Кодекс пацана. Назад в СССР Василий Высоцкий
        Я вернулся назад. Вернулся туда, где страна по имени СССР ещё дышала на ладан. В страну не дураков, но умирающих гениев. И вернулся затем, чтобы повести за собой. Чтобы прожить новую жизнь и попытаться изменить если не всё, то многое...
        Кодекс пацана. Назад в СССР
        Глава 1
        'Всегда предупреждай родителей куда идёшь,
        с кем и когда вернёшься.
        Это очень важно - только тогда тебе смогут помочь в случае опасности!'
        Памятка «Правила поведения на улице»
        - Унгазун гарунге, унгазун гарунге! Замбеле гарунге, унгазун гарунге!
        Мотив знакомой песни вырвал меня из тяжелого сна. Из того сна, где я, пятидесятидвухлетний мужчина в самом расцвете сил, упал на землю от подлого удара по голове…
        - Унгазун гарунге, унгазун гарунге! - песня продолжала заливаться в моё подсознание.
        Я шевельнулся, ощутил на себе легкое одеяло, под головой большую подушку. Лежу в тепле и неге, и прямо до крайности не хочется просыпаться. Хочется ещё чуточку поваляться, может быть увидеть другой сон, порадостнее первого.
        - Замбеле гарунге, унгазун гарунге!
        - Сашка! Вижу, што не спишь! Ты это… вставай, умывайся. Там чайник только закипел, позавтракай. После «Рабыни Изауры» пойдем на эту, как её, на фазенду! - раздался насмешливый голос мамы.
        Мамы? Да ну нет, это сон. Это новый сон.
        Или не новый?
        Ведь прошлый ещё был так ярок, так свеж. Прошлый сон, где я шел по улице вечернею порой, заступился за парня с девчонкой и получил удар по затылку. И прежде, чем раздался музыкальный перезвон вечно страдающей рабыни Изауры, я слышал крик: «Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!»
        И потом я в тепле и неге… Я чуточку приоткрыл глаз и постарался оглядеться из-под ресниц. Постарался выглядеть спящим.
        Ага, маму хрен обманешь!
        - Я вижу, как твои глаза дергаются! Вставай давай, а не то сейчас ковшик на бошку вылью! - раздался недовольный мамин голос.
        И ведь выльет! Придется потом и подушку, и одеяло с матрацем на улицу тащить - сушиться.
        - Всё-всё, встаю, - пробормотал я и откинул одеяло, опуская ноги на выцветший и наполовину вытертый ковер.
        По черно-белому телевизору «Рекорд» шла очередная серия страданий молодой рабыни, чья судьба заставляла приникать миллионы советских граждан к экранам своих телевизоров, а потом на полном серьезе обсуждать все перипетии жизни Изауры, Леонсио, Тобиаса и остальных. Рядом с телевизором гудел пожелтевший от времени трансформатор. На полированной верхушке аппарата чернела коробочка усилителя ТВ-сигнала «Брянск», но даже с ней по экрану пробегали помехи.
        Хм, а ведь во сне у меня был нормальный такой пятидесятипятидюймовый телевизор «Хаер». А тут «Рекорд»… Черно-белый и суровый, с кусочком отломанного переключателя внизу - привет «лентяйкам ДУ».
        Я взглянул на свои худые ноги, выглядывающие из трусов-семейников, на майку-алкоголичку,в которой в двух местах были дырки. Взглянул, потер лицо руками, не ощутил привычной утренней щетины и меня пронзила мысль - это вовсе никакой не сон!
        И всё было! Было взросление, были девяностые, двухтысячные, всё было, а сейчас…
        Я вернулся в прошлое? Где я?
        Сейчас я снова находился в нашей старой однокомнатной квартире, где стояли родительский диван и моя кровать у печки. Где накрытый покрывалом стол притулился возле окна, а за ним белел шкаф-пенал. Где телевизор красовался на большом комоде, чьи ящики нужно было выдвигать дерганьем, а задвигать с хеканьем. Где родительский диван подпирал громоздкий коричневый трехдверный шкаф с облупившимся лаковым покрытием на дверях. Где белый бок печки был третьей спинкой моей кровати… Где заканчивал обстановку комнаты буфет с зеркалом внутри и обязательным чайным сервизом, ни разу не вынимавшимся для гостей, а стоявшим только для красоты.
        В этом буфете помимо зеркала за стеклянными дверцами было ещё одно - справа. В нем я и отражался, молодой, вихрастый, с почти сошедшим синяком под левым глазом. В трех шагах, на сложенном диване сидела мама. Молодая, не больше тридцати семи, с чашкой чая в одной руке и бабушкиным пирогом с черникой в другой. Ситцевый халат в горошек перешел из разряда фабричной формы в разряд одежды домашнего донашивания.
        - Ну, чего смотришь? Там ещё пироги есть. Вот если бы ты в лес ходил, а не на б…дки-гулянки, то и пирогов было бы больше, - мама по-своему оценила мой взгляд.
        - Да ну, чего ты? - проговорил я осторожно. - Какие гулянки?
        - А после которых приводы появляются. Как только в ментовку-то не угодили. Участковый и так шакалом смотрит, всё на тебя хмурится. Иди, умывайся и завтракай. Сорняки-то сами себя не соберут.
        Чтобы не вызывать подозрения своей шокированной рожей, я поднялся, заправил кровать и поплелся на кухню. Знакомая кухня, знакомая печка, знакомый вытертый линолеум и два ведра воды возле газовой плиты. Газ поступал от газового баллона, стоящего на улице. Его ещё нужно было менять по мере опустошения у приезжающего раз в неделю дяди Феди.
        И не дай Бог опоздаешь или забудешь… Тогда только электроплитка придет на спасение. А к ней и обязательный «жучок» на электросчетчик, а то мотает эта плитка как не в себя…
        Я налил в треснутую кружку заварку из чайника, добавил кипятка, уставился на блюдо с пирогами, накрытое вафельным полотенцем, и задумался. Пока думал, нацепил трико с вытянутыми коленями и натянул носки. Трико домашнее, в нем можно и дома пофорсить и на огород прогуляться…
        Блин, а ведь было это уже так давно… Около тридцати лет назад! И вот я также просыпался, и фингал у меня был под глазом. И на «фазенду» ходили.
        Но потом-то я вырос. Потом я закончил Шуйский педагогический университет на факультете физической культуры. Армия в спортроте. Не раз выигрывал областные соревнования по боксу, потом устроился тренером на спортивную базу. Тренировал ребят, под конец жизни решил осесть в Юже, устроился учителем физкультуры в третью школу.
        А что в конце? Как я сюда попал?
        Помню, как неторопливо прогуливался по тенистой Советской улице, свернул на Глушицкий проезд и обернулся на девичий крик. Заметил, что четверо крепких ребят возле магазина «Красное-Белое» яростно наседают на парочку. Парень защищал девчонку, но уже получил несколько ударов по лицу и теперь на его подбородке краснела юшка.
        - Эй, ребята! - крикнул я. - Чего же вы четверо на одного? Это же не по-пацански! Если выскакиваете, то раз-на-раз хотя бы!
        - Дед, вали на х…! - последовал ответ.
        Вроде всех местных я знаю, как и они меня - работа с молодым населением приносит определенную известность. Но вот этих ребят видел впервые. Дерзкие, резкие, но… какие-то нервные. Постоянно оглядывались, словно опасались чего-то.
        Рядом с «Красным-Белым» увидел местами проржавевшую «Мазду-тройку» с владимирскими номерами. Так это гости так беспределят?
        Вот парня с девушкой я знал, они выпустились в прошлом году из моей школы. И парня вроде бы Серегой звали, вот имя девушки вспомнить не мог…
        - Пи…ры ковровские, валите на хрен! - выкрикнул защищающий девушку Серёга.
        - Ты кого пи…ром назвал? А?
        Серёга ещё раз получил в челюсть и рухнул на асфальт, сплевывая кровь. Девушку держал четвертый, не давая ей вырваться из крепких рук.
        Если «ковровские», то точно залетные. Примчали с Коврова немного побеспределить и сорваться обратно восвояси. Найти приключений в Юже и скрыться потом в туман. В своём-то городе могут и спросить за подобное, а тут…
        - Отпусти! Помогите! Александр Владимирович, помогите! - завопила девчонка и тут же получила звучную плюху по щеке от одного из хулиганов.
        - Пацаны, так не делается! - попытался я ещё раз образумить молодежь. - Тут же полиция рядом! Вас загребут и штрафами не отделаетесь! Да чего вы творите? Он уже упал, чего вы пинаете-то?
        - Да ты вообще не вкуриваешь, старичелло? Тебе сказали один раз - вали на х…! Чё непонятного? - процедил один из нападавших.
        - А давай я заступлюсь за пацана? А? Ну чё? Или зассали получить люлей от «старичелло»? - буркнул я.
        Ну сколько раз можно терпеть посылы? Если не получается достучаться словом, то получится достучаться делом. А если не перенести внимание молодняка, то и запинают парня.
        - Да ты за…л, мудила вафельный!!! - с громким криком налетел на меня первый нападавший.
        Налетел и рухнул подрубленным дубком. Он точно не ожидал от старика прямого хука в челюсть. Такие привыкли брать нахрапом, а вот со мной такого не прокатило…
        - Ты чо, дед? А? - слегка ошалело посмотрел на своего упавшего друга второй. - Ох…л? А? Ты чо?
        - Да ни чо! Ещё вопросы есть? Валите на хрен, полудурки, и друга забирайте! - рявкнул я преподавательским голосом.
        Уж что-что, а металл в голосе я натренировал за время своей работы с молодежью. Однако, «смелая вода» явно затуманила мозги молодняка настолько, что теперь им даже сам черт не брат. Второй тоже попер на меня, всё ещё не веря в то, что его товарища, такого крутого и быстрого, победил какой-то старикан.
        Уличная драка - это непредсказуемый бой без правил, где используются самые хитрые приемы и жестокие методы. Ожидать от поддавших людей благородства в такой ситуации - нереалистично, особенно если речь идет о самозащите на улице, где угроза для жизни почти всегда огромна. В таких условиях необходима совершенно другая тактика поведения, отличная от тех, которые применяются в спортивном ринге или на татами. Что касается техники, то она должна быть одновременно эффективной и простой в освоении.
        Вот и сейчас я уклонился от выпада молодчика, сбил удар ноги в живот и прямым в лоб уложил второго на асфальт. Хорошо поставленный удар не подвел и на этот раз. Второй брякнулся на твердую поверхность расслабленно, как мешок с дерьмом. Минут пять ещё будет приходить в себя, а мне большего и не нужно.
        - Отпустите нас! Помогите!
        - Да ты, сука, никак не угомонишься? - в руке третьего появился нож.
        Вот с ножом шутки плохи. Тут нужно смотреть, чтобы нападавший не поранился. А что? Упадет нечаянно на свой ножик и доказывай потом в полиции, что ты не верблюд.
        Третий взмахнул оружием, пытаясь всадить его в мне в бочину. Я легко отпрыгнул, дождался крайней точки провала соперника и дернулся вперёд. Нож ещё не успел повернуть назад, когда мой кулак встретился с челюстью молодчика. Его голова дернулась, на пару секунд он потерял ориентацию в пространстве, а следующая двоечка уложила его к остальным дружкам.
        Нож отлетел в сторону, и я повернулся к четвертому:
        - Отпусти девчонку, друг. Я не хочу тебя калечить! Забирай своих и…
        Договорить я не успел. В голове вспыхнула Сверхновая, а ноги неожиданно стали ватными. Дальше я видел, как Земля изменила плоскость своего наклона и резко ударила меня по лицу. Как будто обиделась за тех троих и решила наказать таким макаром.
        - Да вы чо делаете? - раздался девичий визг. - Ты же убил его!
        Кого убил? Меня? Я ещё в норме! Вот сейчас встану и… Встать у меня не получилось. Верные руки и ноги отказывались служить. Я их ощущал, но вот встать не мог…
        - Завали хлебало, сука! - послышался голос надо мной. - А то также огребешь!
        Неужели я забыл про то, что в машине может поместиться пять человек? Неужели дал подобраться пятому со спины? Какая же глупость с моей стороны! Непростительная, фатальная глупость…
        - Чо, крутой, да? Крутой? На за пацанов! На!
        В моей голове ещё два раза вспыхнула Сверхновая. Сознание начало уходить. Проваливаться. Стало так тепло, так спокойно… так безразлично…
        - Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!
        И уже после этого прозвучала «Унгазун гарунге, унгазун гарунге!»
        Я очнулся. Выпал из размышлений о прошлом. Потрогал короткостриженную макушку. Ничего. Только ёжик волос на то месте, где потом вырастет обширная плешь.
        Похоже, что били меня бейсбольной битой. Всю жизнь я дружил со спортом, спортивное оборудование и проводило в последний путь. А сейчас?
        Я подергал плечами, повращал руками. Руки и ноги мои, молодые и здоровые. Все зубы на месте. Ими-то я и впился в бок пирога с черникой. Черно-синий сок капнул на пальцы, пришлось слизнуть, чтобы не пропадать добру.
        Ммм! Вкуснотища!
        А я уже успел забыть - какой вкус бывает у бабушкиных пирогов! Ещё и чай… Такой душистый, из пачки «со слоном».
        - Ма, а где Алёнка? - крикнул я через стенку.
        - У бабки на Парковой! - был ответ. - Должны были уже с ягод вернуться. Они-то не спят по полдня…
        Очередной укол в мою сторону. Я только улыбнулся на это. Пусть себе ругается. Алёнка тоже та ещё егоза - как надоест помогать по хозяйству, так сразу начинает ныть и своим нытьем доводит мать до того, что та в сердцах посылает её с глаз долой. А сестренке только того и нужно. И вот, пока старший брат с матерью и отчимом корпят на огороде, мелкая засранка беззаботно уносится гулять на улицу.
        А что это? Я придвинул к себе газету «Светлый путь». Программа, заметки про всякое-разное, но меня интересовала дата. Десятое июня одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.
        Ого, ни хрена себе…
        Что же, похоже, что я всё-таки вернулся во времени обратно. Из две тысячи двадцать шестого года в восемьдесят девятый. И мне сейчас пятнадцать! И если сейчас не нахожусь в больничной палате, лежащий в коме, то…
        Мне сейчас пятнадцать!!!
        Эта мысль настолько шокировала, что я ещё минуту сидел с раскрытым ртом. За стенкой работал телевизор и Женуария просвещала о жизни Изауру. А я сидел на кухне, с раскрытым ртом и откушенным пирогом. Даже попытался ущипнуть, но только ойкнул от боли.
        Может просидел бы больше, стараясь обдумать открывающиеся возможности, но в этот момент входная дверь с шумом распахнулась и в квартиру ввалилось тело. По-другому это появление назвать было нельзя. Именно ввалилось, запнувшись о порог, потом боднуло стоявший прямо по входу холодильник и растянулось на входном коврике.
        - Ох, б…! - выругалось тело и по звукам голоса этого тела я узнал отчима. - Нннсатавили тута…
        Отчим попытался встать, опрокинул на себя этажерку с обувью и снова выругался. Помогать ему не было ни малейшего желания - кухня моментально наполнилась запахом перегара.
        - Приперся? - проговорила вышедшая из комнаты мать. - Опять всю ночь с Балясом пробухал?
        - Иди на х… - пробормотал копошащийся на пороге отчим, а потом ударил кулаком по полу. - Имею… ик! Право! На свои пью!
        - На свои… А дети? Детям должны святым духом питаться?
        - Ни чо! Вон, картошки пожрут с макаронами! Сашка, ты будешь картоху жрать? - на меня выперлись красные от лопнувших сосудиков глаза.
        - Напился, веди себя прилично, - буркнул я в ответ.
        - Ты чо, придурок? - отчим явно не ожидал такого ответа. - Ох…л? Или фонарь под другой глаз поставить?
        Так вот откуда у меня наполовину заживший фингал. Вот чьих это добрых рук дело…
        - Не трогай его, - проговорила мама. - Вали туда, где бухал!
        - А ты поуказывай мне ещё, сука! Куда хххочу, туда и валю! И ваще! Щас тоже п…ды получишь! Я хозяин в доме! - отчим всё-таки справился с непослушными ногами и смог подняться.
        Сейчас он стоял, оперевшись о холодильник, большой, грузный, с набрякшими мешками под глазами и набухшим носом. На щеке прилипло нечто с улицы. То ли грязь, то ли собачье дерьмо. Одежда тоже не представляла из себя модный наряд для подиума. Похоже, что он поздоровался не с одной лужей на улице, пока добирался домой.
        - Сука это ты! - мама налетела на него, подхватив с пола тапок. - Это ты, сука пьяная! Ты!
        Тапок начал ходить по лицу, по голове. Я подскочил, чтобы их разнять, но не успел. Отчим отмахнулся, как от мухи, и мама отлетела к вешалке. Она упала на куртки, попыталась удержаться, схватившись за них, но не смогла. Полка рухнула под её весом. Куртки накрыли её с головой.
        - Ну,…дь, теперь ещё полку вешать! - обиженно протянул отчим.
        После этого его губы брызнули кровью. Я сам от себя не ожидал, что кулак вопьется в отвисшие губы. Не ожидал, что выдержу так долго!
        Удар получился так себе. Только на неожиданности и смог сыграть. Дальше на меня уставились налитые злобой глаза, и рука отчима влепила знатную плюху. Я отлетел к печке. Снесло как пушинку - мой отчим недаром раньше занимался волейболом.
        В голове зазвенело. Я тут же вскочил на ноги, прогоняя прочь легкий нокдаун. Не время сейчас валяться. Не время!
        - Ты! Гандон! - только и успел сказать отчим, как я налетел на него коршуном.
        Кулаки начали впиваться в печень, в челюсть, в «солнышко». Пробить не удавалось, но вот повалить на пол смог. Ещё добавить ногой в рожу и тогда…
        - Сашка! - мать повисла на мне. - Не надо! Убьешь же, Сашка! Не надо!
        Она боролась, пыталась меня оттащить от мотающего башкой отчима. Я же порывался сделать решающий удар. Отправить того в нокаут. Достать хотя бы кончиком носка…
        Мама же отталкивала меня к двери. За дверь… Подальше от пьяного создания, терроризирующего всю семью. Ей удалось-таки вытолкнуть меня за дверь. Удалось выбросить кеды. Я стоял, дрожа от нахлынувшего адреналина.
        - Сашка, не надо! Остынь, сынок! Он сейчас спать ляжет, а ты… погуляй пока… Сходи до баушки. Не надо, Саш…
        - Слышшшь, ублюдок! Ссссюда иди, - руки отчима подогнулись, и он упал на пол.
        Захрапел. Вот же животное… И почему мама его только терпит?
        - Завалю, тварь! - проорал я, выплескивая душивший меня гнев. - Ещё раз маму тронешь - завалю!
        - Иди-иди, Саш! - рука мамы уперлась мне в грудь. - Потом поговорим! Переночуй сегодня у бабушки, а Алёнка пусть сюда ночевать идет…
        - Мам! - пытался я что-то сказать, но она покачала головой и закрыла дверь.
        Я остался перед черным дерматином двери. Глубоко вдохнул и выдохнул. Попытался успокоиться. Вот и вернулся в старое доброе время. Вернулся туда, откуда начал свой жизненный путь.
        Сейчас мама затащит пьяного отчима на диван и тот будет спать до завтрашнего дня, изредка пытаясь напугать подставленный тазик ревущими горловыми звуками и фонтанами блевотины. Почему мама не выгоняла его? Потому что была уверена, что семья должна быть полной. У детей должен быть отец…
        Я вышел на улицу. Из нашего окна понеслась заставка «Рабыни Изауры». Те самые «унгазун гарунге». Мой друг и сосед Пашка Сысоев даже как-то придумал слова к этой заставке, подобрал аккорды на гитаре и потом напевал для девчонок:
        Ты родишься рабом, Богом будешь забыт.
        Непосильным трудом рано будешь убит.
        Твои мать и отец с детства были рабы,
        Как свободным был дед, уж давно он забыл.
        Убивает тростник, нам проклятья тая.
        Того, кто уже сник, забирает земля.
        Мы хотим отдохнуть, нам так хочется спать!
        О покое забудь, остаётся страдать.
        Вот только «страдать» снова я не собираюсь. С теми знаниями, которыми я обладаю, можно сделать многое… Можно сделать, но…
        Я оглянулся на окна своей квартиры. Нужно ли это делать? Если люди не хотят своего освобождения, предпочитая страдать и мучаться, боясь выпасть из рамок приличия, установленных непонятно кем.
        Спросил сам себя и ответил, что нужно. Нужно!
        Глава 2
        «Не ходи один по улице в тёмное время суток. Если сложилась такая ситуация, иди только по ярко освещённым местам. Если твой путь лежит через тёмные и узкие переулки, позвони родителям и попроси тебя встретить»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Я шел по Стадионной улице и медленно успокаивался. Выплеск адреналина понемногу выходил через дрожание коленей и взволнованное дыхание.
        С некоторым удивлением наблюдал за собой. Ведь вроде бы должен сдержаться, должен трезвой головой всё охватить, нанести правильные удары и вырубить гораздо быстрее, но… Вот накатило с головой и «упала планка». Как будто юношеские гормоны взыграли и напрочь отшибли весь аналитический мозг.
        Я даже остановился. А ведь и точно! Каким бы опытом я не обладал, но вот тело-то у меня молодое! И реакции молодые, и выплеск адреналина такой же. И сужу я сейчас как молодой пацан, а вовсе не как человек опытный, с багажом знаний за плечами.
        Глубоко вдохнул, выдохнул. Постарался прийти в себя.
        Так, где я сейчас? На улице Стадионной. По этой улице приходилось не раз таскаться с ведрами за полкилометра, ведь ближайшая водонапорная колонка была только здесь. Да, потом установят возле дома, но это будет ещё не скоро.
        На улице Стадионной живет мой друг Серега Курышев. До его дома оставалось пройти сотню метров. Уже после школы нас раскидает по разным городам и будем видеться только в соцсетях или на встрече выпускников, но в это время мы дружили крепко.
        В отличие от меня, живущего в квартире, он жил в частном доме. Интересно, сейчас он дома?
        До бабушки я ещё успею дойти, а вот до Серёги ближе. Да и надо проверить - в самом ли деле я вернулся в своё прошлое? Может быть это какая-нибудь альтернативная реальность, где только частично вернулось всё на круги своя.
        Я дошел до Серёгиного дома. Буро-рыжее здание с облупившейся белой краской на наличниках уставилось на меня глазами окон. В самый левый глаз я и бросил камешек. Там была Серегина комната и если он дома, то…
        Звяк!
        Камешек отскочил от стекла. Я немного подождал - не шевельнется ли белая занавеска. Но нет, тишина. Снова бросил камешек, попал в деревянный створ. На этот раз звук получился тише, но всё равно - если дома, то должен услышать.
        Я уже поднял третий камешек с земли. Если в третий раз не отзовется, то можно было пойти дальше, всё-таки Бог любит троицу. Но вот кинуть мне не удалось - на улицу высунулась голова Серегиной матери. Почему-то в это время была дикая мода на кудряшки и «химию». Поэтому многие женщины щеголяли завитушками разных мастей, крашенными хной.
        - Сашка! Я тебе щас пульну! Вот разобьёшь стекло, тогда твою жопу вместо него вставлю! - сварливо приветствовала меня кудрявая голова.
        - Теть Марин, не надо мою жопу! Она у меня тощая - продувать будет! - привычно отозвался я и улыбнулся традиционному ответу на традиционную угрозу.
        Как это всё привычно и по родному. И ругань беззлобная, словно родительский легкий подзатыльник, чтобы не забывал о правилах поведения.
        - Теть Марин, а где Серёга? - спросил я.
        - Да он у Пашка. С утра мопедку разбирают. Носитесь потом, как оглашенные… Сашок, ты если к Пашку пойдешь, то скажи Серёге, что его ещё дрова ждут. А то снова проваландаетесь дотемна и хрен вас найдешь…
        - Спасибо, теть Марин, обязательно скажу, - улыбнулся я.
        Пашка Ковалев жил на соседней улице и был счастливым обладателем мопеда «Карпаты-1». По совести, можно было сказать, что мопед больше ездил на Пашке, чем Пашка на нем, но тогда нам казалось это чуть ли не верхом крутизны.
        Эх, незабвенные «Карпаты»… Кусок дерьма на колесах, с пластилиновым сцеплением и тросиками из говна, вечно глючное магнето с постоянно потерянной искрой. Никогда не знаешь, отъехав от дома на километр, вернёшься на колёсах или пешком. Вся наша районная тусовка ходила со сбитыми чернющими руками, как у кочегаров. Колоть движок дважды в день - это было нормально.
        В 12 лет молотком и шариком от подшипника выбить из электрокартона или поронита прокладку? Да с закрытыми глазами и за минуту. Настройка карбюратора на ходу - на слух. Сумка с инструментом всегда с собой, никогда не знаешь, где и что придется чинить. Сварка. Рама разваливалась, канючить у взрослых надоело, в итоге научились варить сами.
        Я всё это вспоминал, пока шел к Пашке. Шел по улице одноэтажных домиков, которая никогда не знала асфальта. Возле некоторых домов были свалены дрова, ожидающие распилки и колки. Потом уже их сложат в штабеля, чтобы зимой не окоченеть с холода, да заодно и приготовить что-нибудь можно. Кстати, гречневая каша из печи была самой вкусной, которую я когда-нибудь ел.
        Пока ещё возле домов не стоят автомобили, но сараи-пристройки, бани и гаражи есть почти у каждого дома. Это за домами огороды, а вот рядом с домом обязательно должна быть какая-нибудь пристройка…
        Вот и Пашкин дом. Из гаража доносится пыхтение и звуки ударов молотка по металлу. На улице стоят двое мелких пацанов, лет семи-восьми. Это соседские мальчишки, наблюдающие за ремонтом техники. Они же на подхвате - подержать ключ или сбегать за водой. И они гордятся тем, что помогают. А ещё с замиранием в душе ждут - если шайтан-машина заведется, то их могут прокатить. И будут они мчатся за спиной Пашки или Серёги, весело улыбаясь подлетающему ветру…
        В гараже с двухколесным зверем копались Пашок, Серёга и Витёк Котов. Ковыль, Пухлый и Лысый. Моя же кличка, как и у Пашка, сформировалась от фамилии. Называли Лось от Лосева, но я и не обижался. Улица всегда дает клички, потому что Сашков, Пашков, Серёг и Витьков много, а вот Ковылей, Пухлых, Лысых и Лосей было меньше.
        - Здорово, пацаны! - крикнул я, входя под сень гаража.
        - О, Лось пожаловал! Ну и здоров же ты дрыхнуть! Мы уже думали, что тебя маманя к огороду припахала, - Пашок протянул испачканную маслом руку.
        Я крепко пожал протянутую кисть. Нужно было крепко, чтобы не показать слабину. Чтобы рукопожатие было именно рукопожатием, а не пожиманием вялой рыбы.
        - Это да! Захомутала по полной и ещё три огорода на горбину взвалила, - хмыкнул Серёга, тоже протягивая руку. - А что? Тетя Лена может!
        - Ага, вот про горбину… Тетя Марина просила сказать, что тебя дрова ждут, - улыбнулся я в ответ на подколку.
        У нас все мамы были тетями. Словно предполагалось какое-то родство. Сказывалась взаимовыручка и походы в гости, где сидели за общим столом и ели общий хлеб. Где была обязательная тушеная картошка с мясом, соленые огурцы, помидоры, неубиваемое оливье и зелень.
        - А мне только Гальку из садика забрать и всех дел, - внес свою лепту в разговор Витёк. - И я весь день свободен.
        - Так может поможешь дрова наколоть? - с надеждой спросил Серёга.
        - Это… я бы с радостью, но мне ещё надо Гальку будет к школе подготовить, - почесал затылок Витёк.
        Ага, кому хочется летним днем корячиться и колоть дрова, когда есть другие, более интересные дела?
        - Не бзди, Серега, я тебе помогу, - хлопнул я друга по плечу.
        - Слово пацана? - тут же ухватился он за мои слова.
        - Я словами не раскидываюсь, - улыбнулся я в ответ.
        Всё это в самом деле казалось таким родным, таким домашним. Вот как будто вернулся из армии, да решился пройтись по родным местам. И липы родные, и осока по краям дороги, даже бабочки-капустницы и те казались родными и близкими.
        Я успокоился от недавнего выплеска адреналина и даже присел рядом с ребятами, разбирающими движок. Дал несколько советов и помог подкрутить гайки. Был с ребятами заодно. Делали одно общее дело…
        Это потом уже Ковыль сопьется и замерзнет в сугробе, когда будет возвращаться с одной из выпивающих хат. Это потом уже Лысый получит ранение на СВО и останется навсегда с наградой в виде палочки. А пока что они рядом, молодые, вихрастые, задорные и смешливые.
        - Серый, вон Ленка с хахалем идет! - раздался голос одного из стоящих снаружи гаража семилеток.
        - Чо? - Серёга выглянул на улицу.
        По дорожке из битого шифера и колотых кирпичей двигалась давнишняя Серёгина любовь - Ленка из второй школы. Они жили через два дома, и мы даже дружили в детстве, играли вместе, но, когда подросли и у Ленки начала формироваться грудь, как-то отдалились друг от друга. У неё появились подружки, свои заботы и хлопоты, а у нас…
        А у нас был мопед «Карпаты», который просил постоянного внимания!
        Ленка вышагивала в светло-розовой блузке, в синей юбке, до бедра открывающей длиннющие ноги, а на шее красовалась кокетливо повязанная цветастая косынка. Вся такая воздушная, словно с картинки.
        А вот вышагивающий рядом с ней парень портил всю воздушную пастораль. Белая футболка на спортивном торсе, трико с тремя полосками и с такими же полосками кеды. Весь из себя такой спортивный, уверенный, с мордой, требующей кирпича.
        По крайней мере, это было написано на лице Серёги. Не залетный с другого района должен был идти рядом с Ленкой, а он. Он! Старый друг, товарищ и вообще…
        Серёга уже дернулся было к ним, когда я схватил его за плечо:
        - Остынь!
        - Да чего он? Чего этот полудурок с Ленкой трется? А? Он вообще не из наших! - дернул плечом Серёга.
        - По «кодексу пацана» он пока неприкасаем.
        - Чего? Неприкасаем? По какому кодексу?
        - По пацанскому. Если парень идет с девчонкой, то его трогать нельзя. Хочешь тронуть? Дождись, пока он её проводит, - буркнул я в ответ.
        Серёга проводил молодого человека злым взглядом:
        - А если он огородами уйдет?
        - Тогда тебе не повезло - лови его в другом месте, - пожал я плечами.
        - Да ты чего, Лось? Вот же он! - поддержал Серёгу Пашка. - Сейчас догоним и накостыляем…
        Перед глазами пролетела та картина из моего будущего прошлого - молодой человек с девчонкой против четверых. И ведь не убежал, не струсил, не бросил девчонку!
        - Тогда вообще не по-пацански будет. Ребзя, что за херня? Если драться, то один на один, а то беспредел какой-то получается.
        - Да ладно тебе, Лось. Какой беспредел? Дадим по соплям, он и расползется, - проговорил Витёк.
        - Не, пацаны, так не пойдет. Это вообще неправильно. Не по-людски. Если Серёга хочет ушатать этого полудурка, то пусть один на один и выходят. А мы посмотрим, чтобы всё было честно и благородно. В конце концов, мушкетеры мы или где? - я попытался съехать на юмор, но не получилось.
        - Да брось, Серёга, окрикни его. Сейчас надаем пи…юлей залетному! - откликнулся Пашок.
        Серёга набрал в грудь воздуха, но не успел крикнуть - я снова положил руку на его плечо.
        - Не, так дело не пойдет. Если собрались выходить втроем против одного, то я встану на его сторону. Без обидок, пацаны, но махать буду от души…
        - Да ты чего, ох…л в конец? - оторопел Серёга. - Из-за какого-то хлыща против своих пойдешь?
        - Не против своих, нет! За своих я завсегда впрягусь. Но если свои творят х…ню, то я постараюсь своих остановить. Если же не получится словом, то буду пытаться делом, - твердо ответил я. - Серёга, хочешь пацана наказать - выходи один на один. Если подтянешь друзей против одного, то станешь дерьмом. А с дерьмом мне не по пути…
        От моих слов ребята выпрямились. Пашка с Витьком переглянулись. Мы дружили уже не один год, спорили, порой дрались, но потом снова сходились. Теперь же они явно не понимали, что со мной случилось. И не понимали - шучу я или серьезно говорю.
        - Ты чо, Лось? - набычился Серёга. - За этого петуха?
        - Нет, я понимаю, что ты вздыхаешь по Ленке и автоматом против него. Но если захочу настучать ему по сопатке, то вызову раз на раз. Никого из вас троих я не стану просить о помощи.
        Серёга пожевал губами и сплюнул. Потом вздохнул, отвернулся от улицы и присел возле разобранного движка. Буркнул в сторону стоящих малолеток:
        - Если этот хмырь пойдет обратно по улице, то крикните.
        - Хорошо, Серый! Мы будем смотреть! - отозвался один из шкетов. - А ты нас покатаешь?
        - За хорошее зрение - прокатка премия! - хохотнул Пашка.
        От этой шутки напряжение между мной и ребятами притухло. Я понял, что выиграл небольшой бой. Да, пусть мой авторитет и небольшой, но сейчас он вырос и, главное, мои слова запомнят малые. Будут потом повторять среди своей босоногой мелюзги.
        Мы же вернулись к реанимированию двухколесного монстра. Если бы тот молодой человек пошел по другой улице, то ничего бы и не случилось, но он вряд ли предполагал наличие соперника в гараже у дома.
        - Серый, Серый, снова этот придурок идет! - позвал один из мелюзги.
        Серёга взглянул на меня и ухмыльнулся:
        - Не ссы, я один к нему пойду. Пацаны, вы не суйтесь! Я один его уработаю…
        - А мы рядом постоим. Вдруг чего, - подхватился было Лысый, но потом осекся под моим взглядом.
        - Давай, нах…рь залетному! Пусть знает, как наших девок провожать, - бросил Пашок, даже не поднимаясь с места.
        Значит, до кого-то мои слова всё-таки дошли. Это не может не радовать.
        Серёга же двинулся к парню наперерез. Он шел неторопливо, засунув руки в карманы трико. Однако, шел так, чтобы их встреча была неминуема.
        Мы встали у гаража, засунули мелюзгу за спины, чтобы не высунулись в неурочное время и не получили по пустым головешкам. Приготовились вкушать зрелище. Всё-таки гладиаторские бои не каждый день бывают. На улице ещё не пришла обеденная пора, так что старшего поколения не было видно. Все в основном на работе или отсыпаются после ночных. Никто не вмешается в разборки двух дуэлянтов.
        А надо ли мне это допускать? Думаю, что надо. Пацанам нужно выплеснуть эмоции, скинуть кипящую энергию и заодно закалить характер. А где он лучше всего закаляется, как не в спорте или в реальном бою?
        Незнакомец тоже заметил подходящего Серёгу. Он чуть втянул голову в плечи и слегка сгорбился. Парень метнул взгляд в нашу сторону, посмотрел ещё раз на Серёгу и всё понял.
        Ну что же, убегать не стал, а это уже кидает плюсик в его сторону.
        - Слышь, ты с какого района? - вежливо спросил Серёга.
        Действительно вежливо. Грубо было бы бить сразу в челюсть, а так… вежливо.
        - Я с Серовки, а чо? - парень ни разу не смутился.
        Похоже, что стреляный воробей. И ведь держит себя уверенно, хотя и знает, что «Вокзал» недолюбливает «Серовку». Недолюбливает потому, что считает полумажорами.
        В то время, как Вокзальные ходили в городскую баню или к знакомым в домашнюю, то Серовские уже имели ванны. И газ у них был не привозной, а природный. Потому и посматривали на жителей городской окраины с презрением. Всё-таки этим ребятам повезло жить в нормальных квартирах, а не в деревянных хрущобах.
        - А чо возле Ленки трешься? Своих девок мало? - продолжал вести вежливую беседу Серёга.
        - А это моё дело - с кем тереться и как. Тебе-то чо?
        - Да ни х… и лука мешок. Она со мной гулять будет. Тебе ясно?
        - Пасмурно! Она сама будет выбирать с кем гулять и как. И нечего тут свои порядки устанавливать.
        Весьма интеллигентный такой разговор. Парень не тушевался, не прятал взгляд, но и не агрессировал. Просто стоял и вел беседу. Да, было видно, что готовился к неприятностям, но сам на них не напрашивался. Пока что с него спросить Серёге было нечего, кроме того, что они не поделили девчонку.
        А тут уже разговор другой шел. Тут включалось личное.
        - Чо ты такой тугой? - покачал головой Серёга. - До тебя слова пацана ваще не доходят?
        - А ты пацан? - склонил голову на плечо парень. - Обоснуй, чо ты пацан.
        И вот после этого вопроса надо было или ответить: «Я не бык, не мышь, не крыса, за пацана пойду, за мать убью, перед ментом на колени не встану!» или же бить наотмашь, чтобы последующие вопросы отпали.
        Серёга не хотел затягивать беседу и ударил первым.
        Друзья, вы можете помочь книге и поставить обычный лайк, нажав сердечко. Вам секундное дело, а плюсик в карму прилетит.
        Глава 3
        «Не привлекай к себе внимание, громко слушая музыку по телефону и т.д.»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Драка пацанов по большей части отличается от киношного кунг-фу. Во-первых не звучат выкрики, имитирующие голоса зверей. Нет, раздается рычание, пыхтение и шипение, но нет устрашающих выкриков боевой обезьяны.
        Во-вторых, вся драка состоит из попыток нанести как можно больше ударов и желательно по лицу. Чтобы потом можно было увидеть рожу своего противника, разрисованную всеми цветами радуги.
        В-третьих идет топтание на месте, толкание с попыткой уронить противника. Перевести борьбу в партер, а уже на земле усесться сверху и основательно настучать по хлебалу.
        - На, сука! На!
        - Ты чо, мля? Чо?
        - Ха!
        - На, сука!
        Удары сыпались с обеих сторон. Противники наскакивали и отскакивали друг от друга, чтобы примериться для следующего удара.
        - Серый, дай ему! Да в…би от души, чего ты как баба? - раздавалось от благодарных зрителей.
        И Серый давал. Ещё как давал! Драться он умел неплохо…
        Уже окрасилась красным белая футболка незнакомца, уже на Серегиной щеке появилась ссадина и под глазом наливался неплохой бланш. Противники не падали, наносили друг другу удары. Защищали свою голову и старались попасть по бестолковке противнику.
        Если пацан не подготовлен к драке, или имеет зачатки боевых навыков, то в большинстве своём так и происходит. И дерутся в основном без правил. То есть все удары разрешены. Это не боксерский ринг, не восьмиугольник или какой-то модный в моем времени четырехугольник, огороженный сеном. Тут правил нет, если только косо посмотрят, когда влупишь противнику по яйцам.
        Но вот, в уличной драке против толпы народа, когда нет возможности убежать… Да-а-а, за пределами ринга нет никаких правил, если тебе жизнь дорога. Удар по яйцам практически любого мужика выведет из строя на порядочное время, а пара контрольных в челюсть быстро успокоят его желание бычить.
        А все эти пацанские фразочки про петушинный поступок: «Не мужик - бить по яйцам!» чаще всего звучат от тех, кто бьёт первым со спины, как крыса, запинывает лежачего и без проблем зовёт своих дружков-шакалят на драку против одного. Жизнь в своё время научила, что похер на то, как будут мой удар в пах называть, если это спасёт мою жизнь.
        Сейчас речь о жизни и смерти не стояла, поэтому оба пацана лупили себя по всем точкам, кроме паха. По голове, по плечам, по груди…
        Серега уворачивался и подставлял плечо, чтобы потом ударить снизу апперкотом. Серковский старался попадать в челюсть, бил по ногам. Со стороны это выглядело даже слегка забавно. Оба пытались выйти из боя с минимальным ущербом, при этом максимально навредив противнику. В идеале - вырубить его наглухо, отправить в нокаут.
        - Ты чо, мля? А? Ты чо?
        - На, мля! На!
        - Серый, вали его!
        Удар! Удар! Нырок! Удар!
        Коленом, локтем, кулаком. Ещё кулаком!
        Кровь на подорожнике. Падает на землю, моментально покрывается пылью и превращается в мелкие горошины.
        - Ты чо, а? Сука-а-а…
        - Ха!
        Кровь на сбитых костяшках. На губах. Под носом пришлого.
        - Давай, Серый! Давай! Под «солнышко» бей!
        Удачная подножка и оба падают в пыль. Серовский оказывается сверху и начинает методично колотить по мотающейся голове Серёги. Серёга закрывается локтями, вертится ужом, пытается скинуть с себя противника, но тот не новичок в драках.
        Ничего глобального, просто перешли в «партер». Тут даже хуже удары наносятся - нет свободы для маневра и размаха. Серёга тоже пытается ударить, но из его положения удары ещё слабее выходят, чем у противника.
        - Лось, надо бы их разнять! - неуверенно проговорил Пашка.
        - А если бы Серый был сверху? - спросил я в ответ.
        - Ну, тогда бы другое дело…
        - Нет никакого дела. Драка скоро закончится, - сказал я.
        В моей памяти эта драка отложилась тем, что Серёга получил люлей и потом вместе со мной пошел нарабатывать боевые навыки в секцию бокса. Однако, что-то в этом времени пошло не так, раз я не увидел появление ещё одного героя этой драмы. А когда увидел, уже было поздно…
        - Отвали от него! - с таким криком Мишка Коротков по кличке Коротыш подскочил к лежащей паре и с ноги заехал серовскому по лицу.
        Тот только успел взмахнуть руками и опрокинулся навзничь.
        И когда только успел подлететь? Я не успел ни криком, ни действием остановить Коротыша. Серёга скинул с себя тело противника и поднялся, ухватившись за протянутую ладонь.
        - Эй, это не по-пацански! - пискнул один из мальков, всё ещё стоящих за нашими спинами.
        - Да мне насрать! Вы чего смотрели? Нашего какой-то чухан месит, а вы только орете! - напустился было Коротыш на нас.
        - Они один на один выходили. Теперь ты сотворил косяк, - покачал я головой.
        - Какой косяк? Я за своего пацана впрягся! - насупился Коротыш и снова пустился в атаку. - Что я ещё мог подумать? Вы в гараже прячетесь, а тут Серый огребает.
        - Это тебе только показалось, - покачал я головой и направился к лежащему.
        - Я бы и сам его уработал, - буркнул Серёга, вытирая кровь с губы.
        - Да я откуда же знал? Я не слышал, что вы один на один выскочили. Ладно, этому чухану только полезно. Будет знать, как на Вокзал нападать.
        Я проверил пульс, похлопал по щекам лежащего. Пацаны стояли поодаль, наблюдая за моими действиями.
        - Вроде живой. Сейчас очухается, - констатировал я.
        В это время пришлый открыл глаза и начал озираться по сторонам. Увидев, что мы стоим рядом, попытался привстать. Я протянул ему руку, чтобы помочь подняться, но он зло ударил по ней:
        - Вы чо? Вы охренели? Толпой на одного?
        - Да тут непонятки такие произошли, - я попытался объяснить ситуацию. - Один из наших не понял, что вы раз-на-раз вышли, думал, что ты друга на гоп-стоп решил взять…
        - Чо? Да чего ты лечишь? Вы меня толпой загасили, теперь ждите ответку! - не стал слушать залетный.
        - Слышь, какую на х… ответку? Тебе мало? - тут же подскочил Коротыш. - Так я добавлю!
        Пацан поднялся на ноги, осмотрел себя. Да уж, в таком виде на модный подиум не поднимешься. Он что-то пробурчал себе под нос и пошел по дорожке в сторону своей улицы.
        - Может всё-таки добавить? - громко сказал никак не успокаивающийся Коротыш.
        - Себе добавь, - буркнул Серёга.
        - Чо? Я же за тебя впрягся!
        - Ты на хрена вообще впрягался? Никто тебя не просил! Сами бы разобрались, а теперь…
        - А чо теперь? Чо этот чухан сделает? - хмыкнул Коротыш.
        - Пока мы с ним один на один выходили, то всё по чесноку шло, а теперь у него есть повод кинуть предъяву и нам придется за тебя отвечать, - поджал губы Серёга.
        Мда, не получилось у меня провести воспитательную работу среди населения. А ведь какой простой был план? Дождаться поражения Серёги, взять его на поруки, воспитать неплохого бойца. А так… А может, ещё не поздно?
        - Пацаны, придется к серьезной драке готовится, - сказал я. - Тренироваться нужно. Может, со мной, на спортбазу?
        - К Рыбину, что ли? - спросил Пашка.
        - А чего бы нет? Удар поставлю, научу бить справа и слева, не будет такого беспорядочного махания, как это делал Серёга. Того ухаря можно было за пару секунд вырубить, а ты с ним танцы танцевал полчаса, - улыбнулся я, обращаясь к Серёге.
        - Ага, посмотрел бы я на тебя. Это на базаре все герои, а по факту… - буркнул Серёга.
        - А я вот любого боксера могу уработать, - с вызовом в голосе сказал Коротыш. - Меня у Скалушкина неплохо подготовили…
        - Ну да, у Скалушкина-то лучше, - закивали головой ребята.
        Вечный спор - кто лучше. Или у Николая Николаевича Рыбина в боксерском зале, или у Александра Васильевича Скалушкина, который вел рукопашный бой по вечерам в третьей школе. Ну что же, сейчас мы можем на месте выяснить - чьё кунг-фу сильнее.
        - Любого боксера сможешь уработать? - спросил я Коротыша. - Так может и меня получится?
        - Дык может и получится, - хмыкнул Коротыш. - Чо, на спарринг нарываешься?
        - А давай, легкий такой, ладошками? Или зассал?
        Я встал в боксерскую стойку и даже начал подпрыгивать на месте. Подмигнул Мишке, но тот лишь отмахнулся:
        - Да я сейчас не в форме.
        - Ага, оно и видно. Как ногами по лежачим бить, так это в форме, а как против меня выйти, так сразу же форма теряется. Ладно, пошли к старшим. Сейчас выложим им что да как, а потом уже будем вместе решать.
        - А чего к старшакам? - насторожился Мишка. - Сами сможем справиться.
        Почуял, пройдоха, что за такой косяк по головке его не погладят. А если и поглядят, то сильно против шерсти. Но к старшим идти было нужно. Если без их участия, то мы впятером не вывезем. Какие бы не были крутые и болтливые, но вот авторитет был как раз у тех, кто на пять-шесть лет старше. Кто армию прошел или успел по малолетке срок отмотать.
        - Не справимся мы сами, - помотал я головой. - Отловят нас поодиночке и замнут. Южа - маленький городок, все друг друга знают. Если мы не знаем этого перца, то вовсе не означает, что Ленка не расскажет ему и его друзьям про нас. Так что нужно будет старшакам разговоры разговаривать. Пошли, лучше пусть они про ситуацию узнают от нас, чем… вот, допустим, от них, - я показал на двух мальцов, которые продолжали тереться возле гаража.
        Да, если старшаки будут допрашивать этих первоклашек, то те наплетут им с три короба и расхлебывай потом всю эту хрень. Так что лучше было быстро рассказать обо всём, а те уже будут в курсе происходящего и смогут внести ясность в предъявы, которые запустят с Серовки.
        - Лось прав. Нужно к Гурылю идти, - проговорил Серёга. - Потом в самом деле замучаемся отмахиваться.
        Мишка что-то невнятное пробурчал себе под нос, но в итоге кивнул. Мы оставили было Пашку домучивать мопед, а сами двинули по летней улице в сторону двухэтажных домов, но он воспротивился этому и сказал, что без него мы ни хрена со старшаками не договоримся. Поэтому он закрыл гараж, отнес домой ключ и после шугнул мальков:
        - Сегодня покатушек не будет! Когда машинка заработает, тогда и подходите! Пока же валите на Гарели!
        - А чего нам там делать? - спросил не ожидающий подвоха мальчишка.
        - Снимать штаны и бегать! - хохотнул Пашка в ответ.
        Мы шли плечом к плечу, шутливо толкались. Мишка задирал ноги и показывал вертушку из недавно увиденного боевика «Кровавый спорт». Вертушка получалась коряво, но ведь и у Ван Дамма она вышла не с первого раза. Правда, ребята пока об этом не знали.
        Мишка старательно пытался показать, какая у него крутая растяжка. Мы же только хмыкали в ответ. В драке такая растяжка особо сильно и не нужна. Пока будешь поднимать ногу к лицу, противник ударит по оставшейся ноге и вот ты уже на земле, а противник удобно усаживается сверху. Но в фильмах это смотрелось эффектно. Особенно в китайских, где звуки ударов Брюса Ли почему-то озвучивались стуком деревянных плашек друг о друга.
        Эх, как же я давно не ощущал такого душевного подъема и сопричастности к товариществу. Мы шли впятером, подкалывали друг друга и от души хохотали. Я был среди своих. Пусть после школы нас разметает в разные стороны, но пока что мы были вместе.
        Я был снова молод, горяч, и к тому же знал, что ждет, пока ещё советский, народ в дальнейшем. Всеобщая нищета накроет город, район, страну. Нет, будут те, кто станет жировать и процветать, но таких будет в тысячи раз меньше.
        Тем временем мы приблизились к дому Гурыля. Старшак был из прошедших армию, не бухал особо, не курил, и этим самым выбивался из общей толпы людей, которые смолили либо папиросы, либо сигареты без фильтра. Многие из более старшего поколения сажали самосад и потом сушили листья табака на чердаках, чтобы потом нарезать и забивать «козьи ножки».
        Евгений Гурылев же был приверженцем спорта. Он и меня в своё время свел с боксерскими перчатками, познакомил с основами боя, а потом передал в ласковые тренерские руки. Высокий, худощавый, с широкими плечами и короткой стрижкой, Гурыль был тем, на кого равнялись пацаны. И да, он не любил, когда при нем курят. Гонял за это мелкоту и не позволял дымить. Говорил, что вот когда будет восемнадцать, тогда и решим сами - будем тянуть эту гадость или нет. Двоих даже выгнал из пацанского круга за то, что те не поняли с первого раза.
        Самого Гурыля не станет через полгода. Его найдут за стадионом «Дружба» с перерезанным горлом и избитым до состояния стейка. Понятное дело, что убийцу найти не смогут, да особо и искать не будут… Однако, в среде пацанов с Вокзальной Гурыля не перестанут поминать добрым словом.
        Сейчас Гурыль, живой и здоровый, вместе с товарищем своего возраста стояли снаружи гаража возле поднятого капота «Жигулей». Сама машина была запыленной, грязной, словно недавно вернулась с многокилометрового забега не по очень хорошей дороге. Да-а-а, относительно хорошей дорога стала в двухтысячных, а до этого времени к ней подходило японское название «тояматоканава».
        - Привет, Гурыль! - приветствовал я, подходя ближе.
        Остальные тоже приветствовали его вразноголосицу.
        Руку не подавали, памятуя правила этикета, которые перешли и в пацанские понятия.
        Первым подает руку человек более старший по должности или возрасту: старший - младшему по возрасту; вышестоящий по должности - нижестоящему; женщина подает руку мужчине. Также первым руку подает тот, кому представляют человека. Приветствие путем обмена рукопожатиями мужчинам рекомендуется делать всегда, женщинам - по обоюдному согласию.
        У нас был свой этикет. «Правильный» - как мы его называли… Но откуда ему взяться, если не со школьной скамьи? Вот мы и пользовались тем, что было придумано до нас.
        - Во, привет, пацаны! - весело приветствовал нас старшак. - Вы по делу или как?
        Он вытер ладонь замасленной тряпкой и протянул руку каждому из нас. Впрочем, наши руки тоже особо не отличались от почерневшей с ремонта машины ладони Гурыля. Мы крепко поздоровались в ответ.
        Глаза старшака остановились на лице и одежде Серёги:
        - Свежая, как я посмотрю. Упал с лестницы, что ли?
        - Ну да, на Серовке лестницу нашел и о её перила ударился, - хохотнул угодливо Мишка.
        - Это где же на Серовке такие лестницы? - хмыкнул Гурыль.
        - Да там… - замялся было Серёга.
        - Говори как есть, - улыбка пропала с лица старшака.
        - Да чо говорить-то? В общем, один чухан за Ленкой начал ухлестывать. Провожал её в общем… Я сделал культурное замечание, чтобы он перестал это делать, на что тот попросил обосновать, что я пацан…
        - Обосновал?
        - Ну да… - Серёга снова замялся.
        - Что было? - Гурыль повернулся ко мне.
        Резкий, внимательный, сразу же подобравшийся. Он как будто бы почуял опасность и вздыбил шерсть на загривке.
        - Подрались они, в общем, - ответил я. - Один на один вышли, а потом…
        - А потом я не понял, что они в честном махаче сошлись и въехал серовскому по хлебалу, - закончил Мишка. - А чего я должен был подумать? Этот на Сером сидел, махал его от души…
        - То есть, ты влез в драку? - спросил Гурыль. - А рядом стояли пацаны и не вмешивались? Да ещё по почти лежачему зарядил?
        - Да, но я не понял! - отступил на шаг Коротыш.
        - Сюда подойди, - буркнул Гурыль.
        Коротыш с опаской приблизился и полетел на землю от удара кулаком по скуле. Он поднялся, потер скулу и хмуро взглянул на Гурыля.
        - Понял, за что? - спокойно спросил старшак. - Или ещё пояснить?
        - Я всё понял, - ответил Коротыш.
        - Вот сейчас ты всё понял, а раньше чего не понимал? - вздохнул Гурыль.
        Коротыш опустил голову. Было видно, что он сожалеет о своём проступке.
        - А мы ведь только-только Серовку подуспокоили, теперь по новой придется разговоры разговаривать, - Гурыль посмотрел на Малыша, который молча взирал на экзекуцию.
        Малыш был близким другом Гурыля. Сам он не очень уважал пацанскую тему, но всё равно приходил на разборки, на стрелки, на места разговоров. Не прятался за спинами и если надо, то бил в полную силу.
        - Серовка вряд ли когда успокоится, - проговорил Малыш. - Рано или поздно, но мы снова бы с ними столкнулись. Так что неделей раньше, неделей позже… Один х… напрягли бы нас.
        - Ну что же, тогда поедем разруливать ситуацию. Может быть и получится всё миром утрясти. Коротыш, Лось, Серый, поедете с нами, - с этими словами Гурыль захлопнул крышку багажника.
        Глава 4
        «Не надевай дорогие броские украшения, если собираешься идти куда-то без взрослых»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        В пути Малыш протянул Коротышу кассету с пластиковой ручкой:
        - Держи. Пока едем - перематывай.
        - А чего так? - не понял Коротыш.
        - Да у нас Самсунг не тянет… - проговорил Малыш, кивая на магнитолу.
        Я помнил эту магнитолу. На ней была сыграна не одна кассета. Любила она зажевывать всё подряд, как сумасшедшая корова. Она словно мстила Гурылю за похищение из какой-то машины. Пусть Гурыль и говорил, что ему это подарили, но какой же миллионер от щедрот своих отвалит такую драгоценность?
