Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Васильев Владимир : " Нищие На Пороге Рая " - читать онлайн

Сохранить .
Нищие на пороге рая Владимир Николаевич Васильев
        «Ночь была темная, глаз коли. Пашка первое время всматривался в стылую темень за оградой, но потом бросил - все равно ничего не разглядишь. Положился на слух. И правильно сделал. В целом было тихо, только звякал цепью Барбос, возился в будке своей, даже вздыхал, словно человек. Ну, в лесу еще периодически орала какая-то неугомонная птица, наверное, сова. Это были знакомые звуки, привычные и естественные, поэтому Пашка откинулся на кучу тряпья, служащую на вышке и креслом, и топчанчиком, и, прикрыв глаза, слушал. Заснуть он не боялся - перед ночным дежурством отменно выспался и на вышку влез с совершенно ясной головой…»
        Владимир Васильев
        Нищие на пороге рая

* * *
        Ночь была темная, глаз коли. Пашка первое время всматривался в стылую темень за оградой, но потом бросил - все равно ничего не разглядишь. Положился на слух. И правильно сделал. В целом было тихо, только звякал цепью Барбос, возился в будке своей, даже вздыхал, словно человек. Ну, в лесу еще периодически орала какая-то неугомонная птица, наверное, сова. Это были знакомые звуки, привычные и естественные, поэтому Пашка откинулся на кучу тряпья, служащую на вышке и креслом, и топчанчиком, и, прикрыв глаза, слушал. Заснуть он не боялся - перед ночным дежурством отменно выспался и на вышку влез с совершенно ясной головой.
        Сразу после полуночи звезды заволокло тучами, а луны сегодня и так не видать было - новолуние.
        Вышка, собранная из цельных стволов, венчалась дощатым настилом и четырехскатной островерхой крышей над ним. Борта по периметру настила были плетенные из лозы в палец толщиной. Почему - бог весть, наверное, общинники экономили доски. Ограду вокруг посада они изладили двойную - первый ряд из заостренных сверху бревен, второй, почти вплотную к бревнам,- из жердей, тоже заостренных. Жерди вкапывали так, что если кто и умудрится взобраться на ограду, то прыгнуть внутрь не сможет - непременно наколется. Наверное, дед Федя придумал, больше некому. Но чтобы мертвяк взобрался на ограду - ни единого случая пока не было. Пашка вообще сомневался, что они в состоянии это сделать. Они и ходят-то так, что без слез не взглянешь, как будто хромают сразу на обе ноги. Теоретически, даже ребенок от мертвяка должен убежать, но экспериментов таких никто, конечно же, не ставил, потому что мертвяки появлялись только ночью, а кто ж выпустит детей за ограду ночью? Дураков нет.
        Пашка много размышлял над этим - почему люди так боятся мертвяков? Вид у них, конечно, тот еще: ни дать, ни взять - покойник, внезапно оживший, выкопавшийся из могилы и отправившийся бродить без особой цели и смысла по округе. Костей, правда, не видно, да и плоть не гниющая на них, а, скорее, ссохшаяся, как у мумий из исторического музея,- если вы, конечно, помните что такое музей.
        Пашка-то еще помнил; дед Федя по возрасту тоже должен был помнить, но он всю жизнь прожил в деревне, где никаких музеев, понятное дело, не водилось. А вот нынешняя пацанва, уже жадно заглядывающаяся на Пашкино ружье, ничего такого помнить не могла, потому что все они выросли уже тут, в общине.
        Так вот о мертвяках: они нередко бродили ночами около человеческого жилья и, если оно не охранялось, вполне могли и внутрь вломиться. Но жилье обычно охранялось, и мертвяков просто расстреливали на подступах. Тем не менее они каждую ночь ковыляли к обитаемым местам, будто ночные бабочки на свет. Что-то их притягивало. И отогнать их никогда не удавалось, только расстрелять.
        Впрочем, никто особо не размышлял о причинах, влекущих мертвяков к живым людям. Люди теперь вообще мало размышляли. Мертвяков - расстреливали, землю - возделывали, за жизнь - боролись… Некогда размышлять при таком раскладе.
        Иное дело - Пашка. Во-первых, осколок прежней формации, сохранивший память, сообразительность и интерес к окружающему миру, даром что тот стал ну оч-чень негостеприимным. Во-вторых, ходок, то есть не общинник, всю жизнь проводящий за оградой и на окрестных полях, а бродяга, который и в ближние городки способен наведаться, и в Город, и даже в Столицу, куда Пашка добирался уже трижды. У него есть время для размышлений - на переходах, к примеру. Это общинники пашут от восхода до заката, голову некогда поднять, не то что о мертвяках размышлять.
        Даже эта дружественная община Пашку не приняла - кормили (не даром, разумеется), позволяли переночевать (что, впрочем, не спасало от ночных дежурств на вышке), да и вообще относились в меру приветливо. Но своим так не признали, хотя именно к ним первым Пашка вышел вскоре после смуты.
        Община была необычная даже по нынешним временам. Тут было мало, катастрофически мало взрослых мужчин, да и те сплошь рохли или тихони безрукие. Генератор, во всяком случае, пока Пашка не оживил, так и стоял у них в сарае мертвый. Почти месяц после смуты обходились без света, а тогда ведь ночами самый атас происходил. Как выжили - бог весть…
        Зато было много женщин одного возраста, примерно ровесниц Пашки, и практически отсутствовали женщины старше или моложе (не считая родившихся уже после смуты и успевших сильно подрасти девчонок). Пашка поначалу удивлялся, а потом выяснилось, что почти вся община - это бывшие пэтэушницы, из училища при ткацкой фабрике, если вы, конечно, помните что такое училища и фабрики. Как вывезли весь курс той злосчастной осенью то ли на картошку, то ли еще на какие овощи, так и пересидели они смуту в глуши. Общинная маман, пани Лидия, работала тогда директрисой и, естественно, в конце концов все возглавила. Баба Марта была поварихой, Иванна - медсестрой, дед Федя - шофером, возившим в глушь продукты и почту, еще три женщины постарше были мастерами. Мужичок-тихоня по имени Викентий в училище преподавал эстетику, потому, видимо, и в генераторах разбирался не лучше девок. Остальной народ прибился позже, по пальцам можно пересчитать. В целом плюс от такого контингента имелся - несостоявшиеся ткачихи учиться в Город приехали в основном из областных деревень, а, стало быть, на земле работать умели и подобной работы
не чурались. Пашку, вон, при мысли о какой-нибудь прополке в дрожь до сих пор бросало, а эти были привычны, поэтому община с самого начала не голодала. Однако имелся у пани Лидии какой-то феминистический бзик в мозговых извилинах, и мужчин в общину она упорно не допускала, за редчайшими исключениями. Девок своих, что ли, она до сих пор блюла да берегла? Так все равно половина уже сподобилась родить, и многие даже не единожды.
        Вот еще, кстати, вопрос: как все они умудрились выжить практически без мужиков и оружия? Пашка пока не находил этому разумного ответа. Но факт оставался фактом, редкие по нынешним временам бандиты обходили общину стороной, а излишек продуктов подопечным пани Лидии меняли на необходимую мануфактуру незлобивые ходоки вроде Пашки.
