Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Валентинов Андрей : " Право Первородства " - читать онлайн

Сохранить .
Право первородства Генри Лайон Олди
        Андрей Валентинов
        «Был человек в земле Уц, имя его Иов…» - гласит Ветхий Завет. Здесь земля Уц, на соседней улице. Вот человек Иов - Артур Чисоев без видимой причины лишен семьи, имущества, здоровья. Он же Иаков, готовый бороться всю ночь с тем, чье имя запретно. И глядит на Железного Артура новый пророк - Александр Петрович, старый учитель географии, не зная, обвинять или сочувствовать. Ибо наточен каменный нож, а древний кумир, вырезанный из бревна, жаждет крови…
        Повесть «Право первородства» - часть новой книги Генри Лайона Олди и Андрея Валентинова «Крепость души моей», которая готовится к выходу в издательстве «Азбука» (ИГ «Азбука-Аттикус») в сентябре 2013-го. Книгу составили три повести - истории, где сталкиваются две реальности: нынешняя и ветхозаветная. Мистика? Нет, конфликт двух систем ценностей, двух взглядов на человеческую жизнь.
        Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов
        Право первородства
        Иов:
        - Не буду я молчать, не буду покоряться,
        Невинен я, и пусть меня накажет Бог.
        О, если б с Ним я только мог,
        Как равный с равным, состязаться! Дмитрий Мережковский
        Я тебя отвоюю у всех других у той, одной,
        Ты не будешь ничей жених, я - ничьей женой,
        И в последнем споре возьму тебя - замолчи! -
        У того, с которым Иаков стоял в ночи. Марина Цветаева
        I. АРТУР ЧИСОЕВ
        ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
        14:27
        …почему я ненавижу коньяк?…
        - Зачем вы сдали кровь?
        Чисоев не ответил. Он стоял спиной к главврачу, намертво впечатав в пол обе ступни в дорогах, сшитых под заказ туфлях. Врос в затёртый линолеум, сделавшись частью скудного интерьера больницы - массивным, старомодным шкафом, который для смеху облачили в белый халат. Взгляд двух замочных скважин упёрся в матовое стекло дверей, отсекавших путь в отделение нейрохирургии.
        - Артур Рустамович…
        Шевельнувшись, шкаф превратился в человека. Медленно, всем телом, развернулся, словно вместо шеи у него был бетонный надолб. Главврач едва не попятился. Лицо у Артура Чисоева было серым, как застиранная до дыр простыня.
        - Что?
        - Зачем вы сдали кровь?
        - Что?
        Артур моргнул. Раз, другой. Густые, сросшиеся на переносице брови собрались грозовой тучей. На лбу обозначились злые, резкие складки. Дрогнули губы:
        - Сказали: нужно. Я и сдал.
        Он внезапно пошатнулся. Ухватился за стену, чтобы не упасть.
        - Вы с ума сошли, Артур Рустамович! Ну, прямо как дитя малое…
        Стараясь говорить успокаивающим, мягким тоном, главврач шагнул ближе. Подхватил Чисоева под локоть, аккуратно, но решительно отлепил крупного мужчину от стены. Увлёк за собой, придерживая на ходу - ноги Артура слушались плохо.
        - Мне что, учить вас надо? Дали бы денег…
        - Сказали, нужна кровь…
        Артур еле ворочал языком.
        - Да я вас умоляю! Есть у нас кровь, есть!
        - Сказали, надо…
        - Мало ли что вам сказали? Уж для вашей супруги точно нашлась бы. И группа, и резус, можете быть уверены. А если, извините, вам так приспичило… Ну, вышли бы на улицу, достали сто баксов, кликнули добровольцев. Тут бы очередь выстроилась! Теперь отпаивай вас… Детский сад, штаны на лямках!
        На воспитанника детского сада Артур Чисоев походил мало.
        Но сейчас ему было стыдно, как ребёнку. Артур привык держать удар. Валить, ломать, класть на лопатки - привык. В любом смысле. И вот - пожилой, хрупкий главврач тащит его на своём горбу.
        В глазах темнеет, колени ватные, подгибаются, как после «мельницы», когда тебя с размаху воткнули башкой в ковёр… Действительно, какого хрена он попёрся сдавать кровь?! Узкий бокс в отделении переливания походил на гроб. Старый, выщербленный кафель. Тусклый блеск инструментов. Жёсткая кушетка застелена сине-зелёной клеёнкой. Мертвенный свет люминесцентных ламп под потолком, казалось, источал резкий запах хлорки. «Вы знаете, какая у вас группа? Резус? Садитесь сюда. Поработайте кулаком…» Врачиха - пересушенная вобла. Амбал-медбрат. Второй тяж, привычно оценил Чисоев. На морде - трёхдневная щетина, взгляд оловянный. И повадка знакомая. Бывший вольник? С таким пришлось бы повозиться, хоть на ковре, хоть где…
        Выходя из кабинета, он чувствовал себя нормально. Лёгкая слабость. Чуть кружилась голова. И вдруг накрыло, словно заморыша-студента. От духоты, насквозь пропитанной миазмами страдающих тел. От вездесущей хлорки. От запахов пищеблока: кислый борщ, паровые тефтели. Тефтели, вспомнил Артур. Дурацкое слово; детская обида. Его едва не вывернуло наизнанку. Вспомнился знакомый с юных лет запах спортивной раздевалки: настоящий, мужской. Прав главврач, кругом прав: какого хрена?! Дал бы денег…
        «Вика, - вспомнил он. - Там, за дверями, Вика. Мне сказали: нужна кровь».
        Больной, шепнули ему из темноты.
        «Я - здоровый».
        Больной. На всю голову.
        «Мне сказали. Я пошёл и сдал. Всё».
        Ну и кретин.
        «Я не думал. Я делал».
        - А зря, Артур Рустамович, - ворчливо заявил главврач. - Следовало бы иногда думать. Вы и бизнес свой тоже так ведёте? Ни за что не поверю!
        Оказывается, он говорил вслух. Плевать. Не важно.
        - Куда мы идем?
        - Ко мне в кабинет. Буду вас отпаивать коньяком. По-хорошему вам бы сейчас красного винца. «Кагора», триста граммулек. Извините, «Кагора» у меня нет. А тот, что в магазине, - отрава. Примете «Арарата»…
        - Не надо меня лечить. Я здоров…
        - Не спорьте с врачом! Я ведь не учу вас, как зарабатывать деньга. Нам сюда, налево. Осторожней, тут ступенечки. Вот так…
        В кабинете, где на дверях красовалась табличка «Ремизов С. С.», главврач первым делом распахнул окно. Ветер, только и дожидавшийся этого, мигом ворвался внутрь, принеся с собой аромат жасмина и отцветающей сирени. Взъерошил кипу бумаг на столе и умчался прочь. Чисоева главврач усадил в кресло у окна - дышать, приходить в чувство, - а сам сунулся в тумбу стола. Скрипнула дверца; в тумбе звякнуло.
        - Мне нужно быть там.
        Не нужно.
        - Нужно, Степан Самойлович. Рядом…
        - Вот же вы человек упрямый!
        Ремизов выставил на стол бутылку «Арарата отборного» и два пузатых бокала.
        - Успеете на дежурство. Операция - дело долгое. Если вдруг закончат раньше, мне первому сообщат. Но это вряд ли. Нечего вам зря нервы трепать. Поверьте, Виктории Сергеевне ваш сердечный приступ ничем не поможет.
        - Почему так долго? Я уже три часа жду…
        - Ну, батенька! Быстро только кошки родят. Это вам не аппендикс, извините, удалить. Да вы не сомневайтесь, профессор Кличевский мировое светило. Бригада у него…
        - Знаю, - угрюмо кивнул Чисоев.
        - А раз знаете, нечего изводить себя понапрасну. Сейчас наше дело - ждать.
        Степан Самойлович придирчиво рассмотрел оба бокала на просвет - видимо, изучая на предмет стерильности. Кивнул с удовлетворением; ловко откупорил бутылку. Чувствовалось: у главврача в этом деле большой опыт.
        - Пейте. Только не залпом…
        - Я в курсе, как пьют коньяк.
        - Ну и замечательно.
        Не почувствовав вкуса - одну лишь обжигающую крепость. - Артур сообразил, что они с главврачом выпили, не чокаясь. Как на поминках. Коньяк, подумал он. Всегда одно и то же: коньяк. Напоминание; пощечина из прошлого, из темноты. Я никого не предал. Я не пользовался запрещёнными приёмами. Я всего лишь не пил, когда пили другие. Промолчал, когда надо было вмешаться. Выждал, когда требовалось остановить. Один раз; давным-давно. Почему я ненавижу коньяк с тех пор? Почему в коньячном бокале вижу почётный кубок, где на краю стоит фигурка борца - Рустама Чисоева, моего покойного отца?
        Он смотрел на бокал как на врага.
        - Ещё? - по-своему понял его главврач.
        - Да.
        10:18
        …всё равно, и даже не слишком интересно…
        До начала фотосессии оставалось минут сорок. Спешить было некуда. Тёмно-серебристый BMW Tycoon Виктории Чисоевой шёл по трассе, приближаясь к городу. Новое покрытие шуршало под шинами. Не Германия, конечно. Но с тем кошмаром, который был здесь ещё год назад, - не сравнить. Сыто урчал двигатель. Бархатистая упругость рулевых накладок под пальцами, кожаное нутро салона, совершенство обводов; металлический зверь, послушный воле хрупкой амазонки, - всё это доставляло Вике неподдельное удовольствие.
