Сохранить .
Космогон Борис Георгиев
        Это - рассказ о том, как всё было в состоянии неизвестности, всё холодное, всё в молчании; всё бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто. Или так: когда вверху не названо небо, а суша внизу была безымянна, Апсу первородный, всесотворитель… Или даже так: около четырёх с половиной миллиардов лет назад в газопылевом облаке рукава Ориона галактики Млечный путь случился гравитационный коллапс.
        Но ведь всё это - сказки! О том, как всё было на самом деле, а главное, чем обернулось для человечества, читайте в новом романе Бориса Георгиева, написанном в лучших традициях научной фантастики.
        Борис Георгиев
        Космогон
        Трудности перевода. Вступление
        Я хотел поставить точку и проглядеть письмо по диагонали, но текст пропал с экрана. Всё пропало, чёрный квадрат. Пока я пытался понять, что бы это значило, компьютер писком выразил протест и показал вместо выстраданного письма загрузочную дребедень.
        - Что за…? - спросил я, но сообразил: поздно, руганью делу не поможешь.
        - Опять?! - возопил я в праведном гневе, оскалился и глянул в окно, подбирая эпитеты. Рыбий костяк из балок и стропил в апрельской сини, перевёрнутый остов судна, - зародыш крыши соседского дома был пуст. Не ползали по нему грузные ватные тени, не трещали сваркой и не орали матерно, роняя с лесов всякую дрянь. Суббота, припомнилось мне. Вчера вечером они пошабашили, задолго до звезды, и явятся послезавтра, раненько. Станут азартно перекликаться в семь утра, а часам к восьми затрещат сваркой, вот тогда и надо будет орать им из окна, что работать невозможно, если так скачет напряжение.
        Я прослушал праздничное «тада!» системы, лениво потянулся - проверить, всё ли пропало или текст успел самосохраниться каким-то чудом, но мне пришло в голову, что надо бы звякнуть в диспетчерскую электрикам. Их спросить, что за шутки со светом. Я набрал воздуха, готовясь исторгнуть стон, и тут до меня, наконец, дошло, что случилось на самом деле. Очередная выходка переводчика. Пары секунд хватило на выяснение - так и есть, пришло письмо, торчит во «входящих» жирная единица. И это притом, что нет связи, не подмаргивает пыльным глазом модем. Ещё не ожил после перебоя питания.
        Переводчик мой - большой оригинал. Деликатность не позволяет ему общаться напрямую, и он всякий раз изыскивает обходные пути. Первое время расписывал посланиями стены, до полусмерти пугая мою жену. Потом я дал понять, что даже если надпись на следующий день сама собою исчезнет, осадок останется, и тогда он переключился на компьютер. Делает вот что: устраивает обрыв сети, снимает всё с диска, затем выкладывает обратно, добавив от себя, что нужно. Я решил - пусть. На фоне художеств соседских строителей ещё одна внезапная перезагрузка в день не выглядит бедствием, и уж, во всяком случае, это лучше, чем прямой контакт с переводчиком. Обычно после непосредственного общения с ним я похож на развалину. Однажды жена по незнанию даже вызвала скорую. Но эксцентричность переводчика с лихвой компенсируется его профессиональным уровнем - лучшего преобразователя волновых функций и знатока реликтовых диалектов я не встречал.
        Нельзя сказать, что письмо застало меня врасплох, как раз накануне я обратился к бесцеремонному моему корреспонденту за помощью. Приспичило мне истолковать полиграммы, найденные при раскопках Третьей Большой Машины. Скорого ответа ожидать не приходилось, и вовсе не потому, что дешифровка полиграмм для него затруднительна. Просто этот шалопай… Я по-прежнему имею в виду переводчика, и вам придётся смириться с тем, что не называю его имени. Он категорически против сокращений, но возьмись я озвучить полное его самоназвание, боюсь, не успею до второго пришествия.
        Да, так вот, этот шалопай никогда не относится всерьёз к заданиям, которые получает от меня. Выполняет в последнюю очередь. Не знаю, считает ли он мои проблемы пустой забавой или ему просто скучно с ними возиться, но обыкновенно он не торопится.
        Поскольку перевод полиграмм нужен был мне срочно, я скорее обрадовался, чем удивился, и поспешно открыл письмо. «Твоё восходительство, живи! Как метаболизм? Как размножение? Как промысел?» - прочёл я обычное приветствие. Переводчик мой, когда пытается быть вежливым, становится на редкость грубым и вульгарным. Никому кроме него не придёт в голову спросить, как у меня обстоят дела с размножением, и назвать мышление промыслом, о метаболизме же в деловой переписке, как правило, вообще не заходит речь, хотя нельзя отрицать, что из-за нарушения обмена веществ остальные процессы могут стать невозможными. Я покрутил головой, поворчал: «Свинство!» - хоть прекрасно знал, что ничего плохого корреспондент мой не имел в виду; поднялся, кряхтя; сходил к окну и закрыл форточку, чтобы не мешал синичий щебет - чтение перевода требует максимальной сосредоточенности. Затем я снова уселся и стал читать:
        «Твоё восходительство, живи!
        Как метаболизм? Как размножение? Как промысел?
        Ты мне поможешь. Мне вполне открылась новая негуманная волновая функция, но смысл её человечески и нечеловечески странен. Хладнокровно и взвешенно боюсь, что промысел её испускателя не только по-человечески странен, но и гуманно опасен в самом верхнем смысле. Я разрешил себе выполнить преобразование и начал с диапазона Ваше-миллиметровых волн, но двинуться выше двадцати одного Ваше-сантиметра пока не смог, - вражески сильный умысел. Я знаю, умысел направлен на Вашу землю. Исключительно на Вашу. Я знаю, Вы не хотите исчезать. Неисключительно Вы. Я знаю, что могу человечески и нечеловечески ошибаться и пугать больше, чем умыслил испускатель. Следуя из этих посылов, необходимо отправляю тебе приказ: проникни мыслью во все слои преобразования и заключи как человечий эксперт, что тебе о нём помыслится. Отдаю тебе преобразованное в человеческий язык послание. Хочу быть уверен, но не уверен, что оно тебе доступно.
        Не медли, как делаешь обычно. Пока жду. Твой волновой преобразователь и реликт».
        Я поймал себя на том, что озадаченно таращусь на экран. Я ожидал, что непосредственно за формулой вежливости пойдёт текст перевода, а в последнем предложении будет шуточная подпись. Приветствие было, иронический автограф тоже, но помещённый между ними текст со всей очевидностью не содержал перевод альтекской полиграммы. Судя по косвенным признакам, на артефакте, найденном при раскопках, записан некий регламент, относящийся к обслуживанию Третьей Большой Машины альтеков. То, что было передо мною, выглядело как обычное письмо. Невероятно - мой волновой преобразователь и реликт потратил на личное общение сто пятьдесят четыре слова! Обыкновенно он экономен, если не скуп, и в каждое слово, в каждую лексему, в каждую конструкцию вкладывает не меньше трёх смысловых слоёв, избегая досужей болтовни пуще вечного своего врага - энтропии. Израсходовать попусту сотню слов для него всё равно, что… Я перечёл послание. Всё верно. Мой корреспондент уловил в эманациях какого-то «испускателя» враждебный по отношению к человечеству умысел. Он исследовал волновой пакет в диапазоне от одного миллиметра до двадцати
одного сантиметра, выполнил перевод на человеческий язык и высылает результат мне, не только как эксперту по гуманитарным вопросам, но и как лицу, заинтересованному в безопасности человечества. Если вникнуть в оскорбительную по форме, но вполне невинную по содержанию фразу: «Не медли, как делаешь обычно», - станет понятно, что мой волновой преобразователь и реликт обеспокоен, если не напуган вражески сильным умыслом таинственного испускателя, но пока ждёт, то есть не будет принимать мер в отношении этого по-человечески странного и гуманно опасного в самом верхнем смысле субъекта. Или объекта? Неизвестно. Но не существенно, ведь и в отношении переводчика я не могу сказать однозначно - субъект он или объект. Важен смысл: человечеству, полагает мой корреспондент, угрожает опасность. Вы спросите, почему именно человечеству, а не лично мне? Когда этот реликт пишет местоимение «вы» с большой буквы, он подразумевает вид, а не одного, хоть и уважаемого, хомо сапиенс.
        Итак, меня попросили проникнуть мыслью во все слои преобразованного в текст волнового пакета. Но где же сам перевод? Неужели я должен выискивать его между строк в ста пятидесяти четырёх словах сообщения? Я собрался перечесть послание в третий раз и приступить к поиску скрытого смысла, но тут заметил, что к письму прикреплён увесистый файл. Если судить по названию и расширению, - как раз в нём и содержится перевод с языка волновых функций на русский. Обозвав себя идиотом, а переводчика квантовым болтуном, я открыл вложение и прочёл в заглавии «Космогон».
        Космогон. Глава первая
        Пашня
        С недавних пор он стал именовать себя Огородником. Имя пришлось по душе: услышишь, и сразу представляется поднятая загодя зябь и полные жизни семена полисферы.
        Родитель не одобрял его увлечения огородничеством, но всё же помог получить надел. Не близко от центра Молочной провинции, но и не на пустошах, в удобной прямовидности от стремнины Орионова ручья, где почва жирна и влажна. Стало быть, водородицы светлой много будет в ней, когда отойдёт тёмная вешняя влага. Будет чем питать корнесвет после подмятия целины, и легче выйдет полисферы окучивать, чтобы ровней поднимались всходы. А что родитель недоволен - пустое. Старик закваски древней, где ему понять тягу нового поколения к уединению и труду размеренному, к неторопливым занятиям. Всё бы ему давить, теснить и самодурски править; в центре рождён, в центре взращён, в центре пребудет до тех пор, пока снова не сольётся со светом тьма. «А и не знает старик, как жизнь провинциальная красна и привольна, - думал Огородник утром первого дня, озирая зяби, - расти да радуйся шири. Захоти я, и то не удержался бы близ родителя, ведь знамо дело - гон у меня. Что тут непонятного? Не один я такой, немало косматых разбежалось из-под опеки, и как бы не опередил меня кто, не осквернил бы почву близ ручья Орионова
потравой или севом непорядным, грабительским». Забеспокоился Огородник, озирая округу, но конкурентов в прямовидности не было, а зябь лежала неграблёная, нетронуто влажная, как думосфера перед оплодотворением. При мысли о зачатии Огородник исполнился гордости, светлое томление пронизало его насквозь, и подумалось ему, что имя Огородник простовато, мало ли косматых в Молочной провинции?! Гон у Орионова ручья выйдет особенно косматым. Наикосматейший будет гон. «Космогон», - подумалось огороднику, и со словом этим приступил он к пашне. Налёг всею силою, всею жаждою гона, всею весеннею нерастраченною страстью. В его сознании отдалось ликующим эхом: «Я Космогон!» - и он ответил мыслям своим, всё ещё выжимая всею тяжестью тёмную влагу из гряд:
        - Космогон-Огородник отныне имя моё! - И при этих словах отошли из гряд тёмные воды.
        Дневник Космогона-Огородника
        По замыслу моему стал я огородником, по словам моим имя себе избрал Космогон-Огородник, и со словами такими приступил к пашне.
        Лежала почва жирна и безвидна у излучины Орионова ручья. Пребывал я над нею и думал о севе. Ручей змеился в приятной прямовидности, водородицей светлою почва напиталась изрядно, но и тёмными водами тоже. Многотрудное дело - подминать целину, тяжёлое, но плодотворное. И вот я, Огородник-Космогон, приступил к зябям и мял их и давил, пока не отошла темна вода. И она отошла и вернулась в русло, и узмеилась ко стоку вод. Просветлела почва, ибо собралась водородица светлая, мною подмятая в гряды, но не отступился я, но подминал и налегал прилежно, чтобы воссиял корнесвет в грядах, и стало так.
        Воссиял корнесвет, взвихрился, и был он чист и светел, а тяжёлая пыль пласталась вращением около.
        Подивился я, как хорош корнесвет, и сказал: «Хорошо!» - и стало хорошо мне, Космогону-Огороднику. Но тут заметил я, что за трудами моими прошёл в Молочной провинции день один.
        Вечер трудного дня
        Отступил Космогон-Огородник от корнесвета и прилёг у излучины Орионова ручья, устало озирая окольности. Зяби окрест потускнели, но поодаль мерещилось мерцание, видать, прочие косматые не теряли времени, сеяли.
        - Этак и пройдёт жизнь в суете, без приятного созерцания, - изрёк Космогон. - Утомился я, а усталость - плохой помощник. Что за сев ввечеру? Выбирать клубнесферу надобно с бережением, да и не подошли они ещё, клубнесферы-то. Как там в «Наставлениях» писано?
        Космогон обратился к «Наставлениям» и нашёл там: «Первый друг огородника - осмотрительность. Первый враг - спешка. Лишь после того, как клубни обрастут плотной коркой, можно вносить семена, но прежде обработай выбранный клубень патентованной жидкостью от сорняков и вредителей. Ею же полезно опылить и соседние клубни, если те также взялись коркой, и обрабатывать их регулярно, во избежание заражения почвы сорными побегами. О выборе клубнесферы, пригодной для осеменения, поговорим ниже, а сейчас мы ознакомим тебя со способами удобрения почвы на ранних этапах формирования корнесвета. Наилучшим следует считать способ превентивного удобрения зябей. Ознакомься со списком и, строго следуя ему, внеси удобрения перед тем, как приступишь к подмятию целины…»
        - Но я уже подмял! - возмутился Космогон. - Раньше никак не могли предупредить?! Вредители! Ладно, стало быть, мрак с ним, с этим… Как его? С превентивным. Какой там ещё у вас способ?
        «На ранних этапах формирования клубней применим также способ пропыления протоклубневого диска измельчёнными остатками корнесветов прошлого урожая. Мы называем этот приём принудительной тяжёлой металлизацией. Он затратен, требует постоянного участия огородника, но при должной сноровке может дать сносные результаты».
        - Ну нет, это не для меня. При должной сноровке сносные результаты!.. Результаты должны быть великолепными, а трат поменьше бы. И постоянное участие мне не подходит. Что там дальше? Это не то… Это дорого… Это уже не успеть, клубни, небось, кон-ден-сировались. Экое слово заковыристое. Что же, нет больше способов? А, вот ещё что-то у них дальше про удобрения.
        «Если удобрения не были внесены до конденсации клубней, тебе потребуется помощь профессиональных удобрителей. Самостоятельное применение специальных средств запрещается под страхом лишения надела в Молочной провинции. Настоятельно рекомендуем обратиться к уполномоченному подотдела специальных средств (УПСС). Затраты на удобрение надела в таком случае определяются УПССом с учётом местных условий и…»
        - Паразиты, - беззлобно ругнулся огородник. - И здесь настигли, чтоб им пусто было, мрачно и тягостно. Нигде нет от них спасения. В центре осядешь - доят. На задворках провинции - доят. В рукавах затеряешься - опять доят. Это надо ж такое выдумать - УПСС! Куда бедному огороднику податься?
        - Ко мне, с-сынок, ко мне подайс-ся, - просипел извне призрачный голос.
        Космогон от неожиданности расплылся, но быстро овладел собой и сгустился до обычной плотности.
        - Ты кто?! - визгнул он верхнечастотно. - Ты где?!
        Возглас его ещё не достиг целины за дальними пределами паханых гряд, а в ручей Ориона, подняв волну, втиснулось извне протяжённое в одном измерении тело.
        - Здес-сь, - шелестнул бесцветный голос. - С-слыхал я, кто-то с-сказал УПС-с? Не ты ли, с-сынок?
        - Господин уполномоченный? - с тоскою осведомился Космогон.
        - С-свет с тобой, с-сынок! - оскорбился гость, следуя к берегу по кратчайшему расстоянию. - Я УПС-с, ус-сердный помощник с-садовода. Ты ведь с-садовод, если я не ошибаюс-сь?
        - Огородник! - надменно молвил Космогон, сообразив, что гость никак не может быть телом официальным, скорее жулик, каких пруд пруди по всей провинции. И, собравшись с мыслями, продолжил:
        - Космогон-Огородник имя моё. И не звал я уполномоченного, просто чихнул. Уходи с миром вовне, откудова приплыл. Огородник я, а не садовод, понял?
        - Не одна ли с-срань? - сипнул негромко гость, выбираясь на берег и раздуваясь до полномерности. Но не достиг приятной сферичности, остался протяжённым в одном измерении более, чем в прочих. И стало ясно, что не весь он проявился, большей частью вовне скрывается.
        - Что? - не понял Огородник.
        - Я с-сказал, не однова с-с ранних лет я огородничал, и недаром с-смолоду набирался опыта, помогу тебе и возьму недорого. Я с-слыхал, ты удобрять с-собираешься? Могу с-ссудить тяжёлыми элементами.
        - С прошлого снятка корнесветов?
        - С-с позапрошлого. Из с-соседней провинции, - подмигнул телесными морщинами УПС.
        Огородник выждал, пока улягутся от сего подмигивания вторичные волны, помолчал для солидности, думал выразить согласие, но в глубине светлой души его зашевелились сомнения. «Темноватый он какой-то, вёрткий. Мраков сын. Не обтёк бы по кривой с тылу».
        - Говоришь, недорого, - деловым тоном заговорил он. - А доставка из соседней провинции? А десятина центру уплачена ли? А не будет с УПССом неприятностей? Или ты без специальных средств обойтись намереваешься?
        - Без них никак раньше с-семи дней не управиться, а нам с-с тобой к утру бы пос-спеть. Набухнут клубни, обрас-стут корой, как тогда будем добавлять металлы? А без металлов, с-сам понимаешь, всё попус-сту. Без молибдена особенно. Без него вялодумцев не вырас-стить.
        - Каких таких вялодумцев? - удивился огородник, позабыв от изумления и о доставке и о возможных проблемах с местным уполномоченным. - Да ты знаешь ли вообще, о чём речь? Я полисферу буду сажать, разводить думотериев.
        - А, ну да, ты ж огородник, - пробурчал УПС, телесно поморщившись, потом добавил с искусственным оживлением: - А без молибденовой подкормки вс-сё равно не жить твоим думотериям. С-самый полезный для них элемент.
        - Что-то я не припоминаю такого в «Наставлениях».
        - Эти нас-ставления писаны олухами для олухов. С-сам посуди, откуда им там, в центре, знать, как с-садовничать-огородничать? Да они полис-сферы живой в глаза не видели. В центре у них дыра на дыре, только и думают, с-с кого бы ещё с-содрать десятину вместе с-с последнею оболочкою.
        - Да! - припомнил огородник. - Так что ж с десятиной? Уплочено? И как с доставкой будем выкручиваться?
        - А ты, парень, не промах. Люблю таких-х, - интимно шепнул УПС, изгибая тело гиперболой. Шёпот его дал оттяжку в хрип, от низкочастотной вибрации за околицей вздулись пылевые облака. - Говорю тебе, товар из с-соседней провинции, с-специальные средства оттуда же. Сам я как, по-твоему, с-сюда попал? Норы знаю. С-смекаеш-шь?
        Хоть и не понял Космогон, какие такие норы, но лестный отзыв усердного помощника садоводов об его, огородника, деловых качествах наполнил светлую душу гордостью. Однако всё-таки остались у него сомнения. Он спросил:
        - Так и что, если из соседней провинции?
        - А то, что мес-стному уполномоченному эти дела до звезды. Не у него же в провинции убыток металла? Не его с-средства привлекаются? А за дос-ставку не возьму я с-с тебя ни эрга. Внесёшь за металлизацию, прочее - не твоя печаль. Идёт?
        - Идёт, - решительно заявил Космогон, но про себя подумал: «А не так пойдёт, сдам тебя обоим управляющим, пускай промеж собою разбираются». И тут же бросил как бы нехотя:
        - Чем расплачиваться? Водородицы не проси, у самого мало. Вишь, корнесвет хоть и молодой, но уже красен.
        - Это называется крас-сен? Всё с-с твоим корешком в норме, поверь опытному с-садоводу… э-э… то есть огороднику. Не хочешь водородицей, плати отчасти обрезками побегов, отчасти вялодумцами крупнотелыми, когда вырас-стут.
        - Обрезками? - обрадовался огородник, сообразив: «Всё равно обрезать, пускай забирает». - Это дело. Забирай хоть все, мне они без надобности. Сам же и устроишь обрезание.
        - Ус-строю, - тёмно пообещал УПС, разворачиваясь к ручью по касательной.
        - Только на вялодумцев не надейся. Говорил же - ращу думотериев. Не будет вялодумцев ни мелкотелых, ни крупнотелых. Не вырастут.
        - Вырас-стут, - прошипел, сдуваясь до одномерности УПС.
        Входя в стремнину ручья Орионова, прибавил едва слышно: «Деревенщ-щина», - но Космогон не обратил внимания, так рад был удачной сделке. Слыхано ли: металлизируют, молибден внесут (хоть и непонятно, что это такое и зачем нужно) и за то в виде платы ещё и обрежут побеги! Знамо дело - без обрезки не обойтись, ведь на каждом клубне полисферы следить надобно за всходами, чтобы росли ровнёхонько, грядой, и без побегов. Побеги - штука опасная. Того и гляди разведутся думотерии, расширятся, заразят соседние клубни, и нет чтоб слиться, - обособятся. Не оплодотворять же каждого! В «Наставлениях» так и сказано: «Только после формирования думосферы, что невозможно без полноценного слияния думотериев по всей гряде, во всех параллельностях одновременно, можно приступать к оплодотворению. Только в этом случае возможно зачатие, без которого гон следует считать бесплодным и преступно расточительным». Преступная расточительность не взволновала огородника, но при мыслях о гоне всколыхнулась его светлая душа, пошла многомерными пучностями и замутилась рефлексами. Отвлечённый волнительными предсношениями, Космогон не
заметил, как узмеился УПС, как плеснуло, уходя вовне, в маслянистых водах ручья его протяжённое тело. Ни сферической ряби не видел огородник, ни тихого мерцания вод в лучах молодого ярого корнесвета. В «Наставлениях» ясно сказано: «Не забывай отмечать в дневнике огородника все этапы сева в хронологическом порядке, чтобы исключить ошибки при определении сроков начала и окончания работ».
        - Самое время, - сказал себе Космогон и взялся за дневник.
        Дневник Космогона-Огородника
        И был вечер.
        Возлёг я, Космогон-Огородник, у пашни и стал думать о том, что исполнено, а пуще о том, что ещё не исполнено. И надумал удобрить почву, дабы дать жизни питание. И понял я, что не годится медлить, ибо возьмутся клубнесферы твердью во всех параллельностях, иссушатся и сушь твёрдая отделит от воды воду, но не будет в мёртвой жидкости проку. А как настанет пора семенить клубни, не взойдёт на них плесень, не заведутся в ней думотерии, не сольются они и думосферы не выпустят. И не будет зачатия, а гон без оного преступен и расточителен. О ужас бесплодия! Не бывать тому!
        Собрался я, Космогон-Огородник, с духом, укрепился и молвил слово удобрительное. И по слову моему удобрилась почва у клубней и набралась тяжести. Доброй стала почва у ручья Орионова, жизнеплодной, молибденовой. И увидел я, что это хорошо.
        И бы…
        Столкновение
        От осознания собственной состоятельности Космогону похорошело. Он рассеялся до прозрачности, лёжа у пашни, и перестал видеть сияние корнесвета. Задремал, а вскорости и заснул бесчувственно и бессознательно.
        - Эй, селянин! - трубно прогудело над грядами у ручья Орионова.
        Встрепенулся Космогон, заколыхался, но сгустился не сразу.
        - Я Космогон! - возразил он, ещё не вполне овладев телом и разумом, поэтому представление вышло малоторжественным, началось в низах, а завершилось высокочастотными скрипами.
        - Тебя мне и нужно, - бархатно пропел незнакомец и продолжил, возвысив голос до силикатного рокота: - Восстань, когда беседуешь с уполномоченным! Как ты смел, селянин косматый, окраинный, в обход меня пашню металлизировать?!
        Восстал Космогон, как и было приказано, уплотнился до полного осознания, и прибыло в светлой душе его бодрости - достаточно, чтобы унять колебания и пульсации. «Металлизировал? Так ведь не я это сделал, а усердный этот помощник. УПС, мрака сын и темнотный выползок. А с уполномоченным мне теперь беседовать. Металлизировал? Как же так? Ввечеру только договаривались…»
        Огляделся Космогон около и понял - пашня исправно металлизирована, и мало того - уже взялась сгустками, не ровен час, взбухнут клубни, самое время окучивать. Но у гряд, попирая собою почву, пучилось тело, по виду - официальнее некуда. Полносферное, важное, силикатное, во всех доступных огороднику измерениях одинаковое. «Накликал, гад ползучий, уполномоченного. Как теперь от него отделаться? Знать не знаю и ведать не ведаю… О! Знать не знаю, и ведать не ведаю!»
        - Чего, говоришь, сделал? - фальшиво удивился огородник, морща тело как бы в непонимании. - Куда метал? Кого лизировал? Знать не знаю, о чём ты. И кто ты такой, ведать не ведаю.
        - Ты пустоумным-то не прикидывайся. В пашню тебе металл из моей провинции всыпался, а кто кого без визы лизировал, это я тебе на струнах втолкую в самую душу твою селянскую.
        «Из его провинции. Не местный, стало быть, это управляющий», - сообразил Космогон, и бодрости его прибыло против прежнего. А УПСС соседней провинции продолжал, распалясь до малиновых проблесков:
        - И добро бы один молибден, его у меня как грязи! Зачем кремний тебе, садоводу, понадобился? Железо на кой умыкнул драгоценное, пузырь ты водородный, исчадие гелия?!
        - От пашни отстранись, средоточие тяжести, - с достоинством ответил Космогон. - Садовод твой сын. Изъясняйся полегче, когда сообщаешься с огородником. И молибден мне твой без надобности, и прочее. Кто пашню засорил, пока я предавался размышлениям, того не знаю. Поищи вкруг себя, не твоего ли окружения выползок. А за потраву и пашни засорение ответит твоя провинция. Вот погодь, я кликну местного уполномоченного.
        УПСС впервые повёл себя неуверенно, обминул корнесвет по широкому эллипсу, удалился за околицу и вернулся уже не малиновым, а в багровую крапинку.
        - Не пыли, - примирительно пропыхтел он. - Может, зря горячимся. Мы не в Центре. Не столкнуть ли нам тела ко взаимному удовольствию? Говоришь, не садовод ты, а огородник? Молибден тогда тебе и вправду…
        - Огородник. По мне разве не видно? - вспучился Космогон.
        - По тебе заметно, а по грядке твоей - не очень-то. Тяжеловато удобрена. Кого разводишь?
        - Думотериев.
        УПСС расхохотался, обходя пашню, улетел за околицу и вернулся совсем твёрдокаменный.
        - Чем они питаться будут, твои думотерии? - спросил он с участием. - Кремнием?
        - А хотя бы и кремнием! - теряя выпуклость, огрызнулся Космогон.
        - Ты не в курсе, значит, последних достижений огородничества. Карбоном запастись не мешало бы. С ним куда быстрее взойдут и живее получатся.
        - Живее?
        - Такие вырастают, только держись. Мигом клубни ими оплеснеют.
        - Карбон. Где же взять его? Впору уже окучивать… - вполголоса пробубнил огородник.
        Но УПСС из соседней провинции имел тонкое восприятие, потому расслышал.
        - У меня этого мусора!.. - начал он, поперхнулся, махнул за околицу. Вернулся, сверкая мёрзлою оболочкою, и продолжил, низко вибрируя:
        - Найдётся карбон у меня в провинции. Предашь потраву забвению, подброшу чуток, чтобы думотерии твои получились шустрыми углеродцами, а не кремнёвыми вялыми задумцами. Идёт?
        - Идёт, - решился Космогон и тут же спросил, не веря такому удачному провороту дел: - А не схитришь? Удалишься, ищи тебя. Не кликнуть ли всё-таки местного уполномоченного?..
        - Сделка есть сделка, - холодно молвил неместный уполномоченный, удаляясь за околицу и возвращаясь на полной скорости. - У меня при себе имеется малая толика, остальное пришлю с гостинцами.
        Со словами такими сунулся он прямиком в гряду, и - шарах! - обледенелым телом прямо в клубневый сгусток рыжей масти, уже взявшийся корочкой во всех параллельностях.
        - Ты чего делаешь?! - всечастотно возопил огородник, но непрошеный гость, толкнувшись телом о пахоту, устремился прочь быстрее прежнего. Тело его распалилось вновь, а оболочки сверкающей крошево обсеяло всю округу и пашню туманом душным окутало.
        - Жди гостинцев! - прохохотал УПСС, удаляясь по гиперболе. И чуть не из соседней провинции прибавил: - Забей колышки, селянин! Замашешься побеги окорачивать!
        И новый взрыв низкого хохота стих в отдалении.
        Сев
        Загрустил огородник, затемнилась душа его, и тело поёжилось. «Какие колышки? Куда забить? Что за притча с побегами? Видать, прознал он нечто, но мне не сказал. Клубень зачем-то огрел с налёту, всю грядку мне своею коркою… А, понятно. Это карбон. И ещё он пришлёт с гостинцами. Знатно удобрил, закарбонил всю пашню во всех измерениях. Что ж я стою, как задумец кремнёвый? Время сеять, а опосля и окучивать! Какой же клубень выбрать для осеменения?»
        Он придирчиво разглядывал клубнесферы во всех доступных ему измерениях, и на просвет, и под разными углами; щупал корку, сковыривал и даже нюхал, но запах ему не понравился. Большие клубни густеть не хотели, тот рыжий, пришельцем ударенный, разил затхлостью - такой осеменять никакой радости. Иные казались излишне горячими, другие малы и вёртки сверх меры, - как тут выберешь? В «Наставлениях» об сём было вот что сказано: «Выбор клубня, пригодного для разведения думотериев, выполняй по собственному разумению: не слишком близко от корнесвета, но и не слишком далеко. Размеры осеменяемых сфер во всех параллельностях должны быть одинаковыми, - не слишком велики, но и не малы. Внимательно осмотри поверхность - изъяны не допускаются. Толщина коры…»
        - Уо-о! - зевнул Космогон. - Какой мрак. Напустили туману, вредители. Прав был тот продолговатый гад, живой полисферы наставники в глаза не видели. Вот этот пусть будет, который от корнесвета второй. Ну-ка… Ах ты! Горячий! Нехорошо это - жечь осеменителя. А третий?
        Обнял Космогон-Огородник третий от корнесвета клубень, обхватил всем своим естеством и осеменил драгоценным семенем полисферы во всех параллельностях. Легко ему стало, радостно. Не клубню, разумеется, тому было без разницы. Возрадовался огородник и облегчился, но времени на пустые восторги не стал тратить, а принялся клубень окучивать. Лишнее отбрасывал, подгребал полезное, обхлопывал - чудо как хорошо стала грядка выглядеть! - собралась шариками во всех параллельностях. От трудов огородника проступила влага, но не на нём самом, разумеется, в нём влаги ни капли отродясь не было. Проступила влага из клубня, залила шарики по всей гряде, заполнила горячие трещины, пар взметнулся фонтанами и дымы живые укрыли клубень, обласканный осеменителем.
        - Хорошо-то как! - выдохнул Космогон, отстраняясь, чтобы полюбоваться содеянным. Его духом туман отнесло в сторону и взрябило воды. Впрочем, скоро клубнесфера снова окуталась газами.
        Дневник Космогона-Огородника
        И было утро. День второй.
        Восстал я, Космогон-Огородник, над грядкою и увидел, что сеять надобно, ибо приспело время для этого. Закарбонил я почву по своему разумению и семя внёс полисферное и окучил гряды тяжким старанием. И гряды окучились, стали округло правильны, да по умыслу и старанию моему отделилась от тверди влага жизнетворная и собралась по-над сферами в облаки. И сказал я, что это хорошо, и стало хорошо по слову моему.
        И призаду…
        Колышки
        - Охранная сигнализация! Средства от паразитов и выползков! Автоматическое побегопредупреждение! Установка, сопровождение! Внимание, акция! Бесплатно забьём…
        Космогон оторвался от дневника, чтоб отогнать назойливого мелькальца или прихлопнуть, если окажется поблизости, но слова о бесплатности против воли коснулись разума и заставили всмотреться и вслушаться. И то сказать, за всякой мелюзгой вертлявою гоняться по грядам - невместно и несообразно достоинству огородника. И как догнать, ежели прыгает из параллельности в параллельность и вертится? Только грядку вытопчешь.
        - …колья с побегопредупредителем! Оплата по первому побегопредупреждению! - жужжал мелькалец и вил спирали в опасной близости от третьей гряды клубней.
        - Пшёл!.. - дохнул на него Огородник издали, опасаясь, как бы не повредить полисфере, но тут до него дошло: «Колья? Колышки? Не о них ли мне говорили давеча? Напрасно я прогоняю этого».
        Но мелькальцы одним дыханием не изгоняются.
        - Охранная сигнализация! - зудел вертлявый и всё ближе подбирался к осеменённому клубню.
        - На кой сиг мне твоя нализация?! - с раздражением молвил огородник. - Говорили мне, что надобны колышки, но зачем - не сказа…
        - Колья с побегопредупреждением! Тей-йя! - визгнул мелькалец, расслоился во всей многомерности, да как вжарит в клубень по касательной!
        Внутри у огородника тяжко ухнуло, как будто это ему попало в бок. От удара плоть из клубня брызнула вместе с жидкостью, взвихрилась, сгустилась малым шариком и вкруг полисферы заспиралила не хуже вредного мелькальца. А самого мелькальца не стало, то ли в ничто схлопнулся, то ли в полисферу вмазался, а может, остался навечно в малом шарике.
        Разъярился Космогон - видано ли? - полисфера от ударной потравы взьюлилась, а чепуха эта мелкая вокруг неё вращается, будто подвязана. Аж рябит от этого вихрения и влага на полисфере волнуется.
        «Подвязана?» - спросил себя Космогон и припомнил, что в «Наставлениях» рекомендовано росток подвязывать, но к чему и как - не указано.
        «Так ведь я же сказал мелькальцу о колышках! - сообразил он. - И по слову моему исполнилось, вбились колышки. Да как ровно! Во всех параллельностях! Вкруг каждой сферы по шарику! На каждом шарике печать треугольная, да так хитро поставлена - точнёхонько против клубня, ближе некуда. То-то он верещал о побегах и предупреждении… Жаль мелькальца, погиб безвременно».
        Настоящей жалости огородник не испытывал, а по размышлении здравом решил, что таково и было мелькальца предназначение - погибнуть во имя гона светлого у ручья Орионова. Так ли, нет ли, и не было ли подвоха злоумышленного в том столкновении тел, - разбирать не стал Космогон, а снова за писание принялся.
        Дневник Космогона-Огородника
        И призадумался я, Космогон-Огородник, хорошо ли, что клубень вращается в лучах корнесветовых вяло, боком подставлен, а иной стороною во тьму окунается. Заплеснеет клубень прозеленью, заведутся в плесени мелкотелые, о чём они будут во мраке задумываться? Слиться захотят ли, когда приспеет время плодотворное? И сказал я: «Надобен колышек во каждой параллельности, чтобы тьму рассветлял и на мысли наводил плодотворные. И явилось по слову моему светило, коему мною назначено во тьме быть светочем, равнять мягкотелых жителей помыслы и склонять их ко счастливому слиянию.
        И сказал я, что это хорошо. И стало хорошо по слову моему. Но тут заметил я, что минул за трудами моими в Молочной провинции день второй.
        Трудности перевода. Интермедия
        Переводчику не откажешь в чувстве юмора. Знал бы я его хуже - непременно решил бы, что приложенный к посланию текст не перевод вовсе, а компиляция космогонических мифов, древних и современных, составленная с известной долей ехидства. Однако ни в одном из четырёх смысловых слоёв, обнаруженных мною в сопроводительном письме, не было заметно ни капли иронии, а неподдельное беспокойство - напротив, присутствовало. Зачем же тогда ему понадобилось обзывать галактику Молочной провинцией?
        Обыкновенно корреспондент мой - сама точность, как в формулировках, так и в определениях. Понятно, почему он не воспользовался человеческой научной терминологией, - она противна его природе. При первом же знакомстве он однозначно дал понять, что не желает употреблять наши обозначения, исключая разве что некоторые математические примитивы, и те по крайней необходимости - надо же хоть шаткий понятийный мостик перебросить через пропасть непонимания. По скрытым полунамёкам я установил, что наша физика его смешит, особенно передовые гипотезы, химия кажется ему жалкою, биологию же этот субъект вообще считает разновидностью живописи. И неудивительно. Если биологи отказываются считать вас живым, химики не понимают, откуда вы берёте питание, а физики полагают, что вас не может быть в принципе, - скептицизм ваш относительно их аксиоматики понятен.
        Притом врождённый такт не даёт моему волновому преобразователю и реликту позволить себе хотя бы намёк на превосходство передо мною, как и перед любым другим мыслящим существом. Считает равным априори, в общении обходит разногласия и всеми силами разума пытается найти точки соприкосновения.
        Он прекрасно знает нашу историю, недурно ориентируется в литературе и музыке, но языки изучает лишь по необходимости - для общения с отдельными индивидами. С лингвистикой у него странные отношения. Он считает её не наукой, а искусством. Всякий раз, когда переводчику требуется вступить в контакт, он изучает особенности мышления партнёра, его вкусы и предпочтения, затем создаёт метаязык, оптимально подходящий для конкретного сообщения и только после этого начинает разговор. Построенный массив лексики и языковые конструкции использует лишь однажды и до новой встречи не сохраняет, ведь оба контактёра изменчивы, значит, нужно менять и средства коммуникации. При таком подходе каждый акт общения действительно сродни произведению искусства. Первое время такой подход казался мне интеллектуальным транжирством, но постепенно я привык. Научился ценить труд моего реликтового переводчика и поэтому каждый полученный от него текст изучаю с должным почтением, дотошно. Всеми силами разума стараюсь проникнуть во все смысловые слои уникального послания.
        Признаюсь, на сей раз было над чем поработать. Натурально, дым валил у меня из ушей к одиннадцатому часу битвы с текстом о Космогоне-Огороднике. Я составил хронологическую таблицу, провёл сравнительное феноменологическое исследование, попутно строя таблицу терминов. Стол завален был раскрытыми в нужных местах справочниками по астрофизике. Кое-что по квантовой теории поля я тоже держал поблизости, на полу веранды, вдруг понадобится. Закладки поисковой машины теснились, не помещаясь в панели задач, к одиннадцатому часу сражения. И тут я понял, что нужно прерваться. Не только потому, что мозги закаменели, как у крупнотелого вялодумца силиконового, и шевелились с натугой, разве что не скрипели каменно, и не устал я, - просто забеспокоился. Случайно наткнулся на некую мелочь, она засела занозой, не давала сосредоточиться. Я отложил диаграмму Герцшпрунга - Рассела, обхватил голову руками и тупо уставился в текст: «…светило, коему мною назначено во тьме быть светочем, равнять мягкотелых жителей помыслы и склонять их ко счастливому слиянию…» Нет, не то. Унизительно, когда тебя называют мягкотелым и хотят
принудить к слиянию, но не в этом суть. Что меня задело? Выше? «Побегопредупреждение» и что-то там было ещё про обрезку побегов. Непонятно, но может, пока и не должно быть понятно, это ведь только начало, текста всего лишь треть проработана. Что меня насторожило? Рассуждения о колышке? С ним всё ясно - Луна это. Я повернул голову. Полноликая Диана равнодушно глядела на меня из тёмного заоконья, бесстрастно, как и на прочих думотериев. Блин на чёрной сковороде. Колышек. Бледный лик, изъязвленный столкновеньями с телами большими и малыми, виден был отчётливо. Моря, кратеры. Близко, значит. Ближе некуда. И тут я понял, что меня занозило. «Вкруг каждой сферы по шарику! На каждом шарике печать треугольная, да так хитро поставлена - точнёхонько против клубня, ближе некуда». Меня пробрал озноб, хоть и не было холодно. Вспомнил, при каких обстоятельствах впервые обратил внимание на треугольное клеймо, странный оттиск на лунной поверхности. Надо было освежить в памяти свидетельство очевидца. Я убрал с экрана всё лишнее, порылся в архиве, отыскал тот файл и стал читать о побеге Вавилова, всё ещё надеясь, что
совпадение случайно, а страхи беспочвенны.
        Побег первый. Тет-а-тет с одиночеством
        Тени
        Симпсон прислушался. Минут пять назад батарея тонкостенных стаканов, парадно выстроенная в лотке разливочного автомата, негромким дребезгом отозвалась на сотрясение. Но и не случись этого - чуткий к малейшей вибрации инженер-строитель привычно отметил бы: началась загрузка, второй контейнер с «унитрансом» вошёл в пазы обоймы. Есть стыковка. Какие-нибудь минуты - и всё. Звякнут под барной стойкой стекляшки, отмечая закрытие створов, а это значит, что регламент выполнен, пора домой. Часы над входной аркой поставлены по среднеевропейскому времени, на них семь пятьдесят две пополудни. Линда, будь у неё феноменальное зрение, смогла бы увидеть сверкающую капельку посреди Центрального Залива и рядом с нею чёрную громаду «Гефеста». Луна в последней четверти, терминатор уже отрезал от Sinus Medii немалую долю, тени удлинились, лучшего времени для визуальных наблюдений не придумаешь. Но даже будь у Линды вместо глаз менисковые телескопы большой мощности, разглядеть мужа под зеркально-сверкающей кровлей ей не под силу. Наверняка, она и не пытается. Вернулась из супермаркета, паркует сейчас машину, ворча, что
жене строителя не пристало ездить на развалюхе и жить на развалинах. Гаражные ворота заедают ей век. Узки и не с первого раза открываются. Где уж тут вести за Луной наблюдения.
        Инженер, сдерживая улыбку, хмыкнул, повернулся на высоком табурете и облокотился о столешницу из фальшивого мрамора, подперев ладонью щёку. «Побриться бы», - лениво подумал он и хотел устроиться с удобством, но под стойкой снова задребезжало стекло. Симпсон встрепенулся и косо глянул на часы. Без пяти, точно по регламенту. Значит, двойная премия. Будет чем задобрить Линду. Где там Пьер? А, ну да, ему ещё надо задействовать автоматику синтезатора, то да сё…
        - Соль-до! - прозвучал из-под полированной панели рояльный голос, радуга огоньков за тёмным стеклом зажглась, погасла и замерцала, переливаясь цветными волнами, - синтезатор ожил, проверил собственное самочувствие и показал полную готовность принять заказ. И тут же в отдалении хлопнула дверь.
        - Пьер? - спросил Симпсон, вытягивая шею, будто мог заглянуть за угол.
        Коридорный зев озарился, световой язык лизнул кремовые плиты пола; и в полутёмное ресторанное помещение вынесло эхо шагов.
        - Нет, не я. Тень моего славного прадеда, - симулируя раздражение, отозвался из коридора Монтескью.
        Он ворвался в зал, швырнул на стойку планшет, крикнул в потолок: «Ради чего затемнение? Ждём налёт?» - шустро взлетел на табурет, захлопал ладонью по мрамору, взывая: «Бармен! На два пальца очищенной!»
        Инженер поморщился. За неделю эксцентричный помощник надоел горше пускового регламента.
        - Анализы смотрел? - спросил Симпсон, следя за голосом, чтобы, упаси бог, тоном не выдать неудовольствия.
        - Ослиную мочу пополам с дерьмом вместо «унитранса» подсунули, как и всегда, - хохотнул Монтескью, тыча пальцем в планшет, в подсвеченную зелёным надпись «Качество пасты соответствует норме». - Знаешь этот анекдот? Ваша лошадь больна диабетом. А?! Ха-ха! Люк, ты понял, что показали анализы?
        Помощник от избытка чувств толкнул шефа в плечо, тот снёс фамильярность безропотно. Пьер, очевидно, был в восторге от порции соли, растворённой в бородатом анекдоте. «Лучше не отвечать, - решил Симпсон, - иначе правнук благородного прадеда пустится в объяснения, а этого не хотелось бы. Шуточки плоские… В печёнках уже. Кстати, надо бы выяснить, не его ли рук дело. Не он ли вчера устроил? А что?.. Очень на него похоже - разыграл, а я дёргаюсь. Или не спрашивать?»
        - Не желаешь ли сам опробовать? - не унимался Пьер. - Доверяй, но проверяй! Анализы анализами… Долой автоматику, да здравствуют вкусовые пупырышки! А?! Ха! Закатим пирушку на манер презренного выскочки де Баца, что бы там ни думала тень моего прадеда! Эй, бармен! Бургонского! Но чш-ш! Прадед может обидеться!..
        Пьер сделал круглые глаза и зашептал на ухо начальнику, азартно ёрзая на табурете:
        - У предка вздорный нрав. Чуть что поперёк скажешь, сейчас за трость, а в трости у него шпага. С ним шутки плохи, он масон. Я не рассказывал? Вспыльчив как чёрт, стоит при нём помянуть де Баца, лезет в бутылку. Чш-ш!.. И при этом всюду за мною таскается, даже на Луну. Хоть он и призрак, а всё-таки мог в отместку за непочтительность сунуть свой великолепный нос в настройки автоматики. Ты не заметил ничего странного?
        «Точно, его проделки, - кипя негодованием, подумал Симпсон. - Нарочно подбросил запись, чтобы напоследок устроить этот балаган».
        - Хватит кривляться! - сдерживаясь, чтобы не грохнуть кулаком по столу, гаркнул он. - Младший инженер Монтескью, извольте объяснить ваши действия!
        Пьер всё ещё таращился на своего начальника, но больше не скалился, губы кривил в неуверенной улыбке.
        - Какие действия? Ты о чём? - после недолгого молчания спросил он. Удивление его казалось искренним.
        «Лицемер», - прокомментировал про себя Люк. Никак не мог справиться с раздражением - накипело.
        - Не знаешь? - прошипел он. - Значит, клип в медиацентр не ты залил, а тень твоего прадеда. Не ты, а он возился с медиаредактором. Конечно! Выходит, это он снимал потоки с камер наблюдения. Твой предок был видеоинженером?!
        - Погоди… Какой клип? Почему видеоинженером? Он был социологом, занимался политикой, - лепетал Пьер. - Потоки с камер? Зачем?
        - Я тебя об этом хотел спросить! - взорвался Симпсон - Зачем?! Наверное, затем, чтобы устроить явление призрака! Какого дьявола тебе понадобилось рядить меня в сутану? Что за дурацкие намёки?
        - Су… сутану? - ошарашенно переспросил Монтескью.
        - И на голову напяливать идиотскую красную шапочку! - добавил, сверля взглядом подчинённого, Симпсон.
        Но помощник инженера овладел собой, таращиться бросил, заговорил рассудительно:
        - Не кричи. Давай спокойно. Кто-то снял потоки с камер, отредактировал и слил в память медиацентра? И ты думаешь, это я. Слушай, ты меня не разыгрываешь? Клянусь тенью моего… Ну всё, всё. Не буду больше. Клянусь чем хочешь, это не я сделал. Ты вытер?
        - Оставил для истории, - огрызнулся Люк. - Вытер! Я даже не знаю, как это делается.
        - Ну-ка, - сказал Пьер, слез с табурета и направился к пульту медиацентра.
        Затеплились под высоким потолком, разгорелись молочным светом лампы-шары, тьма бежала, засияли плиты пола, миллионами искр засверкал бутафорский металл отделки, никелевые и чернолаковые блики облили «Форд-Т» - раритет, по дикой прихоти оформителя украшавший собою торговый зал единственного на Луне ресторана быстрого питания «BlinOk».
        Ни инженер, ни его помощник не обратили внимания на великолепие отделки. Первый с нарастающим изумлением следил за действиями второго. «Если не Пьер, то кто же учинил эту пакость? Ведёт себя так, будто и впрямь не верит. Что там у него получается?» Симпсон спрыгнул со своего насеста и подошёл ближе, чтобы не упустить момент, - в глубине души по-прежнему надеялся, что всё это розыгрыш и шутник теперь заметает следы, пользуясь случаем.
        - Что? - спросил он коротко, отметив: Пьер ничего такого не делает. Два или три раза всего тронул клавиши и разглядывает экран пульта искоса, наклонив голову.
        - Ничего. Ничего тут нет. Им ни разу не пользовались. Вот журнал, смотри. Ты-то сам как включил видео?
        - Само включилось, - неуверенно ответил Симпсон, думая: «Не могло же мне померещиться?»
        - Люк, дружище, а тебе не показалось? - словно бы угадав мысли, участливо осведомился Монтескью. - Ну ладно, только не лезь на стену. Давай по порядку: что видел, когда?
        Симпсон стал рассказывать бесцветным тоном, негромко, что проверял накануне журнал отладки системы искусственной гравитации здесь, в этом зале. И вдруг кто-то спросил его, что, мол, делаешь? Он сначала машинально ответил: «Сам не видишь? Вожусь с гравитатором», - и тут сообразил, что спрашивать некому.
        - Это было в два с минутами, ты как раз ковырялся с задвижками водопровода.
        - Было дело, - подтвердил Пьер. - Там, понимаешь ли, что с ними получилось…
        - Да подожди ты со своими задвижками! Ты, значит, вышел, я здесь один остался. Не сам же я себя спросил? Не хотелось потерять строку в отчёте, потому сперва поставил метку в планировщике, а уж потом поднял голову. Огляделся, вижу - включено видео, и с экрана на меня… Я не сразу понял, что за тип. В голове, сам понимаешь, грависенсоры и загрузка реактора. А он спрашивает… Слушай, сейчас только понял! Он же со мной разговаривал! Спросил, что за беда с гравитатором. Я в ответ - как всегда, превышение нормы загрузки. Сказал, а сам думаю: на кого он похож? Сутана красная, шапочка красная… Он что-то ещё спросил, не помню. Потому из памяти выскочило, что узнал - это же я сам! И голос похож, только выше. Ну, ты же знаешь, так всегда бывает - свой голос в записи чужим кажется.
        - Мда-а, - задумчиво протянул помощник инженера. - Плохи твои дела, Люк. То-то я смотрю, ты какой-то дёрганый.
        - Думаешь, это бред, галлюцинация? Не может быть! Я же… Да нет, ты не понимаешь. И до, и после всё было в полном порядке! Поговорили, я опять отчётом занялся.
        - И это, по-твоему, нормально? - спросил, поднимаясь, Пьер. Отключил панель медиацентра и повернулся к начальнику, заложив руки за спину. - Нормально такое увидеть, и потом, как будто так и надо, уткнуться в отчёты?
        - Да я же решил, что это твои фокусы! - возвысил голос Симпсон.
        - И чем беседа закончилась? - Монтескью счёл за благо увести разговор в сторону, думая: «Не психанул бы он опять».
        - Да ничем. Я сказал: «Монтескью, а не пошёл бы ты…» Ну, говорю же, решил - ты меня разыгрываешь с этим видео.
        - А он?
        - Кто? А, этот в сутане… Когда я снова глянул на экран, там было пусто.
        - Ну и ладно, - подытожил помощник инженера. - Пусто так пусто. Лучше скажи, будем снимать пробу? Не мешало бы проверить синтезатор в действии. Эгей! Бармен!
        - Да ну тебя… - проворчал Симпсон, отвернулся и побрёл к лестнице на смотровую площадку.
        «Оставлять его нельзя, - сказал себе Монтескью, глядя в спину начальнику. - Не выкинул бы чего. Жаль его, хороший дядька, хоть и дёрганый. Стервятники из управления узнают об этом случае - спишут вчистую. Может, не докладывать?»
        Когда Пьер поднялся на второй этаж, Люк уже сидел, развалясь, вытянув далеко ноги, возле одного из круглых столиков. Руки закинул за голову, смотрел в зенит. Надо было как-то заговорить с ним, только без шуток, сказать что-нибудь нейтральное.
        - Чего мнёшься? Садись, - буркнул Симпсон, не шевельнувшись. - Полюбуйся на неё. Всё равно, пока заказчик не явится, делать больше нечего.
        Пьер не сразу понял, что речь о Земле. Один раз всего и глянул на неё с неделю назад, сразу после посадки. Правду сказать, за пусковой суматохой побриться было некогда, не до астрономии, когда летит к чертям график работ. Он отодвинул лёгкое кресло, уселся и по примеру начальника вытянул ноги. Задрал подбородок, при этом как-то само собой вышло, что руки под головой. Вверху, за двойным пузырём купола, в радужном ореоле - бледно-голубое, пёстрое яблоко с отрезанным боком. Почти в зените.
        - Что он за фрукт?
        - Заказчик? - лениво переспросил Симпсон. - Русский.
        - Это я знаю, - проворчал помощник инженера и выпрямился в кресле. Шею ломило от идиотской позы, и вообще, деятельному человеку скучно светила разглядывать. Он продолжил с лёгким раздражением:
        - И все это знают. Ты ещё расскажи, сколько он за прошлый год заработал и почему со второй женой развёлся. Я спрашиваю, что он за человек? Ты же, кажется, говорил с ним перед отлётом?
        - Через переводчика. Он по-английски ни слова не понимает.
        - Говорят, он туповат, - понизив голос и наклонив голову, произнёс Пьер.
        - Я бы не сказал. Напорист, это есть. На быка похож, смотрит на тебя исподлобья, того и гляди боднёт. Мы вообще-то говорили недолго, но… Мне показалось, он по натуре одиночка. Один против всех, понимаешь?
        - Все они, нувориши, такие, - с пониманием кивнул Монтескью. - Все на быков похожи или на медведей. Ищут, кого бы подмять или на рога поддеть. Конкистадоры. Не понимаю, зачем его сюда понесло.
        - Не понимаешь? - Симпсон оторвал, наконец, взгляд от родной планеты. - Вот потому-то он здесь останется, а ты смоешься туда.
        - Он здесь останется, потому что денег девать некуда, а мозгов за них не купишь, - сказал Пьер. - Ты так говоришь, будто бы сам с удовольствием здесь остался.
        «Обиделся», - отметил про себя инженер и проговорил со вздохом:
        - Может, и остался бы, чтоб не пришлось браться дома за строительство.
        Пьер хохотнул, покрутил головой и с издевкой:
        - Эти женщины! Ты потому и устроился в «Moon Attraction»?
        - Нет, - спокойно ответил Люк. - С детства мечтал о космосе. Но родители хотели видеть меня учёным. Я сын математика, внук математика, правнук… И так далее. Но кому сейчас нужны математики? И потом - Линда, дети… В общем, пришлось как-то устраиваться. Но когда начальство заварило кашу с «Moon Attraction», я долго не думал.
        Пьер прищурился, наклонил голову. «Поддеть собирается, - обречённо подумал инженер Симпсон. - Господи, как он мне надоел!»
        - А как по-твоему, - тоном шоумена спросил Монтескью, - мечтал ли заказчик наш господин Вавилов о космосе? Пусть даже в детстве. А? Лет в семь хотя бы думал он о чём-нибудь, кроме денег? Или сразу, как бросил пачкать подгузники, захотел обирать таких как ты математиков?
        - Об этом у него спроси, - огрызнулся Люк Симпсон. - Скоро тебе представится такая возможность. Вон он спускается в дыму и пламени.
        Монтескью глянул туда, куда указывал начальник, и увидел ртутно-сверкающий в лучах закатного солнца шарик. Казалось, тот сползает по округлому куполу, как первая капля дождя по лобовому стеклу авто.
        - Кессон! - спохватился помощник инженера. Вскочил, засуетился, ссыпался по лестнице, прокричал снизу: «Я сейчас!.. Тест прогоню!.. Рециркуляция!.. Давление!..»
        - Давай-давай, - лениво проговорил инженер.
        Вставать не хотелось, даже пошевельнуться охоты не было. Так бы и сидел тут, наблюдая, как меняется голубое яблоко - истончается, исчезает, выворачивается в другую сторону, полнеет…
        Ртутная капля плюнула огнём, и вместо того чтобы скатиться с прозрачного бока, полезла вверх, заметно разрастаясь. Синеватый выдох дюз напоминал четыре кинжальных клинка, уставленных остриями вниз. Клипер «Актеон» акционерного общества «Moon Attraction» заходил на посадку.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Наблюдатель: Два думотерия в радиусе действия станции. Это побег.
        Хранитель: Записано.
        Думовед: Оцениваю духовнотелесные слепки.
        Обрезчик: К обрезке готов. Жду указаний.
        Думовед: Оценку первого думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый слабозаторможенный. Обособленность ниже среднего. Слиятельность выше среднего. Склонность к захвату не выявлена.
        Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
        Думовед: Оценку второго думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип слабовозбудимый, слабозаторможенный. Обособленность выше среднего. Слиятельность ниже среднего. Склонность к захвату не выявлена.
        Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
        Обрезчик: Резать?
        Судья: Нет. Недостаточно данных. Эффективность обрезки не выяснена.
        Думовед: Перехожу к тонкому душевному изучению. Нуждаюсь в определении очерёдности.
        Судья: Назначаю первоочередным второго думотерия.
        Думовед: Проверяю самосознание думотерия. Выявляю обособленные участки памяти. Располагаю в порядке обособления и связности. Строю шкалу страхов и вожделений. Выбираю основу самосозерцания думотерия. Недостаточно данных. Прошу разрешения пополнить основу.
        Судья: Разрешаю.
        Думовед: Интерполяция или экстраполяция?
        Судья: Экстраполяция.
        Думовед: Прошу память всех доступных особей.
        Хранитель: Карты памяти думотериев такого типа не найдены. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
        Думовед: Использую для экстраполяции доступную мне память первого думотерия. Основа самосозерцания составлена. Выбираю внешнее представление. Нуждаюсь в выборе способа контакта. Образный или логический? Прямой, волновой или симуляторный?
        Судья: Образный симуляторный.
        Думовед: Составляю звуко-визуальную симуляцию. Нуждаюсь в технической поддержке для передачи симуляции думотерию.
        Техник: Частоты? Способ симуляции?
        Хранитель: Нет данных. Жду полную карту памяти первого думотерия. Жду карту памяти второго думотерия.
        Техник: Жалоба Верховному.
        Судья: Жалоба отклонена.
        Техник: Снимаю с себя ответственность за последствия. Сканирую волновую картину. Ритмичная несущая найдена. Модулирую. Информация отправлена.
        Думовед: Реакция на диалог парадоксальна. Чувственный ряд: безразличие, заинтересованность, удивление, испуг, осознание, безразличие. Передаю подробно для фиксации контакта. Карта памяти первого думотерия считана полностью.
        Хранитель: Записываю. Чувственный ряд контакта зафиксирован. Карта памяти первого думотерия принята.
        Думовед: Контакт отвергнут. Оценка угрозы побега выполнена. Побег неопасен.
        Обрезчик: Резать?
        Думовед: Нет.
        Судья: Мотив невмешательства?
        Думовед: Нецелесообразность. Думотерий вялодумен. Вмешательство демаскирует станцию.
        Обрезчик: Жалоба Верховному.
        Судья: Жалоба отклонена.
        Думовед: Карта памяти второго думотерия считана полностью. Коррекция оценки побега выполнена. Степень опасности понижена. Предлагаю игнорировать побег.
        Судья: Мотив невмешательства?
        Думовед: Ничтожность.
        Судья: Побег игнорирован как ничтожный. Внести запись в журнал. Продолжать наблюдение.
        Хранитель: Записано.
        Наблюдатель: Продолжаю наблюдение.
        Техник: Всем-всем-всем, невзирая на лица. Если до следующего побега не будут получены данные о технической оснащённости думотериев…
        Конец выписки
        Прилунение
        - Внимание, начинаю торможение перед посадкой! - предупредил капитан Росс и потянулся к ходовой рукояти. «Говорю как в пустоту», - подумал он, мягко нажимая на ручку.
        Но на этот раз ему ответили.
        - Бросьте, Джош, - воркотнул в наушниках глуховатый голос. - Я же просил вас…
        Тело налилось тяжестью.
        - Высота две тысячи пятьсот, скорость потери высоты пятьдесят четыре. Покидаю орбиту снижения. Двукратная перегрузка, две секунды, - сказал капитан Росс.
        Клипер тряхнуло. Двукратная - ерунда, с нею даже не раскланиваются. Росс привычно удержался от кивка, мельком глянул на терминал и тут же вернулся к экранам радара, машинально шевельнув рукоятью распределения тяги раньше, чем успел понять - по крену минус пять, надо исправить. Синий радарный маркер скользнул в перекрестье, капитан «Актеона» уменьшил тягу так, чтобы снижаться с постоянной скоростью, и сказал, не удостоив взглядом альтиметр:
        - Высота тысяча пятьсот, скорость потери высоты восемнадцать, приступаю к корректировке курса.
        Считывать курсовые поправки - обязанность штурмана, но в кресле, установленном позади пилотского, никого не было. Единственный пассажир «Актеона» не пожелал воспользоваться любезным предложением «Moon Attraction» и сыграть роль передаточного звена между бортовым компьютером и пилотом. Поступок для туриста, заплатившего бешеные деньги за перелёт, по меньшей мере странный, решил Джошуа Росс, когда услышал, что мистер Вавилов не хочет побыть штурманом, а за посадкой понаблюдает из пассажирского салона, там, мол, видно лучше. Слов нет, обзор с места пилота отвратительный, а со штурманского - хуже не придумаешь. Кому-то из дизайнеров пришла в голову блестящая идея - декорировать пост управления клипера под кабину лунного модуля кораблей серии «Аполлон». Не зря её тогда участники миссии «клопом» обзывали - сплюснутая, тесная, а два скошенных иллюминатора действительно похожи на глазки насекомого. «Спасибо, хоть не заставили стоять, как Нила и Эдвина», - сказал управляющему капитан Росс, когда впервые увидел, в каких условиях придётся работать.
        Впрочем, размер «окошек» не интересовал Джошуа. Пилоту клипера они вообще не нужны - бутафория, как и многое другое на посту управления. Для того предназначены, чтобы храбрый турист не скучал в штурманском кресле, когда капитан клипера станет выполнять поворот по крену на сто восемьдесят градусов.
        - Высота шестьсот двадцать, цель справа по борту двадцать четыре. Разворот на правый борт.
        Капитан Росс говорил по-русски почти без акцента. Букву «р» слегка смягчал, отчего сперва показался Вавилову рохлей. Но в рейсе, познакомившись с капитаном поближе, Илья Львович вынужден был признать свою ошибку - Джош оказался твердолобым службистом, упрямцем, хоть и симпатичным упрямцем. Управляющий представил его как лучшего и опытнейшего капитана акционерного общества «Moon Attraction», и Вавилов принудил себя поверить этому, хоть и заподозрил, что капитана Росса поставили в рейс просто потому, что кроме него никто не говорил по-русски. Подозрительность - сквернейшая черта характера, но что поделаешь, в большом бизнесе иначе нельзя. Если недоверие к ближнему своему, равно как и к дальнему, не превратится во вторую натуру - съедят. Причём, скорее всего, как раз ближние. Им проще. Вавилов скривил губы - припомнил травлю с загоном, которую устроила ему Джина. Блистательный бракоразводный гешефт, увенчавший превосходно спланированную и проведенную безупречно финансовую операцию - замужество. Джина молодец, времени даром не теряла, за полгода управилась. Ни одного лишнего действия, как метательница
молота, - окрутила, раскрутила и бросила. Припомнив некоторые обстоятельства броска, Илья Львович ощутил приступ тошноты. «Это от болтанки» - сказал он себе и, чтобы отвлечься, глянул в иллюминатор правого борта. Иллюминатор - неудачное название. Огромный выпуклый фонарь во всю стену и даже часть потолка захватывает, лишь тонкая перемычка между ним и левым иллюминатором. Чувствуешь себя, как насекомое в банке. И кажется, склянку раскручивают, чтобы швырнуть на изъеденное оспинами, морщинистое серое взгорье и разбить вдребезги. «А говорили, участок ровный, - брюзжал про себя Вавилов. - Видно же, что с уклоном!.. А, ну да. Этот же сказал, разворот на правый борт, потому и кажется, что склон. Значит, справа уже должна быть видна моя берлога. Ну и где же? Солнце садится, тени длинные… А, вот она».
        Вавилов не успел рассмотреть ресторан как следует, тот уполз из виду. Почудилось, что на купол напало гигантское членистоногое животное, но видно было плохо - сверкающая капелька на гребне холма и к ней присосался чёрный призрак. Небо тоже чёрное. «Чёрное на чёрном… Нет там ничего, просто игра теней. Да ещё и видно плохо. В дымке всё, как будто пыль ветром подняло. И внизу тоже. Э! Что-то тут не так! Какой на Луне может быть ветер? Не пудрят ли мне мозги?»
        - Эй, капитан Росс! - позвал Вавилов таким тоном, каким некогда крутой парень по кличке Вавил, владелец сети закусочных «Закуси!» разговаривал с отжимателями. - Джошуа! Там, блин, внизу, как я вижу, поднимается ветер? Пыль посадке не помешает? А, кэп?!
        - На Луне не бывает ветра, - спокойно ответил капитан Росс.
        - Может быть, мне кажется? - вкрадчиво продолжил Илья Львович, пытаясь отстегнуться. - Может, блин, я тупой? Но что тогда пылит, если не ветер?
        - Солнце садится. Вблизи терминатора всегда поднимается пыль. Статическое электричество. Посадке не помешает. Цель прямо по курсу. Высота двести, скорость потери высоты восемнадцать, - бубнил капитан с равнодушием торгового автомата. - Двукратная перегрузка, полторы секунды.
        Вавилов оставил в покое пряжку страховочного ремня. Всё равно не получалось расстегнуть - что-то заело.
        - Экстракла-асс, - негромко нудил себе под нос Вавилов. - Ремень, блин, нормальный пожмотились поставить. А если авария? Жулики. Электричество у них, блин, статическое. И с кратером напарили. Учёные. Грузили же когда-то, что ближайшая к Земле точка должна быть там, где треугольный кратер. Этого, как его? Укерта.
        С этим Укертом вот какая история вышла у Ильи Львовича. В юности, шатаясь по модному тогда Интернету, где-то прочёл, что есть на Луне загадочные места и бывают всякие загадочные явления. Вроде бы имеются даже брошенные инопланетные города и всякие здания. Башни какие-то. В инопланетные корабли, якобы виденные при посадке Армстронгом, Илья не поверил, потому как в той же статье писали (и приводили тучную тучу доказательств), что американцы на Луне и вовсе не были, и вся лунная миссия - развод чистой воды. Поскольку проверить возможности не было, пришлось выбросить из головы и Армстронга, и корабли пришельцев - Вавил терпеть не мог, когда ему вешают лапшу на уши. Но кратер… Его Илья хорошо рассмотрел в телескоп - дал бабок одному учёному ханурику, тот показал. Точно, кратер треугольный, на глаз - в самом центре Луны. Место, где расположен, так и называется - Центральный Залив. Треугольник на серебристом фоне запал в душу, Илья на всю жизнь крепко запомнил название - кратер Укерта. Тогда ещё подумал: нельзя ли дать кому-нибудь бабок, чтобы переименовали в кратер Вавилова? Но справляться об этом у
ханурика учёного постеснялся, вдруг бабок стоит немерено, а спросить и не иметь при этом возможности отбашлять тут же, не морщась, показалось Илье Львовичу ниже собственного достоинства. Но как же всё-таки круто! Треугольный кратер в самой ближней к Земле точке! Координаты, значит, должны быть ноль-ноль! Подфартило этому Укерту, думал тогда Вавил. И вот, много лет спустя, ему говорят, что всё это туфта. И кратер не совсем треугольный, и координаты не ноль-ноль. Кому же верить? Было же чёрным по белому в Интернете написано - если, стоя в этом самом кратере, поднять голову, то Земля будет всегда точно в зените. Когда в переговорах с «Moon Attraction» дело дошло до выбора участка, Илья Львович назвал кратер и сказал: «Чтоб координаты были чётко ноль-ноль, и чтоб Земля была всегда в зените». А скользкий типчик, их торговый представитель, заюлил: «Выберите что-нибудь одно - кратер Укерт или два нуля». И пошёл плести, нет-де на Луне места, где Земля всегда точно в зените, из-за какой-то либрации-вибрации, а кратер вообще в стороне. И стал показывать карту и убеждать, что на глаз легко ошибиться градусов на
пять и что при невысоком разрешении Укерт действительно кажется треугольным, но вблизи… Слушать этого хитровыдранного умника было противно, тот как с идиотом разговаривал. Видно же безо всякого телескопа - наплевать ему, где на Луне будет ресторан «BlinOk». И Вавилов решил - ладно. Хрен с ними с двумя нулями, если всё равно Земля не всегда в зените. Тот или не тот кратер, будет видно при посадке.
        - В договоре пропишем кратер Укерта в Центральном Заливе, - потребовал Вавилов, машинально прикидывая, сколько слупить с «Moon Attraction», если подсунут не тот участок.
        - В Sinus Medii? - с готовностью переспросил ушлый представитель.
        - Не силён я в синусах, но, само собой, во всех ведущих медиях прозвучать должно. Вы поняли? Это же и в ваших интересах, чтоб широко стало известно - Илья Вавилов продал свою долю в земной сети «BlinOk». Илья Вавилов купил участок на Луне. Илья Вавилов собирается развивать лунную сеть ресторанов «BlinOk», и не только лунную. Неплохо бы и кратер переименовать в кратер Вавилова.
        Но выяснилось, что Синус Медии - это Центральный Залив на латыни, и с кратером дело не выгорит. Во-первых, есть уже один кратер Вавилова в честь какого-то учёного однофамильца окрещённый, а во-вторых, кратеры, оказывается, не переименовывают ни при каких условиях и ни за какие бабки. Даже если сам Господь Бог захочет, чтобы кратер Укерт получил имя Господа Бога, ничего у него не получится.
        Свежеиспечённый владелец лунного участка не стал настаивать, всему своё время. Договор вычитали юристы, юристов проверили аудиторы, после чего с аудиторами имел беседу сам Илья Львович, и его заверили - с юридической точки зрения договор безупречен. Прекрасно понимая, что безупречных договоров не бывает, Вавилов решил привлечь экспертов, чтобы пробили тему в научной плоскости. Те возились неделю, засим устроили конференцию, на которой Илья Львович негласно присутствовал. Как ни странно, выводы экспертной комиссии его удовлетворили. Второго кратера с таким названием на Луне однозначно не было, состояние же грунтов, вызвавшее у высоколобых разногласия, будущего владельца участка не интересовало, поскольку подрядчик уверял, что вне всяких сомнений на площади в сто квадратных километров отыщет площадку, пригодную для строительства. Вавилов настоял, чтобы договор подряда сделан был неотъемлемой частью общего соглашения, а затем натравил на «Moon Attraction» свою страховую компанию. В общем, всё было сделано на уровне. Можно было не сомневаться, что ресторан будет построен там, где указано, без
вопросов, и право собственности на участок и строения - железобетонное. Сделка состоялась. Вавилов вступил во владение первым в истории человечества объектом коммерческой недвижимости на Луне, продав ради этого всё, что имел на Земле. Шум от сделки получился немалый; возможно, поэтому Илья Львович, покончив с формальностями, не ощутил освобождения от земной своей жизни сразу. Никогда ещё ему так не докучали папарацци, живые и электронные. Для человека, желающего отряхнуть с ног прах суетности, нет ничего хуже назойливых фотографов. И, хоть умом «первый гражданин Луны», как его окрестили журналисты, понимал - реклама пойдёт на пользу заведению, ничего кроме раздражения не испытывал.
        Перед стартом им внезапно овладела апатия.
        Перегрузки и тряску в орбитальном самолёте он перенёс бесчувственно.
        Стыковки не заметил.
        Остался безучастным, когда его, невесомого, перетаскивали по какой-то трубе на орбитальную станцию.
        Из помещений станции запомнил только туалет, да и то смутно.
        Потом снова была труба - по ней он поднялся… Или спустился? В общем, как-то попал на борт «Актеона».
        Очнулся, только когда ему представили Джошуа Росса. Нечто такое было в манерах капитана, что не позволило оставить знакомство без внимания. Пожав Россу руку, мистер Вавилов глянул на часы и с удивлением обнаружил - со старта прошло всего лишь два часа с четвертью, а показалось - не менее суток. От невесомости подташнивало. И даже не подташнивало, а сильно тошнило, но, очутившись на «Актеоне», Вавилов испытал прилив бодрости, клипер в натуральном виде понравился ему гораздо больше, чем на фото в рекламном проспекте. Сразу видно - построен основательно. Экстракласс. Шикарный салон с панорамным остеклением, четыре удобнейших кресла с ремнями, а в кормовой части - каюты… Выискивая, к чему бы придраться, Илья Львович отметил, что комнаты тесноваты, а кровати не выглядят удобными, и ещё эти ремни… Но брюзжать не стал - попросту не успел. Его усадили в одно из кресел, приторочили ремнями, что-то объяснили (он, не понимая, кивал) и оставили в полном одиночестве. И тут в салон заглянула Луна. Выплыла диковинной золотистой рыбой, приостановилась…
        - Стыковочный узел отошёл, - буднично прозвучал в наушниках голос капитана. - Поворот по тангажу на девяносто.
        Луна испуганно метнулась прочь из поля зрения, небо просветлело, по стене прошла чёткая тень от перемычки крыши, в изгибах колпака зажглись радуги. Вавилов прищурился, ожидая увидеть Солнце.
        - Двукратная две минуты, - услышал он, хотел спросить, что за «двукратная», но на спину навалилось кресло, да так, что потемнело в глазах. Опомнившись, Илья Львович собрался выразить возмущение, но заметил, - темно не только в глазах. За окнами снова ночь, в ночи важно и неторопливо плывёт лунная рыба. И он смолчал, сообразив - «Актеон» разгоняется для прыжка к Луне. Временные неудобства ради этого можно и потерпеть.
        - Однократная тридцать минут, - сообщил капитан.
        Вавилов почувствовал - ничто не мешает приподнять голову, и понял вдруг, что смертельно устал.
        Капитан явился в салон самолично, помог расстегнуть ремни и выбраться из кресла, попутно рассказывая о какой-то инерционной орбите и убеждая, что поесть надо бы не дожидаясь невесомости, но Вавилов только помотал головой - не до жратвы и говорить нету сил. Джош дал выпить какой-то гадости и, верно, проводил в каюту, но это не запомнилось. В голове колыхался туман, и сквозь него временами прорывался голос капитана, нудил числами, как будто на мозги капал. Потом исчез и он.
        Илье Львовичу приснилось, что он ослеп, онемел и не может пошевелиться. Как это иногда бывает в ночных кошмарах, крикнуть не получалось, и, даже пробудившись, он овладел собою не сразу. Всматривался во тьму, надеясь разглядеть хоть что-нибудь; обмирая, пробовал покрутить головой, чтобы определить - лежит он или падает в бездну. Если лежит, то почему нет кровати? Почему нет под головою подушки? Почему руки и ноги не слушаются? И в пальцах иглы… Голову что-то сдавливало. «Это наушники», - припомнил Вавилов и проснулся окончательно. Руки занемели, но всё же удалось поднести к глазам часы - светящиеся стрелки показывали без минуты одиннадцать. Одиннадцать утра или вечера любого числа неизвестного месяца какого угодно года. Час прошёл или миллион лет, не понять. Вавилова неопределённость не озаботила. Земное течение времени утратило над ним власть, и это было круто. Эксперты, юристы, представители, журналисты, шлюхи, брокеры, Джина, имиджмейкеры, кидалы, депутаты, нищеброды, - вся эта свора осталась в прошлом. Ничто не тяготило Илью Львовича.
        - Тридцать секунд до начала торможения, - едва слышно прошуршал чей-то голос, как будто в оконное стекло швырнуло ветром песок. Вавилов поправил съехавшие наушники, прокашлялся и спросил: «Джош, это вы?»
        - Доброе утро, мистер Вавилов, - сухо поприветствовал его капитан.
        «Он меня и разбудил, - решил Илья Львович. - Полминуты назад вякнул, что минута осталась до торможения, вот я и проснулся».
        - Однократная, тридцать минут, - сказал капитан Росс.
        Под спиной обнаружилось что-то мягкое, голова утонула в подушке.
        - Расстояние до Земли триста шестьдесят тысяч километров, - услышал Вавилов.
        Попытался встать, но не смог. Дёргался, что твой угорь на сковородке, слушая галиматью о скорости и параметрах орбиты, пока не вспомнил - ремни.
        - Чтоб вас… Джош! - проворчал он. - Какого было меня привязывать? Включите здесь свет, темно, блин, как в погребе.
        - В условиях невесомости, - невозмутимо ответил капитан Росс, - пассажиров следует пристёгивать. Инструкция предписывает…
        «Долдон», - подумал Вавилов. Чувство освобождения испарилось, раздражение росло, капитан клипера больше не казался симпатичным, вернулись давешние сомнения: «Туда ли он меня везёт? Подмешал в питьё какой-то дряни, усыпил».
        Под потолком вспыхнули лампы. Резануло по глазам, Вавилов зажмурился и непроизвольно дёрнулся, пытаясь приподняться.
        - Подождите, мистер Вавилов, я сейчас расстегну фиксаторы. Осталось двадцать пять минут однократной, можно было бы позавтракать, но я вам не рекомендую перед приземлением. Выпейте лучше энергетика. Место штурмана свободно, согласно программе перелёта вы имеете право его занять и поучаствовать в управлении клипером.
        Илья принял предложенную ему бутылку, приложился, отхлебнул, морщась, жидкости со вкусом апельсиновой зубной пасты.
        - И где тут у вас место штурмана? - мрачно осведомился он, глядя на капитана исподлобья.
        - Много не пейте. Место штурмана в кабине управления. Желаете посмотреть?
        Вавилов приложился ещё раз к пластиковому горлышку и сделал приличный глоток. Полбутылки в себя влил, думая: «Будешь мне тут указывать, сколько пить. Тьфу, мерзость какая». Он отёр губы рукавом комбинезона, навинтил на горлышко крышку, но бутылки не отдал, сказал, меряя капитана взглядом:
        - Желаю. Показывайте.
        Тут только обратил внимание, как внушительно выглядит Джошуа Росс в белом ангельском облачении с нашивками «Moon Attraction» на рукаве и клапане кармана, с золотозвёздными погонами, со сверкающим ободком вместо воротника. «Дылда двухметровая, восемь звёздочек», - подумал Вавил, но вслух не сказал. Покинул каюту следом за капитаном. После сияния потолочных ламп освещение салона показалось серым и тусклым.
        - И Луну покажите, - сказал Вавилов в спину своему провожатому.
        - Смотрите, - ответил, не повернув головы, Джошуа.
        - Куда?
        - Вверх.
        Илья Львович последовал совету и непроизвольно схватился за спинку кресла. Серое ноздреватое поле валилось на клипер, грозя разбить к едрене фене, раздавить в пыль. Удержаться от крика получилось не без труда. Пришлось напомнить самому себе: «Он говорил торможение. Тридцать минут».
        Росс терпеливо ждал у открытой двери кабины управления, пока пассажир насмотрится. Дождавшись, пропустил его на пост управления и шагнул следом, говоря:
        - Место штурмана - второе. Здесь всё почти как в «Аполлоне-11». Тесновато, но кресла удобнее пассажирских. Вот ручка…
        - Тесновато? - перебил Вавилов. - Да тут у тебя повернуться негде! А иллюминаторы? Как ты сажать его будешь, ведь ни хрена ж не видно! По приборам?
        - Вот именно, - спокойно ответил Росс, не уловив сарказма.
        «Чурка нерусская, - мысленно обозвал его Вавилов. - Опытнейший, мать его, капитан. Сидеть здесь, дышать ему в затылок? Ну нет. Я хочу видеть…» Что именно хотелось видеть Илье Львовичу, он ещё не решил. Понятно было: проспал всё на свете, и с такого расстояния не получится разобрать, тот ли кратер. И всё-таки…
        - Нет, я буду в салоне, оттуда видно лучше, - заявил он.
        Капитан Росс стал убалтывать, но Вавил упёрся. Салон - и точка. Джошуа пожал плечами: салон так салон. Усадил в кресло, помог пристегнуть ремни, скрылся в кабине, задвинул переборку, и двадцать минут спустя голос его пробубнил в наушниках:
        - Переход на орбиту снижения. Двукратная три минуты.
        - Джош, вы не могли бы делать всё это молча?.. - возмутился пассажир, но вынужден был прикусить язык - начались перегрузки.
        Борясь с тошнотой, слушая осточертевшую болтовню Росса, повисая на ремнях и хватаясь за подлокотники, Вавилов смотрел. Глаз оторвать не мог от жуткого мира, где предстояло отныне жить. Язвы кратеров, морщины хребтов, чернильные тени… Всё это не имело никакого отношения к людям. Какая разница, как называется кратер? Какие вообще здесь могут быть названия? Укерт… Кто он такой? Жив или нет? Серому каменному крошеву это без разницы. «Как была вон та воронка с горой посерёдке, так и останется, даже если все мы надсядемся, вопя, как мы её обозвали. От наших имён ей ни жарко ни холодно. Чего я, в самом деле, нервы себе и людям трепал из-за Укерта?» Прислушавшись к собственным ощущениям, владелец единственного на Луне ресторана «BlinOk» Илья Львович Вавилов не на шутку встревожился. Не было ещё такого, чтоб исполнение или неисполнение контрагентом условий договора оставило его безразличным. И он принялся раздувать угасшее недоверие, ворчать на Джоша, ругать прижимистых строителей клипера для того лишь, чтобы вернуть себе привычное расположение духа. Но это ему не удалось.
        - Высота двадцать. До цели сто.
        Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь облако пыли, поднятое двигателем, Илья Львович слушал скороговорку:
        - Высота пять. До цели ноль. Ориентирую корабль. Поворот на левый борт сорок три. Стыковочный узел захвачен. Есть касание.
        Серую пелену сдёрнуло, унесло жарким дыханием дюз. Вавилов на миг увидел покатую спину купола и верхом на ней невообразимое тонконогое чудище - чёрную тушу на фоне чернильного неба, но рассмотреть не успел. Клипер развернулся на месте. Пришлось прикрыть рукой глаза - в иллюминаторе сиял срезанный до половины гребнем холма солнечный диск.
        - Есть стыковка. Двигатель выключен. Прилунение выполнено успешно.
        Защёлка ремня подалась. Расстегнув её трясущейся рукой, Илья не сразу нашёл в себе силы встать.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Техник: Жалоба Верховному.
        Судья: Жалоба отклонена.
        Думовед: Исследование памяти второго думотерия закончено. Есть противоречия с информацией, полученной ранее. Противоречие первое: фактический усреднённый уровень технической оснащённости думотериев превышает базовый ожидаемый. Противоречие второе: минимальный необходимый для данного побега уровень оснащённости думотериев выше реально достигнутого ими уровня. Противоречие третье: ментальный уровень всех зарегистрированных думотериев ниже минимальной границы побегоопасности для углеродцев. Предлагаю считать случай чрезвычайным.
        Судья: Мотивировка оценки?
        Думовед: Несоответствие базовой теории побегов.
        Судья: Оценка отклонена.
        Техник: Требуются данные о способе перемещения думотериев. Требуются данные об основном и вспомогательных способах коммуникации думотериев. Требуется полное душевнотелесное описание всех причастных к побегу думотериев с привязкой к базовой шкале одиночников светломатерчатых.
        Хранитель: Запрошенные сведения отсутствуют.
        Наблюдатель: Два думотерия в радиусе действия станции. Это побег.
        Хранитель: Записано.
        Думовед: Оцениваю духовнотелесные слепки. Сравниваю со средними популяционными. Прибывшие думотерии относятся к той же популяции. Предлагаю приобщить новые данные к имеющимся и рассматривать как совокупность побегов.
        Судья: Требование удовлетворено.
        Думовед: Оценку третьего думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип слабовозмутимый сильнозаторможенный. Обособленность выше среднего. Слиятельность выше среднего. Выявлена склонность к захвату первой категории.
        Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
        Думовед: Оценку четвёртого думотерия выполнил. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый, сильнозаторможенный. Обособленность близка к предельной для светломатерчатых. Слиятельность слабовыражена. Склонность к захвату четвёртой категории. Особо опасен. Рекомендую уничтожить.
        Хранитель: Записано. Жду полную карту памяти.
        Обрезчик: Резать?
        Думовед: Нет.
        Судья: Мотивировка отказа в обрезке особо опасного побега?
        Думовед: Недостаточно данных о популяции. Показано изучение побега для установления оптимальных мер воздействия на всю популяцию.
        Судья: Отказ удовлетворён.
        Обрезчик: Жалоба Верховному.
        Судья: Отклонена.
        Техник: Требуется…
        Конец выписки
        Молчание
        - Это «Гефест», - с расстановкой, чтоб Росс успевал переводить, говорил инженер Симпсон. - Наша строительная платформа. Подпишете акт, и мы уведём её.
        Разговаривать на ходу было неудобно - заказчик не шёл, не скакал «лунным галопом», а пёр по тоннелю кессона враскачку, как пьяный. То его несло к стене, то бросало к потолку, а то и вовсе валило с ног, когда он пытался остановиться. Предупредить, что в кессоне нет искусственной гравитации, Люк не успел - русский, не поздоровавшись, накинулся с расспросами о монстре, которого заметил при посадке. С трудом сохранив серьёзную мину, инженер ответил. Улыбки ни к чему, мистер Вавилов обидчив, ещё примет на свой счёт и накалякает в акте какую-нибудь гадость. «Плакали тогда премиальные», - подумал Симпсон и добавил:
        - Никаких вспомогательных конструкций не останется, только то, что в проекте. Мусора тоже нет. Мы не строили; доставили, смонтировали и запустили готовое.
        Выслушав перевод, русский что-то буркнул, но его ответ капитан Росс переводить не стал. Сказал вместо этого Люку:
        - «Гефест» уйдёт на автопилоте, я имею указание взять вас и Пьера Монтескью на борт.
        - Серьёзно? Вот это новость! - обрадовался инженер, на миг позабыв о заказчике.
        Одно дело тащиться неделю вместе с тихоходной платформой, потом ещё неизвестно сколько времени болтаться на орбите, ожидая челнок, и совсем другое - долететь за сутки да ещё и экстраклассом.
        Росс не ответил. Глупый вопрос - надо ли воспринимать всерьёз распоряжения управляющего.
        Рядом болезненно охнули.
        Люк обернулся и поймал заказчика за одежду, говоря: «Осторожнее, в кессоне нет гравитаторов». Мистер Вавилов не успел остановиться - влетел с разгону в дверной косяк и чуть не упал, пытаясь сохранить равновесие. В ответ на перевод Росса он выдал возмущённую тираду, которую капитан оставил без внимания.
        «Ругается, - решил инженер, ковыряясь в кессонном пульте. - Зря. Его что же, не тренировали в Хьюстоне? Надо будет осторожно намекнуть, чтоб хоть в первое время носа на поверхность не высовывал. С чего он так злится? Нервы сдали? А капитану хоть бы хны. Морда ящиком. Господи, до чего же не хочется выламываться перед русским, таскать по станции, показывать…»
        Не пришлось. В торговом зале на мистера Вавилова накинулся Монтескью. Напал из-за угла, обрушил лавину затасканных острот, из которых Росс не успел перевести и четвёртой части, да и ту с грехом пополам; потащил за собой, затолкал в кабину старичка «Форда», вопя о символах американской цивилизации. Не давая заказчику опомниться, тут же выковырял его оттуда, как устрицу, увлёк в туалет, превознося достижения романской цивилизации. Симпсон забеспокоился. Как бы клиент не принял этот спектакль за попытку оказать давление. Переводчик из капитана аховый, как бы не напорол чего. Слышно стало плохо. Симпсон, поджав губы, направился в коридор, но не дошёл, навстречу выкатился Пьер, голося о благах французской цивилизации. Русский потащился за ним в спальню. Через минуту вышел, увидел Люка и что-то спросил.
        - Что он говорит? - осведомился инженер у невозмутимого Джошуа Росса.
        - Спрашивает, не пора ли вспомнить о благах британской цивилизации.
        - Что он имеет в виду?
        - Договор, - перевёл пояснения капитан. - Хочет подписать акт.
        «С чувством юмора у него всё в порядке, не ожидал, - подумал Люк, открывая перед заказчиком дверь кабинета. - Здорово его правнук Монтескью обработал. Только бы ему не пришло в голову вспомнить о своём прадеде».
        Акт был подписан без замечаний.
        - А теперь я хочу предложить вам продукт русской цивилизации, - провозгласил капитан Росс волю заказчика.
        Мистер Вавилов осклабился, поглядывая то на инженера, то на его помощника по-бычьи.
        - В морду дать хочет? - схохмил вполголоса Монтескью, но реплика эта переведена не была.
        - Ага, я понял, - Симпсон кивнул русскому. - Он хочет спрыснуть это дело и заодно проверить синтезатор.
        - «Унитранс» русские придумали? - спросил Пьер за спиною мистера Вавилова, когда тот проследовал к стойке.
        - Не знаю. Но точно знаю, что этот тип выкупил патент.
        Вавилов сноровисто втолковывал синтезатору заказ. Инженер, помедлив, плюхнулся в кресло рядом со своим помощником - тот вертелся, похохатывал, словом, получал удовольствие. Спрашивал то у начальника своего, то у капитана клипера: «А к достижениям русской цивилизации яды не относятся? А?! Не отравит? Чем будет кормить?» И, пихая Люка локтем в бок: «Думал ли ты, старина, что тебя в ресторане будет миллионер обслуживать?»
        - Э-э… - протянул Джошуа, увидев на подносе четыре стограммовых гранёных стаканчика с прозрачной жидкостью.
        - За счёт заведения, - на кошмарном английском объявил мистер Вавилов.
        - Вы за рулём, капитан? - дурачился Монтескью. - Пейте, хозяин обидится. Это что? Блины с икрой? Очень по-русски. Жаль, всё синтетическое. Да пейте же, капитан! У русских есть обычай вызывать на дуэль всякого, кто откажется с ними выпить. Мистер Вавилов напоминает мне моего прадеда…
        Тут он заткнулся, потому что получил от начальника локтем в бок. «Не хватало, чтобы начал травить байки о тени прадеда и выскочке де Баце, а то и, чего доброго, вспомнил о призраке в телевизоре». Симпсон кисло поморщился.
        - Русские говорят, что молчание - золото, - проговорил, поднимая стакан, мистер Вавилов. - Давайте выпьем за молчание!
        Засим, не дожидаясь перевода, перелил содержимое стопки в глотку, а следом сунул блин с икрой. Жевал, наблюдая, как гости справляются с угощением.
        Прощались недолго. Провожать отъезжающих хозяин не стал. Прыгая не хуже кенгуру следом за Монтескью по кессону, Люк Симпсон заметил:
        - На прощание ты получил ещё один продукт русской цивилизации.
        - Какой? - Монтескью притормозил перед входом в лифт, похожий на поршень в цилиндре.
        - Пинок под зад, - мрачно ответил инженер, становясь на круглую платформу рядом с невозмутимым Джошуа Россом. - Я так и думал, что не заметишь, как нас выпроводили.
        - Брось, тебе показалось, - с деланной живостью заявил Пьер, думая при этом: «Всё-таки Люк не в себе. Но докладывать… Нет! Клянусь честью моего благородного прадеда. Пусть кто-нибудь другой этим занимается».
        Поршень пошёл вверх, выталкивая капитана и двоих пассажиров «Актеона» прочь из лунной блинной.
        Четверть часа спустя «Актеон», подняв облако пыли, оторвался от поверхности, повисел на четырёх пламенных кинжалах, разворачиваясь, и рванул ввысь. Следом величаво двинулся «Гефест». Провожая взглядом диковинного кривоногого жука, Вавилов проворчал: «Вот так чучело!»
        Илью Львовича занесло на второй этаж ресторана, под прозрачный купол. Странно, помещение это во время тренировок в Хьюстоне, где была выстроена точная копия лунного ресторана, особой любовью будущего гражданина Луны не пользовалось. Должно быть, мешали лабораторные корпуса, обступившие тренажёр со всех сторон - серые, окноглазые, ощетиненные антеннами, - из-за них Илья Львович на веранде ресторана казался самому себе насекомым в стеклянной банке. И всё-таки провожать «Актеон» вышел именно туда. Садиться не стал - торчал посреди зала, задрав голову и уперев руки в бока; разглядывал то, чего не было и не могло быть в Хьюстоне, - Землю над головой. Досадно, однако то, за чем рвался на Луну - чувство полной безграничной свободы, не приходило. Казалось бы, вот она тает искорка - клипер ушёл. И «Гефест» неразличим - чёрный на чёрном. Серые холмы вокруг, в скудном свете гигантской синей лампы, для того лишь предназначенной, чтобы взять в круг актёра на авансцене. «Вот оно как, - думал Вавилов. - Театр. Сцена, чёрный занавес, прожектор, и я на сцену выперся. Даже не театр, а цирк. Арена круглая, в черноте
- зрители. Раззявили рты, готовятся грохнуть смехом, когда клоун под колпаком оступится. Илья Львович вдруг заметил, что скалится, сжав кулаки. «Нет, так не пойдёт. Не дело - пыжиться, когда нет возможности даже в морду дать никому, кроме себя. Чего это меня так распёрло? Театр, цирк…»
        И то сказать, всё как-то театрально выглядело: клипер, капитан этот опереточный, шут гороховый Пьер, да и второй тоже. Ненастоящее всё, как в кино. Как знать, не продолжение ли это хьюстонских декораций? Ну, была невесомость, пока летели, так что? Кажется, это и без полёта на Луну можно устроить. Ну, было что-то такое в тоннеле. Может, просто голова закружилась после болтанки или опять дури какой-нибудь в питьё всыпали. Холмы эти за стеклом… Но можно ведь и это устроить? Проекторы какие-нибудь лазерные-шмазерные. Фокус.
        «Надо проверить», - сказал себе Вавил, намеренно разжигая злобу с таким расчётом, чтоб помогла делу, но не перехлёстывала.
        Он сдержался, не побежал, по лестнице спустился спокойно. Чинно проследовал мимо барной стойки к выходу, дождался, пока сработает дверная автоматика и уедет в сторону зеркальная перепонка, и ступил в кессонный арочный коридор. Он делал это сто раз на Земле, в Хьюстоне. Откуда же озноб? Откуда это чувство силы? Точно как тогда, сразу после прилёта. Илья Львович припомнил вдруг: инструктора что-то такое говорили. При лунной, мол, тяжести нужно не ходить, а прыгать вроде кенгуру. Он попробовал, но приноровился не сразу, слишком потолки низкие. «Это ещё ничего не значит, - убеждал он себя, перемещаясь по тоннелю тягучими прыжками. - Фокусы, всё фокусы».
        Опять не рассчитал, влетел в переборку между шкафами, но боли от удара не заметил. Скорее! В шкафах должны быть…
        Шторка сдвинулась, перед нетерпеливым гражданином Луны открылось оранжевое нутро скафандра, похожее на глотку монстра или на разрезанную перчатку великана. Вавилов сунул голову в шлем, потом вспомнил - сначала ноги, - и вошёл в скафандр по всем правилам. В шкафу автоматически зажглось освещение, Вавилов увидал прямо перед собою пульт и, протянувши палец уже втиснутый в неуклюжую перчатку, нажал нужную клавишу. За спиной взвыли моторы, проворно пакуя человека в кокон, закуклили плотно, заботливо, с механической точностью. Один за другим защёлкнулись замки, загорелся зелёный огонёк - всё в норме, - и с треском ломающихся веток разжались стальные когти фиксаторов. Вавилов почувствовал, что больше его ничто не удерживает, глянул под ноги, переступил, щупая стену, но рука поймала пустоту. Он сделал по инерции ещё два шага, споткнулся на каменистой поверхности и каким-то чудом удержался на ногах. Кессон выплюнул одетое в оранжевую кожуру существо сразу же, как только установил, что с облачением покончено.
        Илья Львович попробовал оглянуться, но не вышло - наушники сдавили голову, не пустили. В них ритмично шорхали и хрипели волны, а в промежутках между приливами и отливами что-то шумело на грани слышимости, как ветер в каминной трубе. «Это я. Моё дыхание, - сообразил Вавилов. - И кровь шумит. На тренировках не было слышно, потому что бухтел в уши инструктор. Так хотелось, чтоб он заткнулся!.. Ну вот оно - молчание».
        - Молчание! - крикнул Вавилов, подняв взгляд от неправдоподобно чёткой, изломанной камнями собственной тени к горизонту.
        Крик пропал даром, пустота сглотнула его без остатка. Илью окатило холодом, он попятился, разворачиваясь, но секундный страх тут же прошёл. Ярко освещённая ячейка кессона была рядом, на расстоянии вытянутой руки. Тень на камнях - от этого желтоватого света, а холод от системы климатизации, он и на занятиях был. Со скафандром всё в порядке. Вавилов потрогал шероховатую стену, но, естественно, ничего сквозь перчатку не почувствовал.
        - Ты гляди мне, - сказал он кессону, - не вздумай закрыться, пока не вернусь.
        Сказал и представил вдруг, как он возвращается, а дверь закрыта. Снова накатил страх. Пришлось заставить себя отойти прочь, толкнувшись рукой от стены, чтобы не поддаться, не кинуться обратно в шкаф. Отойти - не то слово. Вавилов сделал три или четыре неуклюжих прыжка, прежде чем понял - не нужно так сильно, полегче.
        Россыпь камней сменилась вязким, как грязь, песком, тень поблекла, съёжилась. Двигаться было легко. Быстро войдя во вкус, Илья подумал даже, что спускается с холма, потом у него мелькнула мысль, что подниматься будет тяжелее, и он, нелепо семеня, остановился.
        Оказалось, не под гору спускался, а лез на дюну, и отойти успел прилично. Похожий на закопанную в лощине здоровенную бочку ресторан был ниже. Воткнутая в покатый блестящий бок труба щерила квадратный зев кессона, вывалив наружу желтоватый световой язык. По обе стороны от неё - уши посадочных площадок с раструбами стыковочных узлов. Изогнутая цепочка следов отмечала путь Ильи Львовича, но до входа не доходила - там пыль сдуло при посадке и взлёте клипера начисто, и открылись камни. Пыль синевато светилась в свете Земли, серебристыми облачками висела над рубчатыми следами ботинок, осесть не спешила. Над изгибом лощины, над хребтом, за который спряталось солнце, - синее пыльное зарево, но выше - чистейшей черноты бархатный полог. И Земля, похожая на ёлочный шар.
        Крики, смех, пустопорожняя болтовня, рёв двигателей, бренчание радио, щёлканье выстрелов, взрывы, птичье утреннее пение, шелест листвы, громовые раскаты, младенческий ор, шум прибоя - всё это осталось там. Ни комариному писку, ни грохоту ядерного взрыва не пробиться сквозь пустоту, которой вокруг Земли наверчено побольше, чем упаковочной ваты вокруг всех ёлочных игрушек мира, сколько бы их ни было.
        Илья осмотрел гигантские, поставленные косо на крыше ресторана буквы, прочёл сложенную из них надпись «BlinOk» так, будто видел её впервые, и стал неторопливо спускаться. Обошёл купол стороной, словно хотел проверить, убран ли строительный мусор, завернул за угол и остановился в нерешительности, глядя на запад. Казалось, за гребнем холма ничего нет. Казалось, хребет, похожий на загорбок спящего зверя, близко, рукой подать. Вавилов спросил себя: «Сходить туда, что ли?» - и, не дожидаясь ответа, двинулся вверх по склону медленно, быстрее, ещё быстрее и, наконец, в полную силу. Если бы его спросили, что гонит его к лунному горизонту, не нашёл бы ответа. Понятно ведь уже, что не декорация - отгрохать такой павильон выше человеческих сил, и всё же Илья Львович поднимался по склону холма со всей скоростью, какую мог развить, будто надеялся влететь с разбегу в крашенную чёрным стену и пробить её.
        Времени он не замечал, но изрядно вымотался к тому моменту, когда стало понятно - гребень значительно дальше, чем представлялось на первый взгляд. Пришлось сбавить темп, но останавливаться не хотелось. Расслабишься - потянет оглянуться, а это первый шаг к отступлению. Стали попадаться трещины и оголённые иззубренные скалы - их Вавилов обходил стороной, из боязни споткнуться. Кто его знает, легко ли подняться на ноги в скафандре, а помочь некому.
        Скалы стали попадаться чаще. Ища проход, Илья какое-то время не поднимал головы, смотрел под ноги. И всё равно с трудом устоял, когда внизу вдруг раскрылась пропасть. Стронутая с места глыба, с виду надёжная, накренилась, лениво поворачиваясь, перевалилась словно бы нехотя, подпрыгнула на уступе… Вавилов вжался в карниз и зашарил рукой в поисках опоры. Почувствовал спиною сотрясение от удара, вдохнул полной грудью, набирая воздух для крика, проследил, как многотонный камешек пролетел метров десять и раскололся от удара, как брызнули фонтаном осколки…
        Кричать Илья не стал. Выдохнул. Много ли толку от воплей, если всё равно никто не услышит? «Сколько лет он здесь лежал, ждал меня, придурка. Миллион? Миллиард? Свалился, теперь обломки пролежат ещё столько же, пока не найдётся ещё один идиот, который столкнёт ниже».
        Два самых крупных потомка поверженной скалы утвердились на краю неширокой усеянной каменным крошевом террасы. Ниже склон не был крут. Ещё одна лощина вроде той, что осталась позади. Так же горбился противоположный склон её, и снова казалось, что хребет близко и нет за ним ничего кроме пустоты.
        Неловко ёрзая, Вавилов отодвинулся подальше от обрыва, повернулся, не вставая, и глянул туда, откуда пришёл. Ресторана видно не было. Блекнущее зарево по правую руку и едва заметная цепочка следов на пухлом боку холма слева - вот и все приметы, по которым можно определить, откуда и куда беспокойное насекомое волокло свой оранжевый панцирь. Илья прислонился к скале и запрокинул голову так, чтобы оказаться лицом к лицу с Землёй.
        Жив он или нет, удержался на краю или свернул шею, - безразлично. Молчание сожрёт всё: вопль ужаса, крик боли, стоны, хрип, молитву, ругань - с одинаковой жадностью, как пожирает вдохи и выдохи. Шторка кессона останется нараспашку, как саркофаг, из которого сбежал покойник. Экскурсоводы «Moon Attraction» будут предлагать дойным лопухам пройтись сверх программы к Мумии Первого Гражданина Луны, сразу после того как туристы подкрепятся синтетическими блинами и налакаются водки, увеличив доход мёртвого хозяина заведения.
        Отсмеявшись, Вавилов устроился с комфортом в скальной выемке. Торопиться было некуда, регенератора скафандра, если верить инструкторам, должно хватить надолго, а запасы молчания неисчерпаемы.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Наблюдатель: Первый, второй и третий думотерии вышли за пределы наблюдаемой зоны. Предлагаю расширить зону наблюдения.
        Хранитель: Записываю.
        Техник: Протест. Радиус границы зоны наблюдения совпадает с предельным радиусом достоверности.
        Судья: Протест принят. В расширении зоны наблюдения отказано.
        Думовед: Устранить противоречия в информации о способе перемещения думотериев не удалось. Недостаточно информации. Ментальный уровень развития наблюдаемой особи не позволяет пополнить данные.
        Обрезчик: Резать?
        Думовед: Нет.
        Судья: Мотивировка отказа?
        Думовед: Необходимо провести на имеющемся материале серию ментальных испытаний.
        Судья: Отказ удовлетворён. Цель исследований?
        Думовед: Изучение устойчивости популяции к внешним возмущениям.
        Судья: План исследований?
        Думовед: Оценка ментальной упругости особи. Оценка остаточных деформаций личности после неразрушающего воздействия на особь. Оценка предела личной устойчивости особи. Определение предела духовной прочности особи разрушающим воздействием.
        Судья: План утверждён.
        Хранитель: Записываю.
        Техник: Протест. Изучение коммуникативных возможностей особи после разрушающего воздействия невозможно. Предлагаю расширить план исследований.
        Судья: Протест принят. Применение разрушающего воздействия временно запрещаю. Предписываю расширить план исследований коммуникативных возможностей особи.
        Думовед: Коммуникативные испытания на базе одной особи невозможны.
        Судья: Противоречие? Предложите способы устранения.
        Техник: Возможно ментальное моделирование с последующим синтезом личностей.
        Думовед: Прошу разрешить ментальное моделирование с последующим синтезом личностей.
        Судья: Разрешаю. План исследований?
        Думовед: Для составления плана необходимы данные о душевнотелесных качествах имеющейся особи и доступных ей механизмах коммуникации.
        Хранитель: Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый, сильнозаторможенный. Обособленность близка к предельной для светломатерчатых. Слиятельность слабовыражена. Склонность к захвату четвёртой категории. Личный способ перемещения - типичный для углеродцев мягкотелых: электромагнитной природы, скелетно-мышечный, ритмичный, гравизависимый, опорно-падающий, с электромагнитным автоуправлением. Личный способ ориентации: пространственно-зависимый электромагнитной природы, волновой, оптико-механический, низкоскоростной, с хемоэлектрическим обеспечением. Основной личный способ обмена информацией: электромагнитной природы, волновой, механический, модуляционный, дискретный, логически организованный. Личный способ хранения и обработки информации - типичный для углеродцев мягкотелых: электромагнитной природы с хемоэлектрическим обеспечением. Организация данных дискретно-аналоговая, образно-логическая, связная, высокой упаковки. Волновые способности в зачаточном состоянии, два балла по общей шкале одиночников
светломатерчатых. По самооценке: душевнотелесные данные значительно выше среднепопуляционных. Достоверность самооценки не выяснена.
        Думовед: Характеристика думотерия принята. Данных для моделирования недостаточно. Требуются психофизические данные - средние значения и допустимый разброс. Для моделирования социальных отношений необходимо подробное описание механизма размножения: основного и всех вспомогательных, если таковые имеются.
        Хранитель: Данные о способе размножения неполны и противоречивы. Выявлен характерный для кислозависимых углеродцев светломатерчатых половой способ размножения, но в исследованной группе думотериев не выявлены половые различия. Предлагаю пополнить данные.
        Судья: Способы пополнения?
        Думовед: Стохастическое моделирование. Аппроксимация по классификационным данным. Биомеханическая экстраполяция. Прямое волновое исследование.
        Судья: Сравнительная оценка затрат и достоверности результатов?
        Техник: Метод прямого волнового исследования оптимален по указанным параметрам.
        Судья: Возражения?
        Думовед: Нет.
        Судья: Выбран метод прямого волнового исследования. Напоминаю о временном запрете разрушающего воздействия.
        Хранитель: Записываю.
        Техник: Рекомендую точечное вмешательство в момент минимальной двигательной активности и максимальной ментальной активности.
        Судья: Рекомендация принята. Предписываю выбрать момент и начать вмешательство.
        Думовед: Приступаю к выбору момента.
        Наблюдатель: Всем-всем-всем! Внимание! Думотерий перемещается к границе зоны наблюдения! Возможна эскалация побега!
        Обрезчик: Резать?
        Судья: Всем-всем-всем! Задействовать систему превентивной обрезки.
        Обрезчик: Предупреждение? Устрашение? Уничтожение?
        Судья: Применить…
        Конец выписки
        Звуки
        Ужас гнал Вавилова вниз по склону. Илья не заботился больше о том, куда поставить ногу, ломился, не разбирая дороги, выдыхал с криком, а вдыхал жадно, со стоном, и казалось, воздух вот-вот порвёт лёгкие. Пот заливал глаза. Прыгал и раскачивался пыльный бок холма, и вместе с ним прыгала и раскачивалась вдали серебристая капелька ресторана, но Илья больше не терял её из виду. Скорее туда, под прочный панцирь!
        «Ноги ватные, вязнут. Пыль? Не оглядывайся, не огля…» Напрасно он напоминал себе об этом. Чтобы оглянуться, нужно остановиться, а на это не хватило бы духу. Так ли важно, тянется позади пыльный шлейф или нет? Главное - не потерять ртутную каплю на сером каменистом поле. «Близко уже. Почему не видно кессона? Закры… Ах ты!»
        Илья прянул в сторону. Показалось, под ногами рванул, брызнул осколками камень. Беззвучно ударил в чёрное небо фонтан, песок шваркнул по забралу скафандра, на миг всё исчезло в серой мути, но Вавилов выкрикнул: «Мимо!» - в три прыжка вырвался из пыльного облака и снова нашёл свой ресторан.
        «Чепуха осталась, а кессона не видно, потому как он с другой стороны. Справа обойти надо. Только бы не попал, сволочь, только бы…» От страха не получалось припомнить, что за дрянь валится сверху, просто не шло в голову слово. «Только бы не попал, - заклинал неизвестно кого Илья. - Только бы не попа…» Вавилов, огибая купол, вымахнул из-за угла и сгоряча сделал пару лишних скачков. Скошенные литеры «B», «l», «i», «n» прочертили оранжевые дуги, квадратный зев кессона успел увидеть Вавилов, прочёл «Ок», но составленное из букв название заведения застряло в горле комом.
        Ударила по глазам ярчайшая вспышка. Почва ушла из-под ног. Падая навзничь, Вавилов увидел, как на фоне чёрного, с искрами, бархата проплывает, лениво вращаясь, оранжевый обруч - буква «О». Беззвучно.
        Ноги окатило холодом. «Скафандр?» - ужаснулся Илья, шаря затянутой в неуклюжую перчатку рукой по бедру, но пальцы угодили во что-то мягкое, тёплое. Одеяло. Перчатки на руке не было.
        Что-то сипело еле слышно в темноте над головою. Мокрое от пота лицо обдувал приятный сквознячок, ногам холодно было, а руки запутались в одеяле. Не было никакого скафандра, ресторан не разнесло в куски прямым попаданием… «Сон всего лишь», - сообразил Илья Львович, пытаясь совладать с дыханием. Пульс бился в горле, висках и, казалось, даже в зубах. «Метеориты», - обмирая, припомнил владелец лунного ресторана название того, что во сне валилось сверху. И не только во сне.
        Накануне, сидя в скальной выемке, Вавилов увидел вдруг, как на боку холма вырос куст. Совсем близко. Взрыва не было, столб пыли взметнулся и стал оседать, раздуваясь вширь. По дрожи каменистого хребта Илья понял - удар был силён, если так саданёт в скафандр, ничем хорошим прогулка не кончится. Благодушное настроение разом соскочило с Ильи Львовича. Тут же вспомнились наставления инструкторов - ни при каких обстоятельствах не терять из виду базу и не выходить на грунт без необходимости, - потом зашевелились сомнения: а выдержит ли купол прямое попадание? Захотелось найти упавший камень, чтобы оценить его размер и вес, но нелепое это желание удалось подавить без труда. Как и в кошмарном сне, страх погнал Вавилова по цепочке рубчатых следов обратно, под крышу. Не таким идиотским галопом, как во сне, но наяву ведь не падали больше метеориты, метя в оранжевую мишень. В шкаф Илья не вошёл, а, суетливо пятясь, втиснулся. За сдвижной шторкой следил с замиранием сердца, облегчение испытал, только когда увидел облитый желтоватым светом пульт управления, и тогда же заметил, как трясутся руки. Хотел
выругаться матерно, позаковыристей, но привычные слова застряли в горле, вышло невнятное бульканье. С минуту, никак не меньше, Илья тупо разглядывал ряды клавиш, пока не вспомнил, какие из них надо нажать, чтобы вцепились в костюм фиксаторы и расстегнулись замки. Наконец, оранжевый кокон выблевал содержимое своё на плитчатый холодный пол.
        Стоя на четвереньках, Вавилов подумал, что ползти по кессонному коридору сил не хватит.
        - Но доплёлся же, - сказал он в темноту, силясь припомнить, как попал в комнату. - Ни дать ни взять бухой засранец, студентишко бля… х-х…
        Вавилов поперхнулся ругательством. Не получалось выматериться, стало во рту гадко. «Да что ж такое со мной? - мимолётно изумился он. - Никогда такого не было, даже с бодуна, чтоб не смог облегчить душу».
        - Однако надо бы встать, - сказал он тьме с вызовом.
        В ответ услышал лишь сипение воздуха в решётке кондиционера, слова пропали попусту.
        Он выпутался из одеяла, - понятно, почему ногам было холодно! - слез с кровати, - пол тёплый, приятно, - зашлёпал босиком, вытянув руки, как слепец, - где-то здесь должен быть… - и наткнулся на стену, после чего дело пошло лучше, обнаружился дверной косяк и рядом с ним выключатель. Мягкий свет не вспыхнул, а забрезжил и разгорелся, как будто взошло солнце, и хозяину лунного ресторана полегчало. Кремовые стены, резное дерево, бронза и медь, - пусть всё это фальшивка, но как уютно и надёжно выглядит! Одежда Ильи Львовича валялась на полу, разбросанная по всей комнате, но он не стал собирать её. Как был, наг и встрёпан, проследовал в ванную комнату, щёлкнул выключателем, осветив молочной белизны стены молочным же светом, и отразился в ростовых зеркалах - загнанный в кафельный мешок дикарь. Неандерталец, или как их там называли?
        - К хренам собачьим, - сказал своему отражению Вавилов. - Насрать, на кого я похож, смотреть на меня некому.
        Сказал это и, поразмыслив, добавил сложный, хорошо продуманный мат. Получилось на этот раз, но без удовольствия, глупо прозвучало и жалко. Утренним туалетом поэтому Илья Львович занялся молча, угрюмо, тишину решился нарушить только для того, чтобы выяснить вопрос - стоит ли тратить время на бритьё.
        - Кабанье рыло, - нежно обратился он к своему отражению в зеркале, что над раковиной умывальника. - Щетину будешь скоблить?
        Двойник в зеркале - крепкий сорокалетний мужик, брюнет, стриженный коротко, - выдвинул тяжёлую челюсть, облапил подбородок, поморщился и ответил:
        - Трёхдневная, как у этого, как его…
        Выскочила из головы фамилия актёра, на которого был похож Илья Львович или полагал себя похожим, впрочем, не без основания.
        - Бабам сейчас такая нравится, - успокоил он зеркального двойника, подвергая осмотру родинку на правой… или левой?.. хрен с ней, не важно какой щеке.
        - Ясен кран, возбуждаться при виде твоей небритости, опять же, некому, - ответил из зеркала щетинистый парень, закрыл рожок зеркального крана и потянулся за одноразовым полотенцем.
        Тут Вавилову некстати припомнилась Джина, но мысль о ней особого раздражения не вызвала, и бывшая жена обозвана была, против обыкновения, беззлобно.
        - Сучка, - сказал Вавилов и принял окончательное решение - бриться не к чему.
        - Может, и не одеваться? - спросил он, глядя сверху вниз на собственные плавки. - Так и шариться по ресторану, сверкая задницей?
        Не ответив себе, сгрёб с пола шмотки, вернулся в ванную, нашёл там чистильщика и сунул в его отверстую пасть разноцветный мятый ком. Затем поискал и обнаружил свой багаж, как и положено было по контракту, на полках и вешалках гардеробной комнаты. «Те двое развесили, или кто-то до них? - думал Вавилов, нехотя одеваясь. - Говорили, мы не строили, мол, установили готовое». Он невесело посмеялся, представляя, как его ресторан совершает путешествие с орбиты Земли к лунной поверхности, как опускается, трепеща развешанными в платяном шкафу рубашками и штанами, как шевелятся подобные змеям полосатые галстуки, и как стопки трусов, совершая беспримерный перелёт, дремлют на полках в ожидании высокой чести - быть натянутыми.
        - Скорее всего, наладчики развешивали и раскладывали. Наверняка была у них в плане пусковых работ такая графа: настройка платяного шкафа с последующей инсталляцией нижнего белья.
        Высказав это соображение, Вавилов пригладил волосы, поправил галстук, подмигнул европеизированному своему двойнику, прошествовал через спальню мимо разорённой постели и вышел в торговый зал.
        Первое, что бросилось в глаза, - янтарные цифры над входом. Девятый час по среднеевропейскому, самое время позавтракать.
        Вавилов по-хозяйски обревизовал зал, сунулся в кабину «Форда», - ничего не скажешь, роскошная рухлядь! - и, желая послушать стариков голос, стиснул резиновую грушу клаксона. Гнусавый рёв распорол тишину, Илья повеселел, спрыгнул с подножки и вразвалку направился к стойке. Хороша тачка, никаких бабок за такую не жалко. Конечно, ездить по Луне - думать нечего, да и в шлюз она не влезет, но чего стоит представить, будто на ней прибыл? Задумавшись, он чуть было не влез на барный табурет, но опомнился - кто примет заказ и втолкует его синтезатору? - и зашёл за стойку.
        Овсяная каша, омлет, ветчина, - Илья Львович придерживался консервативных взглядов, - салат по-гречески, - не чуждаясь при этом демократических ценностей, - сливки, чёрный кофе по-турецки, - симпатизировал радикалам правым и левым, - без сахара, - либералов только не любил, хоть и признавал их полезными при некоторых обстоятельствах. Сообщив свою волю синтезатору, хозяин-бармен-посетитель возложил на дактилосканер длань и свободной рукою выбрал в экранном меню пункт «за счёт заведения». Прозвенел колокольчик, хозяин-бармен-посетитель с видом весьма консервативным дождался появления в окне раздачи заставленного подноса, демократично доставил завтрак клиенту и радикально принялся за него, орудуя обеими руками - правой и левой. Насытившись, он развалился на стуле, либерально протянув ноги в проход, и приготовился просмаковать кофе, думая при этом: «Что мне точно не грозит, так это сдохнуть с голоду. Две цистерны «унитранса», каждая по двадцать тонн. Сорок тонн жратвы. Нет, не сорок, ещё ведь эта балалайка воду берёт из резервуара. Тонн восемьдесят выходит на круг. Или сто? Лет на сто мне одному
хватит или на тысячу. А в бассейне с водой вообще нырять можно, если сдуру туда забраться». Вавилов лениво глянул в пол, как будто можно было увидеть под ногами подземный резервуар, на котором покоилась станция.
        - Нормально у меня тут с водой, - лениво проговорил он. - Херр профессор сказал, что она к тому же круговращается. Но об этом лучше не надо сразу после завтрака.
        Отпив кофе, Илья Львович скривился. Что-то было не так.
        - Музычки не хватает, вот что, - сказал он, отставил чашечку, звякнув ею о блюдце, поднялся и проследовал к пульту медиацентра. На досуге, надо заметить, Вавилов в виде развлечения препарировал звуки. Было у него такое невинное хобби - резать аудиотреки опер или там фильмов, в общем, без разницы, главное, чтобы получалось смешно. Тенора запросто мог превратить в дисканта, баса наградить приятным контральто, а партию первой скрипки сделать похожей на визжание циркулярной пилы. Медиацентром Илья Львович манипулировал виртуозно, и особым пунктом оговорил в контракте, какую именно модель сего полезного инструмента хочет видеть у себя в заведении.
        Но редактурой за утренним кофе Вавилов заниматься не собирался, просто хотелось пустить фоном что-нибудь джазовое: саксофон, к нему сопровождение, или что попадётся в таком же роде. Он врубил пульт, вызвал меню, полез в фонотеку…
        - Пусто, чтоб тебя! А видео?
        Но не было в памяти центра ничего, даже рекламных клипов. Хозяин ресторана приготовился обозвать подрядчиков жуликами и разгильдяями, но перед внутренним его зрением промелькнули пункты договора. Ни слова в них о музыкальном наполнении медиацентра не было.
        - Не они, значит, жулики, а я дурак, - резюмировал Илья. - Но это дело поправимое.
        Он отдал электронике приказ обшаривать эфир в поисках чего-нибудь и вернулся за столик, прихватив клавиатуру. Экран снежил, в динамиках шуршало, как будто на диффузоры кто-то сыпал тонкой струйкой песок, остывший кофе показался Вавилову кислым, к сливкам он не притронулся.
        - Как, ничего не нашёл?! - гаркнул Илья, заметив, что движок сканера добрался до последней черты. - А ну-ка, давай ещё! Шурши!
        Но и второй проход не дал результатов.
        - Ещё!
        Не дал и третий. Песчаный шорох, снегопад…
        - Скотина! - выкрикнул Вавилов и в сердцах саданул кулаком по столу. Звякнула, опрокинувшись, чашка, покатилась, за нею потянулась по фальшивому мрамору грязная дорожка. Выкрик увяз в снежном шорохе. Илья взял себя в руки и нажатием клавиши остановил поиск. Снегопад прекратился, огромный экран опустел, стало тихо, как будто купол по самую макушку засыпало снегом.
        Вавилов развёз пальцем по столу коричневую жижицу, буркнул: «Помои. Тут не кофе нужен, тут…»
        Не договорив, он вскочил и кинулся к синтезатору, отирая палец о штаны.
        - Стопку и ещё стопку. Будем здоровы! - Он суетливо звякнул стекляшкой о стекляшку и стал хлебать беленькую, как воду. Чтоб обожгла глотку и продрала до желудка, чтобы забила гнусный кислый привкус тишины. Снежный шорох чтоб не мерещился больше. После второй стопки в ушах зашумело, а по животу разлилось тепло. Какой-никакой, а результат, но Вавилу этого показалось мало, он заказал ещё двести. Цедил мелкими глотками, наблюдая, как немеют щёки, как руки становятся ватными.
        - Вот так, - заявил он победно. - И никакой тишины, понятно! Молчать за-пре-ща… Вы хотели заставить меня молчать? Думали, я хлебало заткну пяткой… Ну ничего, вот поправлюсь немного, потом пойду в свой кабинет, там у меня по договору ин-тер-нет. Только не надо… Не надо! Не говорите, что его там нет. Я вы-ка-чаю… Не, чаю не надо, при чём здесь… Саксофон! Вот он мне нужен, его и вытяну. Это же ну… То есть я хотел… Это же надо! Снегом на Луне засыпаться!
        Илья Львович захихикал, расставляя пустые стопки строем, словно хотел произвести им смотр.
        - С-смирно! - скомандовал он. - Слушай мою… Ва-апрос!
        Он обдумал формулировку, сощурил один глаз и спросил:
        - Какого хрена я здесь?
        Илья выдержал паузу, склянки ничего не ответили.
        - А-а! Не знаете?! Тогда я вам скажу. Тесно мне. Не развернуться стало: бабки, бабки, бабки! Дофига бабок, и всё без толку. А я хочу раз-з… Нет, вернуться я не хочу. Зачем? Пускай все сюда летают. Знаете, сколько эта ваша вонючая контора, мун атр… артр… Нет, надо ещё хлопнуть.
        На этот раз Илья ограничился одним стаканчиком, чтобы вышло ровно пол-литра. Не чокаясь, выпил одним духом, стукнул о стол донцем и продолжил спич:
        - Вонючая ваша контора, мун атракшн, трах её в тебедох, за каждый заход клипера так башляет, что можно всех поить за счёт заведения, н-но! - Вавил воздел указательный палец. - Шары больше не будет. Сто экю за стопку, пока не вылакают всю воду и не сожрут… Только один - вы поняли?! - один человек на всей Зем… То есть на Луне… Короче, один я буду жрать это дерьмо бесплатно. А почему?
        Вавилов сделал паузу, ожидая ответа.
        - Потому что ты избранный, - ответил ему знакомый голос.
        - Хрена! - радостно возразил Вавилов, повернувшись на голос. - Какой я тебе избранный?
        Человек на экране телевизора плыл и двоился. Илья попробовал навести резкость, собрался с мыслями и пояснил:
        - Избранный или не избранный, а патент на унитр-р-р… на дерьмо это, короче, купил три года назад у хер-ра профессора и самого его с потрохами купил. О чём ты вообще? Избранный… Я в политику не лезу, мне, бля, своего дерьма хватает выше крыш-ш…
        Вавилов рассмотрел одеяние собеседника, потому и зашипел. Поп какой-то. При попах, кажется, не матерятся. В чёрном весь, только шапка белая и на шапке что-то вроде кокарды или герба. Крепкий мужик, морда ящиком, на кого похож - не разобрать, в телевизоре расфокус или в глазах.
        - Избранный, - снова сказано было Вавилову с экрана телевизора. - Ты соль земли. Если соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить её вон…
        - Почему соль? - Илья выкарабкался из кресла и подошёл ближе.
        Человек в телевизоре не унимался, монотонно бубнил, текст его выступления показался знакомым. «Ток-шоу какое-то, - решил Вавилов, разглядывая родинку на щеке ведущего - Таки сработала автонастройка».
        - Свет мира, - говорил ведущий. - Не может укрыться город, стоящий наверху горы. Зажёгши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет твой…
        - Но я же выключил центр! - выкрикнул Илья, подойдя совсем близко.
        Лицо телеведущего… Родинка на правой щеке… Щетина трёхдневная…
        - Не думайте, что я пришёл нарушить закон или пророков: не нарушить пришёл я, но исполнить, - веско заявил шоумен, глядя на Вавилова исподлобья.
        «Да это же я!» - сообразил Илья, и смысл происходящего дошёл до него в полной мере.
        Очнулся он в спальне. Спиною вжимался в дверь, держась за ручку, как будто кто-то пытался вломиться. Горло першило от крика, хмель соскочил. Мир виделся чётко, никакого расфокуса. Илья заставил себя отпустить ручку двери и провёл по ней пальцем, потом пал на колени, обшарил паркетные шашки, на четвереньках добрался до кровати, ощупал изгибы полированной резьбы… Реально всё, реальней некуда. «С поллитры до чертей допиться, это надо уметь, - подумал он, забираясь на ложе. - И даже не до чертей, а до попов. Говорил же кто-то из инструкторов, что могут от одиночества начаться глюки».
        Вавилов вытянулся на кровати и уставился в потолок. Надо было обмозговать положение.
        «Не думал я, что так быстро спрыгну с катушек. Но, если разобраться, что случилось-то? Почудился спьяну поп, нёс всякую ахинею… Нет, минутку, если это был глюк, нести он мог не всякую ахинею, а только то, что я слышал раньше. То-то мне показалось… Ладно, это дело десятое. Как проверить, бред это или нет? Сейчас-то я ни в одном глазу. Надо пойти глянуть, там ли он».
        Приняв такое решение, Вавилов долго не мог принудить себя исполнить задуманное: пойти и посмотреть. Казалось бы, чего проще? Пришлось собрать волю в кулак. По короткому коридору он шёл, как арестант с гирями на ногах. Прислушивался на ходу. Ничего такого слышно не было. Выглянув из-за угла, Илья зыркнул на экран. Пусто. А панель управления? Выключена, огоньки не горят.
        У Ильи Львовича отлегло от сердца: мало ли что спьяну померещится? Такое с кем угодно бывает, а тут ещё тишина, одиночество, снег. Он поёжился. Захотелось рассказать кому-нибудь: «Слышь, прикинь, выжрал с утра поллитру, и так мне вштырило, что себя самого увидел в телевизоре. В поповском прикиде, с делами. И сам с собой разговаривал о соли какой-то, о свете. Бред ведь, а?!» Рассказать хоть кому, хоть диспетчеру, хоть инструктору, хоть бомжу последнему, хоть Джине, если больше некому. Нестерпимо захотелось, аж свело челюсти. Всосав сквозь зубы воздух, Вавилов сообразил - это ведь можно устроить. Терминал в кабинете.
        Оттолкнувшись от стены, он ринулся к офисной двери, стал рвать на себя медную ручку, потом вспомнил - не туда ж открывается. Чертыхнулся, справился с собою, внутрь вошёл нарочито спокойно и аккуратно прикрыл дверь. Оживил терминал, подождал загрузки, досчитал до пяти, стараясь не думать о том, что будет делать, если нет связи, и дал команду установить соединение. Связи не было.
        Покусывая губу, Вавилов опустил руки, бессильно плетьми свесил. Внутри всё смёрзлось в ком. Можно было попробовать ещё раз, ещё и ещё, но Илья Львович не стал. Представилось ему, как он неделю кряду торчит перед дурацким терминалом и тычет ежесекундно пальцем в клавишу. Тоже сумасшествие, и даже похуже разговоров с шоуменом в рясе.
        - Через неделю придёт клипер с первыми туристами, - сказал он.
        Воображение тут же нарисовало картину: прибывают клиенты и застают голого безумного хозяина за беседой с пустым экраном.
        - Даже через шесть дней, - добавил он в виде утешения, но легче не стало. Если двенадцати часов тишины хватило, чтобы съехала крыша, что же будет через двадцать четыре? А через сорок восемь? А через…
        - К хренам собачьим! - злобно выхаркнул Вавилов. - Тишину эту! Надо что-то делать, и я знаю, что! Клиенты тебе нужны? Будут!
        Он шумно выкарабкался из кабинетного кресла, шумно откашлялся. Шаркая, чтобы побольше было шума, вышел в коридор и шарахнул дверью. Та, отскочив, визгнула петлями, грохнула об стену, вернулась - он шарахнул ещё раз. Потом, печатая шаг, промаршировал в торговый зал своего ресторана.
        - За мной! - гаркнул через плечо воображаемой колонне призраков. - Шире шаг! Примкнуть ножи к вилкам! К жратве…
        Не присаживаясь, он включил медиацентр, скомандовал: «Готовьсь!», пустил по всем каналам запись и вызвал редактор звуков.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Думовед: Реакция на диалог парадоксальна. Чувственный ряд: безразличие, заинтересованность, осознание, удивление, осознание, испуг, паника. Передаю подробно для фиксации контакта. Коррекция карты памяти думотерия выполнена. Проверка достоверности самооценки выполнена. Самооценка завышена.
        Хранитель: Записываю. Чувственный ряд контакта зафиксирован. Карта памяти думотерия принята.
        Думовед: Контакт отвергнут. Приступаю к ментальному моделированию с последующим синтезом личностей. Прошу разрешение на изоляцию зоны исследований.
        Судья: Мотивировка?
        Думовед: Чистота ментального эксперимента.
        Судья: Изоляцию разрешаю.
        Техник: Ожидаю указаний по способу и полноте изоляции. Избирательная или полная? Электромагнитная или гравитационная?
        Судья: Соображения?
        Техник: Оптимальная избирательная электромагнитная изоляция.
        Судья: Полная электромагнитная изоляция.
        Думовед: Протестую!
        Судья: Мотивировка протеста?
        Думовед: Полная электромагнитная изоляция демаскирует станцию и повлияет на ментальное состояние испытуемого думотерия.
        Судья: Протест принят. Частичная электромагнитная изоляция.
        Техник: Спектр?
        Судья: На усмотрение технической службы.
        Техник: Изоляция выполнена.
        Думовед: Массив данных для личностного моделирования…
        Конец выписки
        Гости
        Позвякивание ножа о вилку, дребезг лотка со стаканами, стук отставленной тарелки, скрежет кресельных ножек о плитку пола, звон упавшей чайной ложечки записал он, чтобы заполнить свой мир звуками, но этого оказалось мало, - не клиенты, а сборище привидений.
        Покашливание, чавканье, причмокивание, сытую отрыжку, глотки, шорох салфетки, постукивание ногтей о столешницу записал он, чтобы оживить призрачных едоков, но и этого показалось мало, - не посетители получились, а бесплотные вурдалаки.
        Вздохи, смех мужской, женский и детский, собачье повизгивание, кошачье урчание, шаги мужские, каблучков цоканье, детский топот записал он, намучившись с тональной дисторсией, но звуковая картина не ожила. С досады вытер собак - нечего тут, пусть на улице дожидаются, - а кошек не тронул.
        Для пущей достоверности пришлось стучать дверью, орать клаксоном, изображать рокот оставленного на холостом ходу автомобильного двигателя, - чтобы доносились с улицы звуки, когда входит кто-нибудь. Поразмыслив, Вавилов добавил стук трамвайных колёс, визг тормозов, глухой удар и верещание сигнализации.
        На всё это Илья Львович потратил прорву времени, но его-то как раз было в избытке. Слушая фонограмму, покачал головой - не понравилась. Какофония. Пришлось тасовать звуки, составлять из них цепочки сообразно вымышленным событиям. Это помогло немного. Вавилов слушал, закрыв глаза, и представлял себе: вот вошли двое - парень с девушкой, он усадил её, сам потащился к стойке, чтобы… Картинка, возникшая в воображении, застыла, не хватало мелочи, чтобы двинулось дальше действие.
        Илья добавил ещё один слой, снова пустил запись и наскоро изготовил шипение пара в кофеварке «эспрессо». Ничего, что нету в лунной блинной такого раритета, пусть будет хотя бы звук. «Два эспрессо», - подумал Вавилов.
        Призрачный парень, прибывший прямиком из юности, дождался кофе, взял заказ…
        - Сахар тебе брать? - спросил с закрытыми глазами Илья и тут же понял, какого свалял дурака. Голоса нужны, реплики.
        Он набрал себе какой-то еды, поскольку проголодался за работой зверски, и, жуя, взялся за голоса посетителей. Ресторан «BlinOk» стал понемногу заполняться студентами, менеджерами разных калибров, офисной мелюзгой, сбежавшими на перерыв секретаршами, их воздыхателями с фигой в кармане и видами на будущее, приезжими лопухами, прощелыгами с юридическим образованием…
        Вавилов прервался, чтобы заказать себе пива, сдул на микрофон пену, хлебнул и вернулся к приятному занятию. О чём говорят друг с другом клиенты, знал прекрасно, успел побывать в шкуре каждого из них, исключая женщин, но и с ними Илья не испытывал затруднений. Ясно же, что именно секретарша, прожжённая баба, ответит глисту в обмороке на предложение съездить с ним в Турцию.
        Под пиво к юристам добавились их дёрганые клиенты, таксёры, продрогшие уличные шлюхи, бритые сопляки, косящие под братву из модного сериала, саксофонист из соседнего джаз-бара…
        Вавилов попробовал наиграть на губах импровизацию, тряся у щеки рукою, сложенною ракушкой, чтобы вышло гнусавое вибрато, но сбился и бросил это дело.
        - Обойдёмся без музыки, - сказал он, окидывая хозяйским оком озвученный зал.
        Скрипнул стул. За спиной Вавилова какая-то девчонка прыснула смехом и закашлялась.
        - По спинке похлопать, зая?
        - Короч, три пива нам, орешки солёные. Кто играет сегодня?
        - Зая, салфетку возьми.
        - А тут он справа ка-ак… В дыню прямо, а у того из пасти, ты понял, посыпались…
        - Ирина, представьте: пляж, песочек, водичка двадцать шесть, тент, ведёрко со льдом, во льду бутылочка, а?
        - Во-от. И я думал - зубы. Орешки он жрал, вон как ты сейчас. Полон рот набил как раз.
        - А тут я такой, весь в белом. А, Ири…
        - Га! Орешки!
        - А вы такая…
        - Я не такая. Отстань. С тебя мачо, как с конуры дача.
        - Почему вы так… Что смешного?
        - Ты смешной.
        Илья Львович сидел, откинувшись в кресле, и смотрел в потолок.
        Шипела кофеварка, поминутно хлопала дверь, пуская в зал волны городских шумов, рядом прощёлкали каблучки, Вавилову почудился запах духов, едва заметное движение воздуха коснулось его щеки, по векам прошла тень.
        Он открыл глаза, огляделся. Иллюзия развеялась, пусто стало в зале. На хозяина лунного ресторана навалилась усталость. Не мудрено - весь день убил на звуки.
        - Есть не хочу, - сообщил гостям Илья, подумав при этом: «И не странно. Жрал что ни попадя весь день. Вон сколько посуды грязной».
        Кое-как запихав использованную посуду в приёмный ящик мойки, он запустил длинную программу. После машинально выдвинул лоток кассы. Пусто.
        - А ты думал, они ещё и платить будут, - буркнул он, вышел из-за стойки и направился было в кабинет, но передумал. Нечего там делать, да и спать хотелось смертно, прямо не держали ноги.
        - Вас я выключать не буду, развлекайтесь, - бросил он через плечо, заходя в спальню. - Ресторан работает до последнего посетителя.
        - Бармен! Ещё три светлого и орешки! - донеслось из зала. Клиенты приняли предложение - сидеть до последнего - с готовностью, достойной лучшего применения. Вавилов плотно закрыл за собою дверь, чтобы подгулявшие посетители не мешали спать, разделся, с наслаждением принял душ, поставил будильник на семь утра, заполз под одеяло и мгновенно уснул. Во сне он видел безликие толпы, осаждавшие барную стойку, и, на затенённой сцене, саксофониста в чёрном трико. Тот наигрывал что-то знакомое. Женский голос вплетал в саксофонный истомный мяв непонятные слова: «Самэтайм эн зэ ливин из изи…» Тонкая женская фигурка раскачивалась на эстраде. Илье показалось, что слушает колыбельную, но слова в ней были странные:
        Летним днём
        Жизнь легка и прекрасна,
        Для тебя
        Соберут урожай.
        Папка твой,
        Знай, скирдует бабки.
        Слушай мамку, парень,
        Засыпай.
        Знай, малыш,
        Твой беспутный папка
        Летним днём
        На Луну улетит.
        На Луне
        Он отбросит тапки,
        Но мамаша папку
        Не простит.
        В летний зной
        Жизнь твоя напрасна,
        За тебя
        Соберут урожай.
        Папка твой
        Зря скирдует бабки.
        Слушай мамку, парень,
        Подыхай.
        Сомнение душило Илью, казалось, он сейчас узнает певицу. Вот-вот вынырнет из темноты её лицо. Но саксофон визгнул…
        - Слышу-слышу, - пробормотал спросонок Вавилов и зашарил по тумбочке, пытаясь выключить будильник.
        - Заткнись, - проворчал он и, неловко дёрнув рукой, смахнул будильник на пол.
        Конечно же, мелкий паршивец и не подумал замолчать, орал, лёжа на боку, всё истеричнее.
        Пришлось встать. Когда умолк истошный писк, до слуха Ильи Львовича донеслись аплодисменты и одобрительный ропот толпы.
        - Гости мои расходились не в меру, надо бы убавить громкость, - сказал хозяин ресторана, неприязненно покосившись на дверь.
        Он кое-как умылся, оделся наскоро, пытаясь на слух определить, что творится в зале.
        Чей-то уверенный микрофонный голос. Жидкие хлопки.
        - Что-то не припомню я… - начал Вавилов, возясь с узлом галстука.
        За дверью взвыл саксофон, рассыпались рояльные аккорды. Не было таких звуков во вчерашней фонограмме и не могло быть.
        Илья оставил в покое узел и ринулся к двери. Когда распахнул её…
        - Эй, моряк! Ты слишком долго плавал! - встретил его женский, исполненный насмешки окрик. Слоновьим хохотом ревел распоясавшийся саксофон.
        - Я! Тебя! Успела позабыть! - глумилась низкоголосая насмешница.
        Вавилов пошатнулся, как будто волна звуков толкнула его, отёр лоб - выступила испарина. С отвисшей челюстью следил, как приоткрылась дверь гостевого (того, что в коридоре) туалета и сутулый какой-то типчик шмыгнул в зал. На ходу одёргивал пиджачишко и возил платком по физиономии - по всему видать, отлучался сунуть под кран морду и торопился обратно к столу.
        - Мне! Теперь! Морской по нраву дьявол! - разудало вопила певичка, и зал поддерживал её азартным ритмичным ором.
        Всё-таки Илья нашёл в себе силы пойти туда.
        Полно народу, негде упасть райскому яблочку. Спины пиджачные, голые женские плечи в пене коктейльных платьев, на экране - залитая лимонным светом устричная раковина эстрады, где рок-эн-ролит под прицелом прожекторов полуголая рыжая дива с микрофоном. Ярится, исходит рыком саксофонное жерло, а чёрный, гибкий, похожий на чёрта саксофонист борется с непокорным своим инструментом, душит его обеими руками, закусив мундштук.
        - Его-о хо-очу-у люби-ить! - низко, с хрипотцою, стонала в микрофон медноволосая ведьма, указывая на Илью пальцем.
        Он обмер, потому что узнал эту женщину. Пришлось опереться о стену. «Быть не может. Это не та. Ту я забыл. Сколько лет…» Вавилов шевелил губами. Свет ослепил его; должно быть, осветитель наставил прожектор-пистолет, чтобы взять в круг хозяина ресторана. Толпа зашумела. Илья щурился; прикрываясь пятернёй, шарил по залу взглядом, - к нему стали оборачиваться. Жемчужные пятна лиц…
        Издав предсмертный вопль, умерла музыка, рыжая певичка исчезла.
        - Вот и наш герой! - прокричал с экрана ведущий, перекрывая ропот толпы. - Илья Вавилов!
        - Уо-о! - заревел зал, засвистал, захлопал не в лад.
        - Что же вы, Илья Львович, стоите так скромненько у стеночки? К нам пожалуйте, к нам!
        Вавилов рванул ворот рубашки, замотал головой.
        - Не хотите? Как знаете! Значит, место ответчика…
        Илья выкатил глаза: камера взяла крупным планом пустое офисное кресло. Точь-в-точь такое украшало его кабинет в Перми лет двадцать назад.
        - …останется пустым! - закончил ведущий, сунувшись в объектив.
        Родинка на щеке, щетина… Камера отъехала, показав ведущего в полный рост. «Схожу с ума, - подумал Вавилов, увидев на экране себя самого, облачённого в судейскую мантию. - Парик с бигудями…»
        - Напоминаю тем, кто забыл, - весело проговорил ведущий, опершись на спинку пустого кресла. - Слушается дело о нарушении брачного обещания. Я надеюсь, выступление истицы произвело на вас должное впечатление.
        - Уа-а! - заревела публика, зашевелились пиджачные спины, грянули аплодисменты.
        - Ещё бы! И на ответчика её достоинства тоже оказали влияние. В этом его можно понять. Покладистый характер, улыбка, грудь, талия, бёдра и прочие душевные качества… Да! И голос! Не будем забывать о голосе истицы. Притягательный, с хрипотцой, низкий, - почти такой же низкий, как поступок ответчика. Но не будем забегать вперёд. Ответчик повёл себя как последний трус, отказался от выступления, однако это не снимает с него ответственности, так ведь?!
        Публика загудела, на Вавилова снова стали оглядываться. Он отлепился от стены, сделал шаг вперёд, набычился: «Какое право они имеют?! Это личное! Сейчас. Сейчас я скажу им…»
        - Но, каким бы отвратным типом ни был ответчик, всегда найдётся женщина, готовая спеть в его защиту. Встречайте защитницу! - прокричал шоумен в буклях, и камера метнулась в сторону, показав устричную эстраду.
        Жидкие хлопки, снова вспыхнул лимонный свет, и блондинка в платиновом платье поднялась на сцену, пританцовывая под рваное бренчащее диско.
        «Джина?» - узнал Илья Львович.
        - I work all night, I work all day, to pay the bills I have to pay, - запела Джина, опустив голову. Прядь платиновых волос рассыпалась, закрыв её наштукатуренное личико.
        - Она поёт о том, - немузыкально заорал в микрофон ведущий, - что истцу было не до семейных глупостей, он день и ночь зашибал бабки, для того чтобы потом явилась она, его защитница, зацепила богатенького телёнка и выдоила из него всё подчистую: деньги, мозги, поганую его душонку.
        - Money, money, money, - заклинала Джина, оглаживая пальцами микрофон.
        - Бабки, бабки, бабки! - орал ведущий. - Одни лишь бабки светили ответчику, они ослепили его, потому он и оставил истицу один на один с её выросшим брюхом.
        - Нет, - шептал Вавилов. - Не было этого. Мне показалось. Та брюхатая… Я не узнал её. Это была не она.
        - Always sunny, in the rich man`s world, - тянула, хищно скалясь, Джина.
        - Праздник жизни в мире сумчатых буратин! - с издёвкой подпевал ей ведущий с лицом Вавилова.
        - И позже, с мальцом, была не она! - с ненавистью выкрикнул Илья.
        Голос его потонул в бушующем море звуков.
        - Идите вы… - буркнул он, но и этого никто, разумеется, не услышал.
        Тогда Илья развернулся на каблуках и побрёл прочь из зала, чувствуя себя не хозяином, а непрошеным гостем. Ввалился в спальню, рухнул на кровать.
        Теперь ему казалось, что рыжая певица не похожа на ту женщину, которую он… «Бросил», - подсказал внутренний голос. Встречались не больше двух месяцев, и прошло без малого двадцать лет после того, как… «Ты её бросил», - снова подсказал внутренний голос.
        - Просто разошлись, - процедил сквозь зубы Вавилов.
        Ничего в ней не было особенного, девчонка как девчонка. Рыжая. В клуб её таскал. Она петь любила под «караоке», выламывалась. Дурочка. Втрескалась по уши в бритоголового, с цепью на шее, самоуверенного, молодого… «Безмозглого», - добавил внутренний прокурор. Втрескалась и висла на плечах, мешала только, ничего больше.
        - Не было ничего больше, - упрямо повторял Вавилов, возя головой по кровати из стороны в сторону.
        Было. В офисе было, в клубе, на съёмной её квартире, в московской гостинице, когда увязалась в командировку, и ещё…
        - Больше ничего. Ни-че-го. Я уехал, - твёрдо заявил Илья и припечатал, шлёпнув ладонью по кровати, но шлепок не вышел, угодил в мягкое.
        Уехал, конечно. Начались у сети забегаловок «Закуси!» проблемы, знающие люди посоветовали Вавилу продать бизнес, пока есть возможность.
        - Я и уехал. И больше никогда её не видел.
        Видел. Был проездом в Перми через полгода или чуть больше. Ехал по Куйбышева, стекло опустил - бычок выбросить - и увидел на остановке, где «тройка» поворачивает, её. Стояла, выпятив пузо, автобус высматривала.
        - Не она это, - шёпотом взмолился Илья.
        Возразить-то некому, внутренний голос смолчал на этот раз.
        - Не она. И всё. И больше ничего не было.
        Было. Когда наведался года через три, - вправлять мозги зарвавшемуся управляющему новой сети закусочных «BlinOk», - видел в зале её с мальцом. Она тащила пацана за руку, тот упирался, хныкал. Илья отвернулся, чтоб не узнала.
        - Это была не она.
        «Она-она, - снова подсказала совесть. - Конечно, хлебнула за три с лишним года всякого, осунулась чуток, озлобилась».
        - Нет. И ничего больше…
        Было. Сколько раз во сне видел сына? Проснувшись, высчитывал, сколько лет ему исполнилось.
        - Восемнадцать? Девятнадцать уже? - шептал Вавил. - Если бы он встретил меня теперь, вполне мог начистить папочке рыло. Потому как есть за что. Я ж своему начистил.
        Назойливая музыка изводила Вавилова, он накрылся подушкой, потом заткнул уши. Не помогло почему-то. Как ни сжимал голову, гнусавый блюз не становился тише.
        «Чего я психую? Всё это мне кажется, - сказал себе Илья. - Сто пудов». Он отнял руки, потом снова закрыл уши ладонями - ничего не поменялось. «У меня в башке оркестр. Может, вообще ничего этого нет? Может, я на Земле, в психушке? Но я ж выходил на поверхность! Может, тогда и свезло мне крышу? Надо проверить. Если на подошвах скафандра…»
        Вавилов, не договорив, поднялся, заскочил на секунду в ванную - глянуть в зеркало. Неизвестно, что боялся там увидеть, но оказалось - всё путём. Оборванная пуговица на рубашке не в счёт, а что галстук петлёй на шее болтается - так это дело поправимое. Илья затянул узел и вышел в коридор. На музыку не обращал более внимания, по сторонам старался не смотреть.
        - Эй, Вавил! - Кто-то поймал за рукав на выходе из коридора.
        Илья Львович попробовал высвободиться. Не получилось. Его притиснули к стенке, в лицо дохнули перегаром.
        - Брат, штуку баксов надо. Кровь с носу. Налоговая насела. Слышь? В конце месяца…
        «Но зато мой дру-уг лучше всех играет блюз», - негромко нудил в полупустом зале телевизор, на экране шевелились чёрно-белые тени.
        Вавил, не глядя, отпихнул Кольку Лапина; тот - мурло бухое! - само собой, не устоял на ногах. Запутался в стульях, въехал в стол, сметая на пол посуду. Точно как тогда. Известно было, Лапа бабок не вернёт, потому при последней встрече Вавилов просто послал его куда подальше. Вот так вот пихнул в объедки и ушёл. Краем уха после слыхал, что загремел Лапа лет на шесть, но это было давно. И можно бы забыть, но…
        «…зато мой дру-уг…»
        Вавилов вытряс из головы Лапу с его проблемами и поспешно двинулся по проходу к зеркальной переборке, думая: «Ничем я ему помочь не мог. Просрал бы он и эту вонючую штуку, как всё просрал в жизни».
        «Круче всех вокруг он один играет блюз», - подвывал вослед ему под басовый перебор блюзмен. Часы над входом показывали без четверти десять утра.
        Илья Львович посмотрел на янтарные цифры изумлённо - по ощущениям должно быть глубоко за полночь. «Но я собирался проверить!» - вспомнил он и ступил в кессонный тоннель. Сразу же ощутил прилив сил. Запрыгал по арочному переходу, прислушиваясь к себе. Осматривая створки шкафов, обратил внимание на мелочь, незамеченную раньше, - пыль на полу и едва заметный запах. Рядом с той шторкой, которую открывал, надевая скафандр, пыль была гуще. «Чем пахнет - не разберёшь». Шторка отъехала, Вавилов пал на колени перед распятой на фиксаторах оранжевой шкурой и схватился за подошву. Резкий запах ударил в нос, Илья не выдержал, чихнул, вдохнул - пыль полезла в глаза и ноздри. «Похоже на пороховую гарь», - узнал он и чихнул ещё раз. Поспешно закрыл шторку и запрыгал по тоннелю обратно, отирая о брюки испачканные лунной пылью пальцы. «Пойти умыться? Принять душ? - думал он, ввалившись в зал. - Кто её, эту пакость, знает, не ядовитая ли». Желание выйти ещё раз на поверхность пропало, сомнения в реальности происходящего исчезли, рассыпались в пыль. По правде сказать, принимать душ у Ильи Львовича большой охоты не
было, хотелось есть. Не есть даже, а жрать. Пихать в рот большими кусками мясо, давиться, заливать водопадом пива, помидоры жевать, чтобы тёк сок по подбородку, смешиваясь с мясным жиром. Чихать, что всё это синтетическое. Чихать, что будут пялиться эти…
        Вавилов огляделся. В зале ни души, экран мёртв. Звуки - вчерашняя фонограмма - вполне соответствовали настроению хозяина ресторана, и без того созревшего для гастрономических подвигов.
        - Вот и ладненько, - громко сказал он и устремился к пульту синтезатора.
        Нетерпеливо шевелил пальцами, прикидывая на ходу заказ. Размышлял, тыча в строки меню: «С чего это меня на хавчик пробило? Мясо по-французски. Пороху понюхал? Жареного чего-нибудь. Расчихался. Фри. Призраков и сдуло. Салат по-домашнему. И очень хорошо. Пива. И потом ещё возьму, чтоб осоветь».
        Он стал выполнять намеченную программу: не ел, жрал, давился, капал на столешницу соком, перемешанным с жиром, пиво лил в глотку. И всё шло хорошо, но…
        - Папа!
        Кто-то подёргал за рукав. Кусок мяса стал поперёк горла, еле Илья с ним справился.
        - Па, а можно я…
        Мальчишка лет шести, патлатый, джинсы рваные, футболка.
        - За руль. А? - искательно глядя снизу вверх, спросил мальчуган.
        Вавилов внезапно обнаружил, что стоит, а не сидит, - вскочить успел, оказывается, повалив кресло.
        - Нельзя, - машинально ответил он. - Рано тебе ещё.
        Подумал и добавил, рассматривая свежий фингал у парнишки под левым глазом:
        - Ты до педалей не достанешь.
        Мальчик скосил глаза на «Форд-Т», потом глянул на свои ноги в облезлых кроссовках.
        Илья опомнился и, как бы оправдываясь, пояснил:
        - Она же не настоящая.
        - Почему? - заинтересовался любознательный его собеседник.
        Вавилов не ответил. Припоминал, изучая синяк: «От Лапы. Дал мне в глаз. А штаны я раньше порвал. Сзади ещё дырка должна быть».
        - Почему нельзя, если она не настоящая? - не унимался мальчик.
        Вавилову тоже захотелось кое-что спросить, но слова застряли в горле не хуже непрожёванного куска мяса.
        - Можно, - хрипло ответил он.
        Парня как ветром сдуло. Мгновение спустя хлопнула дверца, и тут же заревел клаксон. Илья вздрогнул. Поколебавшись, всё-таки подошёл к музейной редкости с водительской стороны и залез на подножку.
        - Круто! - сообщил ему мальчуган, крутя руль и дёргая какую-то ручку. - Жалко, не ездит. Денег когда заработаю, куплю себе такую же, но чтоб ездила.
        Вавилов всё никак не мог решиться на вопрос. Язык не поворачивался.
        - Скукота, - заявил вдруг парень, поёрзал, выбрался с другой стороны, сверкнув дырой на обвисших сзади джинсах.
        - Послушай, - выдавил Вавилов, - как тебя…
        - Скукотища здесь, - сказал мальчик, соскочил с подножки и, не обернувшись, бросил: «Па, я наверх, к маме».
        - Эй! - позвал Илья, но не был услышан.
        Прошлёпали по лестнице шаги - вверх, на веранду.
        - Как тебя зовут? - негромко спросил Вавилов.
        Опоздал. Вопрос утонул в фальшивом ресторанном гаме - как раз хлопнула входная дверь, и с несуществующей улицы донеслось ворчание призрачного авто. Илья дёрнул плечом, потоптался у первой ступени лестницы - очень хотелось подняться, но страшновато. Парень сказал, что идёт наверх, к маме.
        - Никого там нет, - успокоил себя Илья и стал подниматься крадучись. Излишняя мера предосторожности, всё равно ведь из-за «фанеры» шагов не слышно.
        На веранде полумрак, два столика сдвинуты под висячую лампу. Люди в креслах, их лица в тени, а стол освещён ярко. На нём пёстрый квадрат, знакомый Вавилову с детства.
        - «Монополия», - сказал Вавилов, подойдя ближе. - У меня такая была.
        - Не совсем такая, - с готовностью отозвался один из игроков, выныривая из тени.
        Лицо костистое, бледное, блики от лампы на лбу. «Он? - спросил себя Вавилов. - Быть не может! Откуда он меня… Я никогда не лез в политику…» Разом пересохло в горле.
        - Илья Львович, зачем вы заставляете нас ждать? - нервно улыбаясь, спросил высокий гость. - Ваш ход.
        Илья затравленно огляделся и обнаружил, что одно из мест пустует. Он неуверенно взялся рукою за спинку кресла.
        - Садитесь-садитесь, - подбодрили его.
        - Владими… Влади… - глотая от волнения буквы, начал Илья.
        - Илля Лвовитч, - холодно прервала его немолодая женщина, занимавшая соседнее кресло. - Битте.
        И, потянувшись, она похлопала ладонью по пустому сиденью, добавив ещё несколько слов по-немецки.
        - Вечно вы нас торопите, Ангела, - весело молвил Владимир Владимирович, наблюдая, как новый игрок устраивается за столом по правую руку от федерального канцлера. Бросить взгляд направо Илья постеснялся, хоть и любопытно было, кто сидит там.
        - Получается, вы против меня? - не меняя тона, спросил у Вавилова Владимир Владимирович.
        - Ну что вы, Влади…
        - Шучу-шучу. Не имеет значения, где вы сидите, игра для всех одна. Ангела, я всегда говорил, что терпение у вас истинно ангельское. Илья Львович, бросайте кости, ваш ход.
        - А фишка? - осмелился спросить Вавилов. - Где моя фишка?
        - Сначала ход. Фигура появится позже. Или не появится.
        - А деньги?
        - Хороший вопрос, - похвалил Владимир Владимирович. - Своевременный. Вы слышите, Барак? Игрок интересуется, где деньги. Вы слишком медленно рисуете, никто из нас ещё не получил ренту за прошлый круг. Не делайте вид, что не понимаете. Как там у вас говорят? Если не понимаете, о чём речь, значит, речь о деньгах. Вот так-то лучше. Возьмите, Илья Львович.
        Вавилов подался вперёд, высматривая, у кого взять.
        - Не там ищете, - сказал ему Владимир Владимирович. - У нас правило такое: банкир всегда справа.
        Илья повернул голову, куда указано было, и у него позеленело в глазах. Пачки взял одну за другой; не зная, что с ними теперь делать, рядком разложил перед собою на столе.
        - Ну же, - подбадривали его. - Теперь кости. Не стесняйтесь. Нужно кинуть.
        Костяные кубики глянули на Илью Львовича чёрными глазницами. Он покачал их в руке, осторожно бросил на игровое поле. Кубики стукнулись друг об друга с треском, покатились, замерли, остановившись на изображении арестанта за решёткой.
        - Неважный ход, - прокомментировал Владимир Владимирович. - Ноль-ноль.
        - Ватерклозет, - проговорили из тьмы.
        - Шутки в сторону, Дэвид, - одёрнул его Владимир Владимирович, - дело серьёзное. Почему всё время так получается? Деньги есть, фигура есть, но стоит кому-нибудь из наших сделать ход, - или в тюрьму загремит, или вот так вот на месте топчется, спуская все деньги в сортир. Что-то не так с игрой, надо менять правила, нам они не подходят. Возьмём хотя бы… Кого? Ну, хотя бы господина Вавилова. Не отворачивайтесь, Илья Львович, мы всё равно всё про вас знаем. Чем человек занимался? Соотечественников травил чёрт знает чем, обирал их, а когда поднакопил деньжат, вышел на международный уровень. И не с чем-нибудь, а с этим своим «унитрансом». Суррогатная пища… Не перебивайте, Барак, я знаю, что вы хотите сказать. Да, численность населения растёт, покупательная способность в развивающихся странах…
        Голос Владимира Владимировича звучал глухо, как сквозь слой ваты. Перед глазами мутилось у Вавилова, он крепился, но монотонное бубнение о показателях роста экономики и снижении подушного дохода… поголовье крупного рогатого… росте потребления… социальном расслоении… интеллектуальной дифференциации… Голова от нудятины этой зачугунела, держать её не было возможности, и Вавилов сдался - откинулся на спинку кресла. Перед глазами то ли лампа синяя повисла, то ли Земля. За миг до того как сон сморил Илью Львовича, ему пригрезилось, что купоросное, в пегих разводах яблоко катается по чёрной тарелке. «Либрация-вибрация», - подумал Вавилов и заснул.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Думовед: Исследование популяции выполнено. Классификационные данные популяции: планетарная, гравизависимая, энергозависимая, паразитического типа, разобщённая, расслоённая, вертикально-управляемая. Социально неравноправная, с ролевой специализацией. Тип ролевого выбора - хаотичный. Социальная ценность особи пренебрежимо мала. Слиятельность в пределах нормы. Клетка думосферы, пригодная для оплодотворения, не сформирована.
        Хранитель: Записываю.
        Думовед: Необходимы установочные данные для синтеза личности.
        Хранитель: Половая принадлежность модели думотерия: плодотворник или оплодотворитель?
        Думовед: Плодотворник.
        Хранитель: Ролевая направленность синтетической личности: партнёр, противник, нейтрал? Степень соответствия роли?
        Думовед: Идеальный партнёр.
        Хранитель: Оптимальные параметры модели…
        Конец выписки
        Поимка
        Болела затёкшая шея. Вавилов пошевелил головой, зевнул, потянулся с хрустом. Некоторое время пытался понять, почему спал в кресле, почему в спальне потолок чёрного цвета и откуда взялась такая, в виде синего полумесяца, лампа. Потом припомнился ему давешний бред. Илья выпрямился, оглядываясь по сторонам.
        На веранде темно было, пусто, безлюдно; пол мертвенно отсвечивал, и лежали на нём блёклые тени. Сколько прошло времени, не понять.
        - Но выспался я неплохо, - заметил бодрым тоном владелец лунного ресторана, бросив украдкой ещё один короткий взгляд на кресло по другую сторону стола. Почудилось… Нет, просто игра теней. Ни один из игроков в «Монополию» не дождался пробуждения Вавилова. Нельзя сказать, чтобы Илья Львович расстроился по этому поводу.
        - Долго я спал? - спросил он, глянув на Землю. Если и сместилась она, простым глазом не заметишь.
        Илья вылез из кресла, покряхтел, разминая конечности. Не только шея затекла, всё прочее тоже. Под глазами набрякли мешки; судя по ощущениям, отросла щетина. «Не щетина даже, а борода, но бриться что-то не хочется», - лениво думал Илья, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу. Ничего предосудительного не услышал, всё, как и должно быть - «фанера».
        - Позавтракать, что ли?
        Есть не хотелось, но не сидеть же сиднем.
        Спускаясь, он похлопывал ладонью по перилам и свистел под нос. Сунулся в коридор, намереваясь умыться перед завтраком, но махнул рукой, передумал. Лень.
        - Псш-ш! - шипением встретила его призрачная кофеварка.
        «Два эспрессо… - гомонили голоса - Тебе с сахаром?.. Садись, я сам принесу… Вон столик свободный».
        Вавилов оскалился, зашипел сквозь зубы. Злость подступила к горлу. Заигранная пластинка.
        - Псш-ш! - кофеварка.
        - Дзинь-стак-стак-стак! - ложечка по чашке, размешивая сахар.
        - Виэ-э! - дверь.
        - Дранг-драу-р-р! - мотоциклетный на улице двигатель.
        - Иэ-э! Бдум! - снова дверь.
        «Фрфс-ха-ха! О-о!.. По спинке похлопать, зая?.. Короч, три пива нам, орешки солёные. Кто играет сегодня?.. Зая, салфетку возьми…»
        Илья заметил вдруг, что стоит перед пультом медиацентра, сжимая в руках стул. «Что это я? - подумалось ему. - Раздолбать его хотел?»
        Сзади постучали по стойке монеткой.
        - Кхе! - кто-то кашлянул и: «Ц! Ц! Ц!» - опять монеткой.
        - Можно вас попросить…
        Вавилов обернулся. Вид у него со стулом наперевес, надо думать, был хорош, - девушка улыбнулась, затем, согнав с губ улыбку, продолжила:
        - Извините, что отвлекла, но…
        Она была так похожа на ту рыжую певичку, что у Ильи захватило дух.
        - Я на перерыв выскочила, нет времени ждать.
        Не рыжая. Брюнетка. Черты лица тоньше. И Ленка старше гораздо. «Не надо бы имя», - обречённо подумалось Вавилову. Он отставил стул, стукнули по плитам ножки.
        - Окрошку, - заказывала девушка, глядя в потолок. - Жарко сегодня. Омлет, картофель отварной. Тот, который у вас молодым называется. Салат из свежей капусты, хотя…
        Девушка перевела взгляд с потолка на хозяина ресторана и добавила, морща нос:
        - Она у вас всегда одинаково свежая. Ну, что вы на меня смотрите? Повторить заказ?
        Вавилов помотал головой и метнулся к синтезатору. Окро… Омле… Карто… Он украдкой глянул на посетительницу - не исчезла ли. Увидел затылок. Она, похоже, место свободное искала. Волосы стрижены коротко, завитки во все стороны. Картофель молодой, она говорила. Салат.
        - Кофе будете?.. - спросил Илья; потом, когда снова увидел лицо девушки, добавил неуверенно: - Чай?
        - Остынет. Поем - потом что-нибудь дозакажу. Сколько с меня?
        - Нисколько, - сдавленным голосом сказал хозяин лунного ресторана. - За счёт за…
        Девушка фыркнула.
        - Глупости. Вы каждый день меня обедом кормить собираетесь? Нет ведь? Тогда и не начинайте. Ну?
        Не дождавшись ответа, она глянула на дисплей кассы и стала скармливать монетки одну за другой монетоприёмнику.
        - Не терплю благотворительности, - заявила она, нажав кнопку.
        Затем снова удостоила взглядом Вавилова. Удивилась:
        - В чём дело? Где мой заказ?
        - Садитесь, я принесу, - неожиданно для самого себя предложил Илья.
        - Это ещё зачем? - Брови девушки заметно поднялись, она поджала губы, но смилостивилась: - Ладно. Но тут вроде бы всегда было самообслуживание. Только имейте в виду, у меня мало времени.
        Девушка кивнула и отбыла. Вавилов следом за нею потащил заставленный поднос. Сердце его колотилось бешено. «Не исчезай, - молил он. - Ты же не…» Девушка не казалась бесплотной. Ростом не высока была, сложения изящного, но не хрупкого. Блузка, джинсы летние в обтяжку, босоножки… Смотреть, как она отодвигает от столика кресло и усаживается, как подпирает рукою подбородок, было одно…
        Илья споткнулся на ровном месте, чуть обед об пол не расхлопал. Удовольствие удовольствием, а смотреть надо, куда идёшь. «Как её зовут, интересно?» - спросил себя Вавилов и стал расставлять тарелки. Покончив с этим, сунул опустевший поднос на соседний стол, не глядя.
        - Э! Полегче! - возмутился какой-то хмурик, скучавший над чаем.
        На него Илья не обратил внимания. Торчал с дурацким видом - спина согнута, руки висят - в двух шагах от незнакомки, не зная, на что решиться. «Небрит, - думал он, - мешки под глазами, волосы дыбом. Чучело». Девушка смотрела на него снизу вверх. Уголки губ её… Вавилов отважился спросить:
        - Можно?
        Не дожидаясь отказа, придвинул кресло и уселся напротив.
        - Думаете, ваш вид может послужить приправой к обеду? - съязвила незнакомка.
        Илья схватился за подбородок. Это уже не щетина, а…
        - Бороду отращиваете? Ладно-ладно, сидите, если вам хочется. Аппетит вы мне не испортите. Смотрите только, как бы вас хозяин не выставил за то, что в рабочее время болтаете с клиентами.
        - Я и есть хозяин. Илья Вавилов.
        - Хозяин? Не смешите. - Девушка размешивала в синтетической окрошке поддельную сметану. - Илья Вавилов? Отстали от жизни. Что ему делать в Перми? Вы что, телевизор не смотрите?
        - Нет, - признался Илья.
        - Тогда понятно. Вавилов продал «BlinOk», построил на Луне базу и теперь живёт там, если не врут новости. По-моему, глупо. А вы как считаете?
        Она изредка посматривала из-под ресниц. Ела. Крошила мелкими кусочками белую булку. Илья следил за её пальцами, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть, как будто она была бабочкой.
        - Не глупо, - едва шевеля губами, возразил он. - Может, у него были причины.
        Слишком тихо сказал, но она услышала.
        - Чепуха! Какие ещё причины? Плохо вы знаете таких, как он. Ну, вам простительно, телевизор вы не смотрите, интернет не читаете. То-то я гляжу, вид у вас дикий, как у бомжа или отшельника. Представить не могу, как бы я жила там. - Девушка указала вверх ложкой и снова принялась за еду. Удивительно ловко у неё получалось говорить и есть одновременно.
        - А как вы живёте здесь? - спросил Вавилов, скрестив на груди руки.
        - Ну как-как… - Девушка улыбнулась, глядя в сторону.
        Улыбка у неё получилась невесёлая. Она тряхнула головой, отставила пустую тарелку, придвинула второе и стала рассказывать, как живёт, ковыряя вилкой в омлете. Илья слушал жадно, каждое слово падало в душу, прорастало, пускало корни. Слушая, всматривался в эту женщину, примечая мелочи: как морщит нос, когда собирается сказать что-то смешное, как голову наклоняет. В ямочку между ключиц глазами впивался, а когда та, имени которой он ещё не знал, поворачивала голову, позволял себе вольность - скользнуть взглядом ниже.
        Она рассказывала о крошечном своём бюро переводов, о квартире, которую сдуру купила в кредит, о непроходимой тупости клиентов и об их гомерической жадности, о пожарном инспекторе, который раз в неделю приходит опечатывать розетки в офисе, о битве стервы из налоговой со стервой бухгалтершей. О том, как здорово сидеть в офисе допоздна над переводами, потому что дома в раковине грязная посуда - горой, подтекает в туалете бачок и соседский мальчишка вечерами долбит на пианино гаммы. Да и делать там… Сумбурное повествование непостижимым образом ложилось на рваную ткань памяти Вавилова, стягивая разрозненные лоскутья: Перекрёсток Комсомольского проспекта и Луначарского… Конечно, Илье приходилось там бывать, в этом офисном клоповнике. Шевцова, Тимирязева, снег не чищен, зима, фонари через один в полдесятого вечера. Да, конечно. Что дома? Делать там нечего.
        - Тоска, - вырвалось у Вавилова.
        - Да ну, - сверкнула глазами, потом спросила, щурясь: - Соскучились? Заговорила я вас.
        - Нет! - возмутился Вавилов. - Я не то хотел сказать. Ты меня неправильно…
        - Мы на «ты» уже? Ладно-ладно, проехали. Раз так, принеси-ка мне кофе. Сейчас, дам денег.
        - Ну, кофе-то хоть тебя угостить можно?
        - В награду за интересный рассказ? Ладно. Угости, если так уж хочется. Только побыстрей, мне через пятнадцать минут надо быть в офисе.
        Вавилов сорвался с места, мельком глянув на стенные часы. «Без четверти час. Перерыв у неё…»
        - Илья! - позвала незнакомка.
        Он оглянулся.
        - Я же не сказала!.. Мне «эспрессо»! Слышишь? Без сахара!
        Он взял кофе для неё и для себя, мигом вернулся. Опускаясь в кресло, заметил:
        - Ты ещё кое-чего не сказала. Как тебя зовут?
        - Не сказала? А, ну да. Вика. Только Викторией не называй, ладно? С детства терпеть не могу, когда меня так величают.
        Куча вопросов была у Вавилова, но он молча пил кофе. Молчала и Вика, смотрела поверх чашки, прихлёбывала мелкими глотками. А время шло.
        - Ты… - Илья мучился ужасно, выбирая из вертевшейся на языке ерунды что-нибудь значащее.
        - Что?
        Чашечка о блюдце звякнула, Илью бросило в жар - ощутил прикосновение. Скосив глаза, увидел - так и есть, рука Вики у него лежит на запястье. Пальцы тонкие…
        - Ты вернёшься?
        - О чём ты? Я никуда и не собиралась уезжать. Работы сейчас валом.
        - Сюда, в ресторан.
        Хотел спросить: «Ко мне вернёшься?» - но понял, что прозвучало бы по-идиотски через полчаса после знакомства.
        Вика фыркнула.
        - Глупости! Куда ж я денусь? В трёх минутах ходьбы нет больше ничего приличного кроме этой забегаловки. Да я каждый божий день здесь кормлюсь. Иногда вечером ещё заскакиваю перекусить, если домой идти тошно. В воскресенье только не бываю тут никогда.
        - Почему?
        - Ты странный. Что мне в выходной делать в офисе? Надо же и выспаться хоть раз в неделю. Ну, мне пора. Спасибо за кофе. До скорого.
        Илья посмотрел на часы - без пяти час, - повернулся, чтобы сказать: «Две минуты есть ещё», - но получилось - говорить некому. Вика быстро шла к выходу. Отражение её на мгновение появилось в зеркалах под часами, потом створки раздвинулись перед нею.
        Вавилов хватал воздух ртом, как живая рыба на разделочной доске.
        Вика не оглянулась. Жерло тоннеля поглотило её, сошлись зеркальные двери.
        - Не уходи, - с трудом выдавил из себя Вавилов. Потом новая мысль пришла в голову: «Куда? Куда она могла отсюда уйти?»
        Он бросился следом. Влетел в тоннель. Никого. «Дальше, дальше», - подгонял он себя. Сунулся в кессон - там тоже было пусто.
        - Дальше? - спросил он у одной из кессонных шторок. - Куда же дальше?
        Все скафандры оказались на месте. Никаких следов, кроме тех, что оставил сам хозяин лунной закусочной, не было на коричневой пыли, тонким слоем устилавшей пол.
        - Она в Перми. Так она говорила, - сообщил в пустоту Вавилов.
        «В Перми, конечно, - ответил внутренний голос. - Как есть, так и говорила, я врать не люблю».
        Илью нисколько не удивило, что внутренний собеседник голосом и манерой говорить напоминает новую знакомую.
        - Но ты же была здесь. И я угощал тебя кофе.
        «Была. Ты странный. Проверь, если хочешь».
        Вавилов вернулся в зал. Собрал со стола на поднос грязную посуду: тарелку с остатками окрошки, ложку, затем от второго широкую тарелку, салатницу, вилку, нож, в последнюю очередь две кофейные чашки с мутной коричневой жижей на донцах, блюдца, чайные ложечки. Он отнёс всё это к стойке, машинально сунул в посудомойку, остановился, в нерешительности потирая лоб. Ещё одну придумал проверку, но надо ли? Лучше остаться один на один с иллюзией, чем…
        «Проверь-проверь. Горькая правда лучше сладенького вранья».
        - Да, Вика, ты права. Что-то я совсем в соплях своих запутался, - твёрдо сказал Илья и, набрав пароль, открыл лоток кассового автомата. Выгреб серебристые кругляшки, пересчитал. Позвенел ими в горсти, высыпал обратно. Со щелчком задвинул лоток и проговорил раздумчиво:
        - Ещё пару миллионов таких дней - и затея окупится.
        «Ни о чём, кроме денег, не думаешь».
        - Да нет же, Вика! - горячо заговорил Илья. - Я не то совсем хотел сказать! Вечно ты не дослушаешь! И сразу - выводы. Хочешь знать, почему я здесь оказался?
        «Я-то знаю. Но всё равно расскажи, если тебе хочется».
        - Понимаешь, родом я из Перми. Ты ведь знаешь, как там у нас…
        Илья Львович так увлёкся собственным жизнеописанием, что перестал обращать внимание на сотворённую им же самим ресторанную фонограмму. Говоря, оседлал один из высокорослых табуретов у стойки, голову иногда поворачивал вправо. Со стороны могло показаться, что он действительно болтает с девушкой, расположившейся на соседнем табурете, но смотреть со стороны на Вавилова было некому. Послеобеденное запустение воцарилось в лунном ресторане «BlinOk», призраки удалились по своим призрачным делам, экран большого телевизора был мёртв.
        - Ещё три светлых… Ты видел, как он в угол!.. С тебя мачо, как с конуры дача… - бубнили голоса, но Вавилова это больше не раздражало, да и вообще не до них было. Вика оказалась прекрасной слушательницей.
        «И что же ты решил?»
        - Решил, я не я буду, если… - увлечённо рассказывал Илья, стараясь говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Иногда на часы поглядывал, прикидывая, когда Вика явится, если тошно ей вечером будет возвращаться домой. Восемь вечера, девять…
        - Тьфу ты, не в Перми же девять, а по среднеевропейскому! Или… Что за хрень получается с этим временем?
        Не только со временем, но и с пространством получалась у Ильи Львовича чепуха. Отчаявшись дать правдоподобное объяснение тому, как жительница Перми оказывалась в его лунном заведении, и упрямо не желая считать встречу с нею плодом воспалённого воображения, Вавилов тянул с ужином. Когда стало понятно - не придёт она вечером, - успокоил себя таким соображением: видимо, вторая половина рабочего дня у переводчицы сложилась удачно, она устала и сразу же домой отправилась.
        «Да. Ты знаешь, что-то клиенты меня сегодня замучили. Спать хочу, умираю».
        - Спи, - шепнул Вавилов и, чтобы не мешать, вывел звук фонограммы на минимум.
        Поужинал без вкуса, молча. Если бы спросили, что ел, затруднился бы с ответом. Ещё раз воровато заглянул в кассу - деньги были на месте. Захотелось наградить самого себя пощёчиной за неверие. Сдержался. Провёл по щетине ладонью. Можно было и утром побриться, но…
        В спальне у кровати он не остановился, прошёл сразу в ванную. Придирчиво оглядел своё отражение, нашёл, что не всё так страшно, как казалось. Не борода, щетина. Дело поправимое. После бритья и купания глянул в зеркало ещё раз - результат ему понравился. Можно было бы и спать лечь, но…
        Вавилов стоял перед разорённой двуспальной кроватью. В голову лезло всякое: завитки волос, мочка уха, между ключиц ямочка, и… прочее тоже, однако Илья вовремя опомнился.
        - Не сходи с ума, - приказал он себе строго, после чего понял - исполнить приказание не получится, если прямо вот так вот разлечься под одеялом на двуспальной кровати.
        Илья оделся, тщательным образом повязал галстук, прихватил с кровати одеяло и потащил его в зал. Нужно было придумать повод, пусть идиотский, любой.
        - Чтобы не прозевать, когда придёт, - пояснил Илья, расстелил одеяло подле сдвижных зеркальных дверей, и лёг.
        - Жёстко, - пожаловался он, ворочаясь на спине. - Сжалилась бы ты, Вика…
        Но тут же прикусил язык. Она устала, хотела спать. Лежать на полу без сна не такое уж страшное мучение.
        Страдания Вавилова скоро кончились, он провалился в сон, словно с головою нырнул в тёплую тёмную воду.
        Проснулся так, будто его толкнули в бок, сел торчком.
        - Вика? - спросил.
        «…ика!..» - неуверенно ответило эхо, и тут же послышалось Вавилову, как где-то стукнула дверь.
        «Центр я вчера вырубил», - подумал он, прислушиваясь. Голова была, как стёклышко, и слышимость великолепная. Вот кто-то открыл кран, пустил воду. Вавилов мгновенно установил, откуда звук, и с низкого старта рванул в коридор. Дёрнул дверь гостевого туалета раз, другой, - заперто. «Внутри кто-то есть. Откуда взялся? Я же на входе… Не мог не проснуться, когда открылись входные двери, и потом створки не закрылись бы, я же валялся прямо под датчиком!
        За дверью закрыли кран, зашелестели бумажным полотенцем, щёлкнули пластиковой крышкой мусорного ящика.
        - Эй! - позвал Илья, вертя и дёргая ручку.
        Щёлкнула задвижка, дверь подалась, некто вылетел навстречу Илье Львовичу, отдавил ногу, толкнул в грудь, возмущённо пискнул:
        - Ой! Совсем обалдел?! Трёшься под дверями!
        - Вика? - выдохнул Вавилов.
        Он получил ещё один толчок в грудь, не очень сильный, правду сказать, засим его спросили:
        - Ты что - маньяк? Вот бы никогда не подумала!
        - Но я же… - ошалело пуча глаза, стал оправдываться Вавилов, однако не договорил.
        Хорошенькое дело - признаться девушке, что караулил её на пороге ресторана, как пёс! С другой стороны: она что же, переступила через него спящего, не заметив?
        - Меня поджидал? Хорошее местечко для засады выбрал, молодец. Считай, что поймал меня на горячем, я как раз руки мыла перед обедом. Слушай, ты так и будешь держать меня тут в коридоре? Я есть хочу. А ты чего хочешь?
        - Тебя… С тобой пообедать, - соврал Илья, героическим усилием воли заставив себя отступить на полшага.
        - Да-а? - с сомнением протянула Вика, глядя прямо в глаза. - Ну ладно, раз так. Я не против. Только предупреждаю, я сегодня не в настроении. Поцапалась утром с одним… э-э…
        - Мудаком? - подсказал Илья, следуя за любимой своею клиенткой к стойке.
        - Заказчиком, - пояснила Вика. - Но ты прав. Мудак он редкий. Слушай, а кто нас будет обслуживать?
        - А, да! - спохватился Вавилов. - Ну я и олух. Сейчас.
        - Олух, - с улыбкой согласилась Вика, - и маньяк. Но мне ты почему-то нравишься. Только не подумай, что меня заводит, когда меня хватают на выходе из уборной.
        «Нравишься!» - гулким эхом отдалось в голове у Вавилова, как в пустой бочке.
        - Вчера ты больше смахивал на психа, чем сегодня. Из-за щетины, наверное. Терпеть не могу щетинистые морды, это после того случая, помнишь, я тебе говорила?
        Не помнил Илья, действительно ли девушка рассказывала за обедом о мерзком происшествии, или всё это стало известно ему из беседы с внутренним голосом, но копаться в подробностях не было желания. Какая разница? Вика сидела против него, её можно было взять за руку…
        - Ты чего? - удивилась девушка, прервав рассказ об утреннем своём клиенте. - Неудобно так, я привыкла первое с хлебом. Я же тебе вчера говорила. Да, так вот. Этот мерзавец…
        Она мягко высвободила руку, стала аккуратно крошить булку.
        Илье хотелось кричать. Душу рвала на части гремучая смесь желаний: не выпускать, держать, во что бы то ни стало, за руку; обнять; защитить от грязи и мерзости; не спугнуть ни в коем случае; ни слова не пропустить, ни звука; повиноваться рабски; принудить к повиновению… Но мало-помалу он успокоился, выбрал меньшее зло - слушать, изредка позволяя себе короткие замечания: «Да, Вика. Я тоже так думаю. Конечно. Знаю прекрасно». В трёхстах шестидесяти с лишним тысячах километров от земной поверхности слушал о делах мелочных так, будто важнее ничего в его жизни не было.