        В общем, община была островком спокойствия и относительной безопасности, находилась в далекой глуши, лихие люди ее пока не трогали, а мертвяков навострились отстреливать даже эстеты. И даже девчонки, давно уже превратившиеся в женщин под сорок.
        Четыре дня назад Пашка привез давние заказы - в основном тряпки и посуду, но еще, к примеру, запасные ремни к генератору, который давным-давно приспособили к восьмиметровому ветряку, поскольку вкопанная на задах цистерна с соляркой еще в первый год опустела, а таскать топливо на себе в такую даль - та еще работенка. С ветряком Пашка удачно придумал, да и оказия тогда случилась, до развилки на в ту пору еще сравнительно проезжем тракте довезли дальномеры, а от развилки забрал дед Федя на лошади с телегой. Помнится, аккумуляторную сборку тогда и лошадь еле дотащила, зато теперь красота: община со светом, даже если неделю нет ветра.
        Хотя тут и один-два безветренных дня редкость, не то что неделя. А ночи в основном тихие, да.
        Как сегодняшняя.
        В лесу снова заорала сова и вдруг на половине вопля осеклась, словно ее пристукнули.
        Пашка невольно подобрался.
        Мертвяков даже звери и птицы сторонятся, это всякий знает.
        И точно, явились, правда, ждать пришлось долго, минут двадцать. Но Пашка был готов, только гадал, откуда покажутся - со стороны практически заросшей дороги к развилке или прямо из леса.
        Показались из леса. Надо понимать, напугали сову, и прямиком к забору. Трое. Ковыляют, словно испортившиеся заводные игрушки-роботы, если вы, конечно, помните что такое роботы и что такое заводные игрушки…
        Ковыляют, кстати, не абы куда - точнехонько к оббитым жестью воротам. Пашка до сих пор не мог понять, что это? Соображалка? Нет, разума мертвяки точно лишались, иначе не перли бы дуром прямо на стволы, как они это всегда делают. Первое время находились сумасшедшие, которые пытались с мертвяками заговорить. Бесполезно, разумеется. Но почему потерявшие разум и жизнь человеческие тела тем не менее передвигаются осмысленно - по дорогам, тропам? Вот сейчас они, к бабке не ходи, не через бурелом перли, хоть сову и напугали. Наверняка по какой-нибудь тропке доковыляли. Гуськом. И цель у них всегда одна: человеческое жилье. Причем не долбятся они в стены или глухие заборы. Всегда находят калитки и двери и стремятся именно туда. Может, разум у них засыпает, но память остается? Память, инстинкты?
        Дьявол их разберет!
        Барбос, зараза трусливая, затаился у себя в будке, даже цепью бряцать перестал. Хоть бы гавкнул, дармоед! Только и горазд, что бегающих по двору ребятишек за щиколотки хватать.
        Пашка не спеша потянулся к ружью, переломил его, убедился, что заряжено (хотя и так знал: заряжено, сам же перед тем, как влезть на вышку, и зарядил), поправил пояс-патронташ, умостил ствол поверх плетеного борта и принялся ждать.
        Заряжено было картечью.

* * *
        Когда солнце нехотя выползло из-за щетинистой кромки леса, Пашка позволил себе задремать. В этом не было ничего постыдного или крамольного: фактически вахта заканчивалась с рассветом, а рассвело уже давным-давно, наверное, с час назад. В посаде на задах кто-то уже гремел ведрами. Повизгивали оголодавшие свинки, лошадь деда Феди тоже всхрапывала. В общем, община просыпалась.
        Подремать удалось с полчасика, не больше. Очнулся Пашка от деликатного стука по опоре вышки.
        - Эй, ходок!- вибрирующим тенорком окликнул снизу дед Федя.- Слазь уже! Пойдем глянем, в кого ты там ночью пулял.
        - Известно в кого,- сонно буркнул Пашка, потянулся, поднял крышку люка и привычно нашарил подошвой сапога верхнюю ступеньку.
        Внизу он перевесил ружье поудобнее, на одно плечо, чтобы в случае чего ловчее было изготовиться к стрельбе. А то когда оно за спиной, по-походному - пока ремень через голову стащишь, какой-нибудь особо прыткий волчара уже полноги отъест.
        - Много приперлоси?- поинтересовался дед, зевнул и почесал заросшую редкой бороденкой щеку.
        - Трое,- вздохнул Пашка.- Лесом шли, там еще сова орала, а потом заткнулась, будто пристукнули ее. Я и насторожился. Во-он оттуда!
        - Знаю я ту сову,- вздохнул дед Федя горестно.- Четырех курят уже утащила, зараза. Вечерами охотится, когда еще светло. Может, и правда пристукнули ее? Хорошо тогда. Хоть какая от мертвяков польза, кроме вреда.
        Тем временем на крылечко, поеживаясь от утренней прохлады, выскользнул Викентий - тот самый очкастый эстет. Очки у него были, как у киношного революционера,- махонькие, круглые, в тонкой желтоватой оправе. Если вы, конечно, помните, что такое кино, и соображаете, какая революция имеется в виду. Конкретно эту революцию Пашка помнить никак не мог, поскольку состоялась она за пятьдесят с лишком лет до его рождения, но фильмов о ней в детстве успел посмотреть много. Зато помнил четыре других, одна другой гаже и омерзительнее.
        - Ну чо встал, давай сюда, ворота запрешь!- гаркнул на Викентия дед.
        Эстет торопливо ссыпался с крыльца и поспешил к воротам, перед которыми уже с полминуты переминались Пашка с дедом Федей.
        У деда в руке, словно по волшебству, материализовался обрез - практически из такого же ружья, как у Пашки, только без приклада. Совсем. Длинноствол у деда тоже имелся, но его дед обычно возил на телеге, а под руками чаще предпочитал держать именно обрез.
        С характерным звуком сдвинулся тяжеленный засов. Потом залязгали запоры-фиксаторы - такие ворота, пожалуй, и танком не вдруг своротишь. Помните, что такое танк? То-то же, танк один раз увидишь - вовек не забудешь, особенно если сам в окопе, в руке граната ходуном ходит, а оно, железное и несокрушимое, прет прямо на тебя. И пушкой еще целится… Обгадиться недолго.
        С трудом сдвинув с места одну из створок, дед выглянул в образовавшуюся щель, повертел головой, сплюнул на землю и протиснулся наружу весь целиком. Пашка - за ним.
        Снаружи они первым делом налегли на створку и вернули ее в исходное положение - мало ли что, ворота на то и справлены, чтобы отделять общину и посад от недоброго мира.
        - Закрывай,- велел дед Викентию, и тот послушно грюкнул засовом. Остальное трогать пока не имело смысла - если засов закрыт и кто-то начнет ломиться, запоры сто раз успеешь накинуть и зафиксировать. А Пашка с дедом Федей теоретически ненадолго вышли, чего клацать туда-сюда?
        - Говоришь, там?- деловито справился дед, вглядываясь в неширокий луг между забором и лесом, где обычно косили траву на зиму скотине.
        - Там, там,- подтвердил Пашка.- Да вон первый валяется, видно же. Чего издалека пулять, я их поближе подпустил.
        Оно и верно: картечью чем ближе (до разумных, конечно же, пределов), тем надежнее.
