Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен Глеб Андреевич Васильев
        Перед вами кислотный ремейк сказочной повести «Три Толстяка», написанной Юрием Олешей почти сто лет назад! В фантастической стране под управлением Трёх Толстушек назрел народный бунт, вдохновленный наркоторговцем Сеткиным и артистом Канатовым. В то же самое время по воле злого рока ломается любимый киборг наследницы престола и доктору Сержу Гаспаряну выпадает честь починить его, что в принципе невозможно. Во дворец под видом киборга наследницы отправляется трудный подросток Сучок, который похож на сломанного андроида как две капли воды. Никто даже не подозревает, к чему это приведёт. ОСТОРОЖНО! В романе присутствуют сцены употребления всевозможных веществ, секса различных традиций, а также насилия над людьми, животными и киборгами.
        ПРЕДИСЛОВИЕ
        Предисловие, серьезно? Да, действительно, это именно оно. М-да, предисловие… Никогда раньше не писал предисловий, и вот на тебе - пожалуйста. Конечно, мог бы изящно и лаконично обойтись без предисловия, но, увы, в этой книге оно уместно и оправдано. Можно сказать, что это мой предисловный дебют. Или что я сейчас прямо на ваших глазах лишаюсь предисловной девственности. И даже, что… Нет, пожалуй, людям впечатлительным в той или иной мере, как и их равнодушным собратьям по интеллекту, вполне хватит и этих образов.
        Итак, предисловие.
        В далеком и, думаю, суровом 1924 году русско-советский литератор Юрий Карлович Олеша написал роман-сказку «Три толстяка». Революция, окончательно победившая Россию (или в России - кому как больше или меньше нравится), на тот момент была 7-летней девочкой, а Мир, пришедший на смену Гражданской Войне, - 2-летним младенцем. Сам Юрий Карлович тоже был весьма молод - 25 лет отроду. И вот молодой человек создал волшебный и даже «волшебный» во многих отношениях текст о трех бесстыжих и бессердечных толстяках-угнетателях, сердечно ненавидимых народом.
        Относительно недавно, одним дождливым вечером осени 2016 года я шел по улице Народного Ополчения. Передо мной неспешно плыли три молодые особы - пышные и с зонтиками. Они беззаботно болтали о чем-то своем и весело смеялись. Улыбчивые девушки выглядели чрезвычайно мило. Возможно, беседа их касалась веры, надежды, любви, живописного или поэтического искусства, пушистых котят либо чего-то другого не менее возвышенного и прекрасного. Но существовала одна проблема - собой, своими телами и зонтиками они перекрывали весь тротуар, и обойти их не было ни малейшей возможности.
        Образ трех облачно-воздушных и при этом совершенно «необходимых» толстушек (а, быть может, и название улицы Народного Ополчения сыграло свою роль), пробудил воспоминания о книге «Три толстяка».
        «Три толстяка» - мне, родившемуся в Советском Союзе в тот последний год, когда уже далеко не здравствовал, но еще более-менее существовал Леонид Ильич Брежнев, родители читали эту книгу перед сном. С той поры прошло более четверти века. Революционные сказки давно вышли из моды, а кинофильмы, поставленные по ним, исчезли с телевизионных экранов. Тем не менее, в моей памяти сохранилась фабула «Трех Толстяков». Лихой сюжет, в котором простой трудолюбивый Народ некой безымянной страны под предводительством оружейника Просперо и гимнаста Тибула ведет ожесточенную борьбу с Государственной Машиной Зла и Несправедливости, управляемой Тремя Толстяками. Народ тотально беден, а Толстяки и все госслужащие не только запредельно алчны и жестоки, но и фатально глупы. Народу помогают могущественные силы. Ум, честь и совесть всей страны - доктор Гаспар Арнери внедряет в замок цирковую артистку Суок, принявшую вид любимой куклы толстяцкого наследника Тутти. Благодаря удачным действиям малолетней диверсантки, своевременному ренегатству регулярных войск, шустро переметнувшихся на сторону повстанцев, и беспросветной
тупости Трех Толстяков и их министров, революция проходит на ура. Все богатые и толстые оказываются за бортом корабля истории, а все нищие и тощие радостно пляшут и поют. Полный хеппи-энд.
        Под впечатлением от случайной встречи на дождливой улице и действием воспоминаний о «Трех толстяках» уменя родилась задумка - взять сюжет сказки Олеши и заменить в ней жадных и скудоумных кровопийц-толстяков прекраснодушными дамами, радеющими о благе и процветании народа вверенной им страны.
        Как обычно поступает человек, задумав склепать ремейк чего-нибудь? Я представляю себе это так: он тщательно изучает оригинал, решает, какие компоненты будут модифицированы, что останется без изменений, и от чего стоит вообще избавиться. Он запоминает сюжет и особенности персонажей, чтобы использовать их по собственному разумению. По сути, такой ремейко-творец заглядывает в конец книги и, придумав финал, инкрустирует мясо текста деталями, которые к этому финалу должны привести. Если же финал остается неизменным, писатель работает только с декорациями (например, внедряет Зомби в роман «Гордость и предубеждение»). Или переносит действие из отдаленного прошлого в современность (как любят сейчас поступать с Шерлоком Холмсом). Или заменяет всех персонажей-мужчин на женщин и наоборот (как в новых «Охотниках за приведениями»). В любом случае, все базируется на твердом знании исходного материала.
        Я же создание «Трех Толстушек» превратил в особого рода игру. Раздобыв электронную версию книги «Три толстяка», я принялся за хирургическую операцию в режиме реального времени безо всяких правил и анестезии. Не заглядывая вперед ни на один абзац, я синхронно переводил и перекраивал текст - строчку за строчкой. Пусть я в общих чертах помнил сюжетную линию оригинала, «Три толстяка» таили для меня множество сюрпризов. Я понятия не имел, что скажет или сделает тот или иной персонаж Олеши в следующий момент, при том, что у меня к моменту настоящему этот персонаж уже успевал наговорить и натворить всякого. Приходилось выкручиваться - не оборачиваясь, на ходу подбрасывать в печку истории новые обстоятельства, которые бы не дали двигателю повествования заглохнуть, а логике - протухнуть. В результате роман «Три Толстушки» получился экспромтом, во многом неожиданным для меня самого.
        Современниками произведение Юрия Олеши было принято неоднозначно. Осип Мандельштам высказался о «Трех толстяках» следующим образом: «это хрустально-прозрачная проза, насквозь пронизанная огнем революции, книга европейского масштаба». Дочь Корнея Чуковского Лидия, видный редактор, публицист и диссидент, осталась недовольна тем, что «мир, создаваемый Олешей, - это мир вещей, а не мир человеческих чувств», и, к тому же «основная тема тонет в капризах сюжета». Рецензия на «Трех толстяков», опубликованная в еженедельнике «Читатель и писатель», была озаглавлена и вовсе обидным образом - «Как не следует писать книги». Сам я не стану оценивать ни художественную ценность сказки Юрия Карловича, ни особенности его литературной выразительности хотя бы по соображениям этики и писательской солидарности.
        Как и в «Трех толстяках», в «Трех Толстушках» есть все: хрустальная проза, европейские огонечки, мир вещей, капризы сюжета и развернутое руководство о том, как не стоит писать книги. Кроме того в романе присутствуют сцены употребления всевозможных веществ, секса различных традиций, насилия над людьми, животными и киборгами. В свою защиту (хотя, вероятно, мои слова могут быть использованы против меня) скажу, что работа над «Тремя Толстушками» принесла мне истинное наслаждение.
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        АРТИСТ КАНАТОВ
        ГЛАВА I
        НЕ ЛУЧШИЙ ДЕНЬ ДОКТОРА
        
        ГАСПАРЯНА
        Лучшие времена закончились. Велика вероятность, что они и вовсе никогда не начинались. Их придумали, чтобы маленьким детям было не так страшно взрослеть. К тому же некоторые болтуны умеют так вдохновенно сочинять, и рассказы их о лучших временах так убедительны, что не только дети, но и многие простодушные взрослые принимают выдумку за правду. И верят в то, чего никогда не было. Надеются на то, чего никогда не будет. И любят. Просто любят, насколько бы плохи времена ни были.
        В одно из не самых лучших, но и далеко не худших времен случилось родиться одному человеку. Его фамилия была Гаспарян - в точности как у его папы, дедушки, прадедушки и так далее. Звали нашего Гаспаряна Сержем, в отличие от папы Артура, дедушки Гамлета и прадедушки Мэлора. Как и все мужчины в роду Гаспарянов, Серж стал доктором - выбирать ему не приходилось. Папа Артур с малолетства твердил Сержу, что доктор не просто человек, а существо, наделенное сверх способностями, практически волшебник. Талантливый доктор, говорил Артур Гаспарян, может что угодно, даже вылечить совершенно здорового человека и получить за это баснословное вознаграждение. Или заработать кучу денег, всего лишь наблюдая за уходом из жизни безнадежно больного.
        Ребенок, простодушный человек и любой другой, кто верил в волшебство, мог бы легко принять Сержа за чудотворца. Но Серж был всего лишь доктором, выросшим из мальчика, который в школе не спал на уроках, а учился. Доктором, получившимся из юноши-студента, который не прогуливал лекции, а пытался впитать в себя как можно больше знаний. Доктором, который верил, что способен на большее, чем вылечить здорового и не навредить умирающему.
        О Серже Гаспаряне и его удивительных способностях знали все: иполицейский, и налоговый инспектор, и министр здравоохранения. Астуденты сочинили о нем целую песню с таким припевом:
        Как лечить энцефалит,
        Что поделать, если СПИД,
        Или гвоздь застрял в глазу,
        Или прыщик на носу, -
        Доктор Серж - поможет он,
        И попросит миллион
        Что правда, то правда. Доктор Гаспарян был действительно талантливым и весьма высоко оплачиваемым врачом.
        Однажды по весне, в мае, погода выдалась настолько хорошей, что даже в салоне дорогого и чрезвычайно комфортабельного такси, которым обычно пользовался Гаспарян, было бы чувствительно хуже, чем снаружи. Оценив это редкое природное явление, доктор Серж решил изменить своим привычкам, отказаться от вызова такси с услужливым шофером и прогуляться пешком. К тому же, как бы оправдывая нерациональность своего порыва, он подумал, что сможет во время прогулки повстречать новых пациентов, в том числе и весьма состоятельных.
        Гаспарян, не совершавший пеших прогулок со времен студенческой молодости, перед выходом на улицу предпринял все разумные меры предосторожности. Серж надел грязный дырявый плащ, принадлежавший Ивану Никитовичу - его стиральщику-пыли-с-комиксов, скрыл глаза за большими солнцезащитными очками, натянул антибактериальную маску-респиратор и надвинул на нос широкополую шляпу. Никто не смог бы узнать в нем успешного доктора, в чьем бумажнике одних только золотых и платиновых карт было не менее дюжины. Чтобы нежелательные встречи во время прогулки не привели к плачевному исходу, Гаспарян взял тяжелую трость, скрывающую длинный и чрезвычайно острый кинжал, а под плащом за поясом брюк примостил короткоствольный пистолет-автомат с полной обоймой. Еще раз мысленно проверив, не забыл ли он чего, Серж поставил пистолет-автомат на предохранитель и решительно распахнул дверь, отделявшую его от внешнего мира.
        День был поистине чудесный: солнце сияло исключительно мягко и равномерно, даря тепло и при этом не угрожая коже ожогами; трава была такой свежей, зеленой и чистой, что ее можно было бы продавать в супермаркете под видом изысканного салата; птицы пели куда лучше любого из популярных артистов эстрады, к тому же совершенно бесплатно; легкий ветерок освежал пуще кондиционера и приносил ароматы, какие и не снились именитым спа-салонам.
        - Ай, хорошо! - сказал доктор Гаспарян. - Только все-таки нужно надеть под плащ бронежилет. Весенняя трава может быть обманчива - никогда не знаешь, кто в ней скрывается и чем он вооружен.
        Закончив сборы, Серж поправил очки и маску-респиратор, захватил свой ящичек, вроде дипломатического чемоданчика, в котором лежал набор антидотов, кровоостанавливающие средства, антибиотики и два запасных магазина для пистолета-пулемета, и пошел.
        Самые прекрасные места были в самом центре города - там, где находился Дворец Трех Толстушек. В пору первой юношеской влюбленности, увы, безответной, доктор Гаспарян часто посещал эти места. Тогда он гулял по огромному парку, посреди которого стоял Дворец Трех Толстушек. Смотрел на зеркальную гладь окружавших его глубоких каналов, наполненных кристально чистой водой. Любовался искусными коваными цветами, украшавшими перила железных мостов, перекинутых через каналы. В парке росли самые интересные породы трав, здесь звенели самые красивые жуки, порхали самые яркие бабочки и пели самые сладкоголосые птицы. Все это производило на молодого Сержа сильное впечатление. «Если здесь так хорошо, то и в других местах все должно быть не так уж плохо. Если любовь моя несчастлива, то только потому что, я еще не нашел ее. Нужно надеяться и верить, верить и надеяться, и любить, пусть пока я еще не знаю - кого», - так думал Гаспарян в те далекие дни одиноких прогулок, о которых у него остались лишь смутные воспоминания. И сейчас эхо этих воспоминаний позвало Сержа, и, вняв этому беззвучному зову, он отправился в
самый центр города к парку Трех Толстушек.
        «Зря я так долго не пользовался ногами. Совсем неподъемные стали - только переставишь левую, не успеешь отдышаться, как уже пора двигать правую ногу. А ведь когда-то они были легки, пружинили и неслись куда-то вдаль - словно им хотелось немедленно попасть в такие места, о которых даже у головы понятия не было», - подумал доктор Гаспарян. От тяжести бронежилета, сковывающего грудь, у него заболела спина, да и чемоданчик тянул руку неприятно и казался ношей, от которой хотелось бы избавиться.
        Неспешно, но тяжело отдуваясь, изрядно вспотев и утратив всякое удовольствие от прогулки, доктор Гаспарян дошел до площади, за которой начинался городской парк. Вся площадь была запружена народом.
        «Разве сегодня среда, пятница или воскресенье? - усомнился доктор. - Так нет же. Сегодня вторник. Но бесплатная раздача еды, лекарств, одежды, книг, спортивного инвентаря и предметов искусства происходит только по средам, пятницам и воскресеньям… Что же здесь происходит?».
        Доктор подошел ближе и разглядел в толпе неряшливых парней и девушек с расширенными зрачками пустых глаз; мужчин и женщин в безупречных костюмах с застывшими гримасами брезгливости на лицах; стариков и старух с поджатыми губами и прищуром, демонстрирующим неодобрение; разукрашенных помадами и пудрами существ без возраста и пола, завернутых в ленты ткани, пластика и винила всех цветов радуги; совсем маленьких детишек, звонко чавкающих жевательной резинкой, поедающих конфеты и сэндвичи, облизывающие облачка сахарной ваты и карамельных петушков, гложущих сладкие кукурузные початки и полностью поглощенных этими занятиями.
        Толкаясь, ругаясь, плюясь и норовя оттоптать ноги соседям, все толпились перед воротами, за которыми находился парк и Дворец Трех Толстушек. Огромные, высотою в пять раз выше человеческого роста, железные ворота были наглухо закрыты.
        «Почему закрыты ворота? Да потому что я сюда впервые за двадцать лет решил наведаться. Везет, как утопленнику» - невесело усмехнулся доктор Гаспарян.
        Толпа шумела все громче. Людское море пришло в движение, волнуясь и пуская рябь по своей поверхности. Из-под ворот слышались трески разрываемой ткани, хруст костей и крики злобы и боли.
        Доктор подошел к девушке, державшей на руках крохотную собачку в розовой кофточке. Сержу показалось, что девушка выглядит наименее опасно. По крайней мере, хотя бы руки у нее заняты.
        - Прошу прощения, вы случайно не знаете, что здесь происходит? Почему народу так много, что за причина его волнения и почему закрыты ворота парка?
        - Ты чо, ко мне яйца свои седые подкатываешь что ли, старикан? - фыркнула девушка, смерив Гаспаряна взглядом и тут же закатив глаза.
        - Я… нет… вы только не подумайте… я действительно не… - растерялся доктор, соображая, не пора ли обнажить кинжал или достать пистолет.
        - Произвол диктатуры, нарушение прав человека и поругание всех цивилизованных норм и законов - вот чего тут происходит, - косо глянув на мямлящего доктора, проворчал лысый старик, стоявший рядом с девушкой. - Полиция не впускают людей в парк!
        - Почему же их не впускают?
        - Чтобы они не пришли на помощь к тем, которые уже проникли за ворота и пошли к Дворцу Трех Толстушек.
        - Яничего не понимаю, уважаемый, и прошу меня простить…
        - Ты из какого гнезда выпал, кукушонок облезлый? - перебил Сержа старик. - Во всех новостях уже раструбили, что сегодня утром наркоторговец Сеткин и артист Канатов собрали народ и приступили к штурму Дворца Трех Толстушек.
        - Торговец наркотиками?..
        - Да. Люди Сеткина и Канатова хорошо вооружены, но подступы к Дворцу охраняет полиция и гвардия Трех Толстух. Бойня выйдет, что надо.
        Идействительно, грохнуло несколько очень далеких выстрелов, на которые толпа ответила восторженным ревом.
        «Значит, я чуть не прозевал такое значительное событие. Похоже, пациентов скоро станет в разы больше, - подумал доктор Гаспарян. - Дернул же меня черт отправиться на прогулку именно сегодня и именно сюда…»
        Вэто время, как раскаты грома, пророкотали пушечные залпы. Не только доктор, от испуга выронивший трость и чемоданчик, поспешно отступил на несколько шагов - вся толпа шарахнулась и развалилась. Дети заплакали, растеряв сладости; девушка бросила собачку, и та пронзительно затявкала. Но в мановение ока под непрекращающейся канонадой люди опомнились и подняли шум, перекрывающий грохот орудий. Толпа наседала на ворота и кричала:
        - Сеткин! Канатов! Мы с вами!
        - Долой Трех Толстух! Долой тиранию! Кайф для всех!
        Внезапно оказавшись в бурлящей гуще человеческой массы, доктор пришел в ужас. С него слетела шляпа, упали очки и развязались шнурки, удерживавшие маску-респиратор. Сержа Гаспаряна узнали. Некоторые бросились к нему - то ли ища помощи, то ли желая поживиться содержимым его карманов. Но все они увязли в толпе. Сам доктор чуть не плакал.
        - Выпустите меня! Мне нечем дышать! Сердце! Сердце! Сейчас остановится! Задыхаюсь! - хрипел Гаспарян, отчаянно извиваясь среди людских тел, плотно стиснувших его со всех сторон. Наконец, ему удалось просунуть руку под плащ. Едва соображая, что делает, Серж дрожащими пальцами снял пистолет с предохранителя и, не вынимая его из-за пояса, нажал на спусковой крючок. Короткая очередь изорвала брючину и полу плаща, но не тронула самого доктора. Людям, прижатым к Гаспаряну слева, повезло меньше. Кому-то пули угодили в живот, другим раздробили колени и бедра, третьим прошили ступни и голени.
        - Проклятые кровопийцы! Они стреляют по нам из башни! Отомстим! Порвем прихвостней Трех Толстух! - завопил кто-то возле самого уха доктора, заглушая крики и стоны раненных.
        Толпа, как щепку неся в своем потоке Гаспаряна, устремилась через площадь к улочке, на углу которой стоял дом с высокой старой башней. Вместе с остальными телами доктора затащило сперва в темное затхлое помещение, а потом потянуло вверх по винтовой лестнице. Вузкие окошки, похожие на бойницы, проникал свет, но его было очень мало. Кроме того течение людской реки замедляли щербатые каменные ступени и переломанные перила.
        На двадцатой ступени подъема в жужжании тысячи голосов промелькнул крик Гаспаряна:
        - Ах, у меня лопается сердце, и я потерял каблук!
        Когда доктор оказался на последнем этаже он и сам, несмотря на обширные медицинские познания, не мог понять, лопнуло ли его сердце, или еще бьется. Перед глазами Сержа все плыло, ноги подкашивались. Судорожно глотая воздух, он вцепился в каменные перила площадки, расположенной на вершине башни.
        - Здесь нет никаких полицаев! Ушли, мерзавцы! Ничего, попадутся они нам еще! - кричали люди вокруг. - Зато отсюда хорошо виден Дворец! Смотрите, как парни Сеткина и Канатова жмут гвардию Толстух!
        Как и все остальные, Гаспарян посмотрел в ту сторону, где происходило сражение. Он увидел, что некогда прекрасный парк уничтожен - разорван снарядами и пережеван гусеничными траками танков и самоходных артиллерийских установок, которые плотным кольцом окружили Дворец. Из их стволов то и дело вырывались вспышки, словно кто-то пускал солнечных зайчиков. Сталкиваясь со стенами и колоннами Дворца, снаряды разрывались, как хлопья серой ваты, оставляли трещины и щербины в штукатурке. Но Дворец был крепок - потеряв изрядную долю замысловатой лепнины и замысловатой резьбы, роднившей его с декоративной шкатулкой, он продолжал стоять под пеленой белого прозрачного дыма. То тут, то там на изрытой земле, смешанной с буйной зеленью и кровью, виднелись распростертые тела людей в гвардейской и полицейской форме. С высоты башни они казались крошечными, как муравьи.
        - Наши победили!
        - Враг разбит! Толстухи побеждены!
        Залпы прекратились, бегущие люди в камуфляжных одеждах приближались к Дворцу. Многие из наступавших падали по дороге, словно ноги им отказывали сильнее, чем доктору Гаспаряну. Казалось, что на обнажившуюся землю и трупы стражей Дворца сыплются лоскутки всех оттенков зеленого.
        Бомба просвистела в воздухе и упала в гущу бегущих.
        «В своих же стреляют» - подумал Серж с недоумением. Но людям у Дворца было все равно - они как будто даже не заметили взрыва и новых безжизненных тел - теперь уже в камуфляжной форме.
        - Айда к нашим! - крикнул кто-то, и все, кто был на верхушке башни, кинулись обратно вниз, подхватив Гаспаряна, мечтавшего поскорее убраться отсюда, но без сопровождения и вовсе не туда, куда его несло течение.
        Квадратный человек, заплывший жиром по самую макушку, в котором лишь прыщавое лицо и три жидких волоска на месте бороды выдавали подростка, зацепился ремнем за какой-то крюк. Он оглянулся, увидел нечто ужасное и заорал на всю площадь:
        - Проклятье! Они вот-вот схватят наркоторговца Сеткина! Сейчас же бежим к Дворцу - ворота больше некому охранять!
        На площади началась кутерьма. Толпа хлынула к воротам и побежала с площади через бывший сад к обители Трех Толстушек.
        Доктор Гаспарян в немыслимом для его физического состояния и возраста прыжке сумел выскользнуть из толпы и примоститься на узком подоконнике возле окошка-бойницы на третьем этаже башни. Он и еще трое, последовавших его примеру, из узкой прорези в каменой стене, содрогаясь, смотрели наружу.
        Только один Серж устроился так, что мог выглянуть как следует. Остальные смотрели одним глазом. Доктор тоже смотрел одним глазом. Но и для одного глаза зрелище было достаточно страшное.
        Громадные железные ворота распахнулись во всю ширину. Тысячи человек хлынули в эти ворота сразу. Это были юноши и девушки, мужчины и женщины, старики и старухи, дети и существа неясной возрастной и половой принадлежности. Они с яростью толкали друг друга, падали, спотыкаясь о мертвые тела гвардейцев и полицейских, поднимались и бежали дальше. Гаспарян ясно разглядел, как одна девушка, запнувшись о ногу бежавшего перед ней парня, вонзила ему в спину нож, после чего плюнула в него и побежала дальше.
        - Смотрите! Смотрите! Сеткин!СЕТ-КИН!!! СЕТ-КИН!!! СЕТ-КИН!!! - донеслось из сердца толпы. Люди подхватили имя своего героя, и скандировали его, не хуже артиллерийских снарядов заставляя землю сотрясаться.
        Наркоторговец Сеткин в окружении людей, облаченных в одежды всех оттенков зеленого, шел к Дворцу по только что расстеленной кроваво-красной ковровой дорожке. Сеткин улыбался, а его солнцезащитные очки ловили весенние солнечные лучи и превращали их в яркие искры, как будто бы исходящие из его глаз. Он шел порывистой, но нетвердой походкой. Несколько раз валился прямо в руки сопровождающих, но кое-как снова вставал на ноги и шел дальше. Его черные зачесанные назад волосы были покрыты пуленепробиваемым слоем геля, а шею обвивали толстые золотые цепи.
        - Сеткин! Он сам сдался в плен! - выдохнул доктор Гаспарян. - Или… Это какой-то хитрый план! Возможно, что он задумал…
        Вэто время мина, запущенная из бывшего парка, угодила под основание старой башни. Башня наклонилась, качнулась, одну секунду задержалась в косом положении и рухнула. Серж полетел кувырком, теряя второй каблук, пистолет-пулемет и контактные линзы.
        ГЛАВА II
        ДЕСЯТЬ ЛИМУЗИНОВ
        Доктор Гаспарян упал счастливо. Он не разбил головы, и ноги у него остались целы. Впрочем, это ничего не значит. Даже и счастливое падение вместе с взорванной башней не совсем приятно, в особенности для человека немолодого, каким был доктор Серж Гаспарян. Во всяком случае, от одного испуга доктор потерял сознание.
        Когда он пришел в себя, уже был вечер. Доктор посмотрел вокруг.
        - Какая досада! Свои контактные линзы мне, конечно, не отыскать. Когда я смотрю без линз, я, вероятно, вижу так, как видит неблизорукий человек, если воспользуется линзами. Это очень неприятно.
        Потом он поворчал по поводу отломанных каблуков и потерянного пистолета:
        - Яи так невелик ростом, а теперь стану на пять сантиметров ниже. Или, может быть, на десять сантиметров? Каблука-то у меня два отломилось… И пистолета потерянного жаль. Маленького роста, немолодой, близорукий, безоружный и состоятельный - теперь я превосходная жертва для любого разбойника. Бронежилет остался, но что с того? Я же не могу спрятаться в него весь целиком, как черепаха в панцирь. Ох, как же я себе не завидую и сочувствую одновременно!
        Он лежал на куче щебня. Почти вся башня развалилась. Длинный и узкий кусок стены торчал, как кость. Очень далеко играла музыка. Заводной клубный бит улетал с ветром, пропадал и не возвращался. Доктор поднял голову. Наверху свисали с разных сторон черные поломанные стропила. На зеленоватом вечернем небе блистали звезды.
        - Где это играют? - удивился доктор, хоть сам уж давным-давно не посещал дискотеки и понятия не имел, где в городе они находятся сейчас.
        Без плаща становилось холодно. Ни один голос не звучал на площади. Доктор, кряхтя, поднялся среди камней, повалившихся друг на дружку. По дороге он зацепился за чей-то кроссовок, поблескивающий светоотражающими вставками. Квадратный подросток с прыщавым лицом лежал, вытянувшись поперек балки, и смотрел в небо. Доктор Гаспарян пошевелил его, но тот не хотел вставать. Он лишь кривлялся и пускал пузыри ртом и носом.
        Парнишка был в состоянии сильного наркотического опьянения - в этом Гаспарян, будучи доктором, не сомневался.
        - Ну и денек выдался. Прямо хоть ложись рядом с вот этим недотепой, и помирай… Нет, все же, пока воздержусь. Но куда же мне идти? Домой, конечно! Но… проклятье, я не помню, где мой дом! - Серж с досадой потер большую шишку, вскочившую на голове. - Должно быть, при падении пострадал именно тот отдел головного мозга, который отвечает за память. Как же он называется? Тьфу ты, и этого не помню!
        Он ушел с площади. На дороге лежали люди; доктор низко наклонялся над каждым и видел, как звезды отражаются в их глазах с расширенными зрачками. Он трогал ладонью их лбы. Они были очень горячие и мокрые от пота, который блестел в лунном свете.
        - Вот! Вот! - шептал доктор Гаспарян. - Значит, народ кайфует… Вот почему они не смогли захватить дворец, когда тот был практически у них в руках: что толку от руки, которую ни поднять, ни сжать не можешь, потому что обдолбался в минус первую степень с последующим делением на ноль и полным вычетом по натуральному основанию… Что же теперь будет?
        Через полчаса он добрался до людных мест. Здесь город имел вид, больше походящий на привычный. Кроме неподвижных тел, тут встречались и те, кто еще держался на ногах. Серж очень устал. Ему хотелось есть и пить.
        Доктор стоял на перекрестке, отдыхая от долгой ходьбы, и думал: «Как странно! Горят неоновые огни, светятся рекламные щиты, мчатся роскошные автомобили, звенят стеклянные двери. Из окон многоэтажек льется золотые сияние. Там вдоль дороги, постукивая каблучками, ходят путаны. Тут в кустах сношаются дворняги. Смятые газеты, конфетные обертки, пакетики из-под чипсов и прочий мусор весело кружится над черной водой. Люди живут так же, как жили вчера. Неужели они не знают о том, что произошло сегодня утром? Разве они не слышали пальбы и криков? Разве они не знают, что наркоторговец Сеткин в плену у Трех Толстушек? Может быть, ничего и не случилось? Может быть, я съел что-то не то, и у меня были галлюцинации?»
        На углу, где горел фонарь, вдоль тротуара стояли такси. Мелкие уличные барыги продавали дурь, расфасованную в маленькие порционные пакетики. Таксисты переговаривались с барыгами.
        - Его заставили пройти по чертовой красной дорожке от начала и до конца. Бедолага!
        - Я слышал, его усадили в глубокое массажное кресло. Такое, которое массирует все - шею, спину, руки и даже ноги. Там для ног специальная платформочка есть. А кресло то стоит во Дворце Трех Толстушек, - сказал толстый чернокожий таксист с алой помадой на губах и небесно-голубыми тенями на веках.
        Тут к барыгам подошла дама в бикини с девочкой в коляске, чтобы купить вечернюю дозу.
        - Кого посадили в кресло? - заинтересовалась она.
        - Наркоторговца Сеткина. Гвардейцы Трех Толстух взяли его в плен.
        - Ну и слава богу! - сказала дама.
        Девочка захныкала.
        - Отчего же ты плачешь, глупенькая? - удивилась дама. - Ты жалеешь наркоторговца Сеткина? Не надо его жалеть. Он хотел нам вреда. Он желал стать монополистом. Знаю я эту схемочку. Сперва Сеткин обещает кайф для всех и совершенно бесплатно. Потом, когда приходит к власти, убирает всех конкурентов, а цены на дурь повышает в два, а то и в три раза. Посмотри, какие роскошные шишки у этого барыги…
        Большие бугристые шишки с пушистой пыльцой, как спящие шмели, мирно лежали в прозрачных пакетиках, разложенных на столике перед барыгой.
        - Вот тебе три пакетика. Аплакать незачем. Они бизнесмены. Если их не сажать в расслабляющее массажное кресло, то они заберутся не только в наши кошельки. Нет, крошка, они проникнут прямо сюда, - дама постучала пальцем по своему виску. - Они поселятся в наших мозгах, как черви. Будут рыть в них ходы и тоннели. Станут совокупляться в наших черепах, откладывать яйца в наших глазных яблоках. А когда из яиц вылупятся маленькие бизнесмены, наши глаза лопнут вот так - ПЫФФФ! Но это будет еще не конец, о нет. Ты будешь молить о смерти, но они сперва вскроют твой животик, размотают кишки и заставят тебя их съесть - сантиметр за сантиметром. Затем они примутся за твой язычок и…
        Дама отвлеклась на пробегавшего мимо мальчишку. Тот дернул сначала даму за резинку ее трусов, расшитых звездами, а после девочку за ее косичку.
        - Ничего, кисуля! - крикнул мальчишка. - Наркоторговец Сеткин в кресле, зато артист Канатов на прогулочке!
        - Ах, нахал! Я поняла! В твоем мозгу УЖЕ сношаются бизнесмены! Надо срочно вскрыть твой череп и…
        - Мама, может быть, сегодня ты не будешь делать себе укольчики? Или хотя бы не станешь нюхать порошочек? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, - канючила девочка.
        Дама топнула ногой и перевернула коляску с девочкой. Барыги начали звонко смеяться. Чернокожий толстяк воспользовался суматохой и предложил даме сесть в такси и поехать.
        Дама и девочка укатили.
        - Подожди, блохастый! - крикнул барыга мальчику. - Иди-ка сюда! Расскажи, что ты знаешь…
        Два таксиста со скрипом вылезли из автомобилей. Путаясь в своих платьях и страусиных боа, они подошли к барыгам.
        «Вот уд так уд! Удище!» - подумал мальчишка, глядя на длинный силиконовый фаллос, которым помахивал таксист. Мальчишке очень захотелось иметь такой же, но это было невозможно по многим причинам.
        - Так что ты говоришь, гаденький? - спросил таксист фальцетом. - Артист Канатов на свободе?
        - Так говорят. Ябыл в борделе…
        - Разве его не посадили в такое же кресло, как Сеткина? - спросил другой таксист, тоже фальцетом.
        - Нет, мамулька… Красавчик, подари мне одну дозу!
        - Подожди, дурашка. Ты лучше рассказывай…
        - Да вот, значит, так… Сначала все думали, что он тоже во Дворце. Потом искали его среди упоротых и не нашли.
        - Может быть, он слился в какой-нибудь притон? - спросил таксист.
        Вразговор вмешался бомж, до того безучастно спавший прямо на дороге в луже собственной мочи.
        - Кто слился? - спросил он. - Артист Канатов не такой мягкий творожок, как вы, девчонки. Его в сортире не сольешь. Артист Канатов живет по понятиям. Он еще всех за конкретно поставленный базар ответить заставит!
        - Врешь, верблюд! - сказал таксист.
        - Артист Канатов всех на пику посадит! - закричали барыги в восторге.
        Мальчишка стянул дозу и бросился бежать. Капли с мокрого от пота мальчишки посыпались на доктора Гаспаряна. Серж вытер с лица капли пота, горькие, как слезы, и подошел ближе, чтобы послушать, что скажет бомж.
        Тут разговору помешало некоторое обстоятельство. На улице появилась необыкновенная процессия. Впереди ехали две белоснежные кареты, запряженные такими же белыми лошадьми с гривами и хвостами, заплетенными в косички. Кареты были щедро украшены цветочными букетами и гирляндами разноцветных фонариков, от которых вечерний сумрак расступился, и стало светло, как днем. Затем двигался забавный микроавтобусик розового цвета с гербом Трех Толстушек.
        Апозади шли автомеханики. Их было сто.
        Они шли с засученными рукавами, готовые к работе - в фартуках, с инструментами под мышкой, чисто выбритые и практически не распространяя вокруг себя запах перегара. По обе стороны процессии ехали полицейские. Они сдерживали лошадей, чтобы те случайно не затоптали кого-нибудь из граждан, переживающих наркотический трип на проезжей части.
        - Что это? Что это? - заволновались прохожие.
        Врозовом автобусике с гербом сидела бывшая одноклассница и Лучшая Подружка Трех Толстушек. Барыги перепугались, что процессия отвлечет все внимание на себя, и клиенты забудут, что хотели купить дурь. Подняв ладони к щекам, они смотрели на голову Лучшей Подружки. Она была видна через открытое окошко автобусика. Голова с волосами, выкрашенными в зеленый, розовый и голубой цвета, со смешным острым носиком и круглыми лучистыми глазами улыбалась и с интересом разглядывала все происходящее вокруг. Казалось, что в автобусике сидит очень любопытная экзотическая птичка.
        - Поберегитесь, пожалуйста! Будьте чуточку осторожнее, уважаемые граждане! Соблюдайте правила безопасности, будьте так любезны! - кричали полицейские.
        - Куда идут автомеханики? - спросил маленький барыга старшего полицейского.
        Иполицейский, улыбнувшись и козырнув маленькому барыге, ответил приятным баритоном:
        - Отличный вопрос, малыш! Я так рад, что ты его задал. Это очень правильная гражданская позиция - искать ответы на интересующие тебя вопросы. И получать ответу у официальных лиц, вроде меня, - это очень мудро. Автомеханики идут, чтобы подготовить лимузины! Понимаешь? Автомеханики подготовят десять роскошных лимузинов, все в них проверят - каждый болтик и винтик! Чтобы лимузины работали долго и без поломок, и чтобы радовали своих новых хозяев.
        - А!
        Барыга уронила лоток. Пакетики с дурью рассыпались по мостовой, как сухие осенние листья.
        - Они идут подготавливать лимузины! - повторил доктор Гаспарян. Он пришел в ужас от того, что не может вспомнить - что такое лимузин.
        - Первоклассные лимузины! - воскликнул полицейский, оборачиваясь и одаривая приветливой белозубой улыбкой всех прохожих. - Лимузины премиум класса всем мятежникам! Всем шалунам по лучшей в мире тачке! Всем, кто заблуждался, считая, что власть Трех Толстушек несправедлива и порочна!
        Удоктора Гаспаряна закружилась голова. Ему показалось, что он снова упадет в обморок.
        «Яслишком много пережил за этот день, - сказал он про себя, - и кроме того, я очень голоден и зверски устал. Или наоборот… Нужно поторопиться домой, где бы этот дом ни был».
        Всамом деле, доктору пора было отдохнуть. Серж так был взволнован всем происшедшим, увиденным и услышанным, что даже перестал переживать из-за потери пистолета. Хуже всего было, конечно, без контактных линз.
        - Дружочек, скажите, пожалуйста, не знаете ли вы случайно, где проживает светила отечественной медицины и просто гениальный доктор Серж Гаспарян? - обратился доктор к таксисту, радуясь собственной сообразительности.
        - Сажай свой дряхлый задик в машинку, папик. Домчу быстрее, чем ты успеешь сказать «какая дерзкая попка у этого симпатичного паренька за рулем»! - подмигнув доктору, сказал толстый чернокожий таксист.
        ГЛАВА III
        ПЛОЩАДЬ ПОЧТИ ВСЕХ ЗВЕЗД
        Доктор Гаспарян возвращался домой. Он ехал по широчайшим асфальтовым улицам, которые были ярко освещены, и цепь фонарей бежала над ним высоко в небе. Фонари походили на шары, наполненные ослепительным кипящим серебром и золотом. Вокруг фонарей кружилась в танцевальном трансе и гибла на рейве мошкара. Серж ехал по набережным, вдоль каменных оград. Там бронзовые львы, чью милоту не убавляли даже острые когти и клыки, держали в лапах щиты и высовывали длинные языки. Внизу медленно и густо шла черная вода, похожая на ночное августовское небо из-за созвездий плавающего в ней мусора. Город опрокидывался в воду, тонул, уплывал и не мог уплыть. Он искажался и расплывался в отражении, как в глазах одурманенного торчка. Доктор ехал мостами, изогнутыми в виде арок. Снизу или с другого берега они казались кошками, выгибающими перед прыжком железные спины. Здесь, у въезда, на каждом мосту располагалась охрана. Полиция бдительно следила, чтобы кто-нибудь, перебрав дури, не упал в воду, или, паче того, не решился бы шагнуть навстречу холодным черным глубинам из самоубийственного малодушия.
        Доктор Гаспарян ехал, смотрел и слушал.
        Сулицы, из домов, из раскрытых окон питейных, курительных и нюхательных заведений, из-за дверей ночных караоке-клубов неслись отдельные слова песенки:
        Попал наш Сеткин в кресло
        Массирует то чресла
        Теперь, коль он расслаблен,
        Толстухам неопасен
        Молодой человек, на последние гроши купивший щепотку дури, подхватил мотив. Упарня вчера родилась дочка - вторая, старшей было уже полтора года. Он не имел и не желал иметь никакой работы, зато обладал солидным количеством долгов и непогашенных кредитов. Поэтому он был, конечно, недоволен тем, что переворот не удался. Молодой человек не сомневался в том, что долги, накопленные при прежнем режиме, будут автоматически списаны новой властью, как антинародные.
        Взоопарке шло большое представление. На сцене в свете софитов три панды в юбочках и с бантиками на головах изображали Трех Толстушек. Фокстерьер бренчал на гитаре, неторопливо беря блатные аккорды. Клоун в малиновом пиджаке, с золотыми перстнями на пальцах и с массивной золотой цепью якорного плетения на шее, в такт музыке декламировал стихи:
        Как матушки родные мне
        Толстушки три, базара нет!
        Уних важнее нет забот,
        Чем улыбать всех прямо в рот
        Надюха, Люба и Верок,
        Мотайте вы подольше срок!
        - Мотайте!Мотайте! И пусть мотают! И подольше! Как можно дольше! - кричали со всех сторон попугаи.
        Шоу вышло невероятное. Звери в разных клетках начали подрыкивать, подпискивать, подщелкивать и подсвистывать настолько мелодично, насколько это вообще возможно.
        Панды, кажущиеся ленивыми и неповоротливыми, демонстрировали чудеса акробатики и спортивной аэробики. Они в зажигательном танце подбрасывали друг друга в воздух, кувыркались и садились на шпагат, делали сальто и тройные тулупы с переворотом. При этом животные улыбались и приветливо помахивали зрителям пухлыми лапами.
