Две столицы Алексей Викторович Вязовский
        Русский бунт (Вязовский) #3
        Взят Оренбург, пала Казань, дотла сожжен нижегородский Кремль… Кровав и беспощаден жизненный путь Емельяна Пугачева. Этой стезей идет вместе с Пугачевым вся крестьянская Россия. А заодно и его далекий потомок, попавший совершенно не случайно в тело своего великого предка.
        Вязовский Алексей
        Две столицы
        Глава 1
        Проснулся я внезапно, от громкого треска. Даже не треска, а грохота. В архиерейской спальне нижегородского митрополита было еще темно. Я подскочил на ноги, стал быстро одеваться. Шаровары, портянки, сапоги… Затем поверх нательной рубашки натянул красный бешмет - подарок казанских мастериц. На ремень прицепил саблю, заткнул за пояс два английских пистолета. Грохот продолжался и даже усилился. Нас обстреливают?!?
        Почему тогда в окне не видны огни пожаров? Да и казаки конвоя спокойно стоят во дворе, курят трубки… Я вдохнул, выдохнул. Медленно надел на голову агеевскую «шапку Мономаха», бесстрастно вышел из спальни в горницу. Там сидело два охранника - Никитин и младший Творогов. Последний зевал так, что вот - вот челюсть вывихнет.
        - И тебя царь - батюшка ледоход разбудил? - Никитин встал, зажег еще одну свечу - Чичас Жана кликну
        Ага, вот оно что. Волга вскрылась.
        - А кто еще проснулся? - я глядя на Творогова, тоже зевнул
        - Да весь дом на ногах уже - Афанасий выглянул в окно, громко свистнул два раза. Казаки начали меняться в караулах.
        Пришли Агафья с Жаном, принесли вычищенный от гари красный плащ с соболиной опушкой. Теперь я был полностью готов предстать перед подданными.
        - Поехали, Афанасий, посмотрим на ледоход - я кивнул в сторону великой реки - Встретим рассвет на берегу
        - Я соберу поснидать с собой - Агафья дернулась в сторону двери, но я покачал головой:
        - Вернемся, здесь с генералами поедим.
        Вместе с большим конвоем мы выехали с архиерейского подворья. Нижний постепенно просыпался и постепенно оживал после осады Кремля. Горожане шли по своим делам, появились большие группы вольных «аристократов духа» - челкашей, или галахов, как их зовут на Волге. Они приветствовали нас громким криком.
        Ближе к берегу, у пристаней и причалов количество челкашей удвоилось. Вся эта голь и босота по весне, к началу ледохода, вылезала из разных щелей, где кое - как перемогала зиму, и скатывалась к Волге - матушке, к ее пристаням и причалам. Великая река кормила всех. Одни сбивались в артели грузчиков, другие подворовывали по мелочам, третьи - попрошайничали; и все были сыты, а главное, пьяны. Как мне рассказали выборные - водки в Нижнем истреблялось видимо - невидимо, поскольку любая работа по выгрузке или погрузке барж оценивалась одной мерой: количеством поставленных ведер спиртного.
        Над лабазами и складами возвышался город, белея звонницами, золотясь в лучах восходящего солнца куполами церквей, красуясь двух - и трехэтажными дворянскими и купеческими домами.
        Портило идиллическую картину лишь одно - закопчеными, выбитыми зубами полуразрушенных башен над рекой нависала выжженная, черная пасть Кремля. Дорого же он мне дался! Нет, потери в войсках были ничтожны - но то, что нас ждало внутри…

* * *
        Взрыв Пороховой башни окончательно сломил волю к сопротивлению. Потом, кстати, так и не удалось доподлинно выяснить почему она взорвалась. Свидетели говорили что Ступишин в истерике от того, что часть гарнизона решила сдаться и спасти людей, приказал взорвать её. Это многие слышали. Но вот выполнить этот приказ было и некому и непросто, ибо башню и подступы к ней удерживали беглецы.
        Скорее всего сами обороняющиеся совершили роковую ошибку. Ведь в суете боя все возможно. Уронили бочонок пороха, а там или искру подковками каблуков высекли, или масляную лампу уронили следом… В общем так и осталось это в загадках и будущие историки накрутят вокруг этого взрыва массу версий.
        Ступишина же закололи сами дворяне, когда потребовали от него прекращения сопротивления. К этому времени реально полыхал жилой город верхней части кремля и масса некомбатантов жалась к стенам на всем протяжении от Коромысловой до Дмитровской башен. Объективно пора было спасать людей. Но губернатор скорее всего полностью сошел с ума. И в ответ на требование делегации дворян выпалил из пистолета в помещика Звенигородского, который говорил от лица собравшихся. Кто именно нанес смертельный удар губернатору я не выяснил. Кололи все, как раз из соображений круговой поруки. Не только у крестьян она практиковалась. Русское дворянство от своей почвы не окончательно еще оторвалось.
        Кстати Звенигородский выжил. И присягать мне отказался. Заявил что он от Рюрика свой род ведет и ему невместно казаку присягать. И не он один такой упертый оказался. Большинство пошли в отказ. Это было связано с ожиданием скорого прихода Орлова с гвардией и моей якобы неизбежной гибелью. Тут уж репрессии не помогли бы. Так что я всех отказников пока определил на тяжелые работы по разбору руин крепости.
        А Кремль выгорел целиком. После исхода всех его защитников, дома, стены и башни полыхали весь вечер и всю ночь и догорали еще половину следующего дня. Пламя добралось до всех пороховых запасов в башнях и с разной степенью катастрофичности подорвало их. Обильно дымил кремль еще пару дней. И когда я впервые прошел через еще не остывшую Дмитровскую башню я узрел апокалиптический пейзаж. Закопченные русские печи стояли посреди черной выжженной земли. Архангельский и Спасский соборы, да несколько церквушек торчали посреди этого полуразвалившемся руинами.
        Список погибших на пожаре составляли неделю. Потому что опознанию поддавалась едва ли не десятая часть трупов. Остальных пламя не пощадило. Вычислили, что из общего числа засевших в крепости погибло от огня, удушья и перестрелки сто семьдесят девять человек. Возглавлял этот печальный список архиепископ Антоний.
        Его смерть была поистине мученической. В него прямым попаданием угодил один из последних смоляных снарядов выпущенных капитаном Темневым. Причем по словам очевидцев архиепископа не убило сразу и умирал он страшно.
        В народ сразу же запустили слух про то, что дескать архиепископ на ступенях собора призывал на мою голову кару небесную, а Господь стало быть тут же показал на чьей он стороне. Я тут же приказал Шешковскому распространить эту молву как можно шире, что он послушно исполнил.
        Православный клир присмирел после пожара и послушно возносил молитвы за здоровье моего императорского величества. Про Екатерину в церквах не упоминали. Боялись.
        С нижегородским самоуправлением я договорился к обоюдному удовольствию. Всем погорельцам недворянского сословия выделялись пособия на строительство, но за пределами Кремля. Владельцам разрушенных домов вокруг крепости казна платит компенсацию, но застройку очищенной территории запрещаю. Она остается в ведении городского самоуправления, но может застраиваться только красивыми каменными строениями по городскому плану от 1770 года. Который я с пафосом утвердил поверх росписи Екатерины.
        Территория Кремля резервируется как место для будущей Нижегородской ярмарки взамен макарьевской. Строительство торговых рядов и восстановление благолепия крепости казна брала на себя, но и сборы с торжища тоже становились отдельной от городских доходов статьей.
        Со своей стороны нижегородское самоуправление брало обязательство по устройству двух удобных спусков к Волге в обход крепости. Первым должен был стать тот, что в мое время назывался «Георгиевским съездом», вторым должен быть построен «Зеленинский спуск». Работ там было немало, но городу эти дороги были очень нужны. И я настоял чтобы за работы по строительству Георгиевского съезда принимались нынче же.
        Со вторым съездом было сложнее. Надо было заключать в трубу речку Почайну протекающую по дну одноименного оврага. Обещал поискать толкового инженера. Который также займется восстановлением крепости и строительством торговых рядов. Найти бы его…
        На руинах крепости мне досталось весьма мало трофеев. Пламя испортило и уничтожило почти все запасы. Даже крепостные пушки консилиум специалистов осматривали с большим сомнением. И Чумаков посоветовал при первом же случае продать их куда нибудь в Персию. Так или иначе но почти полсотни пушек у меня прибавилось. Половина которых были очень старые и нестандартных калибров. Впрочем у хорошего хозяина и ржавому гвоздю дело найдется, а для старых пушек у меня уже была задача.
        Собрали и ручной огнестрел. Почти полторы тысячи стволов. Причем половину этого числа составляли именно стволы, поскольку ложи серьезно обгорели и требовали замены. Но были и приятные находки. У дворянского ополчения реквизировали два десятка штуцеров заграничной выделки. Оружие было конечно же охотничье. Богато украшенное и очень качественное. В пламени оно не пострадало, поскольку дворяне сдавали его выходя из крепости.
        К этим стволам, а ещё к дюжине старинных затинных пищалей, обгоревших до железа, у меня тоже был сильный интерес. Конечно с точки зрения массовых армий говорить о нарезном оружии еще рано - слишком дорогое и сложное в обслуживании - но для узкого спектра задач ничего лучше и не придумать.
        Ну и конечно же бриллиант среди трофеев - казна губернатора. Фельдфебель Громыхало доделал начатое и откопал мне кубышку почившего в бозе градоначальника. А точнее не кубышку, а несколько железных ящиков, доверху набитых золотом, серебром и «презренной» медью. Миллиона, увы, в них не было - часть казны была в векселях, которые к счастью каких - то купцов сгорели в доме - но восемьсот тысяч полноценных рублем мне достались.
        Через три дня после падения крепости, рядом с Георгиевской церковью и в виду взорванной башни, состоялось массовое принятие присяги солдатами из крепости и немалой толпы новобранцев стекшихся под мои знамена со всей губернии. На этот раз персональную присягу я заменил на групповую.
        Сначала каждый в строю громко назвался и был записан в свиток, а потом вся толпа хором повторяла за Подуровым слова присяги и после слов «Аминь» по очереди подходила целовать крест у священнослужителя и расписываться в свитке, кто умел. А кто писать не умел тот ставил в бумаге крестик напротив своей фамилии и Почиталин подтверждал своей подписью. Закончилась присяга хоровым исполнением «Боже царя храни».

* * *
        Я вернулся из воспоминаний и перевел взгляд на Волгу. Над рекой и берегом моталась исполинская стая галок, сворачиваясь и распрямляясь, словно огромная черная простыня, заслоняя солнечный диск, проступающий сквозь мглистый, холодный воздух слюдяным кругом.
        - Красота! - вздохнул Никитин, горяча коня. Я оглядел открывшийся передо мной простор. По Волге, разлившейся в ширину на несколько верст, а может, и больше, плыли, неслись льдины - маленькие, большие и целые снежные поля. У берега льдины сгрудились и почти не двигались, лежа сплошной массой, а дальше, ближе к стремнине, они плыли по течению споро, налезая друг на друга, с шумом и треском. Именно этот грохот меня и разбудил.
        Кроме нас на берегу столпилось много народу. Каждый год волжский ледоход собирал весь город на бесплатное кино - отсюда на плывущих льдинах можно было увидеть все что угодно: то на большом ледяном поле, покрытом толстым слоем снега, виднелась часть дороги с вешками и санными колеями, желтыми от навоза; то оторвавшийся от берега и подмытый половодьем сарай с привязанной блеющей козой; то конура с собакой; то поленница дров, копны сена, не говоря о вмерзших в лед лодках, баркасах…
        - Глядите други! - я повернулся к приехавшим генералам, протянул руку в сторону Великой реки - Вот так, как Волга по зиме вскрывает лед, мы вскроем всю дворянскую Россию. Мощным ледоходом пробьем путь простому народу в лучшее будущее!
        - Любо! - дружный крик генералов и полковников заставил резво взлететь севшую на берег стаю галок.
        Толпа прибывала. Появились выборные - Беспалов, Холезов, Понарев… Подошли поздоровались, поздравили по второму кругу с викторией. Разбор завалов кремля еще продолжался, но нижегородские купцы и промышленники уже получили крупные подряды на строительство. На моих глазах слуги вытащили «тузам» столы, накрыли скатертями.
        - Не побрезгуйте с нами, ваше величество, откушать - Беспалов самолично налили в серебряный кубок вина из графина, подал мне - Господа генералы, прошу за стол
        Военачальники дождавшись моего кивка, начали рассаживаться. Купец демонстративно отпил из графина, показывая, что вино не отравлено. Хмурое лицо Никитина разгладилось.
        - Эгей! - по берегу, нахлествывая коня скакал удалой Чика. Казаки и генералы вскочили, принялись приветствовать Зарубина. Тот улыбался, гарцевал. Любопытствующая толпа нижегородцев все прибывала, Никитину пришлось выстроить второе оцепление, чтобы сдержать народ.
        - Все уделали по твоему слову, царь - батюшка - смеясь начал рассказывать Чика, спешившись - Клевали Орлова целую седьмицу у Владимира. Покель к нему не подошли конные лейб - гвардейцы, да гусары с карабинерами из питерского легиона. А тама Андрей Афанасьевич дал приказ отступать.
        - Хвалю! - я кивнул Баташеву и тот опять налил в кубок вина. Собственноручно поднес его Чике, тот довольно прищурился, махом выпил. Перевернул, показывая последнюю каплю. Все по обычаю.
        - Где нынче Овчинников с Мясниковым? - поинтересовался Подуров
        - Подходят к городу с полками - Зарубин начал жадно поглощать снедь, что слуги разложили на столе. Глядя на него принялись кушать и выпивать генералы с выборными. Кто - то из купцов притащил даже целую четверть водки. - Эй там! - я прикрикнул в конец стола - Сейчас же час убрали бутыль! Пьянства не потерплю!
        - Царь - батюшка! - Чика прижал руки к сердцу - Дозволь забрать четверть в полк - порадовать боевых товарищей!
        - Как же ты заберешь чужое? - поинтересовался я
        - Легко. На спор - Зарубин нам подмигнул, заломил шапку - Эй, господа торговые люди! А давайте биться на спор
        Купцы оживились. Делать заклады в Нижнем любили.
        - О чем спор? - поинтересовался Холезов
        - А вот ежели я перейду по льдинам на тот берег Волги? Сколько вы готовы поставить в заклад?
        Народ загудел, я дернул к себе Чику за рукав.
        - Не дури! Голову сложишь!
        - Не, царь - батюшка, не сложу! Я заговоренный. Под Владимиром двух лошадей подо мной убили - а я вона жив!
        Сильно жестикулируя, пуча глаза, Чика начал торговаться за заклад.
        - Господа хорошие!.. - услышал я - Четверть - это в одну сторону. Ставьте две… и я махну туда и обратно!
        Купцы, переглянувшись, согласились. Я лишь покачал головой. Жизнь - ценой полведра водки. Вот такие нравы в 18 -м веке…
        Чика скинул бешмет, взял багор рядом с одной из лодок, подбросил в руках, проверяя увесистость, и направился к реке. Мы пошли все следом. На берегу уже стояло тысяч десять народу. Тишина была полная - лишь треск льдин нарушал ее.
        У берега лед был малоподвижным и довольно толстым - какое - то время Чика шагал по реке, как по земле. Потом начались разводья между льдинами, вода в них «кипела» от стремительного течения… Зарубин начал прыгать, перелетая с льдины на льдину, тыча в лед багром и им же балансируя, чтобы сохранить равновесие.
        Купцы на берегу громко приветствовали каждый удачный прыжок полковника.
        Чика дошел до стрежня; тут он сбавил скорость, тщательно выбирая льдину, прежде чем ступить на нее, старался сохранить равновесие, играя багром, телом…
        Две четверти водки, поблескивая, стояли на земле и отбрасывали от себя радужную тень, прозрачную и колеблющуюся от лучей весеннего солнышка. Купцы и выборные подбадривали криками Зарубина, который, теперь превратившись в плохо различимое пятно и уже не мог их слышать.
        Черная, как туча, большая стая галок развернулась во всю мощь на фоне солнца, отбросив на землю скользящую тень.
        Толпа на крутых откосах берега переживала за казака - судя по разговорам, которые я слышал - каждую весну кто - нибудь бросал такой вызов Волге, и каждый раз новгородцы заново переживали это событие.
        Чика, добравшись до противоположного, лугового берега, почти не был виден, но у Подурова с собой было подзорная труба, и он громко комментировал происходящее:
        - Дошел… Дошел!.. Теперь на берегу!.. Машет багром!.. Отдыхает!..
        Возбужденные зрители протискивались поближе. После продолжительной паузы Подуров громко воскликнул:
        - Пошел! Назад пошел!..
        Постепенно Чика начал обозначаться яснее, вот он уже допрыгал по льдинам до середины реки. Миновал самую стремнину. Ему осталось преодолеть меньше четверти расстояния. Совсем недалеко было сплошное поле льда, и тут разводье перед льдиной, на которой он стоял, вдруг начало увеличиваться. Зарубин, широко размахнувшись, метнул багор в проплывающую перед ним ледяную глыбу и прыгнул. Но металлическое острие багра плохо воткнулось, казак стал соскальзывать в воду. Народ дружно ахнул.
        Кто - то из казаков бросился по льду к полынье.
        Чика же боролся. Его ноги уже были в воде, багор утонул, но он еще держался. Льдину тащило вперед, Волга «кипела». Наконец, Зарубин оттолкнулся, поплыл.
        - Веревку кидайте! - не выдержал я. Мой громкий крик достиг казаков, что стояли на ледяном берегу. Один из них размахнулся, кинул веревку. Чика попытался за нее ухватиться, но не смог. Его голова то и дело исчезала в воде.
        - Господи помилуй! - рядом перекрестился Никитин
        - Кидайте еще раз! - от моего крика усевшаяся на берег стая галок взлетела вверх. Народ принялся кричать: «Кидай, кидай»
        Казаки проваливаясь, бежали по ледяному полю, наконец, один из них размахнулся и еще раз выбросил веревку.
        - Схватил, схватил! - Подуров разглядывал в подзорную трубу Зарубина - Тащите же, черти!
        Казаки вцепились дружно в веревку и мощным рывком выдернули Чику на ледяное поле. Тут же подхватили под руки, буквально понесли к нам. На берегу раздалось дружное «Ура!»
        Зарубин был синий от холода, стучал зубами. Мутными глазами посмотрел на меня, на купцов.
        - И где моя водка?

* * *
        Военный совет собрался в обширной трапезной Благовещенского монастыря. Только сюда можно было пригласить всех моих полковников и генералов и не давиться как в вагоне метро в час пик. А высшего воинского народу в Нижнем Новгороде, в конце марта, оказалось изрядно. Вернулся Овчинников из своего рейда, притащив с собой порезвившихся на дворянских усадьбах башкиров и киргизов. Так что моя армия сейчас была в самом сконцентрированном состоянии.
        Я беседовал с Перфильевым о делах снабжения войска, когда прибежал вестовой и доложил, что: «господа полковники и атаманы собралися и ждут нас». Ну, раз так - можно и начинать.
        Трапезную к военному совету подготовили. Выставили все столы длинной буквой «П» и расставили рядами стулья. Торцевую стену с ликами святых, задрапировали кумачем. Когда я вошел, все разговоры стихли, присутствующие встали и поклонились. Я перекрестился на красный угол с иконами, уселся на трон во главе стола и знаком усадил всех остальных.
        По правую руку от меня сидели министр обороны генералы Тимофей Подуров, Андрей Овчинников и бригадир Мясников, по левую канцлер Афанасий Перфильев и приехавший вслед за войсками - Хлопуша. Шешковский расположился за общим столом, но в первом ряду. Не мудрствуя лукаво, и не разводя протокол, я решил вести совет сам.
        - Всех сердечно рад видеть живыми и почти здоровыми, - я с усмешкой покосился на захорошевшего Зарубина - Чику, для которого купание в ледяной воде даром не прошло и он теперь старался не отсвечивать на дальнем конце стола с изрядной тряпицей, которой приходилось вытирать сопли.
        - Мы впервые собрались все вместе. Многие из вас друг с другом не знакомы, но по ходу совещания познакомитесь. А пока я прошу Тимофея Ивановича рассказать всем нам о наших воинских силах на сегодня.
        Подуров встал и без всякой бумажки начал:
        - Стало быть, с пехоты начну. В готовности у нас девять полков. Три полка оренбуржских, два заводских, три казанских и один куропаткинский.
        Все посмотрели на Николая Куропаткина, который отличился на взятии Нижнего тем, что тушил пожары в городе. Успешно тушил.
        - Все девять в полном штате - продолжал Подуров - Вооружены полностью и хоть как то обучены. Опыта боевого всем не хватает - тяжело вздохнул генерал, почесал затылок - Десятый полк, Нижегородский, только зачали верстать и он к бою готов не скоро будет. Да и ружей на него не хватает. Все годные мушкеты с нижегородской добычи ушли в куропаткинский и казанские полки. Так что с дрекольем маршируют покеда.
        Полковники заулыбались в усы. Многим пришлось пройти этот этап в обучении.
        - Окромя того, Аблай, хан правитель средней киргиз - кайсацкой орды, поклонился нашему государю большим конским табуном. И государь повелел полк Куропаткина сделать драгунским. Конному бою учить не будем, ибо не успеваем уже, но быстрые марши делать он будет наравне с кавалерией.
        - Промеж тем людей, желающих биться с барями, пришло у нас ещё на три полка. Но ни вооружить, ни военачальников им дать мы не можем. Потому всех их определяем под начало Павлония Арапова и назначаем его пионер - бригадиром над двумя пионерскими полками. В офицеры к нему пойдут все кто фортификацию разумеет. Так что господа не супротивляйтесь ежели отнимать будем из ваших полков.
        Теперь уже присутствующие улыбаться перестали. Кадровый голод жуткий - никто не хочется расставаться со своими командирами.
        - По кавалерии також имеется девять полков. Но два из них сейчас за Уралом с Лысовым и Шигаевым. А в наличии два Яицких, Оренбуржский, Гурьевский, Уразовский…
        Теперь все посмотрели на князя Уразова. Он единственный был на совете от иноверцев. Киргиз - кайсацкий хан Нур - Али еще в конце зимы уехал в Оренбург - за новыми сотнями повстанцев из будущих казахов. Башкирский князь Юлай Азналин был ранен под Владимиром. Теперь его выхаживает доктор Максимов, а сын - Салават сидит у постели отца.
        - По артиллерии решено в полки пушек не давать - Подуров продолжал докладывать - Все стволы будут собраны в артиллерийском полку Чумакова, куда також всех сведущих в артиллерийской части офицеров и рядовых передать надобно. Сейчас у нас в готовности пудовых единорогов - пятнадцать, двенадцати фунтовых пушек и полу пудовых единорогов - девятнадцать, шести фунтовых - двадцать. А також трех и четырех фунтовых пушек двадцать пять. Сведены они будут в роты тяжелой, средней, легкой и конной артиллерии. И придаваться будут полкам по мере надобности.
        - Если все под итог подвести, государь, то пехоты у нас десять тысяч, конных пять с половиною тысяч. Пушек общим числом семьдесят девять.
        Подуров поклонился и сел.
        - Хорошо, - поблагодарил я его кивком головы. - Про наши силы мы узнали, теперь про силы нашего противника нам расскажут тайники.
        Афанасий Тимофеевич с Шешковским переглянулись, потом Хлопуша кивнул своему заместителю. Степан Иванович встал, откашлялся. Взял со стола листок бумаги:
        - Из разных источников нам ведомо - Шешковский коротко поклонился Овчинникову и Мясникову - Что неделю назад под рукой Орлова во Владимире было четыре полка лейб - гвардии - Преображенский, Семеновский, Измайловский и Конный. Кроме того к нему до распутицы подошли тысяча двести гусар и карабинеров Санкт - Петербургского легиона и батальон Ингерманландского пехотного полка. Общим числом войско Орлова сейчас составляет восемь тысяч пехоты и три тысячи кавалерии при двадцати четырех трех фунтовых пушках.
        Полковники заулыбались. Наши силы явно больше, в первую очередь по артиллерии. А она как известно - царица боя. Но по мере того, как Шешковский докладывал - улыбки стали испаряться с лиц.
        - …в Москве из - за распутицы застряли отдельные сводные батльоны Псковского, Ладожского, Великолуцкого, Черниговского полков. Точно их численность узнать не удалось, но суммарно не менее четырех с половиной тысяч человек при легкой артиллерии.
        Теперь уже и генералы завздыхали.
        - По неподтвержденным сведениям - продолжал добивать военачальников Шешковский - Ожидается присылка с польских провинций кавалерии в составе нарвского карабинерного полка и казанского кирасирского. Это даст Орлову ещё около двух тысяч регулярной кавалерии. Возможны и иные подкрепления. Еще под руку графа стекается дворянское конное ополчение неизвестной численности. Я оцениваю его примерно в три - четыре тысячи человек. Тяжелой артиллерии замечено не было. У частей, застрявших в Москве при себе имеется восемнадцать легких пушек. На сегодня это все по противнику.
        Шешковский поклонился и сел. Народ притих, переваривая цифры.
        Если все названные части соединяться с Орловым, то его армия будет иметь 12 -13 тысяч пехоты и восемь тысяч конницы. Казалось бы цифры почти сравнимые… Пехоты и конницы больше у «любовничка», зато пушек - у меня. Плюс пуля Нейслера. Но качество! Стреляют в полках плохо, пороха не хватает. Ружья старые, расстрелянные с большой разницей по калибрам, что сильно затрудняет изготовление пуль.
        У Орлова же под рукой кадровые части прошедшие прусскую и польскую кампании. Гвардия хоть и не воевала давно, но там самые замотивированные рядовые. Конечно, времена когда она целиком состояла из дворян уже прошли, но большая часть нижних чинов - это лучшие солдаты, переведенные из армейских полков, у которых есть реальные надежды на выслугу чина и на пенсию. Кроме того часть унтер - офицерского состава в полках действительно родом из беднейшего дворянства так что вполне можно считать эти части устойчивыми к нашей пропаганде.
        Я поднялся и заговорил:
        - Господа полковники и генералы. Не будем лукавить и признаемся себе вполне честно, в чистом поле и при правильном линейном сражении войска Орлова разобьют нас наголову.
        Тихо переговарившиеся генералы разом замолчали. Я заметил, как синхронно кивнули полковники из дворян - Ефимовский, Чернышов, Крылов и Симонов.
        - Посему мы должны избегать правильного сражения как можно дольше и постараться нанести значительный урон войску противника любыми другими способами. Я предлагаю высказываться господам полковникам, как это сделать.
        Я сел, а полковники тихо загудели и стали переглядываться в поисках самого инициативного. Поднялся полковник Толкачев, из яицких казаков бунтовавших еще два года назад. В реальной истории он был одним из активнейших атаманов. В этой же вполне справный командир первого заводского полка.
        - Наш государь конечно вправе опасаться за свое воинство. Но на арском поле мои заводские от удара бибиковских не побежали, так что не все так плохо.
        - Это потому, что не успели побежать, - проворчал Симонов. - Быстро вас артиллерия выручила. Картечь противу кавалерии страшная сила. Второй раз ловушки подобной той, в которую Бибиков угодил, не получится.
        - Это почему же? - Возмутился Толкачев.
        - Потому что у Орлова пехота главная, а не конница, - ответил вместо Симонова Крылов. - Она хоть и идет медленней, но к огню пушечному и ружейному устойчивее. А кроме того, коннику что бы нанести урон доскакать ещё нужно, а пехота будет с тех же ста шагов по тебе гвоздить, что и ты. И вот тогда и посмотрим как под обстрелом наши крестьяне будут стоять и команды выполнять.
        - А мы их с трехсот начнем! - Выкрикнул Толкачев. - Нам государь еще в Казани новые пули дал спытать. Мы на коровах пробовали и могу сказать со всей правдивостью, что на триста шагов пуля убойности не теряет в отличии от круглой, а по кучности намного лучше. Так что залпировать мы начнем раньше и до штыковой много больше людей выбьем у орловских.
        - Вот на штыковой они и отыграются, - Симонов не мог не оставить за собой последнее слово.
        Я решил прервать эту неконструктивную перебранку.
        - Господа полковники, прекратите. Лучше подумайте можно ли обойтись вообще без штыковой?
        Поднялся Крылов.
        - Петр Федорович, мне кажется, что для наших полков в имеющихся кондициях как раз штыковая была бы лучше всего. Это от обстрела солдаты могут попытаться убежать. А вот когда драка перешла в штыковую, тут уже не хочешь, а воевать будешь. И победу в бою можно добыть тем, что презрев четкую линию баталии сосредоточить на каком нибудь из флангов решительный перевес в силах. И обрушив этот фланг развернуться на центр противника добывая окончательную победу.
        Это он, зараза, мои рассуждения повторяет, что я ещё на пути в Казань высказывал. Тогда речь зашла о построении батальонными колоннами, и я именно этот аргумент приводил. Впрочем мне нравится, что он мои слова мимо ушей не пропустил, в отличии от прочих «перевертышей». Но надо было ответить на аргумент:
        - Не забывай, что у Орлова в пехоте численный перевес, и если мы сосредоточим силы на одном фланге, то на противоположном и в центре получим поражение. Так что тактика колонн, о которой все мы мыслим, хороша для больших армий. Нам же надо численный перевес Орлова сточить без собственных потерь. Прошу давать ваши пропозиции.
        Опять воцарилась тишина и тут поднялся Куропаткин.
        - Государь. Я так мыслю, нам надо использовать свое преимущество в дальности огня как ружейного, так и артиллерийского. И вот тут нам на руку то, что Орлов непременно хочет атаковать нас. А значит и на полевые укрепления пойдет не задумываясь. А у нас сейчас с лопатами людей как бы не больше чем с ружьями. Две тыщи у Павлония, да целый Нижегородский полк почти без оружия. Они нам накопают редутов колик треба. И мы можем до последнего вести огонь с тех редутов, а потом их бросать и тикать на следующую линию. Так мы можем потерь избежать и у Орлова пехоту сильно проредить.
        - Мда… А на отступлении нас не порубят конные? - Спросил Ефимовский.
        - Ну ежели у нас и своя конница наготове будя… Пущай попробуют. Акромя, мои - то драгунами будут, так что отскочить быстро смогут. А пушки надо будет с позиций снимать чуть раньше, чем пехоте отступать надобно будет уже. И тяжелых пушек в такие сражения не брать! Токмо легкие и средние, иначе батареи потерять можно.
        Слуги внесли в трапезную подносы с бокалами. В них был чай и сбитень. Чика тяжело вздохнул. Его душа явно просила «продолжения банкета».
        - Ну, если вся пальба будет только от драгун, да от трех десятков пушек, - задумчиво протянул Крылов, - то особого ущерба вся эта суета не принесет. Вот если бы все наличные силы выставить да быстро отойти, как вы сказали, тогда был бы толк. Но увы. Пехоте не оторваться от пехоты без значительных потерь, которые будут ничем иным как поражением.
        - А если я скажу Вам, Андрей Прохорович, что пехота может бежать со скоростью конного, что вы мне скажете на это? - Хитро прищурился Овчинников
        - А скажу я вам, любезный Андрей Афанасьевич, что вы фантазер каких мало, - ухмыльнулся Крылов. - Где же вы таких кентавров найдете?
        Полковники захохотали, и сам Овчинников смеялся не меньше прочих. Но когда хохот утих он сказал:
        - Как то раз, когда в захваченной Сорочинской крепости мы собирали ополчение для батюшки царя. На нас напала легко - конная команда сабель в двести. Ну, то есть не напала, а к крепости подошла, когда мы там были все неготовые - ворота разбиты, пушки заклепаны…. У меня было полсотни конных, и мы вполне могли уйти, но бросать пехоцких на расправу катькиным солдатам было нехорошо. Повозок и лошадей добыть мы уже не успевали. Времени было мало. И потому мы так сделали. К седлам веревки привязали и потрусили не торопясь прочь. А пешие за те веревки держались и бежали без устали почти час. И за тот час мы почти на десять верст убежали. Способ то нехитрый и все казачки про то знают. Так что если каждому драгуну ещё двух пехоцких на постромках прицепить, да мушкеты на коня закинуть, то оторваться от орловских можно быстро.
        Народ зашумел, обсуждая этот трюк. А я просто замер мысленно представляя, как огромными зайцами скачут солдаты на привязи к конникам. Пошумев и поспорив господа полковники из казаков и крестьян сочли, что способ может и годный, но только если в чистом поле. Потому как на дороге такое построение колонну растянет неимоверно. И если первые будут бежать бегом, то задние долго ждать своей очереди на движение и рискуют попасть под удар противника. Попробовать такой маневр вызвался Крылов и Овчинников.
        Когда на эту тему успокоились с предложением выступил атаман Карга, то есть полковник Каргин Никита Афанасьевич, принявший Второй Яицкий казачий полк после стремительно повышения Перфильева до канцлера.
        - В поле то оно понятно как делать но все ж таки от пуль и ядер и наших потерять можно изрядно. Вот хорошо было бы заставить Орлова какую нибудь крепость штурмовать. Что бы умыть их кровью хорошенько.
        - Да кроме Мурома между нами и нет ни какого города. А там не крепость, а тьфу! - Плюнул Куропаткин. - Ловушка одна, а не крепость.
        - А ежели не в крепости сидеть, а на улицах бой дать, - не унимался Карга. - Жителей из города выгнать всех до одного, и каждый дом под фортецию перестроить. С бойницами, да валами. И пушки поставить на картечь. Они ряд домов отобьют, а мы их подпалим и за следующим ждем. Они снова отобьют а мы снова отступим. На штурмах то они крови прольют куда больше чем мы за стенами. А потом мы раз и уйдем. Нам - то этот город не нужен, поди. Так и будем отступать, пока орловские не сточатся. А вот тогда и генеральную баталию дать можно. А там уж и большие пушки помогут.
        Снова зашумели полковники, а я призадумался. Идея довольно революционная, чего уж там…. У этого казака талант воинский, или я тут уже сам не заметив идей назапускал? Хотя про этакий Сталинград точно никогда никому не говорил. Даже удивительно откуда такие мысли - неужели я своим появлением в этой реальности заставил людей думать по - иному?
        До глубокой ночи обсуждали план кампании против Орлова и решили, что она будет состоять из трех частей. Во - первых, сразу после окончания распутицы, на дороге от Владимира на Муром надо будет попробовать тактику огневых контактов и убегания от штыковой в чистом поле без всякой инженерной подготовки. Потом в Муроме дать уличные бои на подготовленных позициях и вовремя оставить их. А третьим этапом будут огневые засады на пути от Мурома к Нижнему Новгороду. Но там они будут уже на подготовленных позициях с применением к тамошней холмистой местности.
        Генеральное сражение решили не давать пока число солдат у Орлова как минимум не сравнится с нашим. Хотя многие хвастались, что после Мурома у Орлова рота останется. Ну, ну… Оптимисты. Хотя, к тому что мы напланировали Орлов готов быть не может.
        Пока шумели полковники я переговорил с Мясниковым, который рвался со своей опостылевшей должности Главного Полицейского куда нибудь обратно в бригадиры. Я дал себя уговорить и поручил ему самую тайную часть всего плана, о котором на совещании не говорилось. Это всякого рода диверсии и подлости.
        Я не собирался брезговать ничем. Ни отравленными колодцами, ни ночными нападениями на биваки. В том числе на Мясникова я возложил и подготовку снайперов - мы их назвали меткими стрелками.
        В эту галантную эпоху было принято, чтобы офицеры шагали впереди своих войск. По крайней мере, военачальники уровня рота - батальон. Вот они и должны были с гарантией умирать при каждой атаке, равно как и прислуга пушек. Но если на лихом коне в прицел влезет какой нибудь полковник или сам Орлов, их тоже жалеть не будут. Овчинников перед советом порассказал какой ужас Гришка творил в Москве и ее окрестностях. Повешенные вдоль дорог жители деревень, обесчещенные крестьянки, сожженные хаты и целые поселки…
        Нет. Любые средства оправдывают мои цели.
        Совещание закончилось, и ко мне, дождавшись пока я останусь один, подошел Шешковский.
        - Ваше величество. Я имею основания подозревать в подготовке к побегу полковника Чернышева и нескольких его офицеров из принесших вам присягу. Думаю, после сегодняшнего совещания он вполне может решить, что заслужит прощение, ежели доберется до Орлова с вашими планами.
        Ясно. Степан еще раз выслужиться решил. Послушаем.
        - Возможно вам неизвестно, ваше величество, но военную карьеру он начал лакеем при дворе Елизаветы Петровны добравшись до чина поручика. Продолжил он карьеру услужая вашей супруге и дорос до полковника, не покидая дворцовых покоев. И только после этого, из за какой то провинности назначен был комендантом Симбирского гарнизона. Так что как военачальник он ничтожен, и знает это за собой прекрасно. И очень боится предстоящих баталий. Так же он знает императрицу достаточно хорошо, чтобы иметь надежду разжалобить её при личном объяснении. Я ещё в Казани приставил к нему человека в качестве денщика. И теперь мне доносят что полковник собирается с некоторыми офицерами и долго беседует за запертыми дверями. Вина не пьют. Расходятся осторожно. Жгут бумаги. Есть и другие признаки.
        Опять заговор! Прямо как щупальца у осьминога. Отруби одно - на его месте вырастут два.
        - Прошу дозволения превентивно задержать изменника и допросить с пристрастием ибо у меня недостаточно сил, чтобы караулить его круглые сутки и перехватить если он пойдет на прорыв.
        Я задумался. Смогу ли я когда нибудь до конца доверять Шешковскому? Если не брать во внимание провала с заговором в Казани и шашни вокруг семьи Пугачева, все это время он мне был неизменно полезен. И сейчас особенно. «Шведы» отправленные с купеческими караванами по России начали голубиной почтой приносить первые важные разведданные. Когда агенты доберутся до европейских столиц - ценность сети Шешковского удвоится, а то и утроится…
        - Нет. Пусть явно свои намерения обозначит. Ежели опасения подтвердятся - хватайте изменника. Офицерью из дворянчиков надо острастку давать. Зарубину дам приказ выделить вам, Степан Иванович, казаков для постоянной готовности к поимке беглецов. Ваша задача будет вовремя им дать знать.
        - Хорошо, ваше величество. Ещё я хочу обратить Ваше внимание на полную ничтожность полковника Симонова как командира. Он совершенно равнодушен к делам своего полка, пьянствует….
        - Спасибо Степан Иванович, об этом мне уже известно. Проследите за Чернышевым. Это наиважнейшее дело.

* * *
        На День всех святых, 22 -го марта во дворце случился знатный переполох. Около полудня какие - то отдалённые, глухие удары, словно раскаты далёкой грозы, стали доноситься до слуха всех, живущих в Петербурге и его окрестностях.
        Заслышав бухающие удары, Екатерина вздрогнула, побледнела и подняла глаза на Вяземского и других, кто сидел и стоял вокруг её невысокого стола, за которым совершала государыня свой малый туалет.
        - Канонада! - едва могла выговорить императрица - Так близко… Неужель маркиз?!?
        - Послать узнать: что такое? - осведомился обер - прокурор Сената. Вяземский обеспокоенно переглянулся с Суворовым, который также присутствовал на приеме. Оба встали, подошли окну.
        - Ну что там? - Екатерина сжала веер побелевшими пальцами
        Другие придворные тоже выглядели не лучшим образом - трясущиеся руки, бегающие глаза… Совсем недавно пришли сведения о падении Тюмени и Уфы. Хоть Екатерина повелела держать в секрете военные неудачи на востоке - шила в мешке не утаишь.
        И вдруг, как боевая труба, прозвучал голос государыни, совершенно и быстро овладевшей собою:
        - Да что вы, друзья!.. То небось флотские салютуют чему - нибудь - Пошлите, Александр Алексеевич, узнать, да поскорее.
        Вяземский согласно кивнул, вышел на минуту. Придворные тоже потянулись на выход. Екатерина же приказала как ни в чём не бывало продолжать свой туалет, попутно беседуя с Суворовым.
        - И что же, цесарцы? Все также войной грозят?
        - Истинно так, ваше величество - согласно кивнул париком глава Тайной Экспедиции - Аппетиты их растут. К Бухаресту и Белграду требуют Софию.
        - А Царь - град им не потребен? - желчно усмехнулась Екатерина
        - Мы сейчас не в той диспозиции, чтобы торговаться - опустил глаза Суворов - Дела у Румянцева все хуже, в Константинополе голод, через день восстания черни, растянутые коммуникации по всей Валахии атакую башибузуки
        - Надо снимать осаду! Ведь прорвались же в город Спиридов и Хметевский! Кстати, Александр Алексеевич - обратилась императрица к вернувшемуся Вяземскому - Ты заготовил указы о награждении наших моряков?
        - Сегодня будут готовы - обер - прокурор опять подошел к окну, стал смотреть в сторону Петропавловской крепости
        - Не тяните с ними. Нам нынче очень нужны русские победы!
        За окном вновь раздались бухающие удары.
        - Похоже на взрывы бомб - задумчиво произнес Суворов
        - Господа, господа! - Екатерина ожгла взглядом царедворцев - Прошу сосредоточится на текущем вопросе. Василий Иванович, что слышно об армии Долгорукова?
        - Приказы все отосланы еще прошлым месяцем - Суворов встал, подошел к Вяземскому. Краем глаза взглянул на улицу. На набережной суетился народ, бежали торговцы, скакали конногвардейцы - Василий Михайлович лично выходит из Крыма с полками в сторону Ростовской крепости. Оставил ахтырских гусар и два батальона под командованием Буховстова у реки Калала сторожить Едичанскую орду. Ежели все будет по плану, к июлю выйдет к Москве.
        - Когда у нас шло все по планам? - тяжело вздохнула Екатерина - Донские казаки с ним?
        - С ним - покивал Суворов
        - Опаску я имею на их счет - императрица тоже встала, подошла к окну. Теперь все трое смотрели на суету на набережной - Эти донцы - первые воры. Не ты ли мне, Василий Иванович, докладывал, что они сносились с маркизом и даже были у него на Казани?
        - Платов их вот как держит - Вяземский показал сжатый кулак
        - Надо идти - Екатерина прислушалась к шуму во дворце - Не то эти зайцы разбегутся в панике по всему городу
        Императрица вымученно улыбнулась, и потом к ожидающим её напуганным придворным в аванзал, спокойная, ясная, даже весёлая. И, глядя на эту удивительную женщину, все воспрянули духом.
        Наконец прискакал посланный гонец, сразу за ним явился генерал - полицмейстер Петербурга Чичерин:
        - Успокойтесь, ваше величество. Врагов не видно… Это несчастье вышло небольшое. Видно, уж Господь попустил… В арсенале, на Выборгской стороне, огонь заронил кто - то… До сотни бомб снаряжённых взорвало на воздух.
        - А погреба? - веер в руке Екатерины треснул - Порох там…
        - Всё цело, государыня… И не убило никого. Один солдат сгорел. Видно, он трубкой огонь и заронил… Покарал его Бог… Всё цело. Стёкла повыбило… Дело пустое…
        - Ну, слава Богу. Не попустил Господь.
        Глава 2
        - Ваше Величество! - после совета ко мне подошел Почиталин, наклонился к уху - Вас барышня ожидает на архиерейском подворье
        - Что за барышня? - мне предстояло еще несколько важных встреч в городе и совершенно не хотелось тратить время на поездку
        - Она не называлась
        - Ну а выглядит как?
        - Тоже затрудняюсь сказать - замялся Иван - На лице вуаль, молодая. Точно из дворянок. Породистая такая, осанка, голос…
        - Ладно - я заинтересовался - Не будем заставлять даму ждать
        До подворья мы добрались быстро и я тут же пошел в кабинет. Но у дверей меня остановил хмурый Никитин:
        - Царь - батюшка, охолони… Мы ее досмотрим поперву! А вдруг у нее с собой пистоль али кинжал отравленный?
        В комнату сначала зашли оба младших Творогова, через пару минут озадаченные парни вышли обратно.
        - Да нет у нее ничего с собой - произнес Игнат - А под платье лезть… Мы постыдились.
        Парни опустили глаза в пол, Афанасий крякнул.
        - Я сам
        Никитин вошел внутрь и сразу раздался молодой, гневный возглас:
        - Да, что вы себе позволяете?!
        Тут уже я не выдержал, зашел в кабинет. Там у окна стояла… княжна Агата Курагина. Собственной персоной. Никакая ваулетка не могла спрятать прекрасные голубые глаза, которые сейчас метали настоящие молнии.
        - Афанасий, оставь нас - я сел за стол, приглашающе указал на один из стульев, что стояли рядом.
        Никитин тяжело вздохнул, вышел. Агата, сняла вуаль, уселась и вызывающе на меня посмотрела. Я тоже принялся разглядывать княжну. В прошлую нашу встречу девушка, отсидевшая в казанской тюрьме месяц, выглядела бледной, осунувшейся и заплаканной. Нынче Курагина имела румянец, округлилась во всех нужных местах. Одета просто - в синее, дорожное платье, шаль и шляпку.
        - Разве вы не должны быть в ссылке в Челябе? - первым начал я беседу
        - Должна! Но я сбежала - Агата опять ожгла меня взглядом
        - Неужели? - я лишь поднял бровь, отдавая инициативу в разговоре
        - Ваши, царь - батюшка - княжна произнесла это издевательски - казаки перепились на первом же ямском дворе. Уехать оттуда не составило труда.
        - И что вам угодно? - коротко поинтересовался я - Вряд ли желаете вернуться обратно?
        - Я совсем чуть - чуть не застала вас в Казани, следовала с ямщиком по Волге. Но ледоход нас застал у Лысой горы
        - Это там, где стоит древнее городище?
        - Имеено. Там в тысячу лет назад жили савроматы, а позднее - сарматы
        - Откуды вы это знаете?? - разговор становился все более интересным
        - Если бы вы соблаговолили принять Иоганна Фалька… - презрительно усмехнулась Агата - То знали бы, что он изучал городище у Лысой горы
        Фалька, как и других полезных людей я уже вызывал из Казани. Они должны были прибыть в Нижней Волгой сразу после окончания ледохода.
        - Сударыня, вы впустую тратите мое время! - я начал раздражаться - Мне позвать обратно охрану? Ваш приговор никто не отменял, вас сей же час отправят обратно в Челябу на поселение
        Агата смутилась, опустила голову.
        - Я… я сбежала не просто так… Отец… он не выживет на соляных промыслах.
        Ясно. Творогов определил старого князя добывать соль.
        - А судьба Державина вас не интересует? - я все еще не мог принять решения, что мне делать с Курагиной. Сослать повторно? Она была среди активных заговорщиков, ни секунды не раскаивается. Так ведь опять сбежит.
        - Гавриил Романович, умер в моих глазах - Агата подняла голову, твердо на меня взглянула - Какая пошлость! Петь бунтовщику и самозванцу гимн с эшафота!
        - Что ж - я резко встал - Вы только что повторно приговорили своего отца.
        Курагина сломалась. Заплакала, попыталась упасть в ноги. Я подхватил девушку, усадил обратно на стул. Подал платок.
        - Норов свой мужу будешь показывать - я перешел на «ты» - Это если тебя еще кто - то возьмет в жены. От Лысой горы как добирались?
        - Окольными дорогами - Агата вытерла слезы, взглянула на меня с надеждой
        - А ежели бы повстречали башкир? Ты представляешь, что они бы с тобой сделали? Сидела бы в Челябе, учила детей в школе! Нет, сбежала…
        Я все никак не мог принять решения, поэтому по мудрому управленческому правилу - никогда ничего не давать просителям все и сразу - отложил его.
        - Позже решу, что делать с твоим отцом. Отказное письмо он же не подпишет?
        Агата замотала головой.
        - Вот упрямцы! Пойми. Нынче все по - другому. Россия поднялась с колен. Это такая буря, которая сметет на своем пути все…
        Княжна смотрела на меня непонимающе.
        - Как там у Державина? - я нагло вложил в уста поэта стихи Лермонтова:
        «…И зарево окрасит волны рек:
        В тот день явится мощный человек,
        И ты его узнаешь - и поймешь,
        Зачем в руке его булатный нож…»
        - Это про вас Гавриил Романович написал? - удивилась Агата
        - Про всех нас - отказался я от лавров - Ладно, все бестолку. Есть где встать на постой в городе?
        - Нет - княжна помотала головой - Войска то по домам расквартировались. Я пока ехала - видела, что все дворянские усадьбы да дворцы заняты… Наш дом поди тоже…
        - Оставайся пока тут - я тяжело вздохнул. У меня опять было плохое предчувствие - Я скажу Жану выделить тебе комнату на подворье. Потом решу насчет отца.
        Сразу после Агаты я позвал к себе Шешковского. Тот был бледен, под глазами - круги. Работал всю ночь.
        - Новый заговор - это просто вопрос времени - я позвонил в колокольчик и велел Жану заварить нам крепкого кофе - Пущай Агата поживет в доме, а ты приставь за ней следить - пройдет неделя, другая, кто - то до объявится
        - Сделаю - коротко ответил Степан, потер глаза - Сегодня ночью устроили облаву в городе. Триста двадцать человек дворянского сословия обоего пола схватили. Половину горожане сами нам сдали. Допросили пока не всех. Какие насчет них распоряжения будут, ваше величество?
        Я подумал, что дворяне как рабочая сила не слишком полезна. Мало кто из них владеет нужными мне ремеслами. Но бездельников кормить тоже не вариант.
        - Отправляй мужчин пока в Кремль, на разборку пожарища и развалин. Если там найдется инженер, ко мне веди. Хотя вряд ли. Немощных, буде такие, направь точать обувку солдатскую. Женщин содержать от мужей отдельно и направить в работные дома - я договорюсь об открытии с нижегородскими тузами. Пущай шинели шьют для армии.
        Вот так и появляются в истории «трудовые армии».
        - Перемрут - махнул рукой Шешковский - Больно нежного обхождения баре пошли.
        - Чем ближе к столицам - тем нежнее будут - засмеялся я, глядя вопросительно на толстый фолиант, что Степан держал в руках
        - То есть бархатная книга - пояснил дьяк Тайного приказа - Захвачена нами в Дворянском собрании.
        Ага, знаменитая родословная книга наиболее знатных аристократических фамилий России.
        - Копию для нижегородских дел мы уже сняли - Шешковский замялся - Можно было бы прилюдно сжечь. Али еще как ознаменовать новые порядке.
        - Нет, сделаем еще лучше.
        Я взял в руки увесистый том, распахнул его посередине. Вышел из кабинета в приемную и бросил на пол перед входом. Канцелярия во главе с Ваней Почиталиным вопросительно на меня уставилась.
        - Это бархатная книга барей - пояснил я в ответ недоуменные взгляды - Пущай все, кто приходят ко мне - вытирают об нее ноги.
        Теперь глаза у канцеляристов стали квадратные. Некоторые пооткрывали рты. Да, вот так, железной рукой, мы будем продвигать бессословное общество.
        - Приедет Новиков - произнес тихо подошедший Шешковский - Надо бы ему указать прописать сию шутку в Ведомостях.
        - Точно! Пущай в Питере почитают и посмеются!