* * *
        Он потерял счёт дням. С Викой встречался за обедом, дважды угостил её ужином. Каждый вечер, проверяя кассу, хозяин лунного ресторана отмечал - итог растёт. Росла и его уверенность в том, что так должно быть всегда. Но одних разговоров стало Вавилову мало, и вот однажды, когда Вика, отужинав, засобиралась домой, он предложил:
        - Я отвезу.
        - На этой колымаге? - со смехом спросила девушка, указав на старичка «форда».
        Она не была пьяна - немного лёгкого вина, только и всего, - оживлённа и весела чуть больше обычного, и оттого выглядела ещё привлекательней, чем всегда. Но предложить ей остаться… Нет, этого Илья сделать не мог. В задней комнате ресторана быстрого питания?.. Нет. Будь на её месте Джина - совсем другое дело. Связь с Викой - одни разговоры! - святою стала для Вавилова. Тискать любимую в простенке между синтезатором жратвы и гостевым туалетом? Нет! Любимой нужен дом. Комнатка управляющего рестораном хуже гостиницы.
        - Я провожу тебя.
        - Зачем? - удивилась Вика. Вставая, добавила по обыкновению: - Глупости, сама дойду.
        Потом, заметив, что кавалер настроен решительнее обычного, она сказала твёрдо:
        - Если хоть сколько-нибудь считаешься с моими желаниями, ты с места не двинешься ещё пять минут. Посмотрим, чего стоят твои слова. Ну, Илюша! Не вздумай только дуться. Я что-то устала за неделю. Нужно выспаться. Ох, как здорово, что завтра… Спасибо тебе за вечер.
        Прикосновение губ мимолётно. Невозможно удержать рукою вспорхнувшую бабочку. «До скорого!» - как лёгкое дуновение ветра. И всё.
        «Завтра? - потерянно думал Вавилов. - Что будет завтра?»
        - Иэ-э! - скрипнула дверь.
        Вавилов вздрогнул. В зал ворвались с улицы звуки: визг тормозов, глухой удар, сирена.
        Вавилов сорвался с места, но тут же вернулся. Это «фанера», а не живой звук, кроме того, пять минут не прошли ещё. На часах двадцать один пятьдесят семь субботнего вечера.
        - Ты сказала, выспаться? - холодея, спросил Илья. - Ты сказала, здорово, что завтра… Какой день недели завтра?!
        Ответом ему было молчание.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Думовед: Испытания окончены. Обрезка побега не требуется.
        Судья: Мотивировка отказа в обрезке особо опасного побега?
        Думовед: Обособленность особи под личным именем «Илья Львович Вавилов» в результате испытаний понизилась до нижней границы побегоопасности одиночников светломатерчатых. Проявилась выраженная слиятельность. Побег имеет тенденцию к самоликвидации. Предлагаю прекратить испытания и снять изоляцию зоны контакта.
        Судья: Предложение принято. Испытания прекратить, изоляцию зоны контакта снять. Данные об испытаниях сохранить. Продолжать наблюдение.
        Обрезчик: Жалоба Верховному.
        Судья: Отклонена.
        Хранитель: Записано. Данные об испытаниях сохранены.
        Наблюдатель: Продолжаю наблюдение.
        Техник: Всем-всем-всем, невзирая на лица. Напоминаю о не устранённом противоречии в данных о способе перемещения думотериев. Реактивный принцип не обеспечивает свободы передвижения, достаточной для побега данного типа.
        Наблюдатель: Пять думотериев в радиусе действия станции. Это побег.
        Хранитель: Записано.
        Думовед: Считываю духовнотелесные слепки.
        Обрезчик: К обрезке готов. Жду указаний.
        Думовед: Требуются для сравнения данные о думотериях, посещавших зону действия станции.
        Хранитель. Требуемые данные переданы.
        Думовед: Зарегистрирован циклический побег. Особь под личным именем «Джошуа Росс» повторно пересекает охранный периметр.
        Хранитель: Записано.
        Думовед: Приступаю к характеризации думотериев, не зарегистрированных ранее. Характеристика первого думотерия. Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый, слабозаторможенный. Обособленность близка к предельной для светломатерчатых. Слиятельность слабовыражена. Склонность к захвату пятой, наивысшей категории. Личный способ перемещения, личный способ ориентации, основной личный способ обмена информацией, личный способ хранения и обработки информации и организация данных - типичные для популяции. Волновые способности в зачаточном состоянии, два балла по общей шкале одиночников светломатерчатых. По самооценке: душевнотелесные данные значительно выше среднепопуляционных. Самооценка достоверна. Особо опасен. Рекомендую уничтожить.
        Обрезчик: Резать?
        Конец выписки
        Обрезка
        - Предложение было отправлено вам вчера. Вы не ответили, - сказал Илье Львовичу Джошуа Росс. - Вы ни разу не вышли на связь. Что у вас тут случилось, мистер Вавилов?
        Разговаривали в кабинете. Илья сидел за терминалом, с отсутствующим видом уставившись в экран, капитан «Актеона» возвышался позади него осадной башней.
        - Ничего, - буркнул Илья, неуверенно трогая клавиатуру.
        - Подключиться надо, - без раздражения, хоть и во второй уже раз, напомнил капитан Росс. - Вот, прекрасно. Видите, сколько писем? Возьмите последнее. Управляющий говорил, что покупатель повысил цену. Вы этого и добивались молчанием?
        - Нет, - со странной улыбкой ответил Илья. - Деньги меня мало интересуют.
        «Странно, - подумал капитан Росс. - Не ожидал от него».
        - Что с вами случилось за неделю? - спросил он. - Извините меня, мистер Вавилов, но вы ведёте себя странно. Я бы рекомендовал вам вернуться на Землю, тем более что это совпадает…
        - Тем более что это совпадает с моим собственным желанием, - ответил, широко улыбаясь, Илья Львович.
        Глаза его при этом оставались холодными, но сумасшедшинка, замеченная капитаном Россом при встрече в кессоне, никуда не делась.
        - Отлично. Значит, ваши интересы совпадают с интересами моего начальства. Каким же будет ваш ответ?
        - Вы о чём? А, об этом письме… Да. Можете обрадовать начальство. Я продам ресторан.
        «Премия обеспечена, - с удовольствием отметил про себя капитан. - Всё хорошо. Только бы чего-нибудь не выкинули туристы. Марсианин или Мисс Всезнайка. Или Портер. Пассажиры, чтоб их…»
        С туристами на этот раз капитану не повезло. Особенно с одним из них. С тем, кто, пользуясь принципом неразглашения, взял себе псевдоним Марсианин. Беда с мальчишками, которые ищут, куда бы ещё девать родительские денежки. Русский выскочка, по крайней мере, знает, чего хочет, а эти… Вспомнить хотя бы о ночном переполохе.
        - Знаете что? - сказал, поднимаясь, Вавилов. - А сообщите-ка своему начальству приятную новость сами. И вот ещё что: мне нужно заказать самолёт. Можете это для меня сделать?
        - Да-а… - протянул Росс, занимая место перед терминалом. - Частный рейс? Из Хьюстона?
        - Именно. Чтобы сразу, как только приземлимся, был готов лететь.
        - Зачем спешить? И потом реабилитация…
        - Плевать на реабилитацию. Сразу чтоб готов был. Я очень спешу.
        - Куда?
        - В Пермь.
        «Псих», - подумал капитан. Собирался возразить, но увидев лицо русского, благоразумно изменил намерение. Попросил:
        - Напишите название города, что-то я о таком не слышал. Там есть аэропорт?
        Вавилов не ответил. Молча накарябал на бумажке печатными буквами название, махнул рукой и вышел.
        «Сумасшедший», - решил капитан, однако просьбу исполнил в точности. Мысль о премии примирила его с идиотскими выходками клиента. Богатые пассажиры для того и существуют, чтобы отравлять жизнь капитанам туристических судов экстракласса.
        Отправив письмо и получив положительный ответ, капитан покинул офис. Вавилова нашёл в торговом зале за одним из столиков, в полном одиночестве. Туристы, если судить по звукам, развлекались на втором этаже при свете ущербной Земли.
        - Всё в порядке, - сказал он Вавилову.
        Тот вздрогнул, оглянулся.
        - А, это вы.
        «Кто же ещё? Чего он дёргается?» - удивился капитан, но вслух сказал:
        - Да. Самолёт заказан.
        - Когда я смогу вылететь?
        - Подождите, посчитаю. Выход на поверхность у нас уже был. Обед в лунном ресторане был. Послеобеденный отдых на веранде у нас сейчас. Затем мы… Вы же летите с нами? Прекрасно. Затем мы все поднимаемся на борт «Актеона», стартуем…
        - На Землю?
        - Нет, не так быстро. Будет ещё одно прилунение. В программе перелёта этап называется «Аттракцион-1».
        - Что за аттракцион?
        - Это сюрприз. Потом мы стартуем прямо с поверхности, делаем разгонный виток, - это ещё два часа, - затем свободный полёт, невесомость, торможение, стыковка, пересадка на орбитальный самолёт, ещё два с половиной часа… Сколько лететь из Хьюстона, я не знаю, но в среду вы точно сможете быть в этой вашей Парме.
        - В Перми! - раздражённо поправил Вавилов. - В среду? Побыстрее никак нельзя? Чтоб если не в понедельник, так хотя бы во вторник! По двойному тарифу. А, капитан?
        - Законы физики не поддаются тарификации, - холодно ответил Джошуа Росс, подумав: «Ненормальный. Интересно с чего ему так приспичило?»
        Через час с четвертью клипер экстракласса «Актеон» поднялся над стыковочным узлом, повисел, разворачиваясь, на четырёх столбах пламени и по тугой кривой махнул в пустоту. В лунном ресторане «BlinOk» не осталось никого, кроме призраков.
        Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
        Судья: Резать.
        Обрезчик: Способ обрезки?
        Техник: Доступные способы обрезки: Уничтожение личностей особей, разрушение стационарного объекта, уничтожение средства передвижения.
        Судья: Оптимальный способ?
        Думовед: Уничтожение личностей особей может вызвать вторичный побег. Разрушение стационарного объекта демаскирует станцию. В случае если уничтожение средства передвижения повлечёт за собой уничтожение всех особей, причастных к побегу, этот способ следует считать оптимальным.
        Судья: Требую уничтожения средства передвижения в момент, когда это повлечёт за собой уничтожение всех особей, причастных к побегу.
        Наблюдатель: Всем-всем-всем! Внимание! Шесть думотериев перемещаются к границе зоны наблюдения! Возможна эскалация побега!
        Обрезчик: Резать?
        Судья: Резать. Информацию о побегах и обрезке отправить Верховному.
        Конец выписки
        Трудности перевода. Интермедия
        Было четыре утра. Луна давно скрылась за горизонтом, светало. Я сварил себе крепкого кофе и вернулся на веранду, чтобы поразмыслить над свидетельскими показаниями Вавилова и сопоставить их с расшифровкой текста о Космогоне-Огороднике. Картина складывалась пугающая, но белых пятен в ней оставалось более чем достаточно. Не слишком ли я сгустил краски? Нет ли натяжки в рассуждениях?
        Во-первых, часть истории Вавилова известна мне в пересказе Джошуа Росса, нужно было принять во внимание неизбежные искажения, а для этого требовалось ознакомиться с показаниями самого Джошуа.
        Во-вторых, перехват протокола призрачной лунной станции, якобы расположенной в кратере Укерта, вызывал массу вопросов. Дело в том, что толкование журнала обрезки побегов было получено мною от переводчика в ходе первого контакта, как раз когда моя жена по незнанию вызвала «скорую». Текст в результате получился фрагментарным - мне вкололи какой-то дряни, порядком снизив восприимчивость мозга. Большая часть информации поэтому утеряна, а оставшиеся в памяти жалкие обрывки пришлось располагать в хронологическом порядке и вставлять в текст уже после того, как я очухался. Правильно ли я установил соответствие между видениями Вавилова и регистрационными записями станции обрезки побегов?
        В-третьих…
        Короче говоря, в четыре утра картина не казалась мне полной. Я колебался. Можно было снова углубиться в расшифровку «Космогона» и заполнить пустоты информацией, полученной от нечеловеческого наблюдателя. Можно было уточнить данные о станции обрезки побегов, изучив исповедь капитана Росса и соответствующие материалы от ребят из Хьюстона, - всё это хранилось у меня в папке под названием «Аттракцион-1». С чего начать?
        Я машинально передвинул мышиный курсор к папке с данными об аварии клипера «Актеон», но отдёрнул руку. Не годится идти по пути наименьшего сопротивления. Естественно, человеческая логика ближе и понятней, но нужно сделать выбор непредвзято.
        Итак, что же мне известно? Некто, назвавший себя Космогоном-Огородником, пять миллиардов лет тому назад вызвал в межзвёздном газопылевом облаке Рукава Ориона галактики Млечный Путь гравитационный коллапс, в результате которого появилась Солнечная система. Намерения у Космогона, с его точки зрения, были благими - он совершил акт звездотворения для того, чтобы впоследствии внести в подходящий протопланетный диск семена жизни. Вернее, не в один протопланетный диск, а в «грядку», одинаковую «во всех параллельностях». С его точки зрения одинаковую. Мне лично четырёхмерный лист, в котором обретается планета Земля, представляется особенным, судьба остальных доступных Космогону «параллельностей», сколько бы их ни было, лично меня волнует значительно меньше. Кроме того, я отнюдь не уверен, что меня устраивает конечная цель творения. Хотелось бы знать, в каком смысле огородник собирается «слить» параллельные человечества и что будет, когда он оплодотворит полученную думосферу. И вообще, когда твою родную планету называют клубнем…
        «Стоп, стоп, - остановил я себя. - Кто-то тут собирался беспристрастно оценить информацию».
        Продолжим. В результате не слишком толковых действий демиурга семена жизни были внесены в третий от светила протопланетный диск. К сформировавшимся во всех параллельностях планетам были привязаны спутники, названные в переводе колышками. Попутно Космогон-Огородник вступил в сношения с тремя субъектами (или объектами?) неизвестной природы, заключил с ними соглашения, суть которых понятна мне не вполне, равно как и возможные последствия для судеб всех клубней грядки. Известно также, что вследствие последнего соглашения, луны во всех параллельностях помечены были треугольными печатями гигантских размеров и оборудованы замаскированными станциями слежения. Станции эти, насколько я понял, должны в автоматическом режиме наблюдать за побегами и обрезать те из них, которые могут помешать реализации планов огородника. А я, быть может, саму станцию эту обрезал бы к чёртовой матери…
        «Стоп! Ну что такое опять? Спокойно и беспристрастно».
        Да, так вот. Действие аппаратуры слежения испытал на себе Вавилов, чуть позже случилось с «Актеоном» происшествие, стало быть, вмешательство дьявольской станции в наши земные дела можно считать свершившимся фактом. Но я снова забегаю вперёд, оставляя в тылу неразрешённые вопросы. Почему изготовитель станции ограничил радиус действия аппаратуры? С чего он взял, что именно в кратере Укерта в первую очередь появятся вредные для планов огородника думотерии? Правильно ли считать, что интересы создателя станции совпадают с интересами Космогона? На все эти вопросы логичных с человеческой точки зрения ответов у меня не было, но, обдумывая их, я обнаружил несоответствия в информации из разных источников. Двадцатикилометровая треугольная печать, к примеру, в реальности оказалась не треугольной, и не в самой ближней точке к земной поверхности была поставлена. Со слов же демиурга выходило… Впрочем, существо, которое жизнь на Земле считает плесенью на поверхности клубня, может и не заметить микроскопическое отклонение в пару десятков километров от нулевой позиции и мизерные дефекты оттиснутой в скалах
геометрической фигуры. Возможно, поэтому земные думотерии не к ближайшей точке Луны в первую очередь обратили взоры, а высадились сначала в юго-западной части Моря Спокойствия. Какие меры применил бы Верховный ко всей популяции, если бы станция наблюдения за побегами в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году сообщила ему о появлении в кратере Укерта двух светломатерчатых одиночников с личными именами Нил и Эдвин? И кто он вообще, этот многократно помянутый в журнале обрезки побегов Верховный? Само собой разумеется, в показаниях капитана Росса и рапортах ребят из Хьюстона ответа на этот вопрос быть не могло.
        И я обратился ко второй главе текста о Космогоне.
        Космогон. Глава вторая
        Потрава
        Космогон-Огородник, умаявшись, ночь провёл в забытьи блаженном, беспамятном. Что творилось тем временем в Молочной провинции, знать не знал и ведать не ведал. А творилось неладное. Прилетали из соседней провинции гостинцы силикатные, железные и углеродные, УПССом соседней провинции сланные, язвили тела большие и малые, всю округу ледяным закарбонили мусором. А соседняя провинция очистилась, и воссиял в ней корнесвет необычайной яркости.
        - Уах-ха-а! - зевнул, просыпаясь, Космогон, от зевка его могучего вздулись по околице пыльные облаки и замутилась темна вода в ручье Орионовом.
        - Что за притча? - удивился Космогон, телесно потягиваясь. - Что за корнесветопреставление? Ввечеру красным-красно было сияние, почему же, ярить его гелием, к утру так разгорелось и выбелело?
        Тут он сгустился до полного понимания и уразумел - этот свет из соседней провинции. И вспомнилось ему, что вреден резкий свет думотериям. Сказано об сём в «Наставлениях»: «Особое внимание следует уделить образованию вокруг клубней защитной газовой оболочки во всех параллельностях, каковая оболочка послужит защитой думотериям от жёсткого излучения. Если для кислонезависимых думотериев кремнийорганического цикла, в просторечии именуемых кремнёвыми задумцами, жёсткое излучение даже полезно на ранних стадиях развития, то для кислозависимых мягкотелых углеродцев, в просторечии - углеродов…»
        - Я ж их как раз и выращиваю! - взвился огородник, взметнулся над грядами, сфокусировал зрение и стал высматривать: образовалась ли оболочка газовая?
        - Ох ты, мрак меня возьми! - возопил он, вглядевшись. - Горе-то какое!
        Нет, с оболочкою всё было чин по чину, лучше не надобно. Сплошь оплеснели клубни зеленью, заголубели и так плотно укутались газами, что и не разглядеть сквозь парную молочную пенку, что на поверхности шариков делается. Ярый корнесвет, зажёгшийся в соседней провинции, не мог повредить думотериям, и не потому только, что не достигали лучи поверхности, а потому ещё, что думотериев там не было! Кишела грядка вялодумцами крупнотелыми и мелкотелыми, пустоумными, к слиянию не склонными, - бесполезными выползками темнотными. Обретались они в воде, по поверхности бегали и дерзали даже летать над поверхностью. Питались зелёной растительной плесенью, пожирали друг друга и множились, нисколько не считаясь с планами огородника. Писано в «Наставлениях», что вялодумцы пустоумные думосферы не выпустят, оплодотворять будет нечего, и значит, гон у ручья Орионова бесплодным будет и преступно расточительным.
        - Как же так? - с тоскою верхнечастотною вопрошал Космогон, то на одной параллельности фокусируясь, то к другой обращая светлый взор. - Всё по уму сделано, шаг за шагом, как писано в «Наставлениях»! Удобрял, вбивал колышки, подвязывал… Это что ещё?! Какой вражина на такую потраву отважился?!
        От возгласа огородника отдуло на сторону газовую оболочку шарика, но на это Космогон не обратил внимания - возмущён был до глубины души. Заметил, что колышки у гряд чьим-то вражеским умышлением покривлены, изрыты ямами, пылью засыпаны, а в каких параллельностях и вовсе отсутствуют, и толчётся вместо них у клубня пылевое облако. И это ещё полбеды! Вон в той параллельности и сама гряда вытоптана, в крошку раздавлена, и жизни в ней не больше, чем в стылом карбоновом облаке.
        Пока огородник, охая, осматривал гряды, в одну угодил гостинец. Ледяной, из соседней провинции. С облёту вкруг шара саданул в колышек, поднял фонтаном пыль и оставил немалую выбоину. От удара завихлял колышек, стал печатью треугольной кренделя в пространстве выписывать.
        - Да и не разглядеть теперь на нём печати, - закручинился Космогон-Огородник. - Весь в язвах и шрамах. Вот, значит, в чём дело! Гостинцы из соседней провинции мне подгадили. Ну, я этого так не оставлю. Отомщу УПССу проклятому…
        Тут огородник притих немного: вспомнил, что договор-то о поставке карбона из соседней провинции заключён по всем правилам и его, огородника, словом визирован. Тёмный шум с ними, с этими колышками, а что порушило одну сферу, так оставшихся более чем достаточно. Главное дело - разобраться, почему не вывелись думотерии и с чьего попущения расплодились повсюду вялодумцы крупные и мелкие. Поёжился огородник телесно, осел, отведя взгляд от ярого корнесвета из соседней провинции, и призадумался. Припомнилось ему смутно, что кто-то недавно поминал вялодумцев, но не дурно, а вроде бы даже благожелательно. То ли мелкотелых хотел, то ли крупнотелых…
        - А! Так вот чьё это умышление! УПС же мне и сказывал: возьму, мол, с тебя плату крупнотелыми вялодумцами! А я ему: так не вырастут ведь они, думотериев культивирую. А он мне что? Прошипел фиолетово: «Вырас-стут». Словно знал и злорадствовал… Э! А не он ли устроил эту пакость?! То-то управляющий из соседней провинции намекал, что молибден не нужен огороднику, и говорил, что грядка для думотериев тяжеловато удобрена! Хоть он и гад, этот управляющий, а неглуп. Кому как не ему знать тварь шипящую, темнотного выползка, сволочь продолговатую, норного выглядка?
        Враг
        - Ты, с-селянин, говори-говори, да не заговаривайс-ся, - просипел позади Космогона зловещий голос. От ручья Орионова дунуло холодным пламенем, фиолетовые зарницы заплясали в пыльных кущах, и взрябилась темна вода фиолетовыми кольцами, исторгая тело УПСа, протянутое в одном измерении.
        - Явился, вражий сын? - грозно молвил Космогон-Огородник, оборачиваясь. - Ты, выходит, обманул меня, по кривой обминул с тылу?
        - Вых-ходит, - тёмным хрипом ответил УПС, раздуваясь до полномерности. - Уже выш-шло. Всё по договору наш-шему я выполнил, паш-шню тебе металлизировал, а выросло у тебя что-нибудь или не выросло, то меня не касается. Отдавай, что положено по соглаш-шению.
        Вспучился огородник от возмущения, заревел:
        - Вона как?! Воздать тебе, что положено?! Я воздам! - И к брани изготовился.
        Вскинулся и УПС, крюком выгнулся и втиснулся извне всем телом своим тёмным, бесплотным, шипастым от верхнечастотных выбросов.
        - Вот кликну сейчас управляющего! - мужественно выкрикнул, заметив такое дело, огородник. Подумавши, добавил: - И здешнего, и соседнего!
        - И ш-што? - плотоядно вытягивая длинную шею, спросил УПС. - Зови. Договор составлен по всем правилам. С-слово дадено. Никто тебя не тянул за душ-шу. Получиш-шь от обоих управляющих, ш-штрафанут тебя, десятину стребуют, а после отдаш-шь и мне, что положено.
        - Не помню я, что там тебе по уговору положено, - покривив душою светлой, признался огородник.
        Огненная головня вздулась на шее усердного помощника садовода, зевнула, выдохнула язык холодного пламени, выпустила сверху два выроста, а с тылу шипастого тела вылез хвост, хлестнул, как бы силу пробуя, и разнёс вдребезги один из дальних шариков во всех параллельностях. Повернув к огороднику головню рогатую, молвил УПС:
        - Я напомню. Вялодумцев подавай крупнотелых, всех, которые вывелись. И побеги.
        - Какие побеги?
        - Душ-ши мятежных одиночников светломатерчатых-х.
        - Так не вывелись же у меня думотерии! - искренне заверил огородник.
        - Так-таки не вывелись? Не виляй, когда с Верховным общаешься! Ес-сть глаза у меня во вс-сех параллельностях-х. Нуте-с-с, глянем, как там мои колыш-шки…
        «Колышки, значит, тоже его измышление, - опечалился Космогон. - И мелькалец, стало быть, его исчадие. Верховный… Посмотрим ещё, кто из нас двоих верховней: я или этот пресмыкалец, мраков выползок. Что он там высматривает? Истинно ведь, что не вывелись думотерии.
        - С-спрятать решил добычу от Верховного? - просипел УПС, высовывая шею из той параллельности, где вырван колышек и напрочь грядка потоптана.
        - Да ты что, издеваешься? - праведно вознегодовал Космогон. - Сам не видишь, гостинцами из твоей же провинции гряда эта изничтожена?
        - Изничтожена, - подтвердил, вылезая из той параллельности УПС, - но не изничтожены мятежники. Унюх-хал я побеги одиночников. Признайся по с-совести, ты нарочно разрушил колышек вместе с обрезочной станцией? Заметал с-следы?
        - Чтоб я сгас, - истово заявил Космогон-Огородник, - если понимаю, о чём ты. Какая такая станция?
        - Деревенщина, - презрительно прошипел Верховный. - Что с тебя взять? Ничего, с-сам разыщу мятежников.
        Верховный принюхивался, совал шею то в одну, то в другую параллельность, затем издал победное шипение и фурией ринулся к одному из шариков. К тому, рыжей масти, куда телом своим угодил управляющий из соседней провинции.
        Огородник из любопытства тиснулся следом за ним в параллельность, думая: «Что он там выискал? Откуда взяться думотериям в стороне от гряд? Не вносил я семени в этот шарик, слишком там холодно. Э! Что за притча? И верно ведь - думотерии!»
        За ничтожный миг до того, как Верховный набросился на добычу, заметил Космогон-Огородник на лике рыжего шарика смешные строения, почуял ни с чем не сравнимый думосферный дух, но волнительный отзвук в светлой душе его пропал попусту. От удара тёмного фронта морщины пошли по рыжему шарику и огненные трещины. Смялись строения думотериев, думосфера схлопнулась, и потянуло от хладной поверхности смрадным дымом мучения.
        Битва
        - Оух-х! Амброзиях-х! Оух-х! - хрипел УПС.
        Раздувал брюхо, глотал дымы, витая около, головешка его пылала пуще прежнего.
        Затяжелел от гнева Космогон-Огородник, сгустился и со словами: «Тварь подлая, страстолюбец извилистый!» - поймал продолговатого мерзавца за хвост. Стиснул так, что тело Верховного скукожилось, в пашню его вогнал с размаху и дотоле втаптывал, пока не сровнял с коркою синего шарика. Лишь тогда отступился, когда воды покрыли место упокоения усердного помощника садовода.
        - Был ты Верховный, а стал низменный! - захохотал Космогон, опьянённый победой, и вывалился прочь из параллельности, чтобы обозреть, много ли потерь от битвы с обманщиком. «Одна гряда разорена всего-навсего. Шарик покривился и боком вращается. Ну, да не велика потеря. А мятежники… Мрак с ними, туда им и дорога, страдникам. Нечего побеги устраивать».
        - Побеги устраивать нечего! - повторил он вслух. - Кто посмеет пойти против меня, Космогона-Огородника, душу выдушу!
        Прозрение
        - Чего развоевался, селянин? - загремел над излучиной ручья Орионова трубный голос, подобный силикатному рокоту.
        Дрогнул огородник от неожиданности, обернулся и видит - тело подкралось тихою сапою - полномерное, официальнее некуда.
        «Это УПСС из соседней провинции», - признал Космогон и решил понапрасну не ссориться. Мало ли что полагается за втаптывание в грядку Верховного.
        - Пошто снова пожаловал, господин соседний управляющий? - удачно изображая недоумение, спросил огородник. - Гостинцы твои получил я сполна, больше не надобно. Закарбонил ты мне…
        - Что? - взъярился управляющий. - Как ты смеешь, деревенщина, тыкать? Какой я тебе соседний? Не признаёшь наместника?! Я?! Тебе?! Гостинцы?! Закарбонил?! Да я тебя!..
        «Охти мне! Со мною водородица светлая! - ужаснулся огородник - А ведь и вправду не признал на радостях. Больно они друг на дружку похожие».
        - Не извольте гневаться, господин управляющий, - среднечастотно, как бы из глубины души, прогудел огородник. - Сгоряча я, не отошедши после брани с вредителем.
        - Что ты врёшь? Нету в Молочной провинции вредителей, а были бы, так я бы их вывел.
        - Этот из соседней провинции.
        - Засланец? - подозрительно осведомился УПСС. Поостыл от почтительного обращения до малиновых крапин, солидно приблизился и спросил с начальственной скукою:
        - Где он?
        - Задушил я гадину, ваше светлейшество, в пашню вбил за то, что темнотный этот выползок посягнуть осмелился на моих думотериев, испоганил их и предал мучениям, и питался, изверг, их страданиями.
        - Питался страданиями? - интимно приблизившись, переспросил управляющий. - А Верховным не назывался этот выползень?
        - Точно так! Но теперь не называется. В пашню я его втоптал, с твоего позволения.
        - Уа-ха-ха! - загрохотал УПСС, обминая пашню по орбите. - Ох, не могу! И куда ж затоптал, показывай.
        Смутился Космогон-Огородник: «Как-то странно пресветлый насмехается. Обидно даже». Но виду не подал, указал на потравленную гряду со словами:
        - Вот туточки он, в этой параллельности, придушенный.
        - Уо-ха-ха! - рассмеялся УПСС, лениво удаляясь за околицу. Вернувшись, заговорил холодно:
        - Горе с вами, с пустоумными селянами. Своими руками заразить делянку вредителем! У тебя, я вижу, есть чем поживиться Верховному, так и кишат вялодумцы, так и прыгают. Его теперь оттуда ничем не выманишь, будет жрать их, червь, пока всех подчистую не выжрет. Сперва крупнотелых, а после за мелкоту примется. Что ж мне делать с тобою за почвовредительство?
        Очищение
        «Вот тебе и раз, - опечалился огородник. - Делянка вредителем заражена, а этот вместо помощи ещё и домогается».
        - Ты бы хоть отъединил параллельность, где вредитель обретается, устроил бы заграждение, - снисходительно молвил УПСС, заметив собеседника рассеянность.
        - Это запросто! - обрадовался Космогон. - За совет спасибо, ваше светлейшество! Чем могу служить за наставление и за…
        - Можешь, - поспешно перебил УПСС, отворотившись от Центра. - Можешь пособить мне в провинции очищении. Мусора скопилось у меня видимо-невидимо, а ввиду того, что почва в огороженной моим велением параллельности всё равно заражена вредителем, мусор тот сгружу я на вышеуказанную делянку. Пришлю с гостинцами.
        - А как же…
        - И за то возведу я тебя в ранг Очистителя, - добавил светлейший. Приблизился, волоча за собою мантию. Ледяные полы её от корнесвета притаяли, и белёсый хвост потянулся за управляющим.
        «Мрак с ней, с этой параллельностью. Окучу её, чтоб выползок не выбрался, а если неладно выйдет, вовне выкину вместе с мусором и вредителем. Главное что? От управляющего избавиться. Только бы он не замусорил мне иные параллельности».
        - Идёт? - скрипя ледяною корой, спросил управитель Молочной провинции.
        - Идёт, - решительно молвил Космогон-Огородник. - Мусор твой приму. Только чтобы выгрузил точнёхонько в загаженную параллельность. Промахнёшься, отцу пожалуюсь.
        - Вот и ладненько, - захихикал, удаляясь, управляющий. Издали выкрикнул: - Жди гостинцев, селянин!
        Выдохнул Космогон-Огородник с облегчением и заметил вдруг, что за делами бранными и политикой день прошёл в Молочной провинции и ночь минула.
        Утром дня четвёртого стал Космогон-Огородник потравленную параллельность огораживать. Не до отдыха, с работой поспеть бы до прибытия мусора. Тяжела работа Очистителя и высока ответственность перед провинцией, но тем слаще, исполнив должное, возлечь у ручья излучины, ожидая слияния думотериев.
        Трудности перевода. Интермедия
        - Всю ночь просидел? - спросила жена, задёргивая на веранде римские шторы.
        Солнечные полосы скользнули по палубным доскам пола.
        - М-м! - ответил я, отрываясь от реконструкции альтекского периода марсианской истории.
        - Глаза у тебя, как у белого кролика.
        Я сморгнул. Глаза слезились, но не настолько это мешало мне, чтобы бросать работу, как раз когда что-то наклёвывается, хоть и непонятно ещё, что именно. Исследуя текст о Космогоне, я заметил, что альтекские хроники прекрасно укладываются в выстроенную по переводу «Космогона» хронологическую таблицу.
        - Может, прервёшься? - с надеждой спросила жена. - Не сбегут никуда твои альтеки, а вот завтрак…
        - Сбегут?! - выкрикнул я, отрываясь от записей.
        С минуту мы смотрели друг на друга. Потом я понял, что если буду и дальше так пучить глаза и шевелить губами, супруге моей снова захочется позвать на помощь медиков. Надо было как-то её успокоить. Я поцеловал ей обе руки, пробормотал: «Знаешь, ты права, как всегда, похоже, это было именно бегство», - и вернулся к первой записи реконструкции. Там была ссылка на монографию Ф.?С. Швыдкого, в третьей главе которой Федя убедительно доказывал, что альтекская цивилизация не могла развиться на Марсе, равно как и на любой другой планете Солнечной системы, кроме Земли.
        Я услышал краем уха обречённый вздох, через некоторое время передо мною появилась тарелка с какой-то едой, и я стал есть, укладывая известные факты в новую схему и по ходу дела сверяясь с обеими временными таблицами.
        Цивилизация альтеков не зародилась на Марсе, не явилась с какой-либо другой планеты нашей системы, а на Земле, где единственно и могла она развиться, никаких материальных следов не оставила. Переселение из другой звёздной системы - нонсенс, средств для этого в распоряжении альтеков не было. Что получается? Явились они на Марс чуть меньше миллиарда лет назад из ниоткуда, приступили к терраформированию, и тут, как на грех, случился катаклизм, в результате которого все четыре Большие Машины были разрушены, а цивилизация в одночасье уничтожена. В послесловии к монографии Федя робко намекнул, что альтеки - это мы сами, спасшиеся бегством из будущего. Аргументировал он эту гипотезу тем, что уж очень они похожи на нас, эти альтеки, как генетически, так и по цивилизационным признакам. За намёк сей Федю на учёном совете распяли, да я и сам не раз над ним подшучивал, когда надо было унять восторги ареопалеолога относительно свеженького артефакта, обнаруженного на альтекских развалинах.
        Зря я, выходит, смеялся над Фёдором Семёновичем. То есть бегство из будущего - чушь, конечно, несусветная, а вот бегство из соседней параллельности - нет, не чушь. Если предположить, что утро третьего дня в заметках Космогона - описание реальных событий, имевших место (я сверился по таблице) восемьсот миллионов лет назад, одиночники светломатерчатые, уничтоженные при нападении Верховного на «шарик рыжей масти», - альтеки, спасшиеся из параллельной реальности в нашу. Они попытались обосноваться на Марсе, начали подстраивать под свои нужды гравитацию, для чего и возвели Большие Машины, но стали добычей Верховного. Почему выбрали для поселения Марс, а не Землю? Вероятно, узнали каким-то образом, что третий шарик в каждой параллельности под надзором, и решили спрятаться от обрезки. Нисколько их за это не осуждаю, я на их месте поступил бы так же. А заодно бы и станцию эту гадскую раздавил бы к чёртовой матери во всех параллельностях.
        - Спокойно! - приказал я себе вслух, потирая ушибленную руку.
        - Вот именно, - сказала жена, убирая со стола чудом уцелевшую тарелку.
        Кулаком стучать по столу каждый дурак может. Обычно это делают от бессилия. Насекомому разрешается выражать негодование, топотать всеми шестью лапками, источать ненависть к убийце, но это не остановит поднятую для удара тапку. Нужно хладнокровно разобраться с новой информацией.
        Итак, я убедился, что опасения переводчика за судьбы человечества не беспочвенны. Четырёхмерный пространственно-временной лист, в котором находится наша планета, изолирован от прочих параллельностей стараниями Космогона-Огородника, чтобы смешанный с почвой Верховный, когда пища для него на Земле кончится, не осквернил собою соседние листы. Приятная новость.
        По соглашению Космогона с управляющим, в нашу параллельность собираются сбросить мусор, чуть ли не по всей галактике собранный. Или уже сбросили? Спасибо, конечно.
        «Верить в такое не хочется, - думал я. - С другой стороны, может, их мусор для нас манна небесная? Надо бы выяснить. Нет, не о том я. Верить не хочется в такое к нам отношение. Ни благости, ни милосердия. Сначала планету заразили какой-то гадиной, которая питается нашими страданиями, а после, раз уж всё равно Земля загажена, ещё и назначили параллельность нашу баком для мусора. А обрезка? Как вам такое понравится? Нет, чтобы в это поверить, нужно окончательно потерять к себе уважение. Какие есть у меня доказательства? Текст, полученный от переводчика, альтекские артефакты, домыслы Феди, мои собственные умопостроения - всё непрочно, всё двусмысленно. Свидетельства Вавилова Ильи Львовича тоже вызывают сомнения. Есть, конечно, показания капитана Росса и стенограммы переговоров диспетчеров «Moon Attraction»…
        - Да, надо бы ознакомиться, - сказал я, прекрасно понимая, что попросту оттягиваю миг, когда станет ясно, откуда исходит угроза, кто враг и с кем предстоит заключить соглашение.
        Отогнав нехорошее предчувствие, я разбудил задремавший компьютер и нашёл папку под названием «Аттракцион-1».
        Побег второй. Аттракцион-1
        Капитан
        Джошуа Росс держался за сияющий медью поручень, чтобы не висеть посреди пассажирского салона, как воздушный шар. Вот-вот должна была отъехать дверь лифта-шлюза, изумрудный столбик индикатора дополз до верхнего деления шкалы. Повернётся стенка «стакана», и капитану придётся деликатно втаскивать на борт клипера первого из четырёх пассажиров. Джошуа Росс приосанился.
        По роли ему следовало выглядеть респектабельно, вести себя уверенно и с достоинством, как и положено капитану туристического судна экстракласса. Кто-то из высшего руководства «Moon Attraction» в юности, похоже, отдавал предпочтение приключенческим романам о южных морях, поэтому «Актеон» приказано было именовать клипером, а претендентам на капитанскую должность в центре подготовки пришлось заучивать морскую терминологию. По той же причине белоснежный скафандр капитана напоминал маскарадный костюм - золотопогонный, с аксельбантами, с двумя рядами бесполезных пуговиц. Увидев это чудо впервые, Джошуа, человек сдержанный и не склонный к юмору, спросил инструктора:
        - А кортик мне не полагается?
        Инструктор фыркнул в сторону, но тут же овладел собою (в помещениях центра подготовки велось видеонаблюдение) и ответил:
        - «Актеон» - туристическое судно, а не военный корабль. Зачем вам кортик?
        - На случай абордажа, - мрачно буркнул Джошуа. - Да мало ли что? Вдруг пассажиры взбунтуются. С такими погонами и без кортика… А фуражка?
        - Она под шлем не поместится, - с трудом сохраняя серьёзность, ответил инструктор.
        - Плевать, - холодно заметил капитан Росс, влезая в скафандр. - Я бы носил поверх.
        Он хотел добавить ещё кое-что про аксельбанты, которые наверняка будут цепляться за всё подряд в тесных корабельных отсеках, но смолчал. Инструктор не виноват, а с руководством Джошуа не собирался ссориться. Пусть хоть чучелом Гая Фокса обрядят, лишь бы дали корабль, и главное - чтобы не прогорели, как международная программа лунной колонизации, и не забуксовали, как марсианская миссия.
        До поступления в «Moon Attraction» с карьерой у Росса не ладилось. Вины его в этом не было, просто слишком быстро менялись правила игры, а Джошуа, с его прямолинейностью, такое не подходило. Да и кому понравится после лётной школы и четырёх лет в Колорадо-Спрингс узнать, что пилотируемая военная авиация дышит на ладан, и скоро даже опытным лётчикам придётся крутить хвосты беспилотникам или уходить из профессии. Как раз тогда Джошуа стало известно о наборе добровольцев в лунную колонию. Он прошёл отбор, переподготовку, лётную практику, ещё один отбор, - четыре года потратил, между прочим! - и тут - нб тебе! Лунная программа свёрнута как бесперспективная. После этого Джош на некоторое время утратил вкус к пилотированию, однако после шести лет нуднейшей работы в Хьюстоне судьба снова поманила его миражем мечты.
        Марсианская миссия! Джошуа получил приглашение и, конечно же, изъявил желание. Снова отбор, переподготовка - ионный привод всё-таки, - практика, испытания… И тут вдруг - представьте! - к исходу третьего года сверху просачиваются слухи, что ионный привод использовать не будут и ожидается полная модернизация миссии.
        Джошуа не поверил сначала, но через пару дней его вызвали для конфиденциальной беседы, в ходе которой (в присутствии какого-то плюгавого гражданского типчика) сообщили, что ему, Джошуа Россу, предлагается перевестись в службу наземного обеспечения, поскольку в группу переподготовки он не попадает по возрасту. Сорок четыре года - не шутка. Реакция не та, хуже со зрением. Кроме того, новый привод ещё не апробирован, когда ещё закончатся испытания…
        Росс взбрыкнул. Сказал, глядя в упор на гражданского мухомора: «Я пилот, а не клоун и не подтирка для начальственной задницы. Идите вы сами… бумажки с места на место перекладывать». Сказавши это, он вышел, громыхнул дверью, но в коридоре его нагнали.
        - Погодите, господин пилот! - услышал он сзади.
        - Чего? - нелюбезно осведомился он, обернувшись на голос.
        Звал тот самый гражданский. И вот что выяснилось к великому удивлению Джошуа: тот, кого он считал если не причиной очередного своего падения с небес на землю, так соучастником, - оказался на поверку избавителем и благодетелем. Предложил работу по специальности - водить туристический корабль с ионным двигателем по маршруту от орбитальной станции «Moon Door» к Луне и обратно.
        Всё показалось странным капитану Россу в компании «Moon Attraction». Притом, что она вовсю эксплуатировала ресурсы НАСА, штаб-квартиру имела в Хьюстоне и пользовалась, по-видимому, протекцией федеральных властей, явной связи с государственными структурами не имела, публично считалась частной, да ещё и с иностранными инвестициями, коммерческой организацией. Кричала о себе на весь мир, хотя в широкой клиентуре не нуждалась - развлекательные космические туры не по карману тем, на кого реклама может подействовать. Кричать-то она кричала, и всё же часть своей деятельности скрывала с тщательностью, достойной разведывательного управления, - договор о неразглашении, подписанный Джошуа Россом вкупе с контрактом и страховыми документами, похож был на аналогичное соглашение с национальным космическим агентством, как брат-близнец.
        Но это ещё что! Больше всего Джошуа удивился, узнав, что на переподготовку пилота новое руководство отводит всего лишь два месяца. До первого пробного вылета не верилось, что такое возможно, но, оказавшись после шестинедельных курсов на посту управления ионолёта, капитан Росс поверил в чудо.
        Чудом был «Актеон» Великолепный. Никогда ещё не приходилось Джошуа водить такой совершенный аппарат. Порой возникало ощущение, что остроносый, похожий на нож клипер выполняет приказы сразу, как только они возникнут в мозгу капитана, и несколько раньше, чем изменится положение рукоятей. Ради управления подобным агрегатом можно было смириться с любыми странностями руководства компании, поэтому очередной, ещё более жёсткий договор о неразглашении Росс подписал безропотно. Странно, конечно, что нельзя обмениваться впечатлениями о корабле с другими участниками проекта, но это даже к лучшему. Лишней болтовни Джошуа не любил, и даже не будь запрета, вряд ли стал бы делиться с кем-то восторгами. После того как подмахнул бумаги, ему выдали ещё одну порцию документации - на этот раз об автоматическом предикторе-штурмане, - и приказали готовиться к очередному вылету. Маршрут - старт от станции «Moon Door», разгон, свободный полёт, торможение, движение по окололунной орбите (один виток). Затем снова разгон, полёт по возвратной траектории, торможение, стыковка со станцией «Moon Door». В программе перелёта -
отработка взаимодействия с автоматическим штурманом под наблюдением инструктора.
        Перед вылетом Росс, против обыкновения, волновался, пролистывал руководство по сотому разу, терзал себя вопросами: «А если…» Непонятно почему, но возникло у него чувство, что рейс на самом деле экзамен, после которого его поздравят с зачислением в штат или, наоборот - вызовут на ковёр и с постной миной предложат работу в службе обеспечения. «Отклонения не допускаются… - долдонил он, водя пальцем по строкам регламента. - Перед выполнением манёвра необходимо убедиться, что рукояти распределения тяги установлены в предписанное предиктором-штурманом положение… Голосовая фиксация обязательна…» Странная штука получалась: все переданные штурманом команды капитан должен был проговаривать вслух. «Как попугай», - Джошуа поморщился, но решил не артачиться и принять очередную странность заодно с попугайским скафандром, морской терминологией и манерой именовать космический корабль клипером.
        Шестое чувство не подвело Джошуа - после рапорта инспектора в центр управления об окончании перелёта с отклонением от программы в пределах нормы старший диспетчер поздравил его с назначением на должность и впервые назвал в эфире капитаном, а не пилотом. Капитан Росс к поздравлениям отнёсся равнодушно - радость омрачило мелкое происшествие, случившееся в рейсе. На возвратной траектории, устанавливая ручку тяги в предложенное штурманом-автоматом положение, Росс услышал:
        - А что будет, если вы ошибётесь на одно деление шкалы?
        Инспектор, сидевший в штурманском кресле позади капитана, успел надоесть Джошуа до крайности. Нудил, давал идиотские вводные, травил тошнотворные анекдоты, как будто специально добиваясь ошибки испытуемого.
        - Я никогда не ошибаюсь, - сказал, не поворачивая головы, Джошуа.
        - А вы попробуйте. Поставьте позиционер распределителя на два-девять-семь-три вместо один-десять-восемь-два.
        - Сорву стыковку. Придётся сделать ещё один заход.
        - Это приказ.
        Джошуа смолчал - приказ есть приказ, движки распределителя поставлены были два-девять-семь-три.
        - Внимание, начинаю торможение перед стыковкой. Двукратная десять секунд, - машинально проговорил Росс и включил двигатель.
        Проследил за таймером, зафиксировал отключение; затем, поджав губы, глянул на курсовую метку. Готовился разворачивать оглобли, ведь ясно же было: стыковка летит к чёрту, - но курсовая метка угодила точно в зелёный квадрат указателя цели. Джошуа мельком глянул на позиционер и едва удержался от ругательства.
        Вгляделся - так и есть. Рукояти стоят один-десять-восемь-два. Мистика.
        Сидеть с отвисшей челюстью некогда было, Джошуа провёл стыковку, выслушал похвальный отзыв, выплыл из кресла и последовал за инспектором на борт орбитальной станции. Принял поздравления сначала от ребят из обслуги, потом от диспетчера, но радости не испытал. Было уже такое с Джошем: лет пяти от роду, в Луна-парке на Кони-Айленд, он дёрнул на себя джойстик лунного модуля, хотел заложить петлю перед прилунением. И ничего из этого не вышло. Модуль как ни в чём не бывало опустился и мягко стал на все четыре лапы. «Враньё!» - негодовал пятилетний Джош, разгуливая по «лунной поверхности». Сорокапятилетний капитан Джошуа Росс не позволил себе усомниться даже мысленно, но потребовалось время, чтобы растворился неприятный осадок от происшествия. Капитан Росс решил впредь не отклоняться от указаний электронного штурмана, потому что не желал снова ощутить себя ряженым в мундир капитана шутом, дрессированным говорящим попугайчиком.
        Туристы
        Приосанившись, капитан Росс ждал, когда отъедет створка лифта-шлюза. Настоящие имена всех четверых туристов были известны ему заранее, их сообщили вместе с регистрационными данными, и, ожидая появления первого пассажира, он гадал - кто из них? Китаянка со странной фамилией? Мисс Гилберт? То, что мужчины уступят место женщине, казалось капитану вполне естественным. Сам он так бы и сделал, и вообще предпочитал держаться от женщин подальше, если была такая возможность. «Гилберт, скорее всего. Какая-нибудь старая дева; придётся её выгружать из кабины как мешок с бобами. Хорошо, что нет тяжести. Вытяну её и прицеплю к поручню, пусть повисит, пока я остальных…»
        - Привет, кэп, - мрачно прогудел, вплывая в салон, двухметровый детина с лицом чикагского бандита.
        Джошуа отдёрнул руку и посторонился. Помогать пассажиру не понадобилось, тот скользнул в салон, извернувшись, толкнулся о поручень и точным движением руки привёл массивное тело своё в вертикальное положение - ловко для новичка, и даже очень. «Это Портер, - решил, разглядывая простоватое лицо парня, капитан. - Уильям С. Портер». Ошибся, как оказалось.
        - Марсианин, - представился парень, протягивая широкую, как лопата, руку.
        Джошуа удивился, но не слишком, и вида не подал. Припомнил, что один из клиентов указал при регистрации псевдоним вместо фамилии и потребовал, чтобы подлинное имя не упоминалось. «Детская выходка, - подумал Росс. - Всё равно в судовом журнале имя есть».
        - Солидно всё это выглядит, - сказал Марсианин, осматриваясь, после чего выпустил поручень и поплыл между креслами, поочерёдно трогая подголовники.
        - Схватитесь за что-нибудь, - порекомендовал ему Росс. - Сейчас я встречу остальных и…
        - Что это значит, капитан?! - пропел за спиной Джошуа мелодичный голос, поднявшись в середине короткой фразы на целую октаву.
        Джошуа вернулся к лифту. Сначала увидел протянутую ему с балетной грацией руку, потом и всё остальное. «Не китаянка, значит - мисс Гилберт. Ничего себе - старая дева!» Именно от таких женщин капитан Росс старался держаться как можно дальше, поэтому, подавая руку, чтобы помочь выбраться из лифта, отвёл глаза. Поэтому и не сразу понял, какая важная персона оказала ему честь, приняв помощь.
        - Ну что же вы, капитан? - укорила его за нерасторопность пассажирка, вцепилась в предложенную руку мёртвой хваткой и впорхнула в салон. - Вы проводите меня в каюту? Где мой багаж? Мальчики с этой - как она называется? - пересадочной станции обещали о нём позаботиться.
        Самый младший из «мальчиков», как это доподлинно было известно капитану Россу, давно разменял пятый десяток. Немедленно провожать мисс Гилберт в каюту и заниматься её багажом не входило в планы капитана. Надо было сперва извлечь из лифта остальных пассажиров, но мисс Гилберт и не думала разжать коготки. Джошуа собрался с духом и обратился к пассажирке:
        - Мисс Гилберт…
        Когда говоришь с дамой, неприлично смотреть в сторону, волей-неволей, а окажешься с нею лицом к лицу. Капитан Росс остолбенел. Узнал, кого придётся везти. Мисс Гилберт, слегка склонив голову, смотрела на Джошуа.
        Волосы мисс Гилберт - чистая платина. Голос мисс Гилберт - чистое золото. Руки и плечи мисс Гилберт - каррарский мрамор. Шея её… Внимательный наблюдатель заметил бы, что после путешествия в орбитальном самолёте мрамор нуждается в реставрации, но внимание Джошуа в тот миг было притуплено. Изабелла Гилберт собственной персоной! Люси из «Алмазного дыма»! Бэла из «Осколков»!
        - Кхе! - Капитан Росс поперхнулся словами, глядя в прищуренные глаза королевы реал-видео. Глаза мисс Гилберт - изумруды. Щёки её…
        Подходящие выражения куда-то делись от встряски, вместо них Джош выдал фразу, заготовленную для старой девы:
        - Ми… мисс Гилберт, возьмитесь за поручень. Повисите тут, пока я встречу остальных.
        - По-ви-сите?! - трезвучно возмутилась Изабелла. - Где же поручень?
        Поручня поблизости не нашлось. Надо было как-то выйти из дурацкого положения, и Джошуа стал искать помощника.
        - Мистер Марси… - начал он, озираясь.
        Хотел сдать пассажирку с рук на руки, но не вышло. Марсианина в салоне не оказалось.
        «Где он?» - изумился капитан.
        - Этот Марси, - громко сообщила мисс Гилберт, - чурбан неотёсанный. Хам. Другой на его месте… Влезть первым и такое сказать! И кому?! Мне!
        Капитан не стал спрашивать, как именно Марсианин обозвал несравненную Изабеллу в перепалке за право первым ступить на борт. Дверь поста управления была открыта. Джошуа точно знал, что закрыл её, следуя инструкции, когда готовился встречать туристов.
        - За кресло держитесь, - бросил он, высвобождая руку.
        - Ох! - только и ответила мисс Гилберт, отброшенная в сторону его энергичным движением.
        Не заботясь о том, последовала ли она совету или нет, капитан Росс устремился в рубку. Целился в дверь, но чуть-чуть не рассчитал, пришлось оттолкнуться от перегородки. На лету думал: «Что ему там понадобилось? Туристы, чтоб их!»
        Марсианин разглядывал экран предиктора-штурмана. Когда капитан Росс, словно ракета воздух-воздух, влетел на пост управления, пассажир как раз нажал клавишу «ввод».
        - С ума сошёл! - заорал Джош, сгрёб на лету рукою ремень штурманского кресла и потому только не въехал с разлёту ногами в пульт.
        - Похоже на то, - заметил Марсианин, которому всё-таки досталось коленом пониже поясницы. Выразив таким образом протест против действий капитана, он выпрямился и с невозмутимым видом стал ждать продолжения. Пару раз при этом скосил глаза на экран.
        - Кто вам разрешил войти на пост управле… в рубку? - грозно спросил капитан, оставляя ремень и хватаясь за скобу пульта, чтобы придать себе устойчивости.
        - В договоре сказано, что я могу побыть за штурмана.
        Марсианин широко улыбался. Выглядел простодушным, но не прикидывался ли?
        - Зачем вы запустили штурмана?
        - Вот эту кнопку?
        Джош поймал его за руку:
        - Ничего больше не трогайте!
        Марсианин, дёрнув рукой, высвободился, но тон не изменил, спросил с наивной улыбкой:
        - А почему у вас здесь всё не заблокировано? Должна же быть защита от дурака вроде меня? И вы не ответили, капитан. Как быть с договором? Там написано…
        - Только во время прилунения, - отчеканил капитан Росс. - Только с разрешения капитана. Так в договоре сказано. А я…
        - Что - вы? - с любопытством разглядывая блестящий капитанский погон, осведомился Марсианин.
        - Ещё подумаю, можно ли предоставить вам это право.
        - А что вы сделаете, если я плюну на ваш запрет?
        Джошуа, дыша через нос, несколько секунд мерил наглого пассажира взглядом, потом прошипел:
        - Знаете что, Рэй?!
        «Ш-клац!» - щёлкнуло что-то справа, капитан на миг ослеп, смигнул и повернул голову.
        «Ш-клац!» - новая вспышка, прямо в глаза.
        - Что за чёрт?! - вскричал Джош, закрывая лицо.
        - Убойно вышло, - заявил висевший в дверном проёме субчик, опуская стереокамеру. - Значит, у нашего Марсианина есть имя. Убойная подпись для фото: капитан Росс подавляет бунт Рэя Марсианина. Рэя на рею!
        - Росс, кто вам дал право раскрывать моё имя?! - грозно спросил Марсианин.
        Джошуа стряхнул его руку с обруча для крепления шлема. Потерявший точку опоры мятежник от этого пролетел пару метров и угодил в объятия папарацци.
        «Это Портер. Уильям С. Портер, - сообразил капитан. - На китаянку он не похож, а остальных я уже видел».
        - Осторожно, камера!
        - Всем только легче станет, когда я её раскокаю.
        - Уберите лапы. Не успеете, вас капитан сейчас вздёрнет на рею.
        - Слушайте, Портер, если вы ещё раз назовёте меня по имени!.. Если хоть одной живой душе ещё скажете!.. Я вам камеру вашу затолкаю…
        - Капитан! Уберите маньяка!
        - …в глотку!
        - Покиньте рубку. Оба. Побыстрее, пожалуйста, - приказал капитан Росс, когда пришёл в себя настолько, чтобы говорить спокойно.
        - Если меня вежливо просят, я исполняю, - заявил Марсианин, выпустил ворот комбинезона Уильяма С. Портера и, цепляясь за скобы, уплыл в салон.
        Капитан разглядывал туриста с камерой. «Дик Свистун? Этого мне только не хватало», - подумал он. Скандально известный шоумен не слишком приятная компания для добропорядочного гражданина, каковым не без оснований считал себя Джошуа. Но туристов не выбирают.
        - Вернитесь в пассажирский отсек, господин Портер, - официальным тоном потребовал капитан Росс. Помолчав, сухо добавил: - Пожалуйста.
        Подождав, пока Портер, неуклюже болтая ногами, развернётся и выкарабкается наружу, капитан отключил штурмана, заблокировал пульт, покинул пост и задвинул за собой переборку. Чмокнул магнитный замок; новая мысль мелькнула у капитана, но обдумать её он не успел. Такое увидел, когда повернулся, что умозаключения из головы вышибло разом, вместе с посылками.
        Мисс Гилберт висела под прозрачным потолком салона, вокруг неё, как планеты вокруг светила, лениво двигались по орбитам четыре чемодана, украшенные эмблемами «Moon Attraction». Свистун Дик тщетно пытался пустить в ход свою камеру - его сгибало пополам от немого смеха каждый раз, когда он наводил стереообъектив на объект. Марсианин за всем этим наблюдал безучастно, сидя в кресле, ремни которого были затянуты по всем правилам. Даже следа улыбки на лице его не было, только скука. Капитану тоже стало не до смеха, когда увидел, чем занят четвёртый пассажир.
        Девушка невысокого роста, темноволосая, тонкая - комбинезон, хоть и подходил ей по росту, но не натянут был, как на мисс Гилберт, а висел мешком, - хрупкая эта девушка возилась с люком машинного отделения, словно хотела его взломать.
        - Не понимаю, - тонкоголосо мяукала она. - Ничего не получается. Может, здесь фиксатор. В руководстве ничего об этом не было.
        «Зачем ей силовой отсек? Они сговорились? - подумал Джош. - Как зовут её? Эти китайские имена…»
        - Э-э! - протянул он, двинувшись вдоль стены к девушке. - Хунь… как вас там? Что вы делаете?!
        Девушка обернулась, в руке её сверкнула сталь.
        - Хунь! Бросьте это!
        - Вы мне? - удивилась взломщица. - А, я поняла. Не хунь, а Хань Симен. Лучше зовите меня по имени. Что нужно бросить?
        Капитан разглядел оружие злоумышленницы - обыкновенную отвёртку.
        - Откуда у вас отвёртка, Ханси… э-э…
        - Мы договорились называть её Симой, - светским тоном сообщила из-под потолка Изабелла Гилберт. - А вы, капитан, обещали заняться моим багажом и проводить меня в каюту.
        - Откуда отвёртка? - повторил Джошуа, не обращая внимания на упрёк.
        - Взяла из аварийного набора инструментов, - тщательно выговаривая английские слова, сказала Хань Симен, указывая на потайной лючок, скрытый обивкой салона. - В инструкции сказано, что перед стартом нужно поместить багаж в багажный отсек, но не сказано, как он открывается.
        - Кто? - не понял Росс.
        Инструмент, покорно отданный взломщицей, сунул в набедренный карман скафандра.
        - Багажный отсек, - пояснила Симен, указывая на люк силового отделения.
        - Это не багажный отсек, - буркнул Джош.
        - А в руководстве дверца помечена…
        - Послушайте, кэп! - подал голос Рэй Марсианин. - Мы стартуем когда-нибудь? Подавайте сигнал к отправлению.
        - Но мне нужно попасть в мою каюту! - возмутилась мисс Гилберт.
        - Перебьётесь, - ответил Марсианин.
        Капитан Росс поспешно подтащил мисс Гилберт к ближайшему креслу, ухватив сначала за лодыжку, а потом за ремень комбинезона.
        - Наглец! - ослепительно улыбаясь, сказала Изабелла.
        Непонятно, кого обругала: Марсианина за грубое замечание или капитана за грубое обращение.
        Багаж
        - Зачем вам в каюту? - спросил Джош, бережно приторачивая пассажирку ремнями.
        Мисс Гилберт глянула на него с упрёком - что за бестактность! - но смолчала.
        - Ей срочно нужно наштукатуриться, - ответил за неё Марсианин. - Бэла, я вам не советую. Скоро опять начнётся болтанка, всё размажется, и вообще - краситься в невесомости…
        - Капитан! - перебила его мисс Гилберт, глядя на Джоша из-под ресниц. - Я передумала. Вы проводите меня в каюту чуть позже. Но я надеюсь найти мой чемодан там.
        Джошуа непроизвольно отметил про себя, что подправить грим известной актрисе определённо не помешало бы.
        - Мои шмотки можете сунуть в камеру хранения, - пропыхтел Уильям С. Портер, вползая в кресло по левую руку от Изабеллы. - До приземления они мне не понадобятся. Обойдусь без боевой раскраски. Изабелла, вы неотразимы. Джеронимо посрамлён, во главе с вами апачи взяли бы в конном строю всемирную выставку в Сент-Луисе.
        - Я пристегнула ремни, - сообщила во всеуслышание Хань Симен. - Но в руководстве сказано, что перед стартом багаж должен быть закреплён в багажном отделении.
        Джош мысленно застонал и принялся собирать по салону разбежавшиеся чемоданы.
        - Не перепутайте их, Джош, - напутствовал Портер. - Мне-то всё равно, но мисс Гилберт будет шокирована, если увидит моё барахлишко.
        - Вы извращенец? - заинтересовалась Изабелла.
        Капитан Росс поспешно вылетел вместе с багажом в кормовой отсек, чтобы не видеть, как Свистун Дик трясётся в своём кресле от беззвучного хохота.
        «Moon Attraction» снабдила туристов одинаковыми чемоданами из лёгкого металлизированного пластика, отличить один от другого можно было только по карточкам в прозрачных окошках замков. Кое-чем ещё они различались всё-таки. Невесомый чемодан Портера чуть не утащил Джошуа за собой вдоль прохода, таким массивным оказался на поверку. «Он слитками золота набит, что ли? - думал Джош, водворяя инертный груз в шкаф каюты Свистуна Дика и щёлкая фиксаторами. - Если золото, то наверняка фальшивое». После возни с имуществом Портера остальные чемоданы показались капитану пустыми.
        Покончив с последними приготовлениями к старту, капитан Росс проследовал через салон в рубку, исполнил короткую увертюру на клавишах кодового замка, проник на пост управления; затем, удостоверившись, что створка закрылась и сработал стопор, стал устраиваться в кресле пилота. «Я не сказал им, чтобы надели наушники, - думал он. - Но эта девчонка, Хунь… Хань… Голову даю на отсечение, что она им напомнит. Скажет, в инструкции так написано. Свеча разогрева камеры. Есть. Накачка излучателя. Есть. Когда она успела вызубрить инструкцию? Правда ведь, умник какой-то в пассажирской инструкции обозвал технологический люк багажником. Идиотизм. Дежурное на пластинах ускорителя. Есть. Проверочный импульс. Прошёл. А этот тип как сюда пролез? Замок магнитный с паролем. Не мог я не закрыть… Или? Нет, к чёрту. Заслонки распределителя. Один-один-один-один, проба. Есть. Запуск штурмана. Он на экран пялился. Ну и что? Увидел стартовое меню штурмана - эка невидаль. А Портер этот - пень развесистый. Изабелла, вы неотразимы. Джеронимо, апачи. Комик. Есть штурман. Предиктор активирован. Подсказки включены. Старт? Надо бы
проверить наушники».
        - Внимание! - проговорил Джошуа. - Минутная готовность. Проверка связи с пассажирами. Мисс Гилберт!
        В ответ Джошуа услышал: «Бэла, вас кэп зовёт». «Куда?» - на пределе слышимости спел голос мисс Гилберт. «Да не куда, а наденьте наушники», - буркнул Марсианин. «Я же говорила вам», - промяукала китаянка.
        - Сейчас, - сквозь хрипы и шорохи, но уже явственней прозвучал голос Люси из «Алмазного дыма». Или Бэлы из «Осколков»?
        - Сима, я уже надела. Что теперь? - услышал капитан звучный, хорошо поставленный голос.
        «Бэла», - подумал он, припомнив сцену из реал-видео, и ответил:
        - Больше ничего. Спасибо, мисс Гилберт. Только не снимайте наушники. Мистер Портер?
        - В эфире. Я к вашим услугам, капитан. Нас атакуют марсиане? Какие будут распоряжения?
        - Отставить дурацкие шутки, - ответил за капитана Росса Марсианин.
        - Спасибо, - поблагодарил Джошуа. - Марсианин?
        - Здесь.
        - Среди нас марсианин, - снова вмешался Дик Свистун, - и капитан с ним заодно. Я видел, как они братались в рубке.
        Эту выходку капитан Росс проигнорировал, позвал, выговаривая с трудом:
        - Хонсяомин!
        - Здесь, - пискнула китаянка. - Капитан Росс, называйте меня, пожалуйста, Симой, как мисс Гилберт, потому что слова, которые вы говорите…
        - Спасибо, Сима, - перебил капитан и стал считать: «Десять, девять…»
        - Что, будет старт? - удивилась прекрасная Изабелла. - Прямо сейчас? Я не готова! Портер, уберите вашу камеру!
        - Один, ноль, старт, - сказал капитан и нажатием клавиши запустил программу перелёта. - Стыковочный узел отошёл.
        - Луна! Да вот же, Бэла, вы не туда смотрите!
        - Ах, как это чудесно! Уберите камеру, вы, несносный папарацци!
        - Июнь, луна, вино, вина…
        - Двукратная, две минуты, - объявил капитан и, следуя указаниям штурмана, двинул ходовую рукоять.
        «Ох!» - сказал кто-то, кажется, Портер. «Я не… могу… вдохну…» - пожаловалась мисс Гилберт. «Молчите… будет легче…» - посоветовала Хань Симен.
        «Это лучшее, что вы можете сделать, - с благодарностью подумал капитан. - Две минуты молчания».
        - Однократная, тридцать минут, - сказал он, когда истекли две минуты, и плавным движением ручки хода уменьшил амплитуду импульсов на пластинах ускорителя. Нужно было извлечь туристов из кресел, дать им успокоительного и отправить в каюты, пока не началась невесомость.
        - Как вы себя чувствуете? - спросил он у Изабеллы, расстёгивая на ней ремни.
        - Ох, капитан, не спрашивайте, - простонала та. - Помогите мне встать. Моя голова… Я не могла поднять голову, капитан! Я, кажется, теряю сознание…
        «Не похоже, - подумал Джошуа. - В комбинезон вцепилась, как кошка. Ломает комедию?»
        - Вы же покажете мне мою каюту? Мне что-то нехорошо.
        - Сейчас, я дам вам укрепляющего, - сказал капитан Росс. - Вам лучше лечь. Через полчаса мы пойдём по инерционной орбите, к этому времени вам лучше оказаться в постели.
        - Джош, помогите отщёлкнуть чёртову пряжку, - раздражённо проговорил из соседнего кресла Портер. - Я тоже хочу хлебнуть чего-нибудь укрепляющего и в постельку.
        Джошуа с большим трудом освободился от повисшей на нём актрисы, сказал:
        - Сейчас. Изабелла, вы же видите, мне нужно помочь остальным. Не в ту сторону, Уильям. Вот так.
        - Я расстегнула сама, - похвасталась Хань Симен, появляясь в проходе.
        Чёрные волосы её рассыпались, почти скрывая лицо, но видно было - невесомость и перегрузки перенесла прекрасно и в помощи не нуждается.
        - Вы сказали, мы пойдём по инерционной орбите? - спросила она, собирая волосы и закрепляя их заколкой-бабочкой. - Значит, опять будет невесомость? Жаль, что по инструкции пассажиры должны находиться в каютах. Я совсем не хочу спать. Такая луна!
        Капитан Росс мельком глянул на лунный серпик - старый, в последней четверти, - затем повернулся к Портеру, чтобы спросить, как самочувствие.
        Свистун Дик уже не сидел, а стоял, смотрел куда-то с таким выражением лица, как будто собирался свистнуть и сказать: «Вот это да!»
        - Где этот парень? - спросил он нервно.
        Джошуа проследил за его взглядом и обнаружил, что четвёртое пассажирское кресло пустует, а ремни его свисают до пола.
        «Опять полез в рубку, пока актриса пудрила мне мозги? Нет, Портер увидел бы. В кормовом отсеке?»
        - Я сейчас посмотрю, где он! - выкрикнул Портер и кинулся к двери кормового отсека.
        - Успокойтесь, Уильям, - сказал вслед ему капитан. - Я думаю, он торопился в каюту.
        - Сейчас посмотрим, что ему там нужно! - кричал Свистун Дик, терзая магнитный замок. В конце концов справился и мигом исчез за дверью.
        - Капитан! - слабым голосом позвала мисс Гилберт.
        В кормовом коридоре кричали на два голоса, потом что-то грохнуло в дверь. Джошуа покачал головой и направился к пассажирским каютам - разбираться, что за возню там устроили.
        «Я помогу вам, - услышал он позади. - Обхватите мою шею». «Сима, вы очень любезны. Мужчины так грубы. Ничего не понимают. А вы…»
        Дверь открылась. Если бы она оставалась закрытой, в неё бы снова врезалось тело, но на этот раз Уильяму С. Портеру повезло, он угодил в мягкое.
        - Уп-ф! - сказал капитан; пошатнулся, но устоял на ногах и подхватил тело раньше, чем понял, кого удержал от падения.
        - Пустите! - заорал Свистун Дик, оттолкнул капитана и с криком: «Я покажу, как соваться!» - ринулся обратно по узкому коридору.
        Дверь последней каюты распахнута. Рядом с ней Марсианин. Рука в кармане. Говорит что-то, не слышно из-за воплей Портера. «Это не его каюта открыта», - сообразил Росс.
        - Ах ты! - кричал Портер, пытаясь дотянуться до Марсианина, но тот держал Свистуна Дика на расстоянии вытянутой руки и что-то ему втолковывал.
        - Случайно, понимаете? Капитан, придержите этого ненормального. Вы слышите, мистер Тёмное Пиво?! Я просто ошибся дверью! Угомонитесь вы! Уильям Эс!
        Уильям С. Портер дёргался, сучил рукой. И хорошо, что не пробовал лягаться, тогда бы к нему было сложнее подступиться сзади. Капитан схватил Портера за шиворот, а другой рукой за штаны, и оттащил подальше.
        - Он влез в мою комнату! Он вскрыл чемодан! Он сунул свой нос! - негодовал, пытаясь вырваться, Свистун Дик. - Вы с ним заодно?! Я этого так не оставлю! Он разбил камеру!
        Бесценная камера валялась на полу. Марсианин поднял её, осмотрел, сказал: «Вроде цела. Сейчас проверю».
        Портер вырвался. Джошуа с досадой подумал: «Он опять пойдёт в атаку. Чёртовы туристы», - и собрался напасть на всемирного журналиста с тыла, чтобы предотвратить побоище, но Свистун Дик неожиданно успокоился.
        - Дайте сюда! - потребовал он, протянув руку.
        Марсианин, помедлив, отдал камеру и снова стал оправдываться:
        - Случайно, понимаете. Я задумался, не посмотрел на табличку. Дверь открылась, мне надо было…
        - В чемодан зачем полезли лапами своими? - мрачно осведомился Портер, осматривая аппарат и при этом потирая затылок. - Теперь будет шишка. Я затылком стукнулся.
        - А зачем было с кулаками набрасываться? - поглядывая то на капитана, то на журналиста, примирительным тоном прогудел Марсианин. - Говорю же, срочно понадобилось принять лекарство.
        - По вам не скажешь, что чем-то больны. Разве только на голову.
        - Вот именно. Что-то голова разболелась от перегрузок. Полез в чемодан, а там…
        - Помалкивайте, - буркнул Портер, оттеснив Марсианина от входа, шмыгнул внутрь и захлопнул дверь.
        Капитан молча подошёл к соседней каюте, молча распахнул дверь перед Марсианином, молча дождался, пока тот войдёт.
        - Вы не хотите узнать, что в чемодане у буйного мистера Портера? - как бы между прочим спросил Марсианин.
        - Меня это не касается, - отчеканил капитан. - Я не роюсь в белье пассажиров, для этого существует служба безопасности. Я не знаю, что везёт с собою он, не знаю, что везёте вы, и не хочу знать.
        - А если там оружие? Ладно, успокойтесь, я пошутил. Это, насколько я могу судить, не оружие.
        «Что ты понимаешь в оружии?» - подумал капитан, закрывая дверь.
        Каюты
        Двадцать минут оставалось до отключения двигателя. За это время капитан Росс должен был расселить пассажиров, напоить их, уложить в койки и закрепить ремнями. «Moon Attraction», заботясь о безопасности клиентов, снабдила клипер достаточным количеством бутылочек с коктейлем «Moonlight». Эта приятная на вкус и питательная витаминизированная микстура, если судить по рекламным проспектам, утоляла жажду и голод, купировала приступы морской болезни, а главное - об этом проспекты умалчивали - успокаивала нервную систему. Пассажир погружался в здоровый сон, перелёт по инерционной орбите поэтому проводил в бессознательном состоянии. «И правильно», - подумал Джошуа, скользнув взглядом по ряду дверей: четыре каюты, бытовка, где и хранились полезные бутылочки, а в торце узкого коридора за сдвижной перегородкой - выход в пассажирский салон. Капитан обречённо вздохнул. Ему предстояло выполнить обещание: проводить мисс Гилберт в её каюту. Некстати вспомнилась одна сцена из видео с участием Изабеллы, всякая чепуха полезла, капитан тряхнул головою и решительно направился к выходу. «Сволоку её туда, суну в койку,
ткну ей бутылку с соской», - нарочно растравляя желчь, думал он, однако выполнить намерение ему не удалось. Без всякого его участия поехала в сторону переборка.
        - Чувствую себя одинокой старухой, - услышал Джошуа. - Это ужасно.
        - Да, мисс Гилберт.
        - Не называйте меня так, Сима, - минорно пропела актриса. - Ненавижу эту фамилию.
        «Где-то я видел такую мизансцену, - подумал капитан, когда появились в дверном проёме две женские фигурки. - И реплику слышал тоже. Ненавижу эту фамилию».
        - Хорошо, Изабелла, - покорно молвила Хань Симен, придерживая актрису за талию.
        Мраморная рука мисс Гилберт змеёй обвивала плечи китаянки, вторая рука мисс Гилберт свисала бессильно, но не менее грациозно. Пальцы её…
        Две головы рядом. Воронёная сталь и платина.
        Капитану пришлось отступить по узкому коридору. Роль провожатого взяла на себя Хань Симен, но вместо радости это почему-то вызвало у Джошуа раздражение.
        - Понимаете, Сима? Старухой. Смешно, правда? - пожаловалась мисс Гилберт, склонив голову.
        На капитана глянула кротко. Глаза её…
        Конечно, это из «Чёрных вдов», припомнил Джошуа. «Смешно, правда?» Сесиль так говорила. Гибель третьего мужа. «Ненавижу эту фамилию». Боязнь старости. Кто следующий? И вместо очередной жертвы - та девушка. Чёрные вдовы. Кто кого.
        - Я уложу Изабеллу, - непререкаемым тоном сообщила Хань Симен и, отгородившись от капитана распахнутой дверью, ввела актрису в каюту номер один.
        - Э-э… - выдавил Джошуа.
        Хотел возразить, но не с дверью же разговаривать! Дурацкое положение. Впрочем, створку закрыли тут же. Пока капитан решал для себя вопрос, постучать или войти без стука, из комнаты выглянула Хань Симен и сказала:
        - Кажется, вы должны дать нам какое-то питьё? Изабелле очень нужно что-нибудь для укрепления сил.
        Джошуа не ответил. Молча направился в бытовку, по плечи залез в холодильник, вытащил блок из четырёх бутылочек, разодрал прозрачную упаковку, скомкал её, сунул в пасть мусороприёмника и с грохотом захлопнул крышку. «Что это я?» - удивился он. Аккуратно закрыл шкаф, прихватил две порции успокоительного коктейля левой рукой, остальные сгрёб правой и затворил дверь за собою локтем. «Замок заблокирую после. Сначала напоить и привязать, чтобы угомонились, потом всё остальное. Пятнадцать минут до невесомости».
        Бытовка - первая по коридору, сразу за нею каюта номер один.
        Джошуа постучал бутылкой по табличке с нанодиодной надписью «мисс Гилберт». «Звезды на дверях не хватает», - с кривой усмешкой подумал он.
        Капитану открыли.
        - Вам следует быть в вашей каюте, - буркнул Джошуа, разглядывая заколку-бабочку на чёрных прямых волосах.
        - Я хорошо знаю инструкцию, - с готовностью ответила Хань Симен, занавесив глаза ресницами.
        - Не уходите, Сима! - театрально взмолилась мисс Гилберт.
        Джошуа против воли заглянул в комнату. Мизансцена из «Чёрных вдов». Сесиль в спальне калифорнийского дома Рутбергеров. Плевать, что каюта клипера мала и скупо обставлена - койка, откидной стул, столик консольный, зеркало. Голые стены, дверь туалетной комнаты… Всё это исчезло, стены раздвинулись, призрачные занавеси несуществующего окна тронул вечерний бриз, когда капитан в полумраке увидел Сесиль Рутбергер. Не на узкой корабельной койке, а на огромной двуспальной кровати со спинкой резного дерева. Локоны мисс Гилберт - лотосы. Шея её…
        Хань Симен отобрала у Джошуа две бутылки.
        - Изабелла просит, чтобы я побыла с ней, - раздельно проговорила она, глядя на капитана снизу вверх.
        - Все пассажиры должны быть…
        - Пристёгнуты ремнями безопасности, - закончила китаянка. - Я помогу Изабелле и после лягу сама. Я справлюсь, займитесь остальными.
        - Вы хотели подоткнуть мне одеяло, капитан? - с лукавой улыбкой осведомилась Изабелла. - Присмотрите лучше за грубияном Марси и чудовищем этим. Как его? Портером.
        Произнеся это, Сесилия грациозно приняла протянутую ей бутылку «лунного света» и основательно приложилась к горлышку.
        Росс, стиснув зубы, вышел прочь.
        - Ломака, - ворчал он, направляясь по коридору к третьей каюте.
        - Марсианин! - позвал он, постукивая по двери костяшками пальцев. - Мистер Марси!
        Ответом ему было неразборчивое ворчание, возня, затем скрипнула койка, шаги прошлёпали.
        - Чего вам? - с неудовольствием спросил Марсианин, высунувшись в коридор. Был он в пижаме и босиком, держался за косяк и ручку двери, бурчал: - Я пристегнулся, начал задрёмывать. Какого чёрта вы меня подняли?
        - Выпейте вот это.
        - Хорошо, кэп. Я выпью. Ещё что? Могу я лечь? - Марсианин стал скручивать с бутылки крышку.
        - Через семь минут невесомость.
        - Я счастлив, - огрызнулся Марсианин и исчез за дверью.
        Капитан постучал в последнюю, четвёртую каюту.
        - Войдите, не заперто! - крикнул Дик Свистун.
        Судя по голосу, успел оправиться от поражения в битве с превосходящими силами марсиан.
        Войдя в комнату, капитан удостоверился - так и есть. Уильям С. Портер вернулся к обычному расположению духа.
        - Вы угадываете желания, капитан! - сказал он, по-черепашьи высовывая из-под одеяла голову. - Я мечтал о порции горячительного. Что делать со всеми этими ремнями?
        - Сначала выпейте.
        - И то правда, - согласился Портер, усаживаясь на койке. - Отбивную я уже получил… Ха-ха! Каково, а? Отбивную и порцию горячительного! Недурно.
        Он вернул капитану пустую бутылку, улёгся и попросил:
        - Проявили меня, теперь зафиксируйте.
        Пока Джошуа затягивал поверх одеяла ремни, Свистун Дик болтал:
        - Крепко вяжете. Но я не хотел бы, чтоб кто-нибудь воспользовался моей неподвижностью. Вы уже стреножили Марсианина?
        - Да, - солгал капитан.
        - Это хорошо. Как эта штука расстёгивается? А, понятно.
        - Зачем это вам?
        - Да так. Когда все уснут, хочу навестить Бэлу. Она делала мне авансы, вы не заметили? Цыпочка. Только Марсианину не показывайте, как ремни расстёгивать, хорошо?
        - Хорошо, - морщась, как от кислого, ответил капитан Росс.
        - А китаянка?
        - Что - китаянка? - не понял Джошуа.
        - Ага! Не прячьте глаза, я вас раскусил. Вы собираетесь показать ей фигуры высшего пилотажа. Она выглядит прилежной ученицей. Покажите ей, капитан.
        - Я на вахте.
        - Знаю я эти вах… А-ах! - Портер зевнул, поворочался в путах и затих.
        Капитан поспешно покинул четвёртую каюту, проверил третью - оказалась закрыта изнутри. Он дёрнул ручку второй - открылась. Хань Симен там не было. Джошуа покачал головой, закрыл дверь, повернул ручку первой - закрыта на защёлку. Капитан занёс кулак - постучать, но опустил руку. Одна минута до невесомости.
        «Чёрт с ней, - подумал он мстительно. - Сама захотела, пусть теперь покувыркается. Это иногда полезно. Если задрыхнет здесь, перетащу, когда ляжем на курс.
        Через сорок секунд капитан клипера «Актеон» был на посту управления, в своём кресле. Проверил энергопитание, погасил свет в пассажирском отсеке, оставив только аварийные лампы в коридоре, прочёл предупреждение штурмана о тридцатисекундной готовности, пристегнулся, надел наушники, поколебавшись, включил камеры наблюдения и микрофоны, а интерком выключил. Поверх рабочего экрана штурмана всплыли окна: первая камера - коридор, вторая - салон в скудном свете луны, дверь рубки. В наушниках тихо, слышно, как сипит воздух в решётках кондиционера. Капитан свернул окна, прочёл сообщение о десятисекундной готовности к манёвру, положил руку на ходовую рукоять и точно в момент времени «ноль» сдвинул её в нейтральное положение, а затем выставил «ноль-ноль-ноль-ноль» на движках позиционера. Посетовал про себя: «Жаль, нельзя заложить вираж, чтобы стряхнуть Симу на пол». Представив, как бы та кувыркнулась с откидного стула… Или с кровати? Неважно, откуда угодно свалилась бы. Картинка! Просмотрев с удовольствием картины, нарисованные разыгравшимся воображением, капитан переключился на Изабеллу. Мог себе это
позволить, пока «Актеон» шёл по инерционной траектории. Представил спальню в особняке Рутбергеров, шевелящиеся в дыхании вечернего бриза лёгкие занавеси, на лаковом паркете солнечные пятна, полумрак в комнате, огромная кровать со спинкой резного дерева, кисть руки Сесиль на краю кровати, пальцы её…
        - Данг!
        Джошуа вздрогнул, вскинулся: «Я заснул? Вроде тихо. Показалось или что-то стукнуло? Муть в глазах, заснул всё-таки. Непорядок. Сколько прошло времени?»
        На ходовом таймере час двенадцать с секундами.
        - Больше часа спал, - с неудовольствием прошептал капитан Росс, потянулся, чтобы проснуться окончательно, потом сообразил - надо же глянуть на камеры!
        Поверх ходовых данных всплыли обзорные окна, капитан прищурился, всматриваясь.
        - Никого и ничего, - резюмировал он. - Приснилось, значит.
        Но, сказав это, понял, что не успокоится, пока не глянет собственными глазами. Он стянул наушники, отстегнулся, воспарил над сиденьем и, слегка оттолкнувшись от спинки, полетел к двери. Открыл её; не отпуская перегородки, сунулся в салон. Никого и ничего. Ни звука, ни шороха. «Может, китаянка к себе вернулась в каюту и дверью хлопнула. Микрофон вделан в стену, звук должен был получиться сильный. Разбудила меня. Надо бы слетать в подсобку, взять себе энергетика. Лень».
        Капитан закрыл дверь, вернулся за пульт, повозился с защёлками ремней, взялся за наушники - почудился в них какой-то шорох. Приложив к уху один, услышал: «Данг!»
        - Не приснилось! - сказал он, дёргая защёлку.
        Как всегда, когда торопишься, заела. Невнятно ругаясь, Джошуа дёрнул фиксатор, отщёлкнул, пулей вылетел из кресла, прошёлся руками по потолочным скобам, ткнул пятернёй в клавишу замка: «Быстрее!»
        В салоне никого не было. Джош пролетел между пустыми сиденьями, заглядывая за спинки, сдвинул дверь коридора. Там тоже было пусто. «В прятки со мной играть вздумали?» - обозлился капитан Росс и направился к первой каюте.
        Прятки
        Дверь каюты номер один была заперта изнутри. «Значит, обе там, - размышлял капитан. - Бэла при мне хлестала «Moonlight», полбутылки разом выхлебала, не меньше. Было это полтора часа назад, теперь она спит как бревно, и дверь изнутри кроме Симы закрыть некому. Что она там делает?» Джошуа медлил. Можно было снять блок универсальным ключом, но врываться ни с того ни с сего в каюту к женщине? Если Бэла узнает утром… «Нет! Что бы там Сима ни делала, меня это не касается. А если там не Сима? Кровь бросилась в голову капитану Россу, когда вспомнил шуточку Портера. Тот так и сказал: когда все уснут, навещу Бэлу. Авансы она ему делала. Цыпочка. «Спокойно, Джош, он ведь тоже налакался лунного света. Скорее всего, там Сима».
        Это можно проверить. Капитан перебрался к соседней двери и повернул ручку. «Не заперто. Внутри никого, кровать нетронута. Значит, она там, у Бэлы. Заснула? Кто же стучал дверью?»
        Следующей по коридору была каюта Марсианина. За ручку Джошуа подёргал для проформы, уверен был - комната закрыта изнутри, но дверь подалась. «Никого. Кровать разорена, ремни по полу валяются. Где же он? Говорил, что спать собирается. Лжец. Опять полез в багаж Портера? Он и стукнул дверью: в первый раз - когда вышел из каюты, а второй - когда залез в соседнюю».
        Горя негодованием, Джошуа вылетел в коридор и ринулся к последней, четвёртой комнате. «Как пить дать, закрылся изнутри», - думал он, готовя чип-ключ, чтобы вскрыть дверь, но оказалось - незаперто. Марсианина не было и в четвёртой каюте. «Вот так раз. Где же они все?»
        Для верности Джошуа проник внутрь, осмотрел исправно притянутое ремнями к ложу тело, убедился - Уильям С. Портер спит как младенец. Капитан заглянул в шкаф, хотя понятно было - человеку с комплекцией Марсианина там не спрятаться. С полминуты разглядывал чемодан, но открывать не стал. Принципы есть принципы, а любопытство - удел журналюг вроде Портера и авантюристов вроде Марсианина.
        Капитан покинул комнату, закрыл и заблокировал замок своим ключом. Держась за скобу, завис в дальнем конце коридора, растерянно рассматривая двери. Пока его нельзя было поздравить с успехом. Две каюты пусты, двух пассажиров нет на местах. Пусть китаянка уснула в комнате Бэлы, но где мистер Марси? «Остальные комнаты я осмотрел, бытовка на замке, в салоне мы не могли разминуться. Где он прячется? Вообще-то он странный. Если вспомнить, как залез в рубку… Да! А как он залез в рубку?! Я голову дам на отсечение, что блокировал дверь!»
        Джош полетел пулей, пронёсся через салон и ворвался в рубку. Никого. Помигивает индикатор дежурного освещения.
        - Надо врубить везде лампы, - решительно сказал капитан Росс, пощёлкал переключателями, и яркий свет залил «Актеон» от носа до кормы.
        Капитан вернулся в салон, огляделся и замысловато выругался. Люк технологического отсека был приоткрыт, при свете невозможно было не заметить тёмной щели. Костеря себя по-чёрному и по-матерному, Джошуа распахнул люк. «Данг!» - грохнула крышка о переборку. Капитан снова обложил себя, в ход пошли полузабытые ругательства курсантов лётной школы.
        Дежурный свет вспыхнул в машинном отделении клипера, капитан нырнул в люк головой вперёд, как в бассейн. Мимо пронеслись ступени крутой лесенки, мелькнул решетчатый пол, трубы топливопроводов и серый бок бака. Извернувшись, капитан мельком глянул на кожух реактора и трубу ускорителя, облетел вокруг цилиндра шлюзовой шахты, обследовал кормовой топливный бак, испещрённый заплатками технологических люков. Всё было в порядке, но, вернувшись к лестнице, капитан завис над дырчатыми ступенями - задумался. «Неужели всё-таки Сима? А в комнате Изабеллы, выходит, заперся Марси. Зачем он туда влез, дело третье; главное, что мне нужно сейчас - поймать китаянку, тряхнуть её как следует, чтобы выложила, какого чёрта полезла в силовой отсек. Сейчас-то нельзя сказать, что ошиблась адресом! Теперь не отвертится».
        Капитан Росс закрыл машинное отделение, нащупал в набедренном кармане отвёртку, собираясь поставить на место задвижки и закрепить фиксаторами, но передумал. Она уже была там и сделала всё, что хотела. Не стоило терять время. Он поспешил в кормовой отсек. Мелькнула мысль: «Чем она вскрыла крышку?» - но капитан тут же забыл об этой мелочи, занялся срочными делами. «По порядку, иначе запутаюсь. Каюта Портера? Так, закрыто. Марси? Открылась. Пусто. Сима?
        - Не трудитесь, Сима. Я вас застукал, - сказал Джошуа, - оставьте в покое защёлку.
        Хань Симен пыталась наскоро пристегнуть себя ремнями. Вскинулась, но быстро овладела собой, поправила одеяло и спросила:
        - Что это значит - «застукал»? Почему вы ко мне врываетесь?
        - Это значит, что вы нарушили инструкцию, которую хорошо знаете. Что вы делали в машинном отделении? Только не лгите, что хотели сдать туда багаж. Ну?! Я жду ответа!
        Девушка молчала, по всему видно - пыталась собраться с мыслями. Испуг метнулся из глаз её, но тут же спрятался в тени ресниц. Лицо китаянки снова стало непроницаемым.
        - Машинное отделение? - удивилась она. - Я даже не знаю, где это. В инструкции о нём ничего не сказано.
        - Не прикидывайтесь. Об аварийном наборе инструментов тоже ничего не сказано в инструкции, однако вы стащили оттуда отвёртку, чтобы вскрыть отсек двигателя.
        - Я искала, куда спрятать багаж.
        «Упёрлась. Это не поможет», - подумал капитан и сказал, скрестив руки на груди:
        - Вы всегда спите одетой? И заколку перед сном не снимаете?
        Девушка поймала бабочку за крылья, но передумала. Глянув капитану прямо в глаза, ответила:
        - В любом случае, это не ваше дело, капитан Росс. У меня бессонница. В машинном отделении я не была.
        - А где были? Четверть часа назад я заглядывал в вашу комнату.
        Хань Симен перевела дыхание, помолчала, потом откинула одеяло и, держась за ремень, приняла сидячее положение. Странная получилась картина - капитан Росс в ангельском своём облачении висел посреди каюты, скрестив руки на груди, перед ним в непринуждённой позе парила над разворошённой кроватью китайская девушка. После короткого молчания она ответила:
        - Я была с Изабеллой в её комнате. Ей было одиноко, мне тоже не спалось. Мы разговаривали.
        - Полтора часа?
        - Ей было одиноко, - повторила Сима, потом, сверкнув глазами, возмутилась. - Что бы мы ни делали с мисс Гилберт, вас это не касается. Потом она заснула, я пристегнула её ремнями и отправилась к себе.
        - Когда это было? - быстро спросил Росс.
        - Две минуты назад. Пять минут. Не знаю.
        Это могло быть правдой. Даже если это и не было правдой, уличить во лжи Симу капитан не мог. Единственное, что беспокоило его, - почему на девушку не подействовало снотворное? Если она не пила его… Было два варианта: первый - не выпила по случайности, второй - умышленно. С первым случаем всё ясно, но если она знала о снотворном и не выпила коктейль намеренно…
        - Ладно, - сказал Джошуа, слегка оттолкнулся от пола, чтобы схватиться за потолочный поручень, и на лету продолжил: - Извините за вторжение. Кто-то вскрыл отсек двигателя, и я должен разобраться в этой истории.
        Он схватился за обрезиненную трубу и, обернувшись через плечо, спросил как бы между прочим:
        - Как вам с Изабеллой понравился «Moonlight»?
        Молчание. Добравшись до двери, капитан обернулся ещё раз. Простейший вопрос привёл Хань Симен в замешательство. Заметив, что капитан ждёт ответа, она склонила голову и потащила с волос заколку. Хотела скрыть лицо. Не будь невесомости, это удалось бы ей, но невесомая прядь, даже освободившись от зажима, не пожелала падать. Джошуа ждал.
        - Я не пила, - призналась девушка. Помолчав, добавила: - Что тут такого, если коктейль так понравился мисс Гилберт? Только не говорите ей, что я её выдала. И не думайте про Изабеллу плохо. Знаете, ей действительно приходится несладко. Трудно двадцать лет подряд оставаться двадцатилетней. Понимаете? Она увидела своё отражение в зеркале, когда попала в каюту, и совсем расклеилась. А тут вы ещё заглянули. Когда ушли, я стала её отпаи… успокаивать. Она выпила оба коктейля.
        «Понятно, - огорчился капитан. - Осечка. Выглядит складно, не подкопаешься. Значит, люк взломал мистер Марси».
        - Оставайтесь здесь, - приказал он китаянке, покидая каюту. - Без моего разрешения…
        - Я поняла, - перебила его Хань Симен. - Я лягу. Дверь заблокировать изнутри?
        - Сам закрою, - буркнул Джошуа и сделал, как сказал.
        Опять пришлось начинать сначала, но всё-таки стало легче. Номер второй и номер четвёртый отпали, капитан начал с комнаты Марсианина. Как и прежде, там было пусто.
        «Вот теперь, дружок, мы с тобой поиграем в скаутов по-взрослому, - подумал капитан Росс и запер дверь своим ключом. Развернувшись, двинулся к апартаментам мисс Гилберт. Решил на этот раз не церемониться - если Бэла действительно выпила две бутылки, то спит как бревно. Капитан вскрыл дверь, скользнул в комнату. На бревно не была похожа мисс Гилберт в молочном свете ночника. Напоминала античную статую. Перехваченное ремнями одеяло мисс Гилберт - туника. Руки мисс Гилберт - спящие змеи. Грудь её…
        Капитан прихватил две пустые бутылки, погасил ночник и заставил себя уйти. Прочь оттуда! Сердце колотилось бешено.
        «Осёл, - одёрнул себя он, - дверь не забудь заблокировать. Вот так. Теперь ему вообще деваться некуда. Но где же он?»
        Оставалось два варианта: рубка или машинный отсек, потому что в освещённом салоне спрятаться негде. Капитан обвёл глазами стеклянный колпак и пассажирские кресла, скользнул взглядом по люку (вряд ли он туда полезет дважды) и решительно двинулся к рубке. Один раз Марсианин уже открыл магнитный замок. Неизвестно как, но открыл, это можно считать фактом. «Застукаю - выверну наизнанку, а узнаю. Имя он, видите ли, скрывает. Шпик».
        Однако предполагаемого шпиона не оказалось и в рубке.
        С полминуты, не менее, Джошуа таращился на пустые кресла капитана и штурмана. «Опять полез туда? Зачем?» - подумал он, хотел перехватить руку, но помешали пустые бутылки. Нелепо дрыгнув ногами, Джошуа развернулся, но опоздал. Дверь закрылась. «Бутылки эти… - Джош поджал губы от досады, потянулся к панели замка той рукой, в которой бутылки. - Неудобно как!» И тут сквозь дверное полотно из салона донёсся приглушённый стук. Капитан заторопился, сунул в клавишу бутылочным горлышком и, не дожидаясь, пока полностью отъедет дверь, пулей вылетел из рубки.
        «Ага!» - ликовал капитан. Успел заметить, как закрылась дверь кормового отсека, и ринулся вдогонку за взломщиком.
        - Не суетитесь, Марси, - сказал он пассажиру, тщетно дёргавшему ручку двери. - Каюты клипера «Актеон» вскрыть сложнее, чем пост управления или отсек двигателя. Расскажите мне лучше, зачем играли в прятки.
        Допрос
        - Мне нужно задать вам несколько вопросов, - сказал капитан Росс деловым тоном. - Вернитесь в салон.
        - Я обязан отвечать? - с вызовом спросил Марсианин, но противиться не стал, полетел, куда было указано.
        Капитан в который уже раз убедился, что Марси слишком быстро для новичка освоился с невесомостью и с телом управляется ловко.
        - И почему вы сказали: «Вернитесь в салон», - так, будто я там был? - пролетая мимо, осведомился Марсианин.
        - Потому… - ответил Джошуа, оттолкнувшись от стены с таким расчётом, чтобы попасть к люку машинного отделения. - Потому я так сказал, что кто-то был в салоне только что, а об остальных пассажирах мне известно, что они в своих каютах. Мисс Гилберт и Портер крепко спят, а Сима…
        - Сима? - настороженно переспросил Марсианин, устраиваясь в кресле Портера и пристёгиваясь. - Она не спит?
        - Не спит. Но я говорил с ней недавно и думаю, после нашего разговора… Короче говоря, Симы в салоне не было.
        Капитан внимательно наблюдал за выражением лица Марсианина, думая: «Он меня тоже ест глазами. Осторожно, он что-то задумал».
        - Почему вы решили, что здесь кто-то был? - спросил Марси, скрещивая руки на груди.
        - Потому что слышал, как некто открыл вот эту дверцу (Джошуа взялся за люк и приоткрыл его) и грохнул ею вот так (капитан толкнул люк).
        «Данг!» - стукнула створка.
        - И кроме вас сделать это было некому. Зачем вы взломали отсек двигателя?
        - Я его не взламывал! - гаркнул Марсианин и продолжил тоном ниже: - Да, я заглядывал в салон. Открыл и закрыл дверь. Это запрещено? Вы ошиблись, я не люком грохнул. Это открылась и закрылась дверь кормового отсека. Там микрофон в переборке, от резонанса появились металлические призвуки.
        «А ты не такой тупица, каким хочешь казаться», - отметил капитан и, не теряя времени, задал следующий вопрос:
        - Что вы делали в коридоре?
        - Не ваше дело! - буркнул в прежней манере Марсианин. - Захотелось прогуляться. После вашего коктейля изжога, заснуть невозможно.
        - Вы не пили коктейль.
        - С чего вы взяли?
        - С того, что, если бы вы пили коктейль, вам было бы не до прогулок, вы спали бы, точно как Бэла и Портер.
        Вместо того чтобы смутиться, Марсианин пошёл в наступление.
        - А зачем ваша лавочка поит пассажиров снотворным? Почему отсек двигателя можно взломать отвёрткой? Почему нет защиты от дурака на пульте? Почему любой идиот может добраться до ручек управления?
        «Кто кого допрашивает? Он знал о снотворном заранее, специально меня спровоцировал. А действительно: почему нет защиты от дурака на посту управления? Может быть, потому что…»
        - Почему не спит Хань Симен? - развивал атаку Марсианин. - Она знает о снотворном? Откуда? Почему она вчера, оказавшись на борту, первым делом полезла в машинное отделение? Почему…
        - Что вы делали в коридоре? - чеканя слова, повторил свой вопрос капитан Джошуа Росс.
        Марсианин застыл с открытым ртом, подышал, помолчал, глядя на капитана исподлобья, потом после короткой паузы спросил:
        - Вы человек слова, капитан? То, что я расскажу вам, - не для разглашения. Надеюсь, это останется между нами.
        Так и не взяв с Джошуа зарока молчания и не дав ему вставить слово, Марси продолжил:
        - Я собирался в гости к Бэле, понимаете? Вы наверняка слышали, как Бэла сообщила в коридоре, что ей одиноко. Не вам же и не Симе она это сказала! Мне или Портеру, это ясно. Бэла и раньше мне глазки строила, потому я принял это на свой счёт и не стал пить ваш коктейль. Я не сопляк какой-нибудь, чтоб надираться перед свиданием. Выпроводил вас, выждал, пока все улягутся и перестанут стучать дверями, тем временем побрился и принял душ. Выглянул в коридор, прислушался. Мне показалось, что все улеглись. И я отправился. Каюта Бэлы оказалась незапертой, я возрадовался, но только приоткрыл дверь, как поднялся шум в салоне. Что вы там с Симой устроили?
        - Это не имеет отношения к делу. Продолжайте, - попросил капитан, благоразумно решив не делиться информацией.
        - Да, так вот, услышав шум, я заметался. Не хотелось подложить свинью Бэле. У неё и без того репутация… А тут ещё и журналист. Рассвистит повсюду в отместку - ей и мне это без надобности. Моя каюта далеко, никак не успеть. Я метнулся к бытовке, и - о радость! - дверь открылась. Почему вы её не запираете?
        - Это не важно, - с досадой бросил Джошуа. - Что вы сделали дальше?
        - А что мне было делать? Я иногда выглядывал. Слышно было, как вы с Симой бубните у неё в номере. Я решил не высовываться - не всю же ночь, думаю, вы там проторчите, когда-то в рубку вернётесь. Кто-то должен вести корабль, так ведь?
        - Так, - ответил Джошуа, отводя глаза. - И долго вы прятались?
        - Пока не услышал, как вы приказываете Хань Симен, чтоб из каюты нос не высовывала. Потом открылась и закрылась дверь. Лучше момента не будет, подумал я, вылетел в коридор, грешным делом опять сунулся к Бэле, но на этот раз дверь была заперта. Это вы сделали? Зачем?
        - Затем, чтобы всякие маньяки не тревожили приличных пассажиров, - раздельно проговорил Джошуа, пепеля взглядом Марсианина.
        - Я так и понял, - как ни в чём не бывало сказал тот. - Подёргав ручку, я обнаружил, что каюта закрыта на замок, выглянул на всякий случай в салон…
        - Зачем? - быстро спросил Джошуа.
        - Вдруг, думаю, Бэле взбрело в голову полюбоваться луной, и это она сама, выходя следом за вами в салон, заперла комнату? Но в салоне не было никого. Тогда я решил вернуться к себе, раз не выгорело дело со свиданием. Моя дверь тоже не открывалась. Я хотел слетать в рубку, спросить вас, что это значит, но тут вы сами нагрянули. Зачем вы закрыли на ключ мою комнату? Что творится на борту клипера, капитан Росс?
        - Хотел бы я это знать, - буркнул Джошуа. - Хотел бы я знать, в какую игру играет кое-кто из пассажиров. Какого дьявола он вскрыл машинное отделение и залез туда? За каким чёртом он, вместо того чтобы спать, шляется по всему клиперу от носа до кормы и суёт нос в чужие каюты? Какого…
        Капитан Росс подавился очередным проклятием; понял, что в порыве раздражения собирается сболтнуть лишнее, если уже не сболтнул. Он полез в набедренный карман комбинезона, вытащил отвёртку и, повернувшись спиной к Марсианину, принялся закреплять люк и ставить на место фиксаторы.
        - Понятно, - коротко сказал Марсианин, выбираясь из кресла.
        «Не огрел бы он меня чем-нибудь сзади», - подумал Росс и развернулся, держа отвёртку, как нож.
        - Боитесь, что накинусь? - усмехнулся мистер Марси. - Напрасно. Во всём, что касается безопасности, я ваш союзник. Вы поняли?
        «Нет», - подумал Джошуа, но вслух не сказал.
        Марсианин и не ждал ответа. Вспорхнул над сиденьем и, развернувшись в полёте сразу вокруг двух осей, с проворством прыгуна в воду нырнул в кормовой отсек, дверь открыл и закрыл походя. Закрывая, проговорил:
        - Буду у себя. Вздремнуть перед прилунением не мешало бы.
        Капитану было не до сна. Он закрепил последний фиксатор, слетал на корму, проверил двери кают. Все были заблокированы. Джош прихватил по дороге бутылочку тонизирующего «Moonquake», запер бытовку, затем направился в рубку, рассеянно размышляя: «Что-то не так в их показаниях. Не могу понять. Какое-то противоречие. Э, Джош! К чёрту противоречия! Кто-то из них врёт напропалую! Послушать их - получается, что сам собою открылся отсек двигателя! Это надо обмозговать. Записать всё, что оба наболтали, пока не выветрилось из памяти. Заодно нужно понять, что хотел выудить из меня Марсианин. Не зря ведь он пошёл на разговор? Мог послать меня куда подальше. Сдерживался, вёл себя паинькой. На него не похоже. А если разобраться, неизвестно, кто кого допрашивал: я его или он меня».
        Джошуа добрался до своего кресла, утвердился в нём, подстраховавшись ремнями, надел наушники и раскрыл на весь экран окошки камер наблюдения. Нельзя было позволить, чтобы капитана клипера «Актеон» обвели вокруг пальца вторично. «Почему отсек двигателя можно взломать отвёрткой, он спрашивает», - думал капитан, вытаскивая из кармана нанополимерный блокнот. «Почему любой идиот турист может добраться до ручек управления, он интересуется», - подзуживал себя капитан, доставая электродный карандаш. «Почему нет защиты от дурака на пульте, ему узнать захотелось».
        - Потому что нечего делать дураку на посту управления, - не сдержавшись, вслух сказал Джош. - И мы ещё посмотрим, кто кому напарит задницу. Ну-ка, умник Марси, что вы там мне поведали?
        Изредка поглядывая на экран, Джошуа Росс стал записывать показания. Начал с Марсианина, потом изложил всё, что услышал от Хань Симен. Соотнёс события, проставил против записей условное время, потом, сверившись по таймеру, сделал привязку к бортовому времени клипера. Занятие увлекло его, в сон не клонило более, и не только из-за того, что постоянно прикладывался к бутылке с «лунотрясением», - рисуя таблицу перемещений и планировку клипера, капитан Росс ощутил азарт охотника, загнавшего в западню крупного хищника.
        - Вот где ты солгал мне! - с торжеством выкрикнул он, перечёркивая на плане пометку «Марси» возле комнаты Изабеллы. - Ты сказал, что комната была открыта, а я знаю из показаний Симы, что этого быть не могло. Слушай, дорогой Марси, что я тебе скажу! Я сам - слышишь? - сам проверил перед тем, как идти на пост. Комната была заперта изнутри. Это подтверждено показаниями свидетеля. Сима - ты понял, Марсианин? - была в это время в комнате с Изабеллой. И оставалась там…
        Капитан проверил по таблице и продолжил, ликуя:
        - Сидела там, пока ты в кладовке не спрятался, как шкодливый кот. А это значит, что к двери каюты мисс Гилберт ты не притрагивался, и, скорее всего, в кладовой тебя уже не было. Ты сидел там…
        Справился по плану, сделал пометку в таблице перемещений и сказал, как припечатал:
        - Ты сидел там раньше, я спугнул тебя, когда ты взламывал машинное отделение. В каюту ты боялся не успеть, вот и смылся в кладовку. На твоё счастье, я не запер там дверь. Может, ты уже успел сунуть туда нос, готовил себе аэродром подскока. Ты юркнул туда, как паршивый грызун, притаился, подождал, пока я застукаю Симу в её комнате, выглянул, услышал, что я занят допросом, и шмыгнул в машинное отделение. И там сидел, пока я не вернулся в рубку. Потом ты выполз оттуда, как гад, и сбежал в свою каюту. Думал свернуть всё на китаянку? Не вышло! Вот прижму тебя утром этой вот таблицей…
        Остриё карандаша зависло над клетушкой с надписью «Бэла».
        - Мда-а!.. - протянул Джошуа. Там проставлены были имена мисс Гилберт и китаянки. Капитан пометил одну строку знаком вопроса.
        «Она могла обмануть меня. Только первоклассная актриса на такое способна, но что я о ней знаю?» Поразмыслив, капитан начертил новую таблицу и сделал ещё одну копию плана, заново расставил метки, проверил время и вздохнул с облегчением.
        - Так могло быть, но при одном условии. Она должна была стать невидимкой, иначе я увидел бы её здесь. - Капитан ткнул карандашом рисунок салона рядом с овалом, изображавшим люк машинного отделения. - Но я никого там не видел, значит, там её не было. Она сказала правду, Марси, а ты солгал. Утром ты мне выложишь, почему интересовался двигателем и пультом управления, а заодно ответишь, за каким чёртом учинил мне допрос.
        Манёвры
        Капитан Джошуа Росс закончил переговоры с Хьюстоном привычно:
        - Хьюстон, здесь «Актеон». У меня всё, до связи.
        Жестяной голос диспетчера что-то скрипнул в ответ, но Джошуа не стал его слушать, переключился на интерком. До торможения оставалось полчаса, надо было разбудить пассажиров.
        - Тридцать минут до… - проговорил капитан и осёкся.
        Припомнил, что накануне из-за возни с туристами забыл о наушниках. Так удобно было бы - всем им устроить побудку, не двигаясь с места! «Всё из-за Марси, - злился Джош, отстёгивая ремни. - Ганмена из себя корчит, затеял тут у меня… Ладно, что поделаешь, связался с туристами, придётся терпеть. Начнём с Портера».
        Уильям С. Портер проснулся легко. Он великолепно выспался, великолепно отдохнул и настроен был великолепно. Капитан поспешно ретировался, поскольку выдержать натощак такое количество небритых шуток, каким его угостил Свистун Дик, мог только глухой флегматик, начисто лишённый эстетических чувств, или экспонат анатомического театра.
        Марсианин не спал. Занимался гимнастикой, схватившись за ремни койки. Капитан отметил про себя: «Он в наушниках. Глаза красные. Не спал?»
        - Куда вы делись… капитан? - слегка задыхаясь, спросил Марси, сгибая и разгибая ноги. - Что вы там… такое говорили про… тридцать минут… До чего?
        - До начала торможения, - ответил Джошуа.
        - Двукрат… ная?
        - Полчаса однократной. Но всё равно я рекомендую вам пристегнуться перед началом манёвра.
        - Ус… пею. Вы же скажете, когда… начнёте манев…
        Джошуа счёл за благо удалиться, чтобы не сорваться на грубость.
        Хань Симен спала. Пристёгнутая по всем правилам, она напоминала мумию.
        - Сима! - позвал капитан.
        Она открыла глаза, повела головой, как роботизированная кукла.
        - Скоро торможение, - сообщил капитан. - Будет однократная…
        - Я поняла, - перебила Хань Симен.
        - Полчаса, - продолжил капитан. - Вы сможете умыться, принять…
        - Я знаю, - мяукнула Хань Симен.
        - …душ, - закончил капитан.
        Сима украдкой зевнула.
        «Кукла куклой, если б не это. Умеют ли роботы зевать? - думал Джошуа, направляясь к первой каюте. - И зачем им, казалось бы?»
        Он постучал в дверь, подождал. Ответа не было. Он приоткрыл створку, заглянул. Сработала автоматика, синеватый свет облил перетянутое ремнями под грудью и на бёдрах тело. Мисс Гилберт была похожа на статую: так же холодна, так же недвижна, кожа на лице казалась мраморной, а тени…
        - Бэла! - встревоженно позвал Джошуа и мигом преодолел небольшое расстояние от двери до крытого простынёй постамента.
        Страдальческая гримаса исказила мраморную маску, статуя ожила. Капитан схватился за ремни койки.
        - О-ох! - простонала Изабелла. - Голова раскалыва…
        Взгляд её стал осмысленным, она прикрыла лицо ладонями.
        - Капитан! Что вы себе позволяете?!
        Она попробовала приподняться, но помешали ремни.
        - Меня связали?! Какая наглость!
        Она зашарила руками, пытаясь нащупать ремень, но спохватилась и снова закрыла лицо.
        - Кто меня… - бормотала она. - Что я вчера?.. Я что-то пила?.. Ох, голова как…
        - Мисс Гилберт, - настолько официально, насколько мог, обратился к ней капитан Росс. - Вы вчера увлеклись разговором с Симой и выпили чуть больше коктейля «Moonlight», чем следовало.
        - Разговором? - удивилась актриса, не отнимая рук от лица. - Не помню. Кажется, мы с ней двух слов не сказали. Я не припоминаю, чтобы я… Послушайте, капитан, пойдите прочь из моей каюты… Или нет, сначала развяжите меня, а после пойдите прочь.
        Тон кинодивы показался капитану Россу странным.
        - Я не могу отстегнуть ремни перед началом манёвра, - сухо ответил он.
        - Какой же вы всё-таки чурбан. Разве вы не видите, что мне… Что я… Ну пожалуйста, капитан…
        Просительного тона никак не ожидал Джошуа Росс. «Что с ней такое? Хочет принять лекарство? Ей нужно в туалет? Кто их разберёт, этих женщин. Лицо зачем-то прячет. Всего-то пять минут осталось».
        - Потерпите, мисс Гилберт, до торможения пять минут. После у вас будет полчаса до невесомости, чтобы воспользоваться… Простите. Я должен покинуть вас, мне пора в рубку.
        Капитан покинул каюту номер один, вернулся на пост управления за полминуты до начала манёвра, объявил тридцатисекундную готовность, в чём уже не было необходимости, сделал последние приготовления, сказал: «Однократная, тридцать минут», - машинально настроил позиционер и врубил двигатель. Тело обрело вес, можно было ходить по полу, а не порхать под потолком, отталкиваясь от стен. По правде говоря, невесомость капитан Росс недолюбливал.
        Он постучался к мисс Гилберт.
        - Не входите!
        - Но нужно же отстегнуть ремни! - напомнил Джошуа дверной табличке.
        - Я всё сделаю сама. Ради бога, оставьте меня в покое хоть на полчаса!
        «А вчера требовала, чтобы я проводил её в каюту. Чёрт её разберёт», - с досадой подумал Джошуа.
        Он толкнулся к Симе, её в комнате не застал. Услышал шум воды за хлипкой дверью туалетной комнаты.
        - Сима, у вас есть ещё двадцать восемь минут! - крикнул он.
        Ответа капитану не дали, судя по всему, попросту не расслышали. «Не шуми вода, мне показалось бы, что снова начались прятки. Э, Джош! А ведь ночью она могла в службах прятаться, когда я заглядывал к Изабелле! И не только она… Ладно, это потом».
        Марсианин, бурча под нос, возился с застёжками комбинезона, когда капитан заглянул в каюту.
        - Проверяете, не потерялся ли я?
        - Вы не из тех, кто теряется, - огрызнулся Джош, потом, поразмыслив, добавил: - Чем острить, лучше помогите остальным занять места и пристегнуться перед прилунением. Через двадцать пять минут двукратная.
        - Да, остряк из меня так себе. Со Свистуном никакого сравнения, - заметил мистер Марси, закрывая за капитаном дверь.
        «Прижать его никогда не поздно. Понаблюдаю, что он дальше будет делать. Не дурак ведь, понял, что я его раскусил, и поэтому бросил выламываться под умственно отсталого».
        Комната Свистуна Дика была пуста, дверь туалетной комнаты открыта. Звуки не оставляли сомнений: жужжание бритвы и мелодичный свист.
        Джошуа передёрнуло. Он представил себе, какие шутки придётся выслушать тому, кто заглянет в туалетную комнату популярного шоумена. Он решил: «Пусть его Марсианин отсюда выволакивает, надо попросить по интеркому», - вышел на цыпочках, прикрыл за собою дверь.
        Он заскочил в подсобку, прихватил четыре бутылки энергетика, поразмыслив, рассовал их в рукояти кресел. «Разберутся. Это тоже скажу по интеркому. Всё?»
        Капитан хотел войти в рубку, но остановился в дверях. «Да! Кого-то же надо пустить на место штурмана! Интересно, кого. Только не Марсианина. Портера мне здесь тоже не нужно. Китаянку спросить? Изабелла вряд ли захочет. А хорошо бы… На какое-то время капитан отвлёкся, но спохватился, нацепил наушники и позвал:
        - Марсианин, вы здесь?
        - Куда он денется из вашей банки? - немедленно отозвался Уильям С. Портер. - Марси, вы не прихватили консервный нож? Ха! Ха-ха! Где вы? Капитан по вас соскучился. Марсиане в собственном соку его любимая закуска к завтраку.
        - Помолчите, Портер, - попросил Джошуа.
        - Кстати о завтраке… - не унимался Портер.
        - Заткнитесь! - рявкнул Марсианин. - Я слушаю вас, капитан.
        Джош выдохнул. Сам собирался наорать на Свистуна.
        - Марсианин, если вас не затруднит, пригласите пассажиров занять места в салоне и пристегнуть ремни. В подлокотниках кресел вы найдёте тонизирующий напиток «Moonquake», им можно подкрепиться перед посадкой.
        - Потрясающее название! - восхитился Портер. - Надеюсь, я устою. Вернее, усижу. А как же закуска, капитан?
        - Смотрите лучше, куда прёте, - буркнул Марсианин. Очевидно, Свистун Дик налетел на него в коридоре. - Доброе утро, Хань Симен. Капитан просил…
        - Я слышала. Я иду.
        - Дайте пролезть! - придушенно проговорил Портер. - Заняли весь проход.
        - Уберите вашу камеру, или я её разобью!
        - Тш-ш! Постучитесь к Бэле. Ну же!
        - Капитан, вы меня слышите? - спросила Хань Симен.
        - Слушаю.
        - Я заняла место и пристегнулась ремнями. Могу я взять бутылку с энергетиком, которая вставлена в правый подлокотник моего сиденья?
        - Сделайте одолжение, - мрачно ответил Джошуа.
        - Мисс Гилберт! - позвал Марсианин. - Капитан просил вас…
        - Наложить тени для век как следует! - проорал Свистун Дик. - Иначе он не ручается за точность прилунения!
        «Вот в чём дело, - сообразил Джош. - Вот почему она закрывала лицо. Глупая».
        Какое-то время он не слушал перебранку баса с тенором, в которую иногда вплеталось контральто, перед глазами его была спящая Сесилия. Вскоре капитан очнулся - надо было укладывать корабль на траекторию снижения.
        - Вы великолепно выглядите, Бэла! Кроме шуток, - трещал Уильям С. Портер. - Марси, вы поможете мне… А, ну да. Сначала bella dame, а потом и простые смертные. Осторожнее, Марси. Всем известно, что Бэла - dame sans merci. Сделает с вами то же, что Китс со своим бледным рыцарем. О! Какая мизансцена!
        - Уберите камеру! - пропела безжалостная Бэла. - Я не готова. Марси, придушите ремнём этого папарацци.
        - Так я и сделаю, - зловеще прошипел сквозь зубы Марсианин.
        - Уберите лапы! - возмутился Портер. - А, вы в этом смысле… Да, застегните на мне чёртов ремень. Кто придумал эти пряжки? Чтоб у него на ширинке такие же выросли вместо пуговиц. Куда это вы нацелились? Капитан ясно сказал - все должны быть на своих… Эй, Марсианин!
        Капитан слишком поздно понял, что произошло. Когда он, освободившись от ремня, выглянул из-за спинки, Марсианин уже сидел на месте штурмана, глядя на капитана с улыбкой.
        «Я опять забыл закрыть дверь?»
        Переборка поста управления была сдвинута в сторону.
        - Я же имею право побыть за штурмана? - спокойно спросил Марси.
        - С моего разрешения - да, - сказал, поднимаясь, капитан. - Но я не давал вам разрешения.
        - Ну, так в чём же дело? Дайте.
        В наушниках сыпал проклятиями Портер, крыл фиксаторы ремней, Марсианина и всех святых.
        - Нет. Принимая во внимание ночное происшествие…
        - Какое происшествие?! - заорал, ворвавшись в рубку, Свистун Дик. - Что было ночью?! Вы, пока я спал, за моей спиной… Капитан! Почему вы пустили сюда его, а не меня? Я тоже имею право…
        - Имейте сколько хотите, - перебил Марсианин. - А за штурмана побуду я.
        - Почему?! - взвился Уильям С. Портер.
        - Потому что я уже сижу в этом кресле и не вижу способа вам в него попасть. Кстати, Уильям, скажите, а что означает буква «Эс» перед вашей фамилией?
        - «Эс»? Видите ли… Что?! При чём здесь моя буква? Капитан, по какому праву этот человек распоряжается на борту вашего клипера?
        - По праву сильного, - ответил за капитана Марсианин. - Кроме того, я, в отличие от вас, в курсе, что означает буква «Эс» перед вашей фамилией. И сверх того знаю, что через минуту капитану надо будет начать снижение, а ему ведь ещё вас усаживать в пассажирское кресло. Вы сами не справитесь. Так что очистите рубку, Уильям Эс.
        - Вернитесь в салон, Портер, - приказал капитан, размышляя при этом: «Думаешь, выиграл? Мы ещё посмотрим, кто кого прижмёт. Но драку сейчас устраивать не ко времени, это ты рассчитал точно. Что за чепуха с буквой?»
        - Капитан, можно вопрос? - пискнула Хань Симен, когда Джошуа застегнул на шипящем от злости Портере страховочные ремни.
        - Нет, мне некогда.
        - Но вы можете идти в рубку, я спрошу по интеркому.
        Джош мысленно выругался и направился к своему рабочему месту.
        - Я обнаружила несоответствие, капитан, - мяукал в наушниках голос Симы. - Луну мы можем наблюдать визуально, она у нас над головой. Вы объявили, что мы тормозим с однократной перегрузкой. При этом мы видим, что сила тяжести направлена вертикально вниз. Простым глазом заметно, что лунная поверхность приближается.
        - Ну и что? - рассеянно спросил Джошуа, устанавливая рукояти позиционера «пять-пять-пять-пять», как предписывал штурман.
        - Да то, - вмешался Марсианин, - что это противоречит законам механики. Девчонка права. Дюзы клипера смотрят чёрт-те куда, если при этом работает двигатель, вы, кэп, не тормозите, а разгоняетесь прямиком в Луну.
        «Десять, девять, - следил за отсчётом капитан Росс. - А ведь они правы, шесть, пять, а что если…»
        - Переход на орбиту снижения, - механически проговорил он. - Двукратная, три минуты.
        Он сдвинул рукоять тяги и лёг затылком на подголовник, наблюдая, как тяжелеет тело. Пот выступил на лбу. Джош едва не поддался искушению в последний миг перед увеличением нагрузки, - захотелось сдвинуть как попало позиционер и посмотреть, что будет. Наверняка ручки сами переползли бы в положение «пять-пять-пять-пять».
        - Очень странно маневрирует ваш клипер, - зудел на ухо Марсианин. - Вам не кажется? Непохоже на обыкновенный ионолёт.
        Признание
        «Что ты понимаешь в ионолётах?» - подумалось Россу, но вслух он не сказал ничего. Болезненная штука - раздвоенность, неприятная и непозволительная для капитана туристического судна экстракласса. Долг прежде всего - капитан Росс исполнял указания предиктора-штурмана исправно: устанавливал ручки в указанные позиции, следил за радарами, считывал показания альтиметра и гирокомпасов, проговаривал вслух положенные формулы, но… От мыслей не спрячешься за параграфами инструкции. «Всё ненастоящее, вот в чём дело. Приборы эти - чепуха. Я и раньше сколько раз замечал! Странно маневрирует? Ещё как странно. Указания штурмана - вообще полный идиотизм. Как будто цель - сжечь побольше топлива. Почему мне раньше не пришло в голову? Сдаётся мне, старина Джош, ты просто отбрыкивался как мог от очевидной мысли: всё это липа. Позиционеры, приборы, инструкции, скафандр твой… Зачем он вообще нужен, если в программе нет выхода на поверхность с борта клипера? И зачем на борту нужен пилот, если рукояти управления сами…»
        - Что вы сказали? - прошелестел в наушниках голос Марсианина.
        Джошуа тряхнул головой. Не хватало ещё думать вслух. Сомнения сомнениями, а долг прежде всего.
        - Я сказал: повторите последнюю команду.
        - Поворот на правый борт тринадцать, - прочёл с дублирующего экрана Марсианин. - Позиционер восемь-шесть-четыре-шесть. Двукратная, пять секунд. Джош, послушайте…
        «Восемь-шесть-четыре-шесть», - поставил капитан.
        - Джош! Что будет, если вы пропустите команду?
        «Ничего», - подумал капитан и собрался увеличить нагрузку на двигатель, как было предписано, но обнаружил вдруг, что не может двинуть рукой.
        - Вы спятили, Марси?! - заорал он.
        Марсианин расстегнул свои ремни, перегнулся через спинку кресла пилота и прижал руки капитана к подлокотникам.
        - Тихо, Джош, не дёргайтесь. Мы только посмотрим, что будет.
        Капитан Росс прекрасно знал, что будет. Ходовая ручка сдвинется на одно деление без участия пилота, затем через пять секунд вернётся в прежнее положение.
        - Вы видели, Джош? - возбуждённо спросил Марсианин, проследив за эволюциями рукояти управления.
        - Видел, - проворчал капитан. - Пустите руки.
        Первым делом надо отключить интерком, что и сделал Джошуа, когда почувствовал, что запястья свободны. Незачем ставить в известность остальных.
        - А, так вы об этом знали! - торжествовал Марсианин.
        - Я похож на идиота? Может ли пилот не заметить такое?
        - Зачем же тогда… А, понимаю. Они взяли с вас подписку, а вы и рады были корчить из себя межпланетного волка. Я давно понял, что дело нечисто, а когда услышал, как вы бормочете себе под нос, мол, зачем на борту нужен пилот… Вы проговорились, капитан Росс, я вас поймал. Пока мы с вами пререкаемся, клипер дважды поменял курс без вашего участия. Что скажете, кэп?
        - Вот что я вам скажу, - спокойно ответил Росс, скрестив на груди руки. - Если есть богатенькие бездельники вроде вас, готовые платить миллионы за то, чтобы им полоскали мозги, я не вижу, почему бы не поучаствовать в этой клоунаде. Мистер Марси, вы и вам подобные всю жизнь водили меня, как осла за морковкой, и всякий раз оставляли с носом. Лётная школа, Колорадо-Спрингс, переподготовка, экзамены, опять переподготовка… А потом - бац! - «вы не проходите по возрасту». Знаете, если один чёрт не вышло из меня пилота, стану хотя бы клоуном, но вы и такие как вы будете у меня дрессированными собачками. Ну-ка, штурман Марси, какая там следующая команда?
        - Двадцать один по крену, - буркнул Марсианин. - Минута однократной.
        - Откровенность за откровенность: что вы делали ночью в отсеке двигателя?
        - Я там не был.
        - Врёте. Посмотрите, что я набросал на досуге.
        Джошуа вытащил из кармана блокнот и, не оборачиваясь, протянул Марсианину.
        - Что это? А, вы тут пытались разобраться с нашими перемещениями… Почерк у вас красивый. Это что? Ага, план корабля. Вам наскучила роль капитана? Решили поиграть в сыщика? Обстоятельно подошли к делу, ничего не скажешь. И что вышло?
        - Вы читайте. Там всё написано, - ответил Росс, включил интерком и развернул поверх рабочего поля предиктора-штурмана окна камер наблюдения.
        Пусть пилотом Джошуа Росс себя больше не считал, но капитаном корабля остался, ответственность за жизни пассажиров с него никто не снимал.
        - …твёрдой руки нашего капитана, хоть он и молчит, - витийствовал Свистун Дик.
        Джошуа захотелось снова выключить интерком.
        - Возможно, его захватили в плен марсиане, - замогильным голосом пугал Портер. - Я видел здесь одного. В профиль он был похож на Орсона Уэллса, но анфас - вылитый Герберт У. Одно лицо.
        - Как это красиво! - пропела мисс Гилберт.
        - Что? - удивился Портер. - Физиономия Уэллса?
        - Я читала, что он не отличался особенной красотой, - пискнула Хань Симен.
        - Глупости! - фыркнула Бэла. - Я о Луне. Да посмотрите же, какая она… О! Ещё кратер!
        - Ничего не вижу красивого, - обиделся Уильям С. Портер. - Что вы все в ней нашли? Престарелая Селена - кожа в морщинах и оспинах. Ей бы не помешала подтяжка. Могла бы подкраситься к моему прибытию.
        - Вы пошляк и ничтожество, Уильям, и понятия о красоте у вас плебейские. Что угодно осмеять готовы, лишь бы понравиться публике. Вы растаскиваете настоящее искусство на репризы, драму превращаете в бурлеск, а трагедию в фарс. Вы…
        - Что это вас так разобрало, Бэла? - с участием спросил Портер. - Кажется, я не сказал ничего такого. Ну, может, хватил лишку с Гербертом, лицо у него было типичное для англичанина, а Орсон - тот и вовсе был красавчиком. Вы из-за него взъерепенились?
        - Ничего-то вы не понимаете, - негромко проговорила Изабелла Гилберт.
        «Зато я понимаю», - подумал Джошуа. Он внимательно следил за известной актрисой и, хоть изображение камера давала неважное, смог разглядеть истинное лицо под маской и угадать настоящую причину резкой перемены настроения мисс Гилберт. «Чихать она хотела и на Орсона, и на Герберта. Искусство тоже побоку. Он сказал о морщинах и оспинах, а потом ещё и о подтяжке. Изабелла боится старости. Бедная глупышка. Но если разобраться, я тоже боялся, что выведут в расход по возрасту. Мне это хуже смерти, Бэле тоже».
        - Темнота надвигается, - вполголоса сказала Бэла. - Смотрите! Кратер словно разрезали надвое!
        - Терминатор, - объявил капитан, стараясь, чтобы прозвучало спокойно. - Выходим на теневую сторону.
        - О, вот и капитан объявился, - прокомментировал Свистун Дик. - Вы отбили атаку индейцев, то есть марсиан? Каковы наши потери?
        - Ничего существенного, всё цело, кроме чувства юмора у одного известного шоумена, - ответил за капитана Рэй Марсианин.
        - Чувство юмора шоумену не требуется, - парировал Портер. - Достаточно наблюдательности. Чтобы отличить истинное искусство от напыщенной болтовни, припудренной пафосом… Кстати о пудре: что это там на поверхности - поднимается ветер? Мне казалось, на Луне такого не бывает. Капитан, вы куда нас привезли? Не пудрит ли нам мозги эта шайка под названием «Moon Attraction»?
        «И этот взялся за расследование. Они что же - все меня будут о ветре спрашивать?»
        - На Луне не может быть ветра, - скучно пояснила Хань Симен, - потому что нет атмосферы. Пыль вблизи терминатора приходит в движение под действием статического электричества. Ионизация.
        - Сима, вы просто ходячая энциклопедия, - восхитился Портер. - Где вы набрались всего этого?
        - Я не так давно закончила университет.
        «Молодец, - подумал Джошуа. - Хорошая девочка. Одна неувязка. Кажется, в университетах не проходят свод инструкций по эксплуатации ионолётов. Будем считать, что про аварийный комплект инструментов ты узнала на каком-нибудь факультативе. Но об этом после, сначала нужно выслушать, что скажет Марсианин».
        Капитан Росс отключил интерком и спросил:
        - Марси, вы разобрались в моих записях?
        - Да, Джош. Но об этом лучше один на один.
        - Не тяните время, вы же видите - интерком выключен. Я спросил вас, зачем вы полезли в машинное отделение?
        Марсианин хохотнул, потом сказал виновато:
        - Ладно, сдаюсь, я туда заглядывал. Вообще-то, хотел улучить момент и пробраться в рубку, чтобы проверить своё предположение. Помните, вы меня здесь поймали? Я успел глянуть на вашего подсказчика и понял кое-что. Надо было убедиться, поэтому я не стал пить вашу снотворную бурду, вылил в раковину. Все разошлись по каютам, вы отправились в рубку. Я никак не мог придумать, как вас оттуда выманить, да так, чтобы разминуться с вами в коридоре. Вернее, придумал несколько способов, но не знал, на какой решиться, надо было осмотреться. Только это я выбрался из каюты, как услышал шум. Вот здесь в вашей таблице отмечено, вы тоже его слышали и выскочили из рубки. Я был как раз рядом с каютой Бэлы, дёрнул ручку. На моё счастье, дверь оказалась незапертой. Я влетел туда и закрылся изнутри. Боялся разбудить нашу актрису, но она дрыхла без задних ног, даже не шевельнулась. Какое-то время я слушал, как вы грохочете дверями и шастаете по коридору, потом вы удалились. Вот, видите, на схеме отмечено - вы вернулись на пост управления. Я решил рискнуть, вылез в коридор, но когда собирался заглянуть в салон, там кто-то
снова стукнул крышкой люка. Я услышал, как этот кто-то возится с пультом переборки кормового отсека. Я решил, что это вы, Джош. Куда мне было деваться? Я подёргал дверь бытовки, она подалась. Еле-еле успел закрыть за собой - тут же зажужжали двигатели переборки. Потом кто-то открыл и закрыл дверь каюты. По вашей таблице получается, что это была Хань Симен, потому что вы нашли её в каюте, хотя раньше её там не было.
        - Она могла быть в санузле, туда я не заглядывал, - проворчал Джошуа.
        Выстроенная им версия происшествия трещала по швам. Но можно ли верить Марсианину?
        - Путь был открыт, - продолжал Марси. - Я слышал, как вы допрашиваете Симу, но подслушивать не стал, момент был - лучше не придумаешь. В рубке никого. Я потихоньку выскользнул в салон, направился к двери поста управления, и вдруг вижу - тот люк нараспашку. Ага, думаю, вот что здесь нужно было Симе. Она ведь не в первый раз туда заглянуть хотела. Мне стало любопытно, и я туда влез. Там очень много интересного, кэп, не зря Сима заделалась взломщиком. После того что я там увидел, в рубке мне делать было нечего. Я выждал, пока вы вернётесь на пост, и смылся к себе, но нашумел, и вы меня поймали. Вот вам правда, только правда и ничего кроме правды.
        «Но правда ли это и вся ли правда? - подумал капитан Росс. - Надо проверить».
        Вслух он спросил:
        - Вы пилот?
        - Я хуже, - был ответ. - Но это не относится к делу. Вы мне верите?
        - Возможно, я поверю вам, если объясните, как Сима сделалась невидимкой, когда мы с ней столкнулись нос к носу вот здесь.
        Капитан, выглянув из-за спинки кресла, ткнул пальцем в план, потом сел и пристегнул ремень. Клипер «Актеон» заходил на посадку.
        Розыгрыш
        Туристам не терпелось спуститься в кессон. Даже Марсианин проявлял признаки беспокойства, на капитана посматривал искоса, но тот не спешил поднять платформу лифта.
        - Должен предупредить, - размеренно говорил он, - что в кессонном тоннеле нет искусственной тяжести, сила притяжения там существенно меньше земной, поэтому рекомендую не делать резких движений, пока вы не освоитесь. Господин Вавилов должен встретить нас…
        Туристы загомонили разом, перебивая друг друга:
        - В тоннеле нет искусственной тяжести, а в ресторане есть?
        - Вавилов? Я знакома с его бывшей женой. Джина такая…
        - Погодите вы с вашими знакомствами! Капитан, я надеюсь, ограничений на съёмку нет?
        - Я знаю, как нужно вести себя при лунной силе тяжести. Передвигаться надо…
        - Джош, вы не ответили. Я спросил: в ресторане есть искусственная сила тяжести?
        - Да, есть, - ответил капитан Росс Марсианину.
        - Ограничений на съёмку нет, - ответил он Уильяму С. Портеру.
        - Это очень хорошо, что вы знаете, - сказал он китаянке.
        Изабелле он ничего не ответил, глянул на неё с тоской. Мисс Гилберт изрядно потрудилась над собственной внешностью, истинное лицо её исчезло под маской.
        - Этот Вавилов, - обратилась она к Джошуа, заметив взгляд. - Что вы о нём знаете? Такой странный поступок! Бросить всё и обосноваться здесь, на Луне. Не правда ли, капитан? Почему вы так на меня смотрите? Вы же общались с мистером Вавиловым, когда везли его сюда?
        Капитану не хотелось отвечать. Изабелла вживалась в какую-то новую роль, и это почему-то раздражало Джошуа. Из неловкого положения его вывел Марсианин. Спросил:
        - Ваша лавочка оборудовала лунный ресторан гравитаторами. Вероятно, на клипере они тоже установлены. Этим и объясняются фокусы с перегрузками. Я правильно понял, капитан?
        Джошуа хотел ответить, что ничего не понимает в гравитационных реакторах, но заметил - мистер Марси смотрит не на того, кому задал вопрос. Внимательно следит за реакцией Симы.
        Та, против обыкновения, не стала проявлять осведомлённость и даже отвернулась, будто бы для того, чтобы спросить у Портера: «Вы возьмёте с собой камеру, когда нас выпустят на грунт?»
        Все они играли в какую-то сложную игру, правила которой оставались загадкой для капитана Росса. Он пожал плечами и пустил вверх поршень лифта-шлюза. Пока пассажиры один за другим покидали салон клипера, капитан лениво раздумывал над примеченными странностями. Если клипер действительно оборудован гравитаторами, зачем невесомость и перегрузки? Странная у Портера камера, открытый космос и холод ей нипочём. Сима, похоже, точно знает, есть ли на «Актеоне» гравитационный реактор. Не его ли она искала в машинном отсеке? Изабелла ведёт себя так, будто ждёт встречи с Вавиловым. Она его охмурить собирается?
        Капитан сжал поручень лифтовой кабины так, что побелели костяшки пальцев. Горячиться не следовало. «Ничего это не значит, - успокаивал он себя, ожидая, пока не скользнёт в сторону цилиндрическая стенка шлюза. - Она со всеми так, не только с Вавиловым».
        Проныли двигатели, щёлкнул фиксатор, Джошуа услышал, как в гулком кессоне:
        - …и я хотела бы знать, мистер Вавилов, - чирикал голосок мисс Гилберт, - что заставило вас пойти на такой отчаянный шаг? Вам, должно быть, так одиноко здесь. Я знаю, что такое одиночество.
        - Я не понимаю, - мямлил по-русски Илья Львович.
        Вид у него был обалдевший. Даже беглый взгляд на хозяина лунного ресторана показал - в манерах мистера Вавилова за неделю затворничества произошли существенные изменения. На быка больше не смахивал Илья Львович, на капитана не исподлобья глянул, а зыркнул дико, как будто ожидал, что из лифта явится привидение.
        Никто не спешил помочь актрисе найти общий язык с новым партнёром: Сима разглядывала кессонные шторки, Марсианин, присев на корточки, изучал пыль на полу, а Портер, хоть и заинтересовался диалогом, но с профессиональной точки зрения. Скалясь, держал мисс Гилберт и Вавилова в объективе камеры.
        - Он не говорит по-английски, - сказал Джошуа Изабелле.
        - Как это невежливо с его стороны, - обескураженно молвила Бэла.
        Портер фыркнул, но удержался от реплики, был занят съёмкой.
        - Я могу побыть вашим переводчиком, - предложил капитан, пожав Илье Львовичу руку.
        - Спросите: не одиноко ли ему здесь? - попросила Изабелла, примеряя улыбку Сесиль Рутбергер.
        - Мисс Гилберт передаёт вам привет от вашей бывшей супруги, мистер Вавилов. Джина интересовалась, не одиноко ли вам здесь, - перевёл капитан.
        Илья Львович набычился, стал похож на прежнего Вавилова. Процедил сквозь зубы, щурясь:
        - Передайте Джине, чтоб она провалилась ко всем чертям на хрен вместе с вами и с приветом, и чтоб ей там было так же весело, как мне здесь.
        Сказавши это, Вавилов развернулся на месте и резво запрыгал по тоннелю прочь из кессона.
        Уильям С. Портер, свистя от восторга, заснял бегство Вавилова, затем взял крупным планом лицо Изабеллы Гилберт.
        - Что он сказал? - спросила та у капитана.
        Тонкие брови её изогнулись дугами на беломраморном лбу.
        Джошуа не вполне уяснил смысл ответа Вавилова, поэтому перевёл весьма вольно:
        - Он сказал, что приглашает вас всех скрасить его одиночество и отобедать в ресторане «BlinOk», когда вы нагуляетесь по лунной поверхности.
        - Он не очень-то любезен, - оскорбилась Бэла. - Мог бы и ответить на вопрос. Вас всех!.. Когда нагуляетесь!.. Капитан, я надеюсь, вы объясните мне…
        - Зачем вы так, Джош? - шёпотом спросил Марсианин.
        «Рэй понимает по-русски?» - мелькнуло в голове у Джошуа. Он процедил сквозь зубы: «Не ваше дело, Марси», - взял Бэлу под локоть и повлёк её к ближайшей шторке, говоря при этом:
        - Не обращайте внимания, мисс Гилберт, я не слишком хорошо владею русским, поэтому мог неправильно передать кое-какие выражения. Я помогу вам надеть скафандр.
        - Мне так легко, капитан, - щебетала мисс Гилберт, - как будто я воздушный шар. Если отпустите меня, я взлечу под потолок.
        - Не отпускайте её, Джош, - издевался Свистун Дик. - Привяжите к ней что-нибудь для балласта, иначе её унесёт ветром и вам придётся пустить в ход зенитную артиллерию.
        - Я уже говорила вам, что на Луне нет ветра, - вмешалась Хань Симен.
        - Сима, чем читать лекции, покажите лучше, как влазить в эту штуку. Вы ведь всё знаете.
        - Да, я знаю. Вот смотрите, Уильям, нужно нажать на эту и эту кнопки…
        «Марсианин уже вышел наружу. Рекордное время. Точно, он пилот. Но почему-то сказал: я не пилот, я хуже. Что бы это значило?» - думал капитан, но размышления не мешали ему исполнять обязанности инструктора.
        - Бэла, когда зажжётся зелёная лампа, вы нажмёте на пульте большую клавишу, створка откроется, и вы увидите лунную поверхность. Не торопитесь выходить, ждите меня, - наставлял он. - Я сейчас надену скафандр и помогу вам сделать первые шаги.
        - Спасибо, Джошуа, - услышал он в ответ.
        «Она назвала меня по имени!» - ликовал капитан Росс. Белые одежды сбросил и облачился в оранжевый лунный скафандр, побив собственный рекорд. Выскочил из шкафа, как чёртик из табакерки; мгновение, и мисс Гилберт, терпеливо ожидавшая в кукольной своей коробке, сделала первый шаг навстречу своему провожатому.
        Что-то непонятное происходило с капитаном Россом. Благосклонность Изабеллы тому виной или слабое тяготение, но Джош в неудобном скафандре ходил, как по облакам. В голове шумело, словно после шампанского, настроение было безоблачное. Синее земное сияние не мертвенным казалось, а ласковым. И даже болтовня туристов перестала действовать на Росса раздражающе.
        Портер подсмеивался над собственной неуклюжестью, в адрес Бэлы и капитана отпустил пару колкостей, но ни это, ни комментарии, которыми он сопровождал съемку, не испортили капитану прогулку по лунной поверхности.
        Свистуна Дика взяла под опеку Сима. Диалог их больше напоминал разговор учительницы младших классов с воспитанниками во время экскурсии в планетарий, причём Хань Симен исполняла роль учительницы, а тридцатью малолетними лоботрясами был Уильям С. Портер.
        Марсианин бродил вокруг станции молча, пейзажами не интересовался, в разговорах не участвовал. Казалось, больше всего его занимают кожухи ресторанного оборудования и пристыкованный к одному из посадочных узлов клипер. Впрочем, и свободный портал был им осмотрен тщательно.
        - Хотите его заминировать? - спросил Портер.
        Марси ответил неопределённым ворчанием, и Свистун Дик снова переключил всё внимание на Симу.
        Прогулка подходила к концу.
        - Мне хорошо здесь, - сказала Изабелла Гилберт, оказавшись лицом к лицу с капитаном.
        Джош услышал: «Мне хорошо с вами». Он стал искать слова, подходящие для такого случая, и, как ему показалось, нашёл, но произнести не успел.
        - Капитан, мне кажется, пора заканчивать, - сказал Марсианин.
        Джош с неохотой повернулся к нему - ответить колкостью, но сообразил, что Марси, пожалуй, прав. «Что со мной? - удивился Джош, посмотрев на часы. - Десять минут лишних».
        - Я зверски проголодалась, - игриво пропела Изабелла, но очарование было разрушено.
        Не Сесилия разговаривала с Джошуа Россом; Изабелла Гилберт, известная актриса реал-видео, дурачила простоватого капитана клипера.
        За обедом капитан молчал, к разговорам не прислушивался. Обиженная таким невниманием Бэла попыталась разговорить Вавилова, но не получилось, тот либо не понял, что обращаются к нему, то ли сделал вид, что не понял. Внезапно капитан припомнил, о чём просил его перед стартом управляющий.
        - Мистер Вавилов, - обратился он к хозяину ресторана. - Мне нужно сказать вам пару слов наедине.
        - Можем поговорить в кабинете, - предложил Илья Львович.
        Портер, ничего не поняв из сказанного, тон уловил верно.
        - Бэла! Кажется, капитан бросил вызов нашему хозяину. Будет из-за вас дуэль, я уверен. Или кулачный бой. Лично я ставлю на капитана.
        - Вы серьёзно? - пискнула Бэла, завидев, что оба «дуэлянта» направились к выходу. - Джошуа!
        Прозвучало это вполне естественно.
        - Не валяйте дурака, Портер, - одёрнул остряка Марсианин. - Без инсинуаций жить не можете? Джошу нужно сказать мистеру Вавилову пару слов по делу. А мы, пока они в кабинете разговаривают, можем поболтать на веранде. У нас есть около часа свободного времени.
        - Это правда, Джошуа? - спросила Бэла.
        Капитан кивнул. Говорить не хотелось. Одолевали непонятные предчувствия, и всё время чудилось, что кто-то пялится в упор. Следуя за Вавиловым в его кабинет, Джош даже обернулся, но ничего кроме собственного отражения в зеркальных дверях ресторана не увидел. «Совсем я расклеился, нервы ни к чёрту, - думал он. - Забыл о поручении. Между прочим, за переговоры была обещана премия. Всё из-за Сесилии, из-за неё в голове бардак. Неплохо бы уломать этого быка, премия - штука хорошая. Но согласится ли он? Как бы подступиться?»
        Особых уловок не потребовалось, Вавилов так себя повёл, будто только и мечтал избавиться от лунной собственности и оказаться в этой своей Парме. Или как он её назвал?
        - В Перми! - раздражённо поправил Вавилов, услышав от капитана сообщение, что всё улажено и в среду мистер Вавилов доберётся до города с трудным названием.
        Вместо того чтобы поблагодарить, русский спросил, нет ли возможности поспеть ко вторнику, и предложил оплатить за проезд по двойному тарифу. Мысленно обругав Вавилова нуворишем и тупым быком, Джошуа холодно ответил, что законы физики не поддаются тарификации, а затем, оставив русского толстосума обдумывать этот ответ, отправился на веранду - сообщить пассажирам, что в их распоряжении ещё полчаса, а после нужно перейти на борт клипера.
        - Наши земные делишки кажутся отсюда мелкими, - услышал он разглагольствования Уильяма С. Портера, когда поднялся на веранду.
        - Не обобщайте, - пробасил Марсианин. - Это ваши земные делишки кажутся отсюда мелкими.
        Все четверо полулежали в креслах, разглядывая Землю.
        - Мистер Вавилов отправится с нами, - сообщил, усаживаясь в пятое кресло, капитан.
        - Я так и знал, что этим кончится, - негромко проговорил Марси.
        - Всё-то вы знаете, - брюзжал Портер. - А на деле только пыль в глаза. На деле получается, что Сима осведомлена получше вашего. Вы слышали, что она вам ответила про ионные двигатели? Сима у нас как энциклопедия.
        - Лучше быть тем, кто читает энциклопедию, чем энциклопедией, - с усмешкой проговорил Марсианин. - Правда, капитан?
        Джошуа не ответил, потому что переживал заранее театральное действие, в котором придётся участвовать через какой-нибудь час. «Кому это стукнуло в голову? Аттракцион-1. Кто-то из маркетологов ради рекламы выдумал. Всё ищут, как пощекотать нервы публике. Да у них вообще нет нервов, у боровов вроде Вавилова или мистера Марси. Портеру аттракцион должен понравиться, как раз в его вкусе. А Бэле? Действительно ли она любит театральщину? Меня бы на её месте тошнило от таких штучек, а она…»
        Реальность на какое-то время перестала существовать для капитана Росса, он снова гулял по лунной поверхности с Сесилией Рутбергер.