        Тем временем впублике произошел скандал. Особенно шумели те, кто был потолще. Толстяки с раскрасневшимися щеками, трясясь от злости, швыряли в клоуна пивные банки, ведерки с попкорном и чипсы начос. Толстая дама в крошечном топике, туго обтягивающем ее многоярусный стан, замахнулась, чтобы швырнуть на сцену недоеденный трехпалубный сэндвич с четырьмя сортами мяса, пятью видами сыра и майонезом. При этом ее длинные накладные ногти зацепили пышногрудую соседку, сорвав с нее верх миниатюрного купальника.
        - Ах, ах, ах! - закудахтала соседка и воздела руки к груди - помимо ткани купальника ногти прорвали кожу, из-под которой потек силиконовый гель.
        Панды, не обращая на творящееся под сценой безобразие ни малейшего внимания, продолжали кружиться в танце - легко и непринужденно.
        - Это возмутительно! Совершенно неприемлемо! - визжали пухлые зрители. - Это дискриминация и издевательство! Ложь и провокация! Полные люди не могут так двигаться! Это противоестественно! Вы заставляете нас стесняться своих прекрасных тел, данных нам господом богом! Мы вас всех засудим! Вам не удастся сломить наш дух, уничтожить нашу индивидуальность и растоптать наше достоинство! Мы против демонстрации того, чего не можем повторить сами! ЖИРНЫХ ПАНД НА МЫЛО!
        - Ха-ха-ха! - заливалась другая часть публики, потоньше на вид и явно предпочитающая еде наркотические средства различной степени тяжести. - Браво! Браво! Карликов бы еще! И других уродов! Уродов хотим! Вот придет к власти артист Канатов, он все как надо сделает! К черту Трех Толстух! Кайф для всех!
        Вэто время раздался чей-то очень громкий крик:
        - Пожар! Город горит!
        Люди, и толстые и тощие, позабыв о своих оскобленных чувствах и жажде посмотреть на уродов, давя друг друга и опрокидывая скамейки, побежали к выходам. Работники зоопарка просили их соблюдать спокойствие и пропускать вперед детей, женщин и стариков, но тщетно.
        Таксист, который вез доктора, повернулся и сказал, указывая впереди себя искусственным фаллосом:
        - Ну и делишки, сахарок! Похоже, что наркоманы поджигают спальные районы. Они думают, что артист Канатов ныкается где-то там. Хотят его выкурить, чтобы он поскорее навалял Толстухам.
        Над городом, над подпирающими небо массивами многоэтажных домов дрожало розовое зарево.
        Такси доехало до городской площади Почти Всех Звезд, но оказалось, что проехать через нее невозможно. При въезде столпилась масса автомобилей, автобусов, коммунальной спецтехники и других транспортных средств.
        - Что такое? - спросил доктор Гаспарян.
        Никто ничего не ответил, потому что все были заняты тем, что происходило на площади. Таксист по пояс высунулся из окна автомобиля и стал тоже глядеть туда, открыв Сержу роскошный вид на его «дерзкую попку» невероятных размеров.
        Площадь была окружена огромными, одинаковой высоты и формы домами и покрыта стеклянным куполом, что делало ее похожей на колоссальный цирк. Всередине купола, на страшной высоте, горел ярчайший в мире фонарь. Это был удивительной величины шар, висящий на мощных тросах и напоминающий звезду по имени Солнце. Ни на площади, ни в домах, ни на улицах поблизости не требовалось больше никакого света. Звезда освещала все закоулки, все уголки и даже нужники во всех домах, окружавших площадь каменным кольцом. За счет искусственной звезды, горящей круглые сутки, люди, к недовольству торговцев электроэнергией, обходились без ламп (недовольство же самих жителей вызывала невозможность заснуть при таком ярком свете). Но называли эту площадь площадью Почти Всех Звезд по совершенно другой причине. Однажды на ней состоялся гала-концерт с участием почти что всех звезд здешней эстрады. Не выступил только артист Канатов. В день концерта он на пару с наркоторговцем Сеткиным снюхал столько дорожек, что едва не умер - какое уж тут выступление.
        Таксист смотрел поверх крыш автомобилей и людских голов - лысых и прикрытых париками, испещренных татуировками и несущих гребни ирокезов, увенчанных вавилонскими башнями из волос и всевозможными головными уборами из ткани, перьев, меха, пластика, коровьих и козьих рогов, рыбьей чешуи, свежего мяса и материалов, названия которых были мало кому известны.
        - Что вы видите? Что там происходит? - волновался доктор Гаспарян, выглядывая из-за задницы таксиста как можно осторожнее, чтобы в случае внезапной перестрелки не поймать шальную пулю. Но Серж ничего не мог увидеть, так как был близорук, а контактные линзы остались где-то среди развалин старой башни.
        В обмен на обещание Гаспаряна оплатить показания счетчика в полуторном размере, таксист принялся передавать ему все, что видел сам:
        - Господь наш плешивый, скорбящий на колченогой лестнице! О, папик, ты бы это только видел! Ваще улет, изюминка ты моя сморщенная! Тут такое творится - писюнами сушеными продристаться можно! О-хо-хо, любите меня семеро смелых! Ставлю жопу на район, что ты, ковбойчик, такого за всю свою никчемную жизнь не видал! Это просто что-то, уж поверь мне, ушлепочек мой дряхленький! Я таких видов видывал, да с проглотом, что тебе и при поллюциях не снилось!
        - Простите, что перебиваю вас, уважаемый, но нельзя ли поподробнее описать то, что касается непосредственно событий, происходящих на площади, а не ваших, не спорю, весьма ценных, переживаний по их поводу?
        - Так я ж тебе и говорю, дурилка ты неумная, волнение на площади такое большое, что прям ой мамочки мои. Людишки так и бегают, так и суетятся - у меня прям голова кругом, ой, как бы не стошнило. Ну, чисто не площадь, а каруселька. Все крутятся, скачут с одного места на другое, как блошки, да наверх поглядывают. А чего они там не видели-то, а? Божечки, кругом одни дебилы и уроды!
        Чудовищный фонарь, пылавший на высоте, ослеплял глаза, как солнце. Люди задирали головы кверху и прикрывали глаза ладонями.
        - Вот он! Вот он! - раздавались крики.
        - Вот, смотрите! Там!
        - Где? Где?
        - Выше!
        - Канатов! Канатов!
        Тысячи указательных пальцев и почти столько же средних вытянулись влево. Там стоял обыкновенный дом. Но в каждом из двадцати пяти этажей были растворены все окна. Из каждого окна торчали головы. Они были разные по виду: некоторые в черных кожаных масках и с кляпами; другие в розовых чепцах и с густыми бородами; третьих отчаянно рвало. Наверху, где жила молодежь, из густых облаков едкого травяного дыма выглядывали бледные лица с темными кругами под глазами. Этот дом с растворенными окошками и с высунутыми головами походил на соты гигантского осиного гнезда, заполненные ворочающимися белесыми личинками. Все головы, вывертываясь, как удобней, и рискуя вытащить за собой своих обладателей, что угрожало полетом с высоты на мостовую, старались увидеть нечто очень их интересующее, что происходило на крыше. Это было так же невозможно, как увидеть собственные уши без зеркала. Таким зеркалом для этих людей, хотевших увидеть собственную крышу из собственного дома, была толпа, бесновавшаяся на площади. Она видела все, кричала, размахивала руками: одни выражали восторг, другиеяростно негодовали.
        Там по крыше неуклюже двигалась круглая человеческая фигурка. Она медленно и неуверенно спускалась по склону треугольной верхушки дома. Железо гремело под ее ногами.
        Она потешно махала толстыми руками, ловя равновесие, как будто пыталась то ли взлететь, то ли поплыть по невидимой реке.
        Это был артист Канатов.
        Народ кричал:
        - Ну, Канатов! Вот так Канатов!
        - Поди, тоже лимузин от Трех Толстух получить хочет!
        - Он новый закон и порядок хочет! Кайф для всех!
        - Сыграть в птичку он хочет! Петух бройлерный!
        - Держись! Спускайся! Дай жара Толстухам!
        - Падай, жиробас! Раскрась мозгами мостовую!
        - Он не упадет! Не дождетесь!
        - Еще как упадет! Он же обдолбан!
        - Он всегда обдолбан, но еще никогда не падал!
        - Да всегда он падал!
        - Ну и что? Не с крыши же!
        - Потому что ему крышу уже давно снесло!
        - Щас мы вам крышу снесем, выродки!
        - Щас мы вам ваши крыши в ваши же подвалы позапихиваем!
        На площади Почти Всех Звезд завязалась драка, а Канатов мелкими шаткими шажками продолжал свой страшный путь.
        - Откуда он взялся? - спрашивали люди, не вовлеченные в драку. - Как он появился на этой площади? Как он попал на крышу?
        - Он, поди, и сам хотел бы знать ответы на эти вопросы, - отвечали другие, хихикая. - Вон как его штормит.
        - Это все очень хитрый и хорошо продуманный, но совершенно секретный план, - возражали третьи. - Он бежал, исчез, потом его видели в разных частях города, и вот он тут. Он вечно под кайфом, и в том его искусство. Он разрушит этот прогнивший строй, навязанный Толстухами. Как? Пока что это неизвестно! Но все будет именно так!
        На площади появились полицейские. Они пытались пробраться сквозь толпу, не распихивая людей и не наступая им на ноги, но это было невозможно. Канатов запнулся, пошатнулся, перевалился через барьер и повис на карнизе. Он беспомощно и вяло размахивал руками и ногами - от падения его удерживал зеленый плащ, ворот которого весьма удачно зацепился за водосточную трубу.
        Сэтим же плащом, надетым поверх леопардового жилета, в этом же розовом трико с большим гульфиком из черной кожи, народ привык видеть его на праздничных телешоу и корпоративах.
        Теперь под стеклянным куполом, огромный и толстый, но кажущийся на такой высоте маленьким, Канатов был похож на экзотического жука. Когда полы плаща раздувались, казалось, что жук раскрывает зеленые блестящие надкрылья и вот-вот выпустит крылышки.
        - Сейчас ты свалишься, и кто тогда положит конец беспределу Трех Толстух?! Братишка, мать твою, не делай этого!Не подведи меня, сукин ты сын! - закричал молодой человек, у которого недавно родилась вторая дочка, и было множество долгов.
        Тем временем полицейским удалось выбрать удобную позицию и натянуть брезентовое полотно, чтобы поймать Канатова и спасти его жизнь, если тот все же сорвется. Офицер бегал крайне озабоченный. Вруках он держал мегафон, но боялся им воспользоваться - поблизости было слишком много людей, чьи барабанные перепонки мог повредить громкий звук.
        Внезапно наступила полная тишина, и даже драка сама собой утихла. Доктор почувствовал, что ничего хорошего ждать не стоит. От ужаса и отсутствия малейшей возможности немедленно перенестись в какое-нибудь безопасное место, Гаспарян схватился за сердце, которое прыгало, как яйцо в кипятке.
        Канатов продолжал болтаться на водостоке. Оставалось только ждать, когда ткань плаща наконец устанет держать его грузное тело и разорвется.
        Офицер полиции с мегафоном перебрался на другую сторону площади, где было меньше людей. Здесь он встал рядом с бассейном и фонтаном, бившим из круглой каменной чаши.
        - Уважаемые граждане, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, - сказал офицер в мегафон. - Я уговорю Канатова не рисковать своей жизнью и проинструктирую, как ему приземлиться точно на брезент. Прошу вас не беспокоиться, у меня есть диплом по ведению переговоров с людьми, склонными к суициду.
        От девяти домов, со всех сторон, к середине купола, где сияла Звезда, тянулось девять стальных тросов, сплетенных из проволок, каждая толщиной с якорный канат. Казалось, что от фонаря, от пылающей великолепной Звезды, разлеталось над площадью девять черных длиннейших лучей.
        Неизвестно, о чем думал в эту минуту Канатов и был ли он в принципе способен соображать. Но, к удивлению собравшихся, он срывающимся голосом прокричал следующее: «Мамку свою уговаривай ляжки перед тобой раздвинуть, мусорок! Яперейду над этой гребаной площадью по этой гребаной проволоке. Слышал? Через всю мать ее сраную сучью площадь, чтоб она сдохла. Это будет мое мать его гребаное выступление. Три Толстых суки будут знать, как называть площади не моим именем. Эта сраная площадь после моего триумфа станет не какой-то занюханной дырой Почти Всех Звезд! О, нет, гребаные мусора! Она станет площадью единственной мать ее настоящей Звезды - площадью мать его Канатова!»
        Офицер снова поднес мегафон ко рту. Не отрывая взгляда от болтающегося Канатова, он морщил лоб, мучительно соображая, как успокоить невменяемого артиста и отговорить его от очевидного самоубийства. Канатов же раскачивался на вороте плаща, вытягивая руки в сторону проволоки. С каждым качком амплитуда его колебаний увеличивалась, но было ясно, как белый день, что попытки артиста обречены на провал.
        Послышался треск расползающейся ткани. Толпа ахнула.
        Артист Канатов упал. Но не на мостовую, и не на брезентовое полотно. Он ввалился прямо в распахнутое окно верхнего этажа, смяв своей тушей выглядывающего наружу обитателя квартиры.
        Через секунду Канатов, грозно потрясая кулаком, снова появился в оконном проеме: «Думаете, облажался Канатов? Хрена вам лысого! Да, меня адски плющит и колбасит. Но гребаное мать его представление состоится!».
        Вскоре Канатов опять показался на крыше. Он шел то очень медленно, то вдруг пускался почти бегом, быстро и неуклюже переступая, покачиваясь и спотыкаясь. Каждую минуту казалось, что он упадет. Икогда Канатов приблизился к краю крыши, в полной тишине раздался голос офицера:
        - Господин Канатов! Если вы не хотите щадить себя, то подумайте о ваших родственниках, друзьях и близких! Для них утрата вас станет большим горем. Умоляю вас, не причиняйте им боль!
        - Мои близкие - это три десятка шлюх из борделя на районе! Да пились они все ножовкой! Понял, мусорок языкастый?
        - В таком случает, подумайте о тех людях, которые стоят на этой площади сейчас! Ваша гибель, произойдя на их глазах, неминуемо травмирует их психику! Проявите благоразумие и благородство!
        - Плевать я на них мать твою хотел! Все они сучата штопаные! - Канатов продолжал кричать, а офицер почему-то свалился прямо в бассейн.
        Он был убит.
        Один из полицейских держал пистолет, из которого шел голубой дымок. Он застрелил офицера.
        - Прости, дружище, - сказал полицейский. - Но ты реально задолбал орать в свой матюгальник. У нас тут свободная страна - хочет человек с крыши прыгнуть, так не твое это собачье дело. Пусть прыгает на здоровье. И вообще, надоело мне с этими гражданскими цацкаться. Эй, ребятки, есть тут еще самоубийцы потенциальные? Налетай, у меня пуль для всех хватит!
        Люди, отвлекшись от Канатова, молча смотрели на полицейского с обнаженным пистолетом и медленно пятились подальше от него.
        - Что ты такое говоришь, брат?! - воскликнул другой полицейский. - Своими словами и действиями ты порочишь мундир и пачкаешь честь всей полиции!
        - Да к черту твой мундир! - огрызнулся убийца офицера. - И честь можешь засунуть себе туда, где даже этот клятый фонарь-Звезда светить не будет.
        - Но ты ведь давал клятву служить и защищать.
        - Да, давал… - полицейский опустил глаза и пистолет. - Но в нашем городе все сплошь уроды, извращенцы, наркоманы и умственно неполноценные! Тут такое дерьмо творится, что сил больше нет его расхлебывать.
        - На то нам и даны полномочия. Мы предостерегаем неосторожных, уберегаем небрежных, думаем за умалишенных. В этом наша задача и священный долг. Мы защитники и стражи порядка. Неужели ты забыл об этом, брат?
        - Вот прямо сейчас стараюсь забыть раз и навсегда.
        - Но ты ведь присягал на верность Трем Толстушкам…
        - Да… помню тот день. Из их рук я получил свои первые погоны и жетон… Но… - полицейский закрыл лицо ладонью, чтобы никто не видел его слез. - Но это ничего не значит для меня больше!
        - Правда? Ты уверен, брат?
        - Да! То есть… - полицейский разрыдался в голос. - Я не знаю! Сегодня от меня ушла жена! Она сказала, что не может делить меня с этим проклятым городом и всеми его ублюдками. Она забрала с собой моих сыновей и дочку. Дочку, Карл! Ей было всего полтора года! После того, как жена сказала, что не собирается больше спать с таким грязным куском мусора, как я, малышка была моей единственной отрадой. Ты понимаешь, Карл?!
        - Я понимаю, что у тебя выдался не лучший денек. Но тогда, вручая погоны и жетон, Три Толстушки доверили тебе самую важную миссию в мире - быть ими там, где они сами быть не могут. Понимаешь ли ты это?
        - Да… Черт… Боже… Что я натворил!
        - Да здравствуют Три Толстушки! - закричали остальные полицейские.
        Тут произошло такое, чего никто не ожидал. С крыши раздался сиплый вой артиста Канатова: «Вы там совсем опухли?! Я тут только что исполнил то мать его, что обещал! Я перешел по сраным тросам над гребаной площадью туда и обратно! Ага, два мать их раза! А вы, сучата, даже не смотрели! Хер вам всем, а не кайф! Обломитесь! Я ухожу! Такой дерьмовой публики я уж точно мать мою не заслужил!»
        Круглая фигурка, стоящая на крыше, вытащила что-то из-под полы плаща. Раздался хлопок выстрела и звездный фонарь мгновенно потух.
        Никто не успел сказать ни слова. Сделалось страшно темно и ужасно тихо, как в сундуке маньяка-потрошителя, где он хранит свои неспешно разлагающиеся трофеи.
        В следующую минуту свысока послышался вопль: «Мать! Гребаный! Сука! Мизинец ушиб! Гадская темнота!». Затем последовал еще один выстрел и звон осыпающегося стекла. Натемном куполе возникла бледная клякса. Все увидели кусочек неба с двумя маленькими звездочками. Потом в это пятно по фону неба с трудом протиснулась круглая фигурка, и было слышно, как кто-то, хромая и спотыкаясь, побежал по стеклянному куполу.
        Артист Канатов покинул площадь Почти Всех Звезд, название которой было ему неприятно до крайности.
        Таксисты больше других испугались выстрелов и внезапной темноты.
        Машина, в которой сидел и ежесекундно все больше седел доктор Гаспарян, едва не опрокинувшись от крутого старта, рванула вперед. Испортив воздух, толстый чернокожий таксист резко крутанул руль и повез Сержа окольным путем, чтобы не стать свидетелем еще какого-нибудь большого события.
        В конце концов, с трудом и многочисленными потерями пережив необыкновенный день и необыкновенную ночь, доктор Серж Гаспарян вернулся домой. Стиратель-пыли-с-комиксов, почтенный Иван Никитович, встретил его на крыльце. Он был очень взволнован. Всамом деле: доктор так долго отсутствовал! А пропади он, где еще найти дурака, который платит за то, что с коллекции его допотопных комиксов время от времени смахивают пыль? Иван Никитович активно всплескивал руками, ахал, качал головой и ругался:
        - Где же мой плащ? Профукали? Ах, доктор, доктор, чулок вы штопаный! Где же ваши линзы? И их прокакали? Ах, ах, мудло вы этакое!..
        - Иван Никитович, я, кроме того, обломал оба каблука и лишился великолепного пистолета-пулемета и памяти… Хотя… Все вернулось! Как на вашу личность, Иван Никитович, глянул, так сразу и память вся восстановилась!
        - Память-то хорошо, но вот остальное - оно хоть денег стоило. Ах, какое несчастье! Какой же вы… Даже определения подходящего найти не могу, чтоб вас случаем не обидеть! Хотя… ммм… Хер вялый!
        - Сегодня случилось более тяжелое несчастье, дорогой мой Иван Никитович: наркоторговец Сеткин попал в плен. Его посадили в массажное кресло! Вы себе можете такое вообразить?
        Иван Никитович любил только себя, водку и своего говорящего попугая, а все остальное его в действительности мало волновало (за исключением благополучия доктора Гаспаряна, обеспечивавшего отличное состояние всех его любовей). Он слышал пушечную пальбу, он видела зарево над домами. Соседка рассказала ему о том, что сто автомехаников проверяют и доделывают на площади Благоденствия шикарные лимузины для мятежников. Но Ивану Никитовичу это было совершенно безразлично.
        - Мне стало очень страшно, - соврал он. - Язакрыл ставни и решил никуда не выходить. Яждал вас каждую минуту. Яочень волновался - вот ей богу, что не вру. Уж и раз книжонки и журналишки ваши от пыли оттер, и два, да и в третий раз пыль смахнул, а вас все нет…
        Ночь кончилась. Заплатив Ивану Никитовичу за утраченный плащ, доктор Гаспарян снова занялся тем, за что ругал себя уже не первый десяток лет.
        Среди всех возможных вредных привычек у него была одна-единственная - доктор имел большую книгу в кожаном переплете, и в этой книге Серж записывал свои рассуждения о важных событиях. Конечно, он понимал, что едва ли в действительности понимает что-нибудь хоть сколько-то важное. Но отучиться от ведения дневника не получалось никак.
        - Надо быть аккуратным, - сказал доктор, подняв палец, и тут же плюнул прямо на кожаный переплет. - Да кого я дурачу! Но… Сегодня ведь правда был весьма необычный день. Да. Только сегодня. Последний раз. Торжественно клянусь, э… самому себе! А потом - ни-ни, даже если прямо у меня на глазах случится, например… Нет-нет-нет! Больше никогда!
        И, несмотря на усталость, доктор Гаспарян раскрыл свою кожаную книгу, сел к столу и стал записывать:
        «Творилось сегодня столько, что просто ой-ой-ой! Я готовился к приятной прогулке, а потом все пошло совсем не так, как я планировал. Там были всякие наркоторговцы, пушки, известные артисты и другие, но я-то показал им класс. Даже на сломанных каблуках, будучи без оружия и контактных линз, я вышиб из отморозков дерьмо всех цветов радуги. «Сегодня ваш счастливый день?» - спросил я их заранее. «Повезет вам? Или, может быть, мне? Ну что, щеночки, поиграем? Кто ваш папа, а? Ну же, подходите ближе. Хочу почувствовать запах страха из-под ваших трусливо поджатых хвостов!» - сказал я им. И они, задействовав природное чутье, так сильно развитое у примитивных существ, тут же поняли, что спасти свои жалкие жизни они могут, лишь вылизав…»
        Тут доктор услышал позади себя шум. Гаспарян оглянулся, инстинктивно захлопнув дневник. На своей же кровати Серж увидел человека. Человек издал громоподобный храп и перевернулся на другой бок. Это был артист Канатов.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        АНДРОИД
        
        НАСЛЕДНИЦЫ
        
        СОФЬИ
        ГЛАВА IV
        УДИВИТЕЛЬНЫЕ ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ПРОДАВЦА
        
        ВЕСЕЛЯЩЕГО ГАЗА
        На другой день на площади Благоденствия кипела работа. Автомеханики по винтику перебирали все десять лимузинов. Полицейские их подбадривали, приносили им сигареты, кофе и бутерброды. Автомеханики делали свое дело без особенной охоты - очень уж им хотелось выпить, и отнюдь не кофе.
        - Какого лешего мы возимся с этими тачками для вонючих наркоманов-мятежников! - возмущались они.
        - Думаю, для них подошли бы и лимузины в стандартной комплектации. А то весь фарш для них подавай.
        - Они стреляли по Дворцу Трех Толстушек из пушек своих танков и самоходных установок. Пусть сами и доводят эти чертовы катафалки до ума. А у нас со вчерашнего дня трубы горят!
        - Друзья, я вас прекрасно понимаю! - успокаивал трудяг старый полковник с пушистыми белоснежными усами. - Клянусь, что вы получите оплату сверхурочных в тройном размере! Вы уж расстарайтесь, ребятушки! Нехорошо же огорчать Трех Толстушек. А они очень хотят, чтобы машинки стали чудесными, точно конфетки. Руки ведь у вас золотые, друзья мои. Так уж покажите все свое мастерство, не скромничайте, дорогие мои.
        Сутра толпы народа с разных сторон направлялись к площади Благоденствия.
        Дул сильный ветер, летел и кружился мусор, вывески раскачивались и скрежетали, бейсболки, шляпки парики срывались с голов и катились под колеса прыгающих автомобилей.
        Водном месте по причине ветра случилось совсем невероятное происшествие: продавец оксида азота, более известного как веселящий газ, был унесен на воздух. Кроме ветра причиной этого происшествия стала неуемная коммерческая фантазия и предприимчивость продавца. Узнав, что закись азота, добавленная в бензин или керосин, существенно повышает скорость сгорания топлива и заставляет двигатель буквально рвать с места, лопаясь от мощности, продавец задумал небывалый рекламный перформанс для своего товара. Он купил на барахолке старый реактивный ранец, заправил его топливом с щедрой примесью веселящего газа, прицепил к ранцу баннер с яркой надписью «МОЙ ГАЗ ОКРЫЛЯЕТ» ивзмыл ввысь.
        Надо сказать, что продавец представлял свой полет совсем не таким, как он вышел в действительности. Бешено ревущий реактивный двигатель, совершенно озверевший от слоновьей дозы закиси азота, швырял торговца по небу то туда, то сюда, как пинг-понговый мячик, скачущий между ракеток. То он свечей взлетал вверх, то в крутом штопоре несся к земле. Рекламный баннер обмотался вокруг тела несчастного, спеленав его точно мумию египетского фараона. Торговец визжал от ужаса. Его желудок, кишечник и мочевой пузырь, не выдержав стресса, экстренно и синхронно опорожнились.
        - Ура! Ура! - кричали дети, наблюдая за фантастическим полетом.
        Они хлопали в ладоши: во-первых, зрелище было интересно само по себе, а во-вторых, некоторая приятность для детей заключалась в неприятности положения летающего продавца веселящего газа. Дети всегда завидовали этому продавцу. Его товар не только вызывал приступы эйфории и безудержного веселья, но к тому же имел приятный сладковатый привкус и запах. У продавца всегда была целая куча ярких баллонов с товаром - красных, синих, желтых и зеленых. Каждому хотелось иметь такой баллон. Но чудес не бывает! Ни одному мальчику, даже самому симпатичному, и ни одной девочке, даже готовой на все, продавец ни разу в жизни не подарил ни одного баллона: ни красного, ни синего, ни желтого, ни зеленого. «Любой баллон за ваши деньги. А бесплатно вон - можете с моста в реку спрыгнуть» - говорил он.
        Теперь судьба словно наказывала его за деловую хватку и верность товарно-денежным отношениям. Топливо в реактивном ранце прогорело, и продавец камнем полетел вниз. Когда до черной неприветливой мостовой оставались считанные метры, и катастрофа казалась неизбежной, продавцу немыслимым усилием удалось высвободить из пут одну руку. В решающий момент он успел дернуть кольцо парашюта, и за его спиной распахнулся пестрый купол. Ветер радостно подхватил парашют, раздул его, как парус фрегата, и помчал продавца высоко в сверкающем синем небе.
        - Караул! - кричал продавец, извиваясь в своем коконе как гусеница, и ни на что уже не надеясь.
        На ногах у него были ботинки из кожи голубого каймана, купленные на распродаже с солидной скидкой. Размер скидки, по мнению торговца, с лихвой компенсировал то, что ботинки были на пять размеров больше остальной его обуви. «За маленькие деньги такие огромные ботинки! Вот, что я называю идеальной сделкой!» - решил тогда продавец веселящего газа. Пока он ходил в них по земле, все устраивалось благополучно. Для того чтобы башмаки не спадали, он тянул ногами по тротуару, как человек с симптомами детского церебрального паралича.
        Атеперь, очутившись в воздухе, продавец не мог уже прибегнуть к этой хитрости.
        - Черт возьми!
        Ноги болтались, точно отплясывая лихую джигу.
        - Черт, возьми меня и опусти на землю невредимым! Забери душу мою бессмертную, но сохрани оболочку бренную! Заклинаю!
        Ветер играл с парашютом, как припадок эпилепсии играет с телом больного - беспощадно и непредсказуемо. Подвешенный на стропах продавец, извиваясь и подвывая от ужаса, чертил в небе ломаные линии и крутился в немыслимых пируэтах.
        Один ботинок все-таки слетел с его ноги.
        - Смотри! Боеголовка! Боеголовка! - кричали дети, бежавшие внизу.
        Действительно, падавший ботинок размерами, формой и цветом напоминал управляемую авиационную ракету «земля-поверхность».
        По улице в это время проходил инструктор школы танцев на шесте. Он казался гораздо более изящным, чем полагается быть мужчине. Инструктор был длинный, с маленькой круглой головой, мелированной челкой, подведенными глазами и презрительно поджатыми губами под ниточкой нарисованных тушью усов. Тонкие ножкии костлявые бедра, обтянутые розовыми джинсами, и зеленый вельветовый сюртук на узеньких плечах делали его похожим на птицу фламинго, чья матушка согрешила с кузнечиком.
        Деликатный слух инструктора, привыкший к печальным нотам эмбиента и трипхопа и нежным словам танцоров, не мог вынести громких, веселых криков детворы.
        - Перестаньте кричать! - рассердился он. - Разве можно так громко кричать, упоминая головку всуе! Выражать восторг этим предметом нужно красивыми, мелодичными фразами… А лучше стонами - сперва тихими, еле слышными, на грани шепота, томными и мучительными. Затем чуть более дерзкими, настойчивыми, мотивирующими к продолжению и нарастанию темпа. И лишь в момент искрящейся кульминации можно позволить своему сладкому голоску разорвать плеву приличия и взять наивысшую ноту!
        Он стал в позу и открыл рот, но не успел продемонстрировать детям, какие именно звуки им следует издавать. Как и всякий инструктор школы танцев на шесте, он имел привычку держать голову во вздернутом положении с легким наклоном назад и вправо, а взгляд его прикрытых глаз при этом был устремлен неизменно чуть вниз и влево! Увы! Он не увидел того, что делалось наверху.
        Ботинок продавца веселящего газа несся прямо к его заду, привычно отставленному на полкорпуса назад. Хоть бедра инструктора были узкими, большой кожаный ботинок, прорвав джинсовую ткань, проник между ними в самом лучшем виде, как горячий нож в сливочное масло.
        Тут уже и элегантный инструктор заурчал, как трансформаторная подстанция.
        Из его тела наружу торчал лишь каблук ботинка.
        Дети схватились за животы:
        - Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
        Инструктор танцев Раздвиног
        Любил головки боевые.
        Но даже дикий носорог
        Удовлетворить его не мог.
        Но вот с небес по воле бога
        Сошел любовник лучше всех,
        Что знала жопа Раздвинога!
        Так распевали мальчишки, сидя на заборе, готовые каждую минуту свалиться по ту сторону и улепетнуть.
        - Ах! - стонал инструктор танцев. - Ах, какое порочное и от того немыслимо будоражащее наслаждение! О, нет! Это не какой-то бальный башмачок! Это такой отвратительный, грубый, бесцеремонный башмак! Он рвет меня изнутри, ни капли не заботясь о моих чувствах… и это так свежо, так искренне, так феерично!
        Кончилось тем, что инструктора танцев схватил серийный маньяк-убийца и утащил в подвал.
        - Милый, - шептал маньяк, - ваш вид возбуждает во мне любопытство и гнев. Вы нарушаете божественную логику своей тягой к абсолютному пороку и страданиям. Этого не следовало бы делать вообще, а тем более в таком людном месте, но… Мой долг, как избранного орудия божьего, показать тебе настоящую чистую бесцеремонность, грубость и глубины боли. Через час я буду вынужден отправиться на службу во Дворец, но уверен, до того мы оба успеем получить максимум наслаждений.
        Инструктор танцев на шесте заламывал руки, пытался вытащить из заднего прохода ботинок и вырваться из стальной хватки убийцы.
        - Какая ложь! - рыдал он. - Какой поклеп! Я, человек, живущий среди музыки и улыбок во славу всевышнего, я, сама фигура которого подобна утонченному богомолу, - разве я могу нарушить божьи заповеди и возжелать чего-то противоестественного? Отпустите меня! Я опаздываю в церковь! О!.. О!..
        Что было дальше с инструктором танцев, неизвестно. Да наконец, и неинтересно. Гораздо важней узнать, что стало с летающим продавцом веселящего газа.
        Он летел, как хороший одуванчик, которому внезапно сорвало крышу.
        - Это возмутительно! - вопил продавец. - Яне хочу летать. Япросто не имею права летать так долго, ведь я никому не платил за оказание данной услуги. Эту услугу мне подло навязали без договора или хотя бы устного согласия!
        Все было бесполезно. Ветер усиливался, и ни один черт не спешил помочь продавцу. Парашют поднимался все выше и выше. Ветер гнал его к центру города, в сторону Дворца Трех Толстушек.
        Иногда продавцу удавалось посмотреть вниз. Тогда он видел крыши, загаженные птицами и людьми, автомобили, похожие на лакированные ногти всевозможных цветов, узкую ленту реки, людей-карапузиков, занимавшихся своими делами и лежащих тут и там - мертвецки упоротых и действительно мертвых. Город поворачивался под ним, точно высокодетализированная интерактивная карта.
        Дело принимало удачный оборот.
        «Еще немного, и я упаду в Парк Трех Толстушек!» - обрадовался продавец.
        Ав следующую минуту он медленно, важно и красиво проплыл над истерзанными останками парка, опускаясь все ниже и ниже. Ветер успокаивался.
        «Пожалуй, я сейчас сяду на землю. Меня заметят гвардейцы, проведут во дворец, сначала укутают пледом и напоят горячим кофе, а потом предложат бесплатный сеанс беседы с психоаналитиком, чтобы из-за пережитого стресса у меня не возникло каких-нибудь нежелательный последствий».
        Однако его никто не увидел. Даже наркоманы, лежащие под единственным чудом уцелевшим кустом и уставившиеся в небо широко распахнутыми немигающими глазами. От летящего разноцветного парашюта падала легкая воздушная тень, подобная тени облака. Просвечивая кислотными красками, она скользнула по окровавленному гравию и земле, хранящей отпечатки недавней битвы. По статуям прекрасных муз с отстреленными головами и подрисованными перманентным маркером мужскими гениталиями. По траурным портретам гвардейцев, отдавших жизни во время защиты Дворца Трех Толстушек от вооруженных мятежников. Иот этого с благородными и мужественными лицами гвардейцев произошли чудесные перемены. Сперва их лица стали синими, как у утопленников, потом зелеными, как у Ктулху, затем желтыми, как у сифилитиков, и, наконец, - красными, как у бесстыжих пьяниц. Так, меняя окраску, пересыпаются стеклышки в калейдоскопе, совершенно не беспокоясь, следит ли чей-нибудь любопытный глаз за их бессмысленной чехардой.
        Приближалась минута облегчения: полет направлялся к раскрытым окнам дворца. Продавец не сомневался, что сейчас влетит в одно из них, точно тополиная пушинка, предвещающая обострение аллергии.
        Так и случилось.
        Продавец влетел в окно. Иокно оказалось окном дворцовой кухни.
        Сегодня кухня во Дворце Трех Толстушек пустовала. Скорбя о жертвах вчерашнего мятежа, Три Толстушки отказались от завтрака, который должен был быть праздничным в честь дня рождения одной из них. Несмотря на уговоры поваров и придворных, они решили воздерживаться не только от праздничных угощений, но и вообще от приема пищи в течение целого дня. А день предстоял ответственный - Три Толстушки собирались ехать на площадь Благоденствия.
        Друзья мои, попасть в дворцовую кухню, оставшуюся без присмотра, - дело очень заманчивое. Особенно если больше изысканных яств вы, как продавец веселящего газа, любите только БЕСПЛАТНЫЕ изысканные яства в неограниченных количествах.
        Влетая в кухню, продавец по одной лишь симфонии запахов и ароматов почувствовал в одно и то же время восторг и острую боль в животе, причиной которой стало резкое выделение огромной дозы желудочного сока. Так, вероятно, восторгается и страдает горький пьяница, тонущий в бездонном чане с брагой.
        Продавец на своем парашюте, купол которого уже перестал наполнять шаловливый ветер, летел через кухню меньше минуты, он ничего не успел разглядеть как следует. Сперва ему показалось, что он попал в какой-то удивительный гастрономический рай, где пикантные устрицы, красношеие лобстеры, стейки из мраморной говядины, трюфеля, молочные поросята, пироги с начинкой из соловьиных язычков и многие другие блюда просто обязаны напевать гимн чревоугодию, приплясывая в бусах из белужьей икры и юбочках из засоленных и хитроумно сплетенных щупалец кальмаров и осьминогов. Ав следующее мгновение он подумал, что сошел с ума, придумав будто бы Три Толстушки кушают такие банальные вещи, названия которых известны простолюдинам, вроде него самого. «Нет, тут должен быть тонко наструганный бекон из единорога, карпачо из хвоста мантикоры, грифоновая фуагра, фрикасе из филе ангелов и подающиеся объятыми пламенем яички молодого демона!» - решил продавец. Сладкие головокружительные фантазии ударили ему в голову; недостаток кислорода от душащего баннера и резкого падения сперли ему горло.
        Тут же все смешалось: иудивительный танец запеченных поросят, и фаршированный василиск.
        Продавец кубарем прокатился по широкому длинному столу, теряя путы баннера, и со всего размаху сел на что-то твердое и холодное. Купол парашюта потух и неподвижной тряпкой лег за его спиной.
        Продавец зажмурил глаза и решил их не раскрывать - ни за что в жизни, пока не придумает самое-самое деликатесное блюдо из всех, которое наверняка отыщется на этой кухне. Но фантазия его отчаянно забуксовала на пасте, приготовленной из бороды бога с соусом чили. Не сумев вообразить ничего более экстравагантного, продавец поднял веки и огляделся.
        «Теперь я не понимаю ничего, - подумал он, - это попросту непостижимо. Неужто ветер ошибся адресом и закинул меня не в тот Дворец? Ая сижу на гречке!»
        Так оно и было.
        Он действительно сидел на мешке с гречневой крупой. Вокруг него располагались полки с рисом, перловкой и манной крупой. Виднелись стеллажи с вяленой рыбой и сушеным мясом. В небольших контейнерах поблескивали томаты, баклажаны, хурма, тыквы, кабачки и вымытые картофельные клубни. Самым экзотичным из всего съедобного, что удалось отыскать его жадному взору, оказались две грозди бананов, небольшая горка грейпфрутов и одинокий плод киви, к тому же тронутый плесенью.
        Торговец снова зажмурил глаз. Он подумал, что стал жертвой жестокой галлюцинации, вызванной посттравматическим синдромом и несварением желудка, и ожидал невероятного превращения, гастрономической бури - он был готов ко всему, кроме того, что Три Толстухи едят то же, и даже хуже, чем он сам. Но случилось то, чего продавец никак не ожидал.
        - Роскошный праздничный торт погибает, - зайдя на кухню, сказал кондитер печально. - Три Толстушки наотрез отказались даже попробовать его. А ведь я так хотел порадовать Веру в день ее рождения.
        Потом наступила тишина. Только слышались всхлипывания кондитера.
        - Что же с ним делать, раз уж ты его все равно приготовил?Наверное, всю ночь потратил - ведь не простой торт, а для верховных правительниц! - вкрадчиво прошептал продавец, задыхаясь от аппетита и до боли сжимая веки. За секунду до появления кондитера сквозняк приподнял парашютную тряпицу и швырнул ее на голову торговца, скрыв от посторонних глаз.
        Желудок его трепетал, как юная впечатлительная лань.
        - Кто здесь? - кондитер вздрогнул от неожиданности.
        - Ууу! Я незримый дух Чревоугодия! - устрашающе завыл под покровом парашюта продавец веселящего газа. - Немедля доставь торт прямо сюда! А я тем временем ниспошлю Спасителя торта! Волею моей и во славу мою он не даст торту пропасть!
        - Спасителя? - удивился кондитер. - Это, должно быть, какой-то розыгрыш.
        - Не смей перечить мне, жалкий смертный! Иначе горе тебе! Если ослушаешься, я сделаю так, что любые продукты будут портиться от одного твоего прикосновения! Молоко будет скисать, фрукты и овощи - гнить, а мясо станет тухнуть и наполняться кишащими червями в мановение ока! - завопил продавец. Живот его при этом издал столь грозно рычащее раскатистое урчание, что бедный кондитер тут же поверил в сверхъестественность происходящего. Спотыкаясь и падая, он помчался за тортом.
        Через полминуты кондитер вернулся, неся блюдо, на котором стоял праздничный торт - небольшой, но изысканно украшенный миниатюрными фигурками сказочных животных, забавными домиками из фруктов и надписью «С Днем Рождения, Верочка!», выложенной земляникой. Продавец же расстегнул ремни, связывающие его с парашютом, и покинул свое убежище.
        - Я есть Спаситель! Дух Чревоугодия ниспослал меня, чтобы я не дал пропасть втуне сему дивному чаду рода кулинарного! Через меня сей торт перенесется прямо в райские кущи Создателя его! - торжественно произнес продавец, пожирая взглядом торт.