        Эта магнитола стоила очень и очень больших денег, а вот небольшие сколы внизу говорили, что «даритель» не был уведомлен о своей щедрости. Или получил уведомление, когда сел в машину, если она, конечно, осталась стоять на своем месте.
        - Ого, у вас Самсунг? - сунулся было вперед Коротыш, но тут же получил щелчок по носу. - Ой, а откуда?
        - От верблюда. Крути кассету, пацан, - буркнул Гурыль, выводя машину на асфальтированный участок.
        После переваливания по наезженной дороге, местами заваленной битым шифером и осколками кирпича, щербатый асфальт показался нам чуть ли не ледовым катком. Кончились одноэтажные домики с заборами из горбыля. Справа выросли пятиэтажки - самые высокие здания в городе, если не считать телевизионную вышку в центре, чем-то напоминающую Эйфелевскую башню.
        Коротыш старательно крутил на ручке кассету. Перематывал пленку. Эх, сколько же раз я видел подобное движение потом на дискотеках, где молодые диджеи в поисках нужной песни изображали из себя индейцев с маракасами. Да уж, до появления лазерных дисков на дискотеке оставалось ещё около десяти лет, хотя именно в этом году в России появились первые самостоятельно изготовленные диски с классической музыкой.
        Мы выехали на улицу Серова. Обычно весь молодняк тусовался возле «коробочки» - огороженного хоккейного поля, который в летнее время превращался в футбольное. Неподалёку находились гаражи, в одном из которых и обосновались старшаки Серовки.
        Да, у этих ребят с Серовки даже была «коробочка» и спортплощадка с турниками. Мы же были вынуждены гонять зимой по расчищенной плоскости пруда, которую сами же и чистили, а летом сооружали подобия футбольных ворот на Нефедовском поле за городом. О спортплощадке даже не мечтали…
        Машина проехала между домами и остановилась чуть в отдалении от «коробочки» и нужного гаража. Это было сделано для оставления пути отступления. Мало ли как пойдет разговор - могли запросто подскочить и проколоть шины лезвиями ножей.
        В это время перочинный ножик был почти у каждого пацана. В основном предназначался для мелких бытовых работ, но иногда и вынимался пофорсить. Взрослые хоть и хмыкали на наличие ножей у детишек, но не отбирали, ведь нож для пацана считался основным орудием труда. Не задумывались особо о том, что его ещё можно использовать и в драке…
        Ведь для родителей мы всегда дети. А что могут любимые детишки? Свистульку какую соорудить или кораблик вырезать, а вовсе не воткнуть в ляжку противника. Впрочем, в драке ножи почти не участвовали - свои за такое могли люлей навешать. Это считалось «западло».
        - Все помнят, что пока старшие разговаривают, младшие тихо уши греют? - спросил на всякий случай Гурыль.
        - Конечно. Да. Да, - ответили мы невпопад.
        - Вот и не заставляйте меня краснеть за вас. Как спрошу - отвечайте. Но только когда я спрошу. Если вас спрашивают другие, то смотрите на меня. Если кивну, то отвечайте. Если какой-то гнилой вопрос подкинут, то я переделаю в правильный и тогда отвечайте. Понятно?
        - Да. Да. Понятно.
        - Вон они, на месте, - высунулся вперёд Коротыш, показывая на приоткрытые красные двери гаража. - Вроде мясо жарят.
        Между сооружением из поставленных друг на друга кирпичей металось небольшое пламя. На проржавевших шампурах и в самом деле были насажены куски мяса. Возле этого подобия «скатерти-самобранки» сидел на корточках один из старших. Следил, чтобы мясо не подгорало. Могли бы и молодого заставить это сделать, но молодым доверия в деле готовки не было. Могли запросто зазеваться и сжечь весь шашлык.
        Остальные четверо старших сидели в теньке гаража на березовых чурбачках. «Нива» владельца гаража Левона была задвинута почти впритык к дальней стене, давая достаточно места для посиделок.
        Машину Гурыля узнали. Пятеро человек лениво уставились на нас. Пацаны помладше прекратили гонять футбол по утрамбованному полю, подтянувшись ближе к гаражам.
        - Вижу. Сидите пока в машине, как помашу, так сразу подходите. Мотор не глушите, - ответил Гурыль и взглянул на товарища. - Пойдем, Малыш.
        Два старшака вышли из машины и неторопливо приблизились к гаражу. Остановились на безопасном расстоянии - для разговора достаточно. Немного помолчали.
        Мне почему-то это напомнило сцену из вестерна, которые только-только начали появляться в кинотеатрах. Там также ковбои выходили друг против друга, а между ними обязательно прокатывалось перекати-поле. Тут перекати-поля не было, но в пяти-шести метрах над землей висели ботинки какого-то неудачника. То ли неизвестному обладателю не повезло проходить в неурочный час мимо «коробочки», то ли один из местных проиграл спор, но факт остается фактом - на электрических проводах, натянутых между фонарными столбами, покачивались детские ботинки.
        Тоскливо так покачивались, словно сожалели о том времени, когда бежали по дорожной пыли.
        - Привет всей честной компании, - поздоровался первым Гурыль.
        - И тебе привет, коль не шутишь, - ответил хозяин гаража Левон. - Каким ветром к нам занесло? Или потеряли что?
        По паспорту старшака звали Лев Маров, но кличку дали Левон, так как был похож на армянина большим носом и черной небритостью щек. Ещё троих мы знали, Костыль, Лимон и Жухлый, а вот пятого, который переворачивал мясо синими от татуировок пальцами, видели впервые.
        Я этого короткостриженного парня тоже не мог вспомнить. Как будто что-то в прошлом изменилось или… Или я перешел в другую, альтернативную реальность. Но, может быть просто это какой-нибудь залетный человек, который просто заскочил в гости и потом пропадет навсегда. А мне в прошлом всего лишь не повезло на него наткнуться?
        - Чего они там говорят? - попытался высунуться к окну Коротыш, но я его отпихнул в сторону. - Да пусти ты, ничего же не слышно.
        Мы напрягали уши, всё-таки не каждый день приходится при разговоре старших присутствовать.
        - Инцидент утром произошел, - ответил Гурыль. - Один из ваших наскочил на одного из наших…
        - Ну да, слышали о таком. Вроде бы не один на один они вышли, - проговорил Левон.
        - Вышли один на один, но вот корефан дерущегося не разобрался в ситуации. Поэтому произошел косяк. Мы бы хотели как-нибудь его урегулировать, чтобы вы злобы не держали.
        - А вы кто сами будете? Каких мастей? - спросил человек с синими пальцами.
        - С какой целью интересуешься? - спросил в ответ Малыш.
        - Для себя, - хмыкнул тот.
        - А я тебя не знаю, - провел линию Малыш.
        - Тогда и обозначаться не надо?
        - Они меня знают, - Малыш кивнул на сидящих старшаков. - Они меня и могут обозначить. А тебя я не знаю, первый раз вижу и ни разу о тебе не слышал. Потому и отвечать за масть не намерен.
        - Да? Ну вроде грамотно всё пишешь, - сверкнул металлическим зубом незнакомец. - Так может быть присядешь к пацанам за дубок, пожуем баранины, познакомимся основательнее?
        - Эта баранина ещё утром гавкала? - хмыкнул Гурыль.
        - По запаху определил? Уже пробовал? Где чалился?
        - В армии служил, а там какого только не попробуешь… - покачал головой Гурыль.
        - Ладно, вижу, что пацаны правильные, за пазухой камней не держите, - проговорил незнакомец. - Левон, обозначишь пацанов?
        - Я потом про них всё расскажу, - отмахнулся Левон и поднял глаза на нашего старшего. - Гурыль, где тот перец? С тобой?
        - Да. Хочешь что-то у него спросить?
        - Не спросить, а поинтересоваться, - поправил его человек с синими пальцами.
        - Я тебя не знаю, поэтому просто попрошу вежливо - не надо в разговор впрягать арестантские понятия. Мы не за воровское, - ответил Гурыль.
        - Чо так? И в общак не скидываетесь? И сидельцам на грев не посылаете? - незнакомец вытащил из кармана нож-бабочку, ловко крутанул его в ладони и потыкал мясо лезвием.
        Я обратил внимание на зеленую ручку. Обычно бабочки были из металла, а тут явно постарались вставить какое-то украшение. Из-за дальности расстояния было не разобрать - что именно за узор находился на рукояти.
        - Помогаем семьям по мере сил и возможности, - ответил Гурыль и посмотрел на Левона. - Да, пацан со мной. Может ответить на вопросы, если нужно. Но, по сути, произошла непонятка - нашему пацану понравилась девчонка с улицы, а ваш пацан её провожал и прибалтывал. Вот из-за этого и произошел инцидент.
        Костыль, один из старшаков получивший свою кличку из-за худобы, хохотнул и сказал Левону:
        - Провожал? Так они же…
        - Подожди, - осадил его Левон и посмотрел на Гурыля. - Подтянуть косячника сможешь?
        Гурыль повернулся к машине и махнул рукой. Мы вылезли втроем. Я тоже решил не оставаться внутри, когда всё интересное творилось снаружи. Серовские ребята из коробочки тоже подтянулись ближе. Среди них мы увидели того, утрешнего.
        - Ну вон по роже видно, кто получил, - хмыкнул человек с татуированными пальцами. - Неплохо ему Колесо навалял.
        - Кто из двоих накосячил? - спросил Левон, оглядывая меня и Коротыша взглядом.
        Мы посмотрели на Гурыля, как и было договорено. Гурыль едва заметно кивнул. Коротыш поднял руку, как будто на уроке собрался отвечать на задачу.
        - Колька! - позвал Левон, не отрывая взгляда от Коротыша. - Подойди!
        Помятый молодой человек перелез через ограждение «коробочки» и подошел к нам.
        - Колесо, почему начался махач? - спросил Левон.
        - Я уже говорил, что вон тот сказал мне не гулять с Ленкой. Я отказался и попросил обосновать за пацана, - ответил тот, кого назвали Колькой.
        - Он обосновал? - вновь спросил Левон.
        - Обосновал, - буркнул Колька.
        - К нему претензии есть?
        - Нет. К нему нет, - покачал головой Колесо.
        - А тот, который тебе зарядил. Он поступил по-пацански?
        - Нет. Он ударил, когда мы махались один на один. Я его не видел, потому он меня и вырубил…
        - И что ты хочешь с ним сделать?
        Колька замялся. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
        - Гурыль, понимаешь, Колесо недавно к нам переехал. Он ещё не до конца влился в нашу среду, но чинить ему обиду мы не можем позволить. Он всё-таки серовский, - почесал голову Левон. - Надо как-то подумать…
        - Мы пришли решить дело миром, - сказал Гурыль. - Нам не нужна война из-за непоняток и пустяков.
        - Гурыль, тут вроде бы и пустяк, но… этот пустяк не спустишь на тормозах. Твой пацан накосячил и знаешь, что… Будет, по существу, верно пробить ему фанеру от души. Зуб за зуб, как говорится. После этого, наверное, будет расход. Справедливо?
        - Справедливо, - кивнул Гурыль. - Коротыш, готовь фанеру к осмотру!
        «Готовь фанеру к осмотру» пришло к нам из армейки. Старослужащие так наказывали молодежь, и вот сейчас должна повториться похожая ситуация.
        Коротыш сумрачно посмотрел на нас, но противиться старшим не посмел. Всё-таки из-за него и его невыдержанности сейчас столько людей находится в напряжении. И да, зуб за зуб в данной ситуации будет верным вариантом. Ну не деньгами же откупаться, в конце-то концов?
        А если не деньгами, то ударом при всех. У пацанов даже присказка такая была для тех, кто проштрафился: «Чем отдавать будешь? Баблом или здоровьем?»
        Коротыш сделал два шага вперёд и остановился. Колесо тоже вышел и остановился перед ним. Серёга мрачно смотрел на своего противника. Выходит, что сейчас он победит двоих вокзаловских. Мало того, что Серёгу повалял, так теперь ещё и Коротышу махнет.
        И это при столпотворении серовских пацанов и старшаков! То ещё удовольствие, честно говоря. Потом начнутся разговоры, перешептывания, улыбки. Подколки, мол, как тебе серовский зарядил - дышать-то ещё можешь? И если будешь злиться, то начнут подкалывать ещё больше…
        - Давай, чего менжуешься? - крикнул незнакомец. - Этот фраер не размышлял, когда тебя вырубал.
        Колесо вздохнул, нахмурил брови, а потом размахнулся и всадил кулаком в грудь Коротыша. Тот взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Сделал два шага назад и обязательно упал бы, если бы Гурыль не подставил плечо.
        - Держись, - буркнул Гурыль. - Скоро отпустит…
        - Колян, так что, получил удовлетворение? Теперь у тебя вопросов к пацанам нет? - спросил Левон.
        - Нет, - буркнул тот.
        - Что же, раз у тебя нет, то и у нас их нет, - развел руки в стороны Левон.
        Он поднялся с чурбачка и подошел к Гурылю с Малышом. Взглянул обоим по очереди в глаза и хмыкнул:
        - Вроде бы и делить нам нечего, но вот из-за таких инцидентов… Пацаны, мы на вас зла не держим.
        После этого Левон протянул руку Гурылю. Тот крепко пожал её и ответил:
        - И у нас зла на вас нет.
        - У нас на вас зла нет, - Левон протянул руку Малышу.
        - И у нас на вас зла нет, - не отказался от рукопожатия Малыш.
        После этого Левон повернулся к Серёге и сказал:
        - Сегодня реально был инцидент. Пацаны не могут вступать в конфликт с другими пацанами из-за женщин. Только для защиты близких родственников, таких, как мать, сестра или жена. Если пацан заигрывает с девушкой другого пацана, тот может только попросить его этого не делать, но не может вступать с ним из-за этого в драку. Но Колесо тоже был неправ, когда попросил тебя обосновать. Так что у вас равные положения и вопросов у вас друг к другу сейчас быть не может. Но я думаю, что таких инцидентов в будущем больше не случится.
        В конце своей фразы Левон усмехнулся, как будто знал о чем-то сокровенном, но не сказал. Остальные старшаки потянулись к Гурылю и Малышу. Скрепили слова рукопожатием. Вот только когда парень с татуировками на руке протянул эту самую руку, Гурыль замешкался.
        Увидев его замешательство, Левон сказал:
        - Это Макс Бирюков, погоняло Карась. Недавно откинулся и закантовался у Светки из пятого дома. Порядочный пацан. Решил с нами кружить. Карась, это Гурыль и Малыш. Они с Вокзальной. Порядочные пацаны.
        - Тогда здравствуй, Карась, - кивнул Гурыль.
        - И тебе не хворать, Гурыль, - последовал ответ. - Теперь не откажешься с нами за дубок присесть?
        - Благодарю за приглашение, но вынужден отказаться. Дел ещё много. Пацаны, прыгайте в машину! - скомандовал Гурыль нам и обратился к Левону. - Вы как, в клубешник сегодня пойдете?
        - Наверное подтянемся, - кивнул тот в ответ. - Твои тоже подойдут?
        - Да… Лады, тогда не прощаемся. Там увидимся, - мотнул головой Гурыль.
        Мы уезжали под взглядами серовских пацанов. Уже когда выехали на дорогу, то Серёга выдохнул и вытер несуществующий пот со лба:
        - Фух, ну ни хрена себе. Я думал, что махаться придется, а оно вон как обернулось.
        - Знаешь, практически любое поведение, любую точку зрения можно защитить, если уметь обосновать свое мнение, уметь правильно говорить, - ответил Гурыль. - Вы сегодня получили один из уроков ведения разговоров. Всё спокойно, без напрягов. Разобрались миром и разошлись.
        - Ага, если бы только этот зоновский не влезал постоянно, - хмыкнул Малыш. - А то я прямо почуял, что он пытается тянуть одеяло на себя.
        - Левон - пацан тёртый. Не первый год кружит. Он себя подсидеть не даст, - покачал головой Гурыль.
        - Ну, дай-то Бог… - вздохнул Малыш.
        Коротыш всё это время держал руку на груди и старался дышать аккуратно, чтобы не позволять грудной клетке слишком раздаваться в стороны. Ну да, зарядили ему не плохо, но с другой стороны - он сам виноват. Нужно иногда и голову подключать…
        - Ладно, пацаны, приехали. Валите давайте по своим делам. У нас тут своё сейчас начнется, - проговорил Гурыль, когда мы подъехали к его дому. - Давайте, до вечера. На дэнс не опазывайте, а то серовские всех красивых девчонок расхватают.
        Мы попрощались, двинулись в сторону недособранных «Карпат». Я по пути спросил у Серёги:
        - Слушай, а не одолжишь одежду на вечер? У меня дома… Ну… Это… В общем, если выручишь, то буду должен.
        - Да не вопрос. Может пожрать хочешь? Пошли ко мне. Мишка, ты там скажи, что мы позже подтянемся, - Серёга положил руку на плечо Коротыша.
        - Да на хрен, - тот дернул плечом. - Тебе надо, ты и говори. Я тоже домой почапал… Блин, за них впрягаешься, а потом за них же ещё и получаешь…
        Вот так вот бурча Коротыш развернулся и двинулся к своему дому. Мы же отправились к Серёге. До вечера ещё было время, так что я предложил даже помочь с колкой дров, на что Серёга с радостью согласился.
        Глава 5
        'Завидев компанию молодых людей, лучше перейти на другую сторону,
        и ни в коем случае не вступать с ними в разговор'
        Памятка «Правила поведения на улице»
        С дровами мы убрались не сказать, что быстро, но за пару часов почти справились. Я с радостью ощущал движения в молодом теле. Спина в пояснице не ныла, руки двигались как положено, нога не хромала. Эту разницу в возрасте понимаешь только тогда, когда есть возможность вернуться назад. Или когда смотришь на молодых и быстрых, которым всё нипочем…
        Хэк!
        Под ударом колуна полено разваливается на две части.
        Хэк!
        Ещё раз напополам.
        Хэк!
        Восьмые части уже можно сложить в поленницу и поэтому откидываются.
        Хэк!
        Процесс повторяется…
        И если не наколешь, то зимой можешь замерзнуть. Это потом уже появится газовый обогрев, батареи центрального отопления. Сейчас только дары леса. А если не хватит, то берешь сани и тащишь распиленное бревно из леса за три километра. И это если распилишь сам, либо в компании с каким-нибудь другом, потому что машину заказать - дорого, а лишних денег уже нет.
        Поэтому…
        Хэк!
        - Мальчишки, идите обедать! - позвала с крыльца мать Серёги.
        - Да мы почти управились! - отозвался Серёга.
        - Вот поедите горячего и доделаете. Идите, пока щи горячие. А то холодное хлебать будете! - пригрозила тетя Марина.
        - Ну чо, пойдем, - мотнул головой Серёга.
        - Пошли, - кивнул я в ответ.
        Мы зашли в сенцы, пахнущие сеном - зимой тут живут кролики, вон и клети стоят, чуть поодаль от входа в дом. Ещё виднелись сушеные дубовые веники, гирляндами висящие под потолком. После колки дров нам будет баня, поэтому я уже навострился на тот веник, который возьму себе.
        На кухне, на накрытом клеенкой столе, стояли две дымящиеся тарелки зеленых щей. Их аромат я почувствовал ещё на улице.
        В нашей местности в октябре то тут, то там всегда слышен стук тяпки: люди рубили щи и готовили на зиму щаницу. Это целый ритуал, определенный этап, завершающий огородный сезон и начинающий новый - долгой холодной зимы. Зеленые щи, а ещё про них говорят: серые, квашеные или просто зимние, любимы не всеми. Многие даже не слышали о таком блюде. Но уж если кто пробовал их, вкуса не забудет никогда.
        Со сметаной, парой головок чеснока и свежим черным хлебом… Ммм, вкуснотища!
        - Ешьте, давайте, наворачивайте. Картошку потом сами наложите, - пожелала нам приятного аппетита тетя Марина и вышла из кухни.
        Нас два раза просить не нужно. Я с самого утра кроме пирога ничего во рту не держал, потому с охоткой набросился на предложенное угощение. В комнате из колонок телевизора были слышны взрывы, выстрелы, крики боли. Я прислушался. Шли новости. Диктор чуть ли не торжественным голосом вещал:
        - Утром 4 июня у охраняемой солдатами площади Тяньаньмэнь стали собираться возмущённые люди. После того, как солдаты наставили на них автоматы, люди стали убегать, а солдаты открыли огонь им в спину. После подавления протестов правительство произвело масштабную серию арестов среди оставшихся сторонников протестов, наложило запрет на распространение иностранной прессы и поставило под свой строгий контроль освещение событий в китайских СМИ. Многие активисты протестного движения бежали за рубеж, в основном в Гонконг. Процесс доставки протестующих, был так основательно налажен, что получил прозвище «подпольная железная дорога»
        Сообщали о беспорядках в Пекине на площади Тяньаньмэнь. Диктор вещал о тысяче погибших и нескольких тысяч раненных. Говорил, что студенты и рабочие тоже захотели «Перестройку и принятие демократических ценностей». А их в ответ жестоко подавили.
        Я вздохнул. Если бы знали эти люди, чем закончится «Перестройка и принятие демократических ценностей» у нас, то ни за что бы не вышли на эту площадь. А подстрекателей и продажных провокаторов самостоятельно повесили бы за яйца на дула танков.
        Но в это время наша страна жила в надежде на улучшение, как потом будет жить Украина во время майдана… Как живет любая страна во время революции…
        Всё это в будущем, а пока… Пока что мы с другом трескали щи и ни о чем подобном не задумывались. Тетя Марина покачала головой, конечно, когда увидела синяки Серёги, но мы это объяснили падением с мопеда. Вроде как неожиданно заразился «асфальтовой болезнью». На это она только спросила - нет ли каких переломов и потом вернулась к своим делам.
        Да уж, в то время не хлопотали над пацанами так, как в моем взрослом возрасте. Если пришел домой, то и ладно. А если не появлялся три-четыре дня, то только тогда начинали названивать знакомым. Вот в моем времени попробуй не прийти на ночевку без предупреждения - сразу же начнут поднимать на уши полицию, больницы и даже прозванивать морги.
        - Знатные щи, - проговорил я, откидываясь от стола и вытирая выступивший пот.
        - Это ещё картошка будет, - подмигнул Серёга. - Сала пока порежь, я сейчас огурцы достану.
        Жареная картошка с солеными огурцами и салом тоже зашла на ура!
        После этого мы вернулись к добиванию дров, укладыванию в поленницу и уже потом направились в баню. Помывшись, одевшись и побрызгавшись одеколоном Серёгиного отца, мы отправились на дискотеку.
        Я подкалывал Серёгу. Тот беззлобно огрызался в ответ. По пути я поймал взгляд, брошенный на дом Ленки. Это тоже не осталось без моего внимания, но шутить на эту тему не стоило - можно было запросто посраться на пустом месте.
        Зашли к Пашке, позвали Витька и Мишку. Веселой ватагой двинулись дальше. Многие пацаны подходили по мере возможности, но вот наша пятерка предпочитала двигаться вместе. Так и безопаснее и веселее.
        Клуб, в котором проходили дискотеки, располагался на улице Советской. Идти до него не меньше полутора километров, так что дошли за двадцать минут. С некоторой опаской прошли через район Серовки, но на нас не обратили внимания сидящие во дворе на лавочках. Пока что действовало перемирие.
        Пашке так и не удалось отремонтировать «Карпаты» - родители припахали помогать по хозяйству. Что же, это означало, что завтра можно будет снова попытаться реанимировать двухколесного монстра.
        Конечно же мы поприкалывались и на эту тему, предложили похоронить ветерана и не мучиться с его восстановлением. Пашка отбрехивался и говорил, что у нас и такого-то нет, а ему только прокладки заменить… На это я сразу же предложить заменить прокладку между сиденьем и рулем на более умную. Пашка покраснел, но потом тоже заржал вместе с остальными.
        Мы шли и видели, что подтягиваются ребята с РТС, с казарм, с рабочих улиц. Многих знали, так как город небольшой, но вот дружили с избранными. С другими просто были знакомы.
        Дискотека ещё только разогревалась, поэтому мы не пошли внутрь, а остановились возле ребят с нашего района. Девчонки стояли отдельно, а пацаны отдельно. Мы встали кучкой неподалеку от афиш, которые приглашали на танцы, говорили, что днем будут «Приключения неуловимых мстителей». В шесть вечера начнется показ «Танцуй, танцуй». А чуть левее был прикреплен плакат, приглашающий в восемь вечера заглянуть в видеосалон, где немногословный Шварц будет гоняться за Сарой Коннор.
        Кто-то уже успел посмотреть «Терминатора», а кто-то ещё нет. Посмотревшие с упоением рассказывали про то, как пришедший из другого времени робот хреначил всех направо и налево, а в конце его раздавили под прессом. Я улыбался, слушая эти россказни. Думал, что сейчас я похож на Кайла Риза, который тоже пришел из другого времени, чтобы спасти…
        А кого я должен спасти? Страну? Людей? Знания?
        В это время подъехали «Жигули» Гурыля. Из них неторопливо вышел сам владелец, Малыш и ещё двое старших - Перец и Горбыль. Они осмотрели стоящие кучки пацанов и двинулись к нам. Поздоровались, узнали, кто чем дышит.
        Ребята отвечали, шутили, беззлобно скалили зубы. Я подумал, что сейчас настало время, когда смогу привлечь внимание Гурыля и произнес:
        - Жень, можно тебя на пару слов?
        - Наехать хочешь? - спросил он с улыбкой.
        - Да нет, потрещать надо немного о том, о сем.
        - Ну, давай отскочим, потрещим.
        Мы отошли чуть в сторону. Я сразу взял быка за рога:
        - Жень, сейчас сам видишь, что со страной творится. Дальше будет только хуже. Ты человек справедливый и пацанский кодекс чтишь. В общем, у меня к тебе такое дело - мы можем организовать круг, основанный на спорте. Покажем, что Вокзальные чтят здоровье и не позволяют обижать тех, кто живет под их защитой. Дальше мы можем развернуться и переложить своё влияние на всю Южу. Поделим защиту с ворами, а потом их оставим в стороне, а сами перейдем на новые рельсы.
        Гурыль усмехнулся и взъерошил мне волосы:
        - Ни хрена себе у тебя мечты под черепушкой гуляют. Не боишься, что кто-то захочет их выпустить наружу?
        - Не боюсь, Гурыль, за людей переживаю. За пацанов… Времена реально тяжелые наступают…
        - Ну да, ну да. Перестройка, мать её. Ладно, Сашок, мы с тобой ещё на эту тему потрещим потом. Может и к старшакам придем, чтобы обсудить всё. Но давай это потом. Сейчас же потрясем жирком.
        Потом Гурыль взглянул на «Командирские» и мотнул головой в сторону клуба, крикнул остальным пацанам:
        - Ну что, пошли порвем танцпол, танцоры диско?
        - Да-а-а! - протянули ждавшие этого вопроса пацаны.
        Ну что же, потом, так потом. Главное, что я заронил зерно в нужную почву. Если всё срастется, то и Гурыль останется жив, и другие пацаны не потеряются в жизни. Сможем пережить подступающие девяностые с минимальными потерями.
        Другие группы тоже потянулись в сторону клуба. Особо не толкались, ждали своей очереди. Внутри клуба было негласное правило - не драться. Даже если заденут, то обязательно выходить на улицу. Такое правило появилось после сходки одной улицы с другой. Тогда клуб закрыли для танцев на пару месяцев, а это означало, что из-за дурости пары людей пострадало большинство.
        Поэтому старшаки следили за этим и могли навесить сами, если человек из его команды не сдержался и дал волю чувствам на танцполе. Хочешь выяснить отношения? Предложи выйти на улицу и там уже разбирайся. И никак иначе…
        Мы зашли в зал на первом этаже, всё ещё украшенный красными флагами и цитатами Ленина. В этом зале светил самодельный стробоскоп, а под потолком вращался большой шар, обклеенный кусочками зеркала. Поговаривали, что пару раз с этого шара кусочки падали вниз, поэтому под ним старались не вставать.
        Сашка Мостовой, отвечающий за музыку, ставил в основном группы «Мираж», «Комиссар», «Ласковый Май». Однако, были и «Модерн Токинг», «Абба», «Бони М». Иногда пробивались «Кино» и «Скорпионс». Было весело и задорно. Было молодо…
        Как-то так повелось, что сначала звучали три быстрых композиции, а потом наступал «медляк». И на этом принципе строилась дискотечная программа. Пацаны танцевали мало, в основном подпирали стенки, а вот на медленных танцах выходили «на охоту». И в этой «охоте» я редко оставался без «добычи».
        Вот и сейчас я нацелился на Марию Вахотину и пригласил её на танец. Она не отказалась. Пусть она и с Серовки, но сейчас мы в перемирии, а это означало, что я смогу её безопасно проводить и… может быть… даже буду вознагражден легким поцелуем…
        - Ты отлично двигаешься! - крикнул я в розовое ушко, чуть крепче прижимая горячее тело.
        В небольшом зале дискотечного клуба по-другому общаться невозможно, а говорить что-то нужно, и так целую минуту топтались без слов. Скоро песня закончится, и неизвестно - когда ещё получится пригласить на танец эту феечку. То, что она из сказок не оставляет никаких сомнений - такое совершенное существо не может быть обычным человеком.
        Глаза девушки сверкнули апрельской небесной синевой, и нежный голосок ответил:
        - Спасибо, ты тоже хорошо ведешь!
        Сердце застучало с частотой заводящегося мотора, словно в первый раз, когда увидел её в компании других одноклассниц. Красавица плыла по коридору легкой походкой, почти не касаясь вытертых досок многократно крашенного суриком пола.
        Проходя мимо нашей группки, Машка улыбнулась именно мне, хотя могло и показаться. Зачесанные светло-русые волосы спускались ниже плеч и легонько покачивались при каждом шаге. Красивое лицо, бездонные глаза и сногсшибательная фигурка лучились таким внутренним светом, что я тогда невольно замер, не закончив свежий анекдот.
        А теперь мы танцевали медленный танец, и я почти счастлив. Я отпустил воспоминания о прожитой жизни прочь, на время превратившись в обычного пацана по имени Сашка Лосев. На время дал молодому мне волю…
        Лучи стробоскопа оглаживали танцующие пары, скользили по возвышению ди-джея, облизывали транспаранты и флаги на стенах, предательски выдавали сосущиеся парочки. Таких быстро вычисляли стоящие наблюдательницы, которые показывали на нарушителей спокойствия сержантам милиции, дежурившим рядом.
        Друг Серёга подмигивал и выставлял большой палец, то ли оценивая Машку, то ли подбадривая. Он обнимал Ленку неподалеку от нас и также топтался на плиточном полу. Периодами что-то увлеченно трещал ей на ухо. Насколько мне помнится, Машка с Ленкой была в каком-то дальнем родстве, но я этим не заморачивался. В небольшом городке живет много родственников по той или иной линии.
        Колеса нигде не было видно, похоже, что сегодня он решил пропустить танцы. Может быть, залечивал раны… А может просто не отпустили на танцы. Что же, без него даже лучше. Мы танцевали, были молодыми и счастливыми…
        Я заметил, что Левон с Карасем двинулись в сторону выхода. За ними пошел ещё один из старших Серовки, Лимон. Вроде бы ничего не значащий момент, может они просто вышли покурить, но глаз как-то зафиксировал это движение.
        Разговор нужно вести дальше. Однако мыслей так много, а язык словно обложили камнями. Что говорить, чем заинтересовать? Я уже успел немного подзабыть, как прибалтывать девчонок. Наконец, отбросил сомнения в сторону, и выбрал привычную линию ненавязчивой болтовни:
        - Меня Александр зовут, но чаще всего прихожу незваным. Я с соседнего класса. А как называть упавшего с неба прекрасного ангела, что составляет мне компанию в танце?
        Во задвинул… Как же банально! Но слово не воробей - выплюнешь и неизвестно, когда придется напиться. Мысли метались в разгоряченном мозгу. Блин, опозорился? Или зашло?
        Эх, как же трудно бороться с гормонами молодости…
        - Маша, и не ангел я вовсе, но за комплимент спасибо! - скользнувший по лицу луч стробоскопа заставил голубые глаза вспыхнуть красным, и на миг превратил партнершу в соблазнительную вампиршу из фильмов ужасов.
        Я открыл было рот, чтобы продолжить в этом же духе и, возможно, развить небольшой успех, но «вампирша» приложила тонкий пальчик к губам:
        - Давай дотанцуем, а то разговоры сбивают с ритма!
        Я невольно вдохнул, и аромат легких духов защекотал ноздри. Пахнуло луговыми травами и запахом малины. С удовольствием кивнул и закружился, держа за талию волшебное творение. Держал как бокал из тончайшего хрусталя, боялся даже дышать, чтобы не спугнуть мечту, сказку.
        Под сводом клуба крутился блестящий шар, мелкие зайчики скакали с пары на пару. Вокалист группы «Скорпионс» напевал неизвестной девушке, что он всё ещё любит её. Мы же топтались под эту песню и старались попасть в ритм. И никого рядом, лишь огромные голубые глаза, лишь несмелые прикосновения рук, лишь чудесно пахнущие волосы.
        Так не хотелось прекращать сказочный танец и чувствовать прикосновения жаркого тела, но певец закончил балладу. Наши руки и тела разъединились. Машка вернулась к кругу девушек, в котором в центре стояли сложенные сумочки.
        - А теперь, для пацанов с Вокзальной звучит композиция группы «Кино» под названием «Хочу перемен»! - провозгласил в микрофон Мостовой.
        Конечно же, как и все я поднял руки, словно обозначая свою принадлежность к этому событию. Так делали все улицы, для которых заказывали песни. Подчеркивали своё единство. Своё уличное братство…
        Зазвучали резкие аккорды, от которых в венах быстрее заструилась кровь. Сердце застучало активнее. Сейчас надо было попрыгать и подергаться от души. Всё-таки для нас эта песня звучала. Для пацанов с улицы Вокзальной!
        Но не успел Виктор Цой запеть, как в помещение ворвался Лимон и завопил:
        - Левона убили!
        За ним влетел Карась и тоже что было силы заорал:
        - Это Вокзальные! Они падлы! Бей пи…расов!
        И тут же показал пример, ударив одного из наших пацанов в челюсть. И тут колонки словно взорвались - Мостовой от неожиданности выкрутил звук на максимум.
        - Вместо тепла - зелень стекла! - запел голос Цоя.
        Хэк! Лимон ударил ещё одного из нашей группы. Гурыль выскочил было к ним и заорал, но его голос потонул в музыке и словах.
        - Вместо огня - дым!
        Ещё двое ребят с Серовки вступили в драку. Наши начали защищаться. Я отбил один удар, который был нацелен в челюсть и двинул в ответ.
        Сейчас не до условностей. Сейчас у Серовки словно сорвало крышу, и они нарушили негласный закон о разборках в клубе. Сейчас они хотели отомстить за своего старшака.
        Хэк!
        Удар в плечо слева. Я поднырнул и ударил в ответ. Через пару секунд весь танцпол превратился в большое побоище.
        Хэк! Хэк! Хэк!
        Как будто по полену колуном! Уворот, защита, джеб! В челюсть, по печени, в нос!
        - Из сетки календаря выхвачен день! Красное солнце сгорает дотла! День догорает с ним! На пылающий город падает тень!
        Музыка грохотала в ушах, перебивая женский визг. Сержанты милиции пытались растащить дерущихся, но их сбили с ног и пару раз двинули по голове, чтобы не мешались.
        - Перемен требуют наши сердца! Перемен требуют наши глаза!
        Я заметил Машку с Ленкой, они пытались выбраться, но у них на пути сцепились трое наседающих на пацана с нашей улицы. Трое на одного! Так не делается!
        Я рванул вперёд, сшиб правого и отбросил левого. После этого дернулся к девчонкам:
        - За мной!!!
        - В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен! Перемен, мы ждём перемен!
        Девчонки вырвались из зала. Пришлось снова задействовать кулаки, ноги, колени. Я вернулся за Серёгой, сбив троих по дороге и выхватив от двух по голове. На Серёгу наседали двое. Я вовремя вмешался, ударив одного в «солнышко» и сбив дыхание. Второму Серёга удачно заехал в ухо.
        - Электрический свет продолжает наш день! И коробка спичек пуста! Но на кухне синим цветком горит газ!
        - Валим!!! - проорал я что было силы.
        В ответ Серёга только кивнул. Мы начали пробиваться. Удар, удар, удар…
        Хэк! Хэк! Хэк!
        Как при колке дров, только поленьями укладывались живые люди.
        Я наступил на чью-то ногу, она дернулась, и я потерял равновесие. Рухнул на пол и в этот момент увидел валяющийся нож-бабочку. Как раз в это место упал луч стробоскопа. На зеленой рукояти блеснули полустертые капли крови. Сам Карась бился с Гурылем неподалеку.
        В этот момент меня за шкирку дернул Серёга, помогая подняться.
        - Сигареты в руках, чай на столе, эта схема проста! И больше нет ничего, всё находится в нас!
        Мы вырвались на свободу. На улице тоже шла месиловка. На ребят с Вокзальной наседали все оставшиеся улицы. Кто-то уже валялся на земле, закрывая голову, кто-то пытался отбиться от наседающих. Девчонки визжали, стоял крепкий мат.
        - Двигаем в сторону парка! - рявкнул я Серёге. - Вон наши!
        У выхода с территории клуба дрались Пашка и Витёк. Коротыша нигде не было видно. Мы начали пробиваться к друзьям. Удары сыпались со всех сторон, но и мы не скупились отвечать на них. Неожиданно засверкали мигалки и над всем побоищем прозвенел крик:
        - Атас! Менты!
        Тут уже вся дерущаяся орда кинулась кто куда. Как тараканы со стола общежитской кухни, когда неожиданно включили свет. Никому не хотелось попадаться в лапы нашей дорогой милиции, тем более что в зале осталось двое забитых сотрудников. На асфальте остались только те, кому не повезло.
        Мы с Серёгой тоже ломанулись прочь. Вдогонку раздались свистки, грохнул выстрел…
        Глава 6
        'Никогда и ни при каких обстоятельствах не вступай
        в перебранку в общественном месте'
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Звездная ночь. Справа и слева крики, мат. Позади выстрелы. Визг.
        Мы бежим. Ноги, как хорошо смазанные поршни дорогого автомобиля, поднимаются вверх и опускаются вниз. Толкают драгоценные тела в безопасность. Подошвы с силой бьют в асфальт. Дыхание рвется из груди. В ушах барабаны задают дерзкий ритм.
        - Стоять! Суки!
        - Стоять!
        - Б…ди!
        - Вали их!
        - Заходи слева!
        - Вот один!
        - А-а-а-а!
        Звуки ударов справа. Мат и крики. Состояние безумной ночи…
        Останавливаться нельзя - позади толпа жаждущих крови. Кровь пьянит голову. Кровь разжигает другую кровь, подобно искре, попавшей в бочку с бензином.
        Ночь взорвалась криками, ударами, выстрелами.
        Громкий топот ног позади. Тяжелое дыхание. Справа мрачные сосны и забор - не перепрыгнуть.
        Слева дорога, кусты и обегающие враги.
        Мы как волки. На нас идет охота. Флажками являются фигуры вдалеке. Они приближаются со стороны Советских домов. Они уже знают, что сегодня валят Вокзальных…
        Выход только справа. В ворота, а дальше через кусты и деревья в разные стороны. Мы ныряем туда, уходя от преследователей. Самые быстрые ломятся через деревянный забор, по пути вырывая штакетины.
        Мы пробегаем сто метров по асфальту и видим, что со стороны концертной ракушки выбегает ещё одна толпа.
        - Ты направо, я налево! - кричу я Серёге, ударяя его по плечу.
        - Давай! Встретимся в домике! - кричит он в ответ и уходит вправо.
        По лицу хлещут ветки молодой рябины, когда я проламываюсь через кусты. Остается полузакрыть глаза и молиться о том, чтобы ни одна ветка не воткнулась в глаз или не попала под ноги.
        - Они здесь! - слышится знакомый голос, а в следующий момент мой левый глаз вспыхивает болью.
        Как будто среди ночи вспыхнул танцевальный стробоскоп и мазнул лучом по глазам.
        Я отшатываюсь и в этот момент под ноги попадает кирпич. С треском валюсь навзничь, группируюсь, чтобы уберечь голову от повреждений.
        - Ты! Падла! - слышится голос Серёги, а следом раздается мат и удары.
        Пока я выбираюсь наружу, двое пацанов успели сцепиться друг с другом и сейчас посыпают ударами. Стараются от всей души. Серёга сверху и молотит так, как будто сдает на разряд.
        Я встаю и хватаю Серёгу за плечо.
        - Бежим! Брось его!
        - Да сейчас! Это же Коляска! - вырывается из моих рук Серёга. - Он мне ещё за Ленку ответит!
        - Брось!
        - Сссука! - шипит вертящийся ужом Коляска.
        Теперь и я его узнал. И сам бы добавил, но пацаны лежачего не бьют… А времени всё меньше…
        - Бежим же! Бежим!
        - Наа! - выкрикнул Коляска.
        Среди криков, мата и протяжного воя милицейской сирены я расслышал звучный шмяк. Такой шмяк получается, когда тесто ударяют о столешницу, чтобы сделать его мягче. Вот только рядом никакого теста не было!
        Серёга со стоном повалился назад. В темноте я смог разглядеть, как по его виску потянулось вниз что-то жидкое, черное…
        Его противник вскочил на ноги. Пнул застонавшего Серёгу.
        В руке Кольки был зажат обломок кирпича!
        Так он…
        У меня помутилось в глазах.
        - Тварь!!! - крикнул кто-то рядом и пнул Кольку в область живота.
        Пнул так, что он отлетел назад и свалился в овраг. Уже через секунду я понял, что это был я. Что этот крик вышел из моего рта. И пинал тоже я!
        Но сейчас не до упавшего противника. Я рванулся к Серёге. Он еле дышал. Пульс не прощупывается! Крики раздавались всё ближе. Только кусты скрывали нас от преследователей.
        - Беги, Сашок, - слабо прошептал Серёга. - Нам двоим не выбраться… а ты… беги…
        - Я тебя не брошу, - прошипел я и попытался схватить Серёгу за руку, чтобы взвалить на плечо.
        - Беги, полудурок… - оттолкнул он мою руку. - Брось меня. Вдвоем не выбраться…
        Преследователи уже рядом. Я сорвался с места. Помчался туда, где есть дыра в заборе. Она словно была там всегда и по ней сокращали путь через парк идущие на работу люди. А теперь… Теперь она должна спасти мне жизнь.
        - Вон он! Хватай пи…раса! Заходи слева!
        И снова бег по пересеченной местности. Снова дыхание за спиной и ощущаются клыки на загривке - вот-вот вцепятся, повалят на землю и тогда…
        Нет! Не видать вам Сашки Лосева!
        Я, оправдывая кличку, ломился через кусты, молодую поросль и пересекал тропинки. Вслед летели палки, осколки кирпичей, мат.
        Но соваться ближе никто не решился.
        Я выскочил на Пушкина, свернул на Стадионную и припустил так, словно меня дома ждал просмотр диснеевских мультфильмов. Вот только не ради мультфильмов я так бежал. Нет! Сейчас я бежал ради того, чтобы скрыться от бегущей толпы. От преследователей. От того кошмара, который творился позади.
        Бежал и чувствовал, как на глаза выходили слезы.
        Я не должен был бросать Серёгу. Не должен был его оставлять! Это всё неправильно! Это всё не так! Не так должно было закончиться!
        Не так!!!
        А под городским небом продолжали раздаваться крики. Где-то скользили фигуры. Где-то мелькали маячки милицейских машин.
        Я бежал и забирал вправо. Уходил от дома. Нельзя мне сейчас домой. Никак нельзя!
        Дома могут найти мстители и тогда… Тогда все родные пострадают. Пострадает мама, отчим… Да хрен с ним, с отчимом, а может быть дома Алёнка? Тогда как?
        Нет, я уходил прочь. Огибал закоулками места, где могут оказаться противники. Уходил в ночное Нефёдовское поле, где прячась по кустам и пожарному оврагу, добрался до «домика».
        «Домиком» мы назвали шалаш, спрятанный в кустах неподалёку от рукотворного пожарного пруда. Пруд создавался ещё в те времена, когда большинство домов были деревянные. И что бы машинам далеко не ездить, выкопали этот и ещё несколько подобных дырок в земле. Для спасения села от пожара.
        Сам шалаш был местом сборища нашего круга. О нем мало кто знал, только те, кто был посвящен в дела Вокзальные…
        Мы обустроили его как могли. Тут был топчан на случай ночевки. Был стол и несколько стульев. Со стороны «домик» не увидеть и если не знать, что он там есть, то можно пройти в трех шагах и не заметить.
        Я с опаской прошел рядом с ним, прислушался - нет ли засады?
        Но только ветер шевелил густые кусты сирени и вдали раздавался собачий лай. Цикады вели свою заунывную стрекотню, словно распиливая кости усопших… Молчаливая луна смотрела на меня с осуждением, заливая всё вокруг своим мертвенным светом. Вот только осуждения луны мне и не хватало…
        Осторожно раздвинув ветви, я протиснулся на площадку перед «домиком». Снова прислушался. Ничего не изменилось. Тогда я отодвинул в сторону дверь шалаша и забрался в небольшое, три на три метра, помещение.
        Рухнул на топчан и дал волю своим детским чувствам. Чтобы не орать, закусил палец и тихо заныл, высвобождая злость, разочарование и ненависть к тем, кто всё подстроил.
        Пока из тела выходил адреналин вместе с выплескиваемыми эмоциями, мозг бешено работал. Я взвешивал все «за» и «против».
        Понятно, что это Лимон с Карасем всё подстроили. Завалили Левона и решили всё свалить на Вокзальных. Одним ударом ножа-бабочки убили двух зайцев. И теперь, пока всё разрешится, Лимон войдет в число верховодящих старшаков и возьмет власть над Серовкой в свои руки. Гурыль с остальными если и отвертится, то Вокзальные войдут в число чуханов, которые нарушили пацанский кодекс. Вряд ли получится восстановить авторитет.
        Что же делать? Что делать? Что делать?
        Обращаться в милицию? И сделать Лимону ещё один подарок, когда дам ему повод заорать, что Вокзальные «мусорнулись»?
        Обращаться к ворам? Так они встанут за своего. Им пацанские круги были костью поперек горла. И не под ними, и такие же дерзкие - конкуренты. Воры будут даже рады, что всё так повернулось.
        А к кому же тогда обращаться?
        Я сел на топчане. Ударил кулаком по доске и боль чуть отрезвила.
        А ни к кому не получится обратиться. Пацаны сами по себе. Они как стая волчат, неожиданно оказавшиеся на свободе. Злые, дерзкие, резкие. Такие и клыком по горлу полоснут, не считая это грехом. Такие будут бить противника до тех пор, пока тот не окажется на земле.
        И если не получится одолеть Лимона с прихвостнями законно или незаконно, то придется побеждать их по совести. А это значит, что придется поднимать Южу на уши…
        И делать это нужно будет мне. Справлюсь ли я? Ведь даже друга не смог вытащить…
        Справлюсь. Ведь я знаю кое-что такое, по сравнению с чем все наши нынешние разборки кажутся всего лишь возней в песочнице. А с Серёгой… Серёгу завтра или послезавтра навещу в больничке. Ведь по пацанскому кодексу - лежачих не бьют.
        С такими мыслями я провалился в беспокойный сон.
        Я вынырнул точно также, как провалился. Упал в темноту и вынырнул из темноты. Как в омуте побывал. Даже надоедливые комары не мешали. После того, как из меня пытались выжать кровь на танцах, мелкие создания казались незначительной помехой.
        Проснулся оттого, что услышал рядом шум. Кто-то осторожно подбирался к «домику». Глаза сразу заметались по шалашу - что взять в руки? Чем вооружиться?
        Вряд ли кто из знакомых будет так подкрадываться. Увидел в углу сломанный черенок от лопаты, непонятно кем оставленный, и дернулся к нему. Притих возле входа. Сквозь редкие просветы было видно, что на улице уже день, а солнце поднялось чуть ли не к зениту.
        Ни хрена себе поспал.
        Как только дверь отошла в сторону, так сразу же рванул незваного гостя внутрь шалаша, повалил на пол и занес импровизированный кол. В последнюю секунду рука дрогнула и острие вошло правее головы на расстоянии в нескольких сантиметров.
        - Фу, бл.! - выдохнул отчим, глядя на меня покрасневшими белками глаз. - Чуть не завалил…
        - Ты чего здесь? - поморщился я от запаха жесткого перегара.
        - К тебе приперся, - буркнул он, отталкивая меня и поднимаясь на топчан.
        Я обратил внимание на его лицо. Оно имело множество кровоподтеков, ссадин. Если бы не видел раньше подобным, то мог бы и не узнать. А так… Приходилось видеть, когда вернулся после прошлогоднего побоища, где мужики выходили стенка на стенку с нефёдовскими…
        - Чего надо?
        - Тебя спасти, дурака. Еле нашел вашу лёжку. Если бы не Мишка, то вообще бы хрен отыскал, - буркнул он, недовольно глядя на меня. - Чего зыришь? Думаешь, это ты меня так разукрасил?
        Ну да, хотя мы и сцепились не на шутку, но такого количества фингалов я вряд ли бы успел наставить. Это явно не моих рук дело.
        - Если не я, то кто?
        - Ломились к нам ночью, - вздохнул отчим. - Я с похмелья болел, а эти… Тарабанить начали. Тебя вызывали. Кричали, что пи…а тебе будет. Я тогда только трикошки и успел натянуть, как нам в окно полезли. Догадались же через форточку проволокой шпингалет поднять. Ну, первого я встретил от души. Второй тоже отлетел, а дальше третий шмыганул мимо и открыл дверь. Верткий, сука, оказался… А дальше налетели толпой, завалили и давай пинать. До сих пор с левой стороны стреляет, как вдох поглубже сделаю. В общем, если бы Викторович ружье не достал - могли бы и запинать на х…
        Отчим достал полусмятую пачку «Примы», вытащил сигарету и закурил.
        Я представил себе, как в нашу небольшую квартиру влетают разъяренные пацаны. Как метелят отчима, а он отбивается, подобно медведю, на которого гурьбой навалились лайки. Алёнка зажалась в угол, мать прикрывает её телом. И если бы не сосед Степан Викторович, дядя Степа, то неизвестно, что было бы с моими девчонками…
        Твари! Какие же твари!
        Ведь это наши разборки, зачем к родителям-то лезть?
        Похоже, что запах крови вообще уронил планку пацанов. До такого беспредела ещё не доходило. Да, драться дрались, порой калечили, но чтобы так…
        Нет, надо срочно всё менять. Нельзя оставлять вот так вот всё. Да, милиция попробует навести порядок, но что она может сделать пацанам? Отправить их на малолетку? Так после этого кто выйдет на свободу? И самое главное - куда они выйдут? Совсем в другую страну, где идет война на выживание?
        И за что? За драку? Хотя вряд ли это можно назвать дракой… Скорее «хулиганка», за которую получат условный срок.
        Нет, раньше драка у пацанов была совсем другой… Были правила. Был пацанский кодекс…
        Прежде всего: дрались всегда один на один. Избиение группой - дело крайне некрасивое и применялось в самых редких, просто исключительных случаях.
        Второе правило: звать на помощь старших или жаловаться им считалось признаком трусости, этого не прощали.
        И, наконец, третье правило: у драки должна быть причина. Дерущихся просто ради драки никто не любил. Младшие школьники сходились, обыкновенно, после уроков, где-нибудь за школьным двором. Поединок собирал много любопытных. Сначала драчуны пихали друг друга в плечи со словами: «нарываешься!», «смотри, сейчас получишь!», «сам получишь!» и в таком роде. После этого они старались захватить шею другого, и оба валились на землю. Били, в основном, кулачком в нос.
        Проигрывал тот, кто первый начинал плакать. Старшие дрались уже не до первых слез, а до первой крови. В эту пору в школах был в моде бокс, разные виды борьбы. К восьмидесятым годам особенно увлекались карате. Однако, в обычных уличных драках эти приемы применяли редко. Достаточно было разбить сопернику нос, поставить синяк под глазом, лягнуть в пах. Совсем взрослые пацаны дрались уже не до первой крови, а до очевидной победы одного из драчунов.
        При этом были правила, которых придерживались очень жестко: бить можно, калечить - нельзя; лежачего не бьют; бить того, кто разнимает, тоже нельзя. Окружающие поддерживали драчунов возгласами и советами, однако, если драка становилась слишком ожесточенной, драчунов растаскивали.
        А то, что происходило сегодня ночью… Это просто безумство какое-то!
        Младших защищали от чужих, но «свои» могли «поучить» подзатыльником или иным тумаком. Старших уважали и слушались. В ответ старшие должны были заступаться за младших и разрешать их споры и конфликты. И вот сегодня ночью много правил «пацанского кодекса» были нарушены. Не удивлюсь, если и девчонкам прилетело под горячую руку.
        Под сердцем кольнуло. Всё ли нормально с Ленкой и Машкой? Смогли же они выбраться - хватило ли ума отбежать подальше?
        А что с Серёгой? Если так напрыгнули на отчима, то Серёгу могли ещё больше покалечить.
        - Как с цепи сорвались, - покачал головой отчим. - Вот ей-богу, как звери… И ведь десять человек сегодня ночью кокнули. Молодые же… чего вам делить?
        Я замер. Перед глазами пролетели улыбающиеся друзья, знакомые. Кто из них больше не улыбнется? И ведь в моём прошлом не было такого! Никто не умирал, хотя и бывали травмы. И я не помню такого боя! Не помню, что всё так повернулось!
        - Кто? - спросил я и поймал себя на мысли, что голос не слушается.
        Хотел спросить обычным голосом, а получилось просипеть так, как будто только что залпом выпил литр ледяной воды. Отчим поднял тяжелый взгляд:
        - В основном ребята с Вокзальных. Участковый носится, жопа в мыле, но кое-что успели узнать. Тройку человек с Серовки завалили. Одного вон, в парке нашли - напоролся на арматуру и в больничке копыта отбросил. А вот рядом с ним был твой кореш, Серёга…
        Отчим замолчал, а я почувствовал, как ноги становятся ватными. В моём прошлом Серёга был жив и здоров! А что сейчас?
        - Ну не томи! - подскочил я к отчиму. - Чего с Серёгой?
        - Нашли его возле того парня. Вроде с проломленным черепом. Может быть друг друга завалили, а может и потом, но… Серковские закинули труп Серёги на оленьи рога, на статую… Утром его и нашли, когда люди пошли на работу. Уже холодный был, а на теле ни одного живого места. Пинали его, били штакетинами… Другие тоже…
        Я сел рядом с отчимом, закрыл лицо ладонями и вздохнул.
        Сдавать друзей было нельзя, никогда и ни при каких обстоятельствах. Друг должен был по первому зову прийти на помощь. А я… Я должен был вытащить Серёгу, но по факту… спас свою шкуру.
        - В общем это… схорониться тебе пока надо. Ищут тебя и остальных, - проговорил отчим и выбросил сигаретный бычок в сторону пруда.