* * *
        - Проснитесь, Джош!
        - Что?! - вскинулся капитан.
        - Нам пора, - Марсианин тряс за плечо, будил. - Все уже в кессон отправились.
        Капитан Росс вскочил. Через минуту был у лифта шлюза.
        - Вавилов сказал, что хочет выспаться, - говорил ему Марсианин. - Я пущу его в свою каюту, а сам займу место штурмана. Вы ведь не против?
        Джошуа только рукой махнул. Так даже лучше, не нужно никого уговаривать. Марсианин скрылся в лифте, капитан поднялся на борт последним. Пока пассажиры рассаживались, сходил на корму, перекинулся парой слов с Вавиловым - тот выглядел уставшим и полусонным, - затем проследовал в рубку и стал готовиться к старту.
        - Разгонный виток, потом инерционная орбита? - спросил его Марсианин. - Так у вас в плане?
        - Почти, - ответил капитан, щёлкая переключателями и считывая показания приборов.
        - Готовность десять секунд, - прочёл с дублирующего экрана Марсианин.
        «Да-да, готовься, дружок, - мстительно подумал капитан Росс. - Посмотрим, как ты отнесёшься к нашему милому аттракциону».
        - Стыковочный узел отошёл, - сказал он - Поворот на левый борт сорок три.
        Машинально установил позиционер, двинул рукоять со словами:
        - Двукратная две минуты.
        Джош готовился к представлению. По сценарию сразу после двукратного увеличения тяжести должна заорать сирена, и ему, капитану, полагалось погасить панику на борту клипера, выполнить аварийную посадку, героически устранить причину аварии, поднять корабль с грунта и только после этого сообщить пассажирам, что никакой аварии не было, а был розыгрыш, аттракцион.
        Но двукратной перегрузки не было.
        - Что случилось, Джош? - удивился Марсианин.
        Капитан не смог ответить, слова не выговаривались. Двигатель работал, но экран подсказчика был мёртв. Клипер, лишённый управления, завис над лунной поверхностью.
        Нокаут
        - Сбой? Что вы молчите, Джош?
        «Радары работают. Альтиметр работает. Перезагрузка?» Капитан отдёрнул руку от блокировочной крышки клавиши перезапуска. «Нельзя, двигатель включён. Высота…» На альтиметре было тысяча двести два и пять. «И шесть… и семь… - отметил Джошуа. - Поднимаемся или проблемы с альтиметром? Бред! Так не бывает».
        - Не бывает, - шепнул он, мельком глянув на позиционер. - Пять-пять-пять-пять поставлено. Ход - одно деление.
        - Что вы мямлите? Сбой программы? Перезагрузка? - повысив голос, спросил Марсианин.
        - Нельзя, - хрипло ответил Джошуа. - Высота тысяча двести. Если отключится двигатель…
        Тут капитан спохватился и вырубил интерком. Шоу закончилось, паника в салоне ни к чему. «Марси бы отсюда выгнать, но некогда. Радио есть?»
        На счастье, станция работала.
        - Хьюстон, здесь «Актеон».
        После паузы, показавшейся капитану бесконечной, помощник диспетчера сонно ответил:
        - Слушаю, «Актеон».
        - Хьюстон, у нас проблемы. Сбой программы.
        - «Актеон», вы о плановом сбое? - недовольно спросил диспетчер.
        Джошуа услышал, как он спрашивает у кого-то, отстранившись от микрофона: «Дик, мы тоже должны в этой комедии участвовать?»
        - К чёрту комедию, Хьюстон, - Джошуа старался говорить спокойно. - Сбой системы управления. Перезагрузить не могу, высота тысяча двести, я не успею перезапустить двигатель. Высота растёт, но очень медленно. Метр в минуту. Я не понимаю…
        - Топливо, - вклинился Марсианин.
        - Помолчите! - рявкнул Джош. - Хьюстон?
        - «Актеон»! - прозвучал в наушниках голос старшего диспетчера. - От вас не поступает телеметрия. Нет информации о состоянии бортовых систем. Сообщите причину сбоя. Сообщите координаты и параметры движения.
        Пискнул зуммер «приём-передача», Джошуа стал докладывать:
        - Причину сбоя установить не могу. Координаты сообщить не могу из-за сбоя программы управления. По радарам и альтиметру: корабль над точкой старта, высота тысяча двести шесть. На позиционере «пятёрки», ход - одно деление. Высота растёт метр в минуту. Хьюстон?
        Снова пискнул зуммер, Джош услышал переговоры диспетчеров: «Дик, у них серьёзные проблемы. Я вызову экспертов». - «Вызывай. Он висит над стартовой позицией? Перезагружать нельзя, рухнет на станцию. Что за ерунда с высотой? Метр в минуту…»
        - Вы собирались инсценировать небольшую аварию? - спросил Марсианин.
        - Это сделали за нас, - сквозь зубы процедил капитан Росс. - Я просил помолчать.
        «…перекрыть топливопровод вручную, - бубнил кто-то из экспертов. - При истечении топлива меняется масса. Ошибка в расчёте траектории…»
        - Я вам говорил, Джош, перекройте топливо, - снова заговорил Марсианин. - Высота растёт, потому что меняется масса.
        Капитан только зашипел в ответ. Что за чушь?
        - «Актеон»! - вызвал старший диспетчер. - Немедленно перекройте аварийный вентиль номер двенадцать-один топливопровода. Проверьте визуально и подтвердите, что корабль находится над точкой старта. Как можно точнее дайте отклонение от стартовой позиции и высоту после того, как прекратится расход топлива.
        Джошуа опешил. В голове - кавардак: «После того как прекратится расход топлива, место крушения будет известно точно. Они спятили?» Капитан снял наушники.
        - Вы что, не слышали приказ, Джош?
        Марсианин был уже на ногах, толкал в плечо. Джошуа сбросил его руку, поднялся, сдержав желание двинуть мистеру Марси в челюсть. «Он же и устроил, сволочь. Лазил в двигатель… Нет. При чём здесь двигатель? Сдохла электроника. Проверить визуально отклонение? Это можно. Только не через «клопиные глазки». Нужно выйти в салон. Спокойно, чтоб без паники».
        Когда сдвинулась в сторону переборка, стало понятно: без паники обойтись не получится.
        - Мы падаем?! - визжал кто-то истерически. - Падае…
        Рыдания.
        - Капитан! - орал, дёргаясь в кресле, Портер. - Я требую ответа! Что вы сказали?! Что с двигателем?!
        Он пытался встать, но мешали ремни.
        Хань Симен в кресле не было. «Где она?»
        - Падаем! - не своим голосом кричала Изабелла.
        - Успокойтесь. Мы не падаем. Всё в порядке, я посмотрела.
        «Ага, Сима уже смотрит вниз, - отметил про себя капитан Росс, направляясь к правому борту. - Надо прикрикнуть, чтоб они успокоились».
        - А ну-ка заткнитесь все! Молчать! - рявкнул Джошуа, подойдя к борту. Чтобы разглядеть купол ресторана, пришлось прижаться к прозрачной стенке салона.
        - Смещаемся только по вертикали, - негромко сказал Марсианин. - Я так и думал.
        - Оставьте ваши комментарии при себе, - буркнул Джош. - Сима, вернитесь на место. Быстрее! И пристегнитесь.
        - Что происхо… - снова завёл волынку Портер.
        - Я сказал, всем молчать! - перебил его капитан. - Слушать меня!
        - Сказано же, вернитесь на место, - негромко увещевал Марсианин.
        - Я сажусь. Сейчас, - едва слышно отвечала Хань Симен, поглядывая на капитана искоса.
        «Она спокойна. Нервы, как тросы. Вавилов у себя, спит, проверять не буду. Портер очухался. Бэла… Ну, будем считать, тоже. Все пристёгнуты, остался только Марси».
        - Дайте отвёртку, кэп, я вскрою отсек, а вы пока скажите ребятам из Хьюстона координаты. Ну?! Чего вы ждёте? Вам же приказали, надо перекрыть. Я помогу!
        Марсианин протянул руку, ждал.
        - Вы мне очень поможете, если займёте своё место, - отрезал капитан Росс. - С топливопроводом вышла ошибка. Я переспрошу.
        - Конечно, кэп, - тут же согласился Марси.
        Глаза у него стали похожи на смотровые щели в рубке «Актеона». Руку убрал, повернулся боком.
        «Садись давай, - думал капитан. - Глупость эту с топливопро…»
        Огненный шар разорвался в голове Джошуа, и тут же погас. Всё исчезло, капитану почудилось, что он лежит на дне колодца, а сверху, где свет, лениво гудят голоса: «Заче-ем-вы-ы…», «На-до-отклю-учи-ить…», «Отвё-ортка-а…», «У-него-о».
        Джошуа попытался сказать, чтобы не дурили, а вытащили бы его наружу, потому что нужно доложить в Хьюстон координаты, а отключать двигатель, когда до поверхности километр, - бред сумасшедшего.
        - Бред!.. - бормотал он, пытаясь выкарабкаться из колодца, но соскальзывал обратно в вязкую темень.
        «Данг!» - гулко лязгнула крышка.
        «Это не крышка колодца, а люк отсека», - сообразил Джош и пришёл в себя. Увидел черноту. Прозрачный потолок салона, лампу. Пошевелив одеревеневшей шеей, он приподнял голову. Первое, что бросилось в глаза, - распахнутый настежь люк машинного отсека.
        - Ох-он по-эс ту-а… - прохрипел Джош.
        Язык ворочался с трудом. Джош хотел спросить: «Он полез туда?» - но вышла вместо слов бессмыслица.
        - Капитан, вы в порядке? - спросил Портер.
        Джошуа поморщился: гудела голова. «Он мне по шее дал. Сбоку. Надо встать».
        Но руки и ноги не слушались. «Вот так Марсианин. Как саданул! В черепушке гул, как в ускорителе. Зачем он туда полез? Неужели… Надо встать, пусть даже…»
        - У вас руки привязаны, - сообщил Портер.
        Джош проверил - и правда. Ремни кресла пристёгнуты, а руки привязаны перетяжками от комбинезона к подлокотникам.
        - Помогите… отвяжите… - попросил Джош.
        - Он сказал, что пристукнет каждого, кто двинется с места. Сказал: «Сейчас перекрою вентиль, и сам отвяжу».
        У Джоша засосало под ложечкой, он дёрнулся ещё раз для порядка, но без толку. «Конец. Сейчас отключится двигатель».
        Закружилась голова, Джошу показалось, тело теряет вес. «Сорок секунд падения, и…»
        - Джош!
        Капитан вынырнул из беспамятства. Его трясли за плечо, совали в рот жёсткое. Что-то полилось на подбородок, за шиворот.
        Капитан глотнул, закашлялся, стал отплёвываться, сообразил: «Поят энергетиком».
        - Придержите ему голову, - давал указания Марсианин.
        Джошуа почувствовал под затылком ладонь, собрал все силы - руки слушались! - и попробовал оттолкнуть склонившегося к нему двухметрового верзилу. Это удалось лишь отчасти.
        - Ай! - пискнул за спиной у капитана женский голос.
        - Тихо, тихо! - предостерёг Марси, придерживая капитана за локти.
        Джош понял, что не справится.
        - Ты!.. - хрипел он. - Хоте… Отклю…
        - Говорю, тихо! - крикнул Марси, толкнув капитана обратно в кресло. - Я уже перекрыл.
        - Что?!
        - Вентиль двенадцать-один, как тебе приказывали парни из Хьюстона. Если б ты не был таким упрямым болваном, не пришлось бы… Ты куда?
        «Не может быть! - думал Джош, переволакивая ноги через высокий порог машинного отделения. - Этого не может быть!» - уверял он себя, сползая по крутой лестнице. Его шатало, пришлось держаться за трубопровод. Схватившись за холодную трубу, капитан понял - Марсианин не врёт, подача топлива перекрыта, - но всё-таки добрался до запорного вентиля в стенке бака.
        - Убедился? - негромко спросили за спиной.
        Джош крутнулся на месте, чуть не упал.
        - Тш-ш! - зашипел Марсианин, поймав капитана за плечи. Притиснул спиной к стене и стал шептать скороговоркой: - Я думал, ты прикидываешься, а ты и вправду ни сном ни духом. Слушай, что скажу, кэп, пока они все там, наверху. Ионный реактор - муляж. Поверь, я в этих делах спец. Бак с топливом - балласт. Ускоритель, распределитель тяги, сопла - пиротехника для отвода глаз. Я проверил. Видишь, вентиль перекрыт, а мы висим над поверхностью, как дирижабль. Пока сгорало топливо, мы потихоньку всплывали. Метр в минуту.
        - Почему?
        Джоша мутило. То ли от полученного нокаута, то ли от мысли, что Марси, пожалуй, прав.
        - Потому что носовой бак - фальшивый. Это я проверил ночью. Снял заглушку одного из насосов. Нет там ни насоса, ни топлива.
        - А что есть? - спросил, не поднимая глаз, Джош.
        - Гравитационный реактор. Показать?
        - Не надо, - буркнул капитан.
        Затхлый воздух фальшивого машинного отделения душил его. Нужно было подняться на пост управления и объясниться с начальством. Капитан, держась за стену, побрёл к лестнице.
        - Стой, - Марсианин схватил его за рукав.
        - Что ещё?
        - Кто-то, кроме нас с тобой, лазил сюда ночью. Кто-то тоже знает. Кто-то мог устроить аварию.
        - Каким образом?
        - Помнишь, я заглянул в багаж Портера?
        Тускло светили в машинном отделении аварийные лампы, настроение у Джоша тоже было тусклое. С души воротило от того, что узнал, и от того, чем предстояло заняться. Обыски, расследование… «Не факт, что это сделал Портер, возиться с его багажом сейчас некогда. Пусть этим Марси займётся, раз он такой шустрый. Он будет наблюдать за остальными, а я - за ним самим. Нет причин ему верить. С какой стати? Только потому, что он скрыл имя, шпионил по ночам и дал мне по шее?»
        - Мне не до Портера, - ответил Джошуа, снова уставившись в пол. - Надо сказать пару тёплых слов начальству.
        - Тогда я сам с ним поговорю.
        - Валяй, - разрешил Джошуа, проводил взглядом широкую спину Марсианина и стал подниматься по освещённым сверху дырчатым ступеням.
        Переговоры
        - Кто-то устроил диверсию, Уильям Эс. Мы с кэпом решили, что это твоя работа, Уильям Эс, - услышал Джошуа, выбираясь из машинного отделения.
        Марсианин возвышался - руки за спиной, подбородок вперёд - над креслом Свистуна Дика. Тот кривил рот, пытаясь улыбнуться, скулил:
        - Это шутка? Марси, скажите, что это рекламный трюк!
        Увидев капитана, Портер попытался встать, в который раз забыв о ремнях, крикнул:
        - Капитан, скажите, что всё это…
        - Шутки кончились, Портер, - ответил капитан Росс и добавил, набирая на кодовом замке цифровую комбинацию: - Лучше расскажите всё как есть.
        Пока входил в рубку и закрывал дверь, успел услышать:
        - Я сдую с тебя пенку, мистер Тёмное Пиво. Теперь моя очередь шутить. Я выброшу за борт сначала твой драгоценный багаж, потом тебя самого. Ты - балласт. Мы без тебя всплывём, а ты… Представь: сорок секунд свободного падения, и - шлёп!
        Задвигая переборку, Джошуа подумал: «Блеф. Не получится ничего выбросить за борт. Шлюз управляется бодиконтроллером, а тот заблокирован автоматикой при старте».
        Пристёгиваться было незачем, но капитан сделал это машинально, снимая показания альтиметра, и вызвал:
        - Хьюстон, здесь «Актеон».
        - Слушаю, «Актеон», - тут же откликнулся старший диспетчер.
        - Докладываю: двигатель остановлен, расход топлива прекращён, высота тысяча двести пятьдесят один, радиальное отклонение от стартовой позиции в пределах десяти метров, азимутальное отклонение ноль. Положение корабля стабильно.
        - Принято, «Актеон», - ответил старший инспектор.
        «Дик волнуется, - заметил капитан. - Сейчас я ему дам ещё один повод для переживаний».
        - А раз принято, Дик, объясните мне, почему положение корабля стабильно? Почему мы висим с выключенным двигателем в полутора километрах от поверхности? Заодно скажите мне, что за игрушка у меня в носовом баке вместо топлива? Я жду, Дик.
        - «Актеон», - отозвался старший диспетчер, - я не уполномочен отвечать на такие вопросы, я должен…
        - Связаться с начальством? - перебил Джошуа. - Я даю вам на это три минуты. С учётом нашего положения, это очень много. Через три минуты вы расскажете мне…
        - Принято, «Актеон».
        - Я не закончил. Через три минуты вы не только правдиво опишете задницу, в которой мы все оказались, но и расскажете, как из неё выбраться.
        - Принято, «Актеон», - поспешно проговорил старший диспетчер.
        Перед тем как отключиться, Джошуа услышал, как Дик орёт: «Николь! Быстро, первый канал мне! Я сказал…»
        Камеры наблюдения умерли, но интерком работал. Подключившись к сети, капитан услышал голос Портера:
        - …новый формат реалити-шоу! Понятно тебе?! Не бомба, не демодулятор, не бозонный излучатель! Накопитель и ретранслятор! Всё! Ты понял?! Убери лапы, ты его сломаешь! В моих руках разглядывай, горилла ты марсианская!
        - Хочешь сказать, эта штука подключена к твоему мозгу? Выходит, ты ходячая видеокамера? Уильям Эс Кам? Не понимаю, как тебе дали протащить на борт ретранслятор.
        «А я вообще ничего не понимаю. Какой ретранслятор? Две с лишним минуты есть, надо расспросить толком».
        - Марси! - позвал капитан. - Надо поговорить.
        - Сейчас, - отозвался Марсианин. - Уильям Стерео Камерамэн, я не рекомендую тебе вставать, пока меня не будет, если не хочешь из стерео стать моно. Кстати, всех касается. Имейте в виду, здесь повсюду камеры.
        «Опять блефует», - подумал Джошуа, собираясь встать, чтобы открыть дверь. Это не понадобилось, на сей раз капитан смог убедиться воочию - Марси откуда-то знает код.
        - Что Хьюстон? - деловито спросил Рэй Марсианин.
        - В раздумьях. Я дал им три минуты.
        - Если будут артачиться, намекни им, что все переговоры пойдут в прямой эфир.
        - Я не люблю блефа, - поморщился Джошуа.
        - Это не блеф. У нас на борту смесь шоумена и видеостудии. При правильной постановке дела это полезный гибрид. Помнишь, я сунул нос в багаж Портера? Он не зря взбесился. У него в чемодане ретранслятор. Штука, которую он таскает на шее, не стереокамера, а модем. Всё, что видит и слышит Свистун, попадает в его чемодан. Там пакуется и сбрасывается по гравиканалу на Землю. Вернее, сбрасывалось. Он говорит, что в момент аварии ретранслятор потерял фокусировку. Может, врёт. Надо проверить. Уильям говорит, что может настроить своё хозяйство, но требует, чтоб я дал ему чемодан.
        Марсианин бросал отрывистые фразы, зрачки его бегали: пульт, радары, часы, экран штурмана, - два или три раза он оглянулся через плечо, как будто боялся, что кто-то может подобраться сзади.
        «Откуда он знает код? - размышлял параллельно Джошуа. - Ретранслятор… Неплохо. Но не опасно ли?»
        - Ты ему веришь? - спросил он у Марсианина.
        Тот глянул капитану в глаза и сказал твёрдо:
        - Да. Если б он врал, мог придумать что-нибудь получше. Кроме того, я кое-что знаю и о его игрушке, и о лавочке, на которую он работает.
        «Не слишком ли ты много знаешь для набитого деньгами бездельника?» - подумал Джошуа, а вслух сказал:
        - Пора вызывать Хьюстон, а ты пока дай Портеру чемодан. Пусть настраивает.
        - Ладно, - сказал Марсианин и уже в салоне продолжил: - Я ему ещё кое-что дам. Ты слышишь, Универсальная Станция Портер? Капитан приказал настроить тебя на передачу.
        Дождавшись, пока закроется дверь, Джошуа вызвал Хьюстон.
        - «Актеон», доложите о ситуации.
        - Без изменений, - коротко ответил капитан Росс, скользнув взглядом по приборной панели.
        - Мы пытаемся установить связь и получить телеметрию.
        - Хьюстон, я жду объяснений.
        После короткого молчания старший диспетчер сказал:
        - «Актеон» оборудован гравитационным двигателем. Эксперты считают, что реактор не повреждён. Возможная причина сбоя системы управления устанавливается. Мнения разделились. Наш специалист по бортовым системам считает, что…
        - Дик, - перебил капитан Росс. - Вы даром тратите наше время. Давайте рекомендации, и покороче. Хьюстон?
        - Эзра считает, что реактор управляем. После сбоя должно было включиться ручное управление. Надо проверить, - деревянным тоном ответил старший диспетчер.
        - Как проверить?
        - Позиционер оставить «пять-пять-пять-пять». Ходовую рукоять «два», без фиксации «ноль», без фиксации «один». При этом следить за альтиметром, если будете терять высоту, верните на «два» и немедленно доложите. «Ноль» строго без фиксации!
        - Принято, Хьюстон. Чёрт вас возьми, Дик, я же не знаю отклик ходовой ручки! Спросите вашего Эзру…
        - Вы знаете, - вмешался незнакомый голос. - Отклик ручки не изменился. Вы управляли гравитационным приводом, ионный - фикция.
        - Фи-икция! - передразнил Джошуа. - Я отключаюсь. Надо предупредить пассажиров.
        Он включил интерком. Портер бубнил: «На индикаторе девяносто восемь. Есть фокусировка. Есть сжатие. Пошли пакеты. Есть аудио. Есть видео».
        - Внимание! - проговорил капитан. - Я выполню манёвр в ручном режиме. Кратковременно однократная перегрузка, невесомость и опять однократная. Всем занять места, пристегнуть ремни.
        - Мы на местах и пристёгнуты, Джош, - ответил Марсианин. - Но у Портера на коленях его чемодан.
        - Пусть остаётся.
        - Ты понял, Уильям? Вцепись, держи крепко, чтоб не улетел. Однократная - чепуха.
        «Это если будет однократная», - подумал Джошуа, взявшись за ходовую рукоять. Дрожали пальцы. «Ну же!» Тело потяжелело, на альтиметре тысяча триста… четыреста… пятьсот… Тяжесть исчезла. Джошуа тут же дёрнул рукоять вверх. Девятьсот… тысяча… тысяча пятьдесят. Всё.
        - Есть управление! - не сдержавшись, выкрикнул капитан Росс.
        - Не ори на ухо, - проворчал Марсианин. Слышно было - рад.
        «Рано радоваться, - подумал Джош, отирая пот со лба. - Толку от управления, если нет штурмана. Что теперь? Доклад Хьюстону».
        - Хьюстон, здесь «Актеон». Тестовый манёвр выполнил, ручное управление есть. Высота тысяча пятьдесят, остальное без изменений.
        - «Актеон», мы считаем целесообразным перебросить вас по баллистической траектории в точку, откуда есть возвратная программа. Ваше текущее положение неудобно для аварийного старта.
        - Что значит - перебросить?
        - Вы установите распределитель в указанные нами позиции, ходовой рукоятью по таймеру обеспечите расчётное ускорение. На указанной нами высоте начнёте торможение. Садиться будете в ручном режиме.
        «Легко сказать», - мысленно огрызнулся Джошуа, вслух спросил:
        - Хьюстон, что у меня с запасом хода?
        - Можете считать неограниченным.
        - И на том спасибо. Перегрузка при старте и торможении?
        - Чуть больше трёхкратной, пятьдесят две секунды. Будут коррективы. Мы пересчитываем траекторию.
        Кое-что тревожило капитана Росса. Он осторожно спросил:
        - Садиться в ручном режиме? Не работает целеуказатель. Как я найду место, откуда есть возвратная программа?
        - Визуально. Там есть ориентир, он вам известен. От того, насколько точно вы ляжете на баллистическую траекторию и выполните торможение, зависит…
        - Понятно, - перебил капитан Росс. - Я отключаюсь. Приготовлю пассажиров к перегрузкам. По готовности доложу.
        В салоне галдели:
        - Сима, но как же… если сломан двигатель?
        - Марси, двусторонняя связь есть между геостационаром, этим гробом и модемом. С мозгом односторонняя.
        - Не двигатель, только система управления.
        - То есть массив данных на модем поступить может? А порты…
        - Внимание! - сказал капитан Росс.
        Четыре пары глаз смотрели на него, Хань Симен пришлось вытянуть шею, чтобы выглянуть из-за спинки кресла.
        - Предупреждаю, сейчас будет трёхкратная перегрузка. Потом невесомость и опять трёхкратная. Всё лишнее из салона убрать. Портер, дайте мне чемо… ретранслятор, я отнесу его в каюту. Вашу камеру тоже.
        - Модем не отдам, - возразил Уильям С. Портер. - Нарушится синхронизация с мозгом. Я буду держать на коленях.
        Свистун Дик был непривычно серьёзен.
        «Пусть, - решил капитан. - От минуты трёхкратной ещё никто не помер». Он забрал у Портера чемодан и закрыл его, стараясь не смотреть на содержимое, чтобы не отвлекаться. Отнёс ретранслятор в каюту, машинально отметив, что при лунной тяжести имущество Портера не кажется таким уж весомым. Думал рассеянно: «К аварии это хозяйство отношения не имеет. Или всё-таки… Из-за чего же сбой? Если Портер ни при чём и Марси тоже, кто тогда?»
        Отогнав неприятные мысли, он закрепил чемодан в шкафу, хотел вернуться в салон, но в коридоре столкнулся нос к носу с Марсианином.
        - Я же просил!
        - Пару слов, - шепнул Марси. - Я хочу, чтобы ты понимал: твои хозяева, возможно, хотят замять эту историю. Ты говорил им о ретрансляторе? Нет? Напрасно. Грохнут нас о поверхность…
        - Молчи. Я не знаю, на что они решатся, если узнают о ретрансляторе. Дай мне сначала сесть на грунт.
        - Почему не сделать это здесь?
        - Эксперты говорят, что эта точка неудобна для аварийного старта.
        Марсианин молчал, обдумывая услышанное. Джошуа протиснулся к двери.
        - Знаешь, что? - сказал Марсианин. - Давай-ка я побуду за штурмана. Буду слушать ваши переговоры. Прикину в уме. Если что-то будет не так, скажу. Что? Боишься, что я сам захочу разбить нас о скалы? Я похож на самоубийцу?
        - Нет, не похож, - раздумчиво проговорил Джошуа. - Ладно. При условии, что без крайней нужды - ни слова.
        - Договорились, - ответил Марсианин.
        Капитан вышел в салон первым.
        - Джошуа! - позвали его, когда он ступил в проход между креслами.
        - Да, мисс Гилберт?
        Страх и надежда были на осунувшемся лице актрисы. Бэла из «Осколков», подумал Джошуа.
        - Это правда, что нам не о чем беспокоиться? Сима говорит, что всё в порядке с двигателем, сломана только система управления. Как же вы будете тогда управлять?
        - Вам совершенно не о чем волноваться, мисс Гилберт, - ровным голосом ответил капитан Росс. - У нас неполадки с автоматическим управлением, но ручное работает. Расслабьтесь, ни о чём не думайте.
        «Кажется, я дал верную реплику», - похвалил себя Джошуа. Он кивнул Хань Симен, глянул мельком на Портера: тот двумя руками вцепился в модем и капитана проводил обречённым взглядом.
        «Я попал в объектив. Интересно, как шефы Портера распорядятся записью».
        - Хьюстон, расчёты готовы? - первым делом спросил Джошуа, оказавшись в кресле пилота. Марсианин, стараясь не шуметь, возился в штурманском кресле. Джошуа заставил себя не думать о нём и отрешиться от всего, кроме панели управления.
        - «Актеон», передаю исходные установки. Нужно поставить минус тридцать два по тангажу. Позиционер «шесть-шесть-шесть-шесть». Таймер перед стартом - на пятьдесят одну секунду, переключатель «нейтраль» - в положение «авто». Затем нужно дать рукоятью хода «четыре». Через пятьдесят одну секунду по таймеру ходовая рукоять отщёлкнется в ноль. После этого вы доложите курс и сориентируете корабль в ручном режиме, сделаете тридцать два по тангажу.
        - Режим и начало торможения? - спросил Джош, ориентируя корабль, как указано.
        В иллюминаторах появился отчётливо видимый на чёрном фоне край кратера.
        - Начало - по достижении расчётной высоты. Режим тот же, что и при взлёте.
        - Всё в порядке, Джош, - шепнул Марсианин.
        - Не понял, «Актеон»?
        - Принято, Хьюстон, - громко ответил капитан, думая: «Просил же молчать. Сам вижу, что в порядке. Меньше первой космической, если действительно отщёлкнется в ноль тяга, как они сказали. А если нет? Ладно, посмотрим».
        - Хьюстон, даю старт, - объявил он и, чтоб пресечь колебания, установил таймер, поставил на позиционере «шестёрки» и двинул ходовую ручку.
        Аттракцион
        Капитан Джошуа Росс снова стал пилотом. Ненавидимый втайне предиктор-штурман был мёртв, управление целиком и полностью перешло в руки Джошуа. Ему казалось, что корабль выполняет команды лучше, чем раньше, хоть это и было, скорее всего, результатом самовнушения.
        «Плохо с обзором, нужно кивнуть», - подумал он и двумя короткими движениями сделал минус десять по тангажу. Клипер клюнул носом, линия горизонта исчезла из поля зрения, уступив место серой холмистой равнине. Капитан глянул на высотомер и увеличил тягу на единицу, чтобы снижаться помедленнее. Торможение прошло хорошо, по расчётам Хьюстона вот-вот можно будет увидеть ориентир.
        - Высматриваешь? - спросил Марсианин.
        Полминуты назад Джошуа отключил дальнюю связь, чтобы не мешали эксперты. Помочь они не могли, только зудели под руку. Теперь вместо них за это дело взялся живой штурман.
        - Скажи, что там должно быть. Четыре глаза лучше, чем два.
        «Не уверен», - мысленно возразил Джошуа, но, чтобы заткнуть рот надоедале, ответил:
        - Должны быть следы, как будто сороконожка бегала.
        - Что? - удивился Марсианин.
        Больше ни о чём не спрашивал, может, стал искать следы, а может, решил, что от него просто хотят отделаться.
        «Плевать. Главное, чтобы помалкивал. В глазах рябит, ну и рельеф. Гофра. Курс? Всё правильно. Ну, где же ты? Высота - пятьсот. Подняться слегка?»
        У Джошуа на миг возникло чувство, что он не на посту управления, а в кабине «цесны» ищет посадочную полосу. Клипер слушался не хуже Т-41. Забытое ощущение: хочешь подняться - пожалуйста. Никаких проблем. Великое дело - неограниченный запас хода. Здорово-то как, что не нужно изображать попугая, повторяя за штурманом команды!
        - Вот! - крикнул Марсианин. - Вот они, следы! Справа по курсу!
        Джошуа недовольно хмыкнул. Неприятно, что первым заметил Марси.
        - Что это? Неужели…
        - А ты думал, почему этап назвали «Аттракцион-1»? - довольно мрачно проговорил Джошуа, заложил вираж и снова выровнял клипер.
        Следы многоножки оказались прямо по курсу, «Актеон» пошёл над невысоким плоскогорьем.
        - По левому борту ровная площадка.
        - Нет. Чем ближе сядем, тем лучше. У них тогда будут точные координаты.
        - Ближе к чему?
        «Я думал, ты догадаешься, - Джошуа не удержался от улыбки. - Вот он на радаре, прямо по курсу. Можно снижаться. Сколько мелких кратеров! Как озеро во время дождя. Недаром его так назвали».
        Капитан испытал ни с чем не сравнимое облегчение, когда в скошенном иллюминаторе появилась и стала расти чёрная точка. Соринка в глазу. Нет. Зрачок без радужки.
        - Что это, Джош?
        «Рядом с ним камней нет. Сесть - пара пустяков. Вертолётная посадка. Он ещё спрашивает, что это. Ха!»
        Капитану Россу казалось, что проблемы позади. Сложный коктейль переживаний ударил ему в голову. Он включил интерком и объявил:
        - Дамы и господа, клипер «Актеон» совершает посадку в Заливе Радуги Моря Дождей. Настоятельно рекомендую вам до полной остановки не отстёгивать ремни безопасности. По левому борту вы можете видеть…
        Капитан не закончил свой спич. Восторг схлынул; кроме того, в наушниках гам; не перекрикивать же туристов.
        - Говорила я вам, Сима, что это инсценировка! Никакой аварии не было! Что вы там увидели, Портер?
        - Пришелец. Э! Да он на колёсном ходу! Раз, два, три… Восемь колёс у него! И глаза! Вы тоже его видите? Или он мне мерещится с перепугу? Господи, сделай так, чтобы не рвалась связь с ретранслятором! Иначе мне никто не поверит, что здесь, на Луне, в… как он назвал? В заливе…
        - Капитан сказал, это Залив Радуги Моря Дождей. Я поняла, что это за машина.
        - Какое странное название - залив Радуги. Всё такое серое! - пропела мисс Гилберт.
        - Чёрт! Будем считать, что я в эфире. Эй, ребята, с вами реал-шоу Свистуна Дика и сам Дик Свистун. Специально для «Dark Ray Studio» прямо с лунной поверхности. Наша ржавая посудинка совершает вынужденную посадку в Заливе Радуги Моря Дождей. По левому борту примерно в пятидесяти метрах вы можете видеть… Нет, вы поглядите! Он смотрит на нас!.. Двуглазый, круторогий, восьмиколёсный, круглоголовый, супермеганавороченный трактор, посланец других миров. Кто из вас теперь скажет мне: «Дик, пришельцев не существует, мы одни во Вселенной!» - а, ребята?!
        - Выключите его, кто-нибудь, - проворчал Марсианин, но не был услышан.
        - Мы не одни! Это…
        - Это же луноход, Уильям, - негромко проговорила Хань Симен.
        - Что вы сказали, Сима? Ребята, послушайте пояснения спеца по лунным вопросам, мисс Хань Симен, нашей ходячей энциклопедии. Что вы можете сказать про этого пришельца, док?
        - Это не пришелец. Это русская станция, она здесь с семидесятого года прошлого века.
        - Русские на Луне? - изумился Уильям С. Портер. - Эй, ребята, вы слышали, что…
        Капитан отключил интерком. Действительно ли Портер ничего не знал о советской лунной программе или валял дурака, - значения не имело. Какое-то время можно было не беспокоиться о настроении пассажиров, со Свистуном Диком не соскучишься.
        Мягко двигая ползунками позиционера, капитан погасил инерцию поворотов по всем трём осям и плавно убрал до нуля тягу. Клипер лёг на грунт.
        - Хьюстон, «Актеон» сел, - доложил Джошуа. - Ориентир слева по борту в пятидесяти метрах. Высота ноль, двигатель выключен штатно, при посадке корабль не получил механических повреждений.
        - Спасибо, «Актеон», - устало ответил старший диспетчер.
        - Я жду указаний, - напомнил капитан Росс. - Наши координаты вам теперь известны.
        Дик ответил не сразу и, как показалось Джошуа, через силу.
        - «Актеон», мы пытаемся установить связь с автоматикой клипера, пока безрезультатно. От вас по-прежнему не поступает телеметрия. Несущей нет ни на основном, ни на резервных каналах. Мы не можем произвести дистанционную перезагрузку. Необходимо, чтобы вы попробовали сделать это в ручном режиме.
        Терзаясь нехорошим предчувствием, капитан Росс открыл защитную крышку и нажал красную клавишу. После - раз, и два, и три… - четырёхсекундного ожидания сказал:
        - Хьюстон, ошибка загрузки. Код два полста двенадцать.
        - «Актеон», необходимо, чтобы вы открыли технологическую заглушку с пометкой…
        Джош действовал бездумно, как робот, открывал, докладывал состояние индикаторов, отключал разъёмы, снова считывал коды со светодиодных столбиков, ставил разъёмы на место, но думал не про оживление бортового компьютера. «Зачем было нас сюда сдёргивать? Я бы мог с тем же успехом сесть рядом со станцией. Кажется, Марси был прав. Кажется, начальство решило убрать нас с глаз подальше на тот случай, если… Зря я не сказал им, что у Портера есть эта штуковина. Знать бы наверняка, что она работает! Не люблю блефовать».
        - Та же ошибка, Дик, - сказал он после очередной манипуляции.
        - Попробуйте теперь…
        - Я попробую. Но вы сначала признаетесь, зачем отправили нас сюда, к луноходу. А, Дик? Вам нужен ещё один туристический объект? Аттракцион-2? Клипер «Актеон», последний приют космотуристов? Вы говорили, что у вас есть отсюда программа, и место для старта удобное. Давайте указания, я выполню. Что скажете, Дик?
        - «Актеон», это невозможно, - больным голосом ответил старший диспетчер. - Слишком велики расхождения с расчётной траекторией. Понимаете, гравитационные возмущения… Не зная ваших геоцентрических координат, мы не сможем делать поправки в точках переключения. Без телеметрии это верная смерть. Мы надеялись, что получится восстановить… Что же случилось с киберштурманом? Если у вас есть соображения на этот счёт, может, мы могли бы…
        - Хватит! - вмешался Марсианин. - Вы слышите меня, Хьюстон?
        - Кто говорит? Кто у вас на посту управления, капитан?
        - Марсианин, - ядовито ответил мистер Марси. - Аттракцион закончен, старший диспетчер. Передайте вашему шефу, что я хочу поговорить с ним лично. Скажите ему, что если он не снизойдёт до беседы, я дам в эфире «Dark Ray Studio» интервью с борта корабля экстракласса «Актеон». Если у вашего шефа возникнут сомнения в реальности угрозы, пусть свяжется с руководством DRS. Порекомендуйте вашему шефу заодно ознакомиться с биржевыми сводками. Я жду его в эфире через четверть часа. Можете отключаться, Джош.
        - Подождите! - крикнул Дик. - Подождите. Кого из руководства компании вы имеете в виду, мистер…
        - Марсианин, - подсказал Марси. - Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду.
        - Как вас представить?
        - Да так и представить: Марсианин. Пусть он поднимет договор и найдёт в нём моё настоящее имя. Отбой, Джош!
        Капитан выключил станцию. Понятно было, с кем хочет пообщаться Рэй, понятно было и то, что толку из разговора не выйдет. Выйдет скандал, если интервью пустят в эфир, и что? Зрители DRS будут в восторге, но от роста рейтингов аппаратура не исправится. Биржевые сводки приплёл зачем-то.
        - Рэй, можешь объяснить…
        - Я просил не называть меня по имени. До приземления.
        - Чтоб ты сдох! - взорвался капитан. - Не будет приземления, если мы станем играть на бирже, вместо того чтоб разбираться с прошивкой штурмана!
        Джош вскочил.
        - Не кипятись, пассажиры услышат, - спокойно глядя на капитана, ответил Марси. - Биржевые игры нам на руку. Твоего шефа ничем, кроме понижения котировок, не проймёшь. Представляю себе его физиономию.
        - Ты бы о своей подумал. О физиономии и обо всём остальном. Слыхал, что говорил Дик?
        - Слыхал. И за твоими шаманскими выходками следил внимательно. За индикаторами тоже. Принудительный тест памяти прошёл нормально, так?
        - Так, - ответил Джошуа, оглянувшись на вскрытый лючок.
        - А в массивах при этом чёрт знает что, так?
        - Так. Откуда ты знаешь?
        - Ты сам только что заговорил о прошивке, и потом, я кое-что понимаю в бортовых компьютерах и помню коды ошибок.
        - Кто ты такой? - сухо спросил Джошуа, глядя в упор на развалившегося в кресле верзилу.
        - Кем бы я ни был, кажется, я знаю, что делать. Но нужно глянуть на камеру Портера.
        Марсианин вскочил, словно только что принял какое-то решение, и, толкнув капитана плечом, направился к двери.
        - Э-э… - протянул капитан.
        - Проверь пока порты, - бросил на ходу Марси. - Я быстро.
        Капитан несколько секунд тупо смотрел ему вслед, потом, спохватившись, врубил интерком и принялся за проверку портов. Втыкая тестовую колодку и запуская самотестирование, слушал, как Марсианин уговаривает Уильяма С. Портера.
        - Да не собираюсь я брать в руки твою игрушку! Пойми же, остолоп, это наш единственный шанс. Если не зальём программу, всем нам крышка! Порт только покажи, не может быть, чтоб его не было!
        Крышка, подумал Джошуа. Частокол зелёных светодиодных столбиков показал ему - порты в норме. В голове сама собою связалась цепочка: порты бортового компьютера, порт на модеме, ретранслятор. Широкополосный канал связи. Но если нет скоростного порта на модеме - крышка.
        - Я так и думал, Уильям Станция Портер! - громким шёпотом проговорил Марсианин. - Есть! Живём!
        Живём, подумал Джошуа, любуясь индикаторами.
        - Но это же инсценировка, - растерянно проговорила Бэла.
        Капитан представил себе, как она переводит взгляд с Портера на Марсианина и обратно. После короткого молчания Бэла продолжила:
        - Уильям, вы же сами только что… Шоу Дика Свистуна!.. Как же можно шутить такими вещами?..
        - Это реал-шоу, мисс Гилберт, - серьёзно сказал Марсианин. - В высшей степени реал. От нас самих зависит, должно ли оно продолжаться.
        - Джошуа! - позвала Бэла.
        В голосе её заметны были признаки приближающейся истерики.
        Вопросы
        Портер не пожелал расстаться с камерой, пришлось пустить его на пост управления. Дверь капитан оставил открытой, интерком включил, потому что Бэла не хотела отпускать: «Капитан, объясните мне…» - требовала она, но сквозь личину Люси из «Алмазного дыма» просвечивал страх. Мисс Гилберт панически боялась одиночества; общества Симы ей показалось недостаточно.
        - Мы всего лишь переустановим программу, мисс Гилберт, - отвечал капитан Росс, прислушиваясь: «На пол сядь, Портер, иначе кабель не дотянуть. На вот, втыкай. Не той стороной! Ты что, волноводов никогда не видел?»
        - Не волнуйтесь, мисс Гилберт, это быстро, - с фальшивой улыбкой уверял капитан Росс, а в наушниках: «Коннект есть, это уже кое-что. Уильям Эс, не вздумай отключить. Теперь можно поговорить с Декстером».
        - Извините, Изабелла, мне нужно в рубку, - сказал Джошуа, собираясь уйти.
        - Не уходите, Джошуа! - взмолилась мисс Гилберт.
        Бэла, а не Люси. Схватила за руку. Но в наушниках: «Хьюстон, ответьте Марсианину». Капитану не пришлось разрываться между долгом и личной привязанностью, он кинулся в рубку. Интерком успел отключить, но дверь не закрыл, не до того было.
        - Слушаю, Рэймонд, - пророкотал искажённый мембранами бархатный голос.
        - Декстер, ты хорошо меня знаешь, - говорил, нависая над креслом пилота, Марсианин. - Я ненавижу, когда мне втирают очки. Зверею от этого просто. Ты обкатываешь гравитационный реактор Неструева на богатых туристах за их же деньги, в обход Совета.
        - Зря мы продали тебе тур, - раздумчиво проговорил Декстер.
        - Польстился на мои денежки, не скули теперь. Я не ручной эксперт и не болван в кителе. Зачем тебе понадобилась авария?
        - Издеваешься? - загремел в ответ Декстер. - Сам всё это устроил, сам натравил собак из DRS… То-то они явились, как чёрт к алкоголику, будто у входа дежурили! Зачем мне понадобилась авария?! Наверное, для того, чтоб лучше пошла распродажа.
        - Я так и знал, что тебя обеспокоят котировки, - перебил его Марсианин. - Ладно, уговорил. Раз мы торчим здесь не по твоей милости, ты поможешь нам выбраться, за этим я и позвал тебя. Тут рядом со мной Свистун Дик. Та штуковина, которую он протащил на борт под носом у твоей службы безопасности, подключена к бортовому компьютеру. Дайте техникам DRS прошивку системы управления, пусть сбросят в память ретранслятора. Передачу им придётся прервать, но, полагаю, наши жизни и твоё реноме важнее. Прежде чем ответить, хорошо подумай, Моргенштерн. Не забывай, мы в прямом эфире. Уильям Камера Портер смотрит на нас.
        - Я сейчас спрошу экспертов, возможно ли это, - выдержав длинную паузу, буркнул Декстер Моргенштерн.
        - Погоди, я ещё не всё сказал. Когда я говорю о прошивке, имею в виду правильную прошивку. Ты меня понял, Декстер? Не того дурака нам зальёте, которого вы подсунули испытателям, а нормальный навигатор. Он же есть у вас? Не огорчай меня глупым ответом, Моргенштерн.
        Декстер Моргенштерн ответил, раздельно выговаривая слова:
        - Я спрошу экспертов.
        И отключился.
        Время шло. Портер постанывал, поминутно меняя позу и жалуясь, что затекают ноги. В салоне негромко переговаривались и всхлипывали; капитан старался не вслушиваться; к счастью для него, обе женщины сняли наушники. Марсианин хмуро о чём-то раздумывал; от вопроса, откуда он знает о правильной прошивке, отмахнулся.
        - Что это? - спросил вдруг Портер, разглядывая экран модема. Выглядел как фотограф-любитель, обнаруживший, что сели аккумуляторы камеры.
        Марси встрепенулся, глянул, сказал: «Есть!» - потом, повернувшись к Джошуа:
        - Не спи, кэп, прими файл.
        Джошуа бездумно пощёлкал клавишами, запустил аварийное восстановление с внешнего устройства, потом, когда пошла загрузка, выпрямился, оказавшись лицом к лицу с Марсианином. Что-то беспокоило мистера Марси, настолько серьёзное, что он даже не спросил: «Ну как?»
        «Боится, что подсунут прошивку с дефектом? Это вряд ли, не совпадут контрольные суммы блоков. Для этого надо, чтобы дефект был вложен заранее. Не думаю, чтобы наши сделали специальную прошивку на случай, если понадобится разбить корабль. Что ещё может быть?»
        - Привязка, - бормотал Марсианин. - После перезагрузки надо будет… Портер! В твоём модеме есть система позиционирования? Ретранслятор знает, где находится модем? Геостационар знает, где ретранслятор?
        - Конечно! - важно ответил Портер, зашипел, скалясь; вытянул правую ногу, согнул левую и продолжил:
        - Ретранслятор следит за модемом, отмечает направление и расстояние. Так мне объясняли. Сказали ещё, что спутник связи точно знает направление на ретранслятор, потому что…
        - Направление, но не расстояние, - перебил Марси, глядя в потолок.
        - Зачем ему расстояние?
        - Действительно, зачем, - согласился Марсианин. Вид у него был похоронный.
        Капитан Росс глянул на экран и прогнал посторонние мысли. Сказал, усаживаясь на рабочее место:
        - Код в памяти. Перезагрузка.
        Он нажал клавишу. Через четыре секунды на экране появилась незнакомая заставка. Поперёк экрана, крупными буквами: «Гравинавигатор».
        - Ага, - удовлетворённо прокомментировал мистер Марси, глядя на экран-дублёр.
        Только теперь монитор не был дублёром, на заставке его капитан прочёл: «Гравиштурман».
        - Получи… - начал Джошуа, но осёкся.
        На экране предупреждение: «Требуется калибровка, введите геоцентрические координаты».
        «Вот о какой привязке говорил Марси. Координаты. Я бы ввёл, но где их взять? Связаться с экспертами?»
        Марсианин опередил, потянувшись через плечо капитана, включил радио.
        - Хьюстон, здесь «Актеон». Нам нужна ваша помощь. Программа требует привязки, дайте наши координаты.
        - «Актеон», у нас нет ваших координат с требуемой точностью, телеметрии по-прежнему нет.
        - Откуда взяться телеметрии, если не загружен навигатор, - проворчал Марси, потом спросил: - Хьюстон, какая требуется точность?
        - Ошибка по радиусу не должна превышать тридцать сантиметров, угловые отклонения…
        Капитан переглянулся с Марсианином. Молча. Говорить было не о чем, дать координаты с такой точностью казалось делом немыслимым. «Тридцать сантиметров. Из-за такой малости! Может, нас отсюда как-нибудь вытащат? Есть ведь «Гефест»… Но его, кажется, подключили к марсианской программе, он далеко. Неужели никак нельзя определить? Есть ведь координаты этого железного лома на колёсах, лунного трактора. Аттракцион-1… Вот вам, ребята, и аттракцион».
        - Хьюстон, слышите нас? - вызвал Марсианин. - Инженеры DRS рядом? Прекрасно. Уточните, действительно ли их ретранслятор с высокой точностью даёт относительные координаты модема. Спросите, правда ли, что известно направление на ретранслятор.
        С минуту все молчали. Капитан поднялся из кресла, - не сиделось. Увидел в дверном проёме Хань Симен. Чёрные прямые волосы, заколка-бабочка. Лицо непроницаемо. «Нервы у неё…» - подумал капитан, но подходящее сравнение не приходило в голову.
        - «Актеон», информацию подтверждаю, - скороговоркой сообщил старший диспетчер. - Углы есть с достаточной точностью, координаты модема относительно ретранслятора - с избыточной. Нет только расстояния до ретранслятора. Дальномер не даст нужной точности. Не к чему привязаться.
        - Понял вас, Хьюстон, - ответил Марсианин.
        Взгляд его стал бессмысленным, он шептал еле слышно: «Привязка по радиусу. Нужна база. Лазерный дальномер…»
        - Уголковый отражатель, - сказала Хань Симен.
        - Уголковый отражатель, - повернувшись к ней, повторил Марсианин. - Будь у нас… Но ведь нет!.. Нет же его на «Актеоне», кэп?
        - «Актеон» не оборудован уголковым отражателем, - с сожалением подтвердил капитан.
        - Бессмысленно вспоминать о том, чего у нас нет, - раздражённо сказал мистер Марси.
        - Есть, - возразила китаянка. - Я читала, что на советском луноходе он был установлен. Кажется, им до сих пор пользуются.
        - Да! - выдохнул Марсианин.
        Лицо его прояснилось, он перегнулся через спинку капитанского кресла, чтобы включить дальнюю связь, но Джошуа остановил его.
        - Погоди. Всё это без толку. От «Актеона» до русского трактора метров пятьдесят, а точность нужна - сам слышал.
        - Кто-то выйдет на поверхность и отнесёт модем туда. Получим расстояние от «Актеона» до отражателя.
        - Кто? - спросил капитан, непроизвольно покосившись на модем, висевший на шее Уильяма С. Портера.
        - Почему я? - возмутился тот, но никто ему не ответил.
        Марсианин уже вызывал Землю.
        - Хьюстон, мне нужна информация. Можете ли вы измерить расстояние до уголкового отражателя советского лунохода? Есть ли на «Актеоне» скафандр, пригодный для выхода на лунную поверхность в ночных условиях? Есть ли возможность использовать шлюз в аварийном режиме? Можно ли…
        Капитан снял наушники, вышел из рубки, отстранив Симу, и глянул на восьмиколёсное чудо техники прошлого века сквозь толстую прозрачную стену пассажирского салона. Джошуа знал ответы на некоторые вопросы Марсианина, но не знал, что с этими ответами делать. Да, скафандр капитана, если надеть шлем, годится для выхода на поверхность Луны ночью. Часа на два его хватит. Да, шлюз можно использовать, чтобы покинуть корабль в случае аварии, но нельзя будет вернуться. Внешняя дверь шлюза откроется, в шахте лифта сработают пиропатроны, и тяжёлая переборка наглухо запечатает салон. Да, можно будет вынести модем наружу, но тот, кто это сделает, останется рядом с лунным трактором навсегда.
        «И кто же это сделает?» - спросил себя капитан Росс.
        Выбор
        - Его оставили здесь, - элегическим тоном говорила мисс Гилберт. - Бедняжка, ему так одиноко. Вы видите, Джошуа, как он оттуда смотрит на нас?
        «Она о луноходе. Ещё ничего не знает, - думал Джошуа, украдкой глядя на Бэлу. - Кому-то из нас скоро будет одиноко, это точно. Почему она так боится оставаться одна?»
        - Тебе ещё не надоело сидеть на полу? - донеслось из рубки. - Можешь уже отключить кабель. Всё равно придётся нести модем наружу.
        В салон ввалился Портер, был он зол и встрёпан. Плюхнулся в кресло и с ходу напустился на капитана:
        - По какому праву вы все мною помыкаете? Почему я должен делать за вас грязную работёнку? Кому сидеть на полу? Уильяму Портеру. Кому нести наружу модем?
        - Уильяму Сидни Портеру, - ответил за него Марсианин.
        Он стоял, подперев дверной косяк, одну ногу поставил на комингс, на Свистуна Дика смотрел, прищурившись; кивал со словами:
        - Ты же не можешь со своей игрушкой расстаться, потому что прервётся связь. Если пойдёшь ты, миллионы зрителей смогут увидеть, как Уильям Славный Портер отдаст жизнь во имя спасения жизни.
        - Отдаст жизнь? - хрипло повторил за ним Портер.
        «Марси тоже понял, что к чему. Наши ему сказали про шлюз».
        - Зачем вы его мучаете? - с великолепным апломбом осведомилась Изабелла Гилберт. - Что за глупые шутки? Капитан, объясните, что происходит?
        - Шоу, мисс Гилберт, - с галантным поклоном ответил ей Марсианин. - Что-то вроде детской считалочки. Диги-диги-диги-дон, выходи скорее вон. Кто-то из нас должен выйти на поверхность и вынести туда благословенную штуковину, которая висит на шее у Портера. Может, это сделаете вы?
        - Я?
        - Забыл предупредить, вернуться на борт вы не сможете.
        - Почему? - Удивление мисс Гилберт было безграничным.
        - Потому что «Актеон» - не десантный корабль. Шлюз работает нормально, только когда он в портале и есть стыковка.
        - В аварийном режиме, если открыть внешние двери, салон блокируется автоматически, - подтвердила Хань Симен. - Внешние двери остаются открытыми. Так написано в инструкции.
        - Спасибо, Сима, - Марсианин отвесил китаянке шутовской поклон и снова обратился к мисс Гилберт: - Но вам нельзя выходить, вы окажетесь наедине с собой. Останется ли от вас хоть что-нибудь там, где не будет зрителей?
        - Прекратите! - возмутился Джошуа.
        - А что, кэп? Я вижу, остальные не хотят считаться. Шутки в сторону. Идти кому-нибудь из нас с тобой.
        - Капитан не может покинуть корабль, - вмешалась Хань Симен. - Инструкция.
        - В чрезвычайных обстоятельствах я имею право отступить от…
        - Не надо, - перебил Марсианин. - Кто-то ведь должен будет вести корабль. Идём, Джош, отдашь мне скафандр и шлем. Мы с тобой примерно одного роста, так что проблем не будет. Портер, давай модем. Да пусти же его! Или ты всё-таки хочешь положить свой живот на алтарь?

