Хозяйки тумана Игорь Вереснев
        Звёздная сага #5
        Крису Красавчику довелось родиться в жестоком мире. Здесь каждый должен следовать Правилам, чтобы не оказаться добычей лесных и болотных тварей. Но если ты выжил - рано или поздно на твоём пути встанет хозяйка тумана. Ната Гилл живёт в мире, где люди исследовали тысячи звёздных систем, колонизировали сотни планет. Лишь счастья и справедливости катастрофически не хватает. Исправить это можно разве что изменив самого человека. В мире Алины люди не разумные существа, а строительный материал для истинных хозяев. Каждый твой поступок предопределён - в обмен на гарантированное счастье и бессмертие.
        Это история, растянувшаяся на тысячу лет. Последняя история биологического вида Homo sapiens.
        Игорь Вереснев
        Хозяйки тумана
        Часть I. Легенда
        Глава 1. Крис
        Заросли лапника обрывались неглубоким оврагом. Крис остановился, прислушался, перебирая звуки окружающего леса. Он слышал, как журчит вода в ручье, как позади крадётся Марик, как поскрипывают, трутся друг о друга ветви чернолистов. Но ворчуна поблизости не было. Как же так? Не могли они упустить добычу, другого пути для зверя нет. Сквозь злобник и крапчатку на дне оврага ворчун не пойдёт - матёрый, умный. Понимает, что не пробиться сквозь живую преграду, утыканную шипами в палец длиной и ядовитыми жалами. Выше по ручью, наоборот, места открытые, там Орест и Тэд его перехватили бы. Один путь ворчуну остался - сюда, в лапник, который кажется надёжным укрытием, но на самом деле предательским хрустом выдаст любое движение. Зверь должен быть где-то здесь. А на то он и ворчун, чтобы не сидеть молча.
        Крис понял, что придётся заново прочесать заросли. Развернулся, пошёл вдоль кромки оврага, настороженно вглядываясь в просветы. Ворчун - животное трусливое, но если загнать его в угол… А веса ему достанет, чтобы с ног сбить. И когти на передних лапах немаленькие - раздерёт брюхо, пикнуть не успеешь.
        Он занёс ногу для следующего шага, да так и застыл. Под грудой искрошенных стеблей лежала туша ворчуна. Длинный розовый язык вывалился наружу, глаза вылезли из орбит, из широких чёрных ноздрей скатывались капли крови. Спина Криса мгновенно покрылась испариной. Не нужно охотником быть, чтобы понять - ленточник рядом! Большой ленточник. Нет, огромный, раз сумел придушить матёрого зверя. Такому с человеком справиться - раз плюнуть.
        Парень осторожно вынул нож из чехла на поясе. Лук подойдёт на открытом месте, а здесь и прицелиться не успеешь. Ленточник ползёт бесшумно и прятаться умеет так, что до самого броска не заметишь. Вся надежда на нож и собственную проворность - успеть ударить, перерубить гибкое тело раньше, чем ядовитая слизь заставит мускулы онеметь.
        На проворность Крис не жаловался, и нож у него был отличный: длинное голубоватое лезвие с едва различимым узором. Настоящая сталь, почти не требующая заточки, вещь Древних, не какая-нибудь поделка Тома Кузнеца из Глиняной Долины. Этот нож ему достался от отца, тому - от его отца. И служил всем в их роду исправно.
        Крис удобнее перехватил нож, вновь осмотрелся. Тихо, спокойно, будто и нет никого поблизости. Стоять и ждать бесполезно - у ленточника терпения наверняка больше. Он собирался шагнуть в заросли, к мёртвой ворчуньей туше, когда сзади донёсся приглушённый голос Марика: «Крис, ты где? Нашёл его?» Парень невольно повёл головой в ту сторону, и тотчас длинная зелёная лента метнулась сверху. Он прыгнул в сторону, не разбирая куда, рубанул ножом. Бил наугад, но ещё до падения понял - попал! Стебель лапника больно хлестнул по плечу, рванул ухо, огнём полыхнула щека. Вдобавок чуть глаз не вышибло. Но сейчас это было мелочью. Крис вскочил, оглянулся…
        Да, попал он хорошо, даже самому не верилось в такую удачу. Перерубил ленточника пополам у самого основания плоской мерзкой головки. Фасеточные глаза твари уже затягивались плёнкой, но вторая часть - хвост в полтора человеческих роста - ещё дёргалась в агонии, выплёскивала капельки бесцветной крови.
        Из кустов высунулось раскрасневшееся, курносое и щекастое лицо Марика.
        - Готов? - спросил. Тут же скривился от испуга и отвращения. - Ёш ты в пень, эта дрянь тут откуда?! Это ты его?
        - А ты думал ворчун?
        Крис, всё ещё нервно сопящий, аккуратно вытер нож о листву. Кровь у твари тоже ядовитая. Марик только теперь заметил тушу, засыпанную крошевом стеблей.
        - Вот это да! Как ты их обоих положить сумел?
        - Не, ворчуна ленточник задавил. А потом на меня кинулся.
        Напарник наконец-то решился убрать лук.
        - Сильно досталось? Ты в крови весь.
        - Ерунда, поцарапался, когда падал. Чего стоишь? Забираем ворчуна, и пошли отсюда.
        Орест с Тэдом их ждали. Должно быть, тоже слышали шум и возню в зарослях - луки опустили, лишь когда разглядели тянущих тушу парней. Марик затараторил издали, не давая времени на расспросы. Крис улыбнулся невольно - в пересказе сводного брата его поединок с ленточником выглядел куда живописней, чем на самом деле. В глазах Тэда появились восхищение и немного зависти. А Орест недоверчиво переспросил:
        - Так уж и полтора роста? Может, полтора локтя?
        - Не веришь? - Марик выпучил глаза. - Сходи сам посмотри. Если не трусишь.
        Орест презрительно смерил его взглядом. Каждый житель леса знает, что взрослый ленточник охотится в одиночку, и любая другая тварь держится от его логова подальше. Так что пока заросли лапника были вполне безопасны. Проверять он пошёл. Кто бы сомневался! Крис досадливо сплюнул вслед - их неприязнь была обоюдной. Но Орест старше на пять лет, взрослый мужчина, охотник. Приходилось терпеть.
        Тем временем Марик надёргал листиков любника и кровостопа, сунул в рот, принялся усердно разжёвывать, кривясь от отвращения. Вкус у широких, с ладонь, листьев кровостопа был горький до невозможности. Но название своё растение оправдывало.
        - Садись, лечить тебя буду, - приказал. Выплюнул в ладонь густую зелёную массу.
        - Да само заживёт… - Крис боязливо потрогал щеку.
        - Само… посмотрел бы на себя со стороны! Весь в кровищи. Мама говорит: чем быстрее рану замажешь, тем лучше. Не ровен час, лихорадка привяжется.
        Мнение мамы Энн, поселковой Докторши, было непререкаемо, так что Крис покорно присел, подставляя ухо и щеку для экзекуции.
        Вернулся Орест, хмуро прикрикнул на Тэда: «Приглашения ждёшь? Кто ворчуна свежевать будет? Охотники, сучок вам в задницу!» Видно было, что он раздосадован. Надо же такому случиться - мальчишка-ученик ленточника положил. Никто и не знал, что тварь так близко к посёлку подобралась. В эти места женщины забредают за орехами, грибами, кислицами. Запросто кого-нибудь подловить мог.
        Крис торжествовал молча - Оресту в очередной раз нос утёрли. Но Марик молчать не собирался.
        - Что, убедился? Небось сам таких и не видел?
        - Подумаешь, ленточника средь бела дня зарубил. Заслуга! - процедил сквозь зубы Орест. Такая оценка была обидной и несправедливой. Это понимали все - Крис, Марик, Тэд. И Орест понимал, конечно. Потому уточнил, чтобы окончательно поставить мальчишку на место: - Летом, при солнце охотиться - доблести особой не нужно. Главное, гляди в оба, да не зевай. Вот когда туман приходит с озёр - другой разговор!
        - Когда туман, все дома сидят, - попробовал возразить Марик.
        - А если он тебя в лесу застанет, на ночёвке? А зимой? Декадами солнца нет. Так и будешь в доме сидеть, лапу сосать? Закончились для вас медовки, мелюзга. Взрослая жизнь - это не только бабам ноги раздвигать.
        Орест обернулся, обвёл взглядом опустивших головы парней. Довольный, что последнее слово осталось за ним, шагнул к Крису, присел, отодвигая Марика, оглядел раны.
        - Неплохо. Докторша хоть чему-то полезному тебя выучила, Толстяк. И что ленточника зарубили, молодцы. Может, и получатся из вас толковые охотники. Главное, нос не задирайте. Настоящая проверка начнётся, когда туманы придут. Когда самые опасные твари на охоту выйдут - пузыри да шлейфокрылы. По посёлку и то жутковато бегать, когда в двух шагах ничего не видать, а, сопляки? Отлить, небось, на горшок ходите? А в лесу каково, знаете?
        Парни не спорили, охотник говорил вещи известные. Не было зимы на их памяти, чтобы пузыри не пытались пробраться в посёлок. Невзрачная, похожая на пустой мешок буро-зелёная тварь размером с годовалого ребёнка плевала ядом шагов на восемь-десять. Затем выворачивалась наизнанку, заглатывала обездвиженную жертву и волокла к себе в болото, чтобы там неспешно переваривать. На взрослого охотника силёнок у пузыря не хватало, но ребёнка, да и девушку, какая росточком поменьше, слопать он мог запросто. Так в одну из зим охотники принесли с болот восьмилетнюю сестрёнку Криса, живую, но оставшуюся, считай, без кожи.
        Ещё опасней были шлейфокрылы. Эти летучие твари охотились стаями. Выныривали из тумана, падали сверху бесшумными тенями, рвали жертву на части острыми, как лезвие ножа, когтями, уносили добычу в своё логово. Оресту удалось выжить в прошлую зиму - другие охотники были рядом, успели разогнать тварей, а его жене нет. Так что теперь не только вытекший глаз да шрамы напоминали ему о встрече с хищниками, но и холодный пустой дом. Взрослому мужчине остаться без жены совсем плохо.
        Солнце последний раз дотянулось лучом до опушки леса и спряталось за густыми кронами чернолистов. Сразу сделалось неуютно, тревожно. Крис поёжился. Представил вдруг, что из оврага, скрытого за стеной лапника, потянулись вязкие белые пряди. Знал, что до зимы далеко, почти два месяца. Что туман сначала будет появляться под утро, и то вблизи ручья и на болотах. Но всё равно, жутко было думать о нём. Не из-за ленточников, пузырей и крылов. Эти твари - из плоти и крови. Лесные охотники, как и люди.
        - Да ладно, не пугай. - Кажется, не у одного Криса разыгралось воображение. Хоть Марик и старался придать голосу беспечность, получалось у него не очень убедительно. - Не трусливее тебя будем. Понадобится, и на хоку пойдём.
        Крис вздрогнул невольно. И Орест передёрнул плечами. Удивлённо посмотрел на Толстяка.
        - На хоку? Ты хоть сам понял, что сказал? Охотник нашёлся, бородавку тебе во всю задницу! На хоку он пойдёт!
        - А что? - не сдавался Марик. - Хоки ведь боятся стрел? И попасть в них нетрудно, не то, что в крыла. Если первым увидел, конечно.
        - «Если первым увидел…» - передразнил Орест. - Это тебе Берт наплёл? После того, как мы позапрошлой зимой на ту парочку у заводи наткнулись? Так они там играли, дурень! И нас целая гурьба шла. Вот если она сама за тобой придёт…
        Он сплюнул раздражённо. Порылся в кисете, достал сушёный корешок любника, сунул в рот. Буркнул:
        - Одна и радость, что они стрел боятся.
        - А если лука с собой нет? - подал голос Молчун Тэд.
        - Какой дурень в лес без лука сунется?
        - Так они и по посёлку шастают. Прошлой зимой тётку Фриду в трёх шагах от дома хока высосала.
        - Ага, и папашу моего в посёлке слопали. И Крисову мамку, - поддержал друга Марик.
        - Тогда… - Орест задумался, сосредоточенно двигая челюстями. - Тогда драпать надо. Может и повезёт, если жильё близко и тебя туда впустить успеют.
        Он недовольно взглянул на почти ободранную тушу ворчуна, прикрикнул на Тэда:
        - Ты чего возишься? Толстяк, помоги, а то до ночи здесь сидеть будем.
        Видно было, что разговор ему неприятен, что боится он хок так же как все, просто не хочет признаться. От этого Крис неожиданно успокоился. Что тебе написано на роду, то и станется. Он покосился на старшего, спросил:
        - Орест, ты ведь хок вблизи видел, как нас сейчас?
        - Ну… шагов десять там было, и туман.
        - А правда, что они на людей похожи?
        - Чиво?
        - Берт говорил, хоки - точно, как люди. Руки, ноги, глаза. Только не разобрать, где мужик, а где баба…
        - У Берта задница вместо башки! «Мужик, баба…» И мысли такие из головы выкинь, если долго жить хочешь. Хока, она хока и есть! От этих тварей одно спасенье: заметил - стреляй!
        Посёлок получил название от большого холма, поднимавшегося над лесом. Когда-то, до того, как люди обосновались на его склонах, холм в самом деле был зелёным - от подножья, до плоской вершины, где среди каменных россыпей торчала покорёженная ветрами одинокая кислица. Дерево было старое-престарое, помнившее времена, когда людей здесь и близко не было. И многие поколения мальчишек считали своим долгом забраться на его макушку, да и девчонки, какие посмелее, от них не отставали. С верхней развилки дерева картина открывалась захватывающая. Под ногами - небольшая площадка, постепенно переходящая на западе и севере в пологий склон. Там начинался посёлок - три десятка деревянных домиков. Побольше и поменьше, какие-то новые, сложенные на памяти Криса, другие - старше, потемневшие от времени. Были и совсем ветхие, ждущие, когда их разберут на дрова.
        В Зелёном Холме обитало без малого две сотни человек. Тридцать восемь женщин, двадцать пять мужчин, десять девушек, двенадцать парней, да ещё детвора, живущая с настоящими или приёмными родителями. Девушками и парнями считались те, кто переселился в общие дома - учиться самостоятельной жизни. Дом Сестёр стоял в середине посёлка, рядом с Ратушей, Дом Братьев - на окраине, в самом низу. Сразу за ним виднелись квадратики огородов. В это время года огороды пустовали - разве что нерасторопные хозяйки не закончили копать второй урожай репчатки. У подножья холма в невысоких кустах камышника пробивался из-под земли родничок, заполнял водой аккуратную круглую криницу, а затем убегал звонким проворным ручейком. Огороды тянулись и дальше, до опушки леса, туда, где за неширокой полосой кислиц и орешника поднимались тёмные кроны чернолистов.
        С юга и востока площадка обрывалась тремя каменными уступами к излучине Каменца, речки-не речки, скорее полноводного ручья, выныривающего из чащи и вновь убегающего в неё. Над самой нижней террасой в скале скрывалась невидимая с верхней площадки пещерка. Они любили забираться туда вчетвером: Крис, Марик, Тэд и Джула - родная сестра Марика и сводная Криса. Джула хоть и была девушкой, но по деревьям лазила не хуже рыжка. И внешне смахивала на этого лесного зверя, такая же проворная и огненно-рыжая. Не только по деревьям лазить - она ни в чём не хотела уступать приятелям, даже из лука стрелять научилась. Конечно, послать стрелу по-мужски далеко силёнок у неё не хватало, но вблизи била почти так же метко, как Крис. И уж куда лучше Марика.
        Чернолистовый лес обступал посёлок со всех сторон, уходя на юге, западе, севере до самого горизонта. Лишь на востоке, где-то далеко-далеко, во многих днях пути, голубели вершины гор. А если смотреть прямо в ту сторону, но на вершины голову не задирать, то сквозь кроны деревьев можно различить жмущуюся к берегу Каменца хижину. Хижина считалась частью посёлка, хоть и стояла на отшибе. Там жил человек, ни имени, ни родичей которого не знал никто. Когда-то давно - Крис те времена помнил смутно - незнакомец пришёл с западных непролазных болот, выбрал место, заплатил мужчинам за постройку дома, да так здесь и поселился. В Зелёном Холме пришельца недолюбливали и побаивались. Но уважали. Потому как равного ему в охоте не было ни здесь, ни в Сквозняках, ни в Орешниках, ни в Каменобродье. Наверное, и до самой Реки никто не умел обходиться с луком и ножом так, как он. За это умение его и прозвали - Охотник.
        С мужчинами из посёлка Охотник не водился, Правил, по которым жил лесной народ, признавать не хотел. Ни огорода у него не было, ни семьёй настоящей, с детьми, озаботиться не удосужился. Каждую весну, возвращаясь из путешествия по Лесному краю, приводил он в свою хижину новую девушку, а спустя год выпроваживал наскучившую жену, часто на сносях, нимало не заботясь о судьбе потомства. Иногда женщины отправлялись в родные посёлки, чаще оседали в Зелёном Холме. А дважды - исчезали. Куда они сгинули, никто не расспрашивал - мало ли какая беда с человеком может приключиться. Охотник и за жён, и за особенность свою платил щедро: шкурами ворчунов, прозрачной плёнкой из вычищенных пузырей, крепкими, не рвущимися верёвками, нарезанными из перепонок шлейфокрыла. И скинами. Никто кроме него не умел охотиться на хок. По-настоящему охотиться, а не отпугивать, заставляя превращаться снова в туман, из какого те появлялись.
        Зелёный Холм лежал на границе заселённого людьми края. Дальше на север человеческого жилья не было. А с востока на юго-запад бежала через посёлок тропа. По ней приходили ближние и дальние соседи, торговцы-меняльщики, другие путники. Приносили свежие байки, рыбу с Реки и озёр, стальные ножи, чёрный камень, из которого выплавляли крепкие, не тупящиеся и не крошащиеся наконечники стрел, диковинные вещички, добытые таинственным Странником в Городе Древних. И ещё - аромат большого, бескрайнего мира.
        Впрочем, последнее замечал только Крис. И Тэд, и Марик, и даже Джула смотрели удивлённо, когда он упоминал об этом. Но отправиться по тропе, уходящей на юго-запад, друзья мечтали не меньше. Каждую осень где-то далеко у Длинного Озера собирались парни и девушки лесного и речного народов. Знакомились, веселились, жгли костры, плясали, пили терпкий хмельной жус, сброженный из ягод стеклянки. Выбирали себе пару. Там начиналась Взрослая Жизнь. Девушки обычно уходили из дому навсегда, вместо них ребята приводили своих избранниц.
        Летом Крису, Марику и Тэду исполнилось пятнадцать, Джуле - тринадцать. Заканчивался месяц лютайр, и вместе с ним - последняя осень их детства. Они по пальцам считали дни, что остались до Праздника и первого в жизни большого путешествия.
        - Крис, иди скорее сюда, пока Толстяк всё не слопал!
        - Эй, кто обещал не обзываться? Вот стряхну тебя вместе с кислицами, будешь знать!
        Марик впрямь слегка тряхнул ствол деревца и, задрав голову, смотрел, как подействовала угроза на сестру. Увидел Криса, подмигнул, поманил рукой.
        - Ты глянь, чего видно! Прям жалею, что это моя сестрёнка.
        Джула забралась на самую верхушку. Достать висящие на кончиках тонких ветвей жёлтые, налитые соком плоды казалось невозможным. Но она придумала способ - обхватила руками ствол, упёрлась ногами в ветви и принялась что было силы их раскачивать. Это подействовало - кислицы сыпались вниз. Но и коротенькая юбочка из шкуры ворчуна сбилась к талии, открывая стоящим внизу парням мускулистые ножки до самого основания.
        Сообразив, что братец притих неспроста, Джула посмотрела вниз, спросила настороженно:
        - Чего вы там разглядываете?
        - Проверяем, ты и снизу на рыжка похожа?
        - Проверяете?! Ну ладно…
        «Бамм!» Твёрдый увесистый плод отскочил от макушки Марика, задел отпрыгнувшего в сторону Криса.
        - Ты чего!? - Толстяк попятился, схватился за голову. - Шишка же будет!
        - А ты не глазей, куда не просят! Собирай, что я натрусила. Будешь потом ныть в дороге, что еды мало.
        - Сама первая начала! Договаривались не обзываться.
        Марик не любил своё прозвище, но раз уж прилипло - ничего не поделаешь. Прозвища в посёлке были у всех, кроме малышни. У одних обидные, у других обыкновенные, кому как повезёт прославиться. Тэда звали Молчуном, Берта - Безголовым, Ореста - Кривым, тётушку Энн - Докторшей, Джулу - Рыжком, а как иначе? Криса называли Красавчиком. Раньше он злился, но сейчас привык. Всё из-за копны золотистых вьющихся волос, голубых будто летнее небо глаз и ямочек на щеках, совсем как у девчонки. Но он же не виноват, что таким уродился? Красавчик, стало быть, Красавчик. Мужчины произносили это слово с нарочитой издёвкой и скрытой завистью, девушки, кроме Джулы, - ехидно, а женщины… Этим летом женщины начали посматривать на него так, что Крис спешил отвернуться, уйти подальше. Чтобы не слышать. Нет, вслух они ничего не говорили, но он почему-то слышал не слетевшие с губ слова, такие… такие взрослые. Он не решался повторить их.
        Зато Марик любил поболтать о взрослой жизни, о женщинах, и когда друзья сбегали в пещерку, принимался со смаком описывать свои фантазии. Сочинять он был горазд. От этих рассказов Тэд обычно краснел и подтягивал коленки к подбородку. Джула хихикала, то и дело облизывая губы, и было заметно, как под лифом у неё выпирают две маленькие твёрдые грудки. И у Криса начинало перехватывать дыхание, а глаза сами собой возвращались к этим бугоркам.
        Грудки у Джулы были упругие, похожие на две торчащие в стороны репчатки с розовыми носиками. Однажды, в самом начале лета, наслушавшись рассказов Толстяка, она шепнула Крису на ухо: «А хочешь потрогать?» Они тогда сбежали от приятелей, забрались подальше за реку, где на полянах росла высокая мягкая трава-малька. Понятно, любились они «по-детскому». Женщинами девушки становились во время Праздника, это было Правилом. Но даже так оказалось до того здорово, что Крис и представить боялся, какое же это удовольствие будет «по-взрослому»!
        После, когда насытившиеся и усталые они лежали в спутанной, измятой мальке, Джула предложила:
        - Крис, а давай я буду твоей женой.
        Он не понял сперва, переспросил удивлённо:
        - А как же Праздник? Ты не хочешь идти на Длинное Озеро?
        - Конечно хочу. Но кто нам мешает выбрать друг друга? Правила не запрещают приводить девушку из собственного посёлка. Мы же с тобой не кровные родичи.
        Восторг пьянящим ливнем захлестнул Криса. Правила не запрещают, они с Рыжком будут вместе! Всегда!
        Джула спрыгнула на траву, с сомнением заглянула в мешок.
        - Не маловато?
        - Маловато?! - возмутился Марик. - А тащить его кто будет? Или ты одни кислицы весь Праздник жевать собралась?
        - Ладно, ладно! Хватит, значит хватит. Всё равно солнце уже садится, а нужно ещё к маме зайти. Лекарства возьмём, жус, и вообще…
        Матушке Энн исполнилось тридцать два года. Она была самой старшей женщиной в посёлке и самой многодетной: шестеро собственных детей и трое приёмных. Крису было пять, Лиз - шесть, а Тине - два годика, когда не стало их родной мамы. То был самый тяжёлый год в их жизни. Но к осени отец перебрался к овдовевшей Докторше, и у Криса сразу добавилось три рыжих, как огонь, сестрички и два братика. А через год родился ещё один. Мама Энн сумела вырастить всех девятерых. Даже Тину, проглоченную пузырём, выходила, хоть весь посёлок считал ту обречённой. А девочка и выжила, и выросла вполне здоровенькой, только уродливой из-за шершавых багровых пятен по всей коже, замкнутой и язвительной не в меру. Когда три года назад не вернулся с охоты отец, мама Энн нового мужа приводить в дом не захотела, рассудив, что уже старовата. И теперь, когда старшие дочери, повзрослев, ушли из посёлка, а средние дети начали жить отдельно, с ней остался один младшенький, Рикки.
        Дом Докторши стоял в верхней части посёлка. В детстве он казался Крису просторным, высоким, с необыкновенно чистыми и светлыми комнатами. Пахло внутри удивительно вкусно: любником, семицветом, сушёными грибами, размолотыми семенами трещотки и поджаренными орешками. И ещё чем-то, названия для чего не существовало, но отчего этот дом сделался родным. Сейчас-то он видел, что дом ничем не отличается от прочих в посёлке. Но аромат - да, аромат был неповторимым. Крис не удержался и втянул полную грудь воздуха, едва переступил порог. Кольнуло в сердце раскаяние - скоро месяц, как они с Мариком последний раз сюда заглядывали.
        - Доброго вечера, ма! - Джула с разбегу повисла на шее Докторши, чмокнула в щеку.
        - Здравствуй, доченька. А, и бродяг с собой привела. - Энн насмешливо улыбнулась, разглядывая сыновей. - Проходите, проходите!
        - Да мы так, по делу… - Марик застрял у дверей, елозя пальцем ноги по полу.
        - Спасибо, хоть по делу зашли. Нечего мне там полы ковырять, к печке ступайте. Я как раз сегодня затопила, мы с Рикки орешки жарим. И ещё кое-что вкусное для вас найдётся.
        Она оглянулась на младшего, с усердным видом нанизывающего грибы на длинную бечёвку, распорядилась:
        - Сына, неси, что мы с тобой вчера приготовили.
        Крис опустился на плетённую из мальки подстилку у очага. Кажется, за последние три года здесь ничего не изменилось, просто отвык от родного дома. Язычки пламени, потрескивая, прыгали по сухим щепкам мелко нарубленного чернолиста. Когда-то они, ещё малышня, сидели долгими зимними вечерами, сбившись в тесную кучу, слушали бесконечные мамины истории о Сотворении Мира, о Войне Стихий и великом воине Вике-Освободителе. А за мутным окошком таинственно и зловеще клубился туман.
        - Двигайся. - Марик опустился рядом.
        Джула по-хозяйски рылась на полочках, уточняла то и дело:
        - Ма, я любника возьму побольше. А то мало ли, для чего понадобится. И где у тебя кровостоп? А, нашла…
        - Я там листьев гульчика приготовила…
        - Да у меня есть! Что, маленькая, не понимаю?
        - Хорошо, хорошо! Ты, главное, не забывай, как я учила.
        - Ма, а ты напомни ей. И мы с Крисом послушаем, - хихикнув, предложил Марик. Гульчик помогал девушкам не затяжелеть преждевременно.
        - Толстяк, щас в нос получишь! - Джула оглянулась, пригрозила кулачком.
        - Ма, скажи, чтобы не обзывалась!
        - Ага, и меня дразнит! - поддакнул Рикки, вытащивший из кладовки пузатый глиняный горшок.
        Марик мигом забыл об обидном прозвище, подался к младшему брату.
        - Что у тебя там, малой? Ма, ты медовок наготовила?!
        Вываривать терпкие плоды кислицы в соке камышника умели все женщины посёлка, но мама Энн и в этом знала особый секрет. У неё лакомство получалось не приторно-сладким и вязким, а словно таяло во рту.
        - Надо же вас побаловать напоследок. Вот и вы взрослыми стали. Жён приведёте, мама не нужна будет. А Джулу, наверное, и не увижу больше никогда.
        Неожиданно по щеке Докторши пробежала слезинка. Крис, Рик, Джула, даже Марик растеряно замерли.
        - Ма, ты что? Ну не плачь! - Джула подошла, обняла её. - Конечно мы с тобой увидимся, обещаю!
        - Ладно, ладно, садись, а то мальчишки уже пальцы в горшок суют.
        Энн вытерла тыльной стороной руки слёзы, вынула из корзинки свежие гороховые лепёшки, опустилась у очага рядом с детьми.
        - Ма, ты жус обещала… - как бы мимоходом напомнил Марик, облизывая перемазанные густым сиропом пальцы. Кто-кто, а он и впрямь успел зачерпнуть пару медовок.
        - Раз обещала, значит дам.
        - А попробовать можно?
        - Я тебе попробую! До Длинного Озера доберётесь, там и пробовать будете. - Мама Энн строго поджала губы, приказала: - Крис, флягу тебе отдам. В дороге брата к ней и близко не подпускай!
        Лепёшки, как любая вкуснятина, имели обыкновение заканчиваться быстрее, чем их по-настоящему распробуешь. Марик с сожалением проводил взглядом последнюю, исчезнувшую во рту Рикки, на всякий случай облизнул палец, покосился на сидящих рядом Криса и Джулу. Потом перевёл взгляд на окно. Снаружи начинало темнеть.
        - Медовки, ма, у тебя - объедение! Так мы пойдём? - предложил. - Сумки нужно проверить. И спать ложиться пораньше, а то Староста обещал разбудить до рассвета.
        - Выспишься! - перебила сестра. - Ма, расскажи какую-нибудь историю.
        - Да вы все мои истории знаете. - Энн улыбнулась, обвела взглядом детей.
        - Всё равно интересно! О Древних!
        Джула посмотрела на Криса. До чего же она сейчас была хороша! Щёки раскраснелись от близкого жара, в глазах - отражение огненных искр, розовый язычок быстро облизнул сладкие от сиропа губы. Крис мысленно примерил к девушке непривычное ещё слово - «жена». Пройдёт несколько дней, и Джула станет его женой! Улыбнулся в ответ.
        Когда-то в незапамятные времена жили две сестры-Стихии, старшая - Земля и младшая - Вода. В наследство от родителей достался им дом-Мир, и хозяйничали они в нём по своему разумению. Старшая была умелица-рукодельница, младшая ей во всём помогала. Земля сотворила горы и долины, травы и деревья, зверей и рыб. Вода - реки и озёра, чтобы рыбам было, где плавать; ручьи и родники, чтобы поить зверей; тучи и дождь, чтобы поливать деревья и травы. Стал Мир пригожим, а сёстры любовались делом рук своих и радовались.
        Шло время, Вода взрослела, и начало ей казаться, что несправедливо устроен их дом, что всё в нём придумала Земля. Решила тогда младшая сестра сама сотворить что-нибудь. Но придумать ничего не смогла - ни фантазии, ни дара рукодельницы у неё не было. Один туман без формы, без цвета, без вкуса и запаха получился у Стихии-Воды. Увидела Земля это безобразие, засмеялась. Попросила убрать его, чтобы не портил он красу Мира. И родилась от этого в сердце младшей сестры Обида. Отказалась она выполнить просьбу старшей.
        Зато туман понравился самым злобным и отвратительным тварям: ленточникам, пузырям, шлейфокрылам. Начали они прятаться в нём и охотиться на других зверей. Возмутилась Земля такой подлостью, хотела изничтожить их, но отыскать не смогла. И во второй раз попросила тогда Воду убрать туман. А та радовалась, что сестра не может без неё справиться. И родилось от этого в её сердце Злость-Злорадство. Опять отказалась она выполнить просьбу старшей.
        Опечалилась Земля, но ничего не поделаешь - на двоих был завещан дом-Мир. С того дня стали сёстры жить порознь. Чтобы не мешать друг другу, создали времена года, Земля - Лето, а Вода - Зиму. И каждая правила Миром в своё время.
        Скучно было Земле одной любоваться творением рук своих. Придумала она людей. Хотелось Земле, чтобы они во всём на неё походили, были такими же выдумщиками и рукодельниками. Научила их строить дома из камня, шить одежды, зажигать огонь, ковать железо. Потому что были они самыми любимыми из детей её. Построили люди Город, стали жить в нём счастливо, любуясь Миром и прославляя Землю. Одно не по душе им было - туман. Боялись они его и ненавидели. Начали просить мать-Стихию избавить их от этой напасти.
        Очень любила Земля детей своих, угодить им хотела. Отправилась она к сестре, поклонилась и в третий раз попыталась уговорить, чтобы очистила та Мир от белой пакости. Удивилась Вода, что так дороги Земле её дети, и Зависть родилась в её сердце. Снова отказалась она выполнить просьбу старшей сестры.
        Ушла Земля ни с чем, а Вода тоже захотела иметь детей, подобных людям. Взяла она туман, добавила в него Обиду, Злость, Зависть и вылепила из всего этого хок. Одному научила мать-Стихия свои создания: высасывать из людей всю влагу, до капельки.
        Дождалась Вода, когда придёт её время править Миром, напустила туман на Город. Вышли из него хоки, разрушили дома, убили всех взрослых, а детей увели с собой на далёкие Запретные Озёра, где стоит Стеклянный Дворец, и туман не тает даже летом. Стали хоки выращивать детей человеческих, как люди выращивали репчатку и горох - себе на корм.
        Увидела Земля, что натворила сестра её, заплакала горько. А Вода только злорадствовала и кричала: «Убирайся вон, старуха! Я молодая и сильная, я теперь сама буду править Миром!» И верно, источились силы Земли, слабее сестры стала она. Но умения не растеряла.
        В сухих Восточных Лесах, в пещере, подальше от злых завистливых глаз Воды, вылепила она Великого воина - Вика. Остаток сил вложила в него Земля. Ростом Вик был на три головы выше самого высокого из мужчин, в плечах шире, чем ствол самого старого чернолиста. Сила в его руках была такая, что играючи мог он разорвать шлейфокрыла. А в жилах вместо крови тёк огонь. Потому бессильны против него были хоки и сама Стихия-Вода.
        Пришёл Вик к детям, увёл их с Запретных Озёр. Научил охотиться, ловить рыбу, собирать ягоды и грибы, строить хижины, выделывать шкуры и шить одежду. Возмутилась Стихия-Вода, наслала на Вика-Освободителя хок. Но не испугался Вик. Сел на своего железного крыла, взял огненный лук и повёл за собой людей.
        Не знала Вода, что из капельки своей огненной крови сделал Вик волшебное зелье - багрец, и роздал его охотникам. Достаточно багрецом облить хоку, как теряет она дарованную Водой власть. Не может улизнуть от стрел, стать туманом - затвердевает, превращается в скину. Всю свою силу и могущество скина вынуждена отдавать человеку. Она лечит болезни и заживляет раны, надевший её может не спать, не есть, не пить, не знает усталости, лесные твари для него не опасны, и даже хока не сможет выпить его влагу. Лишь об одном должен он помнить всегда: если носить скину долго, она прирастёт к тебе, и сам превратишься в хоку.
        Вик с охотниками убили много хок, а уцелевшие в страхе бежали на Запретные Озёра. Вновь установилось равновесие Зимы и Лета, Воды и Земли. Но мать-Земля постарела, не было у неё сил учить заново своих детей. Тогда Вик отправился в странствие, чтобы по крупицам собрать растерянные Знания Древних. И когда соберёт их - принесёт людям. Вернут люди своё могущество и заживут спокойно и счастливо, лучше прежнего.
        Крис проснулся, открыл глаза. По ту сторону затянутого плёнкой окошка было ещё темно. Но мочевой пузырь давил немилосердно - слишком много воды было выпито вечером после маминых медовок. Осторожно поднялся, переступил через сладко посапывающего Марика, завязал на бёдрах килт, тихо, стараясь не скрипнуть, отворил дверь.
        Утро едва намечалось светлой полосой на востоке. Большая Луна ушла, но Малая светила по-осеннему ярко. Вторая половина лютайра давала о себе знать - утром без пончо было зябко. Поёживаясь, Крис забежал за угол, брызнул звонкой струёй. Уф, сразу полегчало! Следовало и Марика разбудить, а то обпудится, выпил же не меньше…
        - Доброго утра!
        Крис вздрогнул от неожиданности, оглянулся. На порожке соседнего дома сидела женщина, и волосы её поблёскивали в лунном свете. Наверное, из-за этих песочно-жёлтых волос Мила получила прозвище Солнышко.
        - Здравствуй, - ответил. - До утра ещё о-го-го как долго! Ты чего в такую рань поднялась?
        - Не спится почему-то.
        Миле было двадцать, год назад она овдовела. Молодая здоровая женщина долго оставаться без мужа не могла. Весной Мила взялась выхаживать потрёпанного шлейфокрылом Ореста, но что-то у них не заладилось - в конце лета тот убрался восвояси. Приятелям объяснял - мол, Солнышко с виду смазлива, но в постели не слишком горяча. Верили ему мало, скорее «не слишком горяч» оказался сам Орест. Как бы там ни было, сейчас Мила жила без мужа, с двумя малолетними сыновьями.
        - Не спится? - удивился Крис. - У мамы сонная настойка должна быть, попроси.
        - Да не стоит забот! Душно в доме, вот и всё. Хочу к ручью сходить, умыться. Только темно, боязно одной.
        - Чего там бояться? Ещё не зима, пузыри из болот не выползли, крылы спят. А ленточников мы за лето извели вокруг посёлка.
        - Конечно тебе не страшно, ты же охотник. Взрослый совсем, сегодня на Длинное Озеро идёшь, подружку выбирать.
        Обычные слова женщина произнесла так, что Крис смутился. В самом деле, вернётся-то он в посёлок настоящим мужчиной!
        - Так что, проводишь вниз? - спросила Мила.
        Крис пожал плечами.
        - Пошли. Только нож захвачу на всякий случай.
        К тропинке они вышли по гребню склона за домами, чтобы не делать круг через посёлок. Мила обошла родничок, перешагнула журчащую в темноте струйку воды и направилась вдоль огородов к лесу.
        - Ты куда? - окликнул её Крис.
        - Раз уж есть у меня провожатый, пойду к заводи, искупаюсь.
        - В темноте? Не боишься?
        - Купаться? Так не весна, волосянок нет. И ты же сам сказал, что опасные твари вокруг посёлка не водятся.
        - Э-э-э… ладно, пошли.
        Каменец огибал Зелёный Холм с юга, затем убегал в лес и делал здесь петлю, образуя неглубокую тихую заводь. С середины лета и до поздней осени в ней купались все поселковые. Крис любил порезвиться в тёплой воде с ребятами из общего дома. А иногда они с Мариком, засев в кустах орешника на противоположном берегу, подсматривали за девчонками, обсуждали их прелести. Заметив это, те начинали визжать, не спеша, впрочем, натягивать юбки и лифы. Взрослые отвешивали излишне любопытным подзатыльники, но сильно не ругали. Смотреть на голых девушек Правила не запрещали. Купаться ночью, в одиночку, Крису никогда в голову не приходило. Понимал, что опасности нет, но всё же…
        Мила попробовала ногой воду.
        - Тёплая.
        Сбросила на траву пончо, развязала лиф. Крис быстро отвернулся. Услышал, как женщина засмеялась.
        - Как же ты меня охранять собираешься? - спросила. - Выползет что-нибудь из орешника, а ты и не увидишь!
        Он повернулся. Юбка уже лежала рядом с остальной одеждой, и Солнышко не спеша заходила в воду. Тело её, подсвеченное луной, белело на тёмной поверхности заводи.
        В самом глубоком месте у противоположного обрывистого берега взрослому было почти по грудь. Но Мила туда не пошла. На середине, где вода едва доходила до пояса, присела, с наслаждением раскинула руки.
        - Хорошо! Сразу полегчало.
        Какое-то время они молчали. Похоже, женщина рассматривала стоящего на берегу Криса. Потом встала во весь рост, пошла обратно.
        - Спасибо, что проводил. Люблю, когда никто не мешает.
        Чем ближе она подходила, тем яснее Крис мог разглядеть её тело. Груди у Милы были большие, округлые, с тёмными кружочками сосков. Бёдра широкие, круто переходящие в полные длинные ноги. Живот кругленький с ямкой пупка посередине. А ниже… Он потупил глаза.
        - А ты искупаться не хочешь?
        Солнышко уже была на берегу. Близко, только руку протяни. Тряхнула волосами, обдав Криса фонтаном брызг. Спросила со смехом:
        - Ты что, стыдишься меня? Почему? У меня всё то же самое, что у Джулы, разве что размером побольше. На неё ты ведь не боишься смотреть. И даже трогать, «по-детскому».
        У Криса перехватило дыхание от изумления.
        - Откуда ты знаешь?!
        - От Джулы. Да не пугайся - она мне по секрету сказала. Мы же с ней подруги, ты разве не знаешь?
        Нет, Крис не знал. Он замечал, что летом Джула часто помогла Миле возиться на огороде. Но сводная сестра об этом никогда не заговаривала, а он не расспрашивал.
        Солнышко подошла ещё ближе, положила руки ему на плечи. Её круглые, большие груди были тёплыми и мягкими.
        - Крис, послушай, Правила разрешают мужчине брать двух жён. А ты будешь самым смелым, самым ловким, лучшим мужчиной в посёлке. У тебя должно быть две жены. Мы с Джулой обо всём договорились. Во время Праздника ты выберешь её, а когда вернётесь, возьмёшь меня второй женой. Будем жить в моём доме, он совсем новый, прочный, большой. Запасов на зиму мы с Джулой сделали достаточно, мальчики у меня послушные. А после я тебе ещё нарожаю, сколько захочешь. Представляешь, как счастливо жить будем? Я и хозяйка хорошая, всё умею делать. В доме, на огороде. И в постели. Хочешь попробовать? Сейчас?
        У Криса голова закружилась от неожиданного предложения. Или от тёплого дыханья Милы, касающегося его щеки, от прикосновений больших влажных грудей, вздрагивающих при каждом движении? Если бы он и сказал «не хочу!», это ничего не меняло. Потому как килт его бесстыдно оттопырился и упёрся в бедро женщины.
        Мила расправила ногой лежащее на траве пончо, потянула Криса к себе: «Иди же!»
        Их с Джулой детские ласки не шли ни в какое сравнение со «взрослым». Крис потерял счёт времени, забыл, где он и что с ним. Лишь когда Мила замерла, вытянувшись на плотной кудлатой шкуре ворчуна, он поднял голову и огляделся. Должно быть, они долго любились. Малая Луна казалась тусклым пятнышком на синеющем небе, кроны обступавших поляну деревьев выглядели не чёрными - тёмно-зелёными, кусты орешника за ручьём проступали сквозь белёсую дымку.
        Крис рывком сел. Затем вскочил, схватил нож.
        - Что случилось? - Мила испуганно приподнялась.
        - Туман! Туман идёт по реке!
        - Откуда?! Ведь рано ещё?
        На ходу одеваясь, они побежали к посёлку. Под холмом висело белое облако. Клубясь, окутало кусты камышника вокруг родника, проглотило огороды на склонах, потянулось к нижним домам.
        Крис бежал впереди, то и дело оглядываясь, проверяя, не отстала ли Мила. Теперь они сделали круг, стараясь не забираться далеко в туман. И едва самая густота его осталась позади, Солнышко, не разбирая дороги, прямиком по огородам метнулась к дому. Крису не оставалось ничего другого, как рвануть следом.
        В посёлке пелена не успела сгуститься. Вслед за женщиной Крис заскочил внутрь дома, захлопнул дверь, набросил щеколду. Только тогда оба перевели дыхание.
        - Ма! - позвал детский голос.
        Сквозь проём двери в заднюю комнату Крис разглядел малыша, сидящего на лежанке и тянущего к ним руки. Мила шагнула к сыну, бросила в угол зажатое под мышкой пончо.
        - Не бойся, мама дома, - Она обеспокоено обвела глазами комнаты. - А где Каспер?
        - Каспер пи-пи.
        Женщина пошатнулась, как будто её ударили, дёрнулась назад, к двери.
        - Ты куда?! - перехватил её Крис.
        - Каспер снаружи!
        Противный холод пробежал по спине, заставил шевельнуться волосы на затылке. Раньше, чем Мила успела протянуть руку, он сбросил щеколду, чуть приоткрыл дверь. Женщина притиснулась к нему, вглядываясь через плечо в туман. Позвала:
        - Каспер! Каспер! Ты где?!
        И тут же из-за угла вынырнул мальчик.
        - Ма, я здесь!
        Подбежал, шмыгнул мимо посторонившегося Криса в дом. Мила сразу схватила его за ухо.
        - Ты где шлялся, паршивец? Сколько раз говорила, чтобы ночью в горшок писал! Мал ещё за угол ходить!
        - Я возле порога хотел. - Мальчишка захлюпал носом. - Вышел, гляжу - вы с Крисом куда-то пошли. Я думал, вы к родничку, побежал за вами, а вы - в лес. Я у родничка ждал-ждал, долго. А потом туман начался.
        - Эх ты, странник! - Мила отпустила ухо, потрепала сына по белобрысой головке. - Как же ты в тумане дом нашёл?
        - А меня тётя привела до самого угла.
        - Какая тётя?
        - Чужая, я её не знаю. У неё руки белые-белые. Сама большая, сильная, а как маленькая. Ходит голая, и сисей нету. Даже разговаривать не умеет!
        Каспер хихикнул. А Солнышко вздрогнула. Развернула сына за плечи, подтолкнула к двери в заднюю комнату, скомандовала сдавленным голосом: «Бегом спать!» И не в силах дольше сдерживаться, уткнулась лицом в плечо Криса, судорожно зарыдала.
        - Мила, ты чего? - растерянно спросил он. - Что случилось?
        - Ты не понял? Это же хока была!
        Крис остолбенел. Хока?! Кто же ещё - «…руки белые-белые, ходит голая…» Как сам не догадался! Он попытался освободиться, дотянуться к двери, но женщина уцепилась в его плечи.
        - Куда?
        - Я лук возьму! Хока в посёлке, надо же…
        - Не смей! Не пущу! Не оставляй меня одну, прошу… - и зарыдала в голос.
        Крис остановился, осторожно провёл рукой по жёлтым, как песок на берегу заводи, волосам.
        - Хорошо, не плачь только. Ничего страшного ведь не случилось. Детей хоки не трогают.
        Глава 2. Праздник
        Первый в этом сезоне туман держался недолго. Стоило солнцу подняться, и он ушёл, оставив обильную росу на траве. Но собравшихся идти к Длинному Озеру туман задержал. Старшие охотники, вышедшие провожать молодёжь, хмурились, качали головами. Так рано хока заглянула в посёлок - плохая примета. Из-за этих разговоров, из-за задержки настроение у Криса и его спутников упало, будто и не на Праздник собрались. Один Марик не унывал - что там хока по сравнению с предстоящим весельем! И в конце концов его радостная болтовня подействовала на всех. Утренние тревоги остались позади, едва стена чернолистов закрыла от путников Зелёный Холм.
        Этой осенью выбирать себе пару шли впятером: четвёрка приятелей и Лона Меченая, девушка рослая, длинноногая, груди выпирают из-под лифа как у взрослой женщины. Лишь родимое пятно в полщеки не позволяло назвать её красавицей. В посёлке жила и ещё одна ровесница Джулы и Лоны, но та уже была замужней - Салли-Белянку Охотник привёл на исходе лета издалека, аж из Старых Запруд.
        Первый привал они устроили ближе к полудню, когда добрались до развилки. От этого места одна тропа, поуже, бежала на запад к Грибной Поляне и Гнилому Ручью. Вторая, широкая, сворачивала на юг, к самой сердцевине заселённых лесным народом земель. По развилке проходила граница охотничьих владений зелёнохолмовских. Ни Крису, ни Марику, ни Тэду не приходилось пока что забредать дальше, а уж девушкам - и подавно. Место для отдыха здесь было превосходное - под кронами молодых голянок, собравшихся рощицей вдоль тропы, и тень казалась весёлой, светлой, не то, что в чернолистовой пуще. Лона сразу же растянулась на густой пахучей траве. Марик присел рядом, покосился на её длинные ноги. Не торопясь начал развязывать сумку. Поинтересовался:
        - Крис, бутыль с жусом у тебя? Мож, попробуем, а?
        - Ты что?! - тотчас вскинулась на него сестра. - Мама сказала - ни-ни до Праздника. Потерпеть не можешь?
        - Никто не узнает, если сами болтать не будем.
        Толстяк просительно уставился на Криса. Но тот в ответ отрицательно качнул головой:
        - Через лес идём. Мало ли, кого встретим.
        - Да кого средь бела дня на тропе встретишь? Разве что рыжка. - Марик еле увернулся от сестринского подзатыльника, окликнул второго товарища. - Тэд, ты что скажешь?
        - Я с Крисом согласен.
        Поняв, что оказался в меньшинстве, Марик разочарованно вздохнул, но канючить перестал. Какое-то время жевали молча. А затем вопрос Лоны повернул мысли всей компании в другую сторону:
        - Ребята, на Праздник ведь и речные приходят?
        - Само собой.
        - Ой, не хочу с речными парнями любиться.
        - Боишься, у них «дружки» слишком длинные? - Марик подмигнул приятелям.
        - Нет, на них чешуя рыбья, - вставил своё предположение Крис.
        Лона обиженно надула губы.
        - Перестаньте! Джула, хоть ты не смейся! Совсем не из-за этого. Вам, парням, хорошо, вы домой вернётесь. А нам в чужие посёлки потом идти. Речной край - это ж невесть где! Нет, я хочу поблизости мужа найти. Джула, а ты?
        - И я. - Джула быстро взглянула на Криса, улыбнулась. - Поближе выберу.
        - А я бы речную взял в жёны, - мечтательно протянул Марик, выуживая очередную лепёшку. - Берт говорит, они все с голыми сиськами ходят.
        - Это из-за сисек он два года подряд на Праздник шлялся? - Джула опять фыркнула. - Точно, Безголовый!
        - Он бы и третий раз пошёл, если бы Староста не вмешался, - подтвердил Крис.
        Весной Берта, так и не подобравшего за два года пару, заставили взять Элли Мальку, бывшую жену Охотника. Женщину во всех отношениях хорошую, но больно уж тихую и покладистую.
        - Бедная Малька! Я ей сочувствую. - Джула покачала головой.
        - Да уж, Берту такая жена нужна, чтобы по голове настучать умела.
        Заметив, что Марик отвлёкся на неосторожно оголившуюся грудь Лоны, Крис проворно высыпал оставшиеся лепёшки в сумку. Объявил:
        - Хватит объедаться, идти ещё долго. Да и на Озере не одни же маслины с рыбой лопать.
        Дёрнувшемуся было вслед за едой Толстяку достался только звонкий щелчок по лбу от Джулы.
        После развилки тропа сделалась натоптанней и веселее. Узкий коридор сквозь чащу чернолиста остался позади, теперь путников обступали рощицы голянок и трещоток, заросли лапника. А стоило миновать невысокую каменистую гряду, лес и вовсе подался в стороны, открывая огромные поляны, заросшие высокой, в пояс, травой. В последние денёчки лютайра солнце решило наверстать упущенное и грело почти по-летнему. Крис, Джула, Тэд этому радовались, зато Марику жара досаждала. Толстяк то и дело смахивал пот с лица, сопел, часто глотал воду из фляги. От этого потел ещё больше. И Лона скисла. Начала отставать, заныла жалобно, чтобы шагавшие впереди Крис и Джула шли медленнее.
        Миновали поляны, вновь к тропе подступили высоченные стволы чернолистов. Корявые буро-рыжие ветви переплетались высоко над головой. Сквозь густую листву к земле пробивались лишь отдельные солнечные лучи. Марик приободрился, рванул вперёд, обгоняя спутников. Скрывшись за поворотом, радостно завопил: «Э-ге-гей! Я озеро нашёл!»
        Лесное озерце лежало прямо на их пути, окружённое со всех сторон зелёной стеной. Манящее прохладой, прозрачное, так что видны самые мелкие камешки на его дне. Марик, не мешкая, бросил сумку на траву, скинул килт и с разбега сиганул в воду.
        - Ух, здорово! - Круглая радостная физиономия вынырнула чуть ли не на середине. - Водичка тёплая! Что, так и будете на берегу торчать? Как хотите, а до самого Каменобродья и умыться негде будет.
        Тэд неуверенно покосился на Криса, Лона - на Джулу. Эти двое тоже не прочь были окунуться, но не решались. В посёлке заведено было парням и девушкам купаться раздельно. Так то в посёлке! Крис вопросительно взглянул на сестру. Джула в ответ плечами пожала: «Хочется же искупаться, а?» - начала развязывать лиф. Это стало сигналом - Лона тут же последовала её примеру. Правда, перед тем, как сбросить юбку, обвела взглядом парней: «Вы же не будете подсматривать?» И сама первая захохотала, встретив оценивающий взгляд Марика.
        Толстяк и Лона плескались дольше всех. Крис с Джулой давно вылезли и улеглись сушиться, дежуривший первым Тэд успел окунуться к тому времени, когда они выбрались, наконец, на берег. Лона чуть постояла, раздумывая, а потом засеменила к зарослям орешника, пискнув:
        - Ой, не утерплю, описаюсь!
        Рухнувший было на траву Марик мгновенно вскочил.
        - Эй, постой! Не ходи по лесу в одиночку!
        Метнулся следом, на ходу кинув Крису:
        - Проверю, вдруг там ленточник или ещё какая гадость прячется.
        - Ты хоть нож возьми!
        - Мой «нож» всегда при мне!
        - Кое-кто не выдержал до Праздника, - констатировала Джула, когда задница Толстяка исчезла в зарослях.
        Крис осторожно покосился на её нагое тело.
        - Знаешь, сегодня утром я…
        Он запнулся, пытаясь подобрать правильные слова. Никаких «правильных слов» однако в голову не приходило. И Джула не спешила помочь. Даже не повернулась в его сторону, улыбаясь кончиками губ, рассматривала охотившуюся на травяных блох многоножку. Тогда, набрав побольше воздуха, Крис выпалил:
        - Мы с Милой любились по-взрослому.
        - Тебе понравилось?
        Крис облизнул губы. В голосе девушки не было ни обиды, ни вызова, только искренний интерес. Означать это могло одно - Мила сказала правду. Они обо всём договорились, и… не сомневаются в его согласии? Ха, он согласен, ещё как согласен!
        У лесного озера они задержались слишком долго, не рассчитали время. А дни в лютайре короткие, не летние. Солнце как-то быстро опустилось, затерялось в кронах чернолистов, и сразу же небо заволокли облака, не давая пробиться свету Большой Луны.
        На очередную гряду они поднялись уже в полной темноте. Марик, не останавливаясь, рванул вперёд, крикнув:
        - Считайте, мы на месте! Отсюда до Каменобродья рукой подать.
        - Ты откуда знаешь, не бывал же здесь никогда? Может, нам ещё идти и идти? - недоверчиво переспросила Джула, вглядываясь в черноту ночи. И впрямь, ни одного огонька не видно впереди.
        - А карта в Ратуше зачем? Я её наизусть помню. Идите за мной!
        «Рука», о которой говорил Марик, оказалась слишком длиной. Они шли и шли, а Каменобродье не появлялось. В конце концов Тэд остановился. Произнёс опасливо:
        - Ребята, мы не по тропе идём.
        - Как это, «не по тропе»? - возмутился Марик. Тут же с размаху наступил на сучковатую ветку. - Ах ты ж, болячка болотная!
        Тэд был прав. В сгустившейся тьме не то, что тропу отыскать, направление определить не удавалось.
        - Заблудились, - Джула первой осмелилась признать очевидное. Повернулась к Лоне: - Всё из-за вас с Толстяком!
        - Вперёд идти нужно, по любому на Каменец наткнёмся, - Марик не сдавался. - И тогда вдоль него - к посёлку.
        - Вперёд, это куда?! - рявкнула на него сестра, крутнувшись на месте. - В какую сторону? Деревья везде одинаковые!
        - За мной идите, у меня чутьё лучше, чем у ворчуна!
        - Стоп! - Крис решительно прекратил спор. - Никуда не идём. Здесь до рассвета остаёмся.
        - В лесу ночевать? Осенью? Да ты что? - возмутился Марик.
        - Крис, не надо в лесу, я боюсь, - тихонько заскулила Лона. - Я никогда в лесу не ночевала.
        Джула зло цыкнула на неё.
        - Раньше думать надо было! Вот приползёт пузырь, плюнет и начнёт ме-едле-енно заглатывать. А ты ни ручкой, ни ножкой пошевелить не сможешь. Одно и останется: сопли пускать да вспоминать, как сегодня в орешнике резвилась.
        Лона заплакала по-настоящему. Повизгивала противно, как подраненный слепыш, размазывала кулаками брызнувшие слёзы.
        - Не пугай её, - хмуро попросил сводную сестру Крис. Тронул Лону за локоть: - Нет тут никаких пузырей, успокойся.
        Ночёвка в осеннем лесу и его не прельщала. Но уж лучше у костра спать, чем топать в темноте по незнакомому лесу. В их маленьком отряде он оказался старшим охотником, хоть вроде и не назначал никто. Но раз больше некому, то решение ему принимать.
        Натыкаясь на острые сучья, бранясь или взвизгивая, они наломали сухих ветвей, сгребли палую листву. Когда затрещал огонёк, сделалось немного веселее. Распределили дежурства, замотались в пончо и легли, тесно прижавшись друг к другу. Крису, Тэду, Марику ночевать у костра за прошедшее лето приходилось не раз, но девушки остались в лесу впервые. Они долго ворочались, старались притиснуться к парням, мешали тем заснуть. Но потом день пути начал сказываться.
        - Крис, проводишь меня к заводи? Пока никто не мешает? - жарко шептала на ухо Джула.
        - Ночью? Темно, заблудимся.
        - Смотри, утро начинается.
        Она вскочила и, как была, не надевая лиф и юбку, скользнула в лес.
        - Постой!
        Крис попытался нашарить килт, но девушка уже исчезла среди стволов. Пришлось плюнуть на поиски одежды и бежать следом. Деревья сразу же расступились, неожиданно открывая озеро. «Как мы сюда попали? Это же день пути от посёлка?» - удивился Крис. Позвал:
        - Джула, ты где?
        Тут же увидел стоящую у кустов девушку. Он шагнул к ней… и застыл, будто пригвождённый. За её спиной не кусты шевелились - поднимался, собираясь клубами, густой, тягучий туман. «Уходи оттуда!», - хотел закричать Крис и не смог. Джула смотрела на него и черты лица её менялись, плыли, как клубы тумана…
        - А-а-а-а!
        Подброшенный отчаянным визгом, Крис вскочил на ноги, сжал в руке нож.
        - Там… ленточник! - Лона, невесть как перескочившая костёр, тыкала пальцем на продавленную её телом ямку. - Он у меня по ноге полз!
        Крис сердито зыркнул на стоящих поодаль приятелей. Разбираться, кто заснул во время дежурства, сейчас было некогда. Кивком головы приказал идти за собой. Они осторожно, крадучись, окружили разворошённое ложе и сваленные в кучу сумки. Подошли ближе. Ещё ближе. Ошалевшая от крика золотянка выронила украденную лепёшку и застыла, тараща на них глазки-бусинки. Кажется, испугана она была не меньше, чем Лона.
        Крис выдохнул, повернулся к девушке.
        - Вот он, твой ленточник.
        - Ох и наглая тварь! - Марик вытер выступившую на лбу испарину, замахнулся ногой на безобидного, в пол-ладони грызуна. - А ну кыш!
        Опомнившись, зверёк юркнул в темень, блеснув напоследок искоркой шкурки в свете затухающего костра.
        - А я думала, ленточник. - Проводив его взглядом, Лона виновато хихикнула. - Оно по ноге как побежит, я чуть не описалась со страха! Я же трусиха, не то, что Джула.
        Марик хмыкнул.
        - Да ты орёшь так, что все ленточники в округе разбежались. Я и сам чуть не драпанул. Ладно, чё стоять-то? Спать давайте. Тэд, твоя очередь дежурить.
        После происшествия с золотянкой ночной лес уже не пугал, и под весёлый треск костерка Крис заснул почти мгновенно. Недавний сон он забыл.
        Каменобродье они увидели, едва поднялись на пригорок. Джула оглянулась и застыла, широко распахнув глаза.
        - Ух… ну мы олухи!
        Все дружно повернули головы. В двух сотнях шагов лес обрывался тянущимися до самого посёлка огородами. В темноте они умудрились сделать немалую дугу вокруг него. А ведь стоило пройти немного, подняться на пригорок, и увидели бы огоньки в окнах домов.
        - Я предлагал идти, не послушали. - Марик расплылся в самодовольной улыбке. - Золотянок ловить захотели. Интересно, что каменобродские подумали, когда Лону посреди ночи услыхали?
        Вскоре они вошли в Каменобродье. Но всё равно опоздали - ребятня из соседних посёлков отправилась дальше на рассвете. Марик предложил не мешкая спешить вдогонку, но остальные дружно воспротивились. Впереди ждал самый длинный участок пути - до Крикунов топать полный световой день бодрым шагом. Перед такой дорогой следовало хорошо отдохнуть и выспаться.
        Своих северян они так и не догнали, зато на полпути от Крикунов к Лапникам наткнулись на таких же опаздывающих ребят с восточных окраин. А на исходе девятого дня добрались к Длинному Озеру.
        Рощи маслин, тянущиеся вдоль тропы от самых Сладкоежек, поредели, ушли в сторону, и вся их шумная ватага вывалилась на огромную, сначала плоскую, а затем полого убегающую вниз поляну. Крис не сразу сообразил, что путешествие закончилось, что стоит он на вершине знаменитого Весёлого Холма. Незаметно для себя они поднялись по его северному, лесистому и пологому склону. Каким же огромным оказался этот холм! Десяток посёлков могло разместиться здесь, и тесноты никто бы не почувствовал. Под холмом, далеко внизу вытянулось, охватив его полукругом, озеро, сверкающее золотом в лучах уходящего на запад солнца. И туда же на запад, в зелёную дымку лесов устремлялась Река. Там лежала странная для лесных жителей земля речного народа.
        На южном склоне деревья не росли, лишь сухая колючая трава и стелющийся по земле цепкий кустарник. Только у самой воды склоняли гибкие ветви не виданные Крисом плакальщицы. Здесь много было такого, что раньше он пытался представить себе по рассказам старших. Это озеро (столько воды - в одном месте?!), рощи маслин, облепленных сладкими сизыми ягодами, лежащие на берегу длинные деревянные штуки речных… лодки! Но самое необычное было за озером. За узкой полосой светло-зелёного леса расстилалась… у Криса дыхание перехватило. Невозможно представить тянущуюся до самого горизонта пустошь, покрытую желтоватой травой. Степь. Голова кружилась, таким огромным оказался мир. И земли лесного народа - маленький его кусочек, который можно пройти насквозь за каких-то девять дней!
        - Что вы столбами стоите? И так опоздали! Солнце садится, а нужно ещё шатёр в порядок привести. Завтра же Праздник начинается! - сердито поторопила Джула.
        Крис наконец смог оторвать взгляд от дали и посмотрел, что творится вокруг. Сколько же народа здесь собралось? Раза в два больше, чем жило в их посёлке. Да нет, куда там в два! Просто из-за размеров поляны это не бросалось в глаза. Вдоль обступивших вершину маслиновых рощ тянулся длинный ряд шатров - по одному от каждого посёлка. И везде сновали незнакомые парни и девушки. Кто-то ремонтировал временное пристанище, прилаживал новые жерди, кто-то тащил охапки травы для подстилок, кто-то вытряхивал содержимое сумок. А другие уже знакомились, рассказывали о путешествии, хохотали. Крис принялся было считать и сбился. От новых лиц рябило в глазах.
        Не у одного Криса голова закружилась от впечатлений. Марик бормотал, чуть не давясь слюной:
        - Крис, Крис, смотри, сколько здесь девок! А вон там, справа, смотри! Это же речные! Бородавка мне на всю задницу, самые настоящие речные девки!
        В их посёлке жила лишь одна женщина с Реки - Аня Чёрная, прозванная так за цвет волос и чересчур смуглую кожу. А здесь её соплеменниц и соплеменников собралось, пожалуй, больше, чем лесовиков.
        - Да смотри же, смотри, вон, две прямо в нашу сторону идут! И сиськи торчком! Значит, не врал Безголовый!
        Крис и сам не мог отвести глаза от проходивших мимо девушек. Те были совсем не похожи на жительниц леса. Волосы коротко обрезаны, даже на плечи не ложатся, и одеты странно - лифов не носят, юбки коротенькие. Не юбки, а широкие полоски блестящей зеленоватой кожи, обёрнутые вокруг бёдер.
        Та, что ниже росточком, скользнула взглядом по Крису и вдруг удивлённо распахнула зелёные, как молодая малька, глаза. Даже шаг замедлила. Спутница её, о чём-то тараторившая, покосилась на парней, поймала взгляд Марика, правильно оценила, куда именно тот направлен, хихикнула, сильнее выпятила грудь. А затем зашептала что-то на ухо подруге и потащила её дальше.
        Толстяк сглотнул заполнившую рот слюну, толкнул Криса локтем в бок, прошептал:
        - Видал? Речная девка на тебя запала. Эх, быть бы мне таким красавчиком! Я бы их всех…
        Крис отвесил ему дружеский подзатыльник.
        - Не вздумай меня здесь Красавчиком называть! И наши девчонки ничем не хуже речных.
        Но смуглое скуластое личико в обрамлении чёрных до синевы волос, широко распахнутые ярко-зелёные глаза, вздёрнутый носик не хотели выветриваться из памяти. И звенели в голове слова, не произнесённые, но услышанные: «Ой, какой красивый парень! Вот бы с ним…»
        Пришла ночь, и Джула прижималась к нему в темноте шатра, шептала на ухо, стараясь не разбудить Тэда - Марик и Лона слонялись где-то в поисках приключений, - что завтра они смогут выбрать друг друга и стать мужем и женой. Но если Крис очень хочет, то можно не ждать. Можно сбежать в рощу, никто не заметит - многие так и поступали. И пусть Крис делает с ней то же, что с Милой тогда у заводи. По-настоящему, по-взрослому.
        В рощу они не пошли. Спали до полудня, потом объедались маслинами, знакомились с соседями, ломали сухостой и таскали на поляну дрова. А вечером, когда солнце коснулось горизонта, начался Праздник. Едва вспыхнул огромный костёр в середине поляны, едва прорезали воздух дробь барабанов и звуки свирелей, как Крис увидел рядом вчерашнюю зеленоглазую незнакомку. «Что же ты сидишь?! Пойдём плясать! Тебя как зовут?»
        А девушку звали Рита. Посёлок её со странным названием Изумрудный стоял где-то далеко на юго-западе, на самом краю мира, где было много рек и озёр, а леса считай, что и не было. Так далеко, что лодкам пришлось десять дней подниматься против течения. И мужчины там не умели охотиться на ворчунов, слепышей и рыжков, а вместо этого ловили рыбу и огромных головачей - страшилищ, способных в миг отхватить руку или ногу неудачливому пловцу длинными острыми зубами. Женщины в том краю не выращивали репчатку, не собирали грибы, орехи и корешки любника, зато умели плести сети из волокон камышника, вялить и коптить рыбу. Горох же там рос сам по себе и множество съедобных трав и ягод, о которых Крис никогда не слышал. В речном краю не делали и не носили одежду, довольствуясь повязкой из кожи головача, потому что и зимой там было тепло. И ещё в том краю почти не водились шлейфокрылы, а пузырей и ленточников мужчины истребили много лет назад.
        Вот только туман появлялся там даже летом. Накатывал внезапно с севера, со стороны Запретных Озёр, и оставался надолго, так что нельзя было пересидеть его по домам. Потому и хоки приходили за речными людьми чаще.
        Веселье, раз начавшись, уже не прекращалось. День, ночь перестали существовать, слились в бешеный круговорот. Терпкий жус пьянил. А ещё больше - музыка, смех, кружащаяся толпа, странный аромат южного ветра и множества молодых женских тел, жар костра и сладость ягод. И близость Риты. Когда Крис овладел ею первый раз - это было как сон. Или, может быть, это она им овладела? Какая разница, если понравилось обоим? Они любились снова и снова. Сначала убегали в рощу, в тень маслин, когда Праздник набрал полную силу - прямо у костра, на поляне, рядом с множеством других, захваченные сумасшествием страсти пар. Тело Риты было мягче и нежнее, чем у Джулы, более упругим и юным, чем у Милы. Впрочем, сравнивал Крис в первый день. А затем лишь погружался в него, забывая обо всём.
        В одно из редких мгновений, когда Риты не было рядом, к нему подошла Джула. Чем занималась сводная сестра эти дни, с кем была, Крис понятия не имел. Даже не вспоминал о земляках. Вынырнет из толпы лицо Марика или Лоны, редко - Тэда и опять исчезает, уносимое водоворотом Праздника.
        - Крис, ты не забыл? - спросила.
        - О чём? Почему ты такая хмурая? Праздник, веселиться нужно!
        - Веселись. Развлекайся с речной. Но в жёны ты обещал выбрать меня!
        Крис прикусил язык. Всё, что было между ними в Зелёном Холме, сейчас казалось таким далёким. Джула как в детстве превратилась в любимую сестрёнку, товарища по играм. Но жена… при чём здесь жена? Он отрицательно помотал головой.
        - Вот и хорошо, что не забыл! Я подожду до конца Праздника. Я же понимаю, ты мужчина, тебе надо любиться с женщинами.
        Крис ничего не ответил. До конца Праздника было далеко.
        Они сидели вдвоём, обнявшись, на берегу озера. Смотрели на звёзды, на опускающуюся за южные степи Малую Луну.
        - Знаешь, когда я слушала рассказы старших о Празднике, то даже не представляла, как это будет на самом деле. - Рита провела узкой маленькой ладошкой по щеке Криса. - А ты?
        - И я не представлял. Ожидал, что будет здорово. Но здесь не просто здорово, здесь…здесь как в сказке!
        - Какой ты миленький, Крис!
        «Миленький…» Непривычное слово. У речного и лесного народов язык был один, но выговор, да и отдельные словечки различались. Иной была манера вести себя, жесты. Всё же они жили так далеко друг от друга! Для большинства Праздник останется первой и последней встречей с людьми из чужого племени.
        Рита и Крис подумали об этом одновременно.
        - Крисик, ты лучший парень, какого я видела. Самый красивый, самый нежный, самый ласковый. Жаль, что ты не из речного народа. - Она опустила голову ему на плечо. Грустно вздохнула. - Праздник закончится, ты уведёшь к себе ту рыжую, что вертится вокруг. А меня забудешь.
        Серебристая лунная дорожка, бегущая через озеро, мерцала в такт стуку её сердца. Тук-тук, тук-тук, совсем близко. Мягкая упругая грудь, уже такая знакомая, родная, прижималась к его груди. Крис, больше не раздумывая, не сомневаясь, зашептал слова, что давно вертелись на языке:
        - Рита, наши мужчины приводят жён из речного народа. Правила не запрещают, наоборот! Это женщины боятся уходить далеко от родных мест.
        - Я не боюсь…
        - Она не боится, она просто не пойдёт с тобой!
        Крис и Рита вскочили. Из темноты к ним спускался высокий худощавый парень. Загар был заметен даже при свете луны, тёмные волосы завязаны на затылке в пучок. Явно - из речных. Девушка уцепилась в руку Криса, пояснила:
        - Это Глеб. Он…
        Пришелец не дал времени объяснить. Глядя надменно сверху вниз, процедил сквозь зубы:
        - На Празднике всем разрешено любиться со всеми, это Правило, да. Ты можешь любить Риту, как и любую девушку здесь. Но ты делаешь это три дня подряд, не многовато ли, лесной? Пора поискать другую подружку!
        - С какой стати ты мне указываешь? Сам топай искать подружку! Рита вольна выбирать себе парня, какой понравится. Это тоже Правило, или у вас, речных, не так?
        - Она выбрала - меня! В Правилах не сказано, что выбирают в последний день. Можно хоть в первый, едва загорится костёр и начнётся Праздник. Вы, лесные, это забыли?
        Крис осёкся. Глеб говорил верно. Увидев замешательство соперника, речной властно протянул руку девушке.
        - Пошли к костру. Я соскучился по тебе, я хочу тебя. Помнишь, как мы в первый раз любились? Ночёвку в Лиловом помнишь?
        Рита отступила за спину Криса.
        - Ты всё врёшь, я тебя не выбирала. А что было во время плавания - это не считается. Это «по-детскому».
        - Как «по-детскому»? - Глеб пошатнулся от неожиданности. - Ладно, пусть. Но здесь, в первый день…
        - Ты всё врёшь!
        Парень опустил руку, отступил на шаг.
        - Я никогда не врал. А ты… хочешь выбрать его? Идти с ним на северные болота? С лесным? Они же грязные и трусливые!
        У Криса кулаки сжались сами собой. Пусть речной выше на голову - ничего не значит! Дать ему снизу в челюсть, узнает, кто тут грязный и трусливый! Нет, нельзя, Правила запрещают драться во время Праздника. Но и стерпеть такое невозможно. При Рите!
        - Они не грязные! - Рита больше не пряталась за его спину, шагнула вперёд, втискиваясь между соперниками. - Не веришь? Пойди проверь - полюбись с какой-нибудь лесной девчонкой!
        - Уже! Пусть не грязные, но воды они боятся, это точно! Ты видела, чтобы хоть один сунулся в озеро глубже, чем по пояс?
        - У них настоящих рек нет, где они плавать научатся?
        Крис мягко отстранил девушку.
        - Я умею плавать. Не хуже тебя, речной. Зато ты леса боишься!
        - Да? Доказать сможешь? Айда на тот берег озера и обратно? Не бойся, фору дам.
        - Не нужна мне твоя фора! Ты тоже доказывай - там, в лесу, высокий чернолист стоит. Найди его и принеси ветку. Сейчас, в темноте!
        Рита испугано вертела головой. До неё начало доходить, что затевается нечто поопаснее драки.
        - Ребята, вы что? В темноте через озеро? В лес?!
        - Скоро утро, пока переплывём, светать начнёт, - Крис старался говорить уверенно.
        Глеб хмыкнул.
        - Ты и до полудня не переплывёшь. Но спор есть спор. Кто первый ветку принесёт, тот Риту в жёны берёт. Согласен?
        - Согласен!
        Крис выпалил, не задумываясь. Опомнился, виновато повернулся к девушке. Глеб тоже сообразил, что поспешил ставить условие. Выбор зависел не только от них двоих. Рита сделала шаг назад, зажала кулачками рот. Затем вздохнула, покачала головой. И неожиданно засмеялась.
        - Вы дураки, один другого стоит. Думаю, ничего с вами не случится, искупаетесь лишний раз, да исцарапаетесь в чаще. Здесь никакого зверья не водится, это все знают. Так что плывите, развлекайтесь.
        - А ты что? Обещаешь выбрать того, кто первым ветку принесёт? - Глеб хмуро покосился на соперника.
        - Обещаю! - Рита презрительно выпятила губку. - Но до конца Праздника буду любиться, с кем захочу. Понятно?
        Вода в озере оказалась тёплой, плыть было легко. Сначала Крис пытался грести быстро, чтобы не отставать от соперника, но вскоре понял, что Глеба ему ни за что не догнать. Наоборот, выдохнешься в самом начале, ещё хуже будет. Вся надежда оставалась на лес. Пусть-ка речной порыскает в рассветной полутьме, поищет дерево! Крис специально взял правее, чем нужно, а тот и не заметил. А говорит, «видел»!
        Всё же озеро было слишком широким, куда там их заводи! Сверху, с холма, казалось, что до противоположного берега рукой подать. А уже и Риту в темноте позади не видно, и куда плывёшь - тем более. Лишь «плюсь-плюсь» впереди - Глеб наверняка смакует победу.
        Небо начало сереть, но до восхода солнца было далеко. До берега и подавно. Крис поплыл медленнее - руки устали. Ёш ты в пень, как далеко! Он плыл, плыл, плыл, плыл… Наконец из полутьмы выступили кроны деревья. От их вида стало легче. Крис попытался разглядеть голову соперника впереди. «Плюсь-плюсь» больше слышно не было. На берег выбрался? Пусть себе - вон, деревья совсем близко.
        Плюсь, плюсь. Голова Глеба вынырнула из серой мглы.
        - Разворачивайся!
        - Чего это? - не понял Крис.
        - Что, сам не видишь?! Туман идёт!
        - Какой туман? Откуда? Не бывает тумана во время Праздника!
        - Это на том берегу не бывает, а здесь - вон он!
        Крис вгляделся внимательнее. Точно, над водой стелилась белёсая пелена, потому и казалось, что деревья в воздухе висят. И тут же ступни его коснулись мягкого речного песка. Обидно! Зазря, получается, такое озеро переплыл.
        Глеб поравнялся с ним.
        - Чего застрял? Силёнок нет назад плыть?
        - Найдутся силёнки. А врут, оказывается, что речные в тумане охотиться не боятся.
        - Врут?! Охотиться я не боюсь, но у нас с тобой ни луков, ни ножей, ни острог нет.
        - Так здесь и зверья крупного нет. Чего бояться?
        - Чего? - недоверчиво переспросил Глеб. - А то ты не знаешь, чего.
        - Не слыхал я, чтобы хок на Длинном Озере видели.
        - А я не слыхал, чтобы кто-то ночью на эту сторону плавал.
        Крис переминался с ноги на ногу. Берег был так близко, и чернолист он мигом найдёт. Только туман… но ведь Рита обещала!
        - Как знаешь, я рискну.
        Он осторожно погрёб к берегу. Глеб ругнулся под нос, поплыл следом.
        Берег перед ними изогнулся, образовывая невидимый прежде заливчик. Сразу сделалось мелко, по пояс. Но и туман здесь был гуще.
        Лёгкий всплеск раздался впереди. Ещё. Странные звуки. Будто шлепки по мокрой коже и бульканье. Крис замер как вкопанный. Ни один известный ему зверь так не шумит. Оглянулся вопросительно на Глеба, а тот уже медленно пятился, выпучив глаза и прижимая палец к губам: «Сматываемся, пока живы! Это хоки играют!» Бесшумно погрузился в воду и что было силы погрёб прочь от берега.
        Крис испуганно присел. Хоки?! Они же видят сквозь туман! От них не спасёшься бегством, тем более, вплавь. Лук нужен и стрелы. Но где их взять?
        Странные звуки не прекращались. Но и не приближались. Может, хоки не заметили его? Какая разница тогда, куда уходить с этого опасного места? Туман скоро рассеется, Глеб сбежал, так что можно не торопиться, отсидеться в лесу до восхода солнца. Крис осторожно, стараясь не выдать своё присутствие всплеском - даже дышал через раз, - направился к берегу. Хорошо, кусты камышника начинались от самой воды и были такими густыми, что ничего сквозь них не увидишь. Забравшись подальше в чащу, он перевёл дух.
        Чернолист Крис нашёл без труда и к берегу возвращался, сделав большой крюк вокруг облюбованного хоками заливчика. Когда он вышел к воде, туман успел рассеяться, и озеро, золотистое в лучах восходящего солнца, не казалось таким уж широким.
        Рита и Глеб ждали его. Вернее, девушка ждала, а у парня при виде вернувшегося соперника лицо вытянулось.
        - Ты живой? - Рита бросилась навстречу, помогая выбраться из воды.
        - Угу, - промычал в ответ Крис. Не было сил разжать зубы, чтобы выпустить ветку.
        - Брось её, я и так тебя выбрала! - Она засмеялась, оглянулась на Глеба: - Так кто здесь трусливый?
        Речной ничего не сказал, лишь желваки заиграли под кожей. Молча развернулся и покарабкался вверх по склону.
        Глава 3. Взрослая жизнь
        Праздник закончился. Ещё вспыхивали язычки пламени в груде золы, ещё посмеивались, перебрасывались шутливыми напутствиями парни и девушки, ставшие теперь взрослыми, ещё многих пошатывало после декады любви и моря выпитого жуса. Но Праздник закончился.
        О предстоящем разговоре с Джулой Крис и думать не хотел. Знал, что нужно сочинить какое-нибудь оправдание, но заставить себя не мог. Даже когда вёл свою избранницу к зелёнохолмовскому шатру - не мог. А говорить ничего не пришлось. Тэд выскочил навстречу, закричал радостно: «Крис, Крис! Джула согласилась стать моей женой!» Крис рот открыл от изумления, - не могло всё так удачно сложиться! Но радость друга была искренней, и стоящая позади Рыжок улыбалась хоть и с вызовом, но вполне дружелюбно. Он выдохнул облегчённо и принялся знакомить друзей с Ритой.
        Лона вышла за парня из соседних Орешников, так что тоже была вполне счастлива. Одному Марику не повезло. Точнее, как сказала сестра, жадность сгубила. Слишком много хорошеньких мордашек было вокруг, слишком много сладких девичьих прелестей захотелось попробовать. Он до последней ночи не верил, что Праздник заканчивается, что пора остановиться. И обнаружил, что выбирать-то не из кого. Оставшиеся без пары девицы были до того несимпатичны, что вести такую жену домой Толстяку самолюбие не позволило. Впрочем, горевал Марик недолго. Они ещё не дошли до Лапников, как он шепнул Крису на ухо: «Ну их, этих писюх! Перезимую у мамы, а там пристроюсь к какой-нибудь вдовушке. Хотя бы к Миле. Видал, какие сиськи у неё? Мя-а-гонькая, наверное!»
        От мысли, что его первая женщина возьмёт Толстяка в мужья, Криса покоробило. Всплыли в памяти утро у заводи, влажные прикосновения её тела. Он отказался от Джулы ради Риты и нисколько об этом не жалел. Но от Милы он не отказывался! Во время последней ночёвки в Каменобродье Крис рассказал Рите о намерении взять вторую жену. Та не удивилась и не обиделась - у речного народа были те же Правила, что у лесовиков. Обещала согласиться, если Мила ей понравится.
        Зима в этом году выдалась ранняя. Месяц ивибиль не закончился, а на Зелёный Холм уже легли туманы. Плотная грязно-белая пелена рассасывалась хорошо, если к полудню, и вновь начинала сгущаться, как только солнце уходило за горизонт. Женщины целыми днями отсиживались по домам, шили одежду из шкур, что мужья добыли за лето, плели подстилки и покрывала, перебирали запасы. Да и охотники в одиночку не осмеливались наведываться в ближний лес. Зима - сезон Стихии-Воды.
        Дом, выделенный Крису и Рите, стоял на самом краю посёлка, у ведущей к роднику тропы. Древняя развалюха пустовала с позапрошлой зимы, молодожёны и не чинили её толком, посчитав это пристанище временным. Зимовать Крис твёрдо надеялся в уютном опрятном жилище Солнышки. А получилось не так. Рита своё согласие дала на третий день пребывания в Зелёном Холме, лишь бы убраться скорее из перекошенной, пропахшей сыростью хибары. Но Мила видеть рядом с собой неожиданную пришелицу с Реки отказалась категорически. Обескураженному Крису объяснила попросту: «Ты её выбрал, может, для тебя так и лучше. Но мне твоя Речная не нравится».
        А декадой позже к Миле перебрались жить Тэд и Джула. Это стало неожиданностью для всех в посёлке, в том числе для самого Тэда. Марик поделился с другом своими сомнениями: «За что Молчуну радости привалило - сразу две жены? Сестрёнка ему ещё так-сяк подходит, но Солнышко! С ней Орест не совладал, а Молчун и подавно на сок изойдёт». И Крису выбор Милы показался странным. Но мало ли странностей случается в мире?
        А затем стало не до размышлений.
        Крис проснулся, едва снаружи начало сереть. Не от унылой этой серости проснулся, - сквозь прорезь окна, затянутую помутневшей от времени плёнкой, утренний свет в дом почти не просачивался, - выработанная за год привычка сказывалась. Полежал немного, собираясь с силами, потом осторожно выскользнул из-под тёплого Ритиного бочка, из-под широкого плетёного одеяла, подаренного мамой. Жена причмокнула во сне, повернулась на спину. Крис представил, как сладко было бы прижаться к её разомлевшему ото сна телу, понежиться… Ничего не выйдет, сегодня его очередь на утреннее дежурство. Робик и Косоглазый уже смену выглядывают.
        Он вздохнул, ощупью пробрался к кувшину с водой, плеснул в лицо, прогоняя сонную одурь. Завязал килт, сунул нож в перевязь, натянул пончо, взял приготовленные с вечера лук и колчан со стрелами, осторожно приоткрыл дверь. Туман. Такой же непроглядный как вчера, и позавчера, и третьего дня. Угол соседнего дома еле угадывался тёмным пятном, а за ним - плотная серая завеса. Для охотника вся надежда на уши. Услышать противника легче, чем увидеть.
        Крис постоял у двери, медленно перебирая приходившие из тумана звуки. Вроде бы всё спокойно. Поёживаясь не столько от утренней прохлады, сколько от шевелящегося внизу живота страха, медленно пошёл вверх по тропинке к Ратуше. Всего ничего пройти - пять сотен шагов, - но жутко. Летом, при солнце, каждая кочка в посёлке знакома, с закрытыми глазами любой дом найдёшь. А сейчас не так.
        Проплыл в тумане дом Щербатого Тима. Спит, наверное, под бочком у молодой жены. Весь посёлок спит - зима, торопиться некуда. Только дежурная смена сидит на крыше Ратуши, всматривается, вслушивается, внюхивается в непроглядную мглу. Крис подумал о напарнике. Интересно, Марик также топает с верхней части посёлка? Наверняка. Мама Энн не забудет выпроводить нежданно-негаданно вернувшегося в родительский дом великовозрастного дитятю.
        Слева показался дом Старосты. Крис вздохнул облегчённо - можно сказать, дошёл. Следующие площадь и Ратуша…
        - Ай! - сдавленный детский крик донёсся откуда-то справа.
        Крис замер, прислушался. Нет, тихо. Ребёнок выскочил за дверь по нужде да наступил на острый камешек. Или… «Ма… ма…» - то ли крик, то ли плач, то ли стон. Не поймёшь, громко или тихо, далеко или близко. Страшно.
        Стрела привычно легла на тетиву. Стараясь разобраться, откуда доносится зов, Крис сделал шаг, второй… и тут звонко ударил набат. Дежурные что есть силы лупили в железный лист, разгоняли всех под защиту домов. Шлейфокрылы над посёлком!
        Крис присел, не в силах преодолеть внезапную слабость в ногах. Бегом, спасаться! Ратуша близко, только площадь перебежать! Если успеешь. Нет, вот же прямо перед носом дом Лохматого Дика. Свернуть за угол и тарабанить в двери - пустят!
        Но ребёнок продолжал звать. Стиснув зубы, Крис проскочил мимо спасительного дома, дальше в туман. Навстречу вынырнули навесы, гора заготовленного хозяйственным Диком сухостоя. Обогнул всё это и упёрся в заднюю стену следующего дома. Не сообразить в тумане, чей. Но гадать, куда это он выскочил, и не требовалось - под стеной, неподвижно вытянувшись, лежало маленькое худенькое тельце. Всклоченные светло-русые локоны, дикий ужас в глазах. А в ногах шевелился бурый влажный мешок.
        Криса передёрнуло от отвращения. Пузырь! Отбросив бесполезный лук, он выхватил нож и.… куда же эту мерзость бить? Ни головы, ни лап, только безразмерная пасть и желудок. Тварь успела вывернуться наизнанку, начала обтягивать ступни девочки. Быстро, ничуть не заботясь о стоящем рядом охотнике. Желудок без мозгов! Парень одним махом рассёк стягивающую ноги ребёнка грязную липкую плёнку. Существо дрогнуло, выпуская жертву, съёживаясь. Высунулись откуда-то глаза на длинных усиках. Нельзя допустить, чтобы оно успело назад вывернуться! Снова плевать начнёт.
        Крис полоснул ещё раз. Ещё и ещё, пока тварь не развалилась пополам. Брезгливо отбросил кончиком лезвия части. Не услышал, не почувствовал, что творится за спиной. Но в голове опять запищало: «ма!»
        Не стараясь понять, он отпрыгнул в сторону, перевернулся на лету. Огромный шлейфокрыл, не успев остановиться, ударился о стену дома, вцепился острыми как лезвия ножей когтями в брёвна прямо над головой девочки. Крис вскочил, беспомощно оглянулся на лежащий в пяти шагах лук. Прыгнуть, поднять, натянуть тетиву… не успеет! Тварь отталкивалась от стены, готовая вцепиться в тело ребёнка. Не думая, что делает, он с размаху всадил нож в огромное серое крыло.
        Нет, не всадил. Острый клинок скользнул в сторону, и тут же сокрушительная сила отшвырнула Криса. От удара головой об стену из глаз брызнули искры, на миг всё опрокинулось во мрак. А в следующий - шлейф заслонил весь мир, и у самого лица Криса растопырились когти. Десятки маленьких хищно загнутых лезвий.
        Шлейфокрыл обиженно заверещал и круто взмыл вверх, исчез в тумане. Не понимая, что случилось, Крис проводил взглядом тёмную тень, и лишь потом расслышал крик над ухом: «Ты цел? Идти можешь? В дом скорее, пока они не вернулись!» Рик Борода сжимал в одной руке лук, другой старался приподнять дочь. Набат разбудил его вовремя.
        В этот раз всё обошлось, шлейфокрылы улетели без добычи. Старшие охотники уважительно похлопывали Криса по плечу, хвалили за убитого пузыря - не каждый рискнул бы остаться снаружи, заслышав набат. И одновременно подтрунивали, склоняя на все лады попытку схватиться врукопашную с крылом. Впрочем, что следовало делать, не брался подсказать никто. Если бы не стрела Бороды, девочку тварь бы разодрала, но Крис за это время мог успеть убежать. Или, если такой смелый, поднять лук и попытаться подстрелить хищника, увлёкшегося потрошением добычи. Девочка в любом случае была обречена. Сегодня ей повезло дважды подряд.
        Крис же не мог выбросить из головы другого - как она умудрилась звать на помощь, если была обездвижена пузырём? У неё ведь и губы, и язык занемели. А если не звала, то как он услышал?
        В последнюю декаду люсора стало совсем худо. День проходил за днём, а туман и не собирался открывать солнце. Разве что редел ближе к полудню, но ненадолго. О вылазках за пределы посёлка не было и речи, к соседям бегали и то с опаской.
        Когда стали заканчиваться запасы хорошей воды в домах, Докторша отправилась к Старосте. Решали, что опаснее: организовывать поход к роднику, либо ждать, пока полпосёлка подцепит поносную болячку.
        Староста решил. Вдоль тропы, вокруг зарослей камышника, на отдалённых окраинах посёлка встали охотники, прикрывая сновавших вниз-вверх женщин и детей. Понятно, защита эта была от ленточников и пузырей. Случись налёт шлейфокрылов, всех не убережёшь.
        Крис стоял в самом низу тропы, там, где она изгибалась и ныряла в кусты к звонко журчащему роднику. Всматривался до боли в глазах в белую пелену. Слушать бесполезно - топот ног за спиной, шуршание стеблей, плеск зачерпываемой воды заглушали звуки, способные выдать подкрадывающегося хищника. Выскользнет прямо над головой крылатая тень, первой стрелой и попасть не получится. А вторую успеешь на тетиву положить, только если крыл не тебя в дичь наметил.
        От этого напряжённого всматривания, от ожидания начало ломить затылок. Крису хотелось одного - чтобы поскорее это закончилось. А не заканчивалось. Они что, всю воду собираются вычерпать?! Лишь когда перед глазами тёмные пятна поплыли, он услышал: «Всё, уходим!» Слова командующего внизу Тима будто выдернули какой-то стержень внутри. Руки, сжимавшие лук, сами собой опустились: «Фу-у-у!» Крис понимал, что ещё надо самому наверх подняться, до дома дойти. Но это ерунда! Главное - женщины и дети по домам сидят, а ватага вооружённых до зубов охотников сумеет за себя постоять.
        Рита ждала его дома. Лежала, вытянувшись на топчане.
        - Ох, я и устала! Натаскала воды - до конца зимы хватит.
        - До конца зимы о-го-го сколько. - Крис снял оружие, потянулся, стараясь расслабить затёкшие мускулы. - Да у нас и посуды в доме нет, чтобы такой запас сделать.
        - Три ведра притянула и пять кувшинов. А они такие огромные!
        - Всего-то?
        - Ты думаешь, легко? Это тебе не с луком стоять, по сторонам глазеть.
        - Разве у вас не так за водой ходят? Когда туман?
        - У нас полгода туман, но воду целыми озёрами в дом не таскают. Нужно - пошла к родникам, набрала, принесла ведро. И вдвоём с мужем, а не всем посёлком. По Изумрудному я и в туман не боялась гулять. Наши мужчины мерзость всякую в посёлок не допускают!
        Крис пожал плечами, думая, как объяснить различие между речным краем и лесным. Не успел - в дверь забарабанили.
        - Крис, Крис! Открой, это Марик!
        - Что-то случилось?
        - Мама пропала! - Ввалившийся в дом Толстяк был серым, как туман снаружи. - Она только раз к роднику сходила - немоглось ей последние дни, - дальше Рикки сам воду таскал. Говорит, сначала приходил, мама дома, а потом - уже нет. Он думал, она отдохнула и снова к роднику пошла. Но её никто не видел больше, я всех соседских женщин оббежал. Не ходила она второй раз!
        - Не паникуй. - Легко сказать, «не паникуй», у Криса самого всё оборвалось внутри. - Бежим к Щербатому, к Старосте. Поднимаем охотников!
        Докторшу долго искать не пришлось. Она лежала за собственным домом под навесом для дров. Высохшее, готовое рассыпаться в пыль от любого прикосновения тело.
        - Как же так? Мы же рядом были, куча людей по посёлку бегала. И никто не видел! Почему?!
        Марик изо всех сил старался, чтобы слёзы не прорвались, не брызнули из глаз. Не пристало мужчине плакать. Крис ощущал то же самое, не мог даже слово произнести. Да и зачем? Это не ленточник, не пузырь, не шлейфокрыл. Тут не убережёшься. За каждым рано или поздно приходит хока.
        Остался позади люсор, затем - риэльч. Зима закончилась, отдав своей повелительнице ещё двух женщин и одного охотника. И шлейфокрылы несколько раз находили добычу. Но жизнь в посёлке продолжалась, следуя заведённому давным-давно распорядку.
        Дни сделались длиннее, туманное утро - короче. В преддверии весенних дождей женщины вышли на ближние огороды - тыкать в землю жёлтые зёрна гороха, отложенную на посадку мелкую репчатку. Самые смелые или бесшабашные возились и на дальних, у непривычно прозрачного из-за поредевшей листвы леса. Впрочем, на это в Зелёном Холме редко кто отваживался. Слишком много тварей сползлось к человеческому жилью за зиму, охотники лишь начали чистить окрестности. Дальние огороды предназначались для второго, летнего урожая.
        Иметь дом на нижнем краю посёлка оказалось очень удобно. Вышел за дверь - и вот он, твой огород. Во всяком случае, Крис считал, что им с Ритой в этом повезло. Каждый вечер, возвращаясь из лесу, он с удовольствием рассматривал свой клочок земли, представлял, что скоро на нём зазеленеют первые всходы. Пока однажды возившаяся на соседнем участке младшая из жён Щербатого, Фера, не окликнула его:
        - Крис, там Рита не захворала? Я могу помочь с посадкой. Или ещё с чем…
        Фера была одной из тех женщин, что смотрели на него с плохо скрытым вожделением, а на его речную жену - с завистью. Конечно, она была хорошей соседкой, предложение помочь звучало вполне искренне. Но… Крис знал, что некоторые молоденькие жёны старших охотников позволяли летом уводить себя подальше в лес и там задирали юбки. В посёлке тайны долго не держались, слабых на передок бабёнок знали наперечёт. Прямого запрета на такие вольности в Правилах не было, но за обман следовало наказывать. Так что время от времени обиженные мужья мутузили своих неверных подружек, стараясь отбить тягу к блуду. Сизый фингал под глазом у соседки Крис замечал не раз.