        В этот момент я не чувствовал к нему неприязни и ненависти. Всё-таки встал на защиту мамы и Алёнки. Каким бы не был бухарем, но своё пошел защищать. Может и осталось в нём что-то человеческое, что-то такое, за что можно простить некоторые грехи.
        - Сможешь найти машину? Тогда я буду ждать возле знака «Южи» в восемь вечера. Дорога, что на Иваново идет.
        - Будет машина. Семягу попрошу, он не откажет. Хорошо, машина будет, но как ты там? У нас денег немного, но… - замялся отчим.
        - Денег не надо. Лучше Алёнку с мамой защищай. Пока меня не будет, могут снова попытаться зайти.
        - За это не переживай. Не зайдут, - уверенно ответил отчим. - Не хватало ещё шпанюков бояться.
        - Береги их, а я вернусь и всё наладится, - твердо сказал я и протянул руку. - Слово пацана.
        Отчим пожал руку в ответ.
        Глава 7
        'Никогда и ни при каких обстоятельствах не вступай
        в перебранку в общественном месте'
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Окольными путями, обходя Южу по широкой дуге, я выбрался к договоренному месту. Жрать хотелось неимоверно, но показываться в городе было опасно. Как сообщил отчим, сейчас милиция шерстила всех подряд. Проверяли в основном пацанов нашего возраста.
        Ещё бы - столько смертей в один вечер!
        Десять молодых человек уже не увидели рассвета. И среди них Серёга! Мой друг, который в моем прошлом относительно спокойно дожил до пятидесятилетнего юбилея, нянчил внуков и обожал рыбалку.
        Я даже вспомнил случай, когда пришел к нему поудить, а он что-то замешкался и обещал быть позже. У нас с Серёгой даже было своё место для рыбалки - лично помогал ему делать мостки, где могли спокойно усесться два человека. Два умудренных жизнью человека могли спокойно половить рыбку, раздавить бутылочку и поговорить о том, о сем.
        Но если кто наше место занимал, то мы не прогоняли - переходили на другой мостик. И вот в тот раз так получилось, что наш мостик занял молодой человек. Раскинулся так, чтобы каждому встречному-поперечному был ясно - тут есть место только для одного.
        Поставил кресло, расставил удочки, снасти разложил так, чтобы никто другой не подсел… В общем, по рыбацким меркам повел себя по-козлиному. Я на это только усмехнулся. Вот Серёга появится, он ему объяснит, что так делать не нужно. Серёга не любил, когда поступают не по справедливости.
        Ну что же, я закинул удочку неподалёку. Приготовился ждать концерта. Вскоре показался и Серёга. Он кивнул парочке знакомых, увидел меня и неспешно двинул. Проходя мимо своего мостика, он задержался. Посмотрел хмуро на молодчика. Тот в ответ даже бровью не повел. Серёга тактично покашлял. Молодчик снова хер забил.
        - Ну что, сынок, клюёть? Али как? - нарочно врубил «деревенского» Серёга.
        Молодой человек обернулся на него, но промолчал. Двое или трое рыбаков улыбнулись. Они были местными и порядки знали, а этот молодчик вряд ли был в курсе местных правил.
        - Я тута с краешку кости брошу? Не потесню, навернысь? - продолжал валять Ваньку Серёга.
        - Слышь, деда, тут одному места тока-тока. Ну че тебе - берега мало? Вишь, я и так не всё достал, не всё разложил. Прям впритык примостился.
        Нормально там было места. Мы же под себя делали - с душой, стало быть. А то, что молодчик таким борзым оказался, ну так это поправимо. Вот и Серёга так же решил. Он хмыкнул, почесал уже седую голову и проговорил:
        - Ну раз ужо не поместимся, тадысь… это… уё…вай, сынок!
        - Чо-о-о-о? С какого это? Ты чего, дед?
        - А ни х… и лука мешок. Это мой мостик. Я его делал, и я на него буду жопу усаживать. Давай-давай, уё…вай! Мужики, подтвердите, что это мой мостик.
        Остальные рыбаки покивали:
        - Да-да, это Степаныча мостик. Он сам с Лосем его делал. Лось, подтверди.
        - Подтверждаю, - сказал я. - Лично этими вот руками и делали. Так что уважь просьбу старика, пацан.
        Молодой человек тогда подобрал пожитки, подвинулся, освободил место и пробурчал:
        - Ну, раз так, тогда без базара. Сразу бы сказал, деда, чего накаляться-то?
        - Не, ты не понял меня, чудак человек. Я тебе ещё раз повторю - сбирайся и уе…вай. Нам с тобой теперь везде тесно будет.
        Тому пришлось собраться и убраться восвояси. Больше я этого молодчика на нашем месте не видел.
        Но это было в моём времени, а сейчас… Сейчас Серёга лежит в морге и всё! Не будет никакого мостка. Не будет никаких Серёгиных внуков, никаких сыновей… Ничего…
        Я вздохнул и поджал губы. Конечно, грыз внутри червяк, размером с питона, но в то же время понимал, что всё только начинается. И что Серёгина смерть не должна оказаться напрасной.
        Вот ещё смерть того пацана, которого нашли неподалеку от Серёги… Неужели это от моего удара он так неудачно упал? Неужели Колесо тоже нашел свою смерть рядом с тем, с кем не поделили девчонку?
        Как же всё глупо получилось. Глупо, бездарно и кроваво! Ведь нам нечего было делить, кроме асфальта, а получилось так, словно боролись за свободу, веру, надежду и любовь. И ведь действительно искренне ненавидели друг друга только потому, что противник родился не в том месте и не в то время.
        Жестокое время. Время ненависти, разочарования и страха.
        Понемногу солнце начало клониться к закату. Подходил договоренный час. Машины изредка проезжали по дороге. Я ждал малиновую «копейку». Чтобы хоть как-то усмирить вой в желудке, я совершил небольшой набег на огород по соседству. Тихо натырил клубники, набрал немного вишни, а также спер два огурца. Получилось утащить ещё три пустых мешка. Они могут здорово пригодиться.
        Да, улов небольшой, но обносить огород ещё на большее количество съестного не поднялась рука. Было стыдно, но когда кишка кишке бьёт по башке, то тут уже не до сантиментов.
        Съестные припасы уже подошли к концу, когда возле знака «Южа» остановилась та самая долгожданная машина. Я высунулся из кустов, осмотрелся и короткими перебежками добрался до автомобиля.
        Дядя Коля Семягин открыл заднюю дверь, и я ужом ввинтился на задние кресла. Машина тут же тронулась с места. Как будто водитель что-то вспомнил, остановился, а потом поехал дальше. Моего броска никто не заметил. Да никто на нас и не смотрел - никого на дороге не было, а всяких насекомых и прочую живность я не имел в виду.
        - Здорово, Сашка, - буркнул он. - Куда тебя закинуть?
        - Дядь Коль, здрасте. Мне надо до Юрьев-Польского добраться…
        - Ого, это вона куда, - присвистнул дядя Коля Семягин по кличке Семяга. - Затаиться хочешь? Или куда к родным податься?
        - Нет, дядя Коля… Есть там одно местечко, которое мне нужно. Да и ты в обиде не останешься, если поможешь.
        - Да уж какие обиды, Санька. Я же всё понимаю, сам молодым был. Сам глупости всякие совершал. Конечно, знатную бучу вы замутили этой ночью. ПолЮжи на уши поставили. Возле морга матери на себе волосы рвут. Менты даже из Иванова приехали, трясут всех подряд. Может и посты на дороге будут, так что тебе лучше дерюжкой накрыться и не отсвечивать.
        - Как скажешь, дядь Коль. Если что - только маякни.
        - Обязательно. А что у вас там было-то? А то слухи всякие-разные ходят. Гурыля с его дружками в «обезьяннике» маринуют. Из Серовских тоже нахватали. Говорят, что у вас там чуть ли не война была…
        - Не, дядь Коль. Какая война… Это у Серовских власть меняется. Лимон захотел во главе встать и завалил Левона. А на наших всё решил скинуть. Одним ударом Серовку под себя подмял и Вокзальные потрепать удумал.
        - Дык это, ментам надо сказать об этом! - дядя Коля даже повернулся ко мне, отвлекшись от дороги.
        - Ага, да только кто мне поверит? Скорее решат, что я своих выгораживаю, а на Серковских гоню.
        - Но как же? А друган твой, Серёга… Он чо, неотомщенный будет в могиле гнить?
        - Всё будет, дядя Коля, - буркнул я в ответ сквозь зубы. - И за Серёгу отомщу и родных в обиду не дам.
        - Да? Вот прямо сейчас отца напоминаешь. Вовка такой же был… - сказал дядя Коля. - Всегда за своих готов был хоть в петлю залезть.
        - Знаю, дядь Коль, - вздохнул я.
        Ещё бы не знать. Про то, как отец заступился за соседскую девчонку, ходили легенды. Возле кинотеатра тогда трое подвыпивших мужиков начали оказывать знаки внимания малолетке, а отец оказался поблизости. Сила убеждения не помогла и началась драка. В этой драке отца и пырнули ножом. До больницы не довезли. Всем троим дали по новому сроку, но отца уже было не вернуть…
        - А что тебе в том Юрьев-Польском-то уперлось? - спросил Семяга, чтобы перевести тему разговора.
        - За кладом поедем, дядь Коль. Знаю я, где мульён схоронен. Вот и заберем эти деньги, пока они в бумажки не превратились.
        - Чего-о-о? - он снова повернулся и посмотрел на меня. - Пи…ишь или придуриваешься?
        - Ни то, ни другое. Я в самом деле знаю, где партийные бонзы деньги спрятали. Дядь Коль, если довезешь до места, то и тебе обломится по самое не балуй!
        - Да ну тебя, Сашка. Врешь ты поди. Или по башке получил так, что шарики за ролики заехали.
        - Я бы побожился, да вот только Бога-то по коммунистической идеологии нет.
        - По коммунистической идеологии даже Америка загнивает. Вот только что-то никак всё не сгниёт, проклятущая.
        - Дядь Коль, скажу тебе больше - американцы в ближайшем будущем даже нас одолеют. Не зря же они Меченого пропихнули.
        - Чего-о-о? Да ты чего такое говоришь-то? Горбачев же Перестройку затеял! Мы скоро как в Америке жить будем!
        - Дядь Коль, вранье это всё. Советскому человеку столько лет втирали, что всё, что говорят в телеке или пишут в газетах - правда, что злые силы воспользуются этим и перевернут всё с ног на голову.
        - Да чего бы ты понимал, - хмыкнул Семяга. - Мал ещё и глуп…
        - Ага, и не видал больших залуп, - буркнул я в ответ. - Да вот нет, дядя Коля, не будет ничего из того, что нам говорят по телевизору. А будет нищета, смерть и пьянство. Повальное пьянство…
        - Повальное пьянство? Ещё бы, после «сухого закона»…
        - А что после сухого закона? После него только одни плюсы для народа. Да, кто-то пострадал, но в целом всё для СССР пошло на лад.
        - Да какой лад, Санька? Одеколоны бухали, самопляс варили. Коктейль «Три пшика» слыхал? Это когда в пивную кружку три раза пшикали «Дихлофосом»… Да, страшная вещь… И ты про пьянство говоришь! Санька, да при этом сухом законе людей умерло больше, чем при пьяном веселии…
        - Дядь Коль, это всё гон. Это спецом нагоняют чушь, чтобы верили, будто без алкашки нам не прожить. А на самом деле всё не так! На самом деле стали меньше бухать и больше зарабатывать. Ведь если нашему народу всё разрешить, то он сам себя от вольницы задушит…
        - Сашка, вот в тебе этот играет… как его… Юношеский максимализьм! Вот! Поживешь с моё и будешь смотреть на всё по-другому.
        Я вовремя спохватился, что для Семяги я сейчас вовсе не пожилой учитель физкультуры, а молодой пацан, который даже за женскую грудь ещё не держался. И такого щегла взрослому слушать - себя не уважать.
        Послушал бы я молодого пацана, будь сам не месте Семяги? Вряд ли. Это всё закладывается в мозгу отношением. Если взрослый, значит умный. А если молодой, то тупарь тупарем. Разница поколений сказывается. Ещё Сократ говорил: «Наша молодёжь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков…»
        - Может быть ты и прав, дядь Коль. Ты же старый, ты же пожил…
        - Ну да, я х… на всё положил! - усмехнулся Семяга, а потом посерьезнел. - Менты впереди. Ныряй под рогожку! Мляяяя, ещё и жезлом махнули…
        Глава 8
        «Если на улице к тебе подошли люди и спрашивают, как найти улицу, можешь объяснить, как дойти, или набросать план, но ни в коем случае не провожай их»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Зашуршал под колесами гравий. Машина накренилась на обочине и остановилась. Я притих под рогожкой. Даже затаил дыхание. В этот момент я сам себе напомнил кота Ваську, которого только-только принесли с улицы. Он тогда забился под диван и только поблескивал глазами в ответ на наши просьбы выйти. Сидел, молчал, боялся всего…
        - Добрый день. Инспектор Соколов, второй батальон ГАИ, - прозвучал снаружи уверенный баритон. - Ваши документы.
        - А что случилось, начальник? - спросил в ответ Семяга. - Вроде скорость не нарушал…
        - Обычная плановая проверка, - последовал ответ. - Один едете? Куда следуете?
        - Еду в Шую к племяшу, один еду. Вот документы, всё в порядке…
        - Ого, два прокола на талоне предупреждений? А вы говорите, что всё в порядке. Любите быструю езду, товарищ водитель?
        - Да нет, торопился тещу на вокзал отвезти и жену в роддом, - замялся Семяга. - Вот нечаянно и превысил скорость…
        - Ну-ну… Аптечка, огнетушитель есть?
        - Всё в багажнике, - ответил Семяга.
        - Откройте багажник, - последовал незамедлительный приказ.
        - Начальник, так там нет ничего запретного…
        - Да? А я про запретное ничего и не говорил. Открывайте!
        Голос гаишника на этот раз отливал металлом. Я невольно поежился под дерюгой. Всё-таки неспроста нас остановили.
        Семяга со вздохом вылез наружу. Я услышал, как открылся капот багажника, раздался негромкий голос:
        - Ну вот, я же говорил, что нет ничего.
        - А мешки зачем?
        - Картошки хотел прикупить. Там колхозный рынок больше. У наших всё больше гнилую продают…
        - А что на заднем сидении? - раздался третий голос, молчавший до этого. - Что под тканью?
        - Да там вещи ненужные, тряпки разные, банки. Жена навалила, чтобы племянникова супружница на зиму больше закруток сделала.
        - Откройте заднюю дверь.
        - Она у меня чего-то заедает, - ответил Семяга. - Сейчас открою… А вы что, ищете, что ли, кого?
        - Кого надо, того и ищем. Открывай! - последовал грубый приказ.
        Я услышал, как он залез в машину и шепнул:
        - Сашка, я сделал всё, что мог. Дальше сам…
        На слух я воспринял, что один милиционер остановился возле правой дверцы, а второй возле левой. То есть сбежать не получится. Что же, если просто убежать не выйдет, то придется прорываться с боем.
        Сердце начало биться с огромной скоростью, разгоняя кровь по телу. Я вдохнул и выдохнул. На ум почему-то пришел пример из моих наставлений ученикам: сердце ритмически сокращается как насос, перекачивает кровь по кровеносным сосудам и обеспечивает все органы и ткани кислородом и питательными веществами. Сердце - живой мотор, неутомимый труженик, за одну минуту сердце перекачивает по телу около пяти литров крови, за час - триста литров, за сутки набегает семь тысяч литров.
        В этот момент замок двери с левой стороны щелкнул.
        Пора!
        Я с силой выпрямил ноги, придавая ускорение открывающейся двери. Дверь ударила стоящего снаружи гаишника и, судя по ломаемым веткам, вскрику и последующему всплеску воды, моя уловка сработала на все сто.
        Один сотрудник милиции временно нейтрализован. Пришла пора заняться вторым.
        Отбросив дерюгу, я нащупал рычаг открывания двери и попытался открыть, но мне этого не удалось сделать. Снаружи боролись второй гаишник и Семяга, который вцепился в руки противника и не давал ему вытащить пистолет из кобуры.
        Что же, несколько секунд у меня есть. Я выскочил со стороны ударенной двери, после чего ринулся на выбирающегося из придорожной канавы гайца. Тот не успел среагировать, когда снова ухнулся в вонючую стоялую воду. Вроде бы попытался выбраться наружу, но кто же ему это позволит? От двух ударов по челюсти его глаза закатились, и он уже в третий раз рухнул в воду.
        Чтобы не захлебнулся, пришлось выбросить обмякшее тело на пригорок. Голова свесилась на плечо, фуражка плавала среди коричневой от взбудораженного ила воде.
        Я же полез обратно на дорогу, цепляясь за тонкие прутки ивняка. Гаишник высвободил руки, и теперь он резво окучивал дядю Колю, держа его за шиворот левой рукой, а правой накидывая знатные плюхи.
        Семяга пытался закрыться, но получалось это слабо. Удары проходили через неловко подставленные руки, доходили до лица. Шмяканье плюх напоминало хлопки мокрой ткани, когда постиранное белье встряхивают перед тем, как повесить на бельевую веревку. Капли крови из разбитого носа уже поблескивали на крыше «копейки».
        Ещё немного и колени дяди Коли подогнутся, а сам он уляжется в пыли. Я подоспел вовремя. Подскочив к гаишнику, рубанул ребром ладони шее под затылком. От удара гаишник остановился, как будто вспомнил про не выключенный дома утюг.
        - На, сука!
        Семяга не стал дожидаться, пока гаишник придет в себя и тут же правым хуком отправил его в сторону бессознательного покоя, где уже пребывал напарник. Я только успел подхватить его, чтобы милиционер не рухнул на дорогу.
        Дядя Коля собрался ещё было добавить, но я успел его окрикнуть:
        - Хорош! Он уже в отключке!
        - Да мне по х…! Этот пи…р мне нос сломал! - прогундосил Семяга.
        - А если какие машины мимо поедут? - крикнул я. - Нас же могут увидеть! Тогда точно проблем не оберемся!
        - Проблем? А сейчас что? Сейчас не проблемы? Да мы обосрались по полной, Лосяра! - выкрикнул дядя Коля. - Если нас загребут, то срок впаяют нехилый! А у меня дети!
        - Всё будет нормально. Помоги оттащить его подальше от дороги, - проговорил я.
        - Куда ты его? - озадаченно посмотрел на меня Семяга.
        Ну уж точно не топить. В самом деле надо было поторапливаться. Дорога хоть и пустынная, но кто-нибудь залетный мог пролететь мимо и зацепить взглядом картинку с гаишником. Да и второго бы не мешало обезвредить - сколько он валяться-то будет? Пусть у меня удар и поставлен, но я не измерял толщину черепа и не знаю, насколько ещё хватит бессознательного сна.
        Семяга понял все мои мысли по злому взгляду. Он помог оттащить сотрудников за стоящую в кустах машину.
        Меня всегда поражало стремление людей в погонах засесть в засаду, чтобы потом неожиданно выскочить, как чертята из табакерки. В этом плане они походили на охотников. Засесть, дождаться жертву и потом сделать выстрел… по карману потенциального нарушителя. Или же сделать прокол в карточке.
        Хорошо ещё, что в две тысячи десятом доблестным служителям порядка запретили скрываться в кустах. Правда, человеческий зоркий глаз заменили камеры на треногах, стихийно расставленные по обочинам. Но со временем и на них нашли управу, хоть и не везде…
        - Ну и что, оставим их тут? Скоро же их выручат, а они по своим каналам пробьют и начнут нас искать. Валить их надо, - пробормотал Семяга, когда милиционеры легли за задним капотом. - Валить, или они нас завалят. Они такой х…ни не прощают…
        Один из гаишников походил по комплекции на меня. У меня блеснула мысль - а ведь можно и без «мокрухи» обойтись. Если мои расчеты верны, то сотрудники останутся не в накладе. Думаю, что получат даже больше, чем просто извинения. А сейчас, когда «Перестройка» уже начала свою кровавую жатву по всей огромной территории СССР, гаишники вряд ли откажутся от улучшения условий существований.
        - Дядь Коль, давай-ка свяжем их и кляпы запихаем. Когда всё решится, то я всё объясню и они нас поймут и простят. Даже помогут в нашем деле.
        - Чего? Ты с дуба пи…анулся? Чтобы менты обычным людям помогали? Да это когда же такое было? Сейчас они только на свои карманы работают. На работяг им насрать.
        - Поверь мне, дядь Коль! Я слово пацана даю, что всё пройдет ровно, - ответил я. - Сделанного уже не воротишь, но я уверен, что всё можно исправить. Помоги лучше этого раздеть, а этого связать. Мы их с собой возьмем…
        - Чего? Раздеть и связать? Ты совсем ох…л, Сашка?
        - Да не бзди ты. Нам для дела машина будет нужна, а две машины - ещё лучше. Я сейчас переоденусь и поеду вперёд, а ты давай за мной. Нас никто уже не остановит, всё-таки я свой, а ты как бы за мной будешь тянуться…
        - Так себе план, - покачал головой Семяга.
        - У тебя есть лучше? Завалить этих и слинять? Не, мой план всё-таки лучше!
        - Бл…ь! И на х… же я под это всё подписался? Бухал бы сейчас в свой законный выходной и вообще бы ни о чем не парился. А теперь… Не знаю, что ты задумал, Сашка, но если херня выйдет, то я лично тебе голову отверну!
        Я только вздохнул и начал разоблачать гаишника. Его форма и в самом деле подошла мне почти в пору. После этого мы основательно связали пока ещё лежащих без сознания сотрудников ГАИ, после чего поместили их по машинам. Засунули кляпы, чтобы криками не выдали нас по дороге.
        Не скажу, что подобная перевозка была нормальной, но на безрыбье и рак - рыба, а на безлюдье и Фомка - дворянин.
        Надеюсь, что гаишники простят меня. Вряд ли устроят кровавую месть за покушение на свои драгоценные персоны, когда увидят - какой им будет за это бакшиш. Но это всё будет потом, а пока что я прыгнул в прокуренный салон канареечной машины с синей полосой по борту, завел «восьмерку» и вырулил на дорогу. Помахал Семяге, мол, двигайся за мной.
        Один гаишник был у меня в багажнике, второй у дяди Коли в салоне. Он сидел, связанный и надежно зафиксированный на сиденье. Даже фуражку привязали крепко-накрепко, чтобы не смог стряхнуть при езде. Со стороны казалось, что сотрудник полиции сидит рядом с водителем - сопровождает.
        И этот «сидящий» гаишник был как бы моя перестраховка. Всё-таки дядя Коля мог бы передумать следовать за мной, мог бы рвануть прочь, а так… Он стал соучастником и теперь вез в своей «копейке» срок. Вез и надеялся на то, что пятнадцатилетний пацан не обманет и сделает всё по красоте.
        Да уж, если бы он передумал, даже вывалил бы гаишника на дороге, то его напарник остался бы у меня. А там уже по любому надо было бы отвечать. И ведь не отвертишься! Напарник обиделся бы за выброшенного друга.
        Я ехал по дороге. Чуть приоткрыл окна, чтобы ветерок задувал в салон и высушивал выступивший пот. Машина слушалась неплохо. Даже была магнитола, которую я и включил. Голос Барыкина тут же поспешил уведомить, что он лишь хочет, чтобы взяла букет та девушка, которую он любит.
        В процессе езды мы проехали мимо трех постов. Мне иногда махали руками, я поднимал руку в ответ. Из-за низко надвинутой фуражки моё лицо трудно было разглядеть, а взмах руки принимался как дружеский жест.
        Семяга продолжал двигаться за мной, чуть ли не впритык. Его «пассажир» не махал рукой, но потряхивал головой, когда машина чуть притормаживала. Так казалось, что мы сопровождаем водителя в центр - один в машине, второй показывает, куда нужно ехать.
        Большие города мы объезжали, мелкие проскакивали. Вскоре мы выехали из Ивановской области и понеслись по Владимирской. Конечный пункт назначения был всё ближе.
        Глава 9
        «Если на улице незнакомец предлагает тебе посмотреть что-либо или помочь донести сумку, обещая заплатить, ты должен ответить категорическим отказом»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        До села Небылое мы доехали уже когда полностью стемнело. В багажнике машины недавно начало постукивать, а это означало, что милиционер очухался. Выпускать его на волю не имело никакого смысла - нас бы приняли через полчаса после освобождения. Так что сотрудникам волей-неволей нужно было следовать с нами.
        То место, куда мы ехали, я помнил ещё по прошлой жизни. За селом поворот на неприметную бетонную дорогу, миновать «колючку» и мы на месте. То, что тут раньше была колючая проволока, мне сказали в своё время опорные столбы.
        Да-а-а, в моём времени от бетонки осталось только воспоминание и редкие неубранные плиты, которые не утащили хозяйственные мужички. «Колючки» уже как не бывало, да и вообще - на месте опустевшей ракетной шахты был затянутый ряской пруд. Военный полигон перевели в другое место, а тут всё забросили.
        Но забросили не просто так! Тут складировали мешки с деньгами СССР!
        Кто-то решил схоронить добро и оставить до поры до времени в заброшенной шахте. А как грянули девяностые, так и забыл хозяин о своем «кладе». А может и сгинул хозяин в круговороте событий. В любом случае эти деньги быстро обесценились и превратились просто в макулатуру. Но сейчас…
        Сейчас это может стать очень хорошим подспорьем для моего плана, который сформировался сам собой. А может и не сам собой, а под влиянием знания того, что случится в дальнейшем.
        Мы остановились в сотне метров от того места, где находится первая ракетная шахта. Сами ракетные шахты представляют собой своего рода колодцы глубиной более тридцати метров. В них, когда еще воинская часть функционировала, находился стальной стакан диаметром четыре метра. Во время заряжания в него машины-установщики 8У224М на базе одноосного тягача МАЗ-529В спускали оружие массового поражения. Когда ракета уже находилась в шахте, ее заправляли горючим из транспортных цистерн, присоединяли головную часть, после чего шахты закрывали многотонным бетонным куполом, способным защитить от авиационного удара и даже ядерного взрыва мощностью одной мегатонны.
        Всё это я узнал уже гораздо позднее, когда вместе со знакомым наткнулся на эти самые шахты и узнал их главную буржуинскую тайну. Да уж, тогда брошенные шахты затопило и вынесло на поверхность тот самый клад, который какой-то очень запасливый делец сложил в эти закрома. Не меньше миллиарда советскими рублями…
        При зарплате в сто двадцать - сто пятьдесят рублей на такой клад нужно было копить больше пятисот тысяч лет! А деньги выплыли и разлетелись пожухлой листвой по ближайшему лесу, укоризненно смотря ленинскими глазами на потомков.
        Но это было в моем времени, а сейчас…
        - Дядь Коль, ты оставайся пока тут. Я всё разузнаю, а потом приду. Никуда не дергайся и это… проследи за нашими друзьями, чтобы они лишний раз не поднимали шум, - кивнул я на пассажира Семяги.
        - Ну, вырубить мента я всегда рад, - хмыкнул тот в ответ.
        - Только не до смерти. Нам ещё мокрухи не хватало, - размял я плечи.
        - Да ну тебя, даже и не думал, - отмахнулся Семяга.
        Мне не понравилось то, с какой задержкой он сделал отмашку. Вроде бы покатал мысль в голове, осмотрел её с разных сторон, взвесил на ладошке, а потом отпустил на волю. И взгляд в сгустившихся сумерках не понравился.
        А может это я себя только накручиваю?
        Нервы, понимаете ли… Нервы вообще ни к черту!
        Я кивнул и двинулся в кусты, в сторону колючей проволоки. Перемещение по ночному лесу то ещё удовольствие. Того и гляди наколешься на торчащую ветку или споткнешься о любезно подставленный корень. Но кое-как, с горем пополам, я вышел к колючему забору. Прихваченные из машины Семяги кусачки с легкостью открыли путь к заброшенным шахтам.
        В конце девяностых, да и вообще на советских машинах редко у кого из водителей не было инструментов. У моих друзей тоже запасной комплект всегда хранился в багажнике. Машины могли закапризничать в любой момент, поэтому и приходилось иметь инструмент под рукой.
        По памяти я направился в сторону пятачка, где был вагончик охранника. Сейчас я не знал - один солдат охранял заброшку или с ним ещё кто-то находился в паре? Надеялся всё-таки на лучшее. Если тут серьезная охрана, то мне не поздоровится. Поэтому крался неторопливо, пригибаясь к земле и скрываясь в траве.
        Змей и всякую другую живность не боялся - по ночному времени большинство гадов спали. Они любили в основном теплый воздух и солнечный свет. Только цикады сопровождали моё передвижение, да пролетали порой летучие мыши.
        Из окна небольшого вагончика светила лампа. Там пару раз метнулась тень. Я подобрался поближе и застыл возле входной двери, стараясь разглядеть то, что находилось внутри. Да уж, небогатое убранство.
        Две лежанки по бокам, стол с телефоном и два стула. Вырезки из журналов, в основном полуобнаженные красотки, взирали со стен. Почти у самого входа подобие кухонного буфета с плиткой. На одной из лежанке валялся молодой солдат с сержантскими нашивками на погонах. Он листал толстую книгу и курил.
        Второго человека не было видно. Или на обходе или…
        Я осмотрелся по сторонам. Темно, нигде не видно блеска фонарика. Да и за то время, пока я крался, второй должен был как-нибудь себя проявить.
        Меня чуть покоробило - а если сейчас тут нет никаких денег? Если их завезут позднее? Ведь такое богатство и под охраной всего двух человек? Или они просто охраняют брошенные шахты от мародеров, любителей поживиться цветным металлом?
        Тогда выходило, что весь мой путь был проделан напрасно, и что ситуация с милицией очень и очень некрасивая. А то и вовсе…
        Я отбросил эту мысль прочь. Если ничего не выйдет, то просто оставим гаишников здесь, а утром их развяжут. В это время мы будем уже далеко…
        А может и не будем, если Семяга воспротивится.
        Что же, всё можно узнать только опытным путем. А для этого нужно было проникнуть внутрь вагончика и всё разузнать у читателя в форме.
        Я ещё раз осмотрелся, вдохнул, выдохнул, а после рванул дверь на себя. Русское раздолбайство помогло мне на этот раз. Солдат даже не удосужился закрыть дверь. А может был настолько уверен в себе, или просто поленился.
        Он только успел вскинуть удивленно брови, когда человек в милицейской форме вихрем ворвался в небольшое помещение и проорал:
        - Всем лежать! Работает ОМОН!
        Про ОМОН я помнил только то, что его в прошлом году, третьего октября. Знал ли про это подразделение милиции солдат или не знал - мне некогда было уточнять. Я влетел и двумя ударами в лоб ввел доблестного охранника в состояние прострации.
        Недостаточно…
        - Ах ты сука!!!
        В моем левом глазу взорвалась Вселенная. На миг я потерял ориентацию, но не отпустил солдатский воротник. Наоборот, ещё даже успел разок добавить, сунув ему в челюсть. Попал вскользь. Глаз моментально закрылся, остался только правый.
        - Отпусти, пидар!
        - Сам ты пидар! Лежать, сука!
        Может быть, от испуга у служивого прибавилось сил, поскольку он вывернулся из-под меня и ринулся в угол, где находился АК-47. Я только успел подбить ногу, чтобы солдат не натворил глупостей. Он споткнулся и чуть-чуть не достал до ремня автомата.
        Я коршуном налетел сверху и приложил молодого бойца лбом о деревянный настил. Раз! Два! Три!
        Только после третьего раза солдат дернулся и затих.
        Ох и здоров же бродяга. Вроде бы и щуплый на вид, а мощи в нем на трех здоровых бойцов набралось. Если бы не эффект неожиданности, то мог и расстрелять на хрен. Ну да, всадил бы обойму за здорово живешь.
        Мне не улыбалось ловить молодой грудью стаю свинцовых пчел, поэтому я постарался обезопасить себя на всякий случай. Связав руки лежащего солдата его же ремнем, я выщелкнул на всякий пожарный патроны из рожка. Закатил цилиндрики под лежанку. Подумал и скрутил ещё и ноги солдату проводом от телефона, притянув за ступни к рукам. Так спокойнее, так вернее…
        После этого я быстро прошелся по вагончику. Судя по количеству столовых приборов и стаканов, тут несли дежурство не по одному. Значит, рано или поздно появятся ещё люди…
        - Мммм, - замычал лежащий на полу сержант.
        Ого, как быстро очнулся. Здоровья и в самом деле вообще немеряно. Гвозди бы делать из таких людей, крепче бы не было в мире гвоздей…
        Сержант поднял голову и повернул её вправо-влево. Его осмысленный взгляд остановился на мне. Лицо окровавлено, но кровь сочилась из рассеченной брови, на вид рана была неопасна. Он попытался дернуться, но ремень держал крепко.
        - Ты кто, сука? Тут запретная зона! Тут радиация…
        - Отвечай на мои вопросы! Ты один здесь? - спросил я, приседая возле лежащего. - Где остальные?
        Парень сфокусировался на моем лице, перевел взгляд на погоны милицейской формы.
        - Ты кто? Ты не мент, слишком молод для капитана! Ты же младше меня…
        Пришлось отвесить леща лежащему. Хоть меня и коробило это, но терять время тоже не хотелось. Позади менты, которые уже очнулись. Позади Семяга, который мог сдриснуть в любую секунду. Позади много ещё чего, что вовсе не нужно было оставлять.
        - Я спрашиваю, ты отвечаешь! Понял? Не слышу!
        - Да понял… Отпусти! - лежащий снова задергался.
        Ремень отчетливо заскрипел. Того и гляди вырвется. Ух и дури же у этого сержанта…
        - Лежи и будешь жив! - я приставил ствол автомата к его виску. - Отвечай, где другие? Считаю до трех. Или ты будешь играть в партизана и сдохнешь за пустые шахты? Раз… Два…
        Я передернул затвор и затаил дыхание. Если солдат воспротивится, то придется раскрывать свой блеф. Нечем было стрелять, патроны валялись под лежанкой.
        - Я тут один. Мишка съе…лся в Небылое к подруге… - буркнул солдат.
        Мысленно я выдохнул. Всё-таки блеф не прошел вхолостую. Да и про деньги солдат явно не слышал ничего, иначе мог бы и промолчать.
        - Где вход в шахты? - я снова ткнул стволом в висок сержанта.
        - Они запломбированы…
        - Одна из трех открыта. Какая?
        Солдат зыркнул на меня. Похоже, что не ожидал подобной осведомленности от постороннего.
        - Да-да, я многое знаю. Будешь врать - не увидишь рассвета. Первая, вторая? Или третья?
        - Да мне пое…ть! Хочешь стрелять - стреляй, пидар! Думаешь, я зассал? Да х… тебе на рыло, гнида! - опять задергался сержант. - Я тебя не боюсь! Я таких на гражданке давил и сейчас раздавлю!
        Мда, лишние крики мне ни к чему, поэтому пришлось успокоить солдата, вырубив его прикладом. Как только он среагировал на третью шахту, то большего мне и не требовалось. Я на всякий случай проверил крепость веревок и отправился к дальней от нас ракетной шахте.
        Глава 10
        «Если тебе предложили попробовать себя на сцене или подготовить тебя, например, к конкурсу красоты, спроси, не стесняясь, когда ты можешь подойти вместе родителями и куда»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Прихваченный у горе-охранников фонарь разгонял полумрак достаточно, чтобы не наступить на ржавую арматуру или не провалиться в кротовую нору.
        Мда, эти существа чуяли подземную жизнь и держались подальше от шахт, а сейчас, когда пугающие вибрации прекратились, развили бурную деятельность. Наставили своих дырок в земле, чтобы нормальные люди ноги ломали.
        Вскоре показался первый вход в шахту. Я обошел его по дуге. Мало ли каких неприятностей оставили поблизости, чтобы не шастали мародеры. Под ноги следовало смотреть особенно внимательно.
        Молодые березки шумели под порывами ветра. Им вторили цикады, стремясь заявить о себе миру. Звезды смотрели на одинокую фигурку на Земле, которая осторожно передвигалась по траве.
        Луны не было видно, похоже, что сегодня взяла выходной. Ну что же, должна же она отдыхать в конце-то концов. Даже люди не могут работать без выходных, чего же говорить о небесных скитальцах.
        Нужный вход только для вида был закрыт на здоровенный ржавый замок. При использовании лежащего неподалеку прута арматуры дужка легко отвалилась. Я приготовился было к упорному труду в ночную пору, но тут мне повезло.
        Заскрипев так, что ближайшие цикады заткнулись от недоумения, дверь отворилась. На меня пахнуло спертым запахом непроветриваемого помещения. Я шагнул внутрь, не осветив как следует порожек и едва не навернулся в шахту - обманка в виде положенного куска фанеры прогнулась и угрожающе заскрипела. Только реакция молодого тела и спасла меня от падения. Я отпрянул в тот миг, как должен был перенести вес тела и рухнуть вниз.
        А ведь на вид, как и остальные бетонные плиты. Даже не скажешь, что это всего лишь лист припорошенной пылью и набросанными сверху камешками. Блин, рано расслабляться. Очень рано!
        Я прихватил с собой арматурный прут, которым открыл недавно дверь. Может пригодиться на случай подобных вот ловушек. После этого перешагнул ловушку по левому борту и двинулся к лестнице в глубокую шахту, постукивая перед собой прутом, подобно слепцу, идущему по улице.
        Бетонное жерло уходило в темноту. Ржавая лестница с кряхтением приветствовала меня, когда я начал спуск. Всё-таки чертовски неудобно было спускаться с фонарем в одной руке и арматурным прутом в другой. Пришлось на площадке перевязать прут на манер ниндзя из фильмов за спиной.
        Кто знает - что там внизу, может быть одичалые крысы размером с собаку? А так хоть отмахнуться получится.
        Капли воды с бетонного купола падали вниз и бухали на какой-то лист железа, гулко отдаваясь в шахте. Редко, но это всё равно действовало на нервы. Казалось, что из глубины шахты неторопливо брел какой-то великан.
        Порыжевшие от времени прутья лестницы не гнулись и не ломались, за что я им был уже невероятно благодарен. Они благополучно довели меня до самого низа. Стоило моей ноге коснуться пола, как тут же раздалось шуршание и писк.
        Мда, касательно крыс я угадал. Правда, не такого огромного размера, каким мне почудилось, но всё равно здоровенные. Они провожали меня настороженными взглядами, словно примеривались - как бы вырвать слепящую штуку из рук двуногого и тогда наброситься всем скопом на вкусного глупца?
        Пришлось доставать своё оружие. Мало ли - вдруг какой-нибудь крысе придет в голову не дожидаться погасшего света? Да и перед собой не мешало бы пошарить. Ловушек могли наставить немало.
        Я шел мимо разоренных помещений. Стены в потеках, на полу мусор и отходы. Всё более-менее ценное было уже вывезено. Металлические двери и другие вещи пока ещё не попались на глаза мародерам, но это не за горами. И всё-таки я нашел заветную дверь, которая была закрыта на массивный замок. По пути встретились всего два капкана - не так уж много для клада за дверью.
        Массивный замок через полчаса поддался уговорам арматурного прута и дверь открылась…
        - Ни хрена себе… - вырвалось у меня.
        В гробовой тишине эти слова раздались пугающе одинокими. Как будто я произнес их посреди бескрайнего космоса…
        Моему взору открылась большая комната, доверху набитая мешками. Содержимое мешков просвечивалось в трех местах - спрессованные пачки денег выглядывали из прохудившейся ткани. А может и не прохудились, а до них добрались вездесущие крысы?
        Денег было так много, что я пару раз вздохнул и выдохнул. Неожиданно участился пульс, а по спине поползли мурашки.
        До денежной реформы девяносто первого года у меня оставалось ещё чуть больше полутора лет. До того момента, как начнут грабить народ…
        Да уж, реформа Павлова по обмену денег будет тем ещё посленовогодним подарком!
        Реформой предусматривалось, что пятидесяти и сторублёвые банкноты образца шестьдесят первого года подлежат обмену на более мелкие банкноты образца того же года, а также банкноты пятьдесят и сто рублей образца девяносто первого года. Вот только сроки…
        Сроки обмена были катастрофично маленькими - всего три дня с двадцать третьего по двадцать пятое января (со среды по пятницу). Обменивались не более тысячи рублей на человека - возможность обмена остальных банкнот рассматривалась в специальных комиссиях до конца марта девяносто первого года.
        О реформе будет объявлено в девять вечера, когда практически все финансовые учреждения и магазины уже были закрыты. В крупных городах европейской части страны некоторые люди в ближайшие часы после этого смогли разменять имевшиеся у них сторублевые банкноты в кассах метро, железнодорожных вокзалов и у таксистов (многие кассиры и таксисты, занятые работой, ещё не знали об оглашении указа). Некоторым удалось отправить крупные денежные переводы в отделениях почты при вокзалах, работавших до полуночи. Некоторые покупали за злосчастные банкноты в кассах железнодорожных вокзалов и аэропортов билеты на дальние расстояния на несколько дней вперёд, а потом, после окончания обмена, сдавали эти билеты и получали деньги. В общем, вертелись, как могли.
        Можно сказать, что страна в эти дни не работала. В первые два дня в обществе царила паника - люди фактически штурмом брали сберкассы. Особенно волнительными эти дни оказались для людей пожилого возраста, которые боялись не успеть сдать старые деньги.
        Но до этого периода ещё можно было успеть сделать немало.
        Впрочем, как можно было развернуться?
        Не особо тут и пожируешь - сразу же возникнут вопросы по поводу возникновения подобного богатства.
        Можно было запросто оказаться в положении гражданина Корейко из «Золотого теленка», который владел миллионами, но ничего не мог с ними сделать. В связи с этим я уже продумал план по относительно честному отмыванию денег.
        У меня был план!
        Да, нечестно будет их прикарманить, но… Как я уже говорил - эти деньги будут тут лежать до тех пор, пока затопившая шахты вода не вынесет их наверх. А так… Они могут ещё послужить людям. Могут принести хорошее, а не лежать в ожидании невероятно хитрожопой команды, сложившей здесь свои богатства. Вряд ли всё это загрузить под силу одному человеку. Скорее всего это была чья-то временная заначка.
        Вот только не удастся этому «кому-то» вернуться за богатством. Я подхватил два мешка и едва не охнул - тяжелые, падлы. Это только кажется, что деньги бумажные и легкие - туго набитые в мешки, они весили не меньше сорока килограммов каждый.
        Блин, да я же кончусь прежде, чем утащу хотя бы десяток. А надо было поторапливаться, всё-таки солнце скоро взойдет и может вернуться второй солдат-охранник. По любому надо было звать на помощь Семягу.
        Я вытащил один мешок наружу. По лестнице с двумя уже не подняться, да ещё и держа фонарь в руках. Потом взвалил мешок на плечи и быстро тронулся к машине дяди Коли.
        Запариться не запарился, но пот пару раз смахнул. Когда я подошел к автомобилям, то услышал негромкий голос Семяги:
        - Мужики, да ведите себя тихо. Всё равно вас ни х… никто не услышит, а так… Лось сказал, что всё будет зае…сь, так что не рыпайтесь. Да не ботайся ты там, полудурок!
        - Дядь Коль, не пугайся, это я, - негромко произнес я из темноты, а после подошел к машине.
        - Фух, б… Сашка. И ведь в самом деле напугал. Чуть не шмальнул в тебя, - буркнул Семяга.
        - Я всё нашел. Но мне нужна твоя помощь…
        В это время увидевший форму на мне в свете фонаря милиционер на соседнем сидении задергался. Говорить ему мешал кляп во рту, но он был в полном сознании.
        - Вот, что-то пытается пи…еть, а я ему не даю, - проговорил Семяга.
        - Мужики, мы хотим извиниться за ту херню, какая сейчас творится. Я думаю, что вот примерно такой суммы хватит для наших извинений, - я вытащил из мешка десяток новеньких пачек сторублевок и бросил на колени милиционера.
        Признаться, офонарел не только милиционер. Глаза Семяги тоже стали по пять копеек. СССРовских пять копеек!
        - Это что? Это как? - прохрипел дядя Коля, глядя на лежащую на коленях милиционера сотню тысяч.
        - Это из пещеры Али-Бабы, - хмыкнул я в ответ. - Там ещё есть и мне нужна помощь, чтобы загрузить машины под завязку, дядь Коль. В общем так, я буду вытаскивать, а ты таскай сюда. И давай поторапливаться, а то у этих шахт очень дерзкий охранник.
        - А эти? - Семяга кивнул на притихшего милиционера.
        - Ты не против того, что сейчас творится? - спросил я у пассажира Семяги. - Мы вас отпустим позже и отдадим в два раза больше за то, чтобы вы о нас забыли. Согласны?
        Тот только ошалело покивал. Ещё бы, перед ним лежала его зарплата за пятьдесят лет. Кто же в своем уме откажется от таких денег? Ради такого можно было и забыть про двух неведомых мужчин.
        - Ни хрена себе, - покачал головой Семяга. - Такие бабки…
        - Идем быстрее. Нам нужно ещё многое сделать. Эй, пассажир, будешь сидеть тихо? - спросил я у милиционера.
        Тот активно закивал в ответ. Похоже, что он уже прикинул в уме то, что сможет купить на эти деньги…
        Мы с Семягой двинулись в сторону шахты. Я проверил заодно плененного солдата. Тот лежал на полу в той же позе, в какой я его оставил. Пульс был, так что всё в норме.
        По пути я рассказал Семяге о своей находке и сказал, что буду поднимать мешки наверх, а он будет перетаскивать их к машинам. Забьем под завязку, а потом двинемся в обратный ход. По пути где-нибудь выгрузим милиционеров с их наградой за молчание.
        Да, именно так я и планировал. Я вытаскиваю, Семяга таскает. Я рассчитал, что мне придется поднять около двадцати мешков, чтобы машины могли ехать без особой запары.
        Сколько это было в деньгах? Кто же его знает… Я не задавался такой целью. Мне некогда было считать - я таскал мешки и распугивал по пути недовольных крыс.
        Семяга принимал и таскал к машинам. Вот только… Когда я поднялся в девятый раз, на меня уставилось дуло автомата.
        АК-47 смотрел на меня черным зрачком. Он чуть подрагивал в окровавленных руках дяди Коли. Да и сам дядя Коля выглядел не лучшим образом. Его лицо было в кровавых потеках, а глаза горели безумием. Это самое безумие отчетливо читалось в просыпающихся утренних красках.
        - Дядя Коля, ты чего, охренел? - только и вырвалось у меня.
        - Они бы проболтались, - прохрипел он в ответ. - Они бы всё про мои деньги рассказали. Про мои деньги…
        - Дядя Коля, а ты…
        - Да и солдатика тоже пришлось. Он начал вырываться и пришлось ему ножом по горлу… Прямо как со свиньи крови натекло…
        Мда, похоже, что у дяди Коли поехала крыша. И сорвало её от вида денег. Нельзя человеку показывать столько денег и так близко. Он потом может быть и придет в себя, но сейчас у него в глазах светилась только жадность и желание одному всем обладать.
        Ему такие деньги даже в самом лучше сне не снились, а сейчас… Сейчас в багажнике его машины лежали упакованные в мешки брикеты счастья и на пути к их использованию остался только один человек - я.
        - Дядя Коля, мы же вместе. Мы же заодно, - проговорил я.
        - Да-да, заодно… Ты покажи мне, где эта комнатка, Сашок. Покажи давай и не приближайся! - он передернул затвор автомата.
        Я услышал, как клацнул пустой затвор. Хм, а ведь он схватил тот самый автомат, который я обезвредил. И даже не проверил - заряжен ли он! Пистолета нигде не видно, наверное оставил в вагончике, схватившись за более совершенное оружие.
        - Да пошел бы ты, дядя Коля. Ничего я не буду показывать, - буркнул я в ответ. - Стреляй если хочешь, паскуда. Чего тебе терять, ты и так уже троих положил, чего там четвертому терять-то…
        - Ну, как знаешь, Сашок. Я ведь предлагал… - с этими словами Семяга нажал на спусковой крючок.
        Выстрелов не последовало. Я же хмыкнул в ответ:
        - Ну что, осечка, полудурок? И на хрена ты всех завалил? Тебе бы денег хватило до конца жизни - я бы не обидел…
        - А-а-а-а!!! - закричал он и выхватил нож из-за спины.
        В предрассветной дымке были видны темные следы на блестящем лезвии. Я тут же подался назад, прислонился к стене в нескольких шагах от входа.
        - Ну всё,…здец тебе пришел, Лосяра! - заорал дядя Коля, шагая в дверной проем.
        Увы, он не обладал той самой молодой реакцией, которая была у меня, поэтому не успел податься назад, когда фанерка хрустнула под весом. Он только успел взмахнуть руками, пытаясь ухватиться за воздух, но воздух оказался слишком хлипок, чтобы выдержать вес.
        - А-а-а-а!!! - раздался крик под округлым куполом.
        Впрочем, крик был недолгим. Вскоре он завершился мокрым шлепком. Я спустился, чтобы проверить пульс у своего бывшего спутника, но пульса не было. Чуть постоял над человеком, которому вскружило голову свалившееся богатство.
        Я остался один. «Пещера Али-Бабы» взяла кровавую плату за своё неожиданное открытие…
        Глава 11
        «Если видишь тормозящую машину, ты должен как можно дальше отойти от нее и ни в коем случае не садиться, даже если улица, разыскиваемая водителем машины, тебе по пути»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Вытаскивать Семягу, терять время, а также остатки сил?
        Нет. Все одно бы не вытащил, а сам бы попался на месте преступления. Пришлось оставить дядю Колю отвлекать внимание на себя, пока я уберусь подальше.
        Уставшие руки и ноги жалобно заныли, когда я начал последний подъем. Закрывать двери в денежное хранилище я и не собирался - пусть будет сюрприз для тех, кто вздумает прогуляться по черным коридорам. А таковые по любому будут, как только появится сменщик солдата, так сразу же даст тревогу по всем фронтам. И милиция тут всё носом взроет лишь бы найти того, кто посмел вырвать двух коллег из разряда живых.
        Ну что же, у них будет виновник торжества… Остался лежать в шахте, попавшись на ловушку.
        Проходя мимо вагончика, заглянул внутрь и тяжело вздохнул. «Любитель чтения» уже не увидит утра. Остается надеяться, что он ушел в беспамятстве, не приходя в себя и не видя безумный блеск глаз убийцы с ножом.
        У меня кольнуло сердце. Отчасти я был виноват в его гибели. Если бы не моё появление, то лежал бы себе на лежанке и в ус не дул. Читал бы свою толстую книгу и ждал возвращения напарника…
        Впрочем, та же участь постигла и милиционеров, которым не посчастливилось остановить не ту машину. Один так и лежал в багажнике автомобиля ГАИ, а второй скрючился рядом на траве. Деньги Семяга заботливо укладывал в багажник своей машины.
        В предрассветной дымке просыпающиеся птицы могли наблюдать, как я найденной замасленной тряпкой старательно протер все места в милицейской машине, которых мог коснуться пальцами. Всё-таки отпечатков лучше не оставлять…
        Пусть с меня их в то время не снимали в отделении милиции, но перестраховаться не мешает.
        Операция заняла около десяти минут, после чего я прыгнул в машину Семяги и повел её вдаль. В голове роились мысли. Как это всё предстанет перед вернувшимся напарником невинно убиенного младого стража? Он вернется и увидит двух мертвых милиционеров, тут же поспешит «обрадовать» своего напарника, а тот уже на небесах. Понятно, что вернувшийся должен вызвать подкрепление и обрисовать всё в красках.
        Мол, был на обходе, ничего не слышал, а тут такое…
        Ему не поверят, будут долго мурыжить и допрашивать, но нашедшееся внизу шахты тело незнакомого человека позволит всё свалить на него. И в итоге будет несколько версий - либо гаишники преследовали какого-то человека, а тот оказался хитрее и пронырливее. Либо приехали вместе и вскрыли шахту. Либо…
        Версий много. Пусть ищут те, которые будут правдоподобными.
        Могут ли меня подтянуть? Могут. Если удастся в скором времени установить личность Семяги, то потянут ниточку, а там кто-нибудь и скажет, что уехал, мол, Семяга по доброте душевной паренька Сашку Лосева вывозить из передряг. Вот и ко мне черед придет. Так что надо бы оборвать все ниточки.
        А у меня она пока что одна - отчим. Он подговорил своего дружка, чтобы тот вывез пасынка. Надо бы отослать его с мамкой и сестренкой подальше от города. Пока всё не уляжется, не успокоится. А там дальше уже видно будет.
        Так я и решил, двигаясь в сторону Южи. Что меня там ищут… Так там всех ребят ищут, какие к драке были причастны. Чего-либо конкретного мне предъявить наши власти не смогут, а уж с пацанами да их вопросами я справлюсь.
        Обратный путь занял не очень много времени. Мне удалось доболтаться с женщиной на заправке, и та продала с небольшой наценкой вчерашний хлеб и колбасу. Хотела домой взять, но я смог убедительно поморгать глазками в стиле кота из мультика «Шрек».
        После этого направился в заветное место, где недавно валили лес. После тракторов и «КАМАЗов» ещё оставалась накатанная колея, по которой могла пробраться «копейка». Делянку уже очистили, так что вернутся на это место не скоро. Самое главное, что тут было небольшое болото.
        Выгрузив и закопав деньги неподалеку от приметного пенька, я разогнался на машине и выскочил за несколько мгновений до того, как «копейка» с радостным бульканьем погрузилась в жижу. Глубины болота хватило, чтобы скрыть машину с головой, а отхлынувшая было ряска с неудовольствием вернулась на своё место.
        Вряд ли машину скоро найдут, а там… Время и вода сделают своё дело.
        Что же, я ещё раз всё осмотрел, запомнил, где лежат деньги и укрыл их ещё больше, чтобы не осталось следов и никакой любопытный грибник-ягодник не нашел мой клад. После этого двинулся в сторону Южи. Время как раз подошло к обеду, до вечера далеко, так что мне оставалось только схорониться на заброшенном коровнике неподалеку. Это было место игр любопытных мальчишек, но потом его забросили и они. Тут оставались только голые стены, изрисованные разными матерными словами, а также иллюстрациями к этим словам.
        В дальнем углу каким-то чудом сохранились доски под крышей. Мальчишки не смогли их содрать и сломать, чтобы предать костру для приготовления углей и печеной картошки. Я подтянулся и чихнул - очень много пыли тут скопилось от времени. Ну, выбирать не приходилось…
        Я вытянулся на старых досках и наконец-то позволил себе расслабиться. Сон пришел моментально. Только сомкнул глаза, как тут же провалился в тьму без сновидений.
        Выныривание произошло точно также. Только глаза щипало от возникшего пота. Пота было действительно много, как будто полчаса просидел в жарко натопленной бане. Солнце уже клонилось к горизонту, когда я слез со своей лежанки.
        Размялся, погладил урчащий желудок и вспомнил о колбасе, которую уговорил в обеденное время. До наступления сумерек ещё было время, поэтому я побродил вокруг, пособирал землянику и молодую чернику.
        Малое утешение для молодого желудка, но всё же лучше, чем ничего.
