Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Вихрев Федор / 2012 Вторая Великая Отечественная : " №01 Веду Бой 2012 Вторая Великая Отечественная " - читать онлайн

Сохранить .
«Веду бой!» 2012: Вторая Великая Отечественная Федор Вихрев
        НОВЫЙ ПРОЕКТ от авторов бестселлера «Третий фронт». Новый поворот вечного сюжета о «попаданцах» - теперь в прошлое проваливается уже не герой-одиночка и даже не отряд наших современников, а ВСЯ РОССИЯ!
        Из XXI века - в 1941 год! Из сегодняшнего дня - на Великую Отечественную!
        Способна ли нынешняя РФ выстоять и победить в схватке с фашизмом? Может ли «демократическая» власть поднять народ на Священную войну? Готовы ли мы идти в атаку с криком «За Родину! За Путина!» и умирать за Отечество? Какую цену согласны заплатить за Великую Победу? Достойны ли бессмертной дедовской славы?
        Федор Вихрев
        «ВЕДУ БОЙ!»
        2012: Вторая Великая Отечественная
        «Такого не может быть, потому что такого быть не может».
        Предисловие
        Сколько раз в детстве мы сжимали кулаки, когда на экранах кинотеатров танки с крестами валили пограничные столбы с гербом СССР, когда молодые курсанты, - почти наши ровесники, - под незатейливую песню о Тане-Танюше поднимались с промерзшей земли, с винтовками навстречу стальной лавине наступающего врага! Мы сжимали кулаки в страстном, но нереализуемом желании изменить происходящее. Изменить… Помочь нашим встретить агрессора могучим ударом и задушить нацистскую тварь в ее же логове, избавив советский народ от изнурительной, кровопролитной, страшной войны. Помочь своим дедам и прадедам, от многих из которых не осталось даже фотографий в семейных альбомах, лишь пожелтевшие листки бумаги с казенными строчками: «Ваш муж (сын, брат) пал смертью храбрых…»
        Время шло, наша страна распалась на национальные государства. Как растащенная по норкам грызунами, отошла в прошлое мощь и слава Советской армии. Когда-то единый советский народ начал увлеченно резать друг друга по окраинам казавшейся нерушимой державы. На смену коллективистским принципам пришел тщательно насаждаемый и культивируемый оголтелый индивидуализм. Только многие из нас не изменились, оставшись в душе теми же мальчишками в зале кинотеатра. И так же, как раньше, простая дата 22 июня 1941 года была выжжена в наших сердцах как знак величайшей трагедии народа и символ неповторимого, нечеловеческого подвига.
        Мы повзрослели, остепенились, но желание изменить течение истории - осталось. Как в далеком детстве. Как у тысяч наших сверстников. Подкрепленное знаниями и жизненным опытом, войной и миром, иногда худшим, чем открытое военное противостояние. Осталось и кристаллизовалось в книгу, которую мы хотим предложить вашему вниманию.
        В последнее время романы «про попаданцев» идут вереницей. В прошлое отправлялись отдельные люди и целые воинские подразделения, области и районы. И даже целая страна - СССР образца 1953 года. Авторы данного произведения решили переместить из 10 октября 2010 года в 22 июня 1941 года страны, образовавшиеся на постсоветском пространстве, в границах 1991 года.
        Мы - авторский коллектив, выступающий под традиционным для постоянных участников литературного форума «В вихре времен» (псевдонимом - Федор Вихрев:
        Ивакин Алексей
        Логинов Анатолий
        Туробов Андрей
        Артюхин Сергей
        Акимов Сергей
        Колганов Андрей
        Конев Александр
        Шеховцов Алекс
        Сергеев Виталий
        Судьбин Андрей
        Тупицын Андрей
        Шкаев Александр
        Мы, оказавшиеся разделенными множеством границ после распада великой державы - СССР. Мы, привыкшие к бытовым удобствам и наблюдающие, как наши сограждане постепенно превращаются в бездумных потребителей ценностей: необязательных материальных, созданных чаще всего не нашими руками, а трудом миллионов людей в странах Третьего мира, и сомнительных духовных, навязываемых нам новыми хозяевами мира.
        С началом работы над книгой, как водится, проблем не стало меньше, ибо наше время - внешне благополучное и кажущееся бесконфликтным - насыщено своей «злобой дня». Дискуссии, перерастающие в яростные споры, работа с источниками и исторической литературой - все это не давало ответа на самые болезненные вопросы.
        Способны ли сегодняшние государственные деятели отказаться от личных амбиций перед лицом фантастического вызова, брошенного самим временем? Сможет ли общество, монолитное когда-то, объединить свои усилия вновь и стать единым организмом, позабыв мелкие дрязги и распри, смешные на фоне происходящих катаклизмов?
        Задача казалась неподъемной и неразрешимой. Как суметь охватить огромный и неподъемный материал? Что важнее: военные или психологические аспекты переноса, политика или экономика? Решение пришло само. Текст книги хронологически охватывает всего семь дней, с 22 по 28 июня 1941 года. Семь дней, описанных с точки зрения разных героев: от пенсионера до Президента России.
        Каждый из членов авторского коллектива оказался перед непростым выбором: писать своего героя с себя или попытаться войти в образ исторической или придуманной, что называется, с нуля личности. И каждый выбрал свой путь, ибо мы все разные. Объединяет нас одно - отношение к Великой Отечественной войне.
        С уважением, редакторы-составители Алексей Ивакин, Андрей Туробов
        Пролог
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой! Я - Крэпасць! Вяду бой!
        Молоденький парнишка сухими губами касается микрофона.
        - Я - Крэпасць!
        Его никто не слышит. Армия, которая отступает к Минску. Бойцы, которые стреляют из окон. Командир, которому перевязывают голову…
        Никто не слышит.
        Да и сам парнишка себя не слышит - грохот разрывов и треск пулеметных очередей.
        Он просто хрипит в микрофон:
        - Я - Крэпасць! Вяду бой!
        Хрипит, потому что хочет пить. Но воды нет уже третьи сутки. Все, что есть, - относят раненым и к пулеметам. Он устал, он хочет спать. Но не может. Потому что надо хрипеть:
        - Я - Крэпасць! Вяду бой!
        Его голос несется в пространство.
        Он закрыл глаза и пытается услышать: «Вас понял! Прием!»
        Но ответа нет. И только хриплое: «Я - Крэпасць! Вяду бой!» несется через мировой эфир.
        Голосу до Луны ближе, чем до штаба фронта.
        Радиосигнал наверняка уже добрался до нее. Еще немного - и он понесется к Марсу, к Венере, к Солнцу и Юпитеру.
        Так и будет.
        От передатчика до Луны - одна секунда. До Солнца - восемь с половиной минут. До Марса - двенадцать. До Юпитера - тридцать три. До штаба армии… Вечность.
        - Я - Крэпасць! Вяду бой!
        Через четыре с половиной года эти хриплые позывные достигнут маленькой звезды под названием Альфа Центавра.
        В это же самое время на Земле закончится война. Будут стоять полевые кухни и кормить вражеских детей, будут играть гармошки, будут звенеть орденами эшелоны, возвращаясь домой.
        А голос будет нестись через пространство:
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        В пространстве нет времени. Слово изреченное - вечно. Оно несется к краю Вселенной, и пусть тот парнишка, который хрипел эти слова, уже не жив телесно, но живы слова его - пусть он еще раз скажет:
        - Я - Крэпасць! Вяду бой!
        За три дня до этих слов далеко-далеко от этой крепости родится девочка. Она будет расти в голодное, злое и отчаянное время. Она будет ходить в школу и кататься на санках. Она будет плакать по отцу, не пришедшему с войны, и радоваться цветам мать-и-мачехи.
        А хриплый голос безымянного парнишки будет лететь сквозь пропасть вакуума:
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        В столице люди будут стоять мертвой толпой у гроба умершего вождя. Девочка же опять будет плакать, прильнув к большущей тарелке радиоприемника:
        «Вчера, пятого марта…»
        А где-то далеко-далеко все еще несется хриплое:
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        Однажды человек помчится вслед этому голосу.
        Но не успеет. Человек выйдет на околоземную орбиту, высадится на Луну, выйдет в скафандре в открытый космос, пошлет своих смешных механических каракатиц собирать инопланетный грунт.
        А голос будет лететь и лететь через вечный холод.
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        Камни порастут травой. Кости сами уйдут в землю. Гильзы позеленеют.
        Но кирпичи будут кровить буквами:
        «Прощай, Родина. Умираю, но не сдаюсь!»
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой! - он все еще несется по космосу.
        Он все еще хрипит обшелушенными губами.
        Девочке уже двадцать пять. Она ведет своего первого сына в ясли. Сборная страны по футболу берет бронзовые медали на чемпионате мира. Кеннеди, Куба, «Битлз» и целина. И высоко-высоко:
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        А небо синее-синее…
        Голос связиста уже задел Полярную звезду, Пояс Ориона, Волосы Вероники и прочие Плеяды. Зазвенела высокой тоской небесная струна. На сотую долю микрона сдвинулась небесная ось.
        Но голосу все равно.
        Где-то там приняли новые Конституции. Началась очередная Олимпиада. До свидания, наш ласковый Миша! Здравствуй, наш Миша новый! И будь ты проклят!
        Голос так далеко, что его уже давно забыли.
        Он все еще ведет бой. Он все еще - «Крэпасць!»
        «Крэпасць» все еще сражается под шквальным огнем, под чудовищными бомбами, под огромными снарядами.
        Уже нет той страны, уже и народ-то истончается, а связист все еще сидит у микрофона:
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        Где-то там его внуки убивают его детей. А он?
        А он не убил ни одного врага. Он просто сидел около радиопередатчика и хрипел, и шептал:
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        Пыль такая, что нечем дышать. Жара такая, что уже нечем потеть. Бой такой, что стволы плавятся.
        - Я - Крэпасць! Вяду бой!
        Это были его последние слова, и они все еще летят через Вселенную.
        Та девочка уже стала старушкой. И внуки ее уже готовились стать отцами, когда охрипший голос обогнул Вселенную и вернулся.
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой…
        Молитва.
        Нерв.
        Невидимый провод.
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        Провод, замкнутый через поколения.
        Кровью замкнутый.
        Смертью замкнутый.
        Жизнью замотанный.
        Связистом неизвестным и неузнанным.
        Кто у нас сквозь дождь и грязь? Наша доблестная связь. Связь между отцами и детьми. Между внуками и дедами.
        Между нами.
        - Я - Крэпасць, я - Крэпасць! Вяду бой!
        - Я - Крэпасць…
        - Вяду бой!
        Вечный бой.
        День первый
        26.10.2010/22.06.1941
        Внезапно налетевший ниоткуда вечерний ветер скрипнул висящей на одной петле створкой окна разгромленного стационарного поста милиции. Стены в щербинах от пуль, выбитые стекла, россыпь стреляных автоматных гильз на бетонном полу коридора. Запах крови и пороховой гари. И ни души. Лишь из распахнутой, попятнанной пулевыми отметинами двери сгоревшего патрульного «Форда» свешивалось нечто, отдаленно напоминающее человеческое тело.
        Тишина, охватившая место недавнего боя, вдруг прервалась треском разряда короткого замыкания. Вслед за ним сначала неявно, полушепотом, но постепенно все громче и громче из бывшей комнаты отдыха поста ДПС зазвучал шипящий и прерываемый помехами голос. Из динамиков чудом уцелевшего телевизора кто-то уверенный говорил:
        «Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории - двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал свое наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
        Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие Российской армии и армий братских - белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни.
        Руководство нацистской Германии рассчитывает на блицкриг, уповает на отмобилизованность и высокий уровень организации своей военной машины, на которую работает практически вся порабощенная Европа.
        Как президент Российской Федерации могу сказать одно: „Этому не бывать!“.
        Россия даже в самые тяжелые периоды своего существования не была колоссом на глиняных ногах, особенно сейчас, когда достижения суверенной демократии, оплаченные потом и кровью старших поколений россиян, прочно вошли в нашу с вами жизнь.
        Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг - тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ - уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
        Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжелая цена.
        Сейчас воля Провидения дала нам еще один шанс - уничтожить коричневую чуму XX века практически в самом начале ее кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники XXI века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.
        Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своем месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всем мире.
        Нет никаких сомнений:
        Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России
        По ту сторону экрана человек, только что говоривший с целой страной, сошел с небольшой трибуны, стоявшей в обрамлении государственного и должностного флагов. Присев на первый попавшийся стул, он отослал коротким движением руки метнувшегося было к нему референта. Начальник охраны, удостоившийся взгляда и легкого кивка, понял все правильно, мгновенно и бесшумно выпроводив из кабинета, превращенного по случаю в студию для прямой трансляции, всех без исключения присутствовавших.
        Желание первого лица провести некоторое время в одиночестве было сейчас не просто сиюминутной прихотью, а непреложным, возведенным в абсолют законом. Шокирующие утренние новости этого октябрьского - или все-таки июньского? - дня вознесли президента страны на новую, до сих пор с трудом осознаваемую им самим высоту. Упасть с которой на этот раз равносильно смерти - не фигуральной, политической, а вполне физической - и такому позору, от которого вся властная вертикаль отмыться сможет только собственной кровью.
        «От желающих помочь отбоя не будет. Со всех сторон. Чувствую, прямо сейчас гиены со всех помоек в очередь выстраиваются. Смотрят выжидающе, искоса, и слюна с желтых клыков…» - представшая перед глазами картинка, изображающая политических оппонентов в виде стаи мерзких животных, была настолько натуральна, что президента внезапно передернуло от отвращения. - Только запаха не хватает. Тяжелого, почти осязаемого.
        «Какой черт понес меня на эти галеры? - уже в который раз спрашивал себя он. - Теперь спрыгнуть по истечении срока полномочий точно не получится. Да-а-а… Стоило тогда, в восемьдесят втором, не в аспирантуру идти, а в прокуроры. Сейчас так голова не болела бы. Взял под козырек, и никаких мук совести… Рамки должностных инструкций, федеральных законов, конституции, наконец! Какой такой конституции? Вместо которой с нынешнего утра действует закон о военном положении? И не только в приграничных районах, а на всей территории страны? Нет, не случайно именно этот конституционный закон получил первый номер… Похоже, так и помру юристом, - усмешка, возникшая на лице президента, была какой угодно, но только не веселой. - Поздно метаться».
        Механизм, запущенный несколько часов назад, когда стало окончательно ясно, в какую переделку попала целая страна, мог действовать практически без участия человека. Все средства и системы связи на федеральном и региональном уровнях - без различия ведомственной принадлежности - перешли на особый режим работы. Федеральная служба со странным названием «по техническому и экспортному контролю» уже в шесть утра по Москве, еще до структур Министерства обороны, была переведена на казарменное положение. Именно ее сотрудники одними из первых принесли в Кремль невероятные известия, подкрепленные данными перехваченных радио- и телефонных переговоров с «той» стороны границы. В любой современной войне, даже начавшейся при таких фантастических и, по правде говоря, до сих пор не осмысленных никем до конца обстоятельствах, количество жертв обратно пропорционально скорости принятия решений, напрямую зависящей от надежности своих систем передачи информации и уязвимости подобных систем противника.
        Но все технические и организационные преимущества - ничто без железной воли. Кто бы ни сомневался в наличии таковой у политического руководства России - просчитались все, так и не усвоив одного из постулатов «большой игры»: «Если умеешь считать до десяти - остановись на шести».
        Киров. Алексей Иванцов. Журналист
        Проснулся я от жары. И от солнца, бьющего прямо в глаза.
        Продрав глаза, подошел к окну и обомлел. Градусник показывал аж плюс двадцать три. Блин, а еще вчера было плюс два. Ох уж эти погодные аномалии. Покурить вышел на балкон - и обомлел еще раз. Солнце подбиралось к зениту.
        А на часах - восемь утра. Встали, что ли? Нет. Идут. На мобиле тоже восемь. Странно.
        Набираю номер шефа, лихорадочно соображая - что сказать? Кхм… Нет сигнала сотовой связи.
        Шлепаю на кухню, ставлю кофе, одновременно завожу ноут. Глянуть новости и попробовать связаться с редакцией по скайпу. Мля… Инета тоже нет. Подключение есть, а инета нет. Только локалка работает. На сайте провайдера мерцает большая надпись: «Отсутствие интернета обусловлено авариями у магистрального провайдера. Время восстановления - неизвестно. Перерасчет будет произведен после восстановления интернета». И все. Ладно, после разберемся.
        Большим глотком допиваю кофе и мчусь в прихожую. По привычке влез в берцы, накинул осеннюю кожаную курточку.
        Это сейчас плюс двадцать три. А к вечеру и все минус десять могут быть. Вятский октябрь - он такой. Нервенный и капризный. А берцы? Так журналист я. Наш город особой чистотой и летом не отличается, а уж осенью и подавно. Приходится порой в такие дебри забираться для репортажа, что только берцы и не жалко. Кто знает, куда нас сегодня жизнь закинет?
        Блин, жену забыл на прощание чмокнуть. Ей хорошо, она дома работает. В онлайне. Думаю, разберется с провайдером самостоятельно. Она у меня умная девочка-фрилансер.
        А на улице-то какая жарень! Непривычно как-то. Деревья полуголые, травы не видать под опавшими листьями, грязища осенняя - и над всем этим летнее, безоблачное небо.
        Прохожие, спешащие по своим делам, тоже недоумевают. По лицам видно.
        Вон, около въезда на Центральный рынок стоит азербайджанец и грустно тыкает и тыкает в свой телефон. В это же время разгружают его «газельку», забитую ящиками с ранней хурмой до самой крыши.
        - Брат, - кричу я ему. - Который час, подскажи?
        - Дывадцат минут дывятый час. Брат, а куда сывяз делас, э?
        Я пожимаю плечами и иду дальше. Н-да… Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса Льюисовна Кэролл.
        Иду и по привычке вслушиваюсь в разговоры вокруг:
        …Резину опять менять придется… А я только зимнюю поставил… А если завтра опять мороз…
        …Истинно говорю! Последние дни настали! Вот и Клавдия говорила у прошлом годе…
        …А че синоптики? Синоптики лето с заморозками обещали!
        …А по телику че говорят? Ниче не говорят?
        В редакции тоже интернета не было. И телефоны тоже не работали. Кроме городского. Сисадмин разводил руками.
        Шеф заглянул на минуту, озабоченно сообщил, что его вызвали на срочное совещание к губернатору, и умчался.
        А я стал добивать вчерашнее интервью с начальником областного ГИБДД. Воткнул наушники, врубил диктофонную запись и стал писать, вернее, переводить на человеческий язык сухие цифры статистики происшествий на дорогах.
        Не успел начать, как телефон зазвонил.
        - На проводе! - брякнул я. За это на меня главред вечно лается. Надо говорить: «Добрый день, „Город Киров“, журналист отдела новостей Алексей Иванцов. Чем могу помочь?» Тьфу!
        - Волк! А что с инетом у нас? - в трубке раздался нежный голос моей любимой жены. Волк - это кличка моя семейная. Я - Волк, она - Лиса. Всяко лучше «кис» да «заек».
        - Да фиг знает, Лис. Ты провайдеру звонила?
        - Звонила, ничего внятного сказать не могут. Ты телевизор смотрел?
        - А что, футбол идет? - пошутил я. Телик у нас дома включается лишь во время футбола. К лешему этот зомбоящик.
        - Да я включила - часть каналов не работают. Только федеральные. А на работающих бегущая строка «Внимание! В 10.00 по московскому времени смотрите экстренный выпуск новостей!»
        - И все?
        - Не. По «Первому» какое-то шоу для домохозяек про лечение простатита, по «России» сериал какой-то, так… НТВ - реклама…
        - Хватит, хватит. Минутку подожди…
        Я оторвался от трубки и крикнул:
        - Кто скажет, где у нас телевизор есть?
        Фил - Колька Филимонов, - не отрываясь от своего ноута, буркнул:
        - В бухгалтерии наверняка. И у рекламщиков. Те его постоянно гоняют.
        - Пасиб… Лис, я нашел тут телевизор. Пойду, гляну, потом позвоню тебе.
        Захлопнул свой бук и сказал Филу:
        - Пойдем рекламщиц на кофе разведем!
        - Мне материал сдавать. Не могу.
        - Сейчас экстренный выпуск новостей будет. Мнится мне, что ни моя ГИБДД, ни твой Департамент сельского хозяйства в номер не пойдут.
        Фил оторвался от компа. Несколько секунд он смотрел на меня, и его взгляд становился все осмысленнее, возвращаясь из дебрей ценовых прогнозов на хлеб. Актуальная тема после нынешнего неурожая.
        - Пойдем, - махнул он рукой, и мы почапали к девкам из отдела рекламы…
        Там как раз планерка шла. Бизнес-пехота готовилась атаковать опорные пункты фирм.
        Когда мы вошли и молча направились к телевизору, Настя, начальник рекламного отдела, аж взвилась:
        - У нас тут тренинг идет! Вы мешаете!
        Ага. Тренинг. Это они так свои совещания называют. В конце орут на весь этаж:
        - Мы лучшие! Сегодня наш день! Мы сможем все!
        В эти моменты меня почему-то тошнить начинает.
        - Цыц, реклама! - рявкнул Фил. - Не до вас сейчас!
        - Я Марлену буду жаловаться! - вскочила Настька.
        - А он нас сам сюда послал, - отмазался Фил. Я же не удержался и шлепнул Настьку по круглому заду, обтянутому джинсой. Ничто так не заставляет женщину умолкнуть, как добрый шлепок по булкам. Пока она краснеет и пытается подобрать цензурные слова, Фил врубает телевизор. И вовремя.
        На экране появилась вечно прилизанная ведущая новостей Первого канала. Лицо ее было озабоченным, она листала какие-то бумаги. Стандартный ход: чтобы показать зрителю всю экстренность информации, надо изобразить, что ты не успеваешь к прямому эфиру. Ну и?
        Ведущая строго посмотрела на нас через экран.
        - Здравствуйте. Сегодня утром стала поступать разноречивая информация из Белоруссии и Украины. По непроверенным данным, войска НАТО пересекли границу этих стран и нанесли несколько ракетно-бомбовых ударов по городам наших соседей. Президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев пока не дал официальной оценки этой информации. Однако, как нам стало известно из неофициальных источников в Государственной Думе, уже направлен протест в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, а также главам стран - участниц НАТО. Пока ответа из Европы и Америки не поступало. Также нет информации о происходящем от посольств США, Великобритании, Германии, Франции и других стран. Несомненно одно, на западных границах Республики Беларусь и Украины произошли военные столкновения. К сожалению, с нашим собственным корреспондентом в Минске удалось связаться только по телефону. Руслан?
        На экране появилась карта Белоруссии, а в левом углу экрана фотоморда какого-то упыря с микрофоном.
        - Екатерина?
        - Руслан? Что происходит сейчас в Минске?
        - Сегодня утром в Минске раздалось несколько взрывов. Затем была объявлена тревога. По местному телевидению и радио призывают к спокойствию и постоянно зачитывают инструкции по поведению граждан в чрезвычайных ситуациях. Более того, предлагают покинуть дома и укрыться в бомбоубежищах. Со стороны официальных лиц пока не поступало заявлений. Как нам стало известно, через два часа президент Республики Беларусь Александр Лукашенко проведет пресс-конференцию для аккредитованных журналистов.
        - А что происходит на улицах, Руслан?
        - Особой паники не отмечается, хотя можно судить о встревоженности минчан. На улицах много солдат, милиции. Все с оружием. В некоторых районах города стоят танки и боевые машины пехоты. Пока это все, что могу сказать. Екатерина?
        - Спасибо, Руслан. Нам только что доставили пленку из Киева. К сожалению, электронную связь с Украиной еще так и не удалось восстановить. Пленка была доставлена самолетом. Итак, смотрим…
        Ведущая уткнулась куда-то взглядом. Затем прошло несколько томительных секунд. И наконец пошло изображение.
        Разобрать что-то было весьма сложно. Какие-то взрывы, какие-то люди, куда-то бегут, все трясется, в пыли, что-то где-то грохочет. Снято было явно на мобильник. Потом все более-менее успокоилось. Камера обвела улицу - горящий дом, несколько разбитых автомобилей, густо дымящих черным. И несколько лежащих на асфальте тел, из-под которых растекалась кровь.
        И снова появилась ведущая.
        - Только что нам сообщили, что средствами ПВО армии Российской Федерации были сбиты несколько неопознанных самолетов, попытавшихся нанести ракетно-бомбовые удары по Мурманску. И самая печальная новость. Сегодня, примерно в половине пятого утра был нанесен удар по Санкт-Петербургу. Прямое включение из штаба Ленинградского военного округа.
        На экране появился какой-то здоровяк в генеральском мундире. К нему хищно тянулись щупальца микрофонов.
        - Сегодня около четырех часов тридцати минут группа из четырнадцати самолетов приблизилась к воздушному пространству Российской Федерации со стороны Финляндии. На запрос диспетчера самолеты не ответили. После нескольких попыток связаться с неизвестными нами было принято решение поднять в воздух эскадрилью ПВО. На предупредительные выстрелы, а также на попытки принудить к посадке самолеты не отреагировали. Наши летчики были вынуждены сбить неизвестных. Вся группа из четырнадцати машин была уничтожена. С нашей стороны потерь не имеется! - рубанул рукой воздух генерал.
        - А как вы объясните взрывы в районе Васильевского острова?
        Генерал побагровел и косноязычно ответил:
        - К сожалению, один или два самолета противника упали в районе жилых домов города Санкт-Петербурга. Остальные рухнули в море.
        - Врет, как сивый мерин, - прошептал Фил. - Проспали. Пока раскачивались, пока запросы согласовывали, пока разрешение получали.
        - Да погоди ты! - оборвал я его.
        - Какой стране принадлежат самолеты?
        - Этого я вам сказать пока не могу. Ведется следствие, - отрезал генерал, резко повернулся и скрылся в дверях.
        - Граждане Российской Федерации! Прослушайте, пожалуйста, обращение Верховного Главнокомандующего Российской армии, президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева.
        И опять пошла заставка. На этот раз нерекламная. С гимном страны.
        Я, собственно говоря, и так стоял, навалившись плечом на шкаф, Фил сидел на подоконнике, но спрыгнул. А девки как сидели, так и остались сидеть. Бабы, какой с них спрос?
        На экране появился Медвед. На этот раз неулыбчивый. И несколько осунувшийся. Обычно он ходит, запрокидывая голову назад, словно упиваясь своей значимостью. А тут нет. Нормальный человек, посмотри-ка.
        - Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме… - сказал головой президента телевизор.
        - Вот же чебурашка, блин… Откуда мы знаем? Спичрайтерам надо руки оторвать!
        - Леха, да помолчи ты! - рявкнула на меня Настя. Я поднял руки вверх и продолжил слушать президента. Ехидные комментарии оставил на потом. Уважаемые граждане… Хорошо, хоть не дорогие россияне, млять.
        Немцы? Какое еще, в задницу, двадцать второе июня? Ни черта не понимаю. И никто, похоже, не понимает. И что из этого? Одно понятно - война, хоть и не понятно с кем. Вообще журналист - профессия недоверчивая. Вот наверняка же сами там накосячили, а теперь по мозгам нам ездят. Помню я, помню. И монетизацию помню, и реформы здравоохранения помню. В итоге мы стали платить больше - а за свои деньги получать меньше. Мы для них не граждане. Мы для них - источник прибыли, и не более. Войнушку, значит, придумали… Стоп! А это что он сейчас ляпнул? Вот же… Козлы, блин. Десталинизация, десталинизация, а как за жопу взяли - так сразу сталинские слова вспомнили. И не стыдно им там? Или человеческие качества у них атрофировались напрочь?
        Я лихорадочно соображал. Что же делать? Идти воевать за этих ублюдков? За рублевских шлюшек и пузанов? Оно мне это надо?
        С другой стороны…
        Я - лейтенант запаса. Я же присягу давал. После военки на психфаке присвоили звание. Специальность? Офицер-психолог, мля. Вся моя годовая служба в конце девяностых свелась к безмерному употреблению спирта в инженерно-понтонной части своего родного города.
        А вот так бывает, да. Отправили меня на малую родину служить. Жил дома. Приходил в часть к восьми утра. Уходил в пять. Из всего личного состава десять офицеров и пятьдесят задохликов-солдат. За весь год из части мы так никуда и не выезжали. Моим основным занятием было заполнение журнала «Психологической подготовки бойцов». Ни дедовщины, ни суицидов в части не было. Ни разу. А почему? А потому как все бойцы были родом из этого же города. Впрочем, вру. Один случай неуставщины был. Один солдатик обрюхатил дочь командира полка. Одноклассницу свою к тому же. Пришлось жениться. Сейчас тот солдатик прапором пашет в тестевой части.
        Так мне что? Сейчас бежать в военкомат надо? Нафиг. Мне тридцать пять уже. У меня жена, сын. Делать мне больше нечего, этих жаб из телевизора защищать? Они меня хоть раз защитили?
        Но я же давал присягу…
        - Леха! - прервал вдруг мои горестные думы голос Настьки. - Тебя шеф к телефону!
        - Марлен? Слушаю.
        - В курсе, что происходит?
        - В курсах, да. Мобилизацию объявили. Телевизор смотрим.
        - Считай, что уже мобилизован. Журналистов распихивают военными корреспондентами по частям. Через два часа дуй в УФСБ. Отправляешься военкором с их спецназом.
        - Куда? - брякнул я, не подумав.
        - Пока до Москвы. Поезд вечером. Возьми ноут, цифровик…
        Шеф опять начал меня учить жизни.
        - Марлен, не первый раз замужем. Я - военнообязанный, кстати. Что там с призывом?
        - Документы и все прочее получишь у кровавой гебни. Филу дай трубку.
        Фил долго кивал, слушая шефа. Я стоял рядом, дожидаясь конца разговора. Когда он положил трубку, я ему задал единственный вопрос:
        - Куда?
        - К вэвэшникам. Вечером на поезд.
        - Вместе, похоже, поедем. Найдемся там.
        Мы пожали руки и зашагали к выходу.
        В дверях я задержался. Оглядел плачущих девчонок.
        - Не сцыте, девки, кипятком. Мы еще вернемся.
        И хлопнул дверью.
        Можно, я не буду рассказывать, как прощался с женой эти два часа?
        Торжок. Александр Маслов. Ведущий инженер по разработке авиационных приборов
        Летные испытания, или, как их называли у нас в КБ, «летки» - лучшая школа для инженера, работающего в авиапроме. Тут научишься и держать язык за зубами, и слушать разговоры смежников и заказчиков, получишь опыт самостоятельного решения проблем. А еще учишься терпению, когда приходится неделями ждать нужного тебе вылета, лучше понимаешь, что и как организовано в авиации. И свои изделия видишь немного с другой стороны, тут они работают в едином комплексе, сам находишь недостатки своей системы и понимаешь, как можно их исправить. Всему этому не научишься в лаборатории за компьютером.
        Торжок давно стал для меня привычным местом, точнее, не сам Торжок, где я так ни разу и не побывал, а Центр боевого применения армейской авиации. Тут проводились испытания новых вертолетов, которые я посещал с завидной регулярностью. На этих вертолетах отрабатывались изделия нашего КБ.
        В Торжок я приехал в понедельник двадцать пятого, за день до начала «событий». Устроился в военной гостинице, позавтракал, оформил бумаги и помчался на «объект». Объектом в этот раз был вертолет «Ми-28». Новый, с первого полета не прошло и двадцати лет. Правда, сейчас испытывается новая модификация, «Ночной охотник» с измененным оборудованием.
        Весь день я и еще несколько инженеров с фирм-смежников провозились с бортовой аппаратурой. Я обновил версии программ, провел диагностику блоков, на всякий случай прозвонил бортовой фидер в интересующей меня части. А вечером в гостинице смежники устроили «знакомство». На самом деле большинство приехавших познакомились лет несколько назад, чай, не впервой работаем вместе. Но в России, как известно, выпивать без повода не принято, а не найти повод невозможно.
        Компания в гостинице подобралась хорошая. Со мной в одном номере остановился Серега Званный из Раменского. Мы с ним познакомились на летках несколько лет назад и с тех пор поддерживали приятельские отношения, постоянно переписываясь по аське. Организовывал застолье Сергей Владимирович Зубатов, главный среди «головников», разработчиков комплекса, в который входила наша система. Головное предприятие располагалось в Москве, от него на «летки» всегда приезжало не по одному-два молодых инженера из провинциальных городков, а целая команда бывалых мужиков, в основном бывших военных.
        Зубатов тоже пришел в «оборонку» из армии. Он летал на вертолетах, прошел Афган, служил на авианосце, в конце военной карьеры в звании подполковника служил в Центре боевого применения. В Торжке он был как дома, практически во всех службах у него имелись знакомые. Приезжающая молодежь на него чуть ли не молилась. Решать вопросы с Сергеем Владимировичем удавалось куда быстрее, чем без него. Но помимо своей полезности, Зубатов был еще и человеком компанейским, шутником и заводилой. Вот и сейчас у него, откуда ни возьмись, нашлась канистра неплохого коньяка. Ребята быстро организовали закуску и запивку. Ужин затянулся…
        Уснул я поздно. Не люблю засыпать пьяным. Чтобы хмель немного разошелся, перед сном решил немного прогуляться вокруг корпуса. Правда, не могу сказать, что сильно «нагрузился». Все-таки за столом в основном сидели люди невоенные и пили умеренно. Такими темпами канистры Зубатова хватит надолго. Но прогуляться по вечерней прохладе перед сном всегда приятно. Октябрьская ночь бодрит и выгоняет из крови алкоголь. Воздух здесь совсем не напоминает городской, свежей он, ароматнее, леса вокруг. А потом начал накрапывать дождик, прогнавший меня с улицы.
        Серега уже спал, и я с удовольствием последовал его примеру. Но выспаться нам не дали. Я не знаю, сколько проспал, разбудили меня не будильник в коммуникаторе, поставленный на семь утра, а стук в дверь и голос Зубатова.
        - Просыпайтесь, быстро! - бывший подполковник говорил громко, не заботясь, что в соседних комнатах спят люди. По ходу, что-то случилось, Зубатов не из тех людей, которые могут быть столь бесцеремонными.
        Обычно я не могу сказать точно - сколько проспал, - но то, что сон длился намного меньше ожидаемого, я понял сразу. Еще больше меня удивило то, что в комнате было светло. Даже в семь утра, на которые я поставил будильник, в октябре еще должны царить сумерки. А тут за окном ярко светит утреннее солнце. Именно такие мысли мелькали в моей голове в секунды, которые занял путь от кровати до двери.
        Зубатова на пороге не было, он уже стучался к соседям, там жили еще два командировочных инженера.
        - Что случилось? - спросил я.
        - Саша, одевайтесь и собирайтесь! Боевая тревога! Я бегу в штаб, разузнаю, что случилось. Приводите себя в порядок и готовьтесь менять дислокацию. И чтобы мухой! Просто так по тревоге Центр не поднимают!
        Я не стал терять время на расспросы и кинулся собирать вещи. Рядом пыхтел не до конца проснувшийся Серега, упаковывая чемодан.
        Минут через десять мы были готовы к немедленному шухеру. Но «куды бечь» - пока не ясно. Зубатов появился только через полчаса. Его встретил град вопросов. Ответил он коротко:
        - Мужики, пока не все ясно, но на западе началась какая-то заварушка. С территории Польши неопознанный противник наступает на Украину, Белоруссию и Калининградскую область.
        - НАТО?
        - Пока не понятно. Американцы вроде не засветились, да и вооружены нападающие жидковато для натовцев. Пока вопросов больше, чем ответов. Главное, наши будут помогать союзникам. Генерал проводит совещание в штабе. Как я понимаю, вертолеты из Центра очень скоро потребуются на фронте.
        - А с нами что?
        - Я говорил с зампотехом базы, он предлагает вам оставаться в части и помогать в обслуживании машин. У него техников не хватает, а тут десяток инженеров с опытом. Приказ командира Центра о временном зачислении в штат он обещал организовать. Дело это сугубо добровольное. Если кто не желает оставаться, то насильно его удерживать не станут. Есть такие?
        Никто не отозвался.
        - Ну, раз так, мужики, то давайте быстро собираемся - и стартуем. У вас полчаса для налета на магазин, на всякий случай запаситесь съестным, лучше тем, что долго не портится. В армии всяко бывает, может быть, и сухим пайком придется обходиться какое-то время. Ну и все необходимое берите, кому что надо, магазинов мы можем долго не увидеть.
        Нас не пришлось долго уговаривать. Универсам, расположенный недалеко от гостиницы, испытал настоящее нашествие татар на монголов. Мы забрали из него столько, сколько смогли унести. Помимо продуктов, мыльно-рыльных принадлежностей и прочих необходимых в жизни мелочей я на всякий случай прикупил еще и несколько свежих батареек-крон. Тестер при работе на борту - штука нелишняя, а севшая не вовремя батарея может превратить его в бесполезный кусок пластмассы. Я бы и запасной тестер взял, благо выданные перед командировкой под отчет сорок тысяч были почти целы, но магазина инструментов поблизости не наблюдалось.
        По дороге в магазин я попытался позвонить Ленке. Моя невеста жила с родителями в нашем Красногорске. Через месяц мы планировали пожениться, даже заявление уже подали. Но на экране коммуникатора я не обнаружил ни одной доступной сети. Связь отсутствовала. Потом попробовал запустить встроенный в аппарат навигатор, но и он не нашел ни одного спутника. Вот это уже было странно. Сотовая связь имеет свойство пропадать, ее легко отключить. Со спутниками - сложнее, и отключить их наши не могут - собственность США. Разве что помехи поставить… Ладно, не буду попусту голову ломать, пока запишем в загадки.
        А потом я стоял перед штабным майором, который заносил мои данные в свои документы. Процедура эта касалась только молодежи, коллеги Зубатова исчезли куда-то сразу после внепланового подъема. Собственно, им работа всегда найдется, они хоть и отставники, но в армии свои люди. Это нас нужно куда-то пристроить.
        Майор тщательно переписал данные из моего паспорта. Военного билета у меня, естественно, не было, не нужен он в командировке, но номер своей ВУС я помнил, а в моем звании старшего лейтенанта запаса вроде никто не сомневался.
        Кстати, из оставшихся девяти инженеров я оказался единственным служившим. Два года я командовал древней радиолокационной станцией на Дальнем Востоке, задачей которой было выдавать целеуказание «Букам». Выглядело такое распределение ролей примерно так же, как если бы близорукий очкарик подсказывал соколу, где пташку ловить, но в армии на такие курьезы внимания не обращали. Положено иметь резервную станцию наведения - имеем. А то, что она допотопная и станции самих «Буков» совершеннее минимум на порядок, никого не волнует. Правда, старушка моя работала отлично, наверное, потому, что большую часть жизни провела на длительном хранении и всепролазные руки русского солдата к ней не прикасались.
        Правда, служил я далеко от «горячих точек» и единственный мой «боевой» опыт - это поиски двух сбежавших с оружием дезертиров и несколько дней бесполезной засады на одном из возможных маршрутов их движения. Взяли их совсем в другом месте.
        Теперь я как самый «опытный» внезапно оказываюсь старшим в нашей группе. Правда, Зубатов продолжает нас опекать. Но это лишь пока. Скоро он нас оставит, он пилот, хоть и в запасе. Ему найдется работа и по специальности.
        После оформления документов наступает этап экипировки. Быстро перемещаемся на склад. Центр гудит. Куда-то носятся солдаты и офицеры, передвигаются машины, на стоянках у вертолетов копаются техники. Командиры распекают нерадивых подчиненных с применением «административной» лексики. Но царящая суматоха совершенно не вызывает ощущения бардака. Скорее напоминает растревоженный муравейник. Каждый имеет свою задачу, но действует для достижения общей цели. Наверное, так и должно быть, все же тут не военкомат с приписанными партизанами, а элитная воинская часть.
        На складах нам выдают форму, оружие: «ПМ» и «АК-74» каждому, всю штатную амуницию. Укрепляю на погонах положенные мне три звездочки и снова чувствую себя, как после первого полугода службы, когда к двум соседкам на моем погоне добавилась третья. Служил я не сразу после института, а через два года. Поэтому звание получил не при увольнении, как большинство «пиджаков», а почти в самом начале службы, выбрав срок пребывания в звании лейтенанта.
        Со статусом остальных все разрешилось быстро. Приказом начальника Центра мы все временно призывались на военную службу. Среди молодых инженеров оказалось три лейтенанта запаса и пять белобилетников. С лейтенантами все было просто - звание есть, звездочки выдали. А вот как быть с белобилетниками? Выход тоже нашли быстро. Чтоб их не строил любой сержант и не мешал выполнять служебные обязанности, им также временно приказом были присвоены звания прапорщиков.
        После этого нас передали в распоряжение начальника группы обслуживания вертолетов, подполковника Кузьменко. Мужиком он, на первый взгляд, показался неплохим, бегло познакомился с каждым, узнал, какими изделиями мы занимались, и подытожил:
        - Все это хорошо. Но, сразу скажу, заниматься вам придется не только вашими системами. Они, слава богу, обычно работают нормально. Но борта надо готовить к полетам. Людей не хватает. Сейчас машины готовятся к отправке на фронт, мы едем с ними. Работа найдется каждому. Вливайтесь!
        А дальше началась беготня. Кузьменко я почти не видел, у начальства свои проблемы. А вот младшие офицеры-технари взяли нас в оборот. Самым сложным для меня было даже не организовать своих «почти гражданских» подчиненных, народ подобрался толковый и грамотный, а научить их командовать. «Не делай все сам, поручи несложные вещи бойцу, иначе зашьешься!» - эту простую армейскую мудрость приходилось повторять почти ежеминутно.
        Пока работать приходилось по специальностям. Я копался в системах наведения, автопилотчики в пилотажных комплексах, навигаторы колдовали со своими системами, каждый занимался тем, в чем разбирался лучше всего. Проводилась расширенная диагностика всех блоков, делались регламентные работы. Лучше сделать их сейчас, чем потом где-нибудь на прифронтовом аэродроме.
        А тем временем по аэродрому прошли непонятные слухи. Люди говорили, что на нас напали немецкие фашисты. Те самые из сорок первого. Когда Леша-волжанин, занимавшийся автопилотом, пересказал нам этот слух, его прост о грубо послали. Народу было не до шуток.
        - За что купил, за то и продаю, - ответил он, но при этом совершенно не выглядел обиженным.
        К вечеру нам было приказано грузиться в эшелоны. Наземные службы Центра отправлялись на фронт. Летающая техника прибудет своим ходом.
        Заснул я в этот долгий и трудный день на верхней полке в купе поезда, уносящего меня на запад, над руководством по летной эксплуатации и руководством по обслуживанию вертолета «Ми-28». Хотел получше подготовиться к работе на машине, но, прочитав небольшую часть необходимого, банальным образом уснул. В оправдание себе могу сказать лишь то, что в купе к этому времени спали все, ребят так же сморило изучение документации на «Ми-28» и «Ми-24».
        Дзержинск. Горьковская область. Максим Андреев. Безработный
        - Макс… Максик! Максимушка! Вставай! Там к тебе пришли!
        Макс терпеть не мог, когда его будили. Да еще рано утром. Не, ну кому уже и полдень, а если ты всю ночь резался в «Фоллаут»? И спать лег только потому, что пиво кончилось?
        - Ма… Кто там приперся? - простонал Макс, не открывая глаз.
        - Рустэм твой пришел, говорит, что срочно переговорить надо! - мать продолжала трясти сына за плечо.
        - А позвонить он не мог? - Макс перевернулся на живот и засунул голову под подушку.
        - Да с телефонами что-то. Сигналов нет. И по телевизору там…
        - М-м-м-м-м… Мам, уйди! Скажи - меня нет, - недовольно замычал Макс.
        - Максимушка, нехорошо это. Вставай, я тебе кофеечку сделаю.
        - Ну, выйди тогда! Дай одеться!
        Мать послушно выскользнула из комнаты сына. А он перевернулся, скинул одеяло, вяло провел рукой по лицу. Потом сел в кровати. Помотал головой, отчего волосы еще больше растрепались. И пошлепал, покачиваясь, в прихожую. Одеваться не стал. Потому как уснул в одежде.
        - Чего тебе? - вяло пожал он руку невысокому темноволосому крепышу, нетерпеливо топтавшемуся у входной двери.
        - Макс! Началось! - вместо привета ответил Рустэм.
        - М-м? Чего началось? - Макса слегка пошатывало.
        - К чему готовились, то и началось! - широко улыбнулся Рустэм.
        - А к чему мы готовились? - не понял Макс.
        - Макс, приводи себя в порядок. Большой Песец пришел.
        - В смысле? - глаза Макса наконец-то раскрылись.
        - Телевизор включи, идиот! Значит, так. Действуем по основному плану. Ровно в три жду тебя у вокзала. Форма готовности - ноль. Понял? Задачи-то свои помнишь?
        - А? Да, помню… А ты чего не позвонил?
        Дверь хлопнула. Рустэм ускакал собирать всех членов Команды. Да, именно Команды. Команды выживальщиков. Сурвайверов, если по-модному.
        Макс и Рустэм познакомились в интернете, на почве общего интереса к постапокалиптической фантастике. Сначала были «Мародер» и «Каратель» Беркема аль Атоми. Потом эпопеи Андрея Круза.
        Книги их захватили. Гимны мужественности. Гимны оружию. Гимны самцовости. И никаких интельских соплей. Прав тот, кто сильнее. Сильнее тот, у кого есть ствол. Право сильного. Право мужчины. Это тебе не идиотская достоевщина.
        Эти книги придали, наконец, смысл жизни Максу. Надо быть мужчиной. Надо уметь защитить себя и свою семью.
        Сначала все оставалось на уровне интернет-баталий. Что предпочтительнее на первоначальном этапе - травматика или гладкоствол? «Лендровер» или «Нива Шевроле»? Ящик йошкар-олинской тушенки или госрезервовской?
        Спустя полгода после виртуального знакомства Макс и Рустэм наконец встретились. Когда выяснилось, что живут они в одном городе. Макс навсегда запомнил ту встречу. Рустэм буквально на пальцах ему объяснил - что в случае БП шансы на выживание в Дзержинске приближаются к абсолютному минусу. Это один из центров химической промышленности в России. Несомненно, что при ядерном варианте этот сателлит Нижнего Новгорода одним из первых подвергнется ядерному удару. Поэтому при первом же сигнале обострения необходимо рвать когти в Заволжье - гигантский лесной массив между Нижним и Вяткой. Базу Рустэм уже начал оборудовать. За бесценок приобрел полуразваленный дом в вымирающей деревне, от которой осталось три старухи да парализованный дед. Одна из старух ему в ноги кланялась за сто долларов. Как-то раз он свозил Макса туда. Деревня Нижние Булдаки умирала в двадцати километрах от трассы Нижний - Киров. Дом так и стоял, полуразваленный внешне. Но внутри… Рус сумел оборудовать настоящий подземный бункер с вентиляцией, тремя выходами, кладовками. Постепенно он затаривался продуктами, генераторами, разрешенным
оружием, столярными и слесарными инструментами, водкой… В общем, всем комплектом нормального выживальщика.
        - Ты в доле? - спросил тогда Рустэм, жестко глядя на Макса, прищурив и без того восточные глаза.
        Разве мог он отказаться?
        Проблема была в том, что Макс нигде не работал и не учился. Его вышибли со второго курса юрфака ННГУ. За неуплату. На работу он устроиться не мог - бегал от армии. Иногда шабашил - писал рефераты и контрольные более богатым студентам - когда надоедало стрелять стольнички у матери на пивко. Мать его бережно хранила от невзгод мира. Единственный сын все-таки. Единственный мужчина в семье. Очень жалела, что сын не женится. Правда, девок домой водил, когда мама на дачу уезжала - картошку полоть на шести сотках.
        Рустэм его здорово выручил. Устроил к себе в фирму продавцом без оформления. В фирму… В табачно-пивной киоск. Сутки через трое, десять процентов от выручки и можно по паре полторашек «просрока» домой утаскивать. Зашибись!
        Постепенно они сформировали группу, готовую дать начало роду человеческому в случае наступления Конца Цивилизации. Три парня, три девчонки. Практически любое свободное время они проводили в разыгрывании различных вариантов развития Апокалипсиса. Ядерный вариант, вариант технологической катастрофы, гражданских беспорядков, пандемии… Однажды даже устроили ролевуху по мотивам крузовской «Эпохи Мертвых». Рустэм дал задание - выбраться из города, не попавшись на глаза ни одному человеку. Результат засчитывался по съемке на мобилу. Запись не должна была прерываться. Макса подвела мама - позвонила в самый неподходящий момент. А перевести телефон в режим «Самолет» он просто забыл. Наказание было простое - выпить триста граммов водки на пустой желудок, а потом пройти по центральным улицам Дзержинска с незарегистрированным «ПМ» во внутреннем кармане куртки. Удача и бог были на стороне Макса в тот день. Он старательно не смотрел на ментов, отслеживая их боковым зрением и сосредотачиваясь на каждом шаге. Откуда Рустэм взял тот ствол - Макс даже и не подумал. Когда выживаешь - думать надо только о выживании.
Все остальное - лишнее.
        Потом были разного рода страйкболы, голодные походы, марш-броски… Последним экзаменом была такая тренировка.
        Рустэм купил всем билеты до Москвы. В одну сторону. На Ярославском вокзале он забрал у своей группы паспорта, телефоны и деньги. Контрольный срок - двое суток. И он их ждет у себя дома.
        Жестко было. Это непосвященному кажется - какая фигня!
        Только вместо виртуальных зомби - настоящие менты вокруг. И жрать охота. И курить. На этот раз Макс выиграл. Зная, что Рус готов на любую пакость ради тренировки, Макс подстраховался - зашил в трусы пару штук, стянутых тайком из кошелька матери. И сразу рванул с площади Трех вокзалов на «Бауманскую». Это станция метро такая. Пешком - полчаса. Бегом - минут двадцать. А там снимал хату его одноклассник, учившийся в каком-то местном «МГУ» и работавший стриптизером. После долгого ворчания Пашка отвез Макса за МКАД на трассу. А там дело техники. В Дзержинске Макс был уже через двенадцать часов. И потратил только триста рублей на пивко и сигареты. Шашлыками дальнобои его накормили бесплатно. Остальные прибыли с опозданием в три часа. Почти все. Кроме Ольги. Та объявилась только через сутки. Ее менты прессанули в Коврове, когда она дрыхла у вокзала на скамейке. Дура. Додумалась же электричками добираться. Отделалась «некоторыми услугами», туманно объяснила она. Впрочем, все все поняли.
        Итогом последнего экзамена были шашлыки на Базе. Их вкушали Рустэм с Максом. Остальные сажали картошку. Потом была баня. Общая. С водкой и пивом. После бани Макс и сошелся с Ольгой. Как-то так само собой получилось. Она ему сразу понравилась - жесткая, сильная, внешне холодная. Она пользовалась миром, а не мир ею. С ней Макс чувствовал себя как дома. И, самое главное, она не ревновала к мимолетным связям. «Главное - не залети!» - всегда говорила она.
        У Рустэма была своя пассия - Ириша. Полная противоположность Ольге, если только на внешность смотреть. Но за ее пухлой, милой улыбкой скрывалась настоящая самка. «Все для мужчины, все во имя мужчины!»
        Третья пара подобралась… Кхм… Подобралась… Эта пара подобралась еще до формирования Команды.
        Программист Пашка влился вместе с женой. Компьютерный… Нет, не гений, но талант. Компьютерный талант и жена Маша - учительница начальных классов. Та вечно хныкала, вечно не успевала, вечно тормозила. Рустэм так объяснил Максу ее присутствие:
        - Пока мы будем обеспечивать выживание, она будет учить детей. Азбуке, основам арифметики. Приглядывать за ними. Остальному мы сами научим.
        Зато Маша стреляла неплохо…
        - Максимушка, иди покушай, яишенка готова!
        - Что, мам? - очнулся Максим. - Да, я сейчас…
        Он вышел из туалета, бросив недокуренную сигарету в унитаз.
        - Максичек, ты бы умылся… - сказала мама, накладывая ему полную тарелку яичницы с колбасой.
        - Поем сначала, - буркнул он в ответ. - Мам, а что происходит-то?
        - Ой, - вздохнула она. Потом села рядом и подперла подбородок сухоньким кулачком. И начала рассказывать…
        …Без пяти минут три он сидел в скверике у железнодорожного вокзала.
        Ага. Уже все тут. У каждого объемистый рюкзак. И все на разных скамейках. В целях конспирации.
        Ровно в три подъехал и Рустэм. На «газельке». В принципе, план был отработан до мелочей. Из города выезжать на ней. На даче у Командира - примерно тридцать километров на северо-запад - планировалась ночевка. Оттуда уже на двух «Нивах» нужно было уйти на Базу.
        Мать его поняла. Когда они смотрели очередной выпуск «Экстренных новостей» - мать разрыдалась:
        - Война же, сынок! Тебя же заберут, кровиночку мою… Не пущу! Не пущу тебя!
        Чтобы ее успокоить, Макс рассказал, что собирается уехать в леса. И не один. На удивление, мать согласилась:
        - Это хорошо. Это правильно! Там ты будешь в безопасности! Сейчас я тебе денежек дам…
        Она всунула ему десять тысяч - сбережения на похороны, откуда Макс иногда таскал по бумажке на дела и на… И на Ольгу. Вместо колец та предпочитала всякие полезные штуковины - термобелье там. Или хороший нож… Если можно назвать хорошим то, что продается в магазинах Дзержинска.
        - Мам, ну не надо! - попытался отказаться он.
        - Надо, Максимушка, надо! Оленьку береги, хорошая она…
        Калининградская область. Алексей Кулагин. Доктор экономических наук
        Как обычно, свой отпуск я проводил в этом году в Калининградской области - и, что интересно, второй раз за год. Но вопреки обыкновению большую часть июля и август мне по семейным обстоятельствам пришлось провести в Москве, так что удалось урвать от летних месяцев только две недели в начале июля. После адской жары и дыма в нашем мегаполисе я буквально рвался на отдых, на природу, но сентябрь оказался съеден большим «штурмом» для того, чтобы закончить наконец книгу и успеть сдать ее в издательство. Впрочем, какая теперь, к черту, книга…
        Вот и получилось так, что я смог забронировать себе номер в отеле в Отрадном - бывшем Georgenswalde, что совсем под боком у Светлогорска, только на середину октября. Прилетев в Храброво, я добрался на заранее заказанной машине (автобусом пришлось бы давать здоровенный крюк с пересадкой в Калининграде, хотя это и обошлось бы дешевле) до своего отеля. Порадовала глаз законченная наконец новая автострада Калининград - Зеленоградск, отводок от которой шел и к аэропорту. Однако (увы!) только глаз - мне нужно было ехать совсем в другом направлении. Машина петляла по хорошо знакомым мне местным дорогам еще немецкой постройки, обсаженным по краям старыми деревьями. Но вот асфальтовое полотно этих дорог временами являло собой картину «шоссе после минометного обстрела», а временами - оно же, но уже с заплатками. В общем-то, при всем при том вполне терпимо. Во всяком случае, это все же дороги, по которым можно разгоняться до 80 км/час, а не просто направления… Но вот год назад, когда меня везли по этим дорогам в больницу со сломанной ключицей, я живенько вспомнил про Великую Отечественную и про раненых,
которых полуторки везли по тогдашним проселкам. Предкам, понятное дело, приходилось куда как хуже, так что я не жаловался на судьбу.
        Добравшись за сорок пять минут до места, устроившись в номере и отоспавшись после перелета, я окунулся в отдых. Отдых у меня своеобразный (по крайней мере, по сравнению с большинством) - никакого пива, никаких дискотек или ночных клубов, никаких курортных романов. Встал, умылся, сделал зарядку, позавтракал, пешком на пляж - плавать и загорать. А если не сезон (как сейчас), то гулять. После обеда - отдых, затем велосипед, и от двадцати пяти до пятидесяти километров по местным дорогам - подъем-спуск, подъем-спуск. Впрочем, временами и ровные участки попадаются. Вечером, после ужина, почитал три-четыре часика - и на боковую.
        Время пролетело незаметно, и от моего кусочка отпуска осталось всего два дня. В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое я спал не очень хорошо - вроде и воздух был чистый и прохладный, и дождя не было, так что влажность была невысокая, а как-то было не по себе. Однако рано утром я, как обычно, отправился на пляж - хотя море в октябре для меня уже слишком прохладное, но подышать морским воздухом, пощупать воду ногой, послушать шум прибоя мне всегда хотелось. Стояла настоящая золотая осень, и несмотря на слабенькие ночные заморозки, яркое солнце обещало довольно приличный день - градусов двенадцать тепла сегодня уж точно будет, если не больше.
        Не успел я пройти и нескольких шагов, как внезапно накатил быстро нарастающий рев авиационного двигателя, и надо мной мелькнул серебристый корпус самолета. Задрав голову, я успел увидеть скошенные назад крылья и два сопла реактивного двигателя в хвосте. То ли «Су», то ли «МиГ». Я их и так не очень-то различаю, а тут, через не опавшую еще листву краснолистых буков, почти сомкнувшуюся над головой, фиг что разглядишь. Правда, на ближайшем военном аэродроме в Чкаловске вроде «сушки» не водились - припомнилось мне. И чего это они в октябре разлетались? Учения-то в этих краях где-то в первой половине августа проводятся, тогда и полеты идут, и морские стрельбы… Как будто кто-то подслушал мои мысли, и до моих ушей донесся отдаленный, на пределе слышимости, звук артиллерийских залпов. Я дернул плечом в недоумении и, решив больше не заморачиваться этими вопросами, потопал дальше.
        Но сегодняшний день, похоже, решил доконать меня своими сюрпризами. На этот раз ровный гул мотора, пришедший издалека, накатывал медленно, неспешно. Летело явно что-то винтовое. Ну и пусть себе летит. Лишь когда гул авиационных движков стал буквально давить со всех сторон, раздаваясь, казалось, чуть ли не с крыш близлежащих домов, я непроизвольно вскинул голову. Теперь я стоял на достаточно открытом месте, чтобы разглядеть не так уж и высоко, немного в стороне, весьма знакомый силуэт со столь же известными опознавательными знаками. Все это было знакомо по кинохронике, по фотографиям, по рисункам и проекциям в интернете. «Рама»! Она же «Фокке-Вульф-189» (если мне не изменяет мой склероз!) с весьма характерными крестиками на крыльях - а то по малограмотности можно было бы принять за какой-нибудь современный изыск. Ну не «заклепочник» я, и моя техническая подкованность оставляет желать лучшего.
        «Кино, что ли, снимают? - посетила меня первая пришедшая на ум мысль. - Но бюджет у кого-то нехилый, если на съемки настоящую „раму“ высвистали». Мысли пришли и ушли, а я продолжил свой путь на пляж. Пока я спускался по разбитым бетонным плитам дороги - единственного автомобильного спуска к пляжу в этом курортном поселке - до меня донесся близкий раскатистый грохот. Звуковой барьер кто-то решил перейти на малой высоте? Но вроде не похоже. Или что это тогда? Пока никаких более серьезных подозрений мне в голову не приходило, и я продолжал свою неспешную прогулку к берегу моря.
        На пляже я сразу обратил внимание на сторожевик, болтавшийся довольно далеко от береговой линии. Ну, тут ничего необычного - эта посудинка, базирующаяся в Пионерском, всего в нескольких километрах отсюда, нередко торчала в виду пляжа. Необычным было другое - два суденышка, напоминавшие и обликом, и окраской, и скоростью торпедные катера (насколько это вообще можно было разглядеть без бинокля), показались со стороны Донского и быстро шли чуть не вдоль самого берега на восток. «Неужто все же решили еще и осенью учения провести? - удивился я. - Но с чего бы это им перед самым пляжем все это затевать? Не было ведь раньше такого. Да и к чему?» Впрочем, эти мысли не сильно донимали меня. Я подошел к кромке прибоя, разулся, потрогал воду ногой - холодная, зараза, никак не теплее тринадцати-четырнадцати градусов. Но солнце припекало все сильнее и сильнее, я стал подозревать, что так, пожалуй, воздух и до двадцати градусов прогреется. Ничего себе октябрь!
        Катера тем временем, не дойдя примерно пары километров (а может, и трех - не мастер я расстояния на море на глаз определять) до сторожевика, дружно развернулись по широкой дуге и пошли обратно. Из-за высокого берега выплеснулся почти не слышимый до этого стрекот вертолета, а затем показалась и сама камовская машина с хорошо различимыми соосными винтами (вроде бы что-то из семейства «Ка-25» - но опять-таки, легко могу и ошибаться). Это была, похоже, та самая единственная рабочая лошадка с аэродрома в Донском, которую регулярно можно было видеть в небе в этих местах. Заложив крутой вираж, вертолет удалился вслед уходящим катерам.
        Больше ничего, привлекающего внимание, не происходило, и я медленно поплелся вдоль кромки прибоя в сторону возвышавшейся вдалеке башни лифта санатория Министерства обороны в Светлогорске. Далеко позади громыхнуло раз, затем другой. «Все-таки учения затеяли… Решили натовцам показать, что силенки еще есть. НАТО с прибалтами совсем недавно учения тоже проводили», - вяло подумал я, даже не обернувшись, поскольку меня занимало совсем другое. Становилось заметно жарче, совсем не по октябрьской погоде, и, несмотря на дувший с моря ветерок, я не только расстегнул, но и скинул с себя ветровку.
        Через полчаса, заметно разогревшись ходьбой по песку, я был уже у спасательной станции, от которой начиналась набережная. И вот тут какая-то нездоровая суета на пляже и на самой набережной привлекла мое внимание. Торговцы янтарными сувенирами спешно собирали разложенные на столиках поделки, немногочисленные в этот сезон отдыхающие столь же поспешно покидали пляж.
        - Что случилось? - обратился я к мужику средних лет в распахнутой ветровке, который взбегал по лестнице на набережную, таща в руках взятый напрокат шезлонг.
        - А ты не слышал? - бросил он на ходу, даже не поворачивая головы и пытаясь сложить никак не поддававшийся шезлонг. - Только что по радио сообщили о введении военного положения.
        Наконец шезлонг прекратил сопротивляться его усилиям, и мужик заспешил дальше.
        Я машинально глянул на часы. Было где-то одиннадцать с хвостиком. «Военное положение? С чего бы это? А вот они почему разлетались… Что мне-то делать? И „рама“ эта… Она-то тут каким боком?» - вихрем пронеслись в голове мысли. Тем временем из динамиков, через которые в близлежащем кафе обычно крутили раздражающе-громкую музыку, послышались позывные какой-то радиостанции. До меня донеслись слова: «Наши корреспонденты сообщают о подписании президентом указа о введении военного положения, но ни причины этого решения, ни какие-либо еще подробности пока не известны. Ожидается передача официального правительственного сообщения…» В этот момент почти над самыми кронами сосен, росших на высоком берегу (по крайней мере, так показалось), прошел истребитель морской авиации, забивая гулом своих турбин все прочие звуки.
        Черт! В номере отеля у меня был телевизор. И еще на ресепшене у них есть комп с доступом в интернет. В голове у меня как будто что-то замкнуло, и я бегом бросился наверх, стараясь как можно скорее добраться до интернет-кафе в здании местной почты. Когда я, запыхавшись (на ходу уже пришлось закатать рукава рубашки, так вдруг стало тепло), влетел в зальчик, где было установлено четыре монитора, они все уже были оккупированы, и вокруг них к тому же толпилось еще по пять-шесть человек у каждого. Слышалось бормотание: «Гугль не пашет… На „мейл ру“ надо смотреть… Попробуй на Яндексе…» Я притиснулся к одному из мониторов, где как раз в этот момент открылся сайт НТВ. Напрягая зрение, я, выглядывая поверх голов прочих любопытствующих, прочитал в разделе «Новости» заголовок «Введено военное положение». Сидевший за монитором кликнул мышкой на заголовке, и через несколько секунд на экране появился текст сообщения.
        «Поступают многочисленные подтверждения, что через западную границу Украины, Беларуси и Литвы сегодня, примерно с четырех часов утра, началось выдвижение войсковых соединений, экипированных в форму вермахта времен Второй мировой войны и снабженных соответствующим вооружением и военной техникой. Имеются также сообщения об интенсивной артиллерийской канонаде и перестрелке западнее границы Беларуси и о многочисленных пролетах через границу больших групп самолетов образцов, характерных для Второй мировой войны. Некоторые очевидцы сообщают, что часть этих самолетов пыталась сбрасывать бомбы над территорией Беларуси, в связи с чем силы ПВО республики открыли по ним огонь. Некоторое количество самолетов, пока точно не установленное, сбито управляемыми ракетами. В ряде районов республики с земли велся огонь из скорострельной зенитной артиллерии. Сообщается также о многочисленных стычках на южной границе Калининградской области, которые, однако, пока не имеют интенсивного характера. Имеются сведения о нескольких сбитых самолетах люфтваффе…»
        Хрень какая-то… Если бы я своими глазами не видел «раму» над головой, то решил бы, что все СМИ сговорились устроить репетицию первого апреля. И канонада вдали мне тоже не послышалась. Блин, мне-то что делать? Рвать когти в Москву? Сейчас небось аэропорт в Храброве уже осаждают желающие улететь, но что-то меня гложут сомнения, что их ждет успех. Как бы не отменили, на фиг, все полеты. Но делать-то что? У меня полугодовая отсрочка от призыва по мобилизации. Правда, любые отсрочки могут сейчас отменить - указ подпишут, и все дела. Вряд ли, конечно, пятидесятипятилетнего запасника призывать будут… Но что тогда? Ходить на пляж загорать? Пока какой-нибудь десант не высадится или пару бомбочек не кинут? Или бежать в ближайший военкомат и просить роту под начало в соответствии со своим ВУСом? И много я накомандую, с моей-то подготовкой? Последний раз на сборах двадцать лет назад был. Забыл даже, как точку прицеливания выбирать, не то что как ротой командовать. Особенно если мне как «партизану» кого-нибудь вроде ополченцев под начало впихнут. Во влип…
        Между тем от монитора раздался громкий возглас:
        - Что за хрень? Это что, в самом деле?
        Я снова бросил взгляд на экран и, прищурившись, поймал взглядом неровно, рывками загружающуюся телевизионную картинку. На ней тоже рывками двигались по небу девятки двухмоторных самолетов с едва различимыми крестами на крыльях, и вдруг небо прочертила огненная искра ракеты, среди самолетов вспухло облако разрыва, затем еще одно… и тут картинка зависла. Эта новость меня окончательно убедила в том, что надо как-то выпутываться, иначе придет полный… Ага, он самый. Я решил на всякий случай пройтись к зданию мэрии Светлогорска, потому что, где находятся ближайшие военные власти, я себе представлял только применительно к Калининграду. Проходя мимо администрации Центрального военного санатория, я наблюдал и там нездоровую суету. Какой-то крупный мужик с погонами подполковника медицинской службы отбрехивался от полутора десятков осаждавших его отдыхающих с военной выправкой, разводя руками. Человек пять из этой кучки сместились в сторонку, лихорадочно тыкая в кнопки мобильников. Так, понятно - ничего не знаю, указаний не получал. Значит, двигаю дальше, к мэрии.
        Повинуясь, видимо, схожей логике, к мэрии стянулось уже не меньше двух сотен человек. Никого из представителей власти не было видно. Толпа шумела, и из этого гула время от времени отчетливо доносились голоса на повышенных тонах:
        - …Попрятались, сволочи! Как проблемы решать, так их нет… Указаний небось ждут… Ага! А без указивки сверху - ни шагу!.. Так нам-то, отдыхающим, что теперь делать?..
        Голова шла кругом. Надо все-таки выяснить, что там с полетами в Москву. Я плюнул на попрятавшихся чиновников из мэрии и побежал к знакомому мне офису турфирмы «BBC-НЛО». Приятная неожиданность - офис не был закрыт. Но новость, которую я там узнал, была неутешительной, хотя и предсказуемой - до особого распоряжения все полеты гражданских самолетов прекращены. Все. Нечего суетиться. Надо двигать в отель. Там есть телевизор, выход в интернет, там мои вещи и документы. По пути, отстояв очередь, я успел, пока не кончились деньги, обналичить приличную сумму в банкомате, а потом, так же отстояв очередь, закупить консервы, сухари, шоколад, орехи и сухофрукты, сколько влезло в мой рюкзачок. Остальное доберу в Отрадном, если успею…
        Пока спешным шагом двигался через лесочек, пришло решение: никто обо мне не позаботится, никто меня эвакуировать не будет, и, если военные действия докатятся сюда, я окажусь в роли жертвы. Не улыбается мне такая перспектива. Если уж помирать, так с музыкой. Беру продукты, необходимый минимум вещей, сажусь на автобус и двигаю в ближайшую известную мне крупную воинскую часть в поселке Переславское. Надо постараться, чтобы подгребли на какую-нибудь роль. Вряд ли у них сейчас с мобилизационным контингентом все в ажуре. Может, и мной не побрезгуют. Лишь бы какое-никакое оружие доверили. Я быстро собрался и рванул к автобусной остановке, на ходу набирая на мобиле свой московский номер телефона, моля все высшие силы, чтобы сотовая связь была в порядке…
        Она работала - ну, хоть в этом повезло! - но мой собеседник в Москве знал о событиях не намного больше меня. Во всяком случае, о том, что происходит в Калининградской области, и о том, образно говоря, «куды мне бечь». Реально дополнительной информации не было, и спихнуть принятие решений на кого-то, более компетентного, не получалось. Автобусная остановка - как я и подозревал - встретила меня толпой народа, штурмующего любые проходящие автобусы. В основном это были калининградцы, стремящиеся как можно быстрее попасть домой, или на работу, или к своему военкомату. Лишь с третьей попытки мне удалось втиснуться в автобус. Чувствуя спиной консервные банки в рюкзаке, врезавшиеся в мою стиснутую со всех сторон тушку, я кое-как примостился на краешке ступеньки, упираясь рюкзаком в дверцу и судорожно вцепившись одной рукой в поручень.
        Думаю, прелести путешествия в переполненном автобусе знакомы многим, и я не буду расходовать свои невеликие литературные таланты на красочное описание постигших меня транспортных приключений. Все кончается, закончились и мои мытарства, когда автобус остановился у открытой шашлычной в Переславском. Вытолкнутый из автобуса, я едва удержал равновесие, но все же устоял на ногах. Скинув с плеч изрядно надоевший за время поездки рюкзак, я взял его в руку и бодрым шагом отправился к воротам воинской части. Она размещалась в добротных многоэтажных казармах еще немецкой постройки, а рядом с ними расположился парк, сооруженный уже в советское время, с бетонными боксами для техники. Покосившиеся и раскрошившиеся бетонные плиты забора были малость подмазаны раствором и выкрашены белой краской, а ржавая колючая проволока, памятная мне по прежним годам, заменена сравнительно новой «егозой».
        Весь облик этой воинской части дышал какой-то безмятежностью, немало удивившей меня: неужто в их жизнь военное положение не внесло никаких перемен? Насколько я знал, тут располагались подразделения аэродромного обслуживания морской авиации. За стеной, окружавшей парк, можно было увидеть верхушки цистерн бензозаправщиков, хотя там были и обычные «Уралы», и несколько старых БТР, но не чувствовалось никакого шевеления - лишь тройка солдат в полевом х/б, скинув бушлаты, покуривала, прислонившись к забору у ворот парка. Подойдя к КПП, я обнаружил дежурного на своем месте.
        После минутной заминки я сформулировал свою просьбу:
        - Слышь, браток, начкара позови!
        - Это еще зачем? - помедлив и оглядев меня сначала с ног до головы, недовольно отозвался дежурный с одной лычкой на погоне.
        - Разговор есть, - как можно солиднее бросил я. Еще немного помедлив, ефрейтор повернул голову в сторону казарм, повертел ею туда-сюда и громко крикнул:
        - Тарищ капитан! Тут какой-то штатский до вас докапывается!
        Не прошло и двух минут, как откуда-то вынырнул «тарищ капитан». Сначала он глянул на ефрейтора, тот молча кивнул головой в мою сторону, и офицер сфокусировал свой взгляд на мне. Был он невысокого роста, довольно молодой, подтянутый, с усталым недовольным лицом.
        - По какому делу? - его голос звучал не очень-то любезно.
        - Да вот, объявили военное положение… - начал я, но капитан меня тут же перебил:
        - Ну и что?
        - Так я тут в отпуске! Сообщения с Большой землей нет, к месту приписки попасть не могу… - это пояснение также было прервано капитаном:
        - А я тут при чем? Я тебе что - справочное бюро? Дуй в Калининград, в облвоенкомат, там и разбирайся!
        Ну что, облом? Я лихорадочно думал, что делать дальше. Вот всегда у меня так - когда надо принимать быстрое решение в экстремальной ситуации, у меня мысли скачут, как блохи… и в конце концов мой выбор обычно оказывается ошибочным. Может, и в самом деле надо добраться до облвоенкомата? Пойти, так сказать, нормальным официальным путем? Я потоптался еще с минуту у КПП и повернул обратно к автобусной остановке.
        Тем временем, пока я совершал утреннюю прогулку, а потом маялся фигней у ворот воинской части, события на границе с Польшей зашли уже довольно далеко. Все началось с того, что под утро те, кто не спал, сидя на дежурстве, заметили странное свечение неба, кратковременные перебои со связью, несколько резких порывов ветра - и все пришло в норму. Лишь единицы смогли полюбоваться мистическим зрелищем - во внезапно сгустившейся и тут же снова просветлевшей предрассветной дымке южнее Мамонова и Железнодорожного исчезли здания пограничных и таможенных пунктов на польской стороне, да и весь ландшафт заметно преобразился. Куда-то пропали все постройки, возведенные за последние десятилетия. Деревья, которыми было обсажено шоссе, стали выглядеть явно моложе и вдруг оделись зеленой листвой, исчезли все таблички и надписи на польском языке, а на шоссе явственно проступил стык между дорожным полотном с нашей и с той стороны. Естественно, что в таких обстоятельствах обычная процедура пограничного перехода сделалась невозможной. Пока местное начальство таможенников колебалось - стоит ли названивать, поднимая из
постелей свое сонное начальство в Калининграде, а погранцы автоматически сообщили о случившихся непонятках дежурному в погранотряд, получив от него порцию мата за нелепый розыгрыш среди ночи, решено было, от греха подальше, пока тормознуть всех желающих попасть в Польшу.
        Между тем с польской стороны на шоссе стали появляться машины, которые можно было бы назвать мечтой коллекционера, - черный «Опель Капитан», светло-серый «Опель Кадет», два грузовика «Блитц» в армейской раскраске. Потом одна за другой появились три подводы на пневматическом ходу, влекомые флегматичными битюгами. Последним перед пограничным пропускным пунктом остановился сияющий черными, как будто лакированными, боками солидный «Мерседес». Несколько человек (среди штатских выделялись двое в форме вермахта и один - в светлой форме люфтваффе) вышли из автомобилей и, явно не веря своим глазам, рассматривали деревья с наполовину облетевшей золотистой листвой, указатели на русском языке, трехцветный флаг, эмблемы с двуглавым орлом и вереницу легковушек, грузовиков и автобусов никогда не виданных ими ранее моделей перед контрольным пунктом.
        Один из офицеров в форме вермахта подошел к контрольному пункту и стал выспрашивать что-то на ломаном польском. Ему ответили по-немецки. По мере развития диалога лицо его все больше вытягивалось, он заметно занервничал и, прервав разговор, быстро вернулся к своему автомобилю, на ходу бросив несколько фраз окружившей его группе немцев. Вскоре легковушки и два грузовика стали разворачиваться на шоссе и отправились в обратный путь. Некоторое время спустя за ними последовали и подводы. Еще через полчаса на дороге показался мотоцикл, высадивший недалеко от пограничного перехода парный полицейский пост, который стал заворачивать обратно всех едущих и идущих по шоссе.
        Не прошло и полутора часов, как пограничники и таможенники получили наконец какие-то распоряжения сверху. Они принялись разворачивать очередь автомобилей, скопившихся перед КПП, и, подгоняя водителей при помощи всего богатства русской лексики, направлять их в обратную сторону, к Калининграду. Еще через час к КПП подъехал БТР-70 и грузовик «Урал», из которого стали выскакивать пограничники и, повинуясь командам лейтенанта, разбегаться в стороны от шоссе, занимая позиции и начиная окапываться. БТР сдал немного назад и встал у поворота дороги, частично спрятавшись за угол старого кирпичного здания еще немецкой постройки.
        Перед зданием облвоенкомата гудела толпа. Но здесь уже было видно некое подобие организации: перед зданием было расставлено несколько столов, за которыми сидели военные с какими-то бумагами. К этим столам выстроились очереди. Покрутив головой и обнаружив столик с надписью «Информация», я пристроился в хвост самой длинной очереди.
        - Ну, что тут? - спросил я своего собрата по несчастью, стоявшего передо мной.
        - Все просто: сортируют нашего брата и расписывают - кого куда. Ща узнаем, к какому столику пристраиваться, а там уже скажут… - он махнул рукой.
        Наша очередь продвигалась неспешно, но вот наконец и я предстал перед мужичком явно пенсионного возраста в защитного цвета рубахе без знаков различия. Его камуфляжная куртка с серым воротником искусственного меха висела на спинке стула.
        - Военный билет есть? - бросил он, на мгновение оторвав взгляд от списков и посмотрев на меня.
        - Нету. В отпуске же… - я отрицательно помотал головой.
        - Тогда паспорт, - мужичок опустил голову, снова уткнувшись в свои списки. Я протянул свой паспорт. Мужичок раскрыл его и стал аккуратно, не торопясь, записывать мои паспортные данные. Покончив с этим делом, он задал следующий вопрос:
        - Состав?
        - Командный, - отозвался я. Очередной вопрос не заставил себя ждать:
        - Звание?
        - Старший лейтенант.
        - Код военно-учетной специальности?
        - Что, я ее наизусть помнить должен?! - возмутился я. - Командир мотострелковой роты.
        Мужичок никак не отреагировал на мое возмущение, неспешно вписывая мои данные в графы от руки разлинованной таблицы, и приписал в конце: «Заполнено со слов». Затем он снова оторвал взгляд от списков и вынес вердикт:
        - К столику номер два, - и с этими словами он протянул мне листок с моими данными, заполненный под копирку. Хорошо, хоть второй раз все повторять и записывать не придется. Когда подошла моя очередь у второго столика, я молча положил перед сидевшим там капитаном свой листок. Пробежав его глазами, он протер носовым платком шею (припекало, надо сказать, уже изрядно - как будто не октябрь, а прямо июль!) и меланхолически произнес:
        - Ну, роты вам, пожалуй, нигде не отыщется…
        - И не надо! - поспешно поддержал его я. - Мне и взвода многовато будет.
        - Ну, это как получится, - столь же меланхолически ответил он. - Тут у нас неподалеку как раз мотострелковая часть развертывается. Там вас куда-нибудь определят.
        Он заполнил бланк предписания и назвал мне смутно знакомый адрес. Кажется, именно по этому адресу я в незапамятные времена, еще школьником, был в музее боевой славы 1-й Гвардейской Пролетарской Московско-Минской орденов кого-то там дивизии (по нынешним временам, впрочем, дивизия - в связи с неуклонным ростом мощи наших Вооруженных сил - усохла до бригады, а бригаду вскоре урезали до полка).
        На КПП 7-го омсп меня встретили чуть более дружелюбно, чем в Переславском. Дежурный офицер с повязкой, глянув на мое предписание, протянул:
        - A-а, партизан? - и, ткнув пальцем в сторону спортивной площадки между добротными казармами старой немецкой постройки, добавил: - Вон там вашего брата собирают.
        Я присоединился к пестрой группе штатских человек примерно в полсотни, рядом с которыми не было видно ни одного представителя командования части.
        - Всем здравствуйте! И чего тут слышно? - поприветствовал я собравшихся.
        - И вам не болеть, - ответил мне моложавый, крепко сбитый и подтянутый мужчина средних лет, среднего роста и средней внешности.
        - Похоже, не знают здесь толком, куда нас приткнуть. Нас тут почти половина - офицеры запаса, от лейтенанта до капитана. - Он вздохнул и добавил: - Самое печальное, что время обеда уже миновало и до вечера, похоже, нас тут кормить никто не собирается.
        Я глянул на часы. Да-а, уже начало четвертого. Я покачал головой, сел прямо на посыпанный битым кирпичом плац, расстегнул рюкзак и громко произнес:
        - Мужики! Кто пообедать не успел - налетайте, перекусим чем бог послал.
        Кроме моих консервов, у нескольких человек тоже нашлось кое-что. Главное, что почти не было хлеба, да и воды на всех наскребли всего две полуторалитровых бутылки и одну пол-литровую. Но с горем пополам по два-три глоточка каждому досталось. Управившись с трапезой, вновь приступили к прежнему занятию - ждали, куда нас решат приткнуть. Разговоры крутились в основном вокруг того, что случилось и что будет делать наше правительство. Наиболее горячие головы полагали, что надо пустить в ход ядерные бомбы - и дело с концом. Другие возражали, что наши правители будут то и дело оглядываться на международное право, права человека и прочую лабуду, пока поздно не станет. Третьи довольно резонно замечали, что с современными вооружениями тот, прежний вермахт, можно растрепать за милую душу. Четвертые парировали, что, кроме вооружений, надо еще иметь желание и умение воевать. А у нас и с тем, и с другим негусто.