        Первому мертвяку начисто оторвало левую руку вместе с ключицей и снесло голову. Плюс колено было переломлено чуть не в обратную сторону. Таких повреждений даже мертвяки не выдерживают, скисают. Если считать по порядку стрельбы, этот был третьим, последним. Пока Пашка с двумя другими разбирался, третий успел проковылять метров на двадцать дальше остальных.
        Двоим другим тоже изрядно досталось, одного даже пополам разорвало в области талии.
        Дед брезгливо поглядел на останки, на ползающих по ним мух, потом с отвращением харкнул на траву:
        - Тьфу ты, погань какая! Никогда не привыкну!
        А вот Пашка напротив, заинтересовался. Подошел поближе, сапогом перевернул оторванный торс спиной вниз, грудью вверх. Вгляделся в сморщенное иссохшее лицо.
        И озадаченно присвистнул.
        - Что такое?- моментально насторожился дед Федя, даже обрез поднял.
        Пашка зачем-то вытер подошву сапога о траву, хотя все, что с мертвяками происходило, от гниения совершенно точно было очень далеко, а потому вряд ли сапог мог испачкаться. Но вот захотелось почему-то очиститься от прикосновения к останкам.
        - Да понимаешь ли…- пояснил Пашка.- Кажется, я его знаю. Вернее, знал.
        - Иди ты!- изумился дед.- Знал? И чо это за фрукт?
        - Это Селиван,- вздохнул Пашка.- Вон, шрам через всю щеку. И перстень на пальце, не спутаешь.
        - Ешкин кот!- дед Федя дернул было рукой, словно хотел перекреститься, но в последний момент передумал.
        Селиван несколько месяцев назад сколотил и возглавил шайку таких же отморозков, каким был сам, и намеревался хорошо погулять по ближайшим окрестностям Города. Для начала. А финишировать, как многие, собирался в Столице, богатым и уважаемым человеком. Явился он откуда-то издалека, где, по слухам, и смуты-то особой не случилось, потому бандитам было не разгуляться. Окрестные общины жили как на иголках.
        Кого-то люди Селивана, вроде бы, даже успели грабануть, какую-то случайную группу палаточников. У Сенькина озера. Но достоверно об этом случае Пашка ничего не знал, только слухи слышал. А слухи обычно такое живописуют, мертвяк в гробу перевернется от ужаса, еще до того как восстать.
        - Нас Гришка Сущик предупреждал,- вздохнул дед.- Мол, могут лихие люди пожаловать, Селивановы. Теперь, стало быть, не пожалуют…
        - Ну, почему?- без особой радости возразил Пашка.- Омертвели Селиван да еще двое. А было их восемь, говорят.
        - Раз эти омертвели, небось, и остальные тож,- беспечно отмахнулся дед Федя.- Всегда так. Не бывает, чтобы кто-то один. Или все, или никто.
        В словах деда имелся известный резон, однако никакой гарантии, что бандиты всегда держались вместе, конечно же, не было. Мало ли, разошлись, чтобы потом встретиться. И одна группа омертвела. Не обязательно же и другая тоже омертвеет?
        То-то и оно.
        Деду Феде, видимо, надоело таращиться на останки и он неожиданно предложил:
        - Пойдем, может, в лес, а? Сову ту сволочную подстрелим? А?
        - Да где ты ее найдешь,- поморщился Пашка.- Ну ее в пень, сову твою, дед! Хочешь - сам ищи, сам стреляй. А мне уходить сегодня. Ща до обеда посплю и пойду.
        Дед Федя протяжно вздохнул, но перечить не стал. Поглядел напоследок на все, что осталось от мертвяков, плюнул в сердцах еще разок и направился за Пашкой. К воротам.

* * *
        Ушел Пашка, как и рассчитывал, после полудня. Даже с Вероникой попрощался. На сеновале. Сердобольный дед Федя покараулил, чтоб мегера Лидия не застукала. Вероника потом разревелась, как обычно.
        Дед Федя порывался провести Пашку до тракта, но Пашка отговорил: возвращаться-то ему в одиночку, а годы у деда уже не те. И видеть стал хуже, и реакция притупилась. Дед грустно вздохнул, но согласился. И Пашка пошел один.
        Обнялся с дедом у ворот, церемонно поклонился вышедшей на крылечко Лидии, пожал руки Викентию и Сереже и выскользнул за ограду.
        Заросшая дорога уводила в лес. Пашка с торбой за плечами и ружьем на груди экономно вышагивал по правой колее, изредка перепрыгивая через лужи в рытвинах. Дорога с каждым годом зарастала все сильнее и сильнее, даже периодические выезды деда Феди с топором дела не слишком меняли - настырная зелень перла из земли после каждого дождя и казалось, что чем тщательнее вырубаешь молодые побеги, тем активнее они восстанавливаются на этом же месте.
        На самом глухом участке, где и лес был погуще, и к дороге прижимался вплотную, да и сама дорога делала крутой зигзаг, так, что видимость сокращалась метров до двадцати, Пашка почувствовал легкую тревогу.
        Подобные уколы-предчувствия периодически случались с ним, правда, обычно не так близко к обжитым местам. Объяснения предчувствиям Пашка не видел, но был уверен, что оно есть и что оно вполне рациональное, обусловленное материальными причинами без малейших намеков на мистику или потусторонность. То ли звуки какие-то почти неслышные доносятся и подсознание их впитывает, то ли через почву какие-то неощутимые дрожания организм воспринимает… Что-то вроде этого. В походах все чувства обостряются, в том числе и пресловутое шестое.
        Пашка взял ружье поудобнее и переместился на левую колею, чтобы в зигзаг войти по большому закруглению, а не по малому - хоть немного да обзор больше. И ствол в ту сторону направил, ненавязчиво эдак.
        Однако никого Пашка не разглядел, ни за первым поворотом, ни за вторым. И среди деревьев, насколько хватало обзора, никто не прятался. А вскоре дорога вынырнула из леска в чистое поле, засеянное какими-то турнепсами. Пашка знал, что ими только скотину кормят, сами общинники их не едят.
        Вдалеке уже и тракт просматривался. Тревога практически отпустила; по крайней мере, притупилась. На открытом пространстве всегда чувствуешь себя спокойнее - если, конечно, ничего плохого на горизонте не видать.
        Но все-таки не зря шестое чувство кольнуло Пашку: когда развилка была уже хорошо видна, он понял, что у покосившегося ржавого указателя кто-то сидит. Отдыхает, наверное.
        Человек был один, так что особо беспокоиться не следовало, хотя несколько его приятелей могли залечь в засаду по ту сторону тракта. Там небольшой кювет, Пашка прекрасно помнил, при желании спрятаться можно. Но тут уж как повезет. Да и не представлял Пашка такой уж лакомой цели: ценностей у него нет (ружье разве что), в плен для выкупа его не возьмешь - поскольку не общинник, никто и не подумает платить.
        Вскоре человек на развилке заметил Пашку и приветственно взмахнул рукой. Пашка успокоился, но не до конца. Жизнь приучила его к разнообразным сюрпризам, далеко не всегда приятным, поэтому он никогда не расслаблялся. Даже ночуя в общинах.
        Однако на этот раз можно было и расслабиться: подойдя ближе, Пашка сидящего узнал. Витька Шелест, тоже ходок. Можно даже сказать, приятель.