        Когда солнце скрылось за горизонтом и небо почернело, я отправился домой. Шел по широкой дуге, обходя город и скрываясь в кустах при приближении людей. На всякий случай…
        На небо на этот раз выплыла луна, заливая Нефедовское поле мертвенным светом. Красиво и вместе с тем как-то печально. Недаром же Луну прозвали солнцем мертвецов. Под этим светом я и пробрался почти вплотную к своему дому. Затаился возле сараев, скрываясь в тени и слушая бреханье собак.
        Я дождался, пока в большинстве окон погаснет свет, а на улице перестанут раздаваться какие-либо звуки жизнедеятельности. После этого неторопливо и аккуратно дошел до своей квартиры и постучал заветным стуком.
        Два раза, пауза, три раза, пауза, два раза.
        Так мы договаривались с Алёнкой, когда приходилось оставлять её на пару часов. Чтобы она никому не открывала и никого не пускала в дом. Поэтому посторонние не могли к нам попасть, а вот домашним она открывала.
        На стук сначала никто не отозвался. Пришлось повторить чуть погромче. Через пару секунд раздался негромкий говор, а потом дверь открылась. На пороге стоял отчим с сурово сведенными бровями.
        Он уставился на меня, брови взлетели вверх, а в следующую секунду сильная рука затянула меня в квартиру. За спиной захлопнулась дверь.
        - Ты совсем охренел? - пробурчал отчим. - Чего по ночам шарое…шься?
        - Сашка! - тут же обняла меня подбежавшая мама. - Ты живой.
        - Да что со мной будет-то? - пожал я плечами. - Живой я, живой.
        - А чего пришел? Или на зону захотел? Вроде как Гурыля и ещё Малыша хотя по этапу отправить. Ты с ними отправишься чалиться? - буркнул отчим.
        - Нет, не хочу, но и бегать тоже не хочу. Расскажу про драку в милиции, да и всех дел. А так, пока скрываюсь, я буду главным подозреваемым.
        - Зря только Семягу просил… - хмыкнул отчим. - Где он сам?
        - Не знаю, - пожал я плечами. - Он высадил меня у Палеха, а дальше я пошел сам по себе, а он поехал обратно.
        Да, пришлось соврать, но делать нечего. Может быть Семягу уже обнаружили, но рассказывать про то, что он сделал мне не хотелось. Он заслужил свою смерть.
        - Сашка! - подбежала и обхватила ноги сестренка.
        - Алёнка! - я обнял и погладил её по волосам.
        - Ух, грязный-то какой, - покачала головой мама. - И где же тебя носило?
        - Что тут творится? - спросил я. - Только в двух словах.
        - Да что творится? Вроде немного поуспокоились, но один х… менты тягают пацанов и допрашивают всех подряд. К нам тоже приходили, но мы сказали, что тебя не видели, - пожал плечами отчим. - И вот ты нарисовался, х… сотрешь. Совсем обалдел?
        - Не буду я бегать. Я же ничего не сделал, - покачал я головой. - Так завтра и скажу в милиции.
        - А завтра похороны. Серёгу будут хоронить. И ещё с ним других… - всхлипнула мама.
        - Да? Тогда надо будет сначала с другом попрощаться, а потом уже и в милицию идти, - ответил я.
        - Ну и дурак, - покачал головой отчим.
        - Может быть, - ответил я и вытащил из кармана две пачки сотенных купюр. - Вам нужно уехать. Вот, тут на первое время. У тебя вроде бы двоюродный брат в Иваново? У него и перекантуетесь пару месяцев. А потом вернетесь… Я думаю, что к этому времени всё изменится…
        - Откуда это? - брови отчима второй раз за вечер вздернулись вверх. - Ты кого-то ограбил?
        - Сашка, что это? - мама тоже уставилась на деньги. - Откуда?
        - Не волнуйтесь. Это не украденное. Я пока не могу сказать - откуда эти деньги, но верьте мне, они чистые. Даже в заводской упаковке. Берите всё самое нужное, забирайте бабушку и уезжайте.
        - Ты хоть сам себе веришь? - устало спросил отчим. - Ты в бегах, причапал с бабками, гонишь нас из дома и ещё задвигаешь, что всё нормально?
        - Я думаю, что всё будет нормально, - нажал я голосом. - У нас с тобой были непонятки, было разное… но сейчас мне больше некому доверить девчонок. То, что я хочу сделать, может не понравиться многим. Кто-то захочет сделать мне больно в ответ и обязательно ударит по родным. Я этого не хочу, поэтому берите деньги, вещи и уезжайте завтра же первым автобусом.
        Отчим недоверчиво протянул руки и взял пачки. Посмотрел на них, как будто они измазаны кровью. Мама закрыла лицо руками и ушла в комнату. Я вздохнул в ответ.
        - Сашка, ты злой какой-то стал, - сказала Алёнка, пристально смотрящая на меня.
        - Я не злой, это жизнь такая жестокая, - присел я перед ней на корточки. - Но я постараюсь, чтобы она тебя не обижала. Никогда не обижала. Ты мне веришь?
        - Верю, Сашка, верю. Только ты больше никуда не уходи?
        - Я ненадолго отлучусь, но когда вернусь, то всё будет хорошо. Не переживай, сестренка, всё будет нормально. И да, у вас есть что-нибудь на зуб кинуть? А то внутри кишка кишке бьет по башке…
        Глава 12
        «Если тебе показалось, что тебя кто-то преследует, то следует перейти на другую сторону дороги, зайти в магазин, на автобусную остановку, обратиться к любому взрослому человеку или привлечь внимание прохожих»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        С горем пополам мне удалось убедить родных уехать. Может быть, ничего бы и не случилось, но лучше перестраховаться.
        В моем прошлом и Серый дожил до преклонных лет, и Семяга тоже не закончил жизнь так рано. А вон оно как вышло…
        И если что-нибудь случится с мамой или Аленкой… Да даже если с отчимом, хоть мы и сопели друг на друга, но все же…
        В своё время удивлялся - зачем американские супергерои ходят в масках? Ведь показать себя во всей красе и задать преступникам жару - чтобы знали злыдни, что в городе появился новый шериф. Лишь со временем понял, что это нужно для безопасности родных. Чтобы не били в то место, которое может быть болезненным. И маски больше оберегали родных, чем самих героев.
        Хотя, если очки меняли внешность Супермена, то на ум приходят только слова Задорнова: «Ну тупы-ы-ые»…
        Утром, когда солнце только-только показалось над горизонтом, мои родные отправились на вокзал. Их сопровождали истошные крики петухов и лай брехливых собак. Но вместе с тем, их почти не видели любопытные взоры. А если кто и заметил, то вряд ли придал значение.
        Я же направился в милицию. Бегать можно долго, но чем дольше бегаешь, тем больше вызываешь подозрений.
        Так как утро было довольно ранним, то людей на улице почти не было. Редкие прохожие без интереса окидывали меня взглядом и продолжали движение по своим делам. Кто-то шел на работу, кто-то с работы возвращался.
        Зато в это раннее время на улице не было пацанов. По случаю летних каникул многие дрыхли без задних ног, допоздна насидевшись на улице. Поэтому утро было относительно безопасным для перемещения.
        В отделении милиции на меня сурово уставился дежурный за зарешеченным окошком:
        - Чего тебе?
        - Здравствуйте, меня зовут Александр Лосев. Мне сказали, что меня разыскивают по вопросу драки в клубе…
        - Кто? Какой Лосев? Иди проспись, пацан, - пробурчал дежурный. - А не то закрою на пятнадцать суток за хулиганку. Нашелся герой…
        - Да нет, вы не поняли, в клубе драка была. Там смерти, а я… - я постарался показаться растерянным. - Я с Вокзальной, был у бабушки в деревне и вот только узнал, что всех ищут. Хочу тоже дать показания. Всё-таки я там был и многое видел… Нет, если не надо, то я тогда пойду…
        Ну да, лучше всего сыграть такую роль, чтобы мне поверили. Если буду напирать в наглую, то и в самом деле закроют, а потом доказывай, что не верблюд.
        - Да вроде бы всех ваших уже перетаскали, - буркнул дежурный, но всё-таки взял телефонную трубку, прокрутил несколько раз диском и проговорил: - Степаныч, тут какой-то пацан пришел… Лосев с Вокзальной. Да я бы послал, но говорит, что видел драку в клубе. Да? Сейчас направлю. Второй этаж, семнадцатый кабинет.
        Я кивнул и прошел через турникет. Поднялся на нужный этаж. Со стен смотрели плакаты с надписями типа «Работник милиции! Ты ни на минуту не имеешь права ослаблять свою настороженность!». Также были развешаны стенды с различными приказами и утверждениями. Больше, чем уверен, что подобные приказы мало кто читал, а находились они в основном только для галочки проверяющих.
        Остановившись возле нужного кабинета, я глубоко вздохну и неторопливо выдохнул. Отпустил трясучку последних дней. Сейчас нужно быть предельно собранным и невозмутимым. Да, играть испуганного пацана, но не поддаваться на провокации, а не то можно себе на срок наговорить…
        Со страху совершаются великие подвиги, а также величайшие глупости. Ляпнуть что-нибудь, а потом рвать волосы на жопе, что не то сказал. Всё-таки тут работают люди, которые не одну лягушку съели на различных раскалываниях непорядочных граждан.
        Телевидение в моем времени каждый день нагоняет ужас, что в полиции бьют и пытают. Да, бывает бьют, пытают. Только если бояться заранее, это значит ставить в опасность себя и своё окружение на долгие годы.
        Кстати, осуждённых в колонии тоже бьют. А условия содержания можно назвать пыткой.
        Поэтому лучше собраться с мыслями сразу и не поддаваться эмоциям страха. Даже если бьют, это пройдёт быстро, а вот несколько лет по приговору суда, которые могут последовать за минутной слабостью, покажутся настоящим адом.
        Дверь кабинета, которую украшала цифра «семнадцать», была ещё оснащена табличкой, уведомляющей, что здесь работает «Следователь Ковальков Ю. С.». Ну что же, Ковалькова я знал ещё по прошлой жизни. Суровый мужик, но правильный. Порой в большей степени склоняющийся на сторону людей, а не закона.
        Я постучал, и дождался, пока раздастся усталый голос:
        - Войдите…
        - Можно? - я засунул голову в прокуренный кабинет, словно в классную комнату, когда в молодости опаздывал на урок.
        - Можно Машку за ляжку… - привычно проговорил немолодой следователь и показал на стул напротив. - Садись. Рассказывай, чего пришел.
        Да, я слышал, что так сразу выбивается. И если идет привычная отговорка про Машку, то у человека, который отбывал срок в местах не столь отдаленных, слово «садись» тоже вызовет ответку. Сорвется присказка «не садись, а присаживайся». Или же движение губ выдаст подобную фразу, даже если удастся её сдержать.
        А у нас «бывших сидельцев» немало… Ну да, если проживаешь в тридцати километрах от двух колоний общего режима, одной строгого режима и колонии для больных туберкулезом, то поневоле подобным контингентом будет полниться городок по соседству.
        - Меня зовут Александр Лосев, с Вокзальной. Слышал, что ищут тех, кто был вечером в клубе… - я выполнил указание и сел на краешек стула.
        - Да почти всех отыскали. Зря только прятался. Полную картину составили, виновные будут наказаны. Ты что-то хотел добавить? - спросил следователь, с трудом подавив зевоту. - Или видел, кто замочил Левона и остальных добил?
        - Нет, я этого не видел. Просто танцевал и видел, что Гурыль с Малышом всё время находились в нашем кругу. Они не выходили никуда, когда залетели Лимон с Карасём.
        - Ну что же, это тоже показания… Но понимаешь… Приехали ивановские следаки, они носом поводили и определили, что Гурыль с Малышом должны пойти по этапу. Пацаны молчат, так что всё на них и повесят. Тут уж ничего не попишешь… Иди домой, Александр Лосев. Всё уже решено.
        - Но это же неправильно. Невинные пострадают…
        - Невинные? А эти «невинные» четырем ребра на хер вынесли, а двум ноги поломали. Так что не такие уж они невинные.
        - А остальные? А как же Серега Курышев? Его же не в клубе убили!
        - А откуда ты знаешь, где убили Курышева? - вкрадчиво поинтересовался следователь.
        Я вовремя себя одернул. На миг забылся, что передо мной сидит матерый розыскника, который слышит не только каждое слово, но и каждую интонацию отслеживает. И ведь начал раскручивать ситуацию, показывая себя уставшим и задолбавшимся человеком, втираясь неторопливо в доверие.
        - Я только слышал, что его в парке нашли. Вроде даже на рога повесили… уроды! - я стиснул зубы и ударил кулаком об ладонь.
        Наблюдавший за мной следователь подался вперёд.
        - А чего же ты не говоришь, Александр Лосев, что лучшим коршем был Курышеву? Что с садика друг друга знаете и вообще друг за друга горой стояли? Чего же об этом умалчиваешь? Или ты знаешь больше, чем хочешь сказать? Ну? Говори, чего молчишь?
        Теперь уже следователь не выглядел тем уставшим человеком, который только что проснулся и ещё даже не умылся. Теперь рядом со мной застыл матерый волкодав, которого от броска отделяет всего одно движение, всего один неправильный звук. И это в самом деле напрягало.
        Умеет же следак жути нагнать! Понятное дело, что он всё узнал про убитого и моё появление не было сюрпризом, но чтобы вот так вот сыграть…
        - А чего говорить? - «испуганно» пролепетал я. - Как драка началась, так мы пробиваться начали. На нас было больше народа… Потом ещё Стандартные подвалили, потом мен… кхм, милиция приехала. Мы рванули прочь, в парке разделились, а потом… Потом меня отчим отправил в деревню к бабушке на пару дней и вот… Я не смог там находиться и приехал обратно.
        - И узнал, что Курышева замочили в парке и повесили на оленьи рога. А как только узнал про смерть корешка, так сразу же помчался в милицию, - следователь сел на своё место и снова принял сонный вид. - Не вяжется чего-то, Сашка. Не вяжется… Эх, столько головняка с вами, пацаны… И чего вам спокойно не живется-то? Чего асфальт делите?
        - Да не мы первые начали, - с жаром попытался я достучаться до следователя.
        - Да я уже понял, что не вы. Но ивановским нужно отчитаться, вот они и отчитаются. А Гурылю и Малышу… Может быть им будет даже лучше, если по этапу пройдутся. Может, образумятся…
        - Как же так? Они же не виноваты…
        - А кто виноват? Молчишь? Покрываешь? Вот и получится, что из-за твоего молчания пострадают невиновные. Пацанский кодекс блюдешь? А ведь помимо этого кодекса есть и человеческие законы. И мы поставлены их соблюдать. Ты пойми, чудак-человек, если не скажешь нам, то сядут невиновные. Да, по молодости лет отсидят и выйдут ещё не старыми, но ведь могут и не сидеть вовсе, а отбывать будут те, кто в самом деле виноват. Десять человек замочили! Десять! А сядут те, кто даже рядом не стоял. Вот такая вот цена твоему пацанскому кодексу, молодой человек.
        Я помолчал. Он прав. Если промолчать сейчас, то дальше будет только хуже, как для вокзальных, так и для серковских. Поднял глаза на следователя:
        - Новенький старшак появился у серковских. Карась погоняло. Он с Левоном и Лимоном отходили, а потом залетел этот самый новенький и заорал, что Левона порезали. У него ещё нож-бабочка такая, с зеленой ручкой. Тогда я этот нож и увидел, весь в крови…
        Ну что же, я по пацанским понятиям «мусорнулся». Правильно или неправильно это сделал? Думаю, что правильно. Если в самом деле Гурыля с Малышом закроют, то это откроет дорогу серковским на Вокзальную. А дальше всех подломят и начнется полный беспредел.
        По понятиям это неправильно. Однако, понятия - это не закон. Это правила, по которым следует жить, но исключения из правил бывают. Если пацаны не поймут, то пусть. Я же это всё делаю не только для пацанов, но также для их родителей.
        Следователь вытащил из стола чистый лист бумаги, положил передо мной на стол и прихлопнул тяжелой ручкой:
        - Пиши как было, Александр Лосев. Ничего не скрывай. От твоих слов зависят человеческие судьбы. Ивановские пусть себе своё дело разматывают, а мы своё размотаем. Пиши, не ссы.
        - Сегодня будут похороны… Серёгу станут хоронить. Я успею на похороны друга? - спросил я несмело.
        - Успеешь, - кивнул следователь. - Успеешь…
        Он вытащил полупустую пачку «Примы», достал приплюснутую сигарету и размял её в руках, придавая круглую форму. После этого отошел к окну и закурил. Я же начал писать.
        Глава 13
        «Не залезай во время игр в стоящие бесхозные машины, подвалы и другие подобные места»
        Памятка «Правила поведения на улице»
        Всегда тяжело терять близких… А друзей, с которыми знаком целую вечность, терять тоже непросто.
        Когда я добрался до дома Серёги, то сердце сдавило ледяной рукой от вида стоящей у двери красной крышки гроба. «Был пацан - и нет пацана! Без него на земле весна! И шапки - долой, и рюмку - до дна - за этого пацана!» - пронеслись в голове строчки ещё ненаписанной песни Михаила Танича.
        На глаза сами собой навернулись горячие слезы. Я попытался глубоко дышать, сдерживать их, но предательская капля всё-таки вырвалась наружу. Она прочертила по щеке небольшой след прежде, чем я её смахнул.
        Рядом с домом Серёги Курышева курили мрачные мужики. Женщины были в дому, суетились, помогали матери погибшего друга. Неподалёку от дома стоял автобус-катафалк. Его задняя часть для принятия гроба была поднята, словно раскрытая пасть бегемота, который жаждал еды. Скоро должны были вынести гроб…
        Я увидел своих пацанов, подошел, протянул руку для приветствия. Они были одеты в рубашки с коротким рукавом, на ногах, несмотря на жаркую погоду, штаны со стрелками. Начищенные ботинки пускают зайчиков. Ковыль и Лысый мрачно посмотрели на меня, но руки не протянули в ответ.
        - Это что ещё за новости? - спросил я. - Чего бойкот врубаете?
        - Да с тобой вообще здороваться западло, - проговорил Лысый.
        - Чего? Ты охренел? С каких это радостей такие пляски? - я от удивления даже глаза округлил.
        - Да потому что Пухлого одного бросил, - буркнул Ковыль. - Надо было тащить пацана до последнего…
        - Я и тащил. Он сам вырвался, - ответил я. - А там ещё серковские налетели…
        - Люди говорят, что ты спецом его бросил, чтобы за тобой не побежали.
        Теперь свою лепту в общие обвинения внёс Лысый. Мда, ситуация…
        - Люди говорят, что в Москве кур доят. А как к нам привезут, то только яйца несут, - ответил я. - Вы рядом были? Вы всё слышали и видели? Вы сами же рванули по Советской так, что только пятки засверкали. Друганы, называются… Вас хрен догнать было, вот и пришлось прорываться через парк. А там… Да что я вам рассказываю-то? Вы же людей больше слушаете, чем друга своего. Не хотите руки протягивать - не надо. А только могли бы и у меня спросить за дело, прежде чем в лошпари записывать.
        Я отвернулся от них, пытаясь усмирить дыхание. В голове стучало - кто-то на меня наговаривает. Кто-то пытается меня столкнуть с друзьями лбами. И кому же это нужно? Кто пытается развести нас по разным углам?
        - Ты это… Лось, не быкуй. Мы в самом деле не знаем ничего. Видели вас только и думали, что вы следом рванете, - проговорил за спиной Лысый. - А потом от Коротыша узнали, что такой слух по Юже ходит…
        От Коротыша? А тот при каких делах?
        - А при чем тут Коротыш? Вы вообще его в клубешнике на махаче видели? Он когда свинтить успел? Чего молчите? В лошпари записать записали, а ответ держать не можете? Да пошли вы… Друзья ещё… - я сделал глубокий вдох, пытаясь справиться с подступившим волнением.
        - Лось, да завязывай, - после небольшого молчания раздалось за спиной. - Мы же не в курсах, что там у вас творилось. Могли и подумать не то. Ты же сквозанул и вон сколько времени не было. Мы хрен знаем, что и думать про тебя. А как всех в мусарню начали таскать, так тут вообще можно подумать всякое-разное…
        - Так вот он я. Спрашивайте, а уже потом определяйте, - буркнул я в ответ.
        - А чего спрашивать? Ты сам что скажешь? - спросил Лысый. - Пока что мы слышали только хреновое про тебя. А ещё ты вроде как сам в ментовку пошел утром?
        Я повернулся и ответил:
        - Да, пошел. Пошел сказать слово за Гурыля и Малыша. Их по беспределу закрыли, вот я и подписался.
        - Мусарнулся? - спросил Лысый.
        - Нет, - покачал я головой. - Никого не сдавал, а рассказал не больше вашего. Мне же показывали ваши протоколы. Там вы тоже особо ничего не нарисовали. Пытались меня развести на имена и фамилии, а я только про Серёгу рассказал. Как нас догнал Колесо, как они сцепились. Как Колесо Серёге по башке кирпичом съездил, а Пухлый тому пенделя отвесил, что в овраг улетел. И что не смог я Серого вытащить, а он меня оттолкнул и послал на хрен, потому что двоим не выбраться было… Это мусарнулся? Всё одно бы это выплыло наружу, а так… Да что я вам говорю… Вы же людей слушаете, а друга своего послушать в ломину.
        Прости, Серёга, что на тебя повесил смерть Колеса, но тебе уже всё равно, а мне ещё задуманное делать нужно. Как встретимся на небесах, так во всём тебе покаюсь, но сейчас… Сейчас нужно спасать живых, чтобы они продолжили дело мертвых!
        - Мы же это… мы не знали… - начал неуверенно Лысый. - Чего ты так? Тут же всё так завертелось. Родаки наехали, мне батяня пару раз по мордасам навез за клубешник. Ковылю вон тоже по спине прилетело. А ещё менты и смерти… Вот и хрен знает, что думать-то…
        - Я никого не предавал, - со вздохом проговорил я. - И никого не предам… Никогда. Слово пацана.
        Ребята переглянулись. Похоже, что моя речь была достаточно убедительной.
        - Извини, Лось, мы же не знали, - протянул руку Ковыль.
        - Так вы спрашивайте, если что, - я помедлил, но пожал руку в ответ. - Спрашивайте, а я отвечу.
        Остальные тоже протянули руки. Я пожал каждому. Похоже, что этот раунд остался за мной.
        - Ну что, поплясали, мальчишки? - к нам подошел Семен Степанович, старик запредельных лет, живущий по соседству - Раньше хоть за дело в морду сували, а теперь за чо? Што не поделили-то?
        - Дядь Семён, это не мы начали, - ответил я за всех. - На нас напали…
        - Дык и надо было мужиков позвать. Раньше-то мы вона как с Нефёдовскими билися - половину поля вытаптывали, но никого не пришибали. Да, костяшки ломали, носы сворачивали, но чтобы так… До чего страну довели… Как звери, ей-богу… - дедок переводил слезящиеся глаза с одного на другого. - И ведь немца прогнали для чего? Чтобы самим друг друга гвоздать?
        - И так хреново, дядя Сеня, - ответил Лысый. - Мы же друга пришли проводить, а ты на рану соль сыплешь.
        - Да вам не соль сыпать, вам уксус надоть лить. Мало вас били в детстве, мало… - покачал старик головой.
        Мы смолчали и отошли в сторону. А что тут скажешь? У старика своя правда, у нас своя. А что страну довели… Не увидит Семен Степаныч, до чего в самом деле страну доведут. Умрет через пару лет, тихо уйдет во сне и присоединится к своим однополчанам, такой же молодой и полный сил, как на фотографии, где он улыбается, сидя на танке.
        - Смотрите, смотрите, сейчас будут выносить, - дернул меня за руку Ковыль
        Я внутренне подобрался. Возле ступенек крыльца засуетились женщины. Мужчины отошли подальше. Из дома аккуратно вывели плачущую мать Серёги. Во всем черном ещё не старая женщина теперь шла с видом древней старухи. Из-под черного платка выбилась посеребренная прядка.
        Неужели она за это время поседела? Никогда раньше такого не замечал.
        Тетю Марину поддерживали под руки две соседки. По их щекам тоже текли слезы, но они старательно не давали упасть матери Серёги.
        Она увидела меня, стоящего поодаль и направилась ко мне. Женщины поддерживали её, сурово смотря на нас. Пацаны сделали шаг назад, когда тетя Марина подошла ближе. Она вытерла слезы тыльными сторонами ладоней, а потом тихо так спросила:
        - Саш? Как же так, Саш? Почему Серёжка не встаёт? Вы ещё дрова не докололи, а он лежит там, и не встает… Он заболел, наверное, да? Саш? Чего ты молчишь?
        - Теть Марин, я… - ком в горле мешал говорить.
        Я опустил глаза и шмыгнул носом.
        - Не мешайтесь под ногами, - пробурчала одна из соседок и потянула тетю Марину в сторону автобуса.
        В это время из сенцев показались мужчины, аккуратно выносящие гроб. Ярко-красная лодочка плыла на руках, выходя из берегов родного дома. Внутри был всего один капитан, который вскоре закончит свой недолгий заплыв…
        Гроб вынесли наружу. Тут же раздались женские рыдания. Мужчины украдкой прятали глаза, стараясь не смотреть на то, как гроб поставили на две табуретки. Мы с пацанами подошли ближе, встали по правую сторону.
        Серега лежал в гробу как живой, как будто уснул или притворяется и сейчас со смехом откроет глаза и скажет, что он всех обманул, что это шутка такая, что это всего лишь прикол… Только неестественная бледность выдавала его с головой. Неестественная бледность и заострившийся нос.
        Над ним явно поработали в морге - синяков не видно, ссадины тоже заботливо замазаны. Глазам стало горячо. В горле снова возник проклятущий ком. Люди кругом что-то тихо говорили, но я не слышал. Я смотрел на того, кто уже не встанет и не улыбнется. Кто не даст списать химию или не ткнет в спину ручкой, чтобы я выручил его на контрольной по математике.
        Серый отправляется в последний путь.
        А ведь в моём мире он живой! Ведь в моем мире он нянчится с внуками!
        А в этом… в этом вот он, холодный и скуластый. Неживой…
        Люди подходили, прощались, клали деньги в ноги. Женщины отходили с прижатыми к глазам платочкам. Мужчины тяжело вздыхали. Наконец, гроб погрузили в катафалк. Отец Серёги молча залез в автобус, сел рядом с матерью и уставился невидящим взглядом в стенку напротив.
        Мужчины и женщины в черных одеждах начали заходить следом. Основная же масса чуть отошла. Автобус ещё вернется, но уже без капитана в алой лодке. Как только Серёгу похоронят, так провожающие приедут поминать невинно убиенного… Тогда другие и подтянутся, а пока…
        Мы дернулись было в автобус, но были остановлены на подходе деловитой соседкой:
        - Санька, ты с мальчишками сюда не лезь. Добирайтесь как-нибудь сами. Тут и без вас места нет.
        - Но мы хотим проводить друга, теть Ир, - запротестовал Ковыль.
        - А вы как-нибудь на мотоциклетке своей. Автобус нескоро ещё доедет, так что успеете туда добраться. Давайте, мальчишки.
        В это время на Стадионную вырулил «Жигуль» Гурыля. Я невольно усмехнулся, глядя на водителя. Всё-таки быстро его выпустили. Похоже, что мне поверили…
        Впрочем, рядом на сидении обнаружился следователь Ковальков. Он хмуро смотрел на нашу троицу. Гурыль же остановился в десяти метрах от собрания.
        На него покосились, но никто из взрослых не подошел, чтобы поздороваться. Для многих он ещё считался убийцей, а милиционер рядом только подтверждал это убеждение. Слухи по маленькому городку разносятся моментально - в одном конце города пукнешь, а на другом тут же скажут, что обосрался.
        На «Карпатах» мы втроем уместились бы с трудом, поэтому я сказал пацанам:
        - Вы давайте без меня, а я вон с Гурылем попробую смотаться. На кладбище встретимся.
        - А с чего ты взял, что он тебя возьмет? - спросил Ковыль. - Вон и мент рядом.
        - Мне почему-то кажется, что возьмет, - уверенно ответил я и зашагал к машине.
        Глава 14
        - Здрасте, - я забрался на заднее сиденье «Жигулей».
        - Забор покрасьте, - буркнул майор в ответ. - Видел своего дружбана?
        Я вздохнул.
        - Чего вздыхаешь? Не понравился? А ведь и ты мог также сейчас лежать, если бы не смылся в тот вечер, - проговорил Ковальков.
        - Смылся, говорите? Значит, бросил другана? - повернулся ко мне Гурыль.
        - Он сам меня оттолкнул, - буркнул я в ответ. - Вместе бы мы не выбрались…
        - Не по-пацански это, - покачал головой Гурыль. - За своих надо стоять до конца.
        - Я до конца и стою! И тащил его до последнего… Я не струсил, но серковских было больше и нам вдвоем было не выбраться. Колесо зарядил Пухлому так, что тот идти не смог. Серёга меня оттолкнул и остался прикрывать. Я бы сам никогда его не оставил.
        Гурыль только хмыкнул и отвернулся. Тронулся следом за автобусом.
        Думаю, что он понимал моё состояние, но вот пацанский кодекс стоять за друга до конца не принимал подобное понимание. По факту мы должны были принять бой и лечь там оба. Но это по факту, по пацанскому благородному кодексу…
        И неважно, что ты умрешь - главное, что ты не бросишь товарища в беде!
        Самураи, блин…
        Хотя это сейчас считается, что самураи - это образцы достоинства. На самом же деле они предавали и не считали это грехом. У японцев до сих пор существует поговорка «семь падений, восемь подъёмов». Именно столько раз сёгун, по идее, мог простить предавшего его доверие вассала. Или временно освободить подданного от службы, чтобы тот не возмущался.
        - Колесо сегодня сам в землю ляжет, - проговорил Ковальков. - И закопают в паре десятков метров от Курышева.
        - Да ну на х… - вскинул брови Гурыль. - Это получается, что серковские сейчас рядом с нашими будут?
        - Там взрослые, - покачал головой Ковальков. - Они не допустят разборок. Это у молодых кровь кипит и в башке моча плещется. Те, кто в возрасте, умеют ценить то, что есть.
        - Давно ли сам перестал пацаном быть? - хмыкнул Гурыль.
        - А вот как женился, как дети появились, так и перестал в эту романтику впрягаться. Смешно сказать - один раз треснули по мордасам, и я уже приготовился закопать долбо…ба, а потом в голову стукнуло - а ведь я не один. Ведь я не только за себя отвечаю, за спиной ещё жена и дочка. Тогда и понял, что уже не пацан. Это у вас пока ветер в одном месте гуляет, верите в пацанские идеалы… В пацанский кодекс чести… - с горечью откликнулся следователь.
        - И что? Спустил плюху на тормозах? - спросил Гурыль.
        - Нет, не спустил. Со временем ударивший ответил за неё. Но не так ответил, как пацаны перед пацанами, а уже по-взрослому…
        - Посадил его, что ли?
        Следователь вздохнул и повернулся ко мне:
        - Что ты хотел сказать? Зачем нас двоих позвал? Учти, если всё окажется хернёй, то я найду способ, как научить тебя ценить чужое время.
        - Я знаю, что такое чужое время. И также знаю, что у нас его мало, - придвинулся я ближе к водителю и пассажиру. - Вы сами видите, что сейчас происходит с СССР?
        - А что происходит? - нахмурился Ковальчук. - Ну да, лихорадит слегка, но… Во всём мире так. Вон, на китайцев посмотри, у них вообще людей валят почем зря.
        - А то и происходит, что по сравнению с тем, что ждет нас, беда китайцев покажется легким разочарованием. Как будто один из полутора миллиардов китайцев палец занозил…
        - Чего? Их уже полтора миллиарда? Вот же плодятся узкоглазые… - донесся голос Гурыля.
        - Ну не полтора, а пока миллиард. Но это пока, они и в самом деле расплодятся в полтора раза больше, когда мы еле-еле будем держаться на среднем показателе. И то, на том показателе, который останется после распада СССР.
        - Чего? Какого распада? - хмыкнул следователь. - Ну да, сейчас есть некоторые проблемы, но они решаемы…
        - Сейчас численность СССР около трехсот тысяч человек, а после развала останется только половина и ту половину начнут уничтожать и загонять под ноготь, - вздохнул я.
        Сухая ладонь следователя легла на мой лоб:
        - Ты не перегрелся случаем, друг? Может тебе таблетку какую? Что за ху…ню ты тут несёшь?
        - Сейчас идут забастовки в Польше, в Венгрии, в ГДР. Да в той же Тбилиси… Все хотят жить по новому, хотят выйти и зажить при капитализме. Всем показывают картинку, насколько это классно и прикольно, что колбасы вдоволь и пиво доливают после отстоя пены, а по факту…
        - Что по факту? - спросил следователь. - Ты прямо как по писаному чешешь. Тебе бы политруком быть.
        - А по факту выйдет, что будет для нас полная жопа. Что Америка подомнет под себя всю Европу и посадит своё руководство, чтобы в последующем доить их. Да, сейчас даст Европе разжиреть, а потом, когда понадобится…
        - Ты имеешь ввиду, что Европе уготована участь «кабанчика»?
        - Да, - кивнул я в ответ.
        - Какого «кабанчика»? - спросил Гурыль.
        - А это у жуликов есть такая штука при побеге. Когда срываются с крытки, то берут с собой в дорогу лошка. Как только припасы кончаются, то «кабанчик» идет в расход. На полмесяца-месяц его хватает… - вздохнул следователь.
        - Это как же? - нахмурился Гурыль. - Это же людоедство!
        - А кто предъявит? - хмыкнул в ответ Ковальков. - Мало ли какого лошка прирезали, кто будет с жулика спрашивать? О, вот мы и приехали. Пошли, проводим пацана в последний путь.
        Мы вышли из машины, двинулись в сторону выходящих из автобуса людей. Если в Юже людей чаще всего провожали с оркестром, играющим тоскливую мелодию, пока усопшего несли по одной из главных улиц, то вот оркестр на кладбище не пускали. Вроде как не дело это - тревожить сон спящих.
        У Курышевых не нашлось лишних денег на музыкантов, поэтому Серого в последний путь провожали тихо, без фанфар. Я мог бы спонсировать, но… Деньги раньше времени вытаскивать не нужно. Они пригодятся потом, для живых. Серёге же всё равно, как его провожают.
        Позади раздался треск, это на громыхающих «Карпатах» прикатили Лысый и Ковыль. Они спрыгнули с мопеда и подошли к нам. Протянули руки сначала Гурылю, а потом кивнули следователю. Руки подавать не стали, так как ручкаться с ментами считалось западлом.
        - Мы это… могилу помогали копать, - проговорил зачем-то Лысый. - Глины тут, конечно…
        - Молодцы, - ответил Гурыль. - Благое дело сделали.
        - Мы это… - начал Ковыль. - Гурыль, у нас тут непонятки появились. Касательно Лося…
        - Вроде всё выяснили? - нахмурился я в ответ. - Нет?
        Лысый покосился на следователя. Он ещё что-то хотел сказать, но Гурыль не дал ему этого сделать:
        - Лось - ровный пацан. И я готов за него держать ответ. Вопрос какой есть?
        - Нет, - тут же помотал головой Ковыль. - У нас ничего нет. Всё ровно…
        - Пошли, проводим друга в последний путь. Не матюкайтесь, а не то, - Гурыль показал внушительный кулак.
        Повторять два раза не пришлось.
        Гроб с Серёгой вытащили наружу и понесли в сторону оградок, крестов, высоченных сосен и каркающих ворон. Я заметил, что ещё два автобуса стояли чуть поодаль. На кладбище было многолюдно, словно на Пасху.
        Сегодня хоронили троих молодых пацанов, которым не повезло оказаться в ненужное время в ненужном месте. Рыдания и слова утешения сливались с карканьем потревоженной вороньей стаи. Птицы были недовольны тем, что так много людей вторглось в их полулесную обитель.
        Серёгу несли два соседа, крепких мужчины за сорок, его отец и Гурыль. Они аккуратно, словно боясь потревожить спящего, пронесли по извилистой тропинке между тесно прижавшихся друг к другу оградок. Поставили гроб на заранее подложенные канаты рядом с выкопанной могилой.
        Стоило только днищу коснуться влажной глины, как на грудь лежащего друга упала тетя Марина. Она заголосила так протяжно, так отчаянно, что встревоженные птицы сорвались с веток и с громким карканьем начали носиться над кричащей женщиной. Они словно вторили ей, а тетя Марина кричала:
        - Вставай! Серёжка, вставай! Сыночек, не лежи так! Вставай! Я вон тебе ботинки купила в школу! Хорошие ботинки, сносу не будет! Вставай, Серёжка! Вставай! Ну вставай же…
        Она схватила сына за грудки и попыталась его приподнять, но этого не дал сделать отец Серёги. Он подскочил к ней и неуклюже обнял, смотря на окружающих, словно стыдясь своего горя:
        - Марин, Марин, ну чего ты? Марин, ну не надо. Не надо… Марина, ну люди же смотрят…
        Ещё две соседки подскочили к плачущей женщине и вцепились в неё мертвой хваткой. Они начали причитать вместе с тетей Мариной, но вместе с тем отрывали руки от сына. А Серёга лежал и чуть улыбался, как будто ему было щекотно.
        - Он не умер! Он живой! Он живо-о-ой!!!
        Женщинам всё-таки удалось оттянуть мать, убитую горем, от гроба. Я отвернулся, чтобы сдержать душившие слезы. В нескольких десятков метров от нас заметил знакомую фигуру в черной одежде и с черной косынкой на голове. Там тоже стояли люди, тоже слышались рыдания и плач.
        Девушка повернулась и в груди кольнуло…
        Мария? Маша Вахотина? Она чего здесь? Кого провожает?
        - А кто там? - спросил я у следователя.
        - Так я же говорил, что там серковские Колесо будут хоронить, - ответил Ковальков.
        - А Мария Вахотина там каким боком? - вырвалось у меня.
        - Так она его сестра. Приехал братишка с Иваново и вот тебе раз, - встрял в наш разговор дядя Миша, сосед Серёги, который до этого помогал нести гроб. - Эх, мальчишки, чего же вы не поделили-то? Асфальт, что ли?
        Во как… Получается, что я Машкиного брата ухайдокал?
        До последнего в голове эта мысль не укладывалась, а сейчас… Сейчас она как-то грохнула обухом топора по кумполу. И я ощутил, что даже лесного воздуха не стало хватать. Грудь сдавило и в глазах помутилось.
        Нетвердым шагом я двинулся в ту сторону. Почему-то мне в этот миг показалось это правильным. Почему? Да сам не могу себе в этом признаться, но мне хотелось что-то хорошее сказать Марии, что-то такое, что может её утешить. Если её сердце сейчас так же разрывается, как у тёти Марины, то…
        Не знаю, что именно я хотел сказать, скорее всего какую-нибудь глупость, а может быть и того хуже. Я шел, аккуратно пробираясь между оградками и огибая неогражденные выпуклости земли.
        На подходе меня заметили двое стоящих поодаль пацанов с Серовки. Они преградили мне путь:
        - Хули ты прешься, мудила?
        - Я к Маше, - попытался я их обогнуть.
        - К хуяше, - схватил меня один за рубашку. - Вали давай, а не то…
        Тут мои нервы не выдержали. Смерть Серёги, похороны, осознание того, что я причастен к смерти брата девушки, которая мне нравилась… Семяга, менты, солдат в охране, который любил читать книги…
        Словно что-то оборвалось внутри меня, и я ударил в хмурое лицо. Раз, другой, третий…
        Глава 15
        - Ну и на хрена? На хрена ты всё это затеял? - спросил в который раз следователь, когда меня привели из камеры задержания.
        - Да я и сам не знаю, - сокрушенно покачал я головой. - Что-то внутри оборвалось и само собой случилось…
        - Само собой… Ну и мудаки же вы - устроили драку на кладбище! Это же надо додуматься - драться в такой миг. А ещё дружки твои… Как увидели, что ты машешься, так подскочили… Ну, б…дь! Вы совсем у…аны конченные! На х…? Вам другого времени мало?
        - Не надо, Юрий Сергеевич, - поджал я губы. - И так хреново, что аж выть хочется.
        - Ты из-за Машки, что ли, рванул?
        - Ну да, хотел утешить.
        - Утешил,…лядь! И Ленка ещё тоже подлила масла в огонь своими криками. Чуть с ума девчонка не сошла…
        - Какая Ленка? Измайлова? - я недоумевающе уставился на следователя. - Ленка-то тут при чем?
        Следователь достал сигарету из пачки «Примы», покрутил в пальцах, придавая продолговатому снаряду более округлый вид. Он дунул в сигарету, скидывая лишние крошки махорки, а после прикурил. По кабинету поплыл горьковатый дым.
        После позорного побоища на кладбище, где взрослые мужики растащили в стороны озверевших пацанов, меня заключили под стражу вместе с несколькими другими ребятами. Благоразумно не стали сажать в комнату «серовку» и «вокзальных». Впрочем, Лысого и Коваля вскоре отпустили, а меня оставили на ночь. Охолонуться…
        Уже потом вызвал на разговор следователь, который тоже принимал участие в растаскивании побоища. Похоже, что ему тоже дали по шапке за то, что допустил подобное.
        - Тут у вас вообще целый спектакль намечается… Целая трагедия в нескольких актах. И Ленка эта, она же родня Машкина, вот и попросила Колесо прогуляться с ней до дома… Хотела подразнить Курышева и… Подразнила! - кулак следователя ударил по столешнице.
        Тяжелая пепельница подпрыгнула и её стошнило на поцарапанную поверхность окурками и пеплом. Я застыл, слушая Ковалькова. Весь пазл начал собираться из разрозненных кусочков в одну большую страшную картину.
        - Вот почему бабам просто не живется? Почему им всегда проблемы нужны? Ведь из-за неё же Курышев на Колесо напал, а потом оба… - покачал головой следователь. - Эх, молодежь…
        - Да ну, не может этого быть, - буркнул я. - Не так же было…
        - Не так? Тебя с пацанами увели, когда она примчалась. Кидалась от одного к другому, рвала на себе волосы, а потом… В общем, в Шую её увезли, в психушку. Сказали, что нервный срыв. Пошалили, блин!
        - Мда, Шекспиру подобное не снилось, - вздохнул я в ответ. - И что же теперь?
        - А что теперь? Теперь надо найти для областников козлов отпущения и отдать им на растерзание. Будут рыть, копать и выворачивать наизнанку, так что та дискотека вам ещё аукнется…
        - Не надо, чтобы аукалась. Я всё написал. И всё же ясно - это серовские под Карасём всё устроили. Лимон ещё с ними…
        - А это нам ещё предстоит выяснить. И ты удивишься, но серовские показывают на вокзальных. Чем это бить будешь?
        - Тем, что неправда всё это. И не должно так быть, - вздохнул я. - Юрий Сергеевич, если нас закроют, то не получится порядок навести. А порядок быть должен, иначе скоро наступят такие времена, что нынешнее происшествие станет обыденным.
        - Что ты имеешь в виду? - следователь даже подался. - Ты что-то такое говорил, но я слушал краем уха, а потом… Когда до телека добрался, то и в самом деле увидел, что страна движется к жопу…
        - Я имею в виду, что вскоре СССР не станет. Что вон тот, - я кивнул на плешивую голову Горбачёва, который строго смотрел со стены, - развалит страну к чертям собачьим со своей перестройкой, а тот, кто придет за ним, вообще начнет уничтожать русский люд.
        - Что-то слабо верится в подобные песни, - следователь оглянулся на Горбачёва. - Да тем более от молодого пацана.
        - А если я тебе принесу то, что может подтвердить мои слова? Вы во что верите? В деньги? Я принесу десять тысяч…
        - Десять тысяч? - присвистнул следователь. - Ну, если принесешь такие деньги, то поверю тебе, поверю, что может и знаешь что, а пока… Пока что ты передо мной, как обычный пацан, который очень любит п…здеть! Вали давай домой, муллионер хренов, тебя пацаны на улице заждались.
        - Какие пацаны? - нахмурился я в ответ.
        - Да не ссы ты, твои пацаны, твои, - хмыкнул следователь. - На улице трутся с самого утра.
        - Почему вы меня отпускаете?
        - Потому что я… Я хрен знает, почему. Чую, что в тебе есть что-то. Что сможешь помочь с наведением порядка. А вот то, что сорвался на кладбище… Чтобы такого больше не повторялось, а то лично там же закопаю! Всё понял?
        - Да чего тут не понять, - кивнул я.
        - Тогда вали!
        - До свидания и… и спасибо!
        Когда я вышел на улицу, то меня приветствовали криками Лысый и Коваль. Гурыль сидел в машине на стоянке возле милицейских машин и хмуро смотрел на то, как я выхожу из крашенных красной краской дверей.
        - Здорово, Лось! Откинулся? - с улыбкой проговорил Ковыль, пожимая мне руку.
        - Откинулся… Вы-то раньше вышли? Чего наговорили?
        - А чего говорить? Сказали, что вписались за тебя, да и всех делов. Не могли смотреть, как тебя четверо метелят, - ответил Лысый. - Ты чего вообще туда поперся-то? На хрена?
        Такие же вопросы недавно задавал и следователь. У них как будто все мысли были о моей драке.
        - Да были обстоятельства, - ответил я уклончиво.
        Не хотелось в открытую демонстрировать свою симпатию к Маше. Это могло показать слабость меня, как пацана.
        Гурыль махнул рукой, показывая нам сесть в машину. Ну да, ему можно было и не выходить, чтобы поздороваться - молодые должны подходить первыми по пацанскому этикету. Выказывать уважение старшим.
        - Поехали, нечего тут светиться, - буркнул Гурыль вместо приветствия.
        - Поехали, - согласился я. - А тебя что, без сопровождения отпустили?
        Машина тем временем вырулила на Школьный проезд. Солнечный денек освещал изумрудную зелень кустов и деревьев. Липовые ветви приветливо махали широкими ладошками.
        - Ага, отпустили… Под подписку о невыезде. Теперь должен каждый день на проверке появляться.
        - Ясно, - кивнул я в ответ.
        - Пасмурно, блин! - стукнул Гурыль по рулевому колесу. - Ты зачем к серовским полез? Вроде только всё утихло, слегка подуспокоилось и вот опять!
        - Хотел на Колесо посмотреть, - буркнул я в ответ.
        Вот старшему уже нельзя было не отвечать и переводить тему разговора на другое. Сейчас нужно отвечать на поставленный вопрос, иначе могут спросить ещё раз, но уже с гораздо большим неодобрением.
        Конечно же я не собирался говорить о Маше. Вот Серёге бы я сказал, но… Серёги с нами больше нет, поэтому надо отвечать так, чтобы не выглядеть мелким слюнтяем и подкаблучником. В пацанской среде волчат всегда нужно поддерживать свой авторитет, чтобы не опуститься на самое дно стаи.
        - И как? Посмотрел? Чуть рядом не лег. Если бы не люди, то могли бы и тебя на какую-нибудь оградку нашпандырить. Стал бы как Серёга, на рогах того оленя…
        - А кто его туда затащил? - спросил я. - Неизвестно?
        - Нет, - чуть помедлив с ответом, проговорил Гурыль. - Кто-то из серовских это сделал. Кому-то Пухлый встал поперек дороги.
        Мне почему-то не понравилось эта заминка с ответом. Как будто Гурыль что-то знал, но недоговаривал. Я открыл было рот, чтобы поинтересоваться дальше, но в этот момент Лысый показал на поворот:
        - А вот и серовские пи…ры! Вспомни этих гандонов, они и появятся…
        На повороте со Школьного проезда на Пушкинскую и разворот на улицу Серова в самом деле стояли по обеим сторонам дороги две группы ребят. С той стороны, где за забором из арматурных прутьев находился больничный морг, я заметил сидящего на корточках Карася.
        При появлении нашей машины обе группы оживились. В руках у многих ребят появились палки, арматура, кирпичи…
        Похоже, что нас ждали… Тут же две группы начали соединяться, спеша перекрыть двухполосную дорогу.
        - Газуй! Газуй! - тут же заорал Коваль, дергая за сиденье Гурыля.
        - Завали и без тебя знаю! - рявкнул Гурыль в ответ.
        Он втопил ногой педаль газа, дернул ручку переключателя скоростей. «Жигуль» взвыл рассерженным тигром и бросился на двуногих жертв, которые в попытках остановить машину высыпали на дорогу. Никто и не думал отпрыгивать в сторону, все как будто выпили по зелью бессмертия.
        - Долбо…ы! Подавлю же всех! - выругался Гурыль и выкрутил руль круто влево.
        Машину швырнуло в сторону, уводя её из-под нацеленных палок и арматуры. В лобовое стекло ударил кирпич, моментально раскрасив экран паутиной мелких трещинок с большим белым центром.
        - Гандоны! Стой! Мразь!
        Ага, так мы и остановились!
        По двери с моей стороны противно протянулось острие арматуры. Похоже, что боевая машина получила ещё и царапину в довесок к основным ударам. Ещё несколько ударов громыхнули по багажнику и крыше.
        - Вот же уроды! - Гурыль крутнул руль ещё раз, огибая бросившихся под колеса пацанов.
        Перед оставшимся в живых куском лобового стекла мелькнула перекошенная рожа Карася. Он отскочил от летящего «Жигуля» в последнюю секунду, всё также красуясь перед остальными пацанами. Гурыль мрачно выругался и притопил «гашетку», уводя машину прочь от криков, от мата, от летящих вслед камней и палок.
        - Они на мопедах! - крикнул Лысый, оглядываясь назад. - Слева!
        И в самом деле, два мопеда, похожих на худосочных собак, прыгнули нам вслед. Они приближались справа, везя по двое пацанов на своём горбу. Причем первые рулили, а пассажиры размахивали палками, как будто казаки на конях махали шашками.
        Мопеды оглашали тихую улочку звериным воем, приближаясь к машине. Одна из палок всё-таки достала до бокового стекла. Внутрь влетели осколоки, словно кто-то щедро сыпанул пригоршню солнечных зайчиков. Вот только эти зайчики вовсе не были солнечными - у Лысого на правой щеке появились красные точки царапин.
        - Да твари! - Гурыль мотнул машину вправо, бортом ударяя по рулю мопеда.
        Двухколесное средство тут же потеряло управление и успешно скатилось в траву у дороги, там мопед завалился на бок, погребя под собой и водителя и пассажира.
        Второй же мопед вскоре отстал, не выдержав гонки. Да и вряд ли бы он смог догнать машину, выскочившую на асфальтовое покрытие.
        - Вот же уроды! Всю машину расхуя…ли! - сокрушенно мотал головой Гурыль, когда мы остановились неподалёку от его дома. - Я же теперь зае…усь детали искать. Стекла ещё… Ну мрази!
        - Это они спецом нас поджидали, - проговорил Лысый. - Они знали, что мы поедем утром…
        - Знали, - буркнул Гурыль. - И что же им спокойно-то не живется?
        - А это не пацаны мутят воду, а тот, кто стоит за ними, - проговорил я. - Это Карась на тебя зуб имеет, вот и хочет всех на тебя натравить.
        - Да? Тогда пи…да ему, - сплюнул Гурыль и вздохнул, глядя на машину. - Эх, а ведь только-только в божий вид привел…
        Глава 16
        - Так, щеглы, валите домой, а ты… - Гурыль показал на меня. - Остаешься. Перетереть надо.
        - Но мы вместе… - начал было Коваль.
        Гурыль сделал к нему шаг и посмотрел в глаза:
        - Мне повторить?
        - Не нужно, - буркнул Коваль и махнул мне рукой. - Увидимся позже, Лосяра!
        - Давайте, - кивнул я в ответ.
        - Пока, Лось, заскакивай, - проговорил Лысый.
        Я проводил их взглядом, а после Гурыль мотнул головой на дом:
        - Пошли, расскажешь, что знаешь. Слишком уж ты мутный стал, Лосяра.
        - Мутный? - хмыкнул я в ответ. - Сейчас вода замутится настолько, что дальше носа не увидишь, а если увидишь, то по этому же носу и получишь.
        - Вот о чем я и говорю. Мутишь и говоришь всякими вые…нами. Попроще постарайся объяснить, что и как. Пошли, хоть пожрешь, а потом всё расскажешь.
        Гурыль открыл ключом дверь дома и зашел в сенцы. Я зашел следом. Пахло сухими вениками, пылью и сеном. Всё-таки свой дом - это свой дом, что ни говори. Это не квартира в многоэтажке, а место, где ты сам отвечаешь за прилегающую территорию и порядок внутри.
        В 90-е годы в России дома были в основном типовыми, построенными в советское время. Это были многоэтажные панельные или кирпичные дома, с одинаковыми планировками квартир. Всё одинаковое, всё однотипное… Различались только ковры на стенах, да степень вытертости линолеума на полу.
        Внутри квартир были стандартные комнаты: гостиная, спальня, детская, кухня. Ванная комната и туалет были раздельными, но с обязательными окнами на верху - для экономии энергии. Чтобы зайти в туалет и не включать свет - а зачем, ведь и с улицы хватает освещения. Уже потом начали делать сплошные кабинки, чтобы человек мог уединиться с телефоном на долгие часы раздумий. В квартирах были деревянные окна, а в некоторых домах - балкон или лоджия.
        В домах не было лифтов, а лестницы обычно узкими и темными. Заплеванные семечками, бычками, а позже и на шприц можно запросто наступить. Подъезды вспоминались грязными и неухоженными, часто с разбитыми окнами и сломанными дверями. Заходи кто хочет, кто хочет используй как туалет…
        Внутри дома Гурыля было достаточно просто: «цветочные» обои на стенах, половички-дорожки на деревянном полу, простая мебель. В кухне стояла газовая плита, холодильник и стол.
        Я присел на табурет, покрашенный таким количеством краски, что в том месте, где краска откололась, можно было посчитать слои - как на спиле дерева кольца. Гурыль вытащил из холодильника сковороду с жареной картошкой, поставил её на зажженную конфорку. Быстро нарезал хлеб, тонкими ломтями напластал соленое сало. Подумал и почистил луковицу.
        В воздухе запахло едой. Я невольно начал глотать слюнки. Всё-таки в этой чехарде событий как-то подзабыл о том, что давно уже не ел нормально, а всё перехватывал на бегу. А тут… По всей видимости тут намечался прямо-таки пир для желудка.
        Жареная картошка - это блюдо, которое может вызвать множество эмоций у людей. Некоторые считают его вкусным и питательным, другие - просто обычным и скучным. Но есть и те, кто видит в жареной картошке нечто большее - символ простоты и скромности, напоминание о прошлом и настоящем.
        Это как старая песня, которую все знают наизусть, но никто не помнит автора. Это как старый фильм, который все смотрели в детстве, но никто не помнит название. Это как старый друг, который всегда рядом, но никогда не говорит о своих чувствах.
        Это блюдо, которое можно приготовить на скорую руку, когда нет времени на что-то более сложное. Это блюдо, которое можно приготовить из самых простых ингредиентов, которые всегда есть в холодильнике.
        Жареная картошка - это блюдо, которое напоминает о прошлом. Это блюдо, которое готовили наши бабушки и дедушки. Это блюдо, которое готовили наши родители. Это блюдо, которое мы сами готовим для детей.
        Еда, которая не стареет. Она всегда будет актуальным и востребованным. Жареная картошка всегда будет напоминать о простых радостях жизни и о том, что иногда самое простое может быть самым вкусным.