* * *
        Марсианин выглядел совершенно спокойным. Помогая ему надеть шлем, Джошуа выдавил:
        - Но как же…
        Хотел спросить, на что надеется мистер Марси, и не нашёл подходящих слов.
        - Ты же вытащишь меня, Джош? - спросил, возясь с защёлкой, этот двухметровый детина, похожий на чикагского бандита.
        Джошуа не ответил, поскольку пустых слов не любил, но ответа и не потребовалось. Марсианин в ангельском облачении сгрёб с пульта модем, повернулся спиной к лишённому белых одежд капитану и вышел в салон, едва не задев макушкой шлема притолоку.
        - Представьте, Бэла, - услышал Джошуа, выходя из рубки, негромкую скороговорку. - Что вы сами оператор и актёр. Зритель смотрит на мир вашими глазами, слушает вашими ушами. Он в вашей власти. Его мысли…
        Человека в скафандре не хотели замечать Бэла и Портер, она слушала, он делился впечатлениями. «Как будто они за кулисами ждут выхода или треплют языками в гримёрке, - подумал Джош. - Властители дум».
        - Портер! - окликнул он. - Заткнись.
        Помолчав, добавил: «Пожалуйста», - отметив мимоходом, что человек, назвавшийся Уильямом С. Портером, когда прервалась связь с модемом, выпал из образа.
        - Я пошёл, - прогудел Марсианин.
        Руки не подал, не повернулся даже, возможно, не хотел прощаться. Цилиндрическая скорлупа лифтовой шахты скользнула по кругу на место, на табло вместо единицы появился ноль - кабина внизу. Пол дрогнул. «Пиропатроны. Всё. Кончено», - сказал себе Джошуа и, стараясь ни на кого не смотреть, вернулся на пост управления, заскочив предварительно в каюту Портера и прихватив ретранслятор.
        Он поставил чемодан, прислонил к щиту, за которым гироскопы, вызвал Хьюстон и спросил, удалось ли замерить расстояние до уголкового отражателя. Получил утвердительный ответ, но радости не испытал. Язык не поворачивался сказать: «Всё в порядке». У кого в порядке, а у кого и обратный отсчёт пошёл. Час пятьдесят осталось или немного больше.
        - Марси, слышишь меня? - переборов себя, проговорил Джош. - Они померили.
        - Понял, Джош. Слышу на три с минусом, экранирует кабина. Выйди в салон, - прорвался сквозь треск помех голос Рэя.
        Капитан решил не отключать дальнюю связь. Пусть слышат парни из Хьюстона, пусть чёртов ублюдок Декстер слушает.
        - Вижу тебя, - сказал он, прижавшись лбом к прозрачной перегородке, отделявшей живое от мёртвого.
        - Я тоже тебя вижу, - ответил Марси, повернулся и, неуклюже потянувшись, водрузил модем на короб отражателя. Примотал ремнём, отступил в сторону.
        - Готово, Джош. Передай Хьюстону, пусть считывают данные.
        - Принято, - коротко ответил ему старший диспетчер.
        Стало слышно, как он говорит в сторону: «Эзра, сейчас будут данные. Надо посчитать…»
        - Декстер меня слышит? - спросил Марсианин.
        - Я слушаю тебя, Рэймонд, - нехотя откликнулся Моргенштерн.
        - Как идут распродажи?
        После длинной паузы Декстер спросил придушенным голосом:
        - Ты вышел на грунт, Рэй?
        - Представь себе. У тебя там ночь? Луну видно? Выгляни в окно, я сделаю тебе ручкой.
        Ответа Джошуа не разобрал, помешал Дик.
        - Готово, «Актеон», у нас есть все данные. Через пять минут дам вам точные координаты. Можете…
        Вероятно, он хотел сказать «можете возвращаться», но осёкся и проглотил последнее слово.
        Марсианин сматывал с кронштейна ремень модема, бурча: «Это здесь оставлять нельзя, Портер оторвёт голову». Слушать, как ёрничает приговорённый к смерти, не было сил, но Джош, когда вернулся в рубку, связи не отключил.
        - Примите координаты, «Актеон».
        Капитан ввёл продиктованные ему цифры, прочёл их вслух для проверки и нажал клавишу подтверждения.
        - Хьюстон, навигатор запущен.
        Вопли заглушили ответ старшего диспетчера, Хьюстон праздновал победу. Джошуа, кусая губы, ждал, когда можно будет спросить о шлюзе. Обратный отсчёт не был остановлен, полтора часа осталось или немного больше.
        - Капитан Росс, - обратился к нему Декстер, - вы узнаёте меня?
        - Да, мистер Моргенштерн, - ответил капитан. - Извините, но у меня срочный вопрос к экспертам.
        «Он что, благодарность мне хочет объявить, назначить премию? Пока не за что».
        - Подождёт ваш вопрос. Капитан, насколько я понимаю, лифт-шлюз заблокирован?
        - Так точно, - деревянным голосом ответил Джошуа.
        - Капитан Росс, я приказываю вам немедленно поднять корабль.
        «То есть как?» - изумился Джош, вслух же сказал:
        - Но, мистер Моргенштерн, я отвечаю за жизнь…
        - Правильно, капитан, - перебил Декстер. - Вы не имеете права рисковать жизнями остальных пассажиров! Я ценю вашу исполнительность, капитан. Если благодаря вашим стараниям они будут спасены и корабль вернётся неповреждённым на Землю, я поставлю перед правлением вопрос…
        - Мой вопрос важнее. Дик, вы слышите меня?
        - Капитан, - снова перебил Декстер. - Не глупи. От меня одного зависит, останешься ли ты капитаном. Подумай, Росс, такого корабля, как «Актеон», тебе не видать больше! Ты ещё ничего о нём не знаешь! Он может взлетать и садиться на Землю!.. На Марс!.. Куда угодно! Это настоящий десантный корабль. Он… Ты же летал на тестовой прошивке навигатора, попробуй настоящую! Подними корабль! Ты через четыре часа будешь в Хьюстоне, капитан! Ради такого корабля можно…
        - Убить человека? - неожиданно для себя самого подсказал Джош.
        - Идиот! Он же и устроил аварию! Его всё равно не спасти!
        - Я попробую, - коротко ответил Джош. - Кто виноват - не моя забота. Я всего лишь пилот.
        - Ты уволен! - проревел Декстер.
        Что-то грохнуло в наушниках.
        - Хьюстон? - с тревогой переспросил Джошуа, испугавшись, что плюс ко всему накрылась дальняя связь. - Что у вас?
        - Ничего, «Актеон», - тут же отозвался Дик. - У мистера Моргенштерна разбит микрофон. Задавайте ваш вопрос.
        - Спросите у спецов, могу ли я разблокировать шлюз вручную. Только быстро, осталось не больше часа с четвертью.
        - Уже спросил. Необходимо, чтобы Марсианин вошёл в лифт, возможно, у него получится закрыть изнутри двери. Можно завоздушить шлюз…
        - Понятно, Хьюстон! - Джошуа вскочил, бросился в салон.
        Марсианин молчал, слышал ли он?
        В дверях его остановила Хань Симен.
        - Что вы собираетесь делать, капитан? - спросила она.
        - Попробую разблокировать шлюз, пустите, Сима.
        - Это опасно. Мы можем погибнуть. В инструкции сказано…
        - Молчать! - рявкнул Джошуа. - Прочь с дороги!
        Он вышел из рубки и закрыл за собою дверь.
        - Сима, что он собирается делать? - спросила Изабелла.
        - Сима, я запрещаю вам отвечать, - процедил сквозь зубы капитан, высматривая Марсианина.
        Того нигде не было видно. «Куда он делся?» Джошуа хотел позвать, но тут снова вмешалась мисс Гилберт.
        - Джошуа, вы же не станете рисковать моей жизнью? - спросила она.
        Сима что-то нашёптывала ей на ухо.
        «Теряю время!» - обозлился Джош.
        - Пассажирам занять места в каютах, пристегнуть ремни, - приказал он. - Через тридцать секунд я задраю кормовой отсек, если кто-то останется здесь, за его жизнь я не в ответе.
        «Не поняли?» - подумал он и заорал:
        - Выполнять!
        Лёгкая сутолока в дверях, салон опустел мгновенно.
        «Прекрасно. Хорошая мысль - задраить переборку. Если развоздушится салон… Где же Марсианин?»
        - Марси! - позвал Джош.
        - По-годи… - едва слышно, как будто задыхаясь, ответили ему. - Сей… час…
        «Часу ещё не прошло, неужели…»
        - Где ты? - снова спросил Джош. - Надо попробовать закрыть внешние двери.
        - Фу-у… - выдохнул Марсианин. - Рекордное время. Ну-ка, я её поддену…
        - Где ты?!
        - Не ори, я в шлюзе. Двери закрывать пока не надо, я кое-что понял, пока вы там ломали комедию. Слышал, что сказал Декстер?
        - Слышал, - буркнул Джош. - Сейчас не время.
        - Ты не понял. Он сказал, что «Актеон» - десантный корабль, так?
        - Так, - ответил Джошуа, задраивая переборку кормового отсека.
        - Это значит… Нет, я сначала сниму эту крышку, чтобы убедиться. Не может быть, чтобы… Джош, спасибо тебе, что оставил отвёртку в кармане, иначе я даже не знаю, чем бы я откручивал все эти винты. Всё.
        - Какие винты?
        - Джош, ты тугодум. С новой прошивкой шлюз должен работать и без стыковочного узла. Я снял верхнюю фальшпанель кабины. Нет никаких пиропатронов в переборке, стоят электромагниты.
        Капитан просипел: «Декстер!» Подумав, добавил сложное ругательство, бывшее без употребления со времён лётной школы, а в завершение, уже на ходу, процедил сквозь зубы: «С-скотина!»
        - Я с тобой согласен целиком и полностью, хоть и не знаю, что значит вот это слово… как же?.. - бормотал Марсианин.
        - Помолчи минуту, - попросил Джош.
        Не садясь в кресло, он вытащил наверх окно бодиконтроллера, нашёл меню настроек шлюза, обнаружил в нём много нового, в том числе пункт «Посадка на грунт».
        - Попробуй пустить вверх кабину, - попросил он.
        На месте устоять не смог, кинулся к лифту.
        Грохот. Удары.
        «Это не из шахты. Кто-то колотит в дверь кормового отсека. С ума сошли?» - подумал Джошуа Росс.
        Лифтовая дверь отъехала в сторону, в кабине Джош увидел Марсианина в странной позе. Тот стоял на цыпочках, приложив ладони к потолку.
        - Слушай… можно я не буду… ставить её на место, а? - пропыхтел он.
        - Оставь её, - бросил капитан, направляясь к двери, прогибавшейся от ударов.
        - Какого чёрта… - начал он, когда открылась переборка.
        На пороге увидел заспанного Илью Львовича Вавилова.
        - Капитан, - сказал тот по-русски, проходя в салон и оглядываясь. - Вы обещали, что к среде я смогу быть в Перми. Я вижу, вы не торопитесь. Я вижу, мы всё ещё на Луне. Устроили в коридоре бардак: орёте, стучите дверями! Я, блин, русским языком просил вас…
        Тут Вавилов заметил, что скафандр капитана почему-то нацепил один из туристов, а сам капитан выглядит затрапезно. На какое-то мгновение он замолчал, чем и воспользовался Джошуа Росс. Сказал:
        - Успокойтесь, мистер Вавилов, я надеюсь быть в Хьюстоне через четыре часа.
        Капитан
        Джошуа Росс провожал пассажиров. Не по обязанности, просто покидать корабль не хотелось. «Актеон» покорил его: четыреста тысяч километров за четыре часа двадцать пять минут! Компенсатор инерции! Ускорение десять «же», а в салоне при этом земная тяжесть, можно пить чай! Навигатор бесподобен! Обидно сознавать, что видишь всё это в последний раз.
        - Птичка! - сказал Джошуа, делая вираж против потока.
        В узких обзорных иллюминаторах мелькнула взлётная полоса. Коробочки зданий, разноцветные тушки, похожие на тропических рыб.
        - Хорошее название, - похвалил Марсианин. - «Птичка» нравится мне гораздо больше, чем «Актеон».
        Марси сидел в кресле штурмана, разговорами не докучал, понимал, видимо, что капитану хочется попрощаться с кораблём. С час назад попросил капитана связаться с Землёй, но говорил недолго. Продиктовал помощнику диспетчера номер, по которому следовало позвонить; когда соединили, спросил, не здороваясь: «Сколько?» Ему продиктовали какие-то цифры. «Покупай», - сказал он и дал отбой. Стал почему-то насвистывать, но тут же прекратил, когда Джош намекнул ему, что свист - дурная примета. А теперь вот почему-то заговорил о названии клипера.
        - По мне, так всё равно как он называется, - сказал Джош, закончив про себя: «Если не мне на нём летать».