        - Сами справимся, - отмахнулся он.
        - Ну как хочешь. А то я смотрю, Рита третий день на огороде не показывается.
        - Третий день?
        Крис недоумённо оглядел клочок земли. Не похоже, чтобы жена засадила его полностью. Скорее наоборот, бросила, едва начав. А ведь семян у них в достатке - мама успела позаботиться.
        Рита и не собиралась отказываться:
        - Я устала, у меня руки болят. Все пальцы этой штукой посбивала. - Она презрительно кивнула на валявшуюся в углу мотыжку с присохшими комьями земли.
        - Но ведь все женщины этим занимаются. Это их работа.
        - Только лесные в грязи ковыряются! Я - не лесная, я лучше сети плести буду!
        - Зачем нам сети? - опешил Крис. - Мы не на Реке живём, у нас женщины репчатку…
        - А я не хочу! - Рита вскочила с подстилки. - Не хочу в грязи ковыряться. Ты мой муж и охотник, вот и позаботься о пище!
        - Как это? Мясо лесных зверей не едят.
        - Какая разница? Если ты охотник, можешь добывать шкуры, выменивать на рыбу, на репчатку вашу дрянную, в конце концов. А я, когда придёт лето, буду в лесу ягоды собирать, грибы, эти, как их… орехи! Почему так нельзя?
        Крис почесал затылок.
        - Я не смогу столько шкур добыть, чтобы на год хватило. Всё равно огород сажать надо, так все делают. И Аня Чёрная, а она тоже с Реки пришла. Репчатка вкусная, ты привыкнешь…
        - Не хочу!
        Неожиданно Рита лукаво улыбнулась. Подошла, мурлыча, провела подбородком по его плечу.
        - Крисик, миленький, я понимаю, одному тебе тяжело будет столько охотиться. Но есть же и другие мужчины, они помогут.
        - С какой стати другие охотники нам шкуры отдадут? У них свои жёны есть.
        - Но я же самая красивая у вас в посёлке. От меня не убудет, зато мы с тобой сможем больше отдыхать.
        Лишь теперь Крис понял, на что намекает жена. Понял, но не поверил. Кровь хлынула к щекам от возмущения.
        - Что?! Ты хочешь… Этим все речные женщины промышляют?
        Рита, сообразив, что сболтнула лишнее, мигом отскочила назад.
        - Нет, только самые красивые! Можно подумать, у вас женщины с одними мужьями любятся! Можно подумать, я за зиму сплетен не наслушалась, и ничего не знаю! Да вот та же Фера! Её половина ваших мужчин перепробовали!
        - Пусть так, - согласился с общеизвестным Крис. - Но шкуры с охотников она за это не требует. Такое и в голову никому не придёт!
        - Потому что дуры!
        Рита фыркнула, опустилась на топчан. Покосилась через плечо на стоящего в растерянности мужа. Объявила:
        - Ладно, о других мужчинах я так сказала, к слову пришлось. Блудить я не собираюсь. Но и в огороде ковыряться не буду! Если хочешь, чтобы я тебе детей рожала, думай, как меня и их кормить будешь.
        Придумать Крис не смог ничего. Потому на следующий день, вернувшись из лесу, взял мотыжку, семена, и отправился на огород. Соседи поглядывали удивлённо, но не расспрашивали. Много есть странного в мире!
        Правда, двумя днями позже в лесу во время привала Орест поинтересовался ехидно: «Красавчик, так я не понял, ты Речную в жёны взял или она тебя? Может, завтра она с нами в лес пойдёт, а ты уж бабскими делами займись, не отвлекайся?» Берт Безголовый гыгыкнул, но тут же заткнулся от увесистого тумака по рёбрам, отвешенного Мариком. Крис промолчал. Нет больше мамы Энн, не к кому обратиться за советом. За хорошим советом. Потому как Староста, Щербатый, даже Марик твердили одно: «Поучи хорошенько Речную, вся блажь у неё и пройдёт».
        Огород он не успел посадить и до половины. Месяц поллейн принёс долгожданные дожди, тёплыми струями смыл остатки тумана, напитывая землю живительной влагой. Рита радовалась, словно ребёнок. Сбросила опостылевшую лесную одежду, обернула вокруг бёдер принесённую с Реки повязку и плясала, с удовольствием шлёпая по лужам. Крис любовался женой, и заботы о потерянном урожае отступали.
        К концу поллейна Марик обзавёлся женой. Хорошей, доброй, покладистой. Единственно, в семейной жизни неудачливой. Элли была на год младше Толстяка, но так сложилось, что он оказался у неё третьим мужем. «Плохая примета», - шептались поселковые женщины. Но верить в бабские приметы мужчина не обязан, а пятимесячный Малькин сынишка Марика и вовсе не смущал. Не удивительно, если вспомнить, кто папаша ребёночка. Дети Охотника вырастали крепкими, здоровыми и смышлёными. А второй муж Элли… То, что Безголовый Берт когда-нибудь пропадёт по глупости, понимали все. Но не думали, что случится это так скоро, на восемнадцатом году его жизни.
        В тот раз охотники отправились прочёсывать лес вдоль ведущей на запад тропы и севернее, до самых Топких Полян. Дело было долгое, опасное. Потому шли большой ватагой во главе с Тимом, охотником опытным, вторым по старшинству мужчиной в посёлке. Начинался день удачно. Вдоль тропы было чисто - пара молодых ленточников, по глупости пытавшихся затаиться на почти голых ветвях чернолиста, не в счёт. А после полудня и дождь, несколько раз принимавшийся поливать лес, окончательно прекратился. В разрыв тучи выглянуло солнце, весело заиграло на мокрой траве, листьях. Тим выбрал место посуше и объявил привал - перед самой трудной частью работы следовало хорошо отдохнуть и подкрепиться.
        Ели в основном молча, перебрасываясь редкими, скупыми фразами.
        - Летом пахнет. - Тим растёр в руках молоденький листик, понюхал, зажмурился от удовольствия. - Слава Матушке-Земле, перезимовали, кажись.
        - Да, лето все любят. - Орест вытер прилипшие к губам крошки, завязал сумку. - Особенно молодые бабёнки. Летом можно от щербатого мужа в лес убежать, дырку молодому стручку подставить.
        Охотники с интересом повернули головы к старшим. Щербатый был мужиком умным, необидчивым. И шутить умел правильно. В отличие от Ореста.
        - Что ты злой такой, а, Кривой? Верно говорят, нельзя охотнику долго без жены жить.
        - Да лучше без жены, чем с блудкой. Опять свою Феру будешь из кустов выволакивать?
        - Фера бабёнка молодая, потому и свербит у неё между ног. Я ей кулаком двину, на декаду утихомирится. Зато в постели сладенькая и деток здоровых рожает.
        - Так ты же не знаешь, от кого они!
        - Какая разница, все наши, зелёнохолмовские.
        - А я бы выгнал!
        - Ты бы выгнал… да гнать некого. Злой ты, потому и бабы от тебя шарахаются. Вон, Мила предпочла с Молчуном второй жить, чем с тобой первой.
        Орест заскрежетал зубами, готовясь выплюнуть очередную гадость. Но Тим уже поднялся, предостерегающе махнул рукой.
        - Хватит о бабах сплетничать, привал окончен! Впереди Топкие Поляны, место опасное, наверняка парочка пузырей там поселилась.
        То, что они нашли на опушке полян, где рыжие стволы чернолистов подёрнулись сизо-зелёной плесенью от сырости, а под ногами чавкала предательская топь, было хуже пузырей. С ветвей свешивались большие серые коконы, - гнездовье отроившейся стаи шлейфокрылов. Взрослая самка и восемь молодых, недавно вылупившихся самцов. И ещё один кокон, не похожий на остальные: склеенные затвердевшей слюной тушки золотянок, рыжков, слепышей, куски разодранного ворчуна. И среди этого месива плоти - вырванные из суставов человеческие ноги, руки, выпотрошенный торс, не сразу разберёшь, мужской или женский, детское тельце с запрокинутой белобрысой головкой. Стая собрала неплохой запас на летнее межсезонье.
        - Ах ты ж, болячка болотная! - Тим в сердцах цыкнул сквозь выломанные передние зубы. - Сколько вас налупилось за зиму! Да близко как гнездовье устроили. Совсем обнаглели, тварюги поганые.
        Солнечный свет усыплял шлейфокрылов, делал беспомощными, лишь прочная кожа защищала их от зубов и когтей мелких дневных хищников. Но не от наконечников стрел, выплавленных из чудесного камня Древних! Охотники, не торопясь, смакуя сладкую месть, расстреливали стаю, пока Щербатый не махнул рукой.
        - Хватит! Думаю, все подохли. Теперь нужно кому-то наверх залезть, сбросить их вниз. И заодно срезать то, что они жрать собирались. Негоже мертвецов в таком виде оставлять.
        - Берт наверх лезет! Берт - лучший лазальщик по деревьям!
        Безголовый, не дожидаясь разрешения, сунул лук и колчан стоящему рядом Тэду и, ловко подпрыгнув, начал карабкаться по стволу чернолиста. Тим сплюнул досадливо, предупредил:
        - Осторожней, там скользко!
        - Берт - лучший лазальщик! - Безголовый уже был наверху и с интересом разглядывал содержимое кокона: - Дитёнок наш, я узнал! А второй… Это баба, только без головы! Не, не наша! У нас этой зимой крылы баб не уносили, тока дитёнков. Может, из Грибной Поляны? У неё родинка над пупком, никто не знает?
        - Безголовый, ты на кой туда полез? - возмутился Орест. - Сбрасывай эту дрянь вниз! Быстро!
        - Ага! Берт быстро всё сделает!
        Безголовый подцепил ножом основание сплетённого из затвердевшей слюны кокона. Охотники внизу поспешно расступились. «Бац» - кокон шлёпнулся, разбрызгивая в стороны комки грязи и вонючую жижу. Что случилось в это время на дереве, не видел никто. Испуганно-удивлённый вопль - и Безголовый уже внизу, загребает ногами воздух, насаженный низом живота на длинный, остро обломленный сук.
        - Берт… Берт… упал… скользко… Ти-им, больно! Очень больно внутри… - Он ещё попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынула, пенясь, кровь.
        Вдовство Мальки продолжалось недолго. Понимая, что соперники найдутся, Марик выждал девять дней - срок, установленный Правилами, - и отправился к Старосте требовать жену.
        Поллейн минул, а вместе с ним и затяжные весенние дожди. Туманы окончательно убрались на дальние лесные болота, солнце припекало почти по-летнему, и будто радуясь его живительным лучам, забушевала молодая зелень. На огородах пока что работы было мало - земля, обильно напитанная влагой, ещё не нуждалась в поливе, сорная трава лишь кое-где успела пробиться сквозь набирающую силу ботву репчатки и гороха. Зато лесная страда для женщин уже началась - месяц моджаль принёс редкий по щедрости урожай стеклянки. А мужчины, почистив окрестности от зимних тварей, занялись настоящей охотой.
        Крису почему-то не везло. Всей добычи за две декады - шкурка рыжка, да пара слепышей. Позор! Это не шло в сравнение даже с корзинками стеклянки, регулярно приносимые Ритой. В отличие от огородных дел, возиться с ягодами жена не отказывалась. Сушила, давила на сок, но больше всего ей нравилось собирать эти упругие полупрозрачные шарики, выискивать их на укромных лесных полянах. Каково же было изумление Криса, когда, вернувшись в очередной раз пустым из лесу, он увидел растянутую под навесом шкуру молоденького ворчуна. Потрогал недоверчиво - впрямь свежая, недавно сняли.
        Рита возилась тут же за домом, ворошила сохнущие на солнце ягоды.
        - Шкура откуда? Орест подарил. - Пожала плечами в ответ на вопрос мужа.
        - Орест? Подарил? За что? - не поверил Крис. Щедрость Кривого не укладывалась в голове. Вспомнился разговор месячной давности.
        - Да, подарил, - настойчиво подтвердила Рита. - Он сам живёт, без семьи. Много ему нужно? А нам пригодится.
        - Не мог Кривой за так шкуру отдать. Ни за что не поверю! Ты что с ним… блудила?
        - Да что ты выдумал?! - Рита вскочила, возмущённо поджала губы. - Ни с кем я не любилась, кроме тебя! Говорю подарил, значит, подарил!
        Крис растерялся. В щедрость Ореста он всё равно не верил. Но возмущение Риты выглядело так искренне…
        Два дня он старался убедить себя, что жена не врёт, а потом не выдержал. Сославшись на хворь в животе, остался дома. Терпеливо выждал, пока ватага женщин с корзинками скроется в лесу, и тайком отправился следом.
        Пришлось сделать порядочный крюк, чтобы соседи не догадались, куда он идёт, так что ягодниц Крис догнал далеко от посёлка, там, где у основания невысокой гряды начинались овражки, тянущиеся к Каменцу. Стеклянка любила расти в укромных местах, среди прелой листвы, под защитой шипастых зарослей злобника. Ягодницы рассыпались по овражкам, только смех и весёлые возгласы подсказывали, кто где находится. Но голоса Риты слышно не было, сколько не прислушивался.
        - Ой, да это Крис! - Из-за кустов на дне показалась голова вездесущей Феры. - А я думаю, кто там сверху топчется? Охотишься, да?
        Она отбросила за ухо растрепавшиеся пряди светло-русых волос, улыбнулась лукаво.
        - Ага. - Крис для убедительности снял с плеча лук.
        - Понятно! Дичь дальше, возле реки пасётся. В камышнике.
        - Какая дичь? - Он тоже неуверенно улыбнулся.
        - Твоя, твоя, не сомневайся. А что за дичь, не знаю. На рыжка не похожа, на золотянку и подавно. Не наша. Должно быть, с речного края забрела.
        Фера звонко засмеялась. Ответом ей послышался смех из соседних овражков. Чувствуя, что щёки становятся пунцовыми, Крис побежал кромкой оврага к речке. Смех давно смолк, и голоса остались позади, а ему всё казалось, что спину жгут насмешливые взгляды женщин.
        Стенки оврага расступились, превращаясь в невысокий обрыв. Между ним и берегом речки стелилась каменистая отмель, заросшая сочным, ярко-зелёным камышником. Крис остановился, повертел головой, решая, куда идти. И почти сразу услышал чьё-то быстрое и шумное дыхание. И ещё вскрики иногда. Крадучись, двинулся на звук.
        Рита стояла голая, упираясь руками в ствол росшей посреди камышника трещотки. Такой же голый Орест прижимался к её оттопыренной заднице. Пальцы парня сами собой сжались в кулак. Нет, так нельзя, не годится затевать сейчас драку! Он взрослый охотник, не может нарушать Правила, - драться из-за бабы. Крис попятился. Стараясь не оглядываться - а голова сама, нет-нет, да и норовила повернуться в ту сторону, где всё ещё слышен был визг, - вскарабкался вверх по склону. Огляделся, убедился, что никого нет вокруг, и напрямик, не разбирая дороги помчался к посёлку.
        Рита вернулась ближе к полудню. По обыкновению, мурлыча что-то, поставила корзинку с ягодами, присела рядом с мужем, нежно коснулась пальчиками плеча.
        - Крисик, как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
        - Да, теперь мне хорошо. Теперь мне очень хорошо! - Не в силах сдержать ярость, он перехватил её руку, резко вывернул в суставе. - Теперь я точно знаю, что моя жена - блудка!
        - Ай! Ты что, мне больно!
        - Больно?! А знаешь, как мне было больно слушать твой визг и смотреть, как ты Кривому задницей подмахиваешь?
        Размахнулся, саданул ладонью по подлому личику. Удар отбросил Риту на пол, из носу брызнули капельки крови. Но Крис уже завёлся. Подскочил к жене, дёрнул за короткие тёмные волосы, заставляя приподняться.
        - Больно, да? Правильно мне говорили, что поучить тебя надо! Я думал, что ты меня… а ты… а ты… ты вонючая речная тварь! Эх, какой же я дурак был! Джула в десять раз лучше тебя!
        Он готов был хлестать ещё и ещё по ставшему вдруг ненавистным лицу. Если бы Рита попробовала сопротивляться! Но она вместо этого жалобно заскулила.
        - Крисик, миленький, пожалуйста, не выгоняй меня! Куда я пойду? Со мной никто водиться не хочет. Я не думала, что здесь всё будет таким чужим. Правильно, что ты меня бьёшь - я блудка, знаю! Но ведь меня всё рано в посёлке ненавидят! Всё равно будут обо мне гадости рассказывать! А с Орестом я согласилась любиться не потому, что он мне нравится. Он специально делает, чтобы мне больно было. Но он же шкуру принёс! И ещё принесёт. Для нас! Я же вижу, как ты надрываешься и на охоте, и дома. Хочешь, чтобы мы лучше жили, а я как тебе помогу? Не одними же ягодами! Если бы мы на Реке жили, я бы сети ремонтировала, рыбу вялила, рассол готовила. Я умею, меня мама всему научила. А здесь? Я не привыкла в ваших проклятых огородах ковыряться! Я за три дня все пальцы в кровь сбила. Ноготь сорвала до мяса! Так что, из-за этого я хуже, чем другие жёны? Чем Джула твоя? Я не хуже! Я красивее всех женщин в посёлке! Каждый мужчина захочет со мной любиться! Почему я не могу этим заработать? Что, меня убудет?
        Крис растерялся. Выпустил волосы, отступил. Жена уткнулась лицом в кулачки, зарыдала громче.
        - Крисик, миленький, я же для нас старалась. Бей меня, если хочешь, только не выгоняй! Пропаду я здесь…
        Крис поиграл желваками. Посмотрел на руки. Большие, сильные. Девчонке с одного удара лицо разбил, молодец! А осенью на Длинном Озере не думал, каково ей будет в незнакомом краю? Конечно, не думал! Ни о чём тогда думать не хотел. Так сейчас навёрстывай, а не кулаками маши!
        - Не пропадёшь, - буркнул он хмуро. - Ничуть у нас не хуже и не тяжелее жить, чем в речном краю. Просто немного по-другому. Привыкнешь за лето. А там деток рожать начнёшь, поселковые своей и признают.
        - Так ты… меня не выгонишь?
        Рита робко подняла голову. Багровый кровоподтёк расползался по её левой скуле.
        - Куда я тебя выгоню? Не к Кривому же. Этот гад, что, бил тебя?
        - Крисик, ты самый лучший! Я для тебя всё, что хочешь сделаю! - Рита подползла к нему на коленях, прижалась щекой к ноге. - А Орест, он хуже, чем бил. Знаешь, как он любится с женщинами?
        - Прекрати! И знать не желаю! Верни ему эту паршивую шкуру и впредь не смей таким заниматься!
        - Крисик, послушай. - Рита облизнула губы, во взгляде её страха уже не было. - Шкуру я ведь почти отработала. Всего три разочка осталось. Жалко же возвращать - что я, зря терпела? И шкура не паршивая, хорошая. На неё можно пять больших корзин репчатки выменять.
        Крис сморщился, словно от зубной боли. Махнул обречённо рукой.
        - Поступай, как хочешь!
        Знать, что твоя женщина блудит с кем-то - тем более, с Кривым! - было мерзко. Несколько дней Крис жену игнорировал. Старался отодвигаться на край топчана, чтобы не прикоснуться лишний раз, и немедленно пресекал всякие попытки ласк. Но плоть жила по своим правилам, вынуждая выбирать - либо пользуйся собственной женой, либо чужой. Фера не отказала бы, но прятаться по кустам Крису было противно.
        А затем случилась беда.
        Глава 4. Скины
        В тот раз Крис уговорил Марика забраться подальше на север, с ночёвкой в лесу. Толстяк долго капризничал, выискивая причины для отказа. Согласился лишь, когда решили идти вчетвером, с Тимом и Малышом Робиком. Жалеть не пришлось - загнали матёрого ворчуна и мелочи всякой набили. Но и вымотались они к вечеру второго дня предостаточно. Домой возвращались, еле ноги передвигали.
        Суету у своего дома Крис заметил, едва вышли из рощи кислиц. А когда приблизились к холму, навстречу сорвался Тимов старший. Закричал на бегу:
        - Крис, Крис! Иди скорее! Там Речная помирает!
        Мигом забыв об усталости, Крис рванул к хижине.
        Рита лежала, накрытая до подбородка пончо, только левая рука снаружи. Вернее - культя, завёрнутая в измазанную красным тряпку. А рука, обрубленная чуть не по локоть, валялась в стоящей рядом миске, до половины заполненной кровью. Пятна крови были на полу, на подстилке, на руках сидевшей в изголовье Ани Чёрной, Докторши теперь, после смерти мамы Энн. И воздух в доме пах кровью. Да ещё - какими-то травами и дымом от недавно растопленного очага.
        - Хорошо, что успел. А то я боялся, что мне придётся. Не люблю такими делами заниматься. На! - Рик Борода шагнул к Крису, протянул нож. Спохватился: - Нет, твой поострее будет. Ладно, не нужен я больше здесь.
        Поспешно выскользнул за дверь. А Крис испуганно обвёл глазами оставшихся - Докторшу, Феру, сестрёнку Тину.
        - Что случилось?
        - Её носач укусил за руку, - ответила Аня.
        - Где?! - охнул Крис. - Почему яд сразу не остановили?
        С носачами люди старались жить мирно, по-соседски. Проку от маленькой серой шкурки не было никакого, питались зверьки всякой дрянью - многоножками, личинками древоеда, слизнями, - на человеческую пищу не зарились. Наоборот, в окрестностях их нор можно было собирать грибы, ягоды, орехи без опаски наткнуться на затаившегося ленточника. И не нападали на людей зверьки никогда, уступали дорогу. Разве что огрызнуться могли, когда сам, зазевавшись, не заметишь в прелой листве серую спинку и ткнёшь в неё рукой либо ногой. Тогда следовало не мешкая сделать надрез, высосать яд вместе с кровью и прижечь ранку огнём или горячим железом. Если не оставлять яд надолго в крови, то для человека он был не опасен. Однако если оставить… Вскоре в месте укуса проступала сыпь, мелкие розовые пятнышки, как бывает, когда лист крапчатки заденешь. Но эта сыпь не проходила сама собой, а расползалась по коже. Начинало знобить, словно болотная хворь прицепилась. Потом яд пробирался в голову и выжигал всё, что там есть.
        - Я не знала! - кривясь от боли, то и дело всхлипывая, Рита попыталась оправдаться. Как будто Крис винил её в случившейся беде. - У нас такие не водятся. Я стеклянку рвала, сунула руку в куст, а он там сидит. Маленький, почти как золотянка. Я и не видела даже! Руку отдёрнула, смотрю - след от укуса. Подумала, что само пройдёт.
        - Что же ты никому не сказала?!
        - А она одна в овражках осталась, - с готовностью начала объяснять Фера. - Специально, чтобы не видели, с кем блудить будет. Думаешь, один Орест у неё между ножек пасётся? Пфе! Видно, торопилась корзинку набрать, вот и не смотрела, куда руку суёт. Поделом!
        - Рот прикрой! - Докторша грозно глянула на разговорчивую соседку. - А лучше иди-ка отсюда.
        Фера возмущённо фыркнула, но перечить Докторше не посмела. В дверях оглянулась.
        - Если какая помощь понадобится, зовите.
        Обращалась вроде бы ко всем, но смотрела при этом на Криса. Когда дверь за ней закрылась, Аня пояснила:
        - Рита ко мне пришла, когда сыпь увидела. Да пока я выпытала, что случилось. Надежда была, что яд только в руке, что с кровью выйдет… Зря мучила девочку.
        Она осторожно загнула край пончо. Пятнышки покрывали плечо, грудь, шею. Больше слов не требовались - и так понятно, что жить Рите осталось всего-ничего. Скоро она начнёт кататься по полу от нестерпимой боли, не помня себя и не узнавая никого вокруг. Потому Борода и протягивал нож.
        Докторша отодвинула в сторону пончо, посмотрела на Криса, спросила:
        - Нам выйти или остаться? Как для тебя сподручнее?
        Рита поняла, о чём речь, заскулила громче. Пальцы уцелевшей руки вцепились в подстилку на топчане.
        - Крисик, миленький, сделай что-нибудь! Я не хочу умирать!
        Аня ласково коснулась её головы, убрала спутанные пряди наверх.
        - Не бойся, девочка. Твой муж хороший охотник. Он всё сделает быстро, больно не будет. Ты просто заснёшь.
        Рита всхлипнула. Закусила губы, зажмурилась, послушно запрокинула голову, подставляя шею. Шея была такой тоненькой, беззащитной. Голубая жилка пульсировала едва заметно. Как раз в том месте, куда надо… Крис потянул нож из чехла, к горлу подкатил колючий комок.
        - Аня, но ведь в голову яд не попал? - Он попытался ухватиться за соломинку. - Может, есть какое лекарство?
        - Ты же видишь - кровь испорчена. Нет от этого лекарства.
        - А скина?! Скина лечит все болезни!
        - Ты уже взрослый, чтобы верить в сказки. Скина не лечит, она лишь добавляет человеку силы, чтобы бороться с болезнью.
        - Какая разница?! Если мы наденем на Риту скину, она не умрёт!
        - Не умрёт. Но испорченная кровь так в жилах и останется. Снимем скину, и болезнь вернётся.
        - Аня, моя мама была Докторшей! Я видел, как лечат болотную хворь, другие болезни. Рано или поздно, на место дурной крови приходит хорошая. Разве я не прав?!
        - Прав. Но это не болотная хворь. Нужно очень долго носить скину, пока вся кровь не заменится. Два месяца, или три, я не знаю. За такое время скина потеряет почти весь свой багрец. А если кто заболеет? На охоте поранится? Что потом делать? - Она покачала головой. - Нет, Крис, Староста не согласится.
        - Но в посёлке есть и другие скины! У мамы Энн была, у Щербатого Тима…
        Докторша нахмурилась.
        - Крис, ты что говоришь? Те скины уже старые. Их нельзя надевать на такой долгий срок, а то мало ли… Лучше умереть, чем такое!
        Крис знал. «Скина прирастёт к тебе, и сам превратишься в хоку». Сколько в этом сказки, а сколько правды, не ведал никто. Однако случаи, когда надевшие скину уходили неизвестно куда, на памяти жителей зелёнохолмья были. И никто не предпочёл бы такое смерти.
        Но Крис ещё цеплялся за призрачную надежду.
        - Любую старую скину можно обновить багрецом.
        - Где он, этот багрец? - отмахнулась Докторша. - Только в старых сказках и остался. Я и не видела его никогда. И никто не…
        - Я видела, - вдруг подала голос Тина, до этого тихо сидевшая в углу. - У Охотника есть.
        - У Охотника? - Докторша удивлённо оглянулась на девочку.
        А Крис уже понял. Разумеется, у Охотника должен быть багрец! Иначе как бы он добывал скины, чтобы платить за жён?
        - Но у него нужно уметь просить, он странный, - продолжала девочка. - Мне багреца не даст.
        Крис смахнул со лба выступившую испарину.
        - Я сумею! Аня, я достану багрец! Прошу, одень на Риту поселковую скину, пока я другую принесу. Я быстро!
        Докторша неуверенно покачала головой.
        - Если так… Всё равно с неё глаз нельзя спускать ни днём, ни ночью. Я тебе в этом не помощница.
        - Я помогу, - опять встряла Тина. Улыбнулась брату. - Так уж и быть, понянчу твою Речную. Кто тебе пособит, если не родная сестра?
        Домик Охотника прилепился у самого берега ручья. Потемневший, не ухоженный. Видно, хозяин за все годы палец о палец не ударил ради своего жилища.
        Дверь отворила Салли, удивлённо уставилась на неожиданного гостя. Крис прокашлялся.
        - Доброго вечера! А муж…
        - Дома я! - голос из глубины комнат оборвал его вопрос. - Кого там принесло?
        - Это Крис Красавчик.
        Белянка неуверенно отступила в сторону. Почему-то была она в одной юбке, без лифа. Крис невольно скользнул глазами по высокой полной груди. Тотчас отвернулся - нехорошо на замужних женщин пялиться.
        Охотник сидел за столом, мастерил что-то из железок, деревяшек, кусочков кожи и обрезков жил. Впрочем, когда Крис вошёл в комнату, работу он отодвинул и пристально уставился на гостя.
        - Красавчик, значит? Ко мне за какой надобностью пожаловал?
        Не дожидаясь приглашения, парень опустился на подстилку.
        - Попросить у тебя хочу одну вещь. Багрец.
        - Ого! - Хозяин покачал головой. Непонятно - насмешливо или удивлённо. - Много?
        Крис растерялся. Пожал плечами.
        - А сколько надо, чтобы старую скину обновить?
        - Это ты жену затеял лечить, что ли, которую носач покусал? Брось, не стоит она того. Дрянь бабёнка. Глупа и блудлива.
        - Моя жена, мне и решать, хорошая или плохая! - возмутился Крис.
        Сказал бы и резче, если бы не острая нужда привела в дом этого человека. А так - приходилось сдерживаться.
        - И то верно, - неожиданно легко согласился Охотник. - Столько багреца у меня есть конечно. Но багрец - вещь ценная. На что ты готов его поменять?
        - Да на что угодно! Вот. - Парень выложил на стол нож. - Это лучший нож в посёлке. Настоящий, из Города Древних.
        Хозяин взял оружие, поднёс к глазам, понюхал зачем-то, лизнул лезвие. Вернул обратно.
        - Правда, хороший нож. Настоящая сталь, не подделка. Может, и стоит багреца. - Он хитро прищурился. - А может, и нет. Лезвие проверить нужно.
        - Давай проверим. На чём?
        В ноже Крис не сомневался. Взвесил оружие на ладони, обвёл взглядом комнату, выбирая, в какой из столбов-подпорок метнуть, чтобы не расколошматить хозяйскую утварь. Охотник следил за ним, едва заметно улыбаясь. И вдруг предложил, когда взгляд гостя скользнул по забившейся в угол женщине:
        - А на Белянке и попробуй. - Поманил жену пальцем: - Снимай одёжку и иди сюда!
        Салли метнула сердитый взгляд на мужа, но команде подчинилась. Стянула юбку, швырнула на скамью, неспешно подошла к мужчинам. Крис настороженно покосился на её голый торс. Что это затевается?
        - Сможешь сидя, одним ударом снизу-вверх рассечь ей пузовину от шёрстки до самых рёбер? - как ни в чём ни бывало спросил Охотник. - Если нож настоящий, должно получиться.
        Крис ошеломлённо уставился на него, затем на женщину. Белянка стиснула зубы и мелко вздрагивала. Но отстраниться не пыталась, наоборот, положила руки на бёдра, выпятила живот, словно подставляла его под удар. Да что здесь творится?!
        Он вскочил, заорал на Охотника:
        - Ты… ты… ты людей убиваешь?! Я всем расскажу, всему посёлку! Знаешь, что с тобой за это сделают?!
        Он ожидал чего угодно. А Охотник захохотал, даже слёзы брызнули из глаз. И Салли фыркнула, окончательно сбив с толку.
        Отсмеявшись, хозяин вытер кулаком слёзы, покачал головой.
        - Ты глупее, чем кажешься. Разве я убивать Белянку предлагал? Она и то поняла, что кроме боли, ничем ей твой ножик не грозит. Умишком пораскинь, к кому ты пришёл и зачем? Что ж ты думаешь, у меня здесь скины нет? Рана на пузе за декаду затянулась бы.
        Крис растерянно оглянулся на женщину. Та кивнула чуть заметно, мол, давай, режь, я вытерплю, если надо. Но Охотник заметил её кивок.
        - Нет, поздно! Не сообразил, значит, не сообразил. А ты чего выставилась? Иди, делом займись. И ты иди, Красавчик. Ножик твой мне не нужен, я тебя проверить хотел. Думал, и впрямь, любишь Речную, на всё ради неё готов. А у вас баловство одно. Выходит, нечего и воду мутить, не суждено ей жить дальше. Полосни её своим ножичком по шее, чтобы не мучилась, и новую девку в жёны присматривай. Да внимательней будь, во второй-то раз!
        Найгиль пришёл на смену моджалю, и лето окончательно вступило в свои права. Солнце теперь палило немилосердно, будто стремилось выжечь воспоминание о зиме. Гороховые стручки налились, пожелтели и перекочевали в корзины хозяек. Следом пришла очередь репчатки. Ей весенней влаги было маловато, женщины занялись поливкой. А мужчины валили деревья, тесали брёвна, распиливали на доски. Дни в найгиле длинные, солнечные, сухие. Самое время приводить в порядок жилища, заготавливать дрова.
        У Криса руки не доходили заняться домом, хотя крыша, да и стены нуждались в ремонте. И очаг следовало бы переложить. Но времени на это не оставалось - он боялся оставить Риту без присмотра даже на миг. Каждую ночь дежурил, сидя у изголовья, а днём, когда приходила Тина, пытался ещё возиться в огороде, притащить из ближнего леса дров.
        Марик без возражений отдал скину, принадлежавшую когда-то маме Энн. Была та в самом деле старая, прозрачная, давно растерявшая весь свой багрец. Но силы не утратила, и то хорошо. Культя у девушки затянулась быстро, и двух декад не прошло. Потом отпустила боль, Рита начала вставать, пыталась работать по дому. Смеялась, что однорукой уж точно на огороде не справиться. И уже не сомневалась, что пронесло, что верная смерть прошла стороной. Но Крис в этом уверен не был. Не зря ведь люди старых скин опасаются.
        Когда случилось впервые, он не понял сразу, что это. Как раз кроил «подаренную» Кривым шкуру, Рита сидела рядом, лущила горох, болтала всякие глупости. И вдруг умолкла. Крис поднял глаза и увидел, что жена замерла, сжав в пальцах стручок, неподвижно уставилась куда-то вдаль.
        - О чём задумалась? - спросил. - Рита! О чём задумалась, спрашиваю? Реку вспомнила?
        Жена не отвечала, словно и не слышала. Он потянулся через стол, дёрнул за руку.
        - Эгей! Ты меня слышишь? Да что с тобой?
        Бесполезно. Холодок побежал по телу от догадки. Крис вскочил, уложил жену на топчан, содрал одежду и тонкую плёнку, обтягивающую тело. Только после этого Рита очнулась. Удивлённо посмотрела на него.
        - Я что, заснула? А почему я голая? И без скины!
        - Не вечно же её носить.
        - Ой, я уже здоровая?
        Она внимательно оглядела грудь, культю. Розовые пятнышки потускнели, но не исчезли. Крис с сожалением покачал головой.
        - Не совсем. Тебе что-то снилось?
        Девушка сосредоточенно наморщила лоб.
        - Да, снилось… Не могу вспомнить, только туман.
        К вечеру болезнь обострилась, пятна налились краснотой, вернулся озноб. Пришлось вновь обтягивать Риту скиной.
        После этого случая оставлять плёнку на теле жены надолго Крис не рисковал. Первое время снимали раз в три дня, затем - через день, затем - ежедневно. А приступы случались снова и снова. Это походило на замкнутый круг. Чем чаще снимали скину, тем медленнее шло выздоровление. Или не шло уже, и яд медленно, но верно возвращался в кровь? Рита тоже поняла, что с ней происходит. Сникла, почти не разговаривала. Целыми днями лежала на топчане, теребя в руке принесённую из дому повязку. Или отворачивалась к стене и тихонько плакала.
        И Крису хотелось плакать. От собственной беспомощности, от разговоров соседей, которые давно считали его вдовцом. Хотелось плакать и кричать им в лицо: «Рита живая, вы что, не видите?!» Но он был мужчина, взрослый охотник, он не мог этого сделать. А соседи вовсе не были злыми. Они вели себя так, как предписывали Правила.
        Во второй декаде клеоля жара отступила. Западный ветер принёс тяжёлые серые тучи, опять пошли дожди. Не весенние обложные, полощущие сутками, а короткие тёплые ливни, что обрушиваются на землю под вечер. На открытых местах к следующему полудню солнце успевало высушить лужи, но в лесных зарослях тут же стало сыро.
        Рита исчезла ночью. Вроде бы спала, но стоило Крису выйти по нужде за угол, - топчан оказался пуст. Сначала подумал, что жена вышла за тем же, что и он. Сидел, ждал. А следовало сразу искать, потому как когда понял и выскочил на улицу, её поблизости уже не было. И как специально, Большая Луна не могла пробиться сквозь плотную пелену туч! В такую ночь человек будто слепой.
        Крис излазил весь посёлок, заглядывая в каждую щель, оббежал огороды, а дальше что?! Сообщить Старосте, поднимать охотников, прочёсывать ближний лес? Наверняка они успеют перехватить беглянку. Успеют…
        Крис резко остановился у самого порога дома Старосты. Все в посёлке считают, что Рита умерла, а глупец-муж растягивает её агонию. И если она убежала, значит, старая скина проснулась, как и говорится в Правилах. Первый, кто заметит беглянку, не задумываясь, пустит в неё стрелу, - и чтобы оборвать мучения, и чтобы назад не вернулась хокой. Нет, нельзя поднимать людей. А сам он Риту не отыщет в бескрайнем лесу…
        - Доброго утра! Ты что в такую рань по посёлку шныряешь? Случилось чего?
        Заспанная физиономия Марика высунулась из окошка башенки на крыше Ратуши. Крис вздрогнул - как он мог забыть о дежурном? Хорошо, что сегодня очередь Толстяка! Другой давно бы заметил Крисово мельтешение и догадался, что произошло. Тогда облаву на Риту начали бы без всяких просьб.
        Он подошёл к Ратуше.
        - Так чего случилось? - Марик сладко зевнул. Замер с открытым ртом. Догадался. - Речная что… в хоку превратилась?
        - Не кричи! Ты что глупости городишь? Кто видел, как надевшие скину в хок превращаются? Они просто уходят.
        - Так она ушла?! Что ж ты стал, беги к Старосте, счас я в железо ударю!
        И колотушку схватил, Крис едва успел остановить его:
        - Не бей! Мы Риту сами найдём.
        - Кто это «мы»?
        - Мы с тобой. Может, Тэд согласится помочь.
        - Да брось! Лес большой, втроём не прочешем. Всех поднимать нужно.
        - Ты что, не понимаешь? Они её убьют. А мы - догоним и вернём. Надо только снять скину.
        Марик поёжился.
        - Скажешь тоже, снять. А если…
        - Не сочиняй! Я её сколько раз снимал. Ничего страшного не случилось! Рита почти выздоровела, понимаешь? Я её почти вылечил!
        Толстяк колебался.
        - Я ведь на дежурстве…
        - Рассвет уже. Пока я за Тэдом сбегаю, к тебе смена придёт. И сразу в лес двинем.
        Тэд согласился неожиданно легко и быстро. Как-то обречённо кивнул, выслушав рассказ товарища, и пошёл готовить лук, собирать сумку в дорогу. В последние месяцы он сделался ещё более замкнутым и молчаливым. Будто присутствие двух молодых женщин под боком его не радовало, а наоборот, угнетало. Весной Марик пытался расспрашивать, в чём дело, но не добившись ответа, рукой махнул. Молчун, он и есть Молчун. А Крису своих забот хватало.
        В ближнем лесу Риту они не нашли, как ни старались. Невозможно каждый кустик проверить! Марик скис, принялся уговаривать вернуться в посёлок, признаться, пока не поздно. Понимал, что накажут в первую очередь Криса, но и им с Тэдом достанется. Самое меньшее - устроят публичную порку на площади. Больно и позорно для взрослого охотника.
        - Поздно возвращаться, - Крис отбросил доводы сводного брата. - Тина к нам каждое утро приходит. И сегодня пришла наверняка. Догадалась обо всём, когда увидела, что Риты нет. Скорее всего, охотники уже идут по нашему следу. Так что давайте вперёд двигать.
        - Куда «вперёд»?! Где мы её искать будем? Мы же не знаем, куда она идёт!
        - Ясно куда, на Запретные Озёра. А туда одна дорога - вдоль тропы от Каменобродья на Мокрый Лес. Севернее - топи непролазные. Так что выйдем к мосту через Гнилушку, и будем ждать.
        - Да ты что?! - Марик скривился. - Это же полтора дня пути.
        - В лесу заночуем, впервой, что ли? А утром выйдем к Гнилушке. Мы, три охотника, по любому доберёмся туда быстрее, чем девушка, к тому же больная.
        - Риту скина ведёт, - подал голос Тэд. - Она может без отдыха идти, а мы нет.
        Тэд был прав. Но согласиться с его словами значило признать поражение. Крис упрямо стиснул зубы.
        - Всё рано мы успеем перехватить её у моста!
        До развилки на Каменобродье они шли по тропе. Потом - напрямик, сквозь рощи трещоток, по пустошам и дальше, по незнакомому лесу, срезали угол. Крис гнал товарищей вперёд, не позволяя сделать привал, передохнуть. Даже когда солнце скрылось за стеной леса на западе, упрямо продолжал идти.
        Каменистый водораздел остался далеко позади. Теперь они шли сырыми низинами, то и дело перебираясь через мёртвые гнилые стволы чернолистов. Мокрые, вывалявшиеся в грязи, злые от усталости.
        - Ёш твой пень! - Оступившийся Марик по колено завяз в чавкающей жиже. - Крис, стой! По-моему, мы в болото идём.
        Парни обессилено плюхнулись на рухнувшее когда-то дерево. Видно, в самом деле, в спешке взяли правее, чем следовало. В незнакомых местах, да ещё ночью, заблудиться - раз плюнуть. Пора было делать привал. Плохо, что костёр не разведёшь из-за сырости. Они кое-как устроились на ветвях упавшего дерева, попробовали спать по очереди. Крис думал, что заснуть вообще не получится, но стоило посидеть неподвижно, как глаза сами собой начали закрываться. Терпел, сколько мог, затем разбудил Марика.
        …Вопль Толстяка выдернул из чёрного небытия сна так резко, что Крис, не удержался, полетел вниз, в липкую грязь. Марик был уже здесь. Стоял на четвереньках и орал, задрав голову, а вокруг клубился серый в предрассветном сумраке туман. На фоне этой серости чётко вырисовывался человеческий силуэт. Нет, не человеческий. Хока стояла в трёх шагах от них, смотрела на верещащего Толстяка.
        Первая мысль была - «лук?!». Луки остались на дереве, к ним не успеть. Вторая - «Тэд?» Молчун был здесь, стоял шагах в десяти, беспомощно раскрывая рот.
        Внезапно крик оборвался. Будто ужаленный, Марик подскочил и прыжками, не разбирая дороги, помчался вглубь леса. Это было как сигнал. Крис бросил Молчуну: «Не стой! Бежим!» - рванул следом за братом.
        Вроде бы они бежали туда же, куда и Толстяк, но догнать никак не получалось. А под ногами чавкало всё звонче и противней. Крис понимал, что несётся прямиком в болото, но остановиться не мог. Ужас, накопленный многими поколениями, сам переставлял его ноги. «А!» - не заметив в серой мгле корягу, грохнулся с разбегу, зарылся лицом в болотную жижу. Приподнялся, отплёвываясь и протирая глаза, и тут впереди громко чавкнуло. Тэд, вырвавшийся вперёд, ухнул в трясину по грудь. Забарахтался, пытаясь выбраться, но липкая грязь не выпускала. Закричал:
        - Крис, помоги!
        Крис шагнул было к другу, но поверхность под ногой стала предательски прогибаться. Ближе не подойти. И вокруг лишь голые скользкие стволы чернолистов - до веток не доберёшься.
        Всё же он нашёл, отломил ветку у мёртвого повалившегося дерева. Пока отламывал, пока бежал назад - друга успело затянуть почти по шею.
        - Держись крепко!
        Тэд уцепился, попытался карабкаться, перебирая руками по дереву. Крис осторожно потянул, повторяя заклинание: «Только бы не сломалась, только бы не сломалась!» Всё происходило, словно в кошмарном сне. Крис который день жил в нём. Болезнь Риты, её исчезновение, бег по лесу, болото, хока, трясина. Он хотел проснуться, вырваться из этого кошмара, вернуться к обыденной жизни. Не мог. И понимал, что следующая беда обязательно случится.
        Ветка хрустнула. Тэд едва охнуть успел, как трясина всосала его назад. Руки задёргались, судорожно хватаясь за обломок ветки, но голова уже исчезла под слоем вязкой жижи.
        - Тэд! - крикнул Крис в след… никому.
        «Зачем же вы в трясину побежали, глупенькие?» - тихо спросил кто-то. Он резко обернулся и почувствовал, что ноги деревенеют. Хока стояла над ним и смотрела удивлённо и недоверчиво. «Ты услышал меня?!»
        - Что услышал?! Кого услышал?! Не трогай! Не подходи! Я… я…
        Хока неожиданно дёрнулась, скривилась от боли. Начала терять очертания, расплываться белым облачком. К ногам не успевшего ничего понять Криса упала стрела. А в следующий миг из тумана выступили двое - Охотник и перемазанный в грязи, донельзя испуганный, но живой Марик.
        - Ты цел? - Охотник хмуро оглядел его, помог встать. - А третий ваш где?
        - Тэд… он… он…
        - Хока?
        - Нет, он в трясину упал.
        - Доигрались недоумки, мать… - Охотник выругался запрещёнными словами. - Хорошо, я успел, не то все бы здесь подохли.
        - Ты за нами шёл? Откуда ты узнал?
        - От Пятнистой, откуда ещё! Еле выследил вас в этих топях. Спасибо, толстый на всё болото заверещал. Прямо как ворчун-полугодок под ножом.
        - Ага! - Марик зашмыгал носом. - Кто бы не испугался? Я отдежурил честно свою смену, потом Тэда разбудил. А что после случилось, не знаю. Может, он отлить пошёл? Проснулся оттого, что меня за плечо трясут. Открыл глаза - мама родная! Хока надо мной стоит, смотрит и руку протягивает! Не помню, как внизу оказался! Она что, меня выпить хотела?
        - Она разговаривала с тобой, - ответил за Охотника Крис. - И со мной.
        - Кто разговаривал? - Охотник удивлённо посмотрел на него. - Это ты сам орал: «Не трогай меня, не трогай!» Хоки говорить не умеют, уж поверь. Я их столько за свою жизнь повидал!
        Глава 5. Странник
        В посёлок они вернулись под вечер. Крис сразу ушёл к себе в дом, заперся и упал на топчан, спать. О завтрашнем дне думать не хотелось. Пусть будет, что будет. Всё равно Риту он так и не спас. Любил ли Речную по-настоящему, как говорил Охотник? Наверное, нет. Но беспомощно вытянувшаяся на топчане девушка с пульсирующей голубой жилкой на шее стояла перед глазами…
        Встать Криса заставил настойчивый стук в дверь. Давно наступил новый день, а он всё не решался выползти из своей норы. Но теперь деваться некуда, пришлось открывать. Уверен был, что явились охотники вести его на Суд в Ратушу, и, увидев на пороге одну Джулу, обрадовался. Но тут же сообразил, что по его вине сводная сестра овдовела. Потупился, кивнул, отступил вглубь комнаты.
        Джула вошла, осмотрела жилище. Как-то так получилось, что не заглядывала ни разу по-соседски, пока Рита здесь жила. Возможно, именно потому и не заглядывала?
        - Ты хоть ел сегодня что-нибудь? - спросила.
        - Я не голоден.
        - В Ратуше мужчины обсуждают, что с тобой делать. Орест предлагает выгнать из посёлка. И многие согласны. - Джула замолчала, дожидаясь ответа. Не дождалась, вздохнула. Снова заговорила: - Мы с Милой ходили к Старосте просить, чтобы позволил тебе остаться. Чтобы ты жил с нами… вместо Тэда. Он согласился, обещал уговорить остальных.
        - Зачем? - удивился Крис. Такого он не ожидал.
        Джула пожала плечами.
        - Ты же знаешь Правила. У каждой молодой женщины должен быть муж.
        - Разве мало охотников в посёлке? Вон, Кривой год без жены живёт, думаю, не откажется.
        - Мила не хочет быть женой Ореста. Я и подавно.
        - Как знаете. А просили вы зря, я ухожу из посёлка. Не хочу больше здесь оставаться.
        - Почему?!
        Крис провёл пальцами по бревну. Почему? Если бы знать…
        - Вчера на болоте я вдруг понял… или раньше, когда Риту пытался вылечить и не мог? Не знаю, как объяснить словами… Вся моя жизнь - и не только моя! - будто плохой сон. День сменяет ночь, лето - зиму, а всё остаётся по-прежнему. Мы только и делаем, что пытаемся выжить, родить детей, вырастить их. У кого-то получается, у кого-то нет. А в конце за теми, кто выжил, приходят хоки. И всегда так было! С нашими родителями, с родителями родителей, - всегда! Почему? Зачем?
        Джула посмотрела на него растеряно.
        - Но ведь это жизнь. Как по-другому?
        Крис на миг задумался. Признался:
        - Я не знаю. Если бы у меня был огненный лук, как у Вика, я бы пошёл к Запретным Озёрам и разобрался, что к чему. Зачем хоки выпивают людей? Почему каждую зиму приходит туман, и мы нос не можем высунуть из своих домов? Почему летом мы сами не идём на Западные Болота, чтобы перебить всех тварей, что там прячутся? Почему мы всего боимся? Ленточников, шлейфокрылов, пузырей, хок! Даже скин, которыми друг друга лечим! Почему мы не вернём себе могущество Древних?
        - Крис, ты как ребёнок! - Джула улыбнулась, шагнула к нему, протянула руку, пытаясь погладить по волосам, как когда-то. - Это же сказки. Никакого огненного лука не бывает, а Древние…
        - Не бывает?! - Крис увернулся из готовых обнять рук. Метнулся к стене, выдернул из висящей там перевязи нож. - Смотри, этой штуки тоже «не бывает»?
        Не давая ответить опешившей девушке, бросил нож на топчан, выдернул из колчана несколько стрел, потряс чёрными матовыми наконечниками перед её лицом.
        - И этого? И тех цветных светящихся кубиков, что женщины любят вставлять в ожерелье? И белой блестящей косынки, которой Аня Докторша завязывает волосы, «не бывает»? Откуда взялись эти вещи, а? Мы же не умеем их делать?
        - Из Города Древних… - неуверенно прошептала Джула.
        - Ага! Значит, Город Древних «бывает»! И есть Странник, знающий к нему дорогу, да? И хоки именно такие, как о них рассказывают. Я вчера видел одну собственными глазами, близко, как тебя сейчас. И есть багрец! Есть карта в Ратуше, на которой нарисован наш край. А ведь с самого высокого дерева нельзя увидеть его целиком, от Глиняной Долины до Длинного Озера. Разве что подняться в небо на железном крыле, как Вик.
        Крис перевёл дух. Продолжил:
        - Нет, Джула, это не сказки, это правда. Просто мы не хотим в неё верить. Так ведь проще - жить одним днём, соблюдать Правила и ни о чём не думать. Словно мы не люди, а слепыши!
        Девушка испуганно оглянулась на дверь.
        - Крис, замолчи! Нельзя так говорить о Правилах. Это запретные слова!
        - Почему слова должны быть запретными? Это же только слова? И разве ты читала Правила?
        - Нет, я не понимаю буквы. Но Правила и так все знают наизусть с детства.
        - Да, разумеется! Лишь Докторши учат своих дочерей буквам - если те захотят. Мама Энн знала буквы, и Аня Чёрная знает, и Тина. А ты? Ты ведь тоже могла выучить буквы. Почему не захотела? Я бы не отказался, но я не девочка, а охотникам буквы не нужны.
        Джула попятилась к двери.
        - Зачем мне буквы? Я не собираюсь быть Докторшей. И охотникам это, в самом деле, не нужно. Они должны уметь…
        - Не желаю больше быть охотником!
        - Кем же ещё может стать мужчина?
        Крис замер, остановленный таким простым вопросом. Быть мужчиной это ведь и означает быть мужем, отцом, охотником? Нет, не означает!
        - Я стану Странником и разберусь со всеми этими «сказками».
        Зелёный Холм он покинул на рассвете. Прощаться ни с кем не стал, прихватил сумку, оружие и зашагал вниз по тропе. По пути наполнил флягу водой из родника, перебрался через реку, а дальше - прямо на восток, навстречу поднимающемуся из-за горизонта солнцу.
        Первую ночь Крис провёл в Орешниках. Здесь всё напоминало дом. Такой же лес вокруг, знакомые лица. Местные охотники летом частенько захаживали в Зелёный Холм по-соседски, здешние парни не раз брали в жёны Крисовых односельчанок. Известие о том, что путник, постучавший в дверь поздно вечером, не заплутавший в лесах сосед-охотник, а бездомный бродяга, орешниковского Старосту не обрадовало. Переночевать в Ратуше он позволил, но предупредил, чтобы утром тот топал своей дорогой, не задерживался. Мало ли, чем провинился парнишка? С изгоем лучше не связываться.
        Крис и не собирался задерживаться. На сердце было муторно, в голове каша вместо мыслей. Он сказал Джуле, что собирается стать Странником, но вовсе не оттого, что решил это окончательно и бесповоротно. Слово вырвалось само собой в ответ на вопрос сестры. По правде, ему пока хотелось никого не видеть, никого не слышать, не думать. И бежать, куда глаза глядят. Глаза глядели на восток. Там над лесом синели вершины таинственных гор, там, наверное, был совсем другой мир, не похожий на обрыдлую, прописанную в заученных наизусть, но нечитанных Правилах жизнь. Именно там стоял сказочный Город Древних, там жил человек, называющий себя Странником.
        Никто из охотников Зелёного Холма, Каменобродья, Орешников, Грибной Поляны Странника не встречал. Для детей тот вообще был частью сказки о Древних. Но прошлой осенью Крис познакомился с парнем из затерявшихся на самой восточной окраине леса Опушек. И вот он-то видел Странника собственными глазами. Каждый год Странник приходил в их посёлок. В непонятной одежде, с морщинистым лицом и редкими белыми волосами, не похожий ни на кого из живших в лесу и на Реке людей. Странник приносил сумку вещей из Города Древних и раздавал всем желающим. Не обменивал, раздавал! А мужчины из бедных на охоту Опушек разносили вещи Древних по всему миру, выменивали на шкуры, вяленую рыбу, сушёные грибы и ягоды.
        Чаще всего вещи Древних были понятны: железо, чёрный камень, женские украшения. Но иногда Странник приносил необычное. Он пытался объяснить, для чего Древние сделали вещь, и тогда глаза его начинали блестеть, как у больного лихорадкой. Торговцы терпеливо слушали, вещи брали, но оставляли жёнам. Не пристало мужчинам пересказывать сказки, пусть женщины сочиняют их, сидя дома у очага, рассказывают дочерям, а те разнесут по всему миру, когда вырастут и уйдут выбирать мужей.
        Крис шёл в Опушки искать Странника. Другого пути для него не было.
        На второй день после полудня местность вокруг начала меняться. Лес стал заметно ниже и реже, чернолисты всё чаще уступали место зарослям злобника, тянущего свои шипы к тропинке. Следы прошедшего ночью дождя, хорошо заметные в окрестностях Орешников, исчезли, земля под ногами теперь была сухой. А потом сквозь кроны деревьев Крис увидел горы.
        Старосту Предхолмья мало заботило, что Крис бродяга. Может, из-за того, что край этот и заселили полсотни лет назад такие же изгои. Или из-за того, что женой его и поселковой Докторшей была Крисова старшая сестра Лиз. Какова бы ни была причина, но не успел Крис расположиться на ночлег, развязать сумку с пожитками, как в Ратушу потянулись сельчане - охотники, женщины, детвора. Притащили снедь, принялись угощать взамен на рассказ о новостях большого мира. Для предхолмовцев всё, что лежало далее, чем в дне пути на запад, было «большим миром». Согласившись на уговоры сестры, Крис сделал здесь остановку на сутки. Впереди лежала трудная долгая дорога по непривычным местам.
        От Предхолмья пути на восток не было. Здешние охотники рассказали, что лес за посёлком упирался в скалистую гряду холмов, тянущуюся до самых гор, а Опушки находились по другую её сторону. Чтобы попасть туда, следовало свернуть на юг, к перевалу. Где-то за ним пролегала тропа, ведущая от Свежего Ручья к Опушкам.
        Спустя сутки отдохнувший, приободрённый тем, что, оказывается, есть места, где готовы принять любого бродягу, Крис простился с сестрой, с её односельчанами и вновь отправился в путь. Впереди лежал неизвестный, но отнюдь не сказочный край.
        Вскоре тропа заметно пошла вверх. Подъём был непривычно долгим. Лес вокруг поредел, затем и вовсе оказался внизу. На открытом месте летнее солнце палило нещадно. То ли от этого, то ли от долгого подъёма Крису начало не хватать воздуха, пришлось привал устроить раньше полудня. Он улёгся в тени маленькой корявой трещотки, больше похожей на куст, чем на дерево, и лишь тогда смог отдышаться. После привала идти стало ещё труднее. Тропинка петляла между зарослями злобника, каменными осыпями, торчащими из земли бурыми зубьями скал. И всё время шла вверх. На такую высотищу Крису не приходилось взбираться. Куда там их Зелёному Холму! Что если это и есть горы? И Город Древних где-то рядом?
        На перевал он вышел, когда солнце повернуло к западу. Под конец брёл, не в силах поднять глаза, только успевал смахивать пот с лица. И вдруг подъём закончился, каменистый склон впереди исчез. Крис огляделся вокруг и обомлел от захватившей дух картины.
        Нет, это были пока не горы. Каменная гряда походила на огромное ребро, выпирающее из зелёного тела леса. По одну сторону, на севере, лежала большая равнина, постепенно понижающаяся к западу. И похожая на неё равнина лежала на юге, там, куда вела бегущая с перевала тропа. Крис попытался представить виденную сотни раз карту. Значит так: позади него - Предхолмье, за ним - Сквозняки, Глиняная Долина, весь северо-восточный угол лесного края. Ещё дальше к северу - нехоженые леса. Блестящая ниточка впереди - это наверняка Свежий ручей, бегущий от Опушек до самой Реки. А за холмами на западном горизонте должны быть Крикуны - самый большой из посёлков. Представилось, что он стоит на краю огромного блюда, заполненного зеленью. Весь лесной край занимает малую часть восточной кромки этого блюда. Речной, выходит, южной. А на дне блюда…
        Несмотря на жару, по коже у Криса пробежал озноб. На дне блюда лежали Запретные Озёра. Оттуда расползался туман, оттуда приходили хоки. И та хока пришла оттуда. «Ты услышал меня?» Воспоминание о встрече на болоте заставило ещё раз передёрнуть плечами. Нет, не врал Берт Безголовый, хоки, и вправду, походили на людей. Крис понял внезапно - не из-за смерти Риты он отправился к Страннику, тем более, не из-за гибели Тэда. Ему в самом деле требовалось найти оружие Древних и пробиться на Запретные Озёра. Зачем? Этого он пока не знал.
        С перевала спускаться оказалось легче - вниз не вверх. Да и солнце клонилось к горизонту, жара неохотно спадала. Когда опять сомкнулись кроны деревьев над головой, Крис понял, что давно вечер. И что ночевать придётся в незнакомом лесу, в одиночку. Ничего хорошего такая ночёвка не сулила, он подумывал, не вернуться ли назад, к перевалу, - вряд ли какой хищник мог обитать там, среди камней и колючих зарослей. Возможно, так бы и поступил. Но тут тропа сделала очередной поворот и ткнулась в развилку. Неожиданно обустроенную развилку, с шалашом, аккуратно обложенной камешками криницей и маленьким очагом. Должно быть, торговцы с Опушек часто делали привал в этом месте. Очаг Крис топить не стал, развёл костёр у входа в шалаш - чтобы никакая тварь не полезла, - расстелил пончо и лёг спать.
        В Предхолмье казалось, что от развилки до Опушек рукой подать, потому утром Крис не спешил. Поспал дольше, хорошенько перекусил, неторопливо умылся. Но оказалось, идти предстоит ещё долго. Лишь когда солнце поднялось в зенит, тропа вывела его к берегу Свежего ручья. Здесь, в верховьях, он точно был ручьём, совсем как родной Каменец. Но лес выглядел другим. Чернолисты сделались какими-то маленькими, невзрачными, с крученными-перекрученными ветвями, редкой, пожухлой листвой. Не чернолисты, а сухолисты. Трещотки были им под стать - жалкие кустики, не выше человеческого роста. Теплолюбивых маслин, вопреки ожиданию, не было вовсе. Несколько раз встретились кислички, но, сорвав и надкусив плод, Крис тут же с отвращением выплюнул. На полянах вместо высокой шелковистой мальки стелился сплошным ковром злобник. Вдоль ручья - ни камышника, ни лапника, только голый глинистый берег. Нет, этот лес Крису не нравился.
        В Опушки он добрался вечером. Когда увидел посёлок, растерялся. Знал - это именно то, что он ищет, другого человеческого жилья в здешних местах нет. Но не верилось. Всего посёлка - полтора десятка хилых домишек, сложенных не из брёвен даже, а из каких-то жердей. Который хоть Ратуша?
        Из крайнего домика вышел парнишка лет одиннадцати-двенадцати. Увидел путника и остановился, удивлённо разглядывая. Крис подошёл ближе.
        - Доброго вечера! Это и есть Опушки?
        - Ну да.
        - А где у вас Ратуша?
        - Чего? Нет у нас такого.
        - Нет? Где же у вас охотники на Совет собираются? Где путники на ночёвку останавливаются? Где зимой дежурные сидят?
        Парень заморгал, не понимая, о чём речь.
        - Какие путники? Не ходит к нам никто. А ты откуда взялся?
        - Я из Зелёного Холма.
        - Это где? За Свежим Ручьём? Там, где Крикуны?
        - Дальше.
        - Ого. А зачем ты к нам пришёл?
        - Я Странника ищу.
        Взгляд паренька стал подозрительным. Он даже отступил на пару шагов.
        - Зачем тебе Странник?
        Крис хотел было объяснить, но передумал. С чего это он должен перед каким-то сопляком отчитываться?
        - А зачем тебе знать? Мал ещё. Староста у вас есть хоть?
        Мальчишка недовольно надул губы.
        - Староста есть. Пошли, отведу.
        Дома стояли в одну линию, заблудиться негде. Но паренёк довёл Криса к самому порогу. Оглядывался к тому же, словно неожиданный пришелец мог исчезнуть. Староста, невысокий редковолосый мужичок с хитро бегающими маленькими глазками, рассказ гостя слушал внимательно, кивал то и дело. Непонятно, соглашался или показывал, что именно это и ожидал услышать. Спросил то же, что и парнишка:
        - Зачем тебе Странник?
        - Поговорить с ним хочу. Расспросить о Городе Древних.
        - За железом пришёл, да? Или за чёрным камнем? Хочешь торговцем стать? Нельзя, Странник только нам вещи Древних приносит. Я понимаю, всем хочется больше железа заполучить. Но и ты пойми - у нас места бедные, сухие. Благодаря Страннику держимся. А не будет Опушек, захочет ли он дальше на запад идти? Потому и торгуем, а не из жадности, как все думают.
        Крис кивнул, соглашаясь. Не ему судить, правду говорит Староста или лукавит. Пояснил:
        - Я не за товаром пришёл. Мне поговорить надо.
        Староста помолчал. Видно, прикидывал, верить его словам или нет. Снова заговорил:
        - Что ж, может и правда, не товар ты ищешь, а хочешь послушать, что Странник рассказывает. Только опоздал ты, парень. Он весной к нам приходит, раз в год. А ныне уже лето за середину перевалило, торговцы с вещами Древних по всему миру разбрелись. Мы ведь не знаем, где Странник живёт. Он не говорит, а мы не спрашиваем.
        - Что же получается, его и найти невозможно? - Крис недоверчиво уставился на Старосту.
        - Никак невозможно. Приходи будущей весной, тогда и поговоришь с ним.
        - Как весной? А сейчас что мне делать?
        - Домой, парень, возвращайся. Да, тебя же выгнали… Так ступай в Предхолмье! Они там бродяг привечают.
        Слова Старосты будто по голове камнем ударили. Все мысли были то ли в Городе Древних, то ли на Запретных Озёрах. А путь туда прервался, не начавшись, считай. Следующая весна, это вон когда! До неё дожить нужно.
        Но нечего не поделаешь. Крис поднялся, шагнул к двери. Вспомнив, что ночь на дворе, оглянулся.
        - Переночевать хоть где у вас можно? Мальчишка сказал, здесь и Ратуши нет?
        - Нет Ратуши, без надобности она нам. А где тебе на ночь остановиться… - Староста задумчиво почесал затылок. - Что тебе посоветовать? Разве вот… До осени в посёлке из мужчин я да Марк Хромой остались. В других домах женщины сами время коротают, скучают. Пройдись, постучи - глядишь, какая и пустит на ночёвку. Ась?
        Крис недоверчиво покосился на него. Обычая оставаться на ночь с чужой женщиной, когда мужа нет в доме, у лесного народа не водилось. Если и блудил кто, то тайком, в лесу, а не в семейной постели. Но Опушки есть Опушки, здесь всё не как у людей. Крис пожал плечами и возмущаться не стал.
        Пока он был у Старосты, сумерки сгустились. Домишки над ручьём стояли тёмные, чужие. Крис прошёл посёлок из края в край, раздумывая, в какой проситься. В одном окошке мерцал огонёк. Была, не была! Он решительно поднялся на крыльцо, постучал в дверь.
        - Заходи! - донеслось изнутри.
        В свете лучины Крис разглядел хозяйку. Молодая женщина сидела на топчане, кормила грудью ребёнка.
        - Доброго вечера.
        - Доброй ночи уже. А ты кто?
        - Я Крис.
        - Какой-такой Крис? Откуда ты взялся? У нас никаких Крисов не водится.
        В голосе женщины слышалась насмешка, но вполне добродушная. Вздохнув, он вновь принялся объяснять, откуда пришёл и зачем. Когда упомянул Зелёный Холм, женщина переспросила удивлённо. И разглядывать его начала внимательней.
        Закончив рассказ, Крис неуверенно поинтересовался:
        - Так что, мне уходить?
        - Почему же? - Показалось, что хозяйка улыбнулась. Впрочем, в доме было слишком темно, чтобы говорить об этом с уверенностью. - Можешь остаться. Меня Грейс зовут. Да ты не стой в дверях, за стол присаживайся. Сейчас ужин накрою, только закончу маленького кормить.
        Судя по выставленному угощению, жили в Опушках не бедно, чтобы там Староста ни рассказывал. Пришлось съесть и грибной суп, и жирную, тающую во рту рыбу, и засушенные медовки. Вдобавок ко всему хозяйка нацедила кружку весьма недурного жуса. В конце концов Крис взмолился о пощаде - живот грозил превратиться в туго натянутый барабан.
        - Вот и славно. Покушал - ложись спать. - Женщина махнула рукой на топчан. - Прошлую ночь где провёл? В лесу небось?
        - Ага.
        Он неуверенно перебрался на ложе. Подстилка, сшитая из мягких шкурок слепышей, так и звала прилечь.
        - Ложись, ложись! Раздевайся, чего на меня косишься?
        Крис смущённо развязал килт, забрался под одеяло. Что, теперь и ночёвку, и сытный ужин отработать нужно будет? Чем он тогда лучше Риты?
        Грейс убрала остатки ужина, погасила лучину. Скрипнул топчан, дёрнулось одеяло, нога женщины прикоснулась к ноге Криса. Он замер. Решил - пусть делает, что хочет. Отталкивать её он не станет, раз здесь обычаи такие, но первым не начнёт. Хозяйка долго ворочалась под одеялом, переворачивалась с боку на бок. То и дело задевала плечо, руку, ногу. Может, случайно, а может - намеренно. Но молчала и ласкать не пыталась. Крис лежал, сжавшись, ждал. Но потом усталость, сытная еда, жус, мягкая постель пересилили, и он сам не заметил, как заснул.
        - Вставай, лежебока! Солнце уже высоко, завтрак на столе давно, а ты спишь!
        Крис открыл глаза, сладко потянулся. И опомнившись, быстро прикрылся отброшенным в ноги одеялом. Женщина засмеялась.
        - Поздно прятать, я всё видела!
        Она возилась возле стола, и при свете дня Крис её разглядел. Среднего роста, ровесница Милы или чуть моложе. Симпатичная. Фигурка ладная, крепенькая, светлые волосы в кудряшках, ямочки на щеках. Кого-то она очень сильно Крису напоминала.
        - Одевайся, умывайся и бегом за стол!
        Завтрак был такой же богатый, как и ужин, разве что без жуса. И длился он дольше, потому что Грейс приставала с расспросами.
        - Да, далеко ты забрался! - заключила она под конец.
        - Неа. Знаешь, лесной край гораздо меньше, чем я думал. А ты где родилась?
        - Я здешняя. Мне в Опушках интересно, потому и не захотела никуда уходить. А вот мама моя - твоя землячка. Я на неё похожа, кстати. Её Тиной звали. Тина Кудрявая, не слышал?
        - Тина Кудрявая из Зелёного Холма? Старшую сестру моего отца так звали. - Крис наконец сообразил, на кого похожа Грейс. На его собственное отражение, только в женском облике! - Получается, ты моя дальняя сестра?
        - Я ещё вчера, когда тебя увидела и услышала, откуда ты пришёл, догадалась, что ты мой родич. Потому и ночевать оставила. А ты думал, я поблудить захотела? Нет, если бы ты любиться попробовал, я бы не отказала. Скучно же столько месяцев без мужа. А ты сладенько выглядишь, особенно под утро. - Она засмеялась и потрепала покрасневшего Криса по кудрявой, точь-в-точь как у неё самой, голове. - Так куда ты дальше идти собираешься?
        - Дальше? Так дальше некуда, вы и так край света. Вернусь к Лиз в Предхолмье, поживу там до следующей весны.
        - А я думала, ты хотел поскорее Странника найти.
        - Как же я его найду, если даже ваш Староста не знает, где искать!
        Грейс загадочно улыбнулась.
        - Староста не знает. Он сказки слушать не умеет. Помнишь, я тебе говорила, что мне и здесь интересно? Нет другого места в мире такого, как Опушки, - сюда Странник приходит. А я с детства любила его сказки слушать.
        Она заговорщицки подмигнула. Встала и, покопавшись на полке, протянула Крису камешек. Камешек был необычный. Плоский, правильной круглой формы, с утолщением в середине. Мало того, что прозрачный, так ещё и полый. Внутри камешка дрожала красно-синяя щепка.
        - Вещь Древних, - уверенно заявил Крис. - Красивая игрушка.
        - Не игрушка. Гляди.
        Грейс повела рукой с зажатым в ней камешком из стороны в сторону. Щепочка внутри упрямо показывала на угол дома.
        - Ух ты!
        - Странник говорил, синий шип всегда на север показывает, а красный - на юг. С этой штукой в любом месте можно направление определить. Ни солнце не требуется, ни луны, ни звёзды. Мне девять лет было, когда он мне её подарил. Я спросила, как он дорогу в Опушки находит, ведь за ручьём тропинок нет? А он посмеялся и дал мне эту штуку. Древние её называли «компас». Смотри внимательно. - Грейс показала на маленькие риски вдоль ребра камешка. - Компас нужно держать так, чтобы синий шип указывал на вот эту большую отметину. Тогда эта маленькая будет указывать на Опушки, если идти от дома Странника. Видишь, он её специально пометил. Понял, как его найти?
        - Неа.
        - Что ж ты такой несообразительный! Чтобы идти в обратную сторону, смотри по этой отметине. - Она провела ногтем через середину камешка и упёрла его в одну из рисок. - Иди по ней и никогда не заблудишься. Это мой тебе подарок.
        - Так легко? - Крис недоверчиво взглянул на неё. - А ты ходила к Страннику?
        Грейс удручённо вздохнула.
        - Нет. Если бы я мальчишкой родилась, как ты… Да не в том дело, смелости не хватало в детстве. А сейчас у меня двое маленьких, их кормить надо, нянчить. Куда я пойду? Так что остаётся сказки слушать и другим передавать. Как знать, может и ты ещё зайдёшь, расскажешь о Городе Древних?
        Идти по компасу оказалось не так-то легко, как представлялось. Когда держишь его перед глазами - всё понятно. Но как тогда под ноги и по сторонам смотреть? Приходится компас в сумку прятать. Однако когда достаёшь его снова и начинаешь с риской сверяться, выясняется, что показывает она совсем не туда, куда идёшь.
        В конце концов Крис приспособился. Выбирал по компасу заметное дерево впереди, шёл к нему, опять выбирал. Но продвижение от этого сильно замедлилась. А к концу дня и того хуже стало - лес вокруг всё больше и больше напоминал заросли злобника. Рассудив, что в таком лесу и дров для костра не насобирать, он устроился на привал засветло. Ночевать в одиночку в незнакомом месте было боязно, но Грейс уверяла, что за ручьём опасаться нечего. Зверья почти нет, значит, нет и поживы для ленточников. Другие хищники в этих местах и вовсе не водились. Во всяком случае, прожив в Опушках все свои девятнадцать лет, она их ни разу не видела.
        На второй день дорога сделалась ещё труднее. Как уж там Странник путешествовал, непонятно, но у Криса риска каждый раз показывала на самые густые заросли. Он даже засомневался, уж не ошиблась ли Грейс? Что если компас обманывает, водит по кругу? А потом сообразил, что давно начался подъём, оттого и идти тяжелее.
        К концу дня лес поредел, и Крис вновь увидел горы. Они были не туманно-голубые, как привык их видеть с макушки Зелёного Холма, а рыжевато-бурые, с выпирающими там и сям голыми остовами скал. И высокие! Какие же они высокие…
        Казалось, что горы рядом, рукой подать. Но день миновал, за ним и следующий, а Крис всё шёл и шёл, поднимаясь по склону к их подножью. Лес остался позади, сменившись сначала кустарником, затем степью, поросшей редкой жёлтой травой. Он видел такую однажды - по ту строну Длинного Озера. Но та степь убегала за горизонт, а эта упиралась в каменную стену.
        Крис шёл и шёл, а стена перед ним росла и росла. Она заслонила половину небосвода, и было жутко от мысли, что эта громада рухнет прямо на голову. Крис почти примирился с мыслью, что дальняя сестра из Опушек ошиблась, и прозрачный камешек Древних - всего лишь игрушка. Что он никогда не отыщет в этом жутком каменном краю Странника и давно пора поворачивать назад, прочь от нависающей над головой громады, под защиту привычного леса. Но тут степь перед ним выгнулась горбом и открыла взору узкую глубокую лощину. Дальним своим краем та упиралась в отвесную скалу и небольшой водопад, срывающийся в окружённое деревьями озерцо. Ближе к устью лощины виднелся маленький огород и сложенный из камня домик.
        Это было так неожиданно, что Крис замер столбом. Затем бросился вперёд чуть ли не бегом - на пороге дома сидел человек в блестящей одежде. Странник!
        - Доброго дня! - закричал он издалека, страшась, что и дом, и человек развеются знойной марой. - Я Крис из Зелёного Холма! Возьми меня с собой в Город Древних!
        Человек продолжал сидеть неподвижно, смотрел на бегущего к нему юношу. Выглядел он именно так, как описывали люди из Опушек: морщинистое лицо, белые редкие волосы. Человек был очень стар, лет ему исполнилось, наверное, сорок… или пятьдесят!
        - Ну здравствуй, Крис из Зелёного Холма. Присаживайся, отдохни с дороги. Устал, должно быть?
        - Устал, - честно признался Крис и плюхнулся на тёплый, прогретый солнцем камень. Выудил из сумки флягу, опрокинул в рот, выливая содержимое до капли. Берёг воду последние два дня, а теперь уж чего? Вон её сколько, полное озеро!
        Странник улыбнулся, наблюдая за ним.
        - Вот я тебя и дождался.
        Крис так и застыл с пустой флягой в руке. Оторопело посмотрел на старика.
        - Откуда ты знал, что я приду?
        - Не обязательно ты. Я ждал парня, который придёт ко мне, - пояснил тот. И помолчав, спросил: - Что ты хочешь найти в Городе?
        Крис ответил не сразу, только плечом дёрнул. Шёл к Страннику, а о чём будет говорить с ним, не придумал. Казалось, главное - увидеть этого таинственного человека. Увидел. Что дальше? Не рассказывать же о том, что замыслил найти хоку на Запретных Озёрах. Хок не ищут, они сами приходят. Всегда и за всеми.
        Наконец он выдавил нехотя:
        - Нужно мне туда. Обязательно.
        - Хочешь добыть много плавкого камня и железа? - подсказал Странник в точности, как староста из Опушек. Ещё подумает, что пришелец торговцем стать замыслил!
        - Нет. - Крис решился: - Мне нужен огненный лук как у Вика-Освободителя. Ты не находил такой?
        - Огненный лук? - озадаченно переспросил Странник. - Я не знаю, как он выглядит. Впрочем, в Городе много чего найти можно. Зачем тебе такое грозное оружие?
        - Я на Запретные Озёра пойду. Хочу посмотреть, что там делается. Разобраться, почему после Вика туда никто не ходил.
        Старик посмотрел уважительно.
        - Да, достойная цель, ради неё стоит идти в Город Древних. Дорогу я покажу. А принесёшь ты оттуда огненный лук или что-то другое…. - Взмахом руки он остановил радостно вскочившего Криса. - Постой, постой! Чтобы попасть в Город тебе понадобится скина. У тебя есть с собой скина? Хорошая, новая, чтобы много дней носить без опаски.
        Это было как удар. Радость исчезла мгновенно. И силы, все их остатки, не растраченные на дорогу. Усталость, накопленная за дни путешествия, упала разом на плечи. Крис грузно сел.
        - У меня нет скины, - пробормотал.
        - Понимаешь, человеку не хватит сил забраться на эти скалы, - словно оправдываясь, пояснил Странник, - надо, чтобы скина помогала.
        Крис невольно взглянул на громоздящиеся чуть ли не над самыми их головами каменные кручи. Город Древних находится там, наверху?! Тогда, и впрямь, не хватит сил…
        Должно быть, выглядел он таким удручённым и беспомощным, что старик даже крякнул.
        - Что ты так опечалился, парень? Подумаешь, нет у тебя сегодня скины. Так и я не завтра в Город отправляюсь. Я слышал, в лесном краю можно новую скину добыть или выменять? А у меня плавкого камня много припасено. Бери, сколько требуется для обмена. А, парень?
        Крис поднял голову. Встретился взглядом со светло-серыми, будто выцветшими, но не утратившими юный блеск глазами Странника. В самом деле, что это он раскис, как маленький? Ещё бы расплакался! Разумеется, он добудет себе скину. Один раз не получилось, но теперь-то он не отступит! Теперь у него есть настоящая цель.
        Глава 6. Хока
        Стоял тёплый сухой вечер второй декады лютайра, когда Крис вновь постучал в дверь Охотника. Почти месяц он гостил у Странника, а показалось - пару дней. Как много он успел узнать за это время, - и как мало! Месяца хватило старику, чтобы передать все знания, собранные по крупицам за долгую жизнь. Всего месяца.
        - Заходи!
        Женский голос, долетевший из глубины дома, прервал размышления. Принадлежал он не Белянке, но всё равно был очень знакомым. Крис потянул на себя дверь, заглянул внутрь.
        - Крис? Вот так гость!
        Выглянувшая из задней комнаты девушка улыбнулась, шагнула навстречу. Крис удивлённо замер на пороге, уставился на сестру.
        - Тина?! Ты что тут делаешь?
        - Живу. Скоро месяц, как Охотник меня в жёны взял.
        Это было неожиданностью. Крис не удивился, что увидел здесь новую женщину - год, отведённый для Салли, закончился. Но Тина!?
        Поняв его замешательство, сестра сама подошла, помогла снять с плеча большую тяжёлую сумку, - «Ты что, камней туда наложил?», - схватила за руку, потянула в дом. Судя по всему, чувствовала она себя тут полновластной хозяйкой.
        - Ты к Охотнику пришёл? Его дома нет. Да ты проходи, проходи! Ты мой первый гость.
        Замужество пошло ей на пользу, сейчас она не казалась такой мрачной, как обычно. Может, обрадовалась, увидев брата? Хлопотала вокруг него с удовольствием. Помогла умыться, усадила за стол, загремела посудой, спеша накормить ужином.
        Снедь в доме Охотника была, на удивление, скудной. Куда там до Опушек! Даже у Странника, довольствовавшегося урожаем собственного огорода, пища была разнообразнее. А ведь жадности за Тиной не водилось, наверняка угощала брата лучшим, что было в доме - гороховой похлёбкой с варёными репчатками. Зато этого насыпала полную миску.
        Какое-то время они ели молча. Когда Крис отодвинул в сторону лишь наполовину опустошённую посуду, сестра виновато вздохнула.
        - Не вкусно, да? Охотник говорит, что я себя голодом уморю.
        - Себя? А его?
        - Ему всё равно, что есть. Хотя после Белянки моя стряпня отравой кажется.
        - Что, Салли в посёлок ушла? Или к себе в Запруды?
        - Нет.
        Крис быстро взглянул на Тину. Один ответ на два вопроса? Она взгляд поняла, пожала плечами.
        - Считай, что её больше нет. Зачем тебе об этом задумываться? В мире случается много непонятного. Так ведь?
        - Наверное. Но ты моя сестра и я не хочу…
        - Да брось ты! - Мгновенно Тина превратилась в прежнюю маленькую злюку. - Откуда ты знаешь, что для меня лучше? Этого даже мама Энн не знала, когда взялась меня выхаживать. Умирать вначале страшно, а потом - совсем нет! И не больно, наоборот, приятно. Я помню, как лежала на краю болота, проглоченная по самую шею, и было тепло и сладко. Больно стало, когда охотники нашли и вырезали из пузыря почти неживую. Больно и противно! Тебе не понять, ты же Красавчик. А на меня всегда смотрели с жалостью. А когда выросла - мужчины с отвращением, а женщины - ещё хуже, с притворным сочувствием! Они все уверены были, что меня никто и второй женой брать не захочет. А Охотник первой взял, вот! И пусть теперь делает со мной, что захочет. Я согласна!
        Тина перевела дух. Улыбнулась растерянно молчащему брату. Перевела разговор на другое:
        - Ладно, хватит об этом! Рассказывай, где ты слонялся? Напутешествовался, вернуться домой решил? Давно пора.
        - Нет, я по делу пришёл. Хочу предложить Охотнику кое-что для обмена.
        Он встал, подошёл к брошенной у двери сумке. Развязал её и вывалил на пол содержимое.
        - Здесь чёрного камня на десять сотен стрел хватит, а то и больше.
        - Ого! И что ты выменять хочешь?
        - Скину.
        Девушка удивлённо уставилась на него.
        - Зачем она тебе? Речной давно нет в живых!
        - Странник сказал, что без скины в Город Древних попасть нельзя. А мне туда надо!
        Тина покачала головой, с интересом разглядывая его. Будто увидела в нём что-то, чего раньше не замечала.
        - Так ты в самом деле был у Странника? Да, ради такого Охотник согласится на обмен. Но он не скоро вернётся. Может, через декаду, может, через месяц. А ты уверен, что хочешь этого? Не лучше тебе в посёлок вернуться и жить как прежде? Забыть обо всех этих глупостях…
        - Не лучше! - Крис насупился. - Всё равно меня выгнали из Зелёного Холма.
        Сестра улыбнулась, насмешливо погрозила пальцем.
        - Никто тебя не выгонял, ты сам ушёл, не дожидаясь, что Совет скажет. А Джула с Милой тебя выпросили. Так что можешь возвращаться к ним и жить в своё удовольствие. Милу не зря Солнышком кличут - с ней тепло и уютно. Любому, кто ей понравится. А ты ей нравишься. Да ещё наш Рыжок в придачу. Забудь ты эти «города древних», путешествия, а?
        Крис вскочил, зло уставился на неё.
        - Зачем ты мне это говоришь? Не хочешь, чтобы я Странником стал?
        Девушка скривила губы.
        - Я добра тебе желаю. Ты ведь не понимаешь, что затеял…
        - Может, и не понимаю! Но всё равно сделаю.
        Он шагнул к выходу. Уже в дверях оглянулся:
        - Скажешь, когда вернётся Охотник, хорошо? Я подожду в посёлке.
        - Шон, слазь с дерева, хватит нам кислиц на дорогу! А то сам сумку тащить будешь!
        Крис улыбнулся невольно, глянул в сторону, откуда доносились голоса подростков. Год назад и они так же собирались в путь к Длинному Озеру. Год назад всё было просто и понятно.
        Зелёный Холм выглядел как прежде, ничего здесь не изменилось за прошедший месяц. Только огороды стали жёлто-чёрными - хозяйки почти закончили убирать второй урожай репчатки. Идти через весь посёлок мимо дома Марика, мимо Ратуши не хотелось, потому Крис сделал круг вдоль опушки. Благо, уже вечерело, и никто не обращал внимания на одинокого путника, бредущего краем леса.
        Странные чувства вызывал знакомый с детства вид взбегающих по склону строений, старой кислицы на макушке холма. Шестнадцать лет здесь была его родина, его дом. Здесь было всё, что он знал, любил, без чего не мыслил своего существования. Весь прочий мир казался чем-то далёким, похожим на сказки мамы Энн. Путешествие на Длинное Озеро ничего не изменило - это была ещё одна сказка, последний подарок детства перед началом взрослой жизни.
        Сейчас Крис неожиданно оказался чужим. Не только в Зелёном Холме - везде, в любом краю знакомого ему мира. Словно всё поменялось местами. Прежняя жизнь оказалась сказкой, и все друзья, знакомые, родичи остались в ней. А легенды, со Странником, Городом Древних, хоками и Запретными Озёрами… они тоже пока что были сказками. Настоящей жизни не существовало, лишь он, путник, одиноко бредущий порубежьем этих двух сказок… Куда?
        Крис поправил лук за плечом, провёл рукой по висевшему на поясе ножу. Как будто старался убедить себя, что не спит. Упрямо тряхнул головой. Дайте срок, и он во всём разберётся, поймёт, что сказка, а что быль. Обязательно разыщет истину, он сможет!
        Зелёный Холм развернулся своей западной стороной. Вон и покосившаяся хижина на окраине видна, бывший их с Ритой дом. Крис вздохнул и свернул на узенькую дорожку, бегущую между квадратами огородов. Их участок не пустовал - какая-то женщина выбирала из земли репчатку. Он невольно скользнул взглядом по тугим бёдрам, обтянутым юбкой. Кто это? На Феру не похожа. Женщина выпрямилась, оглянулась. Смахнула с лица жёлто-песочную прядь, прикрылась ладонью от светящего в лицо солнца. Замерла, изумлённо приоткрыв рот. И Крис сбился с шага от неожиданности. Мила.
        - Доброго вечера, - пробормотал.
        - Доброго… Крис, ты вернулся?!
        - Я… я ненадолго, по делу.
        Подходящее объяснение не лезло в голову. Он шёл в посёлок, потому что требовалось дождаться возвращения Охотника, где-то жить эти дни. Если бы можно было не видеть никого, или хотя бы ничего не объяснять! Крис понимал, что в той, прежней жизни, где остались Мила и прочие зелёнохолмовцы, этого не получится. Но придумать что-либо не успел. Потому отвернулся, быстро, почти бегом пошёл в свой дом.
        Здесь мало что изменилось. Разве что выветрился запах человеческого жилья, уступив место сырой затхлости. Следовало разжечь очаг, чтобы жар и дымок убили плесень в углах, вернули тепло и уют. Но с этим можно повременить. Парень опустился на топчан, где всё так же лежал у изголовья глянцевый зеленоватый лоскут. Всё, что осталось в этом мире от весёлой красивой девушки Риты.
        В дверь постучали. Не ожидая ответа, Мила заглянула внутрь.
        - К тебе можно?
        Крис пожал плечами.
        - Заходи.
        Она тихонько затворила дверь, подошла, постояла рядом. Поняв, что приглашения не будет, несмело опустилась на край.
        - Зря ты уходил. Совет позволил тебе остаться в посёлке.
        - Я знаю, Тина сказала. И за это я должен стать для вас с Джулой мужем.
        - Ты не хочешь? - Мила вскинула брови. - Даже теперь, когда Риты нет? Ты всё ещё тоскуешь по ней?
        - Просто жалею, что привёл её сюда. Из-за этого она погибла.
        - Крис, никто не знает свою судьбу.
        - Ты права, судьбу никто не знает. - Он решительно сунул под топчан юбку из шкуры головача. - Правило только одно - все, кто родились, должны умереть.
        Мила подвинулась ближе. Робко провела пальцами по его руке. От плеча - вниз, до самой кисти.
        - Ты думаешь какие-то страшные мысли. Не нужно. В жизни много хорошего. - Её рука мягко коснулась груди Криса. - Помнишь, как мы ходили к заводи? Ровно год назад это было. Мне очень понравилось тогда. Тебе ведь тоже, правда?
        Крис не ответил. Рука женщины всё настойчивее гладила его тело, опускаясь ниже, подбираясь к завязкам килта. Солнышко умела быть ласковой.
        - Что такое? Ты не хочешь меня? - Рука Милы остановилась.
        Он усмехнулся невольно такому вопросу. Его тело хотело любиться с телом этой женщины. Но ведь его тело - это ещё не он сам? Мысль была странной. Раньше она никогда не приходила в голову.
        - Я не знаю. Должно быть, мне хочется любиться с тобой. Но это будет обман. Я не возьму тебя в жёны.
        - Почему?! - Мила смотрела, не понимая. - Разве я плохая хозяйка? Разве я не красивая? Не сумею хорошо ухаживать за тобой? Что ещё требуется мужчине? Что я не смогу сделать лучше, чем Речная? Ты ведь звал меня второй женой год назад! Что изменилось?
        - Я изменился.
        - Ты? Тебе больше не нравятся женщины? Ты заболел?
        Крис скривился раздражённо.
        - Нет, я здоров. Но я сам ещё ничего не знаю. Мне надо не это!
        Мила убрала руку.
        - Я не понимаю. Должно быть, я слишком глупая, чтобы понять. Но ты прав, я не могу дать тебе то, чего ты сам не знаешь.
        Она встала. Шагнула к двери, затем оглянулась.
        - Если передумаешь - приходи, мы с Джулой ждём тебя. В нашем доме уютней, чем здесь. Теплей и веселей.
        Мысль о том, что его тело и он сам - не одно и то же, неожиданно возникнув, не отпускала. Ничего похожего не было ни в Правилах, ни в сказках мамы Энн и Странника. Крису пришлось думать эту мысль самому, ворочать её из стороны в сторону, пытаясь примерить к себе. Он был мужчиной, охотником, жителем лесного края. Но ведь это тело делало его тем, кто он есть! А если бы оно изменилось? Если бы оно было другим… Дальше мысль не шла. Крис не мог представить себя кем-то другим.
        Вечером заглянул Марик. Помогал растопить очаг, весело болтал о последних новостях в посёлке, об удачной охоте, о своей семейной жизни. Пытался расспрашивать о странствиях. Видимо, Толстяку хотелось, чтобы всё снова сделалось как прежде. Или он попросту не замечал случившихся с Крисом перемен? Потом понял, что приятель слушает вполуха, сник и незаметно исчез.
        Следующим утром Зелёный Холм провожал молодёжь на Длинное Озеро. Крис наблюдал, приотворив дверь. Никак не решался выйти, хотя понимал, что весть о его возвращении облетела посёлок, и надолго отложить объяснения не удастся. Ближе к полудню пришли Щербатый и Борода. Как подобает старшим охотникам, речь завели издалека, - о погоде, о приближающейся зиме. О том, что осень выдалась сырая, на лесных озёрах и топях каждое утро стоят туманы, что нужно готовиться к ранней зиме. Но лето - благодаренье матушке-Земле! - было удачным. Не слишком засушливым, не слишком влажным, в самый раз для обильного второго урожая репчатки и гороха. О том, что орехов, грибов, ягод женщины запасли немало, да и охота была удачной. Правда, смерть не обошла Зелёный Холм стороной. Но так всегда было, одни умирают, другие рождаются. Всегда было и всегда будет.
        Крис напрягся, едва Тим заговорил о смерти. Старший охотник ни в чём не обвинял Криса, даже разговора о вине не заводил, но взрослый человек и так понимает. И отвечает за свои поступки. Когда Тим замолчал, Борода спросил без обиняков:
        - Ты остаёшься в посёлке?
        - Нет.
        Короткое слово, а озноб прошиб, едва Крис произнёс его. Вот и всё, он окончательно отрезал себя от прошлой жизни.
        Рик покосился на товарища. Щербатый кивнул, будто ожидал такого ответа.
        - Из тебя мог получиться хороший охотник. Что ж, пока ты гость. До зимы ещё месяц, думай, решай. А там - ты знаешь Правила. Зимовать все должны в своём доме. Ищи, где будет твой.
        Бывшие односельчане любопытством Крису не досаждали. Можно было отсиживаться в доме, кто-то - Мила, кто же иначе! - позаботился сделать запас репчатки, гороха, грибов. Но стены и потолок давили, заставляя всё острее чувствовать одиночество. На третий день он не выдержал. Взял лук, стрелы и отправился в лес.
        Охотиться он не собирался. Брёл, куда глаза глядят, лишь бы подальше от людей. Знакомые звуки, запахи окружили, заставляя подчиняться охотничьим инстинктам, не давая сосредоточиться на странных новых мыслях. Только когда солнце начало клониться к западу, он повернул обратно. Так коротать время оказалось гораздо легче. С утра до ночи бродить по лесу, чтобы потом, добравшись до постели, рухнуть на неё и забыться мёртвым сном.
        На шестой день Крис встретил Джулу. Та поджидала его, сидя у порога, еле различимая в сгущавшихся сумерках. Он и не узнал бы, если бы она не поздоровалась первой.
        - Крис, доброго вечера!
        - Здравствуй.
        Сводная сестра явилась некстати. Ему хотелось одного - поскорее упасть на топчан, вытянуть гудящие от ходьбы ноги. Но делать нечего, пригласил её в дом. Рыжок зашла как-то неуверенно. Терпеливо ждала, пока хозяин зажёг лучину, лишь после этого присела на подстилку у очага. Заговорила:
        - Крис, мне нужна твоя помощь.
        - Моя помощь? - Он недоумённо пожал плечами. - В чём?
        - Ты же знаешь Правила - молодые женщины не должны оставаться без мужей. Орест вытребовал себе Милу первой женой. Ты ведь отказался.
        - Что я могу сделать? Я здесь гость.
        - Да… завтра утром Орест придёт жить в дом Милы. Я или должна стать его второй женой, или уйти к другому мужчине.
        - И кого ты выбрала?
        Джула помедлила. Произнесла:
        - Староста позволил мне жить с тобой. До зимы, пока ты здесь. Если захочу, то и уйти с тобой могу.
        - Что?! - Крис подскочил с топчана. - Джула, я понимаю, что обещал стать твоим мужем, и ты, правда, хорошая женщина. Но пойми, я никого не хочу брать в жёны! Вообще никого. Поищи другого мужчину. В этом я тебе не помощник.
        Джула попыталась возразить, запнулась, отчаянно взмахнула кулачком.
        - Крис, я не могу даже тебе всё сказать! Но мне честно очень нужна твоя помощь. Год назад я ждала её - не дождалась. Летом, когда не стало Риты и Тэда, - тоже. Хоть сейчас помоги! Ни о чём не спрашивай, просто помоги.
        - Но как? - Крис растерялся, обескураженный таким напором.
        - Я же сказала - позволь жить с тобой. Не хочешь любиться со мной, как с женой, - не нужно. Лишь бы другие думали, что ты мой муж.