        «670 лошадей! Хаманновский тюнинг! Эксклюзив!» - распинался Артур зимой, вручая ей ключи от подарка на день рожденья. А она не слушала мужа, пожирая глазами серебряное чудо, притрушенное блёстками мягкого снега, ощущая с замиранием сердца: влюбилась! Влюбилась не в мужика - в машину.
        С первого взгляда…
        Переливчатая трель мобильника заставила её поморщиться. Вика никогда не разговаривала по телефону за рулём.
        И гарнитуру не любила. На миг скосив глаза, она скользнула взглядом по дисплею. Борис. Ничего, обойдётся. Даже если она опоздает. Борис с Аллой справятся без нее - не впервой. Вика сбавила скорость, протянула руку - сбросить вызов. В этот миг тёмно-синий «Ниссан», шедший перед ней, резко вильнул вправо. Он уходил на обочину с риском свалиться в кювет. Из-под колёс «Ниссана» вихрем взметнулась пыль. Целое облако пыли, которой неоткуда было взяться на новеньком шоссе.
        Вике померещилось, что пыль ворвалась в салон, хотя все окна были плотно закрыты. И в буйстве пыли, будь она проклята, из-за туши громыхавшего по «встречке» самосвала, который вёз песок из Безлюдовского карьера, вдруг возник и надвинулся грязно-белый холодильник с оскаленной пастью радиатора.
        Водителю маршрутной «Газели» надоело плестись в хвосте чадящего солярой «МАЗа». Он решил пойти на обгон. Ничего сложного: шоссе - на четыре полосы, места с избытком, асфальт сухой. «МАЗ» идёт не больше пятидесяти… Взбрыкнув.
        «Газель» отказалась слушаться руля. Рванула наискосок, через осевую. Если бы маршрутка не заартачилась…
        Если бы Вика не сбросила скорость, отвлекшись на звонок…
        Если бы «Ниссан» не вильнул вправо…
        Если бы не пыль, перекрывшая обзор…
        Она бы справилась.
        Огромная ладонь легла на серебристый BMW Tycoon. Другая ладонь опустилась на самосвал, прихватив края бортов.
        Вниз посыпались струйки песка, становясь лавиной. Пальцы третьей руки взяли синий «Ниссан» за капот и подняли вверх.
        Нашлась рука и для маршрутки. Вика так ясно видела эту партию, когда машины переставлялись, будто фигуры, бились друг о друга, а затем сбрасывались с доски, эти руки с запястьями, поросшими жёстким волосом, рыжим и чёрным - словно она была высоко-высоко, там, где всё равно и даже не слишком интересно.
        14:59
        …видишь, как оно бывает?…
        В кармане заёрзал мобильник, поставленный на виброрежим.
        Не глядя, Чисоев сбросил вызов. Ему звонили уже раз двадцать - с того момента, как менты доложились про Вику.
        Телефон завибрировал снова. Артур попытался сунуть руку в карман - выключить чёртов мобильник на хрен! - но что-то мешало. Как выяснилось, пустой бокал, который Артур машинально продолжал сжимать в пальцах. Захотелось влепить бокал в стену - чтоб стеклянные брызги, чтоб звон острей бритвы. От коньячного аромата мутило. Говорят, так пахнут клопы. Наверное. Артур понятия не имел, как пахнут клопы.
        У них никогда не было клопов.
        - Ещё капельку?
        - Хватит.
        - Ну, как хотите…
        Поставив бокал на стол. Чисоев отключил телефон.
        - Я пойду. Буду ждать там.
        Он тяжело поднялся. Ноги держали.
        - Может, всё-таки останетесь у меня?
        - Нет.
        - Вас проводить?
        - Нет.
        С трудом, словно толкая камень в гору, он заставил себя добавить:
        - Спасибо.
        На обратном пути он заблудился. Промахнулся где-то, спустился на этаж ниже, чем следовало. Этот коридор, казалось, проходил под всеми корпусами навылет и терялся в бесконечности. Цементный пол, неровные стены, выкрашенные до уровня глаз в тёмно-зелёный цвет. Выше - обшарпанная побелка. Под потолком, через каждые десять шагов, - тусклые жёлтые лампы накаливания, забранные металлической сеткой. Изредка справа и слева попадались закрытые двери.
        Куда он забрёл?
        Одна из дверей лязгнула и открылась. В коридор, дребезжа, выдвинулась медицинская каталка. На каталке лежало тело, накрытое простыней с бурыми пятнами. Торчала босая нога; на щиколотке, привязанный суровой ниткой, болтался клеёнчатый ярлык. Труп, понял Артур. Как молотом в висок ударило: «Вика!» Уймись, сказал он себе. Вика, расхохотались из темноты. Они скрыли, решили тебя не волновать, ты и так психуешь… Он до хруста сжал кулаки. Вика наверху, в операционной. Главный сказал, ещё долго. Часа два, не меньше. Главный знает, что говорит…
        Следом за каталкой объявился знакомый амбал-медбрат. Сейчас он был без медицинской шапочки, и Чисоев разглядел: амбал - крашеный. В косматой шевелюре цвета выгоревшей соломы пестрели чёрные «перья» - точь-в-точь пропалины. Вроде не пацан, подумал Артур. За сорок мужику. И на педика не похож.
        Просто придурок.
        Придурок запер дверь и покатил каталку с телом в сторону Артура. Чисоев посторонился, брезгливо прижавшись к стене. Иначе было не разминуться. В двух шагах от него медбрат остановился, полез в карман, словно решив закурить, - и уставился на Чисоева. Взгляд его привёл Артура в бешенство. И рожа небритая, и «перья», и…
        Он сам не заметил, как присел на полусогнутых, втянув затылок в плечи. Памятный холодок пробежался по спине. Мышцы словно наэлектризовали. Давай, подсказали из темноты. Чего ждёшь?
        - Ты смотри, вдруг сказал медбрат. - Ты осторожней, да?
        - Смотрю, - кивнул Артур.
        - Ты на дорогах смотри. Тачка, небось, крутая?
        - Крутая.
        - Ну вот и смотри. Видишь, как оно бывает?
        Медбрат кивнул на труп под грязной простыней. Тело было большим, оно никак не могло принадлежать Вике, но Чисоева всё равно затрясло. Не от страха за жену, а от внезапно нахлынувшей ненависти: беспричинной, ослепляющей. Скользнуть вдоль стены на сближение, левую - под подбородок, правую - на затылок…
        - Водила это. С аварии на Полтавском.
        - Какой ещё водила?
        А такой. Грудная - в хлам, голова - всмятку. Ты смотри, не зевай…
        Медбрат умолк, толкнул каталку и проследовал мимо Артура.
        - Эй? - крикнул ему вслед Чисоев. - Как к нейрохирургии выйти?
        - Иди прямо, по первой же лестнице, какую увидишь.
        - А дальше?
        - На третий этаж…
        Лестница обнаружилась через полсотни шагов. Третий этаж встретил Артура больничным амбре, и Чисоев, как ни странно, вздохнул с облегчением. Всё лучше, чем подземный лабиринт, по которому возят трупы. Авария на Полтавском, сообразил он. Водила…
        Тот самый?!
        - Доктор, скажите…
        - Я не доктор.
        Сухонькая старушка в больничной пижаме отшатнулась от Артура, как от дикого зверя. С усилием опираясь на костыль, она спешно заковыляла прочь. Чисоев сунулся к дежурной медсестре, сидящей за столом у входа в нейрохирургию:
        - Не выходили ещё?
        - Нет.
        - Скажите, девушка…
        - Ждите. Когда закончат, вам сообщат.
        - Артур Рустамович!
        Он обернулся.
        10:18
        …это я ваш отель вскрывал…
        Сеня Волчик был медвежатником.
        На его визитке было написано синим по жёлтому: «ЧП „Медвежатники“ предлагает услуги по вскрытию сейфов и замков. Работаем круглосуточно! Прибытие мастера в течение 30 минут!» Сегодня Сеня примчался за четверть часа. Шеф сказал: бекицер. Сеня! На колёса и бегом! Когда шеф говорил: «Бекицер». Сеня в уме переводил из Высоцкого: «Меня к себе зовут большие люди…»
        И ни разу не ошибся.
        Вскрывать отель ему довелось впервые. Сеня чувствовал себя неловко. За спиной топтались «маски-шоу»: броники, шпалеры, морды, обтянутые дешёвым трикотажем. Один всё время заглядывал Сене через плечо. Если бы не он, Сеня уболтал бы замок ногтем на мизинце. А так пришлось ломать комедию. Сеня пыхтел, сопел, звенел инструментом. В шортах до колен, в футболке навыпуск, в шлёпанцах на босу ногу, с жёлтым рабочим чемоданчиком, медвежатник выглядел тем ещё жлобом. Внешность не раз спасала Сеню: там, где человеку с двумя дипломами давно начистили бы сурло, Волчик проскальзывал, как с вазелином. Даже с учётом своей кандидатской степени. О степени вспоминала только мадам Волчик, два раза в год: на Сенин день рождения и вдень смерти её папы, Сениного научного руководителя.
        - Быстрее можно? - спросили Сеню с нажимом.
        - Уже, - согласился он.