        Всё это я думал, пока насыщался. Гурыль сидел рядом и не отставал от меня в поглощении еды. Иногда он поглядывал на улицу, на свою побитую «ласточку». Как автолюбитель со стажем, я хорошо понимал его. Сердце кровью обливалось, когда видел на своей машине свежую царапину, и это в моём времени, когда машины перестали быть роскошью, а в конце восьмидесятых и подавно готов был волосы рвать на жопе от появившейся ржавчины или скола.
        - Сейчас чайник поставлю, - сказала Гурыль, убирая со стола тарелки. - Сахара нет, уж извини. Вон, конфеты какие-то остались…
        - Я могу тарелки помыть, - я попытался было приподняться, но Гурыль мотнул головой.
        - Сиди, ты мой гость, поэтому не парься.
        Не парься… Легко сказать, но гораздо труднее сделать. Я вздохнул и посмотрел в окно.
        Солнечный день разгуливался на славу, словно солнышку было совсем наплевать на смерти далеких людишек тем более насрать на мысли тех, кто остался в живых.
        Вскоре чайник закипел. Гурыль сыпанул свежую заварку в заварочный чайник и залил её кипятком. Всё это он делал сосредоточенно, полностью погрузившись в процесс. Как ел недавно, как вел недавно машину. Всё чётко и по существу. Как жил и как живет.
        Может быть потому, что жил он правильно, мне и захотелось всё ему рассказать. Рассказать и показать.
        - Ну что, начинай. Ты всё порывался что-то вякнуть, но всё никак. Так что давай сейчас. Сейчас же тебе никто не мешает? - поставил Гурыль две алюминиевых кружки на стол.
        Кружки были поцарапанные, снизу замутненные, словно не оттирались от многолетнего использования. Сверху они переходили в светлый цвет. У Гурыля даже обладала округлостью овала, явно падала со стола и сминалась.
        Внутрь полилась янтарная жидкость, смешавшись с кипятком и ударив по ноздрям ароматом «Индийского чая».
        - Ну что же… Тогда начнем… - ответил я, отхлебнув чуть горчащий напиток.
        И я начал рассказывать. Начал с того, что вскоре будет развален Советский Союз. Что сейчас в мире идет яростная подготовка к этому событию и что будет созван референдум о сохранении Советского Союза как он есть. И что руководители Армении, Грузии, Латвии, Литвы, Молдавии и Эстонии отказались проводить голосование.
        Что проголосовали почти восемьдесят процентов голосовавших утвердительно, что люди хотели сохранить Союз, но отдельные личности решили иначе. И что после этого настали в России темные времена.
        После транслирования по всем телеканалам балета «Лебединое озеро» у многих людей этот балет начал ассоциироваться со страхом и неуверенностью. Люди оказались брошенными на произвол судьбы. Вмешались силы извне, которые якобы много лет вели борьбу с коммунистическим строем, а на самом деле хотевшие только нагреться на чужом добре.
        Что в стране пошла полным ходом инфляция и что зарплату получали миллионами. Что зарплаты задерживались, что люди спивались, что шел полным ходом развал и порабощение. Что в Чечне началась война, рядом с которой недавний Афганистан показался детской прогулкой.
        И что только спустя десятилетие страшной жизни в России начала более-менее нормально жить, и что начала более-менее исправляться.
        Хотелось сказать многое, но я сам себя слышал и сам себе не верил. Да, в Москве и на съездах умели красиво говорить и говорить уверенно, но по факту за красивыми словами скрывалась только жажда власти и обогащения.
        Я говорил и говорил. Говорил и говорил. Гурыль хмуро слушал и пару раз ещё ставил чайник на плиту. Он просто слушал…
        Когда я закончил говорить, то Гурыль вздохнул, помолчал и ответил:
        - Какую-то ты хрень прогнал. Да, есть проблемы, но… Вроде как мы сильная страна. Мы ещё Америке покажем!
        - Ничего мы не покажем, - покачал я головой. - Не сейчас. Вот потом, когда поднимем голову и начнем снова развиваться, тогда да, но до той поры придется большинству россиян просто выживать. Многие из тех, кого я знаю сейчас, либо сопьются, либо по зонам отправятся. Я этого не хочу и моё желание только спасти тех, кого ещё можно спасти.
        - А вот откуда ты всё это знаешь? - спросил Гурыль. - Откуда такие мысли? Ты вроде бы не из будущего прилетел - всю жизнь тебя знаю, ещё мелким пащонком фофаны отвешивал.
        Ага, ведь в самую точку попал, но вот сказать ему об этом и тогда… Загремлю вслед за Ленкой в Шуйскую психбольницу.
        - Только тебе по секрету могу сказать, что открылись у меня экстрасенсорные возможности, - ответил я. - Будущее вижу. И не скажу, что рад этому будущему.
        - Чего? Экстра… экстра… Что это за х…ня такая?
        - Кашпировского видел? - спросил я.
        - Кого?
        - Ну, который лечил людей по телевизору?
        - Да что за хрень ты несёшь? Это кто же людей по телевизору будет лечить? Что за идиоты в это будут верить?
        Я вспомнил о многих банках с водой, которые ставили перед экранами телевизоров и усмехнулся:
        - Многие поверят. Наши люди ещё верят тому, что показывают по телевизору и пишут в газетах.
        Да, совсем скоро возникнут люди, которые станут утверждать, что обладают сверхъестественными способностями, но на самом деле просто обманывали. Они будут использовать различные методы, чтобы убедить людей в своей «силе», но на самом деле все это просто ловкость рук и обман.
        Подобные «экстрасенсы» и в моем времени чувствуют себя не плохо. Они часто используют различные инструменты и атрибуты, чтобы создать атмосферу таинственности и загадочности. Эти ушлепки используют карты Таро, кристаллы, свечи, зеркала и другие предметы, чтобы привлечь внимание и заинтриговать своих клиентов.
        Они также могут использовать различные техники, чтобы убедить людей в своей «магической силе». Любители говорить загадочными фразами, использовать сложные термины и понятия, чтобы создать впечатление, что они знают больше, чем обычные люди.
        Однако, на самом деле, все это просто обман. Шарлатаны не обладают никакими сверхъестественными способностями. Они просто используют различные методы, чтобы обмануть людей и получить от них деньги.
        Обычные мошенники, которые не уважают своих клиентов и не заботятся о том, что они могут причинить им вред. Они просто хотят заработать деньги и не заботятся о последствиях своих действий.
        Одни из тех уродов, которые не хотят работать, но хотят вкусно есть и сытно пить.
        - Сдается мне, что ты…здишь, мой друг. А я тут сижу и обтекаю, - помотал головой Гурыль.
        - Да? Тогда вот что… Давай я сейчас найду бабло, и немало. Тогда ты мне поверишь? Тогда поможешь выручить тех, кого ещё можно спасти? Я чувствую, что они тут недалеко… Поехали?
        Второй раз я обращаю внимание на деньги, но… Как иначе я могу заставить себе поверить? Придется мне открывать свой «клад», чтобы доказать Гурылю и Ковалькову свою правоту.
        Гурыль усмехнулся:
        - Ну что, поехали…
        Глава 17
        Когда я достал небольшую часть денег, которую спрятал в укромном месте, то глаза Гурыля увеличились до размеров пяти копеек. Да, в этом времени ещё были пять копеек диаметром в двадцать пять миллиметров. Поэтому и называли всегда удивленный взгляд размером «в пять копеек».
        - Откуда? - слегка осипшим голосом проговорил Гурыль.
        - Не знаю, - пожал я плечами. - Просто почувствовал, что они здесь лежат. И лежат давно… Вот недавно это чувство пришло… Знаю, что они здесь и всё тут. Прямо как будто звали меня…
        - А чего же сам не взял?
        - Да как-то… - я пожал плечами. - Вот до смерти Пухлого не было такого, а потом… Вот как-то проявилось и всё тут.
        Гурыль взвесил несколько пачек сторублевок в руке:
        - И сколько же здесь? Сорок тысяч? Это же четыре тысячи утюгов… Или четыре «Жигуленка» с конвейера. Как раз на замену моей «ласточке»…
        - Я думал вообще-то их в дело пустить, - ответил я.
        - И какое же?
        - Чтобы сплотить всех пацанов Южи, чтобы не дать им прогнуться под воров, по типу Серовки, а чтобы выросли нормальными гражданами. Хочу собрать их всех воедино и по пацанскому кодексу вырастить адекватными. Чтобы были готовы к тому, что придет скоро полный пи…дец!
        - И на х… тебе это надо? - хмыкнул Гурыль. - Сплотить воедино всех южских пацанов. Это же эта… как её… утопия! Во!
        - Может быть и утопия, но она вполне осуществима.
        - И как же ты планируешь это сделать?
        - Как раз для этого мне и нужны Ковальков и ты. Ковальков пойдет со стороны закона, а ты со стороны пацанов.
        Гурыль хмыкнул:
        - Со стороны закона? С ментами водится западло…
        - Это тебе воровская масть нашептала. На самом же деле милиция ещё стоит на стороне правильной жизни. Да, скоро им перестанут нормально платить деньги и тогда тот, кто не берет взяток, просто будет вынужден уволиться. Ещё не скоро дойдет до того, что люди в форме встанут на страже порядка. Да и то, как сейчас уже не будет. В милицию будут идти ради власти и ради денег. Преступников начнут выпускать чуть ли не из «бобиков», когда они станут протягивать деньги. Цена человеческой жизни будет стоить меньше буханки хлеба. Но пока…
        - Что-то ты вообще антиутопию рисуешь. Неужели такой пи…дец настанет?
        - Хуже. Я ещё многого не говорю.
        - Ладно, настращал. А как ты хочешь пацанов объединить?
        Я кивнул на деньги в его руке:
        - А мы устроим соревнования между районами. Как ты говоришь? Утюги? Вот пусть победители получат утюги в качестве приза. Ну, а за участие… вообще можно кружки раздавать.
        - Соревнования? Ты в самом деле хочешь устроить соревнования? Ты башкой случайно ни о какой памятник не ё…нулся?
        - Да в том-то и дело, что нет.
        - И ты хочешь сказать, что какие-то соревнования помогут объединить пацанов? Ты херню порешь…
        Я покачал головой:
        - Все пацаны физически подкованы. Многие ходят в секции, так что сила есть, вот только девать её некуда. Оттого и ходят на разборки, стрелки и прочую херню. А если увлечь общим делом, если они заработают домой по утюгу… Ну или по кружке. Да вообще, спорт сближает. Будешь ли ты махаться с тем, с кем вчера в футбол гонял или на турнике рвал жилы?
        - Может и буду… если пацан с другого района, то почему бы и нет?
        - Так вот я и хочу показать, что делить нам нечего. Любая семья с нашей улицы может перейти в другой район, и вчерашний пацан с Вокзальной будет вынужден тоже переходить в другую группировку. Метелить вчерашних друзей, а это вообще не по-пацански, но он будет вынужден это делать, потому что новые друзья не поймут. Что если будем сходиться на спортивной арене, а не на улице? Улица ничему хорошему не научит, а вот старшие могут научить, если они не пойдут за ворами по жиганскому пути.
        - Боишься, что пересажают пацанов? - Гурыль убрал деньги обратно в пакет.
        - Может быть и боюсь. Ведь по факту мало кто вернется к нормальной жизни. Я вижу… - буркнул я в ответ.
        - Ах да, ты же экстрасенс. И теперь хочешь всех превратить в одну большую дружную семью, - скривился Гурыль.
        - А разве это плохо? Вон, когда на улице у кого-то праздник, то выносят стол на улицу, люди делятся радостью, несут кто что может. Вернее, несли, а вот в последнее время и не вспомнишь, когда так выносили.
        Ведь и в самом деле… Раньше были праздники улиц. То есть к этому празднику готовились, подготавливали стихи, выступления. Девчата наряжались в костюмы и выплясывали на сооруженном по такому случаю помосте, да и ребята не отставали от них. В самом деле вытаскивали столы на улицы, покрытые цветной клеёнкой и уставленные всякой всячиной.
        Пусть кулинарными изысками и не баловали, но зато пироги со щавелем, плюшки, ватрушки и прочая выпечка завсегда главенствовали среди нарезанных овощей и фруктов. В нашу пору подоспевала черника, поэтому после праздника улицы у всех мальчишек и девчонок рты были перемазаны темно-сиреневой ягодой.
        На этом празднике улицы в большинстве своём знакомились соседи друг с другом, сплачивались, социализировались…
        А вечером наступал концерт по заявкам. В основном это был патефон с пластинками, баян или гитара. До появления звезд на небе женщины плясали, вытаскивали в круг слегка поддавших мужчин. Девчата хихикали на подколки ребят и сами не упускали случая подколоть в ответ.
        Время, когда будущее не вошло в свои черные права и когда на ночь не закрывали двери на крючок…
        - И ты хочешь такой же праздник организовать для молодняка? А кто тебе это позволит?
        - А кто мне это запретит?
        - Ну, после того дискача… - Гурыль замолчал. - Вроде как не с руки.
        - Не с руки, - согласился я. - Поэтому и зову в помощники Ковалькова. Пусть обеспечит сразу безопасность. Он может, если захочет.
        - А захочет ли он?
        Я показал на деньги в его руке:
        - Он требовал подтверждения моих слов. Я обещал ему тоже показать бабло. Так что…
        - А ещё у тебя есть чуйка на деньги? - спросил Гурыль. - Может быть ещё где-нибудь припрятаны?
        - Может быть и припрятаны, - пожал я плечами. - Но пока что только это почуял. Так что, поможешь с организацией? Под это дело, пока молодые будут соревноваться, надо навести мосты со старшаками, а никто лучше тебя этого не сделает.
        - А-а-а, вон ты куда закинул. Ну что же, толково, толково. Вот только… старшакам какой интерес? Думаешь, они тоже кинутся во все тяжкие спортивные?
        - Старшакам порядок на районе нужен, вот силами пацанов этот порядок и будет установлен. Если молодняк в правильную струю направить, то тимуровцы Гайдара сдохнут от зависти! Сколько полезного они смогут сделать вместо того, чтобы сады обносить?
        Гурыль усмехнулся:
        - Ты в самом деле думаешь, что можно пацанов в нужное русло направить?
        - А ты как думаешь? Если они пойдут под рукой такого, как Карась, то где закончат? Чего хмыкаешь? Уедут по этапу по какой-нибудь фигне и попадут на зону. А в зоне с пацанскими понятиями они далеко не уедут. Тем более на малолетке…
        - Да уж, на малолетке те ещё звери… Блин, Лосяра, я не знаю, пойдут ли сейчас районы на такое, - Гурыль опустил руки. - Это слишком сейчас…
        - Вот как раз сейчас и нужно провести эти самые соревнования. Пусть они будут называться… - я пощелкал пальцами, а после усмехнулся. - Пусть называются «Гонка героев». А что? Звучно и по теме. Вон, у второй школы есть гимнастические прибамбахи, так что можем там замутить один день. А на другой день устроить футбольные матчи на стадионе. Тоже сгодится. Вряд ли кто не умеет мяч пинать.
        - Да погода…
        - Я вижу твою неуверенность, но если на кону стоят утюги или… даже пылесосы! А что? Можем себе позволить, - кивнул я на деньги.
        - А если подерутся на поле? Проигравшим всегда обидно…
        - Ну, тут уже дело Ковалькова организовать всё по своим каналам. Он тоже будет в доле, так что ему тоже будет выгодно поучаствовать. Гурыль, я в самом деле хочу, чтобы пацаны не били друг другу морды по принципу района, а жили сообща. Рыбина позовем, Сальникова - их пацаны уважают и при них беспредел не будут чинить. Устроим своеобразный день города, только для молодых!
        - Ага, устроим раз-другой, а дальше? Что дальше? Каждый раз так будешь утюги дарить? Денег же не хватит…
        - Вот тут и вступает работа со старшаками. Наведем мосты на этих соревнованиях, а потом уже подключим дальше работу с ними основными. Соберем общий сход, где будем решать, как жить дальше. Я могу предъявить своё видение будущего, чтобы сообща смогли решить - куда нам двигаться, в каком направлении. Или каждая улица будет жить сама по себе, или объединимся в один мощный кулак, чтобы протянуть десять лет, пока страну будет трясти и лихорадить.
        - Десять лет? - вздохнул Гурыль. - Долгий срок. Новые пацаны подрасти успеют.
        - И их смогут воспитать те, кого старшаки воспитают сейчас. Сам знаешь, что для щеглов порой слово старшака значит больше, чем слово отца.
        - Ну да… - поджал губы Гурыль. - Но всё равно, отдавать деньги на утюги и прочее…
        - Мы можем оставить их тут и тогда придет неизвестный, чтобы забрать себе, - пожал я плечами.
        - Странный ты, Лось, - покачал головой Гурыль. - Сам странный и базар у тебя тоже стремный. Хочешь замутить такую бучу…
        Его осталось только дожать. Я видел, что он уже почти что согласился со мной.
        - И твою «ласточку» тоже отремонтируем. Я думаю, что денег хватит, - вбил я последний факт в крышку аргументов.
        - Ладно, поехали к Ковалькову, - кивнул Гурыль. - Хотя, постой… А как нам быть с Серовкой? Оттуда тоже будем звать возраста?
        - Нет, Серовку оставим в покое. Конечно, до них всё дойдет, но думаю, что они зассат выступать перед милицией.
        - Перед милицией, перед милицией, - передразнил меня Гурыль. - Почему ты их ментами не назовешь?
        - Потому что ментами их урки называют, а мы же не такие! Мы же вроде как наоборот, сотрудничать им предлагаем…
        - Вот только пацанам этого не говори. Пусть они и не воровского пути, но… с ментами вожжаться западло.
        - Западло, не западло… Мы вынуждены с ними существовать в одном поле, так что необходимо иметь хотя бы какое-то уважение. Вот поэтому я и не называю их ментами. Это милиция, наша защита и опора. Работа у них сучья, на такой работе трудновато порой оставаться человеком…
        - Это как?
        - Да вот так! Если у тебя всё нормально, то ты милицию не зовешь, а если что случится, то нужно обращаться к ним. Вот и вызываешь их на всякие косяки, как людей, которые могут помочь разрулить проблему. А им же приходится разруливать, общаться с ворами, убийцами, пьяницами и прочим сбродом. Вот и происходит у них профдеформация, когда все люди вокруг начинают восприниматься из той когорты, которая является постоянными клиентами. Потому и выходят раньше на пенсию, с испорченной психикой, язвами желудка и прочими прелестями милицейской работы.
        - Ладно, убедил, - хмыкнул Гурыль. - Не менты, а милиция. Двигаем, нам ещё Ковалькова нужно на месте застать. Ох, чувствую, что он охренеет, когда столько бабла увидит.
        Глава 18
        Конечно, Ковальков владел собой лучше Гурыля. Может, сказывался опыт, а может он и в самом деле поверил мне, но ждал последнего подтверждения. В любом случае, следователь не подал вида, что удивлен, когда перед ним открылся пакет с деньгами.
        Пакеты уже не были редкостью, но я ещё помнил то время, когда появились пакеты с ручками для переноски чего-либо. И помню, как мама рассказывала, что в её молодость пакеты стирали и вешали сушиться на веревках, как белье. Как берегли, обклеивали изолентой и с гордостью носили по улице.
        В каком-то из фильмов того времени был даже такой эпизод, где плохой американец в поезде, поняв, что напротив сидят «советские» люди, вынул из полиэтиленового пакета яблоко, а пакет, глядя издевательски в глаза нашим людям, скомкал и бросил в мусорный ящик. Во какой ценностью в своё время обладала вещь, которая в моем времени порой раздается бесплатно.
        А уж про «пакет с пакетами» и говорить не приходится - это одна из привычных черт многих русских квартир!
        - Это настоящие? - спросил Ковальков, не отрывая взгляда от пакета.
        - Самые что ни на есть, - хмыкнул Гурыль. - Все знаки на месте и Ленин как живой. Вот только…
        - Что «вот только»? Где кроется подвох? - тут же напрягся следователь.
        - Вот только этот чудик хочет всё бабло слить на призы для пацанов…
        - Чего-о-о? - протянул Ковальков. - На какие призы? За трупы, что ли? Вы совсем…нулись?
        - Вот чтобы не было больше трупов, я и хочу объединить всех пацанов, - проговорил я в ответ.
        Ковальков долгим взглядом смотрел на меня. Возможно, он ждал, что я сейчас расхохочусь, что скажу будто пошутил, но… Не дождался и закурил, по обыкновению покрутив сигарету «Примы» в пальцах.
        - Я обещал, что принесу деньги? Я принес. Теперь могу рассказать немного о том, что Россию ждет в ближайшие десять лет, - я разогнал дым перед лицом взмахом руки.
        - Что ждет СССР?
        - Нет, как раз СССР уже не будет. Останется Россия и куча стран от неё отколовшихся. Я уже рассказывал Гурылю…
        - Можешь и мне рассказать. Пока вроде время есть?
        - Пока? - я поднял бровь.
        - Да, пока СССР не развалился, - криво ухмыльнулся Ковальков.
        Ясно. Он мне тоже не верил. Даже увидев деньги, он не поверил. Так будет ли смысл в том, что я сейчас начну ему рассказывать о грядущем апокалипсисе? Будет слушать и не верить? И зачем я буду распыляться?
        - Вы можете мне не верить, но на самом деле я хочу только добра нам всем и ребятам. Я хочу хотя бы немного их подготовить к тому, что скоро начнет случаться…
        - Садись, рассказывай, - устало махнул рукой следователь. - У меня профессиональная привычка во всём сомневаться, поэтому так и веду себя.
        - С чего бы такого начать… - вздохнул я.
        - Скажи, наши снова в Афганистан пойдут? А то как в феврале вышли, так там праздник у душманов, - затянулся Ковальков.
        - Не пойдут наши в Афган. Там американцы будут свои порядки наводить. Нам же достанется Чечня, а потери там будут раз в десять больше. Такие, что Афган покажется детским праздником.
        И я снова начал рассказывать о том, какое черное будущее ждет наш многострадальный народ. И какие гонения на русских пойдут со стран «дружелюбной Азии». Как будут гнать нас отовсюду, травить и унижать по поводу и без повода. Ковальков слушал, то и дело затягиваясь. Между его бровей пролегла тяжелая складка. Он пару раз порывался что-то сказать, может быть даже возразить, но сдерживался.
        А я рассказал про то, как смеялись американцы, когда седой президент Российской Федерации говорил, чтобы «Бог хранил Америку». Рассказал про хлынувшую в страну наркоманию, про паленую водку и того самого «Распутина», который подмигивал один раз вверху. а второй раз внизу. Про массовые отравления, про продукцию вместо зарплаты, про макароны с раскрошенным куриным кубиком, сделанным из гидрогенизированного жира, усилителей вкуса, ароматизаторов и соли.
        Я говорил и заново погружался в то время, когда каждый прожитый день походил на подарок. И эти подарки больше всего касались пацанов, которым воля и свобода, а также бездействие правоохранительных органов ударило по башке. Как молодежь поверила в своё превосходство над старыми людьми и перешли на новую жизнь - по понятиям.
        Ковальков слушал. Напряжение повисло в кабинете вместе с сизыми клубами дыма. Гурыль иногда хмыкал, но я не обращал на него внимания и продолжал говорить.
        - И всё это тебе привиделось? - спросил Ковальков, когда я закончил свой рассказ.
        - Да, - пожал я плечами. - Всё это мне привиделось. И кажется, что скоро то, о чем я рассказываю, начнет случаться. Вот поэтому я и хочу успеть всё предупредить и тех же самых пацанов вытащить из-под катка девяностых годов. Чтобы знали, что так можно делать, а так нельзя. Чтобы старшие учили молодых. Чтобы отвечали все за всех, а не только район за район…
        - А-а-а, пацанский кодекс хочешь возродить?
        - Хотя бы какое-то наличие власти, - покачал я головой. - Ведь скоро начнется форменный беспредел и в этом беспределе выжить смогут только более-менее приспособленные. Остальные пойдут во все тяжкие и пропадут на хрен…
        - Занятно рисуешь, но вот… Ты помнишь такого литературного героя… Данко? - чуть помедлив, спросил Ковальков. - Помнишь его судьбу?
        - Помню, - буркнул я. - Но если оставить всё, как есть, то будет только хуже.
        - Гораздо хуже?
        Я горько усмехнулся. Конечно гораздо хуже. Будет воспитано поколение, которое потом назовут потерянным. Поколение без идеалов и устремлений, способное только выживать и стремиться к выживанию.
        Как показали 90-е, установки, что «мужчины не плачут», а в случае любых проблем нужно «сжать зубы и терпеть», успешно пережили советскую эпоху и сохранились в обществе даже без налета идеологии.
        Однако существенная разница с советским временем в том, что в СССР при всех издержках и негуманности подобного воспитания дети понимали, что их все-таки воспитывают. Родителям 90-х зачастую просто некогда было заниматься детьми, поскольку они вынуждены были зарабатывать деньги. В итоге чувство того, что ты действительно не нужен и тебе на самом деле никто не поможет, встречалось довольно часто.
        Да, зачастую только ты был способен изменить своё будущее. И если не хотел его менять, если не находил сил и стремления, то быстро скатывался в то самое состояние, из которого выбраться практически невозможно.
        Дети из бедных семей быстро понимали, что суровые условия, в которые их ставят, носят не воспитательный, а реальный характер. Они знали, что следствием их ошибок может стать не только родительское наказание, а неспособность пробиться в жизни, заработать денег и содержать семью. «Суровость» и привычка не обращать внимания на собственные чувства для пацанов моего времени казалась реальной жизненной необходимостью - более того, единственным способом выжить.
        Такие дети рано взрослели и еще раньше начинали чувствовать свою ответственность за родителей, зачастую не испытывая с ними настоящей близости. Многие с юных лет серьезно полагали, что «если я не поступлю в вуз, дома будет нечего есть», поскольку мы по собственному опыту знали, что дома действительно может быть нечего есть. И в этом заключается основной парадокс моего поколения: в то время когда некоторые представители позволяли себе все что угодно, не обращая внимания на других, многие пацаны, напротив, относились к себе чрезмерно строго и чувствовали свою личную ответственность и вину и за взрослых родителей, и за будущих детей, и даже за собственную сиротскую обделенность.
        И в этом им отчасти помогала улица, но в большей степени вредила. Вредные привычки прививаются гораздо быстрее, чем полезные, поэтому в их сторону и склонялся уличный контингент. А за ними уже приходили задержания, суды, реальные тюремные сроки…
        Люди моего поколения в большинстве своем действительно умеют выживать в экстремальных условиях, привыкли многого добиваться и самостоятельно решать свои и чужие проблемы, однако не слишком хорошо умеют расслабляться, радоваться жизни и верить в завтрашний день. Мы оказались способны на каком-то уровне изменить свою жизнь, но так и не нашли в себе сил изменить мир.
        А я захотел изменить если не весь мир, то хотя бы частичку его. Небольшую часть общества, где провел детство.
        В этот момент в дверь бухнули, а влезшая голова сержанта возвестила:
        - Тут следаки ивановские приперлись. В общем, сейчас к вам нагрянут…
        Глава 19
        Стоило только голове убраться, как почти сразу же дверь распахнулась и в кабинет Ковалькова без разрешения и даже намека на стук вошли две мрачные личности. Лица кирпичами, короткие стрижки, морщины на лбу и суровые цепикие взгляды. От них за километр несло канцелярщиной и наручниками.
        - Добрый день, - поздоровался первым хозяин кабинета. - Чем обязан?
        - Здравствуйте, товарищ Ковальков, - кивнул один из вошедших. - Не помешали?
        - Вообще-то…
        - Вот и хорошо. Тем более, что тут двое молодых людей, с которыми нам тоже не мешало бы познакомиться…
        - Знакомились уже, - буркнул Гурыль.
        Я тем временем заметил мастерское исчезновение пакета со столешницы. Только что он был тут, светил деньгами, а как только голова сержанта исчезла, так же и деньги растворились в одном из ящиков стола. Реакция у следователя была на неплохом уровне.
        Двое вошедших в кабинет по-хозяйски устроились на немногочисленных стульях у стены. Что-то мне подсказывало, что на этих стульях порой сидели люди, среди которых высматривали подозреваемых на очной ставке, но я мог и ошибаться.
        - Да, Евгений Александрович Гурылев, мы с вами уже познакомились, - кивнул один из ивановских сотрудников. - Но ещё пару вопросов хотелось бы задать, чтобы окончательно удостовериться в вашей невиновности перед отъездом…
        - Я вроде бы всё рассказал, что знаю, - пробурчал Гурылев.
        - Впрочем, нам уже не так важна ваша невиновность. Дело уже раскрыто, виновные полностью сознались и написали явки с повинной, - ухмыльнулся второй.
        - Что? Так быстро? - моргнул глазом Ковальков.
        - Ну да… Это вы в своём болоте разводите тину. У нас всё быстро. Где-то надавил, где-то продавил, где-то отдавил, где-то придавил, - скороговоркой ответил первый и улыбнулся. - Пятеро сознались в совершенных преступлениях. Наше дело сделано, бумаги на руках. Дальше уже местный суд вынесет решение и назначит сроки наказания. Дело-то плевое, пацаны подрались… Могли бы даже и не вызывать нас…
        Мы переглянулись. Или это нас так на понт брали, или в самом деле уже назначили виноватых, и теперь суровая рука возмездия раскидает молодых людей по новым местам проживания?
        - Кто? - просипел Гурыль, а потом откашлялся и уже нормальным голосом произнес: - Кто?
        - Вот как, - хмыкнул первый следователь. - Вообще-то это мы привыкли задавать вопросы, но раз ты спрашиваешь, то можем и ответить. Двое с Вокзальной, Коротков Михаил и Малышев Денис, ещё трое уже с улицы Серова, это Колокольцев Евгений, Сухов Сергей и Ланцов Михаил. Так-то я должен был их имена до упора в тайне держать, но какая же тайна в таком маленьком городке? Ещё один в могиле оказался, ну да вы не хуже моего знаете - ведь вы же там были…
        И все эти слова были сказаны с ощущением цепкого взгляда, который впился в наши лица и не отпускал - ловил даже самое малейшее дерганье. Я постарался сохранить спокойствие, но вот Гурыль не смог:
        - Как же так? Малыш-то тут при чём? Он вообще не виноват. Махаться махались, но чтобы убивать… Мужики, вы чего?
        - Мужиком Малыш на зоне станет, если возле параши раньше место не займет, - оборвал его первый следователь. - Всё уже подписано, всё уже запротоколировано. Даже на выезд успели съездить. Он всё показал, как было на самом деле. Всё! Дело закрыто… Или вы хотите что-то добавить?
        Последняя фраза была произнесена вкрадчивым голосом, словно удав Каа из мультика приглашал бандерлогов приблизиться к нему.
        - Ничего мы не хотели добавлять, - ответил Гурыль, взглянув на меня. - Вы же сами сделали, а добавит уже прокурор…
        Его взгляд призывал к молчанию. К тому самому молчанию, которое не выдает своих. Ну да, мы и так не должны были сейчас находиться у Ковалькова, а уж тем более не должны были вступать в душевные разговоры с ивановскими следаками. Если Ковальков каким-то чудом смог выгрызть Гурыля из-за решетки, то вот ивановским любое признание будет «в кассу».
        - Да-да-да, пацанский кодекс, - усмехнулся первый следователь. - Вечная молчанка и вечная круговая порука. Что мент по факту враг, а кругом все только уроды и лохи. Слышали-слышали, вот только эти все понятия идут по…зде, когда прижимает и когда впереди маячит нех…вый срок. Знали бы вы, как распевали все пацаны, которых тягали к нам. Сдавали себя даже в том, что подправляли оценки в школе и заглядывали девчонкам под юбки. Да-а-а, пацаны только на словах герои, а когда прижмет…
        - Навешали пацанам по самое не балуй? - пробурчал Гурыль. - Поставили галочку?
        - Работа такая. А ты что-то хочешь добавить? - тут же подхватился второй. - Может быть есть что-то такое, о чем мы не знаем? Вдруг Малыш и Коротыш вовсе не виноваты? Может быть, они сами на себя наговаривают?
        - Я не знаю, что они рассказали, - помотал головой Гурыль. - Я сказал лишь то, что видел и что знал.
        - Да-да, твои показания тоже будут приложены к общему делу. Ну а что касается тех вопросов, которые мы хотели задать… Вы же не собирались в ближайшее время покидать Южу? У нас с собой подписки о невыезде, так что в них надо бы расписаться на прощание. Сделайте нам такой подарок на дорожку, - всё также вкрадчиво проговорил первый следователь и вытащил два листка из папки, которую держал подмышкой.
        Я посмотрел украдкой на молчащего следователя Ковалькова. Он перехватил мой взгляд и словно бы моргнул, но неторопливо, как говорят в школе: «С чувством, толком, расстановкой». После такого моргания трудно было не разобрать, что он одобрял подобные подписи.
        Да и как тут не одобришь, когда на тебя смотрят люди, обладающие большей полнотой власти?
        Листы легли на стол. Гурыль читал небольшой текст на листках, словно пытался высмотреть какой-то подвох. Усмехнувшись на его колебания, первый следователь произнес:
        - Согласно статье девяносто три: «Подписка о невыезде состоит в отобрании от подозреваемого или обвиняемого обязательства не отлучаться с места жительства или временного нахождения без разрешения соответственно лица, производящего дознание, следователя, прокурора, суда. В случае нарушения подозреваемым или обвиняемым данной им подписки может быть применена более строгая мера пресечения, о чем ему должно быть объявлено при отобрании подписки». В общем, если вдруг вас вызовут на суд, а вы не явитесь, то возьмут под стражу. Чтобы под рукой был постоянно, так сказать…
        - Ясно, - кивнул Гурыль. - По ягоды и грибы ходить нельзя…
        - Ну что же, если всё ясно и нет вопросов, то вот тут фамилию, имя, отчество и дальше всё по протоколу, - проговорил второй следователь и взглянул на меня. - Тоже пояснить чего-нибудь?
        - Не надо, - помотал я головой. - Вроде бы всё ясно.
        - Эх, как же хорошо-то, - потянулся первый следователь. - Всем всё ясно и никаких проблем. Вот так бы в жизни всё было, правда? А то сейчас всё ясно, а вот совсем недавно всё было пасмурно…
        - После дождя всегда бывает солнце, - вырвалось у меня.
        - Да? Ну что же, я запомню эту фразу, когда буду подбадривать заключенных, - процедил второй следователь.
        После таких слов он пододвинул ко мне лист с подпиской о невыезде. Я внес свои данные, подписался, после чего листы снова нырнули в папку.
        - Ну что же, друзья-товарищи, не скучайте. Пишите письма и присылайте деньги, - лучезарно улыбнулся первый следователь, а потом моментально посерьезнел. - Но второй раз лучше нам не встречаться.
        - До свидания, - кивнул на прощание Ковальков.
        Второй следователь не стал прощаться. Он сделал лицо кирпичом и отправился на выход за первым.
        - Коротыша и Малыша закрыли, - выдохнул я, когда входная дверь слегка хлопнула.
        - Нашли на кого повесить… - Гурыль потер лицо, словно умываясь. - … ля, Малыш-то как на это повелся?
        - Как? - хмыкнул Ковальков. - Думаешь, что у них нет методов для разговаривания особо молчаливых?
        Я вздохнул. Всё-таки в СССР наряду с плюсами были и свои минусы. Так и с судебно-правовым механизмом. Это в кино смешно смотреть на героя Вицина, который кричит: «Да здравствует наш суд - самый гуманный суд в мире!» А потом ещё и на героя Этуша, про которого герой Никулина сказал: «А он не может сесть!» Смешно… да…
        И если «самый гуманный суд в мире» трудился не покладая рук, то вот система планирования в Советском Союзе требовала закрытия определенного количества уголовных дел за отчетный период. Поэтому и торопились с закрытием дел, с сокрытием «висяков» и отказом от возбуждения мелких делишек.
        Ивановских следователей тоже можно понять - работа волчья, да ещё и в разъездах. А тут такое плёвое дело: разобрать массовую бойню. Вычленили ребят, попрессовали в камерах и вот тебе выбитое признание.
        Они всего лишь мелкие винтики - их не жалко. А их судьбами поставят галочку и, может быть, даже получат какое-никакое повышение. Попали под жернова правосудия…
        Хотя, будь они на месте героя Этуша из «Кавказской пленницы», то фраза «А он не может сесть!» заиграла бы совсем другими красками.
        Товарищ Саахов занимал высокий руководящий пост. Он заведовал «райкомхозом» - районным коммунальным хозяйством. В фильме не говорится, состоял ли герой Этуша в коммунистической партии, но скорее всего, да. Поэтому, велика вероятность, что такого человека просто не посадили бы. Похищал невесту не он, а Шурик. Стрелял из ружья тоже не он. Факт передачи баранов и холодильника еще нужно доказать. На это и намекает Юрий Никулин. Не может такой человек сесть в реальной жизни!
        А вот нищие пацаны из небогатого городка вполне могут огрести сроки. Ведь какая им разница - сдохнуть от туберкулеза на зоне или спиться и замерзнуть в сугробе? Зато кто-то получит звездочку и награду…
        - Ну, чего нос повесил, Лосев? - спросил Ковальков, когда молчание затянулось. - Всё про свою пацанскую олимпиаду гоняешь?
        - Да нет, про пацанов думаю…
        - А чего за них думаешь? Хочешь взять их вину на себя? Они вроде все косяки подчистили, если уж ивановские говорят, что всю работу сделали, то значит дальше будет только суд.
        - Но как всё быстро…
        - А чего тянуть? Всё сделали, молодцы… Теперь пацанам надо на грев собирать, - покачал головой Гурыль и ударил кулаком в ладонь. - Но ведь они не виноваты!
        - Не виноваты, - кивнул Ковальков. - А кому ты докажешь обратное? Все показания собраны, все свидетели допрошены. Дальше только остается ждать суда. Они молодые, без особых косяков, только у Малыша была статья за хулиганку. Но от трех до десяти им светит. И это если не при отягчающих обстоятельствах… Эх, пацаны, пацаны…
        Он снова вытащил сигарету, размял в пальцах и закурил. После этого достал пакет из ящика стола и швырнул его на стол:
        - Ну что, хочешь ещё сделать свою олимпиаду?
        - Хочу, - буркнул я. - Хочу попытаться. Чтобы пацанов сплотить, чтобы не повторялось больше подобной херни…
        Гурыль кивнул на пакет:
        - Часть пойдет пацанам, чтобы на зоне их не обижали. Чтобы подогрев был, и чтобы знали, что их помнят…
        - Если бы можно было откупить их, я бы ещё денег нашел, - проговорил я.
        Само как-то вырвалось. Но в этот момент мне казалось это правильным. Ведь если в моем времени откупали богатеньких сынков, то сейчас, в начинающиеся смутные времена, кто обратит внимание на никому не нужных пацанов?
        - Может и получится, - пожал плечами Ковальков, ничем не выдав свой интерес. - Можно попробовать уломать двух сижавых, чтобы они взяли всё на себя. Им тюрьма как мать родна, а за деньги могут отправиться на зону. Только надо действовать быстро…
        - Тогда я попытаюсь найти быстро, - буркнул я в ответ.
        Глава 20
        Не знаю, почему я уцепился за эту идею с соревнованиями у ребят… Может, сказывалось прошлое физкультурника, а может казалось, что с помощью спорта и дисциплины в самом деле получится что-нибудь сделать.
        Что я ещё мог предложить? Как удержать хотя бы маленькую ячейку общества от деструктивного развала?
        Повальные проверки со стороны милиции ничего не дадут. Партия доживает последние дни, и её политработники уже навострили лыжи в корпоративы и дикое подобие бизнеса… Хм, как будто большой бизнес бывает мирным и спокойным.
        Страна стремительно теряла веру в себя. Вера в «светлое будущее» уже была потеряна. Дальше ожидалась стагнация под бравурные песни про демократию…
        И ведь «партнеры» даже не врали! Они просто не уточняли, что демократия работает только для свободных людей! Для господ и тех, кто владеет рабами.
        В античных городах-государствах верховной законодательной, исполнительной и судебной властью обладало собрание, включающее в себя всех граждан. Это было возможно потому, что население этих городов редко превышало десяти тысяч человек, а женщины, неграждане и рабы не имели политических прав.
        Вообще никаких прав! То есть только трудиться, трудиться и трудиться до седьмого пота. До гробовой доски, чтобы господам жилось в неге и довольстве!
        Русским и гражданам сопредельных республик была уготована участь рабов… Как говорил Гитлер: «Для славян никакой гигиены, никакого мыла, чтобы смывать с них грязь. Только водка и табак в неограниченном количестве. А ещё лучше научить их общаться с помощью жестов!»
        В невероятно огромном количестве начали продвигать эту идею в славянские массы с начала девяностых… Начали насаждать тот самый грязный миф, что в России только пьют и воруют… Чтобы не было даже мысли о том, что жить в кайф и без водки, без сигарет и наркоты…
        Я своим ребятам проводил не одну лекцию о том, что алкоголь - это зло и что без него можно быть храбрым и мужественным. Мне возражали, а приводил реальные исторические факты. Против истории не попрешь, как не пытайся.
        Весьма распространённое мнение о том, что пьянство - это отличительная особенность русского народа, что русские пили во все времена - не имеет ничего общего с действительностью. Данный исторический миф представляет собой немалую опасность, так как навязывает русским людям несвойственную им склонность к чрезмерному употреблению алкоголя. На самом деле, такое явление как пьянство было совершенно несвойственно нашим предкам. До крещения Руси было только три повода поднять хмельную чару: после рождения ребёнка, в честь победы над врагом и во время похорон.
        Говорил, что до конца девятнадцатого века водку и другие спиртные напитки в России можно было купить только в питейных домах, прозванных в народе кабаками. Благодаря чему пьянствовала лишь весьма узкая прослойка населения, так как «принимать на грудь» разрешалось только в самом кабаке. Таким образом, о том, чтобы пьянство вошло в привычку русского народа в те годы и речи быть не могло.
        Данную привычку начал усиленно насаждать сначала великий Пётр Первый, сам большой любитель выпить (чему он, кроме прочего, обучился в просвещённой Европе), а затем и Екатерина Великая, которая, не мудрствуя лукаво, прямо заявила, что «пьяной Россией легче управлять».
        Кроме того, повсеместное насаждение кабаков велось в интересах пополнения царской казны. Ведь каждый держатель кабака облагался соответствующим налогом. Ради пополнения денежной массы и началась алкогольная экспансия.
        Но ведь это разве интересно подрастающему поколению? Разве это прояснишь молодняку, который со всех сторон слышит истории о том, как «вчера с друзьями набухались и потом…» Потом обычно что-то весело-хулиганское, безбашенное и дурашливое.
        И как после этого убедить, что это всё пьяно-веселое сходит до поры и до времени?
        Только авторитетом давить. Только тем самым авторитетом, которого уважают и может быть даже боятся.
        На моей памяти был такой случай, когда один из учеников-отличников пытался завоевать авторитет. Он и так, и сяк пытался показать себя, таскал жевачки, шоколадки, диски, но по итогу его всё также воспринимали, как обычного задрота. Да, принимали подношения, но не больше того.
        Зато один из хулиганов, который учился через пень-колоду, как-то увлекся шахматами и принес небольшую доску. Через пару недель уже вся школа склонялась над мелкими шахматами на переменах, решали задачи, разговаривали о защитах, эндшпилях и комбинациях.
        Может поэтому я и пытался воздействовать на пацанов через Гурыля. У него был вес, было уважение в пацанской среде. Его слушали…
        Первыми мы навестили ребят с Рабочих. Как и у нас, у них была окраина города. Одноэтажные избушки, огороды, частный сектор. никаких квартир в районе пары километров поблизости, зато был аэродром позади, на который иногда садились «кукурузники».
        А дальше лес, дальше грибы и ягоды… Комары с кулак и слепни размером со слона…
        Сбор пацанов мы нашли сидящими на лавочках неподалеку от садика. Многие пацаны явно недавно вернулись с купания - мокрые волосы и капли воды на загорелой коже выдавали их с головой.
        В центре сидели двое старших. Остальные как-то кучковались возле них.
        - Ну что, пошли? - кивнул Гурыль на пару десятков ребят. - Или зассал?
        С нами вместе был ещё Перец. Других Гурыль брать с собой не захотел. Горбыль тоже хотел поехать, но Гурыль отрицательно помотал головой:
        - Мы идем не махаться, а с мирными целями. Не стоит напрягать лишний раз людей…
        И вот мы вышли из покоцанных «Жигулей». При нашем появлении пацанва настороженно подобралась. Они настороженно уставились на нас. Оно и понятно - их тоже многих тягали в милицию, чтобы «прояснить и выяснить».
        - Здорово бывали, пацаны Рабочие! - поднял руку Гурыль.
        - И тебе не хворать, Гурыль, - отозвался один из старших.
        - Пацаны, у меня к вам тема есть. Обкашлять надо, - сказал Гурыль.
        - Что за тема?
        - Нам бы с глазу на глаз перетереть. Потом вы уже у своих спросите, а мы…
        - А вы слегка охолоните, - поднялся второй старшак. - У нас от пацанов секретов нет. И если хотите, то спрашивайте сразу. Всех спросите, все и ответят.
        Гурыль взглянул на меня, я моргнул в ответ. Стоящий рядом Перец почесал нос. В принципе, озвучить наше дело можно и при всех. Всё одно остальные узнают.
        Мы хотели сначала перетереть со старшими, обсудить, перетащить на свою сторону, чтобы расписать перспективы и бонусы за привод пацанов на наше небольшое соревнование. Ну да, без личного интереса вряд ли кто будет подтягивать пацанву. Но если нет, так нет. Можно и сразу перейти к делу.
        - Что же, тема такая, пацаны, - откашлялся Гурыль. - Хотим собрать пацанов с Южи и устроить лютую спортивную зарубу. С призами, наградой и всякими плюшками. Накидали планчик, соревнования, всякое-разное.
        - Люди говорят, что ты зачастил в ментовку? Закозлился, Гурыль?
        - Нет, пытался пацанов выцарапать и сам ответ за себя держал, - ответил наш старший спокойно. - Хреново там, наших закрыли, слышали?
        - Да слыхали. Пацанов жалко. И тех, кто в земле, и тех, кто за решеткой.
        - Вот мы и не хотим повторения этой х…ни. Ведь по сути… Олимпиада она же… На время проведения Олимпиады объявляли священное перемирие, в это время нельзя было вести войну. Вот старшие и должны обеспечить это.
        - Ты себя слышишь, Гурыль? - спросил старший по кличке Топор, Серега Чернокожев. - Что за хрень ты предлагаешь? Какую лютую дичь затираешь?
        Остальные молчали. Ну да, когда старшие разговаривали, молодняк обычно молчал.
        - Да нет никакой дичи. Мы на мировую вызываем. Вытрясти дурь из голов при спорте, пообщаться, войти в солидарность, - сказал Перец. - Сколько нам ещё можно с палками бегать? Мы хотим положить начало нормальной теме, чтобы решать вопросы не кулаками, а языком и головой. Чтобы поработать мускулами на нужное дело. Чтобы разборы были адекватные, а не только махались по факту того, что на чужой район заступили.
        - Мы не хотим идти на поводу у синей темы, - проговорил Гурыль веско. - Не хотим, чтобы пацаны в молодые годы на параше торчали. Вы же не хуже нашего знаете, что заводилы той бойни сейчас кукуют на свободе, а ровные пацаны за них мазу тянут.
        Топор вытащил сигарету из пачки «Опала», взглянул на второго старшего и дернул головой, словно молчаливо задавая вопрос. Тот кивнул. После этого Топор махнул рукой, показывая Гурылю отойти в сторонку.
        Всё-таки старшаки поняли, что у них тоже может быть интерес, о котором не должны знать молодые. Что если будут призы, то будут и деньги, а с такого навара можно и поживиться.
        Гурыль кивнул мне, взглядом показывая на место, куда мне следует отойти и где дожидаться решения. Ну да, я тоже был молодняком. И пусть я замутил всю эту тему, но договариваться должны старшие. Я же должен стоять в сторонке и тихо пялиться себе под ноги.
        Пацаны негромко переговаривались между собой, пока старшие решали дела в отдалении. Да, это были те самые «дела», после которых в обиход пошла расхожая фраза: «Я не при делах!»
        Когда так спрашивали, то можно было так ответить. Но! Тем самым молодой человек признавался, что он не пацан, а так - «не пришей…зде рукав». Такого можно было и чморить, разводить на бабки, лишать понравившейся одежды.
        Так можно было говорить, чтобы не быть отмудоханным в чужом районе, но если сказал так, то будь готов ответ держать, когда увидят на своём районе в среде пацанов. Если так сказал, то уже обрек себя на «отшивание». Настоящий пацан должен был гордиться тем, что он пацан, а не чмо болотное, и при спрашивании ответ держать. И обосновать, если нужно…
        Тоже правило из негласного пацанского кодекса. Если подписался, то держи слово.
        Я ковырял носком ботинка траву, разглядывая копошащуюся на стебле полыни божью коровку. Специально не поднимал взгляд на сидящих неподалеку ребят, чтобы не выхватить незатейливое: "Чо зыришь?'
        Сколько прошло времени? Пять минут? Десять? Может быть, пятнадцать минуло, когда старшие с Рабочих вернулись к своим ребятам и спросили:
        - Ну что, щеглы, согласны по спорту вдарить? Призами за первые места станут пылесосы, утюги и даже телек!
        Пацаны переглянулись, а потом посыпались ответы:
        - Ну да. Чего бы и нет? Я согласен. Мне дома тоже утюг нужен.
        - Не слышу единогласия, - бросил Топор. - Пацанва, согласны вдарить по спорту? Три-четыре!
        От мощно грянувшего «Да!!!» заполошно взлетели воркующие неподалёку голуби.
        Ну что же, первый блин вышел не комом. Теперь осталось мотнуться по другим районам и заручиться уже их поддержкой!
        Глава 21
        Вроде бы всё проходило гладко. Маявшиеся от безделья пацаны охотно поддерживали нашу идею - организовать миниолимпиаду. Да ещё и с нужными для дома призами. За день мы объехали пять точек сбора, переговорили со старшими, а те дали добро на это.
        Единственно, что в последнем пункте нашего небольшого путешествия пришлось задержаться и слегка почесать кулаки. Ребята с РТС встретили нас точно также, как и другие - настороженно и слегка враждебно. Оно и понятно - на их территории появились чужаки, а со стороны друзей этих чужаков недавно прогулялась смерть по молодым сердцам. Тут любой человек насторожится.
        Но Гурыль объяснил всё по ситуации, разъяснил что и как, а после старшие снова удалились на такое расстояние, чтобы «щеглы не грели уши». Я же остался стоять неподалеку от машины. В это время ко мне обратился один из «ртсовских»:
        - Слышь, сюда иди!
        Вот обычно с этой фразы и начинается прощупывание территории. Небольшая агрессия, словно первый запущенный в огород камень. Тут что главное - не трусить раньше времени! Вот даже если ты небольшого росточка, а оппонент пародия Геракла, то не следует спешить с выводами и ни в коем случае не подходить. Так покажешь своё свойство прогибаться.
        Кто начинает движения, тот и должен их обосновать. Я его не касался, не трогал и не смотрел - поэтому подходить должен обязательно он. Этим «приглашением» меня явно пробуют на зуб, поэтому сопротивляться лучше в начале «интеллигентной беседы».
        Я спокойно остался стоять. Ещё и принял вид, как будто за моей спиной маленькая, но вооруженная до зубов армия. Стоял уверенно, чуть расслабленно, но не вызывающе. И да, я не стал отвечать фразой: «Тебе надо, ты и иди!» Ведь это грубость по отношению не только к спросившему, но и к остальным пацанам, ведь вроде как тебя пригласили подойти к толпе. А именно эту грубость от меня и ждали, тогда можно раздуть конфликт и выставить меня неправым. Вроде как пригласили подойти к людям, а я начал хамить в ответ.
        - Чего тормозишь? Уши залепило? - продолжил раскручивать тему рыжеватый парень в майке и трико.
        Ну что же, можно и ответить, а то второй раз спрашивают, не дело играть в молчанку.
        - Тебе что-то нужно? Я тебя не знаю, - ответил я всё с тем же спокойствием удава Каа из мультика про Маугли.
        Никакой агрессии, только спокойствие и относительная вежливость. Я и в самом деле не знал этого пацана, может быть где-то и пересекались, но без понятия - кто он такой и почему меня зовет. То есть пока что разговор идет ровный, без заскоков.
        Интеллигентная беседа двух джентльменов…
        Рыжий оглянулся на своих ребят, словно ища поддержки. В ответ получил одобрительные взгляды, мол, давай, а мы если что поддержим. Парень после этого хмыкнул, дурашливо дернул головой в мою сторону, и… двинулся ко мне сам.
        Это уже маленькая, но победа. Один балл в мою копилку. Как только рыжий оказался на расстоянии уверенного удара, то выбросил вперёд открытую ладонь:
        - Держи краба, если такой смелый!
        - Я повторю второй раз, мне не сложно, - я тебя не знаю. Ты чего-то хотел?
        Рука пусть и дернулась сама вперёд, но я её сдержал. Всё-таки это тоже элемент своего рода психологического давления. Если сейчас пожму руку, то потом появится предлог наехать, если что-то будет не так. Вроде как «мы с тобой ручкались, а теперь понты колотишь. Не по-пацански!»
        А мог и просто отдернуть руку в последний момент и провести ладошкой по волосам, типа приглаживая. Остальные же обязательно заржут над тупым разводом и это будет балл уже в копилку рыжего, а меня опустит в глазах его корешей.
        - Уже и лапу пожать западло? - хмыкнул рыжий.
        - А может ты меня на лоховскую масть проверяешь?
        - Еврей, что ли?
        - Вопросом на вопрос отвечаю? Так это не еврейство, а беседа. Или ты точно также не поступаешь?
        После небольшого обмена словесными ударами рыжий ухмыльнулся:
        - Уважаешь авторитетов? За понятия мазу тянешь?
        Вот уже перешло на более серьезное прощупывание. Тут нельзя давать слабину ни в коем случае, а если получится, то даже перейти в наступление, что я и сделал:
        - С какой целью интересуешься?
        Мы словно играли в шахматы, где на кону стояло уважение. Если одержу победу я, то ртсовские при случае могут сделать поблажку, если вдруг окажусь на их районе. Если же нет, то могу сейчас и огрести пару раз, даже не смотря на присутствие старших.
        Рыжий явно был не на первых ролях в этой конторе, поэтому он и захотел поднять свой авторитет за счет пришлого. Вот только пришлый оказался слегка не по зубам наезжающему.
        Для нападения нужен повод, а я такого повода вовсе не давал. Если рыжий сейчас начнет махать кулачишками, то может огрести от своих за беспредел. Если бы пацаны были полными отморозками, то наехали бы сразу и без предупреждений, а так… Просто прощупывали, а также искали повод, или спровоцировать на агрессию.