        Просьба ошеломила Криса. Выходит, и у Джулы есть какая-то тайна? Да, в мире происходит много непонятного. Чересчур много!
        Разумеется, он разрешил ей перебраться в своё жилище. Как мог отказать в помощи, пусть и не понимал, что происходит? Время покажет. Пока что перенёс её пожитки и, не дожидаясь, пока Рыжок рассуёт свой скарб по полочкам и коробам, юркнул под одеяло. Сон навалился мгновенно…
        - Крис, постой!
        Хока скользила сквозь туман, едва касаясь ступнями влажной от росы травы. Та самая хока. Крис неуверенно поднял огненный лук. Стрелять? Он, мужчина, охотник должен был стрелять в эту тварь. Но он, Крис, человек почему-то медлил.
        - Выслушай меня! Я тебя так долго искала!
        В голосе хоки появилось отчаяние. Она бежала к нему, но приблизиться не могла. Неведомая сила влекла парня прочь от неё, хоть он не сделал ни шага. Хока отставала всё больше и больше. Растворялась в белых клочьях наплывающего тумана…
        Крис проснулся. За окном было темно, Джула тихо посапывала, уткнувшись в его плечо. То ли от тепла её тела, то ли от не выветрившегося из головы видения было как-то не по себе, муторно и волнительно. Он осторожно соскользнул на пол, оделся, взял оружие. И отправился в лес.
        Малая Луна пока не ушла за горизонт, значит, до рассвета ещё долго. Нестрашно, окрестные тропы Крис знал на память. Ночная свежесть успокаивала, приводила в порядок мысли. Брести в одиночестве сквозь лес было куда легче, чем разговаривать с людьми, даже с Джулой. Чтобы позже, днём, не встретить никого из сельчан, он повернул прямо на север, туда, где раскинулись нехоженые леса. И должно быть, неправильно определил направление по Малой Луне, взял левее, чем следовало. Понял это, когда в серой предутренней мгле заметил просветы между деревьями впереди. Топкие Поляны!
        Тим был прав - здесь уже стоял туман. Редкий, прозрачный, но туман. Холодные иголки опасности вонзились в кожу. Нельзя поздней осенью ходить на болота в одиночку! Это Правило, его любой охотник знает. Крис настороженно огляделся. Ничего страшного - постарался успокоить себя, - туман слабенький, скоро развеется. К тому же это самая восточная кромка Полян, до топей, где весной погиб бедолага Берт, далеко. Пересилил страх, пошёл дальше. Стволы чернолиста уступили место зарослям камышника. И это не страшно, неоткуда взяться здесь ленточникам, за лето всех извели.
        Почему он продолжал идти вперёд, Крис не знал. Не было ведь определённой цели, можно повернуть, взять правее, в обход…
        - Это ты?!
        Он резко обернулся. Никого. Только лес, камышник, белёсая пелена тумана. Но голос звучал близко, будто кто-то стоит рядом. Он не мог понять, кто спрашивает - мужчина, женщина или ребёнок. И в то же время голос казался знакомым, словно слышал его раньше.
        - Эй, есть здесь кто? - окликнул.
        - Подожди, я сейчас приду! Я тебя так долго искала!
        Крис дёрнулся, завертел головой. Вдруг вспомнился сон, и сразу стало по-настоящему страшно. Он медленно попятился, затем развернулся, бросился из зарослей камышника назад в лес. Туман перед ним неожиданно дрогнул, быстро потёк в одну точку, начал собираться клубами, обретать форму. Парень застыл на месте, предательская слабость подкашивала ноги. А белое марево всё отчётливее сгущалось, принимало человеческий облик. Хока!
        Всё получилось мгновенно. Лук, стрела, зазвенела отпущенная тетива. «Не стреляй!» - полоснул по ушам - нет, глубже, внутри! - вскрик боли. И в следующее мгновение призрачная фигура утратила очертания. Но Крис успел узнать. Та самая, как во сне.
        Обратную дорогу в посёлок он не помнил. Не замечал уже проснувшихся, занятых повседневными делами односельчан, не отвечал на приветствия. Всё заслоняло белое лицо хоки и её голос: «Я тебя так долго искала!» Она говорила, без сомнения, чтобы там не утверждал Охотник. Теперь Крис в этом не сомневался. На болоте ему не почудилось, и во сне было именно так. Он собирался идти разыскивать её на Запретных Озёрах, он хотел найти огненный лук в Городе Древних, чтобы пробиться туда. Он нашёл Странника и договорился с ним. А всё это оказалось ненужным. Хоку не ищут, она приходит сама. Всегда и за всеми. Эта пришла за ним.
        Но если она пришла, чтобы выпить его влагу, то зачем разговаривала? Что хотела сказать? И его сон… Почему он приснился именно сегодня? Почему ноги сами собой понесли его к Топким Полянам, в туман, туда, где только и могла в это время года появиться хока? Столько вопросов! Во сне он ведь не выстрелил, ждал, что она скажет. А наяву руки сами сделали то, о чём не успела подумать голова. Он ведь мужчина, охотник. Его столько лет учили этой простой премудрости: «Увидел хоку - стреляй!» Думать не нужно. Те, кто много думают, долго не живут. «Но моё тело - это ещё не я!» - всплыла в голове давешняя мысль.
        На следующее утро, когда небо на востоке начало сереть, Крис вновь был на Топких Полянах. От тумана и ночной сырости то и дело бросало в дрожь. Или от страха? Но бродить по мокрой от росы траве было, в самом деле, зябко. Чтобы унять дрожь, согреться, он собрал дрова, разжёг костёр. Влажные ветки громко шипели, дымили, но всё равно стало уютней. Он подвинулся ближе, протянул к огню руки…
        - Я могу подойти? Я не причиню тебе вреда, - вопрос прозвучал так же внезапно, как и вчера, хоть Крис ждал его. Он вздрогнул, обернулся.
        В этот раз он не видел появления хоки, та уже стояла поодаль, шагах в тридцати. Лицо не различишь сквозь утреннюю дымку, но Крис знал, что это та самая.
        Он кивнул. Едва заметно, но хока поняла, двинулась к костру. Шла, неслышно скользя по мокрой траве, всё ближе, ближе. Как во сне. Нет, сейчас ничего не мешало ей приблизиться, ничего не уносило Криса прочь от неё. Руки сами собой крепче сжали лук, потянули стрелу из колчана.
        Хока заметила его движение, остановилась.
        - Если не хочешь, я не стану подходить ближе. Но не стреляй, мне ведь больно.
        Губы её не шевелились, но Крис отчётливо слышал каждое слово. Спросил:
        - Что, хоки и правда боятся боли?
        - Конечно. Мы ведь такие же люди, как вы. Почти такие.
        - Хоки - не люди! Вы - дети Воды, мы - Земли. Между нами нет ничего общего! - Он постарался скорчить презрительную гримасу. Чтобы показать и ей, и, главное, себе, что не боится. Вернул стрелу на место. - Можешь подойти, я не буду стрелять.
        Хока подошла к костру, опустилась на траву. Крис сильнее стиснул зубы, стараясь подавить дрожь, удержать на месте тело, рвущееся удирать в панике. Это было так странно - видеть в пяти шагах от себя существо, способное убить одним прикосновением, а может, и одним взглядом, и…. ничего не делать, смотреть, ждать.
        Тогда, на болоте, Крис не успел разглядеть её, но теперь этому ничто не мешало. Почему-то с самого начала он думал о ней, как о женщине. Но вылепленное из тумана тело женским не было. Впрочем, оно не было и мужским. Оттого и человеческим назвать его язык не поворачивался. Белое, безволосое. Жуткое.
        Заметив, что её рассматривают, хока улыбнулась. Улыбка у неё оказалась вполне человеческой, и Крис постарался смотреть на лицо. Кажется, даже красивое, несмотря на отсутствие волос, отливающие синевой губы. Из глаз хоки на него смотрела бездна
        - Меня зовут Айдалин, - назвалась хока. - А тебя?
        - Крис. - Он облизнул пересохшие губы, спросил, лишь бы не молчать: - Как ты разговариваешь, у тебя же рот не открывается?
        - Так же, как и ты, мыслями. Но ты их сопровождаешь звуками, а я не могу, у меня нет лёгких и гортани.
        - Чего-чего нет?
        - Того, чем ты дышишь.
        - Дышат все, не одни люди. И ворчуны, и ленточники, и слепыши. Даже пузыри! Кто не дышит, тот мёртвый. Хоки что, мёртвые?
        - Мы живые, но по-другому. Это трудно объяснить.
        Страх постепенно отступал. Парень уселся поудобнее, расправил плечи. Спросил:
        - Так зачем ты меня искала?
        - Мне нужно многое тебе рассказать. Но не всё сразу. Сразу ты не поймёшь.
        Вместо страха в душе Криса неожиданно всколыхнулась злость. На себя. За то, что ощущал сейчас и чему не мог дать названия. Да, он боялся её, и это было правильно. Он должен бояться хоку. Но ещё он должен ненавидеть эту тварь, наверняка убившую многих людей, тварь, из-за которой погиб Тэд. А ненависти не было. И чтобы подогреть свою злость, чтобы переплавить её в ненависть к хоке, он выплеснул её криком:
        - Не пойму?! Да, я не пойму, для чего вы разрушили Город! Для чего выпиваете из людей всю влагу. Для чего убили мою первую маму, и маму Энн, и Риту, и многих других! Трудно объяснить, за что вы нас так ненавидите, да?!
        Хока улыбнулась, но в словах её звучала грусть:
        - Нет, Крис. Это страшная сказка, легенда, придуманная, чтобы пугать детей. А история… История ещё страшней.
        Часть II. История
        Глава 7. Ната
        Лето 2512 года на Юго-Западном континенте Остина выдалось особенно знойным, и городок Университета Кеннеди исключением не был. После каждой вылазки из кондиционированных оазисов помещений требовалось несколько минут, пока полурасплавленный мозг вновь затвердеет и начнёт думать в полную силу. Ната Гилл полулежала в кресле, забросив ноги на стол, листала журнал с долгожданной статьёй Раевского. Не очень-то солидная поза для руководителя лаборатории, но посторонних визитёров в такое пекло не ожидалось. А статья была забавная. Раевский был довольно умён для мужчины. Вот только после перевода на Альбион публиковался редко.
        Зазвенел зуммер - просили разрешения войти в кабинет. Ната подумала, что следовало бы опустить ноги, но поза была так удобна…
        - Войдите! - разрешила она, нагнувшись к интеркому.
        Двери открылись, и в кабинет вошла незнакомая женщина. Невысокого роста, худенькая, в сером костюме, пепельные волосы стянуты в тугой узел на затылке. Лицо не то чтобы красивое, но… одухотворённое, что ли? Гилл смутилась, поспешно убрала ноги со стола.
        - Извините.
        Незнакомка едва заметно улыбнулась, кивнула.
        - Здравствуйте. Меня зовут Клер Холанд.
        - Очень приятно.
        Гилл лихорадочно пыталась сообразить, кто перед ней. Не студентка, это уж точно, по возрасту ей ровесница. И не сотрудница Университета - этих она всех знает. Писака из какого-то научного журнала? Непохоже. Да и предупредили бы. Посетительница поняла бурю сомнений на её лице, поспешила объяснить свой визит:
        - Меня заинтересовала ваша статья.
        Ага, значит, коллега откуда-то из провинции. Гилл указала на высокое кресло рядом со столом.
        - Присаживайтесь, пожалуйста.
        Холанд взглянула на кресло, кивнула благодарно, но села на стульчик возле двери. Ната отметила это мысленно.
        - Что касается статьи, то я один из соавторов, - уточнила. - Наравне с Ивон Бигли и Полом Мюрреем, если вы обратили внимание.
        - Разумеется. - Гостья кивнула. - Но меня заинтересовала философско-теоретическая часть работы, то место, где говорится о самодостаточности сознания. Думаю, это писали именно вы.
        Гилл удивлённо уставилась на неё.
        - Извините, я не поняла, о какой статье идёт речь?
        - «Феномен человеческого сознания как проекция единого поля Вселенной на биологический объект», опубликована в «Вестнике Кеннеди» номер второй за пятьсот седьмой год.
        - А, вы об этом. - Ната опять улыбнулась. - Я уже и забыла, пять лет прошло.
        - Вы что, прекратили исследования?
        - Да, они не имеют практического значения. Всего лишь гипотеза. Но забавная, не правда ли?
        - Забавная гипотеза?! Я так не считаю…
        - А вы нейропсихолог? Извините, никогда не слышала вашей фамилии.
        - Нет, я занимаюсь эзотерикой.
        - Чем-чем? - Гилл приподнялась от удивления. - Видимо, вышло недоразумение. Мы здесь имеем дело с сугубо материальными вещами. Эзотерика, парапсихология, экстрасенсорика - я далека от этого, мне эти слова мало о чём говорят.
        - И фамилия Раевского не говорит?
        - При чём здесь Раевский? - Ната покосилась на экран ридера с открытой статьёй.
        - Я работаю в группе Раевского. Работала до недавнего времени.
        - Что, Раевский занялся «потусторонним миром»? - Гилл хмыкнула.
        - Раевский занялся экспериментами «Генезиса». Слышали о них? Я три года проработала в его группе и убедилась, что выбранное направление ведёт в тупик. Как и у всех остальных. Я хочу создать принципиально новую группу исследователей из людей, не порабощённых предрассудками, способных противопоставить собственное видение мира общепринятому. И предлагаю вам её возглавить. Здесь, - гостья вынула из внутреннего кармана футляр с инфокристаллом, - мои теоретические разработки модели человеческого сознания. Вернее, модели человека, как совокупности сущностных и личностных оболочек. Если вас заинтересует, продолжим разговор.
        Спустя пять часов они вновь сидели в этом же кабинете, теперь вчетвером.
        С Ивон Бигли и Полом Мюрреем Ната познакомилась в те незапамятные времена, когда никому не нужной девчонкой-изгоем приехала учиться в Университет Кеннеди. Трудно было представить пару, более несхожую, чем эта. Высокий, жилистый и широкоплечий Мюррей, всегда уверенный в собственной правоте, резкий в суждениях, и маленькая пухленькая Бигли, мягкая, умеющая найти компромисс в любых обстоятельствах. И всё же в них было нечто общее - силач и атлет Пол был начисто лишён тупой «мачости», а в кудрявой блондинке Ивон не было ни грана не менее тупой женской покорности. Оба они были прежде всего людьми, отзывчивыми, чуткими, - умными, разумеется, - а затем уже парнем и девушкой. Наверняка поэтому они и стали друзьями Наты, и с каждым годом эта дружба крепла. Пожалуй, это и не дружба уже была - почти кровное родство. Ивон и Пол заботились о неприспособленной к повседневной жизни подруге, как о младшей сестрёнке, хоть была та их ровесницей. Без этой поддержки Гилл не стала бы ни руководителем лаборатории нейролингвистики и физиологии мозга, ни признанным авторитетом среди научной элиты Империи. Сгинула бы в
этом мире, который всегда ощущала чужим. В мире воинствующей маскулинности, где таким, как она, отводилось место людей второго сорта. «Первосортными» были «настоящие женщины, знающие своё место». А к высшему принадлежали мужчины. Нет, не так, - Мужчины, с большой буквы. Именно они когда-то колонизовали огромный кусок спирального рукава Галактики для своих потомков, построили Империю. Первопроходцы, воины, властители. Гордые обладатели Y-хромосомы.
        В юности Ната страдала от собственной «второсортности». Потом смирилась. Мир таков, каков есть. «Боже, даруй нам милость: принимать с безмятежностью то, что не может быть изменено, мужество - изменять то, что должно, и мудрость - отличать одно от другого», - сказал некогда Рейнгольд Нибур, весьма неглупый человек. Хоть и мужчина. На счастье, в научном мире гендерную сегрегацию выпячивать было не принято, талант и заслуги значили больше, чем пол. Гилл нашла свою вполне уютную нишу. Ивон и Пол заменяли ей семью, лаборатория - дом, наука - всё остальное. И пусть этот мир живёт, как ему вздумается, доктору нейролингвистики его не исправить. Ната была уверенна в этом… пока не прочла доклад Клер Холанд.
        Гипотеза, изложенная на удивление чётко и логично для области, от научной логики далёкой, придавала разговору вкус и аромат экзотической сказки. Бигли то и дело удивлённо и недоверчиво посматривала на новую знакомую, покусывая ноготок на мизинце. Мюррей иронично кривил губы, раз за разом листая статью. Он же первым и высказал своё мнение. Резко и безапелляционно, как обычно:
        - Большего бреда я в жизни не читал.
        Холанд побледнела. А Ната улыбнулась незаметно. В отличие от визитёрши, она безошибочно расшифровывала реплики друзей.
        - Это слишком сложно для понимания неспециалистами в вашей области, - уклончиво добавила Ивон. - Очень специфическая гипотеза.
        Холанд оглянулась на неё, с мольбой перевела взгляд на Гилл. Ната подавила улыбку, заговорила, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально:
        - Гипотеза интересная, безусловно. Но проверить её истинность экспериментально, думаю, невозможно. Ни один здравомыслящий исследователь не станет с этим связываться, рисковать собственной репутацией.
        - Я поняла. - Холанд резко поднялась, одёрнула пиджачок. - Очень жаль. Я надеялась, что вы не пойдёте на поводу у догм.
        Она шагнула к столу, быстро взяла футляр со своим докладом, сунула в карман, развернулась.
        - Эй-эй, так не пойдёт! - Мюррей вскочил ей наперерез. - Мы с женой вещи паковать собираемся, а ты на попятный?
        - То есть? - Холанд ошарашено уставилась на него. - Вы же сказали, что мой доклад - бред?
        - И повторю неоднократно. Но кто сказал, что бред не может стать объектом научных исследований?
        В середине XXIII века Всемирный Совет Старой Земли попытался организовать карательную экспедицию на планету Лабиринт. Ни один учебник истории, ни одна энциклопедия не упоминали, что объединило непримиримых соперников, борющихся за господство на планете-праматери и в Дальнем Космосе. А это был вовсе не вызов, брошенный мировому сообществу таинственным фондом «Генезис», не пренебрежение его руководства международными законами и общепринятой моралью. Даже не страх перед скрывавшимися за вывеской «Генезиса» мутантами-эмпатиками, считавшими себя следующей ступенью в эволюции человека. Правда была грубее и прозаичнее. Объединило конкурентов стремление завладеть результатами «мерзких», «богопротивных», «противоестественных», «антинаучных» экспериментов, ведущихся в подземельях Лабиринта.
        Попытка оказалась неудачной. Планета исчезла раньше, чем союзники высадили на ней десант. Её взорвали со всеми обитавшими в недрах химерами, превратили в облако астероидов то ли сами хозяева, то ли кто-то ещё. Но один крейсер «Генезиса» сумел прорвать заслон Объединённого Звёздного Флота и уйти в гиперпрыжок. Кто был на его борту, какую информацию увозил и куда? Эти вопросы остались тогда без ответов. И каждый из вчерашних союзников заподозрил, что оказался обманутым. Хрупкое равновесие, полтораста лет державшееся на Земле, рухнуло окончательно. Человечество перестало существовать как единое целое. На счастье, планет, в той или иной мере пригодных для колонизации, в Дальнем Космосе было достаточно, поэтому закончилось всё не тотальной войной, а стремительным расселением, больше похожим на бегство крыс с тонущего корабля.
        Неудавшейся атакой на Лабиринт закончилась история Старой Земли, но не история «Генезиса». В начале XXVI века терраформисты продолжающей расширяться Галактической Империи наткнулись-таки на следы пропавшего крейсера. В Имперском Правительстве давным-давно забыли о тех временах, когда требовалось считаться с чужим мнением, оглядываться на докучливых соседей-соперников. Да и сами эти соседи остались за многие десятки и сотни парсеков. А соперники… их не было вообще.
        Прерванные когда-то эксперименты возобновились на одном из окраинных миров Империи. На Альбионе, в специально созданном для этого институте специально построенного города.
        Спустя месяц исследовательский план группы Гилл был подготовлен и отправлен руководству института на Альбионе. Известное в научных кругах имя Гилл с одной стороны, застой в исследованиях других групп с другой, сделали своё дело. Ещё через два месяца Ната вошла в седьмую лабораторию полновластной хозяйкой.
        Первым делом они привычно распределили обязанности. Бигли возглавила химико-физиологическую часть проекта, Мюррей - практическую евгенику, Гилл координировала и направляла работу, а также вдвоём с Холанд занималась самым неординарным на этот раз - теоретическим обоснованием будущих исследований. Персонал пришлось подбирать заново - то ли новый руководитель пришёлся не по вкусу, то ли ушлые конкуренты переманили, но из прежнего состава лаборатории продолжили контракт только трое. Два техника из обслуги, дядьки лет под пятьдесят, а третья…
        Первый раз эту очень смуглую темноволосую девушку Ната увидела спустя неделю после того, как прилетела на Альбион. Она зашла проинспектировать, как отдел Ивон подготовился к работе. Ассистент-биохимик Моник Джабира скромно стояла в углу за колонной микроскопа и украдкой поглядывала на неё. Их взгляды встретились всего на секунду, и девушка тотчас потупилась. Но секунды оказалось достаточно. Вечером, лёжа в постели, в своих огромных - социальный статус на Альбионе чтили столь же свято, как и патриархальные предрассудки, - до жути пустых, апартаментах, Ната вдруг отчётливо представила взгляд этих тёплых тёмно-карих глаз. Что в нём было? Интерес, удивление, робость. И ещё что-то…
        Она вспоминала глаза Джабиры снова и снова. А потом поняла, что начинает искать повод заглянуть в химотдел. Каждый раз Моник тушевалась, отвечала на вопросы невпопад. Лишь когда Гилл отворачивалась, решалась посмотреть на неё. Но Ната чувствовала эти взгляды затылком! Такое не могло продолжаться долго, нужно было сделать что-нибудь решительное. Но, чёрт возьми, что?! Она поняла, что в свои тридцать с большим хвостиком представления не имеет о том, как знакомиться, что ни разу не ходила на свидание. Что никогда не влюблялась! Уверена была, что ей эта «болячка» не грозит. Ошиблась…
        В конце концов Ната плюнула на условности - она же взрослый человек, а не девочка-школьница! - и во время очередной «инспекции» попросила Джабиру задержаться после работы. Дождалась, когда лаборатория опустеет, набрала номер химотдела.
        - Моник?
        - Да, я здесь! - Девушка мгновенно вскочила, подошла к экрану. - Что надо сделать?
        Эх, если бы Ната сама это знала!
        - Зайди ко мне, пожалуйста. Обсудим… вместе.
        Сидеть она не могла, вскочила, подошла к двери. Сейчас войдёт Моник и… И что?! Сказать: «Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты была со мной»? Она в жизни такого никому не говорила, и не сможет сказать. Умрёт со стыда!
        Трель звонка заставила вздрогнуть.
        - Заходи!
        Ната чувствовала, что лицо полыхает огнём. Покраснела вдобавок ко всему, стыд какой! Никогда не перед кем не краснела… А Моник уже в кабинете… Скорее выскочить вон, убежать!
        Она рванулась вперёд… и замерла, наткнувшись на слова девушки.
        - Госпожа Гилл… Ната, я… я должна сказать… Я тебя… вас… Я тебя люблю!
        Дальше было легко. Дальше был сладкий, волшебный сон.
        Мюррей неодобрительно кривил губы, следя за тем, как стремительно развивается неординарный роман, но помалкивал. Но Ивон не стерпела, заглянула в гости к давней подруге и попыталась образумить:
        - Ната, ты понимаешь, что делаешь? Мы не в университете, не на Остине даже. Это пограничный, патриархальный мир. Здесь на подобные вольности глаза закрывать не будут. Неужели ты хочешь настроить против себя, против нас, против лаборатории весь город?
        - Городу нечего делать в моей личной жизни! И тебе, кстати, тоже, Ивон.
        - Я не стала бы лезть в твою личную жизнь, если бы ты её не выставляла на всеобщее обозрение. Джабира даже переехала в твою квартиру!
        - И что? Тебе, значит, можно жить с любимым человеком, а мне нельзя?
        - Сравнила. Это не одно и то же…
        - Почему? Чем моя любовь хуже, ниже твоей? Тем, что мне нравится девушка, а не мужчины, как тебе?
        - Мне нравятся не мужчины, а мужчина - один единственный! - Ивон обиженно поджала губы. - Я уважаю твои чувства. Но, Ната, ты понимаешь, что Джабира - ещё девчонка? Да, она увлеклась тобой, твоей неординарной личностью. К тому же запретный плод всегда сладок. Но когда-нибудь это закончится. Она встретит мужчину, своего мужчину. Что будет тогда? Кого она предпочтёт?
        - Ивон, прекрати! Что любой из них способен дать Моник такого, чего не смогу дать я? Чем он будет лучше? Никогда больше не начинай этот разговор, если дорожишь нашей дружбой! Слышишь?
        - Я не хочу, чтобы ты страдала.
        Бигли сникла, и Ната почувствовала укор совести. Они были подругами пятнадцать лет, и ни разу Ивон не давала повода усомниться в своей преданности.
        - Успокойся, всё будет хорошо. - Ната взяла её за руку, погладила, стараясь смягчить резкость сказанных фраз. - Я не позволю какому-то мужчине отобрать у меня Моник.
        - Хотела бы я знать, как тебе это удастся…
        Самым уголком сознания Ната понимала, что подруга права. Права в отношении любой иной пары, но не их с Моник! С ними такого не могло произойти ни при каких обстоятельствах. Не для того она всю жизнь ждала эту черноволосую девушку с тёплыми карими глазами.
        Набрать новую команду нейролингвистов, физиологов, генетиков труда не составило. Сложности возникли с вирт-моделированием. Для проекта требовался информ-аналитик, способный строить в нейросети сверхсложные модели. Гилл уже всерьёз задумывалась о поиске подходящей кандидатуры в метрополии, когда на помощь неожиданно пришёл Габи, её личный программер.
        Разумеется, «личным» программером Габриеля Чапеля можно было назвать лишь условно. Официально его статус не отличался от статуса остальных сотрудников лаборатории нейролингвистики Университета Кеннеди. Но за годы совместной работы Ната настолько привыкла к программеру, сутками не покидающему кресло у импульс-приёмника, что начала считать его чем-то вроде дополнительной части тела, мостиком между собственным сознанием и вычислительной машиной. Она даже не могла с уверенностью сказать, какого пола это существо. По документам значилось, что мужского, но выбритый наголо череп с блямбой шунт-порта на затылке, мешковатая одежда, тонкий, полудетский голос стирали различия. Да они ничего и не значили в вирт-мирах, где Габи проводил большую часть своей жизни. Такой себе ни мужчина, ни женщина, а просто человек. Ната иногда завидовала программеру.
        На Альбионе, куда Ната не могла не привезти свой «вирт-мозжечок», как любил в шутку называть программера Мюррей, Чапель адаптировался первым. Он едва ли до конца сознавал, что перенёсся на несколько сот парсеков в пространстве. Во «внешнем мире» для него всё осталось прежним - лаборатория, вычислительная машина, кресло с пеналом нейрошунта. И люди, ставящие задачи, остались прежними. Задачи усложнились. Габи был хорошим программером, но мощности интеллекта и воображения для построения моделей такого уровня ему не хватало. Требовался аналитик, способный выделить частности из общей задачи, разбить модель на элементы, поддающиеся кодировке.
        И он нашёл себе аналитика.
        - Вот! Её зовут Льюта.
        Ната вздрогнула от неожиданности, когда услышала прямо над ухом возглас своего «вирт-мозжечка». Она как раз заканчивала составлять график работ, сосредоточилась и не заметила, что уже не одна в кабинете. Если Габи и слышал когда-то о субординации, то давно забыл за ненадобностью этой безделицы в вирт-мире.
        - Аналитик, мощный. Я её в сети нюхом почуял.
        Чапель бесцеремонно подтолкнул к столу начальницы русоволосую женщину лет тридцати, затянутую в уже ставший привычным на Альбионе серебристый комбинезон. Внешность у женщины была самая заурядная, встретишь в толпе - не узнаешь. Запоминалась лишь роскошная коса, уложенная на голове в виде короны.
        - Люда, - поправила Чапеля незнакомка. Добавила официально: - Людмила Сорокина.
        Голос её звучал чуть напевно, будто имелся в нём некий странный дефект.
        - Очень приятно, - Ната кивнула. - Вы информ-аналитик? Не припоминаю, чтобы встречала ваше имя в списках городского инфора.
        - Я не горожанка, я озерянка. Руса, как вы говорите.
        Губы женщины еле заметно дрогнули в презрительной усмешке. И Ната поняла, что это не дефект речи - акцент.
        - Я привёз, - подтвердил Габи. - Только что.
        - Ты летал на озёра?! - Ната удивлённо приподняла брови.
        - Да. Там туман. Очень сыро, сауна. - Он улыбнулся. И уже серьёзно добавил: - Мы проверили прямой контакт. Я понимаю импульсы Льюты на девяносто девять и восемь десятых процента без декодировки. Ната, возьми её аналитиком.
        Так неожиданно, но вполне буднично в седьмой лаборатории появился четвёртый помощник руководителя, информ-аналитик Людмила Сорокина. Ната и представить не могла, чем это обернётся.
        Глава 8. Лаборатория
        Гипотеза Холанд базировалась на древнем учении о человеке, как системе телесных оболочек, находящихся на разном уровне развития. Четыре низших составляли его личность, временное воплощение бессмертной сущности: плотное тело, эфирное, астральное и ментальное. Клер была уверенна, что исследователям «Генезиса», построившим картину мира, весьма далёкую от научной - в человеческом понимании, - удалось идентифицировать некий канал, пронизывающий оболочки, и управлять потоком движущейся по нему информации. Успешными ли оказались те эксперименты, сведений не сохранилось. Проверить их можно было единственным способом - повторить. Но повторить-то и не получалось.
        Шесть лет промелькнули как день в поисках верной модели. Неудачи, не оправдавшиеся надежды, разочарования, ошибочные предположения - всего было в избытке. Кроме одного - положительного результата. Пять раз Ната посылала всех: Пола, Ивон, и, прежде всего, «эту чокнутую с пудингом вместо мозгов», Клер. Трижды писала заявление о сложении полномочий руководителя лаборатории. Два раза заказывала билет на очередной транспорт до метрополии.
        Разумеется, она осталась. Во-первых, потому что рядом была Моник. А во-вторых - за стенами города лежал таинственный, немного пугающий, не похожий на причёсанный и чопорно-аккуратный Остин дикий мир. Мир, которому не было дела до людишек с их амбициями, предрассудками, завиральными идеями. Когда становилось совсем невмоготу, Ната брала флайер, сажала в него Джабиру и убегала в этот первобытный мир. Старалась забыть о неудачах и поражениях. Там, снаружи, существовали лишь они двое - Ната и Моник.
        Альбионом планету назвали имперские поселенцы, не утруждая себя поиском чего-то оригинального. Прежде она носила иное имя, странное и непривычное для их слуха - Чудь. Это был колониальный проект русов. Весьма нестандартный проект - прежде идея «мягкого терраформирования», казалось бы, лежащая на поверхности в век генной инженерии и нанобиологии, оставалась невостребованной. На Чуди попытались не уничтожать флору и фауну, расчищая место для собственной среды обитания, а изменить их генетически, приспособить к человеку.
        Жителей Славии соседи по Галактике недолюбливали, но связываться опасались. Слишком часто в человеческой истории почти побеждённые русы вспарывали брюхо более сильному противнику. И если бы проект на Чуди закончился успешно, Славия одним махом превратилась бы в державу с наибольшим потенциалом экспансии.
        Проект на Чуди завершить не успели. В 2485 году локальное пространство Славии внезапно выпало из гиперпространственной системы координат, «схлопнулось», как говорили в просторечье. С планетой ничего не случилось, она по-прежнему вращалась вместе с пятью соседками вокруг своей звезды. Но для остального человечества она сделалась так же недосягаема, как другие галактики - двести парсеков на субсветовых скоростях преодолеть нереально.
        Внезапное исчезновение государства с трёхмиллиардным населением вызвало замешательство у соседей и шок у колонистов Чуди, в одно мгновение потерявших надежду увидеть своих родных и близких. Первым опомнилось Имперское Правительство - как обычно. Пока где-то на Новой Европе, Дао-Ци, Большом Дели и прочих островках человеческой цивилизации раздумывали о случившемся, в локальное пространство бесхозной планеты вошли боевые крейсеры. Войны не последовало, аннексия прошла мирно и цивилизованно - как обычно. Колонистам предложили выбрать новую родину по собственному желанию. Бесплатная доставка со всем личным имуществом гарантировалась. Некоторые воспользовались этим предложением, но для большинства колонизация Чуди - уже Альбиона - было делом всей жизни, и они остались.
        Официально Имперское Правительство продолжало славийский проект. Были выделены колоссальные средства для строительства нового города и исследовательского комплекса. Однако это было лишь прикрытием. Мощную научно-техническую базу в сотнях парсеков от метрополии создавали, надеясь раскрыть секреты «Генезиса».
        На первый взгляд Альбион казался малоинтересной планетой. Большую часть её занимали горные хребты и безводные каменные плато, летом выжигаемые горячим светилом, зимой вымораживаемые ветрами с полярных ледников. Слишком мало воды, слишком тонкий слой атмосферы для возникновения полноценного биоценоза. Только жиденькие лишайники, мох, да примитивные насекомые ухитрялись выживать здесь. Но в одном месте Альбион выглядел иначе. Огромный оазис - провал в коре планеты, созданный древними катаклизмами, долина шириной в полторы и длинной в три с половиной тысячи километров с большими озёрами посередине. Поднимающееся из недр тепло грело воду в озёрах и превращало долину в естественную теплицу, заполненную экзотической флорой и фауной.
        Славийцы собирались преобразовывать этот мир, потому построили исследовательский институт и посёлок в самом сердце теплицы - на берегу Большого Озера. Имперцам долина нужна была в сугубо утилитарных целях. Город возводили так, чтобы с одной стороны отгородиться от её непредсказуемой фауны, с другой - прикрыться тепловым щитом от полярных ветров. Расстояние от города до посёлка было ничтожным - шестьсот километров, полтора часа лёта на флайере. Но это были два чужих друг другу мира. Большинство озерян не любили город, горожане боялись и не понимали теплицу.
        Ната Гилл не принадлежала ни одному из этих миров.
        Ната бросила флайер вниз. Там, посреди сплошного океана тёмно-зелёного леса виднелась проплешина холма. Северный и западный склоны его уходили вниз полого, а южный и восточный круто обрывались к полноводному ручью, выныривающему из чащи.
        Лапы-опоры резко ударили о землю, заставив машину подпрыгнуть.
        - Ай! - Моник испуганно-весело взвизгнула. - Ты когда-нибудь нас убьёшь!
        - Разве ты не хочешь, чтобы мы умерли в один день? - Ната озорно глянула на подругу и, открыв дверь, выскочила наружу. - Но сначала мы будем жить оч-ч-ч-чень долго и счастливо!
        Она понеслась вниз к высокой, в пол человеческого роста, мягкой траве. Добежала и плюхнулась навзничь, разметав руки и ноги.
        - Как же здесь хорошо! Наконец-то мы вырвались из этого вонючего города! По-моему, только мужчины могли придумать жить под треклятыми куполами, когда так близко чистое, голубое небо!
        Моник подошла, присела рядом.
        - Не будь так сурова к мужчинам. Они разные бывают.
        Ната метнула на неё притворно-возмущённый взгляд.
        - Не смей их защищать! Посмотри на этот мир - как он прекрасен. И он наш! Почему мы прячемся от него за осточертевшими стенами? Потому что мужчины везде видят врагов. Почему губернатор зарубил программу адаптации, предложенную Паниной? Чем плоха идея строить в долине дачные коттеджи, детский центр? Конечно, губернатор никогда не пойдёт на такое. Мужчина!
        - Не передёргивай. Мне тоже не очень-то хотелось бы жить здесь, постоянно чувствовать себя в опасности.
        - Какая опасность, о чём ты говоришь? Озёрный посёлок прекрасно обходится без купола. И без импорта продовольствия, между прочим!
        - Бррр… - Моник поёжилась. - Как представлю, какой туман у них там всегда….
        Этот её почти детский возглас, этот жест заставили Нату улыбнуться. В окружении мягких, колышущихся под лёгким ветерком стеблей травы Моник выглядела особенно привлекательной. Оказывается, зелёный цвет прекрасно гармонирует с чёрными, непокорно-вьющимися волосами, стянутыми в смешной хвостик на затылке, с шоколадно-смуглой кожей…
        Почувствовав, как сладкий жар начинает растекаться по телу, Ната перевернулась на бок, призывно вытянула руки:
        - Подумаешь, туман! Иди ко мне.
        Моник смущённо моргнула.
        - Ты что, хочешь… здесь?
        - Почему нет? Тебе не нравится это место?
        - Я сразу вспоминаю о кошмарных тварях, что водятся в лесу.
        Ната засмеялась.
        - Эх ты, робкая моя птичка! Ты сомневаешься, что я смогу тебя защитить?
        Моник осторожно прилегла рядом. Тёмно-карие глаза её были совсем близко. И губы. Чувственные, сладкие на вкус. Ната легонько провела пальцем по виску девушки, по щеке, покрытой мягким, едва ощутимым пушком, по шее. Подцепила ногтем застёжку на вороте комбинезона. Моник напряглась, быстро облизнула губы.
        - Может, сходить к машине за бластером? На всякий случай.
        - Да я голыми руками разорву любую тварь, какая попробует к тебе прикоснуться!
        Ната потянула застёжку… и замерла. В голове резко и настойчиво загудел зуммер коммуникатора. Экстренный вызов из лаборатории.
        Она села, хлопнула пальцем по бляшке прибора, прилепленного к виску. Вызывала Сорокина:
        «Ната, ты далеко?»
        - В долине. Что случилось?
        «Тебе лучше приехать. Мы остановили трансляцию».
        - Почему?! Расчётное время…
        «Я всего лишь технический специалист, поговори с Ивон. Но лучше возвращайся, увидишь сама».
        Через две минуты флайер оторвался от площадки на вершине холма и, сделав крутой разворот, пошёл на юго-восток. Мелькнул внизу серебристый отблеск лесного ручья, кроны чернолистов слились в сплошное море и покатили зелёными волнами до самого подножья вырастающей навстречу гигантской стены. Там, на широком уступе в полукилометре от верхней кромки обрыва фантастическим гнездовьем приклеились разноцветные купола города. Гилл выровняла высоту перед самым обрывом и направила машину в распахнувшийся шлюз.
        Клер ждала их у входа в лабораторию. Маленькая, незаметная, похожая на мышку в белом, наглухо застёгнутом комбинезоне.
        - Хоть ты скажешь, что у нас происходит? - насела на неё Гилл. - Кто решил прервать трансляцию? Почему со мной не посоветовались? Мюррей распорядился? Почему ты позволяешь? Я же тебя назначила своим первым заместителем!
        - Не было времени для советов. Решение приняли я и Ивон, коллегиально, Мюррей наоборот, был против. Сорокина воздержалась, как обычно.
        Игнорируя вспыхнувшую на стене надпись с просьбой сменить одежду, Гилл шагнула к двери, ведущей в бокс. Помедлив несколько секунд, пока отработает система феромонного распознавания, шлюз обиженно заурчал и распахнулся, впуская хозяйку.
        Вся троица руководителей направлений была на месте. Ивон и Людмила сидели за пультом, напряжённо вглядывались в информ-экраны, Пол стоял, прижавшись лбом к колонне суперстекла. По ту сторону барьера поблёскивала в ярком бестеневом свете параболическая тарелка транслятора. Будто в прицеле удерживала в фокусе прозрачный цилиндр, заполненный желтоватым раствором. Но смотрел Мюррей не на транслятор и не на датчики жизнеобеспечения. На тело добровольца Люка Уайтакера, неподвижно висевшее в цилиндре. По ту сторону стекла решалась судьба их эксперимента.
        Услышав шаги за спиной, Мюррей обернулся. Безнадёжно махнул рукой, сообщил:
        - У нас ничего не получилось. Опять не получилось! Всё-таки это бред и ничего более.
        - Уайтакер жив?
        - Пока да.
        Ната требовательно повернулась к Ивон, напряжённо колдующей за панелью медицинского контроля.
        - Что с ним?
        - Гипертермия, температура 41,7 градуса и продолжает подниматься. Тахикардия, пульс нитевидный. Я пока ничего не могу с этим поделать. Боюсь, мальчик не выдержит долго. Он словно выгорает изнутри.
        - Почему это случилось?! Мы же всё предусмотрели!
        Отчаяние комком подступило к горлу. Снова они проиграли, ошиблись в который раз! Нет, так плохо ещё ни разу не было.
        Ната обернулась к двери в поисках поддержки, в поисках Моник. Разумеется, той здесь нет и быть не может. Рядовые сотрудники не имеют доступа в святая святых седьмой лаборатории. Подошла Клер, заглянула испуганно в глаза. Прямо-таки ходячее олицетворение вины. Нате захотелось бросить в лицо этой «мышке»: «Успокойся, твоя вина - самая ничтожная! Ты чокнутая фантазёрка. А мы поверили в твой бред вместо того, чтобы сразу же отправить тебя в клинику. И вот чем это закончилось - мы убили человека!»
        Люк Уайтакер пришёл в их лабораторию, не имея за плечами ни учёной степени, ни научных публикаций, ни даже университетского образования - единственно, диплом колледжа. Брать в штат молодого повесу, с дерзкой улыбкой заявляющего, что поработает здесь годик, Ната не хотела. Не верила, что, мол, нужно это ему, чтобы перед поступлением в университет окончательно определиться с выбором будущей специальности. Не иначе побился об заклад с дружками, что подстроит какою-нибудь каверзу «нетрадиционной» руководительнице. Она не задумываясь дала бы от ворот поворот нахалу, у которого буквально на лбу написано обещание неисчислимых неприятностей, если бы не… Родители Люка были высокопоставленными чиновниками Альбиона: отец - начальник космопорта, мать - заместитель губернатора. Отказывать в должности лаборанта не только их сыну, а лучшему выпускнику лучшего в городе колледжа означало то же самое, что трясти красной тряпкой перед быком. После стольких лет промахов и неудач седьмая лаборатория и так висела на волоске. Их разгонят без сожаления, как разгоняли многие команды неудачников. Скрепя сердце, Ната
подписала заявление.
        Неприятности не заставили себя ждать. Вдобавок к дерзости и самоуверенности Уайтакер был красавцем, «мачо», признанным ловеласом, предметом вожделения и обожания доброй половины женского населения города. Что это означает, Ната испытала в полной мере. Кажется, Уайтакер поставил своей целью вскружить головы и разбить сердца всем сотрудницам седьмой лаборатории. Он даже с Ивон пытался заигрывать. Да что там Ивон! Ната и на себе ловила его откровенные взгляды. Не просто откровенные - ощупывающие и раздевающие.
        Мюррей вначале пытался воздействовать на нового сотрудника увещеваниями. Не помогло. Решил поговорить жёстко, по-мужски - вышло ещё хуже, парень выскочил из кабинета начальника сектора с багровеющим кровоподтёком под глазом. К чести Уайтакера, жаловаться мамочке и папочке на рукоприкладство он не стал. Но волочиться за всеми юбками лаборатории принялся с удвоенной силой. Красоту его синяк под глазом вовсе не испортил, наоборот, придал ей мужественную выразительность.
        И Ната сдалась. Чёрт с ней, с угрозой потерять лабораторию из-за увольнения Уайтакера. Если он останется, то лаборатория рассыплется сама собой. А главное, она боялась потерять Моник! Пока что та и внимания не обращала на юного ловеласа. Но что будет завтра? Она слишком хорошо помнила разговор с Ивон…
        Формальных поводов для увольнения Ната не искала - сократила должность лаборанта в секторе прикладной евгеники. Получив извещение, Уайтакер явился к ней на приём.
        - Что, решили от меня избавиться? - спросил без обиняков.
        - Я сожалею, но пришлось. Ассигнования на лабораторию сокращены, и…
        - Да, да, разумеется! - Уайтакер отмахнулся от объяснений. - Сократили, так сократили. Честно говоря, мне уже надоело мыть пробирки.
        Ната вздохнула облегчённо, подумав, что разговор благополучно закончен. Не тут-то было.
        - Госпожа Гилл, я слышал, вы планируете перейти от экспериментов с виртботами к людям? Так вот, на Альбионе вы добровольцев не найдёте. Вам здесь никто не доверяет. Даже если посулите крупное денежное вознаграждение, администрация не утвердит кандидатуру. Конечно, вы можете отправить запрос в метрополию, но это дело долгое. Предлагаю другой вариант - я готов участвовать в эксперименте добровольцем. Соблюдение всех формальностей обеспечу.
        К такому повороту Ната была не готова. Сказала единственное, что пришло на ум:
        - Люк, вы понимаете, что это может быть опасно?
        - Опасно? - Парень засмеялся. - Госпожа профессор, мой отец двадцать лет отдал косморазведке. Мама в молодости служила в космодесанте и в отставку ушла по ранению. По тяжёлому ранению - родить меня было для неё настоящим подвигом. И ВЫ МНЕ говорите об опасности? Опасность - это лекарство от скуки. От неё кровь становится горячей, а жизнь - интересней. Впрочем, вам этого не понять.
        Ната вспыхнула, готовая ответить резкостью. Но неожиданно для себя кивнула.
        - Хорошо, подавайте заявления. Я возьму вас добровольцем на эксперимент. Что вы желаете взамен?
        - Очень немного. Во-первых, оставаться сотрудником лаборатории, сколько сам пожелаю. Во-вторых - полные данные по эксперименту. Должен же я знать, во что вы меня собираетесь превратить. - Он вновь засмеялся.
        Уайтакер не умер. Возможно, благодаря молодости и здоровью, отличной наследственности или лечению, которое назначила Ивон. Как бы то ни было, на седьмой день стало ясно, что жизни добровольца ничего не угрожает. А ещё через неделю они разобрались с причинами провала.
        Это был не провал, хуже. Победа, доказывающая полную практическую бесперспективность дальнейших исследований. Гипотеза Холанд об информационном канале подтвердилась, модель действовала. Но…
        Человек - не набор отдельных тел-оболочек, а жёсткая, идеально подогнанная система. Трансляция образа легко вывела из равновесия тонкое ментальное тело Люка Уайтакера. Но едва изменения достигли критической величины, ментал перестал укладываться в свою астральную оболочку. Несоответствие индуцировало инверсный, нисходящий поток информации в канале. Астральное тело, отвечающее за эмоциональную сферу человека, начало меняться.
        Процесс напоминал цепную реакцию. Стремясь принять новую форму, астрал вышел за пределы эфирного тела. Вновь возникла индукция и поток нисходящей информации. Предполагалось, что на данном этапе инверсный поток иссякнет сам по себе. Для радикальных преобразований эфирное тело нуждалось в притоке энергии. Нет энергии - нет изменений, начнётся затухание. Астральное и ментальное тела изменятся в пределах, допустимых внешними оболочками. Эксперимент, собственно, и должен был очертить эти пределы.
        Затухания не произошло. Вместо этого случилось непредвиденное, невозможное с точки зрения науки о человеке. Эфирное тело нашло источник энергии, подключившись к магнитогравитационному полю планеты. И всё пошло по известной схеме: индукция, инверсный поток. Но в основании системы находилось физическое тело, доставшееся человеку от животных предков. Продукт миллиардолетней эволюции органической жизни, оно не умело изменяться так быстро. Оно попросту захлебнулось в цунами обрушившейся изнутри информации. Биологические механизмы выходили из строя один за другим.
        Опыт и чутьё заставил Бигли прервать трансляцию, как только датчики медконтроля подали первый тревожный сигнал. Трансляцию ментотела остановили, но процесс в организме уже был запущен. Холанд предложила начать «откат» - наложить образ, инверсный предыдущему, попытаться вернуть всё в исходное состояние. Ивон не решилась, последствия нового всплеска индукционного потока были непредсказуемы. Она предпочла надеяться, что человеческий организм имеет достаточный запас прочности, и помогать ему обычными медикаментозными средствами. На счастье, она оказалась права.
        «Провалившийся» эксперимент показал больше, чем ожидали Ивон, Пол, Ната. Больше, чем ожидала Клер. Они сидели в кабинете информ-моделирования, старались осмыслить своё открытие. Надо же, попытались влиять на интеллектуальную и эмоциональную сферу человека и вдруг выяснили, что могут превратить этого самого человека во что угодно. Теоретически могут.
        Холанд первой осмелилась высказаться вслух:
        - Если бы наши тела состояли из газа, мы были бы богами…
        - Очередной бред! - Мюррей фыркнул.
        Да, бред - Ната согласилась с этой оценкой. Нельзя придать газу сложную структуру человеческого организма и, тем более, поддерживать её сколь-нибудь долго. Нет таких сил в природе. Значит - забыть? Сворачивать исследования, возвращаться домой на Остин. Подумаешь, шесть лет жизни…
        Краем глаза она заметила движение у пульта, удивлённо оглянулась. Сорокина, до этого с отрешённым видом сидевшая в кресле, потянулась за нейрошунтом. Пояснила:
        - Я подумала: если в распоряжении эфирного тела практически неограниченный запас энергии, то транслятор не нужен. Вернее, нужен только первый раз, в качестве «запала».
        - Не понял? - Мюррей обернулся к ней. А Ната сообразила мгновенно. Эффект заражения!
        - Добавить транслятор к ментообразу? Тогда субъект сможет накладывать матрицу на объект без механических приставок.
        - Забавно. Но теперь всё это - абстрактные рассуждения. - Пол пожал плечами и встал. - Вы как хотите, а я иду спать. И беру отпуск на… на месяц. Потом будем думать, что делать дальше. Советую всем поступить так же.
        - Мне отпуск не нужен. Интересная задача, попробую набросать модель. - Сорокина привычно приподняла косу на затылке, вставила шунт. Опустив веки, расслаблено откинулась на спинку кресла.
        Ната позавидовала. Информ-аналитик не связана жёсткими законами биологического мира. Сорокина упряма, будет оттачивать модель до полного совершенства. Какая разница, есть ли надежда воплотить её в реальность? В том мире, где она сейчас находится, возможно всё…
        - Ната, ты поддерживаешь идею с отпуском? - прервала её размышления Ивон. - Отдохнуть будет полезно для всех.
        - Да, нужно отдохнуть.
        В городе смен времён года не было. А на долину надвигалась зима. Флайер скользил над лесом, и с высоты двух сотен метров казалось, что деревья поднимаются из белого молочного моря. Моник сидела, прилипнув лбом к стеклу кабины. Она не очень-то любила «экскурсии на природу», а уж зимой так и подавно. Но разве она смела перечить Нате?
        - Может, вернёмся? - спросила осторожно. - Посмотри, какой туман внизу. И сесть негде.
        - Ерунда, в крайнем случае, сядем по локатору. Но, думаю, на нашем холме чисто. Видишь, в той стороне «молоко» лишь у самой земли.
        - Да, но туман прибывает.
        - Разве? Не заметила.
        Лес внизу расступился, открывая взгляду зелёную макушку холма, вздымающуюся над белой гладью. Гилл была права, туман сюда не добрался. Флайер клюнул носом и резко провалился вниз. Моник охнула, едва успев схватиться за подлокотники, чтобы не вылететь с кресла. Так и не смогла привыкнуть к этой сумасшедшей манере пилотирования. Лапы ударили о грунт, заставив девушку подпрыгнуть. Ната улыбнулась, перегнулась к ней и поцеловала в висок - просила прощения. А в следующий миг распахнула дверцу и выскользнула наружу.
        - Фу, как сыро! - Моник невольно поёжилась от ворвавшегося в кабину воздуха.
        - А мне нравится. Пошли к роднику!
        Не дожидаясь ответа, Ната припустила вниз по склону.
        - Постой, там же туман! - только и успела крикнуть ей в спину подруга.
        - Боишься потеряться? Я тебя разыщу!
        Недовольно качая головой, Джабира отстегнула прикреплённый к спинке кресла бластер, повесила на плечо, выбралась из машины. Ната уже была далеко внизу, не останавливаясь, врезалась в клубящуюся пелену.
        - Догоняй!
        Моник осторожно двинулась следом, не отрывая глаз от постепенно тающей фигуры в тёмно-синем комбинезоне. Туман был похож на белую невесомую жидкость. Вот ноги утонули в нём до колен, до пояса. Она передвинула бластер на грудь, крепче вцепилась в рукоять, прислушалась к тишине. Зрение сейчас бесполезно, вся надежда на несовершенный человеческий слух.
        - Ната, ты где? - позвала.
        - Я здесь! Иди на голос.
        Туман был таким густым, что ботинки почти исчезали в нём. Шаг, второй, трава под ногами шуршит чуть слышно. Или это какая-то тварь начала охоту? Впереди выплыла тёмная завеса, распалась на стебли камышника вокруг ручья. Моник раздвинула их, шагнула дальше, закусив губу. Тёмная масса рванула навстречу… превратилась в Нату.
        - Не заблудилась?
        - Пошли назад! Что тут хорошего, в этом тумане? - Девушка никак не могла унять нервную дрожь.
        - Ты что, испугалась? Перестань! У нас же бластер, любую тварь прикончим, пусть только попробует! - Ната наклонилась и брызнула водой ей в лицо, заставив взвизгнуть от неожиданности. - Родниковая. Я уже умылась, так здорово!
        - Хорошо, тогда идём назад, к машине.
        - Подожди, куда ты спешишь. Сходим к заводи, которую видели прошлый раз. Я хочу искупаться.
        - Искупаться?! Ты с ума сошла! В воде могут быть эти, как их…
        - Волосянки? Ты совсем не знаешь местную фауну, хоть живёшь на Альбионе втрое дольше меня. - Ната засмеялась. - Какие осенью волосянки! Пошли.
        - Ната, не нужно!
        - Не бойся. Давай сюда бластер, я сумею тебя защитить.
        Не слушая возражений, она забрала оружие и уверенно шагнула в туман.
        За родником, за зарослями камышника, начинался лес. Рыжеватые стволы чернолистов поднимались многометровыми колоннами, переплетаясь над головой сучковатыми, корявыми ветвями. Под ногами мягко проваливался толстый ковёр буро-чёрной опавшей листвы. И везде, во все стороны - одно и то же. Стоило пройти двадцать шагов, и уже нельзя с уверенностью сказать, в какой стороне холм. Моник пожалела, что не захватила компас.
        - Мы не заблудимся? - спросила
        - Нет, я помню направление.
        Минут через десять стволы впереди поредели. Затем и вовсе перестали выплывать из тумана. И тотчас Моник услышала свист. Замерла, настороженно прислушалась.
        - Постой. Ты слышишь?
        Ната остановилась. Удивлённо повела головой влево, вправо, оглянулась, хотела что-то спросить… Внезапно туман за её головой потемнел. Распластавшиеся на добрых три метра крылья свистнули в воздухе.
        - Сзади! - отчаянно заорала Моник.
        Гилл и сама почувствовала неладное. Резко развернулась, сдёрнула бластер с плеча, едва успела присесть. Огромная туша шлейфокрыла рванулась прямо на Моник. Она отпрянула, пытаясь увернуться, уйти с линии огня. Шлейф правого крыла всё же достал, ударил в грудь, задел лицо. В глазах разом потемнело. Она поняла, что сбита с ног, что летит куда-то на землю, попыталась сгруппироваться, и в ту же секунду больно ударилась плечом о ствол дерева.
        Шлейфокрыл жалобно заверещал, - видно, попал под луч, - потом рядом появилась Гилл, тревожно озирающаяся по сторонам.
        - Ты цела?
        - Почти. - Моник осторожно потрогала щёку. Липко и больно.
        - Идти сможешь?
        - Наверное да.
        Она попробовала встать, опёрлась рукой в землю. И скривилась от боли.
        - Что? Нога? - Гилл подалась к ней.
        - Нет, плечо, ерунда. Помоги подняться.
        Они пошли назад. «Только бы не заблудиться, только бы не заблудиться!» - колотилась в голове Моник мысль. Ната выбирала направление уверенно. Она всё делает уверенно, даже очевидную ерунду! В этом Джабира за годы близости смогла убедиться.
        Деревья расступились. И тут же вверху вновь послышался свист. Шлейфокрылы, наделённые зрением в инфракрасном диапазоне, поджидали их. Моник дёрнулась назад.
        - Надо вызывать спасателей!
        - Пробьёмся!
        - Ната, прекрати! Это слишком опасно!
        Она сосредоточилась, пытаясь включить коммуникатор. Никакой реакции. Вскинула правую, здоровую руку к виску. Всё та же саднящая липкость. Крыло твари сорвало липучку!
        - Вызывай спасателей! Я комм потеряла.
        - Прорвёмся! И всё равно, я свой в машине оставила.
        - Зачем?!
        - Чтобы нам никто не мешал. Мы же в отпуске.
        - Боже мой, Ната! Что ты наделала?!
        - Не кричи. Я же сказала - пробьёмся. Держись ближе. Готова? Пошли, быстро!
        Гилл решительно двинулась вперёд, на открытое место. И мгновенно огромная тень рванулась сверху. Ната вскинула бластер - короткая вспышка заставила тварь завизжать, опрокинуться в сторону. Она сделала несколько выстрелов вверх, в туман. Шлейфокрылы метались где-то там, был слышен их свист. Но снизиться для нападения они не решались.
        Впереди замаячили заросли камышника, дальше темнел склон холма. Моник вздохнула облегчённо. Кажется, они в самом деле пробьются.
        У родника шлейфокрылы опять попытались атаковать. Теперь - одновременно с двух сторон. Одного Гилл достала на подлёте, луч черканул по крылу. Чуть-чуть дотянуть, и тварь развалилась бы пополам. Но тут сзади, низко, над самым камышником, вынырнула вторая. Моник понять не успела, что случилось, но Ната заметила движение краем глаза, резко развернулась, отшвырнула её в сторону, нажала на спуск. Луч сверкнул и сразу погас. Тварь взвизгнула от боли, но атаку не прекратила. Ударила всей тяжестью в грудь не успевшую присесть женщину, сбила с ног.
        - Ау! - дико заорала та, пыталась выстрелить ещё, но лучи становились всё короче.
        Жалобно скуля, обожжённый шлейфокрыл взмыл вверх. Но Ната продолжала лежать на спине, и не пытаясь подняться. Моник подскочила к ней.
        - Что случилось?
        - С батареей что-то. Заряд на нуле.
        Джабира выхватила у неё оружие, с ужасом уставилась на тухнущий индикатор.
        - Но их же должны проверять перед вылетом?! Как же так?
        - Откуда я знаю!
        - Тогда быстро бежим к машине, пока они не сообразили, что мы безоружные!
        - Не получится. - Ната попыталась улыбнуться, но у неё вышла лишь гримаса. - Похоже, у меня лодыжка сломана. Давай ты сама. Беги и вызывай спасателей.
        - Да ты что?! - У Моник слёзы отчаяния брызнули из глаз. - Я тебя здесь не оставлю, я тебя вытащу.
        - Любимая, беги, прошу тебя! Вдвоём мы не прорвёмся.
        Поздно. Тёмная тень ринулась вниз. Моник, завизжав, схватила бластер и замахнулась им на атакующую твари… Удар был оглушительным. Будто хрустнули все косточки разом. И тут же - нестерпимая боль от сотен вонзившихся в тело коготков-лезвий. А потом - ещё один толчок. Шлейфокрыл завизжал, выпустил добычу, попытался взлететь - не успел. Полыхнула вспышка, в нос ударил смрад сжигаемой плоти. Тварь опрокинулась в сторону, ломая кусты.
        Возле лица - Моник осознала, что лежит на земле - появились чьи-то ноги в высоких ботинках. Вынырнуло из тумана мужское лицо. Русая вьющаяся бородка, серо-голубые глаза смотрят озабоченно.
        - Вы живы? Как вы себя чувствуете?
        Она попыталась улыбнуться и ощутила солёный вкус крови во рту.
        - Бывало и лучше, - призналась.
        - Ничего, это дело поправимое. Слава богу, что мы успели!
        Большая тень опустилась сверху. Флайер, раскрашенный в непривычные красно-сине-белые цвета, сел, подминая кусты камышника. Кто-то выпрыгнул из распахнувшейся кабины, выстрелил вверх. Моник уже не следила за происходящим - боль накатывалась новыми волнами. Укол инъектора в предплечье она не почувствовала.
        Людмила любовалась своим творением. Ерунда, что проект не имеет практического значения, что воссоздать вещественный образ информационной модели не удастся! Зато можно дать волю фантазии, не сдерживаться. Да, никакие механические игрушки больше не нужны. Она всегда знала, что человек - самый совершенный инструмент. Теперь, когда появилась возможность его настраивать по своему усмотрению, и подавно!
        Она вызвала из хранилища модель. Сейчас проверим, как это работает. Какие условия требуются для инициации? Ага, первое - тонкие тела должны соприкасаться. Это понятно. Второе - реципиент должен убрать ментальную защиту. Попросту захотеть подвергнуться трансляции. Угу. Что ж, разумный предохранитель. А если мы его снимем… Есть! Получилось.
        Дежурный рецептор подал сигнал о внешнем воздействии. Кто там ломится? - удивилась Людмила. Неужто забыла зажечь табло «Не беспокоить» на двери кабинета? Переключила двадцать процентов активности головного мозга на внешний мир. Открыла глаза. На экране интеркома было непривычно смущённое лицо Люка Уайтакера. «Людмила, ты не занята? Можно войти?» Сорокина прикинула - что могло понадобиться парню в кабинете информ-моделирования? Получалось, ничего, кроме… Она добавила ещё двадцать процентов мозговой активности, включила обратную связь.
        - Заходи.
        Уайтакер осторожно вошёл, поздоровался, с любопытством оглядел кабинет. Здесь ему прежде бывать не приходилось.
        - Привет.
        Сорокина рассматривала нежданного гостя. Какие изменения внесла трансляция в личность живого человека? В полном объёме донорский образ наложить не удалось, но хоть что-то зацепилось? Узнать это пока не получалось - Бигли не подпускала коллег-исследователей к своему пациенту. Она перебросила ещё тридцать пять процентов активности. Пересчёт результата трансляции займёт время, человеческая помощь нейросети для этого не нужна. ТАМ в ближайшие полчаса ничего интересного происходить не будет. Махнула рукой на свободное кресло рядом, приглашая гостя. Поинтересовалась:
        - Как себя чувствуешь?
        - Нормально. По мне, так я полностью здоров. - Уайтакер присел, покосился на подголовник с креплениями для шунта. - Вчера к родителям ходил. Пытался погасить скандал.
        - Много крика было?
        - А то! Отец так-сяк, только ругается, что я сюда работать пошёл. Но мама! Всё порывается «разобраться» с Натой и всеми остальными. Едва успокоил.
        - Я её понимаю. Если бы моя дочь оказалась на твоём месте - ой, не поздоровалось бы здесь всем. Радует, что ещё маловата. Хотя четырнадцать лет - возраст уже тот! Иногда такое отчебучит!
        Уайтакер улыбнулся.
        - Непривычно. Ты информер, и в то же время у тебя есть дочь, ты была замужем. А расстались почему? Или секрет?
        - Нет никакого секрета. Мы с Сорокиным десять лет прожили. А потом я, должно быть, сделалась слишком взрослой и самостоятельной для него. Пётр не может смириться, что я сама принимаю решения. А тут совпало - Ната пригласила в лабораторию, предложила работу, интересней которой у меня не было и не будет. А для Петра посёлок, теплица - вся жизнь. Он остался, я улетела в город. Вот и всё объяснение.
        - И он позволил тебе забрать дочь? Странные у вас, русов, обычаи.
        - Обычаи как обычаи. Ирину мы не делили. Раньше она в посёлке больше времени проводила, чем в городе, теперь привыкла, у неё здесь друзья появились.
        - Да, ты не похожа на тех информеров, кого я знаю.
        - А на кого я похожа?
        - На женщину. Очень привлекательную к тому же.
        Сорокина насмешливо фыркнула.
        - Имперских программеров не учат распределять активность мозга во время работы, поэтому мир нейросети заменяет для них реальный. На самом деле, находиться сразу в обоих мирах не так и сложно. Если ни в один не погружаться полностью, скользить по грани.
        Уайтакер заметил стержень шунта, поблёскивающий сквозь волосы на затылке Людмилы, удивлённо округлил глаза.
        - Ты и сейчас работаешь?! Разговариваешь со мной и одновременно что-то делаешь в вирт-реальности? Здорово. Новую модель строишь?
        - Угу. Не жалеешь, что напросился добровольцем?
        - Нет, не жалею. Как думаешь, эксперимент во мне что-то изменил?
        - А сам как думаешь? Ощущаешь что-нибудь необычное?
        - Скорее нет, чем да. Во всяком случае, красивые женщины мне нравятся по-прежнему. Остальное - мелочи.
        - Ах, вот чего ты опасался!
        - Ещё бы! От нашей руководительницы всего ждать можно. Вдруг она захочет всех переделать по своему подобию? С этой мымры станется.
        Сорокина засмеялась.
        - По своему подобию? Этого я не допущу, будь уверен.
        С минуту они молчали. Потом Уайтакер нерешительно произнёс:
        - Людмила, я могу спросить тебя о личном?
        - Спроси.
        - У тебя есть… друг?
        - Друг? Хочешь знать, свободна ли я, - правильно поняла твой вопрос? Да, абсолютно свободна. Лаборатория занимает много времени, оставшееся принадлежит Ирине. Пытаюсь, по мере возможности, быть хорошей мамой. А почему ты спросил?
        - Просто так.
        Уайтакер опустил глаза и вроде бы покраснел. Юный ловелас умеет краснеть? Надо же! Сорокина хотела ещё кое о чём спросить, но не успела. На экране внутренней связи неожиданно появился Мюррей. Хмурый и озабоченный.
        - Звонили с Озёрного, Ната и Джабира попали в переделку, - сообщил. - Им оказывают первую помощь у них в больнице. Я лечу туда. Хотелось бы, чтобы ты составила компанию, всё-таки ты там своя.
        - Выхожу, - согласилась Людмила, не требуя уточнений.
        Она переключила работу компьютера в автономный режим, аккуратно вынула жало шунта из черепной коробки. И заметила напряжённый взгляд Уайтакера. Тот следил за её движениями, не отрываясь. Вцепился в подлокотники так, что костяшки пальцев побелели. Сорокина помедлила секунду, затем подмигнула:
        - Что, не приходилось раньше видеть? Неприятно?
        - Он… такой длинный, я и не знал, - с трудом выдавил из себя парень охрипшим голосом. - Кажется, что он должен проткнуть твою голову насквозь. Как он там помещается?
        - Он гибкий. - Сорокина аккуратно уложила шунт в пенал. - И нет никаких тактильных ощущений. Наши мозги бесчувственны.
        Она встала, поправила косу, прикрывая отверстие порта. Вопросительно посмотрела на гостя. Очнувшись, тот тоже вскочил.
        - Людмила… можно, я ещё зайду, когда ты вернёшься?
        ««Просто так». Как же, поверила». Губы Сорокиной сами собой растянулись в самодовольную улыбку. Она кивнула.
        - Конечно заходи в любое время запросто, как к другу. И зови меня Люда, Люк. Кстати у нас имена созвучны, ты заметил?
        Моник открыла глаза, прислушалась к ощущениям. Боль отпустила. Всё, находящееся выше пояса, будто онемело. Скосила глаза. Собственно, так и есть: грудь, плечи, шею, половину лица покрывал слой анестезирующей пены. Она попыталась повернуть голову. Получилось не очень удачно - затвердевшая пена сопротивлялась. Но и так понятно, что они в больничной палате. Ната лежала на соседней кушетке, вроде бы целая, только левая нога приподнята и жёстко закреплена в белом лубке. Ох, и смешная она в этой канареечно-жёлтой коротенькой пижаме!
        Заметив, что глаза подруги раскрыты, Гилл виновато улыбнулась.
        - Привет. Ты проснулась? Как самочувствие?
        - Лучше, чем… А я долго спала?
        - Пятнадцать часов. Уже утро. Я звонила в город, Пол вот-вот прилетит за нами.
        - Всего пятнадцать часов? Я думала, несколько суток прошло.
        - Сердишься на меня за вчерашнее? - Ната куснула губу. - Я не смогла защитить тебя, как обещала.
        - Совсем не сержусь, всё же обошлось. Как на тебя можно сердиться?
        - Врач сказала, что повреждений жизненно важных органов нет. Шлейфокрыл успел только кожу содрать.
        - Угу. А как твоя нога?
        - Косточка хрустнула, как я и думала. Непрочные у нас тела.
        Дверь приоткрылась. Женщина-врач в белом комбинезоне и в такой же белой шапочке заглянула в палату, предупредила:
        - Девушки, к вам гости.
        Едва успела произнести это, как Мюррей отодвинул её плечом, ввалился в комнату. Тигрино-жёлтые глаза его, казалось, вспыхивали искрами от клокотавшего возмущения. Сдерживало Пола лишь присутствие посторонней.
        - Как вы себя чувствуете? - спросил. Не дожидаясь ответа, он резко повернулся к врачу: - Доктор, их можно транспортировать в город?
        - Мы оказали первую помощь. Можем продолжать лечение, но если вы настаиваете…
        - Да, настаиваем!
        - Что ж, ваше право. Я подготовлю машину.
        Как только за врачом закрылась дверь, Мюррей шагнул к кушеткам.
        - Ната, как такое могло произойти?! Мне сообщили, что вы «гуляли» в тумане и на вас напала стая шлейфокрылов. Это немыслимо! Никакой ответственности! Ты понимаешь, что твоя жизнь принадлежит не тебе одной? Что твой гений - это достояние всего человечества! Ты не имеешь права…
        - Пол! - резко оборвала гневную тираду друга Гилл. - Я ценю твою «отеческую» заботу, но поверь, я взрослый самостоятельный человек. И НЕ НУЖДАЮСЬ НИ В ЧЬИХ НОТАЦИЯХ. Я предоставлю совету лаборатории полный отчёт о происшествии. Но не здесь и не сейчас!
        Мюррей остановился посреди комнаты, пытаясь подобрать слова для ответа. Махнул рукой, развернулся к Моник.
        - С Натой понятно, она не соображает, что делает. Но ты! Я считал тебя уравновешенным, рассудительным человеком. Как ты могла допустить? Ты должна понимать меру возложенной на тебя ответственности…
        - Пол, прекрати немедленно! Не смей так разговаривать с Моник! Никогда не смей! Слышишь?! Никогда! - Гилл попыталась вскочить с кушетки, забыв о сломанной лодыжке. Упала назад на подушку, стиснула зубы.
        Мюррей обвёл всех негодующим взглядом, не желая смириться, что не может найти объект для приложения праведного гнева. На несколько секунд повисла напряжённая тишина. А затем дверь распахнулась, и бесцеремонно, не спрашивая разрешения в палату шагнул невысокий плечистый мужчина лет сорока пяти. Камуфляжный костюм подчёркивал резкие черты лица. Моник сразу же узнала второго из спасателей, хоть вчера видела его смутно сквозь пелену наваливающегося сна-обморока. И гигант-бородач был с ним, нерешительно топтался в дверях.
        - Так вот значит, каких «птичек» мы вчера спасли! Ну здравствуйте.
        Вошедший насмешливо обвёл взглядом присутствующих, задержался на стоящей у стены Сорокиной.
        - Здравствуй, Пётр, - Людмила поздоровалась подчёркнуто ровно.
        Мужчина тряхнул головой в ответ. Непонятно, что это должно было означать. То ли «Здравствуй!», то ли «Да пошла ты!». Мюррей, всё ещё взвинченный, холодно взглянул на гостя. Рост позволял ему сделать это сверху вниз.
        - Добрый день. Мы благодарны вам за оказанную помощь. Но сейчас ваше присутствие здесь необязательно.
        Мужчина демонстративно уставился на генетика. Презрительно скривил губы.
        - Пока я председатель Озёрного посёлка, я сам решаю, где моё присутствие обязательно и когда. Например, вчера для ваших подружек оказался весьма своевременным мой инспекторский облёт территории теплицы.
        - Да, разумеется! - раздражённо согласилась Гилл. - Мы благодарны вам, Пол уже сказал! Если необходимо, можем компенсировать материальные и моральные затраты…
        - Вы авансом компенсировали. - Мужчина перевёл на неё взгляд. Ещё более презрительный. - Отобрали у меня жену и дочь.
        Теперь и до Моник дошло, что перед ней Пётр Сорокин, бывший муж Людмилы.
        - Если бы знали заранее, не вмешались бы? - в голосе Наты становилось всё больше льда. - Позволили бы шлейфокрылам растерзать нас?
        - Нет, спасали бы в любом случае. Вы ведь тоже божьи создания. Хоть и ущербные.
        Моник увидела, как передёрнуло Мюррея от этих слов, как застыло лицо Наты. Секунда - и будет взрыв. А Людмила стоит в углу и вместо того, чтобы вмешаться, с интересом наблюдает за происходящим.
        - Это в каком же смысле мы ущербные, позвольте спросить? - Ната старалась говорить спокойно, но голос её звенел.
        - В прямом. Господь не зря людей на мужчин и женщин разделил. Чтобы любили друг друга, плодились и размножались. А кто от воли Господней отступает, тот ущербный и есть.
        - Сам ты… - зашипел Мюррей.
        - Пол! - поспешно перебила его Моник. Повернула голову к Сорокину. - Пётр, мы с Натой очень благодарны вам за наше спасенье. Вы настоящий герой! Пожалуйста, не сердитесь на моих друзей. Они перенервничали, испугались. Мы ведь горожане, мы привыкли жить в безопасности и комфорте. А тут вдруг такое!
        Сорокин скользнул взглядом по слою пены, покрывающему её тело. И лицо его немного смягчилось, едва заметная улыбка появилась в уголках рта.
        - С чего бы мне сердиться на всякую ерунду? А благодарить меня можно разве что за спасение вашей достопочтенной начальницы. Вас я не спасал, не успел бы, при всём желании. Крыл уже коготки запустил в вашу шкурку. Ещё минута, и распотрошил бы за милую душу. Вот ваш спаситель. Это он крылу на загривок с пятиметровой высоты сиганул. Вслепую, по одному инфравизору ориентируясь. - Сорокин оглянулся и, заметив, что спутник его по-прежнему топчется за полуоткрытыми дверьми, требовательно поманил: - Ты что там застрял? Зайди, представься. Это наш егерь, Илья Альментьев.
        Наконец Моник сумела рассмотреть своего спасителя по-настоящему. Высокий, одного роста с Мюрреем. По возрасту - сверстник самой Джабиры, а то и моложе. Это аккуратно подстриженная русая бородка чуть старит его, придаёт солидности. Если её убрать, лицо станет гораздо привлекательней. Мягким, почти нежным. А глаза и так красивые - серые, с голубизной. И волосы красивые - длинные, волнистые, собранные в пучок на затылке. Должно быть, приятные, когда их гладишь. Шелковистые.
        Альментьев неуверенно вошёл в палату. Сунул руки в карманы и тут же выдернул. Видно, не знает, куда их деть.
        - Не было там пяти метров… - пробормотал. - Я рад, что обошлось, выздоравливайте поскорее.
        На мгновение взгляды Моник и егеря встретились. С ужасом она представила, как сейчас выглядит: до половины голая, залепленная жёлто-белой пеной. Страшилище, одним словом. Здоровая правая щека её полыхнула огнём. Хорошо, что на смуглой коже это не так заметно!
        Альментьев смущённо потупился.
        - Пётр, в самом деле, пошли. Пусть наши гостьи отдыхают.
        Дверь палаты отворилась шире - вернулась врач. Сообщила:
        - Санитарная машина готова к транспортировке. Можно собираться.
        Лицо Сорокина вновь посуровело.
        - Не доверяете нашей медицине, спешите под свои купола сбежать? Так и сидели бы там, не лезли в долину! Меньше бы хлопот было.
        Моник хотела возразить, но не успела, - председатель развернулся и вышел. Альментьев поспешил следом за начальником. В самых дверях оглянулся, не замедляя движенья. Кажется, никто и не заметил этого взгляда.
        Кроме Моник. Взгляд предназначался ей.
        Глава 9. Привкус бессмертия
        Ната расхаживала по кабинету информ-моделирования, привычно превращённому в зал совещаний. Приятно снова обрести свободу движения - остаточная хромота исчезнет через пару дней, кость срослась, боль прошла, оставив лишь память о себе. Потому и напрягаешься бессознательно, делая шаг.
        - Ната, может, присядешь? - недовольно проворчал Мюррей из своего кресла. - Серьёзный разговор предстоит.
        - Насиделась и належалась! И думается мне лучше, когда двигаюсь. Давай, начинай.
        - Первый вопрос. О покушении на руководителя лаборатории.
        - Не слишком сильно сказано?
        - Не слишком! Я провёл расследование - случайность исключена. Бластер был исправен, но батарея разряжена. А их проверяют и при необходимости дозаряжают в обязательном порядке. Причём, дважды. Когда машина возвращается в ангар, и повторно, когда поступает заявка, и флайер поднимают на стартовую площадку. Кто-то знал твою страсть к вылазкам в долину, знал, что в такое время года там опасно, и специально разрядил оружие. Если бы не поселковые, ты бы погибла. И не было бы никаких улик преступления. Ведь никто, кроме вас с Моник не видел, как долго шёл бой. Но ничего, я докопаюсь, кто это сделал.
        - Не нужно никакого расследования, - Ната раздражённо отмахнулась. - Я и так догадываюсь, кто за этим стоит.
        - Кто? - Мюррей подался вперёд. И остальные члены совета удивлённо повернулись к руководительнице.
        - Грегор Уайтакер. Это месть за то, что мы едва не убили его сына. Никто не спросит начальника космопорта, чем он занимается на подведомственной территории.
        - Вряд ли, - Сорокина говорила, не отрывая взгляд от экрана ридера, словно речь шла о делах обыденных. - Во-первых, никакое это не покушение. Кто мог знать, что вы нарвётесь на стаю шлейфокрылов? Во-вторых, о том, что эксперимент мог закончиться гибелью добровольца, за стенами лаборатории никому неизвестно. Да и в стенах об этом знают восемь человек, если я не ошибаюсь, - мы, Джабира, Габи и сам Люк. Разряженный бластер - это не покушение, а мелкая пакость, и то, что она чуть не обернулась трагедией, в самом деле случайность. В-третьих, не стал бы Грегор Уайтакер такой ерундой заниматься. Он человек основательный, если бы хотел избавиться от Наты, нашёл бы стопроцентно гарантированный способ. Нет, за всей этой историей стоит женщина. Жена начальника космопорта так же свободна в передвижении по ведомству мужа, как и он сам. Если не больше.
        - Эшли Уайтакер? - недоверчиво переспросила Ивон. - Что ты говоришь, женщина не способна на такую подлость.
        - Наивные. Вы и представить не можете, на что способна мать, считающая, что её ребёнку грозит опасность. - Людмила повернула голову к коллегам и, улыбнувшись, добавила: - Я бы на её месте поступила гораздо жёстче.
        Несколько секунд все молчали.
        - Пусть так, всё равно, - согласилась наконец Гилл. - Уайтакеры - родители нашего сотрудника, влиятельные чиновники городской администрации. Мы не будем затевать с ними войну.
        - Предлагаешь ждать, пока они кого-то из нас прихлопнут? - саркастически поинтересовался Мюррей.
        - Я предлагаю соблюдать осторожность. На счастье, парень остался жив и здоров. А страсти со временем улягутся. - Ната посмотрела на коллег. - Или я чего-то не знаю? От меня опять что-то пытаются скрыть?
        Пол шумно втянул воздух.
        - Пункт два. Окончательные результаты эксперимента. Наблюдения за подопытным позволяют утверждать, что поставленная нами цель частично достигнута. Заметно улучшилось интуитивное мышление, способность к синтезу. Уайтакер стал сдержаннее, повысился уровень эмпатии. Не исключено, что некоторые процессы находятся в латентном состоянии и будут выявлены позже. Но это уже не так важно. - Не в силах сдерживаться, он расплылась в довольной улыбке. - Ната, это же победа! Мы сделали это! Человеческую личность можно корректировать.
        Ната тоже улыбнулась.
        - Да, пожалуй, победа.
        - Это всё, что ты можешь сказать? - удивилась Ивон. - После стольких лет работы?
        - А вы хотите, чтобы я попрыгала от радости? - Гилл опустилась в свободное кресло рядом с Сорокиной. - Извините, не могу пока - охромела.
        - Нда… - Улыбка сошла с лица Пола. - Переходим к третьему пункту. О превышении должностных полномочий информ-аналитиком. У меня складывается устойчивое впечатление, что Людмила вносит в модель изменения, не согласованные с советом.
        - Разве? - Гилл удивлённо посмотрела на Сорокину. - По-моему, ерунда. Людмила, ответь!
        - Разумеется, ерунда. Во время информ-моделирования иногда возникает необходимость дополнительной, непредвиденной детализации. Что, каждый раз останавливать процесс? Я думала, вы доверяете моим знаниям и интуиции. Впрочем, я догадываюсь, что послужило причиной данного выпада в мою сторону.
        - И догадываться не нужно, я скажу открытым текстом! Всю жизнь так поступаю. Информ-аналитик внесла в модель изменение, заставившее Уайтакера испытывать влечение к ней.
        - Чушь, - Сорокина едва заметно повела плечом. - Для чего бы мне понадобилось влюблять в себя этого мальчика? Я что, нимфоманка? К Люку я отношусь как к младшему брату, почти как к сыну. Что в этом плохого? Не думаете же вы, что я способна нанести ему моральный ущерб? Тем более, физический?
        Мюррей плотно сжал губы, отвёл взгляд. А Гилл улыбнулась, произнесла примиряя:
        - Люк Уайтакер и Людмила вправе строить отношения, как им заблагорассудится.
        - Не понимаю, почему Пол так озабочен этим, - продолжила Сорокина. - Я думала, в научной лаборатории не место для глупых сплетен.
        Генетик возмущённо фыркнул. Затем выдавил недовольно:
        - Согласен, не место. Пункт четвёртый и последний. Передышка закончена, пора составлять план дальнейшей работы. Принципиальная возможность изменения личности доказана. Теперь надо научиться делать это безопасно и безболезненно. Выявить, что и в каких пределах допустимо исправлять в человеке…
        - А вот этим мы заниматься не будем, - неожиданно возразила Ната. - Я не собираюсь дарить Имперскому Правительству инструмент для конструирования послушных человечков. Мы не для того начинали исследования.
        Мюррей удивлённо посмотрел на неё.
        - Что же мы напишем в отчёте? Это наш единственный реальный прорыв за шесть лет.
        - Мы вообще не будем отчитываться.
        - То есть как? Лабораторию закроют, как бесперспективную.
        - Ната, чем мы будем заниматься, если не этим? - поддержала Ивон, - Не хочешь же ты сказать, что исследования прекращаются?
        Холанд тоже хотела что-то спросить, но не решилась, лишь смотрела настороженно. Ната с наслаждением откинула голову на спинку кресла.
        - Мы займёмся конструированием совершенного существа. Не знающего болезней и страданий, не нуждающегося в пище, питье, жилище и одежде, обладающего полной властью над физическим телом, способного лепить свой облик в соответствии с желаниями. Всемогущего и бессмертного.
        Она улыбнулась, наблюдая реакцию друзей. Четыре пары глаз смотрели на неё, не отрываясь. Желтоватые, тигриные Пола - подозрительно, с недоверием, изумрудные Ивон - удивлённо, синие Клер - испуганно, тёмно-серые Людмилы - внимательно, с интересом.
        Ната продолжила:
        - Когда я лежала в камышнике, безоружная, со сломанной ногой, не способная защитить любимую, и смотрела на атаку шлейфокрылов, отчаянная злость на собственное тело переполнила меня. Какое же оно беспомощное, хрупкое, неповоротливое! Пища для безмозглой твари. Мне так хотелось стать лёгкой, неуязвимой! Стать частью тумана.
        Она замолчала в ожидании. Поймут?
        - Нельзя воссоздать человеческое тело из газа, - напомнил Мюррей. - Мы это уже проходили.
        - Проходили. Но туман - не газ. Это мельчайшие частицы жидкости, воды.
        - Человек и так большей частью состоит из воды. - Генетик пожал плечами. - Не понимаю, к чему ты клонишь.
        - Именно «большей частью», а не полностью. Твёрдые примеси, формирующие структуру организма - помеха. Должна остаться только вода в двух агрегатных состояниях: газ и жидкость. Если увеличить поверхностное натяжение, то достаточно плёнки в несколько молекулярных слоёв, чтобы лепить структуру любой сложности. Да, для этого понадобится огромное количество энергии, но мы же получили к ней доступ? К тому же тело значительно упростится - большинство «подарков» эволюции не понадобятся. Сложная клеточная структура, ДНК, механизмы пищеварения, кровообращения, репродукции, гормональный аппарат, дыхательная система… Почти всё можно выбросить! Оставим каркас-скелет, мышцы, кожный покров, органы чувств и нервную систему. Их, наоборот, усовершенствуем. Вместо вербального общения, например, - прямой ментальный обмен.
        Она замолчала. Минута шла за минутой, никто не осмеливался заговорить. Ещё бы, непросто переварить такое!
        Первым нарушил молчание Мюррей:
        - Усилить поверхностное натяжение… Как ты предлагаешь поддерживать постоянный уровень напряжённости поля? Из-за неизбежной утечки энергии такое тело нельзя поддерживать долго. Оно распадётся!
        - Пусть распадается. Его можно воссоздать заново в любом месте с достаточной влажностью. И там, где есть вода. Тонкие тела способны перемещаться со скоростью электромагнитной волны - это власть над пространством.
        - В пределах магнито-гравитационного поля планеты! Твои существа будут намертво привязаны к своей альма-матер. О межзвёздных, даже межпланетных полётах придётся забыть.
        - Не велика потеря! Разве от хорошей жизни человечество рвануло в космос? Галактическая экспансия - это последствие мужской агрессивности. После того, как мы устраним гендерную дифференциацию, агрессивность исчезнет сама собой. Соответственно, отпадёт надобность в экспансии.
        - Стоп-стоп-стоп! - Мюррей вскинул руки. - Что значит «устраним гендерную дифференциацию»? Ты собираешься конструировать бесполых существ?
        - Однозначно. Гендерные различия - наследие эволюции, необходимое условие полового размножения. Отказавшись от них, мы освободим человечество от целого вороха проблем.
        - Ну знаешь … - Бигли покачала головой. - Это как-то… неправильно.
        - Почему? Хочешь сказать, что ты любишь Пола за то, что он мужчина, а не за то, что он Пол?
        - Нет, но…
        Она искала и никак не могла найти подходящие аргументы. Ната поспешила закрепить победу:
        - Конечно, вопросов предстоит решить много. В том числе философских, мировоззренческих. На них не ответить за день. И за год не ответить. Но если получится, если мы преобразуем физическое тело - в запасе у нас будет вечность!
        - Впечатляет. - Людмила отложила в сторону ридер. - Но у меня тоже есть несколько вопросов. Первый - то, о чём сейчас было сказано, раз и навсегда изменит не только историю, но и эволюцию. Не слишком ли в узком кругу мы берёмся решать за всё человечество?
        - Мы не решаем за человечество. Наоборот, впервые человечество получит выбор. Мы никому не навязываем бессмертие.
        - Ладно, второй вопрос, технический. Каким способом ты собираешься отделять тонкие тела от физической оболочки? Мне известен только один.
        - Именно этим, другого и я не знаю, - согласилась Гилл. - Физические тела придётся умерщвлять. Они нам больше не потребуются.
        - Умерщвлять? - недоверчиво переспросила Клер. - То есть, убивать? Лишить жизни, чтобы сделать бессмертным? Ната, ты не находишь никакого противоречия в таком предложении?
        - Нет, подождите, - вмешался и Пол. - Если физическое тело умрёт, то личность потеряет связь с внешним миром. Это будут призраки, а не люди.
        - Да, если умертвить тело и остановиться на этом, - подтвердила Ната. - Но если в тот момент, когда возникает индукционный поток информации между оболочками эфирной и физической, последняя станет эластичной, изменяемой? У эфирного тела достаточно энергии, чтобы всю воду биологической оболочки почти мгновенно превратить в пар, конденсировать его в капли тумана и начать создавать новое физическое тело.
        Гилл с надеждой смотрела на друзей. Поймут, что речь идёт не об убийстве, а о перерождении, о начале новой жизни, неизвестной, но, несомненно, прекрасной? Мюррей, Бигли, Сорокина молчали, обдумывая услышанное. Лишь Холанд прошептала едва слышно:
        - Жутко как, живьём испарять человека. - И добавила громче: - Когда мы начинали, я не думала, что придём к такому.
        Ната взорвалась:
        - Ах, ты не думала! А нужно было думать, когда влезла в эту историю с «Генезисом»! Из-за чего, по-твоему, уничтожили целую планету? Ты хотела проверить свои идеи практикой? Они верны, почему ты не радуешься? Именно ты открыла этот ящик Пандоры, и отступать поздно!
        - Ната, успокойся ради бога! - Бигли испугано вскочила со своего места.
        - Я спокойна. И заявляю с полной ответственностью - если у меня появится шанс изменить ход эволюции человека, я это сделаю. Возможно, в этом цель моей жизни. Кто из вас остаётся со мной?
        - Я, - не задумываясь, ответила Сорокина. - Очень интересная и необычная задача. Независимо от того, какой результат мы получим.
        - Мы дружим двадцать лет, - напомнил Мюррей. - Не думаешь же ты, что мы с Ивон бросим тебя теперь? Если ты решила ввязаться в это гиблое дело… ну, пусть так и будет.
        Гилл повернулась к Клер, посмотрела вопросительно. Холанд грустно скривила губы.
        - А что будет с той, кто не желает в этом участвовать?
        - Мы тебя линчуем. Ничего, естественно, не будет! Можешь написать заявление и уйти. Но, Клер, мне нужна твоя помощь. Всё это выходит за пределы естественных наук, которыми я занималась.
        - Что ж, я останусь. Я понимаю, что несу ответственность за возможные последствия нашего открытия. И мне страшно. За нас и за человечество.
        Транспорт-лента свернула за угол, побежала мимо утопающего в зелени и цветах сквера к трёхъярусным жилым блокам.
        - Вот я и дома, - сообщила Сорокина.
        Уайтакер с удивлением взглянул на неё.
        - Ты здесь живёшь? Странно, обычно информеры не любят этот квартал. Он слишком… старомоден, что ли.
        - А нам с Ириной нравится. Чуть-чуть напоминает долину. Хотя, разумеется, таких цветов там нет.
        - Да, красиво.
        - Зайдёшь в гости?
        Люк растерялся на миг от неожиданного предложения:
        - А… я не помешаю?
        - Конечно нет! Наоборот, я буду рада. Пошли, пошли!
        Людмила схватила его за руку, вынуждая сделать шаг с транспорт-ленты.
        Квартира её располагалась на третьем ярусе. Удобная, напичканная техникой, делающей быт комфортным и беззаботным.
        - Проходи, не стесняйся! - Сорокина мягко подтолкнула гостя внутрь. - Это гостиная, дальше кабинет, спальни, моя и Ирины. А направо - кухня. Те двери - туалет и ванная.
        Уайтакер застыл посреди гостиной, еле успевая головой вертеть вслед за жестами хозяйки.
        - Тесновато, да? - не переставала тараторить та. - Ты привык к большему простору? Но я здесь мало времени провожу. Практически, только ночую. Дочь хозяйничает. Кабинет ей отдала, да и кухней она занимается. Так что маму вытеснили в её спальню. Но мне хватает! Жаль, сегодня с Иришкой познакомить тебя не получится - она отпросилась до утра на день рождения подруги.
        Людмила остановилась наконец, с хитрой улыбкой посмотрела на гостя.
        - Я тебя чаем поить буду. У нас, озерян, это традиционный напиток. Где расположимся? Здесь или на кухне? Или… пойдём в мою норку?
        Спаленка у неё была крохотная, но уютная. В самом деле похожая на норку, обитую белым как снег псевдопухом. И пустая, никакой мебели, лишь едва приподнятый над полом прямоугольник тахты и спрятанный в стену шкаф.
        - Располагайся, как тебе удобно, я сейчас всё принесу!
        Люк осторожно присел на тахту. Упругая на вид поверхность тотчас прогнулась, стараясь повторить каждый изгиб тела. Приятно вытянутся на такой постели в полный рост, наслаждаясь нежными прикосновениями шелковистого пуха… Неожиданно он позавидовал этому пуху. Хотя нет, как раз неожиданным ощущение не было. В свои девятнадцать Люк был достаточно опытен, чтобы безошибочно понять, что с ним творится. Он влюбился! По уши, как последний болван! Но как такое могло случиться? Он три месяца проработал в лаборатории и на странную русу, что годилась ему чуть ли не в матери, внимания не обращал. А теперь обратил. И понял, какая она красивая… Нет, опять неверно! Внешность у Сорокиной была вполне заурядной. Но внешность ничего не значила, как и разница в возрасте.
        Хозяйка вернулась минут через пять. Она успела за это время не только чай приготовить, но и переодеться. Сменила, казалось, сросшийся с ней серебристый комбинезон на коротенький цветастый халат и сразу же стала выглядеть лет на десять моложе. Поставила поднос с чашечками и вазочками, опустилась на тахту рядом с гостем. Провела рукой где-то у пола по сенсорам освещения, погрузив комнату в розовато-лиловый полумрак.
        - Не слишком темно, чай мимо рта не понесём? - поинтересовалась шутливо. - Я сахар не клала, вкус забивает. А вкус - основное в чае.
        Люк взял чашечку, осторожно сделал глоток. Напиток был горячим и ароматным.
        - Не похоже на чай.
        - Здесь добавлены травы из долины.
        - Ты что?! Разве они съедобные?
        - Нет. Пока нет. Панина ещё не добралась до всего, что растёт в лесу. Но в небольших количествах яд этих растений не опасен. Зато придаёт необычный вкус и аромат.
        Сорокина пила маленькими глотками, смакуя. Поглядывала то и дело на гостя. Потом засмеялась, подвинула вазочку с какими-то сладостями.
        - Поставь, не мучайся. Вижу, что с непривычки не нравится. Вот это попробуй. Тоже из долины, но вполне съедобно. Мы называем это медовками.
        - Это какие-то фрукты?
        - Да. Местное дерево получило гены яблони, груши, айвы и не знаю, чего ещё. Получилось съедобно, но вкус - фе! Терпкая кислятина. Но если его выварить в сахарном сиропе - другое дело! Кстати, сахар натуральный, местного производства.
        - Я слышал, его из какого-то камыша получают?
        - Камышник, а не камыш. Кустарник такой.
        - Наверное, это не очень рациональный способ? Химический синтез выгоднее.
        - Наверное. Но мне натуральный больше нравится.
        Люк поставил полупустую чашку, осторожно подцепил фрукт, выудил из густого тягучего желе. Вкус у медовки, и впрямь, оказался неплох, почти как у мармелада. Однако возни требовал наверняка гораздо больше. Странные эти русы. А одна - так особенно. Странная и…
        То ли от горячего чая, то ли от температуры в комнате ему стало душно. Он незаметно отключил застёжку на вороте. Спросил:
        - Мне кажется, или у тебя, правда, жарко?
        - Я родилась и выросла в долине. - Людмила пожала плечами. - В здешней кондиционированной прохладе чувствую себя не слишком комфортно. На работе кутаюсь, а дома люблю ходить в лёгкой одежде, потому и настроила так терморегулятор. Если жарко, сними куртку.