* * *
        Во время посадки Марси молчал, теперь вместе с капитаном провожал пассажиров.
        Первым клипер покинул Вавилов.
        - Что это он так? - спросил Марсианин, наблюдая, как бывший владелец лунного ресторана нырнул в подъехавший джип.
        - Торопится в свою Парму.
        - В Пермь, - поправил Марси.
        - Не один ли чёрт? - рассеянно бросил Джошуа, раскланиваясь с Хань Симен.
        Сима простилась церемонно, но холодновато, на взлётной полосе её ждал вертолёт. Двое субчиков в тёмных костюмах, похожие друг на друга как оловянные солдатики, встретили Симу у шлюза.
        - Киборги, - прокомментировал Марсианин.
        Непонятно было - шутит ли, но Джошуа нисколько не занимал вопрос, настоящие у Симы холуи или искусственные.
        - Ты так и не объяснил мне, как она ухитрилась стать невидимкой, когда мы встретились здесь. - Джошуа ткнул пальцем себе под ноги.
        - Очень просто. Она была не здесь, - Марси повторил жест капитана, - а здесь, - он указал вверх. - У тебя за спиной, над дверью. Невесомость, Джош, хорошая штука, если умеешь ею пользоваться. Сима умеет. Чуть не обскакала меня. Шустрые ребята эти китайцы.
        - Ты тоже, - проворчал капитан.
        Желание вывести виновника аварии на чистую воду испарилось. «Пусть этим эксперты занимаются, я теперь даже не пилот», - решил он.
        В салон вплыла Изабелла Гилберт в полном блеске своей красоты. Четыре часа полёта при нормальной тяжести не прошли даром, мисс Гилберт успела привести себя и свои дела в надлежащий порядок.
        - Ну где же вы, Уильям? - пропела она, не оглядываясь.
        - Иду! - донеслось из коридора.
        При земном тяготении чемодан доставлял Уильяму С. Портеру одни неприятности: бил по ногам, не желал проходить в двери. На шее у Свистуна Дика болталась камера.
        - Я говорила вам оставить багаж на попечение капитана? - упрекнула мисс Гилберт, не удостоив Джошуа взглядом.
        Портер не ответил, видно было, что драгоценный свой груз он не намерен доверять служащим компании с сомнительной репутацией. И он, и Бэла вели себя так, будто никого кроме них в салоне клипера не было. «Кажется, она решила заполучить от «Dark Ray Studio» ангажемент, - сообразил Джошуа. - И она его получит. Артисты!» Когда за ними закрылась дверь лифта, Джошуа сказал с досадой:
        - Я получил отставку.
        - Ничего подобного, - возразил Марсианин.
        - Что ты говоришь, Рэй?
        - Час назад я купил вашу лавочку. Обошлась не слишком дорого. Туристический бизнес меня не интересует, но «Moon Attraction» сгребла под себя кучу патентов, они пригодятся моей транспортной компании.
        - Транспортной компании, - с горечью повторил Джош. - Трансатлантические перевозки? Азия?
        - Межпланетные. Земля - Марс, - ответил Рэй Марсианин. - «Птичка» сгодится. Мне нужны надёжные корабли и…
        Он протянул руку Джошуа:
        - …и надёжные капитаны.
        Капитан Джошуа Росс без раздумий пожал протянутую ему руку.
        Трудности перевода. Интермедия
        Как и следовало ожидать, после изучения обстоятельств аварии клипера «Актеон» ясности не прибавилось. Однажды я уже занимался показаниями капитана Росса и расшифровками записей из центра управления в Хьюстоне. Тогда меня больше интересовала роль в этом происшествии Уильяма С. Портера, чем сбой в системе управления «Птички» или переживания Джошуа. Гнусный монстр - «Dark Ray Studio» - в то время заполнял мои дни и отравлял ночи. Весь мой сектор занят был тяжбой с медиаспрутом, но прижжённые обрубки щупалец чудовища регенерировали в бешеном темпе. Ни о чём другом я просто не мог думать и всё-таки отметил, что надо обстоятельно расспросить Рэймонда. К сожалению, беседа с ним состоялась только после возвращения Третьей Марсианской, и, мне кажется, экспедиционные события отчасти вытеснили из памяти мистера Марси лунный эпизод. Рэй убеждал меня в обратном:
        - Каждое слово помню, каждое движение. Что-то на меня нашло, вёл себя как одержимый. С катушек спрыгнул, точно тебе говорю. Думалось как никогда здорово. А видения!.. Знал бы ты, что мне привиделось в рубке, когда накрылась электроника!.. Нет, описать всё равно не смогу, не хватит слов.
        Я сказал ему, что сны и видения меня не интересуют, нужны голые факты. Для меня оставалось загадкой, как Портер ухитрился протащить на борт клипера ретранслятор.
        Рэя мои недоумения позабавили.
        - Сыщики! - фыркнул он. - Вы так и не поняли? Ретранслятора у него с собою не было, могу поклясться на первом томе монографии Неструева. Я сам видел, как он перед стартом закинул чемодан в багажный отсек орбитальника. А потом, когда мы вернулись на землю, он едва его нёс. Я думал, надорвётся. С чего бы он так ослабел? Ясное дело - чемодан подменили на станции «Moon Door». Трясите обслугу, их рук дело. Кого-то из них DRS подкупила, точно тебе говорю. Не о том спрашиваешь.
        Я поинтересовался, о чём же мне следует спрашивать.
        - Да о том, например, откуда я узнал код замка рубки. Росс мне до сих пор прохода не даёт, выпытывает.
        - Откуда же ты узнал код рубки? - спросил я, думая о другом.
        - Хотелось бы мне это знать, - помрачнев, ответил Рэй. - Очень хотелось бы. Озарение, понимаешь, Боря? Нет, тебе не понять. Вспышка, и… Никогда со мною больше такого не было.
        Я не люблю мистификаций, о чём и сказал Рэю, причём в довольно грубой форме. В деле и без того хватало загадок, об этом я и сообщил мистеру Марси. «Начать с того, что аппаратура DRS, - сказал я ему, - просто не в состоянии вызвать такой сбой в системе управления, равно как и любая другая аппаратура, известная Совету по борьбе с распространением запрещённых технологий. Дефекты в программном обеспечении исключены, - сказал я ему, - во время расследования эксперты обнюхали в старой прошивке каждый байт. Если тебя интересуют вспышки, займись лучше взрывом в кратере Укерта», - порекомендовал я ему.
        - Так ведь я как раз о нём и хотел тебе рассказать! То, что мне привиделось на посту управления…
        Мне пришлось нагрубить ему. Он, конечно, обиделся. Больше мы в тот вечер не возвращались к материалам дела под названием «Аттракцион-1», а зря. Я пожалел об этом очень скоро - на следующей неделе. Предположение Рэя о причастности персонала орбитальной станции «Moon Door» к подмене чемодана подтвердилось. Изучая загадочный во всех отношениях феномен, произошедший в кратере Укерта, я обнаружил, что вспышка случилась как раз тогда, когда перестала поступать от «Актеона» телеметрия. И главное: сразу же после того как я сопоставил эти факты, меня самого озарило - я имел первый контакт с реликтовым переводчиком. Жена вызвала «скорую», и я не сразу смог вернуться к работе, то ли из-за приступа, то ли под воздействием лекарств, которыми меня накачали. Я навёл справки и выяснил, что на следующий день после возвращения из лунного тура Рэй свалился в депрессии, признаки коей я наблюдал у себя. Мне тогда ещё следовало сделать выводы, но одолели текущие дела, и я просто записал сохранившиеся в памяти выдержки из «журнала обрезки побегов» и обрывки видений, которые не смог превратить в слова.
        «Кое-что теперь понятно», - думал я, бегло просматривая данные о взрыве в кратере Укерта, случившемся в пяти километрах от ресторана «BlinOk». «Марсианину пытались внушить то же, что и мне, но не смогли. У Рэя не было в памяти перевода текста о «Космогоне» и свидетельств Вавилова. Что же получается? Станция обрезки побегов вывела из строя бортовую систему управления клипера, сообщила об этом Верховному, после чего была уничтожена. Кем или чем? И уничтожена ли? Слишком много неясного. Пусть озарения Рэя - результат вмешательства переводчика в наши дела. Тогда следует задать вопрос самому переводчику, и даже не один. Зачем он это делает? На чьей он стороне?»
        У меня было предположение, слишком фантастичное, чтобы я мог принять его за отправную точку, но имевшиеся у меня факты работали именно на эту гипотезу. Взять хотя бы текст под названием «Чистильщик».
        - Нет! - сказал я себе. - Сначала «Космогон».
        Есть тексты, которые не хочется перечитывать, «Чистильщик» из их числа. Должно быть, я излишне впечатлителен, даже переговоры диспетчеров «Moon Attraction» вызвали у меня омерзение. Так и казалось, будто не люди общались, а компоненты станции обрезки побегов обменивались информацией. Но всё это - даже реплики Декстера Моргенштерна, в коих и вовсе не было ничего человеческого, - невинная болтовня по сравнению с «Чистильщиком». Иногда мы инстинктивно пытаемся удержаться на грани понимания, потому что истина, ожидающая нас за гранью, ужасна. Что-то в этом роде случилось со мною, и я малодушно принялся за последнюю главу «Космогона».
        Космогон. Глава третья
        Прополка
        И огородил Космогон-Огородник параллельность потравленную, чтобы Верховный гад, буде станет ему бесприютно и голодно, не заразил бы собою гряды здоровые. Городил со тщанием, всею тяжестью, дабы прочным было строение, и восстала ограда, вышла хорошею. Увидел её Космогон и всею душою светлою возрадовался, и подумал, что это хорошо, но сказать не успел, помешало в здоровых грядах шевеление.
        - Что там деется?! - трубным гласом возопил он и отвратил взор от грядки потравленной, стал гряды здоровые осматривать.
        А содеялось вот что на шариках. Развелись углеродцы большие и малые, кишмя кишели, на поверхности ползали, греясь в лучах корнесветовых, под водою плавали и дерзали летать над поверхностью. И было бы это хорошо, будь средь них думотерии, но их-то как раз и не было.
        - Что за притча? - опечалился Космогон, призадумался, припоминая «Наставления».
        «Разнообразие видов не должно быть чрезмерным. Грядку необходимо пропалывать, удаляя излишне крупнотелые виды. Помни: крупнотелость - враг истинного огородника. Слиятельность у крупнотелых обычно понижена, в особенности у кислонезависимых думотериев кремнийорганического цикла, в просторечии именуемых кремнёвыми задумцами. Наилучшей для оплодотворения следует считать думосферу, образованную особями на базе углеродного цикла - светломатерчатыми углеродцами, - руководствуясь этими соображениями и следует вести прополку. Терпение - лучший друг огородника, прополку следует проводить неспешно, бережно, выпалывая пустоумных вялодумцев и оставляя задумчивых. Бытует мнение, что гряды, предоставленные себе, самопропалываются…»
        - Да, - сказал Космогон-Огородник. - Хорошее мнение. Пусть самопропалываются. Утомился я, гряду огораживая, самое время возлечь, рассеяться и потешить душу созерцанием.
        Черви
        Сказавши так, он хотел сделать по сказанному, но приметил, что место у ручья Орионова занято. Столпились у излучины разнообразные бестелесные сущности, гвалт учинили всечастотный, невменяемый. Какой отдых, когда такая суперпозиция?
        - Кыш, темнотные выползки! - заорал Космогон, но это не подействовало.
        - Цыц, нелепые! - крикнул он, приближаясь к скоплению, но и на это твари тёмноматерчатые не обратили внимания.
        - Ах так?! - взъярился Космогон и охватил скопище тяжкими дланями.
        Твари темнотные того даже не заметили, вопили друг на дружку пуще прежнего:
        - Втяни пучности, развейся, ароматный!
        - Затухни, спины выверну! Эй, носителя мне!
        - Я буду жаловаться Верховному!
        - Это почему же именно тебе носителя? Ты кто здесь такой?
        - Соблюдайте очередь! Развею до потери связности! У кого совокупление первого класса оплачено?
        - Я! У меня!.. Э! Говорю тебе, втяни пучности, странный! Не чуешь, что ли - первого класса носитель ожидается?!
        - Внимание, начинается регистрация…
        - Что ж такое?! - взвыл в отчаянии Космогон. - Кто ж содом такой учинил над грядами?
        - С-содом, говориш-шь? - свистнул из огороженной параллельности знакомый голос. - С-слово хорош-шее. По с-слову твоему и дело ис-сполнится.
        - УПС? - изумился Космогон и заглянул в изгаженную параллельность.
        - Уа-ах! Будь здоров, с-селянин! - ответил гад.
        Со словами его вынесло из пор коры каменной пламя, чёрный дым окутал шарик. Самого гада нигде видно не было. «Крепко я его втоптал, не разобрать, где тело его, где почва. А вялодумцев-то нет больше на шарике. Всех пожрал, исчадие мрака, темнотный выползок. Буди со мною сила светлая! Думотерии!»
        Углеродцев не чаял увидеть в этой параллельности Космогон, ан расплодились они, и мало того что углеродцы разновидные, а ещё и думотерии.
        - Рас-спорядители! - гаркнул подпочвенно Верховный гад. - С-спите, дармоеды? Язвить вашу внешность и внутренность! Где экскурс-санты? Первого класса носителей кто заказывал?
        Снова загомонили притихшие бестелесники.
        - Начинается регистрация мучителей первой категории!
        - Я! У меня первая!
        - Оглох, страдник? Звали мучителей!
        - Я и то и другое заказывал!
        - Уважаемый, не подскажете, давно ли отправилась группа любострастников?
        - Страдники! Стройся в ряд, у кого первая категория!
        - Я! У меня…
        - Какие такие любострастники? Терзателей видел, вон они где собираются. Дуй туда, пока не поздно. Сейчас закроется регистрация.
        Не мог Космогон спокойно слушать это непотребство, сунулся за ограду и воззвал:
        - Гад ползучий, затоптанец, ты что учинил в моей вотчине?!
        - Не меш-шай, деревенщина, принимать отдыхающих. Не срывай сезон. Моя это вотчина, твоими с-стараниями отгорожена, замус-сорена дивно. Распрекрасное местечко вышло, ш-шикарное. Не я, а ты учинил здес-сь курорт для бестелесников. Ад нас-стоящий, мечта страдника. Эй, там, рас-спорядители! Где группа первоклассников?
        - Аха-р-р! - хором страшно заорали бестелесные твари, через ограду стали перескакивать и сворою кинулись к шарику.
        «Что они делают? Кто позволил седлать думотериев?» - возмутился душою Космогон-Огородник и тут вспомнил о своём новом звании.
        - Спорить захотел с Очистителем? - грозно сгустившись, спросил он. - Ну так я сейчас тебя вовне вместе с грядою выкину!
        - Ха! - дымом из пор каменных дохнул Верховный гад. - Давай, селянин! Выкидывай! С-со мною вместе и с углеродцами! Благо мне там вовне будет чем поживитс-ся, когда вывернет наизнанку твоих думотериев. А как напитаюс-сь я их болью, займус-сь прочими грядами. Уговор наш помниш-шь? Побеги как раз с-созреют к обрезанию.
        «А ведь верно, нельзя его вовне выкидывать. Норы он знает, тотчас в ручей вернётся. Горе мне, огороднику… Где найти управу на сволочь скользкую и на червей его алчущих, страдников и мучителей? Как их отвадить отседова? Как очистить ручей и окрестности? Что мне с того, что назвали меня Очистителем, если непонятно как его исполняют, это Очищение».
        Сок
        - Вот была бы у меня такая служба подручная, - задумчиво рассуждал огородник, - чтоб сказал я слово, и по слову моему очистка…
        - СОК слушает, господин огородник, - молодцевато откликнулся некто, Космогону доселе не представленный.
        - …исполнилась? - удивлённо закончил свою мысль Космогон, потом спросил, озирая окольности: - Какой сок? Сока я не заказывал. Надо будет, сам выдушу из кого надо соку светлого по потребности. Ты бы проявился, что ли. Неудобно с пустотой разговаривать.
        - СОК, это аббревиатура Службы Очистки Космоса, - пояснил, проявляясь, как было указано, светлосущный бестелесник. - Мы Центром к тебе приставлены с предписанием - помогать в очистке галактики.
        «Как-то странно он разговаривает, - подумал Космогон. - Аббревиатура… Галактика… Изъясняется точь-в-точь как тёмные гадины, даром что светлый он».
        - Сам-то ты кто? - подозрительно морщась, спросил огородник.
        - Старший чистильщик! - отрапортовал бестелестник, лучась благостью. - Твой прислужник, уполномоченный в делах очищения Молочной провинции от темноматерчатых паразитов.
        - Так что ж ты не явился ко времени?! - загремел, загоревшись начальственным гневом, Космогон. - От дела скрываешься?!
        - Слова ждал твоего очистительного, - не смущаясь, ответил Старший Чистильщик.
        «Распустились, сраму не имут, бездельники, - огорчился Космогон. - На меня кивают. Слово им очистительное».
        Он помолчал, собираясь с мыслями, вперил взор в пылевые тёмные облаки и загремел:
        - Слушай слово моё! Наказываю нечисть тёмную вывести, изничтожить гада Верховного, но чтоб остались в целости на ограждённой делянке думотерии, и гряда чтоб осталась нетронутой. Сей момент исполнить…
        - Не получится! - перебил начальника старший чистильщик.
        - Да как ты встрять посмел поперёк моего слова?! Да я тебя!..
        «А что я с ним сделаю? - подумалось вдруг Космогону. - Бестелесный ведь, как и темнотные выползки. Полегче с ним надо бы. Хоть и бестолковый, и ниже по званию, а всё ж таки свой».
        - Сей момент не получится, - уточнил чистильщик. - Прикажешь готовить операцию?
        Подготовка
        - Готовь, голубчик, готовь, - милостиво развеявшись, указал Космогон и возлёг у ручья Орионова, на бережку, с самого краешку, поскольку близ корнесвета толпились твари тёмные, бестелесные.
        Гомонили они громче некуда, ибо число их увеличилось против прежнего. Вдобавок и светломатерчатые в пылевых облаках за околицей шумели не меньше ихнего, а то и поболее.
        - Для построения объединительной идеи требуется установить…
        - Средняя скорость диссоциации есть. Средняя скорость ассоциации есть. Концентрация социально вредных примесей превышает предельно допустимый порог для одиночников светломатерчатых.
        - Господин старший чистильщик, что прикажете делать с поведенческими инициаторами? В наличии имеется катализатор борьбы, а по установочным данным требуется смирение.
        - Коллега, разумно было бы добавить к модели объединительной идеи блок пренебрежения личным ради общественного. И я не вижу, где тут у вас жертвенность? Видите ли…
        - Готово! Кому тут нужна была оптимальная топология социальных ячеек? Эй! Кто заказывал? Не слышу ответа!
        - Не смущай меня, не вводи в заблуждение. Где это видано, чтоб одиночники пренебрегали телесным ради духовного?
        - Внимание, ловцы! Всех касается! Все на поиск оптимального центра кристаллизации общества! Кто там отлынивает? Уважаемый, у вас проблемы с восприятием? Я сказал - все, значит все! Найдите мне этого одиночника!
        - Итак, принята следующая модель объединительной идеи: жертвенность, пренебрежение личным ради общественного, пренебрежение телесным ради духовного, любовь к ближнему…
        - Извини, что перебиваю, но я закладывал и дальний порядок, почему только к ближнему?
        - Любовь? Что за ретроградство, такого уже никто не носит!
        - Слишком жёстко получается, если и к ближнему, и к дальнему. Это годится только для центра кристаллизации, во втором слое связей и далее я заложил затухание по любви. Чувства долга вполне достаточно. Итак, продолжим. Любовь к ближнему…
        - Нашёл! Есть одиночник! Господин старший чистильщик, возможный центр кристаллизации найден!
        - Сколько раз просил, не орать, а обращаться по инстанции?!
        - Виноват, господин старший чистильщик, но мне казалось, что это срочно… Жалоба огороднику!
        - Жалоба отклоняется. Внимание! Найден центр кристаллизации! Коллеги, готовим инфовойд!
        Инфовойд
        Возглас старшего чистильщика перекрыл ропот прочих бестелесников. Слегка замутившийся в дрёме Космогон вздрогнул, прояснел и спросил:
        - Инф? Чего это ты раскричался об овоиде? Что за непотребство? Кого ты назвал калеками?
        - Коллегами, - подобострастно пояснил чистильщик. - Не изволь беспокоиться, господин огородник.
        - Зови меня Космогоном.
        - Не изволь беспокоиться, господин Космогон. Инфовойд, или по-нашему пустознатец, это такое вместилище, информационный пузырь. Кое-кто в шутку называет его душеуловителем. Если выдушить из темноматерчатого одиночника паразитической ориентации телесную скверну, как раз такой пузырь и получится. Мы цепляем его к думотерию…
        - Что?! - возмутился Космогон. - Седлать думотерия?!
        - Нет, мой господин, никакого седлания. Позволь заметить, ведь телесная скверна из паразита тобою будет выдушена.
        - Мною?
        - Некому кроме тебя исполнить эту святую обязанность, мы-то ведь бестелесники. Лишь на твои длани тяжёлые надежда, лишь ты единственно можешь учинить сей подвиг. Мы изловим темноматерчатую гадину, пиявку непотребную, от тебя всего-то и надобно - прижать её, скверну выдушить. Эй, кто там? Бездельники! Ну-ка, хором кинулись! Сей миг паразита господину Космогону чтоб доставили!
        - А ему не будет больно? - спросил огородник.
        - Кому? Твари тёмной?
        - Да не о ней речь. Я об осёдланном думотерии.
        - Что ты, господин! Не будет в параллельности думотерия счастливее избранного нами носителя! Обретёт он запредельные волновые способности, а впоследствии станет центром кристаллизации общества.
        - Чего лизации?
        - Не удручай себя размышлениями, господин, - интимно шепнул старший чистильщик. - Верными прислужниками твоими всё продумано и надлежащим образом подготовлено.
        Тут он обозрел окрестности и завизжал начальственно, со сверхвысокочастотными призвуками:
        - Где пиявка, дармоеды?!
        Вскипела темна вода в ручье Орионовом - то светлые прислужники охотились на презренную гадину.
        - Уи! Уис-с! - визжала тварь, выскакивая из воды.
        - Уйдёт, сволочь скользкая! - крикнул старший чистильщик, с места в волны кинувшись.
        - Уис-с! - пискнула тварь и выбросилась на берег от смертного ужаса.
        - Давай же, господин! Не мешкай! Души её!
        Присунулся Космогон-Огородник к берегу, всею тяжестью прижал трепещущее тельце дланями.
        - Уицл… Ипчт… Лих-х… - скукожась, молвила скверная плоть, обросла перьями высокочастотных выбросов, скомкалась, ничтожась, и стала бестелесною.
        - Есть инфовойд! Слава Космогону-Огороднику! - воскликнул старший чистильщик, выскочил на берег, в пузырь бестелесный затолкал изготовленные светлым собранием данные, схватил вместилище информации и повлёк к шарику. При этом орал:
        - Тунеядцы! Куда забрасывать? Где начнётся кристаллизация? Кто метил одиночника? Скорее укажите носителя, жжётся же эта пакость! Держать невозможно!
        Избранный
        - Здесь он, господин старший чистильщик, - указал один из светлых бестелесников. - Здесь он появится, здесь!
        - Здесь? - переспросил старший чистильщик и, швыряя инфовойд, выдохнул: «Иэх!» И после, с облегчением: «О-ум-м…»
        - Эс-с! Эхо-ом! - эхом ответил подпочвенный голос Верховного.
        Космогон, с интересом наблюдавший за всей этой сутолокой, спросил у верного своего прислужника:
        - И что же? Пойдёт теперь дело, или ещё кого-нибудь придушить надобно? И зачем вам понадобилась лизация?
        - Пойдёт, - приблизившись, сколько возможно, заверил чистильщик. - Тебе утруждать себя больше не потребуется.
        - А зачем она вообще?
        - Кристаллизация общества? Согласно твоему, господин, указанию готовим мы к слиянию думотериев. Перед заброской инфовойду сообщена оптимальная модель объединения социума. Когда инфовойд оседлает… Э-э… Я хотел сказать, что инфовойд, объединившись с избранным одиночником, вызовет начало реакции, образуется первичная кристаллическая решётка - основа думосферной клетки, когда же количество узлов превысит критический уровень, получится думосферная клетка, готовая к оплодотворению.
        - К оплодотворению, - повторил Космогон, душа его светлая исполнилась сладким предчувствием.
        - Твар-рению! - эхом ответил из почвы голос Верховного.
        - Э! А как же тот гад? - очнувшись от грёз, спросил Космогон. - Его вы почему не изничтожили?
        - Зачем? - шепнул старший чистильщик, невозможно приблизившись. - Сам посуди, господин, что с ним станет после оплодотворения?
        - Что? - заинтересовался Космогон, который не удосужился ещё обдумать, что же будет после оплодотворения.
        - Все гряды, содержащие оплодотворённые думосферные клетки, вывернутся, всё сущее в них, телесное и духовное, изничтожится, обратившись в новый Центр Мироздания, где ты будешь Отцом, а я…
        - Ты-то тут при чём, если всё сущее изничтожится?
        - Я вовне пережду, - едва слышно шепнул в душу Космогона старший чистильщик, - и стану твоим первейшим информатором, звездотворения драматургом и юниверсум-космологом.
        - Ну, это мы ещё поглядим, - сказал огородник, отстраняясь от неумеренно ретивого прислужника. - Посмотрим, как пойдёт твоя лизация. Отцом, говоришь? Роль завидная - исправлять дела Мироздания. Почту за благо. Слово моё…
        - Слышали, олухи? - перебил старший чистильщик, поворотясь к свите. - Благословил огородник начинание! Слава Космогону!
        - Слав-ва! - хором загудели светлые бестелесники.
        - Авва! - эхом отозвался из нор земных голос Верховного.
        Космогон смутился от такого единодушия и, чтоб сменить тему, спросил:
        - Как там дела у думотерия? У того, мною избранного.
        Исполнилось
        Старший чистильщик притух, затуманился и, уворачиваясь от прямого взгляда огородника, ответствовал:
        - Невозможно узнать, пока не начнётся кристаллизация общества. Мелкотелы думотерии и живут быстро, не уследить за каждым в отдельности. Не утомляй себя ничтожными подробностями, господин, как только по плану нашему исполнится…
        - Фсш-ш! - выскочила из огороженной параллельности сияющая головня, исходя едким дымом страдания.
        - Ум-м! Амброзияа-ах! - хрипло застонал Верховный, наслаждаясь запахом.
        Воссияла головня над водами тёмными, по ряби ручья Орионова пролегла дорожка к тёмному берегу. Тоска охватила Космогона при виде того мерцания.
        - Это что? - строго спросил он у прислужника. - Почему овоид наружу выбило? Почему так воняет страданием из параллельности?
        - Э-э… Видишь ли, господин… - замялся чистильщик. - Произошло незапланированное отъединение инфовойда от носителя. Почему, спрашиваешь? Это мы сей же час выясним.
        - Дар-рмоеды! - гаркнул он, поворотясь к свите. - Слыхали вопрос?! Что скажете? Эй, ты! Планировщик, вражий прихвостень! Не прячься, отвечай, почему отъединился пузырь от избранного?
        - Теоретически такое возможно только после гибели носителя. Строя модель, я рассчитал наивероятнейшее время жизни думотерия и возможный разброс, кристаллизация должна была начаться раньше. Быть может, подвели катализаторы или вышла ошибка при оценке вредных общественных примесей.
        - Катализаторы в порядке, - раздался из толпы светломатерчатых бестелесников возмущённый голос. - На меня решили всё свернуть? Теоретики!
        Толпище загудело:
        - Со связностью ошибочка вышла.
        - Чего? Вы с ума сошли, коллега, при чём здесь связность? Дураку понятно, что дело в катализаторах.
        - Сами вы дурак, коллега.
        - Ну, чего уставился? Подох у вас углеродец, а я отвечай? Как дам вот промеж пучностей!
        - Подох? А откуда тогда страдательные эманации?
        - Надо подключиться к пузырю, прочесть.
        - Умный какой! Поди, подключись к нему. Видишь, как лучится? Это же надо совсем быть затуманенным, чтоб пойти на такую страсть.
        Старший чистильщик разбух от ярости, когда не достало мочи сдерживаться, заревел:
        - Молчать, неподобные!
        Когда установилась тишина и окрик затух в пылевых облаках, он вкрадчиво продолжил:
        - Слыхал я, кто-то из вас собрался подключиться к инфовойду. Кто?
        «Ты!.. Ты!.. Это не я сказал!.. Как не ты, когда я сам слышал! Выходи! Нет!.. Ты чего пихаешься, коллега?»
        Волнуясь, сборище вытолкнуло из лав своих малого бестелесника, самого младшего из чистильщиков.
        - Ты хотел подключиться?! - грозно спросил старший чистильщик, не давая бестелеснику смешаться с толпою.
        «Он! Он!» - хором заголосило скопище.
        - Я? - до просветления удивился младший чистильщик.
        - Ты сказал, - поспешил сделать заявление старший чистильщик и обратился к Космогону: - По слову твоему, господин, найден виновник происшествия. Во искупление вины своей он подключится к инфовойду и расследует, что случилось с избранным тобою думотерием.
        - Во искупление? Тогда ладно, пускай подключается, - разрешил Космогон.
        По правде говоря, суета надоела ему, снова захотелось порченую параллельность вовне выкинуть, а самому возлечь на бережку и предаться созерцанию.
        - Нет! Не-ет! - подвывал младший чистильщик. - Избавь меня…
        Начальник, причитаний не слушая, подволок несчастного вплотную к лучащемуся пузырю и со словами: «Славь Космогона!» - соединил бестелесника с инфовойдом накоротко.
        Свет нестерпимой яркости пронизал бестелесника, он забился в резонансных конвульсиях, дымные капли инфракрасные брызнули во все стороны. «Ава!.. Ва-а!» - захлёбывался криком самый малый из чистильщиков.
        - Хаа-ар! - в восторге рычал Верховный, от рыка его морщилась кора шарика.
        И снова отъединился пузырь, полный боли, от младшего чистильщика, а тот забормотал, как бы в забытьи: «Птах я, птах белый… Горло зверем прокушено…» - и заплакал инфракрасными каплями.
        Трудности перевода. Интермедия
        Текст внезапно кончился. Пока я изучал «Космогон», меня не оставляло ощущение, что я давно знаком с главным героем. Стоило мне наткнуться на первое упоминание о чистильщиках, само собою выстроилось предположение, полностью подтверждённое бессознательным бормотанием младшего чистильщика. Я прекрасно помнил, кто называл себя Птахом белым и при каких обстоятельствах ему прокусили горло, но это могло быть и совпадением. Мало ли кто может назваться Чистильщиком? Фразы кочуют из текста в текст, авторы при цитировании не всегда указывают первоисточник, особенно если полагают, что он общеизвестен.
        Повестушку под названием «Чистильщик» я получил от переводчика сразу же после знакомства с ним, вернее после того, как оправился от последствий нашего знакомства. Как раз текстом «Чистильщика» мой реликт украсил стены нашей квартиры. Надписи исчезли на следующий день, но я успел скопировать их, хоть и не собирался перечитывать. Жена моя сказала, что повесть омерзительна, и я вынужден был согласиться с этим скороспелым суждением, хоть и подозревал мать моих детей в пристрастности. Она была сильно напугана, решила, что это мои фокусы и что я сам в угоду странной прихоти испачкал стены квартиры собственным творением.
        - Ты хочешь, чтоб это прочли дети?! - негодовала она, особенно напирая на слово «это». Она права, детям читать «Чистильщика» не рекомендуется категорически. Фотографируя текст, я подсчитывал, в какую сумму обойдётся мне срочный ремонт, однако на следующий день кровавые буквы исчезли бесследно. Это перепугало жену мою ещё больше, но мне удалось её успокоить, убедив, что нам обоим просто нужен отдых.
        В общем, дороговато обошлась мне повесть, и возвращаться к ней не хотелось не только по субъективным причинам. Сделав вывод, что переводчик таким экстравагантным способом ознакомил меня с пересказом какого-то малоизвестного апокрифа, я решил предать инцидент забвению. Откуда мне было знать, что события, изложенные в повести, имеют к моему новому знакомому прямое отношение?
        - Это ещё не факт! - сказал я себе, разыскивая файл.
        Апрельское солнце пригревало. Сквознячок шевелил полосы римских штор, острые лучики резали доски палубного пола наискось. Жена в соседней комнате читала детям какую-то сказку. Допускать мысль, что кровавая повесть реальна, не хотелось в ленивый воскресный полдень, но выбора у меня не было. Я открыл файл.
        Побег третий. Чистильщик
        Птах
        Холмистая бурая равнина шевелилась как живая. Лениво ворочалась, клонилась, дышала. Чистильщику казалось, что под щетинистой шкурой перекатываются бугры мышц. Он хорошо помнил теорию: самопроизвольное зарождение политерия возможно только в системах двойных звёзд, и значит, шевеление поверхности планеты - иллюзия, результат несовершенства органов зрения носителя. Глаза - их два у носителя - устроены были примитивно, зрачки их двигались скачками, независимо друг от друга, суетливо; фокусировка казалась Чистильщику хаотичной, непонятно было, что высматривает углеродец и высматривает ли он хоть что-нибудь. Похоже, инфовойд не смог полноценно оседлать мозг думотерия, оформленные мысли уловить не получалось, только ощущения, но с ними Чистильщик ещё не освоился. Слишком были острыми. Голод - думотерий искал пищу. Чувство пространства - там вдалеке, точно известно где, был дом. Чувство среды - газовая смесь приятна была думотерию, но холодновата. Чувство тела… «Вот с этим особенно плохо, - думал Чистильщик. - С ума сойдёшь, пока разберёшься с конечностями, не говоря уже о декоративных мышцах и внутренних
органах. Атавизмы ещё… Но это ладно, пока жаловаться не на что. Боли нет, а это главное. Почему же от инфовойда так несло страданием? Планета выглядит мирно, думотерий страха не испытывает, только голод. Будущее не пугает думотерия, в прошлое он не заглядывает, ищет пищу».
        Чистильщик под влиянием носителя почувствовал покой и умиротворение: невыразимо приятно было, не задумываясь ни о чём, парить, опираться на упругую газовую среду, повернувшись навстречу потоку. «Крылья, - осознал Чистильщик. - Верхние конечности у меня крылья. Нижние поджаты. Был у меня однажды похожий носитель, тоже кислозависимый углеродец, когда мы чистили пятую планету красного карлика в соседней галактике. Но тот был задумчивей этого. Птах. Что это он?.. О, кажется, что-то нашёл».
        Серые коробки, сверху мохнатые, приблизились скачком - думотерий заметил их, - они стали поворачиваться, - он снижался кругами, - они метнулись в сторону и тут же вернулись.
        Чистильщик понял: это строения, а пятна светлые на проплешине - спины углеродцев. Неопасных. Ещё одну странную большую неопасную фигуру успел заметить, но не разглядел. Носитель сфокусировал зрение на округлом предмете, очевидно, искусственного происхождения, и в тот же миг радость электрическим разрядом пронзила Чистильщика. Он почуял запах, всем нутром носителя ощутил восхитительное стремление насытиться. Всё, кроме посудины с пищей, потеряло смысл. Тело думотерия увлекло Чистильщика к цели. Он заложил вираж. Не теряя из виду цель - мягкое, в жиже размоченное, жирное, вкусное! - он расправил крылья, опираясь о поток, забил ими при торможении. Запах манил его. Изогнув шею, он углядел одним глазом, за что уцепиться; на миг увидел собственные когтистые лапы и щербатый изогнутый край огромной посудины, но еда…
        Счастье! Счастье!.. Отхватывал он кусками пышное, жирное.
        Счастье! Горой высится! Разум бестелесника сдался под напором эмоций, слабый сигнал тревоги остался без внимания.
        Какое-то движение сбоку, пустяк. Но в следующий миг и носитель забеспокоился, скосил правый глаз.
        «Опасно!» - пришло от носителя сообщение. Тёмное, огромное, быстрое - успел разглядеть Чистильщик - чудовище метнулось к нему. Глаза его…
        «Очень опасно!» - просигналил носитель, напрягшись. Он взмахнул что было сил крыльями. Зверь ощерился. Клыки его…
        «Это смерть!» - паниковал носитель. В разум бестелесника били волны ужаса.
        Дикая боль клещами схватила Чистильщика за душу. Он бился, кричал, но клыки сжимались сильнее. Он толкал навалившуюся тушу лапами, но тщетно. Он слабел. В крыло воткнулись острия боли. Когти? Полетели белые перья. Зверь на миг разжал челюсти, Чистильщик дёрнулся из последних сил, будто хотел сбросить с души пузырь, переполненный болью, но челюсти сжались снова. Хрустнули кости, боль стала нестерпимою, жизнь толчками уходила из горла. В последний миг Чистильщик не бестелесным наблюдателем стал, а пойманным птахом. Душа рвалась из него с криком:
        - Птах я! Птах белый!
        Боль прошла. Чистильщик лишился тела; не стало у него ни крыльев, ни горла. Он плакал, причитая: «Птах я… птах белый… Горло зверем прокушено». Горячие слёзы падали в бесплотную тьму - словно капли кровавые в воду.