* * *
        Очередное заседание старейшей московской масонской ложи проходило прямо в городской ратуше, как назвали бы это заведение немцы. Впрочем, здание земского приказа расположенное на Красной площади было не только прибежищем московского самоуправления, но и домом для первого российского университета. Увы, по сравнению с горячо любимым Лейпцигским, Московский университет показался Радищеву убогим - маленьким, малолюдным…. Ещё раз он убедился, насколько отстала России на пути просвещения.
        Александр вообще - то не собирался надолго задерживаться в Москве и тратить время на пустую выспренную болтовню в ложе, но его закадычный друг и сокурсник Петр Челищев категорически настоял на визите вежливости. По его словам там должны зачесть письмо Новикова. Якобы послание масонам России от воскресшего из небытия царя Петра третьего.
        Сам Челищев с трудом вырвался из расположения отдельного батальона томского пехотного полка, поручиком в котором он был с начала этого года.
        Александр опять мысленно покривился. Что за бездарное использование человека, на обучение которого в Саксонии казна потратила значительные средства? Пять лет штудирования римского права и прочих наук для Челищева закончились глупой шагистикой на плацу. Неужели в России мало безграмотных дворян, желающих сделать воинскую карьеру?
        Зал собраний на втором этаже здания был оформлен в полном соответствии с масонскими канонами. Черно белые плитки пола, потолок усеянный изображениями звезд. Две колонны при входе в зал. Единственное что не соблюдалось, это геометрия расположения трона председательствующего, он не был не на востоке, а на юге, судя по солнечным лучам льющимся через окно.
        Зал был полон. Пока заседание не началось, разночинный народ гудел переговариваясь. Как и во всяком большом скоплении народа, складывались группки по интересам. Молодежь отдельно, старики отдельно, а люди зрелые концентрировались вокруг князя Николая Васильевича Репнина, масонский фартук, которого выглядел очень невзрачно на фоне золотого шитья и орденских звезд его генеральского мундира.
        Наконец прозвучал сигнал, и церемония началась. Досточтимым мастером ложи был профессор математики Иоганн Рост. Примечателен он был не только тем, что прекрасно излагал физические и математические начала наук для студиозов, но и тем, что вел весьма успешную коммерцию. Будучи акционером и агентом голландско - российской компании, Иоган сколотил очень большое состояние.
        Собрание быстро покончило с текучкой и перешло к главной теме, тайному посланию Николая Ивановича Новикова братьям масонам. Зачитывать его стал сам досточтимый мастер:
        - Высокопросвященный и высокодостойный Начальник! Достойные и просвещенные братья мои! С радостным сердцем оповещаю я вас, что всемогущий и всемилосердный Триединый Бог, в своей бесчисленной щедроте и милосердии явил волю свою и посылает Отечеству нашему помазанника своего благословенного всякими добродетелями и преисполненного тайного знания.
        Иоган прервался - внимательно и строго посмотрел в зал. Присутствующие почтительно молчали. Профессор продолжил:
        - Благодарю и прославляю всемогущую десницу Спасителя нашего, что даровал мне недостойнешему уразуметь замысел посланника сего к пробуждению Отечества нашего погрязшего в невежестве и скверне духовной. И во исполнение пути предначертанного, я просвещенным братьям своим пишу призыв к деятельной помощи во исполнение чаяний и надежд наших. И прошу всем разумом своим и знаниями воспомоществовать в совершенствовании декларации, коя будет оглашена в Москве летом этого года.
        «Какой хитрец этот Новиков - подумал Радищев, переглянувшись с Челищевым - Ни разу не упомянул имени Петра третьего, но всем все понятно. И какой наглец этот Пугачев! Уже объявить о своем восшествии в Москву. Или это признак авантюризма или свидетельство силы».
        А председатель продолжал зачитывать письмо:
        - Посланник постановил, а я довожу до вас! Внемлите! Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства.
        Зал насторожился. Все это было очень созвучно идеям масонства, но считать Пугачева ожидаемым Посланником?.
        - Каждый человек имеет право на жизнь и на свободу.
        - Никто не должен содержаться в рабстве или в подневольном состоянии; рабство и работорговля запрещаются во всех их видах.
        - Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию.
        Напряженное внимание зала нарастало по мере чтения текста и взорвалось ещё до окончания чтения. Эпицентром взрыва был князь Репнин.
        - Какое лицемерие и ложь! - Вскочил он со своего места звеня шпорами, медалями и блестя золотым шитьем. - Этот самозванец и князь тьмы только и творит что пытки и жестокие насилия на своем пути. Виселицы и плахи его путь украшают. Вы что не видите, что не свободу он несет, а только новую тиранию и иго похлеще батыевского. Иго черни невежественной и чуждой всякого просвещения. Устами гнусных своих холопов, он дурачит нам головы! Не может быть никакого созидания с берегов Яика! Только тьма и разрушение. Истинный свет просвещения и свободы сияет нам из Европы, и мы совершим разрушительную глупость, если пойдем на поводу этого приспешника Сатаны!
        Далее собрание превратилось в скандал на базаре. Даже досточтимый мастер не смог успокоить своих подопечных. Более того он в эту свару ввязался с пылом молодого, когда ему в лицо бросили обвинение в крепостничестве.
        - Да я хоть завтра всех освобожу! - Кричал он в ответ. - И поверьте, никто не уйдет от меня, ибо лучших условий для работников никто в Москве не установил ещё!
        Дело перешло уже во взаимные оскорбления, и даже вызовы на дуэль. Радищев с трудом удержал Челищева от подобной глупости. Наконец князь Репнин с группой прихлебателей покинул заседание, громко стукнув дверью.
        Чтение «Декларации прав человека и гражданина» продолжилось и позже вылилось в бурную дискуссию уже намного более деловую и содержательную. Около четырех часов текст документа разбирали на части и спорили о формулировках. В итоге просвященное собрание родило письмо с возможными поправками к документу, и возник вопрос, кто его отвезет.
        - Досточтимый мастер, братья, - поднялся Радищев. - Я готов, и лично этого хочу отправится к Петру Третьему в Нижний Новгород и передать ему наше послание.
        С этими словами он склонил голову и услышал сначала одинокие, а потом все ширящиеся аплодисменты.
        - Благодарим нашего брата за предложение и благословляем на этот путь! - Торжественно провозгласил мастер. Обнял Александра и шепнул ему на ухо. - У меня для Вас будет ещё одно послание от одной высокородной персоны. Сделайте все, чтобы письмо попало к адресату и ни в чьи иные руки.
        Расставаясь с Радищевым после собрания Челищев вдруг встрепенулся и решительно заявил:
        - Александр. Я поеду с тобой. В Нижний.
        - Уверен? - Переспросил Радищев. - Это может привести тебя на плаху.
        - Или к счастью созидания нового мира. Такой выбор дается только раз в жизни и я его сделал.

* * *
        Третий Казанский полк был расквартирован в деревне Ляхово примерно в восьми верстах от Нижнего Новгорода. Сам полковник и его офицеры поселились в реквизированном в казну имении Летицких, коим и принадлежала эта деревня. Полк же, не отягощая обывателей, обустроил палаточный городок за околицей. Хоть погода была ещё прохладная, но армии прошедшей зимними маршами от Оренбурга до Нижнего Новгорода, весенние холода за беду не считались. А вот весенняя грязь была проблемой.
        Снега активно таяли, обнажая пожухлую прошлогоднюю траву и открывая копытам и башмакам ленты тропинок и дорог. Разумеется грунтовых, ибо дорог с твердым покрытием в России этого времени не было вообще ни одной. И это проблема, которую мне тоже придется решать. Хвала шотландскому инженеру Мак Адаму за его технологию недорогих шебеночных шоссе с правильным профилем дорожного полотна. Вся викторианская Англия была покрыта дорогами по его методу. А хорошие пути сообщения это допинг для экономики. Не только сухопутные, но и речные и железнодорожные. Но до последних, впрочем, дело дойдет ещё не скоро.
        Формирование министерства путей сообщения у нас еще впереди, а пока стрелковая рота дружно маршируя, разбрызгивала грязь новенькими башмаками направляясь на большое поле, где ее уже поджидала сотня казаков Каргина с ним самим, и с командиром всей моей кавалерии Овчинниковым.
        Выглядели солдаты необычно для этого времени. Головы их покрывали сшитые в Казани кепи с длинным козырьком и опускающимися ушами, по типу немецких образца 1943 года. Такой головной убор был конечно не так красив как треуголки или кивера, но достаточно функционален и главное предельно дешев. Шинелей рота не взяла ибо предстояло много бегать, а фасон курток был позаимствован от русской формы конца 19 века. Штаны тоже были необычны для этого времени и представляли собой классическое галифе. Хотя назвал я их на английский манер «бриджи». Крайне дешевая, удобная для носки и гигиеничная форма.
        Все эти нововведения начались ещё в Оренбурге. Тогда испуганные дворянки прячась от страшного меня за спиной Тани Харловой, старательно кроили и шили первые опытные образцы новой формы. В Казани же все было поставлено уже на, соответствующую возможностям этого времени, мануфактурную основу. Шинели и куртки шили по установленной таблице типоразмеров, используя стандартные лекала выработанные харловскими портнихами.
        До выступления на Нижний Новгород я не успел накопить нужное количество нового обмундирования для переодевания даже одного полка, и выдвинулся в старом екатерининском, а то и вовсе в армяках и лаптях. Но мануфактуры, по моему приказу снабженные керосиновыми лампами, работали длинными двенадцати часовыми сменами. И обоз снабжения с формой, порохом, новыми ружьями уральской выделки, был вслед мне отправлен хоть и с задержкой. Шел он, опасаясь вскрытия Волги, не по льду, а по зимним дорогам губернии и дошел буквально накануне.
        К сожалению новой формы и обуви было на экипировку всего одного полка. И я выбрал полк Крылова, именно потому, что ему предстояло участвовать в необычных учениях.
        Командир роты, громко командуя с сильным польским акцентом, построил своих солдат в шеренгу. Суть предстоящего опыта до них довели заблаговременно, но дело то непривычное. Люди волновались
        Казачки весело шутя, распределились перед цепью и скинули пехоте постромки. Попарно ухватившись за них, солдаты замерли в ожидании команды. Раздался залихватский свист Овчинникова и под его крик: «Пошли», цепь тронулась шагом. Ускорялись постепенно и солдаты старались попасть в темп движения с лошадью.
        Скорость нарастала и шаг уже вполне сменился бегом. Остатки снега и вода полетели и из - под копыт лошадей и из - под башмаков пехоты. В таком темпе, сохраняя равнение, цепь конных и пеших побежала вдоль речки Рахмы. Я скакал рядом и наблюдал как то тут, то там спотыкаются и бросают постромки солдаты. Двое даже с размаху шлепнулись на землю, под дружный хохот остальных. Ничего. Первый блин конечно комом. Посмотрим, что будет дальше.
        Цепь остановилась у межи, развернулась и двинулась обратно. На этот раз темп был взят выше. Число споткнувшихся и упавших возросло, но из сотни солдат семьдесят вполне подстроились под ритм и летели рядом с лошадьми со скоростью спринтеров на стайерской дистанции.
        Поредевшая цепь развернулась еще раз и снова преодолела поле. Упавших было сравнительно немного, но зато падающие поднимали тучу брызг и некоторое время катились по земле с большими последствиями для своего внешнего вида. После пятой попытки в строю осталось ровно половина пехотинцев. Но оставшиеся летали по полю с немыслимой для человека скоростью.
        - Холера! - Выругался поручик. - Глупи помысел. Тылко полова жолнежей есть на ногах!
        - Вы не правы Анджей, - возразил Крылов. - Идея не глупая. И половина солдат удержалась на ногах без всякой привычки. Уверен, что через неделю большинство не будут испытывать трудностей в беге на постромках. А меньшую часть совершенно неспособных мы будем сводить в отдельные роты.
        Я вмешался в разговор пехотных офицеров.
        - Я мыслю, что мы вообще будем их переводить в один полк, который такому способу бега учить не будем совершенно. А в остальных полках такую затею введем как обязательную. А сейчас, поручик, постройте своих людей.
        Пока поручик собирал своих солдат, некоторые из которых бродили по полю в поисках слетевших кепи и потерянных ботинок, я обратился к Крылову:
        - Как вам этот офицер? Справляется ли?
        Крылов посмотрел вслед своему подчиненному и ответил:
        - Как вам сказать, ваше величество? Дело свое знает. Батальон тоже может потянуть.
        Я почувствовал какую - то недосказанность в словах полковника и переспросил:
        - Значит, всем хорош, или есть какое - то «но»?
        Крылов невесело ухмыльнулся.
        - Есть, конечно. Как не быть. Что он, что его соплеменники к солдатам относится не так, как вы заповедуете. Скотина они для них. Анджей, конечно, справный офицер, но жалеть солдат в бою точно не станет. Русские убивают русских, что может быть лучше для поляка, - горько произнес полковник.
        Я не нашелся с быстрым ответом и тронул коня к выстроенной роте.
        - Спасибо за службу, чудо богатыри! - Рявкнул я беспринципно сплагиатив Суворова.
        Солдаты стащили шапки, поклонились. Я мысленно поморщился. Пора внедрять отдание чести и уставные приветствия.
        - Вижу что испачкались, но баня вас ждет в деревне. А от меня вам всем за старание бочонок пива. Опосля парной самое то!
        Солдаты засмеялись, а я махнул рукой и один из казачков моего конвоя отстегнул от своего седла и передал ближайшему капралу двухведерный бочонок.
        - А скажите ка мне молодцы, легко ли бежать было?
        Солдаты переглянулись и один из самых бойких ответил:
        - Да чего тут трудного, батюшка государь. Дома так бывало бегали по малолетству. Но токмо босиком, а то лапти в клочья разлететься могли.
        - А как вам обувка? Добрая ли. Жалобы есть?
        «Добрые башмаки. Спасибо государь» - загудели солдаты, и я преисполнился чувства удовлетворения.
        Ведь вопрос обуви выпил у меня крови намного больше чем пуля Нейслера и все шинели с кепками вместе взятые. Пришлось давить авторитетом на мое полковое начальство, привыкшее что солдатам выдается только материал, а тачают обувку они сами в полках.
        Конечно при таком способе обувь получается строго по ноге. Но времени на её изготовление тратится очень много и долговечность такой самодельной обуви была крайне сомнительная. Я же заставил казанских сапожников сделать пятнадцать стандартных колодок для ботинок с различием правой и левой ноги.
        И опять пришлось спорить с консерваторами. Их аргументом было то, что симметричная обувь равномернее изнашивается. Солдаты якобы меняют ботинки с ноги на ногу и те живут дольше. На это я ответил тридцатью двумя коваными гвоздиками с крупной шляпкой, которые густо набивались на толстую кожаную подошву. Я не сомневаюсь что и железо сотрется. Но во первых не так скоро, и во вторых заменить подбой проще чем подметку чинить.
        Ну и вишенкой на торте был стальной вкладыш «геленок», известный еще как супинатор. Этот элемент обуви был изобретен в конце 19 века, и стал её непременным элементом. Он радикально разгружал стопу человека облегчая длительное хождение и сохранял форму обуви, особенно женской на высоком каблуке. Кстати на супинаторы ушла вся сталь от пехотных шпаг. Но в солдатских ботинках от этой стали намного больше пользы, чем на перевязи. Зато теперь я имел обувь опережающую время лет так на сто.
        И последним нововведением, связанным с обувью моей армии, были обмотки. Вообще - то «онучи» известны с седой древности. Неизменный спутник лаптей. Но есть нюанс. Онучи наматывались на ступню и голень. А у моих солдат ступню обматывала портянка, а обмотка только голень. Это было стандартом военной обуви в обеих мировых войнах, если конечно не хватало ресурсов на сапоги. Как раз мой случай. Ибо есть у меня ощущение, что в будущем придется обувать полумиллионную армию.

* * *
        Брызги стекла разлетелись по всей комнате и ярко красное пятно превосходного «Бордо» растеклось по обитой шелком стенке кабинета дома Владимирского городского головы Сомова. Осколки бутылки, и брызги вина обдали, и нагое тело Натальи Ростоцкой в страхе сжавшейся на постели. Еще никогда она не видела такой ярости в своем поработителе.
        Орлов метался по алькову, пинал мебель и многочисленные пустые бутылки и несвязно рычал:
        - Твари! Ненавижу! Порешу всех!
        В одной руке у него была зажата шпага, а в другой депеша от одного из передовых разъездов. В ней со слов группы нижегородских дворян, сумевших бежать после падения Кремля, доносилось: о вступлении Пугачева в Нижний Новгород, о торжественной встречи его нижегородским купечеством, об убийстве Ступишина, сожжении архиепископа Антония и переходе на сторону Пугачева почти всего гарнизона.
        Лакей, испуганный не меньше Ростоцкой, робко следовал за барином пытаясь надеть на него камзол. Когда это удалось, лакей получил удар кулаком в лицо, а светлейший князь выметнулся в коридор и потом в гостиную.
        На свою беду там выхода вельможи ждал Баташов Иван Радионович. Он привычным манером подмазал секретаря князя, чтобы получить единоличное внимание его хозяина. Увидев стремительно идущего по анфиладе комнат Орлова, Иван склонился в глубоком поклоне и заговорил:
        - Счастлив засвидетельствовать свое почтение Ваша Светлость. Я нижегородский купчишка Иван Баташов нижайше прошу…
        Договорить Баташов не успел. Мощный пинок ботфорта в живот, уронил его на паркет и сбил дыхание. За первым последовали другие удары, и купцу приходилось скрючиваться и сжиматься, уберегая голову
        - Вот тебе, холоп! Вот тебе тварь! Самозванца вам… Я вам дам, Пугачу кланяться. Век у меня помнить будете. Я вас всех дрожать заставлю и кровью харкать!
        Наконец Орлову надоело пинать купца и он оставил свою скрюченную жертву. Глядя на удаляющуюся фигуру князя и семенящих за ним слуг, утирая кровь из разбитой губы, Баташов сплюнул, тихонько произнес:
        - Отольются тебе наши слезы, Гришка!
        Дурная была идея обе стороны подмазать, чтоб при любом раскладе в выгоде быть. Но была надежда, что Андрея в Нижнем все будет ладно. Без дворян то жизнь совсем другая будет. И кланяться каждому прыщу в парике нужды не будет. Наоборот. Это они все будут ему кланяться.
        Баташову помогли подняться двое его слуг и все они вместе с тяжелым ларцом, в котором была сложена тысяча золотых империалов, покинули дом через вход для прислуги.
        А тем временем Орлов вырвался во двор дома, и тут же начал рассылать гвардейцев своего личного регимента с приказами о срочном выступлении пехотных гвардейских полков на Муром.
        - Господь с вами, Ваше сиятельство - попытался возразить командир гвардейского конного полка генерал - майор Давыдов Иван Иванович квартировавший в том же доме и выглянувший на крик. - Ведь потонут в грязи солдатики. Надо бы недельку подождать.
        - Хватит ждать! - Заорал Орлов. - Дождались уже! Всем вперед. И свой полк тоже поднимайте. Не спорить со мной. Вперед!
        Тут внимание светлейшего князя привлек корнет из дежурного патруля с каким - то статским господином, явно задержанным.
        - Ваша светлость, - начал доклад корнет. - Нами на въезде в город задержан этот человек. Он опознан как воевода Мурома, надворный советник Егор Пестров. Утверждает что направлялся к вам, но задержался на богомолье.
        Орлов возликовал внутренне. Вот кто ему за все заплатит.
        - Воевода значит! Тот самый воевода у которого бунтующие холопы город забрали! Что? Город башкирам да татарам оставил, а сам, сученыш, к попам прятаться побежал!
        - Ваша светлость, - упал на колени Пестров. - Смилуйтесь! Да как я город то удержал бы ни стен, ни гарнизона. Ведь всех моих солдат с собой зимою Кар увел, и взамен мне никого не дали. Ведь на вас, ваша светлость, уповали. Что придете и обороните от нечистивых.
        Орлова захлестнула волна ярости. Он прекрасно понимал, что во всем виноват сам. Что вместо скорого марша на Нижний Новгород, как ему и было предписано, потратил время на развлечения в Москве и на карательные операции над крестьянами московской губернии. Но как не пошлешь гусар да кирасир по поместьям? Дворяне же так униженно молят, в ноги падают. Орлов скрипнул зубами. Теперь все будут за его спиной шептаться о его промахе. Наушничать государыне станут, что дескать это он и Нижний Новгород потерял и даже Муром этот ничтожный.
        - Корнет! - заорал он стоящему рядом подчиненному. - Немедленно, именем государыни императрицы, повесить этого труса, бежавшего с поля боя, на въездных воротах. Выполнять!
        Корнет аж подпрыгнул от усердия и побежал устраивать казнь. А бывший воевода муромский завыл:
        - Батюшка князь, пощади! Не губи, отец родной! Господом богом прошу! Не виновен я…
        Но Орлов только наслаждался его воплями, с удовольствием глядя, как через перекладину ворот перекидывают веревку. Собирался народ. Появилось ещё группа конных гвардейцев. В ворота, косясь на петлю и запыхавшись, вбежал статский. Это оказался прокурор Владимирской провинциальной канцелярии Иван Иванович Дурнов.
        - Ваша светлость, - на ходу кланяясь, закричал он. - Это беззаконие - с. Если Егор Степанович виновен, то пусть его судит матушка императрица!
        - Молчать, чернильная душа! - Заорал Орлов, снова заводясь. - Я государыней наделен правом карать всякого пособника самозванца по своему усмотрению. А этот червь виновен в сдаче города и будет повешен. И если ты ещё раз рот откроешь, то повиснешь рядом. Все понял?
        Прокурор покраснел, но больше противоречить не посмел. Только с жалостью и бессилием смотрел на своего давнишнего приятеля.
        В это время двое гвардейцев связали руки рыдающего воеводы за спиной, волоком подтащили к воротам и затянули петлю у него на шее. Ударила барабанная дробь. Орлов взмахнул рукой и гвардейцы быстро, и плавно потянули веревку. Тело воеводы оторвалось от земли и забилось в судорогах.
        И тут раздался истошный крик:
        - Папа!
        К повешенному со всех ног бежал подпрапорщик преображенского полка. Уклонившись от пытавшихся его перехватить конногвардейцев, он схватил ноги отца и попытался его приподнять.
        - Не убивайте его! - рыдал юноша - Он не виновен! Не убивайте его! Молю богом. Простите его! Пощадите!
        Орлов поморщился от этих воплей. Он как - то не предполагал, что один из младших офицеров его гвардии окажется родственником жертвы. Вид покрасневшего лица висельника с высунутым языком и выпученными глазами притушил пламя его ярости, но признавать и эту ошибку фаворит не собирался.
        Орлов сделал знак, и один из конногвардейцев ударом палаша в ножнах отправил в беспамятство юного подпрапорщика. Не выпуская ног отца из своих судорожных объятий он, падая, поставил в его жизни окончательную точку.

* * *
        Почти сразу после совместных учений конных с пешими случилась большая неприятность. В лагере второго заводского полка вспыхнула эпидемия кровавого поноса. Причину я установил сразу, как приехал на место. Отхожие места были организованы неправильно и талые воды занесли болезнетворные бактерии в ручей, из которого брали воду для питания. Налицо была неопытность младших офицеров и преступная халатность командира полка Симонова Ивана Даниловича. Мне уже надоела его аморфность и саботаж, и потому я приказал взять его под стражу и пообещал расстрелять перед строем, если от поноса умрет хоть один из его солдат.
        Из полутора тысяч человек личного состава признаки болезни наблюдались у пятисот. Я тут же развил бурную деятельность: лагерь полка переставили, отделив заразных от ещё здоровых. Прибывшего со мной Максимова с дочкой я накрутил за плохую работу по профилактике заболеваний и потребовал соблюдения ряда обычных для моего времени мер. Обильное частое подсоленное питье, желательно, отвар шиповника или иных сухофруктов. Питание только рисовой или овсяной кашей с запретом на жирное, жареное и тем более на алкоголь. Врачи смотрели на меня с удивлением, а Маша еще с долей страха. После казни в Казани наши отношения полностью прекратились и теперь я чувствовал себя не с своей тарелки в ее присутствии. Поэтому с еще большим энтузиазмом взялся за медицину.
        Состояние солдат ухудшалось, я понял, что нужен ещё и сорбент. Тут же вспомнил об активированном угле - реальной панацее по нынешним временам. Надо было его срочно «изобретать».
        Установку для термической активации угля я собрал на базе чугунной пушки, забракованной Чумаковым из - за отколотой части у дульного среза. Её установили в специально сложенном очаге и внутрь вертикально опустили ружейный ствол, тоже из числа забракованных. Он был обпилен с казенной части и стал, по сути, толстостенной трубой, соединяющей зону активации с источником пара в виде большого чайника. В пространство внутри пушки засыпали мелко - мелко раздробленный и отсеянный от пыли уголь, горловину пушки закрыли глиняной пробкой с отверстием для выхода газа.
        Когда все было готово, запалили уголь в очаге и принялись нагревать пушку до светло - вишневого накала. Пар проходил сквозь загруженный внутрь пушки раскаленный уголь, реагировал с ним и выходил в виде смеси горючих газов через отверстие в пробке. Через три часа прокаливание и продувку прекратили. Реактор закупорили и стали ждать, пока остынет.
        В итоге я получил примерно четверть изначального объема угля: остальное прореагировало с паром в процессе производства. Этот порошок и был выдан Максимову как главное лекарство в борьбе с отравлениями и поносом, с напутствием применять, не скупясь, при любых подозрениях на желудочные заболевания.
        Установка моя с тех пор работала круглые сутки, вырабатывая активированный уголь для будущих нужд армии. Каждый боец получил в личное пользование парочку бумажных вощеных пакетиков с этим безотказным средством. А санитары сразу по коробке, с устной инструкцией от Максимова.
        Несмотря на принятые меры, в полку заболело еще полторы сотни человек. То есть, скорее, у них проявились симптомы, а заражение произошло раньше. Жар и кровавый понос в итоге унес жизнь восьми человек. По словам Максимова, процент очень низкий, но меня он решительно не устраивал, и я решил выместить свою злость на давно нарывавшемся Симонове.
        На рассвете восьмого апреля бывшего коменданта Яицкой крепости поставили к стенке нижегородского кремля и дали в него залп из десяти стволов. При казни присутствовали все полковники, которым было сделано внушение о том, что соблюдение санитарных мер - это боевая задача, и мое неудовольствие от плохого её выполнения вполне может быть летальным.
        Ох, чувствую я, что Чернышов скоро подастся в бега.

* * *
        Ледоход, постепенно слабея, шел по Волге десять дней. Главная русская река и все её многочисленные притоки вздулись, вода затопила берега. Всякое сухопутное сообщение прервалось, ибо броды стали непреодолимыми, а иные мосты были снесены льдинами.
        Все это время судовладельцы суетились, спасая свои корабли, спрятанные в плохо оборудованных затонах и в устьях мелких речек. И когда лед наконец прошел, баржи, барки и паузки потянулись по рекам под заунывные песни бурлаков. Купцы торопились - им надо было успеть по высокой воде проскочить вышневолоцкую водную систему, построенную еще при Петре первом. Но первыми навигацию открыли суда, сплавляющиеся вниз по течению - им - то мелкое ледяное крошево не особо мешало.
        Первая в этом году барка, прибывшая в Нижний Новгород из Ярославля, принадлежала голландско - российской компании, акционером и комиссаром которой был профессор Московского университета Иоганн Рост. С судна на берег напротив Нижегородского кремля сошли двое молодых людей - Александр Радищев и Петр Челищев. Они ещё на реке разглядели черное пятно на месте Кремля и пребывали в преизрядно удивленном состоянии. Сойдя на берег, Челищев тут же обратился к первому попавшемуся грузчику:
        - Эй! Человек! Что случилось с кремлем нижегородским?
        Грузчик дернул рукой к шапке и чуть согнулся, начиная поклон. Но потом передумал, выпрямился и даже заложил руки за спину. Он с неприятной, злой усмешкой оглядел барскую одежду новоприбывших и с вызовом в голосе ответил:
        - Да вот, давеча заперлись в кремле такие как вы, баре. Думали оборониться от истинного государя нашего, Петра Федоровича. Да не оборонились. За один дён наш царь - батюшка всех дотла спалил. Ну а кто не угорел, те сейчас землю копают да дороги строят. Ну, думаю, вы скоро и сами там будете. Работы - то много.
        Челищев явно собирался взорваться гневной отповедью, но Радищев до боли сжал его руку, призывая к спокойствию.
        - Спасибо, добрый человек, - с улыбкой произнес он. - Мы приехали к государю Петру Федоровичу принести присягу верности и передать послания. Где нам его сыскать?
        Взгляд грузчика после этих слов резко потеплел и он даже неглубоко поклонился.
        - А вот это правильно, господа хорошие. Это верно. Живет - то он в архиерейских покоях, но чичас его на игре найти можно.
        Грузчик повернулся и махнул рукой куда то вдоль реки, вниз по течению.
        - Вон тама видите? Народу много. Вот туда идите. Там в мяч солдатики играют, а государь с ближниками на них смотрят.
        Заинтригованные друзья посмотрели в указанном направлении и действительно увидели, что участок крутого волжского склона был заполнен большой толпой. Вдруг эта толпа дружно, как один человек, закричала и пришла в движение.
        Подойдя поближе, они увидели, что часть крутого откоса была оборудована скамейками, но людей было раз в пять больше, чем мест. С другой стороны игрового поля, со стороны Волги, были сколочены помосты со скамейками. Над центральным помостом, окруженным цепью казаков, высился ярко - алый навес. На нем сидел самый настоящий царь - в короне, на странном троне, сделанном из обломков сабель и шпаг.
        - Ты смотри, каков! - покачал головой Челищев. - Прямо Иван Грозный. Ишь как очами сверкает…
        - Петя, ты вон туда глянь, - толкнул друга в бок Радищев, - это же…
        - Княжна Агата! - ахнул поручик. - Мы с ней танцевали на балу в Москве в прошлом году. Помню, меня представили ей, прошу первый танец, а она смотрит в бальную книжечку и говорит так, наморщив носик, «могу только третий»…
        - Бог с ней, - вздохнул Александр. - Нынче выглядит грустной. Небось, не сладко ей пришлось тут.
        Друзья поразглядывали еще генералов на помосте, потом, найдя просвет в толпе людей, протиснулись в первые ряды. Там они увидели немалого размера поле, размеченное белыми линиями. По полю, пиная кожаный мяч, бегали два десятка человек в черных кальсонах и нательных рубахах двух цветов. У половины игроков рубахи были некрашенные, половина щеголяла в ярко - красном.
        С торцов поля были вкопаны в землю столбы с натянутой на них сеткой. В воротах с обеих сторон стояло еще по одному игроку. Радищев и Челищев оказались как раз за спиной одного из этих защитников. Гурьба игроков, пинающих мяч, под свист и вопли толпы приближалась. Вот они ввалились в отмеченную белыми линиями зону у ворот и в этот момент ведущий мяч игрок в красной рубахе кубарем летит на землю. Раздается трель свистка.
        Только теперь друзья заметили еще одного человека, который бегал по полю в полностью черном одеянии. Судя по тому, что все сразу подчинились его сигналу и прекратили бегать - именно он и вел игру. Упавший поднялся с земли и с довольной усмешкой на испачканном лице легкими пинками покатил мяч к отметке напротив ворот.
        Обе команды отошли за линию и в пределах размеченного прямоугольника остались только нападающий и вратарь. Снова раздался свисток судьи. Игрок разбежался и с силой пнул мяч пыром. Вратарь угадал направление и даже прыгнул, не жалея самого себя в попытке достать мяч, но увы: он летел в верхний угол ворот и, пролетев в аршине от рук вратаря, угодил в натянутую сетку. Зрители дружно заорали и принялись скакать и обниматься.
        Кто - то схватил Радищева за плечи, и, тряся его как яблоню, кричал ему:
        - Молодцы, куропатки! Первейшие игроки!
        Ничего не понимающий Радищев с трудом избавился от навязчивого нижегородца. Народ продолжал шуметь, но игра уже прекратилась. Обе команды, не торопясь, выстроились на поле напротив помоста с балдахином. Забили барабаны, заиграли горны, призывая всех к вниманию.
        Потом необыкновенно громкий голос объявил:
        - Уважаемые нижегородцы. Со счетом два - три победил полк Николая Куропаткина. Государь самолично желает наградить победителей. Каждому из команды будет дарован полуимпериал, а полку будет вручен переходящий знак на знамя.
        Снова загрохотали барабаны, загудели горны и на поле вышел человек, одетый в богатый вариант казацкого наряда с золотой короной на голове. Петр и Александр во все глаза уставились на сотрясателя устоев империи.
        Пугачев по русскому обычаю обнял и расцеловал каждого игрока из красной команды, а следовавший за ним секретарь вручал монеты. Одноногий полковник с серебряной звездой на кафтане также был расцелован и получил из рук государя большой позолоченный знак с длинными черными и белыми лентами.
        Пугачев отошел на пару шагов от строя игроков и громко произнес:
        - Ваша победа заслужена, но помните: не бывает окончательных побед, бывают только передышки до следующего боя. И расслабляться нельзя, потому что молодцы из проигравшей команды с поражением не смирятся и будут усердно готовиться к следующим схваткам, - он обратился к команде в некрашенных рубахах, - будете ведь?
        Игроки задорно заорали: «Будем, государь! Да мы их в иной раз разорвем!»
        Пугачев смеялся и кричал:
        - Ай молодцы! Чудо - богатыри! Спасибо вам, хорошо играли, порадовали!
        Одноногий полковник в ответ поклонился:
        - И тебе, отец родной, спасибо за заботу о нас и за доброту твою.
        После чего повернулся к своей команде и затянул:
        - Боже, Царя храни…
        А игроки замерли, вытянувшись смирно, приложили руки к сердцу и подхватили:
        - Сильный, Державный, Царствуй на славу, На славу нам!
        Вслед за игроками песню подхватили на трибунах. Она звучала мощно и торжественно. Народ сдергивал шапки и подтягивал, кто знал слова. Пел и тот мужик, что тряс Александра. Государь стоял на поле с опущенной непокрытой головой и также прижимал руку к сердцу.
        Друзья под впечатлением от увиденного долго стояли, наблюдая расходящихся игроков и возбужденную зрелищем публику. Вдруг они услышали сзади вопрос:
        - А вы кто такие, господа хорошие?
        Обернувшись, друзья увидели троих верховых казаков с нагайками в руках.

* * *
        Когда мне доложили, что встречи со мной ищет Радищев, я был очень удивлен. Нестерпимо захотелось повидать уже второго живого классика и я распорядился провести его со спутником ко мне под навес.
        Выглядел он в точности так, как на единственном своем портрете: гладко брит, высокий лоб, прямой нос и тонкие губы. Его спутник тоже смотрелся породисто. Оба они глубоко мне поклонились.
        - Ваше императорское величество, мы нижайше просим принять нашу службу и клятву верности. Алчем принести отечеству нашему посильную помощь под вашим водительством.
        День сегодня явно удался. И матч прошел отлично - начинающие футболисты почти не бегали толпой, как раньше, играли технично, не забывали пасовать. Народ демонстрировал явный интерес к новому виду развлечений: это лучше, чем водку пьянствовать. А теперь еще и два максимально образованных по сегодняшним временам человека под мою руку просятся.
        Я почувствовал запах женских духов - сзади ко мне наклонилась Агата.
        - Я знаю обоих. Достойные люди - по - французски произнесла девушка
        Чтобы княжна не сходила с ума в моем доме от безделия и не собачилась с прислугой, особенно с Агафьей, которая увидела в Курагиной «конкурентку» - я заставил Агату учить меня французскому. Причем учить всерьез - с конспектами, словарем…
        - Уи мадам - ответил я и посмотрел на Челищева. Где - то я о нем читал. Точно! Он же проходил обвиняемым по делу Радищева, как соучастник написания легендарного «Путешествия из Петербурга в Москву». По моему знаку Почиталин вытащил из папки два листка с клятвой. Радищев и Челищев по очереди громко и с воодушевлением зачитали текст и поставили автографы. Потом написали каждый собственноручно отказные письма. Двумя дворянами в империи стало меньше - окружающие казаки довольно заулыбались.
        - Я сердечно рад вам, верные мои подданные - я приглашающе махнул рукой в сторону лавок рядом с троном - Расскажите о себе. Где учились, что умеете?
        Из их рассказа я узнал, что оба пять лет изучали науки в Лейпцигском университете, особо упирая на юриспруденцию. По окончании учебы Радищеву нашлось место в сенатской канцелярии, а Челищева законопатили в армию, откуда он успешно дезертировал. Петр дополнил известную мне информацию по воинским частям, скопившимся в Москве. К прежним присоединился ещё и усиленный батальон Томского пехотного полка. Это было неприятно, но ожидаемо.
        - Я вижу, что толковые законники Екатерине не нужны. Одного в архив определили, а другого вообще плац топтать. Неладно! Но мне ваши знания нужны.
        Я оглянулся на свое окружение, все внимательно слушали.
        - Старый мир мы уже ломаем, и, я уверен, сломаем очень скоро. Но для нового нужны законы. Другие, для простых людей. Написанные по правде, а не кривде, как нынче. И вы мне их составите.
        Молодые люди восторженно засверкали глазами. Попал я им в самое сердце со своей идеей о честных законах.
        Я же хотел получить свой аналог «Кодекса Наполеона», который лег в фундамент буржуазного законодательства почти всех европейских государств. В моем окружении нет никого, кто бы мог этим заняться, а сам я не потяну. Времени нет. А тут два юриста сами в руки пришли, грех не воспользоваться.
        - Приступайте немедля. Если что нужно для работы, предъявите завтра мне через Почиталина, - я кивнул на своего секретаря. - Он же позаботится о вашем размещении и даст мои прежние указы.
        Радищев понял, что аудиенция окончена, вскочил и поклонился.
        - Государь, мне поручено передать Вам еще несколько посланий. Приватно.
        С этими словами он извлек из - за обшлага камзола несколько писем. Мы отошли в сторону от помоста, казаки по моему знаку еще больше расширили круг оцепления.
        - Первое. Владелец нашего судна, представитель голландско - русской компании, хотел получить вашу аудиенцию. Вот его письмо.
        Голландец, это интересно. Думаю, надо будет сегодня же с ним переговорить.
        - Також мои братья масоны шлют вам свои наилучшие пожелания, - мне в руки попал еще один пухлый конверт. - Там много разных мыслей.
        - Добре, почитаю, - я выжидательно смотрел на Радищева. Меня ждала «вишенка на торте».
        - Последнее, - Александр замялся, сжимая в руках еще одно письмо. - Некая высокородная особа… шлет вам свое послание.
        Ага, прорвало, наконец, «плотину» - еще одна победа, и пойдут совсем высокородные предатели.
        Я вскрыл письмо, быстро пробежал его глазами. Писал мой «сын» Павел. И писал явно под диктовку, слишком витиевато и сложно. Не называя меня впрямую отцом, Павел зондировал почву, жаловался на «нравы, что царят в столице». В конце письма мне предлагалось вступить с отправителем в переписку.
        Я попинал камешки на земле, размышляя. Похоже, что рукой Павла водила его властная женушка - гессен - дармштадтская принцесса, великая княгиня Наталья Алексеевна. Но фактически мне писали Панины. Оба царедворца сейчас в опале, отстранены от власти. Может быть, ослабить Екатерину и слить эту корреспонденцию столичному бомонду? Пожертвовать «сынком» и Паниными, вбить, так сказать, большой клин в аристократию. А поверят ли мне? Екатерина усилила пропаганду. В церквях с амвонов читают послания синода «о донском воре Емельке». Простой народ двору не верит, но аристократы пока едины - понимают угрозу своей власти.
        Да… Тут есть о чем поразмыслить.
        - Иди с Богом, Александр, - я убрал письма за пазуху. - Позже дам ответ.
        Радищев, уже сходя с помоста, задержался и неуверенно спросил:
        - Ваше величество, а как эта игра называется?
        Он кивнул в сторону поля.
        - Футбол, мой друг. Футбол.
        Была у меня мысль переименовать английское название, но все русские варианты оказались еще хуже. Ногомяч? Шаробан? Смех, да и только.
        Оставшись в относительном одиночестве, я распечатал второе письмо. Там оказался плод глубокомысленных рассуждений целой группы энтузиастов циркуля и наугольника по поводу проекта «Декларации прав человека». Сработала приманка. Наверняка двое моих недавних визитеров в немалой степени из - за этого документа и приехали. Есть надежда, что ещё какая - то часть идеалистов присоединится ко мне. Всерьез вникать в текст примечаний к статьям я не стал. Приедет Новиков, вот там соберемся и поговорим про масонство и его перспективы. Очевидно, что, прежде чем что - то обещать масонам, надо «набрать веса». Например, создав свою собственную Великую ложу. «С блэкджеком и шлюхами».
        Самое тонкое письмо, первое, было от профессора Московского университета Иоганна Роста. Сей достойный муж уведомлял меня, что русско - голландская компания всегда готова к взаимовыгодному сотрудничеству и что сопровождающий судно купец первой гильдии Пауль Схоненбурк уполномочен говорить от лица компании. Чудесно, просто чудесно. Поговорим. Наконец - то реальный выход на мировой рынок.
        Глава 3
        Императрица была сильно растеряна и заметно бледна даже сквозь румяна и белила, к которым, вопреки обыкновению своему, прибегла утром. Один за другим во дворец являлись курьеры. Удары следовали за ударом. Сначала стало известно о падении Нижнего Новгорода. Потом дополнительно сообщили о смерти Ступишина и страшной гибели митрополита. Двор содрогнулся в ужасе, в анфиладах и залах были слышны всхлипывания, суетился лейб - медик Роджерс.
        Екатерина держалась. Комкала платок, нюхала соли.
        Суворов, Вяземский и другие аристократы толпились в приемной, тихо переговаривались. Все сходились во мнении, что миссия Орлова нынче не без сомнения.
        - Надо ускорить выход второй армии из Тавриды - решился глава Тайной экспедиции - Граф Чернышев вернулся из Москвы?
        - Еще нет - покачал головой обер - прокурор Сената - Днями должен быть
        - Пущай снимает осаду Очакова - не до него теперь
        - Это ослабит наши переговоры с турками
        - Да какие там переговоры? - махнул рукой Суворов - После смерти Мустафы, все решает не Абдул - Хамид, а его паши. Поди договорись с ними!
        - Не об том молвим - мрачно произнес Вяземский - Кто?! Какая сука осмелилась дать Пугачеву военные инвенции?? Эти зажигательные снаряды, огонь от которых нельзя потушить, шар, что поднимается в небо…
        - Это не австрияки - покачал головой Суворов - И у Фридриха сих новинок нет. Я за сем крепко слежу.
        - Не было, так скоро будут - тяжело вздохнул обер - прокурор - Василий Иванович, кровь из носу нужны шпики в окружении маркиза. Наши все неудачи от неизвестности!
        - Послал уже людей с Орловым - глава Тайной экспедиции посмотрел на вышедшего из кабинета лакея - Месяц другой, будут у нас верные сведения
        - Господа! - высокий лакей изящно поклонился - Ее Величество освободилась
        Придворные зашли внутрь кабинета, приложились по одному к руке.
        - Почему?! За что я прогневила Всемогущего Бога?! - Екатерина наконец, дала волю слезам - Неужель судьба моя терять друзей и соратников?
        Фрейлины засуетились вокруг императрицы, Вяземский и Суворов обеспокоенно переглянулись. Наконец, Екатерина пришла в чувство, отослала взмахом полной руки окружение, вперила грозный взгляд в главу Тайной экспедиции.
        - Василий Иванович, я уже начала жалеть, что вернула вас ко двору! Чем заняты «тайники»!? Россия пылает - тушите, наконец, пожар!
        Суворов побледнел, но смело ответил на взгляд Екатерины.
        - У сего пожара есть поджигатели, ваше величество - генерал достал из - за обшлага камзола письмо, протянул его императрице - Вот, полюбопытствуйте. Пишет из Москвы мой агент в окружении Павла.
        - Кто именно? - зло спросила Екатерина, быстро проглядывая содержание послания
        - Фрейлина Великой княгини Лопухина
        - Значит, пишут маркизу?! - императрица вскочила, в гневе кинуло донесение на стол. Оба придворных тут же поднялись, опять переглянулись.
        - Это измена! - тихо, но веско произнес Вяземский - Нужно арестовать… - тут обер - прокурор запнулся, пытаясь сообразить, можно ли брать под стражу наследника престола.
        - Петр Великий не сомневался, когда повелел арестовать сына - усмехнулась Екатерина - А вы, что скажите, Василий Иванович?
        - Рано - коротко ответил Суворов - Я повелел усилить досмотр за молодым двором дабы найти все нити… заговора
        В кабинете повисло тяжелое молчание.
        - И есть уже первые результаты - продолжил глава Тайной экспедиции - Лопухина сообщает, что Великая княжна состоит в тесной переписки с обоими Паниными.
        - Вот через кого они решились сносится с Пугачем - протянула Екатерина, похрустывая пальцами - Арестовать обоих. Сей же час! Нет, нет! Не хочу слышать никаких отговорок Василий Иванович! Голову змее надо сразу рубить. Иначе ужалит.

* * *
        До голландца у меня руки дошли только к вечеру. Там же, на помосте, меня атаковала очередная волна крестьянских ходоков. В основном из числа тех, что скопились во время ледохода на левом берегу Волги, но и с юга тоже подтянулись очередные добровольцы.
        Беда была в том, что люди шли из расчета «в один конец». Почти ни у кого не было запасов продуктов больше, чем нужно было, чтобы дойти до Нижнего Новгорода, и на меня, как истинного народного царя, ложилась обязанность прокормления и обустройства этой массы народа. А скопилось уже почти шесть тысяч людей обоего пола.
        Если исходить из нормы в полтора фунта хлеба на человека в день, то ежедневно мне надо было выдавать этой толпе двести пудов хлеба и еще столько же пудов круп на каши. И это только тонкий ручеек - полновесная река беженцев начнется после окончания распутицы. Чем больше будет Орлов разорять крестьянских хозяйств на своем пути - тем больше в городе будет народа.
        И что с ними делать? Заверстать молодых и здоровых в полки? Старая проблема - вообще нет свободных ружей и воинской амуниции. И старших офицеров тоже нет. В достатке только сержанты их бывших солдат гарнизона. Вот на них вся тяжесть обучения новичков и ложится. А остальных? Поставить на городовые работы? Не хватает нормального шанцевого инструмента.
        Проще сказать, чего хватало - нижегородские тузы поделились с едой, часть городских складов и амбаров перешла под мой контроль. И вообще купчины содействовали чем могли. Вот понадобилась мне парусина на палатки для беженцев, охотно подсказали у кого забрать можно. Владельцем крупного груза ткани оказалась церковь. И я даже извиняться не стал - на богоугодное же дело пойдет.
        Но накормить и разместить людей мало, надо было ещё и занять их чем - то, иначе будут бардак и беспорядки. Самых молодых мужиков я все - таки взял в новый, четвертый по счету полк. Пока безоружный. Учится шагистике и ружейным приемам можно и в лаптях с деревянным мушкетом на плече.
        Большую же часть мужичков снова скинул на безотказного Павлония. Он и организовывал полную занятость для добровольцев. Слава Богу, у меня был целый Кремль работы. Да и мое распоряжение о строительстве Георгиевского съезда стало быстро выполняться. А проблему инструмента крестьяне решили сами - сделали себе деревянные лопаты и прочий инвентарь. Бабы стирали и обшивали мужиков, пекли хлеб и занимались мелкой работой, а подростков, которых набралось полсотни, я поручил Ваське Каину.
        Молодой урядник матерел на глазах: он уже не был сопливым оренбургским пацаном. Нахватавшись манер от меня и от моего окружения, он вел себя, как настоящий командир, и в своем подразделении связистов дисциплину поддерживал на уровне. Организацией тоже голубиной службы занимались не из под палки, с энтузиазмом. Флажный семафор, чтение и письмо теперь учили все, без скидок на природное тугодумие. Просто те, кто поумнее, занимались часов пять и потом играли в футбол, а тугодумы повторяли урок вплоть до заката. С таким подходом к обучению, кадрами сигнальщиков моя армия будет снабжена в полном объеме.
        После ужина я остался один и наконец пригласил на аудиенцию голландца. Пауль Схоненбурк был внешне ничем не примечателен: увидишь такого и через минуту вспомнить не сможешь, как он выглядел. Настоящий «купец в штатском» - слегка полноватый, но не толстый. С усами, но не «Буденный».
        Выслушав его презентацию, я понял, что компания прекрасно себя чувствует, скупая за гроши по всей России примитивное сырье - лен, пеньку, пух, шерсть, кожи, сосновую живицу и так далее. Этот товар они частично гнали в Европу, а частично перерабатывали на мануфактурах под Москвой и продавали в России. Но желали эти рыцари наживы бОльшего, отчего готовы были услужить мне ради расширения рынков сбыта своей компании.
        - Я рад вашей готовности, Пауль, мне действительно нужна помощь вашей компании. И первым делом - готовый завод под Казанью по выделке пороха. Людей и землю я выделю, от вас потребуются мастера и вся оснастка. Срока до конца этого года. Беретесь?
        Я очень боялся, что мне заводы на Охте и Шосткинский достанутся серьезно разрушенными - от Екатерины этого вполне можно ожидать - и в самый разгар возможного конфликта с Европой я окажусь без пороха. Так что надо было заранее озаботиться.
        Схоненбурк не удивился и возражать не стал. Только уточнил на какую производительность должен быть рассчитан завод и уведомил меня, что цену всего проекта он скажет позднее, но под мое честное слово компания готова начать подготовку к строительству, для чего он сам отправится в Казань выбирать место.
        - Ну и для этого завода мне нужна селитра. Очень много недорогой индийской селитры.
        Голландец встрепенулся:
        - Ваше величество, мы, увы, не имеем доступа к индийским залежам. Это монополия Британской Ост - Индской компании. Впрочем, мы можем выступить посредниками…
        Начинается… Сейчас меня будут разводить как ребенка. Нет, так не пойдет. Сделаем «ход конем».
        - Мыслю, можно обойтись и без Индии. Миллионы пудов превосходного сырья неоткрытыми лежат намного ближе.
        Я вижу, как загораются глаза голландца.
        - И тот, кто их будет добывать, потеснит англичан на рынке. Я готов рассказать вам, где именно лежит это дурно пахнущее сокровище, но я хотел бы получить от вас гарантию пятидесяти процентной скидки на цену этой селитры от той, что будет установлена на Амстердамской бирже.
        После получаса торгов я согласился на тридцати процентную скидку, но выговорил приоритетное право покупки и доставку за счет компании до Архангельска или Петербурга.
        - Смотрите, мой друг, - я уверенным движением начертил на листе бумаги контур западного побережья Африки. - Вот здесь, к северу от реки Оранжевой, на тысячи миль тянется пустыня Намиб. Берег на всем её протяжении пустынен и изобилует рифами, но в одном единственном месте, примерно посередине, есть протяженный скалистый участок с удобной бухтой. Вдоль этого участка берега тянется цепочка безымянных островов, на которых лежат несметные запасы гуано. Я полагаю, что вашей компании не составит труда организовать добычу и переработку в своих владениях в Гвинее. Ну или в Капской колонии, она чуть ближе.
        Купец посмотрел на меня квадратными глазами.
        - Откуда вам сие известно, ваше величество?
        - Пусть это останется моим секретом - с таинственным видом произнес я
        Голландец покивал, запрятал бумагу за пазуху. Потом тряхнул головой с массивным париком:
        - Я полагаю, что для разработки этих запасов имеет смысл создать отдельную компанию. И думаю, что акционеры с удовольствием примут, ваше величество, в свои ряды.
        Ну что ж, отказываться не буду. Глядишь, я и про алмазы берега скелетов расскажу. Может быть.

* * *
        Всю последнюю неделю марта я работал как проклятый. За окном архиерейского дома периодически слышались залпы - шел «обстрел» новых, нижегородских полков. Дела мои шли ни шатко, ни валко. Правительство сидело в Казани, ждало окончания ледохода. Сразу после того, как река очиститься планировалось послать к нам три захваченные в адмиралтействе галеры - «Тверь», «Волга» и «Ярославль» - именно на этих судах Екатерина путешествовала по стране в 68 - м году. Четвертая галера - «Казань» - полностью прогнила и восстановлению не подлежала. Суда могли буксировать другие корабли и всего водный караван мог доставить в Нижний полтысячи человек - чиновников, воинские подкрепления, пошитую на в казанских работных домах форму…
        Но и без правительства, только с Радищевым и Челищевым, мне удалось за неделю много достичь. За полгода накопилось изрядно указов и манифестов. Одни носили глобальный и даже исторический характер, другие писались для текущей работы коллегий. Благодаря юристам, обнаружились в «законодательном поле» целые дыры, которые пришлось заполнить новыми государственными актами. Во - первых, я издал задним числом манифест о возвращении на престол. В этом же документе постановил отстранить от правления Екатерину и предать жену с заговорщиками суду за покушение на священную особу императора. Это был так сказать «выстрел в будущее». Неизвестно как сложится война, Екатерина вполне может сбежать из страны - мне же нужно легимитизировать свое положение и объяснить зарубежным монархам так сказать правила игры с питерским двором. Во - вторых, получив на руки свеженаписанный документ, я велел сшить в небольшую книгу в стиле «Urbi et orbi» (Городу и миру) четыре главных манифеста - о возвращении на престол, о вольностях крестьянской - отмене крепостного права и земельной реформе, о создании правительства и созыве
внесословной Думы. Последний акт начинал действовать после коронации в Москве - об этом было прямо сказано в тексте. Если добавить в «Городу и миру» положения о свободе совести, принципы гражданского равенства и права граждан принимать участие в народном и местном представительстве - в принципе получалась первая русская конституция. Остальные указы - о создании новых городов, об организации госпиталей, рекрутском наборе и прочии - я отдал для систематизации Перфильеву. Создание коллегий, вопросы налогообложения - это все функция канцлера и правительства. Пусть публикуют свои собственные «Urbi et orbi» и рассылают их по губерниям.
        - Гавриил делает из нас всё, что хочет; хочет он, чтобы мы плакали, - мы плачем, хочет, чтобы мы смеялись, - и мы смеёмся.