        Пока что я не давал повода, уходил на нейтральные темы и нейтральные вопросы. Безобидные, но к таким не прикопаешься. Но раз я начал разговор, то перестать общаться по своей воле уже не могу, иначе у оппонента появится «моральное право» обвинить меня в неуважении к себе, получить тот самый повод перейти к предъявам в мой адрес. Я ведь разговор в начале «поддержал», а потом отказался его развивать. «А это некрасиво, так не делают». Поэтому лучше всего держаться в начале и максимально стараться воздержаться от ответов.
        На мой вопрос про интерес сейчас пойдет выкручивание и рыжий всё равно постарается прижать меня в диалоге. Тут возможно большое количество «скользких» вопросов, на которые нужен ответ, но в этом спарринге тоже нужно поддерживать определенную психологическую линию. Никаких ответов «нет» или ответов, начинающихся на «но». Потому что это может быть расценено как слабость. Всё четко и нейтрально.
        - А что, впадлу с пацанами перетереть?
        Вот и пришла пора перестать «каруселить» с вопросами. Я спокойно заметил:
        - Ты просишь ответа, но не ответил на мой вопрос.
        - И чо? Ты на мой не ответил!
        - Беспредел творишь?
        - За слова отвечаешь?
        - Ответа на свой вопрос так и не услышал. А ведь я имею право поинтересоваться!
        - И чо? Я чисто для себя интересуюсь!
        Финт, удар, парирование, уклон, снова финт и снова уклон. Словесная дуэль продолжалась. Старшие вели свой разговор, а я свой. И если старшие поглядывали на нас, то в случае чего вмешиваться при драке не будут - мы же общались раз на раз, без участия остальных пацанов. И если я не вывезу базар, то мне и придется отвечать.
        Гурыль с Перцем смогут замять в случае чего конфликт, но я тогда буду выглядеть чуханом, который не смог нормально разговаривать и за которого впрягаются взрослые. В это время среди городских пацанов ещё можно было разрулить всё разговорами. Гораздо сложнее было с деревенскими, которые не поддерживали болтания языком, а в случае интеллектуального стопора подключали кулаки.
        Ну, а если рыжий ответил, что только для себя интересуется, то это означало только одно - как раз сейчас разговор и зашел в тот самый пресловутый стопор. Когда он ответил, что интересуется только для себя, то на этом и можно было бы закончить разговор. Мы перекинулись дежурными фразами, я показал, что всё знаю и живу по пацанской стуи, поэтому докопаться не получится.
        - Если для себя интересуешься, то можешь за меня у других поинтересоваться. Я обманывать не буду, а уж верить или нет - твоё дело. Я человек Божий, по жизни прохожий, за спиной ничего бл…дского, в душе ничего гадского. Дышу ровно, живу достойно.
        Ответил скороговоркой, но спокойно и с ухмылочкой. Вроде подвел черту под нашей беседой.
        Если рыжий нормальный, адекватный пацан, то вряд ли он кинется в драку после такого. По существу, пацаны тоже социальные личности. Мы обретаемся среди людей и должны принимать определенные правила игры в существование. Никто не будет нападать на человека, который может принести проблемы и который спокоен перед лицом возможной опасности.
        Поэтому пацаны тонко проверяют свою жертву, чтобы понять, с кем имеют дело. И самый лучший вариант - с самого начала правильно себя поставить, показать твердость и не говорить ничего лишнего. Я свою роль отыграл сполна.
        Теперь только два варианта развития событий: либо драка, либо отход назад. При отходе начнет болтать, что подошел познакомиться, за жизнь побалакать. В общем, съезд на мировую.
        Я приготовился и к тому, и к другому варианту. Рыжий же посмотрел на меня, оглянулся на своих, после чего сплюнул под ноги и произнес:
        - Живешь достойно? А люди говорят, что за тобой косяк нарисовался - кореша бросил в махаче, сам по тапкам вдарил. Корефана завалили, а ты вон, живешь достойно…
        - Ты мне что-то предъявить хочешь? Прокурора врубаешь? - тут же набычился я. - Если я в чем не прав, то с меня свои спросят… Ты спрашивать права не имеешь. Не тот ты человек…
        Вот это вот серьезное обвинение. Гурыль оглянулся на нас. Я чуть дернул головой.
        - С тебя нормальный человек спрашивает, так что и ответ держи.
        - Я перед нормальным человеком уважение выказал. Тебя никуда не посылал, отвечал на все вопросы. Косяка за мной никто не чует… были обстоятельства, - ответил я. - И чтобы этих обстоятельств не случалось в дальнейшем, мы и приехали.
        - Да мне по…уй! Ты кореша киданул, так что теперь ответ держи! - на роже рыжего появилась довольная ухмылка.
        Он как будто поймал соловья за яйца и теперь наслаждался пением. Вошел в обострение конфликта и получил повод наехать. Теперь остается только сохранять лицо до последнего.
        - Не перед тобой мне держать, и не тебе с меня спрашивать, - бросил я с презрением. - Кому надо, тот спросил, а я ответил. И кореша похоронил по чести, и матери его в глаза смотрел, а не прятался за спинами пацанов…
        - Кто прячется? Ты чо, погнал, что ли?
        Рыжий вспыхнул так, что на конопатом лице прорисовались все конопушки. Он чуть повернулся, как будто собрался посмотреть на своих ребят, а потом его плечо пошло ко мне навстречу.
        Я уже говорил, что был готов к развитию разговора по двум вариантам? Вот первый вариант и случился.
        Выставленный блок парировал удар кулака, а следующий удар я уже не дал нанести. Пока мы вели наш диалог, я успел слегка сдвинуться в сторону и выбрать хорошую позицию для нанесения удара. Поэтому апперкот в челюсть приподнял рыжего над травой, а затем гравитация притянула воспарившее тело к земле.
        - Лежи,…ля, а не то всю челюсть вынесу! - процедил я, когда ошалевшие глаза противника уставились на меня, а сам он попытался встать.
        - Ты чо? Ты о…ел? - послышались возгласы со стороны вскочивших друзей рыжего.
        - А ну тихо! - раздался окрик со стороны старших РТСа. - Лис сам залупился, сам наехал и сам выхватил! Лис в этой ситуации неправ, поэтому ответил за свою неправоту! Слышь, пацан, конфликт исчерпан?
        Последний вопрос был адресован мне. Я взглянул на Гурыля, тот едва заметно кивнул.
        Что же, если так, то да. Можно было обострить обстоятельства, стребовать с рыжего контрибуцию, но сейчас мы приехали с миром и не стоило накалять ситуацию.
        - Он получил своё, - пожал я плечами. - Если у него какие вопросы ко мне остались, то пусть задаст. У меня к нему зла нет.
        - Лис? - кивнул ему старший. - Вопросы остались?
        - Я… - начал было рыжий.
        - Лис! Вопросы! Остались? - отчеканил старший.
        - Нет, никаких вопросов, - помотал рыжий головой.
        - Тогда что нужно сказать?
        Рыжий недовольно посмотрел на меня. Я чуть скривил губы в ухмылке. Да, брат, не получилось у тебя за мой счет поправить свой авторитет. Вот ухудшить смог, но в этом сам виноват…
        - У меня к тебе зла нет. Прости негодяя… - процедил Лис и примиряюще протянул руку.
        - Базара нет, - ответил я и протянул руку в ответ.
        Теперь можно было пожать ладонь. Лис попытался пережать мою хватку, но и в этом он не смог меня превзойти.
        Гурыль едва заметно улыбнулся. Похоже, что раунд переговоров с РТС прошел успешно.
        Глава 22
        В своё время, когда я только пришел работать физруком, много задавался вопросом - почему пацаны порой себя так дико и вызывающе ведут? Понятно, что гормоны, взросление и попытка найти своё место в социальной иерархии, но всё же?
        Я пытался найти общий язык с ними, быть на одной волне, но… На меня на первых порах смотрели как на лоха и подчинялись только из-за оценки, стараясь при первой же возможности улизнуть от занятий. Прогулять физ-ру…
        Для пацанов в школе многое было игрой, баловством, хулиганством. И многое сходило с рук потому, что они были именно молодыми, неопытными. А они продолжали наглеть…
        Однажды, я увидел, как во дворе моего дома возился со щенками старый пес Шарик. Я стоял на балконе, пил чай и от нечего делать поглядывал по сторонам. Крепкая бронебойная собака породы «дворовая обыкновенная» лежала в пыли, а пять небольших творений его чресел карабкались по шерсти, трепали за уши, кусали лапы. Шарик снисходительно поглядывал на них, позволяя делать с собой абсолютно всё.
        И так продолжалось до той поры, пока к ним не подбежал ещё один сын Шарика, только этот щенок уже не был косолапым и неуклюжим. Нет, подбежавший был на год старше и на человеческом возрасте подходил под определение «подросток». Ещё не до конца сформировался во взрослого пса, но уже не был щенком. Подбежавшему тоже захотелось подурачиться, и он начал нападать на Шарика…
        Вроде бы делал тоже самое, что и остальные щенки, но теперь Шарик вскочил на лапы и напал на своего повзрослевшего отпрыска. Напал так, как нападают на взрослых особей, то есть с прокусыванием уха, жесткими укусами и животной яростью. Подбежавший через полминуты ретировался с визгом и жалобным лаем, а Шарик вернулся к возне с малыми.
        Возможно, Шарик сделал это для того, чтобы повзрослевший щен не навредил несмышленышам, пытаясь с ними поиграть и не соизмеряя силу. Однако, мне в тот момент показалось, что дворовый пес таким образом дал понять сыну, что его пора игр прошла. Что уже нет возврата к детской возне, а есть взрослая жестокая жизнь и пришло время ей соответствовать.
        Уже позже я прочитал про любопытный феномен, характерный для всех человекообразных обезьян. Речь идёт об инфантициде - убийстве детёнышей. А если точнее, об особом его случае, когда взрослые убивают подростков.
        Да-а-а, взрослые особи, как правило, многое прощают деткам. Те могут совершенно безнаказанно дёргать старого самца за уши и ковыряться у него в носу, но сдерживающие программы не позволят тому ни ударить, ни укусить. Он будет терпеливо сносить все издевательства ровно до тех пор, пока чадо не вступит в подростковый возраст. А подросток уже не обладает ярко выраженными инфантильными чертами. Он выглядит почти как взрослый, и те защитные механизмы, что прежде надёжно берегли целостность его шкуры, становятся уже не актуальными. Но ведь подросток ещё пока об этом не знает! Он продолжает себя вести так же нагло, как и прежде, рассчитывая соответствующего к себе отношения. И вот тут эпизодически и случаются «бытовые убийства». Зарвался, отхватил, а оправиться уже не смог…
        После этого я ввел у себя строгое правило: 'Хочешь, чтобы к тебе относились, как к взрослому? Соответствуй!"
        Да, поначалу было непросто, однако, я по своим связям сумел свести дружбу с хулиганами школы, после беседы с которыми многим ребятам, которые любили повалять дурака, было объяснено - физрука надо слушаться. Если я видел, что один из пацанов начинал превышать пределы допустимого поведения, то останавливал занятие и молча смотрел на него. Обычно моего взгляда хватало, чтобы тот, у кого было много энергии, тут же извинялся и отправлялся в конец зала, чтобы отжаться или присесть пятьдесят раз.
        После подобного выброса энергии подросток чуточку успокаивался и вел себя адекватно. Конечно, были и выходы из правил, но к таким «выходцам» после уроков уже подходили ребята из старших классов и на доступном языке объясняли, что физрука надо слушаться. Подходили на виду у других ребят из класса виновника, чтобы те могли донести основную мысль до других. Нет, не били, но когда тебя обступают трое или четверо суровых парней, то поневоле к ним прислушаешься. И даже самые дерзкие понимали, что первый раз было всего лишь предупреждение, а потом…
        Кто-то скажет, что это террор и запугивание, для меня же это было элементом воспитания. Ведь если родители не могут научить детей вести себя в обществе, то общество само научит и не факт, что эта «наука» будет такой же доброй, как у родителей.
        Иногда обществом становилась улица, а улицы свои законы. Законы каменных джунглей…
        Мы объехали десять районов. Все пацаны согласились на временное перемирие и участие в физкультурном мероприятии. Кроме Серовки, её мы специально не трогали, чтобы не провоцировать на конфликт.
        Через два дня должно было начаться. Последними двумя пунктами назначения стали квартиры Николая Николаевича Рыбина и Александра Васильевича Сальникова. Один тренировал пацанов и учил их боксу, второй учил рукопашному бою.
        Николай Николаевич открыл нам дверь сам. Большой, как медведь, в трико и футболке, в тапках на голую ногу, он не выглядел руководителем и представителем боксерской секции. А между тем под его руководством секция входила в Федерацию бокса Ивановской области.
        - Здрасте, Николай Николаич, - поздоровался Гурыль первым. - У нас к вам есть разговор.
        - Привет, мальчишки, привет, Саш! - Николай Николаевич протянул руку сначала Гурылю, потом Перцу, затем уже мне. - Проходите в гостиную, сейчас чай поставлю.
        Мой тренер знал этикет, а также знал иерархию на Вокзальной улице. Много пацанов прошло через его секцию. Кто-то оставался, становился КМС и мастерами ещё до окончания школы, кто-то бросал походы в спортзал через пару занятий, а кого-то Николай Николаевич выгонял сам. Причем выгонял даже подающих надежды - в основном за курение или если пацан попадется пьяным. Принципы были у Николая Николаевича, и если этим принципам не соответствовать, то можно не тратить время напрасно.
        - Да мы быстро, - вежливо замялся Гурыль.
        - Если дело серьезное, то быстро оно не решается, - покачал головой Николай Николаевич. - Давайте, заваливайте. Нечего комаров запускать.
        Да уж, комары - это беда Южи и прилегающей области. Большое количество озер и болот дает среду для распространения этих кровососов. Мы прошли в гостиную, разулись. Тапочки нам не предлагали, но мы и не просили.
        Мы прошли в небольшую гостиную, в которой на стене висел гобелен со львами, на полу две вязаные из лоскутов дорожки.
        Сервант поблескивал многочисленными призами и наградами. У обычных людей в этом месте хранился расписной сервиз, который доставался только для протирки или невероятно редкого сборища народа. В центре серванта светился телевизор. Я узнал бой Тайсона и Бруно.
        Хоть бой прошел в феврале, но повторяли его сейчас. Чернокожие потные парни метелили друг друга от души.
        Сначала Тайсон отправил на пятнадцатой секунде британца в нокдаун, а потом в конце раунда у Бруно появился шанс. Он влепил Тайсону точнейший левый хук и… колени чемпиона подогнулись!
        Если бы Бруно кинулся в этот момент на добивание, то Железный Майк мог бы и потерять чемпионский титул, но… Момент был упущен. По словам самого Бруно, в тот миг он испугался. Испугался и не продолжил победную атаку…
        Такой ошибки Майк не простил и в конце пятого раунда рефери объявил технический нокаут.
        Но сам бой посмотреть было интересно… Поэтому мы разместились на диване, аккуратно усевшись на уголок, чтобы не разваливаться вальяжно. Сидели и ждали, пока Николай Николаевич принесет конфеты с вафлями, а потом и чайник с чашками.
        Вафли оказались очень в тему - весь день в разговорах-переговорах давал о себе знать. Желудки заурчали у всех троих. Услышав эти звуки, тренер без лишних слов принес сковороду с жареной картошкой, огурцы, ложки и хлеб.
        - Рубайте, потом расскажете. Как раз чай заварится, - сказал тренер, когда мы попытались было отказаться. - Как говорится, сытый голодного не разумеет.
        - Спасибо от души, - проговорил Гурыль. - И в самом деле кишка кишке бьёт по башке не хуже Тайсона.
        - Давайте-давайте, не теряйтесь.
        Ну, мы и не терялись. За пять минут чугунная сковорода была очищена. После этого в чашки полился кипяток вперемешку с заваренным чаем.
        - Так, ребята, что у вас? - спросил Николай Николаевич.
        - Спасибо за обед и за чай, - поблагодарил Гурыль.
        Мы с Перцем тоже высказали свою благодарность. Не могли оставить без благодарности подобный жест.
        - Да ну, пустое, - отмахнулся Николай Николаевич. - Для своих не жалко…
        Для своих не жалко… Эти слова отозвались теплом в душе.
        - Эх, сейчас бы ещё по цигарке, - потянулся Перец.
        - А вот это оставьте. Сам не курю и другим не даю, - посерьезнел Николай Николаевич.
        - А почему так? Вон, многие же курят. И Шварц постоянно с сигарой, и ковбой Мальборро тоже… - хмыкнул Перец.
        - Это со временем всё аукнется. Никотин ещё никогда до добра не доводил. А настоящий пацан вообще ни пить, ни курить не должен. Или вы не этому своих щеглов учите? - усмехнулся тренер. - Если ты будешь курить, то у тебя дыхалка будет плохая, а ты должен хорошо бегать от других группировок. Если ты выпиваешь, значит, ты не можешь разговаривать с людьми, а коммуникационный навык - это одно из главных оружий на стрелках. Если ты умеешь орудовать понятиями, ты победитель. Или у вас не так?
        - Всё так, - кивнул Гурыль. - Простите моего приятеля, он ляпнул невпопад. А дело у нас к вам, Николай Николаевич, вот какое…
        Гурыль вывалил наш план по проведению совместных соревнований между пацанами, а также роли Рыбина в этом мероприятии. Николай Николаевич внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы, а потом полминуты сидел, уставившись в окно. После чего хмыкнул и ударил себя по коленям ладонями:
        - Видел бой, пацаны? Тайсона и Бруно? Ведь у британца был шанс завалить Железного, но он струхнул и отступил… И вот что я думаю - если сейчас не поддержу вашу тему, то могу оказаться в роли проигравшего. А так… Мои пацаны, которые выходят из спортзала после школы, поступают в универы, стремятся к лучшей жизни, зарабатывают упорством и трудом… И если я не поучаствую в вашей авантюре, то просто их предам. Упущу шанс присоединить к когорте уважаемых членов СССР ещё пару десятков достойных людей, которые сейчас слегка запутались. Ведь по сути ваши драки из-за пустого места происходят, а если эту энергию да в нужное русло направить… В общем, ребята, я с вами! Вот только по соревнованиям надо некоторые моменты уточнить…
        Глава 23
        До самого вечера мы обсуждали грядущий ход соревнований, какие дисциплины будут задействованы и что вообще планируем провести. Решено создать нечто среднее между сдачей норм ГТО, «Веселыми стартами» и сдачей школьных дисциплин по физкультуре. Всего десять конкурсов, причем награждать решили за первое, второе и третье места.
        В процессе разговора он даже позвонил Скалушкину Александру Васильевичу и пригласил того присоединиться к обсуждению «одной интересной темы». Тренер по рукопашному бою пришел незамедлительно и тоже влился в нашу беседу. Он тоже сначала засомневался в грядущем соревновании, но потом решил втянуться в эту авантюру. Скалушкин тоже видел, как меняются под влиянием спорта пацаны, как они взрослеют, становятся более ответственными и дисциплинированными.
        По вопросам финансирования было сказано, что всё решится. Николай Николаевич тактично не стал уточнять - откуда деньги. Просто поверил мне, как одному из своих учеников. Положился на слово пацана.
        Уже вечером мы расстались с тренерами, а те решили ещё задержаться, чтобы обсудить некоторые моменты.
        За призами мы поедем утром, а пока что Гурыль предложил закинуть меня домой. Перец тоже увязался с нами - всё же в одну сторону едем. Переезжая через озеро Вазаль, я внезапно дернулся на заднем сидении, а потом похлопал Гурыля по плечу:
        - Останови, мне выйти нужно.
        - Чего так? - недовольно пробурчал Гурыль.
        - Да нужно, останови…
        Машина остановилась, и я выбрался наружу.
        - Ты куда, Лосяра? - спросил Перец, когда я двинулся обратно.
        - Ребят, вы езжайте, а я пешком доберусь, - махнул рукой в ответ.
        - Ну смотри… Аккуратнее давай. В семь жду как штык! - проговорил Гурыль, после чего машина тронулась в путь.
        Я подождал, пока машина скроется за поворотом на Глушицкий проезд, а потом пошел быстрее. Я увидел ту, которую потом частенько видел во снах. Остро кольнуло сердце. Я почувствовал, как повлажнели ладони, и судорожно глотнул вечернего прохладного воздуха. По пешеходной дорожке неторопливо шла знакомая фигурка. Воздушные волосы спускались на курточку, джинсы обтягивали стройные ноги. Двое парней обернулись ей вслед.
        Я ускорил шаг, потом перебежал через улицу, по пути удачно увернулся от проезжающей «Нивы». Губы владельца шевелились, похоже, он упоминал мою маму. Неважно. Ведь впереди шла она…
        - Маша!!!
        Девушка и так обернулась, услышала пронзительный визг покрышек. Внутри колыхнулось то чувство, которое я испытал на кладбище - чувство необходимости человеку. Какой жалкой и несчастной показалась её фигурка на фоне уходящего солнца. В груди сжался теплый комочек.
        - Привет, как ты?
        Ничего глупее на ум не пришло, но в тот момент было как-то не до логических размышлений. Я видел собственное отражение в больших солнцезащитных очках. Слегка припухшее девичье лицо подсказывало, что она не так давно плакала. Маша опустила голову и теребила ручку серой сумочки. Может, я ничего не понимаю в моде, но этот цвет очень подходил к темно-пепельным туфелькам.
        - Привет! Я нормально, а как ты себя чувствуешь? - спросила Маша. - Видела, как тебя увозили с кладбища. Что с тобой случилось? Почему драка началась?
        - Неприятности появились, пока разбираюсь с ними. Со мной все в порядке, - я погладил её по плечу.
        Маша испуганно отпрянула в сторону, словно я её ударил. Почему она так сделала? Конечно, я не в шмотках от Кардена, но так отшатываться… Чем дальше в лес, тем интереснее. Что с ней творится?
        - Прости. Последнее время стала нервной. Говорят, что ты участвовал в той драке, когда Колю… - в ласковом голосе послышался всхлип, и моё горло перехватила тёплая судорога, мешающая сглотнуть.
        Так захотелось обнять её, пожалеть, дать понять, что я рядом и ничего плохого не случится. Рядом шуршали шины автомобилей, урчали моторы, угрюмые люди огибали нас. Игривый ветер закручивал поземки песка у наших ног.
        - Я пока у друзей, но обещаю, что скоро все закончится, и мы наверстаем упущенное, - я ободряюще улыбнулся. - Мы тут такое приготовили…
        Девушка снова вздрогнула и оглянулась по сторонам. Да что же ты такая зашуганная? Что же происходит?
        - Я слышала, что наши мальчишки собираются идти войной на Вокзальную. Что хотят вас сильно поколотить, - Маша прерывисто вздохнула, как ребёнок, что успокаивается после плача и продолжает всхлипывать. - Зачем это всё? Что вы не поделили?
        - Не переживай, всё будет нормально. Никакой войны не будет. Мы, наоборот, хотим установить мир в Юже и ради этого затеваем небольшую олимпиаду. Это будет только начало, а дальше… - я посмотрел на красивое, но слегка припухшее от слез лицо. - Дальше мы вместе с Рыбиным и Скалушкиным будем работать в этом направлении. Таких махачей не должно происходить. Пацаны должны быть здоровыми, крепкими и с правильными моральными установками!
        Я пытался говорить уверенным тоном, не знаю - получилось или нет. По крайней мере, Маша несмело улыбнулась и отняла ладонь от сумки, погладила меня по руке. Теплое прикосновение вызвало отклик по всему телу, мурашки толпами кинулись по коже и каждый волосок на предплечье наэлектризовался.
        - Ты хороший, но что-то мне в это не верится, - Маша смотрела на меня сквозь зеркальные стекла.
        - Многие не верят мне, но мне кажется, что в объединении - сила! - я усмехнулся своим словам.
        В стеклах очков отражался я - не испуганный беглец, который не так давно мчался, сломя голову, по ночному парку, и прятался в шалаше. А «Я» - с большой буквы, тот, кто может спасти и защитить от свалившегося несчастья. Рыцарь без страха и упрека.
        Рыцарь, блин. Самому бы выкрутиться и понять, что творится. Однако требовалось ободрить девушку, показать, что за моей спиной - как за каменной стеной.
        - А чего ты в очках? Вечер же уже, - сказал я.
        Хотел приподнять очки, но Маша перехватила движение. В груди шевельнулся отголосок знакомого чувства. Как было в школе или на танцах… Вместе с тем ещё возникло легкое головокружение, как будто десять раз крутнулся на месте вокруг своей оси. Два чувства смешались в равных пропорциях. Мягкая ладошка удерживала руку. По ней словно пускали маленькие разряды тока.
        - Не надо, - чуть слышно прошептали земляничные губы.
        - Не переживай, все будет хорошо. И не смей плакать, а то тушь потечёт, - я погладил по нежной коже и слегка отвел воздушную прядь волос.
        Девушка удивленно вздернула брови и тут же полезла в сумку за зеркальцем. Женщины! Всегда заботятся о своей внешности.
        Уж не знаю, какие эмоции отразились на моем лице, но бровки снова удивленно взметнулись вверх. Мимо, шелестя подошвами, скользили редкие прохожие. Слегка посмеивались, глядя на нашу пару - колхозник и принцесса беседовали посреди тротуара. Один старичок даже ободряюще подмигнул, мол, не теряйся, не упусти свой шанс.
        - Слушай, может уйдем отсюда? А то вон как на нас смотрят, - кивнул я на проходящих. - Вон там скамеечка есть, посидим, поговорим?
        Маша кивнула в ответ и вложила в мою протянутую ладонь свою ладошку. Я помог спуститься к берегу озера, где чьи-то заботливые руки сделали небольшую скамейку. Это место было облюбовано живущими неподалеку алкашами, поэтому неподалёку бутылки, окурки, банки из-под консервов.
        Да уж, это не место для любовных посиделок, но… Когда рядом Маша, то остальное уже не так и важно.
        В моём времени она далеко, а сейчас… Сейчас рядом и её плечо прижимается к моему. И тепло её тела было лучшим ощущением в этом времени.
        Надо было о чем-то говорить, но было так хорошо вот просто так сидеть и молчать. Отмахиваться сорванной веткой от плюющих на романтику комаров. Смотреть на рябь на озере, на отражающиеся в воде звезды. Слушать ветер в ветвях липы и молчать под пенье соловья.
        Луна прокатилась по небосклону и встала над озером, когда Маша вздохнула и пошевелилась:
        - Меня дома ждут. Я до подруги отпросилась…
        - Пойдем, я провожу, - кивнул я в ответ. - Прослежу, чтобы добралась нормально.
        Маша усмехнулась в ответ и потом быстро чмокнула в щёку:
        - Проводи меня, рыцарь… С тобой ничего не страшно…

* * *
        - В общем так, до Иваново едем на двух конях. Если будем закупаться, то место нужно. С товаром в машине места не хватит, так что я поеду на своей «ласточке», Лось со мной, а Перец на «Урале», - проговорил Гурыль, когда мы утром собрались возле его дома.
        - А можно я тоже на мотоцикле? - спросил я. - Жарко сегодня, в машине душно…
        - Х… себе, какие мы нежные, - усмехнулся Гурыль. - Ну ладно, валите с ветерком, а я подтянусь. Подождете, если что на Куконковых.
        - Да не вопрос. Подождем, покурим… - хмыкнул Перец. - Падай, Лось!
        Я водрузился на чернокожее сиденье, перетянутое синей изолентой. Перец дернул педаль пару раз и мотоцикл заурчал. Пока водитель устраивался на сидении, мотор ровно и тягуче набирал обороты. Зверь мелко трясся, предвкушая скорую гонку. В окне желтого соседского дома мелькнула чья-то рука, шевельнулись занавески-паутинки.
        - Пассия Гурыля, сохнет по нему, а он все никак. Держи! - Перец протянул шлем, пахнущий пылью. - Надевай! А то нам ещё с гаишниками проблем не хватало. Они и так за каждую мелочь цепляют.
        Да уж, про то, что южские гаишники не берут взяток и в моем времени ходят легенды. Предпочитают действовать по протоколу, порой лишая прав и важных людей.
        Перец поддал газа, и мотоцикл легко сорвался с места. «Урал» вырулил на дорогу, и, наращивая скорость, полетел навстречу свежему воздуху. Вскоре мы выскочили из города и понеслись по асфальтовой дороге, окруженной густым лесом.
        Ветер свистел в ушах, напевая песню свободы, протяжно подвывал на поворотах, менял тональность на спусках и подъемах. По обеим сторонам проносились налитые зеленью березы, высокие травы. Статные ели красовались колючей изумрудной порослью, покачивали блестящими смоляными шишками. вербы и сирени роняли листву в сливные овраги.
        Перец ехал аккуратно, но быстро. То и дело прыгали на «встречку», для обхода машин. Мотор утробно ревел, словно грозно рычал на четырехколесных тихоходов.
        За Палехом показалась черная «Нива», чья лаковая поверхность дразнила солнечными зайчиками. Чем-то угрожающим веяло от машины. Возникло какое-то непонятное щемящее чувство, напомнившее тот момент, когда в упор смотрел зрачок пистолета.
        Перец пару раз пытался обойти лоснящегося «бегемота», но водитель в ответ поддавал газу. Мотоциклист тихо матерился сквозь сжатые зубы. С нами игрались, как с детьми, не давая конфетку - убирая протянутую руку в последний момент.
        Перец резко вывернул руль влево. Взревел мотор. Мы рванули на обгон. Автомобиль заорал в унисон и моргнул пару раз левым сигналом поворота. Мотнулся влево, чуть не зацепил переднее колесо.
        - Да он, б…ть, издевается! - рявкнул Перец, когда пристроился обратно за «Нивой» глотать выхлопные газы.
        - Пацаны, а покатайте на мотоцикле! - высунулась из заднего окна размалеванная девица.
        - Пусть тебя катает баран за рулем! - проорал в ответ Перец.
        Зря, ой зря. У «Нивы» загорелись стоп-огни, машина со скрипом затормозила, оставляя следы на асфальте. Мотоцикл чуть не въехал в лакированный багажник. С большим трудом вырулили. Перец ещё раз тихо выругался, когда машина выпустила на свободу одинаковые фигуры угрюмых пассажиров.
        Мы тоже слезли с нагретых сидений. Рядом проносились обогнанные ранее машины. Никто не хотел встревать в наш разговор. Судя по хмурым рожам, беседа грозила стать увлекательной. Вот этого нам только не хватало!
        - Ты не лезь, я справлюсь сам! - негромко процедил Перец.
        - Уверен?
        - К гадалке не ходи, - он сплюнул на дорогу.
        Вышедшие из машины казались однояйцевыми близнецами - крупные шеи, короткие стрижки, наколотые перстни на волосатых пальцах. Даже жующие челюсти двигались в одном ритме, различия находились лишь в одежде и формах лиц. У водителя курносая физиономия напоминала кирпич, у двух других головы округлые, похожие на шары для боулинга.
        - Ребят, а вы не охренели так выплясывать? - поинтересовался Перец.
        Он слегка подрагивал, как натянутая тетива. Со стороны казалось, что вот-вот расплачется, но небольшие глазки держали всё под контролем.
        - Юморист? Никаких плясок не было. А вот от тебя идет неуважение к старшим. Ты кого, карась, бараном назвал? - водитель почесал скулу костяшкой кулака.
        - Как тебя ещё назвать, если выцыганиваешь на дороге? Места мало? - спросил Перец.
        Пассажиры тем временем обошли мотоцикл, осматривали «Урал» и прищелкивали языком. Оглядывали по-хозяйски, уже ощущали себя летящими по дороге, в кожаной косухе и с сисястой подругой за спиной. А вот и подруга вылезла. Худая как трость, размалёвана ярче клоуна, на вид тридцать лет, но если умыть и переодеть - то больше двадцати не дашь.
        - Ну, долго вы там? Брусок, покатаешь меня на мотоцикле? Пацанчики отказываются, - плаксивым голосом протянула девчонка.
        - Да, моцик зачетный! Как раз за «барана» и отслюнявишь! Чтобы белыми зубками дальше солнышку скалиться! Чугун, прыгай за баранку, мы с Марго следом двинем. С ветерком прокатимся, родная! - водитель «Нивы» шлепнул девицу по плоской заднице.
        Марго взвизгнула и залезла на мотоцикл, сверкнув белыми трусиками. Парни довольно заржали. Похоже, вопрос с мотоциклом решен и дальше нам или топать ножками, или ждать ясные очи Гурыля. Вряд ли нас так просто отпустят…
        Тревожное чувство держало в напряжении.
        - Мужчины, может, вы возьмете деньгами? Я не знаю, но этой суммы должно хватить в качестве извинения за невольное дурное слово. Александр, помоги девушке спуститься, - Перец достал из внутреннего кармана небольшое портмоне.
        Мужчины заинтересованно подошли к открытому кошельку, заглядывая внутрь. Я протянул руку девушке, яркие губки удивлённо распахнулись. Сзади дробью рассыпались звуки ударов. Спустя две долгие секунды на землю упали три мешка с картошкой. По крайней мере, звуки падения очень похожи.
        Когда я обернулся, то всё уже было кончено. Моей помощи даже не понадобилось.
        - Брусок, ребята! - девица кинулась к лежащим без сознания дорожным хулиганам, потом повернулась к нам. - Да знаете, что с вами будет, козлы?
        - А ведь и правда, Сань! Они же мстить будут, страшно и жестоко! Давай всех четверых завалим на х…? - Перец скорчил кровожадную рожу, убирая кастет обратно в кошель.
        Старая шутка - когда «жертва» открывает кошелёк, то к нему невольно тянутся заинтересованные. Но заинтересованные даже не подозревают, что в следующий момент потеряют весь интерес, зачастую вместе с сознанием. Эффект неожиданности очень хорошо вкупе с подкрепляющим фактором в виде кастета.
        - Мальчики, что вы. Я пошутила, не убивайте, пожалуйста! - девчонка выставила перед собой руки, защищаясь от наших фигур.
        Побледневшая, с блеснувшими слезинками в уголках глаз, она больше не казалась такой нахальной и распущенной. Обычная девчонка, лишь запуталась немного.
        - Дура! Пацану западло бабу трогать! Вышла бы замуж, да детишек растила, а не под этих гоблинов стелилась, - Перец точно прочитал мои мысли.
        - Учитель хренов, вали, давай! Учить ещё будет! Брусок меня любит - жениться обещал! Вот встретимся лет через пять и поговорим. Тогда и дети будут, и муж деловой! Тогда, может, и на завод пойду, а пока молодая, могу и погулять, - у девчонки расплылась дешевая тушь, превратила лицо в маску зловещего клоуна-маньяка.
        - Ну-ну, гуляй, дурочка! Вряд ли кому потом нужна будешь. Не того кандидата рассматриваешь! - Перец удобнее устроился на сидении.
        - Да идите вы на… - последние слова утонули в реве заводящегося мотора.
        Мотоцикл прыгнул с места, увозя нас от неудавшихся бандитов. Парни в различных позах лежали на обочине, словно мультипликационные казаки на привале. Над ними суетилась причитающая девчонка.
        Да уж, в сравнении с ней Маша Вахотина очень здорово выигрывала…
        Глава 24
        Призы были закуплены, оставшиеся деньги, которые я пожертвовал на миниолимпиаду, распределены между членами старшего поколения. Конечно же я понимал, что старшаки не будут просто так сдерживать щеглов - каждому хотелось ухватить свой кусочек халявы. Милиционерам тоже пришлось сделать подарки, чтобы они смогли своим присутствием напоминать о том, что лучше не хулиганить.
        Конечно, можно было обойтись и без милиции, но я хотел перестраховаться и на всякий случай оградиться от возможного нападения ребят с Серовки. Всё-таки близость стадиона, где не без помощи Николая Николаевича и Александра Васильевича нам разрешили провести соревнования, к улице Серова заставляла принимать подобные меры.
        Знакомые врачи тоже согласились подежурить на поле. Всё-таки мальчишки есть мальчишки - без царапин и синяков даже за хлебом порой редко сходишь.
        И вот настал день соревнований. К девяти утра подтянулись основные силы, пылающие желанием забрать главные призы и посмотреть победно на своих пацанов, а также на пацанов с других районов. Пока что стояли группками, слегка в отдалении от других.
        Ну да ничего, после начала соревнований все перемешаются между собой, соединятся в одну общую массу, которая будет радоваться, болеть и переживать за участников. Старшие объяснили щеглам, что драки и наезды в этот день запрещены, что виновник понесет серьезные кары, вплоть до откола от основной группы. После подобного откола нормальные пацаны руку отколовшемуся не подадут и будут рассматривать его как чухана.
        Все были предупреждены, даже слегка с администрацией согласовано. Правда, для этого пришлось задействовать уже Ковалькова и через него получилось договориться с чиновниками о невмешательстве взрослых в пацанские забавы. Взял на себя ответственность за проведение. Не знаю, какими правдами-неправдами ему это удалось сделать, но у него получилось и это не могло не радовать. Да уж, в свете последних событий любые пацанские сходки вызывали подозрение, а тут целый молодежный праздник.
        Поболеть за свои районы, за своих детей пришли и взрослые, а также куда без девчонок? Наблюдатели и болельщики устроились на плитах-скамейках по обеим сторонам стадиона. Машина с призами стояла в теньке за двухэтаэжной спортивной базой.
        Перед началом соревнований слово взял Николай Николаевич. Он кашлянул в мегафон, проверяя звук, потом посмотрел на семь групп молодых пацанов, собравшихся на стадионе.
        От каждого района старшие отобрали по десять пацанов, которые будут в основной команде, и по пять человек на различные конкурсы. Так как соревнования были неофициальные, то и формы особой не предполагалось. Обычные майки, трико, кеды… Я предложил для различий в командных соревнованиях сделать повязки на руке разных цветов. Голубой цвет исключили сразу - заменили его черным. Сто пять глазастых и вихрастых пацана примерно одного возраста стояли сейчас перед небольшим возвышением, подобно гладиаторам перед цезарем. Вот только в этот раз мы хотим обойтись без крови и увечий, сопутствующих гладиаторским играм.
        Николай Николаевич начал говорить:
        - Дорогие друзья, многие среди вас знакомы друг с другом, знают по школе, по саду, по сопредельным улицам… Сегодня мы открываем первые игры среди молодежи под названием «Быстрее! Выше! Дружнее!» Эти игры призваны сплотиться и внести дух спортивного соперничества в наши ряды! Нормального, здорового соперничества, когда энергия и сила идет на благое дело, а не на попытки завоевать никому ненужный асфальт. Я надеюсь, что подобные соревнования будут проходить каждый год и каждый год мы будем иметь шанс радоваться за победителей и подбадривать побежденных! Вы согласны со мной?
        Переглядываясь и неуверенно кивая, ребята вразнобой прокричали своё согласие. Я стоял среди ребят и тоже согласно гаркнул. Что-то было в этом такое, завораживающее, что ли… Как будто стоял перед омутом и вот-вот должен сделать шаг, чтобы нырнуть в глубину, а потом вынырнуть наружу.
        - Что-то вас плохо слышно! Вы согласны? Три-четыре! - Николай Николаевич взмахнул рукой, как дирижер палочкой, и тут…
        Сотня глоток дружно прокричала:
        - Да-а-а!!!
        - Тогда пусть начнутся наши игры!!! - взревел Николай Николаевич и, в лучших традициях американских боевиков, воздел руки к небу.
        И вновь дружный ор был ему ответом. А дальше…
        Дальше начались соревнования. Отчасти «веселые старты», отчасти физподготовка, отчасти просто дурашливые конкурсы. Самым первым был конкурс, когда нужно было засунуть между коленей мяч, пробежать с ним десять метров, потом попасть им в обруч на земле, схватить скакалку и, прыгая через неё, добраться обратно. Там следующий участник перехватывал скакалку и мчался вприпрыжку до обруча, где засовывал мяч и двигался с ним к старту.
        Это был один из конкурсов, которые мы приготовили. За жульничеством следили старшие, которые пресекали пробежки со скакалкой или попытки промчаться с мячом подмышкой.
        Улица начала развлекаться…
        Ребята охотно подхватывали нашу затею. Летом либо на огороде копаться, либо купаться до посинения, либо маяться дурью, а тут… Среди толпы, среди своих, под взглядами хихикающих девчонок - что может быть лучше для развлечения?
        Так как соревнования всё-таки были спортивными, то мы исключили такие пацанские забавы, как игру в ножички, «догони меня кирпич» или «туз-правитель». Решили остановиться на менее травмоопасных занятиях.
        И вот у нас начали появляться первые победители - в небольшой разминочной эстафете победили Рабочие. Им удалось вырваться вперёд с ощутимым отрывом. Пацаны с красными ленточками на предплечьях радостно вскидывали руки, радуясь победе.
        Всё-таки мы в то время были пацанами… Да, хотели походить на взрослых, пробовали зятягиваться и кашляли, кривились от самогона, а потом блевали за углом. Перенимали те привычки, про которые нам говорили, что они плохие. И только повзрослев и заматерев, понимали, что говорили-то нам правду, но тогда… Тогда всё это казалось игрой, хреновой, но всё-таки игрой во взрослую жизнь. А на самом же деле, энергия из молодых душ требовала применения, вот только применять её особо было некуда…
        Новый конкурс, новая награда, новые радостные крики. Для пацанов это и в самом деле был праздник. Даже присутствие милиции воспринималось вовсе не в штыки, а наоборот - как необходимость. Не обходилось и без эксцессов, но за подобным четко следили старшие и после их слов все неловкие ситуации стухали, как будто огонь тушили песком, забрасывая зарождающийся конфликт при первой же вспышке.
        Всё проходило в атмосфере дружеского соревнования, как будто и не было недавнего происшествия. Как будто не было той безумной ночи…
        Среди сидевших на скамейке девчонок я заметил Машу. Она поглядывала на меня, но больше ничем не выказывала свой интерес, хихикала и переговаривалась с остальными девчонками, которые обсуждали потеющих на поле стадиона мальчишек.
        Конкурс проходил за конкурсом, соревнование за соревнованием. Всё тихо, мирно, весело и задорно. Молодость дышала энергией, выпуская её, а взамен получая призы и поощрение в виде аплодисментов.
        Где-то на половине соревнований Николай Николаевич предложил командам поменяться повязками. Сначала это вызвало непонимание среди пацанов, но старшие кивнули, мол, так надо. С неуверенностью и показной неохотой пацаны начали меняться повязками с другими. В итоге получились новые команды, с разных районов и концов небольшого городка.
        Об этом тоже было договорено со старшими и остальными участниками соревнований. Сюрпризом было только для пацанов. Им пришлось участвовать в новых конкурсах и с новыми ребятами. Так как менялись произвольно, то в среднем силы примерно были равны. Всё это было сделано для того, чтобы показать - среди других районов нет врагов. Есть такие же пацаны, на которых можно положиться и которые играют с тобой в одной команде…
        И я видел, как постепенно слаживаются команды. Как игроки в волейбол помогают друг другу, как взаимодействуют и поддерживают. Как постепенно начинается знакомство друг с другом, узнавание, растапливание льда… Может быть ради этого я и собрал их всех на стадионе? Или нет?
        Может быть это всего лишь дань памяти Серёге Курышеву, который сейчас лежит в могиле, а его душа откуда-то сверху смотрит на нас? Он по-любому был бы рад поноситься с мячом по полю или забить гол в красивом падении. А потом встать, отряхнуться и подмигнуть сидящей на скамейке Ленке. Да, Ленка обязательно бы сидела, вот как Маша сейчас…
        И смотрела бы точно также сверкающими бриллиантами глаз!
        Я не удержался, попросил у Гурыля замену и отскочил к сидящей на скамейке Маше.
        - Привет! Ну, как ты здесь? Всё нравится?
        - Да, здорово придумали! А можно также только для девочек устроить? - лукаво улыбнулась в ответ.
        - Я думаю да, и ребята тоже придут посмотреть, поболеть за вас, - кивнул я. - Надо только с тренерами договориться.
        - Я думаю, что ты сможешь. Вон, как всё хорошо получилось… - Маша кивнула на смеющихся пацанов, которые только что забили мяч противоположной команде.
        - Ну, я только хотел помочь ребятам познакомиться ближе, показать, что не все кругом враги. Что можно и без драки решить споры…
        - Лосев Александр Владимирович? - послышался позади голос, от которого веяло официозом за версту.
        - Да, это я, - я обернулся и ещё не успел убрать улыбку с лица. - А в чем дело?
        Уперся взглядом в холодное лицо ивановского следователя, который совсем недавно был у Ковалькова в кабинете. Один из двух. Худощавый…
        - Следователь Коржев, Владимир Михайлович, - представился следователь и махнул корочкой перед моим носом. - Прошу проследовать за мной.
        С двух сторон я заметил ещё двух человек, одетых в гражданское. Однако, прически ёжиком, спортивные фигуры и внимательные взгляды не оставили сомнений в том, что передо мной ребята из опергруппы. И эти ребята явились точно по мою душу.
        - А в чём дело? Я же давал подписку о невыезде? Мы вроде бы всё решили? - спросил я в ответ.
        Очень не хотелось уходить от Маши. Вот прямо-таки совсем не хотелось.
        - Есть несколько вопросов касательно умершего, Павлова Николая Сергеевича. У нас есть подозрения, что вы самым непосредственным образом причастны к его смерти.
        Надо было видеть, как побледнела Маша. Она чуть ли не отпрыгнула от меня, как от прокаженного. Её широко раскрытые глаза уставились на меня:
        - Саша, это… правда?
        - А вот это мы и выясним. Девушка, попрощайтесь со своим другом. Если всё хорошо, то он вскоре вернется, - почти ласково проговорил следователь.
        Маша словно не слышала его, она снова спросила и в её голосе послышались слёзы:
        - Саша, это правда? Скажи?
        Я в ответ вздохнул и посмотрел на следователя:
        - Хоть переодеться-то можно? А то у меня майка мокрая и вообще…
        - Переодевайся, - кивнул следователь, и посмотрел на одного из своих подручных. - Серёжа, проводи молодого человека.
        - Саша… - потерянным голосом произнесла Мария.
        Я развернулся и пошагал в сторону спортивной базы. Следом за мной затопал подручный следователя. На душе было погано…
        Переодевшись под пристальным взглядом оперативника, я накинул сумку на плечо и начал завязывать запыленные кеды. В голове роились разные мысли, начиная от плохих и заканчивая самыми хреновыми. Самые хреновые мысли не позволяли шнуркам нормально завязаться. Непослушные белые полоски выскальзывали из пальцев.
        - Ну что ты там застыл? Рубль нашел? - хмыкнул в дверях Сергей.
        - Да иду я, иду! - буркнул я в ответ, засовывая одежду в сумку.
        - Давай шустрей, нас заждались! - скомандовал милиционер и пропустил вперед.
        - Может, чайку? - я слегка поиграл на нервах у оперативника.
        - Может, по почкам? - милиционер почти ласково поинтересовался в ответ.
        Коридор спортивной базы провожал нас суровым молчанием. Скрипнул линолеум на полу, словно благословил в дальнейший путь, и мы оказались на широкой уличной лестнице.
        - Вы что так долго - ремонтом занимались? - выплюнул Коржев, стоя на приступках.
        В его руке отрывисто бурчала рация. Костяшки побелели - ещё чуть-чуть и ворчащая коробочка брызнет черными осколками по плиткам ступеней. Лицо побледнело, на открытом лбу дрожали бисеринки пота. Казалось, что немного подтолкни, и он кинется на меня.
        С чего бы такая разительная перемена? Не ждал, конечно, любви и обожания, но и подобная резкая перемена обескураживала. Какая вожжа ему под хвост попала?
        - Долго не мог завязать шнурки. От волнения пальцы корявыми стали.
        Владимир Михайлович зло мотнул головой в сторону двери:
        - Волнуешься? Это правильно… За мной! И не делай глупостей!
        - И не собирался, - буркнул я в ответ.
        Коржев пошел первым, за ним я, а следом два оперативника с добрыми и сердечными лицами.
        В таком составе нас и встретил Гурыль за углом. Я готов был вернуться обратно и опять выйти, чтобы увидеть, как у него открылся рот. Челюсть чуть не упала на землю, но парень тут же справился с собой, и кроссовки примяли разноцветные широкие листья лопухов на земле. С решительным видом он перегородил дорогу. С таким же видом Перец слезал с мотоциклами перед неудачливыми «бандитами».
        Из-за угла выплыл бело-голубой «Уазик».
        - Куда вы его? - спросил Гурыль у Коржева.
        - Не твое дело. Вали отсюда!
        - Я поеду с ним.
        - Ты у него вместо няньки? Дергай отсюда, Арина Родионовна, - хмыкнул один из сопровождающих.
        «Уазик» подкатил к выходу и из недр вылез ещё один представитель власти. Где же берут таких здоровых - на какой ферме выращивают? Шофер не уступал по комплекции остальным милиционерам.
        - Я еду с ним! Вы не имеете права! Я же соберу всех наших! - лицо Гурыля налилось жаркой кровью.
        О каких наших говорит? О пацанах?
        - Собирай кого хочешь! Увидитесь после допроса! - почти выкрикнул Коржев, и жесткая рука вцепилась в мое плечо.
        Три милиционера подобрались, как тигры перед броском, медленно двинулись к Гурылю. Тот не отступил, опустил немного голову и слегка поднял плечи. Кончики пальцев подрагивали, словно молодые листочки под порывами свежего ветра.
        Если три бандюгана на дороге не готовились к встрече с крупными кулаками, то три милиционера наоборот - следили за каждым движением Гурыля.
        - Эй, ребята, хорош! Ну что вы, в самом деле! Гурыль, мы вместе съездим в отделение. Ты там сможешь подождать? - может, я и смалодушничал, но не хватало ещё драки с милицией на празднике спорта.
        Любопытные озирались на нас, с неодобрением покачивали головами - сразу осудили и вынесли вердикт: пацаны набедокурили и теперь их забирают в отделение. А ещё на меня смотрела Маша. На её щеках проложили путь две мокрые дорожки.
        - Лезь в машину! Без тебя разберемся! - Коржев сильно толкнул, почти ударил.
        Я едва не упал. Пробежал несколько шагов по траве, обернулся. Внутри забурлила злость, будто потревоженное шампанское готовилось вытолкнуть пробку из полуоткрытой бутылки и выплеснуться наружу. Кругом словно покраснело, приутихла изумрудная листва деревьев, синь неба, зелень сочной травы. Оставалась красная пелена и очертания предметов, темнее или светлее, пришлось пару раз моргнуть, чтобы скинуть наваждение.
        Следователь улыбнулся, глядя на меня. С вызовом кивнул, приглашая действовать, рука отстегнула ремешок кобуры. Я с огромным трудом погасил жгучий порыв кинуться на него. Он презрительно хмыкнул, рука медленно потянула за рукоять.
        Три быкообразных представителя власти также неспешно подходили к Гурылю. Тот понемногу смещался в сторону, не давал зайти за спину. Ещё секунда и кто-то сделает первый удар, а там…
        - Остановитесь! - пророкотал знакомый басок.
        Коржев вздрогнул, будто сквозь него пропускают двести вольт, и обернулся на зычный голос. К нам приближался Ковальков.
        Милиционеры оглянулись на следователя. Гурыль облегченно выдохнул, круглое лицо немного просветлело:
        - Товарищ следователь, тут они…
        - Я все знаю. Так надо! - проговорил Ковальков и повернулся к Коржеву. - Сколько вам нужно времени для допроса?
        - Он будет заключен под стражу до окончания расследования. Пока не выяснится, что на самом деле случилось. Уйми своего крепыша или он тоже отправится с нами, - процедил следователь.
        Гурыль тут же вскинулся. Лицо красное, на висках капли пота.
        - Я согласен! Поехали вместе! Чё ты головой мотаешь? Зарядить в нюхальник одному из напарников? - он мотнул круглой головой в направлении угрюмых милиционеров.
        - Гурылев, успокойся. Ты сейчас поедешь со мной. Молча! Так нужно - поверь мне! - в конце фразы Ковальков повысил голос.
        Милиционеры открыто ухмыльнулись Гурылю в лицо. Один сплюнул на землю, почти попал на кроссовок. Гурыль сдержался, хотя желваки ходили ходуном. Оба здоровяка разочарованно повернулись к машине.
        Я ловил взгляд Ковалькова, но следователь смотрел в сторону играющих. Я положил сумку с одеждой на землю.
        - Гурыль, спасибо за помощь.
        - Садись! - следователь открыл дверь «Уазика».
        Гурыль попытался дернуться за мной, но широкая ладонь Ковалькова легко остановила подопечного. Они перекинулись парой слов, к сожалению, я не смог расслышать сказанное - садился в машину.
        Ладонь следователя толкнула в спину ещё раз. Нагретое нутро машины швырнула в нос запах затхлости, табака и какой-то непонятной кислятины, словно в кабине кого-то стошнило и рвоту отчистили не до конца. Двое залезли вперед, а с левой стороны сел Коржев. Здоровенный оперативник примостился справа. Я оказываюсь зажат между твердыми телами, как орех в зубах Щелкунчика.
        - Ну чё, парень, добегался? Пора остановиться и подумать о жизни! - обернулся к нам водитель и добавил. - И о смерти!
        Прокуренные зубы расплылись в довольной улыбке. Картофельный нос сморщился гармошкой, когда уголки губ разъехались в стороны. Ощущение власти явно доставляет ему удовольствие.
        Коржев смотрит на меня так, словно уже опускает меня в серную кислоту. С размаха хлопает дверь, машину покачивает.
        Поворачивается в замке ключ зажигания, под ногами несколько раз вздрагивает пол. Звуки лязгающего железа заполняют салон, мотор никак не хочет заводиться. Машина чихает и трясется как курильщик с многолетним стажем…
        Мы начинаем движение в сторону неизвестности…
        Глава 25
        - Ну что, будем сразу признаваться или в молчанку поиграем? - глядя перед собой, спросил Коржев, когда мы выехали за пределы Южи.
        Я счел за лучшее промолчать. Признаваться во всём и хоронить себя заживо? Ну да, нашли дурака…
        Коржев огорченно вздохнул и коротко влепил локтем в солнечное сплетение. Резко, словно щелкнул кнутом
        Твою маму, как же больно! Тут же сбило дыхание, жаркий взрыв в груди заставил согнуться.
        Лбом ударился о подголовник, успел увидеть в серой обшивке круглую дырочку с обгорелыми краями - память от неаккуратно курившего пассажира. Крепкая рука оперативника потянула за шиворот назад. Тело разогнулось, я жадно хватал ртом сопревший воздух салона. Воздух заходил кусками, как горячий пирог, я почти руками запихивал его в себя.
        - Я предупреждаю всего один раз. Если не начнешь говорить сам, то будет больно и неприятно. Нам всё известно. Корефан признался, что это ты порешил того пацаненка. Мне немного жаль тебя. Очень немного. Хэк! - локоть без размаха въехал в нижнюю челюсть.
        Зубы клацнули со звуком ружейного затвора. Я чуть не прикусил язык, когда голова откинулась назад. Во рту появился металлический привкус крови, от боли помутилось в голове.
        Что говорить? Как выкручиваться?
        Когда же это закончится? Непонятные смерти, непонятные люди, непонятные ситуации, непонятный следователь и очень понятный я?
        Широкая ладонь сержанта удерживала за шею. Он придерживал меня, когда от следователя прилетело ещё два удара в грудь, потом тоже присоединился к веселью. Я старался закрыться от ударов, но это мало помогало.