        Уайтакер снова смутился. Признался:
        - Я под ней ничего не ношу.
        - И что? Или ты меня стесняешься? Тогда хотя бы расстегни.
        Она отвернулась, демонстрируя, что не хочет смущать. Парень быстро взглянул на часы. Не злоупотребляет ли он гостеприимством? У информ-аналитика работа напряжённая и отдых требуется полноценный. Нужно поблагодарить за угощение, попрощаться, встать и уйти. Он осторожно взглянул на Сорокину. В розово-лиловых бликах та выглядела вовсе не такой холодной и непонятной, как в лаборатории. Что, если она больше не пригласит? Нет, откладывать нельзя. В лаборатории он не решится спросить. Сейчас самое подходящее время! Тем более, дочери нет.
        - Людм… Люда, можно задать тебе один вопрос? Как другу.
        - Задавай. - Сорокина обернулась.
        - Вопрос касается эксперимента. Знаешь, у меня было достаточно много женщин, и я всегда считал, что любовь - это такая игра. Даже смешно было наблюдать, как серьёзно люди к ней относятся. А теперь мне не смешно. Совсем. - Он помолчал. Продолжил: - Я внимательно изучал материалы по модели, которую мне транслировали. Там не было ничего похожего. Но я же не дурак! Это не может быть случайным совпадением - эксперимент над моей личностью и…
        - То, что ты влюбился?
        - Да! Люда, скажи, это Гилл устроила? Это такая месть, чтобы я на собственной шкуре ощутил?
        Сорокина вдруг засмеялась.
        - Глупенький! Гилл не имеет к этому никакого отношения. И уж тем более - это не месть. Ты ведь любишь не всех женщин подряд, а одну-единственную, верно? Назови имя, а я скажу, кто это сделал.
        - Но…
        - Имя!
        Женщина внезапно оказалась у него на коленях. Тонкие сильные пальцы пробежались по застёжкам куртки.
        - Я…
        - Быстрее!
        Куртка соскользнула с плеч. Цветастый халат распахнулся ещё раньше. Между их телами не осталось никакой преграды.
        - Люда, я люблю тебя!
        - А я - тебя! И так будет всегда! Всю жизнь, вечность! Мы с тобой - одно целое!
        Её груди были упругими, словно у девушки, а губы влажными и горячими. Ароматными как травяной чай и сладкими как медовки…
        Люк зажмурился, позволяя опрокинуть себя на спину. Хищный блеск в глазах женщины он не увидел.
        Моник протянула руку к панели визифона и тотчас отдёрнула. «Что же ты, давай, решайся!» Именно ради этого она сегодня соврала Нате, что устала, и сбежала домой пораньше. Два месяца готовилась к этому дню, несколько раз пыталась это сделать и откладывала в последнюю минуту.
        Она поправила воротник блузки. Застегнула верхнюю кнопку. Нет, так будет выглядеть слишком официально! Расстегнула. Зажмурилась. Набрала полную грудь воздуха. Задержала дыхание. Раз, два, три, четыре, пять! Давай! «Фух!» - резко выдохнула, открыла глаза, решительно включила виз, быстро набрала давно заученный номер диспетчерской службы Озёрного посёлка.
        - Добрый вечер! Чем могу вам помочь?
        Сексапильная брюнетка на экране с готовностью улыбнулась. Моник напряглась, как будто перед ней был не вирт-бот, а живой человек.
        - Как можно связаться с егерем Ильёй Альментьевым?
        - Минуточку. - Девушка замерла, продолжая улыбаться.
        «Скорее всего, он где-то в лесу. И связаться с ним можно исключительно по служебной линии или по личному комму. Ни тот, ни другой номер какой-то горожанке сообщать не станут», - вихрем пронеслось в голове. Почти поверив в фиаско, Моник ощутила какое-то облегчение. А в следующую секунду девушка на экране ожила:
        - Илья Альментьев в настоящее время находится у себя дома. Уровень доступа: «Я отдыхаю. Беспокоить только по неотложным делам». Вы настаиваете на соединении?
        «Конечно же, нет! Пусть отдыхает, я могу подождать до следующего раза». Моник кивнула.
        - Настаиваю.
        Изображение вновь замерло. Может быть, Илья спит? Долго не отвечает на вызов.
        Девушка на экране дрогнула и исчезла. Вместо неё появилось знакомое лицо с русой бородкой.
        - Добрый вечер.
        - Здравствуйте. - Моник запнулась. Подготовленные фразы мгновенно вылетели из головы. - Вы, наверное, меня не узнали?
        - Почему же. - Альментьев улыбнулся. - Вы Моник. Как ваше здоровье?
        - Всё хорошо, спасибо.
        - Больше не хотите прилетать к нам в долину?
        - Работы много. На экскурсии времени не остаётся.
        - Жаль. Зима закончилась. Пройдут дожди, лес сразу преобразится. - Он помолчал. Ждал ответа? - Может, найдёте время прилететь? У нас есть очень красивые места.
        - Покажите?
        Вопрос вырвался сам собой, Моник даже губу испуганно прикусила. Альментьев неуверенно пожал плечами.
        - А ваша подруга не рассердится? Она такая… строгая.
        Он смотрел вопросительно, ждал. Моник облизнула внезапно пересохшие губы. Что же ты, это только слова!
        - Я прилечу одна.
        Глаза Ильи распахнулись шире, он кивнул едва заметно.
        - Я буду ждать. Моник…
        - Да?
        - Вы… спасибо, что позвонили!
        Глава 10. Мятеж
        В долине закончилась зима, прошли весенние ливни, смывая клочья тумана, загоняя его вглубь чаши, к болотам. Весну сменило лето, зазеленела свежая трава на полянах, начали наливаться плоды в садах вокруг Озёрного посёлка. А в городе смен времён года не было. Да если бы и были, у сотрудников седьмой лаборатории не оставалось времени их замечать. Они работали в две смены, забыв о выходных. Гилл торопила, словно предчувствовала надвигающуюся беду. Они не успели совсем немного. К концу лета новая модель была готова процентов на девяносто пять, как утверждала Сорокина.
        За три дня до первого осеннего месяца неожиданно прибыл имперский курьер с Остина. В Галактике началась война.
        Сотни лет назад человечество покинуло Старую Землю в надежде, что космос достаточно велик, что там хватит места для всех рас, наций, религий и мировоззрений. Что межзвёздные расстояния и гипер-пространсвенные барьеры охладят самых горячих и нетерпимых. И вот иллюзия рухнула. Что происходило в последние годы на закрытом от остального человечества, похожем на древнюю восточную сказку Рияде, достоверно не знал никто. До внешнего мира докатывались лишь отдельные, мало что говорящие непосвящённым слова, экзотичные, будто тоже вынырнувшие из сказки: Махди, газават, муджахиды.
        А затем сказка сделалась страшной. Какими методами муджахиды вынудили капитанов трёх имперских транспортов, захваченных в портах Рияда, открыть коды доступа к якорным гиперстанциям своих планет, неизвестно. Но эти корабли, заполненные десантными дивизиями, беспрепятственно вошли в локальные пространства Леты, Финикса и Квинса. Не вызывая подозрений, зависли на планетарных орбитах и начали высадку.
        Лета нужна была муджахидам для акции устрашения. Двенадцать миллионов населения, сосредоточенного в закрытых городах на единственном материке - лёгкая добыча. Резня шла три дня. Взрослых вырезали под корень, не щадя ни стариков, ни женщин, скрупулёзно фиксировали подробности, чтобы после разослать рейдерами на все населённые миры. Для чего и куда забрали детей, пока оставалось неизвестным.
        Удары по Финиксу и Квинсу были уже стратегически обоснованы - целью стали одновременно обе орбитальные верфи имперского флота и все проходившие профилактику, модернизацию и ремонт гиперкрейсеры. Здесь операция муджахидов не прошла так молниеносно и безболезненно для нападавших. В этих системах сейчас полыхала война, но перевес явно был на стороне агрессора, захватившего якорные станции, тем самым перекрывшего путь основным силам Империи. Финикс ещё держался, Квинс муджахидам удалось заблокировать полностью, связь с ним оборвалась.
        Разумеется, даже потеряв в первый месяц войны треть боевого флота, Империя оставалась сильнее Рияда. Но психологически муджахиды уже побеждали. Солдаты имперской армии и флота не умели воевать так, как их противник - безжалостно и равнодушно к чужой, а самое страшное, к своей смерти.
        Новость, привезённую курьером, Гилл узнала на экстренном совещании у губернатора. Неизвестно, собирались ли муджахиды предпринять вторжение на Альбион, расположенный далеко в стороне от основных миров Империи, но в любом случае якорную станцию, обеспечивающую доступ в его локальное пространство, необходимо было временно блокировать. Это не остановит межзвёздные крейсеры, но транспорты с десантом, линкоры с осадным вооружением прорваться к планете не смогут. Город готовился к введению военного положения.
        Однако главным на совещании было другое. Именно Альбион мог оказаться решающим козырем Империи. Здесь, в одной из лабораторий воссоздали действующий прототип преонной пушки, секретного оружия «Генезиса». Подробности её действия не обсуждались, но и то, что было сказано, устрашало. Оружие способно было выборочно уничтожать биологические объекты на громадных расстояниях, от него не защищали ни броня, ни силовые поля. Триста лет назад тогдашние владельцы то ли не посмели, то ли не успели им воспользоваться. Нынешние останавливаться не собирались.
        Если к блокированию локального пространства и введению военного положения все руководители Альбиона отнеслись с пониманием, то вторая новость не встретила такой единодушной поддержки. Вслух высказалась одна Эшли Уайтакер, но видно было, что многие разделяют её сомнения. Аргументы у заместителя губернатора были следующие: отправить секретное оружие на Остин, в пространство которого, не исключено, прорвались муджахиды, не означает ли то же самое, что передать его им прямо в руки? Тем самым подарить лёгкую победу и полную власть над Галактикой. Ведь любая палка о двух концах! Может быть, лучше выждать? Тем более, обладающий такой защитой Альбион неуязвим для любого агрессора.
        С одной стороны, Ната согласна была с доводами Уайтакер. С другой - отсиживаться, пока фанатики уничтожают людей, пытаются повернуть историю вспять? Это выглядело трусостью и предательством. В любом случае построение модели следовало заканчивать как можно быстрее. Пока не поздно.
        Моник решилась. Если введут военное положение, из города не вырвешься и встречу придётся отложить на неопределённое время. Или ещё хуже, война в самом деле докатится до Альбиона. Легко было говорить: «я прилечу одна» За полгода она так и не осмелилась улизнуть на несколько часов от Наты. Лишь разговоры по комму украдкой.
        Створки ворот шлюза разошлись в стороны. Джабира запустила двигатель. Сколько лет назад она последний раз управляла флайером? Ничего, навыки, полученные в юности, не исчезли. Она подняла машину, вывела из ангара. Внизу разлилось зелёное море долины. Неужели она отважилась на это? «Робкая птичка»… К чёрту! Никакая она не «птичка», а Моник Джабира. Или просто - Ника. Так её никто не называл раньше.
        Она включила комм, - «Илюша, здравствуй! Я лечу!» - «Ты в долине?!» - «Да!» - «Здорово! Ника, это здорово!» - «Куда мне лететь? Где мы встретимся?» - «Знаешь длинное озеро в юго-восточном секторе, на границе леса и степи?» - «Нет! Я ничего не знаю в долине!» - «Лети на юго-запад, пока увидишь реку внизу. А потом - вдоль её русла».
        Моник увеличила скорость до максимума. Нужно спешить, Ната в любую минуту может заметить её отсутствие, начнёт искать. «Не заметит», - она постаралась успокоить себя, - «её же опять вызвали на экстренное совещание, успею вернуться!»
        Внизу проскользнула гряда холмов, а вон и серебристая лента блеснула между деревьями. Она развернула машину на запад. Река текла не спеша, выписывала широкие петли по долине. Несла свои воды куда-то за горизонт, к Большому Озеру. К Илье. Илюше. Нет, сейчас он не дома, он спешит к ней навстречу! Моник бросило в жар - это ведь их первое свидание! Страшновато. Хоть всё о себе рассказали за полгода, а страшновато.
        Она ждала, когда появится озеро, но всё равно увидела его неожиданно. И большой холм на северном берегу. Там, на опушке леса, отчётливо виднелось красно-сине-белое пятнышко. Моник глубже вздохнула и направила флайер вниз.
        Илья ждал, радостно махал руками. Ей показалось на минуту, что она не сможет сесть, уронит машину, разобьётся, так бешено застучала кровь в висках. Но нет, обошлось, опоры мягко коснулись земли. Альментьев бросился было к двери, но стушевался, замер. Почему же он такой стеснительный?!
        Моник выпрыгнула наружу, шагнула к нему.
        - Здравствуй.
        - Здравствуй.
        Стоит, переминается с ноги на ногу. Сунул руки в карманы, выдернул. Не знает, что делать со своими сильными руками. Да протяни же их, обними! Она улыбнулась. Придётся начать первой, она ведь опытнее и старше на целых четыре года! Как странно и непривычно - быть старшей. Самой решать, что должно произойти в следующую минуту.
        Моник сделала ещё шаг, перехватила его руки, готовящиеся вновь спрятаться, прижала к груди.
        - Илюша, я прилетела к тебе. Как обещала.
        В голубовато-серых глазах она увидела радость и восхищение, робость и страх, что это только сон, что женщина, вдруг ставшая самой дорогой и желанной, исчезнет. «Не исчезну!» - мысленно пообещала, чувствуя, как тёплая волна поднимается изнутри и уносит, уносит…
        …Волна экстаза отступила, но голова ещё немного кружилась. Моник оглянулась в поисках красно-сине-белой точки. Нет, не разглядеть. Неужели эти полтора часа были явью, а не сном? Да, да, всё было наяву! Тело помнит ласку и тепло. Но впереди - снова разговоры украдкой и надежда на новую встречу.
        Она нашарила в кармане куртки кругляш коммуникатора, привычно прилепила к виску. И в тот же миг в мозг ворвался взволнованный голос Наты, заставил вздрогнуть: «Моник, ты где?! Моник!» О боже, совсем вылетело из головы! Значит, её отсутствие обнаружено. «Моник, почему не отвечаешь?» Что делать? Она ведь не успокоится, будет звать и звать. Заблокировать канал? «Моник, почему ты молчишь?» Нет, так нельзя, Ната ни в чём не виновата.
        Она облизнула пересохшие, ставшие непослушными губы. Только Холанд умела говорить по комму, не произнося ни звука. Когда-то давно Моник поинтересовалась - в чём фокус? Клер улыбнулась в ответ: «Зачем сотрясать воздух, если коммуникатор реагирует на нервные импульсы? Думай слова, которые хочешь сказать». Моник пыталась научиться - не вышло. А как бы ей хотелось ответить сейчас мысленно. Врать вслух почему-то трудней.
        - Ната, у меня всё в порядке.
        «Моник, ты где?!»
        - Что-то случилось?
        «Ты не видишь, что происходит в городе? Ты где?!»
        Джабира прикусила губу. Что происходит в городе? Кажется, она попалась, теперь не вывернешься. Постаралась собрать в кулак всю свою смелость.
        - Я же говорю, со мной всё в порядке! Зачем ты пытаешься контролировать каждый мой шаг?
        Гилл растерялась, сразу сбавила тон.
        «Я волнуюсь за тебя. Когда ты сможешь прийти в лабораторию?»
        - Приблизительно через полчаса.
        «Будь осторожна».
        Связь отключилась. В голосе подруги была такая боль, что Моник почувствовала раскаяние. Но в чём она виновата? Лишь в том, что желает быть сама собой? Она ведь давно не та двадцатичетырёхлетняя девушка, что влюбилась в начальницу. Она вправе распоряжаться собственной жизнью!
        Ворота шлюза привычно распахнулись навстречу машине. Но внутри ангара было не так, как всегда. Необычно многолюдно. Едва Моник выбралась из флайера, как в её сторону направились трое. Два парня и девушка с буро-зелёными повязками на рукавах. Шагах в десяти они остановились, разглядывая бедж на её куртке. Один из парней ухмыльнулся, что-то шепнул на ухо подруге. Та хихикнула, вызывающе уставилась на Джабиру. Моник вопросительно обвела глазами троицу. «Какая-то проблема?» Ей не ответили, молча проводили взглядами.
        Этих троих можно было принять за компанию, собирающуюся на экскурсию за город. Но ближе ко входу в ангар планетарного транспорта всё выглядело серьёзней. Парни и девушки здесь были старше, лица - жёстче, многие вооружены пульсаторами. И все - с одинаковыми повязками на рукавах. Останавливать Джабиру никто не пытался, но внимательные, даже подозрительные взгляды буквально ощупывали её.
        За воротами история повторилась, но вместо парней и девушек здесь стояло человек двадцать мужчин в форме службы порядка. Хмурые лица и такие же подозрительные взгляды. В городе явно творилось нехорошее. Успокаивало, что боевого оружия Моник ни у кого не заметила.
        Добираться до института нужно было через весь город. Пустынные улицы контрастировали с толчеёй в районе космопорта, коробило от встречающихся то и дело полицейских. В обычное время служба порядка предпочитала не мозолить глаза обитателям Альбиона.
        Перед входом в лабораторию Моник задержали. Остановили её с просьбой предъявить пропуск, но проводили досмотр нарочито скрупулёзно, балансируя на грани явной издёвки. Один охранник медленно водил сканером вдоль беджа, чуть ли не тыкал в грудь, хоть расстояние в тридцать сантиметров было вполне достаточным. Второй стоял молча, разглядывал в упор. Когда проверка закончилась, полицейские подчёркнуто вежливо поблагодарили за сотрудничество. Однако насмешливо-презрительные взгляды шарили по Моник до тех пор, пока не захлопнулась за её спиной дверь вестибюля.
        Лаборатория встретила подозрительной тишиной и пустотой. Но минуту спустя в комме раздался голос Ивон: «Моник, ты на месте? Подходи в зал совещаний». В зале собралась вся лаборатория за исключением руководителя. С удивлением поняв, что Наты нет, Джабира села в пустое кресло, тихонько спросила соседку, химичку из своего отдела:
        - Что происходит?
        У той удивлённо округлились глаза.
        - Ты что, не знаешь? Где же ты была последние два часа? - Кивнула на большой экран городского инфора: - Вон, смотри, что делается!
        Шла трансляция выступления заместителя губернатора. Уайтакер высказывала то же, что говорила на закрытом совещании две недели назад. Она что, с ума сошла? Разглашение будет стоить ей должности. И как вообще такое показывают? Моник удивлённо покосилась на коллег. Те слушали внимательно, сосредоточенно. Многие с сомнением. Но были и такие, в чьих лицах читалась явная поддержка решению не выпускать секретное оружие с Альбиона. О боже, - ужаснулась Моник, - Уайтакер даже информацию о пушке сделала всеобщим достоянием! Она что, не боится последствий?
        Нет, не боится. Уайтакер держалась уверенно, с достоинством. «Мы не мятежники. Но сейчас, когда Имперское Правительство и Вооружённые Силы демонстрируют неспособность обеспечить защиту колоний, мы имеем право - и должны! - позаботиться о собственной безопасности и безопасности наших детей. В истории человечества не раз бывало, что результаты труда людей науки политиками и военными превращались в инструмент уничтожения. Мы не можем допустить, чтобы такое случилось в наше цивилизованное время. Лишь мы, люди науки, способны разумно распорядиться своими открытиями. Не руководствуясь сиюминутными корыстными соображениями, а действуя во благо всего человечества!»
        При последних словах сидевший в председательском кресле Мюррей не выдержал, презрительно фыркнул. А на экране возникло другое лицо - незнакомый мужчина лет тридцати с повязкой на рукаве. «Временный Совет Альбиона обращается ко всем согражданам! Нас не устраивает политика, проводимая Имперским Правительством. Политика, направленная на сохранение статуса научной колонии. Мы располагаем ресурсами для превращения Альбиона в самодостаточное государство. У нас под боком огромная естественная теплица, способная прокормить при надлежащем развитии агротехнического комплекса миллиардное население. А нас вынуждают ввозить продовольствие из других миров. Наш научный потенциал…»
        Мюррей поднялся, не дожидаясь, когда выступление закончится, заявил презрительно:
        - И это называется «не мятеж»? Они хоть бы речи свои согласовывали! Всё, на этом собрание закончено. В связи с напряжённой обстановкой в городе лаборатория переводится на казарменное положение. Размещайтесь в комнатах отдыха по четыре человека. - Пол повысил голос, стараясь подавить недовольный гул в зале: - Тесноту и личные неудобства придётся потерпеть, пока обстановка стабилизируется! Нельзя допустить, чтобы весь этот бедлам замедлил наши исследования. Можете расходиться. Час на обустройство, затем возвращаемся на рабочие места.
        - Но домой-то съездить можно, взять самое необходимое? - растерянно поинтересовался кто-то.
        - Я же сказал - из лаборатории не выходить без моего разрешения. Самое необходимое здесь есть.
        Мюррей выключил экран инфора, сотрудники начали подниматься, потянулись к выходу. Видно было, что распоряжение о переходе на казарменное положение большинству неприятно, но возражать вслух никто не осмелился.
        Джабира шагнула к Бигли.
        - Ивон, а где Ната?
        Та посмотрела на неё удивлённо.
        - Все руководители, вызванные на совещание, блокированы в резиденции губернатора. Ната просила собраться в лаборатории и никуда не уходить до её распоряжения. Странно, что ты не в курсе.
        События развивались стремительно. Выступление Эшли Уайтакер на совещании у губернатора никто не воспринял всерьёз. А зря, останавливаться она не собиралась. Пока было неясно, какие силы в городе её поддержали, но действовали они решительно и умело. Накануне отлёта имперского курьера, сопровождающего подготовленную к транспортировке пушку, космопорт захватила группой молодых людей с буро-зелёными повязками на рукавах, - цвет мха, покрывающего большую часть поверхности Альбиона, мятежники сделали своим символом. Охрана космопорта сопротивления не оказала, позволив нападающим блокировать связь города с внешним миром. Одновременно повстанцы проникли в резиденцию губернатора. А через полчаса заявил о своём существовании «Временный Совет Альбиона».
        Служба порядка, не получая распоряжений, действовала в соответствии с уставом, - обеспечивала охрану жизненно важных узлов. Остальные горожане предпочитали не высовываться лишний раз из квартир, ожидали, чем обернётся пока что мирное противостояние.
        К утру следующего дня неопределённость закончилась. Губернатор сдался, сложил полномочия. Должно быть, в немалой степени из-за того, что после переговоров, тянувшихся всю ночь, на сторону Временного Совета перешли четверо из шести его заместителей, в том числе шеф службы порядка. И уже утром полицейские цепляли бурые ленточки на форму.
        Ближе к обеду в лабораторию вернулась Гилл. Отмахнулась от Мюррея и Бигли, засыпавших её вопросами прямо в холле, закрылась в кабинете и вызвала Джабиру.
        Во второй раз Моник испытывала страх перед такой знакомой, оформленной под малахит дверью. Нет, шесть лет назад был не страх - робость. Тогда она понимала, что должно произойти между ними и хотела этого. А сейчас… Она с сомнением посмотрела на сенсор интеркома. Ну уж нет, шесть лет входила в этот кабинет, не спрашивая разрешения, войдёт так и теперь. Решительно толкнула дверь.
        Гилл сидела в кресле, тяжело опершись локтями о стол. Осунувшаяся, с чёрными тенями у глаз. Моник подошла к столу, села в кресло напротив. Как обычно. Нужно вести себя как обычно.
        - Ната, ты выглядишь усталой.
        - Да, наверное, - Гилл внимательно посмотрела на неё. - Что случилось, Моник?
        - У меня? Ничего не случилось, всё нормально.
        В глазах Наты по-прежнему было ожидание ответа. И боль. Моник почувствовала, как солёный комок подкатил к горлу. Она никогда не видела подругу такой… жалкой?!
        - Честное слово, нормально!
        - Ты не отвечала на вызовы. И не сказала, где была.
        - Я… это минутная слабость. Я не хотела причинить тебе боль.
        - Ты была с кем-то?
        - Нет. Как ты могла такое подумать? - Моник готова была сгореть от стыда. Но что ей оставалось, кроме вранья? - Мне потребовалось чуть-чуть одиночества. Я взяла машину и полетела. И комм отключила.
        В глазах Гилл появилась надежда.
        - Правда?
        - Конечно.
        - А я испугалась… Моник, я не представляю, как смогу жить без тебя. У меня ведь никого другого нет, понимаешь? Нет и никогда не было.
        Моник с ужасом увидела, как на ресничке её набухает капелька. Кап! И покатилась по щеке. И на другой мокрая дорожка. Кап! Вторая капелька. Твердокаменная, непоколебимая Гилл - плачет?! Такого не бывало за шесть лет. Плачет из-за неё. Подчиняясь безотчётному порыву, она вскочила, обогнула стол, обняла подругу за плечи, уткнулась лицом в короткие жёсткие волосы.
        - Ну ты что? Перестань! Я же рядом.
        - Я испугалась. Сильнее, чем когда на нас напали шлейфокрылы, испугалась. Сильнее, чем когда провалился эксперимент с Уайтакером. Я подумала, что ты меня бросила. Тебе плохо со мной? Я буду вести себя так, как ты захочешь! Я научусь, честно!
        - Не надо, ты мне нравишься такая, как есть.
        Моник закрыла глаза, чувствуя, как поворачивается лицо Наты навстречу её лицу. Как губы, такие знакомые, касаются её губ. Она не сможет оставить эту женщину. Никогда не посмеет.
        Спустя час Гилл собрала заместителей на совещание. Мюррей, даже в кресло сесть не успев, потребовал:
        - Ната, я хочу слышать твоё мнение о происходящем.
        Наверняка это хотели знать все, не один он. Гилл криво усмехнулась. Ответила:
        - Если одним словом - дерьмо.
        - А если двумя?
        - Много дерьма. Город рискует утонуть в этом дерьме очень скоро. И мы вместе с ним.
        Уайтакер затеяла опасную игру. Ната не понимала, как новоявленная губернатор собирается держать в узде тех, кого привела к власти. Удивительно, но они пользовались авторитетом в молодёжно-подростковой среде и у обслуживающего персонала. Авторитет этот держался на страхе. Прежде Гилл не подозревала, что на Альбионе - научной колонии! - существует криминалитет. Но если разобраться: в городе более пятидесяти тысяч жителей, лишь десять процентов - научный персонал института, остальные - их семьи, обслуга, администрация. Здесь должно быть то же самое, что везде.
        - Ещё здесь есть то, чего в других малозаселённых мирах нет, - неожиданно добавила Сорокина, едва Ната закончила рассказ. Пояснила в ответ на удивлённые взгляды: - Клер знает, о чём я говорю. Она ведь работала в лаборатории Раевского. На ком он ставит эксперименты? Не на добровольцах ведь?
        - Да, не на добровольцах, - согласилась Холанд. - Первая лаборатория использует отбракованный человеческий материал для экспериментов по приспособляемости. С Остина доставляют неизлечимых маньяков, приговорённых к уничтожению. Это не люди, хуже зверей. Пусть хоть науке послужат напоследок.
        - Сейчас в городе около полусотни таких «подопытных», - проинформировала Сорокина.
        - Откуда ты знаешь? - Уставилась на неё Ната. - Уровень доступа к такой информации превышает твой на порядок, не меньше.
        Сорокина улыбнулась.
        - В нейросети много интересного, а информеры порой позволяют себе пошалить. Охранная система тюрьмы управляется нейросетью. Вчера все информеры подчинялись губернатору. А сегодня? Тем более - завтра? Можете представить, что будет, если этот «отбракованный материал» вырвется на свободу?
        - Не преувеличивай, никуда они не вырвутся, - хмуро возразил Пол.
        - Как бы там ни было, мы не можем повлиять на происходящее в городе, - подвела итог Ната. - Поэтому должны работать, работать и работать. Довести исследования до конца во что бы то ни стало.
        Не всё у Временного Совета пошло так гладко, как представляла Эшли Уайтакер. Озёрный посёлок не поддержал сепаратистов. Это был удар неожиданный и сокрушительный. Без «теплицы» автономное существование колонии становилось фикцией. Жёсткая позиция озерян сразу же пошатнула авторитет новой власти. Теперь многие из тех, кто поспешил перейти на её сторону, начали искать пути к отступлению. Напряжённость внутри самого Временного Совета усиливалась изо дня в день.
        Внеплановая инспекция новоявленного губернатора застала руководство седьмой лаборатории врасплох. Когда Ната выскочила из кабинета информ-моделирования, холл был заполнен незваными гостями. Уайтакер стояла, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Кажется, ей хотелось немедленно, не дожидаясь хозяйку устроить обход.
        - Здравствуйте.
        Гилл постаралась улыбнуться как можно приветливее, но сердце сжималось от нехороших предчувствий. Ни по каким меркам нельзя назвать дружественным визит, если приводишь с собой десяток вооружённых охранников.
        Уайтакер не ответила на улыбку. Высокая, подтянутая, энергичная, привыкшая отдавать приказы, она сменила обычный деловой костюм на чёрный с серебряной окантовкой китель, словно напоминая, что до того, как стать чиновником, была офицером космодесанта.
        - Чем обязана столь неожиданному визиту?
        Гилл понимала, что ещё немного и начнёт паниковать. Оглянулась на выбежавшую следом Клер. Та вся побелела, оказавшись в перекрестье враждебных взглядов. Нет, это слабая поддержка.
        - Неожиданный? В самом деле? - Уайтакер смерила Нату взглядом. - Вы предполагали, что сможете бесконечно водить всех за нос?
        - О чём вы?
        Ната вновь нервно оббежала взглядом холл. Вооружённые люди у входных дверей, у коридоров, ведущих к экспериментальным боксам. Вот один обошёл сзади, вынуждая Холанд попятиться.
        - Меня не удовлетворяют отчёты, предоставленные руководству института! - отчеканила Уайтакер. - Вызовите сюда весь персонал. Немедленно.
        - Сюда? Будет тесно.
        - Потерпим.
        Гилл пожала плечами, подошла к пульту внутренней связи, коснулась сенсора общего оповещения. Распорядилась:
        - Всем сотрудникам немедленно прибыть в холл!
        Минут через пять холл заполнился до отказа. Одним из последних вошёл Люк Уайтакер. Сначала замер, увидев мать, затем шагнул к стоящей у стены Сорокиной, приобнял. Гилл заметила, как болезненно дрогнули губы высокопоставленной визитёрши. Зачем же такая демонстрация?
        - Все?
        Уайтакер оторвала взгляд от сына, повернулась к руководителю лаборатории. В её бледно-голубых глазах был уже не холод - откровенная враждебность.
        - Да.
        - Мне стало известно, что в лаборатории самовольно введено казарменное положение. Это недопустимое нарушение прав и свобод сотрудников. Это первое. Второе. В лаборатории проводятся эксперименты, выходящие за рамки рабочего плана. Не исключено, представляющие угрозу для сотрудников и всех жителей города.
        Уайтакер обвела взглядом присутствующих. Хотела увидеть реакцию? Все молчали, ожидая продолжения.
        - Исходя из этого, я немедленно приостанавливаю деятельность лаборатории. В течение суток Гилл обязана подготовить и представить мне отчёт о том, что здесь происходит в действительности. После этого я решу, чем лаборатория будет заниматься дальше. Если будет. Сейчас все свободны, могут расходиться по домам. Чтобы не возникло искушения ослушаться, город прекращает подачу энергии на лабораторный компьютер и оборудование. Здесь остаётся постоянный пост охраны. Всё!
        - Вы не имеете права! Мы не подчиняемся вашему самозваному «совету»! - Ивон не успела перехватить мужа. Мюррей ринулся к губернатору и тут же наткнулся на стволы бластеров.
        - Пол, не нужно!
        У Наты зазвенело в ушах от напряжения. Но права на слабость у неё не было. Главное - не допустить стычки. Она шагнула между Уайтакер и Мюрреем: - Губернатор, мы выполним ваше распоряжение.
        - Вот и хорошо. Всем расходиться по домам! - Уайтакер резко перевела взгляд на сына. - Люк, пошли!
        - Я никуда не пойду с тобой!
        Парень крепче прижал к себе Сорокину. Глаза губернатора хищно сузились.
        - Что? Это приказ!
        Охранник с готовностью шагнул к парочке. И тут заговорила Людмила. Её голос звучал тихо и спокойно. Неуместно тихо в накалившейся атмосфере помещения.
        - Госпожа губернатор, вы приказываете арестовать Люка Уайтакера? В чём он обвиняется? В том, что он - ваш сын? Разве это преступление?
        Тишина в холле сделалась звенящей. На миг взгляды Сорокиной и Уайтакер-старшей скрестились. Точку пересечения увидеть было невозможно, но Ната почти явственно уловила запах озона. А в следующее мгновение лицо губернатора дрогнуло.
        - Ладно, с этим мы тоже разберёмся.
        Она резко повернулась на каблуках, шагнула к выходу.
        Через полчаса лаборатория опустела. Теперь здесь было непривычно тихо и темно. Лишь в кабинете информ-моделирования сидели те, кого с городом ничего не связывало. Маленькая горстка единомышленников, восемь человек.
        Кабинет выглядел непривычно. Полумрак, тусклый свет панелей аварийного освещения и тишина, только Габи всхлипывал в углу. Программер не ходил на собрание в холле, оставался до конца в нейросети и сжёг её со всем содержимым в последнюю секунду перед отключением, повинуясь приказу Сорокиной. Уничтожил шесть с половиной лет собственной жизни и жизни людей, которыми дорожил. А ведь до цели оставалось совсем немного! День, может быть, два, и модель была бы завершена.
        - Что будем делать, Ната? - спросил Мюррей. В тусклом освещении густо побитые сединой волосы его были похожи на пепел. - Эта сволочь…
        Бигли поспешно дёрнула его за руку, кося глазами на сидевшего на полу рядом с креслом Сорокиной Люка. Но Мюррей лишь раздражённо повёл плечом. Повторил:
        - Да, сволочь! Она не простит, что мы оставили её с носом. Для тех, кто не в курсе - Ната и Моник попали в лапы шлейфокрылов благодаря её стараниям.
        - У нас нет доказательств… - слабо запротестовала Клер.
        - Да брось! Прошлый раз она примерялась. Теперь у неё власть, теперь она будет действовать наверняка. Прежде всего, она постарается уничтожить тебя, Ната. И Людмилу - за сына и за то, что не получит результаты нашей работы. Вам нельзя оставаться в городе, надо бежать в Озёрный посёлок пока не поздно. Русы не признали новую власть, можно как-то сыграть на этом.
        Гилл невесело улыбнулась. Она держалась, пока губернатор была здесь. Держалась, когда благодарила за работу уходящих из лаборатории сотрудников. Держалась до той самой минуты, когда опустилась в кресло за терминалом и положила руку на голову присевшей рядом Моник. На большее сил не осталось.
        - Ивон, у тебя найдётся что-нибудь такое… чтобы улететь далеко-далеко? - спросила. - А ещё лучше, чтобы и не возвращаться.
        - Ната, так нельзя! - Пол ударил кулаком по пульту терминала, заставив тот жалобно хрустнуть. - Это же капитуляция! Признание поражения!
        - Это и есть поражение. У меня хватило бы сил начать сначала. Но такой возможности больше никогда не представится. А жить, зная, что у тебя в руках были ключи к счастью всего человечества… Я не собираюсь прятаться, пусть со мной делают, что хотят, мне всё равно. А вы… решайте каждый за себя.
        - Я согласна с Натой, - прошептала едва различимая в своём углу Холанд. - Это полный провал.
        - Вы не имеете права сдаваться! Ложиться вот так, кверху лапками! - Голос Мюррея задрожал. - Прекрасно понимаете, что без вас двоих не получится возобновить эту работу. Нужно драться до конца, пока живы! Испробовать все возможности!
        - Пол прав. Пока мы живы, шанс победить остаётся, - произнесла вдруг Сорокина. - Да, мы не можем закончить эксперимент здесь. Но это не означает, что мы не можем его закончить вообще. Старый славийский институт на озёрах - наверняка там что-то уцелело. И модель вовсе не погибла вместе с нейросетью. Есть копия.
        - Где? - Гилл подалась вперёд. Она уже знала ответ, но не могла поверить в него.
        - Здесь. - Людмила коснулась пальцами виска.
        - Ерунда, человеческий мозг не способен вместить такой объём информации, - недоверчиво возразил Пол.
        - Мне пришлось убрать из его ячеек несущественное. Зато модель сохранилась почти целиком, за исключением мелких деталей, восстановить которые можно за пару недель.
        Она замолчала. А Ната почувствовала, как силы, вроде бы исчерпанные до дна, возвращаются. Вместе с ними возвращалось желание жить. В самом деле, что это она расклеилась? Задрала лапки, как глупый котёнок. Ещё ничего не потеряно, они победят!
        - Так что же мы сидим? - Мюррей взглянул на информ-аналитика. - Нужно действовать! Кто-то должен немедленно лететь в Озёрный, договариваться с Сорокиным.
        - Людмила лететь не может. - Ната отрицательно качнула головой. - Она - хранилище ценнейшей информации.
        - Люда не может лететь, потому что её не выпустят из города, - подал голос Люк. - Как и Нату, и меня. Нет уверенности, что выпустят Ивон или Пола.
        В кабинете повисла тишина. Парень, безусловно, был прав. Если кто из их команды и пользовался пока относительной свободой передвижения, то это была…
        - Я могу полететь, - робко предложила Моник. - Вряд ли я интересую губернатора. И с Сорокиным я уже знакома. Думаю, он отнесётся ко мне достаточно благосклонно.
        - Нет!
        Ната решительно тряхнула головой. Рука её сама собой крепче обняла шею подруги, будто стремясь удержать рядом.
        - Ната, Моник права, - принялся увещевать Мюррей. - Переговоры лучше вести ей.
        - Я не пущу её одну, это слишком опасно! К тому же её должностной статус не позволяет представлять лабораторию в переговорах.
        - Значит, полечу и я, - предложила Холанд.
        Такое решение было оптимальным. Возможно, единственным. Они все понимали это.
        - Ната, - поторопил Мюррей, - нет времени для личных переживаний. Соглашайся!
        Рука, обнимающая Моник, дрогнула, опустилась. Ната закрыла глаза, нехотя кивнула. Что ж, пусть будет так.
        Глава 11. Побег
        Над озером висел туман, застилая горизонт белым размытым маревом. Но над посёлком воздух успел очиститься. Ровный ряд похожих на разноцветные шляпки грибов домиков, ратуша со смотровой башенкой и шпилем дальней связи, призмы и конусы биофабрики были видны, как на ладони. Тихое ликование начало заполнять Моник. Неужели она опять здесь? И через несколько минут увидит Илью. Если бы не сидящая рядом Клер, давно бы вызвала его по комму.
        Она покосилась на Холанд, с интересом разглядывающую картину, открывающуюся под флайером.
        - Клер, можно тебя спросить? Что сказала Ната, когда вы ходили к ней в кабинет?
        - А… дала инструкции о переговорах с местным руководством, - Холанд ответила, не оборачиваясь, но её плечи чуть заметно вздрогнули.
        - И инструкции обо мне? Что Ната сказала обо мне?
        Спутница не отвечала. Обдумывала фразу? Моник повторила настойчиво:
        - Клер, почему ты молчишь? Что Ната сказала обо мне?
        - Чтобы я не оставляла тебя наедине.
        - С кем?
        - Ни с кем. Ни с одним мужчиной не оставляла наедине.
        Значит, Гилл больше не доверяет ей… Что, она ведёт себя неестественно? Не так, как раньше?
        Холанд повернулась, взглянула в лицо спутнице. Подтвердила:
        - Ната ревнует тебя. У неё есть для этого причина? И эта причина в посёлке, да? Тот мужчина, что спас вас?
        Моник не собиралась отвечать - пусть Клер думает всё, что угодно. Пытаться возразить, соврать - себе дороже. Интуиция у неё дьявольская, иногда кажется, что она и мысли угадывает.
        - Это не моё дело, знаю, - продолжала Клер, - но если тот человек тебе дороже Наты, ты должна ей честно об этом сказать. Я бы поступила так.
        Джабира хмыкнула.
        - В самом деле? У тебя, должно быть, огромный опыт в любовных делах.
        - Я высказала своё мнение. Поступай, как знаешь.
        «Да, я поступлю, как знаю» - кивнула своим мыслям Моник и, крепче уцепившись в штурвал, подала его вперёд, заставляя машину идти на снижение.
        Их ждали - о своём визите они сообщили в посёлок за полчаса до прибытия. На посадочную площадку вышли трое. Дежурный жёлтым флажком указывал место парковки, какая-то девушка стояла, задрав голову, следила за приближающейся машиной. А третьего Моник узнала даже с высоты двух сотен метров. Третьим был Альментьев.
        Девушка - секретарь Сорокина - заспешила навстречу, едва они выбрались из машины, представилась. Насмешливо извинилась, что в посёлке нет транспорт-лент. Но до ратуши недалеко, можно прогуляться пешком.
        Альментьев подойти не решился, так и стоял поодаль. Только шепнул в комм: «Привет, Ника! Люблю, целую, бесконечно хочу тебя! Ответь, когда сможешь». Моник кивнула незаметно. Эх, как бы сейчас пригодилось умение разговаривать одними мыслями!
        Выложенные цветной керамопластовой плиткой дорожки были чистенькими и аккуратными, газоны вдоль жилых строений - заботливо ухоженными. А всё вместе выглядело ненастоящим, каким-то игрушечным. Может, из-за высокого сине-серого, как глаза Илюши, неба над головой? В десять лет родители привезли Моник на Альбион, да и подземные города родного Чико мало отличались от нынешней родины, разве что протяжённостью да глубиной. Такие идиллические поселения под открытым небом она видела раньше лишь в фильмах.
        Сорокин ждал их в своём кабинете. Развалился в огромном старомодном кресле за письменным столом, похожем на перевёрнутый шкаф. Навстречу гостьям не встал, махнул небрежно рукой на диван у стены. Джабира вспомнила их прошлую встречу. «Как он нас назвал? Ущербные создания?» Почему-то фраза эта казалась не унизительной, а скорее, снисходительной.
        - Здравствуйте, господин председатель, - поздоровалась она первой.
        - Взаимно. - Сорокин взглянул на неё, улыбнулся. Узнал. - Без пены вы симпатичнее. Чем обязан визиту?
        Моник вопросительно посмотрела на подругу - инструкциями та не поделилась. На всякий случай представила её Сорокину и замолчала, выжидая. Председатель подозрительно скользнул по Холанд взглядом и опять повернулся к Моник. Демонстрировал пренебрежение к руководству лаборатории?
        Клер и вида не подала, что заметила эту демонстрацию. Поздоровалась, присела на краешек дивана. Ближний к Сорокину. Заговорила:
        - Господин председатель, мы прилетели к вам в поисках защиты и поддержки.
        Брови Сорокина взлетели вверх в деланном изумлении. Впрочем, сарказмом он не злоупотребил. Озёрный посёлок готов предоставить убежище гражданам, не нарушившим присягу своему правительству.
        Видимо, он посчитал, что разговор на этом закончен. Но Холанд продолжила:
        - Ещё мы бы хотели возобновить нашу научную работу.
        Председатель развёл руками.
        - Боюсь, в этом я помочь не смогу. Мы не можем выделить вам помещение в экспериментальном корпусе фабрики, и с оборудованием, с энергоресурсами будут трудности. Мы больше не занимаемся фундаментальными исследованиями, знаете ли. Теперь это сосредоточено у вас, в городе.
        - Но есть же старый институт?
        Взгляд Сорокина стал подозрительным.
        - Озёрный институт? Во-первых, он законсервирован. А во-вторых, какие исследования вы собираетесь там проводить?
        - Я не могу пока сказать. Это государственная тайна.
        - Вот даже как! Ваш руководитель по специальности нейропсихолог, насколько я знаю. А вы? Это ведь не тайна?
        - Я теолог-эзотерик.
        - Никак, с привидениями контакт ищите?
        Председатель задумался. Поинтересовался:
        - Как я могу знать, не станут ли ваши эксперименты опасными для людей в посёлке? Новой губернаторше они не понравились, да? Что ж, институт всё равно пропадает без пользы, я отдам его в ваше распоряжение. Но при одном условии. С вами будет постоянно находиться наш представитель. - Он взмахнул рукой, останавливая открывшую было рот Джабиру: - Нет, Сорокина не годится. Независимый наблюдатель, не из вашей команды. В работу он вмешиваться не будет, его задача - следить, чтобы опыты не оказались опасными для посёлка. И информировать меня обо всём, что у вас происходит.
        - Мы согласны, - тотчас согласилась Холанд.
        - Даже не поинтересуетесь, кто этот человек?
        - Я же сказала - мы согласны. Мы вам доверяем.
        В глазах Сорокина мелькнуло уважение.
        - Что ж, договорились. - Он включил интерком, приказал секретарю: - Тина, найди Альментьева. Для него есть ответственное поручение.
        Моник застыла, боясь поверить услышанному. А сердце заколотилось радостно. Разве возможно такое счастье?! Илюша будет рядом! Всё время рядом! Она и мечтать о подобном не смела.
        Новая лаборатория ждала их, теперь следовало выбираться из города. Причём, немедленно - отпущенный губернатором срок истекал. Если Ната по своей воле не явится с отчётом в резиденцию Уайтакер, её доставят туда силой. И выйдет ли она обратно, неизвестно. Предвидя такое развитие событий, Мюррей и Бигли заблаговременно переселили подругу к себе. Но это была даже не попытка спрятать, просто боялись оставить её одну, боялись, что она наделает глупостей.
        В своей уютной гостиной Пол и Ивон провели последнее совещание научной группы в стенах города.
        - Ната, ты почему опять скисла?
        Мюррей требовательно посмотрел на руководителя лаборатории. Гилл опустила глаза. Он прав, скисла. Сразу после того, как Холанд сообщила об успехе дипломатической миссии. Скисла, вопреки логике и решительному настроению друзей. Боялась искать объяснение - почему. Но объяснять и не требовалось. Друзья слишком хорошо её знали:
        - Неужели из-за того мальчишки - как там его? - навязанного Сорокиным? Я считаю, что Клер правильно согласилась на такое условие. Главное - мы получили возможность закончить работу, провести эксперимент. Остальное - второстепенно. К тому же парень, кажется, попался неплохой. Вон, помог реактор запустить, всю ночь вкалывал. А мог бы сделать вид, что его это не касается. Повода для уныния я не вижу, с озерянами всё получилось более чем удачно.
        Ната молчала. Умом была согласна с Мюрреем, но что-то внутри протестовало. Те взгляды, которыми Моник и егерь обменялись в поселковой больнице она заметила. Старалась выбросить из головы, забыть. Почти получилось. Но теперь этот человек будет жить с ними под одной крышей. Уже живёт!
        - Другой вопрос, как выберемся отсюда? - продолжал рассуждать Мюррей. - Есть вероятность, что нас отпустят, если очень попросим?
        - Нет, исключено, - уверенно ответил Люк. - Я знаю маму, она не терпит, когда идут наперекор её распоряжениям. Вот если бы мы отдали ей модель…
        - Хрен ей, а не модель! - Пол покосился на скривившуюся Бигли. - Значит, не стоит и пробовать, привлекать лишнее внимание. А если взять машину на чужое имя?
        - Думаешь, это реально? - усомнилась Ивон.
        - Если в космопорте предупреждены, чужие документы не помогут. Там нас всех и арестуют, - усмехнувшись, ответила за генетика Сорокина. - Причём, на законном основании.
        - Можно выйти другим путём, минуя ангар, - подсказал Люк. - Это же не космический корабль, в городе полно технических тоннелей. Например, в Цветочном квартале, где живёт Люда, есть такой.
        - И куда они ведут, в пустоту? Там же отвесная стена!
        - Разумеется в долину нам без флайера не спуститься и на плато не поднимемся. Но снаружи нас могут подобрать. Та же Моник. Правда, удобных площадок там нет.
        - А это не опасно? - Ивон нахмурилась. - Если Моник…
        - Справится, она девочка аккуратная, - остановил её Пол. - Надо же, а я и не додумался! Боялся, что с боем прорываться придётся, а мы улизнём тихо, словно мышки. Ната, вызывай Джабиру.
        В город Моник полетела одна. Клер проводила взглядом растаявшее в белёсой мгле пятнышко флайера, исподтишка покосилась на стоящего рядом парня. Симпатичный. Надёжный. Неглупый. Наверное, приятно отдаваться ласкам его больших сильных рук? Подавила вздох. О чём тут сожалеть? Кому-то в жизни даётся одно, кому-то - другое. Вот Джабира получила в подарок сексуальность. В чём эта штука заключается? В каких-то особенных феромонах? В тембре голоса? В жестах? Что заставило влюбиться в неё сначала Нату, а потом этого парня?
        То, что у Моник связь с Альментьевым, Клер поняла накануне вечером, когда они втроём возились со старым, законсервированным десятки лет назад нуль-реактором. Она гнала эту несуразицу из головы, доказывала себе, что такое невозможно в принципе - Гилл не отпускала подругу ни на шаг. Но интуиция упорно твердила: мужчина и женщина, работающие рядом с ней, - любовники. А затем Клер увидела это собственными глазами.
        К трём часам ночи реактор выдал первую порцию энергии, комплекс ожил. Альментьев и Джабира разошлись по своим комнатам. И Клер легла, попыталась уснуть. Безуспешно. Она знала причину, такое время от времени случалось. Последствия вынужденного воздержания. Холанд сопротивлялась какое-то время, не желая уступить предательским слабостям тела. Когда таращиться в потолок надоело, решила отвлечь мысли чем-нибудь посторонним. Встала, как была в пижаме вышла из комнаты.
        Центр управления комплексом располагался рядом: на их этаже, за поворотом. Оттуда можно проделать маленькую экскурсию, не вставая с кресла. Клер неторопливо переключала камеры наблюдения, рассматривала лаборатории, залы, коридоры. И замерла от неожиданности, увидев движение на экране. Внутри здания есть ещё кто-то?! Она торопливо проверила по схеме расположение камеры: подсобное помещение у поста входного контроля. Тьфу ты, конечно! Альментьев не захотел селиться рядом со всеми в комнатах отдыха на втором этаже, предпочёл переоборудовать под жильё закуток рядом с входным шлюзом. Не заметил, что там стоит камера наблюдения.
        Но на экране был не один человек, а двое. И чем они занимались на одеяле, брошенном на пол, догадаться труда не составило. Клер понимала, что следует переключить изображение, что подсматривать за чужой любовной игрой отвратительно, мерзко. И продолжала смотреть, не могла себя пересилить.
        …Холанд тряхнула головой, отгоняя вынырнувшую из памяти картинку, быстро отвернулась к серовато-синему куполу. Построенный во времена славийской колонизации комплекс стоял на небольшом каплевидном полуострове, глубоко врезавшемся в воды Большого Озера. Точнее даже острова - с побережьем его связывала песчаная коса в полтора десятка километров длиной. В самом узком месте ширина косы была метра три, не больше.
        Туман над озером висел постоянно. Иногда редел, иногда превращался в густую белую пену. Место Клер не понравилось сразу, едва она выпрыгнула вслед за егерем на влажный пластбетон посадочной площадки. Не из-за тумана, не из-за невыносимой влажности - это было снаружи, в помещениях комплекса заработавшие в полную силу кондиционеры бістро привели микроклимат в норму. Просто сердце судорожно сжималось от предчувствия чего-то страшного. Отсюда нужно бежать чем скорее, тем лучше. Но выбора у неё не было.
        - Кто додумался строить институт в таком жутком месте? - спросила она, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание.
        Альментьев удивлённо оглянулся, будто лишь сейчас вспомнил о её присутствии.
        - Место как место. Выбрали потому, что эта точка - географический центр долины. Вернее, ближайший к центру участок суши. Между прочим, именно фауна и флора Большого Озера стали первым полигоном программы адаптации. Процентов семьдесят обитающих здесь видов рыб уже съедобны.
        - Да уж, утешил. - Холанд с кислой миной покосилась на подступающую к стенам купола серую гладь озера, берег из серо-жёлтого, спрессованного песка. - Ты ещё скажи, что здесь и купаться можно.
        Альментьев улыбнулся.
        - Скажешь такое - купаться! Только если дальше, чем по пояс в воду не заходить. И чтобы кто-то с бластером на берегу дежурил.
        - Что-то опасное водится?
        - Очень опасное.
        Егерь направился к входу. Клер поёжилась. Должно быть, недаром он всегда с собой оружие таскает. Но иногда и бластер бывает бесполезным. Она поспешила следом, окликнула:
        - Послушай! Думаю, как вести себя с обитателями озера, ты знаешь. Но с теми, кто сегодня поселится здесь, тоже будь осторожен.
        Альментьев оглянулся, переспросил с недоумением:
        - Ты о чём?
        - Гилл не отдаст тебе Моник. И она бывает непредсказуемой.
        - Я не понимаю.
        Егерь быстро отвёл глаза. «Да ты и врать-то не умеешь!» - кольнула в сердце Клер жалость. Может быть, стоит рассказать о видеокамере? Найти и выдрать к чёрту, пока не поздно. Перед глазами опять всплыла виденная ночью сцена. Нет, камера - это её тайна. Никто о ней не узнает, кому придёт в голову торчать ночью в центре управления? Или просматривать записи всех подряд камер наблюдения? Не Нате, во всяком случае. У неё и так работы будет выше крыши. И у всех остальных. Если эксперимент пройдёт успешно, это будет не важно. А если нет - тем более.
        Уайтакер оказался прав - никому не пришло в голову выставлять охрану возле технических тоннелей. Кажется, вообще никто не обратил внимания на бригаду обслуги в рабочих комбинезонах, свернувшую в боковой проулок Цветочного квартала. Нехитрый магнитный замок на приземистых воротцах Людмила открыла за полминуты. Увести из города дочь оказалось куда сложнее.
        Иришу она застала дома. Та лежала у себя в комнате на тахте, глаза закрыты, обруч вилора на лбу - казалось, что спит. Если бы не подрагивающие в такт неслышно звучащей музыке пальцы на ноге. Людмила присела на край тахты рядом с дочерью.
        - Ириш, нужно поговорить. Выключи музыку, пожалуйста.
        - Я и так тебя слышу. Говори.
        - Разговор серьёзный. Выключи.
        Ирина недовольно скривилась. Открыла глаза.
        - Ну?
        - Мы уезжаем из города. Собирайся быстро, нас ждут. Тебе придётся пожить в Озёрном у отца, пока не отменят военное положение.
        Дочь помолчала, разглядывая её так, будто… будто она и не мать! Хмыкнула.
        - Подумаешь, военное положение! Я никуда не собираюсь уезжать, мне и здесь хорошо.
        - Ты что, не понимаешь? Здесь может стать опасно. В городе у власти мятежники…
        - Никакие мы не мятежники!
        - Вы?!
        - Да! - Ирина вскочила, бросилась к столу, выдернула из верхнего ящика уже знакомую Людмиле повязку. - Вот, видела? Если тебе не нравится новая власть, можешь катиться в Озёрный! А я остаюсь здесь. Я уже не маленькая, сама о себе позабочусь.
        Она демонстративно плюхнулась на кровать и снова нацепила обруч. Людмила постаралась сдержать накатывающее раздражение.
        - Ты несовершеннолетняя, а я твоя мать и отвечаю за тебя.
        - Вспомнила! А когда любовника заводила, не думала обо мне? Да, я понимаю, почему ты сбегаешь из города. Чтобы тебе никто не мешал жить с этим твоим…
        - Тебе не нравится Люк? - только и нашлась, что спросить Людмила.
        - Мне? А какая разница, кто мне нравится?! Главное, что он нравится моей драгоценной мамочке! Ты же почти в два раза его старше, ты уже с отцом встречалась, когда он родился! А теперь ты с ним… Это правильно да?! Тебе что, взрослых мужчин в городе мало? Это же… это нечестно!
        Людмила растерялась. Она не подумала, что девочка может быть влюблена в красавчика Люка Уайтакера, как десятки её сверстниц, и неожиданно оказалась в роли счастливой соперницы. Мерзко… Но уже ничего не исправить.
        - Ириша, послушай. Я понимаю, о чём ты думаешь. Но поверь, ты ещё слишком юна, чтобы…
        - Всё, разговор окончен! Можешь валить отсюда.
        Ирина отвернулась, закрыла глаза. С минуту Людмила сидела, разглядывая дочь. Она не знала, какие слова смогут убедить ту. Сказать правду она не могла. Никому пока не могла признаться в том, что на самом деле происходит. Поэтому не стала уговаривать. Сдёрнула с головы дочери обруч, схватила за плечи, заставляя подняться.
        - Вставай! Ты летишь со мной в Озёрный. И это не обсуждается!
        - Я не…
        - Молчать! Я увезу тебя силой, поняла? Если потребуется, в бессознательном состоянии, поняла?
        Ирина сжала губы, уставилась на мать, с шумом раздувая ноздри. С минуты длился их безмолвный поединок. И дочь отступила.
        - Ладно, я подчиняюсь насилию. Но знай - теперь ты мне вообще не мать.
        Площадка, на которую они спустились, вряд ли могла называться посадочной, а Моник явно не числилась в ассах пилотирования. Но Пол не ошибся, природная аккуратность компенсировала недостаток опыта, посадить машину Джабира сумела. А там уж Мюррей сменил её за штурвалом. И когда разноцветные купола на склоне ушли назад, стремительно уменьшаясь, провозгласил, обернувшись к сидящим в салоне друзьям:
        - Вот и всё, девушки и юноши, с этим миром покончено, начинаем строить новый!
        Ната улыбнулась. Глупый и, наверное, беспричинный страх прошёл. Моник вновь рядом, и теперь уж она её не отпустит. Никогда! Она крепче сжала ладонь любимой. И вдруг спросила:
        - А что мы будем делать с именами?
        - С именами? - не поняла Бигли. - С чьими именами?
        - С нашими, там, в новом мире? Мы ведь станем совсем иными, настоящими людьми. Тащить туда мужские и женские имена глупо. Нужны другие, особенные.
        - Ты уже придумала?
        - Да, для себя. Мы будем Найгиль и Моджаль. А вы?
        Ивон развела руками.
        - Не знаю даже…
        - Я придумала для всех, - пришла на помощь Сорокина. - Мы с Люком - Люсор и Лютайр, чтобы созвучие сохранилось. Ивон и Пол - Ивибиль и Поллейн, Габриэль Чапель - Риэльч, Клер Холанд - Клеоль. Годится?
        Мюррей хмыкнул.
        - Мне всё равно, хоть горшком называйте. Лишь бы в печь не ставили.
        - Когда ты успела придумать? - удивилась Ната.
        - Только что. Мой мозг натренирован быстро и эффективно решать задачи. А это очень простая задача.
        - Мне собачьей клички не придумывай, - прошептала сидевшая рядом с матерью Ирина. - Откликаться не буду.
        Глава 12. Эксперимент
        Научно-исследовательский комплекс успел устареть за четверть века. Зато в распоряжение группы Гилл он был предоставлен целиком: весь энергоресурс нуль-реактора, весь потенциал нейросети. И со сборкой транслятора особых трудностей не возникло - Мюррей не церемонясь выдирал необходимые компоненты из здешнего оборудования. Альментьев, видимо, получивший соответствующие инструкции, помалкивал, только головой качал неодобрительно. Аппарат выходил более громоздким и неказистым, чем первый вариант, но функционально ему ни в чём не уступал.
        Работали без выходных. Сорокина и Гилл - почти без перерывов. Спали по три-четыре часа в сутки, остальное время не вылезали из комнаты, превращённой в кабинет моделирования. Восстанавливали, а затем доводили матрицу. Мюррей, Бигли, Джабира и Уайтакер возились с транслятором, им было легче - физическая работа утомляла быстрее, но и на отдых времени было больше. Альментьев сначала держался в стороне, но уже через день, отправляясь на поиски конус-отражателя, Пол властно поманил его пальцем. «Эй, парень, ну-ка, пошли, поможешь. Хватит девушкам надрываться».
        Больше всего свободного времени оставалось у Клер. На завершающем этапе эзотерик оказалась невостребованной. Работать с вирт-моделью она не умела, с сенсор-индикаторами, компоновочными спицами, гелиевыми тубами - и подавно. Единственное, что оставалось, - взять на себя роль хозяйки их нового дома. Она готовила завтраки, обеды и ужины из привезённых Альментьевым полуфабрикатов, следила, чтобы всё это было вовремя съедено, Людмилу и Нату кормила чуть ли не из ложечки. Габриеля - из ложечки, без «чуть». С ним творилось что-то нехорошее. Программер всё меньше и меньше реагировал на внешние раздражители. Шёл, когда его вели за руку, жевал и глотал, если пищу клали в рот, а в остальное время лежал, свернувшись калачиком, или сидел неподвижно. Функциональных нарушений мозга Ивон выявить не смогла, с нейросетью Габи работал по-прежнему эффективно, но вывести его из странного оцепенения не получалось. Чапель явно нуждался в госпитализации. Но это означало оставить лабораторию без программера. Они не могли себе этого позволить.
        Транслятор был собран к середине осени. Матрица ментополя тоже была готова. Просто Ната никак не решалась перейти к испытаниям. Она сутками сидела со шлемом визуализатора на голове, выуживала малейшие ошибки. Звала Сорокину, наконец-то получившую возможность отдохнуть и выспаться, требовала объяснений. В девяти случаях из десяти соглашалась, что ошибки нет. И продолжала искать. Теперь, когда все препятствия остались позади, и эксперименту ничего не мешало, ей вдруг стало страшно. В её руках оказалась судьба человечества, от её решения зависело, каким будет завтрашний день этой планеты, а может, и всей заселённой части Галактики. Не потерять уверенность в собственной правоте оказалось труднее, чем победить.
        Однажды она задремала прямо в кресле, не снимая визуализатор. А проснулась, разбуженная внезапным зуммером комма. Ответила, не успев сообразить, кто вызывает:
        - Слушаю!
        - Найгиль, ты слишком увлеклась работой. Ты теряешь Моджаль. Сейчас, сию минуту теряешь.
        - Что? Я не понимаю! - Мозг ещё не начал работать в полную силу, и Ната никак не могла узнать голос.
        - Включи камеру внутреннего обзора номер сто семьдесят три.
        - Что включить?
        - Жёлтая панель у тебя под правой рукой. Активируй её и набери - сто семьдесят три.
        Ната послушно пробежала пальцами по жёлтым сенсорам. Опомнившись, спросила:
        - Послушай, я не узнала, ты кто?
        Однако связь уже оборвалась. И номер вызывавшего комма не определялся. На секунду Гилл удивилась такому обстоятельству. Но тотчас забыла о нём.
        Визуализатор обеспечивал полный эффект присутствия. Ната попала в какое-то из помещений исследовательского комплекса. Она не успела рассмотреть его как следует, глаза сразу выхватили главное. Кроме неё здесь были ещё двое. Характерные звуки, движения. Невольно она подалась вперёд, и точка присутствия послушно устремилась к лежащим на полу людям. Ната оказалась на расстоянии вытянутой руки от смуглой женской спины.
        Моник ритмично двигалась на ком-то. Движение становились всё быстрее, дыхание - отрывистее, громче. Вскрик - такой знакомый, родной - и тело Джабиры выгнулось дугой, забилось в неистовых конвульсиях.
        Сколько это продолжалось? Нате показалось - бесконечно. Но вот движения замедлились, обессилевшее тело замерло, опустилось, влекомое чьими-то руками. Моник осторожно сдвинулась на бок. С ней был мужчина, соглядатай, приставленный Сорокиным. Он лежал на спине, закрыв глаза, дышал глубоко, медленно. Моник потёрлась щекой о его плечо, поцеловала: «Мне никогда не было так хорошо, милый».
        Ната отпрянула. Сорвала с головы шлем, швырнула в сторону. Нет! Никогда она не уступит любимую какому-то молокососу, всё достоинство которого заключено в обрубке плоти, болтающемуся между ног! «Хотела бы я знать, как тебе это удастся», - всплыли в памяти слова, сказанные когда-то Ивон. Ната вскочила, яростно заметалась по комнате. Никогда! Кровь больно стучала в висках, не давая сосредоточиться. «Моник, милая, так нельзя! Ты должна быть со мной! Только со мной!»
        Она выбежала в коридор. План действий выкристаллизовался где-то на дне сознания. «Я не позволю тебе уйти!» Рванулась в медицинский кабинет. У Ивон должно быть что-нибудь подходящее. Где же она это держит? Распахнула стеклянные створки аптечного шкафа, упаковки и тюбики посыпались на пол. Какой только дряни здесь нет! Нужно смотреть внимательно, чтобы не перепутать. Ага, вот то, что требуется!
        Она схватила заветную ампулу, облегчённо вздохнула. Нет, Моджаль никуда от неё не денется.
        Под куполом исследовательского комплекса стояла ночная тишина. Все спят, измотанные бешеной гонкой со временем, лишь Гилл сидит в кабинете моделирования, в который раз проверяет своё детище. Пусть сидит! Моник нежно провела ноготком по груди возлюбленного. Илья улыбнулся, такой родной, близкий, понятный. Спросил:
        - Ника, тебе, в самом деле, понравилось?
        - Да. Даже страшно немножко. Будто в последний раз.
        - Что ты такое говоришь! - Альментьев повернулся на бок. - Почему в последний раз? Кто помешает нам быть вместе?
        Моник вздохнула. Он плохо знал Гилл, не понимал, на что та способна в горячке. А она понимала. Слишком хорошо понимала. И боялась того, что произойдёт, когда Ната узнает об измене. Не за себя боялась - за него. Но и отказаться не могла от этого чуда, подаренного ей Небом, от звука его голоса, от сильных, крепких объятий, от запаха кожи и вкуса поцелуев. Поєтому, отдавшись течению, плыла, надеясь, что пропасть, в которую предстоит рухнуть, ещё далеко.
        …Однако пора возвращаться к себе в комнату. Моник быстро поцеловала любимого, вскочила.
        - Куда ты спешишь? - Илья сел, наблюдая, как она поспешно натягивает пижамные штанишки.
        - Не хочу, чтобы Ната заметила моё отсутствие. - Моник наклонилась, прижалась на мгновение к нему. И тут же отстранилась, шагнула к двери. - Пока! Спокойной ночи!
        - Ника, постой!
        Илья вскочил следом, но она уже выскользнула из его комнатушки. Дежурное освещение холла услужливо вспыхнуло, делая матовым панорамное окно во всю стену. Жутковато, должно быть, спать у самого шлюза, зная, что за тонкой, пусть и прочной перегородкой выходят на охоту невидимые в тумане твари. Моник зябко передёрнула плечами и шагнула в открытую дверцу лифта.
        Коридор на втором ярусе был пуст. Она осторожно прошмыгнула мимо развилки, ведущей к исследовательским помещениям, остановилась у двери своей комнаты, напряжённо прислушалась. Нет, это не её комната! Её место не здесь - внизу, рядом с Ильёй.
        За дверью было тихо. Конечно, Гилл ещё работает, иначе уже подняла бы панику, разыскивая её. Решительно ткнула ладонью в дверь, шагнула. И застыла, как оглушённая.
        Ната сидела на кровати, едва различимая в тусклом свете ночника. Ждала. У Моник мгновенно пересохло во рту.
        - П…привет. Ты давно пришла?
        - Недавно.
        - Я выходила на минутку… Голова что-то разболелась. Я была в медкабинете…
        - Да. - Гилл кивнула. - Не надо ничего объяснять. Иди ко мне.
        Моник настороженно приблизилась.
        - Почему ты не ложишься? Что случилось?
        - Присядь.
        Она покорно опустилась рядом с подругой. Та взяла её руку, отодвинула к локтю рукав.
        - Моджаль, я не могу отпустить тебя. Понимаешь?
        В предплечье ужалило.
        - Ай! Что ты сделала?!
        Гилл разжала пальцы, уронила на пол пустую ампулу.
        - Не пугайся, это снотворное. Когда ты проснёшься, всё вновь будет как прежде. Доверься мне.
        Моник вскочила, выдернула руку. Попыталась выбежать из комнаты, но голова вдруг закружилась. Она пошатнулась, взмахнула руками в поисках опоры. Подруга уже была рядом, подхватила, не давая упасть, крепко прижала к себе.
        - Моджаль, любимая, у нас всё будет замечательно!
        Моник беспомощно уткнулась в её тёплое, бывшее так долго родным плечо.
        - Ната, прости, но я тебя не люблю больш…
        Пол под ногами исчез, и она рухнула в чёрную бездну, без звуков, без запахов, без мыслей.
        Она уже знала, что никогда из неё не вернётся.
        Гилл осторожно уложила бесчувственное тело на постель, стащила распашонку, штанишки. «Всё будет хорошо, любимая, всё будет хорошо». Она повторила это шёпотом несколько раз, не осознавая, как заклинание. Затем обхватила подругу под мышки, приподняла, попятилась к двери. Сминаемый пластик ампулы жалобно хрустнул под ногой. Моник, оказывается, тяжелей, чем она думала. Ничего, донесёт, здесь недалеко.
        На двери экспериментального бокса не было ни феромонных замков, ни папиллярных, ни магнитных, - теперь им незачем скрывать свою работу. Вот и пришло время… Ната аккуратно положила тело на металлический постамент под сеткой излучателя. Спящая выглядела такой беззащитной. «Всё будет хорошо», - вновь повторила мысленно. И опрометью выбежала в коридор.
        Кабинет информ-моделирования был рядом. Гилл упала в кресло, включила терминал. На экране высветилось соседнее помещение. Каждая деталь отчётливо видна в ярком бестеневом освещении. Вздохнув, она отправила вызов. Сорокина отозвалась сразу:
        - Да, Ната?
        - Людмила, мне нужна твоя помощь.
        - Дело до утра не подождёт?
        - Нет.
        - Через пятнадцать минут я буду на месте.
        Людмила ждала этого звонка именно сейчас. За шесть лет она успела изучить начальницу - не станет та откладывать до утра. Не сможет. Чтобы управлять поступками человека, достаточно управлять его эмоциями.
        Она запустила пальцы в густые мягкие локоны. Это была команда, и повинуясь ей, Люк сильнее сжал бёдра женщины. Пятнадцать минут - времени вполне достаточно. Успеют, они почти на пике. Сорокина полностью переключилась на тактильные ощущения. Тело жило собственной жизнью, им не нужно было управлять, лишь наслаждаться. Чувствовать, как ритмично сокращаются мускулы, как пульсирует горячая точка внизу живота. «Быстрее, быстрее! Да!» Пальцы требовательно прижали голову Уайтакера, заставляя впиться в нежные складки. «Да! Да!» А пружина блаженства стягивалась всё туже. До озноба, до дрожи, до слёз и стона. Дольше терпеть было невозможно. А-а-а!
        Тело не выдержало, взорвалось тысячью искр, разметало комнату, купол, Вселенную. Не было больше мыслей, лишь ужас и восторг. И сила. И власть над всем этим миром.
        В следующую секунду Люк был в ней. Прижимал, удерживал своей тяжестью, не давал раствориться в небытие. Вкус губ, твёрдая упругость мускулов под шелковистой кожей. Миг - и они стали одним целым. Людмила ощутила, как вдавливает податливое хрупкое тело - своё тело! - в эластик тахты, как настойчиво ищет пьяняще-сладкий язык - свой язык! - как до краёв заполняет горячее влажное лоно. Своё лоно!
        Сознание возвращалось словно ныряльщик, отчаянно рвущийся наверх, к свету и воздуху. Да, воздуха тоже не хватало, хриплый стон вырывался из смятой груди. Дышать успевало только одно из её тел…
        Пятнадцать минут прошли. Пора! Она уменьшила тактильную чувствительность. Лежала, продолжая ритмично вздрагивать. Ждала, пока стихнут последние конвульсии второго тела. Затем нежно провела пальцами по его спине. Снизу-вверх, активируя запрограммированный рефлекс. Мускулы Люка обмякли, тело сразу же стало тяжелей. Она убрала со своей груди его руку. Села, нашарила в полумраке брюки комбинезона, начала надевать
        Уайтакер повернулся на бок, приподнял голову.
        - Люда? Куда ты собралась?
        - Спи. Мне нужно сходить в лабораторию.
        Тело звенело, обновлённое, наполненное энергией. Теперь она готова. Она сделает то, что задумала.
        Сорокина вошла в кабинет информ-моделирования ровно через пятнадцать минут, как обещала. Ната настороженно следила, как она посмотрела на светящиеся индикаторы главной панели, как перевела взгляд на экран. Информ-аналитику не нужна подсказка, чтобы понять - идёт сканирование ментального тела. И что добровольцем на этот раз будет Джабира. Добровольцем?
        - Требуется внести изменение в ментообраз Моник, - объяснила она. Нервное возбуждение ушло, Ната была абсолютно спокойна. - То же самое, что ты сделала с Уайтакером. Ты как-то запрограммировала его любовь к себе, не спорь. Не знаю, для чего тебе это понадобилось, но теперь сделай так для меня и Моник.
        Сорокина улыбнулась.
        - Так ты догадалась? И покрывала меня перед Мюрреем и остальными. Спасибо. Но ты уверенна, что поступаешь правильно с Моник? Я думала, ты её…
        - Да, уверенна!
        - Как скажешь. - Сорокина вынула нейрошунт из пенала. - Мне понадобится твой астральный образ. Включай визуализатор.
        - Постой, ещё один вопрос. Это ведь ты звонила? Я не смогла узнать голос, но это была ты. Зачем ты так поступила?
        - Считай, что это услуга за услугу.
        Несколько секунд они смотрели друг на друга. Нате показалось, что она видит в тёмно-серых глазах Сорокиной своё отражение. Выговорила медленно:
        - У меня иногда возникает ощущение, что ты не мне помогаешь в моём эксперименте, а проводишь свой собственный.
        - Какая разница, если наши цели совпадают?
        - Совпадают? Или ПОКА совпадают?
        К тому времени, когда Холанд вкатила в кабинет тележку с завтраком, фаза модификация была завершена. Начался решающий этап - наложение ментообраза. Индикаторы на панели транслятора сменили цвет с ярко-жёлтых на рубиновые.
        - Вы начали эксперимент?!
        Эзотерик застыла, вглядываясь в силуэт женщины на главном экране. Ната оглянулась на неё.
        - Доброе утро! - поприветствовала. - Надо же было когда-нибудь начать. Почему не сегодня?
        Она посмотрела на содержимое тарелочек. Есть не хотелось, разве что кофе выпить. Взяла чашку.
        - Но… Ивон и Пол тоже ничего не знают? - допытывалась Холанд.
        Отвечать Ната не стала. Отхлебнула горячий ароматный напиток, развернулась назад к экранам. Изменение ментотела приближалось к критическому уровню. Сейчас пойдёт первая волна индукционного потока.
        - Клер, подвинь тележку ближе, я не достану, - попросила Сорокина. - И не волнуйся, процесс идёт без отклонений.
        Она взяла тарелку с овсянкой, ложку. Сообщила:
        - Самое интересное начнётся примерно через полчаса, если мы правильно рассчитали.
        - Но почему вы начали ночью, не предупредив? И почему - Моник? - Холанд никак не могла примириться с происходящим.
        Ната досадливо поморщилась.
        - Кто-то должна быть первой. Или ты рассчитывала на эту роль?
        - Я думала, мы решим коллегиально.
        - Раз мы все там окажемся, то не вижу принципиальной разницы в порядке перехода.
        - Да, разумеется. - Холанд попятилась к двери. - Пойду, предупрежу Ивон и Пола…
        - Тебе не интересно проследить весь процесс от начала до конца? - Ната вновь развернулась к ней. Властно кивнула на кресло в углу: - Садись.
        Холанд покорно подчинилась. Сорокина закончила выскребать тарелку, поставила на поднос. С сожалением взглянула на нетронутую вторую порцию.
        - Ната, ты кашу есть не будешь? Тогда я возьму, что-то жор напал. Честно говоря, у меня была отличная ночь. - Она засмеялась. - А знаете, чего мне хочется? Когда закончим трансляцию, и Моджаль вернётся в новом теле, давайте напьёмся и устроим оргию!
        Гилл изумлённо уставилась на информ-аналитика. Это она шутит так или серьёзно предлагает? Сорокина опять засмеялась, увидев выражение её лица:
        - Ладно, с оргией я переборщила. Но напиться в самом деле хочется.
        - Информеры не употребляют спиртное, насколько я знаю?
        - Вот-вот! Никогда в жизни не пробовала, что это такое - помутнение сознания. А сегодня хочется. - Сорокина оглянулась на Холанд. - Клер, ты поддерживаешь моё предложение?
        Эзотерик сидела, словно оцепеневшая, тупо таращилась на прыгающие по экрану транслятора зигзаги. Ответила не сразу:
        - Что? А, да. Надо напиться.
        - Здесь нет спиртного, - холодно заметила Гилл.
        - Что за беда, можем Альментьева попросить. - Сорокина пожала плечами. - Да я и сама слетаю в Озёрный.
        - Глупая идея. - Нате разговор нравился всё меньше. - Если вам захотелось алкоголя, обратитесь к Ивон, думаю, у неё достаточный запас этилового спирта.
        - Медицинский спирт - это не совсем то, о чём я думала. - Сорокина выскребла и вторую тарелку, поставила на поднос. - Но чтобы напиться, подойдёт и он.
        Она взяла чашечку, пригубила. Хотела что-то добавить, но не успела, - голубая линия на экране сделала робкий скачок. Ещё один, заметней. Эфирное тело начало изменяться. Мгновенно ожили индикаторы напряжённости энергетического поля в экспериментальном боксе.
        - Сейчас это и произойдёт. - Сорокина сделала ещё глоток. - Прощай, Моник, твоя смертная жизнь закончилась. Отныне и навсегда ты будешь Моджаль.
        Ната вздрогнула при этих словах, прозвучавших отчего-то цинично, невольно вцепилась в подлокотники кресла. И тут же привстала, подалась вперёд, к экрану. Туда, где лежало коричневое тело на тускло поблёскивающем постаменте. В ушах зазвенело от напряжения.
        Голубая линия рисовала бешеные зигзаги, стремясь вырваться за рамку экрана. Из ячеек сетки, накрывающей постамент, с треском посыпались искры, завизжал сигнал системы жизнеобеспечения. Последняя, ярко-алая линия на экране дрогнула.
        Тело Моник дёрнулось, изогнулось… и опало, на глазах съёживаясь и темнея, превращаясь в золу. Сирена смолкла.
        Ната сглотнула заполнившую рот слюну. Снова вздрогнула, услышав за спиной глухой стук. Оглянулась быстро. Холанд ничком лежала перед креслом.
        - Что это с ней?
        Сорокина посмотрела на эзотерика, допила кофе, поставила чашку на поднос. Предположила:
        - Должно быть, обморок.
        - Не знала, что Клер такая впечатлительная.
        Ната опустилась в кресло, разжала пальцы, чувствуя, как напряжение покидает мускулы. Алая линия на экране двигалась всё увереннее. Моджаль жила.
        - Можно?
        Люк осторожно заглянул в кабинет информ-моделирования. Хотя Люда и позвала его, но заходить в святая святых лаборатории было боязно.
        - Заходи-заходи, только тебя и не хватает, - пробурчал стоявший у двери Мюррей.
        - Доброе утро всем.
        Люк быстро огляделся. В самом деле, собрались все. Люда в своём кресле, рядом Ната стоит, склонившись к пульту, Клер и Ивон сидят в углу. Он один заспался. Не удивительно: вечером они часа три занимались любовью, и в завершении - такой бурный финал! Последние минут пятнадцать вообще в памяти отсутствовали, как будто в обморок провалился.
        - Доброе утро.
        Гилл оглянулась и развернула кресло, за спинку которого держалась. Люк застыл с открытым ртом. В кресле сидел призрак. Белое полупрозрачное подобие человека. Призрак дружелюбно улыбнулся, помахал рукой. Он наконец узнал его.
        - Моник? То есть… Моджаль!
        Узнать биохимика в новом обличье было почти невозможно. Яркий образ Джабиры, лишённый привычных тёплых шоколадно-коричневых тонов, словно потускнел, выцвел, растерял свой магнетизм. И нагота утратившего женственность тела выглядела ненастоящей.
        Люк растерянно посмотрел на Сорокину.
        - Вы провели эксперимент?
        - Провели… - буркнул сзади Мюррей.
        - И результат превзошёл ожидания! - Людмила расцвела в улыбке. - Моджаль, подтверди.
        Призрак энергично закивал, затем развернулся к пульту, быстро забегал пальцами по клавиатуре. «Люк, это здорово! Я передать не могу словами лёгкость и свободу, которые испытываю!»
        - Этого мы не предусмотрели, - заметил Мюррей, - общение затруднено. Гортань и голосовой аппарат убрали за ненадобностью, а что взамен?
        - Надо добавить в ментоматрицу аналог коммуникатора, - согласилась Людмила.
        - Ерунду городите! - отбросила предложение Гилл. - Зачем какие-то коммуникаторы, если бессмертные будут общаться ментограммами? Это временные неудобства, пока мы не закончим переход.
        Она осторожно положила ладонь на призрачную руку подруги. Моджаль, наклонив голову, коснулась её пальцев губами, щекой. Ната закрыла глаза на миг, улыбнулась счастливо, глубоко вздохнула. Потом обвела взглядом коллег.
        - Итак, все в сборе, приступаем ко второй стадии. Посмотрим, как пройдёт перенос матрицы напрямую, без внешнего транслятора.
        - Что? - изумлённо переспросил Мюррей. - Ты хочешь сделать это сейчас?
        - Ната, зачем такая спешка? - поддержала его Бигли. - Нужно убедиться, что Моджаль комфортно в новом теле.
        Гилл отрицательно покачала головой.
        - Я не могу с вами согласиться. Во-первых, единственный доступный нам способ обследовать бессмертных, это выслушать их рассказ. Два человека дадут более объективную информацию, чем один по определению. Во-вторых, к гидротелу неприменимы наши знания о биологии человека. Какой срок ты, Ивон, считаешь необходимым для проверки? Сутки, месяц, год? Я тоже не знаю. И, в-третьих, самое главное. Я не хочу, чтобы Моджаль чувствовала себя одинокой. Преодолеть неизбежный при адаптации шок вдвоём нам будет легче.
        - Вдвоём вам? То есть, второй будешь ты? - уточнил Пол.
        - Разумеется. По-моему, это логично. Ты бы пошёл вслед за Ивон, не так ли?
        - Но ты руководитель проекта. А вдруг… - попыталась возразить Бигли.
        И Моджаль озабочено покачала головой, принялась быстро набирать текст. «Найгиль, я потерплю. Может, не стоит спешить?» Ната сняла её руку с клавиатуры.
        - Да, я руководитель проекта. Главное достигнуто, мы создали для человека новую физическую оболочку. Если понадобится внести изменения - справитесь теперь и без меня. В конце концов, откуда такой пессимизм? Я уверенна, что всё пройдёт отлично.
        - Ната права, - поддержала Людмила. - Эксперимент можно будет считать успешным лишь после проверки эффекта заражения. А что касается кандидатуры… Думаю, право решать следует предоставить Моджаль. Она героиня сегодняшнего дня и имеет право взять в свой мир любимого человека.
        Ната вздрогнула чуть заметно. Кивнула.
        - Согласна, пусть Моджаль выберет. - Посмотрела на возлюбленную. - Ты позволишь мне быть рядом? Всегда?
        Призрак улыбнулся, тоже кивнул. Поднялся с кресла. Гилл торжествующе оглядела присутствующих. Объявила:
        - Итак, приступим. Не ясно, как это будет происходить, потому не стоит рисковать - переход проведём в экспериментальном боксе. До скорой встречи!
        Подхватила Моджаль под руку и увлекла за собой из комнаты.
        Некоторое время в кабинете стояла тишина. Первой заговорила Сорокина:
        - Процесс полной трансляции занял восемь часов, включая сканирование ментообраза. Интересно, насколько быстрее сработает заражение?
        - Думаешь, будет быстрее? - Мюррей отклеился от стены, занял место в кресле у пульта, где недавно сидел призрак. - За счёт чего? Дизъюнкция образа с матрицей будет идти медленней - человеческий мозг не даст такой производительности, как нейросеть.
        - Не обязательно. Но если и так, то фазы сканирования и наложения сократятся. Думаю, человек - более совершенный инструмент, чем тот, что соорудили вы, - Людмила иронично кивнула на махину транслятора, красующуюся на экране.
        - Увидим. Очень скоро увидим.
        Дверь бокса на экране раскрылась, в помещение вошли Моджаль и Гилл.
        Ната остановилась посреди бокса. Вот, сию минуту это должно случиться. Что она почувствует? Или ничего не успеет понять? Моджаль подошла, стала рядом, взглянула вопросительно. «Чёрт, делать-то что?» - Ната совсем растерялась. С машиной проще, нажал кнопку и всё пошло по заранее составленной программе. Она невольно взглянула через плечо подруги на металлический постамент, где лежало высохшее тело. «Сейчас и от меня труха останется», - мелькнула в голове мысль. - «А с ней ведь что-то нужно делать. Всё-таки наши бывшие тела, нехорошо их выбрасывать. Но с другой стороны, не хоронить же, мы ведь не умерли! Лучше всего перемешать - обязательно перемешать! - сделать клумбу и удобрить. Чтобы цветы росли».
        Моджаль заметила её взгляд, оглянулась. Скорчила смешную рожицу. Может себе позволить, уже прошла сквозь это. Гилл досадливо поморщилась от глупых мыслей. Пусть Клер думает, как с останками поступить, она в таких делах специалист. Им надо сосредоточиться на главном - на переходе. Основная работа ляжет на Моджаль, Нате достаточно снять ментозащиту. Вот за чем остановка! Значит, она боится?
        Гилл решительно тряхнула головой. Что за чушь! Она жила ради этого дня, она мечтала о нём. Пусть свершится. И как награда - они вечно будут вместе!
        - Любимая, я готова.
        Моджаль улыбнулась, шагнула ближе. Осторожно тронула пальцами её лицо. Ната зажмурилась. Ощутила губами прикосновение. Какой странный вкус у этого поцелуя. Как глоток родниковой воды ранней весной, освежающий и пьянящий одновременно. Голова закружилась. Будто она несётся в паре с Моджаль бешеным вихрем танца. Быстрее, ещё быстрее! Уже ступни не касаются пола… Она не сопротивлялась увлекающему в небытие водовороту. «Да, любимая, да! Бери меня с собой!» Исчезли стены бокса вокруг, исчез весь мир. Только они вдвоём кружились призрачным облаком искр.
        Чудовищная, нестерпимая боль пронзила тело, мгновенно убив ту, кого называли Натой Гилл. Но в памяти Найгиль этой боли уже не было.
        Глава 13. Шаг в бесконечность
        Самый миг перехода Люк пропустил. Только что Гилл стояла, отдаваясь поцелуям подруги, а в следующее мгновение Моджаль уже пытается удержать заваливающееся навзничь испепелённое тело. Сделала слишком резкое движение, и торс беззвучно переломился. Нижняя часть до пояса завалилась на пол, превращаясь в кучку трухи, удерживаемую брюками комбинезона, а верхняя осталась в руках растерянно замершей бессмертной.
        Почувствовав, как желудок непроизвольно сжался, Люк отвернулся. Кажется, не одному ему стало скверно от увиденного. Холанд полулежала в кресле с закатившимися глазами, и Бигли поспешно вынимала из кармана трубочку с нашатырём.
        - Нда, не очень эстетичное зрелище, - проворчал Мюррей.
        - Зато останки не нуждаются в кремации, - тут же парировала Сорокина.
        - Тоже верно. Сколько времени понадобится, чтобы сформировать новое тело?
        - Моджаль «вернулась» через семнадцать минут. Но там это происходило несколько иначе.
        - Да, ты была права. Удивительно быстро получилось.
        - Тридцать две секунды с момента, как они начали целоваться.
        - Ты засекла?
        - Разумеется.
        Холанд громко чихнула, выпрямилась. Болезненно морщась, прошептала: «Извините». Люк вновь повернулся к экрану. Там Моджаль уже положила свою жутковатую ношу на пол. Потопталась на месте, оглянулась в сторону камер наблюдения.
        - Долго ей ждать? Может, пусть идёт к нам? - неуверенно предложила Бигли.
        - Нет. Мы ничего не знаем о том, что произойдёт дальше, - возразила Сорокина. Склонилась к интеркому. - Моджаль, опиши, что ты сейчас чувствуешь.
        Призрак подошёл к консоли у стены, принялся набирать ответ: «Появилось новое ощущение. К сожалению, не могу передать его словами. Как бы сверхнаполненность. Я - бокал, в который налили воды больше, чем он вмещает. Но она не расплёскивается!»
        - А что ты чувствовала во время заражения? - вступил в разговор Мюррей.
        «Экстаз. Ничего лучшего в жизни я не испытывала!»
        Звёздный вихрь замедлил свой бег. Она снова почувствовала пол под ступнями ног. И услышала голос:
        - Найгиль!
        Осторожно открыла глаза. Вокруг по-прежнему экспериментальный бокс, и Моджаль стоит рядом, улыбается. Не получилось? Конечно, не всё так легко, как представлялось.
        Моджаль протянула руку, коснулась её щеки.
        - Найгиль, наконец-то! Я уже тревожиться начала.
        Губы её не шевелились, слова звучали где-то внутри. Значит… Моджаль могла бы и не разговаривать, Найгиль поняла, что изменилась. Мгновенный испуг - и облегчение, радость, восторг захлестнули её.
        - Найгиль, с возвращением! - долетел радостный голос Мюррея из динамиков интеркома.
        Решившись, она опустила глаза. И, не в силах скрыть ликование, схватила подругу, прижала к себе.
        - Мы вместе, любимая! Мы теперь навсегда вместе!
        - Бессмертные продемонстрируют секс-шоу? - Мюррей хохотнул из динамиков.
        Найгиль выпустила Моджаль из объятий, погрозила невидимому наблюдателю кулаком. Предложила:
        - Ладно, пошли к ним, пусть порадуются. Долго меня не было?
        - Почти полчаса.
        - А мне показалось - несколько секунд.
        Она попыталась присвистнуть. Губы сложились привычно, но звука не получилось. Чёрт с ним! Грядущий мир будет миром тишины. Тихого, безмятежного счастья и любви.
        Мюррей вскочил навстречу, радостно сгрёб её в охапку, заставив болезненно поморщиться. Воскликнул удивлённо:
        - Ты стала лёгкой, как пушинка! Скользишь между пальцами, словно шёлк.
        - Пол, осторожней! - испугалась Ивон. - Ты раздавишь её!
        - Ещё скажи - «расплескаешь»! Ничего, восстановится.
        Найгиль обвела взглядом друзей. Снова четыре пары глаз смотрели на неё. Желтоватые, тигриные Пола - весело, с одобрением, изумрудные Ивон - заботливо, тёмно-серые Людмилы - с интересом и удовлетворением одновременно. И лишь в синих глазах Клер пряталась безысходная тоска. Найгиль сжала губы. Сколько можно сомневаться?! Ведь основное они уже сделали! Если и остались какие-то проблемы, разрешить их - дело времени. А оно отныне не ограничено!
        Невольно она сделала шаг к эзотерику. Хотелось схватить её за руки, тряхнуть, крикнуть: «Клер, прекрати сомневаться! Ты и представить не можешь, как мне хорошо!» Нет, крикнуть как раз не получится. Мелкое временное неудобство, а всё равно досадно. Сорокина права, следовало бы добавить аналог коммуникатора к матрице. Сколько ещё мелких недочётов проявится! Что ж, они с Моджаль первые, «бета-версия» бессмертных.
        Она развернулась, подошла к креслу у пульта, села, привычно коснулась пальцами сенсоров. «Переход прошёл великолепно, никаких неприятных ощущений. Поздравляю с победой!». Боже, как это примитивно!
        - Вот и замечательно. - Мюррей кивнул. - Ждём от вас с Моджаль подробный отчёт.
        Найгиль усмехнулась. Пол не может смириться, что не он первым попробовал. Хочет хоть как-то приобщиться.
        «Моджаль, попытаемся рассказать им? Пусть завидуют».
        «Но самое главное-то мы не попробовали!»
        «Точно! Интересно, как это будет?»
        «Интересно?! Да я терпеть не могу! Еле дождалась твоего возвращения. Ещё минута, и брошусь на тебя!»
        «Здесь, при всех? Прежде ты предпочитала быть сдержанной. Но мне нравится!» Найгиль сообразила, что сидит голая. Странно, нагота не смущала. Она не воспринимала себя обнажённой. Да и можно ли говорить о наготе, применительно к их новым телам?
        - Эй, вы чего переглядываетесь? - спросил, не выдержав затянувшегося молчания, Пол.
        - Они разговаривают, - пояснила Сорокина.
        - Да? Вообще-то, больше двух - говорят вслух.
        Найгиль не обращала на них внимания. Неожиданное возбуждение любимой передалось и ей. Что это, последствия перехода, «донорства» или изменения в ментообразе, сделанного Сорокиной? Надо будет разобраться и в этом… Позже!
        «Моджаль, а давай сбежим от них?»
        «Куда?!»
        «Да куда угодно! В это время года вся долина укрыта туманом, так что можем прыгнуть в любой её уголок!»
        «Ой, страшновато».
        «Робкая моя птичка! Не бойся, всё получится».
        Она вновь положила руки на клавиатуру: «Прежде, чем составить подробный отчёт, мы должны исследовать новые тела. Возможно, потребуется внести небольшие изменения в матрицу. К началу массового перехода она должна быть отточена до идеала. С этой целью мы уединимся на некоторое время. Постараемся не злоупотреблять вашим терпением. Отдыхайте и выбирайте, кто будет следующим».
        «Найгиль, а как прыгать? Я не знаю!» - вдруг всполошилась Моджаль.
        Как прыгать? Найгиль задумалась. Это не должно быть сложным, они постарались упростить новые механизмы управления телом. Она зажмурилась, представила заросший камышником склон холма. Тело откликнулось неуловимым звоном, как струна от дуновения ветра.
        «Знаешь! Я уже нащупала эту штуку. Прислушайся к себе. Нужно захотеть оказаться в каком-то месте, где бывала раньше. Чувствуешь, тело начинает вибрировать?»
        «Ага! А куда?»
        «Место у ручья. Там, где на нас напали шлейфокрылы».
        «Туда?! А если там опять эти твари?»
        «Что нам до них? Прыгай!» - она осторожно потянула струну. Отпустила…
        - Найгиль! Где нам вас искать?
        Запоздалый вопрос Мюррея успел достигнуть сознания. А затем захлестнула пустота.
        - Стой!
        Пол попытался ухватить Найгиль за плечо. Но тела бессмертных уже теряли форму, расплывались двумя столбами тумана.
        - Не удержишь. - Сорокина усмехнулась. Посмотрела на подносы с нетронутым обедом. Встала. - Не вижу смысла нынче здесь трапезничать. Пойдёмте в столовую, устроим праздничный банкет в честь успешного перехода. Правда, без главных виновниц торжества.
        - Всё-таки это свинство, так удрать, - пробурчал Мюррей. - Понимаю, хочется остаться наедине. Но и мы не чужие!
        - Чужие, Пол, чужие. Мы - смертные, они - бессмертные. Отныне это объективная реальность, ничего не поделаешь.