* * *
        В землянке с колоннами, похожей на дворцовую залу, в которой потолок, стены и пол были покрыты коврами, на диване лежал Потёмкин - в халате, босой, небритый и непричёсанный, держа в руках святцы. Перед ним стоял капитан Спечинский. Он был вызван срочной эстафетой под Плевен и прискакал в ставку светлейшего бледный от бессонницы, шатаясь от усталости. Капитан, вытянувшись, молча глядел на князя, который лениво перелистывал церковную книгу, попивая вино. Потёмкин поднял своё помятое лицо.
        - Капитан, тринадцатого генваря день какого святого?
        Спечинский задохнулся от удивления, но ответил бодрым по уставу голосом.
        - Святого мученика Ермила, ваша светлость.
        Князь криво улыбнулся:
        - Верно. А четырнадцатого декабря?
        - Святого мученика Фирса, преподобного Исаакия Печерского, ваша светлость.
        Потёмкин удивлённо пожал плечами:
        - Тоже верно. Ну, а, предположим, двадцать первого июня?
        - Святого мученика Юлиана Тарийского, ваша светлость.
        Потёмкин захлопнул святцы, вскочил, халат распахнулся, волосатая грудь открылась.
        - Сие просто удивительно! Поздравляю вас, капитан. Мне не врали - такой памяти я ещё не встречал. Вы женаты?
        - Так точно, ваша светлость.
        - Можете возвратиться назад в Москву и передать мой нижайший поклон вашей супруге.
        Капитан, дико посмотрел на Потемкина, шатаясь, направился к выходу.
        Генерал взял с маленького столика полную бутылку шампанского, откупорил её. Вино ударил вверх, залило ковры на стене и полу. Потёмкин выпил большой бокал, подошёл к секретеру, сел. Нераспечатанные пакеты и письма лежали на нём грудами. Одно из них, с императорским вензелем на конверте, бросилось ему в глаза.
        Потёмкин задумался. Месяц тому назад в ставке были перехвачены прелестные письма от Пугачева ему и Суворову. Последний тут же был отстранен Румянцевым от командования. Но Потёмкина не тронули. Все знали о его нежной переписке с Екатериной. Пара офицеров даже поспорили, что Григорий Александрович - очень скоро потеснит на Олимпе Васильчикова. Но того «потеснили» заговорщики пулей в живот.
        - Надо наискорейше ехать в Питер! Гришка Орлов вышел из опалы, ему даже доверили покарать Пугача - сам себе произнес Потемкин - Сижу тут как сыч под корягой…
        Корпус генерала застрял под Плевной, турки сопротивлялись отчаянно, но с потерей Константинополя коммуникации осман были нарушены, войска терпели нужду во всем и быстро разбегались прочь.
        Потемкин вскрыл одно из писем на секретере. Писал ему главнокомандующий Петр Румянцев: «Милостивый государь мой, Григорий Александрович, письмо ваше в столь великую печаль меня повергло, что и описать невозможно. Всем известно, сколь военное счастье переменчиво, и никто сумневаться не может, что вы вскорости сумеет полной виктории над неприятелем добиться. Умоляю вас, яко отца, не вдаваться в чёрные мысли, а паче не открывать оных никому, ибо многие недоброжелатели ваши великости духа вашего не понимают…». В конце письма Румянцев прямо запрещал Потемкину отлучаться от корпуса. Это было уже третье послание такого рода - первые два валялись залитые вином на секретере.
        Генерал нащупал записку за пазухой. Достал, перечитал. Писала Екатерина:
        «Ради Бога, не пущайся на такие унылые мысли: когда кто сидит на коне, то да не сойдёт с оного, чтобы держаться за хвост».
        Потемкин зазвонил в колокольчик - Эй, там! Седлать коней. Поедем, посмотрим на турку в Плевне!

* * *
        - Дело худое, царь - батюшка! - только завидев мою свиту, к нам подскакал Подуров с Перфильевым. В порту наблюдалось большое скопление всадников - судя по малахаям и бунчукам - это и правда были башкиры. Напротив них стояло несколько рот мушкетеров с примкнутыми штыками.
        - Инородцы бунтуются - пояснил канцлер - Требуют выдачи Батыркая.
        - А где Рычков? - я осмотрел пришвартовываются галеры. Пушки на носу глядели в сторону башкир, канониры подносили заряды. Сейчас жахнут картечью, а мушкетеры добьют выживших.
        - На корабле - ткнул подзорной трубой Подуров - Вон машет рукой.
        - Кто в головах у башкир? - поинтересовался я
        - Известно кто - к нам присоединился Овчинников - Князь Анзалин, да Салаватка с ним…
        И действительно. Несколько богато разодетых всадников стояли в стороне от основной толпы. Я тронул Победителя шпорами, мы все, набирая ход, направились к башкирским князьям. Те завидев нас, тоже выехали вперед. Сошлись у причалов.
        - То есть лжа! - сразу начал кричать, налившийся кровью Анзалин - Нам была весть от наших сибирских братьев - батыров, Митька Лысов своевольничает и…
        - А ну умолкни! - прикрикнул я на Анзалина - Как с царем разговариваешь?!
        - С коня долой! - Подуров и Овчинников начали наезжать на князя, башкиры заволновались, схватились за сабли. Солдаты подняли мушкеты, прицелились. Градус противостояния рос, я давил взглядом Анзалина, вглядываясь в его узкие глаза. Первым как ни странно «сдался» Салават Юлаев. Соскочил с коня, бросил повод, повалился в ноги. За ним кряхтя последовал князь. Лошади пряли ушами, недоуменно топтались рядом.
        Казаки успокоились, солдаты опустили ружья. Башкиры тоже подали назад, освободив причалы, к которым пришвартовались все три галеры. Я спешился, поднял князя с колен. Еще раз посмотрел ему в глаза.
        - Даю вам слово - я повысил голос, чтобы меня было слышно максимальному числу людей - Суд будет честным!
        Башкиры довольно зашумели.
        - О большем и не просим - тихо ответил Анзалин.
        Салават тоже встал, низко поклонился.
        Я махнул рукой Рычкову и тот сразу зашагал по причалу к нам. Мы отошли в сторону.
        - Поздорову ли, Петр Федорович - поинтересовался бледный Петр Иванович - Мы так волновались! Думали, что сейчас эти дикари полезут на корабль… Крик стоял!
        - Обошлось! - я тяжело вздохнул, надавил пальцами на глаза. Сейчас бы отдохнуть, выпить горячего чаю или сбитня… - Ну что там с Батыркаем?
        - Да пустое дело - махнул рукой расстроенный Рычков - Казаки конвоя молвили дескать пря вышла между Лысовым и князем. Тот прегордо себя вел, вот и выбесился Дмитрий Сергеевич.
        - Батыркай что же?
        - Говорит, что Лысов бездарно вел осаду Тюмени. Положил на валах много казаков, да башкир. Город смогли взять только после того, как к ним на помощь пришел Шигаев с новыми полками. Лысов же пьянствует, гарем себе завел из захваченных дворянок…
        Да… Этот нарыв надо вскрывать. И как можно скорее.
        - Веди Батыркая на епископское подворье - я пошел обратно к свите - Дам ему быстрый суд. И пущай от башкир будут выборные.
        Рычков согласно покивал.

* * *
        Фредерик Норд второй граф Гилфорд гулял по тенистой дорожке вдоль канала парка Сент Джеймса и терпеливо ждал, когда освободится его величество Георг Третий. А король кормил пеликанов. Его величество кидало живую рыбешку в воду и наблюдало как птицы, толкаясь и крича, ловят ее в воде своими большими похожими на ковш клювами. А потом сжимают горловой мешок, стравливая воду и размахивают клювом заставляя добычу правильно расположиться для глотания.
        Посторонних в парке не было. Для посетителей он откроется только после семи часов вечера, а пока королевское семейство могло наслаждаться кусочком природы прямо в центре Лондона. Светило солнце, ветерок был северный и миазмы с Темзы не имели шансов потревожить чуткого обоняния вельможи. На обширной лужайке королевского парка, практически напротив скромного трехэтажного Букингемского дома, паслись крупные, черно - белые голландские коровы.
        Наконец, король кинул последнюю рыбешку, поданную слугой, вытер руки и соизволил заметить своего первого министра.
        - Норд, ты в курсе, что эти удивительные птицы могут убивать чаек?
        - Нет, Ваше величество, - фактический правитель Великой Британии склонил голову, покрытую невероятно пышным париком - А как они это могут делать? У них же нет ни острого клюва, ни цепких когтей.
        Графу нужно было, чтобы Георг оставался в хорошем настроении для решения одного важного вопроса. Поэтому, немного наивности - не помешает. Пусть король получит повод для разглагольствований на свою любимую тему.
        - О! Ты не поверишь. Они хватают чайку за голову и держат ее под водой до тех пор, пока та не захлебнется. А потом, уже не торопясь ее рвут на кусочки. Просто удивительные птицы. Какой замечательный подарок век назад сделали нам русские цари. Кстати ты не знаешь где это место в России Астра Хан?
        Лорд Норд поморщился. Лучше бы король интересовался географией собственной империи и её бедами. Но вежливо ответил.
        - Это город в устье реки Волги, государь. Крупный русский порт на Каспийском море. Через него идет вся торговля с Персией.
        - Это не там ли объявился муженек Екатерины? Где - то там, на Волге, не так ли?
        - Все верно, государь. Поражен вашими знаниями и памятью, - очередной раз склонился вельможа, отмечая в уме, что пятьсот миль между Астраханью и Оренбургом, это не слишком большая погрешность.
        - И как у этого бунтаря дела? - начал отрывисто спрашивать Георг - Какие у вас предложения? Имеет ли смысл установить с ним связи?
        - На борьбу с повстанцами брошена гвардия - начал обстоятельно отвечать граф - Возглавляет войска бывший фаворит Екатерины - Орлов. А под рукой у самозванца только плохо вооруженные крестьяне. Думаю, исход дела предрешен.
        Король покачал головой и задумчиво возразил:
        - Но если вдруг удача будет на его стороне, то имеет смысл уведомить этого, как бы императора Петра третьего, что наше благорасположение и признание возможно. И будет зависеть от его позиции по отношению к нашим торговым интересам. Нам решительно не нравится протекционистская политика Екатерины.
        Лорд Норд не дал проявится своему скептицизму.
        - Разумеется государь. Если Pugachev будет столь успешен, что разгромит гвардию Екатерины, то мы незамедлительно пошлем нашего посланника. Инкогнито.
        Король приостановился и протянул непривычную фамилию, словно пробуя вино.
        - Pugachev… Это как то переводится на человеческий язык?
        Лорда этот вопрос тоже интересовал в свое время, и поэтому он ответил незамедлительно:
        - Его фамилия звучит примерно как Устрашающий, ваше величество.
        Король засмеялся.
        - Я не думаю что это настоящая фамилия. Скорее всего, это кличка. Специально чтобы устрашать Екатерину. Ребелены это такая проблема для любого государя…
        Лорд Норд решил, что пора уже от веселого переходить к важному.
        - Вы правы Ваше величество - граф замялся, не зная как продолжить. Потом все - таки решился расстроить монарха - Закон «О Бостонском порте», проведенный через парламент две недели назад нуждается в подкреплении другим актом. Ибо мы не вполне может контролировать его исполнение на этой территории. Для этого необходимо изменить весь порядок управления в колонии Массачусетского залива. Предоставление им права самим выбирать губернатора, было ошибкой и её нужно исправить. Кроме того надо изменить порядок разбирательств в отношении британских должностных лиц, якобы совершивших преступления во время подавления протестов в Массачусетсе. Их несомненно надо вывести их под юрисдикций колоний.
        Король задумался, глядя на пеликанов. Повисло тяжелое молчание. Наконец Георг согласно кивнул.
        - Да, колонисты нам принесут еще много бед, лорд Норд. Вносите новый закон, я его поддержку. И пожестче там с этими фермерами. Я не допущу такого же беспорядка как Екатерина.
        Глава 4
        Монастырская трапезная уже видевшая в своих стенах военный совет, на этот раз послужила местом для заседания правительства. Людей, правда, в этот раз было меньше. Во главе стола сидел я с сбоку от меня Почиталин, как секретарь. По правую руку расположились канцлер Перфильев, министр финансов Рычков и его помощники - глава фискалов Бесписьменный и казначей Немчинов. Замыкали ряд Радищев и его товарищ Челищев. Последних я пригласил в надежде, что из них «вырастет» будущий министр юстиции.
        По левую руку разместились: министр обороны Подуров, глава тайного приказа Соколов, которого уже мало кто называл Хлопуша, рядом с ним сидел мрачный Шешковский, далее министры печати Новиков и министр здравоохранения Максимов.
        Я начал с небольшой вступительной речи.
        - До начала нашего собрания хочу всем представить Александра Николаевича Радищева. Он и его товарищ Пётр Иванович Челищев, будут заниматься в нашем правительстве составлением нужных нам всем законов и приведением всех их в порядок. Мыслю поручить им и надзор за соблюдением законности во всей нашей империи - работой судов, полиции…
        Все с любопытством посмотрели на сменивших Мясникова Петра и Александра.
        - А теперича о состоянии казны нам расскажет Петр Иванович, коли он у нас за главного в Казани оставался.
        Рычков поднялся заметно волнуясь. Действительно я, уходя на Нижний, забрал с собой Перфильева, и принимать решения по самым важным финансовым вопросам Рычкову пришлось самому. А теперь и отвечать за них.
        - Хвала господу милосердному ничего необычного после вашего ухода не случилось - Петр Иванович достал из папки документы, начал их быстро проглядывать, докладывая - Вернулись гонцы, что отправлялись еще по вашему, государь, распоряжению. Во всех городах и селах к востоку от Волги все признают вашу власть. В каждом церковном приходе выбрали волостного старшину сходом сельских и деревенских старост. В городах сходом домохозяев выбрали совет из десятка - двух выборных в зависимости от величины города. Выборные те и старосты волостные, что съехались в уездные города, избрали городского голову и уездного исправника. Все выборные публично и письменно принесли присягу вам, ваше величество, управлять по закону и с усердием. Но губернских управителей пока что, нигде кроме Казани не назначили. Их обязанности или ни кто не выполняет или выполняют градоначальники.
        Я понимал, что так и будет. Традиционно власть в Российской империи уровень губернатора всегда рассматривала как ключевой для управления и контроля. На эти должности всегда назначали или из Петербурга или из Москвы. И мне надо было решать: или вводить выборность этого поста или искать людей, которые были бы не только верными мне, но ещё и не глупыми и жадными. А людей то было мало.
        Пока под моим контролем не так много территории и наверно я могу наскрести чиновников. Всего то и надо назначить по человеку на Казанскую, Нижегородскую, Оренбургскую, Пермскую и на Уфимскую губернии. Но что будет потом? Надо будет вместо Екатерины проводить губернскую реформу - дробить территории и создавать около пятидесяти губерний. И если мои назначенцы будут выделывать такие фортеля как Лысов, то винить будут меня.
        Так что хочешь не хочешь, но надо было идти путем «торжества демократии» и перекладывать эту боль со своей головы на голову самих жителей. И если они изберут идиота, то я тут буду совершенно не виноват и более того смогу выступить благодетелем. Надо только юридические механизмы предусмотреть. Ничего нет лучше чем «управляемая демократия».
        - С губернской реформой мы немного погодим, Петр Иванович. Расскажите пока о наших доходах и расходах.
        Рычков подтянул к себе один из листков и скосил в него глаза:
        - Подать подушную собирать еще рано - только разверстали суммы на становых приказчиков, но есть поступление пошлин с Ирбитской ярмарки в тридцать пять тысяч. С иных торжищ, общим числом в двадцать семь, получено три тысячи двести рублей. С Екатеринбургского монетного двора к отправке по высокой воде на Чусовой был приготовлен караван с мелкой медной монетой на сумму восемьсот семьдесят пять тысяч рублей. Скорее всего, уже отправился, но к нашему отбытию до Казани не дошел. С захваченных барнаульских заводов взято в казну двести пять пудов серебра слитками. Этот груз також с Екатеринбургским караваном пойдет. Иные ничтожные прибытки оглашать нет смысла. Я указал их в ведомости.
        С этими словами Рычков протянул мне пачку листков. Я быстро просмотрел их, мысленно поморщился. В ведомостях не было налогов с городов. Ладно, Казань… А где Оренбург? Или Творогов успел что - то себе прикарманить? Я набросал быстро записку с требованием начать расследование, показал ее Перфильеву и подвинул Хлопуше. Тот согласно покивал головой.
        - Из означенных сумм - продолжал тем временем Рычков - Было выплачено казанским промышленникам за амуницию двадцать девять тысяч рублей. За пушки и огневой припас с заводов две тысячи двести рублей. Но это только часть груза, что по зимнику привезли. Большая часть идет сплавом с верховьев Чусовой. За баржи для каравана уплочено частным владельцам восемьсот рублей. Ещё тысяча двести ушло в оплату зерна, круп и фуража. Большую часть, государь мы привезли в караване. Часть оставили как резерв в Казани.
        Я кивнул, подтверждая разумность решения.
        - Иные траты, - Рычков совсем успокоился - Оплата жалования по казенным ведомствам - девятьсот рублей, в том числе и на содержание каторжных. На дела печатные господина Новикова выдано семьсот пятьдесят рублей. На содержание родовспомогательного дома выделено триста рублей. Иные расходы суммарно еще полторы тысячи. Все в дополнительной ведомости расписано.
        Ещё одна пачка бумаг легла мне на стол.
        - Сверх этих расходов Николай Иванович просит ещё тысячу, - Рычков кивнул на Новикова. - Но зачем не говорит. Так что я пока ваше повеление не услышу не дам.
        Я ухмыльнулся. Какой хозяйственный у меня министр. Я прямо умиляюсь и верю, что с оплаты барж и фуража ну совсем ни капельки себе не отстегнул.
        - Ладно, сиди - я остановил было вскакивающего Новикова. - О делах печатных мы отдельно поговорим. Расскажите что с дворянами.
        - Так Николай Иванович этим как раз и занимался. Пусть он и ответит, - Рычков сделал жест в сторону Новикова и дождавшись моего кивка сел.
        Новиков поднялся и без всяких бумажек начал:
        - Хорошо. Начнем с дворян. Судя по переписи от 1766 года в Казанской губернии при общей численности населения в миллион с четвертью человек лиц дворянского сословия всего около тридцати тысяч. Причем помещиков среди них не больше пятой части. Прочие же: или бедные однодворцы или выслужившие дворянское звание с нижних чинов и ничего кроме жалования не имеющие. Для этих нищих дворян после манифеста вашего величества в жизни практически ничего не меняется. Кроме того что теперь они тоже становятся податными. Мы с Дмитрием Васильевичем Волковым для таких дворян составили разъяснительные воззвания и при выборах в местное самоуправление никаких препятствий им не чинилось, за исключением обязательной письменной присяги вашему величеству.
        Новиков коротко поклонился мне. Я посмотрел на казаков из правительства. Кажется, никакого неприятия на их лицах нет.
        - Дворяне же из тех, что постоянно жили в своих поместьях - продолжал Новиков - Пострадали сильно. Примерно тысяча семей были убиты крестьянами целиком, включая детей. Еще в примерно трех тысячах дворянских семей убили только мужчин, а семьи дворян выброшены из домов без средств к существованию. Жены и дети дворянские, кто не замерз, по большей части нашли приют в монастырях и при храмах.
        Лица присутствующих нахмурились. Я тоже тяжело вздохнул, перекрестился.
        Такой результат, к сожалению, был неизбежен. Слишком сильна была ненависть к барам в народе. И мой манифест вызвал в крестьянской среде всплеск необыкновенной жестокости.
        Новиков продолжал:
        - И вот именно для решения затруднения сирот из дворянских семей я и просил денег у Петра Ивановича. Я мыслю, что следует основать школу для постоянного проживания детей на полном пансионе. По образу Королевской школы в Кентербери. Овдовевшим дворянкам следует предложить работу учителями в деревнях. Но только в совершенно другой губернии. Там где о них ничего не знают. Не следует снова допускать ошибку и возвращать дворянок в родные места. Пользы от этого не будет никакой.
        Камень в мой огород. Смелый и ершистый этот мужик, Новиков. Екатерина с ним намучалась, а теперь моя очередь.
        - Дабы заставить крестьян всерьез принимать школьных учителей и принудить их отдавать в школы детей следует, манифестом, объявить введение налога на безграмотность. Скажем в один рубль.
        Правительство зашумело,
        - Не дорого ли берешь, Николай Иванович? - первым отреагировал Перфильев
        - Да где это видано за безграмотность деньги брать?! - еще резче высказался Подуров
        Все ясно. Казакам обидно за своих неграмотных собратьев.
        - Тихо! - я прихлопнул рукой по столу - Продолжай Николай Иванович!
        - Срок начала действия этого налога объявить в пять лет - продолжал переть танком Новиков - И через пять лет, если податное лицо не сможет само показать свою грамотность, то оно должно предъявить своего ребенка любого пола способного на это. Таким образом мы сделаем фигуру учителя уважаемой, а в народе посеем семена истинного просвещения.
        Лицо Новикова было необыкновенно вдохновленным, когда он это говорил. Я представил, как перед его внутренним взором уже стояли миллионы образованных крестьян читающих его газеты и стремительно просвещающихся. Впрочем, видение посетило не только его. Я тоже подзавис слегка. Я мысленно прикидывать во сколько это может обойтись. В казанской губернии было больше семи тысяч населенных пунктов. Это как минимум три - четыре тысячи школ, из расчета, что некоторые деревни расположены близко друг к другу и можно объединять аудиторию. Итого при скромном годовом окладе в двадцать рублей, суммарно надо закладывать в бюджет только на Казанскую губернию тысяч семьдесят восемьдесят. Немало, однако. Надо будет переложить затраты на местное самоуправление. Или разделить с приходами - пусть на воскресных школах тоже обязательно учат грамотности, счету…
        Новиков тем временем «добивал» правительство:
        - Детей из пансионов к родительницам можно будет отпускать на лето. Все остальное время должно быть очень плотно занято учебой и физическим развитием. Возможно создание при школе пансионе каких нибудь мастерских, чтобы воспитанники имели возможность приобретать практические навыки и зарабатывать личные средства.
        Бог ты мой! Новиков жжет не по детски. Он же фактически предлагает трудколонии имени Макаренко. Вот это, пожалуй, стоит поддержать. Но я не успел сказать ни чего как раздался ехидный голос Шешковского.
        - А через несколько лет эти высокообразованные детишки нам всем за отцов мстить начнут? С выдумкой.
        Новиков усмехнулся, легко парировал:
        - Янычары опора трона султана, а ведь они из детей христианских принудительно набираются. Так что все зависит от систематического и непрерывного воздействия на незрелые детские умы.
        - И колик раз эти янычары бунтовались супротив султанов? - проворчал Хлопуша
        - А некоторых и свергали с трона - подхватил Шешковский
        - И сим делом я готов лично заниматься - горячась, заявил Новиков. - И клянусь не будет надежнее подданных у нашего государя!
        - Николай Иванович, успокойся - я решил выступить примирителем. - Твое предложение мною понято и принято. Буду рад таким образом отмолить часть того греха, который и так ложится на меня из за братоубийственной войны. Но не следует делать это заведение только для детей дворянских. В России нас ждут сотни осиротевших по милости Орлова и Екатерины крестьянских детей. Пущайте також в пансионы.
        Новиков торжествующе посмотрел на Шешковского.
        - Вы уже определились с первым таким заведением? - пришлось спустить Николая Ивановича с небес на землю - Где они будут находится? Кто составит штат? Каковы учебные планы?
        Торжество Новикова малость притухло.
        - Ещё не успел, ваше величество. Все наше с Дмитрием Васильевичем Волковым время было отдано проведению выборов в самоуправление. И попутно по мере получения сведений с мест я осознал величину бед бездомных и нищих семей дворянских. С детьми крестьянскими мыслю будет проще. О них всегда позаботится община.
        - Ты это Акулине скажи - раздалось ворчание Бесписьменного, задетого таким явным фаворитизмом по отношению к дворянам.
        - Ваша Акулина, Демьян Савельевич, на самом деле авантюристка и любительница приключений. - горячо возразил Новиков. - Я не отрицаю её трагической истории, но найти приют она могла если бы захотела. Но ей приспичило пройти восемьсот верст зимой от Тамбова до Казани. И она прошла. А вот дети дворянские сдохнут если не у первой то у второй деревни на своем пути. Их то кормить никто не будет!
        С этим спорить никто не стал, и я снова задал вопрос, обращаясь уже ко всему собранию.
        - Ну так что господа, каковой совет предложите по первому такому пансиону для беспризорных?
        Неожиданно для меня первым нашелся с предложением Подуров:
        - У Орловых в «Надеинском Усолье в «Головкино» большой дворец был. Его конечно пограбили малость, но для нужд Николая Ивановича он вполне годный. И от Волги недалеко, сообщаться удобно. Места там красивые - Тимофей Иванович мечтательно закатил глаза
        - Ну что ж. Так и порешим - я позвонил в колокольчик, приказал слугам принести чаю. Собрание уже длилось второй час, все слегка подустали - Имение в казну и открыть там приют. Денег по росписи выделить - я посмотрел на Немчинова и Рычкова, те согласно кивнули - Детей осиротевших без различия сословий собирать по всем селениям, но токмо лаской и увещеваниями. Дворянкам ещё раз сделать предложение о работе учителями. В ответе будет Новиков.
        Журналист ухмыльнувшись, посмотрел на Рычкова победителем.
        - Николай Иванович у тебя все?
        - Не совсем Петр Федорович, - покачал головой Новиков. - Есть вопрос, который разрешить можете только вы. Он касается немецких колонистов - переселенцев. Мы с Петром Ивановичем в некотором затруднении.
        Радищев согласно покивал. Быстро же они спелись.
        - В какой мере они должны включаться в самоуправление на уровне уездов и губерний. И что делать с льготами по податям, кои им были обещаны при переезде?
        А про колонистов то я и забыл. А их к этому времени вдоль Волги уже немало расселилось. Больше ста поселений. В реальной истории буйная Пугачевская вольница тяжким катком прошлась по ним. Немцев убивали, грабили, жгли. Их не считали за своих. Но в этой реальности дисциплины в моем войске неизмеримо больше и колонистов поселенцев пока никто не трогал.
        - От них депутация имеется?
        - Прибыли вместе с нами. Трое выборных.
        - Хорошо. Я с ними отдельно поговорю и там решим. У вас все?
        - Да, государь.
        - Добре - я обернулся к Подурову. - Тимофей Иванович, ты обоз принял? Армия к походу готова?
        - Принял, государь - встал министр обороны. - Полу пудовых единорогов пришло двадцать. Без лафетов, кончно. Полевых кухонь тридцать две. А вот ружей, пороха и огнеприпаса очень мало. Я на большее рассчитывал.
        Подуров недовольно взглянул на Рычкова. Тот кинулся защищаться.
        - Так откуда им много то быть?? И без того все выбрали отовсюду куда дотянулись. Аж из за Урала везли, с Ирбита. И ружей також много негде взять. Что Шигаев с Лысовым с боя взяли, тем они своих людей и вооружают. А на заводах то можа стволы и делают в количествах, а вот замки к ружьям уже токмо из Тулы да Петербурга везут. Так что все что могли - привезли.
        - Ружья потребны так сильно, что я и фитильные принял бы - проворчал Подуров и продолжил отчет. - Обувки новомодной да одежки форменной пришло только на один полный полк. Решить надоть какой переодевать будем.
        Я подумал и решил:
        - Куропаткинский оденем. В награду за победу в футбольном турнире. Да и заслужили они. Усердно занимаются.
        - Это да, - согласился Подуров. - С обозом все. Теперь по готовности к походу. Телег крытых наделали триста десять штук. К ним ещё две походных кузни, и шесть походных хлебопечек. Ко всем пушкам справили новые лафеты. Половину из них сделали по твоему совету, государь. С одним брусом.
        Да. Грешен. Опять вмешался в естественный ход развития материальной части артиллерии. В это время пушечные лафеты имели очень сложную форму и состояли из множества элементов. Поскольку все равно лафеты надо было делать заново, ибо санные уже не годились, то я решил попробовать тип пушечных лафетов широко применявшихся во время гражданской войны в США. В них был один центральный брус, к которому по бокам крепились «шеки» на которые уже непосредственно накладывался ствол. Даже на первый взгляд такой лафет был проще привычных в этом времени. Но практика критерий истины. Посмотрим как он покажут себя в этой кампании.
        - … припасов взято на месяц похода. Так что можем выступать.
        Закончил обстоятельный доклад министр обороны. Я повернулся к Максимову.
        - Викентий Петрович медицина к походу готова?
        Максимов вскакивать не стал. Подуров с Перфильевым нахмурились.
        - Готова, Петр Федорович. Все по регламенту. На каждый полк, кроме безоружных, по одному лекарю, два подлекаря, четыре фельшера и почти рота санитаров. В каждом полку по две двуколки для вывоза раненых. На армию готов один полевой госпиталь на двести коек. Он в моем непосредственном ведении. Медикаментов и инструмента запасли. И еще раз спасибо хочу сказать за уголь этот прокаленный. Поразительный результат дает.
        Я усмехнулся, принимая благодарность медика.
        - Что с оспопрививанием? Новое пополнение привито?
        Максимов пожал плечами.
        - Да, государь. Все, в том числе и работники Павлония. У меня на это десяток подлекарей поставлено.
        - Хорошо - кивнул я. - Афанасий Тимофеевич, новых сведений об Орлове нет?
        Хлопуша поднялся в свой немалый рост, хрустнул огромными пальцами. Грозно посмотрел на Максимова. Тот надо сказать побледнел.
        - Есть, батюшка государь. Не далее как сегодня получил весточку что Орлов из Владимира уже выступил. По самой распутице погнал полки. По моим прикидкам могет уже к Мурому подступать. А у нас там только несколько сотен инородческих, после беш беша осталось. Поторопиться надоть.
        Вот это поворот. Я не ожидал что он так резво меня по грязи ловить побежит. Нехорошо. Нам до Мурома на сорок верст дальше идти нежели Олову. Но в принципе есть вариант успеть в Муром раньше.
        - Вот что, Тимофей Иванович, один полк с пушками сади на баржи и галерами тащите их по Оке к Мурому. Так они всяко быстрее будут чем пешком. И пущай сразу наплавной мост наводят.
        - А какой полк садить, государь?
        Я призадумался. Полки то по своим боевым качествам были равноценны, но вот их военачальники были очень разными. Два полка возглавляли поляки. Причем Анджей Ожешко заменил недавно расстрелянного Симонова. Три полка были под командованием дворян, которых я принудил к этому. Остальные из людей надежных но совершенно неопытных. Куропаткин справился бы, но его полк нужно переодеть, раз я так решил.
        - Полк Крылова.
        Подуров кивнул, а я подумал что у Крылова появляется шанс на яркий подвиг. Все таки уличные бои по нынешним временам задача нетривиальная, а отец баснописца, насколько я успел его понять, обладает пытливым умом. И он просто из чувства профессиональной гордости приложит все силы для победы над гвардией Орлова.
        В зал тихонько просочился Жан, наклонился к моему уху.
        - Тама все готово к суду над Батыркаем. Опять башкирцы пришли многолюдно, волнуются.
        - Господа! - я встал, все поднялись за мной - На этом пока все. Афанасий Петрович - я обернулся к Перфильеву - Будь ласка, пойдем со мной судить Батыркая. Також подпишешь приговор.
        Статус канцлера надо поднимать - Перфильев казак уважаемый, но все - таки один из многих. К тому же не сразу присоединился к восстанию.
        - Раз треба - вздохнул Афанасий Петрович - То идем

* * *
        Пятнадцатого апреля было собрание в Эрмитаже. Екатерина отошла от мрачных известий, казалась весела.
        Под конец вечера, встав из - за карт, она обходила гостей, а за ней ковыляла дура - шутиха Матрёна Даниловна.
        Несмотря на свою показную глупость и беззубость, Даниловна хорошо умела уловить, что толкуют в простом народе, собрать все столичные сплетни и поднести их Екатерине, которая очень чутко прислушивалась и к дворцовым слухам и к говору народной толпы.
        - Вот, потащили угодника, - шепелявила Даниловна по поводу перенесения новых мощей, - Потащили попы словно утопленника, волоком… А надо было на головушах понести, как по старинке, по закону… Ироды!.. Всё не так делают, Катенька!..
        - Правда твоя, Даниловна. А что про грозу говорят, не слыхала?
        - Пло грозу, что была днесь? Грозное, говорят, цалство будет…
        - Какое грозное царство? Чьё?
        Екатерина нахмурилась, резко остановилась.
        - Бозье… - зачастила шутиха - Бог судить церей станет… И будет Ево грозное цалство!
        - Глупости ты болтаешь…
        - Ну, Катенька, ты очень умна, куда мне до тебя… Но уж больно возносисься… Гляди, нос разсибёсь…
        - Ну, поди, ты надоела мне…
        - Пойду, пойду… И то не ладно… Баиньки пойдет Даниловна… Пласцай, Катеринушка
        - Что прощаться вздумала, дура? Никогда того не было… - с неудовольствием кинула ей государыня и дальше прошла.
        Вдруг из боковых дверей показался ряженый, коробейник.
        - С товарами, с ситцами… С разными товарами заморскими, диковинными! К нам, к нам жалуйте… Вот я с товарами!
        - Ну, пожаловал! - узнав голос вечного затейника, Льва Нарышкина, радостно отозвалась императрица. - Иди, иди сюда! Показывай вот молодым особам, какие у тебя новиночки?.. Да не дорожись смотри…
        - С пылу с жару, пятачок за пару! По своей цене отдаю, совсем даром продаю. Чего самой не жаль, то у девицы я и взял… А дамы, что дадут, я тоже тут как тут! Атлас, канифас, сюрьма, белила у нас, покупали прошлый раз… Вот вы, сударыня! - указал на Екатерину пожилой балагур.
        - Врёшь… Эй, велите подать льду… Сейчас докажу, что не нужно мне такого товару. Себе лицо обмою, тебе нос приморожу, старый обманщик, клеветник… Неправдой не торгуй! И без тебя её много…
        - Пожалуйте, молодки, нет лучше находки, как мои товары… - зазывал Нарышкин с манерами заправского коробейника - А вот пожалуйте, лампы, что светят на земляном масле, да новинка - диковинка - горелка для подугреву еды.
        Переодетый обер - шталмейстер ловко зажег лампу, потом горелку. Все в зале ахнули. Вокруг стола, где демонстрировались новинки столпились все придворные. Отовсюду слышалось:
        - Ах, как удивительно!
        - И как ярко светит! Посмотрите, господа…
        Императрица тоже заинтересовалась, взяла в руку лампу - Да тут по серебряно особо. Свет отражается и удваивается. Таки инвенции хороши будут во флоте - поставить на носу корабля, да плавать в самую бурю в ночи!
        - Опасно, матушка! - покачал головой Нарышкин - А ежели земляное масло выльется и подожжет корабль?
        - Где взял сие новины? - поинтересовалась Екатерина
        - У купца проезжего взял
        - Поди иностранца?
        - Нет, нашенский. Из Казани.
        - Из Казани?? - разгневалась императрица - Это какой - такой купец пришел в столицу из Казани? Маркизов подсыл?!??
        Все присутствующие резко замолчали, Нарышкин побледнел.
        - Мне докладывали, что подле Пугача инвенций много появилось. И в военном деле и вот посмотрите…. - Екатерина схватила лампу, ткнула ею в лицо обер - шталмейстера - Сей же час с тайниками сыщите этого купчишку и на дыбу его!
        Придворные смущенно поклонились, некоторые даже в страхе попятились.

* * *
        Одноактная пьеса под названием «Суд над Бартыкаем» прошла без сучка и задоринки. Я величественно сидел на троне, хмурил брови и слушал абсурдные обвинения в адрес пожилого башкира из уст одного из казачков Лысова, приходящегося тому, как выяснилось, родственником. После я внимал длинным самооправданиям Бартыкая. Тоже не слишком логичным и веским. Все это по большому счету походило на ссору в песочнице: «Он у меня формочку отнял!», «А чего он меня лопаткой стукнул!». Лысов, конечно, осрамился со взятием Тюмени, но и Бартыкай повел себя вызывающе.
        В итоге я не нашел в действиях князя состава преступления, приказал освободить его и даже за верность мне и смирение гордыни расцеловал троекратно и вручил «свою» саблю. На самом деле сабля была из числа натрофееных в Нижегородском кремле в подвале губернатора. Но богатая - с отделкой из золота и драгоценных камней.
        Башкиры радостно кричали, обнимались, после чего все дружно отправились есть бешбармак и пить кумыс. Но сам виновник праздника задержался и имел со мной долгую приватную беседу. Говорили мы о будущем башкирского народа. Мне поведали о многих обидах, что царская власть чинила башкирам со времен Петра первого. Напоминали о договоре времен Ивана Грозного. Я же обещал решить все обиды - только вот только прогоню немку с отчего престола. Как говорится, от обещал - никто не обнищал. Реально же решить проблемы башкир не представлялось возможным. Классическое противостояние наступающей земледельческой цивилизации и разрозненных кочевников. Такие же беды предстояло испытать будущим казахам, киргизам и другим народам средней Азии.
        С Бартыкаем договорились о том, что башкиры получают статус «казачьего народа» и делятся на полки обязанные службой государству. Взамен они сохраняют самоуправление. Вотчинные земли, что пригодны к пашне отниматься больше не будут, но башкиры сами обязуются сдавать её в долгосрочную аренду русским за невысокую цену. Стоимость договорились обсудить на Земском соборе в Москве.
        Те земли, что по закону горной свободы уже подгребли и ещё подгребут под себя промышленники, будут компенсироваться участием в прибыли от этих предприятий. Уфимская провинция моим указом выделялась в самостоятельную губернию и Бартыкай назначался в ней «товарищем» губернатора, т. е заместителем. Сам глава провинции, будет из образованных русских.
        На этом мы и расстались. Новоиспеченный «товарищ» отправился праздновать со своими соплеменниками, а меня ждала встреча с еще одной немаловажной этнической группой.
        В двадцатом веке и тем более в двадцать первом национальные костюмы окончательно перешли в разряд экзотики для туристов. А в это время их носили повседневно и с достоинством. Трое немолодых мужчин, представшие передо мной, сразу выдали свое немецкое происхождение сюртуками, вышитыми жилетами, галстуками и короткими штанами с высокими теплыми гетрами. Покрой был, конечно, у каждого свой, и особенностей в костюме тоже хватало, но, увы, я не был знатоком и мне эти детали ничего не говорили.
        После положенных приветствий и заверений в преданности правящему дому Российской империи, немцы задали главный вопрос, который их волновал. Буду ли я соблюдать договоренности, которые с переселенцами заключила Екатерина? Вел беседу широкоплечий, рыжий мужчина лет сорока по имени Гюнтрих Шульц..
        Я повертел в руках листок с текстом манифеста от 1762 го года, напечатанном убористым готическим шрифтом и задал встречный вопрос:
        - А будут ли переселенцы относиться к России как к Родине?
        - Oh ja, ja! Naturlich, Eure Kaiserliche Majestat.
        - Тогда почему они должны иметь привилегию, уклоняться от ее защиты от внешних врагов? - казаки вокруг трона одобрительно заворчали. Я решил усилить - Я еще могу понять эту льготу для тех, кто принял трудное решение и отправился в далекую Россию, рискуя всем. Но для тех, кто уже родился на этой земле такой привилегии не приемлю.
        Я хмуро уставился на просителей. Те переглянулись и рыжий обреченно произнес:
        - Несомненно, вы правы, Ваше величество.
        Я удовлетворенно кивнул и решил подсластить пилюлю.
        - Но хочу что бы вы знали. Рекрутской пожизненной службы в армии больше не будет. Служба будет длиться не более пяти лет. Кто всхочет далее унтером - за деньгу.
        Судя по удивленным лицам депутации они об этом моем решении еще не знали.
        - Что касаемо прочих льгот и привилегий у меня препон здесь вам чинить не буду. На ваше право верить в бога по своим обрядам, не покушаюсь.
        Немецкое самоуправление меня вполне устраивает - дисциплинированный и послушный народ. Подтверждаю я и тридцатилетний срок освобождения первопоселенцев от имперских податей.
        Лица делегации расцветились улыбками. Но это они рано радуются. Я совершенно не склонен терпеть халявщиков на своей земле.
        - Но это не значит, что на занимаемой вами земле вы не должны заниматься благоустройством и созиданием для общей пользы государства. И потому, я буду в течении месяца после моей коронации в Москве ждать от всех колонистов не только присяги, но и верноподданническое прошения на мое имя о создание на средства переселенцев Fachhochschule, сиречь политехнического института - тут все пооткрывали рты - В коей вы сами пригласите лучших профессоров из германских земель по таким дисциплинам как: медицина, механика, горное дело, металлургия, строительство, гидротехника. Не менее чем по сто учеников на каждом факультете.
        - Так это, мой кайзер - рыжий зачесал в затылке - Потребен известный ученый в ректора.
        Я согласно кивнул и продолжил:
        - Разумеется, я дарую немецким колонистам право вести обучение на немецком языке с постепенным переходом на русский. Но - тут я назидательно поднимаю палец - Поступление в этот институт будет доступно любым моим подданным.
        Депутаты растерянно стали переглядываться и перешептываться. Понимаю их. Содержание такого политеха вполне сравнимо по стоимости с государственным налогами. Но я планирую продолжать практику переселения немцев, так что финансовая база у этого начинания будет увеличиваться. А в последствии можно взять ВУЗ на государственный бюджет с полным переводом обучения на русский язык. Но это уже через пару поколений. А здесь и сейчас мне нужно использоваться интеллектуальный потенциал активных немецких переселенцев на поприщах далеких от сельского хозяйства. Империи скоро будут нужны тысячи механиков и инженеров и Саратовский политех мне их даст.
        Наконец депутаты нашептавшись, пришли к выводу, что для них это предложение выгодно, и рассыпались в заверениях, что о таком институте они сами мечтали ночи напролет и рады, что государь так чутко угадывает чаяния своих подданных. Я решил подбросить еще немного угля в топку их энтузиазма, но начал издалека:
        - Я немало странствовал по германским землям и полюбил простую крестьянскую пищу. Особенно гороховый суп с копченостями. А вы его любите?
        Удивленные неожиданным заходом немцы закивали. Конечно! Это можно сказать национальное блюдо.
        - А раз любите, то грех не поделиться своей любовью с моей армией. От вас лично господа представители, я через пару месяцев жду первую партию в сто пудов готового к употреблению сгущенного горохового супа. Мыслю так, что у вас хватит ума придумать, как его можно сделать из гороховой муки, жира и прочих ингредиентов таким макаром, чтобы моему солдату достаточно было закинуть его в кипяток и почти сразу получить вкусный и наваристый суп. Я готов закупать для армии сей продукт сотнями тысяч пудов. Не упустите свой шанс разбогатеть, господа.
        Немцев аж парализовало от внезапной перспективы. А я прикидывал в уме, достаточно ли дал намеков им на то, как сделать классический немецкий эрбсвурст - «гороховую колбасу». Ничего сложного в её рецепте нет и со времен франко - прусской войны, она входила в состав рациона немецких солдат. И для моих целей это вариант превосходный. Справятся немцы с этим заданием, закажу им производство других концентратов и конечно же тушенки. Только надо будет освоить массовое производство жести и процесс пастеризации.
        Мы еще побеседовали около часа. Я расспрашивал о том, как лучше организовать переселение их соплеменников из Пруссии, что они думают о заселении Сибирских просторов. Уведомил их о грядущем налоге на безграмотность, в их случае ослажняющемся необходимостью учить русский язык с нуля. Порекомендовал привлечь в свои поселения в качестве учителей дворян, в том числе и остзейских, чьи привилегии тоже будут обнулены. Под конец аудиенции, я спросил у делегатов, выращивают ли они картофель?
        - Да, ваше величество. Это вельми хороший корм для свиней.
        Я поморщился. В Европе предубеждение к картофелю было не менее сильным, чем в России. Потребовалось тридцатилетие непрерывных войн, начиная от Французской революции и заканчивая походами Наполеона, чтобы Европа оценила этот овощ. Но мне некогда было ждать.
        - Я хочу закупать тысячу пудов к моему столу ежемесячно. Акромя того, вы по моему желанию выделите из числа молодых семей столько, сколько мне понадобится для возделывания картофельных полей там, где я укажу. Эти семьи будут обладать всеми правами переселенцев и моим благоволением.
        Немцы возражать не стали. Им лично это никак не угрожало, а прихоти у государей разные бывают. Я ещё на их взгляд очень вменяемый. И про молодые семьи я упомянул не зря.
        В мои планы входило прекратить порочную практику расквартирования военных на квартирах обывателей и отстроить нормальные военные городки в пригородах. А рядом с ними завести картофельные поля и возделывать их силами молодых немецких семей и не без помощи военнослужащих. По моей задумке крестьяне, прошедшие срочную службу в армии и распробовавшие вкус картошки с салом или с грибами, драников и пюре с котлетами - принесут эту огородную культуру в родные деревни. И она послужит дополнительной мерой продовольственной безопасности для нечерноземных районов.
        Путь прямого принуждения я лично считал ошибочным, а армия это не только военный инструмент государства, но и огромная школа для изрядной части народа. И этим надо было пользоваться.

* * *
        - Добрый день, граф! Как поживаете? Какие вести из Берлина?
        Так с ласковой, любезной улыбкой обратилась Екатерина прусскому посланнику фон Сольмсу, когда перед обедом вышла в большой приёмный зал, переполненный придворными, членами посольств и личной свитой государыни.
        Общее изумление отразилось на лицах. Уже месяц, как Екатерина, под влиянием близких своих советников, совершенно охладела к европейским дипломатам.
        Враги Пруссии, французский и английский полномочные посланники - Франсуа де Дистрофф и сэр Ганнинг, переглянулись.
        Екатерина хорошо заметила впечатление, произведённое её словами и дружеским жестом, с которым она подала фон Сольмсу руку для поцелуя.
        Граф умный, опытный дипломат и придворный, желая ещё больше подчеркнуть соль настоящего положения, принял весьма скромный вид и негромко, но очень внятно проговорил:
        - Что мне сказать, государыня? Раз вы так внимательны и интересуетесь делами моей родины, Пруссия может быть спокойна, какие бы тучи ни омрачили её голубые небеса.
        - Болтун, краснобай! - не выдержав, буркнул грубоватый англичанин своему соседу и тайному единомышленнику.
        Екатерина узнала голос, хотя и не разобрала слов. Живо обернулась она к двум неразлучным за последнее время дипломатам и деланно любезным тоном произнесла:
        - Впрочем, что я… Вот где надо искать последних вестей, всё равно, о своей или о чужой земле. Во Франции и Англии знают всё лучше других… Даже самую сокровенную истину… Не так ли, сэр Ганнинг? А как по - вашему, Франсуа?
        От волнения и злобного возбуждения зрачки у императрицы расширились, и глаза её стали казаться чёрными. С гордо поднятой головой, сдержанно - гневная и величественная, она вдруг словно выросла на глазах у всех.
        Опасаясь неловким словом усилить ещё больше неожиданное и непонятное для них раздражение, оба дипломата молчали.
        Но Екатерина и не ждала никакого ответа.
        - А может быть, по законам дипломатической войны нельзя говорить того, что знаешь, а надо оглашать лишь то, чего нет? Значит, я ввожу вас во искушение своими вопросами. Прошу извинения. Мы, северные варвары, ещё так недавно стали жить с людьми заодно… Нам ещё многое простительно… Не так ли, граф? Мы, русские, например, очень легковерны… Читаем ваши печатные листки и думаем, что там всё - истина… Верим даже устным вракам и сплетням… Например, про дочку Елизаветы - княжну Тараканову.
        В зале повисло тяжелое молчание.
        - Знаете ли, господин де Дистрофф - Екатерина сильно сжала пальцы и сломала еще один веер - Мне тут сообщили о ваших шашнях с бунтовщиками. Это правда?!
        Француз побледнел, отшатнулся.
        - Гнусная ложь!
        - А вот эти монеты с ликом Пугача - императрица вытащила из корсета желтый кругляш - Тоже ложь?? Не по вашему ли указанию их тайком чеканили в Польше? Как поживает господин Озакан?
        Де Дистрофф еще больше побледнел, сделал шаг назад.
        - Сей же час уезжайте прочь из империи - грозно произнесла Екатерина - И больше не возвращайтесь! В Версале передайте, что турецкий шпион нами пойман на Москве - императрица с благодарностью посмотрел на Суворова - И его уже везут в столицу. Мы его повесим перед французским посольским домом!
        В зале ахнули. И сразу опять наступило короткое, но тяжёлое, почти зловещее молчание, совершенно необычное в подобных сборищах при этом дворе… Де Дистрофф опустив голову вышел в анфиладу, аристократы зашептались.
        - Как разошлась наша матушка, - вдруг услыхала Екатерина недалеко за своей спиной знакомый голос Нарышкина. Обернулась, опять нашла взглядом Суворова. Кивнула ему на выход.
        После этого глаза Екатерины посветлели, лицо приняло обычный, приветливый вид, пурпурный румянец сменился нежно - розовым.
        - Увесиляйтесь, господа, мне надо перемолвиться с Василием Ивановичем
        Глава Тайной экспедиции поклонился собранию, быстрым шагом вышел вслед за императрицей в малый тронный зал.
        - Докладывай, Василий Иванович - Екатерина уселась на кресло у окна, обмахнулась новым веером, что ей подали слуги - Вижу что не в себе ты.
        Суворов тяжело вздохнул, достал еще документ из обшлага камзола.
        - Государыня, до меня наконец дошла корреспонденция из Казани от доверенного и очень умного человека.
        - Что за человек? - повелительно спросила Екатерина
        - Он бы хотел остаться инкогнито
        - Я настаиваю генерал!
        Суворов помялся, потом произнес:
        - Это бывший сенатор Волков.
        Императрица ахнула, захлопнула веер.
        - Какая может быть вера этому прусскому шпику?
        - Осмелюсь заметить, матушка государыня - коротко поклонился Сенатор - Перед отъездом в Казань Волков покаялся и раскрыл сеть прусских агентов. Я дозволил ему искупить вину шпионством
        - Фон Сольмс точно ничего не знал о планах Берлина?
        - Нет, Волков имеет прямую корреспонденцию с людьми Фридриха при дворе.
        - Как все сложно - вздохнула Екатерина - Продолжай Василий Иванович
        - Мои люди добрались до Нижнего и до Казани. Поговорили с Волковым. Он собрал множество сведений о лице которого мы называем Емельяном Пугачевым. И из них следует что он не тот за кого себя выдает.
        - Ну разумеется он не Петр Третий! А вы сомневались? - воскликнула Екатерина
        - Не сомневаюсь, - усмехнулся Суворов. - Но он и не Пугачев.
        На лице императрицы отразилось изумление.
        - По словам Волкова, лицо выдающее себя за донского казака обладает обширными знаниями в различных областях науки. Цитирует писание, как Ветхий так и Новый заветы. Когда увлекается разговором в своей речи допускает множественные вставки из латыни, греческого, английских и французских языков.
        - Ах вот оно как! - Екатерина встала, подошла к окну. Во дворе Де Дистрофф садился в поданную карету. Рядом суетились слуги.
        - Пишет стихи и музыку к ним - продолжал Суворов - Как минимум одна песня достоверно за его авторством. Вот текст песни:
        Суворов протянул листок Екатерине и та вчиталась в строки.
        «… на бой кровавый, святой и правый…» - императрица с удивлением посмотрела на генерал - А ведь талантливо шельма пишет!
        - Волков также доносит, что достоверно установлено авторство так сказать Пугачева в нескольких инвенциях, кои вы уже имели возможность лицезреть - Суворов пошелестел бумагами - Это особого вида лампа и горелка на жидком топливе. Относительно воздушного шара, Волков собрал максимально возможные сведения о его устройстве. По его словам на изготовление шара использовано тридцать штук плотной шелковой материи. Взлетает он в воздух под действием горячего воздуха. До захвата Казани самозванец использовал небольшую жаровню для наполнения шара. Этого хватало для подъема подростка или девицы. В Казане шар сделали больше и к нему приладили одну из нововыдуманных горелок. Как доносят из Нижнего Новгорода, с новой горелкой шар может подолгу висеть в воздухе и поднимает одного взрослого человека. Сам самозванец неоднократно поднимался и управлял обстрелом нижегородского Кремля.
        Екатерина покачала в удивлении головой, вернулась в кресло.
        - Я сделал запрос в Академию Наук, относительно того, когда и где появлялись проекты летучих шаров. Наши академики обнаружили единственное свидетельство, что некий португалец, Барталамео де Гусман, пятьдесят лет назад демонстрировал полет воздушного шара при дворе короля Жуана пятого, за что был обласкан и произведен в профессора. Но ни каких последствий эта инвенция, до сего дня, не имела. Тем более в военном деле.
        - Могли и скрывать - императрица еще раз перечитала слова песни, вздохнула
        - Ничего не смогли академики рассказать мне и о греческом огне - продолжал докладывать Суворов - Кроме того что его невозможно потушить водой. А из того же Нижнего Новгорода доносят что минимум один раз самозванец применил против крепости именно его. По рассказам очевидцев, залить водой эту зажигательную смесь не удавалось. Из всего сказанного следует что под личиной Пугачева скрывается какое то третье лицо. Про которое мы ничего не знаем. Но которое выполняет миссию данную ему какой то из великих держав. Это может быть и Османская империя, но я предполагаю что это проделки её верного союзника Франции.
        - Все к одному - кивнула Екатерина - Этот негодяй Де Дистрофф, Озакан, монеты…
        - Ежели это так - глава Тайной экспедиции убрал бумаги за обшлаг - Мыслю - мы имеем дело с эмиссаром европейских масонских кругов нацеленного на разрушение нашего Отечества.
        - Масоны? - живо заинтересовалась императрица
        - Мне докладывают, что зашевелились в московской ложе - Суворов подошел ближе, понизил голос. - Читают послания Пугачева на своих заседаниях, выдумывают законы которые они бы желали установить в России когда придет к власти самозванец. Послали Новикова с тайной миссией к маркизу
        - Ах, предатели! - Екатерина сжала веер так, что побелели пальцы - Французские масоны, всех сходится
        - Наша аттестация сего мерзавца сильно занижена. Мы в манифестах своих и в проповедях, что синода указал читать в церквах, называем самозванца «вором и донским казаком». И всякий кто с ним встречается лично тотчас перестает верить нашим словам. Потому как не может донской казак иметь такое образование.
        - Чтобы зародить сомнение пущай трактуют Пугача как французского шпика - решилась императрица - И надо сообщить в обе южные армии, что он действует в пользу нашего врага, Турции. Особенно это полезно будет донести до самых нижних чинов дабы отвратить их от прелестных писем да воззваний, что шлет Пугачев солдатам.
        Суворов согласно кивнул.
        - Сделаю, матушка! Сей же час отпишу Румянцеву и Василию Долгорукому.
        - Поторопи, Долгорукого, генерал! Его армия зело нужна нам отбивать обратно Нижний, да Казань. Боюсь Орлов то один не справится!
        Глава 5
        Агафья протяжно стонет, пока я всаживаюсь в неё сзади. Я хватаю её за волосы и тяну к себе, наши языки сплетаются, бёдра шлёпаются в частом, рваном ритме. Мы достигаем вершины одновременно, колени служанки подгибаются, и мы оба падаем в кровать. Некоторое время мы лежим молча, улыбаясь. Потом Агафья начинает хмурится:
        - Грешно на Страстной то недели любиться так. Тем боле в архиерейском доме!
        - Отмолишь - я сажусь в кровати и начинаю одеваться.
        - Не первый грех - хихикает служанка - Вчарсь с девками гадали на воске
        - Это как?
        - На воду горячий воск пускали
        Ага, гадание по фигурам, которые образуются после того, как застывает воск.
        - Агате те то церковь выпала! - зашептала Агафья - Плакала от радости!
        - И что сие значит?
        - Как что? - удивляется служанка - Замуж пойдет скоро.
        - И за кого?
        - Неведомо - пожала плечами девушка - Образ в воде неясен был. Может також князь какой из Питера или откуда…
        - Не будет скоро князей - я натянул сапоги, притопнул утрамбовывая портянки
        - Вестимо не будет - соглашается Агафья - Но эта дурында глазки то выплакала по дворянчикам своим.
        - Ну а тебе что выпало?
        - Да волк ентот полосатый!
        - Какой волк??
        Девушка тоже начинает одевать нижние юбки попутно рассказывая о зверинце, что купец Понарев открыл на Портовой улице. В нем был какой - то «полосатый» волк, которого вместе с другими зверями за деньги показывали всем нижегородцам. Животное произвело такое сильное впечатление на Агафью, что в застывшем воске она увидела образ этого волка.
        Разумеется, я заинтересовался зверинцем и после быстрого завтрака дал команду выдвигаться в сторону порта.
        В самый последний момент к свите присоединился румяный Ваня Почиталин:
        - Царь - батюшка! - мой секретарь схватился за стремя Победителя - Избавь ты меня от ентного Волкова!
        - А что с ним? - я честно сказать, и забыл про бывшего сенатора
        - Да просится уже седьмицу на прием! Ходит и ходит…
        - Где он нынче?
        - Да вон стоит за воротами!
        Я оглянулся и увидел высокую фигуру «прусского шпиона». Махнул рукой охране на воротах. Сильно похудевший и поблекший Волков резво подбежал к нашему отряду.
        - Ваше величество! - экс - сенатор прижал руки к груди - Рад лицезреть!
        - Поедешь с нами - я тронул Победителя шпорами - Эй там! Дайте коня Дмитрию Васильевичу!
        Мы быстрой рысью выехали в город. Через четверть часа уже были на Портовой улице. Встречать выбежал нас лично Понарев.
        - Ах какая радость, царь - батюшка! - купец махнул рукой и его подручные начали расталкивать толпу перед клетками. Зверинец был выстроен на торговом подворье и представлял из себя десяток клеток, в которых содержались животные. Я быстро миновал лисицу, медведя, орла, наконец, дошел до «полосатого волка». Больше всего он напоминал небольшую собаку с острой мордой. На самой заднице зверя и правда были оранжевые полосы.
        - Чего хотел Дмитрий Васильевич? - я подозвал к себе экс - сенатора
        - Терплю многие лишения, ваше величество! - «шпион» молитвенно сложил руки - Денег уже нет, подорожную обратно в Питер мне отказываются выдавать в канцелярии
        - И правильно отказывают - покивал я, рассматривая странного животного, который обеспокоенно бегал туда - сюда по клетке. Кого - то он мне напоминал…
        - Вернешься к Катьке, падешь в ноги - она женщина жалостливая, простит тебя. Ежели еще не простила - я внимательно посмотрел в глаза экс - сенатора. Тот смутился, повесил голову - Там ей все и доложишь. Про наши войска, да дела…
        - Нет, нет, что вы! - Волков достал из - за пазухи какой - то документ - Мне пути назад нет. Особливо после того, как мы с Николай Ивановичем составляли послания в уезды. И вот еще, извольте - с глянуть
        Лист бумаги перекочевывает мне в руки. Я быстро проглядываю документ. Это статья, точнее даже репортаж о взятии Нижнего Новгорода для европейских газет. Составлен очень грамотно и комплиментарно для меня - продолжатель дела Петрова возвращается на отчий трон, отнятый фаворитами, дает простому народу волю, землю… Образ получается вполне положительный, немцам, да французам должен понравится.
        - Дело полезное, но почему же инкогнито? - я показываю на аббревиатуру V.D. внизу статьи - Пиши под своей фамилией!
        Волков бледнеет. Надо бы дать ему пряника.
        - А в канцелярии дам указ зачислить тебя на кошт коллегии Новикова. Будешь жалованье получать - я еще раз посмотрел на полосатого волка, махнул рукой купцу - Как именуется сей зверь?
        Понарев поклонился всей свите, произнес:
        - Ван - дименский пес. Привезли голландские негоцианты в прошлую навигацию из земли Ван Димена… Уж больно тепло любит, царь - батюшка - зимой чуть не издох.
        Бог ты мой… Это же сумчатый тасманийский волк! Вымер в начале 20 -го века.
        - Береги его, Антон Тимофеевич! - я покачал головой. Словно динозавра живого увидел.
        - А еще лучше зазови к себе господина Фалька - я кивнул также Ване Почиталину - Это ученый, что приехал с нами из Казани. Пущай опишет сего зверя.
        Наконец, нашлось дело и «апостолу Линнея». Фальк уже пришел в чувство после своего наркотического трипа по опиумкурильням и теперь может послужить науке.

