Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Володина Таня : " Пуговка Для Олигарха " - читать онлайн

Сохранить .
Пуговка для олигарха Таня Володина
        Бесплодная жена московского олигарха встаёт перед выбором: или потерять мужа, или найти донора матки. Она привозит из деревни юную племянницу и обманом уговаривает на трансплантацию. Неожиданно в дело вмешиваются чувства - жгучие, запретные, разрушительные.
        Предупреждение: этически небезупречные поступки!
        В тексте есть:
        разница в возрасте, девственница, любовный треугольник
        Пуговка для олигарха
        Таня Володина
        Пролог
        Некоторых мужчин к браку нужно подтолкнуть. Особенно молодых и перспективных, которые так увлечены карьерой, что не замечают, как бежит время. У них впереди целая жизнь, а женское время утекает неумолимо и безвозвратно. Ещё вчера - свежая роза, а сегодня - лепестки побиты первыми заморозками, а корни подъедены медведками. Это такие мерзкие насекомые размером с большой палец. Они живут в подземных туннелях и пожирают всё самое вкусное и красивое - фрукты, овощи, цветы. Не успеешь оглянуться - твоя роза зачахла. И что делать бедной женщине, если возраст поджимает? Завернуться в саван и ползти на кладбище? Уступить место юной сопернице? Потерять любимого навсегда?
        Чудовищный выбор.
        А вот мужчинам повезло. Морозы и вредители им не страшны: шрамы их украшают, морщины говорят о жизненном опыте, а седина придаёт респектабельности. И детей могут делать до самой старости. Замечательно устроились!
        Лишь одно умение бог дал женщине в противовес её уязвимости - способность подарить мужчине дитя. А дьявол дал другое ценное умение - убедить мужчину, что дитя будет рождено, даже если это противоречит здравому смыслу. А усталый хирург из отделения гинекологии дал простой житейский совет - не рассказывать мужчине, что у тебя удалена матка. Некоторые тайны должны оставаться тайнами.
        Поэтому лучший способ подтолкнуть мужчину к браку - сказать, что ты беременна. Если он порядочный человек, то женится, а нет - попутного ветра в горбатую спину! Быть беременной при этом необязательно. Иметь матку - тоже.
        Глава 1. Глупая Надюша
        - Сколько сегодня комплектов сшила, шайтан тебя побери? Восемь? Почему не десять? - Маратик пересчитывал толстыми, как сардельки, пальцами упакованные пачки белья.
        - Ткань плохая, постоянно рвётся, - ответила Надя. - Дядя Марат, привезите, пожалуйста, нормального хлопка, а то эта гнилая ткань расползается под иглой, видите? Мне всё время приходится зашивать дырки.
        Она растянула шов на простыне, и он тут же превратился в неопрятную дыру.
        - И краситель токсичный, - пожаловалась Надя. - У меня все руки в язвах и глаза слезятся. На этом белье нельзя спать, оно вредное для здоровья!
        К столу подбежала мать:
        - Жрать одни макароны вредно для здоровья! Ходить зимой в дырявых сапогах вредно! Оставлять беременную сестру без витаминов вредно! Маратик, ну что ты с ней сюсюкаешь? Ты же глава семьи, поставь эту хамку на место!
        Мать называла её хамкой за то, что иногда Надя не могла промолчать. Вот и сейчас она опустила голову и буркнула:
        - Вообще-то у дяди Марата своя семья есть. Живут в Коробельцах - жена и пятеро детей.
        От Юшкино всего пятнадцать километров, неужели он рассчитывал скрыть свои похождения?
        - Мала ещё судить! - взвизгнула мать. - Откуда тебе знать, каково это - остаться вдовой с двумя детьми на руках? Без денег, без работы и поддержки? Ты что, не помнишь, как Маратик тебе тетрадки покупал? Как он Любаше платье на новый год подарил? Совсем память отшибло?
        Наде память не отшибло. Ей было десять лет, когда отец погиб на стройке. Мать начала злоупотреблять, работы в деревне для неё не нашлось: никто не хотел связываться с опустившейся женщиной. Они перебивались с хлеба на воду, пока не появился Марат, - предприниматель из соседних Коробельцев. Непьющий, зажиточный по их меркам. Держал в районе несколько торговых точек. Мать решила, что вытянула счастливый билетик, и вцепилась в Марата мёртвой хваткой. Всё мечтала, что он разведётся с законной женой и женится на ней, красила волосы в платиновый блонд, носила коротенькие шёлковые халатики, подуськивала дочерей ластиться к Марату и выпрашивать подарки. Старшая Любаша послушалась мать - и быстро обзавелась новыми платьями и золотыми побрякушками (забулдыги сдавали их Марату, как в ломбард), а младшая Надя упрямилась и дичилась «отчима», поэтому с четырнадцати лет была пристроена к делу.
        Марат притащил раздолбанную швейную машинку «Мейд ин Чина» и показал Наде, как шить наволочки, простыни и пододеяльники. Сказал, что дневная норма - десять комплектов: у него договор с магазинами на поставку. За нарушение договора - штраф тридцать тысяч. Бешеные деньги! С тех пор Надя не разгибала спины, но старшей сестре никогда не завидовала. Та была странной девочкой - тихой, как будто пыльным мешком из-за угла прибитой. До смерти отца она была другой - весёлой и озорной, а после появления Марата замкнулась в себе. Ни с кем не дружила, школу закончила с большим трудом. А в девятнадцать лет у Любаши начал расти живот. Откуда? С мальчиками она не встречалась: дядя Марат запрещал гулянки, охранял девичью честь. Из дому почти не выходила, всё время сидела перед телевизором и смотрела сериалы. Иногда книжки какие-то читала, грызла сухарики. Мать её не трогала и даже картошку не заставляла полоть. Как при таком сидячем образе жизни Любаша умудрилась заиметь ребёнка - загадка! Но живот всё рос и рос, пока беременность не стала очевидной.
        И вот теперь Надя должна работать ещё усерднее, чтобы прокормить будущего малыша. Он же не виноват, что ткань гнилая и приходится перешивать строчки?
        - Любаша, а кто отец? - подступила она однажды к сестре. - Не бойся, я никому не расскажу, но надо же что-то делать… Он знает, что ты ждёшь ребёнка? Почему он не женится на тебе?
        Любаша только посмотрела взглядом раненого животного.
        - Тебя что… насильно? - испугалась Надя.
        - Какая же ты глупая, Надюша, - ответила сестра. - Вот вроде не дура и в школе хорошо училась, а таких простых вещей не понимаешь…
        Между ними был всего год разницы, а Наде порой казалось, что - вечность.

* * *
        Марат забрал бельё, упакованное в целлофан, оставил деньги за работу и уехал по делам. Он был занятым бизнесменом: разъезжал по району, покупал товар, продавал товар, заключал сделки и следил за своими работниками. Надя выдохнула: она не любила, когда Марат оставался на ночёвку. Мама и Любаша лебезили перед ним, а ей приходилось терпеть масляные взгляды и прикосновения пальцев-сарделек: у него вошло в привычку щипать её за щеку. К счастью, в последнее время Марат ночевал у них всё реже и реже, не то что несколько лет назад, когда они с Любашей были подростками. Тогда он тусовался в доме почти постоянно.
        Не успели они попить чаю с печеньем, как во дворе снова заурчала машина, - но не старая «лада» Маратика, а огромный сверкающий джип чёрного цвета. Таких машин Надя никогда ещё не видела. Он был выше её и даже выше курятника! «Московские номера!» - сказала мать, выглянув в окно.
        Они все вышли на крыльцо, чтобы посмотреть, кого занесло в забытое богом Юшкино. Иногда в деревне появлялись чужаки, и каждый раз Надя гадала, что они здесь потеряли. Чаще всего это были паломники, искавшие мужской монастырь, который прятался на островке посреди озера и принимал гостей лишь по определённым дням, - то ли по церковным праздникам, то ли по произволу настоятеля. Богомольцы сильно расстраивались, когда не могли попасть на остров, и просились на постой. Пока был жив отец, он разрешал им пожить в доме, а Марат строго-настрого запретил пускать чужих на ночёвку. А вдруг позарятся на девочек? А вдруг украдут чего-нибудь?
        Иногда приезжие спрашивали, как доехать до цемзавода, а иногда плутали в поисках потерянного шоссе. О здешних местах ходила дурная слава: съедешь случайно с главной дороги, и потом уже не вернёшься - хоть с картой, хоть с навигатором. Все местные это знали.
        Из джипа вышла девушка с длинными и гладкими, как зеркало, белокурыми волосами. Её невероятно пухлые губы улыбались, белые зубы сверкали, а глаза скрывались за гигантскими солнечными очками. Диковинная заморская стрекоза среди мух и рабочих пчёл. За три метра от девушки пахло сладкими духами.
        - Вы не знаете, как мне найти Сорокиных? - нараспев протянула она.
        - Кого? - в изумлении переспросила мать.
        - Оксану Сорокину, - уточнила девушка.
        - А вам зачем?
        - А я её сестра Паулина Громова.
        Мать спустилась с крылечка и плюхнулась на скамеечку у забора:
        - Полька, ты, что ли? Двадцать пять лет прошло… Тебя не узнать…
        - Тебя тоже, Оксанка, - ответила московская сестра. - Рафаэль, малыш, выходи. Мы их нашли.
        С водительского места вышел высокий, под два метра ростом, широкоплечий блондин. Голубые глаза, затенённые густыми ресницами, чувственный рот, мужественный подбородок. Но больше всего Надю поразила его причёска - шапка светлых кудрей, похожих на непослушные пружинки. Они обрамляли голову, как нимб, шевелились на ветру и живописно падали на лицо. Надя не могла оторвать взгляд от неземной красоты этого неведомого Рафаэля. Такие мужчины не появлялись в Юшкино никогда - она была в этом абсолютно уверена! Она даже не знала, что такие существуют.
        Глава 2. Родственные души
        Гости прошли в дом, мама юркнула за ними, а Надя схватила Любашу за локоть:
        - Ты видела?! - зашептала она, остановив сестру на пороге.
        - Что?
        - Он такой красивый! А его волосы? Он как солнышко - от него вокруг становится светлее!
        - Надюша, не глупи, - ответила Любаша. - Этот солнечный мальчик не для тебя.
        - Конечно, не для меня, - отмахнулась Надя. - Он же наш брат! Но ты видела, как он хорош? И тётя Поля - она выглядит как наша ровесница! Стройная, волосы до попы, губы как у актрисы. Мы по сравнению с ними деревенские замарашки.
        - Не придумывай! Если нас отмыть и приодеть, то мы будем не хуже. Мы тоже натуральные блондинки. И худые - по крайней мере ты.
        - Да ну, - не поверила Надя, - настолько нас не отмыть - мочалок не хватит…
        - Если ты намекаешь на меня, то я согласна, - сказала Любаша. - В меня столько грязи въелось, что уже не отмыть, а у тебя шанс есть, если не будешь глупить.
        - Ну что ты, Любаша, не говори так о себе, - Надя обняла сестру за располневшую талию и повела в дом. - Ты не грязная. Ты просто ошиблась, доверилась плохому человеку. Это он грязный, а ты - чистая.

* * *
        Тётя Поля сняла в доме очки, но Надя, как ни присматривалась, так и не смогла заметить морщинок. А ведь тёте было за сорок. Наде хотелось провести пальцами по её лицу - настолько гладким и безупречным оно казалось. А соболиные брови? А изогнутые ресницы? А тонкий изящный носик? Нет, таких носов у них в роду не было. Любаша погорячилась: из деревенской замарашки не получится столичная дива, сколько ни три мочалкой и мылом.
        - Садитесь, сейчас будем пить чай, - хлопотала мать, явно смущённая появлением богатых родственников. - Вот печенье, вот конфеты.
        Она поставила на стол пластиковую вазочку с окостенелой карамелью.
        - Тётя Оксана, - вежливо подал голос Рафаэль, - мама на диете, а я весь день за рулём. Вы не покормите меня чем-нибудь посущественней?
        Такого глубокого и приятного тембра Надя ни разу не слышала. По телу побежали мурашки. Она вспыхнула и опустила голову над столом.
        - Конечно, сейчас супу налью, - метнулась мама. - Вкусный, вчера варила, на куриных шейках…
        - Рафик, а не сходить ли тебе за продуктами? - спросила тётя Поля. - Возьми сестру и прогуляйся до магазина, малыш.
        - Ладно, - ответил он и поднялся из-за стола. - Как тебя зовут, сестрёнка?
        Он явно обращался к ней, а не Любаше. Видимо, не хотел идти с беременной по деревне.
        - Н-Надя…
        - Пойдём, Надежда, покажешь, где у вас «Азбука вкуса».
        Он фамильярно приобнял её за плечи и вывел на улицу. Надя передвигала ноги, словно механическая кукла. От близости этого мужчины - то есть, двоюродного брата! - она как будто разучилась ходить. Он действовал на неё опьяняюще.
        - На машине поедем или пойдём пешком? - спросил Рафаэль.
        - В Коробельцах есть «Пятёрочка», но она уже закрылась, - сказала Надя. - А до «Юшкиных продуктов» можно дойти пешком - это через две улицы около автобусной станции. А «Азбуки вкуса» у нас нет.
        - Я знаю, что нет, - серьёзно ответил Рафаэль. - Извини, я пошутил. У меня вообще своеобразное чувство юмора: со стороны может показаться, что я ехидничаю, но на самом деле это неуверенность в себе.
        - Неуверенность? - удивилась Надя. - У тебя? Не может быть!
        Они вышли на пыльную дорогу и пошагали к центру Юшкино, где кроме станции и продуктового магазина располагались почта и фельдшерский пункт.
        - Почему?
        - Ну, ты такой… - начала Надя и замолчала, но Рафаэль понял, что она хотела сказать.
        - А я думал, только в Москве судят по внешности.
        - Ну что ты! Прости! Я не сужу тебя, просто ты выглядишь таким взрослым и уверенным в себе.
        - Это всего лишь видимость. На самом деле я бедный студент, который живёт с родителями и с утра до вечера зубрит гражданское право.
        Надя даже остановилась:
        - А на кого ты учишься?
        - На юриста.
        - Ничего себе! Сложно, наверное? Тебе нравится? Когда ты решил, что хочешь стать юристом?
        - Ого, сколько вопросов, - улыбнулся Рафаэль. - Но я ничего не решал. Это отец засунул меня на юридический. Он сам адвокат - и довольно успешный. Ему кажется, что это уважаемая и благородная профессия, а я считаю, что юриспруденция - продажная девка политики. Это слова Геббельса, не мои, - Рафаэль покосился на Надю.
        Она знала, кто такой Геббельс, но цитату не поняла. Общение с Рафаэлем делало её глупой и рассеянной. Её внимание приковывали его губы, волосы и голубые глаза, смотревшие на неё с интересом и симпатией. Впервые она общалась с парнем так близко и откровенно. Она поняла лишь, что отец у Рафаэля был тираном и богачом.
        - А если бы он не заставил тебя поступать на юридический, куда бы ты пошёл учиться? - спросила Надя. - Кем ты хотел стать?
        Если бы у неё была возможность выбрать вуз, она бы без раздумий выбрала тот, где учат кроить и шить одежду. Не постельное бельё или ситцевые халаты, которые у неё заказывали клиентки из Юшкино, а настоящую дизайнерскую одежду. Ту, которая шьётся руками и душой, а не старой китайской машинкой с выпадающей шпулькой.
        - Я бы хотел стать… - задумчиво сказал Рафаэль. - Впрочем, неважно. У меня нет выбора.
        - У меня тоже, - вздохнула Надя.
        Как удивительно! Они с братом были далеки, как звезды из разных вселенных, но оба страдали из-за невозможности заниматься любимым делом. Надю заставляли строчить токсичные простыни, а Рафаэля - учиться на юриста. И второе - намного сложнее первого! Брат прав, нельзя судить по внешности. На первый взгляд они совершенно разные люди, а копнуть поглубже - родственные души. На сердце у Нади потеплело. Она робко взяла Рафаэля под руку и ощутила ответное пожатие. Так они и зашли в магазин «Юшкины продукты».
        И тут же наткнулись на угрюмый настороженный взгляд Данилы Кандаурова. Он и в школе донимал Надю назойливыми ухаживаниями, и после школы ухитрялся трепать нервы. Кидал в окно камешки, приглашал то в кино, то в клуб. Надя отказывалась с ним встречаться, но он был железно уверен, что рано или поздно она согласится. «Сама посуди, какой у тебя выбор? - однажды сказал он. - Или я, или какой-нибудь женатый Маратик. Но я-то лучше! Я же не просто так за тобой бегаю - я жениться хочу. Мне двадцать лет, у меня хорошая работа и машина в кредит. На морду я нормальный, не тупой и не бандит. В армии отслужил. Чем я тебе не подхожу?». Хорошей работой он называл разгрузку машин с продуктами и торговлю по ночам. Днём торговала его мать, а по вечерам он её подменял и работал до последнего клиента. Единственный круглосуточный магазин в округе.
        Надя отошла от Рафаэля и сделала вид, что они случайно появились в магазине вместе. Но было поздно. На скулах Данилы заиграли желваки, а руки, лежавшие на прилавке, сжались в кулаки.
        Глава 3. Пропадёт девка
        - Говядина у вас есть? - спросил Рафаэль, разглядывая холодильник, покрытый инеем.
        - Нет.
        - А индейка?
        - Нет.
        - А что есть?
        - Голени.
        - Чьи?
        - Свиные!
        Это прозвучало с откровенной издёвкой. Рафаэль с недоумением посмотрел на Данилу, который вышел из-за прилавка и воинственно скрестил руки на груди. Ростом он был пониже москвича, но вряд ли уступал в физической силе. Армия и год работы грузчиком сделали его бицепсы литыми.
        - А есть что-нибудь менее… брутальное? - спросил Рафаэль.
        В его взгляде блеснул неприкрытый вызов. Парни явно провоцировали друг друга на ссору. Надя бочком подошла к ним и примирительным тоном попросила:
        - Давай просто купим сосисок и пойдём?
        Никто не обратил на неё внимания.
        - А что, свиная нога для тебя слишком жёсткая? - спросил Данила, ухмыляясь. - Могу предложить куриные сердечки. Зубов хватит прожевать? Сердцеед, блин.
        - Что ты несёшь, придурок?
        - Следи за базаром, баран кудрявый!
        Рафаэль неуклюже размахнулся и двинул Данилу по лицу. Тот уклонился, как заправский боксёр на ринге, и ответил молниеносным ударом в живот. Рафаэль согнулся пополам и захрипел. Данила пнул соперника ногой, и тот грохнулся на бетонный пол.
        - Что ты наделал?! - Надя бросилась к Рафаэлю, не зная, чем помочь.
        - Кто это такой? Где ты его откопала? - презрительно спросил Данила.
        - Нигде! Он сам из Москвы приехал!
        - К тебе? - удивился Данила.
        - К нам! Это мой двоюродный брат. Он приехал с мамой к нам в гости!
        - Что ж ты сразу не сказала?! - Данила кинулся поднимать Рафаэля.

* * *
        Они вернулись домой с сосисками, куском сыра и коробкой «Раффаэлло». Теперь это название заиграло для Нади новыми красками: «Раффаэлло» от Рафаэля. Круглые белоснежные конфеты напоминали шапку блондинистых кудрей.
        - Этот гопник - твой парень? - спросил Рафаэль, потирая солнечное сплетение. - Дерётся как чёрт.
        Сам Рафаэль дрался как девчонка, но это не расстроило Надю. Наоборот, добавило ему очков! Её брат был интеллигентным и воспитанным человеком, а не деревенским хулиганом.
        - Что ты, никакой он мне не парень! Просто учились в одной школе, он старше на два года.
        - Приставал к тебе?
        - Ну как? Ухаживал, в кино звал… Но дядя Марат запрещает встречаться с парнями, поэтому я никуда с ним не ходила, - она подумала и добавила: - Не очень-то и хотелось.
        - Значит, ты ещё… невинна?
        Вопрос прозвучал не грубо и не пошло, но Надя вспыхнула. Было в интонации Рафаэля что-то вкрадчиво-многозначительное, что-то волнующее.
        - Да ладно, я же твой брат! Мне ты можешь сказать правду.
        - Ну… да.
        - А твоя сестрёнка Любаша? Ей дядя Марат не запрещал гулять с мальчиками?
        - Не думай про неё плохо, пожалуйста! Она хорошая, просто скрытная и недоверчивая. Даже я не знаю, кто отец ребёнка. Наверное, предатель какой-нибудь: был бы нормальный парень - женился бы на ней, правильно? Не бросил бы беременную девушку.
        - А она не думала избавиться от ребёнка? - спросил Рафаэль.
        - Думала, - честно ответила Надя, - но дядя Марат был против. Сказал, что поможет с приданым для малыша, - коляску купит, памперсы, кроватку. Мне обещал повысить зарплату.
        - Этот ваш дядя Марат просто благодетель какой-то… А ты никогда не хотела сбежать из дома, чтобы не повторить судьбу Любаши? Или тебе нравится жить в Юшкино - безработная мама, беременная сестра, поклонник из сельпо? Нищета вокруг и депрессия. Я б не выдержал.
        Надя искренне рассмеялась:
        - Куда сбежать? Кому я нужна?

* * *
        Две сестры - местная Оксана и приезжая Полина - уже преодолели неловкость после долгой разлуки и оживлённо болтали, сидя за столом. Они пили чай, но, видимо, что-то в него добавили, потому что щёки у обеих разгорелись, а глаза неестественно блестели. Сейчас, несмотря на огромную разницу во внешности, они выглядели родными сёстрами: одинаковый овал лица, одинаковый разрез глаз, только носы и губы разные. У тётки - по-модному вздёрнутый носик и пухлые губки, а у мамы - обычные, какие природа дала.
        Любаши с ними не было - похоже, спряталась в своей комнате. Она стыдилась выпиравшего живота и предпочитала проводить время в одиночестве.
        - О, дети вернулись! - воскликнула тётя Поля. Она больше не растягивала по-столичному слова, а говорила обычным языком - как все в Юшкино. - Закуску купили? Малыш, у тебя всё в порядке? Ты какой-то запыханный.
        - В порядке, мам.
        Рафаэль выложил добычу на стол и сел рядом. Тётя Поля выудила из пакета сосиску и начала жевать прямо в целлофане.
        - И вот лежу я на массажном столе: один массажист массажирует одну ногу, а другой массажист мсжиру… мысыж… Короче, лежу я и думаю: а не съездить ли мне на родину? Не навестить ли родных и близких?
        - Каких родных? Все давно умерли. У тебя только один родной человек остался - это я! - сказала мама. - А ты пропала на двадцать пять лет - и прямо перед моей свадьбой! Представляешь, с каким настроением я замуж выходила? Младшая сестра исчезла! Ни адреса, ни телефона - как в воду канула! Мы уж думали, с концами, а ты вон какая стала - лучше прежней! Муж миллионер, сын студент МГУ, сама как девочка в сорок два года.
        - Не называй эту ужасную цифру! - воскликнула тётя Поля. - Все думают, что мне тридцать пять!
        - А как же сын? Сколько ему лет?
        - Рафику двадцать четыре, но я всем говорю, что родила его очень рано.
        - В одиннадцать? - засмеялась мама. - И тебе верят?
        - Ай, кто там будет считать? - отмахнулась тётя Поля. - Спрашивать женщину о возрасте - дурной тон!
        Надя вздохнула и отошла к плите, чтобы сварить сосиски и пожарить картошки. Выходило, что тётя родила Рафаэля в восемнадцать лет, - после того, как сбежала из Юшкино и встретила в Москве тирана-адвоката. Тоже рановато, но хотя бы в законном браке, а не как Любаша - без мужа, без поддержки, под косыми взглядами деревенских зубоскалов.
        - Счастливая ты, Полька, - продолжала мама. - Хоть кому-то из нас повезло… А я в Юшкино мыкаюсь, и просвета не видно. Андрюша погиб восемь лет назад - упал с лесов на стройке. Бригадир выплатил компенсацию - сто тысяч, но разве надолго их хватит? Потом Маратик появился - хороший мужик, хоть и нерусский. Он, конечно, старается, но не разорваться же ему? Женатый он…
        - Ну ладно ты мыкаешься, - сказала тётя Поля, - а о дочерях ты подумала?
        - Думаю! Да ничего придумать не могу, - мать перешла на шёпот. - Любаша в подоле принесла - куда её теперь денешь? Работать негде, да и не умеет она ничего, кулёма неприспособленная. А Надюша работает - швеёй. Маратик привозит ткань и фурнитуру, а дочка шьёт постельные комплекты. Вот на эти деньги мы и живём.
        - Жалко мне твою Надю.
        - А что поделать?
        - Пропадёт девка.
        - Жизнь такая, - мать пожала плечами. - Может, замуж удачно выйдет? Она так-то красивая, на тебя похожа в восемнадцать лет.
        - Похожа, - согласилась тётя Поля. - Я как её увидела - будто в зеркало посмотрелась двадцать пять лет назад…
        Надя высыпала картошку на сковородку и оглянулась на шкаф с зеркальной дверцей. Где они увидели сходство? Тётя Поля - сногсшибательная красотка, а Надя - бледное подобие.
        - Отпусти её со мной в Москву, - внезапно сказала тётя. - Я покажу ей другую жизнь.
        Глава 4. Клянусь
        - Да куда ей в Москву? Она дальше Коробельцев никуда не ездила!
        - В седьмом классе нас возили в Петрозаводск в музей, - напомнила Надя, переворачивая картошку деревянной лопаткой.
        Мать вздохнула:
        - А на что мы жить будем? А поставки белья? А договоры с торговыми точками? За нарушение - штраф тридцать тысяч! - и вынесла приговор: - Это невозможно, Маратик не разрешит ей уехать.
        - Оксан, рано или поздно тебе придётся отпустить дочку, - сказала тётя. - Она же не раб на галерах, у неё должна быть своя жизнь.
        - Какая «своя жизнь»?! Ей всего восемнадцать лет, она маленькая и глупая. У тебя сын - ты даже не представляешь, сколько проблем с девчонками! За ними надо постоянно следить и защищать от всего на свете. Если бы у тебя была дочка, ты бы поняла, о чём я говорю, - мать отхлебнула горячего чаю. - Да и зачем тебе моя Надька? Захотелось на старости лет поиграть в дочки-матери? Так надо было рожать не одного, а пятерых детей - небось, денег бы хватило, голодными бы не сидели. А теперь всё - поезд ушёл!
        Лицо тёти помертвело и сразу стало видно, что она не молодая девушка. Она разлепила губы и пробормотала:
        - Я ещё рожу ребёнка.
        - Не поздновато ли?
        - Это в Юшкино в сорок два года женщины отправляются на свалку, а в Москве - первенцев рожают.
        - Ну роди, роди, - ответила мать, - а я посмотрю, как у тебя получится.
        Надя молча переворачивала жареную картошку, чувствуя, как спину сводит от напряжения. Ах, как здорово было бы уехать из Юшкино! От матери, которая много говорила, но мало делала, от любимой, но депрессивной сестры, от мерзкого Маратика с сальными глазками, от обрыдлой швейной машинки, которая постоянно ломалась. Хоть недолго подышать воздухом свободы!
        - Сколько, вы сказали, штраф за нарушение договора? - внезапно спросил Рафаэль.
        - Тридцать тысяч.
        Рафаэль бросил на свою маму выразительный взгляд. Та полезла в сумочку и вытащила ярко-красный большой кошелёк. Перебрала наманикюренными ноготками купюры:
        - У меня есть сто тысяч рублей и восемьсот евро наличными. Возьмёшь?
        Мать возмутилась:
        - Я не продаю своих дочерей! Ни за какие деньги!
        Но глаза её так и прилипли к разноцветным купюрам. Наверное, уже прикидывала, что можно купить на эти деньги, - она давно мечтала о шубе, новом телевизоре и холодильнике. Надя не осуждала мать: несчастный случай с мужем и внезапное вдовство её подкосили. Но всё-таки прошло восемь лет, а она так и не научилась зарабатывать деньги и нести ответственность за дочерей.
        - Да не покупаю я у тебя дочь! - возмутилась тётя. - Я просто… приглашаю её в гости. Скажем, на лето. Пусть девочка отдохнёт, посмотрит, как живут нормальные люди, повращается в приличном обществе. Восемнадцать лет бывает раз в жизни! Надюша, ты хочешь поехать с нами в Москву?
        С тётей, которая выглядит как прекрасная фея, и двоюродным братом - кудрявым белокурым эльфом? Слёзы чуть не брызнули из глаз.
        - На лето? Нет, это слишком долго, - процедила мать, забирая деньги у сестры и сворачивая их в трубочку. - На месяц. Я отпускаю Надю на месяц - пусть сходит в зоопарк, посмотрит на Ленина в Мавзолее и возвращается в Юшкино. Здесь наша родина - здесь нам и жить.
        Рафаэль украдкой подмигнул Наде. Она выронила из рук лопатку.
        Это какое-то волшебство! Неслыханное везение! Она поедет в Москву!

* * *
        Ночью она не могла заснуть - и не потому, что солнце село слишком поздно, а встало слишком рано. Её терзали волнение и тысячи вопросов. Она крутилась в постели, как волчок, а Любаша, которой пришлось уступить свою комнату гостям, шикала на неё и тяжело вздыхала.
        - Тебе обидно, что тётя не позвала тебя в Москву? - спросила Надя.
        - Нет. Меня бы всё равно не отпустили.
        - Потому что ребёнок скоро родится?
        - Нет, - Люба отвернулась к стене. - Потому что меня бы не отпустили.
        Надя подвинулась ближе и обняла сестру поперёк тугого живота:
        - Я буду присылать тебе фотографии из Мавзолея и зоопарка. И сообщения буду писать. И привезу подарки - тебе и твоему малышу. Месяц быстро пройдёт, ты даже не заметишь, как я вернусь.
        - Да хоть бы ты совсем не возвращалась!
        - Как ты можешь так говорить? - обиделась Надя. - Я же твоя сестра, порадуйся за меня.
        - Я порадуюсь, если ты никогда сюда не вернёшься, - Любаша повернула к Наде заплаканное лицо. - Обещай, что сделаешь всё, чтобы остаться в Москве. Всё что угодно, только не возвращайся в Юшкино!
        - Но я не могу, Любаша… У меня нет ни профессии, ни денег, ничего! Как я там останусь?
        - А ты постарайся! И поклянись, что будешь предохраняться, - всегда, слышишь? Без исключений! Не поддавайся на уговоры, не надейся, что тебя пронесёт, не верь мужчинам. Помни, они все обманщики.
        - Какие мужчины? Я же девочка, я ни с кем не гуляю…
        - Поклянись!
        - Клянусь, - прошептала Надя на ухо сестре.
        За окном надрывались соловьи. Жизнь казалась приветливой тропинкой, убегавшей в цветущий летний луг. Ноги сами просились побежать по ней в солнечное будущее. Наде не терпелось отправиться в самое увлекательное путешествие в своей жизни.
        Утром притопал Марат. Он исподлобья поглядывал на Надю, скрипел жёлтыми зубами, но ничего не говорил. Видимо, мать заткнула его деньгами, да и гигантский чёрный джип с московскими номерами вызывал у «отчима» уважение. Надя закинула тощую сумку в багажник, обняла на прощание мать и крепко расцеловала Любашу, которая снова пустила слезу. «Я буду слать тебе фотки», - пообещала Надя и запорхнула в салон, пахнувший кожей и изысканными духами. Заднее сиденье в этой машине по размерам превышало их домашний диванчик.
        - До свидания! - донеслось через закрытые двери. - Веди себя прилично! Слушайся тётю!
        Надя кивала и махала матери и сестре, пока машина не выехала на улицу. А когда они проехали деревню и свернули на трассу, их обогнал и прижал к обочине белый подержанный «форд». За рулём сидел взбешённый Данила Кандауров.
        Глава 5. Маленькая тайна
        - Что за наглая деревенщина? - пробормотала тётя Поля. - Ему полжизни работать за одну царапину на джипе.
        - Это мой школьный знакомый, - испуганно ответила Надя. - Я сейчас спрошу, чего ему надо.
        Не успела она выйти из машины, как к ней подбежал Данила:
        - Ты что, уезжаешь? - он схватил её за плечи. - С ним? В Москву?
        Рафаэль тоже вышел, но предусмотрительно остался стоять за капотом:
        - Да, со мной, - сказал он с вызовом, но без лишнего гонора. Вчерашняя драка научила его держаться подальше от кулаков Данилы. - Отпусти её.
        - Скройся! - прорычал Данила, и Рафаэль, презрительно скривившись, залез обратно в машину.
        - Не уезжай, - сказал Данила Наде. - Я тебе не говорил, но мы с Маратом всё уладили. Он калым за тебя попросил - сказал, обычай такой. Сначала я хотел его грохнуть, а потом согласился: если для тебя это важно, я согласен заплатить. Деньги уже собрал - тысячу долларов.
        - Что?! Какие обычаи, какой ещё калым? - взбеленилась Надя. Маратик решил продать её Даниле Кандаурову, как домашнее животное? - Он тебя обманул! Не нужен за меня калым, я в церковь хожу!
        Стекло со стороны тёти Поли поехало вниз. В окне показалось ухо с бриллиантовой серёжкой. Тётя подслушивала.
        - Но в Юшкино нет церкви, - сказал Данила.
        - На острове у монахов есть. Я езжу туда с Любашей, когда они пускают. Там красиво и можно молиться перед старыми иконами.
        - Там же развалины.
        - Нет, они починили крышу.
        - Отлично, тогда без калыма! Выходи за меня замуж - обвенчаемся в твоей церкви, я договорюсь с монахами.
        - Данила, отстань от меня, пожалуйста. Я не собираюсь выходить замуж, мне восемнадцать лет.
        Она взялась за ручку двери, но Данила помешал её открыть:
        - Слушай, я давно хотел сказать… Ну это… Я люблю тебя, ещё со школы.
        Его глаза смотрели на Надю серьёзно и… со страхом. Он боялся услышать её ответ! Этот крутой мальчик, гроза школы и первостатейный юшкинский хулиган, впервые признался в любви и с трепетом ждал ответа. Наде стало его жалко:
        - Я знаю, Данила. Сначала я думала, что ты меня ненавидишь, а потом поняла, что у тебя симпатия. Только ты мне не нравишься, прости.
        Впервые она увидела, как бледнеет чьё-то лицо.
        - У тебя есть другой?
        Надя не удержалась и прыснула:
        - Какой другой? Никого у меня нет. Данила, я школу закончила в прошлом году. Я ничего в жизни не видела, кроме швейной машинки и музея в Петрозаводске. Я ни разу ещё не влюблялась. Пусти, мне пора.
        - Если ты поедешь в Москву, я поеду за тобой.
        - Бросишь родителей и «Юшкины продукты»?
        - Да.
        Он навис над ней большой лохматой горой. Против воли Надя ощутила уважение к силе его чувств и готовности бросить семейный бизнес ради любви.
        - Не переживай, я уезжаю не навсегда, - сказала она. - Кто бы меня отпустил?
        - Так ты вернёшься? - обрадовался Данила.
        - Да куда я денусь? - Надя открыла дверь и уселась на сиденье. - Только я всё равно замуж за тебя не пойду.
        - Хорошо, - согласился Данила, - потом поговорим. - Его лицо обрело человеческий цвет. - Обещай, что позвонишь, если понадобится помощь!
        Над шоссе и лесом поплыл далёкий колокольный звон: монахи всегда звонили по воскресеньям с утра. Надя сдалась:
        - Ладно, обещаю! - она захлопнула дверь и буркнула: - Что-то я много всем наобещала… Все так переполошились, можно подумать, я на Луну улетаю.
        Рафаэль повернулся с водительского места и белозубо улыбнулся:
        - Москва - не Луна, моя наивная провинциальная сестрёнка. Москва - это другая вселенная.
        А тётя хмуро добавила:
        - Из которой не возвращаются…

* * *
        Слова тёти напугали, но дорожные впечатления быстро отвлекли от тревожных мыслей. Они плотно перекусили на заправке в Петрозаводске - длинными, нереально вкусными сосисками в тесте за нереально огромные деньги - и рванули в Москву. Рафаэль включил музыку, которую Надя никогда раньше не слышала, - с нецензурными словами про всякие извращения! - и вдавил педаль газа. Надю испугала головокружительная скорость. Они летели по шоссе так быстро, что елки по обочинам слились в сплошной зелёный забор. Надя просунула голову между сиденьями и робко спросила:
        - Тётя Поля, а мы не слишком быстро едем?
        - Во-первых, не «тётя Поля», а «Паулина Сергеевна» - запомнила? А то звучит как-то по-деревенски, не комильфо. А, во-вторых, малыш любит скорость и музыку, не надо ему мешать.
        Надя отползла на своё место и на всякий случай пристегнулась ремнём безопасности. Малыш управлял чёрной махиной уверенно и ловко, но у Нади от скорости кружилась голова и подташнивало. Во рту появился кислый привкус от кетчупа. Оказалось, она не любила быструю езду, хотя и была русской. Она отвела взгляд от окна и сделала несколько глубоких вдохов.
        Перед ней вдруг возникло лицо Паулины Сергеевны:
        - И не рассказывай Глебу Тимофеевичу о том, что Рафик превышал скорость. Пусть это будет наша маленькая тайна. А я куплю тебе сумку от Марка Джейкобса, договорились?
        - А кто такой Глеб Тимофеевич?
        - Тьфу ты, я думала, ты спросишь, кто такой Марк Джейкобс, - сказала тётя. - А Глеб - мой муж. Папа Рафика.
        - А-а-а… А почему он не должен знать о превышении скорости? Это опасно? Мы можем пострадать?
        - Вот ты глупая девочка! - разозлилась тётя. - Малыш управляет машиной, как бог! Он с шестнадцати лет за рулём, никто не пострадает. А Глеб в детстве попал в аварию с родителями, и теперь у него на этой почве психологическая травма. Он маниакально соблюдает правила и требует того же от других. Но это же невозможно, правда? Всегда соблюдать правила - такая скука! Дорога гладкая, камер нет, погода прекрасная - почему бы не прокатиться с ветерком?
        - Мамуля, я полностью с тобой согласен! - весело воскликнул Рафаэль и прибавил скорости.
        - Понятно… - сказала Надя, не вполне разделяя мнение тёти. Правила безопасности написаны кровью, повторял отец, хотя это и не уберегло его от несчастного случая. Сорвался с лесов - и к приезду скорой всё было кончено. - А Глеб Тимофеевич сильно пострадал в той аварии?
        - Да ерунда, отделался лёгким испугом.
        - Это хорошо! - с облегчением воскликнула Надя. - А родители?
        - Погибли оба… - стушевалась тётя. - Но не из-за того, что ехали слишком быстро! Они вообще стояли на перекрёстке, когда в них врезалась другая машина. Так что видишь: скорость ни при чём. Не бери в голову, просто не рассказывай Глебу Тимофеевичу о поездке.
        - Хорошо, тёт… Паулина Сергеевна, - пробормотала Надя. - Я никому ничего не скажу.
        Глава 6. Рояли и зеркала
        К Москве они подъехали ночью - чёрной и густой, казавшейся ещё непроглядней от зарева миллионов огней. В Юшкино летом было светло - и днём, и ночью, а здесь со всех сторон подкрадывалась пугающая темнота. Надя не могла оторваться от окна, разглядывая беспрерывный и нескончаемый поток машин.
        С большого шоссе они свернули на двухполосную дорогу - ничем не примечательную, с шумозащитными экранами по обеим сторонам и высокими заборами. Рафаэль сбросил скорость, и они тихо поехали по узкой, почти деревенской дороге. Она петляла между посёлками, скрывавшимися в зелени, иногда взбиралась на горки или полого спускалась к реке. Порой среди зелени мелькали церковки и дома, похожие на дворцы и старинные замки, но разглядеть их было трудно.
        Они остановились у особняка, похожего на музей в Петрозаводске, - с портиком, колоннами и каменной лестницей, ведущей ко входу. Внутри горел свет. Надя вышла из машины, устало потянулась - всё тело задеревенело от непривычно долгой езды - и спросила:
        - Мы в гостинице переночуем?
        - Это не гостиница, Надюха, - отозвался Рафаэль, помогая матери выйти. - Это дом Громовых.

* * *
        В холле их встретила… прислуга! Пожилая женщина в синем платье с белым фартуком, парень в рабочем комбинезоне и строгая брюнетка с короткой стрижкой, в джинсах и кожаном пиджаке. Она не очень вписывалась в понятие прислуги, но и подругой или родственницей хозяев не выглядела. Надя застыла, разглядывая персонал, а персонал украдкой разглядывал её.
        - Добрый вечер, Паулина Сергеевна, - хором сказали домочадцы.
        - Не очень-то добрый, - отозвалась тётя, растягивая слова. В Москве у неё снова прорезался характерный акцент. - Целый день в дороге… Ванна готова? Шампанское охлаждается? Глеб Тимофеевич дома?
        - Дома, работает в кабинете, - сказала брюнетка. - Просил передать, что очень занят.
        - Это Марта, помощница моего мужа, - сказала тётя Надя, указывая на брюнетку. Надя неловко кивнула и получила вежливый кивок в ответ. - Это - Нина, наша горничная, а это - её сын Юсуф, он занимается разными домашними делами. Дом большой, работы много… Ещё у нас повар есть, француз Пьер, но ты познакомишься с ним завтра. Он приходит на пару часов в день, чтобы приготовить обед.
        Она повернулась к работникам и положила руку на плечо Нади:
        - А это моя племянница Надюша. Она никогда не была в Москве и приехала в гости на несколько недель. Надеюсь, вы приложите максимум стараний, чтобы у неё остались самые приятные впечатления от поездки.
        - Конечно!
        - Приложим, Паулина Сергеевна!
        Марта промолчала, сверкнув чёрными глазами. Даже не улыбнулась. Надя поёжилась, её пугала эта неприветливая женщина, похожая на злую училку или надзирательницу.
        - Пойдём, я покажу тебе дом, - сказала тётя.

* * *
        Ничего подобного Надя не видела ни в жизни, ни в кино, ни в собственных мечтах. Гигантский дом показался ей дворцом, набитым драгоценностями от пола до потолка: везде мрамор, резное дерево, зеркала и позолота. Камины, чёрный лакированный рояль, белая кожаная мебель, шкуры экзотических животных на полу и невероятная трёхметровая хрустальная люстра в гостиной. Надя крутила головой, не в силах сдержать восхищённые возгласы.
        - Это гостиная, здесь мы собираемся всей семьёй, чтобы отдыхать и обсуждать события прошедшего дня, - рассказывала тётя заученной скороговоркой, словно проводила экскурсию по музею. - В правом крыле - кухня и столовая, а в левом - кинотеатр и кабинет моего мужа. Он адвокат и вынужден иногда работать до позднего вечера: сама понимаешь, сложные дела, расследования, защита. И он очень, очень не любит, когда его тревожат без уважительной причины, - поэтому не заходи к нему без приглашения.
        К этому тирану, который заставлял единственного сына учиться в ненавистном университете? Надя и не собиралась к нему заходить. Она и знакомиться с ним не хотела!
        - Что вы, я не пойду к дяде Глебу! Больно надо!
        Тётя укоризненно взглянула на Надю:
        - Не «дядя Глеб», а Глеб Тимофеевич.
        - Хорошо! Конечно! Я поняла.
        - На втором этаже - хозяйские спальни и детские комнаты.
        - А детские для кого? - вырвалось у Нади.
        - Для малыша, - с удивлением ответила тётя. - Для Рафаэля!
        - Да, точно, - смутилась Надя.
        - И для будущего ребёнка, которого я скоро рожу.
        Надя лишь кивнула. Её не интересовали планы тёти. Хочет - пусть рожает хоть пятерых, денег у них точно хватит. Надя даже не предполагала, что существует такая бесстыдная роскошь.
        - В цокольном этаже - бассейн, тренажёрный зал и сауна.
        - О, сауну я люблю, у нас в Юшкино многие ходят в сауну! Правда, некоторые используют берёзовые веники, но я считаю, что зря: сауна - не русская баня. Весь смысл в сухом жаре.
        Тётя покосилась на неё, но ничего не сказала. Они пересекли гостиную и через второй выход попали во внутренний двор. Надя в изумлении уставилась на ухоженные клумбы, обрамлявшие мощёные дорожки. Не хуже, чем в Версале!
        - Здесь у нас беседка для чаепитий, тут - зона барбекю, а внизу у ручья - уличная джакузи. Приятно, знаешь ли, полежать в ванне, послушать пение птиц и перезарядить батарейки.
        С того места, где они стояли, виднелась здоровенная квадратная ванна, обшитая тёмным деревом. Вокруг неё горели штук тридцать свечей, а на сервировочном столике блестело ведёрко с бутылкой шампанского. Где-то в темноте шумел ручей. Вероятно, у тёти и дяди намечалось романтическое свидание.
        - Могу себе представить…
        - Здесь - гараж на три машиноместа и небольшая мастерская. А за соснами на краю участка - коттедж для персонала. Он очень уютный: пять отдельных комнат, большая кухня, санузел и даже терраса, где можно позавтракать со своими коллегами. Пойдём, я тебе покажу.
        Коллеги - это, вероятно, Нина, Юсуф и Марта. Из-за деревьев показался ничем не примечательный дом. Светилось лишь одно окно.
        - Надеюсь, тебе здесь понравится. Я приказала Нине подготовить свободную комнату, а Юсуф принесёт твою сумку.
        - Сюда? - удивилась Надя.
        Ей почему-то казалось, что она будет жить в прекрасном дворце с каминами, зеркалами и роялем.
        - Ты ведь не обижаешься? - спросила тётя. - В хозяйском доме нет гостевых спален, да и не хочется тебе мешать: мы рано встаём, поздно ложимся, иногда музицируем и принимаем шумных гостей. Но ты не стесняйся, приходи на завтрак в восемь часов утра. Я познакомлю тебя с хозяином дома.
        Глава 7. Завтрак богачей
        Юсуф зашёл в дом с тощей Надиной сумкой и отнёс её в самую дальнюю комнату.
        - Вы, наверное, голодны после дороги? В холодильнике много еды: мама готовит для персонала, поэтому в коттедже всегда есть первое, второе и салат. Хотите, я разогрею плов? Очень вкусный, между прочим. Мама - прекрасный повар.
        - А как же Пьер? - спросила Надя, оглядывая просторную кухню с обеденным столом, за которым могло уместиться человек двадцать.
        На кухонном столе стояли кофеварка, чайник, микроволновка, а на подносе теснились коробки с чаем, кофе, какао, печеньем и конфетами. Всё для удобства работников, которые могли забежать в коттедж, по-быстрому перекусить и помчаться выполнять распоряжения начальства. Топить сауну или полировать зеркала и рояль.
        - Слава богу, он готовит только для хозяев, - улыбнулся Юсуф. - Нас не заставляют есть рукколу и устрицы. Хотя вы, может быть, любите?
        - А давайте на «ты»? - попросила Надя. - Я привыкла по-простому, у нас в Юшкино народ не «выкает».
        - Ладно, - легко согласился Юсуф. - А ты правда родная племянница Паулины?
        - Правда, но мы познакомилась только вчера. До этого я слышала про исчезнувшую тётю, но никогда её не видела.
        - Какая-то семейная тайна?
        - Она сбежала из дома в восемнадцать лет, как раз перед свадьбой моих родителей, - с охотой начала Надя, но вовремя осеклась. Юсуф казался приятным человеком - спокойным и добрым, но всё-таки он был прислугой. Наверное, тётя разозлится, если узнает, что Надя не по делу болтала языком. - В общем, она не приезжала в Юшкино. Только иногда присылала открытки, пока были живы бабушка и дедушка…
        Кажется, он понял затруднения Нади:
        - Не волнуйся, я никому ничего не скажу.
        - Она строгая? - вырвалось у Нади. - Я же её почти не знаю. Даже моя мама её не знает - последний раз они виделись двадцать пять лет назад.
        - Она не строгая, просто несчастная, - ответил Юсуф. Увидел недоумение Нади и пояснил: - Богатые тоже плачут, слышала такое? Вот и она плачет, когда думает, что никто её не видит. Ладно, мне пора мыть машину Рафаэля. А ты располагайся, бери еду из холодильника - она общая, а в шкафу - постельное бельё и полотенца.