        Замок клацнул. В отель пошла часть «масок» и двое чинов. Сеня с первого взгляда назвал их г-н Горсовет и г-н Облсовет.
        Он редко ошибался в оценке руководящих половых органов. Собирая инструмент в чемоданчик, Сеня разглядывал отель. Три звезды: ремонтируют под четыре. Место хлебное, центр города: рядом - парк. Он прикинул количество номеров, перемножил на сто баксов в день (для круглого счёта), мысленно положил эту сумму себе в карман, вздохнул и направился к верному Россинанту. Тот, жалкий и облезлый, уже бил землю передним колесом.
        - Ж-ж-жжжихх!
        Едва не снеся Россинанту бампер, рядом встал породистый, злой «мерин». Из салона прянул г-н Адвокат. Движения новоприбывшего г-на были нервными и суетливыми, как у собачки чихуахуа. Вокруг запахло дорогим одеколоном.
        - Я! - вскричал Адвокат. - Что здесь происходит?!
        Две маски загородили ему дорогу.
        - Я - представитель владельцев отеля! Я хочу знать…
        Сене стало грустно. Он тоже много чего хотел бы знать.
        Например, где спит счастье. Но жизнь научила Сеню: не трогай г-но, не будет вони. Лучше покури, брат, табачку. Прислонившись к чахлому клёну, он сосал мятую сигарету, пыхал дымом и наблюдал, как г-н Адвокат бодается на улице с вернувшимся г-ном Горсоветом.
        - …конкурс! В две тысячи восьмом…
        Хозяйственный суд… удовлетворив иск прокурора…
        - …сорок с половиной миллионов…
        - …своим решением признал недействительным…
        - …свидетельство на право собственности…
        - …договор купли-продажи…
        - …в рамках действующего законодательства…
        - …целостного имущественного комплекса…
        - …кассационная жалоба!..
        В окне музшколы пиликала скрипочка. Галдели воробьи, ссорясь с голубями за хлебные крошки. Сеня позвонил шефу, спросил: ждать ли денег? Шеф отключил связь. Минутой позже он прислал СМС: «Забыть и насрать!» Затем позвонила мадам Волчик: напомнила Сене, что он идиот, и велела купить хлеба. Молочный батон и кирпичик «Бородинского». Сеня глянул в сторону булочной. Там стоял здоровенный оглоед - на таком пахать отсюда до Сахалина - и пялился на Сеню. Волосы оглоеда были выкрашены забавным образом: светлые, вроде липового мёда, с чёрными «перьями». Мадам Волчик говорила, что так красят через специальную шапку.
        Меньшинство, вздохнул Сеня. Мы с ним оба в меньшинстве. Сексуальное, национальное - какая разница? Хорошо, если толерантность. Хуже, когда погром. И хлеба купить не успеешь. Вставят, провернут - ему удовольствие, а мне?
        - Сорок с половиной миллионов, - печально сказал Адвокат. Он был один. Г-н Горсовет сбежал.
        - Забыть и насрать, - предложил Сеня.
        - Вам легко говорить… А кто вы, собственно, такой?
        - Медвежатник, - объяснил Сеня. - Работаем круглосуточно!
        - А что вы делаете здесь?
        - Это я ваш отель вскрывал.
        Очень приятно, - вздохнул г-н Адвокат.
        15:27
        …теперь у меня новая жизнь…
        - Они там что, взбесились?
        - Рустамыч, ты только не нервничай…
        - Это Дорфман! Это его хитрожопости…
        - Рустамыч, не бери в голову…
        Водители «скорых», курившие у въездного пандуса, отошли подальше. То, что не удалось главврачу и лишь частично удалось внезапной, плохо объяснимой ненависти к амбалу-медбрату, сделал Геныч, глава юридической службы Чисоева. Артур забыл о Вике. Загнал аварию в глухой угол сознания, забил двери и окна досками крест-накрест. Дал увести себя из корпуса на свежий ветерок, под ёлки. Атаковали его бизнес-хозяйство, как при жизни говорил отец. Отец полагал, что у мужчины есть два хозяйства, одно из которых ниже пояса. И оба надо охранять любой ценой, рвать врага зубами. Если, конечно, ты мужчина.
        Артур вспомнил, как в Махачкале, в гостях у Жорика Джалилова, бывшего танцора ансамбля «Лезгинка», отец хлебнул лишку и залез спать в будку к Карачуну, цепному кобелю-волкодаву. И как злобный, косматый, не признающий никого, кроме хозяина, Карачун рычал на всех, включая обалдевшего Жорика, не подпускал людей к будке. Отец же придавил часа полтора, выбрался наружу, поцеловал Карачуна в мокрый нос: «Кунак! Берег гостя…», умылся и пошёл к столу. Он обожал свежий ччар-лаваш, а бабушка Тават как раз принесла стопку горяченького.
        Живой отец. Не бронзовая фигурка на краю кубка.
        - Звонил Шамиль, - сказал Геныч, глубоко затягиваясь сигаретой. В последние годы он перешёл на трубку: берёг здоровье. Пачку штатовского Parlament Геныч носил в кармане на всякий случай, и случай пришёл. - Мне звонил. Ты ж трубку не берёшь… Он договорился с клиникой в Израиле. Профессор Лившиц на низком старте. И ещё у немцев, с Гильзбахом, для страховки. Как только Вика будет транспортабельна, берём медицинский чартер. Я кинул бронь в Air Charter Service, они подтвердили… Артур не ответил. Кусал губы, хмурился.
        - Отель я возьму на себя, - Геныча беспокоило, что от Чисоева пахло коньяком. Геныч понимал, что алкоголь расслабляет. Он бы и сам налил Артуру. Но Артур никогда не пил коньяк. Текилу, виски, водку - пожалуйста. От коньяка Чисоев отказывался наотрез. Такая вот причуда. - Разберёмся. Ты, главное, не волнуйся. Ты Вику спасай. Мы сами…
        - Что шьют? - спросил Артур.
        - Горсовет выразил несогласие с продажей облсоветом здания отеля. Прокурор города подал иск от имени горсовета. Они считают, что на момент продажи отеля частному собственнику отель находился в совместной собственности двух советов. Насколько я в курсе, сейчас область переписывает свою долю на город, в спешном порядке.
        - Если они вернут здание горсовету, пусть вернут нам деньги. И возместят средства, потраченные на реконструкцию…
        - Шутишь? Дорфман скорее удавится.
        - Или я его удавлю.
        - Остынь. Я погнал к отелю Стасика, он разведал. Налоговая подала ещё один иск. Они хотят ликвидировать отель, как предприятие. Производство по делу открыто, первое заседание - через пять дней.
        - Почему так быстро?
        - Не знаю. Думаю, команда сверху. Велели рассмотреть в сжатые сроки.
        - Ликвидация? На каком основании?
        В ИГР появилась запись об отсутствии предприятия по юрадресу.
        - Что? Кто внёс?!
        - Конь в пальто. Исполкомовский департамент госрегистрации. Они якобы зафиксировали, что руководство отеля не находится по своему юрадресу. Налоговики тут же подорвались с иском в окружной админсуд. Я, кстати, сделал заявление, что это незаконно. Согласно законодательству, внесение в госреестр такой записи возможно в двух случаях…
        - Брось. Геныч. Законно, не законно… Нас топят.
        - Выплывем.
        - Это он Вику убил.
        - Кто?
        - Дорфман. Это он…
        - Ты с ума сошёл!
        Артур рассмеялся. Услышав этот смех, Геныч - не Геннадий, даже не Генрих, а Егор Альбертович Геныч, с ударением на «ы», что сильно осложняло ему школьные годы, - побледнел. Он имел несчастье встречаться с людьми, которые так смеются. Его мать шестой год жила в частном пансионате для душевнобольных. Геныч очень любил маму. Он навещал её раз в неделю, если не чаще. Мама смеялась и настойчиво просила привезти внуков, Серёжу и Оленьку, а у Геныча прихватывало сердце.
        Он был холост и бездетен.
        Чисоев сорвался с места. Крупный, сильный, в последние годы слегка заплывший жирком мужчина метался, как зверь, от ступенек, ведущих в корпус, до ствола ели-великанши - и обратно. Бил кулаком в дерево, ободрав костяшки до крови и перемазавшись смолой. Пинал ступеньку ногой, хрипло матерясь - мягкий носок туфли не спасал пальцы. Казалось, он хотел этого: движения, крови, боли. Словно платил какую-то цену, предъявленную безумным, безжалостным кредитором. Геныч отошёл подальше, не в силах оторвать взгляда от беснующегося Чисоева. Звонок мобильного он услышал не сразу.
        - Геныч на связи. Что?
        Он не мог поверить.
        - Что?!
        - Что?! - эхом повторил Артур, кидаясь к юристу.
        У Геныча пропал голос.
        - Говори!
        Две требовательные руки схватили Геныча за плечи. Затрясли - так пёс, играя, трясёт матерчатую куклу. У Геныча лязгнули зубы. Запрыгали очки на носу. Кровь ударила в голову, вскипела, наполнила виски грохотом. Хорошо, подумал Геныч. Хорошо, что неотложка. Примут сразу. Когда инсульт, хорошо, если сразу.
        Он знал про инсульт всё: готовился заранее.
        - Ну?!
        - Нацбанк, - выдохнул Геныч. Больше всего на свете ему хотелось лечь и сдохнуть. - Они отозвали банковскую лицензию. Уже назначили ликвидатора.