        Я закрывал голову и грудь, но тычки попадали по спине, ногам. Хорошо ещё, что из-за тесноты кабины мужчины не могли сильно размахнуться. В лобовом стекле мелькали проплывающие березы, ели, сосны. Выскочил бы наружу, но с двух сторон падают вихри из кулаков и локтей.
        Не дать им понять, что мне страшно. Держаться, не показывать… Удар по затылку и в голове вспыхнула сверхновая. Им не сломать меня. По носу…
        Блин!!! Как же больно.
        Очередной удар, попавший в челюсть, оборвал что-то внутри. Меня захлестнула волна бешенства, кровь ударила в лицо, запылали щеки. Гандоны! Я открыто взглянул в лицо Коржева.
        В глазах следователя возник живой интерес. Пропала скука, он даже чуточку улыбнулся. Жесткие костяшки врезались в мою челюсть, проехались по носу, дернули кожу на скулах. Но я не почувствовал боли, лишь ярость взрывала мозг изнутри. Ноздри бешено раздувались и у него, и у меня. Руки сами собой начали блокировать удары. Я пропускал удары вскользь, не позволял ударить в полную силу. У него, кроме интереса, показывается ещё и изумление. Оперативник начал рыться в кармане куртки.
        - О-о-о, терпила ещё и рыпается! Дайте-ка, я ему тоже навезу! - повернулся милиционер спереди.
        - Не лезь! - прохрипел Коржев.
        Сжатые кулаки затрещали от нахлынувшего гнева. Тело напряглось, превратилось в сплошной комок мышц. Удары не чувствовались. Мутная красная пелена завесила взгляд. Звук урчащего мотора, глухие хлопки по телу, отдаленный разговор милиционеров - все слилось в одну сплошную волну шума, который удаляется и в то же время присутствует рядом.
        Внутри горел ярким пламенем клубок огня. Капли раскаленной лавы разлились по всему телу. Что-то рвалось наружу, ломало тонкие преграды сознания. Что-то незнакомое, гневное и разрушительное. Руки костенели, ноги превращались в стальные столбы, позвоночник сгибался дугой.
        На миг я ясно увидел себя внутри машины, милиционеров по краям и впереди. Люди застыли, как будто кто-то нажал на видеопроигрывателе кнопку «пауза». Сознание выпорхнуло из тела и зависло в салоне. Дым неторопливо вытекал изо рта водителя, закрывался в моргании глаз милиционера на переднем сидении, летел к моему лицу кулак следователя.
        И змеилась молния шокера в руке сержанта!
        Так вот что он искал в кармане!
        А я как раз повернулся к Коржеву, руки закрывали голову. Шокер потянулся к моей шее, должна ужалить в то место, где заканчивается стрижка. А это…
        Это чревато смертью!
        Неудержимая сила повлекла обратно. Снова ощущение тела. Я извернулся, как мог, вжался в пыльное сидение, и мимо моего носа пролетела рука с зажатой молнией. Как по расписанию электрический разряд встретился с кулаком Коржева.
        Короткая вспышка…
        Запахло горелой плотью, как будто опалили забитую свинью! Фу, ну и вонища! Следователь выпрямился на сидении, ударился головой о потолок салона и всей массой завалился на меня. Коржева колотило от бешеных судорог. Накатившее исступление спало, заныли ушибленные ребра.
        - Стой! Тормози, Илюха! - тут же заорал проштрафившийся оперативник.
        Тот ударил по тормозам, всех бросило вперед и расслабленное тело свалилось с меня. Я уперся рукой в спинку правого сидения - не сумел отказать себе в удовольствии подставить локоть под нос падающему следователю. Впереди раздался мат - сидящий на пассажирском милиционер приложился лбом о торпеду.
        - Что у вас там? - обернулся водитель, пока оперативник рядом потирал лоб.
        - Херня получилась. Хорош рыло тереть, помоги Михалыча вынести! - скомандовал оперативник, виновато осматривая расслабленное тело следователя.
        - Ему терпила так зарядил? Хана тебе, пацанчик! - рявкнул водитель и выскочил наружу.
        - Остынь, ему и так досталось. Не болтай, берись за плечи! - «шокерист» распахнул дверь, из которой повалился следователь с окровавленным лицом.
        Суховатое тело следователя вынесли наружу. Я помог из сострадания - все-таки не слабо получить разряд, особенно когда не ожидаешь. Хотя, если бы мог, то приложил шокер и не отпускал бы до тех пор, пока тело не перестанет трястись.
        Следователя положили на траве. Коржев слабо подергивался. Накосячивший отирал бледное лицо мокрым платком, слушал пульс на руке. Водила с другим милиционером закурили в стороне.
        Я смог оглядеться. Ого! Оказывается, мы выехали далеко за город и встали за Преображенским. Вечер опустился на землю, покрыл деревья и кусты оранжевым светом.
        По сторонам дороги высился лес, весь в теплых красках, манящий и родной. Зеленые ели переплетались с изумрудными березами и цветущими кустами. Под лучами вечернего солнца деревья словно выступали на модном показе.
        Изнутри леса кричала свобода. Воздух влажно пах грибами и мхом. Лес манил и завораживал, из глубины шел необъяснимый зов… Хотелось сорваться и мчаться прочь, сломя голову.
        - Эй, ты куда направился? А ну залезь в машину! - водитель щелчком откинул в сторону окурок.
        Бычок пролетел по широкой дуге и упал в придорожную канаву, коротко пшикнув напоследок. Я не заметил, как отошел к другому краю дороги. Хрипло прокаркал в стороне угольно-черный ворон. Его блестящие глазки оглядывали нашу группу, костистые ноги нервно переступали по рыхлой земле.
        - Надень на пацана браслеты, пусть в машине покукует. О, смотри, и Михалыч очухивается. Крепкий он все же мужик, если после такого разряда уже приходит в норму, - оперативник ещё раз намочил платок и отер лицо следователя.
        - Я после шокера раньше врубаюсь, так что не такой уж он и крепкий, - заметил водитель и вытащил из-за пояса наручники.
        Холодные тонкие браслеты туго стянули мои запястья. Вот и забежал в лес…
        - Ага, от обычных шокеров, но у меня тесть - инженер-электронщик. Вот он и прибавил моей игрушке немного мощности. С червонца килоджоулей поднял до сороковника - на полчаса гарантировано расслабление и пускание слюней. Толковый он мужик, если бы не бухал ещё, - сплюнул оперативник.
        Коржев открыл глаза и ошалело оглянулся по сторонам. Милиционер затолкал меня в «Уазик» и хлопнул дверью. Водитель тоже залез со своей стороны, устало уставился на меня в зеркало заднего вида.
        - Куда же ты полез, молодой? Свободы вам мало? Нервяка не хватает? - сочувственно проговорил он, поглядывая на обочину, где поднимали следователя.
        - Так получилось. Куда мы теперь? - спросил я, разбитые губы не очень располагали к беседе.
        - В СИЗО, куда же ещё, - произнес водитель и вытащил из пачки сигарету. - Не куришь?
        Я отрицательно помотал головой, посмотрел на следователя. Тот сидел на траве и материл неосторожного оперативника за «сюрприз».
        - В СИЗО? Так сразу? - поинтересовался я пониженным тоном, чтобы не услышали на улице.
        - А чего тянуть-то? Вроде как твой кореш Коротыш настучал, мол, он видел всё и за скощуху раскололся.
        - Ничего себе. Ну и дела-а-а, хрена себе, - покачал я головой.
        - Ладно, тихо тебе - вон Михалыча ведут.
        Распахнулась дверца и, на сидение рядом аккуратно посадили бледного следователя. Тот посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я тоже не пытался завязать разговор.
        Коротыш не мог на меня всё повесить - не верю, это всё вранье следователя!
        Или мог? И нет пацанского единства - враньё это всё? Красивые слова для тех, кто по своей молодой дурости верит в героизм и самопожертвование… А как прижмет, так сразу пропадают все принципы и прочий пафосный налет?
        Полчаса монотонной езды, и мы приехали в Иваново. Никогда не любил областной центр - хмурый он какой-то, тревожный, хотя ему и присвоено красивое звание «города невест».
        Непонятное волнение возникало всегда, даже когда большой компанией гуляли по серым улицам. Вроде бы и веселились и смеялись, но гнетущее чувство тревоги не оставляло во время прогулки ни на миг. Какая-то опасность таилась в большом городе, заставляла беспокойно оглядываться назад, противно чесались лопатки, словно предчувствовали удар в спину.
        Машина покрутилась по городу, мы подъехали к серому высокому забору, поверху которого змеилась колючая проволока. Слева от коричнево-грязных ворот вылезло небольшое кирпичное строение КПП. Из-за забора выглядывало побеленное четырехэтажное здание с гостеприимными решетками на окнах. Два человека с автоматами курили у железных ворот. Водитель остановился, извлек из бардачка сверток и вышел из машины. Вскоре он скрылся за железной дверью пропускного пункта.
        - Михалыч, когда пойдем оформлять клиента?
        - Прапорщик, сиди на месте, там всё договорено, - буркнул следователь.
        Вскоре вернулся водитель. Без свертка в руках. Как-то обычно, обыденно, словно не в первый раз. И почему я не удивился? Сходил, отдал, вернулся - будто за хлебушком до магазина сносился.
        - Все нормально, можете заводить.
        - Пошли, - скомандовал Коржев, и дернул меня за руку.
        Летний вечер разлил по небу черноватую синеву. Территория вокруг освещалась мощными фонарями, наверно, так светло не бывает и днем. Курящие охранники посмотрели на нас безразличными взглядами, коротко кивнули Коржеву. Вряд ли он здесь был редким гостем.
        - Подожди в машине, дальше я сам! - скомандовал следователь сержанту и кивнул одному из охранников.
        Тот внимательно осмотрел меня и открыл скрипучую железную дверь. За ней оказалась ещё одна. Скрежет замка отозвался холодом, и мы оказались внутри. Запах хлорки мешался с застарелым табачным дымом. Как же тут неуютно и мрачно.
        Серые стены, широкие щиты с инструкциями и приказами, затертая плитка на полу. Тягостное зрелище, удручающее и давящее. Слева комната за толстым стеклом, там маячило одутловатое лицо дежурного.
        - Привет, Серега, мы к Васильичу.
        - С этим? - дежурный лениво кивнул на меня.
        - Я же сказал - мы. Хотя, пускай он тут у тебя постоит немного.
        Я молчал. Дежурный нажал на кнопку, и ещё одна решетчатая дверь открылась, поглотив следователя.
        - За что тебя? - дежурный явно скучал и соскучился по общению.
        - А это так важно?
        Жестоко ломило тело, кровь из рассеченной брови свернулась коркой и мешала моргать. Заведенные за спину руки немели от наручников. Впереди маячит мрачная неизвестность, известная лишь через призму кинофильмов, да услышанная из рассказов отсидевших знакомых. Сейчас не было никакого желания общаться.
        - Ну не хочешь - не говори, но редко кто из привезенных Коржевым в нормальное место попадал. А уж на волю и вовсе никто не возвращался, - дежурный явно обиделся на меня.
        - Недавно в Юже был инцидент, - я посмотрел на полноватого парня за стеклом. - Меня приплели зачем-то…
        - Ну да, слышал-слышал, знатный махач сотворили, а теперь невинного из себя строишь. Не боись, у нас тут много невиновных сидит, - хохотнул дежурный. - Но редко кто из пассажиров соскакивает с поезда.
        - Понятно.
        - Не бзди, может и образуется.
        - Как долго у вас тут держат?
        - Кого как. Бывает, что выпускают через неделю. Случается, что суд выносит приговор, а бродяга отсидел у нас даже больше положенного срока.
        Неприятно оказаться в подобной ситуации. Сидишь и ждешь. Наблюдаешь, как день за днем проходит жизнь, а какие-то бюрократы думают, что с тобой делать. Им ведь абсолютно безразлично, что за человек скрывается под картонным листом с надписью «Дело №».
        Вдалеке послышались шаги, дежурный тут же замолчал.
        - Открывай, Серега! Начальник пришел! - за решетчатой дверью показалось красное лицо пожилого человека.
        Писк замка и в небольшое помещение вплыл «начальник»: хорошо за сорок, раздался на сидячей работе, круглая голова и рыбьи глаза навыкате, невысокий, пухленький, довольно медлителен в движениях и заторможен в речи. За ним вошел следователь. Две противоположности одной системы, по фигурам схожи как Кихот и Санчо Панса.
        - Васильич, вот этот ухарь и натворил кучу проблем.
        - Да-а, глядя на тебя можно сказать, что и доставили его с великим трудом, - «начальник» взглянул на бледное лицо следователя.
        Действительно, тому оперативнику хорошо переделали шокер, судороги до сих пор навещали суховатое тело следователя. Скуластое лицо нахмурилось.
        - Мутит с утра, скорее всего отравился чем-то, - ответил Коржев.
        - А с глазом что? Соринка бревнышком залетела? - кривая ухмылка коснулась потрескавшихся губ.
        - Ага, расчесал ногтями на ноге. Хочешь, и тебе почешу? - вспыхнувший следователь тут же одернул себя, - Шучу-шучу, воспаление какое-то.
        - Ладно, поправляйся тогда. Пассажира я определю куда нужно, но ты не затягивай с делом, а то у нас проверка скоро намечается, - Васильевич пожал руку Коржеву и кивнул дежурному. - Документы забери, а то завалятся куда ещё. А завтра с утреца отдашь мне.
        - Его бы на пару дней под крепкий схрон, чтобы и воздух только после проверки проходил! - попросил-приказал следователь.
        Начальник согласно кивнул. Следователь ожег меня взглядом, не сулившим ничего хорошего, недобро усмехнулся, и дверь выпустила его сухощавую фигуру.
        - Ну что, пассажир, пошли знакомиться! Михеев! - «начальник» гаркнул назад, и откуда вынырнул двухметровый амбал. - Давай этого красавца ко мне в кабинет, а я пока выйду на пару минут. Серега! Не спи!
        - Не сплю, Сергей Васильевич! Бдю! - дежурный вытянулся в струнку, если такое возможно сидя на стуле и снова нажал на кнопку открытия двери.
        Начальник вышел вслед за Коржевым.
        - Вперед! - рявкнул Михеев, и железная хватка стиснула локоть.
        Да-а, здравствуй мир незнакомый и пугающий.
        Мы вышли с другой стороны КПП под музыкальное сопровождение скрежещущего замка и очутились на улице. Слева и справа до серого здания протянулся проволочный коридор с острыми шипами по потолку. По этому проспекту я и прошел, напутствуемый окриками немногословного надзирателя. Судя по звездочкам - он дослужился до лейтенанта, а судя по лицу - можно сказать, что сотрудники зоопарка явно утаили побег одной из горилл.
        Лицо, не обезображенное интеллектом, с надбровными дугами, нависающими утесами над запавшими глазками, прямо-таки лучилось добротой и пониманием. Однако доброе излучение проступало, когда надзиратель спал, сейчас же лицо казалось застывшей маской маньяка из фильма ужасов. Узкие губы и выделяющиеся скулы добавляли необходимые штрихи к общему портрету.
        - Иди, не оглядывайся! - всего три подобных команды я услышал за наш недолгий путь.
        Очень содержательная беседа, зато нашлось время подумать и взвесить сложившуюся ситуацию. Проанализировал, поразмыслил и понял, что все хреново. Однако я жив, хотя и побит, и это не может не радовать. Как в анекдоте про падающего с сотого этажа человека, что пролетал мимо пятидесятого и подумал: «Пока всё идет хорошо».
        Войдя в здание, мы подождали, пока откроет решетку очередной дежурный, прошли в левую дверь. За ней горделиво уходила вверх серенькая лестница, ступени проводили скрипом песка на второй этаж.
        - Стой! - мы остановились перед коричневой дверью с золотистой табличкой «Бологов Сергей Васильевич. Директор следственного изолятора». - Лицом к стене!
        Я послушно повернулся и приготовился ждать. Михеев в беседу не вступал, мне тоже не особенно хотелось с ним разговаривать. Около десяти минут я обозревал поверхность стены, изучил трещинки и выемки, когда появился начальник. Он шел, о чем-то задумавшись, а увидев нас, даже оторопел на миг:
        - Вы чего здесь? Ах да, совсем этот следак мне голову забил. Михеев, не нужно его ко мне. Пусти по процедуре и в 47-ю. Ох, и устал я с вами. Все, до завтра.
        Директор щелкнул ключом в скважине и скрылся за дверью с табличкой.
        - Вперед! - красноречивый и обаятельный Михеев провел на выход.
        Дальше мы спустились на первый этаж, и началось «пускание по процедуре».
        Однотонные коридоры ловили каждый шаг, за железными дверями слышались шорохи и обрывки слов. Решетчатые преграждения со скучающими надзирателями за ними. Мы подходили, нам открывали. Все молча, лишь подавались команды при приближении к дверям. Серо, кафельно, убого.
        «Стой, лицом к стене, вперед!» - похоже, что на этом лексикон Михеева заканчивался.
        Наконец мы достигли серой двери и, после нескольких минут ожидания, с подошедшим охранником вошли внутрь. В центре уныло доживал свой век длинный широкий стол, по бокам возвышались деревянные стеллажи с подписанными коробками и обмотанными бечевкой вещами.
        - Куда?
        - В 47-ю.
        - Да ладно?
        - Приказ!
        - Насколько?
        - Пока не выпустят.
        Охранник, чем-то похожий на Михеева, обыскал меня с головы до ног, записал мои данные, заставил раздеться, оглядел со всех сторон, даже посмотрел туда, куда лишь врач на медкомиссии заглядывал. Затем упал на стол сверток, подвязанный белой тесьмой.
        - Надевай, свои вещи получишь на выходе.
        - А он будет?
        - Если будешь много спрашивать, то вряд ли, - буркнул охранник и швырнул пластмассовые тапки.
        Ежась от холода, я натянул черную одежду, причем куртка оказалась длинна, а штаны же наоборот коротки. Растянутые тапки соответствовали куртке и сидели на ногах как ласты. Михеев и другой охранник безучастно смотрели на мое переодевание.
        Снова короткая команда и мы двинулись дальше. Ещё одна комната, в которой охранник с заспанным лицом выдал свернутые в рулон постельные принадлежности. Мы опять отправились в путешествие и остановились около железной двери с небольшим окошком, за которой находились заключенные. Противно засосало под ложечкой.
        Глава 26
        Завибрировала тяжелая дверь. Ударом бича хлестнула короткая команда. И я ступил за порог, в неизвестность.
        Неизвестность несла амбре человеческого пота, ношенных носков и застарелого дыма сигарет. В меня вонзился взгляд пяти пар глаз, словно лазерные прицелы сошлись на переносице. За столом оборвался мужской разговор. На меня смотрели обыкновенные люди - такие ходят по улицам, копаются в машинах, жарят на природе шашлыки. Вовсе не те выразительные типы телевизионных криминальных боевиков, татуированные с ног до головы. На столешнице поблескивали побитыми боками алюминиевые кружки, поодаль валялись конфетные обертки.
        Тусклая лампочка освещала восемь кроватей у стен. Поставлены в два яруса, как в поездном «плацкарте», и на каждой лежал свой «пассажир». Камера по размерам и виду больше напоминала кладовку, чем место для содержания людей.
        - Принимайте соседа! - за спиной хлопнула дверь, заскрежетал ключ в скважине.
        Люди за столом молча осматривали меня. Я тоже молчал. Пауза продолжалась полминуты. На верхней кровати, что была ближе к окну, сел улыбающийся человек, вниз свесились босые ноги с выколотыми неразборчивыми надписями.
        - А кто у нас тут нарисовался? Какой забавный пацанчик! Хоть и покоцанный, зато живой. Как ты думаешь - надо отвечать добром на добро? - севший человек блеснул масляными глазками.
        Я молчал, не зная, что отвечать. Люди осматривали, прощупывали, исследовали реакцию. Я молчал.
        - Чё губы зажал? Или тебе честным сидельцам ответить западало? Так может ты и на добро говном кидаешь? Или грех какой за собой чуешь? Ты откройся, не держи в себе, иначе как полезет - не остановишь! Можешь и нас зацепить случаем, - посыпалась скороговоркой речь, голос набирал обороты и привлекал внимание остальных.
        С тощих подушек поднимались всклокоченные головы, высовывались распухшие ото сна лица. На меня смотрела вся камера. Я молчал, думая как ответить, чтобы потом не спросили ещё чего-нибудь. Неуверенность завладела мозгом, тысячи мыслей проносились за мгновение - ударить, поздороваться, улыбнуться, плюнуть?
        Кто-то из знакомых рассказывал о своем опыте, о кинутом под ноги полотенце, но сейчас ничего такого нет и в помине. Неосознанно дернулись желваки на щеках, заныла ушибленная челюсть. Лазерные прицелы глаз ощупывали каждый сантиметр, оценивали каждое движение.
        Человек спрыгнул с верхней кровати и подошел ко мне, слегка раскачиваясь при ходьбе, как моряк, что сошел на берег после долгого плавания.
        - Чё молчишь? Или ты утка засланная, ушкарь зачморенный? Тогда расстилайся у параши, места хватит! Чё вылупился, пассажирка? - прокричал мне в лицо зачинщик разговора.
        - Ослабь, Жмырь! Не видишь - первоходка прилип! - окрикнул его человек у окна и сел на кровати.
        Он показался весь, хмурый и заспанный. Из-под коротких шорт на свет выглядывали очередные наколки. Короткий ежик волос, лохматые брови, набрякшие мешки под колючими глазами, синева выбритых щек. Ему тут же протянули кружку, мужчина немного отпил.
        - Представляться не учили? - он снова отхлебнул темно-коричневой жидкости.
        - Александр Лосев, здравствуйте, - проговорил я.
        Ну да, надо же отвечать на вопросы, а то стою тут, молчу и озираюсь по сторонам.
        - Садись за дубок, Александр Лосев, если ты греха за собой не чуешь. Не притащил за пазухой грязи? - взгляд острых глаз заставил поежиться, как от пробежавшего сквозняка.
        - Нет, ничего такого серьезного, а что вы понимаете под словом «грех»? - я подошел к столу.
        - Я имею ввиду сношения с мужчинами, обращение к ментам и многое из того, что идет против совести. Так было у тебя такое? Отвечай правдиво, все равно узнаем, как есть на самом деле! - продолжал допытываться мужчина.
        - Нет, ничего такого я не делал. Попал по какому-то беспределу…
        Взмахом руки татуированный человек остановил мою речь.
        - Не нужно рассказывать о себе то, что не интересно другим. Ты сказал, что не был замечен в разной пакости - это проверится. Сейчас же кидай скатку вон на ту шконку. Киргиз, подвинься! - человек с раскосыми глазами на верхнем ярусе подтянул ноги, и я положил сверток на край кровати. - Садись с нами столоваться. Чифиришь?
        - Нет, не пробовал. За приглашение спасибо, но есть не хочется.
        Есть и в самом деле не хотелось, от нервов желудок словно склеил стенки, не собираясь пропускать пищу вовнутрь, а ещё побои. Я подвигал челюстью - не скоро смогу откусить горбушку…
        - Не говори «спасибо», говори «благодарю». Вникай, но старайся не повторять ошибок, если тебя поправят. Смотрю, менты тебя здорово попрессовали, вон там можешь умыться, - мужчина кивнул на умывальник в углу.
        В осколок зеркала на стене отразилось моё помятое лицо, кровоподтеки, запекшаяся кровь под носом. Я повернул ржавый вентиль крана, и тонкой струйкой полилась желтоватая влага. Страшно воняющая хлоркой ледяная вода немного освежила зудящую кожу.
        - Спят у нас в хате посменно, кто-то массу давит, другой на глазах стоит. Ты будешь меняться с Киргизом. Уборка у нас по дням недели. Петухов не держим - крутись сам. Блатных нет, но есть приблатненные. Если что непонятно - интересуйся. Меня Черный зовут, по паспорту Сергей Валентинович, - человек снова отхлебнул из кружки. - Пока осваивайся, осматривайся! Походу ты здесь надолго, если тебя Коржев привез. Жмырь, пусти коня, узнаем за пассажира.
        «Ласково» встретивший человек достал кусочек бумаги, огрызком карандаша начеркал несколько слов. Жмырь аккуратно сложил произведение и залез на верхнюю койку у окна. Поколдовав немного с ниткой, уходящей за форточку, он начал тянуть к себе, а бумажка унеслась вдаль.
        Мужчины за столом достали спрятанные карты и возобновили прерванную игру. Киргиз без интереса оглядел с ног до головы и отвернулся к стене. Черный подозвал «обласкавшего» человека и о чем-то начал в полголоса с ним переговариваться.
        Я ещё немного посмотрел по сторонам, люди потеряли ко мне интерес и занялись своими делами. Не рискнув заговорить с играющими, я подошел к Киргизу:
        - Извини, не спишь?
        Плосколицый человек повернулся на шконке, уперся неподвижным взглядом в мою переносицу. Тяжелые веки глыбами нависали над лихорадочно поблескивающими глазами. Тонкие губы под мясистым носом нервно дернулись:
        - Нет, чего тебе?
        - Можешь немного рассказать, что тут да как?
        - Три об этом с Черным, он в законах лучше разбирается. И вообще - поменьше болтай, побольше смотри, живее будешь. Через пару часов поменяемся, так что пока не тревожь, - и Киргиз закрыл глаза.
        «Пока все идет хорошо!» - я вспомнил фразу из анекдота и присел обратно.
        Игроки покосились на меня и продолжили раскидывать карты. Играли как-то лениво, ставка (спички) периодически перемещалась с одного края стола на другой. Негромкий разговор у кровати Черного, шелест карт и редкий кашель составляли весь звуковой фон.
        Я задумался над тем, как легко могут посадить невиновного. Перебежал дорогу человеку, который обладает даже небольшой властью, и вот ты, в окружении подобных «счастливчиков», любуешься через решетку на проходящую мимо жизнь. Я не могу сказать, что тут одни невиновные, но и «подставленных под удар» хватает.
        Зато те, у кого есть деньги, творят, что хотят, и я слышал, что человеческая жизнь уже имеет определенную таксу. Задавили машиной мужчину - тот скончался. Подошли к скорбящим родственникам и предложили солидную сумму за ущерб: человека не вернуть, а зачем же «оступившемуся» молодость портить? Взяли одни, глядя на них, взяли другие - жизнь приобрела свою цену. Вроде бы сейчас не война, когда жизнь оценивается в стоимость патрона…
        Тихое дребезжание вывело меня из тягостных размышлений. Черный мотнул головой, и Жмырь коршуном взлетел на верхнюю койку. Заслонил спиной форточку и начал тянуть веревочку с усердием рыбака, что вытаскивает донку с уловом. «Почтальон» тут же доставил письмо адресату Черному. Тот неторопливо развернул бумажку и вчитался в нее. Прочитал пару раз написанные строки и глянул на меня.
        - Сидельцы из основных желают всем доброго здравия и скорейшего освобождения. За вновь прибывшего не говорят худого, но и хорошего тоже сказать не могут. Какие-то непонятки с мокротой в Юже, вроде как пацанские разборки. Хм… странно, что тебя сразу сюда, а не в изолятор закинули. Впрочем… Попал сюда по ментовскому беспределу, так что будь как все, а там посмотрим. Киргиз, хорош массу давить, видишь - человека дорога измотала, - Черный криво усмехнулся, глядя, как я потер ноющую скулу.
        Киргиз с покряхтыванием сел на кровати, почесал лохматую голову, о чем-то тяжко вздохнул.
        - Кидай скатку поверх моей, всё же помягче. Да и клопам стремно будет - они у меня высоты боятся, - люди у стола дружно гоготнули на подобное высказывание.
        Я так и сделал. Немного поерзал на узкой койке и смежил веки.
        - Носки сними. И так дышать нечем, - последнее, что я услышал перед провалом в сон.
        Утро началось с поверки, вышли на прохладное утро, поеживаясь на свежем ветерке. Кто-то занимался зарядкой, кто-то просто стоял в сторонке и курил. После отправились на завтрак, где каждому плеснули в миски смесью из овсянки, воды и хмурого пожелания не обляпаться.
        После этого нас отвели в камеру. Кто-то вышел на работу, кого-то выдернули на следствие, но пять человек в камере осталось. Я, Черный, Киргиз и ещё двое. Черный подозвал меня к столу, спросил:
        - Ну что, есть кому на волю маякнуть, что ты здесь?
        - Это есть, но вот как?
        - А ты напиши маляву, а мы с выходящими передадим. Мамка, небось, волнуется? Батя переживает?
        - Да как сказать…
        - Да как есть, так и говори. Всё равно нам тут куковать ещё долго, так что хоть разговором развлечешь.
        Я подумал, а потом рассказал про то, что случилось в Юже. Да, некоторые моменты утаил, но про них и не надо было знать посторонним ушам. Если Черный вроде «подсадной утки», то мои слова не отличаются от официальной версии, так что ничего нового следователь не узнает. А если и не подсадной, то всё равно знать ему незачем.
        - Значит, за пацанов топишь? За то, чтобы они дружными стали, за мир во всём мире и вообще за утопию? - хмыкнул Чёрный и посмотрел налево. - Киргиз, тут тоже пацанская тема. Ты же в люберах ходил? Может, расскажешь пацанчику про махач на Крымском мосту?
        Киргиз хмуро взглянул на нас, а потом тоже подсел к столу:
        - А чего рассказывать-то? Использовали нас по полной, да и всех делов…
        - Не, ты с самого начала давай, чтобы понял пацан, как ему подобных нагибают. Сам видишь, у него в мозгах ещё идейность гуляет. А что щеглов просто разводят не понимает.
        Киргиз вздохнул, потом закурил и начал говорить:
        - Особо и рассказывать нечего. Жил в Люберцах, качался в подвале. Была своя «моталка». Район на район ходили. Иногда с переломами возвращался, но пацанский кодекс чтили - без оружия выходили. И упавших не пинали. А вот в восемьдесят втором по нашим авторитетам пошел слух, что на день рождения Гитлера на Пушкинской площади соберутся патлатые, чтобы отпраздновать днюху. Прикинь - такое сотворить в сердце страны, победившей фашизм?
        - Да уж, это хрень полнейшая, - кивнул я в ответ.
        - Вот и вышло так, что мы дружною толпою дернули на Пушку - прогуливаться и ждать команды. Мы же не знали, что наших авторов вызывали в ментуру и вели с ними вкрадчивую беседу, интересовались, вроде как вы, ребята славные, ездите в Москву? Вас побаиваются там? Так может быть поможете навести порядок, раз мужички в погонах правов таких не имеют? Поможете в центре Родины навести порядок? Ну, наши авторы и согласились. Всё-таки за благое дело будем челюсти выносить - как тут не помочь?
        Киргиз усмехнулся и снова затянулся. Потом продолжил:
        - В общем, к четырем часам подтянулись на Пушку основные массы. А там уже тусили хиппари всякие, металлюги и прочая шелупонь. Нам было сказано, что как только появится первая машина «Скорой помощи» сразу можем начать мочить патлатых. Чтобы знали фашисты ё…ные, что не х… им по нашей земле ходить. И менты вмешиваться не будут, так как правое дело молодые ребята творят. Подвели, суки, под мотивацию. А закончить должны были, когда появится «Пожарка». Но… В общем, косяк вышел. Как только махач начался, так сразу в такой раж вошли, что даже при пожарной машине остановиться не смогли. Валили патлатых от души. Я лично четырёх спать отправил, а скольким ещё накернил - не пересчитать… Махались так, как будто и в самом деле фашистов били!
        Чёрный хмыкнул в этот момент. Горькая усмешка показалась на его губах. Я же сидел и слушал.
        - Что там было? Победа? Поражение? Мы и сами не знали. Вроде бы побили много, но и патлатые не отступили. И не было никакого празднования днюхи Гитлера - никто не вытаскивал свастику или разные зиги не кидал. По итогу нас всех разогнали менты. Кого-то на «Скорой» увезли, кого-то в «Воронках». Потом всех выпустили, нашим авторам благодарность вынесли, но на душе… Вот погано как-то было на душе. Наше пацанское братство развели как лохов.
        Киргиз снова затянулся.
        - А потом как-то в Люберцах начали стихать драки между собой. Вот, прямо как ты хотел в Юже сделать. Ты же хотел всеобщего благоденствия? Вот и у нас появился новый враг - неформалы патлатые. И теперь любера не решали дела между собой, а объединялись против чужаков. Против тех, кто шел против советской власти… «против нашей Родины» - как говорили нам авторитеты. И мы бились. Выезжали на побоища, метелили уродов, состригали волосы, рвали джинсы… Да уж, натворили делов… И как-то так начало получаться, что уже и лежачих били. И кастеты появились, а самое жесткое - консервы в авоськах. Это прямо целый кистень получался. С виду безобидное, а вот как приложишь…
        - Жестокое время, жестокие нравы, - заметил Чёрный.
        - Да, время жестокое. И всё это подводилось под идеологию - мы правы, а они нет. Лишь после побоища на Крымском мосту я понял, что на той стороне говорилось то же самое. Что нас сводили, как две своры. Чтобы была управляемость боевыми гарнизонами молодняка… У нас как было? Нам говорили: «Ты приди в качалку, стань мужиком - поработай над телом, научись жать железо. Не пей, не употребляй дурь. Не кури. Будь правильным пацаном!» А как говорили у них? У неформалов была своя идеология: «Будь ты панк или металлист - это больше, чем патлы и шмотки. Это, в первую очередь, право жить, как ты хочешь, слушать что ты хочешь, любить что ты хочешь - быть кем ты хочешь, быть собой. И в случае чего - быть готовым это защитить. Да, можно выглядеть как все. Но надо помнить: как ты выглядишь - так ты и живёшь».
        - Что за побоище? - спросил я, когда Киргиз взял паузу.
        - В начале марта восемьдесят седьмого нашим здорово напинали в парке Горького. Похоже на засаду. Ну, такого мы стерпеть не могли и нацелились на концерт «Аукцыона». Тридцать первого марта… Тогда народа там было немало, но многие знали, что самое интересное начнется после концерта. И вот в девять вечера сошлись на Крымском мосту любера и неформалы. Где-то около двух тысяч человек собралось. Представляешь масштаб махача? Вот то-то и оно… Менты подорвались, пытались нас растащить, но куда там… Махались так, словно от этой битвы зависело наше дальнейшее выживание. Нунчаки, арматура, кастеты, ножи, взрывалки, консервы в авоськах - всё шло в ход. Двоих неформалов скинули с моста. Зубы скакали по асфальту. Кругом махач, кругом боль, кругом стоны и крики… Мда… Это была такая бойня и что по итогу? По итогу менты задержали многих пацанов, меня в том числе… Попутно ещё дел нарыли.
        - И что?
        - Да ни хрена. Кукую вот теперь здесь. Мотаюсь по разным СИЗО уже не первый год. И знаешь что… Оказалось, что бабки, которые мы скидывали в общак, вовсе не идут на подогрев сидельцев. От своей братвы только письма получал. Мамка иногда присылает передачки, но ей тяжело, она у меня инвалид, а я… Эх! Вся эта пацанская движуха… Она только ментам и ворам выгодна, - Киргиз махнул рукой и зло затушил окурок в банке из-под рыбных консервов. - Ментам выгодно, чтобы пацанскими руками порядок наводить, а воры мелочь подставляют в суету. Если какой скачок произойдет, то с щеглов спрос невелик, а сами жулики останутся не при делах. Вот так-то, пацанчик, такие вот дела-а-а…
        В этот момент раздался скрежет засова, а после прозвучал окрик:
        - Лосев, на выход!
        Глава 27
        - Всех благ по жизни и скорейшего освобождения, может, ещё свидимся! - я остановился на пороге, вспомнив, как это делали в фильмах.
        Посмотрел на людей… Обычных в принципе людей, только свернувших не туда, а может быть и попавшихся не в то время и не в том месте. На Руси же издавна существует поговорка, что от сумы и от тюрьмы не стоит зарекаться. И даже если жить честно, то может найтись тот, кому не понравится, как ты живешь. Или кто позарится на бизнес и тогда…
        Навет, поклёп, донос и подкидывание запрещенного - четыре коня апокалипсиса для честного человека. Конечно, среди подобной грязи трудно оставаться людьми, но некоторым характер позволяет это сделать. Многое зависит от воспитания, от того фундамента, который заложили в детстве…
        Впрочем, подобное существует во всем мире. И нет ни одной страны, где бы можно было спокойно работать и знать, что твоё детище не может быть отобрано завистливыми руками… Такой вот несправедливый мир, где никогда не переставал действовать животный закон выживания.
        - Шуруй быстрей, вежливый хмырь! - жесткая ладонь охранника влепилась между лопаток.
        Я чуть не нырнул носом в плитку и пробежал несколько метров, пока не восстановил равновесие. В спину донеслось хмыканье и шмыганье носом. Похоже, что для местной публики подобное поведение не в новинку. Ну да, я не был авторитетом, за которого могли сказать слово другие люди. По сути, я вообще не был никем, обычным пацаном, которому просто не повезло.
        - Лицом к стене!
        Я выпрямился на окрик. Вслед донесся голос Черного:
        - Сергеич, не щеми пацана, он нормальный! По беспределу сюда залетел, не ломай его!
        - Без вас разберусь! - буркнул охранник.
        Звуки ключа в замке резанули слух, пока я рассматривал стену. По масляной краске молниями скользили трещинки, внизу откалывались небольшие кусочки и стыдливо открывали серую штукатурку. Очень не хочется сюда возвращаться, но что ждет дальше?
        - Вперед! - кнутом хлестнула резкая команда.
        Шлепанцы зашуршали по плиткам, в нос ударил запах хлорки от ведра, которое стояло чуть у дверей. Мужчина в черной мешковатой форме мыл пол неподалёку.
        - Малой, иди быстрее. Нужно выйти до прихода начальства, - шепнул идущий позади охранник.
        Почему охранник шептал? Я обернулся, но суровый мужчина холодно подал команду двигаться дальше, на безучастном лице не дрогнул ни один мускул. Глубоко внутри шевельнулась почти умершая надежда… Неужели? Так утопающий хватается за соломинку, как я схватился за этот шепот.
        Мы проделали обратный путь. Охранники на выходах здоровались с охранником, окидывали меня подозрительным взглядом, но крепкие двери отпирались. Заминка произошла на выдаче одежды.
        - Едем на очную ставку, забери одёжу и отдай прежнюю! - скомандовал Сергеич охраннику-каптеру.
        - Подожди, но как же Владимир Михайлович? Он за такое по головке не погладит, - охранник отрицательно помотал головой.
        - Ты его головку будешь гладить, если сейчас не выдашь. Коржев велел привезти в Южу на место происшествия или тебе его личное присутствие нужно? Так я сейчас позвоню и вызову! Можешь сходу писать рапорт! Достали,…ля, умники х. евы! - каждое слово Сергеича прессом раскатывало охранника по стеллажу.
        - Ладно-ладно, хорош угрожать. Чего ты так, Сергеич? Надо, так надо, - охранник ушел и вскоре вернулся с моей одеждой.
        Я быстро переоделся, на холодном полу босым стоять неудобно. Мужчины негромко переговаривались возле стола.
        - Долго ты ещё возиться будешь? - пробурчал Сергеич, - Как баба собираешься!
        - Всё-всё, я готов, - я выпрямился и одернул футболку.
        - Покеда! Шмотки далеко не убирай, авось ещё вернется, - Сергеич посмотрел на охранника и подтолкнул меня к выходу.
        Вышли в промозглый серый день, но даже свет от облачного неба показался ярким после тусклой камерной лампочки. Похоже, что ночью прошел хороший дождь - вон, какие лужи на асфальте. Четырехэтажное здание удалялось по мере приближения к КПП. В лужах отражались стальные ворота, увитый колючкой забор, который опоясывал территорию. За забором кипела жизнь, внутри же она делала остановку.
        Всего одна ночь, а как сдвинулось сознание. Возвращаться обратно не хотелось. Очень не хотелось…
        На КПП Сергеич достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и передал за зарешеченное стекло.
        - Чё без наручников? - поинтересовалось опухшее лицо за стеклом.
        - Да куда он денется? - в ответ спросил Сергеич. - С простреленными ногами далеко не убежит.
        Пухлый охранник заржал дежурной шутке и отдал листок обратно.
        На выходе рычал заведенный милицейский «уазик». Приоткрылась боковая дверь, я обратил внимание, что понизу краснела ржавая полоса. Обычное отношение к казенным вещам - вроде как не моё и нечего за это отвечать. Если бы была своя машина, то вряд ли бы была такая запущенная.
        За рулем сидел крепкий парень в камуфляже, короткий ежик русых волос приветственно кивнул моему провожатому. Я нырнул на заднее сиденье, громко хлопнула дверца, с другой стороны залез Сергеич.
        - Здорово, Сань! - я повернулся к охраннику, но оказалось, что он обращается к водителю. - Давай по дороге заскочим ещё за сигаретами.
        - Здоров, Сергеич! Вроде есть пока, угощайся, - водитель протянул назад полупустую пачку «Примы».
        - Сам травись такой гадостью, я же от «Балканки» не отступлюсь. А ты, дружок, сиди тихо и не дергайся, тогда и доедем мирно, без лишних болевых телодвижений, - Сергеич положил мне на плечи не руку, а железнодорожный рельс.
        Сквозь ткань камуфляжа ощущались тугие мышцы руки, словно её сплели из канатов. Водитель окинул меня взглядом, хмыкнул, и машина резво тронулась вперед.
        Саня вел умело, маневрировал в потоке неспешно ползущих машин. Пару раз подрезал, но возмущенных сигналов не последовало - люди предпочитали не связываться с ментами. Однако в запыленном зеркале заднего вида виднелись сомкнутые губы и нахмуренные брови «подрезанных» автовладельцев.
        Охранник и водитель переговаривались о быте. Санек пожаловался на жену, пилящую из-за маленькой зарплаты, Сергеич посочувствовал. Видно, что не первый день знакомы и подобные перевозки для них не в новинку. До Кохмы мы домчались за пятнадцать минут, и Санек затормозил у «единственного магазина, где продавались нормальные сигареты».
        - Сань, купи сразу блок, чтоб постоянно не мотаться! - Сергеич протянул через сиденье купюру.
        - Океюшки, Сергеич, тогда машину глушить не буду. Слушайте радио, - водитель залихватски натянул форменную кепку и выскочил на улицу.
        Охранник дождался, пока захлопнется дверь и наклонился ко мне.
        - За пятиэтажкой будет стоять машина. Забегаешь, ложишься на пол и не дышишь. Передавай Коржеву, что мы с ним в расчете. Дергай, пока Сашка не вернулся! - скороговоркой выпалил Сергеич, и широким плечом меня вынесло из машины.
        Из лужи в разные стороны прыснули воробьи, когда я приземлился в рябившую под ветром гладь. Обернувшись на Сергеича (даже имени его не спросил), увидел, как тот широкой ладонью прихлопнул свой ноздреватый нос. По салону машины разлетелись алые брызги, охранник картинно откинулся на спину.
        - Беги! - прошипел Сергеич и обморочно закатил глаза.
        Ноги рванули к указанному дому. Истошно заверещала какая-то бабка, что подошла к магазину и рассмотрела в открытую дверь окровавленного охранника.
        - Уби-и-или!
        Крик подстегнул сильнее допинга и влил дополнительные силы. Я помчался по мокрой земле. Чавкала грязь, фонтанами взлетали мутно-серые капли. Кирпичный угол дома приближался звериными скачками.
        Я почти завернул за него, когда раздался выстрел, и что-то мелкое шваркнуло по стене, выбив кирпичную крошку. Смертоносный кусочек металла с визгом унёсся дальше, по плечу брызнули рыже-коричневые дробинки кирпича. Ожидание повторного выстрела заставило пригнуться. Мокрые кусты шиповника скрыли ветвями от стрелка.
        Открылся обычный двор. Пара скамеек, натянутые веревки со стираной одеждой, песочница и пара шин вместо клумб. Темно-зеленая «буханка» притаилась под липой. Кто-то находился за рулем. Облупленная ручка царапнула ладонь, салон встретил запахом рыбы и лежалой резины. Волосы слиплись и закрыли глаза, я откинул их и споткнулся об углубление в полу.
        Дверь тут же захлопнулась, знакомый голос скомандовал:
        - На пол и не дышать!
        Я ужом скользнул в металлическую выемку, сверху прошуршал брезентовый полог. Углубление не приспособлено под человеческое тело - в бока упирался холодный металл. Я затих. Крики и шум бегущих ног приближались к машине.
        Распахнулась железная дверь, влетел запыхавшийся голос:
        - Слышь, куда этот ублюдок сквозанул?
        - Вон туда, через забор ушел.
        - Чего везешь?
        - Ничего, все пусто. Сам видишь. Мы на рыбалку собираемся. Сейчас знакомый выйдет и поедем.
        Скрип сиденья - преследователь оглядывал нутро «буханки». Наконец, дверь захлопнулась, и рассыпалась частая дробь удаляющегося бега. Фух! Я не мог поверить своему счастью! Неужели свободен?
        Ровно заурчал мотор, завибрировали стенки убежища. Грубый полог полностью скрывал выемку в полу, но мешал доступу воздуха. Приблизились тяжелые шаги, щелкнула открывшаяся дверь, крякнуло сиденье, принимая вес нового пассажира.
        - Поехали! - скомандовал ещё один знакомый голос.
        Переваливаясь на ухабах, машина медленно выехала со двора. В шум мотора вклинились торопливые голоса и женское аханье - мы проезжали мимо «УАЗика». Послышался зычный баритон «очухавшегося» Сергича, он по рации вызывал подкрепление.
        Машину трясло, на ямах особенно сильно впивались в спину камешки на дне.
        - Дышать-то можно? - поинтересовался я из-под полога.
        - Через раз и только ртом! - хохотнул водитель.
        Через плотный брезент, за урчанием мотора, за шорохом покрышек, я все-таки смог разобрать, кто говорил.
        Гурыль!
        Неужели кинулся выручать меня? Да и второй голос показался знакомым. Никак сам Коржев помогает? Вот это да!
        Полчаса мы ехали без разговоров. Урчал мотор, шумела пролетающая дорога, проносились всплески луж и редкие наплывы моторов встречных автомобилей.
        Машина понемногу сбавляла скорость. Начало активнее покачивать из стороны в сторону - съехали на проселочную дорогу? Чихнув выхлопом, «буханка» остановилась, пару раз дернулась при торможении.
        Хлопнула пассажирская дверь и наконец-то распахнулся скрывающий меня полог.
        - Вылазь, шпиён! - произнес Коржев.
        Кучерявые волосы шевелились под напором ветра, в угрюмых глазах проскальзывали искорки веселья. Мощную фигуру облегал «бардовский» свитер с закрученным воротником, ноги обхватывали шерстяные штаны, заправленные в кирзовые сапоги
        - Ну, наконец-то, думал не доеду, - я заулыбался в ответ.
        За рулем скалился Гурыль - пригодилась «буханка» отца. Как заядлый рыбак, тот не прочь поставить сеточку-другую в запрещенных местах, а от рыбнадзора прятал добычу в специальном контейнере-выемке. Эх, сейчас я готов был за такую браконьерскую смекалку обнять и Гурыля, и его отца.
        Тело подзатекло, и ещё минуты три я растирал онемевшие конечности. Пожал руку Юрию Сергеевичу и слегка скривился, когда ладонь сдавило стальными тисками.
        С Гурыем поздоровались «по-братски» - коснулись друг друга плечами и похлопали по спине. Среди пацанов подобное братание со старшим было высшей формой доверия. Обычно просто ручкались, и то, только с пацанами и уважаемыми людьми. Чуханы пацанского рукопожатия были недостойны.
        - На чей кулак упал? - поинтересовался я, глядя на фиолетовый синяк под глазом Гурыля.
        Эпицентр фингала отметился на правом глазу, дальше расплывались цвета радуги. Похоже, Гурыль попал под копыто взбесившегося быка, или же боднул с разгона грузовик.
        - В гостях у следователя поскользнулся на четвертом этаже, а остановился на первом, и так три раза. Хорошо ещё, что глаз не вытек, - усмехнулся тот в ответ.
        Громко каркали вороны, кружились над машиной, что потревожила их покой. Выглянуло солнце, осветило высокие верхушки деревьев. В отдалении от основной дороги, на нырнувшей в лес проселочной накатке, «буханка» практически сливалась с придорожным ивняком.
        - Как топталось, зэчара? - Гурыль улыбался во все тридцать три зуба.
        - Нормально, поговорили по душам, как со следователем, так и с заключенными. К этому состоянию как-то начал привыкать. Ты-то как выбрался? - я ещё раз полюбовался на синяк.
        - А за что меня задерживать? Потрепали на допросе, да и всё. Эх, скорее бы это всё закончилось… Одолели, аж сил нет. Но вот за тебя взялись серьезно! Юрий Сергеевич руками разводит, говорит, что сделать ничего не может. Мол, и рад бы, да никак, - произнес Гурыль.
        - А в Кохме как оказались? - спросил я.
        - На тебя захотели всё повесить. Сказали, что Коротыш сдал с потрохами, а следователи в него вцепились мертвой хваткой. Повесили бы и закрыли лет на двадцать… вот и пришлось вызволять в срочном порядке.
        - Сергеич передал, что вы квиты? - я посмотрел на Коржева.
        - Его сын как-то влип, а я отмазал… вот и отдал должок! - проговорил тот. - Ты как, размялся слегка?
        - Вроде как да, - я пару раз взмахнул руками.
        Иголочки перестали втыкаться разъяренными пчелами. Тело ещё ныло, но терпеть можно.
        - Смотри, чтобы тебя полностью отмазать, нужны деньги, - сказал Коржев. - Если у тебя ещё есть, то лучше бы за ними сейчас заехать. После такого побега следаки будут злые, надо будет их умаслить как следует.
        Умаслить как следует? Следаков?
        Ну да, после моего побега они вряд ли будут добрыми. Если Коротыш и в самом деле на меня настучал, то у них пропадает один из подозреваемых. И чтобы закрыть глаза на подобную пропажу, то нужно не одну золотую каплю в зрачки уронить…
        - Думаю, что найду немного, - уклончиво заметил я. - Если телевизор продать, если ещё покопаться…
        - Ну вот, пацанам утюги и телеки даришь, а как самому понадобились, так и по миру пойдешь побираться? - покачал головой Гурыль. - Не дело это… Думаю, что мы с пацанами сможем сотню наскрести. Если чуханов тряхануть как следует, если у своих поспрашивать…
        - Сотню? Ты на эту сотню скоро даже пачку сигаретную не купишь, не говоря уже о водяре. Вон, по талонам бутылки продаются, так что вряд ли ваша сотня роль сыграет. Нет, пацаны, тут деньги посущественнее нужны. Думаю, что тысяч десять нужно будет на лапу дать, чтобы по свободе помотаться. А так… Если нет таких денег, то лучше и не соваться в большие города, - покачал головой Коржев. - Мигом схомутают и на зону отправят. А в малолетке сейчас беспредел ещё тот. Там не взрослые правят, там полупокеры всех мастей собираются. И никому туда идти не посоветую…
        Похоже, что пришла пора открывать кубышку. Впрочем, скоро эти деньги и так превратятся в фантики, а так… Если получится меня отмазать, то я на свободе больше дел сделаю, больше сумею помочь людям подготовиться к наступающим «страшным девяностым»…
        Я полминуты подумал, а потом кивнул:
        - Есть у меня заначка, но это ехать нужно. За Преображенским на пару километров отъедем, и я покажу.
        - Заначка есть? - хмыкнул недоверчиво Коржев.
        - Вы всё ещё мне не доверяете, Юрий Сергеевич? - я постарался сделать голос как можно более укоризненным.
        - Доверяю, но… Всё-таки сумма не маленькая…
        - Нам хватит, - уверенно ответил я.
        - Ну, тогда залазь обратно, ещё до места добраться нужно! Разговоры потом, сейчас не до них. На дороге возможны патрули, так что Гурылев заделай дерюжку хорошенько! А ты лежи и задерживай дыхание на остановках! - после этих слов Коржев залез обратно на пассажирское сиденье.
        - Залазь, рыбка моя! - Гурыль подтолкнул меня обратно к выемке в полу. - Смотри не протухни, а то выкину по дороге.
        - Я те выкину! Не гони шибко, фиолетоволицый, не дрова везешь, - я улыбнулся в ответ.
        С этим фингалом Гурыль похож на демона японских мультиков про короля обезьян. Я последний раз потянулся до хруста, и укрытие распахнуло свои металлические объятия.
        - Эх, пояснил бы я тебе, как старших обзывать… Но сделаем скидку на твою неадекватность.
        - Чтобы собаки не учуяли! - перегнувшись через сиденье, Коржев обрызгал дурно пахнущей жидкостью из небольшого баллончика.
        Я едва не закашлялся. Ну и гадость же…
        Глава 28
        Прошло около полчаса бултыханий в скрытом месте и мы прибыли на место. По пути нас никто не останавливал, ни окрикивал, не освистывал. Я слушал шум колес и редкие поругивания Ковалькова, когда машину в очередной раз потряхивало на выщербинах.
        Всё-таки в моём времени дорожное полотно было гораздо лучше, чем в конце восьмидесятых. Конечно, стакан с водой не ставили на торпеду, чтобы в пути не расплескать и тем самым подтвердить ровность дороги, но езда без скачек была уверенной. В этом же времени дорога без чертыханий не обходилась.
        После того, как меня в очередной раз вытащили из скрытого места, я осмотрелся. Мы оказались рядом с тем местом, где я съехал с дороги, чтобы спрятать деньги. Небольшие пометки остались на своих позициях, поэтому я уверенно показал на малоприметный спуск с дороги.
        - Вот сюда нужно съехать, а дальше я покажу, - сказал я Ковалькову. - А лучше будет, если сам поведу. Так надежнее будет, так лучше вспомню и быстрее найдем.
        - А ты и рулить умеешь? - хмыкнул Ковальков.
        - Чего же тут сложного-то? Крути баранку и нажимай на газ. Тут же кроме как на первой передаче и не поедешь, - пожал я плечами. - Влететь можно в какое-нибудь дерево, или наскочить на пенёк так, что потом без трактора хрен справишься.
        - Это да, без особых знаний леса можно в такую историю влипнуть, что ни вздохнуть, ни пернуть, - кивнул Гурыль. - Мы вон по весне на лесозаготовках в такую херобору встряли, что Терёха едва чуть кони не двинул.
        - Давай тогда за руль, - кивнул мне Ковальков, а потом повернулся к Гурылю. - Чего у тебя за история была? Терёха - это же Михалыч? Терентьев?
        - Он самый. В общем,в марте с делянки под Талицами мы должны были переехать на новое место, ближе к Мостам. Техника уже почти вся выехала, осталась бригада, бытовка и трактор. «ГАЗон» сломался и обещался быть ближе к вечеру. Греться у костра и ждать его никому не хотелось, поэтому попросили Смирнягу закрыть нас в бытовке и неторопясь двинуться на новую делянку. А мы бы в бытовочке потихоньку пару пузырей раздавили и чин чинарем доехали, - рассказывал Гурыль, пока я неторопливо съезжал с асфальта на едва видимую тропинку. - Смирняга закрыл снаружи, подцепил бытовку к трактору, да и поехал. Всё вроде бы хорошо, но бытовка подмерзла и не хотела сходить с места. Он раз дернул, второй раз, а на третий поехал… Вот только примерзший пол-то остался, а бытовка поехала!