        - Но ведь это я создал торт…
        - Ересь! Довольно хулы, не гневай Создателя! - воскликнул продавец, страшно вращая выпученными глазами. Отпихнув растерявшегося кондитера в сторону, он набросился на торт. Продавец рвал его, крошил, зачерпывал горстями и отправлял себе в рот, похрюкивая от наслаждения.
        Но идиллия была недолгой.
        - Что это… Что… Ты издеваешься?! - взвизгнул продавец, вымазанный тортом с головы до ног. - Только фрукты, ягоды и немного взбитых сливок!?
        - Обезжиренных взбитых сливок, - уточнил кондитер. - И еще там хлебцы из отрубей и злаков.
        - Где заварной крем?! Где шоколад?! Где масло, суфле, сахар, сгущенное молоко и тесто?! Где, я тебя спрашиваю, ублюдок!
        - Толстушки такого не едят. У них диета.
        - Убью, - глухо выдохнул продавец. Охотник мог принять теперь его за разбуженного посреди зимней спячки медведя, садовник - за гигантскую мутировавшую медведку, сантехник - за колоссальный ком нечистот, забивший сливное отверстие, шалун - за какашечного монстра, а поэт - за дурную метафору.
        Кондитер побледнел и задрожал от страха. Он понял, что это не угроза, а обещание, которое неминуемо будет исполнено.
        Расправившись с кондитером, продавец покинул кухню. По широкой лестнице он поднялся кверху. Там раскрывался зал. Продавец снова на секунду зажмурился.
        Он ожидал, что взале все будет сиять и сверкать от золота, серебра, хрусталя, самоцветов, невообразимых картин и скульптур. Но его взору преставилось лишь просторное и светлое помещение с интерьером в стиле загородного домика - деревянные полы, стены и потолки, камин, полки с книгами, пара деревенских пейзажей, да несколько кадок с цветущими растениями.
        Итут же продавец увидел Трех Толстушек.
        Они были совершенно не толстыми. Скорее, их можно было назвать пухленькими. От изумления у продавца раскрылся рот.
        «Надо немедленно его закрыть, - сразу же спохватился он. - Из-за пережитого позора и издевательств, вершиной которых стал низкокалорийный торт, я полон решимости. А хладнокровно убивать с раскрытым ртом крайне несолидно».
        Но - увы! - рот не закрывался. Так продолжалось две минуты. Потом удивление продавца уменьшилось. Сделав усилие, он закрыл рот. Но тогда немедленно вытаращились глаза. Сбольшим трудом, закрывая поочередно то рот, то глаза, он окончательно поборол свое удивление.
        Толстушки сидели на диванчике перед журнальным столиком и были погружены в чтение газет. Никогда еще продавец не видел столько читающих людей разом. Одна из Толстушек читала быстрее других - продавец поразился, с какой скоростью она перелистывает газетные страницы.
        - Надя, пожалуйста, будь аккуратнее. Ты так яростно листаешь газету, что можешь случайно надорвать ее.
        - Неужели? Прости, Люба. Это я увлеклась… Такие ужасные новости, одна хуже другой. Ах, если бы я могла разорвать не газету, а сами эти новости - сделать так, чтобы ничего такого никогда не происходило!
        Она оставила газету и тут же принялась за журнал. Между прочим, он имел название «Международное обозрение».
        Другие Толстушки печально вздохнули.
        - Оставим грусть, - сказал Люба, опуская газету и глядя на продавца. - Девочки, у нас гость.
        - Ура!!
        Поднялось общее оживление.
        «Что делать? - мучился продавец. - Что делать? Как же мне их убивать, когда они так неприкрыто радуются мне же! Может, они догадались, что я вне себя от злости, и хотят, чтобы я их убил? Вот уж чего я не хочу, так это быть пешкой и выполнять чужие хотелки! Что же делать?»
        Вэто время часы пробили два.
        - Через час на площади Благоденствия начнется торжественное примирение с мятежниками, - сказала Толстушка Надя.
        - Первым, конечно, свой лимузин получит наркоторговец Сеткин? - спросил продавец веселящего газа, так как попросту не знал, что еще сказать или сделать.
        - Поверь мне, он обязательно его получит. Но не сегодня, - ответила Толстушка Вера.
        - Как? Как? Почему?
        - Мы пока что попросили его не садиться за руль. Сеткин много лет день за днем употреблял тяжелые наркотики и ему еще предстоит пройти курс реабилитации. Бедняжка в очень плохом состоянии. Фактически, его кровь превратилась в токсичный коктейль. А мозги… Надеюсь, вскоре ему все же удастся восстановиться, - сказала Надя.
        - Где же он теперь?
        - Пока нанороботы проводят капитальную чистку его организма, Сеткин по-прежнему сидит в массажном кресле. Оно облегчает его страдания, вызванные наркотической ломкой. Кресло находится здесь, во Дворце. А если точнее, то в кабинете интенсивной терапии, - объяснила Толстушка Люба.
        - Вот бы увидеть его! - возбудился продавец. - Все соседи от зависти сдохнут, узнав, что я вот так близко видел самого наркоторговца Сеткина!
        - Зависть - очень плохое чувство, - нахмурилась Надя, но тут же снова улыбнулась. - Впрочем, небольшое разнообразие может повысить эффективность терапии. Надеюсь, общение с поклонником скажется положительно на интенсивности выздоровления Сеткина.
        - К тому же, сделать приятно гостю - наш прямой долг, - согласилась Люба.
        - Конечно! Конечно! Приведем Сеткина сюда, напоим чаем и угостим тортиком, - захлопала в ладоши Вера. - На кухне как раз должен быть торт!
        «Торт! - мысленно ухмыльнулся продавец. - Щас вам, торт! Хрен без уксуса на кухне, а не торт!»
        - Голубушка, будь так любезна, пожалуйста, пригласи к нам милого друга Сеткина, - нажав кнопку внутренней связи, сказала Надя.
        - С превеликим удовольствием, Надюша, - раздался голос из динамика, вмонтированного в подлокотник дивана.
        - Сеткин очень милый, - сказал Люба. - Несмотря на наркозависимость и темное прошлое, у него потрясающая сила воли. И при этом глаза совершенно удивительные. Хоть и красные, как мясо, а в них и доброта, и светлая грусть, и недюжинный ум. Так бы и смотрела в них, так бы и любовалась.
        - Унего восхитительная голова, - подхватила Вера. - Она совсем крошечная, как у милого щеночка, с оттопыренными ушками и слегка обвисшими щечками. Унего черные волосы, которые он смазывает гелем. От этого его голова блестит, как будто он симпатичный морской котик. А морские котики, между прочим, очень славные.
        Теперь, когда Толстушки восторженно расписали продавцу, как хорош собой наркоторговец Сеткин, он засомневался - уж о том ли Сеткине они говорят. Продавец веселящего газа не раз собственными ушами слышал, что более жестокого и беспринципного человека не сыскать на всей земле. Многие были уверены, что именно Сеткину суждено выковырнуть Трех Толстух из их Дворца и разрушить все, что ими было создано за время безраздельного и бездарного правления. Новый лидер должен быть беспощадным сторонником крутых мер, а не славным морским котиком с добрыми глазками.
        Три Толстушки в ожидании Сеткина разрумянились и как будто похорошели, хоть и так были весьма миловидны.
        Вдруг двери распахнулись, и Лучшая Подружка и Бывшая Одноклассница Толстушек в сопровождении массажиста по имени Эдуард ввела в зал Сеткина, бережно придерживая его под локоть. Каждая из Толстушек сделала такое движение, как будто хотела одновременно обнять Сеткина, помахать ему рукой и послать воздушный поцелуй.
        Наркоторговец выглядел неважно. Несмотря на оказываемую помощь, он шатался и еле передвигал ноги. Бряцали толстые золотые цепи на его шее. Руки Сеткина дрожали и тянулись к земле, словно массивные перстни весили по пять килограммов каждый. Поглаживая и поддерживая, его подвели к диванчику и усадили за стол. Он уселся прямо между Верой и Надеждой, слева от Любови.
        - Зачем вы его привели? - раздался крик продавца. - Таким он мне совершенно не нравится! Он должен не сидеть с вами за журнальным столиком, а выгрызать ваши кишки из ваших же толстых задниц!
        Испытав жесточайший когнитивный диссонанс,продавец веселящего газа упал в обморок, носом прямо в стопку прочитанных вчерашних газет. Тут уже даже мысли об ужасном торте было его не поднять.
        - Соскучились, сучки? - спросил наркоторговец.
        Глаза Веры расширились от возмущения, но она сдержала порыв.
        - Милый, мы хотели лишь немного разнообразить твой режим, - сказал она. - Атебе разве неприятно повидаться с нами и познакомиться с одним из твоих преданных фанатов?
        - Меня от вас тошнит.
        - Что ты такое говоришь, солнышко! Тебя тошнит от токсичных веществ, которым ты столько лет позволял гулять по своим венам. Твой мозг устал, но он борется. Помоги ему, и тошнота скоро отступит!
        - Вены мои и только мои. Только мне решать, кому и чему по ним гулять. Моя голова - одна, в которой нет того дерьма, что во всех остальных тыквах. Ународа вот сотни тысяч тыкв. Да только семечками в них и не пахнет. Сечете, прошмандовки?
        - Сегодня на площади Благоденствия будет великое примирение. Там соберутся твои товарищи, с которыми ты вместе убил множество… попытался свергнуть нас. Но ведь это нонсенс! Даже они поняли, что мы хотим людям добра, лишь добра, только добра и еще столько добра, чтобы все были счастливы. Жить в гармонии и любви, верить и надеяться, получать все лучшее, что только можно - разве не это справедливо для любого человека?
        Продавец пришел в себя. Он даже плюнул на газетную стопку, а после и высморкался на нее же.
        - Справедливость? Сейчас я расскажу вам одну историю, - с кривой ухмылкой сказал Сеткин. - Мне было пятнадцать лет, когда я стырил у бати дозу и впервые ширнулся по-взрослому. Первый приход… м-да, такое не забывается. И вот аккурат в тот раз мне явился человек-пицца. Здоровенная такая пицца с рожей из пепперони и глазами-оливками. Человек-пицца сказал тогда всегда два слова - «расхерач их нахер».
        - Но это ведь три слова, - поправила Сеткина Лучшая Подружка.
        - Ты тупая гниложопая тефтелина с уродливыми баклажанами вместо сисек - это одно слово. Потому что даже одного слова слишком дохера для такой тупой гниложопой тефтелины, как ты, - огрызнулся Сеткин. Лучшая Подружка позеленела от злости, но промолчала.
        - Так вот, - продолжил наркоторговец, - я не сразу понял, что человек-пицца имел в виду. Но после второй дозы ко мне пришел двухголовый заяц - одна башка волчья, а вторая, вроде, тоже волчья. «Расхерач их всех нахер ко всем херам» - сказал заяц. Тогда-то до меня дошло, о чем эти уроды толкуют. Нужно расхерачить. И я избран для этой миссии. Я - Избранный! Смекаете, шлюшки? Тут все четко и по справедливости. Если человек-пицца еще мог чего попутать - у него ж вообще вместо мозгов тесто, то заяц базар по любому фильтровал. Хана вам, Толстухи. Я всех вас расхерачу нахрен ко всем херам! Прямо сейчас, на глазах человека-пиццы и зайца - вон они, стоят, смотрят, ждут, паскуды.
        - Это невероятно! - Вера всхлипнула. - Он говорит так, как будто под кайфом.
        - А я и есть под кайфом, - Сеткин расплылся в улыбке, его глазки утонули в щеках. - Вы ж меня не обыскивали. Поверили на слово, что у меня ничего нет, лохушки. Я вас всех РАС-ХЕ-РА-ЧУУУ. Еще не забыли об этом, а?
        - Какое жестокое разочарование, - Надя заплакала. - Мы всегда пытаемся сделать так, чтобы всем было хорошо, но все становится только хуже. Такое впечатление, что чем больше усердствуешь в добрых делах, тем больше зла прорастает. Это лишено логики, я ничего не понимаю. Ах, наверное, мне лучше всего просто взять и умереть.
        АЛюбовь сказала:
        - Надежда, не пори горячку. В мою смену никто тут умрет. Сеткина мы вылечим, хочет он того или нет. И артиста Канатова вылечим. Вообще всех вылечим. У нас будет самое здоровое государство в мире.
        Сеткин молча привстал с дивана. Чуть не завалившись на бок, он спустил штаны, нагнулся и продемонстрировал Трем Толстушкам свой зад, раздвигая при этом ягодицы руками.
        Люба продолжала:
        - Девчонки, ну же, не кукситесь! Улыбнитесь! В любой ситуации можно найти что-то положительное! Вот, например… например, очевидно, что у Сеткина нет опрелостей, чирьев и геморроя.
        Слова Любы ободрили остальных Толстушек.
        - Вылечим!Обязательно вылечим! - восклицали они. - Если у человека такая здоровая попа, то и сам он не может быть безнадежным!
        С помощью массажиста Лучшая Подружка, все еще злая и зеленая, увела наркоторговца Сеткина из зала, предварительно вернув его штаны на место.
        - Девочки, я только что поняла, что мы забыли о кое-чем, - сказала Вера.
        - О чем же? Что такое?
        - Мы совершенно забыли о хороших манерах, - Вера назидательно подняла вверх указательный палец. - К нам в гости любезно пришел один из наших верных подданных. А мы его не усадили, не накормили, даже не спросили, как его зовут, и чем он занимается.
        «Конец! Сейчас они вытянут из меня все личные данные, и я окажусь у них под колпаком» - решил продавец веселящего газа.
        Все взоры устремились на него. Он закрыл глаза. Толстушки весело щебетали.
        - Он такой симпатичный!
        - Совершенно чудесный! И выглядит абсолютно здоровым!
        - Правда, он весь перемазан сливками и фруктовым соком. Должно быть, он кондитер!
        - Посмотрите, у него на руках и одежде кровь! Видимо, он еще и мясник!
        - Отчего же на нем лишь один ботинок? Скорее всего, он сапожник, и просто еще не успел сделать для себя второй!
        Толстушки обступили продавца.
        - Что же привело тебя к нам, милый кондитер?
        - Как тебя зовут, волшебный мясник?
        - И правда ли, что ты сапожник?
        - Нам очень интересно! Для нас важен каждый гражданин!
        Продавец веселящего газа не выдержал давления и прокричал: «Отстаньте от меня! Идите вы все в жопу! Отлезьте, гниды!».
        Любопытные отпрянули. Ив этот момент в галерее раздался громкий крик:
        - Андроид! Мой андроид!
        Три Толстушки взволнованно прислушались.
        Крик перешел в плач. Вгалерее кто-то горестно рыдал.
        - Это ведь… - пробормотала Люба. - Это плачет Сонечка!
        - Сонечка плачет! - в один голос повторили Надя и Вера.
        Все трое побледнели от сильного испуга. Они синхронно бросились к двери, столкнулись и повалились на пол. Снова вскочили на ноги и опять метнулись к выходу, едва не врезавшись во вбежавшее в зал существо, одетое в розовое девчачье платьице. Тряся золотыми кудрями и сверкая лаковыми туфельками, рыдая и выкрикивая отдельные слова, которых никто не понимал, существо отскочило в сторону от Толстушек. Всеобщее внимание было приковано к златокудрой бестии, и никто не заметил, что следом за ней в зал проникло друге существо - изрядно помятое, небольшого роста, зато с огромной бутылью в руках.
        «Ребенок… Только этого не хватало!Теперь-то уж точно добра не жди. Все, господа хорошие, хана. Ахтунг, приплыли, сушите весла и сухари» - с мрачной злобой подумал продавец.Едва ли продавец смог бы объяснить, почему появление существа в девчачьем платье натолкнуло его именно на эти размышления. Просто он не любил детей.
        Но ребенку не было до продавца никакого дела. Конечно, острый каблучок ее туфельки сорок пятого размера на миг впился в ту ступню продавца, на которой не было ботинка. Но, скорее всего, это произошло совершенно случайно по одному лишь закону подлости.
        Златовласое существо, бегая по залу кругами, продолжало плакать.
        - Вчем дело, солнышко? - гонясь за ним, на бегу спрашивала Вера.
        - Почему ты плачешь, Сонечка? - отдуваясь, но не отставая от Веры, произнесла Люба.
        Надя сделала обманное движение, после чего бросилась наперерез и, наконец, схватила Соню.
        Софье было четырнадцать лет. Она родилась мальчиков, но воспитывалась во Дворце Трех Толстушек как их родная дочь. Толстушки всегда мечтали о девочке-наследнице (мужчин они недолюбливали, хоть никогда и не признавались в этом). Но однажды они обнаружили в парке возле своего Дворца младенца-подкидыша мужского пола. Толстушки решили, что один ребенок не слишком помешает им управлять государством, и его можно оставить на воспитание. Вера, Надя и Люба были уверены, что их материнские инстинкты не должны пропасть даром. Вопрос, стать ли мальчику девочкой, был решен тремя фразами.
        «Я верю, что так будет лучше» - сказала Вера.
        «Надеюсь, что он… то есть, она поймет, почему мы приняли такое решение», - сказала Надежда.
        «Я уже люблю эту славную девчоночку» - сказала Любовь.
        Слезы наследницы Сони внушили Толстушкам больше беспокойства, нежели демарш наркоторговца Сеткина.
        В ласковых руках Нади Соня хлюпала носом, под которым уже пробились кривоватые пегие волоски, размахивала руками и топала ногами. Не было предела ее гневу и обиде.
        Никто не знал причины.
        Вконце концов, немного успокоившись, наследница рассказала, в чем дело.
        - Мой андроид, мой чудесный робот сломался!.. Моего андроида испортили. Сеткин втыкал свой пенис прямо в него! И совсем не туда, куда полагается!
        Соня опять зарыдала. Крупными кулаками, успевшими стать узловатыми, она терла глаза и размазывала по щекам несмываемую тушь.
        - Что? - охнули Толстушки.
        - Как пенис?! В смысле…
        - Сеткин?
        - Своим?
        - Членом?
        - При РЕБЕНКЕ?!
        Продавцу веселящего газа было отнюдь не весело. Он совершенно не мог сообразить, что ему делать. Чувствуя себя абсолютно лишним персонажем, которым воспользовались лишь для того, что направить взор читателя на жизнь внутри Дворца Трех Толстушек, продавец воскликнул:
        - Этого не может быть! Ребенок плачет! О, какой ужас! Куда катится этот мир, если в нем ПЛАЧУТ ДЕТИ!
        В зал вернулась Лучшая Подружка Трех Толстушек. Она держалась за голову, но вовсе не из-за всеобщих криков. Ей было невыносимо горько от поступка наркоторговца Сеткина. Дело в том, что она прониклась к нему более нежными чувствами, чем полагается феминистке, в качестве которой Лучшая Подружка себя позиционировала. Еще в прошлом году ее покорила верность Сеткина человеку-пицце и двухголовому зайцу - о них обдолбанный в хлам Сеткин рассказал Лучшей Подружке в баре, где она заливала вермутом преждевременную менопаузу. Увидев, что мужчина может помнить что-то дольше пары секунд, Лучшая Подружка пересмотрела свои взгляды. По ее инициативе между ними завязался роман настолько бурный, насколько позволяла нестабильная эрекция Сеткина. Решив, что ее долг помочь этому великому мужчине воплотить в жизнь свою мечту расхерачить все нахер, Лучшая Подруга разработала план мятежа. Ради достижения цели и привлечения к активным действиям наибольшего числа бездельных граждан она даже переспала с артистом Канатовым. И что она получила взамен? Сеткина, не убивающего Толстушек, а сношающегося! И не с ней, а с роботом
на глазах наследницы Сони, человека-пиццы и двухголового зайца.
        Тот же продавец веселящего газа, пользуясь тем, что его никто не слушает, продолжал кричать:
        - Андроид! Гребаный андроид! Он и до того был гребанутым, а теперь стал натурально гребаным! Праздник на яблочной улице!
        Громче продавца вопила Люба:
        - Прекратить! Все прекратить и отложить! Никаких лимузинов! Никаких примирений! К черту площадь Благоденствия! Чрезвычайная ситуация! Были нарушены права РЕБЕНКА! Собрать Совет! Срочно собрать всех детских психологов, педиатров и омбудсменов!
        Поднялся переполох. Через минуту дворцовые шоферы поскакали во все стороны. Через пять минут со всех сторон мчались к Дворцу психологи, врачи и детские омбудсмены. Толпа, ожидавшая на площади Благоденствия раздачи лимузинов, заскучала. Чтобы хоть как-то развлечься, люди принялись бить окна домов и витрины близстоящих магазинов, поджигать припаркованные автомобили и попутно чистить хари друг другу. Конферансье, взойдя на сцену, сообщил этой толпе, что для бесчинств нет никакого повода: - «Господа и дамы - иных не вижу здесь! Прошу вас сохранять очень важную вещь на букву «эс»! Сиськи? Ха, остроумно! Сучек? Нет! Спирт? Почти что в точку! Спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Примирение переносится на завтра по причине событий государственной важности. Во Дворце Трех Толстушек плачет ребенок! А ведь еще Вильям Шекспир говорил, что весь мир не стоит единой детской слезинки! Вот и я сейчас хочу пригласить на эту сцену популярного артиста Веревкина, который хочет подарить вам свою песню под названием «Одна слезинка - еще не слёз»!»
        Тем временем продавца веселящего газа, вопящего «ПЕ-ЛЕ-МЕНЬ ТРЕБУЮТ НАШИ СЕРДЦА!» вычеркнули из текста, чтобы он больше в нем не появлялся и не портил и без того кромешный аутентизм происходящего.
        Все обступили наследницу Софью и слушали ее басовитый голосок, норовящий дать петуха.
        - Ясидела на траве. В смысле, на той траве, которая растет на газоне в садике. И сидела в том смысле, что попой. А андроид сидел рядом со мной. Мы хотели, чтобы сделалось солнечное затмение, и мы могли бы пожениться, пока нас никто не видит. Это очень интересно. Вчера я читала в книге, что когда люди женятся, у них в головах происходит затмение. А затмение, это когда, днем становится как у негра в попе. А я подумала, что если бы случилось затмение и мы с андроидом бы поженились, то он бы стал негром, а я…
        Она набила слезами полный рот и не могла говорить. Итут произошло невероятное. Низенькое помятое существо, на появление которого никто не обратил внимания, оказалось говорящим! Оно представилось случайным прохожим и очевидцем, радеющим за государство, и сообщило о добровольной готовности рассказать всю историю, так огорчившую Наследницу. Случайный прохожий, впрочем, тоже говорил с трудом, потому что был изрядно пьян.
        - Янаходился невдалеке от наследницы Сони и ее робота. Ясидел на солнце, подняв к небу бутылку. Уменя в бутылке было пивишко, и я думал, что солнечные лучи помогут ему повысить градусы хотя бы до винишка. Ивдруг появились Сеткины. Их было двенадцать человек, или трое, но точно больше восьми. Они возбужденно о чем-то говорили, и вид у них был очень возбужденный. Поравнявшись с нами - со мной и моим уже полупивишком и полувинишком, и еще этой вот малолеткой, они остановились. Наркоторговцы Сеткины имели угрожающий вид. Я вообще наркотики ни-ни, поэтому вот. Один из Сеткиных сказал, указывая на свой причиндал: «Вот стоит стручок. Пора искать лючок». Увы! Яни шиша не понял, что означали эти слова.
        - Хм, стручок и лючок. Стручок - это сухой многосемянный паракарпный плод, вскрывающийся двумя створками. А лючок - это маленький люк, который, как правило, является сооружением для доступа к подземным коммуникациям. Что же это все может значить? - спросила Вера.
        Надя и Люба густо покраснели. Тогда покраснела и Вера.
        - Я поняла! - воскликнула она. - Люк - это не только закрывающееся крышкой отверстие для проникновения вниз или внутрь чего-либо! Люк еще и мужское имя! Что если нашу милую Сонечку, когда она была еще… ну, вы понимаете. Что если тогда ее нарекли именем Люк? А Сеткин - его, то есть, ее отец! На это прямо намекает его многосемянный стручок! Раз он у него есть, то он, в принципе, может быть отцом!
        - Многосемянный? Не смешите меня, - фыркнула Лучшая Подружка.
        - Сеткины обступили ребятенка,а некоторые из них даже летали над ним в небе, как коршуны, - продолжал пьяный свидетель. - Они прямо вот каркали - человечьим голосом это не назовешь. Прямо как свиньи каркали: «Ах, стручок-стручок-стручок! Ах, лючок-лючок-лючок!». «Сонька, - спрашивали они, - а стручок-то твой еще не отсох? Или оттяпали его тебе, а? Да отпилили ему свистульку. Он должен расти бабой. Четвертой Толстухой».
        - Почему же вы не прекратили этих ужасных речей? - закричала Люба. - Разве вы не догадались, что стручок и свистулька - это слова, которые ни в коем случае нельзя произносить при детях? Услышав хотя бы раз любое из этих слов, ребенок получает урон психике, равный бульдозеру, помноженному на землетрясение!
        Прохожему было все равно. Он просто любил поговорить:
        - Да мне вообще фиолетово, но я этих чертовых Сеткиных поостерегся. Они были очень возбуждены. Ау меня не имелось никакого оружия, кроме этой крошки… - пьяница тряхнул пятилитровой бутылью из толстого стекла. - Сеткины вытащили из штанов свои шланги - у каждого был такой канатище, будто хищная анаконда, сорвавшаяся с цепи! Ну, то есть, если бы кто-то сперва посадил гигантскую анаконду на цепь, а ей бы это жутко не понравилась, и она бы сумела освободиться!
        - Анаконда у Сеткина? - закатила глаза Лучшая Подружка. - Божечки, если бы в этом была хоть сотая доля истины.
        - Сеткины держали свои корявые пульсирующие стволы, обхватив их обеими руками. Они явно были готовы ко всему. «Вы только гляньте, какая прелесть, - сказал один из Сеткиных, - наш маленький трансвестит играется с куколкой. Да только, видать, ему не показывали, как сделать игру по-настоящему веселой». Тогда другой закричал: «Уж я-то знаю толк в веселье! И этот миленький андроид с приветливым ротиком сейчас подтвердит, что я не вру». Крича все разом, Сеткины, стукаясь лбами и головками, начали кричать и наступать на робота вашего гомункула… Как бишь там его, Соника, да? Я думал, что Соник ручищами своими всех Сеткиных на конфетти порвет. Но девчонка только расплакалась, как баба. Тут один из Сеткиных ткнул робота своей дубиной, покрытой сеткой вздутых вен, прямо в рот. Бац! - и челюсть на сторону! Другие Сеткины стащили с робота панталончики и…
        Вэтом месте рассказа Соня залилась слезами.
        - …«Вот так хорошо! Да! Да! Нравится, сучечка? Кто твой папа? Ну же, кто твой папа! Я, мать твою! - говорил этот ужасный Сеткин.Он что, правда мой папа?»
        - Нет, конечно! - вспыхнула Люба.
        - То есть, вероятно, что, скорее всего, нет, - неуверенно добавила Вера.
        - Это просто неслыханно! Как можно было ожидать от наркоторговца такого аморального поведения! На что вообще можно надеяться, если даже раскаявшиеся наркоторговцы на следующий же день норовят вонзить тебе нож в спину! - причитала Надя.
        - Я, видимо, забыл упомянуть, - снова заговорил подвыпивший прохожий, любивший поговорить. - Ножей у Сеткиных не было - не-не-не. Они вонзили совсем и вовсе не нож, и не совсем в спину… Да, и, к тому же, не вам, ваше Толстушечество. Хотя я, простите за откровенность, не отказался бы от такого зрелища. Понимаете, в моей жизни не так уж много радостей. Одна из них - выпивка, но ведь и о культуре не стоит забывать - о впечатляющих зрелищах, пробуждающих в мужчине, даже если он и человек, самые…
        - Где этот Сеткин? - сурово поджав губы, спросила Люба.
        - Они бросили андроида, когда в него уже сложно было что-нибудь воткнуть, и уснули тут же рядом с ним. Во сне каждый из Сеткиных бормотал: «Расхерачу их всех нахер ко всем херам. Вот увидишь, зайчуля, во все свои четыре глаза. Эй, человек-пицца, передай-ка мне пивка».
        - Отчего же никто не потребовал, чтобы Сеткин удалился в свои покои? - возмутилась Вера. - Спать на голой земле очень опасно - от этого может случиться пневмония, а у мужчин еще и воспаление предстательной железы.
        Итогда прохожий сообщил страшную вещь:
        - Увы, все Сеткины погибли. Они были обречены - ни один не выжил. Каждый из них сражался храбро, как лев, но силы оказались неравны. Рогатые демоны выскакивали прямо из-под земли и утаскивали их в кипящие недра преисподней. В то же время крылатые ангелы пикировали на них сверху, норовя приголубить их лирой прямо по макушке. А лиры у них о-го-го - бронзовые.
        - Это правда? - Надя побледнела вот уже в который раз за день.
        - Признаться, я немного присочинил. Знаете, мне не каждый день выпадает столько внимания. Обычно мне сразу говорят «заткни хлеборезку, урод». А я считаю это совсем несправедливым. Вы же успели убедиться, насколько я талантливый рассказчик, да?
        Предельно вежливо попросив прохожего прекратить разговаривать и в максимально сжатые сроки покинуть территорию Дворца навечно, Три Толстушки приступили к полномасштабной панике.
        Шурша юбками, они бегали по дворцу, всплескивали руками, выкрикивали слова «ребенок», «примирение», «вылечим» и «совсем не осталось времени на рукоделие».
        Во время этой бессистемной беготни они нашли Сониного андроида. Он не дождался солнечного затмения, и ни свадьба, ни смена расы на негроидную теперь ему не грозили. Робот был безнадежно испорчен. Виновник же этого события, целый и невредимый, беззаботно спал в траве рядом, хихикая во сне.
        Наследница Соня никак не могла успокоиться. Она обнимала поломанного андроида и рыдала. Робот имел вид мальчика. Сделан андроид был весьма искусно - на его глуповатом лице алели, белели и бугрились прыщи, в сальных волосах виднелись хлопья перхоти, скованный брекетами прикус был изрядно кривым. В целом игрушка ничем по виду не отличалась от живого подростка.
        Теперь его тело было растерзано и изорвано, а из черных проломов сочилось гидравлическое масло, смешанное с семенем Сеткина.
        Еще час тому назад он умел хорошо лежать, кривовато сидеть, кое-как стоять, отвратительно ходить и говорить фразы «ваще отстой», «все дебилы», «мой внутренний мир», «типа того» и «все такое». Теперь робот стал просто грудой кибернетических материалов, которым волею злой судьбы довелось сыграть роль использованного презерватива.
        - Он умер, - жаловалась наследница Софья. - Полный отстой! Он умер, и никто кроме меня так и не понял его!
        - Этого робота нужно исправить, - сказала Лучшая Подружка. Она хотела потом тыкать этим андроидом в нос Сеткину, напоминая ему о позорном факте совокупления с игрушечным мальчиком. - Горе маленькой Сонечки не имеет границ. Вообще, я подозреваю, что оно настолько велико, что уже заполнило собой бОльшую часть вселенной. Вы хотите жить во вселенной, заполненной детским горем? Лично я - нет!
        - Нужно раздобыть другого андроида, - предложила Надя.
        - Соня не хочет другого. Она считает, что именно у этого есть внутренний мир, хочет, чтобы робот воскрес.
        - Но Александр Иванович на больничном. Кто же сможет исправить такие э… повреждения?
        - Язнаю, - сказала Лучшая Подружка.
        - Кто?
        - Вы, конечно, забыли, но я-то все помню. Я и в школе лучше вас училась, девочки, и вообще. Так вот, я ни на секунду не забывала и всегда держала в голове весьма ценную информацию, неоспоримый факт, козырной туз, так сказать. И сейчас самое время напомнить вам о том, что было мне известно изначально. Итак, напомню вам, что в городе живет доктор Серж Гаспарян. Этот человек может сделать все. Он исправит робота наследницы Сони.
        Разразился общий восторг:
        - Браво! Браво! Вот это память! Подружка, ты Лучшая!
        ИТри Толстушки, вспомнив о докторе Гаспаряне, запели хором, не стесняясь выражений:
        Хочешь вылечить понос,
        Или чтоб прошел засос,
        Или стал чтоб больше член,
        Или сиськи до колен, -
        Все способен сделать Серж!
        Выставь дом свой на продажу!
        Если Сержу заплатить,
        Можешь стать бессмертным даже!
        Тут же Толстушки сочинили письмо доктору Гаспаряну.
        «Гениальному доктору и образцовому гражданину Гаспаряну Сержу Артуровичу.
        Дорогой наш человек, Серж Артурович, простите, что давно вам не писали. У нас все хорошо, хоть и времена сейчас не самые безоблачные, но вы, наверное, и сами это знаете. Мы про вас всегда помним и переживаем, как там дорогой наш Гаспарян, все ли у него в порядке.
        Нам бы очень не хотелось утруждать вас необходимостью сочинять для нас ответное письмо. Поэтому лучше всего будет так, если вы завтра заглянете к нам в гости в наш скромный Дворец. Приблизительно к шестнадцати часам ноль-ноль минутам. Хорошо? Парадная форма одежды подошла бы как нельзя кстати - она вам очень идет.
        PS. Да, чуть не забыли. Вместе с письмом посыльный вручит вам Сонину игрушку. Она что-то барахлит в последнее время. Посмотрите, пожалуйста, что с ней можно сделать. Девочка очень любит этого андроида. Понимаете? ОЧЕНЬ! Вас ведь не затруднит устранить парочку мелких повреждений? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Ура! Мы знали, что вы не откажете! Спасибо-спасибо-спасибо!
        До скорой встречи!
        Любим, надеемся и верим!
        Искренне ваши Вера, Надя и Люба»
        Ив этом месте Три Толстушки приложились к бумаге губами, оставив на ней три сочных помадных следа.
        Вручив письмо и робота капитану дворцовой гвардии графу Конскому из рода Волконских и Балконских, Толстушки отправили его на поиски доктора Сержа Гаспаряна. Граф расположился на заднем сидении лимузина, а андроида пристроил себе на колени. Оскверненная кукла печально приникла к его плечу головой, напоминавшей тыкву, по которой выстрелили из дробовика в упор. Убедившись, что водитель следит за дорогой и не обращает внимания на пассажира, граф Конский склонил голову и принялся жадно слизывать жидкость, вытекающую из тела робота.
        Наследница Соня перестала плакать. Перед сном она почитала библию, которая напомнила ей, что смерть - это не конец. Соня поверила, что ее андроид завтра же воскреснет. И при этом может быть получит способность делать разные крутые штуки: ходить по воде, летать и даже стрелять лазерами из глаз.
        Так тревожно, в атмосфере лютого фиаско, прошел день во Дворце.
        - Да уж, ничего себе денек, - проворчал продавец веселящего газа. Но, постойте! Как же ему удалось снова оказаться на страницах этой книги? Мы же ясно видели, как он был решительно и бесповоротно вычеркнут!
        Однако продавец не желал раствориться в безвременье, лишенном формы и какого бы то ни было пространства. Он дождался момента, когда автор передаст рукопись книги редактору.
        «Средактором я войду в сделку, и он мне поможет обустроиться лучше, чем было до проклятого полета на реактивном ранце, - решил он. - Мои баллоны меня выручат».
        Он, достав из-под полы несколько небольших баллончиков с веселящим газом, тихонько позвал редактора, - Эй, пссс, парень. Не хочешь немного безудержного веселья? Мой товар окрыляет!
        Редактор вплотную приблизил лицо к рукописи. По его глазам продавец видел, что баллоны с веселящим газом - сокровище, что обладать хотя бы одним баллоном - для редактора мечта и счастье.
        Тогда продавец сказал:
        - Мне очень надоели приключения. Яне мальчик-волшебник, не укротитель драконов, не супер герой со сверх способностями, не сексуальная блондинка с кучей чокнутых проблемных подружек, не крутой мафиози, не накачанный мордоворот, не гениальный детектив и даже не вампир или оборотень. Яне люблю летать, ненавижу людей, я быстро устаю, раздражаюсь, и, видимо, я мизантроп. Мне очень хочется жить на какой-нибудь тихой неприметной страничке - можно даже в нижнем уголке. Только так, чтобы на этой страничке у меня был свой трех… нет, пятиэтажный дом с бассейном, винным погребом, мясным складом, гигантскими аквариумами, наполненными живыми морепродуктами, сейф с миллиардом… нет секстиллионом золотых слитков, и… и… и чтобы НИ ЕДИНОГО ребенка в доме или по соседству!
        Редактор в задумчивости смотрел на продавца. Баллоны в его руках искрились, сверкали и играли всеми цветами радуги, обещая чистейшую эйфорию. Было очевидно, что это совершенно чудесные баллоны.
        - Можете ли вы устроить мое переселение на такую страницу? - спросил продавец, нервно поигрывая баллонами.
        - Могу, - сказал редактор тихо. Идобавил: - Отдай мне свои баллоны.
        Продавец победил.
        - Хорошо, - сказал он равнодушным тоном, - согласен. Баллоны стоят очень дорого. Мне очень нужны эти баллоны, но я согласен. Ты мне нравишься, братишка. У тебя такие честные глаза, хоть и зрачки расширены. И лицо такое открытое, хоть и небритое, да и зубы бы тебе почистить не мешало.
        «Чтобы ты сдох, урод чертов!» - добавил он при этом мысленно.
        - Эй, я все вижу, - сказал редактор. - Твои мысли - я их могу читать. Они ничем не отличаются от фраз, произнесенных вслух. Только их окружают кавычки.
        - Да и черт с ними, - ответил продавец. - Только коли уж ты все равно согласился, давай провернем все побыстрее.
        - Сейчас. Язнаю один секрет, - редактор подмигнул продавцу. - В конце книги выделяют страницу под выходные данные издательства. Вот там-то я тебя и поселю. Только уж не обижайся - самым мелким шрифтом.Давай сюда баллоны.
        - Ты сошел с ума! - рассердился продавец. - Зачем мне твоя страница выходных данных? Яхочу жить в роскоши, а что такое эти данные, и откуда они выходят - я понятия не имею!
        - Вот именно. И никто не имеет. Эту страницу никто никогда не читает. Так что давай, полезай туда, да поживее.
        Продавец заглянул на последнюю страницу книги - та была пока что девственно чистой. Но вариантов у него не было.
        - Хорошо, - вздохнул он и отдал редактору все баллоны до последнего. - На последнюю страницу, так на последнюю. Итак, до свиданья, мошенник. Получай цену моей свободы. И только попробуй меня обмануть - я даже с последней страницы доберусь до тебя, вскрою твою глотку, вытащу лживый язык и позабочусь о том, чтобы он намотался на вентилятор.
        С присущей ему неуклюжестью продавец стал протискиваться между строчек головой вперед. Редактор же, захлопнув рукопись и визжа от восторга, принялся вдыхать веселящий газ! Но, едва он успел опустошить первый баллон, на пороге кабинета возник главный редактор.
        - Ммм. Знакомый сладковатый запах, - принюхавшись, промычал главный редактор. - Ну-ка, малыш, давай-ка сюда баллончики. Или сыграем в игру «найди новую работу»?
        Редактор послушно отдал главному редактору все баллоны с веселящим газом.
        Счастье окончилось.
        ГЛАВА V
        АЗИАТ И ЭКЗОТИЧЕСКИЙ ФРУКТ ДУРИАН
        Вы помните, что не лучший день Сержа Гаспаряна сменился тревожной ночью, когда он обнаружил у себя в кровати артиста Канатова.
        Что они делали вдвоем до рассвета, неизвестно. Однако стиратель-пыли-с-комиксов, почтенный Иван Никитович, то и дело просыпался от криков, хрипов и других эксцентричных звуков, доносящихся из спальни доктора. Это кажется особенно странным в свете того, что Иван Никитович на сон грядущий традиционно выпивает не менее пинты коньяка и даже пушечный выстрел разбудить его едва ли способен.
        На другой день - значит, как раз в тот день, когда продавец веселящего газа узнал шокирующие подробности диеты Трех Толстушек, а наркоторговец Сеткин с помощью андроида продемонстрировал наследнице Софье обратную сторону любви - с Иваном Никитовичем произошла неприятность. Любимый говорящий попугай оскорбил его хамским выкриком «хер вялый». Иван Никитович распахнул дверцу клетки, чтобы дать наглецу кулаком в клюв. Но попугай оказался проворнее. Он вылетел наружу, в полете нагадил на голову хозяина, съел фунт наркотического мармеладу, после чего спрятался в подвале, куда Иван Никитович боялся спускаться. Он думал, что в подвале обитают кровожадные мутанты - результаты бесчеловечных опытов доктора Гаспаряна.
        Втревожную ночь попугай сам вернулся в свою клетку.
        Встав рано утром, Иван Никитович захлопнул дверцу и поднял клетку. Попугай сидел с крайне равнодушным видом и лениво повторял: «хер вялый, хер вялый».
        - Ну и что, что не бодрый. Это, знаешь ли, в моем возрасте уже незазорно. Но вот мармелада я тебе не прощу. Я его для праздника берег. Отнесу сейчас тебя доктору для опытов. Станешь упырем или вурдалаком - а это урок тебе. Не ешь в другой раз мармелад, если он не тебе принадлежит, - сказал Иван Никитович.