        За этим трепом не заметили, как к нам подошел офицер в майорских погонах, сопровождаемый сержантом.
        - Так, все за мной! - приказал он. Мы нестройной толпой проследовали за ним в казарму. Там он провел нас в нечто вроде актового зала, и когда мы расселись по стульям, собрал наши предписания и отдал их сержанту, который начал составлять сводный список. Пока сержант был занят этим делом, майор представился:
        - Майор Ярославцев, замначальника штаба полка, - и тут же задал вопрос: - Кто из вас имеет боевой опыт?
        Поднялись две руки. Майор кивнул, и первый поднявший руку встал с места:
        - Старший лейтенант запаса Тюрин. На срочной три месяца провел в первую чеченскую башенным стрелком БТР.
        - А что так мало? - поинтересовался майор.
        - При подрыве БТР получил ранение, а после госпиталя уже туда не послали, - пожал плечами Тюрин.
        - Вольно, садитесь, - скомандовал наш опекун. Затем майор повернул голову ко второму: - Ну, а вы?
        - Капитан Баскаков! Служил срочную на погранзаставе в Таджикистане! - молодцевато вскочив и встав по стойке «смирно», отрапортовал тот самый средней внешности крепыш, который первым заговорил со мной.
        - А почему капитан? - поинтересовался замначштаба.
        - Шесть лет назад привлекался в качестве переводчика при составлении контрактов на поставку военного снаряжения в Таджикистан. Ну и кто-то из начальства написал представление, - разъяснил недоумение Баскаков.
        - Так, - обвел глазами присутствующих майор. - Офицерских должностей для вас у нас практически нет. Своих, калининградских, не знаем куда пристроить. Рядовых вот не хватает. Поэтому формируем из вас сводную роту, - отрубил он. - Капитан Баскаков!
        - Я!
        - Назначаетесь командиром сводной роты 1-го батальона.
        - Есть!
        - Командиром 1-го взвода у вас утверждаю старшего лейтенанта Тюрина. Остальных назначьте сами и представьте мне на утверждение.
        - Есть! - снова отозвался Баскаков.
        - А сейчас - постановка на довольствие, получение оружия и амуниции, размещение в казарме. К ужину жду ваших комвзводов и старшину роты на утверждение.
        Так мы стали сводной ротой. К немалому моему облегчению, взвода мне не досталось, но вот от должности командира отделения отвертеться не удалось. Впрочем, в первый день это еще не особенно напрягало. Все время мы потратили на бюрократические формальности, получение оружия и экипировки. Стрелковку получили почти по штату (по древнему, еще советскому) - не слишком новые «АКМ» каждому, по одному «РПК» и «РПГ-7» - в каждое отделение. Чей-то вопрос - «А пристрелять?» - повис в воздухе, оставшись без ответа. Потом наконец за ужином удалось поесть по-человечески нормальную горячую пищу. После ужина на скорую руку познакомился со своим отделением. А перед самым отбоем Баскаков собрал в отведенной ему комнате всех командиров взводов и командиров отделений только что испеченной роты. Только тут я узнал, что всего у нас личного состава 44 человека, разбитых на три взвода аж по 14 человек, и, соответственно, по два отделения во взводе. Оказалось, что на всю роту нам дают всего три БМП-1 и два БТР-60ПБ с консервации (я уж думал, что это старье все списали давно). А экипажи к ним обещали завтра.
        - Так, мужики, - начал новый командир роты. - Что делать-то будем?
        - В каком смысле? - подал голос мой комвзвода Тюрин.
        - А ты еще не допер, что в нашу роту завтра сольют все, от чего кадровые командиры отпихнутся руками и ногами? А технику и вооружение дадут - старье, и того в обрез? Но вот расходовать нас будут безо всякого сожаления.
        - На то оно и начальство, чтобы за нас решать - как нам жить и как нам умирать, - философски заметил кто-то.
        - Надо умереть - умрем, - голос Баскакова стал жестким. - Но вот по дури отдавать жизнь неохота.
        - Первым делом, - решился подать голос я. - Надо из глотки у них вырвать больше машин, чтобы отделения по разным коробочкам не делить.
        - Говорил уже, - вздохнул капитан. - Майор этот, Ярославцев, ответил так - если добавится людей, то и коробочки добавим.
        - А что до остального, - продолжил я. - Тот факт, что они нас за черную кость держат, мы пока отменить не в состоянии. Вот как покажем себя в бою, так и будут к нам дальше относиться. Другого пути я не вижу.
        - Мыслишь в правильном направлении, - одобрил меня Баскаков. - А шанс нормально показать себя в бою у нас только один: держаться друг за друга, оставить все понты в прошлой жизни и работать в бою так, как если бы мы два года вместе в этой роте отслужили, из одного котла хлебали, в одних окопах ночевали. И если еще кого нам подкинут, вбить им в голову ту же мысль.
        На том и закончилось наше совещание. Устроившись на своей койке, я думал, что не засну - столько мыслей сразу ворочалось у меня в башке. Но сон подкрался внезапно, и я заснул глубоко, без сновидений - видимо, прошедший день достаточно вымотал меня.
        Оренбургская область. Виталий Сергеев. Юрист районной администрации
        Утро Того Дня я помню смутно. Просидел до пяти утра в интернете, а в отпуске торопиться некуда. В восемь жена разбудила, уходя на работу, жаловалась, что интернет стал виснуть. Ей на это всегда везет. Встал только к обеду. Поел и «уткнулся» в интернет. Все же с ним были какие-то проблемы. Гуглевский Хром вис по-страшному, пришлось пытать Эксплорер, с ним пошло лучше, хоть что-то стало открываться. На мейле четыре письма - три рассылка, одно - от друга, сидящего в Одессе на проекте, наверное, про турпоездку в Египет… Что за хрень! «Нас бомбят! Сообщи моим…» и телефоны… Шутник, блин. А что в новостных лентах… Вчерашнее. Пойдем в ЖЖ - виснет… Черт. Когда это я лимит исчерпал? Полмесяца дома не был! Что это жена качала?! Соцсети… Ну, эти всегда виснут. Да ну его, пойду делом займусь, до первого шесть дней осталось - как-нибудь проживу без скоростного интернета!
        Дел дома - мама не горюй. Светильник маме починить, канализация вон забилась. А я пялюсь в монитор…
        Так… Надо Косте позвонить, он должен уже отоспаться со смены, заскочит объяснить - куда в колеса секретные болты вкрутить. Сотовая молчит. Все три симки показывают «нет сети». Как всегда, вовремя! Но почему все три оператора-то? Что, стационарным пользоваться? Нахожу в справочнике номер.
        - Алло, здравствуй, Ларис, Костя дома?
        - Нет. На работе.
        - Он же с ночи?
        - Вызывали. Мобилизация.
        - Учения у них, что ли? А я-то думаю, что вся связь молчит!
        - Не учения, - Лариса срывается в плач. - Война!
        - Какая война? Казахи, что, сбрендили?
        - С НАТО, телевизор смотри, - и снова плач. Лара вешает трубку.
        Что-то, брат Костя, ты с женой перемудрил! Ну, работаешь в секретной связи на погранзаставе, ну, учения у вас, пошто милку-то пугать? Стоп. Телевизор.
        Молча подхожу к телику, включаю его. «Теленяня» - «нет сигнала от спутника», «Дискавери» - «нет сигнала от спутника», «Евроньюс» - та же песня… Так, а если без тарелки… По «Первому» фоны, но заставку хорошо видно: «ВНИМАНИЕ! Трансляция обращения президента РФ Д. А. Медведева…» Приплыли, что-то действительно стряслось. Но война?! С кем? Если с НАТО, то о ее начале я уже через пять минут бы знал, а теперь бы уже и не помнил. Маточная точка в трех верстах - если «Сатана» из шахты пойдет, не от падающей крыши, так от гептиловой вони проснешься! Да и накрыло бы нас уже давно, разнесло на атомы. Пальцы немеют, в правом подреберье просыпается тяжесть. Начинаю растирать. Что ж doleo ergo sum! С кем воюем-то? Наши-то, понятно, боятся нажать «большую красную кнопку», а натовцы, если уж начали, то могли бы хоть по РВСН отработать? А я вроде еще живой? Снова «бежали робкие грузины»? Китай? Во хрень!
        Снова тянет к компу, но тут просыпается телик, и Медвед начинает вещать…
        Вот это да! Все-таки немцы… Опять… Снова тянет к компу, но тут просыпается телик: на экране появилась морщинистая башка в очках.
        - Итак, здравствуйте. Сегодня внеочередной выпуск информационно-аналитической передачи «Времена», и с вами я, ваш Владимир Познер. Сегодня у нас в гостях - эксперты. Правозащитница Валерия Ильинична Новодворская, председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, журналист Леонид Млечин, историк Николай Сванидзе и политолог Сергей Кургинян.
        Интересный форматик. Познер обычно вечером, один на один и не во вторник, а тут, поди ж ты, как!
        - Итак, - продолжила голова с глубокомысленными морщинами, - тема нашей сегодняшней передачи Миротворческая операция сил НАТО на территории Белоруссии и Украины. Сегодня, как вы знаете, около четырех часов утра по Минску, Киеву, Львову, ряду других городов были нанесены ракетно-бомбовые удары странами НАТО.
        - Все же НАТО. Стоп! СТРАНЫ НАТО?!!
        - Имеются жертвы и разрушения. Пока нет официального заявления стран-участниц Североатлантического блока. Однако времена не терпят отлагательства. Я прошу высказаться наших экспертов. Как вы думаете, с какой целью войска НАТО вошли на территорию Белоруссии и Украины?
        - Понятно с какой, - фыркнула Новодворская. - Установление демократии в тоталитарной Белоруссии и свержение незаконного правительства Януковича.
        - Это почему же - незаконного? - удивился Кургинян.
        - Он отверг достижения оранжевой революции! А значит, он нелегитимен! - затряслась правозащитница.
        - Прошу прощения, помаранчевой революции, - мягко поправил ее Млечин.
        - Народ имеет право на волеизъявление, и в Америке прекрасно понимают это в отличие от России, Украины и Белоруссии! - подняла кривой палец сморщенная Алексеева.
        - А какую позицию должна занять Россия?
        - Я думаю, у власти хватит ума поддержать инициативу Западной Европы и не вмешиваться в естественный процесс установления демократии, - поправил очки Сванидзе.
        - Естественный? Естественный? Бомбардировки городов вы называете естественным путем становления демократии?! - взвился Кургинян.
        - Конечно, - довольно улыбнулась Новодворская. - Если народ не понимает ценностей демократии - его нужно силой принудить к этому пониманию.
        - Сегодня люди погибли! Люди! - стукнул по столу Кургинян.
        - Каждый случай гибели людей мы будем тщательно расследовать! И мы накажем виновных, - опять заскрипела Алексеева.
        - Мы - это кто? - интеллигентно спросил Познер.
        - «Мы» - это правозащитники! Лев Пономарев уже отправился в Страсбург, на очередное заседание Европейского суда по правам человека для привлечения к суду Лукашенко и Януковича, - гордо ответила старуха.
        - Вы понимаете, что говорите? - всплеснул руками Кургинян. - Вы предлагаете судить жертв нападения! Это же повторяется югославский вариант! Сначала ее разбомбили, а потом судили лидеров страны! Не считаете, что это подло?
        - По отношению к коммунякам любая подлость считается добродетелью! - заквакала Новодворская.
        Весталка Лера с одной песней! Ять. Познер, что, разум потерял - ЭТО к себе тащить?
        - Действительно, - поддержал ее Млечин. - И Украина, и Белоруссия давно могли интегрироваться в мировое сообщество путем вступления в ЕС и НАТО, и сегодняшних жертв просто не было бы. Следовательно, непосредственными виновниками сегодняшнего конфликта являются Лукашенко, Янукович и отчасти руководство Российской Федерации.
        - А мы-то тут при чем? - почти крикнул Кургинян. - Вы в курсе, что пострадал также и Санкт-Петербург?
        - А это нам предупреждение. Чтобы не вмешивались!
        - Между прочим, этих предупредителей сегодня сбили над Финским заливом, - опять встрял Кургинян.
        - За этот необдуманный поступок нашему правительству придется заплатить.
        - Что, простите? - не понял политолог.
        - Я вообще сомневаюсь, что наша доблестная рашко-федерашковая армия смогла сбить аж четырнадцать американских самолетов. Они способны только митинги разгонять да устраивать геноцид на Кавказе, - вякнула Новодворская.
        Мля. Эксперты, бляха муха. Баба Лера - понятно, но Млечин-то со Сванидзе чего несут? Краев не видят?! Зачем нам вообще этих клоунов показывают?
        - А если и сбили, то они обязаны оплатить стоимость нанесенного ущерба!
        - А взрывы на Васильевском острове не считаются? - прищурился Кургинян.
        - Это все ФСБ. Действуют в своем духе. Москва, Волгодонск, Беслан - белыми нитками шито! Каждому ясно - это дело рук ФСБ! - закричала вдруг Новодворская.
        Повисла пауза. О поддержке большинством бабы Леры говорила только мимика. Клоуны. Артисты цирка!
        - Старая ты жаба, - со смаком сказал Кургинян и плюнул в сторону Валерии Ильиничны.
        Что тут началось! «Оскорбили женщину!» Вся четверка вскочила с мест и заорала на политолога. Мгновенно пошла реклама. Но уже через минуту начинает вещать Медвед…
        Вот это да! Все-таки фашисты… Опять… Да сколько же можно-то, а? Что же за судьба такая у России - вечно на нее нападают. А потом приходится вечно оправдываться за невинно убиенных цивилизаторов-миротворцев. Видно, для ясности образа этих миротворцев нам речь президента и подсветили «Временами».
        Ладно, это лирика. Что мне делать-то? Выборы пока накрылись медным тазом, да и цивилисты будут не особо нужны. По ВУС я вроде к военкомату приписан, какие-то бумаги перекладывать….
        - Ма, мне будут звонить - сразу позови!
        - Хорошо, ты уходишь?
        - За хлебом в «Копейку» схожу, а потом бра буду делать.
        - Хорошо, я закроюсь!
        Та-а-ак… Сколько денег в кармане? Три куска - не густо, попробую карту обналичить, а то потом, может, и не придется.
        У банкомата я третий, хорошо, рядом живу. Обнулил - и по магазинам: консервы, тушенка, водка. Очередь пока обычная. Не все телик смотрят. Во! И благоверная моя нарисовалась. Глаза красные - видно тоже, что ревела.
        - Ты что так рано?
        - Я всех отпустила, что будет…
        - Не реви, постой. Если мы здесь еще живы, значит, ничего серьезного, может, даже учения.
        - Правда?
        - А то! Есть многие, кому мой друг Горацио…
        - Опять твои шуточки!
        - Ну, вот, ожила. Сын дома? Ты машину пригнать сумеешь?
        - He-а, нет!
        - Тогда давай ключи и в очереди постой.
        - У тебя ж прав нету…
        - И что?
        - Милиция!
        - Да какая, на хер, милиция! Тут до дома триста метров!
        Насупилась, знает, что на людях я только в гневе матерюсь. Отдает ключи. Даю ей десять штук.
        - Я за авто, а ты набирай на все. Конины - банок сто возьми.
        - Зачем??
        - Бери. Потом - за сыном, и в «Магнит» поедем.
        …Целый день проходит в разъездах по магазинам и домашних хлопотах. Успеваю даже канализацию откачать и продуть. У меня вообще все в цейтноте и экстриме хорошо получается. Из военкомата звонка нет. Интернет и ТВ светят синим экраном… Инопланетяне напали, что ли! Весь вечер цыкаю на женщин, чтоб телефон не занимали, но какой там, весь день пытаются родню обзвонить! Ну, что ж, живу я по прописке - если понадобилось бы, курьера прислали. Завтра пойду сам. Да не забыть, с утра газовиков вызвонить - котел переустановить, хотя и без них справлюсь. Универсальный жрет много, но, по-любому, он сейчас лучше простого газового.
        Где-то между Балтикой и Черным морем. Алексей Шкодин. Финансист
        - Слушай, а тебе не пофиг? Плачу живыми баксами, покупаю много. Я - гражданин США, вот паспорт, так что можешь мне смело продавать - у нас ношение разрешено. Проблемы, если будут, то сугубо у меня.
        - Ну, если так…
        - Именно так! Тем более, кто тебе еще столько заплатит?
        Господи, спасибо тебе за кретинов. Ибо только кретин будет брать деньги за оружие во время пришествия Полярного Лиса.
        Жена ждала меня в машине, с дочкой. Слава богу, что до нас быстро доперло, и мы побежали избавляться от «грязных зеленых бумажек», которыми скоро можно будет подтираться. Даже с карточек кое-что снялось в первые часы - видно, в кэшах интернетов сохранилась инфа о моей платежеспособности.
        Отпуск, мать его. Прилетели в Прибалтику, обустроились, смотрим на небо и… вдруг луна скачет с одного места на другое и меняет фазу. Сказать, что я охренел - будет преувеличением века. А линки на тюбах про натуральных фашистов? Японамать. В общем, дошло. Не зря альтернативками зачитывался. Неоконченная пьеса для механического пианино …ь, е… ее в …у! Так что дите в зубы - и бегом менять бабос на имущество. Прямо ночью. Потрошить банкоматы, ездить по 24-часовым магазинам, пока народ не понял, что к чему… А с утра первым делом в оружейный магазин. Хорошо, что я - маньяк, нашел адрес еще в Штатах.
        Выбор здесь немножко убогий по американским стандартам, но кое-что есть. Приобрел пару «калашей» с обвесками и оптикой, мелкашку (в дикой местности - самое то, на мелкого зверя, ибо патроны вельми малогабаритны), «сайгу-дробовик» магазинную, под стандартный двенадцатый калибр, ну и «АР-10». Это такая версия «М-16» под винтовочный патрон. Ну и к ней, естественно, полный набор рельс и фенечек. Снайпер из меня - как из свиньи балерина. Настоящая «снайперка» мне в… не впилась, а вот на ближней и средней дистанции стрелять умею. Тем более что патрон «308» за бугром уже делают.
        Расплатился с придурком, благослови его Господь. Приплатил за помощь загрузить машину, так как патронов много было куплено. Впрочем, вру - патронов бывает или очень мало, или просто мало, но больше уже не утащишь. Сел за руль, положил заряженный «калаш» на колени, а жену организовал набивать магазины.
        Что же делать? Воевать? Я, конечно, милитарист и оружие люблю, но не самоубийца. Мне стволы нужны не столько против фашистов, сколько от родных эсэнгэшных бандитов и ментов. Стрелять-то я умею получше их, а война все спишет. Впрочем, лучше не нарываться - я не Рэмбо, а семья дает дополнительный стимул для осторожности.
        Сваливать надо - однозначно. Но куда? На Западе - объединенные еврики. Да даже если бы их не было, чую, что страны развитого капитализма сильно рискуют огрести ядрен батон. ВВП - не дурак, прекрасно знает, сколько свиней Запад подложил России и при нынешнем раскладе подняться будущим членам НАТО уже не даст. Если не разбомбит в …ду, то задушит. На Восток? Пожалуй, да… Затеряться среди беженцев, прорваться в Россию, а потом… Впрочем, и в России меня никто не ждет, б…ь.
        Хотя… Точно! Стас! Хорошо, что он не в Финляндии сейчас, а в Хохляндии. Если уговорю брата объединиться, то есть шанс проехать через Россию и затеряться где-нибудь в тропических странах. Азиатских. А с оружием и патронами жизнь там наладить можно. И нужно.
        Знаете, на чем держится цивилизация? На страхе. Не на честности, не на Заповедях, а именно на страхе. На страхе, что придет Господь Бог, начальство, полиция, родители и надают люлей за прегрешения. Именно поэтому налет цивилизации так легко слетает, когда приходит звиздец.
        Ехали мы медленно, соблюдая правила. Во-первых, джип был неслабо загружен топливом, патронами, консервами и водой. Во-вторых, это самое топливо стоило беречь - неизвестно, как долго продлится «лафа» с заправкой за деньги. Ну, а в-третьих, мы с женой были вооружены практически нелегальным оружием и везем несколько ящиков патронов. Кстати, она, родимая, после доступноматерного объяснения о ждущих нас реалиях отстреляла в учебном порядке несколько магазинов и показала на удивление приличные результаты. В цель попадет, а то, что мать готова убить за своего ребенка, - для меня аксиома. Самое смешное, что в родных Штатах я бы совершенно легально мог ехать с полной машиной оружия и патронов.
        На границе с Беларусью нас пронесло. Уже началась паника (война!), и солдаты пропускали беженцев без досмотра. Поставили пару бээмпэшек для солидности - и все. Через саму Беларусь ехали почти без остановок. Так - покушать и справить нужду. Я даже похвалил себя за предусмотрительно обменянные на валюты СНГ баксы. Оставалось негусто после магазинного блица, но на похавать и заправиться хватало. Нарвались мы уже в родной Украине.
        Границу мы нагло переехали колхозными полями вне видимости таможни. Джип, хоть и американский, но прошел, а пограничников там, наверное, никогда не было. Вернулись на трассу и возобновили движение с соблюдением правил. Размечтались. Грязная машина с литовскими номерами не могла не заинтересовать жадного на поживу мусора. Именно мусора, так как милиционеры взятки не вымогают. А останавливаться - нельзя.
        Я проигнорировал полосатую палочку инспектора и поддал газу, но эта приставучая сволочь прыгнула в свой ментовоз и включила мигалку. Так я не матерился с тех пор, как меня по голове припечатал шлагбаум весной… А потом… Было какое-то ощущение нереальности. Как будто можно в любой момент нажать «Load Game» и вернуться в прошлое. Я остановил джип. Сзади пристроились дайцы. Я открыл дверь, вышел из машины и расстрелял ментов через лобовое стекло их «девятки». Песец. Вот я и убийца. Помню, жена кричала. Помню, от ее криков проснулась дочь. Наверное, именно это и привело меня в себя.
        Я отвел «девятку» с дороги, за лесополосу, забрал с трупов их пистолеты с автоматом (оружие лишним не бывает) и снова сел за руль. Слава богу, за время контрмилицейской операции ни одна другая машина мимо не проехала. Впрочем, зная репутацию местных даишников, мне, возможно, всего лишь поаплодировали бы. Следующий час я вслух продвигал концепцию «мы или они», а также, что преступники и взяточники, в принципе, заслуживают расстрела. Три раза - ха! Потому что убеждал я скорее себя, чем жену.
        Вот тогда меня и настигло прозрение. Нежелание попасть в лапы украинского «правосудия» и оставить семью на произвол в лучшем случае государства оказалось сильнее страха перед милицией. Собственно, бояться там и нечего было. Шансов у ментов против меня - ноль целых, ноль десятых. Их автомат был в багажнике, пистолеты в кобурах, а мой ствол - на коленях. Захватывать и поражать цель на ближней дистанции я в благословенной Америке научился на «ять». Что до уголовной ответственности - кто будет расследовать смерть дайцов, когда на границе фашисты? Тем более что я на Украине задерживаться не собираюсь. И как следствие - два трупа. У них, возможно, есть семьи и дети, но… У меня они тоже есть. А о реалиях украинских застенков я наслышан. Фиг вам и вашим законам. Я себя и своих в жертву приносить не собираюсь.
        Подмосковье. Анатолий Логунов. Майор запаса. Старший инженер фирмы «Юнитсервис»
        Семь часов утра. Самый крепкий сон, и в этот момент звучит музыка мобилы.
        «Черт, кому не спится? Опять что-то начальнику понадобилось?» - мысленно вспоминая недавно перечитанный малый боцманский загиб, беру телефон.
        Незнакомый официальный голос спрашивает фамилию, имя, отчество. Какого черта? Номер незнакомый, но кажется… точно, моего района. С негодованием в голосе спрашиваю, кому и зачем такие данные потребовались. В ответ, извинившись, говорящий представляется майором Белокопытовым, начальником третьего отдела Н-ского военкомата.
        «Ничего себе! Что-то случилось?» Пока эти мысли крутятся у меня в голове, майор сообщает, что мне срочно необходимо прибыть в военкомат с тревожным чемоданчиком. На мой вопрос: «А как же работа?» - следует ответ, что на работу мне сообщат и что я мобилизован в соответствии с Указом президента РФ.
        Вот ничего себе новости! Но, может быть, кто-то просто пошутил? Пробую перезвонить на опознанный номер Белокопытова. Занято. Ладно, попробуем по-другому. Иду в прихожую, где у меня стоит стационарный телефон и лежит справочник номеров нашего района. Звоню в райвоенкомат. Опять занято. Черт побери, неужели война? Но… в таком случае моему городку точно достанется по полной программе. Дело в том, что в соседях у меня живет много-много диких «летучих мышей». И вроде их часть, которую то ли разогнали, то ли просто замаскировали. Так что городку от вражеских щедрот точно достанется, даже если близость к Москве не учитывать. Ругаясь, снимаю с антресолей свой старый чемоданчик, быстро складываю в него несессер с шильно-мыльно-бритвенным и начинаю копаться в шкафу, разыскивая необходимые одежду и снарягу. Тем временем подходит разбуженная разговором по телефону жена и, отстранив меня, начинает доукомплектовывать чемоданчик. А я, надев новую камуфлированную «техничку» и нацепив под нее старую, прошедшую со мной половину службы портупею, мягкую, разношенную, да еще и в отличие от современных образцов с
плечевым ремнем, пытаюсь выловить новости из радио (пусто), телевизора (пусто), интернета (вообще отсутствует как класс).
        Поняв, что ничего не понятно, звоню на работу. Вообще-то мы работаем со всеми регионами, и поэтому у нас в офисе всегда дежурит оператор. Ну вот, дозвонился. Новости, еще более ошеломляющие. Оказывается, по связи с клиентами из Министерства обороны пришел сам текст указа, а потом вся связь и инет вырубились. Кстати, попробую звонить по мобиле - теперь и он молчит, зараза. Хорошо, что жена успела позвонить сыну, тот обещал приехать и забрать ее в деревню, на дачу.
        Так, все готово. Молча садимся на диванчик в прихожей. Обнимаю жену, привычно целую, словно просто ухожу по тревоге, как больше двадцати лет до этого. Глажу выскочившую в прихожую и недоуменно мяукающую кошку, подхватываю чемодан.
        Все, отрезано. Мир закончился, похоже. Но что же конкретно случилось?
        Спускаюсь на лифте не один - живущий этажом ниже сосед, тоже, насколько я знаю, из этих… «мышек», в камуфляже, с офицерской сумкой нового образца (а я такую так и не получил, компенсацию деньгами дали), приветливо кивает. Молча доезжаем до первого этажа, молча выходим во двор и лишь у калитки так же молча пожимаем друг другу руки и киваем на прощание. Пусть мы до этого и не здоровались, да и знакомство наше даже шапочным можно назвать с большой натяжкой, но мы оба сейчас чувствуем одинаково.
        Ого, а на улице-то. Во-первых, странное солнце, летнее, и жара. А во-вторых… Сразу вспомнились слова одного любимого писателя: «Как на проспекте в день тезоименитства Его Высочества». Всюду видны спешащие люди в камуфляже и гражданке с чемоданчиками и сумками, мелькают патрули и бегущие посыльные. Вот ведь, а говорили, что солдат в нашей армии не хватает. Нашлись же… Додумать эту мысль мне не дают. Встреченный патруль, лейтенант и два сержанта с «АКСУ», останавливает меня. Хм, документы? Ну, держи удостоверение. Лейтенант внимательно вчитывается, поглядывая время от времени в мою сторону. Куда-то звонит, потом говорит:
        - Товарищ майор, вы должны пройти с нами до остановки.
        Странно, за шпиона приняли, что ли? Или обычный бардак, каковым всегда отличалась наша родная армия в начале любой войны? Пожимаю плечами и отвечаю, стараясь не выдавать своего волнения:
        - Раз должен, пойдем-те, - выделяя голосом окончание слова.
        Быстро добираемся до остановки, на которой в мирное время останавливались автобусы, едущие в соседние деревни. Сейчас там стоят, удивленно оглядываясь по сторонам, несколько человек. И еще - столик с сидящим за ним капитаном в полевой форме и военный автобус, крашенный в защитный цвет, а что самое непонятное - без номеров. Что-то этот расклад начинает меня напрягать. Летеха отдает капитану мое удостоверение, и тот, сразу радостно улыбаясь во все «шестьдесят четыре» (целых! а у меня, сцуко, после Забайкалья и четверти не наберется) зуба, достает из лежащей на столе папки стандартный бланк армейского предписания и вручает мне.
        Ох, тра-та-та-та-та, сказал глупый король, потому что других слов у него от возмущения уже не было… Это ж кому такая мудрая мысль в голову пришла, а? Поубивав бы! В общем, назначили меня за моей спиной начальником группы обслуживания изделия В-8, а говоря по-русски, а не по-военному - сунули на обслуживание вертолетов, судя по всему, спецназовских. Елки! Вам не смешно? Мне тоже. Человека, прослужившего двадцать с лишним лет на «МиГах» и закончившего службу на «Бэкфайрах», бросить обслуживать вертолеты… даже не знаю, с чем сравнить.
        Ладно, а что еще за бумаги мне подсовывают? Охренеть, список группы. Так это вот они и есть. Ух, красота… Ни одного спеца, все либо после института, либо вообще танкисты со стрелками. И с этим я должен работать? Хотя нет, вот - один радист есть. К тому же сержант.
        Пока я (мысленно, конечно) перечитываю бумаги, одновременно перечисляя всех известных мне родных и близких всего руководства МО, а также их противоестественные связи и не менее противоестественные наклонности, все мы садимся в автобус, который и увозит нас в неизвестность. Слава богу, недалеко. Ага, теперь-то я узнал, что скрывается за забором и лесом, видимым из моего окна.
        - Выгружаемся! - командую я, как только мы подъезжаем к небольшому зданию, явно штабу, судя по вбегающим и выбегающим из него военным. Народ реагирует вяло, некоторые просто смотрят на меня, как на непонятную помеху, типа «чего орешь, такой красивый». Ну, это мы уже проходили. Командую снова, на этот раз с применением всей армейской лексики в полном объеме.
        Помнится, как-то меня оператор с фирмы заставил несколько раз со станции на станцию попрыгать, в метро, чтобы я догнал курьера. Ага, я - инженер, должен был догонять курьера, который мне ЗИП передаст. Ну, я тогда по-настоящему разозлился и, забывшись, выдал ему по мобиле все, что о нем и курьере, который управляет фирмой, думаю. Помню, в час пик на станции «Кузнецкий Мост» вокруг меня было пусто, как в поздний вечер воскресенья.
        Так, и на этих оболтусов подействовало. Ничего, вы у меня еще научитесь дисциплину любить, развиздяи!
        Сзади доносится чей-то смех. Оборачиваюсь. Отлично, дежурный по штабу. Представляюсь, сразу стирая с лица молодого летехи все веселье. Точно, у «сапогов» майор - большая шишка, не то что в авиации. Хотя у меня было офицеров в подчинении, наверное, больше, чем во всей этой части со всеми службами. Специфика у нас такая.
        Уточняю у лейтенанта Кузьмина, какие имеются приказы по моему подразделению, и отправляю своих архаровцев на склад под командой единственного сержанта и в сопровождении посыльного. Сам же вместе с дежурным захожу в штаб. Начинается самое важное из бюрократических действий в армии - нас включают в списки, оформляют приказы и выдают предписания.
        Через полтора часа, замотанный донельзя, вместе с тем же посыльным по штабу, что ходил до того с моим личным составом, добираюсь до склада. Изнывающие в ожидании бойцы радостно галдят, заметив меня, и строятся без всякой моей команды. Молодец, сержант, сумел себя поставить!
        - Сейчас получаем форму и оружие, затем идем в казарму, - довожу до построенных парней дальнейшие наши действия и, заметив вопрошающие взгляды, добавляю: - Там сдаем оружие, размещаемся и обедаем. Война - войной, а обед по распорядку.
        Все веселеют. Ну да, на ходу проглоченный мною бутерброд организм уже давно забыл и требует подкрепления сил, а большинство солдат явно в том же состоянии. Пока подчиненные получают обмундирование, я иду в оружейку.
        Да-а, мечта милитариста. Помню, на складе у нас в Де… в гарнизоне, в общем, чего только не было. Но этот склад выглядит по сравнению с тем, как современный супермаркет по сравнению с деревенским магазином семидесятых годов. А ведь по внешнему виду и не скажешь. Хорошо живут «мыши… летучие»… ага.
        Толстый прапорщик (странно, почему практически на каждом складе начсклад - толстый прапорщик?) с недоверием поглядывает на мою техничку, а потом в бумаги. Ну, давай, давай, думай. Наконец он решается и спрашивает:
        - Товарищ майор, а зачем вам столько стволов?
        Интеллектуальный, блин, вопрос. Зачем? А шоб було! Не зря я писарям пару литров спирта обещал, да. Придется и этому отстегнуть, иначе ведь не отстанет. Быстро договариваемся. Всего литр, которого у меня еще нет, и я - счастливый обладатель стандартного «макарки» с двумя обоймами, а также обычного «малыша» «АКСУ» и четырех магазинов к нему. Нормальненько. Вешаю «ПМ» в кобуре на свою портупею. Интересно, что лицо прапорщика сразу меняется, и он, наклонившись ко мне, шепотом предлагает еще парочку гранат. Не, это лишнее. И так хапнул достаточно. Деликатно отказываюсь, тем временем складываю остальное «железо» в позаимствованную у того же прапорщика сумку.
        Дождавшись прибытия подчиненных, контролирую получение ими оружия и боеприпасов, а потом, отправив колонну в казарму, за исключением одного бойца, иду получать вещевое.
        К казарме идем вдвоем, навьюченные «по самое не могу». Сдав лишнее пока оружие на хранение дежурному по части, бросаю все полученное на койку в четырехместном кубрике, куда меня поселили, - и бегом догоняю идущих на обед.
        После обеда узнаю две новости. Одна приятная - прибыли еще два человека: лейтенант-самолетчик и прапорщик-прицельщик. Уже легче. А вторая… Вот про нее еще не понял, но меня вызывают в штаб на совещание. Посмотрим. Может, хотя бы доведут, что же, в конце концов, творится на свете? Конечно, двадцать лет армейской жизни приучили спокойно ждать новостей, но знать-то хочется. Тем более что бойцы уже все возможные причины происходящего перебрали - от нападения НАТО до атаки инопланетян из космоса. Хорошо, что мои заботы почти не оставляют времени для раздумий, а то мозги точно вскипели бы.
        Совещание проведено в темпе «престиссимо». Уважаю разведку! Короче, довели обстановку и поставили задачу к послезавтра быть в полной готовности.
        Когда командир, подполковник Чайка, начал описывать, что же происходит на западных границах, я натурально офигел. Никогда не говори «никогда» или бойся своих желаний - они и исполниться могут. Это ж получается, фантастика в очередной раз стала былью? И зачем я свою книжку «СССР - ответный удар» написал? Или все же наша разведка ошибается и никакие это не немецко-фашистские войска? С другой стороны - пусть лучше они, хотя бы шанс есть, может, сообразит наша «элита», что у нее есть возможность стать первой в мире и что проигрыш в данном случае равен уничтожению?
        Впрочем, все постороннее - в сторону. Времени на освоение, расконсервацию и подготовку техники - всего сутки. Поэтому сразу после совещания собираю вначале командиров, а затем и весь личный состав. Идем в ангары и допоздна изучаем матчасть. Книги, описания, технологические карты, описания…
        Уже поздно ночью добираюсь до кубрика и еще час чищу от смазки все полученное оружие. Остальные будут заниматься этим завтра.
        Заваливаюсь спать с мыслью о жене и детях. Пока засыпаю, успевает присниться нелепый сон - я еду в густом осеннем лесу, сидя в «КВ-2», почему-то покрашенном желтой краской, вместе с колонной из автобусов и троллейбусов (хи-хи).
        Одесса. Сергей Акимов. Военный пенсионер
        Утро началось для меня со звонка Олега.
        - Привет!
        - Привет, - взглянув на часы - полшестого утра, - что-то случилось, что ты в такую рань звонишь?
        - Да мне только что теща звонила.
        - Опять винца хочет передать? - я вспомнил, какое хорошее было вино в прошлый раз. Теща у Олега в Татарбунарском районе живет, а там для винограда раздолье.
        - Нет, она какие-то странные вещи сообщает. Будто бы над ее селом самолеты пролетали. Много, низко и все с черными крестами.
        При упоминании о самолетах я прислушался.
        Сегодня ночевал у дочери. Надо сказать, что живу недалеко от военного аэродрома, который в Одессе совмещен с аэропортом, плюс там же авиаремонтный завод. Поэтому рев турбин военных самолетов приходится слышать довольно часто. Но не в это же время! Значит, турбины ревут не на заводе. Звук усилился, я подошел к боковому окну и увидел, как в сторону моря взлетели одна за другой четыре пары истребителей. Не разобрал только из-за дальности расстояния - «МиГи» или «сушки».
        - Может, учения - у меня здесь два звена на взлет пошли. Наверное, керосину поднакопили и летают - президент же обещал, что поможет армии в боевой подготовке…
        - Да она говорит, что те самолеты станцию железнодорожную бомбили…
        - Что за ерунда? Она вчера не напраздновалась где-нибудь на свадьбе?
        - Теща у меня - трезвенница.
        - А чего вдруг на улице так светло? Октябрь все же. В это время еще темно должно быть.
        - Это точно. И тепло слишком - я во дворик вышел тебе позвонить, так стою в одних трусах и совсем не холодно. Слушай, а вдруг война?
        - С кем? Молдаване на нас не полезут, а румыны без НАТО не дернутся…
        Да меня это и не колышет - я не в запасе, а в отставке, призыву не подлежу. Ладно, сейчас перезвоню на бывшую работу, может быть, что-нибудь выясню.
        - Да! - в трубке раздался голос с кавказским акцентом.
        - Самвел, привет! - начальник учреждения был немного моложе меня, однако мы вместе прослужили больше двадцати лет и во внеслужебной обстановке обращались друг к другу на «ты».
        - Привет, Сергей. Что у тебя? Только побыстрее - у нас тревога.
        - А по какому поводу?
        - А черт его знает. Самое интересное, что заранее не предупредили.
        - А команда от кого поступила?
        - От дежурного по управлению, но он тоже ничего не знает. Позвонили из комендатуры гарнизона, приказали поднять весь личный состав учреждений по тревоге и перейти на усиленный вариант несения службы. Он их было послал подальше - мы же воякам не подчиняемся, но через пять минут перезвонил начальник управления и подтвердил команду. Вот и собираемся. Все, мне некогда, - в трубке запикали гудки отбоя.
        Интересно, что же случилось?
        Телефон разразился мелодией Джо Дассена. Жена. А ей чего не спится? На работу только завтра, внучки у нас - спи, сколько влезет…
        - Да, солнышко!
        - Сережа, звонила Лена из Вилкова (жена двоюродного брата моей Тамары). Их бомбили.
        - Кто?
        - Самолеты с черными крестами на крыльях. Винтовые, двухмоторные. И со стороны Дуная стрельба и взрывы…
        Да это уже черт знает что такое!
        - Тома, ты не волнуйся, я через часа полтора приеду.
        - Только побыстрее, мне что-то страшно стало.
        Так, включить телевизор. «УТ-1» - новости - ничего необычного, «1+1» - тоже. Президент в Тернопольской области сегодня проведет совещание с местными властями…
        Интернет - обычная рутина, грызня политиков перед местными выборами. Ну-ка на «Львовские новины» - ага, там тоже бомбили город… Призывы местной власти к населению сохранять спокойствие, обращение УНА-УНСО к своим членам с просьбой собираться к офису организации. Похоже, что действительно война. Но с кем?
        Посмотреть иностранные сайты? Так языкам не обучен - немецкий в школе и институте - давно позабыт, кроме самых употребительных слов. Поляки? Нет никаких соединений…
        Набираю Олега.
        - Ну, что узнал?
        - У меня сосед - офицер. Вызвали по тревоге.
        - На моей службе бывшей тоже тревогу объявили. Вилково бомбили и Львов тоже. Если судить по крестам на самолетах - немцы. Но смысл? Границы общей у нас нет, да и нет у ФРГ винтовых бомберов.
        - А вдруг перенос?
        - Как у Логунова? Только теперь Украина провалилась? Смеешься? Это только у нас на форуме всерьез обсуждается подобное, и то только как теория…
        - Ну а если все же действительно?
        - Не знаю… Подождем, что власти скажут.
        - Слушай, а позвони Нике в Киев - у меня денег на счету нет.
        - Сейчас попробую.
        Отыскиваю номер.
        - Ника, здравствуй! Как там у вас?
        - Ой, знаешь, наверное, теракт на соседней улице был или газ взорвался - в четыре часа проснулась от грохота, а там дом рушится.
        - Вряд ли теракт - я полазил по интернету, и звонили нам с Олегом - Львов бомбили, Вилково, еще кое-где. Больше похоже на войну.
        - С кем?
        - И я хотел бы знать…
        Звоню Андрею:
        - Ты в курсе, что творится?
        - Только что звонил знакомый из Тернополя - там тоже попытались бомбить город. Однако зенитчики долго разбираться не стали - огонь открыли сразу.
        - Это в войсках кто-то отчаянный - стрелять без приказа…
        - Не, там же наш гарант Конституции ночевал, соответственно, все силовые структуры повышенные меры безопасности приняли. Вот ПВО и среагировало своевременно. Сейчас президент летит в Киев и по прилете выступит перед народом по телевидению.
        - Послушаем, что он скажет.
        - А я только вчера свои емкости топливом залил. Пятьсот тонн. А продать оптом с ходу некому. Боюсь, что конфискуют все топливо для армии.
        - Сочувствую, но, может быть, выкрутишься - есть же и более крупные торговцы, за них в первую очередь возьмутся.
        Телевидение прекратило развлекательные программы. На всех общенациональных каналах заставка - украинский флаг и надпись: «В 10.00 - обращение президента к народу в Верховной Раде Украины».
        Десять часов. На экране - шумный, заполненный депутатами зал. Взволнованный спикер объявляет чрезвычайное заседание Рады открытым. В наступившей тишине появляется гарант, проходит к трибуне.
        - Граждане Украины! Господа депутаты! На нашу страну произведено военное нападение.
        Зал взрывается недоуменными выкриками: «Кто? Москали чертовы! Доигрались!»
        - Нападение осуществлено по всей протяженности западной границы страны. Пограничники и воинские части дают отпор врагу. По предварительным данным, на нас напала фашистская Германия, по крайней мере, в Тернополе я лично видел самолеты с фашистскими крестами. Как это стало возможным, почему - вопрос сегодня не очень важен. Сейчас необходимо организовать отпор агрессорам. Я связывался с президентами Беларуси и Литвы - на территории их стран также вступили немецкие войска. Белорусы дают жестокий отпор захватчикам. Связи с европейскими правительствами нет. Я, как Верховный главнокомандующий, отдал приказ нашим Вооруженным силам отразить нападение врага и объявляю военное положение на всей территории страны. Прошу Верховную Раду сегодня же принять пакет законов военного времени. Фашисты должны получить немедленный и жестокий отпор. Кроме того, я имел телефонную беседу с президентом России. Они окажут нам всю необходимую помощь в отражении агрессии - шестьдесят пять лет назад наши народы вместе победили фашизм, теперь мы тоже должны быть вместе…
        После выступления президента тишина в зале сменилась шумом. Руководитель страны прошел на свое место в ложе, а часть депутатов, чуть ли не наперегонки, бросилась к трибуне, требуя слова. Спикер пытался утихомирить порыв народных избранников, но рвущиеся к микрофону Рады не сдавались. Тогда, взглянув на президентскую ложу и получив оттуда какой-то сигнал, он объявил, что слова еще раз просит глава государства. Гарант Конституции не стал спускаться вновь к трибуне, а взял в руку микрофон в ложе.
        - Шановни депутаты! Я понимаю ваше желание высказать свое мнение по самой на сегодняшний час важной проблеме страны, однако вам предложен пакет законов военного времени. Пока вы здесь митингуете, на границе и в западных областях гибнут наши солдаты. Поэтому я прошу вас принять законы, а потом можете продолжить обсуждение вопроса.
        - Это провокация и попытка конституционного переворота с целью захвата власти! - прервал говорящего руководитель крупнейшей оппозиционной фракции в парламенте, менее года как потерявшей власть. - Какие немцы, какая война! Это грандиозная провокация партии власти!
        - Господа депутаты! - голос президента, усиленный динамиками, легко перекрыл вопли в партере. - Вы быстро, даже слишком быстро, убедитесь, что я не обманываю ни вас, ни народ Украины. Ситуация действительно чрезвычайная. Поэтому еще раз прошу проголосовать за принятие пакета законов военного времени. Если в течение часа вы этого не сделаете, - в руках главы государства оказалась красная папка, из которой он вынул лист бумаги с каким-то текстом, - то передо мной проект Указа о роспуске парламента, который я буду вынужден подписать прямо здесь. Чтобы Рада не мешала мне выполнять обязанности Верховного главнокомандующего и защищать страну от агрессоров.
        Депутаты ошеломленно притихли, чем сразу же воспользовался спикер, объявивший начало голосования. Предложенный пакет законов был принят. Председатель парламента их тут же подписал и передал на подпись президенту.
        Президент поблагодарил парламент за разумный подход к вопросу и заявил:
        - Господа, можете продолжать обсуждение, а я попрошу телеоператоров, допущенных на заседание, больше снимать происходящее здесь - народ должен знать своих героев. Да и Службе Безопасности, думаю, будет интересно - во время военного положения депутатская неприкосновенность отменяется… - и быстрым шагом покинул здание Рады.
        Дожидаясь на остановке маршрутки, я напряженно размышлял, что делать дальше. Судя по имеющейся информации и заявлению президента, либо Германия перенеслась в будущее - то есть наше настоящее, либо территория бывшего СССР - прошлое. Однако отсутствие связи с руководителями других держав и иностранного сектора интернета склоняло меня ко второму варианту. Особых сомнений, что немцы получат по зубам, не возникало - даже почти уничтоженная стараниями украинской власти армия вполне в состоянии дать отпор врагу, стоящему на более низком технологическом и военном уровне. А если образуется блок РБ, РФ и Украины, то разгром фашистов - вопрос весьма недалекого времени. Даже ядерное оружие не нужно.
        Но как это событие - перенос - отразится на моей жизни и жизни перенесшихся стран? Я набрал номер жены:
        - Солнышко, у нас есть еще те доллары, что собирали на кондиционер? Есть? Немедленно, повторяю, немедленно беги к обменнику и меняй их на гривны по любому курсу. Приеду - объясню, но тогда может быть уже поздно. И возьми на эти деньги несколько ящиков мясных консервов, я подъеду, и мы вместе с Сашей перетащим домой. Еще по мешку макарон, гречки, риса, соли и сахара. Картошка? Какая картошка? Потом купим, никуда она не денется.
        Аналогичное указание дал и дочке, кратко разъяснив, зачем и почему.
        По дороге на поселок сделал пересадку на Бунина и снял в банкомате всю наличность с карточки - и остатки пенсии, и заначку. Влез в маршрутку - звонок от жены.
        - Слушаю!
        - Сережа, мне даже к окошку обменника подойти не дали - купили втрое дороже вчерашнего курса. Ты уверен, что не ошибся, решив обменять валюту?
        - Я-то уверен, а вот те, кто ее купил, очень скоро пожалеют об этом.
        - Сергей, говорят, что война началась. Тебя или Сашу заберут?
        - Кого заберут, так это Андрея - он же срочную отслужил, да еще и водитель в придачу. Олега Горошкова как врача, может быть. А я уже невоеннообязанный, а Саня не служил - какой от него прок? Пока обучат, и война закончится.
        Приехав домой, зашел к жене на работу и в несколько ходок вместе с пасынком перетащили купленное домой - хорошо, что жена в магазине работает. Пасынок тоже в этом же, но у него сегодня выходной.
        Так, теперь надо решать вопрос с работой. Думаю, что цены сейчас резко пойдут вверх, и одной пенсии не хватит на жизнь, а нынешняя работа быстро закончится - кому в военное время нужны интерактивные клубы?
        Где искать? Так, раз бывший СССР перенесся, то он становится мировым лидером по части высоких технологий. Чтобы им и остаться, надо будет производить высокотехнологичную технику. Но то, что выпускают сегодня из подобной техники, - это в основном сборка из импортных комплектующих. Значит, надо будет осваивать производство всего этого у себя. Будут строиться и перепрофилироваться заводы в первую очередь электронной промышленности. Надо будет искать работу там, налаживал же я оборудование на бывшем «Эпсилоне».
        Берлин. Петр Михайлов. Эмигрант
        - Герр Михайлов, герр Михайлов - стук в дверь и громкий голос фрау Марты, хозяйки пансиона, могли разбудить даже мертвеца.
        Вчерашняя вечеринка затянулась до утра, и я, скромный ассистент звукооператора киностудии УФА, русский эмигрант Петр Михайлов, мечтал провести это воскресное утро в постели, но судьба в лице строгой хозяйки была немилосердна со мной. Накинув халат и надев тапочки, я открыл дверь.
        - Доброе утро, - мое лицо попыталось изобразить подобие улыбки. - Фрау Марта, зачем так громко стучать?
        - Герр Михайлов, вы русский… - это был не вопрос, а утверждение. Пожилая женщина была так взволнована, что даже не пожелала мне доброго утра. - Герр Михайлов, сегодня рейх объявил вам войну.
        - Мне? - от удивления я зажмурил глаза и потряс головой. Конечно, вчера мы с ребятами из ассистентской группы крепко выпили, но самым криминальным было совместное пение. «Так за Царя, Отечество и Веру. Мы грянем дружное…» - по-русски, естественно.
        - Нет, герр Михайлов, не вам, а России, Советской России - твердо произнесла хозяйка.
        - Фрау Марта, в Советской России - красные, а я белый русский и к большевикам никакого отношения не имею, поэтому попрошу вас больше меня не беспокоить! - протараторил я, пытаясь собраться с мыслями. Вот тебе и «ура, ура, ура!».
        Старушка кивнула, что-то решив для себя, и, наконец пожелав мне доброго утра, ушла.
        Мысли путались в голове, и мне пришлось долго возиться, чтобы сварить себе кофе на керосинке. Жидкое топливо, как и многие продукты, были по талонам, но УФА - это волшебная страна, где можно было все достать. Сухой хлеб с маргарином и немного джема я проглотил, не заметив вкуса еды.
        Война… Война с Россией, эта мысль не оставляла меня. Я покинул Россию маленьким мальчиком, и все, что сохранилось в моей памяти, - это пароход, слезы отца и далекий темный берег, исчезающий в темных морских волнах.
        Я включил радио, и с Нью-Йоркской станции перестроил на волну Берлина. Несколько минут из динамика неслись звуки марша, затем диктор объявил речь фюрера. Мне, иностранцу, выступления Гитлера всегда казались смешными, но сегодня было не до смеха. Впервые я пожалел, что не курю. Талоны на табак - это валюта и многие друзья завидуют мне, но сейчас я отчаянно хотел затянуться сигаретой. Москва молчала, я не мог поймать ни «Радио Коминтерна», ни «Горький» и лишь в конце шкалы сквозь треск помех я различил русскую речь:
        «…и премьер-министр Владимир Путин. О пробках в Москве мы поговорим через пять минут, а сейчас песня!»
        Мелодия была совершенно необычна и незнакома, негромкий мужской голос напевал завораживающие слова в непривычном ритме. Я схватил карандаш и начал записывать текст песни прямо на салфетке. Последние слова исчезли в грохоте помех. Потратив еще полчаса на поиск этой радиостанции, я выключил радио.
        После второй чашки кофе мне в голову пришла идея отправиться в кафе «Рейман», там часто собирались репортеры «Берлинер тагерблатт» и «Дойче альгемайне цайтунг», более осведомленные, чем жучки из эмигрантского «Нового слова».
        Быстро одевшись, я спустился по лестнице и, кивнув занимавшей свой ежедневный пост у окна фрау Марте, вышел на улицу.
        Начавшаяся война с Советским Союзом пока никак не отразилась на жизни Берлина - парадно одетые пожилые пары неспешно возвращались домой с воскресной проповеди, запоздавший молочник медленно катил на своем фургоне, негромко звеня пустыми бутылками, а вдали проехал увешанный рекламой двухэтажный автобус. Единственными признаками войны было обилие военных и отсутствие частных автомобилей на улицах.
        На перекрестке меня догнал Воробьянов, молодой активист РОВС, постоянно околачивавшийся при фон Лампе. Мы встречались с ним раньше в церкви, но мой отец был деникинцем и с врангелевцами я дела не имел. Поэтому мы с Воробьяновым пересекались очень редко.
        - Здравствуйте, Петр! Вы уже слышали про войну? - запыхавшись, спросил он. - Это так здорово!
        - Что же хорошего в том, что немцы напали на Россию, милостивый государь? - хмуро ответил я, не поздоровавшись.
        - Ну что вы, Гитлер наконец разгонит эту большевистскую сволочь, - глаза Воробьянова горели огнем. - Алексей Александрович сегодня сказал, что, придя вслед за германской армией, мы принесем свет свободы порабощенной комиссарами стране!
        - Идиот, идти освобождать Россию на немецких штыках? Посмотри на них! - я показал рукой на колонну марширующих эсэсовцев. - Вы думаете, что они дадут вам власть? Даже не мечтайте! Прав генерал Деникин, а вы со своим дурацким лозунгом «Хоть с чертом, но против большевиков» убирайтесь к этому самому черту! - я уже почти кричал.
        - Предатель, большевик! Я все расскажу Алексею Александровичу. Нас тысячи, а вас - единицы! - голос Воробьянова сорвался на фальцет, после он попытался еще что-то произнести, но только беззвучно открывал рот.
        Я отвернулся от него и пошел к центру. Вдруг мое внимание привлек необычный гул, это не было похоже на шум двигателя аэроплана, но я поднял голову. Высоко в небе блестела маленькая точка летательного аппарата, за которой тянулся шлейф дыма. Сперва мне показалось, что произошла катастрофа и двигатель загорелся, но ровный полет аэроплана говорил об обратном. Проходившие мимо меня берлинцы не обращали внимания на небо, оно их не интересовало, если не было сигналов воздушной тревоги. Постояв минуту, я продолжил свой путь к Курфюрстендамм. На Кудамме людей было намного больше, прохожие собирались у радиоточек в ожидании экстренных сообщений, но по радио передавали только марши.
        В кафе было на удивление пусто, и никто не мог поделиться со мной новостями. Мне пришлось заказать у кельнера чашечку кофе. Он здесь был натуральный, со сливками, но очень дорогой. Приготовившись растянуть эту чашечку на час-другой, я вытащил из кармана салфетку с записанными словами песни и начал по памяти подбирать музыку.
        - Петя, что вы здесь пишете, надеюсь, вы не собираетесь стать репортером, или это место заразно? - Урсула фон Кардоф, ведущая страничку моды в «Дойче альгемайне цайтунг», улыбалась мне своей дежурной улыбкой.
        - Добрый день, Урсула, - я вежливо улыбнулся своей давнишней знакомой и сдвинул свою писанину на край столика. - Я жду ваших коллег, которые просветят меня о подробностях сегодняшних событий.
        - Вы о войне? Я говорила о ней со своей подругой. О! Майн готт, я вас не представила, - она обернулась к стоявшей рядом с ней красивой девушке.
        - Мария, позвольте представить, это Петр Михайлов, он тоже русский эмигрант, а познакомились мы на берлинском радио, у Гиммлера.
        Глаза Марии широко раскрылись, и в них появился страх.
        Мы с Урсулой засмеялись, переглянувшись:
        - Нет. Не у того Гиммлера, у его брата Эрнста - главного инженера берлинского радио.
        - Ну и знакомые у вас! - золотоглазая девушка фыркнула и бесцеремонно уселась за мой столик.
        Урсула странно посмотрела на подругу и присоединилась к нам.
        - Петя, а вы поэт, - Мария внимательно читала мои записи на салфетке.
        - Нет, я ассистент звукорежиссера на студии УФА.
        - Какой странный у вас слог, - она обворожительно мне улыбнулась, не обратив внимания на мои слова. - Это так необычно - побледневшие листья окна зарастают прозрачной водой… Это ваше?
        - Это не я, это песня. Я услышал ее сегодня по радио из России, там еще было что-то странное про какого-то премьера Путина и пробки в Москве.
        Ее улыбка завораживала меня.
        - Ерунда, - Мария внимательно посмотрела на меня. - Такой песни не может быть в Советской России, вы поймали Харбин, и речь, наверное, шла о премьер-министре императора Пу И.
        Перевернув листок, она удивленно подняла брови:
        - Вы и музыку записали? Скажите, Петя, а вы умеете музицировать?
        Тут я понял, что для нее я буду всегда только Петей, и наваждение спало с меня.
        Петя, Петя-петушок… Золотой гребешок. Кажется, так маман мне пела?
        - Да, я немного играю на пианино.
        - Отлично, я сегодня приглашена к Бисмаркам и беру вас с собой.
        - Кстати, а меня зовут Мария Васильчикова, а то некоторые забыли все правила хорошего тона! - девушка весело поглядела на Урсулу.
        Озадаченное выражение лица Урсулы не покидало ее на протяжении всего нашего разговора с Марией. Она даже не пыталась прервать свою подругу.
        - Очень приятно, Петр, - пролепетал я, пытаясь понять, в качестве кого или чего меня пригласили на великосветскую вечеринку. Мне было известно про сестер Васильчиковых, но светские круги, где они вращались, были для меня недоступны.
        Когда мы встали из-за стола, я положил рядом с чашкой серебряную монету в две рейхсмарки. Кельнер улыбнулся и подмигнул мне, когда, пропустив дам, я выходил из кафе.
        С Урсулой мы попрощались у нависшего глыбой, мрачного здания издательства «Кениг».
        Пройдя квартал, я обратился к спутнице:
        - Мария, как вы относитесь к большевистской России? Я покинул Крым восьмилетним мальчиком и знаю ее только по рассказам семьи.
        - Знаете, Петя, я тоже плохо помню Россию, но большевиков ненавижу. Из-за них мы потеряли свой дом, мой отец, как дикий зверь, пробирался через леса, спасая свою жизнь, - в ее глазах появился лед, когда она заговорила о семье. - Не знаю, как вы, но я считаю очень хорошей новостью, что Сталин и Гитлер сцепились друг с другом. Один из них уничтожит другого и сам потеряет все силы в этой драке.
        - Мария, ведь это не драка, это - война! И тысячи людей погибнут в ней, - возразил я.
        - А мне наплевать на других людей, - тоном капризной девочки ответила она. Красивой девочки. Очень красивой. - Петя, ну что вы о политике, сейчас еще ничего не известно, - Мария снова улыбнулась. - Вот пройдет неделя, и все будет ясно. Мой знакомый из управления генерал-майора Вагнера сегодня утром сказал, что война закончится самое большее за два месяца. Вермахт даже не заказал зимнее обмундирование, а на складах нет масел для зимы.
        Она снова превратилась в веселую девушку, беззаботно щебечущую о предстоящей вечеринке.
        - Петя, с вас закуски! Что-либо мясное, баварские колбаски или сало, фюрерпакеты не надо, там все равно некому готовить, кухарка уже ушла. А я организую бренди, американское бренди, у офицеров генштаба уже изжога от французского коньяка, они слишком злоупотребляли трофеями.
        Мы разошлись, договорившись встретиться у станции подземки.
        Продовольственный вопрос за последний год сильно осложнил жизнь берлинцев. Карточки на хлеб, официальные нормы на мясо и двести граммов маргарина в месяц… Они только спасали от голода. А вот роскошествовать не давали.
        После победы во Франции в Берлине возник черный рынок. Военные продавали привезенные из оккупированных стран продукты и фюрерпакеты - продуктовые наборы для отпускников. Крестьяне через маклеров торговали утаенными от чиновников продовольственной службы излишками. Если ты знал, к кому и зачем обратиться, то найти килограмм отличной ветчины и три фунта копченого с чесноком сала было достаточно просто. Сотрудники УФА питались в столовых киностудии без продовольственных карточек и почти бесплатно, так что красно-черных хлебных карточек на обмен у меня было много, и через полтора часа я стоял с двумя бумажными пакетами в условленном месте, ожидая свою спутницу.
        Мария появилась точно в назначенное время и, кивнув мне, начала спускаться на станцию подземки. Интересно, подумал я, русские в эмиграции быстро приобретают местные черты - пунктуальность в Германии, напыщенность в Англии и бесцеремонность в США.
        В дребезжащем вагоне метро мы молча проехали две остановки и вышли.
        Выйдя из подземки, она снова окинула меня взглядом и произнесла:
        - Я смотрю, у вас неплохой улов?
        - Если знать рыбные места, улов всегда будет неплохой, - весело ответил я.
        Помолчав минуту, Мария вновь обратилась ко мне:
        - Скажите, почему вы живете в Германии, а не во Франции? Ведь ваш отец был близок с Деникиным?
        - Папа в генштабе занимался Австро-Венгрией и всегда мечтал побывать в Вене. В двадцать шестом году семья поехала в Австрию, и отец по случаю купил домик в Зальцбурге. Почему именно там? Мама очень любила Моцарта. Я поступил учиться в Берлинский университет, технические дисциплины здесь преподают гораздо лучше, чем во Франции или в Австрии…
        Я так и не привык называть Австрию - Остмарк.
        - А ваша семья так и живет в Зальцбурге?
        - Нет. После смерти мамы отец отправился к друзьям в САСШ и застрял там после начала войны. Плыть через Атлантику очень опасно, а ехать через Советскую Россию он не может. Наш дом в Зальцбурге я сдаю, а живу и работаю здесь, в Берлине.
        - Как хорошо иметь свой дом! - задумчиво произнесла Мария. - А наш дом захватили большевики, мама живет в Италии, а папа лечится после перехода границы.
        Вдруг Мария замолчала. Лицо ожесточилось:
        - Мой кузен служил во французской армии и уже второй год в плену, а я ничего не могу сделать, понимаете, ничего!
        Я молча кивнул в ответ. А что тут можно сказать?
        За разговором мы подошли к нужному нам дому, консьерж открыл парадное, и мы поднялись на третий этаж. Дверь нам открыла хозяйка квартиры - миловидная брюнетка. Расцеловавшись с хозяйкой, Мария представила меня уже собравшимся гостям.
        - Господа, это Петр Михайлов, звукорежиссер студии УФА, ученик самого Фридриха Шнаппа.
        Моя спутница меня снова удивила. Она знала Шнаппа, известного звукорежиссера Рейхрундфункгруппе.
        - Ну что вы, я всего лишь ассистент, - лукаво смутился я.
        - Не обращайте внимания, это очень скромный, но талантливый молодой человек, - продолжала моя спутница.
        Среди гостей преобладали военные в форме, хотя были и чиновники из ведомства Риббентропа, дамы же щеголяли вечерними платьями. Я был редким штатским в этом сборище погон и мундиров. Хотя стол уже был уставлен разнообразными бутылками с вином, наше бренди было встречено с явным энтузиазмом всей мужской половиной компании, не остались без внимания и мои скромные дары. Общими усилиями стол был накрыт, и после второй рюмки завязалась оживленная беседа. Хозяйка в окружении двух офицеров генштаба внимательно слушала какого-то дипломата, затем, кивнув ему, повернулась ко мне:
        - Петр, вы знакомы с Ольгой Чеховой?
        - Да, - честно ответил я. - На прошлой неделе она мне сказала: «Милый мальчик, принеси мне быстрее стул!»
        Все засмеялись. Офицер повернулся к своему коллеге:
        - Похож на Кейтеля в ставке.
        Мило улыбнувшись еще раз, хозяйка извинилась и перешла к другой компании.
        - Герр Михайлов, что вы, как эмигрант, думаете о начавшейся войне? - спросил мидовец.
        Офицеры тоже смотрели на меня с интересом.
        - Я инженер и не разбираюсь в политике, но не думаю, что в России повторится французская прогулка.
        - Почему вы так думаете? - спросил офицер. - Судя по сообщениям, все идет по плану, под Белостоком готовится окружение, а у Гудериана дела еще лучше, за исключением нескольких казусов.
        - А группа «Север»? - в разговор вмешался второй офицер.
        - Ерунда! Риттер фон Лееб - отличный командующий, у него прекрасные офицеры, а сбой связи вызван непогодой. Утром по всей границе творилось черт знает что, но операция началась по плану. Хотя у Геринга что-то темнят, похоже, слишком большие потери, но на выступе сожжено и сбито более пятисот русских самолетов.
        - Минуточку внимания, господа! Сейчас Петр Михайлов споет нам новую русскую песню.
        Златоглазка стояла в дверном проеме и, держа бокал с вином, лукаво смотрела на меня.
        В груди похолодело, но я стряхнул оцепенение и подошел к роялю. Когда пальцы прикоснулись к клавишам, волнение полностью покинуло меня, я прокашлялся и начал вступление:
        Крики чайки на белой стене…
        Все замолчали, внимательно слушая меня.
        Две мечты, да печали стакан
        Мы, воскреснув, допили до дна
        Это все, что останется после меня,
        Это все, что возьму я с собой…
        Играть я кончил в полной тишине.
        Затем они захлопали мне. Я стоял, не зная, что мне делать, даже Мария хлопала, восторженно глядя на меня.
        - Господа, но это не моя песня, я услышал ее сегодня по радио! - начал было оправдываться я. Но меня, слава Вседержителю, прервали.
        - Радио, господа, надо включить радио, - произнес державшийся до этого в тени хозяин квартиры.
        - Петя, покажи, где ты нашел эту песню, - тут же вмешалась Мария.
        Я подошел к огромному телефункену и начал крутить ручку настройки.
        Продравшись через треск помех, я наткнулся на мощный и чистый сигнал:
        «Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории - двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал свое наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
        Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие Российской армии и армий братских белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни».
        - Что это? - спросил генштабист.
        - Похоже, это Москва, - ответил я и начал переводить.
        «Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг - тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ - уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
        Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжелая цена».
        Я старательно переводил дословно, не понимая смысла и половины фраз, какие «шестьдесят пять лет назад», почему «бывшего Советского Союза».
        «Нет никаких сомнений, что враг будет разбит. Победа будет за нами!»
        Я кончил переводить и почувствовал, как пересохло мое горло. Взяв фужер, я наполнил его до краев рейнским и выпил одним глотком. Окружающие продолжали молча смотреть на меня.
        Первой, как всегда, молчание нарушила Мария:
        - Господа, я подтверждаю, он перевел все точно.
        Все обернулись к ней, но тут из приемника полилась музыка и красивый женский голос запел на английском. К счастью, этот язык здесь знали многие, и переводить мне не пришлось. Похоже, день плавно превращался в вечер чудес.
        Я не хочу говорить
        О прожитом нами.
        Хотя меня это и ранит,
        Теперь это в прошлом.
        Победитель получает все,
        Проигравший довольствуется малым.
        За окном послышался глухой звук далекого разрыва, затем еще два, но уже гораздо сильнее. Гости не обращали на них внимания, ведь сигнала воздушной тревоги не было.
        Я была в твоих руках,
        Думала, принадлежу тебе.
        Я делала вид, что ничего не понимаю.
        Но скажи мне, целует ли она тебя
        Так, как целовала тебя я?
        Чувствуешь ли ты то же самое,
        Когда она произносит твое имя?
        Где-то глубоко внутри
        Ты, должно быть, знаешь, что мне тебя не хватает.
        Но что я могу сказать,
        Правилам надо подчиняться.
        Мужчины кивали головой в такт музыки, а у девушек на глазах появились слезы.
        Победитель получает все.
        Победитель получает все.
        Тут грянул самый мощный взрыв, оконные стекла жалобно задрожали, и наконец, словно очнувшись от глубокого сна, взвыли ревуны воздушной тревоги. Все выбежали на балкон, опоясывающий здание. В голубом, безоблачном небе было пусто, лишь знакомый Петру аппарат продолжал парить все так же высоко и недостижимо.
        Над Берлином подымался дым, похоже, бомбы упали в районе правительственных зданий и рейхсканцелярии.
        - Что это? - спросил офицер люфтваффе, показывая на парящий в небе аэроплан.
        - А разве это не ваше? - ответил я вопросом на вопрос. - Этот аппарат с обеда висит над Берлином.
        Музыка в приемнике оборвалась, и зазвенел голос диктора:
        - По сообщению пресс-центра Министерства обороны, десять минут назад были поражены стратегические цели на территории Германии. Ракетно-бомбовым ударам подвергнуты здания штаба люфтваффе, Министерства юстиции, рейхсканцелярия, Принц Альбрехтштрассе, четыре, здания СД, семьдесят два и семьдесят четыре на Унтер-ден-Линден, комплекс связи и штаб в Цоссене и Вольфшанце. А теперь… Реклама на радио «Маяк»!
        Я переводил, но и без моего перевода все было ясно. Лица офицеров серели с каждым новым названием, после упоминания центра связи на них стало страшно смотреть, а когда диктор упомянул какое-то логово волка, их затрясло.
        Первым опомнился офицер люфтваффе, он бросился к телефону и начал торопливо набирать номер, попытки дозвониться продолжались минут пять, затем кто-то вышел на связь, и после короткого разговора летчик опустил трубку на рычаг телефона.
        - Штаб люфтваффе полностью уничтожен, Мильх погиб, - устало произнес он.
        Гости быстро собрались и, попрощавшись с хозяевами, начали расходиться. Хозяин квартиры с невозмутимостью капитана идущего ко дну корабля прощался с гостями и напевал:
        Победитель получает все,
        Проигравший довольствуется малым,
        Не дотянув до победы.
        Это ее судьба.
        Стал собираться и я.
        В углу комнаты хозяйка громко шепталась с Марией:
        - Мисси, ты просто прелесть, где ты откопала это русское чудо, об этой вечеринке будет говорить весь Берлин, подруги умрут от зависти…
        Я понял, что если хочу спокойно покинуть помещение, то делать это надо прямо сейчас.
        Пожав на прощание руку гостеприимному хозяину, сохранявшему непоколебимое спокойствие все это время, я вышел на улицу.
        До дома я добрался без приключений, лишь два раза дорогу мне преграждали огромные колонны пожарных машин, несущиеся к центру Берлина.
        Фрау Марта сидела, как всегда, у окна. Проходя мимо, краем глаза я заметил, как она раскрыла толстую тетрадку и начала писать. Владелица пансиона всегда записывала время ухода и возвращения своих постояльцев.
        Зайдя в свою комнату и скинув штиблеты, я прямо в одежде упал на кровать. Мне не давала покоя одна фраза хозяйки вечера: «Об этой вечеринке будет говорить весь Берлин». Оно мне это надо?
        Значит, что? Значит, на всю неделю нужно затеряться в киностудии, эсэсовцев туда не пускали, а через неделю, как сказала Мария, будет видно. У меня была припрятана бутылка шнапса, дрянного, но крепкого, чтобы иногда выпить стаканчик перед сном. Я открыл окно и выпил всю бутылку, глядя на вечернее берлинское небо. Мой сон не мог нарушить ни вой сирен воздушной тревоги, ни гулкий грохот мощных взрывов в центре города.
        Я крепко спал, ведь завтра - понедельник, а для русских неделя начинается в понедельник.
        Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Санкт-Петербург
        День в прокуратуре начинался, как обычно - утром девочки напоили меня чаем с конфетами и шоколадкой, сообщив заодно, кто чем сегодня занят, рассказали пару сплетен о том, кто, где, когда и с кем, после чего я традиционно отправил свой ударный батальон смерти в сад, в смысле в суд. Нет, надо было все-таки в следствии оставаться - там хотя бы есть с кем обсудить завтрашний вечерний матч «Зенита», а не выслушивать треп о помадах, бюстгальтерах и прочих прокладках, короче - крайне интересных для любого мужика предметах. Да, кстати, о «Зените». Надо зайти на любимый сайт любимого клуба, глянуть новости - не сломался ли кто накануне матча с «мясом» и вообще. Хм… Интернет почему-то не фурычил. В смысле - подключался, но не открывался. Что за фигня? Позвонил Максу - бывшему своему «сокамернику», а ныне руководителю отдела пока еще СКП - именно предчувствие этого «пока» меня в свое время и тормознуло. Зря, наверное, тормознуло.
        - Здорово, Макс! Как жизнь?
        - Все путем, работаем. А ты чего с утра пораньше? Опять твои девки чего-то нарыли? (Девки у меня такие - вычитывают дела от и до, следствие, что пока еще почти наше, что милицейское - волком воет, - а что делать - этим девкам потом по этим делам в суде бодаться.)
        - Да нет, Макс, я по другому поводу. У тебя интернет работает?
        - Не залазил еще, сейчас гляну, - послышалось кряхтение - Макс, несмотря на то что младше меня на девять лет, имеет плотное, если не сказать полное, а если честно - то просто толстое телосложение.
        - Хм-м… Нет, что-то ничего не открывается. Опять городская не заплатила вовремя?
        - Вряд ли, наверное, у провайдера или на линии какие-то проблемы.
        - Стоп. У тебя телек включен?
        - Да я его девчонкам отдал, меньше у меня тусоваться будут.
        - Тогда бегом ко мне, тут сейчас какую-то важную хрень передавать будут.
        «Что за хрень? - думал я, спускаясь этажом ниже. - Слава богу, что СКП пока не переехал». Для них уже ремонтировали отдельное от нас помещение в здании, предоставленном районной администрацией.
        Спустившись вниз, я поручкался с Максом, который сказал, что я мог не гнать, как скаковая лошадь, - до «важного сообщения» есть еще 10 минут. Эти 10 минут мы провели в курилке, смакуя отрыв наших от «Спартака» в турнирной таблице. Дел у меня - в смысле, тех самых дел, которые у прокурора, - пока было немного - их понесут в пятницу, валом. А как же, конец месяца, выход дел в суд, так что все корпеть будем, а не только милицейский надзор. Отбывать повинность предстояло только в два часа - переться по мошенничеству, если не перенесут, - редиска-то на воле, болеть может до потери пульса - собственного, моего или судьи. Докурив, мы отправились в максовский кабинет к максовскому же телевизору. Курящий Макс в своем кабинете сам не курит и другим не дает. И не потому, что боится репрессий - в принципе, его сейчас и репрессировать-то некому, прокурору он уже не подчинен, а городское начальство эти фишки не волнуют, - а потому, что терпеть не может полных пепельниц. Но еще больше терпеть не может полные пепельницы вытряхивать - короче, курить в своем кабинете ему не позволяет лень.
        После первых слов сообщения мы с Максом затаили дыхание. Прослушав, закурили прямо в кабинете.
        - Ну, ни хрена себе! - вырвалось у Макса.
        - Макс, а ты ведь не служил?
        - He-а. У меня вообще «белый билет» - даже на военную кафедру в универе не ходил.
        - М-да. А мне, походу, придется вспоминать первую военно-учетную… Я по первому высшему-то - технарь, а по ВУСу - РТБ «трехсотого» комплекса… Даже попиджачил по-честному.
        - Ерунда это. Для нас, - Макс решил, что сейчас его «белый билет» значения иметь не будет, - и по специальности работа найдется. В войну, я слышал, в каждой дивизии трибунал был, не говоря уже о всяких там особых отделах и СМЕРШах.
        На экране возникла заставка, предупреждающая о том, что сейчас будет произведена проверка систем оповещения о чрезвычайной ситуации. Спустя несколько секунд, сопровождаемых знакомым всякому ленинградцу звуком метронома, с улицы послышался тоскливый вой сирены воздушной тревоги. Пока еще - учебной. Аж мурашки по коже…
        В моем расписании дня тем не менее ничего особо не изменилось - война - войной, а суды - по расписанию. Так что все поначалу происходило так, как происходило бы в любой обычный день. Редиска, естественно, не явился - но у него теперь есть железобетонное оправдание, мол, сразу в военкомат - добровольцем, - поди проверь. Подождав его, сколько положено, судья, естественно, «отложился». После этого не без удовольствия смотрел передачу, где Кургинян чуть не утопил бабу Леру в своем плевке, потом - обсуждение новостей с барышнями, которые охали, ахали и звонили мужьям, любовникам, бойфрендам и иным существам мужского пола, чья судьба их в тот момент интересовала. Звонок из городской прокуратуры прозвучал около шестнадцати часов - предложили подъехать в связи со сложившейся ситуацией. Подъехал. Зашел со стороны внутреннего двора, поднялся на второй этаж - и в коридоре столкнулся со знакомыми и не очень знакомыми ребятами с Литейного, четыре. Один из них, Володя, с которым в свое время было выпито немало водки по случаю успешного проведения всяческих антикоррупционных мероприятий, увидев меня,
обрадовался:
        - Тебя тоже дернули? Здорово - вместе, значит, будем?
        - Вова. Во-первых, я пока не знаю, зачем меня дернули, если честно - пока даже не очень знаю, к кому дернули, сейчас зайду в канцелярию и…
        - И никуда заходить не надо, я знаю, куда тебе идти.
        Вова схватил меня за руку и потащил к кабинету, на котором, по идее, надо было повесить табличку «Заяц? Волк!» - для кабинета главного шефа она подходила бы как нельзя лучше - отражала бы противоречие между фамилией и характером. У кабинета Вова остался в коридоре, а я, кашлянув для приличия, зашел в кабинет большого шефа. Там было нелюдно - «каждой твари - по паре» - фэйсы, убоповцы, убойщики, бэхаэсэсники - короче, как я уже говорил, «каждой твари по паре». Из наших, кроме меня, был Андрюха - когда-то зам по следствию в соседнем районе, сбежавший от административной работы в важняки следственной части. Слово взял главный:
        - Значит, так. По поступившей от коллег, - главный покосился в сторону фэйсов, - информации, на территории Украины, Белоруссии и некоторых регионов России происходят странные события, которые на данный момент э-э-э… у-у-у… невозможно хоть как-то объяснить. В связи с чем принято решение о создании межведомственной следственно-оперативной группы, задача которой на данный момент времени состоит в том, чтобы собраться, одеться, прибыть к коллегам, - еще один взгляд в сторону фэйсов, - на Литейный и ждать дальнейших распоряжений руководства. Вы тут друг друга все в основном знаете, кто кого не знает - познакомитесь. Все необходимое для э-э-э… передислокации в составе группы вы сможете получить у коллег. Рассчитывайте на то, что переводитесь на казарменное положение на… ну, на какое время, вам еще доведут. Поэтому сейчас вы все дружно собираетесь, одеваетесь, садитесь на наш микроавтобус - и выдвигаетесь в сторону коллег, - очередной кивок. - Домашним позвоните оттуда. Вопросы есть?
        А то как же! Конечно, есть. Понятно - опера, понятно - Андрюха, а у меня-то какая задача?
        - Есть вопрос. Сергей Петрович, а в каком качестве в состав группы вхожу я?
        - Вопрос понятен. Отвечаю - в качестве надзирающего. За соблюдением законности, само собой. А при необходимости - для участия в производстве следственных действий. Насколько я помню, раньше у вас в паре, - кивок в сторону Андрюхи, - это неплохо получалось.
        Это да. Были времена - когда сто пятая была сто второй… Ну ладно, теперь наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!
        До Литейного долетели быстро. Движение на улице почему-то практически отсутствовало - видимо, большинство граждан прильнули к голубым (не подумайте ничего плохого) экранам. Встретили нас как родных - два прапорщика на входе. Не том, который со стороны проспекта, а со стороны Захарьевской улицы. Дотошно проверили документы и под конвоем третьего прапорщика отправили наверх, где в одном из больших кабинетов (кучеряво живут, однако, после того как ГУВД переехало) нас встретил четвертый прапорщик. И груда всего - начиная от полевого обмундирования и обуви и заканчивая сухпаями в отвратительного зеленого цвета упаковке (ну не люблю я такой цвет, не люблю). После процедуры переодевания, прикрепления звездочек и прочего положенного безобразия (интересно, где фэйсы нарыли эмблемы военной прокуратуры - хотя что уж тут, гарнизонная - через Литейный перейти), примерок кепариков, ботинок - еле нашли мой размер, не потому, что большой, а потому, что маленький - ноги в маму, - и получения в оружейной комнате оружия - нам с Андрюхой, кроме «ПМ» с двумя обоймами, ничего не доверили - остальные вооружились
значительно серьезней - встал закономерный вопрос: ну и? Все понимающе переглянулись и дружно посмотрели на бэхаэсэсников.
        - Вот идет начальник УР… - затянул Володя…
        - …вечно пьян и вечно хмур, - продолжил один из оперов угрозыска.
        - Вот идет БХСС… - присоединился его коллега из УБОПА, по-моему, Игорь его зовут - раньше пересекались, но так… не тесно.
        - СЛАДКО ПЬЕТ И СЛАДКО ЕСТ! - продолжили хором все, кроме, собственно, героев поговорки.
        Один из них, которого все и всегда, начиная с первого дня работы на земле, называли Михалычем, обреченно вздохнул:
        - Пошли, Серега, - наш путь лежит в магазин.