        - Ого, и как же вы там? - спросил Ковальков.
        - А нам чего оставалось? Только бежать за ним следом. Хорошо хоть ехал не быстро, а то мог бы и замотать так. Уже и орали ему, в окошечко махали, да Смирняга не слышал в тракторе. Дул себе и дул. Поорали, поорали, да и начали беречь силы. Хрен ли Смирняге? Он хреначил на тракторе и ни на что внимания не обращал. А нам пришлось устроить пробежку по холодку. Поддерживали друг друга, не давали упасть. Так и трусили два с половиной часа. Потом Смирняге едва башку не пробили, но всё-таки добежали. Терёха тогда еле-еле раздышался. На другой день ходили как будто у каждого к ноге шпала привязана - не ожидали такой физкультуры.
        Ковальков хмыкнул, а я представил эту ситуацию и не смог удержаться от улыбки. Вот и отдохнули ребята… Хотели как лучше, а получилось как всегда, через одно место…
        Машина послушно шла по лесу, я направлял её в то место, где были спрятаны деньги. Если повезет, то получится выдернуть и Малыша с Коротышом. Хоть Коротыш и сдал меня с потрохами, но всё-таки он свой. Лучше уж я пробью ему «фанеру», но смогу вытащить из каталажки. Лучше накажу сам, а не поломают дурака в заточении.
        Обитатели леса смотрели на крадущуюся среди зарослей машину, мелкие пичуги пролетали чуть ли не перед лобовым стеклом. Машина ни разу не застряла, нигде не забуксовала, а как верная лошадка довезла до нужного места. Остановилась, мягко качнувшись на рессорах. Мох и ветви скрывали мой «клад». Вокруг не было видно раскиданной земли, а это означало только то, что лес надежно спрятал моё ворованное богатство.
        - И чо? Где ты тут устроил свой схрон? - осмотрелся по сторонам вылезший Гурыль. - Или засунул в сундук, сундук на дуб, а там утка с зайцем в дурачка режутся?
        - Мне кажется, что кто-то слишком много сказок в детстве прочитал, - хмыкнул Ковальков. - А в самом деле - где схрон? В каком-нибудь дереве? В дупло засунул?
        - Ну что же, можем поиграть в «холодно-горячо», - улыбнулся я в ответ. - Найдёте?
        - Можем поискать, время потратить, - пожал плечами Ковальков. - Но учти, что в нашем положении время дорого. Сейчас ты в бегах, а с каждым днем ситуация всё больше и больше будет ухудшаться. Так что тебе решать - играть ли сейчас в игры, или отнестись серьёзно…
        - Ладно-ладно, чего сразу в серьёзность вступать? Можно же немного и расслабиться!
        - Ага, одна собачка напряглась, вторая расслабилась… Как в анекдоте, Лосяра! Не стоит расслабляться, чтобы не быть трахнутым, - хохотнул Гурыль.
        - Ну да, и твоя история прямое тому подтверждение, - хмыкнул я в ответ. - Вы же с мужиками в бытовке тоже хотели расслабиться? И бутылочку раздавить, как взрослые…
        - Уел, ох как уел! - перестал скалиться Гурыль.
        - Да уж, ох уел… в конец, - подтвердил Ковальков. - Ну чего? Будем шутки шутить или делом заниматься?
        - Делом так делом. Вон, под тем пнем я всё закрыл, - я показал место схрона.
        Ковальков с Гурылем недоверчиво переглянулись. Они обошли то место, которое я указал, даже потопали ногами по мху. Но нет, упрятал я всё на отлично - ни одна ветка не показала схрон. Пришлось разрывать и вытаскивать на свет мешки с деньгами.
        Гурыль присвистнул, когда я вытащил два мешка и Ковальков открыл один из них. Когда же я потащил остальное, то тут уже было не до присвистывания. Да уж, такую кучу бабла ни один из них никогда в живую не видел. В фильмах, возможно, и показывали, но вот так чтобы на расстоянии вытянутой руки и подобное богатство…
        - Откуда дровишки? - спросил Ковальков хрипловатым голосом.
        - Где взял, там уже нет, - развел я руками.
        - А если поискать?
        - Юрий Сергеевич, зачем искать? Вот же перед вами столько, сколько за всю жизнь не заработать, если даже до генерала дослужитесь, - покачал я головой. - А на остатки ещё с десяток семей смогут свой быт обустроить. И хватит на мой отмаз, а также на отмаз Коротыша с Малышом. Разве мало?
        - Может быть и мало. Всё-таки у ивановских другие расценки… Да и дело взято на контроль областников, так просто не закрыть, - хмуро проговорил Ковальков.
        Мешки лежали на земле, испачканные, в двух местах сквозь прорехи выглядывал с лукавым прищуром Ленин. И вся эта груда окажется мала для покупки свободы? Я недоверчиво покрутил головой. Нет, тут что-то не то. Должно же хватить…
        Мне не жалко было этих денег, тем более, что через несколько лет они превратятся просто в бумажки. Да, пока что они имеют стоимость, но совсем скоро к ним на замену придут другие деньги. Да, можно было поменять на доллары, но на черном рынке за доллар просили двадцать рублей, а не так, как по официальному курсу шестьдесят три копейки. По официальному и не поменяешь нигде, если только ждать ещё пару лет и уже за стольник менять…
        По истории я помнил, что после революции за один доллар давали почти два с половиной миллиона рублей, но это был страшнейший кризис в стране. Даже в пиковых девяностых доллар вырастал почти до шести тысяч, но не до двух с половиной миллионов.
        А в моём времени… В моём времени крутился и скакал молоденьким козликом, то снижаясь, то снова подпрыгивая.
        - А есть ещё? - спросил Гурыль.
        - Да вроде бы всё выгреб, - ответил я. - Сколько клал, столько и вытащил. Никто вроде бы не прибавил своих.
        - А где ты это взял? - кивнул Ковальков на мешки.
        - Где взял, там уже нет, - уклончиво ответил я.
        Гурыль с Ковальковым переглянулись. Потом Гурыль спросил:
        - Лось, вот скажи мне как старшему… Что ты задумал? У тебя такое бабло на руках, а ты какие-то тупые олимпиады устраиваешь? Чего ты за пацанов мазу тянешь? Тебе не по х… на них? Они же тебя в раз сдадут, вон, как Коротыш, так стоит ли бабки на ветер выбрасывать? Может их лучше мудрым людям отдать, а они уже знают, как и что с ними сделать?
        - Что я хочу? - спросил я, усмехнувшись. - Хочу сплотить пацанов. Сплотить так, чтобы они могли помогать друг другу, чтобы друг друга уважали, а не били друг другу морды из-за того, что родился в трех домах от другой улицы. Хочу помочь Юже, чтобы люди пережили грядущий кабздец более-менее достойно. А что ещё? Чтобы семья моя была под защитой, чтобы им ничего не угрожало, чтобы жили…
        - Какую же хрень ты несёшь, - чуть ли не простонал Ковальков. - Какой же ты ещё пацан, Сашка! О себе думать нужно, о своих, а не о каких-то пацанах, которые через пару лет и думать о тебе забудут! Тут же вот, деньги… Бери и делай что хочешь! Скоро демократия утвердится и вообще царем ходить будешь. О каких пацанах ты всё загоняешься? А? Половина сопьётся, вторая половина в тюрьмах сгинет, вот и все пацаны. Может, кому и повезет повзрослеть, но что они будут делать? Работать за копейки и всегда х…ми покрывать правительство?
        - Нет, мы не такие, - буркнул я в ответ. - Мы же дети героев, мы с малых ногтей впитывали, что наши предки были богатырями, что всегда за справедливость…
        - Да кому на х… нужна сейчас справедливость? Вон она, в мешках валяется, вся справедливость, - Ковальков пнул один из мешков. - Чем больше в мешке наложено, тем ты справедливее. И свободу тебе тоже эта самая «справедливость» выторгует. Не пацаны, не родные, а бумажки. Голимые бумажки, которыми оплачивают человекочасы…
        - Вот поэтому их и не жалко пустить на доброе дело, - проговорил я. - Если деньги пойдут на пользу кому-либо, то это же классно!
        - Бабки? На пользу? - покачал головой Гурыль. - Нет, брат, сколько я людей знаю - никому ещё бабки пользу не приносили. Как заработаешь их, так начнешь бояться, что украдут. В банк положишь, а ведь и банк обнести могут. Начнешь в дом вкладывать, аппаратуру покупать, украшения всякие… Тоже в гости могут заявиться те, у кого такого нет. Вот и боишься за заработанное, думаешь, что на хрен оно бы такое счастье упало. Жил потихонечку и никого не трогал, как все…
        - Как все? - хмыкнул я в ответ. - Да не можем мы как все. Мы же другие.
        - Другие, - вздохнул Ковальков. - Ну, раз ты так думаешь, то пришла пора тебе разочароваться, Сашок. Ты уж извини, если что не так.
        После этих слов он взмахнул рукой, а в моей голове взорвалась Вселенная.
        Глава 29
        Сознание возвращалось толчками. Как будто проталкивалось сквозь туго натянутую ткань, прожималось беловатой влагой.
        Самым первым пришло чувство осязания. Я ощутил, что лежу на жесткой поверхности, в правый бок впивается острый кирпичный клык, а слева что-то колет не менее острое. Пришедшее осязание принесло знание о том, что рядом находится прелая солома, а в воздухе витают ароматы навоза. Всё это амбре смешивалось с запахами гниющего дерева и мокрой глины.
        Не самое приятное ароматическое сопровождение для пробуждения, скажу я вам. Прибавьте к этому ещё дикую головную боль и не желающие разлипаться глаза и примерно поймёте моё состояние.
        Слух принес звуки голосов. Разговаривали неподалёку. Меня не стеснялись, а это могло означать только одно - говорившие не принимали меня за какую-то угрозу. А может быть уже списали со счетов и не обращали внимания на моё возможное пробуждение.
        Ещё было слышно негромкое потрескивание, а налетевший ветерок принес запах дыма и жареного хлеба. Похоже, что кто-то решил развести костерок, чтобы дымком избавиться от вездесущего гнуса, а заодно и пожарить хлеб.
        - Да уж, не скоро ещё в Юже забудут про ночной забег, - хохотнул голос человека, которого я слышал всего пару раз. - Пошумели мы нех…во!
        Этот голос заставил меня насторожиться, поэтому я решил пока не двигаться и ничем не выдавать своего пробуждения. Речь шла о недавних событиях. И голос был именно того, из-за кого всё заварилось…
        - Беспредельщики вы грёбаные, - буркнул голос человека, в котором я узнал Ковалькова. - Ивановских нагнали, а они нас нагнули…
        - Да чего там нагнули? Вон, у нас же племяшка есть, а дядька за него любому глаз на жопу натянет, - снова раздался голос Карася.
        Да-да, именно Карася. Теперь я был уже точно уверен в том, что это он. Те же самые приблатненные интонации, нагловатый тон и презрительное цыканье сквозь зубы. Нахватался верхушек на зоне и теперь вжился в эту роль так, что не выходит из образа ни на миг. Как будто всё также сидит перед гаражами на Серовке и толкает идею про то, что «арестантский уклад един».
        - Чего дядька? Я и без него сам по себе, - послышался третий голос. - И без дядьки смог бы обойтись…
        На этот раз говорил Гурыль. Собралась же компашка…
        - Куда ты без дядьки? Вон, корефан едва под решетку не подвел. Если бы не дядька, то чалился бы вместо Малыша на нарах, - ответил Ковальков. - Ты лучше скажи, Карасик, на х… ты своего же вальнул?
        Я превратился в слух, чтобы не пропустить ни одного лишнего слова.
        - Левона? Так он поперек моей дороги встал. Своими понятиями пацанскими всю мазу перебивал. Я говорил, что с щеглов можно бабло тянуть немеряно, а он всё одно талдычил - не по кодексу это, не по понятиям…
        - В этом плане я согласен. Карась дело говорит - щеглы должны были в клювике бабки таскать и пи…дец! А мы бы им песни пели, что это на благое дело - на подогрев наших пацанов, ментами заметенных и сидящих в каталажках без окон, без дверей. Этим же чертям по ушам накататься - как два пальца обоссать. У них всё никак из головёнок рыцарские романы не вытрясутся. Так бы и таскали по трёхе, а то и по пятере. Кто не смог бы у родаков стащить - гнобили бы чуханов и на счетчик бы ставили. Беспроигрышная же тема - мелочь слушает сказки, а взамен деньги прет, - хмыкнул Гурыль. - А мы и в милицию бы отсылали посылочки, чтобы на наши шалости глазки закрывала…
        Я едва не дернулся. Вот его-то я за правильного пацана считал, а он… Такой же падлой, как и Карась оказался. И ведь доверился ему, деньги показал… А Ковальков? Если он с ними заодно, то выходит, что я снова ошибся в людях?
        - Я тебя не про Левона спрашивал, мне на него насрать. Рано или поздно, но закрыли бы его за наё…ки. Я про этого… про Колеса спрашивал. Его-то на хрена мочканули? Он же ваш…
        - Наш, - хмыкнул Карась. - Да какой он на хрен наш? Приехал с х…ева-Кукуева и начал рамсы колотить. Тоже правильного включил… Пи…р. Да и видел он, как мы с Лимоном Левона заху…рили. Сдал бы нас при первом же шухере. Вот и пришлось догнать в парке, да арматурой приласкать. А потом уж и этого… как его… Пухлого за компанию загандошить надо было, а то мог сдать. Когда пацаны за Лосем ломанулись, то Колесо и вылез из канавы. Ну, а как я взглянул на него, то всё и понял… В общем, пока бегали за Лосем, то я и успел всё обстряпать… Чего вы смотрите так? У меня выхода другого не было…
        - Всегда есть выход, - буркнул Гурыль. - Надо было попробовать договориться…
        - Ага, это ты сейчас правильный такой. Сидишь тут на жопе ровно, а тогда? Как он тогда сказал: «Карась, я видел, как ты Левона пырнул! Это не по-пацански!» А тут ещё Пухлый застонал, как будто кончил. Моча в голову ударила, вот я и не удержался… В общем, когда Колесо над Пухлым нагнулся, то я и всадил в спину. А чо? Вы бы по-другому поступили? А? Или хотели по-хорошему деньги получать и во всём белом ходить? Так х…й так получится. Пока в кровянке не замараешься - на белый костюмчик не заработаешь…
        Я лежал и слушал, ошарашенный тем, что услышал. Вот как получается! И вовсе не я это Колесо ушатал, а Карась. И на меня хотели это повесить, а потом ещё и…
        Гурыль! Сука! И он всё знал, а ни хрена не сделал!
        И выходит, что они с Карасём уже были знакомы, а возле гаражей только пыль в глаза пускали! А весь ночной забег… Он был тоже спланирован? Вроде как смерть Левона ляжет на пацанов с Вокзальной и два района войдут в жесткую конфронтацию. Пацаны будут бить друг друга, а старшаки Гурыль и Карась посмеиваться и пересчитывать бабки, которые начнут приносить щеглы.
        Ведь Малыш, Коротыш и ещё несколько сядут в тюрьму и им по-любому нужен будет подогрев. И пацаны понесут деньги! Ещё как понесут, ведь на их глазах всё случилось и всё произошло.
        Стравили два района, а сами… Думаю, что такие пройдохи со временем и остальные районы подмяли бы под себя. Подмяли бы, если бы на их пути не встретился я.
        А я…
        Идиот! Дурак и ушлёпок!
        Повелся на пацанский кодекс и пацанскую честь! Повелся, а она вот где проявляется - в задушевном разговоре у костерка.
        - Не, ну в принципе всё правильно сделал. Кроме нас и не знает никто по поводу Колеса и Пухлого. Вокзальные думают на Серовку, Серовка на Вокзальные. Прямо как по писаному: разделяй и властвуй, - хмыкнул Ковальков.
        - Ага, и всё чики-брики. Правда, это не мы, это вон, у Гурыля дядька до всего допетрил. Сказал, что такую схему банды в Нью-Йорке творили. И что всё у них было чин-чинарем, причем не только у них, но ещё и у копов. А кое-где и вовсе копы весь преступный бизнес крышевали. А чо? Нормас же выходит - сам на себя охотишься и сам себя никак найти не можешь. Ну кто в таком случае на Коржева подумает? Да ни один шпик не прикопается. А что до Гурыля…
        - Он у меня подписку о невыезде взял, - буркнул Гурыль.
        - Так это для второго следака. Чтобы подозрение от себя отвести, мол, дядька за племянника не в ответе. Да и чист ты был - хватило ума никого не ухайдокать. Не то что этот… маньячило ху…в, столько людей завалил, - ответил Ковальков.
        Коржев тоже с ними в одной связке? Постой… Он же назвал его дядькой, а это значит, что вся эта операция по помещению меня в следственный изолятор, в последующий побег и «счастливое спасение» снова часть плана? Снова игра дядьки?
        И на хрена же я деньги показал? Ой дура-а-ак…
        - Ой да ладно, разве же это люди? Сопьются и сбухаются, а так на благое дело их смерти пошли, - хмыкнул Карась. - Они же как эти… как символы! Во! Да и не только я в эту ночь покуралесил. Остальных семерых не святые же духи размотали.
        - Не духи, это точно. Впрочем, пацаны почти про всех признались. А вот за Карася, Колесо и Пухлого придется отдуваться Малышу и Коротышу, - вздохнул Ковальков.
        - По первости много не дадут. А пацаны им охотнее на подогрев будут скидываться, - холодно ответил Гурыль. - Всё-таки Малыш и Коротыш без вины пострадавшие. А я ещё накину жалостливой гнили, что щемят их там не по-детски, что от передачек меньше половины остается, поэтому надо бы накинуть от щедрот вольных…
        Послышался вздох. Следователь вздохнул? Неужели ему стало жалко пацанов?
        - Да с такими деньгами, как сейчас, никакие пацаны не нужны, - послышался голос Карася. - На хрена нам их копейки? Вон, мешки же лежат - раздербаним по совести, да и поедем жить в Сочи. Тогда это… как в песне поётся? Прощай, любимый город, уходим завтра в море…
        - Что-то рано ты захотел по совести чужие деньги дербанить, - послышался ещё один голос.
        Моё сердце забилось сильнее - этот голос тоже был знаком. Совсем недавно его слышал, когда ехал в прокуренной кабине, а с боков поджимали два недружественных противника. Неужели сейчас произошло воссоединение всей банды?
        А что? Как иначе назвать этих четырех уродов, которые спокойно рассуждают о смертях одних людей и обсуждают поломанные жизни других?
        - О, вот и дядя пришел! Как дела, Владимир Михайлович? Не запылились ли по дорожке? Не устали ли ваши ножки? - послышался дурашливый смешок Карася.
        - Завали хлебало. Я вообще не понимаю - с какого хрена ты тут нарисовался, - процедил Коржев.
        - Как это с какого хрена? Я же часть вашей шайки! Я же винтик в вашем механизьме, - приблатненно пропел Карась. - Без меня вообще никак нельзя. Я же поймал отчима Лося и устроил ему допрос с причастием, от меня всё и пошло. Ух, как мужик не хотел сознаваться, но я же знаю, где точки болезненные…
        Я едва не дернулся. Как это? Карась поймал отчима? А как же мама и Алёнка? Что с ними?
        - Только и умеешь, что убивать и людей бить, - снова процедил Коржев. - Ни на что другое не годен…
        - Ну должен же кто-то делать и грязную работенку! Хо-хо! А зато потом взяли в разработку Лося. Видите, в конце концов он нас к баблу привел. А всё благодаря кому? А всё благодаря Карасику. Так что надо бы и мне доляну отвалить. Я что - зря старался и жопу рвал?
        - А ещё мне машину покалечил, - буркнул Гурыль.
        - Так то для правдоподобности же. Всё же на мази будет - с десяток себе новых купишь. А хочешь, я тебе со своей доли отсыплю, и ты новую возьмёшь? Ну, чо, отсыпать?
        - Не нравишься ты мне, - процедил Коржев. - Ой как не нравишься. Вся ваша подлая порода воровская не нравится. Поубивал кучу народа и хочешь теперь чистеньким выйти и с бабками? Сука, ещё и бахвалишься. Приперся, как всё сделали, чтобы бабки забрать, да? Гнида ты, шваль подзаборная!
        - Эй, вы чего? Мужики, я же как лучше хотел! - послышался голос Карася. - Вы чего? Убери ствол, начальник, ты чего? Попугал и хватит, я уже обосрался. Я же чо? Я же ни чо… Я же… Эй! Хорош!
        В следующий момент раздался выстрел.
        Послышался хрип и звук падения тела.
        - Не смотрите так, - прорычал Коржев. - Так нужно.
        Следом возникли звуки шагов. Они приблизились ко мне, а через секунду в боку вспыхнула боль от резкого удара носком казенного ботинка:
        - Вставай, пацан! Не хрен притворяться!
        Глава 30
        Жесткие руки схватили меня за шиворот и резко тряхнули, словно рьяная хозяйка попыталась вытрясти коврик при генеральной уборке. Голова мотнулась, а затылок больно ударился об лежащую доску. В голове к обжигающей боли прибавились краски нового дня…
        Я открыл глаза и уставился на Коржева. Тот хмуро смотрел на меня и в глазах его был всего один приговор: «Смерть!»
        Меня тоже не выпустят, так как я слишком много видел и слышал… Но мне сейчас на себя было наплевать. Гораздо больше занимал другой вопрос. Я с трудом сглотнул и просипел:
        - Что с мамой и Аленкой?
        - Тебя это должно…бать в самую последнюю очередь! - процедил следователь. - Вставай! Поднимайся, ублюдок!
        - С ними всё нормально, Лось, - послышался негромкий голос Гурыля.
        - А ты завали е…льник! Будешь вякать, когда я скажу! - зыркнул в его сторону Коржев.
        Гурыль что-то хотел ещё сказать, но сдержался. Похоже, что в этой шаечке и в самом деле лидером является Коржев.
        Я с трудом поднялся. Скула болела адски, во рту ощущался металлический вкус крови. Вряд ли меня так можно было вырубить кулаком - скорее всего Ковальков использовал какой-нибудь кастет или свинчатку. Ну не может так жестко штормить от простого удара, даже от самого неожиданного.
        Мы находились в каком-то заброшенном коровнике. Полуразрушенные кирпичные стены, обрушившаяся крыша, кругом разгром и запустение. Бутылки, следы от костров и обрывки сигаретных пачек. Заброшка…
        - Откуда ты взял деньги? - спросил Коржев, когда я выпрямился.
        - Там их уже нет, - буркнул я в ответ.
        Ха!
        От короткого, но жесткого удара я согнулся пополам. На этот раз места для размаха было много, но Коржев предпочел ткнуть коротко, но точно. Воздух выбило из легких, и чтобы заставить его войти обратно пришлось потратить немало усилий.
        - Повторю - откуда ты взял деньги? Третий раз повторять не буду, а вопросы начнет задавать сталь, - слегка с пафосом произнес Коржев. - И знаешь, ей ты расскажешь гораздо быстрее, чем мне.
        Меня бил кашель. Воздух входил с трудом, но всё-таки входил. Я кое-как принял вертикальное положение. Хотел как в фильмах про партизанов харкнуть в ненавистную рожу этого мерзавца, но взгляд упал на Карася.
        Старшак пацанов с Серовки лежал возле небольшого костерка. Отблески плясали на остроскулом лице, где между бровями чернела маленькая дырочка. Из этой дырочки лениво сочилась кровь. Казалось, что Карась устал и уснул возле костра с насаженными на веточки кусками хлеба, вот только положение тела говорило о том, что ему не совсем удобно спать. Да и не проснется он уже никогда…
        - Так что? - спросил Коржев и вытащил из кармана небольшой перочинный ножик.
        Таким ножиком обладали почти все уважающие себя пацаны - лезвие не сказать, что большое, зато есть пилка, шило, ножнички и отвертка. Мальчишки всегда любили играть с тем, c чем запрещали. Мамы говорили: «Не бери ножик, порежешься». А пацаны всегда таскали в кармане какой-нибудь перочинный ножик, чтобы в те же «ножички» поиграть, какую-то стрелку заточить для лука, рогатку выстрогать. И просто хотелось в чём-то подражать взрослым.
        И вот сейчас взрослый показал мне тот самый ножичек с крестиком на гербе. Небольшой, но, судя по лезвию, очень остро заточенный. И таким лезвием можно натворить немало дел…
        - С ними точно всё нормально? - я через плечо Коржева взглянул на Гурыля.
        Тот просто склонил голову. Коржев же коротко взмахнул рукой и мою шею обожгла резкая боль.
        Я отшатнулся и невольно зажал щеку рукой. Под ладонью сразу же намокло. Я озадаченно посмотрел на ладонь - она сразу же покраснела от крови.
        - Надо же, промазал, - словно сочувственно проговорил Коржев. - А ведь метился в глаз… Ну да ничего, в следующий раз буду точнее…
        - Да что ты творишь? - просипел я.
        - Повторить? Я с радостью, - невозмутимо ответил следователь. - Моё терпение на исходе.
        - Я покажу, где они… Покажу…
        - Ну вот, и нужно было доводить до греха? - скривился в подобии улыбки Коржев. - Всё с твоими родными в порядке, но если ты нас обманываешь, то всё может измениться. Грохнут и всех дел… Выдвигаемся!
        Последнее слово он адресовал уже Ковалькову и Гурылю. После этого двинулся на выход, брезгливо переступив через лежащего Карася.
        - А как быть с этим? - Гурыль кивнул на старшака с Серовки. - Его тут пацаны местные могут найти.
        - Грузи его в «буханку». По дороге скинем в овраг.
        - Но, если нас остановят… - проговорил Гурыль.
        - Ты меня бесишь, племяш! Всё тебе объяснять надо - грузи его в схрон, откуда недавно этого перца достали, - он показал на меня. - А если остановят, то ксивы нам на что? От комаров отмахиваться?
        Гурыль опустил голову и двинулся к Карасю. Он один взвалил на себя тело бывшего подельника и потащил к стоявшей неподалеку «буханке». Ковальков даже не двинулся с места, с грустью глядя на меня.
        - Как же так? - спросил я, прижимая к лицу ладонь.
        - Да вот так, Александр. Вот так… Идем. Сядешь в кабину и не делай глупости. Вон, приложи подорожник, чтобы не сильно текло.
        Я сорвал крупный лист, слегка обтер его и приложил к порезу. Не сказать, что сильная помощь, но всё-таки лучше, чем ничего.
        Гурыль кое-как завалил Карася внутрь машины и накрыл его пологом. Карась лег в то самое место, где недавно лежал я. Коржев сел в стоящие неподалеку неприметные «Жигули» бежевого цвета. Я оглянулся на полуразрушенный коровник. Тропинка к нему почти что заросла, а вот разбитая дорога ещё оставалась, угадывалась сквозь буйно разросшуюся траву.
        Вряд ли меня увезли далеко, так что это может быть где-то рядом с селом Преображенское. Надо будет запомнить, чтобы при счастливом случае можно было рассказать милиции.
        Вот только будет ли этот самый счастливый случай?
        Слишком много смертей в последнее время произошло, чтобы меня так просто могли отпустить. Слишком много молодых людей никогда не увидят внуков… Слишком много…
        Я назвал пункт назначения. Следователи переговорили о чем-то, а потом Коржев сел за руль и повел «буханку» в сторону выезда из невысокого кустарника. «Жигули» поехали следом. Оно и правильно - проходимость у первой машины гораздо больше, а если вторая застрянет, то первая легко выдернет её по направлению движения.
        Сидя внутри «буханки», я ощущал под ногами неудобную выпуклость. Похоже, что рука Карася легла неудобно и слегка выпирала из-под полога. Почему меня это занимало? Возможно потому, что я старался не думать о том, что мог вольно или невольно стать виной всем этим смертям. Ведь во многом всё случилось из-за меня…
        Да, я мог попытаться вытащить Серёгу, попытаться наорать на Колесо и вместе дать отпор Карасю, но… А ещё мог заметить изменения в поведении Семяги, мог предотвратить его превращение в зверя и последующие смерти. Мог спасти гаишников, незнакомого солдата в охране. Мог, но…
        Малодушие?
        Может быть и оно, а может быть стечение обстоятельств и судьба…
        Разнос по всем частям, а ведь я хотел всего лишь попытаться спасти пацанов. Попытаться предотвратить то, что случится в скором времени, попытаться ободрить и повести в правильном направлении, но…
        Кому и что я пытался доказать?
        Зачем? Потому что попал в себя молодого и купился на юношеский задор, когда кажется, что всё легко и просто?
        Я прикусил губу. Прикусил до крови.
        Дурак! Дурак!! Дурак!!!
        И теперь еду послушной овцой, веду за собой небольшую стаю волков, которая чуть ли не подвывает от ожидаемого куша. А я… А я покажу место, где хранятся деньги, а потом лягу вместе с Семягой внизу ракетной шахты. И останутся мои девчонки без защиты и опоры…
        В голове роились тысячи мыслей - броситься на Ковалькова и попытаться съехать с дороги? А смысл? Даже если «буханка» утонет в придорожной канаве, то «Жигули» всё равно останутся на ходу. А Коржев вряд ли будет таким «добреньким».
        Позвать на помощь, когда будем проезжать пост ГАИ? Тоже не вариант - ксива даст объяснение тому, что беглого преступника везут обратно в СИЗО. Думаю, что ориентировки на меня уже вышли в свет.
        Да и вообще звать на помощь только себе дороже - заткнут рот кляпом, да ещё и навтыкают по первое число. А может быть ещё что-нибудь сделают с мамой или Алёнкой - чтобы был сговорчивее. Коржев уже понял, где моё слабое место.
        Оставалось только ехать и ждать счастливого случая. Надеяться на «русский авось».
        Возможно, я слишком часто посматривал на асфальтовое покрытие, так как Коржев мигнул пару раз дальним светом, и «буханка» остановилась. Коржев как будто слышал мои мысли, и поэтому на меня надели наручники, а после положили на пол, чтобы я не отсвечивал в окнах и не вздумал орать понапрасну.
        Мы подъехали к тому месту, где стояла машина гаишников. Прошло не меньше недели, а она всё также стояла на прежнем месте. «Буханка» остановилась чуть поодаль. Коржев подошел проверить машину и вернулся со слегка побледневшим лицом.
        - Там два трупа. Один уже начал пованивать… Второй всё также лежит в багажнике. Всё, как сказал Лосев…
        Что? Гаишников так и не нашли? Или второй солдат, который должен был охранять наряду с первым, просто не вернулся на место несения службы?
        И был ли второй солдат?
        Да ну, не может быть, чтобы один молодой «читатель» охранял пусть и пустые шахты, и его никто за это время не поменял, не потревожил, даже банально не поинтересовался состоянием. Не может быть настолько глубокое разгильдяйство! Не может!
        Я не мог поверить своим глазам. В глубине души, когда мы ехали, я думал о том, что тут всех нашли и приняли меры. И когда мы приедем, то тут уже будет куча народа и тогда…
        Тогда бы я смог проорать или попытаться как-нибудь по-другому освободиться, но… Никого не было!
        Во владимирской глуши стояла машина ГАИ с двумя трупами внутри, а в вагончике лежал третий. Семяга же лежал в шахте…
        А дальше была пещера Алладина и мой финал… Ведь я привел и всё сделал. Я рассказал и чуть ли не за ручку провел к богатству троих уродов.
        - Ну что же, берем с собой этого и пошли, - подошедший Коржев кивнул в сторону холмов ракетных шахт. - Прогуляемся до бабок.
        - А может быть я тут вас подожду? - на всякий случай поинтересовался я.
        - Ага, так мы тебя тут и оставили. Давай, двигай. Будешь медленно двигаться - руку проху…рю, - процедил Коржев.
        Я вздохнул и вышел из «буханки». Наручники с меня так никто и не снял. Я пошел по бетонке в ту сторону, где в заборе было отверстие. Следователи пошли следом, а Гурыля оставили возле машин.
        Коржев и Ковальков шли с вытащенным оружием. Они осматривались по сторонам, но лесная чаща ничего не выдавала. Просто вагончик, просто холмы шахт, просто трава и молодая поросль между ними.
        Я шел к той шахте, где нашел последнее пристанище Семяга. Истекали последние минуты моей жизни, а у меня в голове звучал мотив песни группы «Рождество»: «Знаешь, так хочется жить, наслаждаться рассветом багряным…»
        Ветер дул в лицо, шумел в дальних кронах деревьев, скользил по траве. И мне отчаянно хотелось стать подобным ему - проскользить по траве и оказаться отсюда как можно дальше.
        С каждым шагом внутри всё замирало. В ушах пел ветер, в голове всё также звучала мелодия…
        Может быть, поэтому я пропустил хлопок первого выстрела.
        Глава 31
        Я только видел, как неожиданно остановился Ковальков. Он словно напоролся на невидимую стену. Влепился лбом и замер, удивленно открыв глаза. После этого медленно, как мне показалось очень медленно поднял руку и прижал её к правой груди. Когда же отнял ладонь, то она оказалась красной. После этого он растерянно взглянул на Коржева и начал заваливаться назад.
        - Сука! В засаду заманил! - выкрикнул Коржев и отскочил вправо, выстрелив туда, откуда раздался первый выстрел.
        Я тут же бросился ничком на землю. Подорожник со щеки сорвался и улегся на листья одуванчика. Так и лежал, окровавленной зеленой ладошкой возле пушистого соцветия, которое вот-вот разлетится в разные стороны.
        Постарался вжаться в землю, чтобы свинцовые пчелы, пролетающие над головой, не смогли зацепить моих выпирающих частей тела.
        - Бросайте оружие! - прогремел над полем властный голос, усиленный рупором мегафона. - Вы окружены!
        - Да вот х… вам во всё рыло! - грохнул Коржев, стреляя в то место, откуда слышался голос.
        Он тоже лежал на земле, прикрываясь упавшим Ковальковым. Изредка приподнимался и стрелял на звук голоса, на звук выстрелов, в те места, где, по его мнению, могли скрываться противники.
        Ковальков же лежал без движения. Его остекленевшие глаза смотрели на меня с укоризной, как будто это я был виноват в том, что он нашел свою смерть на поле среди заброшенных ракетных шахт.
        Нет, моя часть вины была в этом, но не я же их привез на это поле. Они сами захотели легких денег…
        - С вами разговаривает полковник Ливонов! - снова раздался крик мегафона, но на этот раз голос был другой. - Бросайте оружие и сдавайтесь! Не нужно лишних жертв! Вы окружены и при сопротивлении будете уничтожены! Я даю вам шанс предстать перед судом и спасти ваши жалкие жизни! Прятаться вам некуда, вы как на ладони!
        - Да иди ты на х…! - проорал Коржев и выстрелил на звук голоса.
        - Сдавайся, тебе не вырваться, уё.а головастая! - крикнул я, обернувшись назад.
        Там, возле выхода, я заметил мелькание фигур в форме. Так как мотора «буханки» слышно не было, то это могло означать только одно - Гурыля тоже повязали. Может быть, он ринулся бежать, но уехать он точно не мог.
        - Ты… с-с-с-сука! Ты нас навел сюда! - процедил Коржев и наставил пистолет в мою сторону.
        Я перекатился на правый бок, постарался вжаться в землю, но ногу что-то ударило. Как будто мальчишка из рогатки залепил. Ощущение взрыва боли в бедре пришло чуть позже. Я с трудом удержался от того, чтобы не заорать.
        - Сдавайтесь, я больше повторять не буду! - снова проорал мегафон. - Считаю до трех…
        - Мне всё равно светит вышка… - словно в бреду начал говорить следователь, глядя на меня. - Всё равно пулю в лоб… Так что я хотя бы одного пидара с собой заберу. Тебя… мразь…
        Я заметил, что рубашка на его плече покраснела. Неужели по нему тоже попали? Или это кровь Ковалькова?
        Попытался перекатиться и едва не заорал от боли. Раненное бедро горело огнем. Над головой снова начали свистеть пули. Невидимые маленькие кусочки свинца пролетали в поисках мясных мишеней. Пока что пролетали мимо, но я видел, как черное дуло поворачивается ко мне.
        Медленно, неотвратимо, без сожаления и прочей лебеды…
        - Тогда увидимся на том свете, ушлёпок, - хмыкнул я. - Тебя тоже не оставят в живых, так что позабавься пока, мудила грешная!
        Мы лежали на летнем поле. Очень здорово пахло луговыми травами, над головой желтело вечернее небо, а солнце пускало последние лучи. Оно окрашивало верхушки дальнего леса в красноватые оттенки, словно небо тоже кровило и капли расползались по зеленой поверхности земли.
        - Раз! - прогремел рык мегафона.
        Коржев нажал на спусковой крючок и меня ударило в правый бок. На этот раз я не смог удержаться от вскрика. А на губах противника появилась мерзкая улыбка. Он радовался тому, что я скоро погибну.
        Да, он тоже умрет, но всё-таки заберет меня с собой…
        А мне что? Мне оставаться лежать мишенью и ждать, пока этот ублюдок расстреляет свои патроны?
        Оставаться в роли жертвы?
        Я перекатился на бок и попытался согнуть колени. У меня получилось. Бедро тут же вспыхнуло сильнее, в боку пылало кострище, но я смог согнуть здоровую ногу и привстать. Перевалившись, стиснув зубы, я всё-таки поднялся на ноги.
        - Два! - прогремел голос.
        - Не хочешь умирать на коленях, пацан? - хмыкнул Коржев. - Что же, так даже лучше.
        Он снова поймал меня на прицел и нажал на крючок. Удар в левый бок заставил меня отшатнуться. Я едва не упал. Раненное бедро пыталось заставить ногу согнуться и завалиться, но я пересилил себя.
        - Бросай оружие, урод! - прорычал мегафон.
        - Бросай ствол, пи…р! - в такт гаркнул я и прыгнул.
        Ну как прыгнул… Это в голове был прыжок, на самом деле я грохнулся на Коржева подобно мешку с картошкой. Грохнулся удачно для человека, у которого скованы за спиной руки.
        У меня получилось выбить коленом пистолет из руки Коржева, а боком навалиться сверху. Он приглушенно взревел и попытался спихнуть меня, но… Я не собирался давать ему сдохнуть просто так!
        Перебарывая боль, превозмогая тошноту и головокружение…
        Я вертелся, крутился, кусался… Я превратился в крысу, которую загнали в угол и которая собиралась дорого продать свою жизнь.
        - Пусти, сука! Пусти! - рычал подо мной следователь Коржев, а я не собирался этого делать.
        Держать его и не давать добраться до пистолета. Держать! До последнего… До последней капли крови… До талого…
        - Хера ли ты на нем трешься, придурок? - донесся сквозь пыл борьбы окрик. - А ну слезь, а то вы как два пи…раса!
        Окрик раздался рядом, поэтому я в последний раз вцепился кровоточащими зубами в щеку следователя и дернул головой. Хоть напоследок отомстить за рану на щеке…
        - А-а-а! - взвыл следователь.
        - Что,…дина, не нравится, когда тебе причиняют боль? - прохрипел я, выплюнув кусок откушенной плоти. - Ну ничего, скоро ты совсем про боль забудешь. Скоро сдохнешь, а я приложу к этому все усилия, на какие только способен…
        Меня оттащили от следователя. Четыре или пять человек в военной форме наставили на нас АК-47. Я выдохнул. Всё-таки дожал урода. Не дал ему уйти от ответственности…
        - Петров, посмотри, что с этим. Этого в наручники и грузим! - прозвучал властный голос мужчины с коротким ежиком седых волос на голове.
        - Я следователь из Иванова! У меня в нагрудном кармане удостоверение! - крикнул Коржев. - Я же свой, мужики! Хэк!
        Он согнулся от короткого, но мощного удара. Зарядивший мужчина схватил за волосы следователя и процедил ему в лицо:
        - Какой ты на х… свой? Ты в нас только что шмалял, у…бок!
        - Я принял вас за преступников! - просипел Коржев, с трудом пытаясь вдохнуть.
        Совсем как недавно я пытался вдохнуть, находясь в полуразрушенном коровнике. Это зрелище вызвало у меня невольную улыбку…
        - Да мне по х… за кого ты нас принял. Ты палил после предупреждения! Увести! Что там с пацаном?
        - Походу, по тяжелой, - проговорил присевший возле меня человек. - Может не дожить до утра…
        Он быстро осмотрел мои раны, вытащил ремень и профессионально перетянул мне ногу почти у паха.
        - Медика сюда! - гаркнул мужчина с ёжиком. - Слышь, пацан, не помирай пока. Говорить можешь?
        - Откуда вы тут взялись? - спросил я, чувствуя, как перед глазами всё плывет.
        - Чо? Ты сейчас кони двинешь, а тебя интересует только откуда мы тут взялись? - хмыкнул седовласый.
        - Давай баш на баш, начальник? - спросил я. - Ты мне говоришь о своем появлении, а я тебе… всё остальное.
        - «Начальник»… - хмыкнул седовласый. - Прямо как завзятый зэчара ботаешь. Ладно. По существу. Ты тут следов много оставил. На ручке двери… Сам знаешь, какой двери. В общем, пустили на тебя ориентировку, а недавно появился в СИЗО Ивановском. А как появился, так сразу же и пропал. И тут ежу будет понятно, что непростой ты пассажир, Александр Лосев. Быстро копнули, раскололи того, кто был с тобой «на выезде». А дальше уже протянули ниточку по Ковалькову. Узнали, что отмазом Гурыля занимался Коржев. И так как всех фигурантов дела не было в наличии, то и решили, что вы что-то задумали… Осталось только подождать, а когда гаишники с дороги передали ваше движение по трассе, то быстро организовали встречу. Вот и все дела. Никто вас не останавливал, только передавали, что вы следуете в нужном направлении. Захотели новую порцию… сам знаешь чего?
        Неужели всё так предсказуемо? И следак, в попытке меня напугать и выведать о тайнике, сам себя подставил? Или, если бы ограничился теми мешками с деньгами, к которым я привел, то мог бы ещё коптить небо, а так…
        Так выходило, что нас «проработали», а мы сделали всё так, как и предсказывали. Неужели наши действия были настолько предсказуемыми?
        - Я никого не убивал, - проговорил я.
        - Ну, это уже следствие покажет, - ответил седовласый. - Оно разберется, что к чему…
        Ко мне подошел медик, пожилой человек с усталым лицом. Мельком взглянув на меня, он нажал на шею Ковалькова, прощупывая пульс.
        - Этому уже не поможешь, а вот с этим ещё можно поработать, - проговорил он, показывая на меня. Лежи и постарайся не дергаться.
        - Может в больничку? - спросил седовласый.
        - Сейчас перевяжу, а то можем не довезти, - буркнул медик. - Лучше бы их машину сюда подогнали, на ней сподручнее будет везти.
        Пока он говорил, его пальцы распороли на мне рубашку, футболку. Я старался не завопить от боли, но горело нестерпимо. В плечо впилась игла. По телу пошло онемение.
        - Так, пацаны, надо сейчас немного приподнять его, но аккуратно, - проговорил медик. - Обе пули прошли навылет, но вот та, что в бедре… Уже в больничке вытащим. Так, давайте…
        В это время к нам подъехала «буханка». Я хмыкнул:
        - Там под пологом труп… Не хотелось бы вместе с ним вместе трястись…
        - Ух ты, какие мы нежные, - буркнул седовласый, но мотнулголовой помощнику, мол, проверь.
        Тот поднял полог и уставился на лежащего Карася. Присвистнул.
        - Ещё один холодный, Михалыч, - проговорил мужчина.
        - Ну что же, паря, ты теперь просто обязан нам всё рассказать, - покачал головой седовласый. - А то коньки отбросишь, а нам потом догадки строить.
        - Он заслужил, - сказал я, показывая глазами на Карася.
        - А это уже не нам решать - кто и что заслужил. Но я уверен, что каждый получит по заслугам! - четко проговорил седовласый Михалыч. - Никто не будет жить вечно, и на тот свет ничего с собой не заберет, кроме грехов или добрых дел.
        - Проповеди рано читать, - буркнул медик. - Поживет ещё пацан…
        - Это хорошо, что поживет. Успеет всё рассказать.
        Ну что же, пусть в голове мутилось, пусть язык отказывался работать, но мысли ещё шевелились. И я начал рассказывать.
        Не про то, что я пришелец из другого времени, а про то, что всё началось с ремонта «Карпат». Да-да, с самого начала.
        Седовласый Михалыч слушал, старательно делая пометки в своём блокнотике. Пока я рассказывал, меня перебинтовали, погрузили в кузов «буханки» и повезли по дороге.
        Я рассказывал. Рассказывал обо всём, что произошло. Говорил и говорил. Про пацанов и дискотеку. Про смерти и беготню. Про друга Серёгу Курышева. Про Семягу и гаишников. Про найденные деньги, на которые указал Семяга. Да, пришлось перевалить вину на Семягу. Ему всё равно, а мне надо было как-то отмазаться.
        Говорил про глупую пацанскую олимпиаду, про отчима и семью. Про Иваново и побег. Про Карася и его роль в смертях южских ребят. Про Ковалькова и Гурыля. Про следователя Коржева, который всё это замутил. Говорил до тех пор, пока нечаянно не уснул. А может быть просто потерял сознание…
        Глава 32
        - Он приходит в себя! Вон, глаза дергаются! А вон ещё рука! Да я же говорю, что мой друг сделан из железа! Что ему те щенки - из Лося гвозди ковать можно! - сквозь вату в ушах донесся голос Сереги Курышева. - Эй, бродяга, хорош притворяться!
        Чего? Он живой? Или я всё-таки умер и попал на небеса… Ну, или куда там попадают после смерти?
        По ощущениям, я лежал на твердой поверхности, накрытый простыней или тонким одеялом. Голова уже привычно раскалывалась, а во рту был противный вкус пластика.
        - Чего кривишься, бродяга? Меня не обманешь! Я тебя насквозь вижу! - продолжал раздаваться веселый голос Курышева.
        Я с трудом разлепил глаза. Надо мной склонился мой старый друг и товарищ, скалясь пожелтевшими от времени зубами. И в самом деле старый - вон, морщин целая куча, мешки от недосыпа под глазами, щетина не меньше трех дней.
        Нет, не тот молодой пацан, который лежал в гробу, а взрослый и состоявшийся мужчина. Только слегка осунувшийся, и щеки немного впали.
        - Ну и рожа у тебя, Шарапов, - с трудом проговорил я.
        Язык во рту двигался с грацией сучковатого полена. А ещё губы отказывались повиноваться как прежде.
        - Ага, ты бы на свою рожу посмотрел. Куда ты на молодых-то полез, пень ты старый? - покачал головой Серёга.
        Я тем временем огляделся. Впрочем, смотреть особо было не на что - обычная больничная палата с синими стенами, Кровать рядом пустует, а я присоединен датчиками к какой-то машине, которая попискивала и старательно рисовала зеленые горные пики на чёрном фоне.
        На молодых полез… пень старый…
        Я поднял руку. Она и в самом деле не блистала молодостью. Нет, скорее это была рука пятидесятилетнего мужчины, который не боится трудной работы, а вовсе не лапка молодого пацана.
        Неужели всё, что я видел, было сном? Привиделось в больном бреду…
        И следователи, и деньги, и пацаны… всё-всё-всё…
        - Я хоть победил? - спросил я на всякий случай.
        - Ну, до приезда полиции ты их задержал. А потом уже этих молодчиков скрутили. Теперь в «обезьяннике» кукуют. Ждут твоего пробуждения. Ты ведь почитай целую неделю тут в коме провалялся. Неплохо тебе по башке приложили - все опилки перевернули, - с улыбкой проговорил Серёга.
        Вот как… Значит точно всё привиделось. Всё было всего лишь погружением в кому. А в царстве сновидений порой человек на любые подвиги готов. Может быть этим и объяснялось моё глупое желание устроить пацанскую олимпиаду? Почему-то в коме это казалось логичным. Вот хотелось объединения ребят и всё тут. Не хотелось убийств и прочего…
        Может быть это наложилось на память происшествие с залетными пацанами? Пережил это и вот оно наложило свой отпечаток…
        А на самом деле я всё тот же тертый жизнью и битый ветрами холостяк, который вписался за парочку на улице и получил по башке за свою доблесть…
        - Слушай, а Гурыль? Это… Ты помнишь такого? - спросил я осторожно.
        Всё-таки мысль о том, что это не совсем сон в коме, а перемещение во времени немного волновало меня. А вдруг я каким-то образом вмешался в ход истории, смог изменить прошлое? А что? Вон, у Брэдбери мужик на бабочку наступил и изменил будущее, а я… Столько дел натворил, что бабочкам и в страшном сне не приснится. Даже если они будут куколками половину жизни.
        - Ого, кого ты вспомнил, брат. Гурыля же убили в конце восьмидесятых. А ты чего про него спросил? В коме приходил? Сказал, кто это сделал? - поднял бровь Сергей.
        - Да так, привиделось чего-то, - вздохнул я.
        - Унгазун гарунге, унгазун гарунге! Замбеле гарунге, унгазун гарунге! - донеслась из-за дверей знакомая песня.
        Во как, и тут эта «унгазун» играет…
        - Алло? - послышался женский голос, от которого сердце пропустило один удар. - Да, поняла. Через пять минут буду. Подождете, ничего не случится! Да, через пять минут.
        Я посмотрел на Курышева, тот хмыкнул и повернулся к двери. В палату вплыла… Да-да, именно вплыла Мария Вахотина. Уже не молодая девчонка, а взрослая, состоявшаяся женщина с короткой прической, всё теми же голубыми лучезарными глазами, с телефоном, прислоненным к уху. Белый халат только подчеркивал ладную фигуру. Она увидела мой взгляд, чуть остановилась, а потом сказала в телефон:
        - Всё, скоро буду!
        - Привет! - проговорил я, когда она отключила вызов. - Забавная песня на рингтоне…
        - Да, люблю этот сериал… Ещё с молодости… Саша, рада видеть, что ты пришел в сознание. Как себя чувствуешь? - спросила она тем же самым звонким голосом, какой я помнил по школе.
        - Да я в норме, - проговорил в ответ. - А ты как здесь? Ты же вроде уехала из города?
        - Так на твоё счастье вернулась недавно. Устроилась работать в нашу больницу. Выходила, можно сказать тебя, засранца…
        - Так уж и засранца? - пробурчал я недовольно.
        - Ну, судя по частым подходам к утке…
        Вот умеет Серёга выставить меня в не вполне хорошем свете. И это перед Марией! И так видок у меня не очень, а он ещё добавляет масла в огонь.
        - Серёж, ты тоже мог бы быть вместо Саши, - улыбнулась Мария. - Вы вроде и взрослые уже, вон, седина в бороде и на висках, а всё пацанские у вас привычки остались.
        - Да, мы чтим Пацанский Кодекс! - ударил себя в грудь Серёга Курышев. - Не отступать и не сдаваться! Вечно молодые, вечно пьяные…
        В это время в его кармане заиграл телефон. Голос Виктора Цоя начал выводить: «Вместо тепла - зелень стекла! Вместо огня - дым!»
        Перед глазами снова встал дискотечный зал, куда вот-вот должен ворваться Карась и заорать, что Левона убили… Похоже, что я слышал не только музыкальный рингтон Марии. Значит, Сашка тоже немало времени провел возле меня…
        - О-о-о, меня ненаглядная вызывает, - взглянул на экран Курышев. - Засиделся я тут у тебя, Сашка. Давай, поправляйся. Приду завтра и принесу апельсинов. Приду к трем, так что постарайся до этого сбегать в «утку», чтобы потом не пришлось нам обоим испытывать неловкость…
        - Да вали уже, балабол, - усмехнулся я в ответ. - Язык без костей, только и шлепаешь… Ленке привет передавай. Скажи, чтобы не волновалась.
        - Передам-передам, - кивнул он и покосился на Марию. - Ладно, оставляю вас на романтичное… вставление катетера! Пока-пока!
        - Иди уже, сорока, - усмехнулась Мария и показала свои знаменитые ямочки на щеках. - Завтра постараюсь к твоему приходу сделать так, чтобы в палате пахло розами.
        - Во-во, я запомню.
        После этого Серёга покинул палату, подмигнув мне на прощание. Совсем как тогда, во сне, когда мы танцевали с девушками рядом, мол, не робей…
        Мария тем временем проверила капельницы, датчики на теле, посмотрела на зрачки. Когда она прикасалась, то снова повеяло запахом луговых трав и ароматом дикой малины. Тот самый аромат, который я чувствовал во сне…
        - Ну что же, жить будешь. А как долго - зависит только от твоего желания нарываться на молодежь, - улыбнулась она.
        - Не, нападать я пока не намерен. Не в том состоянии, но если надо, то и с капельницей смогу кому-нибудь в лобешник зарядить, если тот вдруг на тебя нападет! - я коснулся пальцев Марии, но не почувствовал кольца.
        Поднял брови, показал на женскую руку. Маша слегка улыбнулась:
        - Не сошлись характерами. Сын со мной остался, двенадцать лет.
        - Пацан, - кивнул я.
        - Пацан… Танцы любит, отличник…
        Возникла неловкая пауза. Я думал, что сказать дальше и снова почувствовал себя тем мальчишкой, какой пригласил королеву школы на танец. Неожиданно Мария всплеснула руками:
        - Ой, меня же в ординаторской ждут. Я сейчас туда сбегаю и потом ещё загляну…
        - Маш, а как ты смотришь на то, чтобы прогуляться после моей выписки? - мой вопрос застал её уже в дверях.
        - После выписки? - она ненадолго задержалась. - А ведь там суд ещё будет над теми ребятами…
        - Суд? Ну что же, будет суд. Получат сполна, засранцы, - поджал я губы.
        - Жестко ты, Саш…
        - Жестко? Маш, ты вот назвала меня и Серёгу пацанами, а у нас свой кодекс был. И по нему трогать парня с девчонкой нельзя. И старших нужно уважать. А эти… Они и пацанский кодекс нарушили, и уголовный. Так что пусть отвечают по полной. В тюрьме их научат жизни… Там тоже люди сидят.
        - Ну, как пройдет всё, так и прогуляемся, - перевела разговор с неудобной темы Мария.
        - Да, я знаю одну лавочку у Вазаля, с неё открывается прекрасный вид на закат… - я мечтательно закатил глаза.
        - Что же, жду не дождусь. И это… Саш, ты молодец. Ты заступился за ребят, а это дорогого стоит, - Мария блеснула глазами.
        - Маш, тут я должен был бы сказать какую-нибудь пафосную чушь, но я не хочу. Я не рыцарь. На моём месте так поступил бы каждый уважающий себя… - с губ чуть не сорвалось слово «пацан». - Каждый уважающий себя человек.
        - Хорошо сказано, Саша Лосев. Очень хорошо…
        Маша снова показала ямочки на щеках, а потом вышла из палаты. Я остался в относительной тишине. Где-то негромко играла музыка, были слышны отголоски переговоров за стеной. Я поудобнее устроился на кровати, вдохнул и выдохнул.
        Похоже, что жизнь холостяка понемногу начала налаживаться…
        Конец книги.