        - Привет, Пафнутий!- осклабился Витька, когда он подошел.
        Пашку вообще-то звали Павлом, а не Пафнутием, но Витька любил называть его именно так. Почему - фиг его знает. С давних пор как-то так повелось.
        - Здорово,- Пашка пожал протянутую снизу вверх руку и уселся рядом с Витькой.- Куда, откуда?
        - Тебя ищу,- сообщил Витька.- Сказали, ты к Лидии в общину подался, товар понес.
        - Таки да, две ночи у них отдыхал. Правда, во вторую Лидия дежурить заставила. Потому сегодня только после обеда двинул.
        - Хорошо, что я тебя перехватил,- вздохнул Витька.- Не люблю я эту ведьму. Вечно так на тебя смотрит, словно ты сюда явился всех девок ее перетрахать - и только. Шизанутая она.
        - Шизанутая,- согласился Витька.- Но платит честно. А зачем ищешь-то?
        Витька нахмурился.
        - Говорят, Селиван со своими уродами куда-то в эти края лыжи навострил.
        - Ага, донавострялся,- хмыкнул Пашка не без злорадства.- Больше не навострит.
        - Что такое?- насторожился Шелест.
        - Омертвел Селиван. Я его нынешней ночью и отоварил из обеих стволов. Пополам разорвало! Ну, и еще двоих с ним.
        - Иди ты?- прошептал Витька с непонятным восхищением.- Гляди как быстро!!! Я даже не ожидал.
        - Чего не ожидал?
        - Что так быстро омертвеют.
        Пашка озадаченно воззрился на Шелеста.
        - В смысле?
        - В смысле - не думал, что так быстро омертвеют,- непонятно объяснил Витька теми же словами, словно их повторение могло чем-нибудь помочь.- Думал, это дольше происходит, хотел как раз понаблюдать. Не успел, значит…
        - Ничего не понимаю,- пробормотал Пашка.- Ты знал, что ли, что они должны омертветь?
        - Ну, не то чтобы знал…- вздохнул Шелест хитро.- Догадывался только.
        - Но откуда, черти тебя побери?- изумился Пашка совершенно искренно.
        Рожа Витькина стала еще хитрее.
        - Да есть у меня одна теория… Последний год из головы не идет. Проверяю.
        - Сгораю от нетерпения,- буркнул Пашка.- Колись, давай.
        Вообще-то, Пашка покривил душой: любопытство к затее Шелеста он действительно испытывал, но чтобы сгорать от нетерпения - этого не было. Он знал еще слишком мало, чтобы сгорать.
        - Расскажу,- пообещал Шелест, вставая.- Как только Селивана покажешь, так сразу и расскажу.
        - Да что там показывать?- удивился Пашка в очередной раз.- Мертвяк как мертвяк… пополам разорванный.
        - Руки целы?- деловито уточнил Витька.- Мне перстень нужен. Без перстня никак.
        - Перстень на месте,- заверил Пашка.- Я видел. Слушай, Шелест, если мы к общине вернемся, я сегодня никуда уже не успею. Что мне, еще сутки там куковать?
        - Ничего, покукуешь,- хмыкнул Витька.- Пошли, пошли, это, между прочим, и в твоих интересах тоже.
        - А почему я об этом ничего не знаю?- спросил Пашка с иронией.
        - Тупой потому что,- Шелест ухмыльнулся и легонько пнул все еще сидящего спиной к указателю Пашку.- Вставай, давай!
        Пашка с нехотя поднялся на ноги. Он прекрасно знал: если приятель что-либо втемяшил себе в голову, переубедить его невозможно и перечить ему не рекомендуется.
        «Хрен с ним,- подумал Пашка обреченно.- Вернемся. Зато Вероника обрадуется».

* * *
        Стащив перстень с отрубленного пальца Селивана, Шелест тут же потерял всякий интерес к останкам. Больше всего Пашку поразил тот факт, что усекновение мертвяцкого мизинца Шелест проделал только после того, как сам натянул тонкие лабораторные перчатки, если вы, конечно, помните, что такое лаборатории. Перчатки были упакованы в запаянный вакуумный пакет, Пашка таких лет пятнадцать, наверное, не видел. Мало того, перстень Витька тоже снимал не руками, а пинцетом, вынутым из точно такого же вакуумного пакета, только поменьше размерами. И перстень упаковал опять же в пакет с пластиковой застежкой, надо понимать, не менее стерильный. От всего этого Пашка натурально офонарел, поскольку не подозревал, что приятель-ходок все еще занимается подобными вещами. Когда-то он работал лаборантом в питерском институте особо чистых веществ и препаратов - за дословность Пашка сейчас уже не поручился бы, но назывался институт как-то похоже. С учетом сегодняшнего дня, когда даже образованные люди изрядно одичали, Шелест тянул уже не на лаборанта, а на крупного ученого, не иначе, о чем Пашка не преминул с ехидцей
сообщить. Витька в ответ состроил рожу. Это могло означать только одно: он действительно занимается чем-то научным, что само по себе уже было бомбой. Казалось, люди давно смирились с новым Средневековьем и окончательно потеряли веру в возврат к цивилизации.
        Получается - не так все?
        Витька поднял пакет с добычей на уровень глаз и некоторое время внимательно рассматривал перстень сквозь прозрачный пластик упаковки.
        - Не хочешь взглянуть?- произнес он, не оборачиваясь.
        Пашка подошел и навис над его плечом.
        - Ну и на что тут глядеть?- поинтересовался он сварливо.
        - На надпись. Внутри ободка - надпись. Почти как на колечке царя Соломона.
        - На колечке царя Соломона внутри было написано «…и это пройдет»,- проворчал Пашка.- А тут хрень какая-то.
        - Ты внимательней приглядись.
        Пашка прищурился - годы брали свое и вблизи он стал видеть существенно хуже, чем в молодости. Тем не менее он нашел позицию, при которой сумел прочесть буквы на внутреннем ободке перстня. Их было пять.
        «СМУТА».
        - Что за черт?- озадаченно протянул он.
        - Там еще точечки между буквами,- невинно подсказал Шелест.
        «С.М.У.Т.А.»
        Ну и что это может значить?
        Потом Пашку осенило:
        - Это сокращение? Аббревиатура?
        - Разумеется,- Шелест кривовато усмехнулся.- Сыворотка модального управления торможением агрессии.
        - Ни хера не понял,- признался Пашка грустно.
        - Долго рассказывать. Собственно, я сделал что хотел. Сейчас двину в сторону Города, у шишкарей заночую. Если хочешь, айда вместе, по дороге и расскажу в чем тут дело.
        Пашка невольно оглянулся в сторону посада за бревенчатой оградой. На вышке маячил Сережа и кто-то с ним еще, не разглядеть кто.
        «Нет уж,- подумал он решительно.- Ушел так ушел!»
        - К шишкарям, говоришь?- вздохнул он пару секунд спустя.- Опять ведь упоят до полусмерти бормотухой своей вонючей…
        - А ты прям так сопротивляешься всегда, так сопротивляешься!- ехидно поддел Шелест.
        - Ладно, пошли,- махнул рукой Пашка.- Чего не совершишь из научного любопытства…
        Его очень подмывало еще разок обернуться к вышке и, может быть, даже помахать рукой, но прощаться дважды он как-то не привык.