        Угу, в магазин, щ-щаз. Знаю я вас - вам до своего кабинета на Захарьевской дойти ближе, чем до магазина, да и выбор у вас там - если и не больше, то в плане качества - точно лучше. В свое время, лет десять назад, был смешной эпизод - в районном УВД после какого-то праздника начальник вызвал в коридор начальников БЭП и УР - для выяснения вопроса, кто метнул… э-э-э… кого стошнило перед доской почета? Начальник УР утверждал, что это были бэхаэсэсники, однако начальник ОБЭП нашел доказательство, которое камня на камне не оставило на этой версии. Потрогав то, что находилось на полу, носком модного лакированного ботинка, он извлек из вязкой массы неприятного цвета и еще более неприятного запаха кусок вареной колбасы и четко и раздельно, как будто произнося определение аксиомы из геометрии, заявил: МОИ. ТАКОЕ. НЕ. ЕДЯТ. Что и говорить - доказательство было признано убедительным.
        Михалыч вместе со своим спутником вернулись минут через двадцать - видимо, найдя напитки у себя, за закуской пошли к начальнику своего отдела - помнится, в свое время, когда я участвовал в обыске у его предшественника, там был Ба-альшой (именно так!) холодильник с Ба-альшими запасами Еды - да, да, с большой буквы. Что было дальше, вы хотите спросить? Ну, я думаю, вы и сами об этом догадались. Через пару часов этого самого, когда вискарь, которого я не пью, уже подходил к концу, а водка, которую мы пили втроем с Вовкой и Андрюхой, была еще вполне выпивабельна… нет, наливабельна… нет, употреблюема - к нам на огонек забрел замначальника хозяев.
        - Ну что, готовитесь? Это правильно. Только вот что, мужики, у вас полчасика еще есть - и край. Машина уже под парами, самолет в «Пулково» - тоже. Ваша группа летит в Минск.
        Хм-м… Оказывается, мы не единственные? О как… Ну - по крайней, что ли? Володя, закусывай, закусывай. Еще по одной? Ну да. В самолете уже наливать не будут. А кто-нибудь в курсе, зачем мы вообще туда летим? Закусывай, Володя, закусывай. Немцы? Фашики? Ну, блин, вы приколисты. Ты, Вова, закусывай, не отвлекайся - Володю что-то уже слегка повело, и я начал опасаться за его м-м-м… самочувствие. Интересно, а на борту будут стюардессы? Красивые? Кстати, о стюардессах - Володя, закусывай.
        Через полчаса мы уже на двух микроавтобусах - барахла у нас значительно прибавилось - доехали до Невского, свернули на Лиговку, выскочили на Московский проспект и, мигая мигалками и сиреня сиренами, понеслись в сторону аэропорта.
        А перед этим я позвонил жене.
        Посадка в самолет прошла быстро - ибо всем было не до формальностей. Конечно, сотрудники службы авиационной безопасности аэропорта посматривали на нас косо - и я мог их понять. Еще бы! Опера тащили на себе все, что может им (и нам с Андрюхой) пригодиться в ближайшем будущем - от противогазов и баллончиков со слезоточивым газом до автоматов и пары «одноразовых» гранатометов. Вот за что я люблю «Боинги-737» - так это за их объемистые места для ручной клади, летели бы в нашей «тушке» - все имущество, нажитое операми непосильным трудом, оказалось бы на коленях - в том числе и у нас. Кроме нашей команды, в самолет загрузились бойцы «Града» и «Тайфуна» - всего где-то 40 человек. Спецназовцы «обнюхались» и заняли салон эконом-класса - видимо, лишать бизнес-класса компанию, в которой самый младший по званию носил майорские звезды, они посчитали неэтичным. До конца полета мы их так больше и не увидели. Стюардесса, традиционно заявив о том, что командир корабля пилот 1-го класса Бурбурбурбульский - фамилию, как всегда, разобрать было трудно - и экипаж в ее лице приветствуют нас, провела мастер-класс по
пользованию надувными жилетами (и где там у нас по пути море, интересно?) и надувными трапами, после чего пожелала приятного полета и удалилась. Вопреки обычаю не курить в салоне она не предлагала - видимо, резонно решив, что требовать такого подвига от людей, которых везут в сторону заведомых неприятностей, не стоит. Табло «не курить» также не загорелось, поэтому, когда самолет оторвался от бетонной дорожки взлетной полосы, а мы налили по первой за взлет (Вовка, черт, - пьяный-пьяный, а подрезать со стола наши бутылочки беленькой не забыл), маханули ее, последовало предложение закусить курятиной, что мы с удовольствием и сделали. Я затянулся своим любимым «Честером», Вовка, по соседству, - «Парламентом», а занявший козырное место у иллюминатора некурящий Андрюха - и тем, и другим сразу, естественно, в пассивной (хе-хе) форме. Как ни странно, мое предположение о том, что кормить, а тем более - поить на борту нас не будут, категорическим образом не подтвердилось. Судя по всему, начало гм-м… событий никак не повлияло на работу Пулковской фабрики по приготовлению авиапайков - или как там это заведение
называется. Короче говоря, вторую, третью и следующие мы закусывали уже настоящей курятиной и нахваливали прекрасную, милую и волшебную стюардессу, которая отвечала на все наши комплименты дежурной улыбкой до ушей. Сидевший за моей спиной Михалыч внезапно потрепал меня по плечу и сказал:
        - Смотри-ка, а она вся в белом, да еще и длинном…
        - Ну и? Тебя ее «календарь» интересует, что ли?
        - Да не… Я про «длинный, белый»…
        Мы с Андрюхой, который (поняв, что в окошке высматривать особо нечего - все то, что внизу, видено неоднократно и с разных курсов) прислушивался к нам, в голос захохотали, к нашему ржанию присоединилось ржание Михалыча, остальные, слегка недоумевая, смотрели на нас.
        - Чего ржете, кони? - спросил нас убоповец Игорь.
        - Тут это… короче, случай был… сейчас расскажу, - такого прикола Михалыч, естественно, забыть не мог.
        Дело было так: когда Михалыч еще работал на земле, а следствие в прокуратуре, не говоря уже о надзорах, было преимущественно женским, в районе отмечался праздник - День милиции, 10 ноября. На него, что естественно, были приглашены и прекрасные дамы - сиречь я со своей тогдашней командой - восемь человек. Пятеро были «прекрасными», из них двое - в том самом возрасте, когда женщина уже прекрасно знает, что ей нужно от мужчины. Одна такого возраста еще не достигла, а двое из него уже вышли. Одна из двух нужной для мужиков категории дежурила по району - а надо сказать, что в теории дежурство по району заканчивается с окончанием рабочего дня - потом на все происшествия нашей подследственности должен выезжать следователь, который дежурит по городу. Но это - только в теории. Короче говоря, когда дежурная по району Марина, разогревшись шампусиком, станцевала пару-тройку плотных медленных танцев с одним из оперов - молодым человеком лет на пять младше ее, но весьма, с ее точки зрения, симпатичным, и ожидала продолжения по окончании торжественного мероприятия - естественно, в виде безудержного секаса до
утра, - к столу, за которым мы сидели, подошел прокурор.
        - Марина Витальевна… Тут вот какое дело… Труп без внешних объявился - а у ребят сегодня все-таки праздник… Вы бы не могли сами съездить, отписать? Машину начальник РУВД дает.
        Отказать шефу Марина не смогла - ее бы неправильно поняли. Поэтому она, кинув сожалеющий взгляд в сторону так и не освоенного «комиссарского тела» опера, собралась, взяла дежурную папочку (на самом деле, конечно, папищу - уж больно много там всякого всего) - и отбыла к тому телу, которое «без внешних». Итогом этого выезда стал протокол осмотра трупа, в котором была фраза о том, что он, в смысле труп, одет в «длинный белый член». Видимо, сочетание «длинный и белый» с плащом, в который по факту был одет труп в момент преждевременной кончины на почве неумеренного употребления фальсифицированной алкогольной продукции, в процессе написания в голове Марины никак не ассоциировалось. Что делать - прокурорские барышни, а тем более следователи, очень часто являются большими неудачницами в плане личной жизни. Само собой, что над этим протоколом в дальнейшем угорали все, кто о нем слышал.
        Когда ребята услышали эту историю, с ними приключилась настоящая истерика - а очередной приход стюардессы, сообщившей, что наш самолет готовится совершить посадку в аэропорту столицы Республики Беларусь города-героя Минска, был встречен еще более усилившимся хохотом. Недоуменно посмотрев на нас, девушка в белом предложила нам пристегнуть привязные ремни и, покачивая соблазнительными бедрами, удалилась.
        - Длинный… белый… ха-ха-ха… - никак не могли успокоиться мужики.
        Проглотив на ход ноги по бутылочке «минералки», мы, собрав свою «ручную кладь», выбрались по трапу на взлетную полосу. Полоса выглядела любопытно: на краю площадки, видимо, после работы бульдозера, высилась куча хлама, в которой без труда можно было узнать то, что еще совсем недавно было винтовыми самолетами. Присмотревшись, мы увидели на некоторых обломках фашистские кресты и свастики. Только тут до нас окончательно дошло, что все, услышанное нами про немцев-фашистов, - действительно не шутка. Приголубили стервятников, похоже, «Шилки», которые в количестве четырех штук стояли на территории летного поля, хотя возможно, это сделал «Бук» - одна из установок виднелась рядом с лесопосадкой. Да… А дела-то тут - серьезные.
        - Следственно-оперативная группа из Питера? - спросили нас подошедшие военные в количестве двух человек. Один из них, постарше, был одет в форму войск РБ - собственно говоря, обычную форму, но с красно-зеленым флажком белорусской эмблемы, второй носил эмблему в виде антенны локатора и двух пересекающихся молний. О! Кажется, я знаю, куда нас сейчас понесет.
        - Есть такое дело, - ответил штатский по своей натуре Андрюха, впрочем, в свое время отслуживший срочную еще в ГСВГ.
        - Товарищи офицеры, ситуация следующая: фашистам удалось вклиниться на территорию Белоруссии. На территории Брестской области их остановили совсем недалеко от Барановичей - а там, как вы, наверное, знаете, находится очень важный объект, - продолжил подполковник из РТВ ВВС РФ. - Но это - полбеды. Вторые полбеды заключаются в том, что в районе станции замечены группы людей в советской военной форме довоенного образца. Когда одна из таких групп столкнулась с сотрудниками белорусского МВД, то по-русски приказала милиционерам предъявить документы, получив отказ - немедленно открыла огонь на поражение. Выжил только один из милиционеров - и он утверждает, что один из стрелявших по ним разговаривал на немецком языке - точнее, не разговаривал, а кричал, - выживший милиционер открыл ответный огонь. Добивать его они не стали - ушли. Мы полагаем, что в районе нашего объекта действуют группы из полка «Бранденбург», а ловить их, по сути, некому - вся белорусская милиция, все сотрудники КГБ сейчас держат фронт. Кроме того, не исключаются попытки с их стороны осуществить внедрение с долговременными целями
(эртэвэшник, говоришь? Ну-ну… Знаем мы таких эртэвэшников). Поэтому задача ликвидации диверсантов возлагается на вас - и приданных вам в помощь белорусских партизан, в смысле резервистов, в количестве взвода, под командованием товарища Кулькина, - подполковник указал в сторону белорусского военного - тот молча нам кивнул.
        Хм-м… Кулькин… Кулькин… Что-то знакомое…
        - Простите, а вас зовут не Александр?
        - Меня? Александр. А в чем дело?
        - А дело в том, уважаемый Старый Империалист, что мы с вами заочно знакомы. Позвольте представиться: Понтий Пилат, собственной персоной!
        - Обалдеть… Гора с горой - только и смог ответить Старый.
        От такого пассажа все окружающие нас выпали в осадок. Некоторые из них, наверное, мысленно уже стали прикидывать нас на роль агентов семи дружественных и одной вражеской, другие - явно размышляли, нет ли в наших словах умысла на теракт.
        Ничего. У нас целых 155 километров дороги от Минска до Барановичей для того, чтобы объяснить, что такое форум «В вихре времен» и с чем его едят. Понимающе усмехнувшись, Александр пригласил всех к посадке в кунг армейского «МАЗа». Светало. Наступало утро второго дня катавасии.
        Первый сержант Алекс Кшетуский. База НАТО. Прибалтика
        Первый сержант Алекс Блинчик Кшетуский сидел на срочном совещании командного состава. На повестке дня стояло много неожиданных вопросов, которые еще вчера не могли присниться реально смотрящему на жизнь человеку. Еще бы, попасть в прошлое почти на семь десятков лет - такое событие могут описать в книжках, но чтобы оно произошло с вами здесь и сейчас? Бред. К сожалению, когда бред чувствуется и осязается как реальность - именно ею он и является. Восприятие есть действительность! И теперь именно этот бред и стоял на повестке дня.
        - Господа и дамы, в первом приближении обстоятельства мы определили. Какие у вас будут идеи? - спросил майор Лосон, комроты «Чарли». После минутной паузы слово взял Кшетуский:
        - У нас есть три варианта действий, сэр. Первый - эвакуироваться в безопасное место с целью добраться до Штатов, второй - остаться на месте и влиться в состав латвийской армии и третий - начать сотрудничать с русскими.
        - Тебе легко говорить, ты сам русский, - пробурчала капитан Хайнд, замкомроты.
        - Я расписал варианты, - возразил Алекс. - Решение за командиром. Ситуация настолько нестандартна, что нельзя исключать почти любые варианты.
        - Почему - почти? - поинтересовался майор.
        - Потому что вариант сотрудничества с тутошними немцами я считаю неприемлемым, - отрезал Кшетуский. - Кого-то привлекают мысли поддержки Освенцима и Дахау? Я не хочу превращать в реальность анекдот про упавшего с охранной вышки деда.[1 - Анекдот: «А у меня дед во время Второй мировой войны в концлагере погиб. Упал пьяным со сторожевой вышки».]
        Атмосфера совещания немного улучшилась.
        Становиться бок о бок с палачами Гитлера не хотелось никому. Обсуждение вариантов заняло четверть часа. Было ясно, что шансы добраться до Штатов и даже до Англии являлись весьма низкими. Немцы засекут и собьют, ведь пташки даже не вооружены. Второй вариант тоже не заслуживал особого внимания, поскольку в сколь-нибудь длительную независимость Прибалтики никто из присутствующих не верил. Расклад не тот. Оставался последний - сотрудничество с Москвой. Тут выходила на передний план реакция восточного гиганта на присутствие маленькой части оставшейся в будущем вчера сверхдержавы.
        - В первую очередь надо связаться с нашим посольством в Латвии, госпожой Гербер, и военным атташе, подполковником Смитом. Все же, прежде всего, наша задача - защита граждан США, где бы мы ни были, - продолжил Лосон, когда обсудили варианты дальнейших действий. - У них будет что сказать.
        Алекс подумал, что майор просто пытается переложить бремя ответственности на чужие плечи.
        - Сэр, подполковник Смит вместе с командором Хэндерсоном вчера убыли с визитом в Данию, связь с которой отсутствует, - сказала Хайнд. - И старшим офицером являетесь вы.
        Если бы не наработанный за восемнадцать лет в армии опыт, сержант не заметил бы, как дрогнуло лицо у командира. Пути к отступлению были отрезаны - Лосону надо сразу было брать ответственность на себя. Но необходимо хоть что-то делать - командир должен быть уверен в себе и подчиненных, для преодоления трудностей у него есть первый сержант.
        - Сэр, охрана посольств в Латвии, Литве и Эстонии на месте, а это в сумме почти взвод морпехов. Также в трех посольствах пребывает, по моим оценкам, от двадцати до сорока граждан США. В данной ситуации их надо эвакуировать в наиболее безопасное место, - начал рассуждать Алекс, затягивая время и давая возможность майору прийти в себя.
        - Полагаю, местные власти обеспечат их безопасность, - возразила капитан.
        Кшетуский усмехнулся про себя. Капитан явно не в курсе регулярно проходящих маршей эсэсовцев в Прибалтике. Но вслух сказал иное:
        - Местные про них просто могут забыть в суете. К тому же пара отделений морской пехоты сильно повысит нашу мощь. Не забывайте, что, окромя «беретт», у нас ничего нет - мы ведь медэвакуатор, а не штурмовая группа! А у горшкоголовых[2 - Jarheads - дословно горшкоголовые, сленговое название морских пехотинцев США.] могут найтись и пулеметы на наши пташки. На все девять, разумеется, не хватит, но авось одну ударную машину мы снарядим.
        Первый сержант Кшетуский стоял перед куцым строем солдат своей роты. Из шестидесяти пяти человек личного состава здесь и сейчас осталось всего тридцать семь. Семь офицеров, одиннадцать уорент-офицеров, четыре сержанта, четырнадцать рядовых и он сам. Те, кому он был предан. Те, чье доверие он не имел права нарушить. Они входили в один процент населения - людей, надевших униформу, - и с точки зрения Алекса являлись лучшими гражданами. Они не болтали в конгрессе и не скандировали на митингах, они не тратили миллионы на накачанных силиконом моделей, не отдыхали на островах Карибского моря, не курили дурь, купленную на социальное пособие. Они ругались друг с другом и напивались вместе, кадрили местных девчонок и хранили верность возлюбленным, отлынивали от работы и ругали слишком короткий рабочий день. Это были простые парни и девушки из небогатых районов, со своими чаяниями, недостатками и особенностями. Кшетуский был предан именно им, а не высоким заветам демократии или не нюхавшим пороху чиновникам, работающим в дистрикте.[3 - Вашингтон, дистрикт Колумбия - столица США.]
        - Рота! Смирно! - привычно дал команду Алекс. Еще раз окинув строй придирчивым взглядом, он развернулся и уступил место майору Лосону. Стоя позади строя,[4 - По уставу, старший сержант части принимает построение и сдает его командующему частью офицеру, после чего становится позади строя до момента роспуска, который и проводит.] первый сержант роты выслушал речь командира, подмечая реакцию части на обрушившуюся на них ситуацию. Сержантов он проинструктировал ранее, так что они не выглядели удивленными. А вот рядовые явно были шокированы крахом привычного для них мира. Судя по всему, многие из них, поверив в реальность происходящего, попытаются напиться этим вечером. Увы, их надежды не будут оправданы. Многое еще предстояло сделать для того, чтобы выжить в мире, внезапно ставшем неуютным.
        Из воспоминаний заместителя начальника штаба VI Армейского корпуса:
        «…С утра 22.06.1941 была потеряна связь с соседями слева, II Армейским корпусом из группы армий „Север“. Вскоре командование группы армий „Центр“ довело до нас, что потеряна связь со всей группой армий „Север“. Более того, невозможно установить связь с Кенигсбергом (Калининград), Мемелем (Клайпеда), Тильзитом (Советск), Пиллау (Балтийск), Инстербургом (Черняховск), Гумбиненом (Гусев), Велау (Знаменск) и любыми населенными пунктами в их окрестностях. Нам было приказано провести разведку в направлении Гумбинен (Гусев) и Шталлупенен (Нестеров), чтобы прояснить ситуацию в этом районе. Первые сообщения от разведывательных групп были обескураживающими и неправдоподобными. Им никто не хотел верить. Но поток этих сообщений нарастал, и все они говорили об одном: линия Хайлигенбайль (Мамоново) - Пройсиш Айлау (Багратионовск) - Гердауен (Железнодорожный) - озеро Виштитер (Виштынецкое) занята постами вооруженных сил, использующих символику бывшей Российской империи, говорящих на русском языке и вооруженных неизвестными образцами оружия и военной техники. На территории севернее этой линии отмечается
присутствие странно одетого русскоговорящего населения, необычных автомобилей и зданий. Наряду с этим наблюдались во множестве и здания явно нашей, немецкой постройки, некоторые из которых были в довольно запущенном состоянии. Большинство вывесок, табличек и указателей выполнено на русском языке, изредка встречаются вывески с латинским шрифтом. Листва на деревьях в этом районе пожелтела и частично осыпалась - и это в июне!
        С аэродромов в Данциге (Гданьск), Эльбинге (Эльблонге), Алленштайне (Ольштын) были подняты самолеты-разведчики. Два Hs126 взлетели и с одного из полевых аэродромов нашей группы армий. Однако вскоре после достижения интересующего нас района связь с ними была потеряна. Больше всех повезло тому Fw189, что летел из Эльбинга. Он прошел над западной окраиной Кенигсберга, достиг северной оконечности Земландского полуострова и в районе порта Нойюорен (Пионерский) лег на обратный курс, намереваясь пройти вдоль побережья и разведать обстановку в Пиллау. Именно в этот момент связь была потеряна и с ним. Но наблюдатель успел доложить о разительном изменении знакомого ему облика Кенигсберга. За исключением кафедрального собора и линии Литовского вала со старыми фортами, в центре города не обнаружилось ни одного знакомого ориентира, хотя конфигурация русла реки Прегель и расположение озер на территории города не изменились. Доложил он и о том, что в воздухе наблюдались неизвестные летательные аппараты, обладающие огромной скоростью.
        К середине дня, когда чины в ОКХ, наконец, поверили в то, что передаваемые им сведения об исчезновении группы армий „Север“ - не мистификация, наверху было принято решение: временно отвлечь VI АК от действий по плану операции „Барбаросса“. Перед нами была поставлена задача - предпринять все необходимое для устранения угрозы левому флангу группы армий „Центр“ и, если это будет возможно, очистить от враждебных сил северную часть Восточной Пруссии. Судя по всему, наступление в сторону Петербурга, предусмотренное планом „Барбаросса“, пока было снято с повестки дня, поскольку выпали предназначенные для этого силы и средства. Почти сразу после того, как до нас были доведены новые директивы ОКХ, и радио-, и телефонная связь с Верховным командованием прервалась, и попытки восстановить ее были безуспешны.
        Штабом нашего армейского корпуса было решено: ввиду неясности расположения и состава группировки противника не ставить перед собой широкомасштабных задач, а нанести концентрированный удар в направлении Шталлупенен (Нестеров) - Рагнит (Неман) и тем самым отсечь вражеские силы от группы армий „Центр“, воспрепятствовав их воздействию на тылы и левый фланг войск, втянутых в сражение на Восточном фронте. По информации ОКХ, силами гарнизонов Данцига, Эльбинга (Эльблонга), Мариенбурга (Мальборка) и Алленштайна (Ольштына) будут предприняты сковывающие и демонстративные действия вдоль линии соприкосновения с противником. Силами кригсмарине будут предприняты обстрелы побережья и судов противника в районе военно-морской базы Пиллау. Кроме того, будут высажены тактические десанты на побережье залива Фришес-Хафф южнее Кенигсберга с целью ввести противника в заблуждение относительно наших намерений атаковать Кенигсберг и заставить его тем самым распылить свои силы. К вечеру противник нанес несколько бомбовых ударов по расположению частей нашего корпуса. Почти полностью выведены из строя штабные радиостанции. По
сообщению представителей люфтваффе, самолеты противника развивали необычайную, невозможно высокую скорость, исключавшую перехват их истребителями и эффективное противодействие со стороны артиллерии ПВО…»
        Москва. Кремль. Дмитрий Медведев
        Двадцать шестое октября две тысячи десятого года, внезапно ставшее для одной шестой части суши двадцать вторым июня проклятого тысяча девятьсот сорок первого, заканчивалось через несколько минут. Электронные часы бесстрастно отмеряли нечто, казавшееся незыблемым вплоть до сегодняшней ночи, что сейчас язык не поворачивался назвать обыденным словом «время».
        В комнате отдыха резервного командного пункта, скрытого за скальной толщей, за многотонными дверями из броневой стали, стояла звенящая тишина. Ее не хотелось нарушать ничем. Ни музыкой любимых групп, вдруг показавшейся пустой и пресной, ни веб-серфингом через сверхзащищенный канал связи, тем более что сеть ужалась до жалких ошметков русского сегмента, и те скоро подгребут под себя вояки…
        «„Самый длинный день“, так, кажется, назывался тот старый американский фильм? - мысли главы государства даже не текли, скованные усталостью, а скорее нехотя ползли в известном только им направлении. - Вроде так. Спросить бы кого, да, откровенно говоря, ни сил, ни особого желания уже нет. С таким темпом работы весь здоровый образ жизни - лабрадору под хвост. Да-а-а. А премьер-то действительно здорово смахивает на пса, когда в раздражении вздергивает верхнюю губу и показывает зубы. Как он моего пресс-секретаря по матушке послал, невзирая на гендерные различия и обычную сдержанность. Ха… А я добавил. Нечего было под руку с идеей пресс-конференции для „российских и иностранных журналистов“ лезть. Ее, бедняжку, как ветром сдуло. Вместе с сумочкой за… За сколько тысяч евро? Не помню уже, да и черт бы с ней! И с сумочкой тоже».
        Впервые за много лет у президента возникло острое желание закурить. И, как уже случилось в старших классах школы, - «в девятом или десятом? Забыл… Что и неудивительно…» - его удалось подавить только сильным волевым импульсом. «А с журналистами пускай „говорящая голова“ министра обороны общается. Ему не привыкать. Тем более что с завтрашнего дня собеседников поубавится. Сильно». Указ, датированный уже двадцать седьмым октября, но подписанный последним среди почти сотни подобных ему за сегодня, предусматривал приостановку «на время действия военного положения» деятельности негосударственных средств массовой информации и вводил представителей Министерства обороны в управляющие структуры тех СМИ, которые или принадлежали государству целиком, или создавались с его участием.
        Хорошо еще, что общение с «капитанами отечественного бизнеса», - «Угу. Флинтами и Морганами», - удалось спихнуть на главу правительства. Такого количества жалобщиков, собранных одновременно в одном месте, он бы не потянул. Чисто по-человечески. Хватило силовиков, устроивших сущий зверинец на утреннем, экстренном заседании Совета Безопасности. Воспоминание о том, как смотрели друг на друга бывший и нынешний начальники Генерального штаба, в другой ситуации могло бы позабавить, но не сейчас. Вялая попытка «широколампасников» схарчить под шумок гражданского министра обороны была задавлена в зародыше, президенту не пришлось даже голос повышать.
        «Ладно, пошумели, попыхтели, краснея массивными шеями, подергали резинки форменных галстуков. Главное - договорились, что ситуация не настолько угрожающая, даже на Дальнем Востоке, чтобы задуматься об ударе „большой дубиной“. Применить в новом мире ядерное оружие первыми - сомнительная слава. Да и зачем? При мощности нынешних неядерных боеприпасов - особенно высокоточных, необходимость превращать часть Европы в радиоактивные руины представляется весьма сомнительной. Лучше сделать так, чтобы оно вообще здесь не появилось. Впрочем, поздно… Или нет? - глава государства крепко задумался. Так, что его широкий лоб пересекли несколько глубоких морщин, сразу состарив лет на десять. - Когда начался проект „Манхэттен“? В сорок первом или в сорок третьем? Не помню, да и не должен - на это референты есть. Придется завтра с Фрадковым и Шляхтуровым побеседовать о перспективах развития атомной отрасли в США…»
        Из информационной записки Генштаба Российской армии
        «Военные аспекты противостояния стран ОДКБ-2010 и Германского рейха-1941», направленной президенту и премьер-министру РФ.
        1. Общий экономический потенциал стран ОДКБ значительно превышает экономический потенциал Германии. Сравнение ВНП в денежном эквиваленте не представляется возможным, однако возможно сравнение по индикативным показателям, таким, например, как производство стали:
        РФ - 59,2 млн. т, Украина - 32,6 млн., РБ - 2,5 млн., Казахстан - 3,1 млн., итого, 97,4 млн.
        Германия - 32 млн. т.
        Численность населения (чел.):
        РФ - 141,8 млн., Украина - 45,8 млн., Беларусь - 9,5 млн., Казахстан - 15,6 млн., итого, 212,2 млн.
        Германия - 80,6 млн. чел.
        2. На момент нападения Германия имеет полностью отмобилизованные вооруженные силы общей численностью 7 232 000 чел. Группировка, собранная для удара, примерно 5,5 млн. чел., 181 дивизия, в том числе 19 танковых и 14 моторизованных. Вычитаем группу фон Лееба в Восточной Пруссии (29 дивизий и 1 воздушный флот). Остается 151 дивизия, плюс 24 дивизии в резерве ОКХ. Особо нужно отметить наличие порядка 35 тыс. стволов артиллерии и 3000 танков и САУ.
        Армии РФ, РБ и Украины - армии мирного времени. В настоящее время все ВС РФ - это 85 бригад (39 общевойсковых, 21 бригада ракетных войск и артиллерии, 7 бригад армейской ПВО, 14 бригад связи и РЭБ, 4 десантно-штурмовые бригады), причем 30 из них - на Дальневосточном ТВД. Общая численность ВС РФ - около 1 млн. чел., в европейской части - не более трети. Белоруссия - 65 тыс. всего (из них 15 тыс. - гражданский персонал), в том числе 6 мехбригад, 3 ВДБ и 1 бригада спецназа. Сухопутные войска Вооруженных сил Украины насчитывают 274 тыс. личного состава (2 танковые бригады, 10 механизированных бригад, 2 аэромобильные бригады, 1 воздушно-десантная бригада, 5 артиллерийских бригад, 2 ракетные бригады, 1 аэромобильный полк и разные части поддержки). И все это размазано по весьма большой территории.
        Таким образом, на первом этапе 150 дивизиям вермахта будет противостоять в лучшем случае 20-25 бригад сухопутных войск, то есть на каждый батальон/полк придется по корпусу противника. Это полностью исключает создание оборонительного фронта в стиле Второй мировой ввиду катастрофической нехватки личного состава. На первый взгляд, преимущество вермахта в живой силе кажется абсолютно подавляющим. Таким, какому техническое превосходство противостоять не сможет. Однако есть целый ряд других фактов:
        - значительно возросшая мобильность современных ВС на всех уровнях. В частности, в РФ только у основных коммерческих авиакомпаний имеется порядка 600 воздушных судов, которые в случае их мобилизации и привлечения к перевозкам в интересах МО одним рейсом способны перевезти около 50 000 человек, то есть личный состав 10-11 бригад;
        - наличие достаточного парка транспортных вертолетов;
        - высокая насыщенность войск средствами ПТО (РПГ - в каждом отделении, в частях на БМП - ПТУР на каждой машине, не считая дивизионов ПТО);
        - высокая насыщенность войск средствами ПВО;
        - наличие огневых средств, способных наносить исключительно тяжелый урон живой силе, находящейся вне укрытий (2Б9 «Василек», АГС), высокая плотность огня автоматического стрелкового оружия;
        - высокая насыщенность бронетехникой (хотя по большей части и уязвимой для средств ПТО вермахта, однако способной вполне эффективно поддерживать пехоту при отсутствии ПТО или своевременном его подавлении);
        - высокая мобильность ствольной артиллерии;
        - наличие эффективных средств артиллерийской разведки (станции «Зоопарк»);
        - наличие большого количества РСЗО.
        3. Принципиальное качественное превосходство в воздухе, отсутствие у противника каких-либо эффективных средств противодействия сверхзвуковой авиации.
        В частности, вместе с наличием многочисленных средств ПВО и эффективных систем обнаружения это означает полную невозможность ведения вермахтом сколь-нибудь эффективной авиаразведки и корректировки огня артиллерии, что в прошлом определяло превосходство частей вермахта над РККА по скоординированности действий.
        В свою очередь, вермахт никакими средствами не сможет препятствовать работе «МиГ-25РБ», «Су-24МР», «Ту-22МР». При условии истребительного прикрытия возможно использование специализированных самолетов аэрофотосъемки «Ан-30». К сожалению, насыщенность тактических звеньев БПЛА пока можно определить как явно недостаточную, но они все же есть и обязательно будут использоваться. Тем не менее имеющиеся в распоряжении средства позволяют вести эффективную разведку круглосуточно, в любую погоду, во всех диапазонах (радио-, оптическом, УФ, ПК).
        4. Наличие эффективных средств радиоэлектронной борьбы и радиоразведки, позволяющих быстро выявлять расположение штабов и узлов связи и наносить по ним удары всеми средствами огневого поражения: от ОТР и авиации до дальнобойных РСЗО и ствольной артиллерии большой мощности. Подразделения РЭБ должны эффективно подавлять радиосвязь противника во всех рабочих диапазонах.
        5. Все вместе сказанное определяет тактику боевых действий частей ВС РФ, РБ и Украины против вермахта. Частям следует максимально избегать ближнего боя, максимально использовать имеющиеся средства огневого поражения. Только гибкая оборона: вскрывать основные направления глубокого продвижения механизированных частей, останавливать их массированным применением артиллерии с дальних дистанций, а также противотанковых средств - на средней. Задача стоит со всей возможной скоростью всеми имеющимися средствами выбить бронетехнику. Максимально воздействовать на вражеские части на марше. Бомбардировочной авиации - с максимальной интенсивностью обрабатывать железнодорожные узлы, выбивать подвижной состав, наносить удары по штабам, складам, районам сосредоточения резервов. Особое внимание уделить складам и путям подвоза горючего. Все запасы горючего в районах, временно занятых противником, должны уничтожаться.
        День второй
        27.10.2010/23.06.1941
        Москва. Дмитрий Медведев. Президент России
        - Доброго утра, Сергей Викторович! Не сочтите за дурную шутку. Прекрасно понимаю. Нет, пока рано. Вы уж, пожалуйста, оттяните их на себя. Знаю, трудно выдержать практически непрерывную осаду. Угрожать еще не пробовали? Ах, только намекали пока? Кто? Байерли? Неудивительно. Вам сейчас придет пакет документов из Минобороны, составьте на его основе официальные заявления в адрес тех посольств, которые выделены в первой части. Да-да, с предостережениями о недопустимости ряда действий в период военного положения, объявленного… Впрочем, чему я вас учу? - Глава государства усмехнулся и повертел шеей - отложной воротник синей форменной куртки, пусть и идеально подогнанной по фигуре, доставлял раздражающее ощущение дискомфорта. «Взбрело же в голову согласиться переодеться в это! Нет, чтобы только на время записей публичных выступлений или совещаний… Как они носят это постоянно? Ну, куда конь с копытом, туда и рак с клешней! - вслед за шефом работники аппарата, администрации, даже некоторые министры, срочно „обновили“ свой гардероб разной степени милитаризованности одежками. - И раздобыли ведь где-то! Хорошо
еще, погоны не нацепили! Совсем смешно было бы для „пиджаков“ и „белобилетников“. Со своими идиотами сам разберусь, а с премьером надо поговорить, чтобы пресек этот балаган у себя в епархии. Он-то курточку с водолазкой натянул, и все! Епархия, епархия… Патриарх… Ладно, позже…»
        - Да-да-да, Сергей Викторович! Именно так. Полностью блокированы с привлечением бронетехники. Перебор, не скрою, но подчеркивает нашу решимость не допустить, и… Дальше сами сформулируете. Сейчас, по отчетам, заканчивают поиск и эвакуацию всех граждан обозначенных государств и размещение их на территории диппредставительств. Места не хватит? Детали согласуете с Шойгу и Нургалиевым, чтобы их работники дров лишних не наломали. Связь им отрубили еще в полдень, ту, что еще работала на тот момент. Пусть жалуются! А Байерли расскажите о «Боинге», перехваченном в районе Екатеринбурга… Как, вы еще не в курсе? Эти ковбои пытались ночью, аки тати, деру дать из «Шереметьево». Да, прохлопали ушами, но вовремя спохватились. Сбивать не стали. Посадили в «Кольцово». Экипаж интернировали до особого распоряжения. Отчет военных есть в переданных файлах. Так что американцев можно еще как минимум сутки помариновать. До выяснения некоторых обстоятельств. Ха-ха-ха! Нет, в угол пока ставить не будем, хотя очень хочется. Как Бранденбург? Что? Сам приехал и предложил помощь? Обещал передать документы, в том числе
секретные? Откуда они у него? Верно. Комплекс виноватого… Это последнее, что нас заботит сейчас. Свяжитесь с посольством Германии и предложите организовать прямую линию со мной. Они на любое время согласятся… И вот еще что, Сергей Викторович, пожалуйста, лично позвоните японцам и назначьте их послу встречу, лучше на сегодня, на вечер. Да, в плане наших вчерашних соображений…
        Завершив разговор с министром иностранных дел, президент откинулся в кресле и укоризненно покачал головой. Пытавшийся сбежать «джамбо джет» был всего лишь каплей в море. Сколько их оказалось в воздухе на момент «переноса», бог его знает! - «Угу. И службы контроля за воздушным пространством. Подозреваю, что подробный список всех летательных аппаратов, пересекших границы, уже готов и с ним работают те, кому положено. Полной информационной блокады достичь невозможно, но стоит постараться. Чем позже до окружающего мира дойдет, что он получил вчерашней ночью, тем лучше».
        Москва. Алексей Иванцов. Военный корреспондент
        Сцуко… Ну почему? Почему каждое интервью с военными заканчивается страшной пьянкой?
        Вчера я заскочил домой, собрал свои вещички. Спустя некоторое время помчался к фээсбэшникам. Там меня уже ждали. Отвели в какую-то комнату, я там долго ждал в одиночестве, потом отвели на склад. Комок обычный, армейский выдали. Я его тщательно упаковал в свой поисковый рюкзак. Вместе с берцами. Знаю я наши российские берцы. Раскапывал когда-то эту тему. Правда, статью так и не опубликовал. Не рискнул.
        Дело в том, что поставками в разные воинские, ментовские и прочие уиновские части занималась местная фирма. Назовем ее для приличия «Вятсеверсервис». Однажды я поехал в «Поиск» - ну, там, поиск без вести пропавших во время Великой Отечественной. Купил на вахту берцы местного производства. Подошва у них отвалилась через три дня хождения по лесу. Картонная склейка. По приезде мне объяснили, что эти ботинки… Цитирую: «Не предназначены для ношения в агрессивной среде». Ага. Только в зданиях можно носить. Именно их и поставляет силовикам эта фирма. А чоа? Зато раз в три месяца огроменные госзаказы выигрывает. Бизнес, ничего личного. Потом я купил белорусские «Гарсинги» и горя с ними не знаю вот уже пять лет.
        После выдали документы. Лейтенант Алексей Иванцов, ага. А «парабеллум» мне не дали. Вообще ничего не дали. Зато выдали командировочных на три месяца вперед. И сухпай. В зеленых пластиковых упаковках. Знаете такие?
        На вокзал примчалась и Лиса. Я ей отдал половину денег. Ей будет нужнее. И посоветовал уехать на время в деревню к моей маме. Во время войны легче выжить там. Да, кстати, велел жене обязательно купить электрошокер. Для травматики ей не хватит времени. Да и не продадут сейчас. Млять, надо было озаботиться этим раньше. Идиот я. Дооткладывался «на потом». И водки велел купить. Ящик. Лучшая валюта в такое время.
        За двадцать минут до наступления комендантского часа отправил ее силой домой. Мишка там дома один. Пообещал телеграммы слать при возможности.
        Нет… Все-таки смутные времена легче в одиночестве переживать.
        Эшелон… И откуда это древнее слово взялось? Эшелон двинулся ровно в восемь… В двадцать ноль-ноль. Пора приучаться думать по-армейски.
        Фила я найти не успел. Поперся знакомится с полковником Калининым. Знакомство началось с непременной чарки, ею и закончилось. Нормальным мужиком оказался. Моих лет. После третьей стопки перешли на «ты».
        Проснулся я утром. Дикая жажда. На самом деле главный русский вопрос не «Что делать?» или «Кто виноват?». Главный русский вопрос: «На хрена я пиво с водкой мешал?»
        Он вечен, этот вопрос. Вечен и безнадежен.
        Поэтому, когда я выбрался почти на четвереньках на перрон Ярославского вокзала, медленно, почти как зомби, побрел за пивом в ближайший киоск.
        И был немедленно остановлен патрулем.
        - Ваши документы, товарищ лейтенант?
        - Мнэ-у-у-у… - выдохнул я густым перегаром и трясущимися руками полез в карман.
        - Это со мной! - вдруг послышался рявкающий голос слева. Полковник Калинин был как помидорчик. Розовощекий и гладкий. А я как огурчик - зеленый и весь в пупырышках. Нет. Все-таки вояки - чемпионы в плане поглощения спиртного. И только медики могут с ними поспорить. Лишь на третьем месте - журналисты.
        Калинин метнул своими корочками перед патрулем, и бойцы нас пропустили.
        - Ты куда направился, лейтенант? - широко шагая, спросил меня командир спецназа.
        - За пивом, тащ полковник, а что? - я еле догонял его.
        - Хе! - ухмыльнулся Калинин. - Вечно вы, журналисты, все последними узнаете. Сухой закон в стране!
        Потом он остановился, с ехидной какой-то жалостью посмотрел на меня. Снял флягу с пояса и протянул мне:
        - Будешь, штафирка?
        Я вздохнул и не смог отказаться. Понятно, что там была не вода.
        - Вали в вагон и отсыпайся. Это приказ.
        Я кивнул, пытаясь унять рвотный рефлекс, и сделал несколько шагов в сторону вагона. Потом не выдержал и сел на перрон. Патрульные, охранявшие выход с платформы, с завистью посмотрели на меня. Голова кружилась… Мама, не горюй!
        «Оуо! Ты снова в армии!»
        Добрался я до своего вагона с трудом. А уж как залезал на полку - лучше и не вспоминать…
        Проспался я лишь к полудню. Калинин так и не появился. Потопал к титану и заварил чайку покрепче. С дохлой долькой лимона, оставшейся на столе после вчерашней пьянки.
        Потом уже выполз на перрон, спрятался в теньке и начал медленно приходить в чувство. Слегка потрясывало. Но не настолько, чтобы чай разлить на штаны. А на перроне… Я такое видел только в фильмах про войну. Военные сновали туда-сюда. Чего-то таскали. Некоторые выходили за оцепление, показывая какие-то бумажки. И ни одного штатского.
        - Здорово! - заорал мне кто-то в ухо так, что я едва не подпрыгнул.
        - Фил? - удивился я. - Ты же с вэвэшниками должен был остаться?
        - А-а-а-а… - махнул мой товарищ рукой. - Они там еще неделю проваландаются. Чего мне там делать? Напросился с твоими ехать. Еле уговорил.
        - А вчера чего не присоединился?
        - Не дошел! - заржал Фил. - Ты тоже вчера передвигался с трудом, как я понимаю.
        Вместо ответа я только кивнул.
        - Ну, какие новости, чего нового?
        Я пожал плечами.
        - И у меня ничего. О! Погоди-ка! - Фил вдруг напрягся, ноздри его раздулись - точь-в-точь охотничья собака, почуявшая дичь.
        Я проследил за его взглядом. На краю перрона сиротливо стояли два мента, ошалело разглядывая военную суету вокруг. Они очень четко выделялись в своих черных куртках среди моря зелени. Как они здесь оказались?
        Фил подождал, когда рядовой с сержантом отвернутся, осторожно подошел со спины и… Как влепил пендель рядовому под зад! Мент едва не упал. Когда второй развернулся и схватился было за свой ментовский «укорот», Фил рявкнул на него:
        - X… тебе, а не московская регистрация! Мудак!
        - Э-э-э… Военный… - растерялся мент.
        - Пшел вон, сержант. Ты тут, вообще, чего делаешь? Иди нах, бомжей нах гоняй…
        Потом раздался такой отборный мат, что бегающие мимо бойцы невольно ускоряли шаг. Рефлекс такой армейский. Если кто-то кого-то материт - надо делать ноги, и подальше. Пока самому не досталось.
        Фил гордо вернулся ко мне:
        - Всю жизнь мечтал…
        И предложил выйти на площадь трех вокзалов. На мое удивление, выразительно постучал по лбу и потащил меня к патрулю. Всегда удивлялся его настойчивости и упертости. Все-таки он - настоящий репортер. Я скорее аналитический обозреватель. Мне по душе сидеть и корпеть над информацией, нежели добывать ее.
        Фил без тени сомнения подошел к капитану и сунул под его красные, усталые глаза свои корочки военкора, полученные им вчера в МВД. Я такое же в УФСБ получил.
        - Товарищ капитан, нам на телеграф! Срочное задание!
        - Без предписания не могу, - буркнул капитан и отвернулся. Фил вздохнул.
        - Товарищ капитан, мне через двадцать минут необходимо отправить информацию в штаб Приволжского военного округа. Если вовремя телеграмма не придет - я переведу стрелки на комендатуру и вас лично. Можно ваши документы?
        Капитан поморщился, как от зубной боли. Помялся.
        - Запрещено!
        Вечный армейский бардак. Документов с печатями недостаточно. Нужна бумажка от начальника эшелона, написанная от руки. И толку от этого патруля?
        Мы отошли, недовольные. И тут Филу в башку пришла идея. Ему вечно туда идеи приходят. Иногда даже не очень безумные.
        Он остановил лейтенанта, за которым тащили тяжелый зеленый ящик два бойца.
        После короткого разговора бойцы рванули обратно, а за ящик схватились мы и потащили его. Тяжелый, сцуко! Однако труд и секс - лучшее средство от похмелья.
        Комендач только ухмыльнулся, когда мы проходили мимо, а Фил ему показал язык.
        Слава богу, тащить было недалеко. Пара «Уралов», в которые грузили ящики, стояла у входа в вокзальный сортир. Около них сидел грустный таджик в оранжевом жилете с метлой и совком и что-то напевал по-своему, глядя в жаркое небо.
        Ящик кое-как закинули, перекурили с летехой и поперлись к площади.
        Мать моя родная! Народу! Первый раз в Москве вижу такое количество вояк. Блин, да я ведь и сам сейчас вояка! Непривычно, черт побери! Фил увлеченно щелкал своим фотоаппаратом. Он его называл не иначе как «фаллической дурой». Я же просто впитывал атмосферу всеми порами кожи. Я не умею писать сразу. Мне надо впитать звуки, краски, запахи, слова - переварить их. А уже потом выдавать текст. Плохое качество для журналиста. Из-за этого мы вечно ругались с главредом. Писал я слишком медленно.
        Дым, крики, ругань. Очередь в киоски за сигаретами. Какой-то полкаш орет на какого-то майора. Майор потом бежит и орет на какого-то капитана. Капитан мчится материть… И так далее до самого замызганного рядового. Пищевая цепочка в действии.
        Фил толкает меня локтем в бок.
        - Пойдем телеграмму отправим?
        - Какую? - не понял я.
        - Шефу. Отправим статейку в газету. Мы на работе или как?
        - Мля… Ты представляешь, сколько мы заплатим за пятьсот… Нет. Даже за триста строк?
        - Лех… Тебя еще учить и учить, оказывается.
        Пока стояли в очереди - офицеры стремились передать весточку домой родным - сочинили текст телеграммы. «Центре Москвы. Много военных. Гражданские очень редко. Движение перекрыто. Подробности придумай сам. Иванцов, Филимонов».
        Потом еще отправили своим. Я две отправил. На домашний адрес и на адрес мамы. Лиса у меня послушная, но мало ли - не успела.
        Текст был короткий. «Все хорошо. Люблю. Волк».
        Чего там и кому Фил нацарапал - не знаю.
        Когда вышли из вокзала - встали у парапета, наблюдая суету. Какой-то солдатик лихорадочно жрал окорочок. Но не дожрал. Кинул на землю и побежал куда-то. К останкам курицы немедленно подскакал голубь и… Стал клевать.
        - Мля… Голубь-людоед! - удивился Фил.
        - Не. Зомби. Видишь, у него одной лапы нет? - показал я пальцем на летучую скотину.
        - Да… Москва… И как они тут живут?
        Резко захотелось пива. Мы поперлись к киоскам у Ярославского. Нет. Обломились. Пива не было.
        - Долго тут тусить будем, интересно? - задумчиво сказал Фил.
        - Ты мемуары о Великой Отечественной читал? Там по месяцу порой эшелоны стояли. И отправляли без объявления.
        И тут мы переглянулись. Не сговариваясь, метнулись в сторону перрона…
        Фу! Стоит, родимый.
        - Ладно, пойдем в вагон. Все равно больше делать нечего, - предложил я.
        Ну и пошли.
        Заглянули сначала в наше купе. Калинин так и не возвращался. На столе по-прежнему стояла початая литруха «Кедровой», открытая банка тушенки, черствел хлеб и сохла разрезанная луковица. Пошли в штабной вагон. Под него приспособили бывший вагон-ресторан. Однако часовой нас туда не пустил. Совещание, грит, идет. Уболтал Фила перетащить вещи в наше купе. Все одно там, кроме меня и Сашки Калинина, никого нет. А Сашка - мировой мужик!
        Долго молчали, разглядывая «Кедровку». Морщились. Потом уговорили себя и втопили по маленькой. Несколько полегчало. Я было собрался залезть на верхнюю полку и попечатать чего-нибудь. Решил дневник повести. А Фил начал скидывать снимки с флешки фотоаппарата на свой ноутбук.
        И тут дверь распахнулась. На пороге стоял мрачный полковник Калинин.
        - А это кто?
        Кхм… Суров чего-то наш полкан.
        - Лейтенант Филимонов. Военный корреспондент. Прикомандирован к вашему батальону, - вскочил Фил, гулко ударившись башкой о верхнюю полку. Надо отдать должное - не поморщился.
        - У меня уже есть один. Пшел вон! - я такого Калинина не видел ни разу. От такого взгляда не то что обоссаться, можно все военные тайны рассказать. Даже те, которые не знаешь.
        - Товарищ полковник, он коллега мой. Вместе работаем.
        - Час от часу не легче. Документы? - мне начало казаться, что на войне чаще документы проверяют, нежели оружие применяют.
        - К вэвэшникам прикомандирован? Вот к ним и пестохай!
        - Никак нет! - уперся Фил. - Я, между прочим, боевой офицер в отличие от некоторых.
        И он мотнул головой в мою сторону. Опаньки! А вот этого я и не знал!
        Потом Фил горячо и сумбурно объяснял причину, по которой он прыгнул в эшелон со спецназом ФСБ. В конце его монолога я примирительно добавил:
        - Саш, это наш мужик. Я ручаюсь…
        Калинин зло хлопнул дверью купе.
        - Значит, так. Журналюги. Доедем до места назначения - сдаю вас обоих в штаб фронта.
        Ага… Значит, уже не округа, а фронта? Интересно…
        Калинин шагнул, сел на койку. Плеснул себе водки в кружку и тремя глотками выпил ее, даже не поморщившись.
        Мы тоже осторожно сели.
        - А куда едем-то? Товарищ полковник?
        Тот подумал.
        - А-а-а-а… Все равно узнаете рано или поздно. Есть непроверенная информация, что прибалты нам войну объявили.
        - Очумели, что ли, совсем? - удивился я. - У них на три страны один танк!
        - Не перебивай! - рявкнул Калинин. И начал рассказывать.
        Что именно и как именно случилось - толком никто и ничего еще не знал. Наши буржуи в правительстве так обосрались, что тут же обрубили всевозможнейшие каналы информации - интернет, мобилы, - это все их рук дело. То же самое и с телевидением. И, козлы, нормальной инфы так и не дают толком. Известно точно только одно. На северных границах Украины, в Белоруссии и в Калининградской области идут бои с немцами. Через сутки после Катастрофы заявления о выступлении на стороне Германии приняли парламенты Эстонии, Латвии и Литвы. Мозгов у них чуть больше, чем у черепах, а туда же. Понятно, что при разнице в вооружении мы их уделаем на раз-два. Не только прибалтов. Немцев, естественно, тоже.
        - А англы чего? - поинтересовался я.
        - Англы? Англы в состоянии войны с фрицами. У Штатов - нейтралитет пока. Еще не отреагировали на войну. Даже удивительно. Обычно они каждой дырке затычка. Японцы с их матерями - пока не знаю. Так вот, ребятки, мы сейчас отправляемся в Питер. Там я вас сдаю в штаб - сидите там и не высовывайтесь.
        - А вы?
        - А мы под Нарву. Эстонцев там сейчас ополченцы со стройбатом держат.
        - Мля… - выругался Фил. - А хохлы с бульбашами?
        - Не знаю я конкретики, - честно ответил Калинин. - Не моя компетенция. Кого-то отправят из наших и туда. Мы же военный союз внезапно заключили. Видели, какое столпотворение на площади? И это только начало.
        И только в этот момент я вдруг понял, что поезд уже давно тронулся. За окном проплывала Останкинская башня. Точно. На Питер едем. Вот так вот. Я там косточки дедов недавно поднимал. Сейчас и сам повоюю. Буду я еще при штабе отсиживаться, как же!
        - Подождите, товарищ полковник, - потер лоб Фил. - А войска ЛВО? А Балтфлот, что?
        - А мы не на фронт, - ухмыльнулся Калинин, матюгнувшись. Все же хорошая штука - русский мат. Помогает напряжение сбросить. Все, что он нам рассказывал - процентов на девяносто было сказано на «великом и могучем». Только немцы могут с нами посоревноваться в изысканности ругательств. Немцы, да…
        - Мы в тылу будем воевать.
        - Заградотрядом, что ли? - не понял я.
        - В эстонском тылу. Ну что, по кружечке?
        На старые дрожжи упало быстро и убойно. Карабкаясь на полку, я внезапно понял - почему так много военные пьют. Пытаются успеть пожить. Где-то я читал, что жизнь экипажа танка в современном бою - восемь минут. И ради этих восьми минут солдат живет всю жизнь. Солдат. Да. Именно солдат. Рядовой, сержант, лейтенант, полковник - все они солдаты. А сколько живут спецназовцы в бою? Надо будет спросить…
        Так я подумал и уснул. Поезд же мчался в Питер…
        Где-то на Украине. Алексей Шкодин. Финансист
        - Ты что, братан, совсем о…ел в своей Пиндосии? Это же - Родина!
        До родичей мы добрались поздно вечером. Слава богу, после инцидента с даишниками приключений не было. Остановились мы в частном доме, у кузины. Жена и дочь, умаявшись с дороги, почти сразу легли спать, а я, не теряя времени, «взял в оборот» двоюродного брата, что пришел на «экстренное семейное собрание». Из всего семейства он был идеальным кандидатом в попутчики. Он служил, не был обременен семьей, а фирма, где он работал, канула в Лету вместе с Финляндией и прочим XXI веком (спасибо обрывкам интернета за информацию).
        - Макс, какая нах Родина? Много ты ее видел, когда после учебки генералам дачи строил? Или потом, после дембеля? Ваши козлы, что в Кремле, что в Раде, про Родину вспоминают, только когда нужно народ в очередной раз раком поставить.
        С Максом я провел детство. Он старше меня на три года, и я, когда был пацаном, носился за ним хвостом. Мы вместе шкодили, лазили по стройкам, помню - даже ловили свинью на колхозном станке. В общем, много чего. Старший брат - железный авторитет. Был. Когда мне стукнуло двенадцать, жизнь нас раскидала. Он вернулся с матерью на Дальний Восток, а я… я с родителями убыл в Солнечный Пиндостан. Я окончил универ, стал «образцовым» работником финансового сектора, растолстел, женился. Макс оттарабанил два года в несокрушимой и легендарной, переехал в Незалежную, женился, развелся… Встретились мы вновь только года три назад. Но братьями как были, так и остались.
        - Леша, пох, кто в Кремле. На страну фашисты напали. Фашисты! Сам же мне это с пеной у рта доказывал. Какого хрена ты в такое время собираешься уматывать в Таиланд? Тебе б…ей мало? Так у нас их не меньше, и они на порядок красивее.
        - Не в б…ях дело. Фашистов раздолбают к …ням, как только в себя придут. У России - ядрен батон. А у немцев - только Гитлер с ковриками. Дело в другом - эсэнгэшные правительства сейчас почувствуют полную вседозволенность и окончательно сгниют. Под видом «защиты отечества» здесь такую диктатуру устроят, что Ким Ир Сену и не снилась. И будут царить «на веки вечные». Оно нам надо? Макс, ты меня прости, но даже если бы я мог здесь остаться, то не стал бы.
        - В смысле «если бы мог»? Тебя никто никуда не гонит. Тем более что Америки твоей нет. - Я замялся. - Колись, давай.
        - На мне два трупа, - ответил я после долгой паузы, - нас по дороге сюда дайцы пытались остановить. Я их завалил.
        - Ни… себе, братишка. Ты е…лся?
        - А альтернатива? Отдать им все, что есть, и отправиться в украинскую тюрьму? Ты на моем месте что, дал бы им себя вы…ть?
        - Леша, какая тюрьма? Ну, дал бы им на лапу и поехал дальше.
        - Какая тюрьма, говоришь? Пошли со мной.
        Мы вышли во двор, где сейчас стоял мой джип.
        Маринкины алабаи нас проигнорировали, только Айша тихо рыкнула сквозь сон. Я открыл багажник и отодвинул одеяло, продемонстрировав брату под светом фонаря свой «арсенал».
        - Вот это было у меня на коленях, когда продавцы полосатых палочек нас тормозили. А вот это было у Ирки. - Я показал Максу один из «калашей». - За такое даже в Штатах по головке не сильно гладят, не то что у вас.
        - Звиздец! - Макс покачал головой, глядя на меня. - Ладно, Леш. Поеду с тобой, а то пропадешь, на хрен. Только не из-за того фуфла, что ты мне на уши вешал, а потому, что ты мой брат.
        - Спасибо, - ответил я и пожал ему руку. - Надо бы где-то скоммуниздить номера. Джип с литовскими номерами в России…
        - Черт его знает, Макс. Я перед выездом шарился по обрывкам интернета, так в Прибалтике в полный рост «фошысты» встают. Объединяются с местными нацистами, немецкими. Помнишь, на рутубе ролик лежал с парадом дедушек-эсэсовцев? Можно закосить под беженцев-антифашистов.
        - М…чье. Поубивал бы нах.
        - Ага. Думаю, в течение недели «тандемократы» почуют свободу и нагнут всех раком через ЯО. И прибалтов, и немцев, и Штатам моим достанется.
        - Думаешь, звезданут?
        - А куда они денутся? Демонстрацию придется по-любому устраивать, как амеры в сорок пятом. Главное, чтобы в дупе не засвербило и не устроили ядерную зиму.
        Мы оба затихли. Макс как более отдохнувший вел джип по трассе на Ростов. Впереди нас ждали Волгоград, Уральск, долгая дорога на Кызыл-Орду и финишный рывок через Ташкент и Душанбе. А дальше… Неизвестность. План у нас был авантюрный и достаточно зыбкий: пролезть через границу в Афганистан, проехать через Кабул на Индию и там уже, замаскировавшись под «западных джентльменов», добираться до Таиланда по более-менее цивилизованным местам. Благо с английским у нас (кроме Макса) проблем нет. Если под британцев закосить не позволяет акцент, то за янки мы сойдем запросто.
        Да, план - так себе. Правда, пока нам везло. Граница с Россией была раскрыта нараспашку, и народ уже валил на восток, подальше от фашистов. Как оказалось, до властей достаточно быстро дошло, что мы в заднице, то есть в глубоком прошлом, и Медведев с Януковичем уже обращались к народу. Причем украинский президент, похоже, круто затянул гайки в парламенте - по радио передавали о чрезвычайном положении и полномочиях. А русский внезапно начал использовать риторику Виссарионыча. Началось. Единовластие во время войны, конечно, нужно, но вот после войны фиг кто эти полномочия сложит. Будет как с Палпатином в «Звездных войнах».
        Машина глотала километры, Иришка с дочкой спали на заднем сиденье, а я думал о насущном. Остатки долларов мы поменяли на рубли… по страшно упавшему курсу, но я ожидал, что ими можно будет только подтираться, и был приятно удивлен, когда рано утром их все еще принимали. В Таганроге мы некоторое их количество конвертировали в бензин (запас карман не тянет), а на остальное докупили жратвы. Теперь неделю можно было пилить практически без остановки - вода, сухари, консервы - все есть. А на первое время даже шашлыки с салатами…
        Прав ли я, драпая с «исторической родины»? Причем не как в первый раз, с родителями, а в сознательном возрасте и по своей воле. Не знаю. С одной стороны, СНГ куда цивилизованнее. И медицина получше, и даже интернет сохранился. Я уже не говорю о том, что она станет мировым гегемоном. Но вот риск того, что бывший Союз скатится в тоталитаризм «по Оруэллу» или кое-что похуже, - слишком велик. Потому как испокон веков власть русская клала на свой народ, и народ это послушно терпел… Ну, пожалуй, кроме семнадцатого года. Впрочем, и там «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Не верю я во власть на службе народа. Ну и, естественно, моя профессия там тоже нафиг не нужна. А вот освоиться на новом месте, подальше от диктаторов и политики - это шанс. Начать с ресторанчика. Потом гостиница там, бордель хотя бы… На крайний случай - школу русского и английского языков - спрос на них теперь будет о-го-го! В общем, риска, что будет нечего жрать, никак не больше, чем на Украине.
        Под эти мысли я тихо задремал - сказались бессонная ночь и ранний выезд.
        - Вставай, лежебока, - голос брата вернул меня к действительности, - три часа дня уже.
        - Хорошо я поспал, - сказал я, вылезая из машины и потягиваясь. Вокруг была ничем не примечательная дорога с лесополосой по обе стороны. - Где мы?
        - Морозовск проехали, - видя мое недоумение, пояснил Макс. - Почти на полпути из Ростова в Волгоград.
        - A-а. Ну, тогда понятно. Сейчас разомнусь и пересяду за руль. А где Иришка?
        Она оказалась рядом - выгуливала хихикающую Майю. В связи с моим пробуждением ребенок был вручен мне, а сама благоверная воспользовалась удобствами, то бишь кустами. Как в детство попал… Ведь если подумать, то даже в начале девяностых сельская жизнь от сороковых годов только телевизором, наверное, и отличалась. Я вел дочку за руку по траве и пытался представить мир, в котором вырастет она. Будет ли он лучшим, чем прошлое нашего мира? Вернемся ли мы в космос? Загадим ли мы снова нашу планету? Удержится ли Россия от размахивания ядрен батоном? Столько вопросов, и ни одного ответа. Ну что же, будем жить «уан дэй эт зэ тайм», то бишь по одному дню за раз.
        - Семейство, «по коням». До темноты надо доехать до Волгограда и, если повезет, найти Ириных родственников.
        Оренбургская область. Виталий Сергеев. Юрист районной администрации
        Утро ранним не бывает. Семь часов, а сна ни в одном глазу. За окном светло, как летом. Я поначалу даже вскочил. Почудилось, что американцы решили запустить свои «Минитмэны», а звук просто не успел добежать… Да после такого ни кофе, ни контрастный душ уже не нужны, разве что штаны поменять. Потом вспомнил, что до тех американцев теперь дальше, чем до Луны, и немного успокоился.
        Женская половина семьи уже встала: жена была уже у компа, мама растирала себя мазями. Хорошо, что вчера еще в аптеку заехали, теперь ей лекарств и мазей месяца на четыре хватит.
        Так, готовить, похоже, мне. Иду на кухню, открываю кран, плескаю воду в лицо. Умылись. Чай поставлю, бриться буду, вчера с этим как-то не срослось. Включаю газ. Оба-на! Нет газа! Тоже новости. Но с другой стороны, хорошо - быстрее котел заменят. Достаю электрочайник, ставлю кипятиться. В микроволновку отправляю сосиски и яйца. Заливаю термокастрюлю водой - без нее яйца в микроволновке не пекутся, а стреляют… Стреляют. Иду в зал.
        - Доброе утро, солнышко! Что рано встала?
        - Привет, любимый. По работе надо форму забить, вчера не успела.
        Оно верно, моя жаворонка отрубилась вечером через полчаса, как разобрали все, что накупили.
        - Интернет есть?
        - Медленный, мейл-агент только открывается.
        - Дай, сообщения посмотрю.
        - Сейчас, еще пару страниц осталось.
        Включаю телик. Тарелка, как и вчера, сигнал не находит. По «Первому» новостей нет, «ТНТ» - тоже. Так, «Звезда». Фильм о войне. Как нельзя вовремя. Снова на «Первый». Микроволновка звонит. Пойду завтрак вынимать. А вот и сынку проснулся.
        - Привет, сын!
        - Пливет! Мама, я есть хочу.
        - С папой иди, он сготовил.
        Беру сына на руки. Идем с ним на кухню. Умываю его личико под краном.
        - Холодная!
        - Теплая она, сын, теплая.
        Прижимаю его к груди и чувствую, как его и мое сердца колотятся в унисон. Господи! Как я люблю этого человечка! И не дай бог кто его обидит! Сердце сжимается, и хочется прижать Ромаша «клепко, клепко» и не отпускать. Если все серьезно, то когда меня еще сын увидит? Медленно входит мама, по ее глазам вижу, что не спала. Подхожу с сыном на руках. Обнимаю и ее. Мама плачет.
        - Ты что, ма? Болит что, «Скорую»?
        - Болит. За тебя, сын, болит.
        - Да я ничего, мам.
        - Молчи ты, я тебя второй раз не дождусь.
        - Да что ты, ма, успокойся, если до сих пор тихо, то все нормально будет.
        - Не знаешь ты. А я ту войну помню!
        - Какую, ма?
        - Отечественную. Ты телевизор-то посмотри…
        Беру ее под руку, сажаю в кресло. Сына располагаю на стул рядом. Кладу всем по сосиске и яйцу, наливаю чай, ставлю на стол хлеб и сахарницу.
        - Оль, пойдем завтракать!
        - Щас, тут новости начались.
        Быстрым шагом иду в зал. Диктор в строгом костюме а-ля СССР вещает:
        «…по данным пресс-службы Министерства обороны Российской Федерации, в ночь на двадцать третье июня захвачена столица Литвы город Вильнюс, армия Республики Беларусь и ополченцы ведут упорные бои в районе Гродно и Бреста. По сообщениям наших корреспондентов на южном направлении упорные бои идут в районе Ужгорода, при этом практически без боя фашистам сдан город Львов… Парламенты Латвии и Эстонии сегодня приняли резолюцию, требующую объявить войну России, на улицах прибалтийских стран отмечаются массовые беспорядки, в Риге и Таллинне слышны перестрелки…»
        Ну, с прибалтами все понятно. То, что Вильнюс белорусы захватили - уже хорошо.
        «…при отражении авиационных налетов на Севастополь и Санкт-Петербург сбиты самолеты с немецкими опознавательными знаками…»
        «… на фотографиях, переданных нам из посольства Республики Беларусь, представлена подбитая немецкая техника. Все образцы - времен Великой Отечественной войны и несут на себе символику вермахта и СС».
        Фашисты?
        Жена смотрит на меня, ничего не понимает, но явно хочет реветь.
        - Ну, ну, родная. Все хорошо.
        - Что хорошо? Война же. Папку убьют.
        - Ему шестьдесят уже стукнуло! Не заберут.
        - А тебя?
        - Вот с этого и надо было начинать!
        Умная она у меня, но местами непроходимый… ребенок.
        Поворачиваюсь. Иду в ванную бриться. Перекушу - и в военкомат. Похоже, установкой котла жене заниматься.
        Вышли с женой ровно в восемь утра. Сына оставили дома - звонить он уже умеет, а так нам за маму спокойней. От идей надеть куртку я быстро отказался. Даже в костюме было нехолодно. После воскресного нуля сегодняшние плюс шестнадцать выглядели более привлекательными. Наличие на пиджаке карманов тоже сыграло в его пользу. Помимо военника пришлось брать с собой и паспорт, и СНИЛС, и страховое, хотя эти уже по привычке. Жену тоже убедил взять паспорт. С трудом, но до нее дошло, что придется это терпеть при военном положении.
        До райвоенкомата мне недалеко - менее километра. Хотя он уже и не райвоенкомат, а филиал ясненского или вообще сборный пункт? Да какая сейчас разница!
        Улица в этот час полнее обычного. И не только из-за высокого солнца. Если еще вчера по ней шли на работу чиновники, школьники в школы да мамаши с детьми в детсады, то теперь почти каждый второй был в форме и с чемоданчиками. Лейтенанты, прапорщики, полковники, старшины давно расформированного 412-го истребительного авиаполка с женами и детьми шли в одном со мной направлении. Этот поток принимал в себя ручейки одетой в гражданку и камуфляж молодежи и, изгибаясь вслед за родной мне улицей имени Полины Осипенко, вливался в уже шумящее у военкомата многонациональное море призывников и добровольцев, их жен, подруг и матерей…
        Идя рядом со мной, жена как-то подобралась, прониклась. И у военкомата никак не хотела оставлять меня, обнимала и порывалась заплакать… Пришлось чуть ли не приказать ей идти на работу, ведь на ней школа и многие стоящие здесь отправили на ее ответственность своих детей…
        - И не оглядывайся, родная! Будь уверена - свидимся.
        - Обещаешь?
        - Да, любимая.
        Мы поцеловались, и я проводил ее взглядом, насколько это можно было в такой толпе. Если б я только мог быть уверен в том, что только что пообещал! Но при любом исходе она справится! И со мной, и без меня!
        Дежурный по военкомату поначалу попытался приглашать только получивших повестки. Но наши летчики как старшие по званию потребовали начать с них. Дежурный уступил и пустил в военкомат полковника Чемаева и подполковника Свирцова - старших офицеров бывшего гарнизона. Используя свои габариты, я прорвался к крыльцу и спросил уже уходившего прапорщика:
        - Товарищ Тыщенко! Разрешите обратиться.
        Иваныч немного остолбенел от такого моего к нему обращения, но выдал на автомате:
        - Обращайтесь, Вита…
        - Сержант Сергеев. Я приписан к вашему призывному пункту в качестве специалиста на случай развертывания. Жду ваших приказов.
        - Пока никаких. Как решим развертывать второй призывной пункт - так и отзвоним. Будь у телефона.
        - Слушаюсь.
        Петр Иваныч скрылся за дверями военкомата, а я стал медленно выбираться из толпы. Что ж, он прав, я им скорее пока обуза, после передачи моих документов в наш военкомат они не знали, куда меня пристроить, а после того как нашли куда, у них уже не было времени обучить меня согласно новой ВУС.
        Продираться пришлось минуты три. Обратно пошел уже мимо райадминистрации. Перед ней стоял не вохровец, а нормальный часовой. Из погранцов. Думал было зайти. Но меня остановил «товарищ в штатском».
        - Вы к кому?
        - В администрацию!
        - К кому конкретно?
        - К главе, наверное.
        - Он уже не может никого принять.
        - Извините.
        Я отошел. Ничего не понимаю! Арестовали наших немцев, что ли? А вот одноклассница моя, Ольга Киреева, в райимуществе работает, сейчас спрошу.
        - Оля, привет!
        - Здравствуй, Виталь! Как ты, как сын?
        - Хотел к военкомату идти. Но вызывали в казначейство на усиление. А здесь что? Швиндт куда делся?
        - Умер он. Вчера как узнал, что фашисты напали, - так его второй инфаркт и разбил.
        - А за него кто? Майер?
        - Нет. Он еще вчера вместе с Шубертом в военкомат пошел.
        - И?
        - Забрали по эмчээсовской линии. Так что и район, и поселок пока без начальства. Ждем, кого военные пришлют.
        - Да уж…
        - Пора мне. А то дисциплина теперь военная.
        - Пока, Оля. Держитесь.
        Да. Дела. Подрубило время наших немцев. А как красиво семнадцать дней назад они выборы выиграли! Вот уж действительно: человек предполагает, а судьба располагает!
        Что ж пойду пока домом да сыном заниматься, кто знает, когда еще будет у меня такая возможность.
        Год выдался жарким. Сначала лето выжимало все соки сорокаградусной жарой, теперь вот октябрь решил посоревноваться с июлем! Пока дошел домой, под пиджаком весь взмок, пришлось принять душ и переодеться. Газа по-прежнему не было. Включив электрочайник, я позвонил «04».
        - Алло, газовое хозяйство!
        - Да. Слушаем.
        - Сергеев позвонил. У нас с утра газа нет.
        - У всех нет. Газопроводы остановлены.
        - А что случилось?
        - Не могу сказать. Аварии какие-то. Не у нас.
        - Понятно. Можно бригаду вызвать, мне котел сменить и счетчик.
        - Нет. Все заняты. К концу недели позвоните.
        Дела… Хотя куда я тороплюсь? За окном опять лето! Дров полон двор! Даже если свет отключат - без горячей пищи не останемся! Оптимист, нах… Так на натуральное хозяйство переходить придется. Хотя это идея. Если уж лето, то можно и огород вскопать, даже картошка еще поспеть успеет.
        - Ма, где ключи от гаража?
        - Что?
        - Ключи от гаража где?
        - Откуда я знаю? Я туда хожу? Над трюмо посмотри или в карманах у себя…
        - Угу, пасиб, ма.
        - Нашел?
        - Да, в куртке были.
        Целой штыковой лопаты в гараже не нашлось. Современный металл не терпит моей хватки. Держится только саперная - еще советская, память моя армейская. Но ею огород копать не будешь! Найдя в гараже черенок, я насадил на него плоские вилы. И до обеда перепахивал свои свободные сотки. Давно я не работал с таким энтузиазмом. Сын работал рядом. Нет, я не заставил пятилетнего ребенка копать огород! Я его вообще ничего делать не заставлял. Он сам нашел себе дело: собирал сухие, сорванные ветром с деревьев ветки, опавшие и подгнившие уже яблочки. Для него это была игра, и он бегал по желтой подсохшей уже листве, размахивая очередной «саблей», и кидал «гранаты» в обтянутый сеткой каркас огуречной грядки овощника. На втором часу тренировок в меткости ему удалось-таки направить свой фруктовый снаряд через сетку прямо под крыло стоявшей в метре за грядой «Сандеры». Машина ойкнула и залилась нудным воем.
        - РОМА! - начал я, поворачиваясь. Но, увидев сына, сам осел. - Хватит, сын, пошли в дом.
        Подобрав моего чумазого снайпера, я отнес его к крыльцу, на которое уже вышла испуганная сиреной мама.
        - Принимай внука. Я за ключами. А то еще подумают, что воздушный налет.
        Шутка явно не получилась. И чтобы успокоить, я приобнял мать, поцеловал в щеку.
        - Где ключи?
        - В зале, в секретере…
        Скинув сапоги, я прошел в зал и прямо оттуда отключил сигнализацию.
        - Па, а мама ругаться будет.
        - Будет, когда узнает. Но ты же будешь вести себя хорошо?
        - Буду!
        - И больше в нашу машину кидать ничем не будешь?
        - Не буду!
        - Ну, тогда мы ей не скажем. Иди - умывайся. Как зайду - будем обедать.
        Я снова вышел на двор. Убрал инструмент. Посмотрел результаты меткого броска юного гренадера. Под подкрылком, собственно, ничего и не было видно. Уже повернувшись к дому, я увидел входящую во двор жену.
        - Привет. Ты что-то рано.
        - Мы после пятого урока всех отпустили. Тебя берут?
        - Пока нет.
        - Слава богу!
        Она прижалась ко мне, пыльному и потному огороднику, и впервые за наши семь супружеских лет первой поцеловала меня. Весь оставшийся день был волшебной восточной сказкой, в которой не хочется думать о быте, о работе, о грохочущей где-то войне.
        Капитан воздушно-десантных войск Белоруссии Николай Климанович, окраина Дзержинска (Республика Беларусь)
        Начало войны капитан воздушно-десантных войск Белоруссии Николай Климанович встретил так, как и подобает профессиональному военному, без отчаяния «все! мы погибли», но и без щенячьего восторга. Собственно, он понадобился для того дела, к которому он готовился долгие восемь лет, - защищать свою страну…
        Конечно, все было. И ночной звонок со срочным вызовом в расположение, и тревожные глаза жены, и суматоха первого дня, когда его батарею «зушек» перебрасывали то в одно, то в другое место. И некоторый шок в момент, когда до него дошли сначала неясные слухи, а потом - официальная информация о том, что, собственно, произошло и с кем ему предстоит воевать.
        К вечеру второго дня войны капитана начал слегка угнетать тот факт, что пострелять по реальному врагу ему так и не пришлось. Климанович всегда со всей белорусской серьезностью относился к своим обязанностям, и на учениях его батарея всегда выглядела очень неплохо. Нет, он, конечно, понимал, что «ЗУ-23-2» - оружие, так сказать, прошлого века, и в общей структуре ПВО, куда его временно передали со всеми причитающимися батарее средствами, оно играет роль пистолета на поясе оператора ПТРК. Оружие, так сказать, последнего шанса. Помнил он и про «ноль целых двенадцать сотых» - именно так в документах определялась вероятность поражения огнем батареи самолета противника. Речь, конечно, шла о современных реактивных самолетах, но все же… Как любят шутить зенитчики: «Сбить не собьем, но напугаем до смерти». Понимал он и то, что война - это не пионерская игра «Зарница» и что профессионалу не пристало сожалеть о невозможности погеройствовать. И все же некий червячок постоянно грыз его самолюбие. Потому что Климанович видел в бинокль вражеские машины, видел, как они вспыхивают и падают на землю после попаданий
зенитных ракет, но ни один «Мессершмит» или «Юнкерс» так и не дошел до зоны действительного огня его автоматов. Николай гнал от себя эти мальчишеские мысли, стараясь занять и себя, и своих бойцов реальным делом, но все-таки он очень хотел хотя бы раз врезать по немчуре, отомстить за прадеда, пехотного летеху, который сгинул где-то под Гродно в том сорок первом…
        Батарея расположилась на окраине Дзержинска, прикрывая подходы к цехам и складам объединения «Белхим». Позиции выбраны по всем правилам и по науке замаскированы, около каждой установки - по пять левых и пять правых коробок по пятьдесят снарядов да еще тридцать снаряженных лент в длинном ящике. Итого две тысячи снарядов. Он как раз собирался еще разок погонять расчеты на смену коробов, когда радист передал ему наушники: «Командир, Ракорд на связи!» Позывной Ракорд был присвоен дежурному по Западному оперативно-тактическому командованию войск ПВО.
        - Рогатка-шестнадцать, на вас идет цель, маловысотная, малоскоростная, высота сто пятьдесят, скорость триста двадцать! На запросы не отвечает. Азимут… Пеленг… Дальность…
        - Батарея, к бою!
        Расчеты в касках и брониках привычно бросились к орудиям, сбросили маскировочные сети, расстопорили установки, наводчики заняли места на своих жестких сидушках и приникли к окулярам прицелов. С запада накатывался рокот. Никаких сомнений у Климановича не было - с запада мог идти только враг. А вот и он… В бинокль Николай четко разглядел на фоне закатного неба силуэт двухмоторного самолета, идущего со стороны Столбцов. «Какая это модель? - пронеслось у него в голове. - „Юнкерс“, что ли, восемьдесят восьмой? Ну не учили мы этот антиквариат! Сложно, что ли, было таблицы опознавания подготовить? Впрочем, какая разница. Все, дистанция две тысячи…»
        - Батарея, три очереди по пять, огонь!
        Установки хором рявкнули, на срезах пламегасителей заплясали огоньки. Вторая очередь… Самолет будто запнулся в воздухе, медленно опрокинулся на одно крыло, выбросил шлейф дыма, затем опустил вниз блеснувший остекленный нос и с каким-то совсем не страшным звуком ударился о землю примерно в километре от батареи. Взрыва, как в кино, почему-то не было…
        - Сбили! Сбили! - закричал командир первого огневого Сашка Онуфриев, симпатичный парнишка, лишь год назад окончивший училище. - Правда, сбили! Поехали посмотрим!
        Удержаться от этого действительно было сложно. Николай отрапортовал Ракорду о том, что цель поражена, прыгнул в «уазик», скомандовал водителю: «Давай туда, прямо через поле!», неодобрительно посмотрел на Сашку и своего зама, которые уже успели забраться на заднее сиденье, но ничего не сказал. Все-таки первый сбитый - это не шутка!
        «Уазик» затрясся на кочках, приближаясь к месту, где торчал вверх хвост и нелепо заломленное крыло бомбардировщика. И чем ближе Николай подъезжал к сбитому самолету, тем больше понимал, что что-то в этой картине неправильно, не так, как должно быть… До места падения оставалось еще метров триста, когда он понял, что не так. Звезды. Красные звезды на закопченной дюралевой плоскости.
        - Гони! Гони!
        Водитель-срочник втопил «на всю железку», не жалея подвески, но Николай уже понимал, что все напрасно и что случилось то, что не будет давать ему спать до конца его дней, сколько бы их ему ни было отмерено. В самолете что-то начинало медленно разгораться, Сашка с замом бегом потащили из «уазика» углекислотный огнетушитель, а Николай все стоял и смотрел остекленевшими глазами на место трагедии. В голове билась одна мысль: «Свои… Я убил своих… Прадеда убил…» Он отошел на несколько шагов, скинул с головы каску, которую в суматохе так и не успел снять, и правая его рука сама собой начала царапать кобуру табельного «Макарова». Потом на него навалились, отобрали пистолет, он как-то неловко отбивался, Сашка ему что-то горячо втолковывал, но слова падали, как в вату, и не доходили до его сознания.
        - Свои. Я убил своих.
        Когда стемнело, Сашка смотался в город и притащил две большие бутылки «Немирова». Николай не был трезвенником, но и склонностью к употреблению алкоголя никогда не отличался, а тут беспрекословно влил в себя несколько пластиковых стаканчиков. Водка упала в желудок, как расплавленный свинец, но никакого облегчения не принесла. Николай сидел, прислонившись к колесу машины радистов, смотрел непонимающими глазами и только иногда повторял: «Почему? Ну почему? Прадеда… Наших… Почему?»
        То, что мертвый человек в форме полковника РККА, которого вытащили на следующий день из-под обломков, был делегатом связи, отправленным командармом-10 Голубевым на последнем уцелевшем СБ с одной задачей: наладить связь со штабом фронта и получить хоть какие-то директивы, - ему так и не рассказали.