* * *
        Длинная колонна войска змеилась по старому московскому тракту, поднимая облака пыли. Я мог наблюдать свое войско на много верст, как вперед, так и назад, поскольку находился на самой макушке пологого холма, на склонах которого уже много сотен лет стояло село Доскино. Маршировала батальонными колоннами пехота, сопровождаемая каждая своей дымящейся полевой кухней. За каждым полком тянулся свой обоз. Отдельной группой катились пушки. Вдоль дороги скакали казаки, следя за порядком и передавая распоряжения Подурова.
        Я стоял окруженный свитой и конвоем и ждал, пока вся армия пройдет передо мной. Солдаты, завидев царя, начинали по команде офицеров идти в ногу, стараться соблюдать строй и глядеть на меня орлами, отдавая воинское приветствие. Слава богу, привычный обычай снимать шапку и кланяться царю при каждой встрече мне удалось победить и в армию наконец пришло привычное мне воинское приветствие - прикладывание ладони к виску.
        Войска шли и шли, отдавая мне честь. Я приветствовал в ответ, но мысли мои периодически возвращались к длинному разговору о конспирологии, состоявшемуся накануне ночью перед выступлением на Москву.
        Я и три моих масона сидели на верхушке Дмитриевской башни, расчищенной по моему распоряжению от последствий пожара. Огромное звездное небо с диском полной луны над головой заменило мне на этот раз крышу резиденции, а мерцающее пламя костра - свечи и лампы.
        - Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Публично декларируемые цели и задачи масонства не являются истинными целями.
        На лицах моих слушателей отразилось молчаливое удивление.
        - Я здесь и сейчас раскрою вам знание, которое дается только на самых верхних ступенях посвящения. Знание, которое подавляющая часть членов организации не получит никогда в жизни, слепо служа орудием исполнения чужих замыслов.
        Новиков, Радищев и Челищев напряженно смотрели на меня, сидя перед костром. Я же расхаживал перед ними взад - вперед, отгороженный пламенем, и разглагольствовал, отбросив к чертям собачьим свою обычную стилизацию под народный говор. Я говорил языком человека двадцатого века и это тоже добавляло ноты загадочности моей персоне и веса моим словам.
        - Говоря без пустословия и по существу, главная цель масонства - это всеобщая власть над историческими процессами. К этому утверждению сводятся все без исключения мистические и высокопарные ритуалы.
        - Не совсем так, ваше величество, - решился возразить мне Новиков. - Мы строим храм Разума. Или, если изволите, царство Божие на земле.
        Радищев и Челищев поддержали его кивками головы.
        - Николай Иванович, а как вы можете что - то великое построить, не понимая сути исторических процессов и не умея их направлять? Прекрасная конечная цель, это один из самых важных моментов в мотивации рядовых членов. Но организация в целом стремится не к ней, а к обретению контроля над ходом истории. А уж что в итоге получится, зависит не от желаний простых «каменщиков», а от тех, кто управляет ложами. И их цели и задачи могут радикально отличаться от ваших.
        Новиков аж вскинулся, пытаясь снова мне возразить, но я жестом ему не позволил говорить.
        - Не спешите возражать, Николай Иванович. Лучше давайте порассуждаем вместе. Можно ли построить всемирную организацию из алчных, циничных эгоистов? В принципе да, если у вас есть возможность удовлетворять их интерес за чей - то счет. Свой ли, чужой ли. В таком союзе инициатива и энергия членов будет прямо пропорциональна поступающим к ним материальным благам. И надо признать, что успешность такой организации будет очень высока, ибо материальные стимулы самые быстродействующие. Их результативность проще всего прогнозируется и легче всего регулируется.
        Массоны обеспоконенно переглянулись. Похоже я переборщил со словами из будущего.
        - Но что делать, если ваши амбиции не соответствуют вашим материальным возможностям? - в костре громко щелкнуло полено, Радищев с Челищевым вздрогнули - Остается путь создания организации идеалистов, которые будут достигать ваших целей совершенно бескорыстно. Более того, даже временами жертвуя свою жизнь и свободу во имя достижения идеала, внутри которого вами тщательно спрятана настоящая цель.
        Несомненно, управляемость такой структурой значительно хуже, нежели организацией амбициозных циников. Будут многочисленные расколы на низовом уровне и выяснение, чья трактовка истины или ритуал лучше и точнее. Идеалисты будут расслаиваться и по признаку активности в достижении цели. Кто - то будет ратовать за эволюционный путь, а кому - то нужна будет только революция. И чтобы сохранять контроль над этой вольницей, идеально подходит система уровней посвящения.
        Вы прекрасно знаете, что рост в иерархии члена масонской организации зависит только от воли тех, кто стоит выше него. И по каким в действительности критериям выбирается достойный для повышения, вслух никто говорить не будет. А критерии есть, поверьте мне. Каждый новый шаг по ступеням иерархии поднимает к вершине власти людей все более и более циничных. Похожих на тех, кто всю эту паутину создавал. Так обеспечивается бессмертие организации и исполнение планов, длительность реализации которых превышает человеческую жизнь.
        Лица моих слушателей, освещенные дрожащим светом костра, были мрачны. Я не мог понять насколько я их убедил. Все таки такой высокий накал цинизма они в своей организации предполагать не могли. Надо было гнуть дальше.
        - Вы прекрасно знаете, что корень всей организации находится в Британии. Именно там полвека назад возникла первая Великая Ложа. Оттуда масонство распространяется по странам Европы. И именно в Объединенной Великой Ложе Англии Великим Провинциальным мастером назначен Елагин.
        Я подчеркнул голосом слово «назначен». Слушатели кивнули. Это было общеизвестное знание в узких масонских кругах.
        - А теперь скажите мне, если понадобится принести на алтарь идеи жертву в виде какого то народа кто будет выбран? Англия или Россия? Ну? Честно. Если надо будет бросить вязанку хвороста в костер мирового прогресса, разве дрогнет рука у кукловодов?
        Я мучился подбирая слова, не в силах привести примеры успешных масонских акций, ближайшая из которых Великая французская революция вызревает в настоящий момент. И про миллионы жертв в России последовавшей вслед за февральской, чисто масонской революцией, я тоже не мог им рассказать. Но я знал чего я хочу. Перехвата управления. Хотя бы в пределах Российской империи. И мне нужны были те самые идеалисты что свернут горы и положат жизни.
        - Друзья мои, - я изменил тон, чем вызвал удивленные взгляды всей троицы. Друзьями я их ещё не называл. - Вы сами убедитесь в правоте моих слов - время будет. Но сейчас, под этим звездным небом я хочу поговорить о другом. Я очищаю Россию от дворянства не из ненависти к этому сословию. Отнюдь. Я хочу дать власть действительно достойным ее.
        Такой строй в будущем будет называться меритократией.
        - Я сделаю все, чтобы у каждого подданного была возможность для развития своих талантов. Как вы знаете, наши законы позволят занимать должности токмо на выборной основе. И токма по - настоящему лучшим. Ежели снизу до верху государством будут управлять знающие и решительные люди - я опять по привычке сбился на народный говорок - То ещё при нашей жизни мы увидим ослепительный рассвет России. Да и всей Европы також.
        Мои масоны подскочили на ноги, впились в меня глазами.
        - Но для того, чтобы дать всходам взойти - продолжал я - Наше поле придется защищать от бурь, врагов и паразитов. И для такой защиты России нужна своя тайная организация, своя Великая ложа.
        Я поворошил палкой костер, пламя взметнулось вверх.
        - Мыслю сию организацию как теневой орден. Иерархия в нем будет строится на ступенях посвящения, тайное знание давать самым достойным.
        - Каково же сие тайное знание? - тут же спросил Новиков
        - Все, что может облагородить человечество - твердо ответил я - Новые методы лечения больных, образование народа, смягчение злых нравов…
        Масоны задумались.
        - И я буду счастлив разделить мои тайные знания с достойными.
        Судя по глазам вся троица уже была готова. Остался завершающий штрих.
        - Я могу рассчитывать на то, что вы трое станете первыми рыцарями новой, всемирной ложи?
        Успевшие вернуться к костру Радищев и Челищев резко вскочили и чуть ли не синхронно выкрикнули: «Да государь!» Новиков же поднялся медленнее и сказал:
        - Конечно, ваше величество. Вы можете всецело располагать нами. Я хочу жить в том мире, который вы так ярко живописали и готов приложить все свое усердие, чтобы он настал как можно скорее. Но какова будет система привлечения неофитов в новую ложу? Неужели мы отвергнем все знания и символику наших братьев?
        Я с сомнением посмотрел на журналиста, но решил, что тому действительно виднее как именно надо обрабатывать мозги своих современников.
        - Не спорю, - я пожал плечами - Символика нужна. Но приплетать в мистическую основу нового ордена далекий Египет, да ветхозаветных иудеев считаю пустым делом. То вряд ли будет близко простым людям.
        Новиков кивнул.
        - Хорошо. Пусть не Египет. Пусть Византия и Эллада. Так вас устроит, Петр Федорович?
        Я усмехнулся.
        - Да, вполне. Но ритуалы и тексты вы сочините сами. Можете взять не только Византию, да Элладу, но и христианские толкования. Например, первое Евангелие, что хранится в библиотеке Ивана Грозного.
        - Неужто существует такая книга?? - поразились масоны
        Ей, богу, как дети. До чего же наивные… Скушают любые «протоколы сионских мудрецов», что им дам.
        - Несомненно! - уверенно ответил я - То Евангелие не зря было спрятано византийцами и отправлено в далекую Русь с приданным Софьи Палеолог. Там содержатся великие тайны, коими можно осторожно делиться с посвященными.
        Вся троица пооткрывала рты.
        - И где же хранится первое Евангелие? - первым выкрикнул Новиков
        - Вестимо где - пожал плечами я - В московском Кремле. В свое время я вам его предоставлю, дорогие мастера.
        Мы ещё долго обсуждали структуру и тактику работы ордена. Напоследок я каждому подарил по кусочку своего знания, которое отныне будут считаться их изобретениями. Новикову досталась концепция кроссвордов для его газет. Челищев и Радищеву были одарены устройством папки скоросшивателя, схемой дырокола и конструкцией проволочной скрепки. Как раз для их юридической канцелярии.
        Полки прошли, прогрохотала артиллерия, потянулись обозы. Воспоминания померкли, Победитель всхрапнул подо мной.
        - Не пора ли ехать царь - батюшка? - мне в лицо заглянул Ваня Почиталин
        - Ужо пора - кивнул я, и со свитой резво помчался вдоль колонны в ее голову. Навстречу битвам за тот мир, который может родится из моего необъяснимого провала в это время. Мира в котором у России будет совсем другая роль.

* * *
        Глаза императрицы слезились от многочисленных документов, что принесли из канцелярии. Екатерина уже не могла работать без очков и, как бы оправдываясь в этом перед окружающими, говорила:
        - Я своё зрение отдала на службу России.
        Теперь, когда Храповицкий вошёл к ней в кабинет с новыми бумагами, она сняла очки и приготовилась слушать.
        - Из срочных челобитных на имя вашего величества, - сказал толстяк, кланяясь, - только две имеются примечательные…
        - Чьи же это? - спросила Екатерина и потянулась к табакерке.
        Храповицкий опять сделал полупоклон и ловким движением руки вынул две бумаги из красной сафьяновой папки с тиснёной надписью: «К всеподданнейшему докладу».
        - Первая - продолжал он, - От камердинера Петра Ивановича. Ходатайствует о допущении его к проживанию совместно с Паниным в Петропавловской крепости.
        - Как? - спросила императрица удивлённо - Он хочет добровольно сидеть в тюрьме?
        Храповицкий развёл руками:
        - Да, всеподданнейше ходатайствует об этом. Хочет разделить участь хозяина
        Екатерина задумалась, потом спросила:
        - А Панин все молчит?
        - Оба брата молчат - тяжело вздохнул секретарь
        - Дозволяю Суворову применить пытки - императрица отбросила прочь перо, откинулась в кресле - Мы должны дознаться о планах ребеленов. От Орлова нет вестей?
        - Никак нет - с. Так что ответить на ходатайство?
        - Я первый раз сталкиваюсь с таким случаем - пожала плечами Екатерина - Стало быть, эти люди действительно заговорщики, раз собрали вокруг себя таковых фанатиков. Ну что же, кто желает сидеть в крепости - пускай сидит…
        - Вторая, же челобитная от вашего лейб - медика Роджерса
        - И чего хочет Иван Самойлович? - проворчала императрица - Мог бы и сам ходатайствовать. Недале как вчера виделись.
        - Джон Самуилович просит официально дозволить ему опыты над оспой. Потребны ему десять здоровых отроков из крепостных на то. Будет испытывать на них болезнь и лекарство.
        - Что - то слышала об сем - Екатерина задумалась - Кажется, он состоит в переписке с изгнанным доктором Максимовым?
        - Так точно - с! - качнул париком Храповицкий - Господин Максимов примкнул к ребеленам и проводил опыты на людях маркиза. Похоже найдена метода победить оспу.
        - Вот никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь - вздохнула императрица - Дело зело полезное, опыты дозволяю. Ивану Самойловичу выделить из казны на них сто рублей, а також крепостных сколько потребно.
        - Исполню - с! - секретарь пометил себе в бумагах
        - И вот что еще - Екатерина встала, прошлась по кабинету - Проверь, заготовлен ли указ Сенату о разрыве нами политических отношений с Францией…
        - Заготовлен - тут же ответил Храповицкий - Но некоторые сенаторы - секретарь понизил голос - В сомнениях. Стоит ли так сурово с французами? Они ведь могут туркам военную помощь подать
        - И так подают немеряно - отмахнулась императрица - Кто прошлым месяцем субсидию в триста тысяч ливров пашам выделил? Разрыв с Лувром - это не для французов послание, а для моего разлюбезного Фридриха.
        Неожиданно внизу послышалось тяжёлое дыхание. Обрюзгшая, жирная, старая чёрная левретка, сопя и тяжело переваливаясь на кривых ногах, подошла к Екатерине и взглянула на статс - секретаря умными слезящимися глазами.
        Императрица посмотрела на неё, покачала головой, как бы сочувствуя её старости, вернулась за стол, вынула лист бумаги, лежавший под газетами.
        - Вот еще что. Стало мне ведомо, что библиотекарь князя Трубецкого, Фёдор Васильевич Кречетов, изрыгал поносные речи против престола и дворянского сословия и восхвалял Пугача. Я велю заточить его в крепость, бить кнутом, вырвать ноздри.
        Статс - секретарь замялся:
        - Князь очень просил за старого дурака, матушка! Молил за учителя своего. Может ссылкой наказать Кречетова?
        - Изволь исполнять что велю!
        Храповицкий поклонился и, пятясь, вышел. Екатерина вздохнула, надела очки и снова принялась за документы.

* * *
        Отравили меня прямо на Пасху. Случилось это в деревне Павлово, что на полпути между Нижним и Муромом. Отстояв службу в сельском храме и сделав крупное пожертвование прямо в руки пожилого священника, я сел разговляться с простыми казаками из 1 -й сотни яицкого полка. Выпили вина из запасов, съели жареных глухарей с брусникой. Попели песен. «Вихри враждебные» и «Прощание славянки» очень широко разошлись в войсках - теперь пронзительные слова можно было слышать и на вечернем привале и прямо во время похода. Княжна Агата смогла на клавесине подобрать ноты к песням и я всерьез задумался над созданием полковых оркестров. Только вот где было для них взять инструменты, да музыкантов?
        Ночью у меня поднялся жар, началась рвота. Свита засуетилась, позвали Максимова. Заспанный доктор явился с бледной дочкой.
        - Ой, боженьки! - Маша вытерла испарину на моем лбу - Уже двух казаков рвет
        - Лечите царя скорее! - заволновался Перфильев
        - Отравили ироды! - Подуров схватил за грудки Никитина - Куда смотрел?!
        - Оставь его - я еще смог поднять руку и взять генерала за локоть - Ищите, кто вино подавал, да перепелов готовил
        Свита бросилась вон из избы старосты, а Максимов достал активированный уголь.
        - Как знал, запас сделал.
        Дальше началось мучительно лечение. Меня рвало, Маша давала уголь. К утру я так изнемог, что еле моргал.
        - Дело худое - с рассветом в избу пришел Перфильев и Никитин - Сбег один из поваров сотни, что вас кормил. Я повелел во все стороны облаву устроить
        Эх… Как же мне не хватало Шешковского или Хлопуши, что остались «чистить» Нижний. Я не хотел повторения казанского заговора, поэтому велел тайникам быть в городе - ну, что со мной может приключиться в армии? Проиграю генеральное сражение? А оно вот как обернулись. Прямо византийские методы пошли в ход.
        - Я, царь - батюшка, тебе чашника нашел из нашего десятка - тяжело вздохнул Никитин - Сам вызвался. Будет тепереча заранее пробовать все, что ты вкушаешь
        - А почто раньше не нашел?! - взъярился Перфильев
        - Винюсь, Афанасий Петрович - глава моей охраны повесил голову - Не мое это дело. Мне бы на коня, да с острой саблей на врага…
        - Вот он враг, под носом у нас - канцлер схватил кувшин с водой - Каждое питье может быть отравлено!
        - Как там яицкие казачки? - тихо поинтересовался я
        - Слава Богу все живы - Перфиельев перекрестился - Спас Максимов.
        Я закрыл глаза и провалился в тяжелый сон.
        Новый день не дал ответов. Повара нашли зарезанным в одном из окрестных оврагов. При себе у него были зашитые в сапог сорок золотых империалов. Кто подкупил? И почему не забрал деньги после убийства? Неужели спугнула облава?
        - Клятву надо со всех взять - ярился Подуров на совете, что собрался сразу после того, как я начал вставать - Пусть поп даст целовать крест
        Наивные…
        - Католиков из поляков тоже? - Почиталин вопросительно на меня посмотрел.
        Тут было что - то… Я задумался. Больно способ убийства хитрый, прямо иезуитский… Точно! Вот кто бы мог отдать приказ и организовать все. Зимой мы раскрываем Курча и… видимо, он был не единственный иезуит среди конфедератов.
        - Крест целовать бестолку. Иуда у нас завелся. Ваня, вот что - я выпил еще порцию активированного угля - Пошли наискорейше в Нижний. Пущай Шешковский даст шпиков из своих. Последим за офицерами польскими. Письма ихние почитаем. Глядишь и найдется ниточка.

* * *
        Полковник Крылов со своими офицерами стояли на площадке ветхой, почерневшей от времени, деревянной звонницы муромской церкви святого великомученика Димитрия Солунского и наблюдали марширующие колонны гвардейцев Екатерины. Дорога из Владимира просматривалась в подзорную трубу далеко за село Ковардицы, где у московского тракта был брод через одноименную речку. Хоть река и раздулась от вешних вод, но была преодолима пешим ходом. А кавалерийские части заняли ее еще на рассвете. По изначальному плану на этой переправе следовало дать бой полкам Орлова. Но, как говорил Пугачев: «ни один план не выдерживает столкновения с реальностью».
        Здраво рассудив, полковник решил, что два дела одновременно: и дать сражение и подготовить город к обороне, он не успеет. Ибо времени оказалось крайне мало. Уже за сутки до высадки его войск, киргизы отогнали конную разведку Орлова. Крылов был уверен, что о численности и составе войск в городе у противника сведений нет. Тем более, что сразу же, как его полк начал выгружаться в Муроме, люди Хлопуши установили кордоны на въездах и выездах из города, к огромному неудовольствию местных жителей. Увы, но полковник понимал, что их неудовольствие скоро перейдет в страдания. Городу предстояло превратиться в поле боя. И сколько домовладений уцелеет после всего этого одному Богу известно.
        Судя по перестроениям имперских войск, командующий авангардом решил занять Муром сходу. Это был самый желанный вариант из тех, к которым готовился полковник. Оставив на колокольне наблюдателя с юным сигнальщиком, Крылов спустился вниз.
        - Господин полковник, - вытянулся перед ним капрал инженерной роты, - поп здешний уезжать отказывается. Что делать прикажете?
        За спиной капрала виднелся старик в рясе энергично машущий руками на арапчат Павлония. Поморщившись непредвиденной задержке Крылов сам пошел к попу.
        - Ироды окаянные, куда руки тяните к святыням. Не вами поставлено не вам и снимать. Нехристей на город напустили, тати бесстыжие.
        - Святой отец, пошто хулу возводите? - окликнул попа полковник. - Сии рабы божие посланы мной, уберечь церковное имущество от возможного пожара. Вам и телегу выделили, так что извольте скоренько погрузиться и перевезти все что можно в Троицкий монастырь на сохранение.
        Попик увидев начальственное лицо взвился пуще прежнего:
        - Слуга нечистого! Вора бессмысленного Пугача! Разорителя добрых христиан и смуты устроителя. Прочь из церкви! Анафема, анафема!
        Крылов не сдерживаясь рявкнул на священника:
        - Уймись батюшка, а то велю связать и рот заткнуть. Недосуг мне с тобой спорить кто прав, а кто виноват. Бог рассудит и Пугачева и Екатерину и нас грешных. А пока есть время, езжай куда велено и не гневи меня.
        И обращаясь к солдатам:
        - Попа не слушать - полковник развернулся, пошел коновязи - Имущество грузить быстро. Времени мало осталось. Будет бузить, вяжите.
        - Ой что деется. Последние времена наступают!
        За спиной полковника причитал поп, но Крылов его уже не слушал. Надо было спешить к месту подготовленной засады.
        По кривым улочкам тянулись перегруженные скарбом обывательские телеги и брел скот, тоже навьюченный узлами. Не мелочась, Крылов, сразу по прибытию в Муром, приказал выселить всех остававшихся в городе жителей за реку. Благо наплавной мост уже был наведен. Жильцов в городе оставалось в половину от прежнего. Зимний набег башкиров и захват города ополчением Куропаткина заставил самых богатых обитателей поспешно покинуть его. Люди попроще и поумнее тоже предпочли разъехаться по окрестным селам.
        Подскакав к окраине города, Крылов принял доклад офицеров, чьи батальоны изготовились к встрече противника. Все было готово. Рогатки вкопаны, дистанции размечены, пушки укрыты, бойницы в заборах прорублены. Поднявшись на чердак самого высокого из окрестных домов он принялся наблюдать происходящее.
        Уже стало различимо, что на город наступают примерно две тысячи солдат гвардейского Семеновского полка. За их спинами маячат кирасиры числом в три - четыре сотни. А дальше, у Ковардиц, реку с трудом преодолевают обоз и пушки. Это было хорошо. Иной пехоты пока видно не было. Растянулись полки у Олова то!
        Солнце достигло зенита и наконец, батальонные колонны Семеновского полка дошли до линии заграждений. Егеря, двигающиеся в рассыпном строю впереди колонн, бросились растаскивать рогатки, да не тут то было. Они только выглядели как обычные деревянные конструкции, которые можно переносить с места на место. На самом деле колья были глубоко вбиты в землю, а перекладины не привязаны к перекрестьям, а приколочены гвоздями. Так что быстро расшатать или разобрать эти препятствия было невозможно.
        Колонны линейной пехоты дошли до заграждений и остановились. И в этот момент Крылов дал отмашку, по которой в небо взвилась ракета. Тут же раздался залп пятисот ружей. Стреляла только часть полка. Преднамеренно демонстрируя относительную слабость обороняющихся.
        В колоннах семеновского полка на землю повалились первые убитые. Командир полка, на крупном вороном коне выхватил шпагу и размахивая ею начал отдавать приказания. Колонны, повинуясь приказу, начали быстро и четко разворачиваться в линию и после окончания перестроения полезли через рогатки. Все это они делали под методичными залпами солдат Крылова, которые раз за разом вырывали из рядов гвардейцев десятки человек убитыми и ранеными.
        Дистанция на которой столпился противник была запредельной для его оружия и потому ответный огонь даже не пытались открывать. Снова полковник подивился простоте и эффективности новации Пугачева. Всего то чуть иная форма пули. А каков эффект!
        Наконец семеновцы преодолели рогатки и снова выстроились в линию. Гвардейский полковник слез с коня, перелез препятствие и пошел во главе строя вместе с знаменосцем и барабанщиком. Рядом с ним шагали офицеры штаба и вестовые. Зрелище было просто великолепное. Ритмично печатающие шаг ряды солдат в зеленых кафтанах поверх красных камзолов. На треуголках обшитых белой тесьмой в такт шагам колыхались султаны. Блестели на солнце позолоченные пуговицы и штыки, развевались флаги.
        - Ах как Кашкин красуется - произнес кто - то из поручиков, стоящих рядом - Павлин!
        Семеновцами командовал генерал - аншеф граф Яков Александрович Брюс. Но в действительности всем в полку заправлял генерал - майор Кашкин.
        Крылов осмотрел свои войска. За высокими заборами в ожидании команды стояло полторы тысячи солдат в однотонной зеленой форме и довольно странных головных уборах. Положа руку на сердце, кроме обуви, форма Крылову не нравилась. Она была скучной, невыразительной и очень бедной на вид. Солдат в ней не выглядел чем - то бесконечно далеким от обычного обывателя. Но на эту его оценку государь прямо ответил, что именно такого эффекта он и добивался.
        «Армия должна сознавать себя частью народа, а не инструментом его угнетения» - заявил он. Не то чтобы это высказывание как - то убедило Крылова, но лишний раз перечить он не стал.
        Под непрерывным обстрелом гвардейцы дошагали до очередной отметки. На этот раз никаких препятствий не было. Только вкопанные на равных расстояниях столбы. Но как только ряд семеновцев дошел до них засевшие на крышах домов двадцать восемь стрелков с штуцерами начали методично выбивать офицеров, барабанщиков, горнистов и знаменосцев. Первым упал полковник со шпагой, за ним повалились на землю вестовые.
        Крылов с затаенным ужасом наблюдал, как за три минуты в строю не осталось ни одного носителя офицерских знаков различия. Масса пехоты все еще маршировала вперед, повинуясь последней отданной команде, но по сути она была уже мертва как боевая единица.
        Когда до цепи гвардейцев оставалось всего сотня шагов, в небо взвилась еще одна ракета. И вот тут разверзся ад. Загрохотали залпы тысячи молчавших до сих пор мушкетных стволов. В заборах откинулись лючки наподобие корабельных и в наступающую пехоту выпалили заряды картечи десять легких пушек. Поле заволокло дымом. Даже с высоты своего пункта Крылов не мог понять, что происходит на поле боя. В этот момент очень захотелось иметь свой собственный воздушный шар, но увы, приходилось использовать только то, что было под рукой.
        Он повернулся к горнисту:
        - Сигнал прекратить огонь и сигнал атаки кавалерии.
        Горнист тут же затрубил. Его сигнал подхватили другие трубачи и грохот стрельбы постепенно затих. Одновременно с этим размахивая саблями, со свистом и гиканьем на московский тракт вылетело две сотни киргизов на своих низкорослых конях. Они скрылись в стелющемся дыму, а пехота Крылова, уронив заборы, начала строиться в линию, ощетинившуюся штыками.
        Через какое то время дым рассеялся, и противник стал виден. Часть семеновцев сбилось в какое то подобие каре и выставив штыки отгоняло иррегуляров. Но значительная часть в панике бежала назад к рогаткам, падая под ударами сабель и спотыкаясь на многочисленных телах своих однополчан. За рогатками маячили кирасиры, бессильные помочь пехоте.
        Крылов быстро спустился с крыши и устроился в седле.
        - Касатонов, - крикнул он командиру второго батальона, - Предложи им сдаться.
        Крылов махнул в сторону каре. Офицер кивнул, подозвал прапорщика, у которого нашелся в запасе белый флаг и бодро двинулся в сторону потерявших управление имперских солдат. Сам Крылов, после зрелища одномоментной гибели всех офицеров семеновского полка, решил поберечься и на переговоры не выдвигаться. Его подвиг не в том, что бы голову под пули подставлять, а в том, чтобы добыть победу там, где это практически невозможно. И это были опять слова Пугачева.
        Тем временем переговорщик дошел до замершего каре и начал что то кричать солдатам. А за его спиной, подкрепляя аргументы, на прямую наводку выкатывались пушки и выстраивались ломаной линией стрелки. Видимо комбинация угроз и посулов, возымела свое действие и семеновцы начали кидать на землю мушкеты, шпаги и строиться в колонну.
        Крылов выдохнул. Обошлось. И без того поле усеяно не менее чем тысячей тел, еще шесть сотен были бы уже чрезмерностью.
        - Пан полковник, - к нему подскакал Казимир Чекальский, командир первого батальона. - Надо борзо атаковать брод. Можно забрать возы и пушки.
        Поляк был возбужден и горячил коня. Ему хотелось ещё больше огня, дыма и добычи. Крылов неодобрительно покачал головой.
        - Отставить, пан капитан. Нам придется двигаться семь верст в каре из - за кирасиров. И наши иррегуляры нам не помогут. А в конце пути наше каре станет мишенью для их пушек и остатков полка. Я не сомневаюсь, что мы сможем достичь цели. Но какой ценой, Казимир?
        Поляк разочарованно вздохнул и уже без особого возбуждения вернулся к своему батальону.
        Первая партия сыграна. Но игра ещё не закончена. И второй раз просто так подловить Орлова не удастся.
        Глава 6
        Сзади по ступенькам зацокали чьи - то каблучки. Радищев оглянулся, подскочил. По лестнице спускалась княжна Агата с большой корзинкой в руках. Рядом шел хмурый мужчина - в нем Александр опознал одного из людей из Тайного приказа.
        - Я вас и не заметил на открытии работного дома, - Радищев поправил сюртук, улыбнулся.
        - Стояла позади купцов, - Агата остановилась рядом, охранник отошел в сторону.
        Александр посмотрел на румяное лицо девушки, на ее точеную шею. В груди сладко заныло.
        - А вы, молвят, в министры выбились, - княжна смело взглянула в глаза Радищеву. - Большим человеком при самозванце стали.
        - Он не самозванец! - покачал головой Александр. - Ежели бы так было, откель у просто казака столько тайных знаний?
        - Но и не Петр же третий! - усмехнулась Агата.
        Радищев осторожно кивнул на охранника, княжна лишь отмахнулась рукой. - Неужто Петр Федорович не знает моих взглядов? Я их не скрываю.
        - А следовало бы! - резко ответил Александр. - Совсем вам батюшку не жалко? Ведь сгинет же на соляных промыслах!
        - А вот это подло, Александр Николаевич! - Агата начала спускаться по лестнице.
        - Подождите! - Радищев побежал следом, но, наткнувшись на предупреждающий взгляд охранника, остановился.
        Агата ушла, стало совсем темно. Теплый ветер подул с реки, зашуршали молодые листья на деревьях. Радищев в задумчивости пошёл к воротам.

* * *
        Фактическое уничтожение семеновского полка очень впечатлило Орлова и он два дня не проявлял особой активности. Вокруг Ковардиц быстро вырос полноценный укрепленный лагерь. С наблюдательного пункта было видно, как прибывает и прибывает его сила. Как переправляются пушки и обозы. По сведениям разведчиков против усиленного полка Крылова, численностью в полторы тысячи человек с десятью орудиями, сосредоточилось семь тысяч пехоты при двадцати четырех орудиях и три тысячи кавалерии.
        Гвардия приводила себя в порядок после похода. Остатки семеновского полка, практически расформированного в связи с утратой знамени, были переданы под командование бригадира фон Бока в ингерманландский полк, причем младших офицеров пришлось выделять из состава унтеров Преображенского и Измайловского. Из пятидесяти одного человека офицерского корпуса семеновского полка в живых не осталось никого.
        В ночь с субботы на воскресенье двадцатого апреля 1774 года в обоих лагерях прошли пасхальные богослужения. Правда, в Муроме они были предельно укороченны по приказу Крылова. А вот в лагере Орлова господ офицеров от молитвы решительно отвлекли лазутчики повстанцев.
        Всю пасхальную ночь рядовой состав гвардии имел возможность слушать вместо молитв необыкновенно громкие речи пугачевских агитаторов, доносящиеся из темноты. Слушали об отмене рекрутчины и замене пожизненной службы на всеобщую срочную. На льготы всем служивым из Екатерининских войск при переходе в армию царя Петра и возможности быстро получить офицерский чин в новой, рабоче - крестьянской армии. Слушали и о беззаконности и губительности для России правления Екатерины, и о тех реформах, что будут проведены императором Петром третьим, как только он вернет свой трон.
        Крикунов разумеется пытались ловить, да где там. В ночной темноте охотники часто сами становились жертвами подготовленных групп из подручных Мясникова. Причем за всю ночь не прозвучало ни единого выстрела, зато сталь клинков испила гвардейской крови. Впрочем, и среди агитбригад были потери. Екатерининские егеря были серьезными противниками.
        Двое суток передышки обороняющаяся сторона использовала максимально эффективно. Во - первых, все жители Мурома были окончательно выселены. Во - вторых, шесть сотен пленных семеновцев были принуждены к работам по подготовке поля боя. С утра и до глубокой ночи они копали, пилили, таскали, валили деревья, превращая город в огромную ловушку. Кроме пленных в работах участвовали и крестьяне, как добровольно стекавшиеся под знамена Пугачева, так и насильно мобилизованные Крыловым в окрестных деревнях. Это позволило не отвлекать от интенсивных учений личный состав полка.
        Деревенское ополчение при виде богатых трофеев, собранных после разгрома гвардейцев, потребовало «фузей», а не лопат, но полковник был неумолим и отвечал, что выдаст оружие только после их присяги царю. На самом деле он совершенно не желал связывать себя необученным и недисциплинированным контингентом. Дело предстояло очень ответственное и внезапный провал в одном из пунктов обороны из - за испуга необстрелянных крестьян мог погубить всю диспозицию, утвержденную лично царем.
        А вот принять в свои ряды несколько десятков семеновцев, изъявивших желание послужить Петру Федоровичу, полковник не отказался. Пусть они не могли так же ловко стрелять, как его солдаты, изначально обученные применению колпачковой пули, но и для этого личного состава у него нашлась задача.
        Наконец, в понедельник двадцать первого апреля, на рассвете, в лагере Орлова заиграли горны, застучали барабаны и полки начали строиться и выдвигаться в сторону Мурома. Одновременно с этим пленных семеновцев построили в колонну и под конвоем полусотни калмыков отправили вон из города по наплавному мосту и далее, навстречу основной армии царя. За семеновцами были отправлены и крестьяне. Полк изготовился к бою, а сам Крулов занял привычный наблюдательный пункт на звоннице церкви Димитрия Солунского.
        Местность вокруг Мурома обороне города отчасти способствовала. С севера территория застройки упиралась в длинный и глубокий овраг с заболоченным дном и густо заросшими склонами. Атаки с этой стороны можно было не опасаться. Но вот с двух других сторон, западной и южной, никаких препятствий для наступающих не было. Чистые ровные поля и луга, постепенно переходящие в одноэтажную деревянную застройку. Два наезженных тракта входили в город со сторон Владимира и Касимова и сходились к наплавной переправе под развалившимися стенами кремля. От него же отходили и прочие кривые улочки города, образуя своим рисунком некий веер, перечеркнутый только одной крупной поперечной улицей.
        В этот рисунок улиц типичного старинного русского города неумолимая воля командира полка внесла коррективы. Широкими полосами застройка была разрушена, а дерево домов пошло на несколько параллельных линий завалов и траншей.
        Все радиальные дороги были перекопаны глубокими рвами, что сделало их недоступными для кавалерии. Изъятая земля была использована под строительство пушечных редутов. И таких редутов на каждой дороге было последовательно сделано десяток штук.
        Ближе к центру города линии укрепленийстановились гуще. Впрочем, не приходилось всерьез говорить о какой - либо неприступности позиции. Цель была только одна: неожиданными оборонительными мерами резко затормозить наступление до прихода вечера, чтобы по темноте уйти из города по наплавному мосту и, разрушив его, избежать преследования. Но до вечера было ещё далеко, а пока Преображенский, Измайловский и Ингерманландский полки, выстроенные в полубатальонные колонны, двинулись в атаку по линиям касимовского и владимирского трактов. Кавалерия, как и ожидал Крылов, пошла по дуге с намерением атаковать вдоль Оки со стороны села Карачарова.
        Первой огонь в этом сражении открыла артиллерия. Десять пушек, установленных в трех редутах, начали стрелять, когда дистанция была еще с версту. В подзорную трубу было видно, как ядра делают два отскока от земли, прежде чем нырнуть в строй противника. На расстоянии в четыреста саженей пушки перешли на стрельбу гранатами, а когда противник прошел половину этого пути, в ход пошла дальняя картечь. И тут к обстрелу присоединилась пехота.
        Противник тоже открыл огонь - артиллерия Орлова начала досаждать порядкам Крылова.
        На этот раз полковник не стал изображать малочисленность и все его полторы тысячи солдат, выстроенные в разреженную линию, открыли с двухсот саженей регулярный залповый огонь. Для столь дальней стрельбы на всех ружьях ещё в Казани пришлось придумывать прицельные планки, ибо ствол приходилось задирать довольно высоко. Но по таким большим целям, как плотная колонна пехоты, промахнуться было сложно. Знай себе слушай значение дальности в приказе командира и пали в сторону врага. А командиру тоже не составляло труда определить дальность, ибо она была определена заранее и размечена столбами прямо на поле.
        Одновременно с началом ружейной стрельбы команды арапчат бросились поджигать первый вал из веток, досок и бревен от разобранных окраинных строений. Древесина, политая местами смолой и обложенная соломой, занялась дружно. И вскоре перед избиваемой ружейным и артиллерийским огнем пехотой Орлова, уже жаждущей перейти в штыковую, встала непроходимая, жаркая стена пламени.
        Такая же стена пламени преградила путь и кавалерии Орлова, остановив её обходной маневр без единого выстрела. На юге у Крылова солдат не было. Только сотня калмыков, выполнявших роль поджигателей, присматривала за конницей противника, готовясь вовремя запалить второй заградительный вал.
        А тем временем, в соответствии с уставом 1763 года, полки Орлова развернулись в плотную линию в три шеренги на расстоянии в пятьдесят шагов от линии Крылова и открыли, наконец, ответный огонь. Но увы. Их противник мало того что стоял в очень разреженном построении, так ещё и спрятался, спрыгнув в заранее вырытые траншеи.
        Диспозиция была неравноценной. Одна сторона стояла в чистом поле в плотных шеренгах, не имея возможности перейти в штыковую, пока не прогорит баррикада. А вторая сторона укрылась в полевых укреплениях, едва торчащих над землей, и методично расстреливает первую. Причем стрелки, вооруженные штуцерами, прицельно истребляют офицеров гвардии. Самый цвет дворянства империи валился на землю с пробитыми телами. Единственное, что спасало гвардию от полного истребления, это малочисленность противника.
        Безжалостная мясорубка работала почти четверть часа, пока идиотизм ситуации не дошел наконец до Орлова. Пехота получила команду отступать, что и выполнила почти бегом. Сопровождаемые огнем, гвардейцы отошли на полверсты, а вместо них в дело вновь вступили пушки.
        Двадцать четыре орудия, собранные в шесть батарей, принялись ядрами разбивать редуты и баррикаду. Но безнаказанно им это делать не позволили. Не только ответные ядра полетели со стороны обороняющихся, но и пули. Один за одним начали падать рядом с орудиями комендоры и прислуга. Но тем не менее, спустя час огонь пушек обороняющихся прекратился, а пламя в ряде мест начало спадать.
        Спустя ещё один час гвардия снова пошла в атаку. На этот раз построение было сразу линейным, а темп движения максимально высоким. Без всякого противодействия со стороны противника пехота добралась до костровища, и героическим рывком преодолела дымящуюся трехметровую полосу раскаленных головешек.
        Потеряв несколько десятков человек из тех, кому не повезло споткнуться в дыму и упасть прямо на багровые угли, гвардия опять попала под свинцовый дождь. Их враг отнюдь не бежал, а занял новую линию укреплений. А самое главное очередная стена пламени разгоралась впереди.
        На этот раз Орлов сообразил быстрее и отвел своих солдат на полверсты назад. И снова потянулось время ожидания, наполненное его бессильным бешенством. Солнце ещё не добралось до полудня, а потери уже были чудовищными.