        - Может, через лес пойдем?- задумчиво предложил Шелест.- Чего петлять?
        - В лесу сова,- усмехнулся Пашка.- Страшно!
        - Какая сова?- озадаченно переспросил приятель.
        - Деда Феди любимая сова,- тут Пашка уже в голос заржал.- Я бы даже сказал именная!
        - Да ну тебя…
        - Ладно, не серчай. Если честно, неохота мне через лес. Оттуда мертвяки к посаду вышли. Ну его… Лучше людскими тропами, чем мертвяцкими.
        - Тоже верно,- кивнул Шелест.- Хотя я недавно мертвяцкими ходил и, как видишь, ничего, цел.
        - Ты лучше про смуту колись,- проворчал Пашка.- А то все намеками да экивоками. Чего, в городе кто-то умудрился мозги не растерять? Организоваться?
        - Не совсем в городе,- поправил Шелест.- В Столице. Оттуда не так давно гонцы пожаловали. Дядю Гришу искали. И нашли. Ну, и меня тоже мобилизовали, когда узнали, где до смуты трудился.
        - Неудивительно, что мобилизовали…- Пашка никак не мог остановиться, ворчал и ворчал.- Я когда увидел, как ты самогон из пробирки пьешь, сразу понял - чокнутый яйцеголовый. Все из стаканов, а он из пробирки!
        - Привычка!- хохотнул Витька.- Да и удобнее, просто не все понимают.
        - Слушай, но вообще я поражен,- признался Пашка.- Двадцать лет! Двадцать лет в говне и дикости - и вдруг перчатки, пакетики вакуумные… Я уже и забыл, как это все выглядит!
        - Ничего, руки все помнят, как оказалось,- Шелест на ходу пожал плечами.- Мне эта дикость уже во где,- он выразительно рубанул ребром ладони по кадыку.- В цивилизацию хочу. Под горячий душ с хлорированной водой. Чтоб телевизор и в нем футбол. Я даже на отраву из Макдоналдса согласен, но не дольше трех дней! Задолбало уже все доморощенное. Жрать невозможно, соли мало, перца вообще нет. Лекарств хрен достанешь, люди от чиха дохнут. У шишкарей, вон, недавно парня двадцатилетнего похоронили - аппендицит схватил. То есть это уже потом поняли, что аппендицит, когда кузьминский доктор приехал. Раньше его за три дня на ноги поставили бы. А теперь? Ай…
        Витька выразительно взмахнул рукой, отчего помповуха у него на груди резко дернулась туда-сюда.
        - Я когда узнал, что в Столице не все одичали и что умные люди сумели организоваться, веришь, аж подпрыгнул от радости.
        - Можно я тоже подпрыгну?- сказал Пашка и действительно подскочил, заодно удачно форсировав лужу в колее.
        - Слушай,- спросил он Шелеста.- А зачем ты мне все это рассказываешь? Я так понимаю, ребята из столицы вряд ли одобрят лишнюю рекламу своей деятельности.
        - Мне прямым текстом сказано подтягивать внятных людей,- объяснил Витька.- Ты хоть формально и неуч, но ведь и не дурень дремучий. Да и ходок неплохой. Такие нам нужны. Я вообще хочу тебя в напарники сосватать - поодиночке шляться по диким местам не совсем правильно. Пойдешь?
        Пашка передернул плечами:
        - Ты хоть подробнее расскажи… Что за люди, чего добиваются. Должен же я знать, кому служу?
        - Люди как люди… Я даже некоторых заочно знал в старые времена, много публиковались. Теперь вот и лично познакомился. Короче, незадолго до смуты разрабатывался в России один проектик любопытный. Как водится, в погоне за счастьем человеческим. Да только власти наши разлюбезные, ясен перец, решили воспользоваться им по-своему. Ну и внедрили кое-где. И тут же грянуло. Дали бы лет пять-семь на доводку - может, и обошлось бы. А так - сам видишь, в каком мире живем.
        - А попонятней нельзя?- угрюмо спросил Пашка.- Что за проектик?
        - Управление агрессией. Снижение напряженности в социуме. Пытались на это влиять, начали с футбольных фанатов. И в итоге что-то пошло не так. Вместо того, чтобы лупцевать друг друга, фанаты внезапно договорились, подтянули еще много кого и пошли громить власть да ментов. Ну, ты сам должен помнить. Штатными методами, на которые так надеялись, управлять толпой не получилось, а джинн тем временем из бутылки выскочил и отправился гулять. Полыхнуло по всей Евразии. Результат налицо: цивилизации больше нет, Европа в руинах, Россия, как обычно, в жопе, и даже китайцы до сих пор не могут справиться со своей китайской смутой. А все оттого, что какому-то чинуше захотелось набрать политического весу и была отдана команда ученым. Преждевременная команда.
        - А перстни тут при чем?- поинтересовался Пашка.
        - Перстни - это приборы-эффекторы. Они всегда оказываются у разнообразных вожаков-пассионариев. По идее, они должны анализировать ферментную картину в организме такого вожака и регулировать его стремление бить, крушить и разрушать. И еще - подчиняться определенным командам, неосознанно, на уровне инстинктов и подсознания. Жалко, что ты не биохимик, я бы попытался объяснить механизм. Получается, что перстень - это как бы эпицентр инфекции, и постепенно эта инфекция должна была распространиться на тысячи и тысячи людей. И она действительно распространилась, только эти тысячи людей и не подумали подчиняться каким-либо командам. Они просто разгромили все, до чего дотянулись, а потом ушли туда, где еще оставалось хоть что-нибудь неразгромленное. Неинфицированные - в том числе и мы с тобой - остались выживать на руинах. Вот и вся история.
        - А теперь-то они чего хотят? Ученые эти?
        - Собрать перстни и понять, что же на самом деле произошло. А потом, когда поймут,- искать выход. Тем более что в наших краях ситуация вообще обернулась непредсказуемо.
        - Ты о чем?
        - О мертвяках. В пределах нашей области и нескольких соседних инфицированные люди мертвеют. Такого нигде больше нет, только у нас. Заметил, что в последние года два-три бандитов практически не стало? То есть, по слухам, они где-то всегда есть. Но как-то на дорогах перестали встречаться. И на общины нападать тоже перестали.
        - Кстати, да,- оживился Пашка.- Я действительно уже и не помню, когда стрелял в кого-нибудь помимо мертвяков.
        - То-то и оно! Живых бандитов - нету, а мертвяков полно. Какой напрашивается вывод?
        - Ты хочешь сказать, что все бандиты в наших краях неизбежно мертвеют?- недоверчиво протянул Пашка.- Но с чего?
        - Все, не все - не знаю. И с чего - тоже не знаю, хотя и догадываюсь. Вот перстень донесем, изучим, тогда и поймем. По крайней мере, я на это надеюсь.
        Пашка некоторое время размышлял.
        - В принципе, что-то в твоих словах есть,- протянул он задумчиво.- Я не слышал, чтобы кто-нибудь из общинников омертвел. И потом, среди мертвяков женщин тоже нет, хотя болтают, будто позапрошлой зимой к вольницким одна такая вышла. Но, с другой стороны, и некая бандитская атаманша в тех местах какое-то время проявлялась…
        - Вот видишь,- отозвался Шелест.- Укладывается!