        - Радует, что ненадолго. А то как-то это неправильно, несправедливо.
        - Не будем пока спешить. С матрицей ещё можно поработать. Например, сделать, чтобы реципиент влюблялся в донора при заражении. Бессмертие, вечная молодость и вечная любовь - в одном пакете, как говорится.
        - Заставлять человека полюбить против его воли - по-вашему правильно? - недоверчиво переспросила Клер. - Вы уже лишили людей пола, а теперь - это?
        - Почему против воли? - не поняла Ивон. - Донор не может инициировать переход без согласия реципиента, насколько я понимаю. А дифференциация по половым признакам действительно анахронизм. Мы построим мир счастья, Клер. В нём все будут равны, и все будут любить друг друга. Мир без злобы, без зависти, без обиды.
        - Одно счастье на всех, одна любовь на всех. Навечно… Ивон, у тебя в аптеке много спирта?
        - Какого спирта?
        - Обычного, этилового. Который можно пить.
        - Ого! - Мюррей насмешливо смерил эзотерика взглядом. - С такой мышиной комплекцией, без привычки к тому же, много тебе не понадобится.
        - Ты плохо меня знаешь.
        Холанд встала и шагнула к выходу.
        - Эй, постой, ты куда?!
        Сильная рука легла на плечо Клер. Она пошатнулась, подняла голову. Удивлённо взглянула на послушно распахнувшуюся дверь шлюза. Что она здесь делает, куда собралась идти?
        - Снаружи ночь и туман, всякая живность нехорошая на охоту вышла, - насмешливо объяснял Альментьев, продолжая цепко держать.
        Холанд попыталась развернуться и поняла, что валится на пол. Илья быстро подхватил её за талию. Удивлённо втянул носом воздух.
        - Ты что, пьяна?
        - Ага. Напилась вдрызг!
        Клер глупо хихикнула. Прикосновение мужских рук было приятно до одури. Сколько лет прошло с тех пор, как последний раз её сжимали в объятьях? Пятнадцать? Больше? Сразу и не вспомнить.
        Повинуясь порыву, она выгнулась, обвила руками его шею, прижалась грудью к сильному мужскому телу. Стало спокойно и сладко.
        - Да я вижу. Ай-яй-яй, плохая девочка! - Альментьев натянуто засмеялся, постарался отстраниться. - Сейчас мы это полечим.
        Он попытался куда-то вести её, но Клер капризно обмякла, не желая передвигать ноги. Тогда, обречённо крякнув, он без усилий подхватил её, маленькую и лёгкую, на руки. Это было ещё приятней. Она блаженно зажмурилась, отдаваясь тёплым волнам, колышущим тело. Совсем не трудно представить, что это руки возлюбленного нежно прижимают её, несут на брачное ложе. Что она вновь юная и желанная, с робостью и томлением предвкушает неизведанное наслаждение…
        Илья бережно усадил её на что-то упругое, тряхнул за плечо.
        - Эй, не спи!
        Клер открыла глаза. И впрямь, ложе любви. Только предназначенное не для неё. В комнатушке Альментьева ей бывать не приходилось, но на экране она видела её убранство не раз. Ночами тайком пробиралась в центр управления и наблюдала, как другая женщина отдаётся здесь ласкам мужчины. На этом диване, на кресле у письменного стола, на полу. Она млела от захлёстывающего возбуждения и представляла себя на месте Моник.
        Теперь Джабиры нет. Вообще нет. Вместо неё - бесполое, почти бестелесное существо с нелепой кличкой. А она здесь, на этом ложе, в полушаге от Ильи. Кожа помнит его сильные руки… но это ничего не меняет!
        Альментьев достал с полки баночку готового кофе, раздавил термокапсулу, сдёрнул крышечку. Порылся в столе, вынул розовую таблетку, бросил в напиток. Должно быть, нейтрализатор. Протянул банку.
        - Пей!
        Клер покорно сделала глоток. Сладкая пелена полудрёмы, окутывающая сознание, дрогнула, стала таять. Вот и всё. Несколько минут грёз - последнее, что ей подарила жизнь.
        - Как ты себя чувствуешь? - обеспокоенно спросил егерь.
        - Нормально.
        - Странная ты, Клер.
        Она грустно улыбнулась. Странная. Догадываться об этом она начала ещё в детстве. А поняла - когда впервые отдалась любимому. Сколько ей было? Шестнадцать. В миг, когда оглушительное наслаждение иглой пронзило тело, будто какое-то запретное окошко распахнулось. Призрачные образы сделались чёткими и ясными.
        Первое время Клер не понимала, что происходит. Успокаивала себя, что это фокусы слишком развитого воображения. А потом начало сбываться. В мгновения наибольшего возбуждения, когда вязкая паутина логики лопалась, рвалась под напором ощущений, она видела будущее.
        Время шло, и первые спонтанно возникающие видения обрастали подробностями, становились яснее и понятней. Они уже приходили не только в минуты любви. Достаточно было поддаться эмоциям, утратить контроль над разумом и непрошеное знание обрушивалось на неё. Не случайные эпизоды, а наиболее значимые для самой Клер и дорогих ей людей. И предотвратить не получилось ни разу! Когда и где произойдёт то, что она видела, оставалось загадкой.
        Трагическая гибель родителей, когда пропущенный метеослужбой смерч ударил по стоящему на берегу бунгало. Мать и отец любили океан, но она упросила их продать яхту и отказаться от морских круизов. Океан дотянулся до них на берегу. Предательство лучшей подруги, выставившей на всеобщее посмешище её «ясновидение». Картинка пришла через неделю после того, как Клер, не в силах хранить тайну, поделилась ею с Джанет. Может быть, она сама спровоцировала жестокую выходку той, рассорившись без всякого повода? И Макс, Арни, Леон, все прочие изменяли ей и бросали, уходили к другим девушкам не оттого ли, что она заранее знала, как это произойдёт, и готовилась к этому?
        Не сбылось единственное. Кошмар, что должен был бы стать её смертью, но оказывался неизмеримо худшим, чем смерть. Туманное утро на берегу незнакомого озера и… Пока не сбылось. Но и ждать было нестерпимо.
        Жить с этим знанием казалось невозможным. Клер пыталась уйти. Тщательно готовилась, скрупулёзно прорабатывая план. Всё срывалось из-за невероятного стечения обстоятельств. Пробравшийся в запертую квартиру домушник вытащил из петли хозяйку и вызвал службу спасения. Заблудившийся в горах турист забрёл в избушку-приют и успел ввести антидот забывшейся вечным сном девушке. Словно кто-то, несравнимо более могущественный, чем Имперское Правительство, не позволял ей выбрать смерть по собственному усмотрению, увильнуть от назначенной жути.
        Тогда Клер постаралась научиться не чувствовать. Принялась глушить себя алкоголем, пила до беспамятства, до скотского состояния. Потеряла друзей, из талантливого, перспективного космоисторика превратилась в презираемую, деградирующую тварь. И это спасло. То ли алкоголь, то ли антидепрессанты, которыми её щедро накачивали три года в психиатрической лечебнице, своё дело сделали. Картинки будущего ушли. Клер выкарабкалась.
        На смену видениям пришла интуиция, почти безошибочное понимание, что и как нужно делать. Это было не страшно, наоборот, облегчило возвращение к жизни. Она взялась изучать теологию и эзотерику, заинтересовалась историей «Генезиса». Гилл, несомненно, была гениальным учёным, её группа - талантливыми исследователями. Но им ни за что не удалось бы воспроизвести результат предшественников, нащупать информационный канал, заметить ускользающую тропинку к божественному могуществу. Как не удавалось это Раевскому и всем остальным. Они были людьми и не могли постичь интуитивно-ассоциативное мышление эмпатиков прошлого. Холанд могла. Потому что была такой же. Выродком, нелюдью. В этом она давно не сомневалась.
        Больше всего на свете она боялась возвращения видений. Помнила, с чего это началось, потому выкарабкавшись однажды, поспешила забиться в раковину, как рак-отшельник. Не позволяла никому приблизиться, играла роль серенькой фригидной мышки, интересующейся исключительно своими полубредовыми гипотезами. Держать тело в узде было тяжело, но не смертельно.
        Полгода назад запретное окошко вновь дало о себе знать. Смутные тревожные образы зашевелились в тот день, когда Гилл заговорила о сверхсуществе, собранном из тумана. А сегодня утром, когда идея стала реальностью, когда они сотворили это с Джабирой, - прорвало. Будущее обрушилось настолько явственно и осязаемо, что на несколько секунд Клер потеряла сознание. То, что она увидела, было так мрачно, что самая жуткая смерть казалась рядом с этим подарком.
        Баночка опустела. Она повертела её в руках, неуверенно поставила на пол. Следовало встать и уйти, но Клер медлила. Здесь, рядом с Альментьевым, было уютно. А спешить ей некуда. Она узнала туман и озеро из своего видения. Напившись, пыталась сама идти навстречу судьбе, чтобы поскорее покончить с ожиданием.
        Илья дотянулся до баночки у её ног, поднял.
        - Клер, можно спросить? Только не говори никому, что я спрашивал. С Моник всё в порядке? Я не видел её сегодня. И комм её отключён.
        - Всё в порядке. - Холанд постаралась, чтобы голос звучал естественно. - Моник и Ната участвуют в длительном эксперименте, требующем полной изоляции.
        Это была не ложь даже, просто полуправда.
        - И сколько времени ваш эксперимент займёт?
        - Не знаю, они сами решат, когда заканчивать.
        Альментьев молчал, бессмысленно мял в руках пластиковую баночку. Но Клер слышала, о чём он думает: «Ника меня не предупредила, уединилась со своей подругой. А как же я? Значу я для неё что-то, или все её слова - лишь слова?» Ей было жаль этого сильного, доброго, хорошего парня. И она не желала знать, какая судьба ждёт его в неотвратимо надвигающемся новом мире.
        Это в самом деле походило на прыжок в воду. Когда не смотришь на дно бассейна, а зажмуришься и гребёшь, гребёшь что есть силы к заранее выбранному месту. А когда воздуха в лёгких почти не остаётся и в ушах начинает звенеть, рванёшься вверх.
        Моджаль огляделась. Густые стебли камышника вокруг и стена тумана, непривычно прозрачная теперь. Получилось! То самое место. Там лежала Найгиль со сломанной ногой, а здесь на неё обрушился шлейфокрыл, повалил, старясь растерзать. И разорвал бы в клочья, если бы не тот парень.
        Неожиданно вспомнилось, как она отдавалась Альментьеву. Странно, ей нравились прикосновения его рук, поцелуи. И когда он входил в её тело, нравилось. Ради этого убегала тайком от Найгиль, врала. Зачем?! Временное помешательство, не иначе.
        В сердце кольнула тревога. А почему, собственно, она одна здесь? Моджаль окликнула:
        - Найгиль, ты где?
        - Я у родника, а ты где? Не вижу тебя в этих кустах.
        - Рядом. Бегу к тебе!
        - Не потеряешься?
        - Что ты! Я же твоя половинка, как могу потеряться?
        Счастье, небывалое, не передаваемое словами, захлестнуло её. Сейчас она сожмёт Найгиль в объятиях и ничто их не разлучит. Ни люди, ни шлейфокрылы, ни время, ни расстояние, ни сама смерть. Они будут вместе вечно, остальное не имеет значения. Ничто в этом мире больше не имеет значения!
        Моджаль развела в стороны зелёные стебли и шагнула. В счастье, в любовь, в сбывающуюся мечту.
        Часть III. Мечта
        Глава 14. Айдалин
        Жизнь Криса будто разделилась на две части. В одной были посёлок, куда он возвращался поздним утром, убогий ветхий домишко, короткий, лишённый видений сон, Джула. В другой - туманная поляна на краю болота, костёр, явь, исчезнувшая многие сотни лет назад, Айдалин. Вернее, жизнью можно было считать вторую часть. Первая - вынужденное существование.
        Поначалу Джула пыталась расспрашивать его о ночных похождениях, но не дождавшись ответов, смирилась. Встречала, накрывала на стол - то ли завтрак, то ли ужин - потом стелила ложе и уходила заниматься повседневными женскими делами. Вновь появлялась ближе к вечеру, когда он просыпался, пересказывала поселковые новости, опять кормила то ли ужином, то ли завтраком, провожала.
        Дорога сквозь лес стала привычной прогулкой. Иногда Айдалин поджидала его на опушке у Топких Полян, но чаще он успевал прийти первым, наломать сучьев, разжечь костерок и терпеливо ждал необычную гостью. Крис научился не пугаться, когда туман вдруг быстро густел в одном месте, обретал форму. И облик хоки уже не казался чужим. Странным, удивительным - да, но не чужим.
        - Айдалин, почему ты сказала, что всамделишная история страшнее легенды о Войне Стихий? - отважился спросить он наконец. Они теперь сидели не по разные стороны костра - рядом. - В твоей истории нет ничего страшного. Если те люди построили мир любви и счастья, то почему он плохой? И если хоки не убивают людей, а делают такими же, как они сами, бессмертными и могущественными, то ведь это хорошо?
        - Крис, не спеши с выводами.
        - Почему я спешу? Ты же мне рассказала, откуда вы взялись.
        - Да, но история «о сотворении мира» ещё не закончена.
        - Основное-то я понял! Хоки - это люди, у которых вместо тела туман. Сразу все стать такими не могут, потому что некому будет рожать детей. Только зачем было разрушать Город и заставлять людей жить в лесу, непонятно. И почему все боятся хок? Почему вы не расскажите правду? Вы же научились разговаривать с людьми, да?
        Айдалин шутливо всплеснула руками.
        - Столько вопросов на мою бедную голову! Я не могу ответить на все одновременно. Так что наберись терпения и задавай их по очереди. Какой первый?
        - Кем была ты до того, как сделалась бессмертной? Среди тех людей, самых первых, тебя ведь не было?
        - Нет, конечно. Я родилась спустя пятьсот семьдесят лет после эксперимента. Но всё равно я очень старая. Во много раз старше любого из тех, кого ты знаешь. Ладно, попробую рассказать о себе.
        Она насмешливо покосилась на него, устроилась поудобней, бросила веточку в костёр. И нечаянно задела локтем руку парня. Крис вздрогнул от неожиданности.
        - Извини, я тебя толкнула, - Айдалин смутилась. - Тебе противно?
        - Нет! Просто… мне всё время кажется, что ты - как туман. Что к тебе нельзя… - Он вдохнул глубже, чтобы набраться смелости, выпалил: - А к тебе можно прикоснуться?
        Хока задумалась на миг. Кивнула. Крис затаил дыхание, протянул руку. Казалось, что пальцы не встретят препятствия, провалятся в туманную плоть. Но нет, он ощутил прикосновение. Кожа Айдалин была мягкая и упругая, странно гладкая. И она была тёплой!
        - Ты… ты такая же, как мы!
        Чувствуя, как заколотило сердце в груди, он провёл рукой вверх по её бедру, от коленки до… Он знал, что там должно находиться у мужчины и что - у женщины. У призрака не было ничего.
        - Нет. - Айдалин мягко, но решительно убрала его ладонь. - Не такая. Моё тело сделано иначе, чем твоё. Например, любовью мы бы не смогли заняться, даже если бы захотели.
        Крис быстро отвернулся, чувствуя, как щёки вспыхнули от стыда. Разве он думал о таком? Ни капельки! И мысли не было… или была?
        Айдалин коснулась его плеча.
        - Не обижайся. То, что наши тела различны, не помешает нам быть друзьями, правда?
        Крис кивнул. Разумеется, она права. В долине есть множество женщин, с которыми он может любиться, если пожелает. Но разве все они стоят одного друга? Настоящего друга, каким успела стать Айдалин за неполных две декады знакомства. Он повернулся
        - А я и не обижаюсь.
        - Вот и молодец. О чём я тебе обещала рассказать?
        - Кем ты была…
        Договорить он не успел. Неожиданно Айдалин вскочила, резким жестом заставила замолчать. Вперилась взглядом в тёмное, затянутое пеленой небо над вершинами деревьев. Затем потребовала:
        - Лук и стрелу, быстро!
        Ошарашенный, Крис протянул оружие раньше, чем сообразил. Команда прозвучала так уверенно и неоспоримо, что руки выполнили её сами собой. И тотчас стрела со звоном ушла в темноту.
        Постояв какое-то время, Айдалин наклонилась, положила лук на место.
        - Что случилось? В кого ты стреля… - начал было расспрашивать Крис, и тут сам услышал, как далеко, во многих сотнях шагов от опушки леса, захрустели, ломаясь, ветки, и что-то тяжёлое грузно упало на землю.
        - Шлейфокрыл, - подтвердила его догадку Айдалин. - Разведчик с западных болот. Скоро зима, прилетел искать богатые дичью угодья для охоты. Ну, этот уже сородичей не приведёт!
        - Я не услышал.
        - У меня слух острее. - Как бы извиняясь, она пожала плечами. - И видеть я могу в темноте и в тумане. Я побоялась, что он выследит, как ты ходишь сюда один.
        - С такого расстояния я бы в него и ясным днём не попал. А если бы и попал, то мой выстрел его кожу не пробил бы… - Крис облизнул внезапно пересохшие губы. Нет, не убитый шлейфокрыл бы тому причиной. Кажется, он узнал, кто такая на самом деле его подруга. И никакой рассказ больше не требовался. - Даже если твоё зрение острее и мускулы крепче, то умения обращаться с луком это не добавляет, правильно? Я же видел, как ты целилась, как натягивала тетиву. Айдалин, ты…
        Она услышала его невысказанную пока мысль:
        - Нет, Крис, ты неправильно думаешь!
        - Хокам не нужно учиться стрелять из лука, шлейфокрылы им не опасны. А среди людей ни одна женщина не умела так обращаться с оружием. И, наверное, один-единственный мужчина. Вик-Освободитель! Это была… это был ты?
        - Нет! - ответила она, не задумываясь, но Крис слышал её мысли, а врать мыслями очень трудно. Айдалин опустила голову, призналась: - Да, когда-то меня называли и этим именем. Но сказка о Вике-Освободителе не похожа на правду. Всё было совсем иначе.
        - Иначе? Тогда расскажи, как!
        - Я расскажу, обязательно. Но не сегодня. Я не думала, что нам придётся говорить об этом без подготовки. Пойми, я должна рассказать так, чтобы ты понял. Это очень важно - для меня, для тебя, для всех. Не обижайся, пожалуйста. Завтра ты всё узнаешь.
        - Я не обижаюсь, сказал уже. - Крис втянул воздух, постарался улыбнуться. - Мы же друзья. На друзей нельзя обижаться.
        - Спасибо. До завтра, Крис!
        - До завтра.
        Она сделала несколько шагов пятясь, потом развернулась и быстро побежала в сгустившуюся темноту Топких Полян. Как её тело расплылось облачком тумана, Крис не видел. На сердце было тяжело, и он никак не мог понять причин этой тяжести. Узнать, что твой друг был великим охотником, тем самым Виком-Освободителем, разве это не хорошо? Замечательно! Но почему-то Криса это не радовало. Айдалин, к которой он прикасался, чью странно гладкую, тёплую кожу помнили его пальцы… Её тело не было женским, но ему почему-то хотелось думать о ней, как о женщине.
        В посёлок он пришёл затемно. Дверь в доме была заперта изнутри, Джула спала, уверенная, что брат вернётся не скоро. Будить её не хотелось. Крис опустился на порог, закрыл глаза. Предрассветная сонная тишина стояла вокруг, лишь из лесу долетали слабые звуки. Мелкая живность готовилась к зимовке, спешила пополнить запасы, пока туман не добрался и сюда. Вот рассержено запищали золотянки, верно, не поделили кисличку или гриб. Вот рыжок голос подал. Близко к посёлку охотится, смелый. Или глупый, молодой. На кого это он так злобно рычит? А это…
        Дрёму как рукой сняло. Звуки шли не из лесу - из-за запертой двери за спиной. Тихие голоса, почти шёпот. Крис вскочил, кровь ударила в голову от злости. Если Джуле любовник понадобился, то зачем она его сюда привела? Другого места не нашлось?!
        Он тут же опомнился. Джула ему не жена, вольна делать, что пожелает. Но если выбрала кого-то, то почему не уходит к нему жить? Крис её не звал и удерживать не собирается. Что, у этого мужчины уже есть две жены? Кто же он? Щербатый? Борода? Ерунда, не станут они из-за таких глупостей Правила нарушать. Тогда кто тайком по ночам ходит к его сводной сестре, - к жене в глазах поселковых? Он прислушался.
        - Что будешь делать, если он уйдёт?
        Голос был не мужским, женским! И, кажется, Крис узнал, кому он принадлежит.
        - Сбегу из посёлка! - а это Джула. - Заберусь подальше, туда, где меня никто не знает. Поселюсь на отшибе, буду охотиться, ловить рыбу.
        - Пропадёшь.
        - Охотник же не пропал? Никто не знает, откуда он взялся, где его родичи. И никто не спрашивает.
        - Он мужчина.
        - Ну и что?! Я лес знаю не хуже любого из наших парней, и с луком обходиться умею. Переоденусь, и все будут думать, что я тоже парень. Ростом не вышла? Подумаешь, вон Робик всего на полголовы меня выше. Груди замотаю потуже, они у меня маленькие, незаметно будет. А под килт, наоборот, засуну кое-что. Гляди, я сейчас покажу.
        Крис так поражён был услышанным, что потерял осторожность. Дощатый порожек скрипнул под ногой. В доме услышали.
        - Тихо, там кто-то есть.
        Таиться и дальше было глупо. Крис постучал.
        - Джула, открой. Это я.
        Молчание. Быстрые шаги, стук упавшей щеколды. Дверь приоткрылась. Сестра стояла на пороге, придерживая руками развязанный лиф. Смерила взглядом.
        - Ты… всё слышал?
        Крис смутился.
        - Да. Только я не понял - ты хочешь притвориться мужчиной? Зачем?
        Джула криво усмехнулась, побрела вглубь утопающей в полумраке комнаты. Крису ничего не оставалось, как прикрыть за собой дверь и идти следом.
        На топчане сидела Мила - он не ошибся в своей догадке - растерянно смотрела на хозяина.
        - Доброго вечера, Крис.
        - Да уж доброй ночи давно. Что случилось?
        За Милу ответила Джула:
        - Помнишь, ты однажды сказал мне, что хочешь быть не охотником, как все, а странником? И сбежал из посёлка ради этого. Так вот - а я хочу быть охотником!
        Крис растерялся.
        - Но… охотниками бывают только мужчины.
        - Знаю.
        Джула вздохнула, села на топчан рядом с подругой, принялась завязывать лиф.
        - Но разве это правильно? В детстве я думала, что достаточно научиться стрелять из лука, бегать, лазать по деревьям, искать следы - и станешь охотником. Я ведь ничем не отличалась от вас, была таким же мальчишкой. А потом… потом оказалось, не важно, что ты умеешь, и чего хочешь. Важно, что у тебя между ног! В Доме Сестёр меня учили готовить, шить, ухаживать за малышами и прочему, что необходимо для женщины. Но я не хочу такой жизни! Не хочу неделями сидеть в доме, бояться туманов, ждать мужа, рожать и растить детей. Когда мы с тобой любились по-детскому, я фантазировала, что ты - это я, а я - ты. Ты же Красавчик, твои кудри, глаза, лицо - ты красивее многих девушек в посёлке, меня, например. Но при всё том ты - парень, а я не. Как бы я хотела поменяться с тобой местами! - Она вздохнула, продолжила: - А потом я подружилась с Милой. И она мне подсказала, что можно сделать. Если бы мы жили втроём, она была бы тебе настоящей женой, а я - всё равно, что братом. Мы бы с тобой ходили в лес, охотились. И кому до этого было бы дело? В мире много странного!
        - Я думала, - поспешила объяснить Мила, - когда у нас с тобой появятся маленькие, Джуле они понравятся. А после она и сама захочет ребёночка, родит, и станет жить, как все женщины…
        - Я не как все! - Джула хмуро зыркнула на подругу.
        - Но… вы ведь жили втроём с Тэдом? - нерешительно спросил Крис.
        Сестра отмахнулась от вопроса, как от надоедливой мошки.
        - Тэд не понял. Решил, что он плохой муж для меня. Да он мне вовсе не нужен был, как муж!
        - Ты что… и не любилась с ним?
        - Почему же, любилась. Четыре раза. Первый - ещё на Длинном Озере. Было больно и противно. В следующие разы просто противно. Да ладно, к этому привыкнуть можно. Главное, дни считать и о гульчике не забывать. Меня мама научила.
        Мила тяжело вздохнула при этих словах. Посмотрела на Криса почти с мольбой.
        - Крис, пожалуйста, останься в посёлке, возьми нас жёнами. А то ведь Джула не сможет притворяться, что ей нравится женская доля, сбежит. И пропадёт.
        - Не пропаду, - упрямо возразила девушка. - А если и пропаду - не беда! Никто жалеть не станет. Всё лучше, чем в жёны к кому-то идти. Хватит с меня Тэда. Может, он и в болоте сгинул оттого, что я каждый раз, как под ним лежала, избавиться хотела поскорей.
        Она отвернулась, пытаясь скрыть непрошенную слезинку, прокатившуюся по щеке. Упрямый дерзкий Рыжок никогда не плачет, словно девчонка! Крису сделалось совестно и горько. В самом деле ведь обещал и не помог. Наверное, самому близкому в мире человеку - не помог. Но что он может сделать? Взять их обеих в жёны, как Мила придумала? А дальше? Джула никогда не станет настоящим охотником, женскую долю на мужскую ей не поменять, как ни старайся. Она ведь не хока…
        И тут его осенило. Айдалин! Она сама говорила, что старше любого человека и наверняка умнее. Она столько всего знает, неужели не подскажет, как следует поступить?
        Крис улыбнулся, сел рядом со сводной сестрой. Осторожно обнял её за плечи:
        - Остаться навсегда я не обещаю, но обязательно что-то придумаю. И всё будет хорошо.
        Джула хмыкнула, недоверчиво смерила его взглядом. Разумеется, откуда ей знать, какой у него появился друг!
        Следующий день в старом домике на краю посёлка прошёл как обычно, точно и не было ночного откровенного разговора. Джула готовила, занималась мелкими женскими делами, болтала о чём-то неважном. Крис большей частью валялся в постели, слушая не столько сестру, сколько собственные мысли. И ловил себя на том, что исподтишка рассматривает её, пытаясь представить парнем, охотником. Не получалось.
        Когда солнце коснулось верхушек деревьев на западе, он с облегчением вскочил, проверил оружие - вчерашний случай с шлейфокрылом напомнил, что уже поздняя осень, лес становится опасным. Кинул в сумку свёрток с лепёшками, наскоро перекусил и заспешил к заветному месту. И стоило посёлку скрыться за стеной чернолистов, как заботы минувшей ночи отошли в сторону. Главным стало другое - сегодня Айдалин расскажет собственную историю.
        К полянам он вышел по обыкновению, в поздних сумерках. Разжёг костёр, сел, наблюдая, как потянулись белёсые языки тумана со стороны топей.
        Айдалин не появилась, даже когда последние отсветы вечера потухли, и лес вокруг заволокло густой влажной мглой. Не в силах сидеть, Крис ходил кругами, звал, первое время мысленно, осторожно, потом и кричал во весь голос, прислушиваясь к эху. Как будто не понимал, что отклик должен прозвучать в его голове.
        Дважды гас костёр из-за недосмотра, приходилось ползать в темноте, раздувать искры, выбирать что-нибудь сухое из груды сучьев. Затем небо на востоке начало сереть. Туман сгустился, стал непроницаемым. Медленно отступил, пуская на опушку новый день. Айдалин не пришла.
        В посёлок Крис возвращался мрачный, злой, растерянный и испуганный. Что могло случиться? Бессмертную не остановит ни время, ни расстояние, ни люди, ни шлейфокрылы. Может, ей не понравились его слишком настойчивые расспросы? Крис не знал, терялся в догадках. Оставалось надеяться, что следующая ночь всё исправит. Что Айдалин передумает, вернётся.
        Джула ждала его. Удивилась, заметив настроение брата, хотела спросить, но не решилась. Начала привычно готовить завтрак. Лишь когда он, помывшись, уселся за стол, сообщила:
        - Вчера Тина забегала. Передала, что Охотник тебя ждёт.
        - Меня? Зачем?
        - Сказала, ты знаешь. Ваши с ним секретные дела.
        Крис нахмурился. История Древних, рассказанная Айдалин, отодвинула собственную прошлую жизнь куда-то далеко. Он почти забыл о поисках Странника, о мечте попасть в Город, о сумке с чёрным камнем. Значит, Охотник вернулся. Не вовремя. Теперь Крис вовсе не был уверен, что хочет заполучить скину.
        Он быстро покончил с едой и заспешил в лесную избушку. Не в обход посёлка - напрямик. Ему было безразлично, кто встретится на пути.
        - Крис! - Рик Борода стоял, улыбаясь насмешливо, в дверях Ратуши. - До зимы одна декада осталась.
        Крис с досадой оглянулся, замедлил шаг.
        - Я знаю.
        - Правила не забыл? Где зимовать собираешься? Успеешь новый дом найти?
        - Успею.
        Борода скептически покачал головой. Собирался ещё что-то сказать, но Крис не слушал. Миновал площадь, обогнул слева Дом Сестёр, чтобы не забирать слишком к верхнему краю посёлка. Мимо хижин Косоглазого, Докторши и огородами к роще кислиц.
        Дверь лесной избушки была раскрыта настежь. Хозяева возились внизу у воды, чистили растянутую колышками шкуру огромного матёрого ворчуна. Охотник сидел спиной к тропинке, но гостя заметил первым, шепнул что-то жене. Тина подняла голову, засмеялась.
        - Доброго дня, братишка!
        - Доброго дня. - Крис подошёл ближе, стал, глядя в затылок мужчине. - Звал меня?
        - Как думаешь, хороший будет подарок Бороде? Негоже новому Старосте в старом пончо разгуливать. Не солидно.
        - Угу. Задобрить хочешь.
        - Как положено. - Охотник кивнул Тине на дверь избушки. - Красотка, принеси.
        Сестра фыркнула с деланной обидой на прозвище, выпрямилась, потянулась, расправляя спину. Неторопливо пошла вверх к домику.
        - Живей! - поторопил её муж. - А то даром, что шкурка порченная, на ремешки для капканов распущу!
        Крис поморщился. Жестокие шутки Охотника были неприятны. И временами казались совсем не шутками.
        Присесть никто не предлагал. Хозяин будто забыл о госте, продолжал ловко орудовать скребком, вычищать шкуру от мелких кусочков мяса и жира. Не дождавшись приглашения, Крис шагнул к лежащему рядом бревну, но тут в дверях показалась Тина с блестящим желтовато-багряным свёртком в руках.
        - Отдай, - скомандовал Охотник. Оторвался от своего занятия, встал, повернулся к гостю. - Вот, как ты просил. Молодец, что решил Странником стать. Смелее, чем кажешься. Раз так, не жаль для тебя скину добыть.
        Да, это была скина. Не старая, выработанная, почти прозрачная, вроде той, которой Крис пытался лечить Риту. Новенькая, добротно обработанная багрецом и перенявшая от него цвет густого ровного загара. Крис взял её в руки. Лёгкая, ласково-шелковистая на ощупь, струящаяся между пальцами. И тёплая, словно живая. Она и была живой! Чувствуя, как сердце отчаянно дёрнулось, он развернул свёрток. Каков был облик хоки, определить теперь невозможно. Только страшное предчувствие холодом сковало внутренности.
        Он повернулся к Охотнику.
        - Где ты её добыл? Когда?
        Тот улыбнулся, обнажив удивительно ровные и чистые для его возраста зубы.
        - Какая тебе разница? Скина свежая, любой определит. Даже такой мальчишка, как ты.
        - Вот именно! Ты добыл её где-то здесь, в окрестностях посёлка?
        - Да. На Топких Полянах вчера ночью подстрелил. Доволен? Если не устраивает, отдавай назад.
        Он шагнул ближе, протянул руку. Крис поспешно прижал скину к груди.
        - Нет!
        - Так-то лучше. Скина есть скина, разве что последний недоумок от неё откажется. Станешь ты Странником или нет - дело десятое. С этой штукой гораздо увереннее можно по жизни шагать.
        На Поляны Крис ушёл, не дожидаясь вечера. Могло ли случиться такое, что другая бессмертная попала под стрелу Охотника? Он не верил в это. Айдалин не пришла, не выполнила обещание, хоть ничто не могло остановить её. Оказывается, кое-что могло. Как мало она успела рассказать о своём мире! Крис задыхался от бессилия, от боли, рвущей что-то внутри, от отчаяния. Лежал, уткнувшись лицом в расстеленную на траве скину. Он почти видел, как всё было. Той ночью Айдалин не ушла, растаяв облачком тумана, а бродила где-то на топях, обдумывала предстоящий разговор. Сосредоточилась и не заметила засаду. Случайно Охотник оказался в этих местах или давно выслеживал хоку? Конечно выслеживал, ведь Крис сам заказал ему скину, не понимая, что делает!
        Когда на опушку легли вечерние сумерки, боль притупилась, позволяя думать. Прежде всего, он должен разбудить Айдалин.
        Очень осторожно Крис надел скину. Та легко растягивалось и сжималось, повторяя каждый изгиб его тела, была упругой, мягкой и странно гладкой, как кожа Айдалин. Это и была Айдалин, она лишь изменила свой облик! Он осторожно провёл пальцами по груди. Приятное тепло потекло по мускулам с едва заметным покалыванием.
        - Айдалин! Ты меня слышишь?
        Какое-то время он вслушивался в заполнявшие голову мысли. Нет, нечего и мечтать. Сон бессмертной крепок, не достучаться. Сколько времени Рита носила скину до того дня, когда хока начала пробуждаться? Больше декады. А ведь та скина была выработанной. У него столько времени нет. У него вообще нет времени! Как он объяснит сельчанам, зачем надел скину? Чтобы разбудить хоку?!
        Из посёлка пора было уходить. Немедленно, возвращаться домой надобности нет, «надевший скину не нуждается в еде и питье». Но если уходить, то куда? В какую сторону? На юго-восток, туда, где ждёт его Странник? В тех краях туманы бывают очень редко. Что, если это помешает Айдалин проснуться? Нет, Рита и другие, захваченные скинами, убегали на запад, к Запретным Озёрам. Значит, и путь Криса лежит в ту сторону.
        О своём обещании Джуле он и не вспомнил.
        Как добраться до Запретных Озёр, Крис не знал. Единственная тропа через Гнилушку шла от Каменобродья к Мокрому Лесу, потом разбегалась в две стороны: на север, к Прели и Отшельникам, и на юг, к Болотью, в западный предел населённого лесным народом края. Дальше пути не существовало. Даже те места казались слишком мрачными и опасными жителям сухих восточных лесов.
        Когда Крис вышел на тропу, сумерки уже сгустились, западный ветер принёс влагу, обещая туманную, почти зимнюю ночь. Но по тропе можно идти хоть до рассвета. Развилку на Грибную Поляну он миновал в полной темноте. Здесь, у самой гряды, тумана не было. Звёзды мерцали яркими точками на чёрном покрывале неба. Крис уже знал, что где-то рядом с ними висят в пустоте другие миры. Неужели там живут люди, могущественные и мудрые, как Древние? Почему они забыли о своих сородичах? Или истребили друг друга в страшной, бессмысленной охоте, называемой «война»? Тогда не так уж и мудры они были.
        Малая Луна не успела взойти, а Большая в ивибиль появлялась на небе лишь днём, нимало не смущаясь своей бесполезности. По тропе можно идти в темноте, но по лесу - никак. Однако тропа круто уходила на юг, к Каменобродью. Слишком большой крюк получался, а свернуть некуда. Крис потоптался на каменной осыпи, перерезающей тропу, и, решившись, зашагал вниз. Короткий путь не всегда быстрейший.
        Туман догнал его глубокой ночью, у лесного озерца. Теперь и знакомая дорога стала бесполезной. Она исчезла, растворилась вместе с обступающими её стволами деревьев. Даже направление определить затруднительно, собьёшься и хоть до утра кружи. Крис рисковать не хотел. Расстелил пончо под первым попавшимся кустом орешника, - не тем ли, за который бегали год назад Лона и Марик? - вытянулся, закрыл глаза. Скина грела и оберегала, не нужно искать сухой валежник, разводить костёр. Тепло и уютно как дома, в объятиях любимой жены…
        Маленькая точка, быстро двигавшаяся по небу, остановилась, начала приближаться, увеличиваться. Ещё чуть - и свалится прямо на голову. Крис беспокойно оглянулся. Он стоял на крошечном островке посередине озера. Под серой неподвижной поверхностью воды сновали огромные уродливые твари. Крис не видел их, но знал, что они там. Бежать некуда.
        Железный крыл опустился в трёх шагах от него. «Крис, не бойся, это я!». Он вздохнул с облегчением. «Айдалин, ты вернулась?» Верхняя часть крыла раскололась как ореховая скорлупа. Крис шагнул ближе. Замер, остолбенев. Огромные пальцы уцепились за край образовавшейся дыры. Мгновение, и оттуда появилась всклоченная голова, могучие плечи. Человек был настоящим гигантом. Руки, перевитые мускулами, похожими на огромных ленточников, ноги, как стволы чернолистов. И он был мужчиной, без сомненья. Крис испуганно попятился, чувствуя, как за спиной поднимаются из воды зубастые пасти, готовые вцепиться в спину. Но гигант выхватил громадный, горящий огнём лук, натянул тетиву, выстрелил. Стрела свистнула над головой, предсмертный визг резанул по ушам. «Этот уже сородичей не приведёт!»
        Гигант спрыгнул на землю. Спросил озабоченно:
        - Что с тобой, Крис? Ты не рад меня видеть? Это же я, Айдалин!
        Крис разлепил веки. Рассветало. Как раз то время, когда туман делается непроницаемо густым. Скина защищала от утренней сырости, но сон всё равно вызвал противную мелкую дрожь. Он сел, потянулся. Приснится же такое! Почему глупые мысли о смертной жизни Айдалин возвращаются снова и снова, как ни старается он от них избавиться? Что плохого в том, что она… он, то есть, был Виком-Освободителем много лет назад? Почему это мешает им быть друзьями сейчас?
        Он дождался, когда туман начал рассеиваться и, свернув с тропы, углубился в лес. Не только из-за того, что проторённая дорога уводила в сторону от намеченной цели. Днём вблизи Каменобродья можно встретить местных охотников. Отныне люди были единственными существами, кого следовало опасаться. Сделав выбор, Крис стал чужим для них. А Чужой, - значит, Враг. Правила это толковали однозначно.
        Болото, где два месяца назад - всего два месяца! - сгинул Тэд и где впервые они встретились с Айдалин, Крис постарался обойти широкой дугой. Было оно не так и велико - обогнул меньше, чем за пол дня. Удивительно, каким жутко непроходимым показалось когда-то!
        Опять начался сухой чернолистовый лес, перемежающийся зарослями орешника, рощами кислиц и трещоток. Крис вышел к реке раньше, чем солнечные лучи погасли на верхушках крон. Гнилушка оправдывала своё название. Берегов у неё не было, поток мутной воды в пять шагов шириной бежал между подёрнутых зеленью предательских топей. Вброд не перебраться, пришлось идти вдоль прибрежных болот, искать мост.
        За рекой пошли места совсем незнакомые. Судя по карте, в четверти дневного перехода от моста лежал Мокрый Лес. На ночь глядя идти в чужой посёлок Крис не хотел. Но и топать в темноте и тумане по бездорожью казалось не лучше. Потому, сойдя на всякий случай с тропы, он устроился на ночёвку. После целого дня ходьбы по лесу усталости в теле по-прежнему не чувствовалось. Ни голода, ни жажды. Всё, что говорилось в сказках о скине, оказалось правдой. Возможно, и спать не понадобится? Он лежал на расстеленном прямо под деревьями пончо, смотрел, как тёмные клубы тумана наплывают со стороны реки. Казалось, вот-вот вынырнет шлейфокрыл из зарослей или незаметно подкравшийся пузырь плюнет ядовитой слюной. Но инстинкты лениво дремали. Заботливое тепло скины успокаивало. Крис перевернулся на бок… И проснулся от возгласа:
        - Джоб, стой! Ты слышал? Ветка хрустнула.
        - Думаешь, там что-то есть?
        - Да, и большое. Может, ворчун?
        - В такое время, здесь?
        - А давай глянем. Вдруг?
        Крис затравленно посмотрел на полосу лапника, отделяющую его от тропы и стоящих на ней охотников. Вляпался! Туман сегодня рассеялся рано, и кому-то из мокролесовских понадобилось топать к соседям. Объясняться с незнакомцами не хотелось. Он оглянулся. Никакого укрытия, тонкие редкие стволы деревьев вокруг, лишь гребень оврага виднелся в сотне шагов позади. Успеет добежать туда раньше, чем охотники продерутся сквозь стену лапника? Подхватил оружие, сумку, пончо, бесшумно метнулся к спасительной кромке.
        Это был не овраг - круто уходящий вниз берег реки. Скользкий от раскисшей грязи, он нависал над покрытой ярко-зелёным ковром обманки полосой топи. Крис попытался зацепиться за стебли травы на обрыве. Корешки не держались в размытом грунте, выдирались клочьями, оставались в руках, сыпались вслед за его неудержимо сползающим вниз телом.
        Трясина плотоядно чмокнула, принимая добычу. Вонючая липкая жижа плеснула в лицо, залила глаза. Крис взмахнул руками, что есть силы рванулся, борясь со сжимающими грудь цепкими объятиями. Хуже всего, что, падая, он не успел вдохнуть. Теперь воздуха не хватало. А нужно ведь самую малость… ещё… ещё чуть…
        Не в силах больше терпеть, он судорожно втянул воздух. Не воздух - вонючая жижа хлынула в рот.
        Мерзкий вкус и скрип песчинок на зубах. Крис с отвращением отхаркнул какую-то дрянь, забившую горло, разлепил глаза, осмотрелся. Топкий берег реки был рядом, у самых ног. Но вместо обрыва - пологий склон, поросший редкими кустами лапника. Обрыв остался выше по течению. Он удивлённо оглядел себя. Болотная жижа подсыхала, отваливалась корочкой от гладкой поверхности скины. Килт превратился в бесформенную грязную тряпку, лук и сумку он, разумеется, утопил. Хорошо, что сам каким-то чудом выкарабкался.
        «Как же, выкарабкался! Бултыхнулся вниз балдой в трясину. Смотреть надо, куда прыгаешь!» - прозвучало в голове. Крис почувствовал, как теряет ощущение собственного тела, проваливается в темноту. Но не испугался.
        - Айдалин, ты проснулась?! Это ты меня вытащила?
        - Кто же ещё? В последний миг успела, ты уже пузыри пускал. В болото нырять - вот придумал!
        Тоскливая пустота, сидевшая внутри последние дни, разом исчезла. Крис плыл в странной невесомости, и Айдалин была рядом. Нет, гораздо ближе. Они были одним целым!
        - Я так рад, что ты наконец вернулась! Почему ты позволила убить себя?
        - Убить? Я бессмертная, не забывай!
        - Ну, лишить тела. Разве это не хуже?
        - Хуже - если тобою пользуется кто-то чужой. Но ты ведь не чужой, ты мой друг.
        Конечно друг! Крис давно знал, что предстоит сделать ради дружбы, но старался не думать…
        - Эй, ты что, хочешь превратиться в хоку?! - Айдалин услышала его мысль раньше, чем та сформировалась.
        - Я хочу вернуть тебе тело, я согласен…
        - Я не согласна! Не для того я искала тебя почти двести лет, чтобы всё снова пошло по кругу.
        - Ты меня искала двести лет? - смысл фразы, составленной из простых понятных слов, ускользал.
        - Искала человека, способного услышать меня и помочь. Неужели ты не понял, что твой дар слышать «хок» уникален? Когда-то Найгиль нашла меня случайно, не надеясь, что такое возможно. А когда нашла, поняла, что это - единственный шанс. Но она не довела дело до конца, испугалась, поэтому мне пришлось начинать заново. Я искала, проверяла едва ли не всех, кто рождался в долине, пока встретила тебя. Лишь мы двое владеем этим даром, понимаешь? Лишь мы с тобой от рождения не нуждаемся в колебаниях воздуха, чтобы слышать. Нет, Крис, я не могу дать тебе бессмертное тело, не имею права! Не для этого я рискнула, подставилась под багрец.
        Во всём, что она говорила, Крис разобраться не мог. Уцепился за то, что понял:
        - Ты специально позволила Охотнику подстрелить себя!? Зачем?
        - Чтобы мы соединили наши силы и наш разум. Мы с тобой должны уничтожить хок, всех. Чтобы люди смогли вернуть знания Древних, скрытые на Запретных Озёрах. Ты же помнишь сказки? Вик-Освободитель должен вернуться и довести своё дело до конца.
        По телу Криса пробежала дрожь. Уничтожить всех хок означает и…
        - Да, - тут же подтвердила Айдалин, - и меня в том числе. Я тоже должна умереть. Не переживай, я уже умирала два раза. В третий раз это не страшно, особенно, если жизнь прожита не зря. А быть бессмертной жутко скучно, уж поверь.
        Крис молчал. Не знал, что ответить. И нужно ли отвечать? Затем, решившись, напомнил:
        - Ты обещала мне рассказать о том, как ты была… был Виком-Освободителем.
        Айдалин засмеялась. Крис сразу понял, что она смеётся. Но не очень-то весело.
        - А, вот что тебя мучает. Не можешь смириться, что хоки бесполы, пытаешься разобраться, мужчина я или женщина? Это в самом деле непросто, я предупреждала. Чтобы понять, надо выслушать мою историю с самого начала. Но слова нам теперь не нужны, даже мысленные. Ты узнаешь всё, что знаю я. Постепенно. А сейчас умоешься, приведёшь себя в порядок и начнёшь действовать. Договорились?
        - Да! Что я должен делать?
        - То, что хотел. Отправляйся к Страннику, пусть он проведёт тебя в Город Древних - кроме него, никто не знает туда путь, даже я. А нам требуется подходящее оружие для нашей задачи. Действуй!
        Тьма прогнулась, напряглась… и выбросила Криса на поверхность. Дневной свет ударил в открытые глаза, заставив болезненно сморщиться. Он осторожно шевельнулся - ни боли, ни онемения нет. Он всё так же лежит под чахлым кустиком лапника, Гнилушка тихо журчит за полосой топи. А у самых ступней из подёрнутой обманкой болотной жижи торчат два стебелька с чёрными шариками на концах. Пузырь удивлённо таращил на него глаза.
        Крис вздрогнул от неожиданности. Затем презрительно скривился:
        - Что, тварь, не поймёшь, в чём дело? Я и сам мало что понимаю. Но могу сказать точно: мы с Айдалин - друзья, и, стало быть, Война Стихий скоро закончится.
        Глава 15. Слишком долгое «завтра»
        Туман сегодня был густым, зимним. Стоило отойти шагов на десять, и предметы позади исчезали в нём. Алина зябко поёжилась, оглянулась воровато. Крайнего дома Озёрного посёлка уже видно не было, т нём00000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000еперь старшие её точно не заметят. Разве что ментор случайно встретится на пути. Им туман не помеха, они сами и есть туман. Вынырнут неизвестно откуда, уставятся своими прозрачными глазищами…
        Все дети боялись менторов, некоторые до дрожи в коленях, до кошмарных снов, называли между собой хозяйками, а чаще - «хоками». Боялись, несмотря на то, что хоки приносили еду, защищали от лесных и озёрных зверей, лечили, заботились. Алина не боялась. Чего их бояться? Придёт время, и она сама станет такой же. Все знают, что дети превращаются в менторов, когда приходит время. Так же, как древесные жучки выползают из личинок. Или почти так же, только выглядит страшнее, - однажды она подсмотрела тайком, младшим не разрешают это видеть. Подошла хока к девушке и - ап! - лишь пар от той пошёл. Но её очередь не скоро настанет. Только через три года Алину переселят в дом взрослых, приведут к ней парня. Парень вольёт своё семя, семя даст плод, она будет носить его в себе, станет толстой и неуклюжей. Затем она родит ребёнка, начнёт кормить молоком из грудей. Ребёнок будет расти, а она - ухаживать за ним и за другими маленькими. Когда малыш научится есть пищу, в неё, может быть, опять вольют мужское семя. Хотя редко кому из девушек разрешали рожать второго. В любом случае, время самой становиться ментором
наступит для неё лет через пять-шесть. Очень нескоро!
        Алина решительно шагнула с широкой дорожки, выложенной удивительно ровными разноцветными камешками, в подступающий к посёлку лес. Ближний лес был знаком - сколько раз она играла здесь с подругами летом, когда туман редел, отступал в озеро, и солнечные лучи прорывались к земле, скакали весёлыми бликами на влажной траве, листьях, окнах домов, собирались в многоцветную радугу. В ближнем лесу на деревьях росли плоды, иногда вкусные, сладкие, иногда - терпкие и кислые. Но всегда съедобные и необычные, не такие, как пища. Алина знала название всех плодов: маслины, кислицы, орехи. Когда-то давно люди выращивали их для еды, это было тяжело и называлось «работа». Но потом пришли менторы, принесли много хорошей пищи, нужда в работе отпала.
        Старшие запрещали есть лесное, говорили, что от него начнёт болеть живот. Это было правдой - у Алины самой болел два раза. Но в отличие от подруг, есть украдкой сорванную во время игр зелень она не перестала. Именно потому, что это было запрещено. Ей нравилось делать то, что запрещено. Особенно если запрет исходил от менторов.
        Хоки видели и слышали всё прекрасно, даже мысли, подуманные неосторожно громко. Однако сказать что-то не умели. Вместо этого в каждом доме на стене висел говоритель - плоский квадрат, похожий на окно. Когда менторы хотели что-то сообщить, они появлялись в этом «окне» и разговаривали человеческим голосом, хоть рот оставался закрытым. Соседки Алины пугались, когда говоритель вспыхивал бледно-лиловым светом и на нём возникало белое полупрозрачное лицо. Отскакивали к противоположной стене, сбивались в кучку, как рыбёшки на мелководье. Смотрели благоговейно, открыв рты, старались не пропустить ни единого слова, - и Майка, и задиристая вредина Шейла, и здоровенная, на голову выше сверстниц, Софа, и все остальные. Алина не пугалась. Даже не вздрагивала, когда ментор произносил её имя и причитающееся наказание.
        Наказывали её часто. Пока была маленькой - оставляли без сладостей, запирали в тёмной крохотной комнате без единого окошка. Когда выросла, и наказания выросли. Ей запрещали делать то, что больше всего нравилось: купаться, гулять в лесу. А ещё её били. Это было самое жестокое наказание. Наказывали болью менторы всегда сами, не позволяли делать это старшим. Или не доверяли?
        Первый раз Алину наказали болью за то, что она пробралась в большое круглое здание, стоящее неподалёку от посёлка. Из него менторы приносили еду, лекарства, одежду и другие необходимые вещи. Детям строго-настрого запрещалось ходить туда. Но ведь интересно, почему хоки умеют делать то, что не могут дети? Или всё-таки могут, если научатся? Увидеть Алина ничего не успела - мигом заблудилась в огромных тёмных помещениях, переполненных странными звуками и ни на что не похожими запахами. Потом её взяли за руки и, не церемонясь, выволокли наружу. Она сразу поняла, что будет наказана. Но так?! Она не верила, когда ей велели идти к Ратуше, где опустился на каменную площадку флайер. Не верила, когда поняла, кто её ждёт - Люсор, самый главный ментор. Но с ней всё-таки сделали это: лёгкий укол в затылок, будто наткнулась на шип злобника, забравшись слишком далеко в заросли. Алина знала - это пока не боль, только предвестник боли. В холодных глазах Люсор не было ничего, кроме равнодушия. Но кончики губ вздрогнули чуть заметной усмешкой. И слова, непонятные, но всё равно страшные, прозвучали в голове девочки:
«Прости, но я вынуждена сделать это для твоего блага. Я не знаю, как остановить тебя по-другому, и можно ли тебя вообще остановить. Это последний шанс сохранить тебя для Перехода». Забыв ожидание боли, Алина рванула прочь, к дому. Только бы не ответить! Сжать свои мысли, не выпустить их из головы! Это была её тайна - единственная из детей, она слышала хок без всяких говорителей. Девочка поняла это случайно, полтора года назад. В тот раз они купались в мелком заливе, отделённом от озера песчаной дамбой. Барахтаться как малышня по пояс в воде было скучно, и она незаметно перемахнула барьер. Она успела заплыть довольно далеко, когда из туманной дымки вверху выскочил флайер. Сидевший в нём ментор махал рукой и кричал, требуя немедленно плыть к берегу. Опомнился, включил говоритель. Но девочка услышала слова раньше, у себя в голове. Хоки не были немыми!
        Обычно шипы послушания менторы ставили мальчикам. Стоило кому-то из них, заигравшись, сделать запретное - подраться, убежать в лес, снять одежду, - как разряд боли обрушивался на шалуна. Поэтому, вырастая, парни никогда не нарушали Правила. И Алине пришлось понять, каково это - быть под постоянным присмотром. Шип то и дело напоминал о себе болью, иногда слабее, иногда сильней. Но надолго забыть о всевидящих менторах не позволял, учил повиновению.
        Она терпела полгода, а сегодня решилась. На рассвете, пока остальные девочки спали сладким утренним сном, она выбралась из постели, взяла давно приготовленные - украденные, как иначе? - инструменты, и заперлась в туалете. Это было самое подходящее помещение: нет говорителя, звукопоглощающая обивка на стенах, а главное - зеркала. Алина аккуратно, чтобы не расколоть, подцепила ножом одно из зеркал, выдрала его из ниши, следом - второе. Поставила их на пол в углу друг напротив друга, сама уселась посередине. Так она видела собственный затылок - замечательно! Схватила в охапку короткие мягкие волосы, примерилась. Чик ножницами - и готово, кожа на затылке оголилась. Вот она, проклятая чёрная точка!
        Она набрала полную грудь воздуха, стиснула зубы. Взяла в правую руку нож с остро заточенным кончиком, примерилась. Аккуратно, стараясь не задеть шип, глубоко разрезала кожу. Она приготовилась к первой боли, маленькой. Затылок обожгло, защемило, из-под лезвия выступила алая капля. Алина бросила нож, быстро промокнула кровь салфеткой. Теперь - самое страшное. Решительно вонзила в ранку пинцет, нащупала твёрдое, захватила понадёжней. Зажмурилась, дёрнула, что было силы.
        Боль огненным жалом пронзила голову. И тут же отпустила, оставив тупой ноющий след. Не веря, что так легко отделалась, девочка открыла глаза. В пинцете торчала тоненькая иголка в полмизинца длиной. Алина презрительно скривилась, швырнула измазанные кровью инструменты в мусоросборник, прижала к затылку пластырь. Она вновь может делать всё, что захочет. Надолго ли? Как скоро менторы обнаружат, что потеряли над ней контроль? Проверять она не собиралась. За стенами дома, за границей посёлка её ждали лес, неизвестность и свобода.
        То, что ближний лес давно закончился, Алина поняла, когда уткнулась в непроходимую стену злобника. Кустарник поднимал усыпанные шипами, твёрдые, будто металлические прутья, ветви выше её головы. Она присела, попыталась протиснуться между ними внизу у самой земли. Тут же острый шип вонзился в плечо, заставив скривиться от боли. Нет, не пролезть, всю кожу оставишь на этих проклятых колючках! Она осторожно попятилась. Убедившись, что угрозы напороться снова нет, выпрямилась. Кустарник тянулся полосой в обе стороны, исчезал в тумане. Постояв в раздумье, она выбрала направление на юг.
        День давно начался, туман поредел. Видно было, как вверху, над головой, светится жёлтое размытое пятно солнца. Конечно, в посёлке уже обнаружили пропажу, девочки сказали старшим, те прочёсывают заброшенные дома, ближний лес, залив. Менторам вряд ли осмелились пока сообщить - кому придёт в голову, что шалунья не спряталась, а убежала? Так что время у неё пока есть.
        Шип! Алина вздохнула. Не нужно забывать об этой гадкой занозе, которую она выковыряла из головы. Возможно, хоки давно знают об её исчезновении и сейчас летят вдогонку. Возможно, уже кружат над ней. Она задрала голову, но вверху был лишь туман. Всё равно ускорила шаг. Побежала бы, если б могла. Но корявые сучья чернолистов то и дело норовили царапнуть щеку, руку, бедро. Полусгнившие коряги больно впивались в ступни, заставляя поглядывать под ноги, выбирать место для каждого шага. Алина шла и шла, а стена злобника тянулась и тянулась. Потом почва под ногами сделалась сырой, отчётливо запахло влагой. Неужели стена упирается в озеро, и её не обойти? Подумаешь, озеро! Тем лучше, можно перебраться на другую сторону вплавь. Никто в посёлке не умел плавать так, как она. Боялись.
        Деревья стали ниже и реже, их стволы у земли покрывал зелёный мох, под ногами захлюпала грязь. Путь перегораживало не озеро, а болото. Следовало идти на север, - подумала она с досадой. Но возвращаться поздно, да и кто сказал, что злобник не тянется сплошной стеной от болота до болота? Алина продолжила путь.
        Вскоре ноги начали проваливаться в густую вонючую жижу выше щиколотки, иногда - почти по колено. Зато и кустарник поредел. Ещё немного, и вообще сойдёт на нет. Она пошла дальше, с трудом выдирая ноги из болотной грязи. Было влажно и душно, пот струями лил по лицу, щипал глаза, мешал смотреть вперёд.
        Что случилось, Алина поняла не сразу. Прохладная влага коснулась обнажённой кожи, легонько обожгла. Вверху живота расплывался пенящийся зеленоватый сгусток, похожий на огромный плевок. Она видела его на себе, но не ощущала - кожа на груди и животе потеряла чувствительность. А шагах в десяти прямо перед ней из болота торчал буро-зелёный сморщенный мешок с двумя шариками-глазами на тонких усиках. Пузырь! - узнала девочка. Учебные фильмы подробно рассказывали обо всех обитателях долины, но к посёлку ни одна из этих ужасных тварей не приближалась. Решив сбежать, она и не вспомнила, какие опасности могут подстерегать её за крепкими стенами домов.
        Онемение добралось до плеч, охватило бёдра. Алина попятилась, но ноги не подчинились. Беспомощно взмахнув руками, она повалилась навзничь в тёплую липкую грязь.
        - Помогите! Помогите…
        Первый вскрик у неё получился, но вместо второго из горла вырвался слабый писк. Довольно урча, пузырь выдернул себя из болота и медленно пополз к жертве. Ясно, что он собирается делать: проглотить заживо. Помешать этому девочка не могла.
        Тварь подползла к её ступням, сжалась и внезапно вывернулась наизнанку, прилепилась скользким липким нутром к ногам. Алине стало мерзко до тошноты. Хотелось закрыть глаза, не видеть, что будет далее. Но веки тоже не слушались! Всё происходило в точности, как в учебном фильме. Только там пузырь заглатывал слепыша, а здесь глотали её.
        Медленно, толчками бурый мешок принялся растягиваться, обволакивать тело. Ступни, лодыжки, голени - вот и колени исчезли в его безразмерной утробе. От кончиков пальцев на ногах потянулась приятная тёплая лёгкость. «Что, это уже конец жизни?!» - Алина не хотела верить в такое. Но зеленовато-бурая смерть продолжала упрямо поглощать её.
        Резкий противный свист ударил в уши. Огромная тень рухнула сверху, вонзилась в лицо, грудь, живот. Шлейфокрыл! Очень голодный, раз решил отобрать чужую добычу. Маленькие острые когти вмиг распороли кожу, разорвали мышцы живота, добираясь до внутренностей. Десяток проворных лапок-щупальцев потянули сочащиеся кровью лохмотья в прикрытую бахромой ротовую щель.
        Это было ещё противней, чем пузырь! И несравнимо больнее, если бы не онемевшее тело. Алина поняла, что целиком её не проглотят. Её разорвут пополам прежде, чем она умрёт.
        Шлейфокрыл рассерженно завизжал. К запахам болота и собственной крови примешались новые: на миг - весенней свежести, затем - сожжённой шкуры. Шлейфокрыл визжал, махал гигантскими крыльями, не желая расставаться с добычей. Наконец взлетел, ринулся на кого-то. Вспыхнула беззвучная молния, тварь отскочила, попыталась снова атаковать. Повалилась на землю, судорожно хлопая крылом. Следующая вспышка заставила её затихнуть.
        Но пузырь отступать не собирался. Едва соперник исчез, он вновь дёрнулся, спеша заглотить добычу. Он обтянул ноги Алины до самого паха.
        Болото, чахлые чёрно-зелёные деревья, туман, обожжённая туша шлейфокрыла, - картинка, плавно покачиваясь, уплывала, становилась блеклой, почти неразличимой на фоне проступающего сквозь неё яркого лилового света. Свет притягивал, звал. С безнадёжным отчаянием Алина закричала: «Не надо! Я не хочу умирать!» Беззвучно, в собственных мыслях закричала.
        Этот спор сидел в голове Найгиль как заноза, возвращался снова и снова. Последний их с Моджаль спор:
        «Найгиль, я устала от постоянного движенья по кругу. Я теряю способность ощущать. Я знаю наперёд всё, что могу услышать, увидеть, почувствовать. Я хочу остановиться. Мне нужно остановиться!»
        «Но это же бегство от бессмертия! Бегство от того, о чём мы мечтали».
        «Это ведь только на время. Я вернусь, обещаю! Передохну и вернусь. Вечность - это слишком долго для человека».
        Она поднялась на самую вершину холма, на плоскую каменистую площадку. Внизу под обрывом тихо журчал ручей, невидимый сейчас за плотным покрывалом тумана. И лес, тянущийся во все стороны сколько хватало глаз, утопал в молочном море. Холм казался маленьким островком, затерянным в призрачном океане. Белёсая пелена тумана внизу и белёсая пелена туч над головой. Лишь на востоке у самого горизонта пробивалась небесная синь и далёкие горные вершины поблёскивали шапками первого снега.
        Сегодня ровно пятьсот восемьдесят пять лет с того дня, как они с Моджаль получили бессмертие. До сих пор сохранилась память об удивительной, сказочной лёгкости того дня. Пятьсот восемьдесят пять лет. Не круглая дата. Они и полутысячелетний юбилей пропустили. Вечность - это слишком долго для человека.
        Переход прошёл не так, как Найгиль себе представляла, но первые пол столетия думать об этом было некогда. Уничтоженный город, разрушенный посёлок и полторы тысячи детей, вмиг осиротевших, оставшихся на их попечении. Требовалось срочно, не мешкая создавать новый мир, разрабатывать правила жизни в нём.
        Потом стало легче. Быт детей наладился, бессмертные сделались для них воспитателями, учителями, наставниками. Менторами. Верно ли они поступили, строя такие отношения? Тогда Найгиль верила, что да. Заставила себя верить в это, потому что ничего другого не оставалось.
        Следующее два столетия были эпохой эйфории. Кажется, сбывалось то, о чём они мечтали, и новый мир получился именно таким, как хотелось, - миром любви и счастья. Бессмертные наслаждались властью над собственным телом и окружающим миром, каждый день приносил новые открытие, каждое «завтра» было желанным и счастливым. Не требовалось тратить время на зубрёжку - любые знания приобретались легко и быстро копированием друг у друга или в нейросети института. Как много они успели за эти двести лет! Они изучали долину, ставшую их домом, вели исследования в психологии и биологии, химии и физике, искали ответы на вопросы философии и педагогики, писали музыку для астрала и слагали менто-поэмы. За двести лет они увеличили информ-хранилище озёрного института втрое. Они стояли на пороге золотого века… тогда Найгиль верила в это. Новый мир был так похож на тот, о котором она мечтала, что заставлять себя верить почти не требовалось.
        Прошло ещё сто лет. Бессмертные наслаждались жизнью, наслаждались тем, что знали и умели. Учились ловить малейшие оттенки ощущений и переживаний, жить медленно, неторопливо, не заботясь о времени. Его ведь было бесконечно много.
        И ещё столетие минуло. Дни, месяцы, годы слились в непрерывный поток, а вечность всё продолжалась. Бессмертные не могли остановиться даже на несколько минут. Отключить сознание было не сложно, но без контроля физическое тело теряло стабильность, распадалось и вырывало ментал из забытья. Бессмертным не требовался сон, и они не умели спать. А Найгиль не позволяла себе заметить изменения, происходящие с ними.
        Кто знает, что ждало их мир дальше, но Ивибиль неожиданно нашла лазейку в потоке вечности. После нескольких десятилетий экспериментов её лаборатория синтезировала фиксатор - коктейль из органики, способный к простейшей самоорганизации. Если добавлять его взвесь к туману в момент, когда формируется гидротело, то начинали расти жидкие кристаллы, способные удержать форму без ментального контроля. Подземные хранилища биофабрики они превратили в заполненную фиксатором Усыпальницу - место, где бессмертные наконец-то могли отдохнуть от вечности, погрузиться в дрёму. Вне герметично закупоренной Усыпальницы использовать фиксатор было рискованно - взаимодействуя с кислородом, кристаллы из жидких делались аморфными. Физическое тело ссыхалось в тонкую эластичную плёнку, соответствие между оболочками нарушалось, информационный канал блокировался. Но это казалось несущественной мелочью.
        Эксперименты подруги Найгиль восприняла как чудачество, навеянное избытком свободного времени. Но возможность окунуться в сладкие грёзы оказалась странно притягательной. Ивибиль первой взялась испытать своё детище. Отправилась в Усыпальницу на месяц, может быть на год, и не вернулась. А за последующее столетие по крайней мере треть бессмертных последовали её примеру. И Найгиль поняла, что слишком долго - непозволительно долго! - она верила в чудо. Построенный мир был не таким, о каком они мечтали. Он оказался тем, чем только и мог оказаться.
        Когда-то в прошлой жизни она пыталась представить вечность и не могла. Вечность выглядела невообразимо огромной, бесконечной. Теперь Найгиль знала - это не так. Для человека вечность имела придел, для каждого - свой собственный. Большинству тех, кто первыми шагнул в новый мир, хватило половины тысячелетия. Дети, рождённые в долине, не ведавшие страданий и боли, едва выдерживали два столетия. Они знали всё о себе и своём доме, они умели всё, о чём могли помыслить - во всяком случае, думали, что знают и умеют - и бездумно наслаждались жизнью, любовью и счастьем. Их личности оказывались слишком слабенькими, чтобы противостоять матрице. Они всё больше и больше походили на астральные клоны своей праматери-Богини.
        Одна за другой прекратили существование научно-исследовательские группы и лаборатории, когда-то достигнутые вершины музыки и поэзии обернулись застывшими эталонами. Давным-давно не пополнялось информ-хранилище института. Люсор в одиночку продолжала возиться с его нейросетью, пыталась исправить модель, разрабатывала новые матрицы, примеривала их на себя, анализировала изменения. И всё дальше уходила от жившей когда-то Люды Сорокиной.
        И Найгиль исследовала происходящее. Но ей для построения моделей не нужна была древняя нейросеть. В долине появился куда более мощный инструмент для анализа. Ментотела бессмертных, покоящихся в Усыпальнице, соприкасались, входили в резонанс, объединялись. Найгиль научилась использовать этот над-интеллект благодаря Ивибиль, служившей ей каналом связи. Использовала и изучала одновременно.
        Да, мир бессмертных был миром любви и счастья. Он захлёбывался в этой искусственно привитой любви и даровом, непрошеном счастье. Он почти утонул в них. И люди - живые люди - оказались вдруг полуразумными «личинками», а обладающие несоизмеримо огромными знаниями бессмертные перестали быть людьми. Усыпальница превратилась в квинтэссенцию этого тупика. Ведь не только общий ментал возник в ней. Созданные по образу и подобию астральные тела соединялись ещё быстрее. Сотни тысяч лет удовольствия - сразу. Пока что бессмертные не ведали об искусе ожидающего их наслаждении, в Усыпальницу отправлялись не алчущие, а пресытившиеся. Но пройдёт столетие или два, и они неминуемо узнают. «Бессмертная» жизнь тогда будет длиться лишь годы, а то и месяцы. А что станет с детьми, инфантильными, ничего не умеющими? Обитатели долины сожрут их. Человеческая цивилизация на Альбионе выродится в замкнутый на себя, переваривающий давнишние ощущения мирок Усыпальницы. Сколько простоят его стены, как долго механизмы будут автоматически поддерживать насыщенность фиксатора? Тысячу лет? Две? Затем отлаженная система разрушится,
плотные тела бессмертных затвердеют, не позволяя ни жить, ни умереть. Ад длиною в вечность - вот что они подарили людям.
        Найгиль опустилась на плоский камень, нависающий над обрывом, отключила зрение, слух, другие внешние рецепторы. Сосредоточилась. «Ивибиль, я могу говорить с тобой?» - она терпеливо ждала, когда подруга очнётся от дрёмы. И вздрогнула - так неожиданно чётко и громко прозвучал крик в голове: «Я не хочу умирать!»
        Кто это был? Никто из бессмертных не станет кричать так. Кто-то из детей? Откуда им взяться за три сотни километров от жилья? Мысли детей слишком слабы и невнятны, их трудно расслышать даже вблизи, не то, что на таком расстоянии. Найгиль просканировала источник ментограммы. Он был далеко, в окрестностях Озёрного посёлка. Что там случилось? Не вставая, не открывая глаз, она прыгнула туда.
        Опоры флайера утопали в болотной жиже. Бессмертная - через секунду Найгиль вспомнила её имя, Виноль, - стояла в трёх шагах от машины, сжимала в руках бластер.
        - Что случилось? - требовательно спросила у неё Найгиль.
        - Девочка сбежала из посёлка. Я её догнала, но поздно.
        Она кивнула на серо-багровый тюк, наполовину утонувший в болоте. Нет, это был не тюк. Неподвижное человеческое тело, от пяток до талии обтянутое поблёскивающей слизью плёнкой пузыря, а от талии до глаз изодранное в кровавые клочья.
        - Она умерла? - Найгиль нахмурилась.
        - Практически да. Жаль, что мы её потеряли, но ничего не поделаешь. Люсор говорит - этого следовало ожидать, естественная выбраковка материала. Она нам столько забот доставила! Даже зонд пришлось вживлять.
        - Как же она сбежала с зондом так далеко?
        - Она его вырвала. Сама, без наркоза. Очень странный ребёнок. Может, и хорошо, что она не дожила до Перехода?
        Пузырь судорожно дёрнулся, сделал очередной глоток. Веки девочки едва заметно дрогнули.
        - Повезло, что пузырь первым напал, а потом шлейфокрыл. Не страдала, - сообщила Виноль.
        - Ты что, позволишь проглотить её?
        - Почему бы и нет? Ей всё равно не выжить, а желудочная слизь пузыря содержит наркотические вещества. Зачем лишать ребёнка последнего удовольствия? - Она подошла ближе к телу девочки: - Не бойся, глупышка, боли больше не будет. Всё страшное для тебя позади. Всё для тебя позади.
        - Я не хочу умирать… жить… - беззвучно всхлипнула та.
        Виноль отшатнулась, недоумённо посмотрела на Найгиль.
        - Она что, услышала меня? Нет, невозможно. Совпадение.
        Совпадение? Найгиль наклонилась, всматриваясь в стекленеющие глаза. Осторожно прикоснулась к гаснущему ментополю:
        - Девочка, ты слышишь меня?
        - Вытащите меня… пожалуйста…
        Нет, не совпадение. Чудо! На которое она не надеялась, и упускать которое не собиралась.
        Найгиль выпрямилась, обернулась к Виноль:
        - Дай сюда!
        Решительно отобрала у той оружие, приложила ствол к коже пузыря, нажала спуск.
        - Что ты делаешь?! Хочешь добить её? - изумилась Виноль. - Ты отрезаешь ей ноги!
        - Ноги - дело наживное. И я забираю твой флайер.
        Найгиль подхватила тело девочки на руки, понесла к машине. Виноль бросилась следом:
        - Ты хочешь реанимировать её? Она уже не станет полноценным человеком, ей не пройти Переход! И Люсор говорит…
        - К чёрту Переход! И к чёрту вашу «великую богиню»!
        Глава 16. Замысел
        Дверь медкабинета отворилась с еле слышным шуршанием. Найгиль не обернулась - знала, кто это. Ждала и боялась разговора. Последнего. То, о чём она собиралась просить, слишком походило на предательство. Хотя, если быть честной до конца, она предала Моджаль давно. Когда насильно влюбила в себя.
        Подруга тихо подошла, стала рядом. Кивнула на реанимационную ванну с плавающим в растворе протоплазмы телом.
        - Ты нашла новую игрушку? Собираешься провести ещё один эксперимент? Вновь осчастливишь человечество?
        В словах её звучали горечь и сарказм. Найгиль постаралась не услышать этого.
        - Попробую.
        С минуту Моджаль стояла молча. Потом опять заговорила:
        - Что ж, желаю успеха, искренне. А я ухожу. Это мой предел, Найгиль. Моя «вечность» исчерпана.
        - Я знаю.
        - Ты не будешь меня больше останавливать?
        - Нет. У меня только одна просьба. Ради нашей любви.
        Последняя фраза прозвучала отвратительно, подло. Найгиль сама себе была противна.
        - Конечно, - согласилась Моджаль. - Я сделаю всё для тебя. Кроме одного - я не смогу жить. Даже ради нашей любви. Пожалуйста, не проси меня об этом!
        - Я и не прошу тебя жить. Но не уходи в Усыпальницу.
        Подруга застыла удивлённо.
        - Не поняла? Что же ты тогда просишь?
        - Я хочу, чтобы твоё физическое тело осталось здесь.
        - После того, как я засну?!
        - Да. Ты согласишься на такое?
        Моджаль испуганно отшатнулась, с недоверием посмотрела на неё. Её глаза и сегодня казались тёпло-карими, живыми. Лишь казались.
        - Но… я ведь тогда стану «призраком»? Бестелесное полусуществование в абсолютной пустоте. Зачем?!
        - Мне нужна энергия твоего эфирного тела.
        Плечи Моджаль безвольно опустились. Грустная улыбка тронула её губы.
        - Ты готова мной пожертвовать ради своего эксперимента… Что ж, пусть будет так. Я ведь твоя половинка. Делай со мной то, что считаешь необходимым.
        «Я не хочу жертвовать ни тобой, ни кем бы то ни было! Но если сейчас что-то не предпринять, всех нас ждёт куда более страшный кошмар!» Найгиль подавила менто. Она ведь сама до конца не знала, что нужно делать. Если бы рядом был кто-то, похожий на давно сгинувшую Клер Холанд! Кто-то, способный хоть одним глазком заглянуть в будущее!
        Больше они не сказали друг другу ни слова. Не о чем было говорить. Найгиль вынула из ящика стола заполненную тёмной жидкостью тубу с пульверизатором, направила на Моджаль, и когда та закрыла глаза, отключая сознание, сжала. Всё оказалось до безобразия просто. Алое облачко коллоидной взвеси окутало тело подруги и сразу же будто втянулось в него, окрашивая зловещим багрянцем. Моджаль пошатнулась, упала на колени, беззвучно рухнула ничком на пол. Её физическая оболочка, лишённая ментоконтроля, не распалась, но начала съёживаться, уплощаться. Несколько секунд спустя на полу лежала тускло поблёскивающая тонкая плёнка. Всё, что осталось от человека, которого Найгиль любила сильнее, чем всех, кто когда-либо жил в этой Вселенной. Голова закружилась от понимания, на что она обрекла любимую. Нет, не поддаваться эмоциям! Хватит эмоций! Этот мир сыт ими по горло. По уши!
        Найгиль поставила блокировку в сознании. Опустилась на пол, осторожно коснулась плёнки рукой. Та была тёплая. Живая.
        …Она летела высоко в прозрачном лазоревом небе, а внизу медленно проплывали леса, озёра, реки, болота. Летела, и солнце приятно грело спину, а встречный ветер нежно ласкал лицо и грудь.
        …Тёплое озеро медленно колыхало её огромной ладонью. Волны бережно перекатывали через бёдра, живот, иногда брызгали в лицо сладко-солёной пеной.
        …Она лежала на чём-то мягком и упругом. Пятки, ягодицы, лопатки, затылок ощущали опору. Это тоже было приятно. Не так, как летать или плыть, но приятно. И дышать было приятно. Раньше она не дышала, а теперь воздух с едва уловимым ароматом мяты входил в неё, заставляя грудную клетку ритмично расширяться. И слышать, как ровно и мощно бьётся сердце, перекачивая кровь по артериям и венам, приятно. И приятно чувствовать, как повинуясь желанию, мускулы перекатываются под кожей.
        - Доброе утро, Алина!
        Голос, зазвучавший в голове, был незнакомым. Но имя она вспомнила. Так звали девочку, сбежавшую из посёлка и угодившую в лапы шлейфокрыла и в желудок пузыря одновременно. Надо же, какая «везучая». Кажется, именно пузырь ту девочку и слопал.
        - Алина, я знаю, что ты проснулась, открывай глаза.
        Или не слопал? Наверное, нет, если с ней разговаривают.
        - Не притворяйся, что не слышишь меня!
        В самом деле, Алина ведь слышала хок. Внезапно плёнка, окутывающая сознание, лопнула. «Эй, так это же я - Алина! И со мной сейчас разговаривает хока. Она знает, что я её слышу!»
        Она открыла глаза. Приглушённое освещение казалось нестерпимо ярким для отвыкших зрачков, заставляло болезненно жмуриться. Это была какая-то незнакомая комната, вовсе не спальня в их доме. Окон нет, лишь бело-голубые стены, пол, потолок, квадратное ложе посередине и больше ничего.
        Хока сидела в ногах, внимательно смотрела на неё.
        - Как себя чувствуешь?
        Алина постаралась улыбнуться.
        - Нормально. Нет, пожалуй, я очень хорошо себя чувствую. Это ты спасла меня там, на болотах? Как тебя звать?
        Спросила и удивилась, - что это с голосом происходит? Почему он звучит так низко и грубо? Когти шлейфокрыла повредили гортань?
        - Меня зовут Найгиль, - ответила хока.
        - А меня - Алина.
        - Я знаю.
        - Ещё бы, вы всё знаете! Сильно мне тогда досталось? Помню, чуть пополам не порвали, кишки наружу вылезли. Хорошо, хоть не больно было.
        - Испугалась смерти?
        - Я ничего не боюсь!.. Да, испугалась. Жить ведь интереснее. - Алина поспешила заговорить о другом: - А долго ты меня лечила?
        - Долго. Почти пять лет.
        - Сколько?!
        Алине показалось, что она ослышалась. Пять лет? Не дней, не декад, не месяцев даже, - лет?! Получается, она давно старшая? Ей уже восемнадцать?
        Она недоверчиво взглянула на своё тело. И правда, оно заметно выросло. Руки, ноги… Её глаза успели привыкнуть к свету, видели теперь отлично. Она не просто выросла, она изменилась. Нет, глупости, она смотрит не на себя! Это кто-то другой лежит на кровати. А где же тогда она?
        Алина обвела взглядом ложе, комнату. Больше никого не было, только здоровенный крепыш, вытянувшийся на постели, и хока у его ног. Но как же так?! Разве ЭТО может быть её телом? Да, пальцы послушно шевелятся, и руки, и ноги двигаются. Но это не она! Она не могла стать такой! Плоская, поросшая курчавым волосом грудь, мускулы рельефно выпирают под кожей на животе. Взгляд скользнул ещё ниже. Да это же парень! Самый настоящий парень!
        Она ошеломлённо посмотрела на хоку.
        - Это ты сделала?
        - Разумеется. Твоё старое тело погибло, уцелел лишь мозг. Остальное я выращивала заново. И формировала именно так, как необходимо. Извини, не было возможности спросить твоего согласия.
        - Ты… ты перепутала! Я должна быть девушкой, а не парнем!
        - Для себя самой ты и есть девушка. Твой мозг слишком уникален, чтобы с ним экспериментировать. Но гормонально и соматически ты полноценный мужчина, альфа-самец. Понимаю, тебе будет тяжело жить с такой раздвоенностью формы и содержания. Мало кто из людей способен выдержать, не сойти с ума. Но ты справишься. Выбора нет. Ни у тебя, ни у меня.
        Алина нахмурилась. Пробуждение нравилось ей всё меньше.
        - Знаешь, когда я просила спасти меня, я вовсе не такого ждала. Лучше бы ты оставила меня на болоте, чтобы пузырь сожрал!
        - Нет, не лучше, - возразила хока, глядя ей прямо в глаза. - К телу ты приспособишься.
        Другим девочкам все хоки казались похожими, Софа их вообще не умела различать. Но Алина знала, что менторы такие же разные, как и люди. Найгиль отличалась от хок, которых она видела прежде. Не внешностью - внешность у неё была заурядная. Странными были глаза. У всех хок они казались белёсыми, иногда голубоватыми или сероватыми. Редко - серебристыми, похожими на звёздочки, как у Люсор. А у Найгиль глаз не было. Вернее, они были, но совершенно прозрачные, как два окошка, за которыми клубился густой зимний туман. Это было жутко. Алина отвела взгляд, стараясь не зацепиться им за лежащее на розово-белом ложе тело. Буркнула:
        - И что ты собираешься со мной делать? Для чего я тебе такая понадобилась?
        - Не всё сразу. Для начала исполним твою мечту.
        - Какую ещё мечту?
        - Забыла? Для чего ты пыталась сбежать из посёлка? С прежним телом у тебя не было ни единого шанса выжить в лесу. С этим - другое дело. Я вырастила его для тебя сильным и выносливым. Кстати, лежать совсем не обязательно. Можешь двигаться, бегать, прыгать.
        Алина осторожно села. Мускулы повиновались легко, весело, как будто играли. Она согнула в локте руку, попробовала пальцем вздувшийся горой бицепс. Он был твёрдый, как камень. Ух и силища, у неё, должно быть! Запросто сможет переплыть озеро. А на дерево влезть - так, тьфу!
        Она вскочила, подпрыгнула пружинисто. Не удержавшись от искушения, сделала сальто, приземлилась на руки, прошлась так по комнате из угла в угол. Снова стала на ноги. Засмеялась. Новое тело имело свои преимущества.
        - Как ощущения? - поинтересовалась хока. - Конечно, если бы ты родилась мужчиной, тебе было бы сейчас легче. А так придётся терпеть неудобства. Считай, что вынужденная смена пола - плата за свободу. За всё надо платить. Согласна на такой обмен?
        Алина пожала плечами.
        - Не знаю. Я сильная, и это мне нравится. Но парни отличаются от девушек не только тем, что писают стоя. У взрослых парней бывают взрослые желания. Не такие, как у взрослых девушек. Наверное, мне это предстоит ощутить? Я ведь уже взрослая.
        - Предстоит. И с этим ничего не поделаешь, к сожалению. Тебе придётся перебороть свои женские желания, придётся вести себя как мужчина, думать о себе как о мужчине, - как бы противно это ни было. А прежде всего, тебе нужно другое имя. Я хочу назвать тебя Виктор. Это означает «победитель» на одном из древних языков. Красиво и звучно.
        - Виктор. Вик-тор. Вик, - Алина покатала слово на языке, старалась приспособить к себе. Что ж, привыкнуть к имени будет легче, чем к телу. Она тряхнула коротко стриженой головой: - Хорошо, я попробую стать парнем. Это всё? Теперь ты отпустишь меня в лес?
        - Не только отпущу, но и отвезу туда - не надо, чтобы дети и менторы тебя видели. А ещё - возьми это.
        В руках Найгиль появился странный свёрток. Стоило Алине взять его, и он скользнул между пальцами, разворачиваясь. Мягкий, тёплый, формой похожий то ли на одежду древних, то ли на… кожу?
        - Что это?
        - Твоя защита. Я вырастила тебе сильное тело, но его возможности ничтожны в сравнении с нашими. Это поможет хоть отчасти уравновесить шансы.
        В крутом обрыве холма, который Найгиль считала чем-то вроде своей лаборатории, была неглубокая пещера, выходящая на узкую террасу метрах в десяти над речушкой. Там и поселила она свою воспитанницу. Вернее, воспитанника. Виктор учеником был понятливым, науку первобытной жизни схватывал на лету. С удовольствием учился разбираться в съедобных и лекарственных растениях, разводить костёр, пользуясь лишь кремнем и высушенным мхом, готовить еду, мастерить луки и стрелы, глиняную посуду и деревянную утварь, охотиться, разделывать туши. Найгиль делилась знаниями об окружающем мире, умения и навыки ему приходилось добывать самостоятельно - сбитыми в кровь коленями и локтями, натёртыми мозолями и не проходящей усталостью. Привыкать к лесу было тяжело, но Виктор не жаловался и тем более не плакал - плачут девчонки, а он теперь парень. Стиснув зубы, он учился жить по законам дикого мира.
        Прошёл год. Незаметно как день для учительницы, медленно и трудно для ученика. Хозяином леса Виктор пока не стал, но полноправным его обитателем - вполне.
        Костёр весело потрескивал, отбрасывая на свод пещеры причудливо танцующие тени. Виктор лежал, вытянувшись на мягких, тщательно вычищенных шкурах молодых ворчунов, добытых прошедшим летом. В пещере было тепло, сухой чернолистовый валежник давал жаркое пламя. Он стащил пончо, почесался под мышками, зевнул. Подумал - может, заснуть, не дожидаясь возвращения Найгиль? Тени на потолке были похожи на стадо жирных, отъевшихся за лето ворчунов. Вон то - заросли лапника. Колышутся, колышутся. Не иначе ленточник притаился, готовится к броску. А это, огромное - тень шлейфокрыла. Летишь, гадёныш? Уверен в своей неуязвимости? Стрела с керамопластовым наконечником тебя сейчас разуверит…
        Внезапное чувство опасности выдернуло его из сладкой дрёмы. Что за тварь посмела заглянуть в логово, не страшась пылающего у входа огня? Это был не зверь, хуже. Ментор. Чужой, не Найгиль, - присутствие наставницы Виктор ощущал не менее точно, чем близость дичи во время охоты. В следующий миг он узнал незваного гостя.
        Белая, как бы светящаяся на фоне ночной темени фигура Люсор стояла у входа. Она была высокая, выше Найгиль, ей пришлось пригнуться под низким сводом пещеры. Но и в такой позе она выглядела величественно. И жутко.
        - Добрый вечер, - выдавил из себя Виктор.
        Люсор презрительно скривила губы и неожиданно шагнула внутрь пещеры, прямо сквозь пламя возмущённо затрещавшего и метнувшего вверх сноп искр костра. Виктор дёрнулся от неожиданности, попятился в угол, нащупывая лук под ворохом служивших постелью шкур. Хока остановилась в шаге от него, сложила руки на груди, рассматривая парня с брезгливым интересом. Словно ощупывала взглядом.
        - Что тебе нужно? - Виктор постарался говорить уверенно, как подобает хозяину пещеры.
        - Алина, ты в самом деле слышишь меня?
        - Ещё как слышу! Но я не Алина, ты ошиблась. Я Виктор!
        - Да будто бы? Тогда ответь - тебе не надоело жить, как животному? Хуже, чем животному. Что ты такое - самец, самка, нечто среднее?
        - Разве может надоесть жить? - Виктор упрямо задрал подбородок. - И какая тебе разница, парень я или девушка? Я - человек из плоти и крови, а ты - всего лишь клочья тумана. Мне достаточно пожелать, чтобы стать таким же. А вот тебе никогда не получить человеческого тела!
        Глаза бессмертной вспыхнули серебристым огнём.
        - Ошибаешься, выродок. Твоего желания не требуется.
        Голова Виктора вдруг закружилась, пещера наполнилась хороводом разноцветных звёзд. Он ещё не понял до конца, что происходит, а лук уже был у него в руках. Он выстрелила сидя, от живота, почти не натягивая тетиву.
        Люсор изумлённо уставилась на дрожащее оперенье стрелы, вонзившейся в грудь. Скривилась от боли и… распалась, брызнув в лицо парня каплями влаги.
        «Спасибо, Ивибиль» - «Пожалуйста. Тебе эта информация кажется полезной?» - «Да, безусловно» - «Я рада. Когда ты присоединишься к нам?» - «Позже» - «Мы ждём…»
        Найгиль включила зрение, возвращаясь к реальности. И с удивлением увидела сидящую рядом Люсор. Та дружелюбно улыбнулась.
        - Завидую твоей способности сосредотачиваться. Почти час торчу рядом, а ты меня не замечаешь. Над чем работаешь?
        - Возможно, над тем же, над чем и ты.
        Над холмом стояла ночь. Толстый слой облаков скрывал звёзды, и только Малая Луна бесформенным красноватым фонарём пыталась рассеять мрак.
        - Так для чего ты ждала так долго? - поторопила молчавшую Люсор Найгиль.
        - Давно не видела тебя и не слышала. Больше года! Никто не уединяется на такой срок. Ты не скучаешь здесь одна?
        - А я не одна.
        Найгиль взглянула на собеседницу. Осталось ли в ней что-то от прежней Сорокиной, женщины самой заурядной внешности, чьей основной приметой была уложенная короной русая коса? Пожалуй, ничего. Высокая, стройная, с прекрасным и холодным лицом богини. Всезнающая, уверенная в собственной правоте и непогрешимости. Разучившаяся за пятьсот лет сомневаться. Или никогда не умевшая?
        - Именно о твоей подопечной я и хотела поговорить, - согласилась Люсор. - Я была изумлена, узнав, что ты превратила её в самца. Наоборот я бы ещё поняла, но так… Зачем тебе это? Для чего ты заставляешь её страдать?
        - О каких страданиях ты говоришь, не понимаю? Быть свободным, самому делать выбор - разве это страдание? И какое тебе дело до моих планов? Я ведь не спрашиваю, что ты вытворяешь с ментоматрицами в институте, во что стараешься превратить своих «добровольцев». Кстати, в твоём распоряжении их сотни, и каждое поколение поставляет новых. А у меня - первый и единственный. К тому же выбракованный тобой, брошенный умирать. Считай, девочка Алина и умерла. А мальчик Виктор тебе никогда не принадлежал. Я его создала, поэтому он - мой.
        - Ещё скажи, что любишь его как сына.
        - Да, скажу. Что в этом странного?
        Люсор улыбнулась, покачала головой.
        - Я слишком давно тебя знаю, чтобы поверить в подобную ложь. Ты никого не способна любить. В том числе себя.
        - Возможно ты и права. И в этом наше с тобой различие. Уж ты переполнена любовью по уши! К единственному человеку - к себе самой.
        - Ошибаешься, подруга. Я люблю всех. И забочусь о всех, кого люблю. Ладно, не хочешь говорить, что замыслила, не надо. Может быть, ты готовишь замену бедняжке Моджаль? В обход моей матрицы, да? Не буду мешать. Но прошу, не оставляй эту… - девочку, мальчика, кто оно? - надолго в детской фазе. Мне не нравятся изменения в её личности. Второй раз я предупреждать не буду.
        Ответа Люсор не ждала. Найгиль осталось лишь хмуро смотреть, как тает в ночном воздухе её улыбка. И когда облачко тумана над вершиной холма развеялось окончательно, она поспешила к пещере.
        Виктор сидел в углу со странно неподвижными, остекленевшими глазами, словно не видел того, что происходит вокруг. Кожа на его плечах и руках блестела в редких сполохах тухнущего костра.
        - Найгиль, это ты? Что со мной происходит?
        Найгиль пошатнулась от неожиданности. Слова принадлежали не Виктору. С ней говорил другой человек.
        - Моджаль?! Ты… видишь меня?
        - Нет, почти ничего не вижу, одни тени. Но это лучше, чем тьма! И я чувствую твоё присутствие, а раньше ничего не чувствовала. Ты вернула меня, да?
        Это было невозможно. Абсолютно невозможно! Моджаль ушла в безвременье, Найгиль сама отправила её туда, откуда нет возвращения…
        А почему, собственно, невозможно? Что происходит, когда телесные оболочки бессмертных и смертных накладываются друг на друга? Она предполагала, что энергия эфирного тела Моджаль будет питать физическое тело Алины. Видимо, идёт и обратный процесс. Она не убила любимую!
        Волна облегченья захлестнула Найгиль… и отхлынула. Одно физическое тело на двоих? Сработает ли ментозащита в таких условиях? Если нет, что тогда? Чья личность победит в схватке? Или погибнут обе?!
        Она быстро обогнула костёр.
        - Моджаль, тебе нельзя просыпаться. Потерпи, я прошу!
        - Но я не могу не просыпаться! Темнота выталкивает меня.
        Скривившись от боли, разрывающей не тело - душу, Найгиль начала сдирать оболочку. Тонкая плёнка скользила между пальцев, будто сопротивлялась.
        - Найгиль, что ты делаешь? Я не хочу обратно! - отчаянно бился беззвучный крик у неё в голове. Если бы можно было зажать уши, чтобы не слышать!
        Наконец она справилась. Осторожно положила плёнку на пол, склонилась к лицу воспитанника. Несильно ударила по щеке.
        - Виктор? Ты слышишь меня?
        Глаза парня тотчас открылись, словно он просто спал своим чутким звериным сном.
        - Слышу. Что со мной было?
        - Ты спал. Засмотрелась на огонь и уснул.
        - Неправда. Здесь кто-то был. Женщина, чужая. Я её не видел, только чувствовал. - Виктор рывком села. - Как будто она была во мне! Я впрямь смотрел на огонь, но не засыпал. Голова закружилась, когда она появилась. Это было так неожиданно, я затаился и стал следить. А потом пришла ты и заговорила с ней.
        Найгиль опустилась рядом на шкуры. То, что Виктор не потерял сознание, было хорошо, блокировка действовала. Моджаль не способна захватить чужое тело. Но помешать невольно может.
        - Это моя подруга, - пояснила она. - Самая близкая подруга.
        - Как она оказалась внутри меня? - Виктор увидел лежащую рядом со шкурами плёнку. - Так это кожа хоки?! Я мог бы и раньше догадаться, ты ведь говорила о вашей силе. Получается, твоя подруга и сейчас живая, хоть от неё осталась одна кожа? Вы, и правда, бессмертные!
        - Да, бессмертные. Моджаль спит, очень крепко. Я не ожидала, что она проснётся.
        - Я её разбудил нечаянно? Я не хотел. Я надел эту штуку, чтобы защититься. Ты ведь говорила, что это защита.
        Найгиль недоумённо взглянула на него.
        - От кого защититься?
        - Люсор приходила. Пыталась насильно сделать меня хокой.
        - Ерунда. Если бы она захотела, то сделала бы. Люсор не останавливается на полпути.
        - Если её не останавливать. Я - остановил. Вот этим! - Виктор поднял лежащую возле ног стрелу. - Хоки, оказывается, боятся боли.
        - Да, мы не можем переносить боль, срабатывает самозащита… - подтвердила Найгиль. И встрепенулась: - Что ты сказал? Ты выстрелил в человека?!
        - Она ведь бессмертная, что ей будет? Я не хотел причинить ей боль, я защищался. - Виктор виновато улыбнулся, спрятал стрелу в колчан. - Вру, хотел. Отомстить ей за тот шип! Это плохо, да, Найгиль? Но что я должен был делать? Не мог же я ей позволить превратить меня в хоку?
        Найгиль опустила глаза, кивнула. Не о чем сожалеть. Она сама воспитала Виктора смелым, решительным и… жестоким. Как подобает настоящему мужчине, самцу. Сегодняшний случай будет для «богини» уроком. Пусть знает, что её власть над миром не безгранична. Что против её силы подрастает другая.