* * *
        Второй огненный вал уже прогорел, но противник не торопился переть в лобовую атаку в очередной раз. Наблюдатели докладывали о передвижениях пехоты и конницы, о подвозе досок от Ковардиц и Карачарова.
        Крылов разглядывал эту суету и размышлял, все ли он предусмотрел. Ситуацию с штурмом Мурома они с государем проигрывали долго и на большом песчаном макете, сделанном со слов хорошо знавших город людей. Время от времени меняясь ролями они штурмовали и защищали город.
        Огневые завесы с траншеями, так славно сработавшие в дебюте, были идеей царя. Но теперь вступал в силу план обходного маневра. «Играя» за Орлова сам Крылов предложил атаковать по воде и через овраг - и им тогда пришлось изрядно подумать прежде чем родилось что то похожее на решение. Вот и настало время проверить на своей шкуре эффективность их, по словам государя: «мозгового штурма».
        В два часа пополудни началось. Снова заиграли трубы, забили барабаны. Взлетели в небо дымные ракеты. Развернутые цепи пехоты пошли в атаку на дымящуюся линию прогоревших заграждений. С высоты колокольни Вознесенской церкви было заметно, что наступающих на этот раз меньше. Линии идут не в три шеренги, а только в две и интервалы между солдатами увеличены.
        Третий огненный вал, вдвое короче первых двух за счет сокращения протяженности фронта был подожжен незамедлительно. Но за линией огня практически никого не было. Только арапчата Павлония и три десятка солдат семоновского полка, переметнувшихся на сторону Пугачева, изображали интенсивный огонь, разряжая в наступающих многочисленные трофейные ружья. Результативность этой стрельбы значения не имела поскольку атака была демонстративной.
        Полковник спустился с колокольни и направился к стыку берега и оврага проверить готовность своих войск, ибо главные события должны были развернуться именно у реки. И действительно спустя четверть часа после начала атаки с фронта, с севера и с юга, по воде, в наступление пошла кавалерия, а в огромный овраг хлынула масса пехоты.
        Северный берег был защищен вкопанными рогатками. Они в несколько рядов тянулись по кромке оврага перпендикулярно реке и загибаясь, на полсотни саженей вдоль нее. Никакой другой фортификации видно не было. Поэтому, загнав лошадей в воду по самые седла, кирасиры и гусары двинулись в обход. Поток конницы шел вдоль берега мимо церкви Николы Мокрого в сторону каких то сараев и навесов с рыболовецкими сетями.
        И вот когда конница приблизилась к краю заграждений, стены сараев рухнули на землю вместе с сетями и гвардейцы увидели перед собой небольшой, но полноценный редут. С него картечью хлестнули пушки. Первый ряд кирасирова выкосило целиком, но оставшиеся в живых стиснув зубы и матерясь, пришпорили лошадей, заставляя тех выбраться на берег. Увы, твердая почва не дала преимущества коннице. Не суждено им было вырваться из под обстрела, обойти редут и атаковать его с тыла. Одна за другой лошади начали проваливаться в глубокие, замаскированные конусообразные ямы, с вкопанными в стенки кольями, не позволяющими выдернуть ногу безболезненно.
        На берегу образовалась свалка. Кони бились в агонии от картечных пуль и переломанных ног. В них уперлись те, кто ещё не выбрался из реки и, повинуясь приказам, начали движение дальше вдоль берега, в попытке обойти зону ловушек. Но через сотню саженей дорогу им преградил шипастый плот из бревен выдающийся в реку до глубокой воды. Он удерживался поперек течения на канатах. А лунки были накопаны как раз до самого плота.
        Изначально Крылов предлагал наглухо загородить берег рогатками, но государь возразил, что видя заграждения, конница не станет рисковать и таким образом не удастся устроить ловушку. Нужно было, чтобы всадники видели обманчиво безопасный берег. И вот тут то и была высказана идея волчьих ям. Правда идея кольев не на дне ямы, а в стенке, да еще и с обратным уклоном была новинкой для Крылова.
        Практически такая же система обороны была и на южном участке берега со стороны села Карачарово. За исключением того, что огненный вал почти доходил до реки по дну оврага огибающего «Богатырскую горку» на которой стоял Спасский монастырь. Но вдоль воды точно так же было вкопано заграждение из кольев и рогаток, защищенное от пламени глубоким рвом.
        Все больше и больше лошадиных и человеческих тел устилали берег. Но упрямая гвардия перла вперед. Мокрые лошади и их седоки объезжали или перепрыгивали лежащие тела и через несколько шагов так же проваливались в очередную яму. Гусары и кирасиры лишившиеся коней, с саблями в руках упрямо бежали в сторону редута, также поминутно проваливаясь в ловушки и замирали на месте силясь высвободить ногу. И все это под ураганным обстрелом.
        Раскаленные орудия палили на переделе скорострельности. Стрелки из редута и с высокого речного берега вели беглый огонь по столпившейся толпе конных. Пороховым дымом почти заволокло берег, но водная гладь оттягивала на себя эту завесу и атакующих она не скрывала.
        Зато длинные полосы густого дыма отрезали творящееся на берегу от наблюдателей и, самое главное, от артиллеристов Орлова. Те было пытались сосредоточенным огнем подавить редуты, но дымовая завеса закрыла видимость. Впрочем, маскировочная роль была не единственной у вонючих серно - селитренных снарядов изготовленных по рецепту государя.
        Одновременно с кавалерией, три тысячи солдат, с ружьями наперевес устремились вниз по стенкам оврага. А навстречу им покатились многочисленные дымящиеся боченки. В течении четверти часа весь овраг от края до края заполнился едким белым непроглядным дымом. Солдаты Крылова поспешно повязали на лица тряпичные повязки, в которых между простроченными слоями ткани был засыпан лечебный уголь. Эти повязки были сделаны по слову государя после того как была придумана эта часть плана. Крылов позже сам провел испытание и убедился, что повязки действительно позволяют худо - бедно дышать в серном дыму.
        А вот у гвардейцев Орлова никакой защиты не было и из оврага доносился многоголосый удушливый кашель и звуки рвоты. На край оврага стали выбираться сотни атакующих, но большая часть из них была даже без ружей. Солдаты, судорожно дыша, спотыкаясь, бежали прочь. Со стен Благовещенского монастыря бойцы Крылова весело орали орловским: «Сдавайтесь дураки, пока всех не поубивали!» И большинство выбравшихся действительно поднимали руки. Только с десяток самых глупых или устойчивых к серному дыму попытались изобразить атаку и полегли в один миг. Больше героев не нашлось.
        Наступление захлебнулось. Даже попытка преодолеть огненный вал по деревянным щитам и мосткам привела только к тому, что был зажжен следующий вал, а защитники, собрав ружья в охапку, просто отступили, без какого либо героизма. Второго комплекта щитов и помостов у атакующих не оказалось и им пришлось бежать назад, по уже занявшимся от жара проходам.
        И вот в момент, когда победа уже стала очевидной, с колокольни Богородицкого собора зазвонил одинокий колокол и в проеме звонницы мальчишка сигнальщик замахал своими флажками. Второй из сигнальщиков Васьки Каина тут же стал переводить сообщение на обычный язык:
        - На реке много лодок с солдатами.
        Крылов пришпорил коня и вылетел на береговой откос. Без всякой подзорной трубы было видно, как по реке сплавляется множество судов. Часть из них выгребала к правому берегу, а часть направлялась как раз к ним.
        - Сигнальщик! Труби отступление - Закричал полковник, повернулся к вестовым, что горячили коней рядом - Ты! Скачи к южному редуту пусть готовятся открывать огонь по лодкам. Они их ещё не видят из - за дыма но скоро узрят. А ты! К северному редуту, пусть пушки перекатывают к мосту.
        Не успел он договорить, как захлопали выстрелы за стенами Благовещенского монастыря. Перестрелка нарастала и, лишившийся вестовых Крылов сам направил коня на звуки боя. Навстречу ему, из за угла монастырской стены, выскочила группа солдат. Капрал, увидев начальство, остановился и гаркнул:
        - Господин полковник, там из подвалов орловские лезут. Много! Нам со стен кричали.
        В подтверждение его слов в распахнутых воротах показалась группа преображенцев, которые тут же выстроились в линию и сделали дружный залп в их сторону. Пуля ударила коня в лоб, и тот завалился как подкошенный, придавив ногу седока. Парочка солдат бросились вытаскивать командира, а остальные, по команде капрала дали залп в ответ. После чего с криком «коли гвардейских» капрал бросился в атаку, увлекая свое отделение.
        «А про подземные ходы мы не подумали» - промелькнула мысль, тут же заслоненная болью в ноге. Падение оказалось неудачным. Повиснув на плечах солдат, Крылов поспешил прочь от монастыря.
        На берег уже сбегались солдаты со всех участков обороны. Кто то их офицеров сообразил и отступая были подожжены все оставшиеся две линии. Это прикроет на несколько часов спину, но безопасной переправы больше не было. К хромающему командиру подскакал порутчик Чекальский.
        - Пан полковник, берите моего коня!
        Поляк спрыгнул на землю и протянул повод полковнику.
        - Какой уж теперь конь, Казимир. Скакать то уже некуда.
        Он махнул рукой на правый берег Оки. Там уже высаживались солдаты, а на подходящих к берегу баржах блестела бронза пушечных стволов.
        - Какие будут распоряжения? - спросил Чекальский.
        Крылов потер подбородок, ощущая выросшую щетину и ответил:
        - В Благовещенский монастырь проникли гвардейцы. Скорее всего им кто то из местных подземный ход показал. Надо их выбить и ход закрыть. Но если быстро это сделать не получится надо выручить тех наших, кто за стеной монастыря остался и отходить к переправе.
        - Так точно пан полковник! - по - новому, по уставному ответил поляк
        Чекальский взлетел в седло и ринулся выполнять задачу. А Крылов, все с теми же солдатами осторожно начал спускаться с высокого склона к воде. Захлопали пушки южного редута. Ядра подняли столбики воды рядом с лодками десанта, но попаданий пока не было. Пушки северного редута уже катили к мосту. Туда же подтягивались группами и пехотинцы.
        Обгоняя полковника к мосту устало шагала группа арапчат Павлония и солдат семеновского полка. Плечи каждого оттягивало по пять ружей без штыков. Несколько бойцов толкали ручные тачки заваленные ружьями. Неудивительно, поскольку на полторы сотни человек приходилась уже под тысячу трофейных стволов. Прапорщик из бывших унтеров нижегородского гарнизона вытянулся перед Крыловым и отрапортовал:
        - Ваше благородие, господин полковник! Отдельный стрелковый отряд по вашему приказанию оставил позицию. Потерь в людях и ружьях нет.
        - Молодцы. Разгружайтесь у моста и быстро организуйте передвижной щит из досок или бруса, на колесах. Можно на телегу водрузить. Чтоб его по мосту толкать. Да заготовьте длинных шестов побольше.
        - Слушаюсь!
        Прапорщик выдернул из колонны десяток бойцов, сбросивших свою ношу на перегруженные тачки, и бодро побежал выполнять приказ.
        Поддерживаемый парой солдат полковник доковылял до начала моста и окликнул старшину киргизов.
        - Акиев! Поди сюда.
        Всадник подскакал на своей малорослой лошадке.
        - Слушаю бачка полковник!
        - Арстанбек! Спешивай своих. Лошадей придется бросить.
        - Как бросить! - Потрясенно переспросил киргиз. - Нельзя бросить!
        - Арстанбек, - тяжело вздохнул полковник, - нам больше некуда скакать. И прорваться через мост нам не дадут. Видишь, там уже пушки разворачивают. Мы отсюда можем только уплыть. А лошади твои нам будут помехой. Начнут метаться, людей в воду посшибают.
        - Полковник, наши лошади не будут метаться. Мы их заставим лежать. Слово даю.
        Крылов вздохнул.
        - Ладно. Посмотрим как у вас это получится.
        Тем временем артиллеристы с редута и с батареи развернувшейся у начала моста добились попаданий. Несколько посудин получили заряды дальней картечи, а несколько лодок было разбито ядрами. Деревянные обломки с уцепивщимися за них солдатами дрейфовали к мосту. Прочие баркасы и ялы внезапно поменяли свои намерения, и стали отгребать к берегу занятому войсками Орлова. Их можно было понять. Десяток орудий и почти тысяча пехотинцев у кромки воды делали высадку невозможной.
        Неожиданно заговорила гвардейская артиллерия, дождавшаяся наконец появления прорех в дымовой завесе. Ядра дюжины орудий стали вспахивать земляную стенку редута, обдавая защитников мелкими камнями и песком. Крылов недовольно покачал головой. При таком обстреле фортеция долго не простоит. Стенки не отличались большой толщиной и не были утрамбованы как следует.
        «Сейчас ветер снесет дым из оврага и Орлов снова погонит гвардию по склонам, справедливо полагая, что наши запасы сюрпризов не бесконечны» - подумал Крылов и скомандовал построение и готовность к маршу по мосту. Но тут его озадачил капитан Касатонов, вопросом, что делать с пленными. Три сотни гвардейцев выбравшихся на их край оврага уже давно отдышались и находились в обширном сарае под охраной как раз бойцов поручика.
        С одной стороны оставлять их Орлову это усиливать врага. Не годится. С другой стороны - перерезать безоружных пленных рука не поднимется.
        Крылов сам не заметил, как озвучил дилемму вслух.
        Услышавший этот вопрос один из польских офицеров предложил всем выбить передние зубы и отрубить указательный палец - мол, так пленники больше не смогут надкусывать патрон и стрелять из ружей. За что был матерно послан Касатоновым. Это чуть не привело к серьезному конфликту - военные уже схватились за сабли. Полковнику с трудом удалось утихомирить офицеров.
        - Возьмем с собой, - решился Крылов. - Вяжи им руки и выдвигай на мост. Там уложишь их на настил вдоль перил. Да к стойкам привяжи, чтобы не дергались и не мешали бойцам.
        Выдвигаться на мост пришлось под усиливающимся ружейным обстрелом с берега. Чекальский и его отряд так и не вернулись от стен монастыря, но было понятно, что они там потерпели поражение, коль скоро берег стал наводняться фигурками солдат в форме преображенского полка.
        Впереди полковой колонны, группа саперов толкала телегу с водруженной на неё воротиной. За ними с интервалом в два десятка саженей шагали пехотинцы вперемешку с киргизами. Своих коней те вели в поводу, накинув на морды плотные мешки. Пять пушек северного редута тоже взяли с собой, катя руками по настилу. А вот орудия южного редута пришлось бросить, заклепав предварительно затравочные отверстия. Замыкали колонну саперы.
        Когда все втянулись, арапчтата обрубили канаты, удерживающие разводную часть наплавного моста, что была устроена со стороны Мурома, как раз над фарватером. В это же самое время, укрываясь от обстрела с берега за передвижным щитом, саперы первого отряда рубили конструкцию моста. Благо, что он был собран без единого гвоздя на одних только просмоленных пеньковых веревках. Так что вскорости бревна разошлись, и образовалась щель.
        Все это время по мосту с берега палила артиллерия. Пара ядер крайне неудачно попали в строй солдат выбив три десятка человек. Ещё одно ядро снесло за борт лошадку вместе с киргизом. Пули солдат Екатерины опасности особой не представляли, поскольку долетали только до головы полковой колонны и до отряда саперов. Ширина Оки в районе переправы была в полверсты, а до самого берега полковник велел не доходить.
        Чтобы уменьшить потери Крылов приказал всем лечь на настил и сам тоже лег, осторожно пристраивая больную ногу.
        Наконец, были дружно перерублены канаты, удерживающие наплавной мост на месте и он, покачиваясь, поплыл медленно разворачиваясь по течению. Саперы помогали движению гигантского плота отталкиваясь от дна шестами. Глубина дна в полную воду в этом месте была чуть больше полутора саженей.
        Видя, что противник ускользает, солдаты Орлова бросились в погоню. Переполненные людьми лодки вспенили воду ударами весел. Никто из судовой рати, так грубо поломавшей планы Крылова, не знал ничего о дальнобойности оружия беглецов. Так что для них стало неприятным сюрпризом, когда с плота загрохотали залпы с запредельной дистанции и в экипажах лодок появились убитые и раненые.
        Чем ближе лодки подходили к плоту тем эффективнее был огонь беглецов. Свою лепту вносили и стрелки из штуцеров. Они привычно выцеливали фигурки офицеров и методично отправляли их на корм рыбам.
        Через час погоня прекратилась. Понеся серьезные потери, особенно в офицерах, екатерининские солдаты погребли обратно к Мурому. А плот с поредевшим полком Крылова поплыл дальше, вниз по течению. Навстречу армии Петра Третьего.

* * *
        - Читать долго будет… Дело такое: писал я посланнику о некоторой комиссии. Вот боремся мы с Пугачем, а у него инвенции военные… То ли от французов, то ли от Фридриха… Нам також потребны хорошие оружейники, англичане. У меня и списочек есть, кого и откуда вызвать надо. Пресрочно.
        Чернышев протянул Екатерине лист бумаги с фамилиями.
        - Там, по закону ихнему - продолжал генерал - Таким мастерам от королевских заводов отъезжать нельзя. Да за большие деньги, если умеючи подойти, и бросят службу, соберут там некоторые секретные инструменты и машины небольшие, которые нам тут очень нужные и потихоньку к нам переберутся… Я о них и писал Мусину - Пушкину…
        - Депешей, шифрами?
        - Д - да… то есть нет… Зачем? Почтой, письмом, как обычно…
        Екатерина осуждающе покачала головой. Но Чернышев, занятый своею мыслью, не заметил этого и продолжал:
        - Что же получаю в ответ? Выговор по всей форме. Мне! От него!.. Пишет то, о чем я и сам знаю: что невозможно проделать ничего из требуемого, ибо в Англии то запрещено, се запрещено. И пишет: «Каково мне будет, если прочли на почте письмо и королю сказали, чем посол русский промышлять намерен?» Потом целую проповедь прибавил. «Что бы, - спрашивает Пушкин, - тут в Петербурге сказали, ежели бы сэр Уайтворт стал русские секреты увозить, закупать людей?.. Верно, не похвалили б за то». Дальше пишет, что про все теперь известно в министерствах. И ежели бы он пошел на отвагу - ему все равно не удастся затея. Теперь смотрение усиленное будет за всем, что нам надобно… Что ты на это скажешь, матушка?! Как он посмел писать такое мне?
        - Д - да, нехорошо… Плохо для нас с тобой, генерал! А что делать, знать желаешь? На сей раз уступи ему. Алексей Семенович там давно живет, порядки хорошо знает… Потом и попросим снова все наладить, как суматоха теперешняя забудется. Потерпим, подождем…
        - Да время не ждет, государыня… Пугач то Нижний взял
        - Пускай взял - Орлова ему укорот даст. Знаешь присловье русское - «Тише едешь - дальше будешь»?..
        - От места от своего, да не от цели… Ну, подождем… - и, совсем насупясь, Чернышев медленно стал прятать документы в карманы мундира.
        - Вот какой вы неуступчивый сегодня, генерал! - по - французски начала Екатерина. - За это я вам секрет открою… Большой… Конец скоро маркизу. Помнишь как я пустила к нам иезуитов беглых?
        Граф кивнул, взял из табакерки понюшку.
        - Так вот. Потравят они Пугачева. Уже ихний генерал дал команду своим людишкам при маркизе.
        - Ах как славно! - воодушевился Чернышев - Эдак нам и делать ничего не надо будет.
        Глава 7
        В помещениях Благовещенского монастыря, превращенных в лазарет, царил смрадный дух и атмосфера уныния. Люди стонали, блевали, кашляли. Здесь были собраны надышавшиеся жженой серой. Не все конечно. Большая часть из трех тысяч солдат атакующей волны повернула назад своевременно, но было много и тех, кто героически продолжили атаку и чрезмерно надышались серного духа. За прошедшие сутки, в страшных муках уже умерло сорок семь человек. И почти тысяча валялась сейчас на полу монастырских коридоров, хоть и живые, но не в силах выполнять хоть какую то работу.
        Навстречу Орлову, вытирая руки грязной тряпкой, вышел полковой лекарь и поклонился в приветствии.
        - Что у нас по отравившимся? Когда они оклемаются? - резко спросил генерал.
        Доктор помялся и уклончиво ответил:
        - Все в руках божьих. Но я жду что упокоится ещё десяток самых тяжелых. А прочие, если будет на то воля всевышнего, через неделю на ноги встанут.
        - Что нужно чтобы быстрее поставить их в строй?
        - Питание и покой. Иных лекарств против серного духа не придумано.
        Орлов, уже уставший буйствовать и ругаться, не спавший почти сутки, кивнул и молча вышел во двор сопровождаемый доктором. Надо было ехать на военный совет и принимать решение о продолжении кампании. А кроме того ему надо было определиться с тем, что именно писать в донесении императрице.
        - Слушай меня внимательно, - ухватил Орлов врача за ворот камзола. - Про количество умерших будешь говорить так. Мол умерло от подлости Пугачовской семьсот воинов православных. Понял? И подручным своим поясни також.
        Доктор сначала замер осмысливая эту вводную, а потом, сообразив, мелко закивал.
        - Все сделаю, как Вы скажете, ваша светлость.
        Орлов еще разок зыркнул на врача, и взлетел в седло.
        Разгром Семеновского полка преуменьшить уже не выйдет. Он почитай уничтожен вчистую. Но в этом его личной вины нет. Здесь легко можно выставить крайним Кашкина. Все едино он мертв и возразить не сможет. А вот тяжелые потери войск под его личным руководством можно было задрапировать чудовищной подлостью и злодеянием Пугачева. Дескать, в честном бою погибло всего двести человек, что хоть и много, но не слишком. А остальные семьсот - это все следствие гнусности ребеленов. Этак в Петербурге хоть и ужаснутся, но лично в его адрес упрека не будет. Надо только в донесении численность войск пугачевцев на три умножить.
        Кроме того, размышлял Орлов, не стоит упоминать в докладе и про две с лишним тысячи раненых что сейчас в Спасском и прочих монастырях отлеживаются. В отличии от надышавшихся серой, больше половины из них встать в строй через две недели не смогут. Можно считать, что в этой кампании он их уже потерял.
        Раздраженный фаворит прибыл в дом казненного им муромского воеводы Пестрова. Там за большим овальным столом сидели командиры полков и отдельных батальонов, а вдоль стен их штабисты, ординарцы и прочие порученцы. Под потолком висел табачный дым.
        Увлеченные чем то офицеры не сразу заметили Орлова, но поспешно поднялись и приветствовали его поклоном. Он махнул им что бы садились и проворчал не обращаясь ни к кому конкретно:
        - Что у вас там такое интересное?
        - Вот, ваше сиятельство, извольте взглянуть - худой как жердь командир Ингерманландского полка Отто фон Бок протянул фавориту горсть пуль.
        Орлов их разумеется узнал. Пугачевская новина, принесшая им столько беды. Орлов тяжело уселся за стол, потер красные от недосыпа глаза
        - Видал я их уже. Что за чертовщина с этими пулями вы выяснили?
        Лифляндец поклонился, продолжил:
        - Никакой чертовщины, ваша светлость. Загадка столь дальней и точной стрельбы ребеленов, что удивила всех нас недавно, кроется в форме пули и отчасти в чистоте свинца из которого она изготовлена. При выстреле её слегка распирает и оттого газы пороховые лучше используются. В сравнительных стрельбах из обычного мушкета новая пуля показывает вдвое большую убойную дальность и вдвое лучшую кучность на обычной дистанции стрельбы. Но если зазор между стенкой ствола и пулей будет велик, то летит она хуже подобной круглой. Больше ничего необычного я не нашел. Навеска пороха обычная, порох обычный мушкетный.
        Орлов покрутил в пальцах инвенцию пугачевцев, спросил:
        - Мы можем быстро перевооружить армию на эти пули?
        Полковник пожал плечами.
        - Почему нет? Закажите пулелейки с учетом нашего обычного разнобоя с калибрами. И все. Но, - он поднял палец, - трудно будет приучить солдат к стрельбе на дальние дистанции. Старые привычки будут мешать. Быстро не получится.
        - Хорошо, - кивнул Орлов. - Где то поблизости есть железоделательный завод братьев Баташевых. Вился тут один из них во Владимире.
        Орлов оглянулся и приметил у дверей ротмистра из своего лейб - гвардии конного полка. Во времена усмирения чумного бунта он себя показал преотлично и с тех пор вышел в доверенные люди князя.
        - Загряжский бери эскадрон, найди завод этих Баташовых. Не давайте им спать, есть и в церкву ходить, но заставь этих купчишек изготовить потребное число пулелеек. Каких и сколько Отто Густавович скажет.
        Ротмистр кивнул, принимая распоряжение.
        - Теперь давайте думать как будем воевать дальше.
        Орлов встал из - за стола, прошелся из конца в конец комнаты и остановился.
        - У нас сейчас под рукой гвардейской и линейной пехоты десять с половиной тысяч. Это я посчитал со всеми теми из раненых, кто встанет в строй в течении недели. Орудий суммарно пятьдесят стволов. Конницы две с половиной тысячи. Возможно, успеет подойти ещё сколько то из московского дворянского ополчения и с Воронежа. Так что конницы будет поболее.
        Офицеры сидели и кивали соглашаясь с подсчетами командарма. Каждый из них уже этим вопросом задавался. Но самое интересное было, какова сила противника.
        - По сведениям от захваченного офицера - поляка, у Пугачева два вида пехоты. Обученная, что идет с ним еще от Оренбурга и Казани и новобранцы, что пришли в его армию только в Нижнем. Обученной пехоты у него восемь полков по тысяче человек в каждом. Необученных крестьян около пяти тысяч. Кавалерии около четырех тысяч, половина инородцы, половина казаки. Пушек шесть десятков.
        Орлов помолчал и добавил.
        - В новой форме только два полка. Остальные в обычной солдатской форме или в простонародном. На новые пули перевооружены все.
        - Еще у Пугачева есть воздушный шар, - напомнил полковник фон Бок.
        - С него флажками сигналы передают, - подал голос лейб гвардии Измайловского полка подполковник Михельсон
        Офицерское собрание зашумело и Орлову пришлось повысить голос:
        - В общем расклад вам ясен, господа. Численного и качественного преимущества у нас нет. В обороне ребелены чрезвычайно сильны, в чем мы имели несчастливую возможность убедиться. Потому я хочу слышать ваши соображения о том, как мы будем проводить кампанию далее.
        Несколько часов екатерининские военачальники ломали голову. И наступать без двойного преимущества сочли невозможным, но и надежно сковать силы Пугачева тоже было нечем. Михельсон обмолвился об отступлении к Москве и перегрупперовке, но его зашикали.
        Орлов мрачно слушал подчиненных, время от времени утихомиривая особо буйных. Когда речь зашла о том, как заставить Пугачева не оставлять пределов Нижнего Новгорода, он внезапно произнес.
        - Я знаю, как его заставить не бросать город. Мы ему и горожанам отправим такое послание, которое они не понять не смогут.
        В голосе князя было столько мрачной угрозы, что присутствующие побоялись переспросить. Вскоре все разошлись, так и не приняв какого то единого решения. Все сошлись к тому, что нужно ещё больше узнать о противнике, подтянуть дополнительные силы и готовиться к сражению.
        Сам Орлов, после собрания, направился к пленным пугачевцам. За время собрания он для себя поставил несколько зарубок в памяти и теперь надо было выдавить ответы из пленных и особенно из поручика Чекальского.
        Вообще пленных могло бы и не быть, если бы не помощь старичка священника из церквушки на окраине Мурома. Это он открыл проход в подземелья Благовещенского монастыря во время второй атаки. Жаль, что старик сообразил, что дело плохо, только после утренней неудачи гвардии. Приди записка накануне того дня, первая атака могла стать и последней.
        Но получилось так, как получилось. Несколько сотен, не сильно отравившихся дымом, егерей под командованием лейб - гвардии Измайловского полка капитана Олсуфьева успели проникнуть в лаз выходящий в овраг. И отдышавшись, ударили в спину обороняющимся. Это и позволило отрезать группу бунтовщиков. В плен те сдаваться не желали, но патроны у них вскоре кончились. А в рукопашной ничего противопоставить опытным егерям эти полуобученные крестьяне не смогли.
        И вот уже сутки из них выдавливали все возможные сведения о войске Пугачева. Больше всех знал, конечно, поляк. Его особо пытать не пришлось хватило подвешивания на дыбу и пары ударов кнутом. Причин запираться у шляхтича не было и Орлов узнал от него много интересного о самозванце.
        На этот раз в допросной, организованной в подвале большого кирпичного купеческого дома, висел пугачевский капрал. Это был самый упорный из пленников. От него практически ничего добиться не удалось. Но его истерзанный вид очень хорошо влиял на остальных пленников и те намного охотнее отвечали на вопросы.
        Окровавленный кусок мяса, который когда то был человеком, безжизненно повис на дыбе. Окатывание ледяной водой, в сознание его больше не приводило, хотя сердце его еще билось и дыхание туманило поверхность лезвия поднесенного к губам. Орлов недовольно потер ладонью вспотевший от духоты лоб.
        - Этого снять и позвать к нему доктора. - бросил он писарю и профосам, - кто там ещё остался?
        Писарь зашуршал бумагой и подобострастно ответил:
        - Мальчонку еще не допрашивали.
        - Какого ещё мальчонку? - Удивился Орлов.
        - Этой ночью поймали. Пытался выбраться из Мурома. Возможно именно их тех малолеток, что сигнальными флажками знаки передавали.
        Орлов заинтересованно взглянул на писаря.
        - Уже обрабатывали?
        - Нет ещё ваша светлость. Не успели.
        Григорий кивнул:
        - Давай его сюда.
        В подвал втащили и привязали к доске в форме креста, белобрысого испуганного подростка лет двенадцати, тринадцати. Допрос, по знаку Орлова, начал писарь. Пацан, назвавшийся Прошкой, всеми силами пытался выдать себя за местного, но увы, города он толком не знал и где кто живет, правильно ответить не мог. Уличенный на лжи мальчишка просто замолчал и перестал отвечать на вопросы.
        Орлов кивнул профосу и тот принялся ритмично лупцевать пацана плетью. Тот орал и дергался в путах, но на вопросы отвечать отказывался. Наконец Орлову надоело и он взял факел и ткнул пацана в голый живот. Нечеловеческий визг перешел в хрип и парень обвис на кресте.
        Из забытья его вырвали пара ведер холодной колодезной воды. Он тихо подвывая уставился на мучителей.
        - Слушай ты, вошь - начал Орлов, - если будет надо, мы тебя будем резать на кусочки, пока ты нам не расскажешь что за сигналы используют у самозванца. Руки для показа мы тебе калечить не будем, но каково тебе без ног жить то будет? Глаза тебе тоже не нужны болтать. Даю слово, что если нам все без утайки расскажешь, то тебя подлечат и отпустят. Ну? Будешь говорить?
        И Орлов снова приблизил факел к пареньку. Тот дернулся в своих путах и что то прохрипел.
        - Не слышу. Чего ты там шепчешь? - ухмыляясь, переспросил Орлов.
        - Ничего я вам, людоедам, не скажу. Скоро все вы в преисподню отправитесь. Царь, заступник наш, никого из вас не пощадит - и, зажмурившись, забормотал скороговоркой. - Упокой господи душу усопшего раба твоего Прохора и елико в житии сем яко человек согреши…
        Писарь и профос переглянулись. Заупокойную молитву по самому себе у них тут ещё ни кто не читал. Не менее подчиненных удивленный Орлов снова ткнул факелом в живот подростка, а потом ещё. Пацана снова отливали водой, били кнутом, ломали кости ног. Но так и не услышали от него ничего кроме воплей и заупокойной молитвы.

* * *
        Вечером, в нарядном атласном кафтане и свежем парике, граф Шереметьев - один из богатейших дворян империи - поднимался по мраморной лестнице дворца Суворова. Солнечные блики играли в зеркальных окнах, полицейский офицер дежурил у подъезда. В это прохладный апрельский день в Санкт - Петербурге поднялся ветер, на Неве появились пенные барашки волн.
        В прихожей приветливые ливрейные лакеи приняли у графа шляпу и плащ. На нижней площадке мраморной лестницы Шереметьева встретил мажордом в кафтане и парике, которым позавидовал бы средний чиновник.
        - Вас ожидают, ваша светлость?
        - Доложи. Сенатор Шереметьев по срочному делу.
        - Ви, коспотин генерал, имеет железный сдоровья…
        - Знаю, - отвечал Суворов.
        - Но в атин плокой тень ви бутете умирайт через удар.
        - Это почему же?
        - Вследствие вашей полноты…
        И он запретил главе Тайной экспедиции спать после обеда и ужинать на ночь.
        От ужинов Суворов отказаться не мог, но после обеда старался не ложиться. И теперь, когда мажордом доложил ему о приезде Шереметьева, он даже обрадовался.
        - Проведи в кабинет!
        Графа провели через огромный зал с нефритовыми колоннами и венецианскими зеркалами в небольшой салон, отделанный в стиле Людовика Тринадцатого, в приёмную, где молодой чиновник, сидя за секретером, перебирал какие - то бумаги. Он по - французски попросил Шереметьева обождать и снова взялся было за бумаги, как вдруг из - за дверей кабинета донёсся слабый звон серебряного колокольчика. Стоявший около них лакей в ливрее распахнул двери, и граф переступил через порог. Кабинет был устроен так, чтобы всякий входящий в него сразу понял, что имеет дело с главой Тайной экспедиции - самой могущественной коллегии империи.
        Мраморные бюсты, драгоценные картины на стенах, удивительные часы английской работы, длинный ряд шкафов из красного дерева терялись в огромном светлом помещении, скорее похожем на зал. В глубине его, около последнего окна, за письменным столом работы парижского мастера Жакоба, в кресле сидел Василий Иванович.
        - Петр Борисович! - Суворов встал, раскланялся с сенатором - Какими судьбами? Вот, присаживайся - глава Тайной экспедиции подвел графа к роскошному креслу у стола
        - Жалобиться приехал, Василий Иванович - Шереметьев сел, тяжело вздохнул. Суворов расположился напротив гостя, вытер платком вспотевший лоб.
        - Нет никакой жизни из - за маркиза - начала рассказывать граф - В имениях волнения крестьян, на заводах мастера бунтуют. Говорят - Петр Федорович, царь наш истинный придет, волю даст.
        - Господь с тобой, Петр Борисович! - Суворов нахмурился - Заповедано строго матушкой Пугача то царским именем называть!
        - Пущай будет Емельяшка - отмахнулся Шереметьев - Богом молю, Василий Иванович! Дай ты мне солдат да приставов навести порядок в имениях. Ведь жгут ироды что ни попадя. Вот в Кусково - как Орлов ушел - картинную галерею подпалили злыдни. Еле портреты да пейзажи спасти успели. А ведь там полотна кистей Швейкхардта да Эрарди!
        - Ах, Петр Борисович! - вскочил с кресла Суворов - До твоих ли картин мне нынче?! Вот, полюбуйся!
        Генерал выхватил со стола из пачки документ, сунул его Шереметьеву.
        - Что сие? - удивился граф, разглядывая бумагу с вензелями и большой красной печатью в виде воющего волка
        - Высочайший рескрипт! - усмехнулся Суворов - Видишь ли Пугач решил наградить неким Орденом Боевого Красного Знамени моего сына. А також всех генералов, что воюют в южной армии, кроме Румянцева. На днях перехватили.
        - Раньше же прелестные письма рассылали? - еще больше удивился граф
        - А нынче указы. И не токмо генералам. Солдатам - ветеранам Пугач обещает пожизненный пенсион за их победы над турками, новикам - пять лет службы, да особые земельные наделы после отставки.
        - Ширится измена - закручинился Шереметьев - Конец России!
        - Сие подметные указы идут во все губернии - загорячился Суворов - Требует Пугач присяги ему да воинских сил. Докладывают мне - шатания идут в волостях и уездах! Кое - кто уж вступил в корреспонденцию с самозванцем.
        - Головы рубить! - махнул рукой граф - На плаху изменников!
        - Всем не отрубишь - глава Тайной экспедиции поколебался, потом все - таки решившись достал двумя пальцами из пачки еще один листок. Желтоватый, с разноцветной картинкой.
        Глаза Шереметьева расширились, он начал хватать губами воздух.
        - Да это… Да это же - граф схватился за сердце
        - Так и есть - Суворов брезгливо бросил картинку на стол - Лубок для простого народа. Вылавливают и в Москве, и в Ярославле, и во Владимире…
        На картинке была изображена на карачках императрица в царской короне. Сзади, задрав платье к ней пристроился мужчина, похожий на среднего брата Орлова. Под фигурой мужчины было подписано - «Гришка». Спереди перед лицом Екатериной сняв панталоны стоял второй младший брат - Алексей. Под ним тоже имелась подпись. «Жонка устами ласкает полюбовника Алешку Орлова».
        - Боже, боже - закрестился Шереметьев - Как сие возможно?!?

* * *
        Огромный плот с потрепанным полком Крылова приплыл в Павлово через сутки после окончания боя. Полноводная, весенняя Ока неторопливо пронесла утлое плавсредство сто верст, экономя силы уставших и раненых людей. Нога у полковника распухла и до моего пристанища в доме управляющего обширной вотчиной Шереметьевых его несли на носилках.
        Я сам ещё был слаб после отравления и встречал героя, полулежа в графской спальне. Поскольку приличных домов в селе было мало, я повелел Крылова разместить вместе со мной под одной крышей. Максимова и мою охрану это вполне устроило.
        Вместе с Крыловым в дом просочились любопытные соратники - Подуров, Перфильев, Овчинников, Чика - Зарубин, Чумаков и Мясников. Жан быстро организовал застолье с алкоголем (по моему особому разрешению) и мы принялись слушать историю обороны города Мурома.
        По мере рассказа мои казачки выражали свои эмоции все шумнее и шумнее. И мне даже пришлось прикрикнуть на особо буйного Чику, который начал скакать по дому в каком - то подобии гопака, размахивая полотнищем боевого знамени Семеновского полка.
        Кое - как успокоив Зарубина, казачки продолжили слушать рассказ, часто перебивая Крылова вопросами. К сожалению, по численности и составу речной рати Орлова полковник ничего конкретного сказать не смог. Сам он видел только один стяг Томского полка, но судя по всему, войск приплыло изрядно.
        Закончился рассказ тем, как больше тысячи человек почти сутки боролись с неуклюжим мостом заставляя его плыть по стремнине, стаскивая с отмелей и жаря прямо на плоту мясо одной из убитых киргизских лошадей.
        - Вот так мы и доплыли до вашей ставки, государь - закончил рассказ Крылов. - Полк потерял триста тридцать два человека убитыми и оставшимися на берегу. Тяжко раненых восемьдесят четыре человека, легкораненых под две сотни. По моей оценке противник потерял убитыми более полутора тысяч. В плен к нам попало девять сотен человек. Из них шесть сотен после разгрома Семеновского полка я отправил пешим порядком под конвоем киргизов. А три сотни преображенцев, что дымом надышались, мы с собой на плоту привезли.
        Крылов усмехнулся и добавил:
        - Есть там один прапорщик, сын Муромского воеводы. Очень, государь, с тобой поговорить жаждет. Говорит, у него на глазах Орлов его отца без суда и следствия повесил. Мыслю, присягнуть задумал.
        Приближенные довольно заулыбались.
        - Хорошо. Потом поговорю с этим мстителем - я хлопнул полковника по плечу - Верти дырку для ордена на мундире!
        Теперь уже казаки посмотрели на Крылова с завистью. Бывший дворянин имел все шансы обогнать генералов с наградами.
        - А можно мне одну просьбу, государь, - под одобрительный шум присутствующих шепнул Крылов.
        Я кивнул.
        - Сил нет на кепи эти новомодные смотреть. Дозволь другие головные уборы в полку завести.
        Я чуток задумался и улыбнулся.
        - Будет вашему богатырскому полку, Андрей Прохорович, свой головной убор.
        После заслуженных здравиц Крылову, я решил немного испортить всем настроение.
        - Андрей Прохорович и его воины совершили, конечно, подвиг, сомнений нет. И награда будет щедрой. Но боюсь я, что Орлова бой с полком Крылова обеспокоил до крайности. О силах наших, оружейных инвенциях сведения тот наверно имеет самые свежие и обязан как начальный человек предполагать, что такие бои его ждут всякий раз, как он наступать соберется. И потому наш прежний план с засадами на тракте от Мурома до Нижнего можно смело забыть. Не попрет он вперед, как баран.
        Вижу, что свита крепко задумалась. Чика даже кубок с вином отставил прочь.
        - Мыслю, будет он теперь сидеть на месте, караулить нас и ждать подкреплений - я тяжело вздохнул - Так что давайте теперь думать, как будем его громить до подхода армии из Таврии.
        Шпионская сеть Шешковского начала поставлять все больше сведений - уже было ясно, что вторая ударная армия под руководством Голицына выйдет из Крыма к середине лета. По донесениям, что присылал мне Хлопуша из Нижнего с курьерами выходило, что к июню южные полки будут у Киева, а в июле нам надо встречать их в районе Тулы или Воронежа. Пускать правительственные войска в центральную Россию было бы большой глупостью.
        Наш «мозговой штурм» длился весь остаток дня и половину ночи. Жан и его подручные дважды приносили еду и напитки, несколько раз ставили самовар. Один раз совещание безапелляционно прервал Максимов, для осмотра нас с Крыловым. У того, вероятно, была трещина в ноге, и врач повторно наложил шину. После процедур, доктора мы тоже вовлекли в планирование и он, выслушав наши аргументы, согласился подыграть на завтрашнем военном совете.

* * *
        На следующий день, по лесной дороге от Павлово к Молявино двигался небольшой отряд. После долгого и бурного военного совета в расположение своих полков возвращались Петр Матвеевич Чернышов и Николай Арнольдович Ефимовский. Их сопровождали два поручика и семеро казаков охраны, приставленной к ним ещё в Нижнем Новгороде. Чернышов ни секунды не сомневался, что среди этой охраны наверняка есть соглядатаи Шешковского, который завтра должен прибыть из Нижнего и начать следствие по поводу отравления самозванца.
        «Как жаль, что у отравителя ничего не получилось!» - подумал про себя Петр Матвеевич - «Весь этот кошмар закончился бы раз и навсегда».
        Максимов на расширенном военном совете доложил, что жизнь самозванца вне опасности, а между тем одного из казаков, которые отравились вместе с Пугачевым, отпели в церкви утром того дня. Так что говорит ли доктор всю правду - было большим вопросом. Тем более что он категорически потребовал не тревожить пациента и не перемещать его минимум две недели.
        Вместо самозванца на совете верховодил этот безграмотный казачий атаман Подуров. Петр Матвеевич раздраженно сплюнул.
        Видите ли, Орлова ему заповедано государем разгромить и двигаться на Москву. И три оренбургских полка должны стать наконечником копья в этой атаке! То есть их погонят на убой, прямо на штыки и пушки гвардии вместе с толпой еще менее подготовленных солдат других полков и даже безоружных крестьян кои массово приходят в Павлово и Нижний. Тысячи и тысячи, вместе с семьями и скотиной тянутся на присягу к самозванцу.
        Впрочем, на всех этих крестьян ему плевать, но своя жизнь - вовсе не расходный материал. Он прекрасно понимал, что с военной точки зрения Пугачев обречен. Даже успех этого дурака Крылова в Муроме ни о чем не говорит. Скорее стечение благоприятных обстоятельств, да необычных инвенций самозванца.
        Но те же пули наверняка можно легко перенять в орловские полки - и следующее сражение будет если не концом мятежа, то началом конца. Так что сейчас самый подходящий момент, чтобы сделать давно задуманное.
        Чернышов дал знак поручикам, убедился, что его поняли, и пришпорил коня, нагоняя переднюю двойку казаков. Саженей за десять он выхватил из седельных кобур два пистолета и не торопясь, в упор, выстрелил в спины охранников. Тотчас же загремели выстрелы и сзади.
        Не отвлекаясь, Чернышов выхватил шпагу и, для верности, поочерёдно вонзил её в тела казаков. Обернулся. Поручики деловито добивали раненого охранника, успевшего схватиться за саблю. А посреди всего этого, удивленный и растерянный, сидел на коне полковник Ефимовский.
        Чернышов выхватил заряженный пистоль из кобуры убитого казака и направил коня к бывшему соратнику.
        - Николай Арнольдович, будьте любезны, слезьте с коня и отдайте оружие.
        Поручики, закончив с конвойным, тоже направились к Ефимовскому.
        - Это предательство! - воскликнул полковник и осекся. Чернышов засмеялся.
        - Дурак! Это попытка исправить содеянное, - потом голос его стал строже. - Учтите, к Пугачеву я вам вернуться не дам. Либо в землю сырую - Петр Матвеевич указал стволом вниз - Либо со мной
        Тот обреченно вздохнул и потянул с плеч перевязь со шпагой.

* * *
        Посредине лагеря у Плевны, занимаемого возвратившимися после удачного штурма отрядами, была раскинута большая палатка. Около нее стояли на часах два гренадера, в некотором расстоянии лежали турецкие знамена, около них находились на страже офицеры и еще двадцать солдат. Несмотря на царившее в лагере беспокойное волнение, около шатра было совершенно тихо. Только несколько адъютантов, тихо разговаривали, обсуждая состоявшийся штурм. После взятия крепости - серьезные силы у турков оставались только на азиатском берегу Босфора.
        Офицеры скептически улыбались. Сколько было уже таких перемирий? И каждый раз паши возобновляли войну.
        Тем временем в палатке около раскладного туалетного столика сидел Потемкин. Он разглядывал себя в зеркало.
        Несмотря на видимое воздействие солнца, тягот войны, цвет его лица был слегка бледен, ноздри его тонкого, слегка горбатого носа трепетали, как у породистой лошади. Его тонкий рот со свежими губами и изумительно белыми зубами имел очень мягкое выражение; под высоким лбом, с красиво изогнутыми бровями, ярко блестели большие голубые глаза. На этом красивом, оригинальном лице, как казалось, отражались все пережитые впечатления; оно отличалось исключительною подвижностью. Иногда лицо генерала выражало почти женскую ласковость и мягкость, иногда же его глаза принимали чисто демоническое выражение, и из уст вылетало горячее, страстное дыхание. Его густые волосы были отброшены назад и завиты по - военному; легкий слой пудры лежал на густых кудрях, которые лишь с трудом подчинялись прическе, предписываемой воинским уставом.
        - Что - то принесет мне этот день? - сказал Потемкин, вопросительно посмотрев в зеркало, как бы требуя ответа у своего собственного изображения. - Быть может, я сегодня стою на поворотном пункте своей жизни: или я поднимусь на недосягаемую, сияющую высоту, или же буду идти по скучной, томительной, однообразной дороге… Но нет, этого не будет! - воскликнул он и его глаза загорелись - Меня ждет Олимп!
        Потемкин посмотрел на письмо от императрицы, что лежало на столике. Екатерина призывала его в Петербург, к себе.
        Генерал натянул перчатки, нахлобучил на лоб измятую шляпу и, откинув занавеси, заменявшие дверь, вышел из палатки. К нему сейчас же подошел адъютант, подвел рыжего скакуна. Потемкин легко вскочил в седло и сказал:
        - Следуйте за мной, господа!.. Я хочу еще раз посмотреть на наших солдат! Сегодняшний смотр не доставит нам чересчур много хлопот; раны и лохмотья наших геройских полков будут говорить сами за себя, и я уверен, что они будут главнокомандующему дороже всех остальных блестящих отрядов.
        Офицеры вскочили на коней и последовали за ехавшим впереди генералом. Он был встречен мрачными взглядами солдат. Тем не менее полки салютовали Потемкину, кричали «Виват».
        На самом крайнем крыле своего лагеря генерал подъехал к казачьим сотням. Рядом с некоторыми отрядами стояли вооруженные гренадеры. К их ружьям были примкнуты штыки.
        - Ну что? - Потемкин повернулся к куренному атаману - Больше не бунтуются станичники? Красные повязки сожгли по моему указу?
        Пожилой атаман, подкрутил усы, сделал знак казакам. Те недружно и вразнобой прокричали:
        - Здравия желаем, батюшка!
        Смотрели казаки дерзко, некоторые сплевывали не землю.
        - Все слава богу - вздохнул атаман - Однакож с Родины печальные вести приходят. Ширится то смута…
        - Ничего, матушка - императрица даст укорот пугачевцам. Отпиши свои родным, что пощады бунтовщикам не будет. Пока не поздно - пусть покаются
        Атаман пожал плечами, неуверенно кивнул.
        Потемкин уже намеревался ехать обратно к своей палатке - к приезду Румянцева все было готово - как вдруг на некотором расстоянии от других он увидел одноглазого казака, который воткнул пред собою в землю пику. На самом верху была повязана маленькая красная ленточка.
        Потемкин ударил коня шпорами, подскакал ближе.
        - Ах ты негодяй! Разве ты не знаешь, что каждую минуту сюда может прибыть фельдмаршал?!?
        Генерал схватил плеть, ударил ею сверху вниз. Раз, другой… По лицу казака полилась кровь, в сотнях гневно закричали. Одноглазый выкинул вверх левую руку, плеть обвилась о предплечье. Потемкин дернул, казак тоже дернул, правой рукой, вынимая бебут из - за пояса. Гренадеры вскинули ружья, но пока вспыхивал порох на полках, одноглазый снизу вверху ткнул кинжалом прямо в сердце Потемкина.
        Грохнули выстрелы, стаи птиц крича взлетели вверх.
        Потемкин попытался взглянуть вверх, туда, где синее небо, божественный Олимп, но голова клонилась вниз, к земле. Через мгновение генерал был мертв.

* * *
        Орлов рассматривал орден «Боевого красного знамени». Красная эмаль по медной основе. Ничего особенного, питерские ювелиры и лучше могли бы сделать. По - настоящему бедняцкая награда. Но насколько он понял, получить её могли только те, кого самозванец ценил и кому доверял. Он перевел взгляд на бывшего графа Ефимовского и тот содрогнулся от взгляда фаворита.
        - Этого в подвал, - он махнул конвойным солдатам и те быстро вывели не сопротивляющегося пленника из зала.
        Орлов повернулся к Чернышову и двум его спутникам.
        - Ну что ж. Я готов выслушать вас, но учтите: я потом с пристрастием проверю все ваши слова, - он кивнул в сторону уведенного конвоем Ефимовского.
        Чернышов подобострастно склонился и с неподдельной искренностью в голосе заявил:
        - Всеми силами готовы служить вашей светлости.
        Его спутники чуть менее ловко повторили поклон. Орлов кивнул и приказал следовать за собой в кабинет муромского воеводы.
        Спустя два часа он, оставшись один, потягивал красное вино из бокала и смотрел на водную гладь Оки. Мысли его текли так же ровно и мощно, как воды реки.
        Самозванец при смерти и лежит пластом в Павлово. Кстати, там же находится и тяжело раненный командир того полка, что учинил гвардии кровавую баню в Муроме. В армии ребеленов разброд и шатание. Но при этом они возомнили себя силой и готовятся наступать.
        Впрочем, были и тревожные новости. На военном совете бунтовщиков прозвучали слова об ожидаемом обозе денег с Екатеринбургского монетного двора, а самое главное - о порохе, ружьях и сотне орудий с уральских заводов. И для этих орудий уже сейчас решено натаскивать прислугу. Благо, новых безоружных крестьян скопилось у Пугачева несколько тысяч. Пока они маршируют с дрекольем вместо мушкетов. Но если они получат ружья с новой пулей, то… Орлову даже не хотелось думать о новой битве при Муроме.
        Ещё одна тревожная новость - это отвергнутый план пугачевского канцлера Перфильева. По нему вся армия Пугачева должна была подняться по Волге до самого Ярославля, собрать с уездов бунтующих крестьян и уже оттуда двинуться на Москву и, самое страшное, на Питер. Такой маневр он бы не смог парировать. Просто не успел бы. И хорошо, что у нынешнего командующего, некоего атамана Подурова, разыгрались полководческие амбиции.
        Но все ли так, как рассказал Чернышов? Не изменят ли бунтовщики свои планы после побега двух полковников? Нужны были глаза и уши в стане противника. Но как их получить?
        Размышления фаворита были прерваны появлением ротмистра Загряжского. Тот лихо отрапортовал о выполнении задания и откинул крышку увесистого ящика с блестящими медными пулелейкам.
        - Тут со мной ещё и купчина Баташов увязался. Наверно, денег клянчить будет, - хмыкнул ротмистр.
        Орлов тоже усмехнулся, но тут же призадумался. А не использовать ли купцов как лазутчиков? До сих пор всех, кто плыл по Оке, по его приказу останавливали, досматривали и пока что вниз по течению не пускали. А тех, кто шел со стороны Нижнего, и вовсе арестовывали, как пугачевских подсылов. Но наверное пора немного изменить правила игры.
        Баташова фаворит принял в том же кабинете, где недавно выслушивал перебежчиков. К его удивлению, это был другой купец. Как выяснилось, не Иван, а Андрей. Но роли это не играло.
        - Андрей Родионович, я доволен вашей исполнительностью. Вы, помнится, испрашивали дворянства у Её Величества?
        Купец склонил голову и патетично воскликнул:
        - Не тщеславия ради, а токмо для того, чтобы иметь возможность ещё усерднее служить государыне.
        Орлов покивал, как бы веря этим словам.
        - Я готов ходатайствовать перед императрицей за вас и вашего брата, но державе понадобится от вас служба.
        Купец мимолетно напрягся, предчувствуя большие денежные траты. Но предчувствие его обмануло.
        - Я хочу, чтобы вы отвезли в ставку Пугачева моих людей под видом своих приказчиков и обеспечили их работу. Учтите, - со скрытой угрозой в голосе добавил Орлов, - это единственный ваш шанс получить желаемое.
        Лицо Баташова выразило искреннюю радость.
        - Все силы приложу, ваша светлость. Мои грузы под Муромом уже несколько дней стоят в полной готовности. Так что готов отправиться в путь в любой момент.
        Орлов усмехнулся. Через несколько дней у него будет свежие сведения о бунтовщиках и вот тогда он сможет принять верное решение.
        Глава 8
        Сплавлялись до Павлово не торопясь, время от времени высаживая на берег группы егерей, переодетых в простонародные одежды. Андрей Баташов и рад был бы подольше преодолевать этот невеликий участок реки, поскольку накануне к лагерю бунтовщиков отправился «корабль мертвецов», как его все вокруг стали называть. По приказу Орлова к бортам старой барки приколотили по периметру, плотно, один к одному, четвертованные тела погибших пугачевских солдат. В качестве носовой фигуры был привязан труп какого то малолетнего пацана к рукам которого прибиты были флажки. Вместо паруса на корабле мертвецов было натянуто полотно с обещанием поступить так же со всеми присягнувшими Пугачеву.
        Расспросив навязанного Орловым попутчика, капитана Измайловских егерей Михаила Олсуфьева, Андрей выяснил, что корабль отбуксируют почти до места назначения и отпустят вплавь с таким расчетом, что бы тот утром оказался у павловского берега. А чтобы посудина не вылезла на мель, на руле оставили одного живого бунтовщика. Правда без ног и без языка.
        Представляя, какова будет реакция у солдат Пугачева, купцу хотелось прибыть в Павлово через пару дней, или лучше через неделю после столь ужасного груза. Но увы, с его мнением считаться даже не собирались. Поэтому он охотно задерживался в указанных Олсуфьевым местах и внимательно считал количество высаживающихся егерей и запоминал их особые приметы.
        Но сколько веревочке не виться, а конец неизбежен. И первого мая 1774 года во второй половине дня головная барка каравана притерлась к берегу, на котором возвышалось Павлово. Прочие, глубже сидящие в воде суда, пришвартовались борт о борт к кораблю Баташов, образовав компактный табор на воде. К прибывшим торговцам тут же явились государевы люди в сопровождении дюжины казаков.
        Как и боялся Баташов, повстанцы были крайне нелюбезны. Все суда были осмотрены, всех работников выгнали наверх и пересчитали. Олсуфьев во время обыска и опроса гармонично притворялся приказчиком, чему конечно сильно помогала наклеенная борода.
        Сход на берег, под страхом смертной казни, запретили всем кроме купца и одного его сопровождающего. На просьбу Баташова о встрече с государем, ответили, что де государь ни кого не принимает и все дела торговые следует решать с секретарем государя Почиталиным. Андрей переглянулся с Олсуфьевым. Выходит Пугачев все еще жив? Капитан глазами показал купцу на берег.
        Проверяющие удалились, оставив пару неразговорчивых казаков в качестве пикета.
        - Ну делать нечего - Баташев тяжело вздохнул - Почиталин так Почиталин.
        В сопровождении Олсуфьева Андрей отправился к ставке Пугачева. По дороге они оба наблюдали суету большого военного лагеря. На склонах холмов вокруг поселка белели ряды палаток близ которых курились дымки костров. Олсуфьев привычно принялся считать костровища как самый характерный показатель численности.
        Недалеко от их пути, вдоль берега реки Талки толпа крестьян, с деревянными муляжами мушкетов на плечах, учились шагать строем и правильно реагировать на команды. Зрелище было потешное. То один, то другой новобранец поворачивал не в ту сторону и нарушал строй и без того неровной колонны. Некоторые из крестьян слишком долго соображали при выполнении команд и тоже разрушали построение. На провинившихся тут же обрушивалась палка капрала и вся пехоцкая артель, ибо отрядом это язык не поворачивался назвать, начинала упражнение с начала.
        Чуть дальше новобранцы отрабатывали штыковой бой, так же вооружившись палками вместо ружей. Олсуфьев тихо выругался увидев среди инструкторов солдат в форме преображенского полка, но с красными повязками на рукаве.
        Еще дальше группы мужиков суетились вокруг деревянных макетов пушек, изображая операции по чистке, заряжанию и наведению на цель. Что поразило Баташова и вероятно Олсуфьева, так это численность таких макетов. Их было не меньше пяти десятков и, судя по всему, с каждым из них занималось несколько потенциальных артиллерийских расчетов.
        В бывший дом управляющего Шереметьевскими вотчинами, купца и его приказчика даже не пустили. К ним на улицу вышел хмурый Почиталин, выслушал купца, принял из его рук бумагу и велел ответ ждать на судне и по селению не шататься.
        - Господин хороший, а в кобак - то нам можно али нет? В Муроме трактиров то не осталось. Погорели надысь. - вступил в разговор Олсуфьев с характерным окающим говором.
        Почиталин недовольно покосился на него.
        - В войске государя императора объявлен сухой закон. Так что в расположении лагеря никаких кабаков не может быть.
        После чего развернулся и ушел. Олсуфьев посмотрел ему вслед, потер шею ребром ладони и жалостливо обратился к казачкам охраны:
        - Робя, можа вы поможите. Душа горит.
        Казачки, посмеявшись над страданиями приказчика, подсказали адресок жидовина, у которого можно было прикупить горячительного и даже посидеть в тесном кругу друзей под горячие домашние закуски. Баташов в разговор не вступал, без споров пошел по указанному адресу и даже оплатил стол с закусью.
        Весь оставшийся вечер Олсуфьев проторчал в импровизированном трактире, угощая за счет Баташова заглядывающих к жидовину за жженкой солдат и унтер - офицеров. Разумеется, не просто так, а с предложением поговорить. И слушая рассказы солдат о бардаке в армии, о безграмотности офицеров, о недостатке оружия, амуниции и припасов, Баташов старательно прятал ухмылку. Письмо, переданное Почиталину, получили, прочитали и оперативно приняли меры.