* * *
        Она думала, что не сможет заснуть на новом месте: слишком тревожно шумели высокие деревья, слишком жёстким был матрас, слишком темно за окном. Однако заснула быстро и проснулась выспавшаяся и в отличном настроении: никакой швейной машинки, никакой краски на пальцах от токсичных тканей, никакой печали в глазах сестры!
        Она быстро приняла душ, высушила волосы и надела красивое платье - жёлтый сарафан с широкой юбкой. Она сшила его прошлой весной перед окончанием школы. Надеялась поносить летом, но оно выдалось такое холодное и ветреное, что юшкинцы не вылезали из тёплых курток. В их краях никогда не угадаешь с погодой, а Москва - почти что юг. Пахнет сладкими цветами и жирной землёй, зелень сочная, а солнце припекает с самого утра.
        К восьми часам Надя отправилась в хозяйский дом на завтрак. Пробежалась по мощёной дорожке между зоной барбекю и беседкой для чаепитий, обогнула благоухающие клумбы и влетела во дворец. В столовой за большим столом из белого мрамора сидели тётя и Рафаэль - такой кудрявый и солнечный, что у Нади ёкнуло сердце. Как парень может таким красивым? Чистая кожа без единого дефекта, яркие голубые глаза и полные губы, которые он то облизывал, то прикусывал. В Юшкино таких парней отродясь не водилось. А если бы и завелось такое белокурое сокровище, ему бы быстро личико подправили. И задразнили так, что он бы самолично налысо побрился. Красивых чистеньких мальчиков в школе не любили. Там уважали грубиянов-крепышей типа Данилы Кандаурова, который одним взглядом мог напугать любого в школе, - даже военрука.
        - Привет, - улыбнулся Рафаэль. - Я хотел вчера к тебе зайти, но позвонили друзья и уговорили приехать на вечеринку. До утра зависали… Прости, ладно? Нехорошо было оставлять тебя одну в первый вечер. Садись, - он встал и отодвинул один из тяжёлых стульев, обитых белой кожей.
        Надя села и расправила юбку на коленях. Ей было неловко среди изысканной роскоши. Над столом висела люстра, похожая на зеркальный блин диаметром три метра, увешанная тысячей сверкающих висюлек. От ветерка, влетавшего через распахнутую садовую дверь, висюльки мелодично позвякивали. Если люстра грохнется - погибнут все, кроме человека, сидящего в торце стола. У него будет шанс спастись.
        - Доброе утро, - сказала Надя.
        - Доброе, - сказала тётя не очень-то приветливо. Наверное, переживала, что сын не ночевал дома. - Нина, принеси завтрак для Нади.
        Нина в форменном синем платье и белом переднике поставила перед Надей бокал с зеленым напитком и яйцо на серебряной подставочке.
        - Что это?
        - Смузи из кейла, - ответила тётя.
        - Что-что? - переспросила Надя.
        - Пюре из капусты, если по-простому, - сказал Рафаэль.
        - А-а-а…
        Надя втянула напиток через трубочку, с опаской пробуя незнакомый вкус. Вроде не так ужасно, как выглядит. Но зачем делать из капусты сок с мякотью, осталось для неё загадкой. Она бы и так съела капусту - даже с кочерыжкой.
        - А хлеба можно?
        - Мы не держим в доме хлеба, - сказала тётя с таким выражением, словно говорила о крысином яде.
        Надя подавила следующий вопрос, готовый сорваться с губ, и взяла в руку тёплое яйцо.
        - Осторожно, - предупредил Рафаэль, - оно всмятку. Смотри, как надо есть.
        Он элегантно постучал по яйцу чайной ложечкой и сковырнул верхушку. И начал есть почти сырое яйцо ложкой. Без соли и хлеба! Надя поняла, о чём говорил Юсуф. Холодильник в коттедже забит колбасой, сосисками, сырами и сладкими йогуртами, а в хлебнице полно хлеба и булок на любой вкус. Она бы замечательно позавтракала бутербродами в обществе слуг - всяко лучше, чем давиться сырым яйцом и пюре из капусты.
        Нина принесла чашку с каким-то горячим напитком. Бледно-жёлтый цвет подсказывал, что это не чай и не кофе, но Надя не могла догадаться о содержимом. Она украдкой пошевелила ноздрями, надеясь уловить запах. Рафаэль заметил её усилия и снова пришёл на помощь:
        - Это настой из имбиря и лимона. Очень вкусный и полезный: расщепляет жир, разглаживает целлюлит и способствует похудению. Да, мамуль?
        В голубых глазах плясали черти.
        - Да, малыш, - рассеянно откликнулась она, бросив взгляд на позолоченные часы, стоявшие на камине.
        - Но зачем вам худеть? - вырвалось у Нади. - Вы такие стройные, красивые и модные. Я никогда в жизни не видела таких красивых людей!
        Внезапно тётя расцвела нежнейшей и сладчайшей улыбкой. Кокетливо отбросила волосы с плеч и выпрямила спину. Упругие формы натянули розовый шёлк домашнего халатика.
        Через секунду Надя поняла, что тётя улыбается не ей. Обернулась. В столовую широким чеканным шагом входил темноволосый мужчина в брюках и белоснежной рубашке. Тиран, попавший когда-то в аварию и запретивший сыну гонять на машине. Глеб Тимофеевич Громов. Её богатый московский дядя.
        Глава 8. Пуговка
        Он сказал «доброе утро» и сел в торце стола. Если монструозная люстра всё-таки упадёт, то не заденет хозяина дома. Подскочила Нина и поставила на стол зелёный смузи и яйцо.
        - Нина, убери это, я же просил не подавать мне сырые яйца. Принеси кофе и бутерброд с сыром, пожалуйста.
        Тётя прикусила губу, но не возразила мужу. Надя затаила дыхание и уставилась на своё вскрытое, но нетронутое яйцо. Недоваренный белок не пробуждал аппетита - наоборот, вызывал отвращение. Она бы тоже не отказалась от куска хлеба с сыром.
        - Ты Люба? - негромко спросил дядя.
        Надя вздрогнула и осмелилась поднять глаза. Тиран смотрел на неё цепким внимательным взглядом, словно пробиравшимся в самую душу. Адвокат. Наверняка привык общаться с преступниками и умел читать мысли по лицу и жестам. Надя что-то такое слышала: если скрещены руки - значит, человек выстраивает преграду, если неосознанно прикрывает рот - то лжёт. Она постаралась расслабить руки и не теребить полотняную салфетку.
        - Я Надя, - сказала она. - А Люба - моя старшая сестра.
        - А она почему не приехала?
        Лучше сказать правду, даже если это выставит семью Сорокиных в дурном свете. Адвокатам, как и священникам, не врут.
        - Моя сестра ждёт ребёнка. Её обманул какой-то парень, и теперь она станет матерью-одиночкой. Не надо её осуждать - она хороший человек, просто попала в беду.
        - Я никого не осуждаю, - сказал дядя, не отводя от Нади карих глаз. - Помогать людям, попавшим в беду, - моя профессия.
        Столько неподдельной доброты и сочувствия прозвучало в его словах, что Надя ощутила пощипывание в носу. В Юшкино никто не жалел Любу, все считали, что она сама виновата в том, что нагуляла ребёнка неизвестно от кого.
        - Ты мой герой, Глеб, - промурлыкала тётя Поля и забрала из рук домработницы чашку кофе. Поставила перед мужем: - Ты хоть спал сегодня? Как движется процесс?
        - Извини, я работал до трёх часов ночи, а потом лёг спать в кабинете. Не поднимался наверх. Процесс нормально, сегодня утром заседание, - он взглянул на массивные наручные часы, блеснувшие золотом. - Мне пора, Марта уже звонила из суда.
        - На ужин приедешь? - тётя наклонилась к мужу так провокационно, что Надя и Рафаэль отвели глаза.
        Никому не хотелось наблюдать за любовными играми взрослых.
        - Ужинайте без меня. Нина, принеси пиджак из гардеробной.
        Дядя встал и взялся за верхнюю пуговицу на рубашке. Неразборчиво чертыхнулся: видимо, не получилось сразу застегнуть. Он покрутил шеей и с силой попытался продеть пуговицу в тугую петлю.
        - Давай я помогу, - тётя потянулась к нему.
        - Не надо, - уклонился дядя, и тут пуговица отлетела от рубашки, прокатилась по мраморному столу и остановилась у тарелки Нади.
        Она взяла её - маленький толстый кружок из сияющего перламутра. Гладкий и тёплый на ощупь. Не пуговица, а произведение искусства с четырьмя дырочками, настоящая драгоценность для ценителей роскошных деталей.
        - Нина, быстро принеси такую же рубашку, - распорядилась тётя. - У Глеба Тимофеевича их две.
        Домработница побледнела:
        - Вторая в химчистке. Я сегодня собиралась её забрать, вчера не успела…
        - Как не успела? Чем ты занималась? Ты же знаешь, что под этот итальянский костюм подходят только две рубашки!
        - Я сейчас съезжу в химчистку! Она уже открылась!
        - Не надо никуда ехать, я надену другую, - сказал Глеб Тимофеевич. - Ничего страшного.
        - Как это ничего страшного? Теперь тебе придётся менять костюм, потому что у остальных рубашек не подходят воротнички! А ты опаздываешь на заседание суда!
        - Поля, прекрати, - оборвал дядя начинавшуюся истерику.
        - Так можно же пришить пуговицу… - пробормотала Надя. - Это займёт пять минут.
        Все посмотрели на неё так, словно она сказала ересь.
        - Это итальянская рубашка ручной работы, моя наивная сестрица, - усмехнулся Рафаэль.
        - Пуговицы пришиты по специальной технологии, ты не сможешь её повторить!
        Один лишь дядя отнёсся серьёзно к её предложению:
        - Ты действительно сможешь пришить эту дурацкую пуговицу?
        - Можно поближе посмотреть? - Надя встала и подошла к дяде. Расстегнула одну из пуговиц на груди, нечаянно коснувшись горячей кожи. Отдёрнула пальцы и покосилась на дядю: он сделал вид, что не заметил прикосновения. Надя глянула, как пришита пуговица. - Ничего специального тут нет: просто пришито не крестиком и не параллельными стежками, а в виде буквы «Z». И на ножке. Я смогу такое повторить.
        - Пойдём, - дядя подхватил Надю под локоть и потащил в кабинет. - Нина, принеси иголку и нитки. И сделай мне наконец бутерброд с сыром!
        Глава 9. Деревянный крестик, золотые часы
        Кабинет дяди не выглядел таким шикарным, как остальной дом. Здесь не было зебровых шкур на полу, зеркальных стен и хрустальных монстров, свисавших с потолка. Обычный кабинет с письменным столом, книжными стеллажами и кожаным диваном строгого дизайна.
        Дядя быстрым движением плеч скинул рубашку и протянул Наде вместе с катушкой ниток и подушечкой, утыканной разнокалиберными иголками:
        - Ну что, покажем итальянскому портному, как русские девушки умеют пришивать пуговицы?
        Его губы тронула улыбка.
        Он не был похож на своего сына. Рафаэль был высоким кудрявым блондином - таким красивым, что сердце замирало от красоты, а в голову лезли нескромные мысли. А дядя - среднего роста, с короткий стрижкой и проницательными карими глазами. Его смуглое тело было покрыто тёмными волосами, которые густо росли даже на предплечьях. На груди виднелся деревянный крестик на верёвочке. Так странно: золотые часы и старый дешёвый крестик… Дядя не был качком, но явно занимался спортом: на прессе выделялись кубики, а на бицепсах перекатывались мускулы. Надя и не знала, что в почтенном возрасте под пятьдесят можно выглядеть так молодо и привлекательно. Впрочем, тётя Поля в сорок два года тоже могла сойти за подружку своего сына.
        Надя очистила от ниток проколы в ткани и быстро прихватила пуговицу парой стежков.
        - У вас есть что-то узкое и длинное, что можно подложить под пуговицу? - Дядя не понял. - Например, зубочистку?
        - Сейчас. Нина, принеси зубочистку!
        Через десять секунд искомое было доставлено. Надя вставила зубочистку между пуговицей и тканью и начала накладывать стежки в виде буквы «Z». Это было нетрудно.
        Дядя жевал бутерброд, запивал кофе и внимательно наблюдал за Надей.
        - А ты в каком классе учишься? - спросил он.
        Надя вспыхнула:
        - Я окончила школу год назад! А работаю швеёй с четырнадцати лет. Правда, шью в основном постельное бельё - ну, знаете, простыни и пододеяльники из дешёвой ткани, которая красит кожу и линяет после стирки. Зато стоит недорого. Многие покупают.
        - Тебе нравится шить?
        Надя скривилась:
        - Постельное бельё - нет. Скучная однообразная работа. Десять комплектов в день - триста в месяц.
        - Три тысячи шестьсот в год, - продолжил дядя.
        - Ну да. Дядя Марат… ну, мамин сожитель… развозит товар по области и продаёт на сайте в интернете. Меня, наверное, по всей стране проклинают - это бельё ужасно! Я бы не смогла на нём спать. - Надя помолчала, работая иглой. - Но шить что-то другое мне нравится. Вот ваша пуговка, например, - её интересно пришивать.
        - Почему? Разве это не скучный однообразный труд?
        Дядя допил кофе и опёрся задом на стол, скрестив ноги.
        - Нет, конечно! Они же все разные. Перламутр - живой материал, на каждой пуговке свой рисунок, свой блеск и даже разный цвет. Эта - голубоватая, а эта - розоватая, - Надя с удовольствием прикасалась к шелковистому хлопку и драгоценным пуговицам. - И петли, обмётанные вручную, - это красиво. И воротничок пришит руками. Наверное, приятно носить такую рубашку?
        - Приятно. Не давит на шею. В плечах комфортно.
        - Ну вот! Я бы мечтала шить такие вещи.
        - А кто тебе мешает?
        - Этому нужно учиться - как кроить, как конструировать одежду! Всё не так просто, как кажется. Я не умею. Я смотрела бесплатные курсы по интернету, кое-чему научилась и даже сшила это платье, - Надя приподняла жёлтый подол.
        - Очень красивое, - дядя скользнул взглядом по её ногам и быстро отвёл глаза.
        Надя снова покраснела. Она давно потеряла отца и безумно скучала по его комплиментам, крепким объятиям и прочим проявлениям отцовской любви. Он всегда баловал дочек: возился с ними, покупал сладости и игрушки, охотно смотрел мультики и помогал с уроками. Словно знал, что умрёт раньше, чем кончится их детство, и хотел напитать своей любовью. Наде отчаянно не хватало общения со взрослым доброжелательным родственником мужского пола. А Маратика с масляными глазами и пальцами-сардельками она презирала и ненавидела.
        Надя выдернула зубочистку и тщательно обмотала стежки ниткой. Закрепила узелок на изнаночной стороне. Пуговка стояла в трёх миллиметрах над тканью, как шляпка маленького симпатичного грибка.
        - Да ты волшебница, - сказал дядя. - Твоя пуговица самая красивая из всех.
        Надя засияла. Встряхнула рубашку и развернула перед дядей. Он повернулся спиной и вдел поочерёдно обе руки. Надя смотрела, как двигаются крепкие лопатки, - она впервые видела раздетого мужчину так близко. Эта смуглая спина была… привлекательной.
        Но разве можно засматриваться на брата или дядю? Нельзя вести себя как деревенская дикарка, впервые увидевшая людей другого пола! Эти люди - её семья. Муж родной тёти и двоюродный брат.
        - Попробуйте застегнуть, - предложила Надя. - Теперь удобно?
        Он быстро застегнул пуговицы одну за другой и улыбнулся:
        - Идеально!
        Надя подала дяде галстук, а потом пиджак.
        - Спасибо, Надюша. Ты замечательная швея. Тебе нужно продолжить образование, получить настоящую профессию. В Москве есть университет дизайна, там наверняка учат шить и кроить.
        - Что вы, это не для меня!
        - Плохо училась в школе? - дядя затянул узел на галстуке, не глядя в зеркало.
        - Нормально я училась, но на бюджет не поступлю. А платное обучение - для детей миллионеров. Да и мама не отпустит меня из Юшкино: кто-то должен зарабатывать деньги, к тому же ребёночек скоро родится. Любаша одна не справится. Нет, я не могу их бросить.
        - Ясно, - сказал дядя. - Знаешь, что самое удивительное?
        - Что?
        - Я узнал о вашем существовании всего неделю назад. Я понятия не имел, что у Поли есть сестра и племянницы: я думал, моя жена - сирота из Петрозаводска. А вот о Юшкино я слышал и раньше, но только потому, что там живёт мой крёстный отец.
        - В Юшкино?! - удивилась Надя. - Ваш крёстный?
        - В монастыре, - ответил дядя. - Он монах.
        Глава 10. Малёк
        ГЛЕБ
        Он прекрасно помнил, как будущий отец Сергий появился в его жизни. Поздней осенью Глеб с родителями приехал на дачу, чтобы забрать и отвезти в город остатки скудного урожая, - шёл девяносто третий год, тёмное голодное время. Певица и концертмейстер из провинциального театра впервые в жизни посадили картошку, чтобы хоть как-то выжить. В театре платили три копейки и то нерегулярно, а петь в ресторанах для братков и новых русских в малиновых пиджаках мать отказывалась. Их приставания пугали её больше голодной смерти, а в том, что приставания будут, никто не сомневался: мать отличалась редкостной красотой.
        Глеб учился во втором классе и во всём помогал родителям. Стоял в очередях за продуктами, которые можно было купить только по талонам, ухаживал за больной бабушкой, дёргал сорняки на даче, ловил с отцом рыбу и не гнушался подбирать бутылки. Никто из детей и подростков не считал зазорным собирать и сдавать бутылки. На вырученные деньги они покупали «сникерс» и делили на всех перочинным ножиком.
        Но всё свободное время Глеб проводил в театре. К восьми годам он выучил все мамины партии из «Принцессы цирка» и «Летучей мыши». А дома мама пела - специально для мужа и сына - арии из любимых опер, а отец играл на пианино. Глеб с удовольствием ходил в музыкальную школу и тоже мечтал стать музыкантом или оперным певцом, но судьба распорядилась иначе.
        Холодным осенним вечером Громовы нашли на пороге своей дачи истекающего кровью мужика в малиновом пиджаке и с массивной золотой цепью на шее. Он зажимал рану на ключице и, увидев людей, прошептал чуть слышно бледными губами:
        - Помогите, я ранен, - и потерял сознание.
        В то время не было ни мобильных телефонов, ни интернета. Перепуганные родители посовещались: папа предлагал сбегать на станцию и вызвать милицию, а мама причитала, что раненый человек умирает у них на пороге, и нельзя его бросить без помощи. Не по-людски это!
        - А если он бандит? - спросил отец.
        - Тогда мы сдадим его в милицию, - ответила мама, - но сначала поможем.
        Они втащили его в дом, раздели и уложили на диван. Рана оказалась пулевой. Отец осторожно перевернул бугая и сказал:
        - На спине тоже дырка.
        - Значит, навылет прошла, - постановила мама. - Перевяжем и вызовем скорую помощь. Пусть сами решают, сообщать в милицию или нет.
        Когда мама промывала раны перекисью водорода, мужик пришёл в себя и застонал. А потом заговорил:
        - Только не вызывайте милицию… И врачей не надо… Прошу вас…
        - Подохнешь без врачей! - отозвался отец.
        - Вы не понимаете… Если меня найдут, то прикончат быстрей, чем эта пуля. Я отплачу вам… Любые деньги, всё что угодно, только спрячьте меня, пока я не оклемаюсь.
        - Мужчина, как вы себе это представляете? - возмутилась мама, но он не услышал её, потому что снова отрубился.
        Глеб вспомнил:
        - По телевизору в новостях сказали, что сегодня у бандитов была перестрелка. Погибло много народу - за городом, у Зареченского моста.
        Родители переглянулись. Зареченский мост находился в пяти километрах от садового товарищества «Театральное», где служащие театра издавна получали дачные участки.
        - Я же просила тебя не смотреть криминальную хронику! - расстроилась мама. - Глебушка, держи язык за зубами, хорошо? Болтать про раненого человека - очень опасно, понимаешь? Мы можем пострадать, если кто-то узнает, что он скрывается на нашей даче.
        - Мам, я никому ничего не скажу, клянусь! - заверил Глеб. - Мы будем его прятать, как еврейскую девочку в той книге?
        Мама совсем расстроилась:
        - Тима, ну зачем ты дал ему «Дневник Анны Франк»? - она с укором посмотрела на мужа. - Он же ещё маленький.
        - Не маленький он, - сказал отец. - Сейчас дети быстро растут.

* * *
        Мама ошиблась: никто ничего не узнал и никто не пострадал. Единственное, родителям пришлось продать обручальные кольца, чтобы купить раненому бандиту домашнюю курицу, творог и апельсины. Он две недели валялся на даче влёжку, только переворачивался для перевязок и открывал рот, чтобы проглотить три ложки бульона. А потом однажды сел на диване и опустил дрожавшие от слабости ноги на холодный пол.
        - Эй, малёк, - спросил надтреснутым голосом, - тебя Глеб зовут?
        - Да.
        - Где твои родители?
        - Сегодня воскресенье - у них выступление в театре. Приедут поздно.
        - Не страшно оставаться одному с головорезом?
        - А вы головы резали? - заинтересовался Глеб.
        - Не то чтобы прям головы… Где тут у вас туалет?
        - Принести ведро?
        - Не надо. Я и так злоупотребил вашим гостеприимством.
        - Тогда пойдёмте во двор. Как вас зовут? Вы правда бандит? Расскажете мне про перестрелку?
        Раненый представился Юрием. Он ещё месяц жил на даче: сам топил печку и варил себе супы и каши. Родители уже не проводили с ним всё свободное время, а вот Глеба, наоборот, привлекал таинственный бандит. Глеб расспрашивал его о жизни, но Юрий отмалчивался или отшучивался. Лишь изредка, между делом, учил мальчишку правилам: уважать мать и отца, не крысить у друзей, не закладывать своих, не обвинять без доказательств, не насиловать девушек. Может, для восьми с половиной лет это была преждевременная информация, но точно не лишняя. Глеб чувствовал, что папа-пианист и мама-певица не дадут ему знаний, необходимых для выживания в жестокой реальности. Таких знакомых, как Юра, у родителей никогда не было, да и быть не могло.
        О том, что он собирается уйти, Юра предупредил только Глеба.
        - И куда вы пойдёте? Думаете, вас уже перестали искать?
        - У меня есть чистые документы. Уеду куда-нибудь подальше.
        - Снова станете головорезом?
        - Нет, малёк, с этим покончено. Начну новую жизнь.
        - Напишете мне письмо? - спросил Глеб. - Чтобы мы не волновались, что вас снова подстрелили.
        Юра долго смотрел на Глеба сверху вниз, потом сказал:
        - Напишу, диктуй адрес.

* * *
        Письмо он не прислал, но каждый месяц в почтовом ящике появлялся белый конверт без указания получателя и отправителя. В конверте были деньги. Благодаря этим деньгам Громовы смогли выжить в самые голодные годы.
        В следующий раз Глеб увидел Юру спустя пять лет - на похоронах родителей.

* * *
        Глеб застегнул пиджак, взял портфель с документами и посмотрел на голубоглазую девочку в жёлтом самодельном платьице:
        - Я никому не рассказывал, что мой крёстный - монах.
        - Почему? - спросила девочка, хлопнув пушистыми светлыми ресницами.
        - Религия - это личное. Никого не интересует, в какого бога ты веришь. Марка машины и часов говорят о тебе больше, чем вероисповедание.
        Она уставилась на то место, где под рубашкой покоился деревянный крестик. Сметливая и востроглазая, заметила необычный крест. Только совсем ещё юная: не умеет скрывать чувства, слишком откровенна и доверчива. Накатило нестерпимое желание защитить девочку от опасностей, которые подстерегали в большом городе неопытную душу.
        - А как зовут вашего крёстного?
        - Вряд ли ты его знаешь. Он живёт в мужском монастыре, куда не пускают туристов.
        - У них бывают дни открытых дверей!
        Глеб не смог сдержать улыбку:
        - Отец Сергий.
        - Ах, я, кажется, знаю его! - обрадовалась Надя. - Такой высокий, с длинной бородой, и всех детей называет «мальками»!
        Она и правда была ещё мальком - беззащитной рыбкой, недавно вылупившейся из икринки. Любая щука заглотит её в один приём и не подавится. Разве что дядя-акула поможет племяннице выжить и не попасть в беду, какая случилась с её старшей сестрой. Девочкам сложнее в этом мире: одна неосторожность - и жизнь разрушена. Остро сдавило в груди при мысли, что какой-то подлец воспользуется наивностью девочки в жёлтом платье и бросит её наедине с проблемами.
        Глеб считал, что мужчина обязан жениться, если его беспечность привела к беременности. Виноват - отвечай, а не перекладывай решение вопроса на хрупкие женские плечи. Так он сам поступил когда-то, исполняя свой мужской долг, - взял на себя ответственность.
        Десять лет назад.
        Глава 11. Я больна?
        Дядя оказался не таким злобным тираном, каким представлялся по рассказам Рафаэля и тёти. Надя ощущала в нём нечто другое: доброту и порядочность. Он шутил с ней, назвал «волшебницей», расспрашивал о жизни и даже пояснил, почему семья Громовых не общалась с семьёй Сорокиных: не потому, что стыдилась бедной родни из деревни, а потому, что тётя Поля соврала о своём сиротстве.
        «Я узнал о вашем существовании всего неделю назад». Слова дяди можно было расценить как извинение за много лет молчания. Если бы дядя знал, что его племянницы и свояченица бедствуют, то наверняка бы помог, - вот как звучали его слова. И Надя поверила дяде Глебу. Такой человек не стал бы врать. Он бы точно помог!
        А вот почему тётя скрыла, что у неё есть старшая сестра-вдова с двумя детьми, - это загадка. Можно было бы спросить у тёти, но Надя сразу отбросила эту мысль. Наверняка у неё были веские причины скрывать провинциальную родню. Интереснее другое: что случилось неделю назад, из-за чего тётя помчалась в Юшкино восстанавливать отношения с сестрой и знакомиться со взрослыми племянницами? Почему она вспомнила о родственниках после двадцати пяти лет отчуждения? Был в этой ситуации какой-то замаскированный подвох, какая-то тайна, но Надя выкинула тревожные мысли из головы: в доме дяди ей ничего не грозило. Он защитит её от любых опасностей - настоящих или мнимых. Защищать людей - его призвание.
        Они вышли из кабинета в гостиную.
        - Рафаэль, подбросить тебя до университета? - спросил дядя у сына. - Ты не опаздываешь на учёбу?
        Рафаэль взглянул на часы:
        - Опаздываю, Глеб, но я лучше на своей машине. Спасибо за предложение! Желаю победы в суде!
        - Спасибо! - ответил дядя и символически чмокнул жену в висок: - Приятного дня, Полина. Увидимся вечером. Пока, Надя, ещё раз благодарю за пуговицу.
        Он развернулся и ушёл. В окно Надя видела, как из гаража выплыла низкая серебристая машина с большими колёсами. Она была похожа на хищную акулу, в чьих гладких боках отражались дом с колоннами, клумбы с цветами и даже облака на голубом небе. Надя невольно залюбовалась красивой машиной.
        - Фух, наконец-то! - сказал Рафаэль, стаскивая через голову футболку. - У меня прямо глаза слипаются, я пошёл спать.
        - Малыш, если тебя снова отчислят, я больше не смогу тебе помочь. Ты же понимаешь, терпение Глеба не бесконечно. В прошлый раз он сильно расстроился.
        Тётя запустила руку в кудрявую гриву Рафаэля и ласково потрепала. Он извернулся и коснулся пальцев матери губами:
        - Не беспокойся, я подчищу все хвосты. Обещаю!
        - Не забудь, у тебя есть ещё одно важное задание.
        - Вечером, мамуля, всё вечером! После ночной гулянки я не способен на активные действия, - он встал из-за стола и расслабленной походкой пошёл к лестнице, ведущей на второй этаж.

* * *
        После завтрака Надя осталась голодной, но попросить нормальной еды не посмела. Тётя куда-то позвонила, тихонько что-то уточнила и подошла к Наде:
        - Сейчас мы поедем в клинику, сдадим анализы.
        - Зачем? - удивилась Надя. - Я здорова.
        - Так нужно, - отрезала тётя. - Может быть, у вас в Юшкино все здоровы и ни у кого нет проблем, но в Москве всё иначе. У нас тут и эпидемии бывают, и… разные другие случаи. Мы съездим в клинику, тебя посмотрит врач, а потом… Чего ты хочешь?
        - Не знаю, - растерялась Надя.
        Казалось, тётя хотела её задобрить. Только вот зачем?
        - Хочешь айфон? Не новую модель, конечно, а какую-нибудь восьмёрку.
        - Это телефон? - спросила Надя.
        Тётя показала свой аппарат - большой, размером с ладонь, и тонкий. Выглядел он неудобным и хрупким. Надина «раскладушка» была в сто раз практичнее: её можно было засунуть в карман или уронить, не боясь, что треснет экран.
        - Нет, спасибо. У меня хороший телефон, ещё не старый.
        - Тогда чего бы тебе хотелось?
        - А в Макдональдс можно? Я один раз была в Петрозаводске, после музея нас повели в Макдональдс, мне понравилось…
        Если бы Надя не была такой голодной, она бы попросила свозить её на Красную площадь или в зоопарк, но после смузи из капусты думалось только о еде.
        - Ну хорошо, - с недоумением сказала тётя. - Если вместо айфона ты хочешь котлету с глютаматом и пережареную картошку…
        Да-да, она хотела котлету и картошку! И если сначала надо сдать кровь на анализы - она согласна!

* * *
        До клиники они доехали раньше, чем до Москвы. Свернули на второстепенную дорогу и остановились у скромного двухэтажного здания. Надя испытала разочарование: ей хотелось увидеть столицу, но Громовы жили на окраине, далеко от музеев и достопримечательностей. Да и названия, которые встречались на дорожных знаках, мало отличались от названий карельских деревень: «Горки» да «Жуковка». Почти как «Юшкино» или «Коробельцы».
        В клинике их уже ждали. Медсёстры с ослепительными улыбками подхватили Надю с двух сторон и повели в кабинет. Она в испуге глянула на тётю, но та лишь кивнула - без улыбки, без тени поддержки во взгляде.
        Удивительно, что в ней нашёл дядя Глеб? За что полюбил её двадцать пять лет назад? Внешне они выглядели красивой парой: обворожительная блондинка и смуглый мужественный брюнет. Но по характеру они здорово отличались. С тётей Надя не могла расслабиться и постоянно чувствовала себя глупой деревенщиной, а с дядей ей было комфортно. Уютно и безопасно. Рядом с ним она не ощущала себя дурочкой из Юшкино - наоборот, она была волшебницей и умницей. И это приятное ощущение хотелось испытывать снова и снова.
        Врач - седой мужчина с холодными цепкими глазами - сразу же приказал Наде раздеться и лечь на гинекологическое кресло. Она в остолбенении на него уставилась:
        - Но я пришла сдать анализы!
        - Сначала на кресло, я сделаю УЗИ и возьму мазок. Потом сдашь кровь.
        - Но я… девушка. У меня не было отношений с мужчинами. Зачем мне кресло?
        Он смерил её недоверчивым взглядом:
        - Ну хорошо, тогда ложись на кушетку. Посмотрим, что у тебя там…
        Надя беспомощно оглянулась на медсестёр, но те стояли у двери, словно бдительные стражи. Убежать из кабинета не получится. Надя поплелась за ширму, разделась и села на кушетку, прикрывая наготу руками. Щёки стали горячими, а глаза наполнились слезами. Зачем тётя заманила её к гинекологу? Неужели у них в Москве эпидемия венерических болезней? Наде всё равно это не грозило: она не собиралась заниматься любовью в ближайшее время.
        - Лежи смирно, - сказал врач и выдавил на живот лужицу геля из бутылки.
        Надя задрожала. Датчик, которым водил врач по животу, не причинял боли, просто ей было неприятно и стыдно лежать перед мужчиной голой. Она не понимала, зачем делать УЗИ, если у неё ничего не болит. Когда врач заглянул ей между ног, из глаз покатились слёзы.
        После унизительной процедуры Надя сидела напротив врача и отвечала на вопросы: когда начались последние критические дни, сколько дней продолжались, и как она себя чувствует. Пришла сестра и взяла кровь из вены - много крови. На прощание врач сказал:
        - У тебя… - и тут он произнёс непонятное длинное слово на латыни. - Это неопасно для жизни, но требует срочного лечения. Я прописал таблетки, будешь принимать по одной каждое утро. Рецепт я отдам Паулине Сергеевне, она проследит, чтобы ты не забывала их пить.
        - Я больна? - испугалась Надя.
        - Пока нет, но можешь серьёзно заболеть, если откажешься лечиться. Ты обязательно должна пропить курс этих таблеток. Это очень важно для твоего будущего! Ты меня поняла?
        Надя кивнула. Она вышла из кабинета совершенно подавленной. Тётя прочитала уныние на её лице и сказала:
        - Не переживай. Хорошо, что ты в Москве под моим присмотром. Тебе доступна самая лучшая медицина и самый лучший уход. Всё с тобой будет нормально.
        Почему-то эти слова не утешили Надю. Ей полегчало только в Макдональдсе, где она заказала самый большой гамбургер и картофель фри. Тётя права: ей крупно повезло, что проблемы со здоровьем обнаружились в Москве. Здесь её вылечат, а в Юшкино она бы заболела, и неизвестно чем бы всё кончилось.
        Глава 12. Правда или ложь?
        Пока Надя жевала гамбургер, тётя Поля отправилась в аптеку. Купила лекарство, прописанное врачом, но упаковку Наде не отдала. Выдавила таблетки из блистера себе на ладонь и высыпала в золотистую коробочку, похожую на пудреницу. Протянула Наде:
        - Принимай каждое утро строго по одной штуке.
        Надя кивнула с набитым ртом:
        - Конечно.
        - Не пропускай.
        - Не буду. А как они называются?
        - Какая тебе разница?
        Надя пожала плечами. Действительно, если доктор назначил лечение, значит, оно необходимо. Какая разница, как называются таблетки? Она всё равно не запомнит. Главное - чтобы помогло.

* * *
        Дома их встретил Пьер - невысокий длинноносый жгучий брюнет. Похоже, он и правда был французом, потому что говорил на ломаном английском языке, - быстро и эмоционально. Надя плохо его понимала, поэтому лишь улыбалась и вставляла в длинные тирады то «спасибо», то «хорошо». А тётя что-то с ним обсудила и села за стол.
        Пьер подал еду, попрощался и ушёл. Тётя и выспавшийся Рафаэль пообедали (или поужинали) белой рыбой на пару, уложенной на какое-то зелёное пюре. Вряд ли это было пюре из утреннего кейла, скорее всего - из брокколи. Надя поковырялась в своей тарелке, но аппетита не было: желудок ещё переваривал вкуснейший гамбургер.
        Рафаэль закончил есть, небрежно кинул на стол льняную салфетку и схватил Надю за руку:
        - На улице жарко? Пойдём поплаваем!
        Они спустились по лестнице в цокольный этаж, и Надя застыла от восхищения: перед ней сверкал огромный голубой бассейн. Сквозь высокие французские окна лились потоки света, по мраморным стенам скакали солнечные зайчики, а вокруг бассейна среди кадок с растениями были расставлены плетёные шезлонги.
        - Снимай платье, - скомандовал Рафаэль и скинул футболку и брюки, оставшись в купальных шортах.
        - Ой, нет, я не взяла с собой купальник…
        Надя тщательно отводила глаза от великолепного торса. Нехорошо пялиться на двоюродного брата с таким жадным интересом. Ещё подумает, что нравится ей.
        Рафаэль разбежался и с визгом плюхнулся в бассейн. Во все стороны полетели брызги. Надя засмеялась и села на бортик, опустив ноги в воду. Она видела, как Рафаэль скользит вдоль дна, словно хищная рыба. Его кудрявые волосы колыхались под водой, как белые водоросли. Он вынырнул у её ног, лукаво улыбнулся и схватил за лодыжки.
        - Нет, Рафаэль, не надо! - закричала Надя, догадываясь, что он задумал.
        Её голос эхом отдавался от стен, солнце слепило глаза, а сердце стучало быстрее от того, что симпатичный молодой человек щекотал её пятки.
        - Надо, Надя, надо, - ответил он и стащил её в бассейн.
        От неожиданности она вскрикнула и хлебнула воды. Закашлялась. Рафаэль приподнял её и прижал к бортику:
        - Ты хоть плавать умеешь?
        - Умею, у нас есть озеро, мы летом часто плаваем.
        - На остров к монахам? - пошутил Рафаэль, но Надю эта шутка рассердила.
        Она попыталась вырваться из кольца рук:
        - Не смейся над ними. Монахи живут на острове триста лет и молятся за всех нас. За тебя, между прочим, тоже.
        Жёлтое платье намокло, и подол поднялся к поверхности, обнажая колени и бёдра. Надя судорожно опускала его в воду, но он снова всплывал. Иногда она ощущала прикосновение мужского колена, и это пугало и будоражило.
        - Ты что, верующая? - прищурившись, спросил Рафаэль.
        По его лицу скользили капельки воды и зависали на подбородке.
        - Не знаю… Но я крещёная. А ты разве нет?
        - Да, - ответил он. - Меня крестили меня в десять лет. Глеб так захотел.
        - Почему ты называешь отца по имени?
        Он прикусил губу, задумчиво глядя Наде в глаза. Потом пожал плечами:
        - Так исторически сложилось.
        - А маму ты называешь «мамулей».
        - Да.
        - А она тебя «малышом».
        - Она очень сильно меня любит, - сказал Рафаэль, приближаясь к Наде вплотную. Теперь их ноги постоянно сталкивались под водой - случайно, а, может быть, намеренно. - Меня все любят - родители, преподы в универе, девочки и даже мальчики… Почему ты покраснела?
        В замешательстве Надя отвернула голову. Голубые глаза затягивали в опасный омут, из которого не было спасения. Неужели Рафаэль не понимал, что нельзя так разговаривать с сестрой? И проблема не в словах, которые он говорил, а в том, как он на неё смотрел, как прикасался.
        - Скажи честно, я тебе нравлюсь? - спросил Рафаэль, убрав влажные волосы с лица небрежным, но эффектным жестом.
        Надю бросило в жар. Когда Данила объяснялся ей в любви и предлагал выйти замуж, она не реагировала так бурно. Но стоило Рафаэлю приблизиться - и сердце начинало стучать, как ненормальное, а во рту пересыхало.
        - Ты не должен задавать такие вопросы. Ты же мой брат.
        - Пфф, всего лишь двоюродный! К тому же мы познакомились позавчера, так что, считай, чужие люди.
        - Всё равно, - возразила Надя, - наши матери - родные сёстры. Нехорошо получается.
        - Да что нехорошего? - его рука скользнула по бедру вверх. - Даже по закону мы имеем право пожениться. Можешь спросить у Глеба, если не веришь. Он в законах разбирается.
        Надя подняла глаза:
        - Это правда? Мы можем?.. - она не знала, как сформулировать. - Нам не запрещено любить друг друга?
        Рафаэль захохотал на весь бассейн:
        - Так тебя только родство смущает? Больше ничего?
        Надя не понимала, на что намекал Рафаэль. На то, что он москвич, а она из деревни? На то, что он богатый, а она бедная? На то, что он красив, как принц из сказки, а она ни разу в жизни не делала настоящий салонный маникюр?
        Голова кружилась, мысли путались. Пальцы Рафаэля добрались до трусиков, и Надя в испуге сжала ноги.
        - Хочешь стать моей? - прошептал он, касаясь губами уха.
        По всему телу побежали мурашки. Конечно, она хотела! А кто бы не хотел? Но разве можно согласиться на такое бесстыдное предложение? Любаша вон согласилась и сидит теперь в Юшкино со своим животом - опозоренная и никому не нужная.
        - Рафаэль, я не хочу, как Любаша… Это же клеймо на всю жизнь. Прости, но мне нужны серьёзные отношения.
        - Мне тоже нужны серьёзные отношения, - быстро ответил Рафаэль. - Я устал от одноразовых связей, меркантильных женщин и всего этого московского пафоса. Я давно мечтал встретить простую скромную девушку из деревни и сделать её счастливой.
        - Правда? - удивилась Надя.
        - Конечно, правда! Неужели ты думаешь, что я способен на ложь?
        Глава 13. Тирания
        Они купались и загорали, пока солнце не скрылось за деревьями. По просьбе Рафаэля Нина принесла «гостевой» купальник, и Надя переоделась. Лифчик и трусики оказались слишком открытыми, - треугольнички на груди и крошечные бикини на завязках, - но Рафаэль оценил откровенный наряд:
        - Какая красивая у тебя фигура! - воскликнул он.
        Под его взглядами Надя расцветала. Никогда раньше на неё не смотрели с таким неприкрытым восхищением. Это пугало и пробуждало фантазию. Если им позволено быть не только братом и сестрой, но даже супругами, если они оба хотят серьёзных отношений, то почему бы не попробовать?
        - Коктейль будешь? - спросил Рафаэль.
        - Молочный? Буду!
        - Не молочный, - рассмеялся он, - но тоже сладкий! Попрошу Нину сделать пина коладу со сливками. Тебе понравится.
        Ей понравилось. Ничего вкуснее в своей жизни она не пила! Через пять минут в голове зашумело.
        - Тут что-то алкогольное? - смеясь, спросила она. - Я чувствую себя такой безрассудной из-за этой пина… шоколады!
        - Нет, конечно! Ты ещё маленькая для серьёзных напитков.
        - Я уже взрослая! - возразила Надя. - Мне восемнадцать лет!
        Покачиваясь, она встала с шезлонга и направилась к Рафаэлю. Полотенце упало с талии, но Надя не обратила внимания: перешагнула и пошла дальше. Сейчас ей было жарко и без полотенца. Она наклонилась к Рафаэлю и упёрлась ладонями в подлокотники.
        - А ты? - спросила она кокетливо. - Ты хочешь, чтобы я стала твоей?
        Она чувствовала себя опытной и неотразимой соблазнительницей. Все опасения улетучились, тревожные мысли о Любаше испарились.
        - Надя, с тобой всё в порядке? - раздался сзади обеспокоенный голос.
        Рафаэль подпрыгнул и сел на шезлонге. Надя обернулась, едва не упав. Дядя Глеб подхватил её за талию и помог восстановить равновесие:
        - Ты что-то пила?
        - Вкусный коктейль со сливками. Хотите попробовать?
        Он перевёл недовольный взгляд на сына:
        - Ты уже дома?
        - Учёба закончилась раньше. А ты почему так рано?
        - Заседание суда перенесли на завтра.
        Отец и сын смотрели друг на друга так, словно ни на секунду не поверили в сказанные слова. Надя прыснула. Рафаэль солгал отцу: он не ездил на учёбу, он отсыпался после вчерашней вечеринки. Но и дядя Глеб мог соврать. Вдруг он вернулся не потому, что заседание перенесли, а потому, что хотел проверить, чем занимаются дети в его отсутствие?
        - Я сказал что-то смешное? - спросил дядя.
        Надя смутилась, ощутив острый укол стыда и чувства вины. Игриво-смешливое настроение слетело в один момент.
        - Простите, я не хотела…
        Не дослушав, он ушёл в дом.

* * *
        Ужин проходил в молчании. Надя жевала розовую недожаренную говядину и размышляла, что произошло. Она ответила на флирт брата, а дядя их застал - и ему это не понравилось. Но почему? Он не хотел, чтобы сын сближался с двоюродной сестрой? Или дело в том, что она не подходила Рафаэлю? Или в чём-то другом? И почему она сама близко к сердцу приняла неудовольствие дяди? Разве она совершила что-то постыдное или запретное? Или дядя считал, что она на это способна, и пытался её предостеречь?
        - Я бы хотел познакомить Надю с друзьями, - сказал Рафаэль. - Вы не против, если мы вечером уедем?
        - Нет, конечно, - сказала тётя Поля. - Съездите в Москву, развейтесь, погуляйте. Погода замечательная.
        - А тебе завтра на учёбу не надо? - спросил дядя, не поднимая глаз от тарелки. Нож ездил по фарфору с противным скрежещущим звуком.
        Лицо Рафаэля на мгновение перекосилось, но он быстро взял себя в руки:
        - Я просто пытаюсь сделать Надино пребывание в Москве более приятным. Мы пригласили человека в гости, а она сидит в домике для прислуги и ничего не видит.
        - Я думаю, на сегодня ей хватит приятных впечатлений.
        Это прозвучало категорично и по-тирански. Ещё утром дядя был добрым и понимающим человеком, а к вечеру превратился в Карабаса-Барабаса. Рафаэль так сильно сжал челюсти, что Надя испугалась за его зубы.
        - А, может быть, ты её спросишь? Или она тоже не имеет права голоса?
        «Тоже» - это он явно на себя намекал.
        - Имеет, конечно, - ответил дядя Глеб. - Надя, что бы ты хотела посмотреть в Москве?
        - Ну… - растерялась она, - Мавзолей? Зоопарк?
        - Прекрасный выбор. А в музей декоративно-прикладного искусства не хочешь? Там наверняка полно пуговиц и пряжек.
        - Очень хочу!
        - А в музей моды?
        - Конечно! - обрадовалась Надя против воли.
        Подспудно она ощущала потребность занять сторону Рафаэля и объединиться против семейного тирана, но не могла вызвать в душе неприязни к дяде. Он оставался для неё загадкой. Никак не получалось определиться с чувствами: они колебались от детского восторга до гнетущей настороженности.
        - Договорились, - сказал дядя. - Завтра я освобожусь пораньше, и мы съездим в музей. А Рафаэль пусть спокойно занимается учёбой, у него сессия на носу.
        Рафаэль хмыкнул, но никак не прокомментировал предложение отца.
        - Я могу составить вам компанию? - спросила тётя.
        - Поля, там не такая мода, которая может тебя заинтересовать. Это же не Милан. Там пыльные шляпы, веера и образцы кружев. Не уверен, что тебе понравится.
        Тётя не нашлась, что ответить.
        За столом сгустилась атмосфера всеобщего недовольства. Один лишь дядя невозмутимо резал мясо, макал в брусничный соус и отправлял в рот кусок за куском. Надя и восхищалась им, и опасалась его. А Рафаэля хотелось обнять и утешить - настолько обиженным он выглядел. Конечно, противно, когда в двадцать четыре года тобой помыкают, словно неразумным ребёнком.
        Глава 14. Хрустальные бусинки
        Она долго ворочалась в постели, не в силах уснуть. Скинула одеяло и подтянула до бёдер ночную рубашку, обнажив ноги. Вяло помахала подолом, разгоняя воздух. Ночь принесла прохладу, но для жительницы севера даже двадцать градусов казались жарой. Она встала с кровати и босиком прошлёпала на кухню. Выпила стакан апельсинового сока, вытерла губы тыльной стороной руки. Во всём теле разливалась тягучая истома, хотелось чего-то непонятного, того, чего раньше она не испытывала…
        Коттедж был тёмен и пуст. Нина с сыном ещё не пришли: видимо, их служба продолжалась до самого позднего вечера. Надя посмотрела на часы: половина двенадцатого.
        Она вышла на улицу. Одуряюще пахло пионами и розами, над клумбами плыл молочный туман - низкий и плотный, словно брошеное на землю покрывало. Со стороны дома донеслась тихая мелодия. Лёгкая, едва уловимая. Казалось, кто-то подбросил горсть хрустальных бусинок, и они падали, звонко разбиваясь о мраморный пол. А некоторые подскакивали и укатывались в туман, издавая тонкие жалобные звуки.
        Надя пошла на музыку. Брела по колено в тумане, затаив дыхание, чтобы оно не мешало вслушиваться в хрустальный перезвон. Остановилась у открытой двери, которая вела из сада в гостиную. За роялем сидел дядя. Его руки вспорхнули над клавишами - и в воздух снова взметнулись бусинки. И посыпались, посыпались, посыпались, разбиваясь на прозрачные сияющие осколки. На глазах выступили слёзы. Надя застыла в темноте, боясь спугнуть момент невыразимой нежности и беспредельной тоски. Дядя играл уверенно и свободно, чуть покачиваясь и глядя невидящими глазами в пустоту. А сердце Нади разрывалось на части.
        В приглушённом свете она видела движущиеся руки - сильные, спокойные. Золотое обручальное кольцо сверкало на безымянном пальце. Ей хотелось кинуться к дяде, упасть на колени и целовать ему руки - только так она могла выразить переполнявшие её чувства. Она словно прикасалась к таинству и обретала благодать, впитывая прекрасную мелодию и наполняя ею душу. Последняя нота упала хрустальным осколком в самое сердце и осталась в нём навсегда, причиняя боль и наслаждение, - Надя знала, что никогда не забудет эту музыку. Лицо было мокрым от слёз.
        Из глубины дома показалась тётя Поля. Она подошла к мужу сзади и положила руки на плечи:
        - Ты давно не играл Наймана.
        - Я вообще давно не играл.
        Надя хотела уйти, чтобы не подсматривать за семейной сценой, но ноги словно вросли в землю, а туман крепко держал за подол ночной рубашки. Тётя наклонилась и поцеловала мужа в шею:
        - Сегодня благоприятный день, - сказала она, расстёгивая пуговицу, - ту самую, которую Надя пришивала утром. - Врач сказал, что надежда есть, и мы должны пытаться…
        Надежда на что? Дядя откинул голову, позволяя себя целовать. Он по-прежнему задумчиво смотрел в пустоту. Тётя пробежалась наманикюренными пальчиками по остальным пуговицам и стащила рубашку. Небрежно бросила на пол. На широкой груди матово блеснул деревянный крестик.
        Какое-то гадкое и тёмное чувство шевельнулось в Наде - то ли ревность, то ли зависть, то ли обида. Как будто она имела право обижаться! Убежать бы, чтобы не растравлять беспричинную злобу, но тело не слушалось. Задрожав от внезапно пробравшего холода, Надя продолжала наблюдать.
        - Поля, я думаю, что пора прекратить попытки. Это слишком мучительно для нас обоих. В конце концов, есть Рафаэль, а скоро, возможно, появятся внуки. Ему двадцать четыре года, он в любой момент может встретить девушку и создать семью…
        - Ну какие внуки, о чём ты говоришь? - перебила тётя и села на него верхом, взмахнув полами чёрного шёлкового халата, как крыльями. - У нас ещё будут дети, поверь мне. Я рожу тебе прекрасного сына… Взамен того, которого мы потеряли…
        Она что-то делала руками, скрытыми от глаз Нади. Возможно, расстёгивала брюки. Или чего похуже… Вот теперь точно пора уходить! Надя сделала шаг, наступила на хрупкую веточку и в испуге замерла. Тихий треск мог услышать только человек с абсолютным слухом. Взгляд дяди сфокусировался: он смотрел прямо Наде в глаза. Она прикусила губу и медленно отступила в темноту, ругая себя за любопытство и надеясь, что дядя никому не расскажет, что гостья из Юшкино подсматривала за родственниками.

* * *
        Новый завтрак мало отличался от предыдущего: те же яйца на серебряных подставочках, тот же смузи - только в этот раз не зелёного цвета, а бурого.
        - Малина-шпинат, - пояснил Рафаэль. - Получше, чем кейл, попробуй.
        - Для умного и ответственного человека польза превыше удовольствия, - менторским тоном отчеканила тётя.
        Надя кивнула, боясь посмотреть ей в лицо и прочитать то, что дети не должны знать о взрослых. Эта информация никогда не интересовала Надю. Ей повезло: в старом юшкинском доме было достаточно комнат, чтобы дети и взрослые спали отдельно. Когда родители шумели ночью в спальне, Надя засовывала голову под подушку и думала о чём-нибудь своём. О школе, об уроках, о красивых дамах, которых она видела на обложках журналов, продававшихся на почте. Мысль о близости родителей вызывала у неё смятение, ей не хотелось об этом знать - может быть, любовь к отцу заставляла испытывать глупую детскую ревность. Мой папа, только мой! А когда после его смерти в доме повадился ночевать Маратик, Надя нашла лучший выход: надевала наушники и слушала музыку. Иногда так и засыпала под песни Лазарева или певицы Максим. И ревности не было - лишь отторжение и ненависть к толстопузому приставале.
        А вчера она вновь превратилась в маленькую девочку, болезненно привязанную к отцу. Только это был не отец - а ей было не десять, а восемнадцать. Все эти чувства казались странными и неправильными. Ночью ей снился деревянный крестик: он был тёплым на ощупь, а кожа мужчины - горячей…
        Она ждала, что в столовую вот-вот зайдёт дядя, но он так и не пришёл. Тётя обронила:
        - Глеб Тимофеевич уже на работе. Просил передать, чтобы ты была готова к двенадцати часам дня.
        - Ладно, - прошептала Надя.
        - Кстати, ты не забыла выпить таблетку?
        - Не забыла.
        - Отлично. А ты, малыш, собирайся и езжай на учёбу. Даже не представляю, что будет, если ты снова завалишь сессию. Всё так сложно, так зыбко сейчас. Не подливай масла в огонь.
        - Ой, мамуль, не драматизируй, - весело ответил Рафаэль. - Вместе мы справимся с любыми проблемами. Я обещаю!

* * *
        Надя наделала кучу фотографий - сняла люстру, похожую на летающую тарелку с висюльками, бассейн со сверкающей голубой водой, кожаные диваны и шкуры зебр на полу. И рояль, рояль тоже сфотографировала! Пока никто не видел, погладила прохладные клавиши, нажала на одну. Цык-цык - сухой безжизненный звук. Волшебная музыка оживала только под пальцами дяди Глеба.
        Отправила фотографии Любаше. Та откликнулась быстро: «Ничего себе! Это дом нашей тёти?», - «Да!», - «Вот что значит вовремя уехать из Юшкино в Москву!». Любаша оседлала любимого конька: оставайся в Москве, сделай что угодно, только не возвращайся в Юшкино… Но как это сделать? Если бы это было так просто, вся страна жила бы в Москве. Даже поступить в институт, о котором упоминал дядя, - не выход. Кто будет содержать её пять лет учёбы? Кто будет помогать маме и сестре? Нет, это невозможно.
        Мимо прошла Нина с целым ворохом несвежей одежды в руках:
        - Глеб Тимофеевич уже вернулся. Ждёт тебя на улице.
        Надя подскочила. Пока болтала с Любашей, совсем забыла о времени. Увидела, что поверх платьев на руке Нины висит белая рубашка.
        - Вы в химчистку?
        - Да.
        - А потом, когда вы заберёте эту одежду, можно я кое-что посмотрю? - Нина подняла брови, и Надя пояснила: - Я швея, мне интересно, как сшита эта рубашка.
        - Не знаю, - с сомнением протянула домработница. - Надо у хозяйки спросить разрешения.
        Надя кивнула и выбежала из дома. Не будет она ничего ни у кого спрашивать! Просто проберётся в гардеробную дяди, пока его нет дома, и рассмотрит эти замечательные итальянские рубашки ручной работы. Может, даже зарисует фасон и сфотографирует швы. Когда ещё выпадет шанс прикоснуться к совершенству?
        Перед крыльцом стояла серебристая машина. Дядя вышел из неё и открыл перед Надей дверь.
        Глава 15. Тайные желания
        ГЛЕБ
        Она стояла в саду за дверью, как маленькое привидение в длинной ночной рубашке. С распущенными по плечам волосами, с руками, прижатыми к груди. Слушала музыку. В широко открытых глазах блестели слёзы. Сначала он хотел сделать знак, что заметил её, и пригласить в дом, а потом передумал. Если сама не зашла - значит, в ночном саду ей комфортнее.
        «Ты хочешь, чтобы я стала твоей?» - спросила она у Рафаэля. Глеба не просто удивили эти слова - они обожгли, словно раскалённое железо. Эта девчонка из деревни - простая и бесхитростная, как три копейки, чьи интересы ограничивались мамой, сестрой и любительским шитьём, - оказалась не мальком, а вполне сформировавшейся юной женщиной. Пусть неопытной и наивной, но уже знавшей, как произвести впечатление на мужчину. Изогнулась перед Рафаэлем, демонстрируя тело, едва прикрытое купальником, шептала нескромные слова. Кровь бросилась Глебу в голову. Ещё утром он хотел оградить девочку от соблазнов, подстерегавших на каждом шагу, а вечером, стоя у бассейна, с пугающей отчётливостью осознал, что её следует оградить от него самого. Защитник превратился в потенциального захватчика. Он - главная угроза её безопасности. Он тот, кто испортит ей жизнь, если не справится с чувствами.
        Он тогда рявкнул что-то грубое и скрылся в доме. Рухнул в кресло в прохладном кабинете и раздёргал узел галстука. Перед глазами стояла хрупкая девичья фигурка, и, даже когда он закрывал глаза, она никуда не девалась. Тонкая шейка, трогательные ключицы, гибкая талия. Восемнадцать благословенных лет. Две русые косы, капли воды на гладкой коже, лучащиеся светом и озорным весельем глаза… «Простите, я не хотела», - сказала она. Но поздно, было уже поздно! Его сердце сделало кульбит, ударилось о рёбра и разбилось.
        Если когда-нибудь - в старости, во снах или в тюрьме - он будет вспоминать о Наде, то сможет точно назвать момент, когда влюбился в неё. Не тогда, когда она пришивала «пуговку» на рубашке, а тогда, когда флиртовала с его сыном, не замечая надвигавшейся беды. Не осознавая (и слава богу!), насколько она соблазнительна.
        За ужином он продолжал размышлять.
        Почему именно она? Мало ли в Москве красивых девушек? Он ни разу не изменял жене за все десять лет брака: она была хороша собой и изобретательна в спальне. В конце концов, он её любил - по крайней мере в начале семейной жизни. Это потом Поля превратилась в типичную рублёвскую женушку: невротичную, зависимую от мнения подружек, вечно неудовлетворённую, тщеславную и дьявольски ревнивую. Купила дом - чересчур большой и пафосный для семьи адвоката. Глеб возражал против покупки, но Поля плакала и клялась, что всегда мечтала о таком доме, - с колоннами, каминами и чудовищными хрустальными люстрами. К тому же в нём было достаточно комнат для будущих детей. Для малышей, которые у них родятся. Глеб сдался. Против детей ему нечего было возразить: он всегда их хотел. Потеряв сначала родителей, потом бабушку, а потом и крёстного (пусть даже он не умер, а уехал в монастырь), Глеб остро, до сердечной боли, тосковал по семье - по близости, теплу и ощущению безопасности. Он верил, что способен создать идеальную семью для своих детей.
        Иногда по работе он встречал женщин, которые его волновали, но здравый смысл удерживал его в рамках: любой адюльтер требовал свободного времени, денег и изворотливости. И всегда грозил перерасти в катастрофу: всё же имя адвоката Громова было на слуху. Не хотелось попасть в таблоиды как неверный муж, не хотелось громкого скандального развода - это отрицательно повлияло бы на карьеру. Не разрушило бы её, но отсекло приличную часть клиентов. Испортило реноме. Но когда он увидел племянницу, флиртовавшую с сыном, здравый смысл ему отказал - напрочь и бесповоротно. Потому ли, что эта девочка разительно отличалась от всех, кого он встречал ранее, или потому, что напоминала его самого - бедного провинциала, приехавшего покорять Москву в начале нулевых? Или это подкрался кризис среднего возраста, и теперь он будет реагировать на всех смазливых девиц с косичками и деревенским говорком? Пуговка… Она с таким сомнением тыкала вилкой в говядину средней прожарки, словно ей подали сырое мясо, истекавшее кровью.
        Глеб ещё верил, что удержится на краю, но уже знал, что не отдаст Надю никому, - тем более Рафаэлю. Мальчишка не заслужил такой подарок, да и не нужна ему неопытная простушка: он всегда интересовался светскими львицами, желательно побогаче и постарше. К двадцати четырём годам у него сформировался вполне определённый вкус. Надя для малыша Рафаэля - минутная прихоть, сломает и выбросит. Нет, она уедет в Юшкино в целости и сохранности - и как можно скорей. Пара-тройка музеев, зоопарк и Красная площадь - и на этом родственный долг можно считать исполненным. Пусть вернётся домой нетронутая и подарит свою любовь хорошему парню - не безответственному маменькиному сынку и не изголодавшемуся по нежности и чистоте столичному адвокату (женатому к тому же на её родной тётке). Они оба не способны сделать её счастливой.