        - Какой банк?
        - Наш. Артур. В смысле, твой…
        Его отпустили. Держась за сердце, Геныч смотрел, как Артур меняется в лице - хоть сейчас в пансионат, к Генычевой маме.
        Если он спросит про Оленьку и Серёжу, подумал Геныч, я сбегу.
        Я пробегу марафон с олимпийским рекордом. Видеть, как железный Чисоев, волк среди волков, сходите ума, было невыносимо.
        Так не бывает, - сказал Артур.
        Геныч кивнул.
        - Ты пил коньяк? - спросил он.
        - Да. С главврачом.
        - Ты же не пьёшь коньяк?
        И я, мелькнуло в голове у Геныча. И я к маме, в байковой пижаме.
        - Раньше не пил, - сказал Артур. - Теперь у меня новая жизнь.
        20 лет назад
        …земля тебе пухом, дорогой Рустам!
        Рустам Чисоев оставил Махачкалу летом шестьдесят восьмого. Перебравшись с женой и маленьким Шамилем на новое место жительства, променяв «Буревестник» на «Динамо», а золотые пляжи Каспия на тьму мелких, дурно пахнущих речушек, он сразу перешёл на тренерскую работу. За три месяца до переезда Рустам - ещё на родине, где, как известно, горы в помощь - взял серебро на чемпионате СССР по вольной борьбе, уступив лишь Медведю из Минска. Лечь под белоруса, чьим отцом был асфальтовый каток, а матерью бетономешалка, - да, обидно, но не стыдно. Рустам так долго убеждал себя, что не стыдно и что не проигрыш явился причиной смены места жительства, а условия, предложенные руководством спортобщества и одобренные в Министерстве… Короче, сам поверил.
        Артур родился под Новый год - во время переезда жена Рустама ходила беременной. Шамиль поначалу отнёсся к брату с отменным равнодушием. Куда больше юного, вспыльчивого, гордого Шамиля занимали тренировки и упрямое желание сверстников доказать, что Рустамыш хоть и тренерский сынок, а тефтель. Шамиль не знал, что значит тефтель. Шамиль очень обижался. Когда, пять лет спустя, отец привёл в зал Артура, кто-то опрометчиво назвал тефтелем новичка. Этого хватило, чтобы Шамиль избил дурака всмятку, а потом взял брата под опеку. Что значила в его понимании опека? Пахота до кровавого пота и никаких поблажек.
        Отец одобрил.
        Шло время. Артур рос крутым, Шамиль - великим. Чемпион города, области, страны, Европы… Иногда - реже, чем хотелось бы, - стареющий Рустам возил сыновей в Дагестан: хвастаться.
        За Шамиля ему простили отъезд. «Сердце моё! - говорил Рустам рыдающей жене, когда та преграждала мужу путь на вокзал.
        Ну что за глупость: горячий регион? Кебаб, вино и друзья! Горячие объятая! Горячий шашлык! Кто в Махачкале обидит Чисоевых? Самоубийца, да? Меньше смотри телевизор, сердце!» Жена плакала и цитировала новости: в Цумадинском районе убит тот, в Гунибском районе застрелен этот, в Табасаранском районе… Сыновья ждали на улице.
        Болезнь подкралась со спины, как и подобает трусу. Рустам боролся до последнего. Всё чаще он вспоминал минского Медведя, которому двадцать пять лет назад проиграл чемпионат СССР. Болезнь ломала круче могучего белоруса. Рустам ходил по палате и мычал - лошадиная доза промедола не спасала. Врачам говорил: это я пою. В горах так поют, когда радуются. Сыновей поднял, отчего не радоваться? Он был ещё жив, когда наверху приняли решение о проведении открытого турнира в его честь. «Памяти Чисоева» - подразумевалось, но не озвучивалось. Что ж, сверху видно всё: Рустама Чисоева похоронили за два месяца до проведения турнира.
        Шамиль и Артур записались в участники.
        Город встал на уши. Братья шли к финалу, как два раскалённых ножа сквозь брусок масла. Оба - тяжеловесы; им оставалось пройти полуфинал, чтобы сойтись друг с другом за кубок, где на краю чаши стоял бронзовый отец. Город предвкушал поединок, но в результате никто не сомневался. Знал и Артур: ему не сладить с братом. Крутому - с великим, первородным. Это знание таскалось за Артуром по улицам, сидело с ним за одним столом, бродило ночью вокруг кровати. Шамиль хвалил все Артуровы поединки. Указывал на ошибки, давал советы. Отец будет рад, говорил Шамиль. Чемпион так привык быть первым, что не сомневался: отец обрадуется его победе и второму месту Артура. Так было всегда - отчего ж не сейчас?
        Полуфинал назначили на субботу.
        В пятницу приехал дядя Расул.
        Строго говоря, он не был братьям Чисоевым дядей по крови. Но разве это важно? Дядя Расул явился помянуть друга детства. Дядя Расул снял номер в «Мире» и звал к себе. После турнира, сказал Шамиль. В понедельник. Обидится, вздохнул Артур.
        Ты его знаешь. Хорошо, в воскресенье вечером, сказал Шамиль. Сразу после финала. Наверняка обидится, повторил Артур.
        Он с дороги, сидит в номере, ждёт нас. А мы не придём, в лицо плюнем. Ладно, кивнул Шамиль. Твоя правда.
        Артур промолчал. Он знал, что делает.
        Дядя Расул привёз чёрной икры. В литровой банке. Сверху икра была залита подсолнечным маслом, чтоб не портилась. Дядя Расул родился в Сулаке, селе браконьеров, мастеров вспороть брюхо осетру. Ещё он привез коньяк, тот коньяк делали в подпольном цеху, принадлежащем дяде Расулу. Тёмный янтарь с запахом старого дуба и мускатного ореха. Учитывая, что знаменитый Кизлярский завод пал в бою с разрухой и не успел возродиться к новой славе, продукция дяди Расула шла на ура. «Светлая память Рустаму!» - возгласил дядя Расул. Разлив коньяк по гранёным рюмкам, размером с добрый стакан, он начал говорить о покойном: хорошее, только хорошее и ничего, кроме хорошего. Это была песня. Это был гимн. Это был плач седых гор над обмелевшим морем.
        Артур пригубил.
        Шамиль выпил.
        Дядя Расул сам намазал братьям по бутерброду. Вспомнил, как водил их, маленьких, на кабанов. Он и впрямь водил - и ружья давал. Мужчины! Сыновья мужчины! Дядя Расул налил по второй. Смотри, Рустам! Каких орлов воспитал! Каких львов… Ничего, что ты ушёл рано. Ты живёшь в своих детях. Земля тебе пухом, дорогой Рустам! Твой прах здесь, а сердце твое - в горах!
        Артур пригубил.
        Шамиль выпил.
        Дядя Расул заварил чай. Сделал ещё бутербродов. Сливочное масло легко впитывалось ломтиками городской булки. Чёрной, влажной после дождя землёй ложилась икра. Дядя Расул легко мог, что называется, «накрыть поляну» в гостиничном ресторане. Десять полян! Сто! Но он был человеком старой закалки. Рестораны успеются. Рестораны - пхе! Сегодня - он и сыновья Рустама, о котором он скорбит. Нам хватит. Правда, мальчики? Ваш отец - вы даже не знаете, какой это был золотой человек! Тётя Мегри выплакала все глаза. Дедушка Абусалим - вы помните дедушку Абусалима? - сказал: «Лучшие уходят рано!» Поцелуйте маму, мальчики, ей крепко досталось. Вах, эти болячки…
        Ваше здоровье, дядя Расул, сказал Шамиль. Живите долго, не болейте. Вы нам теперь как папа. Дайте я вас обниму. Борец умеет обнимать по-разному. Врагов - так, чтоб кости трещали. Друзей так, чтоб сил прибавлялось. Вас я обниму так, что на сто двадцать лет хватит. Будьте здоровы, дядя Расул, и тётя Мегри пусть будет здорова, и дедушка Абусалим.
        - До дна! - вскричал дядя Расул, утирая слезу.
        Шамиль выпил до дна.
        Артур тоже выпил до дна. В его рюмке плескался чай.
        Вечер только начинался.
        Завтра Шамиль Чисоев проиграет схватку Денису Зайцу со счётом 1:3. Артур Чисоев победит Глеба Назаренко со счётом З:0, а в воскресенье, в финале, порвёт на тряпочки Зайца, ошалевшего от внезапной победы над «самим Шамилем». Стоя на верхней ступеньке пьедестала, мокрый от пота, прижимая к груди кубок - голова бронзового отца едва не выколола Артуру левый глаз, - Чисоев-младший улыбнётся рукоплещущим зрителям. «Молодец! - заорёт с трибун Шамиль, размахивая руками. - Наша кровь!» Артур кивнёт, с достоинством принимая похвалу брата.
        Как старший - от младшего.
        17:41
        …будь ты проклят…
        - Почему в объезд?
        Личную реальность заклинило. Артуру казалось: он застрял в дверной «вертушке», которую шутки ради поставили на стопор. И вот - ни туда, ни сюда. Он мог только пялиться на мир сквозь мутное, засиженное мухами стекло. Там, снаружи, люди беззвучно, по-рыбьи разевали рты. Медленно, словно в толще воды, проплывали автомобили… Чужая, бессмысленная, но всё-таки жизнь. А его жизнь уложили на обе лопатки.