        - Ладно, допустим. Но если в наши края забредут бандиты, у которых нет вожака с перстнем? Неинфицированные, как ты говоришь?
        - А поздно, перстни по большому счету уже не при делах. Чужие бандиты инфицируются у нас, где-то на местности. Может, от мертвяков, кстати. Просто с перстнем это происходит практически моментально, за сутки-двое, если только случай с Селиваном не какая-нибудь странная аномалия.
        - Но почему не инфицируемся, к примеру, мы с тобой? Чем мы отличаемся от бандитов, если разобраться? Стволы есть. И в дело мы их пускаем без малейших колебаний.
        - На это есть несколько теорий,- кивнул Витька, явно готовый к подобному вопросу.- Самая очевидная состоит вот в чем: у нас с тобой нет намерений кого-нибудь ограбить и чего-нибудь отнять. Ходоки по большей части торговцы, а не грабители. В этом-то вся и причина. Как только в человеке зреет готовность к худому делу, он начинает мертветь.
        Шелест покосился на Пашку и ухмыльнулся:
        - Что, страшно?
        - А ты не свистишь?- недоверчиво протянул тот.- Как могут мысли влиять на заражение?
        - Еще как могут,- уверенно заявил Витька.- Эмоциональное состояние человека сводится, в общем-то, к все той же биохимии. Да хоть про адреналин вспомни, про него в свое время даже школьники знали. Готовность убивать и грабить - из той же оперы, из биохимической.
        - Но у нас тоже есть готовность убивать,- заметил Пашка веско.
        - Значит, это другая готовность,- нимало не смутившись парировал Шелест.- Готовность убивать без готовности грабить. Готовность обороняться, а не нападать. Как-то так.
        Некоторое время Пашка молчал, обдумывая его слова.
        - Сложно все,- вздохнул он наконец.
        - Гораздо сложнее, чем ты думаешь,- Витька поправил на груди ружье.- Даже сложнее, чем ожидали те, кто все это придумал.

* * *
        У шишкарей ограда была похлипче, чем у пэтэушниц пани Лидии, но тоже ого-го. Но зато они в случае чего легко могли выставить два десятка прекрасно вооруженных бойцов в оборону. Скорее всего, именно поэтому шишкари и не слишком заморачивались неприступностью своей крепости. Кто заметно сильнее, все равно эту крепость возьмет, хоть ты изобороняйся весь. А от остальных отобьются и без внушительного забора.
        Сейчас крепость выглядела безжизненной. Ни звука не доносилось из-за ограды. Не брехали собаки, не мычала скотина. Не стучали топоры, не визжали пилы, а ведь мастерская у шишкарей была одна из лучших в округе. Не видно было часового на вышке.
        А самое главное - ворота были распахнуты настежь. И никого.
        - Не нравится мне это,- мрачно заявил Пашка.
        - Думаешь, мне нравится?- поморщился Шелест.- Ну что, пойдем? Или не стоит?
        - А вдруг им помощь нужна?
        - А вдруг там засада?
        Пашка насупился. Да, он понимал, что лезть в посад, у которого настежь распахнуты ворота,- это безумие. Но иногда ради друзей приходится совершать безумные поступки. Иначе - кому такая дружба нужна?
        - Вдвоем туда лезть не стоит,- рассудительно произнес Шелест.- Потянем палочку.
        Пашка без слов обломал ближайший кустик.
        - Длинная - идет. Короткая - остается,- объявил он и зажал палочки между пальцев.
        - Угу,- кивнул Витька.
        - Тяни.
        Шелест вытащил короткую.
        - Значит, так,- Пашка переломил ружье, проверил заряжено ли. Конечно, заряжено.- Я захожу. Если через пять минут не выйду из ворот и не дам отмашку, значит, засада. Там уж сам решай, уходить или как. Если уйдешь, обиды держать не стану.
        - Да чего тут решать,- Шелест поморщился.- Никуда я не уйду. Но к воротам не сунусь, не дождутся. Придумаю чего-нибудь, не боись.
        Пашка коротко, с придыханем, хекнул, покинул кусты и, не кроясь, пошел к воротам посада.
        Он не прошагал еще и половины пути, когда наблюдающему из зарослей Витьке между лопаток уперся вороненый ствол.
        - Тихо,- посоветовали ему.- Тихо!
        И отобрали помповуху.
        Пашка этого, естественно, не увидел. Он, бесшумно ступая, крался к воротам, готовый в любой момент выстрелить и отступить. Но все было на первый взгляд спокойно, и к распахнутой створке он приблизился беспрепятственно. Заглянул.
        Некоторый беспорядок на подворье наблюдался - валялось ведро, из которого рассыпалась и раскатилась картошка, кто-то сшиб небольшую поленницу рядом с крылечком. Но убитых, по крайней мере, видно не было, и это Пашку несколько приободрило.
        Он прокрался впритирку к створке внутрь, перебежал к стене посада и, перепрыгнув через порушенную поленницу, взбежал на крыльцо.
        Дверь посада подалась без сопротивления, но оглушительно заскрипела, так что Пашка от неожиданности вздрогнул. За дверью было сумеречно, он шагнул внутрь и влево, чтобы не маячить на проходе. Хотел постоять в полумраке, чтобы глаза привыкли к темноте.
        Не успели привыкнуть.
        Пашку хватили по голове чем-то тяжелым и твердым, и он тут же выключился.
        На пол осесть ему не позволили, но сам Пашка этого, естественно, не почувствовал.
        Очнулся он от страшной ломоты в затылке. Шевельнулся, застонал.
        - Наконец-то!- прошептали рядом голосом Витьки Шелеста.- Жив?
        - Местами,- пробормотал Пашка.
        Он лежал на деревянном полу; под головой обнаружилась какая-то тряпка, при ближайшем ощупывании оказавшаяся курткой Шелеста.
        - Как башка?- поинтересовался приятель.
        - Будто дубиной отоварили,- поморщился Пашка.
        - Да так оно и было, стопудово - сообщил Шелест.- Меня в кустах взяли, едва ты отошел. По башке не били, сразу ствол в спину - и привет…
        - Проспал?
        - Как пацан,- Шелест виновато шмыгнул.- Расслабился…
        - Где это мы? В подполе?
        - В чулане за кухней.
        - А долго я валялся? Сейчас что? День, вечер?
        - Сейчас ночь, Пафнутий. Даже, наверное, уже ближе к утру. Точнее не скажу, извини, часы у меня отобрали.
        Пашка пошарил вокруг себя. Найти оружие он, конечно же, не надеялся, но вдруг хотя бы торбу заплечную оставили?
        Не оставили…
        В чулане было темно, глаз коли, ни единого лучика света ниоткуда не пробивалось.
        Витька истолковал его шевеление по-своему:
        - Вон там, у стены, в полу между досками щель. Если чего, отлить можно. А вот когда по-крупному припечет… Жрать нам в ближайшие дни не светит, хоть в этом смысле хорошо.
        - Думаешь, долго нам тут сидеть?- мрачно осведомился Пашка.
        - Уверен.
        - Значит, покормят… Не идиоты же они. Если сразу не шлепнули, значит мы им зачем-то нужны. А раз нужны - будут кормить.
        - Увы, дружище,- вздохнул Шелест.- Не покормят. У меня отобрали перстень.