* * *
        И всё же он не остановил Полю, когда она начала снимать с него рубашку, - ради болезненного удовольствия наблюдать, как глаза девочки скользят по его обнажённой груди. Жалкое тщеславие мужчины бальзаковского возраста. Павлинье распускание хвоста.

* * *
        В этот раз она надела джинсы и футболку - недорогие старенькие вещи, возможно, доставшиеся по наследству от старшей сестры. Юркнула на переднее сиденье и уставилась в окно, словно боялась посмотреть ему в глаза.
        Он вырулил на шоссе, влился в плотный поток машин и спросил:
        - Тебе понравился Найман?
        - Кто это?
        - Английский композитор. Это он написал музыку, которую я играл вчера.
        Она совсем от него отвернулась. Поджала коленки и уставилась на бесконечный зелёный забор, закрывавший вид на дворцы, сады и альпийские горки. Пробормотала в стекло:
        - Не знаю, о чём вы говорите.
        Он подавил улыбку и включил проигрыватель. Нашёл диск Майкла Наймана, выбрал нужный трек. Добавил громкости - и растворился в игре прославленной пианистки. До гибели родителей он тоже мечтал стать музыкантом, а после думал лишь о том, как найти и уничтожить пьяного мажора, который проехал на красный свет и протаранил машину родителей. С яростью осиротевшего ребёнка Глеб жаждал справедливого возмездия. Не дождался: высокопоставленный папаша отмазал сыночка от тюрьмы. В тот день Глеб поклялся, что станет юристом и накажет убийцу. Но наказание настигло ублюдка раньше - и не в зале суда, а в туалете ночного клуба. Интоксикация. Скорую никто не вызвал. Это случилось через долгих три года после трагедии, но Глеб испытал удовлетворение. И решил, что всё равно поступит на юридический. А музыку оставил для души, хотя со временем играл всё реже и реже.
        Движение на шоссе застопорилось, Глеб заглушил двигатель. Машинально пробежался пальцами по рулю, повторяя звучавшую мелодию. Поймал взгляд Нади, которая заворожённо следила за его руками. Стихли последние ноты. Надя, словно в забытье, взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала - бережно и благоговейно. Глеб смутился:
        - Зачем ты? Не надо…
        - Я никогда не забуду эту музыку. И никогда не забуду… вас, - выдохнула она.
        Она смотрела на него влажными голубыми глазами. И эти глаза вдруг начали приближаться, как в кино в замедленной съёмке. Это Надя к нему потянулась или он потянулся к ней? Или сама вселенная толкала их друг к другу? Они сближались неумолимо и сладко, и одновременно склонили головы, чтобы соприкоснуться губами. Глеба накрыл панический страх, он отпрянул от Нади с такой поспешностью, что треснулся затылком о стекло. Потёр ушибленное место, ощущая, как всё внутри дрожит от желания и ужаса. Он едва не поцеловал племянницу своей жены! Ещё секунда - и он бы не смог остановиться.
        - Простите, дядя Глеб! - опомнилась Надя. - Простите меня, пожалуйста! Я не хотела. Я не знаю, что со мной случилось… Боже, какой позор! Прошу вас, не рассказывайте никому, что я пыталась вас поцеловать, - молила она. - Особенно Рафаэлю! Обещаю, это не повторится!
        Он проглотил колючий комок обиды. Она беспокоилась о Рафаэле.
        - Не волнуйся, я никому ничего не скажу.
        Он уже жалел, что не пошёл до конца. Все его благородные помыслы улетучивались, едва он представлял, каким восхитительным мог быть их поцелуй. Губы покалывало, пальцы предательски дрожали. Ему была нужна эта девочка. Но он не мог её сделать своей.
        Глава 16. История рубашки
        Надя глотала слёзы, стараясь не слишком громко шмыгать носом. Ещё подумает, что она напрашивается на жалость. Как ей пришло в голову полезть к нему с поцелуями? Какой чёрт толкнул её на возмутительный и дикий проступок? Это же уму непостижимо - целовать мужа родной тёти! От стыда и раскаяния Надя чуть не взвыла.
        Пробка рассосалась, и машина тронулась. Дядя вёл очень аккуратно. Его строгий профиль казался высеченным из камня. Наверное, злится на неё… Пусть злится, лишь бы не рассказывал никому о её глупой выходке.
        - Спасибо, дядя Глеб, - сказала Надя. - Я бы не выдержала, если бы Рафаэль и тётя узнали…
        - Дядя, дядя, - перебил он недовольным тоном. - Ты можешь обращаться ко мне как-нибудь иначе?
        - Ох, простите! Тётя… то есть Паулина Сергеевна просила называть вас Глебом Тимофеевичем, но я забыла.
        Она расстроилась ещё больше. Почему она такая бестолковая? Не в состоянии запомнить простых вещей.
        - Зови меня по имени и на «ты», - предложил он, пристально глядя на дорогу.
        Наде показалось, что она ослышалась.
        - Просто «Глеб»? - удивилась она. - Но это невозможно.
        - Почему?
        Он всё ещё смотрел вперёд, как будто ему было тошно смотреть Наде в лицо.
        - Вы муж моей тёти.
        - И что?
        Надя не знала, как ответить на вопрос. Она видела в иностранном кино, что иногда младшие члены семьи обращались к старшим на «ты», да и Рафаэль называл отца по имени, но в Юшкино соблюдались другие обычаи. Она не могла вот так запросто переломить свои привычки и воспитание.
        - Ну… вы старше намного.
        Разве это не веская причина? Он всё-таки глянул на неё:
        - Сколько, по-твоему, мне лет?
        Она прикинула: тёте сорок два, Рафаэлю двадцать четыре…
        - Сорок пять? - спросила Надя. Она с трудом определяла возраст зрелых мужчин, даже Рафаэль казался ей взрослым. - Пятьдесят? Больше?
        Он издал гортанный звук - нечто среднее между покашливанием и нервным смешком.
        - Для тебя я Глеб, запомнила? - сказал он тоном, не терпящим возражений. - И на «ты», пожалуйста. А тётю свою можешь называть как угодно - хоть Паулиной Сергеевной, хоть дражайшей тётушкой Полей.
        Он снова отвернулся. Включил радио. Атмосфера в машине не разрядилась: Надя ощущала скрытое напряжение, от которого хотелось побыстрее избавиться. Вернуться в ту точку, когда они общались тепло и по-дружески, когда между ними не стоял дурацкий - так и не случившийся! - поцелуй.
        - Вы… Ты сердишься на меня? - тихо спросила Надя.
        От этих слов побежали мурашки по спине. Называть его на «ты» - так же интимно, как целовать руки. Непонятные и противоречивые чувства опять всколыхнули душу, смущая и заставляя краснеть. Почему она так странно на него реагировала? Неужели так сильно скучала по отцу?
        - Нет, - ответил он, - я сержусь на себя. Не переживай, лучше расскажи о своей сестре. Она тоже интересуется шитьём? Какие книжки вы читаете? В кино часто ходите? Чем народ в деревне занимается?
        Надя расслабилась и принялась рассказывать о том, как они с Любашей жили в Юшкино. Про маму и покойного отца, про мерзкого Маратика и Данилу Кандаурова. Не скрыла и того, что отказалась выйти за него замуж: рано ей ещё думать о замужестве и детях. Глеб посматривал на Надю, но никак не комментировал обстоятельный рассказ, лишь задавал вопросы - иногда очень неожиданные. Например, спросил про Маратика и Любашу, уточнил подробности их отношений.
        К тому времени, как они подъехали к музею, Надя привыкла к новому стилю общения, а напряжение рассеялось.

* * *
        В музее Надя застыла прямо в холле: там стояли два манекена - женский и мужской - в одежде девятнадцатого века. Платье, как у Анны Карениной, - бархатное с турнюром и шлейфом, и чёрный фрак с сорочкой - некогда белой, а теперь пожелтевшей от времени.
        - Это настоящая одежда? - ахнула Надя.
        - Не знаю. Но я заказал гида, надеюсь, она ответит на твои вопросы.
        Гидом оказалась дама лет семидесяти - прямая, как палка, чопорная, с бусами из крупного жемчуга. Пахло от неё восточными духами и крепким табаком.
        - Как вас зовут? - поинтересовалась гидша хорошо поставленным голосом. - Наденька и Глеб? А меня - Светлана. Что ж, пойдёмте, я покажу вам нашу коллекцию. На экспозиции представлена подлинная мемориальная одежда, принадлежавшая членам императорской семьи с восемнадцатого до двадцатого веков…
        У Глеба зазвонил телефон. Светлана сердито нахмурила брови. Он глянул на экран, извинился и шепнул Наде: «Идите, я вас догоню». С сожалением Надя оставила его и поспешила за Светланой, которая вела себя не как приветливый гид, а как строгая учительница. Но все мысли о Глебе выветрились из головы, как только Надя увидела её - рубашку последнего царя. Её воротник был запачкан чем-то ржаво-коричневым, а ткань пожелтела от времени, но накрахмаленная полочка с идеально прорезанными петлями, изумительно ровные швы и удлиненный по моде столетней давности подол заворожили Надю. Определённо, мужские рубашки - самые прекрасные швейные изделия на свете. Нахлынуло желание выбрать ткань и сшить рубашку - такую же великолепную, как у Николая II или Глеба. Но - по собственной выкройке, своими руками. И подарить её… мужчине. Кому ещё можно подарить мужскую рубашку?
        - А вы знаете, где в Москве продаются ткани? - спросила она у Светланы. - Мне нужен качественный хлопок, можно с добавлением льна или шёлка.
        Она уже видела свою рубашку - в воображении живо рисовались наброски будущего шедевра.
        - Вы интересуетесь тканями?
        - Да! И рубашками. И пуговицами.
        Светлана поджала губы. Наверное, подумала, что провинциалка приехала в Москву на шоппинг и случайно забрела в музей моды. Надя торопливо пояснила:
        - Я швея. Ну как швея? Строчу на машинке постельное бельё, а мамин друг развозит по магазинам. Оно дешёвое - люди хорошо покупают. Но я всегда хотела шить что-то красивое - по-настоящему красивое, чтобы человек надел эту вещь и ощутил себя особенным. Например, рубашку.
        - Её довольно сложно сшить без образования и опыта.
        - Я знаю. Но мне так хочется! Это для меня как вызов, я должна попробовать. Если я не попробую, то всю жизнь буду жалеть. Понимаете?
        Светлана кивнула.
        - Тогда начнём с самого начала. Что вы знаете об истории рубашек?
        Надя пожала плечами:
        - Почти ничего.
        - Ну что ж, я расскажу, - она подхватила Надю под локоть и повела вглубь выставки, не задерживаясь у экспонатов с женскими платьями, шляпками и веерами. - Прообразом современной рубашки можно считать одежды древних цивилизаций: греческие хитоны, туники римлян и белые рубахи с длинными рукавами, которые носили вавилоняне.
        Надя поняла, что Светлана ей послана судьбой: она знала о происхождении рубашек всё. Когда Глеб нагнал их и тихонько спросил, нравится ли Наде экскурсия, она смогла только схватить его за руку и крепко пожать:
        - Очень, очень нравится! Теперь я точно знаю, чего хочу.
        - И чего же?
        Светлана, недовольная их перешёптываниями, повысила голос и продолжила лекцию:
        - По русской традиции девушка шила рубашку своему любимому и таким образом «пришивала» его…
        Надя осеклась:
        - Это тайна. Я потом тебе скажу. Когда придёт время…
        Глеб улыбнулся:
        - Ладно.
        Глава 17. Слишком хороша
        Когда они вышли из музея, Надя чувствовала себя ошалевшей от новой информации и грандиозных планов, которые зрели в голове. Она купит самую великолепную ткань и фурнитуру в магазине, о котором поведала гид Светлана, срисует выкройку по рубашке Глеба, доработает её по своему вкусу и сошьёт дяде подарок.
        Она не задумывалась, откуда в её голове возникла эта мысль, и почему рубашка предназначалась Глебу, а не Рафаэлю, просто ощущала это желание как настоятельную и всепоглощающую потребность. Она сделает это! Между пальцами перекатывалась воображаемая иголка - предвкушение работы заставляло Надю трепетать. Наконец-то её мечта исполнится - она сошьёт прекрасную вещь для прекрасного человека. Но покупать ткань нужно уже сейчас, если она хочет сшить рубашку до отъезда из Москвы. Медлить нельзя!
        Пока она прикидывала, сколько дней у неё уйдет на раскрой и пошив, Глеб припарковал машину около ресторана.
        - Пойдём поедим, наверняка ты голодная.
        В животе заурчало. Утренний смузи из малины и шпината давно переварился, если там вообще было чему перевариваться. Косточки да стебельки.
        - Я голодная как волк!
        - Я тоже!
        Несмотря на то, что время обеда уже прошло, а до ужина было ещё далеко, почти все столики оказались заняты. Мужчин было мало - раз, два и обчёлся, зато женщин полным полно. Надя глазела на них с любопытством и невольной завистью: на часах разгар рабочего дня, а кое-кто сидит в ресторане и ест блины с икрой. Жёны, дочери и любовницы богатых мужчин.
        Почти все женщины выглядели, как тётя Поля, - стройные до истощения, с невероятно пухлыми губами и гладкими длинными волосами. Некоторые из них казались близнецами из-за одинаковых вздёрнутых носиков, скроенных по модному образцу. Надя перекинула за спину растрепавшуюся косичку и села на стул, подвинутый Глебом. Зря он её привёл в такое пафосное место: теперь на фоне красоток он увидит, какая безнадёжная деревенщина его новообретённая племянница. Почему-то эта мысль угнетала.
        - Глеб Тимофеевич, доброго дня! - поприветствовала женщина за соседним столиком.
        Мимика как у пластмассовой куклы. Глеб улыбнулся и помахал ей рукой.
        - Ты всех тут знаешь? - спросила Надя, наклонившись к столу.
        Глеб огляделся и кивнул ещё нескольким гостям ресторана.
        - Почти всех. Я же адвокат, - сказал он так, словно это всё объясняло, и открыл меню. - Любишь спагетти?
        - Люблю, - ответила Надя. - Ну и что, что адвокат? У всех этих женщин проблемы с законом? Им нужна защита?
        - Защита всем нужна, Надюша, - мягко сказал Глеб. - С морепродуктами в белом соусе будешь? Или предпочитаешь пиццу?
        - Лучше спагетти. Я согласна про защиту, но… - она замолчала, раздумывая. - Тебе же приходится защищать людей, которые совершили что-то противозаконное. Выходит, все они, - она обвела глазами зал и понизила голос: - преступники?
        Глеб рассмеялся:
        - Я работаю только с теми, кого считаю невиновным. Это моё профессиональное кредо. Я не защищаю воров, бандитов и убийц.
        - И теряешь деньги? Говорят, защищать убийц очень выгодно, если они богатые и влиятельные.
        - Это стереотип, что ради денег адвокат готов защищать кого угодно, - растлителя, насильника или маньяка. Есть же внутренние моральные установки. Многие из моих коллег отказываются вести уголовные дела и занимаются только гражданскими.
        - Ты тоже?
        - Я нет. Я берусь за любое дело, если оно кажется мне интересным. Установить истину и помочь суду вынести справедливое решение - в этом смысл моей работы.
        Он говорил совершенно серьёзно. Надя смотрела в тёмные глаза и видела в них честность, благородство и волю.
        - Ты с детства хотел стать адвокатом?
        - Нет, конечно. Я хотел играть на пианино, как отец, или петь оперные арии, как мама, - он сделал длинную паузу и продолжил глухим голосом: - Они погибли, когда мне было тринадцать. Судья оправдал преступника. В тот день я решил стать юристом.
        Точно! Тётя же рассказывала, что в детстве Глеб попал в аварию, и на этой почве у него психологическая травма.
        - Ты добился, чего хотел, - сказала Надя, - стал знаменитым адвокатом. А тот, кто виноват в аварии… Он до сих пор на свободе?
        - Он давно в могиле, - спокойно ответил Глеб. - С ним произошёл несчастный случай, когда мне было шестнадцать лет. Вскоре после этого не стало бабушки, у которой я жил после смерти родителей. Я окончил школу и уехал поступать в Москву, а мой крёстный ушёл в монастырь. Он стал отцом Сергием. С тех пор мы не виделись - только по скайпу общаемся. Но ближе человека у меня нет.
        Он неосознанно коснулся того места на груди, где под одеждой носил деревянный крестик. Надя догадалась, что это подарок отца Сергия, - забавного монаха с длинной бородищей, который возился с ребятнёй на монастырском острове. Удивительно, что самый близкий человек Глеба жил недалеко от Юшкино, и Надя его знала.
        - А почему он решил уйти в монастырь?
        - Сказал, грехи замаливать.
        - У него было так много грехов?
        - Я не спрашивал. Мне кажется, это личное.
        В очередной раз зазвонил телефон, и Глеб, извинившись, ответил на звонок. Надя поняла, что он разговаривал со своей помощницей Мартой, - они обсуждали рабочие вопросы. Официант принёс спагетти с креветками. Глеб сделал знак, чтобы Надя начинала есть, не ждала его. Спагетти оказались невероятными - намного вкуснее, чем они с Любашей готовили дома, только недоваренные.
        Выходило, что отец Сергий ушёл в монастырь, когда его крестник вырос и поступил в университет. Может, он бы и раньше ушёл, если бы не мальчик-сирота, живший у старенькой бабушки. Малёк, этот монах всех детей называл мальками… Наверное, Глеб был его первым мальком.
        - Надюша, - сказал Глеб, - я собирался побыть с тобой несколько дней. Съездить на Красную площадь, в Третьяковку, поплавать на теплоходе по Москве-реке, но… работа. Я постараюсь отложить дела, которые можно отложить, но всё равно завтра буду занят.
        Он нахмурился, о чём-то раздумывая.
        - Ничего страшно, - ответила Надя. - Я и не надеялась, что ты проведёшь со мной столько времени. Спасибо за сегодняшнюю экскурсию! А завтра я могу погулять с Рафаэлем.
        - Нет. У Рафаэля скоро сессия, гулять некогда. Пусть занимается.
        - Но…
        - Он тебе нравится? - глядя в глаза, спросил Глеб.
        Надя смешалась:
        - Ну, он интересный…
        - Да, интересный, - задумчиво повторил Глеб, наматывая спагетти на вилку. - Надя, я не хотел касаться этой темы, но чувствую, что должен. Рафаэль не из тех парней, которые способны сделать счастливой такую девушку как ты.
        Он очень осторожно подбирал слова.
        - А что со мной не так? - спросила Надя. Неужели это намёк на её происхождение и воспитание? - Он слишком хорош для меня?
        - Наоборот, это ты слишком хороша для него. Он взрослый и искушённый молодой человек, а ты всего лишь малёк. Ладно, я что-нибудь придумаю. Попрошу Полю побыть с тобой или Юсуфа. Он обычно помогает Нине по дому, но иногда работает водителем. С ним бы я тебя отпустил. В зоопарк, например.
        Глеб с аппетитом ел спагетти, а Надя раздумывала, почему отец доверяет сыну меньше, чем парню-слуге. Была в семье Громовых какая-то загадка.
        - И, кстати, - добавил Глеб, - нужно купить тебе нормальный купальник. Тот, который был на тебе вчера, - это вообще не одежда, а профанация какая-то. Тут недалеко есть спортивный магазин, купим обычный купальник для плавания. Пока меня нет дома, можешь позагорать у бассейна и поплавать.
        Дядя включил тирана. Надя вздохнула и кивнула.
        Глава 18. Самый нежный хлопок
        Утром Надя съела привычное яйцо и выпила стакан апельсинового сока. Глеб быстро позавтракал и уехал на работу, за ним с недовольной миной последовал Рафаэль, успев шепнуть Наде: «Встретимся вечером», а последней покинула дом тётя Поля. Она была чем-то сильно озабочена:
        - Мне нужно ко врачу. Возможно, я задержусь у него на целый день, так что развлекайся самостоятельно. Знаешь, где скачать карту Москвы и расписание работы зоопарка, или куда ты там собиралась? В Мавзолей?
        - Вы заболели?
        - Нет, я готовлюсь к… Неважно. Мне предстоит важная медицинская процедура, перед которой нужно оздоровить организм. Сможешь провести время без няньки?
        Похоже, она злилась из-за того, что вчерашний день Надя провела с Глебом. Ревновала своего мужа к племяннице? Хотела сама провести с ним время, а он постоянно пропадал на работе?
        - Я собиралась съездить в магазин тканей, если вы не против, - сказала Надя. - У меня есть адрес, вот, - она протянула тёте бумажку с записанным адресом.
        - Это в центре. Сама найдёшь?
        Надя пожала плечами. Они никогда в жизни не ездила на метро и даже не представляла, как в него попасть. Наверняка где-то были входы под землю, и там нужно платить деньги за проезд. Или в Москве метро бесплатное? Тётя догадалась о её затруднениях:
        - Ну, конечно, ты же из Юшкино. Наверняка заблудишься, сядешь не в тот поезд, уедешь в какое-нибудь Чертаново, и мы навсегда тебя потеряем…
        - Глеб сказал, что я могу с Юсуфом съездить, - вспомнила Надя.
        - «Глеб»? И давно вы перешли на «ты»? - прищурив глаза с длиннющими пушистыми ресницами, спросила тётя.
        - Вчера. Он сам предложил, - ответила Надя, ежась под немигающим взглядом. И добавила: - Я была против, но Глеб Тимофеевич настоял.
        - Да, это в его стиле. Он со всеми предпочитает на «ты», даже с прислугой. Ладно, я распоряжусь, пусть Юсуф поедет с тобой. Кстати, ты не забыла выпить таблетку?
        - Какую таблетку?
        - Которую тебе доктор прописал! Ну, Надя, нельзя так безответственно относиться к своему здоровью.
        - Ах, эту. Нет, конечно, я каждое утро их пью, - соврала Надя и мысленно пообещала себе, что впредь не будет пропускать приём таблеток.

* * *
        Юсуф оказался простым и приятным спутником. Машину им взять не разрешили, потому что хозяева разъехались по своим делам и гараж опустел, но и в общественном транспорте было неплохо. В будний день народ не толкался в автобусах и метро, и можно было глазеть по сторонам, рассматривая мозаику, фрески и светильники в метро. Юсуф иногда заглядывал в интернет и пояснял, что изображено на фресках. Надя с удовольствием его слушала.
        - Ты москвич?
        - Что ты, - улыбнулся он, - я даже не россиянин.
        - Как так? - удивилась Надя.
        - Я вырос в Таджикистане - мама русская, а отец таджик. Он женился на маме против воли семьи. Когда он умер, родственники отказались нас поддерживать, и матери пришлось уехать на заработки в Россию. Здесь она случайно пересеклась с Глебом Тимофеевичем, и он ей помог - предложил работу с проживанием. Он буквально спас нашу семью, мы никогда не забудем его доброты. Потом в Москву приехал и я. Нам нужно вырастить девчонок: у меня четыре младших сестры, они остались с бабушкой в Таджикистане. Я единственный мужчина в семье и должен о них позаботиться.
        Надя ахнула. Теперь понятно, почему у русской женщины по имени Нина был сын Юсуф с явно восточными корнями.
        - А у меня одна сестра, но я тоже должна о ней позаботиться, - сказала Надя.
        - А что с ней? Болеет?
        - Нет, просто ждёт ребёнка непонятно от кого, - честно ответила Надя. - А работы в Юшкино мало, одна она ребёнка не потянет. И мама у нас неприспособленная к жизни. Не такая работящая, как твоя. После смерти папы совсем скисла и опустила руки.
        Юсуф покачал головой и вздохнул:
        - Девушке надо себя беречь, особенно если нет поддержки.
        Вроде, он про Любашу высказался, а показалось, что намекал на Надю.
        - Я согласна с тобой! Сестра мне то же самое сказала: не верь мужчинам, не надейся, что тебя пронесёт, заботься о себе в первую очередь. Но так трудно иногда устоять! И вроде бы всё понимаешь, но всё равно делаешь какие-то странные и дикие вещи. Как будто внутри сидит чёртик и подталкивает на всякие глупости. Я в Москве всего несколько дней, но уже успела накосячить.
        Надя пригорюнилась, Юсуф хлопнул её по плечу:
        - Не переживай. Ты хорошая девушка, и всё у тебя будет хорошо. Только…
        - Что?
        - Я не должен этого говорить, но скажу: не доверяй Рафику.
        - Почему? - вскинулась Надя. - Ты прямо как Глеб! Он тоже предупреждал по поводу Рафаэля. Но вы оба не знаете, какой он на самом деле. Вы судите по внешности, - красивый и богатый молодой человек, какие у него могут быть проблемы? - а в душу к нему не заглядываете.
        - А что у него в душе?
        - Усталость от всего этого.
        - От чего?
        - От пафоса, - вспомнила Надя. - Ему надоели меркантильные женщины, он мечтает о простой и честной девушке. А ещё он не хочет становиться юристом.
        - А-а, понятно, - протянул Юсуф. - Кажется, мы пришли по твоему адресу.

* * *
        Гид Светлана не обманула, в магазине от выбора тканей захватывало дух. Не обращая внимания на сияющий шёлк и бархат, на лён и кашемир, Надя направилась к витрине с образцами хлопка. Опытный консультант сразу догадался, что она пришла за покупкой, а не просто поглазеть на дорогие ткани, и принялся рассказывать о хлопке. Надя с интересом выслушала лекцию и спросила:
        - А самый лучший какой?
        - Самый тонкий, прочный и нежный хлопок выращивают на островах Карибского моря. Его часто путают с шёлком, возьмите потрогайте, - он протянул ей образец. - Воплощённая роскошь, мировое достояние, всего несколько плантаций на Барбадосе и Ямайке… - журчал его вкрадчивый голос.
        Такого великолепия Надя ещё не встречала! Шелковистая ткань ласкала пальцы и отливала благородным матовым блеском. Плотное переплетение тончайших нитей создавало необычный для хлопка рисунок, который и без восхвалений консультанта говорил о качестве ткани.
        - И сколько стоит метр?
        Когда продавец назвал цену, Надя пошатнулась от неожиданности. Если она решится купить эту ткань, то потратит все деньги, которые накопила за много лет с огромным трудом. Копейка к копейке, рубль к рублю. У неё даже на подарки маме и Любаше не останется! Консультант увидел её сомнения. Спросил:
        - Что вы планировали сшить из этой ткани?
        - Мужскую рубашку.
        - Он сможет носить её всю жизнь, а потом подарит внуку. И она будет как новая.
        Этот аргумент попал в цель. Надя представила Глеба в своей рубашке. Потом представила, как он дарит её внуку со словами: «Эту прекрасную вещь сшила для меня замечательная девушка Надя. Носи эту рубашку в память о ней». На душе потеплело. Что значат деньги, когда можно сделать хорошему человеку бесценный памятный подарок? Он не забудет о ней до конца жизни.
        - Я возьму эту ткань!

* * *
        Кроме хлопка пришлось купить пуговицы - маленькие, перламутровые, - а также нитки, иголки и портновские ножницы. Деньги кончились, но сердце пело от восторга. Юсуф нёс пакеты с покупками и посмеивался, глядя на Надю. Они зашли в кафе, чтобы отпраздновать ценное приобретение, а потом погуляли по Арбату.
        Вернулись домой поздно, когда ужин уже закончился. Надя обрадовалась: не надо сидеть под пугающей хрустальной люстрой и давиться кулинарными шедеврами повара Пьера. Видимо, не создан её желудок для пищи богачей: руккола и прочая трава не насыщали молодой деревенский организм.
        Они не стали заходить в хозяйский дом, а прямиком направились в коттедж для прислуги. С пожеланиями приятной ночи разошлись по своим комнатам. В темноте Надя скинула босоножки и устало плюхнулась на кровать. С визгом вскочила на ноги - на её кровати кто-то лежал! Щёлкнула выключателем и увидела Рафаэля, развалившегося на смятом покрывале.
        - Привет, сестрёнка, - с обворожительной улыбкой сказал он.
        Светлые кудри падали на глаза, и Рафаэль тряхнул головой. Невольно Надя залюбовалась братом.
        - Привет! Что ты здесь делаешь?
        - Тебя жду.
        - Зачем?
        - Чтобы съесть тебя, Красная Шапочка! - зарычал Рафаэль, сграбастал Надю в охапку и повалил на кровать. - Теперь ты никуда от меня не денешься! Ты будешь моей, и только моей.
        Глава 19. Мурашки-пауки
        Он лёг на неё всем весом, рычал, мотал головой и делал вид, что хочет загрызть. Надя с трудом выпуталась из медвежьих объятий. Лицо горело, руки дрожали.
        - Что ты делаешь, Рафаэль? - спросила она срывающимся голосом.
        - А тебе не нравится? Скажи, и я перестану к тебе приставать.
        Его глаза блестели, а встрёпанные пряди свешивались до самого подбородка. Хотелось протянуть руку, отвести их от невыразимо красивого лица и заглянуть в таинственную глубину голубых глаз.
        - Ну давай, скажи, - потребовал он серьёзным тоном.
        Надя промолчала. Её пугал напор Рафаэля, но прекращать рискованную игру она не хотела. Внутри всё пело и сжималось от ожидания, как далеко они зайдут. Неужели он её… поцелует? Надя залилась краской и отвела глаза. Лучше не смотреть на его губы, иначе он догадается о её желаниях.
        - Молчишь? Я расцениваю это как знак согласия, - и уверенно добавил: - Тебе нравится всё, что я с тобой делаю. Признайся, ты в меня влюбилась, моя милая наивная сестрёнка!
        Надя встрепенулась:
        - Даже если и так! Что в этом плохого? Почему все меня предупреждают, что не стоит тебе доверять? Что ты такого натворил, что люди считают тебя опасным человеком?
        - Кто это так считает? - с Рафаэля вмиг слетело самодовольство.
        - Не скажу.
        Он сел на кровати по-турецки и уставился на Надю тяжёлым взглядом.
        - Тебе кто-то рассказал обо мне порочащие сведения? Слухи, сплетни, подозрения?
        - Нет, просто предупредили, что ты мне не подходишь.
        Он взял её за руку и жарко зашептал:
        - Я догадываюсь, кто этот человек. Глеб, я угадал? Он никогда не верил в меня, подозревал в каких-то махинациях, следил за мной. Эти его холодные тёмные глаза, брр… Как буравчики, до самого нутра пронзают.
        - А почему он не верил в тебя?
        - Потому что я не такой, как он! Он жёсткий, умный и всегда знает, чего хочет. А я…
        Он замолчал и опустил голову. Надя протянула руку и всё-таки убрала волосы с лица брата. Заложила прядь за ухо и провела пальцами по щеке. Рафаэль, при всей его наглости и самоуверенности вызывал у неё сочувствие. Она уже знала, что внешность обманчива, и под маской тщеславного мажора скрывалась ранимая душа.
        - Хочешь, скажу правда? - спросил Рафаэль.
        Надя кивнула.
        - Я всего лишь избалованный маменькин сынок, плывущий по течению. Это Глеб с тринадцати лет знал, чем будет заниматься до самой смерти, а я понятия не имею, к какому берегу меня прибьёт. И мне это нравится! Почему я должен насиловать себя, превозмогать трудности и чего-то там добиваться? Почему нельзя жить ради удовольствия? Кто-то же должен жить легко, беззаботно и весело? Почему не я?
        Надя не знала ответ на этот вопрос. В Юшкино никто не жил беззаботно и весело, разве что местные алкоголики, но и у них были сложности. К сожалению, деньги с неба не падали, и булки на деревьях не росли.
        - Для беззаботной жизни нужны деньги.
        - Вот, - обрадовался Рафаэль, - не такая уж ты наивная! Понимаешь, на чём мир держится.
        - Я с четырнадцати лет шью бельё на продажу, - напомнила Надя. - По десять комплектов в день.
        - А я скачу на задних лапах перед Глебом, потому что от него зависит, будут у меня деньги или придётся пахать как проклятому.
        - Тебе сложнее, - согласилась Надя.
        Он долго смотрел на неё, потом тихо сказал:
        - Жаль мне тебя.
        - Почему?
        - На каждое почему есть потому, как говорят англичане, - туманно ответил он.
        Но Наде хотелось знать, что в ней вызывает жалость.
        - Нет, объясни! Что значит эта поговорка?
        - Что всему есть причина. Ладно, чего глазами хлопаешь? Собирайся, мы едем в ночной клуб. Будем танцевать и веселиться до утра. Ты запомнишь эту ночь на всю жизнь, детка! Я обещаю!

* * *
        Она боялась, что тётя Поля и Глеб не разрешат им поехать в клуб в середине рабочей недели, но Рафаэль решил дело просто: никому ничего не сказал.
        - Мать не будет против, не переживай, а Глеб ещё не вернулся с работы. Он редко возвращается раньше полуночи, так что мы спокойно слиняем из семейного гнездышка и оторвёмся в храме порока.
        - Чего? - испугалась Надя. - Какого порока?
        - Шутка! Обычный ночной клуб - танцы-шманцы-обжиманцы. Любишь танцевать? Где твои вещи? У тебя есть что-то приличное, а не эти самопальные шмотки?
        Вероятно, он имел в виду жёлтое платье, которое она сшила своими руками. Царапнула обида. Он заметил:
        - Да я без наезда, просто там жёсткий фейсконтроль: злой дядька смотрит на твой прикид и оценивает статус. Пускает только приличных людей, а не всякую шушеру, которая рвётся в высшее общество. Знаешь, сколько маргиналов мечтают попасть в заведение, где плотность миллионеров на квадратный метр самая высокая в стране? Надо же как-то сепарировать народ… - он открыл шкаф и быстро перебрал немудрёные наряды. - Мда, негусто…
        Надя его глазами увидела свои джинсики и футболочки, купленные на рынке в Коробельцах за двести рублей. Стало стыдно собственной нищеты. Почему-то рядом с Глебом таких чувств не возникало. Он обращался с ней, как с маленькой принцессой, - уважительно, бережно и тактично.
        - Тогда, может, никуда не пойдём? К тому же я устала.
        - Надо, Надя, надо, - сказал Рафаэль таким тоном, словно его принуждали вывозить Надю в свет. - Ладно, иди в душ, а я у матери что-нибудь позаимствую. У неё полно вещей, о которых она даже не помнит, и размер у вас одинаковый.
        Он принёс короткое платье, сшитое из прозрачного шифона с пайетками, и туфли на нереально высоких каблуках. Она впервые видела подобный фасон - какие-то лакированные ходули, а не туфли. Сверху бежевые, а подошва красная. Возможно ли вообще ходить в такой обуви, или она предназначена, чтобы красиво сидеть нога на ногу?
        - Вот. Надевай!
        Надя взглянула на тончайшее невесомое платье, с сомнением приложила к себе:
        - Но я не могу выйти в таком… Это слишком откровенная вещь, под неё нужно специальное бельё или даже чехол из плотной ткани. Оно же просвечивает…
        - Да не нужен никакой чехол! Не будь дурочкой, снимай своё поролоновое снаряжение и надевай платье. И не стесняйся, я отвернусь.
        Косясь на Рафаэля, Надя скинула бюстгальтер и скользнула в платье, облепившее её словно вторая кожа. Тоненькие бретельки легли на плечи и перекрестились на голой спине. Пошатываясь, всунула ноги в туфли. Глянула в зеркало и увидела там сногсшибательную незнакомку - эффектную, изящную, с фантастически длинными ногами. Туфли сделали своё дело! Услышала тихий восхищённый свист.
        - Ты просто бомба, детка!
        Надя зарделась. Она впервые ощущала себя соблазнительной красоткой, и от этого ощущения лицо горело, а по спине бегали холодные мурашки. Не мурашки даже - пауки. Внезапно накрыло страхом, сердце сжалось от плохого предчувствия.
        - Рафаэль, а ты уверен, что мне стоит куда-то ехать?
        - Хочешь услышать честный ответ? - спросил он жёстко.
        - Д-да…
        - Я уверен, что тебе стоило принять предложение того гопника из «Юшкиных продуктов». Вышла бы за него замуж и жила нормальной жизнью. Детей бы рожала, шила пелёнки на своей машинке.
        - Но я не люблю Данилу, - растерялась Надя, - я не могу выйти за него замуж. Я даже поцеловаться с ним не могу. Это же отвратительно - быть с человеком без любви. Вот ты бы смог?
        - Да, конечно. Бывают разные обстоятельства.
        - Что, серьёзно? - удивилась Надя. - Ты бы стал встречаться с девушкой, если бы она тебе не нравилась? Женился бы на ней?
        - А что в этом такого? Любовь - не самое главное в жизни, есть вещи поважнее.
        - Какие?
        - Да разные! Болезнь матери, например. На что бы ты пошла ради матери или сестры? Вышла бы замуж за Данилу ради их благополучия? Смогла бы целовать нелюбимого?
        Он не просто так спросил, он ждал ответа. Надя пожала плечами. Она не знала, как далеко простирается её желание сделать счастливыми маму и Любашу. Возможно, и вышла бы, если бы не нашла другого способа поправить дела. Рафаэль прав. Пусть циничен, но прав, а она витала в облаках.
        Они сели в чёрный роскошный джип. Короткое платье задралось и обнажило ноги ещё больше. Надя попробовала прикрыть колени руками, но ничего не вышло. Это платье не для стыдливых особ. Рафаэль наклонился и упёрся локтем в подголовник её кресла. Спросил низким бархатным голосом:
        - А со мной ты могла бы поцеловаться? Я тебе не отвратителен?
        От этого вопроса закружилась голова.
        - Нет, не отвратителен, - призналась Надя. - Ты же знаешь, зачем спрашиваешь?
        - Что ж, тогда - вперёд. Ты сделала свой выбор.
        Он так стартанул, что завизжали шины.
        Глава 20. Медленный танец
        Рафаэль водил машину агрессивно и грубо, не сравнить с Глебом. Как втопил педаль газа, так и вылетел из гаража на шоссе. Даже не посмотрел по сторонам, словно все перед его могучим джипом должны разбегаться.
        Надя пристегнулась и схватилась за подлокотники. Она любила быструю езду - но не настолько быструю и опасную. Впрочем, тётя Поля говорила, что «малыш» с шестнадцати лет за рулём и управляет машиной, как бог. Надя верила, но сердце всё равно обмирало, когда Рафаэль шёл на обгон по встречной полосе или добавлял скорости, чтобы успеть проехать перекрёсток на жёлтый свет. Иногда не успевал - и проезжал на красный. Надя невольно зажмуривалась.
        - Немного музыки? - спросил Рафаэль и, не дожидаясь ответа, врубил рэп с такими грязными словечками, что уши загорелись от стыда.
        Да, это не фортепианная музыка Майкла Наймана… И Рафаэль абсолютно не похож на отца: не только по внешности (один - мускулистый голубоглазый блондин, другой - поджарый брюнет), но и по характеру, темпераменту и склонностям. Оставшись сиротой, Глеб с юности учился и вкалывал, а Рафаэль в двадцать четыре года даже не закончил университет. И работать не стремился.
        Но как же сладко всё трепетало внутри, когда он приближал своё совершенное лицо или клал горячую ладонь на её коленку! Надя облизывала губы и дышала ртом. Не хватало воздуха, не хватало прикосновений, не хватало смелости. Она ничем не поощряла Рафаэля, но ему это и не требовалось. О вёл себя раскованно и нагло, и Надю это восхищало. Она позволяла себя обольщать, надеясь на то, что сумеет остановиться в решающий момент. Брат или не брат, она не собиралась подвергать себя опасности. Она помнила, что сказала Любаша при расставании, и не хотела повторить её судьбу. Мужчина должен нести ответственность за девушку, а задача девушки - не подпускать к себе безответственных эгоистов. Рафаэль, при всей его взбалмошности, уже остепенился. Ему надоели короткие связи с меркантильными москвичками, он созрел для серьёзных отношений. Он сам так сказал.
        К дверям клуба выстроилась длинная пёстрая очередь. Надя и представить не могла, что ей придётся отстоять в этой очереди минут тридцать или даже целый час, прежде чем их пустят в клуб. Может, снять адские туфли? Иначе она не выдержит! Но опасения не оправдались: им не пришлось толкаться на тротуаре, Рафаэль подхватил её за локоток и практически занёс на ступеньки, ведущие ко входу. Толпа страждущих перед ними расступалась, как мёрзлая вода перед ледоколом.
        Гигантский охранник в чёрном костюме и с гарнитурой в ухе увидел Рафаэля и сказал:
        - Здорово, Раф, проходи.
        И оглядел Надю с головы до ног сканирующим взглядом. Судя по ухмылке, откровенный наряд ему понравился. Надя в очередной раз одёрнула платье - хоть бы бельём не светить!
        Похоже, Рафаэль часто ходил в этот клуб, раз охранники знали его по имени и пропускали без очереди. Наверняка и с другими девушками ходил.
        В танцзале на них обрушилась невыносимо громкая музыка. В глаза бил пульсирующий свет, на головы танцующих сыпались блёстки, а под ногами струился густой дым, похожий на туман. На секунду почудилось, что она бредёт по туманному саду в поисках источника волшебной музыки, - и вот-вот увидит мужские пальцы, порхающие над клавишами. Она тряхнула головой. Не место вспоминать о Глебе! Да и зачем вообще думать о нём? Это неправильно, глупо и смешно.
        Рафаэль провёл её сквозь толпу - мимо сверкающих тумб, на которых извивались полуголые танцовщицы гоу-гоу, мимо разгорячённой массы девушек и парней, мимо барной стойки - и усадил на кожаный диванчик в виде буквы «П». Этот диванчик стоял в укромной нише, полностью скрытой от взглядов с трёх сторон. Задёрнув шёлковые занавеси, можно было превратить его в уютный отдельный кабинетик. Освещался он бледным голубым сиянием, шедшим от пола и стен. Источников света видно не было. Откуда-то сверху дул холодный воздух.
        Надя села на диван, а Рафаэль потеснил её, заняв место с краю.
        - Ну, что будем пить?
        - Сок? - неуверенно ответила она.
        - Можно и сок, - согласился Рафаэль.
        Он сделал заказ официанту, и через пять минут на столе появились бутылки, бокалы и тарелки с закусками. Мясная нарезка, сыр, фрукты.
        - Зачем так много? - удивилась Надя.
        - А это не только нам. Сейчас подойдут мои друзья, хочу тебя с ними познакомить.
        И действительно, в кабинет ввалились двое мужчин: один мелкий в розовом пиджаке и зелёном галстуке, похожий на взъерошенного попугайчика, а второй - хмурый заспанный толстяк, похожий на Винни Пуха.
        - Знакомься, это мистер Биг и Вано, - представил их Рафаэль. - А это моя сестра Надя из деревни Юшкино.
        Зачем он добавил про деревню, Надя не поняла. Мужчины кивнули ей, задержав взгляды не на лице, а пониже, и плюхнулись на диван. Заговорили о чём-то своём: о деньгах, машинах, девушках, о том, кто куда собирался в отпуск. Но в основном о деньгах. Налили напитки в бокалы, тыкали вилками в тарелки. Надя цедила сладкий манговый сок через трубочку и в разговоре не участвовала. Рафаэль словно забыл о ней, он болтал с друзьями и не обращал на свою спутницу никакого внимания. Зачем он вообще её пригласил? Голые плечи замёрзли, Надя поёжилась.
        С другой стороны, ей льстило, что Рафаэль познакомил её с друзьями (пусть они и выглядели как фрики). Наверное, для него это важно - ввести её в свой круг.
        - Пойдём танцевать, - сказал Рафаэль, взял её за руку и потащил в зал.
        Она спотыкалась, путаясь в собственных ногах, которые сделались длинными и неуправляемыми. Как танцевать, если шагается с трудом? Среди толпы Рафаэль развернул её и рывком прижал к себе. Она стукнулась рёбрами о твёрдую мужскую грудь. Перехватило дыхание. Рафаэль обнял её и закачался под быструю музыку в медленном танце. Они танцевали невпопад - так, словно для них играла особенная мелодия, которую никто больше не слышал. Надя прикрыла глаза. Сердце билось, как у вспугнутой птички, ноги предательски подкашивались, но Рафаэль держал её уверенно и крепко.
        - Посмотри на меня, - попросил он.
        Она подняла голову, и тут же её губы накрыл поцелуй.
        Глава 21. Горькая ягода
        Он поцеловал её так властно и жёстко, что закружилась голова. Надя не могла ни разорвать этот поцелуй, ни как-то на него ответить. Мысли путались, в ушах гремела музыка, а перед глазами плыл туман, сквозь который пробивались слепящие вспышки стробоскопов. Ещё и каблуки эти шатающиеся! Она была совершенно дезориентирована.
        Надя упёрлась ладонями в грудь Рафаэля, и тот разжал хватку. Наклонился нос к носу и спросил:
        - Тебе понравилось?
        Она не знала, понравилось ей или нет. Этот поцелуй был… странным. Не романтичным. Она иначе представляла себе свой первый поцелуй: не в ночном клубе, не при свидетелях, и уж точно не без разрешения с её стороны. Но обижать Рафаэля не хотелось. Он привык к другим девушкам - более опытным и смелым. К тому же в глубине души Надя мечтала с ним поцеловаться, и Рафаэль об этом знал.
        Она выдавила:
        - Да, понравилось.
        - Хочешь, будет ещё лучше?
        Она непонимающе на него взглянула. Рафаэль усмехнулся, и в отблеске голубого света черты его прекрасного лица зловеще исказились. Надя сморгнула, и совершенство снова стало совершенством. Белые кудри в беспорядке свисали на лоб, глаза сияли бриллиантовым блеском.
        - Ты о чём?
        - О том самом.
        - Но… - пробормотала она, - я не понимаю…
        Что он предлагал? Они стояли посреди скачущей и дергающейся в экстазе толпы, в спину то и дело прилетали локти энергичных танцоров, а Рафаэль говорил загадками. Во рту пересохло.
        - Можно мне воды? - попросила Надя - не потому, что ей хотелось пить, а чтобы прервать неловкую паузу.
        - Конечно.
        Он снова отвёл её к столику, где не было ни маленького мистера Бига, ни хмурого Вано. Похоже, тоже ушли танцевать. Вместо того, чтобы налить воды из бутылки, стоявшей на столе, Рафаэль отлучился и через минуту вернулся со стаканом горькой газировки.
        - Пей, - сказал он.
        Надя не хотела, но сделала несколько глотков.
        - Нет, ты до конца пей, - настоял он, и она допила напиток с незнакомым вкусом.
        Рафаэль резким жестом задёрнул шторки, отделявшие зону с диваном от танцпола. Сел рядом.
        - Здесь нас не потревожат. Мы важные персоны - никто не сунется в наш укромный уголок. Можешь расслабиться, детка.
        Она не была напряжена, но теперь насторожилась.
        - Что ты задумал? - спросила она.
        Рафаэль закинул руку поверх её плеча, провёл пальцем по шее обжигающую линию.
        - Я думал, это ты что-то задумала.
        - Я?!
        - А разве нет?
        Он снова потянулся её поцеловать, и, едва их губы соприкоснулись, Надя ощутила, что сознание уплывает. Неужели от поцелуев можно потерять сознание? Она уронила голову ему на плечо. Как сквозь вату услышала слова Рафаэля: «Эй, официант, почему здесь так холодно? Принеси плед и выключи эту адскую вентиляцию!». Накрыла темнота.

* * *
        Она гребла веслами, то и дело оглядываясь на островок, где в непроходимых лесах прятался старый Юшкинский монастырь. Над озером плыл колокольный звон, камыши вдоль берега качались от ветра, невдалеке плескалась рыба. Лёгкая лодочка послушно скользила по воде.
        Надя с детства умела грести и рыбачить. Отец научил.
        Снова оглянулась. Там кто-то стоял - но это был не монах Сергий в чёрной рясе до пят, а мужчина в белой рубашке. Лица его Надя разглядеть не могла, но душу наполнило тревожное предчувствие. Этот человек не должен здесь находиться - эта обитель для монахов и послушников. Туристы если и захаживали, то лишь по большим праздникам или личному приглашению настоятеля. А этот мужчина не был похож на монаха или послушника. Он выглядел как мирянин. Чужак.
        Надя бросила вёсла и всмотрелась в одинокую фигуру на берегу. Ослепительная белизна его рубахи мешала рассмотреть лицо, но, вглядевшись, Надя заметила деревянный крестик между расстёгнутыми пуговицами. Маленькими перламутровыми пуговицами… Где-то она уже видела такие. Пока она размышляла, подводное течение закружило лодку - всё быстрее и быстрее, словно дьявольская карусель. Надя изо всех сил вцепилась в борта лодки, чтобы не свалиться в воду, и вдруг узнала человека. Это Глеб! Там, на монастырском берегу, стоял Глеб! Это его рубашка, его пуговки и его крестик. Но зачем он приехал в Юшкино? Что забыл в монастыре?
        - Глеб! - закричала она и проснулась.

* * *
        Голова так сильно кружилась, что Надя не смогла встать с дивана. Она с трудом открыла глаза и сфокусировалась на лице Рафаэля.
        - Что со мной? - спросила она.
        - Задремала после любовных утех, - ответил он.
        - Каких… утех?
        - Я тебя поцеловал, а ты набросилась на меня, как голодная тигрица. Ты что, совсем ничего не помнишь?
        - Я тебе не верю, - пробормотала Надя. - Я не могла на тебя наброситься.
        - Ещё как могла! - раздался чей-то голос.
        Надя перевела взгляд и увидела мистера Бига в розовом пиджаке и Вано-Винни Пуха. Они сидели за разорённым столом и лениво жевали остатки копчёной колбасы, запивая кока-колой.
        - О, это было эпичное зрелище, - сказал мистер Биг. - Я впервые видел такую страсть! По ходу, в провинции ещё остались искренние тёлочки, а в столице измельчали и превратились в меркантильных хищниц. Ни поцелуя без лавэ - ну куда это годится?
        - Да, Рафику крупно повезло, - поддакнул Вано.
        - Что?! - Надя ощутила, что заливается краской. - Зачем вы мне врёте? Это розыгрыш, да?
        - Нет, это правда, - серьёзно ответил Рафаэль, - ты действительно на меня накинулась. Может, это реакция на имбирный лимонад? Говорят, он горячит кровь и усиливает влечение. Если так, то я куплю целый ящик!
        Поборов головокружение, Надя села на диване и увидела, что накрыта чужим несвежим пледом. Откинула его и вскрикнула: на ней не было ни платья, ни белья! С ужасом натянула плед обратно, поджав голые ноги.
        - Где моя одежда? Что случилось? Расскажи мне всё…
        Голос задрожал, по щекам побежали слёзы. Она сидела в одном дурацком пледе перед малознакомыми парнями и при этом не помнила, что случилось! Целый кусок жизни бесследно выпал из памяти. Неужели она полезла к Рафаэлю с поцелуями?
        - Не переживай, ты была офигенна, - «успокоил» Рафаэль. - Потом ты вырубилась и шептала «Глеб, Глеб». Тебе что, снился мой папахен? Вот умора! Мамуля тебя уроет, если узнает!
        - Подожди, я не понимаю… - простонала Надя. - Что конкретно произошло?
        - Тебе в подробностях рассказать? Может, не стоит? Меньше знаешь - морда шире.
        - Хочешь, я расскажу? - предложил мистер Биг, раздёргивая зеленый галстук и усмехаясь. - Я видел всё. Это было феерично!
        И Надя ему поверила. Не потому, что московские мажоры не могли над ней пошутить (хотя такими вещами не шутят), а потому, что действительно запала на Рафаэля. Мечтала о его губах и кудрявых волосах, о поцелуях и прикосновениях - с первой минуты знакомства, когда во дворе их дома в Юшкино затормозил шикарный автомобиль, и из него вышел белокурый ангел.
        Сама виновата. Выпила какой-то горький напиток - и он её одурманил. Раньше она не пробовала имбирь, слышала только, что это лекарственное растение. А лекарства могут иметь побочные эффекты.
        - Не надо, я не хочу ничего знать, - сказала она. - Рафаэль, дай мне платье…
        Он подал ей комок одежды, валявшийся в углу дивана. Она взяла платье и прижала к груди. Одеваться при чужих людях? Мистер Биг с интересом наблюдал за её замешательством, Рафаэль переписывался с кем-то по телефону.
        - Ладно, пойдём в машину, - сказал Вано и толкнул мистера Бига в сторону выхода.
        Хоть один проявил понимание.
        - Я только с тобой? - спросила Надя Рафаэля, когда они остались одни.
        - Что? - откликнулся он, пялясь в экран телефона. - А, да… Не волнуйся…
        - Почему ты меня не остановил, когда я полезла к тебе?
        - А почему я должен был тебя останавливать? Ты взрослый человек. Захотела мужчину - и поимела его.
        - Я была не в себе! Ты… - она не хотела его обвинять, но горькие слова так и срывались с губ: - Ты воспользовался мной!
        Он взглянул на неё, недобро прищурившись:
        - Я? Воспользовался? Детка, кого ты пытаешься обмануть? Ты хотела меня. Ты вся дрожала, когда я к тебе прикасался. Ты ни разу меня не отшила и не сказала «нет»! - он чеканил каждую фразу. - Так что не надо перекладывать ответственность и прикидываться жертвой, я всего лишь удовлетворил твои потребности. И скажи спасибо, что избавил тебя от маленькой интимной проблемы. Теперь ты женщина и можешь вести полноценную жизнь.
        Он снова уткнулся в телефон.
        - У меня не было никаких проблем! - разозлилась Надя. - До тех пор, пока не встретила тебя.
        Он раздражённо повёл плечом:
        - Одевайся, мы должны вернуться домой, пока предки не проснулись.
        Да, встретиться с Глебом утром, да ещё в таком вызывающем платье, не хотелось. Вообще не хотелось, чтобы он узнал о поездке в клуб и её недостойном поведении. Он безоговорочно поверит, что она приставала к Рафаэлю, потому что к Глебу она тоже приставала, - там, в машине, когда затихла прекрасная фортепианная музыка. Надя застонала от стыда и раскаяния. Как можно быть такой глупой и безрассудной? Одна ошибка за другой!
        Быстро натянула платье.
        - Ты хотя бы использовал… защиту?
        - Я здоров и отлично себя контролирую.
        - Что это значит?!
        - Это значит, что тебе не о чем беспокоиться! Ты меня достала! Собирайся живее!
        Она задохнулась от обиды и унижения. Между ними складывались отношения, - тёплые, доверительные, - и вот теперь всё разрушилось. И ничего невозможно вернуть. Наверное, и у Любаши так было: сначала симпатия, а потом отторжение и расставание. Хорошо хоть, Рафаэль опытный мужчина и умеет себя контролировать. У Нади не будет проблем с нежеланными последствиями. Она не попадёт в западню, как бедная Любаша. Не родит никому не нужное дитя, не станет посмешищем всей деревни.
        Надя вытерла салфеткой мокрое от слёз лицо.
        - Я готова.