        - Наверное, она опять придёт за мной, - продолжал Виктор. - Ей не нравится то, что ты затеяла. А что ты затеяла на самом деле, Найгиль? Я ведь не глупый, я понимаю - в лесу сильная девушка сможет выжить не хуже, чем сильный парень. Ради этого не требовалось меня переделывать из Алины в Виктора. Причина в другом, да? Ты когда-то сказала - «сначала исполним твою мечту». Моя мечта исполнена, я свободен. А какая мечта твоя? Что я должен сделать?
        Найгиль подняла глаза, внимательно разглядывая парня. В тусклом свете костра тёмно-карие глаза того казались ещё темнее, и волнистые каштановые волосы, туго схваченные кожаной ленточкой на затылке, выглядели почти чёрными. Она постаралась вытравить из внешности воспитанника все черты женственности. И, тем не менее, подсознательно искала в его облике сходство с любимой. Возможно, Люсор отчасти права? Угадала тайную надежду, о которой Найгиль и сама не помышляла.
        - Ты должен увести детей из посёлка, научить их самостоятельной жизни. Так, как научился сам.
        Брови Виктора поползли вверх от удивления.
        - Увести детей в лес? Ты шутишь! Лес - верная смерть для них.
        - Почему же? Ты будешь с ними, поможешь, защитишь. Конечно, им будет трудно, кто-то погибнет, но большинство приспособится. Человек может приспособиться ко всему.
        - Но зачем?
        Найгиль задумалась на минуту. Сколько раз она пыталась приготовить логичное, правдоподобное объяснение своим поступкам.
        - Видишь ли, это обман, что дети превращаются в бессмертных. Они скорее сырьё, позволяющее менторам создавать свои подобия. Ментор лепит образ нового бессмертного, стирая «лишнее», поэтому свою смертную жизнь те помнят в лучшем случае как сон. Ни чувств, ни привязанностей к людям, которых они знали в детстве, не остаётся. Их заменяет любовь к своему создателю. Разве это правильно? Разве человек не сам должен решать, где ему жить и кого любить?
        Виктор нахмурился, внимательно посмотрел на неё.
        - Нет, не в этом причина. Ты не хочешь рассказать мне правду. Ладно, я не буду допытываться, почему ты недовольна нашим миром. Если ты сказала увести детей, значит, так надо. Только никто из девушек не захочет менять сытую беззаботную жизнь в посёлке на лес. Даже если я скажу им, что превращение в хоку то же самое, что смерть. Уйти для них страшнее, чем остаться.
        - Есть ещё мальчики.
        - Парни? Они тем более не пойдут. Не смогут, у них эта дрянь в головах - шипы послушания.
        - И у тебя был шип. Мальчикам нужен пример для подражания, вожак. Мужская сущность заставит их сбиться в стаю вокруг самого сильного, едва они вырвутся на свободу. Поэтому я превратила тебя в самца. Они захотят быть похожими на тебя. Когда зима закончится, переберёмся ближе к озёрам и начнём строить дома. Посёлок для свободных людей.
        Глава 17. Виктор
        Разноцветные купола домов, аккуратные ухоженные клумбы… - сердце Виктора болезненно защемило от нахлынувших воспоминаний. Пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Он поправил лук, колчан со стрелами, сумку, провёл рукой по мохнатому пончо, по подбородку, на котором пробивались мягкие, курчавые волосы. Когда Алина убегала из посёлка, она и предположить не могла, что вернётся таким. Собственно, Алина и не вернулась, погибла на болотах. Ему достались лишь её мозги. Он отвёл в сторону покрытую белыми кружевными соцветиями ветвь кислицы и решительно шагнул вперёд, на каменные плитки дорожки.
        Стояло погожее утро конца весны, конца моджаля - Виктор сообразил внезапно, что та, чьим именем назвали этот месяц, сейчас лежит маленьким свёртком на дне его сумки. Не слишком раннее утро и не слишком позднее. Туман уже поднялся от земли, превратился в лёгкую дымку, заслонив небесную синь. В такое время обитатели посёлка, кроме самых маленьких, позавтракали и высыпали на лужайки между домами. Скоро одних поведут учиться, другие займутся повседневными делами. Тогда собрать их вместе будет гораздо сложнее. Так что время он угадал точно.
        Заметили его шагов через пять. Удивлённые, изумлённые, испуганные взгляды. Беготня и весёлая возня замерли, гомон и смех затихли. Как от брошенного в озеро камешка разбежалась невидимая волна, заставляя головы поворачиваться в его сторону. «Смотри, смотри, кто это?» - «Я его не знаю». - «Какой здоровенный!» - «На нём шерсть! Это зверь? Ой, мне страшно». - «Нет, это не шерсть, это одежда такая». - «Да кто он такой? Откуда взялся? Разве в лесу люди живут?» Виктор шёл, не глядя по сторонам, весело улыбаясь. Вернее, улыбка на лице была весёлая, но внутри всё дрожало. Лишь бы они не заметили этой неуверенности!
        В центре посёлка возвышалась Ратуша - трёхэтажное здание с башенкой наверху, а главное - с широким и высоким крыльцом перед входом. Туда Виктор и направился. Поднялся по ступеням, сбросил оружие, сумку, повернулся и сел, разглядывая соплеменников. Они сбежались следом и теперь стояли внизу полукругом. Молчали настороженно, ждали. Большинство - девочки, только справа, у самой лестницы, толпились три десятка мальчишек разного возраста.
        - Доброго дня, люди! - крикнул он им.
        И сразу же напряжение отпустило, вернулась уверенность в том, что всё получится. Перед ним стояли дети. Даже самые старшие, его ровесники, оставались детьми. Он один здесь был взрослым. Поэтому они послушаются и пойдут за ним. Как иначе?
        Стройная высокая девушка с тёмными, почти чёрными волосами, заплетёнными в толстую короткую косичку, бесцеремонно раздвинула малышню, протиснулась в первый ряд.
        - Ты кто такой? Мы тебя не знаем.
        Голос девушки показался Виктору знакомым, черты лица - тоже. Миг, и пришло узнавание вместе с лёгкой завистью. Это же Майка! Выросла в настоящую красавицу. Может быть и Алина… Нет, забыть!
        - Меня зовут Виктор, - назвался он. - А у вас не принято здороваться?
        - Ну здравствуй, - Майка смерила его взглядом.
        - Мне надоело одному в лесу, и я пришёл за вами.
        - Ты хотел сказать - «к нам?»
        - За вами! Неужели вам нравится жить здесь, постоянно бояться хок, выполнять их приказы?
        - В лесу жить нельзя. Там нет пищи и много опасных зверей, - неожиданно влез в разговор худенький белобрысый паренёк лет тринадцати. Испугался своей смелости, попятился, прячась за спины.
        - Кто вам сказал такую глупость? В лесу есть еда. А с этим ни одна тварь ко мне не приблизится!
        Виктор поднял лук, натянул тетиву и пустил стрелу над головами в сторону рощи. Вся толпа дружно охнула. В глазах некоторых мальчишек появился азартный огонёк
        - Я охочусь, делаю одежду, построил себе дом, - продолжил Виктор. - В лесу жить можно, и главное, там свобода! Я сам себе хозяин, как и подобает человеку. А вы здесь - корм для хок. Они вас выращивают, а когда вы дадите потомство - съедают. Щёлкают, словно орехи.
        Он выудил из сумки горсть собранных прошлой осенью орешков и, кинув один в рот, смачно хрустнул. Звук получился, что надо. Лица старших, видевших Переход, побледнели.
        - Ты врёшь, менторы не едят людей! Мы их дети! - Невысокая девушка с длинными светлыми волосами протолкалась вперёд, стала рядом с Майкой. Округлившийся животик явственно выдавал беременность, судя по возрасту мамаши, вторую. Теперь Виктор легко узнавал старых знакомых. Это была Камилла из второй спальни.
        - Да? А я думаю, тебя родила старшая, так же, как ты родишь дочь или сына этим летом. А потом ты станешь ненужной, и хока тебя проглотит, чтобы родить собственного ребёнка. Нет, я не спорю, они оставляют себе какие-то из ваших воспоминаний - для развлечения. Но вам с того какая радость? Вы в сухой песочек превращаетесь. Хоки рассказывают вам сказочки, чтобы вы оставались покорными и безмозглыми. Чтобы размножались и позволяли себя лопать. - Виктор повернулся к напряжённо слушающим мальчишкам: - Эй, парни, неужели вам нравится это? Пойдёмте лучше со мной. Вырастите такими же большими и сильными, будем жить свободными, охотиться вместе - много-много лет, не ожидая, когда придёт хока.
        - Мы не можем уйти, я пробовал! - опять подал голос тот же мальчишка. - Заноза в голове будет болеть. Сильно!
        - Так давай я её вытащу. Иди сюда, если не трус.
        Мальчишка побледнел, задрожал. Испуганно завертел головой, ища защиты. А друзья пятились от него, выталкивали вперёд.
        - Будет больно, но только один раз. А потом - свобода. Если человек - вытерпишь, если корм для хок - нет.
        - Я не корм!
        Паренёк взобрался на ступеньки. Виктор усадил его поудобней, достал из сумки заранее приготовленные инструменты: остро заточенный нож, пук отбеленного и высушенного мха, глиняную бутылочку с настойкой кровостопа. Толпа следила за приготовлениями, затаив дыхание. Стараясь всё делать быстро и чётко, Виктор взял нож, примерился. Чёрная точка шипа просвечивала под бледной кожей затылка, чуть ниже смешно топорщащихся коротких волосков.
        - Ты убьёшь его! - испуганно воскликнула Камилла.
        Виктор и ухом не повёл. Резко рассёк кожу, ухватил за кончик шипа, потянул. За свои пальцы он был уверен - крепче любого пинцета.
        - Ай! - мальчишка взвизгнул, дёрнулся, но Виктор уже прижимал к ранке смоченный настойкой тампон.
        - Держи, пока кровь не остановится.
        - Это… всё? - мальчик изумлённо оглянулся.
        - Да. - Он подтолкнул пациента вниз, призывая вставать и возвращаться к приятелям, поднял над головой зажатый в пальцах зонд. - И этого вы боитесь? Не стыдно? Вы же взрослые парни!
        В толпе зашушукались: «Больно было? Что ты почувствовал?» - «Так себе. Терпимо». Мальчишка улыбался с видом героя, а огоньки в глазах его товарищей разгорались всё сильней. Наконец старший из них - помнится, его звали Эд, - худощавый, с узенькими плечами и руками, не знающими физической работы, решился:
        - И мне вытащи!
        Это прозвучало, словно сигнал. По крайней мере две трети ребят ринулись к ступеням: «И мне! И мне!» Виктор удовлетворённо кивнул.
        - Не спешите, подходите по очереди. Кто идёт со мной - не теряйте время! Уходим, как только покончим с занозами, так что бегите по домам, собирайте лекарства, инструменты, одежду - всё, что найдёте. О тех, кто останется, хоки позаботятся, не волнуйтесь - они всегда заботятся о своём корме. И воду возьмите на дорогу! Нам целый день идти.
        - Ты что, хочешь увести всех взрослых парней? - возмутилась внимательно следившая за происходящим Майка. - От кого мы будем детей рожать?
        - Переживаешь, что у хок корм закончится? - Виктор насмешливо глянул на неё. - Я зову всех, кто хочет стать свободным. Парни, девушки - нет разницы. Мы все люди, это главное. А хоки - не люди.
        - А маленьких детей можно брать с собой? - неожиданно спросила Камилла.
        - Нужно. Дети должны жить со своими мамами.
        - Тогда я тоже пойду. Не хочу, чтобы меня и моих детей съели хоки!
        - Отлично. Иди, собирайся.
        Вслед за выбравшейся из толпы Камиллой потянулись к домам и другие девушки. Пять, шесть, семь… маловато, но хоть сколько-то решились. Жить без девушек взрослым парням было бы трудно.
        Майка подошла вплотную к ступенькам крыльца, спросила возмущённо:
        - Откуда ты взялся на нашу голову?
        Виктор хмыкнул. Поинтересовался, как бы между прочим:
        - Ты самая старшая в посёлке? С тебя хоки спросят, куда парни делись, да? Не бойся, они тебя наказывать не станут. Просто слопают.
        - Ты врёшь! - Майка почти выкрикнула это ему в лицо. Но уверенности в её голосе не было.
        - Почему ты тогда боишься?
        - Ничего я не боюсь!
        Она возмущённо повела плечами. От этого движенья высокие полные груди её колыхнули сарафан, заставив Виктора невольно отвести взгляд. Майка заметила. И вдруг покраснела, поджала губы. Выпалила:
        - Да, я старшая и отвечаю за детей! И я тебе не верю! Я пойду с тобой в лес - выясню, кто ты на самом деле! И если ты наврал - приведу всех назад!
        В сердце Виктора радостно тенькнуло, он и сам не понял, почему. Скомандовал, стараясь не выдать эту радость голосом:
        - Так не стой столбом! Проследи, чтобы взяли всё необходимое.
        Красно-сине-белый флайер догнал беглецов лишь под вечер. Они уже были близко к цели. Узкая полоса суши, местами заросшая клонящимися к воде плакальщицами и камышником, местами - голая, песчаная, лежала между двумя озёрами. Вереница детей, двадцать семь человек, от годовалой малышки, которую юная мама тащила на руках, до старших, восемнадцати-двадцатилетних - Майки, Камиллы, Эда, Стива, Ника, - растянулась на добрых три сотни шагов. Это было самое уязвимое место на их пути. Впереди, где берега озёр расходились, полого поднималась гряда заросших густым лесом холмов. За ней начинались непроходимые болота, кишащие пузырями и гнёздами шлейфокрылов. Соваться туда не следовало. Но по эту сторону холмов было хорошо. В озёрах полно рыбы, в лесах - ягод, орехов, грибов. На склоне их ждали хижины нового посёлка. Всего три - больше Виктор и Найгиль не успели сложить. Но для начала хватит и этих.
        Флайер резко снизился, прошёл вдоль берега над самой водой - ментор считал детей. Затем, обогнав беглецов, машина развернулась, зависла. Загрохотал включённый на полную мощность говоритель:
        - Немедленно вернитесь в посёлок! Это приказ! Дальше идти опасно! Майка, ты старшая! Немедленно веди всех в посёлок! Повторяю, это приказ!
        Шедшая следом за Виктором Майка замерла. И остальные постепенно останавливались, испуганно переводя взгляды с машины на вожака. Он шагнул к девушке, обнял за плечи. Пообещал:
        - Не бойся, ничего хока нам не сделает! Покричит и уберётся восвояси.
        Он вовсе не был уверен в своих словах. Но дети не должны усомниться в силе и смелости Вика. Иначе - крах всему.
        Майка не пыталась высвободиться из объятий, послушно шагнула вперёд. Ещё и ещё, всё более уверенно. Идти так, обнявшись, сквозь заросли было ужасно неудобно. Но девушке, кажется, нравилось.
        - Остановитесь! - продолжал кричать говоритель. - Остановитесь или вы будете наказаны!
        Камышник впереди поредел, обнажая песчаную отмель шириной в два десятка шагов. Ментор направил флайер туда, посадил, перегораживая дорогу. Распахнул дверь, выпрыгнул наружу, стал, уперев руки в бёдра. В свете пробившегося сквозь мглу солнца тело его поблёскивало золотистыми искорками. Говоритель продолжал кричать из брюха машины, а губы ментора не двигались. От этого казалось, что слова принадлежат не ему, а кому-то другому.
        - Немедленно остановитесь! Иначе я накажу вас сейчас! Майка, тебя первую накажу! Больно!
        Плечи у Майки задрожали. Девушка споткнулась и упала бы, если бы не Виктор. Он удержал её, шагнул вперёд, заслоняя. Крикнул:
        - Мы свободные люди! Мы не желаем жить по вашим Правилам! Пропусти нас!
        Ментор изумлённо уставился на него. Виктор слышал скачущие в его голове мысли. «Это что за урод? Неужели это тот монстр, которого Найгиль вырастила из биоматериала погибшей девчонки? Зря Богиня ей позволила. Придётся мне исправить эту ошибку…»
        Больше медлить было нельзя.
        - Освободи дорогу, последний раз предупреждаю! - крикнул Виктор, сдёргивая с плеча лук.
        Ментор презрительно скривил губы.
        - Ты что это задумал? Сможешь выстрелить в человека?
        - Ты не человек, ты - хока!
        Стрела, резко взвизгнув, впилась ментору в живот, прямо под рёбра, или что там у него вместо рёбер? Презрение на лице ментора сменилось недоумением. А в следующее мгновение он скорчился от боли, пошатнулся, схватился руками за торчащий из тела стержень.
        - Ты… ты…
        Оглушающая боль потопила все мысли ментора. Виктору стало жаль его. Почему он терпит, не отключает сознание?
        Ментор рухнул на колени. Говоритель что-то пискнул нечленораздельное, затем глаза хоки закатились, и тело расплылось белым облачком. Виктор перевёл дыхание. Оглянулся на замерших с вытаращенными глазами детей.
        - Я же сказал, они не смогут нас остановить, - произнёс.
        - Ты убил её? - облизнув пересохшие губы, шёпотом спросил Эд. С хвоста колонны он успел прибежать в самое начало. И остальные сбились в тесную кучу, жались поближе к своему защитнику и поводырю.
        - Хоки не умирают. Но я заставил её убраться подальше, боли-то они боятся сильнее, чем мы. Боль - это наше оружие. Появятся снова - будем стрелять, не разговаривая. Правильно?
        - Правильно! - первой выкрикнула Камилла, всё ещё прикрывающая ладонями живот.
        И парни как по команде закивали:
        - Да, будем стрелять. Нужно всем луки сделать.
        - …Она мокрая. - Майка стояла возле флайера, сжимая в руках поразившую ментора стрелу. Смотрела на Виктора. - Это кровь хоки?
        - Это вода. Хоки - всего лишь вода, туман. Они не люди.
        Он подошёл к машине, заглянул внутрь. Бластер, светящийся зелёным огоньком полного заряда, торчал в чехле. Отличная добыча! Он и не рассчитывал, что удастся захватить флайер. Наверное, поэтому ментор так долго терпел.
        - Ты и летать умеешь?! - недоверчиво и восхищённо спросил подбежавший следом малыш-Максик, тот самый паренёк, что первым решился удалить шип.
        - Разумеется, - небрежно подтвердил Виктор.
        Это была наглая ложь. Но как наставница управляла машиной, он помнил. Почему бы самому ни попробовать? Он повернулся к детям:
        - Камилла, собирай малышню и залезай с ними в машину. Мы полетим, а остальные будут идти за нами, так быстрее получится. Посёлок близко - вон на тех холмах, видите? Ночевать дома будем.
        - Ура!
        Детвора радостно завизжала, кинулась к двери пассажирского салона. И Майка улыбнулась, а в глазах её вдруг появилась подозрительная поволока. Виктор невольно поёжился. Этого не хватало! Найгиль предупреждала, что такое неминуемо произойдёт, но он не хотел верить. А вот, кажется, начинается.
        Люсор появилась внезапно, как обычно. Вышла из густого словно сок камышника утреннего тумана, подошла к сидящей на упавшем в воду стволе Найгиль. Стала в полушаге, безвольно опустила руки, склонила голову на плечо. В глазах - обида и страдание. Богиня мировой скорби.
        - Я так и думала, что найду тебя в окрестностях этого гнусного стойбища, - покончив с безмолвным вступлением, Люсор кивнула в сторону невидимых за стеной тумана хижин. - Твой франкенштейн любит убивать. Зимой он стрелял в меня, сегодня - в Виноль. В Виноль, полторы сотни лет заботившуюся о детях! Вытащившую его самого из когтей шлейфокрыла! Менторы боятся подходить к детям, желающих работать в посёлке всё меньше. Да, мы бессмертные, но получить стрелу в живот чертовски больно, знаешь ли! Хотя откуда тебе знать - ты никогда в жизни не испытывала боли, ни физической, ни моральной. Ты бесчувственная эгоистка, всегда была такой, и в прежней жизни, и в этой. Ты рушишь наш мир, построенный с таким трудом. Зачем ты устроила этот глупый побег? Будешь любоваться, как дети умирают здесь?
        - Наоборот, буду учить их жить без нянек, искать свой путь. Мы ошиблись, эволюцию нельзя отменить, нельзя через неё перепрыгнуть. Мы мечтали превратить человека в совершенное существо, дать ему всё и сразу. Хотели сделаться хозяевами этого мира, стать вровень с богами. И что в итоге? Кто мы теперь? Разве что, хозяйки тумана.
        - Та-ак! - Люсор вскинула подбородок. - Значит, ты решила повернуть историю вспять. А ты помнишь, почему мы построили наш мир именно таким? Да ты и половины не знаешь! Ты ведь не видела стен, забрызганных кровью? Не видела изуродованных детских трупов?
        - Сколько можно мстить? Полтысячелетия тебе мало?
        - Мстить? - Люсор опустилась на бревно рядом с Найгиль. - Ты считаешь, то, что я делаю, - месть? Кому? Себе самой? Или тебе? Лишь мы двое помним, что было прежде. Остальных я освободила от ненужных знаний. Они счастливы и любимы. Они живут, наслаждаясь сегодняшним днём. И уверены, что завтрашний будет ещё лучше!
        Люсор была искренна. Слова, жесты, поза - она всегда умела быть искренней. Даже когда откровенно врала. Непостижимым образом умудрялась забывать, что врёт. Найгиль покачала головой, признала:
        - Ты права, лишь мы двое помним, что было прежде. И обе понимаем, что завтрашний день не станет лучше сегодняшнего. Его не будет вообще. Нет у этого мира завтрашнего дня. Разница между нами в том, что я хочу вернуть ему «завтра», а ты пытаешься «сегодня» растянуть до бесконечности. Не хочу спорить, кто из нас прав, давай попробуем обе. У тебя есть посёлок, и у меня теперь есть. Пусть твои дети живут по твоим правилам, мои - по моим. Не будем мешать друг другу.
        Люсор помолчала, внимательно вглядываясь в лицо собеседницы.
        - Ради нового эксперимента ты возвращаешь в наш мир страдание. Твоё стойбище - источник энтропии. Совершенная схема, созданная нами за столетия, теряет стабильность.
        - Она не совершенная, не лги. Ты давно это поняла, иначе не сидела бы годами над ментоматрицей. Ты уже догадываешься, что исправить её невозможно, что требуются радикальные перемены. А я это знаю наверняка.
        Люсор резко вскочила, подступила вплотную, упёрлась ногой в ствол у самого колена Найгиль, склонилась к ней.
        - Я подумаю над твоими словами. Не обещаю, что приму предложение. По мне, лучше никакого мира, чем мир, заполненный страданиями.
        Рассыпалась, не меняя позы. Эффектный жест. Найгиль смотрела, как оставшееся от бессмертной облачко сливается с клубящимся вокруг туманом. Прошептала, не обращаясь ни к кому:
        - Мы обе знаем, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Мы слишком долго идём по ней. Пора возвращаться.
        Глава 18. Катастрофа
        - Люда! - Уайтакер осторожно потряс подругу за плечо. - Альментьев вызывает. Что-то хочет сказать тебе.
        Сорокина уже и сама проснулась. С недоумением и тревогой посмотрела на хмурое лицо мужчины, глядящее с экрана интеркома.
        - Илья? Что случилось?
        - Пётр только что звонил мне. Новости из города.
        - Минутку! - Людмила выскочила из-под одеяла, набросила халат, распахнула дверь. - Заходи!
        Альментьев неуверенно шагнул внутрь, всматриваясь в полумрак спальни, непроглядный после ярко освещённого коридора.
        - Я здесь! - Сорокина выступила из темноты. - Что в городе?
        - Плохо в городе.
        Как и следовало ожидать, новая администрация Альбиона оказалась слишком неоднородной. Прошло несколько месяцев, и люди, чьи деньги и влияние привели Эшли Уайтакер к власти, начали мешать новоявленному губернатору. Они жили по своим правилам и понятиям, не желая подчиняться законам. Да и одиозно выглядели рядом с интеллектуалами-учёными и экс-имперскими чиновниками. Услуги вынырнувших на поверхность в мутной волне мятежа больше не требовались, им надлежало вернуться на подобающее место.
        Губернатор не думала, что с предстоящей чисткой возникнут затруднения. На её стороне было всё: признание и уважение большинства горожан, поддержка службы порядка, власть. К тому же она была решительной женщиной. Если кто-то не пожелает мирно «исчезнуть», она не остановится перед физическим устранением помехи.
        Но Уайтакер и её окружение недооценили бывших соратников. Они были политиками и чиновниками, борьба за власть казалась им чем-то вроде шахматной партии. Ход мог быть дерзким, непредсказуемым, противоречащим логике. Однако при всём том он подчинялся правилам игры, не уводил за пределы «шахматной доски». А «соратники» были бойцами. Ставкой в их игре была не власть, а жизнь, пусть и всего Альбиона, неважно. Да, в их распоряжении были лишь немногочисленные полукриминальные шайки юнцов, достаточно хорошо вооружённых теперь, после переворота, но слишком трусливых, чтобы бросить вызов силе власти. Да, в городе не было тех, кто мог бы стать вожаками, повести за собой, не страшась смерти. Зато такие люди - или уже существа? - нашлись в секретной подземной тюрьме. Если их банды превратятся в звериные стаи, способные утопить город в крови и ужасе, - тем лучше.
        Уайтакер была не готова к подобному сценарию. Хуже - к нему оказались не готовы силовые структуры колонии. Службу порядка вырезали в одну ночь, и город захлестнула кровавая вакханалия. Несколько десятков жителей успели вырваться из-под купола прежде, чем шлюз заблокировали бритоголовые парни в камуфляжных комбинезонах, именующие себя «самообороной». Беглецы привезли в Озёрный посёлок известие о новом перевороте. Достоверных сведений о том, что происходит в городе сейчас, не поступало. Официальные каналы связи были отключены, информационная служба не функционировала. Большинство тех, с кем удавалось связаться по личным коммуникаторам, сидели, запершись в квартирах, страшась нос высунуть за дверь.
        Альментьев закончил рассказ. Быстро взглянул на Люка. Сообщил:
        - Что случилось с губернатором, нам неизвестно, к сожалению. - Опять перевёл глаза на Сорокину и добавил тихо: - Ирина тоже в городе.
        - Что?! - Лицо Людмилы, и так бледное в тусклом освещении, побелело ещё сильнее. - Как в городе? Почему?!
        - Вчера вечером она поссорилась с отцом и сбежала из посёлка. Председатель обнаружил это слишком поздно, уже ночью. Тебе не хотел сообщать, думал, что сегодня сам слетает за ней, вернёт. А тут… Её личный комм отключён. Ты можешь сказать номер своего домашнего?
        Вместо ответа Сорокина метнулась к терминалу связи, не садясь в кресло, включила, набрала номер. Застыла, уперев взгляд в чёрный экран. Альментьев осторожно подошёл, стал за её спиной. Они загораживали большую часть экрана, и чтобы видеть изображение, Люку пришлось привстать. Новость ошеломила. Переворот в городе, вырвавшиеся на свободу маньяки… Это звучало слишком ирреально, чтобы быть правдой!
        Экран ожил, в нём появилось незнакомое лицо. Рыжеватая щетина на щеках, небрежно выбритый голый череп, мутные выпяченные глаза с набухшими веками. Людмила отшатнулась невольно:
        - Кто вы такой?!
        Губы незнакомца растянулись в плотоядную усмешку.
        - Кто я? Можешь звать меня Бак. Прозвище Живодёр не слишком благородно звучит, как думаешь? А ты, как я понял, мамочка?
        - Что ты делаешь в моей квартире, урод? Где моя дочь?
        - Доця? Здесь, не волнуйся! Под присмотром опытных дядей становится женщиной. И ты хочешь развлечься? Вали к нам, весело будет!
        Людмилу передёрнуло, затрясло.
        - Где моя дочь, ублюдок?!
        - Чё орёшь? Ща покажу твоё дитё.
        Несколько секунд экран оставался пустым. Затем в области фокусировки возникло лицо девочки. Разбитые губы, бегущая из носу красная струйка, ссадина на виске, закатившиеся глаза. Рука, покрытая густой рыжей шерстью, бесцеремонно тряхнула её за волосы.
        - Гля, кто к нам пришёл!
        Девочке наконец удалось сосредоточить взгляд на экране. Губы её болезненно дрогнули:
        - Мама…
        - Ириша!
        Сорокина пошатнулась. Альментьев поспешно придержал её за плечи, но она отбросила его руку, подалась к экрану, на котором вновь скалился бритоголовый.
        - Ты, тварь! Сейчас же отпусти мою дочь! Если тронешь её ещё хоть…
        - Тю-тю-тю! - оборвал её собеседник. - Убоинка стращает Бака Живодёра? Это что-то новое! Доцю твою оприходуем в лучшем виде, не сомневайся. А потом и тебя в работу возьмём. До встречи, козочка!
        Он подмигнул и выключил комм.
        Секунду Людмила стояла неподвижно, глядя на потухший экран. Затем быстро шагнула к дверце встроенного в стену шкафа, сбросила на пол халат, будто забыв об Альментьеве. Сказала, не оборачиваясь:
        - Я лечу в город.
        Люк тряхнул головой, прогоняя оцепенение. Отбросил в сторону одеяло, вскочил с кровати.
        - Я с тобой!
        Альментьев попятился к двери.
        - Может, не надо пороть горячку? Что вы сделаете вдвоём? Я сообщу Петру, он соберёт отряд…
        - Да, сообщи. Но я лечу туда немедленно. Ты же видел, что они творят?! Ублюдки! - На миг женщина сорвалась на визг. Тут же взяла себя в руки: - Передай Петру, что встретимся в городе.
        - Хорошо! - Альментьев поспешно выскочил в коридор.
        - Твари, гнусные твари… - Сорокина продолжала бормотать ругательства.
        - Люда, наших нужно предупредить!
        На ходу стараясь попасть ногой в брючину, Люк допрыгал к терминалу, включил внутреннюю связь. Мюррей ответил мгновенно:
        - Что там за пожар у вас?
        Вдаваться в подробности Люк не стал, времени не было. Пол и не требовал подробностей, понял всё с полуслова. Лицо его окаменело.
        - Ясно. Значит так - в город летим втроём. Встречаемся через пять минут у флайера. Всё.
        Как он объяснялся с Ивон, непонятно, но к машине прибежал первым. Перехватил Людмилу, пытавшуюся добраться до штурвала, затолкал на заднее сиденье, предусмотрительно забрав из пределов досягаемости бластер. Та не возражала, бубнила что-то неразборчивое под нос.
        Генетик выжимал из машины всё, что мог, и к городу они успели задолго до полудня. Солнце едва поднялось над кромкой плато, едва дотянулось лучами до скрытой в выступах скалы площадки. Той самой, откуда они улетали несколько месяцев назад.
        Решётчатая калитка на входе в технический туннель была заперта изнутри на щеколду. Слабое препятствие! Мюррей, не задерживаясь, срезал задвижку. Внутри туннеля всё оставалось по-прежнему: вонь, тусклые фонари, покрытые скользкой плёнкой стены, чавкающая жижа под ногами. С запором на внутренних воротах пришлось повозиться: они представления не имели, что ждало по другую сторону, поэтому резать замок бластером не стали.
        В жилом квартале стояла тишина. Болезненная, невозможная тишина. Лишь мерное журчание воды в фонтане посреди сквера, шорох транспортной ленты, да фоновый, уже подзабытый гул самого города, функционирующих систем жизнеобеспечения, нарушали её. И ни одного человека не встретили они на всём пути до квартиры Сорокиной.
        Мюррей отобрал у хозяйки пластину магнитного ключа, сунул Люку: «Открывай ты! И не торчи в проёме, сразу - в сторону!» Как только индикатор поменял цвет, и дверь заскользила в паз, удобнее перехватил бластер, бросился в проём.
        В уютной квартирке Сорокиной их встретил разгром. Вывернутые из стен шкафчики, покорёженные двери, перевёрнутая, раздавленная мебель, ворохи тряпья, разбитого пластика и стекла под ногами. И всё та же мёртвая тишина, жуткая в заливающем комнаты ярком свете. Да ещё запах, одуряющий, до тошноты противный, сладковатый и терпкий. Уместный где-нибудь в операционной или в медицинской лаборатории, но не в человеческом жилище.
        Мюррей неуловимым вихрем промчался по комнатам. Заглянул в кухню, гостиную, детскую, кабинет. Застыл на пороге спальни. Опустил оружие, секунду помедлил, вошёл. Люк шагнул за ним.
        Он помнил эту комнату прекрасно - здесь они с Людой впервые.… Но теперь не узнавал её. Серебристо-белый пух стен и потолка забрызгала кровь. И пол был залит кровью, не успевшей впитаться, растоптанной следами ребристых подошв. Какие-то тряпки - обрывки одежды? - разбросанные по углам, тоже были в крови.
        И кровью было измазано тело девочки, ничком лежащей на ложе посередине комнаты, - ноги, бёдра, спина, засыхающие струпьями пряди коротко стриженных русых волос. Целая лужа чернела в продавленной телом выемке на постели. Крови было так много, что она не умещалась, двумя струйками стекала вниз.
        Пол шагнул к изголовью, склонился, положил пальцы на шею девочки, пытаясь нащупать пульс. Люк знал, каким будет итог. Слишком много крови. Мюррей осторожно приподнял тело за плечи и тут же опустил обратно. Быстро развернулся, перехватил кинувшуюся к дочери Сорокину.
        - Не подходи! Тебе не нужно смотреть! Ты всё уже поняла. - Зло накинулся на застывшего в дверях Уайтакера: - Что ты стоишь как столб?! Убери её отсюда, быстро!
        Люк послушно схватил подругу за плечи, вытолкнул в гостиную. Людмила попыталась сопротивляться, но затем сникла, позволила усадить себя в кресло. И почти сразу запищал из угла вызов чудом уцелевшего визифона.
        - Не вздумай отвечать! - крикнул из спальни Мюррей.
        Люк и Людмила как заворожённые смотрели на пустой экран. Наконец Сорокина произнесла тихо:
        - Это не городской номер, это из посёлка.
        Вызывал Сорокин. Щека его нервно подёргивалась, губы то и дело болезненно кривились. Он удивлённо впился взглядом в лицо бывшей жены.
        - Ты уже там? Как тебе удалось попасть в город? Нас блокировали в шлюзе, не пробиться. Их слишком много. - Не дождавшись ответа, он облизнул губы, спросил: - С Ириной что?
        Людмила закрыла глаза, прошептала едва слышно:
        - Ира умерла. Я не успела.
        Лицо Сорокина исказила судорога.
        - Кто?! Понятно, откуда ты можешь знать… Ладно, разберёмся. Я не могу дальше разговаривать, здесь настоящий бой идёт. Быстрее уходите оттуда, пока до вас не добрались!
        Из спальни выглянул Мюррей, забросил подальше в угол полотенце, которым вытирал руки. Но на закатанных рукавах рубахи следы крови остались.
        - Он прав, нужно уходить отсюда. Сейчас мы ничего не сделаем, сила на их стороне.
        - Да, - покорно согласилась Людмила. - Иру не оставляйте, пожалуйста.
        - Мы заберём девочку. - Мюррей оценивающе смерил взглядом Уайтакера. Качнул головой с сомнением: - Я её понесу. Люк, с бластером управишься, если что?
        - Да, меня учили.
        - Хорошо.
        Пол отступил в спальню и спустя минуту вышел с завёрнутым в махровую простыню телом на плече. Скомандовал:
        - Пошли! Ты - первый, потом Людмила, я замыкаю.
        Люк осторожно открыл входную дверь, осмотрел пустынную площадку внизу, неторопливо ползущую жёлтую транспорт-ленту, зелень сквера за ней. Было по-прежнему пусто и тихо. Он сделала шаг на лестницу, ещё один, оглянулся на идущую следом Сорокину… и краем глаза заметил блеснувшие из-за деревьев вспышки выстрелов.
        - Назад! - заорал Мюррей. - Назад, быстро!
        Люк рванул вверх раньше, чем услышал крик, раньше, чем понял, что происходит. Оттолкнул внутрь квартиры Людмилу, заслонил собой. И лишь после этого опомнился, вскинул бластер, резанул длинным лучом по скверу. Жгучая боль ударила вниз живота.
        - Назад!
        Чья-то сильная рука схватила за шиворот, втащила внутрь квартиры, дверь захлопнулась.
        - Целы? - Мюррей окинул взглядом друзей. Остановился на бледнеющем лице Люка, помрачнел. - Куда?
        - Живот. Немного задело.
        У него отобрали бластер, заставили лечь на пол. Пол осторожно оттянул вниз прожжённые брюки. На светлой коже багровел рубец сантиметров шесть длинной, наискосок, от бедра к середине живота. На конце его сквозь запёкшуюся корку пробивались сгустки крови. Мюррей быстро обернулся к Сорокиной.
        - У тебя здесь есть какие-то лекарства?
        - Да.
        Очнувшаяся от ступора Людмила метнулась в кабинет, принесла стакан зеленоватой жидкости и аптечку. Стакан сунула в руки Люка, скомандовала - «Выпей!» - а сама, упав на колени, осторожно приложила к ране пластырь.
        От кисловатого, щиплющего в носу напитка по телу прокатилась мягкая ласковая волна, гася полыхающий во внутренностях пожар.
        - Как себя чувствуешь? - Людмила встревожено взглянула на него.
        Люк постарался улыбнуться.
        - Ничего… нормально! Уже почти не болит.
        - Идти сможешь?
        - Да.
        Мюррей скрипнул зубами, отвернулся. Сорокина закричала на него почему-то зло:
        - Это просто ожог, понял?! Через две недели и следов не останется!
        Пол нехотя кивнул, встал.
        - Как выбираться будем? - спросил. Посмотрел на противоположную от двери стену. - Что там находится?
        Сорокина пожала плечами.
        - Не знаю.
        - Такие же жилые ярусы. Только выходят на другую улицу, - подсказал Люк.
        Боль прошла, лишь что-то пульсировало горячими толчками внутри. Он попыталась сесть. Боль не вернулась, но пульсация стала ощутимей.
        - Мы оттуда выйдем к тоннелю? - продолжал расспрашивать Мюррей.
        - Конечно.
        - Хорошо. - Пол шагнула вглубь квартиры, оглянулась на Сорокину, предупредил: - Людмила, унести девочку не получится, самим бы уйти. Прости.
        - Я понимаю.
        Сорокина поднялась с колен, помогла встать Люку. А Мюррей уже работал со стеной детской, переключив бластер в режим резака. Комната наполнилась дымом и вонью от сожжённого пластика, кондиционер не справлялся. Потом за стеной испуганно завизжали, Пол что есть силы ударил ногой в центр очерченного светящейся полосой круга, крышка импровизированного люка, звякнув, отлетела, открывая доступ в соседскую квартиру.
        - Осторожнее, горячо! - предупредил Мюррей и первым протиснулся в отверстие.
        Здесь было пусто - соседи сбежали, оставив дверь распахнутой. И снаружи засады не оказалось - с этой стороны их не ждали. Они быстро спустились вниз и побежали туда, где в незаметных боковых проулках скрывался вход в технический туннель.
        Бежать оказалось неожиданно тяжело. Через два десятка шагов ноги Люка сделались ватными. Он не мог понять, почему - ему ведь не больно! Увидев, что он начал спотыкаться, Людмила замедлила бег, спросила озабоченно:
        - Болит что-нибудь?
        - Нет, всё в порядке. Ноги слушаться не хотят. Должно быть, от обезболивающего.
        - Да, наверное.
        Мюррей вновь болезненно сморщился от этих слов. А Сорокина, заметив гримасу генетика, затараторила, спеша успокоить:
        - Рана пустяковая, кожу обожгло. Ну, чуть-чуть мышцы. За две недели будешь как новенький!
        - Помоги ему идти, - буркнул Пол. - Нужно спешить, пока дыру в стене не нашли.
        Идти, опираясь на родное плечо Люды, было легче. В начале. Но в скользком тёмном туннеле они свалились в вонючую жижу. И большую часть пути до выхода из купола проделали на четвереньках.
        Прохладный свежий воздух хлынул в лёгкие, заставив закашляться. Ноги уже не слушались совсем. И руки.
        - Постой… минуту…
        Людмила помогла прилечь в удобной ложбинке между каменными плитами. Брезгливо стряхнула налипшие комья грязи с одежды, присела рядом.
        - Что у тебя болит?
        - Горячо очень. В животе, внизу.
        - Но это же был только ожог… - Сорокина тряхнула головой, попросила: - Держись, пожалуйста! Ещё немного, и мы будем дома. Я сделаю тебе новое тело, замечательное, вот увидишь!
        - Да… - Люк попытался улыбнуться. Страшно не было. Он погружался в заполненную сладким, тягучим сиропом бездну. «Медовки» - выскочило откуда-то из дальнего уголка памяти слово. Что оно означало, Люк вспомнить уже не успевал. Из последних сил шевельнул пальцами, стараясь дотянуться до ладони подруги. Прошептал немеющими губами: - Люда, я люблю тебя…
        - Я знаю, хороший мой!
        - Больше всех… больше жизни…
        Сироп растворял его, превращал во что-то бесформенное, мягкое, тягучее. Медовки… Люк закрыл глаза.
        Весь кошмар этого мира свалился на Людмилу в один день. Утром её вырвали из постели, из любовной неги и швырнули в ужас, кровь, грязь. Но тогда она ещё держалась, ещё сломя голову неслась спасать… Не успела.
        Когда увидела искромсанное тело Иришки, решила - всё. Самое страшное, о чём и помыслить боялась, случилось с ней. И надо не сломаться, выдержать, выкарабкаться… но это было лишь начало кошмара!
        Когда ранили Люка, она заставила себя поверить, что это поверхностный ожог. Не хотела понимать, что луч бластера не задел по касательной, а вспорол живот, разрезал подвздошную артерию, и время пошло на минуты. И было этих минут слишком мало, чтобы успеть.
        - Люк, нет! Слышишь меня?! Ты должен, обязан держаться! - истошно трясла она за плечи провалившегося в забытьё Уайтакера.
        - Людмила, быстрее! - поторопил её Мюррей, уже добравшийся до машины. - Нужно взлетать, пока не поздно! Тебе помочь донести его?
        - Да, помоги.
        - Сейчас!
        Пол рванул дверь пассажирского салона… кабина флайера расцвела грохочущим огненным цветком. Взрывная волна толкнула Людмилу на камни, на миг в глазах потемнело, забегали хороводом искры. Когда она вновь смогла видеть, флайер лежал на боку, беспомощно задрав лапы-опоры, и густой ядовитый дым валил из развороченной кабины. Мюррей исчез. Только страшные клочья, в которых не хотелось узнавать части человеческого тела, и тёмные, поблёскивающие в лучах солнца потёки на камнях.
        Она заскулила. От тоски, от холодящей тело и душу беспомощности. Будто хватаясь за последнюю соломинку, начала вызывать Петра. Сорокин откликнулся минуты через три:
        - Люда, ты где?!
        - Терраса ниже купола, выход технического туннеля. Петя, помоги! Вытащи меня отсюда! Они наш флайер взорвали!
        - Понял. Нас в шлюзе сильно прижали, вдвоём с Альментьевым остались. Попытаюсь вырваться. Держись!
        «Держись». Чем держаться? Людмила оглянулась на решётчатые ворота. Что она сможет сделать, если появятся эти? Разве что зубами рвать… Да, она готова их рвать зубами, но вряд ли получится.
        Красно-сине-белый флайер выскочил откуда-то сверху. Опустился, кое-как пристроив опоры между изломанными каменными плитами. Сорокин выпрыгнул из кабины, распахнул дверцу пассажирского отсека. Окинул взглядом Людмилу и Уайтакера.
        - А третий ваш где? - и сам заметил кровавые клочья у взорванной машины. - Понятно.
        Вдвоём они осторожно подняли парня, уложили на сиденье. Как ни странно, их не преследовали. Должно быть, были уверенны, что никуда беглецы не денутся. Днём раньше, днём позже - новая власть подомнёт под себя всех, живущих на Альбионе. Сорокин вёл машину на предельной скорости, не жалел двигатель. Едва внизу показался посёлок, пошёл на снижение. Но Людмила запротестовала:
        - В институт!
        - Но там же нет ничего. А у нас отличное реанимационное обо…
        - Я говорю - в институт!
        Сорокин оглянулся удивлённо.
        - Как хочешь.
        Ещё несколько минут полёта, и они сели на площадку возле прозрачных дверей купола. Ивон ждала их в холле, выбежала навстречу, бледная и осунувшаяся, как никогда. Но Людмила не замечала её состояния, не видела и не слышала ничего вокруг.
        - Ивон, спаси его, пожалуйста! Он полтора часа без сознания!
        Бигли попыталась нащупать пульс. Отрицательно качнула головой.
        - Люда, он уме…
        - Нет!! - заорала Людмила, отметая безжалостную правду. - Слышишь?! Нет! Мы вытащим его! Слышишь?!
        Сорокин помог им отнести парня на второй ярус, в амбулаторию. Потоптался в дверях, подождал, пока Ивон стащила с Уайтакера комбинезон и закатила кушетку-лоток в раструб диагноста, затем молча ретировался. Людмила его ухода не заметила.
        Несколько минут Бигли перебирала режимы диагностики, наращивая чувствительность датчиков. Людмила стояла рядом, напряжённо следила за бегущими по экрану столбиками биопараметрии, твердила как заклинание: «Пожалуйста… Ну пожалуйста…»
        Заклинания не подействовали.
        - Слишком поздно. - Бигли убрала руки с пульта.
        - Нет, Ивон, нет! Попытайся ещё раз, я прошу тебя!
        - Я ничего не могу сделать, я не бог. Мозг мёртв, ты сама знаешь, что это необратимо. - Неожиданно она упала лицом на пульт и зарыдала: - Люк умер, Пол умер… Почему мы не успели, Люда, почему?!
        Сорокина стояла, покачиваясь взад-вперёд, и сама не замечала этого. Внутри было гулко и пусто, как будто большую часть её души вынули. Собственно, так оно и было.
        - Я не верю, - ни к кому не обращаясь, она качнула головой. - Нужно попытаться. Вдруг…
        Подошла к диагносту, выкатила лоток. Закусив губу, перетащила тело на стоящую рядом каталку.
        - Это бесполезно, Люда! - крикнула ей в спину Бигли.
        - Я должна попробовать.
        В коридоре, ведущем к кабинету информ-моделирования, она столкнулась с пьяно пошатывающейся Холанд. Та прижалась к стене, пропуская тележку. Прошептала:
        - Уайтакер успел смыться. Счастливчик.
        - Заткнись! - зло рявкнула на неё Людмила.
        Холанд вздрогнула как от пощёчины, но осталась стоять на месте. Дождалась, пока Сорокина вернётся из экспериментального бокса, шагнула следом в дверь кабинета моделирования, стала в углу. Людмила покосилась на неё и тут же забыла о присутствии эзотерика. Уселась в кресло, открыла пенал. Пальцы мелко дрожали. Впервые она испугалась, что выронит шунт или не сумеет попасть в отверстие порта. Но серое жало скользнуло внутрь черепа легко и привычно, возвестило о подключении роем сиреневых мушек перед глазами и кисло-сладким привкусом на языке.
        В соседнем зале на постаменте лежала мёртвая, остывающая плоть. Люка там не было. Может быть, он остался на залитой кровью площадке перед куполом? Или вылетел из бешено несущегося флайера? И бесследно исчез, растворился в ноосфере планеты. Люка Уайтакера больше не существовало. Как не существовало больше Иришки. Людмила Сорокина осталась один на один с окружающим миром. И этот мир готовился её уничтожить… Если она не уничтожит его первой!
        - Люда, перестань. Для Уайтакера так будет лучше, - чужой голос коснулся периферии сознания. Желтовато-зелёная пелена тоски лопнула, разорвалась, уступая место алой ярости.
        Людмила обернулась, уставилась на Холанд.
        - Для Люка лучше? А для меня?! Разве ты знаешь, что он для меня означа…
        Прикусила язык, увидев, как в трезвеющих глазах Холанд проступают понимание и ужас. Знает. Теперь знает. Эта чёртова ясновидящая непонятным образом прочла её мысли, раскрыла тайну, так тщательно скрываемую. И вмиг превратилась во врага, как те, снаружи институтского купола.
        Она облизнула прокушенные до крови губы. Отвернулась. Что ж, пусть будет так. На одного врага больше, на одного меньше - уже не важно.
        - Что ты собираешься делать?! - подалась к ней Холанд.
        Зачем спрашивает? И сама знает. Не оборачиваясь, Людмила процедила:
        - Я дам людям оружие против тварей.
        - Ты хочешь добавить в матрицу взлом ментозащиты?!
        Вопрос был риторическим, Людмила на него не ответила. Откинулась на спинку кресла, опустила веки. Вызвала из хранилища модель.
        - Люда, это - нельзя! Ты не сделаешь этого! Скажи, что не сделаешь! Ты всех погубишь! Всех! Весь мир!
        - Нельзя? - Сорокина зло скривила губы. - Можно! Существует единственный способ научить людей любить друг друга - заставить! Тех, кто достоин. Остальных уничтожить. Столько времени потеряли из-за собственной нерешительности. Сопли жевали о разной там морали - можно-нельзя, плохо-хорошо… Хватит! Теперь я решать буду. Я, одна!
        Рядом зашуршало, затем хрястнуло громко. Людмила приоткрыла глаза. Холанд остервенело колотила своим маленьким кулачком по сенсорам пульта:
        - Я не позволю тебе этого сделать!
        Сорокина презрительно усмехнулась, вновь опустила веки.
        - Не старайся, пульт отключён. Иди лучше проспись. Ты много пьёшь в последнее время. А впрочем, пей, если хочешь, переходу это не помешает. На тебе я потренируюсь. Очень скоро.
        Холанд беспомощно всхлипнула, затихла. Ушла? Проверять Людмила не стала, сейчас ей нужна была вся активность мозга. Она спешила…
        - А-а-а!!!
        Боль сиреневым пламенем полыхнула в глаза, скулы свело от оскомины. Вирт-реальность перевернулась, наотмашь ударила по лицу. Захлёбываясь кровью, Людмила вынырнула на поверхность… Она лежала, ткнувшись лицом в пульт, а Холанд стояла над ней, пыталась выдрать нейрошунт из затылка.
        - Прекрати… прекрати…
        Непослушными пальцами Сорокина попыталась перехватить чужие руки. Обмотка кабеля была слишком прочна для слабых женских пальцев, но человеческая плоть поддавалась. Ещё немного, и мозг не выдержит разбалансировки, взорвётся. Внешний мир добрался-таки до неё.
        В затылке резко щёлкнуло, опять полыхнуло лиловое пламя. Погасло. Мир виртуальный исчез, а реальный вернул чёткие очертания. Предохранитель шунтпорта сработал. Не ожидавшая рывка Холанд полетела на пол, выронила из рук кабель.
        - Ах ты сука! - Сорокина попыталась встать, но ноги не держали. Она вывалилась из кресла на четвереньки. Кровь хлестала из носу ручьём, заливала лицо, подбородок, стекала по шее за ворот комбинезона, алой завесой застилала глаза. Кровь и ярость. - Дрянь! Тварь! Убью!
        Она дёрнула к себе лежащую под пультом сумку, вывернула на пол монтажный инструмент. Выхватила из груды тяжёлый резак и с размаху саданула тоже стоящую на четвереньках Клер в голову.
        Холанд успела отпрянуть. Но она её всё равно достала, хоть и по касательной, в плечо. И ещё достанет!
        Холанд взвизгнула от боли, вскочила, бросилась к двери. Споткнулась, едва успела схватиться за второе кресло, чтобы не упасть. Сорокина поднялась не спеша, осторожно. Бережно, как мать родное дитя, уложила в пенал нейрошунт. Развернулась к противнице, сообщила угрюмо:
        - Убью.
        И включила резак.
        Плазменный резак - не бластер. Но на дистанции в полметра это оружие не менее эффективно. Клер пискнула, как попавший в ловушку мышонок, бросилась вон из комнаты.
        - Стой, сука! Всё равно не уйдёшь.
        Людмила выскочила в коридор. Боль в голове унялась, и кровь из носу почти не шла. Только алая пелена по-прежнему застила глаза. Но фигурку в бежевом комбинезоне она видела отлично. Враг, пытавшийся её убить. Олицетворение мира, который она должна - обязана! - уничтожить.
        Холанд пыталась улизнуть, петляла по коридорам. Бежала, спотыкалась, падала, вновь вскакивала, хватаясь за стены и то и дело оглядываясь на гудящее пламя резака. А Сорокина методично загоняла её в тупик.
        Погоня закончилась на лестнице, ведущей в нижний холл. Клер оглянулась в очередной раз и… оступилась, кубарем покатилась вниз. Людмила подошла к неподвижной, уткнувшейся лицом в толстый зелёный ковёр женщине. На миг показалось, что та сломала себе шею, лишила её удовольствия поквитаться. Но нет - жилка на шее заметно вздрагивала.
        Она хищно улыбнулась.
        - Вот я тебя и достала. Я же сказала, что убью, значит, убью. Я всегда выполняю обещания.
        Неторопливо подняла резак… и замерла. Алая пелена исчезла, будто выключили. Вокруг всё изменилось. Людмила удивлённо огляделось. Холл, лестница, стены института - всё оставалось на месте, но краски вдруг утратили яркость. И звуки сделались глуше. И запахи. Она слизнула кровь с губ. Вкус тоже почти не ощущался.
        Она посмотрела на брызжущий искрами факел резака. Выключила. Что здесь происходит? Зачем она собиралась убить Холанд? Она прекрасно помнила свои поступки, мысли, чувства, но объяснить их не могла. Ярость, тоска, отчаяние - почему? Да, она потеряла сегодня Ирину. Но она ведь не может это исправить! И Люка вернуть невозможно. Они остались в прошлом, а ей нужно думать о будущем. Ей нужно спасти мир, правильный, тщательно продуманный и протестированный - живущий в её сознании. Спасти и сделать его реальным.
        Она наклонилась, перевернула Холанд, подхватила под мышки и поволокла к входным дверям.
        Между холлом и внешним миром был небольшой шлюз, два на три метра, с решёткой пылегазоуловителя в полу. Здесь Людмила и оставила неудавшуюся беглянку, усадила, прислонила к стене. Выпрямилась, промокнула сочащуюся из носа кровь.
        - Отдохни, Клер. Надеюсь, ты достаточно живучая, за ночь не околеешь. А утром ты мне понадобишься.
        Клер с трудом разлепила веки. Голова трещала, словно внутри раскачивался маятник, ритмично ударяя то в висок, то в затылок. Левое плечо ныло, саднили колени и локти. Болело всё тело, каждая мышца, каждая косточка. Так скверно ей ещё никогда не было. Как будто злые гиганты порезвились, буцая её, точно мячик. Но хуже всего - голова. Клер осторожно приподняла правую руку, коснулась виска. Ойкнула от полыхнувшей боли. Под пальцами жарко пульсировала шишка. Она вспомнила, как грохнулась об ступеньки, пытаясь убежать от сбесившейся Сорокиной. Сразу же всплыло в памяти и перекошенное злобой лицо той и белое пламя резака. Но ожогов она не чувствовала. Что заставило информ-аналитика пощадить беспомощную жертву?
        Она попробовала шевельнуть левой рукой и, не утерпев, пискнула от острой боли, пронзившей грудь. Нет, шишка на голове - это мелочь. Сломанная ключица - посерьёзней. Надо быстрей попасть в амбулаторию. И найти Ивон.
        Тихо повизгивая, держась за стену, она поднялась на ноги, дотянулась до сенсоров замка, набрала заученную комбинацию. Бесполезно, входная дверь оставалась неподвижной. Судя по тому, что глазок индикатора не вспыхивал в ответ на её манипуляции, вводимый код даже не анализировался, - дверь заблокировали изнутри. Клер попробовала включить интерком. Разумеется, с тем же успехом. Личный коммуникатор или слетел при падении, или Сорокина забрала. Сколько же времени прошло?
        Холанд оглянулась. За прозрачной внешней стеной клубился густой утренний туман. Где-то там доживали последние часы десятки тысяч людей, ещё не знающих, что с их миром покончено. Понятно, почему Сорокина передумала убивать настигнутую жертву. Ей нужны доноры.
        Клер поёжилась. Ну нет! Она не собирается сидеть и ждать, пока с неё начнут «осчастливливание» человечества. Оставалась ли надежда предотвратить катастрофу? Какова вероятность, что она успеет предупредить кого-нибудь, и чёртов институт взорвут к такой-то матери со всей начинкой? Одна сотая? Нет. Одна тысячная? Едва ли. Одна миллионная? А вдруг…
        Клер оттолкнулась от стены, шагнула к наружной двери. Замок услужливо подмигнул зелёным глазком, сработал, выпуская её из купола. И тут же тело погрузилось в тёплую влажную вату.
        Серая мгла гасила звуки, скрывала всё, что было далее десяти метров. Холанд сбежала с невысокой террасы на площадку. До посёлка четырнадцать километров. Флайера нет, значит, пешком. Ничего, ноги при падении она не покалечила, добежит. Главное - время. Если Сорокина начала переход, то как давно? Остаётся надеяться, что хоть какие-то повреждения её шунтпорт получил.
        Купол института растворился в тумане раньше, чем Клер достигла края площадки. Под подошвами заскрипел спрессованный грязно-жёлтый песок. Этот скрип, да тихий плеск невидимого в тумане озера, обступавшего клочок суши со всех сторон, и больше ничего. Она с безотчётным ужасом подумала, что заблудилась и никогда не найдёт узкой полоски, ведущей к посёлку. Но песок под ногами скрипел и скрипел, вода плескалась уже по обе стороны. Потом слева вынырнул из тумана берег. Холанд взяла правее, и вода снова оказалась на её пути. Интуиция не подвела - она была на косе.
        Клер попробовала бежать быстрее. Нормально, только левую руку надо придерживать, чтобы не сильно дёргалась. И забыть о маятнике в голове. Боль - это хорошо. Боль помогает не думать. Какое-то время она пыталась считать шаги, затем перестала. Все силы требовалось концентрировать на движении. И всё внимание. Один раз она уже полетела с лестницы, не хватало в озеро бултыхнуться.
        Новый день постепенно вступал в свои права. Туман, прежде похожий на молоко, нехотя начал редеть. Теперь был виден не только клочок песка под ногами, но и неподвижно-свинцовая гладь воды по обе стороны. Однако бежать стало тяжелее, Клер запыхалась. Давно ей не приходилось так много двигаться.
        Справа вдалеке что-то громко всплеснуло. Очень громко. Следовательно, очень большое. Она настороженно оглянулась. Нет, в тумане не рассмотреть. Да и не нужно! Пока она на берегу, никакая озёрная тварь до неё не доберётся.
        Второй раз всплеснуло ближе, но она больше не оглядывалась. Кто-то невидимый плыл вдоль берега, то и дело выныривая на поверхность. Охотился. Как ему удавалось следить за жертвой в таком тумане? Тепловая чувствительность? Слух? Обоняние? Не важно. Клер поняла главное - охотились на неё.
        От быстрого бега в груди начало колоть, воздуха не хватало. Голова болела до тошноты, до чёрных пятен перед глазами. Болела так, что о сломанной ключице не вспоминалось. А до посёлка было ещё далеко.
        Полоска суши впереди истончилась, превратилась в сырую отмель полуметровой ширины. Холанд остановилась, шумно хватая воздух открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба. Как преодолеть неожиданное препятствие? А что, если коса вообще уходит под воду? Она прислушалась. Всплесков за спиной слышно не было. Отстал? Или затаился, ждёт, что предпримет добыча?
        Выбора не было, следовало идти дальше. Клер сделала шаг, второй. Постаралась заставить себя вновь перейти на бег. Опасный участок хотелось преодолеть, как можно быстрей. Слава богу, полоска песка начинала расширяться…
        Огромная туша с шумом вынырнула впереди, - у самого берега, метрах в трёх. От неожиданности Клер рванулась назад, зацепилась пяткой и поняла, что падает, потеряв равновесие. Удар пришёлся на повреждённое плечо. Заорав от боли, она инстинктивно перекатилась на бок, прямиком в воду. Дно уходило вниз круто, она окунулась с головой. Вынырнула, отплёвывая солоноватую воду, рванулась к берегу, уцепилась пальцами за песок …
        От удара снизу тело подбросило, перевернуло на спину. Она опять ударилась сломанной ключицей, но боли не заметила. Прямо перед ней из воды поднималась громадная голова с распахнутой метровой пастью. Тварь была так близко, что Клер могла рассмотреть её всю, до мельчайших подробностей. Зеленовато-синяя, тугая, лоснящаяся кожа. По бокам - щели то ли жабр, то ли чего-то, заменяющего глаза. Похожие на пальцы плавники упирались в песок, поддерживая сильное, но маловатое для такой головы тело. А главное - пасть. Три ряда мелких острых зубов в обрамлении толстых белёсых губ. И два пучка длинных розовых щупальцев, тянущихся откуда-то из глубины пасти. Раз! - щупальца обвили её ступни, с неожиданной силой дёрнули…
        - Нет! - завизжала Клер, цепляясь за песок. Она узнала эту пасть из своих давнишних кошмаров. Последний из её снов-видений сбывался.
        Огромная челюсть ухнула вниз. Пасть захлопнулась с глухим стуком, чавканьем и хрустом. По ногам полоснуло огнём, дикой болью. Клер закашлялась, захлебнулась криком.
        Пасть снова раскрылась. Кровь расплывалась грязно-бурым пятном вокруг ровно обрезанных культей. Пучки щупальцев выпрыгнули наружу, ухватили за остатки штанин. Захлёбываясь кашлем и слезами, Холанд попыталась увернуться, выкарабкаться на берег. Извиваясь, оттолкнула рукой наваливающуюся пасть - пальцы лишь скользнули по лоснящейся слизью огромной губе. Челюсть захлопнулась.
        Второй удар пришёлся в низ живота. С гулким звоном вспыхнуло солнце. Охнув, Клер откинулась на спину. Она ещё чувствовала дикую боль, видела, как распахивается пасть, и щупальца затягивают её окровавленный, искромсанный торс. Как ей хотелось, чтобы это была всё-таки смерть! Но противиться судьбе бесполезно. Так или иначе, сейчас Клер Холанд исчезнет, перестанет существовать, оставив этот мир во власти его страшной судьбы.
        Последнее ощущение - крошащиеся под рядами зубов рёбра, лопающееся от невыносимой боли сердце. Как пасть головача открывается в очередной - последний! - раз, как языкощупальца скользят по лицу, она уже не видела.
        Ивон не спала, лежала, свернувшись калачиком на диване лицом к стене, когда дверь комнаты приоткрылась, и белая фигура скользнула внутрь. Гостья подошла, бесшумно касаясь босыми ступнями пола, осторожно тронула её за плечо. Ивон обернулась. Какое-то время всматривалась в лицо визитёрши. Спросила полуутвердительно:
        - Люда? Люсор, это ты?
        Гостья кивнула. Протянула руку, аккуратно крепя присоску комма на её висок.
        - Я пришла за тобой.
        Ивон молчала, разглядывая слепленную из тумана фигуру. Странно, переход изменил Люсор гораздо меньше, чем Моджаль или Найгиль. Цвет ледяной статуи оказался ей к лицу.
        Ивон отрицательно качнула головой.
        - Нет.
        - Нет? - с недоумением переспросила гостья. - Ты не хочешь получить бессмертие? Не хочешь жить в новом мире, о котором мы мечтали?
        - Не хочу. Зачем мне бессмертие, если Пола там не будет?
        - Я понимаю твоё горе. - Голос Люсор был полон сочувствия. - Я тоже потеряла Люка и Иришу. Но теперь эта беда поправима. После перехода ты будешь любить меня так, как любила Пола, а боль утраты я сотру. Ты будешь счастлива!
        - Спасибо, ты очень заботливая. - Ивон горько усмехнулась. - Но мне не нужны искусственные любовь и счастье. Лучше я уйду вслед за Полом.
        Люсор поджала губы.
        - Мне вовсе необязательно просить твоего согласия. Могу сама сделать то, что считаю необходимым. Но я уважаю тебя, потому и пришла. Ты мне нужна, Ивон. Мне необходимо проверить, как пройдёт перенос новой матрицы.
        - Поищи другой объект для экспериментов. Возможно, Клер согласится.
        - Холанд сбежала из института.
        - Тогда попробуй с Габи. Он в любом случае ни отказаться, ни сбежать не сможет.
        - Отработанный материал. Неужели вы все поверили, что я рискну собственным мозгом, пытаясь вынести вирт-модель из города? Это Чапель был «флешкой». К сожалению, одноразовой.
        - Ты превратила Габи в нужный тебе инструмент?! Ты могла такое сделать? - Бигли испугано приподнялась на кушетке. Добавила, поражённая внезапной догадкой: - И Люк?!
        - Да. Не смотри на меня так. За эксперимент над Уайтакером мы голосовали коллегиально. Я только соединила его астральное тело со своим, чтобы не тратить энергию на поддержание собственных эмоций. Ему от этого хуже не стало. В конце концов, мы все пользуемся теми, кто нас любит.
        Бигли смотрела на неё уже не со страхом - с ужасом.
        - Что ты наделала, Люда? Без Уайтакера ты не сможешь жить с ущербным астралом. Ты вообще не сможешь существовать! Ты понимаешь, что твоя личность разваливается?
        - Меня зовут Люсор! И жить я смогу. Ещё как смогу! Моя личность не развалится. Все, кому я подарю бессмертие, будут любить меня так, как любил Люк. Будут частью меня и моего мира! И ты первая, Ивон. Вернее, Ивибиль.
        Бигли попыталась вскочить, но не успела.
        Глава 19. «Война Стихий»
        Жёлто-чёрный флайер приземлился на площадку перед куполом почти в полдень. Туман, укрывающий остров, поредел, но окончательно рассеиваться не собирался. Оттого люди, выпрыгнувшие из машины, чувствовали себя неуютно. За исключением вожака, которому, кажется, было плевать на всё. Высокий, сутулый, с длинными жилистыми заросшими рыжей шерстью руками и бритой головой в шрамах от вживлявшихся зондов. На вид ему было лет сорок или пятьдесят - не угадать по лицу с жёлтой, до блеска натянутой кожей. Остальные трое - здоровые парни, тоже наголо бритые, в подражание вожаку. Все в одинаковых пятнистых комбинезонах, высоких, наглухо пристёгнутых к штанинам ботинках, с одинаковыми рюкзачками и короткими полицейскими бластерами в руках.
        Вожак равнодушно огляделся, кивнул одному из парней на дверь:
        - Открой.
        Парень повесил бластер на плечо, вынул из рюкзака портативный ключ-отмычку, осторожно поднялся на террасу. Подошёл к двери и удивлённо оглянулся.
        - А здесь не заперто, - сообщил.
        - Тогда заходи, чё стал?
        Парень послушно зашёл в шлюз, поковырялся с внутренней дверью. Пожав плечами, откатил её в паз.
        - Здесь всё нараспашку, босс. И, похоже, энергоснабжение отключено. Даже аварийное освещение не работает.
        Вожак хмыкнул, вошёл внутрь, не убирая руку с оружия. Минуту постоял, вглядываясь в темноту помещений.
        - Хреново гостей встречают. Ладно, доставайте фонари.
        - Может, здесь нет никого? Сбежали? - предположил второй из парней.
        - Здесь они, нутром чую.
        Освещая путь фонарями, группа поднялась на второй ярус, где созвездие коридоров разбегалось во все стороны.
        - Как мы их найдём, центр управления тоже не действует? Тут неделю прочёсывать нужно.
        - До хрена говоришь.
        В голосе вожака не было эмоций, но парень поёжился от страха.
        - Кондиционеры не работают. Влажно, как снаружи, - подал голос третий.
        Вожак не ответил, жестом показал первому и второму на уходящий вправо широкий коридор. И кивнув третьему, шагнул прямо.
        Метров через десять правый коридор начал ветвиться. Очевидно, это была центральная галерея второго яруса. Осторожно заглядывая в боковые переходы, парни прошли её до самого тупика, остановились в нерешительности.
        - И куда дальше? - поинтересовался Второй.
        - Спроси у Бака.
        - Сам спрашивай! Жаль, нет у нас плана этой норы. Хоть бы знали, что где находится.
        - Ага, умный. Пошли в боковые. Вдруг найдём что интересное?
        - Разделимся? Быстрее будет.
        - Бак тебе разделится! Он тебя самого разделит!
        - Чего ты боишься? Тут кроме баб нет никого. Раньше Живодёра поймаем, хоть попользуемся.
        У развилки они разделились. Второй двинулся прямо, а Первый свернул. Этот коридор был гораздо уже, в стенах его имелись двери, ведущие в какие-то комнаты. Парень зашёл в одну из них. Совсем недавно в комнате кто-то жил. Он с интересом заглянул в платяной шкаф. Выдвинул ящичек, заполненный разноцветными лоскутками белья.
        - Хочешь примерить?
        Парень вздрогнул, напрягся, и тут же расслабился. В комнате кроме него никого не было, насмешливый голос звучал из комма. Он подумал, что где-то спрятана видеокамера, и за ним сейчас наблюдают. О том, что купол обесточен, как-то не вспомнил. Хмыкнул, вынул из ящичка что попало под руку - лимонно-жёлтые полупрозрачные трусики - поднял над головой:
        - Твои?
        - Да. Нравятся?
        - Ничё так, сексуальные. А ты сама где прячешься? Не хочешь познакомиться ближе? Перепихнуться можем. Я в этих делах мастак. Оттрахаю по высшему разряду!
        - Вряд ли. С «трахом» и «перепихом» ты закончил.
        - Ого! Это ты, типа, угрожаешь?
        Продолжая сжимать трусики, он обернулся. И застыл с полуоткрытым ртом. Женщина стояла в метре от него, дотянуться можно. А он ведь не слышал шагов, щелчка открываемой двери…
        В следующее мгновение до него дошло - с хозяйкой комнаты что-то не так. Она была совершенно голая и белая, искрящаяся в лучах его фонаря. Да и не женщина это!
        Глаза существа блеснули серебристыми звёздочками. Парень почувствовал, как по телу прокатилась волна озноба. Затем жара. И голова мигом опустела. Он не помнил, где находится и зачем. Стоял, выпучив глаза, бессмысленно сжимая воздушный лоскуток.
        - Всё ещё хочешь меня «оттрахать»?
        Губы существа оставались неподвижными, но слова звучали отчётливо.
        - Д…да.
        Он не понимал, что говорит, отвечал то, что от него хотели услышать. Он забыл своё имя, всю свою прошлую жизнь. Зато отчётливо сознавал, что должен сделать. Он снял с плеча бластер, приставил к животу короткий толстый ствол. Нажал на спуск и, стиснув зубы, выпучив глаза от боли, повёл лучом снизу-вверх, пропарывая собственные внутренности.
        - Забавно. Будто марионетку дёргаешь за ниточки.
        Пару минут Люсор с интересом наблюдала, как корчится под ногами изуродованное тело Первого. Потом развернулась и бесшумно вышла из комнаты. Ивибиль закончила со Вторым в амбулатории, оставались двое в центре управления. Одним из них был тот, кто надругался над Ириной. С ним Люсор собиралась позабавиться дольше.
        Крыло флайеров Джокер вывел к Озёрному посёлку со стороны леса. Летели низко, стараясь оставаться незамеченными подольше. Полтора десятка машин, в основном тяжёлые вместительные транспортники, забитые вооружёнными людьми, разошлись веером, обрушивая залп за залпом на тянущиеся вдоль береговой линии домики. Стрелять они начали ещё на подлёте, чтобы посеять панику. Но посёлок оказался пустым, русы ждали «гостей». Только ратуша, превращённая в маленькую крепость, встретила ответным огнём.
        Атака с воздуха захлебнулась. Два флайера взорвались, рассыпав обломки над тянущимися за посёлком огородами и рощами, а третий, потеряв управление, рухнул в озеро. Большая часть экипажа при падении уцелела, но к берегу не доплыл никто.
        Вторую атаку Джокер начал более осмотрительно. Окружив ратушу плотным кольцом, его люди попытались задавить превосходством в огневой мощи. Но стены у здания были крепкими, а большинство его защитников стреляли, как профессиональные охотники. Оставив два десятка дымящихся трупов, нападавшие отступили. Что ж, спешить Джокеру некуда, время на его стороне.
        Третью атаку они предприняли, когда солнце потонуло в навалившейся с озера серой волне тумана. Прицельно стрелять по окнам ратуши стало невозможно, но этого и не требовалось. Главное, они смогли подобраться ближе. А затем смертельно раненый и рвущийся побольше прикончить напоследок - всё равно, кого! - «зомбик» бросил на ратушу начинённый под завязку взрывчаткой флайер.
        «Зомбик» промахнулся. Может, накачанный наркотиками, заснул за штурвалом? Ударил не в башенку на крыше, как намечалось, а в ступени террасы. Здание выстояло, взрывом лишь выворотило брешь в фасаде, и вспыхнул пожар внутри. Но этого оказалось достаточно. Ещё не упали поднятые взрывом обломки, а Джокер повёл своих людей в атаку. Несколько минут замешательства в рядах поселковых, неожиданно понёсших значительный урон, и они ворвались в крепость. Дальше можно было не командовать, пошла привычная «зомбикам» резня. Большинство находившихся на первом этаже защитников погибли или были ранены взрывом, а затем безжалостно добиты, остальных оттеснили наверх. А внизу, в помещениях цокольного этажа, поселковые прятали детей. Теперь те превратились в отличных заложников, способных мгновенно прекратить сопротивление своих отцов и матерей.
        Джокер был доволен собой. Опять всё получалось, как он хотел. На пути к власти оставались лишь Марат и Хрипатый. У Марата были его мускулистые туповатые ребятишки, у Хрипатого - деньги, заработанные на наркоте и контрабандных товарах, на борделе и поддельных квотах для трудяг. У Джокера не было ни того, ни другого. Зато у него были мозги. Именно он первым почуял, как остро запахло наживой, когда жена начальника лаборатории, Сабрина Раевская, развалив свои холёные телеса на мягких полотенцах, отдыхала после массажа и пересказывала принесённые мужем из дворца губернатора новости. Именно он послал Марата к Уайтакер, предварительно вправив ему мозги. А затем свёл Эшли с Хрипатым и помог закрутить всю эту карусель. И после, когда, казалось, что всё прошло удачно, не спускал глаз с опасной стервы-губернаторши. Никогда ей не доверял.
        И правильно делал. Он вовремя почуял, как меняется ветер. Если бы не Джокер, служба порядка порезала бы Марата с его ребятишками, как глупых баранов, а Хрипатому пришлось бы выкупать жизнь всеми своими миллионами. Потому как один Джокер знал от той же - земля ей пухом! - Сабринки о каменном мешке под городом и «зомбиках», пользуемых её муженьком - и ему «аминь»!
        Остальное было делом техники и денег Хрипатого. Хакера, способного взломать электронные замки секретной тюрьмы, Джокер нашёл за час. «Зомбики» вырвались на свободу, порвав охрану голыми руками. Разумеется, лишь те, что были хоть немного вменяемы, за этим Джокер следил строго. Прочих - сразу в распыл, от греха. И трёх дюжин хватило, чтобы вырезать службу порядка и Временный Совет. С остальным могли справиться и ребята Марата.
        Только губернаторшу Хрипатый запретил трогать, распорядился засунуть подальше от гулявших по городу «зомбиков». Вернее сказать, поглубже. Понимал, что те и близко не сунутся к тюрьме, в которой провели годы. А если и сунутся - электронные замки восстановлены, мальчишка-хакер - на небесах.
        На Эшли Хрипатый «запал» при первой же встрече, это Джокер быстро просёк. Сначала такой расклад его удивил. Уайтакер, конечно, баба видная, красивая даже в свои почти пятьдесят. Но всего лишь баба! У Хрипатого сотня молоденьких девочек, готовых обслужить босса по высшему разряду. Но, хорошенько подумав, Джокер понял, в чём дело. Ни одна из этих девочек, даже самая секси-куколка, не могла удовлетворить Хрипатого так, как тот хотел. А Эшли могла, запросто и с удовольствием. Джокер прямо видел эту сцену: затянутая в чёрную кожу, отлично гармонирующую с её белобрысыми волосами Уайтакер ставит голого, похожего на заплывшего жиром быка Хрипатого в коленно-локтевую позицию и от души полосует плетью-пятихвосткой. А тот пыхтит и сопит, наливаясь возбуждением.
        Открыто признаться в подобной слабости босс, уже мнящий себя «Императором Альбиона», не мог. То ли дело теперь! Уайтакер не простит унижения, будет рада хоть маленькой возможности отыграться, и Хрипатый ей такую возможность предоставит. Камера, где обитает отныне бывшая губернаторша, полностью автоматизирована. Канализация, вода. Даже пища доставляется автоматически, охране туда заглядывать ни к чему. Потому код доступа знает один Хрипатый. Появилось желание - наведался к «любимой», получил порцию «сладостей» и всё шито-крыто.
        Ха-ха! Это Хрипатый так думает. Мальчонка-программер, перед тем, как отправляться на небеса, поделился секретом. А кто бы не поделился, когда яйца расплющивают? Так что ждёт Хрипатого сюр-приз! Глядишь, и станет первый визит «императора» к «фаворитке» последним.
        И для Марата Джокер придумает что-нибудь интересное. Но пока главное - избавиться от «зомбиков». Пугнуть хорошенько городских обывателей, выбить демократическую дурь из голов - это полезно. Но нельзя перегнуть палку. Управлять вновь отведавшими вкус крови ублюдками становилось труднее с каждым днём. Хорошо, что под рукой оказались строптивые русы. Опять-таки Джокер сообразил молниеносно. Можно решить одновременно две задачи - проучить непокорных и избавиться от «зомбиков», послав их вперёд в качестве ударной силы.
        Уговорить «зомбиков» идти в рейд оказалось не так и легко. Пришлось обещать, что посёлок будет отдан им на растерзание. Обещал Джокер всегда с лёгкостью, с удовольствием. Но четверо всё равно отказались, принялись плести сказки, что они уже мирные жители, искупят своё прошлое честным трудом и прочую ахинею. Этих он поручил Марату. Ребятишки «сделали» их, едва крыло покинуло шлюз. А сейчас Джокер с умилением следил, как русы освобождают его от остальных ублюдков. К концу боя, глядишь, вчистую освободят.
        Только Живодёр сбежал по дороге. Сказал, что хочет навестить знакомую. Хитрый, сволочь, и больше всего с ним заморочек. Когда «зомбики» сводили счёты с институтскими, умудрился зарезать дочь поселкового босса, тем самым добавив лишние сложности в переговоры о заложниках. Что поделать! Джокер понимал - предусмотреть всё не мог даже он.
        На третьем этаже ратуши, в зале заседаний, превращённом в импровизированный лазарет, шум идущего внизу боя был еле слышен. Да и боя уже не было, так, вялая перестрелка. Атакующие больше не пытались прорваться к ведущим наверх лестницам, защитники после ультиматума не решались повторять контрвылазки.
        - Петя, они детей захватили! - Ольга Панина, директор биофабрики Озёрного, всхлипнула, провела рукой по измазанной сажей щеке. - Требуют, чтобы мы прекратили сопротивление, иначе убьют всех!
        Сорокин шевельнул губами, стараясь ответить. С первого раза у него не получилось, только заклокотало в пробитых лёгких.
        - Оля… не верь. Это обман… ловушка…
        - Это не обман, Петя. Они вышли на связь из нижнего хранилища. - Ольга снова всхлипнула. В цокольном этаже осталась её беременная дочь и двое внуков. И ещё почти двести детей и тридцать женщин. - Что нам делать?!
        - Не знаю… Если сдадимся… не поможет.
        - Но они же не станут… Они не звери, правда?
        Сорокин не ответил. Ответ и не требовался, Панина и так всё понимала прекрасно. Если мятежники не задумываясь залили кровью собственный город, то что для них дети каких-то там «русов»?
        Сорокин захрипел, закашлялся, на губах его запенилась кровь.
        - Оля… принимай командование… и не верь…
        - Петя, ты выкарабкаешься, обязательно! - Женщина подалась к нему, схватила за руку.
        - Уже нет… - Он собрал остаток сил, чтобы закончить: - Иди к людям… Не нужно возле меня сидеть.
        Закусив губу, Ольга кивнула, поднялась с импровизированной кушетки, вышла из лазарета, чувствуя на себе взгляды товарищей. Вопросы никто не задавал и хорошо, что не задавал. Потому, что ответов у нового председателя пока не было. Мятежники не очень-то щедро выделили время на размышление - всего час. Из которого оставалось сорок шесть минут.
        Вызов коммуникатора привычно завибрировал в виске, однако номер почему-то не распознавался. Что бы это могло значить? - удивилась Ольга. Её личный код знали не так много людей. Из чужих - никто. Она разрешила приём.
        «Ольга, ты цела?»
        Голос был знакомым, но Панина не ожидала его услышать, поэтому не сразу поняла, кому он принадлежит.
        - Кто это?
        - Людмила Сорокина. Я пыталась вызвать Петра, но он не отвечает. Он жив? Кто руководит людьми?
        - Пётр ранен, тяжело. Я исполняю обязанности председателя Озёрного.
        - Значит, я угадала. Вижу, дела у вас совсем плохи.
        - Видишь? А ты где находишься? Разве не на острове?
        - Нет, гораздо ближе. По комму не объяснить, надо, что бы ты увидела. Поднимайся в смотровую башню. Одна.
        - Что я должна там увидеть?
        - Ольга, не тяни время. Его у тебя не так много.
        Панина колебалась. Сорокина всегда казалась ей странным человеком. Не тем, кому следовало безоговорочно доверять. Но лучше иметь дело с ней, чем с бандитами внизу.
        - Ладно, я иду. Но ты не прорвёшься туда на флайере даже в тумане. У них инфравизоры…
        - Не волнуйся, я уже там.
        Панина недоумённо пожала плечами, - попасть на крышу ратуши Сорокина не могла никоим образом. Но требовать объяснений пока не стала. Всё выяснится при личной встрече.
        Она взбежала по винтовой лестнице в сферическую, прозрачную изнутри комнату смотровой площадки. Ожидала, что Сорокина сидит здесь, непонятным образом проскользнув и мимо нападающих, и мимо защитников. Но в помещении никого не было. Лишь два пустых кресла да терминалы связи и слежения вдоль стен. Ольга раздражённо ударила кулаком об ладонь. Что за глупые шутки? Времени до конца ультиматума оставалось всего ничего!
        - Не волнуйся, я здесь! Только раму открой, - вновь заговорил комм.
        Панина удивлённо оглянулась. И замерла, не в силах сообразить, что видит. На крыше, по ту сторону стены башенки, стоял… Скорее не узнала, а догадалась, что это и есть Сорокина.
        - Ольга, двигайся быстрее!
        Панина нажала клавишу на пульте, заставляя часть стены сдвинуться в сторону. Гостья шагнула в комнату, неся с собой запах озера и тумана. Ольга невольно поёжилась. В призраки она не верила, но стоящее перед ней существо больше всего походило именно на призрак.
        - Людмила? Как это понимать?
        Призрак сел в одно из кресел, указал повелительно на второе.
        - Объяснять подробности некогда, поэтому разговор предстоит короткий, но очень важный. И для меня, и для тебя. Для тебя - особенно.
        - Но должна же я….
        - Не перебивай! Я и мои друзья нашли способ сделать человека бессмертным, всемогущим и неуязвимым. Ты видишь мой новый облик. Я могу сделать тебя и твоих людей такими же. Молчи! Если согласна, остальное узнаешь во время перехода. Тварей внизу мы раздавим за минуты. - Сорокина замолчала. Затем добавила веско: - Это единственная возможность спасти детей.
        Ольга нервно глотнула. Она не успевала осмыслить свалившуюся информацию.
        - А обратно? - задала вопрос, который появился сразу же.
        - Обратного пути нет. Но вы ничего не теряете, поверь. А главное - дети! Эти твари убили мою дочь, теперь убьют твою. И внуков убьют.
        Панина беспомощно сжалась в кресле.
        - Я не уверена, что многие согласятся. То, что ты предлагаешь, слишком…
        - Их согласие мне не требуется. Когда они получат новое тело, жалеть не будут. Ты готова? Время идёт!
        Ольга жалобно скривила губы. Её опять загоняют в угол! Заставляют принимать решение, когда нет времени всё обдумать, взвесить. Она даже не понимает, с чем её заставляют согласиться!
        - Ты хочешь сделать это прямо здесь? - спросила она неуверенно. - У тебя же нет никакого оборудования…
        - Ошибаешься, всё со мной, - Сорокина легонько постучала пальцем себя по виску. - Готова? Начали!
        Голова бешено закружилась, заставив Ольгу испуганно вскрикнуть. Последний раз.
        Джокер не понял, откуда они появились. И уж тем более - кто они. Он был уверен в победе. Миловидная тёмноволосая женщина с круглыми щёчками и страхом в карих глазах, возглавившая русов после гибели председателя Сорокина, должна была быстро сломаться. Приводить свою угрозу в исполнение Джокеру не хотелось - он ведь не «зомбик» какой-нибудь. Но, чёрт возьми, если бы женщина, против ожидания, заартачилась, он бы спустил ублюдков с поводка. И тут внезапно появились ЭТИ. Белые, будто вылепленные из невиданного в долине снега существа. Сначала Джокер подумал, что это голография либо что-то подобное. Как же! Существа были вполне материальны. Выныривали из сгустившегося с наступлением темноты тумана, рвали оружие из рук впадавших в ступор ребят, и крошили его воинство почём зря. Хуже всего - «снеговики» были неуязвимы. Если какого и доставали лучом, он разваливался, сливаясь с туманом, а потом выныривал в другом месте. За пять лет, прожитых на Альбионе, Джокер не слышал о подобных технологиях. Чёртовы русы! Куда там до них муженьку покойницы Сабрины.
        Ещё шёл этот странный бой, ещё ребятишки не хлынули назад в панике, а Джокер уже понял - всё, конец. И побежал так быстро, как позволяли туман и ночь, к флайерам. Не к тем, что он днём привёл из города, и которые поджидали на краю посёлка, под охраной резерва. Джокер очень сомневался, что резерв не вырезан «снеговиками». Он бежал в противоположную сторону, к флайпорту посёлка. Большинство машин там были укрыты в ангары, но две - Джокер это запомнил днём, до первой атаки, - стояли на посадочной площадке. Хорошо, что он запретил своим «помощничкам» сжечь их!
        Дороги ни чёрта не было видно, оставалось надеяться на собственное чувство пространства и непредсказуемость поступков, - две вещи, спасавшие его не раз. Джокер резко остановился, заметив мелькнувшее справа в тумане крыло. Отлично! Только бы аккумуляторы были заряжены!
        Ему опять повезло, двигатель завёлся с первой попытки. На лету захлопнув дверь кабины, он положил машину в крутой вираж, всё быстрее уходя вверх и на запад.
        До города было час лёта в форсированном режиме. Первую половину пути Джокер ждал, что вот-вот рядом в салоне возникнет белая фигура. Затем успокоился. Мелькнула мысль предупредить Марата и Хрипатого, но он тут же посмеялся над собой. Интересно, как он объяснит гибель до зубов вооружённого отряда в две сотни бойцов? Нападением «снеговиков»? Тогда нет смысла лететь в город, лучше сразу класть флайер в пике.
        Говорить с Хрипатым и Маратом пока не о чем. Да и не о них думать надо. Прежде всего следовало понять, с чем он столкнулся. Что это за технологии? Почему в институте о них ничего неизвестно? Как мог не знать о них даже Раевский? А ведь не знал. Если бы знал он, знала бы и его жена. И далее, по цепочке - её любимый лапочка-массажист.
        В городе было спокойно. Ворота шлюза раскрылись, едва система слежения опознала его ответный код. Джокер аккуратно опустил машину на посадочную платформу, неторопливо выбрался из кабины. Поморщился невольно: кажется, или в самом деле кондиционеры космопорта барахлят?
        От ворот навстречу ему спешил рослый парень в камуфляжной куртке. Один из Маратовых «офицеров».
        - Джок? А где остальные?
        - Скоро увидишься с остальными, - процедил Джокер сквозь зубы. - Что тут у вас за безобразие с кондиционерами?
        - Чево? А, это авария какая-то в климат-контроле. Да не бери в голову, ничего военного, влажность чуток повысилась. Теперь у нас прям как внизу, у русов. Что, приструнили их?
        - Приструнили… Марат у себя?
        - Ага. Сообщить, что ты прилетел?
        - Сам сообщу.
        Джокер вышел из дверей космопорта. В городе с кондиционерами было ещё хуже. Капельки влаги оседали на лице, одежде, транспортной ленте. Он запрокинул голову. Из-под решёток сочились клубы тумана. Да, прямо как у русов…
        Он перепрыгнул на встречную ленту раньше, чем понял причину собственного поступка. Посёлок, туман, белые фигуры. Они уже здесь! И никто, кроме него, не догадывается об их существовании. Сколько времени им потребуется, чтобы захватить город? Полчаса? Меньше? Бежать! Но куда? На этой грёбаной планете больше нет человеческого жилья. А если бы и было, от них ведь не спрячешься… Значит, нужно бежать в космос, куда угодно, лишь бы подальше. В порту ведь не только планетарный транспорт находится, там до сих пор стоит шлюп имперского курьера с той штукой, из-за которой Уайтакер всё затеяла. А Януш Милевич не всегда был джокером, массажистом и альфонсом. Пусть восемь лет руки не касались штурвала звездолёта, навыки пилота косморазведки останутся до смерти. Доберётся до якорной станции, а дальше - перед ним вся Галактика.
        Джокер суеверно трижды сплюнул через плечо. Не вовремя помянул костлявую. Какая там вся Галактика! Имперцы сразу поинтересуются, что делает уволенный за служебные преступления пилот на борту курьерского челнока. Да ещё в одиночку. Что он тогда скажет?
        А правду и скажет! На планете мятеж. Курьер, губернатор и многие другие - убиты. А он, герой-патриот, вывез секретное супероружие, чтобы передать его Имперскому Правительству. Отлично! Может устроиться нечто получше, чем диктаторство на Альбионе.
        Вот только свидетели… а свидетелей не будет. К чёрту свидетелей!
        - Джок? Что-то случилось? - дежурный офицер удивлённо уставился на неожиданно вернувшегося начальника.
        Джокер досадливо отмахнулся, шагнул к арке с надписью: «Космотранспорт».
        - Постой! Ты куда? - опешил охранник.
        - Сюда! Тебе сопровождать меня не обязательно.
        - Но Марат приказал…
        - Ладно, пошли, - скривив губы в ухмылке, согласился Джокер.
        За дверью тянулся длинный, плавно уходящий вниз коридор. Он почти бежал по нему, слыша, как топают за спиной башмаки провожатого. Ох, как должно быть, тому хотелось немедленно связаться с Маратом!
        Они выскочили на узкую галерею, тянущуюся вдоль внутренней стены глубокой цилиндрической шахты. Не удержавшись, Джокер перегнулся через витые металлические поручни, глянул вниз. В сердце кольнула ностальгия. На дне шахты блестел гордыми изгибами обтекателей ракетоплан.
        - Джок, что ты собираешься делать? - На лице офицера явственно читалось подозрение.
        - Уматывать с этой долбаной планеты, пока не поздно! - Он развернулся и прежде, чем парень осмыслил услышанное, выстрелил ему в лицо.
        Спуск в лифте занял минуту. Люк корабля, приветливо шурша, распахнулся навстречу, едва Джокер ступил на посадочную платформу. Но требовалось ещё чуть-чуть времени. Совсем немного - вскрыть защищённую кодом маленькую неприметную кабинку слева от лифта. Имперцы заботились о тайнах своего секретного института. Система самоликвидации приводилась в действие из дворца губернатора, но на случай экстренной эвакуации, если прорваться к центру города будет невозможно, в шахте внепланетного транспорта был предусмотрен дублирующий терминал активации системы.
        Джокер не колебался - нельзя сомневаться в собственных решениях, иначе ничего не добьёшься в жизни. Сорвал крышку с маленького квадратного пульта, занёс руку. Терминал был примитивен до безобразия - большая механическая кнопка и табло оповещения над ней. Никаких сомнений! - он ударил всей ладонью по ребристой выпуклой поверхности. «Вы хотите активировать систему самоликвидации?» - вспыхнула ядовито-зелёная надпись. «Да!» - ещё один удар по кнопке. - «Подрыв реактора произойдёт через тридцать минут. Вы провели эвакуацию персонала?» - «Да!» - Сколько бесполезных глупых вопросов! - «Вы уверены в своём решении?» - «Да!» - Да, чёрт возьми!
        Табло налилось зловещим кроваво-алым светом. «Система активирована! Начинаю отсчёт. 1800 сек. 1799 сек…» Джокер облегчённо выдохнул. Дело сделано! Не оглядываясь, пулей метнулся к поджидающему его кораблю.
        В кабине пилота всё было привычным, родным. Он бросил на пол бластер, опустился в кресло, сладко потянулся. Как в старые, добрые времена! Теперь он был уверен, что задуманное получится. Неторопливо включил системы энергоснабжения и жизнеобеспечения. Герметизировал входные люки. Настроил климат-установку. Влажность - на минимум! Чтобы никакого тумана поблизости, чтобы было сухо, как в пустынях Себса!
        Он взглянул на таймер. «1234 сек.» Однако время идёт! Протянул пальцы к панели управления…
        «Поздно, пилот».
        Он среагировал мгновенно, метнулся из кресла на пол, подхватывая бластер, разворачиваясь в прыжке.… Нет, он лишь подумал, что делает это. Тело не повиновалось.
        - Сука! Как ты попала сюда? - зарычал он от ярости и отчаяния.
        - Я ждала тебя. Догадалась, что ты попытаешься сбежать. Ты всегда убегаешь первым? Как крыса.
        - Да! - Джокер скрипнул зубами. Мускулы лица - единственное, что ему повиновалось в собственном теле. - Думаешь, вы победили? Чёрта с два! Через несколько минут от этого города останется груда расплавленного металла!
        - Что? - Снисходительное превосходство в голосе невидимой собеседницы исчезло. - Ты не посмел бы!
        - Почему я кого-то должен жалеть? Меня эта грёбаная жизнь никогда не жалела!
        Джокер замолчал, прислушался. Ответа не было. Он не мог повернуть парализованную шею, оглядеть кабину за спиной. И тогда пришёл страх. Чёткое и ясное понимание - таймер самоликвидации отсчитывает секунды до его смерти. «1000 сек. 999 сек…»
        Первой ощутила недоброе Моджаль. Они играли в светлой прохладной рощице, тянущейся по склону длинного холма на берегу озера, когда подруга внезапно остановилась, прислушалась.
        - Найгиль, что-то не так! Нас уже не двое.
        Найгиль, увлечённая игрой, налетела на неё, сжала в объятиях, повалила в траву. Захохотала в ответ:
        - Ты зачала от меня ребёночка? Вот это новость! Такого от нашего эксперимента я не ожидала!
        Моджаль нетерпеливо тряхнула головой.
        - Перестань! Лучше прислушайся.
        Найгиль нехотя ослабила объятия, сосредоточилась. Выкрикнула мысленно: «Ивибиль! Ты меня слышишь?» Уверенна была, что ответа не будет, что Моджаль померещилось, и подруги не ослушались её указаний.