        ГЕНЕРАЛ-МАЙОР БАРОН ВИЛИБАЛЬД ФОН ЛАНГЕРМАН-ЭРЛЕНКАМП, КОМАНДИР IV ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ 24-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА II ТАНКОВОЙ ГРУППЫ. 23 ИЮНЯ, 14.56, ШОССЕ Е-30 МЕЖДУ БРЕСТОМ И КОБРИНЫМ, НЕ ДОЕЗЖАЯ ПОСЕЛКА ФЕДЬКОВИЧИ
        - Господин генерал, вы хотели осмотреть позиции русских…
        - Да, Гюнтер, минуточку… - Барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп потер ушибленное колено, поморщился и начал аккуратно, чтобы не потревожить отчаянно болевшую ногу, выбираться из бронетранспортера. Ногу он ушиб два часа назад, выпрыгивая из командирского «Хорьха-830» во время налета русской авиации… Несмотря на прошедшие проливные дожди, «Ганомаг» дополз практически до самой линии окопов, но и оставшиеся несколько десятков метров по раскисшему полю показались генералу бесконечно длинными. Прихрамывая, оскальзываясь на размокшей глинистой почве и непрерывно чертыхаясь, барон добрался до места, которое он хотел увидеть своими глазами. Собственно, он не увидел ничего такого, чего бы он не видел ранее: неглубокие, отрытые наспех окопы, практически полностью разрушенные огнем гаубиц и минометов, изломанные, похожие на тряпичные куклы тела людей в незнакомой форме, покрытой пятнами камуфляжа… Он видел такое не один раз, и в Польше, и во Франции… Обычное дело - чтобы задержать стремительный бросок панцерваффе, противник выдвигает наспех собранный малочисленный заслон. Для того чтобы сбивать такие
заслоны, и предназначен передовой отряд. Обычно нескольких минут сосредоточенного огня автоматических пушек легких танков и пулеметов вполне хватало, чтобы противник был уничтожен или рассеян, а его оружие приведено к молчанию. Но не в этот раз…
        Барон ехал в колонне первого батальона 35-го танкового полка, когда движение замедлилось, а потом и остановилось. Вскоре приехавший из головы колонны посыльный доложил, что передовой мотоциклетный дозор обнаружил вражеские укрепления около моста через реку Мухавец и что разведбатальон майора Шрамма готовится с хода атаковать противника. Впереди послышались выстрелы автоматических 20-мм пушек «двоек» и треск пулеметов, затем раздался очень мощный взрыв, еще несколько, послабже, а затем сливающаяся воедино канонада гулких хлопков - как будто одновременно стрелял целый дивизион легких минометов… И все. Передовой отряд майора Шрамма перестал существовать вместе с самим майором. Генералу доложили, что лихой командир разведчиков на своем танке ворвался на мост, и в этот момент русские привели в действие исключительно мощный фугас, после чего открыли огонь из не то крупнокалиберных пулеметов, не то автоматических пушек. Их огнем, а также выстрелами из неизвестного ручного противотанкового оружия (причем огневые позиции оказались очень хорошо замаскированы) все танки и бронемашины передового отряда были
подожжены, а спешившиеся гренадеры оказались под минометным обстрелом. Генерал понимал, что в тот момент он совершил ошибку: нужно было атаковать русских по всем правилам, подтянув артиллерию, но 103-й артполк застрял где-то в конце колонны, а высокие откосы отличного четырехполосного шоссе (кто бы мог подумать, что в России есть такие дороги!) и тянувшиеся вдоль шоссе мелиоративные канавы не давали быстро выдвинуть его вперед. И он приказал атаковать теми силами, что были в голове колонны: двумя батальонами 35-го танкового полка Хейнриха Эбербаха (кстати, единственного танкового полка, оставшегося в его дивизии после того, как 36-й полк отдали во вновь формирующуюся 14-ю танковую) и остатками разведбатальона при поддержке батальона мотоциклистов. Ну а в хвост колонны был передан приказ любыми силами расчистить дорогу и пропустить вперед саперов - дивизии второй танковой группы и так отставали от намеченного графика, до Кобрина оставался всего какой-то десяток километров, а необходимость постройки переправы увеличивала задержку еще на несколько часов. Впрочем, в тот момент барон считал, что действует
правильно, и был уверен в успехе: почти четыре десятка «троек» и «четверок» с опытными, проверенными в боях экипажами - это серьезная сила. Огневые позиции русских будут расстреляны с дальней дистанции (согласно докладу, все выстрелы по танкам передового отряда были произведены с дистанции 150-200 метров), ну а автоматическим противотанковым ружьям или крупнокалиберным пулеметам, или что там уж у русских есть, «панцеры» не по зубам…
        И снова все пошло наперекосяк. Стальные коробки одна за другой спустились с откоса на грунтовую дорогу, по узкому перешейку перебрались через ирригационный ров и начали разворачиваться на поле в боевой порядок, как вдруг один из «панцеров» подорвался на мине. Похоже, русские точно угадали рубеж, откуда начнут атаку танки, и успели расположить там минное поле… Пришлось пустить вперед саперов с миноискателями, которые, как ни странно, ничего не обнаружили. Тем не менее на минах подорвались еще две боевые машины! Наконец все было готово, и выстроившиеся в обычный боевой порядок (впереди - «тяжелые» Pz IV строем клина, внутри клина - Pz II и III, за ними - «Ганомаги» с гренадерами) «коробочки» двинулись вперед. Фон Лангерман-Эрленкамп с удовольствием смотрел на то, как четко действуют его танкисты. Еще несколько минут - и танки выйдут на дистанцию действительного огня… И тут в тянущихся вдоль мелиоративной канавы зарослях ракитника вспух легкий дымок, и в сторону наступающих танков, оставляя дымный след, полетел какой-то темный предмет. Летел он, как живой - то поднимаясь выше, то опускаясь почти к
самой земле, и через несколько секунд ткнулся в лобовую броню головной «четверки». Еще секунду ничего не происходило, а затем раздался взрыв сдетонировавшего боекомплекта. В цейсовскую оптику барон с ужасом наблюдал за тем, как бронированный ящик башни взлетел в воздух, сделал два оборота и воткнулся пушкой в грунт как страшное предупреждение об опасности. Через пару минут на поле уже полыхало как минимум пять или шесть чадных бензиновых костров. Продвижение сразу резко замедлилось. Механики-водители маневрировали, пытаясь скрыться за горящими машинами своих менее удачливых камрадов, а наводчики в моменты коротких остановок старались нащупать огневые позиции врага снарядами семи с половиной и пятисантиметровых пушек. Но, видимо, страшное оружие русских было достаточно легким для того, чтобы расчеты могли быстро менять позиции после выстрела. Стреляли они не слишком часто, но каждый раз - чуть из другого места, при этом с убийственной точностью, и каждую минуту на поле появлялись один-два новых скорбных костра.
        Барон отдал приказ остановить атаку и вернуться на исходные позиции, а сам сел в машину и направился в хвост колонны - организовать переброску артиллерии через походные порядки дивизии, превратившиеся в одну огромную пробку длиной в несколько километров. И именно в этот момент он услышал крики: «Алярм!» Со стороны Жабинки, вдоль Мухавца накатывался странный пульсирующий гул, а еще через секунду из-за тянущегося вдоль берега лесочка вынырнули узкие хищные силуэты незнакомых летательных аппаратов, покрытых темно-зелеными пятнами камуфляжа и похожих на доисторических летающих ящеров. Ведущий «ящер» сделал горку, под его короткими крылышками вспухло дымное облако, и к забитому войсками шоссе потянули трассы реактивных снарядов. Автобан мгновенно превратился в огненный ад. Фон Лангерман рыбкой, как в дни своей лейтенантской молодости под Седаном, выпрыгнул из машины и бросился вниз, в придорожный кювет, почувствовав удар и резкую боль в колене. Злобно залаяли установленные на полугусеничниках двухсантиметровые зенитки, но пилоты «ящеров» с красными звездами тоже были не лыком шиты: они разделились на
несколько групп, каждая из которых занялась собственным делом. Одни целенаправленно принялись засыпать градом реактивных снарядов зенитчиков, другие, заходя с разных направлений, атаковали хвост и середину колонны, третьи начали прицельно выбивать танки, пользуясь оружием того же типа, что и наземный заслон. Наконец все «ящеры» (барон начал их считать, насчитал два десятка и сбился) по очереди прошлись над дорогой, поливая ее снарядами из автоматических пушек. Фон Лангерман, вжимаясь в размокшую землю, отчетливо слышал свист лопастей огромных пропеллеров, которые и держали аппараты в воздухе, перекрывающий и гул моторов, и рокот пушек. Наконец геликоптеры, или автожиры, улетели, причем зенитчики могли похвастаться лишь одним, и то, похоже, неполным, успехом - один из аппаратов ушел в сторону Кобрина со снижением, оставляя шлейф дыма.
        На то, чтобы расчистить шоссе от подбитых машин и сосредоточить силы для новой атаки, потребовалось часа полтора. Все это время барон пробовал связаться со штабом второй авиагруппы Лерцера или с эскадрой генерала Фибига и потребовать наконец действенной поддержки, воздушного прикрытия или хотя бы эффективной авиаразведки. В том, что все результаты предвоенных трудов авиагрупп дальней разведки можно смело спускать в нужник, он уже убедился. Связь была отвратительной, и сквозь хрип и завывания радиопомех удалось лишь понять, что второй воздушный флот понес огромные потери сначала в воздухе, а затем и на земле, так что рассчитывать на серьезную поддержку не приходится. Тем не менее вскоре над ними протарахтел «Hs.126» - можно было надеяться, что артиллерийский огонь будет более точным. Но жила эта надежда совсем недолго: откуда-то из-за леса навстречу разведчику протянулась дымная черта, и через секунду он превратился в бесформенный комок падающих вниз пылающих обломков. Тем не менее позиции противника нужно было атаковать: генерал все еще надеялся до конца дня навести переправу и взять-таки этот
чертов Кобрин, в котором, наверное, есть что-то очень ценное, раз его так обороняют…
        На этот раз дивизия била в полную силу: под прикрытием огня предусмотрительно держащихся в отдалении «штурмгешютце», буквально мешающих с землей позиции противника, пехотинцы 4-й моторизованной бригады, разъяренные потерями, которые они понесли во время воздушного налета, яростно бросились к русским окопам - и откатились, наткнувшись на автоматический огонь. А ведь казалось, что там просто не могло остаться ни одного живого человека - но русские продолжали стрелять. Один за другим замолкали пулеметы, замолчал, видимо, разбитый, их невиданно скорострельный миномет… Последние серьезные потери пехота понесла буквально перед окончанием боя, когда как минимум две роты скопились в заросшей густой травой ложбинке, и свистки командиров подняли их для последнего броска, который точно должен был стать для русских смертельным. Но стоило гренадерам подняться, как в траве раздались взрывы, и по цепям пехоты будто пронеслась коса смерти. Выглядело это так, как если бы русские сумели спрятать в траве множество заряженных картечью орудий, а потом произвести из них дружный залп.
        Так или иначе, все было кончено. Барон прошелся вдоль линии разбитых траншей, осмотрел изломанные остатки каких-то небольших металлических ящиков на низких треногах (по-видимому, это и было то самое чудовищное оружие, нанесшее такой урон его танкам), два разбитых крупнокалиберных пулемета - один огромный, калибром сантиметра полтора, на станке с двумя колесами и раздвигающимися, как у пушки, станинами, а другой - на сошках, похожий на обычный ручной пулемет, уже знакомые ему автоматические карабины с изогнутыми магазинами, несколько небольших коробочек, судя по ручкам управления - раций… Рации? Такие маленькие? У них что, рация положена каждому солдату?
        - Сколько их тут всего было?
        - Судя по расположению огневых позиций - не более тридцати-сорока. Мы нашли тела двадцати трех человек. А командовал ими, видимо, вот этот офицер. Не знаю его звания, на погонах - три маленькие звездочки.
        На погонах… На каких, к черту, погонах?!! У русских не должно быть никаких погон!
        - Пленные есть?
        - Двое. Оба - тяжело ранены, без сознания. Прикажете пристрелить?
        - Да, пожалуй… Или нет. Они храбро сражались. Отправьте в госпиталь с нашими ранеными.
        Барон оглянулся назад - до горизонта небо было затянуто дымом от горящих машин. На поле санитарные и похоронные команды продолжали свою скорбную работу.
        - Наши потери?
        - Подсчет пока не окончен, но за время боя и атаки авиации мы потеряли убитыми не менее четырех сот человек, ранеными - вдвое больше. Очень большие потери в технике. Тяжелые Pz IV уничтожены практически все, Pz III осталось не более десятка. Сожжено много автомобилей. Рапорт с точными цифрами потерь будет готов через час.
        Генерал вздрогнул. Он готов был выдать тираду, более подходящую гамбургскому докеру, чем отпрыску древнего аристократического рода. Дивизия никогда еще не несла таких потерь, ни в Польше, когда в сентябре тридцать девятого во время сражения за Мокру она потеряла почти сотню машин - но в ней было почти 350 танков, и противостояли ей несколько полнокровных полков. О Франции и вовсе нечего говорить. Собственно говоря, уже сейчас, по уму, дивизию нужно выводить в тыл для пополнения и переформирования. Но сначала он займет этот проклятый Кобрин… Впрочем, не важно, кто войдет туда первым, он или Модель, дела у которого, похоже, идут ничуть не лучше - вдоль идущего параллельно в двух-трех километрах шоссе, по которому должна была наступать третья танковая, вздымались точно такие же столбы черного дыма.
        - Когда будет готова переправа?
        - Саперы обещают закончить минут через двадцать, герр генерал-майор. Мы пока сосредота…
        Голос начальника штаба перебил крик: «Алярм! Алярм!» С запада, со стороны солнца, на них наваливался шипящий грохот, и через мгновение в нескольких сотнях метров, там, где работали саперы, в воздух поднялись столбы воды, перемешанной с землей, обломками бревен и кусками того, что только что было живыми людьми. Опять! На секунду барон застыл в каком-то ступоре, и только усилия начштаба и адъютанта заставили его сделать несколько шагов и рухнуть на дно разбитого окопа, рядом с телом убитого русского офицера. Генералу показалось, что лицо убитого выражает какое-то жестокое умиротворение. Затем его взгляд упал на оказавшуюся буквально рядом с его лицом пустую трубу зеленого цвета - по всей видимости, или часть того самого дьявольского противотанкового оружия, или предназначенную для его снаряда гильзу. Некоторое время барон бездумно смотрел на нанесенную на трубу маркировку, состоящую из непонятных цифр и букв: 9К115-2, но потом глаз зацепился за цифры 2007. 2-0-0-7… 2007… 2007 год! В голове барона Вилибальда фон Лангерман-Эрленкампа что-то как будто щелкнуло, и все странности двух последних дней, как
мозаика, собрались в четкую картинку.
        Уэллс. Машина времени. Бог и русские решили посмеяться над немцами и подставили под их удар пришельцев из будущего - из две тысячи седьмого, ну, или чуть более позднего года. Могло ведь оружие пролежать несколько лет на складе? Это невероятно, это невозможно, но это объясняет все. Здания, дороги и половинки мостов через Буг, за одну ночь появившиеся там, где еще вчера их не было, причем в том, что их не было, барон был уверен на тысячу процентов - он сам, лично потратил несколько дней на рекогносцировку местности, по которой предстояло наступать его дивизии. Огромное количество автомашин незнакомых очертаний. Великолепное, практически авиационное, горючее на бензоколонке, которую так и не удалось заставить работать из-за совершенно непонятных приборов управления, так что топливо пришлось качать из подземных баков ручным насосом. Изобилие товаров в витринах магазинов. И снова непонятные приборы в здании с надписью «Customs», стоящем в начале ведущего на Кобрин и Барановичи шоссе, в котором состоялось ночное заседание штаба второй танковой группы. Рассказ командира 45-й пехотной генерал-лейтенанта
Франца Шлиппера о том, что штурм крепости, к которому так долго готовились, обернулся фарсом: грозные укрепления, по которым было выпущено столько снарядов, оказались уже разрушенными, причем так давно, что успели зарасти травой и кустарником, а вот войск противника в крепости попросту не было. Зато были странные памятники, производившие на солдат явно угнетающее впечатление, а несколько захваченных в крепости орудий оказались стоявшими без затворов музейными экспонатами. Погоны. Незнакомая камуфляжная форма. И это оружие невероятной силы и точности, эти чудовищно быстрые самолеты без винтов, которые вчера дважды разрушали уже наведенные переправы… Они из будущего, и они совсем не собирались воевать. Поэтому так мало войск на границе, поэтому первые удары пришлись в пустоту. Будущее. Нельзя воевать против будущего.
        «Я ведь чувствовал, я хотел предложить остановиться и провести тщательную рекогносцировку, - билось в голове генерала. - Но, похоже, из Берлина давили, да и „быстроногий Гейнц“ явно рвался вперед и не хотел ничего слышать. И я промолчал. А теперь мы все обречены, и Германия обречена. Потому что мы обидно и подло ударили сзади ничего не подозревающего человека, думая, что бьем очень сильно. А мы его просто оскорбили. И теперь этот человек вытащит огромную дубину, которая лежит у него в темном чулане, и прихлопнет нас, как мерзкую кусачую собачонку. Потому что для людей из будущего мы… Мы даже не собачонки. Мы просто выползшие из гробов опасные мертвецы, и они постараются побыстрей загнать нас обратно в могилы. Значит, мы все - уже покойники, просто пока что еще не все об этом знают. А ведь в Цоссене наверняка уже знают. Все знают! Знают и молчат. И поведут немцев в могилу, стройными колоннами, во главе с этим выскочкой-акварелистом. И мы пойдем, потому что мы - солдаты вермахта и потому что немцы - дисциплинированная нация».
        Над головой прогрохотал очередной русский штурмовик, ухнули близкие разрывы, и генерал-майор барон Вилибальд фон Лангерман-Эрленкамп, командир IV танковой дивизии 24-го моторизованного корпуса II танковой группы, плотней вжал породистое аристократическое лицо в липкую белорусскую грязь.
        БОРГСДОРФ. ЭМИГРАНТ ПЕТР МИХАЙЛОВ
        - Герр Михайлов, герр Михайлов! - к стуку и громкому голосу хозяйки пансиона добавились удары в дверь чем-то очень крепким и тяжелым.
        «Это же мне уже снилось или нет», - подумал я. Боже, как болит голова, больше сотни маленьких кобольдов своими серебряными молоточками усердно стучали в моей голове.
        Нет, похоже, это не сон. Бутылка шнапса сделала свое черное дело, и я с трудом пытался понять, что сегодня - это уже сегодня или еще вчера.
        Стук в дверь становился все сильнее, и мне ничего не оставалось делать, как открыть дверь.
        - Доброе утро. Герр Михайлов, за вами пришли, - в голосе фрау Марты сочилась желчь.
        За ее спиной в коридоре, опираясь на лестничные перила, стояли два эсэсовца. Я даже не испугался, просто все эмоции, кобольды и головная боль исчезли, оставив холодную пустоту. Я как бы наблюдал эту сцену со стороны, испытывая легкое восхищение оперативностью работы тайной полиции рейха.
        Эсэсовцы улыбались, их широкие, белозубые улыбки просто светились в утреннем сумраке коридора.
        - Вот он, - торжественно провозгласила хозяйки пансиона. - Я всегда считала, что герр Михайлов опасен для общества.
        - Фрау, я благодарен вам за содействие, но ваш комментарий сохраните при себе и возвращайтесь на свое место, - продолжая улыбаться, жестко произнес высокий эсэсовец.
        - Оскар, пива нет, шнапса тоже, - я покосился на закатившуюся под стол пустую бутылку.
        Высокий эсэсовец, а это был Оскар Штайн, мой товарищ по студенческим попойкам, которого я три года учил русскому языку, повернулся к своему напарнику:
        - Что я говорил, он совсем не изменился.
        Мы обменялись рукопожатиями, и они зашли в мою комнату.
        - А старушка непростая, уже два доноса на тебя написала, - все еще улыбаясь, сказал Оскар.
        На фрау Марту было больно смотреть, в ее глазах застыл ужас.
        Закрыв дверь, я повернулся к своим гостям и спросил:
        - Чем я обязан такому раннему визиту?
        - Петр, сперва я представлю своего коллегу, - мой университетский друг указал на второго эсэсовца, - гауптштурмфюрер Пауль Вольф. А визит не такой уж и ранний, уже восемь часов, - продолжил он, подошел к радиоприемнику и включил его.
        В коридоре скрипнула половица.
        - Пауль, проследи, пожалуйста, чтобы фрау Марта занималась только своими делами, - тихо произнес Штайн, разглядывая висящий на стене над приемником плакатик с предупреждением о запрете прослушивания вражеских радиостанций.
        На удивление, вчера, уходя из комнаты, я вернул ручку настройки на частоту Берлина, и сегодня радиоприемник верноподданно засветился, но в эфире не было ничего, кроме треска помех.
        Подняв с пола бутылку, Оскар понюхал ее и брезгливо сморщился, укоризненный взгляд был красноречивее любых слов:
        - Наш законопослушный обыватель пьет дешевый шнапс, хотя на вечеринке в его распоряжении были лучшие вина Европы.
        - Что, о вчерашнем говорит уже пол-Берлина? - спросил я.
        - Нет, но до некоторых слишком влиятельных ушей слухи уже дошли, - он усмехнулся в ответ. - Кое-кто получил вчера слишком большую оплеуху и очень жаждет крови. Трогать аристократов и военных они боятся, поэтому мальчиком для битья выбраны мидовцы и персонально твоя скромная персона.
        Оскар внимательно смотрел на меня:
        - Мы предлагаем тебе работу.
        Увидев мое выражение лица, он отрицательно закачал головой:
        - Нет, нет, я не предлагаю тебе стать информатором, для этого я слишком хорошо тебя знаю. Нам нужен хороший переводчик в службу радиоперехвата.
        - А если я откажусь?
        - Вывезти из Берлина я тебя смогу, но долго прикрывать не получится, ты слишком засветился вчера, - Оскар вытащил из кармана изящную стальную фляжку, открыл ее и сделал большой глоток. - Петр, это не шантаж, я и так сильно рискую, приехав к тебе.
        Я немного помолчал и спросил:
        - МЫ - это КТО?
        - Служба безопасности, группенфюрер Райнхард Гейдрих, а еще точнее - шестое управление, - произнес только что вошедший в комнату Вольф.
        Гестапо, одно это слово вызывало ужас у большинства жителей рейха, и я не был исключением. Труднее всего делать выбор, когда у тебя выбора нет.
        Я прекрасно знал, что бежать мне некуда, скрываться я не умел и поэтому, недолго подумав, сказал:
        - Спасибо, Оскар, я согласен.
        - Во-первых, тебе надо умыться и привести себя в порядок, видел бы ты себя, когда открыл дверь, - эсэсовцы снова заулыбались.
        - Со старой работой проблем не будет, с сегодняшнего утра у тебя оплачиваемый отпуск на студии, - в речи Вольфа проскакивал среднегерманский говор. - По ряду причин сейчас мы поедем в Боргсдорф.
        Я удивленно посмотрел на него:
        - А в Берлине?
        - В Берлине у нас возникли проблемы, - ответил Оскар.
        Через пятнадцать минут я в сопровождении эсэсовцев вышел из дома, и мы сели в служебный «Хорьх». Фрау Марта даже не прикоснулась к своей заветной тетрадке.
        В автомобиле Штайн вел себя гораздо свободнее, чем у меня дома.
        - Русские вчера нас разбомбили к чертовой матери, но парням Мюллера досталось еще сильнее, и они ухватились за эту чертову вечеринку, - Оскар говорил, сидя со мной на заднем сиденье автомобиля. - Наши спаслись в подвале.
        - Но ведь в гестапо тоже есть подвалы? Это всем известно, - удивился я.
        - Русские о них тоже знали, поэтому сбросили туда две хитрые штуковины, от которых остались воронки метров тридцать глубиной, - поддержал разговор Пауль. - Сейчас там все оцеплено, но нас полиция пропустит.
        Я с удивлением рассматривал знакомые мне городские улицы. Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем больше видел выбитых в окнах стекол и разбитых витрин. На тротуарах лежали неубранные кучи битого стекла.
        - Новая хрустальная ночь, - пробормотал Оскар.
        Посмотрев документы, наш автомобиль пропустили за оцепление, и мы поехали дальше по залитой водой улице, мимо еще дымящихся развалин Рейхсканцелярии.
        Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча.
        Боргсдорф встретил нас шумом и суетой. Из трехэтажного здания гимназии дюжие эсэсовцы выносили парты. Во дворе связисты раскатывали огромную бухту кабеля, а в расположенной неподалеку сосновой роще устанавливали мачты антенн.
        К остановившейся машине подбежал солдат и обратился к Вольфу:
        - Господин штурмбаннфюрер, здесь запрещено останавливаться, оставьте автомобиль на стоянке.
        Он рукой показал на ряд машин, спрятанных под маскировочной сетью. Мы с Оскаром вылезли и, не дожидаясь Пауля, зашли в здание. В холле распоряжался молодой офицер с немного оттопыренными ушами, несмотря на черный мундир, в нем чувствовалось что-то мальчишеское:
        - Быстрее подключайте оставшиеся приемники, электричество уже подали.
        - Добрый день, Оскар, это и есть ваш чудо-переводчик? - обратил он на нас внимание. - Приятно познакомиться, Вальтер Шелленберг. - Он протянул мне руку: - Я руководитель всего этого сумасшедшего цирка.
        - Очень приятно, Петр Михайлов, - ответил я, пожимая его руку.
        - Штайн, вы появились очень вовремя, - обращаясь к подчиненному, Шелленберг продолжал внимательно смотреть на меня: - Организуйте, чтобы на детской площадке рядом со зданием играли дети. Обращайтесь к кому хотите, к школьному инспектору, бургомистру, в гитлерюгенд, хоть гауляйтера из постели достаньте, но с утра до вечера на площадке должно быть много детей.
        - Герр Михайлов, давайте пообедаем, ведь вы, наверное, даже не завтракали? - казалось, что Шелленбергу доставляет удовольствие играть роль гостеприимного хозяина.
        В классной комнате, отведенной под столовую, обедали уже несколько офицеров.
        Сев за отдельный столик и дождавшись, когда настоящий официант расставит все блюда, хозяин продолжил:
        - Оскар и раньше мне говорил, что вы хорошо переводите на слух, но, получив отчет о вчерашнем вечере, я понял - вы тот, кто нам нужен.
        - Понять качество устного перевода можно, только присутствуя там, - сказал я, - или если у вас там…
        - Быть слишком умным очень опасно. Как говорят у вас, русских: «Будешь много знать, приблизится смерть», - с улыбкой прервал меня хозяин.
        Но улыбка исчезла, когда он продолжил:
        - Если работаете на меня, то нужно быть очень умным. Кушайте, кушайте, герр инженер, а я введу вас в курс текущих событий. - На его лице снова появилась озорная улыбка. - За полтора дня наши войска продвинулись на двести-триста километров, но завтра они встанут без горючего и скорее всего будут окружены. У противника на границе совсем не было войск, а все данные разведки были ложными. У нас огромное численное превосходство по всем направлениям, - Шелленберг вздохнул. - А теперь о грустном.
        Он наклонился ко мне и, понизив голос, продолжил:
        - Похоже, мы проигрываем эту войну, официально это не объявили, но вся группа «Север» исчезла. В Кенигсберге русские, много русских. Третья танковая группа завязла в Вильнюсе, а в Восточной Пруссии огромная дыра, которую затыкают сейчас всем, чем можно. Да и противник совсем не тот, на которого мы рассчитывали. Их техника на два порядка превосходит нашу. Я начинаю верить в бога из машины. Вот так!
        После обеда Шелленберг передал меня на руки вернувшегося из городской управы Оскара. Он завел меня в организационный отдел, где я прослушал лекцию о структуре управления, одновременно подписывая стопку уведомлений о допуске к секретной информации и обязательств об ознакомлении. Взглянув на последнюю бумагу, я остановился. «Расписка об отсутствии еврейских предков и родственников».
        - Это-то зачем? - спросил я.
        - Бюрократия, - развел руками Оскар. - Подписывай, все равно никто проверять не будет.
        Я расписался, и он, забрав толстую пачку моих бумаг, скрылся в кабинете начальника отдела.
        Немцы есть немцы, даже конец света они постараются оформить и провести по правилам документооборота.
        Через пять минут из кабинета вышел сияющий Оскар:
        - Ну вот, теперь ты не работник какой-то кинофабрики, а сотрудник серьезного государственного учреждения.
        - А как мне сейчас обращаться к вам, господин начальник отдела? - спросил я.
        - Можно господин начальник, можно штурмбаннфюрер, а лучше всего - просто Оскар, - улыбаясь, ответил он. - А сейчас идем в комнату операторов.
        Огромные всеволновые радиоприемники находились в отдельном флигеле, занимая большую его часть. Только за пятью из восьми приемников сидели операторы в наушниках.
        - Ты знаешь, что нам пришлось срочно менять расположение, поэтому здесь такой бедлам, да и людей, хорошо владеющих русским, очень мало, - сказал Оскар. - Помоги нам.
        По выражению его лица я понял, что он что-то мне недоговаривает.
        - Каждый оператор работает в строго отведенном для него диапазоне, - продолжил Штайн. - Когда начинается прием, включается магнитофон, и над местом оператора загорается красная лампа, когда идет поиск, горит зеленая лампа. К сожалению, со вчерашнего утра мы не можем поймать ни одной армейской радиостанции, только шум. Гражданские радиостанции тоже изменили сетку вещания и диапазон частот.
        - Оператору нужно указывать частоту передачи и, если возможно, название радиостанции, - я прервал его монолог. - Радиостанции могут работать на нескольких частотах одновременно, и тогда будет записано одно и то же сообщение.
        - Да, ты прав, - Оскар подозвал дежурного офицера и передал ему мои слова.
        Я продолжил:
        - В одном диапазоне может быть несколько радиостанций, и один оператор должен просматривать весь эфир.
        - Я думал уже об этом, но у меня не было подходящего человека, - ответил он. - Поэтому я поручаю эту работу тебе.
        Тут один оператор поднял руку:
        - Господин штурмбаннфюрер, послушайте это.
        Он включил общую трансляцию, и из динамиков послышался речитатив на немецком языке, сопровождаемый ударами барабана:
        Хочу, чтобы вы мне доверяли.
        Хочу, чтобы вы мне верили.
        Хочу ловить ваши взгляды.
        Хочу управлять каждым ударом сердца.
        Голос, наполненный дикой, первобытной силой, завораживал.
        Странный рисунок мелодии гипнотизировал слушателей.
        Мы хотим, чтобы вы нам доверяли.
        Мы хотим, чтобы вы нам всем верили.
        Мы хотим видеть ваши руки.
        Первым очнулся Оскар:
        - Выключите это!
        Никто не отреагировал на его приказ.
        Он сам подбежал к рубильнику и отключил радиоприемник. Присутствующие удивленно оглядывали друг друга, пытаясь понять, что с ними произошло.
        Я заметил, что один оператор неподвижно сидит, хотя над его приемником горела зеленая лампа. Подойдя к нему и сдернув с головы оператора наушники, я услышал в них незнакомый низкий голос:
        Раз,
        И появляется солнце.
        Два,
        И появляется солнце.
        Три,
        Оно - самая яркая звезда из всех.
        Четыре,
        И появляется солнце.
        Пять,
        И появляется солнце.
        Шесть,
        И появляется солнце.
        Семь,
        Оно - самая яркая звезда из всех.
        Восемь, девять,
        И появляется солнце.
        Оскар громко объявил:
        - Внимание! Я запрещаю это слушать. Все, кто услышит этого гипнотизера, должны немедленно доложить дежурному оператору и перейти на другую волну.
        - Черт побери, они используют против нас даже гипноз, - пожаловался Оскар.
        - Нет, это их культура. По-моему, то сообщение про «шестьдесят пять лет назад» - это не обман, я слышал их передачи и их сообщения, это невозможно подделать. Поверь мне, они из будущего.
        - А когда нам ждать марсиан на треножниках? - нервно засмеялся он. - Ты слишком много читал на ночь Герберта Уэллса.
        Но я не смеялся:
        - Хорошо, сейчас я начну работу, а вечером представлю анализ полученных результатов.
        Оскар кивнул, соглашаясь со мной.
        Недавно включенный приемник уже прогрелся, и шкалы настройки светили мне приятным зеленым светом. Техник показал тумблер включения магнитофона и показал, как переключаются диапазоны. Я поблагодарил его, надел наушники и занялся любимым с детства занятием - стал слушать радио.
        Сквозь треск и шипение помех я пробегал диапазон за диапазоном в поисках русской речи. Стоп, а почему только русской? Только что я проскочил волну, на которой звучала английская речь, но какая-то совсем не английская и не американская. Женщина на невозможном английском, но явно родном языке, глотая звуки и безбожно коверкая слова, беседовала с человеком, отвечавшим на довольно неплохом классическом английском.
        - Налоговая система позволяет обеспечивать социальные льготы, не достижимые ни для одной страны текущего десятилетия, - доносился из телефонов хрипловатый мужской голос.
        - Профессор, скажите, как недавнее событие может повлиять на экономическое развитие России? - спросила женщина.
        - Я думаю, будет небольшой спад в доходах основной массы населения, а после капитуляции Германии начнется рост, ограниченный лишь наличием производственных мощностей. Финансовый кризис XXI века заставил законсервировать часть промышленности, но даже сейчас заводы господина Мордашова выпускают стали больше, чем Германия, а «Русал» производит алюминия больше, чем весь мир.
        Вот оно, доказательство того, что отрицал Штайн и чего опасался я сам.
        Профессор продолжал:
        - Режим в Германии довольно непрочен, еще в тридцать восьмом году Карл Гердлер и Эвальд фон Клейст предлагали англичанам свергнуть Гитлера.
        Канарис знал об этом, но молчал. Сейчас в группу противников Гитлера входят Эрвин Роммель, Эрих Левински, Артур Небе, Вальтер фон Браухич, Франц Гальдер и Альфред Йодль. Гиммлер тоже знал о готовящемся покушении на Гитлера. Когда взрыв бомбы в сорок четвертом году…
        Резкий вой заглушил слова.
        Только сейчас я понял, что не включил магнитофонную запись. Опасная информация, но учитывая, как с ней обращаются в Москве, это для них архивная пыль. Я снова попытался поймать эту радиопередачу, но ловил только музыку.
        Бундесы - так я стал для себя называть русских из будущего за постоянное употребление фразы «Российская Федерация», - постоянно передавали много коммерческой рекламы и музыки. Песни на русском, английском и даже немецком языке чередовались без всякой видимой системы. Одна радиостанция передавала большевистские песни вперемешку с белогвардейскими, последних было даже больше. Похоже, Гражданская война стала для них такой же историей, как для САСШ - война Севера с Югом.
        Так, а это что?
        - Совместное заявление Министерства обороны и МИД Российской Федерации. Руководство Германской империи, Генеральный штаб предупреждаются, что невыполнение правил Женевской конвенции по военнопленным будет караться бессрочным юридическим преследованием виновных, так же будет караться исполнение закона о комиссарах, приказа ОКХ от 24 мая и Директивы о поведении войск в России.
        Генерал-квартирмейстер Эдуард Вагнер, министраль-директор Рудольф Леман, генерал-майор Вальтер Варлимонт, доктор Латман и группенфюрер СС Генрих Мюллер будут считаться персонально ответственными за жизнь и здоровье военнопленных.
        Частота поплыла, но после нескольких поворотов ручки тонкой настройки я снова поймал нужную частоту.
        - Господин Исаев, что вы скажете о сегодняшнем состоянии дел в СС?
        Я включил запись.
        «Сила Генриха Гиммлера всегда была ограничена, он знал, что национал-социалистское руководство не допустит слияния партийной организации с государственным институтом и создания новой государственной сверхструктуры. Партийное руководство не желало, чтобы какой-то государственный орган, пусть даже возглавляемый верными национал-социалистами, получил возможность вмешиваться в партийные дела.
        Создание главного управления имперской безопасности РСХА стало своеобразным компромиссом. Оно возникло 27 сентября 1939 года, но не имело права называться так официально, ни в прессе, ни в переписке с другими организациями и учреждениями. Это была внутриорганизационная структура, шеф которой именовался „начальником полиции безопасности и СД“. Не произошло и слияния СД с полицией безопасности: партия не допустила ее огосударствления.
        Только отделы управлений СД и полиции безопасности вошли в состав главного управления имперской безопасности, продолжая действовать самостоятельно.
        Было создано шесть новых управлений.
        СД же осталась таким образом зависимой от воли партийного руководства. Огосударствления нового аппарата не произошло, за исключением первого и четвертого управлений. Деятельность третьего не вышла за рамки дозволенного, хотя оно и занялось исследованием жизненного пространства. Ему не было дозволено превратиться в некую разведывательную организацию, действующую внутри страны. Олендорф по этому поводу сказал так: „Поскольку рейхсфюрер СС не намеревался создать действенную разведывательную службу, которая имела бы задачу обслуживания внутригосударственной сферы и в деятельности которой столкнулся со многими трудностями, он удовольствовался лишь оформлением внешнего фасада“».
        А это уже про нас.
        «Служба безопасности могла бы превратиться в совсем малозначащую организацию, если бы не Олендорф и его сотрудники, которые пытались расширить сферу своей деятельности зачастую вопреки соображениям Гиммлера. Это вызвало новые конфликты с партийным руководством, вследствие чего Гиммлер в 1944 году капитулировал перед ним полностью. У СД остались лишь две основные задачи: ведение разведки за рубежом и объединение лиц, которые во время Второй мировой войны возглавляли оперативные группы и спецкоманды, проводившие политический террор и осуществлявшие массовые убийства по расовым признакам в новой Европе Адольфа Гитлера.
        Начало этому было положено еще перед нападением на Польшу.
        17 августа 1939 года Франц Гальдер в дневнике записал: „Канарис… Гиммлер… Гейдрих… Оберзальцберг… 150 комплектов польской военной формы и снаряжения… Верхняя Силезия“.
        В переводе на нормальный язык это означает: от адмирала Канариса Гальдер узнал о совещании, состоявшемся в гитлеровской резиденции Оберзальцберг, на котором между диктатором и его эсэсовскими приспешниками, Гиммлером и Гейдрихом, состоялся обмен мнениями о некоем мероприятии, затеянном в Верхней Силезии, и что для этого потребуется 150 комплектов польского обмундирования.
        Так начался пролог драмы, стоившей миру 55 миллионов человеческих жизней.
        Очень многое мы можем почерпнуть из мемуаров Шелленберга. Ему было тридцать четыре года, когда он, сделав головокружительную карьеру, находился в числе руководителей государства, обладающего чудовищной мощью. Очень молодому человеку удалось завладеть правом распоряжаться организацией, крайне важной для государства: разведкой. Всего через несколько месяцев после попадания в плен английские офицеры, неустанно допрашивавшие его, выложили ему, что он - всего-навсего незаслуженно переоцененный фаворит режима, не отвечающий ни задачам, стоявшим перед ним, ни исторической обстановке. Полное пренебрежение американцев и англичан было для Шелленберга, пожалуй, самым тяжким ударом. В свое время он играл крупную роль, а теперь, всего через несколько лет, он очутился в положении вышедшего из моды актера, которому никто не хотел верить, что он когда-то был одним из главных персонажей эпохальной трагедии. Однако Шелленберг не бросил игру, он написал мемуары, где раскрыл все секреты тайной разведки рейха.
        - Большое спасибо, завтра мы продолжим беседу с историком Алексеем Исаевым».
        Я выключил запись и вытащил катушку с магнитной проволокой из магнитофона.
        Ко мне подошел дежурный оператор.
        - Проводите меня быстрее к штурмбаннфюреру Штайну, - обратился я к нему.
        Через три минуты я сидел в кабинете у Оскара.
        - Вот доказательство моих слов, - я выложил перед ним катушку с записью. - И вызови Шелленберга, перед тем как прослушать это. Оскар, это бомба, а они выкладывают как малозначащий эпизод.
        Штайн поднял телефонную трубку и произнес:
        - Сеть притащила улов.
        Я внимательно посмотрел на Оскара и спросил:
        - Во что ты меня втянул? Наверное, в подвалах гестапо мне было бы гораздо спокойнее, чем здесь.
        - У гестапо сейчас нет подвалов, а всех задержанных они сразу расстреливают, даже не оформляя арест, - спокойно ответил Оскар, перебирая на столе бумаги.
        В кабинет вошел Шелленберг и аккуратно закрыл за собой дверь.
        - Сидите, Штайн, сейчас можно обойтись без этих условностей. Герр Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что использовал вас втемную, но на это были свои причины. Подозревать, что операция вышла из-под контроля, мы начали еще вчера днем, но когда вечером застрелились два наших эксперта, ситуация потребовала моего личного вмешательства. Вы нам понадобились в роли независимого эксперта. Оскар уже передал мне ваш предварительный вывод, а сейчас я хочу получить от вас железные доказательства.
        - Вот ваши железные доказательства, - указал я на стол. - Там полная структура РСХА.
        Шелленберг невозмутимо взял катушку, вставил в магнитофон и включил его.
        Стоящий рядом Оскар начал переводить. С каждой минутой лицо оберштурмбаннфюрера мрачнело все сильнее.
        - Достаточно, - произнес он и выключил магнитофон. - Ну вот, господин инженер, вы стали причастны к смертельно опасным секретам, о которых знают не более десятка высших чинов рейха и двести миллионов русских.
        - Вот, взгляните, - я протянул ему листок бумаги.
        - Что это за список? - спросил Шелленберг.
        - Это лица, ведущие сепаратные переговоры с англичанами, а в сорок четвертом году они организуют покушение на фюрера.
        - Рейхсфюрер?
        Я кивнул:
        - Он знал.
        - Записи я не делал, и передача была на английском. По-моему, они не придают никакого значения этой информации, - продолжил я.
        - Или сознательно дезинформируют нас, - продолжил разговор Оскар.
        - Штайн, передайте все наши материалы господину Михайлову, - приказал Шелленберг. - А вам поручается проанализировать всю информацию и представить мне отчет к восьми вечера, - он повернулся к двери, но перед тем как открыть дверь, остановился. - Дневник Гальдера слишком ненадежен, вы можете опустить этот эпизод.
        КАЛИНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ. АЛЕКСЕЙ КУЛАГИН, ЗАМЕСТИТЕЛЬ КОМАНДИРА РОТЫ, ДОКТОР ЭКОНОМИЧЕСКИХ НАУК
        Непривычно ранний подъем в шесть утра напомнил мне, что я теперь - в армии. Давненько я не слыхивал команду «П-а-а-адъем!», которую и сам тут же автоматически продублировал - откуда что взялось! - для своего отделения. Встали, оделись, койки застелили, оправились, умылись, построились… Без необходимости сделать кое-кому мягкий втык за небрежно заправленную постель и не расправленное как следует обмундирование дело не обошлось. Борзеть я не стал - сам не люблю, когда борзеют, но порядок все же надо держать, потому что поблажки «своим» могут далеко завести, и тогда мы - уже не воинское подразделение, а хрен знает что. Все шло своим заведенным порядком. Завтрак, после завтрака - построение… Вот тут все и началось…
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ РЯДОВОГО БАТАЛЬОНА МОРСКОЙ ОХРАНЫ:
        «…Поздно вечером 22.06.1941 две роты нашего батальона морской охраны перебросили по железной дороге из-под Данцига (Гданьск) в Эльбинг (Эльблонг). Еще до рассвета началась погрузка на суда, стоявшие в гавани. Офицер, стоявший у трапа, все время бормотал под нос ругательства. Проходя мимо, я уловил несколько слов, по которым можно было догадаться, чем недоволен офицер кригсмарине - его калошу бросают в дело, не завершив ремонт. Уже на судне нам объявили боевой приказ: оказывается, северная часть Восточной Пруссии занята русскими („и когда они только успели?“ - изумился я тогда), и нам предстоит высадиться на побережье южнее Кенигсберга, чтобы ударом с тыла поддержать наши части, пробивающиеся к городу от Хайлигенбайля (Мамоново). Наша сборная флотилия, в которую мобилизовали все, что могло двигаться, из числа судов, проходивших ремонт на верфях „Шихау“, прошла вдоль берега безо всякого противодействия со стороны противника. Когда мы начали высадку, уже светало и совсем недалеко можно было различить контуры городских строений. Кенигсберг был совсем рядом, но силами восьми рот (собранных не пойми
откуда), которые высаживались сейчас на берег, штурмовать город было бессмысленно. Надо было перерезать шоссе и железную дорогу и поддержать удар вермахта от Хайлигенбайля. Повинуясь командам, мы быстро занимали позиции. Внезапно со стороны моря донесся грохот, и горизонт озарила бледная вспышка…»
        Не успели мы выстроиться на плацу, как вдруг часть рот сорвалась с места и кинулась куда-то бегом. Наш комроты тоже сорвался с места, но через несколько минут вернулся.
        - Полк поднимают по тревоге. Почти весь. 1-й батальон остается здесь. Это нам крепко повезло - не успели броню получить, вот и не бросили нас дырку затыкать.
        - Какую дырку? - высунулся я вперед всех со своим вопросом.
        - Немцы двинули крупные силы через границу и уже прорвались где-то между Гусевом и Нестеровом. 79-я бригада им дает прикурить, но она еще не развернута, а гансов слишком много. Я так чувствую, что туда сейчас кидают все, что есть под рукой.
        - Та-а-к… - протянул мой комвзвода Тюрин. - Ну а мы что?
        - А мы - в парк, «коробочки» получать, - разъяснил Баскаков. - Выделяете двух человек от каждого отделения - и за мной. Старшина!
        - Здесь, - откликнулся назначенный вчера старшина роты.
        - Топай в штаб, там скажут, кого еще из пополнения нам в роту определили.
        В парке мы обнаружили, что дела наши обстоят невесело. Баскаков упорно ругался с зампотехом полка.
        - Я тебе броню не рожу и на коленке не склепаю, - размеренно печатал слова зампотех с едва сдерживаемой яростью. - И ремонтного завода у меня в кармане нет, чтобы это старье с консервации бегать заставить!
        - А меня не колышет! - тоже стараясь не переходить на повышенные тона, цедил наш комроты, играя желваками. - Мне людей в бой вести. И с голой жопой я их не поведу. Рота к бою не готова - так и придется докладывать.
        Пока для нашей роты удалось привести в порядок только два БМП-1 и один БТР-60ПБ, и понятно, что эта ситуация злила не только нашего командира, но и весь личный состав роты. В конце концов Баскаков с зампотехом направились в штаб полка, каждый рассчитывая получить поддержку высокого начальства.
        Тем временем к нам подгребло пополнение во главе с нашим старшиной. Тут была странная смесь молодых, недавно отслуживших парней и степенных мужиков, из которых несколько человек были офицерами запаса, как и многие из нас. Штаб расщедрился - дал на нашу роту еще 37 человек, и это позволяло развернуть в каждом взводе по три более или менее полноценных отделения. Но вот куда мы будем рассаживать людей, раз рота пополнена почти по штату? Не по современному, конечно, а по старому советскому - тому, который мне еще по первым сборам запомнился. А было это уже лет тридцать тому назад… Но ведь нам сейчас, скажем, снайперское отделение комплектовать не из кого - нет у нас снайперов, да и вообще приличных стрелков, считай, нет - разве что сам комроты. За «Метис», по-моему, только два человека из роты хотя бы руками подержались…
        Мои воспоминания и размышления были прерваны замкомроты - черт, ну что за память, никак не могу быстро запомнить людей по именам. Вот и студентов своих тоже плохо запоминал.
        - Так, Кулагин, - торопливо заговорил замкомротного. - Баскаков велел тебе назначить вместо себя другого командира отделения, а сам ты назначаешься замкомроты по воспитательной работе.
        - У нас же рота далеко не полного состава, на хера нам воспитателей заводить? - не столько возмутился, сколько удивился я.
        - Это не ко мне вопрос! - отрезал замротного. - Это в штабе приказали сформировать управление роты по полному штату.
        - Вот умники, - буркнул я, подозревая, что тут сработала моя докторская степень. И кто меня за язык тянул, дурака?
        Но пока нам всем было не до воспитательной работы. Началась беготня - нам вдруг решили выдать положенные по штату «ПКМ», одноразовые гранатометы и еще какую-то технику. Замкомроты по вооружению забегал так, что стал весь, как взмыленный. Солдатики потащили цинки с патронами, коробки с пулеметными лентами, укупорки с противотанковыми гранатами… Вскоре показался и наш ротный.
        - Ну и куркуль этот зампотех, - произнес он, покачивая головой. - Я вам броню не рожу! А как приказ пришел, так сразу все нашлось! - Голос его был озабочен. - В общем, БМП-1 у нас забирают и оставляют тут, на охране ППД. А нам от щедрот дают четыре БМП-2 на роту, шесть БТР-70 и два бронированных «Урала». Пестро получается, но начальству виднее.
        Я сразу вычленил из этого монолога слова, которые мне очень не понравились:
        - Говоришь, БМП-1 оставляют на охране ППД. А нас, значит, не оставляют?
        - Не оставляют. Отсюда и щедрость. Немцы высадили десант южнее города, где-то у поселка Прибрежное. Флот прохлопал ушами - десантные суда они все-таки утопили, но уже после того, как прошла высадка. Так что почти весь наш батальон бросают туда, - Баскаков уже был озабочен предстоящим боем. Его можно было понять: кто на что способен, как поведут себя люди в бою, - этого пока толком никто не знал.
        Вскоре, наскоро раскидав людей по взводам и отделениям, выдав вновь прибывшим оружие и боеприпасы, мы начали рассаживаться по броне.
        Наша колонна резво катила по шоссе, без каких-либо помех со стороны попутных машин, которых почти не попадалось по дороге. А вот встречный поток легковушек, автобусов, микроавтобусов, грузовиков был весьма плотным - было очевидно, что гражданское население спешит убраться подальше от границы, из района возможных боев. Ох, староват я уже для таких упражнений! После того как впереди затрещали пулеметные очереди, наша машина резко затормозила, и мы через кормовые двери горохом высыпались из БМП управления роты. Бегом, бегом растянулись вдоль обочины и попадали в кювет, пытаясь понять, где противник, куда и по кому стрелять. Но тут, не пригибаясь, к нам подскочил сам комбат и, пульнув матерком, заорал:
        - Чего разлеглись?! Без вас тут разберутся, мать вашу… По машинам, «партизаны»! По машинам - и вперед!
        Вскочили и снова бегом понеслись усаживаться в свою бээмпэшку. Переводя дух, я понял, что на короткой дистанции еще гожусь, но если так весь день придется бегать, тогда есть риск выпасть в осадок… Последним, после минутной заминки, заскочил капитан Баскаков.
        - Гоним вперед до самого Мамонова! - крикнул он мехводу и пояснил для нас: - Здешних фрицев уже зажали. С моря их долбят несколько сторожевиков, эсминец «Настойчивый» - у него четыре ствола по 130-мм, и БДК «Минск» - у того вообще РСЗО аж сорок стволов, так что мало не покажется, авиацией их уже проутюжили, а сейчас их добивают четыре роты внутренних войск при поддержке части сил 244-й артиллерийской бригады. Справятся. Но вот каким количеством флотского мата обменялись между собой штаб Балтфлота и командиры судов, особенно «Настойчивого» и «Минска», чтобы обеспечить проводку БДК и эсминца по мелководью залива - даже я не могу себе представить! Потому, наверное, и не успели сорвать саму высадку.
        Потом он вздохнул и добавил:
        - Нам потяжелее придется. Главные силы нашего 7-го отдельного мотострелкового брошены к Гусеву, на поддержку тамошней семьдесят девятой бригады, и практически все средства усиления с ними - и танки, и самоходки, и зенитный дивизион. Там немцы напирают очень сильно. А нам одним неполным батальоном - правда, двести сорок четвертая батарея тоже кое-что вроде бы должна подкинуть - надо остановить фрицев, которые ворвались в Мамоново. Ну, шоссе, положим, мы оседлаем, а вот если немчуру из городка выкуривать прикажут… - ротный задумался и замолчал.
        Примерно через час роты нашего батальона начали разворачиваться, полукольцом охватывая Мамоново с севера. На окраинах вспыхивала спорадическая перестрелка, время от времени начинал стучать «КПВТ», пару раз хлопнули выстрелы из «РПГ». Как выяснилось, это погранцы, отброшенные от границы, не сумевшие своими малыми силами удержать город и изрядно потрепанные, старались не дать доблестным германским зольдатам слишком уж расслабиться и почувствовать себя полными хозяевами положения. Они заняли позиции вокруг базы хранения военной техники на окраине Мамонова и упорно отбивали все попытки фрицев выбить их оттуда.
        Вскоре, установив взаимодействие с «зелеными фуражками», командир батальона решил сначала помотать фрицам нервы. Выяснив у пограничников, рядом с какими ориентирами расположены засеченные ими средства усиления противника, командир приказал выдвигать вперед короткими бросками одну-две «коробочки», гасить обнаруженные цели огнем «КПВТ» или автоматических пушек и тут же отводить «коробочки» назад, в не простреливаемую противником зону.
        Однако пока налаживалось взаимодействие, пока уточнялись цели, пока отдавались приказы, вермахт решил продвинуться вперед. На наши позиции стали падать мины, загрохотала фрицевская артиллерия, и после двадцатиминутного огневого налета из-за окраинных домов Мамонова выползли несколько «артштурмов», перед которыми двигались цепи немецкой пехоты. Нам пришлось на своем горьком опыте убедиться, что 30-мм автоматическая пушка БМП-2, действуя в борт, конечно, способна помножить эту самоходку на ноль, но и короткоствольная 75-мм пушка «артштурмов» первых модификаций, в свою очередь, при удачном попадании может превратить БМП в груду металлолома. Наша рота потеряла одну БМП и один БТР, слишком увлекшиеся стрельбой по бронированным целям и прореживанием немецкой пехоты.
        Первые цепи немцев подошли к нашим позициям метров на 600, и тогда дружно застучали взводные «ПК» наших «партизан» и соседней роты. Автоматы пока молчали, и лишь когда небольшая группа фрицев, опередив свои цепи, внезапно показалась из ложбинки метрах в двухстах перед нами, загрохотали стволы чуть ли не всей роты. Стрельба была - в белый свет как в копеечку. Я, стараясь не терять самообладания, старательно выцеливал фигурки, казавшиеся в прицеле очень маленькими и далекими, и выпустил всего пару скупых очередей, отсекая по паре патронов. Зацепил я сам кого или нет - не знаю, но все же десятки автоматных стволов дали приличную плотность огня - несколько фигурок упало, а остальные предпочли скрыться обратно в ложбине.
        Несмотря на досадные потери нашей бронетехники, фрицам тут ничего не светило. Откуда-то из-за нашей спины раздались артиллерийские залпы. Обернувшись, я увидел на плоской высотке метрах в 800 за нашими позициями знакомые (правда, лишь по телепередачам и фотографиям) длинные стволы 100-мм «рапир». Не прошло и четверти часа, как, оставив перед нашими позициями шесть подбитых Stug-III (из них четыре «рапиры» раздолбали в хлам), фрицы откатились обратно, под прикрытие городских строений. Стороны снова перешли к вялой перестрелке.
        Вскоре в ложбинке, где засело не только управление нашего взвода, но и управление роты, появился комбат. Отозвав капитана Баскакова в сторону, он весьма эмоционально принялся ему что-то втолковывать. Сначала до нас почти ничего не доносилось, но очень скоро разговор перешел на повышенные тона, и слова родного русского языка стали вполне отчетливо слышны.
        - Так какого же хобота, ты, расп…й, мать твою, не вдолбил этим недоумкам, что огонь надо вести только с ходу и все время менять позиции?!
        Капитан что-то пытался возражать, но комбат продолжал давить на него с неослабевающей силой:
        - Это твоя задача была, так им мозги прокомпостировать, чтобы они не вздумали под фрицевские пушки подставляться! Твоя! Так что продрай всех с песочком вперехлест через колено, чтобы не вздумали лезть под прицел фрицам! Пусть лучше мажут второпях, но успевают сдернуть в укрытие, чем потом на них похоронки писать! И ремонтировать этот металлолом мне негде!
        Капитан снова принялся вяло отбрехиваться, но комбат, немного понизив тон, отрезал:
        - Все! Иди и наведи у себя в роте порядок!
        Баскаков, заметно обескураженный, пошел сливать начальственный гнев на командиров взводов, и первому досталось бывшему у него прямо тут, под рукой, Тюрину, хотя как раз наш взвод не потерял ни одной машины. И вообще у нас потерь не было, за исключением двух легкораненых при артиллерийском налете немцев.
        Мой автомат большую часть времени молчал, потому что после отражения первой атаки практически ни одной цели на расстоянии ближе 300 метров мне не попадалось, а стрелять просто так, для самоуспокоения, смысла не было. Я разглядывал время от времени вспыхивающие на окраине огоньки выстрелов и дымки, и тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся - к бугорку, в ложбинке за которым заняло позиции управление роты, подполз наш старшина.
        - Горячий обед готов, - почему-то шепотом, хотя и довольно громким, сообщил он. Баскакова рядом не было - он торчал в командирской БМП, поддерживая радиосвязь с командиром батальона и взводами, и я послал оказавшегося под рукой сержанта к комроты, чтобы тот распорядился из каждого взвода поотделенно направлять бойцов в тыл обедать. Через час очередь дошла и до управления нашей роты. Прихватив котелки, мы уселись навернуть уже порядком остывший обед, привалясь к каткам своей БМП. Но после нескольких съеденных ложек из открытого люка крикнули:
        - Комбат на связи, товарищ капитан! Требует вас!
        Баскаков, негромко чертыхнувшись, полез в машину. Пробыл он там недолго, торопливо выскочил и огорошил нас известием:
        - БПЛА засек - немчура пошла в обход с востока, через Липовку. Наперерез мы им выйти не сможем - они прикрыты от нас довольно паршивым оврагом. Комбат приказал нашей роте двумя взводами сдать назад, до Пятидорожного, и оттуда выдвинуться на Новоселово, чтобы блокировать параллельную дорогу. «Рапиры» нам не дают, но три «штурма» пойдут с нами.
        «Штурмы», «штурмы»… Что-то такое вертелось в голове, но припомнить никак не мог. Я тронул за плечо Баскакова и тихонько поинтересовался:
        - А что это за штучка такая - «штурм»? Я на сборах последний раз двадцать лет назад был.
        - A-а, ничего особенного, - махнул рукой Баскаков. - Обычный МТ-ЛБ с ПТУРСом.
        Ну, что же - «куда нам прикажут отцы-командиры…». Хорошо, хоть это дали. Рота, оставив 3-й взвод караулить позицию, погрузилась на броню и, держа возможно более высокую скорость, отправилась совершать здоровенный крюк, чтобы опередить фрицев. Однако когда голова колонны приблизилась к Новоселову, на дороге перед поселком показались несколько мотоциклов. БТР головного дозора прогрохотал пулеметом, мотоциклы тормознули и стали поспешно разворачиваться прямо на шоссе. «КПВТ» прогрохотал еще раз, и один из мотоциклов улетел в кювет. Наша колонна стала рассредотачиваться, броня съезжала с шоссе через кюветы прямо в поле, стараясь обойти Новоселово слева (поскольку справа вплотную к поселку примыкал тот самый паршивый овраг). Пока было неясно, есть немцы в поселке или еще нет, соваться прямо между домов было опрометчиво.
        Впереди на шоссе уже были видны грузовики и несколько «артштурмов», начавших сворачивать на боковую дорогу, ведущую в Новоселово. Поспешно высаживая пехоту, наши «коробочки» увеличивали интервал между машинами и открывали огонь с ходу изо всех стволов. Мелькнули огненные хвосты противотанковых ракет, и немецкие самоходки, успев сделать лишь один-два выстрела в нашу сторону, стали выбывать из игры. Как ни странно, более грозным противником оказались 37-мм колотушки, отчаянно затявкавшие со стороны шоссе, скрываясь за невысокой насыпью - низкий силуэт делал их малозаметной целью, и дуэль с ними шла с переменным успехом. Еще две наших «коробочки» были подбиты, а два БТР отделались дырками в бортах, не сказавшимися фатально на их боеспособности. Тогда же первые потери понес наш взвод - был тяжело ранен механик-водитель в одном из БТР-70. И все же совокупная огневая мощь нескольких «КПВТ», 30-мм автоматических пушек и трех «штурмов» сделала свое дело. Тяжелое вооружение фрицев было либо выбито, либо принуждено к молчанию, и в этих условиях стало возможным один за другим заткнуть и немецкие пулеметы.
        «Коробочки» пошли вперед, солдатики побежали за ними, прикрываясь броней, - вопреки боевому Уставу вообще-то, но когда у фрицев молчит артиллерия, а «фаустпатроны» еще не появились, такое нарушение Устава было вполне терпимо. Уцелевшие фрицевские пулеметчики после пары коротких очередей вынуждены были тут же менять позицию, чтобы не попасть под раздачу, как их менее везучие товарищи. При таком слабом противодействии наша броня подошла к шоссе почти вплотную и в упор расстреливала немцев, укрывшихся за насыпью. Однако многие из них сумели оттянуться назад и скрыться среди зарослей кустарника, росшего по берегам небольшого овражка с маленьким ручейком на дне. Туда отошла даже одна «колотушка», в чем мы и убедились, когда один из «штурмов», разворачивающийся на шоссе, получил в борт один за другим два снаряда. Вспышки выстрелов демаскировали орудие, и на нем тут же скрестились трассы очередей из двух «КПВТ» и одной 30-мм пушки. Немецкое ПТО замолчало и больше нас не беспокоило.
        Меня несколько тревожил вопрос - а почему бездействует люфтваффе? Не то чтобы я очень желал свидеться с «Юнкерсами», но ведь зенитного прикрытия у нас, кроме нескольких «стрел», почитай, нет. Я поделился своими сомнениями с ротным, но тот только улыбнулся в ответ: «Не ссы, не прилетят фрицы. Тут они с утра напоролись на три „тунгуски“, потом гвардейцы-истребители из Чкаловска всласть порезвились над аэродромом в Эльбинге. Думаю, некому уже прилетать!»
        До вечера мы окапывались и оборудовали позиции для «коробочек». Победоносный вермахт лишь изредка постреливал из винтовок, ховаясь в кустарнике. С нашей стороны им отвечали дежурные расчеты «РПК» и «ПК» и один наконец появившийся в нашей роте снайпер, которого выделил нам от своих щедрот комбат. Хуже было тем, кто остался у Мамонова - тех время от времени пытались накрыть минометчики противника, получая в ответ залпы наших 120-мм минометов, которые им явно приходились не по нраву. 81-мм минометы фрицев замолкали, чтобы через полчаса-час попробовать нас на прочность снова… Второй день необычной войны подходил к концу.
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КОМАНДИРА ВЗВОДА STUG III:
        «…Наш батальон штурмовых орудий еще не закончил формирование и должен был оставаться в резервных частях на территории генерал-губернаторства. Однако вечером 22.06.1941 пришел приказ выдвинуть одну батарею - единственную полного состава из всего дивизиона - на позиции севернее Эльбинга (Эльблонг). Этот приказ вскоре стал обрастать самыми невероятными слухами, многие из которых через несколько дней уже не казались столь уж невероятными. В течение вечера и ночи батарея выдвинулась от Эльбинга к Хайлигенбайлю (Мамоново), который, как нам сообщили, был занят русскими. Как такое оказалось возможно? Мы терялись в догадках. Впрочем, нам было не до размышлений - один взвод у нас выдернули и направили куда-то восточнее. В результате в составе батареи осталось всего 14 штурмовых орудий.
        Майн Гот! Какое странное ассорти скопилось к утру 23-го на исходных позициях! Там были зенитчики люфтваффе и рота охраны аэродрома из Эльбинга, там были рота морской охраны из Данцига, охранная рота СС из Мариенбурга и какой-то недоукомплектованный пехотный батальон вместе с батареей противотанковых „колотушек“ и батареей полевых 7,5-сантиметровок, которых, как и нас, сорвали из частей резерва. Командовал этой сборной солянкой целый полковник. Утром, постреляв немного из пушек и минометов, наша команда рванулась вперед. Слабое, хотя и ожесточенное сопротивление на окраинах Хайлигенбайля мы смяли быстро, задавив огневые точки русских артиллерией, и уже через полтора часа после рассвета город был под нашим контролем. Русские у северной окраины еще продолжали огрызаться, но поделать уже ничего не могли. Пока нам даже не пришлось пускать в ход наши „штуги“.
        В городке мы стали свидетелями всякой необычной ерунды, которая едва не заставила кипеть наши мозги. Когда мы выводили свои „штуги“ на окраину, к шоссе на Кенигсберг, чтобы обеспечить надежную оборону Хайлигенбайля от всяких неожиданностей, мое внимание привлекла группа пехотинцев, сгрудившаяся вокруг киоска с выбитыми стеклами. Из середины этой компании раздавались отборные ругательства. Подтянувшись в люке на руках, я вымахнул ноги наружу, перекинул их на гусеницу, спрыгнул на землю и подошел к источнику ругани. Вблизи было видно, что пехотный унтер распекает рядовых:
        - Вы, свинские собаки, можете хоть до усеру пялиться на этих голых баб! Но если я сказал - копать траншеи, значит, вы уже должны махать лопатками! Гром и молния! Если через пятнадцать секунд я не увижу, как вы исполняете мое приказание…
        - Унтер, что здесь происходит? - подпустив в голос строгости, прервал я его.
        - Герр лейтенант! - козырнул он. - Эти дырки от задницы, вместо того чтобы оборудовать позиции, устроили себе цирк. Вот, полюбуйтесь - нахватали себе журналы с голыми бабами и вообще распотрошили этот киоск так, как будто он был набит золотом. А если русские сейчас подтянут резервы? Вы же будете у них на виду, как вошь на блюде! - выкрикнул он, снова обращаясь к своим солдатам.
        Я посмотрел на журнал, который протянул мне унтер-офицер. В общем, понять этих юнцов, которые, по всему видно, были лишь недавно призваны в вермахт, было можно. Я сам еще ни разу не видел эротических фотографий с таким высочайшим качеством полиграфического исполнения, да еще и в цвете. Грудастые девки на них были почти как живые. Неудивительно, что эти пареньки, призванные откуда-нибудь из восточно-прусской глубинки или вообще из Силезии, нахватали эти журналы в свои ранцы, кто сколько смог, и с живейшим интересом листали их. В гитлерюгенде им, ясное дело, такое чтиво не давали, а дома - тем более.
        Но у молодых пехотинцев в руках я заметил не только журналы. Сделав еще шаг вперед, я увидел, как один из рядовых разглядывает предмет, явно напоминающий часы на металлическом браслете, но без стрелок и циферблата. Приглядевшись, я увидел, как за часовым стеклом скачут какие-то угловатые темно-серые цифры. Необычно. Откуда такая штука могла взяться у русских? Стоявший рядом паренек в фельдграу протянул мне еще какой-то предмет:
        - Посмотрите, господин лейтенант, какая интересная штуковина!
        Я взял этот предмет в руки. Штуковина была похожа на авторучку, но вместо пера на кончике ее торчал заостренный металлический штырек. Приглядевшись, я понял, что штырек венчается не острием, а малюсеньким металлическим шариком.
        Рядовой протянул мне журнал, и я провел кончикам этой авторучки по бумаге. Шарик легко заскользил по глянцевой фотографии, оставляя тонкий отчетливый след, не похожий на чернила - влажного блеска не было заметно. Я провел пальцем по линии и она лишь чуть-чуть смазалась.
        Тут я опомнился, отдал авторучку пареньку и, приняв уставную стойку, рявкнул:
        - Так, орлы! Кончайте развлекаться и выполняйте команду своего унтера! Нечего тут толпиться и изображать из себя мишень для русских! Ну, живо!
        Вообще-то унтер прав - это небезобидное развлечение. Насмотрятся юнцы этих фотографий и начнут гоняться за местными девками, вместо того чтобы заниматься боевой работой. Весь порядок пойдет к черту. Так что срочно напомнить им о дисциплине - совсем не лишнее дело.
        Унтер, чувствуя мою поддержку, снова рявкнул на свою команду. Пехотинцы явно нехотя, но довольно поспешно ретировалась вслед за своим командиром, а к киоску подскочили парни из моего взвода. У них тоже загорелись глаза при виде остатков того, что не успела растащить пехота.
        - Даю вам две минуты - и по машинам! - заорал я. - Кто задержится - пристрелю на месте!
        Мои артиллеристы, конечно, в эту угрозу не поверили, но выпотрошили киоск с похвальной быстротой - не то что эти новобранцы из пехоты. Через две минуты наша колонна уже двинулась дальше, и вскоре мы уже развернулись на указанных позициях и приступили к маскировке орудий. Шустрые ребята из 1-го обоза успели наведаться в близлежащий магазин и вскоре появились на позициях нашей усеченной батареи. В результате мне пришлось наблюдать зрелище, подобное тому, что я только что видел у киоска. Но на этот раз толпу образовали мои ребята.
        Из магазина добытчики из обоза во главе со старшиной батареи обервахтмайстером Генрихом Гайцальсом (ну и фамилия у него - прямо под стать должности!) (Geizhals - скряга) приволокли немало диковинок в каких-то странных мешочках из необычайно тонкой клеенки. Там были пестрые продолговатые картонные коробки с нарисованными на них яркими фруктами и с маленькими отвинчивающимися крышечками наверху. Когда крышечки отвинтили, внутри оказались фруктовые соки.
        Но мои солдаты более всего впечатлились огромными (чуть ли не двухлитровыми!) коричневыми бутылями, сделанными из какого-то материала, коричневым цветом и прозрачностью напомнившего стекло пивных бутылок, но оказавшегося довольно упругим на ощупь. В бутылях оказалось пиво, и тут же послышались голоса:
        - А что, неплохо бы огреть одну такую бутылочку за раз!
        - А еще лучше - парочку! - под общее ржание отозвался один из артиллеристов.
        Мне пришлось охладить пыл своих подчиненных:
        - Так, никакого пива до темноты! Вот вечером можете принять немного - за нормой я сам прослежу!
        Не хватало мне еще, чтобы мое воинство упилось и с пьяных глаз не могло дать должный отпор русским!
        Не менее странными были металлические консервные банки, увенчанные небольшими колечками из мягкого металла. После нескольких попыток кому-то удалось за это колечко выдрать металлическую крышку из банки, оказавшейся весьма тоненькой. Из банки хлынуло пиво. Опять?! Мне тут же предложили попробовать. Пиво как пиво, но не лучшее, на мой вкус. Присмотревшись к банке, я увидел надпись - „Stella Artois“. Что за дурная мысль пришла в голову этим бельгийцам - запихивать пиво в консервы? До них до такого извращения додумались только американцы. Да и с каких это пор бельгийцы стали продавать свое пиво большевикам?
        - А это персонально для вас, герр лейтенант! - старшина батареи протянул мне мешочек с несколькими бутылками. - Не беспокойтесь, наш риттмайстер уже пробует свои подарки! - ухмыльнулся он.
        Я глянул на этикетку. Ого, французское! А это? Кажется, испанское. А это что? Аргентина? С каких пор эти скотоводы стали торговать вином? И вообще, откуда у русских такие поставки со всего света? А в пакете еще лежало несколько кусков вполне приличного на вид сыра. Неплохо они тут устроились, однако…
        Я тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли, и оглядел толпу, собравшуюся вокруг. Пришлось снова рыкнуть и разогнать свое воинство по местам, строго-настрого приказав не шастать по окрестностям. Обещал, что они без трофеев не останутся - пусть молодцы из обоза выделят команду, и она постарается для всех. Но приходилось считаться с тем, что тут все оказалось для нас необычным, и это необычное подстерегало на каждом шагу.
        Вывескам на русском языке и населению, говорящему по-русски, мы вскоре перестали удивляться. Но один из допрошенных нами русских, который мог кое-как изъясняться по-немецки, заявил, что сегодня 27 октября 2010 года! В доказательство он предъявил нам газету с этой датой. Он продемонстрировал нам коробочку размером с полпачки сигарет, уверяя, что это телефон, который можно носить с собой и разговаривать откуда угодно, не подключая его к телефонной линии. Чтобы мы убедились в его правоте, он позвонил при нас в туристическую фирму, где он работал, попросил позвать к телефону сотрудника, знающего немецкий, и протянул этот „телефон“ Вилли Вайсбергу, командиру наших разведчиков. После обмена несколькими фразами Вилли воскликнул: „Черт побери! Не знаю как, но эта машинка работает! И мой собеседник тоже уверяет, что сегодня 27 октября 2010 года. Когда же я представился - „фельдфебель Вайсберг“ - он ответил: „А, так вы из бундесвера“. Когда я спросил его: „Что такое бундесвер?“ - он пояснил: „Насколько я знаю, вооруженные силы Федеративной Республики Германия. Или вы из Австрии и служите, соответственно, в
бундесхеере?“ Доннерветтер! Это я брежу, или весь мир сошел сума?“
        Я лично склонялся к последнему объяснению, но, к счастью, долго задумываться над этим не пришлось, иначе наши мозги могли расплавиться в буквальном смысле слова. С севера к русским подошли подкрепления, и пока они не закрепились на позициях, перерезав нам дорогу к Кенигсбергу, нам приказали атаковать их, отбросить и рассеять, заняв выгодное положение для броска дальше на север. Поскольку русские были усилены легкими танками с длинноствольными автоматическими пушками (и легкие танки русских, и орудия, которыми те были вооружены, производили более мощное впечатление, чем наши Pz II), наша батарея „штурмгешютц“ в полном составе приняла участие в атаке.
        Поначалу дело шло неплохо. Автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы русских были бессильны против нашей лобовой брони. Правда, должен сказать, что после попадания очереди из автоматической пушки в маску орудия моего „штуга“ все мы чувствовали себя так, как будто нас засунули в железную бочку и спустили с крутой горы. Вскоре, однако, несколько крайне прытких танков русских сумели выйти нам во фланг, и один за другим два штурмовых орудия были подбиты. Однако и мы не остались в долгу. Несмотря на всю прыткость броневых машин русских, парочку из них наши наводчики сумели подловить. Так что счет был равным.
        Все изменилось, когда загрохотала русская артиллерия. Первые же залпы их пушек с нечеловеческой точностью накрыли штурмовые орудия нашей батареи. Вот один „штуг“ разбит вдребезги… Вот второй… Вот в третьем рванул боезапас… С облегчением я воспринял команду на отход, но последним залпом русские уничтожили еще одно наше штурмовое орудие. Шесть машин остались стоять на поле боя. Вслед за нашими уцелевшими „штурмгешютцами“ отхлынула назад и пехота.
        От батареи осталось едва полторы роты - восемь „штугов“. Командование решило сформировать боевую группу, придать ей два взвода „штугов“, оставив остальные два в резерве, и направить эту группу в обход позиций противника, чтобы нанести ему удар с тыла. Однако наш маневр вылился во встречный бой с механизированной группой противника, которая тоже, вероятно, направлялась в обход. Русские применили против нас какое-то не виданное ранее оружие. Я увидел в прицел, как с их стороны, казалось, прямо на меня летит маленький, ослепительно сияющий факел. Однако он пролетел мимо, и тут справа от моей машины раздался взрыв. Почти в тот же момент очередь из автоматической пушки русских разбила моей машине гусеницу, и я с экипажем выскочил из своего „штуга“.
        Нам еще повезло - шедший правее „штуг“ 2-го взвода горел, и никого из экипажа не было видно. Слева дымился „штуг“ моего напарника по взводу унтервахмайстера Курта Везеринга. А мы, сначала под прикрытием горящей машины Курта, а потом прячась за домиками, сумели добраться до оврага, проходящего южнее поселка, и затаиться там в кустах. Кое-как переждав скоротечный бой, мы с трудом перебрались через овраг, все перемазавшись в грязи, и через полтора часа, грязные с ног до головы, злые как черти, но живые, добрались до Хайлигенбайля. На город спускались долгие летние сумерки».
        ПОДМОСКОВЬЕ. МАЙОР АНАТОЛИЙ ЛОГУНОВ, НАЧАЛЬНИК ТЕХНИЧЕСКОГО ОТРЯДА ЭНСКОЙ В/Ч
        За что я уважаю армию - тебя даже против твоей воли заставят заниматься полезным делом. Ну, кто на гражданке заставил бы меня вскочить в шесть утра и помчаться бегать или делать зарядку? Никто. А самому - точно лень. Да и спать охота. Зато сейчас пробежался метров восемьсот и с удовольствием немного размялся. Больше не успел - вызвали. Пришлось оставить за себя лейтенанта Игоря Крупнова и сержанта Виталия Воробьева. Пусть следят за порядком, на завтрак группу сводят, оружие почистят, инструмент рабочий на складе получат.
        Вызвали меня не зря. Оказывается, прибыли экипажи на вертолеты. Ну, наконец-то! Хотя бы свое, авиационное, начальство появится. Появилось, точно. Два вертолетчика-майора, командир звена и его заместитель. Сели с ними разбираться что и как. Разбирались долго. График работ, распределение личного состава, наличие запасных частей, керосин и средства контроля, инструмент… Тем более что поступило еще одно «ценное указание» - подготовить небольшую передовую команду для возможного перебазирования. А тут еще выяснилось, что на один вертолет борттехника так и не прислали. Тогда я немного подумал, потом подумал еще… и записался сам. Типа многостаночником буду. Вот и буду я начальником передовой команды, да еще и бортачом вдобавок. Ведь борттехник - это «не только ценный мех», но и льготная выслуга плюс к уже выслуженному. А вы думали? Как говорилось раньше в шутку: «Уходя с аэродрома, прихвати кое-что для дома!» Так что и выслуга тоже лишней не будет. Война войной, а о мире помнить надо.
        После совещания взял пару бойцов, прапорщика и отправился на склад горюче-смазочных материалов получать эти самые смазочные и особо горючие материалы. Традиционный процент сразу ушел кладовщику и его начальнику, остальное отволокли в ангар в мой кабинет и заперли в надежный современный сейф. Такого даже у начфина нет, я себе спецом выписал и сегодня поставил. Иначе ни погреть, ни смазать, ни обезжирить нечем будет, ха-ха-ха.
        Наконец-то приступили к основной работе. Начали расконсервацию сразу трех машин. Теперь главное - контроль, контроль и еще раз контроль. Вспомнился по аналогии один дебильный американский фильм, в котором вертолет упал из-за раскрутившегося на тяге винта. Ага, так и дали этому винтику раскрутиться. Все, что может раскрутиться в авиации, всегда должно быть законтрено! Иначе тот, кто этого не сделал, и тот, кто это контролировал, залетят далеко и надолго. Впрочем, может, у них так и положено? Был же еще один фильм, основанный на реальных событиях, о том, как падали «Ф-16» от того, что перетирался провод питания электродистанционной системы управления? Ну как может такое быть, я так и не понял и никогда не пойму. В нашей технике такой провод закреплен на каждом сантиметре, если не миллиметре, половину хомутов смело выкидывать можно, а у них болтается.
        - Бараны, бл…!
        Не, это я уже не про американцев. Это я про тех «специалистов», с которыми мне работать и работать. А еще и воевать скорее всего. Надо же ухитриться перепутать разъемы! Блин, а лейтенант куда смотрел! А борттехник где? Придется поговорить с ними «на вы», то есть выучу, высушу и выпрямлю. Ох, блин, еще байонет поворотный сломали, один разъем полностью менять надо, и блоков таких запасных нет. Придется разъем ремонтировать. Вот прапорщику и инструмент в руки. Честно говоря, СНЦ - разъем для ремонта удобный, если, допустим, ножку одну контактную поменять - проблем нет. Паять не надо, специальной приспособой обжал провод в ножке, другой ее на место вставил - и все. Но тут-то их больше пятидесяти! Попробуйте повторить одно и то же пятьдесят раз, не перепутав абсолютно одинаковых проводков и не сбившись в размещении ножек. Одно неправильное соединение - и можно прощаться с блоком.
        - Прапорщика Еремина вызвали?
        - Так точно, тарщ майор, сейчас будет.
        - Значит, так. Как прибудет - за ремонт. А вы, «работники ножа и топора» - по два наряда на уборку. Понятно?
        - Тарщ майор, а вопрос можно? - это рядовой Бабинов, он из студентов, да еще и платников. Хитрожопый до ужаса. Но на всякую хитрость мы всегда можем ответить армейской беспринципностью.
        - Можно, если хотите задать.
        - Тарщ майор, а в уставе нет такого наказания…
        - Рядовой, а что в уставе написано про выполнение приказа?
        - Тарщ майор, так незаконный приказ можно не выполнять.
        - Молодец, боец. Устав знаешь. А что там написано про невыполнение приказа в военное время? И что написано в законе о саботаже и умышленной порче военного имущества с целью подрыва боеготовности части?
        - Э-э-э, - начало обнадеживающее, немного задумался.
        - Так вот, если хотите, то я могу по закону военного дознавателя выделить… - замолкаю и внимательно смотрю на начинающее понемногу покрываться «цветами побежалости» лицо. Дошло.
        - Так что будем выполнять приказы или будем шутки шутить?
        - Есть выполнять приказ, тарщ майор!
        Внимательно смотрю на подчиненных, работающих за другими стендами и на вертолете. Большинство, даже и слышавшие разговор, продолжают «крутить гайки», делая вид, что их это не касается. Но, думаю, правильный вывод сделают все. Надеюсь. Потому что работы и так выше крыши, а заниматься воспитанием некогда.