* * *
        В машине она села на переднее сиденье, хотя с удовольствием спряталась бы на заднем. Но там развалились мистер Биг и Вано. Рафаэль повернул ключ зажигания.
        - Только не гони, - попросил Вано. - Ненавижу, когда ты строишь из себя Шумахера.
        - А я ненавижу, когда мне указывают, что делать! Или заткнись, или вызывай такси.
        - Ладно, не кипишуй, - примирительно сказал мистер Биг. - Высади нас на Ленинском.
        Рафаэль рванул с места на полной скорости, и Надю вжало в кресло. Она нащупала ремень безопасности и пристегнулась от греха подальше. Хоть тётя и считала сына настоящим асом, Надя ему не доверяла. С такой ездой недолго и в аварию попасть.
        На проспекте машин было немного. Поздняя ночь, почти утро, ни одного пешехода, только светофоры мигали разноцветными огнями. Красный - жёлтый - зелёный.
        Они приблизились к перекрёстку, когда зелёный сменился на жёлтый. Рафаэль прибавил скорость. Через секунду жёлтый погас и включился красный.
        - Не надо, - прошептала Надя, - остановись.
        - Не указывай мне, что делать! - рявкнул Рафаэль, и в этот момент перед фарами мелькнула неясная тень.
        Она что-то толкала перед собой - женщина с коляской?! Раздался резкий удар по капоту, скрежетнуло металлом по лобовому стеклу, машина вильнула, но Рафаэль быстро её выровнял.
        - Тормози! - закричала Надя. - Это человек! Ты сбил человека!
        Глава 22. Кранты
        - Не останавливайся! - заорал мистер Биг.
        - Я ни черта не вижу! - крикнул Рафаэль. - Эта сволочь разбила мне стекло!
        Лобовое стекло покрылось сеткой трещин. Свет фонарей расплылся мутным пятном, как капля крови в воде. Дорогу почти не было видно.
        - Тормози! - не унималась Надя. - Ты сбил человека!
        Он всё-таки припарковался за перекрёстком. Развернулся к ней всем телом:
        - Ты чего раскомандовалась? Думаешь, я без тебя не разберусь, что мне делать?
        - Но там же человек! Раненый.
        - Она права, Рафик, - сказал Вано. - Мы должны глянуть, что там случилось. Может, ещё можно помочь.
        - Судя по силе удара, помощи там не требуется, - равнодушно заметил мистер Биг. - Интересно, на этом перекрёстке есть камеры? Надеюсь, что нет.
        - Ты что, предлагаешь скрыться с места ДТП? Всё равно ведь найдут. И когда найдут - будет хуже.
        - А ты предлагаешь вызвать полицию?
        Рафаэль прервал разговор приятелей:
        - Я не буду вызывать полицию. Это исключено.
        - Почему? - спросил Вано. - У тебя папа адвокат, он тебя отмажет. Наверняка у него всё схвачено - и в полиции, и в суде, и в СИЗО.
        - Ты не понимаешь, о чём говоришь! - взорвался Рафаэль. - Глеб не будет меня отмазывать! Он задушит меня собственными руками - для него виновники ДТП хуже Чикатило! Он просто повернут на безопасной езде, для него это самая больная тема! Его родители погибли в автокатастрофе!
        И Вано, и мистер Биг заткнулись, осмысливая услышанное. Надя, кусая губы, смотрела в зеркало на человеческое тело, лежавшее на обочине, куда его отбросил страшный удар. Коляска оказалась тележкой из супермаркета. Видимо, человек, возвращался из ночного магазина с покупками. По асфальту разлетелись бутылки.
        - Ну допустим, - сказал Вано. - Но он может посоветовать другого хорошего адвоката. Отделаешься условным сроком.
        - Ты идиот? - злобно спросил Рафаэль. - После анализов я загремлю в тюрьму по полной. Ты представляешь, какой у меня коктейль в крови?
        - Нет, - ответил Вано. - А какой?
        - Гремучий!
        - Хватит трепаться, - сказал мистер Биг. - Езжай отсюда, пока полиция не приехала. У меня тоже не всё в порядке с анализами. Если предки узнают, то отберут кредитку и отправят в деревню к деду. А он генерал в отставке, с ним лучше не связываться. Заставит копать картошку и читать «Преступление и наказание». Оно мне надо?
        Тело на дороге содрогнулось. Надя охнула, распахнула дверь и, не слушая никого, бросилась к пострадавшему. Рухнула на колени и наклонилась к человеку - это была женщина лет пятидесяти. В нос ударил запах алкоголя, табака и давно немытого тела. Бездомная, которая собирала ночью пустые бутылки и складывала в железную тележку. Надя отшатнулась от вони, но поборола брезгливость и убрала с лица женщины волосы, запачкав пальцы в крови. Пострадавшая моргнула и медленно перевела взгляд на светлеющее небо. Распахнутые глаза застыли в мертвенной неподвижности. Искать пульс не было смысла.
        Задрожав всем телом, Надя оглянулась на джип, из которого парни так и не вышли.
        - Быстро вернись! - скомандовал Рафаэль, высунувшись из салона. - Или мы уедем без тебя!
        Она встала и, спотыкаясь на высоких каблуках, побрела к машине. Села, захлопнула дверь.
        - Ты убил женщину. Она ещё нестарая, просто бездомная.
        - Бомжиха? - переспросил Рафаэль, заводя двигатель. - Плевать. Кого интересует какая-то бомжиха? Никто не будет рыть носом землю, чтобы нас найти.
        - Ты убил человека! Ты что, не понимаешь? - закричала Надя, растопырив окровавленные пальцы. - Насмерть! Убил! Человека!

* * *
        Они высадили мистера Бига и Вано на Ленинском проспекте и покатили домой. Рафаэль всё время ёрзал на водительском месте, выискивая неразбитый участок стекла, чтобы видеть дорогу. Надя подавленно смотрела на мелькавшие кусты и деревья. Она в эту ночь потеряла невинность и свою глупую влюблённость в двоюродного брата, а кто-то потерял жизнь. И теперь эти два события так и останутся навечно связанными - смерть и её первая любовь.
        Она вытерла пальцы о подол сверкающего платья.
        - А у меня была кровь? - спросила тихо.
        - Что? Какая кровь?
        - Когда ты меня… - она сглотнула комок в горле. - Кровь была?
        - Немного.
        И у женщины было немного. Наверное, она умерла мгновенно и не успела истечь кровью.
        - А мне было больно?
        - Нет. Тебе всё понравилось. Ты была в восторге. Смеялась. Требовала продолжения, пока не вырубилась.
        - Я ничего не помню.
        - Тем лучше. На твоём месте я бы радовался, что ничего не помню. Это не тот факт биографии, которым следует гордиться.
        Они подъехали к дому, но Рафаэль не стал загонять машину в гараж. Он проехал к домику прислуги и заглушил мотор. Повернулся к Наде. Предрассветное сияние делало его глаза блестящими, щёки розовыми, а волосы - серебристыми. Ничего более красивого и отталкивающего Надя в своей жизни не видела. Если бы она могла вернуться в прошлое, то отказалась бы ехать в клуб. Или даже в Москву. Что она здесь забыла? На Красную площадь можно полюбоваться по интернету.
        Хотя в этом случае она не познакомилась бы с Глебом… Это единственное, что подарила ей Москва. Дядя. Отец её брата. Муж тёти. Талантливый музыкант и успешный адвокат. Семейный тиран. Самый потрясающий человек, которого она знала.
        - Глеб меня прикончит, если узнает об аварии.
        Надя не сомневалась, что Глеб его прикончит, и эта мысль казалась ей справедливой. Рафаэль на сто процентов виноват в трагедии: он сел за руль под воздействием какого-то коктейля, превысил скорость, проехал на красный свет, не помог умирающему человеку и скрылся с места аварии. Он заслужил наказание. В душе Надя не ощущала ни капли жалости к брату.
        - Я не хочу в тюрьму, - сказал Рафаэль. - Живым и здоровым я оттуда не выйду. Ты же понимаешь, такому красавчику, как я, там кранты.
        Надя пожала плечами. Понятное дело, никому не хочется сидеть в тюрьме, но Рафаэль - сильный и здоровый. Выдержит.
        - А какой вариант? Сбежать? - спросила она. - Рано или поздно тебя всё равно найдут. Или придётся жить за границей до скончания века - ты готов к этому?
        - И сбегать я тоже не хочу. Здесь - моя жизнь, моё будущее, все мои надежды. Я не хочу гробить свою жизнь ради пьяной бомжихи. Это несправедливо!
        Надя вздохнула. Она устала, ей хотелось снять неудобные туфли и грязное платье, сходить в душ и лечь спать. На улице вовсю пели проснувшиеся птицы. Скоро проснётся Глеб.
        - Я понимаю, Рафаэль, - сказала она, видя, что он ждёт её реакции. - Но чем я могу помочь?
        - Вообще-то можешь, - ответил он. - Помоги уговорить Юсуфа взять вину на себя.
        - Что?!
        - Иногда я даю ему машину - доверенность у него есть. Он катается по городу, встречается с женщинами. Он же молодой человек, ему тоже хочется личной жизни, а не только вкалывать на маму и сестёр.
        - Думаю, да, хочется…
        Новость о том, что Рафаэль разрешал таджику кататься на своей дорогущей тачке, поразила Надю. Вероятно, брат не был так безнадёжно эгоистичен, как многие считали.
        - План такой: он скажет, что катался с тобой по Москве и случайно сбил бомжиху. Глеб его пожалеет: гастарбайтер, скромный, работящий, в злоупотреблениях не замечен. Поругается, конечно, но защищать будет. А адвокат он блестящий! Юсуфу дадут два года условно и всё будет шито-крыто. Никакой тюрьмы, никаких проблем! А я смогу жить как раньше!
        - Думаешь, Юсуф согласится? - с сомнением спросила Надя. - Только потому, что ты разрешал брать машину?
        - Не только поэтому. Если он окажет мне эту небольшую услугу, я никому не покажу твои фотографии. Так что в твоих интересах сделать Юсуфа сговорчивым.
        - Какие фотографии? - ошарашенно пробормотала Надя.
        - Твои. Весьма компрометирующие.
        Сердце забилось, в груди сдавило.
        - Хочешь опозорить меня перед матерью? - только и смогла сказать она, закрыв лицо руками. - Она и так переживает из-за Любаши, боится на людей глаза поднять.
        - Причём тут твоя мать?
        - А кому ещё ты можешь показать фотографии?
        - Глебу, например.
        Щёки загорелись жаром, словно она сунула голову в раскалённую духовку. Вот уж кому не стоило видеть её клубные снимки! Мать простит дочь-гулёну, а Глеб будет презирать - за дурость и слабость натуры. И будет прав. Мысль о том, что дядя в ней разочаруется, причиняла почти физическую боль.
        Нет, нельзя допустить, чтобы пошлые фотографии попали к Глебу! Нужно уговорить Юсуфа на подлог. Он добрый человек, у него четыре младших сестры, он поймёт, в какую безвыходную ситуацию она попала. Надя смахнула слёзы, глянула на брата:
        - Как ты можешь так со мной поступать, Рафаэль? С отцом и Юсуфом? Со всеми нами?
        - Не читай мне нотаций. Сыт по горло!
        Глава 23. Его доброта
        Юсуф согласился сразу, Рафаэлю даже не пришлось угрожать обнародованием Надиных снимков или чем-то ещё, не менее мерзким. Она мысленно возблагодарила бога за доброту и благородство Юсуфа, без раздумий согласившегося взять на себя чужую вину. И за то, что её недостойное поведение останется тайной, - пусть тайной на четверых, считая мистера Бига и Вано, но всё же это лучше, чем если о её падении узнают Глеб, Юсуф, тётя Поля, мама, Любаша и все остальные. Пока о раскрытии секрета можно было не волноваться. Она с облегчением выдохнула, хотя и удивилась, почему Юсуф так быстро согласился.
        Может, у него были свои причины защищать Рафаэля?
        - Расскажи в подробностях, что произошло, - потребовал Юсуф.
        Они подошли к машине, разглядывая повреждения: разбитое лобовое стекло и правую фару, помятый бампер, глубокие царапины на капоте.
        - Да тут ремонта на сто тысяч, - расстроился Рафаэль. - У меня и так проблемы с деньгами, а теперь ещё и тачку ремонтировать! Вот засада! Чёрт! Чёрт! - он в раздражении ударил ногой по колесу.
        Казалось невероятным, что этот неглупый и благополучный молодой человек переживал о стоимости ремонта, а не о том, что убил человека. Надя перехватила взгляд Юсуфа - не столько сочувственный, сколько жалостливый. Таджик-гастарбайтер жалел московского мажора за то, что у того нет сердца.
        Но почему же он согласился помочь? Пожертвовать честным именем и, возможно, свободой - ради чего? Неужели он испытывал тёплые чувства к Рафаэлю? В голове вдруг пронеслось: «Он буквально спас нашу семью. Мы никогда не забудем его доброту». Юсуф делал это ради Глеба! Он хотел защитить сына человека, который помог им в трудную минуту.
        - Давай о ремонте ты потом будешь переживать, - предложил Юсуф. - Расскажи про аварию.
        Надя ощущала себя бесконечно уставшей и обессиленной, но покинуть парней не могла: ей предстояло выучить новую версию произошедшего и поверить в придуманную легенду. Она станет главной свидетельницей на процессе против Юсуфа. От тревоги ныло в груди. Справится ли она с ложью? Сможет ли убедить Глеба и полицейских, что события происходили так, как она рассказывает? Или опытные следователи поймают её на несоответствиях и накажут за дачу ложных показаний?
        В душе зрела холодная ненависть к брату, который из-за своего эгоизма, легкомыслия и трусости втянул её в чудовищные неприятности. Сделал соучастником убийства! И это не считая того, что случилось в клубе. Рафаэль уверял, что она сама на него запрыгнула, - и у Нади не было доказательств обратного, - но разве могла она верить брату на сто процентов? Её влюблённость и доверие разбились, как стекло после аварии. Сейчас, глядя на него трезвым и отстранённым взглядом, она допускала вариант, что Рафаэль… применил силу, добиваясь близости. С этим ещё предстояло разобраться - или она навсегда останется озабоченной идиоткой в собственных глазах. Найти бы способ вернуть память… Что происходило, пока ей снился Глеб в монастыре?
        Она сглотнула ком в горле:
        - Могу я хотя бы сходить в душ? Я вся грязная.
        - Какой душ? - разозлился Рафаэль. - Быстро идите к Глебу и признавайтесь во всем, а я пойду в свою комнату, лягу в кровать и притворюсь спящим.
        Напоследок он вытащил из машины видеорегистратор и спрятал в карман.

* * *
        Они втроём поднялись на второй этаж, где Надя раньше не была. В небольшой холл, уже залитый утренним светом, выходили четыре двери.
        - Вон там спальня Глеба, а я пойду к себе, - прошептал Рафаэль.
        Юсуф шагнул в указанном направлении и замешкался:
        - Мы разбудим Паулину Сергеевну…
        - Не беспокойся, они давно спят отдельно.
        - Почему? - вырвалось у Нади.
        Они выглядели счастливой парой. И, несмотря на возраст, тётя планировала рожать от мужа детей. Значит, любила его.
        - Потому что у адвоката дурацкая работа: хуже, чем у врача или пожарного, - ответил Рафаэль. - Он часто не ночует дома, а когда ночует, ему постоянно звонят или пишут сообщения. Одно беспокойство для матери.
        Выходило, что все члены семьи спали в разных комнатах. Но кто спал в последней - четвёртой по счёту? Если она предназначалась для гостей, то почему тётя Поля не предоставила её племяннице, а поселила с прислугой? Вспомнились слова тёти: «В хозяйском доме нет гостевых спален». Но ведь были… Тётя соврала?
        Рафаэль скрылся в своей комнате, и Юсуф, выждав несколько секунд, сделал глубокий вдох и решительно постучал в дверь. Глеб открыл её практически сразу, словно не спал или кого-то ждал.
        - Что случилось? - спросил он хрипло, натягивая поверх пижамы халат.
        - Глеб Тимофеевич, - начал Юсуф, - я сбил человека. Насмерть.

* * *
        Они спустились на кухню и сели за стол. Весёлое беззаботное пение птиц вливалось через открытые окна и разительно контрастировало с настроением Нади. Она уныло подумала, что её жизнь никогда не станет прежней. Нынешняя ночь всё изменила и навсегда останется в памяти как ночь позора и несчастья. Если бы можно было всё изменить…
        Глеб внимательно выслушал Юсуфа и задал несколько вопросов: во сколько они выехали, по каким улицам катались, заходили ли в какие-нибудь рестораны или клубы. Надя готова была провалиться сквозь землю в своём мини-платье из прозрачного шифона. Что Глеб про неё подумает? Хотелось прикрыть откровенное декольте ладонями, хотя вряд ли бы это что-то изменило. Такие платья девушки носят для того, чтобы соблазнить симпатичного парня, - и Глеб это понял.
        Юсуф ответил, что они выехали в два часа ночи, в три часа сбили женщину на перекрёстке и сразу же вернулись домой.
        - Почему не остановились и не вызвали полицию? Разве ты не знаешь, как поступать при ДТП?
        - Знаю, но я испугался, потому что взял машину без разрешения Рафаэля. Хотел всё скрыть.
        - Ну и почему не скрыл? Зачем пришёл ко мне?
        - Потому что там повреждения, которые невозможно скрыть. Разбиты лобовое стекло и фара, бампер оторвался.
        - То есть ты из-за машины признался? - На скулах Глеба заходили желваки. - На смерть человека тебе плевать?
        Надя отвела взгляд, чтобы не выдать своих чувств. Врать Глебу - очень сложно. И больно. И противно. Но это единственный способ выгородить подлого маменькиного сынка. У Рафаэля не было шансов отделаться условным сроком, а тюремное заключение разрушит не только его жизнь, но жизнь тёти Поли, да и Глеба тоже.
        Глаза Юсуфа заблестели:
        - Вы же знаете, что это не так! Мне не плевать на эту несчастную женщину, просто я не хотел втягивать в неприятности Рафаэля и вас.
        - Это верно, я давно тебя знаю… - задумчиво ответил Глеб. - Поэтому то, что произошло, кажется мне нелогичным. Как ты мог проехать на красный свет? Почему уехал с места аварии? Почему сразу не позвонил мне? Это нехарактерно для такого человека, как ты.
        Юсуф понуро молчал.
        - Алкоголь? - предположил Глеб. - Нелегальные вещества?
        - Нет! В моей религии это запрещено. Я готов сдать анализ - я совершенно чист!
        - Тогда что случилось? - спросил Глеб. - Я мог ожидать подобного безответственного поведения от Рафаэля или даже… Полины, но только не от тебя.
        - Поверьте, Глеб Тимофеевич, я раскаиваюсь… - убито промолвил Юсуф. - Вы возьмётесь меня защищать?
        Глеб скривился и отвернулся к окну. Он смотрел на птичек с таким видом, словно хотел превратиться в одну из них и выпорхнуть на свободу. Словно его вконец измучили все, кто находился рядом с ним. Под глазами залегли тени, а обычно смуглая кожа казалась бледной.
        - Пожалуйста, - тихо попросила Надя. - Юсуф не должен попасть в тюрьму…
        «За чужое преступление», - едва не сорвалось с губ.
        Глеб уставился на неё пронзительными карими глазами:
        - От тебя я тоже такого не ожидал.
        В его словах сквозило такое горькое разочарование, что слёзы непроизвольно потекли по щекам.
        - Прошу тебя, - выдохнула она, - помоги Юсуфу…
        Перед домом резко затормозила полицейская машина. Из неё вышли два человека и направились к входной двери.
        Глава 24. Варианты
        Сразу же начались следственные мероприятия. Полицейские потребовали, чтобы им предоставили для осмотра машину такой-то марки под таким-то номером, попросили разбудить хозяина машины, начали допрашивать Юсуфа и Надю. Глеб сказал:
        - Я буду присутствовать при разговоре.
        - С какой стати? - хмуро поинтересовался следователь с тёмными кругами под глазами. - Они совершеннолетние люди. Вы же не их отец?
        - Я их адвокат.
        Пружина в груди ослабла, и Надя глубоко вздохнула. Глеб всё-таки согласился защищать Юсуфа: Рафаэль не ошибся в своих расчётах. Он хорошо знал отца и был уверен, что тот расценит ДТП как трагическое стечение обстоятельств. Это была первая авария осторожного и законопослушного Юсуфа, он был абсолютно трезв, и Глеб решил, что несчастный гастарбайтер достоин помощи.
        Всё получилось, как запланировал Рафаэль.
        Он тоже вышел к следователям. Сообщил, что спал всю ночь дома, и подтвердил, что разрешал Юсуфу кататься на машине. Пришла тётя Поля - бледная, испуганная, с трясущимися руками. Не стала бы она так переживать из-за Юсуфа - наверняка «малыш» рассказал ей правду. Потом разбудили маму Юсуфа, и тут Наде стало совсем плохо. Нина узнала, что её сын катался ночью с Надей, увидела её провокационный наряд и домыслила подробности. А когда услышала о сбитой женщине, то и вовсе разрыдалась. Глеб подал ей носовой платок и положил руку на плечо:
        - Я сделаю всё, что смогу.

* * *
        После снятия показаний Юсуфа забрали в участок, а джип увезли эвакуатором на спецстоянку. Назначили автотехническую экспертизу, а Юсуф должен был сдать кровь на запрещённые вещества и пройти психолого-психиатрическую экспертизу. Глеб позвонил своей помощнице Марте, велел отменить ближайшие встречи, и поехал вслед за полицейскими.
        Они остались вчетвером - тётя Поля, Рафаэль, Надя и домработница Нина. Сидели в тишине, прибитые свалившимися на них проблемами. Тётя Поля держала Рафаэля за руку, как маленького мальчика, а Нина плакала, не стесняясь слёз. Она посмотрела на Надю, на её голые ноги и едва прикрытое декольте и сказала:
        - Это ты виновата в аварии! До того, как ты здесь появилась, Юсуф никогда не брал машину ночью. Признавайся, куда вы ездили? Чем занимались? Зачем ты прицепилась к моему сыну, как репейник? У него ничего нет, чтобы заинтересовать русскую девушку, - ни денег, ни квартиры, ни машины! У него есть только строгое воспитание и семейные обязанности! Кто теперь позаботится обо мне и девочках?
        Надя вспыхнула, словно её отхлестали по щекам. Несправедливые слова Нины причиняли боль, но и без них Надя ощущала вину. В конце концов, если бы они не поехали развлекаться, ничего бы этого не случилось: ни позора в клубе, ни смерти женщины, ни ареста Юсуфа. Она бы проснулась ранним утром, пока Глеб не ушёл ещё на работу, и отправилась на завтрак в хозяйский особняк. Они бы поели варёных яиц, запивая коктейлем из овощей и трав, и, может быть, Глеб пригласил бы её на прогулку по Красной площади. Или в зоопарк. Или в какой-нибудь музей, где они разглядывали бы старинные картины и слушали рассказы экскурсовода.
        Теперь этого не случится - никаких прогулок, экскурсий и музыки Наймана. Она упала ниже плинтуса в глазах Глеба. И в глазах Нины. Да и тётя Поля наверняка винит её в ночном загуле, даже если молчит на эту тему. Вряд ли она в восторге, что Рафаэль возил сестру по клубам.
        - Нина, тебе совершенно не о чем беспокоиться, - сказала тётя Поля. - Глеб Тимофеевич позаботится о Юсуфе, а я позабочусь о вас и ваших дочерях. Обещаю, мы не оставим вас в беде! Я даже повышу вам зарплату на пятьдесят процентов, давно надо было это сделать. Вы с Юсуфом - прекрасные работники. Взамен прошу не обвинять мою племянницу и ни с кем не обсуждать это дело.
        Надя в удивлении обернулась к тёте и наткнулась на предупреждающий взгляд. Всё понятно: она защищала не племянницу, а своего «малыша». Не дай бог Надя захочет оправдаться и выложит Нине правду! Тётя Поля не могла этого допустить. Если Глеб защищал сына, не зная о его вине, то тётя делала это с открытыми глазами. Она знала, что Рафаэль - убийца.
        - Спасибо, - выдавила Нина, промакивая глаза. - Извините, я зря накинулась на Надю. Юсуф - взрослый человек, и сам должен нести ответственность. Пойду готовить завтрак. Какой смузи вы хотите - фруктовый или овощной?
        - Овощной, разумеется. Во фруктах слишком много фруктозы.
        Наде стало противно. За деньги можно заткнуть даже плачущую мать. Она встала и босиком пошла в коттедж для прислуги. Чудовищные туфли она давным-давно скинула. Есть не хотелось. Надя ощущала только усталость, глухое раздражение против Рафаэля и беспокойство за Юсуфа. И бесконечный, жгучий, нестерпимый стыд перед Глебом.

* * *
        Она долго стояла в душе с закрытыми глазами. Намыливалась - и смывала пену, намыливалась и смывала. Всё добавляла и добавляла горячую воду, пока спину и плечи не начало жечь огнём. Потом направила струю между ног и тёрла, тёрла, тёрла, словно хотела начисто стереть грязные события ночи.
        Как она могла так ошибиться?
        Она зашторила окна и легла в постель, но сон не шёл. Крутилась с боку на бок, то скидывала одеяло, то натягивала. На улице шумели деревья, где-то далеко кричали и смеялись дети.
        Раздалась телефонная трель, и Надя подпрыгнула на кровати. Звонила Любаша. Надя долго смотрела на высветившееся имя, решая, ответить на звонок или отклонить. Как рассказать сестре о совершённой ошибке? «Не верь мужчинам. Помни, они все обманщики», - умоляла сестра. До Нади только сейчас дошло, о чём она говорила.
        - Да, - Надя нажала на зелёную кнопку.
        - Надюшка, привет! Чего не звонишь?
        - Да так, закрутилась что-то…
        - Ещё бы! Тебе в Москве, небось, не до нас. Как дела, рассказывай! - потребовала Любаша.
        - Я потратила все деньги на ткань и фурнитуру, - созналась Надя.
        Рассказать о Рафаэле она не посмела. Ей очень хотелось поделиться с сестрой горестями, но заставлять волноваться беременную женщину - плохая идея. Она признается Любаше в своих грехах, когда вернётся в Юшкино. Наверняка это случится совсем скоро.
        - Я так и думала! Хорошая хоть ткань?
        - Самый лучший в мире хлопок. Тонкий и прочный, а на ощупь как шёлк.
        - Ну и молодец! Имеешь право хоть раз в жизни себя побаловать.
        Надя не стала уточнять, что из этого хлопка она планировала сшить рубашку дяде. Вряд ли теперь получится. А если получится - примет ли он подарок из рук недостойной?
        - А у нас новость! - весёлым голосом сказала Любаша. Давно у неё не было такого голоса. - Приходил Данила Кандауров - разговаривал с мамой и Маратом.
        - Зачем? О чём?!
        - О тебе, конечно! С порога заявил, что ты дала предварительное согласие выйти за него замуж, и он готовится к свадьбе. Калым Марату он не даст, потому что вы оба православные, но оплатит банкет и платья - тебе, мне и маме. И повезёт тебя в Египет в свадебное путешествие! Надька, ты хочешь в Египет?
        - Хочу, но замуж за Данилу не пойду. Я ничего ему не обещала. Я лишь согласилась поговорить позже, после Москвы.
        Вряд ли она будет нужна ему после Москвы.
        Тем лучше.
        - Не знаю, что ты ему обещала, но он считает тебя своей невестой. Всем уже разболтал. Его родители здороваются с нами и дают продукты в кредит. Прикинь, как здорово! Мы больше не изгои.
        - Любаш, ты же просила меня остаться в Москве - схватиться зубами за любую возможность и держаться, - напомнила Надя.
        - Да, но я же не знала, что Данила к тебе посватается! Если с Данилой, то можно и в Юшкино по-человечески жить.
        - Ты считаешь, он мне подходит?
        - Он тебя любит, - ответила Любаша, - и хочет на тебе жениться. К тому же у него есть работа и нормальные родители. Это в миллион раз больше, чем могут предложить другие парни в Юшкино. Поверь мне на слово, Данила - не самый плохой вариант.
        - А твой парень… совсем против свадьбы? - рискнула спросить Надя.
        Обычно Любаша очень остро реагировала на подобные вопросы, ругалась и плакала, но в этот раз ответила просто:
        - Он подлец, Надюша, самый настоящий подлец. Не думай о нём.

* * *
        После тёплой беседы с сестрой муть на душе улеглась, и Надя заснула. Проснулась под вечер, с трудом разлепила опухшие от слёз глаза. В кресле напротив кровати сидел Глеб и что-то читал в телефоне. Увидев, что она проснулась, он прервал чтение.
        - По-моему, пришла пора рассказать правду.
        Глава 25. Никогда он так не ошибался
        Глеб
        Она спала на боку, подтянув колени к груди. Тонкое покрывало обрисовывало все изгибы девичьей фигуры. Глеб, сам проснувшийся ни свет ни заря и потративший целый день на разборки с полицией, прокуратурой и собственное расследование, пожалел её будить. Она вообще всю ночь не спала.
        Он сел в кресло и ещё раз открыл письмо от компании, которая предоставляла услуги по спутниковой охране автомобилей. Глеб запросил у них данные после допроса Юсуфа, желая проверить кое-какие догадки. У полиции вопросов не возникло, потому что обвиняемый безоговорочно признал свою вину, а вот у Глеба возникли. И ему хотелось докопаться до истины.
        Юсуф сказал, что они катались по Москве. По МКАДу, что ли? Или по третьему транспортному кольцу? Трудно поверить, что молодым людям интересно стоять в ночных пробках и разглядывать вереницы фур. Глеб предположил, что Юсуф скрывает правду. Они не просто бесцельно катались по городу, а ездили в какое-то место, которое предпочитали не раскрывать.
        От одной мысли об этом заходилось сердце.
        В присланном документе поминутно были зафиксированы все передвижения джипа за последние сутки. Виртуальная карта Москвы расчертилась извилистыми линиями, похожими на след от проползшей по песку змеи. Глеб тщательно сверил данные и отделил дневные поездки Рафаэля в университет и обратно от поездки Юсуфа и Нади. Они выехали из дома в одиннадцать часов вечера (а не в два ночи, как сказал Юсуф!) и вернулись после трёх - а приблизительно с полуночи до двух часов автомобиль стоял на платной парковке в центре города.
        Два часа джип стоял на парковке… Чем они занимались?
        Нетерпеливым движением пальцев Глеб увеличил карту. Глянул, что находится неподалёку: несколько ресторанов, театр, отель, чуть дальше по бульвару - ночной клуб. Последний можно было отбросить сразу: Глеб знал это пафосное заведение, туда бы Юсуфа не пустили. Театр в это время был закрыт. Из ресторанов ночью работал лишь один - популярная сетевая едальня. Скорее всего, там ребята и провели пару часов, не в отель же они ездили? Глеб кликнул на название отеля - и обмер. Это была недорогая гостиница с почасовой оплатой - идеальный вариант для коротких любовных встреч. Называлась она «Романтика». Глеб посмотрел номера: все они отличались практичностью и не оставляли сомнений в том, чем предлагалось заняться постояльцам. Посреди комнаты - двуспальная кровать, рядом с ней джакузи за прозрачной занавесью. На журнальном столике стояли бокалы и красные витые свечи, весьма пошлые на вид.
        Глеб сглотнул комок в горле.
        Никогда он так не ошибался в человеке.
        Надя открыла глаза и испуганно на него уставилась.
        - По-моему, пришла пора рассказать правду, - скрипучим голосом сказал он.
        - К-какую правду?
        - О том, куда вы вчера ездили.
        - С кем? - глупо переспросила она.
        Наверное, ещё не проснулась. С кем ещё она могла ездить, кроме Юсуфа?
        - Надя, Юсуф признал свою вину и сейчас находится в следственном изоляторе.
        - Он вернется домой? - перебила она.
        - Пока нет. В отношении Юсуфа возбудили уголовное дело по статье 264 УК РФ - деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека.
        - Его посадят?!
        - Это суд решит.
        - А ты можешь что-нибудь сделать? - спросила она, привстав.
        Глаза встревоженные, пытливые. Он мог бы сказать, что в данный момент ему плевать на судьбу гастарбайтера, пусть даже такого работящего, ответственного и честного, как Юсуф.
        - Завтра я поеду к дочери погибшей женщины и попытаюсь договориться о компенсации морального вреда. Надеюсь, она согласится: её мать была пьяна той ночью. Экспертиза показала такое количество алкоголя в крови, что не всякий мужчина удержится на ногах. И, хотя погибшая переходила дорогу на зелёный сигнал светофора, суд может расценить этот факт в пользу Юсуфа. Он был совершенно трезв.
        Надя облегчённо кивнула. Глеб добавил:
        - Но он значительно превысил допустимую скорость. Не знаешь почему? Вы куда-то торопились?
        Она опять кивнула - на этот раз неуверенно. Потом помотала головой и пожала плечами. Она явно не хотела обсуждать происшествие. Придётся открыть карты.
        - Надя, я знаю, что вы не всё время катались по городу. Я проверил по спутнику передвижение машины и выяснил, что в течение двух часов она была припаркована на стоянке. Что вы делали? Куда ходили?
        Голубые глаза медленно наполнялись слезами. Во время допросов - разной степени интенсивности - Глеб неоднократно видел подобное, но сейчас его сердце разрывалось от боли. В него словно ржавый гвоздь вколачивали. Откуда такая болезненная реакция? Постыдная ревность, злоба, укол зависти даже… Дожился. Завидовал Юсуфу.
        Надя выдавила:
        - А что сказал Юсуф?
        - Я его не спрашивал, - ответил он резче, чем планировал. - И не собираюсь. Видишь ли, как адвокату мне без разницы, где Юсуф находился той ночью. Это не повлияет на ход дела.
        - Тогда зачем ты меня спрашиваешь?
        Она съёжилась под покрывалом, словно боялась, что он её ударит.
        - А я тебя не как адвокат спрашиваю.
        - А как кто?
        - Как мужчина.
        Вырвалось.
        И уже не забрать эти слова обратно. Она всё поняла. По щекам покатились крупные слёзы.
        - Я совершила ошибку… Глеб, ты даже не представляешь, какую огромную ошибку я совершила…
        - Догадываюсь, - ответил он. - Там рядом гостиница для свиданий. Вы туда ездили?
        Она смотрела и смотрела на него, истекая слезами, потом медленно кивнула. Так он и думал. Он встал, сунул телефон в карман. Разговор закончен, все вопросы заданы, все ответы получены. Напоследок спросил для очистки совести:
        - Надеюсь, всё было добровольно? Или мне стоит поговорить с Юсуфом?
        - Нет! Не надо! Он ни в чём не виноват, поверь мне! Он хороший человек.
        С каким пылом она его защищала!
        - Ты влюблена в него?
        Долгое молчание, прерываемое такими жалобными всхлипами, что любой бы кинулся её утешать. Он бы тоже так поступил, если бы гвоздь не мешал.
        - Глеб, я понимаю, как это выглядит, - наконец промолвила она, отчаянно ломая пальцы, - но это не то, что ты думаешь. Больше я ничего не могу сказать.
        Глеб вышел из комнаты, как слепой. Перед глазами плыло. Это не то, что ты думаешь, ага. Сколько раз он слышал эту ложь?
        Пуговка.
        Малёк.

* * *
        Полина ждала его в столовой за накрытым столом. Там же сидел Рафаэль. Оба выглядели встревоженными и напуганными, как будто несчастье с Юсуфом касалось их лично. Хотя касалось, конечно: джип Рафаэля требовал ремонта, а выплата компенсации грозила облегчить семейный бюджет на несколько миллионов. Неприятные непредвиденные траты.
        - Нина, подавай горячее, - распорядилась Полина.
        - Ужинайте без меня, я не голоден, - сказал Глеб.
        Он поднялся к себе в спальню. Надо бы поработать, Марта прислала целый список срочных вопросов, но у него не было ни сил, ни желания разбираться с рабочими делами. Этот день его вымотал. Он разделся, кинул одежду на пол и пошёл в душ. Включил настолько горячую воду, какую мог вытерпеть, и встал под обжигающие струи.
        Девчонку нужно отправить обратно в деревню - и как можно скорей. Зачем она связалась с Юсуфом совершенно непонятно. Какая-то внезапная и необъяснимая страсть. Поехала ночью в отель, согласилась на близость, защищала от несправедливых подозрений. К сожалению, раньше, чем будет заключено мировое соглашение, расстаться с Надеждой не получится - следователи её не отпустят. А это как минимум неделя. Или ещё дольше, если договориться не удастся и придётся ждать суда. Надя - единственный свидетель, тем более, она пыталась помочь пострадавшей. Этот поступок и то, что Юсуф всё же остановился после аварии, могли смягчить наказание.
        Он упёрся ладонями в мокрую стену и опустил голову. Вода била по затылку.
        Уехать, что ли, в московскую квартиру? Пожить одному, пока всё не закончится? Он не сможет находиться с ней на одной территории. Его раздирали чувства - противоречивые, разрушительные, постыдные. Фактически он признался ей в любви. Женатый мужчина - племяннице жены! Каких ещё глупостей он мог натворить? Накинуться на неё с претензиями на глазах жены и сына? Сделать её тайной любовницей? Освободить Юсуфа из-под стражи и вызвать на дуэль?
        Он больше не доверял ни своей выдержке, ни здравому смыслу.
        Когда он влюбился в Полину, его так не крыло. Ему было двадцать, когда он познакомился с ней на стажировке в адвокатской конторе Марка Карловича. Старик загружал его работой выше крыши. Иногда приходилось ночевать в офисе на диванчике для посетителей, но молодость брала своё. Он влюбился в личную помощницу Марка Карловича - невероятно красивую и женственную Поленьку. Они встречались несколько месяцев, прежде чем он узнал, что ей двадцать семь лет, и она в одиночку воспитывает девятилетнего сына. До этого Глеб думал, что они с Полиной ровесники. Когда через пять лет Полина забеременела, он позвал её замуж. К тому времени он закончил университет и уверенно стоял на ногах. Хотелось семью и детей, хотелось стать другом неприкаянному подростку, не знавшему отцовской заботы. К сожалению, беременность прервалась, брак оказался не самым счастливым, а с сыном Полина придерживалась принципа «Воспитание - это насилие над личностью». Глеб ничего не мог поделать. Он нашёл отдушину в карьере. Марк Карлович, видя рвение и неутомимость молодого юриста, предложил ему партнёрство, а позже продал свою долю и с
чувством выполненного долга ушёл на пенсию. К тридцати пяти годам Глеб добился всего, о чём мечтал, кроме самого главного, - у него не было детей. Они с Полиной пробовали снова и снова, но их преследовали неудачи. После бесчисленных выкидышей Глеб отчаялся. Они с женой стремительно отдалялись друг от друга, супружество превратилось в пустую золочёную скорлупку. Он уже не видел смысла его сохранять.
        А потом, словно мало ему было проблем, в его жизни появилась Надя.
        Глеб застонал и добавил горячей воды. Жгло снаружи, жгло изнутри.
        Глава 26. Что ты делаешь?
        Как мужчина… Как мужчина… Как мужчина…
        Он задавал ей вопросы не как адвокат, а как мужчина. Его интересовали очень личные, интимные подробности её жизни, и он не считал нужным скрывать свой интерес. Его грубоватая откровенность шокировала и смущала. И будоражила желания, которые из смутных мечтаний вдруг оформились в чёткое и глубокое понимание собственных чувств.
        Да только поздно.
        Она снова плакала, жалела себя, Глеба, Юсуфа, Любашу - всех, кто совершал в этой жизни непоправимые ошибки.
        На завтрак Глеб не пришёл. За столом сидели Рафаэль и тётя Поля - оба с кислыми лицами. У неё под глазами залегли синеватые тени, а волосы не блестели, как обычно, а уныло свисали вдоль немолодого лица. Белокурость выглядела как седина. Конечно, несчастье с сыном кого угодно подкосит. Надя не сомневалась, что Рафаэль рассказал матери правду про аварию. Надеялась только, что утаил историю в клубе. Не мог же взрослый двадцатичетырёхлетний мужчина докладывать матери обо всех своих любовных приключениях?
        Надя села за стол, и Нина тут же поставила перед ней тарелку серой комковатой каши. Похоже, овсянка на воде без соли и сахара. Надя ковырнула её ложкой и поняла, что аппетита нет.
        - Ты не забыла выпить таблетку? - спросила тётя.
        - Нет.
        Сегодня она вовремя увидела коробочку с таблетками на тумбочке у кровати и вспомнила о назначении врача.
        - А когда у тебя женские дела начнутся? - спросила тётя с непроницаемым выражением лица.
        - А? - Надя покосилась на Рафаэля, который уткнулся взглядом в планшет. - Какие дела?
        - Женские, - жёстко повторила тётя. - Надя, не витай в облаках. Соберись!
        - Не знаю… Через несколько дней, наверное. Я точно не помню.
        - Через сколько конкретно?
        - Через… пять?
        Она не была уверена, но приблизительный срок помнила. Только зачем тёте сдалась эта информация? И почему нельзя спросить наедине, если это важно?
        - Хорошо. Если не начнутся - скажешь мне, я отвезу тебя к врачу.
        - Но зачем?
        - Затем, что предохраняться надо, - отрезала тётя.
        Надя вспыхнула. Загорелись уши, щёки и даже шея. Тётя всё знала!
        - Но я… Разве Рафаэль… Он не… - она не могла сформулировать вопрос. Стыд жаркой волной прокатился по телу. - Он сказал, чтобы я не волновалась. Он меня обманул?
        - Рафик, - позвала тётя, - ответь на вопрос Нади.
        Он поднял голову:
        - Да не знаю я, что ответить. Я плохо помню, что произошло. Надеюсь, пронесёт.
        - Надеешься? - вырвалось у Нади. - Как ты мог?!
        - Ой, только не строй из себя святую, - оборвал он. - Можно подумать, ты этого не хотела. Так что расслабься и не кипишуй раньше времени. Может, ничего страшного и не случится. А если возникнут проблемы, мамуля тебе поможет. Да, мамуль?
        - Конечно, помогу, - ответила тётя Поля. - Можете ни о чём не беспокоиться, детки, мамуля о вас позаботится. У мамули же других хлопот нет.
        Прозвучало это зловеще.

* * *
        Она ощущала себя совершенно разбитой. Рафаэль уехал на учёбу на маршрутке (джип после экспертизы ещё не вернули), тётя Поля отправилась по своим делам, и даже Нина куда-то исчезла. Надя осталась в большом доме в одиночестве.
        Она прошлась по гостиной, заглянула в каждое зеркало, потопталась босыми ногами по шкуре зебры, подошла к роялю. Села на кожаный крутящийся стул и осторожно открыла крышку. Сердце забилось сильнее. Она занесла руку над клавишами, но не осмелились по ним ударить. Ей казалось, только хозяин имеет право трогать инструмент и извлекать из него звуки. Она наклонилась и коснулась прохладных клавиш щекой. От них исходил тонкий, едва уловимый, но очень приятный аромат.
        Потом поднялась на второй этаж. Её привлекала четвёртая комната. Она положила руку на блестящую металлическую ручку и провернула её. Дверь распахнулась, и Надя попала в сказку. Голубые стены с золотыми звёздами, голубые шторы, белая мебель, а в центре комнаты - детская кроватка с кружевным балдахином. У стены - пеленальный столик, кресло для кормления и пушистая овечка-качалка - такая милая и забавная, что Надя не удержалась и погладила её по голове. От сквозняка качнулись игрушки, подвешенные над кроваткой, - слоники, жирафы и зебры. Раздался тихий мелодичный звук. Надя вздрогнула и заглянула в кроватку, словно ожидала увидеть там малыша. Но там никого не было. Пустая колыбелька… Тетя не солгала, это не гостевая комната, а детская - для того, кого пока ещё нет на свете. Для будущего ребёнка, которого она родит любимому мужу.
        Надя вышла и бесшумно затворила за собой дверь. Ей было неловко, как будто она вторглась на запретную территорию и потопталась по чужим мечтам. Тётя же упоминала, что наверху - детские комнаты. Теперь Надя убедилась, что тётино намерение родить ребёнка, - не пустые слова или бравада, а вымечтанное заветное желание. Она действительно хотела малыша.
        Можно ли родить в сорок два года, если до сих пор этого не случилось? Надя не знала. Но тот факт, что тётя часто посещала гинеколога, говорил о проблемах со здоровьем. Почему в жизни так несправедливо устроено? У Любаши не было ни денег, ни мужа, ни особого желания рожать ребёнка-безотцовщину, но она беременна и скоро станет матерью. А у тёти Поли было всё - достаток, семья, роскошный дом и лучшие московские врачи, - но родить у неё не получалось. Прекрасный и эгоистичный Рафаэль мог остаться единственным сыном.
        В задумчивости Надя остановилась у двери, которая вела в спальню Глеба. Если в доме никого нет, ничто не помешает ей проникнуть в комнату дяди и найти рубашку с перламутровыми пуговицами. Она спокойно снимет с неё мерки и зарисует выкройку. Не то чтобы Надя собиралась шить точно такую же рубашку, как у знаменитого итальянского портного (это был бы плагиат!), просто хотелось иметь под рукой модную выкройку. И мерки - мерки нужны обязательно! Теперь, когда экскурсии и развлечения отменились, а семья Громовых решала серьёзные проблемы, самое время заняться кройкой и шитьём. Мысль о работе - и не просто о работе, а о шитье рубашки для Глеба - заставляла дрожать в душе какую-то тонкую и трепетную ниточку. Что ещё она могла предложить этому человеку? Этому… мужчине.
        В его спальне обстановка не отличалась изысканностью. Простая кровать-полуторка, застеленная серым стёганым покрывалом, тумбочка, светильник с чёрным абажуром. Несколько книг в потрёпанных переплётах. В ногах кровати - небольшое кресло, на спинку которого небрежно брошен халат. Из комнаты вели две двери - одна в ванную, другая - в гардеробную. Надя зашла в гардеробную и остановилась перед штангой с костюмами и рубашками. Приблизилась и сунула нос между пиджаками. Приятный запах, который она ощутила от клавиш рояля, здесь чувствовался сильнее. Возможно, это были его духи. Она быстро перебрала вешалки и нашла итальянскую рубашку ручной работы. Взяла её и вернулась в спальню. Одновременно с ней, но из другой двери, в комнату вошла Марта - как обычно, с поджатыми губами и нахмуренным лбом. Правая рука Глеба Тимофеевича, суровая училка. У Нади всё внутри сжалось, словно её застали на месте преступления.
        - Что ты здесь делаешь? - спросила Марта.
        Глава 27. Верная Марта
        - А ты? - от испуга Надя обратилась к едва знакомой взрослой женщине на «ты».
        Подняв широкие чёрные брови, Марта разглядывала рубашку в руках Нади.
        - Глеб попросил привезти ему кое-какие вещи и документы, - она потрясла в воздухе списком, написанным неразборчивым почерком наискосок через весь лист.
        - А почему он сам не приехал?
        - Занят.
        Надя молчала, ожидая продолжения. И Марта продолжила:
        - Он в изоляторе с Ниной. Пытается выбить ей свидание с Юсуфом.
        - Как он?
        - Юсуф или Глеб? - спросила Марта.
        - Юсуф, - смутилась Надя.
        - Нормально, учитывая, что недавно он убил человека, и ему грозит тюремное заключение. Некоторые держатся намного хуже. А этот парень - просто образец здравомыслия и раскаяния. Может, получится заключить мировое соглашение.
        Надя сглотнула.
        - А Глеб?
        - Ему тяжело, - просто ответила Марта. - Он принципиально не защищает виновников ДТП со смертельным исходом. А сейчас у него нет выбора.
        В её голосе Наде почудилось обвинение.
        - Ты тоже думаешь, что это я виновата в аварии? Сбила с толку хорошего парня, добавила проблем хорошему адвокату?
        - Нет. Я видела запись с места аварии - ты выбежала из машины помочь пострадавшей. Сидела с ней, пока та не умерла.
        - На дороге были камеры?
        - Перекрёсток виден через камеру круглосуточного магазина. Твоё поведение увеличивает шансы на мировое соглашение, но вот поведение Юсуфа…
        - А что с ним не так?
        - Я знаю его не один год, они с матерью давно работают у Глеба, - сказала Марта. - Я дала бы голову на отсечение, что такой человек, как Юсуф, не уедет с места аварии. Почему он не вызвал полицию - загадка, которую я не могу разрешить. Это просто необъяснимо.
        Марта смотрела пытливыми серыми глазами, словно пытаясь залезть Наде в голову. Та поспешила сменить тему:
        - А зачем Глебу вещи? Он куда-то уезжает?
        - Сказал, что поживёт в московской квартире.
        - Почему? - вырвалось у Нади. - Он как-то объяснил своё решение?
        Неужели после разговора про отель он так разозлился, что не захотел находиться с ней на одной территории? Проще сбежать из дома, чем видеться с ней по утрам и вечерам? Она настолько ему противна?
        - Надя, мы дружим с Глебом с первого курса, больше пятнадцати лет, но в личную жизнь друг друга не лезем.
        Значит, личное. Наверняка он её возненавидел!
        - Так что, он больше сюда не приедет? Я никогда его не увижу?
        - Разумеется, увидишь! В ближайшее время он планирует свозить тебя к дочери пострадавшей. Ты готова лично принести извинения? Это поможет Юсуфу, если начнётся суд.
        - Да, конечно. Я сделаю всё, что нужно.
        В голове что-то крутилось. Какая-то несостыковка… Надя ухватила эту мысль.
        - Постой, Марта! Ты сказала, вы дружите больше пятнадцати лет.
        - Да.
        - С первого курса?
        - Всё верно.
        - А сколько вам лет?
        - Глебу тридцать пять, мне - на год больше.
        - Но как это возможно? - обескураженно спросила Надя. - Рафаэлю двадцать четыре года…
        - Рафаэль - не родной сын Глеба. Он усыновил мальчика десять лет назад, когда женился на Полине. А ты не знала?

* * *
        Пока они собирали вещи по списку, - два костюма, шесть рубашек, коричневые туфли, галстук от Тома Форда, - Надя прокручивала в голове новую информацию. Вспомнилось, как они ехали в музей, и Глеб спросил: «Сколько, по-твоему, мне лет?». Она предположила, что сорок пять или пятьдесят. Наверное, это прозвучало обидно для молодого мужчины, но она исходила из возраста Рафаэля, а не из внешнего вида Глеба. С внешностью у него было всё в порядке. Перед глазами встал его торс, когда она пришивала пуговицу, а Глеб ждал, опершись задом на письменный стол. Мускулистые плечи, кубики пресса, смуглая кожа… Да, не мальчишка, как Рафаэль, Юсуф или Данила Кандауров, но всего тридцать пять лет. Немудрено, что его коробило, когда она называла его дядей. Какой он ей дядя? Даже приёмный сын обращался к нему по имени.
        - А эту рубашку отдашь? - спросила Марта, кивнув на ту, которую Надя держала в руках.
        - А она в списке есть?
        - Не знаю. Написано: шесть рубашек.
        - Если ты не против, я бы оставила её себе.
        Чёрные брови удивлённо приподнялись. Надя пояснила:
        - Я швея, а эта рубашка - ручной работы. Хочу посмотреть, как она сшита, и сделать выкройку, если получится. Пока Глеба нет, я бы занялась работой.
        Марта кивнула и сняла пару других рубашек со штанги в гардеробной. В приоткрытом ящике Надя заметила ремни, носки и мужское бельё.
        - А это ему не нужно? - спросила она, пытаясь оторвать взгляд от вещей, которые чужим людям не показывают.
        Марта наморщила лоб:
        - Я думаю, в городской квартире все эти мелочи есть. А костюмы хранятся тут. В любом случае он предупредил бы меня насчёт трусов… Ладно, купит, если понадобится.
        Надя не сдержала нервный смешок. И неожиданно для самой себя спросила:
        - У вас были отношения в университете?
        Марта пристально на неё посмотрела. Потом подняла руку и постучала пальцем по Надиному лбу.
        - Хотелось бы мне знать, какие мысли бродят в этой голове. - Она наклонилась и взяла с полки коричневые туфли. Выпрямилась. - Мы с Глебом друзья - это самые близкие, крепкие и честные отношения, какие могут быть между мужчиной и женщиной. Я за него любому глотку перегрызу - даже тебе, если из милой племянницы ты превратишься в угрозу. Так что будь осторожна, девочка.
        Надя поёжилась от этих слов и, словно в поисках защиты, прижала к груди рубашку.
        Эта женщина не просто была влюблена в своего босса - она его боготворила.