        Он не сразу заметил, что Толик свернул с обычного маршрута. Автомобиль охраны - такой же Lexus LX570, как у самого Чисоева, - следовал в десяти метрах позади, как привязанный.
        - Ты куда?
        - Проспект Гагарина перекрыли, - не оборачиваясь, отозвался Толик. Авария, что ли? Или ЧП… Я сейчас по радио найду. Можно, Артур Рустамович?
        Толик знал: шеф не любит радио. Но водителя распирало от любопытства. Из-за чего перекрыли целый проспект? Все, небось, уже знают, один он…
        - Ищи, - отмахнулся Артур.
        Не веря своему счастью, Толик поскорее - пока шеф не передумал - ткнул пальцем в кнопку, безошибочно попав на канал «горячих новостей».
        - …для установки рекламного билборда, - ворвался в салон взволнованный женский голос. - Работы вела бригада уроженцев Камеруна…
        - И до нас докатилось, - буркнул Толик. Бритый затылок водителя побагровел от сильных чувств. - Политкорректность! Нет чтоб сказать по-честному: «негров». И всем понятно. «Уроженцы Камеруна», блин… Да хоть Буркина-Фасо!
        В школе у Толика по географии было «отлично».
        Профессионально взволнованная дикторша, ЧП на проспекте, ворчание Голика, проблемы камерунских негров - всё это было фуфлом. Плюнуть и растереть. Артур достал из кармана мобильный, включил, изучил список пропущенных вызовов. Геныч, снова Геныч, Шамиль в ассортименте, кто-то из юротдела, зампредправ банка, опять Геныч, директор отеля… Короедов. Кто такой Короедов? А, ну да, директор рекламного агентства… Геныч. Селиванова из благфонда…
        Звонка от Ксюхи не было. Чисоев открыл список СМС за двое суток. Нет, он ничего не проглядел. Сообщений от Ксюхи тоже не было. Артур набрал номер дочери.
        «Абонент временно недоступен. Перезвоните позже».
        В прошлый раз ему ответили: «Абонент не может сейчас ответить на ваш звонок. Перезвоните позже». А ещё раньше - просто длинные гудки. Трубку никто не брал.
        - …как сообщил рабочий, металлическая свая неожиданно целиком провалилась под землю! - в голосе дикторши звучал странный, почти сексуальный восторг. - Несмотря на это, бригада продолжила работу. Одна за другой сваи исчезали под землёй, но это не остановило упорных камерунцев…
        - Во придурки! - икнул, давясь смехом, Толик.
        Он украдкой покосился на шефа. Толику частенько влетало от Чисоева за привычку болтать за рулём, комментируя что ни попадя. Он честно пытался сдерживать словесный понос, но получалось плохо. «Уволит!» - с тоской думал Толик после очередной головомойки. К счастью, отменная пунктуальность, двадцатилетний водительский стаж и прекрасное знание города спасали болтуна. Чисоев профессионалами не разбрасывался.
        Не интересуясь терзаниями водителя, Артур вновь набрал номер дочери. Где ты, Ксюха? Возьми трубку чтоб тебя! Он привык к закидонам дочери, смирился с ними. Ксения Артуровна - погода на улице. Можно ругаться, можно терпеть, но сделать ничего нельзя. К сожалению, старые привычки, основанные на опыте, дали сбой. Сейчас сам опыт рушился в тартарары.
        «Абонент находится вне зоны досягаемости».
        Они с Викой договорились заранее: если родится сын, назовут Рустамом. В честь Артурова отца. Если дочь - Ксенией. Так хотела Вика, и Чисоев не стал возражать. Он никогда не спрашивал у жены: почему Ксенией? В честь кого? Или просто так? Теперь уже и не спросишь… «Типун тебе на язык! - Артур оскалился, словно мог вцепиться в глотку себе-дураку. - Спросишь! Ты у неё обязательно спросишь!» Мы сделали всё, что могли, сказал профессор Кличевский. Вашей жене удалили разорванную селезёнку. У нее перелом таза и политравма мягких тканей. Кровотечение в брюшной полости остановлено. Виктория Сергеевна без сознания на аппарате искусственного дыхания.
        К сожалению, нам пока не удалось вывести её из комы.
        «Какие шансы?» - спросил Артур.
        Профессор пожал плечами: я не гадалка. Она может очнуться завтра или не очнуться никогда. Сын генерал-лейтенанта медицинской службы Николая Кличевского, оперировавшего под артобстрелом, в землянке, при свете горящих свёрнутых газет, профессор считал лукавую надежду злейшим даром Пандоры.
        «Я могу перевезти её в израильскую клинику?» - спросил Артур.
        Нет, ответил профессор.
        «В немецкую? К Гильзбаху?»
        Нет. Это убьёт её.
        «Лекарства? Оборудование? - Артур видел, что профессор обиделся. Впрочем, он давно перестал обращать внимание на обиды собеседников. Кличевский с ним честен, это главное. - Спецпалата? Круглосуточный уход?»
        Хорошо, кивнул профессор. Я подготовлю вам список.
        Лишь теперь стало видно, что Кличевский едва держится на ногах.
        «Мне можно к ней?»
        Нет.
        «Я только посмотреть…»
        Нет. Если произойдут какие-то изменения в состоянии госпожи Чисоевой (Артур отметил сухость тона и смену Виктории Сергеевны на госпожу Чисоеву), вам немедленно позвонят.
        Оставьте свой номер телефона и будьте на связи.
        «Я понял, - сказал Артур. - Спасибо, профессор».
        Если я заговорю о деньгах, понял он, Кличевский даст мне в морду. Плюнет на разницу в возрасте и силе и даст. Особенно после Гильзбаха. Не потому, что не берёт. Возьмёт, и по полной программе, со спокойной совестью. Но - позже. Из других рук.
        У каждого свои представления о гордости.
        «Спасибо», - повторил он.
        Профессор ещё раз пожал плечами. Если верите, сказал Кличевский, тогда молитесь. Говорят, помогает.
        Артур скрипнул зубами. Он оценил это «говорят».
        - …одиннадцатая по счёту свая, - сообщила дикторша, - во что-то ударилась и застряла. Рабочие услышали из-под земли громкий скрежет. Двое испугались и убежали. Остальные не решились бросить порученный им объект и остались на месте. Как оказалось, свая пробила крышу вагона проходившего внизу поезда метро! Лишь по счастливой случайности обошлось без жертв…
        Не выдержав, Толик хрюкнул в кулак. Его разбирал здоровый хохот. Толик отдавал себе отчёт: ржать жеребцом рядом с убитым горем шефом - последнее свинство. Да и вообще, зная бешеный норов Чисоева - опасно для жизни. Он давился, притворялся, что его душит кашель, - и едва успел затормозить на красный свет, чего с Толиком давно уже не случалось.
        Рефлексы не подвели: скрипнув тормозами, «Лексус» - быть может, чуть резче обычного - встал как вкопанный.
        Возле светофора, оседлав хулиганский ВМХ-байк, на каком трюкачат безбашенные подростки, ожидал зелёного амбал-медбрат. Нынешний прикид его вполне соответствовал «стритерскому» велику: жёлто-голубая футболка с надписью «Just do it!» и художественно изорванные шорты из потёртой джинсы. В футболке амбал выглядел куда более накачанным, чем в медицинском халате. С шутливой строгостью он погрозил Артуру пальцем-сосиской: «Смотри, не зевай!»
        И, лихо крутнув педали, покатил через переход.
        Артур прикипел к нему взглядом. Зажёгся зелёный, Толик плавно тронул с места, а Чисоев всё следил за невозмутимо крутящим педали медбратом, выворачивая шею, пока амбал не скрылся из виду.
        «Тачка, небось, крутая? - вспомнил он. - Ну вот и смотри».
        Ксюха. Почему она не берёт трубку?!
        «Видишь, как оно бывает?»
        Ксюха не жила с ними. Когда в семнадцать лет, пользуясь беременностью, как рычагом, она вышла замуж за раздолбая Игорька, Артур подарил им квартиру. Вернее, не «им», а дочери.
        Он был против этого брака. Ему с первого взгляда не понравился патлатая сопля Игорёк. Игорь? Гарик? Гоша, черт его дери?! - нет, Игорёк до седых волос, и хоть застрелись. Где такому прокормить семью? Артур не доверил бы зятю мести полы у себя в офисе. Со свойственной ему прямотой Чисоев в лоб заявил дочери: говно, не мужик. И ошибся: Ксюха упёрлась. Замуж, и всё тут! Из отца она верёвки вила, дрянь.
        С самого рождения.
        Развод случился через полгода после рождения внука Вовки.
        Со скандалом, истериками и битьём посуды. Игорёк распустил руки. Ксюха наябедничала отцу. Увижу тебя возле неё - в асфальт закатаю, сказал Артур герою дня. Увижу рядом с ребёнком - изуродую, как бог черепаху. Понял? Это мой сын, сказал Игорёк. Я требую… Артур ударил Игорьком в стену - с умом, без членовредительства. И повторил для закрепления. Больше Игорька никто не видел. Правда, Ксюха тоже не вернулась к родителям. Осталась в подаренной на свадьбу квартире - растить Вовку. После каждого визита к дочери Вика требовала подать на лишение родительских прав. Плакала, хотела забрать внука насовсем. Потом перегорала. Иногда, если Викины истерики затягивались, Ксюха на недельку переезжала с Вовкой к предкам.