        Пашка не сразу понял, что это означает. Но потом до него дошло.
        - Погоди, погоди… Ты считаешь, что все они омертвеют?
        - Думаю, уже начали,- произнес Витька очень уверенно.- Они днем еще шумели и топали, а потом все затихло. Скорее всего, лежат сохнут. Через пару суток дойдут до кондиции и в ночь бродить станут. А ближайшие люди - это мы. Только на это и надежда.
        - Так мы ж без оружия,- свистящим шепотом произнес Пашка.- Как же ж мы?
        - Не знаю. Если дверь отопрут - сбивать с ног, пинаться, лягаться, что угодно, но мы должны отсюда вырваться. Мертвяки медлительны, авось прорвемся наружу.
        - Так снаружи другие мертвяки…
        - Я пока ты валялся, поразмыслил на этот счет. Надо на вышку влезть. Если влезем - от мертвяков даже без оружия отбиться можно, уверен.
        - А если омертвели не все? Тогда что?
        - Тогда до вышки нам не добраться. Хотя, хер его знает, мертвяков даже уцелевшие бандиты вряд ли станут обнимать-привечать. Не знаю, в общем, пока будем ждать да прислушиваться. И спать только по очереди. Я, кстати, уже прикорнул бы. Ты как, в норме? Не тошнит?
        - Вроде, нет,- Пашка прислушался к себе.- Башка раскалывается, не без этого, но вроде не тошнит.
        - Это хорошо,- вздохнул Шелест.- Лучше без сотрясений. А шишка - фигня, рассосется.
        «Тебе бы такую фигню на темя»,- подумал Пашка сердито, но в целом без излишнего негатива. Понятно было, что приятель сам по себе ни в чем не виноват. Правда, это он уговорил Пашку идти к шишкарям. Но кто ж знал, что тут гости…
        - Ну, чего,- вздохнул Шелест, устраиваясь головой на куртке.- Бди. Спокойной вахты…

* * *
        Первая вахта и впрямь выдалась спокойная. В посаде было тихо, как в могиле, а темнота, которая царила в чулане, лишь усиливала впечатление. Бандиты ничем себя не проявляли, ни единым звуком. Пашка успел отлежать себе один бок, потом второй; когда головная боль притупилась и стала привычной - медленно, на ощупь добрался до ближайшей стены и обошел их с Шелестом тюрьму по периметру. Это оказалась непростая задача, потому что в темноте Пашка то и дело натыкался на какие-то бочки, покрытые рогожами, полати с кадками и банками (хорошо, если консервация, подумал Пашка) и всякие разные иные препятствия, которые тактильно было очень трудно идентифицировать. Он трижды будил Шелеста, на что-нибудь наткнувшись, но, к счастью, ничего не обрушив.
        Еды никто им не принес, но раньше, чем голод, начала донимать жажда, и они с отоспавшимся Витькой предприняли «щупательную искпедицию». Довольно быстро они обнаружили бочку, от которой соблазнительно пахло квашеной капустой. Она оказалась не закатана, а гнет - здоровенный тяжелый валун - они без особого труда вдвоем вынули. Под мокрой деревянной крышкой и впрямь нашлась капуста, еще не вполне дошедшая, но тем не менее съедобная и, что важно, хорошо вымокшая в рассоле, а потому прекрасно утоляющая жажду. Да и голод - частично тоже. В животах сразу забурчало, но выбирать не приходилось.
        Когда объелись капустой, принялись щупать дальше и нашли четыре закатанные бочки, две побольше, по пояс примерно и в обхват, две поменьше, бочонки литров, наверное, на восемь-десять, высотой примерно по колено. Пашка нащупал слесарную корзину для инструментов, но она, увы, была пуста, хотя отчетливо пахла смазкой и железом. Скорее всего, инструмент забрали предусмотрительные тюремщики.
        Потом Витька нащупал на стене электропроводку, а несколькими секундами спустя - выключатель.
        - Ух ты!- выдохнул он с восторгом.- Пафнутий, жмурься! Вдруг работает?
        Выключатель тихо щелкнул. Перед глазами возникла тусклая оранжевая пелена, но узникам она показалась ослепительной.
        Потом, когда глаза привыкли, выяснилось, что тлеющая едва в четверть накала лампочка питается от ветхого автомобильного аккумулятора, еле-еле живого, но и этого было достаточно, чтобы осмотреться.
        Еще недавно казавшийся огромным чулан съежился до размеров тесной квадратной комнатушки, примерно пять на пять метров. Потолок нависал над самыми головами: руку протяни - достанешь, но до сих пор ни Пашке, ни Шелесту не приходило в голову тянуться к потолку. Кроме уже нащупанных бочек и консервации на полках под грязным брезентом у одной из стен обнаружились короткие металлические прутья со следами старой сварки. Лежали они не у самой стены, а чуть вглубь помещения, в полуметре примерно, потому, видно, узники на них до сих пор и не натыкались, а тюремщики почему-то не обратили внимания. Со стальной арматуриной в руках уже не чувствуешь себя совершенно безоружным.
        Потом осмотрели дверь. Петли ее оказались старыми и ржавыми, а о запорах сказать ничего было невозможно: они располагались либо снаружи, либо в толще дерева. Скорее снаружи, потому что ничего похожего на замочную скважину дверь не содержала. Сплошное дерево, даже без ручки.
        Узники молча переглянулись. Потом Витька без слов положил облюбованный прут на пол, а взял другой, самый тонкий из имеющихся, да еще вдобавок слегка сплюснутый с краев, на манер ломика. Да уж, крупно лопухнулись бандиты, сажая плененных ходоков в чулан с подобным содержимым…
        Верхняя петля с громким звоном лопнула, едва Витька с силой налег на импровизированную фомку.
        Узники застыли, вслушиваясь в гулкую тишину посада. Но никто не прибежал, не принялся потрясать оружием и сыпать матерными угрозами. Посад был мертв и, по всей видимости, пуст.
        В том смысле, что людей в нем не было.
        Нижняя петля выдержала, не лопнула, но ее Витька с мясом и щепами попросту выдрал из косяка.
        Вслушались еще раз.
        - Надо свет погасить,- шепотом предложил Пашка.- Пусть глаза к темноте привыкнут. В сенях тоже, небось, темно.
        Смысл в этом определенно имелся, поэтому так они и сделали. Минут через десять вновь воцарившаяся в чулане тьма прошептала голосом Витьки:
        - Ну что? Начали?
        - Давай,- согласился Пашка, сжимая в руках оба прута, свой и приятеля.
        С тихим стуком сдвинулась дверь. Образовавшаяся щель стала отчетливо видна - в сенях хозяйничала не полная темень, а всего лишь полумрак. Шелест взял у Пашки прут и первым выскользнул из чулана.
        Перед выходом на крыльцо на вбитых в стену гвоздях они нашли свои ружья. Свои и еще чьи-то, то ли шишкарей, то ли бандитов. Пашка привычно переломил верную двустволку - заряжена, патроны знакомые. Картечь.
        Прутья они оставили под «вешалкой» и уже куда более уверенные в собственных силах принялись обшаривать посад.