* * *
        Она не пошла ужинать в особняк, хотя видела, что тётя и Рафаэль вернулись домой. Поела в коттедже картошку с котлетами, которые приготовила Нина. После свидания с сыном она немного приободрилась. Юсуф сказал, что у него отдельная камера, нормальное питание, а следователи обещали его выпустить сразу же после заключения мирового соглашения. Если оно будет заключено, конечно. Без этого гражданина другой страны не отпустят под подписку: вдруг он сбежит на родину, не дожидаясь суда? Глеб заверил Нину, что приложит все усилия, чтобы соглашение было заключено как можно скорее. Надя тоже перестала чрезмерно волноваться о Юсуфе: его судьба была в руках Глеба, и она доверяла этим рукам.
        В одной из пустующих комнат Надя оборудовала рабочее место: принесла туда широкий раскладной стол, светильник с яркой лампочкой и свои покупки - ткань, ножницы, нитки и пуговицы. Приготовила бумагу для выкройки и портновский метр. Разложила рубашку. Любовалась ею, гладила пуговки (одну из них она пришивала лично - в то утро, когда познакомилась с Глебом), рассматривала швы. Представляла, как сошьёт рубашку по собственному дизайну и подарит Глебу. Воображала его изумление. Может быть, он забудет, что она ездила в гостиницу с Юсуфом, и перестанет считать её девушкой лёгкого поведения? Может, их отношения снова станут тёплыми и душевными?
        Как жаль, что нельзя рассказать правду о той ночи. Правда ранит его ещё сильнее и создаст море проблем всей семье…
        Когда стемнело, со стороны бассейна послышалась музыка, прерываемая громким женским смехом. Наде показалось, что там плескались Рафаэль с тётей. Переборов нежелание сталкиваться с родственниками, Надя побрела к бассейну. Нужно предупредить их, что Глеб выяснил, где находился джип перед аварией. Чтобы выгородить Рафаэля, нужно врать одинаково: Надя не просто каталась с Юсуфом по ночному городу, они ездили в гостиницу с почасовой оплатой. Вот такая сейчас версия.
        Глава 28. Любит только мать
        Она прошлась по тёмной аллее и проникла в особняк со стороны сада - прямо в помещение, где находился бассейн. Свет здесь был приглушён: голубые лампы таинственно подсвечивали воду, а ротанговые шезлонги и кадки с пальмами тонули в тени. От сквозняка колыхались прозрачные занавеси на французских окнах, а по стенам скользили блики.
        Двое людей - мужчина и женщина - обнимались в центре бассейна, перебирая ногами, чтобы держаться на поверхности воды. От них во все стороны расходились круги. Надя вскрикнула от изумления: Рафаэль обнимал свою мать? Или они учили друг друга плавать? Рафаэль обернулся на вскрик и в несколько сильных гребков достиг бортика. Упруго подтянулся и вылез из бассейна.
        Он был голым, по телу обильно струилась вода. Надя смущённо отвернулась. Разглядывать обнажённого брата ей не хотелось.
        - Чего тебе? - грубо спросил Рафаэль.
        - Поговорить.
        - Говори.
        Женщина тоже подплыла к бортику и сложила на него тонкие руки с длинными красными ногтями. На запястьях поблёскивали золотые браслеты. К счастью, это была какая-то незнакомая брюнетка, а не тётя Поля. Распущенные чёрные волосы змеями извивались в воде. Надя перевела дух. Хорошо, что не придётся объясняться с тётей.
        - Глеб узнал, что твоя машина стояла в ночь аварии недалеко от клуба.
        - Откуда он это узнал?
        - С помощью спутника.
        - А-а… И что?
        - Спрашивал, чем мы с Юсуфом занимались в центре города.
        - И ты сказала, что вы ходили в клуб? Зря. Юсуфа туда не пустили бы даже со мной, - усмехнулся Рафаэль. - Табло неподходящее.
        - Я не знала, что ответить, поэтому промолчала. Тогда он спросил про гостиницу для свиданий, там рядом есть какая-то.
        - А ты что?
        - А я согласилась. А что мне надо было сказать - что мы сидели в машине два часа? Он бы не поверил.
        - То есть Глеб считает, что у тебя с Юсуфом было ночное рандеву? Ха-ха-ха, - захохотал Рафаэль, и его голос гулко отразился от мраморных стен. - Это даже прикольнее, чем я думал! Два одиноких понаеха нашли утешение в объятиях друг друга. Папенька, наверное, в шоке от вашей прыти!
        Надю покоробила неприязнь, которую Рафаэль даже не скрывал, - к ней, к Юсуфу, к приёмному отцу. И последнее зацепило больше всего. Да, Глеб не был ему родным отцом, но можно же проявить уважение к человеку, который столько лет о тебе заботился?
        - В общем, я предупредила, - буркнула Надя, собираясь уходить. - Если Глеб заведёт разговор обо мне и Юсуфе, ты знаешь, что отвечать.
        - Предупредила она! Какая милая деревенская предусмотрительность, - ухмыльнулся Рафаэль. - Только напрасная. Глеб не обсуждает со мной расследование, я для него пустое место.
        - Неправда, - возразила Надя. - Он тебя усыновил, хотя ты был почти взрослым. С пустым местом так не поступают.
        - Ты уже в курсе, да? У кого-то в этом доме слишком длинный язык.
        - Он тебя любит.
        - Иди к чёрту! Что ты знаешь о любви?
        - Кое-что.
        - Да неужели? Ещё несколько дней назад ты на меня вешалась, а сегодня брезгуешь даже посмотреть в мою сторону. Глаза отводишь, кривишься. Это любовь? - с сарказмом спросил он. - Нет, девушки любить не умеют. По-настоящему любит только мать.
        - О чём ты говоришь? - разозлилась Надя. - Я ради тебя пошла на преступление: скрыла правду от…
        - Заткнись! - зашипел Рафаэль, оглядываясь на черноволосую девушку.
        Вероятно, она не знала, что виновником аварии был хозяин машины, а не парень-прислуга.
        - Я не смотрю в твою сторону, потому что ты меня обманул, - понизила голос Надя. - Я жалею, что поехала с тобой. И надеюсь, что последствий не будет.
        - Надейся, - ответил Рафаэль, развернулся и рыбкой нырнул в воду.
        Девушка засмеялась и поплыла вслед за ним, а за ней заструились длинные чёрные пряди. Надя вышла на свежий воздух. Как она могла повестись на этого пустого и озлобленного парня? Почему он казался ей искренним и чутким?
        На дорожке в саду она столкнулась с тётей Полей.
        - Звонил Глеб Тимофеевич, - сообщила тётя официальным тоном. - Он заедет за тобой завтра, чтобы встретиться с родственниками той женщины, которую вы сбили.
        - Хорошо, - покорно ответила Надя.
        У неё не было ни сил, ни желания доказывать тёте, что лично она никого не сбивала.

* * *
        Уже в восемь часов утра она была готова. Хотела выпить чаю с бутербродом, но аппетит совсем пропал. Её волновали и встреча с Глебом, и общение с семьёй погибшей женщины. Для всех было бы проще, если она вернулась в Юшкино и никому не мозолила глаза, но дело Юсуфа требовало её присутствия. Она была единственной свидетельницей и не имела права бросить Юсуфа без помощи. Но как только Глеб закроет дело - она сразу же уедет. Московские каникулы, обещавшие так много удовольствий, превратились в тягостное отбывание повинности. Глеб считал её непроходимой дурой - к тому же распущенной и нечистоплотной. Рафаэль презирал, хотя она не сделала ему ничего плохого, а тётя недобро косилась.
        Надя понуро сидела на кухне, когда пришла Нина и сообщила, что Глеб Тимофеевич ждёт её в машине.
        С колотящимся сердцем Надя выбежала на лужайку перед домом. Большой серебристый автомобиль блестел на солнце так, что резало глаза. Надя юркнула в прохладное нутро. Попыталась пристегнуться, но ремень не прижал её к сиденью, как следует.
        - Подвинь кресло вперёд, - посоветовал Глеб.
        Надя подёргалась туда-сюда, но сиденье осталось неподвижным.
        - А как? - растерянно спросила Надя. - Оно не двигается.
        Глеб молча перегнулся через её колени и нажал на невидимую кнопку с правой стороны. Кресло бесшумно поехало вперёд, придвигая Надю вплотную к Глебу. Не осознавая, что делает, она наклонилась и вдохнула запах, исходивший от его волос. Пахло шампунем и туалетной водой с лёгким цитрусовым ароматом. Что-то ненавязчивое, но манящее - как лето и нагретые на солнце мандарины. К сожалению, Надя немного не рассчитала и коснулась головы носом.
        Глеб выпрямился:
        - Ты что, понюхала меня?
        - Я случайно.
        - Как всё в твоей жизни, да? - спросил он, выруливая на шоссе.
        Глава 29. Искупление
        - Это была ошибка.
        - Что именно?
        - То, что я поехала… с Юсуфом.
        - Понятно.
        - А ты никогда не совершал ошибок?
        - Я совершил много самых разнообразных ошибок, но вот беспорядочный выбор партнёров - это не про меня.
        Он включил радио. Но выбрал не диск с прекрасной музыкой Наймана, как в прошлый раз, а какой-то финансовый канал, где рассказывали о курсе доллара и евро. Наде нечего было возразить по поводу «беспорядочного выбора». Глеб её упрекал - и был прав. Она сама себя упрекала.
        - Я уеду, когда всё закончится, - сказала она. - Когда Юсуфа выпустят из тюрьмы.
        - Да, уедешь.
        - Я не собираюсь сидеть в Москве и ждать, пока богатая тётя пристроит меня на тёпленькое местечко. Я не понаеха, которая мечтает зацепиться в столице любой ценой. У меня есть профессия и планы на будущее.
        Возможно, она начнёт шить на заказ красивые вещи для женщин и мужчин: рубашки, платья для невест и выпускниц. Не всю же жизнь шить постельное бельё из токсичного китайского ситца? Вот только Марату не понравится её идея. Он отберёт швейную машинку, и Надя останется без работы.
        - Узнаю словечко из лексикона Рафаэля - «понаехи», - заметил Глеб. - Это он тебя научил? Не знаю, откуда у него такое презрительное отношение к приезжим: его мама приехала в Москву из Юшкино, а отец - из областного сибирского города.
        - Я знаю, что ты ему не родной отец, - сказала Надя после паузы.
        Может, и не стоило, но ей хотелось извиниться за недоразумение с возрастом.
        - Все знают. Никто и не скрывал.
        - Тётя Поля скрывает: она не сказала моей маме, что вышла замуж с ребёнком. Она дала понять, что после приезда в Москву познакомилась с мужчиной, вышла за него замуж и родила сына в законном браке.
        - А какое это имеет значение?
        - Ну просто… Нехорошо врать… - замялась Надя, вспомнив о собственной лжи.
        О целой куче лжи, нагромождённой одна на другую.
        - Ты говорила, у вас в Юшкино презирают девушек, родивших детей вне брака. Даже твоя Любаша подвергается нападкам, что уж говорить про Полину двадцать пять лет назад? Она просто не хотела сплетен.
        - Ты думаешь, отец Рафаэля из Юшкино?! - удивилась Надя.
        Если так, то кто бы это мог быть?
        - Полина мне не рассказывала, она не любит разговоров на эту тему, но думаю, что да. Она уехала из деревни в положении.
        Надя задумалась. Мысль о том, что тётя Поля отправилась покорять Москву с малышом в животе, никогда не приходила ей в голову. Рискованный поступок для юной девушки. На него можно решиться только в крайнем отчаянии. Что же произошло?
        - А я даже не догадывалась, что Рафаэль тебе не родной… - сказала Надя. - Когда ты спросил, сколько бы лет я тебе дала, я прибавила к его возрасту двадцать лет. Я не имела в виду, что ты выглядишь на сорок пять или пятьдесят, просто… Откуда мне было знать, что ты такой молодой?
        Она покосилась на Глеба. Он вёл машину, глядя прямо перед собой. Его глаза были скрыты солнечными очками.
        - И теперь я понимаю, почему ты перешёл со мной на «ты», - прибавила Надя.
        - Я рад, что ты прояснила для себя этот вопрос.
        Надя смотрела на его профиль, чётко выделявшийся на фоне светлого окна. Прямой нос, поджатые губы, стильная чёрная щетина на подбородке и челюстях. Наверное, мягкая на ощупь. Вот бы потрогать…
        - А почему ты переехал в московскую квартиру? Из-за меня?
        Машина чуть вильнула.
        - Чёрт, Надя! Хватит мне душу мотать! - Он понизил тон: - Прости за слова, которые я тебе сказал, - и сегодня, про беспорядочный выбор, и раньше, когда интересовался твоей личной жизнью. Она меня не касается. Ты взрослая девушка и сама решаешь, как поступать и с кем встречаться. Всё что ты делаешь - это нормально. Правда. Я тебя не осуждаю и отлично понимаю Юсуфа.
        Он хотел добавить что-то ещё, но досадливо прикусил губу. Воздух между ними словно заискрился. Надя ощутила, что её подхватывает мощная волна внезапного прозрения. Она догадалась о его чувствах, о его смятении и тревоге. Вопросов больше не осталось, всё встало на свои места: он нравился ей, она нравилась ему.
        - Значит, из-за меня, - прошептала она, не в силах сдержать глупую улыбку.
        - Да, из-за тебя. Нам лучше пожить на разных территориях. Потому что когда мы рядом - между нами что-то происходит, и я не могу это контролировать. А за ошибку придётся дорого заплатить. Нам обоим.

* * *
        Кристина, дочь умершей на дороге женщины, безумно походила на мать: такой же вздёрнутый нос и выцветшие глаза, такое же красное, в прожилках, одутловатое лицо. Надя повидала пьяниц в своей жизни, чтобы догадаться о пристрастиях Кристины.
        Они сидели в неухоженной квартирке на пятом этаже. Злое солнце светило в окна без тюля и штор, беспощадно обжигая руки и ноги. После прохлады автомобиля Надя мгновенно вспотела и завидовала Глебу, который в строгом костюме-тройке ухитрялся выглядеть свежим и собранным. Среди ветхой мебели, засаленных покрывал и груды пустых бутылок он казался инопланетным существом, случайно занесённым на землю.
        - Кристина, в прошлый раз я рассказывал вам о Наде. Она последняя, кто видел вашу мать.
        - Да-да, я помню. Она единственная вышла из машины, чтобы проверить, кого они там сбили.
        - Я не для этого вышла, - возразила Надя. - Я просто увидела, что ваша мама пошевелилась, и побежала помочь.
        - А что же твой дружок не побежал?
        - Он очень испугался. Он таджик, без гражданства, а на родине у него четыре сестры, которым он отсылает деньги. Они ещё маленькие, и полностью зависят от брата. Отца у них нет.
        - Ой, вот только не надо меня жалобить! Знаем мы этих гастеров - хитрые и жадные, как крысы. Позанимали тут самые хлебные места, нормальным людям некуда приткнуться.
        Надя глубоко вдохнула горячий кислый воздух. Взглянула на Глеба - тот незаметно кивнул.
        - Я приношу вам глубокие соболезнования по поводу смерти вашей матери. Это огромная трагедия, и я прошу у вас прощения, хотя понимаю, что такое простить нельзя. Я надеюсь, вы примете компенсацию от Юсуфа.
        - Откупиться хотите?
        - Не откупиться, а искупить, - ответил Глеб.
        - Десять миллионов.
        - Вы же понимаете, что это невозможно.
        - Ничего я не понимаю! Или десять миллионов, или ваш таджик поедет в колонию!
        - Поймите, при всём желании он не сможет выплатить вам такую сумму. Он рабочий человек, вынужденный содержать большую семью.
        - Ага, рабочий! Не надо мне заливать! Эта машина, на которой он сбил мою мать, - сколько она стоит? Не думайте, что нарвались на лохушку. Я узнавала, такая машина стоит семь миллионов рублей! Откуда у бедного человека такая тачка?
        - Он взял её без спросу у хозяина, на которого работает.
        - А, так он ещё и угонщик! - злорадно воскликнула Кристина.
        Глеб всё так же доброжелательно ответил:
        - Хозяин не имеет претензий к работнику. Я уполномочен предложить вам миллион рублей.
        - Всего один? За смерть любимой мамы?
        - Я сожалею, но это окончательная сумма.
        - Ладно, - сдалась Кристина, - с паршивой овцы хоть шерсти клок. Но я пойду на передачу! Мне вчера позвонили и пригласили на телевидение. Они снимают про то, как пьяные мажоры убивают на дорогах людей.
        - Юсуф не был пьян, и он не мажор.
        - А мне без разницы! Они обещали заплатить.
        - Хорошо, - вежливо сказал Глеб. - Я обсужу сложившуюся ситуацию со своим клиентом и дам вам знать о времени подписания мирового соглашения.
        - Уж постарайтесь, - ехидно ответила Кристина. - И не тяните, а то передумаю.

* * *
        Обратно ехали в тишине. Надя вспоминала разговор с дочерью погибшей и убеждала себя, что Кристина права, а они с Юсуфом должны молча сносить оскорбления. Наверное, так и заключаются юридические сделки. Кольнула острая жалость к Глебу. Однажды он сказал: «Я не защищаю воров, бандитов и убийц», а теперь был вынужден защищать виновника смертельного ДТП.
        Он остановился у дома. Надя расстегнула ремень и спросила:
        - Мы больше не увидимся?
        Глеб отвернулся. Смотрел на крыльцо с колоннами несколько секунд, а Надя смотрела на абрис его щеки и уха.
        - Думаю, что нет, - наконец ответил он, поворачиваясь к ней и снимая солнечные очки.
        - Никогда?
        Он не отводил от неё бархатных карих глаз. Скользил взглядом по лицу, волосам и телу, словно пытался впитать её образ на веки вечные. А у неё от этого откровенного мужского взгляда перехватывало дыхание.
        - Так будет лучше.
        Глава 30. Шантаж
        Это была странная фраза. Она звучала так, словно у них был выбор, а они добровольно выбрали не общаться. Но ведь никакого выбора не было. Их чувства изначально не имели шанса на продолжение. И пусть он не родной дядя для Нади, пусть не родной отец Рафаэлю, пусть он старше не на чудовищные тридцать лет, а на приемлемые для её сознания шестнадцать - Глеб всё равно оставался мужем тёти Поли. Как бы та ни относилась к Наде, посягать на её мужа - это за гранью. Даже если он первым признался в чувствах.
        Так что никаких «так будет лучше». Правильнее сказать - «так будет единственно верно». И Надя это приняла, лелея в памяти несколько волнующих моментов, которые между ними случились. И музыку Наймана - как подарок, который Глеб нечаянно ей преподнёс.
        Рафаэлю вернули машину, и он отдал её в ремонт. Под понукания матери ездил на учёбу каждый день, а по вечерам устраивал вечеринки у бассейна. Оттуда слышались истерические визги, смех, неадекватные выкрики и матерный рэп. Зная, что Глеба не будет дома, тётя Поля позволяла Рафаэлю всё: собирать шумных и невоспитанных гостей, громить гостиную и террасу у бассейна, проливать повсюду дурно пахнущие напитки и даже стряхивать пепел в кадки с пальмами. Такого вандализма Надя и представить не могла. По утрам она помогала Нине убираться.
        В остальное время она пряталась в коттедже и занималась черчением выкройки. Мерки с итальянской рубашки она сняла, тщательно зарисовала в тетрадку способы обработки швов и уже придумала фасон, который подойдёт Глебу. Она решила сшить рубашку с воротником-стойкой - приталенную по фигуре. Три верхних пуговицы будут видны, а остальные - скрыты под планкой. Получится не строгая офисная рубашка, а элегантно-неформальная, чем-то напоминавшая старинную мужскую рубаху. Он сможет носить её и под пиджак, и с джинсами, и даже с шортами. Вспомнились слова гида Светланы из музея: «По русской традиции девушка шила рубашку своему любимому и таким образом „пришивала“ его». Надя не собиралась «пришивать» Глеба, она всего лишь хотела сделать ему подарок. Она гладила пальцами шелковистую ткань, и будущая рубашка возникала в её воображении как живая.
        За пару дней она раскроила материал и начала смётывать детали. Работа бесконечно её радовала. Иногда она включала музыку на телефоне и слушала, как хрустальные бусинки разбивались о мраморный пол. Та самая мелодия.
        В один из вечеров в коттедж ввалился Рафаэль и сказал:
        - Там наши друзья приехали, хотят тебя видеть. Пошли!
        Надя отказалась, у неё не было общих друзей с братом, но тот схватил её за руку и потащил за собой. За столиком у бассейна сидели мистер Биг, похожий на взъерошенного попугайчика, и толстый Вано. Надя не видела их с той роковой ночи, когда они сбили женщину, и ещё бы сто лет не видела.
        - Вот она! - сообщил Рафаэль. - Так что вы хотели рассказать? Колитесь!
        Надя присела на плетёный стул.
        - Вы смотрели сегодня телек? - спросил мистер Биг.
        - Ты что, издеваешься? Какой телек?
        - А зря, мой друг, зря! Иногда там показывают интересные вещи. Наденька, а скажи-ка нам, это правда, что Глеб Громов заплатил миллион за выкуп таджика из тюрьмы?
        - Ну да, - ответила Надя, не понимая, куда они клонят. - Будет мировое соглашение.
        - Так он заплатил? - удивился Рафаэль. - Я не в курсе, он мне ничего не рассказывает.
        - Так и ты нам ничего рассказываешь! Мы думали, ты повинился перед папкой, постоял на коленях, поклялся бросить вредные привычки - и тихо-мирно ждёшь суда. А ты, оказывается, вообще под следствием не был. Все тяготы пали на бедного парнишку из солнечной республики. Какой сюрприз!
        - А вам-то какая разница? - Рафаэль растерянно переводил взгляд с мистера Бига на Вано, который взял из вазы зелёное яблоко и меланхолично начал грызть. - Это не ваше дело. Откуда вы узнали про Юсуфа?
        - Так я же сказал: телек надо включать хоть иногда. Сегодня дочка той пьянчужки плакалась на первом канале, что за маму адвокат Громов предложил ей миллион рублей. Всего один, какое жлобство!
        - Это ещё много, бомжиха того не стоила, - буркнул Рафаэль. - Но вас это не касается.
        - Понимаешь ли, Рафик, одно дело - из солидарности молчать о похождениях друга, и совсем другое - когда знаменитый адвокат подсовывает полиции таджика вместо собственного сына. Это как бы уголовное преступление. Будет сидеть на нарах вместе со своими клиентами. Правда, недолго - они его быстро прикончат.
        Надя не выдержала:
        - Глеб не виноват! Он ничего не знает про Рафаэля! Он уверен, что это мы с Юсуфом сбили женщину!
        - Вот видишь! Хорошо, что мы тебя позвали, - улыбнулся мистер Биг. - Ты знаешь о делах дяди больше остальных.
        - Просто я ездила просить прощения к дочке той женщины, - ответила Надя.
        - И вот мы с Вано посмотрели телек и подумали: а почему это все в выигрыше, а мы как лохи? Надя - добрая девочка, пытавшаяся помочь жертве, Юсуф - несчастный гастарбайтер, которому повезло с халявным адвокатом, Громов - победитель, выигравший очередное дело. Дочка бомжихи - внезапно! - счастливая обладательница миллиона. А ты, Рафик, вообще в полном шоколаде! Одни мы как дураки.
        - Почему дураки? - не понял Рафаэль.
        - Потому что держим язык за зубами бесплатно.
        - Но… При чём тут… На что вы намекаете?!
        - Мы намекаем… Хотя нет, мы прямо говорим, что нам тоже нужны деньги! Миллиона хватит, мы не хапуги. Дай нам денег - и мы забудем, что сидели в твоей тачке. Не дашь - отправимся на первый канал. Там нас примут с распростёртыми объятиями!
        - Это шантаж! - заорал Рафаэль и бросился на мистера Бига.
        Тот свалился со стула, но Вано прикрыл его своим необъятным телом. Против Вано Рафаэль выглядел тощей каланчой.
        - Вы же знаете, что у меня нет денег! Все деньги у Глеба - он постоянно меня контролирует и ограничивает! Где я возьму миллион? Что за бред?!
        - Попроси у мамули, - посоветовал мистер Биг, поднимаясь с пола и отряхивая зелёные пижонские брючки.
        - Вам никто не поверит! У вас нет доказательств, что за рулём был я! Так что ваши слова - против слов Нади и Юсуфа!
        Вано достал телефон, нашёл нужный файл и показал Рафаэлю:
        - Узнаёшь?
        Это было видео. Наде издалека трудно было разглядеть, что происходило на экране, но звук она слышала. Сначала собственный истошный визг: «Тормози!», потом перебранка водителя и пассажиров, а потом чёткий голос Рафаэля: «Я не буду вызывать полицию. Это исключено».
        Они попались.
        Глава 31. Задержка
        - Как же мне всё это надоело, - ныл Рафаэль. - Мамуля опять расстроится, а у неё и так траблов выше крыши…
        Он пообещал, что достанет деньги к завтрашнему дню, и мистер Биг с Вано отправились восвояси. Напоследок Вано сказал: «Не держи зла, нам просто надоело прикрывать твои мутные делишки», - и подмигнул Наде, словно она была причастна к мутным делишкам брата.
        - Деньги надо найти! - требовательно сказала Надя, едва за ними закрылась дверь. - Ты понимаешь, что стоит на кону?
        - Моя свобода!
        - Нет, придурок! Репутация твоего отца. Его работа, его жизнь!
        - Он мне не отец! Настоящий отец вытащил бы сына из любой беды, а Глеб только давит, поучает и читает проповеди. Мне пришлось втянуть в это дело Юсуфа, потому что он дороже Глебу, чем я!
        - Что ты несёшь? Ты втянул Юсуфа потому, что у него чистые анализы, и можно обойтись условным сроком!
        - Ты стала такая умная, - съехидничал Рафаэль. - Откуда что берётся? Ещё неделю назад не умела правильно держать вилку и не знала, что такое смузи, а сегодня строишь из себя помощника адвоката.
        Надя смутилась. Она действительно изменилась за то время, что провела в Москве. Вряд ли поумнела, но пережила несколько ситуаций, которые оставили на ней отпечаток: близость с парнем, аварию со смертельным исходом, допросы в полиции, запутанные отношения с Глебом, тщательно подавляемые чувства - всё это терзало её и будоражило. Никогда в её жизни не происходило столько печальных и волнующих событий одновременно.
        Рафаэль пошёл искать мать, чтобы попросить денег, а Надя отправилась в коттедж. Ей не терпелось вернуться к работе.

* * *
        Утром она отловила Рафаэля, пока тот не уехал на учёбу, и спросила, удалось ли достать деньги. Рафаэль скривился:
        - Эта поездка в клуб обходится всё дороже и дороже. Удивительно, в какие расходы может вогнать одна деревенская коза.
        - Я не просила везти меня в клуб, так что в расходах вини себя! Тётя Поля дала денег?
        - Ты так мило волнуешься за Глеба, - прищурился Рафаэль.
        - Просто он добрый человек. Так дала?
        - Конечно, дала. Неужели ты думаешь, что мамуля бы мне отказала?
        - Хорошо, - отлегло от сердца.
        Сегодня Рафаэль заплатит друзьям-шантажистам, завтра или послезавтра Глеб подпишет мировое соглашение, Юсуф вернётся домой, а Надя соберет свои выкройки, нитки и пуговки и уедет в Юшкино. Там спокойно дошьёт рубашку и отошлёт бандеролью в Москву. Так даже проще: не нужно опасаться, что Глеб откажется от подарка. Кто знает, как он отреагирует на подобный знак внимания, учитывая характер их отношений.

* * *
        Она сосредоточенно смётывала детали рубашки и накладывала стежки - маленькие, аккуратные, короткие. Тянула швы руками - вдоль и поперёк, с удовольствием наблюдая, как послушно они трансформируются, какие они пластичные и живые. Совсем не такие, как жёсткие машинные швы. Эта рубашка будет удобной и комфортной в носке, несмотря на облегающий силуэт.
        Вечером в коттедж нагрянула нежданная гостья - тётя Поля. Она уселась на кухне и взяла овсяное печенье из коробки. Понюхала и положила обратно.
        - Как дела у Любаши?
        Надя удивилась вопросу.
        - Нормально.
        - Когда родится ребёнок?
        - В августе, я думаю.
        - А кто отец-то?
        Надя пожала плечами:
        - Она не говорит, а мы не допытываемся.
        - Мне очень жаль твою сестру. Я знаю, что такое родить без мужа.
        Надя удивилась, что тётя завела разговор о себе.
        - Я тоже от всех скрывала, кто отец. Даже Рафаэль не знает, хотя много раз спрашивал. Ему было трудно, он рос тревожным мальчиком, очень ранимым и впечатлительным. Ему сильно не хватало отца.
        - Но почему вы скрывали?
        - Потому что отец не хотел его знать. Он женился на другой женщине и родил своих детей.
        - Ужасно.
        - Да, ужасно. Но я встретила Глеба, и он позаботился о нас.
        - Вам повезло, - искренне сказала Надя.
        - Я тоже так считаю. Но не каждой девочке так везёт. Многие рожают внебрачного ребёнка и разрушают свою жизнь. Уж лучше избавиться от проблемы на ранней стадии, чем мучиться долгие годы и терпеть косые взгляды. Ты согласна?
        Надя кивнула. Конечно, она была согласна с тётей. Только не понимала, куда та клонит.
        - Когда у тебя критические дни?
        - Скоро.
        - Когда?
        Надя вспомнила, какое сегодня число, и обмерла от ужаса.
        - Вчера… Боже мой…
        - Погоди пугаться, может быть, всё нормально. У юных девочек бывают небольшие задержки, особенно на фоне стресса или смены климата.
        - Нет, не нормально, - выдавила Надя, - у меня никогда не бывает задержек. Я так и знала, что со мной случится что-то плохое! Я как чувствовала! Эта поездка в клуб - ну зачем я согласилась? Зачем поверила Рафаэлю? Боже, какая я глупая…
        Тётя молчала. По её лицу было видно, насколько ей неприятно ко всем текущим проблемам получить ещё и проблему с племянницей. Надя отлично её понимала.
        - А у вас случайно нет тестов?
        - Тесты часто ошибаются: нет беременности - они показывают, что есть, есть беременность - показывают, что нет.
        - Правда? - удивилась Надя. - Никогда о таком не слышала.
        - Поверь моему опыту.
        Можно было бы позвонить Любаше и расспросить о тестах - наверняка сестра их делала. Но Надя и представить не могла, как обратиться к сестре с подобной просьбой. Любаша сойдёт с ума от беспокойства. Она ведь умоляла не доверять мужчинам и всегда-всегда думать о защите. Надя ей поклялась! Кто же знал, что она вырубится в ночном клубе от незнакомого напитка? Кто мог предполагать, что она набросится на двоюродного брата, как дикая кошка? О таком позоре хотелось поскорее забыть, а не обсуждать его с сестрой.
        - И что же мне делать? - растерянно спросила Надя. - Если тесты врут, как узнать правду?
        - Вариант только один - сходить на приём к опытному врачу.
        - К тому самому, у которого мы были в прошлый раз? Седой такой, с жестокими глазами? - По телу пробежала дрожь. - Я боюсь, тётя Поля, он страшный.
        - Это лучший хирург-гинеколог в Москве. И, потом, разве у тебя есть выбор? - Тётя ждала ответа. - Нет, если хочешь, можешь сходить в бесплатную женскую консультацию. Я тебя отвезу, только найди адрес в интернете - я никогда не была в бесплатных больницах и не знаю, где они находятся. Ты взяла с собой полис? Правда, боюсь, там запись на месяц вперёд. А мой врач всегда свободен для постоянных клиентов.
        - Нет, - Надя покачала головой, - у меня нет ни полиса, ни других вариантов… Я согласна поехать к вашему врачу.
        - Вот и чудно. Будь готова рано утром.
        Глава 32. Будет больно?
        Она не смогла заснуть в ту ночь. Её накрывал ужас - тёмный, липкий, удушающий. Внебрачный ребёнок в восемнадцать лет от человека, которому нет до неё никакого дела, - что может быть ужаснее? К тому же двоюродный брат. Хоть и не запрещено законом, но всё-таки осуждается в приличном обществе. В Юшкино тоже не поймут. Одно дело - любовь, против которой не устоять, детишки и свадьба по всем правилам, и совсем другое - глупая кратковременная интрижка.
        Надя представляла ошарашенное лицо матери, сочувственный взгляд Любаши и даже презрительную усмешку Данилы Кандаурова: мол, привезла из Москвы приплод, вот и разгребайся с ним самостоятельно, а мы понаблюдаем и поглумимся над тобой. Это же так весело - смеяться над девочкой, попавшей в беду. Данила вмиг передумает на ней жениться, и вся его пламенная любовь улетучится. А Маратик будет мерзко хихикать и клевать мать за то, что та вырастила безмозглых и никчемных дочерей.
        Нет, только не это! Две сестры Сорокины - Любаша и Надюша - и обе думают не головой, а другим местом. Девушки легкого поведения. Какой стыд! Нельзя возвращаться домой с ребенком!
        Она крутилась в жаркой постели, как заведённая юла. Несколько раз выходила на улицу подышать. Может быть, ещё пронесёт? Вдруг из-за стресса у неё сдвинулся цикл? Вдруг эта крохотная задержка ничего не значит? К тому же врач упоминал, что у неё проблемы по этой части, даже таблетки прописал. Надя дорого бы отдала, чтобы это оказалась болезнь, пускай тяжёлая и длительная, лишь бы не беременность. Болезни она не боялась и не стыдилась.
        Она поднимала лицо к небу и шептала молитвы, которые знала. Хоть бы он услышал!
        Утром, измученная, с красными глазами, она поплелась в дом. Тётя и Рафаэль пили свои полезные и малопитательные смеси из хрустальных бокалов. Надя молча села за стол. Взяла тёплое варёное яйцо, стукнула по нему ложкой и принялась счищать скорлупу. Сегодня Нина недоварила яйца: они получились не в мешочек, как обычно, а в смятку. Полусырой белок дрожал и колыхался, как белёсое желе. Надя сглотнула комок в горле, ощутила в желудке спазм и, бросив яйцо, помчалась в туалет. Наклонилась над унитазом, сплевывая тягучую слюну. Ну точно! Сомнений не осталось, у Любаши было то же самое. Надя проморгалась, чтобы не заплакать, умылась холодной водой и вернулась в столовую. Тётя и Рафаэль странно переглянулись, словно удивились её побегу в туалет.

* * *
        Они попали к тому же самому врачу, что и в прошлый раз. Седой, высокий, со стальными глазами.
        - На кресло, - коротко распорядился он.
        И если в прошлый раз дело ограничилось кушеткой, то в этот раз Надя не спорила. Понимала, что отныне врачи будут смотреть её на креслах. И от этого чувство потери становилось невыносимым. Что же она наделала?
        К её облегчению, врач не стал свирепствовать и проводить жёсткий осмотр. Он опять сделал УЗИ, помял живот холодными пальцами и пригласил медсестру, чтобы та взяла анализы. Потом попросил Надю одеться и сесть за стол.
        - Ну что ж, - сказал он, - поздравляю, ты беременна. Срок - около недели.
        Как верно он определил! Неделю назад они и ездили с Рафаэлем в клуб. Надя не предполагала, что современная медицина так точно определяет день зачатия. Хотя, может, это в Москве такие умные врачи. Она понурилась. Предстояло самое сложное.
        - Не с чем меня поздравлять. Я не хочу этого ребёнка.
        - Почему?
        - Я не замужем.
        - Понятно.
        Надя подняла на него глаза:
        - Вы поможете мне?
        - Помогу. Но это не такая простая операция, как может показаться.
        - Операция? Я думала, есть таблетки.
        - Есть, но они не всем подходят. Учитывая твоё состояние, - он снова произнёс длинное слово на латыни, как и в прошлый раз, - мы должны с большой ответственностью подойти к этому вопросу. Ты же не хочешь проблем в будущем?
        - Не хочу.
        - Поэтому я приглашу опытного хирурга из Швеции, который провёл несколько успешных операций по данному профилю. Он сделает всё по высшему разряду. Но придётся подождать, пока у него появится время для визита в Москву, - неделю или две. Но ничего страшного, не переживай. За это время я подготовлю тебя к операции. Придётся попринимать гемостатики и коагулянты, чтобы предотвратить кровотечение, и кое-какие другие препараты.
        - А разве нельзя сделать операцию в обычной поликлинике? Я слышала, это обычная процедура, не очень сложная, её даже в Коробельцах делают…
        - Не очень сложная - это когда женщина здорова, а у тебя проблемы! - рассердился врач. - Я же тебе объяснял. Сейчас я выпишу рецепт, передам Паулине Сергеевне, и она о тебе позаботится. А я займусь подготовкой операции, договорюсь с герром Юханссоном и сообщу вам с тётей, на какое число назначен приём. Возможно, понадобится ещё одна встреча.
        - А он дорого берёт? Этот герр Юханссон?
        - Он уникальный хирург, - ответил врач. - Я буду счастлив поработать с ним. А деньги… Деньги Паулина Сергеевна найдёт.
        Надя вздохнула. Ей повезло, что тёте не плевать на её здоровье. С другой стороны, она же сына ограждала от неприятностей, а не племянницу, - а для «малыша» она ничего не жалела. Ни денег, ни времени, ни сил.
        - Мне будет больно? - задала она последний вопрос.
        - Ты ничего не почувствуешь. Ты просто заснёшь, а когда проснёшься, всё будет кончено.
        Всё будет кончено…

* * *
        Она не плакала. Ей хотелось побыстрее перешагнуть через неприятное событие, избавиться от непомерного груза, который на неё свалился. Нежеланного ребёнка она ощущала именно как груз. Как бремя. До неё начало доходить истинное значение этого слова. Бремя - тяжёлая ноша. Такая тяжёлая, что не было сил плакать.
        А тётя Поля отнеслась к ней по-доброму - насколько она вообще могла проявлять доброту. Купила все необходимые лекарства, коробку конфет в шоколадном бутике и три килограмма отборной крымской клубники. Глянула на унылую Надю и подбодрила:
        - Всё будет хорошо. Вернёшься в Юшкино, выйдешь замуж за того симпатичного парня на белом «форде» и забудешь о своих чувствах к Рафаэлю. Я тебе денежек на приданое дам. Не забуду, обещаю.
        Надя лишь фыркнула:
        - Это были не чувства, а помутнение. Я клюнула на красивую внешность, а надо было смотреть вглубь.
        - Юные девушки редко смотрят вглубь, - произнесла тётя Поля. - Не кори себя. Рафаэль хороший мальчик, просто не для тебя.
        Надя пожала плечами. Любая мать считает своих детей хорошими, даже если они подлецы.

* * *
        Они втроём сели ужинать. Повар зажарил на гриле лосося и сделал картофельное пюре. А на десерт - клубника со взбитыми сливками. У Нади заурчало в животе. Сегодня Пьер отступил от правила готовить на пару пресные, диетические и обезжиренные блюда. Ужин показался праздничным застольем. Тётя Поля улыбалась, словно в её жизни случилось какое-то вдохновляющее и долгожданное событие, а Рафаэль выглядел довольным, словно завершил трудное, но важное дело. Одна лишь Надя не находила поводов для веселья. Ей предстояла сложная операция, ради которой в Москву прилетит супер-занятой шведский доктор. Одно успокаивало - она ничего не почувствует.
        В столовую порывисто вошла взволнованная Нина, схватила пульт и без разрешения включила телевизор. Нашла передачу на первом канале. Там шло ток-шоу, участники которого ругались и кричали, а ведущий их успокаивал:
        - Тише, тише, пусть мистер Биг договорит! Не надо его перебивать! Я всем дам слово, каждый сможет высказать свою точку зрения!
        Маленький мужчина в разноцветной одежде, похожий на безобидного фрика, продолжил:
        - Так вот, у нас есть доказательства, что за рулём машины находился не Юсуф, а Рафаэль Громов - сын адвоката Громова, который занимается этим делом!
        - Какие доказательства? Ваше честное слово? - издевательским тоном спросил ведущий.
        Он мастерски накалял обстановку в студии.
        - У нас есть видео, - сказал Вано, сидевший рядом с мистером Бигом. - Я снял его сразу же после аварии и готов передать на экспертизу.
        У Нади замерло сердце. Побелевшая, как лист бумаги, тётя Поля спросила сына:
        - Ты отдал им деньги?
        - Ещё вчера… Вот гады! Решили срубить бабла во второй раз! Жадные свиньи.
        - Так Юсуф не виноват?! - воскликнула Нина. - Вы заставили его взять вину на себя?!
        - Нина, ты на сегодня свободна, - распорядилась тётя Поля. - Мы позовём тебя, когда понадобится.
        - А почему вы не обратились в полицию? - спросил ведущий. - Не доверяете правоохранительным органам? Боитесь обвинения в соучастии?
        - Да нет, - ответил мистер Биг, - я не пошёл в полицию, потому что боялся дедушку. Он генерал в отставке, очень строгий.
        В студии послышались смешки.
        - Что нам делать, мамуль? - прошептал Рафаэль.
        - Я не знаю…
        Зазвонил телефон Рафаэля. Он взглянул на экран и прикусил задрожавшую губу. Тётя покачала головой - мол, не бери трубку. Звонки прекратились, а через пять секунд зазвонил телефон у Нади. Она подпрыгнула на стуле и машинально ответила на звонок:
        - Это правда? - спросил Глеб без приветствия. - За рулём был Рафаэль?
        Глава 33. Сто двадцать ударов в минуту
        Тётя яростно мотала головой, Рафаэль тоже делал знаки, и Надя, не в силах солгать Глебу, просто отключила телефон.
        - Он приедет, - уверенно сказала тётя Поля. - Он это так не оставит.
        - Чёрт! Чёрт! Вот это попадос! Мне лучше уехать из дома, не хочу с ним встречаться.
        - Малыш, не паникуй раньше времени.
        - Что значит «не паникуй»?! Он меня убьёт, неужели ты не понимаешь?
        - Я ему не позволю.
        - У тебя нет рычагов давления на него. Как ты собираешься меня защищать? Просто скажешь «не трогай мальчика»? Так он тебя и послушал!
        - Если мировое соглашение подписано, то у нас есть шанс. Не пойдёт же он на попятную?
        - Они завтра утром собирались подписывать, - отозвалась Нина, стоявшая у двери, как каменный истукан. - Мне Юсуф звонил, ему разрешили сделать один звонок.
        - Это плохо, что завтра, - сказала тётя Поля.
        - Это не плохо, мамуля. Это - конец.
        Рафаэль выглядел таким подавленным, словно его уже приговорили к двенадцати годам тюрьмы.
        - Почему конец? - отважилась спросить Надя. - Стороны пришли к согласию, дело можно закрывать - Юсуфа отпустят, Рафаэль не пострадает, Кристина получит компенсацию за смерть матери. Осталось поставить подписи.
        - Какая же ты глупая, Надя, - скривился Рафаэль. - Теперь Глеб не станет подписывать соглашение.
        - Но почему? Всё ведь готово. Он целую неделю договаривался, столько сил вложил в это дело, столько времени!
        - Потому что он не станет выгораживать убийцу, вот почему! - зло ответила тётя. - Юсуф для него - невезучий парнишка, который совершил непреднамеренное убийство и чистосердечно раскаялся, а Рафик - злостный преступник, обязанный понести наказание.
        Надя прикусила губу. Тётя знала своего мужа лучше всех - его принципиальность и беззаветное служение закону. И если она утверждала, что Глеб пойдёт на принцип, то, скорее всего, была права.
        Они сидели за столом, где остывали остатки лосося, а клубника истекала соком.
        - Нина, убери со стола.
        - Мне нужно чем-нибудь подбодриться, - проныл Рафаэль противным голосом.
        - Нина, свари кофе.
        - Я не про кофе.
        - Малыш, ты уже здорово наподбадривался в последнее время, тебе не кажется? Даже у меня терпение на исходе.
        - Но я же ради тебя поехал в клуб!
        Это заявление Надя не поняла. Они поехали в клуб, чтобы потанцевать, разве нет?
        - Ради нас обоих! - отрезала тётя, покосившись на Надю. - Мы вдвоём против целого мира - помнишь? Что хорошо мне - то хорошо тебе. Мы банда!
        Рафаэль кивнул, а Надя в очередной раз удивилась, как близки эти двое, - мать и сын. Они действительно были одним целым - словно сиамские близнецы. Такой любви между родственниками она раньше не встречала: в Юшкино мальчики отделялись от матерей в подростковом возрасте, а девочки ненамного позже. Не то чтобы дети прекращали общаться с родителями, просто это общение протекало без сюсюканья и глупых речёвок. «Мы вдвоём против целого мира» - ну надо же. Это против Глеба, что ли?
        Передача закончилась. Вано так и не показал видео: отговорился тем, что это супер-пупер эксклюзив, который нельзя обнародовать. Ведущий, как ни старался, не смог раскрутить Вано на подробности, поэтому пообещал зрителям, что продолжит расследование. Зрители ему поверили и похлопали. Тётя Поля выключила телевизор.