        Звонила, к счастью, регулярно. Через день как минимум.
        Артур отстёгивал на нянек. Выбирала нянек Вика.
        - …движение поездов на линии метро остановлено.
        Проспект Гагарина перекрыт до выяснения степени опасности, - радовалась дикторша. - В данный момент сотрудники правоохранительных органов устанавливают…
        - Сотрудники правоохренительных органов! - хмыкнул Толик. - Нет бы честно сказать: менты. Или ласково: «мили-и-иция»…
        В январе Ксюха впервые упомянула о «Братстве Лилового Света». Артур поначалу не придал значения. Но когда дочка заговорила о «Братстве» во второй раз, и в третий - забеспокоился. Сунулся в интернет - вроде ерунда. Групповые медитации, дышим позитивом, выдыхаем отработанную карму. Денег не вымогают, крыша от медитаций ни у кого не поехала. Гневных писем родственников в сети тоже не обнаружилось. Под конец марта Ксюха заявилась в гости с новым другом по имени Джахарлал. «Мой лиловый брат», - объяснила дочь. Оставшись с «лиловым братом» наедине, Артур учинил ему допрос с пристрастием. За исключением имени, которое, ясен пень, было кличкой, парень оказался на удивление сносным. Спокойный, вежливый, без заискивания. Рассуждает здраво, не пижон. КМС по бегу с барьерами. Не чинясь, показал паспорт. Частный предприниматель: печать под заказ календарей, визиток, книг в мягкой обложке. Может, оно и к лучшему? Нашла себе Ксюха мужика, а что бедный Джахарлал, так мы из него быстро сделаем зажиточного Шурика Петрова.
        - …поступила свежая информация! Выяснилось, что злополучный билборд устанавливало рекламное агентство «Медиа-Тор», директором которого является Короедов Анатолий Ефремович. В настоящее время господин Короедов на звонки не отвечает, в офисе фирмы его нет. Сотрудники утверждают, что не знают местопребывания директора. На домашний адрес господина Короедова выехала оперативно-следственная группа…
        «Чтоб ты сдох, Короед! - мысленно пожелал Артур. Агентство „Медиа-Тор“ входило в число структур, аффилированных с группой Чисоева. - Облажался, идиот. Чёрных нанял за гроши, а те напортачили. Теперь запаниковал, в бега подался… Далеко ли убежишь?»
        Пиликнул телефон. Артур вздрогнул, словно проснувшись.
        С суетливостью, вызвавшей омерзение у него самого, он вывел сообщение на дисплей:
        «Это ты убил маму. Будь ты проклят.»
        Подписи не было. Номер телефона стоял на подавлении.
        Но Артур знал, кто прислал ему это сообщение. Стальная свая камерунского работяги проломила Чисоеву голову, ухнув в тёмные глубины рассудка.
        21:03
        …он ещё летел…
        …запах пота резкий, оглушающий. Кровь стучит в висках. Сердце грозит выскочить из груди. Ещё! В этот раз всё будет иначе. Захват. Вход на бросок… Пол и потолок, словно по волшебству меняются местами. Зал превращается в аттракцион «Сюрприз». Артур группируется, как учили, но падение вышибает из него дух.
        - Вставай!
        Он встаёт.
        - Ещё!
        - Наша кровь! - смеётся отец. - Давай!
        Щенячий восторг. Кипит в жилах адреналин. Захват, вход на пределе. Каждый взрыв как у гранаты последний. Когда отец показывал на сыне контрброски скручиванием или прогибом, маленький Артур ощущал: он полностью во власти силы, неизмеримо большей его собственной. Сила эта способна сделать с ним всё что угодно. В любой момент, не напрягаясь. Он взлетал к потолку спортзала - к небесам! - и падал на ковёр. Затем вставал и лез воевать дальше, прекрасно понимая: шансов против отца у него нет.
        Отец смеялся:
        - Сила - дело наживное. Ну-ка, ещё разок…
        Рустам Чисоев не давал сыновьям поблажек. Учил по-взрослому; наказывал, если провинились - всерьёз. Артур старался не заплакать - он знал: сила отца - честная. Ей можно доверять. Эта сила не причинит ему вреда просто так.
        Синяки и ушибы - не в счёт. Куда ж без них на ковре?
        …сейчас Чисоеву мнилось: он вновь во власти силы, неизмеримо большей его собственной. Только, в отличие от отцовской, эта сила не желала ему добра. Или желала, но по-своему, так, что добро превращалось в маньяка, поджидающего жертву в тёмной подворотне. Цели и желания новой силы были непостижимы. Её нельзя назвать по имени, взглянуть ей в глаза, вызвать на бой - пусть без малейшей надежды на победу. Ей нельзя даже плюнуть в лицо перед смертью.
        Плевать не в кого.
        Он ходил по кабинету из угла в угол. Ковёр без остатка поглощал звук шагов. Но Артуру казалось: эхо сотрясает дом, гуляя по закоулкам. Полно, дом ли это? Без Вики дом опустел, утратил смысл. Да, они с женой спали каждый в своей спальне, редко оказываясь в одной постели. Да, они неделями не виделись: когда Артур возвращался. Вика уже спала, когда она вставала - он успевал уехать. Да, они частенько отдыхали порознь: он любил безлюдные пляжи, она беготню по музеям. Какая разница? Дом нуждался в присутствии жены, как тело нуждается в душе. А если ещё и заявлялась Ксюха с малым…
        Чисоев открыл бар. Коллекция вин хранилась внизу, в специально оборудованном погребе, походившем на слегка окультуренный пещерный лабиринт. Здесь же выстроились, тускло отблескивая, надменные иноземцы: виски, текила, коньяк для гостей…
        Нет, только не коньяк!
        Он извлёк бутылку пятнадцатилетнего бурбона Wild Turkey American Spirit и широкий бокал. Постоял, словно взвешивая - бутылка в одной руке, бокал в другой - и вернул бурбон в бар. Заливать горе алкоголем? Отец говорил: мужчина пьёт на радостях. Даже на поминках мужчина радуется, что покойник прожил большую, достойную жизнь. Радуется, что после смерти остаются дети и внуки, дела и поступки. Мужчина - тот, кто умеет радоваться…
        Включив компьютер, Чисоев рухнул в любимое «президентское» кресло Empire А - Вика шутила: «Империя Артура!» - и не ощутил привычного комфорта. Ломило затылок, в поясницу словно гвоздь вбили. Сунулся проверить почту - личный, известный только близким ящик. Письмо было без заголовка, но Ксюхин адрес он узнал сразу.
        «Не ищите нас с Вовкой. Мы ушли в свет».
        Артур взглянул на время отправки. Сегодня, в 10:18 утра. Именно это время назвал ему незнакомый мент, сообщая о ДТП с Викой. Мент изображал сочувствие с ловкостью паралитика, бегущего стометровку. Дышащую ненавистью СМС-ку дочь отправила много позже.
        Таких совпадений не бывает.
        В кармане дёрнулся телефон. Звонил Паша Гайворонский, замнач службы безопасности. Артур связался с ним из машины, велел разведать, что у Ксюхи дома.
        - Артур Рустамович? Докладываю. В квартире вашей дочери никого нет. Записки и сообщения отсутствуют. Мы опросили соседей. Утром, в районе десяти часов, к Ксении Артуровне приехал минивэн «Форд». Трое молодых женщин, коротко стриженные, в длинных хламидах. Похожи на сектанток. Соседи утверждают, что видят их не в первый раз. Номеров не запомнили. За рулём был мужчина. Нет, не Джахарлал; другой. Джахарлал, он же Александр Петров, на работе и ни о чём не знает. Его алиби в этом смысле полностью подтверждено. Женщины поднялись в квартиру. Минут через десять Ксения Артуровна вышла с ними и с сыном. Шла, судя по рассказам, доброй волей. При ней был рюкзак. Все сели в машину и уехали. Объявить в розыск. Артур Рустамович?
        Чисоев с минуту молчал - и нажал «отбой».
        Он мог объявить Ксюху с Вовкой в розыск. Заплатить ментам, чтоб землю носом рыли. Нанять частных детективов. Выписать для Вики врачей из Израиля и оборудование из Германии. Выяснить все обстоятельства аварии, включая те, что не попали в протокол. Установить, кто стоит за рейдсрским захватом отеля и внезапным решением Нацбанка. Узнать, кто надоумил Короедова нанять идиотов-камерунцев…
        Артур расхохотался. Смех был похож на хриплый лай.
        Он свободен! Свободен от всего. От жены, дочери, внука.
        От бизнеса, денег, обязательств перед партнёрами. Свобода! Абсолютная! Осталось лишь освободиться от последнего имущества - здоровья. Скажем, выяснить, что при сдаче крови его случайно заразили СПИДом… Это было как свободный полёт. Полёт борца над ковром после броска, успешно проведённого соперником, - и за миг до жёсткого приземления, когда тебя возьмут в оборот и положат на обе лопатки.
        Он ещё летел.
        Он ещё не упал.
        Продолжая смеяться, Артур прошёл в дальний угол кабинета и отпер сейф. Поставил на стол футляр - бронза углов, красное дерево. Слабое усилие, и защёлка открылась без звука.
        В алом бархате лежал Browning BDAO Compact.