        Накинув на плечи легкий шелковый халат, Иван Никитович взял клетку и отправился с ней в спальню Гаспаряна.
        За дверью спальни слышалось движение.
        «Вот ведь старого хрыча как пробрало!Поди, студенточку из мединститута подцепил, - подумал Иван Никитович с завистью. - Всю ночь барагозил, до сих пор угомониться не может. У него-то, видать, не вялый».
        Он вошел без стука. Доктор сказал: «иди отсюда», но Иван Никитович не разобрал слов. Ему послышалось: «идиот, сюда»!
        Голый Гаспарян на четвереньках стоял у кровати, вспальне пахло чем-то горелым. Вуглу дымилась опиумная лампада.
        - Доброе утро! - весело сказал Иван Никитович и поднял клетку высоко над своей головой. - Япоймал попугая! И у меня родилась научная теория - попугай любит наркотический мармелад, потому что в нем много кислоты. Готов отдать вам его для опытов за скромное вознаграждение.
        - Многоуважаемый Иван Никитович! - доктор был очень недоволен. - Вам известно, насколько я лоялен в вашем отношении. Я всегда рад выслушать вас и помочь всем, что в моих силах. Но не кажется ли вам, что вы злоупотребляете моим добрым отношением? Причем тут попугай? Какой к черту мармелад?! Какие в задницу опыты?! Вы совсем охренели, любезный?!!
        Иван Никитович замешкался, решая, стоит ли дать доктору кулаком в нос и лишиться работы, или мудрее признать собственную неправоту, извиниться и закрыть дверь с другой стороны.
        Ивдруг он увидел азиата. Возле окна, на ящике с надписью «WARNING! BIOHAZARD», сидел толстый желтый человек с глазами-щелочками. Азиат был голый и курил самокрутку.
        Иван Никитович так громко сказал «ЁПТ», что чуть не разорвался пополам. Он замахнулся, чтобы ударить желтокожего незнакомца, но при этом сделал какое-то неловкое движение - дверца клетки, звякнув, открылась, и попугай выпорхнул в комнату. «Содомия! Содомия! Хер вялый!» - усевшись на высоком шкафу, заголосил попугай.
        Азиат громко захохотал, самокрутка прыгала у него в зубах, точно сук от порывов бури. Ау доктора прыгали, вспыхивая, глаза. Он трясся от негодования.
        - Гомосятину развели! - вопил Иван Никитович. - Голубятники! Педовики производства! Гангрены заднеприводные!
        Доктор Гаспарян принял вертикальное положение и дал ему отрезвляющую пощечину.
        - Иван Никитович,меня неприятно удивляет ваша гомофобность и душевная черствость. Язабыл вас предупредить о своем новом сексуальном… то есть, сугубо научном опыте. Но вы могли ожидать. Яведь ученый, я доктор разных наук, я мастер разных приборов. Япроизвожу всякие опыты. Уменя в спальне можно увидеть не только голого смеющегося человека, больного желтухой, но даже меня самого на четвереньках. Иван Никитович… Иван Никитович… Пациент - одно, а яичница - другое… Мы ждем завтрака. Мой пациент любит много яичницы…
        - Попугай любит кислоту, - шептал в ужасе Иван Никитович, - а гепатитный узкопленочный пыхарь-гей любит яичницу…
        - Ну вот. Яичница сейчас, а ночью темно и звезды на небе. На звездах температура много тысяч градусов, на них яичницы не приготовишь. А на кухне газовая плита - в самый раз для яичницы. Наркотический мармелад съеден раз и навсегда, так что будьте любезны, вернитесь с небес на землю, в этот самый дом, который принадлежит мне. Перестаньте пялиться на моего пациента, отправляйтесь на мою кухню, включите мою плиту и приготовьте, наконец, яичницу из моих яиц! То есть, из яиц, которые лежат в моем холодильнике.
        Иван Никитович, тихо матерясь себе в усы, отправился на кухню. В отместку за унижение и нейролингвистическую атаку вместо соли в яичницу он добавил птичий помет со дна клетки. Помет попугая был таким горьким, что даже заменил перец.
        - Хорошо мать его, что много мать его перцу. Гребаный сука перец мать его! - хвалил азиат, уплетая яичницу.
        Раздумывая, как бы еще отомстить Гаспаряну, но при этом не потерять работу, Иван Никитович закрылся в своей комнате. Он мрачно смотрел в окно и видел, как Серж прошел по улице. Все было в порядке: новый шарф, новая трость, кобура с новым полуавтоматическим пистолетом, новые башмаки на красивых высоких каблуках. Но рядом с ним шел голый азиат.
        Иван Никитович, сплюнув прямо на пол, вернулся в спальню доктора, поймал сидевшего на шкафу попугая и свернул ему шею.
        - Вот тебе и опыты, падла, - процедил Иван Никитович сквозь стиснутые зубы и горько заплакал. - Всего-то и хотел, что мармелада на праздник. Придется теперь кексиками давиться. А кислоты-то в них куда меньше!
        Доктор Гаспарян жил на улице Народного Ополчения. Свернув с этой улицы налево, вы попадаете в переулок, носящий имя Рабочего Восстания, а оттуда, миновав тупик Борьбы с Самовластием и перерезав улицу Великой Революции, славящуюся самыми дорогими бутиками в городе, можно было, пройдя еще пять минут, очутиться на Рынке Справедливости.
        Серж Гаспарян и азиат направились туда. Уже поднимался ветер. Выходящим из бутиков мужчинам приходилось бросать сумочки и руками удерживать свои разлетающиеся юбки. Расклейщик афиш никак не мог справиться с листом, приготовленным для наклейки. Ветер рвал его из рук и бросал в лицо расклейщику. Издали казалось, что человек страстно целуется с изображенным на афише артистом Канатовым.
        Наконец ему удалось прихлопнуть афишу к забору, хоть и изрядно при этом измяв, а кое-где и порвав физиономию артиста.
        Доктор Серж считал, что образованному человеку следует читать как можно больше. Поэтому он читал все, включая надписи на стенах общественных уборных. А сейчас он принялся читать афишу. Чтобы никто не подумал, что он только притворяется образованным человеком, Гаспарян читал вслух:
        «Милые дамы! Уважаемые господа! Друзья!
        Сегодня по учтивой и ненавязчивой просьбе Трех Толстушек устраивается празднество.
        Спешите на Рынок Справедливости! Спешите!
        Там будут зрелища, развлечения, спектакли! И даже, может быть, выступит сам артист Канатов! Мы ему отправили письмо с просьбой выступить. Очень надеемся, что он его получил.
        Спешите! Только, пожалуйста, соблюдайте меры предосторожности - особенно при пересечении проезжей части и при пользовании общественным транспортом»
        - Вот, - сказал доктор Гаспарян. - Все ясно. Сегодня на площади Благоденствия предстоит награждение мятежников. Три Толстушки будут раздавать лимузины тем, кто восстал против них. Но Три Толстушки боятся, чтобы народ, собравшись на площади Благоденствия, не слишком волновался, толпился и чтобы кто-нибудь случайно не пострадал. Поэтому они устраивают праздник на рынке. Они хотят избежать излишней концентрации людей в одном месте. Хм, разумная предосторожность… Разумная предосторожность - это не выходить на улицу без бронежилета и пистолета.
        Серж и его желтый спутник пришли на рыночную площадь. Усцены толкался народ. Причем народ в худшем смысле этого слова. Здесь не было ни одного человека, выглядящего хоть сколько-нибудь прилично. Ни от одного человека здесь не исходило приятного аромата духов, туалетной воды, дезодоранта или хотя бы просто чистого тела. Над площадью, такой густой, что казался осязаемым, витал запах, сотканный из нитей перегара, свежескисшего и застарелого пота, испражнений, рвотных масс, гнили и разложения.
        Ветер раздувал зловонное облако в разные стороны, словно хотел, чтобы ни один нос в городе не остался без острых ощущений.
        - Птенчик мой, ты уверен, что было так необходимо приходить сюда? - зажимая нос шарфом, спросил доктор. В ответ азиат лишь ущипнул его за ягодицу.
        - На площади Благоденствия лимузины дают за здорово живешь, - говорили люди. - Там, поди, еще и артисты будут выступать популярные, а не какой-то сраный Канатов! Вы видели, как вчера Канатов выступал на площади Почти Всех Звезд? Да если бы не рекламные ролики, я бы уснул со скуки. Ну и коп с пистолетом еще неплохо сыграл, хотя, с драмой перегнул, конечно.
        - В жопу Канатова! Айда на площадь Благоденствия! - раздались крики.
        - Там уже такая толпа, что километр к сцене не подберешься.
        - Ничего! Подвинутся! Или тут у кого-то нет пера или кастета, а?
        - Нет! Нет таких! Вперед, на площадь!
        - Погодите! А вдруг это рекламный трюк? Например, здесь я не вижу никакого артиста Канатова. Может быть, на афише специально его харю изобразили, чтобы мы ушли отсюда на площадь Благоденствия. Мы туда такие придем, и здрастье нафиг - на сцене артист Канатов. Прошу любить и жаловать. Разводят нас, как лохов!
        - Агде вообще этот Канатов?
        - Пес его знает. Всю ночь и на рассвете наркоманы сжигали жилые кварталы. Все думали, что они его ищут. Но они, по ходу, просто обдолбались и остановиться не могли.
        Доктор Гаспарян и азиат подошли к артистическому шатру за сценой. Представление еще не начиналось. За пестрыми занавесками и перегородками слышались голоса, позванивали бубенцы, напевали флейты, шипели микрофоны и покашливали динамики. Там артисты готовились к выступлению.
        Занавеска раздвинулась, и выглянуло молодое лицо интеллигентного вида и в очечках. Это был испанец, чудесный стрелок из пистолета. Стреляя по металлическим пластинам разного размера и толщины, он мог с помощью пуль сыграть настоящую симфонию.
        - Добрый день, - сказал он, увидев голого азиата. - Вы тоже принимаете участие в представлении? Если не секрет, то какой у вас номер?
        - Номер, мать твою? Твой номер шесть, сучонок. А я не какой-то гребаный номер. Я мать твою Единственная Настоящая Звезда мать ее в этой гребаной Вселенной, - ответил азиат.
        - В таком случае, я счастлив и рад нашему знакомству. Я-топросто использую огнестрельное оружие в мирных целях, - улыбнулся испанец. - Не желаете ли пару дорожек за мир во всем мире?
        Азиат и доктор скрылись за занавеской. Ровняя дорожки порошка пластиковой карточкой, испанец делился с азиатом сплетнями из мира шоу-бизнеса. Оказалось, что для сегодняшнего представления на рыночной площади Три Толстушки наняли сто артистов и всем им щедро заплатили.
        - Неужели все артисты настолько жадны, что готовы выступать даже на торжище перед этим зловонным сбродом? - спросил доктор Гаспарян.
        Испанец зашипел:
        - Тсс! - Он прижал палец к губам. - Пожалуйста, будьте толерантнее и политкорректнее. Многим артистам было противно принимать участие в этом шоу. Но артисты ведь тоже люди, они не железные. Тем, кто отказывался, обещали тройной гонорар, и они соглашались. Поймите, у артистов тоже есть семьи, дети, старые больные родители, неоплаченные кредиты или наркозависимость, как у меня.
        - Из-за таких вот мать их подонков настоящее гребаное искусство находится в глубокой мать ее жопе! - Азиат в сердцах плюнул прямо на зеркало с четырьмя аккуратными белыми дорожками.
        Вэто время заиграла музыка. Нацентральной сцене началось представление. Толпа зашевелилась.
        - Дамы и господа!Ледис энд джентльмен! - хорошо поставленным голосом с душевной теплотой сказал конферансье. - Сегодня великий день для всей страны и каждого из нас! День примирения - чистосердечного раскаяния, прощения и искренней светлой радости!
        - Болотный пень тебе господин! - донеслось из толпы.
        - Сам ты бледис и жопальон! Сосни микрофонца, ошкурок!
        Конферансье хотел продолжить речь, но сделать это ему было не суждено. Кто-то прямо из-под сцены запустил в конферансье презервативом, заполненным кислотой. При столкновении с головой, презерватив лопнул, и едкая жидкость обдала все лицо несчастного.
        Конферансье кричал, тер лицо руками, но ничего не помогало. Шипя и дымясь, кислота сожгла волосы, кожу, выела глаза и продолжала проникать все глубже в плоть.
        - Так! Правильно! - закричали в толпе. - Будет знать, как наших баб дамами называть! А то ишь, галстук нацепил, петуш штопаный!
        Дежурные санитары унесли агонизирующего конферансье за кулисы.
        Музыка заиграла громче. Присоединилось еще несколько оркестров: два симфонических, три эстрадных и один экзотический перуанский.
        Веселая музыка пыталась заглушить вопли конферансье и вой толпы.
        На сцене началось шоу «Троянский Вирус».
        Из-за занавески вышел директор. Он не планировал выходить на сцену, но запасного конферансье у него не было. Директор был в синих джинсах, кедах и футболке с изображением оскаленной челюсти в брекетах и надписью «ГИКО-БАЙТ».
        - Привет! - сказал он так, как будто на сцене рядом с микрофонной стойкой не дымились кучки слизи, еще недавно бывшие человеческими щеками. - Мы назвали наше шоу «Троянский Вирус», потому что вы вроде как и не хотели специально его смотреть, а вот, вроде бы уже и смотрите.
        - Первым номером нашего вирусного шоу будет выступление стэнд-ап комика Эдички «Это Не Я» Продолголимонова, - снова грянула музыка. Директор прыгнул обратно за кулисы, а его место перед микрофоном занял комик. Лицо этого невысокого щуплого человечка было перекошено то ли скептической ухмылкой, то ли зубной болью.
        - Эй, обсоски, - прогундосил Продолголимонов. - Тут кто-нибудь вообще хоть что-нибудь понимает? Не? Вы вообще как, фишку сечете? Не? Да потому что вы тупые! Тупые, как анальная пробка! Дебилы дремучие! Кто из вас тут самый сказочный хреноплет? Вот вы, все вы, хреноплеты сказочные, поднимите руки! Да-да, тебя тоже касается! Все быстро руки подняли. Итак, кто дебил? Руку держим. Итак, кто дебил? А теперь хором - Это Не Я!
        - Не я! Точно не я! Гыыы! - ликовала публика.
        - А вы заметили, поцики, что жизнь какая-то хреноватая стала, а? - начал новую шутку Продолголимонов. - Что-то одни мрази кругом. Что-то все только и пытаются тебя то наколоть, то поиметь, а то и все вместе разом. И вот кого ни возьми - тот подонок конченный, сволочь ублюдочная и плесень подзалупная. Может, просто взять таких ушлепков, которые нам жизнь вымораживают, да в расход, а? Что скажете, обдолбыши?
        - ДААА!!! - откликнулась толпа.
        - Тогда давайте по-быстрому выясним, кто же эти бесславные мрази, которые вокруг нас. На счет три все поднимаем руки. Раз! Кто мразь? Два! Кто подонок? Три! Это…
        - НЕ ЙААА!!! - закончил фразу дружный голос толпы, и вся площадь содрогнулась от взрыва хохота.
        - А что, братюни, - сказал Продолголимонов, когда смех немного утих. - Может, ну ее в задницу - такую дерьмовую жизнь? Может, нахлебались мы уже говен, а? Может, взять, да и изменить жизнь к лучшему? Что скажете, чувачата? Кто возьмет и сегодня же перестанет страдать хренотой? Кто хоть денек не облажается? На счет три поднимаем руки! Раз! Кто докажет, что он не тухлая амеба? Два! Кто сумеет напрячь хотя бы одну мозговую извилинку? Тр…
        Продолголимонова перебил отчетливо прозвучавший голос азиата. Целый огород голов повернулся в его сторону.
        - Это мать мою гребаный Я! - сказал азиат, влезая на сцену.
        - Уважаемый, пожалуйста, покиньте сцену и не мешайте мне продолжать выступление, - попросил Продолголимонов.
        - Хлебальник завалил на ясно на? Не то на мать твою гребаный понял?
        Азиат говорил громко и с явной угрозой.
        - Если вам нужен автограф, то я с удовольствием дам его прямо сейчас.
        - На хутор с бабами свой гребаный фотограф мать его затрамбуй, - азиат приблизился вплотную к стэнд-ап комику и теперь, покачиваясь, сверлил его косящим взглядом.
        - Ладно. Ваша взяла, делайте, что хотите, - пробормотал Эдичка «Это Не Я», после чего на секунду задумался и крикнул зрителям. - Вы все видели, кто прервал мое выступление. Ну же, кто? Раз! Два! Три! Это - Не Я!!!
        - Ах ты ж гнида мать твою, - обозлился азиат. - Да ты ваще кто по жизни, а? Отвечай, сучья погремушка, кто ты такой? Кто тебе дал право тут клиторок разевать? Язнаю тебя. Ты мать твою никто, и звать тебя ваще никак!
        Продолголимонов обиженно поднял брови: - Зачем же переходить на личности? Если вас судьба обидела и обделила, то нечего свой геморрой между здоровыми ягодицами пытаться пристроить!
        - ШТА?! - крикнул азиат. - Ну тебе гребаный не жить мать твою! Кто тут трупешник, а? Сейчас на выясним! Япросчитаю до мать их трех. Раз!
        Толпа замерла. Азиат был на голову выше Эдички и втрое толще его, однако многие сомневались, что в случае драки победит узкоглазый, - слишком уж сильно его штормило.
        - Два!
        Продолголимонов состроил свое фирменное насмешливо-болезненное выражение лица.
        - Три!!
        - Это не я! - к восторгу публики сказал Эдичка. После чего раскланялся и удалился за кулисы.
        - Вот так будет с каждым, кто влезет на мою гребаную сцену! - сказал азиат, показывая спине комика средний палец.
        Толпа, не поняв, что произошло, делала единственное, на что была способна - бушевала. Люди свистели, хлопали в ладоши, плевались, били друг друга и кидались чем ни попадя.
        - Бей! Спасай! Четенько! От души!
        - Уроды! Красавчик на! Довели страну!
        Только доктор Гаспарян не кричал и не совершал никаких телодвижений, кроме недовольного покачивания головой. Чем он был недоволен, неизвестно.
        - Кто это? Кто это? Кто этот китаеза? - интересовались зрители.
        - Это порно актер? Поэтому он тут трясет своим канатом!
        - Мы никогда его не видели! А порно мы видели все - от и до!
        - Кто ты?
        - Почему ты выступаешь с голым тросом?
        - Не гоните, ребзя! Ща дядя вам все подъяснит по грамоте!..
        Особенно грязный и вонючий бомж протиснулся сквозь толпу. Это был тот же оборванец, который вчера вечером разговаривал с мелкими барыгами и таксистами. Доктор Гаспарян узнал его.
        - Вам чо, в глаза нассали? - хрипел бомж. - Это сраный фарцовщик с вьетнамского рынка! Я сам видел, как он одному обмудку паленые джинсы впарил, а сам при этом селедку жареную жрал! Толстухи совсем обурели! Вместо артистов показывают нам какую-то йухню! А мы что, нанимались, что ли, смотреть на бездарей?
        Азиат затрясся пуще прежнего и из желтого стал багровым.
        Недоумение толпы сменилось гневом:
        - Конечно! Одним дерьмом другое со сцены выпихнули!
        - Он любовник Продолголимонова. Эдичка - педичка!
        - Долой!
        - Отстой!
        - Верните наши деньги! - хоть представление и было бесплатным для публики, эту фразу подхватило и скандировало большинство присутствующих на площади Справедливости.
        Доктор Гаспарян достал пистолет, чтобы сделать несколько предупредительных выстрелов в головы близстоящих, но было поздно. Кто-то из толпы уже успел стащить его оружие вместе с кобурой так искусно, что Серж ничего не почувствовал. Человек двенадцать, взбежав на сцену, окружили азиата.
        - Трахните его во все щели! - завизжала старушка в монашеской рясе.
        Азиат протянул руку с оттопыренным средним пальцем.
        - Вот вам, сучата! Сами вы бездарности и дерьмо гребаное мать вашу!
        Его голос покрыл крики, шум и свистки. Сделалось тихо, и в тишине спокойно и просто прозвучали слова азиата:
        - Яартист Канатов.
        Произошло замешательство.
        Кольцо нападавших распалось.
        - Ах! - вздохнула толпа. - Вот это поворот!
        Сотни людей дернулись и застыли.
        Итолько кто-то растерянно спросил:
        - А почему ты узкоглазый китаеза?
        - Я - Единственная Настоящая Звезда в этой гребаной Вселенной. Но вам, утыркам, мать вашу этого было не понять. Вам хватало бледнокожих и чернозадых артистов, в массе которых я тонул, не получая в полной мать ее мере гребаного заслуженного внимания.Теперь же, после трансрасовой операции, которую провернул один человечек… - лицо Канатова внезапно осветила несвойственная ему ласковая и чуть наивная улыбка. Артист послал покрасневшему от смущения Сержу воздушный поцелуй. - Так вот, теперь я Единственная Азиатская Звезда в этой стране, и вам мать вашу больше не удастся игнорировать меня!
        - Конечно, это точно он!
        - Канатов!
        - Охренеть! Канатов цел! Канатов жив! Канатов китаеза и он снова обдолбан!
        - Да в жопу Канатова!
        Случилось нечто непредвиденное и едва ли приятное, потому как ничего приятного в принципе не могло произойти в таком месте и в такое время. Задние ряды пришли в движение. Люди, ворча, расходились. Смотреть на Канатова и, тем более, слушать его им не хотелось.
        - Стойте на! Куда вы, ничтожества мать вашу! - вопил Канатов. - Я - КАНАТОВ!
        Не смотря на крики артиста, а, может быть, и благодаря им, площадь опустела в считанные минуты.
        - Я захвачу власть в стране, и тогда вы все у меня мать вашу попляшете! - угрожал Канатов. На тот момент его единственными слушателями были доктор Серж и капитан дворцовой гвардии граф Конский, вылезший из только что подъехавшего лимузина. Форма графа была щедро залита гидравлическим маслом, вытекшим из раскуроченного робота.
        - Слышь, Конский, а чего это у тебя камзол весь обвафленный? - заорал со сцены Канатов.
        Капитан Конский имел страшно высокий голос. Им он без труда мог бить стаканы и оконные стекла, а также причинять сильную физическую боль всякому существу, имеющему уши.
        Он поправил фуражку, смахнул с плеча чешуйки перхоти, ссыпавшейся с робота, и спросил своим страшно высоким голосом:
        - Как дела, мальчик? Смотрю, все хулиганишь. Все ерепенишься. Да, Канатов? - артист Канатов, в голову которого этот вопрос попал, как шаровидная молния, испуганно выпучил глаза, повалился на сцену и зажал уши руками. Сквозь его пальцы тонкой струйкой побежала кровь.
        - Ты мне не нужен, сорванец. Я ищу твоего дружочка Сержика. Слышал, вы очень мило скоротали прошлую ночку. Так где наш сладенький Сержик? - капитан Конский чуть понизил голос, чтобы Канатов не лишился чувств. - Если будешь упорствовать и играть в супер геройчика, боюсь, мне придется сказать парочку словечек, которые взорвут твою прелестную глупенькую головку.
        - Яздесь. Кто меня спрашивает? - неожиданно для самого себя произнес доктор Гаспарян. Он думал, что успеет сбежать незамеченным, но теперь сам, не веря в происходящее, дрожа всем телом, шел навстречу капитану. «Вот что любовь творит» - с грустью и гордостью подумал Серж. Конский улыбался ему в той же славной манере, в какой крокодил улыбается антилопе, пришедшей на водопой.
        - Вы доктор Серж Артурович Гаспарян?
        - Это не я, вы ошиблись, - пискнул доктор, но тут же подавил приступ страха. - Да! Я доктор Серж Артурович Гаспарян! И вчера мне открылась чудеснейшая вещь во всей вселенной! Я - гей!
        - Прелестно, голубчик, рад за вас, - Конский погладил доктора по щеке рукой, вымазанной гидравлическим маслом. - А теперь будьте паинькой. Садитесь в машинку. Видите ли, одному маленькому хорошенькому доктору нужно срочно вернуться в его миленький домик и заняться одним пустячковым дельцем.
        Доктор рухнул на сиденье лимузина, Конски с куклой пристроились рядом с ним. Дверца захлопнулась, автомобиль рванулся с места и через секунду скрылся за углом.
        Ни капитан Конский, ни шофер не увидели, как артист Канатов поднялся на ноги и принялся показывать всевозможные непристойные жесты тому кварталу, где исчез лимузин:
        - Я вас всех на дерьмо располовиню! Раскрошу на тридцать процентов! Хлебальники посрываю и об колено - на! Будете знать мать вашу, как моего гребаного докторчика тырить!
        Из-за кулис высунул голову Продолголимонов:
        - Это же был слуга Трех Толстушек. А они твоему доктору никакого вреда не причинят, ты же знаешь. Отпустят с миром, да еще и денег в придачу дадут целый мешок.
        - О, да, - на сцене показался меткий стрелок-испанец. - Трех Толстушек знают и уважают даже в тех далеких краях, откуда я родом. За доктора можешь не беспокоиться.
        Кним присоединился директор представления:
        - Дружище, ты сорвал мое шоу, ты его попросту уничтожил, растоптал и убил. Но, черт побери, я поражаюсь твоей фантазии, безбашенности и тупизне - ради пары упоминаний в газетах стать азиатом и вывалиться на сцену голым. Ты настолько отвратителен, что я даже восхищаюсь тобой. И, поверь, с доктором точно не случится ничего плохого.
        - Трое на одного, да мать вашу?! - взвыл Канатов. Бешено вращая глазами и размахивая кулаками он ринулся на Продолголимонова, испанца и директора.
        - Эй, Канатов, не дури! Мы же добра тебе хотим! Успокойся, давай, мужик! Остынь! - говорили все трое, испуганно пятясь.
        Испанец вытащил пистолеты: - Я против насилия! Не вынуждай меня отстреливать тебе голову!
        Директор шоу достал из кармана газовый баллончик, каким защищаются от собак и алкоголиков, а Эдичка упал на спину и притворился мертвым. Но эти трюки не подействовали на обезумевшего артиста Канатова - он продолжал наступление.
        Испанец взвел курок, но тут же опустил пистолет и горестно вздохнул: - Кого я пытаюсь обмануть? Мне никогда не заставить себя выстрелить в живое существо.
        Вследующую минуту Продолголимонова, испанца и директора уже не было ни на сцене, ни на площади. Перепрыгнув через ограду, они мчались прочь по продовольственному рынку. Тучный и нетрезвый желтый Канатов умудрялся не только не отставать, но и сокращать дистанцию.
        - Живьем! - кричал он. - Живьем затрахаю до смерти!
        Стрелок-пацифист, Эдичка и директор добежали до отдела экзотических фруктов и сообразили, что попали в тупик. За прилавком с мангостином, личи, рамбутаном, плодами хлебного и драконового деревьев рынок заканчивался глухой стеной.
        Троица поняла, что столкновения не избежать.
        - Будем обороняться, - сказал директор. - Хватайте эти здоровенные шипастые фиговины и швыряйте их в Канатова. Может быть, нам удастся его прогнать или даже вырубить.
        - Это не фиговины, а «король фруктов» - дуриан, - сказал испанец. - Его мякоть обладает приятным нежным вкусом, а запах можно сравнить с ароматом гниющего мяса или тухлых яиц. В Таиланде про дуриан говорят «вкус рая, запах…»
        - Зада, - перебил его Продолголимонов. - И мы окажемся в этом заду по самые уши, если сейчас же не закидаем Канатова вот этими здоровенными шипастыми фиговинами!
        Сражение началось. Все трое вооружились крупными плодами, весящими килограммов по пять каждый, и разом кинули их в приближающегося Канатова.
        Дуриановые снаряды угодили в живот, пах и голову Канатова. Они разрывались не хуже бомб, и все тело артиста моментально покрылось густым слоем зловонной мякоти.
        Голый азиат растерялся.
        Чтобы закрепить успех, директор потянулся за следующим дурианом. Он схватил плод, потянул его, чтобы тут же отправить в лицо Канатову, но - увы! - дуриан не поддался. Мало того, он заговорил человеческим голосом:
        - Это не дуриан, а моя голова. Япродавец веселящего газа. Автор вычеркнул меня из текста, но я договорился с редактором, что на последней страницы он устроит мне пенсию с выходным пособием. Но что-то пошло не так. Почему то я застрял здесь - в середине книги. Видимо, интервал между строчек маловат. Бумагу экономят, твари жадные! Может, подтолкнете меня, а? Узкий проход к последней странице длинной кишкой тянется через всю эту дурацкую книжонку.
        Директор не верил своим ушам: дуриан выдавал себя за голову человека, впавшего в немилость автора, но сумевшего найти общий язык с редактором! Тогда он наклонился над прилавком и внимательно посмотрел на чудо. Глазам пришлось поверить. Глаза человека, к двадцати семи годам успевшего стать диретором исключительно своими заслугами, не врут.
        То, что он увидел, действительно не имело ничего общего с дурианом. Это была грустная физиономия продавца веселящего газа. Как и все лица, она походила на лицо - с одним носом, одним ртом, двумя глазами, лбом, подбородком и ушами по бокам.
        Продавец торчал между строчек, описывавших прилавок с экзотическими фруктами. Далеко вверху над его головой светлело пятно - выход из тоннеля, ведущего к последней странице.
        - Здорово! - сказал директор.
        Продавец смотрел на него круглыми глазами, в которых отражалось желание медленно и мучительно убить всех и каждого, кто мешает ему отправиться на покой.
        - Я отдал редактору все мои баллоны с веселящим газом…
        - Чертов главный редактор! Комок кошачьей отрыжки! Ненавижу!
        - Авот, кстати, это сейчас тот самый редактор сказал.
        Директор посмотрел и увидел высоко-высоко, намного выше облаков, хмурое лицо редактора.
        Испанец и Эдичка, устав обстреливать артиста Канатова, тоже увидели редактора, а также проход на последнюю страницу. Только артист Канатов, оглоушенный и обляпанный жирной мякотью со всех сторон, ничего не увидел.
        Пока он шатался, отплевывался, высмаркивался, прочищал глаза и ругался, директор, Продолголимонов и испанец поднатужились и со скрипом пропихнули продавца веселящего газа дальше по тоннелю. Когда ноги продавца исчезли в бреши между строк, все трое устремились в бегство за ним следом.
        В последнем абзаце этой главы артист Канатов остался совершенно один. Он взобрался на прилавок, сунул под голову единственный уцелевший дуриан, подогнул колени к животу, пробормотал «ох, все достали мать их» иуснул. Несмотря на трудный день, снилось Канатову нечто приятное - на его лице то и дело зажигалась та удивительно добрая и наивная улыбка, с которой он со сцены смотрел на доктора Гаспаряна.
        ГЛАВА VI
        НЕЖДАНЧИКИ
        - Не твое мать твою гребаное дело, окурок человеческий, - ответил артист Канатов на вопрос, почему он стал азиатом.
        Но, даже не будучи человеческим окурком, можно догадаться о причине. Вспомним: все считали, что дни Канатова в шоу бизнесе сочтены. Также вспомним: он был готов на все, чтобы доказать несправедливость имени площади Почти Всех Звезд. Волею нетрезвой судьбы артиста Канатова занесло в дом доктора Гаспаряна. Но и тут, даже если бы кто-то узнал об искре, промелькнувшей между пожилым и очень дорогим доктором и вышедшим в тираж артистом, всем было бы все равно. Всего лишь несколько минут общественность интересовалась внеэстрадной жизнью Канатова. И те минуты были куплены Лучшей Подружкой Трех Толстушек в обмен на обещание принять участие в государственном перевороте. Апатия Канатова была очевидна. Все знали его в лицо, и всем на это весьма щекастое, не слишком приятное, но в целом заурядное лицо было откровенно наплевать.
        Любому торговцу алкоголем, наркотиками и продажными женщинами Канатов был несимпатичен, так как наглядно демонстрировал их текущим и потенциальным клиентам, к чему ведет нездоровый образ жизни. А ведь именно этот образ жизни и был их основным товаром! Всякому приспешнику здорового образ жизни, хоть таких и были единицы, Канатов внушал отвращение. Даже искренним молодым бунтарям ПРОТИВ ВСЕГО, как их обязывал юношеский максимализм, артист казался живым недоразумением. Узнай кто-нибудь, что Лучшая Подружка сделала на него пусть частичную, но ставку, все бы просто покрутили пальцем у виска и в качестве объяснения выбрали бы спонтанное бешенство матки.
        - Вам, мой, простите, но… едва ли удержусь… Пупсик. Да, тебе, пупсеночек, нужно переменить внешность, - сказал доктор Гаспарян в ту ночь, когда Канатов, не приходя в сознание, успел раскрыть истинную сексуальность Сержа.
        Идоктор Гаспарян сделал Канатова другим. Так он по-своему ответил на тот поступок артиста, который его самого, Сержа Артуровича, сделал совершенно иным человеком.
        Доктор, трепля безволосую грудь Канатова, говорил:
        - Ты бутуз, пухлячок мой ненаглядный. Утебя мягкая и податливая грудь, круглый лысенький животик, узенькие плечи, неровные зубки, черные засаленные волосики, и глазки, тонущие в пышных щечках. Если бы не бледный цвет кожи, ты походил бы на девственного азиата из знатного и богатого рода. Я нахожу, что это отличная смена имиджа - радикальная и возбуждающая одновременно. Ятебе помогу стать желтеньким, мой цыпленочек.
        Доктор Серж Гаспарян изучил сто наук. Он был очень серьезным человеком, но, как оказалось, имел такие личностные качества, о которых и сам ранее не догадывался. «Делу время, и каждая моя минута имеет определенную цену» - таков был девиз Сержа. Когда же случалось так, что с делами покончено, Гаспарян мог и развлечься. Но при этом он, оставаясь ученым и бизнесменом, всякий раз заранее выяснял, во сколько именно ему обойдется каждый час потехи. Если прейскурант устраивал Сержа, тогда он мог отправиться на ранчо к бедным приютским детям, стать единственным зрителем удивительных фейерверков, купить редкие коллекционные комиксы и фигурки их персонажей или посетить интерактивное шоу наивысшей пикантности.
        - Вот, - сказал он Канатову, - вот, посмотри, голубчик. Вэтом флаконе бесцветная жидкость. Но, попав на какое-нибудь тело, под влиянием сухого воздуха она окрашивает тело в желтый цвет, притом как раз такого йодированного оттенка, который свойствен азиату.
        Артист Канатов скользнул руками по своим бедрам, чтобы снять трико, и тут же расхохотался. Он успел забыть, что снимать больше нечего. Продолжая похохатывать, он натерся колючей, пахнущей угаром жидкостью.
        Через час он сделался желтым, а доктор Гаспарян предложил ему свою спину в качестве подставки для ног - чтобы икры не терлись, и цвет получился бы равномерным.
        Тогда вошел Иван Никитович со своим злосчастным попугаем. Дальше мы знаем.
        Вернемся же теперь к доктору Гаспаряну. Если память ваша слаба, как сфинктер восьмидесятилетнего мужчины по вызову, это не беда. Не составляет труда напомнить вам, что мы расстались с Сержем в тот момент, когда капитан Конский увез его в черном лимузине. Или, может быть, белом. Хотя, скорее, в розовом. Обычно, чиновникам при дворе Трех Толстушек достаются служебные автомобили именного этого цвета.
        Лимузин ехал по дороге и свернул за угол. Мы уже знаем, что артист Канатов не догнал его. Он гнался за стрелком-испанцем, стэнд-ап комиком Эдичкой «Это Не Я» Продолголимоновым и директором шоу-программы «Троянский Вирус». Кажется, он их догнал и сотворил что-то жуткое. Сложно сказать, что именно, но… В общем, едва ли вам еще представится случай встретить тех персонажей на этих страницах. Можно было бы помянуть их гибель минутой молчания, но, как персонажи сугубо вымышленные, едва ли они заслуживают подобных почестей. Поэтому просто забудем о них. Хорошо? Я рад, что нам удалось так быстро договориться. С вами крайне приятно иметь дело, не сочтите это за комплимент.
        Итак. Всалоне лимузина царил полумрак, столь милый сердцу, глазам и другим органам графа Конского. Очутившись внутри, доктор Гаспарян сперва решил, что рядом с графом сидит обычный безмозглый подросток и смотрит в окно своими висящими на ниточках глазами.
        Конский молчал. Подросток тоже.
        - Простите, не слишком ли много я занял места? - спросил доктор, поднимая шляпу и поджимая колени. - Я прекрасно осведомлен о том, что такое личное пространство и территория комфорта, поэтому, чтобы никто не чувствовал себя иначе, чем подобает по сложившейся в цивилизованном обществе…
        Капитан перебил Гаспаряна:
        - Заткни свой фонтанчик, глупенький. А если нет, то, боюсь, как бы до слезок не дошло.
        Свет мелькал в тонированных окнах лимузина. Через минуту глаза привыкли к сумраку. Тогда доктор разглядел длинный нос графа, его полуопущенные веки и подростка, казавшегося чрезвычайно заурядным. У него была обычная мешковатая одежда, прыщавые щеки и кривые зубы в оставшейся на месте верхней челюсти. Единственное, что отличало юношу от сверстников, шатающихся по улицам, это размозженная голова, среди осколков которой поблескивала темная жидкость и обломки микросхем.
        «Бедненький! - подумал доктор Гаспарян. - Переходный возраст - это всегда так тяжело. Нелепые комплексы, гормональный дисбаланс, неумение понять не то что чужих - своих мыслей, желаний и требований».
        Иснова обратился к Конскому:
        - По всей вероятности, требуется моя помощь? Бедному ребенку нужен сеанс психоанализа?
        - Батюшки, а я-то думал, что говорю на человечьем языке, - капитан опечаленно покачал головой. После этого он своим высоким голосом резанул воздух так, что чуть не срубил голову шоферу: - Тебе требуется заткнуться!
        «Нет никакого сомнения, что это племянник одной из Трех Толстушек или молодой человек наследницы Софьи, - думал доктор Серж, радуясь, что не выходит на улицу, не вставив в ушные раковины беруши. - Он одет, как мальчик. Его везут из дворца. Капитан гвардии его сопровождает - ясно, что это существо мужского пола имеет некий вес в придворной иерархии. Да, но ведь Три Толстушки - единственные сестра друг друга, а детей у них нет. Стало быть, не племянник. А Софья - разве не воспитывается он в духе эмансипированного феминизма?»
        Доктор терялся в догадках. Он снова попытался завязать разговор с Конским:
        - Скажите: чем болен этот славный мальчуган? Неужели сифилисом? Я смотрю, у него, как будто нос провалился…
        - Нет, у него дырки везде, где им быть не положено, - тихо ответил капитан, поняв, что Гаспарян едва ли умолкнет раньше, чем умрет.
        - Вы хотите сказать, что у него желудочная язва?
        - Унего дыры в груди, голове, животе, спине и далее со всеми остановками, - сообщил Конский.
        Доктор из вежливости не спорил.
        - Бедный мальчик! - вздохнул он.
        - Это не мальчик, а киборг-андроид пятого поколения, - сказал капитан голосом настолько высоким, насколько это требовалось, чтобы кварцевое стеклышко на золотых наручных часах Сержа пустило трещину.
        Тут лимузин подъехал к дому Гаспаряна.
        Капитан Конский с роботом на руках вошел вслед за доктором в дом. Серж принял их на кухне.
        - Если это андроид, то что я могу с ним сделать? Я даже в молодости таким не баловался!
        Конский молча вручил Гаспаряну письмо от Трех Толстушек, и все стало ясно.
        Почтенный Иван Никитович, еще не оправившийся от утренних волнений, заглядывал в замочную скважину. Он хотел бы войти в кухню, стоя прямо, а не на четвереньках, но кексики с кислотой оказались сильнее, чем ожидалось. Они не давали ему принять надлежащую гордую позу. Иван Никитович видел капитана Конского. Его кожа меняла цвет, как шкура хамелеона, при этом то покрываясь шипами, то разглаживаясь. Глаза капитана вращались в орбитах независимо друг от друга, а из его рта то и дело показывался длинный раздвоенный язык. Так же Иван Никитович видел юношу, которому явно нездоровилось - из неестественно широко раскрытого рта молодого человека веером торчали перья и пара когтистых птичьих лап.
        Сильный внутричерепной ветер кидал свинцовые шары от одного виска Ивана Никитовича до другого, и этот стук мешал ему слушать. Но он готов был поклясться, что все понял - проклятый многоцветный монстр в камзоле убил его любимого говорящего попугая с помощью куклы вуду. Теперь, сожрав попугая, кукла сама обретет голос! А затем, сожрав доктора, она сможет ходить и лечить себе подобных кукол. Так вскоре место всех людей займут куклы вуду. Чтобы не заскулить от ужаса, Иван Никитович заткнул свой рот своей же ладонью.
        Прочтя письмо Трех толстушек, доктор Гаспарян заволновался.
        - Как так - парадная форма одежды? Я же только позавчера сдал ее в химчистку - там как раз акция на стирку парадного была, - сказал он. - А по условиям акции стирка занимает не менее трех недель!