* * *
        Под колесами машины зашуршал гравий, потом всё стихло и хлопнула дверь. Глеб приехал. Надя подобралась на стуле и сцепила пальцы в замок.
        - Добрый вечер, - сказал Глеб, снял пиджак и отдал Нине.
        Сел во главе стола. Сложил руки на мраморной столешнице. Расторопная Нина поставила перед хозяином чашку кофе, от которого поднимался пар. Глеб не обратил внимания на кофе и вперился тяжёлым взглядом в Рафаэля.
        - Ну рассказывай.
        Тот разглядывал собственные ногти. Белые кудряшки шапкой свисали на лоб и загораживали половину лица. Глеб подождал, пока Рафаэль что-нибудь ответит, не дождался и перевёл взгляд на жену:
        - Ты знала?
        - Я узнала после того, как полиция забрала Юсуфа, - выдавила тётя Поля. - Меня поставили перед фактом.
        - Почему ты мне не рассказала?
        Она горько усмехнулась:
        - Я защищала сына.
        - А ты кого защищала? - спросил Глеб у Нади.
        А она защищала себя. Рафаэль пригрозил, что обнародует фотографии, сделанные в клубе, и потребовал, чтобы она помогла уговорить Юсуфа на подлог. Но признаться Глебу в ночных похождениях она не могла. Опустила голову.
        - Посмотри на меня, - попросил Глеб.
        Надя собралась с духом и взглянула в его глаза - тёмные, строгие, проницательные. Всё остальное перестало существовать - во всём мире остались только эти глаза. И Наде некуда было деться, они словно пригвоздили её к месту.
        - Это не то, что ты думаешь… - Глеб медленно произнёс фразу, которую сказала Надя, когда они обсуждали гостиницу для свиданий. - Теперь я понимаю твои затруднения, ведь ты не с Юсуфом провела вечер, а с Рафаэлем.
        Ей ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
        - Тогда я повторю вопрос, который уже задавал ранее: чем вы занимались, пока автомобиль находился на стоянке? И теперь я жду от тебя честного ответа.
        - Какая разница, где они были? - спросила тётя. - Это как-то повлияет на результат расследования?
        - Возможно. Прежде чем принимать решение, я должен узнать правду.
        Он продолжал сверлить Надю взглядом, и она сдалась.
        - Мы ездили в ночной клуб. Я не помню, как он называется, но это то место, о котором ты упоминал. Недалеко от стоянки.
        - Почему вы туда поехали?
        - Рафаэль предложил, а я согласилась.
        - Продолжай.
        - Он сказал, что в моей одежде меня туда не пустят, и принёс платье и туфли тёти Поли… То есть Паулины Сергеевны, - поправилась Надя. - Рафаэль сказал, что мама не будет ругаться. Мы собрались и поехали. Было уже поздно.
        - Дальше.
        - Мы сели за столик - такой отдельный, там ещё диван в виде буквы «П». Можно отгородить столик от остального зала. Рафаэль заказал еды и какие-то напитки.
        - Да какое это имеет значение? - раздражённо воскликнула тётя. - Молодые люди захотели потанцевать, что в этом криминального? Может, проще перейти к моменту аварии?
        - Не проще, - отрезал Глеб.
        Надя догадывалась, почему он допрашивал её с такой въедливостью. Он интересовался событиями той ночи не как адвокат, а как мужчина. Первому достаточно было расспросить про аварию, второй же хотел знать о ней всё. Надя втянула голову в плечи. Он не отстанет, пока не докопается до правды. А правда причинит ему боль.
        - Что было потом?
        - Пришли мистер Биг и Вано - те парни, которые сегодня выступали по телевизору. А потом мы с Рафаэлем пошли танцевать…
        Надя остановилась. Она не могла рассказывать дальше - физически не могла. Её начало потряхивать. Глеб положил руку на стол ладонью вверх:
        - Дай мне руку, - попросил он, и Надя, не колеблясь, вложила свою ладонь в его.
        Так они просидели некоторое время. Все пятеро молчали - четверо родственников, собравшихся за столом, и стоявшая у дверей домработница. Надя чувствовала, какая сухая и горячая кожа у Глеба. Несмотря на критическую ситуацию, она наслаждалась прикосновением и тем, как крепко пальцы Глеба сжимали её запястье. Неожиданно он выпустил её руку.
        - У тебя пульс сто двадцать ударов в минуту, - сказал он.
        Надя вспыхнула. Он считал её пульс, пока она млела!
        - Расскажи мне всё. Ничего не бойся. Если хочешь, пойдём в мой кабинет.
        Надя покачала головой:
        - Все всё знают.
        - Тогда говори при всех.
        И Надя заговорила - быстро и сбивчиво, словно за ней гнались волки. Она спешила выложить правду, которая жгла её столько дней. Торопилась исповедаться перед самым лучшим в мире адвокатом и мужчиной. И если после исповеди он приговорит её к наказанию - тем лучше! Она жаждала покаяния, наказания и отпущения грехов. Ей надоело таить всё в себе.
        - Рафаэль поцеловал меня во время танца. Мы вернулись к столику, сели на диван, и Рафаэль принёс стакан имбирного лимонада. Или не лимонада, я не уверена - какая-то горькая газировка. Я выпила и заснула. Или не заснула - странное состояние, не могу описать. Наверное, у меня аллергия на имбирь, я плохо помню, что случилось. Мне снилось, что я плыву на лодке по озеру, а на монастырском берегу кто-то стоит - но не отец Сергий, а мужчина в белой рубашке…
        - Надя, не обязательно пересказывать свои сны, - сказала тётя. - Это никому не интересно.
        - Да, извините. Я очнулась голая под пледом. Ребята рассказали, что я набросилась на Рафаэля, и у нас… всё было.
        - И ты поверила? - спросил Глеб.
        По смуглому лицу разливалась бледность.
        - Конечно. Три человека не стали бы врать, к тому же Рафаэль сделал снимки, доказывающие, что я сама к нему приставала. Но дело не в этом.
        - А в чём? - спросил он жёстко.
        - В том, что я этого хотела, - созналась Надя. - Не буду врать, что я об этом не мечтала…
        Её щёки пылали от стыда, но она была обязана рассказать всю правду без утайки. - Дальше.
        - Мы сели за столик - такой отдельный, там ещё диван в виде буквы «П». Можно отгородить столик от остального зала. Рафаэль заказал еды и какие-то напитки.
        - Да какое это имеет значение? - раздражённо воскликнула тётя. - Молодые люди захотели потанцевать, что в этом криминального? Может, проще перейти к моменту аварии?
        - Не проще, - отрезал Глеб.
        Надя догадывалась, почему он допрашивал её с такой въедливостью. Он интересовался событиями той ночи не как адвокат, а как мужчина. Первому достаточно было расспросить про аварию, второй же хотел знать о ней всё. Надя втянула голову в плечи. Он не отстанет, пока не докопается до правды. А правда причинит ему боль.
        - Что было потом?
        - Пришли мистер Биг и Вано - те парни, которые сегодня выступали по телевизору. А потом мы с Рафаэлем пошли танцевать…
        Надя остановилась. Она не могла рассказывать дальше - физически не могла. Её начало потряхивать. Глеб положил руку на стол ладонью вверх:
        - Дай мне руку, - попросил он, и Надя, не колеблясь, вложила свою ладонь в его.
        Так они просидели некоторое время. Все пятеро молчали - четверо родственников, собравшихся за столом, и стоявшая у дверей домработница. Надя чувствовала, какая сухая и горячая кожа у Глеба. Несмотря на критическую ситуацию, она наслаждалась прикосновением и тем, как крепко пальцы Глеба сжимали её запястье. Неожиданно он выпустил её руку.
        - У тебя пульс сто двадцать ударов в минуту, - сказал он.
        Надя вспыхнула. Он считал её пульс, пока она млела!
        - Расскажи мне всё. Ничего не бойся. Если хочешь, пойдём в мой кабинет.
        Надя покачала головой:
        - Все всё знают.
        - Тогда говори при всех.
        И Надя заговорила - быстро и сбивчиво, словно за ней гнались волки. Она спешила выложить правду, которая жгла её столько дней. Торопилась исповедаться перед самым лучшим в мире адвокатом и мужчиной. И если после исповеди он приговорит её к наказанию - тем лучше! Она жаждала покаяния, наказания и отпущения грехов. Ей надоело таить всё в себе.
        - Рафаэль поцеловал меня во время танца. Мы вернулись к столику, сели на диван, и Рафаэль принёс стакан имбирного лимонада. Или не лимонада, я не уверена - какая-то горькая газировка. Я выпила и заснула. Или не заснула - странное состояние, не могу описать. Наверное, у меня аллергия на имбирь, я плохо помню, что случилось. Мне снилось, что я плыву на лодке по озеру, а на монастырском берегу кто-то стоит - но не отец Сергий, а мужчина в белой рубашке…
        - Надя, не обязательно пересказывать свои сны, - сказала тётя. - Это никому не интересно.
        - Да, извините. Я очнулась голая под пледом. Ребята рассказали, что я набросилась на Рафаэля, и у нас… всё было.
        - И ты поверила? - спросил Глеб.
        По смуглому лицу разливалась бледность.
        - Конечно. Три человека не стали бы врать, к тому же Рафаэль сделал снимки, доказывающие, что я сама к нему приставала. Но дело не в этом.
        - А в чём? - спросил он жёстко.
        - В том, что я этого хотела, - созналась Надя. - Не буду врать, что я об этом не мечтала…
        Её щёки пылали от стыда, но она была обязана рассказать всю правду без утайки.
        Глава 34. Как простить ложь?
        - Потом мы поехали домой, - продолжила Надя. - Рафаэль ехал быстро, как он всегда ездит. На перекрёстке мы сбили женщину. Я вышла посмотреть, нельзя ли ей помочь, но она была мертва. Мы высадили мистера Бига и Вано на Ленинском проспекте и вернулись домой. Разбудили Юсуфа и уговорили взять вину на себя.
        Нина охнула и зажала рот руками.
        - Чья это была идея? - спросил Глеб.
        - Рафаэля.
        - Юсуф сразу согласился?
        - Да. Я удивилась, почему он не протестует, но потом вспомнила его слова: «Глеб спас мою семью, я никогда не забуду его доброту». Я думаю, Юсуф понял, что эта авария может тебе навредить, и решил помочь. Ради одного Рафаэля он бы не старался.
        Нина заплакала, тётя Поля закатила глаза, а Рафаэль посмотрел на Надю. В его холодном взгляде и презрительно искривлённых пухлых губах явственно читалось: «Предательница!». Так и было. Она сдала его со всеми потрохами.
        - После этого Рафаэль снял с машины регистратор и ушёл в спальню, а мы с Юсуфом пошли будить тебя. Это всё.
        Глеб молчал. Надя украдкой на него посматривала, и её пугало то, что она видела: губы сжаты в твёрдую линию, брови нахмурены, на широких челюстях, заросших щетиной, играли желваки. Он был не просто разозлён тем, что близкие люди его обманывали, - он едва сдерживал ярость!
        Зазвонил телефон. Пока Глеб отвечал на звонок, Надя успела заметить на экране имя «Марта». Помощница произнесла несколько фраз, Глеб сухо поблагодарил и отключился. Посмотрел в упор на Рафаэля:
        - Принеси видеорегистратор и мобильный телефон.
        - Но как я буду без… - начал Рафаэль.
        - Не спорь с отцом! - оборвала его мать. - Делай, как велено!
        Рафаэль обиженно засопел и отправился в спальню, где прятал улики. Глеб обратился к Нине:
        - Вы можете быть свободны. По поводу сына не беспокойтесь, утром он вернётся домой. Возьмите выходной, проведите время вдвоём, отдохните.
        Нина всхлипнула:
        - Спасибо! - и бесшумно исчезла за дверью.
        Со второго этажа спустился Рафаэль. Выложил на стол перед Глебом регистратор и телефон. Недовольно буркнул:
        - Я снял пароли, можешь копаться в моём телефоне сколько влезет.
        - Малыш, не груби отцу!
        - Я так и сделаю, - сказал Глеб.
        - Так ты подпишешь завтра мировое соглашение? - заискивающе спросила тётя Поля.
        Этот вопрос волновал всех. Если Глеб подпишет соглашение и проигнорирует новые факты, всплывшие в деле, - значит, Рафаэлю удастся избежать наказания. Также это означало, что Глеб совершит должностное преступление ради сына. Покроет убийцу-лихача - точно такого же, какой убил его родителей двадцать лет назад. Надя боялась представить, что творилось в душе Глеба. Если он сделает это, то нарушит все свои принципы, - и личные, и профессиональные. Уничтожит себя как личность. Всё, ради чего он работал, всё, во что верил, - вся жизнь адвоката Громова будет разрушена до основания. Хуже того - он сам станет преступником в глазах закона.
        Но мог ли он не согласиться? Мог ли отправить сына на нары?
        - Послушай, ты очень здорово защищал Юсуфа, - вкрадчиво сказала тётя. - Ты сделал всё, чтобы вызволить его из неприятностей. Подготовил мировое соглашение, выгодное для обеих сторон, договорился с судьёй. Зачем перечёркивать свой успех? Кому станет легче, если ты заявишь, что за рулём был Рафик, а не Юсуф? Поверь, всем плевать, кто сбил эту бомжиху. Главное - дело раскрыто, у пострадавших претензий нет, всё тихо и мирно. Через неделю никто и не вспомнит об этой дурацкой истории. Юсуфа мы отблагодарим, а у мальчика впереди будет целая жизнь, чтобы осознать вину и исправиться.
        Глеб посмотрел на жену. В его взгляде читались такая неподдельная брезгливость и такое глубокое разочарование, что у Нади волоски на руках встали дыбом. Захотелось сбежать из гостиной, не быть свидетелем драматичной семейной сцены, но какое-то болезненное любопытство, желание испить эту горькую чашу до донышка пригвоздило её к стулу.
        - Полина, - глухо сказал Глеб, - не имеет значения, кто вспомнит об «этой бомжихе» через неделю. Важно, что я буду помнить.
        Он выглядел совершенно разбитым: покрасневшие глаза, бледная кожа, тяжёлое дыхание.
        - Я понимаю, - мягко, но настойчиво ответила тётя, - но разве наш сын не заслуживает капельки снисхождения? Тебе даже не придётся ничего делать - ты всё уже сделал. Просто подпиши соглашение, и забудем обо всём. Главное - забрать у Вано видеозапись, которую он сделал после аварии. И всё! Никаких улик, никаких доказательств, никаких обвинений в адрес Рафаэля. Никто ничего не узнает.
        - Марта уже выкупила это видео, - сказал Глеб. - Вано недолго торговался.
        - Вот видишь! Твоя Марта - большая умница. Всё складывается идеально.
        Глеб поставил локти на стол и закрыл лицо руками. Все ждали, какое решение он примет. Казалось, он колебался. Внутри Нади дрожала тоненькая струнка: то ли порвётся от напряжения, то ли успокоится.
        Наконец Глеб убрал руки, поднял глаза на Надю и сообщил будничным тоном:
        - Я проверил расписание: сегодня вечером идёт поезд «Москва-Петрозаводск». Доедешь до Коробельцев, а оттуда до Юшкино на такси - я оплачу. У тебя есть два часа, чтобы собраться. Впрочем, вещей у тебя немного, так что проблем не будет.
        Надя ощутила, как из-под ног поплыл пол. Она не могла уехать из Москвы! Только не сейчас! Сначала она должна избавиться от проблемы.
        - Глеб, ну не надо. Что она тебе сделала? - спросила тётя. - Пусть девочка останется в Москве, я отпросила её на месяц.
        Он не отрывал гневного взгляда от Нади, хотя обращался не к ней:
        - Полина, ты защищала сына - это я понимаю. Рафаэль обманывал ради собственной выгоды, это тоже объяснимо. Но Надя… Она смотрела мне в глаза и… Есть ложь, которую я простить могу, а есть оскорбительная и циничная ложь, которую простить невозможно. - Он скривился, словно от приступа зубной боли, и отвёл взгляд. - Я хочу, чтобы она уехала.
        Наде нечего было возразить. Да, она врала ему - нагло и бессовестно, сознательно причиняя боль. Он сидел в кресле около её кровати и расспрашивал о ночной поездке, а она выдумывала про отношения с Юсуфом. Видела, как Глеб страдает, - и не сказала правды! Разве такое прощают?
        Но уехать Надя не могла.
        - Глеб, прости, но я не могу сегодня уехать. Я беременна. - Она не знала, как объяснить свои затруднения, поэтому сказала как есть: - Не волнуйся, ребёнка не будет, я уже договорилась с врачом, но мне нужно несколько дней для решения этого вопроса. А потом я уеду. Ты больше никогда меня не увидишь.
        Глава 35. Это невозможно!
        Если бы Глеб услышал о нашествии инопланетян, он бы не выглядел более потрясённым. Он скрипнул зубами и спросил сына:
        - Как это случилось?
        Рафаэль пожал плечами:
        - Как обычно. Я не предохранялся. Кто же знал, что она ко мне полезет?
        Глеб вскочил и рывком поднял Рафаэля со стула. Отвесил звонкую пощёчину, пробормотав сквозь зубы:
        - Негодяй… Какой же ты трусливый негодяй…
        Рафаэль не удержался на ногах, отлетел к журнальному столику и снёс вазочку с макадамией. Драгоценные орешки рассыпались по ковру. Тётя закричала:
        - Прекрати, не трогай мальчика! - и бросилась на помощь к сыну.
        Надя втянула голову в плечи и зажала рот руками. Она не ожидала, что Глеб ударит Рафаэля. Видимо, накопилось. Или он так разозлился из-за неё?
        - У какого врача ты была? - спросил Глеб.
        Наде совсем не хотелось обсуждать врача и свои медицинские проблемы, но он спрашивал напористо и явно ожидал ответа.
        - Тут недалеко клиника. Тёт… Паулина Сергеевна посоветовала хорошего врача.
        - Ага, - сказал Глеб. - А прервать беременность тоже Паулина Сергеевна посоветовала?
        - Нет! Я сама так захотела!
        - По каким причинам?
        Даже врач не докапывался до причин. Ему было достаточно, что ей восемнадцать лет, и она не замужем.
        - Глеб, ты же знаешь, какая у меня ситуация.
        - Какая?
        Его скулы были напряжены, а глаза сделались холодными и жёсткими. Он опёрся ладонями о стол и смотрел на неё, не мигая и не отводя взгляд. Наде стало страшно.
        - Отстань от неё, Глеб, - пришла на помощь тётя Поля. - У неё безработная мать и беременная незамужняя сестра. Откуда они возьмут деньги? Кто их будет содержать? Они не потянут ещё одного младенца.
        - А почему «они», а не «мы»? Или отец ребёнка внезапно испарился? - Глеб оглянулся. - Да нет, вот же он - живой и здоровый! Рафаэль, ты не считаешь, что должен нести ответственность за девушку, с которой был близок? Почему сразу аборт? Почему бы не родить малыша? Чем он провинился перед тобой? Или ты вообще не планируешь детей?
        Рафаэль держался в отдалении, видимо, опасаясь получить ещё одну оплеуху. На его великолепной щеке разгоралось алое пятно.
        - Я не готов к детям, - пробормотал он.
        - Ах, не готов…
        - Глеб, я умоляю, давай прекратим этот ненужный спор, - снова вмешалась тётя Поля. - Они оба совершили ошибку - молодые, горячие, глупые! Чего в жизни не бывает? Я отвела Надю к самому лучшему врачу, обо всём договорилась, заплатила денег - они всё сделают по высшему разряду! Не порти девочке будущее!
        Он недобро прищурился:
        - Считаешь, что ребёнком можно испортить будущее? Вот это новость.
        - Дорогой, ты не понимаешь, о чём говоришь! Я по себе знаю, как сложно воспитывать ребёнка без поддержки. Это ад, я никому такого не пожелаю!
        - Никто и не бросает Надю без поддержки, - ответил Глеб таким тоном, словно разговаривал с умственно неполноценным человеком. - Она останется жить с нами. У неё не будет ни материальных, ни жилищных, ни каких-либо других проблем. А у ребёнка будет отец - пусть не самый ответственный и заботливый, но всё же родной отец. А ещё - любящие бабушка и дедушка. Ты же мечтала о ребёнке - почему ты отказываешься от внука?
        - Слишком рано…
        - Ты сама родила в восемнадцать лет.
        - Я не про это.
        - А-а, - догадался Глеб, - слишком рано становиться бабушкой?
        Тётя скривилась. Он усмехнулся:
        - Мне тридцать пять - и я чувствую себя вполне зрелым, чтобы нянчить внуков. Уверен, ты тоже. Полина, ребёнок уже есть - мы не имеем права убивать его только потому, что Рафаэль не готов к отцовству. Это дикость и варварство! Этот ребёнок не испортит ничью жизнь - может быть, даже наоборот.
        Он с таким пылом защищал её неродившегося ребёнка, что невозможно было удержаться от слёз. При таких условиях - остаться здесь, жить на всём готовом, не испытывать ни в чём нужды, - она бы родила малыша. Эта простая мысль заставила её заплакать. Как обычно, всё упиралось в деньги, жильё и поддержку близких людей. Судьба её ребёнка зависела от этого.
        Тётя Поля нервно ломала пальцы.
        - Ты не понимаешь. Это невозможно.
        Рафаэль стоял столбом посреди гостиной.
        - Надя, что ты думаешь? - спросил Глеб. - Если мы поможем тебе…
        - Глеб! - перебила тётя Поля. - Это невозможно! Не спрашивай, просто поверь! Она должна избавиться от ребёнка! Должна!
        Глеб шагнул к столу и тяжело опустился на стул. Потёр пальцами переносицу. Подвигал по мраморной столешнице телефон и видеорегистратор, словно они были пешками в призрачной шахматной игре.
        - Ты просила о снисхождении к сыну, - напомнил он. - Ты сказала, что у мальчика будет целая жизнь, чтобы осознать свою вину.
        - Да.
        - Видишь ли, Полина, если я подпишу мировое соглашение, - это будет считаться сокрытием или искажением информации о совершённом преступлении. За это не просто лишают адвокатской практики - за это сажают в тюрьму.
        - Я знаю, дорогой.
        - Знаешь и просишь нарушить закон?
        - Не ради себя.
        Он невесело усмехнулся.
        - Ты плохо меня изучила, если рассчитывала, что я соглашусь. Я бы никогда не пошёл на это. Мне жаль, но завтра я сделаю заявление, что за рулём находился Рафаэль, и предоставлю полиции доказательства. Это мой долг.
        - Кровосос! - воскликнул Рафаэль. - Сколько крови ты выпил из меня и матери? Тебе всё мало? Теперь ты хочешь нас уничтожить?
        Услышав эти слова, тётя пошатнулась и побледнела, а Глеб продолжил бесцветным голосом:
        - Но если Рафаэль возьмёт на себя обязательства перед Надей и начнёт осознавать вину прямо сейчас, я подумаю над твоим предложением. Возможно, я соглашусь нарушить закон.
        - Что?! - заорал Рафаэль во весь голос. - Ради этой сикушки ты готов совершить преступление, а ради меня - нет? По-твоему, так поступают отцы с сыновьями? Да лучше никакого отца не иметь, чем такого тирана, как ты! Что я вообще видел от тебя хорошего? Что ты мне дал в этой жизни? Ты никогда меня не защищал, но постоянно чего-то требовал: указывал как жить, где учиться, с кем дружить. Я был тебе не сыном, а комнатной собачкой. Глупой и непослушной комнатной собачкой!
        Он орал гневные несправедливые слова и заводился от них ещё сильнее.
        - Хватит ругаться, - сказала тётя Поля, - это бессмысленно. Надя должна сделать аборт не потому, что Рафаэль не готов стать отцом. И не потому, что не потянет ребёнка, - в конце концов, у неё есть жених, вполне обеспеченный молодой человек. Дело в другом.
        Все посмотрели на неё. Она несколько раз глубоко вздохнула, словно запыхалась от долгого бега, и выпалила:
        - Рафаэль и Надя - единокровные брат и сестра. У меня был роман с Андреем Сорокиным незадолго до его свадьбы. Я сходила по нему с ума и сбежала из Юшкино, когда он женился на Оксанке. Я не знала, что беременна, а когда узнала, то было поздно идти к врачу. И вернуться домой я не могла! С ребёнком от мужа сестры - меня бы все возненавидели! После родов я позвонила Андрею, но он не поверил, что у нас родился сын. Сказал, что ему плевать. Вот моя история.
        В комнате стало тихо. Надя разглядывала Рафаэля, с ужасом угадывая знакомые черты: кудрявые волосы, пухлые губы, высокий рост. Отец был красивым мужчиной в молодости. Рафаэль с не меньшим ужасом разглядывал её. Видимо, для него это тоже было шокирующей новостью.
        - Поэтому Надя должна прервать беременность, - твёрдо продолжила тётя. - Родить урода от кровосмесительной связи - это жирный крест на будущем всех нас. Теперь ты понимаешь? - обратилась она к мужу. - Ты не имеешь морального права заставлять Надю рожать. И не имеешь права требовать от Рафаэля, чтобы он воспитывал этого несчастного ребёнка.
        Глеб выглядел ошарашенным. Негнущимися пальцами он развязал галстук и расстегнул три пуговицы на рубашке. Сглотнул.
        - Полина, у меня только один вопрос: как ты это допустила? Почему не остановила Рафаэля?
        Но она уже смотрела на сына, который казался ожившим трупом, - настолько серым и мертвенным было его лицо.
        - Мамуля, почему ты меня не предупредила? - сдавленно спросил Рафаэль. - Я же доверял тебе, я же хотел помочь. Если бы я знал, что Надя… Ты использовала меня втёмную? Как ты могла?
        Он сыпал упрёками и пятился к двери, ведущей в гараж.
        - Сынок, послушай! Всё это не имеет значения, ведь ты не сделал ничего плохого, - она кралась к сыну, как охотник к пугливой добыче. - Твой отец - Глеб, а не Андрей. Ты не обязан заботиться о сёстрах, они тебе никто. Важны только мы с тобой - ты и я.
        На глазах Рафаэля заблестели слёзы. Рот искривился в горькой ухмылке:
        - Как же я вас всех ненавижу! Мать - лживая интриганка, отец - идейный стукач. И даже биологический отец - деревенское чмо, переспавшее с сестрой невесты перед свадьбой. Как вы меня все задолбали!
        Он развернулся и скрылся за дверью. Через секунду послышался рёв двигателя.
        - Малыш! - закричала тётя и бросилась вслед за ним.
        Две машины одна за другой на безумной скорости вылетели со двора на шоссе.
        Глава 36. Мой большой секрет
        В коттедже стоял умопомрачительный аромат. Нина пекла слоёные пирожки с мясом и напевала незнакомую Наде песню.
        - Я ещё и плов приготовлю, - весело поделилась Нина. - Юсуф очень любит.
        Надя подошла к ней:
        - У вас есть что-нибудь успокоительное?
        Нина по её виду поняла, что случилось что-то страшное. Достала бутылёк валерьянки, накапала в рюмочку:
        - Выпей, поможет. И ложись спать, утро вечера мудренее.
        Надя сделала, как посоветовала Нина, но валерьянка не очень-то помогла. Руки дрожали, губы тряслись. В ушах звучали слова тёти: «урод от кровосмесительной связи». Урод, урод… И ошарашенное лицо Глеба. Надя не хотела этого ребёнка и мечтала поскорей от него избавиться, но теперь ей казалось, что внутри неё зреет бомба с часовым механизмом. Нужно изъять эту бомбу, пока не поздно, обезвредить механизм, вычистить всё подчистую, чтобы даже воспоминания не осталось! Она подошла к зеркалу, подняла футболку и ударила ладонью по плоскому животу.
        Она зачала от сына своего отца. Ни о чём более страшном, постыдном, извращённом и безнравственном она не слышала. Как её угораздило? Чем больше она размышляла, тем больше соглашалась с Глебом и Рафаэлем, которые напали с упрёками на тётю Полю. Она обязана была предупредить сына и племянницу, что их родство более глубокое, чем у двоюродных брата и сестры! В крайнем случае должна была прервать флирт на ранней стадии. Она же видела, что они любезничали друг с другом, и знала, что Рафаэль - обаятельный распутник, а Надя - наивная дурочка. Но вместо этого тётя словно поощряла их и подталкивала к близости. Закрывала глаза на недопустимые отношения. Почему? Всё это не умещалось в голове.
        За окном стемнело. Нина закончила возиться на кухне и ушла спать. В коттедже пахло жареным луком, чесноком и восточными приправами. Надя понюхала своё плечо: и кожа, и одежда пропитались запахами непривычной еды. Затошнило. Она рванула в туалет и постояла минуту над унитазом, ожидая спазмов, но тошнота отступила. Желудок успокоился. Надя скинула одежду, в которой ходила целый день, и залезла под горячий душ. Намылилась с головы до ног, два раза промыла шампунем волосы, яростно почистила зубы.
        Ничего. Всё будет хорошо. Тётя Поля, видимо, осознала свою вину, поэтому и оплатила всех этих дорогущих врачей из пафосной клиники. Через несколько дней приедет герр Юханссон из Швеции и сделает Наде операцию. Она вернётся в Юшкино без урода. Переживёт этот кошмар. Справится. И когда-нибудь расскажет Любаше по секрету, что Рафаэль - их единокровный брат. А маме лучше ничего не говорить: неизвестно, как она воспримет новость, что младшая сестра соблазнила её жениха двадцать пять лет назад.
        Надя разыскала в шкафу белый махровый халат, надела его и босиком вышла на улицу. Здесь дышалось намного легче. Лето подобралось к самой верхушке, от земли шло тепло, листья деревьев налились густой зеленью, а луна висела в небе, как потёртая серебряная монета. Подставь карман - и она упадёт туда приятной тяжестью. Ночь будоражила Надю. Все её мучительные, противоречивые, запутанные чувства обострялись и заставляли сердце трепетать. Она знала, что никогда не забудет эти дни и ночи.

* * *
        Из дома донеслась лёгкая, едва различимая музыка. Надя повернулась на звук, прислушалась и уловила знакомые ноты. Глеб играл в пустом доме свою любимую мелодию.
        Было ли это призывом - пусть неосознанным, но искренним? И если да, то могла ли она не откликнуться?
        Она зашла в гостиную из сада. Не спряталась за кустами, чтобы незаметно полюбоваться игрой музыканта, как в прошлый раз, а переступила порог и сделала десять шагов по мягкому ковру. Шелковистый ворс ласкал голые ступни, приглушённый свет торшера окрашивал всё вокруг в золотистые тона. Она остановилась в центре комнаты. Глеб заметил гостью и прервался. Хрустальная бусинка подвисла в воздухе, а потом сильные мужские пальцы снова легли на клавиши, и бусинка упала, разбилась о мрамор сверкающими осколками. За ней вторая, третья, четвёртая. И, как всегда в этот момент, на глазах навернулись слёзы - от острой и глубокой печали.
        Он доиграл мелодию и медленно, словно нехотя, оттолкнулся от рояля. Развернулся на крутящемся стуле и бессильно уронил руки на колени. Он тоже успел переодеться: на нём были джинсы и простая белая футболка, подчёркивавшая подтянутую фигуру. Это в костюме он выглядел взрослым и солидным, а в джинсах казался молодым и уязвимым. Надя смотрела на него, а он рассматривал свои руки, как будто боялся поднять взгляд.
        Надя взялась за узел пояса. Помедлила несколько секунд, набираясь храбрости, и развязала. Разве не за этим она сюда пришла? Разве не за этим он её позвал? Он играл ночью «Мой большой секрет» - она никогда не поверит, что он выбрал эту музыку случайно. Полы халата разошлись, обнажив узкую полоску тела. Надя не произнесла ни слова, но, без сомнения, Глеб догадался о её намерениях. Любой бы догадался.
        К щекам прилила кровь, сердце стучало всё быстрее и быстрее. Теперь, когда её жизнь разрушена, имя опозорено, а тело осквернено, почему бы не заняться тем, чего она по-настоящему хотела? Тем, о чём запрещала себе думать с самой первой их встречи. Тем, в чём действительно нуждалась, - быть с ним одним целым, отдаться ему, принять всё, что он способен ей дать.
        Он бросил на неё быстрый взгляд, неразборчиво выругался и отвернулся. Сцепил зубы, играя желваками, и соединил руки, лежавшие на коленях. Прикрылся переплетёнными пальцами, как щитом, но его напряжённая поза, строгий профиль и отчаянное желание скрыть чувства лишь подсказали Наде правду. Он хотел того же, что и она!
        Надя повела плечами - и халат осел у ног махровым сугробом. Глеб молниеносно очутился рядом. Она в своём томлении даже не заметила, как он преодолел разделявшие их три метра. Схватил за волосы и рванул к себе. Прижался щекой к щеке, обдавая ухо горячим дыханием:
        - Чего ты добиваешься, Надя?
        От его хриплого тембра, от того, как пылало у него лицо, от трения неожиданно колкой щетины у Нади подкосились колени.
        - Ты знаешь…
        - Зачем тебе это?
        Подчиняясь руке, сжимавшей волосы на затылке, она запрокинула голову. Вытолкнула признание сквозь пересохшее горло:
        - Потому что мне так хочется. Потому что мне нечего терять. Потому что я люблю тебя.
        Она перешагнула барьер стыдливости и поступала так, как подсказывали чувства и инстинкты. Глеб отпустил её, и она зажмурилась от страха: сейчас он поднимет халат, набросит ей на плечи и скажет, чтобы она уходила. Но он этого не сделал. Она ощутила на лице дыхание и сухое, невесомое, скользящее касание сомкнутых губ. Он не целовал, он лишь обозначал возможность поцелуя, оставляя ей шанс опомниться и передумать. Не верил, что она пойдёт до конца? Ждал от неё последнего шага, который отрежет все пути назад?
        Он ошибался - она не отступится.
        Надя привстала на цыпочках, вытянулась в струнку, нашла его губы и… оторвалась от земли, подхваченная сильными руками. Взлетела в воздух, как на качелях. Со стоном облегчения обняла Глеба за шею и позволила отнести себя в спальню.
        Он бережно опустил её на покрывало и лёг сверху, не прекращая целовать. Тяжесть мужского тела, его твёрдость и жар, ощущаемые даже сквозь одежду, заставляли трепетать струнки, о существовании которых она и не подозревала.

* * *
        Всё случилось не так, как она представляла. Реальность не совпала с девичьими фантазиями: она оказалась более трудной, болезненной и примитивной. Но место нежности тоже нашлось - такой невыразимой, безграничной и упоительной нежности, что Надя и помыслить не могла. Ничего подобного она раньше не испытывала. Она утопала в любви, нежности и слезах.
        - Я могу остановиться, милая…
        Она лишь крепче к нему прижималась:
        - Нет, продолжай.
        - Послушай, если тебе больно или дискомфортно…
        - Прошу, не останавливайся!
        - Но ты плачешь.
        - Это не потому, что мне плохо. Мне хорошо, хорошо…
        Она не врала. Ей было хорошо - потому что он наслаждался, и его наслаждение сладким эхом отзывалось в каждой клеточке её тела. Она дарила ему себя, и он брал этот дар. Остальное не имело значения.
        Глава 37. Утро
        Она притворялась, что спит, а сама слушала, как бьётся его сердце. Широкая грудь размеренно поднималась и опускалась, дыхание казалось глубоким, но, возможно, он тоже притворялся. Им нечего было сказать друг другу. Да и о чём они могли говорить: девушка, залетевшая от собственного брата, и мужчина, изменивший жене? Надя украдкой гладила крестик отца Сергия, лежавший в ложбинке груди, и молилась, чтобы эта ночь никогда не кончилась.
        Утром она задремала, а когда проснулась, не увидела Глеба рядом с собой. Встала с кровати и заметила на простыне пятна. Может быть, помощь герра Юханссона и не понадобится? Если у ребёнка генетические отклонения из-за того, что родители близкие родственники, то ему и без операции не суждено родиться. Она отнесла постельное бельё в стирку, сходила в душ и спустилась на кухню. Глеб, уже в костюме и галстуке, разговаривал по телефону и свободной рукой мазал сливочное масло на тост из белого хлеба. Никаких смузи и каш из отрубей на ключевой воде. На хлеб Глеб положил толстый кусок колбасы и протянул Наде:
        - Ешь.
        Она с удовольствием откусила. Проголодалась после бессонной ночи. Глеб налил крепкий кофе в две чашки, добавил сахара и сливок. Сел за стол.
        - Где твой телефон?
        - В коттедже.
        - Я попросил Марту выяснить номер твоего банковского счёта и перечислить небольшую сумму. Так что не удивляйся, когда увидишь сообщение из банка.
        Она что, звонила Любаше?! Только Любаша знала номер карты.
        - Зачем? Мне не нужны деньги!
        Это было как-то грязно - получить вознаграждение после ночи любви.
        - Всем нужны деньги, - ответил Глеб. - Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты не нуждаешься. Пожалуйста, не возражай. Это не связано с тем, что случилось ночью, я бы в любом случае предложил тебе денег. Я всё-таки твой дядя. Прошу, прими от меня эту помощь.
        Он просил с таким умоляющим выражением лица, что Надя уступила. Кивнула и пробормотала «спасибо».
        - Я должен сказать кое-что ещё. - Казалось, он сомневался, говорить или нет. - Просто не хочу, чтобы ты услышала это от других.
        Надя замерла с бутербродом в руке. Таким тоном обычно сообщают плохие новости.
        - Что?
        - Я сегодня уеду, - сказал Глеб.
        - Куда? В командировку? По делам?
        - По личным делам, - ответил он.
        - Надолго?
        - Я не знаю, когда вернусь. Связи со мной не будет. В конторе до моего возвращения останется Марта - она мой заместитель и правая рука. Если тебе понадобится поддержка - обращайся к ней, не стесняйся. Она сделает всё, о чём ты попросишь.
        Ну понятно, он решил сбежать подальше от Нади и приказал Марте следить за ней. Мало ли что стукнет в голову провинциальной дурочке? Как Надя ни крепилась, предательские слёзы выступили на глазах.
        - Это из-за меня?
        - Что? - не понял он.
        - Уезжаешь. Из-за меня?
        - Нет, милая, нет, - мягко ответил он. - Из-за тебя я мог бы совершить много глупостей, но никогда не уехал бы. У меня есть свои причины для отъезда.
        И Надя догадалась.
        - Это из-за мирового соглашения, да?
        Он промолчал. Надя спросила по-другому:
        - Ты уже решил, как поступишь? Подпишешь мировое соглашение или… засадишь Рафаэля в тюрьму?
        - Я пока не решил, - сказал Глеб, допивая кофе и складывая в портфель документы и видеорегистратор, снятый с джипа. Телефон Рафаэля он подтолкнул к Наде: - Отдай ему, там нет твоих фотографий. Он тебя обманул.
        Значит, Рафаэль шантажировал её несуществующими снимками! Если бы Надя могла презирать брата ещё сильнее, она бы так и сделала, но в измученной душе уже не оставалось ни злости, ни обиды, ни возмущения. Он был эгоистичным подонком - вот и всё.
        - Но тебе придётся сделать выбор, - сказала Надя, наблюдая, как Глеб застёгивает портфель и достаёт из кармана ключи от машины.
        - Я знаю, - ответил он. - Скажу честно: оба варианта кажутся мне чудовищными. За все годы адвокатской практики я ни разу не стоял перед выбором: или честь, или семья. Это дико, неестественно и несправедливо. Я словно в ловушке: я не могу подписать это фальшивое соглашение, но и выдать Рафаэля полиции я тоже не могу.
        Он говорил спокойным тоном, но Надя сердцем ощущала, как тяжело ему даётся ситуация. В его глазах плескались боль и безысходность. Она подошла к нему, взяла за руку:
        - Есть ещё и третий вариант. Ты можешь просто уехать и ничего не делать, пусть сами разбираются.
        Он криво усмехнулся:
        - Это было бы здорово - просто уехать… Мне пора, - он провёл пальцами по её щеке, ласково очертил губы и подбородок. - То, что произошло ночью, - это не ошибка и не случайность. У меня такое ощущение, что я впервые за долгое время сделал то, что хотел, а не то, что должен. Я мечтал об этом с самого начала - с той минуты, как увидел тебя. Ни о чём больше думать не мог.
        Она подалась навстречу, прошептала:
        - Я тоже этого хотела - с тобой, не с Рафаэлем. Хорошо, что я не помню, как было с ним. Я буду помнить только тебя. Ты - мой первый и единственный.
        Глеб сглотнул и отвёл взгляд:
        - Сделаешь в Москве всё что нужно - уезжай домой. Выходи замуж за Данилу Кандаурова, если он тебе не противен. Извини, я воспользовался служебным положением и проверил его - он нормальный парень, и родители у него неплохие. Они о тебе позаботятся.
        - А ты? - спросила Надя, не зная, как выразить чувства, которые в ней бушевали.
        - Вряд ли я способен позаботиться о тебе, - с горечью ответил он.
        - Я не об этом, Глеб! Я много глупостей натворила, но я взрослый человек и могу сама о себе позаботиться. Я хотела спросить: а как же ты?
        - А мне для начала нужно с грехами разобраться, - вымученно улыбнулся он.
        - Какими?
        - Слышала о десяти заповедях? Не убивай, не прелюбодействуй, не кради?
        Она кивнула. Кто же не слышал?
        - Девятая заповедь гласит: не лжесвидетельствуй на ближнего своего.
        А вот о девятой заповеди она не знала. Он легко поцеловал её в краешек губ и вышел из дома. Надя на дрожащих ногах опустилась на стул и уставилась на недоеденный бутерброд. Кофе ещё не остыл, но с того момента, как Глеб налил его в чашку, прошла, казалось, целая вечность.

* * *
        Нина, как весёлая пчёлка, хлопотала в коттедже, поджидая, когда вернётся Юсуф, и рассказывала смешные истории из его детства. Надя не слушала. Позвонила Любаша: «Какая-то наглая тётка рано утром потребовала номер твоего счёта! Вроде юристка нашего дядьки. Я ей продиктовала, ты не против?». Надя прочитала сообщение из банка и обомлела: это была не просто материальная помощь от доброго дядюшки - это было невероятно щедрое приданое! Денег хватило бы не только на свадьбу, но и на дом в Юшкино, на новый автомобиль и даже на маленькое ателье с качественной швейной машинкой и оверлоком. Можно будет послать Маратика с его вонючими китайскими наволочками и наконец-то выбраться из нищеты. Помочь маме и Любаше с малышом. Зажить по-человечески. Надя захлюпала носом. Глеб распланировал всю её будущую жизнь - без него.
        Нина взглянула на часы и воскликнула:
        - Десять часов! Они сейчас подписывают соглашение!
        Надя в этом сомневалась. Не сомневалась она лишь в одном: её сердце навсегда отдано Глебу Громову - вопреки логике, здравому смыслу и тяжести грехов, которые свалились на них обоих.
        Глава 38. Запасная пуговка
        Юсуфа привезла Марта. Нина кинулась к сыну, повисла у него на шее с причитаниями. Надя отвела Марту в сторонку и тихо спросила:
        - Юсуфа отпустили по мировому соглашению или потому, что он невиновен?
        - По мировому. Его ещё должен судья утвердить, и тогда Юсуф будет совершенно свободен.
        - Значит, Глеб…
        …Нарушил девятую заповедь.
        - Защитил сына, - продолжила фразу Марта.
        - Рафаэль уже в курсе?
        - Да, я сообщила Паулине Сергеевне, что им нечего бояться, и они могут возвращаться домой.
        - Ты думаешь, они уехали потому, что боялись?
        Надя-то думала, что Рафик с психа убежал из дома, а мамуля кинулась его догонять, чтобы он не натворил чего похлеще.
        - Конечно, они боялись. Если бы Глеб сообщил полиции, что за рулём находился Рафаэль, его бы сразу задержали. Им надо было отсидеться в каком-нибудь укромном месте, поразмыслить над ситуацией и принять решение о дальнейших действиях.
        - О том, как скрываться от полиции?
        - И об этом тоже. Но главное - где искать адвоката, как выстраивать линию защиты, какие давать показания. У вас есть горячий кофе? - Марта покачала перед Надей пустой термокружкой с надписью «Я требую своего авокадо!». - Я спала всего два часа, готовила документы для передачи дел.
        - Он ещё вчера попросил тебя принять дела?
        - Да.
        - Ясно… А ты не знаешь, куда он уехал?
        - Даже если бы знала, то не сказала бы. Но я не знаю, Надя.
        - Он сказал, что ты поможешь мне по любому вопросу.
        - Но только не по этому.
        - А в каком городе он жил до того, как переехал в Москву?
        Марта назвала город в Сибири, о котором Надя раньше не слышала, и добавила:
        - Но я не думаю, что он поехал на родину. Ещё на первом курсе он продал обе квартиры - бабушкину и родительскую, а с оставшимися родственниками почти не общался. Не ищи его, Надя. Он с равным успехом может быть в Австрии, Австралии или Астрахани. Если он захочет, то сам тебя найдёт.
        - Не будет он меня искать, - уныло ответила Надя. - Ты уже знаешь обо мне и Рафаэле?
        - Он упоминал, да. Без подробностей, конечно, просто на случай, если тебе понадобится помощь с врачами или что-то в этом роде.
        - Ну вот.
        - Но это не повод прерывать общение. Я так понимаю, с Рафаэлем у тебя был не роман, а печальное недоразумение. Не раскисай, всё перемелется. Где кофе? Извини, я тороплюсь, дел много.
        Знала ли она, что они с Глебом провели вместе ночь, а не просто разошлись во взглядах на взаимоотношения двоюродных братьев и сестёр? Или Глеб и Марта действительно не лезли в личную жизнь друг друга?

* * *
        Не успела Марта уехать, как у дома остановились две машины, - тётин «мерседес» и чёрный джип Рафаэля. Тётя и брат вернулись под родной кров в прекрасном настроении - не сравнить со вчерашней паникой и истерикой. Они облобызали Юсуфа и пригласили его на праздничный обед, который приготовил повар Пьер. Домработницу Нину тоже пригласили. Открыли бутылку французского шампанского и произносили красивые тосты о дружбе и преданности. Надя отказалась праздновать победу, потому что всё случившееся здорово смахивало на поражение. Это была капитуляция и катастрофа для отдельного взятого московского адвоката. Жена и сын вынудили его совершить преступление. Из-за них он пошёл на грех.
        Из-за Нади - тоже, но она хотя бы любила его и разделила с ним грех прелюбодеяния. А они ничего с ним не разделили.
        В ней бурлил гнев. Она сослалась на плохое самочувствие и ушла в коттедж. Набрала номер Глеба и прослушала сообщение о том, что аппарат абонента выключен. Села шить рубашку.

* * *
        Без Глеба дни слипались в бесформенную массу, как леденцы на жарком солнце. Надя перестала различать дни недели: вторник коварно перетекал в четверг, а пятница вдруг оказывалась субботой. Почти всё время она проводила за шитьём в комнатке, где устроила мастерскую. Включала на телефоне музыку и орудовала иглой. Стежки получались ровные, гладкие - на загляденье. Они её гипнотизировали и утягивали в закоулки памяти, где хранились воспоминания о Глебе. Она помнила каждую минуту, проведённую с ним, - от первого утра, когда к её тарелке прикатилась перламутровая пуговка, до последней ночи, когда она лежала на широкой мужской груди и слушала ровное сердцебиение. Если бы её спросили, сколько дней прошло с той ночи, Надя бы затруднилась ответить.
        Иногда заходила тётя Поля и приносила какие-то таблетки - розовые и голубые, уже освобождённые от коробочек. Надя безропотно пила лекарства, не спрашивая названий. Один раз тётя отвезла её в клинику. Надя думала, что опять увидит седого гинеколога с холодными глазами, но в этот раз её отправили на ЭКГ и флюорографию, от которой Надя отказалась: она уже делала рентген лёгких в этом году. А потом снова взяли кровь.
        - Когда уже это закончится? - спросила Надя, сев в машину к тёте. - Когда приедет Юханссон?
        - Скоро, - ответила она. - Послезавтра.
        - Ну наконец-то…
        К замешательству Нади, тётя после клиники повезла её не домой, а в Макдональдс, куда они заходили в самый первый день.
        - Хочешь, закажи себе гамбургер, картошку или… Что здесь ещё есть? Мороженое, - предложила тётя. - Ты же любишь шоколадное мороженое?
        Надя стояла у кассы и разглядывала красочные щиты, где были нарисованы всякие вкусности. Кассир с улыбкой ждал, когда она сделает выбор. Надя любила мороженое, но сегодня запах, шедший от раскалённого масла, казался особенно противным. Как будто его не меняли целый месяц и жарили на нём всё подряд: и картошку, и креветки, и сырные палочки, и свиные котлеты. Во рту стало кисло.
        - Меня тошнит, - сказала Надя.
        - Ты чем-то отравилась? - встрепенулась тётя.
        - Нет, это из-за беременности. В последнее время часто тошнит.
        - Могу предложить овощной салат и апельсиновый сок, - расплылся в улыбке кассир. - Эта еда не повредит вашему малышу.
        Надя посмотрела на него, и он что-то прочитал в её взгляде: улыбка потухла, в глазах появилось сочувствие. Ну вот, даже кассир в Макдональдсе её пожалел!
        - Паулина Сергеевна, отвезите меня, пожалуйста, домой, - попросила Надя.
        В машине тётя выговаривала ей, что она перестала появляться на завтраках и обедах, спряталась в коттедже для прислуги и ест вредную таджикскую гадость. Плов, шурпу и самсу из слоёного теста. Надя возразила, что почти ничего не ест, потому что её постоянно мутит.
        - Так от плова с курдючным жиром и мутит! - настаивала тётя.
        - Да нет же, - вяло возражала Надя, - у меня обычный токсикоз, а не отравление. Любашу тоже первый месяц полоскало по-страшному, она даже похудела на три килограмма.
        Тётя поджала губы и замолчала, как будто не верила, что у Нади может быть токсикоз.

* * *
        Надю не мучило чувство вины перед тётей. Да, она пришла ночью к Глебу и, можно сказать, спровоцировала его (хотя это он позвал её своей музыкой), но тётя тоже совершила подлость - закрутила роман с женихом старшей сестры! И если бы Андрей Сорокин выбрал не Оксану, а Полину, то Любаши и Нади сейчас бы не существовало. Кроме того, семейная жизнь тёти, которой она хвасталась в Юшкино, оказалась не такой уж безоблачной и благополучной. Они даже спали в разных комнатах! Неудивительно, что у них не получалось завести детей.
        Но самое главное: тётя видела, куда движутся отношения Рафаэля и Нади, но не предупредила, что они единокровные брат и сестра. Этот факт Надя не могла ни осознать, ни простить. Он не умещался у неё в голове. Поездка в клуб, авария, смерть незнакомой женщины, никому не нужный ребёнок, миллионные траты, судебное разбирательство, разрушенная карьера Глеба - всего этого можно было избежать, если бы тётя призналась раньше. Почему она молчала - оставалось для Нади непостижимой загадкой.

* * *
        Накануне операции изготовление подарка было завершено. Надя встала перед зеркалом, скинула платье и надела рубашку. Она была ей велика: плечи свисали, а полы прикрывали бёдра, но Надя обхватила себя руками, смяла шелковистую ткань и прижалась щекой к плечу - и словно обняла Глеба. Она стояла так несколько секунд, закрыв глаза и покачиваясь.
        Возможно, она никогда больше не обнимет Глеба.
        Надя постирала рубашку в прохладной воде, высушила и отгладила. Сложила и упаковала в обёрточную бумагу. Оставалась одна лишняя перламутровая пуговка - Надя сунула её в маленький полиэтиленовый пакетик и скотчем прикрепила к подарку. Пригодится, если он снова посеет пуговицу. Подумала написать записку, но потом решила, что не стоит. Глеб и так всё поймёт. Он увидит эту рубашку, сшитую не иголкой и нитками, а любовью и надеждой - и всё поймёт.
        Надя позвонила Марте, сказала, что на завтра назначена операция, и попросила приехать.
        Глава 39. Решающий день
        Марта приехала в одиннадцать часов вечера, когда Надя уже лежала в постели. Не спала, - вряд ли она сегодня заснёт, - а смотрела в окно на колыхавшиеся ветки деревьев. Поднимался ветер, собирался дождь - впервые за последний месяц небо заволокли чёрные тучи.
        Марта зашла в комнату широким шагом и рухнула в кресло, где когда-то сидел Глеб.
        - Зачем ты хотела меня видеть? Случилось что-то?
        Надя выпрыгнула из кровати и взяла со стола свёрток:
        - Передай Глебу, пожалуйста.
        - Так я не вижусь с ним. Ты же не думаешь, что он прячется где-то в Москве, и мы тайно встречаемся?
        - Нет, не думаю, просто завтра операция, а потом я сразу уеду домой. Пусть рубашка будет у тебя - отдашь ему, когда он вернётся.
        - Рубашка? - удивилась Марта.
        - Я сшила ему рубашку. В подарок. Я же швея.
        Марта понимающе промычала и засунула свёрток в безразмерную сумку из кожи крокодила. Надя заметила несколько толстых папок с документами. Края бумажек разлохматились, словно их терзали десятки грязных рук.
        - Спасибо, что приехала. Много работы, да?
        - Много, - ответила Марта, разглядывая Надю в ночной рубашке, - но мы справляемся. Всё-таки не зря Глеб набирал стажёров и растил новые кадры. Теперь это молодые толковые юристы, которым можно передать часть дел. Мне остаётся только следить, чтобы они сильно не косячили, ну и заниматься VIP-клиентами.
        Надя кивнула. Это хорошо, что у Глеба прикрыт тыл. Где бы он ни находился - пусть спокойно разбирается со своими грехами (что бы он ни вкладывал в эту загадочную обтекаемую фразу). Надя понятия не имела, как разбираться с грехами, хотя это знание ей бы пригодилось: за ней тоже числились прелюбодеяние и лжесвидетельство.
        - Вообще-то я планировала приехать сюда завтра, - задумчиво сказала Марта, поднявшись с кресла.
        - Зачем?
        - Глеб попросил поговорить с Полиной после того, как ты избавишься… - она запнулась. - После того, как ты решишь свою проблему.
        - Он звонил?!
        - Нет, он распорядился об этом ещё до отъезда.
        - Можешь поговорить сегодня, - предложила Надя и выглянула в окно. - Тётя ещё не спит, в её спальне горит свет. И у Рафаэля тоже.
        Марта покачала головой:
        - Разговор должен состояться после операции. Глеб на этом настаивал.
        Казалось, Марта ждала вопроса, о чём они будут разговаривать, но Надя его не задала. Какая разница? После операции она уедет в Юшкино и забудет о тёте и брате.
        - Тогда тебе придётся приехать завтра, - сказала Надя. - Извини, что побеспокоила. Спасибо за всё. Наверное, мы больше не увидимся…
        Она встала и неловко подошла к Марте. Протянуть руку? Попытаться обнять эту суровую женщину с мужской стрижкой? Надя замешкалась, но Марта сама её приобняла и чувствительно похлопала по спине:
        - Удачи тебе, девочка. В юности мы часто совершаем ошибки, но, поверь, это не значит, что жизнь кончена. Всё будет хорошо - и у тебя, и у твоей сестры. Обращайся, если возникнет необходимость, я постараюсь помочь.
        Надя не верила в светлое будущее сестёр Сорокиных, но постаралась улыбнуться:
        - Тебе тоже удачи, Марта. - И добавила: - Глебу повезло иметь такого друга.
        Марта хмыкнула, сунула тяжёлую поклажу под мышку и вышла из комнаты.

* * *
        Утром тётя Поля появилась в столовой без макияжа и замысловатой причёски, в джинсах и простой футболке. Длинные волосы она по-девичьи заплела в косу и выглядела ещё моложе, чем обычно.
        - Вы всё-таки очень похожи, - заметил Рафаэль, переводя взгляд с матери на сестру.
        Последние две недели Надя с ним не общалась: она шила рубашку, а он сдавал сессию. Наконец-то взялся за ум после череды семейных потрясений. Но даже если бы они оба были свободны, Надя не горела желанием дружить с братом. Во-первых, они были слишком разными. Вряд ли бы у них нашлись темы для дружеского разговора. Во-вторых, она собиралась избавиться от его ребёнка, - и этот факт её травмировал и настраивал против Рафаэля. В глубине души она его проклинала, хотя и признавала, что тоже виновата. Не надо было переться в ночной клуб! В-третьих, она любила Глеба, которого Рафаэль ненавидел, но был вынужден мириться из-за денег. Всё это делало общение невозможным. Они избегали друг друга.
        Тётя Поля равнодушно отнеслась к их взаимному бойкоту. Надя не знала, обсуждала ли она ситуацию с сыном, но с Надей она о Рафаэле не говорила. Тётя была на своей волне, словно жёсткий конфликт с мужем морально её подкосил. Она хорохорилась и ни с кем не делилась печалью, но Надя чувствовала в ней внутренний надлом. Пару раз она видела ночью свет в «лишней» детской комнате. Что тётя там делала? Качала пустую детскую колыбель? Сидела в кресле для кормления? Заводила игрушечную карусельку и смотрела на слоников, жирафов и зебр? Надю передёргивало от таких мыслей. Да, она бы тоже мечтала о детях, будь её мужем такой мужчина как Глеб Громов, но зачем превращаться в одержимую?
        - Ты готова? - спросила тётя.
        На мраморном столе стояла только одна тарелка с варёным яйцом - для Рафаэля. Наде нельзя было ни есть, ни пить перед операцией. Тётя Поля, словно в поддержку, тоже отказалась от завтрака. Надю тронуло это маленькое проявление участия.
        - Да, я готова.
        - Может, мне поехать с вами? - обеспокоенно спросил Рафаэль.
        - Не надо! - воскликнула Надя.
        - Я не тебя спрашиваю, - неожиданно зло ответил он.
        Тётя Поля обошла длинный стол и поцеловала сына в кудрявую макушку:
        - Не волнуйся, малыш. Со мной всё будет хорошо.
        Надю поразило, что даже в этой ситуации он заботился о матери, а не о девушке, которую подставил. Царапнула обида, но Надя быстро её подавила. Любовь «малыша» к мамуле не имела пределов: он простил ей не только деревенского отца-глупца, но и то, что она умолчала о Наде. Каким бы беспутным ни был Рафаэль, всё же связь с сестрой его шокировала. Оказалось, что у него тоже были границы допустимого и свой личный нравственный кодекс. Кто бы мог подумать?

* * *
        В клинике Надю подхватила под руку медсестра в синем костюме и повела в палату. Надя беспомощно оглянулась на тётю, но та с кривой улыбкой помахала ей вслед. Ладно, через час или два этот кошмар закончится. Она вернётся в коттедж для прислуги, заберёт свои скромные пожитки и отправится на вокзал. Поезд в Петрозаводск уходит вечером, но лучше просидеть несколько часов на вокзале, чем в доме Громовых.
        - Меня зовут Элла, обращайтесь ко мне по любому вопросу, - представилась медсестра.
        Надя кивнула. У неё не было вопросов.
        - Пожалуйста, раздевайтесь. Надевайте компрессионные чулки и халат, - она подала голубенький халатик из мягкого хлопка. - Скоро начнётся операция, доктор Юханссон уже вас ждёт.
        Глава 40. Вопросы и ответы
        Её подташнивало и немного кружилась голова - но не от страха. Надя была согласна с тётей: этот несчастный ребёнок не должен родиться. Даже Глеб при всём желании сохранить жизнь малышу в итоге принял сторону жены. Так будет лучше для всех. И все это понимали.
        Она натянула тугие чулки, надела халат и села на кровать-каталку. В маленькой уютной палате никого больше не было, зато за стене висел плазменный телевизор, на столе стояли цветы, а у окна расположился диванчик. Пришла незнакомая женщина-врач и представилась анестезиологом. Спросила, есть ли жалобы. Надя честно ответила:
        - Тошнит меня. Как бы не вырвало.
        - Вы что-то ели?
        - Нет, со вчерашнего вечера не ела и не пила.
        - Тогда откуда тошнота?
        - Из-за ребёнка, я думаю, - сказала Надя. - У сестры тоже токсикоз был.
        - Токсикоз, говорите… - со странным выражением протянула врач. - Эллочка, сделай-ка анализ на ХГЧ. И мочу возьми.
        - Сейчас сделаю, - откликнулась медсестра.
        - Это на беременность? - спросила Надя. - Зачем? Я точно беременна - и сама чувствую, и гинеколог подтвердил. Седой такой. Он смотрел меня много раз.
        - Что за бред… - начала врач и осеклась. - Тут, вероятно, какая-то ошибка.
        Надя пожала плечами и пошла за Эллой в процедурный кабинет, чтобы в десятый раз сдать кровь и мочу. После этого вернулась в палату. Невыносимо хотелось пить и есть. Губы запеклись от жажды, в желудке урчало, головокружение усилилось. Конечно! Мало того что беременная, так ещё и голодная. Скорей бы всё закончилось!
        Через несколько минут в палату зашёл гинеколог, у которого она наблюдалась с первого дня, как приехала в Москву. В руках он держал бумажки с готовыми анализами.
        - Так, что там у нас? - озабоченно спросил он. - Ложись на кровать.
        Надя во вздохом легла и подняла подол. Сколько можно её осматривать? Он бросил один беглый взгляд, и его лицо, обычно спокойно-отстранённое, приобрело землистый оттенок. Словно он увидел зомби в огороде.
        - Когда у тебя был последний контакт?
        Надя отлично помнила, когда у неё случился контакт с Глебом (на самом деле это была ночь любви, а не какой-то вульгарный контакт), но не собиралась о нём докладывать. Какая разница, если к тому времени она была беременной? Она назвала дату, когда ездила в клуб с Рафаэлем.
        - Нет! - сказал врач. - Потом! После этого случая у тебя были отношения с кем-нибудь?
        - Нет, - соврала Надя, глядя врачу в глаза.
        Глеб не просил её хранить тайну, - казалось, его не заботило, расскажет она кому-нибудь об их связи или нет, - но Надя не собиралась откровенничать с врачом. Он не понравился ей с первой встречи. Врач нахмурился и начал проминать живот сильными цепкими пальцами - да так долго и грубо, что Надя не удержалась от стонов. Потом осмотрел грудь. Наконец закончил экзекуцию и ошарашенно уставился в лабораторные результаты.
        - Ты беременна, - сообщил он «новость».
        - Вы уже говорили это две недели назад, - напомнила Надя. - Даже поздравили меня.
        Он смотрел на неё, как пьяный. Затем шагнул к двери и крикнул:
        - Элла! Срочно сюда Паулину Сергеевну!
        - Зачем Паулину? - спросила Надя. - Тётя знает, что я беременна. Что вообще происходит?
        - Вот и мне хотелось бы знать, что происходит! Герр Юханссон уже в операционной, а ты… Ты - беременна!