        Подарок Шамиля на сорокалетие.
        
        ДЕНЬ ВТОРОЙ
        08:42
        …я вручала вам цветы…
        - Зачем вы принесли бульон?
        Девушка молчала. В руках у неё был смешной, новогодний пакет: еловые лапы, слегка притрушенные снегом, и праздничные, глянцево-яркие шары. Когда девушка переступала с ноги на ногу, в пакете что-то звякало.
        Бокалы с шампанским, подумал Артур. Если Новый год…
        - Возьмите, - сказала девушка. - Пожалуйста.
        Профессор Кличевский нахмурился. Он был с большого недосыпа.
        - Возьмите. Это домашнее, для Виктории Сергеевны.
        - Ей нельзя бульон.
        - А тефтельки? Куриные, диетические…
        - Ей нельзя тефтели.
        - Даже апельсин?
        - Извините, мне надо идти, - профессор только сейчас заметил Чисоева, стоящего у лифта. - Здравствуйте, Артур Рустамович. Я не ждал вас так рано.
        - Как Вика? - хрипло спросил Артур.
        - Без изменений. К сожалению, мне нечем вас порадовать.
        - Мы можем переговорить?
        - Минут через тридцать, если вы не против. Только, увы, вряд ли я вам скажу что-то новое…
        Артур проводил Кличевского взглядом. Девушка стояла как вкопанная, держа пакет обеими руками. Кажется, она готова была броситься вниз по лестнице, если бы Артур не загораживал ей дорогу. Джинсы, оценил Чисоев. Вытертые, художественно порванные; из дорогого бутика. Блузка с бантом от Valentino. Туфли на низком каблуке, чтобы лишний раз не подчёркивать рост. Всё, что пряталось в джинсах и блузке, было на уровне.
        На очень высоком уровне.
        - Вы знакомы с Викой? - он шагнул ближе.
        Девушка отступила к окну.
        - Я работаю у Виктории Сергеевны. Мы все её очень любим…
        Моделька, понял Артур. Из Викиного агентства.
        Пойдёмте на свежий воздух, - сказал он. Я угощу вас кофе.
        Она вздрогнула:
        - Не стоит. Вы зря беспокоитесь…
        «Да что ж она так меня боится?» - удивился Артур. Складывалось впечатление, что девушка встретила Чисоева не утром в больнице, где полно народу, а ночью, в тёмном переулке; что дикий хач-насильник вот-вот набросится на жертву. Он вернулся к лифту. Медленно, стараясь не делать резких движений, протянул руки ладонями вверх - будто собаку успокаивал.
        - Как вас зовут?
        - Таня… Татьяна Андреевна.
        Я сегодня не завтракал, Татьяна Андреевна. Я умираю от голода. Я хочу кофе. Чёрного и крепкого. У меня, как вы слышали, полчаса свободного времени. Уверен, поблизости найдётся тихое, скромное кафе. Вы не составите мне компанию?
        - Вы не завтракали? Совсем?!
        - Совсем.
        Девушку словно подменили. Крепче перехватив пакет, она быстрым шагом двинулась мимо Чисоева. Он нажал кнопку вызова лифта, но девушка не стала ждать.
        - Пойдёмте, - сказала она с лестницы. - Я вас накормлю.
        Вокруг отцветала сирень. Крупные, махровые гроздья клубились облаками - закат над морем. В цветах жужжали редкие, бог знает откуда налетевшие пчёлы. Одинокий шмель кружил над дощатым столиком, басовито гудя. Позже этот закуток оккупируют ходячие больные и их родственники, но сейчас здесь никого не было. За огромной липой, там, где начиналась асфальтовая дорожка, девочка лет шести прыгала по расчерченным мелом «классикам». Голова девочки от бровей и выше была плотно забинтована. Левая рука в гипсе, похожая на запелёнутого младенца, висела на перевязи. Девочка морщилась - похоже, от боли - и всё равно прыгала.
        - Вот…
        С деловитостью сестры, явившейся на продлёнку к младшему брату, Татьяна Андреевна опустошала пакет. Бульон, ещё тёплый, в литровом термосе. Судочек с куриными тефтелями. Ломтики свежайшей, воздушной булки. Из домашней хлебопечки, понял Артур. Два бокастых апельсина. Пластиковые стаканчики. Одноразовые ложка с вилкой. Достань Татьяна Андреевна серебряный столовый сервиз на двенадцать персон - Чисоев не удивился бы. Сейчас он был ребёнком, который следил за фокусником и волшебным цилиндром.
        Кушайте, - велела девушка.
        - А вы?
        - Я завтракала. Мне нельзя много есть…
        - Кофе? - вспомнил Артур.
        Девушка покраснела от смущения. Так краснеют только рыжие - лицом, шеей, грудью. Она поднесла пальцы к губам, молитвенно сложив ладони. Глаза Татьяны Андреевны наполнились слезами.
        - Нет, - прошептала она. - Кофе у меня нет…
        - Толик!
        Толик возник, как джинн из лампы.
        Организуй нам кофейка.
        - По-быстрому? - Толик размышлял вслух. - На кругу в киоске наливают. Из аппарата. Или сгонять в «Шинок»? Как у нас со временем? В «Шинок» - минут за двадцать обернусь.
        - Бери в киоске, - принял решение Чисоев. - Если не очень бурда… И тащи сюда. А потом дуй в «Шинок». Татьяна Андреевна, вам с молоком?
        - Мне чаю, - тихо попросила девушка. - Зелёного. По-Пожалуйста.
        Толик испарился.
        Артур взял тефтельку. Такие готовила мама. Когда сыновья в детстве болели, мама места себе не находила. Это никак не отражалось на её строгом, красивом лице. Мамино беспокойство находило выход на кухне, откуда неслись вкуснейшие запахи. И ещё: когда Чисоевых-младших дразнили «тефтелями», отец, смеясь, объяснил, что «тефтель» - наше, родное слово, от тюркского «тюфте»…
        - Куриная грудка, - сказал Артур с полным ртом. - Мама добавляла в фарш сырой белок. Лук она перетирала в кашицу…
        Девушка кивнула:
        - И размоченный батон. Без корки.
        - Батон?
        - Обязательно. Я варю тефтели с морковью, петрушкой и сельдереем. Меня научила бабушка, она хорошо готовит. Вам нравится?
        - Очень!
        - Запивайте бульоном. С вашим телосложением надо хорошо питаться…
        - Что вы рекламируете? - спросил Артур.
        Она снова покраснела, как если бы он добавил: «Нижнее бельё?»
        - Бриллианты, - сказала Татьяна Андреевна.
        Девочка, игравшая в «классики», перестала прыгать. Привлечённая видом еды, она подошла ближе. Здоровой рукой взялась за чалму из бинтов, скребя повязки ногтями. Наверное, голова у девочки сильно чесалась.
        - А я маму жду, - сказала девочка. - Она скоро придёт.
        Татьяна Андреевна улыбнулась:
        - Тебе можно апельсин? Или ты хочешь тефтельку?
        - Можно апельсин, - с уверенностью сказала девочка. - Если вам не жалко.
        - Нам не жалко. Нам ведь не жалко. Артур Рустамович?
        - Ни в косм случае, - согласился Артур.
        Налив себе второй стаканчик бульона, он следил, как Татьяна Андреевна чистит апельсин. Ну конечно, бриллианты. Движения её рук были удивительно пластичны. За ними хотелось следить, не отрываясь. И шея - наклон головы, осанка. Лебединая шея.
        - Как ваша фамилия? - спросил он.
        - Бойко. А что?
        - Ничего. Просто так…
        - Славникова, - девочка взяла дольку апельсина. Остальные дольки лежали на салфетке, дожидаясь своей очереди. - Моя фамилия Славникова. А зовут меня Светой…
        Ничего, мысленно повторил Артур. Ничего себе. Значит, Бойко. Значит, бриллианты. Он даже не стал интересоваться, кем приходится Татьяне Андреевне директор ювелирной фа-фабрики Андрей Николаевич Бойко.
        - Я вас где-то видел? - Чисоев сделал глоток бульона. - Раньше?
        - Да, - с вызовом ответила Татьяна Андреевна.
        - В агентстве?
        - Нет, раньше. В девяносто третьем, во Дворце спорта. Мне тогда было шесть лет…
        - Вы были на мемориальном турнире?
        - Я вручала вам цветы…
        Не помню, понял Артур. Да, вручали какой-то букет. Кажется, гладиолусы. Я стоял на пьедестале с кубком в руках, играла музыка… На моём месте должен был стоять Шамиль. Если бы не коньяк, будь он проклят, если бы я остановил Шамиля, а не подливал рюмку за рюмкой… Там, на пьедестале, я был уверен, что получил удачу из рук отца - задним числом. Второй стал первым. Как же я ошибался…
        - Забыли? - девушка улыбнулась. - Ну да, конечно… Протяни руку, думал Артур. Спроси телефон; назначь свидание. Пригласи в ресторан, за город, за границу, в Париж или на Канары. Не ради быстрой постели, а с дальним прицелом. Давай! Всё удастся легче легкого. Модель, она умеет готовить, как мама. Дочь ювелира Бойко, а значит, твои деньги для неё - обычное дело. Влюблённая в тебя, дурака, с детства. Протяни руку и возьми. Откуда-то он знал: можно. Это проще, чем очистить апельсин. А ещё он знал, что Вика мертва. Даже если смерть Виктории Чисоевой не подтвердит при встрече профессор Кличевский. Даже если не сегодня - завтра, через неделю. Вопрос времени. Дело прошлого. И вот - подарок. Кубок в честь победы.