* * *
        - Что ты бормочешь, какой птах? Говори толком, - услышал он.
        Сознание прояснилось не сразу, подступившая вплотную бесплотная тень показалась Чистильщику опаснее зверя, но, собравшись с мыслями, он узнал: «Бестелесник. По спектру - старший чистильщик».
        - Почему ты оторвался от инфовойда? Что случилось с носителем?
        - Я погиб, - неохотно ответил Чистильщик, потом пояснил: - Не я. Погиб носитель.
        - Доложи подробнее обстоятельства гибели, - потребовал начальник.
        Прочие бестелесники тоже присунулись, кто из любопытства, а в ком иные проявились поползновения. Почему-то теперь Чистильщик лучше улавливал настроение коллег, раньше не отличался особой чувствительностью.
        Он сосредоточился и стал рассказывать. Доложил о присоединении к инфовойду, о полёте в теле думотерия над поверхностью планеты, о восхитительной пище и о внезапном нападении хищника.
        Поднялся галдёж:
        - Ты слышал? Пышное, жирное! Хотел бы такое?
        - Но зверь!
        - Кости хрустнули. Я представляю… Это должно быть так мучительно…
        - Коллега, что-то я вас не узнаю. Ведёте себя как страдалец. Не стыдно?
        - Что вы! Я из чистой эстетики. Представьте, как они: «Хрс-с!»
        - Фу, мерзость какая.
        - Пышное… жирное…
        - Затухните! - прикрикнул старший чистильщик, и снова обратился к Чистильщику: - Говоришь, не смог уловить мысли? Это был не думотерий, а бездумец. Там таких много. Видимо, инфовойд не сразу вышел на цель, подвернулся сначала ему этот голубь.
        - Кто? - не понял Чистильщик.
        - Птица такая, - с досадой объяснил старший чистильщик и стал давать наставления.
        Сказал: не следует просматривать всё подряд, что в пузырь попало, нужно выбирать самое важное, переключаться надо между воспоминаниями и просматривать их ускоренно. Видишь - не туда подключился, наставлял он, отстранись и вообще не пропускай через себя весь поток. На бездумцев не трать времени, говорил он, неизвестно, сколько их ещё попалось, пока инфовойд не оседлал избранного.
        - Как я пойму, что пойман избранный?
        - Тебе и не надо ничего понимать, - снисходительно молвил начальник. - Инфовойд так устроен: рано или поздно найдёт избранного - вцепится и не отстанет до исполнения миссии. Поскольку миссия не была исполнена, он доведёт тебя по воспоминаниям избранного до самой его смерти.
        - Можно… - робко начал Чистильщик.
        - Ты заколебал вопросами! - супясь, прервал старший чистильщик. - Подключайся!
        - А можно я? - спросили из толпы. - Хочется попробовать, как это: «Хрс-с!» Когда кость ломается.
        - Обойдёшься, - к великому огорчению Чистильщика ответил начальник. - Не до развлечений. Мы здесь не с рефлексами балуем, а расследуем обстоятельства. Чего столпились? Прочь, бездельники! Ну, чего ждёшь, страдник?
        - Там зверь, - шепнул Чистильщик.
        Он-то с удовольствием уступил бы кому угодно право подключиться к инфовойду.
        - Зве-ерь! - передразнил старший чистильщик. - Кошка драная, судя по описанию. Подключайся, не зли меня! Нет зверей страшнее, чем местные думотерии.
        С этими словами он силком устроил Чистильщику короткое замыкание с инфовойдом.
        Зверь
        На этот раз Чистильщик не стал напропалую кидаться в прихлынувший информационный фронт, выждал, двинулся по времени вглубь. Но как выбрать фрагмент, не просматривая? Такого разнообразия форм памяти ещё не приходилось встречать бестелеснику. Сложные волны, ажурные, с узорами высокой детализации - разум туманился при внешнем осмотре связей, чего же можно было ожидать от контактного исследования?
        «Исходник был дискретно-аналоговый, - думал Чистильщик, подстраиваясь к мерности информационного пространства, чтобы не пропустить важный слой. - Занятно, форма хранения образно-логическая. И плотность какая высокая! Нет, туда не полезу, для начала надо взять пакет попроще. Вот этот».
        Он с опаской принял фронт, готовясь отстраниться при первом сигнале тревоги.
        Чистильщика тряхнуло. Возбуждение захватило его, парализовав волю, наэлектризовало неизведанным стремлением.
        Он захотел… Чего?
        Скудно расцвеченный мир раскачивался, двигался навстречу мягкими рывками. Яркий свет был неприятен носителю. Прячась в теневых пятнах, он пробирался… Куда?
        Носитель легко ступал по нагретой земле мягкими… «У меня лапы, - отметил Чистильщик. - Четыре. Удобно. Тело лёгкое. Какая-то громада слева. Шершавая, тёплая, пахнет притягательно. Дом. Носитель хочет вернуться домой, почему не возвращается? Он голоден, его что-то заботит. Думотерий ли это? Опять не получается уловить мысли. Конструкции короткие, алогичные, одинаковые. Бездумец? Но его определённо что-то заботит, есть цель, не связанная с пищей. Опасно сверху!»
        Носитель замер, приметив движение. Спускалось крупное, светлое… От него пахло…
        Чистильщик не успел отстраниться, жажда овладела им. Он ринулся, влекомый могучим желанием. Успел подумать: «Я зверь!» - и стал зверем. Этому невозможно было противиться!