* * *
        Тётя Поля появилась через считанные секунды, словно находилась в соседней палате. К немалому изумлению Нади, она тоже была в компрессионных чулках и голубом халате. Зачем она вырядилась в больничную одежду?! Врач перехватил её на пороге и что-то негромко сказал.
        - Не может быть, - отмахнулась тётя. - Это совершенно исключено.
        - Говорю вам, она беременна, - возразил врач. - Срок маленький, но все признаки налицо. И анализы это подтверждают, смотрите, - он показал ей бумажки. - К тому же девственная плева нарушена. У вашей племянницы был контакт приблизительно… две недели назад. Да, сразу же после моего последнего осмотра. Это просто чудо, что мы выяснили это сейчас, а не на операционном столе! Представляю, что подумал бы обо мне герр Юханссон! Какой бы вышел скандал!
        Тётя отшатнулась от врача, словно её ударили наотмашь, и уставилась на Надю. Та не понимала, что происходит. Облизнула шершавым языком сухие губы и спросила:
        - Да что случилось-то? Кто-нибудь может объяснить?
        Тётя подошла и нагнулась над кроватью:
        - С кем ты спала, чучундра?
        - С Рафаэлем.
        - Кроме него!
        - Ни с кем! - Надя отползла к изголовью кровати, подтянула колени и обхватила их руками.
        Тётин вид её пугал.
        - Не ври! Ты беременна! От кого ребёнок?
        - Так от Рафаэля же!
        - Это ложь!
        Надя ощутила, как на глазах выступили слёзы. Её тётка никогда не отличалась добротой, но и разъярённой мегерой не была. Даже две недели назад она так не злилась! Наоборот, утешала Надю, купила клубники, устроила семейные посиделки. И всё было спокойно, пока Нина не включила телевизор с дурацким ток-шоу, после которого всё пошло наперекосяк.
        Зачем же теперь тётя задавала вопросы, ответы на которые ей хорошо известны?
        - Это правда. Я беременна от вашего сына.
        - Да мой сын никогда - запомни, никогда бы! - не связался с такой лохушкой, как ты!
        - Но ведь связался… - Надя окончательно перестала понимать тётю. - Там, в клубе, мы были близки.
        - Нет! Это я попросила, чтобы он наврал тебе, что у вас что-то было. На самом деле он подсыпал в лимонад снотворное, и ты благополучно продрыхла полчаса. А потом они с ребятами сочинили историю о твоём диком темпераменте, в которую ты поверила! Трудно не поверить, когда три человека говорят одно и то же, правда? Это тоже придумала я! Но между тобой и Рафиком ничего не было! Он даже пальцем тебя не тронул! Ты его привлекаешь не больше, чем домработница Нина!
        Мир перевернулся, как лодка в озере во время шторма. Надя ощутила, что тонет в ледяной воде.
        - Тогда от кого я беременна? - прошептала она.
        - Вот! Ответ на этот вопрос мне бы и хотелось услышать! Хотя я и так догадываюсь! Это Юсуф?
        Глава 41. Как крысы
        Надя мгновенно поняла, кто отец её ребёнка, и на неё нахлынули сумасшедшая радость и облегчение. Она была невинной, когда отдалась любимому человеку! Она этого не знала, и он не знал - и даже боль и пятнышки на простыне не подсказали им правду. Глеб был у неё первым - первым и единственным! - и от этой мысли пело сердце. Никакой грязи, никакого позора - просто любовь! Пусть запретная и греховная, но всё же любовь, а не бессмысленный и противоестественный разврат в ночном клубе на виду у свидетелей. И малыш её родится не уродом, а здоровым и красивым ребёнком!
        Только… зачем они её обманули? Тётя, Рафаэль, мистер Биг с толстым Вано. Все сговорились. Подсыпали снотворное, врали о её поведении, выставили озабоченной дурой, заставили посещать гинеколога и поверить в беременность от Рафаэля. Она пережила столько потрясений - и ради чего? Должна же быть какая-то причина!
        - Зачем вы это сделали?
        - Кто отец ребёнка? Юсуф, да? И тут успел подгадить, мелкий проныра!
        - Я скажу, кто отец, если вы скажете, зачем вы меня обманули!
        - Не надо, не рассказывайте ей, - попросил врач, стоявший у дверей палаты. - Это может нам навредить.
        Но тётя не собиралась останавливаться. Её несло на волнах злобы, бессилия и жестокости.
        - А как бы иначе я получила твою матку?! - выкрикнула она, брызгая слюной. - Когда твой отец бросил меня без поддержки и денег, когда мне пришлось рожать в чужом городе - в девяносто пятом году, без прописки, без связей! - когда пьяный врач совершил ошибку, и мне удалили матку, - разве после этого я не имела права забрать твою?!
        Надя похолодела, словно на неё повеяло могильным холодом.
        - Но почему именно мою? Что я вам сделала?
        - Да потому что ты - моя родная племянница! Твои органы идеально подходят для трансплантации. Нет, изначально я собиралась взять в Москву Любашу, но она залетела сразу же, как ей исполнилось восемнадцать лет! Вы, сёстры Сорокины, долго не думаете, прежде чем размножаться, да? Сначала Любаша, потом ты. Пустоголовые самочки!
        - Вы не лучше!
        - Лучше! Я любила Андрея!
        - Откуда вы знаете, что мы не любили?
        - Кого? - полные губы тёти презрительно искривились. - Маратика? Юсуфа? Этих уродцев?
        - Что-о-о?! - Надя кинулась на тётю с кулаками, но вмешался врач. Он схватил Надю поперёк живота и оттащил подальше от тёти. - Да как вы смеете оскорблять Любашу! У неё был парень, просто он оказался трусом и сбежал! - Надя ухитрилась развернуться и крикнула в лицо врачу: - А вам как не стыдно? Занимаетесь незаконной пересадкой органов под видом частной клиники! Видели, что я девственница, видели, что никакого ребёнка нет, но заставили меня пить таблетки и готовили к операции! Да вы… Вы - убийца в белом халате!
        - Нет! Нет! - испугался врач. - Мы собирались аккуратно изъять матку и пересадить Паулине Сергеевне. Герр Юханссон провёл пять успешных операций! В мае у первой пациентки родился ребёнок, и мы с Паулиной Сергеевной обратились к Юханссону. Он дал согласие приехать в Москву. Это лучший трансплантолог в мире, светило науки! У тебя бы остался незаметный косметический шов, ты жила бы полноценной жизнью, только без детей. Иногда это даже удобно: не надо предохраняться, не надо страдать каждый месяц от недомоганий.
        Надя фыркнула.
        - И как бы вы мне это объяснили?
        - Сказали бы, что во время операции обнаружили опухоль и удалили вместе с маткой.
        - Как здорово вы всё придумали! Я считала бы вас своим спасителем!
        Он уловил сарказм, но продолжил:
        - Зато ты помогла бы Паулине Сергеевне выносить и родить ребёнка, о котором она мечтала.
        Надя почувствовала, что её ярость стихает. Она расслабила мышцы, и врач её отпустил.
        - А почему вы не взяли кого-нибудь из детдома? - спросила она у тёти.
        - Зачем мне какой-то чужой ребёнок из детдома? Я хотела ребёнка от мужа.
        - Ну хорошо, вы могли тайно нанять суррогатную мать и притвориться, что сами родили ребёнка.
        - Ты обчиталась жёлтой прессы! Думаешь, это легко - притворяться беременной? Думаешь, Глеб идиот и ничего не замечает? Я обязана была родить от него! У меня не было другого выхода! Только так я могла бы… - она оборвала тираду.
        - Удержать его? - догадалась Надя.
        - А это не твоё дело.
        - Вы уверены? - спросила Надя. - Мой ребёнок - не от Юсуфа. Сначала я хотела вас обмануть, сказать, что ребёнок от него, - он парень добрый, выдержит ещё одну клевету. Но я не буду вам врать. Надоело. Вы должны знать правду.
        - И в чём же правда?
        - В том, что отец моего ребёнка, - Глеб.
        Тётя изобразила ненатуральный каркающий смех.
        - Не ври! Глеб жил в московской квартире, пока шло следствие, а после мирового соглашения сразу же уехал. Вы с ним даже не пересекались!
        - Пересекались, - спокойно сказала Надя.
        - Когда?
        - Перед подписанием соглашения - в ту ночь, когда вы с Рафаэлем уехали из дома и оставили нас наедине. Мы провели ночь вместе.
        Она сама не ожидала, как прозвучит это признание, - настолько искренне и правдиво, что в него невозможно было не поверить.
        - Ах ты, маленькая гадина! - завизжала тётя и вцепилась Наде в волосы. Они упали и покатились по полу, не разжимая объятий.
        Тётя победила, села верхом на Надю и ударила ладонью по щеке:
        - Бессовестная нахалка! Как ты посмела! Сорокино отродье! Задумала увести у меня мужа? Прыгнуть из Юшкино прямо на Рублёвку? Не позволю! Ты думаешь, у него других любовниц не было? О-о-о! Он тот ещё ходок, редко какую юбку пропустит! Юристочки в офисе, стажёрки, молоденькие клиентки, и даже верная овчарка Марта! Корчит из себя помощницу великого адвоката и преданную подругу, а сама пускает на него слюни. Да только не обломится ей - слишком стара, он любит посвежее и посочнее!
        Тётя снова влепила Наде пощёчину - в этот раз по второй щеке.
        - Паулина Сергеевна, ну нельзя же так! - воскликнул врач, отходя на безопасное расстояние.
        - Ничего у тебя не выйдет! Ты ему безразлична! Он бросил тебя - знал про операцию, но уехал. Сбежал, смотался, оставил одну на растерзание всем! Он хоть раз тебе позвонил?
        - Нет, - прохрипела Надя.
        - А говорил, что любит?
        - Нет.
        - Вот видишь! Он что-нибудь тебе обещал?
        - Нет!
        - Но хоть денег дал, признавайся?
        - Дал… - Надя заплакала от боли и унижения.
        - Ха-ха-ха, узнаю своего муженька! Он всегда суёт деньги, когда хочет откупиться: от тебя, от меня, от Рафаэля, от пострадавших в ДТП. Не будет он с тобой, пойми! Ему плевать на тебя с высокой колокольни! Он заключил с тобой мировое соглашение - заплатил за девственность - и слинял!
        - Я всё поняла, - проревела Надя, размазывая слёзы по щекам. - Отпустите меня. Я хочу домой, я устала, мне надоело разбираться, кто прав, а кто виноват. Я не понимаю, как вы живёте. Эти ссоры, интриги, лицемерие… Друзья предают, жены врут, мужья изменяют, врачи вырезают органы за деньги, брат подсыпает снотворное. Вы как крысы в железной бочке - жрёте сами себя.
        Тётя оттолкнула её, как куль с мусором.
        - Не строй из себя оскорблённую добродетель, ты ничем не лучше нас. Позарилась на чужого мужа! Возвращайся в Юшкино, избавься от ребёнка и забудь про Москву. Про Глеба тоже забудь! А я никому не расскажу, как ты здесь куролесила.
        Надя всхлипнула и кивнула. От радости не осталось и следа. Она схватила сумку, одежду и выбежала из палаты, забыв снять чулки.
        Глава 42. Мать. Полина
        Полина
        Некоторых мужчин к браку нужно подтолкнуть. А некоторых подталкивать нельзя. И каждая женщина, претендующая на долгую и счастливую семейную жизнь, обязана различать эти две категории.
        А ошибиться ой как легко!
        В обшарпанном роддоме на окраине Москвы, где появился на свет Рафаэль Андреевич, - Полина не собиралась указывать Андрея отцом, но подмечала каждую похожую чёрточку, словно ей удалось украсть и присвоить часть Андрея, - она познакомилась с женой нового русского. Та сбежала от мужа и пряталась среди плебеев. Он то ли изменил ей, то ли послал на три буквы. Полина не понимала такой нелепой щепетильности. Будь она замужем за богатым мужиком, она бы ни за что не ушла из-за подобной ерунды.
        Беременную беглянку всё-таки нашли. В палату заявился пожилой импозантный адвокат, назвался Марком Карловичем и начал пугать женщину последствиями необдуманного поступка. Вроде как она нарушила пункты брачного договора. Полина, которой некуда было возвращаться с малышом, не на что купить памперсов и хлеба, злилась, глядя, как девчонка кочевряжится. И одновременно завидовала. Почему одним всё, а другим ничего? Чем она хуже этой избалованной москвички?
        Когда адвокат пришёл второй раз, Полина подстерегла его в коридоре и спросила:
        - Марк Карлович, а вам уборщица не нужна? Я могу квартиру мыть, могу готовить, гладить, стирать, могу даже огород копать. Мне очень нужна работа!
        - Но у меня нет огорода, - растерянно ответил адвокат.
        - Я согласна на всё, - сказала Полина, попытавшись улыбнуться как можно зазывней.
        Год назад она была красивой и здоровой девочкой, но скудное питание, работа на рынке за еду, тяжёлая беременность и чудовищные роды, закончившиеся удалением матки, превратили её в уродину с паклей на голове и ввалившимися глазами. Кто на такую польстится?
        Адвокат задумчиво пожевал губу:
        - Пьёшь?
        - Даже не пробовала!
        - Откуда ты приехала?
        - Из Петрозаводска.
        - Родственники есть?
        - Нет, я сирота. У меня есть только сынок - Рафаэль. Я пойду на всё, чтобы он жил не хуже других. Обману, украду, убью - всё что угодно!
        - Побойся бога, девочка.
        - Если бы он существовал, то со мной не случились бы те ужасные вещи, которые случились. Бога нет, поэтому я готова на всё.
        - Ну-ну, - сказал он, заметив слёзы на её глазах, - необязательно кого-то убивать, чтобы жить достойно. Я что-нибудь придумаю.
        - Спасибо вам!
        Она схватила его за руку, которую он мягко освободил.
        - Мне семьдесят лет, милая, не рассчитывай, что я сделаю тебя своей наложницей. Тебе придётся работать - много и трудно, но взамен ты получишь крышу над головой и кусок хлеба для своего малыша. - Он подумал и добавил: - И ещё кое-что более ценное.
        - Что же это?
        - Совет от меня в нужную минуту.

* * *
        Он сделал её своей помощницей в адвокатской конторе. Секретарём, девочкой на побегушках, водителем, носильщицей неподъёмных портфелей с документами и даже личным эскортом. Красота к Полине вернулась, - женская, зрелая, сражавшая мужчин наповал, - и Марк Карлович умело этим пользовался. Пока клиенты любовались сногсшибательной красоткой, пытаясь заглянуть в декольте, адвокат зачитывал им строчки договоров и соглашений. Клиенты кивали головами, не вникая в юридические термины.
        Зарплаты хватало на съёмную квартиру, полноценное питание и частный детский сад для Рафика. В пять лет он говорил на английском языке лучше матери. Единственное, что беспокоило Полину, - отсутствие стабильной личной жизни. Мужчины у неё были - взрослые, влиятельные, богатые, но жениться они не торопились. Вернее, они не торопились разводиться со старыми жёнами, чтобы повести под венец белокурую обворожительную Полину, сироту из Петрозаводска. Шли годы - она оставалась одна. Подросли уже новые восемнадцатилетние девчонки, конкурировать на брачном рынке становилось всё труднее и труднее. Ей исполнилось двадцать семь лет, а Рафику - девять. Близился переходный возраст, мальчику требовался отец.
        - Что ты всё мечешься, как бесхозный поплавок по реке? - спросил как-то Марк Карлович. - Чего замуж не выйдешь?
        - Было бы за кого.
        - Помнишь, я обещал дать тебе ценный совет?
        - Помню.
        - Ты готова его принять?
        - Готова, - решительно ответила Полина.
        - Тут у нас стажёр работает, уже полгода - Глеб Громов. Знаешь его?
        - Видела. А что?
        - Ты ему нравишься.
        - Да я всем нравлюсь, - отмахнулась Полина. - Особенно мальчикам-ботаникам.
        - Это справедливое замечание, - согласился Марк Карлович. - Но не все мальчики-ботаники пойдут так далеко, как Глеб.
        Полина задумалась.
        - Насколько далеко?
        Марк Карлович указал крючковатым пальцем в потолок:
        - На самый верх, Полина. Выше некуда. Хочешь удачно выйти замуж за порядочного человека - обрати внимание на Глеба.

* * *
        Будущее показало, что этот совет был бесценным. Двадцатилетний мальчишка охотно откликнулся на флирт, и они быстро стали парой. Даже когда он узнал, что Полина значительно старше и в одиночку воспитывает сына, то не испугался ответственности. Предложил жить в его квартире, которую купил, продав жильё погибших родителей и бабушки. Глеб был идеальным спутником, вот только жениться не спешил. Пришлось подтолкнуть. Он всегда мечтал о детях и большой семье - увидев положительный тест (фальшивый, увы), он тут же встал на колено и сделал предложение руки и сердца. Для беременной женщины он готов был на всё!
        Он устроил для неё замечательную свадьбу - с платьем от известного дизайнера, банкетом на сто человек и свадебным путешествием на Мальдивы! Подарил ей особняк с колоннами. Перевёл Рафаэля в престижную школу. Исполнил все её мечты. К тому же он был молод, хорош собой, горяч в спальне и покладист в быту. Сказочный принц, мимо которого Полина прошла бы, если бы не совет опытного и проницательного Марка Карловича.
        Жаль только, что в ответ она не могла исполнить мечты мужа. Она могла лишь тянуть время и изображать выкидыши, прикрываясь справками от подкупленного гинеколога, бесконечно «лечиться» в клинике и уговаривать мужа пробовать - ещё, и ещё, и ещё. Он верил, жалел её, усердно пробовал, но Полина знала, что он неудовлетворён в браке. Он стал задерживаться по вечерам и под благовидным предлогом переехал в отдельную спальню. Возможно, у него кто-то появился. Иногда она ловила на себе пристальный сумрачный взгляд. Глеб словно спрашивал себя: «Почему я женат на этой женщине?». Их любовь истаяла от вранья и несбывшихся надежд, как снеговик под летним солнцем.
        Но допустить развод она не могла! Перед свадьбой они с Глебом заключили брачный контракт (ну, разумеется, какой адвокат женится без контракта?): если у них не будет общих детей, то Полине при разводе достанется лишь подаренный особняк - роскошный дом, требовавший фантастических сумм на содержание. И лишь при наличии общих детей она получала половину всего имущества, включая адвокатскую контору.
        Будь у неё матка, она бы обеспечила себя и сына до конца жизни! Хотя Рафаэль и так будет обеспечен - но как наследник, после смерти Глеба.
        Год назад, когда Глеб начал заговаривать о расставании (сначала теоретически, потом более предметно, но все ещё без окончательного решения), надежда вспыхнула с новой силой: Полина прочитала, что в Швеции успешно пересадили матку, - от тёти к родной племяннице! Обе женщины быстро поправились, и счастливая обладательница матки собиралась в скором времени воспользоваться пересаженным органом - родить ребёнка. Полина подписалась на сайт шведского хирурга и с замиранием сердца следила за уникальной беременностью и новыми операциями. В мае у шведки родился здоровый ребёнок, и Полина решила действовать. Она договорилась с врачами, придумала план и рванула в Юшкино, куда не ездила двадцать пять лет, но откуда регулярно получала свежие новости. Старая школьная подруга исправно снабжала её сплетнями и фотографиями, а Полина периодически кидала ей на счёт небольшие суммы - чтобы та помалкивала о беглянке.
        Полина уже знала, что в Москву придётся везти младшую племянницу, - Надюшу, а не старшую Любашу, которая спуталась с Маратиком. Все в Юшкино об этом судачили. Что ж, Андрею надо было жениться на Полине - тогда бы он стал отцом прекрасного сына, а не бестолковых девок!
        Надю Полина не жалела. Она же не на смерть её увозила. Не исключено, что без матки жизнь деревенской глупышки заиграет новыми красками: никаких детей, никаких хлопот, никаких ограничений. Да и жених у неё нарисовался - весьма приятный юнец. Не пропадёт!
        Ей и в страшном сне не могло присниться, что эта молоденькая наивная дурочка влюбится в Глеба, а он ответит на её чувства. Насколько Полина изучила мужа, на такое безрассудство, как близость с родственницей жены, он мог пойти только по большой любви и после долгих сомнений. Он был на удивление морален в этом вопросе.

* * *
        Полина извинилась перед Юханссоном и русскими врачами, готовившими её и Надю к трансплантации. Оплатила все счета, попрощалась с персоналом и позвонила Рафаэлю: сама она сесть за руль не рискнула. Руки тряслись, ноги подкашивались, внутри всё противно дрожало. По дороге рассказала сыну о том, что произошло в клинике, - ни о чём не умолчала. Он подал ей бумажный платочек и сказал:
        - Ну и подлая же у тебя племянница! Ни стыда ни совести. Ладно, плевать! Я люблю тебя, мамуля, нам никто с тобой не нужен. Помнишь как в детстве - только ты и я?
        Она слабо улыбнулась сквозь слёзы. Дома их ждала Марта. Вот уж кого Полина хотела видеть меньше всего!
        - Ты выяснила, куда уехал Глеб? - напрямик спросила Полина.
        - Нет, я по другому поводу, - ответила Марта. - Как прошла операция Нади?
        - Замечательно.
        - Как она себя чувствует?
        - Как бодрая козочка. Ускакала в своё Юшкино.
        - То есть, всё хорошо?
        - Всё прекрасно, Марта, не волнуйся, - убедительно соврал Рафаэль. - Надя молодец, она справится. Мы созванивались - она уже в поезде, мы купили ей отдельное купе.
        Марта заметно расслабилась.
        - Полина, я приехала по делу. Глеб доверил мне провести ваш развод.
        - Что?!
        - Он сказал, что это не будет новостью для тебя.
        - Да, он спрашивал… Упоминал… Но почему он сам не сообщил мне? Почему не обсудил со мной? Это так жестоко - послать тебя! Как будто я не заслужила даже разговора!
        - Скажу честно: после того, что ты сделала, он не хочет с тобой общаться.
        - А что я сделала? Это из-за мирового соглашения, да? - Полина чувствовала, как внутри неё зарождается истерика. - Ты глянь, какой чистоплюй! А что, он думал, я отправлю единственного сына в тюрьму? Не буду защищать его до последней капли крови? Не пойду на всё ради его спасения? Да я на убийство ради него пойду! Рафаэль всегда будет для меня дороже всех людей на свете! Тебе не понять, у тебя нет детей! И Глебу не понять - у него тоже нет детей! А я мать! Мать! Мать!
        Она кричала и захлёбывалась слезами, пока Рафаэль не обнял её и не отвёл в спальню.
        Глава 43. Бедная путешественница
        Надя содрала чулки в привокзальном туалете, швырнула их в урну. Туда же отправилась банковская карта с отступными от Глеба. Она не возьмёт эти деньги! Помощь от чистого сердца она бы приняла, но возмещение морального вреда… Или как это называется у юристов? Нет, это унизительно и позорно - брать деньги за ночь любви и потерянную девственность!
        Она погнула карточку в разных направлениях и расцарапала монеткой чип и номер счета - чтобы хитрые московские мошенники не воспользовались адвокатскими миллионами. Выбросила карту и вытерла руки о джинсы, словно грязные деньги могли запачкать пальцы. Заглянула в кошелёк: там лежало всего несколько сотенных купюр. Денег на билет до Коробельцев не хватало. Если бы хватало, Надя махнула бы рукой на сумку с одеждой, которая стояла собранной в коттедже, да и уехала бы, в чём была. Слава богу, паспорт она взяла с собой в больницу.
        Но теперь надо было выкручиваться.
        Она вздохнула и набрала номер Юсуфа. Не хотелось тревожить его в очередной раз, но выхода не было. Он знал, какая операция ей предстоит, поэтому ответил быстро. Спросил с беспокойством в голосе:
        - Надя? Что случилось? С тобой всё в порядке?
        Если исходить из того, что ей удалось сберечь свои внутренние органы в целости и сохранности, то да, она была в порядке. А если вспомнить, что она носила ребёнка от мужчины, который бросил её после единственной ночи, - то не очень.
        - Всё хорошо, Юсуф, - ответила она, - не беспокойся. Просто мне нужна твоя помощь. Привези, пожалуйста, сумку, которая стоит в моей спальне, и полторы тысячи рублей. Я сейчас на Ленинградском вокзале, мне не хватает на билет до Коробельцев. А когда я приеду домой, то верну тебе деньги на карточку.
        - Ну о чём ты говоришь, даже не думай! - возмутился Юсуф. - Конечно, я тебе помогу. Жди меня, я приеду вечером. Сейчас не могу отпроситься, но как только освобожусь - сразу же приеду на вокзал! Не беспокойся.
        - Только не рассказывай обо мне никому, ладно?
        Он помолчал, обдумывая просьбу. Спросил:
        - Ты что, сбежала от Паулины Сергеевны? Она тебя ищет? Ты скрываешься?
        - Нет, что ты! Она в курсе, что я уезжаю. Просто мы поругались, и я не хочу с ней встречаться.
        Юсуф ответил:
        - Понимаю. Жди меня.
        Надя вышла на улицу подышать свежим воздухом. Накрапывал мелкий дождик, ветер трепал косички. Июньская московская жара сменилась июльской сыростью. Надю обтекали толпы людей, а она чувствовала себя мальком в аквариуме, набитом хищными голодными рыбами.
        Как получилось, что она возвращается домой с ребёнком от мужчины, который не собирался на ней жениться? Как она это допустила? Где ошиблась? Почему погубила себя?
        И самое главное - как она посмела влюбиться в того, кого любить грешно?
        - Не стой на дороге, раззява! - толкнула её злобная тётка с торбой на колёсиках.
        Надя отпрянула, попятилась, и её снова внесло в вестибюль вокзала - спиной вперёд, да так, что она едва удержалась на ногах. Она выбралась из толпы, развернулась и увидела иконы. Здесь? Посреди нескончаемых потоков людей с рюкзаками, чемоданами и баулами? Посреди гомона, выкриков на иностранных языках и объявлений о прибытии поездов?
        Она пошла к храму. Остановилась на пороге и пригладила растрёпанные волосы. Может ли она зайти в храм с непокрытой головой и в джинсах? Пахло ладаном, несколько старушек переговаривались у прилавка со свечами и книгами. Очень хотелось подойти к иконам. Пусть она и грешница (прелюбодеяние - раз, лжесвидетельство - два), но ведь не совсем пропащая душа? Одна из старушек заметила Надины сомнения и сказала:
        - Иди, иди.
        - Да я без платка.
        - Лучше зайти в храм без платка, чем пройти мимо, - ответила она.
        - Наверное, вы правы, - с облегчением сказала Надя, - спасибо.
        Она подошла к иконе, лежавшей на аналое, всмотрелась в лицо святого - седого старца с невыразимо печальными глазами.
        - Это Николай Чудотворец, - сказала бабушка.
        - А какие чудеса он делал?
        - Разные. Моряков спасал во время шторма, трём бедным девушкам дал денег на приданое, чтобы они смогли выйти замуж. Помогал путешественникам, сиротам, детям. Про Санта Клауса слышала?
        - Конечно.
        - Это и есть Николай Чудотворец.
        Надя перекрестилась и поцеловала икону. Может, Санта Клаус и ей поможет? Она бедная путешественница, полусирота, и ждёт такого же бедного ребёнка-полусироту. Без помощи им не выжить.
        Надя поблагодарила старушку и вышла из храма. В голове чуть прояснилось. Какой смысл себя пилить? Что сделано, то сделано. Возможно, она нигде не ошиблась - ведь она сама пришла к Глебу по зову музыки и сердца. Возможно, она не погубила, а сберегла себя - не будь ребёнка, она лежала бы сейчас на операционном столе, а светила хирургии вырезали из неё органы. И если она жива и здорова благодаря малышу - разве сможет она причинить ему вред? «Избавься от ребёнка», - сказала тётя. Вот уж дудки!
        Она снова пересчитала купюры в кошельке и сделала важные покупки: Любаше - зеркальце с Кремлём на обороте, маме - магнитик на новый холодильник, который она наверняка купила из денег, заплаченных московской сестрицей, а себе - сочную и ароматную шаурму около метро. За двести рублей можно было купить целую курицу, но выбирать не приходилось. Впрочем, шаурма показалась Наде пищей богов - ещё бы, она не ела с прошлого вечера!
        Юсуф появился незадолго до отправления поезда - вбежал на вокзал, беспокойно озираясь по сторонам. Надя издалека ему помахала. Они купили билет - Юсуф не пожалел денег на купейный вагон, хотя Надя протестовала и называла неразумным такое транжирство, вручил сумку с вещами и большой, тёплый на ощупь, пакет с провизией от Нины. Из пакета головокружительно пахло самсой с бараниной, пловом и ещё чем-то вкусным. Побулькивал термос, стучали бутылки с водой и морсом.
        - Зачем столько еды? - возмутилась Надя, когда они вышли на перрон. - Завтра утром я буду дома!
        - Попутчиков угостишь, - ответил Юсуф и заглянул в окна поезда, как будто рассчитывал увидеть там попутчиков. - Или сестрёнку свою, если останется.
        Надя коснулась его руки:
        - Спасибо тебе, Юсуф. И маме передай мою благодарность. Вы очень хорошие люди.
        Он улыбнулся:
        - Ты тоже хорошая. Знаешь, сегодня Марта приходила.
        - Да, она вчера упоминала, что у неё есть дело к Полине.
        Юсуф кивнул:
        - Как раз об этом я и хотел поговорить. Я случайно оказался рядом и услышал разговор Марты и Паулины Сергеевны. Не подумай, я не подслушивал, просто нас с мамой никто не стесняется. Хозяева даже голос не понижают.
        Раздалось громкое сообщение, что Надин поезд отправляется через пять минут. Провожающих просили выйти из вагонов. Заметивших подозрительные бесхозные сумки просили обратиться к проводникам или полицейским. Пассажиры засуетились и начали прощаться.
        Юсуф подождал, пока голос в динамиках стихнет, и продолжил:
        - Я подумал, тебе интересно будет услышать новости.
        - О тёте? Прости, Юсуф, но нет. Я надеюсь, что никогда больше не услышу о Полине. Я вычеркнула её из своей жизни. Для меня она умерла.
        Он нахмурился и посмотрел на Надю, пытаясь понять, что произошло между тётей и племянницей. Надя выдержала этот взгляд. Не рассказывать же Юсуфу о том кошмаре, который она пережила в клинике? О некоторых вещах лучше молчать или посвящать в них только самых близких - любимых сестёр, например.
        - Прощай, Юсуф, - сказала Надя. - Приезжай в Юшкино, когда захочешь! У нас летом здорово - рыбалка, ягоды, грибы. Будешь моим гостем!
        - Береги себя, Надежда.
        Он стоял на перроне и махал рукой, пока поезд не уехал.
        Глава 44. Возвращение домой
        В Коробельцах Надя сошла с поезда и пересела на маршрутку. Чем ближе она подъезжала к дому, тем тревожней становилось на душе. Она уезжала отсюда месяц назад - воодушевлённая, радостная, беззаботная. Жизнь казалась тропинкой, убегавшей в цветущий луг, и сулила прекрасное будущее.
        А возвращалась она обманутой, разочарованной и униженной. Да не одна, а с малышом. Сёстры Сорокины снова станут объектом насмешек: старшая принесла в подоле - и младшая туда же! Мама будет ругаться, Любаша расстроится до слёз, а Данила Кандауров открестится от неё обеими руками и перестанет здороваться в магазине.
        Ей придётся ещё усерднее гнуть спину за швейной машинкой, чтобы обеспечить столько народу. Шить не по десять комплектов в день, а по пятнадцать или даже двадцать. И лебезить перед Маратиком. Когда маршрутка промчалась мимо его дома в Коробельцах - добротного жилища, окружённого крепким двухметровым забором, за которым прятались курятник, коровник, крольчатник, ухоженный огород и товарный склад, Надя невольно вспомнила о словах тёти. Как ни гнала она их из памяти, как ни пыталась считать клеветой, чудовищная правда заползла гадюкой в сердце - и теперь от неё не избавиться. Эта боль останется на всю жизнь. Каким-то образом тётя увидела то, на что Надя и её мать закрывали глаза много лет. В то, что мама знала про Любашу и Марата, Надя поверить не могла. Разве нормальная женщина допустит такое? Разве отдаст свою дочь на поругание?
        - Остановите у дома около озера, - попросила Надя, и водитель резко затормозил.
        Она подошла к крыльцу. Сделала несколько глубоких вдохов. В такое время они обычно завтракали - хлебом и самой дешёвой колбасой. Потом Надя садилась шить, мама занималась хозяйством, а Любаша слонялась по дому в ночной рубашке и грызла сухарики с чесноком. Так проходили их дни.
        Надя толкнула дверь и, нагнувшись, чтобы не треснуться лбом о притолоку, вошла в дом. Мама и Любаша сидели за столом и обе вскинули головы. Что-то изменилось. Во-первых, дом сиял чистотой. Во-вторых, появились новые вещи - холодильник, телевизор, ковёр на полу и шторы! А, в-третьих, на завтрак мама с Любашей ели блины с красной рыбой и пили ароматный чай с лимоном. В вазочке лежали не привычные карамельки, а «Птичье молоко» и «Белочка», а около Любаши стояла миска с клубникой. Неужели они за месяц растрынькали все деньги тёти Поли, уплаченные за дурочку-племянницу? Совсем ничего не отложили?
        И вдруг Надя заметила, что в углу нет швейной машинки!
        - Мама, а где моя машинка? - с ужасом спросила Надя.
        Как она заработает денег, если не на чем строчить простыни и наволочки? И куда делись рулоны китайской ткани, разъедавшей пальцы? Как они выживут, если она лишится работы? Пока мама судорожно глотала блин и запивала чаем, Наде ответила Любаша:
        - А тебе больше не нужна машинка! Ты сможешь учиться на швею или даже поехать поступать в Петрозаводск. Ты свободна, Надюша! Рабство закончилось!
        - Как это закончилось? А кто будет шить бельё для Марата?
        - Да пусть сам и шьёт, если ему надо! - засмеялась Любаша.
        Последний раз Надя видела её такой весёлой в далёком детстве. Когда был жив папа.
        - Что случилось, пока меня не было? - спросила Надя и присела за стол.
        Улыбка слетела с лица Любаши:
        - Ты знаешь, кто отец моего ребёнка?
        Надя не стала врать:
        - Недавно узнала. Если бы узнала раньше, то зарезала бы его сонного ночью.
        Любаша махнула рукой, словно не хотела разговаривать о горьком прошлом:
        - Так вот, две недели назад он примчался весь взмыленный и перепуганный. На него наехала какая-то контора - то ли юристы, то ли бандиты, то ли областная прокуратура. Короче, кто-то серьёзный. Они раскопали на него кучу компромата и пообещали посадить на пятнадцать лет, если он не оставит меня в покое.
        - Юристы? - тихо повторила Надя. - А откуда они узнали про Маратика?
        Любаша пожала плечами:
        - Понятия не имею. Да какая разница, главное - он от меня отстал! А самое лучшее знаешь что?
        - Что?
        - Эти люди заставили Маратика платить мне алименты до восемнадцатилетия ребёнка! По тридцать тысяч каждый месяц! И запретили общаться с ребёнком без моего разрешения. Я о таком счастье даже не мечтала! Я как услышала об этом, так сразу швырнула в него швейную машинку - всё равно она раздолбанная была. И ткань эту вонючую! И его мерзкое золотишко, которым он надеялся меня задобрить!
        - Но кто же эти люди… - размышляла Надя. - Он не сказал? У него нет никаких догадок?
        Она знала только одного человека, который мог догадаться о том, какие отношения связывали Любашу и Марата, и который имел возможность посадить извращенца на пятнадцать лет. Две недели назад он скрылся из Москвы в неизвестном направлении - и не исключено, что отправился прямиком в Коробельцы. Но зачем? Помочь незнакомой девушке? Такой бескорыстный и благородный поступок не укладывался в голове.
        - Марат считает, что перешёл дорогу другим производителям постельного белья.
        - А не надо было так сильно демпинговать, - с умным видом вставила мама.
        Кажется, потеря дружка её не расстроила.
        - Короче, это передел рынка пододеяльников! - заключила Любаша. - А у тебя какие новости? Как поживают наши московские родственники? Почему ты не позвонила? Мы бы тебя встретили.
        - У меня? - переспросила Надя, собираясь с духом. Выпалила: - Тётя Поля хотела забрать у меня матку, чтобы родить мужу ребёнка, но у неё ничего не получилось. Оказалось, что я беременна, и врачи не смогли провести трансплантацию. Мы устроили в больнице драку, а потом я уехала на вокзал.
        - Что? Не верю! - воскликнула мама. - Полька не могла так поступить с родной племянницей!
        - Ещё как могла. Она крутила роман с нашим папой и родила от него Рафаэля. Он - наш единокровный брат!
        Надя не планировала выкладывать правду, та сама из неё вырвалась. Мама крякнула и захлопала глазами, а Любаша спросила о самом главном:
        - А от кого ты беременна?
        - Неважно, - ответила Надя, - он меня бросил. Перевёл, правда, на карточку несколько миллионов, но я её выбросила. Сама рожу и сама воспитаю.
        - Миллио-о-онов?! - у мамы от удивления округлились глаза.
        А Любаша вновь задала правильный вопрос:
        - Ты его любишь?
        - Люблю. Но это пройдёт. - Надя не выдержала и заревела: - Пройдёт же, правда? Это же не будет длиться всю жизнь?..
        Любаша подошла, и неловко, боком, обняла Надю.
        - Чш-ш, я о тебе позабочусь, я же твоя старшая сестра. Хочешь клубники?
        Глава 45. Не жалею
        Очень скоро Надя успокоилась. Московские воспоминания - и страшные, и горькие, и сладкие, и постыдные - отступили под натиском повседневных хлопот. Любаша купила в рассрочку швейную машинку и подарила её Наде. Та маялась от безделья, не зная, куда приложить руки, и до слёз обрадовалась подарку.
        - Спасибо! Я помогу тебе выплачивать кредит!
        - Не вздумай! - отрезала Любаша. - Я твоя старшая сестра! Могу я хоть раз в жизни сделать тебе нормальный подарок?
        - Ладно, тогда я нашью пеленок и распашонок для твоего малыша! И конверт на выписку. И тебе халатик для роддома.
        Надя накупила бязи, фланели и ситца, и за пару недель сшила приданое для малыша. А ещё расклеила на автобусной станции, почте и «Юшкиных продуктах» объявления о том, что берётся шить и ремонтировать одежду. К удивлению Нади, появились первые клиенты. Обычно заказывали всякую мелочовку - переделать старые джинсы в юбку, подшить шторы или поставить заплаты на детские штаны, но случались и более серьёзные заказы. Одна девушка из обеспеченной семьи собиралась замуж и хотела, чтобы её подружки по западной традиции надели платья из одинаковой ткани. Она видела подобное в свадебном журнале - и ей так понравилось, что она согласилась оплатить пошив. Подружки удивились невестиному расточительству, но на предложение согласились, только им лень было ездить в город на примерки. А тут подвернулась Надя: и денег просила меньше, и жила рядом, и если не понравится - обещала бесплатную переделку. Так что к сентябрю Надя подрядилась сшить пять розовых платьев - разного фасона, но из одинаковой ткани. Она погрузилась в поиск выкроек, выбор ткани и расчёт метража. Дело предстояло новое и сложное. Много денег оно не
сулило, но кое-какую репутацию помогло бы заработать.
        Приходил Данила Кандауров, хотел поговорить, но Надя сослалась на занятость. Она бы пообщалась с ним, не будь она беременна. А так придётся сказать правду, выслушать гневные вопли и оскорбительные замечания. Рано или поздно Данила узнает, что она вернулась из Москвы в положении, но пусть это случится попозже. Не сейчас, когда она так уязвима и растеряна. Надя малодушно откладывала объяснение с парнем, который считал себя её женихом.
        - Ты держишь его на привязи, как собаку, - сказала Любаша. - Не говоришь ни «да», ни «нет», оставляешь надежду, что у вас что-то получится.
        - Нет! - возмутилась Надя. - Я даже не заигрываю с ним, он сам сюда таскается.
        - Когда ты ему всё расскажешь?
        - Скоро. А почему ты спрашиваешь?
        - Просто жалко человека.
        - С чего бы? Может, он тебе нравится?
        - Может, и нравится, - вздохнула Любаша и опустила взгляд на свой гигантский живот. Вот-вот рожать. - Он самый толковый парень в Юшкино.
        - Кто, Данила? Да он же неисправимый хулиган! В десятом классе разгромил ларёк с сигаретами, продал соседскую козу дачникам, послал матом военрука.
        - Ошибки молодости! Надюша, не нам его судить. Можно подумать, мы чистенькие и невинные.
        - Ну так-то да, - согласилась Надя, - но мне всё равно нравятся более спокойные парни. Отличники и умники… Если хочешь - забирай Данилу себе, мне не жалко.
        Любаша только фыркнула. В августе она родила здорового мальчика. Назвала Николаем с подачи Нади: та рассказала о храме на вокзале. Надя предложила крестить Николашу, но Любаша отказалась:
        - Кто знает, может, он вырастет и захочет стать мусульманином? Нехорошо получится.
        - Но ты же не записала Марата отцом!
        - Так и что? Вдруг мусульманская кровь победит христианскую, и Николаша станет татарином?
        Надя всмотрелась в белокурого бутуза с нежнейшей розовой кожей и голубыми глазами:
        - Что-то не похож он на татарина… Надо у отца Сергия спросить.
        Кроме этого Наде хотелось задать монаху и другие вопросы, - например, про его крестника Глеба Громова, не появлялся ли он в окрестностях несколько недель назад? - но братия забаррикадировалась на острове и с утра до ночи реставрировала храм. Из города к ним приехала бригада строителей и плотников - до жителей Юшкино доносились визг пил и беспрестанный стук молотков. Данила только и успевал переправлять на лодке ящики с продуктами: муку, растительное масло, геркулесовую кашу. Несколько раз привозили стройматериалы - да не простые, а подороже: карельскую берёзу, сухостойную сосну. Видимо, монахи затеяли что-то грандиозное.
        - И где они раздобыли столько денег на восстановление храма? - размышляла мама. - Ящик с пожертвованиями, который стоит на почте, постоянно пустой. Оно и понятно, на какие шиши спонсировать религию, если работы нет? Туда разве что бабушки с пенсии кидали.
        - Я тоже кидала, - сказала Надя, - то десять рублей, то двадцать.
        - Ну вот, значит, на твои деньги они и строятся. Жулики в рясах.

* * *
        Накормив и укачав Николашу, Любаша села за кухонный стол, где Надя возилась с розовым муслином. Мама уже ушла спать в свою комнату. За окном плескалась чернота, лишь над островом висел бриллиантовый серп луны.
        - Ты же понимаешь, что деньги того парня, с которым ты… встречалась, - аккуратно начала Любаша, - до сих пор на твоём счёте? Неважно, выбросила ты карту или нет.
        - Понимаю. Надо сходить в банк и отправить их обратно. Дошью платья подружкам невесты и съезжу в Коробельцы.
        - Это окончательное решение?
        - Да.
        - А ты не думала, что он будущему ребёнку их перечислил, а не тебе?
        - Он не знал про ребёнка.
        - Но предполагать-то мог? От секса иногда рождаются дети.
        - Но не в том случае, когда девушка беременна.
        - Ты о чём? - удивилась Любаша.
        - Когда мы с ним… Ну, ты поняла… Он думал, что я беременна от другого человека. Поэтому деньги и ребёнок не связаны. Он просто откупился от меня, чтобы не выглядеть подлецом в собственных глазах, - вот и всё. Я у него не единственная была.
        Любаша погрузилась в глубокую задумчивость, глядя в окно. Потом спросила:
        - Ты когда-нибудь расскажешь, кто он такой, и что между вами произошло?
        - Когда-нибудь расскажу.
        - Ты жалеешь, что была с ним?
        Надя воткнула иголку в ткань и отложила шитьё. Подумала над вопросом сестры и честно ответила:
        - Нет, не жалею. А ты?
        Жалеешь ли ты, что мамин хахаль рассмотрел своими сальными глазками твою юную красоту?
        - Сначала жалела, даже умереть хотелось, а сейчас - нет. У меня есть Николаша, есть ты, есть деньги и свобода. Я давно не была так счастлива. Я просыпаюсь - и мне жить хочется.
        Глава 46. Лёд и позёмка
        Николаша рос милым и здоровым мальчиком. Он с аппетитом кушал, гулил, улыбался маме, тёте и бабушке и крепко спал. Но при одном условии: если в доме не стрекотала швейная машинка. Надя пробовала совместить графики работы и сна Николаши, но это было сложно: график Николаши зависел от его желания поспать и не подчинялся никакому режиму. Надя урывала часик-другой работы, когда Любаша вывозила сына на прогулку, но клиенты подстраиваться не желали и высказывали недовольство.
        Наде не хотелось терять небольшой, но стабильный заработок. К апрелю, когда у неё самой появится малыш, неплохо бы поднакопить деньжат. Алиментов Маратика хватит на скромную жизнь для всей семьи, если пореже покупать красную рыбу, копчёную колбасу и шоколадные конфеты, но Надя привыкла рассчитывать только на себя. Ей нужна была личная финансовая подушка. К деньгам Глеба она прикасаться не планировала. Она съездила в Коробельцы и попыталась вернуть сумму обратно. У операционистки возникли затруднения, и она отправилась на консультацию к начальству. Через полчаса к Наде вышел управляющий филиалом, горячо пожал ей руку и сообщил, что она не сможет оформить возврат: счёт, с которого поступили денежные средства, закрылся ещё в июле. Управляющий предложил Наде сформировать инвестиционный портфель, чтобы сберечь и приумножить капиталы. Надя отказалась. Ей нужно было с кем-нибудь посоветоваться - например, с Мартой. Или отцом Сергием.
        К сожалению, отец Сергий был недоступен. Перед ледоставом с острова уехала ремонтная бригада, и монахи остались в одиночестве. Судя по всему, они занимались внутренней отделкой церкви. Иногда в сухие холодные дни ветер доносил до Юшкино незнакомый мелодичный перезвон. Похоже, монахи отстроили колоколенку и повесили новые колокола. Надю так и подмывало отправиться в монастырь - посмотреть на церковь, поговорить с отцом Сергием. Раньше она не исповедовалась и не знала, разрешается ли монахам принимать исповедь, но зато он мог дать совет. Она - грешница, он - служитель церкви, давать духовные наставления - его обязанность. После всего, что произошло в Москве, душа жаждала очищения. Растущий животик и потребность защитить малыша заставляли Надю искать поддержки у бога.

* * *
        - В том сарае, где «Юшкины продукты», сбоку есть пристройка с отдельным входом, - сказала Любаша. - Они там устроили склад консервов, но помещение можно переделать в ателье.
        Надя взглянула на сестру:
        - Я вам мешаю?
        - Вовсе нет! Просто ты не можешь до скончания века прятаться от Данилы. Он сегодня ночевал в машине.
        - А я при чём?
        - Так машина стояла напротив нашего дома. Поговори с ним, попроси помощи и не строй из себя ледяную королеву. Если он тебя любит, то простит. Или, хочешь, я с ним поговорю?
        - Нет! - испугалась Надя. - Я сама.
        Она пошла в «Юшкины продукты» вечером, когда мама Данилы оставляла магазин на сына, а ручеёк покупателей иссякал. В такое время заходили только любители ночной жизни - беспризорные подростки, маргинальные элементы и залётные чужаки. Звякнул колокольчик на входной двери, Данила обернулся. Уронил и рассыпал по прилавку коробку с вермишелью.
        - Кажется, у нас завелась крыса-гурман. Грызёт «Бариллу» только в путь, а дешёвые макароны не трогает, - пробурчал Данила, собирая горстями вермишель и не глядя в лицо Наде.
        Она явственно ощутила его волнение. Этот мальчик, которого она считала заядлым хулиганом, боялся на неё посмотреть. Она подошла к прилавку, сняла перчатки и помогла сгребать рассыпанное. Их пальцы соприкоснулись, и Данила схватил Надю за руку:
        - Почему ты кинула меня?
        - Ну что ты такое говоришь? Мы даже не встречались.
        - Ты пообещала, что мы поговорим на эту тему, когда ты вернёшься из Москвы.
        Возможно, что-то подобное и прозвучало, но на самом деле она никогда не собиралась встречаться с Данилой или выходить за него замуж.
        - Прости, если считаешь, что я тебя обманула. Я пришла сказать, что мы не можем быть вместе. Не приходи к нам больше и не ночуй в машине около дома. Это глупо. Соседи будут болтать.
        - Я люблю тебя.
        А она любила Глеба Громова.
        - Данила, не надо…
        - У тебя кто-то есть?
        - Нет.
        - Я тебе противен?
        - Да нет, ты нормальный. Дело не в тебе.
        - А в чём?!
        Он смотрел на неё тёмными блестящими глазами, так похожими на глаза человека, которого она не могла выкинуть из памяти. Она думала о нём каждый божий день. Вспоминала каждую ночь.
        - Данила, у нас ничего не получится. Я жду ребёнка.
        У него сделалось такое лицо, словно она сморозила глупость. Он скептически хмыкнул, мол, да-да, так я тебе и поверил. Глядя ему в глаза, Надя расстегнула молнию на пуховике и выставила четырёхмесячный животик, обтянутый свитером.
        Данила осознал, что она не шутит. Уставился на живот, как на крысу, которая прогрызла дырку в его сердце и сожрала нечто драгоценное. Концы губ опустились в горестной гримасе, скулы окаменели, а глаза потухли. Надя поспешила застегнуться.
        - Кто он? - хрипло выдавил Данила. - Кто этот… - он разразился страшной бранью, напугавшей Надю сильнее, чем налитые кровью глаза и игравшие желваки. - Это твой брат? Рафаэлло московское? Я убью его!
        Надя отступила к двери, мотая головой:
        - Нет, нет, это не он…
        - А кто? Если он порядочный человек, то почему его нет рядом с тобой? Сбежал? Бросил беременную девушку? Трусливое ничтожество! Я найду его и грохну! Размажу в пыль!
        - Он не виноват, Данила, - мягко, с бесконечным сожалением сказала Надя. - Я сама к нему пришла.
        - Не выгораживай его! - заорал Данила, размахнулся и ударил по разорванной пачке «Бариллы». Вермишель полетела в разные стороны, как снег во время метели. - Почему ты его защищаешь?!
        Надя выскочила на улицу и перевела дух. Она ожидала, что Данила расстроится, но не предполагала такого взрыва. Дома она обо всём рассказала Любаше. Та спокойно ответила:
        - Хорошо, что вы поговорили. Он простит тебя, вот увидишь.

* * *
        Она оказалась права. Спустя месяц Данила заявился к ним с ящиком, полным свежих фруктов. Яблоки, груши, апельсины и виноград. Поставил ящик на стол и сказал:
        - Это для детей и беременных женщин. - Покосился на Любашу и прибавил: - И для кормящих тоже.
        - Спасибо, - сказала Надя.
        - Ещё я сделал небольшой ремонт в пристройке. Принёс стол и несколько стульев, починил окно. Теперь там тепло, светло и можно работать. Могу перетащить твою машинку прямо сейчас.
        Надя с укором глянула на сестру, а та сделала вид, что внезапно заинтересовалась рисунком на обоях. Любаша часто выгуливала Николашу около «Юшкиных продуктов»: в деревне негде гулять с коляской, кроме центральной улицы. Выходит, и с Данилой успела пообщаться.
        - Спасибо.
        - Пойдём посмотришь, как я всё устроил.
        Надя встала из-за машинки. Разогнулась, держась за поясницу. С последней встречи живот вырос ещё больше, даже в верхней одежде стало затруднительно его скрывать. Пройдёт совсем немного времени, прежде чем юшкинцы догадаются о её положении и начнут строить догадки об отцовстве. И без того некоторые клиентки заподозрили неладное, хотя Надя тщательно драпировалась в многослойные одежды собственного дизайна.
        - Данила, если будешь ходить со мной по деревне, все решат, что ты - отец ребёнка, - честно предупредила Надя.
        - А разве не я? - с вызовом спросил Данила. - Я заткну любого, кто скажет, что это не так.
        В носу у Нади защипало. Данила Кандауров оказался рыцарем, а не хулиганом.