        Бандитов, вернее то, во что они успели превратиться к этому часу, Шелест с Пашкой нашли уже через несколько минут, в горенке. Оказалось их шестеро и все уже перестали быть людьми, но еще не стали мумиями. Мертвяками. По-видимому, они находились примерно на полпути, потому что кожа сморщилась и пожелтела, но еще не до такой степени, как у полностью омертвевших. У одного, без сомнений - у бывшего главаря, на мизинце левой руки красовался знакомый перстень.
        Витька скользнул к столу, заваленному чем попало, в том числе вытряхнутыми из походных торб вещами. Сами торбы валялись тут же, у стола, рядом с пустыми бутылками и жбанами из-под бормотухи. Запаянные пакеты с перчатками, пинцетами и еще какими-то незнакомыми Пашке инструментами и приспособами, никуда не делись, нашлись в общей куче. Витька торопливо натянул перчатки, вооружился пинцетом и принялся стаскивать перстень с полуиссохшего пальца будущего мертвяка. Минуты ему вполне хватило.
        Потом они торопливо набили торбы уцелевшими пожитками и найденной снедью, снарядились и покинули горенку. Посад они решили на всякий случай обыскать и правильно сделали: на пустом скотном дворе в дальнем загоне они нашли запертых шишкарей. К сожалению, не всех. В их узилище не нашлось ничего, что помогло бы самостоятельно освободиться, а запоры и двери были куда надежнее, чем в чулане, поскольку в дальнем загоне шишкари нередко держали молодых бычков, а это на редкость могучие животные - наляжет как следует, мало не покажется.
        Шишкари быстро воспряли духом и разбрелись наводить порядок; Пашку и Шелеста сначала не хотели отпускать, но Шелест оказался непреклонен: сказал, что настолько важную информацию необходимо доставить куда следует как можно скорее. Тот факт, что важную информацию вообще есть куда доставить, сам по себе приободрял не хуже, чем чудесное освобождение из бандитского плена - шишкари после потери нескольких своих в хороший исход уже не верили.
        И Пашка с Шелестом ушли, пообещав вскоре вернуться на щедрую и законную шишкарскую проставу.
        По дороге они наспех перекусили у ручья. Пашкина голова все еще болела, но уже не так катастрофически, как сначала. Шелест явно пребывал в хорошем расположении духа, поскольку и из плена вырвались, и шишкарям помогли, и теория его блестяще подтвердилась. С такой добычей можно было показываться к головастым хозяевам, которые давно публиковались, когда сам Витька еще трудился простым лаборантом. А вот Пашка был мрачен и к репликам спутника должного внимания не проявлял, пока тот не остановился, не дернул его за рукав и возмущенно не вопросил:
        - Да что с тобой, Пафнутий? Спишь на ходу? Или все-таки сотрясение? Радоваться надо - а он мрачный!
        - Чему радоваться?- буркнул Пашка.
        - Мы живы! Жизнь продолжается! Бандитам кирдык! Мало?
        Пашка только вздохнул.
        - Если так тупить - долго точно не проживем.
        - Ты о чем?
        - Да взяли нас как детей,- пояснил Пашка с неохотой.- Скажешь, нет?
        - Если б нам не нужно было лезть в посад - хрен бы нас кто взял,- сказал Шелест убежденно.- Знали, на что шли, потому и рискнули. Зато шишкарям помогли.
        - А если бы нас всех вместе посадили?- резонно возразил Пашка.- Из загона хрена бы мы выбрались, а ломиков там не держат.
        - Да выбрались бы как-нибудь,- легкомысленно отмахнулся Шелест.- Шишкари в собственном доме от голода не умрут и взаперти навечно не останутся, это я тебе точно говорю.
        - Ага, то-то мы их освободили, а не они нас,- саркастически напомнил Пашка.
        - Ты пораженец!- заявил Шелест с гневом, больше показным, чем реальным.- Пораженец и пессимист! Так нельзя!
        - Я не пессимист,- Пашка пожал плечами.- Я просто не верю в счастливые исходы на пустом месте. Да и вообще… вся твоя теория слишком красива, чтобы быть правдой.
        - Это почему еще?- искренне изумился Витька.
        - Да потому, что в жизни так не бывает. Никогда. Чтобы хорошим людям было хорошо, а плохим - плохо. Всегда бывает наоборот. Раньше правительство на нашей шее сидело, каталось в свои Куршевели и покупало «Роллс-ройсы», а мы молча пахали за грошик. Потом урки всякие что хотели, то и творили, а нам оставалось, как крысам, по углам жаться да крохи припрятывать, чтоб с голоду не сдохнуть. И вдруг оказывается, что гады начинают мертветь просто потому, что они гады, а хорошие люди могут не беспокоиться и жить себе по уму, по совести. Бред. Не верю.
        - Но почему? Почему не веришь?
        - Потому что человек по сути своей - жадная и тупая скотина. Хуже шакала. Он никогда не станет жить по совести, если можно прижать и обобрать ближнего, который слабее.
        - Мы же живем?
        - Мы не в счет,- пробурчал Пашка мрачно.- Мы идеалисты.
        - Значит, настало время идеалистам пожить. Извини, Куршевеля и «Роллс-Ройс» не обещаю, но, может быть, через некоторое время при ходьбе через лес ружье нужно будет таскать только потому, что волки. От людей ружье станет ненужным.
        - Не,- покачал головой Пашка.- В это - точно не верю.
        - Да что ты заладил: «не верю, не верю»,- Шелест начал злиться всерьез.- Мы не о религии говорим, в конце концов, а о науке. Может, с ее помощью именно сейчас будет достигнута вселенская справедливость и люди обретут потерянный рай?
        - Какой рай, мы же не о религии,- напомнил Пашка ехидно.
        - Я образно,- Шелест отмахнулся.- Представь: жить останутся только те, кто желает окружающим добра. А мертвякам… мертвяково. Разве плохо?
        - Слишком хорошо, чтобы быть правдой,- убежденно сказал Пашка.
        - А давай поспорим?- неожиданно предложил Шелест.- Если через три года я тебя где-нибудь встречу и мы оба будем без ружей, значит я выиграл. И тогда… и тогда ты должен будешь влезть на самую высокую сосну и трижды прокричать оттуда: «Да здравствует потерянный рай!»
        Пашка опасливо покосился на приятеля.
        - Ну, ты… загнул!
        - Что, боишься?
        - Нет. Просто помню, что из двух спорщиков один всегда дурак, а второй подлец. А я не хочу быть подлецом - еще омертвею ненароком…
        - Ничего, от такой мелочи не мертвеют! Тем более что ты на самом деле желаешь такой правды, просто не веришь в нее, а этим биохимию не подпортишь! Ну так что, спорим?
        - А если я выиграю?
        - Тогда я что-нибудь сделаю. По твоему желанию.
        - Придешь к пани Лидии,- мстительно произнес Пашка,- и назовешь ее старой стервой!
        - Согласен!- Шелест с готовностью протянул руку и ворчливо добавил, когда спор был заключен: - Жаль, разбить некому, но мы же люди честные, правда?
        Несколько минут они шли молча, перешагивая через лужи и обходя разросшиеся на дороге кусты.
        - А еще знаешь, что я тебе скажу?- заметил Шелест, и вид у него был при этом задумчивый.- Путь к любому раю всегда начинается в аду. В нашем аду мы что-то засиделись. Пора бы наверх.
        Москва, Соколиная гора

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к