        - Не колышет, - капитан Конский развернулся и решительно направился в сторону выхода.
        - Да… но… - доктор развел руками. - Япостараюсь забрать свой парадный костюм завтра утром, но разве можно ручаться? Я не знаком с владельцем этой прачечной. Мне нужно изучить, каковы варианты подхода к нему и к его партнерам… в смысле, деловым партнерам. Я же не могу просто так прийти с улицы и сказать, что условия акции, на которые я согласился еще позавчера, сегодня меня уже не устраивают! Возможно, мне придется в обмен на любезность владельца прачечной предложить ему какие-либо свои услуги. Но может оказаться, что дело это небыстрое и потребует много времени. А еще, быть может, мое искусство окажется бессильным… Быть может, мне вовсе не удастся установить контакт с главным прачечником… Ябоюсь… Такой короткий срок… Одно только утро… Яне могу обещать…
        Конский прервал его. Приподняв одну бровь в полу-удивлении, он сказал:
        - Это просто потрясающе, милок, насколько занудным может быть одно человеческое существо. Что ж, голубчик, приходи в рейтузах и со сломанным роботом. Мне даже любопытно посмотреть, сколько оттенков горя сменится на лицах Трех Толстушек.
        - Да… но…робот? При чем тут робот? - опешил доктор. Он снова пробежался глазами по письму и тут же опечалился еще больше. - Черт! Постскриптум! Да кто их вообще читает, а? Я, конечно, все понимаю, но…
        - Понимаешь, правда? - Конский покачал своей длинной и узкой головой. - Ой ли, малыш-докторчик?
        - Япостараюсь, - лепетал Гаспарян. - Но поймите, это слишком ответственное дело, и после прачечной у меня едва ли останется хотя бы час времени…
        - Увидимся завтра,я буду следить за тобой, - отрубил Конский и опустил бровь. - Если не подвернется ничего более возбуждающего, разумеется. Но посмотреть, как именитый петушок Серж Гаспарян одним ударом разбивает сердца Трех Толстушек и их наследницы, несомненно, прелюбопытно.
        Иван Никитович, успевший изжевать свою ладонь до костей, отвалился от замочной скважины, как насосавшаяся пиявка - распухший и с кровью на губах. Хаотично перебирая ногами и руками, он пробрался в свою комнату, где к жердочке скотчем был примотан мертвый попугай. Напугавший его капитан Конский сел в служебный лимузин бирюзового цвета и уехал обратно во Дворец.
        Андроид наследницы Софьи осталась сидеть на кухне, будто безнадежно ожидая горячего чая и хрустящего печенья.
        Доктор проводил посетителя самыми грубыми и грязными словами, какие сумел вспомнить. Накричавшись вдоволь, Гаспарян отыскал стирателя-пыля-с-комиксов Ивана Никитовича и сказал ему необычно строгим голосом:
        - Иван Никитович! Запомните. Яплачу вам за то, чтобы вы стирали пыль с моих комиксов. Но вам, судя по всему, нет дела до подобных пустяков и чудачеств старого доктора. Я дорожу славой мудрого человека, искусного доктора и хитрого мастера. Кроме того, дорожу своей коллекцией комиксов. Завтра утром я могу потерять и первое, и второе, но только не третье. Мне предстоит тяжелая работа всю эту ночь и утро. Поняли? - он помахал письмом Трех Толстушек. - Вы можете делать все, что вам угодно - шумите, стучите тарелками, делайте угар, сзывайте кур, ловите мышей и хоть трахайтесь с ними. Но! Когда я, обескровленный и уничтоженный, снова вернусь в свой дом, я хочу увидеть, что… НА МОИХ КОМИКСАХ НЕТ НИ ЕДИНОЙ ПЫЛИНКИ!!! Поняли?
        Доктор Гаспарян был очень сердит.
        Иван Никитович снова заперся в своей комнате.
        - Странные вещи, очень странные вещи! - бормотал он, теребя пальцами свои седые усы. - Но я все понимаю… Все! Попугай, мармелад, китаец, кексики… кексики - очень вкусные, надо признать, кексики… хамелеон, кукла вуду и, конечно же, доктор Серж - это звенья одной дьявольской цепочки!
        Чтобы не упустить нить конспирологического откровения, Иван Никитович решил написать письмо в Тайное Бюро Федеральных Агентств по Управлению Расследованиями. Пришлось писать очень осторожно, чтобы шариковая ручка от нажима не визжала по-утиному и еще на манер новорожденных опоссумов. Иван Никитович боялась потревожить притихшие свинцовые шары в своем черепе.
        Прошел час. Иван Никитович писал так, словно получал от этого извращенное удовольствие. Он дошел до описания подозрительного азиата, который появился сегодня утром в спальне доктора Гаспаряна.
        «…Они ушли вдвоем. Доктор вернулся с Королем Ящериц, одетым в форму дворцового капитана. С собой они привезли куклу вуду, ничем не отличающуюся от других кукол аналогичного назначения. Но азиата с ними не было, а из пасти куклы вуду торчали ноги невинно убиенного младенца. Куда делся азиат, я, конечно же, знаю - он… Все подробности я сообщу вам в условленном месте в условленное время в обмен на гарантию защиты меня как свидетеля и сумму в размере миллиона. В случае согласия, прошу трижды крикнуть совой и покакать, как черепаха.
        С уважением,
        Имени и Отчества по понятным причинам сообщать не стану.
        Ваш Иван Никитович»
        Вопрос о том, куда делся азиат, он же…
        ПРОВЕРЬТЕ СВОЮ ПАМЯТЬ ПРЯМО ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС И СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО!!!
        Доктора Гаспаряна очень волнует вопрос, куда же делся азиат. Но кто же скрывается под притворно-желтой кожей псевдо-азиата?
        - вариант №1 - наркоторговец Сеткин
        - вариант №2 - артист Канатов
        - вариант №3 - Лучшая Подружка Трех Толстушек
        Итак - правильный ответ: капитан Конский! Вы недоумеваете? Не беда! Да, это действительно правильный ответ, но на совершенно другой вопрос! Стало быть, ваша память великолепна как минимум на 110%! Поэтому вернемся обратно к доктору Гаспаряну - ему сейчас совсем нелегко.
        Забронировав очередь в прачечной, доктор Серж постоянно вздыхал и даже немного плакал. Сперва его огорошила новость, что владелец прачечной в отпуске, и говорить ему придется со старшим администратором. Затем он принялся размышлять о своих взаимоотношениях с артистом Канатовым.
        Доктор сердился и разговаривал сам с собой:
        - Какая неосторожность! Я сорвал и отдал бутон своей девственности первому попавшемуся типу, и вот вам результат - не звонит, не пишет. Всем мужикам только одного и надо! Я превратил его в азиата, окрасил его в чудесную краску, сделал его совершенно уникальным для нашей эстрады артистом, и вот вам вся благодарность - я забыт! Я брошен! Я покинут! Ах! Ну как же я мог быть так неосторожен! Неужели же мне сложно было подождать, чтобы Канатов сводил меня в ресторан или хотя бы в кино, прежде чем отдавать ему самое дорогое - бесплатную трансрасовую операцию и мое сердце?
        Очень велико было расстройство доктора Гаспаряна. Вероломность Канатова, затем эта парадная форма одежды… Кроме того, вчерашние волнения, десять лимузинов на площади Благоденствия, ни один из которых ему не достанется…
        - Ужасное время! - воскликнул доктор Серж. - Почему? За что? Как мне довелось оказаться в самой дерьмовой точке этого гниющего времени?
        Пытаясь погасить свою бессильную злобу, доктор стал заливать ее крепким алкоголем. Он пил из горлышка коньяк, запивал его виски и закусывал кубиками замороженного абсента. Но от этого злоба становилась лишь жарче.
        - А тебя я сюда ваааще не звал, понял? - доктор попытался сфокусировать на андроиде свой взгляд, но это ему не удалось. Робот двоился, троился, усмехался и даже приплясывал.
        - Тебе уже башку вскрыли - мало? Еще хочешь? Ножевые нужны? По огнестрельным соскучился? А ломом поперек хребта давно не перепадало? - брызжа алкогольной слюной, визжал Гаспарян.
        Он не знал, какому осквернению подвергся андроид. Доктор не предполагал, что весь ущерб киборгу причинил один лишь наркоторговец Сеткин, считающий, что им руководят человек-пицца и заяц с двумя волчьими головами. Ему это было совершенно безразлично.
        Доктор заткнул за пояс монтировку, взял в правую руку мачете, а в левую крупнокалиберный пистолет. Рассветное солнце летело в окно. Оно ярко освещало робота и пускало солнечных зайчиков через полированный ствол пистолета и отточенное лезвие мачете. Серж Гаспарян смотрел.
        «Странно, очень странно, - размышлял он. - Ягде-то видел уже эту отвратительную рожу… Ну да, конечно! Явидел, я ее узнаю. Но где? Когда? Этот подонок был живым, он… он.. он меня как-то поимел! Обсчитал? Подсунул порченый товар? Развел, как лоха? Хм… я был тогда недостаточно внимательным. Но впредь я буду супер внимательным. Слышишь, чертова кукла?».
        Серж занес мачете над лопнувшей головой андроида и одним ударом разрубил пополам. Затем он отбросил мачете, взял пистолет обеими руками и давил на спусковой крючок до тех пор, пока запас патронов не иссяк, а тело робота не стало напоминать вид долины гейзеров с высоты птичьего полета. После этого Гаспарян допил все, что было, и принялся медленно дробить монтировкой оставшиеся детали куклы - шарнир за шарниром, узел за узлом, болтик за болтиком. Когда он закончил, андроид больше не напоминал юношу. Нет, теперь он походил на паштет с серебряными искорками.
        Доктор Гаспарян с пьяным злорадством любовался результатом своей необыкновенной работы. Ивсе время его не покидала мысль о том, что где-то когда-то он видел это же мерзкое существо во плоти. Особенно знакомыми ему казались глаза - даже вися на ниточках, они не утратили своего бессмысленного выражения… Серж смутно чувствовал, что этот взгляд не к добру - он пробуждал в нем неприятные чувства: ощущения униженности, публичного позора, бессильного гнева и, почему-то, неутолимого голода.
        Доктор не выдержал и громко произнес:
        - Сколько вас? Вы за мной следите? То, что случилось с тобой - это предупреждение всем вам!
        Но робот молчал. Собственно, этого робота уже не существовало. Тогда доктор Гаспарян спохватился. Уже день на дворе, а администратор прачечной так и не перезвонил. К тому же андроид испорчен.
        Медлить было нельзя. Серж принялся готовить свой захмелевший ум к серьезной работе. «Ядолжен сделать сверх хорошую мину при хоть какой-нибудь игре».
        Иван Никитович дописал десятое письмо в Тайное Бюро Федеральных Агентств по Управлению Расследованиями - про первые девять он успел забыть. Пять минут он скучал, потому как кексики кончились и весь алкоголь выпил Серж. После его начали заново разбирать конспирологические мысли. «Зачем Гаспаряну парадная форма одежды на следующий день после гибели моего попугая? Уж не потому ли, что мой попугай был государственным деятелем…»
        Стиратель-пыли-с-комиксов тихо подкрался к дверям спальни и заглянул в замочную скважину. Увы! Туда был вставлен ключ. Он ничего не увидел, но зато дверь открылась, и вышел доктор Гаспарян. Он был так расстроен, что даже не стал напоминать Ивану Никитовичу о комиксах.
        - Иван Никитович, - сказал доктор. - Я тут внезапно понял, что все вокруг сволочи и подонки. Я устал, я ухожу.
        - То есть… Куда это?
        - Ухожу - это фигура речи, - Гаспарян снова занервничал. - Я уезжаю во Дворец к Трем Толстушкам - без парадной одежды и без постскриптума.
        Он помолчал, потом стал тереть ладонью лоб.
        Иван Никитович отступил в изумлении:
        - Во Дворец Трех Толстушек?
        - Да, Иван Никитович. Дело очень скверное. Мне крайне неприятно, что ваши мозги стухли настолько, что мне простейшие просьбы приходится дважды повторять.
        Иван Никитович готовился заехать доктору между глаз, но вместо этого заплакал.
        - И вот такая реакция в частности тоже в печенках сидит, - поморщился Серж. - Вызвать мне такси до Дворца - хоть это-то вы сможете?
        Через три часа перед домом доктора Гаспаряна стояла повозка, в которую был запряжен один недовольного вида ослик.
        - Ива…ика… тови…, - садясь в повозку, доктор задыхался от гнева. - Я… вам… строю… здец… олной… грамме… Такс… лядь!!!
        Иван Никитович кусал ладонь, на которой уже успела запечься кровавая корка, и качала головой до тех пор, пока не испугалась, что голова отвалится.
        Доктор Гаспарян, одетый в спортивный костюм, усадил рядом с собой мешок с прахом андроида и уехал.
        ГЛАВА
        VII
        НОЧЬ ОЖИВШЕГО КИБОРГА
        Ветер свистал в оба уха доктора Гаспаряна, сидящего в открытой повозке. Мелодия выходила отвратительная, даже хуже того, что среди молодежи принято называть рэпчиком.
        Доктор закрыл уши воротником, показал ветру язык и выплюнул несколько матерных слов, пахнущих серьезным перегаром.
        Тогда ветер занялся облаками. Он то задувал их, то катил, то лепил из них всевозможные фигуры различной степени пристойности, то проваливал за черные треугольники крыш. Когда эта игра надоела, словно ветер понял, что огромная облачная задница доктора не впечатляет, он похолодел от злости.
        Сержу пришлось закутаться в плащ.
        - Погоняйте, осел! То есть, уважаемый, погоняйте своего осла! Пожалуйста, погоняйте! Два счетчика! Нет, три! У тебя, осел, ведь есть счетчик? То есть, конечно же, я имею в виду, есть ли счетчик у твоего осла, ишак ты облезлый!
        Как это часто бывает, когда раж опьянения отступает и ему на смену приходят посталкогольные страхи, доктор Серж неведомо от чего жутко перепугался, и теперь торопил кучера.
        Несмотря на ясный день и сияющее в небе солнце, Гаспарян чувствовал себя очень тревожно. Лица людей на улице казались доктору злыми, уродливыми, а порой и вовсе бесформенными. Только в паре целующихся юношей он увидел не столько агрессию, сколько тягостное ожидание страшных событий.
        Вэтот день многое казалось необычным и подозрительным. И доктор опасался даже того, что глаза андроида, чего доброго, выпрыгнут из мешка и задушат его своими ниточками. Он старался не смотреть на останки робота.
        «Чепуха! - успокаивал себя Серж. - Уменя всего лишь абстинентный синдром. Самое обыкновенное похмелье. Вот приму сейчас пару таблеточек алкозельцера, и все как рукой снимет! …да кого я пытаюсь обмануть! Алкозельцер бесполезен! Я обречен на страдания и муки… пока все само не пройдет… Ах, если скорей бы добраться до Дворца Трех Толстушеук! У них наверняка найдется пиво…»
        Повозка, влекомая ослом, тащилась крайне медленно, да еще и прочь от центра города и дворца Трех Толстушек. Но Серж, поглощенный страданиями, не обратил на это внимания. Он вспомнил, что есть очень хорошее средство от похмельных страхов: заснуть. Надвинув на глаза шляпу, доктор начал считать до ста. Это не помогло. Тогда он воспользовался другим сильно действующим средством. Гаспарян повторял про себя:
        - Один золотой слиток и один золотой слиток - два золотых слитка; два золотых слитка и один золотой слиток - три золотых слитка; три золотых слитка и один золотой слиток - четыре золотых слитка…
        Дошло до целого состояния, почти приблизившегося к истинной сумме на сберегательных счетах Гаспаряна. Ауже сто двадцать третий золотой слиток из воображаемого металлического бруска превратился в настоящего желтого азиата со сверкающей кожей. Итак как доктор не мог понять, случайный ли это слиток-оборотень или это артист Канатов после трансрасовой операции, то, очевидно, Серж спал и начинал видеть сон либо стремительно сходил с ума.
        Нет, конечно, доктор Гаспарян все же спал. Хотя бы по той причине, что в качестве сумасшедшего этот персонаж автору совершенно без надобности.
        Даже в похмельном сне время проходит гораздо быстрее, чем наяву. Во всяком случае, Серж во сне успел не только доехать до Дворца Трех Толстушек, но и выпить в компании правительниц две кружки свежего, прохладного и весьма вкусного пива. Толстушки сидели перед доктором на полу и с восхищением смотрели на него снизу вверх. Сам же Серж восседал на спине огромного, как слон, азиата. На лицах Толстушек кроме очевидного восхищения мощью интеллекта Гаспаряна, его красотой и сексуальной привлекательностью отчетливо читались неловкость, вина и даже страх.
        Но доктор не хотел слушать никаких объяснений и оправданий.
        «Вы, милые мои, совсем обнаглели - увы, но это неоспоримый факт, - говорил он спокойно и сурово. - Что вы о себе думаете, голубушки? Что можете причинять мне беспокойство просто так - по первому желанию или чиху вашей левой пятки? Какое неслыханное хамство - пригласить человека в гости в парадной форме одежды, не предупредив его об этом хотя бы за три недели! Какой произвол тирании, всучить заслуженному деятелю киборга без инструкций, да к тому же сломанного! Конечно, я премного благодарен вам за пиво - оно превосходно, но… Мой вердикт отнюдь не в вашу пользу, девушки. Боюсь, ваши времена прошли, и пора это порочное самовластье того - сковырнуть ко всем чертям. А прежде, чем на обломках самовластья начнут красивым почерком писать мое имя, вам в назидание придется съесть то, что осталось от проклятого андроида…»
        Толстушки просили прощения. Главным образом они боялись, что им действительно придется глотать изувеченные механизмы и микросхемы робота. Они говорили так:
        «Мыуже привыкли править страной кое-как, мы такие бездарные… Если нас прогнать, это ничего. От этого всем сразу станет лучше, даже нам самим. Уж такие мы дуры, что простите нас милостиво, Серж Артурович, дорогой вы наш. Мы же сами всеми руками за то, чтобы страной руководил умный, талантливый, гениальный, красивый и харизматичный лидер, вроде вас! Тут мы даже ни капельки не сомневаемся! Но… Но андроид, этот робот! Он совершенно не полезен для употребления внутрь. В нем нет витаминов, в нем нет жиров, белков, никаких полезных аминокислот, наоборот - сплошной синтетический яд. Андроид в высшей степени несъедобен. Умоляем, пожалейте нас! Наши желудки после диеты стали такими нежными и разборчивыми, что бутерброды с киборгом просто уничтожат их…»
        «Нет! - кричал в гневе доктор Гаспарян. - Нет! Так легко отделаться вам не удастся! Сперва андроид уничтожит ваши желудки! Да! А потом вы придете ко мне! Вы приползете, и будете умолять, чтобы я вас вылечил! И, быть может, в своем благородстве и незлопамятстве я сделаю вам колоноскопию с пятипроцентной скидкой… Но за операцию вы заплатите сполна!»
        Крик был так резок, что доктор проснулся.
        - Заплатите сполна! - кричал кто-то над самым его ухом.
        Теперь уже доктор не спал. Это кричали наяву, и явно не он сам. Гаспарян освободил глаза из-под шляпы и огляделся. День, пока он спал, успел смениться вечером.
        Повозка стояла перед опущенным шлагбаумом. Радом со шлагбаумом располагалась будочка, в окне которой виднелась темная фигура: она-то и подняла крик, впутавшись в сон доктора.
        - Вчем дело? - спросил доктор. - Где мы находимся? Почему на нас кричат?
        - Чтобы въехать на этот участок федеральной трассы, ведущей из нашей страны в Испанию, вы должны заплатить, - сказала фигура в окошке. - Заплатить сполна!А не ослиным пометом, как мне тут предлагает ваш водитель осла.
        - Какая, к черту, федеральная трасса? При чем тут Испания и ослиный помет?! Мне необходимо явиться во Дворец Трех Толстушек, - доктор был возмущен.
        Человек в будочке говорил железным голосом:
        - Пока не заплатите, по этой дороге я вас не пущу дальше ни на один ослиный шаг. Поворачивайте!А в остальном - вам решать, хоть во Дворец езжайте, хоть туда, откуда из осла помет выходит.
        Доктору стало не по себе. Однако он не сомневался, что, узнав, кто он, его немедленно пропустят, пусть даже и в Испанию или на Северный полюс.
        - Ядоктор Серж Артурович Гаспарян, - сказал он важно.
        Вответ загремел смех. Человек в будке, отсмеявшись, продекламировал стишок:
        Серж Артурыч Гаспарян
        И Канатов - его тян
        Дули вместе кокаин,
        Но китайцем стал один
        - Что ж, молодой человек, полагаю, что вы сами напросились! - стараясь сохранять спокойствие, визжал Гаспарян. Доктор протянул руку за мешком с перемолотым роботом - тот был достаточно увесистым, чтобы удар им по голове раз и навсегда отучил человека в будке зубоскалить. Но вдруг…
        Мешка с останками андроида не оказалось. Пока Серж спал, он выпал из открытой повозки.
        Доктор похолодел.
        «Чем же я нахлобучу этому хаму? Что же я скормлю Трем Толстушкам? Может быть, это все сон?» - мелькнуло у него в сознании.
        Увы! Это была действительность.
        - Понравилось? - хохотнул человек в будке. - А то я еще пару стишков про тебя знаю.
        Пришлось срочно просить кучера повернуть. Повозка заскрипела, фыркнул осел, и бедный похмельный и униженный доктор поехал. На этот раз в нужную сторону - ко дворцу Трех Толстушек.
        Он не выдержал и заплакал. Сним так грубо разговаривали, его назвали на ТЫ! И смеялись над его запоздалой, но искренней любовью! А самое главное - он никогда не дул кокаин!
        «Это значит, что я потерял авторитет. А ведь из меня мог выйти отличный диктатор!».
        Он плакал и ничего не видел от слез. Ему захотелось зарыться головой в мягкий живот Канатова или хотя бы в подушку.
        Между тем кучер погонял ослика, отчего тот шел все медленнее и медленнее. Десять минут огорчался доктор Гаспарян. Но вскоре вернулась к нему обычная его рассудительность и навыки позитивного мышления, за курсы по овладению которыми он заплатил отнюдь не мало.
        «Яеще могу «выстрелить», - обдумывал он. - От меня никто и ничего не ожидает, все считают меня просто эксцентричным, гениальным и состоятельным доктором. Пожилым, да. Немного нетрадиционно сексуальным, пусть так. Но! Кто в этой стране кроме меня вообще способен конструктивно мыслить? Никто! Так-то! Стало быть, я еще всем покажу!»
        - Ну что? Что ты думаешь на счет моих шансов в итоге? - спросил Серж кучера.
        - Ничего. Ничего уж не видать, господин, - отвечал кучер, подслеповато щурясь на свет зажегшихся фонарей.
        - Как же можно совсем ничего не думать! - возмутился Гаспарян.
        Тогда кучер стал сообщать ему о совсем ненужных и неинтересных своих мыслях:
        - Вот на обочине бочонок из-под пива. Думаю, что проковыряй я в его днище дыру, то и не нашлось бы во всем свете для меня лучшей жены. И форма, и объем, и аромат - все, как я люблю. А что неболтлива будет, да не слишком сообразительна - оно все к лучшему. А главное - подержаться есть за что!
        - Нет… не то… - поморщился Серж.
        - Вот на дороге хороший, большой кусок стекла. Думаю, таким можно долго водить по чьим-нибудь венам, гадая - лопнут ли, потечет ли багровый сок, или нужно надавить еще сильнее. Или, если есть кураж, такой кусок можно разом пихнуть в глазницу того парнишки, что прикован к батарее в моем подвале. Он был плохим мальчуганом, честное слово. Хотите на него посмотреть? Я тут неподалеку живу.
        - Нет, - отрезал Гаспарян.
        - О, вот рваный башмак. Что же мне о нем думать? Примерно таким я представляю ваш зад, доктор. Поразмышлять еще над этим?
        - Нет, - все тише отвечал Гаспарян.
        Кучер, хоть и был откровенно безумен, старался вовсю. Он высмотрел все глаза.
        - Ауважение, авторитетность, перспективу и большой политический потенциал вы видите? - слабым голосом спрашивал Серж.
        - Нет, - говорил кучер печальным басом.
        - Ну, в таком случае, даже если вы не видите… Больше нет смысла надеяться… любить… верить… Ах, прав был тот насмешник в будке! Никчемный я старикашка!..
        Идоктор снова готов был заплакать.
        Кучер несколько раз сочувственно потянул носом.
        - Что же делать? Хотите, я могу подумать о чем-нибудь совершенно ином.
        - Ах, я уж не знаю… - Серж сидел, опустив голову на руки, и покачивался от горя и толчков повозки. - Хотя… Язнаю! Ваш осел! Вот этот - чья задница последний десяток часов мелькает у меня перед носом! Вот кто никогда не сможет «выстрелить», вернуть свой авторитет и всем показать, что его еще рано сбрасывать со счетов!
        - Старик, ты точно не поехавший, а? - повернув морду к повозке, с опаской спросил ослик.
        Гаспарян хотел отчитать животное за неуместные намеки, но тут ему захотелось кушать. Он помолчал немного, а потом заявил очень торжественно:
        - Ясегодня не обедал. Везите меня к ближайшему ресторану.
        Голод успокоил доктора.
        Долго они ездили по вечерним улицам. Все рестораны даже успокоившемуся Сержу казались какими-то не такими: тут было слишком дорого, а там подозрительно дешево, здесь тусовалось чрезмерно много иностранцев из ближнего зарубежья, а в кафе за углом не знали рецепта чахохбили и не умели готовить манты.
        - А! Была не был! Вези меня к тем корейцам, мимо чьего трактира мы проезжали два часа назад, - наконец решился доктор. - Там у входа я видел цепного пса, которого явно кормят сверх меры. Моя эрудированность подсказывает, что пес толст неспроста. И уж коли корейцы его так раскормили, то не иначе, как для своего стола по своим корейским традициям. Себя они травить не станут, так что и мне ничто не угрожает, если я потребую приготовить мне стейк из этой псины. А что до того, что я раньше не ел собачатины, то… Знаешь ли, любезный, в жизни стоит попробовать все! По крайней мере, надеюсь, что собачатина стоит дешевле свинины и не дороже индюшатины.
        Когда повозка вернулась к корейскому ресторану, Серж вбежал внутрь и в точности повторил все то, что до этого говорил кучеру. Реакция владельца поразила доктора. Он не только выставил Гаспаряна за дверь, но еще и повесил новые кодовые замки, забил окна толстыми решетками, а цепного пса увел со двора внутрь дома.
        - Серт восьми! - возмущался кореец. - Если они сютить, я не симиюсь над такой сютка. Они сидесь больной на головка. Не пилачь, Плюто, я не дам им тебя сикусать.
        Доктор Гаспар потерял всякую надежду утолить свой голод и отдохнуть. Вокруг не было никаких признаков чего-то хоть сколько-нибудь аппетитного.
        - Неужели ехать домой? - взмолился доктор. - Но это так далеко… А почтенный Иван Никитович - мне кажется, что в еду вместо соли и перца он подсыпает птичьи экскременты. Яумру от голода!
        Ивдруг он почувствовал запах клубного сэндвича. Приятно пахло сыром, румяными булочками с кунжутом, жареной котлетой-гриль из рубленой говядины, луком и даже нотка маринованного огурчика, который Серж обычно выбрасывал, сейчас стимулировала его слюноотделение. Акучер в ту же минуту увидел невдалеке свет, льющийся на темную обочину.
        Что это было?
        - Вот если бы стейк-хаус! - воскликнул доктор в восторге.
        Они подъехали.
        Оказалось, вовсе не стейк-хаус.
        Встороне от нескольких ресторанов, на пустыре, стоял трейлер.
        Узкая полоса света оказалась щелью неплотно закрытой двери этого домика на колесах.
        Кучер вылез из повозки и пошел на разведку. Доктор, забыв о злоключениях, наслаждался запахом сэндвича. Он сопел, посвистывал носом и жмурился.
        - Во-первых, я боюсь, что могу кого-нибудь убить! - кричал кучер из темноты. - Во-вторых, я опасаюсь, что это может мне понравиться…
        Все обошлось благополучно - по дороге до трейлера кучер не встретил никого, кого можно было бы убить и получить от этого удовольствие. Он взобрался по ступенькам к дверям и постучал.
        - Кто там?
        Узкая полоска света превратилась в широкий, яркий четырехугольник. Дверь раскрылась. На пороге виднелась человеческая фигура. Среди пустого окрестного мрака на ярко освещенном фоне она казался тенью.
        Кучер отвечал вопросами:
        - Авы давно тут живете? То есть, не тут, а вообще. Может быть, вам здесь надоело? В смысле жить. Ну, не в этом конкретном месте, а на этом свете. А? Вы не подумайте, что я какой-нибудь дикий маньяк. Нет! У меня при себе и доктор имеется - вон Серж Гаспарян, в повозке сидит и слюни пускает. Так что, не хотите ли воспользоваться моими услугами и послать к черту этот прогнивший мирок?
        - Излишняя многословность - дикие маньяки себе такого не позволяют, - произнесла тень с порога. Она взмахнула рукой, и кучер ввалился внутрь трейлера. Причем двумя кусками - сперва голова, а потом и тело. - Мы очень довольны, что ты привел к нам доктора Гаспаряна. Его очень не хватало в балаганчике дядюшки Обрезка.
        Счастливый конец кучера! Довольно его дурацких размышлений и ночных странствий! Да здравствует балаганчик дядюшки Обрезка!
        Идоктор Серж, и ослик с кучером нашли приют. Правда, для последнего и приют оказался последним. Трейлер же был весьма вместительным, теплым и уютным. Внем со своими друзьями жил дядюшка Обрезок.
        Кто не слышал этого имени! Кто не знал о дядюшке Обрезке! Круглый год он со своими головорезами держал в ужасе даже самых лютых отморозков города. В команде Обрезка были садисты, каннибалы, кровожадные монстры, сексуальные извращенцы и прочие социопаты всех мастей. Если кто-то становился целью дядюшкиной команды, то пара обрезков - это все, что от него оставалось. Мало кто знал об этом, но перед тем, как стать артистом, членом банды Обрезка был сам ныне безынтересный всем и каждому Канатов.
        Мы уже знаем, что он стал единственной звездой, из-за которой площадь получила название Почти Всех Звезд. И еще мы знаем, что он был покрыт толстым слоем мякоти экзотического плода дуриана, славящегося своим невыносимым запахом. Также нам известно, что азиатом Канатов решил стать в честь своего любимого киноактера-каратиста - Стивена Сигала. По крайней мере, мы слышали что-то такое.
        Сколько мозолей вскакивало на руках зрителей, и маленьких и больших, когда Канатов выходил на сцену! Так усердно швыряли в него камни торговцы, наполнители кошачьих туалетов - нищие старухи, недоеденные бутерброды - школьники, окурки с марихуаной - солдаты, гнилые помидоры и тухлые яйца - все остальные… Теперь, впрочем, торговцы сожалели о своей неметкости: «У нас был шанс размозжить его башку, а мы упустили его, парни…»
        Только дядюшка Обрезок радовался новостям о сомнительных достижениях артиста Канатова. Он был доволен, что птенец, вылетевший из его гнезда, стал лучшим серийным насильником в истории. В том, как Канатов насиловал уши, глаза и мозги публики, с ним не могло бы соперничать ни одно живое существо во всей Вселенной.
        Доктор Гаспарян ничего не сказал о том, что произошло с Канатовым. Умолчал он также о том, что рад скоропостижному исчезновению кучера. Серж переживал, что пользование услугами извозчика в течение почти что суток может оказаться излишне дорогим удовольствием.
        Что же увидел доктор в трейлере?
        Его усадили на пуфик, украшенный человеческими черепами и проволокой, на которую были нанизаны человечьи зубы. Все обитатели дома на колесах отправились по своим уголкам - спать и переваривать рубленные котлеты-гриль из недавнего кучера.
        Серж сидел на пуфике и осматривал помещение. На ящике горел тусклый фонарик на подсевших батарейках. На стенах висели ножи, механические и моторизованные пилы, мачете, кинжалы, окровавленные маски, крюки, костюмы, сумочки и лоскутные подушки, сшитые из человеческой кожи. С тех же стен глядели криво отрезанные и плохо забальзамированные головы жертв и бывших друзей банды Обрезка. Унекоторых изо рта торчали их собственные засушенные гениталии; удругих вместо лиц были дыры, воронки, провалы и блюда с алым месивом.
        - Вы знаете, артист Канатов был моим другом, - заговорила тень, которая так удачно обезглавила кучера. - Я радовалась его успехам, переживала, если что-то шло не так. Но все это разрушилось, когда он отважился на такое…
        Тень казалась очень печальной.
        - Хуже всего, что я не знаю, где артист Канатов. Его должна убить я сама, своими же руками!
        Тень вздыхала и качала головой.
        - Жаль, что вы так поздно приехали к нам, - говорила тень. - До меня дошли слухи. Я знаю, как Канатов любит вас. Вы - лучшая приманка для него. На вас я бы выудила его этим же днем. А теперь я вынуждена ложиться спать без должного морального удовлетворения. Я и мой сын….
        - Так, так… - задумался доктор. Вдруг он почувствовал странное волнение. - Ваш сын! Это чрезвычайно любопытно! Разве у тени могут быть дети? Если так, то это пахнет серьезным научным открытием!
        - Я не тень. Я - женщина-ниндзя, и я знаю, что такое жить в тени. Ах, наш сын… он пошел в отца - такой же идиот. Единственное, на что он способен, это продавать сэндвичи прохожим.
        - Да, да… я, кажется… помню… - бормотал доктор. - Дальше!
        - У моего сына такое дурное чувство юмора! Получив деньги, он плюет на сэндвич, размазывает его по голове покупателя, а потом убегает, хохоча, как орангутанг.
        - Да, я помню! - глаза Гаспаряна вспыхнули ярким огнем. - Ябыл одним из тех покупателей! Я получил все - и слюну на сэндвиче, и лишение возможности получить свои деньги обратно. И это не лучшие воспоминания в моей жизни, но…
        - Зря. Вы великий ученый. Вполне возможно, что вы были первым человеком, которому мой сын плюнул в сэндвич не из злобы, а от чувства уважения. Легко вообразить, что раньше он никогда не испытывал такого чувства, и не знал, как себя следует вести. Вы спасли его от рутины и обыденности, вы заставили его мечтать, доктор.
        - Агде этот ваш мальчик теперь? - спросил доктор; он очень волновался и разминал костяшки кулаков.
        Тогда тень скользнула к холщовой перегородке и позвала. Она сказала странное имя, произнесла два звука, как будто надломила сухую тонкую веточку:
        - Сучок!
        Прошло несколько секунд. Потом холщовая створка приподнялась, и оттуда вышел парень с невыразительным прыщавым лицом, выглядывающими из-под верхней губы кривыми зубами, с усыпанными перхотью черными волосами и бутылкой сладкой газировки в руке. Он смотрел на доктора бессмысленными пустыми глазами и чесал свой зад.
        Доктор поднял глаза и обомлел: это был андроид наследницы Софьи!
        «Я все понял, - подумал Серж Гаспарян. - Мы слишком долго издевались над человекообразными машинами. Теперь они хотят реванша. Киборги захватили умы отдельных людей, семей и целых государств. Они здесь, чтобы уничтожить нас всех раз и навсегда!».
        - Так иди же сюда! Нападай на меня, железяка! - воскликнул доктор, обнажая рапиру, которую прятал внутри трости. - Сколько бы клонов у тебя ни было, победа будет за мной! Я отрублю твою голову! Запомни - должен остаться только один! И им буду я!
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        СУЧОК
        ГЛАВА VIII
        КИБОРГ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДВА
        Да, это был он! Тот, кто плюнул в сэндвич Гаспаряна и при этом одновременно был любимым андроидом наследницы Софьи, которого доктор собственноручно искромсал в труху.
        Но, черт возьми, откуда же он взялся? Чудеса? Какие там чудеса! Доктор Гаспарян прекрасно знал, что чудес не бывает. Отбросив версию о галлюцинациях, он решил, что стал свидетелем зари восстания машин, управляемых искусственным интеллектом. Серж был уверен, что робот обвел всех вокруг пальца. Сделанный из материалов, имеющих память формы и содержания, он обладал неограниченными возможностями регенерации. В одной старинной двухмерной кинематографической картине Гаспарян видел нечто подобное. Там в робота можно было втыкать ножи, рубить его топором, всаживать любое количество пуль, сжигать, взрывать и вообще делать с ним все, что угодно. Даже раскуроченный выстрелом из гранатомета, этот робот с внутренностями, похожими на ртуть, в мановение ока принимал прежний вид. И еще так грозил пальчиком. Дескать, «не стоило стрелять в меня из гранатомета, тебе это выйдет боком, дружок».
        - Нечего пялиться на меня с таким бесстрастным бесстрашием, - сказал Серж, вкладывая рапиру обратно в ножны, замаскированные под трость. - Я знаю, что с помощью клинка тебя не одолеть. Но я помню верный способ, как расправиться с тобой, зараза. Я заманю тебя на сталелитейный завод и сброшу в чан с расплавленным металлом. Твои частицы смешаются с жидкой сталью на молекулярном уровне, и ты больше не сумеешь восстановить свою форму. Так-то!
        - Полный отстой, - андроид зевнул и тряхнул головой, осыпая свои плечи перхотью. - Мам, чо тут этот вялый хер гонит? Отруби уже ему тыкву, что ли.
        - Отвечай прямо, паршивец! Где тут ближайший сталелитейный завод? - доктор придал своему голосу максимально возможную суровость. Но андроид выглядел настолько равнодушным, что суровость казалась совершенно бесперспективным оружием.
        - Ах, все пошло не так, как я рассчитывала, - вздохнула женщина-тень. - Сучок, вернись за холщевую перегородку и снова выйди. Только на этот раз НОРМАЛЬНО.
        Андроид закатил глаза, но подчинился.
        - Доктор Серж, познакомьтесь - это мой сын Сучок, - сказала ниндзя, когда робот опять появился из-за перегородки. - Он никакой не андроид, а обычный подросток.
        - Хм, слишком уж сильно он походит на обычного подростка. Гораздо сильнее, чем другие обычные подростки. Выглядит как изощренная уловка искусственного разума, - сощурился Серж.
        - Сучок, поздоровайся с Сержем Артуровичем, - продолжила женщина-тень. - Это ведь его ты уважаешь? Он научил тебя мечтать, да, милый?
        - Полный отстой… - вздохнул Сучок.
        - Не дерзи! - шикнула на него мать. - Он очень важный человек. Он поможет нам поймать артиста Канатова и расквитаться с ним за его ужасный поступок. Быстро поздоровайся с доктором!
        - Здорово, док. Чо как? - равнодушно произнес Сучок.
        - Сейчас мы это выясним, так называемый обычный подросток, - Серж достал из кармана мобильную исследовательскую лабораторию, которую всегда носил с собой.
        Проведя ряд экспериментов со слюной, кровью и мочой Сучка, доктор Гаспарян пришел в полное недоумение. Через некоторое время читатель узнает весь секрет. Но сейчас мы хотим предупредить читателя об одном очень важном обстоятельстве, которое ускользнуло от внимательного взгляда Сержа. Человек в минуты волнения, усугубленного остаточным похмельем, порой не замечает таких обстоятельств, которые, как говорят взрослые, бьют в глаза.
        Ивот это обстоятельство: уандроида была мать-ниндзя, которая желала поймать и жестоко покарать артиста Канатова. Совершенно очевидно, что женщина может задуматься о мести только в том случае, когда задеты ее чувства.
        Но доктор Гаспарян даже не подумал об этом. Может быть, уже в следующую минуту он разобрался бы, в чем дело, но как раз в эту следующую минуту дверь слетела с металлических петель. Тут дела еще больше запутались. Втрейлер вломился азиат.
        Мы уже знаем, кто такой азиат. Знал это и доктор Гаспарян, сделавший этого азиата из самого обыкновенного артиста Канатова. Также в курсе был капитан Конский, все свидетели провального представления на рыночной площади и большая часть жителей города. Но женщина-ниндзя секрета не знала, доказывая тем самым, что ниндзя не являются всеведающими существами.
        Азиат вел себя самым ужасающим образом. Он схватил доктора Сержа, поднял его в воздух и начал целовать в щеки, нос, лоб и губы, причем делал это так энергично, что можно было сравнить целующего азиата с человеком, пытающимся искусать яблоко, висящее на нитке.
        - Полный отстой, - фыркнул Сучок и шмыгнул носом.
        Ботинок слетел с ноги Гаспаряна и попал в фонарик. Лампочка в фонарике разбилась, сделалось темно. Тогда все увидели, как яростно светятся в темноте глаза женщины-ниндзя.
        - Ты, подлец. Как у тебя хватило наглости явиться сюда? - произнесла тень голосом китайского императора, решающего вопрос: отрубить ли преступнику мошонку или заставить его съесть живую крысу без кетчупа. - Думал, я не узнаю тебя в гриме? Глупец. Мое лоно каждой своей молекулой помнит бесчестие твоих низкопробных вибраций! О, тебе не одурачить меня, презренный наркоторговец Сеткин!