* * *
        Дорожки схватились льдом, в ногах путалась позёмка, и Надя оперлась на руку Данилы. Как влюблённая парочка или молодые супруги, они дошли до магазина, привлекая любопытные взгляды земляков. «Ты глянь, Кандауров и младшая Сорокина гуляют под ручку!». Надя не горбилась и не пыталась спрятать живот. Рядом с Данилой она чувствовала себя защищённой. Пусть она и не любила его, но он её любил - сильно любил, по-настоящему, раз принял с ребёнком. А ей так хотелось тепла и защиты.
        В центре деревни она заметила монаха в чёрной рясе. Он быстрым шагом вышел из почтового отделения и направился к озеру, где с ноября проложили ледовую переправу. Чёрный подол хлестал по длинным ногам и развевался от ветра. Под мышкой монах держал бандероль. Что-то в его облике показалось Наде знакомым. Отец Сергий?
        - Отец Сергий! - крикнула Надя. - Подождите, мне надо с вами поговорить!
        Он резко обернулся. Короткая густая борода скрывала лицо, только глаза горели под чёрной скуфьей, словно угли на снегу. Это был не отец Сергий. Надя поскользнулась, и Данила подхватил её, оберегая живот, словно тот был стеклянным и мог разбиться от любого неловкого движения. Монах пристально наблюдал за ними, пока Надя не восстановила равновесие. Потом развернулся и скрылся за деревьями.
        - Ты его знаешь? - спросила Надя.
        - Мне кажется, я видел его летом… Новенький, наверное.
        Глава 47. Одинокий огонёк
        Собравшись с духом, Надя позвонила Марте. Та не сразу её узнала и засмеялась:
        - Ой, Надюша, богатой будешь!
        - Как раз поэтому я и звоню, - Надя перешла к цели звонка. - Хочу вернуть деньги, которые ты перечислила мне летом. Скажи, пожалуйста, номер счёта Глеба.
        Марта хмыкнула:
        - Без его распоряжения не могу. Прости.
        - Так спроси его!
        - Я не могу с ним связаться.
        - До сих пор? - удивилась Надя. - Он ещё не вернулся из своего… путешествия?
        Она хотела сказать «побега», но решила обойтись без обидных намёков.
        - Нет, не вернулся, но с ним всё в порядке. Иногда он звонит и справляется, как дела, хотя по последнему разговору мне показалось, что он очень далёк от нашей московской суеты. Кстати, твой подарок я ему отправила.
        Рубашку, сшитую не иголкой и нитками, а любовью и нежностью. Как давно это было - словно в другой жизни.
        - А куда отправила? В Австралию или в Австрию?
        - Не знаю. Из транспортной компании пришёл курьер и забрал свёрток.
        - Ясно. А Глеб не упоминал, понравилась ему рубашка?
        - Нет.
        - А про меня не спрашивал?
        - Нет. - Видимо, Марта уловила Надино разочарование, поэтому прибавила: - Ты не расстраивайся, Глеб сейчас погружён в решение личных проблем. Такое ощущение, что с ним происходит что-то важное, - переоценка жизненных ценностей, преодоление внутреннего кризиса, поиск смысла жизни. Одним словом, какая-то большая душевная работа. И, судя по всему, он неплохо с ней справляется: он стал намного спокойней и, может быть, даже счастливей.
        Воображение нарисовало Глеба, сидящего под кокосовой пальмой на берегу лазурного океана, - одинокого, безмятежного и просветлённого. Просто замечательно, что он справился со своими сложностями и нашёл смысл жизни.
        - А с деньгами-то что делать?
        - Положи под проценты, - посоветовала юрист.
        - А если я отдам их отцу Сергию?
        - Это ещё кто?
        - Монах местный, церковь строит.
        - Нет уж, лучше под проценты, - отрезала Марта. - Надя, а почему ты не спрашиваешь о Паулине Сергеевне и Рафаэле? Тебе не интересно, как они поживают?
        - Нет. Не хочу даже слышать о них! А вот про Юсуфа и его маму интересно.
        - У них всё отлично! Они получили обещанную компенсацию и вернулись на родину. Я слышала, Юсуф собирается жениться.
        - Неудивительно, - заулыбалась Надя, - за него любая пойдёт. Хороший парень.

* * *
        Этот короткий разговор с Мартой словно провёл разделительную черту между прошлым и будущим Нади. Ей тоже предстояло найти смысл хоть в чём-нибудь и принять важное решение.

* * *
        В декабре Надя торжественно открыла ателье под названием «Надежда». Украсила его шариками и пригласила одноклассниц, их матерей и всех любопытных кумушек на чаепитие с домашними пирогами. Данила тоже присутствовал. Улыбался в тридцать два зуба, помогал разливать чай. Любаша хлопотала вместе с сестрой и впервые представила публике Николашу Сорокина. Всем же было интересно посмотреть на внебрачного сына Маратика из Коробельцев. Может, потому и пришли. А остались потому, что Надя устроила выставку-продажу швейных изделий, - платьев, ночных рубашек, халатов, скатертей и штор. И постельного белья, - куда уж без него! - сшитого из качественного сатина, а не токсичной китайской ткани. Перед праздниками раскупили всё подчистую - себе и на подарки. Кому-то захотелось поменять шторы, кому-то обновить декоративные подушки, а кому-то - надеть в новогоднюю ночь ночнушку фривольного фасона.
        Весь месяц Надя работала, не разгибая спины, а по вечерам возилась с племянником. Он уже узнавал её и с визгом просился на руки, когда она возвращалась с работы. Надя всем сердцем привязалась к Николаше и радовалась, что у её ребёнка будет замечательный старший брат.
        Данила вёл себя, как настоящий мужчина: заботился, помогал и ничего не требовал. Понимал, что она ещё не готова ему довериться. Чем больше Надя его узнавала, тем больше ценила: было в нём глубинное понимание порядочности, нетерпимость к подлости и обострённое чувство справедливости. И со старшими Кандауровыми Надя поладила. Не сказав ни слова, они приняли её в свой круг. Не жалели, не сюсюкали, не косились, а просто относились с уважением и добротой. В душу без спросу не лезли. Надя отвечала им тем же.
        В Новый год после боя курантов Данила сделал Наде предложение, и в этот раз она не сказала «нет». Потянулась к нему, обвила руками за шею и легко поцеловала. Он улыбался, словно выиграл миллион в лотерею.
        Всей семьёй вышли на улицу запускать фейерверки. Смеялись, обнимались и во всё горло кричали «Ура!», когда над головой расцветали красные и зелёные огненные хризантемы. Желали друг другу счастья, любви и здоровья. Взрывали хлопушки и выписывали бенгальскими свечами круги и восьмёрки.
        Вдаль уходила ледовая переправа. По обочинам торчали колышки - чтобы путники не сбились с дороги. Надя всмотрелась в тёмное пространство между заснеженным озером и бархатно-звёздным небом и увидела одиноко мерцавший огонёк. Словно звёздочка упала на берег острова. В монастыре Новый год не праздновали, но какой-то монах стоял на другом конце переправы с фонарём. Возможно, ждал гостей. Возможно, собирался в путь. А, может быть, смотрел на фейерверк и думал о чём-то своём.
        Глава 48. Послушание. Глеб
        ГЛЕБ
        Он долетел самолётом до Петрозаводска, а оттуда доехал до Юшкино на междугороднем автобусе. Пассажиров было много, но все вышли по дороге: на конечной высадились только он да древняя бабуся с ведром клубники. Он оглянулся по сторонам: автостанция, почта, книжный магазин (заколоченный, с провалившимися ступеньками) и «Юшкины продукты». Ни людей, ни машин, словно вымерло всё, лишь ветер гонял по пыльному шоссе конфетный фантик. Небогатые дома скрывались за чахлыми берёзками, вдалеке в лучах заходящего солнца поблёскивало озеро, во дворах перегавкивались собаки. Вот уж точно край земли.
        Глеб зашёл в продуктовый и тут же наткнулся на Данилу Кандаурова - парня, мечтавшего жениться на девочке, которая провела в постели Глеба прошлую ночь. Жаркая, совсем неопытная, податливая. Он до сих пор чувствовал тяжесть белокурой головки на своём плече и тонкие пальцы, обводившие крестик.
        Как страстно и мучительно он её хотел…
        Данила взглянул на посетителя и вытер руки о передник, в котором выкладывал на витрину колбасу и сосиски. Красивый парень (красивее, чем на фото, которое разыскала Марта), молодой, сильный и с внимательным прищуром. Как сторожевой пёс, он сделал стойку на чужака:
        - Могу я чем-то помочь?
        - Мне нужно в монастырь, - сказал Глеб.
        - Они никого не пускают.
        - Меня пустят, я старый знакомый отца Сергия. Не знаешь, у кого можно взять лодку?
        Данила с подозрением его оглядел, но Глеб был одет неброско: джинсы, футболка, рюкзак. На голове - бейсболка с длинным козырьком, на носу - солнцезащитные очки. Ничто в нём не выдавало ни род занятий, ни цели приезда, ни места, откуда он приехал. То ли хипстер-богомолец, то ли праздный турист.
        - Ладно, - решился Данила, видимо, не посчитав Глеба опасным. - Я собирался отвезти им продукты, могу тебя захватить. Приходи через полчаса к причалу.
        Глеб посидел у воды, разглядывая домишки вокруг озера. В одном из них выросла Надя Сорокина. Воображение рисовало маленькую девочку, бегавшую по берегу и разбрасывавшую фантики от конфет. Может быть, один из них до сих пор тут валялся. Или, подхваченный ветром, летал по деревне из края в край - выцветший, измятый.
        Лучше не думать. Девочки больше нет - есть женщина, которая в ближайшие дни сделает аборт. А вчера она пришла к мужчине и предложила себя - с таким бесхитростным великодушием, с каким голодного приглашают разделить трапезу, или уличному музыканту кладут в шляпу непомерно крупную банкноту. Призналась в любви. Стояла перед ним обнажённая, дрожа от собственной смелости. Мысли неудержимо возвращались к событиям ночи. Вряд ли она любила его, скорее, искала тепла и поддержки у единственного человека, который её не обманывал. А вот он её любил. И она его - обманывала, если этим простым словом можно описать тот чудовищный Эверест лжи, который она между ними воздвигла.
        Но разве изголодавшийся откажется от хлеба, даже зная, что хлеб отравлен?
        - Поехали, - позвал Данила, сгрузив в лодку несколько картонных коробок. - Но если монахи тебя не примут, мне придётся отвезти тебя обратно. На острове не оставлю. А то один остался, а ночью стал орать, чтобы его отвезли обратно. Монахов напугал, ногу в темноте вывихнул. - Данила подождал, пока Глеб запрыгнет в лодку, и оттолкнулся от берега веслом.
        Харон Юшкинский. Примет ли он свою невесту, когда узнает, что с ней случилось в Москве?
        - Не волнуйся, проблем не будет.

* * *
        Отца Сергия Глеб узнал не сразу: длинная борода поседела, спина сгорбилась, только глаза остались прежними - серыми, ясными, понимающими. Как у бывшего бандита могли быть такие глаза? Глеб замешкался, не зная, то ли припасть к руке настоятеля в благоговейном поцелуе, то ли как-то иначе выразить уважение, но тот сам пошёл навстречу. Порывисто обнял и спросил:
        - Приехал таки, малёк?
        - Приехал, Юра, - вырвалось у Глеба.
        - Ну, ну, ну… - тихо сказал отец Сергий, заметив, что крестник плачет. Погладил по голове, как в детстве, когда Глеб рыдал от тоски по родителям и несправедливости суда. - Пойдём ужинать, я форели наловил. Знаешь, тут отличная рыбалка, ты обязательно должен порыбачить.

* * *
        Глеб познакомился с монахами, которых было семеро, не считая отца Сергия. Они показали ему монастырские постройки: деревянную церквушку со встроенной колокольней, купола которых накренились друг к другу, словно желая дотянуться крестами, покосившийся барак, где жили братья, да хозяйственные сараи, где хранились инструменты и урожай картошки и яблок. Все здания заросли кустарником, вплотную к ним подступал густой еловый бор. За церковью из земли торчали короткие пеньки, и Глеб не сразу догадался, что это верхушки могильных крестов. За несколько столетий земля просела и утащила в свои ледяные глубины тела праведников.
        Он перекрестился и зашёл в церковь. Кое-где монахи укрепили полы и подпёрли балками провисавший потолок, но в целом создавалось впечатление, что церковь непригодна для использования. Того и гляди купола сложатся и обрушатся на головы молящихся.
        - Вы тут молитесь? - спросил он.
        - Мы везде молимся, - ответил отец Сергий, - но паломников на остров не пускаем. Только изредка местных.
        Стало понятно, почему монахи жили затворниками: здесь просто-напросто опасно находиться.
        После ужина отец Сергий позвал Глеба в свою комнату пить чай со смородиновым листом. Поставил на стол миску с сушками. Не торопил, не выспрашивал. Глебу показалось, что ему снова тринадцать, и он сидит напротив единственного в мире человека, способного понять и разделить его боль.
        - Мой сын сбил женщину, - сказал Глеб. - Он был под воздействием препаратов, значительно превысил скорость и проехал на красный свет. Женщина умерла.
        Отец Сергий перекрестился.
        - А я… - сказал Глеб и остановился. Он хотел рассказывать честно, не выгораживая себя, но это оказалось сложнее, чем он думал. - Я должен был заявить в полицию и отдать им улики, но я подставил другого человека - парня, который у нас работал. Он взял вину на себя, и я его защитил. Решил дело миром. Мой сын не понёс никакого наказания, а я превратился в преступника. Я сделал то, с чем поклялся бороться, когда был ещё школьником. Предал себя и свои принципы. Отмазал убийцу…
        Его голос дрогнул, он закрыл лицо рукой. Переждал спазм в горле и продолжил:
        - Но это ещё не всё, отец Сергий. Я переспал с девушкой…
        И тут речь ему отказала. Он открывал рот и не мог издать ни звука. Отец Сергий пришёл ему на помощь:
        - Чувствуешь вину перед женой?
        - Нет, я уже давно думал о разводе, - ответил Глеб. - Я поручил своей помощнице начать бракоразводный процесс, так что вопрос супружеской измены меня не беспокоит.
        - Тогда в чём твои затруднения?
        - Эта девушка, - с трудом выдавил Глеб, - родная племянница моей жены. А ещё она… Беременна от моего сына.
        Отец Сергий опустил голову и долго смотрел в чашку с чаем, словно на дне были написаны правильные ответы на подобные признания.
        - Ты раскаиваешься? - наконец спросил он у Глеба.
        Тот горько усмехнулся:
        - Нет. Если бы я мог повернуть время вспять, то снова бы защитил Рафаэля и переспал с Надей. Я не раскаиваюсь, Юра, и от этого мне плохо и страшно. Я не знаю, как жить дальше. Помоги мне.
        - Мне нужно помолиться, жди меня здесь, - сказал отец Сергий и вышел из комнаты.
        Он вернулся через час и сел напротив Глеба:
        - Ты знаешь, почему я ушёл в монастырь - тогда, двадцать лет назад?
        - Ты сказал, грехи замаливать.
        - А какие именно, ты когда-нибудь задумывался?
        Глеб покачал головой:
        - Нет, но я всегда думал, что ты совершил много чего нехорошего. Что у тебя были причины удалиться от мира.
        - Ты прав, я был вором и бандитом. Я совершил много злых поступков, но никогда не отнимал чужие жизни. Но двадцать лет назад я взял на себя этот грех. Убил человека - преднамеренно, собственноручно и хладнокровно.
        Ледяные мокрицы скользнули по спине. Ужас выглянул из тёмных уголков кельи.
        - Кого ты убил? - хрипло спросил Глеб.
        - Того парня в туалете ночного клуба. Он был совершенно невменяем и собирался сесть за руль. Я давно караулил подходящий момент - и вот он настал. У меня было с собой всё необходимое, я предложил ему - и он не отказался. Я дал ему шприц, а потом наблюдал за агонией. И когда он умер, я закрыл ему глаза и ушёл из клуба. Никто меня не заподозрил.
        Волосы на теле Глеба встали дыбом.
        - Ты убил ради меня!
        - Ради справедливости, Глеб. Я взял на себя роль судьи - и это главный мой грех.
        Глеб ощутил, как слёзы потекли по щекам. Он наклонился и поцеловал руку отца Сергия. А тот сказал:
        - Назначаю тебе послушание: ты проживёшь в монастыре год и будешь трудиться над его восстановлением. После этого получишь отпущение грехов и моё благословение. Ты согласен?
        В душе плеснулась чистая радость.
        - Конечно! Спасибо. Я с радостью исполню послушание.
        Он был не просто согласен - он хотел этого! Прожить здесь, на острове, целый год в трудах и простых человеческих заботах - без непристойных и разрушительных желаний, без сделок с совестью, без ощущения собственной подлости и ничтожности. Он нуждался в этом послушании и с благодарностью его принимал.
        - Отец Сергий, у меня есть два вопроса.
        - Задавай.
        - Первый: могу я съездить в Коробельцы и поговорить с Маратом Еникеевым? Я считаю, что он должен платить алименты Любе Сорокиной. Так будет правильно.
        Отец Сергий кивнул:
        - Давно пора с ним поговорить. Какой второй вопрос?
        - Мне хочется восстановить церковь и подворье. Могу я закупить материал и нанять бригаду строителей? Я не к тому, что хочу отделаться от тяжёлой и грязной работы, я собираюсь вкалывать наравне со всеми, просто нам нужна помощь профессионалов. Мы должны заново отстроить церковь, иначе она рухнет и зашибёт кого-нибудь из братьев.
        Отец Сергий поскрёб бороду и сказал:
        - Будь по-твоему, малёк.

* * *
        А поздней осенью он увидел Надю.
        Он возвращался с почты с бандеролью, которую прислала Марта, и заметил на противоположной стороне площади беременную девушку в пуховике и берете с помпоном. Она поскользнулась, а её спутник бережно её подхватил. Сначала Глеб узнал Данилу Кандаурова, а потом сердце пропустило удар и болезненно зачастило. Рядом с Данилой шла Надя - румяная и улыбчивая, с маленьким круглым животом. Пуговка юшкинская, глупый малёк. Ребята были вместе, как Глеб и советовал. И ждали пополнения.
        Надя посмотрела ему в лицо, но не узнала в худом бородатом послушнике блестящего московского адвоката. Да Глеб и не хотел, чтобы она узнала. Он даже с Данилой избегал общения, чтобы не бередить старые раны. Глеб отвернулся и пошёл к озеру, молясь только о том, чтобы не грохнуться замертво на льду переправы и не смутить покой Надюши Сорокиной. Или уже Кандауровой?
        После этого случая он не покидал остров. Лишь иногда выходил на берег и всматривался вдаль, где, едва различимые в морозной дымке, стояли деревенские домики. А в праздники, когда в монастыре прекращались работы и монахи отдыхали, он надевал белую рубашку - самое драгоценное и прекрасное, что у него было.
        Глава 49. Вера
        Лето выдалось жаркое. Ещё в мае сыпал снег и подмораживало по ночам, а в июне установилась тёплая погода, и неделя за неделей светило солнце. Ни дождя, ни ветра, ни бесконечных штормов. С озера сошёл лёд, ледовая переправа истаяла и превратилась в водный путь, и Данила смог наконец-то повидаться с отцом Сергием. Надо было крестить Верочку, которой исполнилось уже три месяца. Монахи завершили реконструкцию церкви, но не спешили открывать её для прихожан. К счастью, делали исключения для знакомых юшкинцев - а Данилу и Надю они хорошо знали: Данила обеспечивал бесперебойную поставку продуктов, а Надя выросла на глазах отца Сергия.
        Надя сшила дочке крестильный наряд: длинное белое платьице, отделанное рюшами и атласными бантиками, и кружевной чепчик. Девочка выглядела как фарфоровая куколка, если у фарфора бывает такой изумительный смуглый оттенок. Блестящие карие глазки, розовые губы и поразительно правильные черты лица превращали её в красавицу. Честно говоря, Надя не встречала девочки красивее. Любаша полностью разделяла это мнение, и даже Николаша зачарованно любовался сестрой.
        Надя отчётливо видела в чертах Веры её отца, но люди, не знавшие Глеба Громова, уверяли, что малышка - копия Данилы Кандаурова. Ему нравилось это слышать, он расплывался в улыбке и приосанивался. Данила относился к Вере как к родной.
        В лодке мама спросила:
        - Может, и басурманчика нашего заодно покрестим? А что? Два раза плавать не придётся.
        - Нет, - отрезала Любаша. - Покрестим, когда сам попросит.
        Они приехали на остров вшестером: мама, Любаша с сыном, Надя с Верочкой и Данила. Любаша собиралась стать крёстной матерью для племянницы, а крёстного отца найти не удалось. Надя не захотела приглашать друзей Данилы - она хотела в крёстные исключительно отца Сергия, но тот мягко, но непреклонно отказался. Пояснил, что сан не позволяет ему быть восприемником, хотя Надя подозревала, что отцу Сергию достаточно своего малька. Того, кого он крестил ещё до монашества.

* * *
        Они стояли со свечами в руках и слушали молитвы отца Сергия. Любаша держала Веру, чьё роскошное платье свисало чуть ли не до пола, мама прижимала к груди Николашу и косилась на монахов, выстроившихся чёрной стеной у иконостаса. Как будто мелкому «басурманчику» в стенах православной церкви могло что-то угрожать. Пахло ладаном, горячим воском и сухими сосновыми досками. Церковь сказочно преобразилась - восстала из руин и засияла ликами святых и золотыми окладами. Даже отец Сергий надел белую парчовую ризу с вышитыми крестами. Вера заворожённо разглядывала блестящего незнакомого дядьку и улыбалась. Надя прислонилась плечом к Даниле. Тот ощутил её волнение и украдкой пожал пальцы.
        Отец Сергий освятил воду в купели и продолжил молиться. Все повторяли «аминь», а монахи с чувством подпевали настоятелю. От их пения на глаза наворачивались слёзы. Да и в целом обряд оказался очень трогательным: Надя впервые присутствовала на крещении.
        - Разденьте малышку, - попросил отец Сергий, протягивая руки к Вере. - Она уже держит головку?
        - Да, нам уже три месяца, - гордо ответила Надя.
        - Хорошо.
        Отец Сергий перехватил ребёнка под животик и поднёс к купели:
        - Крещается раба Божия Вера во имя Отца, - он окропил её святой водой, - и Сына, - снова окропил, - и Святого Духа, - в третий раз окропил. - Аминь!
        Вера взвизгнула, когда по спинке побежали капельки воды, и радостно засучила ножками. Надя всхлипнула и прижала руку к губам, боясь расплакаться. Её девочка стала христианкой. Вере надели крестик, завернули в большое белое полотенце и вручили крёстной матери.
        - Подождите, как «три месяца»? - растерянно спросил один из монахов.
        Ещё улыбаясь, с глазами, полными слёз, Надя обернулась к нему. Это был тот самый монах, которого они с Данилой встретили осенью около почты, только теперь борода стала длиннее, а скулы ещё острее. Она по-прежнему его не узнавала. Выходит, Данила не ошибся: в монастыре появился новенький. Но его голос, тембр, интонации… Где она могла их слышать? Почему они кажутся такими знакомыми и родными? Надя вытерла слёзы, из-за которых всё расплывалось перед глазами.
        - Вера родилась в марте, - произнесла она, вглядываясь в лицо монаха.
        Кто он такой? Пусть скажет что-нибудь ещё! Она должна услышать его голос.
        - Ты всё-таки родила от Рафаэля? - спросил он с безграничным сочувствием и невероятной, какой-то нечеловеческой проникновенностью.
        Словно ангел спустился с небес и задал ей самый важный вопрос: от кого она родила своё дитя? Только один человек имел право спрашивать. Только одному она могла сказать правду. Это было похоже на удар ножом в сердце. Надя пошатнулась. Колени ослабели, перед лицом заплясали назойливые серебристые мушки.
        Как же она раньше его не узнала? Почему не догадалась, куда он уехал? Ведь всё было ясно как божий день. Всё на поверхности, всё на ладони! Даже их последний разговор был о грехах и искуплении. Куда ещё он мог отправиться после крушения своей жизни, как не к крёстному отцу? У него ведь больше никого не осталось.
        Всё это время он жил здесь - в Юшкино.
        На другом конце ледовой переправы.
        Это здесь он искал и обрёл смысл жизни.
        Принял монашеский постриг.
        Всё равно что умер.
        В голове зашумело, свечи вдруг поплыли вбок, а иконы приблизились. И Надя прошептала, глядя в лица святым:
        - Это твой ребёнок, Глеб. Других мужчин у меня не было.
        И осела без чувств на руки Данилы.
        Глава 50. Я была его раем
        Она положила разомлевшую после поездки на лодке Верочку на одеяло и свернулась возле неё калачиком. Уткнулась носом в хрупкое плечико и закрыла глаза. Когда она очнулась в церкви, Глеба рядом не было - да и к лучшему. Она бы не удержалась от рыданий и истерики, если бы он находился рядом. Отец Сергий подал ей воды и поддерживал голову, пока она пила, клацая зубами об эмалированную кружку. А все остальные словно погрузились в ступор. Вышли из шока только дома.
        Данила перешёптывался за дверью с Любашей, мама поставила на плиту чайник. Они собирались праздновать крещение, но сейчас Надя не могла думать ни о чём, кроме того, что отец Веры стал монахом. И теперь они будут жить на разных берегах озера, мучая друг друга редкими столкновениями на почте или в магазине.
        Что за изощрённая пытка! Может, он ещё обвенчает её с Данилой? Они отложили свадьбу на лето, на «после родов», но как выходить замуж, когда он здесь? Всё внутри перевернулось, когда сквозь чёрную бороду и худобу проступили черты мужчины, которого она так и не разлюбила.
        - Нет, я всё понимаю, но не с дядей же, - донёсся из-за двери приглушённый голос Данилы. - Люба, это за гранью!
        Для Любаши это тоже был сюрприз. Надя всё рассказала сестре и матери - начиная с того, как её поселили в домике для прислуги, а наутро отвезли к гинекологу, и заканчивая скандалом в клинике, когда выяснилось, что она беременна и не годится на роль донора матки. Но о самом главном Надя умолчала. Она никому не сказала, что отец её ребёнка - муж бессердечной тёти Поли. Надя стыдилась своих чувств к человеку, который по сути оставил её один на один с проблемами. Денег, правда, дал. Но деньги для него ничего не значили, он всем их давал - и шантажистам, и пострадавшим в авариях, и слишком прытким девственницам, одурманенным ночной духотой и музыкой.
        - Он нам не родной дядя, - возражала Любаша. - Просто муж тётки, которую я, к примеру, видела один раз в жизни. Приехала, как английская королева, хвасталась Москвой и богатством, а сама наврала с три короба. И сын у неё от чужого жениха, и бесплодие, которое она от всех скрывала, и муж гулящий. Нечем особо хвастаться.
        - Да при чём тут хвасталась она или нет? Даже будь она последней дрянью - это что, повод мутить с её мужем за её спиной?
        - Откуда ты знаешь, как всё было? Надя тебе не рассказывала, но, поверь мне, у неё есть веские причины ненавидеть тётку. - Любаша помолчала и добавила: - Ты собирался жениться на девушке с ребёнком - какая разница, от кого он?
        - Большая! Я думал, это какой-то проходимец, который обманул её и бросил, а, оказывается, это Громов. Она жила в его доме - они каждый день общались, сближались, вместе ели, вместе спали. Может, там любовь была? Не зря же она в обморок упала, когда его увидела?
        - Ты просто ревнуешь, - сказала Любаша.
        - Да.
        - Это глупо. Она согласилась выйти за тебя замуж. Разве ты не об этом мечтал?
        - Любаша, я должен узнать правду. Понимаешь? Должен! Если у неё остались чувства к этому… - он долго подбирал слово, - адвокату-монаху, то нафига мне такая жена? Я люблю её с десятого класса, я готов принять её с ребёнком, готов всё забыть и простить - хотя ты лучше всех знаешь, чего мне это стоило! Но я не готов жить с девушкой, которая сохнет по мужу своей тётки! Что за дурь вообще? Ну дурь же, согласись!
        Надю снесло с кровати. Она распахнула дверь и сквозь слёзы выкрикнула:
        - Да, у меня остались к нему чувства! И я никогда не говорила, что люблю тебя! И не просила принимать меня с ребёнком! По какому праву ты меня попрекаешь? Я ни в чём перед тобой не виновата! - она захлебнулась и зло смахнула слёзы. - Теперь ты знаешь правду. И что ты будешь с ней делать?
        - Ты что, до сих пор любишь… - он пренебрежительно махнул в сторону озера, - его?
        - Если бы он хоть намёком дал понять, что мы с Верочкой ему нужны, я бы переплыла это озеро с люлькой в зубах!
        Данила только головой покачал от изумления. А Любаша шмыгнула носом: «Бедная Надюша, бедный Данила…». Одна лишь мама невозмутимо накрывала на стол.

* * *
        Позже сестра аккуратно подступила с расспросами:
        - У тебя хоть не так, как со мной, было? Он тебя не принуждал?
        Мало-помалу Надя рассказала всё: как пришивала ему пуговицу в кабинете, а он пил кофе и расспрашивал о жизни в Юшкино, как услышала музыку и побрела в тумане к дому, как они чуть не поцеловались в машине, как он допрашивал её, сидя у кровати. Как признался в своих чувствах - «я тебя не как адвокат спрашиваю, а как мужчина», - как уехал из дома, чтобы удержаться от соблазна, как они остались ночью наедине - словно два обломка, прибитых к берегу после кораблекрушения. Мой большой секрет, хрустальные бусинки, невыразимая печаль…
        - Тебе понравилось? - тихо спросила Любаша, оглянувшись на спавших детей, словно они могли подслушать взрослый разговор. - Ну, ты поняла, о чём я.
        Тяжесть его тела…
        - Честно говоря, не очень. Это были странные ощущения, но я бы ни за что от них не отказалась.
        - Почему?
        - Потому что ему было хорошо, - прошептала Надя, возвращаясь мысленно в ту ночь. - Он был похож на человека, который внезапно очутился в раю, - и этим раем была я. Я и понятия не имела, что люди могут получать такое удовольствие от близости, - не просто приятные ощущения, а настоящее блаженство.
        - Жаль, что ты его не испытала.
        Надя коснулась губами уха сестры:
        - Тогда - нет, но потом, когда я вспоминала его губы и руки… И всё, что он делал со мной, его слова и стоны… Ох, уф-ф…
        Любаше стало щекотно, она засмеялась и почесала ухо:
        - Всё с тобой понятно, маленькая развратница! Довела человека до монастыря своим раем!
        - Прости, что я слишком откровенна. Ты, наверное, не любишь об этом вспоминать.
        - О Марате? Я никогда о нём не вспоминаю, - Любаша посмотрела в окно. - Это как будто не со мной происходило… Но есть человек, о котором я постоянно думаю, никак не могу выкинуть его из головы.
        Она намекала на Данилу. Он всё-таки запал ей в сердце, хотя она упорно сопротивлялась своим чувствам.
        - А он знает, что у тебя к нему симпатия? - спросила Надя.
        - Догадывается.
        - Любаша, не будет у меня с ним счастья. Не люблю я его. Если у вас сложится, я буду только рада и никогда не перейду тебе дорогу. Мы не такие, как мама и тётя Поля, мы - другие.

* * *
        После этого признания словно кандалы с ног упали. Всё с Данилой Кандауровым было хорошо, кроме одного: она его не любила. Да, привыкла к дружеской помощи и мужскому вниманию, научилась флиртовать, думала о нём как о будущем муже, но вот страсти до ослабевания ног не было. Она бы не пришла к нему ночью и не скинула одежду на пол, не повисла бы на нём, как котёнок на шторах, - всеми коготками, не отцепить, не оторвать без дырок в тонкой ткани. Не слушала бы ночь напролёт, как стучит его сердце.
        Данила был удобной партией - не сидеть же всю оставшуюся жизнь в одиночестве? Хотя… Глеб же сидел? Тоже, наверное, несладко жить в монастыре на острове - без электричества, без связи с миром, в бесконечных постах и молитвах. О чём он думал, когда решил отречься от прежней жизни? Сомневался ли в своём решении? Вспоминал ли о Наде?
        Зазвонил телефон. Она глянула на экран и обомлела: «Глеб Громов». Вот так просто? Взял и позвонил после года молчания?
        Глава 51. Я тебя прощаю
        - Добрый день, Надя. Мы можем встретиться? - спросил он обычным своим голосом, каким спрашивал, хочет ли она бутерброд с маслом, или в какой музей собирается поехать.
        - Встретиться? - растерялась она. - Зачем?
        - Поговорить.
        О чём? Неужели он не слышал о сорвавшейся трансплантации? Хитрая тётка скрыла свою неудачную медицинскую авантюру? Сказала, что Надя избавилась от «урода» и счастливая, с денежками, умотала в Юшкино? Он просидел целый год на острове и не общался с женой? В любой из вариантов трудно было поверить.
        - Ладно… - согласилась Надя. Она ответит на его вопросы и посмотрит ему в глаза. - А где?
        - Тут особо некуда пригласить девушку, - сказал он так, словно планировал пригласить её на свидание. - Поэтому предлагаю покататься по озеру. Не против, если я заеду за вами на лодке?
        - За нами?
        - За тобой и Верой.
        Ну, конечно, за Верой… Он же так мечтал о детях.
        - Приезжай.
        Любаша кинулась к шкафу и распахнула лакированные створки:
        - Что ты наденешь? - спросила она.
        - Ничего. В этом пойду, - Надя бросила взгляд в зеркало, где отражалась девушка в старых обрезанных джинсах и футболке для кормления с вышитым зайчиком на груди.
        - Нет уж, тебе нужно что-то понаряднее!
        - Перестань, Любаша, он монах. Он будет в рясе, клобуке и с золотым крестом на груди. И, может быть, даже с кадилом.
        - Тем более! Если он стал монахом, - подмигнула сестра, - пусть кусает локти, глядя на твою красоту.
        Никаких нарядных вещей у Нади не было: она не успела сшить себе обновок после беременности. Любаша вытащила из глубин шкафа прошлогодний жёлтый сарафан:
        - Вот! Он всегда тебе нравился.
        В этом сарафане Глеб впервые её увидел. Они сидели за мраморным столом и пили коктейль из капусты, а потом к тарелке Нади прикатился перламутровый кругляш.
        - Грудь не влезет, - засомневалась Надя.
        - Всунем твоё богатство! Сделаем волнующий рельеф. И волосы надо убрать наверх, расплети уже свои детские косички. Ты же женщина!
        - Я же мать.
        Любаша хлопотала, желая загладить вину за неуместное воодушевление после расставания сестры с женихом. В последние дни она сияла, напевала песенки и кружила розовощёкого Николашу по комнате. Он заливисто смеялся и хватал маму за волосы.
        Правда, Данила ни разу не появился в их доме после крещения Веры, но Любашу это не смущало. Она верила в справедливость мироздания. Когда-нибудь судьба улыбнётся и ей.

* * *
        Он ждал их на берегу озера. Порывисто встал с камня, на котором сидел, и сделал несколько шагов навстречу. Длинные полы чёрной габардиновой рясы, больше похожей на халат с запахом, разлетелись в разные стороны. Мелькнули кроссовки, надетые на босу ногу.
        - Спасибо, что пришла.
        Он взял люльку-переноску и осторожно поставил в лодку. Подал руку Наде. Она чуть коснулась его пальцев и легко вспорхнула на корму. Карельские девчонки умели управляться с лодкой, а многие гребли, как заправские рыбаки.
        Глеб сел за вёсла и в три сильных гребка вырулил из камышовых зарослей на открытую воду.
        Над озером носились чайки, по воде на длинных паучьих лапках бегали водомерки, в кустах заливались птицы. Припекало солнце. Надя глянула на Верочку: та крепко спала, раскинув сжатые кулачки в стороны, капюшон люльки защищал малышку от солнечных лучей. Она привыкла спать на свежем воздухе.
        Глеб бросил взгляд через плечо и направил лодку к острову - но не к монастырскому подворью, а к дальнему мысу, словно хотел его обогнуть.
        Не скрывая интереса, Надя рассматривала монаха, сидевшего перед ней. Он был мало похож на прежнего Глеба Тимофеевича. Из-под льняной скуфьи, некогда чёрной, а теперь посеревшей от солнца и частых стирок, выглядывали волнистые волосы - ещё не длинные, но уже дотянувшиеся кончиками до наглухо застёгнутого воротничка рясы. Густая дикорастущая борода покрывала подбородок и скулы. И только глаза оставались прежними - бархатными, карими, внимательными. Как когда-то в машине, они скользили по её лицу и голым плечам, опускались ниже, задерживались на коленках. И, как тогда, у Нади перехватывало дыхание от этого откровенного мужского взгляда. Осознавал ли он, как действует на неё, или просто не мог удержаться? «Между нами что-то происходит, и я не могу это контролировать», - сказал Глеб в тот день. Сегодня происходило то же самое. Надю пронизывало знакомое ощущение взаимности их чувств и непреодолимости их влечения. Но сейчас они были неизмеримо дальше друг от друга, чем год назад: между ними стояла не Полина, не брачные клятвы, не родственный долг, а бог. Жену можно подвинуть, а бога?
        - Надежда, - сказал Глеб, подняв вёсла и уложив их вдоль бортов, - я понимаю, что любые мои слова могут быть расценены как трусость, эгоизм и желание снять с себя ответственность. Я понимаю, что опоздал, и ничего уже не вернуть. Но я хочу объясниться. Выслушай меня, пожалуйста.
        Он говорил тихо, боясь разбудить дочку. Лодка мерно покачивалась, а Надя вспомнила свой сон в ночном клубе: она переплывала озеро, а кто-то ждал её на том берегу - мужчина в белой рубашке. Не в чёрной рясе. Сон сбылся, да совсем не так: мужчина в белом стал монахом.
        - Я слушаю.
        - Я не знал про план Полины. Я был уверен, что ты сделала аборт, вернулась в Юшкино и сошлась с Данилой. Я видел вас зимой - вы казались такими счастливыми, ждали первенца… Мне и в голову не пришло, что ребёнок не от него, - Глеб медленно подбирал слова. Ему с большим трудом давался разговор. - Я не знал, что ты была девственницей, когда пришла ко мне. Не знал, что ты забеременела в ту ночь. Я обязан был убедиться, что с тобой всё в порядке, но я был занят другими вещами, более важными, как мне тогда казалось: мировым соглашением, проблемами в семье и на работе. Теперь, когда я знаю всё, я бы поступил иначе, но… - он провёл мозолистой рукой по лицу, желая скрыть заблестевшие от слёз глаза. - Какой смысл это обсуждать? Я безмерно виноват перед тобой. Прости меня, если сможешь.
        - Я тебя прощаю, - искренне и без раздумий ответила Надя. - Ты же не знал.
        На душе от этих слов полегчало. Он не был гадом, каким выставляла его жена. Он не желал Наде зла, не откупался от неё деньгами и не бросал в сложной ситуации. Он просто верил, что поступает правильно.
        - Я надеюсь, ты счастлива с мужем, - сказал он.
        Он решил, что они с Данилой женаты! Вполне логичный вывод, учитывая, что Данила договаривался о крещении Веры и вёл себя как её отец. Надя не стала разубеждать Глеба. Пусть думает, что она благополучно замужем, если ему так проще. В их случае это всё равно ничего не меняло.
        Рядом с лодкой подпрыгнула рыбка, блеснув серебряной чешуёй. Глеб снова взялся за вёсла.
        - Когда ты узнал правду? - спросила Надя.
        - Три дня назад. Я летал в Москву, разговаривал с Полиной и Рафаэлем.
        - А до этого ты с ними не разговаривал?
        Он покачал головой:
        - Нет. Марта начала процедуру развода в тот день, когда ты уехала из Москвы. Я не встречался с Полиной.
        - Так ты разведён? - спросила Надя.
        - С августа прошлого года.
        - А три дня назад она выложила тебе правду?
        - Она сейчас замужем за Иваном Ломидзе, ты его знаешь - он единственный сын богатого грузинского банкира. Полине нечего больше бояться и незачем мне врать. Она была предельно откровенна.
        - Тётя Поля вышла замуж за Вано? - поразилась Надя. - А как Рафаэль это воспринял? Не ревновал мамулю?
        - Рафаэль ушёл в армию. Я ездил к нему в часть, мы провели вместе целый день. Мне кажется, у него есть шанс… Не факт, что армия поможет, но и не навредит.
        Надя поняла, о каком шансе шла речь. О шансе стать человеком, а не самовлюблённым, заносчивым и эгоистичным маменькиным сынком. Глеб любил приёмного сына даже после всего, что тот натворил. Поймёт ли Рафаэль когда-нибудь, как повезло ему с отчимом?
        Они обогнули остров. Перед ними открылась уютная песчаная лагуна, защищённая со всех сторон зарослями можжевельника. Дно, усеянное мелкими камешками, просвечивало сквозь кристально чистую воду, в ней сновали рыбки, а над поверхностью вились радужные стрекозы. Солнечные блики прыгали по безмятежной глади озера. В лагуну вёл узкий, едва заметный пролив. Пробраться в это живописное местечко мог только тот, кто хорошо знал береговую линию.
        Затерянный кусочек рая на земле.
        - Я взял морс, пирожки с яблоками и всё, что нужно для пикника. Плед, зонт от солнца, полотенце. Если ты не против, давай проведём здесь пару часов? Мне бы хотелось познакомиться с дочерью.
        Он сказал это таким тоном, что Надя чуть не разревелась.
        Если ты так хотел детей, то зачем же ушёл в монастырь?! И что ей теперь делать? Возить дочку в гости к папе-монаху? Что за нелепая ситуация!
        - Глеб, - сказала она дрожащим голосом, - я всё понимаю, у тебя были причины уйти в монастырь. Я не оспариваю твоё решение и даже не обсуждаю. Не лезу в твои дела с богом. У меня только один вопрос: когда Вера подрастёт, как она будет к тебе обращаться? Папа или отец Пафнутий? Какое у тебя новое имя? - Надя всхлипнула. - Ты же не думаешь, что сможешь участвовать в воспитании? Это вообще нормально - папа-монах? Вам разрешено иметь детей?
        - Надя, но я не монах.
        - Ты в рясе, у тебя на голове шапочка! И борода!
        Он встал в лодке в полный рост. Снял шапочку, аккуратно сложил и засунул в карман. Развязал пояс и быстрым движением плеч скинул рясу - так Надя скинула халат год назад, оставшись в чём мать родила. Только Глеб не был голым: он был одет в шорты и белую рубашку с воротником-стойкой. В её рубашку, сшитую с любовью и нежностью! Собираясь на встречу, он тоже надел самое красивое, что у него было.
        - Но… Ты послушник? Готовишься стать монахом? - уточнила она.
        - Нет, я рабочий в монастыре. Трудник. Волонтер. Отец Сергий предложил пожить здесь в течение года и помочь с реставрацией храма. После этого он обещал благословить меня и отпустить грехи. Это случится уже через неделю. Я планирую вернуться в Москву - накопилось много работы. Марта зашивается.
        Так вот как разбираются с грехами! Едут к крёстному отцу и восстанавливают старую церковь. А она-то гадала!
        - То есть ты не женат и не связан обязательствами перед богом?
        - Есть только один человек, перед которым у меня обязательства, - ответил Глеб.
        - Кто?
        - Вера.
        Это всё, всё, всё меняло!
        Глава 52. Моя пуговка
        - Я не против, если ты пообщаешься с Верой, - сказала Надя, и Глеб направил лодку в лагуну.
        Нос мягко ткнулся в берег. Глеб выпрыгнул из лодки и рывком затащил её на песок. Надя подала ему Веру, а потом выбралась сама. Смотрела, как он раскрывает зонтик и бережно ставит под него люльку, как расстилает плед на песке и достаёт корзину с монастырскими пирожками. Если их пёк тот же монах, что и в Надином детстве, - то это самые вкусные пирожки с яблоками на свете.
        Рубашка сидела на Глебе как влитая. Он расстегнул верхние пуговицы и закатал рукава выше локтей - и выглядел сногсшибательно! Надина любовь, больше не сдерживаемая запретами, распускалась дивными душистыми цветами. Глеб не женат, не монах, и хочет общаться с дочкой.
        Он заглядывал в люльку с таким благоговением, словно там лежал не ребёнок, а невиданная драгоценность. Даже дыхание задерживал.
        - Когда она проснётся, можешь взять её на руки, - предложила Надя. - Надеюсь, она не испугается твоей бороды.
        Глеб вцепился в бороду, словно хотел оторвать.
        - Через неделю я побреюсь.
        - И уедешь в Москву, - напомнила Надя.
        - Я постараюсь приезжать так часто, как смогу, - ответил Глеб и прибавил: - Если твой муж не против. Я буду благодарен, если ты обсудишь с ним этот вопрос.
        Она могла бы сказать, что рассталась с Данилой, но промолчала. Хотела выяснить всё до конца, прежде чем признаваться, что одинока и до сих пор его любит.
        - Будешь приезжать раз в год?
        - Раз в неделю. Я понимаю, что не имею права вторгаться в чужую семью, но и ты меня пойми: я не могу оставить Веру. Я хочу видеть, как она растёт, заботиться о ней, дать ей всё, чего она заслуживает. Она моя единственная дочь, я её люблю.
        - Только её?
        Глеб сел рядом с Надей, по-турецки скрестив ноги. Пытливо заглянул в глаза. Прочитал там что-то и отвёл взгляд.
        Не хотел отвечать на вопрос.
        Говорить чужой жене о любви - неправильно, но она ведь ему говорила!
        - Только её? - настойчиво переспросила Надя.
        Пространство между ними заискрилось. Воздух, наполненный густым ароматом можжевельника, щебетанием птиц и жужжанием стрекоз, раскалился и напитал жаром щёки.
        - Что ты хочешь услышать? - хрипло спросил Глеб.
        - Правду.
        - Хорошо, я скажу тебе правду. Когда я приехал в монастырь и исповедался отцу Сергию, он спросил, раскаиваюсь ли я в своих грехах? Я ответил, что нет. Если бы та ситуация повторилась, я бы снова взял тебя на руки и отнёс в спальню. Я знаю, что не должен был этого делать, но сделал бы это снова. И снова, и снова, и снова…
        Надя заворожённо слушала его отрывистую лихорадочную речь.
        - Отец Сергий назначил мне послушание, и я с радостью согласился. Но это ничего не изменило. Ты в моём сердце, в моей памяти, в моей крови. Каждую ночь я беру тебя на руки и укладываю в свою постель. Я ощущаю на плече твою голову, слышу твоё дыхание, чувствую твои пальцы, - он прикрыл ладонью крестик на груди, который она гладила ночью. - И в эти моменты я счастлив. Да, я посоветовал тебе выйти замуж за Данилу Кандаурова, но я и понятия не имел, какую боль это мне причинит! Хотелось выть от бессилия… Я совершил ошибку, когда бросил тебя. Я разрушил свою жизнь, когда отдал тебя другому мужчине. Но я люблю тебя, Надя. Очень сильно люблю.
        По его виску скатилась капля пота. Он сгорал в том же пламени, которое заставляло щёки Нади пылать.
        - Если бы ты была свободна, я бы немедленно сделал тебе предложение. Вот моя правда.
        Она услышала всё, что хотела, и даже больше. Заглянула в люльку - Вера спала, сладко причмокивая во сне.
        - Сегодня ужасно жарко, - пожаловалась Надя, вставая. - Как ты думаешь, вода достаточно тёплая для купания?
        Он посмотрел на неё так, словно не расслышал вопрос.
        - Хочу поплавать в лагуне. Этим летом я ещё не плавала.
        - М-м… - промычал он что-то нечленораздельное. Потом закивал: - Да, вода тёплая. А здесь в лагуне - как парное молоко. Я специально выбрал это место.
        Надя взялась за подол сарафана и стащила его через голову. Глеб сдавленно ахнул.
        - Извини, тот купальник, который ты подарил мне в Москве, остался… в Москве. Поэтому я по-простому, по-деревенски.
        Она сняла бюстгальтер и бросила на плед. Потом избавилась от трусиков. В этот раз она чувствовала себя иначе - не стыдливой, растерянной и очумевшей от собственной смелости девчонкой, а уверенной в своей привлекательности женщиной. Её собственное удовольствие уже бурлило в крови. В этот раз дар любви будет взаимным, они оба познают рай.
        - Пойдём со мной, - она протянула ему руку. - Тебе надо освежиться.
        Он не понимал, что происходит, почему она так себя ведёт. Его глаза бегали по сторонам, но неизменно, словно намагниченные, прилипали к её залитой солнцем наготе. На лбу Глеба выступили бисеринки пота.
        - Ну как хочешь, - Надя улыбнулась и, покачивая бёдрами, направилась к озеру.
        Обернулась у кромки воды:
        - Глеб, я свободна, - сказала она. - Да, я согласилась стать женой Данилы, но ничего серьёзного у нас не было. Мы расстались. Я люблю только тебя и выйду замуж только за тебя.
        Она нырнула и проплыла несколько метров, наслаждаясь прохладными упругими струями, оплетавшими разгорячённое тело. Вынырнула и глянула на берег. Глеб уже снял рубашку и поспешно избавлялся от шортов. Надя без стеснения рассматривала великолепное тело своего будущего мужа. Когда на нём остался только шнурок с крестиком, Глеб разбежался, прыгнул в воду и через десять секунд вынырнул рядом - нос к носу.
        Они медленно кружились в воде, не в состоянии наглядеться друг на друга, не в силах расплести ноги и руки. Между их лицами всплыл лёгкий деревянный крестик. И ещё что-то маленькое, круглое, похожее на жемчужный шарм. Неужели Глеб нанизал на шнурок украшение?
        - Что это? - спросила Надя и поймала пальцами скользкий кругляш. - Это же…
        - Моя пуговка, - сказал Глеб, прежде чем накрыть её губы влажным озёрным поцелуем.
        Эпилог
        Через неделю их обвенчал отец Сергий. Они стали первой парой, прошедшей обряд венчания в отреставрированной церкви. После этого обновлённый монастырь открыли для посещений - не каждый день, конечно, а только в праздники и согласованные даты. Паломники были счастливы. Отец Сергий с облегчением выдохнул: можно было не опасаться, что на посетителей обрушится потолок или купол колокольни.
        Со временем Юшкино превратилось в центр православного туризма. На месте развалившегося книжного магазина выросла гостиница и открылся ресторанчик с видом на площадь. На берегу озера появилась турбаза: туристов катали на лодках, учили ловить форель и коптить её по-фински на дощечке. «Юшкины продукты» эволюционировали в современный супермаркет, где за кассой сидела улыбчивая Любаша Кандаурова, беременная третьим по счёту сыном.
        А вот ателье «Надежда», к огорчению деревенских модниц, закрылось. Надя Громова уехала в Москву, где поступила в университет дизайна. В качестве хобби она шила мужу невероятной красоты и стильности рубашки, а дочке - «принцессные» платья, сражавшие наповал гостей на утренниках в детском саду. А уж когда Верочка приезжала на лето в Юшкино, то чувствовала себя настоящей звездой. Правда, к осени она неизменно превращалась из городской принцессы в босоногую деревенскую девчонку: копала с бабушкой картошку, собирала чернику с Николашей и плавала в гости к папиному крёстному - отцу Сергию. Он учил её тому же, чему учил маленького Глеба: уважать отца и мать, не врать, не воровать, не ябедничать понапрасну. Верочка слушала, кивала, но больше интересовалась сладкими пирожками с яблоками, чем списком грехов (не подозревая, что лишь благодаря родительским прегрешениям купола церкви и колокольни до сих пор не сцепились крестами).
        Рафаэль вернулся из армии другим человеком: он бросил дурные привычки, обстриг блондинистые кудри и перестал считать себя центром вселенной. Устроился на работу в адвокатскую контору отца. Марта гоняла нового стажёра в хвост и гриву, обещая сделать из него лет через пять приличного помощника юриста. Он не возражал, ему нравилось работать под началом Марты. Ему вообще нравились взрослые, умные и властные женщины. Он носил за ней тяжёлые кейсы с документами, своевременно наполнял кружку свежим кофе и возил (не превышая скорости) на заседания суда.
        С мамулей общался редко и денег у неё не брал. Так и не смирился с тем, что она вышла замуж за его приятеля Вано, хотя мамуля доказывала, что сделала это ради Рафаэля. Зато с удовольствием приходил в гости к отцу, когда тот приглашал. Подружился с Верочкой, которая, с одной стороны, была дочкой его приёмного отца, а с другой - дочкой единокровной сестры. Запутанные родственные отношения не мешали Рафаэлю возиться с забавной девчушкой. Он был рад, что отец не отвернулся от него после чудовищных событий и позволил стать частью новой семьи. Другой у Рафаэля не было. Иногда он жалел, что потратил столько времени на войну с Глебом вместо того, чтобы найти в нём старшего друга и надёжное плечо. Но разве нельзя наверстать?
        Надя окончила университет и открыла модный дом под названием «Пуговка». Он специализировался исключительно на пошиве мужских рубашек. Довольно скоро рубашки из шелковистого карибского хлопка стали мега-популярными: известный денди Глеб Громов служил ходячей рекламой и с удовольствием (и гордостью!) снимал пиджак, чтобы продемонстрировать идеальную посадку и идеальные швы. «Вы сможете носить её всю жизнь, а потом подарите внуку. И она будет как новая!».
        После того, как бизнес начал приносить стабильный доход, Надя решилась на второго ребёнка. Она попросила мужа сыграть «Мой большой секрет», а потом подошла к пианино и… Пальцы Глеба оторвались от клавиш и коснулись других струн, извлекая не менее прекрасную мелодию, - мелодию их запретной, безрассудной, но всепобеждающей любви.
        Конец.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к