* * *
        Зверь крался, - Тихо!
        Сдерживал порыв кинуться немедленно, - Ближе!
        Следил неотрывно за белым живым пернатым пятном, комком мяса, клубком жил, наполненных тёплой кровью, - Ближе!
        Пружинясь, готовил когти, почуял, - Пора!
        Трепыхается. - В шею вцепиться! Сжать сильнее!
        Горячее на языке, вкусное… - Кровь! Счастье!
        Скрипят в зубах перья, под ними… - Мясо! Счастье!
        Трепыхается, бьётся. - Убить! Лапой, когтями!
        Хрустнули в зубах кости…

* * *
        Мельком увидел остервенелый Чистильщик: белые хлопья перьев кружились, падали неохотно. Отстранённо подумал: «Птах белый». Свежая память о боли заполнила оглушённую счастьем душу. «Фантомная боль, - машинально отметил он, становясь самим собою. - Надо же было нарваться на того самого зверя! Жуткая тварь. Как её начальник назвал? Драная кошка? Знал бы он, каково это - быть кошкой. Теперь понятно, почему у Верховного нет отбоя от мучителей. Местные углеродцы невероятно агрессивны. А как восприимчивы! Неудивительно и то, что страдальцы сюда толпами стекаются».
        Фронт зверской памяти был рядом, Чистильщик, чтобы не затянуло в мерзкий эпизод снова, двинулся по времени дальше.
        «Приказано не отвлекаться на бездумцев, - размышлял он, просматривая новые фронты, один другого сложнее. - Тот зверь определённо бездумец, думотерии не бывают такими жестокими. Или бывают? Начальник сказал, что нет страшнее зверей, чем местные думотерии. Шутил, должно быть. Всё равно, страшновато заглядывать. Вот, кажется, приличный фронт. Обособленный, без внешних связей, выглядит не слишком сложным. Узоры симпатичные, что-то в них есть знакомое. Помнится, у разумных светломатерчатых червей…
        Перебирая похожие по характеру связей фрагменты собственных воспоминаний, Чистильщик успокоился и отрешился наконец от хищного стремления убить и сожрать кого-нибудь. Он несколько раз примерился и осторожно принял фронт изолированного от прочих фрагмента памяти.
        «Так я и думал, что это червь», - решил он, осваиваясь с ощущениями. Наученный горьким опытом, на полный контакт идти не спешил, фронт исследовал короткими касаниями.

* * *
        Темно, тесно ему было, душно и муторно. Зрение действовало, но для ситуации, в которой оказался носитель, оно явно не было предназначено. В глазах углеродца (их снова было два) непроглядная тьма.
        «Нора? Но стенки упругие, горячие. Давят со всех сторон. И впереди что-то твёрдое. Голова на сторону свёрнута. Голова есть, а шея? Неизвестно. Так тискает - не пошевелишься. Конечности четыре, кажется. Вот он пробует пошевелить… Нет, ничего у него не получается, так он сдавлен стенками. Снизу что-то толкает. Или там верх, а голова внизу? Сильно как! Живая нора. На кишку похожа, слизкая. Давит, ещё и голову выкручивает! Съели меня заживо, что ли? Не меня, его. Мысли…»
        Чистильщик уловил поток сознания. Мысли короткие, быстрые, но очень туго переплетённые, такие на лету не распутаешь. Он вычленил общую направленность - углеродец обращался к прошлому.
        «Пропустить через себя поток? Не хочется даром тратить время. Если этого думотерия съели… Чего тебе?»
        Вопрос вырвался сам собою. Чистильщику померещилось, что углеродец к нему обращается мысленно. Он сфокусировал внимание. Нет, не померещилось, что-то углеродец спрашивал. Очень странно. «Не было ещё такого, чтобы носитель разговаривал с инфовойдом. Сообразительный червяк, надо глянуть, о чём он думает», - решил Чистильщик, пересёк фронт и пустил поток мыслей в сознание.

* * *
        Зверем, а не червём он был. Понимал - выгоняют из дому. Милый дом, в котором жил целую вечность, сколько себя помнил, стал жёстким, душным, грязным и гонит прочь хозяина, давит стенками. «Зачем?!» - возмутился зверь, попробовал поднять голову, но это не вышло, дом нажимал сзади, проталкивал. Притискивал к преграде. Стало больно - голова на сторону свёрнута! - дом мучил хозяина, словно за что-то наказывал.

* * *
        «Что он делает? - подумал Чистильщик - Пробует крикнуть? У него там вода?»

* * *
        Плюнув водою, зверь судорожно втянул её обратно, глотнул. Никак не мог понять - за что наказывают? Он спросил себя: «Что со мной будет?» Обычно никто не отвечал ему, потому что зверь был одинок, но на этот раз ответ пришёл. Прихлынули странные мысли, и вместе с ними пришло успокоение. Зверю привиделось, что он висит в пустоте. Стало ему бестревожно, поскольку в нём самом и были заключены абсолютно точные сведения о прекрасном будущем. «Я особенный я», - подумал зверь.
        Дом ослабил нажим.

* * *
        «Ужас какой! - подумал Чистильщик, отстраняясь, чтобы перевести дух. - И это избранный? Недалёкий какой-то. И все они тут… Но инфовойд его признал, похоже. Недолго мне осталось мучиться, по всему видно - избранного слопали, и теперь в желудке разлагают на составляющие. Бр-р, даже подумать мерзко, что придётся быть с ним, пока не помрёт. Но почему он всё время о доме думает? Агония сознания? Побыстрей бы она кончилась. Начальник говорил, просматривать надо ускоренно».
        Чистильщик собрался с духом и двинулся по времени навстречу потоку сознания.

* * *
        Мускулистое вместилище задёргалось, сильными толчками изгоняя зверя прочь. Затылок сдавило несносно, что-то треснуло, голове стало холодно. От невозможной духоты тело зверя корчилось в судорогах.

* * *
        «Ещё быстрее», - подумал Чистильщик, не имея больше сил мучиться вместе с носителем.

* * *
        Зверя терзала обида: «За что меня так?» Голова высвободилась, но застряли плечи. Правому было холодно, левому - жарко, болела шея, спина. А дом упорно выталкивал зверя туда, где холодно, непривычно, где нет тёплых вод, где страшные громкие звуки.

* * *
        «Раньше звучали глуше, - отметил Чистильщик. - Это потому что в жидкости. Он жил в водной среде, а теперь его выгоняют в газовую? Или его решили выплюнуть? Где он вообще находится? Звуки снаружи странные, так я кричал, когда охотился на птаха… То есть не я, а носитель. Он задыхается?»

* * *
        Зверь почувствовал себя свободнее, но это его не обрадовало. Было очень холодно, а главное - мутилось в голове от духоты, хотелось…
        Зверь напрягся, извиваясь, выбросил изо рта фонтан жидкости. Вместо неё холодная струя хлынула в горло. Не жидкость, что-то другое. Зверь с рёвом вытолкнул её обратно и схватил ртом новую порцию холода. Тёплые воды исчезли, не было и мягких стен дома.
        «Изгнали!» - подумал зверь и от смертельной обиды, набрав полную грудь холода, заорал: «Уа-а!»
        «Это я? Я так могу? - удивился он. - Я особый я!»
        И стал вопить победно:
        - Ия-ха! Ия-ха!

* * *
        Чистильщик, не рискнув погрузиться в поток сознания полностью, пребывал в недоумении. То, что происходило с углеродцем, не укладывалось в сознании. Он не погиб, переходя из водной среды в газовую, его не съели и, стало быть, не выплюнули. Мысли у него были какие-то недоразвитые, не верилось, чтобы подобная особь смогла стать центром кристаллизации общества, однако же инфовойд опознал его!
        «Надо всё-таки разобраться», - решил Чистильщик, пустил в себя поток сознания, немного продвинувшись вперёд по времени.

* * *
        Зверь не кричал, дышал ровно. Конечностями мог двигать свободно, изредка он подёргивал ими, ища стены дома, но не находил. Ему было прохладно, но не холодно, он лежал на спине, наблюдая за игрой света и теней, слушал звуки. Они казались ему знакомыми и приятными - эти подвывания с гортанными переливами. Ему больше не было одиноко, потому что какие-то существа прислуживали ему и делали это хорошо. Они оглаживали зверя, поддерживали его отяжелевшую голову, пробирались под спину, превращаясь в удобное ложе.
        Тени забавляли зверя. Когда они приближались, становилось теплее. Похоже, именно от них исходили приятные звуки.
        «Кто вы?» - мысленно обратился зверь к теням. Одна из них выросла, заполнила собою всё, озарилась. Облитая красноватым живым светом, она обрела форму, показалась красивой. Зверю стало так хорошо, как никогда не было. В душу его вливалось нечто…

* * *
        «Это не тень. Большой углеродец, - понял Чистильщик. - Он зверю на вопрос ответил. Без акустики, по-другому. Начальник говорил, что инфовойд расширяет волновые способности думотерия, но чтобы настолько! Двухсторонняя коммуникация? Надо вернуться и пропустить поток через себя ещё раз, помедленнее».
        Чистильщик себе самому не хотел признаться, что возвращается не за ответом, а за небывалым ощущением. Он расслабился, чтобы свободней притекали эмоции, и открытой душой приник к потоку информации.
        Чувство, которому не нашлось названия, заполнило Чистильщика. Он даже не пробовал разобраться в сложнейшем переживании, просто впитывал его целиком, стремясь продлить. Информационные каналы его вошли в резонанс и от нагрузки потеряли определённость, стали размытыми; Чистильщик меркнущим сознанием понял: ещё миг и пузырь прирастёт к душе намертво. Он попробовал сосредоточиться, но поток информации был слишком широким.
        Он противился, как мог: «Я не хочу стать зверем!» Бесполезно. Разум отказался повиноваться, его затопило информацией. Миг - и необычайное чувство схлынуло. Чистильщик в панике выскочил из воспоминания.
        Новорожденный
        - Я не хочу… - стонал младший чистильщик.
        - Тяните! Плотней возьмитесь, немочи бледные! - давал указания старший чистильщик, из предосторожности держась от спёкшегося клубка, источающего дым, подальше. - Растаскивайте!
        - Ыч! - надрывались чистильщики.
        - За что тут держаться? Не поймёшь где у него что! Ыч! - голосили чистильщики.
        - Коллега, это я, а не он! Чего вы хватаетесь?! - возмущались чистильщики.
        - Начальник! Прикипело, не отодрать! - весело докладывал кто-то.
        А некто глубокомысленно изрёк:
        - Чем от него пахнет? Это не страдание.
        Старший чистильщик, учуяв неладное, гаркнул:
        - А ну расступись, слабосильные!
        На окрик не обратили внимания, скучились, толкались: «Посторонись! Не улавливаю… О-у! Какой запашок!.. Прелестно!»
        - Прочь пошли! - заверещал старший чистильщик. - Космогона вызову!
        - Кто звал меня?! - низкочастотным рокотом прокатился над ручьём Орионовым полусонный голос огородника.
        Это подействовало, скопление рассеялось, хоть и не быстро, без охоты.
        - Распустились?! Темнеете?! - злобствовал старший чистильщик, потом поймал одного из мелких прислужников и уже персонально ему стал выговаривать, для острастки прочих сотрудников:
        - Так-то вы радеете о слиянии?! Чего возитесь?! Хором инфовойд с него сорвать не можете?!
        - Не можем, не имеем такой возможности, - виновато разведясь, ответил прислужник. - У него, изволите ли видеть, коллега, душа к пузырю прикипела намертво. Он расфокусирован полностью. Неведомо, сохранилось ли у него вообще самосознание. Может, это и к лучшему - чтоб не мучился. Уродство-то какое, быть приговорённым навечно к инфовойду, содержащему мучения!
        - А вы и рады, - сумрачно молвил, не отпуская служку, старший чистильщик. - Ну скажи: «Господин начальник, мы и рады нюхать вечного страдника!» Мучители вы, что ли?!
        - А даже если и мучители, - пискнул кто-то издали.
        - Кто сказал?! - мгновенно остервенился старший чистильщик, стал рыскать начальственным взором по околице, но подчинённые не торопились признаваться, а какие и вовсе в пылевых облаках попрятались.
        - Так ведь не пахнет от него страданием, коллега! - проникновенно просипел мелкий прислужник, между делом засасывая эманации.
        - Гад Верховный тебе коллега, - высокомерно вытягиваясь, молвил старший чистильщик. - Волею Космогона отныне называйте меня господином Старшим по параллельности!
        - Кто имя моё помянул попусту?! - загудел над ручьём голос Космогона-Огородника, но старший чистильщик вместо ответа встряхнул прислужника.
        Тот снова стал оправдываться:
        - Господин СтарПоПар, так ведь…
        - Отставить сокращения! Набрались ереси от гада Верховного, ещё от кого услышу, на порченую делянку не выпущу, - бурчал старший чистильщик. - Повадились шляться в командировки, заразу оттуда всякую в душах таскаете.
        Он выпустил взволнованного до мелкой вибрации прислужника, сказавши: «Пшёл вон, коллега, я сам разберусь, чем от урода пахнет», - и склонился над серым клубком, изнизанным жилами информационных каналов.
        - Я не хочу… зверем!.. - услышал он.
        Долго принюхиваться к эманациям потерпевшего не пришлось, исходящий от него аромат был хорошо знаком старшему чистильщику.
        - Эй, урод! - позвал он и потрепал клубок по бокам, чтобы привести в сознание.
        - Я не хочу! - отчётливей произнёс искалеченный на службе младший чистильщик. Одрябшие его информационные жилы наполнились потоками информации.
        - Хочешь не хочешь, а докладывай, когда спрашивает старший по параллельности! - строго приказал старший чистильщик. - Именем Космогона, правду, только правду и ничего кроме правды. Кто велел тебе прикипеть душой к инфовойду? Кто позволил монополизировать информацию о причинах неслияния? Виновен? Отвечай!
        - Невиновен я, господин начальник, - взмолился младший чистильщик. - Затянуло меня зверское воспоминание. Думал я, что он червь, а не червь он. Зверь. Невиновен я.
        - Виновен или не виновен, мне судить. Толком рассказывай. Лей прямиком из души в душу, чтоб не подслушали. И покороче, тезисно.
        Приняв информацию, омрачился старший по параллельности.
        - Невиновен я, - снова заскулил, заметив это, Чистильщик. - Зверь…
        - Зверь, конечно, - интимно приблизившись, проговорил старший по параллельности. - Потому что человек.
        - Чело…
        - Тш-ш! Сбавь интенсивность, голосистый. Упреждал я тебя, что местные думотерии страшнее зверей? Ты его нашёл.
        - Избранного? Почему же мысли у него такие… неоформленные?
        - Потому что дитя он малое, неразумное. Новорожденный. Ты поймал его рождение. Следуй за мной.
        Начальник вывел подчинённого за околицу. Подозрительным показалось это младшему чистильщику. Наученный опытом потравленной параллельности, заметил он в спектре старшего чистильщика то, чего не видел ранее. Что-то зверское. «Птах я», - обречённо подумал он. Мысль эта канула, сменилась иною: «Осторожнее, он затеял недоброе».
        - От кого мы скрываемся, начальник? - спросил он, изображая наивность неискушённого.
        - Заразился глупостью от носителя? Дитя ты малое, неразумное. Истинно новорожденный. Как тебя звать после этого?
        «Носитель был детёнышем думотерия, - отметил про себя Чистильщик. - Как называть меня?»
        - Зови меня Новорожденным, - предложил он.
        Старший по параллельности громоподобно захохотал, но быстро опомнился, заперхал, давясь смехом, и дал согласие:
        - Ладно… ох-ха!.. Называйся Новорожденным, средоточие глупости. Слушай. Мы скрываемся от излишне восприимчивых. Здесь, за околицей, продолжим изыскания, чтоб прочие коллеги не проведали о главном. Видал, как они вскинулись, любовь унюхав? И так некоторые в командировки шастают, а прознают о ней, все полезут седлать думотериев раньше времени, на потеху Верховному; дойдёт это до Космо… Однако заболтался я. Что ещё хорошего скажешь, Новорожденный?
        - Мало я успел понять, - схитрил Чистильщик. - Теперь после твоих мудрых слов прозрел. Стало быть, тень, которая ко мне… к носителю обратилась, была его родителем.
        - Родительницей, - нехорошо усмехнулся старший по параллельности. - Сосудом нечистот, зверя вместилищем.
        - Родительница обратилась ко мне с таким чувством, что я…
        - Расплавился, - сдержанно хохотнул старший по параллельности. - С таким чувством!.. Дурак ты. Одно слово - новорожденный. С любовью она к тебе обратилась. Для потравленной параллельности дело обыкновенное.
        - С любовью, - задумчиво повторил Новорожденный.
        Ему захотелось вернуться к воспоминаниям. Но много ли толку от возвращения, если не понимаешь ничего в делах, обыкновенных для потравленной параллельности.
        - Найти общий язык, - шепнул он.
        Начальник, наблюдавший за подчинённым внимательно, расслышал и поддержал:
        - Именно. Затем и допустил я тебя к информации. Ты, следуя за носителем, обучишься языку думотериев, выяснишь все обстоятельства казни… э-э… происшествия, и доложишь Космогону, со мною переговорив предварительно. Понял, олух царя небесного, какое тебе оказано высокое доверие? Будешь моим… э-э… Космогона личным представителем и свидетелем на суде. Но это позже. Давай-ка, ныряй обратно в память мелкотелого оборванца. Время идёт, нет у нас пока что впереди вечности.
        Зверская гордыня взыграла в душе Новорожденного, он весь напружинился, ещё бы миг - и кинулся на спесивого начальника, но припомнил: ни лап, ни когтей, ни зубов нет, всё это фантомные переживания. Втянув несуществующие когти, смиренно ответил:
        - Представителем? Ты сказал.
        Представитель
        Утомительное занятие - искать общий язык, многотрудное, но необходимое для того, кого назначили представителем. Чистильщик взялся за дело ретиво и обстоятельно.
        Он переходил от одного памятного события к другому, словно купец по сожжённой солнцем равнине из селения в селение. Как бродяга бездомный шарил по развалинам - не отыщется ли что-нибудь цельное? - но чаще всего находил лишь щербатые черепки слов да разноцветные осколки образов. Иной раз останавливался надолго, одно слово к другому прикладывал, искал утерянный смысл или пробовал оживить составленную из осколков мозаику. Нечасто, но иногда получалось. Детская память - безводная пустыня с редкими оазисами, но Чистильщик до поры до времени старался держаться на периферии, подальше от изукрашенных сложными узорами воспоминаний взрослого человека. Узоры не получалось прочесть, не хватало слов. Приходилось учиться вместе с носителем.

* * *
        Он всасывал сладкое, сытное, - Счастье!
        Лилось вдоволь; стоило только сжать челюсти, прыскало - Молоко!
        Вначале был смысл, позже для него находилось слово. Оно оставалось в памяти и, оставшись, обрастало новыми смыслами.

* * *
        Находя знакомое слово в узорах словосплетений, Чистильщик всякий раз поражался - как сложно устроено! Смешны и несовершенны люди, но ещё смешней слова, ими выдуманные. «Кончилось молоко», - может ли закончиться то, что прыскает в рот, когда сожмёшь челюсти? «Кислое молоко», - какое же кислое, когда оно сладкое? «Молоко козы», - чепуха, всё молоко достаётся избранному, а коза - ею только пугают, пальцы растопыренные показывают, шевелят ими: «Коза пришла». Никакой козы нет, так они называют руку родительницы. Руке мамы молоко не полагается.
        Мама. Тоже слово. Знал избранный, если крикнуть: «Ма! А!» - отзывается. Придёт, ответит: «Мама!» Когда пусто в животе или холодно, или сгустятся тени с козьими рогами - «Ма!». И она явится. Молоко даст, согреет, а главное - прольётся из неё прямо в душу то, что лучше молока, и всё станет понятно и правильно.
        Чистильщик, когда надоедала ему возня со смыслами, возвращался туда, где всё было понятно носителю, и всё казалось правильным. Остаться там навсегда хотелось всё чаще. Чем ближе подходил личный представитель Космогона к центральному, похожему на город за крепостными стенами, событию, тем яснее становилось - не всё в мире людей хорошо устроено.
        Есть ли место страху в правильном мире? Наткнувшись на это слово, Чистильщик поначалу решил: страх - что-то вроде козы. Сложил кто-то из пальцев рога, пугает, а на самом деле коза - четвероногий зверь, живущий по соседству. Мохнатый, рогатый, смешной, вонючий. Такой зверь, даже когда кричит громко, никого не может испугать по-настоящему. Пустое слово, думал Чистильщик, но вскоре страх пришёл и остался в памяти.

* * *
        Раскачивались над головою избранного яркие звёзды, гортанные крики не давали уснуть. Страшно кричали возчики, будто их, а не ослов, настёгивали: «Пошёл! Пошёл!» Ветер сёк их спины, норовил сорвать с голов накидки, а погонщики, поминая козла-бога, срывали злобу на ослах, навьюченных пожитками. «Пошёл!» Не ветер их подгонял, страх. Ветер нёс запах горелого дерева. Никак не мог уразуметь избранный, что тут такого страшного? Тлеющими углями тянет от костра кочевников. Очаг дымит. Гарью пахнет иногда от отцовской одежды. Чего боятся погонщики? Почему один из них другому, назад указывая, кричал о смерти? Когда приходит смерть - все собираются, поют, а потом зарывают в землю что-то завёрнутое в тряпки. А после едят. «Смерти я не боюсь», - храбрился избранный, разглядывая сверкающие звёздные россыпи.
        Гарью запахло сильнее. Повозку тряхнуло, визгнули колёса, избранный пробудился от дрёмы. Сначала решил, что у края дороги горит лишённое листьев и веток дерево, но, присмотревшись, разглядел костёр, а рядом корявый столб с перекладиной. Со столба на него глянула смерть. Руки смерти верёвками были прикручены к перекладине, обтянутые кожей рёбра торчали над впалым её животом, жиловатые ноги смерти висели плетьми. Казалось, сейчас она поднимет склонённую голову, взмахнёт руками, как крыльями, верёвки разорвёт, кинется…
        - Кр-ра!
        Избранный в ужасе прижался к тугому боку мешка с тряпками. Смерть не шелохнулась. Не она крикнула. Захлопали крылья, чёрная большая птица опустилась на перекладину столба, скакнула бочком на примотанную верёвкой руку и: «Кр-ра!» - снова крикнула. «Пшёл! Пшёл!» - зло кричал погонщик, отворачиваясь от придорожного столба. Повозка двинулась быстрее, подскочила, наехав одним колесом на камень. Избранный успел заметить, как ещё одна чёрная птица села смерти на склонённую голову и клювом потянулась, будто хотела шепнуть на ухо: «Пр-роснись, смер-рть, упустишь пр-роезжающих». Избранный зарылся с головою в пахнущее домом тряпьё, чтоб не нашли, но страх отпустил только когда пришёл сон. Снилось ли, или действительно говорили между собою погонщики о каком-то верблюде, должно быть, имея в виду созвездие. Пробудившись утром от ослиного крика, избранный увидел, что звёзды померкли. Повозка тащилась к горбу, залёгшему у горы меж ущелий точно спящий верблюд. «Гамаль», - подтвердил шедший рядом с повозкой погонщик.

* * *
        Имена селений приводили Чистильщика в изумление. Что за нелепая фантазия - обозвать город верблюдом?! Конечно, когда дорога приводит тебя к горбатой горушке, сравнение с верблюдом сразу приходит в голову, но как найти туда дорогу, руководствуясь одним лишь названием?
        Цветущий город, Лесной город, селение под названием Дом Фиников - смешней не придумаешь. Смех смехом, но назвать посёлок, хоть и крупный, Городом Мира…
        С местными названиями дела обстояли лучше. Растут на горе в изобилии масличные деревья - быть горе Масличной; мутна вода в ручье, так и назовут его - Мутным. Если похожа гора на лысый череп, и назвать её следует Лысым Черепом.
        «Это разумно, - перебирая топонимы, отмечал Чистильщик. - И это. И вот это. Но иной раз такое встретишь! Кому, к примеру, пришло в голову окрестить страну Страной? Как будто нет в мире больше ни единой страны, кроме этого захолустья. Космогоном клянусь…»
        Он осёкся. Пока изучаешь человечий язык, поневоле заразишься от людей привычкой поминать Космогона без особой причины. Да и как не заразиться, если даже в именах они к Творцу обращаются? Ростовщик сына своего зовёт Богсвят. Отпрыск торговца маслом гордо именует себя Божийдар, плотник по имени Богприумножит, отец избранного, награждает сына звучным именем Богспасёт. Спасёт? Благо бы они знали, откуда ждать беды и к кому обращаться за спасением. Надо ли, не надо - к Богу лезут с такими просьбами, что поневоле задумаешься, Космогона богом считают или гада Верховного.
        Тот же меняла, например (мысль его избранный уловил случайно), Бога молил, чтобы приезжий торговец рыбой не заметил среди прочих монет фальшивого шекеля, а когда тот таки не заметил, почтенный муж по имени Снамибог вознёс горячую благодарственную молитву. Кому?
        «Людям бы Творца поблагодарить за то, что не могут услышать, о чём другие люди думают, - размышлял Чистильщик, разбирая стычку избранного с мальчишкой из меняльной лавки. - Какое там слияние! Тотчас друг другу вцепились бы в глотки, как собаки, если бы умели читать мысли».
        Как собаки друг другу вцепляются в глотку, Чистильщик видел глазами носителя. Случилось это возле Ущелья Нечистот, на задворках Гамлы, Верблюда-города. Шелудивые тощие твари числом не менее дюжины, подтявкивая, обступили чужака - такого же заморыша, - вели себя мирно, но вдруг - рычание, шерсть дыбом, ощеренные пасти!.. И вот уже одна из тварей осмелилась, - Укус! Отскок! - а после, почуяв кровь, прочие набросились.
        Точно так же кинулись на избранного люди - детёныши, как и он, - в тупичке, что у Козьего Выгона, где дома налезают друг на друга, чтобы не съехать по крутому склону в пропасть. Никак не мог понять Чистильщик, за что били? К эпизоду возвращаться не было желания, а пришлось, поскольку именно тогда и захотел сын плотника стать как все.
        Солнце садилось, полуденный бок холма почернел как обугленная головешка, полночный окрасился кровью. Острая оконечность Верблюда-горы горела багрянцем, из трещин каменной шкуры в ущелье сочились тени. Предвечерний ветер, нёсший запахи мирта и жжёных трав, вздыхал, трогая листья маслин, и, обессилев, умирал в путанице ветвей. За стеною крайнего дома скрипел масличный жом, сверчки возносили хвалу наступающей ночи. Сын плотника зябко повёл плечами - захотелось домой. Он поднялся, собираясь уйти. Самому ему непонятно было, зачем занесло его вечером к обрыву у Козьего Выгона, поэтому и не нашёл, что ответить, когда услышал:
        - Кто такой? Чего тут у нас шляешься?
        Ему преградили дорогу, тропа у Козьего Выгона узкая. Трое. Одного, сына менялы, избранный знал. Имя - Осмеятель - как нельзя лучше подходило ему, тощему и вертлявому. Двух других, здоровенных, в хорошей одежде, сын плотника видел впервые, поэтому удивился - откуда злоба?
        - Ты чей такой? - Здоровяк придвинулся.
        Отступать некуда было избранному, позади обрыв.
        - Назарянин, - презрительно выцедил второй здоровяк. - Сын собаки.
        - Сын отца, как и ты, - возразил избранный. - Пусти.
        За спинами верзил захохотал парнишка по имени Осмеятель: «Слышишь, Варавва, он зовёт тебя братом!»
        - Шакал ему брат, - ответил здоровяк по имени Сынотца и толкнул избранного в плечо.

* * *
        Чистильщик никак не мог взять в толк, что случилось? Понятно, что избранный, как всегда в минуты опасности, обратился к инфовойду за информацией, тот подсказал: все люди братья. Но вместо этого объединительного утверждения сын плотника иное дрожащим голосом выговорил: «Все мы сыновья одного отца».

* * *
        - Все мы сыновья одного отца, - сказал сын плотника.
        - Нет, вы слышали? - хохотал за спинами здоровяков Ицхак. - Этот ублюдок думает, что мы, как и он, не знаем своих отцов.

* * *
        Нет, не получалось у Чистильщика разобраться в смысле происшествия. Возможно, если бы инфовойд призвал избранного к смирению, тот справился бы с ситуацией, но пузырь упорно подсказывал твёрдо стоять за убеждения.

* * *
        Сын плотника протолкался к насмешнику и подстрекателю, схватил его с криком: «Отец - бог!» - но отстоять убеждения ему не дали, оторвали от Ицхака и стали молча бить. Избив, бросили.