        Напряженная работа, с небольшими перерывами на обед и ужин, длится весь день. Наступают по-летнему поздние сумерки, когда мы наконец начинаем гонять двигатель, или, как говорят в авиации, «газовать», на первом полностью подготовленном вертолете. Когда же внезапно для нас наступает натуральная летняя ночь, полностью готовы к полетам почти все вертолеты, кроме одного. На нем все еще ремонтируют блок пытаясь найти неправильно установленные ножки. Надеюсь, до завтра найдут.
        Едва останавливается винт крайнего из подготовленных и проверенных вертолетов, как в части начинается что-то необычное. Забегали бойцы, что характерно, с оружием, из бокса пару бронников вывели. Что-то случилось, интересно?
        Наконец-то и про нас вспомнили. Прибежал сам начштаб с двумя десятками бойцов и летчики. Женщины легкого поведения на месте своей работы! Остается только материться. Лучше бы не вспоминали, правда. Ну как я выпущу машины без облета? А выпускать придется, черт побери.
        Большая банда, человек в пятьдесят, разграбила санаторий неподалеку от нас и рванула в сторону Москвы. На что надеются, непонятно, в городе военных сейчас - море, все вокзалы забиты. Правда, в области их практически нет, даже ОМОНа не больше трети оставили, остальные к фронту маршируют. Вот и распоясались какие-то сволочи. Самое неприятное - ОМОН за этими падлами не успевает, да и неизвестно, успеют ли в Москве кого-нибудь, кроме местных милиционеров, подтянуть. Хотя кипеш там явно неслабый, все на ушах стоят. Еще бы, такие дела, да у самой столицы! А то еще, глядишь, они до Рублевки доберутся, до дач нашей «элиты», прости господи за такое слово. Тамошняя охрана против этих и полчаса не выстоит, судя по информации. Уцелевший охранник санатория, говорят, даже несколько пулеметов заметил. Слава богу, ни гранатометов, ни ПЗРК не замечено, что радует. Не хватало еще людей и вертолеты в собственном тылу терять.
        Хреново, надо что-то решать. С одной стороны, выпустить машины без облета я не могу, с другой - командование приказывает. Летуны клянутся, что местность как свои пять пальцев знают, командир нашей летной группы - за полет и на меня нехорошо поглядывает. Ему что, передал приказ - и лети. Нравится жизнью своей и доверенных ему людей рисковать, похоже. Молодой и опыта такого, как у меня, нет. Послужит с мое, узнает, как лихо твои непосредственные начальники сдают тебя в лицо. Был у меня такой случай, был. На полетах втроем остались, с трудом все самолеты успевали обслуживать. А тут ЧП - на одном самолете отказ указателя скорости. Ну не успели мы его как следует проверить. А ведь я докладывал, что не успеваем. В результате сам же и виноват оказался. Тот же самый заместитель командира по инженерно-авиационной службе, что обслуживать полеты приказал, от своих слов отрекся и заявил, что надо было отказаться полеты обслуживать. Вот такие вот пироги с котятами.
        Смотрю на часы на приборной панели вертолета. Прошло целых пять минут после того, как прибежал начштаба. Надо что-то решать. А, черт с ними, дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут, да и на хлеб с маслом я уже давно сам умею зарабатывать. Беру ручку и пишу в журнале подготовки: «Облет вертолета по программе ночных полетов разрешаю. Командир технического отряда м-р (подпись)», после чего отдаю его командиру. Тот читает, улыбается и подтверждает мое разрешение своей подписью. Правильно, командир, помирать, так с музыкой. Как говорил один из героев фильма: «Сядем усе!»
        Во все четыре исправных вертолета загружаются группы спецназовцев. Тоже, если подумать, полная хрень. Людей, специально подготовленных для тонких, ювелирных, можно сказать, операций за линией фронта, используют как простых мотострелков. Ну ладно, учитывая вертолеты, как десантников. Хрен редьки не слаще, в принципе. Ох, любят у нас в стране микроскопами гвозди забивать, прямо-таки обожают.
        Взлетаем. И я тоже. Сцуко, не люблю ведь эти «мельницы» летающие, «кофемолки с понтами». Давно не люблю, с тех самых пор как во время войсковой стажировки в Саратовском вертолетном училище на тамошнем «Ми-8» полетал. Душу вытрясло хуже, чем в тракторном прицепе на неровной сельской дороге. Да и последующий опыт оптимизма не прибавил. Летать на вертолетах, возрастом превосходящих тебя на пару лет, как-то, знаете ли, некомфортно и оптимизма не добавляет. А других в нашей истребительной авиадивизии не было. Связь и переброска срочных грузов, включая опытных специалистов и штабников, ага. Хотя в этом «Мишке», «Ми-8МТКО», все совершенно по-другому. Вибрации не чувствуется, сиденья, можно сказать, комфортные, все же пластик поверх железа, да и шлемофон удобный. Даже бронежилет какой-то люксовый по сравнению с тем, что в свое время таскал, и не ощущается. Да и пулемет на кронштейне с коробкой, в которой одна сплошная лента на пятьсот патронов, в полном моем распоряжении как борттехника радует. Летим, однако. Трясет, как ни странно, не очень.
        А интересно, везде огни горят как ни в чем не бывало, никакой светомаскировки. Кому война, а в Москве и Подмосковье все по-мирному. Ну да, здесь же столько «уважаемых людей» живет, кто же их ограничивать будет? Это вон у жены в доме свет после двадцати принудительно отключают, а в каком-нибудь элитном «Гайд-парке» окна светят как ни в чем не бывало. Правда, машин на дорогах почти не видно, лишь изредка пятачок света от фар мелькнет.
        ГДЕ-ТО НА УКРАИНЕ. АЛЕКСАНДР МАСЛОВ. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ РОССИЙСКОЙ АРМИИ
        Выгружались мы из поезда примерно часа в два пополудни. Часов у меня не было, а постоянно выдергивать из кармана формы коммуникатор не возникало желания.
        Первой заботой стала выгрузка техники. Мобильное аэродромное оборудование приехало на платформах в нашем же эшелоне. Сама разгрузка нас не касалась, тут кадровые военные могли дать нам сто очков вперед, назад, да и в другие стороны. Но я считал необходимым проследить за разгрузкой двух наших «КамАЗов».
        Эти машины были «подарком» от Зубатова. Их фирма испытывала в Торжке какие-то изделия, для которых требовался наземный пункт управления. Что это было, Сергей Владимирович не распространялся. Я знал только то, что под них заготовили несколько машин с оборудованием. Новенькие «КамАЗы» внутри были заставлены мониторами, системными блоками и стойками с промышленными компьютерами. Правда, Зубатов сказал мне, что ничего секретного в машинах нет, голые компьютеры, целевые программы на них не ставились.
        Зато бонусом к машине шли три радиостанции и весьма мощная система обогрева. Сейчас, когда погода стала неожиданно теплой, это не играло большой роли, а вот зимой, когда я впервые оказался в этом кунге, при минус двадцати за бортом, его за десять минут прогрели до плюс тридцати пяти. Как приятно было отогреваться после работы в холодном ангаре!
        По идее, «КамАЗы» не относились к штату Центра, но Зубатов сам намекнул зампотеху, что грех оставлять без дела новенькую, только что с завода, технику. Тем более что мест в штатной технике для группы инженеров не предусмотрено. Зампотеху идея понравилась, и он «мобилизовал» «бесхозный» транспорт. В него мы загрузили свое оборудование и намеревались перемещаться именно на подаренных «КамАЗах». В один из кунгов я пристроил и свою сумку с ноутбуком, инструментами и оборудованием, необходимым на «летках».
        «КамАЗы» спустили с платформ без приключений. Офицеры, командовавшие разгрузкой, дело свое знали. По праву старшего группы я расположился в кабине первого «КамАЗа». Колонна тронулась. Во время разгрузки я успел перекинуться парой слов с капитаном Селивановым, с которым познакомился вчера во время работ на вертолетах. Он просветил меня относительно происходящего.
        - Немцы наступают. В районе Броды их танки прорвались далеко на украинскую территорию. Нашу группу, одну из нескольких, сформированных в Центре, перебрасывают на это направление, чтобы ударами с воздуха задержать их продвижение. Командовать группой поставили самого Хамзина, - увидев, что фамилия не произвела на меня впечатления, капитан пояснил: - Ну, Хамзин, генерал-майор, Герой России, бывший заместитель командующего армейской авиацией и командир Центра в Торжке. Был в отставке, но работал в Министерстве обороны. Сейчас снова в строю. Летчик легендарный!
        Я, к своему стыду, легендарного летчика не знал, но кто из гражданских сейчас знает героев Афгана, Чечни или грузинской войны?
        На случай возможных неожиданностей колонну сопровождала мотострелковая рота на бронетранспортерах, а нам приказали надеть бронежилеты и каски. Предосторожность оказалась нелишней. Примерно через два часа колонну обстреляли. Кто стрелял, так и осталось неизвестным. Засада вышла какой-то топорной.
        Несколько очередей из леса не могли серьезно повредить крупной колонне. Мы даже не стали останавливаться. Просто в сторону леса мгновенно отправилось столько «твердых тел», что никаких признаков жизни засада больше не подавала. С перепугу огонь открыли не только башенные стрелки БТРов, но и все, у кого под рукой оказался автомат, даже на выстрел из гранатомета кто-то расщедрился.
        Я тоже выпустил две короткие очереди. Испугался? Даже не знаю, что и ответить. Страха погибнуть пока не было. Скорее это напоминало те ощущения, которые возникают при неожиданном резком звуке или когда видишь, что на твою полосу выскакивает встречная машина. Страха еще нет, но тебя вдруг прошибает холодный пот, время как будто растягивается, а руки, словно сами, начинают действовать. Примерно так получилось и у меня. Голова еще не включилась, а руки уже вскинули автомат. Пара очередей, как учили, на три патрона, и все. С той стороны больше не стреляют, и нам незачем. Мелькнула шальная мысль: «Ну вот, теперь можно будет рассказать будущим внукам, что их дед в молодости повоевать сподобился».
        Как потом оказалось, отделались мы легко. Нападавшие пропустили дозорную бронемашину и обстреляли головной БТР в колонне. Логику их я так и не понял. Одиночный броневик их не заинтересовал, а первый в большой колонне им так не понравился. Двух сидевших на броне солдат спасли бронежилеты. Еще один получил пулю прямо в лоб, но, слава богу, она пришла рикошетом от брони, и солдат отделался сотрясением мозга и кровоподтеком.
        Вскоре после боя мы достигли пункта назначения. Здесь нам предстояло в чистом поле оборудовать полевой аэродром для вертолетов. Я уже знал, что нам предстоит обслуживать восемь двадцать восьмых машин, восемь - двадцать четвертых, четыре транспортных восьмерки и четыре восьмерки ночных.
        Летающая техника пришла вечером. Мы уже успели развернуться, замаскировать технику, бойцы начали рыть окопы для самообороны. Мотострелки, проводив нас, уехали, теперь за свою безопасность мы отвечали сами. Не хватало только прикрытия с воздуха, но почти одновременно с вертолетами прибыли и две «Осы». Маловато, конечно, и по наземным целям они, в случае чего, стрелять не могут. Но любой самолет люфтваффе, летящий не выше пяти километров, в их зоне действия не выживет.
        Прилетевший генерал Хамзин не стал тянуть время и сразу же собрал летчиков и начальников наземных служб в штабной палатке на совещание. К своему удивлению, я тоже оказался в числе вызванных.
        Генерал говорил коротко и уверенно:
        - Обстановка: первая танковая группа Клейста наступает в общем направлении на Киев. Сейчас в районе Луцк-Ровное-Броды ее сдерживают несколько украинских танковых батальонов с артиллерией. Как сдерживают, понимаете: постреляют издалека и отходят. При сложившемся соотношении сил действия исключительно грамотные. Нашей группе и двум эскадрильям «Су-25» поставлена задача воздействия на коммуникации немцев. Летать будем днем и ночью. Ночью - восьмерки, днем - двадцать восьмые и двадцать четвертые. Особое внимание уделяйте штурмовке живой силы и обозов. На танки внимания не обращать, их и на фронте хорошо выбивают! Особо напоминаю, что у немцев весьма развитая ПВО. Ни в коем случае не пренебрегать ею! Конечно, зенитных ракет и реактивных перехватчиков у них пока нет, но зенитных орудий - куча, а калибры позволяют бороться даже со штурмовиками. Поэтому любые средства ПВО должны уничтожаться в первую очередь!
        Генерал прервался, посмотрел на летчиков и продолжил:
        - Еще один момент. Запас управляемого вооружения у нас не столь велик, как хотелось. И быстрого пополнения не ожидается. Поэтому желательно без особой нужды управляемые ракеты не тратить. Подвешиваться они будут в обязательном порядке, но там, где можно, старайтесь обходиться без них.
        Генерал сказал про ракеты, а я сразу подумал о вертолетах. А ведь это действительно проблема! В любой системе новых модификаций вертолетов очень много импортных комплектующих. Процессоры и многие микросхемы в России почти не производятся. Это означает, что практически все бортовое оборудование на современных самолетах и вертолетах придется переделывать. Наверняка такие же проблемы будут и с ракетами и с прочей военной техникой. К тому же переделка возможна только в случае срочной реанимации электронной промышленности. Запасов западной элементной базы надолго не хватит.
        А генерал уже перешел к следующему вопросу.
        - Истребительного прикрытия пока не будет, поэтому на каждый вертолет в обязательном порядке подвешиваем по две «Иглы». Над линией фронта с нашей стороны могут летать только реактивные самолеты и вертолеты. Все поршневое сбивайте без разговоров!
        Теперь генерал повернулся в сторону наземных офицеров.
        - И самое главное! На земле сейчас каша. Линии фронта как таковой нет. Немцы постоянно просачиваются. Поэтому охрану и оборону аэродрома организуем по-взрослому! Отрыть окопы для личного состава, распределить людей и вооружения по секторам обороны, технику зарыть и замаскировать! Быть готовым к любым неожиданностям! Минимум один вертолет должен постоянно находиться в готовности к немедленному взлету, чтобы поддержать охрану аэродрома. Я постараюсь выбить у командования хоть одну мотострелковую роту, но шансов на успех немного. Слишком мало сейчас войск на фронте. Поэтому пока рассчитываем только на свои силы!
        Кузьменко только покивал.
        - Сейчас срочно готовить машины к вылету. До наступления темноты мы должны хотя бы один раз отработать по целям. Дальше летают только ночники. Теперь задачи каждому звену…
        Дальше началось обсуждение предстоящей боевой работы.
        АЛЕКС КШЕТУСКИЙ. ПЕРВЫЙ СЕРЖАНТ. ОКРЕСТНОСТИ БАЗЫ ВВС НАТО. ПРИБАЛТИКА
        - Сэр, - Кшетуский обернулся. Оказалось, это связист протянул гарнитуру лейтенанту. - Это медэваки. Они не могут приземляться - обе площадки красные.
        - Твою мать…
        Пока лейтенант на повышенных тонах разговаривал по рации с пилотами, Алекс спешно набивал свой рюкзак коробками с патронами. Черт, как же они быстро тратятся… Внезапно его отвлек свист…
        - Мины!!! - завопил в наушнике наблюдатель. - Пытаюсь вычислить…
        - Всем в укрытие!!! - заорал первый сержант и, схватив тяжеленный короб с гранатам, перебежками свалил к своей ячейке. Парни из взвода укрываются под перекрытиями ячеек и в окопах. Все же стоит теплым словом вспомянуть дрилл-сержанта. Когда рванула первая мина, Алекс уже был в укрытии.
        Свист и бум-м… бум-м-м… бум-м-м. В голове противный звон… Алекс раскрывал рот и заткнул уши, чтобы снизить ущерб при контузии.
        Гарнитура ожила…. Но не разобрать. Хотя ясно и без слов - колбасники перешли в атаку под прикрытием минометного огня.
        - Харли! Ты как? - толкнул он рукой своего напарника. Тот повернул лицо к сержанту и кивнул. Его хорошо приложило при первом артналете, теперь голова обмотана бинтами.
        - Взяли!!! - они подняли со дна ячейки свой «Марк-19», Харли чуть водит стволом, прицеливаясь, и открывает огонь: банг-банг-банг… Банг-банг-банг… Он кромсает ряды атакующих, разбивая осколочно-кумулятивными бронированную технику…
        - Пулемет! На два часа! Семьсот!
        Харли кивнул и вспахал гранатами место, откуда по парням работал пулемет.
        Перестрелка тем временем разгорается. Минометы колбасников заткнулись - их позицию наконец-то нашел БПЛА, и по ним заработал на подавление тяжелый миномет, заставляя их умолкнуть. Еще бы огневую поддержку с воздуха - и все было бы в полном порядке.
        - Алекс! Это Браво-2! Вы, два идиота, там чем занимаетесь! На меня до сорока джерри! Десять часов!!! - это уже с того участка трилистника, который должен прикрывать расчет.
        - Харли! - Алексу пришлось руками, отвлекаясь от наблюдения, разворачивать моего контуженного и показывать, где какой угрожаемый участок. - Огонь!
        Взвод удерживает правый сектор обороны на подступах к авиабазе. Пока что выходит отбивать атаки противника, однако эти ублюдки подтаскивают все больше артиллерии… Натовцы уже не успевали давить хотя бы минометы и орудия поддержки, не говоря о чем-то более тяжелом.
        «Бам-м-м… Ого!» - мелькнула мысль у Кшетуского.
        Это уже работает крупный калибр… Недолет… метров двести.
        - Это Медведь! У меня хорошая новость… Русские обещают, что скоро будет авиаподдержка! - порадовал лейтенант с КНП.
        Бам-м!
        - …ся еще…
        Бам-м!
        - …минут! - оптимистично.
        Очень хочется сержанту, чтобы лейтенант повторил. Надо сказать Харли. А то второй день, как утки во время сезона охоты!
        - Харли! Они снова… Харли?.. Сэм… Эй! - повернув голову, Алекс увидел, что напарник уронил голову.
        - Нет… - отбросив свой карабин, сержант перекатился к нему. - Нет… Нет! Только не это!
        Подняв его, Кшетуский увидел, что осколок попал в висок. Треугольная ранка казалась маленькой и пустяковой… Но… Его больше нет.
        Сержант оттащил, корячась в тесной ячейке, его, освободив место за «Марком». Заняв место напарника, Алекс хладнокровно, не обращая внимания на всплески от пуль, что дождем колотились о бруствер, навел на ближайшую огневую точку… банг-банг… банг…
        Разрывы гранат ложились точно там, где был враг… «Нас хорошо учит дядя Сэм. Стране не нужно пушечное мясо! На… На… Жрите, с-суки!»
        Накрыв очередную огневую точку, Кшетуский понял, что расстрелял весь короб, и привстал, чтобы дотянуться до второго, который притащил со склада…
        КОНСТАНТИН ЗЫКАНОВ, СОТРУДНИК ПРОКУРАТУРЫ, ГАНЦЕВИЧИ
        До Ганцевичей поехали через Барановичи. Для тех, кто не в курсе, объясняю: Ганцевичи - это такой поселок, рядом с которым находится РЛС «Волга» - станция системы предупреждения о ракетном нападении - такое здоровенное железобетонное здание, на котором установлена под острым углом не менее здоровенная антенна, смотрящая, естественно, в сторону Запада - то есть прямо на Алоизыча, чтоб он ковриком подавился, гад. Как сказал подполковник-«эртэвэшник» (он, естественно, позже раскололся, что об антеннах знает лишь то, что с их помощью можно ловить телепередачи), офицеры со станции заявили, что нужна она будет не раньше, чем у немцев залетают «ФАУ-2», если залетают, конечно, - отслеживать самолеты типа «Мессершмитов», «Юнкерсов» и прочих «Хейнкелей» станция не могла - тем паче в непосредственной близости - низковато летают. Но немцы-то об этом не знали! Надо отдать им должное - видимо, после того как один из недобитых птенцов Геринга углядел такое чудо света, гансы догадались, что эта хрень может иметь какое-то отношение к их попаданию в за… в большую черную дыру в плане господства в воздухе. Так как
посылать к станции разведчиков (говорят, даже «Ю-86» не пожалели, не говоря о прочей мелочевке) оказалось делом неблагодарным - дивизион «Буков» с «Шилками» в придачу, плюс еще извлеченные из какого-то загашника «стрелы», сделали подлет к ней на дистанцию снимка недостижимой мечтой идиотов, - немцы решили в лучших традициях Сашиного младшего брата (я о том Саше, который в царя бомбу бросил, а не о капитане Кулькине, как вы могли подумать) пойти другим путем, то есть направить для изучения артефакта «бранденбуржцев». Как мы позднее выяснили, их выбросили с нескольких «тетушек Ю» сразу за линией фронта, которую «тетушки» (быстро все-таки учатся, гады) прошли, едва ли не цепляя колесами шасси за верхушки деревьев, потом поднялись на высоту около четырех сотен метров - и сбросили диверсантов. Обратно, конечно, «тетушки» вряд ли вернулись - «а ля гер, ком а ля гер». Но по порядку.
        Первым шел колесный БТР - по-моему, «восьмидесятый», но точно я не уверен - темно было, однако. За ним - мы в кунге «МАЗа». Мы - это наша команда и примкнувший к нам Старый, он же - Саша, он же - капитан Кулькин. Как рассказал Империалист мне и, естественно, ребятам, с которыми я его познакомил, Сашу выдернули из глубокой (не подумайте ничего плохого) запасной категории, повесили 4-ю звездочку и своим ходом отправили в Минск - принимать под команду то подразделение, которое ему соблаговолят всучить Папы с Большими Звездами. Всучили. Взвод студентов с 3-го курса БГУ - этих прямо с экзамена загребли. Ну, не совсем загребли - как сказали студенты, у них принимали экзамены настолько злобные преподы, что они предпочли толпой отправиться к начальнику военной кафедры и заявить о желании бить врага сначала на своей, а потом - на его, врага, территории. Седой полковник аж всплакнул - а мы поняли, что Сашин взвод состоит из тридцати раздолбаев. Оказывается, в Белоруссии сделали очень умный ход - решили, что молодые и умные головы в новых реалиях ценнее в тылу и ввели для студентов технических специальностей
бронь - до момента несдачи сессии, естественно. С другой стороны, в наших условиях взвод раздолбаев - это гораздо лучше, чем взвод мальчиков-ботаников, или, не дай бог, девочек-снегурочек. Когда это воинство было вручено Саше - он натурально офигел, но как специалист в области рекламы и к тому же - бывший солдат стройбата, два бойца которого, как известно, заменяют экскаватор, был морально готов даже к такой неожиданности. Другим следствием добровольчества студиозов и Сашиных связей явилось то, что вновь сформированное подразделение попало не в ряды белорусской «непобедимой и легендарной», а было прикомандировано к центральному аппарату республиканской кровавой гебни как потенциально надежный и преданный делу Лука… гм-м… короче, просто делу, отряд «партизан». А оттуда - передано к нам. Так что сейчас часть студентов составляла экипаж и десант БТРа - он тоже был с кафедры, а часть - сидела в кунге вместе с нами, уважительно прислушиваясь к разговорам Пап с Большими Звездами. Кстати, Сашу наши Большие Звезды абсолютно не смутили - все-таки опера и следователи - не строевая косточка, поэтому все общение
проходило на «ты» и без чинов. Ребят больше всего заинтересовало то, что еще на форуме мы обсуждали что-то напоминающее нынешние события, правда, там масштабы были поменьше - из более-менее близкого к нам временного интервала переносились области, или время переноса всей страны было не совсем э-э-э… правильным - все-таки 1953-й и 2010-й - это разные эпохи. Обсуждение проходило эмоционально, порой на повышенных тонах - собачились, короче, покруче, чем на форуме, - сказывалось отсутствие самых бескомпромиссных и самодурствующих модераторов Рунета - интересно, кстати, где сейчас Командир Заградотряда? Может, китайцев с японцами двумя пулеметами сдерживает, тщательно следя, чтобы стволы не перегревались? Не обошлось и без обвинений в нашу с Сашей сторону - мол, накаркали, вороны. Мы вяло отбрехивались в стиле «что, и часовню тоже я?» - сказывалось, что и он, и я, как и все присутствующие, за исключением студентов, не спали уже сутки - да и алкоголь еще не выветрился. Солнышко уже встало достаточно высоко - но, в конце концов, оно не помешало нам уснуть.
        Сладкий сон в летнюю ночь (точнее, утро) был прерван самым жестоким образом - вскоре после того, как мы проехали Барановичи, заправились и повернули на юго-восток, нас разбудили взрывом гранаты под колесами БТРа и автоматными очередями из незнакомого оружия, впрочем, тут же перекрытыми гулким буханьем «КПВТ» и трещоткой «ПКТ». По бронированному кунгу тоже зацокали пули - но тщетно: грузовик резко затормозил, и мы посыпались из кузова.
        По большому счету, спасло нас только то, что немцы были хорошо подготовленными профессионалами - в своих реалиях, естественно. То есть они знали, что «броневик» можно угробить гранатой, брошенной ему под колеса, что «броневик» может стрелять только из одного-двух пулеметов и что грузовик с пехотой должно поливать изо всех не отвлеченных на бронемашину стволов до полного изрешечения кузова - причем без особого риска для себя, любимых. Так что когда: во-первых, БТР не взорвался, во-вторых, ответил им огнем не только двух пулеметов, один из которых оказался весьма неприятного калибра, но и огнем восьми автоматов (редиски сидели с обеих сторон дороги), а кузов грузовика упорно отказывался прошиваться пулями от ППД, немцы, наверное, почувствовали себя кисло. Еще кислее они почувствовали себя после того, как в их пулеметчиков, казалось бы, надежно укрытых от ответного огня за стволами толстых поваленных деревьев, Вова и руоповец Игорек, вспомнив чеченский опыт, быстро засандалили двумя «мухами». Видимо, эти немцы еще не сталкивались с частями белорусской армии - и о возможностях «шайтан-трубы» ничего не
знали. Мы с Андрюхой благоразумно остались в кунге - не с нашими «ПМ» воевать против автоматов. А студенты-партизаны оттягивались вовсю: вместе с нашими они залегли под «МАЗом» и поливали окрестные кусты из «калашей» от всей души. У оперов «калаши» были с подствольниками - и это стало очередной неприятностью для «Бранденбурга» - сомнений в том, кто пытается гнусно наехать, у нас не было. Короче говоря, не готовые к такому развитию событий немцы предприняли очередной грамотный ход - то есть стали сматывать удочки, что не осталось не замеченным Михалычем. С криком: «Живьем брать, демонов!» он попытался возглавить группу преследования, но тут же был сбит с ног капитаном Кулькиным.
        - Ложись, идиот, подстрелят!
        - Нам хотя бы одного взять надо, - пытался отбиваться от Старого Михалыч, которого Саша цепко держал за берцы.
        - Да после гранат, может, кто-то остался, а в лесу за ними бегать - точно пулю словишь.
        Михалыч, немного подумав, прекратил попытки извлечения своих ног из рук капитана.
        Дав немцам время не только смотать удочки, но даже разобрать их на колена и упаковать в чехлы, мы занялись осмотром мест, где должны были лежать немецкие пулеметчики. Студенты оцепили «место происшествия», а экипаж БТРа, немного отошедший от «кайфа», полученного в результате взрыва гранаты, связался с Ганцевичами по рации. Зачем? Тут все просто: особист подсказал, что на базе есть вертолетная площадка, куда намедни прилетел «крокодил», и вертолетчики, наверное, не откажутся поохотиться за диверсантами, раз уж их лишили возможности погоняться за «панцерами». Так оно и оказалось - пока мы прочесывали окрестности, над нами с ревом прошла «вертушка», ощетинившаяся «НУРСами». Через пару минут откуда-то из лесу, справа от дороги, донеслись раскаты взрывов и грохот пушечных очередей - видать, летуны кого-то прищучили. Группа, ушедшая влево, осталась незамеченной.
        Первого фрица нашел Вовка - нюх у него, наверное. Будет время - расскажу, как он вдвоем с приятелем из э-э-э… другой структуры задерживал чеченского террориста в Питере. Ну, может, не сейчас расскажу - но лет эдак через десять - точно. Одним словом, Вова набрел на контуженное взрывом «мухи» тело второго номера, стоявшего слева от дороги «Дегтярева». Почему «Дегтярева»? И почему второго номера? Потому, что немец был в форме Красной Армии и носил два треугольника в петлицах, и потому, что рядом с ним валялся не до конца набитый диск. А головкой-то его о дерево хорошо приложило - вон уже синие круги под глазами нарисовались, ЗЧМТ - гарантирована.
        - Протокол писать будем? - прикололся Игорек.
        - Ага. Щас, только понятых в лесу отыщем - и вперед, - саркастически ответил Андрей.
        Мы со Старым переглянулись: и почему дядя Саша живет в Москве? В конце концов, эксперт бы нам не помешал - не сейчас, конечно, но потом - всяко может быть. Надо бы связаться с ним по мылу, если инет заработает.
        Еще два немца оказались мертвыми, как не попавшее под топор папы Карло полено - в том смысле, что им оторвало, по-моему, все - от носа до «гвоздика». Третий немец - еще один «второй номер» - был жив, но судя по всему - ненадолго. Тем не менее студенты вкололи ему «дурь» из шприц-тюбика (и куда только наркоконтроль белорусский смотрит), перевязали (видела бы эту перевязку моя жена - удавила бы) и вместе с первым полудохликом надежно принайтовили к крыше БТРа. Наши потери, кстати, оказались на редкость невелики - кроме слегка оглушенной гранатой «мазуты» из бронетранспортера, пули поймать умудрились всего трое ребят из тех студентов, что ехали с нами в кунге, - и то легко: не зря все-таки Старый настоял на том, чтобы мы все ехали в касках и брониках - вот что значит умудренный жизненным опытом и рассудительный человек. Хуже пришлось Сереге - второму бэхаэсэснику: он словил «дуру» филейной частью тела и теперь, лежа на пузе рядом с «МАЗом», отчаянно матерился.
        - Ну что, вроде закончили осмотр? Пора двигаться? - спросил Андрей.
        - Вроде да. Только куда-то урки пропали. Куда их твой увел? - поинтересовался я у Володи. Его коллега вместе с двумя операми розыска вскорости после окончания нашей «стрелки» с «Бранденбургом» уструячили куда-то в «сторону моря», как тот южнокорейский «Боинг».
        - Не знаю, щас по рации свяжусь, - ответил Вовка и связался.
        - Через пять минут будем, - ответил Коля, который коллега, - мы тут кой-чего нарыли.
        То, что было нам предъявлено через пять минут, заставило нас собраться в тесный кружок (собрались все одиннадцать человек, включая Старого, - вокруг лежащего Сереги).
        Ребята нашли в лесу еще одного дохлого ганса. А у трупика нашли пистолет, который и изъяли «как учили» - нежно, двумя пальчиками - и в пакет полиэтиленовый. Угадайте, почему? А потому, что изъятым пистолетом оказалась «беретта-92» под патрон 9х19 «парабеллум». Выпуск этого ствола начался только в семьдесят втором году. 1972-м, естественно.
        Сложностей с помещением для работы на станции не возникло. После того как нашу группу расселили по двум двухкомнатным номерам в имевшемся на базе домике для размещения «крючков», а одного из гансов привели в пригодное для проведения следственных действий состояние (второй, к сожалению, все-таки откинул копыта по дороге). Нам отвели то, что и должны были отвести для работы такой, как наша, в условиях, приближенных к боевым, - то есть комнату в бункере. Ну не могут же сатрапы вести допрос вражеского шпиона в каких-то других, более цивилизованных условиях? Традиция, понимаешь, а традиции надо уважать. Хотя, если честно, бункер оставлял гораздо менее гнетущее впечатление, чем следственные кабинеты «Крестов» или «Четверки» - озаботиться прикручиванием к полу столов и стульев на базе, видимо, никому не пришло в голову. Кроме того, отведенное нам помещение ранее по своим функциям являлось чем-то вроде камбуза - судя по наличию в нем холодильника, морозильной камеры и микроволновки, а также некоторого продуктового запаса. Другого, более подходящего, помещения не нашлось - на выбор была либо комната для
сна, либо комната для приготовления пищи - все другие подземелья РЛС были напичканы всяческой аппаратурой, и тащить туда немца было незачем. Старый, кстати, в подготовке этого действа не участвовал - он был по горло загружен проблемами размещения на базе своих бойцов - все-таки тридцать не служивших ранее парней двадцати лет от роду - это та еще головная боль.
        В допросе первенца хотели принять участие все - в основном по принципу, достаточно четко сформулированному в незабвенном мультфильме «Тайна третьей планеты»: «А хотите, я его стукну - и он станет фиолетовым. В крапинку». Но мы с Андрюхой твердо решили соблюдать нормы приличий, в смысле - процессуальные нормы. Ну - или почти. Все-таки найти в местных условиях адвоката в порядке 49-й было несколько затруднительно, да и с переводчиком, возможно, пришлось бы напрягаться. Однако, к нашему счастью, вторая проблема отпала сама собой - немец оказался вполне себе русскоговорящим. Вова как старший из фэйсов сказал, что он это зрелище пропустить не может в силу своих функциональных обязанностей, и нам пришлось с ним согласиться. Остальные торчали из-за полуоткрытой двери, являя собой картину, олицетворяющую стихотворение неизвестного прокурора из УСО. Вы не слышали об этом, без сомнения, выдающемся литературном произведении? Сейчас я вам его процитирую. Называется «Речь подсудимого»:
        Я стою тут весь пушистый,
        Хоть тянул два раза срок.
        А судья мне, как билетик, -
        Вдруг счастливый номерок.
        Ты проникнись, заседатель,
        Посочувствуй, прокурор.
        Расскажу вам честь по чести:
        Не грабитель я, не вор.
        Я не бил в квартире тетю,
        И вещей ее не брал.
        Что ж на следствии признался?
        То с испугу все наврал.
        Бил меня оперативник -
        Бил со страшным злым лицом.
        Стыд, что органов сотрудник,
        Оказался подлецом.
        Он пинал меня часами,
        И давил, давил, давил,
        Скрежетал зубами страшно,
        Словно нильский крокодил.
        Я ж хотел еще и раньше,
        Рассказать, какой он зверь.
        Но при каждом из допросов
        Он мне рожи строил в дверь.
        Мое алиби железно,
        Хоть Витек и наркоман.
        Но мой кореш любит правду,
        Невзирая на дурман.
        Помню я, в тот день мы пили.
        Знать, других не было дел.
        Как, и Витьку посадили?
        Что творится - беспредел…
        Именно так все и началось. Возмущению младшего сержанта Алексея Федоровича Фролова, 1921 года выпуска, уроженца г. Буй Костромской области, холостого, сына Пелагеи Евграфовны Фроловой, проживающей в г. Буй, призванного Буйским РВК, имеющего 1-ю группу крови, не было предела. В качестве документа, удостоверяющего его личность, он силился предъявить уже изъятый у него медальон с двумя экземплярами заполненных вкладышей, в которых мы все, что он пытался нам поведать, прочитали самостоятельно - еще по дороге. Немца подвела немецкая аккуратность. Суть в том, что на бланке вкладыша, отпечатанного типографским способом, стояла дата его выпуска - 1937 год. Но Володя, нечаянно интересовавшийся еще в своей спецшколе вопросами подтверждения личности военнослужащих в зоне боевых действий, объяснил нам, что с марта 1941 года бланк вкладыша был другим. То есть у нашего «клиента» медальон был новый, а вкладыш в него - старый. Кто-то, может быть, на это бы и купился - мол, что было, то и выдали. Но не я.
        - Значит, зовут тебя Алексей, ты - боец… Ну, пока не важно, чего именно ты боец.
        Я снял трубку стоявшего на столе внутреннего телефона и связался с дежурным по части.
        - Дежурный по части капитан Хурбурмыркин - как и в случае с пилотом, разобрать фамилию было сложно, поэтому пришлось общаться почти официально:
        - Товарищ капитан, это следственная группа беспокоит. У вас в части есть склад?
        - Конечно, есть, товарищ следователь.
        - А на складе есть бланки заявок на отпуск неважно чего?
        - Так точно, есть.
        - А не могли бы вы поручить отобрать несколько образцов бланков и направить бойца к нам, в застенки, с этими образцами?
        - Сейчас сделаем.
        Алексей недоумевающе смотрел на меня - наверное, никак не мог понять, с кем он беседует, почему его не бьют и где, в конце концов, жид-комиссар. Одновременно с недоумением он косил лиловым глазом (нет, нет - никаких незаконных методов - во всем виновата контузия) на россыпью лежащий на столе Вовкин «Парламент» - пачку мы, от греха подальше, на стол не выкладывали - на ней было слишком много информации, не предназначенной для неокрепших арийских мозгов - начиная от страны, Минздрав которой в последний раз предупреждает, заканчивая местом изготовления этого самого «Парламента».
        - Закуришь? - спросил Андрюха, традиционно выступая в роли «доброго» следователя.
        Алексей сглотнул слюну. Вова вставил ему в рот сигарету - руки допрашиваемого во избежание эксцессов были надежно скованы «браслетами» за спинкой стула - и дал прикурить. Блин, ну всему этих фэйсов учить надо! Видели бы вы «Лешины» глаза в момент, когда он прикуривал от пьезозажигалки! Я посмотрел на Вову пристальным взглядом в стиле «еще раз - и в глаз», тот смущенно сказал «Упс!» - чем привел пленника в еще более задумчивое состояние - видимо, значения слова «Упс» он не знал и теперь судорожно перебирал в голове список возможных расшифровок.
        Тем временем к нам, пошептавшись о чем-то с операми на входе, зашел боец, притащивший кучу всяческих бланков заявок на отпуск того и сего.
        - Ну, Леша, смотри. Вот этим бланкам, - показал я на разложенные веером на столе бумаги, - по два-три года. Видишь, какого они за это время стали цвета?
        Бланки, естественно, были желтые - это выдающаяся особенность хранения бланков в России со времен царя Гороха. Даже будучи упакованными в плотную оберточную бумагу, они ЖЕЛТЕЮТ.
        - А теперь посмотри на свою ксиву, - я помахал перед его носом вкладышем, извлеченным из медальона. Бумага, выпущенная не позже 1937 года, была БЕЛОЙ. Не просто белой - идеально белой. - Так что, друг сердешный, давай договоримся так: ты не будешь тратить свое и наше время. Я человек от природы ленивый и крайне не люблю тратить свое время на очевидные вещи. Поэтому предлагаю тебе следующее: ты сейчас быстренько рассказываешь нам все, что нас интересует, а мы, - я сделал рукой жест, призывая в свидетели всех присутствующих, - позаботимся о том, чтобы самый гуманный в мире военный трибунал отнесся к тебе с безграничной гуманностью - в рамках возможного, конечно.
        Офигевший от прокола, допущенного его шефами при решении вопросов легализации в тылу РККА, Алексей, тем не менее, решил немного пободаться - правда, уже в другом ключе.
        - Хорошо. Я признаю, что являюсь военнослужащим германской армии. Я - ефрейтор Алекс Красовски, 800-й полк особого назначения. Я являюсь военнопленным и требую, чтобы со мной обращались подобающим образом.
        Интересно, он что - считает нас идиотами? Военнопленным он мог бы считаться, если бы был одет в немецкую военную форму и носил знаки различия, предписанные его званием. Неужели он думает, что мы (то есть наши предки) такого не знали? Но раз он решил придерживаться такой линии защиты - значит, у него есть аргументы в пользу такой линии. Так что мы поиграем по-своему.
        - Вот здесь, дорогой ефрейтор, вы сильно ошибаетесь. Во-первых, ваш полк начал действовать на нашей территории еще ДО войны - и, следовательно, является не воинской частью, а БАНДОЙ. А вы как член БАНДЫ несете ответственность за все ее действия, даже если в них не участвовали лично. Кроме того, к вам вполне применима такая статья, как терроризм. В условиях военного времени - «вышка». Что такое «вышка» вам, надеюсь, рассказывали?
        - Рассказывали, - ответил немец, гордо вздернув подбородок, - смерть от пули - почетная смерть, и я, как солдат, готов умереть за рейх и фюрера.
        - А разве кто-то говорил о пуле? - вступил в дело «добрый» Андрюха. - Видишь ли, в чем дело, Алекс. Не знаю, что тебе говорили твои шефы про возможное предназначение объекта, которым вы столь настойчиво интересовались, но они в любом случае сильно ошиблись в своих предположениях. Смотри сюда. - Андрюха открыл холодильник, достал оттуда пачку сосисок, очистил четыре штучки от целлофановых оберток и, положив на пластиковую тарелочку, засунул сосиски в микроволновку, выставив таймер на две минуты. После чего - нажал кнопку.
        Немец, тупо наблюдая за этими манипуляциями, силился понять, какое отношение сосиски имеют к особенностям работы их цели. Тем временем кожура сосисок начала лопаться, они стали набухать и источать очаровательные запахи. Блин, с этой работой, как всегда, забыли перекусить - недаром язва - профессиональная болезнь следователей. Микроволновка, завершив процесс, звякнула, и Андрюха извлек из нее тарелку с ароматными изделиями белорусского пищепрома, после чего оделил сосиской всех и каждого - включая немца. К сосиске он присовокупил по кусочку батона. Немец, видимо, не менее голодный, чем мы, рефлекторно потянулся к сосиске с хлебом ртом (сейчас, наверное, еще пива и капусты потребует - наглости-то хватит), и в этот самый момент «добрый» Андрюха продолжил:
        - Так вот. То, что являлось вашей целью, - большой аналог этого маленького аппарата, - он показал на микроволновку, - и предназначен для того, чтобы поджарить, как эту сосиску, - палец показывает на огрызок сосиски, понемногу скрывающийся в жующем немецком рту, - фюрера, рейхсфюрера, рейхсмаршала и всех, кому не повезет оказаться в радиусе ста километров от вышеуказанных граждан в момент проведения процедуры.
        Глотательные движения прервались. Сосиска осталась торчать изо рта. Вовка тоже во все врубился и немедленно подключился к нашей страшилке:
        - К сожалению, у нас еще не произведены испытания изделия в натуре, хотя теоретические изыскания и действующая модель, - жест в сторону микроволновки, - показали весьма неплохие результаты. Поэтому нам нужен был доброволец - и мы тебя нашли.
        - Ты кушай, кушай, не стесняйся, чувствуй себя, как дома. Если мало - скажи, мы еще приготовим, - под исполненным животного ужаса взглядом допрашиваемого Андрюха извлек очередную порцию сосисок.
        Через пару минут после того, как приглашенный боец, брезгливо поглядывая на немца, убрал остатки извергнутой его желудком сосиски, Алекс был готов к предметному разговору. Пригласив в застенок Михалыча, чтоб приглядывал за готовым на все «полуфабрикатом» немецкого производства, мы втроем вышли из помещения - после таких выходок всегда стоит немного развеяться, буквально пять минут, прежде чем начинать говорить серьезно.
        - Уважаю, - сказал Вова, пожав наши с Андрюхой лапы. - Монстры.
        - А ты как думал? У нас все рано или поздно кололись. Ладно, работу надо работать. А что реально будем с гавриком делать, когда допросим по полной?
        - Как что? Вывозить на «уличную» и побег организовывать, разумеется.
        Наше намерение немедленно приступить к допросу Алекса было изменено после того, как прибежавший к нам солдат-срочник сообщил, что настало время прекратить дозволенные речи - в смысле, «кушать подано, идите жрать, пожалуйста». Отказаться от обеда мы были не в силах - после ночной аэрофлотовской курицы дальнейшее наше питание свелось к проглоченной в ходе психологического этюда сосиске, да и то - проглоченной только теми, кто в этюде участвовал. С немцем вызвался посидеть Игорек, сменивший Михалыча, а мы отправились в столовую, где с огромным удовольствием приступили к поглощению борща и гречневой каши с тушенкой. Вова, хитро улыбнувшись и подозрительно осмотревшись по сторонам, достал откуда-то из-за пазухи металлическую флягу, настолько помятую и исцарапанную, что сам факт ее наличия у аккуратиста Вовы нас просто потряс. Вова всегда очень бережно относится к своим вещам, настолько бережно, что мог закатить скандал, если кто-то в его авто случайно стряхнет пепел от сигареты мимо открытого окошка. Отвинтив колпачок, прикрепленный цепочкой к горловине, Вова сделал глоток и пустил фляжку по кругу.
Когда очередь дошла до меня, я тоже приложился и, занюхивая выпитую водку корочкой хлеба, внимательно посмотрел на армейское чудо, оказавшееся в моих руках. Фляга была металлического цвета - ни кусочка зеленой эмали на ней не осталось. На одной из ставших плоскими поверхностей мне при тщательном изучении, среди вмятин и царапин, удалось обнаружить надпись: «А. В. 22.06.1941». Андрюха, сидевший рядом со мной, недовольно пробурчал:
        - Давай, давай. Не задерживай процесс, - и потянулся к фляге.
        - Вова, а что это, - спросил я, показывая на надпись, - откуда у тебя этот раритет?
        Нетерпеливый Андрюха вырвал флягу у меня из рук и, сделав изрядный глоток, сам в свою очередь начал рассматривать флягу, вызвав законное возмущение со стороны следующего на очереди Михалыча.
        - Заметили? - улыбнулся Володя. - Это дедовская. Он с ней всю войну прошел, от 22 июня и до Праги. Хороший у меня был дед, говорят, только умер рано - раны сказались. Я его и не видел никогда - потом уже родился. А флягу мне отец отдал, она у меня в тревожном чемоданчике живет - и в Чечню со мной ездила, и в другие места.
        - А где у тебя дед войну начинал?
        - Начинал? Да где-то здесь - в 10-й армии. Он мединститут окончил в июне сорок первого, и сразу - повестку в зубы, шпалу в петлицы - и в армию, военврачом 3-го ранга. 21-го только в свою дивизию прибыл, а тут сразу началось. Короче, 23-го дед попал в плен, а 24-го - сбежал, да еще как сбежал - захватил немецкий мотоцикл с бабками.
        - Бабками?
        - Ну, этими, рейхсмарками. Они вдвоем с товарищем наехали на гансов, которые в легковушке под охраной мотоциклистов ехали, - перебили их, короче, в машину залезли - а там мешки с деньгами. Загрузили мешки в коляску - и к фронту. Вышли к своим, там - туда-сюда, фильтр. А после фильтра деду при таком раскладе дорога была уже не в медицину. Войну он закончил начальником разведки танкового корпуса.
        - Интересно, - задумчиво произнес сидевший за нашим столом Старый, - а ведь 10-я армия в Белостокском выступе была, а это сейчас - Польша. Насколько я успел прикинуть, перенос-то произошел только по границам бывшего Союза - так что…
        - Блин, неужели… - Володя даже побледнел.
        - Кто его знает? Пошло-то все совсем не так - изменения такие, что тот, кто выжил, может погибнуть, и наоборот. Но шанс есть.
        - Надо немца трясти, как грушу, может, он в курсе, что там, в выступе, творится, - авторитетно заявил Серега, - дед - это святое. Я вон тоже своего не видел - но мой-то под Сталинградом погиб, так что и шанса нету. А тебе, Володь, сам бог велел поискать - так что никаких комплексов по поводу использования служебного положения.
        - Может, через контору попробовать? - предложил Старый. У меня там все схвачено, и если какая-то инфа о выступе есть - дадут.
        - Саня, сделай - всю жизнь помнить буду, - просипел Вова, у которого от возникшего расклада даже дыхание перехватило. Если по официозу идти, через наших в Питере, Москву - хрен чего получится, там всем не до того сейчас. Это ж только на личном контакте решить можно!
        - Попробую. Сейчас дожуем - и на телефон, будем решать вопрос.
        - Какое «дожуем»? Сейчас пошли!
        - Во, блин. Дай хоть компот допить, - Кулькин глотнул из оказавшейся в его руках фляги, запил компотом, отдал флягу Сереге, - пошли. Встав из за стола, на котором осталась нетронутой его и Вовина каша, Старый решительно направился к выходу из столовой. Следом за ним вприпрыжку понесся Володя.
        - Так Вовчик для работы временно потерян.
        - Ничего, справимся. - Паша, второй фэйс, все время державшийся в тени коллеги, производил впечатление человека, вдумчивого, немногословного и категорически серьезного. В Вовин отдел он пришел из войск, поэтому стоически сносил кличку Паша Молчи-Молчи, которая успела уже стать известной и нашей команде.
        - Немцу пожрать возьмем? - продолжил Паша.
        - Угу. Сейчас. Уже в пути. Вазелин еще нужно заслужить, - Андрюха всегда был точен в определениях.
        - А Игорек как же?
        - Прапора предупредим, чтобы со стола не убирали - так что придет и поест нормально, никаких проблем.
        Закончив прием пищи, мы отправились к томящемуся в муках неизвестности ефрейтору и Игорьку, которого скорее всего мучило чувство голода.
        Протокол стал писать Андрюха. Во-первых, потому что это сейчас его работа, а во-вторых - потому что у него с собой была сумка, в которой находился ноутбук и ма-а-аленький такой принтер - командировочный набор. В свое время предшественнику этого набора очень поражались в глубинке, когда Андрюхе доводилось туда приезжать - народ там еще вовсю на машинках стучал, а тут такое чудо чудесатое - толпами для просмотра сбегались. С тех пор, конечно, и ноутбук, и принтер в наборе поменялись, да и глубинка жила уже в ногу со временем, но таскать с собой свой «рабочий инструмент» Андрюха так и не прекратил, хотя по уму - вполне можно было обходиться флэшкой с набором нужных формализованных бланков.
        - А что это? - спросил немец, когда продукция фирм «Сони» и «НР» была извлечена из спортивной сумки и предстала перед его глазами. Он, видимо, любую незнакомую ему маленькую вещь теперь долго будет воспринимать как действующую модель очередной «вундервафли» или как минимум продвинутое и усовершенствованное средство из арсенала инквизиции.
        - Вопросы здесь задаю только я - имей в виду. А вообще-то, это смесь печатной машинки и телетайпа. Знаешь, что такое телетайп?
        - Не-е-ет, - испуганным голосом ответил немец.
        - Деревня. Так, пишем: Республика Беларусь, поселок Ганцевичи. Мужики, а какую дату писать?
        А это действительно был вопрос. Протокол допроса ганса нам нужен был для того, чтобы иметь процессуально оформленное доказательство по факту появления в руках «Бранденбурга» современной итальянской «пушки» - мало ли, как там и чего - всегда пригодится. А вот дата… Если написать сегодняшнюю - то немец, прочитав ее в ходе ознакомления с протоколом, может раньше времени врубиться в ситуацию. Если написать 23 июня 1941 года - то получается юридический казус - в принципе, в таком случае мы должны при оформлении протокола руководствоваться нормами УПК РСФСР аж 1923 года. Дилемма, однако. А фиг с ней, с дилеммой.
        - Пиши - «23 июня 1941 года».
        - Думаешь?
        - Уверен.
        - Хозяин - барин. Если что - тебе его в трибунале отстаивать. - Трибунала-то, правда, не планировалось - немцу решили дать сбежать. Не в розыск же его объявлять, в самом деле? Папашу Мюллера при получении такого поручения из Интерпола кондратий хватит, особенно когда увидит, кто кого и за что разыскивает. Шутка.
        Андрюха между тем записал в протокол всех присутствующих - формалист чертов - и приступил к выяснению личности ганса. Тот действительно оказался 1921 года рождения - только родился, естественно, в Германии. Русским языком он владел в силу того, что его папаня, прибалтийский немец, до революции тащил службу в какой-то из тогдашних госконтор в Питере, а после революции, соответственно, свалил в Фатерлянд, где и женился на его, Алекса, мамане - дочери тамошнего кулака из Нижней Саксонии. Так что в своем предположении о деревенском происхождении диверсанта Андрюха был недалек от истины, а сам ганс оказался отчасти нашим земляком - по папе. Разъяснив Алексу его права (что явно было им расценено как изощренное чекистское издевательство), мы приступили собственно к беседе. Нас волновали, по большому счету, всего три вопроса: сколько «бранденбургеров» было направлено к станции, где находятся остальные и откуда его кореш надыбал такую модную «пушку». Алекс не стал тянуть «хвоста за кот» и сразу раскололся до самого донышка: сбросили их с двух самолетов, две группы по восемнадцать человек в каждой, в группе
- по два пулемета, все - с автоматическим оружием. Оружие, кстати, у всех советское. Их группа пешедралом после сброса, обойдя сами Ганцевичи с юга, приперлась к показавшейся ее командиру удобной для базирования деревне с говорящим названием Крысаничи. Там двое гансов, среди которых был и Алекс, переоделись в имевшуюся у них с собой гражданку и направились в деревню выяснять обстановку. И тут-то их поджидал настоящий сюрприз. Оказалось, что в деревне, расположенной на приятном удалении от Локтышинского водохранилища, гуляла приехавшая с рыбалки братва - как местная, белорусская, так и заезжая из Тбилиси (ну да, а фигли-визового режима нет) и Москвы. Братки, когда сладкая парочка гансов к ним подвалила, сразу вычислили, что что-то в облике пришельцев не есть так (ну да, представляю реакцию братков на появление двух молодых клоунов в прикиде, состоящем из «вещей старинных, цены немалой»). Как сказал Алекс, их приняли поначалу за «мусоров», хотя они отнюдь не походили на мусорщиков, а были одеты, по советским меркам, весьма респектабельно, и хотели зачем-то увезти в лес и даже немного побили. Но тут его
напарник, который до вступления в гитлерюгенд был одним из предводителей уличной банды в Гамбурге, сказал, что они - в смысле, он и Алекс - на самом деле немцы, находятся здесь по делу. Братки, бухавшие вторые сутки подряд в глуши, коей являлись и деревня, и берег водохранилища, о случившемся казусе, видимо, ничего не знали - и стали подробно выяснять, что за дело и почему они - немцы - делают дела на чужой «грядке». Напарник Алекса, нюхом почувствовав родственную душу и предполагая, что русский криминал будет естественным союзником вермахта, заявил, что они должны убрать Цанаву. Это заявление вызвало живой отклик у представителей той части братвы, которая являлась носителями особого выдающихся носов - они явно были тифлисцами. После некоторого обсуждения «носатые» заявили, что Цанава Кутаисский, шени деда, «в натуре», достал всех, если за ним даже из Германии приехали. Что, работая по контрабасу (Алекс отметил, что ранее абвер не располагал сведениями о наличии у начальника НКВД Вейсруссланда - Белоруссии увлечения игрой на музыкальных инструментах, тем более - таких специфичных, как контрабас), он
так демпингует при поставке стволов (об участии Цанавы в торговле лесом абвер также ничего не знал), что достал всех, и поэтому они, настоящие тбилисские воры, могут даже помочь немецкой братве в реализации такого благородного дела. После этого носатые скептически покосились на отобранные у Алекса и его напарника «ТТ», удивившись, правда, тому, что такие старые пистолеты (какие старые? тридцать девятого года, двух лет еще нету) находятся в таком приличном состоянии. Похвалив гансов за то, что они хотя бы китайскими подделками не пользуются (очередная зарубка - Китай подделывает русские пистолеты? Интересная информация, особенно - для японцев), «носатые» предложили им за чисто символическую цену оружие, с которым должен идти на Цанаву, как они выразились, «настоящий мужчина», - и показали Алексу и его напарнику итальянский пистолет - отличный автоматический пистолет, о существовании которого в Германии даже не подозревают.
        После ознакомления с конструкцией и пары-тройки пробных выстрелов немцам предложили заплатить за два пистолета по 800 «баксов», в «евро» или «деревянных по курсу». Что такое «евро» и «деревянные по курсу», Алекс не знал, а его напарник сказал, что баксами итальянская мафия, делающая дела в США, называет американские доллары. Долларов у них с собой, естественно, не было - были только советские рубли у командира группы да небольшой запас золота в царских червонцах: золото - оно всегда золото, может помочь даже при общении с НКВД. Напарник Алекса, проявив недюжинную смекалку, объяснил «носатым», что они здесь не одни, что у их друзей есть более серьезное оружие, но они, тем не менее, готовы заплатить за пистолеты золотом и даже договориться о чем-то большем. Правда, за золотом надо сходить к их старшему. После этого Алекса оставили - завели во двор двухэтажного дома, во дворе которого стояли три больших сверкающих автомобиля с колесами, как у грузовика, и множеством фар на крыше - Алекс никогда не слышал, чтобы фирма «Мицубиси» делала такие красивые машины, всегда считал, что она производит самолеты
по немецкой лицензии. Напарник ушел за золотом. Вернулся он не один - вместе с заместителем командира группы, фельдфебелем Бурхардом, который мало того, что договорился о покупке двух пистолетов - отчаянно торгуясь, он сумел скинуть цену, - но и о том, что если возникнут какие-то проблемы, то они смогут найти приют у «носатых» и их товарищей. Пистолеты забрали себе командир группы и Бурхард. Русских бандитов решили пока не ликвидировать, предположив, что они, находясь в конфликте с властями, могут быть полезны при новом порядке, который так или иначе будет здесь установлен. Он, Алекс, уверен, что после того, как их группа понесла потери, оставшиеся вернутся в Крысаничи - тем более что там, по договоренности с «носатыми», в одной из хозяйственных построек на время выхода в рейд до дороги к «этому кошмару» остался радист. Когда «носатые» увидели рацию, они отнеслись к группе с подобающим уважением - один из них даже сказал, что люди работают серьезно, не с мобилами на дело идут - через биллинг не вычислишь. Что такое «мобила» и «биллинг», члены группы не знали, но предположили, что это названия русских
полевых телефонов в смешных деревянных коробках и с толстыми тяжелыми проводами. А где находится вторая группа, он, Алекс, не знает - возможно, это известно командиру, но похоже, что если у нас находится один из пистолетов, то командира или Бурхарда мы убили. Тут в разговор вступил Паша Молчи-Молчи, выдавший словесный портрет дохлого немца, у которого был найден ствол. Немцем оказался командир, обер-лейтенант фон Корнатцки, ныне покойный. Возможная цепочка для выхода на вторую группу «Бранденбурга» оборвалась.
        К концу записи столь феерического бреда в протокол все присутствующие, за исключением Алекса, старательно напрягали все мышцы лица, чтобы не впасть в неконтролируемый хохот. После того как Алексу освободили руки и он прочитал протокол, подписал его, где положено, - под правами, отказом от переводчика и, собственно, феерическим бредом, немца забрали два орла из состава команды Старого и отвели в камеру, являющуюся по совместительству местной губой.
        Смеялись мы долго - изложенное Алексом понимание понятий «мобила», «биллинг» и особенно «контрабас» наркома довело нас до истерики.
        Отсмеявшись, стали думать думу - у нас на повестке дня деятели из «Бранденбурга» с примкнувшими к ним «носатыми» - на лояльность грузинских воров рассчитывать не приходилось, впрочем, на лояльность местных или московских братков - тоже вряд ли. Точное количество «носатых» и «неносатых» Алекс сказать не мог - но только он лично видел как минимум восемь человек, а ведь кто-то мог еще находиться в доме. Плюс - половина из уцелевших немцев. Прикинули: немцев было восемнадцать, сидели в засаде, скорее всего, по восемь и девять человек. Минус - по два пулеметчика из каждой группы, минус - остатки той половины группы, которую приласкали с «крокодила». Таким образом, к «носатым» и «неносатым» могут вернуться шесть или семь немцев, плюс радист. Итого - не менее шестнадцати человек, как минимум часть из которых вооружена автоматами. М-да… Задачка.
        Наши размышления были прерваны ворвавшимися в «бункер» Саней и Володей.
        Найти Володиного деда, естественно, не удалось - впрочем, никто и не ожидал, что это получится быстро. Сам Вова помнил номер армии, в которую «позавчера» приехал дед, но вот номер дивизии… Номера дивизии он не знал вообще. Знал только, что дивизия была пехотной, то есть стрелковой или мотострелковой. Как удалось узнать Старому у своих приятелей из госбезопасности, ситуация выглядела следующим образом: дела в Белостокском выступе обстояли лучше, чем в прошлый раз. Точнее, немцы, оставшиеся без разведки и воздушной поддержки после избиения, устроенного им белорусской ПВО, стали воевать немножко хуже - блицкрига как-то не получалось. Армии, сосредоточенные в выступе, оставшись без связи с Минском и Москвой, лишенные мудрых руководящих указаний Павлова и Генштаба, вынуждены были действовать по собственному усмотрению. Почему-то во многих случаях такие действия оказались тактически гораздо более грамотными, чем те, которые эти же части с этими же командирами совершили «прошлый раз». Одним словом, комитетчик, с которым беседовал Саша, записал данные Володиного деда и пообещал при первой же возможности
навести о нем справки у начсанарма-10 - но только тогда, когда для этого созреют условия. На настоящий момент, к сожалению, попытки «потомков» установить связь игнорировались «предками» - видимо, воспринимались ими как дешевая провокация. Что ж, приходилось довольствоваться и этим.
        Когда Володя прочитал протокол допроса ефрейтора, у него возникла шальная мысль. А что, если немного изменить наш первоначальный план? Знает ли кто-то из засевших в Крысаничах немцев о местонахождении второй группы - большой вопрос, но то, что об этом рано или поздно может узнать радист, сомнений не вызывало. Значит, что? Правильно, радиста надо брать, причем живьем. Брать не только физически, но и под контроль. Из опыта общения с Алексом у нас сложилось впечатление, что лучшим способом взять под контроль будет оглушить его какой-нибудь технической новинкой (впрочем, для него любой образчик имеющейся на станции аппаратуры будет новинкой, за исключением, может быть, телефонов - армейские аппараты недалеко ушли от того, что было в сорок первом году). Оглушить психологически, а не по голове - для этого-то армейские телефоны как раз подходили как нельзя лучше. Но вот как взять самого радиста так, чтобы он не успел даже прокукарекать, было для нас вопросом из вопросов. Имеющийся у оперов опыт выманивания клиента в подходящее для дальнейшего вязания место явно не годился, штурм с привлечением Сашиных
орлов, солдат с базы, бронетехники, вертолета и прочих сенокосилок с вертикальным взлетом исключался, если, конечно, радист был нужен нам живым. То есть, в принципе, вариант с ночным штурмом, конечно, возможен - но только в том случае, если мы будем четко знать, где находится радист, и будем уверены, что он при штурме не пострадает. А для этого нужно знать, где радист имеет место быть. Узнать это можно двумя способами - или захватить «языка», или заслать в Крысаничи своего человека, причем заслать так, чтобы ни у «носатых» с «неносатыми», ни у немцев не возникло никаких подозрений по поводу засланца или засланцев, а лучше - сделать и то, и другое, и можно без хлеба. Местным немцы скорее всего о полученных от нас звиздюлях ничего не расскажут - негоже подрывать авторитет органов будущей государственной власти и управления, гестапо за это по головке не погладит, а если и погладит - то горячим утюжком. Значит, они и дальше будут рассказывать байки о Цанаве - если, конечно, их кто-то попросит что-то рассказать. Задавать много вопросов - тоже не будут, не то у них сейчас настроение и не то количество
народа, чтобы связываться с местным криминалом, который, как и любой местный криминал, лишних вопросов не любит. Итак, нам нужен тот или те, кто не вызовет подозрений прежде всего у братков, - если «гостей» нормально встретят братки, то и немцы к гостям претензий иметь не будут. Кто поздним вечером в деревне, стоящей на дороге между водоемом и цивилизацией, не вызовет подозрений? Правильно, рыбак. Или рыбаки. У которых, к примеру, сломалась машина.
        Через час мозгового штурма два джипа, имевшихся на базе, были конфискованы у их владельцев - командира и начфина. Они, конечно, повозмущались, но после Володиного грозного «надо, Федя, надо» решили, что это будет их личным взносом в фонд обороны, вырвав, правда, из нас обещание вернуть тачки в целости и сохранности или самим решать проблемы со страховкой и вызовом гаишников на место ДТП, в неизбежности которого они были практически уверены. Несколько бойцов сгоняли на квартиры к офицерам и вернулись, плотно затарившись удочками, сапогами и резиновыми лодками. Из сложенного в кучу рыболовного барахла были отобраны самые дорогие и новые экземпляры, которые Игорек и еще трое «урок» торжественно загрузили в «Мицубиси Монтеро Спорт» начфина и «Форд» командира. В «Форд» загрузили, кроме того, несколько приспособлений для причинения ущерба жизни и здоровью граждан, неграждан и лиц без гражданства - самых модных из тех, которые имелись в нашем распоряжении, а в «Мицубиси» - самое приличное спиртное из того, что удалось нарыть по офицерским заначкам - в этом деле практически бесценной была помощь особиста.
Не знаю, как там у него с отловом шпионов, но вот то, кто с кем пьет и где что держит из закусить и выпить, он знал преотлично. После этого опера, предварительно содрав с камуфляжей знаки различия, звездочки и эмблемы, погрузились во внедорожники, а мы - в «МАЗ» и БТР. Дорога до «места поломки» заняла часа полтора - присмотрев подходящую по глубине, ширине и наполненности лужу, в нее загнали «Форд», чуть сзади в лес заехал «МАЗ», а чуть впереди - БТР. Как говорится, это - для себя, это - для любимой, это - на всякий случай, а случаи бывают разными. Выполнив все эти манипуляции, посадив вокруг лужи Саниных орлов, мы собрались у «Мицубиси». Там Игорек и его напарник хватанули для храбрости и запаха по глоточку виски (начфиновского, само собой) и поехали брать «кривого». То есть вытаскивать «кривого», а лучше - двух - к нашему стойбищу. Врубив при этом на полную катушку диск группы «Любэ». Громкая музыка была одной из составных частей нашего иезуитского плана.
        Когда мы рассказали приехавшим «браткам» о том, что произошло в окружающем мире за последние пару суток, первое предположение, которое они высказали по этому поводу, нас весьма позабавило: «ментовская подстава», как выразился в свое время праправнук Грибоедова (того самого) после того, как в питерскую больницу - небезызвестную больницу на улице Арсенальная, где он, правнук, был смотрящим, привезли из СИЗО одного народного избранника, сменившего кресло в Мариинском дворце на тюремную камеру в связи с сугубо нетрадиционными отношениями с отдельными представителями (отнюдь не представительницами) подрастающего поколения. Кстати, в свое время этот избранник был самым молодым народным депутатом СССР - именно там его и ввели… в круг, так сказать. Ну да о чем это я? После того как «клиентам» дали послушать новостные передачи нескольких радиостанций, даже им пришлось признать, что организация такой подставы против них лишена какого бы то ни было смысла - овчинка выделки не стоит. А вот дальше началось самое интересное: хозяина дома, к нашему изумлению, больше всего удивил сам факт «наезда» немцев - это
что ж получается, те самые тощие фрау и толстые герры, которых он ссаными тряпками гонял на всех курортах, от Турции до Таиланда, решили побыковать? Они что, край поля не чувствуют? Вообще поляну не секут? Дальнейшие его комментарии состояли из того, что в стенограммах аудиозаписей, приобщаемых к материалам уголовного дела, обычно стыдливо именуется «Нц». Когда он выговорился, до него стало медленно доходить, что те, которые «наехали», - это совсем не те, кого гоняют ссаными тряпками. Бурное возмущение сменилось глубокой задумчивостью. Двое высказались в том ключе, что теперь - все, вилы. Все реальные темы прикроют, гайки закрутят, нормальным пацанам будет век воли не видать - в прямом смысле этого выражения. Да и мораторий на вышку скорее всего отменят. Еще один был озабочен тем, что все бабки, вложенные в товар, который ждали из Польши, ушли псу под хвост, товара нет, а конкретным людям, которые товар ждут, всякие катаклизмы - по барабану, на счетчик с полтычка поставят, а то и вообще… Еще двое молчали. Просто молчали.
        - Ну а вы что молчите, как рыбы об лед?
        - А что говорить-то? Надо в Москву ехать да в военкомат двигать - мы сейчас все в одной упряжке будем, и пацаны, и менты. Не верите? Ваше дело. Только у меня дед под Москвой без руки остался, пока пацаном был - много чего мне порассказывал. Это ж беспредельщики, хуже ваших тамбовских - их гасить надо, без базара…
        Так. Интересно.
        - Ну а ты?
        - Я? Я во вторую войну Грозный брал, под Комсомолом был - мне сам бог велел. Только вот в Москву - не поеду. Здесь пойду, если возьмут. И если отпустите.
        - И я тоже, - подал голос хозяин, - все одно: либо сюда заберут, либо вы туда заберете, - скрещенными указательными и средними пальцами обеих рук он изобразил решетку. Только вот что с теми делать - ну, которые у нас ночуют? Они ведь из этих, точняк?
        - Точняк, точняк. Только о других ваших гостях тоже подумать надо. Кто его знает, кого они сейчас, после августа, полюбят больше? Тем более что их Мишико - просто копия Адольфа.
        - Да ты чо? Они его сами удушить готовы, педика! Нормальные пацаны. Да и грузин там только одни - Заза, а двое: абхаз и вообще ассириец.
        Ой, млин. Где же тут переводчика с ассирийского искать, если что? Они же, как залетают, про русский язык говорят, что раньше - не знал, а теперь еще и забыл.
        - Ладно. Сначала все равно надо будет брать, а потом разбираться.
        - Ну, берите. Нас только не вплетайте - западло это.
        - Вот уж хрен ты угадал. Ты подумай, кто немцам стволы толкнул? Ты можешь зуб дать, что они не в курсе были того, что происходит? Ты с ними все время был? Гарантируешь, что они радио в машине не слушали?
        - Ну, я их спецом не пас, но думаю - вряд ли. Хотя кто их знает.
        - Не брать их мы не можем - если с немцами заморочка начнется, станут уходить огородами - вылавливай их потом. Если с ними, как с людьми, договариваться - это их в машину вести, радио ставить да потом объясняться полчаса, а немец на стреме - не глухой, глухих в разведку не берут. Да от вас и требуется-то - показать, где их матрасы. Они в одной комнате устроились?
        - Ага. Там кровать двуспальная и кресло раздвижное - мы, когда уезжали, они допивали и в люлю собирались.
        - Серый, ты чо - обурел вконец? Пацанов продаешь? - возмутился один из двух озабоченных близостью сельскохозяйственного инструмента к своей… м-м-м спине.
        - Не быкуй. Твой номер по жизни - шестнадцатый. Ты кто? Ты никто, звать тебя - никак, и вообще ты уволен, нах.
        - Саня, по-моему, три пары ушей в этой компании явно лишние, - Володя решил, что круг привлеченных к сотрудничеству явно пора ограничивать теми, кто сотрудничать желает.
        Саня свистнул студентов, торчавших снаружи и занимавшихся подкормкой кровососущих. На троицу, не проявившую энтузиазма в деле смычки двух противоположностей, надели браслеты и уволокли в лес, в направлении БТР. Опера, кстати, БТР весьма одобрили - полезная вещь, ничуть не хуже, чем батарея в кабинете. Скобочек всяких много, есть куда хорошего человека пристегнуть.
        - Делаем так, - Володя явно решил занять место дирижера в этом акте, - едем на двух машинах, нашей и одной вашей. В первой машине - вы втроем и я, во второй - убойщики и убоповцы. Прокуратуру и бэхов - не берем. Вам там ловить нечего.
        - Володя, а ты не дохера на себя берешь?
        - Не дохера, а в самый раз. Извини, Михалыч, количество посадочных мест ограниченно, а больше машин гнать нельзя.
        - Можно, легко. Тебя что останавливает? Что тех троих уродов с собой не взять? Ну, так эта проблема - решаема. Мы в свое время, когда подпольные цеха водочные были, знаешь, какую шутку проделывали? «Автор за произведением» называется. Хозяина брали и поили его же собственной продукцией до такого состояния, что он отрубался вмертвую. Несмотря на все визги о том, что ему пить Коран не позволяет. Когда просыпался - с первого в жизни сушняка был готов на все, даже телефон Корана вспомнить.
        - Ты хочешь сказать…
        - Ну да. Слегка переигрываем. Бухла у нас достаточно, напоить троих - хватит, еще и останется - на совесть затарились. Так что едем на четырех машинах, трех напоенных - во вторую сажаем. И прикинь, какая фишка - если часть народа уйдет с грузинами разбираться, а часть - останется бухих перетаскивать, а останется - всего лишь пятеро, что же должен будет сделать немец, который на стреме, чтобы не испортить отношения с хозяевами фазенды?
        - Михалыч, тебе кто-то говорил, что ты гений? Тебе надо в нашу контору перебираться, ты ж у себя гниешь на корню.
        - Вот еще. Таити, Таити. Не были мы ни на каком Таити. Нас и здесь неплохо кормят. Подъезжать будем как решили?
        - Само собой. С песнями, плясками и цветомузыкой.
        - А мне что делать? - Старый был совсем не прочь присоединиться к спецоперации.
        - Саня, тебе - руководить вверенным личным составом и ждать нашего возвращения с таким же томлением, с каким Пенелопа ждала Одиссея, - ответил не чуждый классики Игорек.
        - На том и порешим. Ну, давай, Михалыч, корми учителя грибами.
        Для того чтобы вусмерть, до потери чувствительности, напоить троих отказников, нам хватило сорока минут. Первый раз в жизни видел, чтобы люди так возмущались качественными крепкими алкогольными напитками, недолго, впрочем, возмущались. Где-то минут через десять после того, как последний из них сделал последний глоток (кстати, уже абсолютно добровольно, с разглагольствованиями о том, что менты - козлы, на которые, впрочем, уже никто не обращал внимания, - пусть покуражится напоследок), клиенты созрели и были готовы к нуль-транспортировке. Нуль - потому что именно нуль они из себя и представляли, кроме неразборчивых звуков, ничего не издавали, спали, как сурки.
        ОДЕССА. ВОЕННЫЙ ПЕНСИОНЕР СЕРГЕЙ АКИМОВ
        Проснулся рано, когда жена стала собираться на работу. Вчера вечером рассказала, что обменники прекратили скупать валюту, кроме российской и белорусской, зато доллары и евро продавали без ограничений, причем курс продажи упал - сперва вдвое, а концу дня и втрое против позавчерашнего дня.
        Включил телевизор. Передавали который уже раз указы о введении военного положения и мобилизации военнообязанных. На пятом канале лидеры оппозиционных партий распинались в своей любви к Украине и готовности защитить ее от подло напавших агрессоров, наперебой призывали своих сторонников оказывать сопротивление захватчикам, в то же время остерегая власти не заходить слишком далеко в сближении с Восточным братом, чтобы не потерять независимость страны. Идиоты - они что, надеются, будто страна сможет выжить одна в послевоенном мире без тесной кооперации с РФ и РБ?
        Новостные программы показывали немногочисленные сводки с мест боевых действий, сопровождаемые кадрами любительских съемок на мобилки и видеокамеры. Составить из этих разрозненных сведений цельную картину у меня не получилось. Пока можно было говорить о том, что немцам (а это оказались действительно войска вермахта - были и кадры с взятыми в плен фашистскими летчиками) удалось захватить Львов, Ковель, Ужгород, Черновцы. Сообщалось о разгоне немцами Львовского областного совета и казни всех его депутатов, зверствах пришедших с фашистами и присоединившихся к ним местных украинских националистов. Чуть более широко освещалось прибытие в страну российских авиационных и воздушно-десантных частей, показывались кадры погрузки в эшелоны войск и военной техники, направляемой Россией в Украину.
        В Молдове румыны взяли Кишинев и двигались в сторону Тирасполя и Бендер. Войска ПМР готовились отразить нападение. В то же время Тирасполь обратился к жителям прилегающих украинских областей с призывом оказать помощь республике - приглашались добровольцы.
        Пасынок вчера допоздна сидел во дворе с ребятами, а сегодня мне заявил, что поскольку его не призывают, то собирается поехать в Тирасполь в компании приятелей, чтобы бить румын, раз уж немцы Одессе пока не угрожают. Мои разъяснения, что игра в «Контр-Страйк» отнюдь не заменяет реального умения владеть оружием и вряд ли ПМР нужны необученные солдаты, наткнулись на встречный вопрос - а как было в Отечественную, ведь приходилось и тогда бросать в бой неподготовленных?
        Да, наверное, мы все же плохо знаем молодежь - под внешней апатией и развязным поведением все те же яростные и романтические сердца. Как я ему позавидовал - самому-то уже не поехать - ни бегать толком, ни ползать уже с моим-то радикулитом не смогу. Разумеется, если враг дойдет до Одессы, то отсиживаться в подвале не останусь - на баррикаде с автоматом или пулеметом я лишним не буду.
        С трудом удалось уговорить пасынка с другом подождать еще день-два - румыны - не немцы, получив отпор - остановятся, да и авиация Южного оперативного командования наверняка по ним работать будет. А если все же они понадобятся - что тут до Тирасполя ехать-то - часов шесть, так что успеют повоевать.
        Опять засел за телефон.
        Звоню отцу в Симферополь - вчера с ним говорили, но все-таки восемьдесят три года, сделал ли все как надо? Сделал, бодрится - мол, у нас все есть, больше волнуется за меня с внучкой и за второго сына, который в Москве, - того могут призвать - полковник запаса все же. Особо страшного, конечно, ничего в этом нет: тот - военный строитель, так что на фронт вряд ли попадет, но услать куда-то к морю могут. Братишка оканчивал Ленинградское ВВИСКУ по специальности строительства военно-морских баз, или как там она точно называется, не помню - прельстился морской формой, хотя прослужил весь срок в МВО и носил обычную армейскую. Но сейчас, возможно, потребуется восстанавливать разрушенные и заброшенные базы…
        Снова в Крым - двоюродной сестре - что там слышно? Рассказывает со слов мужа - тот работает водителем троллейбуса на Ялтинской трассе - вроде пытались бомбить Севастополь, но флот посбивал всех. В Алуште и Ялте спокойно - еще бы, там столько правительственных дач, что они наверняка ПВО прикрыты.
        Глянул в окно - там внизу машины что-то рассигналились. Сосед с пятого этажа пригнал фургон и таскает какие-то коробки домой. Ну да, он же на седьмом километре торгует, а теперь про турецкий и китайский ширпотреб придется забыть надолго, если не навсегда. Да и с мясными продуктами будет тяжеловато - ни «ножек Буша», ни польского или аргентинского мяса, что на колбасы идет.
        А жарко-то как! Еще и отопление работает. Нет, потрогал батарею - отключили. А солнце что-то больно высоко стоит - не подумаешь, что конец октября.
        Опять телевизор…
        Руководство страны проводит политические консультации с другими странами бывшего СССР - понятно, обсуждают, что делать и кто будет главный. А ведь сильнее нас никого сейчас на планете нет, даже если учитывать тот бардак, что сотворен с промышленностью… Вот политикам простор для предположений, какие амбиции могут осуществиться.
        Интересно, сейчас же начнется передел власти: что у нас, что в России - те, кто держал свои деньги на Западе, их потеряли, да и Россия свой резервный фонд в штатовских банках тоже. Во! Передали распоряжение Нацбанка - приостановлена деятельность всех коммерческих банков, вклады заморожены. Банки обязаны выплачивать только пенсии и заработную плату.
        Ох, и не завидую я властям - столько проблем навалилось, и все срочные, да еще и война…
        Ну ладно, власти - властями, а народу-то что делать? Как дальше жить будем?
        Звонок. Василий - бывший сослуживец. По поручению Самвела звонит. Предлагает вернуться на старую должность - молодых офицеров забирают в войска, а работу делать надо…
        ГОРЬКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ. МАКСИМ АНДРЕЕВ. БЕЗРАБОТНЫЙ
        Ночной секс после бани был прост, незатейлив и контрацептивен.
        Ольга, как обычно, была сверху, руководя телом Максима. Он было попытался не надеть презерватив, однако девушка строго его предупредила:
        - Рано еще.
        Пришлось кончать, как обычно, - быстро и в резинку.
        В других углах небольшой комнаты тоже стонали недолго. Не время для утех. Нужно выспаться. А секс - лишь способ разрядки нервного напряжения.
        Несмотря на разрядку, Макс уснул не сразу. Волновали его три вещи.
        Первое - они так и не успели заготовить годовой запас продуктов, патронов, одежды и прочих полезных вещей.
        Второе - они уехали очень недалеко. А если натовцы ударят ядерным оружием по Дзержинску? Помесь радиации с химикатами может достигнуть дачного поселка в считаные минуты. Успеют ли они собраться? Не, конечно, Рустэм пояснил, что Роза Ветров в это время благоволит к выживальщикам. И отравленный воздух, после того как накроет город, скорее всего поползет на Запад. Ну а вдруг? Мало ли что?
        И третье… Как там мама? Нет, все это было уже обговорено десятки раз. Выжить должны сильнейшие. Пенсионерам нет места в новом мире. Да и что они могут-то? «Одним вздохом отравленного воздуха они спасают нас!» - говорил Рустэм. «Глоток, который не достанется нам и нашим детям!» Он был прав, конечно. Но душа саднила…
        В Нижнем они застряли.
        Часть дорог была зачем-то перекрыта БТРами. Открытые были забиты автотранспортом. Заправки работали через одну. Макс в очередной раз порадовался, что они успели запастись пятью двухсотлитровыми бочками с бензином, закопанными на Базе. Впрочем, в «газельке» плескалось еще топливо. В трех канистрах.
        - Хаос… - мрачно сказал Рустэм, осторожно объезжая приткнувшийся к тротуарному бордюру «Ниссан». - Как и было все описано. Надо было ночью ехать все-таки. Макс! Видишь, машины встали? А магазин видишь?
        - Ну…
        - Возьми две… Нет! Три упаковки минералки и три пива. Деньги есть?
        - Ага, Командир!
        - Действуй!