        Но ответ пришёл:
        - Найгиль? Да, я слышу тебя.
        - Вы начали переход?! Почему не дождались нашего возвращения?
        - Мне некогда разговаривать. Из нашей команды уцелели Люсор и я, остальные погибли. В городе катастрофа, мы пытаемся спасти детей.
        - Что?! Что ты сказала?
        Но Ивибиль больше не откликалась. Ошеломлённая, Найгиль повернулась к Моджаль.
        - Ты слышала?
        Та отрицательно покачала головой.
        - Нет. Ты говорила с Ивибиль? В институте что-то случилось?
        Найгиль досадливо поморщилась. Разумеется, направленная ментограмма слышна лишь тому, кому адресована.
        - Случилось. И, видимо, не только в институте. Идём к ним.
        - В институт?
        - В город! Хотя, как мы туда попадём? Там же кондиционеры, влажность недостаточная… Ладно, ты иди в институт, разберись, что случилось. А я всё же попробую прыгнуть в город.
        Определить, день или ночь снаружи, было невозможно. Укрытые за обшивкой стен и потолка лампы круглые сутки заливали камеру ровным ярким светом. Низкая кушетка, больше напоминающая подстилку для животного, унитаз и раковина умывальника в углу, ниша, в которой через равные промежутки времени появлялась миска с желтоватой, похожей на густое желе субстанцией синтетической пищи. Эшли Уайтакер утратила ощущение времени, не знала, сколько длится этот кошмар.
        Началось всё внезапно. Какие-то люди ворвались к ней в квартиру среди ночи, выдернули из постели, грубо поволокли куда-то в одной пижаме. Она услышала крик Грегора за спиной, оборвавшийся хрипом. Пыталась вырваться, дралась, кусалась, царапалась. Тогда кто-то больно заломил руку назад, игла инъектора обожгла предплечье, и Эшли провалилась в чёрное беспамятство.
        Сколько она пробыла без сознания, неизвестно. Очнулась здесь, на подстилке. Пижамные штаны с неё стащили, это как раз понятно. Странным казалось, что её не изнасиловали, не воспользовались беспомощностью. Почему? Для чего берегли? Явно, не за тем, чтобы, извинившись за недоразумение, отпустить. Иллюзий она не строила. Слишком хорошо понимала, поддержкой каких людей воспользовалась, пытаясь уберечь сограждан от галактической войны. Сама собиралась поступить с «соратниками» почти так же. Не успела.
        Очнувшись, она орала в бессильной злости, стучала кулаками по упругим, гасящим звук стенам. Видел ли кто-то, как она беснуется? Во всяком случае, реакции не последовало. И Эшли успокоилась. Что ж, она покажет, что умеет проигрывать.
        Час за часом она ждала, что за ней придут, поведут на допрос. А может Джок, или Марат, или сам господин Себастьян, так не любящий прозвище «Хрипатый», сюда пожалуют. Для чего-то же они сохранили ей жизнь? Не дождалась, задремала незаметно для себя. А когда проснулась, поняла, что в камере побывал посторонний. Нет, к ней опять не прикоснулись. Но пальцы сжимали рукоять спрятанного под подушкой ножа. Отличного боевого ножа с длинным, обоюдоострым лезвием. Конечно, в изнеженных женских ручках он был бы бесполезной игрушкой. Но кто-то из «соратников» знал, что Эшли Уайтакер - бывший офицер космодесанта.
        Кто принёс нож, оставалось неизвестным. Для чего - она поняла мгновенно, не дура. Захватившие власть скорпионы принялись жалить друг друга, и ей отвели роль инструмента по устранению кого-то из них. Что ж, такая роль Эшли устраивала. Хоть одного из «соратников» она прихватит с собой.
        Она заканчивала выскребать остатки желе из миски, когда в противоположной стене появился темнеющий на глазах прямоугольник. Вот она, долгожданная минута! Эшли как бы небрежно положила руку на изголовье кушетки, подобралась. Она была пантерой, собравшейся прыгнуть. Она приготовилась ко всему…
        И всё же увидеть то, что появилось в проёме двери, она не ожидала. Это был не «соратник». Вообще не человек. В следующее мгновение лицо существа показалось знакомым. Оно бесшумно подошло к кушетке, улыбнулось, протянуло на раскрытой ладони нашлёпку коммуникатора. Секунду помедлив, Уайтакер взяла приборчик, прикрепила к виску.
        - Узнала меня? - губы существа оставались неподвижными, но таким мелочам Эшли не удивлялась.
        - Ты Людмила Сорокина, любовница моего сына. Что с Люком?
        - Теперь моё имя Люсор! Люк умер, его убили твои друзья.
        Эшли вздрогнула, побледнела. А существо продолжало «говорить»:
        - И мою дочь они убили. А через несколько минут эти твари взорвут город - система самоуничтожения активирована, остановить процесс невозможно. Мы пытаемся эвакуировать хотя бы детей, но там паника, многие погибнут. Все эти смерти будут на твоей совести. Признаёшь?
        Страшные слова били наотмашь. Эшли втянула голову в плечи, опустила глаза. Кивнула:
        - Да, признаю. Я виновата, не просчитала ситуацию.
        Пришелица стала ногой на край кушетки, наклонилась, приблизив своё белое полупрозрачное лицо с серебристыми глазами к её лицу.
        - Взрыв реактора превратит купол в спёкшуюся лепёшку, но твою тюрьму скала защитит. Однако выход из неё будет надёжно замурован. Каменный мешок. Воды и пищи не будет. Но ты это не успеешь заметить, потому как подача кислорода тоже прекратится, и через несколько часов ты начнёшь задыхаться. Смерть от удушья отвратительна, ты будешь ползать в собственной блевотине и молить, чтобы всё поскорее закончилось.
        Эшли подняла глаза на гостью. Почему-то нарисованная пришелицей картина успокоила. Будто предстоящая расплата сняла часть вины.
        - Ты пришла, чтобы рассказать мне о том, как я должна умереть?
        Люсор неожиданно улыбнулась в ответ.
        - Нет, я пришла предложить тебе бессмертие. Выбраться отсюда в своём нынешнем облике ты не успеешь, но я могу дать тебе другое тело. Такое, как у меня.
        Уайтакер окинула её взглядом.
        - В этом и заключался ваш тайный эксперимент? Добились своего? Поздравляю.
        - Да, мы добились своего. Так что ты решила? Согласна на моё предложение?
        - Глупо было бы отказываться от бессмертия. Тем более, в моём положении.
        Люсор выпрямилась. Кивнула, торжествуя.
        - Я и не сомневалась. Но твоего согласия мало. Это я могу согласиться или не согласиться. Упроси дать тебе бессмертие!
        - Как же я должна упрашивать? - вскинула брови Уайтакер. - Стать на колени? Целовать тебе ноги?
        - Придумай сама. Того, что ты перечислила, недостаточно. Я останусь здесь, посмотрю, как ты начнёшь корчиться в агонии. Тогда и решу.
        Стены, пол, ложе, на котором сидела Эшли, задрожали, сверху гулко ударило, освещение погасло. На несколько секунд камера погрузилась в кромешную тьму. Затем неуверенно засветилась аварийная лампочка над входом.
        - Всё, города больше нет, - констатировал призрак, продолжая улыбаться. - Ни города, ни тех, кто в нём жил. А для тебя остался единственный выход.
        Эшли вдруг осознала, что по-прежнему сжимает рукоять спрятанного под подушкой ножа. Медленно вытащила его. Длинное лезвие кроваво блеснуло в багровом свете аварийной лампы.
        - Это у тебя откуда? - удивилась пришелица. - Неужели собралась драться со мной?
        - Ну что ты! Я понимаю, что ты неуязвима. Но я-то нет. И я не люблю, когда меня пытаются лишить права выбора. Терпеть этого не могу!
        - Забавно. А ты смогла бы сделать себе сеппуку? Ты ведь сильная. Моей дочери вспороли живот и оставили умирать в луже крови. Сколько способен прожить человек со вспоротым животом? Её я не успела спасти. Может, успею спасти тебя? Давай проверим?
        - Хочешь, чтобы я вспорола живот, умоляя о спасении? Как мило! Ты хорошо продумала свою месть. Одного не учла - я не боюсь смерти!
        Эшли улыбнулась, вскинула голову. И уверенным точным движением вонзила лезвие между рёбер, под левую грудь. Глубоко, по самую рукоять.
        Попасть в город оказалось на удивление легко. Найгиль вынырнула у центрального входа института и в первый миг ей показалось, что это не тот город, в котором прожила шесть лет. Густой белый туман клубился везде, в нём метались ошалевшие от ужаса люди, уши резал отчаянный крик. И ещё - тела под ногами. Много! Взгляд Найгиль то и дело натыкался на них. Кто-то был мёртв, кто-то без сознания. Взрослые.
        Потом она увидела детей. И бессмертных. Она не знала никого из них, все чужие, и почему-то похожие друг на друга, словно клоны. Не внешностью похожие, сутью. Они вытаскивали детей из домов, собирали в группы, увозили куда-то. А взрослых, отцов и матерей, пытавшихся помешать, не пустить, защитить, они… убивали?!
        Ивибиль она нашла в космопорте. Та руководила эвакуацией. Взрослых к транспорту не подпускали. Несколько десятков бессмертных держали оборону на подступах к космопорту, громоздя вокруг баррикады трупов.
        - Что ты творишь?! - бросилась к ней Найгиль.
        - Город будет взорван через пятнадцать минут. Я спасаю детей. Люсор поручила мне эту работу.
        - А остальные люди? Зачем вы устроили бойню?!
        - Они могут помешать эвакуации. Нас слишком мало, чтобы сдерживать их по-другому. А процесс перехода требует времени, ты же знаешь. У нас его нет.
        - Так выпустите людей в долину! Транспорта хватит тысяч на десять, по крайней мере!
        - Нет! Если вырвутся недостойные, детям снова будет угрожать опасность. Мы не виноваты, что они решили взорвать свой город.
        - ОНИ? Они - это кто?!
        - Люди.
        Эта Ивибиль была совсем не похожа на прежнюю Ивон Бигли. Скорее она напоминала… И будто подтверждение, пришло менто от Моджаль:
        - Найгиль, в институте какие-то трупы. И ещё… Я почти ничего не понимаю в матрице, но мне кажется, её сильно изменили.
        Конечно! Теперь Найгиль поняла, отчего бессмертные показались ей похожими. Они все были астральными копиями одного человека.
        - Где Люсор? - она вновь бросилась к Ивибиль.
        - Я не знаю.
        - Не ври! Вы все прекрасно знаете, где она. Вы чувствуете её. Вы - её части!
        - Хорошо, она внизу, в подземной тюрьме…
        Прыгнуть сразу в цель Найгиль не могла - не знала куда, да и вряд ли концентрация влаги в воздухе там была такая же, как в городе. Пришлось бежать бесконечными лестницами и коридорами. А таймер неумолимо отсчитывал секунды. Она не успела чуть-чуть. Уже видела прямоугольник открытой двери… и тут ступени вздрогнули, ушли из-под ног. Она не удержала равновесие, кубарем полетела вниз. Сжала зубы от боли, не позволяя сработать предохранителю, выбросить её подальше от этого места. Буквально вкатилась в маленькую пустую комнату - тюремную камеру.
        Люсор была здесь. Стояла, склонившись над полуобнажённой женщиной. В следующее мгновение Найгиль узнала, кто это - Уайтакер-старшая. Затем услышала её голос:
        - …я не боюсь смерти!
        Бывшая губернатор резко вскинула руки, с размаху прижала к сердцу. Замерла ненадолго, повалилась навзничь. Из груди её торчала рукоять ножа.
        - Нет! - закричала ошеломлённая Найгиль.
        Люсор обернулась.
        - Ага, пожаловала. Ну здравствуй, подруга.
        - Быстрее! Её мозг ещё жив, ты успеешь её спасти!
        - Разве она заслужила бессмертие? Она - виновница катастрофы, уничтожившей город. Она едва не уничтожила и наш мир.
        - Наш мир? О чём ты говоришь? Я была наверху, видела, что творят твои «помощники». Разве о таком мы мечтали?! Ты всё испортила!
        - Ничего я не испортила. Я довела до конца то, что ты начала. Мы с тобой похожи, Найгиль, но я пошла дальше. Дать людям бессмертие, неуязвимость, могущество, любовь, счастье - недостаточно. Если хочешь получить гармоничный мир, научись им управлять.
        Она подошла к Найгиль, взяла её руку, поднесла к губам
        - Спасибо, подруга. Ты подарила мне то, о чём я и не мечтала - ключи управления от целого мира. Не вымышленного, не виртуального - настоящего! Ты сделала меня Богиней.
        Засмеялась и распалась таящим в полумраке камеры облачком.
        Глава 20. Единственный шанс
        Виктор бездельничал, растянувшись на мягкой шкуре, предавался послеобеденной сиесте. Осень заканчивалась, ещё две декады, и наступит зима. Но он был спокоен - парни оказались смышлёными, за лето переняли многое из его умений. Нельзя сказать, что Свободный посёлок процветал, но на ногах стоял уверенно. Его обитатели успели даже новые хижины построить. Разумеется, в сравнении с домами Озёрного те выглядели убогими, зато парни чувствовали себя в них хозяевами. И для Виктора построили маленькую «ратушу» - в стороне, за косогором, чтобы не мешали ему женская суета и гомон поселковой малышни. Он сам так попросил, стараясь меньше мозолить глаза соплеменницам, особенно Майке. Но расстояние в пять сотен шагов не очень-то помогало. Быть парнем означало не только силу, смелость и решительность.
        В дверь постучали.
        - Вик, ты не спишь? Можно войти?
        Майка скользнула в хижину проворной золотянкой, не дожидаясь ответа. Хихикнула, глядя, как он поспешно завязывает килт на бёдрах. Затараторила:
        - Сегодня вечером в посёлке будет праздник. Эд с ребятами вернулись с озера, гору съедобной рыбы приволокли. Не зря мы с Камиллой целый месяц плели ту большую сеть.
        - У вас каждый день праздник. Рыбы наловили - праздник, ворчуна добыли - праздник, новую грибную поляну нашли - праздник.
        - Разве это плохо? Ты правду говорил, здесь жить гораздо интересней, чем в Озёрном.
        - А ты мне не верила!
        - Я же тебя не знала. И ты был такой… не похожий на других парней. На Эда, например. Кстати, - Майка хитро улыбнулась, - он мне опять предлагал стать его долгой подружкой.
        - Женой. Это называется - женой. Соглашайся, Эд хороший охотник. И его все парни слушаются.
        Майка притворно надула губы.
        - Я сама выберу дол… мужа! Мне и Рон предлагал, и Ник. Нику не нравится, что Камилла любится и с ним, и со Стивом. Говорит, что это неправильно, что парень и девушка должны жить парой, как ты учишь. А как такое можно устроить, если у нас девять взрослых парней и всего пять взрослых девушек? Саманте летом пятнадцать исполнилось, а она уже любится с парнями. В Озёрном такого бы не допустили. Но что делать? Парни должны любиться с девушками, они же не могут по-другому, а?
        - Э-э-э… да. Всего пять девушек в посёлке, а ты мужа никак не выберешь! - пошёл в наступление Виктор.
        - Если я стану женой одного из парней, как это поможет остальным? - Майка вновь улыбнулась. - Я другое придумала, вот послушай. В Озёрном полным-полно взрослых девушек. Они не пошли с нами сразу, потому что боялись. Но теперь-то ясно, что бояться нечего. Давай слетаем в Озёрный, я расскажу, как у нас хорошо. Думаю, кто-нибудь ещё согласится улететь, а?
        Виктор растерянно посмотрел на неё. Предложение застало его врасплох. Но почему бы и нет? Найгиль сама говорила, что парни и девушки должны выбирать друг друга, жить вместе, рожать детей. Значит, их должно быть поровну, любой сообразит, не только Майка.
        Он ещё раз взглянул на лукавое личико подруги. Кивнул, соглашаясь.
        План Майки они осуществили в лучшем виде. Виктор посадил флайер прямо перед домом, в котором жили взрослые девушки. Майка забежала туда, и через двадцать минут вернулась, ведя за собой четырёх подруг. Судя по раскрасневшимся лицам и блестящим глазам, рассказать она им успела что-то сногсшибательное.
        В Свободный посёлок они вернулись в разгар праздника. Когда флайер вынырнул из вечернего тумана, опустился на поляну, веселье на мгновение смолкло. Но тут все разглядели Вика в кабине, успокоились. А когда из распахнутой двери пассажирского салона вышли новенькие, племя взорвалось ликованием. Эд первым кинулся к машине, помог девушкам выбраться. Виктор смотрел на его окрепшее, загоревшее, налившееся за лето мускулами тело и думал - какая же дура Майка!
        Он собирался выпрыгнуть наружу, когда подруга придержала его за руку.
        - Вик, постой! Давай ещё полетаем! Вдвоём, а?
        Майка смотрела так заискивающе, что он заколебался. Может, в самом деле полетать? Ему ведь нужно тренироваться. Кивнул, захлопнул дверь кабины и круто бросил машину вверх. Девушка взвизгнула от страха и восторга. А внизу под днищем неслись тёмные кроны деревьев. Он поднял флайер ещё выше. Несколько минут - и исчезли огоньки костров, заслонённые вершинами зелёной гряды. Внизу потянулись бесконечные просторы едва различимого в сумерках и туманной дымке леса.
        - Виктор, ты где?
        Он дёрнулся в кресле, так резко и неожиданно прозвучал голос Найгиль.
        - Я… летаю.
        - Немедленно возвращайся в посёлок! Немедленно!
        - С кем ты разговариваешь? - удивлённо обернулась к нему Майка.
        Он не ответил. Развернул флайер в крутом вираже, начал набирать скорость. Найгиль не станет звать без причины, в посёлке что-то сучилось. Что-то плохое.
        За время их отсутствия праздничные огни сделались ярче. Виктор повёл машину на снижение и вдруг понял, что громадными кострами пылают хижины. Охнула перепуганная Майка. Чувствуя, как холодные волны озноба прокатываются по телу, он осторожно посадил флайер возле дымящейся золы праздничного костра. Выхватил из чехла бластер, выпрыгнул на затоптанную траву. Тишина стояла зловещая, мёртвая. Лишь трещали в пламени сухие брёвна домов, да жалобно всхлипывала жмущаяся поближе Майка. Мыслей не было, только непонятная каша в голове. Кто это мог сделать? Зачем?!
        Девушка за спиной заскулила громче. Он обернулся, проследил её взгляд. В нескольких шагах от флайера лежало, уткнувшись головой в тлеющие угли костра, ссохшееся, превратившееся в песок человеческое тело. Юбка, лиф, уцелевшая с одной стороны прядь длинных светлых волос. Виктор узнал Камиллу. Вернее, то, что осталось от девушки.
        Он ошеломлённо всмотрелся в освещаемую домами-кострами поляну. И вон темнеет на земле тело, и вон, и там… Что же это?! Солёный твёрдый комок подкатился к горлу. На миг Алина забыла, что должна быть мужественной, должна быть парнем. Захотелось уткнуться в Майкино плечо и зарыдать. От горечи, обиды, бессилия…
        На хруст валежника Виктор среагировал молниеносно. Развернулся, навёл ствол бластера. Из кустов осторожно выбрался Эд. Перепуганный, измазанный грязью и сажей, с длинной царапиной через всё лицо. Но живой. Следом за ним из зарослей потянулись другие парни. Виктор быстро пересчитал. Десять. Все взрослые и Максик.
        Отчаяние сменилось внезапной злостью. Он накинулся на нерешительно приближающегося Эда:
        - Что случилось?! Как ты мог позволить такое?!
        - Хоки напали. - Парень жалобно шмыгнул носом. - Мы сначала не поняли, думали, ты вернулся. А они стали дома жечь. Мы бросились в лес, прятаться, но они уже там были, окружили посёлок. Вышли из тумана, много! Взрослых девушек сразу слопали, одну за другой: Камиллу, Дину - всех. А младших ловили и забрасывали в флайер. От них ведь не убежишь!
        - А вы?! Что вы делали?
        - Что мы могли? У нас даже луков не осталось, всё в домах сгорело. Хоки нас почему-то не трогали, мы и убежали.
        - Убежали! - передразнил Виктор. И устыдился вырвавшегося сарказма. Что могли сделать мальчишки голыми руками против всесильных менторов?
        Он вздохнул, ещё раз оглядел остатки своего племени. Нет, нельзя отчаиваться, опускать руки. Жизнь этих десятерых мальчиков зависит от него. Майка одиннадцатая. Скомандовал:
        - Оставайтесь здесь, ждите меня. Я скоро.
        Развернулся, побежал к машине. Нужно было срочно поговорить с Найгиль! Она мудрая, она подскажет, что делать теперь.
        Майка не отставала, юркнула на пассажирское сиденье. Объяснила, увидев вопросительный взгляд Виктора:
        - Я без тебя не останусь! Хоки и за мной придут!
        Он не стал спорить, предупредил только:
        - То, что ты увидишь и услышишь - тайна! Не пугайся и не болтай потом никому.
        Лететь далеко он не собирался, главное, убраться с глаз парней. Поднял флайер и тут же опустил ниже по склону на берегу озера. Сюда можно было и пешком пробежаться, но Виктор боялся, что хоки надумают угнать машину в его отсутствие.
        - Найгиль! Ты меня слышишь?
        Он открыл дверь кабины, выпрыгнул на мокрую траву. Сделал несколько шагов к упавшей в воду плакальщице. Он прислушивался к далёкому гулу голосов в голове. Всегда его слышал, с самого детства, привык не обращать внимания. А недавно сообразил, что это мысли людей и хок. Если сосредоточиться, голоса становились громче, чем плеск воды о ветви дерева, чем шорох травы под ногами спешащей за ним Майки.
        Девушка ойкнула, уцепилась ногтями в его плечи, прижалась грудью к спине. Туман перед ними пришёл в движение. На глазах сгущаясь, превратился в человеческую фигуру. Найгиль смотрела на своего воспитанника хмуро, укоризненно.
        - Они уничтожили наш посёлок! - крикнул ей Виктор. - Забрали детей, а девушек в хок превратили! Почему?! Ты же говорила, что нас не тронут! Это Люсор приказала, да? Почему она такая злая? Что мы сделали ей плохого?
        Наставница отрицательно качнула головой.
        - Люсор давно разучилась быть злой или доброй. В том, что случилось, ты сам виноват. Зачем ты полетел в Озёрный?
        - Но ведь ты говорила, что надо учиться жить парами! А как это сделать, если девушек меньше чем парней? Мы привезли всего четверых, чтобы стало поровну!
        - Четыре, затем ещё четыре, затем ещё… Рост энтропии.
        - Я не понимаю этого слова! В Озёрном рожают столько детей, сколько велят менторы, сколько им требуется. Какая разница, если кто-то уйдёт? Мы всё равно, что умерли для них! Какая разница?!
        - Вы не умерли, а вышли из-под контроля. Ты нарушил правила, Люсор их ужесточила в ответ. Она оставила тебе мальчиков, чтобы помогали добывать пищу, и одну девушку. Для развлечения. - Найгиль невесело улыбнулась.
        Виктор понял, что краснеет. Явственно ощутил мягкую упругость Майкиных грудей.
        - Ты считаешь, она поступила правильно? А дальше? Что с нами будет дальше?
        - Люсор уверена, что рано или поздно мужчины взбунтуются и убьют тебя, стремясь заполучить единственную женщину племени.
        - И я так думаю. - Виктор зло скрипнул зубами. - Она не остановится, пока не уничтожит меня. Только этого она не дождётся! Ты говоришь, Люсор не умеет быть злой? Зато я умею! И злым, и безжалостным!
        Найгиль удивлённо посмотрела на него. Но бесконечная пустота её глаз больше не пугала Виктора.
        - Ты объявляешь войну богине этого мира? Что ты можешь сделать против её могущества?
        - Но ты на моей стороне? Ты поможешь?
        Наставница колебалась. С сомнением изучала воспитанника и боязливо выглядывающую из-за его плеча девушку. Наконец кивнула.
        - Да, ты прав. У меня нет выбора. Ты единственный шанс вернуть людям будущее. - Она ещё раз кивнула, как будто прогоняла сомнения. - Что ж, война так война. Люсор права, компромисса не получится, один мир на двоих не разделишь. Забирай своё племя, забирай всё, что уцелело, и улетайте. Подальше на восток, за болота, за мутную речку, в сухие леса. Найдёшь тот холм, где мы жили с тобой? Ладно, выбери любое место, какое сочтёшь подходящим. Флайер я потом верну в Озёрный - Люсор всё равно не разрешит тебе им пользоваться. Стройте жильё, готовьтесь к зиме. И делайте оружие! Луки, стрелы, много крепких стрел с керамопластовыми наконечниками. Учи всех хорошо стрелять, как умеешь сам. Её тоже учи, - кивнула на испуганную девушку. - Каждый боец будет на счету.
        - А ты?
        - Весной, когда туманы пойдут на убыль, я тебя позову.
        Зима прошла тяжело. Новое место они выбрали удачно - сухая поляна, окружённая зарослями лапника и одичавшего, мелкоплодного орешника, - но как следует приготовиться, запастись едой, шкурами, сухими дровами не успели. Даже настоящего, добротного жилья построить не успели. Парни теснились в единственной хижине с хлипкими стенами, а для себя и Майки Виктор соорудил неподалёку шалаш. Он больше не уговаривал девушку стать женой Эда или кого-то ещё - это неизбежно привело бы к ссорам в их племени. Лишь статус подруги вождя защищал на какое-то время её неприкосновенность. Майка впрямь уверилась, что он возьмёт её в жёны, когда они дождутся весны и приведут из Озёрного новых девушек. А Виктор… «Ты должен вести себя как мужчина», - говорила наставница. Он старался. Но переступить последний рубеж почему-то не мог. Не мог любиться с подругой детства, как мужчина любится с женщиной. Поэтому оставалось кутаться в шкуры и надеяться, что Майке хватит терпения не забраться к нему в постель.
        Зимние туманы здесь были не такими густыми и долгими, как на озёрах. Иногда днём сквозь серую дымку проглядывало солнце, напоминая о своём существовании. Но это не спасало. Непуганые менторами шлейфокрылы, ленточники, пузыри чувствовали себя вольготно. Людей они восприняли не как опасных соперников, а как добычу. Первая же декада зимы научила, что выходить из хижины можно лишь днём. А в одиночку и вообще высовываться не стоит, даже пописать за угол. Наука эта далась страшными ранами, кровью. И двумя смертями.
        В день, когда пошёл первый дождь, они сварили суп из оставшейся горсти сушёных грибов. И хоть понимали - трудности ещё не закончились, в пустом весеннем лесу не найти ничего съедобного, кроме прелых прошлогодних орехов, это всё равно был праздник. Они выстояли, перезимовали!
        «Кожа хоки» была секретом Виктора. Но как он мог допустить, что его племя, выжившее в поединке с зимними тварями, загибается от голода? Он делился своей силой. Надевал волшебную плёнку, скину, как её начали называть, на всех по очереди.
        А вскоре туман ушёл окончательно из восточного края. В окрестных лесах оказалось неожиданно много ягод и грибов, густая завязь на орешниках и кислицах обещала богатый урожай. Эд подстрелил забредшего на поляну ворчуна и снова почувствовал себя смелым и ловким. Да и остальным парням это добавило уверенности. Племя вновь оживало.
        Найгиль позвала ночью, когда Виктор спал.
        - Я пришла. Ты готов?
        - Да! - Остатки сна ещё пытались удержать, не выпустить в холодную жестокую явь, но он упрямо отогнал их.
        - Выходи, покажу кое-что.
        Виктор открыл глаза, щурясь, всмотрелся в предутренний сумрак жилища. Майка тихо посапывала на своей подстилке. Осторожно, стараясь ненароком не разбудить её, он выбрался наружу. Белый силуэт хоки отчётливо выделялся на фоне стоящей перед шалашом машины.
        - Ты привела флайер!
        - И не только. Смотри. - Найгиль протянула продолговатый предмет с раструбом на конце. - Эта туба, заправленная фиксатором. Именно он поддерживает стабильность оболочки Моджаль. И с любой другой бессмертной сделает то же самое. Нужно лишь поднести достаточно близко и сжать посильней.
        - Это же… оружие против хок!
        - Да. Но менторы не будут терпеливо стоять и ждать. Следует отключать их сознание. Бластер в этом не поможет, защитный предохранитель очень быстро реагирует на изменение энергии молекул воды. Другое дело - стрела. Надо попасть вот в это место. - Найгиль обернулась, приложила указательный палец к затылку. - Или сюда, - коснулась точки над переносицей, - но это маловероятно. Если удастся, то ментор на какое-то время потеряет контроль над физическим телом. Но будьте осторожны! Не пытайтесь «отключить», если ментор близко, стреляйте сразу, куда попало, иначе он сам вас «отключит». У молодых дальность воздействия ментополя невелика, шагов пять-десять, зато у Люсор - около ста. Не исключено, что уже и больше. Её особенно остерегайтесь. Понятно?
        - Понятно. - Виктор облизнул сохнущие губы, чувствуя, как тело начинает звенеть от радостного возбуждения.
        - Не вижу повода для веселья! Буди всех, берите оружие и летите в посёлок. Нельзя, чтобы дети запаниковали, когда поймут, что в домах нет света, тепла и воды.
        - Нет света и воды? Что там случилось?
        - Случится, пока вы будете лететь. Я взорву систему энергоснабжения. Как Люсор уничтожила мой, так я уничтожу её посёлок. Иначе нельзя. Ты готов взять под свою опеку всех детей? Не два с половиной десятка, а несколько сотен? В основном - беспомощных девочек и малышей?
        Виктор гордо вскинул голову.
        - Я не один. Со мной мужчины моего племени. Мы справимся!
        - Надеюсь. Я настроила автопилот, тебе остаётся поднять флайер в воздух и лететь как можно быстрее. Не опаздывай!
        Поднять парней, собрать оружие, загрузиться в машину заняло минут пятнадцать. Потом они неслись над утренним сонным лесом на запад, туда, где стояла белая дымка. Флайер сам выбирал направление, Виктор даже не видел проносящиеся под днищем лес, реки, холмы и поляны. Он готовился к встрече с Люсор. Сегодняшний день был, возможно, самым главным в его жизни.
        - Что ты делаешь?
        Найгиль досадливо дёрнула плечом. Ментора, вбежавшего в машинный зал, она не знала - кто-то из новеньких. Жалко его. Но ничего не поделаешь!
        - Так нельзя! Зачем?! - Ментор с изумлением следил, как пламя резака вспарывает заглушки энергоконцентратора.
        Столбик аварийного датчика на контрольном терминале наливался алым зловещим цветом. Найгиль довольно улыбнулась, когда заглушка, звякнув, упала на пол. Перешла к следующей. Через несколько минут жизнь в долине необратимо изменится. Уничтожить нуль-реактор, скрытый под зданием биофабрики, не получится, он выдержал бы и двенадцатибальное землетрясение. Да Найгиль и не хотела такого - Усыпальница питалась его энергией. Но авария на концентраторе, поставляющем энергию в цеха фабрики и в посёлок, - иное дело!
        - Хочу, чтобы эта штука взорвалась, - ответила она наконец.
        - Но там же дети! Нам понадобится много месяцев, чтобы построить энергораспределитель заново. Нет, не месяцев, лет! Как будут жить дети всё это время? Они погибнут!
        Ментор подскочил к ней, попытался отобрать резак.
        - Я ведь не встречала тебя раньше? - вдруг спросила Найгиль. - Как твоё имя?
        Вопрос сбил его с толку, заставил замереть от неожиданности.
        - Камвил. Виноль взяла меня этой осенью, когда возвращали сбежавших. А ты - Найгиль, правильно? Вторая, после Люсор. Я ей расскажу, что ты творишь!
        - Не расскажешь.
        Найгиль резко выбросила руку, сжала приготовленную тубу. И отвернулась, чтобы не видеть, как алое облако захлестнуло Камвил. Вскрик изумления и отчаяния резанул своей беспомощностью. Ненаправленный, быстро затухающий всплеск слабенького ментополя. Никто не услышит, не придёт на помощь, не вытащат из мгновенно твердеющей оболочки. Сон Камвил будет вечным, никто никогда не отыщет тело, вплавленное в лужу застывшего металла и пластика.
        Очередная заглушка звякнула об пол. Найгиль повернулась к последней. Шагнула ближе, стараясь не взглянуть, на что наступила. Сжала крепко губы, опять включила резак. Не думай, забудь! - приказала она себе. Ты никого не убиваешь, это всего лишь призраки. Хоки.
        А хоки - не люди…
        Со стороны озера взрыв энергораспределителя выглядел особенно красиво. Огненный гриб раскалённой плазмы разметал стены технического корпуса. Купол фабрики вздрогнул. Медленно, словно нехотя, начал проседать. Найгиль представила, как работавшие внутри менторы исчезают в панике…
        - Ага, вот она, диверсант! - Люсор возникла за её спиной неожиданно. Подошла, иронично скривила губы. - Чего ты добилась? Думаешь, уничтожила мой мир? Отстроить заново концентратор - дело времени, а его у меня вечность, не забывай. Ко мне в институт тебе не пробраться, а там есть два десятка стасис-капсул. Я отберу самых здоровых, с лучшим репродуктивным потенциалом самок, заморожу достаточное количество спермы, и когда всё будет восстановлено, начну создавать мир заново. Ты не сможешь что-либо изменить, я заложила в проект достаточный запас прочности. Лучше отправляйся-ка в Усыпальницу, ты лишняя здесь. И твой выродок лишний. Хотя от него-то я избавлюсь легко.
        Выглянувшее из-за горизонта солнце лизнуло корму флайера как раз в тот миг, когда показался посёлок на берегу озера. И тотчас полыхнуло справа, разрывая утреннюю туманную дымку. Майка ойкнула, испуганно показала пальцем.
        - Вик, что там?
        Он покосился на всплывающее из тумана грязное облако дыма. Найгиль начала приводить свой жестокий план в исполнение. Следовало спешить, пока дети в посёлке не запаниковали.
        Они успели вовремя. На площади перед Ратушей собиралась толпа. И флайер хок был здесь, орал говорителем: «Младшие, возвращайтесь в дома! Не тревожьтесь, скоро вам привезут завтрак. Старшие, оставайтесь возле Ратуши…» Машину было жаль, но рисковать Виктор не имел права. Он расстрелял её с воздуха прежде, чем хоки успели что-либо предпринять. Из прожжённой бластером кабины повалил густой ядовито-жёлтый дым, говоритель заткнулся. Толпа колыхнулась, попятилась испуганно. Но через минуту Майка и парни были снаружи. В звериных шкурах, с луками в руках, они выглядели сильными, уверенными. Взрослыми. И дети потянулись под их защиту раньше, чем Майка заговорила. Она так ярко и красочно описывала счастливую свободную жизнь в лесу, так самозабвенно обличала лживых хок, что Виктору стало не по себе. Не может Майка не понимать, что половина сказанного ею - ложь. Ради чего она это делает? Хочет угодить ему? Что ж, пусть врёт, лишь бы поверили. Он обернулся к парням, жестом приказал занять оборонительные позиции в Ратуше и вокруг площади.
        Белые фигуры возникли внезапно, всюду по посёлку. Нет, именно внезапности у них не получилось. Парни хладнокровно расстреливали хок из луков и проворно отбегали в сторону, если туманное облако начинало клубиться слишком близко. Происходящее казалось им забавной игрой. Не сравнить с зимовкой, с налётами шлейфокрылов. Но это был бой, а не игра. Первым подловили увлёкшегося стрельбой Рона. Виктор слишком поздно заметил хоку за спиной парня, а тот уже разворачивался, целился в Эда. Ругнувшись, Виктор полоснул из бластера, стараясь не сильно покалечить парня, заорал Майке и остальным:
        - В Ратушу! Ведите всех в Ратушу! Их слишком много, нам не удержать площадь! Ник, проверь, чтобы в здании хок не оказалось! Эд! Бери троих, и прочешите дома! Осторожно, не разделяйтесь!
        И опять паники не было, молодец Майка! Дети послушно строились в цепочку, быстро исчезали внутри здания. Несколько минут, и площадь опустела. Последним занесли жалобно постанывающего Рона. Полдела сделано. Но как заставить хок отцепиться, дать детям свободу? Этого Виктор не знал. И подозревал, что Найгиль тоже не знает.
        Из ближнего дома выскочили две девочки, подгоняемые криком Стива, побежали к Ратуше. Тут же на их пути заклубилось облако. Виктор бросился наперерез, махнул на ходу парню рукой: «Ищите дальше, здесь я сам справлюсь!» Бластер был удобней и стрелял быстрее, чем лук. Чуть заметное движенье, и ожившая было хока рассыпалась. Виктор оглянулся… и оцепенел.
        Девочки лежали, нелепо разбросав в стороны руки и ноги, уткнувшись лицами в разноцветные каменные плитки площади. У каждой - стрела между лопаток. А Стив по-прежнему стоял в дверях дома, но вместо лука в руках держал нож. Не просто держал, - пытался разрезать себе живот.
        - Стив! - заорал Виктор, понимая, что не успеет остановить, - Нет!
        Парень поднял голову, посмотрел на него, жалобно скривился, дёрнул нож с удвоенной силой. Повалился ничком, расплёскивая внутренности.
        Оцепенение прошло. Виктор бросился к дому, в котором ещё оставались Эд и Максик. Где же эти твари?! Где они прячутся? Площадь ведь пустая! Он срезал последнюю, пытавшуюся явиться сюда.
        Последнюю? Вспомнилось предупреждение Найгиль: «У Люсор дальность воздействия ментополя около ста шагов. Возможно, уже и больше». Конечно, это могла быть только Люсор!
        Он успел добежать к дому раньше, чем Эд и Максик вышли на поиски Стива. Захлопнул дверь перед их носами, гаркнул: «Сидите там и не высовывайтесь!», - развернулся. Площадь по-прежнему была пуста. Он осматривал её снова и снова. Потом не выдержал, закричал:
        - Люсор, хватит прятаться! Я знаю, ты где-то здесь!
        - Да, я здесь, - тотчас прозвучал ответ. - Подними свою тупую голову немного выше.
        Найгиль прыгнула на площадь вслед за Люсор. Успела увидеть, как та погасила волю стоящего на крыльце паренька, заставила послать одну за другой стрелы в спины бегущих к Ратуше детей. Заорала, не в силах понять происходящее:
        - Люсор, зачем?!
        - Из-за твоей диверсии мне всё равно придётся ликвидировать молодняк. Зачем травмировать психику моих людей такой задачей? Лучше я сделаю это руками твоих выкормышей. И тем, кто останется, будет наглядный урок, - пусть знают, на что способны вырвавшиеся на свободу дикари.
        - Но это же… бесчеловечно!
        - Не говори глупостей. Как может быть бесчеловечным то, что идёт на пользу человечеству?
        - Кого ты называешь человечеством? Бессмертных или этих детей?
        Люсор обернулась, посмотрела на неё внимательно.
        - Себя.
        Виктор увидел её сразу, едва поднял голову. Люсор стояла на крыше Ратуши, рядом со стеклянной башенкой. Стояла и смотрела на него. Каких там сто шагов! Между ними было куда больше двухсот. А там, в Ратуше - дети, Майка, всё его племя. Они теперь в полной власти могущественной Богини.
        На крыше возникла вторая фигура, Найгиль. Но что она могла сделать, чем помочь? Она ведь сама призналась, что её власть в этом мире ничтожна. Нет, остановить Люсор должен он.
        Виктор медленно поднял бластер. Фигура на крыше не двигалась. Он поймал её в перекрестье прицела. Нажал кнопку спуска… Палец не подчинился.
        - Что, не получается? - Люсор засмеялась. - Никак не можешь выстрелить в человека?
        Один миг, - Виктору показалось, что глаза моргнули помимо его воли, - и Люсор уже стоит перед ним.
        - Не можешь, а тебе так хочется. - Она смотрела прямо ему в глаза своими колючими холодными звёздочками. - Так хочется убивать, да? Когда-то я предлагала тебе бессмертие, но ты от него отказался, жалкий уродец. Я могла убить тебя в любое время, любым способом. Но я тебя пощажу. Пока. Я дам тебе возможность делать то, что тебе нравится - убивать!
        Внутри у Виктора будто всё замерло. Он мог шевельнуть рукой, ногой - и не мог! Ничего не мог сделать вопреки чужой воле, управляющей его телом. Даже ответить не мог!
        - Брось оружие, ты же сильный, зачем оно тебе? - продолжала Люсор, и бластер послушно выпал из рук, громко лязгнув о крыльцо. - Ты сейчас пойдёшь в Ратушу и убьёшь… нет, не всех - тех, кого я укажу. Будешь рвать их голыми руками, пить их кровь, жра…
        Люсор вдруг замолчала на полуслове. Виктор в первое мгновение не понял, что случилось, а потом ощутил - чужая воля более не удерживала его. Отскочил в сторону и выпучил глаза от удивления. Из затылка хоки торчало древко стрелы.
        - Вик, Вик, ты цел?! - Майка бежала через площадь, сжимая в руках лук.
        Виктор не верил своим глазам. У неё силёнок бы не хватило выстрелить так, что стрела не просто пролетела двести шагов, но и пробила упругую плоть хоки. А уж попасть в маленькую точку на затылке - подавно! Это могло быть только чудом!
        Но раз чудо свершилось, нужно им воспользоваться. Люсор скоро оживёт, и всё начнётся заново. Виктор не мог этого допустить. Он выдернул из сумки тубу с фиксатором, сжал.
        Превращение хоки в бестелесную скину было ещё диковиннее, чем её появление из тумана. Он смотрел, не отрываясь. Лишь когда багряная оболочка распласталась у его ног, перевёл дыхание.
        Майка уже была рядом.
        - Ты живой? - спросила озабоченно. - Она ничего с тобой не сделала?
        - Живой… Как ты сумела попасть на таком расстоянии?
        - Не знаю. Я вышла посмотреть, что снаружи, гляжу - а она стоит рядом с тобой. Я испугалась! Подняла лук и выстрелила. - Она начала успокаиваться. Посмотрела на бурую плёнку под ногами: - А что мы будем делать с этим? Пусть себе лежит, а?
        - Ну уж нет!
        Виктор наклонился, взял скину. На вид и ощупь она была точно такая, как кожа Моджаль, которую он перед вылетом надел на Майку. Но это была не Моджаль, - Люсор. Враг, сильный и опасный даже в таком виде. Он поднял скину над головой, крикнул, не столько голосом, сколько мыслью:
        - Эй вы, бессмертные! Это всё, что осталось от вашей любимой Богини! И с другими мы сделаем то же, если не отпустите детей! Вы слышите меня?
        Найгиль не сразу поверила в то, что случилось. Словно чёрная пешка сняла с доски не белого короля даже, а игрока! Люсор внезапно потеряла власть над миром, который создавала столько столетий, и многое теперь в нём изменится. Найгиль не знала, как поведут себя бессмертные, в один миг утратившие связь с Богиней. Вскоре они осознают свою самодостаточность, станут неуправляемыми. Будут действовать, повинуясь лишь собственному желанию - снова и снова искать любовь в обмен на бессмертие. Но пока с ними можно договориться, пока их можно убедить.
        Виктор прислушивался к далёкому шуму голосов, ждал ответа. Он понятия не имел, от кого. Может быть, одновременно от многих? Целый хор? Но услышал одну Найгиль:
        - Ты победил Вик, бессмертные дают детям свободу. Взамен вы никогда больше не придёте сюда, на озёра, не будете стрелять в них. Не обольщайся, скоро они забудут обещание. Однако пока время у тебя есть. Вывози детей в свой лагерь, учи, заботься о них.
        - А ты? Пойдёшь с ними?
        - Я буду навещать тебя вместе с зимними туманами. И прошу, заботься о Моджаль!
        - Разумеется я позабочусь о ней. А ещё я позабочусь о Люсор! Чтобы никто её не нашёл и не вернул в наш мир.
        - Алина, пожалуйста, не позволяй Виктору становиться слишком жестоким.
        Виктор вздрогнул. Подозрительно посмотрел на стоящую рядом Майку, на выбежавшего из Ратуши Ника, на Эда, осторожно приоткрывшего дверь домика. Улыбнулся, успокаиваясь. Они ведь не слышат голос его собеседницы. Никто из людей не слышит. Крикнул громко, на весь посёлок:
        - Мы победили! Мы свободны! - И тихо добавил для Майки: - Теперь нам, а не хокам, предстоит заботиться обо всех этих детях.
        Глава 21. Выбор
        Первое свободное лето получилось нелёгким. Все силы и время парней уходили на постройку крепких, добротных домов, на добычу и выделку шкур для одежды и постелей, на расчистку окрестностей от хищников. Прокормить шесть с лишним сотен человек в краю, далёком от богатых съедобной рыбой озёр, они не могли, так что эти заботы легли на женскую часть поселенцев. С лёгкой руки Майки поляны вокруг домов превратили в огороды. Постепенно привыкая к первобытной жизни, девушки учились выискивать в лесу всё, что можно превратить в пищу, строили очаги, мастерили из глины и дерева кухонную утварь, готовили. К концу осени Виктор смог вздохнул с облегчением. Его племя готово было выдержать зимний экзамен.
        Потом прошёл второй год, третий. Всё это время Найгиль не напоминала о себе. Виктор начал забывать её обещание вернуться. Но она его выполнила.
        Зимний вечер он коротал, мастеря маленькие луки для детворы. Уютно потрескивало пламя в очаге, заправленный жиром светильник оставлял мягкий, добрый полумрак в углах комнаты. Виктор мурлыкал под нос весёлую песенку, услышанную как-то от собирающих орехи девочек, легко гнул тонкие жерди, нарезанные из ветвей трещотки, стягивал концы мягкой волосяной тетивой и представлял, как весной малышня, азартно галдя, будет соревноваться в ближней роще. Взрослые робели перед Великим Вождём, Освободителем, Победителем хок, для них он был необыкновенным, не таким как все. Поэтому они не удивлялись, что вождь предпочитает уединение, не хочет выбирать жён. И младшим не позволяли мешать его одиночеству. А ему так хотелось повозиться с детворой, даже с самыми маленькими, ещё не переставшими кормиться из материнской груди…
        Он заканчивал последний лук, когда в дверь осторожно постучали. Встал, хмурясь, приготовился в очередной раз выбранить Майку за то, что шла вечером в одиночку через всю поляну… Но на пороге стояла не Майка.
        Найгиль кивнула.
        - Здравствуй Вик. Не ожидал меня видеть? Но войти-то разрешишь?
        Виктор посторонился, пропустил гостью. Наставница с интересом оглядела убранство хижины, опустилась на застеленный шкурами топчан.
        - Вижу, в этот раз перезимовали благополучно?
        - Зима ещё не закончилась.
        - Да сколько её осталось! - Она кивнула на разложенные луки: - Игрушки мастеришь?
        - Вроде того. А ты зачем пришла? Что-то случилось?
        - Ничего не случилось. Собственно, я не столько к тебе, сколько к… Моджаль. Я бы хотела поговорить с ней. Если можно.
        Виктор нахмурился.
        - Как в тот раз, в пещере?
        - Да.
        Исполнить то, что просила гостья, было не очень приятно. Но имел ли он право отказывать? Он вынул из висевшей в углу сумки свёрток, разделся, натянул плёнку.
        - Прошлый раз получилось как-то неожиданно. Полагаешь, удастся её разбудить снова?
        - Думаю, ты сможешь. Ты ведь не такой, как остальные люди.
        Он опустился на ложе рядом с Найгиль. Сфокусировал взгляд на языках пламени, лижущих угольки в очаге. «Моджаль, ты меня слышишь?» Старательно прислушался к тихому гулу в голове. «Моджаль?» Нет, пусто. Моргнул, покосился на сидящую рядом наставницу. Та терпеливо ждала. Его создательница, мудрая, всесильная, всезнающая, давшая людям бессмертие. Людям… «Ты ведь не такой, как остальные».
        Он зажмурился, постарался забыть о физическом теле, вновь стать тем, кем был… была девочка Алина. Кем-то гораздо большим, чем Вик-Освободитель, могучий охотник, победитель хок. Большим, чем мудрая Найгиль и грозная Люсор. И шелуха взрослых лет слетела с неё.
        - Моджаль! Ты меня слышишь, я знаю! Найгиль ищет тебя, ответь! - позвала Алина настойчиво.
        Тут же услышала:
        - Ты разрешаешь воспользоваться своим телом?
        - Да.
        Было жутковато ощущать, как мускулы, один за другим, перестают подчиняться, и продолжать слышать, как потрескивает огонь, чувствовать запахи дыма, дерева и выделанных кож, прикосновение мягкой шерсти покрывала, видеть Найгиль открывшимися помимо воли глазами. Жутковато и вместе с тем - не страшно. Алина знала, что Моджаль полностью в её власти. Одно движение, одно желание, и бессмертная потеряет контроль над телом.
        - Найгиль!
        - Моджаль, это ты? Я так рада, что слышу тебя!
        - Я стараюсь вести себя, как ты велела - не просыпаюсь.
        - Я знаю, спасибо, любимая. - Найгиль осторожно взяла её за руку. Провела ноготком по запястью, по изгибу локтя, выше, к надплечью. - Ты не представляешь, как я соскучилась по тебе!
        Алина ощущала каждое прикосновение и знала, как их воспринимает Моджаль. Она сжалась в комок, старалась не помешать, не оборвать ниточку, натянувшуюся внутри их сейчас общего тела. Думать о другом, не следить за страстным шёпотом. Хорошо, что Моджаль опустила веки, можно постараться представить, что это не белые полупрозрачные руки Найгиль обнимают её, а… Перед мысленным взором промелькнули лица парней из посёлка. Нет, ни один не годился. Ей нужен тот, с кем можно разделить свои мысли и чувства. Только такого человека не существует! Если он и появится когда-нибудь в этом мире, к тому времени косточки Алины успеют смешаться с землёй. Им не встретиться никогда. И это чужое тело в придачу!
        Моджаль вдруг отстранилась.
        - Прости, я не могу. Ничего не получается. Это не моё тело!
        Найгиль замерла. Посидела секунду неподвижно, признала:
        - Это ты прости. Я должна была сразу понять, что не получится.
        Она попыталась встать, но подруга ухватила её за руку.
        - Вытащи меня отсюда! Помоги снова стать собой!
        - Но… - Найгиль растерялась. - Я не могу этого сделать.
        - Не можешь?! Тогда не зови больше! Не заставляй опять почувствовать себя человеком, а не чьим-то жалким придатком, скиной!
        В голосе Моджаль было такое отчаяние и тоска, что Алина не выдержала. Резко оттолкнула её назад в чёрное ничто. И сама нырнула следом, спеша укрыться за скорлупой другого, придуманного человека.
        Хижина приняла свой обычный вид. Тихо потрескивало пламя, прятался полумрак по углам. И сгорбившись, закрыв руками лицо, сидела рядом Найгиль.
        - Виктор, ты знаешь, что такое одиночество?
        - А ты как думаешь?
        Праздник Первого Дождя в посёлке отмечали весело. Плясали на площади, не обращая внимания на хлещущие с неба прохладные струи, шлёпали по лужам, по невесть откуда взявшимся ручейкам. Провожали зиму. Позже, когда женщины утащили малышню сушиться под тёплыми одеялами, мужчины собрались в Ратуше. Сидели вокруг очага, грелись пьянящим напитком из забродившего сока стеклянки. Из женщин здесь была одна Майка. К ней в посёлке сложилось особое отношение. Она жила в собственном доме вдвоём с шестилетним, рождённым ещё в Озёрном, сыном. Её по привычке называли Старшей и полушутя - Докторшей за знание лесных трав и умение врачевать. Женщины, дети, даже охотники привыкли слушаться её беспрекословно, как когда-то слушались менторов, как слушались Вика. А ещё в свои двадцать три Майка по-прежнему была самой красивой женщиной посёлка.
        Первый весенний день заканчивался. Виктор уже начал прощаться с мужчинами, собираться домой, когда Майка поднялась следом:
        - Вик, я с тобой. Нужно поговорить.
        Лицо её раскраснелось то ли от близости очага, то ли от выпитого жуса. А может быть, от волнения? Последнюю декаду она, против обычного, избегала Виктора, старалась на глаза ему не попадаться.
        Дождь прекратился, оставив лужи и жидкую грязь под ногами. Разгорячённая Майка не замечала сырости и вечерней прохлады. Сбивчиво затараторила, едва дверь Ратуши захлопнулась, разом приглушив весёлые голоса мужчин:
        - Я должна сказать… одиннадцать дней назад я приходила к тебе вечером. Дверь была не заперта, я не удержалась, извини. Я всё видела.
        По телу Виктора пробежала дрожь.
        - Что ты видела?
        - С тобой была та хока, твоя наставница. Теперь я понимаю, почему ты отказываешься брать себе девушек. Ты давно живёшь с ней как с женой, а? Ещё до того, как первый раз пришёл в Озёрный? Я понимаю, в лесу не было живых, потому ты и привык - с ней. А я надеялась…
        Виктор молчал. Не знал, как объяснить, что она не права. Или не надо ничего объяснять? Пусть поверит в сказку. Потому что правду он ей сказать не сможет.
        Майка неожиданно всхлипнула, упрямо тряхнула головой.
        - Вик, я согласилась стать женой Эда. Когда закончатся дожди, мы уйдём из посёлка. Я, Эд, его жены с детьми, и ещё шесть семей.
        - Уйдёте?! Куда?
        - На юг, к большой реке, которую мы с тобой видели, когда прошлым летом составляли карту. Эду нравится рыбачить больше, чем охотиться, а я умею плести сети, научу остальных женщин. Мы построим лодки и будем плыть по реке, пока не найдём хорошее, богатое съедобной рыбой место. Не бойся, мы не пропадём!
        - Не пропадёте… Ты уходишь из-за меня?
        - Из-за тебя… и из-за неё. Ты ведь сам говорил, что люди должны научиться жить без помощи менторов. Почему же ты продолжаешь встречаться с ней? Ты её любишь, а? Женщины для тебя недостаточно хороши?
        Они стояли на пороге его хижины. Виктор открыл дверь, шагнул внутрь, оглянулся. Майка оставалась снаружи, напряжённо смотрела на него. Она ждала, её решение не было окончательным. Если он пригласит сейчас войти, если заставит себя не думать, не помнить, позволит своему мужскому телу жить собственной жизнью… Алина исчезнет навсегда.
        Он улыбнулся, кивнул.
        - Да, ты правильно решила. Тебе лучше уйти.
        Провожать уходящих собрался весь посёлок. Мужчины шутили, подтрунивая друг над другом, женщины всхлипывали украдкой. Эд, встречаясь с Виктором взглядом, виновато отводил глаза. Лишь в самом конце, когда вереница переселенцев во главе с Майкой сдвинулась с места и потянулась на юг, он решился подойти.
        - Виктор, ты не сердишься на меня?
        - Нет, ты поступаешь правильно, люди должны заселить этот мир. Я знаю, ты будешь хорошим Старостой. Только не потеряйтесь! Нужно поддерживать связь между посёлками. Может быть, ваши парни захотят взять в жёны наших девушек, или наоборот. Нужно встречаться, устраивать общие праздники. Хотя бы раз в год.
        - Конечно, Вик! - Эд облегчённо улыбнулся. - Я побежал, Майка так быстро ходит! Придержу её немного, а то младшие скоро выбьются из сил.
        - Счастливо!
        Несколько дней в посёлке было непривычно тихо и малолюдно, хоть население сократилось едва на четверть. А потом жизнь пошла дальше привычной, натоптанной дорогой. И Виктор ещё сильнее ощутил одиночество.
        На смену весне пришло лето, затем осень. Не утерпев, он полетел на флайере вдоль реки до самого устья. Проверил, что за место облюбовало себе новое племя. Люди Эда успели построить домики на берегу окружённого с трёх сторон холмами озерца, кажущегося бирюзовым в лучах утреннего солнца. Далеко на юг от запретных владений бессмертных.
        Потом опять были зима, весна, лето и осень. Лесной посёлок жил по собственным правилам и законам, его обитатели всё реже нуждались в советах и помощи Вика. Однажды перед рассветом он забросил в машину оружие, одежду, кое-что из домашней утвари и увёл флайер на север. К поднимающемуся посреди леса холму с маленькой уютной пещерой. Он был уверен, что увидит белую фигуру, неподвижно сидящую на каменистой вершине. И не ошибся.
        Найгиль ждала его молча. Ни о чём не спрашивала, пока он не подошёл и не сел рядом. Не заговорил первым:
        - Я выполнил, что ты хотела. Увёл детей от менторов, научил жить в лесу, заботиться о себе. Они стали взрослыми. Взрослыми мужчинами и женщинами! Мне среди них места нет.
        - Ты решил уйти от них?
        - Да.
        - Жаль. Я надеялась, ты найдёшь своё счастье с той девушкой. Она красивая. И любит тебя. Любой мужчина не отказался бы…
        - Я не мужчина! Или ты забыла? Ты изменила мне тело, но мозги не поменяла.
        - Я тоже родилась женщиной, но это не мешало мне любить девушек… одну девушку. А твоё тело создано, чтобы любить женщин, продолжить род…
        - Не хочу! Я устал быть Виктором. Помнишь тот день, когда я проснулся в этом теле? Ты сказала, что за всё надо платить. Сейчас я готов заплатить любую цену, чтобы вернуться обратно, снова стать Алиной. Любую!
        Найгиль покачала головой.
        - Это невозможно, прости. Корпуса биофабрики мертвы, я не смогу создать для тебя другое тело. Придётся жить в этом.
        - Жить? Ты хотела сказать, «умереть»?
        «Спасибо, Ивибиль!» - это была кодовая фраза, завершающая сеанс связи с ментополем Усыпальницы. Сегодня она прозвучала в последний раз. Работа закончена. Её последнее научное исследование. Алина сделала почти невозможное, вырвав детей из-под опеки менторов, заставив их повзрослеть. Теперь люди выстоят против населяющих долину хищников, а когда все бывшие менторы отправятся в Усыпальницу, вернутся на озёра, найдут институт. И когда-нибудь восстановят цивилизацию… Найгиль очень хотела верить в это. И верила, когда создавала «Виктора», когда взрывала энергоконцентратор. Но всего сделанного оказалось недостаточно.
        Ивибиль, сама не осознавая этого, отомстила Люсор за растоптанный выбор Ивон Бигли. Не способ на время сбежать от реальности для бессмертных она придумала - она ускорила их эволюцию. Ушедшие в Усыпальницу вовсе не спали там! Постоянно соприкасаясь менталами и астралами, они начинали существовать на ином, не человеческом уровне. ОНО начинало существовать. Растворяющиеся, сплавляющиеся в одно целое оболочки порождали там что-то новое, непонятное и непостижимое. Куда более страшное, чем игрушечный мир Люсор!
        Пока что оно спало. Информационный канал блокировался несоответствием между его подвижными, неуклонно растущими тонкими телами и плотным, ограниченным Усыпальницей. Но рано или поздно эта фаза будет пройдена. Эфирное тело, черпающее энергию гравитационного поля планеты, перестанет нуждаться в запечатанном в армированный пластбетон водно-коллоидном кадавре. Оно выплеснется наружу, заполнит долину, поглотит весь Альбион.
        Когда-то они, компания наивных самоуверенных искателей истины мечтали исправить эволюцию человека. Они и представить не могли, во что это выльется! Хотя Клер понимала или предчувствовала, потому и была такой испуганной в конце. Но кто бы ей поверил? Найгиль не поверила бы однозначно. Да разве возможно такое - планета, ставшая разумной?!
        Первым делом она растворит в себе личности бессмертных. Она уже это делает, пока бессознательно завлекая их в Усыпальницу. Затем придёт очередь смертных. Что она станет делать дальше? Смоделировать поведение сверхразума Найгиль не могла. И Ивибиль, ставшая частью этого разума, не могла или не хотела.
        Найгиль тоскливо сгорбилась, обхватила руками колени. Зимний туман добрался до вершины холма, незаметно укутал весь мир. Она была не хозяйкой, а лишь малой частицей и этого тумана, и этого мира. Когда-то она начала свой эксперимент. Пришло ли время его закончить? Уничтожить сверхразум, не позволить ему проснуться? Или следует до конца оставаться беспристрастной наблюдательницей? Кому должно принадлежать будущее этой планеты - людям или богу, которого они создали? Найгиль не знала. Но именно ей предстояло сделать выбор. Здесь и сейчас.
        Преонная пушка, страшное наследие «Генезиса», когда-то ставшая первым шагом к катастрофе на Альбионе, вновь могла изменить ход истории. В лабораториях института собрали действующий прототип её, используя описания и сохранившиеся чертежи, но до конца понять принцип действия не сумели. Сверхразум понимал этот принцип, и Найгиль теперь понимала. Картина мира, созданная эмпатами «Генезиса», отличалась от человеческой в главном: она не включала в себя материю. Элементарные частицы были в ней «узелками», «петлями» самого пространства-времени. Преонная пушка предназначалась, чтобы выборочно развязывать «узелки». В терминологии ментоматрицы это означало мгновенную перестройку эфирного тела, разрыв канала, связывающего физическую оболочку с тонкими. Как следствие - необъяснимую, но неотвратимую гибель живого организма. Эфирное тело того, что росло в Усыпальнице, отличалось от человеческого. Но изменить параметры пушки - вопрос исключительно технический. Оружие станет столь же смертельным для сверхразума, как и для людей. Один выстрел, и с ним будет покончено. Вот только одновременно погибнут все
«бессмертные». Их эфирные тела были тождественны.
        Найгиль зябко поёжилась, представив, как тают бессмертные, распадаясь туманом - навсегда! Ей предстоит убить тысячи. И чем она тогда лучше Люсор? Чем лучше мерзавца, взорвавшего город? Чем лучше фанатиков, развязавших когда-то войну?
        Нет, нельзя думать об этом. «Хоки не люди», - сказал Виктор. И это правда, они не люди. Они - мертвецы.
        Найгиль забрала флайер под утро, пока Виктор спал, завернувшись в мягкие шкуры в углу своей пещеры. Повела машину на юго-восток, туда, где много столетий назад стоял город, - другого пути под его спёкшиеся купола для неё не было.
        Она летела искать оружие, а мысли были заняты другим. Тысячи белых, полупрозрачных лиц проплывали перед ней бесконечной вереницей. Все, кого она скоро убьёт. Они мёртвые, мёртвые, мёртвые!..
        Тревожный алый огонёк на приборной панели она заметила слишком поздно, когда впереди замаячили скалы. Аккумуляторы флайера разрядились почти полностью - Виктор не отказывал себе в удовольствии покружить над долиной. Ему повезло, что двигатель не заглох во время одной из прогулок. А Найгиль не повезло.
        Флайер продолжал скользить по инерции, постепенно снижаясь. Но свернуть потерявшая управление машина отказывалась, а до отвесной стены было слишком близко. «Не судьба!» Будто тысячетонный груз упал с плеч, когда Найгиль поняла, что ей не добраться пока до оружия. Последний оставшийся в долине флайер разобьётся через минуту, и город станет недоступным. Разумеется, на складах Озёрного хранилось достаточно законсервированной техники. Но чтобы собрать новую машину, понадобится время.
        Найгиль улыбнулась и выбросила себя из кабины в первое промелькнувшее в памяти место.
        Лес, серый, бесцветный в дымке зимнего утра, поднимался метрах в двадцати, словно и не было несущейся навстречу стены. Она сразу узнала это место - околица лесного посёлка, как раз за хижиной, где раньше жил Виктор. Именно здесь она учила его пользоваться фиксатором…
        - Макс, это же хока! Забыл Правила? Стреляй!
        - Подожди, дай прицелиться. У нас багрец есть, вдруг получится?
        Она повернулась на шёпот. Из-за угла хижины выглядывали два мальчика. Совсем дети, лет по тринадцать-четырнадцать. Один - высокий, худой, с собранной в пучок копной светлых волос, натягивал лук, целя ей прямо в лицо. Второй - она его и разглядеть не успела - крался к ней, тянул вперёд руку с хорошо знакомой тёмно-багряной тубой.
        Звонко тренькнула тетивы. Найгиль пошатнулась, охнула. Маленький паршивец промахнулся - видно, плохо его учили! - попал не в заветную точку над переносицей, а в щёку прямо под глазом. Боль была жуткая. Следовало немедленно отпустить предохранитель, прыгнуть подальше от этого места… но второй, с тубой, был так близко. Если задержаться на несколько секунд, то он не промахнётся.
        В памяти всплыли голос Камвил, которую она живьём замуровала в фундамент энергоконцентратора, отчаянный крик превращённой в призрака Моджаль. Справедливо, что теперь это сделают с ней. Она станет бессловесной вещью, и ненужно ничего решать. Пусть этот мир сам выберет свою судьбу. Все, кого она знала и любила здесь, уже мертвы. И она - мёртвая. Вещь. Скина…
        А как же Алина?! Последний живой человек, чья судьба была ей не безразлична? Она ведь ничего не знает о будущем! И сейчас, решив уйти, Найгиль предавала её, как предала когда-то Моджаль. Надо хотя бы рассказать, предупредить…
        Поздно. Багряное облако вспыхнуло, поймало в свои объятия. Физическая оболочка задрожала, начала съёживаться, блокируя канал связи с окружающим миром. Последнее, что Найгиль успела вбросить в него, было короткое менто: «Код - Кеннеди девяносто семь. Спроси…»
        Виктор рывком сел, открыл глаза. Непроницаемая стена утреннего тумана висела за входом в пещеру. Костёр догорел, лишь розовели утонувшие в пепле угли. Тихо, пустынно вокруг. Тогда что же его разбудило? Он постаралась сосредоточиться, вслушался в далёкий гул голосов. Его кто-то звал? Да, вот оно! «Код кеннеди девяносто семь. Спроси». Менто пришло от Найгиль, но смысл его он не понимал. Удивлённый, он позвал наставницу. Та не отзывалась, и это было странно. Виктор поднялся, накинул пончо, вышел наружу.
        Здесь было прохладно и сыро. Досадливо морщась, он обогнул холм, поднялся пологим склоном на вершину. Каменная площадка пустовала, Найгиль куда-то ушла из своей «лаборатории». И флайер прихватила. Зачем?
        Декаду он терпеливо ждал, регулярно пытаясь докричаться до исчезнувшей наставницы. Последняя адресованная ему фраза звучала бессмысленно: «Спроси». У кого спрашивать, раз сама Найгиль не откликается? Единственное, что смог придумать - надел скину.
        - Моджаль, ответь, не молчи! Я же знаю, что ты меня слышишь. Мне нужно поговорить с тобой.
        - Оставь меня в покое. Мало того, что пользуешься мной как одеждой, так хочешь, чтобы я и развлекала тебя? Или утешала?
        В словах хоки звучала неподдельная горечь. Но сочувствовать времени у Виктора не было.
        - Найгиль исчезла. Послала непонятное менто и больше не откликается. Может, она попала в беду? Кто придёт ей на помощь, кроме самых близких людей?
        - Я никуда не могу «прийти», я вещь, скина.
        - Ты не вещь, Моджаль, ты человек, как и прежде! - Виктор решился, высказал давнюю догадку: - Там, у Ратуши, Майка никак не смогла подстрелить Люсор. Это ты добавила ей силы и меткости. Почему?
        Моджаль помедлила. Призналась нехотя:
        - Потому, что эта девушка любила тебя. И потому, что Найгиль просила тебя оберегать.
        - И после этого говоришь, что ты вещь? Моджаль, ты больше человек, чем девять из десяти людей в этом мире! Вот ментограмма: «Код кеннеди девяносто семь. Спроси». Что она означает?
        - Я не знаю, - горечь в голосе Моджаль сменилась удивлением. - Возможно, код доступа. Но куда? Нет, я не знаю, о чём речь. Прости.
        - «Прости» - не подходит, - отмёл извинение Виктор. - Думай, Моджаль, думай.
        - Но я… там было «Кеннеди»? Ната училась в Университете Кеннеди на Остине, метрополии Империи. А девяносто семь - это, наверное, две тысячи четыреста девяносто седьмой год, год её поступления.
        - И что там было, на этом Остине? Способное помочь нам здесь и сейчас?
        - Понятия не имею, я никогда не бывала в метрополии… я поняла! Ивон Бигли, Ивибиль, они с Натой - университетские подруги. Вот у кого ты должен спросить! - Моджаль запнулась. Добавила тихо: - Ивибиль в Усыпальнице, она не станет с тобой разговаривать. И со мной не станет, пока я не присоединюсь к ним.
        Она затихла, ни мыслей, ни ощущений не слышно. Почти не слышно… Виктор напрягся. «Выбора нет. Ни у тебя, ни у меня», - сказала когда-то его наставница. Ничего не изменилось за прошедшие годы.
        - Моджаль, ты ведь хочешь присоединиться к ним, правда?
        - Какая разница, чего я хочу? В Усыпальницу нет входа для смертных, она изолирована от внешнего мира. Только бессмертные…
        - Я помогу тебе оказаться в Усыпальнице. А ты узнаешь, о чём хотела предупредить меня Найгиль.
        - Но… как ты поможешь? - в голосе Моджаль зазвучали недоверие и робкая надежда.
        - Ты знаешь, как.
        - Ты… ты… Спасибо! Я назову тебя Айдалин!
        - Хорошо. Действуй.
        Алина закрыла глаза, готовясь умереть во второй раз. Чтобы узнать истину.
        Часть IV. Истина
        Глава 22. Город
        - Что это? - Крис удивлённо разглядывал чёрные блестящие капли, будто въевшиеся в рыжеватые камни утёса.
        Странник грустно улыбнулся.
        - Слёзы Города. Застывшие брызги его домов.
        - Так мы уже пришли?
        Крис запрокинул голову, стараясь разглядеть что-нибудь среди выступов скалы. Третьи сутки они карабкались по отвесной стене. Странник говорил правду, без скины в Город Древних не попасть. Человеку не хватило бы собственных сил на это восхождение. Лишь родное тепло Айдалин помогало Крису не сломаться, не отступить, карабкаться и карабкаться вверх.
        - Ещё локтей двести. - Странник подтянулся, забросил тело на узкий уступ. - Но мы туда не пойдём. Там нет ничего, кроме камня и железных скелетов.
        - Но я хочу попасть в Город!
        - Попадёшь. Только не сверху, а снизу. Поднимайся, чего застрял?
        Это была не терраса, а выбоина в скале, переходящая в узкую расщелину. Будто что-то большое и увесистое с размаху ударилось здесь о камень, расколов его. Странник протиснулся в расщелину, полуприсев и плотно прижимаясь к шероховатой неровной стене. Крис поспешил следом. Лаз был таким узким, что через несколько шагов их окутала темнота. Лишь шорох и посвистывающее дыхание подсказывали, что старик ползёт впереди. Если бы не это, пробираться в чёрную нору было бы совсем жутко.
        А затем шум стих, и Крис понял, что вокруг него свободное пространство. Настороженно замер, попытался нащупать невидимы стены.
        - Куда мы попали? - спросил.
        Вместо ответа рука Странника нашла его и настойчиво потянула к себе. Крис шагнул вперёд, осторожно выпрямился.
        - Зажги светильник, - приказал Странник. - Помнишь, как я тебя учил? Обломи закруглённый край и встряхни
        Крис нашарил в сумке светильник - гладкую палочку, длинной в пол руки - и послушно выполнил распоряжение. Палочка вспыхнула холодным ярким пламенем. Свет не походил на факельный - ровный, слегка голубоватый. Тьма сразу расступилась, открывая подземную галерею. Гладкие стены её, пол, потолок были покрыты слоем чёрного камня, того самого, что так ценился в долине. Какие-то непонятные лохмотья висели на стенах, горами мусора лежали на полу. Местами и сама облицовка вздулась большими волдырями, лопнула, покоробилась, отвалилась рваными пластами, обнажая горную породу, тоже растрескавшуюся, выкрошенную. Как будто полыхал здесь гигантский пожар, и запах его до сих пор стоял в воздухе. Даже не запах - ощущение незнакомой сухости.
        У Криса перехватило дыхание. Несомненно, они уже в Городе!
        - Пошли. - Странник подтолкнул его в спину. - Или оробел? Не бойся, кроме нас четверых здесь никого нет.
        - Четверых?
        - Мы с тобой и наши скины.
        Галерея явно шла по кругу. Очень большому кругу, но изгиб всё равно угадывался. Кое-где в стенах зияли провалы, горы камней и щебня перегораживали дорогу. Но каждый раз в завалах оказывался проход. Видно, Странник не раз проделывал этот путь.
        Шли они долго. Наконец старик придержал Криса за руку, показал на стену. Если бы не он, парень не обратил бы внимание на узкую, ровную, плавно изгибающуюся трещину.
        - Что это? - удивился.
        - Дверь.
        - Дверь? - Крис представил дверь собственного дома в Зелёном Холме. - А где же ручка?
        Странник тихо засмеялся, шагнул к стене, упёрся руками в гладкую поверхность, нажал. Обведённая трещиной часть подалась назад и в сторону. Изумлённый, Крис заглянул в открывшийся проём.
        За дверью была небольшая комната, заваленная, как показалось ему сначала, всяким хламом. Странник подошёл к куче тряпья, сел. Потянулся с наслаждением, повалился на спину.
        - Располагайся! Это мой лагерь, здесь я отдыхаю между вылазками в Город.
        Крис вошёл, осторожно опустился на странное ложе. То, на чём он сидел, не было похоже на шкуры и мех. Более мягкое и упругое, послушно повторяющее изгибы тела.
        Странник рывком сел, поднял с пола два округлых разноцветных предмета. Протянул один спутнику.
        - Держи. Отпразднуем твоё первое восхождение.
        Предмет на ощупь был твёрдым, как камень.
        - Это еда Древних, - ответил на немой вопрос старик.
        - Еда?!
        Крис недоверчиво поднёс вещицу к лицу, понюхал, лизнул. Как есть камень. Странник, проследив за его манипуляциями, улыбнулся, подцепил пальцем едва заметный выступ на плоской грани, потянул. С тихим чмоканьем пластинка отошла в сторону. Оказывается, это был сосуд, заполненный чем-то густым, желтоватым
        - Вкус не похож на еду из долины, - пояснил старик. - Но раз Древние ели, то и нам можно.
        Запрокинув голову, медленно вывалил в рот содержимое банки. Крис старательно последовал его примеру. Еда была невкусной, то ли слишком сладкой, то ли, наоборот, кисловатой. Ещё и солёной. Он сразу запутался в непонятных ощущениях. Но вот сытной - бесспорно. Организм, почувствовав после стольких дней пищу, ответил мягко наваливающейся дрёмой.
        - Ложись спи, - голос спутника донёсся словно издалека. - Спешить некуда.
        То ли отпустившее напряжение в мускулах, то ли странная пища, то ли воздух этого места подействовали. Заснул он мгновенно. И увидел во сне Город. Не обвалившиеся подземные коридоры и сожжённые остовы строений - настоящий Город. Разноцветные купола сверкали в лучах поднявшегося над кромкой утёса солнца. Они были такими огромными, что с лёгкостью могли уместить внутри себя и Зелёный Холм, и все остальные посёлки вместе взятые. Город проплывал внизу, и Крис не мог оторвать от него взгляд, прижимаясь лбом к прозрачной стенке железного крыла, «флайера», как называла машину Айдалин.
        - Какой он большой! Сколько же там людей живёт?
        - Много, - засмеялась его изумлению сидящая рядом девушка. - Больше, чем ты можешь себе представить.
        - И мы тоже будем здесь жить? Вместе?
        - А ты хотел бы? Ты уже согласен взять меня в жёны?
        Крис оглянулся. Девушка была знакома и незнакома одновременно. Он видел её много раз. Розовые губы насмешливо улыбаются, серые глаза лукаво поглядывают из-под рыжей непослушной чёлки…
        Сон пропал так же внезапно, как и пришёл. Крис открыл глаза. Странник возился, что-то выбирая из кучи вещей в углу комнаты. Услышав шорох на ложе, оглянулся.
        - Выспался? Хорошо. Побольше светильников возьми с собой. Одного хватает почти на день, но первый раз в Городе трудно уследить за временем, можно бродить декадами. Главное, не заблудись, следи за стрелками на стенах, и сам не забывай их оставлять.
        Он засунул в сумку Криса охапку световых палочек, подошёл к отверстию в противоположной стене комнаты, поманил пальцем. Яркий ровный свет выхватывал уходящие вверх и вниз ступени.
        - Эта лестница приведёт тебя в Город. Я нашёл ещё две таких дальше по коридору, но они обвалились при взрыве. Должно быть, можно найти и другие. Здесь многое можно найти. Теперь это твоё, ищи.
        - А ты?
        - У меня есть дела там, - Странник кивнул на ступени, уходящие вниз. - Когда будешь возвращаться, спустись. Только осторожно - ниже лестница обвалилась, я проковырял лаз в обход. Ну всё. Удачи!
        - Постой! - Крис решился: - Ты ведь много раз бывал в Городе. Может быть, находил… глубокая яма, а на дне… дом из железа. Без окон, с единственной дверью.
        Странник засмеялся.
        - Я догадываюсь, о чём ты говоришь. «Дом из железа», - надо же придумать! Звёздный корабль, вот что это такое. На нём Древние путешествовали между мирами. - Он перестал улыбаться, вздохнул. - Звёздный корабль разбит и никогда больше не покинет наш мир.
        - Разбит?! - испугался Крис. - Совсем?
        - Нижняя часть уцелела, там, где они возили груз. Если тебе это интересно…
        - Конечно интересно!
        - Что ж, сходи посмотри, это не так далеко отсюда. Поднимайся до следующей площадки и иди левым коридором. Он обвалился, но Странники там ходили ещё до меня, пролезешь.
        Он зажёг второй светильник и шагнул на уходящие круто вниз растрескавшиеся ступени. Крис постоял, глядя, как тускнеет свет в колодце. Затем присел прямо на лестнице, зажмурился. Крикнул мысленно:
        - Айдалин, ты меня слышишь?
        Замер, ожидая ответа. Ждать каждый раз было сладко и страшновато, - вдруг Айдалин не ответит? Она постепенно передавала ему свои знания, как и обещала. Их оказалось так много, что Крису временами становилось страшно. А ведь он узнал малую часть того, что было известно ей. Но знания знаниями, а разговаривали они так давно! Ещё внизу, в долине. И сегодняшний сон…
        - Слышу, слышу! - Айдалин ворвалась в его мысли, прервав размышления. - Мы в городе?
        - Ага. В каких-то подземельях. Странник рассказал мне, где искать ракетоплан.
        - Отлично! Так чего мы медлим? Пошли!
        - Может, лучше ты? Ты умней, опытней…
        - Я так и предполагала! Ох уж эти мужчины! Так и норовят самое тяжёлое спихнуть на наши слабые женские плечи. Не выйдет! Я здесь впервые, как и ты. Знакома с городом лишь по картам, ты их теперь помнишь не хуже. Зато собственным телом умеешь управлять лучше. Покалечить руки-ноги не входит в наши планы, согласен? Значит, вперёд! Следующий раз зови, когда найдёшь корабль, не раньше. Терпеть не могу подземелья!
        Легко ей говорить, - «когда найдёшь!» Крис полдекады блуждал по полуобрушившимся коридорам, пока добрался до нужного место. И даже когда дошёл, не сразу понял, что гулкая стена, перегородившая дорогу, и есть ракетоплан. Заваленный покорёженными, оплавленными конструкциями, сам такой же покорёженный, вросший в спёкшийся монолит керамопласта. Странник был прав - более-менее уцелел лишь трюм. Понадобилось двое суток, чтобы расчистить путь в нагромождениях металла и пластика, протиснуться, не рискуя быть заваленным грудой хлама. Но контейнер с белой звездой и изображением какого-то крылатого, клыкастого существа уцелел. Он оказался таким прочным, что ни ножу, ни найденным на корабле металлическим прутьям не поддавался. Только подсказка Айдалин помогла найти хитрую защёлку на его крышке.
        Контейнер был огромным, всё его содержимое Крис унести в долину не смог бы и за пять спусков-подъёмов. Чего там только не было! Система лазерного наведения, направленный излучатель, ещё какие-то устройства, назначение которых не знала даже Айдалин. На счастье, главной и единственно незаменимой деталью пушки был небольшой, чернеющий мёртвыми глазками индикаторов диск, - генератор преонного потока. Он был бесполезен сейчас, лишённый энергии. Чтобы генератор заработал, требовался гипердвигатель межзвёздного корабля или нуль-реактор. Звёздных кораблей на планете давно не существовало. А последний уцелевший реактор находился далеко отсюда, в долине, на Запретных Озёрах. Пора было возвращаться.
        Странник не зря предупреждал, - ведущая вниз лестница обрывалась шагах в десяти от комнаты-лагеря. Дальше боковая стена будто лопнула, выдавив из себя громадную плиту, намертво перегородившую проход. Едва заметная щель между последней уцелевшей ступенькой и плитой скорее походила на нору носача, чем на прорытый человеком лаз. Сумку с добычей и инструментом Крис оставил в лагере, но и налегке протиснуться оказалось непросто. И ещё труднее было ползти, сжимая в пальцах светильник, по извилистой, круто уходящей вниз норе.
        Опора под ногами исчезла неожиданно. Крис испуганно охнул и тотчас ударился коленями об пол. Странно мягкий пол. Поднял выскользнувший из руки светильник, огляделся. Он оказался в небольшой прямоугольной комнате. Стены, потолок, пол её выстилал тот самый материал, из которого было сделано ложе Странника. Посеревший, кое-где пошедший пятнами, но не утративший свою мягкую упругость. Над головой под самым потолком зияла дыра, откуда он вывалился. По-видимому, единственный вход сюда. Комната была пустой, лишь у одной из стен её возвышалось небольшое ложе. Странник сидел на нём, ждал.
        - Нашёл звёздный корабль? - спросил он, когда Крис поднялся на ноги.
        - Нашёл.
        Ответил и сообразил вдруг, что рядом со Странником на ложе - останки человека. Ссохшиеся, потемневшие от времени, но не сгнившие. Ноги мертвеца были согнуты в коленях, руки прижаты к прикрытой истлевшей одеждой груди, длинные светлые волосы разметались по изголовью.
        - Кто это?
        - Не знаю. Женщина. Пленница. Тут была «тюрьма» - место, где держали нарушивших Правила. Я нашёл её в своё первое самостоятельное восхождение. Тогда у неё в груди торчал нож. Должно быть, заколола себя, когда поняла, что Город наверху погиб. Больше я здесь ничего не отыскал, но нож был отличный. Я отнёс его людям в долину, чтобы служил новым хозяевам так же хорошо, как прежним. Что он, справляется?
        Крис недоумённо опустил взгляд вслед за Странника. Охотничий нож привычно торчал из кожаного чехла.
        - Ты говоришь о моём ноже? Ты перепутал! Этот давным-давно в нашем роду.
        - Не так уж и давно. Это ты очень молод, чтобы судить о времени.
        - Сколько же тебе лет?
        - Восемьдесят шесть.
        - Шутишь! - изумился Крис. - Люди не могут жить так долго.
        - Не могут. Наверное, это она делает. - Странник обернулся, достал из-за спины тускло поблёскивающий свёрток, протянул Крису. - Возьми. Это моя скина.
        - Зачем? У меня своя есть.
        - Эта особенная. Она помогает найти путь в Город. Её мне передал прежний Странник, мой учитель, а ему - его учитель, первый из Странников. Теперь и у меня есть ученик - ты. Значит, мой путь закончен. Я отдаю тебе Город и ключ к нему.
        - А ты? - Крис неуверенно взял свёрток. - Как вернёшься домой без скины?
        - Я дома, и никуда не собираюсь уходить. Могилы Странников не в долине, здесь. Мне понравилась эта. Просторная, а столько лет хранила одну покойницу. Двоим тоже будет не тесно. Последняя просьба - завали лаз, когда выберешься к лестнице.
        Свёрток в руках Криса был тёплым и почти невесомым. Такой же, как скина Айдалин. Только эта была совсем прозрачной. Ни капли багреца не осталось в ней за сотни лет. Почему же хока не просыпается?
        Кто сказал, что не просыпается?! Он понял, кому из бессмертных принадлежит эта оболочка.
        - Подожди! Ты сказал, скина помогает найти путь в Город. Ты разговаривал с ней?
        - Со скиной? - Странник уставился на него недоумённо. - Как можно разговаривать со скиной?
        - Ты не слышишь…
        План вырисовался в голове так ярко и быстро, что Крис испугался. Но тут же понял, что думает не сам, а вдвоём с Айдалин.
        - Послушай, - начал он, - ты всю жизнь ходил сюда, чтобы люди не забывали о Древних. А я могу вернуть людям их знания! Но мне нужна твоя помощь.
        Странник устало пожал плечами.
        - Ты молодец, что веришь в свои силы. Но чем помогу я? Я отдал тебе всё, что у меня было - Город и скину. Больше ничего нет. Разве что жизнь? Ты хочешь взять мою жизнь?
        Крис отрицательно помотал головой.
        - Нет, не жизнь. Ты согласишься отдать свою смерть?
        Глава 23. Джула
        Остаток зимы Крис провёл в доме под обрывом. В своём доме - отныне Странником был он. И с началом весны, как положено Страннику, набросал в сумки керамопластовый щебень, вскинул на плечо связку железных прутьев и отправился к Опушкам.
        Его уже ждали. Староста удивился, увидев, что место старика занял прошлогодний пришелец. Зато Грейс ждала его возвращения и поспешила оповестить сельчан, что новый Странник - её дальний братец. Две декады Крис прожил в маленьком посёлке на краю мира, развлекал женщин и ребятишек рассказами о Древних. А когда мужчины принялись собираться в дорогу, ушёл. Но не на восток, как обычно уходили Странники, а на запад.
        К Зелёному Холму он вышел далеко за полночь. Специально так подгадал - встречать бывших знакомых не хотелось, особенно Джулу. Ему было стыдно перед сводной сестрой за то, что нарушил обещание, сбежал, не помог. Лишь одного человека ему необходимо было найти здесь.
        Дом Охотника казался тёмным пятном, ни малейшего проблеска огонька не было в его окнах. Правильно, спят люди в такое время. Спотыкаясь о невидимые во тьме кочки и коряги, Крис подошёл, поднялся на крыльцо. Осторожно постучал в запертую дверь. Услышали, нет? Для верности постучал ещё раз, громче. Изнутри донеслось невнятное бормотанье, шорох. Вспыхнул тусклый огонёк светильника.
        - Кому там не спится?
        Голос Тины был хрипловатый со сна и откровенно злой. Парень на миг пожалел, что не дождался рассвета снаружи. Но отступать было поздно.
        - Это я, Крис.
        Брякнула щеколда, дверь, скрипнув, приотворилась. Лицо сестры белело в проёме едва различимым пятном.
        - Крис? Откуда ты взялся? Ты же, вроде, собирался стать Странником?
        Злость в её голосе сменилась удивлением. Крис приободрился. Что бы там ни было причиной дурного настроения Тины, он к этому отношения не имеет.
        - А я уже побывал в Городе Древних. И нашёл кое-что очень важное. Мне необходимо поговорить с твоим мужем.
        - Да ведь ночь на улице! Разве в такое время важные дела делаются?
        - Так что, до утра под дверью сидеть?
        - Охотнику не понравится. - Сестра замялась. Шмыгнула носом, смилостивилась: - Ладно, заходи.
        Крис быстро шагнул в дом. Огонёк горел в дальней комнате, но после ночной тьмы и его свет казался ярким. Тина кивнула ему на лавку, спохватилась, что стоит в одной юбке, прикрылась руками. Крис сделал вид, что не заметил её бесформенную, изуродованную старыми шрамами грудь.
        Сестра юркнула в спальню, зашептала о чём-то мужу. Крис не прислушивался. Снял оружие, сумку, уселся ожидать приговор. Хозяева появились довольно скоро. Не отвечая на приветствие, зевая, лениво почёсывая пятернёй волосатую, мускулистую грудь, Охотник опустился на лавку напротив гостя. Тина, успевшая повязать лиф, примостилась рядом.
        - И что там у тебя стряслось? Такое, из-за чего людей будят? - поинтересовался хозяин.
        Крис осторожно вынул из сумки диск генератора. Положил на середину стола.
        - Это оружие Древних. Если пронести его в Стеклянный Дворец, то можно уничтожить всех хок сразу.
        Тина вздрогнула, побледнела при этих словах. Охотник прищурился:
        - Разве Дворец не сказка?
        - Не сказка. Ты знаешь это не хуже меня.
        - Предположим. Пусть Дворец не сказка, а эта штука - оружие. Я тут при чём?
        - Я не знаю дорогу к Запретным Озёрам, а ты знаешь. Ты приносишь оттуда багрец.
        Охотник опустил руку, которой собирался почесать макушку. Посмотрел на Криса внимательнее. Затем подозрительно покосился на притихшую рядом жену. Хмыкнул.
        - А ты не прост. В какой это сказке говорится, что багрец приносят с Запретных Озёр?
        - Так что, проведёшь меня туда? - ответил вопросом на вопрос Крис.
        - Парень, с чего ты так взъелся на хок? Если они исчезнут, то и скин не останется. Скины - это ведь тоже хоки. Не думал об этом? А без скин людям худо будет.
        - Во Дворце хранятся знания Древних. Не станет хок, озёра перестанут быть запретными, и люди смогут вернуть своё могущество.
        - Вон оно что… - иронично протянул Охотник. - Красавчик Крис собрался спасать всех людей. А что ж ты собственную сестру не спасаешь?
        - При чём тут моя сестра? - опешил Крис. С недоумением покосился на Тину. И тут понял - не о ней говорят! - Джула?! Что с ней?
        - Расскажи, - приказал Охотник жене.
        Три месяца назад, вскоре после того, как Крис, ни с кем не прощаясь, ушёл из посёлка, Совет выбрал для Джулы мужа. Малыша Робика в Зелёном Холме уважали, статус его второй жены был вполне почётен для молодой вдовы, не считавшейся красавицей. Казалось, Рыжок смирилась с неизбежным. Да и куда ей деваться? За долгие зимние ночи привыкнет к семейному ложу, а там детишки пойдут, и заживёт, как все.
        Так только казалось. Терпения у Джулы еле-еле хватило дождаться весны. А потом она сбежала. Ночью, пока все спали, стащила у мужа лук, стрелы, охотничий нож, - а припасы в дорогу готовила загодя, не иначе, - и ушла из посёлка. Подалась искать иной доли. Не судилось найти. Может, не повезло, может, дорогу неверную выбрала - отправься она на восток или юг, всё бы по-другому вышло. Но Джула двинулась на запад и заплутала среди болот.
        Догнали беглянку следующим вечером. Схватили сонную, на привале. И задумались, как дальше быть. Полбеды, что сбежала, совсем малая беда, что оружие мужнино без спросу взяла. Когда Джулу схватили, одета она была как охотник, груди забинтованы туго, и самое отвратное - член мужской, из дерева вырезанный, под килтом привязан. В остальном она уж сама призналась: и что за парня себя выдать хотела, что охотиться ей милее, чем детей нянчить, что гульчик тайком заваривала, чтобы не понести от мужа.
        Крис, чувствуя, как холодеют руки, выдавил:
        - Чем всё закончилось?
        - Ещё не закончилось, вчера её назад в посёлок привели. Сегодня Совет решать будет. Одни говорят - блажит девка, выпороть хорошенько, оно и попустит. Другие - что болезнь к ней прицепилась мозговая, как к Безголовому, потому толку от неё всё равно не жди. А третьи - громче всех Орест кричит, - что в Джулу хока вселилась. Что если в Зелёном Холме её оставить, она и других женщин взбаламутит.
        - Он что, выгнать Джулу из посёлка предлагает? Так она и сама сбежать хотела…
        - Не выгнать. Увести на болота и утопить, чтобы и следа не осталось.
        - Как?! - оглушённый свалившейся новостью Крис повернулся к Охотнику, опять к Тине: - Где они её держат?!
        - В Ратуше.
        Он поднялся. Заявил решительно:
        - Джула пойдёт с нами. Я не позволю её убить!
        - Э! Разве мы с тобой о чём-то договорились? - удивился Охотник.
        - А разве нет?
        Крис был уже возле двери, когда Тина вскочила следом:
        - Там караульные на крыше! Сегодня по двое дежурят, хоть и весна. На случай, если Орест прав, и хоки за Джулой придут. По-хорошему Рыжка тебе не отдадут.
        - Посмотрим.
        - Тогда я с тобой! - Она неожиданно зло глянула на мужа: - Мы и сами найдём дорогу к Запретным Озёрам, если понадобится! Не глупые!
        Охотник захохотал. Смех его Крис слышал, даже когда они выскочили из дома.
        Руки, поднятые над головой и привязанные крепкой кожаной верёвкой к столбу, затекли ужасно. И ноги. Неужто обязательно так наказывать? Верёвка больно врезалась в запястье. Джула очнулась, выпрямилась. Спать хочется. Может, и не придётся больше спать… И есть не придётся. Есть она и не хотела, только пить. Стоило подумать о воде, как язык и губы стали деревянными. Скорее бы утро, скорее бы всё разрешилось! Смерть так смерть, только бы побыстрей… А если не смерть? Высекут при всех, позорно… Нет, это не самое плохое. Снова заставят быть чьей-то женой, вот что хуже. И не сбежишь второй раз, следить будут. Может, смерть лучше покажется? Хотя, это смотря как её убивать станут. Быстро перережут горло или свяжут и бросят в болото?
        Джула опять вздрогнула. В этот раз оттого, что люк в потолке распахнулся. Деревянная крышка с грохотом откинулась в сторону. Лаз находился позади столба, и повернуть голову она не могла. Оставалось прислушиваться к происходящему.
        - Орест, стой! Что ты собираешься делать? - донёсся обеспокоенный шёпот Марика.
        Джула вспомнила, как старательно тот отводил взгляд, когда проходил мимо, заступая на ночное дежурство. Бедный братишка, не везёт ему! То Крис втянул в историю с Речной, теперь родная сестра оказалась порченной.
        - Хочу рыжую хоку пощупать, - хохотнул Кривой, и лестница скрипнула под тяжестью его тела. - Никогда хок не щупал.
        - Не ходи туда! Мы же на дежурстве!
        - Вот и дежурь! Закрой люк и не мешай, хокин брат.
        Лестница продолжала поскрипывать, Орест спускался. Марика больше слышно не было, и вскоре громко, с размаха, захлопнулась крышка. Джула вздохнула. Ещё и это…
        - Что, тварь, спишь?
        Слова долетели одновременно с кислым несвежим дыханьем. Она открыла глаза. Орест стоял прямо перед ней, похотливо рассматривал голое тело. Джула брезгливо сморщилась. Лучше умереть, чем с таким.
        - Ты что рожу кривишь, погань рыжая? Мужиком себя возомнила, охотником? А это что у тебя, а?
        Он схватил грудь, сжал больно. Джула крепче стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть. Орест заметил это, выкрутил сосок, потянул в сторону. Стало ещё больней! Она невольно подалась вслед за его рукой. А Кривой, похабно улыбаясь, смотрел. Ждал слёз, стонов? Не дождётся!
        - А здесь что, тоже как у мужика? Нет?
        Он резко ткнул пальцами в промежность, заставив зашипеть от боли. Девушка старалась думать о чём-то другом, о чём угодно, лишь бы не о грязной влажной пятерне, шарящей между ног.