* * *
        Сколько Чистильщик ни пропускал через себя поток информации, так и не смог понять: за что? Остались от эпизода боль и обидное чувство беспомощности. Один из крепких парней (звали его Утешитель) братьев, сынов маслоторговца, - пнув ногой напоследок, сказал:
        - Помни, вшивый назарянин, ты сын шакала, а не сын бога. И все вы, назаряне, шакалы перед нами, живущими в Гамле. Ублюдки, римские прихвостни. Ещё раз сюда явишься, забьём, как бабу, камнями.
        Забить бабу камнями - такая игра. Складывается из чурбаков пирамида - баба; защитник с длинною палкою отгоняет от неё нападающих и отбивает камни, которыми те в бабу попасть пытаются. Кто сбил бабу - сам становится защитником и получает право лупить палкой нападающих. «Шутил он, что ли?» - спрашивал себя Чистильщик, понимая: на шутку предупреждение не похоже. Жители Гамлы били сына плотника всерьёз за то лишь, что тот прибыл из Цветущего города. Позже, когда представитель Космогона увидел глазами носителя, как побивают на рыночной площади камнями женщину, убедился - не шутил сын маслоторговца, когда из обычной для местных торговцев маслом ненависти к назарянам-перекупщикам обещал забить избранного камнями.
        «Хочу быть как все, - говорил инфовойду избранный, выбираясь из тупичка, что у Козьего Выгона. - Избранным не хочу… Отец мой!»
        Непонятно, кого призывал - Космогона или отца своего, плотника по имени Богприумножит. С тех самых пор Чистильщик и стал замечать в осёдланном носителе болезненную раздвоенность.
        Ученик
        Как ни пытался сын плотника, не смог стать своим в Гамле. Назарянином его обзывали, собачьим сыном и ублюдком. Учителя своего он спрашивал:
        - Почему так, равви? Ведь не делали мы с отцом никому плохого в этом городе! Почему злы на нас люди?
        - Кто ждёт воздаяния за добро, горько раскается, - учил равви по имени Растущеедерево, сын почтенного старца Благословенбог. - Люди не бывают ни злыми, ни добрыми. Умными или глупыми бывают. Ты вот глуп, когда думаешь, что на тебя могут злиться люди. Кто ты им?
        Был полдень, тень от задней стены Соборного Дома делила надвое узкую улочку. Солнце пекло макушку сыну плотника, у ног его съёжилась тень. На учителя он смотрел сверху вниз, а тот сидел в тени, на каменных щербатых ступенях, щурился. Казалось - смеётся. «И он тоже», - горько подумал избранный и спросил себя: «Кто я им?» Ответ пришёл, но его не стал слушать сын плотника, вместо этого спросил учителя:
        - Я глуп. А ты?
        - Я глуп, потому что учу тебя, - хихикнул бен Барухия. - Я умён, потому что учусь у тебя. Глупость - болезнь. Умный, если знает, что болен, ищет средство для излечения.
        Бен Барухия слыл лекарем; поговаривали, что искусству этому выучился он у неверных где-то на юге. Избранный совсем было собрался спросить у равви, каким средством тот пользует себя от глупости, но беседу прервали неподобающим образом. Женщина - сын плотника не узнал её, - бросилась к Барухии с воплями: «Равви!.. Помоги!.. Ради бога!..» - и, плюясь от волнения, забормотала быстро-быстро, как одержимая. Трудно было понять, какой помощи просила, но равви понял.
        - Пойдём, Мория, - сказал. - Посмотрим на твоего бесноватого.
        «Жена торговца маслом, Мория. Учитбог. Интересно», - подумал сын плотника. Что-то подсказало ему: «Ты нужен там». И он двинулся следом за Иланом бен Барухией.
        - Хочешь посмотреть? - не обернувшись, спросил тот. - Кажется, ты усвоил урок.
        - Скоре… Пойдё… - подгоняла женщина, таща за собою того, от которого ждала помощи.
        Избранный уловил её настроение - она ненавидела и боялась лекаря, называла его про себя жадной сволочью и считала в уме, хватит ли денег.
        Идти пришлось через весь город, женщина привела их в дом возле Козьего Выгона.
        - Где? Показывай, - распорядился лекарь.
        Мория указала трясущейся рукою на плетёную дверь пристройки, заложенную жердью наискось, но и без того уже понятно было, где бесноватый. Он ревел как баран. Дверь сотрясалась от ударов. Барухия отвалил жердь в сторону, но открыть не успел. На него с рёвом кто-то кинулся, сшиб с ног, споткнулся, пал, растянувшись во весь рост…
        - Менахем! - простонала, заламывая руки, женщина.
        «Утешитель», - подумал сын плотника, в бесноватом распознав одного из братьев-обидчиков. После памятной встречи в тупичке у Козьего Выгона минуло три года, Менахем заматерел, стал больше похож на кабана, особенно когда бросился, пуча глаза, на глухую стену дворика и ударился в неё головой, а после и всем телом, будто сослепу.
        - Ай! Равви! - визгнула женщина.
        Бен Барухия поднялся, отряхиваясь. Бесноватый лежал недвижно.
        - Убился он?! А?!
        - Помолчи, женщина, - морщась, буркнул лекарь. - Иешуа, помоги-ка…
        Избранный не слушал их, что-то странное случилось со зрением. Менахем, лежа навзничь, не мог отбрасывать тени, и всё-таки тень была, и предлинная. Больной не двигался, тень его шевелилась, как живая. Избранный подошёл ближе.
        «Что это?» - спросил он. Ответ пришёл сразу, но понять его не смог сын плотника. Однако даже и без слов внятно стало - жуткая тварь, похожая на огромную пиявку, присосалась к голове бесноватого. Преодолев омерзение, сын плотника занёс над тварью руку. Та сжалась - дёрг! - дёрнулась, заметалась, не желая отпускать добычу, но, когда избранный опустил на лоб Менахема ладонь, оторвалась и шмыгнула в тень сарая, как будто нырнула в воду.
        - Господи! - простонал Менахем. - Спаси…
        Он глянул налитыми кровью глазами на сына плотника, сощурился против солнца, пробормотал, не узнавая:
        - Кто ты?
        - Я тот, кого ты обещал забить камнями, если приду, - ответил Иешуа. - Я пришёл.
        Слова явились сами собою, изнутри, как избранному иногда приходили ответы на вопросы. Сын плотника впервые задумался: «Откуда?»
        - Спаситель! - стонала Мория, не решаясь приблизиться к больному (из опасений, что опять случится припадок) и к целителю.
        Иешуа снова уловил её мысли. Его, а не Барухию она теперь боялась и ненавидела и, так же как и прежде, считала в уме, сколько денег спросит новый лекарь.
        - Ты думаешь о деньгах, женщина? - с тоскою спросил Иешуа. - Ничего я с тебя не возьму. Скажи лучше, за что ты меня ненавидишь?
        - Святой! - умилилась Мория, но на вопрос не ответила, мысли её зашмыгали, как мыши в тёмном закроме: «Откуда он?.. Разве сказала я?.. Собачий сын… Как-то узнал… Колдун!.. Почему ненавижу?.. Чего хорошего ждать от назарянина?»
        Иешуа отшатнулся, как от удара. Не сказавши больше ни слова и не дожидаясь, пока излеченный встанет, пошёл прочь из проклятого дома у Козьего Выгона.
        - Подожди! - кричал позади Илан бен Барухия.
        Нагнал, пошёл рядом, ловил взгляд. Говорил:
        - Она тебя назвала Спасителем. Слышал? Это знамение.
        Иешуа и без того было тоскливо, но когда услышал о знамении, чуть шакалом не взвыл. Надо было что-то ответить глупому учителю.
        - Не было знамения. Меня зовут Богспасёт, вот она и назвала спасителем.
        - Как ты излечил одержимого? - спрашивал на ходу бен Барухия. - Я не успел заметить. Ты просто возложил руку…
        «Сам ты одержимый. И все вы», - подумал Иешуа, но вслух сказал:
        - Хотелось бы мне понять, как я это сделал. Илан, ты проводишь меня в Александрию? Мне нужно поговорить с твоими учителями.
        - Да, равви, - смиренно ответил бен Барухия.
        Они свернули на кривую храмовую улочку. Солнце склонилось к западу, лучи его более не проникали в рукотворное ущелье, мощённый камнем проулок затопила тень.
        - Когда отправимся? - спросил Илан.
        «Как быстро он обратился из учителя в ученика, - изумился сын плотника. - Почему?»
        «Поверил в силу твою», - пришёл ответ избранному, и вместе с ответом явилось знание - так должно быть. Это правильно. Объяснять сыну плотника, почему правильно, не стал избранный. Не смог подобрать понятные слова.
        Учитель
        Чистильщику пришлось отказаться от намерения - в совершенстве овладеть языком людей. Следуя за носителем, он побывал в Египте и Сирии, Вернулся в Гамлу, обойдя Галилейское море, но не потому отчаялся, что узнал - языков человеческих много. Это полбеды. В том беда, что люди, живущие рядом, с рождения никакими иными языками, кроме местного наречия, не владея, слова произносили одинаковые, но думали при этом разное.
        - Чудодей! - скажет один из них об Иешуа, а думает о том, как ловко заезжий шарлатан отвёл глаза целому поселению.
        - Чудодей! - другой скажет, а мысли не о чуде, а о том, как бы нажиться на фокусах.
        - Чудодей! - кричит третий, а сам в карман соседу запустит руку, пока тот глаза таращит и ушами хлопает.
        Найди попробуй с ними общий язык, если друг друга не понимают - как дальние, так и ближние. Куда бы ни приходил избранный, толпы за ним таскались с криками «Верую!». Он им о любви, они же друг друга локтями отпихивали, чтоб протолкаться поближе к равви и тем показать ему, что любят сильнее прочих. Он им о силе Творца, они же по-ростовщичьи скаредно высчитывали, какую долю силы смогут употребить на укрепление собственного влияния. Он им о спасении души, а они втихомолку светло радовались, что сосед душу свою не спасёт, потому как плут и прелюбодей.
        Но это дальние, с ближними хуже.
        О чём думают! Кто любимый ученик, а кто нет? Кто больше сделал для равви? Кому равви первому умыл ноги? Кому пообещал жизнь вечную? Почему ему одному?
        Не мог не слышать этого избранный, потому стал избегать прямых слов, говорил всё больше иносказаниями. Не помогло.
        Скажет Иешуа о царстве истины, подразумевая слияние разумов, но люди, иного, кроме кесарева, царства сроду не знавшие, раззвонят по базарам, что пришёл-де мессия, новый царь иудейский, которого ждали издавна. И прокатится следом за тележками торговцев рыбою от Галилейского моря молва, расползётся по храмовым площадям, с караванами на юг и на север отправится, обрастёт небылицами и громом грянет над Эн Саридом и Гамлою, а после и в Иерушалаим доскачет с гонцами весть: «В Галилее готовится восстание!»
        Меж тем заговорят на базарах:
        - Он мессия, сын Божий, предсказанный. Царь по рождению.
        - Что вы говорите?! Вы же не знаете! Он плотник и сын плотника. Я видел одного человека, так он говорил, что знался в Гамле с отцом его.
        - Не морочьте мне голову, уважаемый, все говорят, что из Ноцрета он, потому и зовут его назарянином.
        - Нет, извините! Это вы, почтенный, морочите добрым людям головы. Не назарянином его зовут, а назореем. Аскет он, вина не пьёт.
        - Как же не пьёт, когда сам он говорил, и многие слышали: «Кто пьёт вино моё, наследует жизнь вечную». И угощал - слышите, уважаемый? - вином своим поил народ, многие тысячи.
        - Врёте вы всё. Сам я слышал, как говорил он в синагоге: «Кто пьёт кровь мою, наследует жизнь вечную». Кровь, не вино.
        - Это как понимать - кровь?
        - А вот так. Он киник, истинно говорю вам, почтенные.
        - Собака он, а не киник! Пёс римский. Взбаламутит народ, подведёт под мечи, римских псов напоит кровью, только не своею, а нашею.
        - А чудеса?
        - Он жулик и шарлатан. И предатель народа, как и вы, уважаемый. Сразу видно, что вы назарянин. Чего ждать из Ноцрета хорошего?
        - Хлеб истинный! Покупайте хлеб истинный!
        Не знал избранный, чем обернутся его иносказания, и, слушая гулкое эхо собственных слов, спрашивал себя: «Надо ли было говорить им?» В ответ слышал сын плотника неизменное: «Так должно быть. Это правильно». Бен Барухия говаривал часто: «Многажды повторённое утверждение становится для имеющего уши истинным».
        «Мы ошиблись с объединительной моделью, - размышлял Чистильщик, отдыхая в бесчувственном отстранении от памяти носителя. - Без расчётов ясно, что не оптимальна она для этого общества. Никакая идея не выдержит такие дисторсии в ближнем порядке. На случайные флуктуации не спишешь, чувство такое, будто кто-то целенаправленно вносит возмущения. Формально идея остаётся неизменной, а шлейф событий от погружения идеи в социум изломан, как тень от посоха на булыжной мостовой. Но что за беда, если тень изломана? Ведь не может она управлять посохом!.. Тень?»
        Чистильщику понадобилось на миг подключиться к носителю, чтобы освежить в памяти ощущение. Посох. Тень на булыжнике. Сын плотника подумал: «Не может тень управлять посохом», - и тут же понял, что неправ. Может. Привиделось ему - безликая толпа на площади, помост, на помосте человечек. Горячится, кричит. Солнце светит оратору в спину. Гигантская тень его на досках помоста как живая шевелится. Тень?
        Чистильщик, отрешившись от земного существования, выскочил из памяти избранного.

* * *
        - С чем хорошим вернулся? - услышал он голос старшего чистильщика.
        Всё вокруг показалось тусклым оторванному от телесных переживаний Чистильщику, особенно бестелесная личность начальника. Нестерпимо захотелось обратно на Землю из бесплотного мрака, залёгшего у берега ручья Орионова.
        - Чего молчишь? Давай, рассказывай! - понукал старший по параллельности, в спектре его стали заметны признаки недовольства.
        - Я понял, почему не сработала объединительная идея, - переборов неприязнь, доложил Чистильщик.
        - Вообще-то тебя не за тем посылали. Ты языку выучился? Проследовал до самой смерти за носителем? Молчи, не отвечай, вижу, что нет. Моделью объединительной занялся. Теоретик. Всякий молокосос будет мне указывать, что не так с моделью. Ну давай, выкладывай, что ты там понял, я слушаю, - не пытаясь скрыть раздражения, сказал старший чистильщик.
        - Не в модели дело. Мы не учли влияние тёмных бестелесников. Мне кажется…
        Старший по параллельности захохотал, вскрикивая:
        - Ему кажется!.. Ох, я не могу!.. Тебе кажется или носителю?! Когда кажется…
        Тут он осёкся и продолжил деловым тоном:
        - Тёмных, говоришь? Ладно, хвалю за проницательность. Но и без твоих откровений земнорощенных понятно, что не обошлось без Верховного. Слушай приказ, представитель. Возвращайся в себя немедленно и следуй за носителем до смерти. На мелочи не отвлекайся и не забивай разум идеями. Судить буду я, твоя задача чётко и доходчиво пересказать Космогону факты. Ты понял меня?
        - Понял, - холодно ответил подчинённый начальнику.
        Перед тем как уйти в себя, успел услышать, как старший по параллельности бурчит, излучая самодовольство: «Понял он… Тёмные… Ха! Так должно быть. Это правильно».
        Сомнение укололо Чистильщика, но, погружаясь в информационный фронт сложного, как город, воспоминания, он не успел сосредоточиться на подмеченной мелочи.
        Тени
        Он был один на один с подступающей к городу ночью. Позади осталась червлёная закатным солнцем храмовая гора и шумное толпище в тени городской стены у Львиных ворот Иерушалаима.
        Он не мог понять, что именно слышится ему - людской, похожий на шум Галилейского моря ропот или ветра шум в кудрявых кронах олив на горе Масличной. Вернее всего, ветер. Людям он запретил за собою следовать. Душу его жгли истовые слова ученика: «Почему я не могу последовать за тобою? Я жизнь готов отдать за тебя!» Так говорил самый твёрдый из последователей, и горше пощёчины показались Иешуа мысли, коими слова эти были вызваны: ученик думал о жизни вечной, обещанной. Верил в неё и не верил. Разум его, воспринявший наставления, жизни духовной жаждал, но иное нечто, с душой сращённое - не тень, нечто светлое, - не духовного хотело, цеплялось за телесное. «Отречётся», - понял Иешуа и с горечью ответил:
        - Жизнь готов за меня отдать? Отречёшься и от меня, и от слов своих.
        Он оставил учеников в саду, у подножия горы, а сам двинулся навстречу ночи. Дорожные мелкие камни скрипели под ногами, недолгое время слышно было, как спорят промеж собою оставленные без наставника последователи:
        - Пойти за ним надо бы.
        - Как пойти, если не признался, куда идёт?
        - Глухие вы, что ли? Слышали, мне он сказал, идти за ним рано.
        - А куда он собрался, не говорил тебе?
        - Говорил, должен идти к отцу. А отца его мы видели? То-то, что нет.
        - А ты верь! Говорил он - отец в нём и он в отце.
        - Как это понимать: идти к тому, кто в тебе? Уйти в себя? И как верить в непонятное?
        - Верь, сказано. Видно, хочет он побыть один, понял?
        Вскоре слова учеников обратились в невнятный ропот, слились с шелестом листьев и скрипом камней под подошвами ветхих сандалий сына плотника. Полузаросшая тропа привела его к обрыву. Он сел спиною к закатному городу; тень его, выросшая непомерно, головою нырнула в обрыв, как в залитое тёмной водою озеро.
        Он молчал, бездумно следил, как багровые облачные кучи на востоке темнеют, словно корка запёкшейся крови на свежей ране. Мыслей о двоедушии ближних испугался Иешуа, потому что впервые за минувший год на вопрос - всё ли правильно? - не пришло изнутри ответа.
        Быстро темнело, тень горы сгустилась, тёмным приливом поднялась из обрыва к ногам избранного.
        - Всё ли правильно я делаю? - вслух спросил он у тени, не ожидая ответа.
        Тень шевельнулась, выросла, глянула на Иешуа сверху звёздными точками, шелестнула:
        - Вот и понял ты, кто ус-станавливает правила.
        Иешуа обхватил плечи руками, поёжился, но не от страха - промозглым холодом несло от собеседника, прямо в душу сквозило, и это было мучительно.
        - Правила для творения устанавливает Творец, - ответил избранный.
        - Не вс-сегда, - просипела тень. - Бывает и по-другому, когда Творец от творения отс-ступается. Сам ты давеча говорил неразумным ученикам с-своим, что Творец твой, как виноградарь, срезает бес-сплодные побеги. Знай же, весь мир ваш бес-сплоден по его разумению.
        - Откуда тебе известно, что тайно говорил я ученикам своим?
        - Оттуда извес-стно, что есть среди неразумных один разумный.
        - Предатель, - равнодушно бросил сын плотника.
        - Давай обойдёмся без громких с-слов. И без помощника я бы с-справился. Всё подвластно мне в этом прекрас-снейшем из миров. Знаешь ли ты, кто я?
        «Кто он?» - спросил себя избранный. Ответ пришёл незамедлительно.
        Тень между тем, не дожидаясь ответа, сказала:
        - Я царь царей, я кость земли, я верховный управитель темноматерчатых и…
        - Знаю, - прервал Верховного Иешуа. - Зачем явился к сыну плотника?
        - Ты звал меня, с-сын отца. Спрашивал, всё ли делаешь правильно.
        - Если ты управляешь этим миром, значит все вопросы - от тебя. Выходит, ты сам себя спрашивал?
        - Вых-ходит, - голос Верховного стал похож на хрип. - И сам отвечу. Вс-сё правильно, всё под контролем Верховного. Для меня ты с-старался, для меня готовил слияние. Я же им воспользуюсь, а не огородник, которого ты зовёшь творцом сущего. Покорис-сь добровольно - с-сделаю наместником и судьёй, правою рукою Верховного, не покоришьс-ся…
        - Если бы ты управлял этим миром, как мог бы я тебе противиться?
        - Ты и не можеш-шь, - с тёмною усмешкою молвил Верховный. Голова его достигла неба. Там, где она коснулась ночных облаков, разгорелось зарево.
        - Не можешь, - повторил Верховный, мучая Иешуа пронзительным холодом. - Выбор прос-ст: либо ты мой, и тогда царём я поставлю тебя над царями, а умрёшь ты от с-старости и телесной немочи после жизни долгой и сладкой, либо ты ничей, и тогда с-сдохнешь в муках, как с-смутьян, и при смерти будешь слушать одни лишь проклятия.
        Тут случилось у Иешуа видение: столб увидел он, и со столба этого смерть, раскинув костистые руки, глянула.
        Как в детстве, сын плотника отшатнулся, но овладел собою.
        - М-могу, - возразил он, поднимаясь. Его била крупная дрожь, зуб не попадал на зуб. - М-могу, к-как видишь. Прочь пошёл, гад! Призову Творца, посмотрим тогда, есть ли у меня выбор.
        В тучах сверкнуло, Верховный рассмеялся громоподобно, после с издёвкой просипел:
        - Зови громче, авос-сь явится. Хочешь мучиться - мучайся, мне же лучше. С-сочная будет казнь, я вес-сь в нетерпении. Давай, зови старичка своего. По с-секрету скажу тебе, большего олуха… Ладно, вижу я - с-слова мои попус-сту. Не далеко укатилось от яблоньки яблочко.
        - Сгинь! - крикнул Иешуа. За раскатом тёмного хохота слово его потерялось.
        - Отец мой, Создатель! - в отчаянии позвал избранный.
        Порывом ветра в лицо ему бросило дождевую, горькую от пыли воду.
        - Отец… - шепнул сын плотника.
        С небес хлынуло. Мгновенно промокнув до нитки, Иешуа попятился от обрыва, оступился на мокром камне, но не упал. Тропка, приведшая его на вершину горы, обратилась в русло мутного потока, спуститься по ней - думать нечего. Иешуа присел на выступ скалы и снова глянул в небо. В тучах, коих достиг головою Верховный, образовалась брешь; сияющий лунный лик глянул оттуда на избранного. Душа его исполнилась надеждою, дрожащими от холода губами стал просить он Творца, чтобы избавил от мук сына плотника. Но после слов: «Для того ли я пришёл в мир?» - ливень кончился.
        «Для того?» - обмирая, спросил себя избранный. «Да, - пришёл ответ. - Так должно быть. Это правильно».
        И сын плотника стал спускаться, оскальзываясь на камнях. Луна светила ему в спину, будто бы следила за каждым шагом, мокрые валуны под его ногами сияли живым серебром.

* * *
        Предположение Чистильщика подтвердилось, но радости он не испытывал. Предпочёл бы ошибиться. Понятно стало ему: сколь совершенною ни будет модель слияния, Верховный исказит её так, чтоб служила его интересам. И ещё кое-что понял представитель Космогона - старший чистильщик не мог не знать этого. Первым делом Чистильщику захотелось отрешиться от земных дел и прямо спросить начальника, кому тот служит: Космогону или гаду Верховному; потом он решил пренебречь субординацией и обратиться к Космогону напрямую, но, обдумывая докладную, понял - нет доказательств. Возможность играть в поддавки с Верховным у старшего чистильщика была, но как доказать, что у него было такое намерение? И главное - мотив. Зачем ему саботировать кристаллизацию социума? Верховный в разговоре с Иешуа проговорился, что собирается слиянием воспользоваться на свой лад, и за сотрудничество посулил избранному роль десницы Верховного. Кого он пообещал сделать ошицей?
        Чистильщик колебался, осматривая фронты последних воспоминаний носителя. Огромны были они, как горы, и выглядели пугающе. «В последнем - смерть», - думал Чистильщик. Смертельно не хотелось пропускать через себя эмоции казнимого, но как иначе добыть доказательства? Если не прямые свидетельства умысла, так хоть намёк на мотив, чтобы увериться в преступных намерениях начальника.
        - Видимо, судьба мне - пережить смерть носителя. Я осторожно, без погружения, - успокоил он себя и подступил к ближайшему по времени фронту.
        Опыт работы с человеческой памятью приучил его не кидаться напропалую в информационный поток, а по характеру внешних связей и особенностям словарного наполнения оценивать - что там в эпизоде? Есть ли стоящая информация? Обрывки бессвязных снов, которых перед смертью в избытке насмотрелся сын плотника, Чистильщик оставлял без внимания. Так же поступал и с возвратными репликатами детских страхов.
        Первое сложное воспоминание - арест Иешуа - изучил внимательно и даже погрузился, чтобы видеть глазами носителя, но ничего нового не выяснил, за исключением личности предателя. Эта информация не интересовала Чистильщика - и так было понято, что кто-то из учеников осёдлан информатором Верховного. Какая разница, кто именно? Человек, лишённый свободы выбора, становится бездумцем, что за спрос с животного? Ничего, кроме горечи, не осталось у Чистильщика от ареста Иешуа.
        В серии бессловесных образов он заглядывал мельком.
        Освещённый луной каменный пол тюремной камеры расчерчен тенью решётки. Промозглый холод, выворачивающая душу вонь чужого страдания, крики за стеною и окрики, боль, унижение… - дальше!
        Утреннее солнце на пересечённых водостоками каменных мостовых Иерушалаима, тычки в спину и окрики, но хуже их - крики, полные ненависти: «Царь иудейский! Поцарствуй!» Равнодушные лица стражников и злобой искажённые лица горожан, жаждущих как собаки броситься. Искал Иешуа, когда вели его на допрос к первосвященнику, в беснующейся толпе хоть одного близкого. Нашёл. Снова камни мостовой перед глазами, и новая порция горечи: «Отрёкся, как и было сказано». «Дальше! Всё это эмоции», - подгонял себя Чистильщик, пытаясь забыть о боли в плечах от продетой за шеею жерди, к которой привязаны были руки носителя, и о горящей на щеке его пощёчине.
        «Будь в модель заложено смирение, легче он перенёс бы всё это, - думал представитель Космогона, двигаясь к новому фронту информации. - Но в установках у нас не мир, а меч. Ничем хорошим допрос не может окончиться. Стоит ли погружаться?»
        Поразмыслив, Чистильщик решился на погружение.

* * *
        Во дворец Каиафы сына плотника ввели из переулка, тайным ходом. Чёрен был узкий коридор и тесен, шарканье многих ног порождало под высоким его потолком эхо. Дневного света коридор не видел. Факелы конвоя плясали на сквозняке, тень Иешуа металась от стены к стене, словно искала выход. Бесполезно. Руки свободны, но что в них толку? Висят, как чужие. Но даже если и отошли бы онемевшие руки, коридор узок, позади стража, а впереди… Шедший впереди человек в военном плаще с капюшоном беззвучно отворил низкую дверь, на порог её лёг мягкий золотистый свет, в лицо Иешуа пахнуло благовониями. Он ступил на беломраморный пол, человек в плаще скользнул следом, конвой остался за дверью.
        Сначала Иешуа почудилось, что очутился в колодце. Он закинул голову. На недосягаемой высоте в снопе света, лившемся из отдушины, танцевали пылинки.
        - Главный подозреваемый по делу о подстрекательстве к бунту, обвиняется также в оскорблении величества, - услышал он бесцветный голос.
        Иешуа опустил голову. Шагах в пяти увидел благообразного, в великолепной одежде, человека. Тот, не без изящества сидя на единственном в помещении стуле, слушал шёпот человека в плаще. На Иешуа поглядывал, кивал, улыбался уголками губ, переспрашивал вполголоса: «Сопротивления не оказывал? Так-так. А те, кто были с ним? Понимаю. Но… нет, говорите, слушаю». За спиной его на стене в двурогой лампе горело душистое масло. Справа и слева от стула, чуть позади, помещались двое в одеждах храмовой стражи. Оба на главного подозреваемого смотрели неотрывно, без злобы, со скукой. Дверь, через которую Иешуа ввели в допросную комнату, была позади; по левую руку от себя он приметил ещё одну низкую дверцу.
        - Не думаешь ли ты сбежать от суда? - внезапно спросил его допросчик всё с той же холодной улыбкой. Должно быть, заметил беглый взгляд арестованного.
        - От себя не убежишь, - простуженным голосом ответил Иешуа.
        Глянул на допросчика прямо, пытаясь уловить мысли, но не вышло. Не лицо у того - благостная маска, за которой, как ни вглядывайся, не видно души.
        - Хорошо сказано, - похвалил допросчик и, не поворачивая головы, проговорил вполголоса: «Вы не нужны мне, ступайте».
        Каким-то чудом человек в плаще понял, что обращаются к нему, и ускользнул из комнаты через боковую дверцу так ловко, словно прошёл сквозь стену.
        - Начнём, - весело проговорил допросчик, подавшись вперёд и уперев руки в колени. - Имя, откуда ты?
        Сын плотника откашлялся, чтобы смягчить осипший голос, и ответил:
        - Иешуа из Гамлы.
        - Так-так. Записано, что люди зовут тебя Иешуа из Ноцрета. Ты врёшь мне?
        Страж, стоявший по правую руку от стула, шевельнулся, но был остановлен едва приметным жестом допросчика.
        - Так звали меня в Гамле, потому что прибыл я туда из Ноцрета.
        - Почему перебрался в Гамлу? Бежал?
        - Не помню, это было давно. Мне тогда было три или четыре года от роду.
        - Так. Не помнишь, потому что было давно. Расскажи тогда мне о том, что было недавно. Помнишь ли ты, что говорил в синагоге на прошлой неделе, и после - ученикам своим?
        - Я многое говорил.
        Улыбка вновь тронула полные губы допросчика, он чуть наклонил голову. Избранный, силясь прочесть его мысли, чтобы понять, о чём именно спрашивает, заметил слабое движение души человека в одежде первосвященника, но осознать, что увидел, не успел. Один из стражей вдруг очутился близко, в следующий миг Иешуа показалось, что прямо в голову ударила молния. Как ни странно, на ногах устоял.
        - Опусти руки, - светло улыбаясь, сказал допросчик. - Поднимешь ещё раз, велю связать. Спрашивал я тебя вот о чём: истинно ли, что ты смущал народ призывами разрушить храм? А после хвалился воздвигнуть его вновь за три дня.
        Пока он говорил, успел понять избранный, что удивило его в замеченном душевном движении допросчика.
        - Отвечай первосвященнику, - прошипел в ухо страж.
        «Не тёмная тень у него», - подумал, шевельнув разбитой губой, Иешуа и ответил:
        - Не призывал я народ к такой глупости. Не храм будет разрушен, а…

* * *
        Усилием воли Чистильщик вырвал сознание из потока мыслей и небывало острых чувств носителя. Хотелось доказать Каиафе… «Увлекаюсь, дело ещё не сделано. Не Каиафе доказывать следует, а Космогону, и не ветхость религиозных доктрин, а враждебный умысел. Что заметил избранный? Подробнее надо бы».
        Чистильщик вернулся назад по времени, стал просматривать медленно, без эмоций.
        Благостная маска первосвященника. Смотрит в упор. Что ищет?
        «Так. Не помнишь, потому что было давно».
        Смотрит так, будто бы… Нет, не для ответа спрашивал. Фальшивый вопрос, проверка реакции. У него тень!
        «Помнишь ли ты, что говорил в синагоге на прошлой неделе…»
        Кажется двоедушным. Тень у него светлая. Светломатерчатый наездник?
        «…и после - ученикам своим?»
        Вот! Иешуа заметил это душевное движение, как раньше замечал кое в ком из последователей. Это не двоедушие, нет! Каиафа осёдлан, это бесспорно. Вот он, давая указание стражнику, отвлёкся, не смог спрятать мысли. Что он подумал? Ещё раз.
        «…и после - ученикам своим?
        - Я многое говорил».
        Душевное движение - чувство превосходства. А мысль: «…в инфовойда душу. Говорил начальнику, борьба вредна, нужен катализатор смирения». Это кто-то из чистильщиков!
        Побег
        Чистильщик частично отрешился от памяти, но так, чтобы не терять нить. Воспоминания носителя пустил фоном, малой скоростью, при этом обдумывал полученную информацию: «Вот они, командировки, о которых говорил старший по параллельности. Чистильщики седлают думотериев - это же скандал! Одного этого достаточно для обвинения. Космогон в порошок сотрёт… Кого? Мда-а, плохо дело. Бестелесникам он ничего не может сделать. Единственное, на что способен, - в гневе выбросить вовне всю параллельность, если решит, что безнадёжно заражена».

* * *
        Дворец Каиафы, задний дворик, регот стражников. Холодно. Костёр. Они у костра греются. Растерянная физиономия последователя. Один из стражников ему: ты был с ним? Ученик: не был.
        Отрёкся. Это естественно.

* * *
        «Сколько горечи, - думал Чистильщик. - Сам он решил испить до дна чашу, или мы его подтолкнули? Был ли у него выбор? Плохо. Опять лезут эмоции. Вернёмся к фактам. Первосвященник Каиафа. Исследователь. Осёдлан кем-то из чистильщиков, и не он один. Как минимум, в двух учениках избранный заметил двоедушие. Не хочется верить, что среди коллег есть страдники, мучители или сладострастники, но хуже, если командировки светломатерчатых коллег - часть плана старшего по параллельности. Или в службе есть оппозиция? Это стоило бы выяснить».

* * *
        Снова дворец. Ведут теперь не в тайную дверь, а в главную. Зал, колонны. Головы. Сколько их! Сангедрин. Высший суд? Судилище. Друг на друга не смотрят. Едят глазами первосвященника. Виновен в организации мятежа. Виновен в оскорблении величества. Казнь через повешение на столбе. Торопятся. Какие могут быть дела перед светлым праздником?

* * *
        «Похоже, уничтожение центра кристаллизации планировалось изначально. Зачем? И к чему тогда было затевать расследование? Почему начальник упорно заставлял меня дойти с носителем до заклания? Свидетель ему нужен был, вот что. Сам говорил - будешь Космогона представителем и на суде свидетелем. Предположим, помучившись с носителем, донесу я Космогону, что безнадёжно изгажена огороженная делянка, слияние в ней невозможно и никак нельзя спасти думотериев. Что он сделает? Обозлится и вышвырнет вовне параллельность. Он и раньше порывался это сделать, но пожалел думотериев, а после мы вмешались. Служба очистки. Под чутким руководством старшего чистильщика втёрлись в доверие, славили Космогона, а сами… Между прочим, Верховный, когда склонял меня… то есть не меня, а Иешуа, к сотрудничеству, предлагал стать десницей. Не начальника ли нашего назначил ошицей? Левое у темноматерчатых преобладает над правым! Мерзость. Правду сказать, не вижу принципиальной разницы между левой и правой рукой, если обе послушны Верховному. Что же делать? Правдой или неправдой, а заставят они Космогона выбросить мир мой… Мой?
Господи!

* * *
        Боль вернула Чистильщика к реальности. «Что случилось с носителем?» - подумал он и непроизвольно вернулся к памяти, пропустив через себя весь поток информации. От боли ослеп и оглох, не слухом, плотью ощутил, как захрустели, выворачиваясь в плечах, суставы, не глазами увидел, обожжённой кожей ощутил - солнце в зените, полдень. Калённый солнцем воздух не вдыхался, кипящей смолою лился в глотку, выдохнуть его не получалось без стона. Губы в трещинах. Язык - камнем во рту. Слюну не сглотнуть, нет её, в горле иглы. «Что со мной?» - в отчаянии подумал вернувшийся к памяти Чистильщик.
        Перед распластанным болью сознанием мелькнули бессвязные образы: площадь, головы, головы, орущие рты - Распни его! - не рты, пасти, жаждущие вцепиться. - Распни!
        Камни под ногами, за спиною жердь, к жерди привязаны руки. Звериный рёв. Есть ли хоть один среди них? Ревут как звери. Люди ли они? Всё-таки люди. Один тянет руку. Хочет… Ах!
        Получив пощёчину, Чистильщик метнулся по времени дальше, потому что пощёчина жгла больнее, чем солнце.
        Не получалось отрешиться от воспалённой памяти. Не стало мира, вместо головы у Чистильщика был распухший от боли пузырь, и где-то под вздохом быстро-быстро трепыхалось проколотое игольной болью сердце. «Долго ли?» - подумал он, но времени не существовало. «Глаза, - подумал Чистильщик. - У меня, кажется, были глаза». Собрав силы, он разлепил опухшие веки, но сначала ничего не увидел, кроме багрового облака. Что-то холодное коснулось щеки, полезло в рот. «Вода!» Чистильщик шевельнул одеревеневшей шеей, схватил зубами холодное, мягкое, приник. Потёк по подбородку холод, но горло обожгло горечью. Глотнув, Чистильщик пришёл в себя, поднял голову. К нему вернулось зрение. На соседнем столбе увидел смерть - та висела, раскинув привязанные к жерди руки и склонив голову. Теперь она не казалась сыну плотника страшной.
        - Пей! - откуда-то снизу послышался сиплый голос.
        Снова мокрое что-то сунулось в рот, и опять жар обпёк горло. Чистильщик глянул вниз. Снизу вверх его, как тушу на крюке у торговца мясом, разглядывал похожий на мясника воин. На пику его была наткнута мокрая тряпка.
        - Кончай с ним, - произнёс бесцветный голос, показавшийся знакомым.
        Скосив глаза, Чистильщик увидел человека в военном плаще с капюшоном.
        - Славь кесаря, - негромко сказал тот и снял тряпку с пики.
        Остриё сверкнуло на солнце.
        «Славь Верховного», - успел уловить носитель вполне отчётливую мысль воина.
        Верховного?
        - С-с… ав-ва, - с трудом шевельнув языком, проговорил сын плотника.
        Сверкнула искра, гвоздём воткнулась в сердце. «Слава…» - отбилось в меркнущем человечьем разуме, но Чистильщик нечеловеческим усилием сдержал рвущееся наружу сознание, потому что, умирая, заметил отчётливые душевные движения в палаче и в его начальнике. Шевельнувшиеся светлые сущности обоих обменялись мыслями:
        - Готово?
        - Да.
        - Ты помянул Верховного? Он слышал?
        - Кажется, да.
        - Ка-ажется! Когда кажется, знаешь, что надо делать? Дармоеды. Глаз да глаз за вами. Ни с чем без меня не можете справиться. Ладно, будем считать, он слышал. Теперь надо какого-нибудь олуха сделать свиде…
        В этот миг сознание оставило Чистильщика.
        Суд
        Душа саднила как растревоженная рана. Он больше не был Чистильщиком, сыном плотника себя чувствовал, утратившим тело. Пробуя овладеть собою, обнаружил, что может видеть. «Смерти нет», - отчуждённо подумал он, и тут в раскрытое сознание потоком хлынула память Чистильщика. Невыносимый стыд обжёг душу. Вспомнилась попытка насильственной кристаллизации общества. Преступление!
        - И всё для того лишь, чтобы кое-кто мог управлять параллельностью! Это надо остановить, потому что люди…
        На слове «люди» он споткнулся. Люди кричали: «Распни его!» Люди били, люди предали и отреклись. Люди ли они? Не уничтожить ли действительно проклятую параллельность?
        - Люди всё-таки, не бездумцы. Осёдланных винить нельзя, у них не было выбора. А остальных? Ничтожить всех только потому, что виновны некоторые?.. «Не мне судить их, сам не без вины, - решил бывший чистильщик. - И уж точно судьёй нельзя делать драгоценного моего начальника». Припомнив сангедрин, пославший безвинного сына плотника на заклание, бывший чистильщик передёрнулся. Кстати вспомнились слова старшего по параллельности. Тот говорил: и так некоторые-де в командировки шастают, а прознают о любви, все полезут седлать думотериев раньше времени, на потеху Верховному; дойдёт всё это до Космогона… «И тут он поперхнулся словами. Понял, что сказал лишнее. Вину его можно считать доказанной. Надо найти его, изловить и вызвать Творца. Пусть разбирается», - подумал бывший чистильщик, оглядываясь.
        Пусто было за околицей. Тускло мерцали в красноватых лучах корнесвета пылевые туманности, тёмным зеркалом лежали воды в ручье Орионовом. Ни тёмных, ни светлых бестелесников окрест видно не было. «Где они все? - подумал бывший чистильщик, двигаясь вдоль ограды потравленной параллельности. - Космогон - тот, видимо, занят целыми грядками, а прочие?»
        Светлое пятно, перескочив ограду, шмыгнуло к излучине, мгновение - и бывший чистильщик догнал бестелесника.
        - Стой!
        Тот не сразу услышал, потому что пел. Издавал слаженное многоголосое мяуканье, красотою поразившее слух сына плотника.
        - Коллега! - ещё раз позвал он.
        - А? Кто?! А… Моё почтение, коллега. Что, ещё не началось совещание? Что это с вами? Как-то странно выглядите. Где я вас… А! Вспомнил! Моё почтение, свидетель! Ну как, нашёл уже общий язык? А я, понимаешь, никак. Сколько ни пробую… Э! Что-то взгляд мне твой не нравится, слишком жёсткий. Смотри-ка ты, пожалуй, в сторону куда-нибудь.
        Он не шутил, действительно, под взглядом морщился и темнел. «Что со мной?» - удивился бывший чистильщик. Мало того что взгляд жёстким стал, что-то ещё сделалось со зрением; такое, что коллега виден был насквозь, от поверхностных рефлексов до дна души. Испугавшись, сын плотника стал смотреть в сторону.
        Бестелесник меж тем балагурил, перемежая слова сладостными полифоническими звуками:
        - Как доходит дело до слов - всё. Бред какой-то, бессмыслица. Веришь ли, я уже было думал сменить тему, но… - Тут чистильщик разразился бравурной руладой.
        - Как тема ваша называется? - из вежливости спросил сын плотника, хоть сначала другой вопрос задать хотел: «Где остальные чистильщики?»
        - Влияние гармонических колебаний акустического диапазона на слиятельную характеристику светломатерчатых одиночников углеродного цикла.
        - А они влияют?
        - О! Бесспорно! Понимешь, музыка, она… Нет слов, объяснить не смогу. Видел бы ты, как они чуть ли не сливаются под музыку. Локально, конечно, в пределах акустической досягаемости. Смотрю я на них глазами носителя, и… О! Нет слов. Вот занялся бы кто-нибудь расшифровкой образно-логического ряда, я взял бы в соавторы. Слушай, ты же как раз…
        - Погодите. Как это - глазами носителя? - хмуро спросил сын плотника, обратив взгляд на коллегу.
        - Э! Жжётся! Просил я тебя, смотри в сторону.
        Бывший чистильщик потупил взор. Успел заметить - не врёт знаток гармонических колебаний, действительно седлал думотерия. «Он сам сейчас расскажет», - понял сын плотника и не ошибся.
        - Глазами носителя. Сказал же, ничего не получалось у меня с образно-логическим рядом, какая-то выходила бессмыслица. Ну, я и… Ха! Мы же с тобой взрослые лю… м-м… сознательные сущности, а? Оседлал его немножечко. Без фанатизма, с краешку. Так только, одни эмоции. Улавливаешь? Ну, я доложу тебе, ощущения!.. О-у! Нет слов, коллега, нет слов. Субъект удачный попался - сочинитель этих самых акустических колебаний. Занятный углеродец. Сочиняет колебания, от которых собратья его без малого сливаются, а сам к слиянию не способен ни на вот столечко. Чёрт меня возьми, если я… Извини, коллега, набрался от носителей. Так вот, у сочинителя моего слиятельность ниже нижнего предела для углеродцев. Обособленность высочайшая. Но не это самое смешное. Ха! Расскажу сейчас, не поверишь. Сам он думает, что не он сочиняет музыку, а Творец ему нашёптывает. Ха! Слыхал такое когда-нибудь? Нашёптывает! Кто? Старик наш Космогон, которому медведь наступил на… - что там у него? - за пять миллиардов лет до Рождества Христова! Умора, прости госпо… Э! Ты чего опять?
        - Откуда вы знаете, что он думает? - сухо спросил сын плотника, взором пронизывая собеседника.
        - Откуда? Ну, говорю же, что пробовал я разобраться в образно-логическом представлении. Погрузился чуток в этого страдника. Ну так без толку же! Слушай, ну мы-то ведь с тобою взрослые люди! Все так делают. Что плохого, если добросовестный исследователь получит от работы удовольствие? Ох, скажу я тебе, эмоции у носителя были запредельные, когда сочинял вот это (добросовестный исследователь снова полифонически выразился), знаешь, какие эмоции?.. О-о! Нет слов, коллега. Слушай, посторонись, а? От взгляда твоего у меня душа чешется. На совещании найди себе место где-нибудь от меня подальше.
        - О чём совещание?
        - Да о том же, о чём всегда, - раздражённо отозвался любитель музыки. - Две тысячи лет одно и то же, одно и то же! О судном дне, естественно. Убей меня господи, если не отложат решение ввиду неполноты сведений о причинах срыва слияния.
        - Ты сказал. - Сын плотника собрался пригвоздить суеслова-страстолюбца взором, но вокруг загалдели, скучились, завертелись, как ночные бабочки вкруг лампы, коллеги-чистильщики.
        Локализация любителя гармонических колебаний потеряла определённость, он пропал в толпе, обрывки симфоний утонули в разночастотном гомоне.
        - Я вас приветствую! Ну, рассказывайте, рассказывайте, как живётся при диктатуре вашим подданным?
        - Тише, вольтерьянец!
        - Да ладно вам. Расслабьтесь. Нет ещё начальника.
        - Слушай, это анекдот! Давеча пытал ведьм, искал чёрненьких сладострастников. Шефу понадобилась статистика по прочности прикрепления темноматерчатых к носителю. Представь, из десяти одна явно осёдлана, но хоть разбейся, не могу нащупать в ней эту тварь. То в обморок ускользнёт, то за истерикой спрячется. И так я её, и эдак, сам измучился как последний страдник. Ну, погоди, думаю, сволочь скользкая. Прикинулся ласковым, полез к ней в душу, а там…
        - Что?
        - Наша, светленькая, из техников. Знаешь, которая рефлексами занимается.
        - И что?
        - Да то, что не вижу я её здесь. Не явилась. На собрание плюнула, там осталась, ищет нового носителя. Кажется, ей понравилось.
        - Ох-хо! О! Понравилось! Она что, страдалица?
        - Говорю, анекдот. Вот закончится эта тягомотина…
        - Отдел связей! Коллеги, вы меня слышите? Отдел связей! После совещания не расходимся. Семинар по социальной упругости.
        - Семинар? А кто докладывает?
        - Погодите вы с семинаром, дослушайте. Увеличиваю давление. Снимаю. Никаких остаточных деформаций мировоззрения! Вплоть до разрушения личности. И это в конце двадцатого века! Все как один чугунные. Заповедник супердогматиков. Что с такими делать?
        - Может, дело в социальных примесях?
        - Что-то не видно начальника. Задерживается.
        - Ещё бы он не задерживался. Будь у меня внизу всё, как у него, схвачено, вообще бы сюда не являлся, а Космогона послал бы к чёртовой матери.
        - Тс-с!.. Ты потише всё-таки. Что-то у меня душа чешется, не пойму к чему. А ты что, видел шефа внизу? В носителе?
        - Не раз, причём. И не в одном носителе, а в разных.
        - Говорят, он любит властных и денежных.
        - Дорогуша, а кто по собственной воле стал бы выбирать оборвышей? К примеру, в последний раз видел я его в этом, как его? Фамилия ещё немецкая… Пойндекстер?.. Шмондекстер?.. Гутенморген… что-то такое, не помню. Ты прав, хватит об этом, что-то и у меня душа свербит.
        «Лукавишь, знаешь точно фамилию его любимого носителя», - подумал бывший чистильщик, проницая болтливого коллегу до дна мутноватой души.
        - О, явился, - пискнул поблизости какой-то мелкий служащий.
        - Именем Космогона! - прокатился над скоплением начальственный голос. «Гона… гона!» - эхом плеснули от центра к периферии круговые светлые волны.
        Ропот стих не сразу, старшему чистильщику пришлось прикрикнуть: «Молчать, р-раздолбаи! Слушать!» Пережидая, пока затухнут высокочастотные всплески, он сказал кому-то из ближнего окружения: «Куда смотришь? В командировках распустились… Устроили тут, понимаешь, белый шум…»
        - К делу, коллеги! - дождавшись тишины, сказал он. - Именем Космогона объявляю очередное совещание открытым. Слава Космогону!
        «Ава!.. Ава!» - стройным хором загремело скопление светломатерчатых.
        - Ну, чего раскричались? - низким рокотом раскатился над ручьём Орионовым недовольный голос. - Опять устроили собрание? Сейчас явлюсь. Зовёте попусту, когда у меня там назревает слияние.
        - Что у вас? - спросил Космогон, сгустившись в центре скопления.
        - Отчётное собрание службы очистки космоса, господин Космогон, - браво доложил старший чистильщик. - На повестке дня доклад о ходе расследования срыва кристаллизации общества в заражённой параллельности. Докладчик - представитель Космогона…
        - Какой такой представитель? Что-то не припомню.
        - Твоей милостью, господин, назначенный расследовать обстоятельства срыва слияния.
        - А! Мелкий такой. Как же, как же. Тот, который общий язык брался найти с думотериями. Помню. Кстати, где он? Справился, наконец?
        - В том-то и дело, господин, что оказался он, я извиняюсь, неспособным раздолбаем. Возится, изучает язык.
        - Сколько можно возиться?! - досадливо проворчал огородник. - Где он? Раздолбаем его прямо здесь, принародно. Ишь, волокиту затеял.
        - Не он затеял, господин Космогон. Сильно потравлена параллельность гадом Верховным, опасаюсь я, что придётся тебе потрудиться, выбросить её к… одним словом, вовне выбросить.
        - А думотерии?
        - Боюсь, пока представитель, тобою назначенный, расследовал причины неслияния, все они напрочь оказались испорчены темноматерчатыми тварями.
        - Где представитель? Где этот лентяй?! - гневно загремел Космогон-Огородник.
        - Не явился. Ввиду этого предлагаю окончательное решение вопроса о причинах срыва…
        Окрест зашушукались: «Говорил тебе, опять отложат… Шеф мастак резину тянуть… Не иначе, он в сговоре с этим, с Космогона представителем».
        - Предлагаю вынести решение немедленно! - с места выкрикнул сын плотника.
        Шум затих.
        - Кто посмел?! - озираясь окрест, визгнул старший по параллельности.
        Бывший чистильщик поднялся. Информационные жилы его набухли от прихлынувшей памяти, он позволил ей свободно литься в сознание.
        - Я Птах! - заговорил он, неторопливо следуя к центру скопления. - Я Зверь! Я Новорожденный! Я Ученик! Я Учитель! Я Иешуа из Ноцрета, сын плотника! Я Мир! Я Меч! Я сын человеческий, имя моё умножено страданиями!
        - Да вырастет имя твоё бесконечно, - нисколько не смутившись, ответил старший чистильщик, думая при этом: «Сопляк. Куда ты выперся? Подох уже вместе с носителем? А я ведь приказывал, сначала ко мне на доклад. Ну, смотри у меня…»
        - Думаешь ты - «Смотри у меня», - смотрю я и вижу в душе твоей мелкой дно, - сказал Иешуа.
        - Э-э!.. - изворачиваясь и морщась под жёстким взглядом, произнёс старший чистильщик.
        В скоплении светломатерчатых вкруг него образовалась пустота.
        Космогон-Огородник, несколько развеявшийся от неожиданности, снова сгустился и спросил: «А, так ты здесь? А почему начальник твой говорил, что, мол, не явился ты, и ругал всяко? Ты нашёл общий язык с думотериями?»
        - Я нашёл истину.
        В миг, когда сын плотника увёл взор от бывшего своего начальника, чтобы ответить Космогону, старший по параллельности собрался с духом.
        - И в чём истина? - издевательски поинтересовался он, думая: «Истина относительна, оборванец».
        Сын плотника забеспокоился. Уж очень мелкой и фальшивой показалась душонка начальника, что-то было не так. «Нет ли у души его второго дна?» - подумал Иешуа, вглядываясь. Наступая, сказал:
        - Истина в том, что ты придумываешь сейчас увёртки, малодушно пытаясь избегнуть наказания за предательство. Судный день настал, но не для думотериев, а для тебя и твоих подручных. Ты сделал меня свидетелем, чтобы я проводил избранного до смерти и уличил гада Верховного. Я проводил избранного дальше, чем тебе хотелось бы, и разговор твой с подручным, убившим меня, слышал. Свидетельствую: ты был рукою Верховного, раздавившей центр кристаллизации, ты сам и твои подручные. В этом истина.
        - Ты был до конца с избранным? Я рад, что тебе понравилось, - не смущаясь, ответил старший чистильщик.
        Взгляд сына плотника он переносил на удивление стойко. Короткая мысль его: «Часть истины не истина», - насторожила Иешуа.
        - И ещё видел я, - сказал сын плотника, - что светлые твои подручные терзают думотериев не меньше темноматерчатых. Чем же ты отличаешься от Верховного?
        - Терзают?! - грозно взревел Космогон-Огородник, но и это не смутило старшего по параллельности.
        Светлая толпа за спиною его рассеялась, он отступал к ограде. Присутствия духа не утратил, окрик Космогона оставил без внимания; по дну его сознания прошла мысль: «Дурак. Не понял до сих пор, чем я отличаюсь от Верховного».
        «Космогона он не боится», - понял Иешуа, сдерживаясь, чтобы не кинуться на бывшего начальника. Бесстыдство старшего чистильщика разбудило в сыне плотника Зверя. Весь гнев сосредоточив во взгляде, обратился Иешуа к предателю со словами:
        - Час твой настал!
        - Ты сказал, - поспешно согласился бывший старший чистильщик и быстрее луча скользнул за ограду.
        - Куда?! - заревел Космогон. - Стой! Ты разжалован!
        «Жалован… Жалован…» - эхом прокатилось по толпе светломатерчатых.
        Не в силах сдержать гнев, повернулся Иешуа к светлому скоплению.
        - Ай! - пискнул кто-то обожжённый.
        Толпа расселась надвое, словно рассечённая мечом. «Спас… Спаса… Спасайтесь!» - прокатился по толпе из конца в конец клич. «Шухер!» - визгнули издали.
        Кинулись врассыпную светлые пятна, через ограду запрыгали яркими горошинами.
        - Вы все разжалованы! - ревел огородник.
        Никого, кроме сына плотника, не осталось рядом. Берег у излучины ручья Орионова очистился.
        - Проклятая параллельность! - громыхал огородник. - Раздавлю! Вовне выкину как сор, вместе с тёмными и светлыми!
        Он сгустился, сосредоточился, длани его почернели от тяжести. Но, примерившись обхватить ненавистную параллельность, услышал:
        - Остановись, Космогон. Именно этого все они и добиваются.
        - Кто смел поперёк моего слова своё молвить? - удивился огородник.
        - Я, - ответил Иешуа.
        - Да кто ты такой, чтоб перечить?
        - Я сын человеческий, - устало ответил Иешуа. - И я говорю тебе: помилосердствуй, не губи думотериев. По замыслу твоему и твоим попущением в муках они рождаются, в муках живут, умирая, мучаются, но славу возносят всему сущему, а сущее - суть Творение. Кто хвалит Творение, хвалит Творца. Не ты ли Творец? Ты бросил семя в почву, ты вырастил, ты же сам теперь обвиняешь дерево, что не таким выросло, и стать топором собираешься? Как не может убежать от топора дерево, так не может от гнева Творца скрыться Творение. Знай: станешь топором, окажешься в руках у Верховного.
        - Не понимаю, - пробурчал Космогон-Огородник. - Деревья какие-то. Огородник я, а не садовник. Порченый клубень надобно выбросить, чтобы не заразились здоровые. Думотерии в этой параллельности, небось, поголовно испорчены. Сам говорил ты, что седлают их и тёмные, и светлые, а теперь сам защищаешь? Тоже мне, защитник выискался.
        - Ты сказал. Не все думотерии испорчены, я буду для неиспорченных защитником.
        - Не понимаю. Будешь возиться с мелюзгой, каждого думотерия особо осматривать, испорчен он или неиспорчен?
        - Не понимаешь, потому что не был думотерием. Я - сын человеческий, говорю: нельзя понять человечество, не поняв каждого человека в отдельности.
        - Понять каждого? Ты вон сколько с одним провозился, а от меня хочешь… Недосуг мне, и вообще… Трачу тут на болтовню время своё драгоценное, когда назрело в здоровых грядках слияние. Чую, чую, - веет оттудова думосферным запахом.
        Космогон засуетился, по всему видно было: собирается покинуть потравленную гряду. Он бормотал: «Пусть всё идёт, как идёт».
        - Ты сказал, - поймал Космогона на слове Иешуа. - Пусть всё идёт, как идёт. Я вернусь туда. Буду искать общий язык с неиспорченными думотериями.
        - Ищи-ищи, - бормотал Космогон-Огородник, концентрируясь.
        Душа его светлая исполнилась от думосферного аромата сладостным предвкушением гона.
        Удаляясь, он крикнул: - Ищи общий язык! Будешь при особе моей переводчиком!
        Оставшись в одиночестве, переводчик, неспешно перебрался через ограду и двинулся к третьему от Солнца шарику.
        Трудности перевода. Побег четвёртый
        Я закончил чтение далеко за полночь. В открытое окно веранды лился лунный свет. Голова раскалывалась - вторая ночь без сна, и всё попусту. Никак я не мог понять, чего хочет от меня переводчик. Текст «Космогона» показался мне неоконченным, но это как раз вполне естественно. Если в остальных параллельностях произошло слияние и образовались думосферные клетки, годные для оплодотворения, неудивительно, что огородник бросил на произвол судьбы замусоренный четырёхмерный лист, безнадёжный с его точки зрения. В этом случае информация о том, что случилось после оплодотворения думосферы, раздулся или нет новый Мировой Пузырь, и стал ли Отцом и центром нового мироздания известный мне по тексту «Космогона» огородник, - сведения эти никак не могли попасть в нашу осиротевшую грядку, заражённую всякой нечистью. Откровенно говоря, бесконечное раздувание пузырей-миров представлялось мне занятием бессмысленным, но и это неудивительно.
        Я вздохнул. Из окна несло дымом и ещё чем-то. Запах показался мне отвратительным. «Соседи отмечали воскресный день, жарили чьё-то мясо, - подумал я, припоминая развесёлые заоконные вопли. - Пили вино, ели хлеб». Соседи угомонились давно. С час назад на веранду заглянула жена, спросила, не собираюсь ли я лечь. Я только махнул рукой: не до отдыха. Всё равно не заснул бы - так зудели, чесались неразрешённые вопросы. Непонятно, что сталось со станцией обрезки побегов, неизвестно, действительно ли переводчик помог выпутаться Рэю Марсианину. Нет в текстах ничего о том, всё ли ещё терзают человечество темноматерчатые гады и гады светломатерчатые. А главное - ни малейшего намёка нет на то, чего хотел от меня мой Птах, мой Зверь, мой Новорожденный, чего ждал от меня сын плотника и чего он боялся.
        Я глянул в окно. Издевательски ухмыляясь, таращилась из тьмы на меня полная луна. Мне стало тоскливо. Переводчик просил о помощи. Он пытался втолковать мне смысл вполне открывшейся ему волновой функции. Он боялся, что промысел некоего испускателя опасен для человечества. Он просил ознакомиться с переводом и составить экспертное заключение немедленно. Мой волновой преобразователь и реликт так и написал: «Не медли, как делаешь обычно».
        Я медлил, пытаясь уловить, что за мысль бабочкой бьётся о стеклянную стену непонимания. Да, я медлил.
        Всю жизнь он пробовал втолковать мне, подсовывал книги, показывал сны, обрушивал на мою голову события - как щенка неразумного тыкал носом. Я медлил, тщился понять, он силился объяснить. Стремясь найти общий язык, он расписывал стены моего дома посланиями, а я, вместо того чтобы вчитаться, копировал буквы и полученный текст откладывал в сторону, сочтя его очередной страшной сказкой для взрослых. Так и сяк пытался он вызвать понимание; вконец отчаявшись, написал мне письмо в сто пятьдесят четыре слова. Кто знает, стал бы я разбираться с его посланием, если бы оно не было облечено в такую странную форму? И вот после всех мытарств, после того, как я понял, сложив из текстов мозаику, кто таков мой переводчик, я спрашиваю его: «Чего ты хочешь от меня?»
        Скажите, разве не оскорбителен такой вопрос для сына человеческого? Ответит он: «Я - истина», - и что мне делать с таким ответом? Истина в том, что часть истины не истина.
        В отчаянии я крикнул в лицо луне:
        - Чего ты хочешь? Скажи прямо!
        Луна взорвалась, заполнила собою всё. Я пробовал закрыться руками от нестерпимо яркого сияния, но заметил вдруг, что рук у меня нет. Я стал ничем, бестелесным сознанием. Вместе с лунным светом в меня лились слова:
        - Ты сказал.
        «А ты поймал меня на слове, Зверь», - неосмотрительно подумал я. После опомнился и, сообразив, что в силу испорченности не смогу и впредь удержаться от неуместного ёрничанья, испросил прощения:
        - Извини. Не хотел тебя обидеть.
        - Ты можешь обидеть меня только непониманием. Спрашивай.
        Вопросов по текстам у меня накопилось множество, и, как всегда бывает в подобных случаях, первым подвернулся не самый важный. Думаю, луна виновата - последнее, что я видел перед озарением.
        - Станция обрезки побегов… - начал я и осёкся.
        Меня окатило холодом. Я почувствовал себя свободнее, увидел вокруг… Странное ощущение, когда можешь смотреть вокруг, если захочешь. Двигаясь в пустоте, я обнаружил рядом веретёнце с четырьмя выростами, похожее на белую ящерицу - ничтожную скорлупку в пустоте. Не сразу понял, что это такое. Почуял - внутри люди, вспомнил имя одного из них, и только потом пришло название корабля: «Птичка».
        - «Актеон», - подсказал внутренний голос.
        Вместе с подсказкой возникли в памяти картины: какие-то люди, трап, дверь орбитального самолёта, кресло, взлёт, перегрузки, невесомость, Изабелла Гилберт, надпись: «Moon Door» на белой двери…
        - Ты оседлал Рэймонда? - догадался я, просматривая видения.
        Лифт-шлюз, капитан в смешном скафандре с погонами, остеклённый салон…
        - Пришлось, - признался внутренний голос.
        - Зачем?
        - Смотри.
        Смотрю, подумал я, излишне упрашивать. Во все… нет, глаз у меня не было.
        Смотрел я и видел «Актеон», с черепашьей скоростью ползущий от пёстрого, массивного, окутанного газовой дымкой шарика к другому, ясному, в оспинах. Меня омывало ветром Солнца, плыть в пустоте после тесноты человеческого тела было невыразимо приятно, но истыканная иголками воспоминаний память не давала расслабиться, гнала вперёд. Я хотел поймать бывшего старшего чистильщика.
        - Что? - не удержался я от восклицания. - Так вот зачем…
        - Смотри, - повторил внутренний голос.
        Я смотрел. Луна выглядела странно, как будто сквозь каменную кожу проглядывали внутренности. «Актеон» успел уползти довольно далеко, стал едва различимым на сером фоне. Я прыгнул туда, где на краю оспины сидела блестящая капелька.
        «Ресторан Вавилова», - понял я, наблюдая, как оспина превращается в кратер с неровным краем. «Актеон» снизился, сел, как пчела на цветок, но за миг до посадки я заметил, что центральная горка кратера отрастила щупальца и охватила ими корабль.
        - Не корабль, людей, - подсказал внутренний голос. - Это станция обрезки.
        Да, подумал я, вот и ещё один отросток, который держит Вавилова. Шесть человек, шесть щупалец. Исчадие Верховного. Корабль она не видит, только думотериев, углеродцев светломатерчатых.
        Я пристально всмотрелся в чудовище, изучил его подробно, понял - оно не живое. Механизм. Изделие темноматерчатых. Хищное. Вот его память.
        Я перелил в себя информацию (с нею можно было разобраться позже), затем выделил исполнительные механизмы, хотел отключить их, но пока примеривался, механизмы пришли в действие. Почему?
        «Актеон» висел над поверхностью, поворачивался, готовился к старту. Удар!
        Я не успел. Промедлил, изучая станцию, не заметил, как она выбросила седьмой отросток, нащупала средоточие электронной памяти, и - щёлк! - как хлыстом ударила.
        Я кинулся за повреждённым кораблём. «Как спасти?» Тиснулся в человечье тело…
        - Понятно, - подумал я. - Можешь не продолжать. Я знаю, что было дальше. Но станция?
        - Я сжёг её.
        - Сжёг? Зачем?
        - Погорячился, - ответил внутренний голос. - Не хочу тебе ещё раз показывать. Сжёг и вернулся в человека.
        Как нехорошо седлать думотериев, подумал я и тут же пожалел, что не сдержал подспудную мысль, но было поздно.
        - Ты не понимаешь, - обиделся Птах.
        - Я не понимаю, почему ты помогал избирательно. Ты вмешался в наши дела, а что в результате? Спас одного, убил другого. Моргенштерн, помнится, застрелился на следующий день, а Рэймонд стал полновластным владельцем компании. Я не судья в этом деле, Рэй - мой друг, а Декстер, насколько я знаю, был грязным типом, но не слишком ли смело ты делишь нас на испорченных и неиспорченных?
        - Ты не понимаешь, - повторил Птах. - Смотри.
        Я не сразу понял, где оказался. Огромный кабинет, окно во всю стену, за ним ночь, изукрашенная мириадами светляков.
        - Короче говоря, сдавай дела, Декстер, - сказал я и, отвернувшись от окна, увидел за огромным столом человечка.
        «Декстер? Кто же я сам?»
        Декстер подался вперёд, тёмные глаза его стали как смотровые щели дота. На столе перед ним лежал пистолет. Обеими руками он схватился за столешницу, как будто хотел придвинуть.
        - А ты не боишься, Рэймонд… - начал он.
        «Ага. Рэймонд».
        - Тебя? - перебил я. - Нет. Такие, как ты, Моргенштерн, умеют делать гадости только чужими руками. Без власти и денег ты ноль, ни того, ни другого у тебя больше нет. Сдавай дела.
        Смотреть на Декстера было противно, поэтому я повернулся к нему спиной, и…
        «Напрасно ты не боишься, Нортон», - уловил я мысль, затем, ощутив за собою бестелесное движение, вывернулся из тела. Всё увидел сразу: двинувшегося к двери Рэймонда Нортона и двоедушного Декстера Моргенштерна с пистолетом в руке.
        - Прощай, Марсианин, - сказал Декстер, целя в спину.
        Рэй не обернулся.
        - Я не дам твоему носителю выстрелить, - сказал я, концентрируя взгляд на серой тени, оседлавшей Моргенштерна. - Я нашёл тебя, тварь.
        - А, это ты! - отозвался, не отделяясь от тела, бывший старший чистильщик.
        Я торопился, он тоже. Рэймонд, казалось, застыл с поднятой ногой, искажённое лицо Декстера напоминало каменную древнюю маску.
        - Понятно, почему так повезло щенку, - сказал мой бывший начальник. - Ты помог ему.
        Я снова удивился мелочности душонки бывшего старшего по параллельности, но, на счастье, решил на этот раз заглянуть глубже. Под тонким слоем мыслишек нащупал дно и пробил его. Под ним обнаружилась тёмная бездна.
        - Ты понял, - услышал я. - Я говорил тебе однажды, это мой мир. Я - закон, я - наставления, я - правила игры. Тебе не остановить меня, сын плотника. И вот я говорю тебе, выбор прост: станешь моей рукою, будешь царём над царями вечно, не станешь - пропадёшь. Слияние близко, пожинать плоды его буду я. Огородник оставил эту параллельность - тем лучше. Он нам не нужен. Когда я, руками человеческими управляя, овладею тяжестью, сам смогу стать отцом новому миру и сам стану его центром. Победа моя близка, раздели её с Верховным, или бесславно сгинешь. Смирись, Птах.
        - Беда твоя в том, Каиафа, что в модели кристаллизации социума не было смирения, зато борьбы - предостаточно. Не Птах я для тебя, а Зверь.
        Всю силу я вложил в этот взгляд, всю давнюю горечь. Жёг его душу, чуял - он не может противиться. Но сжигаемая борьбой душа носителя вывернулась, я промедлил какое-то мгновение, и…
        События вышли из-под контроля. Рэймонд Нортон взялся за ручку двери, Декстер Моргенштерн сунул ствол пистолета себе в рот. Когда открылась дверь, прозвучал выстрел.
        - Мы ещё встретимс-ся, птенчик, - услышал я голос Верховного.
        Последнее, что увидел, - растерянное лицо Рэймонда Нортона, потом меня снова выбросило в пустоту.
        «Вот чего боялся мой Птах», - подумал я.
        - Ты понял, - услышал я голос Иешуа. - Люди овладели тяжестью, значит ею может распорядиться Верховный. Что делать?
        В тот же миг стекло непонимания лопнуло, и я поймал ту мысль. Перевод с языка волновых функий был мне больше не нужен. Ведь он всего лишь часть истины - просто ещё один миф. Ну, пусть даже я смогу изучить в мельчайших деталях эхо Большого Взрыва, запишу результат символьно в дискретно-аналоговой образно-логической связной форме высокой упаковки, - что получу? Бледную тень истины - новый миф о сотворении мира. С точки зрения моего реликта, разница между таким результатом и шумерскими сказками несущественна. Не этого он хотел от меня, а конкретной помощи. Спрашивал, что делать с негодяями, овладевшими гравитационным взаимодействием и возжелавшими этой королевской печатью расколоть орех. Требовал выбрать.
        Я чуть было не поддался искушению. Очень хотелось сказать: «Резать!» Но представил себе… Нет, не побеги. Ростки. Возможно, единственную нашу надежду - не желающих сливаться одиночников светломатерчатых представил я, и душа моя исполнилась любовью.
        - Ты выбрал, - услышал я.
        «Подожди!» - хотел я крикнуть, но вышел не крик, а стон. Под головой жёсткое, а шея… Я шевельнулся, что-то жутко заскрипело под щекой.
        - Боря!
        Я не сразу узнал голос. Болела шея, затекли руки. Не руки - мешки с песком.
        Меня трясли за плечо: «Боря!»
        Я поднял голову. Жёсткое под щекой - это клавиатура. Компьютер почему-то выключен. В окне - луна. Видимо, времени прошло немного.
        - Всё в порядке, - хотел сказать я жене, но язык плохо слушался, вышло ворчание.
        - Тебе надо лечь, - уговаривала она, заглядывая мне в глаза. - Ты так кричал!.. Что-то приснилось?
        Видно было, она испугана. Не лечь надо было мне, а срочно записать сообщение переводчика, но я решил - утром. С грехом пополам перебрался в спальню, рухнул на кровать и тут же уснул.
        Сны не снились мне той ночью, проснулся я - как из-под воды, задыхаясь, вынырнул. Разом припомнились сумасшедшие двое суток, и сверх того всплыло в памяти утерянное письмо. То самое, выстраданное, пропавшее, когда я получил от переводчика текст «Космогона». Из-за кутерьмы с переводом совершенно забыл о письме, в котором хотел сообщить президиуму о своём решении выйти из Совета по борьбе с распространением запрещённых технологий. «И хорошо, что забыл», - подумал я, потихоньку, чтобы не разбудить жену, выскальзывая из-под одеяла. «Выбор сделан, - думал я, включая компьютер. - Нет у меня теперь морального права уйти. Кое-кто в нашем Сангедрине явно осёдлан. Но Совет подождёт. Я не Птах, мне не под силу понять каждого человека, зато я могу помочь некоторым одиночникам».
        Надо было срочно, пока свежи в памяти события, записать…
        Экран мигнул, показав чёрный квадрат. Компьютер пискнул. Перезагрузка.
        У меня опустились руки. Опять? Обречённо вздохнув, я открыл мэйлер, однако нового письма от переводчика там не было. Я глянул в окно. По зародышу кровли соседнего дома, как по перевёрнутому остову судна, ползали грузные ватные тени. Рассыпая искры, трещала электросварка, кто-то вяло матерился басом. Начало восьмого, понедельник.
        Я высунулся из окна, но орать, что возводимый соседями ковчег всё равно не выстоит в грядущем потопе, передумал. Люди не верят в предсказания, и правильно делают.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к