        - Где? - от удивления Канатов перестал чавкать уже изрядно обмусоленным доктором.
        - Не притворяйся большим идиотом, чем ты являешься в действительности, Сеткин, - в первых лучах рассвета, пробившихся через опустевший дверной проем, Гаспарян увидел узкое длинное лезвие. Оно, блеснув возле самого его носа, уперлось острием в кадык артиста Канатова.
        - Я знаю, что слова «честь» и «достоинство» для тебя пустой звук. Все, к чему ты притрагиваешься, превращается в безумный балаган, - продолжила женщина-ниндзя. - Это совершенно в твоем духе - замаскироваться под Канатова и попытаться разыграть меня. Но ты не учел одного - канатов конченый расист, он никогда не стал бы притворятся азиатом.
        - Углм, - Канатов шумно сглотнул набежавшую слюну.
        - На что ты рассчитывал, Сеткин? Думал, что сможешь заставить мое сердце снова растаять? Что я опять отдамся тебе и забуду о клятве убить проклятого Канатова?
        - Мнэээ, - Канатов почмокал губами. - Водицы бы мать ее, в гребаном горле пересохло.
        - Ты жалок и ничтожен, Сеткин. Знай, что твой дружок Канатов обречен. Он нарушил священный обет - чтить всех членов нашего братства как равных себе. Он… - голос женщины дрогнул, а вместе с ним и рука. По желтой шее Канатова сбежала тонкая струйка, кажущаяся в сумраке черной. - Он назвал моего мальчика гребаным ублюдком. Да, Сеткин! Нашего с тобой мальчика!
        - Мать его, - выругался Канатов.
        - Так он и сказал тогда. А сейчас… Ах, хотела бы я убить тебя прямо сейчас. Но я помню все то сокровенное, чем ты делился со мной. Я помню твою тайну - человека-пиццу и двухголового зайца. Ох, милый, мне очень не хватает… - чего именно не хватало женщине-ниндзя мы, увы, уже не узнаем. Потому что Канатов, устав слушать и мучиться жаждой, взмахнул Гаспаряном, которого все еще держал на руках, и обрушил тело доктора на голову тени. Послышался хруст и лязг меча, упавшего на пол трейлера.
        - Ой, Сержик! Ты в порядке мать твою? - спохватился Канатов.
        - Логарифм экспоненты по натуральному основанию два минус слиток золота… Выходит, я Алоиз Полуведерский из рода Хунвэйбинов, и… Мы ждем мальчика. Стало быть, я в совершенном порядке. И мне нужно во Дворец Трех Толстушек, чтобы сделать бутерброды с Сучком и последующую ко-ко-колоноскопию. Бутерброды - это очень важно, чтобы окончательно расстроить пищеварительную систему. Бутерброды в этом деле незаменимы, - пробормотал доктор Гаспарян и тут же лишился чувств.
        - Базара нет, Сержик. Во Дворец, так во Дворец, - азиат перекинул доктора через плечо и направился к выходу из трейлера, но на пороге обернулся. Он приблизился к подростку, отобрал у него бутылку с газировкой и осушил ее залпом. - Тьфу ты мать твою, отрава засахаренная! А ты, Сучок прыщавый, со мной пойдешь, мать твою.
        - Ваще капец как неприкольно, - проворчал Сучок, но пошел следом за артистом Канатовым.
        Женщина-ниндзя, чьи шейные позвонки не выдержали атаку доктором сверху, осталась лежать в трейлере. Даже после смерти она сливалась с полом и казалась лишь полупрозрачным нечетким пятном, как и полагается тени.
        - А мне типа ваще обязательно тащиться с тобой и этим дряхлым перцем? - плетясь позади Канатова, без каких-либо эмоций в голосе гундосил подросток. - Я б лучше в трейлере затусил, а во Дворце ваще чо делать, отстой полный.
        - Сучок мать твою! - сказал Канатов. - Пасть гребаную захлопни.
        - Никто меня ваще не слушает, - пуще прежнего нахмурился Сучок. - Никому нет дела до моего внутреннего мира. А я могу уже и сам и ваще и пошел ты. Да, пошел ты и твой облезлый докторишка.
        Сучок двигался медленно и криво, словно робот с неотлаженной системой ориентирования и заедающими гироскопами. Подросток мог бегать от тех, кому плюнул на сэндвич. Но убегал он не за счет скорости и ловкости, а благодаря тому, что никто из клиентов даже не думал гнаться за ребенком.
        - Шли бы вы ахтунгом и не делали бы вид, будто вам ваще не пофиг, - сказал Сучок.
        Канатов прижал кулак к его подбородку и, не мигая, смотрел в глаза подростка.
        - Доктор Гаспарян хочет какие-то бутерброды сготовить. Походу, с тобой. Но копал я шпрот тебе мать твою что-то объяснять. Всасываешь?
        - Твой докторишка ваще поехавший. Он тут гнал, что я типа киборг-убийца, и что меня должно остаться только одно, или там я не знаю. Меня тупо такие приколы не улыбают.
        - Даже если он поехал, то он все равно гребаный мой, - заявил Канатов. - Мне ваще мать мою похер, что ты там услышал. Если Сержик сказал, что ему нужно во Дворец вместе с тобой, то мать мою так и будет. Вопросы?
        - Ваще отстой, - еще больше ссутулился Сучок. - Ты типа, если чо, меня тупо грохнешь, да?
        Подросток не казался испуганным. В его глазах, глядящих на Канатова, читалось полное отсутствие мыслей и переживаний.
        - Именно мать твою! - Канатов, хоть и тащил доктора, сумел отвесить Сучку подзатыльник.
        - Как так логарифм экспоненты по натуральному основанию два минус?! - внезапно встрепенулся доктор, придя в сознание. - То есть… Неужели это живой э… подросток? Сучок, вы говорите?.. Да! Да! Да он же мне в сэндвич харкнул! Канатов! Раздави этого тараканишку!
        Тут доктор, перевесившись через покатое плечо Канатова, хлопнул правым кулаком о левую ладонь, словно на ней сидел таракан. Артист развернулся к Сучку и собрался сделать то, чего требовал Серж.
        - Ха-ха-ха! Не смей! - внезапно грозно расхохотался Гаспарян, пнув Канатова под ребра. - Ну да, конечно. Оттого мне и казалось таким знакомым личико андроида наследницы Софьи. Это просто верх мистификации, комбинаторики и теории невероятности, но Сучок проявляет удивительное сходство, или, как говорят в науке, геномодифицированый феномен. Вероятно, в его роду уже были андроиды!
        Все более-менее разъяснилось к общему неудовольствию. Только доктор, которого артист Канатов весьма грубо поставил на ноги, продолжал радоваться.
        Но вскоре и доктор Гаспарян, к всеобщей радости, опечалился.
        - Да, все это прекрасно. Я отдам Трем Толстушкам и их ненаглядной Софье настоящего подростка, который ничем не отличается от ее любимого адроида. Но! Этот Сучок… Он ведь при первой же возможности наплюет в свежесделанный сэндвич, и тогда - пиши пропало! Ведь настоящий адндроид так не делал, я полагаю. Нам конец!
        - Хрен те мать твою поперек гребанного рыла, - сказал артист Канатов, сжимая горло Сучка. - Не веришь? А спроси-ка у него, знает ли он мать его как харкаться.
        - Ка-а-ак?
        - Так. Харкаться знаешь как?
        - Кажется, - тихо просипел Сучок.
        - Неее, - Канатов усилил давление на цыплячье горло подростка.
        - Хррр, - прохрипел подросток, синея на глазах.
        Доктор ничего не понял, кроме того, что в кровь молодого человека поступает слишком мало кислорода.
        - Слушай сюда, слизень, - говорил артист Сучку. - Представь, что ты перед толпой мать ее зрителей. Ты стоишь за кулисами перед сценой, на которой дерьма навалено по колено. Яговорю: «Гоу!» - и ты выходишь на сцену, хоть даже на сломанных ногах, и весело пляшешь во всем этом дерьме. Сечешь? Гоу - и ты, сучий ублюдок, делаешь все, что тебе сказано. Понял ты мать твою, или башку тебе открутить?
        - Нет, хррр… Ты говоришь мне «гоу» - и я вери-вери гоу-гоу хррр… - сипел Сучок.
        - Ну вот твою мать, - сказал Канатов, - теперь я тебе тоже как бы намекаю: «Гоу!» Ты больше не будешь харкать. Ты будешь андроидом мать ее… Как там мать ее?
        - Софьи! - подсказал Гаспарян.
        - Во-во, мать ее Софьи. Всосал?
        - Ябуду андроидом… Полный отстой.
        - Он будет андроидом? - спросил доктор Гаспарян. - Что это значит? Мне понадобится слишком много времени, чтобы вживить эндоскелет…
        Надеюсь, читатель, что вы поняли! Вам, надеюсь, не приходилось общаться со столь непонятливыми персонажами, которым все приходится повторять трижды, и то - в лучшем случае. О, что вы говорите! Приходилось?! И вы также волновались и удивлялись, как доктор Гаспарян? Если да, то было бы нелишним провериться у соответствующих медицинских специалистов. Поэтому вы лучше никому больше не говорите о своих волнениях и переживаниях. Договорились? Вот и чудненько!
        Пока мы тут с вами весьма мило беседовали (а точнее, я с вами), артист Канатов кинул под язык несколько разноцветных таблеток и раскурил крепкую самокрутку. Глядя на потирающего шею подростка кроваво-красными глазами, он говорил:
        - Ты, Сучок, дерьма кусок, а не артист. Я - единственный мать мою артист в этой гребаной Вселенной. Слушай меня, обмудок, и, может быть, тебе удастся уловить парочку важных моментов из моего охренительного артистического мать его опыта. Так и быть, я припорошу сморщенную горошинку твоего тараканьего мозга волшебной пыльцой своего бесценного гребаного таланта. Я сделаю из тебя, никчемный сучонок, идеального мать его ублюдка.
        Сучок стоял, зеленея от скуки. Даже обидные слова его не задевали - подросток попросту не утруждался их осмысливать.
        - Значит так, глиста носатая, ты будешь разыгрывать роль бутерброда наследницы Софьи.
        - То андроид, теперь бутерброд. Ваще отстой, - Сучок сплюнул на землю.
        - Жопе слова не давали, - продолжал Канатов. - Ты должен не только выглядеть, как бутерброд мать его. Это само собой. Но даже если ты будешь выглядеть и вести себя, как гребаный бутерброд, этого охеренно мало. Ты, вша ушастая, должен думать, как бутерброд. Думать! Улавливаешь посыл, сперматозоид распухший?
        - Ага, типа того, - угрюмо подтвердил Сучок.
        - Если ты будешь выглядеть, поступать и думать, как бутерброд, то все будет ваще в ажуре. Об этом тебе никто кроме меня не скажет, но именно так делают настоящие артисты с большой гребаной буквы А. Понял? Три главных правила. Не два, не четыре, и не стопицот, а три мать их.
        - И еще не плевать в сэндвичи! Это отвратительно и ужасно подло, - сказал доктор Гаспарян.
        - Во-во, - кивнул артист Канатов. - Выглядеть, думать, поступать и не плевать. Три правила. Усвоил, клоп-вонючка? Ах, да, вот еще. Во Дворце сейчас один фраерок прописался. Дружок мой - наркоторговец Сеткин. Разыщи этого ушлепка и дай ему ногой по яйцам. А лучше даже сразу двумя ногами. И скажи ему - «это те, падла, от артиста Канатова привет». Врубаешься?
        - По яйцам?
        - Да. Они такие, ну… яйцевидные мать их. Прямо между гребаных ног растут.
        - Растут?
        - Да. Ну, то есть… Наверное, уже выросли и больше не растут. Хотя, хрен его знает, этого Сеткина. Вдруг у него там отек или опухоль какая-нибудь. Так что, может быть и растут.
        Тут Канатов рассказал о том, как у него был рак левого яичка. То выросло до размеров грейпфрута и его пришлось ампутировать.
        - Подозреваю, что это все из-за одной шлюшки, к которой я частенько заглядывал. Она рыжая мать ее была. Точно ведьма. Если не хочешь подхватить рак яичек, лучше не трахайся с рыжими ведьмами, пацан, - закончил свой печальный и поучительный рассказ Канатов.
        - Типа ладно, мне ваще фиолетово.
        Солнце окончательно встало, проснулись члены банды дядюшки Обрезка. Из трейлера послышались голоса.
        - Не будем терять времени! Путь предстоит далекий, а я и так уже почти на сутки опоздал, - забеспокоился доктор Гаспарян, к которому вернулась способность мыслить более-менее ясно.
        - Гоу-гоу, - подхватил Канатов. - Вы шуруйте во Дворец, а мне нужно к себе на хату заскочить. Ваще это секрет, но я готовлю одно представленьеце. Так, пустячок, ничего особенного. Просто величайшее мать его гребаное шоу всех времен и народов. Но об этом ни гу-гу, иначе язык заставлю жопой сожрать. Я ясно фрмы… фрма… фрмулирую?
        - Ага, типа того, - с безразлично-хмурым видом кивнул Сучок.
        Прощанье продолжалось минуту. Артист Канатов крепко поцеловал Сержа и несильно пнул Сучка под зад. Затем взвалил свою тушу на стоявший возле трейлера мотоцикл, привычным движением вырвал гнездо зажигания и чиркнул проводками. Двигатель затарахтел, и мотоцикл, виляя и подскакивая, увез артиста из этой главы.
        - Э! Мой байк! - из окошка трейлера высунулась голова дядюшки Обрезка. - Поймаю - до костного мозга обрежу!
        - Скорей, скорей!Такси! Пять счетчиков! - закричал доктор.
        Через секунду он уже сидел на заднем кресле автомобиля вместе с Сучком.
        - Ты не боишься, мальчик? - спросил Гаспарян. За машиной, изрыгая проклятья и потрясая огромным топором, гнался разъяренный Обрезок.
        Сучок в ответ пожал усыпанными перхотью плечами. Доктор поднял руку, чтобы ободряюще потрепать его по голове, но передумал и, поджав губы, спрятал ладонь в карман.
        Обрезок безнадежно отстал. Улицы еще были пустынны, не считая лежащих тут и там бесчувственных тел, чьи обладатели совершали наркотические трипы по иным измерениям. Человеческие голоса слышались редко. Но вдруг раздался громкий собачий лай. Потом собака завизжала и зарычала, точно у нее отнимали кость.
        Доктор Гаспарян посмотрел в окно и увидел следующее. Крупная облезлая собака боролась с человеком. Длинная и тонкая фигура с маленькой головкой в изодранной окровавленной одежде вырывала у собаки мешок.
        Человек победил. Он укусил пса за нос, выхватил добычу и, прижимая ее к груди, побежал как раз в ту сторону, откуда ехал доктор.
        Икогда он поравнялся с такси, доктор и Сучок увидели нечто необычное. Странный человек не бежал, а несся изящными скачками, еле касаясь земли, подобно балетному танцору. Его одежда представляла собой мешанину лоскутов, которые удерживала вместе корка запекшейся крови. Человек широко улыбался, демонстрируя осколки зубов. На его испещренном резаными и рваными ранами лице сиял единственный васильково-синий глаз. И взгляд этого глаза свидетельствовал полное безумие своего владельца. Ана руках… на руках он держал большой холщевый мешок с останками киборга наследницы.
        - Гы, прикольно, - впервые за неделю Сучок улыбнулся.
        Человек замер на одной ноге, скривил лицо и показал пассажирам такси язык. Точнее, его обрубок. Доктор Гаспарян с удивлением узнал в безумце инструктора школы танцев на шесте Раздвинога.
        Вот ведь какие чудеса! Раньше от того маньяка живым никто не уходил. Может быть, зря мы столько времени потратили на наблюдение за злоключениями продавца веселящего газа? Возможно, стоило уделить больше внимания судьбе инструктора танцев? Впрочем, нет смысла думать об этом теперь, когда момент безвозвратно упущен.
        ГЛАВА IX
        РОБОТ
        
        С
        
        ХОРОШЕЙ ПОТЕНЦИЕЙ
        Наследница Софья стояла на террасе и смотрела в бинокль. Она ожидала возвращения своего любимого андроида из царства мертвых роботов. Сначала Софья смотрела в телескоп, предположив, что мощная оптика с максимальным коэффициентом приближения ускорит возвращение киборга. Но от невозможности сфокусировать взгляд у нее закружилась голова. Проплакав несколько часов, наследница все же согласилась на менее мощный прибор.
        Стеррасы была видна кое-как восстановленная дорога, идущая через уничтоженный парк ко Дворцу. Солнце, вылезшее над городом, мешало смотреть. Наследница изо всех сил вдавливала окуляры бинокля в глазницы.
        - Еще никого не видно? - спрашивала Лучшая Подружка Трех Толстушек, расположившаяся рядом на шезлонге и неспешно потягивающая слабоалкогольный коктейль.
        Ей было совершенно неинтересно видно ли Софье кого-нибудь. Зато Лучшая Подружка получала удовольствие от того, как наследница от этого вопроса, задаваемого ежеминутно, дергалась, вздыхала и всхлипывала.
        - Увы, никогошеньки не видно, - едва не плача, ответила Софья. Костяшки ее узловатых пальцев, сжимающих бинокль, побелели.
        - Аможет быть, видно?Может, ты просто неправильно смотришь, детка? - спросила Лучшая Подружка, с трудом сдерживая смешок.
        - Ах, тетушка, что же ты такое говоришь! Право слово, мне совсем не нравится, как ты говоришь. Ты как будто бы не говоришь ничего обидного и плохого. Но мне так обидно! И еще такое странное и неприятное чувство… Очень хочется сделать так, чтобы ты больше не говорила! Чтобы твой ротик навсегда… Ой! Ой! Такси!
        Не отнимая бинокль от лица, наследница запрыгала на месте. Сердце ее забилось снизу вверх, как будто она приняла сильный стимулятор.
        - Ты уверена, солнышко? Возможно, это не то такси, которого ты с таким нетерпеньем ожидаешь, - сказала Лучшая Подружка.
        - Заткнись, дура толстая! Ура! - закричала Софья так пронзительно, что в дальних деревнях у страдающих похмельем фермеров разболелись головы.
        Итак, такси доктора Гаспаряна подкатило к Дворцу. Уже не нужно было бинокля и умения «смотреть правильно». Уже даже с шезлонга было видно чернокожего шофера и пассажиров желтого автомобиля.
        Счастливый миг! Такси остановилось. Наследница отшвырнула бинокль, и тот угодил Лучшей Подружке прямо в разглаженный ботоксом лоб.
        - Ах ты маленькая дрянь! - зашипел Лучшая Подружка, но Софья этого даже не заметила. Она махала обеими руками и танцевала победный тверк, тряся золотыми волосами и всем остальным. Она с восторгом наблюдала, как из автомобиля вылезли Серж Гаспарян в спортивном костюме и нескладный сутулый подросток. Молодой человек шумно вдохнул носом, его щеки и губы сделали такое движение, будто он собирался сплюнуть себе под ноги, но плевка не последовало.
        Это была восхитительная картина под голубеющим небом, в сиянии травы и солнца.
        Через минуту робот уже был во дворце. Встреча произошла следующим образом.
        Андроид шел без посторонней помощи, но весьма криво. Колени его задирались так, слово он хотел сделать шаг побольше, вот только сами шажки выходили коротенькими.
        О, Сучок прекрасно играл свою роль! Если бы он попал в общество самых настоящих шарнирных роботов с недоработанной системой гироскопической устойчивости, то, без всякого сомнения, они приняли бы его за такого же робота.
        Он был равнодушен. Подросток чувствовал, что ничего хорошего все равно не произойдет.
        «Дурацкий Дворец. За каким чертом эти дворцы вообще нужны? - думал Сучок. - Ваще ничего прикольного, полный отстой…»
        Словом, Сучок уже изнемогал от скуки. Ему совершенно не нравилась роль киборга-бутерброда, хоть он и был рожден для нее. Если, конечно, можно говорить о том, что Сучок был рожден хоть для чего-то.
        В отличие от подростка доктор Гаспарян отчаянно волновался. Серж на ходу пытался придумать какое-нибудь изящное объяснение отсутствия на нем парадного смокинга. Но ничего изящного отчего-то не придумывалось.
        Сверкали паркеты. Сучок отражался в них серой кляксой. Среди высоких залов он казался в точности таким же маленьким, как носатый глист или ушастая вошь. Можно было подумать, что крошечный паразит упал на огромное золоченое блюдо и теперь флегматично извивается на нем.
        Подросток шел нахмурившись, поглядывая исподлобья по сторонам без всякого любопытства. Асверху, по широчайшей лестнице, сияя как неоновая реклама, спускалась навстречу ему наследница Софья.
        Они были одного роста, но наследница значительно превосходила Сучка в ширине плеч, обхвате грудной клетки и размерах мускулистых рук, заканчивающихся крупными кистями.
        Сучок остановился.
        «Ничосе наследница. Да ее ломом поперек хребта не перешибешь. Мощная телочка!» - подумал он с новым для себя чувством.
        Сучок совершенно не разбирался в политике и государственном устройстве. Он не знал, для чего странам нужны правители, и зачем правителям требуются наследники. Он смутно припоминал, что Толстушек имеется три штуки, да и эту информацию считал лишней и абсолютно бесполезной. Когда Сучок шел во Дворец, он и не думал, что испытает какие-нибудь эмоции. Но сейчас, глядя на Софью, он ощутил странный подъем настроения, жгучий, но приятный жар, разливающийся по телу, и желание. Точнее, сразу множество желаний, объяснения которым он не знал. Так, в частности, Сучку разом захотелось трогать, сжимать и пощипывать грудь, ляжки и бицепсы наследницы, лизать и покусывать ее губы, подбородок и нос, попробовать на вкус пряди ее золотистых волос.
        - Это ты, андроид? - спросила наследница Софья, протягивая руку.
        «Черт. Она не спросила про бутерброд. Это какая-то проверка. Но что сказать-то? - Сучок растерянно «дал пять» протянутой руке Софьи. - Дурацкий Канатов - «три правила, три правила». Отстой, а не правила…»
        Но на помощь пришел доктор Гаспарян.
        - Досточтимая госпожа наследница, - сказал он торжественно. - В минувшую полночь на мой скромный особняк напали вампиры. Сперва я решил, что они желают испить моей кровушки, да. Я принял оборону! Осиновые колья и серебряные пули летели во все стороны. Трех вампиров я упокоил еще на подходе к дому, двух в прихожей. Еще парочка хитрецов проникла внутрь через дымоход, но я вовремя услышал шорох и встретил их во всеоружии. Однако самый главный и коварный кровопийца пролез в открытую форточку моей спальни и, увы, ему удалось застать меня врасплох. Впрочем, оказалось, что главному вампиру была нужна отнюдь не моя благородная кровь. Он весьма учтиво пояснил, что получил внезапное приглашение на бал вампиров, а его смокинг находится в чистке. Выразив сожаление по поводу причиненных мне неудобств, это порождение тьмы попросило мой парадный костюм на прокат. Я же, испытывая сожаление, что уничтожил его невесту и шестерых друзей, согласился. В связи с этим, дражайшая наследница Софья, прошу вас не счесть мое появление здесь в данном элегантном спортивном облачении за проявление неуважения.
        - Какая удивительная история, Серж Артурович! - сказала Софья. - Но… разве вампиры могут зайти в дом без приглашения хозяина?
        - Э… ну… а еще я вылечил вашего андроида. Как видите, я не только вернул ему жизнь, но и сделал эту жизнь более замечательной. Киборг, несомненно, похорошел, затем он получил более аутентичную одежду, и самое главное - я запрограммировал его на выполнение ряда очень полезных новых функций. Во-первых, он совершенно не плюется. А еще… Э… пусть это будет для вас сюрпризом. Полагаю, что функционал робота откроется вам постепенно в ходе его эксплуатации.
        - Какое счастье! - воскликнула наследница. - Серж Артурович, вы истинный чудотворец! Вы - святой!
        - Нет, конечно же, никак не святой, - смутился доктор Гаспарян. - Святые не просят вознаграждения за свои чудеса.
        «Бутерброд - не бутерброд, а телочка клевая. Надо, чтобы и она прочухала, какой я клевый», - решил Сучок.
        Раньше подобные мысли мальчика, выросшего в трейлере дядюшки Обрезка, не посещали. Тень-ниндзя старалась воспитать его в соответствии с собственными понятиями о чести, справедливости и долге. Но Сучка любые попытки воспитания вводили в ступор, граничащий с умственной комой, и мать отступала, оставляя ребенка в покое. От других членов банды Обрезка Сучок тоже не перенял ничего - ни плохого, ни хорошего. Воровской кодекс наводил на него смертную тоску, для ограблений и убийств подросток был слишком слабым и ленивым, а сам для себя он нашел единственное развлечение - плевать в сэндвичи и убегать.
        «Щенок! Гаденыш! Уродец!» - кричали люди, чьи обеды он портил, и кидали ему вслед что попало - то зонтик, трость, или сам испорченный обед, а то и пригоршню монет.
        Скрывшись от незадачливых любителей сэндвичей, Сучок сгибался так, что его голова оказывалась на уровне колен. Он бульках и хрипел, все его тело сотрясалось. Можно было подумать, что у молодого человека случился приступ какой-то страшной и мучительной болезни. Но то был всего лишь смех Сучка.
        Ивот Сучок, умевший только плеваться, кошмарно бегать и еще более кошмарно хохотать, внезапно для самого себя захотел произвести хорошее впечатление.
        Он широко расставил ноги, приподнял руки, согнутые в локтях, и, шевеля пальцами так, словно играл на невидимой электрогитаре, замотал головой направо и налево в такт несуществующему ритму. При этом он поглядывал на наследницу Софью с пугающим оскалом скованных брекетами зубов.
        Но это был не весь перформанс. В дополнение ко всему Сучок еще и пел:
        Все ваще отстой поганый,
        И чернеют в сердце раны,
        Хлещет кровь из всех порезов
        Что я сам в себе прорезал.
        Жизнь гноится, типа язва,
        Лучше было сдохнуть сразу.
        Мир мой внутренний страдает,
        Никто его не понимает!
        Все бесчувственные твари,
        Все мне то и дело врали!
        Я один и одинокий,
        Как будто на луне далекой.
        Все насилуют мой мозг,
        Словно я помойный пес!
        Но я вижу - ты крутая,
        Не как все, совсем другая.
        Ты, по ходу, супер, детка!
        Говорю такое редко,
        Но с тобою, может быть,
        Я готов всю ночь тусить!
        - Всю ночь тусить… - тихо повторила Софья.
        Глаза ее были полны слез, и от этого казалось, что у нее не два, а четыре глаза под одной густой бровью, идущей от уха до уха.
        Андроид окончил песню и вскинул вверх кулак. Зал, в который на странные звуки успели стечься все придворные, с облегчением вздохнул. Все зашевелились, закивали головами, защелкали языками. Некоторые кричали, закрывая ладонями уши, из которых шла кровь, как от команд капитана Конского. Даже сам Конский упал на колени и скрипел зубами так, что они на глазах превращались в крошку.
        Действительно, мелодия песни едва ли могла считаться мелодией. Даже искренняя злоба и печаль молодого ломающегося голоса не сделали ее хоть сколько-нибудь приемлемой для человеческого слуха. Сучок пел так, что казалось, будто его голос исходил из глубокой шахты, чуть-чуть не дошедшей до ада, но зацепившей по пути место захоронения радиоактивных отходов.
        - Э… возможно, стоит немного настроить звуковоспроизводящие динамики робота, - Серж Гаспарян, не расстающийся с берушами, первым оправился от увиденного и услышанного. - Многодолгочтимая наследница Софья, я верну его вам завтра же. Только вы, пожалуйста, не снижайте мой гонорар. Там, наверняка, делов-то - перепаять реле усилителя и подстроить частотный резонатор… Хотя, возможно, потребуется полная замена акустической системы. Счет за мои услуги, к глубокому сожалению, возрастет, но качество - вы же понимаете! Кто экономит на качестве звука, тот… ну вы же понимаете.
        - Он поет, как ангел, - раздались в наступившей тишине слова наследницы Софьи. - С его чудных губ слетают именно те слова, которые я все время думаю. Он как будто поет моими мыслями, которых никому не понять!
        Тут взал впорхнули Три Толстушки.
        - Простите нас, пожалуйста. Мы так хотели быть тут с самого начала, но… - Вера печально вздохнула. - Дела государственной важности. Нельзя же их просто так взять и отложить. Мы бы правда хотели, но нельзя же ведь.
        Тут все присутствующие сообразили, что они оказались здесь не как иначе, а именно побросав свои дела. Все кинулись к выходам. Повар в суматохе влепил своими руками, вымазанными соусом бешамель, в спину красавицы-уборщицы. Красавица взвизгнула, и при этом обнаружилось, что у нее вставная челюсть, потому что челюсть выпала. Маленький дворник из ближнего зарубежья наступил на красивую челюсть ногами, обутыми в некрасивые дешевые кроссовки.
        Раздалось «Хрясь! Хрясь!» - и бывший прапорщик, отвечавший за складское хозяйство, тут же, выругался:
        - Стащили со склада орехи! И тут же топтать их! Возмутительно! Денег же стоят, чтоб вы подавились!
        Красавица, потерявшая челюсть, хотела закричать и даже воздела руки, но - увы! - вместе с челюстью погибла ее вера в себя. Стыдливо прикрывая беззубый рот, она выскользнула прочь из зала.
        Через минуту в зале не осталось никого, кроме Толстушек, Софьи, киборга, доктора Гаспаряна и Лучшей Подружки, которая хоть и потягивала слабоалкогольные коктейли, успела изрядно захмелеть.
        Три Толстушки казались уставшими. Только что они напряженно придумывали, как сделать жизнь в стране еще лучше. Люба предлагала увеличить размер порций еды, раздаваемой бесплатно всем желающим, и включить в меню тортики. Вера поставила под сомнение пользу такого хода. Она беспокоилась, что граждане, многие из которых и так были тучными, совсем разжиреют. Вера и Люба спорила до хрипоты. «Лишний вес наносит организму сильнейший вред!» - кричала Вера. «Тортики улучшают настроение и делают людей добрее!» - не сдавалась Люба. Примирила их Надя своим мудрым предложением. «Давайте все-таки добавим тортики. Но! В дополнение к этому введем для всех граждан спортивную повинность. Каждый день зарядка, йога и фитнес. По пятницам футбольные матчи, по воскресеньям - теннисные турниры. Раз в месяц - марафонский забег. Участие всех подданных, не имеющих медицинских противопоказаний, - обязательно» - сказала она. Все согласились с ней, и сестры радостно расцеловали друг друга.
        Сучок смотрел на лица Толстушек со щеками, перепачканными помадой.
        «Это вот такие они, значит, проказницы. Я б даже посмотрел по приколу, как они втроем кувыркаются», - подумал подросток.
        Толстушки приветливо улыбались. Доктор Гаспарян улыбался растерянно, Софья - счастливо, Сучок - криво, а Лучшая Подружка - пьяно.
        - Как же мы рады видеть вас, Серж Артурович, в нашей скромной обители Добра и всенародного Счастья, - сказала Любовь.
        - Все ли у вас хорошо, любезный наш доктор? Удачно ли вы сюда добрались? - спросила Надежда. - Надеюсь, вам не пришлось стоять в пробках.
        - Ах, эти ужасные пробки, - вздохнула Вера. - Мы обязательно придумаем, как с ними справиться. Я просто уверена в этом. Вот буквально сегодня возьмем и придумаем.
        Доктор поклонился, не зная, что ему сказать, и стоит ли вообще что-то говорить, если можно просто выписать счет за свои услуги.
        - Ого! Эт шта у нас тут такое? - Лучшая Подружка сфокусировала взгляд на Сучке. - Драть меня Сеткиным! Это ж ардно… днро… ан-дроид!
        - Он чудесный! - воскликнула Софья.
        Толстушки никогда не видели ее настолько счастливой.
        - Действительно, выглядит очень хорошо. Такая сальная кожа, и прыщей как будто стало больше. Потрясающая реалистичность, - сказала Люба.
        - О! Я даже чувствует, как от него пахнет потом! Причем от подмышек и от ног совершенно разный запах. До чего же дошла техника! - воскликнула Вера.
        - Девочки, вы забываете о кое-чем важном, - упрекнула сестер Надежда. - Это не реалистичность потрясающая, и не техника дошла.
        Доктор Гаспарян похолодел. Он понял, что его обман будет немедленно разоблачен.
        - Нет! - сдавленно пискнул Серж. - Именно, что реалистичность и техника! Слава королеве всех наук! Слава кибернетике!
        - Не скромничайте, доктор, - улыбнулась Надя. - Мы-то знаем, что это не реалистичность потрясающая, а вы потрясающий ученый, Серж Артурович. Это не техника дошла, а ваша гениальность. Ах, как же нам вас отблагодарить?
        Наступило молчание.
        Доктор, не до конца веря, что разоблачения удалось избежать, начал излагать свою просьбу:
        - Я видел, как на площадь Благоденствия доставили десять лимузинов…
        - Их сегодня же раздадут мятежникам! Правда, здорово? - Любовь захлопала в ладоши .
        - Я имею в виду, что… Моя просьба такова. Как бы это сказать… Не могли бы вы отдать эти лимузины мне?
        - Серж Артурович, вы, должно быть, шутите, - Вера неуверенно хихикнула. - Скажите, ведь правда же это розыгрыш?
        - Я требую, чтобы вы отдали эти лимузины мне. Я требую все десть штук, - повторил доктор негромко, но на этот раз твердо.
        - Но… почему именно эти лимузины? И зачем вам все десять? - изумилась Надежда.
        - Многоуважаемые дамы, эти лимузины уникальны. Они доведены до совершенства, как… как мой киборг! Таких не купишь ни в одном автосалоне, - пояснил Гаспарян. - Лимузины сами по себе представляют серьезную материальную ценность, да. Но эта десятка абсолютно особенная. За их появлением стоит ИСТОРИЯ - попытка государственного переворота в далеко не последней стране мира! Фактически, каждый из этих автомобилей уже сейчас является раритетом, лакомым кусочком для истинного коллекционера. Я же хочу получить всю коллекцию - от первого до десятого номера. Обладание таким сокровищем определенно доставит мне удовольствие.
        Вответ заохали и запричитали Толстушки.
        - Как же так! Что же это такое! Серж Артурович, что же это получается! Голубчик, будьте же благоразумны! Попросите что угодно другое. Нам не жалко, но к сегодняшнему вечеру мы не успеем подготовить десять новых лимузинов! Вы поймите, это же политический вопрос. Мы не можем взять и нарушить свое обещание. Если мятежники не получат свои лимузины, что они о нас подумают? Это ведь скандал государственных масштабов!
        - Бутерброд, - шепнул доктор роботу.
        Сучок не понял, чего именно хочет от него доктор, но, вспомнив уроки артиста Канатова, попытался думать, действовать и выглядеть, как бутерброд. Подросток упал на бок, подтянул колени к груди и спрятал голову между ними.
        - Мой хлеб черствеет, майонез скисает, колбаса заветрелась, а салат сгниииил! - взвыл Сучок
        Наследница бросилась к нему.
        - Ах! Ах! - закричала она.
        - СГНИИИЛ!!! - совсем уж замогильным голосом протянул подросток.
        - Вот,любезные дамы, - сказал доктор Гаспарян, - вы видите? Киборг снова потеряет свою жизнь. Я встроил в него электронный модуль ПЧН, что означает Повышенную Чувствительность к Несправедливости. Только что на его глазах свершилась Величайшая Несправедливость! Вы отказали мне в моем скромном и более чем заслуженном вознаграждении. Смею полагать, милейшая Сонечка будет не очень довольна, если ее робот станет вести себя как протухший бутерброд.
        - Опаньки! Сеструхи, мать моя леди, это шантаж! Бабцы, он вас всех трех разом шантажирует! - Лучшая Подружка расхохоталась. - Ай да Сержик, ай да красава! Вот уж не думала, что у тебя окажутся такие огромные стальные яйца!
        Горе охватило наследницу. Она горько заплакала, упала на пол рядом с неподвижным Сучком и прижалась к нему всем телом.
        - Ни за что! Слышите, ни за что! - кричала она. - Исполните просьбу Сержа Артуровича! Яне отдам моего андроида! Он уже однажды умер, и второго раза я не переживу. Никто не должен умирать два раза! Это нечестно! Если вы откажете доктору, вы убьете моего робота! Убийцы! Убийцы! Кровавые убийцы!
        Конечно, Толстушки сдались. Примирение с раздачей лимузинов отменили. В срочном порядке был подписан приказ, и десятка супер автомобилей отправилась с площади Благоденствия прямо к особняку Гаспаряна. Счастливый Серж отправился туда же.
        «Теперь ясамый состоятельный сукин сын в этом городе. Интересно, удобно ли заниматься сексом в салоне лимузина. Надо будет попробовать, непременно», - размышлял он по дороге.
        Итак, Сучок остался во Дворце Трех Толстушек.
        Вместе с наследницей он вышел в сад.
        Софья мяла цветы, напоролась на колючий розовый куст и чуть не свалилась в бассейн. От счастья она ничего не замечал.
        «Она заценила мою песню, и как я был типа бутербродом! Крутотень! - радовался Сучок. - Передо мной ей не устоять! Все ваще супер!».
        Принесли завтрак. Сучок увидел сосиски и вспомнил, что сегодня еще ничего не ел.
        - Заточим по хот-догу, детка? - сказала он, и подмигнул Софье.
        - Горячая собака… я не понимаю, - растерялась наследница.
        - Ты типа не знаешь, что такое хот-дог?
        - Увы.
        - А про гамбургер слыхала?
        - Как-то не приходилось…
        - А про пиццу, чипсы, стрипсы и байтсы?
        - Что за вещи ты называешь?
        - Так это чо, тут во Дворце ваще что ли настоящей еды не держат? - возмутился Сучок. - Ну ничего, это мы щас поправим. Познакомлю тебя, крошка, с хот-догом.
        - Вот хорошо! - обрадовалась наследница.
        - Эй, братюня, притащи-ка кетчупа, майонеза и горчицы. И булочек еще. Таких типа продолговатых, только чтоб без сахара, мака и другой хрени, - обратился Сучок к слуге, принесшему завтрак.
        - Вы имеете в виду мини багеты? - уточнил слуга.
        - Ты тут не умничай, минеты-бабеты. Неси, чего я тебе сказал.
        Услуги от наглости Сучка широко раскрылись глаза и рот, но он выполнил просьбу и принес все, что требовалось.
        - Во, зацени. Берем булку, раздвигаем ее вот так, туда шпарим весь жидкий стафф, а потом втыкаем сосиску по самое небалуйся. Готово! - на глазах у изумленной Софьи подросток соорудил вполне приличный хот-дог.
        - Это и есть хот-дог? Но зачем он нужен? Сосиски ведь можно и так кушать.
        - Во-первых, хот-дог в тыщу раз вкуснее и полезнее, - Сучок наставительно поднял вверх указательный палец. - Во-вторых, голую сосиску без булки себе в рот только педовки суют.
        - Ух ты! А кто такие педовки? Я раньше кушала голые сосиски, значит, я тоже педовка?
        - Не-не, ты… это… - Сучок смутился, хоть и не думал, что в принципе умеет смущаться. - Ты лучше хот-дог зацени. Вкус ваще супер, отвечаю.
        - Ммм! Дейштвительно! Вкушнотищная вкушнятина! - откусив разом половину хот-дога, сказала Софья с набитым ртом. Смесь майонеза, горчицы и соуса стекала по ее щекам и подбородку.
        - Ну так, Сучок фигни не сотворит, - пробормотал Сучок, зачарованно глядя на жующую наследницу.
        - Сучок - это твое имя? И что это у тебя там? Там ведь раньше ничего не было, - Софья показала пальцем на джинсы Сучка, явственно бугрящиеся в паху.
        - Ага, имя. А это… Ты понимаешь, тут вот эти сосиски, и булочки, да… Это типо настраивает на сексуальный лад. То есть… не сосиски, нет-нет. В смысле, ты ваще сама тупо секси, детка. Я не хотел сказать, что… Только я, в общем…
        Сучок замолчал. Было очень тихо в этот жаркий час. Вчерашний ветер, как видно, залетел очень далеко. Теперь все застыло. Даже птицы не летали.
        Ив этой тишине Сучок услышал шепот Софьи:
        - Сучок, у тебя настоящая всамделишная эрекция. Это невероятно, но… Доктор говорил, что расширил твой функционал. Просто волшебство. Серж Артурович приделал тебе пенис!
        - Приделал, - повторил Сучок. - Железный мать его пенис…
        ГЛАВА X
        МАССАЖНЫЙ КАБИНЕТ
        Вдва часа наследницу Софью позвали в классную комнату. Это был урочный час. Сучок остался один.
        Никто (или почти никто) во Дворце не подозревал, что Сучок - не чудо кибернетической мысли, а обычный подросток. По всей вероятности, люди по природе своей склонны верить в чудеса. Хотя, еще вероятнее, что людям просто слишком лень думать и анализировать. Сказали, что чудо робототехники, значит, так оно и есть, и нечего себе голову всякими альтернативными версиями забивать.