* * *
        За прошедшее с Пасхи время последствия отравления уже прошли, но я по - прежнему принимал посетителей лежа в постели, старательно демонстрируя слабость даже своим соратникам, не посвященным в тайну. Казачки, которые умудрились отравиться вместе со мной так же вынуждены были изображать немощных, отчего ужасно страдали от скуки и завидовали единственному «умершему» из них. Тот, радуясь жизни, уже скакал с депешами и распоряжениями к Шигаеву за Урал, подальше от могущих разоблачить обман наблюдателей.
        А мне приходилось контролировать ситуацию, опираясь в основном на письменные рапорты и донесения. Картина происходящего выглядела так. Все боеспособные полки выдвинулись пешим порядков в строну Мурома сильно растянувшись по почтовому тракту. Большая часть конницы была в авангарде. В Павлово остался полк Крылова, моим указом получивший название «Муромский» и пять сотен казаков. Вокруг Павлово табором стояли шесть тысяч крестьян, половина которых годилась в строй и проходила сейчас обучение. Вторая половина участвовала в сооружении укреплений вокруг Павлово и вдоль Владимирского тракта. Укрепления старательно маскировали, укрывали срезанным дерном и даже высаживали обратно заранее обкопанные кусты.
        Кроме того, в срочном порядке, сквозь густые чащи Муромских лесов прорубались просеки временно увеличивающие пропускную способность тракта, а через речки строились дополнительные мосты исключающие возникновение узких мест. Ибо я помнил и чтил святую заповедь: «Дилетанты изучают тактику, любители стратегию, профессионалы логистику».
        Но не только логистикой мы будем побеждать Орлова. Как говорил Сунь - цзы: «Убивает противника ярость». А ярости моим солдатам теперь не занимать, после того как к берегу Оки у Павлово пристал «Корабль мертвецов». Его появление вызвало у Новикова бешеный приступ творческой активности и он, простым русским языком, наваял такие проникновенные тексты, что от прослушивания их хотелось бежать и рвать солдат Орлова голыми руками. Тексты эти тотчас же были размножены и разосланы в войска, зачитывались в церквях. Я повелел срубить в Павлово отдельный храм на месте захоронения варварски убитых Орловым солдат и назвать его Церковью сорока девяти мучеников Муромских.
        Новиков с Радищевым появились у меня в лагере вместе с Шешковским и его подчиненными. Тайники, обеспокоенные покушением, сразу занялись допросами и негласными обысками у польских офицеров. А журналист и юрист пожаловали к одру больного с проектом первой российской конституции.
        Положа руку на сердце, это был стыд и позор. Изобилие выспренних общих слов, вводящих читающего в состояние транса и минимум конкретики. Я разумеется, раскритиковал их творчество и даже наверно немного обидел при этом. Но тут же похвалил за правильный ход мыслей и пообещал, что как только здоровье позволит, сам попытаюсь составить правильный текст.
        Первого мая, с утра, прямо во время работы над проектом конституции, Почиталин передал мне послание от Баташова. Давно я не получал вестей от купца. И даже начал нехорошо думать про него. Но как оказалось зря. Я пробежал глазами список привезенного на продажу. Очень меня порадовал большой груз шанцевого и плотницкого инструмента. После чего я зажег керосиновую лампу и стал нагревать бумагу горячим воздухом светильника. Между строк чернильного текста стали проступать коричневые линии тайнописи.
        Через некоторое время я уже читал текст совершенно другого характера. Баташов оповещал меня, что в барках с инструментом в междудонном пространстве спрятано три сотни ружей с нарезными стволами. Что его сопровождает соглядатай от Орлова - капитан Измайловского полка Михаил Олсуфьев который следит за его действиями и по дороге в Павлово руководил высадкой на берег разведывательных команд егерей. Иные вести предлагалось сообщить устно за недостатком места на бумаге.
        Я тут же вызвал Шешковского и передал ему письмо. Степан Иванович письмо прочел и поспешил приводить в действие давно подготовленный сценарий дезинформирования противника. Так что Орлов узнает очень много тщательно подготовленных, ложных подробностей, ибо как говорил тот же Сунь - цзы: «Война - это путь обмана».

* * *
        Вдоль обоих берегов Оки у города Мурома расположились лагеря армии Екатерины. Кроме гвардии, пришедшей с Орловым, свои палатки поставили солдаты Псковского, Шлиссельбургского, Томского пехотного полка и усиленный батальон Черниговского пехотного полка. Кроме того к армии присоединилось полторы тысячи дворянской кавалерии сведенной в легкоконный полк. И вся эта масса народу каждый день ожидала приказа на выступление.
        Слухи да разговоры промеж солдат ходили разные и не всегда начальству угодные. Грамотные читали тайком подметные письма Пугачева к солдатам русской армии или рифмованные скабрезные вирши про Екатерину с похабными картинками во весь лист. Но, то дело было опасное, кого с такими листами хватали, вешали без разговоров. Воинский дух не был высок, но армия была готова делать то, чему её всю жизнь учили - преодолевать тяготы и выполнять команды. А пока приказов не было, горели костры и булькала на кострах каша.
        Василий Пестрово, прапорщик Преображенского полка, попавший было в пугачевский плен во время боя за Муром, но «ловко сбежавший ночью с плота», рубил дрова. Он с изрядной силой и точностью опускал топор на чурбачки и те кололись напополам и разлетались по двору. Голый до пояса гвардеец настолько сосредоточился на процессе рубки, что не замечал вокруг ничего. Ни суеты помощника, складывавшего полешки, ни мельтешение пацана, подбирающего мелкие щепки, ни заинтересованных взглядов Настасьи Григорьевны Ростоцкой завороженной совершеннством фигуры молодого мужчины.
        Но вот дрова кончились, Василий очнулся и любовно стал править топор. Помощник дособирал поленницу и перекинувшись с сослуживцем парой слов, пошел в расположение полка. Остался только пацан, который потеребил гвардейца за штанину и жалостливым голоском проканючил:
        - Дядь, а дядь. Я возьму щепочки. Я деду Емеле каши сварю.
        Гвардеец встрепенулся. Оглянулся по сторонам и присмотрелся к пацану. Не первый раз к нему уже приходят от «деда Емели», то есть от Емельяна Пугачева, хотя этого пацана он ещё ни разу не видел. Но проверка, на случай сомнений, была предусмотрена.
        - А чего сам дед не придет?
        Мальчонка тяжело вздохнул.
        - Недужный он. Пластом лежит. Храни его Богородица Казанская.
        И истово перекрестился. Слово «Казань» в проверке прозвучало, так что послание можно было смело передавать. Василий ещё раз огляделся и протянул мальчишке пучек щепы со спрятанной внутрь запиской. А ещё нагнулся и прошептал:
        - В послание вписать не успел, но на сегодня пароль Шумла, отзыв Румянцев. И ещё передай своим, пленников готовятся перевозить. Думаю как полки двинут вместе с Орловым, так и ваших людей в Москву отправят. Сколько и какой охраны будет, про то не знаю.
        Мальчишка кивнул и припустил вдоль берега в сторону села Карачарова. Там, в устье речки Усачевки гонца ждал мужик с лодкой и тут же повез его на правый берег Оки в Навашинский затон. Ещё час бега и на лесной тропинки парня остановил разбойной наружности мужик. Узнав гонца он свистнул своим и махнул рукой.
        В лагере повстанцев послание принял командир отряда, одетый цивильно, по городскому, и тут же приказал пацану отдыхать. А сам уселся за самодельный стол, переписывать послание агента в код состоящий из точек и тире.
        Закончив с задачей он полез на высоченную сосну с обрубленными ветвями, по стволу которой были набиты ступеньки. Вместо срубленной макушки на дереве была сколочена ровная площадка, на которой стояло странное сооружение. Большие ростовые зеркала в резных багетах, явно конфискованные из каких нибудь усадеб, были соединены деревянной рамой. Одно из зеркал было снабжено подвижными жалюзями из шпона а у второго было по центру поцарапано отверстие в амальгаме.
        Усевшись на скамью человек отрегулировал одно зеркало так, чтобы оно бросало свет солнца на второе, с отверстием в середине. После чего прильнул к окуляру подзорной трубы и манипулируя вторым зеркалом стал посылать солнечный зайчик в сторону отмеченного ранее ориентира. Через минуту он увидел в светлом небе над линией лесного горизонта слабые но ясно читаемые ответные вспышки.
        Это в районе деревни Вача в сорока верстах к северо - востоку, растянутый тремя стосаженными веревками висел воздушный шар, на котором дежурили подопечные Васьки Каина. Прильнув к визиру в центре зеркала он тщательно настроил его положение. Убедившись что связь устойчива командир отряда принялся передавать сообщение. Он знал, что его доклад будет переслан таким же гелиографом в Павлово и через час, уже расшифрованным, ляжет на стол государя.

* * *
        Расплавленный воск зашипел в пламени свечи, на сложенное письмо упала первая капля. Я дождался пока на бумаге образуется целая лужица и запечатал послание собственной печатью с воющим волком. Устало откинулся на стуле, потер глаза. На сколько писем мне сегодня придется еще ответить? В папке на столе лежало с десяток документов.
        - Ваня, где ты там?! - я позвонил в колокольчик. На мой зов в кабинет заглянул один из секретарей из казаков. Рыжий парень с веснушками по имени Емельян. Тезка.
        - Дык, царь - батюшка, его светлость Почиталин в полки убыл - волнуясь, произнес парень - С Немчиновым жалование повез.
        Вот уже Ваня и светлостью стал. Именно такое обращения я ввел при получении звании дьяка канцелярии. Вся эта эклектика с остатками старых званий из петровского табели о рангах, советскими символами в виде красного знамени, серпа и молота изрядно утомляла, а иногда и внезапно веселила, но казакам и крестьянам нравилось. У них появились собственные символы, которые они с удовольствием носили на одежде, рисовали на самодельных флагах…
        - Отправь в Казань, Иоганну Гюльденштедту
        - Ученому? - Емельян с любопытством посмотрел на письмо
        - Лично в руки - уточнил я, отдавая послание. В нем я подсказывал профессору идею кислорода. Разумеется, делать пришлось это напустив много тумана, в обертке из «слухов»… Сам химический элемент уже выделил шведский химик Карл Шееле в 71 -м году. Но он еще не успел опубликовать свое открытие, которое базировалось на прокаливании селитры с серной кислотой. Именно поэтому, в августе 74 -го год получит приоритет опыт английского химика Пристли с разложением оксида ртути в герметично закрытом сосуде. Третьим в этой гонке идет француз Антуан Лавуазье, который повторно «изобретет» кислород в 75 -м году.
        Имелись немалые шансы обойти европейцев и застолбить за российскими учеными открытие нового газа. Достаточно было подсказать Гюльденштедту и примкнувшему к нему Фальку опыт с горением свечи в закрытой стеклянной сфере. Куда, кстати, Лавуазье через год придумает сажать живую мышь. Благодаря задыхающемуся грызуну француз показал, что дыхание - это по сути медленное горение, дающее животному энергию. При этом поглощается кислород и выделяется углекислый газ. Состав, которого тоже можно установить.
        - Отправлю, царь - батюшка - поклонился Емельян - Шифровать послание потребно?
        - Шли так - махнул я рукой - Ничего тайного в сем письме нет. И вот что еще…
        Опыты требовали денег. Пока Гюльденштедт и Фальк работали в Казани при одной из купеческих школ - им моим указом выделили отдельный флигель для научных экспериментов. Но долго так продолжаться не могло - требовалось все поставить на правильную основу. Создание казанского университета я сейчас финансово бы не потянул - ширящаяся война пожирала все больше и больше средств, но денег дать ученым надо было. Я порылся в шкатулках на столе. Нашел новый, «турецкий» рубль с моим профилем. Протянул золотой Емельяну:
        - Дашь курьеру для передаче ученым вместе с письмом - я погрозил канцеляристу - И смотрите мне! Ежели узнаю, что курьер пропил деньгу…
        - Побойся бога, Петр Федорович! - закрестился секретарь - Лично прослежу дабы рублик дошел. Может и охрану отправлю с фурьером
        На дорогах до Казани и правда, шалили. Крестьянское восстание набирало ход, десятки и сотни тысяч людей снялись со своих мест, шли в мою армию, в города… Были среди них и многочисленные разбойники, которые грабили всех подряд - хоть пугачевские обозы, хоть екатерининские. «Бей красных пока не покраснеют, бей белых пока не побелеют». Лозунг из другой реальности становился как нельзя актуальнее и для этого мира.
        - Отправь - я покивал, взялся за следующий документ
        - Тут вот какое дело, Петр Федорович - помялся Емельян - Долгобородые опять притащились. Сидят в канцелярии, псалмы свои поют
        Рыжий парень перекрестился. Я же тяжело вздохнул. Что делать со старообрядцами я так и не представлял. Открывать их храмы я не разрешал и не запрещал - пока все шло «самотеком». Но и рвать взаимоотношения с раскольниками не хотел - именно благодаря им худо - бедно функционировала фискальная служба.
        Хуже всего, что в ставку в Павлово приехал не только поп Сильвестр, но хорошо знакомый Пугачеву игумен Филарет из старообрядческого скита Введения Богородицы. Именно там прятался Емельян до того как податься на Яик. Филарет хорошо знал Пугачева, встречаться с ним было крайне опасно.
        - Ты сказал им, что мол царь при смерти, нельзя к нему?
        - Сказал - покивал тезка - Но попы то упертые. Говорят будем молиться у его постели, а ежели надо, то успеем соборовать. Дескать, ты, царь - батюшка - раскольнической веры, принял истинное Белокриницкое согласие год тому назад.
        - Лжа! - я замотал головой - Разговоры таковые в скиту были, но крест на мне православный - я вытащил из - за пазухи медный крестик, осенил себя троеперстно.
        Лицо Емельяна просветлело.
        - Но об сем - молчок! - я покачал пальцем - Попам скажи, что нельзя к царю, пущай вертаются обратно в Нижний. Отправь их вместе с курьером. Ежели надо - силком.
        Мне это ничем не грозило. «Очнусь» от болезни - отопрусь, скажу, что ничего не знал. А там, глядишь, Филарет и обратно к себе уедет. С Сильвестором я же всегда договорюсь.
        - Сделаю, все царь - батюшка! - Емельян поклонился и с довольным лицом вышел из кабинета.

* * *
        Никогда ещё Ока не видела такого зрелища. Тысячи огней заполнили реку на протяжении десятков верст. Плеск весел, ритмичные хеканья гребцов и выкрики команд сопровождали это зрелище. По берегам реки, на всем протяжении пути, горели сигнальные костры. Плывущие войска имели четкие указания порядка следования и каждый полк имел свою большую «флагманскую» барку со световой символикой. Движение сотен лодок, кораблей и плотов не превращалось в хаос благодаря беспримерной организационной работе проведенной командирами Измайловского лейб - гвардии полка полковником Михельсоном и Ингерманландского полка полковником Отто фон Боком.
        Сам Орлов в организационные вопросы не вмешивался, только укрепляя своим авторитетом деятельность немцев. Ему же лично было не до штабных забот. Все время стоянки в Муроме лазутчики самозванца не прекращали своих пакостей. В ночной темноте регулярно звучали голоса крикунов вооруженных берестяными раструбами для усиления голоса. Пару таких удалось захватить во время ночных стычек. Но удачные атаки на лазутчиков были исключением. Как правило враг или исчезал или устраивал ловушку.
        Кроме крикунов постоянной бедой были прелестные письма ребеленов. Солдат сначала пороли за их чтение, но листки все - равно ходили по рукам. И, в конце концов, Орлов начал карать. Троих солдат Псковского пехотного полка по его приказу повесили перед строем за хранение похабных бумаг с лубками, на которых были нарисованы царица и её фавориты.
        Орлова просто трясло от ярости при одном воспоминании об этих пакостях. Лубок полностью состоял из картинок с рифмованными подписями - пояснениями. Рисунки рассказывали об извилистом пути нищей немецкой принцессы Софии Августы Федерики Ангальт - Цербстской до титула императрицы и самодержицы Екатерины второй. Пути обмана, предательства и безудержного блуда по мнению безымянных авторов сего возмутительного пасквиля.
        Апофеозом этой листовки был крупный портрет Екатерины при всех императорских регалиях восседающий отнюдь не на троне. Руки её покоились на волосатых яйцах а спина упиралась в огромный эрегированный член. Заключительная подпись гласила:
        «На имперскую корону обменяла честь свою
        И Россией теперь правлю у Орлова на ху…»
        После этой карикатуры Орлов бушевал несколько дней, до крови избил любовницу, запытал до смерти одного купца из числа заподозренных в сношениях с Пугачевым. Так что голоса тех, кто обычно перечил фавориту и ратовал за более осторожные планы дальнейшей кампании, замолкли из чувства самосохранения. Все принялись усердно готовиться к предстоящей десантной операции.
        Её возможность подтверждал поток сведений, что начал поступать от поисковых партий Олсуфьева. Для скорости передачи депеш, по левобережью Оки была налажена сеть конных эстафет. Записки с донесениями от егерей максимум через день были на столе у Орлова.
        Самые ценные сведения, разумеется, поступали от самого капитана из ставки самозванца. Хоть самого Пугачева ни разу не удалось увидеть, но зато казачков, отравившихся вместе с ним, капитан посетил лично. Они были очень слабы и двоих из них разбил паралич. Этот факт внушал изрядный оптимизм, при принятии решении на нынешнюю, рискованную операцию.
        Прочие донесения рисовали такую картину: девять относительно старых и вполне боеспособных полков самозванца со всей кавалерией и легкой артиллерией ушли маршем на Муром и в данный момент должны были находиться в районе Поздняково - Коробково в десяти верстах от предмостных укреплений муромской переправы и на удалении трех дневных переходов от ставки Пугачева. В самом Павлово оставался полк, сбежавший из Мурома и порядка четырех - пяти тысяч совершенно необученных крестьян стянувшихся к самозванцу за последний месяц.
        К раздражению Орлова Олсуфьев доносил, что этими крестьянами с неподдельным усердием командуют бывшие солдаты и унтера Семеновского и Преображенского полков из числа попавших в плен и повышенные в званиях приказом Пугачева.
        Так или иначе, но боеспособность этой массы крестьян была близка к нулю. Так что план операции Орлова строился на внезапности десанта в тыл основной армии ребеленов, захвате самозванца, полном истреблении новобранцев вместе с отщепенцами и последующем разгроме основной армии лишенной снабжения, верховного авторитета и перспектив.
        Именно поэтому речная армада не просто дрейфовала по реке, но и активно работала веслами. Важно было выиграть как можно больше времени для операций в Павлово, до того как пешие полки Пугачева вернутся обратно по Владимирскому тракту. По расчетам Михельсона и фон Бока на это ребеленам понадобится минимум трое суток.
        Орлов считал, что трое суток вполне достаточно для его десятитысячной армии, чтобы по частям разгромить противника. Варианта при котором армия ребеленов пользуясь отсутствием основных сил форсирует Оку у Мурома, он не опасался. Переправу стеречь остался потрепанный Преображенский полк с тяжелой артиллерией. А для усиления его позиции, за время вынужденного стояния, пехота всех полков успела нарыть основательные оборонительные позиции бастионами с равелинами и эскарпами. Так что преображенцы на такой позиции могли отбиться от всей армии самозванца. По крайней мере длительное время, достаточное для подхода помощи.
        Высадка началась на рассвете. Идеально было бы десантироваться сразу в Павлово или по обе стороны от него, но Олсуфьев доносил об организации на берегу батарей с тяжелой артиллерией, контролирующей излучину Оки. Попытка высадиться в зоне действия этих батарей привела бы лишь к избиению армии. Поэтому место было выбрано на ближайшем же подходящем участке берега, как раз у деревень Меленки и Лоханки.
        Утренний туман изрядно мешал ориентироваться, но на берегу горели все необходимые огни и лодка за лодкой и барка за баркой стали притираться к месту высадки. Тут же закипела работа по наведению моста. Его секции буксируемые в виде плотов от самого Мурома, соединялись в нужном порядке и якорями баташовской выделки фиксировались поперек реки.
        По мере присоединения секций к правому берегу, с них скатывали артиллерию и телеги обоза. Не слишком великого из за особенностей операции.
        Возня с мостом заняла два часа. Чуть больше времени пришлось потратить организуя удобные сходы с моста на топкий левый берег. Тут в ход пошли заготовленные щиты и бревна. Когда все было готово по мосту потянулась длинная вереницы кавалерии с левого берега.
        Чтобы прибыть вовремя ей пришлось выступить из Мурома сильно заранее. Ибо по суше путь выходил намного длиннее и занимал не десять часов, а трое суток. На левом берегу Оки развитой сети трактов не было, точнее вообще никаких дорог не было, только глухие леса и болота изрезанные старицами реки и многочисленными речушками в неё впадающими. Для того чтобы добраться до района наведения переправы кавалерии пришлось делать крюк в сто двадцать верст через Гороховец.
        К полудню высадка и переправа закончилась. Первые полки уже выдвинулись по предназначенным маршрутам. Томский полк, десантировавшийся в Лохани уже двинулся к Озябликово с целью оседлать тракт на удобных высотах и сдерживать подкрепления от ребеленов, буде такие случатся. Легкая кавалерия, в составе дворянского ополчения и гусар Санкт - Петербургского легиона были направлены в обход Павлово через Ярымово для перехвата бегущих и недопущения эвакуации самозванца. А прочие войска, кроме бойцов Черниговского полка всю ночь работавших веслами, выстроились в походные колонны и двинулись на Павлово, до которого было всего семь верст.

* * *
        - Государь, Орлов высаживается в Меленках.
        С такой вестью ко мне ворвался рано утром седьмого мая взволнованный Почиталин. Понять его тревогу было легко. Все последнее время вокруг как бы сжималась пружина событий, и мой секретарь это совершенно точно ощущал. И вот наконец пружина начала стремительно распрямляться и на расстоянии часа быстрой ходьбы от моего дома на берег Оки высаживаются десятитысячная армия екатерининского фаворита.
        Разумеется, мы его ждали. Уже три дня назад, как только из Мурома передали, что конница Орлова, ушла по левому берегу на север, все стало ясно. Головорезы Мясникова тут же повязали все разведывательные команды Олсуфьева вместе с ним самим и без всякой жалости и милосердия выдавили из них всю систему связи и условных знаков. Так что движение большей части наших полков от Мурома обратно должно было оставаться для Орлова тайной до последнего момента.
        Как было тайной и то, что вместо четырех тысяч необученных новобранцев в Павлово маялись дурью мои самые опытные бойцы, с которыми я начал свой марш еще от стен Оренбурга. А деревенские увальни топали вместо них на Муром, изображая ветеранов.
        Ещё одним секретом, который я тщательно хранил от Орлова было наличие у меня боевых галер. Они успели таки вернуться из Казани с богатым караваном. И даже пополнили свое число. К «Твери», «Волге» и «Ярославлю» присоединилась отремонтированная «Казань». Мастера казанского адмиралтейства совершили настоящий трудовой подвиг и полностью поменяли сгнившую обшивку днища галеры. Разумеется и на неё поставили вооружение - крепостной полупудовый единорог на поворотном лафете.
        Спрятаны суда были в затоне в десяти верстах вниз по реке и гонец с приказом на выдвижение должен был уже к ним скакать. Они конечно прибудут не скоро, но на свою задачу выполнить должны успеть.
        С помощью Жана я быстро облачился в красный камзол, надел на голову корону и вышел во двор. Там меня ждал уже запряженный Победитель и четверо моих можно сказать побратимов - тех самых казаков, что отравились вместе со мной и усердно и дисциплинированно участвовали в мероприятиях по обману Орлова. Я оценил их не болтливость и преданность, после чего назначил своими телохранителями.
        Братьям Твороговым пора было расти дальше, и они теперь при мне были официальными адъютантами. А перед их мысленным взором уже маячили впереди придворные должности, почет, богатство.
        Выздоровели мы с казачками как раз вчера, после того как Почиталин сумел таки вытолкать взашей старообрядцев. Обставлено все было с должным религиозным символизмом и с некоторым заделом на будущее. Групповая молитва у иконы Казанской божьей матери в местном храме. Вкушение «артоса», сиречь святого квасного хлеба освященного на Пасху. Принятие на себя обета принести свободу не только русскому православному народу, но и всем славянам, томящимся под игом исламских и католических владык. И как итог чудесное, мгновенное исцеление не только меня, но и моих потерпевших соратников.
        Идея принесения такого обета вызрела у меня, после серии бесед с Новиковым и Радищевым по поводу идеологического фундамента будущего царствования. Чистой воды национализм, или того хуже нацизм, как классическая идеология буржуазного общества для России подходило мало. Слишком уж у нас много всяких народов и слишком уж не выгодно нам разделяться внутри себя. Социалистические идеи, хоть я и искренне симпатизировал им, тоже были несвоевременны. Пролетариата как класса нет вообще. Крестьянская масса безграмотна и дремуча. И в данный момент моя опора, помимо народа, это немногочисленное мещанство, купечество и та часть дворян, кто от раскулачивания ни чего не потеряет, а только приобретет.
        Но какую то сверхцель заявить было необходимо. И панславянство, как идея объединения всех европейских славян под скипетром русского царя подходила как нельзя лучше. Она и внутреннего неустройства не несет и очень хорошо оправдывает мои амбициозные замыслы. Все равно ведь с Европой воевать, не дадут нам тамошние дворяне, да короли спокойно жить. Так хоть превратим эту войну в священную и поимеем после неё территориальный и, самое главное, демографический прирост. Ну да это дела будущего, а пока у нас задача не проиграть в настоящем.
        В низинах лежали клочья тумана, небо тоже было закрыто облаками. Вероятность того что пойдет дождь была высока и нервировала меня. В дождь огнестрельное оружие начинает давать огромное количество осечек, что делает его почти бесполезным. А в рукопашной слишком большое значение играет численное преимущество, которое пока что не на нашей стороне.
        Я с кавалькадой подскакал к полю, на котором строились мои войска. Первым стоял свежий поименованный Муромский полк и его героический командир Андрей Прохорович Крылов. Бойцы уже были обмундирование в новый головной убор, который мне был известен как «буденовка», а здесь пока официально назывался «богатырка». Как там молва народная переиначит этого я предсказать не брался. Пошили «богатырки» сами бойцы по лекалам, которые я подсказал Крылову. Материал был конечно простецкий - неокрашенное сукно, но это только на первое время. Позже планировалось переделать этот головной убор в более благородном исполнении - со звездами на лбу, завязками для «ушей»…
        Далее стояли три номерных оренбургских полка, и второй заводской. За последние две недели они были существенно пополнены за счет арапчат Павлония дождавшихся таки трофейных ружей. Численность каждого полка была доведена до 1200 человек. Единственно, что омрачало состояние полков это предательство Чернышова и похищение им Ефимовского. Два полка оказались обезглавлены и на место командиров заступили бывшие комбаты. Увы, все как один они были поляками. Да и у второго заводского полка командир тоже относительно недавно сменился. После расстрела Симонова в Нижнем Новгороде подразделение принял Анджей Ожешко. Четвертым полковником - поляком был Адам Жолкевский. Были у меня насчет него сомнения - не он ли устроил покушение с отравлением, но Шешковский и его ищейки, ничего крамольного не накопали.
        Я специально оставил при себе эти, слабые в командном плане полки, рассчитывая, во - первых укрепить их своим авторитетом, во вторых в случае необходимости быстро решить вопрос со сменой командования и в третьих, ставя над всеми ними Крылова, я не опасался вызвать раздражение или ревность со стороны новоиспеченных командиров.
        Кроме стрелковых полков на поле кое как построились и саперы Павлония, на которых за последние три дня обрушилось масса работы по устройству обороны. Впрочем бородатые мужики смотрели на меня браво и все как один были вооружены топорами или киркомотыгами.
        Крылов, в окружении прочих полковников, встречал меня сидя в бричке. Нога его была взята в лубки и командовать ему предстояло не вставая с сиденья. Но бравого вояку это нисколько не смущало. Было видно, что он рад концу томительного ожидания и тому, что скоро состоится битва, где ему представится возможность еще раз проявить свой талант. Кроме того он знал, что по итогам этого сражения его ждет или генеральский чин от меня или виселица от Орлова.
        Я ответил на приветствия офицеров и подскакал к большому прямоугольнику выстроившейся пехоты. Все замерли и уставились на меня. По моей спине пробежали мурашки от сконцентрированной на мне надежды и вере. Бывшие крестьяне и заводские несомненно испытывали тревогу и волнение. От меня ждали слова.
        - Дети мои! - начал я несколько непривычно для жителя двадцатого века, но по нынешним временам совершенно естественно.
        - Настал тот день, который решит как будут жить наши дети, внуки и правнуки. Будут ли они рабами в собственной державе или они будут в ней хозяевами. Сегодня мы должны победить Орлова и открыть дорогу на Москву. Сегодня мы не имеем права проявить слабость или трусость. Несомненно наш враг силен. Но не в силе Бог, а в правде!
        Бывшие крестьяне заволновались, солдаты в шеренгах начали вытягивать головы, прислушиваясь к моей речи.
        - А правда сегодня на нашей стороне. И каждый, кто сегодня сложит голову в этой битве без всяких сомнений попадет прямиком в рай, ибо нет достойнее доли чем сложить голову за други своя. Наше дело правое! Враг будет разбит. Победа будет за нами! Ура!
        И тысячи глоток как одна подхватили мой клич и заорали «Ура!» Солдаты орали не успокаиваясь и даже нарушили равнение строя. Мне пришлось прервать этот экстаз повелительным жестом.
        - Для молитвы шапки долой!
        Воинство тут же выполнило команду. Я спешился, обнажил голову и повернулся к походному алтарю. Священнослужитель, отец Фотий, из числа тех, что вышли со мною из Казани затянул молитву «во одоление» хорошо поставленным зычным басом, накрывавшим весь импровизированный плац.
        По окончании молитвы полковники начали разводить своих подопечных по позициям, а я поскакал в сторону Чумакова и его артиллеристов. Все легкие орудия калибром в шесть и менее фунтов ушли вместе с Подуровым и Куропаткиным, а в Павлово остались только большие калибры и осадные мортиры. У больших пушек и расчеты были больше, так что вокруг Чумакова сейчас столпилось почти четыреста человек подчиненных.
        Я спешился около них и все выжидательно уставились на меня. Я за руку поздоровался с Чумаковым и обвел взглядом его паству.
        - Ну что, пушкари, готовы?
        Со всех сторон донеслось: «Готовы, государь», «Не сумневайся»
        - Сегодня у вас первое серьезное дело, - начал я. - Пехота свою часть работы сделает, но от вас зависит как бы не поболее. Уже было говорено, но повторю. Постарайтесь разбить пушки Орлова. Без пушек он нам не страшен совершенно. Во вторых позиции свои не меняйте пока неприятель не усядется на ваши пушки верхом. Пусть вы и потеряете орудия, но сделаете лишних пару картечных залпов в упор. Которые возможно и станут решающими.
        Артиллеристы из Нижегородского гарнизона переглянулись. Не в обычаях нынешних войн было допускать захват пушек. Но я то помнил знаменитый приказ Кутайсова перед Бородинским сражением и тот чудовищный ущерб французам, что нанесла русская артиллерия. Так что собирался следовать путем, указанным героями моего прошлого и вряд ли состаящегося теперь уж будущего.
        - На форте, не забывайте посматривать на реку. Орлов может и с воды попытаться атаковать под шумок.
        Я обратился к группе командиров самых тяжелых и дальнобойных пушек, калибром в двенадцать фунтов. Все они располагались в прибрежном форте, контролирующем русло реки.
        Меня заверили что будут бдить «в оба» и ни какого обходу с воды Орлову не дозволят..
        Наконец я окончил брифинг и отправил всех по позициям. Придержал только Чумакова.
        - С новым снарядом все познакомились? Взрывать в воздухе научились?
        - С новиной, государь познакомились - Чумаков непроизвольно потер след от ожога. - Кое как научились и в воздухе подрывать. Дело в общем то нехитрое. Просто то раньше никому надобно небыло. А теперь стало быть будем это со всеми расчетами усердно практиковать.
        Я кивнул. На обучение было совсем мало времени, но выручало однообразие калибров для новых снарядов. Так что своего рода таблицы стрельб составили быстро.
        - Смену позиций отрепетировали? Заминок не будет?
        Продолжил я опрос.
        - Полупудовые единороги легко перекатим - тяжело вздохнул Федор - А вот пудовые это конечно морока. Я бы их сразу на второй линии оставил.
        Я покачал головой.
        - Нельзя. Надо выдать в начале боя максимум огня. До того как ряды смешаются.
        - Мудрено молвишь, царь - батюшка - Чумаков опять вздохнул
        - Ежели укатить будет невозможно, бросайте и увозите зарядные ящики только. Орлов все едино воспользоваться ими не сможет. Но не торопитесь. Как я и сказал, стрелять до упора.
        Чумаков потер шею ладонью.
        - Авось и не придется бросать. Нешто мы не отобьемся?
        Я пожал плечами.
        - Всякое может быть. Злы солдатики орловские на нас, за мясорубку под Муромом.
        После общения с офицерами я отправился инспектировать медицинскую часть войска. Максимов уже давно был готов. Кроме палаточного госпиталя развернули и дополнительные навесы на несколько тысяч мест. Персонал был уже хорошо натаскан и готов был к потоку раненых. Санитары в ротах тоже были готовы поспешно выносить из боя раненых.
        Я улучил момент, махнув охране, чтобы отстали, и подловил за палаткой Машу с корзинкой в руках. Девушка в белом фартуке, в косынке с красным крестом была чудо как хороша! Я не выдержал и попытался сорвать поцелуй. Но Маша сразу отстранилась, оттолкнув меня корзиной:
        - Петр Федорович, окстись! Люди кругом
        - А ежели вечерком, приватно? - поинтересовался я, поправляя на голове корону. Надо бы Агею заказать легкий, походный вариант в виде небольшого золотого обруча с красными агатами.
        - Я не такая! - вспыхнула Максимова.
        Ага, я не такая - я жду трамвая!
        - Я помню другие сцены из нашей совместной пьесы - коротко ответил я - Или вы, Мария Викентьевна забыли о тех страстных ночах, что мы провели вместе?
        Девушка еще сильнее покраснела.
        - Это было до ваших, Петр Федорович других пьес. Или вы забыли о Тане Харловой, казнях, да полюбовницах ваших из дворянок?!
        - Нет никаких полюбовниц - дворянок - опешил я - За Харлову извиняться не буду, казнь також с помилованиями прошла. Не благодаря ли вашей, кстати, просьбе?
        - А княжна эта? - Маша уперла руки в боки - Все крутится и крутится вокруг!
        - Так это же… - и тут я запнулся, пытаясь придумать хоть какое - то объяснение, почему Курагина была все еще при дворе в Казани.
        - Так я и думала! - девушка подхватила корзину с земли - Мне пора.
        - Маша!
        - И вот что, Петр Федорович. Анджей Ожешко уже сватался ко мне - Максимова кинула на меня гордый взгляд - Он потомственный шляхтич из Полесья, его роду больше трехсот лет!
        Выходит мой полковник не столько поляк, сколько белорус.
        - Ах так! - я горько усмехнулся - Совет да любовь вам будущая госпожа Ожешко!
        Я круто развернулся и быстрым шагом вышел из прохода между медицинскими палатками. Внутри все кипело, но я себя сдерживал. Впереди у меня самая важная битва летней кампании - я не могу себе позволить сорваться и потерять голову из - за юбки.
        Глава 9
        - Вставай Прошка! Вставай. Ирод проснулся уже - трясла Маруся крепко спящего дворового. Тот очумело сел на кровати и потряс головой.
        - Давай, давай. Одевайся. Он скоро тебя позвать может.
        Маруся протянула парню свеже отглаженный камзол, бриджи и чулки.
        - Где тебя всю ночь носило? И Ирода також?
        Прошка глотнул из горшочка воды с выдавленным в неё лимоном, заботливо поставленный у изголовья Марусей, и принялся одеваться.
        - Я и ещё трое, под началом Христенека всю ночь караулили у палаццио принцессы Алины. Ждали сигнала ежели там внутри на графа нападет кто. Да не дождались. Черти его берегут, - сплюнул Прохор и принялся обувать ботинки. - Только что и устали всю ночь стоямши.
        - А кто она такая эта принцесса? - Маруся принялась заправлять постель Прохора.
        Тот хмыкнул, покосился на окно, дверь и вполголоса произнес.
        - Я слышал как сам Орлов говорил Христенеку, что это дочка Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского, княжна Тараканова. И дескать, хочет она трон матери себе вернуть через помощь эскадры графа, что в Ливорно стоит.
        Маруся всплеснула руками и громким шёпотом произнесла.
        - А Петр Федорович как же? Она же и его получается трона лишить хочет.
        Прошка почесал голову.
        - Ну авось как то договорятся. Может он на ней женится - засмеялся лакей - Родство то далекое.
        - А Катерина то как же? - удивилась Маруся. - Она же жена венчанная Петру Федоровичу?
        - Тьфу ты! Дура! - Воскликнул Прохор. - Да он ежели поймает её то или казнит или в монастырь на вечное покаяние определит. Не бывать ей больше царицей. А ему то царевна нужна по всякому. А дочка Елизаветы самый лучший случай к тому.
        Прохор в горячке даже забыл уже, что идею поженить царя и принцессу выдумал только что. Уж больно эта мысль ему показалась красивой и как солнечным теплом душу согрела. Он закончил одеваться и, напевая себе под нос с ужасным акцентом итальянскую песенку, поспешил к покоям графа.
        Через два дня Прошка уже не был так весел и солнце его мыслей скрылось в грозовом облаке предчувствия беды. Он услышал распоряжения, которые Орлов отдавал своему адъютанту Христенеку по подготовке судов эскадры для похода в Питербурх. Но самое страшное, он услышал про ловушку, что готовится для царевны.
        Слуга метался и не знал, что ему делать. Как упредупредить девушку? Поверит ли она ему? Орлов очень хитрая бестия. Голову принцессе и её ближним он уже задурил. Чего только пачка фальшивых писем о готовящемся заговоре против Екатерины стоит. Он сам, своей рукой одно из них писал под диктовку графа.
        Поздно ночью в комнатке Прохор поделился с Марусей своей болью и страхом.
        - Ой лышенько! - всплеснула руками Маруся. - Погубит Ирод дочку то царскую. Отвезет он её к немке проклятой и сгинет голубушка то в темнице, света белого не видя.
        Прохор сжал кулаки и зарычал:
        - Хватит. Не ной.
        Он встал и заходил по маленькой комнатке. Четыре шага в одну сторону, четыре обратно. Потом остановился у образа в углу комнатки и перекрестился.
        - Возьму грех на душу. Давно уж хотел порешить Ирода, да то во мне обида да гордыня говорила, а это грех смертный. Но нынче не для себя душу гублю, а для всего люда русского.
        Он ещё раз перекрестился и повернулся к опешевшей Марусе.
        - Готовься. Через час будем уходить. Собери вещи, но много не бери. Меня не жди. За каретным сараем вдоль стены лежит лесенка. Лезь по ней через забор и жди уже там. К калиткам соваться нам нельзя. Там сербы Христенека на страже стоят. Если суматоха в доме поднимется то уходи за околицу к той траттории куда мы уговаривались. Вот тебе все мои деньги.
        Он протянул мешочек с монетами девушке. Маруся закивала и побежала собираться. А сам Прохор ещё раз помолившись у образа, задул свечку и положил иконку за пазуху. После чего он отправился на кухню и взял нож для колки льда. Длинное и тонкое стальное шило на простой круглой деревянной рукоятки очень понравилось Прохору и он уже не раз представлял как вгонит его в сердце ненавистного хозяина.
        Спрятав оружие в рукаве, он пошел в сторону покоев графа. В холле первого этажа сидел у камина охранник и курил трубку, пуская дым в каминный зев. Он равнодушно скользнул взглядом по слуге и продолжил свое занятие.
        Дверь в спальню графа была не заперта. Окна были раскрыты и ветерок колыхал тонкие кружевные занавески. Прохор выглянул в окно и окинул двор взглядом. Из этого окна вполне можно было выскочить на черепичную крышу пристройки, потом спрыгнуть во двор и бегом наискось к сараю. Но хотелось все сделать тихо.
        Орлов лежал на кровати на спине раскинув руки и негромко храпел. Из за жары он разметался во сне и скинул подушку на пол. Прохор подошел к кровати, вытащил нож и примерился для удара. Ему показалось что движение руки будет неуверенным и неправильным. Тогда он обошел кровать и попробовал ещё раз. С этой стороны размаху ничего не мешало и рука двигалась куда удобнее.
        Несколько раз медленно проведя рукой по дуге, кончавшейся недалеко от горла графа, он сделал глубокий вдох, размахнулся и со всей силы вогнал лезвие под подбородок спящего. Оружие вошло по самую рукоять. Тело выгнулось в конвульсии. Граф захрипел и забился на кровати. Прохор схватил подушку и навалился на его лицо, глуша любые звуки.
        Тело графа билось с такой силой что почти столкнуло убийцу на пол. Но после нескольких ужасно долгих секунд Орлов перестал дергаться и затих.
        Прохор встал с кровати и уставился на пятна крови на своих руках. Машинально он вытер их об подушку. А потом ещё раз посмотрел на свои пальцы. Они дрожали.
        - Господи всеблагой и всевидящий! Помилуй мя грешного. Не для себя то сделал. Не из корысти и не из страха, а токмо из любви к детям Твоим от слуг нечистого страдающим.
        Перекрестившись на иконы в спальне графа, Прохор встряхнулся и принялся деловито копаться в секретере бывшего хозяина. Он знал секреты этой мебели и вскоре его пояс был отягощен четырьмя фунтами золотых монет, а карманы были набиты драгоценностями из шкатулок графа. Уже было двинувшись к двери он остановился как вкопанный и вернулся к секретеру. На этот раз он стал перебирать бумаги и бегло читать их при ярком лунном свете льющимся в окно. Несколько украшенных двуглавыми орлами писем, из обширной корреспонденции графа, отправились за пазуху. После чего, Прохор тихо и спокойно покинул этот дом навсегда.
        Спустя час, в предрассветной темноте, в ворота палаццо принцессы постучались парочка. Заспанный слуга открывший калитку в воротах долго не хотел не то что разбудить хозяйку, а просто пустить подозрительную парочку на порог. Но угроза шума и криков, а так же золотая монета поменяла его настроение и он ворча и охая, впустил незнакомцев. После чего послал свою жену разбудить княжну и передать ей срочный пакет.
        Еще через полчаса девушка слушала перевод на немецкий текста писем, украденных из кабинета Орлова, выполненный своим верным спутником капитаном Михаилом Доманским. На фразе Екатерины: «Если то возможно, приманите её в таком месте, где б вам ловко бы было посадить на наш корабль и отправить за караулом сюда…» княжна разрыдалась и бросилась на кушетку. Её плечи тряслись, а руки сжимали ткань.
        - А ведь я поверила ему! - стонала она. - Я чуть не отдалась в руки этого негодяя.
        Успокоившись, она села на постель и, вытирая лицо платком, спросила:
        - Где эти добрые люди что спасли меня?
        - Внизу, со слугами - ответил литовец.
        - Я хочу поговорить с ними.
        Когда Прохора и Марью представили перед ясны очи принцессы, на ее лице почти невозможно было увидеть следов того, что она недавно плакала. Они ответили на все вопросы и рассказали кем являлись в доме Орлова и почему решились помочь ей. Когда принцесса задала вопрос как же Прохору удалось не разбудить графа, крадя бумаги. Тот повалился на колени и стукнувшись лбом о пол произнес.
        - Прости матушка, не знал я об сих бумагах. Чтобы спасти тебя от беды, убил я графа. А письма нашел уже опосля. Милости у тебя прошу не выдай меня и Марусю мы тебе будем служить верой и правдой. Клянемся.
        Девушка точно так же повалилась в ноги принцессы, а литовец все это переводил на родной для авантюристки немецкий язык. Княжна уставилась на распростершуюся ниц парочку расширяющимися глазами. Мысли метались в ее голове. Она то приходила в ужас от произошедшего, то в восторг от того что простой народ настолько верит в неё. Ведь это были фактически первые в её жизни русские простолюдины и они сразу же не колеблясь пошли на преступление ради неё. Это ли не знак её избранности и верности избранного пути.
        Наконец она вышла из глубокой задумчивости и повелительно произнесла:
        - Михаил, нам надо уехать из Италии. Этих людей мы возьмем с собой. Сделай так что бы их не опознали или спрячь их где нибудь.
        Помолчав она добавила.
        - И мне срочно нужно выучить русский язык.

* * *
        Со своим привычным конвоем я объехал всю первую линию укреплений. Правый фланг был очень устойчив. Он опирался на древо - земляной форт, выглядевший в плане как звезда Давида. Далее тянулась линия насыпного бруствера, прикрывающего моих стрелков до середины груди. С определенными интервалами брустверы перемежались редутами, в которых и были сосредоточены пушки. Разумеется подходы к редутам были защищены рогатками и рвами.
        Для быстрого отхода на запасную позицию, через овраги и речку Тарку было понастроено много широких мостиков.
        Время тянулось как патока. Периодически прибывали вестовые от дозоров и сообщали о действиях противника. Как выяснилось, последние части десанта, высадились спустя четыре часа после авангарда. Настолько сильно растянулась масса войск. Впрочем, Крылов наоборот счел, что это очень организованная высадка. И уложить сплав десятитысячной армии в четырех часовой интервал это просто вершина логистического мастерства. Причем орловские за это время успели навести мост и переправить конницу с левого берега. Интересно, кто там у фаворита такой грамотный? Мне бы пригодился такой офицер.
        Наконец после полудня на поле перед речкой Таркой начали выходить колонны полков. Кавалерии было мало. Только лейб - гвардия блестела своими кирасами, а легкой конницы видно не было совсем. Это могло означать только одно - Орлов таки отправил свою конницу в обход Павлово, уверовав в свой неминуемый успех. А на этом, обходном пути их уже поджидает все мои казаки и инородцы числом в четыре тысячи, да ещё полторы, драгуны Куропаткина с легкой артиллерией. Так что в исходе схватки я не сомневался.
        Это был классический русский засадный полк. Прямо как на Куликовом поле. Эта мобильная часть моих сил должна была ударить по пехоте противника с тыла, в момент когда они увязли бы в штурме Павлово.
        Внезапно мои размышления прервал рокочущий грохот крупнокалиберных орудий и поле перед нашими позициями заволокло дымом. По утвержденному плану первая часть боя была в ведении Чумакова, и он сам решал когда начать стрелять. Так что я сейчас, стоя на пригорке, был только зрителем. И дым сгоревшего пороха не мешал видеть как облачка разрывов «картечных гранат» накрыли походные колонны противника.
        Да, в этом мире английский капитан Генри Шрэпнэл не станет отцом нового убийственного типа боеприпаса. Так что название пришлось выдумывать исходя из функционала.
        По сути ничего особенного в шаровой шрапнели не было. И до Генри готовые поражающие элементы загружали в полость обычной пушечной гранаты, но только англичанин догадался эти пули внутри полости фиксировать. В ход шли смола, сера, канифоль и прочие вяжущие ингредиенты. Фиксация исключала хаотичное изменение центра тяжести снаряда и преждевременное срабатывание порохового заряда от сильного нагрева трущихся внутри гранаты пуль.
        Обоз, приплывший из Казани, порадовал меня грузом в несколько тысяч готовых шрапнелей для пудовых и полу - пудовых единорогов. На пушки меньшего калибра я такой боеприпас не заказывал. И вот теперь, наблюдал как совсем не дешевые снаряды разрываются в воздухе над батальонными колоннами противника.
        В подзорную трубу было хорошо видно как начали падать на землю пехотинцы, и как переполошились командиры подразделений. Понять их было можно. На дистанции в версту ожидали прилета ядра, но никак не заряд убойной картечи. А она все прилетала и прилетала четыре раза в минуту.
        Наконец колонны начали перестраиваться в линии. Кроме тех, что двинули в обход Павлово, поперек линии оврагов и ручьев. Маневр этот был тоже понятен и предсказуем. Конфигурация рельефа диктовала и линию атаки, и позиции для обороны.
        Пехота Орлова выстроилась для атаки и в разрывах линий развернулись пушки фаворита. Огонь моих единорогов тут же был перенесен на них, и завязалась дуэль. Четырех - шести фунтовая артиллерия противника были неэффективны против моих, укрытых брустверами единорогов. А вот стоящие в чистом поле расчеты вскоре стали терять людей от разрывов шрапнелей над позициями и от ядер, что время от времени попадали в станки пушек, разнося их в щепы.
        Тем временем плотные ряды пехотинцев приблизились на дистанцию для первого залпа пулями Нейслера. Ряды моих солдат тут же скрылись в клубах сгоревшего пороха. Но и орловские тоже остановились и дали залп. Насколько он был эффективен я узнаю позже из докладов командиров рот и батальонов. Но сам факт меня неприятно удивил.
        Баташов конечно, покаялся мне, что был вынужден сделать пулелейки по приказу Орлова. Привести их в негодность у него тоже не получилось - уж больно примитивное устройство. Да и над душой постоянно стояли контролеры от фаворита. Так что наличие новых пуль в боекомплекте противника я предполагал, но не думал, что он успеет переобучить рядовой состав для более менее точной стрельбы на дальнее расстояние.
        А тем временем перед рядами моей пехоты начал разгораться огонь излюбленных Крыловым огненных заграждений. В Муроме именно этот трюк позволил эффективно отразить атаки многократно превосходящего противника. Почему бы и не повторить, коли у врага нет контрмеры?
        Как оказалось контрмера у Орлова нашлась. Стоило только начать разгораться дровам, как в промежутки между пехотой выплеснулись кирасиры лейб - гвардии. Артиллерия на них среагировала поздно, увлеченная контрбатарейной борьбой. А моя пехота не стала для гвардейцев непреодолимым препятствием для того чтобы на рысях пронестись вдоль линии костров и веревками с трехлапыми кошками на концах развалить и растащить разгорающуюся древесину.
        - Ах, что делают бестии! - рядом заволновались Никитин с охранниками
        Разумеется, с десяток кирасир полетели на землю от ружейного огня. Но свою работу они сделали. После их рейда сплошной линии костров не стало. А отдельные очаги возгораний больше не могли помешать атаке екатерининских солдат. И после нескольких мало результативных залпов, теряя людей от ответного огня, солдаты регулярной армии ринулись в штыковую.

* * *
        Две ужасные новости прибыли в блистательную столицу российской империи в один день. Высшее общество тревожено перешептывалось. Смерть возможного симпатизанта императрицы Потемкина и гибель семеновцев в битве при Муроме.
        Поминки проводили в Царском селе в узком кругу. В Малом зале собрались только самые близкие соратники - Чернышев, Суворов - старший, Вяземский. Было также несколько фрейлин из подруг. Екатерина вышла к столу во всем черном, с опухшим от слез глазами. Толстый слой пудры покрывал ее лицо.
        Чиновники и придворные встали, каждый стал подходить с соболезнованиями.
        - Ах, оставьте господа! - вновь расплакалась императрица - Сегодня самый черный день за все мои годы в России. Ужасно, ужасно….
        - Помилуй, матушка! - припал к руке Вяземский - Были и худшие времена. Надо держаться
        - Как же держаться? - возражала Екатерина, вытирая слезы платком - Когда удар за ударом. В туретчине Гришу зарезали. А потери у Григория под Муромом каковы! Лучшие солдаты державы полегли. Семеновцы побиты почитай полностью. Сколько молодых дворян погибло…
        Екатерина закрыла лицо ладонями. Пытаясь глубокими вдохами сдержать плачь.
        Испуганные слуги, стараясь не глядеть на императрицу, начали вносить кушанья, разливать вино по бокалам.
        - Прошу господа - императрица, успокоилась и указала на стол - Помянем героев.
        Вельможи расселись, подняли первый тост за упокой души. Потом выпили еще. Лакеи принялись раскладывать кутью. Екатерина уставилась в свою тарелку из знаменитого Кабинетного сервиза. На фарфоре были изображены карты российских губерний. Змеились синие реки, высились пики гор. Как часто этот сервиз выручал императрицу. Обедаешь с какими - нибудь придворными, глянешь в тарелку и поражаешь аристократов знанием отечественной географии.
        На этот раз сервиз нанес ещё один укол боли. На нем красовалась часть средней Волги с Нижним Новгородом и Казанью.
        - Господа - сквозь усилие произнесла Екатерина - Надобно бы обсудить Паниных. Думаю, надо их выпускать из крепости. Нынче как никогда требуется единство в наших рядах.
        Вяземский обеспокоенно переглянулся с Суворовым.
        - Ежели их выпускать - сквозь усилие произнес глава Тайной экспедиции - То можно ждать… Одним словом…
        - Василий Иванович, не таись! Говори прямо - строго произнесла императрица - Здесь все свои
        - Братья потребует вашего отречения в пользу Павла - наконец, решился Суворов. Фрейлины ахнули, за столом повисло тяжелое молчание.
        - Я готова обсуждать сие - Екатерина подняла глаза на придворных - для спасения России и династии.
        - Это никак невозможно - загорячился Вяземский, Чернышев согласно закивал.
        - Мы еще сильны - произнес глава Военной коллегии, отбрасывая прочь вилку и нож - Даже если его светлость граф Орлов и потерпит конфузию под Муромом - у нас достаточно верных войск, дабы вернуть себе военную удачу. Пугач - проходимец, ему не может везти вечно. Победитель турок, сын ваш доблестный - Чернышев поклонился Суворову старшему - Уже вызван в Россию и будет кому поручить все наши силы. К июлю в отеческие пределы вернется вторая армия. Таврия покорилась нам, покоряться и ребеллены
        - Ежели дела наши возле Мурома пойдут плохо - возразил Чернышеву Вяземский - Сие означает падение Москвы, Владимира…
        Атмосфера за столом стала совсем тяжелая, придворные только мрачно пили вина не прикасаясь к яствам, которые носили и носили лакеи.
        - Василий Иванович, отпишите Павлу - Екатерина обратилась к Суворову - Жду его в столице как можно скорее. И пущай вывозит с собой коронационные регалии из Кремля. Дайте приказ генерал - губернатору Москвы.