        Макс выскочил из «газельки», громко хлопнув дверью. Пробежал несколько метров, громыхая «Коркоранами». На них пришлось кредит брать. За который он так и не расплатился еще. Ну и не расплатится теперь уже никогда. Да и пошли они все!
        А в магазине… Маленький магазинчик из серии «рядом с домом», в котором всегда продавался лишь алкоголь, табак, хлеб да молоко с котлетами. А в магазине было столпотворение. Люди скупали соль, спички, макароны, рис… Брали десятками упаковок. За прилавком метался взмыленный азербайджанец и две русские девчонки в синих халатах продавщиц.
        - Э-э-э… Девушка, мне упаковку минералочки «Нижнеивкинской»…
        - Тысяча двести! - не моргнув глазом, ответила жирненькая «девушка» лет пятидесяти.
        - Сколько??
        - Бутылка - двести рублей!
        - Ух ты ептыть! - только и смог сказать Макс.
        - Берете?
        - А пиво почем?
        - Пива нет уже, - пожала плечами продавщица. - Вообще нет алкоголя. Разобрали еще вчера, а подвоза нет и не будет. Сухой закон.
        - Давайте минералку. Сигареты есть?
        - Только «Прима». Пятьдесят рублей пачка.
        - Мля… Десять пачек.
        Потом он, на всякий случай, взял еще сухариков со вкусом мяса - сто рублей за пачку. Десять упаковок.
        Деньги стремительно падали в цене. По крайней мере, в этом магазине. Ну и ничего. Не страшно. Еще сутки - деньги превратятся в бумагу. Будем расплачиваться патронами, как это в «Эпохе Мертвых» описано. Да… Все-таки панамский сиделец был прав. Или он не панамский? Да хоть гондурасский. Так что пофиг на деньги. Сдачи в триста рублей у продавщицы не было. Пришлось взять пять упаковочек «Дирола». А что? Пригодятся!
        Пока Макс закупался - машина продвинулась метров на десять.
        Рустэм тихо матерился за рулем. Паша с Машей ковырялись в нетбуке. Ольга индифферентно разглядывала пейзаж, состоявший из затонированного окна какого-то «Лексуса», ласково поглаживая чехол «сайги».
        - Принес? - нервно спросил Рустэм.
        - Минералку только. Пива нет. Ничего нет. Полки пустые, как в СССР!
        - Много ты знаешь про СССР, - хмыкнул Рустэм.
        - В смысле? - не понял Макс.
        - Забей! - отмахнулся Командир и напряженно уставился в лобовое стекло. Упревший под дождем гибэдэдэшник махал грязным жезлом, игнорируя сигналы светофора. Когда они стояли прямо перед ним, Рустэм демонстративно достал фляжку из внутреннего кармана пятнисто-камуфляжного бушлата и хлебнул из нее. Мент только устало покосился и продолжил махать черно-белой палкой. Позавчера было бы все по-другому…
        Три часа они ползли по улицам города. Три часа. Эти три часа могли стать роковыми. Где-то там, за океаном, какой-нибудь уоррент-офицер мог легким движением пальца отправить их компанию в ядерный ад. Но почему-то не отправил.
        Впрочем, рефлексии оставили на потом. Сейчас главное - добраться до Базы.
        Когда выскочили за мост через Волгу - понеслись, что было сил у «газельки». Сил, правда, у нее было немного. Зато трасса была почти пуста. Большинство машин уходило по разворотам в Заволжский район Нижнего. Странно, но встречка была забита. Люди зачем-то торопились в город.
        - Идиоты! Вот же идиоты! - матерился Рустэм, провожая взглядом встречные легковушки и автобусы. - Они ничего не понимают. Ничего! А значит - у них нет права жить!
        Соглашались с ним все молча. Он был прав. Однозначно прав. Неужели не понятно - если случается ТАКОЕ, необходимо валить из городов. Переждать первое время. А затем уже приступать к «мародерке» и стараться выжить. Сохранить в себе потенциал человечества. А если не мы-то кто это сможет сделать? Выжить должны сильнейшие! И умные…
        Добрались они до Базы без приключений. Ну, какие могут быть приключения у шестерых вооруженных людей, если они сами эти приключения не ищут? Вооружение было, конечно, слабоватым - «макарычи», «наганычи» да прочие газовые баллончики. Однако даже игрушечное оружие придавало уверенность. Иногда они даже специально притормаживали и вглядывались в лица тех, кто шел по встречке. Натыкались на каменные взгляды Команды и спешно отворачивались…
        Вывод: главное, не какое оружие у тебя, а как ты его чувствуешь.
        «Газель» прошла где-то с километр от поворота с шоссе. Потом завязла в грязи. Дорога и в сухое время была тут никакой, а после недавних дождей и внезапно наступившей вчера летней жары вообще превратилась в болото. На Базу отправились Рустэм со своей Иришей. Пашка с Машкой засели по правую сторону дороги. Ольга и Макс - по левую. Конечно, гостей они не ожидали… Но вдруг? Это же Армагеддец! Нужно быть готовым ко всему.
        Макс попытался развалиться на спине и уставиться в седое небо, но Ольга легким пинком заставила его занять позицию в кустах. Нет. Не сексуальную. За дорогой следить.
        Занятие оказалось весьма скучным. Никто Команду не преследовал. В хаосе катастрофы они оказались никому не нужными. С одной стороны - это хорошо. А с другой - скучно. Время от времени Макс поглядывал на запад. Если америкосы вдолбят по Нижнему и Дзержинску… мало не покажется никому. Но почему-то война с НАТО не переходила в фазу «Всех убью - один останусь!». Это обнадеживало, настораживало и несколько пугало. Нет ничего хуже неопределенности.
        - Оль, как ты думаешь, долго это все продлится? - внезапно спросил Макс.
        - Нет, - качнула она головой.
        - Думаешь?
        - Ты не понял. «Долго» или «быстро» - эти понятия исчезли. «Это» - навсегда, - она стряхнула маленькую еловую веточку с русых волос. - Мы внутри Вечности, Максик.
        Он пожал плечами. Ольга, конечно, была очень красивая. Высокая, стройная, фигуристая. Волосы спадали водопадом аж до пояса. До вчерашнего дня спадали. Утром она побрила голову. Впрочем, в этом был какой-то неожиданный шарм.
        Но уж слишком она умная. Кастанеда и Штайнер были ее любимыми писателями. Любимыми, настольными и напольными. Иногда даже постельными. В смысле, вместо постели - чтение и медитации над текстом.
        Над парочкой, замершей в кустах можжевельника, свиристели птицы. Внезапный июнь разбудил в тварях божьих инстинкт размножения. Макс чуть подвинулся к Ольге. Приобнял ее за талию, переложив пистолет в левую руку. Она поморщилась в ответ и сбросила его руку.
        - Оль… Ну, нет же никого!
        - Они приходят, когда ты их не ждешь, - заученно ответила Ольга, продолжая наблюдать за дорогой.
        - Да кто они-то? - вздохнул Макс и отодвинулся на свое место.
        - Враги, - отрезала девушка.
        - Да какие враги-то?
        - Все. Кроме нас, - на мгновение обернулась она к нему. Взгляд ее прищуренных зеленых глаз гюрзой укусил Макса.
        - А-а-а… - вздохнул парнишка в ответ. - Ну да. Все кругом - враги.
        - Заткнись!
        И он заткнулся. Ольга вокруг всегда видела врагов. И всегда была ко всему готова. Однажды ночью они с Максом шли через старый, давно заброшенный парк. Какой-то пьяненький мужик попросил на свое горе прикурить. Она и дала прикурить. Сначала сигаретой в скулу, затем коленом в нос и одновременно локтем в затылок. И кто кого провожал в тот день?
        Когда он ее целовал у своего подъезда, то не удержался и спросил:
        - Оль, что ты имела в виду, когда сказала про «некоторые услуги»?
        Она слегка оттолкнула его и, криво ухмыльнувшись, грубо ответила:
        - Лишний х…й п…де в прибыток.
        И ушла, не простившись.
        С тех пор Макс старался не заводить с ней откровенные разговоры. Поэтому сейчас и заткнулся.
        Заткнулся и даже чуток задремал. Но получил локтем в бок и дремать передумал. Так и лежал, вперившись взглядом в лес и с завистью прислушиваясь к хохоткам, плавно переходящим в стоны, с другой стороны дороги.
        Рустэм с Иришкой прибыли на одной «Ниве». Девка не справилась с жестким, почти танковым управлением чуда российского автопрома. Это тебе не на «автомат-коробке» по Дзержинску кругами кататься.
        Багажник забили всячиной под завязку. Затем «газельку» вытащили с дороги и замаскировали ее поваленными елками метрах так в тридцати от колеи. После забились вшестером в тесный кузов недоджипа.
        Время уже к девяти вечера приближалось, когда они прибыли к месту базирования.
        - Странно… А все еще не темнеет, - оглядел розово-голубые небеса Пашка.
        - Явное нарушение пространственно-временного континуума, - ответил равнодушно Рустэм. - Потом будем разбираться. Выгружаемся!
        Ну и выгрузились постепенно.
        Утащили все в кладовки бункера. Потом и сами в него забрались.
        Когда поужинали - холодная банка гречки с мясом на каждого, когда запили холодный жир глотком теплого чая из Машкиного термоса, когда расправили спаренные спальники по углам и улеглись в них, Рус спросил Пашку:
        - Новости есть какие?
        - Не. Связь так и не восстановилась. Соответственно, нет и интернета. Да его еще со вчерашнего утра не было. Одна локалка только еле-еле пахала. Связь будет - сообщу.
        - Понятно, - ответил Рустэм. - Всем спать. Это приказ. Подъем в шесть. Дела надо обсудить. Дневальные… Паша! Маша! Вы - первые!
        - Яволь, майн фюрер! - хохотнул Пашка.
        А Ольга закинула бедро на Макса. Положила ему руку на грудь и жарко задышала в ухо. Он осторожно погладил ее по руке. Далеко не женской - грубоватой, покрытой шрамами и царапинами. Она в ответ чмокнула его в щеку, покрытую пушком. И уснула.
        А он уснул чуть позже. Только и успел подумать - а как там мама?
        Мама же в это время ставила чайник на крохотной кухоньке старой хрущевки и думала:
        - Как там сыночек-то мой?
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗАМНАЧАЛЬНИКА ШТАБА VI АК:
        «…Наш корпус вынужден был целиком повернуть 26-й пд на север и закрыть фронт силами лишь 6-й пд. Опасения по поводу столь рискованного маневра, которые мы испытывали, не оправдались. 6-я пд продолжала наступление в обход Каунаса с юга, почти не встречая сопротивления. Большую часть времени ее части продвигались по дорогам в походных колоннах.
        Значительно более серьезная обстановка сложилась для 26-й пд. Передовые отряды дивизии быстро сбили ничтожные заслоны на линии соприкосновения. Настораживало, однако, что небольшие подразделения, оказавшие первое сопротивление, были буквально перенасыщены автоматическим стрелковым оружием и создавали необычайную плотность огня. По нашим войскам было произведено несколько пусков ракет из переносных пусковых установок, оказавшихся крайне неприятным оружием, доставившим нам чувствительные потери.
        Примерно через час после начала боевых действий мы получили обескураживающее и прямо-таки потрясшее нас известие: один из передовых отрядов 26-й пд был практически полностью уничтожен, подвергшись атаке из засады механизированной группой противника из нескольких легких танков и бронетранспортеров неизвестной конструкции. Однако когда наш авангард достиг места боя, развернул батарею РаК 35/36 и открыл огонь, противник поспешно отступил, оставив подбитыми на поле боя легкий танк с длинноствольной автоматической пушкой и четырехосный колесный БТР с колесами необычно большого диаметра. При отступлении бронетехника противника продемонстрировала очень высокую скорость и маневренность. Авангард тоже понес немалые потери: два орудия ПТО были уничтожены ответным огнем противника, одно серьезно повреждено, а расчеты потеряли около 80 % состава, не считая серьезных потерь в пехотных подразделениях. Тем не менее поле боя осталось за нами, и это несколько подняло боевой дух наших войск. Серьезные неприятности начались позднее.
        Тем временем информация, поступающая от войск, продвигающихся по этой территории, рисовала очень странную картину. Солдаты и офицеры наблюдали множество зданий явно немецкой постройки. Характерно знакомый облик носили и проложенные здесь дороги. Но наряду с этим наблюдалась масса зданий явно иной архитектуры и другие детали, совершенно не свойственные немецким землям. По образному выражению одного из офицеров, „такое впечатление, что противник занял и осваивал эту территорию уже несколько десятков лет“. Но ведь еще позавчера здесь была наша земля и развертывались наши войска! В общем, голова кругом, и не у меня одного.
        К середине дня наши передовые отряды уже подошли довольно близко к Шталлупенену (Нестеров), и в этот момент главные силы 26-й пд подверглись нескольким атакам с воздуха. Неожиданно для нас это была не бомбардировка, а ракетно артиллерийский обстрел. Хотя в атаку на наши колонны заходили единичные самолеты, запущенные ими ракеты и очереди из их автоматических пушек калибром явно более 20 мм причинили нам немалый ущерб. А на подходе к Шталлупенену колонну наших войск атаковала механизированная группа противника, в составе которой на этот раз было три тяжелых танка. Эти монстры имели пушку крупного калибра (заведомо больше 10 см!), с необычайно длинным стволом, напоминавшую скорее корабельное, нежели танковое орудие. Большая округлая приплюснутая башня покоилась на приземистом корпусе, опиравшемся на весьма широкие гусеницы.
        Тяжелые танки противника открыли огонь с опушки леса, как только колонна наших войск оказалась для них в прямой видимости. Дистанция стрельбы составила около километра, но огонь этих монстров оказался весьма точен. На шоссе горели разбитые грузовики и несколько пушек - практически все, что оказалось в секторе обстрела этих чудовищ, было уничтожено. Лишь когда нам удалось подтянуть 105-мм гаубицы и 150-мм пушки, а во фланг тяжелым танкам русских вышли три штурмовых орудия „штурмгешютц“, чаша весов в бою стала склоняться в нашу сторону. У одного из тяжелых танков была разбита гусеница, и он потерял подвижность. Два других танка, попав под плотный обстрел, получили повреждения, хотя и не выведшие их из строя, но заставившие ретироваться с поля боя. Однако мы потеряли все три „штуга“, и поэтому приблизиться к подбитому танку не удалось из-за очень плотного пулеметного огня, открытого пехотным прикрытием противника.
        Колонна возобновила движение, и ее голова, миновав открытое пространство, втянулась в лес, прикрывший нас от крупнокалиберных пулеметов врага, которые так и не удалось привести к полному молчанию. Не успели наши грузовики проехать и двести метров по лесу, как вокруг шоссе вспухли десятки разрывов. Создавалось впечатление, что снаряды рвались даже в кронах деревьев. Как доносил один из немногих выживших унтер-офицеров, он принял бы это за короткий, но массированный минометный обстрел, если бы не знал, что в густом лесу это практически невероятно. Унтер при этом демонстрировал прискорбную для военнослужащего вермахта растерянность.
        Колонна вновь была вынуждена остановиться, и опять из леса показались русские тяжелые танки, Их было всего два, и на этот раз, сделав по несколько выстрелов, они с дьявольской скоростью меняли позиции, чтобы выстрелить еще раз и снова скрыться. И все же мы нашли выход - вся имеющаяся у нас артиллерия стала давить пехотное прикрытие этих танков, и вскоре русские были принуждены к отходу, на этот раз - окончательному.
        Примерно в это же время начался хотя и редкий, но регулярный и непрекращающийся обстрел из артиллерии крупного калибра двух колонн 26-й пд, двигавшихся по параллельным дорогам западнее направления на Шталлупенен. Наши потери росли. Тем не менее, это не могло остановить порыв наших солдат - передовые отряды 26-й пд к 15.00 23.06.1941 уже обогнули Шталлупенен с запада, чтобы не ввязываться в уличные бои, и продвигались далее в намеченном направлении. Продолжали движение и обстреливаемые колонны, выйдя в промежуток между Гумбиненом и Шталлупененом.
        К сожалению, нам так и оставались неясными численность и дислокация противостоящей группировки противника. С обоими высланными вперед самолетами-разведчиками Hs126 очень скоро была потеряна связь. Именно срыв авиаразведки привел к тому, что около 16.00 крупное соединение противника, выдвинувшись от Гумбинена по шоссе Кенигсберг - Каунас, внезапно нанесло удар, причинивший серьезные неприятности, по левому флангу 26-й пд. Используя открытое пространство, противник обстрелял нас с дистанции более трех километров, открыв убийственный по точности огонь. Полковая и дивизионная артиллерия, пытавшаяся противодействовать этому удару, понесла тяжелые потери. Противник расстреливал наши орудия, как в тире, и лишь артиллерия, стрелявшая с закрытых позиций, имела шанс уцелеть. Но ее огонь, к сожалению, почти не давал результатов, поскольку танки и самоходные орудия противника непрерывно маневрировали.
        В итоге были полностью уничтожены две артиллерийские батареи и потеряны четыре штурмовых орудия, не считая многочисленных потерь в пехоте. Попытка нанести авиационный удар по механизированной группе противника, состоявшей из тяжелых танков, самоходных орудий крупного калибра и большого числа легких танков с уже знакомым ним характерным силуэтом с сильно заостренным носом, провалилась. Девятка Ju88 натолкнулась на мощный и дьявольски меткий огонь автоматических зенитных пушек и потеряла семь машин из девяти, так и не сумев нанести по противнику бомбовый удар.
        Вынужденно притормозив движение и уплотнив боевые порядки, наши войска попали под короткий, но мощный артиллерийский налет противника. Больше всего это было похоже на действие новых шестиствольных минометов „Небельверфер“, только многократно усиленное. Наши суммарные потери были таковы, что дивизию уже можно было считать ослабленной на целый полк. Самое паршивое заключалось даже не в этом, а в заметной деморализации войск. Даже некоторые опытные офицеры испытывали смятение оттого, что противник смог практически безнаказанно расстреливать наши войска с дальних дистанций, а мы были не в состоянии противопоставить ему что-либо действенное.
        Между тем русские и не думали останавливаться на достигнутом, руководство корпусом было серьезно затруднено неудобным размещением штаба корпуса в некотором отдалении от полевого командного пункта 26-й пд. Из-за потери при вчерашних налетах штабных радиостанций мы были вынуждены пользоваться средствами связи штаба дивизии (вчерашние потери в которых тоже были чувствительны) и гонять связных офицеров чуть ли не за километр к дивизионному узлу связи. Безрукие дивизионные радисты почему-то все никак не могли связаться со штабом ОКХ. Однако и это продлилось недолго - вечером авиация русских накрыла командный пункт 26-й пд. Я стал задумываться - а может быть, именно неудобное расположение штаба корпуса спасло нас от русских бомб? Ведь штаб дивизии погиб почти полностью вместе со своими радиостанциями…»
        МОСКВА. ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ. ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ
        Есть такое психическое расстройство, не признанное до сих пор медицинским сообществом, но оттого не ставшее менее опасным, - интернет-зависимость. Глава государства знал, что ей покорны все - от сопливого тинейджера, самоутверждающегося если не в реальной жизни, то хотя бы в виртуальном пространстве, до пенсионера, с восторгом осваивающего захватывающие дух просторы всемирной паутины. Самого себя, что неудивительно, он зависимым от странствий по сети не считал.
        Однако к исходу второго, после внезапного и до сих пор не до конца осмысленного катаклизма с переносом, дня отлученность от любимого способа препровождения свободного времени дала о себе знать. Настроение, и без того дурацкое после очередного, не слишком продуктивного, общения с силовиками, прекрасно справлявшимися - «Пока!» - с возникающими проблемами самостоятельно, стремительно ухудшалось.
        «Ну, подписан еще с десяток указов, согласован вопрос с разграничением полномочий чекистов и МВД на „временно занятых“ территориях… Что? Без меня не справились бы или не договорились? Это вряд ли. Каждый норовит показать, что не зря казенный паек получает. Так пусть на деле и показывают, а не на бесконечных совещаниях. Остообрыдли все. По самую маковку…»
        Вялость и апатия - резкие, необъяснимые - навалились как-то сразу. На душе стало мерзко, кондиционированный воздух в комнате отдыха показался душным, насыщенным неприятными, раздражающими обоняние запахами. Чтобы хоть как-то избавиться от наваждения, президент открыл окошко браузера на экране стоявшего на отдельном столике ноутбука.
        Твиттер был недоступен, «лежали» и другие социальные сети, использовавшие хостинг и серверы за пределами бывшего СССР. Новостные ленты, похожие одна на другую, опаздывали с отражением событий минимум на восемь-десять часов. Фильтр военной цензуры начал работать если не в полную силу, то очень близко к тому. Не обнаружив ничего заслуживающего внимания, глава государства уже хотел свернуть программу и выйти из сети, благо настроение хоть чуть-чуть, но стало лучше, однако ткнул по привычке в «избранное» и открыл вкладку с крупнейшим российским видеопорталом. На его каналах иногда попадались забавные мультфильмы, новая непрофессиональная музыка, да мало ли еще что, способное слегка отвлечь от дневных забот!
        В «топе дня» на первой позиции оказался ролик со странным названием «Новые освободители Европы?», размещенный буквально пару часов назад каналом радиостанции «Эхо Москвы» и уже успевший набрать несколько тысяч просмотров. «Интересно, - подумал президент, - их же должны были закрыть согласно сегодняшнему Указу? Или руки пока не дошли?» Два клика «мышью», и ролик развернулся в полный экран. А на нем…
        Краснолицый, явно находящийся в состоянии сильного алкогольного опьянения, человек в криво застегнутой камуфляжной куртке с погонами полковника, - камера как бы ненароком задержалась на больших звездах защитного цвета, - громким голосом рассказывал, поминутно поправляя спадающую форменную кепи, о том, что он лично сделает с прибалтами, поляками и разными прочими шведами. Речь его, малосвязная и обильно уснащенная неизобретательной нецензурной бранью, сводилась к ожидаемым продолжительным половым актам с представителями указанных национальностей, их правительствами, многочисленными родственниками и домашними животными. Ряд обещаемых действий однозначно мог быть отнесен к сексуальным извращениям, а некоторые могли повлечь за собой последствия в виде телесных повреждений различной степени тяжести…
        Досмотреть до конца такую похабщину сил не хватило. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, президент свернул окно браузера и нажал клавишу селектора внутренней связи.
        - Владислав Юрьевич, вы еще не спите? Не до шуток. Срочно зайдите ко мне. Да, и прихватите, что у вас есть по «Газпром-Медиа». Похоже, они таки доигрались…
        День третий
        28.10.2010/24.06.1941
        МОСКВА. ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ
        - Как это случилось? Сергей Алексеевич, я вас спрашиваю! Как вы смогли это допустить?
        - Никто не ожидал такого от нее. Началось все хорошо, разговор строился в соответствии с рекомендациями психологов. Футурошок и прочее. Ну, вы сами понимаете… Мы-то в себя третий день приходим, а она поверила нам практически сразу же. Вся предоставленная ей информация была проверена еще в Москве и могла быть сопоставлена с существующими у посольства в Стокгольме источниками. Беседовали почти весь вчерашний день - никаких признаков измененного состояния, на мой взгляд.
        - Но причина должна была быть? - нетерпение, звучавшее в голосе президента, граничило с раздражением.
        - Я думаю, все дело в визите Гюнтера. Кристиана Гюнтера. Это…
        - Я знаю, кто это. Ваши коллеги и другие ответственные товарищи снабдили меня практически полной информацией. Справками на весь здешний политический зоопарк. Дальше!
        - Беседа с министром проходила в моем присутствии, благо в предоставленных мне полномочиях Александра Михайловна не усомнилась ни на йоту. Он сразу же взял быка за рога - сказал, что в его автомобиле встречи с советскими и российскими дипломатами ожидает некий господин из Берлина. Слово «российскими» он особо выделил. С очень важными сообщениями и предложениями от рейхсминистра Риббентропа, и не только. Причем это «и не только» он повторил дважды.
        - «Господин из Берлина» - Томпсон?
        - Не факт. Полных данных на «немецкого гостя» мы пока не получили. Ни по своим, ни по эсвээровским каналам. Миссия Томпсона, как вы знаете, провалилась в сорок третьем. Так что это мог быть кто-то еще из тогдашней номенклатуры Вильгельмштрассе. Лично я его не видел, не успел… - на последних словах голос заместителя министра иностранных дел внезапно сел. Он невидяще взял стоявшую на столике бутылку с минералкой и, чуть не промахнувшись мимо, наполнил стакан. Лоб его покрылся мелкими бисеринками пота.
        - Успокойтесь, Сергей Алексеевич! И продолжайте, пожалуйста.
        Рябков залпом выпил воду, на мгновение взгляд его стал каким-то рассеянным, а губы прошептали: «Стакан воды…» Но, взяв себя в руки, он продолжил:
        - Похоже, это моя вина. Только моя. Не стоило спрашивать Гюнтера, в чем, по его мнению, может быть смысл визита германского эмиссара и насколько серьезны намерения и позиции тех, кто договаривался с ним об организации встречи. Когда он начал отвечать, Александра Михайловна несколько изменилась в лице и, извинившись, покинула комнату. Я тогда еще подумал: «Неудивительно. Странно, что она вообще в семьдесят лет так хорошо выглядит и может исполнять свои обязанности». А через минуту мы услышали выстрел. Негромкий, как воздушный шарик лопнул. В сердце…
        - То есть она решила, что мы пойдем на переговоры?
        - Вероятно, да. А что она еще могла ожидать от представителей буржуазного государства? От нас с вами. Они страну на дыбы подняли, против половины мира выстояли, а мы… - Глаза человека, еще недавно считавшегося одним из самых успешных представителей России на международной арене, холодные и расчетливые по определению, - а какими еще могут быть глаза карьерного дипломата? - затянулись влагой.
        - Плохо. Очень плохо. Нет, не то, что случилось, - здесь вашей вины нет. Мы слишком… другие, старикам нас не понять. - Лицо главы государства закаменело, скрывая рвавшиеся наружу эмоции. Лишь повышенный тон голоса выдавал его чувства. - Отвратительно то, что нас считают способными договориться с нацистами. Это мнение нужно переломить. Любой ценой.
        АЛЕКСЕЙ ШКОДИН. ФИНАНСИСТ
        Война.
        По радио обсуждают только ее. Даже тема переноса отошла на второй план, мол, мистика - мистикой, а фашисты - вот они. Новости самые разные - кто говорит, что немцы чуть ли не до Киева прорвались, кто, наоборот, что «бравый вермахт» поставлен в коленно-локтевую позу, а доблестная Российская армия проводит операцию «Надругательство». Официальные же сводки говорят, что «фронт стабилизирован». Подозреваю - врут все, если не умышленно, то по незнанию. Ночью вообще кошмар был - передавали, что на Берлин сброшена атомная бомба… Я даже немного поседел, пока перепроверял на других частотах. Слава богу, утка оказалась. Ядрен батон, это… в общем, игравшие в Фоллаут меня поймут.
        И что интересно, народ даже сплотился… на нас, вон, косо поглядывают, «галактеко опасносте», то есть Родина в беде, а они на Восток едут… Ну-ну. Патриотизм - это штука заразная, конечно, но вот суровые реалии жизни показывают, что правы чаще циники, а не патриоты. И как законченный циник я везу свою семью подальше от доброго дяди Путина и страны победившего тоталитаризма. Впрочем, я буду счастлив, если окажусь не прав насчет перспектив СНГ. А пока вперед в Таиланд.
        Волгоград нас встретил неприветливо. Иришкину семью мы не нашли - давно как переехали, а на ночной заправке нарвались на группу патриотически настроенных скинов, которым не понравились латвийские номера нашей «Тойоты». Правда, обошлось без приключений - Макс объяснил им, что их энергию лучше направить на фашистов, а не на братьев-славян. Бритоголовые молодцы нам даже поаплодировали за угон транспортного средства у «фашистских прихвостней». Ночевать мы не стали и, затарившись бензином по уши, устроили ночной бросок. И вовремя - в Волгограде сегодня утром объявлен комендантский час. А мы хитрые - ночью проскочили Уральск. Сейчас же я веду свой японский джип по трассе М-32, неуклонно приближаясь к границе Казахстана… Еще часа полтора - и сменюсь с Максом.

* * *
        - Ну что?
        - Глухо, - ответил я, не отрываясь от прицела. - Никого нет. Ни ментов, ни машин, ни пограничников. Видно, внутриэсэнгэшные границы сейчас по-барабану. Кстати, я идиот - не мог додуматься купить бинокль и пялюсь сейчас в оптику, как снайпер-недоделок. А мы сейчас, как на ладони, - кругом степь, и хрен где спрячешься.
        Стас заржал в ответ.
        - Чего смеешься?
        - А вот, - он достал из-под полы полевой бинокль.
        - Собака, что ты раньше не сказал? А если бы там кто-то был и засек меня с пушкой?
        - Да не ссы, я, перед тем как тебя разбудить, провел рекогносцировку.
        - Твою мать, какого х…
        - Такого, ты, салага, даром что в своей Пиндосии в тир ходил, воевать ни хрена не умеешь. Вот я тебя и натаскиваю.
        - Ну, блин, а предупредить? - поинтересовался я все еще несколько повышенным тоном.
        - Леша, заткнись, - перебила меня жена, - Макс прав. Он хоть отслужил, а мы с тобой - офисные хомяки, так что лучше поблагодари его.
        - П…ц. Макс, спасибо. Предлагаю дождаться сумерек - еще полчасика, и нагло пересечь государственную границу Казахстана.
        - Одобряю, - ответил брат.
        - Ну и молодцы, - расщедрилась Ира на похвалу, - Леша, раз ты потешил уже свое мужское эго, иди сюда, тренироваться менять памперсы.
        - А знаешь, вот кончатся памперсы, и все - стирай пеленки или экстренно учи Майю ходить на горшок.
        - П…ц, - резюмировала моя благоверная.
        - Не ссыте. Ваши памперсы через год шведы изобретут.
        - Хренасе, Макс. Откуда сведения?
        Нет, он, конечно, далеко не дурак, но вот эрудицией кузен никогда не блистал.
        - Ну не все тебе быть в семье самым умным, - сказал брат и удалился, наслаждаясь произведенным эффектом.
        ОРЕНБУРГСКАЯ ОБЛАСТЬ. ВИТАЛИЙ СЕРГЕЕВ. ЮРИСТ РАЙОННОЙ АДМИНИСТРАЦИИ
        Против обычного во вторник разбудило меня радио. Маленький «Грюндиг» выдавал на средних волнах Гимн Союза, может быть, и России, но слов спросонья я разобрать не мог, а в голове крутилось «сплотила навеки великая Русь…». Да и не выучил я нового текста, принципиально, одного того, что предкам, кроме мудрости, нам было дать нечего, а кому-то досталось все остальное, резало мое тонкое поэтическое ухо! Однако с кровати я встал уже на первом припеве. Подсознательный автоматизм, заложенный с детства, не позволил мне слушать эту музыку в горизонтальном положении.
        Отзвучал последний аккорд, и пошла сводка «Совинформбюро». Или как оно сейчас называется? Организм, оголодавший за последние дни по информации, двинулся в направлении звуков приемника. Я прошел на кухню, где и щебетало это чудо техники.
        «…в ходе упорных боев союзным войскам удалось остановить наступление фашистов по всему фронту. Силами фронтовой авиации уничтожены склады и командные пункты вермахта в прифронтовой зоне. Стратегическая авиация России нанесла удары возмездия по Берлину…»
        Ядерные, что ли? Ракеты наши экономят? Если ядерные, то не все так хорошо, зачем козырями-то по десятке бить?
        Какие «козыри», какие «десятки»? Еще не хватало про прикуп вспомнить… Нет, нужно срочно просыпаться полностью, а то дрянь всякая в голову лезет.
        «…Исходя из принципов гуманизма, союзное командование воздерживается от употребления специальных боеприпасов. Но в случае необходимости РВСН и Стратегическая авиация России нанесут удар по врагу всеми имеющимися средствами…»
        Так. Это уже не столько для нас, сколько для немцев - средние волны они точно слушают… Тут до просыпающегося мозга стали доходить не только звуки, но и запахи! Пахло едой. Зашедшая с ведром и в фартуке жена только усилила мои смутные подозрения.
        - Встал, любимый?
        - Встал, солнышко.
        Она чмокнула меня в щеку. И спросила:
        - Завтракать будешь?
        - Буду. А что у нас?
        - Глазунья с колбасой и бутерброды к чаю.
        Что война с женщинами делает? За пять последних лет это был первый завтрак, приготовленный не мной или мамой.
        - Сейчас, умоюсь только.
        Сделав радио громче, я пошел в ванную. Начались областные новости.
        «Оренбуржцы, как и весь советский народ…». Глюк? Какой советский? Наверное, от волнения идиомами говорят? «…встали как один на отражение подлой агрессии…» Ну да, пропка.
        Пена для бритья кончилась. Пришлось достать крем. Венчиком последние годы я не пользовался и вспенил крем на лице рукой. Надо будет купить сегодня и пену, и венчик.
        «…Губернатор Оренбургской области Юрий Александрович Берг поставил перед президентом России вопрос о доверии и отбыл сегодня для консультаций в Москву. Исполнение обязанностей губернатора возложено на первого заместителя губернатора, первого вице-председателя правительства Оренбургской области Валерия Анатольевича Рогожкина…»
        Да, говоря в июле, когда шеф уходил на первого зама, что он станет губернатором, я не думал, что так быстро. Если сотовая работает, надо хоть эсэмэску кинуть. Хотя поздравлять пока не с чем, да и не до эсэмэсок ему. Ладно, побреюсь - сброшу Валерию Анатольевичу на служебный мейл пару слов о поддержке.
        Станок, кстати, тоже последний. Интересно, наши умеют делать трехлезвийные или на «Спутник» придется переходить?
        Побрившись, все же первым делом я пошел не к компу. Сначала заглянул к сыну, потом - к маме. Обе мои кровиночки тихо спали. И правда, что еще делать в полшестого утра? Жена накрыла на стол. Мы позавтракали. Против обычного, моя жаворонка не щебетала всю трапезу, я, быстро поев, тихо глядела на меня.
        - Спасибо, Оль. Если спешишь, я уберу.
        - Да рано еще, времени - вагон. Сама уберу.
        Да, дела! Войдя в зал, на автомате я стал искать пульт. Но быстро отогнал от себя мысль включить телик. Новости на радио оперативней, а военных картинок я и в жизни насмотрелся. Да и спят же мои. Первым делом письмо надо написать, а то, как уберет со стола, жена попросится к компу.
        Севен грузится быстро. Сеть включилась сразу. Каспер стал ругаться, что он три дня без обновления… Мейл-агент мигал всеми тремя ящиками. Так, посмотрим. Сообщение, собственно, везде одно, что поддерживаются только домены эсэнговских зон и su, а из почтовых служб только рама и мейл. ру… Ну, у меня основные ящики как раз мейловские, а пересылка на рамблеровский, так что не должен вроде почту потерять. Так, «отменяется пересылка файлов, только ссылки на залитые на указанный в сообщении ресурс…» Цензура, однако!
        Последнее сообщение на агенте от 26 октября пришло в 9.45. На ящиках только уведомление от провайдера. Пришло сегодняшней ночью. Наверное, сразу, как интернет включили. Стоп. Дата! Письмо от провайдера получено 24 июня 1941 года! В левом углу еще светится «28.10.2010»… Не перевелись. Нужно, наверное, пользоваться двойными датами.
        Адрес шефа на рабочем ящике я нашел быстро, впрочем, и портал областных органов власти открылся влет. Ладно, отправлю напрямую: и на рабочий, и на частный ящики. На портале послание пойдет через секретаря. Все. Ушло. О доставке спрашивать я посчитал наглостью, да и пропала куда-то эта функция на мейле… Проверю закладки. Форум ВВВ открывается, но практически пуст - висит одно большое объявление: «Все ушли на фронт!» Оно и верно, что флудить и попусту альтернативить, когда вот она - Альтернатива, сама пришла в твой дом и кованым немецким сапогом проверяет тебя на наличие совести и крепость памяти, проверяет, русский ты или только о себе думать умеешь.
        На работу жена, как и всегда, ушла к восьми. Прошедшие дни явно обнажили просчеты в моих позавчерашних покупках, и я решил пробежаться по ближайшим магазинам в поисках лопат, ведер, бритвенных станков и пены, да и свежий хлеб с молоком явно купить не мешало. К моему разочарованию, половина ближайших магазинов была закрыта, и если хозтоварами и бритвенными принадлежностями я затарился быстро, то хлеб и молоко мне найти так и не удалось. Незадача. Газа-то нет - хлеб не испечешь! Сейчас занесу покупки домой и пойду в «Айсберг» - может быть, успею еще взять хлебопечку.
        Но придя домой, я узнал о резком изменении своих планов. Мама ожидала меня у двери. И сразу сообщила:
        - Тебе звонили. Вызывают в райадминистрацию, сказали, сейчас машину пришлют.
        - …! Давно звонили?
        - Минуты три назад.
        Скинув обувь и куртку, я стал лихорадочно собираться. Выходной костюм висел в шкафу отглаженный, и только я успел накинуть жилет, как в дверь позвонили. Я открыл. В дверях стоял Петрович - шофер Швиндта.
        - Сейчас выхожу, только паспорт возьму.
        Поцеловав маму и сына, я накинул «вицмундир» и поспешил за водителем.
        У входа в администрацию я предъявил паспорт, и вчерашний «человек в штатском» направил меня на второй этаж в кабинет главы. Кабинет был уже практически полон, начальники отделов райадминистрации, депутаты райсовета, председатели сельсоветов сидели плотной стеной, на тридцать человек кабинет рассчитан не был. Протискиваясь между стульями и постоянно кивая, я пристроился недалеко от входа у стены. Со мной тоже здоровались, некоторые из сидящих переговаривались друг с другом. На столе стоял широкоэкранный монитор и веб-камера, за ними суетился Дима - сисадмин ГАС «Выборы». Видно, из-за этой электроники и пришлось всем тесниться здесь, а не в зале заседаний.
        Я осмотрелся. Прошедшие три дня крепко проредили нашу администрацию. Помимо главы и его первого зама, не было в комнате зама по социалке. Прежний рискнул выйти на выборы против главы, а новый еще не был утвержден Советом. Зам по сельскому хозяйству был отозван в Госветслужбу, так что старшей здесь была Марина Петровна Ющенко - зам по экономике. В депутатском корпусе тоже зияли бреши. Бывшие военные летчики, избранные в райсовет, по-видимому, уже были отмобилизованы военкоматом.
        Время близилось к десяти. Повернувшись лицом к присутствующим, Марина Петровна дала наконец вводную:
        - Товарищи, в десять часов начнется прямое видеосовещание с главой области Валерием Анатольевичем Рогожкиным, он расскажет, что делать в новых условиях.
        Уже губернатор - быстро сейчас дела делаются! Ночью они Законодательное Собрание созвали?
        Экран моргнул, и на нем появилась картинка из областного Дома Советов. Валерий Анатольевич сидел в губернаторском кабинете вместе с правительством области. За столом был и председатель Законодательного Собрания - проезжая, камера показала и лидеров областных организаций политических партий.
        Проверив микрофон, Валерий Анатольевич начал совещание.
        - Здравствуйте, товарищи. Мы начинаем видеосовещание с местными органами власти. Все вы в курсе происходящих событий. В связи с нападением фашистской Германии в России объявлено военное положение. Юрий Александрович Берг отозван в Москву, сегодня утром президент подписал Указ о моем назначении на пост губернатора Оренбургской области.
        Так. Значит, не Берг проявил инициативу?
        - Ввиду военного положения данный Указ не требует утверждения Законодательным Собранием. Через час начнется общероссийское видеосовещание, и нам нужно до него проверить положение дел на местах.
        Почему же не селектор, а видеосовещание? Видимо, я все же сильно отстал от жизни, но и для всех присутствующих это тоже новость?!. Пустая голова! Ведь в создавшейся ситуации каналы интернета - самые защищенные из всех линии связи! Ни в Берлине, ни в Вашингтоне, ни в Лондоне эту связь прослушать не могут!!!
        Началась перекличка районов. Пошли не алфавитным порядком, а с «запада на восток». Звучали знакомые и незнакомые фамилии глав, многих я знал, так как приложил к их избранию свою руку, некоторых избрали другие мои коллеги. Вот глава Бузулука - Николай Немков, вот новоизбранный глава Оренбургского района, эсэр Митин, а вот и глава Орска Виктор Франц, скоро и до нас дойдет очередь. Так, Тамбаровку пропустили.
        - Хорошо. Все на связи. Уведомляю вас, что в связи с военным положением, согласно Указу президента России Медведева, деятельность районных и городских органов местного самоуправления приостанавливается, назначение глав администрации производится губернатором области. Сегодня я подписал Указ о переназначении глав администраций городов и районов области. Все вы пока оставлены на своих местах. Тамбаровка, на связи?
        - Да. На связи, - отвечает в камеру Ющенко.
        - Все приглашенные пришли?
        - Да. Только председателя «Единой России» нет - его призвали.
        - В связи с создавшимся у вас положением тем же Указом главой Тамбаровской районной госадминистрации назначается Сергеев Виталий Александрович. Я вижу, он присутствует.
        - Да, Валерий Анатольевич…
        Ответив, я поплыл. Предположить, что на меня повесят социалку и пропаганду или назначат спецпредставителем области, я еще мог. Но чтоб вот так, без согласования со мной, на «самостоятельную работу»… Шеф в своем репертуаре…
        Похоже, плыл в зале не только я. У многих были недоумевающие лица. Им-то хорошо, а отвечать за все теперь мне. Собственно, эти взгляды из финальной сцены «Ревизора» и вернули меня к жизни. Выпрямившись, я прошел в первый ряд и сел на уже освобожденное кем-то место.
        Совещание шло своим чередом: районы и города один за другим заявляли о своих проблемах, некоторые говорили о решениях. Сначала шли города, затем пошли сельские районы. Очередность отчета сменилась на алфавитную, и наш черед был уже непоследним. Поманив рукой Ющенко, я попросил оперативно представить мне статистику всех начальников отделов, а от нее и ту болванку отчета, которую она готовила к совещанию. Запрос явно был избыточен, потому как за одну минуту, дававшуюся районам на доклад, и половины было не огласить… Пробежавшись по заготовкам, я уже мысленно составил речь, когда слово дошло и до меня:
        - Тамбаровский район. Готов?
        - Да, Валерий Анатольевич.
        Шеф улыбнулся. Я сам его прошедшим летом немилосердно готовил к подобным спичам перед избирателями, теперь же экзамен перед своим «учеником» приходилось держать мне.
        - Обстановка в районе стабильная. Все учреждения и организации функционируют в штатном режиме. Активно идет призыв офицеров запаса и резервистов первой очереди на военную службу. Меры, предпринятые пограничниками и милицией, позволили не допустить обострения криминальной ситуации. Служба занятости проводит мероприятия по более полному учету трудовых ресурсов. В последние дни обозначились следующие проблемы - нехватка хлеба и хлебобулочных изделий, для решения которой нужно согласование с военными на своевременный подвоз хлеба из Ясного и Орска, и второй день продолжающееся отключение газа. На дворе, конечно, лето, но питание школьников, дошкольников и призывников должно быть горячим, да и дома граждане не могут испечь хлеб и приготовить горячую пищу…
        - Понятно. По ситуации с газом Облгаз отчитается в конце совещания. А с хлебом - решать вам, все мощности у вас есть - организуйте работу, завтра доложите.
        Я кивнул. Как ни переводил стрелки, а указание досталось мне. Что ж, во всяком случае, понятна очередность принятия решений.
        Так же метеорно отчитывались и остальные территории, где сестры таланта главам не хватало, губернатор вгонял их в регламент двумя вопросами. Проблемы у всех были схожи, отмечали еще упущенное мной сельское хозяйство. Об этом тоже обещали поговорить после Москвы. Последним отчитывался соседний Ясный, лаконично, но доходчиво. Во всяком случае, я понял, что Ясненский хлебокомбинат работает на полную мощность, но на нас хлеба не хватит. Возросшие потребности дивизии РВСН, погранцов и прочих армейских съедали, в буквальном смысле, весь приработок. Незадача. Будем посмотреть.
        Ясненцы закончили без пяти одиннадцать, и перед московским этапом видеосовещания из зала попросили выйти всех, кроме глав районов и сельсоветов и первых замов районных глав. Я попросил Марину Петровну остаться, чем, наверное, дал ей лишние карьерные надежды. Без минуты одиннадцать к нам присоединился и военком. В девять по Москве на нашем мониторе появилось лицо Верховного, потом камера отъехала назад и в кадр попали премьер и председатель Совета Федерации. За Гарантом стоял офицер, в кадре был хорошо виден рукав парадного мундира, ниже обшлагов которого блестел металлический браслет, тянущийся цепью к сжимаемой твердой рукой ручке черного с серо-металлическими вставками чемоданчика.
        Значительная часть московской части совещания была секретной, о чем после приветствия президент и уведомил всех реально и виртуально присутствовавших. Внутренне это заставило меня улыбнуться: собрав в интерактиве порядка двадцати тысяч случайных, в общем, участников, надеяться на молчаливость всех было бы верхом глупости, но, видимо, на возможную утечку информации все это и было рассчитано. Собственно, указанная степень секретности («для служебного пользования») вполне подтверждала мое предположение.
        Если исключить славословия, то действительно важными в ходе совещания было три момента. Во-первых, сразу после вступления президент заявил о том, что переговоров с руководством рейха не будет и мы применим все средства для скорейшего принуждения Германии к безоговорочной капитуляции. Это радовало, потому как я до последнего момента не верил «в крепость юных», в искренность реверансов кремлевской власти к ветеранам и памяти Великой войны. Но похоже, я ошибался и наши дуумвиры глубоко в душе оставались теми же советскими мальчишками, для которых пожать руку Гитлеру было хуже смерти.
        За то, что это было так, говорило и то, что начал восстанавливаться единый военно-политический союз ранее советских республик. Вчера Украина вступила в ОДКБ, подали заявку Азербайджан и Туркмения, Беларусь полностью присоединилась к Договору. С сегодняшнего утра наш президент был Верховным главнокомандующим Вооруженных сил ОДКБ и все его участники направляли на фронт свои контингенты.
        Третья новость была менее воодушевляющей. Реальное положение на фронтах оказалось нерадужным. Интерактивная карта, представленная Объединенным штабом ОДКБ, говорила о том, что фашисты на многих участках продвинулись даже далее, чем в прошлый раз. Если в Прибалтике и на севере Белоруссии союзным войскам и РККА удалось сорвать планы противника, то южнее Бреста линия фронта сильно напоминала таковую на двадцать девятое июня того еще сорок первого. Сорок седьмой корпус немцев был уже под Ружанами, а двадцать четвертый - под Иванцевичами. Но здесь немцы скорее попадали в котел, потому как от Бреста они уже были отрезаны нашими частями. На Украине фронт шел по Дунаю до Измаила, затем от Болграда к Тирасполю и далее по Днестру и от Каменца-Подольского к Сарнам, при этом под Шепетовкой синяя стрелка с надписью «14 мк» упорно продолжала двигаться на восток и за время доклада обошла с севера эту узловую станцию. Наши части накапливались в районах Риги, Киева и Минска, и, по словам докладчика, завтра наступление гитлеровцев будет остановлено по всей линии фронта, а до конца недели союзные Вооруженные силы
перейдут в генеральное наступление.
        Собственно, положение внутри страны было тоже стабильным, но тревожным. На Кавказе активизировалось бандитское подполье, в ряде регионов, не только национальных, но и в Москве, наблюдалось массовое уклонение от призыва. Комендантский час и другие меры военного положения сильно затруднили жизнь малому бизнесу, и во многих местах наблюдались перебои со снабжением населения продовольствием. Некоторые торговые сети в первые дни предприняли попытки прекратить торговлю, но национализация «Копейки» остановила меркантильные порывы остальных. При этом товаров-то на полках административные меры не прибавляли! Разумного глобального решения кризиса снабжения на совещании предложено не было, если, конечно, не принимать за такое возрождение Минторга и дальнейшее укрепление вертикали власти. Проблема, видимо, казалась верхам мелкой, и президент просто разрешил своим указом предпринимать на местах все меры для ее решения.
        Подсластили наше положение реплика Миллера (надо же! Он тоже сохранил свой пост!) о снижении втрое цены на газ и сообщение нефтяников о снижении цены ГСМ на сорок процентов для граждан и на шестьдесят - для сельхозпроизводителей. Хотя в такой ситуации могли бы продавать и по себестоимости! Далее местный уровень был от совещания отключен, и у меня появился час на то, чтобы заняться разгребанием доставшихся мне завалов.
        Выходя из кабинета, я чуть не сбил стоявшую спиной к двери секретаршу.
        - Ой, извините, как вас?
        - Ирина…
        - А отчество?
        - Михайловна.
        - Ирина Михайловна, сообщите по отделам, что у них сорок минут на обед. И организуйте нам с Мариной Петровной и председателями сельсоветов чай.
        - Вам в кабинет или в комнате отдыха?
        - В комнате отдыха. Но сначала на обед всех отпусти.
        Собственно, женскую половину администрации отпускать было не надо: она почти в полном составе грела уши в приемной. От их любопытства, наверное, и прикрывала дверь собой моя теперь секретарша.
        Я вернулся в кабинет. Собравшиеся коллеги скупо поздравили меня с назначением.
        - Спасибо, спасибо. Нам далеко отлучаться нецелесообразно. Ирина через десять минут накроет в комнате отдыха чай. Кто хочет курить - можете сходить покурить. Марина Петровна, через пять минут зайдите ко мне.
        Все потянулись к выходу. В кабинете остались я и Дмитрий - системный администратор. Ху-х, мы с ним теперь почти «коллеги»: и администраторы, и в «системе».
        - Дима, покажи, как внутренняя связь работает.
        Дима показал и пояснил. Я нажал кнопку связи с приемной.
        - Да, Виталий Александрович.
        - Ирина… Михайловна, Дмитрию Алексеевичу сделаете чай в кабинет, после этого остальное в комнату отдыха.
        - Поняла.
        Двери гостевой выходили в кабинет, но на связи перед камерой все равно кто-то должен был оставаться. Поэтому я и решил, что Диме лучше перекусить в кабинете, а как самому не попасть в кадр - он лучше меня знает.
        Правило, что руководитель о секретарях, водителях и сисадминах должен заботиться особо, за свое «кочевое» прошлое я усвоил твердо. Не думаю, что война допускала исключения из этого правила.
        Я прошел в гостевую комнату. Холодильник, микроволновка, столик, стул, два пуфика и угловой диванчик, подобранные с немецкой тщательностью, сразу создавали ощущение солидности и комфорта.
        Включив лежавшим на столике пультом кондиционер, я прошел в уборную: проклятая ветеринарная привычка мыть руки напоминала после недавних рукопожатий кожным зудом.
        Я вернулся в комнату, постучав, зашла Ирина.
        - Виталий Александрович, бутерброды делать?
        - Делай. Из холодильника заготовку забери и делай в кабинете. Диму и себя не забудь.
        Ирина улыбнулась и, поставив электросамовар и забрав в холодильнике продукты, удалилась.
        Откинувшись на спинку дивана, я постарался собраться с мыслями и чувствами. Первичный стресс стал проходить, и меня внутренне «поколачивало». На аутотренинг мне досталось меньше минуты.
        В дверь постучали, я открыл глаза.
        - Входите.
        Зашла Марина Петровна. В руках у нее была твердого переплета папочка.
        - Что-то срочное?
        - Нет. Сводки, отчеты…
        - Тогда положи пока на холодильник и присаживайся.
        Самовар вскипел. Зашла Ирина, поставила на стол бутерброды, пирожные, налила чаю.
        - Спасибо. Минут пять не беспокой. Чашки и самовар забери - занесешь потом всем сразу.
        Марина Петровна расположилась на стуле напротив. Впрочем, какая Петровна, Маринка Ющенко, тогда еще Половая, была всего года на три меня старше, и когда еще в восьмидесятых был комсомол, мы были с ней в одной на райисполком и Дом пионеров первичке. Она - комсоргом, я - замполитом. Теперь роли поменялись.
        - Так, Марина, рассказывай кратко, что в администрации эти три дня делалось?
        В течение ближайшего дня мне предстояло принять ряд важных кадровых решений, и очень важно было знать, кто как себя проявил в сложившейся ситуации.
        Собственно, рассказ Марины был краток В первый день все вроде текло своим чередом. Утром прошло обычное совещание, и прежний глава отбыл на сиесту. Потом стала поступать первая информация, и народ стал частью рассасываться по магазинам, частью - обрывать телефоны и другие средства связи. К часу неожиданно вернулся Шульц, звонил в область. Минуты три разговаривал с Бергом. Потом затих. Сразу зайти побоялись. А когда через полчаса снова позвонили из области, а он не ответил, Ирина его мертвым и нашла. Собственно, потом половина администрации занималась домашними делами и похоронами, а остальные бегали по запросам из области. Мужики еще в военкомат ходили. В общем, двадцать второе июня штаб Павлова… Ладно, позже с каждым разберемся.
        Через пять минут Ирина занесла чай и стали заходить председатели сельсоветов. Узнал обстановку у них. Села всегда больше на себя полагались, и, кроме газа, больших проблем пока не было. Зато было одно большое неудобство. В отсутствие районной власти в приграничной зоне трудно было получить пропуска, так что кое-где даже школьные автобусы второй день не ездили. Распустились, блин! Что же, поставлю третьим пунктом в своей повестке. За этими разговорами мы пропустили по пятьдесят «беленькой». Потом еще по стопке. Начавший трясти меня мандраж прошел.
        Время близилось к часу дня, и мы вернулись в кабинет. Наш видеомарафон возобновился. На этот раз ненадолго. Перед отключением мы получили ЦУ и краткое разъяснение про газ. Обещают подать уже утром. Отключение было вызвано катастрофой на западных участках газопроводов, что повлекло проблемы с «УзбекГазом» гнавшим его на экспорт по нашей ветке «Бухара - Урал». Сейчас все технические и прочие вопросы были сняты, и заслонки завтра откроют. Следующий видеоселектор назначили на завтра в девять.
        По окончании селектора я всех отпустил. С председателями сельсоветов договорились, что к семи вечера они представят списки транспорта и лиц для согласования их передвижения в пограничной зоне. Ирину я попросил передать это в Тамбаровский поссовет. Да, еще с ним решать задачку.
        Пока Дима занимался перестановкой селекторного оборудования, я прошел в комнату отдыха. Нужно было наметить план действий. Включив самовар, я вернул бутерброды из холодильника на столик (Ирина успела за пять минут убраться). Набрал мамин сотовый. Уже часа четыре, как я ушел, мама волнуется. Гудок шел долго. Ответа не было. Так, на домашний перезвоним. На третьем гудке трубку подняли.
        - Алле, алле? - голос мама был явно запыхавшийся.
        - Это я, ма, у вас все нормально?
        - Нормально, я только на двор отошла.
        Как всегда. А сотовый с собой брать - не судьба?
        - Сын как?
        - Мультики смотрит. Позвать?
        - Не надо. Ма, я сегодня, наверное, поздно буду, на работу меня взяли. Испеки что-нибудь к ужину.
        - Спеку. А куда взяли?
        - Приду, скажу. Пока, ма.
        Налив себе чаю, я присел на диван и стал обдумывать ситуацию. Задачи были в целом понятны, в первую очередь нужно решать вопросы обеспечения людей хлебом, обеспечения их нормальной жизни в условиях военного положения. При этом нужно действовать быстро, но осторожно, укрепляя свое положение. Как известно - нельзя объять необъятное! Одному эту задачу не решить. Тем более с той расхлябанностью, которая овладела администрацией!
        Я вышел в кабинет, сел в высокое кожаное кресло главы (надо бы его заменить после покойника) и нажал кнопку аппарата внутренней связи.
        - Ирина.
        - Да, Виталий Александрович.
        - Найдите и пригласите ко мне на четырнадцать тридцать Кобец Галину Ивановну, Гинкеля Андрея Ивановича и Смирнову Ларису Викторовну. И Марину Петровну сейчас пригласите.
        Через минуту зашла Марина.
        - Вызывали?
        - Да, Марин, присаживайся.
        Я вспомнил о пылившейся на холодильнике папке, но с ней разберусь потом.
        - Кто сейчас владеет зданием хлебозавода?
        - Рустам Бурамбаев.
        - Оборудование там живо?
        - Не знаю точно, но вроде только лимонадный цех демонтировали.
        - Хорошо. Отсутствие лимонада сейчас не критично. Пригласи его и Парфенова на пятнадцать тридцать ко мне. Да еще Сергея Глыбова пригласи, зятя коновыевского. Подготовь документы по проблеме с хлебом и путях ее решения. Посидим, вместе подумаем.
        - Я не успею.
        - Еще два часа?!
        - Похороны же сегодня. Владимира Августовича. Девочки идут.
        Блин! Третий день же! Да, третий день войны и паралича райадминистрации!
        - Марина, ять! Сейчас война! В районе хлеба нет! А у нас третий день из-за одного немца администрация не работает! Тебе что, состав за саботаж на практике изучить захотелось?
        Марина вспыхнула и вжалась в стул. Я снова нажал кнопку селектора.
        - Ирина, передай немедленно всем начальникам отделов, кроме экономического. В два часа разрешаю отлучиться только одному сотруднику из отдела. От КУМИ и РОО пусть поедут руководители. К пятнадцати часам всем быть на рабочем месте. Быстро.
        - Поняла, Виталий Александрович.
        - Выполняй. Петрович тоже может ехать, сама не отлучайся.
        Я повернулся к Марине.
        - Успокойся. И… иди - работай. Своих - никого не отпускай. Бояться нам уже поздно, да и некогда.
        Марина ушла. Я подумал, что еще сам успею к выносу тела. С одной стороны, я должен был отдать почести своему предшественнику, а с другой… Сложное решение.
        Что ж, пусть мертвые хоронят своих мертвецов! Живые же требуют хлеба.
        Забрав с холодильника папку с оперативной информацией и месячными отчетами, я углубился в чтение.
        Собственно, отчеты представляли уже чисто статистический интерес, но без понимания точного места старта трудно наметить маршрут. Что хозяйство района находится в нижней половине спины, было понятно и так, в другом месте оно и не могло находиться. Активные люди в районе были, возможности роста сохранились. Прежнюю администрацию нельзя было обвинить в бездействии. В районе было пять частных пекарен, три из них - в райцентре. Оборудование еще одной пекарни простаивало… И это помимо обанкроченного хлебозавода. Я снова решил побеспокоить Марину и для этого отвлекся от чтения на селектор. Понятно, что он давал возможность прямой связи со всеми отделами, разобравшись с аппаратом, я позвонил.
        - Марина Петровна, на шестнадцать часов пригласите владельцев всех пекарен района: и действующих, и простаивающих.
        - Хорошо, вызовем.
        - И владельцев мельниц.
        - Сделаем.
        Нельзя класть яйца в одну корзину. Хлебозавод, возможно, не удастся сразу запустить, а пекарни могут и поработать в три смены. Если муки хватит.
        Доклады и сводки последних дней были не столь информативными, но то, что несколько приукрасил перед шефом ситуацию, я понял почти сразу. Что ж, надо встречаться с силовиками, часов в пять. Подняв трубку, я выдал Ирине и это задание. За время чтения последующий день уже сложился в моей голове, и дальше все пошло в обычном проектном ритме. Мне оставалось только модерировать переговоры и принимать решения.
        В полтретьего подошли вызванные мною товарищи. Все они имели «большой опыт административной работы», но по разным причинам были не удел, на пособии или на пенсии. Призванными отставниками мне удалось закрыть основные прорехи в моей администрации. Ларису Викторовну, которую я знал еще в ее бытность директором детского приюта, мне пришлось немного уговаривать.
        Но теперь у меня был настойчивый и энергичный заместитель главы по социальным вопросам. Галина Ивановна, долгое время бывшая заместителем председателя поссовета, согласилась возглавить райцентр. Андрея Ивановича я бы хотел видеть на должности первого зама, но сразу назначить его не решился. Хотя происхождения он был голландского, но фамилия Гинкель не говорила - из каких он немцев. Пока я попросил его в ранге моего зама возглавить сельхозотдел и координировать вместе с Ющенко хлебный вопрос. И в роли первого заместителя главы райадминистрации он бы сейчас занимался тем же, но сразу без консультации с областью назначить первого зама я не решился. В три я вызывал к себе начальников отделов, представил новых замов и отпустил всех работать по направлениям. Завтра в восемь утра я ждал их оценку положения по отраслям и предложения по работе.
        В пятнадцать двадцать зашла Марина, отдала наработанные предложения. В целом получалось, что без учета пуска хлебозавода мы в течение суток можем вдвое увеличить выпечку хлеба, что на две трети закроет наши потребности. Подошли вызванные по хлебозаводскому вопросу, за полчаса мы сговорились начать работать на основе простого товарищества и к семи вечера, оценив объем работ, еще раз собраться по вопросу скорейшего запуска хлебозавода. Владельцы частных пекарен и мельниц были менее покладисты и собрались с получасовым опозданием, но и здесь взаимопонимание было достигнуто быстро. Коммерческая выгода была всем очевидна, и требовались только поддержка и координация администрации для запуска этого проекта. Трудность была с кадрами, но через отдел труда и занятости и этот вопрос удалось закрыть. За помощь мельники и пекари договорились не поднимать пока цены. На завтра удалось договориться и на поставки хлеба из Орска. Соцзащита в рамках бюджета Дня инвалида должна будет развести орские поставки по ветеранам, инвалидам и другим нуждающимся. Дальнейшие согласования шли уже вне моего кабинета.
Своевременно назначенные замы позволили делегировать свои полномочия.
        Встреча с силовиками началась почти без подготовки. Но здесь регламент был понятен, да и наш специалист по ГО и ЧС не зря ел хлеб. Мы быстро договорились о взаимодействии. Погранцы и ракетчики пообещали оперативно согласовать завтра передвижение школьных автобусов и транспортировку продовольствия. Взаимодействие же военных с МВД не клеилось. Каждый считал себя главным. И мне удалось только получить заверения, что мешать они друг другу не будут, а завтра мы соберемся в расширенном составе, усиленные представителем ФСБ и прокурором.
        В ходе беседы никто не поинтересовался моими полномочиями, но самого меня этот вопрос внезапно обеспокоил. После ухода военных я попросил Ирину связать меня с областью. Шеф был занят, но его помощник, Георгий Семенович, выслушав меня, распорядился выслать нам факс с указом о моем назначении. Сам указ должен был быть доставлен во все районы завтра. Я попросил Ирину задержаться до получения факса и подготовить мои приказы о назначении своих заместителей и глав поссовета.
        В шесть на сотовый позвонила жена. Она уже «была в курсе».
        - Здравствуй, это я. Тебя можно поздравить?
        - Здравствуй, родная. Можно и пособолезновать.
        - Ну тебя. Не шути. Мне девчата весь телефон оборвали.
        Да, сарафанное радио быстрее интернета!
        - Сороки. Дома все нормально?
        - Да. Ты скоро будешь?
        - Не раньше восьми-девяти. Приду, поговорим.
        - Пока, любимый.
        - До побачення.
        Моя украинка повесила трубку. Вечер еще только начинался.
        ГЕНЕРАЛ-МАЙОР К. Д. ГОЛУБЕВ, КОМАНДУЮЩИЙ 10-Й АРМИИ. МАЙОР ГРУ ГШ РА ПЕРЕВАЛОВ (ПОЗЫВНОЙ ПРОФ). ОКРЕСТНОСТИ БЕЛОСТОКА
        По углам большой штабной палатки, разбитой в лесу километрах в десяти от Белостока, клубилась мгла. Пройдет еще часа полтора, и небо на востоке начнет светлеть, означая, что начнется третий день войны, войны, которая началась совсем не так, как виделось из штабных кабинетов, и шла совсем не так, как представлял себе ее будущий ход сидящий у стола человек. Его фигура больше всего напоминала отлитую из темного чугуна статую Будды, на которую зачем-то натянули коверкотовую комсоставовскую гимнастерку с двумя звездами генерал-майора на петлицах. Человека звали Константин Дмитриевич Голубев.
        Запитанная от аккумулятора лампочка в жестяном абажуре освещала лежащую на столе карту. Уже часа полтора командарм-10 сидел над этой картой в абсолютной неподвижности, пытаясь понять, что же происходит и что делать дальше. Воспаленные от бессонницы глаза снова, снова и снова скользили по обстановке, нанесенной в оперативном отделе штаба армии по собранным за вечер донесениям. «Черт, если бы взгляды могли царапать бумагу, я бы эту карту уже до дыр протер…» - подумал Голубев. Обстановка была, прямо скажем, тяжелой. На северном фасе немцы продвинулись до линии Августов-Осовец - Стависки - Ломжа, но здесь части десятой армии отступали с боями, заставляя противника платить высокой ценой за каждый пройденный километр. С дивизиями, опиравшимися на Осовецкий укрепрайон, поддерживалась нормальная связь, они несли потери - но и сами наносили урон, словом, это была нормальная и понятная генерал-майору война, если, конечно, к войне вообще можно применить слово «нормальная». Плюс в вечерних донесениях отмечалось, что давление на части, обороняющиеся в районе Августова и Домброва, заметно ослабло, видимо, у
немцев что-то не связалось там, в Прибалтике. А вот на южном фасе пахло катастрофой.
        Здесь противника с трудом удалось остановить, закрепившись на правом берегу Нарева. За два дня боев, что гремели между реками Нужец и Нарев, тринадцатый мехкорпус Ахлюстина и стрелковые корпуса понесли тяжелейшие потери, лишившись практически всех своих танков. Впрочем, какие у Ахлюстина были танки, горе одно, две с половиной сотни видавших виды Т-26 и полтора десятка БТ первых выпусков… Хуже другое - под ударами авиации погибла практически вся корпусная артиллерия. Потеряна связь с восемьдесят шестой дивизией Зашибалова и сто тринадцатой - Алавердова. Отдельные подразделения сто тринадцатой еще выходят на соединение к северо-востоку от Вельска, но восемьдесят шестой, похоже, из котла под Цехановцем уже не выбраться. Чтобы стабилизировать фронт на Нареве, потребовались страшные, просто нечеловеческие усилия. Но главной проблемой были даже не немцы. Главной проблемой была пропавшая буквально за час до начала боевых действий связь со штабом Западного фронта в Минске.
        Генерал вспомнил первые часы… В половине третьего ночи его разбудил посыльный с сообщением, что из Минска пришла шифрограмма с директивой привести войска в боевую готовность, а в три часа связь со штабом прервалась, причем любая - и проводная, и по радио. Затем резко испортилась погода, и в районы сосредоточения войска выходили уже под проливным дождем, перемежающимся порывами ураганного ветра. И уже в четыре он стал получать телефонные донесения о том, что немцы начали артиллерийский обстрел и крупными силами переходят границу. Авиацию удалось поднять только к середине дня, но, увы - немцы успели чуть раньше. Собственно говоря, первым ударом уничтожить все самолеты на земле они не смогли, но люфтваффе были по-немецки последовательны. Налеты бомбардировщиков, двухмоторных и одномоторных истребителей чередовались буквально через каждые полчаса. Наши летчики поднимались в воздух, вели бои, теряли машины, сами кого-то сбивали, но в итоге немцам все же обязательно удавалось подловить момент, когда все самолеты того или иного полка оказывались на земле с пустыми баками и расстрелянным боекомплектом, и
этот удар оказывался смертельным. Сто двадцать шестой истребительный авиаполк в Долубове вообще не успел поднять ни одной машины: немецкие самоходки оказались на его окраине еще до того, как ветра стихли, облачность рассеялась, и метеорологи дали добро на начало полетов. Несколько летчиков этого полка все же вышли к нашим частям, но судьба большинства, как и командира, участника боев в Испании и Монголии майора Найденко, оставалась неизвестной. Что-то подсказывало Голубеву, что живыми их уже никто никогда не увидит…
        В результате уже на следующий день немцы летали над частями 10-й армии, как хотели, где хотели и бомбили, что хотели. Понедельник оказался еще более кровавым, чем предыдущий день с его яростными боями за Бранск, который трижды переходил из рук в руки и все-таки остался у немцев. Под бомбами гибли танки, машины с горючим и боеприпасами, артиллерийские парки… Но десятая еще не была сломлена, она огрызалась огнем и не собиралась сдаваться. Голубев сумел удержаться и не раздергать на отдельные полки и дивизии полнокровный 6-й мехкорпус Хацкилевича, как ни требовали подкреплений командовавшие стрелковыми корпусами генерал-майоры Гарнов и Рубцов, равно как и командир 6-го казачьего кавкорпуса имени Сталина Никитин. А корпус Хацкилевича - не чета корпусу Ахлюстина, это сто четырнадцать «КВ» и двести тридцать восемь новеньких «тридцатьчетверок», плюс четыреста шестнадцать «бэтэшек», в основном - «пятые» да «седьмые». Да еще в качестве гарнира - сто двадцать шесть «тэ двадцать шестых» и почти двести пятьдесят бронеавтомобилей. Корпус, конечно, понес какие-то потери - во второй половине дня немцы «вслепую»
бомбили лесные массивы, где, как они подозревали, могли укрываться танки, и даже иногда куда-то попадали, да и артиллерией Хацкилевичу пришлось поделиться - но в целом это все еще была грозная сила, если употребить ее с умом. Только вот как ее употребить?
        Собственно говоря, карта подсказывала два варианта. С одной стороны, взгляд командарма, как магнитом, тянуло к нависающему над его войсками языку, в центре которого был городок Сувалки. Туда подходила тупиковая ветка железной дороги, и наверняка именно по этой дороге сейчас потоком идут эшелоны, забитые техникой, боеприпасами, горючим и пополнениями для немецких армий, которые действуют севернее. Один хороший удар на Элк, в стык между 42-м и 20-м немецкими пехотными корпусами, и 6-й мехкорпус, как финский нож, войдет в мягкое подбрюшье всей вражеской группировки. Танки Хацкилевича рванут, «гремя огнем, сверкая блеском стали», перережут снабжение по железной дороге, и фашисты окажутся в еще худшем положении, чем армия Голубева. Классическая операция, фланговый удар, именно про такие удары он рассказывал своим слушателям, когда преподавал в Академии имени Фрунзе. Но наносить этот удар, не согласовав его с действиями других армий, просто глупо. Ведь мало - что-то захватить, нужно еще и удержать! Второй вариант - воспользоваться корпусом, как тараном, который пробьет армии дорогу на восток, к своим.
Вот только за отход без приказа по головке не погладят, да и на востоке творятся совсем непонятные дела…
        Посланные еще двадцать второго в штаб фронта, в Минск, делегаты связи вернулись с полдороги. Вон их рапорты лежат… «На переправе через реку Свислочь около деревни Бобровники были остановлены неизвестными нам людьми в неизвестной форме, вооруженными карабинами неизвестной модели, которые потребовали предъявить паспорта или иные документы на пересечение границы Республики Белоруссия. На требование пропустить неизвестные ответили отказом, попытка продолжить движение привела к боестолкновению, в ходе которого с обеих сторон были убитые и раненые…» Вот так, неизвестно кто с неизвестным оружием… Так, другой рапорт… «К Бобровникам направлен разведвзвод четвертого мотоциклетного полка, взвод стрелков на автомобилях при поддержке двух бронеавтомобилей „БА-10“. Командир группы старший лейтенант Селифонов. По прибытии к реке Свислочь было обнаружено, что мост взорван, а на правом берегу слышны интенсивные звуки боя. Затем в районе моста были замечены немецкие пехотинцы, которые были обстреляны из пушек бронеавтомобилей и пулемета, однако в бой не вступили и скрылись в зарослях. Вскоре в расположение группы
со стороны реки вышли трое неизвестных в неизвестной военной форме камуфлированного типа, которые были задержаны и разоружены. При задержании неизвестные сопротивления не оказали, представились бойцами пограничных войск Республики Белоруссия…» Ну что за черт, какие у Белоруссии пограничные войска!!! «У задержанных изъято автоматическое оружие неизвестного образца, а также приборы неизвестного назначения». Неизвестное оружие… Надо же! «Задержанные под конвоем и изъятые у них вещи были отправлены в Особый отдел армии в Белосток в сопровождении лейтенанта госбезопасности Телицкого на грузовом автомобиле. Однако по дороге автомобиль попал под бомбежку, в результате чего двое задержанных, лейтенант госбезопасности Телицкий и трое красноармейцев погибли, один из задержанных был тяжело ранен и в бессознательном состоянии доставлен в госпиталь в Белосток». Но странности-то на этом не закончились…
        Двадцать третьего в штаб стали поступать рапорты о том, что то над одним, то над другим районом наблюдаются пролеты «самолетов неизвестного типа неустановленной государственной принадлежности, сопровождающиеся странным звуком». Собственно, Голубев и сам несколько раз слышал этот звук, похожий на хриплый шелест, и пытался рассмотреть в бинокль идущие на очень большой высоте странные самолеты со скошенными назад крыльями, за которыми тянулись длинные белые следы. А вечером в штаб вернулся член военного совета - бригадный комиссар Дубровский. Он с какой-то нервной веселостью стал рассказывать о поездке в войска, обороняющиеся на Осовецком направлении, и о том, как он чуть не погиб: на обратном пути его «эмку», которую сопровождали бронеавтомобиль и полуторка с несколькими бойцами охраны, обстреляла пара двухмоторных «мессеров». Они сбросили несколько мелких бомб, повредили грузовичок, подожгли «эмку» и стали разворачиваться на второй заход, как вдруг оба по очереди взорвались в воздухе, причем комиссар был готов поклясться, что видел какие-то дымные шлейфы, которые воткнулись в немецкие самолеты, а
потом опять слышал этот непонятный шелестящий звук. И из частей докладывают, что в тылу у немецких войск слышны сильные взрывы. Выходит, кто-то воюет с немцами, кроме нас? Но кто? Что, черт возьми, происходит? Самолет, отправленный вечером в Минск, тоже канул, как в воду…
        Начальник службы связи 6-го мехкорпуса майор Скворцов доложил, что пытался поймать радио имени Коминтерна, но наткнулся только на какое-то радио «Маяк», якобы ведущее вещание из Москвы, и был просто поражен содержанием передач. Сначала какие-то мужчина и женщина долго беседовали с каким-то «экспертом» с армянской фамилией о том, на каких автомобилях будут ездить граждане Российской Федерации. И получалось, что на узбекских, корейских, французских, немецких, японских, чешских и каких-то «вазовских», но что ставить на них придется какие-то «жигулевские» и горьковские моторы, причем продажи «вазовских» автомобилей возрастут, но качество неминуемо ухудшится. Узбекские и корейские автомобили, это же надо такое придумать! Все это перемежалось абсолютно странной музыкой, причем одна песня была явно белогвардейской, про офицеров, зато другая - про «батяню-комбата» - была явно «наша» и ему понравилась. Майор с трудом дождался выпуска новостей, но ясности он не прибавил. В новостях говорилось о том, что идет война с фашистами, были названы львовское, брестское, гродненское и почему-то калининградское
направления. Калининград - это ведь под Москвой? Но если верить радио, бои ведут не части РККА, а какие-то объединенные войска России, Украины и Белоруссии, к которым скоро должны присоединиться вооруженные силы Казахстана. Чертовщина какая-то, мистика…
        Связь! Связь! Нужна связь! Нужен приказ, любой приказ, лишь бы он был осмысленным. Как профессионал Голубев понимал, что армия находится в полном окружении и долго не протянет. Нужно что-то делать. Потому что если не делать ничего, то уже через день-другой немцы нащупают с воздуха склады с горючим (которого и так - кот наплакал), его танки превратятся в бесполезные железные коробки, затем фашисты добьют последнюю артиллерию, люди рассеются по лесам, а немцы будут их травить, как зверей, уничтожая армию по частям. Командарм был готов пожертвовать своими людьми и сам был готов погибнуть, но не так бессмысленно. Впрочем, даже у такой гибели был бы смысл, если бы армия получила простой приказ: «Держаться до последнего и сковывать немецкие силы». Но где он, приказ? Почему молчит Минск? Связь! Нужна связь!
        В это время где-то рядом, за брезентовыми стенами палатки послышались крики, хлопнул выстрел, затем очередь, потом опять крики и тишина…
        Брезентовый полог шевельнулся, Голубев потянул было из кобуры пистолет, но в проеме показалось смущенное лицо командира роты охраны штаба, старшего лейтенанта Ходоренко.
        «Товарищ генерал-майор… Это к вам… Говорят - из штаба фронта…» Если уж быть совсем точным, на лице старлея одновременно присутствовала целая гамма эмоций: и напряжение, и смущение, и еще что-то. Входил он в палатку как-то странно, скособочившись, как будто что-то или кто-то вталкивали его в подбрезентовое пространство. Командарм уже хотел было рявкнуть: «Почему не приветствуете? Выйдите и доложите по Уставу!», как вдруг понял, что за спиной Ходоренко действительно есть кто-то, как поршень, впихивающий командира внутрь. И этот кто-то выглядел до невозможности странно: раскрашенное, как у индейцев из книг Майн Рида, лицо (только не яркими, а зеленой, коричневой и черной красками) и скрывающая фигуру накидка или балахон, состоящая из отдельных тряпочек. Казалось, что в палатку из темноты вползает оживший куст или болотная кочка.
        - Это еще что за кикимора! - с шумом выдохнув воздух, прохрипел Голубев.
        - Майор сил особого назначения ГРУ Перевалов. Направлен к вам штабом Западного фронта для налаживания связи и координации действий. Со мной группа из пяти человек. Вы, товарищ генерал-майор, прикажите, пожалуйста, своему начкару не дергаться, тогда я его отпущу и пистолетик отдам. А он пусть своим прикажет оружие опустить, а то там все нервничают, на улице (Перевалов кивнул куда-то себе за плечо), того и гляди, перестрелку устроят. Нехорошо получится, нам еще вместе с фрицами воевать.
        - С кем, с кем?
        - С фрицами. Ну, немцев так обычно называют. Так прикажете?
        Голубев только теперь обратил внимание на то, что правая рука старлея завернута за спину и, видимо, взята «на болевой».
        - Отпускайте… А ты - командуй не стрелять, но сохранять бдительность. И вообще, Ходоренко, - генерал зло зыркнул на начальника охраны, - я с тобой еще потом разберусь… Как так, прямо в расположении… - Он повернулся к «кикиморе»: - У вас есть пакет?
        - Так точно! - Перевалов одним движением ловко швырнул Ходоренко «ТТ», обойму, затем лихо козырнул и вытащил из-за пазухи закутанный в прозрачную пленку желтый конверт из вощеной бумаги. - А старлея своего вы не ругайте, товарищ генерал-майор. Нас такому специально учат, а вот пехоту - нет, так что против лома нет приема. Службу ваши люди по Уставу несли.
        - По Уставу, понимаешь… - проворчал Голубев, недоуменно разглядывая упаковку пакета.
        - Это полиэтилен, от влаги. Вы его просто порвите, - перехватил генеральский взгляд Перевалов.
        Понятней Голубеву не стало, но он, поковырявшись, все-таки разорвал пленку, сломал сургучные печати и вытащил листок бумаги. Фантасмагория продолжалась… Документ был отпечатан на ослепительно-белой гладкой бумаге, причем текст выглядел отпечатанным в типографии. В общем, ничего общего с привычными штабными документами. И никакой директивы там тоже не было - просто подтверждались полномочия майора Перевалова. Но самое главное, на бумаге не было знакомых подписей командующего фронтом Павлова или начальника штаба, коллеги по академии Фрунзе, генерал-майора Климовских. На ней вообще не стояло ни одной знакомой Голубеву фамилии. Вместо этого под текстом подписались «командующий войсками западного направления объединенных сил ОДКБ генерал-полковник ВС РФ Постников А. Н.» и «начальник штаба западного направления генерал-майор ВС РБ Потапенко С. В.», причем ни фамилии, ни должности не говорили командарму абсолютно ничего. Что это за «объединенные силы ОДКБ», что такое ВСРФ и ВСРБ? Может быть, это все же какая-то чудовищная провокация немцев и пора доставать пистолет?
        - Скажите, а почему это ко мне человека от Филиппа Ивановича прислали?
        И тут Перевалов рубанул сплеча:
        - В моем мире ГРУ Генштаба командует генерал-полковник Шляхтуров. А Филипп Иванович Голиков ушел на пенсию в 1952-м, в звании Маршала Советского Союза, и умер в восьмидесятом году. Кстати, он осенью сорок первого под Рязанью десятую армию по новой формировал.
        В глазах генерал-майора потемнело, и он со всей немалой силы грохнул по дощатому столу пудовым кулаком:
        - В моем мире? В каком таком «твоем» мире, майор, или кто ты там есть? Что все это, черт возьми, значит?