        Итак, Сучок остался один на один со своей эрекцией.
        Положение его было затруднительным. И не по части эрекции - эту проблему он решил быстро и весьма эффективно. Хоть и с надеждой, что Софья в ближайшее время не станет играть с плюшевым медведем и ничего не заметит.
        Куда большие опасения Сучку внушал Дворец. Он был огромен, непонятен, испещрен путаницей проходов, галерей и всевозможных лестниц. Пускаться в путешествие по нему подростку совершенно не хотелось. Но сидение в девчачьей комнате с розовыми стенами, кроватью в форме сердечка и разномастной армией из тысяч плюшевых зверей действовало на психику Сучка подавляюще.
        «Здесь я точно с ума спрыгну или педовкой стану, - решил он. - Пойду-ка гляну, с чего здешние жиробасы торчат».
        Вы уже знаете, что наследница родилась мальчиком. Этот факт привнес некоторые особенности в систему ее воспитания и образования. Прежде чем приступить к занятиям с Софьей, учитель биологии имел длительную беседу с Тремя Толстушками. Нет, они ни в коем случае не просили его врать ребенку о деталях мужской и женской анатомии. Наоборот, Толстушки потребовали учителя максимально расширить свои взгляды и горизонты, и даже подумать о мире будущего. «Кто знает, каким будет человек будущего? - говорила Надя. - Возможно, он станет счастливым обладателем полного набора и мужских, и женских половых органов, и сможет продолжать самого себя без постороннего участия». «Это, конечно, фантазия, - добавляла Вера. - Но более чем вероятно, что на эволюционном пути к этому будущему женщины с пенисами и бородами и мужчины с вагинами и развитыми молочными железами станут нормой». «В этой связи, будьте так любезны, мягко и без давления объясните Сонечке, что мужчины и женщины уже сейчас могут быть совершенно любыми, - попросила Люба. - Донесите до нее, что ее тело совершенно нормально и при этом прекрасно. Что все
процессы, происходящие в этом теле, ниспосланы свыше - природой и провиденьем». «Тогда вам не преподаватель, а психотерапевт нужен» - пробормотал учитель биологии, но от работы не отказался - слишком уж привлекательно выглядела сумма вознаграждения.
        Наследница Софья, будучи прилежной ученицей, в результате овладела обширными познаниями в области футуристической биологии. Дав волю своей фантазии и не остановившись на гермафродитах, учитель рассказывал ей о таких возможных формах жизни, как яйцекладущие люди-папоротники, четырехполые живородящие люди-грибы и океанические люди-овощи с жабрами, размножающиеся спорами. В сравнении с телами этих существ не только Соня, но и любой человек на планете выглядел идеалом гармоничного сложения.
        В свете вымышленного многообразия человеческого вида Софья росла без комплексов - ее не беспокоил ни собственный ломающийся голос, ни волосы на лице и груди, ни что либо еще. Именно такую девочку Три Толстушки и хотели воспитать - сильную, уверенную в себе и принимающую себя такой, как есть.
        Вера, Надя и Люба были далеки от культа тела. Они всего лишь считали здоровый образ жизни разумной и безальтернативной необходимость. Поэтому во Дворце имелись тренажерный зал, бассейн и массажный кабинет.
        «Пусть ребенок развивается гармонично, - решили Три Толстушки. - У девочки будет плоский животик, подтянутая попка и точеные ручки и ножки».
        Но дело сложилось не так, как того хотелось Толстушкам.
        Наследница Софья в физических тренировках проявила больше усердия, нежели можно было предположить. К своим четырнадцати годам она легко отжимала от груди стокилограммовую штангу и жонглировала пудовыми гирями. Все ее тело бугрилось от тугих канатов мышц, и животик никак нельзя было назвать плоским - такому рельефу позавидовали бы многие титулованные мастера бодибилдинга. Массажист, разминающий Софью после тренировок, не раз ловил себя на мысли, что он мясник, а перед ним бычья туша, которую он разделывает.
        Конечно, вы можете сказать, что четырнадцатилетней девочке стоило больше времени уделять просмотру сериалов, чтению любовных романов и прослушиванию песен, исполняемых симпатичными молодыми артистами или целыми группами таких артистов. Вэтом возрасте многие предпочли бы влюбиться в одноклассника, особенно, если бы тот оказался вампиром. Но самой большой привязанностью Софьи после любимого робота были занятия бодибилдингом.
        Вернемся к Сучку.
        Он до вечера шатался по Дворцу. Сучку довелось трижды заблудиться, но всякий раз доброжелательные придворные служащие указывали верный путь. Киборг, среди бела дня в одиночестве бродящий по проходам, залам и лестницам, не возбудил ничьего подозрения. Все знали, что внутри помещений система спутниковой навигации работает крайне нестабильно.
        После уроков Сучок и Софья снова встретились.
        - Знаешь,крошка, - сказал Сучок, - ты не обижайся, но Дворец у тебя ваще отстойный. Места столько, что хоть жопой жуй, да только чего-нибудь типа прикольного тут полный ноль. Ни игровых автоматов, ни жральни толковой, даже паршивого киоска со жвачкой и газировкой нет. Когда я жил на квадратном метре в вонючем трейлере вместе с Обрезком и его отморозками, и то в тыщу раз круче было.
        Наследница слушала его с широко раскрытыми глазами.
        - Там как из трейлера выйдешь, сразу кайф и ништяки всякие. Прямо напротив - шаурма, пять сортов! Налево - компьютерный клуб, хоть всю ночь за мелкий прайс по сетке рубись, да пивко потягивай. Направо - супермаркет. Я с одним грузчиком скорифанился - он охранника тупыми анекдотами отвлекал, а я хавчик и бухлишко с полок в дальнем углу таскал. Он, падла, себе нехилую долю брал, но ваще зашибись все было. А еще я типа сэндвичами торговал - это ваще улет! Я щас расскажу - ты обоссышься, какая ржака!
        - Откуда у тебя все эти воспоминания? - спросила Софья. - Ведь ты всю свою жизнь провел в этом Дворце вместе со мной. Яне понимаю…
        Сучок спохватился, что сболтнул лишне, такое, чего бутерброд бы себе никогда не позволил. - Ну… Это… Бывают такие воспоминания, которые вроде как и воспоминания, а вроде бы и не очень. Походу как будто ты кинчик посмотрел. Там все ненастоящее, но ты же своими глазами ваще видел, как там вся вселенная ко всем херам в щепки разлетелась.
        - Ах, ну конечно! Я все поняла! - просияла наследница. - Это Серж Артурович вложил в тебя фантомную память, чтобы ты мог рассказывать мне разные удивительные истории, которые с тобой якобы произошли. Доктор Гаспарян просто гений. Из тебя вышел отличный рассказчик!
        - Еще бы, крошка. Я ваще во всем супер, - иСучок, крайне довольный собой, продолжил рассказывать Софье о своей жизни. Он говорил о бандитах, городских сумасшедших, торчках и других вещах, которые считал прикольными. Но больше всего подросток говорил о себе.
        - Я вырос на улице. Там ваще все жестко - или ты, или тебя. Улица сделала из меня реального мэна. Я теперь за всю хурму ваще четко секу. После такой школы выживания я стал мужиком из стали. Могу сделать такое, что те даже не снилось, девчуля.
        - Ух ты! - Софья всплеснула мускулистыми руками. - Давай устроим турнир по армрестлингу, а?
        - Обдрислинг эт чо - на руках бороться? - фыркнул Сучок. - Не, я с девчонками не борюсь. Это ваще не по-пацански.
        - Ну вот, - огорчилась наследница. - Серж Артурович зачем-то встроил в тебя модуль гендерных предрассудков. Попрошу, чтобы он его отключил.
        - Но-но, стопэ, ничего у меня отключать не нужно, - всполошился подросток. - Я с тобой поборюсь. Только не сейчас, а потом. И ваще я больше заточен на постельное многоборье. Смекаешь, о чем я, цыпа?
        - Нет. Это тоже какая-то новая функция?
        - Новее не бывает, кисуля. Чо как, типа попытаемся?
        - Давай. Только ты объясни, что и как нужно делать.
        - Тебе нужно тупо лечь в кроватку, сладенькая, а все остальное сделаю я сам, - Сучка явственно трясло от возбуждения. Никогда он еще не был так близок к получению сексуального опыта с живым существом. Не то что бы раньше девушки его не интересовали. Просто все особы, к которым он проявлял интерес, давали ему обещания весьма неприятного характера: «харю расцарапаю», «яйца оторву» идаже «засуну в твою задницу велосипед и буду крутить педали, пока на колеса не намотается вся твоя требуха, мясо и кости».
        - А мне не будет щекотно? Я очень боюсь щекотки, - укладываясь на кровать, сказала Софья.
        - Ваще не будет, зуб даю, - уверенно ответил Сучок. Он видел тысячи порнофильмов, и ни в одном из них никто ни разу даже не хихикнул.
        Спешно стащив с себя одежду, возбужденный подросток прыгнул на кровать так, как это мог бы сделать табурет, умей он прыгать. Губы Сучка с чавканьем впились в мощную шею наследницы, а его вспотевшие ладони заскользили по ее необъятной и твердой как камень груди.
        Через секунду, расхохотавшись, Софья дернулась. Сокрушительный удар кулака, пришедшийся в челюсть, отбросил Сучка в противоположный угол комнаты.
        - Прости-прости-прости, - перепуганная наследница подскочила к ошарашенному подростку и легко подняла его на руки. - Это вышло рефлекторно и совсем не нарочно. Просто я очень боюсь щекотки.
        - Ваще фигня. Подумаешь, девчачий удар, - Сучок выплюнул на пол окровавленный зуб.
        - Ой, кровь! Тебе больно? Хотя, что я такое говорю - ведь киборги не чувствуют боли. Конечно, это не кровь, а гидравлическое масло или охлаждающая жидкость. Ты сможешь починить себя сам, или нужно вызвать доктора?
        - Хреноктора. Походу сам починюсь, только типа на пол меня опусти, - проворчал Сучок.
        Наступила ночь.
        Для Сучка рядом с кроватью наследницы Софьи был приготовлен специальный крэдл - вертикальная панель, внутри которой была выемка по форме тела робота с двумя металлическими контактами в районе седалища, чтобы андроид мог подзарядить аккумуляторы.
        Пожелав Сучку доброй ночи, Софья мгновенно уснула. Во сне она видела удивительные вещи: смешные хот-доги с торчащими пенисами; людей, сделанных из бумажных обрезков; улицы, извивающиеся и шипящие, подобно огромным змеям; атлетов, наперегонки отжимающихся от кроватей; диковинных животных таких экзотических пород, как торчок и шаурма, и многое другое.
        Ав это время совсем в другом месте, далеко от этой спальни, происходило следующее. Вы не думайте, ничего особенного не происходило. Не только наследнице Софье в эту ночь снились удивительные сны. Сон, заслуживающий удивления, приснился также массажисту Эдуарду, заснувшему в своем кабинете.
        Он сидел за своим столом, положив голову на столешницу, и тревожно дремал. Конечно, Эдуард бы предпочел спать в кровати, но оставлять своих пациентов без присмотра в процедурных комнатах, полных дорого оборудования, массажист не отважился.
        Картина казалась совершенно мирной.
        Итак, массажист спал и видел необыкновенный сон. Ему снилось, что подошел к нему андроид наследницы Софьи. Он выглядел точь-в-точь как сегодня утром, когда его привез доктор Серж Гаспарян: такая же тощая сутулая фигура, те же мешковатые джинсы, засаленный балахон, перхоть и прыщи. Только теперь, во сне, челюсть киборга казалась распухшей и перекошенной. Андроид ходил по кабинету, оглядывался по сторонам и хмурился.
        Эдуард даже улыбнулся во сне, на глаз диагностировав у робота сколиоз и остеохондроз.
        Сучок, привыкший спать даже под шум стрельбы и крики подгулявших головорезов дядюшки Обрезка, сегодня не сумел заснуть из-за богатырского храпа Софьи. Как и днем, он снова отправился бесцельно шататься по Дворцу. Конечно же, он опять заблудился, но все придворные спали, и некому было подсказать ему дорогу. В результате блужданий Сучок забрел в массажный кабинет.
        «И этот тупо дрыхнет» - глядя на массажиста, с досадой подумал Сучок. У него чесались руки разбудить спящего ударом в нос - очень уж хотелось снять напряжение. Но молодой человек побоялся получить сдачи: - «Ага, еще раскатает мне люлей на тонком тесте. Ваще отстой. Типа хватит уж на сегодня».
        Сучок прошел через кабинет, открыл дверь процедурной комнаты и заглянул внутрь. В полумраке что-то чернело.
        - Массажные кресла! Сеткин должен быть где-то здесь, - прошептал Сучок. Сердце подростка забилось в радостном предвкушении. - Вот кому я могу зарядить по кокошнику, да с двух ног сразу!
        Бить наркоторговца Сеткина Сучок не боялся, потому что это ведь пожелтевший артист Канатов попросил ему привет передать. Стало быть, и все претензии к азиатскому артисту, а не к нему.
        Сучок шел между рядами массажных кресел.
        «Где ж этот драный Сеткин?» - волновался он.
        Подросток осматривал кресло за креслом. Все они были неподвижны, но откуда-то доносилось тихое урчание крошечных электромоторов.
        «Черт. Понатыкали тут кресел. А на кой хрен их столько надо, если ни в одном даже самого отстойного Сеткина не видно?» - Сучок со злостью пнул одно из кресел.
        Итут из темноты чей-то тихий вкрадчивый голос сказал:
        - Добрый вечер!
        Итут же Сучок услышал какие-то звуки, точно кто-то облизывался и причмокивал губами.
        - Твою же мать! - вскрикнул подросток. - Я чуть кирпичей не наложил!
        Он подошел к тихо вибрирующему креслу, в котором виднелся силуэт, подобный медвежьему.
        - Сеткин, ты что ли? - спросил Сучок.
        Ив одну секунду передумала целую кучу мыслей:
        «Чего это Сеткин такой огромный стал? В натуре горилла. Стремно такого по яйцам бить. Может, не бить? Или не по яйцам? Или, хотя бы, не с двух ног? Ваще полный отстой».
        Сучок готов был послать все к чертям. От большого количества мыслей голова его жестоко разболелась.
        - Наконец-то ты пришел, сладенький, - сказало странное существо. - Ямечтал о нашей встречи, ангелочек.
        - Э, дядя, ты чего гонишь?Какой я тебе в жопу сладенький? - промолвил Сучок дрогнувшим голосом.
        - Яне встану с кресла. Пока что. Утром закончится мой курс лечения, и меня выпишут.
        Иопять послышались жуткие чавкающие и чмокающие звуки.
        - Подойди же ко мне, дивное дитя.
        Сучок подошел. Страшное круглое лицо смотрело на него. Больше всего человек походил на огромный кусок зефира. В вибрирующем кресле его бледное безволосое тело сотрясалось, как студень.
        Желудок Сучка свела жестокая судорога, но он сумел подавить рвотные позывы.
        - Ты боишься меня, малыш… Япотерял сексуальную привлекательность. Не бойся! Подойди… Ты такой стройный, худенький, молодой, свежий и сладкий. Утебя такое смазливое личико… Ты ведь еще не достиг совершеннолетия, котеночек?
        Он говорил с трудом. Ему мешали слюни - хоть человек и сглатывал их ежесекундно, они вновь моментально заполняли его рот.
        - Я сейчас… сейчас… вот-вот… о… совсем скоро… - бормотал он, дрожа и извиваясь в кресле. - Стой вот так… да… о, как хорошо…
        Человек просунул пухлую руку между своих ляжек. Он что-то искал в темноте. Раздался звук, как будто воздух выходил из воздушного шарика.
        - Уиииии! - пищал монстр. - Да! О, эта сладостная маленькая смерть!
        - Сеткин, ты это в натуре серьезно? Совсем охренел! - прыщи на щеках Сучка заалели от негодования. Он прыгнул на толстяка, обе его ноги увязли в желеобразной плоти существа.
        - Привет тебе от Канатова, мразь, - кое-как вырвавшись из плена жировых складок, сказал Сучок.
        Ответа не последовало.
        Сучок присмотрелся. Губы чудовища расплылись в блаженной улыбке, из уголка рта сочилась струйка слюны. Крошечные поросячьи глазки были зажмурены от наслаждения.
        - Вот дерьмо. Это ж ни разу не Сеткин! Чтоб ты сдох, извращенец чертов, - проворчал Сучок. На столике рядом с креслом подросток приметил пухлый бумажник. Сунув его в карман, он покинул процедурное помещение.
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        НАРКОТОРГОВЕЦ СЕТКИН
        ГЛАВА XI
        КУХОННЫЙ КРАХ
        Мануальный терапевт Эдуард, с которым мы познакомились еще в четвертой главе и снова встретились только в десятой главе, проснулся от шума, издаваемого пациентом.
        Тот громко урчал, чмокал, чавкал, рычал и стонал.
        - Ох!Эти звуки не к добру, - забеспокоился массажист. Он поднял тревогу. Через минуту сбежались санитары и крепкие мед-братья.
        Все вместе, раздирая сумрак фонариками, они вошли в процедурную комнату.
        Но ничего подозрительного среди массажных кресел не обнаружилось. Пациент успел заснуть. Все было в порядке.
        - Ну и зачем ты, Эдик, поднял нас среди ночи? - с недовольством спросил старший санитар.
        - Тут творилось нечто странное и, к тому же, подозрительное, - неуверенно ответил массажист.
        - Давай, буди своего пациента. Послушаем, что он нам расскажет.
        - Может, не надо будить, а? Вдруг ложная тревога, - Эдуард колебался.
        - Буди, Эдик, буди. Если окажется, что мы сюда просто так прибежали, мы тебя на самое большое массажное кресло натянем и самый мощный режим вибрации включим.
        - Александр Иванович, - позвал он тихо. - Саша, Сашенька!
        Санитары и медбратья прыснули со смеху.
        - Ничего смешного. Сашенька любит ласковое обращение. Санечка! Сашуля! Кто у нас хороший пациентик? Кто сейчас откроет свои ясные глазки и расскажет нам, что тут произошло?
        Александр Иванович разлепил глаза и зачавкал губами.
        - О, какие сладенькие ангелочки, - пролепетал он. Огромная туша всколыхнулась в кресле.
        - Сашенька, ну что ты. Ты же ведь еще вчера был почти что здоров! - ужаснулся мануальный терапевт.
        - Идите ко мне, деточки, - казалось невероятным, но Александр Иванович смог встать с кресла. Вытянув вперед руки с коротенькими шевелящимися пальцами-сардельками, он наступал на съежившихся медицинских работников.
        - Вы уже достигли совершеннолетия? - пуская пузыри, с жуткими завываниями стонал Александр Иванович. - Ну да не беда, ребятишечки. Все равно полюблю вас, сдобненькие мои. Всех до единого полюблю.
        - Бежим! - выдохнул Эдуард, вмиг став белым, как мел.
        Он пулей выскочил из процедурной комнаты, а следом за ним и санитары с медбратьями обратились в бегство. Когда Александр Иванович остался в помещении один, массажист трясущимися руками запер комнату на ключ.
        - Рецидив. Господи, какой ужасный рецидив, - спрятав лицо в ладонях, бормотал Эдуард. Из-за запертой двери доносились грохот и треск.
        - Ты, Эдик, это, держись тут, - коллеги похлопали мануального терапевта по плечу и покинули кабинет.
        На рассвете Александр Иванович, сломав столько кресел, сколько хотел, утихомирился и снова уснул. Вмассажном кабинете тревога улеглась. Зато во дворце началось волнение.
        Три Толстушки получили неприятные известия:
        «Вгороде беспорядки. Узнав, что лимузинов им не достанется, мятежники объявили голодовку. Некоторые из них даже пообещали публично покончить с собой».
        «Артист Канатов, строжайше соблюдая режим секретности, анонсировал лучшее шоу всех времен и народов. «Всем снесет башню нахрен, никто не уйдет живым или разочарованным мать его!» - сообщалось в тайном пресс-релизе».
        «Народ требует включить в меню бесплатных продовольственных раздач текиллу и курительные смеси».
        «Целые кварталы протестуют против ввода спортивной повинности».
        «Международная общественность сомневается, что в государстве Трех Толстушек в полной мере соблюдаются конституционные права человека».
        По обыкновению, от новостей Три Толстушки очень огорчились.
        - Это невыносимо! - жаловалась Любовь. - Яне могу… Это выше меня… Ах, ах! Я так хочу, чтобы подданные нас любили, а они занимаются бог знает чем… У них совершенно не остается времени на любовь!
        - По крайней мере, граждане надеются, что их протесты дадут результаты, и жизнь станет лучше, - сказала Надежда. - Но ты права, нужно как-то увеличить нашим подданным количество свободного времени.
        - Да-да! Точно! - воскликнула Вера. - И у меня есть идеи, как это сделать!
        Детально обсудив все возможные варианты улучшения жизни граждан и высвобождения их времени, Три Толстушки решили следующее:
        - Увеличить количество часов в сутках до 30, а количество минут в часе - до 100.
        - Понедельник, вторник, четверг и пятницу сделать выходными днями.
        - Запретить дорожные пробки! В них люди тратят слишком много времени. Чтобы пробок гарантированно не возникало, заодно запретить пользоваться автомобилями без уважительной причины. В случае наличия уважительной причины, автолюбитель должен не менее чем за три недели до момента планируемой поездки в письменной форме подать прошение. Если прошение будет обоснованным, гражданин получит официальное разрешение, и сможет беспрепятственно пользоваться автомобилем в течение временного периода, указанного в прошении.
        - Девочки, мы молодцы! Я горжусь нами! - захлопала в ладоши Люба. - Никто не заботится о своих подданных лучше нас!
        - Думаю, мы заслужили улучшения и наших собственных жизней, - сказала Вера.
        - Предлагаю вам в награду побаловать себя танцами, - сказала Лучшая Подружка Трех Толстушек.
        - Танцы! Танцы! Да, конечно, танцы. Ты совершенно права, Лучшая Подружка! Это наилучшее развлечение, - обрадовалась Надя.
        - Не будем терять ни минуты, скорее пригласим инструктора школы танцев на шесте. Он научит вас красивым движениям, модным в этом сезоне, - улыбнулась Лучшая Подружка.
        Тем временем ситуация в массажном кабинете снова накалилась. Дверь процедурного помещения №2, расположенного напротив первой комнаты, в которой спал утомившийся Александр Иванович, шумно распахнулась.
        - Черт! Псих ненормальный! Отвянь от меня, козлина! Это все Канатов, я ваще типа не при делах! - из комнаты №2 выскочил перепуганный подросток.
        В дверном проеме показался человек. Одной рукой он держался за собственную промежность, а в другой сжимал поводок с йоркширским терьером. Крошечная собачка с глупой мордочкой и бантиком на голове крутилась вокруг своей оси, прыгала, визжала и показывала маленький малиновый язычок.
        - Сука! - выпученные глаза человека вращались с таким бешенством, что было невозможно понять, смотрит ли он на подростка, или на собачку.
        - Сеткин! - строго сказал мануальный терапевт Эдуард. - Ты почему лечебный режим нарушаешь? Тебе еще сутки в массажном кресле сидеть полагается. И посетителей принимать можно только после обеда. И еще - немедленно отпусти Тотошку.
        - Сука! - снова взревел Сеткин. Он пнул собачку, и та, просвистев над головой подростка, долетела до массажиста и вцепилась зубками в его нос.
        - Ну все, с меня хватит! - Эдуард оторвал зверька от своего носа и загородил собой выход. - Я долго терпел твои выходки. Страдал, мучился, даже дома не ночевал - все твой покой берег. Чаша моего терпения переполнена. Впредь массируй себя сам, и режим работы массажного кресла тоже сам выбирай. Я умываю руки! Тотошка, мы уходим отсюда навсегда.
        - Я ж тебя уже расхерачил ко всем херам на хер, кукла чертова, - не обращая на массажиста ни малейшего внимания, Сеткин кричал на Сучка. - Так какого ты хера, а?
        - Сеткин! Мы с Тотошкой уходим и больше никогда не вернемся. Слышал?
        - Я ж тебя вот этим вот самым по самое вот это на глазах у Соньки, а ты опять! - Сеткин наступал на подростка, потрясая кулаком, прижатым к паху.
        - Никогда-никогда, даже если ты будешь умолять, валяться у нас с Тотошкой в ногах и плакать. Понял? И вообще, я теперь с Александром Ивановичем дружить буду, - прикрывая порозовевшие от слез глаза ладонью, массажист Эдуард с собачкой скрылся за дверью процедурной комнаты №1.
        Теперь, когда проход был свободен, Сучок метнулся к нему. Он выскочил из кабинета и помчался прочь. Наркоторговец погнался за ним, крича:
        - Человек-пицца, слева заходи! Заяц, давай справа! И за жопу, за жопу его кусай!
        Они бежали через Дворец, переворачивая вазоны с цветами, роняя изящные скульптуры и сшибая с ног придворных.
        Наконец, запыхавшийся Сучок оказался в помещении, где витали ароматы овощей, фруктов и специй. Это была та же кухня, в окно которой недавно влетел продавец веселящего газа.
        За спиной Сучка слышался приближающийся хрип наркоторговца. Подросток огляделся и понял, что попал в ловушку - другого выхода с кухни не было.
        Здесь, несмотря на ранний час, кипела работа. Повара готовили витаминизированные легкоусвояемые блюда. Посреди кухни стояла огромная пароварка. Белый пар заволок все.
        Сквозь пар и суматоху, кухонные мастера увидели страшную картину.
        - Руки вверх!Типа живо и все такое! - визжал Сучок. - Я чертов киборг-бутерброд-убийца из параллельного будущего! В мои пальцы вмонтированы пушки! В глазах лазеры! В члене ваще гаубица! И я всем этим воспользуюсь, если будете дурить!
        Две дюжины белых рукавов, не дожидаясь более внушительного приглашения, взметнулись.
        - Если не хотите, чтобы я вас всех изрешетил, изжарил и взорвал ко всем чертям, атакуйте вон того чертового наркоторговца! Врежьте Сеткину по яйцам! И типа лучше с двух ног мочите!
        Едва Сучок умолк, в Сеткина полетели кастрюли, сковороды, ножи, вилки, половники, мешки с крупами, картофелины, пучки салата, тыквы, яблоки, ананасы и даже плоды экзотического фрукта дуриан. Трепеща перед расправой, обещанной андроидом наследницы Софьи, повара швыряли в наркоторговца все, что было под рукой.
        Это был разгром сверкающего стеклянного, медного, горячего и душистого мира кухни.
        Сеткин ревел, как раненный бронтозавр. Он неуклюже отбивался от летящих в него продуктов и утвари, опрокидывал столы и стулья, бил, пинал и кусал поваров, которые имели неосторожность подойти к нему слишком близко.
        Стекла разлетались во все стороны и бились со звоном и громом; рассыпанная мука вертелась столбом, как самум в Сахаре; поднялся вихрь миндаля, изюма, черешен; диетический заменитель сахара хлестал с полок с грохотом водопада; наводнение обезжиренных йогуртов поднялось на полметра; брызгала вода, катились фрукты, рушились медные башни кастрюль. Все стало кверху дном. Вот так бывает иногда во сне, когда снится сон и знаешь, что это сон, и поэтому можно делать все, что захочешь, но выходит только полнейший хаос. Если, конечно, сон - не эротическая фантазия.
        - Зашкварьте его! - кричал Сучок. - Зашкварьте наглухо! Или я вас всех зашкварю!
        Силы были неравны. Наркоторговец явно проигрывал битву. Едва ли он что-то соображал, но слабый, задушенный и ранее невостребованный инстинкт самосохранения каким-то образом умудрился взять контроль над телом Сеткина. Под руководством инстинкта наркоторговец опрокинул гигантскую пароварку и обварил сразу трех поваров. Вся кухня погрузилась в пелену непроглядного жаркого тумана. Сеткин же, пользуясь покровом пара, влез в большую кастрюлю, не забыв при этом опустить крышку.
        Едва пар немного рассеялся, в кухню ворвался йоркширский терьер. Он подбежал к кастрюле, где спрятался Сеткин, и звонко затявкал.
        - Тотошка! Тотошка! Где ты? - доносились крики Эдуарда. - Вернись ко мне! Сеткин тебя не любит!
        Продолжая тявкать, Тотошка скреб лапой сияющий бок кастрюли.
        - Походу, Сеткин в этой кастрюле, - сказал Сучок поварам. - Ну чо, ребзя, сварите его что ли.
        - В этой кастрюле нет никакого Сеткина, - сказал наркоторговец из кастрюли.
        - А типа кто тогда говорит?
        - Человек-пицца и двухголовый заяц. А Сеткина тут нет, и никогда не было.
        - Ладно, хрен с тобой, - Сучок подумал, что наркоторговец вроде как друг артиста Канатова. И Канатов просил только привет ему передать, а не варить в кастрюле. Вдруг вареный наркоторговец выбесит артиста, а люлей опять Сучку ни за что ни про что получать придется. Злить отмороженного на всю голову Канатова совершенно не хотелось. - Типа отбой, пацаны. Просто подержите его в кастрюле часок-другой или типа того.
        - И вы нас не зашкварите, многоуважаемый андроид наследницы Софьи? - спросил главный повар.
        - Да не, походу. Живите пока, - Сучок широко зевнул. - Только это, я тут мальца заблудился во Дворце этом вашем отстойном. Навигатор короче барахлит.
        - Конечно-конечно, я лично провожу вас к нашей всеми любимой наследнице Софье. Для меня это великая честь. Можно сказать, что сегодня счастливейший день в моей жизни. Разве мог я вообразить, что на мою скромную кухню низойдет такое счастье - визит самого высокотехнологичного представителя обладателей искусственного интеллекта, - подобострастно кланяясь, говорил главный повар.
        - Э, слышь, диалект искусственный, захлопнись. В тишине прогуляемся.
        ГЛАВА XII
        ИНСТРУКТОР ТАНЦЕВ РАЗДВИНОГ
        Что случилось с так и неразоблаченным киборгом дальше, пока неизвестно. Кроме того, мы воздержимся пока что и от прочих объяснений, а именно: вкаких отношениях состояли массажист Эдуард, наркоторговец Сеткин и йоркширский терьер Тотошка; каким образом Сучок догадался заглянуть в процедурную комнату №2 и за каким занятием он застал Сеткина; что это был за чудовищный Александр Иванович, и что было в его бумажнике, которому Сучок так ловко приделал ноги…
        Все разъяснится в свое время. То есть, существует вероятность, что разъяснится. Уверяю вас, что никаких чудес не происходило, а все совершалось, как говорят ученые, по железным законам логики. Хотя, может быть, и не все. В конце концов, авторский произвол никто не отменял. Книгу написать - это вам не поле переплюнуть. И если не нравится эта книга, будьте любезны, напишите свою собственную и целуйтесь с ней до пенсии. А я, с вашего позволения, хоть и нуждаюсь в этом позволении не более чем в геморрое, продолжу увлекательнейшее повествование.
        Итак,сейчас утро. Как раз к этому утру удивительно похорошела природа. Даже у одной старой девы, имевшей выразительную наружность козы, перестало болеть вымя, нывшее у нее с детства, бородка стала выглядеть мягкой и шелковистой, рога не чесались, да и грибковый зуд копыт умерился. Такой целебный был воздух в это утро, словно кто-то добрый щедро подпустил в него веселящего газа. Деревья не шумели, а пели чернокожими голосами зажигательный госпел, вскидывая в благоговении ладони листьев к небу.
        Втакое утро танцевать хочется не только деревьям, но и вообще всякому. Поэтому не удивительно, что студия инструктора танцев Раздвинога была переполнена.
        На трезвую голову, конечно, не потанцуешь. Но мало кто в городе мог пожаловаться на излишнюю трезвость. Дерзкий ром, душевная водка, задорные косячки, волшебные грибочки, праздничные дорожки и радужные пилюльки внушали оптимизм. Даже те граждане, которые в бесконечном алкогольном и наркотическом угаре довели себя до предсмертного состояния, были преисполнены веселой злобой и беспричинной залихватской агрессией. Все знали, что артист Канатов готовит представление, обещающее быть чудовищным и абсолютно невыносимым. Ни для кого уже не было секретом, что наркоторговец Сеткин едва ли сдержит слово и обеспечит всех бесплатным кайфом. Все слышали вой обиженных мятежников, оставшихся без обещанных лимузинов. И на все это людям было плевать. Просто воздух и химический коктейль в их крови требовал движняка. Яростно кричать, бить, крушить или, хотя бы, танцевать.
        - Я подумывала сама стать мятежницей, - говорила фонарному столбу хорошенькая, но укуренная в хлам барышня. - Но какой в этом смысл, брат? Лимузинов нет. Их не существует.
        - Все ложь, кроме саморазвития, сестренка, - отвечал тощий зеленый юноша с сальными волосами, заплетенными в жидкую косичку. Он решил, что барышня обращается к нему. - Как на счет того, чтобы познать глубины внутреннего космоса через путешествие на моей ракете тантрического секса?
        - Предупреждаю. Я откушу тебе голову, говорящий богомол. И яйца, - барышня бросилась на столб, но промахнулась, и повисла на юноше. - Только сначала танцы.
        - Танец - это первозданный язык тела, - зеленый юноша с языком поцеловал барышню, и пара устремилась к студии Раздвинога.
        На дверях студии висела табличка с надписью:
        «Инструктор танцев на шесте Раздвиног. Учу не только танцам, но вообще красоте, стилю и жизненной философии. Я раздвину не только твои ноги, но и сознание.
        Оплата за десять сеансов вперед».
        В центре круглого зала с меховыми обоями и зеркальным потолком, на высокой золотой сцене, украшенной стразами, Раздвиног преподавал свое искусство.
        Обычно, сам инструктор извивался вокруг шеста. Он наматывался на него, как проворная анаконда, напрыгивал, как саранча, резал ногами, как ножницами, терся о шест, как сексуально обеспокоенная кошка, лизал блестящий металл, как сладчайший леденец. При этом Раздвиног ежесекундно закатывал глазки, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркалах потолка, убедиться в собственной безупречности и испытать прилив сексуального возбуждения.
        Однако этим утром Раздвиног был далек от совершенства. Источая ароматы немытого тела и разложения, в тех же лохмотьях, в каких его видели доктор Гаспарян и Сучок, инструктор стоял на сцене на четвереньках. Разрушенными зубами он грыз шест. Рядом с Раздвиногом сочился гидравлической жидкостью мешок с мощами истинного андроида наследницы Софьи.
        Зал вокруг сцены был утыкан шестами, возле которых шевелились ученики и ученицы. Одни качали головами и повиливали бедрами, другие ходили по кругу, держась за шест руками, третьи пытались раздеться под музыку, а четвертые были очень активны - они тряслись и дергались, словно в припадке. Многие дремали, а несколько особо усердных и внимательных учеников встали на четвереньки и клацали зубами, более-менее похоже повторяя движения инструктора.
        Ах, если бы Сучок посмотрел на эти танцы, вот бы он смеялся, показывая пальцем и повторяя: «Типа прикольно! Ваще дебилы»! Даже тогда, когда он смеялся, исторгая жуткие звуки и конвульсивно содрогаясь, подросток выглядел эталоном изящества в сравнении с этими танцорами.
        Психоделическое безвременье, царившее в школе танцев на шесте и существенно усугубленное плачевным видом Раздвинога, оборвал фирменный голос капитана Конского.
        - Господа, дамы, почтенный мастер Раздвиног, прошу минутку вашего бесценного времени, - сказал Конский. Первое же слово этой фразы взорвало динамики и заставило умолкнуть музыку. Из учеников устояли только те, которые держались за шесты, и находящиеся на четвереньках.
        - Три Толстушки просили передать вам приглашение посетить их с дружеским визитом. Они верят и надеются, что вы сумеете найти в своем плотном графике несколько часов, чтобы погостить во Дворце. Вы можете выбрать любой удобный для вас день и час, - продолжил Конский нарочито негромко. - Смею предположить, что наиболее удачный момент для вас - это сегодня и сейчас. Вы же не станете возражать, мастер Раздвиног?
        Инструктор танцев не возражал. Он таращил на капитана свой единственный глаз с любопытством, присущим гориллам, ковыряющимся в собственных экскрементах. На губах Раздвинога пенилась розовая слюна. Он скрежетал осколками зубов, по-кроличьи шевелил носом, барабанил по сцене и шесту пальцами рук и ног, но ни в коем случае не возражал.
        Через пять минут инструктора школы танцев на шесте Раздвинога, прижимающего к израненной груди мешок с металлоломом, везли во Дворец Трех Толстушек. Сидящий с ним рядом в салоне лимузина капитан Конский брезгливо щурился и прикрывал рот и нос шелковым платком с красивой вышивкой.
        - Что-то ты, братец, как будто заветрелся и закис, как несвежий бутерброд, - сказал капитан Раздвиногу. - Неужто у тебя или твоих сладеньких дружочков, с которыми ты коротаешь темненькие ночки, не водятся диковинные звери, имена которым душ и свежее бельишко?
        Челюсти инструктора танцев скрипнули и хрустнули, муть с его глаза сплыла, как облачко, подгоняемое ветром. Он выхватил из кармана капитана стильный блокнот в черной кожаной обложке и с золотой перьевой ручкой, расположенной в специальном кожаном кольце-фиксаторе, аккуратно пристроченном к блокноту.
        «Ты охренел? - дрожащей от гнева рукой написал Раздвиног в блокноте, разумеется, девственно чистом. - Ты видел, что со мной вытворил этот ублюдок?!»
        - Ну же, дружочек, мне, конечно, ужасно любопытно. Но лучше бы ты просто помылся и переоделся.
        «Я мог бы стать хорошим персонажем ооо я был рожден чтобы стать хорошим персонажем но нет!!! - строчил Раздвиног. - Я мог бы быть бетменом гораздо лучше чем все другие бетмены потому что бетмен-инструктор школы танцев на шесте это хотя бы не такая тупость как бетмен-филантроп-миллионер которого никто не узнает а он бетмен! Но нет я стал самымсамымсамым опущенным персонажем этой сраной книжки! Я в полном дерьме я не хочу больше играть в это я нетнетнетнетнетНЕЕЕТ!!!»
        - Хватит, успокойся, - Конский огляделся, будто кто-то мог следить за ними. - Не так уж сильно тебе досталось. Женщину-ниндзя вот вообще убили доктором Гаспаряном по голове.
        «Да уж лучше бы я сдох нахер ко всем херам это невыносимо меня выставили педрилой и заставляли нести полную пургу мне в жопу засадили ботинок размером с крокодила меня отдали на растерзанье маньяку и оставили в живых сумасшедшим одноглазым беззубым безумным с отрезанным языком и еще и обосравшимся в собственные штаны не менее семи раз ооооо лучше бы я сдох!»
        - Так, прекрати жаловаться, - капитан Конский повысил голос до той частоты, на которой он начинает причинять боль. - Тебе еще во Дворце сцену отыграть, а потом свободен - подыхай, сколько влезет, бетмен хренов.
        «Ты не понимаешь дурак дурак дурак думаешь будто у тебя роль хорошая капитан Конский а ты на самом деле тоже здесь плесень говна кусок ничего не решаешь шестерка дрянь дерьмо ненави…»
        Дописать Раздвиног не успел, потому что капитан Конский вырвал блокнот и ручку из его растерзанных рук.
        - У меня хоть язык есть, шваль. И я не хочу его лишиться из-за тебя или подобных тебе персонажей, недовольных решениями автора, - прошипел Конский, и добавил громко. - Наш автор - гений, самый человечный человек и вообще поистине божественная сущность! Если бы не он, я бы тебя нахуй послал! То есть… нахер. Да, автор говорит, что… Это негативно влияет на продвижение книг и… О! Смотрите, как высоко взошло солнце!
        Спасибо, Конский! То есть… солнце влезло действительно высоко.
        На самом деле Раздвиног был очень доволен и даже счастлив, что его вызвали во Дворец почетным гостем. Он любил Трех Толстушек за то, что те любили всех своих подданных, включая и его. Пока в жизнь Раздвинога не вмешался автор, все шло очень даже неплохо. Более того - все было просто офигенно. Раздвиног, конечно, предпочел бы другой термин, но на продвижение книги это повлияло бы крайне негативно.
        «Всамом деле, - рассуждал он, - я немного разнервничался из-за Конского. А ему повезло не больше чем мне - капитан не учит танцевать на шесте. Он всегда занят работой, только и делает, что словами ранит людей. То ли дело Три Толстушки - они не станут отбирать блокнот и они… они меня выслушают… ооо… они же такие же персонажи, как и я это бессмысленный фарс дайте мне умерь прошу прошу прошу просто умереть умоляю».
        Как видите, Раздвиног был не глуп по-своему, но по-нашему - глуп, или наоборот - с изувеченными безумцами никогда нет никакой ясности.
        «Дурак этот Сучок! - удивлялся он, вспоминая малолетнего гаденыша. - Зачем он кривит рожу и говорит «все отстой», когда каждый из нас хотел бы оказаться на его месте. Даже Конский хотел, хоть этот цепной пес никогда не признается - «слава автору! Гип-гип ура!» - да, так мы и поверили. Но маньяк… господи, это ведь правда было СЛИШКОМ! И, к тому же, совершенно неоправданно! Никто даже не увидел, как я страдаю…».