        - Не хочешь полюбиться со мной? Ежели понравишься, так и быть, передумаю завтра. Скажу на Совете, что рассудок у тебя помутился чуток. Второй женой соглашусь взять, чтоб полечить. Знаешь, как я баб лечу?
        Он быстро сбросил на пол перевязь с ножом, развязал тесёмки килта. У Джулы желудок сжался от отвращения.
        - Давай, раздвигай ноги! - Кривой бесцеремонно схватил её за бёдра, прижал к столбу.
        Он тыкал грубо, нетерпеливо, помогая пальцами. Не в силах терпеть, Джула вскрикнула, попыталась вывернуться:
        - Не надо! Орест, прекрати!
        - Не нравится? Щас попаду…
        Он слишком увлёкся попытками войти в неё, ослабил хватку. Со злостью и отчаянием Джула отпрянула в сторону, и резко согнув в колене ногу, ударила. Куда попало, главное, посильнее.
        Попала она точно. Орест взвыл, отскочил в сторону, скрючился.
        - Ах ты ж тварь болотная! - проскрипел зубами от боли. Выхватил из лежащего на полу чехла нож: - Хочешь на мужика походить? На, попробуй!
        Жгучая боль пронзила насквозь. Будто огонь вспыхнул, пожирая внутренности. Пламя разгоралось, собиралось сгустками, пульсировало, вытекало толчками. И с каждой каплей уходила частичка силы, частичка жизни.
        Джула опустила глаза. Тёмно-коричневая рукоять, вибрируя, торчала прямо над рыжим курчавым кустиком. И вовсе не огонь уходил из её тела. Кровь тёмным ручьём скатывалась по ноге, образуя лужицу под пяткой. Лужа расплывалась, становилась больше и больше.
        Она зажмурилась. И хорошо, что так закончилось, не нужно ждать утра. Орест продолжал зло шипеть ей в лицо, вновь рвал грудь, но теперь это было не важно. Всё теперь было не важно, даже боль. Боль скоро закончится. Так будет лучше. Так - лучше всего!
        Посёлок спал в сладком предрассветном безмолвии. Единственный огонёк едва заметно поблёскивал - в Ратуше горел светильник. Крис притаился за углом Дома Сестёр. Напряжённо всматривался в серебристый лунный полумрак, старался разглядеть караульных на верхней площадке. Тщетно. Что, спят они там? Он побежал через площадь. Тина не отставала, взлетела на крыльцо, юркнула вслед за ним в дом.
        Орест стоял спиной к двери, но Крис узнал его сразу же. И остальное разглядел мгновенно: привязанную к столбу Джулу, закатившиеся глаза на её бледном лице, лежащий на полу килт…
        - Отойди от сестры, гад!
        Кривой развернулся. Голый, с охотничьим ножом в руке, он походил не на человека, а на какого-то неведомого лесного зверя.
        - Ага, защитник хок вернулся! С тобой, бродяга, тоже разобраться надо!
        - Отойди от сестры, я сказал!
        - Попрощаться хочешь? Опоздал ты к своей рыжей хоке!
        Крис вдруг понял, что лезвие его ножа не кажется багровым в отблесках светильника. Оно такое и есть - от крови. И рука Ореста запачкана кровью по самый локоть.
        - Что ты сделал, выродок?! - Нож сам собой выскочил из чехла, оказался в ладони.
        - Как ты меня назвал?! Это ваш род порченный! Что ты, что рыжая, что та уродка за твоей спиной!
        Внезапно Орест присел и сделал выпад, стараясь достать его клинком. Крис уклонился. Но Кривой успел перебросить нож в другую руку и ударил снова.
        Драться на ножах Правила запрещали строжайше. Крис знал, как вести бой с ворчуном, ленточником, даже с шлейфокрылом. Но с человеком… Его нож был длинней, острее и крепче, но Орест опытнее, злее, безжалостнее. Он нападал, старался убить, а Крис только защищался, уклонялся, парировал выпады. Ударить по-настоящему в ответ он не мог.
        Поединок получился жестоким и коротким. Орест обхитрил. Сделал обманный выпад, отпрыгнул в другую сторону и выбросил руку снизу-вверх, в незащищённый левый бок Криса. Тот попытался перехватить удар, развернуться… и понял - не успевает. Залитая кровью сталь неслась прямо в него.
        Неожиданно Орест пошатнулся. Рука его взлетела слишком круто, торс же качнулся в противоположную сторону… и сам наткнулся на нож противника.
        Крис отскочил, выдернул лезвие. Сперва он не понял, что произошло, почему Кривой упал. Лишь когда тот, не вставая с четверенек, скуля, хрипло, со свистом кашляя, пополз к выходу, увидел размазанную лужу крови на полу. Лужа растекалась от ног страшно неподвижной Джулы, и Орест, наступив в неё, поскользнулся.
        - Ты… ножом… человека… ответишь…Сейчас… подниму… людей…
        Орест ухватился за раненый бок, попытался выскользнуть в приоткрытую дверь. И ткнулся в ноги перегородившей путь Тины. Удивлённо отпрянул… Крис не знал, что сестра захватила с собой оружие. А та, не раздумывая, с размаху полоснула Кривого по горлу и отскочила, брезгливо отряхивая с рук и юбки брызнувшую кровь.
        Хрип захлебнулся жутким бульканьем. Орест повалился лицом в пол, дёрнулся и затих. Ошеломлённый Крис шагнул было к нему, но тотчас опомнился. Развернулся, подскочил к Джуле. Тело сводной сестры безвольно обвисло. Стараясь не смотреть на её искромсанный живот и залитые кровью ноги, он обрезал путы, подхватил девушку, бережно уложил на пол.
        - Джула, ты меня слышишь?
        Сначала он попытался привести её в чувство. Затем схватил сумку, вытащил скину. Крикнул подошедшей Тине:
        - Нужно скорее остановить кровь! Помоги одеть её!
        - Крис, стой! Мы должны уходить немедленно! А такую рану лечить надо много дней…
        - Тина! - зло оборвал её брат.
        И она замолчала. Послушно приподняла Джулу за плечи, принялась помогать. Кровь перестала сочиться сразу, едва они закончили натягивать плёнку.
        - Что мы будем делать дальше? - девушка посмотрела на брата.
        - Уходим. Я понести Джулу до самых Запретных Озёр, если понадобится. Она выживет, обязательно выживет!
        Сестра хотела что-то возразить, но не успела - крышка люка над лестницей распахнулась. Крис и забыл о втором караульном! Схватился было за нож, но тут же вздохнул облегчённо, узнав круглую физиономию Марика.
        - Крис?! - Толстяк переводил взгляд с неожиданно объявившегося братца на тело Джулы, потом на Тину. Потом глаза его округлились - увидел труп Кривого под дверью: - Ты прикончил Ореста?!
        - Он первый на меня напал! - растерявшийся от такого обвинения Крис начал оправдываться.
        - Ты нарушил Правила, человека убил… - забормотал Марик. Кажется, больше всего ему хотелось немедленно ударить в набат. Чтобы другие, более мудрые и опытные, пришли и решили.
        - Послушай, Толстяк! - Тина подошла к лестнице. - Крис ни в чём не виноват, он только защищался. Это я прирезала Кривого, как вонючего пузыря. Вот этим ножом! Возьми! - Она резко вскинула руку, протягивая оружие рукояткой вперёд. - Видишь, у меня руки в его крови. Это я нарушила Правила. Да я плевать хотела на ваши Правила! Это я, а не Джула, хочу стать хокой! Слышишь?! Можешь зарезать меня за это! Что, боишься? Или ты сделаешь это, или будешь сидеть тихо, пока мы не уйдём! Так что, берёшь нож?
        Марик как заворожённый протянул было руку. Тут же отпрянул, затряс головой. Тина презрительно хмыкнула, развернулась, шагнула к двери.
        - Пошли, Крис. Нужно торопиться.
        Крис осторожно взвалил тело Джулы на плечо. Оно показалось маленьким и лёгким.
        Охотник не спал, ждал их в передней комнате. Будто и не вставал с лавки за это время. Увидел тело девушки в руках Криса, нахмурился. И ещё сильнее нахмурился, разглядев кровь на одежде жены.
        - Вам что, позволили её забрать? Караульные не противились?
        Тина выразительно скривила губы.
        - Кривой попытался.
        Крис уложил Джулу на стол. Охотник наклонился к лицу девушки, оттянул веко, внимательно осмотрел зрачок. Поинтересовался:
        - И что ты с ней делать собираешься? Я так думаю, она не выживет.
        - Почему это?! У неё обыкновенная рана от ножа. Скина такие легко залечивает! - взбеленился Крис. - Ты сам говорил когда-то! О Белянке, помнишь?
        - Сравнил! Эта рана очень глубокая, внутренности сильно повреждены, крови она много потеряла.
        - Ну и что?! Скина вылечит!
        - Вылечит, конечно. Но сколько времени на это понадобится? Не меньше полторы декады, чтобы она только вставать смогла. А чтобы рана зарубцевалась, считай и весь месяц. Нет у нас такого времени. Особенно после того, как вы Ореста завалили.
        - Я её на Запретные Озёра унесу!
        - Всю дорогу нести собираешься? Через болота?
        - Да!
        - Тогда учти, у меня всего две скины, для себя и Красотки. А без скины на Запретные Озёра соваться смысла нет, хоки заберут. Там уж или ты, или она.
        - Послушайте, спорить некогда! - остановила их Тина. - Пора уходить, пока Толстяк не обделался окончательно и в набат не ударил.
        Не дожидаясь ответа, она метнулась в заднюю комнату, загромыхала какой-то утварью. Вздохнув, Охотник пошёл следом. Бросил Крису:
        - Поступай, как знаешь.
        Сменщиков Марик не дождался, ударил в набат раньше - они ясно слышали доносящийся из посёлка тревожный звон. Если бы пошли по западной тропе, оторваться от погони не успели бы. Но Охотник повёл свой маленький отряд на север, в девственные леса, раскинувшиеся за Топкими Полянами. Вряд ли Щербатый и Борода будут прочёсывать окрестности. Скорее всего, они перекрыли тропы и отправили посыльных к соседям. Ореста в Зелёном Холме недолюбливали все, но убийство - слишком тяжкое нарушение Правил, такого не прощают. Так что о дороге, идущей на Мокрый Лес и Болотье, можно было забыть. Тем более, не стоило соваться южнее, в сердцевину края, заселённого лесным народом. Так что путь, выбранный Охотником, оставался единственным. Вот только хоженых троп в тех местах не было.
        Тело Джулы вначале казалось лёгким. А потом Крису не оставалось сил смотреть по сторонам. Лишь под ноги да в спину идущему первым Охотнику. Как-то незаметно начался рассвет, затем день сменил утро. Колчан и лук со стрелами он уступил Тине без возражений, но расстаться с сумкой отказался. Слишком важным было её содержимое.
        Они почти не разговаривали. В полдень, когда Охотник сделал привал, молча сжевали размоченные в родниковой воде гороховые лепёшки и растянулись на молодой зелёной траве посреди поляны, где земля успела просохнуть от весенних дождей. После бессонной ночи и поспешного бегства Криса разморило. Дыханье Джулы стало ровным, хоть и слабым. Теперь он был уверен, что сумеет спасти её. Пока дойдут до Запретных Озёр, Джула оживёт. А там… видно будет!
        Времени на сон Охотник не дал. Пришлось продираться сквозь промокшие заросли, пока на лес не опустились сумерки. Крис так устал, что не помнил, как выбирали подходящее место, как устраивали лежаки из ветвей лапника, как Тина делила ужин. Опустил ношу на землю, присел сам - и тотчас провалился в чёрный глухой сон.
        Ему показалось, что ночь длилась одно мгновение. Только что Охотник скомандовал: «Привал!», а уже вновь безжалостно трясёт за плечи. И солнце поднялось, и Тина успела разогреть похлёбку на маленьком бездымном костерке. Крис, туго соображающий спросонья, сел, протянул руку за ложкой… и не сдержавшись, застонал - так свело плечо.
        - Болит? - участливо спросила Тина. - Давай разотру немного.
        - Не помогут твои растирки, - процедил сквозь зубы Охотник. - Всего один день тащил и готов. Как же ты её до самых Озёр нести собираешься?
        - Донесу. - Крис упрямо тряхнул головой.
        Попробовал согнуть и разогнуть руки. Было больно, но терпимо. Тогда он встал, подошёл к Джуле, попробовал приподнять её. Не смог. Как будто за ночь тело девушки сделалось в десять раз тяжелее. Тина это поняла сразу. Сердито покосилась на мужа, вынула свёрток из своей сумки, протянула.
        - Надень. Она добавит силы.
        Охотник вздохнул, поставил опустевшую миску.
        - Ладно, будь по-вашему. До Рубежа можешь пользоваться скиной Красотки. Но дальше - решай.
        Шесть дней они шли на северо-запад. Это было заметно по тому, как двигалось солнце над головой, да и подаренная когда-то сестричкой Грейс игрушка говорила о том же. Крис пытался вспомнить северо-западный край карты, нарисованной на стене Ратуши, сообразить, где они находятся. Получалось, что давно осталась восточнее Грибная Поляна, а то и Гнилой Ручей. К середине седьмого дня лес начал меняться. Рощи кислиц и орешника больше не попадались, чернолисты стали мельче, кора у комлей была не рыжей, а зеленоватой. Слой мха и прелой прошлогодней листвы под ногами влажно чавкал. Всё чаще Охотник останавливал их, а сам шёл вперёд - разгонял молодых ленточников. Они приближались к болотам.
        Дневной привал сделали на небольшом холме, густо поросшем недозревшей стеклянкой. Против обыкновения, Охотник не торопил. Помог собрать сухие сучья, сам развёл костёр. Распорядился:
        - Ждите здесь, я пойду искать проход через болота. Рановато мы сунулись, тропы не просохли. Не забывайте дежурить по очереди. Скоро местная живность почует человечину, приползёт.
        И ушёл.
        На Тину напутствие мужа подействовало. Вечером, после ужина, она никак не могла заснуть. Крутилась на подстилке из лапника, сопела, то и дело вскидывала голову, проверяя, не задремал ли оставшийся дежурить Крис. И в конце концов села рядом с ним.
        - Давай лучше я покараулю. А ты спать ложись.
        - Боишься?
        - Боюсь. Всё кажется, опять пузырь подползает. Если один раз это пережил - уже не забудешь.
        - Пузырь не самый опасный, шлейфокрыл и большой ленточник страшнее. Или хока.
        Тина хмыкнула.
        - Ты чего? Не веришь, что хоки людей едят? - Крис покосился на неё.
        - Можно подумать, ты веришь? Это же сказка.
        Крис вновь посмотрел на сестру. Тина зачерпнула из сумки горсть нарванной днём недозревшей стеклянки, высыпала в рот. У парня от одного этого зрелища оскомина челюсти свела, а она жевала кислые ягоды, как ни в чём не бывало. Неожиданно спросила, глядя на лежащее рядом с костерком тело Джулы:
        - Интересно, она чувствует что-нибудь? Слышит нас?
        - Кто, Джула?
        - Нет, та, другая. Какой она была в прежней жизни? Похожей на Джулу? Или на Милу? Ясно, что не на меня.
        Крис дёрнулся. Поспешно принялся возражать:
        - Тина, перестань! Это выдумки, что люди, надевшие скину, превращаются в хок. Они лишаются разума, убегают и гибнут в болотах, как Рита.
        Тина внимательно посмотрела на него. Улыбнулась едва заметно.
        - Рита разве утонула в болоте? Думаю, ты многое знаешь о хоках, гораздо больше меня. Но и я могу о чём-то догадываться. О том, что сталось с Белянкой и другими жёнами Охотника, например.
        - И что с ними сталось?
        - Охотник уводит жён на Запретные Озёра. Только не всех. Он выбирает в жёны не самых красивых девушек, а самых умных, ты заметил? Но и те, кого выбрал, не всегда годятся. Потому некоторых он возвращает, как Мальку.
        - Для чего годятся? - опешил Крис.
        - Не знаю пока.
        - Чушь какая! Люди и хоки - враги, они воюют многие сотни лет. Твой муж - самый страшный враг хок. Он ведь превращает их в скины!
        Тина не ответила, высыпала в рот ещё одну горсть ягод. А Крис понял, что совсем не знает сестру. Привык считать её замкнутым, озлобившимся из-за собственного увечья ребёнком. Не задумывался никогда, какие мысли блуждают в её голове. И уж тем более, он понятия не имеет, кто такой на самом деле Охотник.
        Спросил осторожно:
        - А ты… Тебя он не собирается уводить на Озёра?
        Тина удивлённо взглянула на него.
        - Что значит, «не собирается?» Я уже туда иду.
        У Криса дрожь пробежала по телу.
        - Так в Ратуше ты серьёзно говорила, что хочешь стать хокой? Я думал, ты Марика пугаешь.
        - Серьёзно.
        - Почему?!
        - Потому, что они могущественные, ничего не боятся. - Она помолчала, затем добавила тихо: - И они красивые.
        - Но они ведь неживые!
        - А я - живая? Разве я живая, если никому не нужна в этом мире?
        Крис хмуро уставился в костёр. Айдалин была права, когда предупреждала: его спутники - не союзники в войне с хоками. Они пытаются использовать его в каких-то своих целях. А он должен использовать их. Каждый шаг теперь - невидимый поединок, победить в котором будет очень трудно. Айдалин всё просчитала, всё спланировала. Одного она не знала, - что придётся спасать Джулу.
        Он вновь посмотрел на неподвижное тело сводной сестры. Скина поблёскивала в свете костра, и глядя на неё со стороны, Крис внезапно почувствовал себя слабым и беззащитным. Имеет ли он право рисковать их замыслом? Может быть, нужно прислушаться к доводам разума, признать, что Джула обречена? Помочь ей умереть быстро и безболезненно. Когда-то он не сделать этого для Риты. И снова повторяет ту же ошибку.
        Но как он будет спасать всех людей, если не спасёт одного единственного, попросившего о помощи?!
        Глава 24. Запретные Озёра
        Охотник вернулся на третью ночь.
        Крис уже начинал дремать, зарывшись в густые ветви лапника, и тихое перешёптывание спутников слышал сквозь сон. Потом Тина улеглась и сразу заснула. А Охотник остался сидеть у костра, время от времени бормоча себе под нос. Крис невольно прислушался - не к голосу, к мыслям, как учила Айдалин. «…Хорошо, пусть несёт. Я понял. Всё сделаю…». С кем он там разговаривает? Крис осторожно приоткрыл один глаз. Но Охотник всё равно почувствовал. Покосился в его сторону подозрительно, быстро провёл рукой у виска. Будто снимал что-то, прилепившееся к лицу.
        Через болото они шли гораздо медленнее, чем по лесу. Здесь и Охотник надел скину, и оружие из рук не выпускал, в любую минуту готовый отразить нападение. Им везло - опасных тварей на пути не встретилось. Дважды Крис слышал где-то высоко над деревьями свист шлейфокрылов, замирал настороженно, но атаки не последовало.
        Однако болото само по себе было грозным противником, особенно сейчас, после весенних ливней. Если бы не шагающий впереди Охотник, они погибли бы на второй день, когда Тина опрометчиво попыталась обойти куст злобника. Там не было ничего, похожего на трясину - ни обманки, ни поблёскивающей воды между кочками, - и Крис сунулся следом. Сообразил - что-то не так! - когда истошный вопль провалившейся почти по пояс девушки стеганул по ушам. Дёрнулся назад и понял, что тоже успел завязнуть чуть ли не по колено. Ничего страшного в этот раз не случилось. Тина лишь изодрала в кровь руки о колючую ветвь злобника, которую Охотник быстро наклонил в её сторону. И ещё получила от мужа пару увесистых оплеух, принятых, как должное. А Крис понял, что Западные Болота в самом деле непроходимы. Тропы сквозь них - секрет, принадлежащий одному Охотнику.
        Путь по болотам выматывал всех, особенно Тину, - ей ведь приходилось одолевать его собственными силами. Лишь вечерами, когда Охотник объявлял привал, Крис уступал ей скину. Сухих мест здесь не было вообще, потому спать они укладывались, где придётся: на стволах упавших деревьев, в развилках толстых нижних ветвей, а то и прямо на земле, в грязи, бросив под бок охапку веток с молодой, ещё мягкой листвой. Тина уже не стеснялась изуродованного тела, на такие мелочи сил у неё не оставалось. Едва приготовив «ложе», сбрасывала одежду, натягивала скину и, согревшись, быстро засыпала. А Крис большую часть ночи маялся, пытаясь устроиться поудобней, то и дело беспокойно поглядывал на дежурившего Охотника и крепче прижимал к телу сумку. Память услужливо возвращала прошлогоднюю сцену с Белянкой: «Сможешь распороть ей пузовину от шёрстки до самых рёбер?» А когда Тина вздыхала и ворочалась во сне, приходила другая картинка, недавняя: бьющая струёй из горла Ореста кровь и брезгливая гримаса сестры. Точно не человека она убила, а животину лесную. Если для этих двоих нет Правил, то что остановит их, помешает
избавиться от спутника и его ноши? Положим, уничтожить страшное оружие не удастся, Древние позаботились об его прочности. Но утопить где-нибудь в непроходимых болотах? От таких мыслей хотелось немедленно и самому натянуть скину, чтобы ощутить тепло и близость Айдалин. Но что тогда станет с Джулой?!
        На шестой день болото закончилось, упершись в невысокую, заросшую лесом гряду. Рубеж - пояснил Охотник. Они вышли к нему ближе к полуночи, когда Большая Луна начала подниматься в зенит. Устраивать ещё одну ночёвку посреди топей Охотник не захотел, гнал спутников, спешил вывести на сухие места, потому Тина окончательно выбилась из сил. Только отмахнулась, когда муж предложил развести костёр и сварганить грибной похлёбки. Настаивать тот не стал и сам улёгся, блаженно вытянув ноги и руки. Скомандовал Крису:
        - Сегодня твоя очередь дежурить, парень.
        - Думаешь, здесь безопасно? - Крис выразительно посмотрел на скину, которую Охотник не собирался снимать.
        - Не хочешь рисковать, надень свою. Какая теперь разница? Если она и помогла твоей сестричке выжить, то на одну хоку скоро станет больше. - Охотник хрипло засмеялся и пояснил: - Завтра мы выйдем к озёрам. Запретными они не зря называются, одного из вас хоки обязательно заберут. Решай сам, кого: тебя или её. Ты же у нас всеобщий спаситель.
        Ответа он не ждал. Повернулся, обнял жену и вскоре заснул. Крис посидел, напряжённо вглядываясь в лес, а затем решился.
        Ласковое тепло привычно обволокло его.
        - Айдалин, слышишь меня? - позвал он поспешно. - Ты здесь?
        - Разумеется здесь, куда я денусь.
        И тут же вернулась уверенность. Вдвоём они обязательно справятся!
        - Почему Джула до сих пор не очнулась? Ты ведь лечишь её столько дней!
        Айдалин ответила не сразу.
        - Потому, что она не хочет жить в этом мире. Считает, что для неё лучше умереть.
        - Как?! Что ты говоришь? Почему?
        - Крис, я её прекрасно понимаю. Это невыносимая мука - всё время притворяться не тем, кто ты есть. Я через это прошла. Но у меня хотя бы цель была! А ей зачем мучиться? Да если она и очнётся, что её ждёт здесь, посреди болот? Выбор не богат: или быть съеденной лесными тварями, или стать хокой.
        - Ты считаешь, что Джуле нужно было помочь умереть? Что я зря её нёс?
        - Да, я так считаю. И не злись на меня, ты прекрасно понимаешь, что я права. - Айдалин помолчала, спросила осторожно: - Давай мы её отпустим, Крис? Я могу сделать это быстро…
        - Не смей!
        Под утро из-за гряды приполз густой белый туман. Едва он окутал лагерь, проснулся Охотник. Вскочил, потянулся, сладко зевнул. Крис с удивлением увидел радостную улыбку на его обычно хмуро-насмешливом лице. Так улыбается человек, после долгих странствий вернувшийся на родину.
        - Ага, выбрал.
        Охотник одобрительно посмотрел на обтягивающую Криса плёнку. Не спеша подошёл к Джуле, присел, откатил её веко. Констатировал:
        - Не очень-то помогло ей твоё лечение. Может оно и к лучшему. - И выдернул нож из чехла.
        - Эй, что ты задумал?! - Крис вскочил.
        - Прикончить её. Или сделаешь это сам?
        - Я и дальше буду нести Джулу.
        Охотник рот открыл от удивления.
        - Ну ты и дурак! Без скины она окочурится самое большее, к завтрашнему дню. А если ты отдашь ей свою, то и сегодняшний день не переживёшь.
        - Тебе не одинаково? Твоя забота - вести меня в Стеклянный Дворец. А что я с собой понесу - мне решать.
        - Впрямь полоумный…
        Больше они к этому разговору не возвращались. Охотник здесь не выглядел таким суровым, как в лесном краю. Никуда не торопил, дал вволю отоспаться Тине, сам устроил костёр, помог готовить завтрак. Отправились в путь они, когда туман поредел.
        Впрочем, редел он лишь со стороны болот. Стоило перевалить гряду, и белое молоко вокруг опять сгустилось. Но Охотника это нисколько не огорчало. Он уверенно вышагивал вниз по склону, забросив за спину лук и весело посвистывая. Как будто все опасности остались далеко за спиной. И Тине передалась уверенность мужа. Она вновь шла замыкающей, несла оружие брата.
        - Тут что, круглые сутки такой туман держится? - спросила озабоченно. - Так мы и не увидим Запретные Озёра.
        - Увидишь-увидишь!
        И они увидели. Вернее, сначала услышали тихий плеск, а потом из тумана впереди вынырнули куст камышника, опущенные ветви плакальщицы. Вода, еле заметными волнами набегающая на пологий глинистый берег.
        Охотник издал радостный клич, подбежал, наклонился, зачерпнул полные горсти, плеснул себе в лицо.
        - Большое Озеро… - Тина осторожно присела рядом с мужем.
        - Что ты, до Большого нам топать и топать! - захохотал тот.
        Неожиданно схватив её за руку, дёрнул вперёд. Не ожидавшая такого подвоха Тина плюхнулась в воду, завизжала, барахтаясь. Но, поняв, что берег уходит вниз полого, под коленями и руками прочное дно, успокоилась. Тоже засмеялась, подымаясь с четверенек. Охотник сбросил на траву одежду, с разбега сиганул в озеро. Вынырнул на самой границе видимости, призывно махнул рукой.
        - Эй, парень! Говорят, ты неплохо для лесного плаваешь? Давай посоревнуемся! - Когда Крис отрицательно покачал головой, повернулся к жене. - Красотка, тогда иди ты. Утонуть не дам! Зато кое-что другое… - Подмигнул многозначительно.
        Тина снова хихикнула, оглянулась на брата, быстро разделась, бултыхнулась в воду. Миг, и они исчезли в накрывавшем озеро тумане, только шлепки по воде и время от времени женские повизгивания достигали берега.
        Крис осторожно уложил тело Джулы на траву, присел рядом. Напряжение, сковывавшее его все дни пути через болота, постепенно отпускало. Он принёс генератор к Запретным Озёрам, первая часть их замысла осуществлена.
        Плеск воды раздался ближе. Парочка теперь резвилась рядом с берегом, левее того места, где он сидел. Туман мешал увидеть происходящее, но догадаться, чем занимаются Охотник и Тина, было не сложно. Крис улыбнулся… и сразу нахмурился. Звуки, доносившиеся из тумана, были странными. Те самые, что он слышал когда-то на Длинном Озере.
        Это плескались не Охотник и Тина. Крис понял, что рядом с ним не люди. Затем и увидел. Или первыми они его увидели? Они были так близко, что, напрягшись, он уловил их мысли.
        - Смотри, здесь ребёнок!
        Хока вынырнула из тумана, остановилась.
        - Да. Видишь, кто-то из бессмертных выбрал его. - Вот и вторая появилась, стала рядом с подругой. Повыше, шире в плечах. Может быть, при жизни она была мужчиной? - Пошли, не будем мешать Переходу.
        Вторая отступила назад, распалась, сливаясь с туманом. Но первая замешкалась, с интересом рассматривая парня. Её лицо трудно было разглядеть сквозь дымку, и облик, конечно, изменилась. Но голос, пусть и мысленный, Крис узнал. Чувствуя, как сжимается судорогой горло, он окликнул:
        - Рита?
        Хока вздрогнула. Удивлённо закрутила головой по сторонам.
        - Рита! - настойчивее позвал её Крис.
        Он и сам не знал, для чего это делает. Нужно ли это делать? Но встреча с пропавшей женой была так неожидана. Хока уставилась на него. Осторожно шагнула ближе. Глаза её не были похожи на глаза Айдалин - белые, как и всё её тело, как туман за её спиной. Крис попытался найти в них хоть тень узнавания, и не смог.
        - Это ты зовёшь? Ты проснулся? Ты видишь меня глазами ребёнка? Почему ты меня так называешь?
        - Рита, ты что, ничего не помнишь? О прежней жизни?
        - О прежней? - хока попыталась вспомнить. - Да, верно. Так звали ребёнка, из которого я появилась…
        - О, у нас гости! - Охотник вынырнул из тумана. - Привет, дорогуша!
        Он бесцеремонно шлёпнул хоку по заднице, выскочил на берег, отряхнулся, как молодой ворчун. Хока ошеломлённо завертела головой, переводя взгляд с него на осторожно выбирающуюся из воды Тину. Мысли её мгновенно смешались в какую-то кашу, и Крис больше ничего не мог разобрать.
        - Что, решила составить нам компанию? Нет, в этот раз скина мне не нужна, - Охотник вытер мокрые всклоченные волосы, поднял с травы килт. - Так что отправляйся-ка ты к подружкам, резвись.
        Будто послушавшись, бессмертная распалась. Проводив её взглядом, Охотник кивнул на тело Джулы, пояснил:
        - Не жилица твоя сестричка, однозначно. Иначе они бы её забрали, и ты ничего сделать не смог бы. Всё ещё не передумал тащить? Странный ты парень, забавно за тобой наблюдать. Правда, Красотка?
        Тина беззлобно фыркнула, спросила:
        - Тебе не надоело издеваться? Лучше называй меня Пятнистой, как все. Или уродиной.
        - Какая же ты уродина? Из всех девок, каких я знал, ты самая лучшая. Но не здесь, - Охотник сделал широкий жест от лица до низа живота, потом постучал пальцем по голове: - А здесь. Что несопоставимо важнее.
        Тина недоверчиво посмотрела на него. И вдруг стала пунцовой. Словно только сейчас сообразив, что стоит, облачённая лишь в тонкую полупрозрачную плёнку скины, начала поспешно одеваться.
        Крис отвернулся. Если Охотника не отталкивает внешность сестры, то он только рад за неё. Спросил:
        - Куда мы теперь пойдём?
        - Куда? - Охотник задумчиво покрутил головой. То ли вслушивался, то ли принюхивался. Уверенно ткнул пальцем на север. - Туда.
        - Ты не перепутал? - недоверчиво переспросил Крис.
        Солнце не могло пробиться сквозь белую мглу, но компас всегда верно показывал стороны света. Таинственный институт Древних находился в противоположной стороне.
        - Не волнуйся, приятель, я не перепутал!
        Около полудня их отряд вышел к бревенчатому навесу, укрытому в густых зарослях камышника. Охотник протиснулся внутрь и, недолго провозившись там, вытолкнул на воду… Крис видел что-то похожее у речных на Длинном Озере. Несомненно, штука перед ними была лодкой. Однако размером поменьше, чем у речных, и внутри приделано непонятное… вещи Древних, одним словом. Хотя выглядели они не очень-то древними.
        - Залезайте, чего рты поразевали? - скомандовал Охотник. Скептически наморщил лоб, остановив взгляд на теле Джулы. Махнул рукой. - Поместимся. Её на дно клади, под ноги. Мертвецу удобства без надобности.
        Подождав, пока Крис и Тина с опаской усядутся на узкие низенькие лавки, он оттолкнул судёнышко от берега, ловко заскочил внутрь. Провёл пальцами по кнопкам на блестящей поверхности таинственной штуковины. Лодка в ответ завибрировала, из-под днища послышалось тихое жужжание. Гладкий прямоугольник перед Охотником засветился разноцветными ниточками. Это была карта, Крис догадался сразу. Но разобраться в ней он не мог, как ни старался. Потом какая-то сила легонько толкнула его, и он понял, что лодка движется. Берег исчез в тумане, белые клубы полетели назад всё быстрее, а вдоль бортов вода вскипела пенистыми бурунами.
        Охотник оглянулся, подмигнул весело.
        - Так путешествовать гораздо интереснее. Что скажите?
        - Здорово! - Тина зажмурилась от удовольствия, подставляя лицо влажному ветру.
        Крис улыбнулся натянуто. Лодка была неожиданностью. На ней они слишком быстро доберутся до института. Быстрее, чем планировала Айдалин. Последнюю сотню лет она не бывала на Запретных Озёрах, стараясь держаться подальше от Усыпальницы. А тут многое изменилось.
        Озеро они пересекли быстро, но затем скорость лодки пришлось снизить. Водный путь шёл по мелкой извилистой протоке. Они не столько плыли, сколько прорубались сквозь нависающие над самой водой ветви плакальщиц. За протокой оказалось ещё одно озеро. Туман к этому времени начал темнеть, предвещая близящийся вечер.
        Когда жужжание и дрожь внезапно стихли, Крис сперва не сообразил, что происходит. Решил было, что лодка поломалась. Но тут днище мягко ткнулось в песок, и Охотник скомандовал:
        - Всем выгружаться, привал! Развести костёр и ждать меня. Можете искупаться. Если хоки пожалуют - не пугайте их, ведите себя вежливо. Кто не знает - «хока» означает «хозяйка». Они в этих местах хозяйки и есть. Пока наш «спаситель» их в туман не развеял.
        - А ты куда? - насторожилась Тина.
        - Недалеко. Свежей рыбкой вас хочу угостить. Прощальный ужин, так сказать.
        - Для кого прощальный? - хмуро поинтересовался Крис.
        - Для хок, разумеется. - Охотник опять засмеялся и оттолкнул лодку от берега.
        Купаться они не стали, хоть хозяйки не появлялись. Наломали сучьев, зажгли огонь и сидели, всматриваясь в густой сумрак вокруг.
        - Крис, хока, что приходила сегодня утром… Мне показалось, она похожа на Речную? - полуутвердительно спросила Тина.
        - Да, это была Рита. То, во что они её превратили. Она ничего не помнит обо мне, о прошлой жизни. И ты хочешь стать такой же? Забыть обо всём, что было хорошего?
        - У меня было что-то хорошее?
        - А Охотник? Я думал, ты ему нравишься…
        - А я думаю, что Речная всем довольна! Так зачем ты хочешь убить её и всех остальных?
        Крис вздохнул, опустил голову.
        - Тина, я не смогу объяснить правильно. Понимаешь, если хоки исчезнут, Война Стихий закончится…
        - А если исчезнут люди, она тоже закончится? Эта твоя штука может убить не хок, а людей?
        Ошеломлённый, Крис уставился на сестру. Встретив его взгляд, Тина буркнула:
        - Забудь, это я так сказала. Пошутила.
        Во сне Крис вновь кружил на флайере над разноцветными огромными куполами Города. В этот раз он знал, что спит. И сидящая рядом девушка могла появиться лишь во сне. Он хотел заговорить с ней, но не решался.
        Рыжая непокорная прядка упала на щеку. Смешно тряхнув головой, девушка попыталась вернуть её на место. Прядка не подчинялась. Когда-то Крис уже видел это. Наяву.
        Девушка повернулась к нему:
        - Почему ты на меня так смотришь?
        - Джула, это ты?
        - Конечно я. Кто же ещё это может быть?
        - Почему ты здесь?
        - Так ты же сам тащил её через все болота и озёра! - опередил её с ответом Охотник.
        Крис вздрогнул. Почему-то только сейчас увидел, что тот сидит впереди, управляет флайером. Рядом с ним - Тина. Крис знал, что это она, хоть ослепительно красивая девушка была совсем не похожа на его сестру…
        Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво пытался вытащить сумку из-под его головы. Вскочил, одной рукой крепче прижимая имущество, а другой нашаривая нож на поясе, приготовился к бою. И тут же встретился взглядом с обидчиком.
        Наглый рыжок осторожно высовывался из-за головы Джулы. Его шкурка и волосы девушки в самом деле были одной масти. Сообразив, что воровство не удалось, зверёк сердито фыркнул, метнулся вверх по стволу ближней трещотки, затерялся в скрытой туманом кроне дерева.
        Крис огляделся по сторонам. Начиналось утро, тёплое и сырое, до отказа забитое туманом, как обычно в этих краях. Тина спала, свернувшись калачиком под влажным пончо, зато Охотник уже поднялся, с интересом следил за ним.
        - Что, отстоял своё сокровище? Молодец, настоящий герой. Кстати, сестричка твоя не дышит уже. Может, оставим её здесь?
        - Нет!
        Крис упрямо насупился. Разумеется, Охотник прав. И Айдалин, и Тина. Но согласиться с ними, признать Джулу мёртвой, бросить на корм рыжкам, когда только что - пусть во сне! - она разговаривала и смеялась, было… неправильно!
        - Дурак, - равнодушно констатирован Охотник. Затем поднял с земли прутик и, хитро щурясь, ткнул в высунувшуюся из-под покрывала пятку жены. Та недовольно замычала, дёрнула ногой. - Вставай, лежебока! Отдых закончился. Сегодня нас ждут великие дела. Будем переделывать мир.
        Протока, начинающаяся в двадцати шагах от их лагеря, была совсем короткой. Огибала поросший трещотками холм и сразу же впадала в следующее озеро. Тина взвизгнула, когда лодка врезалась в набегающие волны, подняла фонтан брызг. Охотник оглянулся на возглас, довольно улыбнулся.
        - Большое Озеро вас приветствует. До полудня на месте будем.
        - Как до полудня?! - невольно воскликнул Крис.
        - Что такое? Ты разве не хочешь поскорее расправиться с хоками?
        Тина тоскливо вздохнула. Непонятно, действительно ли Охотник собирался помогать, но сестра явно не хотела, чтобы хоки исчезли. Станет она покорно ждать, чем закончится путешествие? Неожиданно Крису пришло в голову, что лодка - очень неустойчивая штука, хороший удар, и он окажется за бортом. Невольно уцепился за лавку. Постарался успокоить себя, - чепуха, Тина этого не сделает. Даже если он выпадет из лодки, то не утонет, тем более, вдвоём с Айдалин. Но в какую сторону плыть нужно будет - вот это загвоздка!
        Большое Озеро было не просто большим - огромным. Берег исчез вскоре после того, как они выскочили из протоки. Теперь казалось, что лодка замерла на месте, лишь мелко вздрагивает, прорезая встречные волны. Они завязли в тумане. Крис вынул из сумки компас, постарался определить направление. Они плыли почти строго на юг. Он уже не таился со своим прибором, - Охотник знал о вещах Древних куда больше, чем положено лесному жителю. И здесь, на Запретных Озёрах, не скрывал этого.
        - Его только не хватало… - долетело вдруг до ушей Криса.
        Пробормотал это Охотник еле слышно, но парень заметил, как напряглись его плечи.
        - Кого? - переспросил.
        Охотник не ответил. Потянул рычаг, заставляя лодку накрениться, начать поворот.
        - Что случилось? - заметила неладное и Тина.
        Всплеск впереди прозвучал, как ответ на её вопрос.
        - Головач, - буркнул Охотник.
        Ещё раз повернул лодку. Крис заглянув через его плечо и увидел в правой части экрана светло-жёлтую точку, уверенно двигающуюся к середине. Тотчас вновь всплеснуло. Ближе и опять впереди.
        - Привязался. Почуял человечину.
        - Нас? - испугалась Тина.
        - Нет, нас скины экранируют. Её чует, - Охотник сердито кивнул на тело Джулы. - Эта тварь мертвечиной не брезгует. Держитесь крепче!
        Крис едва успел уцепиться за бортики, как лодка резко накренилась, сделала крутой вираж. Плеснуло где-то далеко слева.
        - Ушли? - спросил он с надеждой.
        Ему не ответили. А потом и отвечать не понадобилось - плеснуло прямо за кормой, близко, даже лодка покачнулась.
        - А это уже серьёзно, - процедил Охотник сквозь зубы. - Крупный. Я и не знал, что тут такой водится. Сколько же ему лет…
        - Он, наверное, лодку перевернуть может? - боязливо спросила Тина. Девушка теперь сидела вполоборота, стараясь разглядеть в тумане преследующее их чудовище.
        - Не только перевернёт, перекусит на раз. И нас вместе с лодкой. Самое верное сейчас - выбросить ему мертвячку. - Охотник покосился на Криса, махнул досадливо рукой. - Ладно, попробуем оторваться.
        Дрожь корпуса стала заметней, белые пенистые барашки вдоль бортов поднялись выше. Преследователя больше слышно не было, и светлое пятнышко исчезло с экрана. Крис начал успокаиваться… ударило резко и неожиданно. Лодка легла на бок, зачерпнула воду бортом. Крис еле успел вцепиться в скамью, чтобы не вылететь. Обернулся на истошный вопль Тины…
        Чудовище вынырнуло у самого борта, - лоснящаяся сизая голова, огромная как остров. А в следующий миг голова превратилась в пасть.
        - Ах ты ж дрянь! - рявкнул Охотник.
        Лодка, не переставая крениться, сделала крутой вираж, уходя в сторону. Чудовище исчезло в тумане раньше, чем Крис успел разглядеть, что за пучок белых лент метнулся из пасти в их сторону.
        - Не оторвёмся, слишком быстро эта тварь плавает! Уходим к ближайшему берегу, на мелководье он не сунется, застрять побоится.
        - У нас же есть луки, разве нельзя его убить? Или хотя бы отпугнуть?!
        - Я не могу одновременно управлять лодкой и стрелять!
        - Я могу стрелять. Куда нужно попасть? В глаза?
        - В какие глаза?! У этой твари нет глаз, ты не заметил? Стрелок, мать твою… Не сможешь ты его прогнать, только рассердишь, так что и не дёргайся. Сиди, проси свою «землю-стихию», чтобы помогла нам до берега добраться!
        Непонятно, как головач умудрялся выследить их, но выныривал он именно там, где мгновение назад находилась лодка. Охотник едва успевал поворачивать. Сколько времени длилось бешеное преследование, Крис не знал. Но вот лодка дёрнулась, заставив его податься вперёд, пошла медленнее.
        - Отмель. Ушли, дальше тварь не полезет, - сообщил Охотник. Обернулся к спутникам и наконец-то улыбнулся. - Испугались?
        Тина перевела дыхание, улыбнулась в ответ.
        - Ага.
        - Я и сам…
        Он не договорил. Лодку подбросило оглушительным ударом в днище. Крис понять не успел, куда исчез сидевший перед ним Охотник, отчего захлебнулся вопль сестры за спиной. Лишь смотрел заворожено, как поднимается из воды огромный живой купол.
        Двигатель лодки жалобно взвыл и умолк, а сама она застыла на мгновенье и начала валиться на бок. Ясно было, что сейчас опрокинется, накрыв собой пассажиров. Следовало оттолкнуться, прыгнуть подальше в сторону. Но Крис продолжал цепляться за борта, - прыгать в озеро к чудовищу казалось самоубийством. Огромная пасть распахнулась перед ним. Да, Охотник был прав: головачу ничего не стоило перекусить лодку пополам. А человека он, пожалуй, мог проглотить целиком. И вовсе не ленты сновали вокруг его морды, а пучок мерзких щупальцев, заменяющих язык, вывалился наружу, обшаривал опустевшее переднее сиденье.
        Тело Джулы заскользило по днищу к заднему бортику. И тут же две ленты метнулись к нему, обвили за ноги, за талию, приподняли. Дико закричав, Крис выдернул из чехла нож, ударил, что было силы по скользкой упругой коже. Беловато-розовая жидкость брызнула из-под лезвия, раненое щупальце отпрянуло, выпустило жертву. Но до второго он добраться не смог, тело девушки взвилось над головой. Лодка перевернулась.
        Вдохнуть воздуха Крис не успел. Солоноватая вода хлынула в нос, в рот. Мгновенный ужас - и ноги почувствовали твердь под собой. Он поспешно вынырнул, откашливаясь и отплёвываясь. Рядом торчал над водой киль лодки, плавали какие-то мелкие вещицы, высыпавшиеся из сумки Тины. И тело Джулы покачивалось на воде. А головач исчез.
        Крис подскочил к девушке. Кажется, та не пострадала. Что заставило чудовище бросить жертву? Он не мог этого объяснить, да и не пытался. На отмели вода едва доходила до середины груди, но не зная направления, в тумане можно часами брести вдоль берега. Он осторожно подхватил тело Джулы, взвалил на плечо. Попытался тихонько звать:
        - Эй? Охотник, Тина! Вы живы?
        Туман глушил голос, тогда он позвал громче, не думая о том, что может привлечь чудовище обратно:
        - Эгей! Кто-нибудь! Вы меня слышите?!
        - Сюда! Иди сюда!
        Голос Охотника донёсся откуда-то издалека, но это было неважно! Главное, он не один уцелел в передряге. Крис поспешил на зов, боясь, что опять потеряется.
        Берег был не так и далеко. Широкая полоса песка тянулась вдоль озера, исчезала в тумане. Тина и Охотник были здесь. Сестра лежала, бессильно вытянувшись, то и дело надрывно кашляла, пытаясь вытолкнуть из себя остатки воды. Муж её сидел рядом, смотрел на бредущего к ним Криса.
        - Выбрался? Везунчик. И мертвячку свою у головача отбил?! Как это ты умудрился?
        Объяснять ничего не хотелось. Крис положил Джулу на влажный песок, опустился рядом.
        - Я испугался, что вы утонули.
        - Красотка и утонула. Если б не скина, не откачал бы.
        - Больно, - жалобно простонала Тина, подтверждая его слова. - Внутри всё горит.
        - Ничего, полежи и пройдёт. - Охотник вздохнул. - А вот лодка пропала.
        - Там не глубоко, можно вытащить.
        - Вытащить можно… починить здесь не получится.
        - А где получится?
        Охотник не ответил. Всё сильнее хмурясь, осмотрел его.
        - Ты что, сумку утопил?
        Крис тоже оглядел себя. Мокрый, прилипший к ногам килт, перевязь с ножом, - его он из рук не выпустил, когда шлёпнулся в воду. Сумки, и впрямь, не было.
        - Недоумок! Сумку надо было спасать, а не мертвячку! - Охотник вскочил, бросился назад к озеру. На ходу приказал: - Пошли искать, раз там не глубоко!
        - А я? - испуганно приподнялась следом Тина.
        - Ты жди. Здесь тебя никто не тронет.
        Место, где перевернулась лодка, они нашли быстро. А неподалёку от неё наткнулись на то, что увидеть никак не ожидали. В воде плавала туша мёртвого головача. От чего он сдох, не смог понять ни Охотник, ни, тем более, Крис. Не от столкновения с лодкой, во всяком случае. Зато все попытки нашарить на песчаном дне кругляшку генератора оказались безуспешными.
        Когда туман начал темнеть, предвещая приближение ночи, Охотник сдался. Как ни странно, он казался по-настоящему огорчённым. Крис даже засомневался в своих подозрениях. Зато в вопросе Тины: «Не нашли?», - когда они вернулись на берег, явственно слышалось удовлетворение.
        - Не нашли, - буркнул в ответ Охотник. - Что делать будешь, спаситель человечества?
        - А нам ещё далеко добираться?
        Охотник посмотрел на укрывающий озеро туман, задумчиво почесал отросшую за время их путешествия бородку.
        - Если вдоль берега, а потом по косе… Не так и далеко, за день дойдём. Но тебе теперь-то зачем туда соваться?
        - Если мы уже так близко, то нужно идти до конца. Вы же всё равно туда собирались?
        Крис повернулся к сестре. И Охотник взглянул на потупившуюся девушку. Хмыкнул неопределённо, процедил:
        - Что ж, пойдём до конца.
        - А знаете, вы очень похожи друг на друга, - неожиданно заявила Тина. - Я раньше не замечала, а сейчас поняла.
        - Это чем же мы похожи? - удивился Охотник.
        - Ты первым делом меня спасал, когда я из лодки вывалилась и захлебнулась. К берегу потащил. И Крис Джулу вытаскивал, а не сумку свою с оружием. Похожи.
        - Да, - иронично согласился Охотник, - разница в том, что я жизнь жены спасал, а подружка Красавчика уже мёртвая.
        - Подумаешь, жизнь. - Тина презрительно скривила губы. - Кому она нужна, моя жизнь?
        Охотник разбудил Криса рано утром.
        - Вставай! Дело одно нужно сделать, пока Красотка спит. Твою Джулу дальше нести не стоит. Сам понимаешь - жара, влага. Не хорошо получится, когда она гнить начнёт. У Древних обычай был - покойников в землю закапывать. Давай по этому обычаю и поступим. Яму я приготовил. Иди, простись, если хочешь.
        Крис вскинул подбородок, сжал губы… и наткнулся на непреклонный взгляд. Пытаться и дальше настаивать на своём, было глупым мальчишеским упрямством. Джула умерла. А сон… это же только сон?
        Молча встал, побрёл к берегу. Тело сводной сестры лежало такое маленькое, хрупкое, и рыжие волосы перемешались с песком. Казалось, что Джула спит. Он опустился на колени. Осторожно взял руку девушки.
        - Джула, прости меня. Я столько раз обманывал тебя. Обещал помочь и не помогал. Когда мог что-то сделать - не хотел, а когда захотел… оказалось поздно.
        Колючий комок подкатил к горлу. Крис отвернулся, спросил у Охотника:
        - Где яма?
        - Вон там, - махнул рукой тот.
        Крис приподнял плечи Джулы, просунул руку ей под колени, приготовился встать…
        - …ммм… - губы девушки вдруг шевельнулись.
        Крис застыл, не в силах поверить. Нет, ему не почудилось! Грудь Джулы еле заметно приподнималась в такт дыханию. Комок в горле лопнул, потёк из глаз солёными каплями.
        - Что ты там возишься? - поторопил Охотник.
        - Она живая! Она дышит!
        - Что?!
        Охотник быстро подскочил, присел рядом. Пощупал запястье девушки, откатил веко. Хмыкнул, недоумённо почесал затылок.
        - Не понимаю. Вчера она была мёртвая, однозначно. Ей бы гнить начинать. - Он присмотрелся внимательнее, отстранил Криса, согнул тело Джулы чуть ли не пополам: - А это что такое?
        По шее девушки змеились длинные свежие царапины, прячась в рыжих прядях. Такие же были на спине, вдоль позвоночника.
        - Ничего себе… Это следы от зубов головача. Получается, он проглотил её? А затем выплюнул, да так аккуратно, что и кожу не порвал. И сдох после этого.
        Крис представил бездонную пасть, передёрнул невольно плечами. Признался:
        - Он Джулу щупальцами схватил, а потом я в воду упал. Что дальше было, не видел.
        - Что у вас случилось? - окликнула их проснувшаяся Тина.
        Охотник помолчал, подозрительно разглядывая Криса, обернулся к жене.
        - Да вот радость тебе неожиданная - сводная сестра ожила. Вчера мёртвая была, а сегодня ожила. Сама по себе, без всякой скины.
        - Джула живая?! Здорово! - Тина радостно вскочила.
        - Да уж…
        И Крис явственно увидел, как плечи его передёрнулись, словно от озноба.
        Глава 25. Стеклянный Дворец
        Добираться пешком получалось куда медленнее, чем на лодке. Они шли почти весь следующий день. Сначала вдоль берега озера, затем - по узкой косе, тянущейся к его середине. Идти по спрессованному прибоем песку было куда легче, чем вязкими болотами или лесными зарослями. И Джула, теперь по-настоящему живая, казалась лёгонькой, как пушинка. Когда сквозь туман проступила тёмная громада, усталости Крис не чувствовал.
        Это был купол, похожий на те, что он видел в своих снах, лишь размерами меньше. Целый Город здесь бы не уместился, но их посёлок - запросто. Охотник, не останавливаясь, шагнул на каменные, местами треснувшие и развалившиеся ступени, подошёл к полупрозрачной стене. Оглянулся, насмешливо посмотрел на спутников, сообщил:
        - Это и есть «Дворец Стихии-Воды». Добро пожаловать!
        Он задержал взгляд на лице Криса. Пытался угадать его чувства? Парень дружелюбно улыбнулся в ответ - притворяться удивлённым ему не хотелось. Хмыкнув, Охотник положил руку на выступающий из стены брусок, нажал, перебирая пальцами, - вводил секретный код. Пальцы его двигались очень быстро, уследить невозможно… если бы он не думал об этом сочетании цифр. Айдалин права - когда думают громко, звуки не нужны.
        Часть стены подалась в сторону, открывая проход. Дальше оказалась ещё одна, такая же гладкая и блестящая, только не прозрачная. И тоже с убегающей в сторону дверью. Тина шагнула внутрь вслед за мужем и сразу закрутила головой, таращась по сторонам. Да что там Тина - и Криса захватило восхищение. Вокруг был Мир Древних! Не сгоревший, разрушенный, как в Городе, а целёхонький, сотни лет терпеливо поджидающий, когда вернутся его создатели. Да, он знал о нём многое от Айдалин. Сколько раз пытался представить эти огромные залы, уставленные непонятными предметами и волшебной мебелью, этот яркий свет, вспыхивающий, стоит войти в комнату, мягкий, пружинящий под ногами пол. Но одно дело представить, и совсем иное - видеть своими глазами, трогать собственными пальцами. Тина и трогала. Не в силах удержаться, гладила стены, шелковистые спинки широких удобных сидений. Если бы не боязнь потеряться, она бы надолго застряла в зале у входной двери.
        Джулу Охотник велел оставить в белой, заполненной стеклом и блестящим металлом комнате. Крис не возражал. Бережно уложил девушку на узкое ложе у стены, отметил, что дышит та ровно и глубоко. Хотя бы её он сумел спасти!
        Затем они шли светлыми длинными коридорам. Коридоры были так похожи друг на друга, что Крис заблудился, не мог определить, в какой стороне выход. После… когда Айдалин не станет, ему ни за что не выйти отсюда. И не нужно! Женщина в подземелье под Городом знала, что иногда самый правильный выход подсказывает клинок ножа. И Крис знал. Он сделает то, что обещал Айдалин, и уйдёт вслед с ней.
        Очередной коридор не свернул, а закончился тупиком с едва заметной выемкой двери. Охотник распахнул её, кивнул, приглашая войти. Это был Центр Управления. Множество экранов, ряды разноцветных огоньков на противоположной, идущей полукругом стене. Три больших удобных кресла перед ними. Крис осторожно подошёл к ближайшему, присел. Оглянулся на изумлённо застывшую в дверях Тину, на уверенно копающегося в каком-то ящике Охотника. Вот и закончилось последнее путешествие Криса Странника.
        Охотник выпрямился, пришлёпнул себе на висок круглый золотистый предмет. Радостно улыбнулся, шагнул к двери, навстречу… Криса прошиб озноб. Лицо с острым маленьким подбородком и тонкими губами, тёмно-серебристые, похожие на два кусочка стали глаза, - Айдалин узнала хоку, вошедшую в зал, поэтому и Крис узнал. В нескольких шагах от него стояла Стихия-Вода из легенды. Богиня Люсор, хозяйка этого мира, когда-то побеждённая и уничтоженная Виком-Освободителем.
        Не побеждённая и не уничтоженная! А значит, вся их с Айдалин хитрая затея не многого стоила.
        Охотник виновато развёл руками.
        - Ма, генератор утонул в озере, я не уследил за этим недоумком. И найти не получилось - должно быть, течением унесло на глубину. Но я его вытащу, вот только соберу эхолот!
        Богиня улыбнулась, снисходительно махнула рукой, что-то сказала. Крис не ожидал, что она может так по-доброму улыбаться. Он не смог разобрать слов, - это была не ментограмма, - зато Охотник услышал, смущённо почесал макушку, взглянул на жену, подхватил ту за локоть, вывел из комнаты. А Люсор пошла к креслу, в котором сидел Крис.
        Он облизнул пересохшие губы. Было чего бояться - остался один на один с Хозяйкой-Стихией… Нет, не один, вдвоём с Айдалин!
        - Ты тоже слышишь меня? - Люсор пристально посмотрела на него.
        Крис вызывающе вздёрнул подбородок.
        - Слышу!
        - Забавно. Второй экземпляр за восемь столетий. Вернее, третий, если я правильно догадывалась. Кто же вы такие, а? Мутанты? Гибриды?
        - Мы люди.
        - Люди, получающие информацию из будущего? Люди, говорящие ментограммами? Люди, способные объединять свои тонкие тела с кем угодно? Полноте, человеческого в вас от рождения было меньше, чем во мне сейчас. С тобой мило болтать, мальчик, но я хочу слышать вторую. Твою напарницу или как вас правильно назвать - симбионта?
        Крис опустил веки, уступая место Айдалин. Он свою часть плана выполнил, поединок с Люсор - не его забота. Ему оставалось наблюдать и ждать.
        - Айдалин, так что случилось с преонной пушкой на самом деле? - продолжала допытываться Люсор. - Она ведь не утонула в озере, верно?
        Но Айдалин ответить не успела.
        - Разумеется не утонула, - донеслось от двери. - Генератор уже активирован.
        Найгиль набрала код доступа на входной двери. Молодец мальчик, запомнил правильно. Если климат-установка института работает, другого пути внутрь для хоки нет.
        В холле ничего не изменилось за двести лет её отсутствия. Разве что пластик на стенах выцвел, и обивка кресел начала лопаться и шелушиться от старости. А ей-то казалось, что вечность минула, что и следов института не осталось, пока она была в чёрном безвременье.
        Она сама обрекла себя на этот кошмар - существовать бестелесным призраком, скиной и сознавать, что так отныне будет всегда. Она не могла управлять чужой волей, подобно Люсор и созданным по её матрице менторам. Единственное, что ей было доступно - наложить свои астрал и ментал на личность человека, надевшего скину, чтобы он воспринял её стремления и желания как свои. И она не упустила эту возможность, не сломалась, не сошла с ума, а сделала единственное, что могла сделать - вернула людям сказку о Древних.
        Но одного кошмара оказалось недостаточно. Человек, с которым она делила своё эфирное тело, был мужчиной! Ната Гилл никогда не знала мужчин. Презирала их как существ во многом ущербных и вторичных, но при этом неоправданно самоуверенных и амбициозных. Теперь Найгиль вынуждена была смотреть глазами мужчины, слышать его ушами. И если бы только видеть и слышать! Она даже отключиться, погрузиться назад в темноту не могла себе позволить, раз решила стать его частью.
        О своём первом Страннике она мало что знала. Привела его в конце концов в город, научила рассказывать сказки. Но когда он умер, вдруг затосковала по нему. Ко второму она привыкла быстрее и легче. Найгиль уже понимала, что и как нужно делать. Об этом человеке она узнала многое, старалась помочь, поддержать, лечила от болезней. И когда он умер, страдала по-настоящему. И снова привыкала - к третьему.
        Найгиль ни разу не задумывалась, а кем она, «скина» была для этих людей? Лишь когда третий, послушавшись Криса и Айдалин, вернул ей свободу - не в обмен на бессмертие, а даром, - она поняла. Она была для Странников не вещью, не существом даже! Она заменяла им друзей, семьи, жён. Да что там говорить, они любили её! Мужчины, оказывается, способны на такое чувство. Они ничем не хуже женщин, просто другие. И если ты хочешь, чтобы тебя понимали, научись понимать других.
        Сколько глупостей она наделала из-за того, что не осознавала эту простую истину. Время не повернёшь вспять. Ей не спасти ни Моник, ни Ивон, ни даже Алину. Они все остались в прошлом. Но пока в этом мире живут люди из плоти и крови, кое-что она сделать может. Дать им шанс! Именно потому, что они люди, вечно ошибающиеся, страдающие, мучающие себя и друг друга. А растущий в Усыпальнице бог, каким бы совершенным он ни был, - не человек.
        - Разумеется не утонула. - Найгиль закрыла за собой дверь, шагнула в зал. - Генератор уже активирован!
        Люсор вздрогнула от неожиданности. Медленно обернулась, уставилась на неё.
        - Найгиль? Вот так сюрприз! Всем сюрпризам сюрприз. Откуда ты взялась? Я была уверенна, что ты давно растворилась в Усыпальнице вместе со своей подругой.
        - Я тоже не ожидала тебя увидеть. Помнится, тебя «похоронили» где-то в лесу?
        Найгиль прошла по комнате, опустилась в среднее кресло. Здесь, в Центре Управления комплексом, изменения были куда заметней, чем в холле. Видно, пользовались им достаточно интенсивно, обновляли аппаратуру, модернизировали.
        Люсор насмешливо скривила губы.
        - Да уж, твоя креатура, твой «вик-освободитель» постарался от меня избавиться. Однако вы с ним просчитались. Дикари любопытны, стоило мне позвать, и они не только нашли меня, но и попытались использовать в утилитарных, так сказать, целях. Захотели, чтобы я их «лечила». Я и полечила. Так где ты всё-таки была, Найгиль, если не в Усыпальнице? Подожди-подожди… преонную пушку принесли из города… Так это ты её нашла? Можно было догадаться! Твоему «вику» ни ума, ни знаний для такого не хватило бы даже после того, как он превратился в Айдалин. Ну рассказывай, чем ты занималась все эти годы.
        Она подошла, присела на пол перед креслом, взяла Найгиль за руку. Та вздрогнула от этого прикосновения. Она не понимала, что сейчас происходит, какую новую игру затеяла «богиня».
        - Это волнует тебя больше, чем то, что я сказала? Или ты не расслышала? Генератор активирован, твой мир скоро будет уничтожен!
        - Я слышу, слышу. Мы столько лет с тобой не виделись, интересно было бы поболтать. Но если не хочешь, я не буду настаивать. Поговорим о вашей пушке. Где вы её спрятали?
        Найгиль пожала плечами. Хранить тайну далее было бессмысленно.
        - Генератор преонного потока не нуждается в физическом подключении к источнику энергии. Достаточно, чтобы напряжённость поля в точке, где он находится, была выше критической. Поэтому нести его сюда не потребовалось, в долине есть ещё один работающий реактор.
        - Реактор под Усыпальницей, конечно же! - шутливо хлопнула себя по лбу Люсор. - И ты сама пронесла туда свою пушку, пешком, через леса, болота, постоянно рискуя нарваться на стрелу. А трюк с этим парнишкой был отвлекающим манёвром. Но кого ты опасалась, ты ведь не знала, что я здесь?
        - Через леса и болота генератор пронесли Крис с Айдалин, я шла за ними для подстраховки. Я взяла его по эту сторону Рубежа и отнесла к Усыпальнице. Я не ожидала встретить тебя, но твой Охотник очень не понравился Айдалин. А я доверяю её интуиции.
        Раздражённо тряхнув головой, Найгиль выдернула пальцы из ладони Люсор. Игру, затеянную той, она по-прежнему не могла разгадать и начинала злиться. Недавняя уверенность в победе дала трещину.
        «Богиня» ласково улыбнулась. Она сидела на полу, поджав ноги, с покровительственным видом смотрела на гостей. То, что делала она это снизу-вверх, ничего не меняло.
        - Всё равно путь не близкий. Наверное, спешить пришлось? Бежала? Могла и не успеть, если бы не заминка с головачом. - Неожиданно засмеявшись, она чмокнула Найгиль в колено и вскочила. - Ты всё сделала правильно, милая! Ты снова помогла мне. Теперь я спокойна. У меня было достаточно времени, чтобы смоделировать будущее нашей цивилизации. Эксперимент в самом деле оказался неудачен. Люди в большинстве своём слишком слабы для личного бессмертия. Счастье для них - это покой, умиротворённость, чувственные наслаждения. Как только у них появилась возможность получить это не затрачивая усилий, они сразу же нею воспользовались. И породили монстра! Он уже пробует управлять всем, живущим в долине. Не знаю, может до города его «щупальца» пока не добрались, но здесь он орудует вовсю. Даже мне порой трудно ему противостоять. Знаешь, сколько бессмертных осталось? Меньше ста! В основном те, кто совсем недавно прошёл Переход и не освоился до конца в новом теле.
        Она помолчала. Затем продолжила:
        - Мы с тобой должны уничтожить эту тварь. Последние годы я лишь тем и занимаюсь, что придумываю способ сделать это. Разработала ментовирус, блокирующий обмен информацией между бессмертными. Лет сто назад он бы наверняка подействовал и на Усыпальницу, но сейчас - понятия не имею! Нет возможности моделировать идущие там процессы. И всё же я готова была попробовать, уже и сроки наметила. Но тут вдруг является твой мальчик-девочка с таким элегантным решением задачи. Спасибо, милая!
        Найгиль не верила своим ушам. Люсор жертвует собой и собственным миром?!
        - Что ж, я рада, что наши разногласия остались позади, - медленно заговорила она. - Обидно сознавать, что дело всей жизни закончилось крахом, но…
        «Найгиль!» - вскрик почти забытого голоса оборвал её, хлестнул острой болью.
        - Моджаль? - переспросила испуганно, сама не веря, что получит ответ. А ответом стал жуткий, выбивший все мысли из головы удар.
        Удивлённая неожиданным возгласом Люсор подалась было к ней, но тоже пошатнулась, ухватилась за пульт. Прошипела зло:
        - Ах, дрянь! Опять началось, да как сильно! Это он почувствовал твою пушку.
        - Там Моджаль! Она меня звала!
        - Какая Моджаль?! Монстр переварил её лет сто назад как минимум. А сейчас он пытается заглотить нас. Сколько минут осталось до выстрела?
        - Около десяти.
        - Десять минут… Мы продержимся, правильно? Мы же с тобой сильные, мы сможем умереть достойно, как положено человеку.
        Найгиль послышалась издёвка в последних словах Люсор. Но ей было слишком плохо, чтобы думать об этом. Окружающее меняло цвет, вытягивалось, опрокидывалось. Она уже не понимала, лежит ли на полу, стоит на четвереньках или расползается густой бесформенной кляксой. Тот, кто прежде был Странником, услышал зов и рвался в Усыпальницу. Но для этого требовалось собственное тело, а Найгиль обещала не превращать его в хоку.
        Она предприняла последнюю отчаянную и беспомощную попытку удержать запертую внутри её оболочек чужую личность. Не смогла. Поняв, что ничего не получится, зажмурилась, крикнула: «Алина, Крис, прощайте! Моджаль, я иду к тебе!» Прыгнула в никуда. Её вечная жизнь закончилась.
        Крис с ужасом следил за происходящим. Он видел страшную смерть Найгиль и не понимал, почему Люсор так спокойна. Спокойна? Да она едва сдерживает торжество! Самое страшное - Айдалин тоже не понимает причину происходящего! Они в чём-то ошиблись, что-то сделали неправильно?
        - Ушла. - Люсор осторожно ступила в растёкшуюся по полу лужу. Замерла на мгновенье, потом шагнула к опустевшему креслу, села. Посмотрела на Криса. - Что ж, она заслужила это маленькое счастье - верить, что умирает не напрасно. Поговорим теперь с тобой, Айдалин. Как, однако, смешно устроена жизнь: Вик-Освободитель, злейший враг хок, сам превратился в хоку, а затем и в скину.
        - Поговорим. Мне ты не позволишь умереть в блаженном неведении, да? Расскажешь правду? - Айдалин наконец-то решилась управлять его телом, и Крис испытал невольное облегчение. Теперь он мог отойти в сторону, ничего не пытаясь решать.
        - Разумеется. Должна же я с тобой поквитаться за те «похороны»? Вы нашли превосходное оружие против бессмертия. Единственный недостаток - для работы ему требуется колоссальная энергия. Нет энергии - нет преонного потока. А реактор под Усыпальницей будет погашен через десять минут, как раз хватит времени на один разряд, повторной накачки не произойдёт. Я уже ввела команду. Мне ведь тоже не нужно физическое подключение к нейросети. Очень удобно, кстати.
        - На тебя и одного выстрела хватит.
        - И на меня, и на тебя, и на всех остальных. Главное - на монстра. Мы умрём. - Люсор помолчала, улыбнулась, поправила себя: - Вернее, вы умрёте. Ты думаешь, чем я занималась все те годы, пока ты шныряла по лесам? Ментовирус это побочный эффект. Я создала новую матрицу, двухполюсную, с контролем обратного потока энергии и информации. Ты ведь встречала имя Клер Холанд, когда рылась в нейросети? Раньше я считала её сумасшедшей. Но она не сумасшедшая. Одной из последних её теоретических разработок была гипотеза о неоднозначности соответствия между плотными телами и тонкими при некоторых условиях. После гибели физического и эфирного тел ментал и астрал могут существовать неограниченно долго… если подсоединятся к другим внешним оболочкам. И необязательно это должен быть человек. Копия личности может сохраняться где угодно. Например, в нейросети, если для неё создано подходящее хранилище.
        - Ты… - Айдалин догадалась, куда клонит «богиня». А значит, и Крис догадался.
        - Да. Новая матрица содержит полную копию моей личности. Когда ваша пушка уничтожит моё эфирное тело, я оживу там. Но это первый этап. Трансляция матрицы способна изменять ментал и астрал реципиента как угодно, раз биологических ограничений больше не существует. Теоретически возможно превращение любой личности в абсолютную копию донора. Практически я добилась приемлемого результата для пар со сходными параметрами тонких тел. Охотник помог отобрать четыре особи, максимально сходные с моим прототипом, Людмилой Сорокиной. У меня всё готово для эксперимента, я могла бы начать его в любой день, но… пока жив монстр, смысла в нём не было. То ли дело теперь! Ваша пушка расчистила для меня дорогу. Вы расчистили для меня дорогу - ты, твой мальчик, Найгиль. Когда монстра не станет, на этой планете начнётся новая эра. Охотник воссоздаст меня сначала в четырёх экземплярах, а когда мы отладим технологию Перехода, придёт черёд всех остальных, живущих в долине. Кстати, Охотник - тоже моё создание. Найгиль, конечно, гений, но кое в чём она ошиблась. Гендерная дифференциация необходима не только для полового
размножения. Мужское и женское начала дополняют и подстёгивают друг друга. Эффект маятника, не позволяющий прогрессу остановиться. Мне требовался противовес - мужчина, сильный, смелый, решительный, агрессивный. И я его создала собственноручно.
        - Мужской вариант Люсор?
        - В какой-то мере да.
        - Ты хочешь построить мир, состоящий из сотен, из тысяч Люсор в мужском и женском обличье?! Это ужасно!
        - Нет, ты не поняла. Не осознала масштабов. Сотни миллионов, миллиарды Люсор! Люди в большинстве своём не способны на бессмертие. Но я исключение! Взрослых мы используем сразу всех. А детей вернём туда, где им надлежит быть. «Садки» Озёрного посёлка вновь примут «мальков». Скорость размножения я подхлестну, и когда количество меня достигнет критического, придёт время экспериментов с Усыпальницей. Но второй сверхразум будет не порождением фантазий дремлющих недоумков - это будет мой сверхразум! Неважно, сколько времени понадобится, тысяча лет или миллион, в сравнении с бесконечностью это один миг. Когда-нибудь вся эта планета станет мной. А затем я научусь путешествовать между звёздами! И, не исключено, стану Богом Вселенной… - Она замолчала, захлебнувшись собственными фантазиями.
        - Люсор, ты больная, - тихо сказала Айдалин. - Ты свихнулась от своего могущества.
        - Ты так думаешь? Не буду спорить, всё относительно. Но у меня есть ещё один сюрприз для тебя. Чтобы уж окончательно добить. Как ты думаешь, кто стал прототипом Охотника?
        Вопрос был неожиданным, но Крис догадался мгновенно. Будто мысль эта давно сидела в голове, просто страшно её было высказать. И Айдалин догадалась, разумеется.
        - Ты сделала его из…
        - Да-да-да! Биологический материал, не использованный при создании первого Вика-Освободителя. Но в отличии от Найгиль, я вырастила настоящего мужчину, бойца, победителя, надёжного, стойкого, способного любить и ненавидеть, а не то непонятное, вечно рефлексирующее, разрывающееся между формой и содержанием существо, каким пришлось жить тебе. Хотя внешне вы похожи как братья. Ты ведь узнала в его чертах себя, верно? Повзрослевшего и поумневшего. Мой Вик без посторонней помощи мог бы за пару лет подмять ваши «племена» под свою власть, стать королём этой планеты. Но ему это не нужно, он получит несравненно большее - бессмертие!
        - И твои мозги в придачу.
        - Хм… наши мозги и так не сильно отличаются, я ведь воспитывала его с самого рождения. Разве что чуть-чуть подправить для уверенности. Как бы там ни было, спасибо за отличный генетический материал, милая!
        Она потянулась, чтобы поцеловать в щёку, но Айдалин поспешно отодвинулась. Люсор улыбнулась насмешливо.
        - Однако ваше время истекло, пора прощаться. Крис, ты тоже сейчас умрёшь, я не хочу рисковать. Центр Управления заблокирован снаружи, системы контроля и связи здесь отключены. И вентиляция перекрыта. Ты задохнёшься, как только твоя любимая скина перестанет существовать. Утешьтесь тем, что вы умрёте «в объятиях друг друга».
        Люсор закрыла глаза, откинулась на спинку кресла. И тут чёрное крыло вихря смерти легло на остров. Холод и ужас. Такое испытываешь, провалившись в трясину. Или ещё страшнее. Крис стиснул зубы, шевельнулся, стряхивая оцепенение. Он успел увидеть, как сидящая рядом Богиня распалась веером брызг и лёгким облачком тумана. Прижал руки к груди… и услышал тихий шорох под пальцами. Грязно-коричневая шелуха растрескивалась, отваливалась пластинками. Мёртвая и холодная.
        - Айдалин!
        Он заорал в полный голос, попытался было вскочить… и закашлялся от перехватившего горло удушья. Мелкие острые иголки вонзились в лёгкие, не давая дышать. Страха смерти не было, лишь неотвратимо наваливающаяся тоска. Кашляя, рыдая, теряя сознание, он продолжал кричать:
        - Айдалин, постой! Не бросай меня!
        Глава 26. Возращение Вика
        Крис понимал, что умер. Но, оказывается, смерть - это ещё один сон.
        - Айдалин, постой!
        Она скользила сквозь туман, едва касаясь ступнями влажной от росы травы:
        - Прощай, Крис! Будь счастлив!
        - Нет! Не уходи!
        Он рванулся к ней, но ноги не подчинились. Неведомая сила влекла его прочь, всё дальше и дальше. Айдалин была уже еле различима в белых клочьях редеющего тумана.
        - Не бросай меня! Я хочу быть с тобой!
        Туман редел. Таял вместе с прозрачной фигурой Айдалин. Сквозь него проступали ветви деревьев, кусты. Окружали Криса со всех сторон.
        Последние обрывки белой пелены исчезли, и он увидел - не лес вокруг! Люди, много людей. В первый миг они показались ему чужими, затем он начал узнавать лица. Вон Мила стоит со своими мальчишками, радостно улыбается. Вот Марик рядом с округлившейся, ждущей пополнения в семействе Малькой, смущённо скребёт затылок, отводит глаза, пытается спрятаться за спину жены. Дальше - Щербатый Тим и Фера, Малыш Робик, Аня Чёрная, Рик Борода, его дочка, та самая, которую Крис отбил у шлейфокрыла. Людей становилось больше и больше. Крис видел Лиз и её мужа, Старосту Предхолмья, Грейс из Опушек, Лону Меченную, Глеба с речного посёлка с давно забытым названием. Кажется, все люди, живущие в долине, собрались здесь. И смотрели на него, ожидая чего-то.
        «Что вы от меня хотите?! Пропустите меня! Я уйду с Айдалин!» - хотел крикнуть им Крис. Не мог.
        Сознание возвращалось вместе с болью в груди. Он натужно закашлялся. И понял, что дышит, что вместе с болью в лёгкие врывается воздух. Сон исчез вместе с толпой окружающего его народа. Он по-прежнему сидел в кресле за пультом центра управления научного комплекса. А рядом стояла девушка в странной облегающей тело одежде тёмно-песочного цвета.
        Девушка озабоченно посмотрела на Криса и прижала продолговатый блестящий предмет к его плечу. Кожу обожгло, как будто многоножка ужалила. Парень охнул от неожиданности. А незнакомка облегчённо вздохнула, опустила инструмент, дёрнула головой, пытаясь убрать непокорную рыжую прядку со щеки. И перестала быть незнакомой.
        - Джула?!
        - Ну да, а кто же ещё? - Она пожала плечом.
        Конечно, это была Джула - её голос, лицо, волосы. Непривычная одежда помешала узнать сводную сестру.
        - Фух, наконец-то очухался. А то я уже испугалась. - Она отложила свой прибор, протянула прозрачный сосуд с желтоватой, слегка пузырящейся жидкостью: - На, выпей.
        Крис послушно сделал глоток и тут же конвульсивно согнулся в кресле. Не то, чтобы вкус питья был отвратителен, - он его и распробовать не успел, - но желудок отказывался принимать что-либо. Отхаркнув остатки жёлчной горечи, он виновато поднял глаза, пробормотал:
        - Я не нарочно.
        Джула улыбнулась.
        - Ничего, это нормальная реакция после отравления.
        - Ага. А я тебя сразу не узнал. Что это за одежда на тебе?
        - Ну… я сделала тебе укол, а потом думаю - что же я голая стою? Сбегала к себе в комнату, оде… - она замолчала, не окончив фразу. Улыбка медленно сошла с её лица.
        И у Криса в голове прояснилось, - то ли укол, то ли питьё, то ли услышанное подействовало. Перед ним стояла Джула и… не Джула. Её речь, одежда, прибор, которым она умела пользоваться…
        - К себе в комнату? - переспросил он. - Джула, это ты? Что с тобой?
        Девушка отступила на шаг. Испуганно пробормотала:
        - Крис, я не знаю. Я очнулась, и… подумала, что ты сидишь запертый в этой комнате и можешь умереть, потому что здесь нельзя дышать. Я взяла… инъектор и антидот и прибежала сюда. Потом сходила за одеждой в комнату… - она взглянула на бирку у ворота, - Клер Холанд. Крис, я не знаю, откуда это появилось у меня в голове, честно!
        - Ты и читать теперь умеешь?
        - Нет, откуда… да.
        Крис понимал, как знания сами собой могут появиться в голове, Айдалин точно так же делилась с ним своими. Но Джула получила знания не от Айдалин. И слишком уж уверенно она ими пользовалась.
        - Ты что-нибудь помнишь? - спросил он. - О том, что было до того, как ты очнулась?
        - Помню. Орест ударил меня ножом. Я подумала, что умираю. Потом была вода, сверху, снизу, везде! Долго, много-много лет… И вдруг я увидела себя со стороны, такую маленькую. - Она помолчала, добавила: - Больше ничего, честно. Я очнулась и побежала тебя спасать. Вот, успела.
        Крис опустил голову. Невольно зацепился взглядом за бурые чешуйки, прилипшие к его коже. Всё, что осталось от Айдалин. Сердце сжал новый приступ тоски. Он не смог удержаться, позвал тихонько, хоть и понимал прекрасно, что ответа не будет. Айдалин ушла от него. Навсегда.
        Колючий комок подкатил к горлу. Он отвернулся - не хотел, чтобы Джула видела его слёзы. С трудом выдавил:
        - Лучше бы не успела. Я всё равно не хочу жить.
        - Как это, «не хочу»?! - Джула подскочила к нему, тряхнула за плечо, заставляя повернуться. И мигом превратилась в Рыжка, которого он так хорошо знал когда-то. - Тебе нельзя сейчас умирать! Ты не сделал то, что должен!
        - Я сделал… - попытался возразить он и осёкся. Он ведь обещал Айдалин помочь уничтожить всех хок. Но если Люсор вернётся….
        - Нет! - продолжала кричать на него Джула. - Ты должен остановить Охотника! Иначе все они погибли зря!
        - Как я его остановлю?
        - Почём я знаю? Этого у меня в голове нет!
        Она перевела дыхание, отступила. Затем пошла к соседнему креслу, села, протянула руки к пульту управления. Помедлила немного и начала быстро нажимать разноцветные кнопки. Крис постарался вспомнить, понять, что это она делает. Айдалин когда-то знала, значит, и он должен помнить. Ага, Джула включила внутреннюю связь.
        Подтверждая его догадку, стена над пультом вспыхнула разноцветной картинкой, превращаясь в огромное окно. Это экран. Крис видел убранство какого-то помещения, но рассмотреть его как следует не успел, картинка сменилась. Изображения чередовались так быстро, что у него голова закружилась, и захотелось зажмуриться.
        Картинка замерла. На экране был просторный зал с большим непонятным сооружением посередине. Айдалин, наверное, такого не видела, поэтому Крис ничего не мог узнать. На массивном постаменте лежала большая золотистая раковина. Верхняя створка её парила на высоте человеческого роста, нижняя, глубокая, заполненная густой розоватой пеной, опиралась на постамент. Рядом с раковиной стояли двое людей, - Охотник и Тина. Охотник успел переодеться в серебристый костюм, Тина стояла голая. На удивление, она не выглядела жалкой уродицей. Может быть из-за того, что прямо-таки светилась от радости.
        Охотник что-то сказал, - картинка на экране оставалась беззвучной, - подал жене руку. Та оперлась на неё, осторожно забралась в раковину, легла в розовую пену, и верхняя створка опустилась. Когда-то Айдалин просматривала запись первого Перехода, превратившего Моник Джабиру в Моджаль, - в памяти Криса было это жутковатое зрелище. В этот раз всё будет выглядеть иначе - красиво. Но в итоге ничего не изменится! Станет лишь хуже!
        - Пошли скорее! - Джула вскочила с кресла. - Он уже начинает!
        Она так спешила, что наступила в лужу под креслом и не заметила этого. А Крис вздрогнул невольно. Конечно, там была обыкновенная вода, но на мгновение она показалась ему кровью. И кроваво-алыми чудились влажные следы подошв, потянувшиеся за Джулой по ровному, блестящему полу.
        Девушка подбежала к шкафу в углу, распахнула его, выдернула тяжёлый на вид, продолговатый, блестящий, как и всё здесь, предмет. Крис узнал его сразу. Тот самый «огненный лук» Вика-Освободителя, за которым он собирался идти в Город Древних. Бластер. Спросил недоверчиво:
        - Ты собираешься убить Охотника?
        Джула взглянула на оружие. Покачала головой отрицательно.
        - Нет. Но надо же его как-то остановить. А как?
        Они выскочили в коридор. Крис вспомнил, как запутался в этой паутине переходов, когда шли сюда. Но в голову Джулы вложили карту куда более надёжную. Не задумываясь, девушка свернула направо, ещё раз, пробежала длинным проходом со множеством дверей в стенах. Остановилась у нужной:
        - Это здесь!
        Теперь следовало идти внутрь, кто-то из них должен это сделать первым. У Джулы было грозное оружие Древних, а у Криса - лишь его нож. Но несмотря на оружие, на чужие знания в голове, сестра боялась. Она по-прежнему оставалась четырнадцатилетней девочкой. А Крис был мужчиной.
        Он вынул нож из чехла, приготовился. Затем властно ударил пятернёй в выступ на двери, и та покорно заскользила в сторону, пропуская их.
        Охотника они застали врасплох. Ему доставало времени сделать что-нибудь, пока дверь открывалась, но он не сделал ничего, только таращился на них выпученными глазами.
        - Стой где стоишь! Не двигайся! - закричала Джула. Испуганно закричала.
        Лучше бы она молчала! Охотник улыбнулся.
        - Вот так сюрприз. Всем сюрпризам сюрприз. Крис Красавчик выбрался из западни, и подружка его ожила. Девочка, а ты умеешь пользоваться той штучкой, которую держишь?
        - Умею! Отойди назад!
        - Как скажешь. - Охотник попятился. - Какие ещё будут приказы?
        - Выключи транслятор и выпусти Тину!
        - Хорошо.
        Он подошёл к раковине, тронул её. Тотчас внутри зажужжало, верхняя створка пошла вверх.
        - Дальше что делать?
        Этого Джула не знала, стояла, выставив вперёд бластер, и кусала губы. Может быть искала подсказку у себя в голове и не находила? А Крис вдруг понял, что нельзя медлить, что Охотник справится с ними голыми руками. Ни бластер, ни тем более нож не помогут.
        Охотник понял это раньше, чем он. Верхняя створка поднялась к потолку, громко звякнула. Крис всего на миг посмотрел туда, оторвал взгляд от противника. Но этого оказалось достаточно. Он и понять не успел, каким неуловимо-быстрым движением тот оказался рядом. Вывернул руку, и лезвие собственного ножа ткнулось Крису под подбородок. Джула выстрелить так и не посмела. Стояла и смотрела испуганно.
        - Теперь, рыжая, положи игрушку на пол. Аккуратно, - распорядился Охотник. Джула подчинилась. - Молодец. Иди вон к той стенке. И ты следом!
        Мощный удар под зад швырнул Криса вслед за сестрой, он едва на ногах удержался.
        В этом помещении стены были не из привычного уже пластика - металлические, гулкие. И полы. И, кажется, потолок. Парень затравленно огляделся. Их с Джулой загнали в дальний от двери угол, не вырваться. Охотник бросил нож, поднял бластер, сделал пару неторопливых шагов к ним.
        - Зря вы, ребята, ожили. Оставались бы мёртвыми, никаких бы забот с вами не было. А так придётся вас по второму разу убивать. Причём, больно.
        Ствол бластера приподнялся, рука Охотника провела по кожуху, снимая предохранитель. Джула забыла о нём, когда пыталась угрожать! Вся их затея ничего не стоила.
        - Не надо нас убивать! - попросила девушка. - Ты не должен этого делать!
        - Должен. Сожалею, но должен. - Тёмно-серые глаза мужчины блеснули стальными звёздочками. - Ничего личного, вы мне даже нравитесь. Упрямые, своевольные, непохожие на своих сородичей. Но такова жизнь. Вы не предусмотрены планом.
        Палец его лёг на кнопку спуска, шевельнулся. Крис понял, что он сейчас выстрелит, и не важно, что будет говорить, о чём просить Джула. Со всеми своими новыми знаниями ей не остановить Охотника. Они умрут, и обещание, данное Айдалин, останется невыполненным.
        «Но в отличии от Найгиль, я создала настоящего мужчину, бойца, победителя, надёжного, стойкого, способного любить и ненавидеть», - внезапно вспыхнуло в памяти, словно подсказка. Крис не знал, поможет ли она, но ничего другого придумать не мог.
        - Что ж, убивай, - проговорил, стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Это не важно. Важно, что ты сделаешь после этого. «Когда Вик-Освободитель соберёт Знания Древних, то принесёт их людям…»
        Палец Охотника замер.
        - Что ты бормочешь? В голове от страха помутилось?
        - «…Вернут люди своё могущество и заживут спокойно и счастливо, лучше прежнего». Так говорит предсказание. Ты должен исполнить его. Потому что ты - Виктор, победитель хок, ты снова пришёл в наш мир.
        - Заткнись. Я - Охотник, и я НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН.
        - Тогда не исполняй приказы Люсор. Не возвращай её!
        - Люсор - моя мать! Я делаю то, что считаю нужным.
        - Да? Тогда почему ты врёшь? Почему боишься говорить правду?
        - И кому же я врал? Тебе?
        - Тине! Разве ты сказал, что ведёшь её убивать? Когда ты взял её в жёны - для неё это был самый радостный день в жизни. Она поверила, что может кому-то нравиться. А ты хочешь сделать из неё новое воплощение своей мамочки, как пончо из шкуры ворчуна, которого пускаешь под нож!
        - Не тебе судить о моих чувствах, мальчишка!
        - Тогда скажи обо всём честно Тине, и убивай нас всех.
        - Крис? Джула?! О чём мне нужно сказать? Что здесь вообще творится? - Очнувшаяся Тина сидела в раковине, и комья пены осыпались с её кожи.
        - Твой муж собирается нас убить. - Джула постаралась сказать это громко и чётко, но голос её дрожал. - И не только нас…
        - Заткнись! - Охотник заиграл желваками. Опустил бластер, резко развернулся и направился к двери. На ходу скомандовал Тине: - Вылезай оттуда! Сегодня Переход отменяется.
        - Почему? - Девушка послушно выбралась из раковины на постамент.
        - Твой братишка убедил меня, что хоки пока не нужны. В этом мире будут жить только люди.
        - Как?! Ты же обещал!
        - Я передумал.
        - И я навсегда останусь уродиной?!
        Лицо Тины исказила гримаса отчаяния. Она вдруг спрыгнула на пол, схватила лежащий там нож, и дико заверещав - «не хочу!», - всадила лезвие под рёбра.
        Крис только охнуть успел. Но Охотник двигался куда быстрее, чем девушка. Нож, едва успевший чиркнуть по коже, отлетел в сторону.
        - Э, Красотка! Ты что удумала?!
        - Отпусти! Я не хочу оставаться такой! Не хочу жить!
        Тина судорожно вырывалась, стараясь освободиться из железных пальцев Охотника. С таким же успехом можно пытаться разжать кольца взрослого ленточника.
        - Послушай, сестрёнка, чтобы исправить твою внешность, «бессмертия» не требуется, - вновь заговорила Джула, и голос её звучал теперь куда увереннее. - Уж если знаний Древних хватило, чтобы дважды создать Вика-Освободителя, то превратить тебя в красавицу и подавно получится. Я так думаю.
        Тина перестала брыкаться, замерла. Переспросила:
        - Почему дважды? О чём ты говоришь?
        - Ты не знала? Почти год спала с ним в одной постели, и не почувствовала? А говорят, у Вика в жилах огонь вместо крови!
        Губы Джулы скривились насмешливо. Она уже поняла, что немедленная смерть им не угрожает. Тина подняла взгляд на мужа. Неожиданно всхлипнула, уткнулась носом в широкую, мускулистую грудь, зарыдала.
        - Я догадывалась, догадывалась! - принялась причитать сквозь слёзы. - Просто боялась поверить, что это правда. Что Вик-Освободитель мог выбрал меня, такую!
        Охотник выпустил её запястья, обнял за плечи. Хмыкнул.
        - Мне ведь нужны помощницы, у которых в голове помещаются не только глупые Правила, но и мозги.
        - Да, муж у тебя предусмотрительный и запасливый. - Джула совсем расхрабрилась. - У него здесь ещё три «помощницы» припасены, если я не ошибаюсь. Забавная у вас семейка получится. Уживётесь?
        - Запросто! И вообще, это наши семейные заботы! Вот! - Переставшая всхлипывать Тина обернулась и показала сводной сестре язык.
        Охотник ухмыльнулся, повлёк Тину к выходу.
        - Пошли, умою тебя, приодену. А то стоишь здесь, голой задницей отсвечиваешь. - Уже в дверях обернулся к Крису: - Наш разговор не закончен, Красавчик! Я ещё подумаю, кому будет принадлежать этот мир - вашим сородичам или бессмертным.
        Какое-то время Крис и Джула стояли молча. Потом Крис наклонился, поднял нож, сунул в чехол. И почувствовал, как девушка взяла его за руку.
        - Пошли и мы? Тебя ведь тоже нужно умыть и переодеть.
        - Пошли.
        - Как ты сумел переубедить Охотника? Я думала, он нас убьёт. Он такой… жестокий.
        - Не жестокий, просто он думает, что цель всегда оправдывает средства. Люсор его таким сделала. Она всё продумала, всё предусмотрела. Всего одну ошибку допустила. Но её-то она не могла не сделать! Она хотела во всём превзойти Найгиль, и созданный ею Виктор должен был стать лучше, чем предшественник. Вот он и стал лучше. - Крис помолчал, разглядывая стоящую перед ним девушку. Добавил: - И ещё она не могла предвидеть, что я не умру вместе с Айдалин, что кто-то меня спасёт. Она тебя не могла предвидеть! Тебя никто не предвидел - такую. Я знаю, ты Джула, Рыжок, моя сводная сестра. Но ты ведь и ещё кто-то, правда? Кто?
        Девушка не ответила. Непокорная прядка упала на её щеку. Смешно тряхнув головой, она попыталась вернуть её на место. Прядка не подчинялась. Повинуясь внезапному порыву, Крис поднял руку, поправил ей волосы. А Джула вдруг подалась вперёд, приподнялась на цыпочки… Вкус губ у неё был такой же, как в детстве. Пряный и слегка терпкий, как у стебельков мальки, вечно путавшихся в непослушной чёлке. Но в то же время иной, странный, не похожий ни на что. И запах кожи был знаком и незнаком одновременно.
        Огромное, едва заметно колышущееся под ветром зелёное покрывало листвы расстилалось внизу. Где-то там проносились реки, ручьи, болота, неразличимые с такой высоты домишки лесных посёлков. А здесь, вокруг них было лишь до рези в глазах синее прозрачно-чистое небо. И солнце, встающее из-за горных вершин на горизонте.
        Крис не знал, радоваться ему или грустить. Всё сбылось. Всё было, как в его снах-видениях. Стремительный полёт в чудесной машине рядом с Джулой, сидящие впереди Охотник и Тина, действительно ставшая красавицей после протоплазмовых ванн и пластической коррекции. И перешёптывания трёх девушек за спиной он вроде бы слышал во сне. Война Стихий закончилась, Виктор-Освободитель возвращался, чтобы увести свой народ на Большие Озёра, переставшие быть запретными, научить их тому, что знали Древние. Он сделает это, нет в мире силы, способной остановить его. И помощниц он выбрал себе под стать, - умных, смелых, решительных, порой готовых на такие поступки, о каких Крис и помыслить боялся. Он сам себе казался мальчиком рядом с ними. От него больше ничего не зависит, он выполнил своё обещание. Он мог уйти из этого мира на поиски Айдалин, сказочной девушки, навсегда оставшейся грёзой…
        Не мог! Потому что ничего не кончилось. Люсор не исчезла вместе с другими бессмертными. Она продолжала жить в диковинном полусуществе-полумашине, называемом «нейросеть». Она стерегла малейшую оплошность людей, чтобы ворваться в их мир и снова подчинить его себе. Уничтожить её, не повредив саму нейросеть со всеми хранящимися в ней знаниями, было невозможно. И кто знает, не захочет ли Тина, или Салли-Белянка, или кто-то ещё примерить на себя роль Великой Богини? А значит, Крис должен оставаться на страже, пытливо вслушиваться в чужие мысли. Только одному человеку он мог доверять. Человеку, которого знал с детства. И которого совершенно не знал.
        Крис смотрел на сидящую рядом Джулу, пытаясь понять - кто вмешался в Войну Стихий, кто помог выиграть последнюю схватку? А Джула смотрела в иллюминатор и улыбалась. И Клер смотрела на огромный зелёный мир, в котором теперь жила. Она сумела воспользоваться тем мизерным шансом, что увидела когда-то. Она не зря терпела три четверти тысячелетия. Зато здесь и сейчас нет призрачных, слепленных из тумана «хозяек», а живёт замечательный мальчик Крис. И рыжеволосая девочка, чьими глазами она смотрит на мир, чьей частью стала, чтобы помешать, казалось бы, неотвратимо накатывающему кошмару превратиться в явь. Клер была счастлива. Потому что вчера ночью, когда Крис и Джула впервые «любились по-взрослому», она вновь увидела будущее.
        И в этом будущем всё было хорошо.