        - Это долгий разговор, товарищ генерал-майор. Но если коротко - то в три утра двадцать шестого октября две тысячи десятого года в результате природной катастрофы территория стран, возникших на месте СССР, была переброшена в двадцать второе июня сорок первого года. Это - факт. Куда при этом девался Советский Союз года… - я не знаю. Полагаю, и наши академики тоже пока не знают. Да… И что там теперь происходит в десятом году, тоже никому не известно. Ваши войска и Белостокская область - единственный кусочек того СССР, поскольку в сорок пятом область была возвращена Народной Польше. Сразу скажу: в моем мире война началась так же тяжело, приграничное сражение было проиграно, и РККА отступала до Москвы и Волги. Но окончилась война в Берлине. Ну а сейчас ситуация тоже довольно сложная. Вы-то к войне готовились, а у нас был мир, серьезных противников на границах просто не было, так что удар вермахта получился не просто внезапным, а абсолютно внезапным. Но - воюем, все же за семь десятков лет техника серьезно вперед шагнула, вот и пытаемся этот фактор использовать. Впрочем, подробно поговорить можно и
потом, сейчас у нас мало времени, - майор сдвинул рукав маскировочного костюма, откинул клапан и посмотрел на часы. - Через тридцать семь минут в зону войдет летающий КП, и можно будет связаться со штабом. Для этого нужно развернуть нашу технику. Прикажете прямо здесь разворачиваться или какое-то место по соседству выделите?
        Неожиданно Голубев понял, что все это - правда. Придумывать настолько невероятную историю никто не стал бы, и про «возникшие на месте СССР страны» враг тоже не стал бы говорить… Но сразу поверить во все это и принять эту правду - тоже было просто невозможно, и он продолжал сверлить взглядом стоявшего перед ним по стойке «смирно» «лешего».
        - Технику развернуть, говоришь? А если ты на нас немецкую авиацию наведешь?
        - Товарищ генерал-майор, верить на слово вы мне, конечно, не обязаны, равно как и доверять взявшимся неизвестно откуда бумагам. Перед отправкой моей группы к вам в штабе это обсуждали. Давайте так. Наши истребители уже приступили к работе над территорией Белостокского выступа. С шести утра они полностью берут под контроль воздушное пространство, для этого выделена эскадрилья «Су-27» и эскадрилья «МиГ-29». Думаю, с рассветом люфтваффе снова начнет действовать, и вы сможете своими глазами пронаблюдать показательную порку. Далее. Назовите участок, где действует часть, с которой у вас есть надежная телефонная связь. Хорошо бы, чтобы позиции немцев просматривались с НП. Через двадцать минут после того, как вы назовете цели, по ним отработает наша ударная авиация. Это будет первый этап. На втором этапе, когда вы убедитесь, что мы воюем на одной стороне, планируется наладить воздушный мост, направить в ваше расположение аэромобильный госпиталь - знаете, у нас очень хорошая медицина, помочь вам кое-каким оружием и боеприпасами. Естественно, вы будете получать самые свежие данные авиаразведки. С первым же
обратным рейсом в наш штаб убудет назначенный вами представитель. А насчет «немцев навести» - займите места в убежищах, ну и меня расстрелять вы всегда успеете. Ну? Так как, где разворачиваться?
        Голубев долго смотрел на майора тяжелым взглядом, потом буркнул:
        - Разворачивайтесь здесь…
        Помолчал и с каким-то неожиданно жалобным выражением на лице спросил:
        - «МиГ-29», говоришь? «Су-27»? «МиГ-1» знаю, «МиГ-3», «Су-2» знаю… А это что за звери? И что, две эскадрильи - это много?
        - Вот вы их в деле и увидите, - ответил Перевалов. А сам подумал: «Ф-фух. Самый сложный выход. Сначала проникни в штаб, да так, чтобы никого не убить и чтоб тебя не убили, а потом этот разговор. Проще двух Хаттабов, трех Бараевых и четырех Гелаевых ухлопать…» Затем он нажал тангенту и негромко произнес в микрофон: «Бес! Кадет! Ко мне! Разворачивайте „Акведук“ с планшетом и Р-853!»
        Впрочем, Перевалов немного кокетничал. Он отлично знал себе цену, знал, что позывной Проф им вполне заслужен, что ходит в «группниках» в недавно присвоенном майорском звании просто потому, что группа его - особая, но что все равно пора с выходами заканчивать, возраст. И что если этот выход закончится успехом, то его заявлению на поступление в академию будет дан зеленый свет, и неприметный комплекс зданий, расположенный по адресу: улица Народного Ополчения, дом пятьдесят, откроет перед ним ворота новой карьеры.
        В палатку, пригнувшись, один за другим вошли два таких же размалеванных «леших» и тут же начали расстегивать плоские зеленые ранцы. Майор повернулся к Голубеву:
        - Товарищ генерал-майор, разрешите привести себя в порядок и камуфляж снять, а то неудобно как-то…
        Через полчаса, когда солнце уже вставало, Голубев вернулся в штабную палатку. Здесь уже кипела жизнь. На дополнительных столах были установлены несколько окрашенных в защитный цвет металлических ящиков, в которых, несмотря на отсутствие привычных шкал, приборов со стрелками и верньеров, почему-то сразу угадывалась аппаратура связи. Над ними колдовали двое «леших», смывших с лица жуткую лягушачью раскраску и скинувших «лохмушки». Впрочем, свободного покроя форма, в которую были одеты разведчики, тоже была испещрена размывающимися коричнево-зелеными кляксами. На их работу и на прислоненные к столу автоматы со странными толстыми стволами с интересом посматривали связисты РККА, державшиеся, впрочем, особняком. Заинтересовавшийся Голубев подошел поближе и начал рассматривать форму.
        - Это называется «цифровой камуфляж», товарищ генерал-майор, - пояснил из-за плеча возникший, будто из воздуха, Перевалов, одетый в такую же «цифру» и даже успевший побриться. На голове у него была гарнитура с одним наушником и микрофоном.
        - И как, удобная форма?
        И тут взгляд Голубева упал на плечи с майорскими погонами.
        - Так это что же, вы там все - белогвардейцы?
        - Погоны в армии введены приказом Наркомата обороны от января 1943 года за подписью товарища Сталина. Им же командиры переименованы в офицеров, - холодно ответил майор. Ему совершенно не хотелось вступать в политические дискуссии. - Кадет, ну скоро там?
        - Что, и конституционных демократов у вас из штаба Духонина возвернули? - язвительно спросил генерал. Но Перевалов не отреагировал, потому как Кадет ответил:
        - Есть связь, товарищ майор! Канал устойчивый!
        - Ну что, товарищ генерал-майор, можно начинать работать?
        В этот момент один из связистов оторвался от трубки полевого телефона: «Посты ВНОС сообщают! Наблюдают две группы самолетов противника, одну - со стороны Ломжи курсом на Осовец, вторая со стороны Сурожа идет к нам, а также три самолета-разведчика на большой высоте. Один входит в район расположения штаба!»
        - Воздух! Всем в укрытия! Проверить маскировку!
        Штабные командиры забегали, за стенами раздались выкрики командиров, повторявших команды.
        Перевалов нажал на тангенту Р-168 и проговорил в микрофон:
        - Редут, я Консул! Как слышите, прием!
        - Слышу хорошо, Консул, как обстановка?
        - ВНОС сообщают о двух групповых и трех одиночных целях. Видите их, прием?
        - Видим их и еще на подходе. Маленькие в воздухе, готовы войти в зону. Позывной - Флакон. Связь на оговоренной частоте.
        - Понял, Редут! Командуйте начинать работу с одиночной цели над Хорощем. Флаконы, это Консул. Как меня слышите?
        - Здесь Флакон-4, Консул, слышу нормально, готов работать. РВП - семь минут.
        - Флаконы, работайте по плану, только просьба - покажитесь земле.
        - Принято, Консул, занимайте места согласно купленным билетам!
        Перевалов повернулся к командарму.
        - Товарищ генерал-майор, а есть у вас тут НП с хорошим обзором воздушного пространства? Ну и с укрытиями, на всякий случай…
        - А пройдемте на ближний пост ВНОС, это метров двести отсюда, - предложил подошедший генерал с голубыми авиационными петлицами, орденом Ленина, Красной Звезды и звездочкой Героя Советского Союза на груди.
        - Ну пойдемте, - обреченно махнул рукой Голубев. - И ты, Сергей Александрович, давай с нами. Все равно тебе командовать теперь некем. Пойдем посмотрим, что могут наши… из будущего…
        Через пару минут быстрой ходьбы по лесной дорожке, вдоль провешенной на кустах «полевки», вся группа - пыхтящий, как паровоз, Голубев, летчик, оказавший командиром практически уничтоженной 9-й смешанной авиадивизии Черных, Перевалов, несколько командиров из штаба и старший лейтенант Ходоренко с тремя бойцами - вышла на опушку леса, где около выкопанных щелей разместился пост ВНОС - два красноармейца с биноклем и обшарпанным деревянным ящичком полевого телефона образца тридцать первого года. В небе уже висел заунывный вой ползущего на трехкилометровой высоте «костыля», одномоторного «Хеншеля-126», а на юге показались точки походящих к лесному массиву вражеских самолетов.
        - Сейчас наводить будет… - обреченно произнес Черных.
        - Не успеет. Внимание, начинается… - Перевалов уже услышал далекий, на грани восприятия характерный шум двигателей реактивных самолетов, приближающихся со стороны встающего солнца. Первая пара «МиГ-29» пронеслась над полем. Черных жадно рассматривал совершенно невообразимые в сорок первом очертания, серо-зеленый камуфляж, два киля, поблескивающий на солнце фонарь кабины и ощетинившиеся боевой подвеской скошенные назад плоскости с красными звездами. Между тем траектория полета «МиГов» упруго изогнулась, двигатели выплюнули густые шлейфы дыма, с консолей сорвались ясно видимые белые струи уплотненного воздуха, и пара почти вертикально ушла в зенит, в направлении разведчика.
        - Загорелись… - буквально выдохнул Черных. Он привык считать, что дым из двигателя однозначно предвещает катастрофу.
        - Нормально. «МиГи» всегда на форсаже дымят… - перекрывая накатившийся гром, успокоительно крикнул Перевалов.
        Между тем в передней части фюзеляжа первой машины блеснул огонь, и трассы снарядов ушли к немецкому разведчику…
        «Костыль» встал на крыло, пытаясь выйти из-под обстрела, раздался треск, как будто где-то рвали материю - это наблюдатель заметил приближающуюся снизу смерть и открыл огонь из пулемета. Но огненные шарики снарядов уже уткнулись в стык плоскостей и фюзеляжа, и самолет разломился на несколько кусков. Отвалившаяся плоскость закружилась, как падающий лист, а фюзеляж с единственным оставшимся крылом, охваченный пламенем, рухнул вниз. От него отделилась темная точка, над которой раскрылся белый одуванчик парашюта.
        - Ходоренко, бери бойцов, немца задержать и в штаб!
        Тем временем набравшая высоту пара «МиГов» сделала полупетлю и пошла в сторону приближающейся строем пеленг-группы немецких самолетов. На стоящих накатила следующая, вторая волна грома - это вторая пара прошла чуть в стороне, охватывая немцев (Черных посмотрел в бинокль и опознал двухмоторные истребители-бомбардировщики «Мессершмит-110») в гигантские клещи. Промелькнули дымные трассы ракет, и первые «мессеры» посыпались на землю. «Мессершмиты» рассыпались, начали разворачиваться, но пары «МиГов» продолжали качать смертоносные качели на встречно-пересекающихся курсах. Крутой набор высоты, полупереворот, пикирование и новый набор, иммельман и следующий заход с нового направления. И в конце каждой атаки - две-три падающие вражеские машины… Стрелки «мессеров» пытались огрызаться, но трассы их пулеметов безнадежно опаздывали, тянулись куда-то в сторону, в то время как огненные шарики, слетающие с острых клювов их стремительных палачей, находили свои цели с удивительной точностью. В это время на сцене появились новые игроки: подошла девятка Bf-109, и пилоты эскадры Мельдерса попытались, атакуя с
пикирования, прекратить избиение. Только пилоты двадцать первого века, похоже, были готовы.
        Одна пара осталась добивать «стодесятые», а вторая повернула навстречу «худым». Рокотнули авиапушки, и первые два «мессера», охваченные пламенем, так и не вышли из пике. Строй немецких истребителей смешался. «МиГи» же обогнули клубок по огромной наклонной дуге. Несколько томительных секунд - и вот они уже выше группы немцев. Тем временем к работе присоединилась и вторая пара, спустившая на землю последний двухмоторник. Один за другим еще четыре Bf-109 отправились на последнюю встречу с землей. Оставшиеся развернулись и, пикируя, попытались выйти из боя, но удалось это только двум. Четверка «МиГов» собралась и вновь прошла над полем, покачивая крыльями.
        - Консул, мы бэка расстреляли и идем домой. Удачи!
        - Флаконы, спасибо за красивую работу и удачи! - Перевалов повернулся к генералам. - Вот и все. Теперь только так и будет.
        Черных смотрел на встающие над полем и перелесками столбы черного дыма в полном смятении чувств. Он безоговорочно поверил в «союзников из будущего», хотя всего четверть часа назад эти слова Голубева показались ему какой-то нелепой шуткой. С одной стороны, душа его испытывала мстительную радость от того, что «эксперты» люфтваффе, за два дня уничтожившие его дивизию, теперь догорают на земле. Одновременно он буквально задыхался от зависти к летчикам, пилотировавшим эти невероятные машины, которые вели бой спокойно и уверенно, словно выполняя привычную работу. Как опытный летчик он почувствовал это совершенно ясно. Да, это была именно работа, а не яростная схватка. Немецкие асы, с которыми у него были старые счеты еще с Испании, тоже так летали, но сейчас они столкнулись с противником, который неизмеримо превосходил их по оснащению. «Какие машины, боже, какие машины! - думал он. - Сколько раз пытался представить себе самолеты будущего, но никогда не думал, что они будут выглядеть именно так… А эти их эрэсы, которые сами за целями гоняются!» И еще где-то глубоко, в самом уголке души скреблась и не
давала покоя обида: «Господи, ну где же вы были со всем своим сверхмогуществом вчера и позавчера, когда мои ребята гибли?» Умом Черных понимал, что мысль эта, наверное, несправедливая - немцы летали не только над Белостокским выступом, и у потомков, наверное, хватало дел и на других участках фронта. Но до конца отогнать эту обиду он все-таки не мог…
        - Ну что, товарищи генералы, пора возвращаться в штаб? Будем штурмовики на немецкие позиции наводить.
        Заканчивался третий день войны…
        Вызванные в штаб командиры корпусов и дивизий выходили из палатки, где только что закончилось большое совещание, но никто не торопился возвращаться на свои КП - слишком необычным был этот день, слишком трудно было принять и осмыслить все то, что обрушилось на них, и слишком противоречивые чувства они испытывали. С одной стороны, чувство надвигающейся катастрофы, которое практически все они испытывали еще вчера, потихоньку отступало, уступая место надежде на успех. Ведь все они видели, как над всей территорией выступа сыпались с неба самолеты люфтваффе, видели эти фантастические разящие стрелы со звездами на крыльях. Многие вспоминали шок, который они испытали, когда на поле, как упавшие с облаков киты, опустились вертолеты «Ми-26», из которых начали выкатываться странные, непонятные машины. По дорогам к Осовцу, Сурожу, Домбровой уже пылили грузовики, забитые ящиками с противотанковыми гранатометами и одетыми в пятнистый камуфляж инструкторами, которые уже к завтрашнему утру должны научить бойцов пользоваться всеми этими «шмелями» и «мухами». Кто-то видел сам, а кто-то со всей серьезностью
воспринял рассказы своих товарищей о том, как выглядят немецкие позиции после ударов «авиации потомков», как на участках километровой длины земля превращается в сплошную полосу разрывов и как мгновенно замолкают вражеские батареи. Да, с такой поддержкой можно и повоевать!
        Но вот с другой…
        Исчезновение целой страны и появление на ее месте каких-то других просто не укладывалось в голове. Сталина - нет, ВКП(б) - нет, Тимошенко, Василевского, Ворошилова - никого из них нет в этом мире. Люди в форме РККА оказались предоставлены самим себе и должны будут найти какое-то новое место в жизни. Они понимали, насколько это будет непросто. Прилетевшие на вертолетах для участия в совещании генерал-майор и два полковника из «штаба Западного направления объединенных сил государств ОДКБ» были доброжелательны, вежливы и профессиональны, но они были совершенно чужими. Чужими во всем, от своей пятнистой формы со старорежимными погонами, до выражения лиц, манеры говорить и держаться. А еще семьи… Большинство командиров все же не поверили успокоительному сообщению ТАСС и под разными предлогами спровадили семьи на восток. Теперь их жены и дети были там же, где Сталин и Ворошилов, то есть - неизвестно где, и вероятность увидеть своих близких, даже если они сами останутся живы, равна нулю. И это, как приговор трибунала, который «окончательный и обжалованию не подлежит», давило и мучило сильнее всего. Но
как бы то ни было - нужно воевать…
        На совещании, в котором дистанционно участвовал командующий силами ОДКБ генерал-полковник Постников (кстати, именно то, что участники могли видеть на натянутом белом экране вполне живого человека, сидящего в командном бункере где-то под Минском, а он, в свою очередь, их тоже видел и слышал, убеждало в возможностях потомков даже сильнее, чем бомбовые удары по немцам), решался в основном один вопрос: наносить сразу два удара, один на Сувалки, а другой - вдоль дороги на Слоним и Барановичи, или же сначала пробить коридор, соединяющий окруженную армию с силами ОДКБ, а уже потом совместными усилиями бить на Сувалки, навстречу войскам «потомков», наступающим из Калининградской области (которую командиры РККА по привычке называли «Восточной Пруссией»). Решили действовать по второму варианту. На подготовку к операции давались сутки.
        Майор Перевалов, который все совещание тихо просидел в сторонке, тоже вышел из палатки, прислонился к еще хранящему дневное тепло стволу березы, вытащил из кармана пачку «Золотой Явы» и с удовольствием затянулся. Вообще-то, он курил исключительно редко, но сейчас почувствовал острое желание втянуть в себя ароматный дым. Он все сделал правильно. С того момента, как офицеры его группы один за другим канули в проем хвостового люка «Ил-76» и над ними раскрылись черные «матрацы» управляемых парашютов «Арбалет», прошло чуть меньше суток. За это время они успели просочиться мимо заслонов РККА, которые на тот момент были для спецназовцев даже более опасны, чем немцы, захватить и уговорить начальника охраны штаба 10-й армии (ну хорошо, не совсем уговорить, но сопли жевать было просто некогда), убедить Голубева разрешить включить радиостанции и делом доказать как союзнические намерения, так и силу современной техники. Теперь тысячи рядовых останутся живы, а если и погибнут, то совсем не так, как в сорок первом, и Черных не расстреляют, и мертвого Хацкилевича не будут везти на броневичке, а потом не
похоронят в безымянной могиле на околице деревеньки Клепачи под Слонимом. Страны ОДКБ получили в качестве союзников целую армию, пусть уже изрядно потрепанную, но все же вполне способную компенсировать катастрофическую нехватку живой силы в войсках XXI века. В общем, Военно-дипломатическая академия, можно считать, уже в кармане.
        И тут, словно прочитав мысли майора, к нему подошел командир с танковыми петлицами генерал-майора, с умным лицом, выразительными глазами и глубокой ямочкой на волевом подбородке.
        - Хацкилевич, Михаил Георгиевич. Простите, вы куревом не богаты? Я свои в танке оставил…
        - Да, конечно, пожалуйста! - Перевалов протянул раскрытую пачку и щелкнул зажигалкой.
        Хацкилевич затянулся, пустил дым, хмыкнул…
        - На мой вкус - все же слабоваты…
        - А вы фильтр оторвите! Да, вот эту желтую штучку…
        Потом, помолчав, Хацкилевич добавил:
        - Мне послезавтра 7-й и 4-й танковыми атаковать. Тут сказали, что атаку поддержат какие-то «боевые вертолеты». На совещании неудобно спрашивать было, не просветите, что это такое?
        Перевалов улыбнулся.
        - Думаю, вам понравится, а вот фашистам - не очень… В общем, это танк, только летающий. Пушки тридцать миллиметров, эрэсы….
        - И что, быстро летает?
        Перевалов хитро посмотрел на Хацкилевича и сказал:
        - Теоретически - триста шестьдесят километров в час, но практически он такой скорости не дает.[5 - «Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает», - знаменитая фраза генерал-майора Хацкилевича, сказанная на совещании высшего командного состава РККА в 1940 году. Правда, относилась она к тракторам СТЗ, и под «такой скоростью» подразумевались 30 километров в час.]
        Еще раз улыбнулся и неожиданно для самого себя, нарушая вбитые с курсантских времен правила субординации, подмигнул.
        ЭМИГРАНТ ПЕТР МИХАЙЛОВ. БОРГСДОРФ
        Для разнообразия сегодняшнее утро началось для меня не стуком в дверь, а чашкой натурального кофе и бутербродами с настоящим маслом. Я наслаждался ярким солнечным светом в широкой постели, в уютном номере небольшой Боргсдорфской гостиницы.
        Надо быть честным хотя бы с собой, я наслаждался тем, что остался в живых.
        Вчера я стал обладателем таких тайн верхушки рейха, что еще два дня назад моя смерть не вызывала никаких сомнений.
        Вчера вечером, заходя в кабинет Шелленберга, я не знал, выйду ли из него. Я сел, ожидая, когда он пролистает мой пятистраничный отчет.
        - Так, президентско-парламентская республика, слабый парламент и сильный премьер с феноменальной поддержкой населения, финансовые группы, развитая военная промышленность частично законсервирована - ну это и у нас кое-кто производство танков сократил, - Шелленберг внимательно просматривал каждый лист. - Возраст президента сорок пять лет.
        - А это как понимать? - он поднял на меня глаза. - Вышли в космическое пространство?
        - Уже полвека они обладают технической возможностью посылать устройства выше атмосферы и фотографировать поверхность планеты. По некоторым сообщениям, это пилотируемые устройства.
        Шелленберг задумался:
        - Их экономика превышает все экономики мира, недостижимое для нас качество вооружения, миллионная армия мирного времени, которую бундесы, как вы их называете, разворачивают в боевые штаты. Как вы думаете, долго мы продержимся? - он внимательно смотрел на меня.
        - Ну, господин оберштурмбаннфюрер, я не военный эксперт, но через три месяца, когда они развернут свой военный потенциал… - начал я говорить.
        - Четыре недели, максимум шесть, - в голосе Шелленберга зазвучали стальные нотки. - Пока вы охотились за секретами, они времени не теряли. Начиная со вчерашнего вечера, происходит планомерное уничтожение транспортной и энергетической промышленности. Самое интересное, что они разрушают только то, что не требует восстановления с их точки зрения или устарело: заводы синтетического топлива, тепловые электростанции, паровозные депо. Их самолеты днем и ночью охотятся за паровозами. Восточнее Эльбы скорость передвижения войск не более пятидесяти километров в сутки. Единственное, что выбивается из этого ряда, это каскад плотин на Рейне.
        - Это сделано для затруднения переброски войск из Франции и остановки промышленности Рура, - ответил я.
        - Самые боеспособные части были в первых волнах наступления на Россию, а сейчас они перемалываются в Белоруссии и Украине, - продолжил мой собеседник. - В тылу у нас ничего нет, кроме новобранцев, строителей Тодта и обрюзгшей СА.
        Наш разговор заходил в тупик. Слишком много я знал, чтобы просто выйти из кабинета.
        - Господин оберштурмбаннфюрер, - решил я рискнуть. - Я внимательно слушал предисловие к вашим мемуарам.
        - Продолжайте, - медленно произнес Шелленберг.
        - После капитуляции генерал Гелен, руководитель отдела «Иностранные армии Востока» генерального штаба вермахта, вновь создал свою службу под покровительством американцев, еще находясь в заключении. Американская и английская разведки пренебрегли вами, ведь они получили готовый военный аппарат разведки. Сейчас у него, как и у нас, нет ничего по новой России, что может заинтересовать Запад, зато есть то, что наверняка заинтересует бундесов, сеть в Европе, Азии и Латинской Америке. Да и медицина в Российской Федерации сейчас лучшая в мире, - я старался быть очень убедительным.
        - Очень хорошо, господин Михайлов, - на лице Шелленберга появилась улыбка. - Я лично доложу о вашем отчете. Для вас заказан номер в местной гостинице, - добавил он.
        То, что я проснулся и пил принесенное молодой служанкой кофе, лучше всего говорило об успешности моего экспромта.
        Я побрился, привел себя в порядок и ровно в девять часов утра стоял у кабинета Оскара Штайна. Единственное, что удивило меня, это вытянувшийся во фронт часовой у входных дверей бывшей гимназии, когда я проходил мимо.
        - Доброе утро, герр Михайлов, - услышал я голос Шелленберга. - Присоединяйтесь к нам.
        Он, вместе с Оскаром, стоял у маленького столика, держа в руках коньячные рюмки.
        Штайн с улыбкой протянул мне третью рюмку:
        - Мы выпили за тебя, Петер.
        - По какому поводу пьянка? - поинтересовался я.
        - Мы пьем за твое производство, - Оскар вынул из кармана удостоверение СД. - Тебе присвоено звание гауптштурмфюрера. Официальную присягу СД давать не надо.
        Я даже не думал, что моя вчерашняя инициатива приведет к таким последствиям.
        - Поздравляю! - Шелленберг пожал мне руку. - Вы растете быстрее самого Райнхарда.
        Будто я не знаю, кому обязан столь головокружительной карьерой.
        Когда мы со Штайном остались в кабинете одни, он сказал:
        - Ты понимаешь, что это не совсем настоящее звание. Как у вас говорят, ты осиновый гауптштурмфюрер.
        - Не осиновый, а липовый, - поправил я, разглядывая свою фотографическую карточку в удостоверении. Даже форму приладили, порадовался я за мастеров фотолаборатории СД.
        Но, как говорили классики: бойтесь данайцев, дары приносящих.
        - Петр, это настоящее удостоверение, оно избавит тебя от множества проблем.
        - И породит огромное количество новых, - ответил я.
        В кабинет вошел Вольф:
        - Доброе утро, коллеги. Сегодня ночью привезли пленных, и оберштурмбаннфюрер просил вас присутствовать на допросах.
        Мы спустились по лестнице и, перейдя в левое крыло здания, остановились у железной решетчатой двери, закрывавшей коридор. Пауль с гордостью показал на новые решетки, закрывающие окна:
        - Как видите, мы тоже не сидим без дела.
        За громоздким столом, одиноко стоящим в середине большой классной комнаты, сидел седой коренастый мужчина в гражданском костюме. Он аккуратно заполнял лист бумаги ровным почерком, не обращая на нас внимания. Напротив него, со скованными за спинкой стула руками, сидел молодой парень в простой рубашке и рабочих штанах. Его лицо украшали заплывший глаз и синяк на скуле. Лицо Вольфа начало багроветь:
        - Кто ударил арестованного?
        Стоявший у двери охранник нервно сглотнул, кивнув на коренастого.
        - Это не я, господин гауптштурмфюрер, это он.
        - Сегодня утром пришел закрытый приказ по службе безопасности, строжайше запрещающий физическое воздействие на граждан Федерации, - шепнул мне на ухо Оскар.
        - Все равно вы от меня ничего не узнаете, фашисты проклятые, - сказал по-русски пленник и добавил грязное английское ругательство.
        Я знал о широком распространении английского языка у русских, но такая языковая конвергенция мне в голову даже не приходила.
        Я подошел к столу и взял бумаги. Сидевший за столом встал и, зло глядя на меня, заговорил по-немецки:
        - Я штабс-капитан Рыбников и веду допрос, как считаю нужным. У меня эта большевистская сволочь заговорит.
        - Вы не штабс-капитан, вы неизлечимый идиот, - я сунул ему в лицо протокол допроса. - Что это за допрос? Что это за вопросы? - продолжал я на русском языке. - Вы член Коммунистической партии большевиков? Ваш отец был членом партии большевиков? Вы бы его про бабушку спрашивали, была ли она членом партии большевиков?
        - А че? Моя бабушка была членом компартии, - подал голос наш заключенный.
        - Я не потерплю такого отношения к себе! - завизжал штабс-капитан, вспомнив язык предков. - Кто вы такой, молодой человек, чтобы указывать мне?
        Я, как и он, был в партикулярном платье, и ему было трудно определить мое положение. Как я ненавидел этих напыщенных индюков, закостеневших в злобе к отвергнувшей их родине.
        - Я, гауптштурмфюрер СД Михайлов, отстраняю вас от следствия. Дураки нам не нужны.
        - Зачем так резко? - встрял в разговор Пауль. - У нас не хватает следователей, нет толковых переводчиков, кругом сплошная импровизация. Рыбникова я получил из Берлинского отделения РОВС по рекомендации гестапо, они сказали, что раньше он неплохо вел допросы.
        - Вот так? - я показал на избитого арестанта. - Сейчас такой фокус не пройдет.
        - Да знаю я, прекрасно знаю, - отмахнулся Вольф. - Думаете, только вы слушаете радио? Там одни предупреждения о гуманном обращении с военнопленными и бесконечные списки попавших в плен и погибших в России.
        Оскар взял у меня протокол допроса:
        - Этот Рыбников даже не смог правильно заполнить протокол.
        Пленник с интересом слушал спор:
        - Скажите, а вы на самом деле эсэсовец, как Штирлиц?
        Я с интересом посмотрел на него:
        - Какой Штирлиц?
        - Вот болтливый язык, - зашипел он сам на себя, а затем улыбнулся. - Штандартенфюрер СС Макс фон Штирлиц, он в шестом отделе РСХА работал у Шелленберга, а почему они в форме, а вы нет?
        Штайн прошептал что-то Вольфу, и тот, вытолкнув Рыбникова с охранником, вышел из кабинета.
        - Петр, у меня просто нет слов, - удивленно сказал Оскар.
        - Итак, вернемся к вам, молодой человек, - я уселся за стол и подвинул к себе протокол допроса.
        …Караваев Арнольд Витальевич, 1987 года рождения, в партии больше… нет, все же Рыбников - клинический идиот. Образование высшее, работал менеджером в туристической фирме.
        - Арнольд, вы расскажете нам про Макса фон Штирлица, - начал я. - А мы расстегнем наручники. Согласны?
        - Ну, да, согласен.
        Он растер затекшие запястья:
        - Спрашивайте, что вы хотели узнать.
        - Кто такой Макс фон Штирлиц?
        - Советский агент.
        - Когда и где его завербовали?
        - Он нелегальный агент Максим Исаев, через ДВР и Шанхай внедренный в Германию.
        - Его задачи?
        - В апреле 1945 года он следил за сепаратными переговорами Гиммлера с Даллесом, в Швейцарию летал генерал СС Вольф. Гитлер сидел в бункере под Берлином и женился на Еве Браун. Геринг объявил его больным, а тот приказал Гиммлеру арестовать Геринга и исключил из партии. Гиммлер сам ждал, когда первого мая Красная Армия захватит Берлин и Гитлер застрелится, но Гитлер приказал арестовать Гиммлера и отравился.
        Мы с Оскаром непроизвольно переглянулись. Что за…
        - Кто еще участвовал в переговорах? - я решил рискнуть.
        - Кальтенбруннер, про Шелленберга я не помню, а Мюллер не участвовал в этом, по-моему, он искал выход на наших, на КГБ.
        - Что такое КГБ?
        - Ну, то, что было до СВР и ФСБ. Наследник НКВД. В общем, Комитет государственной безопасности, это когда Берию расстреляли, после смерти Сталина.
        Я разговаривал с человеком из будущего. Каждый его ответ порождал десятки новых вопросов. Я не знал, о чем его спрашивать.
        - Когда произошло покушение на фюрера? - нарушил молчание Штайн.
        - Числа двадцатого июня, я точно не помню, но взрыв был в кабинете для совещаний «Вольфшанце», бомбу туда одноглазый Том Круз привез. Он в «Валькирии» еще без руки был.
        Так вот что такое таинственное волчье логово, о котором говорили в радиопередаче, секретная ставка Гитлера. Судя по тому, что сделали русские с Рейхстагом, кабинета для совещаний в «Вольфшанце» не осталось. И английский коммандос Том Круз в ЭТОЙ истории уже не появится…
        Наш арестант уже совсем освоился и продолжал свою лекцию:
        - Там был большой заговор, участвовал Канарис, Роммель, Клейст, какие-то шишки во Франции и финансисты.
        - Кто такой Том Круз и как он попал на совещание? - продолжил Оскар.
        - Нет, это не сам Круз, он изображал Штауффенберга.
        - Ты говоришь, что кто-то подменил двойником офицера вермахта?
        - Вы не понимаете, это же кино, он мог играть кого угодно! - воскликнул Арнольд.
        - Ты что, пересказывал нам игровой фильм? - взорвался Штайн, его лицо покраснело от волнения.
        - Нет! - в глазах допрашиваемого появился страх. - Это кино, но основанное на реальных фактах. Я не врал, я назвал вам всех заговорщиков, каких помню.
        В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Шелленберг вместе с высоким эсэсовским генералом.
        Штайн вытянулся и поднял руку в нацистском приветствии:
        - Хайль Гитлер!
        Я, подчиняясь какому-то звериному инстинкту, повторил его действия: хайль Гитлер!
        - Вольно, - небрежно махнув правой рукой, произнес генерал. - Кстати, фюрер жив, и я только что был у него на совещании.
        Оскар подошел к нему и вполголоса начал пересказывать результаты нашего допроса.
        Генерал выслушал его, затем повернулся ко мне:
        - Мы еще не знакомы, гауптштурмфюрер?
        - Я обергруппенфюрер СС Райнхард Гейдрих, - он протянул мне руку.
        - Очень приятно, господин обергруппенфюрер - ответил я, отвечая на рукопожатие.
        Я обратил внимание, что, здороваясь со мной, Гейдрих внимательно наблюдал за Арнольдом.
        Арестованный, не подавая признаков беспокойства, с интересом глядел на вошедших.
        - Спасибо за хорошо проделанную работу, гауптштурмфюрер. Оберштурмбаннфюрер Шелленберг ознакомил меня с вашим отчетом, - сейчас, холодные до ледяной голубизны глаза Гейдриха смотрели прямо в меня. - А сейчас я попрошу вас помочь мне с переводом.
        - Передайте господину Караваеву, что от точности его ответов зависит его судьба.
        Я начал переводить.
        - Караваев, скажите, какие чувства жители Федеральной России испытывают к руководству рейха?
        - Война, в смысле та война в прошлом, была лет семьдесят назад, но Гитлера все ненавидят даже сейчас. Гиммлера и СС ненавидят тоже, вы убили многих мирных жителей и заморили голодом миллионы русских военнопленных. Из всех национальностей к русским относились хуже всего, у нас это помнят.
        Переведя ответ, краем уха я услышал, как Шелленберг прошептал:
        - Свинья Розенберг…
        - Остальные?
        - Ну, Геринг наркоман-неудачник, но осудили его правильно, а Геббельс - это клоун, с такой рожей только в комедиях сниматься.
        Легкая усмешка тронула губы Гейдриха.
        - А имя Райнхард Гейдрих вам ничего не говорит?
        Арнольд замолчал и на минуту задумался:
        - Вспомнил! Про него еще документальный фильм показывали. Его английские диверсанты в Чехии в сорок втором бомбой взорвали, он долго умирал в страшных мучениях, но там Гиммлер врачей задержал, чтобы раненый не выжил. А так о Гейдрихе, кроме специалистов, никто и не знает.
        Обергруппенфюрер бесстрастно выслушал мой перевод.
        - Ваша информация по Штирлицу - это тоже кино?
        - Фильм основан на реальных событиях, переговоры с американцами велись, сейчас это не тайна, а Штирлиц придуман. Писали, что племянница Шелленберга очень благодарила создателей фильма за то, каким хорошим показан ее дядя.
        Арнольд взволнованно продолжил:
        - Поймите, все, что я вам рассказал, все эти тайны тысячелетия были только в нашей истории. Сейчас все еще можно изменить, спасти миллионы людей, теперь, когда вы знаете, каким безумием кончилась эта война.
        Он откинулся на спинку стула и заплакал.
        Гейдрих повернулся ко мне:
        - Передайте господину Караваеву, что я полностью удовлетворен его ответами.
        - А вам, штурмбаннфюрер, - обратился он к Штайну, - я приказываю, обеспечить господину Караваеву медицинскую помощь и достойное содержание.
        - Через десять минут я жду вас всех в кабинете оберштурмбаннфюрера.
        В назначенное время мы стояли в кабинете Шелленберга. Гейдрих долго смотрел в окно, на шумно играющих во дворе детей.
        - Вальтер, что делают здесь эти дети?
        - Защищают здание, обергруппенфюрер, по имеющимся у нас данным, противник не будет бомбить объект, если есть вероятность гибели детей. Это не англичане. Это - русские!
        Гейдрих повернулся к нам и начал говорить:
        - На утреннем совещании у фюрера благодаря собранным вами материалам рейхсфюрер подал в отставку в связи с ухудшением здоровья. Гитлер возложил на себя лично руководство СС. О моем производстве вам уже известно, но сегодня я лично написал приказ, подписанный фюрером, о вашем досрочном производстве. Господа, поздравляю вас. А теперь о делах. Сегодня упразднен Абвер, а адмирал Канарис арестован. Сейчас он находится в самом безопасном месте Берлина, в тюрьме Моабит, рядом с Эрнстом Тельманом. Пришлось долго торговаться, и, как мы задумали, отдел «Иностранные армии Востока» остался у генштаба, но оставив им эту пустышку, мы прибрали себе всю зарубежную агентуру.
        Гейдрих сделал несколько шагов по кабинету, скрипя сапогами:
        - Шелленберг, немедленно отправляйтесь в Берлин и принимайте дела. Штайн, всю полученную за сегодня информацию передайте для анализа Михайлову и подготовьтесь сдать дела Вольфу. Михайлов, я жду от вас отчет к шестнадцати тридцати. Все свободны.
        Оскар, зайдя вместе со мной в свой кабинет, сразу направился к столику с коньяком.
        - Надо отметить новое назначение, - промурлыкал он. - Ты будешь?
        - Нет, мне еще надо писать отчет для Гейдриха, а ты своих гадиков можешь гонять даже после бутылки коньяка.
        Оскар выпил и аккуратно поставил рюмку на столик:
        - Петр, ты уже догадался, что допрос с Рыбниковым был инсценировкой. Правда, я не думал, что он действительно окажется таким дураком.
        Я кивнул.
        - У следователей есть прием, которым они пользуются при ведении допроса, он называется плохой и хороший полицейские. Плохой полицейский угрожает и бьет, а роль хорошего была отведена тебе. Я не виноват, это была идея Шелленберга, он хотел проверить тебя в деле.
        - Не надо оправдываться, за два дня я уже привык идти с завязанными глазами по вашему гадюшнику.
        - У тебя это неплохо получается, - ухмыльнулся Оскар. - Ты понравился Гейдриху. Обычно он присваивает все идеи себе, но сегодня демонстративно отметил нашу работу. Верный признак, что шеф доволен.
        - Как ты думаешь, чем эта война закончится для нас? - спросил я Штайна.
        - Ну, как минимум надо остаться в живых, - дожевывая бутерброд, сказал он. - Мы ведь не одни занимались будущим, но наши результаты и твое везение превзошли все ожидания. Я читал отчеты других групп, да ты и сам все увидишь. Они погрязли в мелочах, кому сейчас нужны подробности битвы за Москву и обороны Берлина? Биографии Жукова и Рокоссовского интересны историкам, а не разведке. От нас требуется общий обзор ситуации, а не толщина брони новейшего танка. Ты везунчик, а обергруппенфюрер любит везунчиков…
        …Из кабинета я вышел, нагруженный тремя толстыми папками с отчетами.
        Гейдрих взял мой отчет и, пробежав глазами, положил в папку.
        - Штурмбаннфюрер, что вы можете сказать о премьер-министре Федеральной России?
        - Путин Владимир Владимирович, русский, возраст 58 лет.
        - Я не об этом, - остановил он меня. - Вы получили все, что у нас есть, данные перехватов, книги и газеты из Хайлигенбайля. Эта книга господина Колесникофф, или как там его, про Путина очень интересна, но не совсем понятна. Вы русский и должны лучше понять, что он за человек?
        - Он профессиональный разведчик, долго жил в Германии и в совершенстве владеет немецким языком, очень обязателен и буквально выполняет все договоренности.
        - Достаточно.
        Обергруппенфюрер встал из-за стола и подошел к окну. Его створки были плотно закрыты, и шум с площадки не доносился до нас.
        - Михайлов, я хочу послать вас и Штейна в Москву. Мне не хотелось говорить это при всех, но фюрер сошел с ума. Сегодня он потребовал срочно начать уничтожение евреев, несмотря на все, что происходит на фронте. Геббельс на совещании предложил объявить вне закона всех пленных, чтобы наши солдаты боялись плена и отчаяннее дрались за Фатерлянд. Гитлер его поддержал. После катастрофы в Цоссене в вермахте не осталось ни одного генерала, способного ему возразить. Кейтель уже отправил приказ в войска. Даже ваффен-СС возмутились такой дикости.
        Он замолчал, вернулся к столу и вытащил из ящика пачку фотографий.
        Гейдрих протянул фотографии мне.
        - Вот, взгляните, чем кончится для Германии эта война, снимки получены по неофициальным каналам из Швеции.
        На фото высились горы битого кирпича, кварталы полностью выгоревших зданий, обожженные остовы громадных боевых машин, тела убитых, плачущие пленные дети в немецкой военной форме и, наконец, огромное количество белых простыней, вывешенных из провалов окон полуразрушенных домов.
        - Что это? - спросил я, показывая на последнюю фотографию.
        - Полная и безоговорочная капитуляция.
        Он продолжил свой монолог:
        - Гитлер с Геббельсом узнали, что погибнут, и решили, как и в прошлый раз, утащить всех с собой в могилу. Тогда, в апреле сорок пятого, они бросили на фронт десятилетних мальчиков. Я не хочу гибнуть за них, я не хочу, чтобы мои дети росли сиротами, а в Лину тыкали пальцем - жена военного преступника.
        Его высокий взволнованный голос резко контрастировал с бесстрастно холодным лицом. Я понял, что его не волнуют пленные, евреи и мальчишки из гитлерюгенда.
        Он смертельно боялся за своих детей.
        Гейдрих наклонился ко мне:
        - Я говорю вам все это, чтобы вы передали в Москве, что мои намерения искренни. Я готов сотрудничать, и моя помощь будет очень важна. Я не требую партии первой скрипки, согласен и на третью, и на четвертую. Хоть на десятую! Но прошу оставить мою скрипку в оркестре. Мы готовы передать всю агентурную сеть на Западе и Арабском Востоке русским, но часть агентов по различным причинам никогда не будет сотрудничать с Москвой, а с нами будут. На завтра я организовал для вас две встречи, а вечером вы со Штайном полетите в Кенигсберг к федеральным русским.
        Он протянул мне два конверта:
        - Здесь десять тысяч рейхсмарок и три тысячи долларов САСШ, отчета не надо. Перед полетом вам передадут российские рубли. Сейчас вы получите документы у Вольфа, а завтра с ближайшей машиной вернетесь в Берлин. Там вы можете отдохнуть и даже посетить свое любимое кафе.
        ВОЛГОГРАД. ИНЖЕНЕР АЛЕКСАНДР ЛЮБЦОВ
        Ну, вот и до меня дошла очередь. Дембельнулся, называется. Только-только работу нашел после честно оттрубленного года, только-только первые успехи пошли - и вот на тебе. И главное - кто! Фашисты, мать их за ногу!
        Первый день был вообще полный ахтунг - думалось, что крыша у всего мира съехала надолго. Особенно когда президент объявил, что это не НАТО нас атакует, а рейх. Если честно, я несколько часов еще думал, что это такая форма пропаганды. Пока по телику не показали горящие «тройки» немчуры…
        Успокоил мать - скорее всего, меня отправят в тылу чего-нибудь охранять. На фронте уже все более-менее устаканивается - спасибо нашим белорусским братьям, что они не такие раздолбаи и имеют президента, которому на «мировое сообщество» с высокой колокольни, а потому он сначала стреляет, а потом думает и разбирается.
        Вермахт, судя по всему, уже понял, в какой он жопе. В отличие от этих ненормальных из Прибалтики. Это же надо додуматься - пытаться объявить войну России, не имея за спиной заокеанского хозяина!!! Даже американцы - те, что с окрестных военных баз (в той же Прибалтике да и Киргизии тоже), - и то такого идиотизма не учудили.
        Да и Гимпу тоже хорош - полез в объятия Антонеску. И сейчас в Приднестровье опять бои - как много лет назад.
        Но больше всего злорадства вызывает Саакашвили. Он, бедняжка, просто не знает, что ему теперь делать, - воевать за рейх как-то не хочется, тем более что 58-я армия разъяснительную работу уже проводила один раз. И за Россию - тоже не комильфо… А кто, простите, кормить будет? Рузвельт?
        Вышел из дома. Отец с мамой сели в машину, решив меня проводить.
        Военкомат встретил бардаком - впрочем, судя по всему, уже не настолько хаотичным, как в первые два дня.
        - Любцов Александр Сергеевич. Вот военный билет, - мужик с капитанскими погонами поднял на меня красные от недосыпа глаза и, скользнув взглядом по раскрытой книжечке, буркнул:
        - Семнадцатый кабинет.
        Так, на чем я там остановился? А, ну да, на Грузии. В общем, теперь наш дорогой любитель галстуков лихорадочно мечется от одной идеи к другой. А оппозиция, разом вспомнив про снос мемориала в Кутаиси и все прочие грехи, требует отставки и митингует. Весело у них там. Чувствую, скоро будут вешать. Вопрос только в том, кого - оппозицию или президента?
        А на Востоке вперед поперла Япония. Ну, как поперла - начала дергаться на утро третьего дня. Но ей не повезло - в отличие от Западных военных округов там наши парни были уже в боевой готовности. По «Первому» сказали, что в Токио вылетел японский посол - останавливать от неразумных действий. А то искушение-то на красную кнопку нажать велико… Интересно, наши будут кидаться ядрен батонами?
        Разговор с врачами у меня был недолгим:
        - Жалобы на здоровье есть?
        - Нет.
        - Годен.
        Еще полчаса спустя я с толпой счастливчиков сижу в ожидании автобуса, который повезет нас в аэропорт - летим в Питер. Ну, хоть посмотрю на нашу Северную Пальмиру. Если, конечно, успею. А то вермахт нас, похоже, уже боится.
        Что неудивительно. Отцовский друг рядом с Энгельсом живет - говорит, что «тушки» летают постоянно. Небось наци уже почувствовали прелести бомбардировок тяжелыми ОДАБАми… По телику даже сказали, что на какой-то штаб в Берлине «папу» сбросили. Представляю себе реакцию Гитлера и Ко…
        КАЛИНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ. АЛЕКСЕЙ КУЛАГИН. ЗАМЕСТИТЕЛЬ КОМАНДИРА РОТЫ
        С утра двадцать четвертого (или двадцать восьмого по «старому» - или по «новому»? - черт его разберет…) мы начали наступление на Мамоново (Хайлигенбайль). Впрочем, ничего похожего на фильмы про Отечественную войну у нас не наблюдалось. Никакой артподготовки дружными залпами. «Рапиры», «штурмы», батальонные минометы, пушки БМП и КПВТ бронетранспортеров - все использовалось в своей черед по разведанным целям. Если фрицы пытались вести ответный огонь, то обнаружившую себя цель тут же накрывали из нескольких стволов. Наученные горьким опытом, мы держали свои БМП и БТР на максимально возможных дистанциях, «штурмы» выкатывались на открытую позицию только для выстрела и тут же откатывались назад, при этом ни разу не выстрелив дважды с одной и той же позиции. «Рапиры» и минометы вообще вели огонь с закрытых позиций, пользуясь целеуказанием с единственного имевшегося на всю нашу группу БПЛА.
        Так прошел час, другой… Боеприпасов у нас были не вагоны, да и занять город можно было только пехотой. Настало и нам время пойти вперед.
        Пока шла артподготовка, я пытался промыть мозги своим товарищам по взводу, в особенности группе молодых, которую нам подвесили вчера утром, держа в памяти разнос, устроенный комбатом Баскакову.
        - Дуриком вперед не лезть, - втолковывал я пацанам. - По открытой местности передвигаться только перебежками. Командиры отделений - это на вас! Перебежал, лег - и сразу перекатился в сторону, чтоб на прицел не взяли. Если из дома стреляют - не переть грудью на пулеметы! Сначала дайте туда из «РПГ» или из подствольника, забросьте гранату, кто умеет, и только тогда - рывок на сближение, и снова - гранату в окно, и только после этого - внутрь, на зачистку. Если из домов не стреляют - туда вообще не суйтесь. Мирное население не эвакуировалось, поэтому нечего зря устраивать стрельбу и кидаться гранатами. Тем более что лишних у вас не будет.
        В таком духе я трындел примерно с полчаса, пока не почувствовал, что мои наставления начинают ребят доставать. Тогда почел за благо заткнуться - все равно, если, кроме раздражения, мои слова уже ничего не вызывают, без толку грузить людей, пусть и нужными наставлениями. Но вот команды взводных подняли нас из кое-как отрытых за ночь окопчиков, и мы перебежками двинулись вперед. Получалось не то чтобы как на учениях, но терпимо. Броня тоже пошла вперед, стараясь как можно резвее гасить оживающие огневые точки фрицев.
        Сказать, что было страшно, - значит, ничего не сказать. Первые несколько минут все свое самообладание я тратил на то, чтобы после очередной перебежки подняться и снова рвануть на десяток шагов вперед, стараясь забыть про шуршащие над головой пули. Правда, человек ко всему адаптируется. Перебежал, упал, перекатился в сторону, дождался своей очереди, снова вскочил, перебежал, упал, перекатился… Вскоре я выполнял эти памятные еще по студенческим годам приемы с тупостью механического автомата. Опасность не перестала давить на психику, но как-то стерлась, отступила под давлением этой примитивной, размеренной последовательности движений.
        Но вот мы достигли первых домиков. Несколько минут ствол моего настороженно поднятого автомата молчал - шедшая за нами БМП оперативно загасила две проклюнувшиеся огневые точки. А за очередным поворотом… Япона мать! Прямо на нас смотрело орудие фрицевской самоходки Stug III. Я неожиданно для себя самого всадил в лоб «Артштурму» гранату из подствольника (ну, не дурак ли?) и с прорезавшейся во мне юношеской прытью отпрянул за угол дома. БМП, взревев движком, чуть ли не прыгнула назад, одновременно пытаясь развернуться и уйти в проулок. Выстрел «Артштурма» туго ударил в уши, и ближайший ко мне угол дома взорвался обломками кирпичей, пылью, тусклым пламенем…
        Меня швырнуло назад и с силой приложило обо что-то спиной и головой. Наверное, на какое-то время я потерял сознание. Очнулся от дикой боли в голове. Как сквозь вату, до меня доносились приглушенные очереди КПВТ, хлопки орудийных выстрелов. Еле слышно стрекотали автоматы. Я чуть приподнял голову, что сделало боль вовсе невыносимой, но успел увидеть на перекрестке два неподвижных тела в нашей форме. Краем глаза я уловил какое-то шевеление и очень осторожно, стараясь не потревожить голову, скосил глаза. В двух шагах от меня на тротуаре сидел человек и пытался вспороть штык-ножом окровавленный рукав на правой руке. Это ему удавалось плохо, штык был, судя по всему, тупой, да и орудовать левой было несподручно, но все же рукав наконец поддался, и боец принялся бинтовать руку. «Кажется, из моего взвода, а как зовут… не помню», - машинально отметил я. Мне захотелось окликнуть его, но язык не слушался, а перед глазами все поплыло…
        Второй раз я очнулся уже в машине, когда ее очередной раз тряхнуло на выбоине шоссе. В такой машине мне ездить еще не приходилось. Похоже, это был бронированный «Урал». У задней двери сидел боец с автоматом.
        - Эй… - через силу хриплым шепотом позвал я. - Эй, приятель!
        Боец повернулся на звук и нашел меня глазами.
        - Не знаешь, приятель, Мамоново… взяли? - я обессиленно замолчал.
        - Взяли, взяли! Когда вас грузили, только на самой окраине еще немного постреливали.
        Так состоялось мое боевое крещение. Уже в госпитале Балтфлота на улице Герцена, куда нас поместили, я познакомился со своим товарищем, раненным в руку рядом со мной при штурме Мамонова, - молодым ефрейтором Васькой Турчаниновым из Колосовки. Он был в отличие от многих из нас ходячий и принес в палату незадолго до ужина не только сигареты для курильщиков (которые ухитрялись дымить, несмотря на строгие запреты), но и свежие новости и слухи. Особенно разочаровали нашу палату сведения о том, что введен сухой закон. Правда, в руках у Васьки все воочию видели пятилитровую бутыль из-под воды, почти под горлышко наполненную пивом, но Васька пояснил:
        - Это мне одна продавщица остатки разливного скинула. А бутылочное и баночное из киосков и магазинов уже назад на склады вывезли. Так что надо это растянуть, насколько сможем.
        Палата аж загудела. Вот чудаки! Я против пива ничего не имею и изредка сам прикладываюсь, но такие эмоции… Нет, мне не понять.
        Слухи заключались в том, что не только сам Васька заметил стремительное исчезновение сигарет из киосков, но и толкущиеся у киосков покупатели в один голос говорили о явном оскудении ассортимента в магазинах. И это касалось не только сигарет. Говорили о том, что на складах еще полно товара, но торговцы усиленно его придерживают, рассчитывая на взлет цен. Еще один слух состоял в том, что все «Су-24» и «МиГ-29» с территории области нацелены на Сувалки - Алитус, работая по складам, мостам, переправам, сжигая бензозаправщики, чтобы затруднить снабжение левого фланга ГрА «Центр».
        Сказал Васька про авиацию - и как накаркал. За окном неслабо грохнуло, в окнах жалобно зазвенели стекла, затем грохнуло еще раз, еще и еще - но на этот раз малость подальше. Между разрывами можно было услышать отдаленный лай зенитных скорострелок. Налет? Но как пропустили эти тихоходные винтовые машины люфтваффе до самого Калининграда? Все, кто мог ходить, потянулись к окнам. Тут грохнуло совсем рядом, да так, что здание ощутимо вздрогнуло, и с потолка посыпалась не то пыль, не то старая штукатурка. Любопытные у оконных проемов, все, как один, непроизвольно присели или пригнулись.
        - Васек! Ну, что там видно? - с нетерпением воскликнул я. Заработанная мною легкая контузия все же мешала мне встать с постели, при любой попытке сделать это не только отзываясь болью в голове, но и угрожая вывернуть желудок наизнанку. Про приличный кровоподтек на спине я уж не говорю - хорошо, что ребра уцелели.
        - Летят, сволочи! Раз… Два… Вот еще два… - пытался сосчитать Васька.
        - Есть! - вдруг заорал он синхронно с еще несколькими зрителями.
        - Так его! Мочи гадов!
        Тут снова грохнули разрывы нескольких бомб.
        - Да что там? - зашипел я (хотелось заорать, но было жалко голову, в которой громкие звуки отзывались вспышками боли). - Скажите толком!
        Один из мужиков, с туго перетянутой грудной клеткой (касательное ранение, трещина ребра) отвернулся от окна и авторитетно пояснил:
        - Одного люфта завалили. То ли «иглой» достали, то ли «стрелой» - так, навскидку, не разберешь.
        - Еще один горит! - с энтузиазмом завопил Васька, и его крик был подхвачен еще несколькими молодыми глотками…
        Налет длился вряд ли больше двадцати минут, но переживали мы сильно. Было ясно, что на жилые кварталы города свалилось немало бомб. И хотя «Хейнкели», «Юнкерсы», «Дорнье», «Хеншели», «Мессершмиты» - и кто там еще у них был? - отправлялись в преисподнюю один за другим, было понятно, что жертв в городе будет немало. Уже позднее стало известно, что немцы не только выскребли все пригодное из системы ПВО и из учебных частей с территории генерал-губернаторства (то есть Польши) и из тыловых районов Восточной Пруссии, но и оторвали от боевой работы некоторую часть воздушного флота, поддерживающего группу армий «Центр».
        Чуть ли не полторы сотни бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей совершили налет, организованный уже с учетом мощного зенитного противодействия, на которое они натолкнулись в предыдущие двое суток. Самолеты шли тройками, шестерками, и одиночными машинами одновременно с разных направлений и эшелонированные по высоте. Немногочисленные истребители с аэродрома в Чкаловске встретили их еще за границами области, но физически не успевали преградить путь этой армаде. «МиГи» свирепствовали вовсю - никто из тех, кто попал им в прицел, не ушел от возмездия - но их было слишком мало по сравнению с люфтами.
        Выручали зенитчики. Помимо 22-го зенитно-ракетного полка, в ход шло все - и все зенитные средства мотострелковых и артиллерийских частей, дислоцированных вокруг города, и силы зенитного прикрытия аэродрома в Чкаловске, и зенитное вооружение кораблей Балтфлота и военно-морской базы в Балтийске. Корабельная ПВО нанесла особенно сильный урон тем бомбардировщикам, которые пытались прорваться к Калининграду со стороны моря. Да и многие из тех машин, которые, не дойдя до города, пытались удрать обратно в Гданьск или Эльблонг, корабельные «Стрелы», «Иглы» и «Осы» спустили с небес на землю или под воду.
        Зачем был совершен этот налет - непонятно. Сколько-нибудь серьезного военного значения он явно не имел, а потери в самолетах были понесены немалые. Или Толстый Герман захотел хотя бы таким образом реабилитироваться за неудачи люфтваффе в течение предыдущих двух суток?
        К концу дня приехавший нас навестить замкомбата-1 рассказал, что наш батальон, усиленный какими-то набранными с бору по сосенке подразделениями, с ходу проскочил Бранево, Фромборк и прорвался к вечеру чуть не до самого Эльблонга, но остановился, ибо сил для еще одного штурма уже не было. По слухам, в районе Гусева вермахт тоже не прошел, и растрепанные пехотные части фрицев отступили к Голдапу. Наши силами примерно в полторы бригады встали на бывшей российско-польской границе, а фрицев пока обрабатывает штурмовая авиация и 152-й ракетный полк. На Балтийской косе гвардейская бригада морпехов буквально смела отряд, пробивавшийся к Балтийску, намереваясь, похоже, взять порт под обстрел гаубиц. Гаубицы достались морпехам в качестве трофеев, а сама бригада выскочила чуть ли не к устью Вислы, нависнув над Эльблонгом с северо-запада.
        Говорили, что на территории Литвы восточнее и юго-восточнее области на Каунасском и Вильнюсском направлениях началась настоящая мясорубка, ибо там наступало левое крыло группы «Центр», пытаясь реализовать план «Барбаросса». Что творится севернее нас, в Прибалтике, никто толком объяснить не мог. Слухи ходили весьма разноречивые.
        Уточнив данные радиолокационной и радио-разведки, командование ВВС приказало нанести фрицам ответный удар на рассвете следующего дня. Было решено уничтожить инфраструктуру люфтваффе в Восточной Пруссии и прилегающих районах Польши. Ну, уничтожить - это громко сказано. За один налет силами истребительного авиаполка в Чкаловске и штурмового авиаполка в Черняховске это вряд ли можно было сделать. А вот если долбить аэродромы, склады и казармы несколько дней подряд, учитывая практическую неуязвимость «МиГ-29» и «Су-24», то урон можно было бы нанести немалый. Кроме того, боевые корабли Балтфлота одновременно выходили в набег, имея своей целью судоверфи «Шихау» в Эльблонге (Эльбинге), порт и верфи в Гданьске (Данциге) и суда кригсмарине в Гданьске и Гдыне.
        МАЙОР АНАТОЛИЙ ЛОГУНОВ, НАЧАЛЬНИК ТЕХНИЧЕСКОГО ОТРЯДА
        Просыпаюсь рывком и с тяжелой головой. Гляжу на наручные часы. Блин, можно было еще полчаса спать. После вчерашних полетов начальство щедро дало технарям четыре часа сна, а летчикам даже шесть. Я же, как дурак, проснулся через три с половиной. И все, сон как отрезало, только голова тяжелая.
        Пока умываюсь и прочее, вспоминаю ночные «приключения». «Ну, дела, ночь была, все объекты разбомбили мы дотла». Бомбить мы, конечно, не бомбили, не тот профиль, а вот пострелять пришлось основательно. Настигли мы этих гадов быстро, одно дело - по дороге, хоть и в автомобиле, а другое - в небе на вертолете передвигаться. Все-таки я современным партизанам не завидую. Повезло нашим прадедам и дедам - у врага ни прицелов ночных, ни радиолокаторов. Ночью пока в упор не столкнулся или осветительными бомбами не забросали - считай, что и не виден. А сейчас… Посмотрел я на приборную доску у летчиков, пока подлетали. Все как на ладони. Вот машины, вот дорога. Еще немного подлети - и стреляй на выбор, как куропаток. Вот и подлетаем.
        Тут внезапно откуда-то из-за деревьев вынырнул ярко окрашенный вертолет. Гаишники, иху так. Идиоты! Не успели они как следует осветить колонну своим поисковым прожектором, как на одной машине заклубился ясно видимый в приборы шлейф огня и дыма. Выстрел из противотанкового гранатомета! Сцуки! Засвечивая приборы ночного видения, вертолет ДПС как бы вспухает изнутри яркой вспышкой взрыва и начинает, как мне кажется, медленно разваливаться в воздухе.
        Пара секунд - и я уже сижу на специальной сидушке, разворачивая пулемет в услужливо сдвинутую одним из бойцов дверцу. Краем глаза успеваю заметить, как двое бойцов готовят к стрельбе длинную, похожую на противотанковое ружье, крупнокалиберную снайперскую винтовку. Вертолет входит в правый вираж, и я вслед за летящими впереди открываю огонь. ПНВ приподнят вверх, все равно его засветит огонь в надульнике «Печенега», и я стреляю, ориентируясь на разгорающиеся внизу очаги пожаров и трассеры впереди летящих вертолетов. Феерическое зрелище - ночная стрельба. Лента через каждые четыре патрона заряжена одним с трассирующей пулей, отчего в темноте в сторону неприятеля тянутся длинные, постепенно исчезающие огненные дорожки. Стреляем, как мне кажется, недолго, передняя пара садится где-то в стороне от горящих машин, а мы продолжаем кружить в воздухе. Зачистка и обратный путь пролетают практически незаметно, и вот мы уже на аэродроме. Из одного вертолета выволакивают «языка» и быстро, бегом уводят его куда-то.
        Умывшись, иду в столовую, а по пути заглядываю к ангару. Работа кипит, отремонтированный вертолет уже стоит на площадке в готовности к газовке двигателя, еще на паре заканчивают устранения неисправностей. Бегло проконтролировав работы, расписываюсь в документах и дальше иду уже вместе с лейтенантом. Игорь на ходу докладывает о выполненных работах, а меня, машинально запоминающего важные моменты, гложет мысль, как бы попасть сегодня домой. И еще любопытно было бы узнать, что это за бандформирование такое неподалеку от столицы как у себя дома шарится. С пулеметами и даже противотанковым гранатометом. Но нам, конечно, никто ничего не расскажет. Не тот уровень, да и «меньше знаешь - крепче спишь».
        После завтрака, совмещенного с обедом, совещания и организации очередных работ удается, по предварительному согласованию с командиром, смотаться на АПА к дому. Я бы, конечно, предпочел что-нибудь не столь экзотическое, какую-нибудь легковушку, но что поделаешь, среди подчиненного мне автотранспорта есть только один «луазик»-вездеход в совершенно и абсолютно неподвижном состоянии. Даже удивительно, потому что весь остальной автопарк в части содержится на отлично, а снятые с хранения спецавтомобили, типа той же аэродромной передвижной электростанции (АПА), ездят без проблем.
        По дороге узнал, почему «луазик» неисправен. Шофер рассказал. Он хотя тоже из мобилизованных, но шоферы между собой плотнее общаются, интересов общих много. Я плакал… Блин, один в один, как в нашей части с такой же машинкой было. Этот вездеходик числится еще и плавающим. Ну, естественно, его сразу же решили в роли амфибии испытать. Только вот есть у нас, русских, давно замеченная мною особенность - инструкции мы читаем после того, как механизм сломается, а не до его включения. Так и в этом случае, инструкции никто, понятно, читать не стал, заправили, сели и поехали. И даже проплыли сколько-то по речке, ага. Только вот перед тем, как плавать на этом агрегате, надо сначала множество точек загерметизировать специально приложенными в комплекте заглушками. Поэтому шедшая по воде машина начала слегка наполняться водой, на что наши бравые «горе-плаватели» и внимания особого не обратили, а потом резко утопла. Экипаж резво выбрался на берег, тем более что речки в Подмосковье, если подойти с нормальными мерками, ручьи скорее напоминают. Машину вытащили позднее, после того как все участвующие получили плоды
из семейства дыневых от командира части. А вот сообщать наверх и, соответственно, получать дыню самому тогдашний командир не решился. Поставили горе-амфибию в гараж, якобы законсервированную, и все. Так и остались я и командир летной группы без положенной машины.
        Хорошо, что дома побывал. Оставил жене полученную от начфина сумму, немного продуктов, того самого «гасээма», про который пишут, что это целых пять раз он, и на всякий случай «макарку» с патронами. Благо супруга с ним довольно ловко управляется. В Германии с женами военнослужащих часто стрельбы проводили. Раз уж тут такие непонятные банды бродят, пусть у моей половины хоть один шанс, но будет. Небольшой и не лишний. Наскоро с женой новостями перекинулись, узнал, как она, как дети. Дочь, оказывается, по-прежнему в своей фирме трудится, у них там в связи с войной работы даже прибавилось. Ну, с энергетикой связано, понятно, что в таких условиях важнейшее направление. С сыном тоже все в порядке, он у меня в военной конторе работает, их мобилизация не затронула. Ну, хотя бы про своих узнал, теперь на душе спокойнее, можно воевать дальше.
        Вернувшись в часть, успел посмотреть телевизор в комнате отдыха, куда всех собрал замполит, то есть, тьфу, по-новому - заместитель командира по воспитательной работе. Показывали взлет на бомбежку тылов врага моих сослуживцев по дальней авиации. Когда показали взлет «Ту-22М», большинство из моих ребят косились на меня. Да, это точно наши, родной 52-й гвардейский, даже пейзаж аэродромный знаком до боли… Интересно, как они там? Думаю, без потерь. Все же фрицам против современных бомбардировщиков бороться нечем. Не то что «грызунам», которые один самолет моих однополчан все же сумели сбить. Вечная вам память, парни, погибшим, выполняя свой долг. Вечная память и вечная слава.
        После показа разошлись по работам. У нас, в принципе, все уже было готово, но лишний раз проверить не помешает. Тем более что основная часть бойцов под командой лейтенанта Крупнова отправились на полигон. Командование выделило аж по два рожка на стрельбы вспомогательного, в сущности, подразделения. Хотя, кто его знает, на войне всякое бывает, и тыл фронтом может стать запросто, так что пусть учатся. Хуже не будет. Жаль, самому пострелять не удастся, но мне тут местный оружейник все пристрелял еще сутки назад и к нормальному бою привел. Так что обойдусь. Да и других дел полно.
        Пока работал с документами и осматривал матчасть, появилось время подумать и о происходящем. Удивительно, но наше начальство, похоже, совершенно не собирается применять «эйч-бамб». Почему бы? Обдумывал и так и этак, но все же пришел к определенным выводам.
        Первое, конечно, заключается в нежелании заполучить неподалеку от своей территории радиоактивные зоны. Что бы там ни болтали про «чистую бомбу», любая, даже нейтронная боеголовка дает сильное радиоактивное заражение местности. Оно нам надо? Особенно с учетом радиофобии после Чернобыля, всех этих слухов о мутантах и тому подобном.
        Второе, если подумать, тоже очевидно. Германские верхи не желали сдаваться даже после превращения почти всей страны в развалины и потери девяти миллионов гражданских. В одном Дрездене, по данным полиции, погибло столько же народу, что и в Хиросиме. Почему наши верхи должны надеяться, что в случае применения атомных бомб они капитулируют? Японцы, например, что бы штатники ни говорили, сдались не от атомных бомбардировок, а после начала советского наступления. К тому же ОДАБы действуют немногим хуже и местность не заражают. А потери сухопутных войск… когда нашу «элиту» останавливали потери простых солдат? Ни при царях, ни при коммунистах, ни тем более сейчас. По этому поводу они точно переживать не будут.
        Ну и наконец, третье. Если мы хотим стать «Империей Добра» этого мира, то нам тем более незачем делать европейцев своими врагами. Наоборот, думаю, сейчас вовсю разворачивается обработка всех дипломатов, которые у нас сидят, в Генштабе и Министерстве иностранных дел вовсю бумажки кропают, планы разрабатывая, как мы всех этих «бедных европейцев» возьмем и освободим. Ага, да еще и в Европейский союз объединим. А что, при нашей, пусть и разваленной экономике, да еще Европу добавить, всем остальным претендентам на это место остается только локти грызть.
        Не уверен, что прав, но скорее всего именно так у нас в верхах рассуждают и действуют. Наше правительство, конечно, не столь открытое, как в Прибалтике, где, помнится, даже по интернету заседания показывают, но, в принципе довольно предсказуемое в своей политике.
        И тут меня вообще осенило. Этот самый северный на свете пушной зверек, это ж вслед за внешними пертурбациями точно внутренние разборки грянут. Начнется такая борьба за власть, что только держись. Как в том анекдоте о мире: «Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Бляха от ремня, и чего я такой умный? Тянул бы себе армейскую лямку и радовался, что нацистов бьем, а я еще и грядущие перемены высчитываю. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен», - так китайцы ругаются, насколько помню. Вот я точно вижу, что ждут нас перемены, причем эпохальные. К лучшему или нет, будем посмотреть.
        День заканчивается совещанием у командира. Подполковник смотрит явно весело, тоже маньяк боевой, как и все спецназеры, блин. На завтра на 12.00 назначено перебазирование. Летный эшелон - самостоятельно, а остальные - с «Внуково» на транспортниках. В Березу, так ее и разэтак. Похоже, наши к наступлению начинают готовиться.
        АЛЕКСАНДР МАСЛОВ, СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ РОССИЙСКОЙ АРМИИ. ГДЕ-ТО ПОД БРОДАМИ
        Третий день войны я встречал усталым и плохо выспавшимся. Армейская привычка мгновенно засыпать в любой обстановке, когда есть такая возможность, у меня еще не выработалась. На срочной службе я мог спокойно спать рядом с работающим дизель-генератором и громыхающими гусеничными машинами «Буков». Но сейчас шумящая техника и гудящие вертолеты выспаться не дали.
        Вечером двенадцать боевых вертолетов нашей группы нанесли удар по фашистским обозам. Летчикам повезло. Работали они, как на полигоне. Противодействия не было. Немецкой авиации в воздухе не наблюдалось, а зениток у обозников не имелось. Потом пришел черед ночников. От заката до рассвета они терроризировали немецкие тылы. Под прикрытием темноты движение у фашистов оживилось, опыт подсказывал, что ночью бомбежек можно не бояться. Но на этой войне весь опыт, накопленный за два года войны, пошел насмарку.
        Утром на пилотов-ночников смотреть было страшно. Круги под глазами, посеревшие лица, нетвердая походка. Но при этом такие довольные! Каждый из них за ночь сделал по несколько вылетов. И никто не привозил обратно нерасстрелянный боекомплект, кроме «Игл» и ПТУРов, которые генерал просил поберечь. Представляю себе, что сейчас творится на дорогах!
        С рассветом началась боевая работа для дневных вертолетов. Теперь они летали не одной большой группой, а звеньями, по две-четыре машины. Охота за тыловиками не прекращалась. Как только вертолет садился, его сразу же начинали готовить к следующему вылету. Летчикам прямо к машине приносили покушать, оружейники пополняли боекомплект, техники лезли в потроха вертолетов, заправщики заливали в баки новую порцию топлива. Такая карусель длилась целый день.
        Кто из пилотов и что разбомбил, я так и не узнал. Все тактические доклады и инструктажи прошли мимо меня. Так много в жизни я еще не бегал! Подполковник Кузьменко использовал нашу группу в качестве «горячего резерва». Мы не были приписаны к конкретным машинам и бежали туда, где начинался аврал. Меня же он сделал фактически своим «адъютантом». Я носился от машины к машине, разбирался в проблемах, докладывал подполковнику, контролировал выполнение его приказов.
        Потом пришел борт с отказавшим комплексом наведения. Вертолет обстреляли с земли, после нескольких попаданий двадцать четвертая машина вдруг оказалась почти безоружной.
        - Лечу, как голубь мира, над немецкой колонной, - пошутил пилот, показывая мне неработающий комплекс. Правда, я представил себе, что именно он говорил в момент отказа, пролетая над немцами и лишившись возможности эффективно использовать оружие. Представив, я мог лишь порадоваться в душе, что при этом не присутствовал.
        Причина отказа нашлась быстро. Пуля зенитного пулемета разворотила разъем на бортовом жгуте, подходящем к одному из блоков.
        Когда рекламируют военную технику, очень любят писать, что она хорошо защищена. Пишут это и про современные российские вертолеты. Собственно, даже нельзя сказать, что пишут совсем уж неправду. Действительно, вертолет бронирован. Но вертолет - это не танк, его невозможно обшить броней весь от брюха до кончиков винтов, поэтому в первую очередь защищаются самые важные части. А что самое важное и дорогое в боевом вертолете? Правильно, экипаж. И его кабина бронируется в первую очередь. Остальное защищается уже по остаточному принципу. Чаще всего применяется практика защиты менее важными системами более важных. Прицельный комплекс как раз к «очень важным» не относится. Вертолет может лететь и даже стрелять без него. Даже попадать может, хоть это и намного сложнее. Вот управляемое оружие не применить, это да.
        Благодаря подобному расположению оборудования ни один реально критичный элемент не получил повреждений, задело только систему наведения. Особенно хорошо было то, что блок, судя по всему, не пострадал. Заменять его было бы куда сложнее, да еще и неизвестно, есть ли подобный в хозяйстве запасливого Кузьменко? А вот новый разъем нашелся легко.
        Хорошо, что сейчас в авиации отказались от разъемов, к которым провода паялись. Перепаивать тридцать ножек - занятие не самое приятное и не самое быстрое. С современными все гораздо проще. Что и показала вчерашняя история с помятым разъемом. Лишь бы не перепутать последовательность монтажа - сгоревший блок, который может получиться при ошибке, на полевом аэродроме не исправить. Но ничего невозможного в этой работе нет. Работу сильно ускорило то, что на проводах остались бирки. Пуля их не задела, по маркировке мы быстро определили, какой провод и куда должен приходить. Потом тщательно перепроверили правильность набивки разъема при помощи прозвонки. Тут, как по заказу, сдох мой тестер. До свиданья, крона, здравствуй, новая! Хорошо, что запасся! Вроде набили все правильно. Потом, от греха подальше, прозвонили разъем по-горячему, под питанием, не присоединяя к блоку. Не приходит ли на какой-нибудь контакт чего лишнего. Лишнего не приходило. Только тогда мы решились подключить блок. Слава богу, он оказался исправным. Комплекс заработал, вертолет снова мог идти в бой.
        Довольный проделанной работой, я вылез на свет божий и задумался. Ведь именно в этих краях и именно в эти дни Красная Армия нанесла самые удачные контрудары во всем приграничном сражении. Жуков, прибывший на Украину, стянул шесть механизированных корпусов и попытался отрезать клин танковой группы Клейста. Правда, тогда попытка не удалась. Немцы все-таки смогли свести танковое сражение под Бродами в свою пользу. Надеюсь, что у Хамзина и неизвестного мне украинского генерала-танкиста, чьи подчиненные уже третий день не дают немцам разогнаться, получится лучше. Вспомнив о неудачных контрударах сорок первого, я подумал и о том, что на коммуникаторе есть книжка Исаева, в которой речь идет как раз об этих событиях. Надо будет почитать. Правда, когда удастся добраться до нее, я пока не представлял.
        А вечером на аэродроме появились гости. Мы базировались на большом неровном поле в его восточной части. Здесь местность немного понижалась, что давало возможность разместить технику так, чтобы с запада ее не было видно. В средней части на небольшой возвышенности бойцы отрыли окопы. В них обосновались посты визуального наблюдения. Они и подняли тревогу, когда обнаружили приближающихся с запада мотоциклистов.
        Порядок действий по тревоге до нас доводился несколько раз. Каждый, как Отче наш, должен был знать, что он будет делать в случае нападения. В результате неразбериха свелась к неизбежному минимуму. Я схватил бронежилет с автоматом и помчался к «своему» окопу. Там, уютно устроившись, сидели два бойца и прапорщик Прокопенко. Прапорщик был человеком обстрелянным, прошел чеченскую и грузинскую войны, дело свое знал крепко. Я, формально старший в бою, готов был подчиняться опытному прапорщику во всем. Именно он руководил оборудованием нашего поста. Только это одно уже говорило в его пользу.
        Окоп был сделан очень грамотно. Опытный командир воспользовался тем, что здесь лежало поваленное дерево. Упало оно скорее всего весной, затрухляветь не успело, но лежало явно не первый месяц. Солдаты прорыли траншею за его стволом, а стрелковые ячейки оборудовали под ним. В результате стрелку не было нужды маячить над бруствером, стрелять и наблюдать позволяли импровизированные бойницы под древесным стволом.
        В обычное время в окопе сидело двое солдат с одним младшим командиром и ручным пулеметом, но по тревоге сюда выдвигались еще десять человек во главе со мной и молодым лейтенантом только что из училища, фамилии которого я не помнил. Процент офицеров в авиации, даже в наземных службах, был значительно выше, чем в пехоте. Поэтому при обороне аэродрома офицеры фактически возглавляли отделения, и оставался необходимый минимум специалистов для обслуживания техники.
        Один за другим к окопу, пригнувшись, подбегали назначенные защитники и быстро скатывались в траншею. Понадобилось совсем немного времени, чтобы лишнее движение прекратилось, каждый занял свое место и приготовился к бою. Я осторожно выглянул в бойницу. По проселочной дороге, выходящей из леса, ехали три мотоцикла. По всей видимости, их обнаружил секрет, который сидел где-то на опушке леса и наблюдал за дорогой. Командиры предпочли на всякий случай объявить тревогу, хотя с девятью мотоциклистами, если они окажутся немцами, справились бы и посты без дополнительного усиления. Пулеметов у них хватало, укрытия подготовили хорошо. Справились бы. Но логика командиров тоже была понятна. А может быть, сзади едет еще кто? Лучше быть во всеоружии!
        Мотоциклисты действительно оказались немецкими. Даже без бинокля я различил их форму и характерной формы каски. И в тот самый миг, когда я понял, что передо мной враг, у кого-то не выдержали нервы. Длинная и не слишком умело направленная очередь понеслась к мотоциклистам. Первая машина вильнула и завалилась, но две другие, резко крутнувшись, понеслись назад. По ним стреляли несколько пулеметов, но так и не попали.
        А из леса выкатилось еще несколько мотоциклов и два броневика. Теперь немцы спешились на приличном расстоянии, развернулись в цепь и осторожно перебежками двинулись в нашу сторону. Было их не слишком много, несколько десятков, но шедшие за цепью два бронетранспортера придавали им уверенности. В конце концов, по ним стреляли не слишком плотно. Никаких признаков того, что нас здесь много, они не видели, поэтому прощупать оборону им скорее всего казалось делом несложным и вполне безопасным. Не будь у них бронетехники, они вряд ли вели бы себя так. Но под прикрытием тяжелых пулеметов почему бы и не попробовать?
        Приближались они не спеша. Особенно не высовывались, под выстрелы не лезли. Когда наши пулеметы начали постреливать, ответили им «крупняки» с броневиков. Наши стреляли не слишком активно. На большой дистанции у немцев за счет бронетехники было некоторое преимущество. Ведь у нас, как назло, не было ни одного крупнокалиберного пулемета или установки ПТУР. А из «Калашниковых» броню не пробьешь. Будь на нашем месте какая-нибудь не слишком хорошо обученная стрелковая рота Красной Армии сорок первого, у немцев были бы все шансы. Но сейчас их ждала, пусть хоть и не образцово подготовленная, но все же пехота двадцать первого века. И на меньших дистанциях у нас было что им предъявить. Автоматы и ручные гранатометы не оставляли им никаких шансов. Мы не спешили раскрывать всю свою огневую мощь. Пусть подойдут поближе. Так продолжалось, наверное, минут пять.
        Этого времени дежурному вертолету хватило, чтобы запустить двигатели, раскрутить винты и взлететь. Появление над полем боя боевого «крокодила» резко изменило соотношение сил. Когда-то я любовался тем, как пилоты из группы «Беркуты», единственной в мире пилотажной группы на боевых вертолетах, показывали пилотаж. Теперь я убедился, что они не только замечательно пилотируют вертолеты, но и стреляют прекрасно. Несколькими НАРами пилот накрыл сначала броневики, а потом и мотоциклы немцев. Отстрелявшись, вертолет пронесся вперед. Наверное, проверял, нет ли еще кого на лесной дороге, и исчез за деревьями.
        Воспользовавшись передышкой, немцы дружно рванули к лесу, провожаемые плотным автоматным огнем. Теперь уже не было смысла сдерживаться, стреляли от души, хоть и почти бесполезно.
        Немцы убегали. Но «крокодил» скрылся ненадолго. Фигуры в фельдграу не пробежали и четверти пути до спасительной опушки, когда страшная тень вновь появилась над полем. Теперь снаряды легли прямо по бегущим пехотинцам. Им хватило. Уцелевшие человек пятнадцать поспешили бросить оружие и поднять руки.
        ВОЕНКОР АЛЕКСЕЙ ИВАНЦОВ. ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ
        Поезд помигал красными фонариками последнего вагона и исчез в сумерках белой ночи.