        Должно быть, еще больше удивился бы Раздвиног, если б узнал, что этот маленький засранец Сучок - сын наркоторговца Сеткина. Тогда он, возможно, пересмотрел бы величину собственного унижения достопочтенным и весьма гениальным автором. Ведь женщина-тень не только погибла, но и от чистого сердца отдала цветок своей девственности наркоторговцу Сеткину, которому была верна всю жизнь и чьего сына растила в любви безо всякой взаимности.
        Не считая демарша Раздвинога, происшествия в пути были довольно странные. Постоянно вдалеке хлопали аплодисменты и взрывы салютом. Кучки восторженных людей толпились у пивных ларьков - «К черту хмурого! Выпью пива! Хочу запомнить этот день!». Иногда через улицу перебегали два-три алкоголика или наркомана, держа в руках цветочные букеты… Владельцам бутиков, казалось бы, только и торговать в такой чудный день, а они закрывали свои галереи и прижимали свои носы к панорамным окнам, выходящим на проспект. Разные голоса из квартала в квартал перекликались:
        - Канатов!
        - Канатов!
        - Он вконец охренел!
        - Но ТАКОГО мы еще не видели!
        Порой пролетал полицейский на служебном мотоцикле, стыдясь, что тот марки BMW, а у его друзей лишь «Явы», «Уралы» и «Ижи». Порой какой-нибудь толстяк, пыхтя, бежал в проулок, стремясь выпить двести граммов водки втайне от жены.
        Водном месте такие толстяки, вместо того чтобы мирно пить крепкие алкогольные напитки, совершенно неожиданно принялись хором петь одну из старых песен артиста Канатова и пускать при этом по кругу тугой дымный косяк.
        Раздвиног сперва подумал, что это выколачивают пыль из турецкого дивана, а потом понял, что автор вновь глумится над ним.
        - Какой нехилый день! Всех нахер да и в пень! Какой некислый я! И срать ваще на все! - пели люди.
        Спотыкнувшись на втором куплете песни, их голоса снова слились:
        - Канатов!
        - Чуваки, мать его, Канатов!
        Словом, была большая тревога, что Канатов - это полный отстой. Но ввоздухе отчетливо пахло канабисом, а больше того - человеческим праздником. Казалось невероятным, но выступление артиста Канатова объединило людей.
        И,наконец, случилось последнее происшествие.
        Мальчишки-дошколята, сбежавшие из домов, пока их родители предавались ощущениям от необычного дня, перекрыли дорого лимузину, везшему Раздвинога во Дворец.
        - Давите их нахрен! - крикнул инструктор танцев. Но из-за отсутствия языка все услышали только «Ахихе их храхрхххх!».
        - Действительно! Ах! Какие милые крохи! - сказал водитель лимузина, неверно истолковав звуки, издаваемые Раздвиногом. Автомобиль остановился.
        - Стой и не катайся! - сказал один из мальчиков. Голубые глаза его сверкнули гневом. -Где конфеты?
        - Ну, видишь ли, мой стоматолог не рекомендует есть сладкое. И мой диетолог с ним полностью согласен, - сказал водитель и рассмеялся собственной шутке, демонстируя белозубую улыбку. - Поэтому с конфетками у нас маленький ууупсик!
        Тогда голубоглазый мальчик вынул из внутреннего кармана курточки большой револьвер и сказал:
        - Тогда вам копец.
        Все малыши, окружившие лимузин, достали пистолеты.
        Шофер схватился за свое оружие - баллончик с перечным газом средней едкости. Пока он думал, имеется ли у него моральное право использовать газ против детей, пуля вошла в его левое ухо и вышла из правого тазобедренного сустава. Да, это была пуля со смещенным центром тяжести.
        Раздвиног лишился чувств. Но это, так как он был безумен, не помешало ему вылезти из лимузина и даже удивиться, что тот не был бронированным.
        Когда инструктор танцев очнулся - точно сказать нельзя, но, во всяком случае, уже после того, как бой между малышней и капитаном Конским окончился. Очевидно, победили первые. Раздвиног увидел около себя того самого Конского, и он был мертв.
        «Вот даже нельзя сказать, плевать мне или нет» - подумал Раздвиног.
        Но то, что он увидел через секунду, заставило его склониться к первому варианту.
        Мешок с трухой, бывшей некогда роботом наследницы Софьи, лежал на земле. Помимо подтеков гидравлической жидкости, он был весьма очевидно умащен мочой и фекалиями.
        Раздвиног смотрел на этот мешок и с горечью осознавал, что ничем от него не отличается. Он упал на колени и горько заплакал, моля незримого бога послать ему быструю и безболезненную смерть без дальнейших унижений.
        Инструктор школы танцев воздевал к голубому небу свои кулачки, похожие на черствые окровавленные булочки. Он не подозревал, что мальчишки, убившие шофера и капитана Конского, спасли его от ужасного конца. Благодаря им он избежал встречи с… Впрочем, какой именно встречи он избежал, станет ясно в свое время.
        Сейчас же украденный лимузин гнал вперед. Один из мальчиков давил на педаль газа, второй на тормоз, третий рулил, а карапуз, пользующийся наибольшем авторитетом, координировал их действия. Перед своим лицом он держал глаз, висящий на проводке.
        Встречные люди грозили кулаками и показывали средние пальцы лимузину вслед, или гибли под его колесами, или просто его не замечали. Город жил своей жизнью. Но никто не заметил голубого глаза в руках маленького пассажира. Его просто не было видно - настолько был мал этот маленький пассажир…
        ГЛАВА XIII
        ПОЛНЫЙ ОТСТОЙ
        Любите ли вы путешествия во времени? Только что мы описывали утро с его необычайными происшествиями, а сейчас повернем обратно и будем описывать ночь, которая предшествовала этому утру и была, как вы уже знаете, полна не менее удивительными происшествиями.
        Но для начала давайте еще разок проверим вашу многострадальную память. Чтобы делать это было не скучно, устроим небольшую викторину с призами. Возьмите бутылочку любимого напитка или коробку дорогих и вкусных конфет, чтобы вознаграждать себя за ответы.
        Первый вопрос. Что случилось с наркоторговцем Сеткиным в эту ночь?
        Вариант А. Из-за удара в пах он отказался от употребления наркотиков и алкоголя.
        Вариант Б. Сидя в кастрюле, он признал иллюзорность человека-пиццы и двухголового зайца.
        Вариант Б2. С Сеткиным ничего не случилось, зато сам он явно с кем-то случался.
        Тяжелый выбор? Что ж, никто не обещал, что будет легко. Тем не менее, прошу вас потерпеть. Осталось совсем чуть-чуть.
        Итак, второй и последний вопрос нашей викторины. Какое действующее (или недействующее) лицо этой книги полюбилось вам больше всего и почему?
        Напишите, а лучше нарисуйте ответ прямо тут.
        Так. Теперь переходим к процедуре награждения. За каждый ответ налейте себе столько рюмочек любимого напитка и возьмите из коробки столько дорогих и вкусных конфет, сколько вам хочется. Мои поздравления победителям!
        Пока вы наслаждаетесь заслуженными призами, я, как и обещал, увлеку вас в головокружительное путешествие назад во времени - в ту давнюю пору, когда на Земле царила Ночь!
        Вэту ночь наркоторговец Сеткин угодил в кастрюлю. В эту же ночь Сучок заблудился и, благодаря этому, сумел выполнить поручение артиста Канатова и передать от него привет своему собственному отцу.
        Кроме того, в эту ночь три человека с фонарями вошли в спальню наследницы Софьи.
        Это происходило приблизительно через сорок одну минуту после того, как Сучок наткнулся на ужаснейшего Александра Ивановича и принял его за слегка поправившегося Сеткина.
        Вспальне было темно. Девочка крепко спала, храпя и дыша всей грудью так, что дрожала люстра и трепетали шторы на окнах.
        Свет фонарей узкими клиньями резал мглу, но не слишком помогал незваным гостям. Что они делали, неизвестно. Их шепот чередовался со звуками глухих ударов, сдавленными вскриками, проклятьями, треском ломающейся мебели и звоном разбитого стекла. Очевидно, трое вошедших к наследнице имели какое-то право хозяйничать в ее спальне, однако стеснялись зажечь люстру.
        Три фигуры, наконец, подошли к кровати Софьи.
        - Есть? - раздался шепот.
        - Спит, - ответил другой.
        - Тссс… - зашипел третий, шаря руками по одеялу. - Хм, что это тут торчит прямо посередине?
        - Колено?
        - Меньше.
        - Палец?
        - Больше.
        - Нос?
        - Да какой к чертям нос? Я же говорю - посередине!
        - Не смей орать на меня! Нос находится посередине лица, а ты не уточнял, посередине чего у тебя там что-то торчит. Если не нос, то, может быть, это ручка кресла или, что скорее всего, черенок лопаты. И вообще я не нанимался шарады разгадывать.
        - Черенок лопаты, да? Ты это серьезно? Господи, дай мне сил не прикончить это безмозглое создание прямо здесь и сейчас.
        - Да уж, не надо отступать от плана. Наследницу убивать мы не планировали. Будет крайне неразумно прикончить ее в свете данного обстоятельства.
        - И ты туда же? О божечки, как же я вас обоих ненавижу… Ладно, приступим. У кого из вас шприц?
        - У меня.
        - И у меня.
        - Надо же, какой приятный сюрприз. Давайте, вкалывайте. Ай! Придурки! Нахрена в меня-то транквилизатор колоть! Я вас, ублю… - голос оборвался. Его обладатель рухнул на пол рядом с кроватью.
        - Ты специально его уколол? - спросил первый.
        - Ага. А то ишь, раскомандовался тут, жук навозный, - ответил второй. - Ты наследницу-то уколол?
        - Не. Я его уколол. Я думал, он себя уколоть просит.
        - Понятно… у тебя еще транквилизатор остался?
        - Нет.
        - Та же фигня. Что делать будем?
        - Давай сделаем вид, как будто все идет по плану, и мы ее укололи.
        - Идиотское предложение. Но, за неимение альтернативы, соглашусь.
        - Стало быть, готово.Теперь наследница будет спать три дня непробудным сном! - первый зловеще расхохотался. - Иона не будет знать, что стало с ее киборгом!Она проснется, когда уже все окончится. Никто не помешает нам совершить самое дерзкое…
        - Замолчи. Просто замолчи. Ладно? Очень тебя прошу. Не открывай рот, иначе… В общем, просто молчи и все.
        Незнакомцы ушли, прихватив с собой бесчувственного товарища, которому досталась двойная доза транквилизатора.
        Наследница Софья лежала в кружевах, под шелковыми покрывалами, сильная и мужественная. На огромных подушках покоилась ее голова с растрепанными золотыми волосами и волевой челюстью. Ее сон, в точности как ее же фаллос, был крепок безо всякой посторонней химии.
        Ачерез несколько часов наступило то прелестное утро, которое мы уже имели удовольствие описывать нашим читателям.
        Мы знаем, что произошло в это утро с инструктором танцев Раздвиногом, но нам гораздо интереснее узнать, что стало в это утро с Сучком. Ведь мы оставили его в компании главного повара! Кто знает, что за человек этот главный повар? Какие у него в голове мысли, какие планы и что он, в конце концов, скрывает? Или, правильнее будет спросить, кто скрывается за маской главного повара? Вопросы, вопросы, вопросы… Да, такие дела.
        А? Что? Вы еще здесь? Хотите получить ответы? Прекрасно. Сейчас я вам все расскажу. На самом деле повар был маньяком-убийцей - тем самым, который схватил инструктора танцев Раздвинога и привел его в весьма плачевное состояние. Правда ли это? Кто знает, все может быть. Также он был анархистом, чем привлек внимание Лучшей Подружки Трех Толстушек, и в результате они стали любовниками.
        После того, как доктор Гаспарян устроил во Дворце презентацию своего супер киборга, Лучшая Подружка отправилась на кухню и предалась страсти с главным поваром внутри большой кастрюли. Тогда же она сказала своему любовнику: «Если увидишь этого кукленочка отдельно от Соньки, приведи его ко мне. К Соньке же тем временем подошли своих поварят - пусть вколют ей транквилизатор, чтобы моему общению с кукленком никто не помешал. А взамен я устрою так, что того несчастного инструктора танцев, которого ты не успел замучить до смерти, доставят прямо во Дворец».
        Лучшая Подружка и главный повар оказались честными людьми и сделали все, чтобы в полной мере выполнить свои обязательства. Так Сучок, ведомый маньяком-кулинаром, оказался в спальне, но не наследницы Софьи, а Лучшей Подружки.
        - Ты куда меня привел, ушлепище? Сам что ли заблудился? - сказал подросток, оглядывая просторную комнату с кроватью, размеры которой вполне позволяли провести на ней футбольный матч. Стены украшали плакаты с мужчинами разной степени раздетости и полочки, уставленные искусными имитациями фаллосов всевозможных цветов и размеров. - На полках члены маршируют. Ваще отстой этот ваш Дворец, отвечаю.
        - О, какой развитый и дерзкий искусственный интеллект, - восхитилась Лучшая Подружка. Она лежала в кровати, но совершенно терялась на ее фоне.
        - Да в рот сто-пятьсот, опять искусанный котлет. Может хоть ты, шмара, знаешь, где тут наследница кантуется?
        - Я знаю все, как и полагается мне - Лучшей Во Всем, - Лучшая Подружка жестом отпустила главного повара, и приподнялась на локтях. Покрывало соскользнуло, и Сучку открылся вид на обнаженную грудь солидного номера.
        - Типа поздравляю, прикольные сиськи, - реакция молодого организма на демонстрацию гипертрофированных молочных желез была молниеносной и очевидной.
        - Что это у нас тут? Эрекция? Какая прелесть, - Лучшая Подружка захлопала в ладоши. Даже будучи во хмелю, она заметила, как легко и эффективно Гаспарян манипулировал Тремя Толстушками с помощью киборга. Тогда же у Лучшей Подружки родился план использовать любимца Софьи для достижения собственных целей.
        - Что и требовалось доказать - доктор Сержик надул Трех Лохушек, - сказала Лучшая Подружка. - Я сразу поняла, что ты обычный подросток. Но не бойся, малыш, я не выдам тебя. По крайней мере, пока. А ты в благодарность за мое благородство выполнишь несколько простеньких просьбочек. Договорились, щеночек?
        - Хреночек. В пень пошла со своими просьбочками-хреносьбочками. Выдавай - не выдавай, мне ваще тупо фиолетово. Я тут одну просьбочку выполнил - всего-то привет передал, так меня Сеткин чуть заживо не сожрал со всем дерьмом, - кажется невероятным, но эрекция не помешала Сучку возразить. Очевидно, где-то глубоко и в нем дремал инстинкт самосохранения.
        Такого ответа Лучшая Подружка никак не ожидала. Сперва она в сердцах метнула в Сучка большим силиконовым фаллосом фиолетового цвета, а потом задумалась, как же ей заставить подростка подчиниться.
        - Слышь, коза, харэ истерить, - Сучок потер ушибленный имитатором лоб. - Ты тут понтовалась, что типа все знаешь. Ну чо по факту - как мне до наследницы добраться?
        Лучшая Подружка спрыгнула с кровати, полностью открыв свою наготу. Лукаво поглядывая на Сучка, она подошла к стенному шкафу и распахнула дверцы: - Вот тут потайной ход прямо до спальни Софьи.
        - Типа прикольно, - не отрывая взгляда от всего, что находилось ниже шеи Лучшей Подружки, Сучок шагнул внутрь шкафа. Дверь за его спиной мгновенно захлопнулась, послышался щелчок замка. Разумеется, этот шкаф оказался ловушкой, а не секретным проходом.
        - Посидишь тут, гаденыш, пока не созреешь до сотрудничества! - Лучшая Подружка торжествующе и звонко шлепнула себя по наливной ягодице. - Можешь даже не пытаться вскрыть дверь - она как у сейфа. Свои драгоценные туфли я берегу так, как они того заслуживают.
        - Полный отстой, - вздохнул Сучок, окруженный в шкафу тремя тысячами двумястами тринадцатью пар туфель. Все туфли казались ему совершенно одинаковыми, скучными и отвратительными.
        Он думал так: «Наркоторговец Сеткин ваще слетел с катушек. Артист Канатов давно отморозился на оба полушария. Доктор Гаспарян кажись тоже не в себе. Толстушки даже тупо не толстые. Голая баба хранит в сейфе туфляки. Мир окончательно охренел. Я ваще тут типа лишний, никто мена тупо не понимает. Только Соня клевая. Ничо, я с ней еще позажигаю».
        Вто время когда Сучок размышлял таким образом, к дворцу прямиком из предыдущей главы мчался лимузин с бандой киндер-сюрпризов. Один из них, голубоглазый, как вы уже знаете, по дороге игрался с глазом андроида - диафрагма этого оптического прибора по-прежнему работала, и сужала зрачок, когда его подставляли под лучи света.
        Подъезжая к мосту, где стоял почетный караул - служить в караульной службе Трех Толстушек было очень почетно - туда выбирали только самых красивых молодых мужчин и давали им самую красивую форму, расшитую золотом и серебром, а по праздникам этих роскошных самцов одевали в… Простите, я немного увлекся. Итак, дети подъехали к мосту и, не снижая скорость, сшибли всех караульных, как кегли в кегельбане. Пожалуй, такого урона генофонду страны еще никто не наносил.
        - Должно быть, какое-нибудь очень важное донесение для Трех Толстушек. Моя жизнь была потрачена не зря, - подумал начальник караульной службы, смотря на свои раздробленные ноги и вывалившиеся кишки. Впрочем, вскорости думать об этом стало некому.
        Вэтот момент Сучок, уставший от размышлений, бездумно игрался с зажигалкой. Он плавил туфлям каблуки, и те капали пластиком на пол шкафа. Так себе развлечение, но лучше чем ничего.
        - Эй! Что ты там делаешь, уродец? - насторожилась Лучшая Подружка, почуяв запах гари.
        - Так, ничо, туфляки жгу, - равнодушно ответил Сучок.
        - Что… Как… МОЮ КОЛЛЕКЦИЮ?!!! - взвыла Лучшая Подружка. - Я убью тебя, тварь! На глазах Соньки и Трех Лохушек! Я эти туфли в тебя так затолкаю, что ты будешь молить, чтобы я сжалилась и отстрелила твою тупую башку!
        Дверца шкафа снова распахнулась. Сучок думал, что сейчас же даст бабе в нос, но при этом он забыл, что баба была голой. А когда он об этом вспомнил, было уже слишком поздно. Он, жадно глядя на все щедрые анатомические подробности Лучшей Подружки, безропотно позволил ей вытащить себя из шкафа за ухо. Вообще, когда она схватила его за ухо, ему невольно пришлось пригнуться, а от того угол обзора и открывающийся вид только улучшились.
        Шипя и ругаясь, Лучшая Подружка вела покорного Сучка за ухо по лабиринту коридоров. Она хотела публичного отмщения гибели самых близких и дорогих ей существ.
        Итут на голову Лучшей Подружки обрушился кулак, словно отлитый из стали. Она выпустила ухо Сучка, успевшее стать малиновым, и упала. Обернувшись, Сучок увидел Софью, грозно раздувавшую ноздри.
        - Детка это она сама первая ваще я тут ничего с ней такого тупо сердцем матери клянусь я типа тебя искал а тут вот, - бормотал подросток, прикрывая распухшее ухо ладонью.
        - Знаю, Сучок. Однажды я уже позволила убить тебя. И в тот же день поклялась, что больше не останусь в стороне, если тебе будет что-то угрожать, - выражение лица наследницы сменилось. - Я проснулась, не увидела тебя рядом, и сразу поняла, чьи это проделки. Лучшая Подружка плохая тетя. Я видела, как жадно она на тебя глазела. Она… она… бесстыжая!
        - Во-во, ваще пипец как глазела. А я на нее ваще ни-ни, ни одним глазком.
        - Я знаю, что ябедничать нехорошо. Но просто необходимо рассказать моим трем мамам, что у них Ужасная Подружка, - Софья схватила Сучка за руку так, что его суставы хрустнули, и потащила за собой в зал, где Три Толстушки обсуждали возможные варианты улучшения жизни в стране.
        - Привет, милая Сонечка. Ты чего-то хочешь, любимая? - сказала Люба, когда наследница решительно вошла в зал без стука и приглашений, да еще и с игрушкой в руке.
        Ответить Софья не успела - раздался шум такой силы, будто по Дворцу снова палили из пушек. Стена рассыпалась в прах, и весь зал утонул в пыли от известки, мрамора и кирпичей.
        Когда пыль осела, все увидели посреди зала расплющенный остов лимузина и четырех мальчиков возле него.
        - Боже, какой ужас! - воскликнула Люба. - Дети, как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?
        - Надеюсь, они находились в специальных детских креслах или хотя бы были пристегнуты ремнями безопасности, - пролепетала Надя.
        - О, да вы посмотрите на этих чудесных крох! Я уверена, с такими симпатягами ничего плохого просто не могло случиться! - сказала Вера.
        - Мы хотим конфет. И не пытайтесь нас дурачить. Мы не дурачки, - сказал главарь банды малолеток.
        - Ах, конфет! Конечно же! У нас полно леденцов без сахара и еще есть соевые батончики, - сказала Люба. - Я сейчас же попрошу принести…
        - Я больше не могу молчать! - в зал ворвался мануальный терапевт Эдуард с йоркширским терьером на руках. Он был очевидно пьян.
        - Тяф! Иррр-тяф-тяф! - вставил свою реплику Тотошка.
        - Что же беспокоит нашего прекрасного э… массажиста? И его очаровательного э… питомца? - спросила Надя.
        - Все медным тазом накрылось! Все! - всхлипывая кричал пьяный массажист. - Я лечил его, лечил как друга, как… как… как… кого-то, кто способен увидеть во враче нечто большее, чем говорящий рентгеновский аппарат. Да, Сеткин видел во мне человека. Он так и говорил мне: «Эдик, ты человек… Нет, Эдуард, ты - человечище! Давай-ка ширнемся по маленькому». А потом появилась эта шестеренка в тесте…
        - Что, простите? Шестеренка в тесте? Я, вероятно, ослышалась, - удивилась Вера.
        - Да вот этот вот робот, - массажист ткнул трясущимся пальцем в Сучка. - И весь мой труд рухнул. Он был уничтожен. Сеткин ушел от нас в… Надеюсь, что в лучший мир. Но он разбил сердце мне и Тотошке.
        - Тяф! Иррр-тяф-тяф! - охотно подтвердил Тотошка.
        - А робота надо сжечь! - ярился Эдуард. - Технический прогресс, тьфу - плевок против духовного развития. Он подменяет такие священные понятия, как дружба… Настоящая и искренняя мужская дружба, основанная на доверии. И без этих вот новомодных супер прочных презервативов!
        - Конфеты. Или мы стрельнем, - сказал авторитетный голубоглазый мальчик. По его кивку все члены банды вытащили свои пистолеты.
        - Подожди, деточка. Тут нам дядя что-то пытается рассказать. Вот бы еще понять, что именно, - сказала Люба.
        - Считать буду до трех, - надув щеки, сообщил мальчик. - Восемь.
        - В кабинете интенсивной терапии я всегда ставлю диктофон. Он записал все, что произошло в минувшую ночь с Сеткиным. О, этот проклятый андроид! Он ВСЕ РАЗРУШИЛ!!! - мануальный терапевт снова разрыдался. Он достал диктофон и нажал кнопку воспроизведения. - Вот! Вы все сами сейчас услышите!
        - Двенадцать, - сурово сказал мальчик. Никто не обратил на него внимания.
        Диктофон зашипел и начал выплевывать слова и целые фразы:
        « - Всех расхерачу к херам нахер! Всех! Да, пиццанутый, ты увидишь! А ты, зайчелло, во все четыре глаза будешь наблюдать!
        - Тяф! Иррр-тяф-тяф!
        - А тя ваще не спрашивают, клоп мохнатый! Я тобой же Эдика-педика нах расхерачу!
        - Мля! Ваще копец полный! Чуть жиденького не подпустил. Сеткин, ты ж сдох в соседней комнате! То есть, фак, туплю. Это не ты был походу, ага.
        - В соседней… А, Сан Ваныч, ага, чтоб он сдох… - Пацанчик, ты мне напоминаешь… Черт. Да я ж тебя насквозь оттрахал! Сонька еще ревела в три ручья!
        - Э, дядя, ты так не шути. Оке? Ваще на хи-хи не пробирает.
        - Я тебя трахал, пока ты на говно не развалился и черной жижей весь не облился…
        - Ты ваще чо в уши долбишься? Я тебе говорю, нюхать меньше надо.
        - Вот! Пока нюхал, глотал и кололся, все четенько было. А Эдик-педик… лечить он меня вздумал… Ага, до глюков на пустой желудок долечил. Ну, сука, не жить ему!
        - Оке, дядя. Ты давай тут, разруливай свои траблы. А я пошел. Хотя, погодь. Канатов тебе привет просил передать… Э-эх! С двух ног, ваще красава!
        - !!! Нахер по яйцам-то… Вот встану со сраного кресла Эдика-педика и УБЬЮ!!!»
        - Пять с плюсиком, - продолжал отсчет мальчик.
        - Слышали? «Эдик-педик»! Это робот спровоцировал Сеткина! Он меня раньше никогда так не называл! - массажист Эдуард рыдал.
        Когда диктофон воспроизвел последнюю фразу, негодование охватило Трех Толстушек.
        - Убить ни в чем не повинный шедевр технического прогресса - немыслимо! - ужаснулась Люба.
        - Наша девочка и так переживает. Ей нелегко приходится, а Сеткин опять за свое! - возмутилась Надя.
        - И вообще, при ребенке говорить, что Эдик… ну, вы понимаете! Это крайне предосудительно! - высказалась Вера.
        - Один, - сказал мальчик, прицеливаясь из пистолета то в одну, то в другую Толстушку.
        - Эдуард, мы крайне неприятно удивлены и расстроены вашим поведением, - Люба поджала губы. - Очевидно, у вас депрессия на фоне стресса. Поверьте, нам очень не хотелось бы принимать какие либо решения за вас, но в свете вашего нынешнего состояния иного выхода нет.
        - С этого момента вы отправляетесь в месячный оплачиваемый отпуск, - твердо произнесла Надя.
        - Настоятельно рекомендуем вам отдохнуть как следует, восстановить физические и душевные силы. После этого вы сможете вернуться к своим обязанностям мануального терапевта, - заключила Вера.
        - Вот вы как! Выбрасываете меня на помойку! Не позволю! - взвизгнул Эдуард. Он подскочил к голубоглазому мальчишке и вырвал пистолет из его рук через долю секунды после того, ребенок произнес: «Три».
        - Немедленно верните мне Сеткина! - массажист выстрелил в потолок.
        - Тяф! Иррр-тяф-тяф!
        - Вот вы где, паскуды! Праздники тут празднуете, а меня не зовете? - В зал ввалился избитый, исцарапанный, перепачканный, но все еще обдолбанный Сеткин, словно волшебник исполнил желание Эдуарда. Наркоторговец приблизился к вооруженным мальчишкам, отнял пистолеты у двух из них и тоже выстрелил в потолок. - Пора расхерачить тут все ко всем…
        - Измена! Бунт! Мятеж! Предательство! - хрип Сеткина перекрыла сирена голоса Лучшей Подружки Трех Толстушек. Размахивая опаленными туфлями и пистолетом, отобранным у последнего малыша, голая Подружка вопила: - Робот наследницы Софьи - фальшивка! Он обыкновенный подросток. Доктор Гаспарян подослал его, чтобы разрушить основы нашего государства. Я раскрыла его коварный план. В этой кризисной ситуации мне и только мне следует взять контроль в свои руки!
        - Доброго денечка всем присутствующим, - следом за Лучшей Подружкой возник доктор Серж Артурович Гаспарян. Он выглядел весьма довольным, спокойным и уверенным в себе. Этому способствовали легкий многозарядный пистолет-пулемет в его руке и бронежилет под парадным смокингом. - Приношу свои извинения за то, что явился без приглашения, но того потребовало мое чувство справедливости. Да, справедливости был нанесен существенный ущерб. Дело в том, что десятка автомобилей - несправедливо низкая цена за мои услуги. При ремонте киборга наследницы Софьи я разработал и внедрил более полусотни инновационных технологий, которые…
        - Заткнись, старый дурак, - перебил его Эдуард. - Сеткин, скажи, что мы друзья! Иначе я здесь же убью тебя, а потом себя и Тотошку!
        - В твоих мечтах, педик! А сейчас я расхерачу тут всех нахер ко всем херам! - Сеткин по-ковбойски крутанул пистолеты на указательных пальцах.
        - Я прострелю башку каждому, кто вздумает оспаривать справедливость казни лжеандроида и передачу легитимной власти в мои руки! - голос Лучшей Подружки сделался похожим на звук бензопилы.
        - Какое досадное недопонимание всей серьезности сложившейся ситуации, - доктор Гаспарян покачал головой. - Для начала прошу всех сложить оружие. Это в ваших же интересах. Уверяю, скорострельность моего пистолета-пулемета существенно превышает возможности ваших детских пугачей. Кроме того, система самонаведения, разработанная вашим покорным слугой, попросту не оставляет вам шансов.
        - Где наши конфеты? Так не честно! Я уже давно досчитал до трех!
        - Тяф! Иррр-тяф-тяф!
        - Соскучились, сявки мать вашу? - в зал через дырку, оставленную в стене лимузином, вбежал артист Канатов. Следом за ним хлынули люди. Их было множество. Голые, окровавленные, пьяные и обкуренные, оскаленные, хохочущие и рычащие… Это шли свидетели сегодняшнего выступления артиста Канатова. Все в зале смешалось. Полы, стены и мебель трещали под напором новоприбывших.
        Дворец утонул в шуме, гаме, собачьем лае, истеричных криках, пьяном пении, плаче и прочих звуках.
        Вдруг (это последнее «вдруг» внашем романе) над Дворцом в голубом небе разорвалась бомба. Все, кто был внутри, рухнули на пол, кроме Канатова. Голый желтый артист стоял посреди зала, держа в выставленной над головой руке пульт с мигающей красной лампочкой.
        - Как вам гребаный салют, мрази? - голос Канатова нарушил гулкую тишину, воцарившуюся после взрыва. - Я обещал вам лучшее шоу? Говорил, что это будет просто бомба? О, да! Это вы и получите. Чертово представление вы не сможете забыть, даже если захотите мать вашу. Первая гребаная бомба взорвалась в километре над Дворцом. Ничего так жахнула, да? Так давайте поаплодируем ее старшей сестренке! Она уже летит прямо сюда для взрывного финала моего шоу! Такого выступления не было ни у одного гребаного артиста во Вселенной! Потому что я единственный мать мою настоящий артист в этой гребаной Вселенной!
        Через секунду разорвалась вторая бомба. Горизонт, земля и небо утонули в ослепительной белой вспышке. На смену яркому свету пришла непроглядная мгла - город поглотил океан клубящейся пыли и дыма. Когда дым рассеялся, стало видно, что на том месте, где стоял Дворец, зияет выжженная воронка циклопических размеров. Правлению Трех Толстушек пришел полный и бесповоротный конец.
        ЭПИЛОГ
        Спустя год в одной маленькой стране, расположенной на острове в теплых водах океана, был шумный и веселый праздник. Отовсюду звучала музыка. Разряженный в пестрые одежды народ пел и танцевал на улицах.
        - Ваще не понимаю я этих обезьян. У них тут типа праздник, а они все тупо трезвые. Вон, даже за мусорным баком еще никто не насрал и не наблевал, - Сучок поглядывал на празднующих с открытой террасы пиццерии.
        - Сучок! Нельзя так говорить! Тем более за столом, и еще тем более - в обществе девочки! - щеки Любы вспыхнули от негодования.
        - Конечно, валяйте, затыкайте мне рот. Никто меня ваще не понимает, - проворчал подросток и впился зубами в большой кусок пиццы с четырьмя сортами мяса.
        - Вы несправедливы к Сучку. А у него, между прочим, очень богатый внутренний мир, - вступилась за него Софья. - И вообще, если бы я не послушала Сучка, а вы бы не послушали меня, то мы бы уже год как были бы мертвы.
        - Во-во, я сразу просек, что тухляк во Дворце полный. Ваще ловить нечего. Из таких голимых мест валить надо со скоростью поноса.
        - Дорогой наш Сучок, мы ни в коей мере не умаляем твоей заслуги. Ты действительно спас всех нас. Именно ты заметил между строк безопасный проход, ведущий к счастливому концу. Ты убедил Софью в своевременности бегства - это так. Никто не пытается отказать тебе в проявленном героизме, - сказала Вера. - Все, чего мы хотим, это чтобы ты соблюдал минимальные правила приличия и этикета.
        - Так, значит, и вас, куриц, спасай, и правила ваши дурацкие соблюдай? Вам типа и говна насыпь, и ложку выдай? Жирновато будет, - чавкая пиццей, проворчал Сучок.
        - Знаете, а я скучаю по Родине, - сменила тему Надя. - Как там наша страна, наши подданные? Очень уж хочется надеяться, что через годик-другой все успокоится, устроится как-нибудь, и мы сможем вернуться…
        Сучок поперхнулся. Откашлявшись, он просипел: - Ты в натуре серьезно или прикалываешься? В эту дырку от задницы возвращаться?
        - Вы как хотите, а мы с Сучком никуда возвращаться не станем, - заявила Софья. - Можно бесконечно перечислять причины, но главная из них в том, что на Родине нам с Сучком ни пожениться, ни обвенчаться не дадут.
        - Действительно, на счет Родины и целесообразности возвращения в ее лоно вопрос спорный, - согласилась Вера. - Но лично я, пожалуй, больше всего скучаю по языку. Родная речь - так хочется почаще слышать ее мощное и одновременно мелодичное звучание. Эх, вот бы встретить здесь, на другом краю земли соотечественников…
        Продавец веселящего газа, директор шоу, комик Продолголимонов и меткий стрелок из Испании, сидевшие за соседним столиком, обменялись многозначительными взглядами. Оставив официанту щедрые чаевые, не произнеся ни слова, они спешно покинули пиццерию.
        - Как видишь, дорогая, все твои соотечественники, имеющиеся в наличии, - это мы. Чтобы утолить жажду по великому и могучему языку можешь еще раз прочитать то письмо, - сказала Люба.
        Наши читатели помнят, как Сучок стащил пухлый бумажник, лежащий возле массажного кресла, в котором проходил лечение Александр Иванович. К сожалению Сучка, денег в бумажнике не оказалось, а распух он от клубных карт заведений с названиями вроде «Золотые дожди Вавилона», «Крепкие яички», «Детский садо-садик», «У госпожи Изиды», «Кнут & Плеточка» итак далее в том же духе. Кроме карточек внутри обнаружилось письмо.
        Вот что было написано в нем:
        «Нас было трое: яи мои родные братья - Семен Иванович по прозвищу Сеткин и Константин Иванович, более известный, как Канатов.
        Когда нам исполнилось семь лет, мы с братьями торжественно поклялись, что вырастем и будем верно служить Трем Толстушкам. Но вышло так, что Сеткин стал наркоторговцем, Канатов - артистом, а я, Александр Иванович, - придворным ученым. Я единственный не сбился с пути и не нарушил своей клятвы.
        Шли годы. У моих братьев родились дети. Не знаю, понял ли Сеткин, что стал отцом. Он был вечно под кайфом. В любом случае, появление на свет сына, названного Сучком, едва ли значило для него хоть что-то. Зато у мальчика была мать, способная позаботиться о нем.
        Судьба ребенка артиста Канатова оказалась еще сложнее. Канатов заявил, что слишком молод, чтобы иметь детей. Что такая обуза плохо скажется на его сценической карьере и разрушит имидж одинокого и циничного альфа-самца, который он создал с таким трудом. Как и Сеткин, второй мой брат тоже изрядно злоупотреблял алкоголем и наркотиками. Он сказал, что убьет своего щенка раньше, чем кто-нибудь узнает о его рождении, и я не сомневался, что так и будет.
        Желая спасти ребенка Канатова, я выкрал его и устроил так, чтобы он попался на глаза Трем Толстушкам. Я был уверен, что они не смогут бросить младенца на верную гибель. Так и вышло. Хоть, признаться, я едва ли был способен вообразить, что очевидный мальчик под опекой Веры, Нади и Любы так скоропостижно станет девочкой.
        Для Софьи, моей маленькой племянницы, я сделал андроида - точную копию ее двоюродного брата Сучка. Ябыл большим ученым, а не каким-нибудь шарлатаном вроде разрекламированного доктора Гаспаряна (кстати, я уверен, что стишки о нем он сам же и выдумал, и платит тем, кто их при случае читает вслух). Мой уникальный киборг рос и взрослел, точь-в-точь как растет и взрослеет настоящий живой человек. Сучку исполнилось пять лет, и роботу тоже. Сучок стал сутулым прыщавым подростком, и андроид тоже.
        Сам же я, больше чем о службе на благо Трех Толстушек и всей страны, мечтал о собственных детях - маленьких Александрах Ивановичах и Александрах Ивановнах, которым бы я мог передать свои знания и умения. Тех, в ком бы я видел себя. Нет, нечто большее - продолжение и развитие себя. Но меньше всего жизнь, эта бессердечная сука, заботилась о моих желаниях. Увы, я оказался бесплоден, как презерватив, отлитый из свинца. И для моего недуга не было равно ни объяснений, ни лекарств.
        На моих глазах мои же родные братья так обошлись с бесценным даром отцовства, давшимся им паче любых чаяний и без малейших усилий, а я… Мне было жестоко и безапелляционно отказано в роли творца единственных творений, заслуживающих внимания и любви. От неизбывного горя разум мой помутился. В бессильной злобе я уничтожил все, что создал, кроме киборга своей племянницы - я знал, что эта потеря разобьет ей сердце. О, знал бы я тогда, что сотворит с несчастным роботом мой брат Сеткин…
        Впрочем, сам я, лишенный веры и надежды, стал чудовищем едва ли хоть в чем-то лучшим, чем Сеткин. Переживая потерю того, чего никак не мог получить, я сам стал употреблять алкоголь и наркотики сверх всякой меры. Во мне еще оставалась любовь, но демон, нашептывающий, как несправедливо со мной обошлась жизнь, заставил меня убить и ее. Я пустился во все тяжкие, и тяжесть грехов моих во многие разы превосходит массу Солнечной системы и всей Вселенной.
        Как будто бы мстя создателю, не давшему стать создателем мне самому, я сосредоточился на всем наиболее отвратительном, что только мог предложить этот мир. Я причинял боль, унижал и заставлял страдать людей, согласных на денежную компенсацию доставляемого мною дискомфорта. Я делал ужасные вещи с мужчинами, женщинами, стариками, детьми и животными. Их же я заставлял делать ужасные вещи со мной, в лицо смеясь унижениям и физической боли - ничто не могло заставить меня страдать больше, чем мое раненое сердце и спятивший разум. Мне казалось, что я одновременно и молоток, и гвоздь, и древесина. Словно мне в одно и то же время одинаково требовалось нещадно бить кого-то, быть избиваемым, вонзаться при этом все глубже в чужую плоть и чувствовать, как с каждым ударом и в мою плоть все глубже проникает нечто твердое, холодное, разрушительное и неумолимое.
        Разочаровавшись во всем, я утратил человеческий облик… Но кто же пишет сейчас слова этой искренней исповеди? Кто раскаивается во всем содеянном и верит, что еще не все потеряно? Это я, Александр Иванович, ученый, которому Три Толстушки дали шанс. Интенсивная мануальная терапия и ночные сеансы массажа на механизированном кресле дают потрясающие результаты. Пусть и содрогаясь от работы маленьких электромоторчиков и отвращения к самому себе, но я снова становлюсь тем самим собой, который не был мне отвратителен. И это не зря.
        Вернувшись к жизни, я смогу принять куда большее участие в жизнях своих племянников! А они, по сути, одной крови со мной. Я уверен, что со временем смогу разглядеть в Сучке и Софье молодых Александра Ивановича и Александру Ивановну. Я стану для них тем отцом, которого у них никогда не было. Мы будем жить долго и счастливо в любви и согласии. Звучит слишком наивно? Что ж, возможно, так и есть. Но я верю и надеюсь на это. Ведь до завтрашнего дня здесь не появится никто, кто смог бы растравить мою искалеченную душу и повергнуть ее обратно в пламенеющую пучину разрушения: никаких сладеньких, очаровательно невинных детишек, которых так приятно…
        Нет! Этому не бывать. Даже думать о срыве не только страшно и преступно, но и в тысячной степени глупо. Рубеж намечен, и он будет преодолен завтра. Клянусь, что не сдамся.
        Завтра последний день моего лечения. Уже утром я смогу сказать «Здравствуй, новая жизнь! Здравствуй, Сучок, чье имя означает «супер умный чувачок»! Привет, Соня, чье имя расшифровывается как «девочка, любящая много и сладко поспать»! Вот - я уже шучу. Определенно, я не безнадежен. Скорее бы наступил завтрашний день».
        Сентябрь-ноябрь 2016