* * *
        Я глядел на перешедших в атаку измайловцев и внутренне костерил себя на чем свет стоит. Моя утренняя накачка артиллеристов на тему контрбатарейной борьбы сыграла роковую, а может и фатальную роль. Затянувшие свою дуэль бобмардиры Чумакова промедлили с отражением действий конницы и допустили рукопашную, которой я боялся неимоверно.
        Все - таки я являлся дилетантом в военном деле нынешних вермен. И первое же по настоящему большое сражение это выявило. Как и выявило недостаток опыта у моих артиллерийских офицеров, не сумевших быстро и правильно оценить обстановку. Теперь их залпы картечи, вырывающие просеки в цепях противника уже не могли остановить атаки озверевших от потерь екатерининских солдат. Слишком близка оказалась цель.
        Это была настоящая русская, молодецкая штыковая атака. Которая уже наводила страх на осман и прусаков, и с которой пока еще не познакомились французы и прочие британцы. Но противник у атакующих оказался таким же русским солдатом. Пусть менее вымуштрованным и обстреленным, но в сути своей таким же крестьянином, умеющим в исступлении рвать жилы в короткий уборочный сезон. Которому рефлексы, вбитые муштрой заменяла сознательность и вера в правое дело.
        И бойцы второго заводского полка под командованием Анджея Ожешко не дрогнули. Встретили атакующих так как их и учили рядами выставленных штыков. Но тут опять мои придумки сыграли против меня. Бруствер, эффективно защитивший пехоту от ружейного огня, стал для атакующих своего рода трамплином. Первая же волна разгоряченных боем гвардейцев стала буквально напрыгивать на стоящих чуть ниже обороняющихся. И пусть атакующих принимали на штыки, но строй тут же ломался и следующий бегущий, уже имел возможность ворваться в образовавшиеся ниши и прорехи. Ряды солдат смешались, началась ожесточенное избиение друг друга чем придется. Места для манипуляций длинным ружьем со штыком не хватало, поэтому в ход пошли пехотные шпаги, которые у Измайловцев были, в отличии от моих пехотинцев. Опять обратная сторона моей казалось бы рациональной инициативы. Впрочем, многие мои солдаты сдергивали штыки с ружей и орудовали ими как клинками, а также ружьями как дубинами.
        Артиллерия вносила свою лепту в хаос происходящего - не прекращала вести с редутов огонь во фланг атакующим. Это очень ослабило удар на пехотную линию, примыкающую к артиллерийским позициям, но вместе с тем полегшие на флангах гвардейцы прикрыли своими телами центр атакующей массы.
        Спустя какое - то время стало понятно, что измайловцы побеждают и центр прорван. Гвардейцы тут же стали наваливаться на фланги прорванной линии заставляяя её в отступать к редутам. В расширяющийся разрыв нацелилась кавалерия.
        Артиллерия на редутах работала неистово. В облаках сгоревшего пороха было почти не видно самих позиций, но та же дымовая завеса спровоцировала очередную ошибку в определении приоритета цели. С редутов по конному строю отработали лишь единичные орудия, взявшие свои жертвы, но не остановившие атаку.
        Я с беспокойством посмотрел на Крылова. Перфильеву я велел остался в Павлово, Подуров ушел с войсками на левый фланг к Выборовке, Овчинникова тоже не было - ускакал с казаками встречать конные подразделения Орлова, что пошла в обход. Из проявивших себя военачальников в моем распоряжении был лишь отец будущего баснописца.
        Но бригадир был внешне невозмутим и спокойно отдавал распоряжения Ваньке Каину, которые тот репетовал флажками, куда - то в сторону второй линии обороны. То, что подкрепления к проблемному участку двигаются я видел и так, но было понятно, что до атаки кавалерии они заткнуть дыру не успеют.
        Конница, в плотном построении, характерном для кирасир, преодолела свободный участок поля перед позициями и почти уже вошла в разрыв, как между эскадронами начали рваться бомбы. Это со второй линии обороны, по приказу Крылова, ударили осадные мортиры и в том числе «царь - пушка». Разрывы начиненных порохом тяжелых снарядов и самое главное огромной бомбы с напалмом пришлися в середину колонны и фактически разорвали ее.
        Все уцелевшие лошади, попавшие под взрывы и брызги огня, в ужасе понесли своих седоков куда попало. Некоторые эскадроны тут же нарушили строй и повернули в стороны и даже назад. И только атакующая голова колонны числом в пять десятков кирасир, для которой разрывы оказались за спиной, продолжила движение. И она все больше отрывалась от основных сил, отсеченных заградительным огнем мортир.
        Сохраняя порядок, кирасиры преодолели бруствер и стали разворачиваться для атаки правой батареи. Измайловцы, то ли понимая ситуацию, то ли подчиняясь командам, порскнули в сторону, освобождая путь для таранного удара конницы. А мои бойцы не успели составить никакого подобия строя. И в эту разрозненную массу солдат, ощетинившуюся штыками, врубилась закованная в кирасы, на сильных и больших конях, хорошо вышколенная и мотивированная лейб - гвардия.
        Я не заметил, чтобы их движение хоть сколько нибудь замедлилось после соприкосновения с пехотой. Только мелькали палаши описывая блестящие дуги. Кавалерия двигалась прямо на редут, а следом за ней бежала пехота, добивая раненых и потерявших боевое соприкосновение одиночек.
        На редуте, несомненно, уже заметили происходящее и в последний момент, когда до пушек оставались считанные десятки метров весь ряд, развернутых в сторону тыла единорогов, окутался облаком дыма. Как я позже узнал, капитан Темнев, тот самый что вызвал мое неудовольствие под стенами Нижнего Новгорода, приказал в пушки заложить двойной заряд картечи. И самое главное он не скомандовал залповый огонь. Каждая пушка отработала с задержкой, давая возможность нашпигованным картечью людям и лошадям упасть на землю и открыть тех, кого они собой заслонили. Когда дым чуть развеялся, никакой кавалерии около редута больше не было - лишь кровавое месиво из людей и лошадей.
        Во время атаки кавалерии, у измайловцев было время зарядить ружья. Дружный залп в упор увеличил и без того огромные потери моих солдат. Гвардейцы снова бросились в штыковую, скользя и спотыкаясь на телах лошадей и кирасиров. Рукопашная схватка закипела уже на редуте.
        Треуголки измайловцев мелькали среди пушек, когда я увидел набегающую со стороны реки Тарки нестройную толпу бородатых мужиков, размахивающих топорами и кирками. Я с удивлением посмотрел на Крылова, пытаясь понять, что за тактический ход он придумал. Но удивленное лицо бригадира дало понять, что это не его инициатива. Как потом выяснилось, это была самодеятельность сотни саперов Павлония, прятавшихся в береговых зарослях. Они накануне закончили строить очередной мостик через речку и решили погодить отступать в тыл. Авось понадобятся.
        Так они и дождались своей минуты славы. Их атака на измайловцев, развернувшихся спиной к зарослям, стало полной неожиданностью для последних. Топоры и кирки оказались страшнее шпаг, а пожилые мужики, дорвавшиеся до «барей» были беспощадны и безжалостны. Безжалостны оказались и артиллеристы, выдавшие залп из пары орудий в упор, в кучу смешавшихся воинов обеих сторон. Впрочем, противника в конусе картечной осыпи было больше, и такая беспощадность была оправдана. Почти захваченный редут был отбит, а попавшие меж двух огней измайловцы забиты все до одного. Пленных не брали.
        Подоспевшие пехотинцы первого Оренбургского полка обрушились на остатки атакующих и окончательно повернули итог схватки в нашу пользу. Измайловцы побежали назад, а им вслед грохотали ружейные и пушечные залпы, увеличивая потери противника.
        К этому времени стало понятно, что Орлов перераспределяет части и подтягивает дополнительные силы к участку, на котором обозначился успех, сняв их с соседних, где отпор был более организованным. Лейб - гвардии кирасиры тоже привели себя в порядок для повторной атаки.
        Так что, оценив ситуацию, Крылов дал приказ Анджею Ожешко сместить свой потрепанный полк на фланг, ближе к Тарке. В центр встал полнокровный Первый Оренбургский полк под командованием Адама Жолкевского. Противоположный фланг позиции занял один батальон второго Оренбургского полка, сместившийся от речного форта.
        От поля битвы в тыл потянулась вереница раненых. Санитары и саперы бегом перетаскивали лежачих к повозкам, ждущим за речкой. Позже я узнал, что среди тяжело раненых оказался и капитан Темнев. Ему пробило грудь штыком и пулей отстрелило ухо.
        На многострадальной батарее из пяти орудий работоспособными остались только два. Как оказалось, за то короткое время что измайловцы действительно сидели на них верхом они успели заклепать три единорога. Так что испорченные гаубицы сняли с позиции и потащили в тыл, извлекать гвозди из запальных отверстий. А на их место привезли три других.
        В битве наступила оперативная пауза, я стал нервно вышагивать на пригорке. Ах, как жаль, что мой воздушный шар оказался перед боем изрядно испорчен. При разжигании горелки взорвались пары скипидара и разорвали корпус бачка. Горючее потекло в корзину и воспламенилось. Растерявшиеся солдатики и Васька Каин не сразу смогли сбить пламя, так что к полетам монгольфьер был временно неспособен.
        Я окинул взглядом всю доступную панораму. На участке обороны, примыкающем к форту, все было спокойно. Одиннадцать тяжелых орудий ещё на дальних подступах остановили атакующий порыв Владимирского пехотного полка и даже до ружейной перестрелки не дошло.
        Третий участок располагался целиком на правом берегу Тарки, перпендикулярно ей и был по фронту частично прикрыт глубоким, и непреодолимым для конницы оврагом. Левый фланг участка взбирался по склону холма и упирался в ещё один форт. На этом участке атака пехоты также была отбита без особых потерь.
        - Андрей Прохорович, - обратился я к Крылову, - не пора ли отвести солдат на вторую линию? Боюсь второй атаки отбить не удастся.
        Крылов посмотрел на суету в стане противника и ответил:
        - Так - то оно так, но если мы не оставим хоть один слабый участок нашей обороны, то Орлов может и на отступление решиться. Не думаю, что он сохранил какие - то иллюзии относительно боеспособности наших сил. А кавалерии Овчинникова я что - то пока не вижу и вестей от него пока не было. Знать их дело затянулось.
        Я потер лоб. Бой длился всего два часа. Надо было ещё пару тройку часов продержать Орлова перед позициями. Если он решит отступить к переправе нам придётся его преследовать и возможно не удастся его придержать до того как Подуров со второй половиной моей армии займет переправу.
        Поэтому Крылов прав и стоит еще раз подставить моих солдат под пули и штыки орловских. Но как же сердце болит от такого решения.
        - Мы можем потянуть время затеяв переговоры, - неожиданно предложил командир второго батальона в Муромского полка Алексей Касатонов, уже прославившийся тем, что уговорил остатки семеновцев сдаться.
        - А что! Идея неплоха. - Я ухмыльнулся. - Думаю Орлову любопытно было бы посмотреть на источник его бед. А под это дело не меньше часа выиграть можно.
        Никитин вскинулся:
        - Царь батюшка, не ходил бы ты с этим аспидом разговаривать. Ведь пырнет он тебя свой шпажкой и все. Считай мы все пропали. На тебе же все держится.
        Окружающие кивали, соглашаясь с Мясниковым и даже Крылов с сомнением посмотрел на Касатонова. Дескать, что ты дурные идеи подаешь. Но я уже загорелся.
        - Да я же не говорю, что обязательно встречусь с ним. Можно затеять долгое обсуждение условий встречи и время потянуть. А для начала предложить забрать своих раненых. От такого они отказаться не смогут. Так что давай, Алеша, бери белый флаг и выдвигайся. Надо упредить новую атаку.
        Отданную команду уже никто оспаривать не посмел. Касатонов вскочил на коня и метнулся к обозам в поисках белого флага.
        - Тимофей Григорьевич, - обратился я к Мясникову, - Собери ка всех своих стрелков и прикажи доставить капитана Олсуфьева. Мы его сейчас на Ефимовского менять будем.
        - Распоряжусь. Токмо Ефимовского то они с собой точно не взяли. Мои хлопцы под Муромом пленников то стерегут. Отбить думают.
        Я опять усмехнулся.
        - А нам и не надо что бы он здесь был. Нам нужен только повод для разговора. Давай тащи его.

* * *
        Все вышло как задумывали. Перемирие на час для оказания помощи раненым было принято мгновенно. Их у екатерининских полков оказалось преизрядно на всем протяжении нашей оборонительной линии. И подавляющую часть их произвела моя артиллерия. Чумаков мог вполне гордиться своими подопечными. Отмечу в приказе.
        Кстати, я обратил внимание на реакцию солдат собиравших раненых. Далеко не все полки состояли из обстрелянных ветеранов. Полки, что Екатерина придала Орлову для похода на меня, не входили в состав сил, действующих против турок. Для значительной части личного состава это тоже был первый бой. И поле, усеянное телами едва живых и уже мертвых, действовало деморализующе. Это была еще одна причина затеять перемирие. Дать возможность солдатам поразмышлять о своей возможной судьбе.
        Противник тоже считал, что перемирие и ему выгодно. Мне доложили, что в ближайшем лесу орловские массово рубят лес и вяжут фашины. Так что атака моего левого фланга через овраг была вполне вероятна.
        Обмен пленных, разумеется, состояться не мог по причине отсутствия интересующих меня людей. Но переговоры об этом тоже заняли некоторое время. И в ходе них Касатонов обсудил личную встречу Орлова со мной. Я очень рассчитывал на авантюрность фаворита и его склонность к ярким, неординарным поступкам. И не ошибся. Он согласился на мои условия встречи.
        По окончании часа поле между армиями опустело и из группы екатерининских офицеров выдвинулись двое верховых. Я и Касатонов также тронули поводья. Проехав половину расстояния до центра поля, я остановился. Синхронно остановился один из пары всадников противоположной стороны. Мой спутник продолжил движение и поравнявшись с визави осмотрел его на отсутствие оружия. Тот сделал то же самое. После взаимного осмотра они продолжили движение. Касатонов к Орлову, а неизвестный мне офицер лейб - гвардии конного полка ко мне.
        Приблизившись, он с нескрываемым любопытством посмотрел на меня, изобразил вежливый поклон и представился:
        - Ротмистр Загряжский, позвольте мне осмотреть ваше оружие.
        Я кивнул и продемонстрировал пустые ножны и седельные кобуры. А кольчуга на теле не была оружием. Впрочем, в сапоге у меня все - таки был нож, но использовать его я не рассчитывал. Зачем мараться об Орлова?
        На случай же неожиданностей со стороны противника, у меня за спиной стояла линия из двух сотен снайперов Мясникова с нарезными стволами, привезенными Баташевым. Их выстрелы были убойны на дистанции в километр. Правда точность оставляла желать лучшего. Но при залпе в двести пуль какие - то обязательно в цель попадут, просто по статистике.
        Еще одной страховкой была группа из пленных егерей - разведчиков и их незадачливого капитана Олсуфьева. Орлову дали понять, что их немедленно зарежут, если будет даже попытка нападения на меня.
        Я двинулся навстречу второй паре. Загряжский скакал рядом. Навстречу скакали Орлов и Касатонов. За пару десятков метров до встречи мой сопровождающий отклонился вправо и удалился на сотню метров. Касатонов отзеркалил этот маневр и нашей личной беседе с Орловым больше никто не мог помешать.
        Мы съехались почти вплотную, Победитель всхрапнул и недовольно тряхнул гривой из - за соседства с незнакомым конем. Вороной Орлова тоже реагировал нервно.
        Я всмотрелся в облик очередного исторического персонажа на моем пути. От былой сказочной красоты, якобы вызвавшей страсть Екатерины пятнадцать лет тому назад, мало что осталось. Разгульная жизнь избалованного бездельника не могла не сказаться на внешности фаворита. По крайней мере Григорий уже успел наесть себе изрядную ряху. Что там скрывала кираса и кружева камзола, было непонятно, но вряд ли кубики пресса.
        Орлову скоро надоело молча меня рассматривать и он, с подчеркнутым высокомерием произнес:
        - Кто же ты такой на самом деле? Может скажешь?
        Этот вопрос оказался несколько неожиданным для меня. Я уж думал мне сдаться предложат или шельмовать начнут, а тут такая экзистенциальная тема. Усмехнувшись, я решил сказать чистую правду. Все равно ведь не поверит.
        - Я Хранитель.
        - Кого же хранишь? И от чего? - заломил бровь Орлов
        - Россию. От таких как ты - я сознательно пошел на обострение
        - Чем же мы тебе не угодили? - не поддался на провокацию фаворит
        - Вся твоя дворянская братия всего лишь паразиты в теле России. Но ничего. Я это поправлю. И позволю тем из вас, кто не потерял совести служить стране и дальше. Сложите оружие. Обещаю всем твоим офицерам жизнь и свободу, при условии письменной присяги. Отказавшимся присягать я даже разрешу уехать вон из России. Уж больно мне солдатскую кровь проливать из - за вас дураков неохота.
        Тут наконец Орлова проняла. От переизбытка эмоций сдавил коленями бока коня, поскольку тот заплясал и загорячился. Успокаивая его, князь прорычал:
        - Ты мне условий не ставь. Я тебя и твоих крестьян в порошок сотру. Кандальники! Не хочешь кровопролития - распускай своих ребеленов и сдавайся. Никаких иных можностей быть не может.
        Я в удивлении развел руками.
        - Так поздно, Григорий Григорьевич. Даже моя смерть уже не остановит перемен в России. Крестьяне воли добьются так или иначе. Вопрос цены и времени. И если ты не дурак, то со мной нужно договариваться, а не угрожать. Я готов обсудить отречение Екатерины и коронацию Павла. Есть у тебя полномочия обсуждать таковое?
        Орлова опять перекосило. Вариант воцарения Павла для него лично ничем не лучше моего собственного правления - тот искренне ненавидит всех фаворитов мамки. А я же всего лишь время тянул. Мне было безразлично что говорить, лишь бы Подуров и Овчинников успели подойти вовремя.
        - Так ты Панина человек! - Воскликнул Орлов, - вот оно как! Значит этого дурачка на трон захотели подсадить. И для сей затеи империю с края подожгли. Ума лишенные. Ну да знай, холоп, что хозяин твой уже под охраной сидит. И ничего у вас не выйдет.
        Меня наивность и прямолинейность Орлова развеселила, и я захохотал.
        - Ох и дурак ты, Гришка. Не зря Катька тебя в отставку отправила. Дураки у трона нужны только для того, чтобы грязную работу за государей делать. А потом вместо них приходят умники вроде Потемкина.
        Упоминание потенциального конкурента и мои насмешки окончательно взбесило Орлова, он рефлекторно попытался схватиться за клинок. Но пальцы схватили только воздух. Тогда он резко дернул поводья и дал шпор коню. Тот поднялся на дыбы, молотя копытами. Мой конь, получив неожиданный удар в широкую грудину, заржал и взвился так, что я едва удержался в седле.
        Победитель не мог оставить атаку без ответа и приземляясь на все копыта успел от души цапнуть зубами оппонента за шею, вырвав кусок мяса. Конь Орлова крутанулся и несколько раз подпрыгнул, лягаясь в нашу сторону. Правда копыта не доставали до врага. Орлов же, с трудом держась в седле, пытался обуздать разозлившееся животное.
        К нам с обеих сторон скакали наши секунданты, а я молил Бога, чтобы Мясников не дал команды на открытие огня. Сдуру и в меня попасть могли. Наконец я совладал с конем и заставил его двигаться прочь от места встречи. Победитель продолжал недовольно фыркать и шёл как - то боком, норовя развернуться и продолжить драку.
        Ко мне подскакал Касатонов и мы вместе домчались до позиций. А войско Орлово пришло в движение. Затрубили трубы, застучали барабаны. В ответ загрохотали мои тяжелые гаубицы посылая на головы врага остатки нерасстрелянных шрапнелей. Как мне докладывал Чумаков, припаса порохового и ядер осталось меньше половины. Но я приказал его не беречь. Пусть вырабатывают все до железки. Тут уж либо пан, либо пропал.
        Я доскакал до ставки и принял от Никитина свое оружие, а от Почиталина подзорную трубу и свежие новости:
        - Государь, только что от Овчинникова гонец прискакал. Полная виктория. Конницу Орлова у Ярымово подловили в засаду и разбили наголову. Андрей Афанасьевич отрядил один полк в погоню за сбежавшими, а сам с драгунами Куропаткина сюда поспешает.
        - Добре! - Воскликнул я, - А от Подурова вестей нет?
        Почиталин развел руками:
        - Нет, государь.
        - Ну что ж, давай сюда этого гонца. Сам расспрошу.
        Казак из первого Яицкого полка, которым командовал Чика - Зарубин, рассказал, как было дело.
        Кавалерию Орлова отследили заранее и ждали на готовой позиции. Куропаткин своих поставил в самом узком месте на тракте между Дядьково и Ярымово. Справа и слева от его позиции шли овраги, изрядно заросшие кустарником, так что обойти пехоту у кавалерии не получилось бы. На флангах, как раз в кустарниках, полковник расположил свои орудия и замаскировал их до поры.
        Колонна орловской кавалерии растянулась на три версты и пока они все не скопились у препятствия, засада Овчинникова не могла себя проявить. А за это время Куропаткину пришлось выдержать три атаки с нарастающей силой. Но хлопцы у бывшего унтера подобрались бравые и к кавалерийским наскокам привычные, так что устойчивость построения не потеряли и дождались момента, когда из - за холмов, с тыла на орловских яростно обрушился Овчинников со своей ордой, сокрушая порядки кавалерии Орлова и выдавливая ее на расстояние ружейного и картечного огня куропаткинских.
        Особенно отличились башкиры Уразова, сработавшие как таран. Половина кавалеристов полка имела кольчуги или легкий доспех. И хоть при этом они выглядели весьма средневеково, в моей армии это был самый тяжелый кавполк. Не кирасиры, конечно, но для дворянского ополчения и гусар вполне себе проблемный противник. Остальные полки, Гурьевский и два Яицких тоже сработали дружно и слажено. И казацкие пики испили дворянской крови.
        Потеряв одномоментно большое число убитыми, дворяне, гусары и карабинеры пошли на прорыв. Но Оренбургский полк численностью в семь сотен клинков, оставленный Овчинниковым именно на такой случай, полностью блокировал путь назад и окончательно расстроил всякий порядок у орловских. Началось хаотичное бегство во все стороны разрозненных групп и одиночек.
        Поскольку по обе стороны поля были глубокие и поросшие кустарником овраги, далеко убежать не удалось. Часть добили прямо в оврагах, а часть сдалась на милость победителей. Впрочем, на юге местность была не столь непроходима и несколько сотен удачливых беглецов по бездорожью рванула в сторону деревни Черново. Овчинников отрядил первый яицкий полк ловить этих беглецов и караулить пленных, а сам поспешил к Павлово. По прикидкам через час должен был прибыть.
        А пока что вокруг Павлово опять грохотал бой. Теряя людей от интенсивного артиллерийского огня, орловские солдаты опять попытались добраться до центральной позиции, но теперь у них этого не получилось. Когда на расстоянии в сто саженей от линии моих войск снова начали рваться бомбы мортир и расплескался огненный цветок негасимого напалмового пламени, пехота дрогнула и побежала назад. И остановить их было некому. Весь командный состав на этот раз был выбит стрелками Мясникова.
        Некоторый успех наметился у орловских на моем левом фланге. Отчасти помогли фашины, а отчасти то, что атака шла без соблюдения линии, рассыпным строем и эффективность залпового огня моей пехоты была ниже. Так или иначе, до рукопашной на линии соприкосновения дошло. Но надежды на то, что мои солдаты побегут не выдержав удара, не оправдались.
        Взамен выбывшего полковника Ефимовского, вторым оренбургским полком командовал капитан носивший многообещающую литовскую фамилию Василевский. И видимо не зря носивший. Он уловил нужный момент и бросив в бой резерв, сам перешел в атаку. Пехотинцы Шлиссельбургского полка стали откатываться.
        И вот в момент общего перелома в битве, за спиной орловских войск показалась густая линия казацкой конницы. Причем этот факт противник осознал далеко не сразу. Овчинников проявил иезуитскую хитрость и головные эскадроны его двух ударных групп скакали под развернутыми флагами Санкт - Петербургского легиона и Московского добровольческого полка. Трофейные знамена на какое - то время ввели противника в заблуждение, а потом уже поздно было что - либо делать. Только несколько резервных батальонов и Измайловский полк успели выстроить каре и избежать атаки, а остальные пехотные части получили удар в спину.
        Кирасиры лейб - гвардии конного полка, уже сильно потерявшие за сегодня в численности, конечно, пошли в контратаку, но остановить три тысячи легкой конницы они не могли. Казаки просто не вступали в прямой бой. Пользовались длинной своих пик, палили из пистолей и карабинов. Уклонялись. Но грудь в грудь с плотным строем кирасиров биться дураков не было.
        Куропаткин спешил своих бойцов напротив центральной позиции и выстроил для удара по вставшим в каре орловским пехотинцам. Пятнадцать пушек полковника тоже развернулись и начали обрабатывать плотный строй екатерининских солдат. Артиллерия Орлова молчала. Те батареи, что у него ещё действовали ко второй фазе битвы, были казачками выбиты в первую очередь.
        Наконец солдаты противника начали бросать оружие и поднимать руки. Сначала немногие, но потом это приобрело массовый характер. Немногочисленные офицеры, метавшиеся среди свои своих подчиненных, ничего уже поделать не могли. Дух войска был сломлен.
        Орлов, поняв, что потерпел поражение пошел на прорыв в сторону переправы. Стройная колонна кирасир, смяв напоследок одну артиллерийскую батарею Куропаткина поскакала по дороге на Меленки. Вслед за ними, пестрой толпой скакали башкиры Уразова. И я даже вроде бы разглядел Салавата, что арканом выдернул кирасира из заднего ряда строя. Но вскоре все заволокло пылью, поднятой копытами, и больше я не мог наблюдать за лейб - гвардейцами.
        А на поле боя творилось приведение к покорности не желавших сдаваться отрядов и одиночек. Зачастую очень кровавыми методами. Спустя час после начала атаки моей конницы, с сопротивлением противника было покончено. За исключением измайловцев и примкнувших к ним солдат и офицеров других полков.
        В отличии от остальных, они в плен сдаваться не пожелали и несмотря на потерю почти всех военачальников каре продолжало двигаться к реке, пытаясь сохранить строй. Казаки, не стали ломать об ощетинившуюся штыками пехоту свои зубы и занялись пленением прочих отрядов.
        Бригадир Крылов, с момента крушения фронта войск противника развил бешеную активность. Повинуясь его приказам, полки выходили из своих оборонительных позиций и выстраивались в колонны с общей целью преследования противника. Артиллеристы быстро подцепили единороги к упряжкам и поволокли орудия по заваленному телами полю вслед убегающим гвардейцам. Два десятка тяжелых гаубиц должны были стать веским аргументом для прекращения сопротивления упрямцев.
        Драматического истребления под корень всего измайловского полка не случилось. Он все - таки сдался после нескольких залпов подоспевших единорогов Чумакова, выкосивших картечью четыре сотни человек. Из каре вышел окровавленный полковник Михельсон в сопровождении барабанщика и знаменосца. После короткого разговора с Куропаткиным полковник отдал ему шпагу и знамя полка.
        На этом бой у Павлово окончился. Дорога на Москву была открыта.
        Глава 10
        Подуров был доволен собой. Победа над томским полком оказалась быстрой и бескровной. Сотня убитых и раненых - это не слишком большая цена за викторию над лучшими правительственными войсками. С другой стороны, имея двукратный перевес в людях и трехкратный в орудиях проиграть было мудрено. Так что после двух часов пальбы и маневров, безответно теряя людей от дальнобойных залпов пехоты Подурова, командир томского полка сложил оружие. У него то убитых и раненых оказалось куда как больше.
        Потом был марш в сторону Меленок, к месту высадки армии Орлова. Ветер доносил звук канонады со стороны Павлово, и генерал волновался - как там государь и Крылов? Справятся ли? На военном совете он был за то, чтобы силы не разделять и встречать Орлова всеми полками сразу, но государь настоял отрядить силы для захвата переправы и лодок. И в случае отступления Орлова эта часть армии должна была связать его боем до подхода сил из Павлово и конницы Овчинникова. Потому и маленьким это крыло армии быть не могло. Так и поделили войско. Царь остался оборонять Павлово, Овчинников готовить удар с тыла, а Подуров ловить возможный отряд отправленный на тракт и занимать берег после начала битвы.
        На берегу Оки войско Подурова встречал поднятый по тревоге батальон Черниговского полка. Только увидев разворачивающуюся напротив них трехтысячную армию и почти полсотни орудий - особого сопротивления они не оказали. Кроме того, в это же время к переправе подошли с низовий четыре галеры и очень убедительно наказали группу солдат и офицеров, что попытались уйти на лодках.
        После долгих переговоров батальон сложил оружие. Повезло что капитан Енко Дмитрий Михайлович сам был родом из казацкой старшины. И особого желания умирать за Екатерину и Орлова не имел. А в приватном разговоре с Подуровым намотал себе на ус, что карьеру ему легче будет делать под рукой нового государя. И для начала не стоит ему особо сопротивляться и сразу же присягнуть на верность.
        Разоружение батальона произошло очень вовремя. Вестовой принес новость о том, что от Павлово скачут кирасиры. Подуров построил своих на самом берегу напротив широкого и пологого спуска со стороны Меленок. По которому, собственно, и поднималась от воды армия Орлова. Выстроил и пушки, готовясь принять конницу на картечь и ружейные залпы.
        Но убегающий Орлов оказался хитрее. Конница вышла на береговой плес на пол версты ниже по течению и появилась с фланга. Двигаясь в своем плотном построении, всадники не стали врубаться в пехотное каре, а только мимоходом разогнали артиллерийскую прислугу у орудий, выстроенных в ряд напротив склона.
        Причина их спешки вылетела на берег визжа и улюлюкая. Уразовские башкиры отстали из - за самоубийственной атаки одного эскадрона, развернувшегося против преследователей на узкой лесной дороге и принявшей азиатов в палаши. Пока эту сотню удалось разгромить, остальная колонна изрядно оторвалась
        Конечно, пехота и артиллерия Подурова успели взять некоторую плату с гвардии. Залпы ружей с короткой дистанции, да ещё и заряженных новой пулей пробивали кирасы, ранили людей и лошадей. Несколько пушек тоже успели развернутся и картечь в упор выкосила целый ряд кирасир. Но тем не менее, после того как лейб - гвардейцы проскакали мимо, на песке осталось лежать только сотня тел. А восемь сотен конных ринулись на мост.
        Как корил себя Подуров, за то, что не приказал его разобрать! Хотя бы частично. Ох уж эта самонадеянность. И теперь самые лютые враги государя вместе со своим вождем уходили на левый берег.
        Но за ситуацией наблюдали не только на берегу, но и с воды. С галер начали палить по переправе, но ядра либо не попадали в узкую полосу моста, либо выбивали из настила облака щепок не разрушая его радикально.
        Когда колонна кирасир начала втягиваться на переправу по четыре всадника в ряд, весла на галере «Казань» дружно вспенили воду. Её капитан, убедился что обстрел бесполезен принял решение идти на таран. Разогнавшись, насколько было возможно, судно врезалось в мост и, с треском и скрежетом выбила из его полотна один из плотов. От удара по мосту пробежала сильная волна, раздались крики и в воду полетело множество всадников.
        Галеру развернуло и заклинило между соседними плотами и она не смогла сдать назад. Корпус повредили обломки бревен и он начал принимать воду. Гребцы пытались отталкиваться от настила веслами, чтобы высвободить свое судно из западни, но не успели. На борт галеры полезли спешившиеся кирасиры и закипела абордажная схватка.
        Экипаж судна не был вооружен личным оружием. Его набирали из крестьян пришедших к Пугачеву и не заставших того в Казани. Поэтому в качестве оружия пошли в ход топоры, багры и прочие подручные предметы что нашлись на судне. Но против гвардейцев это было смешно.
        Орудие галеры до того, как его захватили, успело сделать выстрел в конных на мосту. Заряжено оно было ядром, а не картечью, и потому результат оказался менее сокрушительный чем мог бы быть. Но и ядро наделало бед, пробив в толпе просеку.
        Но ни выстрел судовой пушки, ни сопротивление гребцов не могли остановить настоящих головорезов Орлова, разъяренных препятствием на пути к свободе. Все больше и больше их взбиралось на борт галеры и все меньше оставалось её защитников.
        Но галера была не единственной. Её три товарки, может быть не столь решительные, но более предусмотрительные разделились. «Волга» направилась к участку моста чуть ближе к левому берегу реки и не стала его таранить, а высадила четверых мужиков с топорами и ломами. Они быстро перерубили трос, удерживавший мост от дрейфа и вырвали ломами скобы, соединявшие его части. Освобожденный плот поплыли вниз по реке, а мужики остались на нем делая неприличные жесты гвардейцам, перелезшим через захваченную галеру и чуть - чуть не успевшим вмешаться в их диверсию.
        А тем временем корабельные орудия оставшихся галер открыли убийственный огонь по пробке на мосту. Картечь превращала и людей и лошадей в мясной фарш. Пушки и пехотинцы Подурова присоединились к обстрелу с берега. Палили и гребцы с «Твери». На царской галере был арсенал из десятка абордажных мушкетонов как раз предназначенных для боя накоротке.
        Осознавшие, что попали в ловушку, избиваемые гвардейцы начали массово прыгать в воду, пытаясь плыть, держась за своих коней. Те же, кто захватил галеру пытались воспользоваться ею, но судно стало заметно погружаться в воду, ещё больше насаживаясь на бревна разломанного моста.
        С «Твери» и «Ярославля» принялись поливать картечью палубу захваченной «Казани» и те, кто уцелел от этого свинцового вихря тоже посыпались в воду. Кто не успевал снять кирасу и ботфорты, уже не выныривали. Иные успевали и как могли гребли к спасительному берегу.
        Бойцы Подурова не стояли без дела. Столкнув в воду лодки и барки они бросились в погоню за плывущим. В плен брали только лошадей. Людей же, просто били веслами по головам, гогоча над тем, как они захлебывались водой. Некоторых хватали за шкирку, давали вздохнуть и тут же опять топили.
        Через час после начала атаки кирасир все было кончено. Два десятка живых пленников все - таки взяли, а остальные так и полегли на этой переправе. Тысяча знатнейших дворян империи отправилась на корм рыбам. Поскольку Подуров хоронить убитых не собирался. Всех, кто сам не упал в воду, туда просто столкнули. Разумеется, раздев предварительно.
        Одно печалило генерала. Среди этой горы трупов не оказалось Орлова. Пленные, после интенсивного полевого допроса, показали, что во время атаки по берегу, Орлова в колонне на обычном месте не было. Они его вообще с начала атаки не видели.
        Это могло значить только одно. У гниды оказался целый час форы. И он мог переправиться где - то выше или ниже по течению. Подуров тут же отправил поисковые партии башкир по обоим берегам и добавил к ним две галеры осматривать берег с воды. Упускать кровопийцу ох как не хотелось.

* * *
        По дороге на Владимир ехал возок в сопровождении десятка конных преображенцев. Солнце вскарабкалось в зенит и беспощадно припекало людей и лошадей. Особенно страдали от жары пятеро узников, запертых в тесном возке с крохотным зарешеченным оконцем, почти не пропускавшим свежего воздуха. Позади было уже почти двадцать верст дороги от Мурома, а впереди вдоль тракта и речки Унурки лежала деревенька Афанасово.
        Барон Фридрих Адольф фон Штайнвер мерно покачивался в седле и размышлял об удаче. Первой удачей в его жизни было то, что он родился в знатной бранденбургской дворянской семье, а не каким - нибудь нищим пейзанином. И пусть он третий сын и владения унаследовать ему не светит, все равно большое счастье быть титулованным аристократом, а не простолюдином.
        Второй удачей он считал близкое знакомство его отца с бароном Карлом Фридрихом Иеронимом фон Мюнхгаузеном, долгое время служившим в русской армии и вышедшим в отставку в чине ротмистра лейб - гвардии кирасирского полка. Его головокружительные истории заразили юного Фридриха тягой к приключениям и интересом к России. Когда пришло время он воспользовался связями и протекцией Мюнхгаузена и поступил на русскую службу, причем сразу в Преображенский полк. Его карьера была не быстрой, но совершенно предопределенной. Он уже был прапорщиком и рассчитывал через год стать подпоручиком. Но крестьянский бунт внес существенные коррективы в планы.
        Под Муромом он пережил ужасные мгновения во время всех этих безответных расстрелов их строя из - за стены огня. Потом он надышался серным дымом вместе с множеством сослуживцев и чуть не отдал Богу душу. Потери среди офицеров были столь велики, что он совершил прыжок через чин и сразу оказался поручиком и исполняющим обязанности помощника командира роты.
        Казалось бы, карьера сделала головокружительный рывок, надо радоваться. Но умный и осторожный немец остро почувствовал приближение катастрофы. Разговоры солдат, крики из темноты, листовки, попадающиеся в лагере, ничего хорошего не предвещали. И тут случилась третья удача. В гвардейские полки выдали новые пулелейки под те пули, которыми их безнаказанно обстреливали ребелены. И их эффективность более чем подтвердилась.
        Одну из пулелеек он тут же припрятал и стал искать возможности легально покинуть лагерь. И снова ему повезло. Их полк оставили в Муроме прикрывать переправу, а его лично назначили командиром конвоя и обязали доставить захваченных офицеров - ренегатов в Москву. Это было просто воплощение его желания. Он собирался честно доставить пленников по назначению, но вот потом его путь лежал в Пруссию.
        Тот медный сюрприз, что он привезет Старому Фрицу, сделает его минимум капитаном прусской армии. А если еще рассказать о воздушном шаре…. Фридрих зажмурился от удовольствия. Он станет очень состоятельным человеком. А Россия может гореть в аду, вместе со всеми её самозванцами.
        Мирное течение его мыслей прервали крики. Впереди на мосту застряла телега с сеном и передовой дозор его преображенцев весело переругивался с возницей, которой оказалась молодая смазливая девка. Перед мостом скопилось ещё четыре телеги, сдавших на обочину при виде возка и вооруженного конвоя. Ими правили три бабы и подросток лет четырнадцати.
        Конвой подъехал к мосту и барону стало ясно видно, что колесо телеги проломило доску настила и застряло. Барон дал команду остановиться и приказал своим солдатам освободить дорогу. Преображенцы спешились и, отпуская сальные шутки, обступили телегу. Молодуха спрыгнула с возка и взяла коня в повод, скрываясь за повозкой. Остальные крестьянки тоже слезли с возов.
        Солдаты на «раз - два» стали раскачивать телегу, как вдруг раздался звонкий свист. Барон обернулся на звук и увидел, как мальчишка возничий нырнул под телегу, а у всех возов откидываются створки, замаскированные под сено, и на преображенцев направляется множество стволов. Раздалась команда «Пли!» и дружный залп заволок дымом все пространство перед мостом.
        Барону опять повезло. Пуля, предназначенная ему, сначала попала в голову его коня. Прямо в глазницу. И вырвав заднюю стенку черепной коробки, уже ослабленная, ударила барона в нагрудную офицерскую бляху, обдав его лошадиными кровью и мозгами. От удара он вылетел из седла, больно ударился.
        Нападающие посыпались из возов с саблями наизготовку, и набросились на недобитых солдат. Барон, оттирая глаза от брызг крови погибшей лошади, бросился к седельной кобуре, из которой торчал пистолет. И только он ухватился за рукоять как до его слуха донесся щелчок и характерный шипящий звук загорающегося затравочного пороха.
        Все что он успел, это увидеть подростка - возницу под телегой, двумя руками сжимающего пистолет, направленный ему в лицо. После этого полыхнула вспышка выстрела и везение покинуло барона навсегда.
        За минуту с конвоем было покончено. Разбойной наружности мужики, добив раненых солдат, начали закидывать трупы внутрь замаскированных под сено телег. Разбежавшихся коней догнали, а парочку раненых добили чтобы не мучались. Конские трупы тоже загрузили в телегу по приказу предводителя. И, дабы никаких следов бойни не осталось, присыпали песком пятна крови на дороге.
        Предводитель подошел к телу офицера с обезображенным пулей лицом и начал обыскивать. Из - под телеги выбрался подросток с дымящимся пистолетом.
        - Откуда пистоль взял, дурень?
        Проворчал командир, выуживая из кармана офицерского камзола небольшой медный ключик. Пацан, пялясь на окровавленный труп, несколько заторможенно ответил:
        - В лагере преображенцев спер. Давно уже.
        Глава «разбойников» нахмурился.
        - Это когда за записками бегал?
        Парень сначала кивнул, а потом резко замотал головой в жесте отрицания.
        - Не! Ночью. До записок.
        - Смотри мне, - погрозил кулаком предводитель, - сначала надо дело выполнять, а все что может тому помешать делать не должно. Но все равно молодец. Удачный выстрел. С почином тебя боец!
        И направился к арестантскому возку. А парень расцвел в счастливой улыбке и зрелище убитого офицера стало ему казаться самым прекрасным на свете. Ведь он теперь не просто сигнальщик и посыльный, а самый настоящий солдат. Вот все парни ему теперь завидовать будут. И наверно даже сам Васька Каин.
        Перед тем как открыть возок, командир на всякий случай зарядил свои пистолеты и кликнул парочку подчиненных. Когда открылась дверь, из темноты повозки появились настороженные лица Ефимовского и Чекальского. Предводитель нападавших слегка поклонился разведя руки.
        - Выходите паны офицеры. Вы свободны!
        Ефимовский вышел первым и помог выбраться изможденному спутнику. К застонавшему от боли поляку тут же подскочили бойцы и, подхватив под руки, осторожно повели к телегам. Ефимовский обратился к командиру.
        - Милостивый государь! Кому я обязан своей свободой?
        - Мясникова мы люди. Меня зовут Савельев Карп Силыч, - он кивнул на возок. - Там ещё есть кто.
        Ефимовский криво улыбнулся.
        - Как не быть. Конечно есть. Три иуды там. Чернышов и его подельники.
        Савельев повторил ухмылку бывшего графа, и всмотрелся в темноту возка. Оттуда таращились три пары испуганных глаз. Командир отряда молча захлопнул дверь и закрыл её на ключ.
        - Ну и ладненько. Отвезем их на правеж к государю, тама он с ними разберется по закону. Вы в седле держаться можете?
        Ефимовский поморщился.
        - Боюсь, что последствия орловского гостеприимства мне не позволят ехать верхом.
        - Ну тогда устраивайтесь в телеге. Нам надо убраться отсюда поскорее.
        Через пол часа около моста не осталось никого. А несколько местных крестьян, издали наблюдавших всю эту сцену, и не подумали бы доносить об увиденном.

* * *
        Солнце уже клонилось к линии горизонта. Этот бесконечно длинный и напряженный день наконец закончился. Передо мной ленту реки пересекал наплавной мост, с которого уже убрали трупы людей и лошадей. Из воды торчали мачты утонувшей галеры. Плотники из подразделений Павлония закончили ремонт настила, заменив временные заплатки, наложенные по приказу Подурова, дабы пропустить на тот берег конные поисковые группы под руководством Салавата.
        К сожалению, ни самого Орлова, ни следов его переправы так и не нашли. Это несколько раздражало. В принципе после сегодняшнего разгрома фаворит в глазах всего дворянского общества и тем более Екатерины однозначно впадёт в ничтожность, и никакой опасности этот политический труп уже не представляет. Но хотелось бы дело довести до логического конца.
        На военный совет по итогам боя собрались все мои военачальники. Кроме Максимова, который не смог оторваться от непрерывного потока операций. Главный медик смог только прислать записку о количестве раненых. Причем курьером стал Овчинников, умудрившийся получить сабельный удар по спине во время боя с конницей Орлова. По его словам, в какой - то момент весь бой превратился в хаотичную свалку и за своей спиной он не уследил. Хорошо, что толстая кожаная перевязь удар ослабила. А то мог бы и не выйти из боя.
        Ругать его было бессмысленно. Это в пехоте ещё как - то можно объяснить почему командир стоит позади полка, а вот в кавалерии этого не поймут. Там нужно быть самым первым, самым лихим и самым смелым. Иначе за тобой не пойдут. И Овчинников по праву был лидером не только у моих буйных казаков, но и среди инородцев.
        Подуров с Крыловым ран не получили, хотя вымотались оба изрядно. Чумаков, весь день находившийся возле артиллерийских позиций, был слегка оглушен от непрерывной канонады и теперь говорил слишком громко, помогая себе активной жестикуляцией.
        Собрались мы в сравнительно богатой избе местного мельника. Сам мельник куда - то запропастился и нам прислуживала хозяйка дома и её рыженькая, бойкая дочка под руководством бессменного Жана. На столе, кроме еды появилось и несколько откупоренных бутылок вина, но я возмущаться не стал. Все присутствующие заслужили право немного расслабиться.
        Когда шум взаимных приветствий утих я самолично поднял бокал и под негромкий шум водяных колес произнес:
        - Ну что же други мои… Самая важная наша битва состоялась. Путь на Москву открыт и теперь уже нет силы, могущей воспрепятствовать нам. Знайте - впереди много сражений, да трудов ратных. Не оставят нас в покое ни наши дворянчики ни аристократия европейская. Но то будут уже битвы новой России, в которой наши чаянья станут явью. Так давайте выпьем за победу!
        Народ, кроме Крылова, вскочил. Закричали ура. Зазвенели бокалы, ударяясь друг о друга. Какое - то время был гвалт и беспорядок, но я продолжил говорить и все утихли.
        - До сих пор мы не думали об том, как будем действовать после победы над гвардией. Оно и понятно. Невозможно было предугадать, какой ценой далась бы нам победа. Но нынче пришло время наметить первоочередные дела. Для начала поговорим о наших потерях. Мне тут Максимов бумажку прислал.
        Я зачитал невеликий текст послания доктора, из которого следовало, что раненых разной степени тяжести собрано под Павлово и привезено с иных мест боев, семь тысяч четыреста двадцать человек. Из них наших - две тысячи сто сорок три солдата.
        Поскольку не все трупы ещё были собраны и посчитаны то точной цифры я не имел, но по большому счету победа мне обошлась более чем в восемьсот убитых. Екатерининских гвардейцев в землю легло около трех тысяч человек и почти весь кирасирский полк ушёл под воду.
        - Потери велики, но у нас сейчас почти три тысячи безоружных добровольцев под рукой имеются. Так что, господа генералы, озаботьтесь пополнением полков до штата и вооружением пополнения.
        - Государь, а может не крестьянами пополнять, а из пленных брать? - Откликнулся Подуров. - Всяко они уже военное дело разумеют и особо учить не придется. Все таки те добровольцы, что к Нижнему поспели ещё не годны в строй. Сено - солома!
        Собравшиеся засмеялись и одобрительным гудением поддержали генерала. Я задумался. С одной стороны, они правы. Но с другой, надо быстрее учиться тому, как эффективнее новичков ставить в строй. Ибо скоро я ожидал целый вал из необученных крестьянских сынов, которых надо будет быстро превратить в армию. А мои офицеры от такой работы подсознательно уклоняются. Примерно в таком духе я и изложил свою мнение собравшимся.
        - Так что нужно в каждое капральство распределить по два - три новобранца из крестьян и одного - двух из пленных. Это не ослабит армию. А высвободившихся наших солдат или раскидать внутри полка или повышать до капралов и ставить их в новые полки. Которые будут целиком состоять из новобранцев и пленных. В эти же полки возвращать и излечившихся наших бойцов.
        Подуров поскреб в бороде.
        - Опять у нас беда с офицерами будет. И в старых то полках батальонами бывшие прапорщики командуют. А в новых кого ставить? Дворянчиков?
        Я пожал плечами.
        - Ну что поделать, Тимофей Иванович, дальше будет только хуже. Армия будет расти, а командиров будет все больше не хватать. Так что путей только два, быстро учить своих офицеров из народа и рекрутировать из дворян. Сколько у нас кстати в плен дворян то попало?
        Шешковский прокашлялся и ответил:
        - Всего офицеров, вместе с ранеными лежачими, чуть меньше ста пятидесяти человек выжило. Но дворян без чинов, конечно, поболее. Только из числа конного ополчения пять сотен наберется. Сколько - то дворян в пехоте в нижних чинах состояли и ныне с ними обретаются. Мы ещё не начинали проверять. Времени не было.
        Я кивнул. Уже эти данные говорили, что Хлопуша и Шешковский времени даром не теряли.
        - Надо будет потом офицеров от прочих отделить и отдельно с каждым поработать, - я потер подбородок. - Вы куда всех определили?
        - Во внутреннем дворе речного форта содержатся. Больше места удобного для наблюдения за такой толпой не нашлось.
        Ну да. Форт никакой роли больше не играет и тайная канцелярия его быстро приватизировала. Все как всегда с этими петропавловками и шлиссельбургами. Тем временем Шешковский продолжал.
        - А с господами офицерами и дворянами думаю следует поручить заниматься Челищеву Петру Ивановичу. Он в Нижнем Новгороде из тамошних пленных сумел тридцать человек привести к присяге!
        Шешковский даже голосом подчеркнул этот успех и с удовольствием пронаблюдал мою непроизвольно удивившуюся физиономию.
        - Письменной присяги с отказными письмами, прошу заметить. Так что какое - то число офицеров Петр Иванович сможет рекрутировать и для новых полков.
        Новость действительно меня удивила. Ни Новиков ни Радищев мне ничего об этом не говорили, когда приезжали. А Шешковский то старается все знать обо всех. Вот ведь хитрец!
        - Хорошо! - вслух произнес я. - Новые полки и новые офицеры - это дело не срочное. Можно отложить. А вот что не терпит промедления это марш на Москву. Я мыслю, что как только весть о поражении Орлова дойдет до старой столицы, оттуда начнется исход тамошних дворянских семей и, самое главное, вывоз ценностей и уничтожение запасов.
        Лица собравшихся подтвердили серьезность моих опасений.
        - Нам надо оказаться в Москве раньше любого слуха. Потому я велю подготовить все наши конные силы к скорому маршу. Мы должны захватить Первопрестольную сходу и обложить ее кольцом разъездов, дабы никто покинуть города не мог. Всех впускать. Никого не выпускать.
        Генералы одобрительно закивали.
        - Андрей Афанасьевич, я у тебя прощения прошу, но ты со своей раной такой марш не можешь и не выдержать - я посмотрел на бледного Овчинникова - Кого вместо себя во главе войска посоветуешь? И сколько полков готово к маршу?
        Туго перебинтованный поперек груди Овчинников даже изобразить тяжелый вздох не смог. Вышло какое - то кряхтение. Как тут мне возражать? В пылу боя он свою рану на спине игнорировал, но сейчас понимал, что какое - то время он будет ездить медленно и печально.
        - Государь, думаю, что командир второго Яицкого полка, Никита Каргин вполне справится. Атаман он опытный, осторожный. Казаки его уважают. А по числу годных я как - то сказать не могу. Многие свои раны скрывают, а то может порухой всему делу стать. Но думаю, что без Уразовского полка, две тысячи будут готовы. А может и поболее.
        - Государь, - перебил Мясников - Дозволь мне на Москву пойти. Боюсь, что казачки Андрея Афанасьевича переругаются, особливо с инородцами и порядка не будет. Карга он, конечно, хорош как полковник, но тут дело политическое. Промашки быть не должно.
        Я право слово даже обрадовался инициативе Мясникова. Самому казалось ненадежным отправлять конную армию под началом свежеиспеченного командира. Нужен был человек по авторитетней.
        - Согласен, Тимофей Григорьевич. Назначаю тебя командовать делом. Завтра объявим в полках и дам сутки на подготовку. Предлагаю идти одвуконь. Вторых коней из трофеев набрать. А если не хватит, то разорим полк Куропаткина. Николай, ты как не против?
        Одноногий полковник развел руками:
        - Так - то же для дела. Конечно, не против. Только я бы сделал несколько отрядов в мундирах гвардейцев или ещё каких екатерининских частей. Дабы те впереди основного конного войска шли и гонцов отлавливали. Этак можно будет совсем внезапно на Москву напасть.
        Мысль была дельная, а главное уже опробованная в деле и народ погрузился в обсуждение деталей предстоящего похода длинной более чем в триста верст. А меня отманили в сторону Шешковский и Хлопуша.
        - Ну что у вас такого тайного? - Недовольно проворчал я.
        Хлопуша кивком дал слово Шешковскому и тот тихим, заговорщицким голосом начал:
        - Государь, людишки наши в Москве…из свейских казачков докладывают шифром. Дескать Павел то, почти без охраны по городу ездит. Можно перенять при желании.
        - Для чего? - я внимательно посмотрел на дьяка Тайного приказа
        - А это как прикажешь, царь - батюшка - ещё больше понизил голос Шешковский - Можно в полон забрать. А можно и того…
        Степан Иванович замялся, и покосился на Хлопушу. Тот не стал юлить и прогудел:
        - Петр Федорович, да никто об этом салтыковском отродье не всплакнет ежели тот помрет. А немке точно конец. Ежели сына, наследника престоле не уберегла - какое такое ее право на Россию? Никакого! После конфузии Орлова - ее головку саму на блюдечке нам привезут питерские тузы.
        Тонко стелют мои опричники. Сработались, судя по всему. И дескать не сына убиваю, а бастарда от любовника Екатерины. Да еще с прицелом на мать.
        - Так что прикажешь, царь - батюшка? - Шешковский умильно заглянул в лицо. - Мы своих людишек к Мясникову придадим и те все сделают в лучшем виде.
        Вот не терпится ему. Убьет отец сына - все, отступать некуда, повязан кровью.
        - Не простит мне Господь сие злодейство - покачал я головой - Ежели сынок сам приедет, покается и присягнет… Одно дело. Писано ему был уже об сем. Сами знаете. Ну а нет… На нет и суда нет.