        А мы с Филом сиротливо стояли на перроне станции Мга. Как нас сюда занесло? Из Чудова наш эшелон отправили в Питер почему-то не напрямую, а через Волховстрой. Прямая ветка, видимо, не справлялась с неожиданно возросшим объемом перевозок. Ну и нас, как нормальных героев, послали в обход. Впрочем, мы это уже узнали в самом Волховстрое, когда Калинин нас поднял и заставил собираться. Высадил во Мге со словами: «В сам Питер мы заезжать не будем. Да и некогда мне с вами шарахаться». Попытки сопротивления были безуспешны. Нас мягко выставили из вагона, хорошо, что без пинка под журналистский зад.
        Единственное, что радовало, - Калинин выдал нам по стволу. Обычные ментовские «ПМ». Гад. Но все же лучше, чем ничего. И вот стоим мы, два простых русских… Тьфу! На часах два ночи. И светло. Не нравится мне все это. Подхватили свою кладь: я - рюкзак, Фил - спортивную сумку. Поперлись в центр Мги. Впрочем, у этого полугорода нет центра. Он весь - центр и окраина одновременно. Три с половиной улицы, четыре с четвертью дома. Около одного из этих домов стояла «шестера» с зелеными огоньками такси. Только водилы там не было.
        - А давай пальнем? - предложил безбашенный Фил. - Сигналка сработает, и водила выйдет.
        - Угу… Смотри. Какая-то кафешка работает. Может, он там?
        Поперлись в кафешку.
        Н-да… Картина маслом…
        На одной из стен висит панелька телевизора. Прямо под ним сидят четыре мужика в гражданской одежде и молча, похлебывая пиво, смотрят футбол. Пахнет чем-то кислым.
        - Лех, тебе не кажется, что мы в раю? Тут футбол и пиво!
        - Сюрреализм какой-то, - буркнул я.
        Мы подошли к стойке и громко застучали пятирублевой монеткой по ней.
        - Але! Барышня? Есть живой кто?
        Откуда-то снизу появилось широкоскулое заспанное лицо:
        - Чего надо? - барышня оказалась большегрудой теткой возраста начального полураспада.
        - Прелестная маркитантка, а не будете ли вы столь любезны налить по бокалу живительного напитка двум заплутавшим гусарам Александрийского полка? - загнул Фил. Чего-чего, а охмурять он умеет. Это у него на автомате происходит. По-моему, он может уболтать монашенку на свальный грех с неграми-бисексуалами.
        - Чего? - вытаращила глаза заспанная барменша. Глядя на нее, я непроизвольно зевнул.
        - Пива. Два. Какое у вас?
        - На розлив только «Арсенальное», - буркнула тетка.
        - Давайте, - дружно согласились мы. А вот пожрать мы не решились. Никогда не кушайте в незнакомых местах! По молодости я как-то совершил крупную стратегическую ошибку, умяв перед отходом поезда шаурму на Ярославском вокзале города Москвы. Весь вагон меня ненавидел ровно сутки. Впрочем, это совершенно другая история.
        Взяв по кружке, мы подсели к мужикам, молча смотревшим футбольный матч.
        - Какой счет, мужики?
        - Один-ноль, наши ведут, - меланхолично ответил один из компашки.
        - А кто с кем? - не унимался Фил.
        - Наши с голландцами.
        - Да? - удивились мы. - С какими голландцами?
        - С оранжевыми, - огрызнулся самый разговорчивый.
        Мы переглянулись.
        - А что, прямой эфир идет?
        - Запись это. Две тыщи восьмой. Одна восьмая. Ща голландцы гол забьют.
        - А в новостях чо кажут? - встрял я, подстраиваясь под речь аборигена.
        - Все то же, - буркнул мужик и наконец повернул голову к нам. - О! Военные! За нами, что ли?
        - Проездом. Вот, зашли пивка выпить. Кстати, а почему пиво у вас продают? Сухой закон же вроде объявили.
        - У них там, может, и объявили, - отвернулся мужик.
        - А мне что? - встряла тетка. - Мне привезли, с меня спросят потом! А прокиснет, я что, из своего кармана им платить буду?
        Логично. Понимаю.
        - А менты не тревожат? - уточнил я. Нам, хотя мы и другой юрисдикции, вступать в конфликт с каким-нибудь рьяным местным майором совершенно не хотелось.
        - А чего нам их тревожить? - отозвался один из мужиков. - Мы тоже люди. Нам тоже пива хочется.
        Мля… Узнаю родные деревни. Небось был бы в форме, с наездом пришел бы. А так сидит, во внеслужебное время закон нарушает. И кто узнает?
        В это самое время какой-то голландец действительно забил нашим гол. Мужики никак не отреагировали. Видимо, не в первый раз смотрят.
        - Мужики, а чья «шестера» у входа стоит?
        - Ну моя, - ответил самый разговорчивый.
        - Командир, до Питера подкинешь?
        - Не-а.
        - Что так?
        - Комендантский час. В Кировске блокпост, на мосту блокпост, на Дыбенке блокпост. Нужно разрешение военного коменданта. Ждите до шести утра.
        А вот сидеть тут четыре часа нам никак не улыбалось. Во-первых - опять нажремся. Во-вторых - хочется хоть какой-то определенности.
        - А где комендант?
        - Ну здесь я… - лениво ответил третий мужик.
        Хм… Походу в этом кабаке вся мгинская элита собралась. Не хватает местного мэра только.
        - Товарищ комендант, как насчет пропуска?
        - Военные, а вы кто? - повернулся к нам комендант. Лицом один в один с барменшей. Только рябой.
        Опять пришлось рассказывать, кто мы, показывать документы и все такое.
        - Толич, повезешь летех до Питера?
        - Штука, - отозвался таксист. - С каждого.
        Однако! Цены растут, как на дрожжах! Война - дело такое. Пришлось согласиться. У коменданта при себе оказались и бланки, и печать. Уютно устроились. Минут через пятнадцать мы уже сидели в машине. Пока водила выруливал на трассу, я поинтересовался:
        - Слышь, командир, а четвертый кто был?
        - Глава администрации, - коротко ответил таксист.
        Мля, я угадал. Боюсь подумать, что мент - начальник местного РОВД. Одно не давало покоя. Мга - это узловая станция. Поезда и в мирное время летят один за другим. А тут тишь, гладь да божья благодать. О чем я и спросил нашего извозчика.
        - Ай… - махнул он рукой. - Они тут и до войны без остановок шпарили. Сейчас каждые пять минут - туда-сюда, туда-сюда. Только притормаживают.
        И замолк. Замолкли и мы. И задремали. Правда, дремали урывками. На каждом из блокпостов нам светили фонарями в рожи, изучали документы. Потом отпускали. Блин, скоро липучка на кармане оторвется.
        В половине четвертого утра таксер нас высадил у последнего блокпоста и, не попрощавшись, умотал обратно. Футбол досматривать.
        - Ну и на кой черт мы сюда приехали? - тоскливо оглядывая пустынные улицы перед станцией метро «Улица Дыбенко», спросил Фил.
        - Ща тачку снимем и до штаба округа мотанем, - успокоил его я.
        - А он где?
        Я растерянно посмотрел на Фила. Мать моя женщина… А ведь мы и на самом деле не знаем, где этот самый штаб! Дебилы, блин… Стоп! Идея есть! Мы вернулись к блокпосту. Подошли к старлею, местному богу. Тот распекал в этот момент одного из своих ангелов, сиречь сержантов. За то, что кто-то из рядовых насрал за биотуалетом.
        - Тащсташлейнант! Разрешите обратиться?
        - Ну?
        - Мы в вашем городе первый раз… Нам как до пресс-центра штаба округа добраться?
        - А где он находится? - последовал резонный вопрос.
        - В самом штабе и находится! - не растерялся Фил.
        - А-а-а-а… Тогда дожидаетесь открытия метро, потом едете…
        За пять минут старлей нам выдал Самую Главную Военную Тайну. Забесплатно.
        Оставшееся время мы провели, валяясь на травке и поедая тушенку из запасов, выделенных нам полковником Калининым. Все-таки не зря я спальник с собой взял. Хотя и непривычно тепло, но сидеть на октябрьской земле, зарабатывая простатит и геморрой, совершенно не хочется.
        Вы таки будете смеяться, но штаб Ленинградского военного округа располагался на Дворцовой площади. Вот за что уважаю Питер - так за традиции. Им что царская власть, что советская, что демократическая - штаб на Дворцовой площади - и не волнует. По пути зашли в «Пышечную» на Большой Конюшенной. Пожрали там горячущих пышек с кофеем. После Мойки свернули через Дворцовый проезд на Дворцовую же площадь.
        - И где тут вход? - поинтересовался Фил.
        Вместо ответа я ткнул его локтем, мол, смотри.
        Солдатики у двери тусуются.
        А потом начался первый круг ада.
        Сначала мы ждали до десяти утра капитана из пресс-центра. За это время успели полюбоваться на памятник Петру, плюнуть на атлантов и поссать в Неву.
        Когда капитан пришел, то выдал незабвенную фразу: «Это у вас война. А у меня график работы».
        Потом нас долго гоняли из кабинета в кабинет.
        Вы не поверите. Только в четыре часа дня нам наконец выписали пропуск до прифронтовой зоны. А именно - до Ивангорода. Впрочем, если бы не похудевшие кошельки, мы бы тут зависли до конца света. Млять. Зла не хватает. Только представьте - чтобы уехать на войну, приходится деньги заплатить. Рука тянется к кобуре, и слова только матерные. До Балтийского вокзала добрались на таксере. Еще штукарь ушел… Еще пара дней - и выйдем на паперть, сцуконахмля… Так и убить кого-нибудь захотелось.
        Добрались мы до пограничного Ивангорода лишь к десяти вечера.
        Причем ехали на задней площадке выползшего из небытия «столыпинского» вагона. Еле уболтали начальника очередного эшелона, двигавшегося в сторону Эстонии.
        АЛЕКС КШЕТУСКИЙ. ПЕРВЫЙ СЕРЖАНТ. ОКРЕСТНОСТИ БАЗЫ ВВС НАТО
        - Садж! Он жив! - сержанта привели в чувство, обрызгав лицо водой из фляги. Как только Алекс попытался вздохнуть, легкие свело резкой болью. Стон вырвался сам собой. Медик лишь ухмыльнулся:
        - Да, брат, у тебя два ребра помяты. И только.
        - Сержант… Как (осторожный вздох), как мои дела?
        - Дерьмово, как и прежде, не сильно дергайся, дай я тебя в корсет затяну, - медик сел на землю напротив Кшетуского. - Русские прислали четыре «Фланкера», или «Фалькрума», черт их разберет с такого расстояния. Те долбанули… Разумеется, перехватчики хреново долбанули - джерри только намочили в штаны, а не превратились в фарш. Как и ожидалось. Истребители, чтоб их… Эх, сюда бы «Бородавочников»…
        Медик еще раз посмотрел на Алекса:
        - Знаешь, мы тебя часа три вытащить не могли… Просто шквал свинца. А ты всего лишь ушибами отделался.
        Он огляделся и вытащил пачку сигарет, закурил. Затем снял с плеча карабин и протянул его сержанту:
        - Ладно, вот твой карабин, попробуй занять позицию и прикрывать мне спину - здесь, кроме тебя, работы хватает. Да и парней мало - наши пробили безопасный коридор, все резервы там.
        Проверив свой «М-4», первый сержант встал на колени и медленно, держась рукой за стенку окопа, поднялся. Судя по всему, взвод здорово потрепало - натовские позиции серьезно перепахала тяжелая артиллерия. В соседнем окопе лежали накрытые брезентом убитые. Но видны и слышны гулкие разрывы на позициях противника, высоко в небе заметил серебристые силуэты русских самолетов. Перестрелка все еще шла, но как-то вяло. Кшетускому захотелось пить. Обернувшись, он поискал глазами свой горб - тот лежал на снятом бронежилете. «Надо надеть, - мелькнула мысль. - Иначе возникнут вопросы по страховке… Стоп. Осел. Какая страховка… Во всем мире сейчас сорок первый год!»
        - Хэй! Алекс! - из-за угла траншеи показался сержант Мако. Увидев командира, он расплылся в улыбке. - Парень, ты цел!
        - Садж, это относительно, - Алекс показал рукой, чтобы не хлопнул по плечу. В ребрах и так словно ежики размножаются. - Бывало и лучше.
        - Раз стоишь на ногах, то в порядке, - Мако снова улыбнулся. - Тебе повезло. Нашу роту здорово потрепало, поэтому теперь мы годимся только для охраны конвоев - мы эвакуируем гражданских. Русские прислали поддержку с воздуха, но на них рассчитывать не будем. Судя по тому, как они бомбят, то можем угодить под дружественный огонь. Нужны стрелки на наши птички.
        - Садж, сколько времени я провалялся?
        - Час. Потом тебя еще не могли оттащить в безопасное место - нас прижали.
        - Кто сейчас нас прикрывает?
        - Рота «Чарли». «Браво» и «Эхо» с других направлений. Ладно, заканчиваем болтать, давай тебе помогу надеть броню, и пойдем.
        - Садж, кто еще уцелел из моего отделения? Я не вижу ребят.
        - Кроме… Еще двое. Стив и Ким. Остальные ранены, - он помог аккуратно надеть бронежилет.
        - Так что лейтенант нас отправил к летчикам. Будем летать на их лошадках. Хе, на большее мы уже негодны.
        Солдаты прошли к видневшимся вдали ангарам - нашей авиабазе.
        Выглядела она удручающе - первый удар застал врасплох. Американцы были просто не готовы к тому, что произойдет. Бригада прибыла на учения с местными вояками, которых их правительство, желая сделать приятное нашему Госдепу, собиралось послать в Афганистан. Мы должны были поделиться с ними своим опытом и чему-то научить.
        И к тому, что на голову свалятся допотопные самолеты, натовцы не были готовы.
        Наиболее сильно пострадали два транспортника, один «геркулес» превратился в сгоревшую кучу пластика и алюминия, второй напоминал решето после попадания многочисленных осколков снарядов и бомб. Были повреждены насколько взлетно-посадочных полос.
        Очнулись мы быстро, дежурившая в воздухе пара истребителей расстреляла своими ракетами нападавших, а потом проснулись наши Ай-Эй… Первый же «стингер» переломил выходящий из пике самолет террористов на две части. Затем та же участь постигла два других. Остальные начали уходить, но по ним уже работали из тяжелых пулеметов… Вот остов «Юнкерса-87». Тела пилота и стрелка уже вытащили, но засохшая бурой краской кровь заляпала все, что можно.
        На разбитой ВПП были укрыты в импровизированных капонирах два «медэвака». С них уже снимали маскировочные сети и грузили раненых. Все отточено до мелочей. Кшетуского закинули стрелком в один из них. В этой роли он еще мог принести пользу.
        - Помоги закрепить! Держи, я сейчас закреплю, - вместе с техником установили на турели снятый со станка «М-240». Хоть и немного неудобно из-за болящих ребер, но работать по колбасникам можно. Получив от подбежавшего солдата боекомплект - два двухсотпатронных короба, первый сержант проверил пулемет, заправил ленту и кивнул технику, что все работает. После этого надел шлем.
        - Сэр. Это правый, я готов, вооружение исправно и готово, - передал он доклад первому пилоту…
        - Принял. Наблюдай за землей внимательно, если что-то увидел - докладывай мне немедленно. Мою птичку уже продырявили с земли, когда мы гражданских вывозили из посольства. Да, ты в курсе, что эти собачки на стороне джерри?
        - Да, сэр, - Алекс, поерзав, пристроился в кресле, в отсеке, кроме него, было семеро тяжелораненых, лежавших на носилках с сопровождавшим их медиком, и два дипломата. Кажется, посол и его помощник. Лучше бы вместо них еще раненых закинули, смотреть на них не хочется. Мальчиков из… колледжей.
        - Рядовой, - пилот снова вышел на Кшетуского. - Вот еще что… Посматривай за пассажирами.
        - Да, сэр.
        - Ну, раз так, то полетели, - в наушниках было слышно, как он вышел на пост управления полетами и запросил разрешение на взлет.
        Первый сержант помахал своим ребятам, стоявшим в готовности на посадку в машины, - напротив формировалась колонна из грузовиков, «Хаммеров» и уцелевших «Страйкеров» нашей роты - в них должны были прибыть в безопасное место гражданские, легкораненые и персонал посольств.
        Парни из взвода успели помахать ему в ответ, прежде чем «вертушка», хоть и плавно, но резво взлетела вверх.
        «Сбылась мечта идиета, всю жизнь мечтал оказаться на месте стрелка „вертушки“… Что „Ирокеза“ во Вьетнаме, что „Ми-8“ в Афгане или Чечне… Судьба же ловко исполнила свою мечту… на „Черном ястребе“ - и по колбасникам. Мдя… Бойтесь мечты своей, она может сбыться».
        Такие мысли были у Алекса, когда вертолеты набрали высоту и сделали круг над авиабазой, реальный урон которой возможно было рассмотреть только сейчас - несколько подчистую разрушенных артогнем ангаров, разбитую им же авиационную и наземную технику. Дальше пошли наши позиции - закопанные в землю бронемашины, позиции тяжелого оружия и немного хаотичные, но организованные укрытия и укрепления. Сейчас в паре мест горел зеленый дым, а также моргали проблесковые ответчики, обозначающие наши позиции. И следы от артобстрелов тоже были хорошо заметны - разбитая техника, обваленные ходы сообщений и окопы… Хорошо хоть, что перед нашими позициями этого металлолома и удобрений еще больше.
        Впрочем, все были на своих местах, и если враг снова сунется - то по-прежнему получит по полной! А вот и «Паладины»…
        Дальше пошли леса, над верхушками которого и летели «птички». Стараясь не смотреть на размазанные серо-зеленые пятна, в которые смывались деревья, поляны и тропинки, Кшетуский смотрел выше - следя за вероятным появлением самолетов противника - хоть «птички» маневренные и летят низко, но «мессеру» достаточно одного захода, чтобы получился Блэк Хок Даун. И спасателей, всяких «дельт» с рейнджерами тут не будет… Так что прочь левые мысли и смотреть в оба глаза.
        Спустя пару минут ожил левый стрелок - пара русских истребителей прошлась в километре от нас, пилот сразу же связался с диспетчерской. Те успокоили, что это наше сопровождение. Стало спокойнее за воздух, теперь нечего бояться самолетов противника, но вот как они договорятся с Ай-Ай, то есть с ПВО? Хотя если речь шла о коридоре - значит, и с ними проблем никаких.
        - Правый! - это второй пилот. - Как тебя зовут? Чтобы не называть тебя правым.
        - Алекс. Алекс Кшетуский.
        - Поляк?
        - Русский. Отец - поляк из Сибири. Сэр.
        - Сибирские поляки? - одновременно спросили оба пилота.
        - Да. Прапрадед при царе в Америку поехал через Сибирь, но доехал только я.
        - Парень, ну ты даешь. Ладно, если что заметил, докладывай. Ориентировочно через сорок минут будем на белорусской военной базе.
        Русские истребители прошли справа, помахав крыльями. Русско-американский поляк помахал им в ответ рукой. Они увидели и замахали в ответ.
        Как сказал Шкипер - улыбаемся и машем!
        ОДЕССА. СЕРГЕЙ АКИМОВ. ВОЕННЫЙ ПЕНСИОНЕР
        Сходил в ларек за хлебом. Очередь минут на пятнадцать. Ассортимент резко сократился - два вида серого и столько же белого. Булочек, рогаликов, круассанов нет. Продавщица поясняет, что дано указание экономить муку - так ей сказал водитель с хлебозавода.
        На заправках - тоже очереди. Говорят, что топливо забирают для армии и посевной. Озимые посеяны, теперь надо сеять яровые, а то останемся без хлеба осенью. Этот перенос сбил нормальный ритм природы. Люди гадают, что будет с овощами и фруктами - успеют ли вырасти и созреть?
        В магазинах длиннющие очереди к кассам - народ гребет все подряд - соль, сахар, мыло, лампочки, консервы, батарейки…
        Идут разговоры, что подняла голову уличная преступность - у кого-то родственницу на улице вчера ограбили, кто-то еще подобное слышал.
        На пути домой встретил соседку снизу. Она у нас активистка - всегда в курсе всего.
        - Ой, здравствуйте, Сергей Викторович!
        - Здравствуйте, Неля, что интересного скажете?
        - Я была в райадминистрации, там совещание было совместное с милицией. Решили ввести патрулирование по ночам.
        - Так ведь военное положение в стране, нужно это было сразу сделать.
        - А патрули эти расстреливать грабителей будут? Я в кино видела, когда немцы к Москве подступили, то расстреливали.
        - Для того чтобы стрелять на месте, нужно осадное положение вводить, а мы пока от фронта относительно далеко.
        - Да? А жаль, я бы их сама стреляла! - молотит языком соседка.
        Пришел домой - опять к телевизору. Ничего особо нового нет, кроме того, что Румыния прекратила наступление на Приднестровье и уведомила Россию и Украину через Грузию, что начинает отвод войск на старую границу. Еще бы не прекратить - после того как ночью корабли Черноморского флота вдребезги разнесли Плоештинские нефтепромыслы и порт ракетным обстрелом, мамалыжники поняли, во что они ввязались. Наверное, и в Кишиневе им кое-что порассказали тамошние власти. Теперь Антонеску не до завоеваний - самому уцелеть бы…
        Сводки с фронта довольно спокойные - немцы пытаются наступать, но союзная авиация своевременно обнаруживает места прорывов и наносит удары. Передали про подвиг старшего лейтенанта Непейводы - его «Т-64» из засады в одном бою подбил двадцать восемь фашистских танков. Неудивительно - из 125-мм стабилизированной пушки с лазерным дальномером можно такое сделать - лишь бы боекомплекта хватило. Все-таки техническое преимущество свою роль играет. Вроде бы украинской армии пока удается сдерживать фрицев. А когда в бой вступят прибывающие российские войска…
        Что-то я слишком размечтался. Одним махом - семерых побивахом. Война есть война - на ней всякое может быть. Рано шапками закидывать.
        Завтра утром поеду на старую службу, надо подготовиться.
        КОНСТАНТИН ЗЫКАНОВ, СОТРУДНИК ПРОКУРАТУРЫ, ГАНЦЕВИЧИ
        В Крысаничи ребята приехали около 3 часов утра. Предложенный Михалычем план все-таки немного изменили - ну не пойдет немец помогать пятерым. Одному - пойдет, пятерым, да еще незнакомым, - ни за что. Поэтому на двух машинах, одной из которых был джип Лени, а второй - наша «Мицубиси», к дому подъехали только восемь человек. Врубив на полную катушку «Комбата», через ворота, которые братки, уезжая, оставили распахнутыми настежь. В первой машине - сам Леня, один из «привлеченных», Игорь, Вова и один из убойщиков, отличавшийся ну очень крупными габаритами, в «Мицубиси» - трое спящих пьяных «отказников» и еще один привлеченный. Прикинув варианты, мы решили, что немец, стоящий «на часах», скорее поможет одному уже знакомому ему человеку. В таком варианте был известный риск - кто его знает, как «привлеченный» себя поведет, но, с другой стороны, смысла связываться с немцами для него не было, даже из чисто шкурных интересов - что они ему, в конце концов, могли предложить? О том, что произошло дальше, мы узнали, только когда все закончилось. Леня вместе с первым «привлеченным» и операми, нарочито громко
что-то обсуждая, зашли в дом, где на втором этаже тихо, без шума и пыли повязали «носатых». Их пристегнули наручниками к спинкам кроватей и заткнули рты тем, что попалось под руку, - в основном не очень свежими носками. Пока вязали «гостей с юга», второй из «привлеченных», кряхтя и матерясь себе под нос, извлекал из джипа тушки и складывал их рядом с машиной. Зажегшийся в комнате закавказцев свет послужил условным сигналом завершения «первого этапа» операции. После этого «привлеченный» позвал немца, до этого заинтересованно наблюдавшего за его манипуляциями с практически бездыханными телами, находившимися в каких-то 15-20 метрах от него - немец сидел на крыльце баньки. Немного подумав, диверсант кивнул головой в знак согласия и подошел к машине. Браток показал ему на первое тело, которое в этот момент сладко всхрапнуло - мол, бери за ноги, перебрал товарищ, а сам подхватил под руки, после чего немец, что-то недовольно бурча себе под нос, присоединился к «привлеченному» в его усилиях. Как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным - так вышло и сейчас. Как только носильщики зашли с телом в
дом, поднялись по ступенькам и повернули за угол, на голову немца обрушился кулак опера УУР. Немец упал, не издав ни звука. Его упаковали, связав кусками шпагата, предоставленного запасливым Леней, и присоединили к телам, ждущим своей участи на втором этаже. Так как количество спальных мест в комнате уже не соответствовало количеству тех, кто по своей и не по своей воле эти места должен был занять, пришлось наплевать на нормы приличий и положить связанного немца на двуспальную кровать между грузином и ассирийцем, вспоминая слова анекдота - «Я тебе выну! Спи давай». После этого Володя по рации вызвал нас, и последнюю часть мероприятия я наблюдал уже воочию. Банька с уставшими за последние сутки немцами была тихонечко окружена, а дверь, на всякий случай, подперта стоявшими рядом козлами для пилки дров. К окошку подкрался Игорек и, разбив стекло, через пару секунд кинул к истошно заоравшим «Аларм!» немцам предмет, отдаленно напоминающий автомобильный огнетушитель, после чего бросился вниз, прикрыв голову руками. Все-таки хорошо, что мы запасались «барахлом» на все случаи жизни. Как до этого объяснил
Игорь, шансов у немцев при таком раскладе не будет: ручная граната комбинированного действия «Вьюшка» - штука серьезная, особенно - внутри помещения. Световое излучение силой в два миллиона кандел, звуковое давление, плюс 750 резиновых шаров диаметром в три четверти сантиметра гарантировали просто зубодробительный эффект - как впоследствии выяснилось, в прямом смысле этого слова - у одного из немцев таки выбило пару зубов. Когда дым рассеялся, опера проникли внутрь и начался вынос тел, которые, не церемонясь, попросту выволакивали за ноги. Михалыч тем временем собрал имевшиеся в баньке раритеты - «ППД», «ТТ», несколько гранат советского образца и жемчужину коллекции - здоровенный черный ящик с четырьмя индикаторами и множеством переключателей, тумблеров и рычажков, а также с табличкой практически посередине лицевой панели с надписью «Torn.fu.d2». Следом на улицу полетели рюкзаки и чемоданы - впрочем, чемоданами их можно было считать исключительно при наличии большой фантазии - скорее эти предметы напоминали посылочные ящики-переростки с пришпандоренными по какому-то недоразумению ручками. Когда дымок
окончательно рассеялся, в воздухе ощутимо запахло чем-то еще более неприятным. Вова, принявший на себя почетную обязанность по заковыванию немцев в кандалы, перевернул первое из хладных тел и…
        - Мужики, а они, похоже, того…
        - Как - того? Быть не может, там же не осколки, а шары резиновые были! - возмутился Игорь.
        - Да не в том смысле «того», они обосрались, похоже.
        - Это называется «непроизвольная дефекация», - щегольнул поднаторевший в медицинских терминах Андрюха, - вызывается сильным эмоциональным воздействием.
        - Я не знаю, как оно там называется, - в силу специфики работы Вове не приходилось сталкиваться с судебными медиками, в этом вопросе его кругозор широтой не отличался, - но я знаю, что они воняют. Причем все, - процедура застегивания браслетов явно не доставляла ему удовольствия.
        - Все? Так это ж отлично! - Слоноподобный опер розыска, имя которого я не мог запомнить - уж больно много знакомств состоялось за последние сутки, - не мог скрыть улыбку. - Я на земле по автотранспорту работал, так вот у нас был случай…
        - Блин, ну при чем тут транспорт, при чем тут случай! - раздраженный Вова, эстет и аккуратист, не мог скрыть своего возмущения столь циничной выходкой противника, - нам же их еще на базу вести, а они - в отключке. Если не подмыть и не переодеть, всю машину нам провоняют - и кто этим будет заниматься?
        - А ты дослушай, а то взял моду - перебивать. Словом, был у нас случай - брали угонщика. Угонщик тот на новых тачках специализировался - хозяева от магазина на свежекупленной отъедут, а их уже пасут. Как только где-то встали, из машины вышли - в магазин, там, для обмывки покупки затариться или еще что, угонщик - тут как тут. Вскрывал - и поминай как звали, а машина - на транзитах.
        - И что?
        - Срисовали мы его. Надо брать - с поличным. Так вот что сделали. Договорились с одним коммерсантом, он как раз машину брал - десятку, что ли, новую, - тогда это еще круто было, они только-только пошли. Договорились, короче, что он на машине по дороге на мойку заедет. А на мойке к нему в багажник наш опер залез - сиденья задние с креплений сняли, но на месте оставили. Угонщик-то пас, конечно, но там как - машина на мойку заехала, дверь закрылась - в общем, он ничего не видел. Коммерс доехал до магазина, вышел - тут же подъезжает тачка, из нее парень такой шустрый прыг - дверь вскрыл, замок вырвал, провода напрямую замкнул - и погнал. Только он, значит, отъехал, встал на светофоре, жизнью наслаждается, опер потихоньку сиденье заднее откинул - и тому ствол в затылок: «Руки вверх». Тут-то казус и произошел - парень от неожиданности - как ты сказал - дефецировался, или дефекицировался, - обгадился, короче.
        - А к нам-то какое это отношение имеет?
        - А вот какое. Мы знали, что за ним эпизодов куча - и когда к нам его приволокли, стали в камеру оформлять сразу. Он - мол, дайте помыться, а ему в ответ: а ху-ху - не хо-хо? Так, как есть, и в ИВС пойдешь, и в СИЗО заедешь. Он - чуть ли не в ноги, Христом-богом молит - дайте помыться и переодеться. А ему в ответ - дадим, если по эпизодам своим явки напишешь. Так не успевали бумагу подносить - только ручка мелькала. Четырнадцать висящих угонов по району подняли - он все сдал, и куда сбывал, и кому. Вот так. Почему бы сейчас не повторить?
        - Я с ними в машине не поеду. Как хотите. Я на такое не подписывался.
        - Вова, партия прикажет - не только с обосранными поедешь, сам обосрешься. Ты опер или где? - Игорька явно забавляла брезгливость «старшего брата».
        - Леня, иди сюда! - мне в голову пришла идея, которая способна будет избавить наши органы обоняния от грозящего им испытания.
        - Леня, скажи-ка мне вот что: у «отказных» своя тачка среди ваших трех есть?
        - Так вы ж на ней и ехали - это Серегина, ну, того, который все за бабки общаковые переживал.
        - Стоп, а у «носатых»?
        - «Тойота» - на ней они прикатили.
        - Вот и ладненько, пойдем договариваться - пусть у нас на извозе поработают, бомбилы.
        Через полчаса освобожденные от браслетов дети гор резво грузили вонючих немцев в салон и багажник «Тойоты». Носки «носатых» затолкали немцам в рот - от использования галантерейных изделий по назначению гости с юга почему-то отказались, четвертому немцу повезло больше - в связи с ограниченностью запаса потных «карасей» рот ему заткнули обыкновенной рукавицей из бани. Была, правда, мысль поискать у них в рюкзаках портянки - форма-то наша у них с собой была, значит, и портянки должны иметься, но от этой мысли отказались - все-таки портянка во рту - это практически химическое оружие. Главный из сынов гор и по совместительству владелец «Тойоты» по имени Заза, соорудив себе из подручных средств нечто вроде ватно-марлевой повязки - хотя ни ваты, ни марли в ней не было - обыкновенное смоченное коньяком (коньяк тоже был Зазин) полотенце, открыв передние стекла машины и люк в крыше, обреченно сел за руль. В остальных машинах разместились мы, Леня, «примкнувшие», начавшие потихоньку подавать признаки жизни «отказники», которых также пришлось запихать в багажник, и двое незадействованных в транспортировке
«носатых». Им сковали наручниками руки за спиной, посадили на заднее сиденье «Форда», а на колени устроили тело пятого немца, на личном опыте уяснившего истинность слов Александра Ярославовича: «Кто к нам с мечом придет, тот по шайбе и получит». Леня закрыл дом, запер ворота, вздохнул - кто знает, когда доведется вновь здесь побывать и доведется ли, - и мы стартовали в сторону базы и ожидающего нас Старого. Немецкую рацию и барахло гансов прихватили, естественно, с собой. На часах было уже шесть - и мы надеялись, что, добравшись до базы с ценным уловом, получим обильный завтрак и заслуженные аплодисменты.
        По пути обратно от «брони» и «МАЗа» мы оторвались. Вероятность встречи со второй немецкой группой была ничтожно мала, а дышать выхлопами их движков - брр. Поэтому, прибавив газку после выезда на асфальт, мы мигнули студентам «стопарями», колонна из пяти джипов резко увеличила скорость. В Ганцевичи мы приехали, когда уже окончательно рассвело. Приехали - и обомлели. Все пространство перед воротами части было усеяно автомобилями, автобусами, мотоциклами. Чуть в стороне, на краю площадки, служившей стоянкой для личных машин офицеров базы, дымились две полевые кухни, к которым выстроилась длинная очередь из понурых, угрюмых людей - в основном - женщин, детей, стариков, хотя мужчины в полном расцвете сил также в ней мелькали. Приезд нашей кавалькады был встречен неодобрительным гулом - очередь перегораживала дорогу, так что для того, чтобы добраться до ворот, нам пришлось отчаянно сигналить и расталкивать зазевавшихся «кенгурятником» головной машины - но, в конце концов, и это не помогло, пришлось останавливаться. Мы с Вовой, Андрюхой и Игорем вылезли - надо было как-то урегулировать возникшую
проблему, - и вот тут-то все и началось. Вид здоровых мужиков в камуфляже, с оружием, разъезжающих на дорогих иномарках, привел очередь, которая моментально стала толпой, в неконтролируемую ярость. Заводилой, как это обычно бывает в таких ситуациях, выступила женщина - лет тридцати пяти на вид, одетая в грязный джинсовый костюм - видавшие виды джинсы и вареную куртку, купленную явно еще во времена ее молодости, кроссовки на высокой подошве, в бейсболке красного цвета на голове, с какой-то аббревиатурой - «БРС…» - последняя буква была настолько потерта, что угадать полный текст было невозможно, с туристским топориком в одной руке и колом - видимо, палатку собралась ставить - в другой.
        - Вы! Скоты! - закричала она. - Вы сюда людей давить приехали? Звезды нацепили - совесть продали? У нас мужья, - вокруг заводилы тут же начала сбиваться группа неуловимо похожих на нее женщин, - там, - взмах рукой в сторону, куда указала антенна станции, - остались, а вы здесь водку жрете?
        Она подошла слишком близко и почувствовала запах перегара, исходивший от Игоря, - такая у него особенность организма, стакан выпьет - потом разит сутки.
        - Успокойтесь, гражданочка, мы здесь тоже делом занимаемся, - попытался разрулить намечающийся скандал Володя.
        - Делом? - выкрикнула «джинсовая», бросившись к кабине. - Вот ваше дело! - отодвинув замешкавшегося Андрея, стоявшего у правой задней двери, она, как кошка, прыгнула в салон и извлекла оттуда полупустую бутылку виски.
        - Мажоры херовы! - толпа начала заводиться. - И раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да …лядей в тачках трахаете? Где ваши …ляди? - А ну, бабы, давай тачки выворачивать, - она бросила кол на землю и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился, - за волосы, за «хлястики» полевых погон, за ремни - за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел - да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову - схватиться за оружие - разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОНа - все, включая немцев, «носатых», «неносатых», всех наших - оказались на земле.
        - А это что за твари? - продолжала разборку «джинсовая». - До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? - она указала на троих «вонючих» немцев, которые были в салоне «Тойоты» - четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики - все воюют уже, мой-то - второй день - ни звонка, ни СМС, а вы тут… - голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.
        Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния - и тут все испортил Ленчик.
        - Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы - спецгруппа, диверсантов ловили!
        - Диверсантов? Так это немцы, что ли? А-а-а-а! - заорала «джинсовая» и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все - женщины, мужчины, старики - все устремились за ней.
        - Стоять! Стоять, стрелять буду! - Володя передернул затвор «АКМСУ» и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа нашла выход для своего гнева и страха. Вооруженная всем подряд - топориками, кольями, металлическими мисками, ложками - тем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда, - толпа сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и «носатые». Глухие звуки ударов, сдавленные стоны… Опера, «привлеченные», мы с Андрюхой кинулись к этим островкам ненависти, надеясь успеть хоть кого-то спасти, - не потому, что кого-то из избиваемых нам было жаль, - потому, что они были нам нужны. Вова, выпустив в воздух весь рожок, застыл - стрелять в наших людей он не смог. А взлетающие над толпой - точнее, теперь уже двумя частями толпы - руки продолжали свою работу. Оттуда уже начали продираться наружу те, кого придавили, те, кто успокоил свой гнев и, отойдя, начал ужасаться тому, что только что натворил. Но основная часть так и продолжала работать руками, ногами - и все это под мат, ор и        Все кончилось, когда воздух разорвали звуки выстрелов КПВТ. Подъехавший БТР с Саниными орлами задрал ствол «крупняка» в воздух и выдал длинную, патронов на десять, очередь. Из «МАЗа» выскочили студенты и начали отодвигать женщин в стороны от наших машин, не особо церемонясь, но и не пуская в ход приклады автоматов. Толпа, состоявшая из забрызганных кровью, калом, мочой людей, отхлынула - и нашим глазам предстало то, что еще совсем недавно было четырьмя немцами и двумя «носатыми». Не нужно было быть специалистами, чтобы сказать - они мертвы, окончательно и бесповоротно. М-да, вот и съездили за языками. Из ворот части высыпали вооруженные солдаты - увы, слишком поздно - похоже, что мы крупно облажались.
        - Где эта курва? - сменивший рожок Володя передернул затвор. - Я спрашиваю, где эта джинсовая курва?
        Откуда-то из глубины толпы вытолкнули «джинсовую», уже без топорика. Она, как затравленный зверек, озиралась по сторонам.
        - Вова, кончай, ничего уже не вернешь.
        - Не вернешь? Я сейчас этой Хакамаде гребаной матку наружу выверну.
        - Ну, вывернешь, а дальше-то что? Не видишь - у нее крыша съехала, муж воюет…
        - Да какое воюет? - возмутилась одна из женщин, прибежавших от своей машины уже после того, как все кончилось. - Светка, ты ж вчера со своим и Ольгой - это дочку ее Ольга зовут - быстрее нас уехала, сама же говорила - подальше от всего этого!
        А вот это уже становилось интересным.
        - Что скажете, Светлана?
        - Они… они… - всхлип, - они Сережу убили… И сказали, что Ольгу убьют… Мамочка, ведь убьют же, убьют, - женщина мешком повалилась на землю и засучила ногами.
        - Так. Всем разойтись. Бойцы, построились цепью, всех отодвинуть от машин на пятьдесят метров, кроме этих двух, - распорядился Старый, указав на лежащую «джинсовую» и ее соседку. - Вы-то как, целы?
        - Целы, - бросил Паша, под глазом которого быстро набухал синяк.
        - И практически невредимы, - добавил Сергей, у которого были оторваны оба погона и болтался на нитке один из рукавов.
        - Так, берем этих двух - и в часть, - то, что нам может рассказать «джинсовая», я уже знал - не знал только самого важного - где и как?
        - А с нами что? - Ленчик, «привлеченные», Заза, которому, судя по резко опухшему «клюву», женщины сломали нос, уставились на нас.
        - С вами? Тебя лично, чудака на букву «М», надо бы здесь и грохнуть, ну да хер с тобой пока - валите за нами, до КПП.
        Оставив эту четверку под охраной двух студентов у въезда в часть, мы, волоча под руки «джинсовую», и ее соседка, мелко семенящая за нами, прошли внутрь обнесенной забором с колючкой территории. «Слоновый» опер розыска вел, высоко подняв ему закованные за спиной руки, пришедшего в себя последнего немца - того, который пересидел, а точнее - перележал - бойню своих товарищей в багажнике джипа. Изо рта немца так и торчали носки покойных «носатых».
        Тема-то, конечно, была темой, но для того, чтобы нормально соображать, нам срочно требовались две вещи: поспать и поесть. Поэтому, собрав всю нашу команду, включая Старого и его студентов, мы абсолютно вне графика завалили в столовую. Завтрак нас, честно говоря, не порадовал - концентраты, хлеба - по дохлому кусочку на человека, о добавке можно было даже не заикаться. Даже чай, наливаемый из больших общих чайников, и тот был не очень - слабенький и практически без сахара. Раздатчик внес ясность: беженцы. Их надо было кормить - и пока неясно, как долго. Поэтому «нормы выдачи» были сильно урезаны. На какие-то исключения для себя мы претендовать не стали - совесть не позволила, однако разойдясь по своим «нумерам», заморили червячка еще раз - теми запасами, которые привезли с собой из Питера. А потом легли спать. И проспали целых пять часов. Проснулись от того, что Саня направил своего бойца, который честно молотил кулаком по всем закрытым дверям до тех пор, пока мат, доносившийся в ответ на стук, не стал внятным. Побрившись, помывшись в душе (слава богу, душ был в каждом номере - все-таки домик для
«крючков» - это вам не куки-куяки и даже не шапка сомбреро) и сменив белье, мы так же невкусно и несытно пообедали, а потом собрались всем «офицерским составом» в одном из учебных классов - такие на станции тоже имелись. Забыл сказать, что Гриша - тот самый крупный опер УР - на завтрак не пришел, а появился только в тот момент, когда мы заканчивали поглощение второго. Его рука, которую он слегка зашиб о голову везучего немца (конечно, везучего - тела его подельников уже были «утилизированы» в топке имевшейся на базе котельной - заморачиваться с похоронами командир базы почему-то не захотел), была заботливо перевязана. Судя по всему, перелома так и не случилось. Но перевязывавшая его «сестричка» - прапорщик медслужбы, видно, не зря бросала на него плотоядные взгляды. Вид он имел усталый, я бы даже сказал - изможденный. Ну, оно понятно, «с вами разве уснешь», как говорилось в том анекдоте про «мальчика» и медсестру призывной комиссии. Однако, несмотря на «усталость в членах», уклониться от планерки Гриша не пожелал, хотя и опоздал на ее начало.
        - Коллеги, на повестке дня у нас два вопроса. Первый: нам нужно пресечь деятельность преступ… тьфу, диверсионной группы противника. Второй: у этой самой группы есть заложники, минимум - одна девочка, возможно - отец этой девочки. Кстати, сколько девочке лет, кто-то поинтересовался?
        Мы с Вовой смущенно потупились, но нас выручил Андрей:
        - Восемь лет. Соседка сказала. - Правильно, он же ее допрашивал и, скорее, по привычке поинтересовался составом Светиной семьи.
        - Вступать в переговоры, как мы привыкли, у нас не получится - никаких требований нам предъявлять не будут, разве что выпить йаду всем личным составом или убить себя об стену, - еще и хохмит, черт этакий, - но боюсь, что наши оппоненты до такого не додумаются. Отсюда вопрос: у кого какие мысли?
        - Мысль следующая: ждать на том же самом месте они не будут - слишком велик риск засветиться. По направлению в сторону базы не пойдут, деревня близко, да и небезопасно это для них. Скорее всего отойдут еще дальше, но вдоль дороги. Если Света им позвонит, они должны иметь возможность в течение короткого времени оказаться у дороги. Сидеть там постоянно и пытаться захватывать всех подряд проезжающих - опять же бессмысленно, раз они уже просекли фишку с мобилами, то должны сообразить, что первый же ушедший от них человек наведет на них всю окрестную ЧК, - изложил свою версию Володя.
        - Логично. Могу добавить следующее: если они рассчитывают на звонок Светы, то должны просчитать и вариант, что это будет подстава, - за первой машиной может идти вторая с кучей «волкодавов». Значит - должны оставить группу, которой будет по силам «волкодавов» отсечь - где-то за километр-другой от основной засады.
        - И с ребенком кого-то должны оставить, а уж если папаня цел - то точно оставят.
        - Радиста. Первая группа, когда дуром полезла, своего «маркони», тем не менее, в Крысаничах оставила. Скорее всего, это у них предусмотрено - рация-то - тяжелая, особо не натаскаешься, - вставил свои пять копеек Гриша.
        Ну да, не натаскаешься. Если радист там кабан, хотя бы вполовину от тебя, то он две такие рации потащит и не поморщится.
        - Место засады мы установить можем, - включился в разговор местный особист. Через коллег выйдем на оператора, он даст привязку по соте в три секунды - это даже не вопрос. Точность, конечно, будет не очень, но все лучше, чем ничего.
        - А точнее никак нельзя определить? В городе у нас пеленговали телефон с разбросом в тридцать метров.
        - Вова, это не город, да и с техникой у них тут не очень, а если и «очень», то она сейчас загружена так, что «варягам» к ней доступа не будет, - пришлось мне вернуть фэйса с небес на землю.
        - Ну и что нам тогда даст привязка?
        - Хотя бы готовность к моменту нападения, - все мы как-то разом решили, что ловить будем на живца.
        - Не будут они нападать. Если пойдет закрытая машина, в которой будет один водитель - будут тормозить, стрелять сразу точно не начнут - им ведь неизвестно, есть кто-то в кузове или нет, так что постараются сначала взять водителя и только потом «приступят к ликвидации» - и то, если приступят.
        - Михалыч, а вот здесь ты прав, водителя они брать будут - на безрыбье и рак рыба, а на безрачье и рыба раком станет.
        - Тогда предлагаю дубль два. Если немцы сидят в засаде, то в момент остановки грузовика будут наблюдать за ним во все глаза. Отлично. Если опять сработать «Вьюшкой»?
        - Можно, но зависит от того, насколько далеко от дороги они будут. Если дальше чем метрах в десяти, может сорваться.
        - Тогда нам нужно сделать так чтобы не сорвалось - надо, чтобы немцы были у дороги.
        - А как?
        - Есть другой вариант, - похоже, Игорю опять пришла в голову какая-то штука. У «Вьюшки» световой эффект в темноте выше на порядок значит, нужно ехать, когда уже стемнеет - немцы, кстати, волей-неволей при таком раскладе ближе к дороге сядут - ПНВ у них всяко нету.
        - А сроки? Ей же сказали - в течение суток!
        - А она и позвонит в течение суток - ночью суток еще не пройдет. Но я бы предложил, чтобы сейчас тоже позвонила - мол, машина пойдет за продуктами для беженцев, повар с базы сказал, а какая - пока неизвестно, может, кого из беженцев пошлют, а может, с базы водителя отправят, если хотите, чтобы позвонила, когда машина пойдет - дайте с ребенком поговорить, убедиться, что дочка жива.
        - В целом - принимается. Осталось два вопроса: что делать с группой прикрытия, а что - с радистом?
        - С группой? Они, как взрывы услышат, пойдут к своим - не сразу, но пойдут. Раз ночь - пойдут вдоль дороги, скакать по лесу в темноте они не смогут. А у нас что есть? У нас есть ПНВ. А у них ПНВ нет. Выделим человек десять - пока будем с радистом разбираться и с засадой, они вернутся обратно и вдоль дороги на обочине залягут - по пять человек с одной стороны, по пять - с другой. Как только видят кого-то - сразу огонь на поражение, без разговоров.
        - А радист?
        - С радистом сложнее.
        - Так. Стоп. Мы еще не узнали, кто у нас «везунчик» - ну, тот, о которого Гриша клешню повредил. Да и с «первенцем» можно плотнее поработать насчет того, какой такой Сухов - в смысле, кто у них там радистом трудится. Глядишь, чего и выйдет - до вечера у нас все равно время есть.
        - Все это, конечно, хорошо, вот только у меня десятка ПНВ нет, - решил огорчить нас Старый, - так что давайте как-то по-другому с группой прикрытия решать.
        - Ну, это даже не вопрос, - выручил нас особист, - дадим, конечно, на благое дело. У нас они есть, только твои-то как, ими хоть раз пользовались?
        - Научатся. У вас тут тир есть закрытый?
        - Тир? Тира нет. А вот свет на втором подземном этаже выключить можно, так что потренироваться на кошках возможность будет. Ты-то сам как, владеешь?
        - Пользовался, было дело.
        - Значит, решили. Андрей, мы с тобой и Володей займемся «первенцем», а со вторым пусть опера поработают - в игры с соцзаконностью можно не играть, не тот случай.
        - А что там, кстати, с «привлеченными» и Зазой?
        - Да ничего. Вечером машина должна подойти из военкомата, мужиков из беженцев забрать - и этих им сдадим, дело им найдут.
        - Зазу пока оставьте. Он нам для работы с немцем пригодится. - Гриша явно замыслил что-то недоброе. - Я ему, мля, такое Гуантанамо организую - век будет помнить. Так, коллега, - обратился он к особисту, - а как бы нам тет-а-тет пообщаться?
        - Легко, - особист расплылся в улыбке до ушей. Слова о «Гуантанамо», похоже, ему понравились.
        До отъезда на операцию решили провести над пленными немцами еще один психологический эксперимент. Взяли их с собой на ужин, который на этот раз был значительно вкуснее, чем завтрак и обед, - видимо, все-таки пошевелились снабженцы - не знаю, наши или белорусские, хотя похоже, что разница постепенно стирается - вроде уже действует объединенное российско-украинско-белорусское командование. Ужин по нашей просьбе в термосах принесли в наш «гостевой домик», туда же привели немцев, с которых даже сняли наручники. Несмотря на их диверсионную подготовку, выходок с их стороны мы не опасались: единственное, что пришлось сделать в процессе подготовки к опыту, убрать из кухни домика микроволновку - ее наличие могло вызывать у «первенца» абсолютно ненужные вопросы. А смысл опыта заключался в том, что ужинали мы в комнате, в которой был телевизор - точнее, не телевизор, а плазменная панель. А по телевизору шли новости, которые немцы, вместе с нами поглощавшие картофельное пюре с гуляшом, внимательно смотрели. О том, что такое телевизионные передачи, «первенец» знал - сказывался все-таки образовательный уровень
- но вот то, что они были такого качества, в цвете и со звуком… М-да, немцы были просто потрясены. К нашему удивлению, до «новостей» показывали очередную серию «Братанов» - правда, уже самый конец, ничего нового для пленных там не было - разве что непривычные для них прически части персонажей. А вот новости… Новости были, как говорится, то, что доктор прописал. Ведущая «НТВ» начала выпуск с сообщений собственных корреспондентов с разных участков фронта. Первым показали улыбающегося старшего лейтенанта с жовто-блакитными нарукавными нашивками - этот деятель без особого напряга сжег двадцать восемь немецких танков. Алекс, когда услышал эту цифру, завопил, не сдержавшись, что это пропаганда. Ор продолжался ровно до того момента, пока не показали танк этого старлея - самый банальный «Т-64». Рот Алекса захлопнулся, он нервно сглотнул. Старый, комментируя происходящее, сказал, что старлею вообще-то надо бы дать по башке - на его-то машине - и всего двадцать восемь, правда, возникшее недоразумение тут же разрешила ведущая, сообщившая, что танки у немцев на данном участке фронта просто кончились. Так что Сане
пришлось взять свои слова обратно - ну не виноват же старлей, в самом деле, что танков у фрицев оказалось меньше, чем снарядов в боекомплекте. Следующим был сюжет о работе дивизиона белорусских «Буков» - там впечатлений было немного, ибо съемки гаснущих отметок на ИКО под аккомпанемент команд офицера наведения немцам ни о чем не говорили, а взмывающие ракеты, где-то в отдалении что-то поражающие, выглядели, конечно, красиво, но не очень впечатляюще. Зато потом… Потом показали работу Российской армии на Брестском направлении. Сначала пошли кадры, снятые, видимо, с беспилотника - по крайней мере, так было сказано в комментариях. Камера показывала немецкую танковую или моторизованную часть на марше. Немцы бодренько двигались в темноте, соблюдая правила светомаскировки - вот только в инфракрасном диапазоне они были как на ладони. Их было достаточно много - колонна растянулась, наверное, на несколько километров. Следующими пошли кадры, показывающие, как офицер в звании полковника отдает приказ майору - звука не было, но ситуация была понятной. А потом… Потом показали, как на самым наглым образом освещенной
юпитерами телевизионщиков площадке задирают вверх свои трубы четыре установки «Смерчей». Огонь они открыли одновременно - немцы, пораженные возможностью видеть ночью, как днем, отложив ложки (вилок как колющих предметов им не дали), прильнули к экрану. Кадры, переданные с беспилотника, - снимала уже обычная камера - явили для них, наверное, ту картину, которая может ждать их армию в том месте, куда она бодро, с барабаном на шее и отправляется, - то есть в аду. Вдоль дороги прокатился огненный шторм - там горело все. На закуску показали кадры, снятые в этом же месте уже поутру, зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Немцы встали так же плотно, как и шли, - остовы того, что когда-то было танками, бронетранспортерами и автомашинами, еще дымились, вдоль колонны ходили немцы и подбирали останки погибших в ходе удара. Апофеозом для немцев стало сообщение улыбающейся ведущей о том, что в момент удара колонна находилась в пятидесяти пяти километрах от позиций военнослужащих Н-ской гвардейской артиллерийской бригады. Далее пошли внутренние новости - показали, к примеру, Сергей Адамыча, который, брызгая
слюной, рассуждал о неадекватном применении силы и о том, что немецкий народ не несет ответственности за преступления режима, который если и хуже, то совсем ненамного, чем тот, который установлен в нашей стране двуглавым тандемом. Показали Михал Борисыча, шившего рукавицы, сидя под лозунгом «Все для фронта, все для победы» (видать, этот просто не знал, что сказать, - с одной стороны, конечно, кровавая гебня, а с другой - холокост-то никто не отменял). Далее пошли вести с международной арены - тут мы сочли уместным убрать звук, ибо нефиг. Подробности о переносе немцам знать было пока рановато.
        - Ну, господа хорошие, как впечатления?
        Немцы подавленно молчали.
        - Как вы считаете, сколько вермахт сможет продержаться против того, что вы только что видели?
        Второй немец - Отто - не выдержал и полез в бутылку:
        - Пусть это так, но мы - наступаем, а вы - обороняетесь. И если даже вы станете атаковать - то у нас будет время, за которое в тылу, в генерал-губернаторстве, мы построим мощные оборонительные линии, о которые вы обломаете себе зубы. К тому же я не верю, чтобы того, что мы сейчас увидели, у вас было много - раненые на аэродроме говорили мне, что против них воевали даже старики с охотничьими ружьями. Если вы настолько сильны, как пытаетесь показать, почему у вас воюют старики?
        - Так этих раненых из охотничьих ружей подстрелили?
        - Нет, - смутился немец, - тот, с которым разговаривал я, - из дивизии «Рейх», его подстрелили ваши пограничники. Но все равно - будь у вас в избытке такого оружия, при ваших людских ресурсах, при численности вашей армии - вы бы ударили первыми, если бы могли. Потому-то фюрер и решил атаковать - чтобы не дать вам возможность всадить нож в спину Германии, нам зачитывали его приказ. А Англия, когда увидит, какого зверя мы пытаемся уничтожить в его берлоге, обязательно станет на нашу сторону - и что вы сможете сделать против английского флота?
        - А ну, заткнулись все, - вдруг зашипел Старый, - Игорь, прибавь звук.
        Игорь нажал на кнопки пульта (очередные удивленные взгляды немцев), и под кадры, сопровождаемые надписью «прямое включение», Мамонтов взволнованным голосом начал вываливать очередную порцию свежих новостей:
        - Наша камера установлена на военном аэродроме неподалеку от города Энгельса. В прямом эфире вы можете видеть то, как самолеты нашей дальней авиации уходят на выполнение первого боевого задания.
        Взлет «Белых лебедей» - это, скажу вам, зрелище. Для нас. А уж для немцев…
        Далее пошли дневные съемки из Севастополя - по-моему, весь город высыпал на набережные, чтобы встретить возвращающуюся из похода «Москву», «Мираж», несколько других кораблей. Пусковые установки «Москвы» почернели - по объектам в Румынии корабль расстрелял весь боезапас. Над кораблями, приветствуя их, промчались истребители «Су-27», камера успела выхватить украинские опознавательные знаки на их двойных килях.
        - Отто, не будь идиотом, неужели ты не видишь - нам, Германии, конец. Даже если только десятая часть из того, что нам показали, правда, у нас нет ничего, что мы могли бы противопоставить этому. Единственная наша надежда - это мир, немедленный мир. Я не знаю, что думает фюрер, и не знаю, дают ли ему правдивую информацию. Если бы я был на его месте - я бы немедленно просил у Сталина мира - на любых условиях.
        Отто угрюмо молчал, а Вова извлек заветную фляжку и, посмотрев на Старого, который ему подмигнул, сообщил:
        - Мужики! Есть повод! Дед мой нашелся!
        - Да ты что?! Где, рассказывай!
        - Вы будете смеяться - так же, как и в тот раз. Все так же - мотоцикл, деньги, все один к одному. Саня пообещал - а его друзья помогли - короче, сейчас он в госпитале в Минске. Вот только…
        - Володя, понимаю, но давай - потом. - Игорь показал на немцев. Так что сейчас - по пятьдесят, не больше. Для поднятия тонуса.
        Разлили по числу присутствующих - немцам тоже досталось. Выпили - Отто и Алекс, на удивление, даже не поперхнулись. Однако - могут, заразы.
        - Так, заканчиваем с пьянкой и политинформацией. Кого из них берем с собой?
        - Одного, - я показал на Алекса, - второй еще не созрел.
        - Тогда мы к Свете, второй раз звонить.
        - Погоди. Сань, твои как, готовы?
        - Кони пьяны, хлопцы запряжены. ПНВ получены, освоены, группа прикрытия сформирована - кстати, спасибо командиру части - получили автоматы с подствольниками, на всех. «Шайтан-трубы» - две штуки. Короче, вооружены и очень опасны.
        - А они с трубами-то - справятся?
        - На кафедре, говорят, проходили, даже стреляли летом на полигоне.
        Через полчаса опера и Сашина гвардия погрузились в «МАЗ» и, выехав из ворот части, повернули на юг. Мы с Андреем остались ждать их возвращения на базе - места в кунге для нас не нашлось.
        ГДЕ-ТО МЕЖДУ НИЖЕГОРОДСКОЙ И КИРОВСКОЙ ОБЛАСТЯМИ. МАКСИМ АНДРЕЕВ. ВЫЖИВАЛЬЩИК
        Сначала Рустэм вышел из убежища один. Натянул ОЗК, противогаз и взял в руки дозиметр. Мало ли чего? Не, ну понятно, что ядерной атаки не было этой ночью. Ударная волна даже здесь бы почувствовалась. Но есть вариант и элементарной технологической аварии на заводах Дзержинска.
        Дозиметр молчал. Да и мир как-то пока не собирался дохнуть от вредной химии. Сорока вон на ветках трещит себе спокойно, кудловатая собака пробежала, высунув язык, бабка в колодце воду набирает…
        Рустэм содрал противогаз с головы и, скинув капюшон ОЗК, шагнул в сторону колодца.
        Бабка, обернувшись на шум, судорожно перекрестилась:
        - Господи, Рустик, чаво ты пугашь-то так?
        - Привет и вам, Евдокия Ивановна! Как живете?
        Познакомились они еще тогда, когда Рустэм первый раз приехал в умирающую деревню. Бабкам, конечно, было интересно пообщаться с новым молодым соседом.
        - Да что ля жисть, вона каки страсти кругомо-така! - она сердито плюнула на землю.
        - А что такое?
        - Да нямцы опять налезли, по всему телевиздеру ужо ухи прочистили, чтоб они все чирьями покрылися! А ты што тута?
        - Да отпуск у меня, баба Дуся, вот приехал отдохнуть, а тут война! - широко улыбнулся Рустэм.
        - Ой, война… - вздохнула в ответ старуха. - Войной начала життя, войной, видать, и кончу. А штоле тебя на войну-то тя не позвали, ли че?
        - «Ли че» не позвали, а чо? - в тон бабке ответил Рустэм.
        - Вот и батьку мово не звали, дык сам поволокся, да и не приволокся. Поди свидимся скоро, - она вытащила ведро воротом колодца и перелила в свое. Потом бросила в глубь колодца тяжелую цепь и отпустила ворот, едва придерживая его ладонью. Вода глухо плюхнула где-то под землей.
        - Баб Дусь, а что еще по телевизору говорят? - уточнил Рустэм.
        - Да чо я понимаю, и так ума не было, а по дряхлости так совсема ухрюпился. Хуш так пошли, зырнешь, чо кажут-то.
        - Так я тут не один, баб Дусь!
        - А сколя вас? - поджала губы старуха.
        - Шестеро, - ответил Рустэм.
        - На шастяк-то замтрак-от сбарахлю, колы картоху будитя, ли чо?
        - Ну и ладушки, баб Дусь! Сейчас я своих позову…
        Главное в выживании что? Экономить ресурсы. Есть где пожрать? Значит, есть на чем сэкономить. Каждая лишняя калория увеличивает шансы на выживание. Что консервам в схроне сделается? А бабкина картошка пропадет, если не съесть ее. Кстати, о картошке…
        - Баб Дусь! - крикнул Рустэм, хрустя малосольным огурчиком, когда они доедали пареную в русской печке картошку.
        - Ась? - откликнулась она, роясь на кухонной полке. Полка та была накрыта чистой, застиранной до дыр занавесочкой, опускавшейся до самого подоконника. Где-то тикали часы. Около теплой печки дрых огромный серый кот.
        - Баб Дусь! А картошки у тебя можно купить мешочек-другой?
        - Христос с вами, сынки! - удивилась старуха. - Такота берите, жаль мне, чоли? Куды мне деньхи твои? Ну-кось, убери! Я вот вам щас чайку наплесну хорошего - мене тута внука привезла. Цвяточная «Бяседа», надоть, так дам пачку. Ли чо?
        - Ли чо! - согласился Рустэм. - Не откажемся, баб Дусь!
        Его пихнула в бок Иришка, сидевшая рядом на скамье. Ой. Нет. Не на скамье. На лавке.
        А чего пихнула-то? К чему у бабки отбирать пачку какой-то «Беседы», когда на Базе ящик «Гринфилда» разнообразного лежит?
        - А то вить автолавка тоть к намака раз в две недели ездиет, вот седня прибарахтается, поди. Дак куплю чаю-то.
        Рустэм несколько напрягся. Даже жевать картоху в мундире перестал:
        - Сегодня?
        - Седня, седня, милок.
        - Так, бабуль, а что у нас телевизор-то молчит?
        - Ой ты, старая совсем, ума-то лишилося… Чичас, чичас…
        Бабка воткнула в розетку вилку, потом достала из тумбочки пульт, так и упакованный в полиэтилен, и сунула его Рустэму:
        - Доча с внуками подарила тута, шоб не скучно было…
        - Баб Дусь! А сама почему не переехала к ним? - поинтересовался Макс.
        - А на кой ляд я им тамака нужна? У меня тута коза, огород, погост опять же в селе. Куды я от мамки-то? Помереть бы уж быстрей… - вздохнула старуха, снова садясь за стол.
        - Ну, ты, баб Дусь, чего говоришь-то? - возмутилась Иришка.
        - А чавось? Нас тут три старухи да Трофимыч паралезотый. Хто мне могилку вырот, када одна остануся? Вот, поди, Рустик сподобится.
        Старуха говорила спокойно, расставляя стаканы по столу. Со смертью она не смирилась. Она к ней привыкла, как привыкают к неизбежному. И от слов ее побежали мурашки по спинам молодежи.
        Рустэм защелкал по каналам.
        Работал только один - Первый. Остальные…
        - Ак ить чо други бывают? - удивилась баба Дуся.
        - Эмн… Ну… - впервые не нашелся что ответить Командир Команды.
        - То-то! - внезапно подал голос Паша. - Покрытие тут неважнецкое. Так что интернета не будет!
        Минут пятнадцать выживальщики жадно впитывали информацию. Та была скупа, кратка и противоречива. Немцы какие-то… Какие-то союзы…
        - Мозги пудрят! - резко ответил Рустэм. - У нас так - всегда!
        Пашка его поддержал:
        - Да, сейчас бы в инет залезть, ситуацию прояснить.
        - Тырнетов со вчерашнего утра не было. Накрыли, падлы московские, - зло ответила Ольга.
        Макс же тихонечко похлебывал чай с медком. И не думал ни о чем. Впрочем, как и Ириша с Машей. Эти две было дернулись бабушке Дусе помогать. Но сначала та сама их остановила:
        - Окститесь-ко! Гость тарелки мот - богатство вымыват! Сама я, сама!
        Старуха сняла эмалированное ведро с протопленной печи и стала осторожно складывать в теплую воду тарелки с кружками.
        - Так, - жестко сказал Рустэм, когда ему надоели повторы новостей. - Все на улицу. Покурим. Поговорим.
        Уже на пороге скрипучей тяжелой двери он обернулся:
        - Спасибо, баба Дуся!
        - И тебя спаси Господь, Рустик! - поклонилась она гостю. А потом продолжила намывать морщинистыми, узловатыми кистями грязную посуду. Вдруг остановилась, подошла к телевизору и, перекрестясь, выдернула вилку из розетки. Лепестричество беречь надоть!
        Сурвайверы же вышли во двор, опоясанный кривоватым забором.
        - Чай какой поганый, - поморщился Макс и прикурил от протянутой «компьютерным маньяком» зажигалки. - Язык щиплет от дерьма такого…
        Рустэм согласно кивнул, но сказал совершенно другое:
        - Ну что? Берем автолавку?
        - Зачем? - не понял Паша. - У нас же все есть!
        - На первое время, - жестко ответил Командир. Потом вдруг увидел серую лохматую кошку, проползшую через дырку в заборе, и присел: - Кс, кс, кс…
        Кошка фыркнула и метнулась куда-то за сарай. Рустэм же задумчиво произнес:
        - Во-первых, запас карман не тянет. Продукты нам нужны не для жрачки. Это второе. Для обмена. Вы думаете, я не знаю, что сейчас в городе творится? Это вчера там все скупали. Сегодня уже мародерят по самое не могу. Зря, что ли, об этом по телевизору не говорят? Чтобы панику не поднимать. Макс, мы же с тобой эти сценарии не раз разыгрывали. Помнишь?
        - Ага, - подтвердил тот, дымя «Парламентом» в синее жаркое небо.
        - Значит, делаем так. Идем втроем. Я, Макс и…
        Командир осмотрел Команду.
        - …и Ольга.
        Та спокойно кивнула. А вот Пашка возмутился:
        - А я?
        - А на тебе контроль за Ириной и Машкой. Приготовьте ужин. Да… И это… Отнесите бабке упаковку нормального чая. Нет. Две. И кофе хорошего. А то я эту гадость пить не могу.
        - А мы что, у нее столоваться будем? - спросила Машка, удивленно округлив глаза.
        - А почему нет? - пожал плечами Рустэм. - Чем она хуже других источников провианта? Кстати, а эта автолавка, что, по той грязюке пройдет? Макс, сходи-ка уточни, откуда она нарисуется… И давай по-быстрому! Время уже к полудню приближается!
        МОСКВА. ДМИТРИЙ МЕДВЕДЕВ
        «От бумажек, пусть даже и виртуальных, не уйти! - рутинные процедуры передачи в Федеральное Собрание законопроектов о выходе страны из всех заключенных за последние семь десятков лет международных соглашений затянулись надолго. Одно только перечисление их на бумаге займет солидный том. Юридический отдел Администрации „пахал“ вахтовым методом, как на флоте, уже третьи сутки. - Вникать в каждый пункт нет смысла. Либо ты доверяешь подчиненным, либо - нет. Во втором случае рискуешь закопаться в „текучке“ и выпустить из внимания действительно важное. Такое, как сейчас». Президент, не стесняясь собеседника - какие уж тут политесы, когда в доме пожар с наводнением во время урагана! - помассировал опухшие веки.
        - Итак, Александр Васильевич, сверим некоторые моменты… - назвать сидящего напротив человека «генералом армии» просто не поворачивался язык. Не было в его внешности ничего генеральского, да и военного, с точки зрения главы государства, тоже. Директор когда-то всесильного ведомства больше походил на старшего экономиста не самого крупного предприятия. Взгляд главы государства привычно пробежал по тексту черновика, но зацепиться в этот раз было не за что.
        «В соответствии с пунктом 5 части 2 статьи 7 Федерального конституционного закона РФ „О военном положении“, с ноля часов 29 октября 2010 года на территории Российской Федерации прекращается деятельность всех политических партий, общественных организаций и религиозных объединений, перечисленных в Приложении 1 к настоящему Указу…
        В соответствии с пунктом 19 части 2 статьи 7 Федерального конституционного закона РФ „О военном положении“, с ноля часов 29 октября 2010 года на территории Российской Федерации прекращается деятельность всех иностранных и международных организаций, перечисленных в Приложении 2 к настоящему Указу…»
        Список, составленный ребятами Бортникова еще загодя, как и положено, в соответствии со служебной паранойей, впечатлял. Кого здесь только не было! Кроме известных маргиналов из «несистемной оппозиции», служащих добрый десяток лет неисчерпаемым источником не только мелкого, на уровне зуда, беспокойства, но и разнообразного веселья для политического «бомонда», в нем оказались разного рода «экологические» и «просветительские» фонды, общественные комитеты и какие-то совсем малопонятные региональные организации с названиями на всех языках народов России.
        - Я так понимаю, попадание в эти проскрипционные листы нужно было заслужить? - даже сейчас, в конце трудового дня, президент не прекращал попыток пошутить. Однако юмор его, впрочем, как и всегда, был той разновидности, которую могли понять лишь люди сходного опыта, образования и образа мыслей. Это премьер пополнял копилку афоризмов чуть ли не ежедневно - то метким словцом, а то и красочным сравнением на грани приличия - и народ с воодушевлением подхватывал их.
        - Как сказать, Дмитрий Анатольевич! - Генерал армии Бортников подхватил президентский «вброс» почти автоматически. - Опыт только нарабатывается. От Суллы ушли, до триумвиров не добрались. Хотя времени на дорогу вдвое больше потребовалось. Впрочем, нашим Цицеронам несколько лет в Киликии не помешали бы… А то руки с головами негде складывать будет.
        - Что ж вы, Александр Васильевич, у тезки своего решили хлеб отобрать? - Президент искренне расхохотался в ответ на несколько натянутую и весьма «черную» шутку. - Запасной аэродром себе готовите?
        - Да кто ж меня отпустит? И, кстати, ваша идея с проскрипциями, уважаемый Дмитрий Анатольевич, может быть реализована в существующих обстоятельствах как нельзя лучше. В нарушение подготовленного Указа оппозиция, в чем я убежден, попытается провести тридцать первого числа митинг на Триумфальной, и вот что я по этому поводу думаю…
        Эпилог
        - Говорит Москва! Московское время…

* * *
        Снег заскрипел, когда Коля Тэгрынкээв откинул полог чума. Однако плохая зима нынче. Снег только упал, как сразу таять начал. Последние времена наступают, однако. Солнце пошто спать не идет?
        - Проходи, Коля. Москва новость посылает, - кивнул Семен Ятгиргин.
        - Хорошая новость, Семен Михайлович?
        - Слушать будем, Коля Петрович. Если плохая - пойди по стойбищам. Скажи мужчинам - на Белого царя Черный царь напал. Пора и людям на войну идти. Нехорошо чукче без войны.
        Двое мужчин, скинув отороченные мехом капюшоны, прильнули к черному зеву радиоприемника…

* * *
        Легкий пинок по ножке табуретки - и мощный храп прервался на бетонном полу.
        - Ты чего, боец, оборзел? - прапорщик склонился в позе разгневанного орка над распростертым телом очумевшего солдата.
        - Товарищ прапорщик… Я ж на минуту! Я больше не буду!
        - Боец! Ты забыл, что война идет? Ты у нас кто?
        - Оператор РЛС…
        - Говно ты, а не оператор! Ты, сука такая, только что проспал налет японской авиации на Хабаровск! Понял? Лежать!
        - Товарищ прапорщик…
        - Пятьдесят отжиманий, боец!
        Сержант начал торопливо отжиматься, а прапорщик уселся в кресло, отхлебнул из сотой, кажется, кружки кофе за последнюю неделю и молчаливо уставился в круглый экран…

* * *
        Музыка внезапно оборвалась. Люди на танцполе «Зажигалки» продолжали дергаться еще несколько секунд, когда во внезапно наступившей тишине раздался хриплый голос усталого лейтенанта:
        - Приготовить документы! И не дергаться там! Военная милиция…
        Девки завизжали, когда их пацанов, оторопевших от испуга, начали заламывать и обыскивать здоровенные парни в камуфляжах.
        Один отдыхающий вдруг дернулся под захватом и заорал тонким голосом:
        - Вы не имеете права! Я буду жаловаться! У меня папа…
        Удар прикладом по спине превратил крик в хрип. Рот заклеили пластырем.
        В кармане двадцатилетнего «мальчика» нашли пакет с аккуратно расфасованными «дозами» белого порошка. Указ об ужесточении - бла-бла-бла и все такое! - зачитывать не стали. Просто вывели на улицу, затащили за угол… Короткие выстрелы.
        Комендантский час в Чите еще не закончился.

* * *
        - Что за станция такая, Бологое иль…
        - А хрен его знает. Километр какой-то.
        - Какой?
        - Не помню. Твои как? Угомонились?
        - Вроде. Правда, все туалеты заблевали.
        - У меня тоже. И сигареты все расстреляли. У тебя есть?
        - На.
        Два проводника из соседних вагонов с трудом закурили на промозглом байкальском ветру.
        - Хорошо, что девок на рейс не поставили… - вздохнул пожилой.
        - Это да, - ответил второй, не менее пожилой. - А то эти им покоя бы не дали.
        - Ну а как? На войну все же едут!

* * *
        Он чмокнул ее в щеку, как обычно. Жена сонно повернулась к нему теплым телом и приобняла за шею.
        - А тебя точно не заберут?
        - Из возраста вышел, - улыбнулся он и кольнул ее жесткими усами. - Спи давай, мне на рейс пора.
        Она чмокнула его в ответ и снова уснула.
        А он пошел на кухню, поставил чайник и включил телевизор на минимальную громкость.
        «Передаем последние известия…» - шепнул ему телевизор, когда он куснул бутерброд с колбасой и захлебнул его горячим чаем.
        «По официальным данным, немецко-фашистские войска продолжают свое наступление в направлении Киева, однако…»
        Киев… Мать у него из Киева была. Эвакуировались в Прошлую Войну в Красноярск, да так здесь и остались. Мать - на кладбище, а он вот водителем пассажирского автобуса в ПАТП…

* * *
        «Прикольно! Видел?»
        «Ахха!»
        «Не, четко он ему вломил! Башня сразу отвалилась!»
        «Кульно, ваще! Слышь. Ты новости зырил?»
        «Не, а чо там?»
        «Фрицы Вильнюс взяли, по телику трындят».
        «Блин, у меня родаки спят, четыре утра же».
        «Дебил, зайди на сайт тивишников».
        «Ща…»
        Пятнадцатилетний мальчишка оторвался от аськи, щелкнул пару раз мышкой и воткнулся красноглазым взглядом в дергающееся изображение интернет-версии канала новостей. Да. Завтра в школу, ой, то есть уже давно - сегодня, но… Какая может быть школа, когда тут такая движуха вовсю? Пацан, не отводя взгляда от монитора, потряс пустую банку и ловким движением кинул ее в форточку. Потом осторожным движением, не глядя, достал еще одну «Ягу» из рюкзака. Прислушался? Не… Родаки спят. Банка зашипела, и комнату вновь наполнил густой сладкий запах.
        «А чо такое Вилнюсь?»
        «Это Румыния, кажется», - ответил неслышимый собеседник.
        «А это где?»
        «Завтра спроси у географички».
        «Гыгыгы!»
        И ржущий смайлик…

* * *
        Грохот в железные двери разбудил сторожа детского сада. Он подскочил и, прихрамывая, поперся открывать их.
        - Спишь, Виталич? Всю войну проспишь! Товар принимай! - Ильшат нетерпеливо стучал по ноге железным крюком для подтаскивания ящиков с молоком, ряженкой и прочим кефиром.
        - Я свою уже выспал, - буркнул Виталич. - Привез?
        - Привез, привез. Держи накладную.
        - Сначала товар, Ильшат.
        - Как скажешь!
        Вот уже три года этот диалог Ильшат и Виталич вели по утрам. Когда Виталича жена из дома выгнала, он в этот детский сад и устроился. Сторожем, ага. А с протезом вместо ноги больше никуда и не брали. Виталичу свезло - сторожем он работал еще и в музее народного образования. Там было хорошо - по утрам не привозили молоко детишкам, и можно было спать до семи. Днем он шатался по улицам Уфы, а вечером опять шагал на работу. И так три года. Нога, потерянная в Чечне, в девяносто пятом, все болела. Пенсию забирала жена, да и пусть с ней. Ну, хоть не бомж!
        - Слышь, Ильшат, а что там в новостях говорят?
        - Разное, - уклончиво ответил шофер. - Я, Виталич, сегодня в военкомат иду. Повестка пришла. Ты накладную давай.
        Виталич долго смотрел вслед фургонному «газику». Смотрел, курил, молчал, молчал, курил, смотрел…

* * *
        - Богородица Дева Мати! Христа ради! Не пущай ты иродов к нам! Хватит ужо!
        Пелагея перекрестилась, поклонилась трижды перед иконой земным поклоном, потом уже вышла из избы.
        Солнце поднималось над Валдаем. Первые его лучи блестели на капельках росы, выступивших на загнутых краях ржавых немецких касок. Пелагея их вешала на столбы забора, чтоб дерево не гнило. А куда эти горшки девать-то? Тута опосля Той Войны их валялося… Ой, матушки! Ну кой совсем-то поколотые - повыкидывали. Немцев посносили да закопали в ямах, воронками именуемых. Нашим-ко то на погосте землицы дадено было.
        А барахло немецкое прибрали, кромя ружей. Ружжя-то бабам к чаму? Ак их и сдали. А горшки на столбы. А из френчев шили всякое, не брезговывали. К чаму брезговывать, колды жить негде было?
        Хорошо, в колхоз коровенок дали со станции. Сколь чо, дак жили в землянках, хоть жракать чо бывало. Вот щастье бывало, когда буренка в лес выпереться. Тамака немци железа своего накидали. Како бахнет - тако пацаненки за мясом бегут. Правда-ть, не все возвращалися. И пацаненки там оставались.
        А вот поди ж ты, опять сволочи прут. Коли дойдут опять, чо делать-то? Мужиков-то с Той Войны не осталося…

* * *
        Когда эфир закончился, Катя вышла, едва сдерживая слезы, в курилку. Нервным движением она расстегнула сумочку и достала тонкую сигаретку «Данхилла». Она поднесла зажигалку к лицу и вдруг… Вдруг ей захотелось зареветь, разрыдаться, все бросить и…
        И закурить «Опал». Да, тот самый «Опал». Именно с него она начала курить, когда работала в прокуратуре, в отделе делопроизводства следственного управления. Это потом уже было телевидение, потом уже была дочь, потом был…
        - Кать, ты чего? - ее осторожно тронули за плечо.
        Она не обернулась. Она не любила, когда ее видели такой.
        - Кать… Ну, может, все еще вернется, а Кать?
        Она покачала головой.
        Мир изменился раз и навсегда. Муж остался там, в XXI веке. В такой далекой и теперь уже недостижимой Америке.
        Эх, Катя, Катя… Может быть, надо было меньше думать о карьере?

* * *
        - Ну что там, сержант?
        - Молчат… По зубам вчера получили и молчат.
        - Это хорошо, что молчат. Смотри в оба глаза!
        Лейтенант шагнул было по траншее, чтобы проверить свой взвод, державший немцев на самой западной окаемочке Советского Союза, но сержант окликнул его:
        - Товарищ лейтенант, а что там товарищ Сталин?
        - Сталин? - вдруг остановился лейтенант. - А что Сталин? С нами товарищ Сталин. Ему просто не до тебя сейчас, сержант.
        - Просто бойцы волнуются, товарищ лейтенант!
        - Пусть лучше гильзы приберут, чем волноваться попусту. Народное добро!
        Комвзвода сделал несколько шагов. Вдруг остановился и сполз на корточки по сырой земле траншеи. Достал из планшета пачку «Беломора». Выщелкнул папиросу. Закурил, глядя в туманное небо.
        Вот как бойцам объяснить, что Сталина больше нет? И Советского Союза больше нет?
        Как им объяснить, что отныне Советский Союз - это мы?
        И что Сталин - это тоже мы?
        Начинался день четвертый…
        notes
        Примечания
        1
        Анекдот: «А у меня дед во время Второй мировой войны в концлагере погиб. Упал пьяным со сторожевой вышки».
        2
        Jarheads - дословно горшкоголовые, сленговое название морских пехотинцев США.
        3
        Вашингтон, дистрикт Колумбия - столица США.
        4
        По уставу, старший сержант части принимает построение и сдает его командующему частью офицеру, после чего становится позади строя до момента роспуска, который и проводит.
        5
        «Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает», - знаменитая фраза генерал-майора Хацкилевича, сказанная на совещании высшего командного состава РККА в 1940 году. Правда, относилась она к тракторам СТЗ, и под «такой скоростью» подразумевались 30 километров в час.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к