* * *
        Оставив Шешковского с Хлопушей на улице, я вернулся за стол. Генералы спорили у расстеленной карты куда посылать войска. Кроме Москвы, надо было захватить крупнейшие русские города - Ярославль, Рязань…В беседу я вступить не успел. За окном раздался истошный крик «Пожар! Горим!!»
        Закричала в сенцах хозяйка дома, народ кинулась на улицу. За ней выскочили Жан, прислуга. А вслед за ними уже и мы с генералами. Тот час же рядом нарисовалась пара казаков из моей личной охраны. Федор Коробицын слева и Егор Кулик справа. Это были мои «побратимы» из тех, с которыми я вместе яд пил. Увы, но после этого покушения, Никитин просто помешался и не давал мне шагу ступить без сопровождающих. Хотя в середине лагеря своей собственной армии мне это казалось излишним.
        На улице уже стемнело. Луна мутным пятном подсвечивала облака, но никакого света не давала. На берегу Оки, недалеко от дома, свечой полыхала крыша мельницы. В бликах огня видна была суета людей, вокруг постройки, отгоняющих возы и оттаскивающих какие - то вещи. Истошно голосила мельничиха.
        Постройку, конечно, было уже не спасти. Пламя вырывалось из окошек в районе механизма и перекинулось на крылья. Видимо стопор от огня выпал и крылья пришли в движение разгораясь на ходу. Зрелище вращающегося горящего креста на меня подействовало завораживающе.
        Хлесткий звук выстрела прервал наваждение. На меня обрушился один из охранников сбивая с ног. Ещё в полете я попытался извернуться на встречу опасности. Упав на бок, я увидел, как ко мне из темноты с палашом в вытянутой руке летит здоровый, бородатый мужик. Его рожа, испачканная сажей и мукой, была перекошена от ярости. Лезвие клинка, блестящее отблеском пожара, было нацелено мне в лицо.
        Но смертельного удара не последовало. Принявший выстрел Кулик успел голой рукой сбить выпад и я даже услышал стук кости по клинку. На меня полетели брызги крови из рассеченной руки моего охранника. Смертоносная полоса стали уткнулась в землю рядом с моей головой и ее тут же отбила в сторону чья то нога. На нападавшего же навалились казаки не давая сделать второго удара. Он орал и пытался раскидать их. Но тщетно. Его повалили на землю и начали, хекая, бить ногами.
        Ко мне кинулось Шешковский и Хлопуша. Они стащили с меня хрипящего и булькающего Кулика, принялись ощупывать и осматривать. Я отмахнулся.
        - Нормально все со мной. Что с Егором?
        Хлопуша склонился над раненым, вздохнул:
        - Отходит уже. Пуля в грудь попала. С этим не выживают.
        Я застонал от бессилия. А Хлопуша опустился рядом с казаком на колени и начал по памяти, нараспев читать:
        - Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, заступи, спаси, помилуй и сохрани Боже, Твоею благодатию душу раба Твоего Егория, и грехи юности и неведения его не помяни, и даруй ему кончину христианску, непостыдну и мирну …
        Рядом с Хлопушей встал Шешковский, остальные казаки моей охраны. Я поднялся с земли и тоже присоединился к ним. После того как Афанасий закончил недлинный текст Кулик затих. Мой тайник закрыл его глаза, перекрестился и поднялся с колен.
        - Государь, ты не печалуйся. Он сейчас прямиком в рай отправился ибо отвести от тебя верную смерть это Господу было угодно. И деяние это будет вознаграждено в жизни вечной.
        Мы постояли ещё какое - то время думая о вечном.
        - Братцы, - обратился я к казакам, - позаботьтесь о нем.
        Казачки угрюмо кивнули. Я повернулся в сторону Подурова и прочих, что заканчивали вязать нападавшего. Сознание от побоев он потерял и его голова безвольно болталась при манипуляциях очень злых офицеров. Я подошел поближе, пинком перевернул тело на спину и вгляделся. Что то подозрительное мне почудилось в его облике.
        Я наклонился и сильно дернул за бороду. Она осталась у меня в руке. После того как физиономию нападавшего освободили от столь же фальшивых усов и оттерли от крови, сажи и муки, перед нами предстал Григорий Орлов собственной персоной. Только не золоченом камзоле, а в крестьянском платье.
        - А мы то его вдоль всей Оки ищем. А он змей подколодный вона что задумал. Государя убить. Небось и пожар его рук дело. Вот ведь гнида!
        Подуров матерно выругался и от души заехал сапогом по почкам лежащего на земле фаворита. От удара тот дернулся, застонал и открыл глаза. Некоторое время он таращился бессмысленным взглядом, но скоро осознал реальность, сплюнул слюну вперемешку с кровью и зарычал от бессильной злобы.
        - Урроды! Твари! Ненавижу!
        Его снова принялись бить, и я не стал мешать моим людям. Только бросил им: «Не убейте ненароком».
        Мне стало любопытно, откуда у Орлова реквизит театральный под рукой оказался. Я осмотрел бороду, что все еще держал в своей руке и чуть не отбросил ее прочь. В свете факела стали заметно что это чей - то скальп. Было видно что резали неаккуратно, прихватывая мясо и портя кожу. Я ткнул скальпом в лицо скорчившемуся фавориту.
        - Это чья борода?
        Тот оскалился, сплюнул еще раз кровь и ответил.
        - Мельника какого - то. Обноски тоже его. А сам он сейчас зажаривается наверно уже.
        Он мотнул головой в сторону горящей мельницы и хрипло захохотал.
        Рядом снова завыла хозяйка мельницы, казаки вновь принялись лупить фаворита.
        У меня же в голове окончательно сложилась картинка произошедшего. Весь вечер Орлов с верхушки мельницы наблюдал за лагерем. Он и не собирался бежать. Куда ему бежать теперь? К Екатерине? За границу? Нет. Человек он конченный, поэтому решил искупить свою вину единственным возможным способом. Прихватить меня с собой на тот свет. Разумеется выжить Григорий не рассчитывал.
        Не заметить меня с кавалькадой охраны и военачальников он не мог. И избу, которую я выбрал для совещания он тоже увидел. Когда он убил бедолагу мельника и как у него в голове родился такой изуверский план по изменению внешности, это Хлопуша с Шешковским потом выяснят. Это уже детали.
        Поджог был, разумеется, его рук делом. Пока все мы пялились на пожар он подобрался к крыльцу с противоположной стороны. В суете на него никто не обратил никакого внимания. Пистолет и шпагу Орлов прятал в хворосте, который теперь валялся у того места откуда он вероятно стрелял. Это шагах в пяти от крыльца. Промахнуться было невозможно.
        И я был бы уже мертв, если бы не Егор Кулик. Чудесный, веселый парень. К своему званию царского телохранителя относился очень серьезно. Даже навсегда зарекся хмельное пить. И слава Богу что из всей толпы моих ближников он один не забывал посматривать по сторонам. Он и заметил подозрительного крестьянина вышедшего из темноты. Предотвратить выстрел Егор уже не успевал и просто сделал шаг, закрыв меня своим телом.
        - Государь, - отвлек меня от мрачных мыслей Мясников - Этого сразу повесим или ты его судить хочешь?
        - Виселица… это для него слишком легко будет - я задумался - У меня для него другая смерть припасена. Давайте в дом вернемся и ты всем расскажешь свое предложение о том, как Муром будем брать. Вот в Муроме Орлова и оприходуем перед всем честным народом.

* * *
        Военачальники ушли в дом. Орлова уволокли в погреб и приставили охрану. Казаки соорудили из жердей носилки и понесли тело сослуживца куда - то в ночь, а два высших чина Тайного Приказа остались стоять освещенные только отблесками пылающей мельницы. С треском рухнуло одно из крыльев, взметнув облако искр. Вокруг суетились крестьяне - растаскивали баграми горящие бревна.
        - Хранит Господь нашего государя, - произнес Хлопуша глядя на процессию с телом погибшего казака.
        - Подумать страшно что с ним будет без него, - согласился Шешковский и негромко добавил - Ну, что с Павлом то будем делать, Афанасий Тимофеевич?
        Хлопуша потер свой шрам и прогудел:
        - Чего, чего? Государь же не желает его смерти!
        - Разве? - удивился Шешковский. - А мне показалось что он только гнева Господня не желает. И греха брать на душу не желает. А так - то этот Павел ему и даром не надобен. Захочет наследника государь - нового сделает. И воспитует как следует. А этот выродок Катькин всегда будет только источником смуты и интриг. Не нужен он государю. И нам грешным, он тоже не нужен.
        Они уже не раз обсуждали эту тему и мнение у них было общее. Хлопуша тяжело вздохнул.
        - И все - таки государь прав. А ну как Господь разгневается и не отведет руку убийцы в иной раз?
        - Это так, - кивнул Шешковский. - Но нам то с тобой чего бояться? Грехом больше. Грехом меньше. Все едино в раю нас не ждут. Сами, своевольно, без приказа порешим Павлушку и ни слова государю не скажем. А можна и этого выблядка - графчика Лешку Бобринского
        - Какого такого графчика? - удивился Афанасий
        - У Катьки - Степан понизил голос - Сынок от Гришки есть. Прячут его в Питере, но я все - е знаю!
        - Так может схватить его? - задумался Хлопуша - У нас нынче добрые людишки в столице, лучших посылали
        - А почто он нам? - пожал плечами Шешковский - Лишняя докука
        - Вот хитрый ты аки змей, Степа, а простых вещей не уразумеешь - усмехнулся главай Тайного приказа - Да сынка свого Катька да Гришка нам все богачества свои спрятанные отдадут!
        - И то правда! И Орлов и Екатерина по заграницам распихали тьму золота - быстро закивал Шешковский - Есть вклады в английских да голландских банках… Но как же царь?
        - А мы как и с Павлом ему ничего не скажем. А потом на залотом блюде приподнисем все это богачество! Только вот что, - Хлопуша взял дьяка за ворот - Смотри у меня Степка! Надо очень чисто все сделать. К нам никакой ниточки не должно быть, ибо государь не сможет нас простить опосля.
        - К нам то точно не будет, а вот от Петра Федоровича молву отвести вряд ли удастся - поморщился Шешковский -. Даже ежели Павлуша сам вишневой косточкой подавится на пиру, все едино про государя говорить станут. Но Павлушу надо именно сейчас решать, потом все будет ещё скадализированней и неприглядней. А пока что можно все обставить как случай.
        Мельница начала разваливаться, ярко освещая лица двух мужчин, не боящихся грязной работы.

* * *
        Монастырская трапезная по - прежнему исполняла несвойственные ей функции. После отбытия государя с армией, канцлер не стал искать для собрания министров никакого иного помещения. На улице стояла необычная для мая жара и полное безветрие. Несмотря на раскрытые окна, Радищев страдал от духоты и мысленно благодарил царя за запрет на ношение париков и вообще за свободное отношение к одежде. «Пусть все носят то, что им удобно. Для меня главное человеке содержание, а не оболочка» - сказал он как - то раз во время спора о мундирах для государственных чиновников, затеянной Перфильевым. Судя по всему, канцлеру претило партикулярное платье у своих подчиненных, и он постепенно, придирками и насмешками, всем навязал очень строгие темные тона в одежде и отсутствие каких - либо украшений. Это делало чиновничий аппарат похожими на монахов. Что для занятого монастыря было вполне привычно.
        Радищева такой стиль в одежде вполне устраивал, но вот Новиков иногда вызывал негодование канцлера, приходя на совещания одетый совершенно простонародно, однажды даже в лаптях. Впрочем, это не было фрондой. Новикова в свое время глубоко задели слова государя о том, что образованная прослойка общества, своего народа не знает и знать не хочет. Представляет его умозрительно и весьма далеко от реальности. Царь даже применил к этой прослойке малоиспользуемый термин «интеллигенция», означающий в масонской среде высшее состояние разума свободного от всякой грубой материи. Хотя явно она такого определения не заслуживает.
        Новиков же воспринял критику всерьез и с тех пор начал свое «хождение в народ» как он это называл. Поначалу это выглядело комично и обыватели сразу чуяли в нем барина «за версту». Но помалу он сумел усовершенствовать свою манеру поведения и теперь вполне мог выдать себя за мелкого купца, приказчика или бывшего дворового. Это дало ему возможность больше узнать о образе мысли народа и о том, как листовки его ведомства воспринимаются в массах. Многое с тех пор он изменил в своей работе. Но на советы министров порой приходил прямо из порта или из кабака. Вот и сейчас, в духоте помещения от сапог главного публициста государства разило дегтем.
        Но не только духота и запах донимали Радищева. Демьян Савельевич Бесписьменный читал свой доклад по бумажке и делал это крайне занудно и многословно. Земельный передел, начавшийся после первых указов государя, по весне начал набирать обороты. Господские наделы крестьяне присовокупили к своей земле охотно. Но вот идея введения майората вместо общинного владения получила известный отпор. Только в десятой части хозяйств трех губерний землю разделили и зафиксировали это у царевых фискалов или у местного священника. Остальные притворялись дураками и «валяли Ваньку». А меж тем начался сев яровых. Первый сев без барщины.
        Перфильев втянулся в обсуждение сельскохозяйственных перспектив, а Радищев мыслями вернулся к беседе, состоявшейся накануне вечером в одном из бараков для дворян.
        После ледохода и установления путей сообщения между уездными городами и губернским центром, в Нижний потянулись не только вереницы добровольных рекрутов в армию Петра Федоровича, но и захваченные ими дворянские семьи. Приходилось заботиться и об их размещении и применении. А попутно проводить разъяснительную работу в этой озлобленной и испуганной среде.
        Проще всего было Челищеву, который работал с самыми бедными из дворян коих в России было большинство. Высокое жалование и пенсия за выслугу, которые полагались государственным служащим и офицерам были весьма хороши. И перспективы карьерного роста при новом императоре открывались заманчивые для того, чтобы соблазнить бедствующих дворян на принесение присяги и подписание отказного листа. Три десятка дворян уже поступили в распоряжение администрации канцлера и отправились с поручениями в восточные губернии. Женская же часть семейств, из тех что разумели грамоту, осваивалась в роли учителей.
        Десяток же дворян, выбранных для Радищева, относились к группе относительно состоятельных. У каждого было не меньше пяти десятков крепостных и этого вполне хватало на достойную аристократа жизнь. Радищев понимал, что будет трудно убедить их принять реформы Петра Федоровича если не сердцем, то хотя бы умом. Но пытаться надо было.
        Начал он по обыкновению со знакомства. Почти час, преодолевая настороженность пленников, он расспрашивал их о жизни, быте и постепенно переходил к изложению новой точки зрения на жизнь.
        - Для вас новостью не будет то, что всем вашим предкам земля была пожалована государями для службы на пользу России. Заостряю ваше внимание. Дана не Богом, а именно государем и именно ДЛЯ службы, а не ЗА службу как это принято в Европах. Земля давалась чтобы испомещенный на ней мог являться по призыву государя «конно и оружно». И закрепление крестьян на уделах ваших преследовало только одну цель - Радищев внимательно и строго посмотрел на толпу - Сохранить доходы помещиков в условиях появления новых свободных земель, на которые крестьяне готовы были бежать из - под тягла.
        Министра слушали внимательно. В полумраке барака, при свете масляной лампы, эмоции на лицах людей были видны хорошо.
        - Так и сложилась наша русская традиция служения. Дворянин служит копьем, крестьянин сохой, а купец мошной. И все это имело смысл до тех пор, пока война была уделом дворянского ополчения. Но все течет и все изменяется. Армии ныне в массе своей стали крестьянскими. А дворянство после Петра и особенно после Елизаветы Петровны стало забывать о долге и потребовало себе полной свободы от служения. И Петр Федорович таковую свободу дворянскому сословию даровал. Но скажите не справедливо было бы и крестьянам свободу даровать? Хотя бы личную.
        По лицам дворян пробежала волна смешанных эмоций. Кто - то даже вполголоса выругался.
        - Таков и был первоначальный замысел государя. Оставить землю в руках дворян, а крестьян сделать арендаторами или наемными работниками на мануфактурах и заводах. Это резко оживило бы торговлю и заводскую жизнь, а також оставило бы в руках дворянства большие богатства. Это было бы справедливо. Но Орловы и Екатерина покусились на жизнь государя. И только благодаря заступничеству Господа не свершилось цареубийства. И вот теперь наш император вынужден искать поддержку в народе и теперь уже дворянство лишается земли. А крестьяне и купцы приобретают свободу и богатства.
        Новый император, разумеется, не был Карлом Петером Ульрихом из Гольштейн - Готторпской династии. Радищев осознанно говорил неправду. Нужен был правдоподобный миф, в который окружающим будет проще поверить. И его формирование ложилось в первую очередь на братьев масонов.
        Один из пленников недовольно выкрикнул, опережая прочих:
        - Зачем этим скотам свобода? Как они ею распорядятся? Вы же сами видите, что бунт сотворил? Хаос и разруха повсюду.
        Радищев усмехнулся и ответил фразой, слышанной от государя:
        - Разруха она не вокруг, она в ваших головах. И в уборных ваших - гляньте у себя в бараке!
        Дворяне смущенно переглянулись. Никто из них не был приучен убираться в сортире.
        - А на деле в Оренбургской и Казанских губерниях - продолжал давить Радищев - Повсеместно прошли выборы в местное земское самоуправление и на во всех уездах этих губерний царит полный порядок. При этом дворян в самоуправлении практически нет. В городах выбраны местные городские головы из купцов по большей части. Так что аристократия наша оказывается отнюдь не становой хребет государства. И без них прожить можно.
        - Что - то полками у вас крестьяне и купцы не командуют как я посмотрю - возразил ещё один из пленных.
        - Совершенно с вами согласен - кивнул министр - Общий уровень образования в народе настолько низок что грамотных командиров очень мало. Но они есть. И их будет с каждым годом все больше и больше. Особенно если учитывать закон о всеобщей обязательной грамотности народов России.
        Дворяне зашумели. О таком законе они ещё не слышали.
        - Да - да не удивляйтесь - Радищев прошелся перед толпой - Нынче идет работа над его текстом, и он обязательно будет оглашен на Земском соборе. В законе говорится о налоге на всякого безграмотного из податных. Суммы ещё не утверждены, но работать это будет так. Незнание русского языка облагается тремя рублями сбора в год. Это станет сильным уроком для инородцев.
        - Бунтоваться будут - выкрикнул кто - то
        - Подавим бунты - отмахнулся министр - Знание языка, но неумение читать обойдется в два рубля. Умение читать, но неумение писать будет стоить рубль. Учитывая, что взрослым людям уже некогда зубрить грамоту в законе допускается выставлять вместо себя детей обоего пола. Таким образом мы за десяток лет сделаем Россию поголовно грамотной страной. А окраинные народы будут вынуждены будут усердно изучать русский язык. А где язык там и культура, и религия. Общий язык - это несокрушимый фундамент Империи.
        Один из слушателей рассмеялся.
        - Да! Вот это размах! Это получается что - то вроде «джизья» у турок. Только они специальный налог на иноверцев налагают, а вы, стало быть, на нерусских. Хитро. Но коли так, чего вам от нас то нужно. Стройте свою утопию крестьянскую ежели победите.
        Радищев кивком головы согласился с оценкой собеседника, и продолжил:
        - Все так, но в самом начале пути самая тяжелая ноша. И пока что нашему государю её помогают нести немногие избранные. И его благодарность - Радищев выделил голосом это слово, - к тем, кто в эту минуту подставляет свое плечо будет высока. Нужны офицеры, нужны учителя, нужны чиновники. И взять их неоткуда кроме как из дворянского сословия.
        В толпе зашумели, началось обсуждение. Министр повысил голос:
        - Да, государь отобрал данную некогда его предшественниками землю. Обидно, конечно, но он в своем праве. Но он же может её и вернуть. Или одарить иначе. И те, кто поняли, что возврата к прежним порядкам уже не будет, нелицемерно служат ему. Я здесь для того, чтобы предоставить вам шанс войти в число избранных. Тех, кто не затеряется на фоне тысяч прочих, что прибегут к подножию его трона позже. После венчания на царство. Такой шанс выпадает единожды в жизни. Присягните, включитесь в работу, и ваша судьба будет обеспечена.
        Дворяне опять заговорили, перебивая друг друга, и самый пожилой из присутствующих выкрикнул:
        - Да не победит ваш Пугач! Не Орлов, так Румянцев скрутит ваш бунт в рог бараний. И всех присягнувших или перевешают или на каторгу сошлют.
        Радищев поднял руку утихомиривая людей.
        - Напрасно вы на это надеетесь. Государь наш опирается не только на бескрайнюю крестьянскую массу и казачество, но и на многочисленных сторонников свободы и прогресса в высших слоях общества. Кроме той армии что есть у него под рукой сейчас, его ждет ещё одна армия в тылу противника. Тайная.
        - Масоны? - опять выкрикнул пожилой дворянин.
        - И не только они - согласился Радищев. - Есть тайное общество и постарше масонского. И именно оно помогает государю Петру Федоровичу необыкновенными инвенциями и подробными сведениями. Порасспрашивайте тех, кто пережил осаду Нижнего или попал в плен под Муромом. Вы узнаете не только о военных новинках, что применяет государь, но и о том, что рядовой состав армии ищет возможности перебежать к нему. Так будет и с армиями Румянцева. Она просто растает на пути к Москве. Поступь нашего государя не остановить.
        Радищев обвел взглядом насупившихся, но молчащих дворян.
        - У всех вас есть хороший шанс войти в элиту этого общества, благодаря вашей грамотности и привычки к власти. Вы можете взлететь высоко, не будучи оттираемы столичной аристократией, как до селе было. Но этот шанс вы, разумеется, вольны променять на строительстве мостов, дорог и каналов. Благо государь запланировал их столько, что жизни не хватит все построить…
        Грезы Радищева прервал пинок Новикова под столом, и голос Перфильева.
        - Александр Николаевич, вы это что, спать изволите?
        Радищев встрепенулся и оглядел зал собрания. Все смотрели на него
        - Ни в коей мере, господин канцлер. Но разве что - то в вашем разговоре к юриспруденции имеет касательство?
        - Не спали бы, услышали, - проворчал Перфильев. - Нужно в законах прописать возможность артельной обработки земли единоличными хозяевами. Это для тех, кто без общины остаться боится, а свою землю иметь хотят. Вот чтоб своими наделами в артель вступали и сообща обрабатывали. Государь такие хозяйства совхозами или колхозами называл.
        Радищев растерянно развёл руками.
        - Право слово, я такого задания от государя не получал и…
        Перфильев прихлопнул ладонью по столу и гневно его перебил:
        - Моего задания вам вполне достаточно для работы. Извольте подготовить свои соображения в течении недели. И вообще надо как - то узаконить коллективную собственность и на заводы тоже. А то на Урале всех хозяев повыгоняли, работники артельно заводами владеют. Но теперь не понять с кого спрашивать и с кем договариваться. Так что поработайте над важным. А конституцию свою потом сочините, по пути в Москву.
        Радищев предпочитал не спорить с высоко взлетевшим казаком и заверил его что приступит к работе немедля.
        Дальше разговор потек на вопросы финансов и Рычков посетовал, что Астрахань до сих пор не под контролем государя. Дескать таможенные сборы от торговли с Персией надлежит прибрать к рукам как можно скорее.
        - Да возьмем мы Астрахань, - проворчал Перфильев, - куда она денется. Главное с Орловым решить и все остальные города тут же лягут под нас и Астрахань и Архангельск.
        Ожидание развязки дела с Орловым витало в воздухе уже несколько недель. Оно чувствовалось и в уклончивых ответах купцов, и в осторожных проповедях священников. И даже в истеричной и разудалой гульбе работного люда и крестьян что собрались в Нижнем. Особенно на фоне слухов ползущих в народе о отравлении государя. Новиков как мог компенсировал этот негатив, но нервы у всех были как натянутая струна.
        Разговор о финансах затянулся до полудня, ибо было что делить. Караван с Екатеринбургского монетного двора привез несколько сотен пудов медной и серебряной монеты. И теперь можно было всерьез обсуждать и организацию школ, и заказ обмундирования для армии, и даже смету на строительство порохового завода, что выставил ушлый голландец Пауль Схоненбурк.
        Но совещание прервалось самым неожиданным образом. В разгар споров дверь в трапезную распахнулась и в зал буквально вбежал запыленный и усталый казак. С порога он гаркнул:
        - Срочная депеша от государя!
        Когда он протягивал Перфильеву тубус с посланием на его лице было какое - то торжественное выражение. Казак оглядел присутствующих и улыбнувшись добавил:
        - Полная виктория господа хорошие! Орлов разбит наголову и взят в плен. Гвардии больше нет. Государь сам командовал битвой и был в полном здравии.
        Зал взорвался радостными криками. Все вскочили и начали обниматься и целоваться. Досталось объятий и вестнику. Перфильев, не поддавшись всеобщему порыву, распечатал послание и вчитался в текст. Когда все успокоились он объявил:
        - Господа, нам велено готовиться к переезду в Первопрестольную. В недельный срок надо уладить дела и выдвинуться речным караваном. Нам будет выделена галера и несколько барок.
        После чего он развернулся к иконам, опустился на колени и затянул:
        - Благодарим Тебя, Господи Боже наш, за все благодеяния Твои, которые с самого детства до нынешнего дня над нами, недостойными, совершились…
        Народ тут же утих и подхватил слова канцлера:
        - …о тех, что мы знаем и не знаем, о явных и сокрытых, делом бывших и словом.
        Впервые кабинет министров почувствовал себя единой, целой общностью. И бунтарь Новиков и старообрядец Бесписьменный и прочие, очень разные люди. Впервые они ощутили на себе нисходящую свыше благодать. Впервые полностью поверили в свою избранность.
        Глава 11
        Ночная темнота укрыла церкви и монастыри Мурома. Ночь была облачная и луна едва подсвечивала облака, не давая никакого света людям, по долгу службы вынужденным бодрствовать. А таковые, в соответствии с уставом караульной службы несли свой дозор вокруг лагеря Преображенского полка.
        Ряды белых полотняных палаток расположились там, где ещё недавно стояли избы обывателей. Пугачевцы пустили их на создание огненных заслонов и город почти полностью потерял свою застройку. Остались только немногочисленные каменные дома и церкви. Вот к ним и прижимался обширный армейский обоз и палаточный городок, значительно уменьшившийся с уходом основных сил Орлова вниз по реке.
        Уже три дня как начался поход на Павлово, а никаких вестей все ещё не было. Но офицеры преображенского полка не особо волновались. Предположить поражение Орлова было просто немыслимо, а отсутствие гонцов легко объяснялось наличием многочисленных банд ребеленов вокруг лагеря на левом берегу. Это если не брать во внимание сотни костров армии Пугачева горящих напротив линии укреплений на берегу правом. Курьер от командующего мог просто не доскакать. Тем не менее количество дозоров увеличили. И менять часовых решено было на час раньше, чем обычно.
        И вот теперь, в три часа ночи, подсвечивая себе путь масляными фонарями, промеж палаток маршировал отряд во главе с прапорщиком Василием Пестрово. Пришло время для смены караулов, и уставшие часовые с радостью оставляли свой пост, не задавая себе вопроса, почему сменился разводящий офицер. Мало ли что там у этих барей в головах. Может в карты проигрался. Солдаты, заступившие на пост тоже ничему, не удивлялись, ибо они сами полчаса назад повязали поручика Гизбрехта Нэля и оставили с кляпом во рту в каком - то погребе.
        Все рядовые в отряде Пестрово являлись тайными сторонниками Пугачева. В преображенском полку таковых было изначально очень немного, но листовки, крики из темноты и самое главное кровавая взбучка полученная при штурме увеличило их число и умножило их решимость. Сын казненного воеводы потихоньку собрал вокруг себя самых активных, и вот теперь вел их на дело.
        В течении часа пикеты вокруг лагеря были сменены. Отстаявшие караул солдаты отправились спать, а разводящий поднялся на колокольню, выставил зажжённый фонарь в оконном проеме, глядящем на север, и начал заслонять свет полой своего плаща. Минут через пять, в ночной темноте замигал ответный огонь. Прапорщик погасил фонарь и принялся терпеливо ждать.
        Ждали и часовые, напряженно вглядываясь в ночь. Наконец, где - то через час, перед ними зажглись неяркие огоньки. Тут же каждый из участников заговора запалил свечку и принялся повязывать на рукав кусок белой материи. Очень скоро из темноты, на посты часовых вышли головные отряды повстанцев. Каждый часовой тут же превратился в проводника и повел нападающих в оговоренные места.
        Через полчаса все было кончено. И сам муромский лагерь и предмостные укрепления на правом берегу были захвачены без единого выстрела. Офицеров повязали прямо в постелях. Солдат пинками и прикладами подняли и построили на плацу прямо в исподнем. Так они и стояли до самого рассвета разглядывая необычную форму и головные уборы бойцов Муромского полка, окруживших плац с ружьями наизготовку.

* * *
        На рассвете одиннадцатого мая, как только солнце разогнало ночную темноту на берег Оки началась высадка основных сил моей армии. Сигнал о благополучном завершении ночного дела был получен ещё затемно и караван галер, барок и лодок тотчас же тронулся вверх по реке медленно преодолевая последние километры извилистого пути. Погода стояла отличная, крестьяне по обеим берегам уже копошились в огородах. От нечего делать я разглядывал их в подзорную трубу. К моему удивлению, одна из хозяек, вытаскивала из земли… фиолетовую морковь! Я протер стекла трубы, еще раз приложился к окулярам. Нет, и правда морковка была фиолетовая. А где же оранжевые сорта? И только тут до меня дошло, что привычная по прошлой реальности, оранжевая морковь просто еще не появилась на Руси. Ее только - только вывели в Голландии.
        Я и моя свита разместились на «Твери». На буксире за нами тянулась гроздь неповоротливых барок, загруженных артиллерией и это, не давало разогнаться судну. Так что к берегам Мурома «царская галера» подошла далеко не первой. Берег уже был плотно занят разнокалиберными плавсредствами. Впрочем, место для флагманского судна моя пехота оставила.
        Буксирные концы барок сбросили с «Твери». Их перехватили лодки и потащили их к месту выгрузки, а галера, аккуратно отработав веслами, притерлась к свежесрубленному причалу. На бревна настила опустился трап, и я, блестя в лучах восходящего солнца короной, двинулся на берег в сопровождении Подурова, Овчинникова, ковыляющего на костылях Крылова, Соколова, Шешковского и прочих приближенных.
        Алексей Касатонов, после боя при Павлово повышенный до подполковника и официально возглавивший Муромский полк, знал толк в показухе и имел некоторое время на подготовку. Поэтому в момент, когда моя нога ступила на землю раздался залп трофейных преображенских орудий на валах предмостного укрепления, а на звонницах церквей и монастырей зазвенели колокола. Строй солдат в буденовках образовал коридор и салютовал мне взятием оружия на караул. Сияющий от удовольствия Касатонов отсалютовал шпагой и громко доложил:
        - Ваше императорское величество! Преображенский полк приведен к покорности. В личном составе вверенного мне полка потерь нет. У неприятеля есть несколько раненых, но не опасно. Сопротивляться пытались, - ухмыльнулся подполковник. - Все офицеры взяты под арест. Люди из особого списка заперты отдельно. Низшие чины и нестроевые собраны на плацу и ждут вашего решения. Окромя того в лазарете лежачие имеются несколько сотен - тех мы не трогали. Токмо охрану приставили.
        Я выслушал доклад и милостиво кивнул. А потом громко крикнул, обращаясь к солдатам:
        - Благодарю за службу братцы.
        - Рады стараться Ваше Императорское Ве - ли - че - ство! - гаркнул строй довольных удачным делом солдат. Быстро выучились. Надо бы Касатонову Красную Звезду дать за старание и успех с захватом.
        На зрелище прибытия царя с любопытством смотрели не только высаживающиеся с лодок солдаты, но и многочисленные мещане, заполонившие берег. Вести о бескровном пленении преображенского полка и о грядущем прибытии государя достигли жителей окрестных деревень, приютившихся там беженцев из разрушенного Мурома и многочисленных, ограбленных Орловом корабельщиков. Вот они и поспешили в город, подгоняемые любопытством и жаждой справедливости. Касатонову даже пришлось организовать оцепление.
        Я оглядел толпу народа и спросил подполковника:
        - Депутации от муромских обывателей уже есть?
        - Так точно, государь! И от духовенства местного и от корабельщиков, и от жителей тоже есть. Прикажете звать?
        Я подумал и ответил:
        - Духовенство до завтра подождет, а вот с жителями и купцами надо будет переговорить. Да и суд публичный над Орловым устроить надо, так что организуй все к полудню. А я пока с преображенцами перемолвлюсь.
        - Слушаюсь, ваше величество. Все будет сделано в лучшем виде.
        Плац, на котором моего решения ожидал преображенский полк представлял собой всего лишь вытоптанное поле на окраине Мурома. По периметру поля стояли легкие пушки с расчетами. Стволы их угрожающе смотрели на толпу безоружных гвардейцев отбивая у тех любые мысли о побеге.
        При виде моей многочисленной свиты солдаты, мигом повскакивали с земли, выровняли свои ряды и организовали ровные коробочки батальонов. Я внутренне хмыкнул. Может из гвардейских полков вояки и не элитные на самом деле, но вот показуху лучше них устроить никто не может.
        Хотя градус торжественности построения сильно снижали кальсоны и нательные рубашки на подавляющем большинстве стоящих в строю. Кроме того, отдельной плохо организованной кучкой стояли нестроевые и обозники. Это был небоевой состав полков ушедших с Орловым вниз по реке. Их муромцы Касатонова тоже согнали на плац.
        Отдельно от пленных стояла группа преображенцев в форме и при оружии. Над ней реял стяг, который держал прапорщик Василий Пестрово. Это были те самые, верные мне солдаты, что помогли захватить в плен свой полк без боя.
        Я прошелся вдоль строя сопровождаемый взглядами почти трех тысяч человек. На лицах у всех застыло тревожное ожидание. Наконец я закончил осмотр и встал напротив середины строя.
        - Воины православные, - громко начал я. - Хвала Господу вседержителю, что ваше пленение обошлось без кровопролития. Русские не должны лить кровь русских. И идти против законного и природного государя это преступление и святотатство. И те, кто вас к этому принуждали, ответят и передо мной, и перед Богом.
        Тревога на лицах сменилась удивлением и ожиданием. Я продолжил:
        - Благодаря верности, храбрости и уму некоторых из вас, - я жестом указал на группу под флагом полка. - А также в память о моем великом деде, основавшем этот полк, я не буду распускать его, как сделаю это со всеми иными, пошедшими против меня. Хотя гвардейское звание ему придется заслуживать по новой. Что касается вас, то я вам предлагаю принести мне присягу. Добровольно и нелицемерно. И продолжить службу под моими знаменами.
        Я сделал паузу дабы слова дошли до сознания самых тугодумных.
        - Но вы можете и отказаться от присяги. Тогда вас ждет другая служба на благо Империи. Не в строю, а с кайлом и лопатой. Выбор за вами.
        Я дал знак и первыми к присяге подошли бойцы Пестрово. Сам он поклялся мне ещё будучи в плену и теперь стоял рядом, и суфлировал своим людям текст присяги. Справа и слева от нас два десятка офицеров из других моих полков также принимали присягу у обозников и преображенцев. Это позволяло ускорить процесс, ибо повторение оренбургской тягомотины я не желала категорически.
        Через пару часов церемония завершилась. На плацу, тем не менее, осталось больше трех сотен отказников. Как пояснил мне Пестрово это были отпрыски знатных дворянских кланов. Молодые Оболенские, Еропкины, Вяземские, Воронцовы и прочие больше смерти боялись презрения своей многочисленной родни и окружения. Так что на их верность я могу рассчитывать только после того, как присягнут главы их родов. Или после смерти верхушки аристократии.
        Общение с пленными офицерами я решил отложить. Надо было дать им время осознать поражение Орлова и всей его армии. Пусть проникнутся тяжестью своего положения. Сговорчивее будут. Да и разговаривать с ними стоит индивидуально. А то стадный инстинкт многим убавляет разума.
        По окончании церемонии меня и свиту пригласили на обед в бывшем воеводском доме. Нервный и напряженный Никитин шёпотом доложил, что все блюда чашником проверены и охрана расставлена. Последнее покушение сделало его самым большим параноиком в моей армии. Мне даже пришлось с ним поругаться на тему постоянного ношения кавалергардской кирасы. Среди трофеев их нашлось немало, и мой начальник охраны мечтал меня засунуть внутрь самой толстой. Причем вся свита была на его стороне.
        Нежелание таскать на себе пуд железа простимулировало мою память, и я вспомнил о первых бронежилетах скрытого ношения, которые изобрел какой - то американец в середине девятнадцатого века. Для надежной защиты от револьверных пуль он использовал три десятка слоев шелка. И этого оказалось вполне достаточно. А шелк то у меня как раз имелся. Поврежденный пожаром шар все равно был не пригоден к полетам и нуждался в ремонте, так что я с чистой совестью мог его немножко разграбить.
        В итоге, пока армия сутки отдыхала и готовилась к броску на Муром мне смастерили толстую шелковую жилетку. Её эффективность проверили сначала на туше свиньи, а потом и на недобровольным подопытным, которым выступил Григорий Орлов. Никитин стрелял лично и с немалым удовольствием. Наверно он в тайне желал, чтобы жилетка оказалась бесполезна против пистолетной пули, но она с честью выдержала испытания. Вот только для человеческого тела попадания бесследно не прошли. Впрочем, гематомы и переломы куда лучше, чем дыры в шкуре и свинец в кишках.
        Перед домом воеводы меня ждала радостная встреча. Опираясь на тросточку с лавки, поднялся Ефимовский и неловко поклонился. А я ускорил шаг и в качестве приветствия обнял полковника и осторожно похлопал по спине.
        - Ваше величество, поздравляю вас с победой, - улыбнулся бывший граф. - Я очень сожалею, что подвел вас и не смог принять участие в битве.
        - Ничего, Николай Арнольдович - улыбнулся в ответ я - не по своей же вине. Как ты себя чувствуешь?
        - Ходить трудно. Суставы болят. Дыба, однако, - Ефимовский развел руками. - Но я ещё сносно себя чувствую. А вот пан Чекальский в горячке лежит. Того и гляди преставится
        - Ничего. Господь не попустит, - бодро уверил я офицера. - А паче доктор Максимов. Ты же, Николай Арнольдович отдыхай, лечись. Скоро тебе дело будет… Пока я с армией на Москву пойду, ты останешься здесь, в Муроме. Из пленных с добровольцами новые полки формировать будешь. А самого тебя я назначаю командиром преображенского полка. Надеюсь, что ты снова сделаешь его гвардейским.
        Ефимовский удивленно посмотрел на меня и снова поклонился, забыв положения нового устава.
        - Благодарю Ваше Величество. Все силы приложу…
        - Верю. Верю, - перебил его я. - А где Чернышов и прочие гниды?
        Ефимовский растерянно оглянулся. Из тени дома выступил невзрачный человек одетый как горожанин и негромко доложил.
        - Государь батюшка. Все злоумышленники под охраной сидят недалече. Ждут твоего суда. Желаешь их лицезреть тотчас?
        Я отмахнулся.
        - Не сейчас. После обеда на площади их будем судить всех разом. А ты кто таков?
        Человек в пояс поклонился и отрекомендовался:
        - Савельев Карп Силыч. Мои людишки тебе государь сведения из Мурома поставляли и господ офицеров из полона изъяли.
        «Ах вот ты какой, северный олень». Заочно этого человека я хорошо знал. Именно его инициатива и энергия позволила нам иметь свежие сведения о всех движениях войск Орлова. Он даже сумел разобраться с гелиографом имея в качестве руководства только мое письмо - инструкцию. Я похлопал мужчину по плечу.
        - Хвалю за службу. В каком чине?
        - Благодарствую батюшка. А чина нет у меня никакого, - ответил Савельев, подкрутив ус - Когда - то был купцом, потом меня Салтыковы разорили да в железа заковали. Сбег я. В тати подался. Душегубствовал в здешних лесах. А как ты Нижний Новгород взял к тебе пошел вместе со всей своей шайкой. А тама уж Мясникову глянулся и он меня под Муром обратно направил дело твое делать и службой тебе грехи свои замаливать.
        Я покачал головой. Да уж. Очередная грань русского бунта. Но человек очень толковый. Надо будет запомнить.
        - Твою службу я не забуду. И Богу за тебя помолюсь. Авось смилуется. А пока приглашаю мою трапезу разделить.
        Савельев буквально «пал ниц». Встал на колени и начал биться лбом об землю бормоча благодарности. Меня это очередной раз покоробило, а вот окружающие смотрели с одобрением и пониманием. Все - таки обещание царя помолиться за кого - то Богу было крайне редкой наградой. Уж мою то молитву Господь не мог не услышать. Так что Савельев себя считал уже спасенным от геенны огненной и это его переполняло эмоциями.
        Обед был сытный, долгий и шумный. Считали сколько полков из пленных и крестьян можно сверстать и откуда для них брать офицеров. Обсуждали марш на Москву. Про Арзамас, Тамбов, Саров тоже спорили, надо ли отвлекать силы на их захват. В итоге поручили это делать Ефимовскому силами новых полков.
        Обсудили и предстоящий суд. По Чернышову и палачам разногласий не возникло. А вот насчет Орлова мнения разошлись. Большинство хотели его прямо тут в Муроме казнить, но Шешковский с Соколовым настаивали на том, чтобы потянуть время и казнить в Москве. Да так, чтобы он перед казнью всю вину свою признал и меня истинным государем прилюдно назвал. Я выразил сомнение что этот упертый и высокомерный баран на такое согласится. На что Шешковский с Соколовым переглянулись, очень хищно улыбнулись, и Хлопуша пробасил:
        - Ты нам только время дай, государь. Он все сделает. Все что потребно скажет.
        - Это же какой методой? Через дыбу? - поинтересовался я
        - Все мужики делятся на тех, кто боится ослепнуть - пояснил глава Тайного приказа - И быть оскопленными
        - Глаза или яйца - покивал Шешковский
        - Мыслю я, Орлов из вторых - Хлопуша потер клеймо ВОР на лбу - Уж больно, Гришка, женок любит. Полюбовниц с собой возит, понасиловать крестьянок не брезгует… Прищемлю ему яйца в дверях, сразу запоет, никакой дыбы не нужно.
        Я подумал и лишь пожал плечами, внутренне содрогаясь от тех методов, которыми они будут выбивать лояльность фаворита. Но тогда встал вопрос что с ним тут в Муроме делать. Не судить совсем? Или осудить, но приговор отложить? В итоге сошлись на предложении, до сих пор молчавшего Карпа Савельева. Идея была жутковатая, но очень впечатляющая. Тайникам моим оно очень понравилось.
        Наконец мне доложили, что на площади все готово к суду. Я со вздохом снова напялил бронежилетку и проследовал к месту предстоящего действа. Никитин, помогая мне одеваться, доложил, что людей на площадь он пропускал только после обыска. Помимо оцепления, в самой толпе бдит пара сотен солдат в готовности пресекать покушения и подстрекательства.
        На мощеной булыжником площади было полным - полно народу. Солнце уже заползло в зенит, жарило по - летнему.
        По словам Никитина число собравшихся обывателей перевалило за пять тысяч. С одной стороны площади стоял свежесколоченный помост, застеленный ковром на котором стоял мой трон. Лезвия клинков, украшавших спинку, блестели на солнце. С противоположной стороны возвышался эшафот с большой виселицей. Народ, завидев меня зашумел, колыхнулся напирая на оцепление. Барабанщики и горнисты исполнили нечто торжественное. Я прошел и уселся на свое «рабочее место». Поерзал на троне - удобством он не отличался.
        Снова протрубили трубы и прогремели барабаны. Почиталин выступил вперед и громко прокричал:
        - Государь желает выслушать выборных от купеческого сословия.
        К моему трону подошли трое купчин. Повалились на землю как давеча Савельев и стукнули землю лбами. Я сделал знак рукой и Почиталин скомандовал им подняться.
        Четверть часа пришлось слушать их многословные и слезливые жалобы на разорение, которое Орлов учинил речной торговле. На отнятые суда и пограбленные грузы. На побои, учиненные самим купцам. И даже на смерть одного из них под пытками.
        Вердикт мой был таков:
        - Суда, что Орлов отнял у вас, стали моим трофеем. На них моя армия в Муром пришла. Но я возвращу их вам. Убытки ваши покрою освобождением от податей на три года. А обиды, что вам Орлов учинил, учту при суде над ним. Довольны?
        Купцы опять повалились на землю, уже с благодарностями. Почиталин их быстренько поднял и выпроводил. Следующая депутация была от горожан. Тут жалобы были посерьезнее.
        Я слушал длинное перечисление того, что разобрал и сжег полк Крылова, и посматривал на него самого. Тот стоял с невозмутимым видом никакой вины за собой не испытывая. Дескать «на войне как на войне».
        Когда представитель города закончили свою слезницу, я выдал заранее обдуманное решение.
        - Я всегда готов помочь своим добрым подданным в их печали. Дома обывателей будут отстроены за казенный счет силами пленных гвардейцев. Командовать всем будет полковник Ефимовский, которого я оставляю в городе временным губернатором.
        Подчиняясь моему жесту, бывший граф, опираясь на палочку вышел вперед и коротко поклонился. Я продолжил.
        - Вы же должны провести выборы в городской совет и избрать себе городского голову, который будет помогать Николаю Арнольдовичу в муромских делах. Новую застройку велю делать регулярной. Дома украшать резьбой да узорами. Улицы проложить шириной вдвое, чем прежние и замостить камнем или иначе как. Утраченный скарб ваш возмещу тем, что весь Муром освобожу от имперских податей на пять лет. Все же сборы, что учредит местный совет употреблять следует на городское благоустройство.
        Народ зашумел. Послышались крики «слава государю, Петру Федоровичу» Когда толпа поуспокоилась, я добавил ещё один пряник:
        - Кроме того обещаю вам на свой кошт построить постоянный каменный мост через Оку. И проложить мощеные дороги меж городами империи. Дабы никакая распутица не могла помешать всякому моему подданному путешествовать и товары возить. Но то дело не скорое. Для начала мне надобно дедов трон вернуть. А то пока что там Катька расселась.
        Из толпы послышались крики: «Не долго ей осталось», «Мы подсобим государь» и опять здравицы и славословия. После того как городская депутация удалилась барабаны сначала выдали тревожную дробь, а потом стали дружно бухать в такт сердцу. Пред мои очи предстали, одетые только в исподнее Чернышов, пара его подручных, а также пятеро профосов Преображенского и Семеновского полков.
        Почиталин развернул свиток и громко начал зачитывать преступления указанных лиц. Чернышов с помощниками обвинялись в измене и передаче врагу сведений, содержащих военную тайну. Ирония была в том, что только благодаря этим сведениям удалось заманить Орлова в ловушку, так что это была скорее заслуга бывшего полковника, а не его вина. Но об этом ему знать было не положено.
        Чернышов в свою защиту ничего сказать не мог. Только повалился на колени и стал просить пощады. Рядом с ним так же опустились два его подчиненных и присоединились к мольбам. Но моего милосердия они не дождались. Предателей следовало казнить. Это был сигнал прочим колеблющимся. Так что по моему знаку их поволокли к виселице и споро вздернули под громкий вздох толпы.
        Орловским палачам вменили в вину казнь сорока девяти пленников, в том числе и отрока тринадцати лет отроду. Почиталин громко зачитал выдержку из письма Максимова по результатам вскрытия тел. О том сколько костей было переломано у пленников и какие им при жизни были нанесены увечья. Кроме того, он живописал корабль мертвецов, что соорудили эти упыри.
        Народ, слушая обвинение гудел и заводился. Слышались крики: «смерть им», «повесить».
        Один из обвиненных гвардейцев, чувствуя уже дыхание смерти, истерично заорал:
        - Государь. Не виноваты мы! Мы только выполняли приказ Орлова! Это он, ирод, виноват!
        Да. Фраза очень знакомая. Правда из другого времени. И тамошнего главного негодяя по - другому звали. Но нет. Не пощажу. Это тоже сигнал тем, кто надеется прикрыться от меня двоевластием.
        - Выполнение преступного приказа не освобождает исполнителя от ответственности - громко произнес я, Почиталин через берестяной рупор продублировал народу - Орлов свое получит сполна. А вас я признаю виновными и повелеваю казнить.
        После моих слов, профосов так же оттащили к виселице и, под барабанный бой, вздернули рядом с Чернышовым. Толпа на это отреагировала с еще большим энтузиазмом. Видать художества палачей Орлова всех впечатлили.
        Настала кульминация дня. На площадь вывели самого фаворита. Вели его как бешеного зверя. На шее у него был ошейник, с двумя цепями, натянутыми спереди и сзади. Его руки солдаты так же оттягивали в разные стороны. Особой нужды в этом не было, но такую картинку предложил Шешковский, и мне она понравилась. Будет что литераторам и историкам будущего посмаковать - я лишь жалел, то не взял из Нижнего своего штатного живописца. Тот заканчивал картину Взятие Казани.
        Почиталин опять развернул свиток и стал зачитывать список прегрешений подсудимого. Там было очень много пунктов. В числе самых безобидных было принуждение к половому рабству, свидетелем чего выступала мещанка Ростоцкая. А большинство обвинений касалось сожженных деревень и повешенных по приказу Орлова крестьян Тульской, Московской, Ярославской и прочих губерний, куда добирались его карательные отряды. Вишенкой на торте было обвинение в покушение на убийство государя императора Петра Федоровича, то бишь меня.
        Орлов, медленно закипавший во время перечисления своих грехов, сорвался и заорал:
        - Да какой ты царь! Ты кандальник Емелька Пугачев. Нет никакого царя Петра Федоровича. Я сам собственными руками его придушил в Ропше. Не верьте ему люди православные! Это самозва…
        Орлов задохнулся от могучего удара в живот. Ему заломили руки и сунули кляп в рот. Народ зашумел, загудел. Все уставились на меня, ожидая что я отвечу. Я встал с трона и подошел к краю помоста.
        - Признание царица доказательств. Этот убийца и насильник только что прилюдно заявил, что покушался на жизнь государя. Он верит в то, что его попытка удалась. Но Господу Богу было угодно отвести его бесовские глаза и спасти мне жизнь. Спасти для того, чтобы дать волю многострадальному народу православному. Делаю ли я то, что Господь мне завещал?
        Обратился я к толпе. Люди закричали: «Да. Делаешь»
        - Хотите ли вы все жить в свободной державе где все равны в правах и повинностях перед законом?
        Толпа ещё громче закричала «Да»
        - Хотите ли вы сам управлять своей жизнью? Самим решать кем стать и кем станут ваши дети? Хотите свободы?!?
        Народ уже ревел «Да» «Хотим», напирая на оцепление.
        - Так признаете вы меня своим государем?
        Меня чуть не оглушило от дружного вопля. Кричали все. Горожане, солдаты оцепления, военачальники…
        Я посмотрел на Орлова. Он стоял на коленях растянутый цепями и с ненавистью смотрел на меня.
        Когда толпа немного утихомирилась, я провозгласил.
        - Признаю Гришку Орлова виновным по всем статьям обвинения и приговариваю к четвертованию. Повелеваю здесь и сейчас отделить ему ноги. Руки ему будут отрублены в городе Владимире. А обезглавлен он будет в стольном граде Москве.
        Орлов забился в цепях и взвыл. Его потащили на эшафот, где Василий Пестрово легко поигрывал своим любимым топором.
        Я прислушался к себе. Нет, ничего не екнуло. Очерствел я в этой эпохе, а может и озверел.
        Чтобы привязать Орлова к наклонной скамейке потребовались усилия всех четверых солдат конвоя. Они же и перетянули жгутами ноги приговоренного выше колен. Одну ногу завели за скамью, а вторую натянули веревкой предоставляя палачу фронт работы.
        Пестрово наклонился к Орлову, вытащил кляп и крикнул ему в лицо:
        - Это тебе за моего отца, тварь!
        Потом выпрямился, размахнулся топором и точным сильным ударом отсёк ногу по коленной чашечке. Брызнула кровь, Орлов душераздирающе заорал. Толпа охнула. Сбоку чей - то женский голос закричал: «Нет! Пощадите его!»
        Я удивленно посмотрел на кричавшую. Это оказалась та самая фаворитка Орлова, про которую рассказывал Хлопуша - мещанка Ростоцкая. Она поймала мой взгляд и умоляюще протянула руки. Вот и пойми ты женщин! Мне рассказывали, что взял он ее силой в Москве, за долги возлюбленного. А теперь она просит за своего мучителя…
        Я отрицательно покачал головой и повернулся к эшафоту.
        От боли Орлов потерял сознание и его некоторое время отливали водой. При этом Хлопуша лично погружал культю в кипящую смолу.
        Наконец, Орлов очнулся, посмотрел по сторонам мутным взором. Оставшуюся конечность растянули на скамье, преодолевая бесполезное сопротивление жертвы. Снова блеск топора в ловких руках добровольного палача и снова крик боли смешавшийся с дружным выдохом толпы и женским визгом. Из обрубка на палача вновь изрядно брызнуло кровью. Но он, не обращая на это никакого внимания, стоял опираясь на топор и улыбался глядя на корчившегося от боли фаворита. Сипящему Орлову снова заткнули рот, прижгли вторую культю, отвязали от лавки и взвалили на носилки.
        Передо мной на помост взошел поп и сильным зычным голосом затянул слова гимна:
        - Боже царя храни! Сильный, Державный, Царствуй на славу. На славу нам!
        Его слова подхватили моя свита, сотни солдат оцепления, а потом и весь народ.
        Конец 3 тома