        Новая жена вместо старой. Надо радоваться, благодарить; брать, пока дают, не спрашивая, над кем победа и победа ли это… Вернулся Толик с кофе и чаем.
        10:00
        …первый транш в пятьдесят миллионов…
        Охранники при виде хозяина взлетели орлами:
        - Добрый день. Артур Рустамович!
        - Привет, Костя. Привет, Стас. Как обстановка?
        Он заставил себя улыбнуться.
        - Всё нормально, Артур Рустамович. Происшествий нет.
        - Ну и ладушки…
        Шамиль удивлялся: кто ж с охраной здоровается? Быки, живая мебель. Да только ли Шамиль? В глаза подтрунивать не решались, но за спиной чесали языки. Артур помалкивал и гнул своё. Переброситься парой слов язык не отвалится. Зато отношение другое. И помнят: шеф всё видит, всех по именам знает. Лучше не нарываться.
        Коридоры головного офиса, обычно торжественно-тихие, сегодня напоминали растревоженное осиное гнездо. Трели рингтонов, писк факсов; гул голосов, шарканье ног по ковровым дорожкам, шелест бумаг… Отмахиваясь - потом, всё потом! - Чисоев ледоколом проломился в свою приёмную.
        Не сдержав раздражения, вскипающего в груди, с треском захлопнул за собой дверь.
        - Здравствуйте, Артур Рустамович.
        Нелли Петровна, мисс Невозмутимость. Женщина без возраста, без семьи, без малейшего намёка на сексуальность. Последнее качество Артур оценил сразу, и не потому, что опасался ревности Вики. В офисе решают проблемы, а не валят на диван юную куколку, которая знает не понаслышке все позы «Камасутры», но при словосочетании «Microsoft Outlook» обалдело хлопает длиннющими ресницами.
        - Добрый день. - Чисоев сделал глубокий вдох и с шумом выдохнул, стараясь успокоиться. - Что у нас за дурдом?
        - Будет лучше, если об этом вам сообщит Евгений Григорьевич. Он уже три раза заходил, спрашивал, когда вас ждать.
        - Зовите. Я у себя.
        - Хорошо, Артур Рустамович.
        - Кроме Стрельникова, больше никого не пускать. И сделайте два кофе.
        Дверь внутреннего кабинета он прикрыл без грохота. Присутствие Нелли Петровны отрезвило. Чисоев прошёлся вдоль массивных столов красного дерева, выстроенных буквой «Т», мимо ряда кресел, обитых скрипучей кожей, и остановился возле аквариума. Два крапчатых ангела шевелили усами, скользя над самым дном, - сапёры, прощупывающие минное поле. Выше, меж розовых и палевых веточек кораллов, стайкой вились чёрно-желтые брахигобиусы, похожие на шмелей. Колеблемые потоком пузырьков из аэратора, колыхались листья криптокорины, длинные и плотные. В них шныряла радужно-перламутровая мелочь.
        - Кофе, Артур Рустамович?
        Чисоев невольно потянул носом. Аромат был восхитителен. Да, израильский аппарат «Эден Таль»; да, жиды умеют, это вам не «Шинок» и не киоск на кругу… Сегодня Нелли Петровна превзошла саму себя. Выходя, секретарша столкнулась в дверях с председателем правления. Увалень Стрельников с неуклюжей поспешностью отступил, давая женщине дорогу.
        - Разрешите?
        Говорят, в старину дурным вестникам рубили головы. Чисоев этой традиции не одобрял: звери мы, что ли? Да и вестников не напасёшься, по нынешним-то временам. Что ты принёс нам, чёрный ворон? Стрельников вечно одевался, как на похороны. Стройкомпанию хлопнула налоговая? В полтавском филиале УБЭП устроило выемку документов? Рейдерский захват консервного завода под Балаклеей? Акции наших пакетов упали в ноль, теперь ими сортиры обклеивают?
        - Заходи. И сразу - к делу.
        Соболезнования, подумал Артур. Соболезнования от Стрельникова. Долгие, нудные, как дожди в ноябре. А главное, искренние. Вот уж в этом я точно не нуждаюсь.
        - Понял, Артур Рустамович.
        Быстрым шагом Стрельников прошёл через весь кабинет и остановился перед шефом. В руках он держал «эппловский» планшет и тёмно-коричневую папку из тиснёной кожи. Судя по зловещему виду, папка не могла содержать ничего хорошего.
        - Садись, - Чисоев кивнул на ближнее кресло.
        Стрельников сел.
        - Бери кофе.
        Стрельников взял.
        На тех ролях, где всё расписано свыше, предправления был великолепен.
        - Докладывай. Кратко и по существу.
        Стрельников отдёрнул руку от чашки, словно обжёгся. Выложил на стол планшет и папку, нервно поменял их местами, словно начинающий наперсточник - стаканчики.
        - Нашему инвестфонду принадлежит пакет акций вагоно-строительного завода «КВаРСЗ»…
        - Двадцать семь процентов, - кивнул Чисоев.
        - Совершенно верно. В последние два года объёмы производства и ремонта вагонов на «КВаРСЗе» снижались. Пропорционально им падали котировки акций…
        «А сейчас они просто рухнули, - мысленно закончил Артур. - Напророчил. Впрочем, нетрудно было догадаться…»
        - Короче!
        - Сегодня к вечеру будет обнародована информация о результатах тендера на ремонт подвижного состава столичного метро. Тендер на сумму сто сорок три миллиона долларов выиграл «КВаРСЗ». Пока эта информация неофициальная…
        Кто-то из нас двоих сошёл с ума, подумал Артур.
        - Повтори, - он подался вперёд всем телом. - Повтори, что ты сказал!
        Стрельников отшатнулся. Глаза его забегали, как у воришки. Он не понимал, в чём провинился перед шефом.
        - «КВаРСЗ» выиграл тендер на сто сорок три миллиона долларов! На ремонт вагонов столичного метро, - зачастил Стрельников, брызжа слюной. - Но это ещё не всё! Завод включён в государственную программу по разработке и серийному производству отечественных сверхскоростных пассажирских поездов. В качестве основного их производителя! Госфинансирование - сто три миллиона долларов. Первый транш в пятьдесят миллионов поступит до конца второго квартала…
        Он захлёбывался, распираемый лихорадочным восторгом. Ворон заливался соловьем, а Чисоеву слышалось хриплое, издевательское карканье падальщика. Я умер, подумал Артур. Вчера я всё-таки застрелился в опустевшем, полном призраков доме. Вокруг, отныне и навеки, - фальшивое посмертие. Меня дразнят счастьем, удачей, богатством, чтобы в конце концов столкнуть в ад для самоубийц…
        Ледяные щупальца ужаса опутали сердце.
        - …поручено создать опытный образец отечественного двухэтажного вагона на сто сорок пассажирских мест, с дальнейшим запуском в серию. Государственное финансирование по этой программе составит…
        Всё в порядке, убеждал себя Артур. Завод - лидирующий в отрасли. Неудивительно, что он выиграл тендер и получил госзаказ. Радуйся, идиот! Теперь пакет акций, на котором ты поставил крест, резко подскочит в цене… Радоваться не получалось. Для ужаса не было никакой рациональной причины, и это пугало ещё больше.
        - …Артур Рустамович! Нужно срочно докупить акций «КВаРСЗа», пока информацию не обнародовали! Завтра котировки полезут вверх, но до того времени мы успеем…
        - Стоп!
        Артур выбросил руку ладонью вперёд, словно хотел заехать Стрельникову в подбородок. Предправления умолк на полуслове. Казалось. Чисоев и впрямь нажал на кнопку «стоп». Артур выдержал долгую паузу, наслаждаясь тишиной.
        - Мне нужно подумать.
        - Артур Рустамович! - в отчаянии всплеснул руками «снятый с паузы» Стрельников. - Счёт идёт на часы! На минуты!
        - Я сказал, мне нужно подумать! - багровея, рявкнул Чисоев.
        - П-понял, Артур Рустамович…
        - Всё. Иди.
        У меня тут ещё… отважился предправления, демонстрируя папку и планшет.
        - Оставь. Я посмотрю.
        - Планшет… мне для работы…
        - Забирай, - смилостивился Чисоев. - Всё важное перешлёшь мне по локалке.
        - Понял!
        Стрельников кивнул с явным облегчением и, прижимая к груди чудом спасённый планшет, бегом покинул кабинет.
        11:03
        …мне не нужна от вас какая-то помощь…
        «Добрый день!
        Меня зовут Оксана Демченко. Мы незнакомы. Точнее, я вас знаю, а вы обо мне никогда не слышали. В феврале умер мой отец. Я всё собиралась вам написать и откладывала. Боялась. Вот, собралась. Мама не знает, что я пишу вам. Если бы знала, запретила. Она очень гордая…»
        Странички «Вконтакте» и на «Фейсбуке» ему открыла Ксюха, в прошлом году. Сказала: «Папа, ну ты прямо как лох!» - и открыла. Артур туда заглядывал редко. Следил, чтобы Ксюха, с её-то дуроломным азартом, не повыкладывала в открытый доступ чего не надо. Когда Ксюху всё-таки пробило на компромат, сменил пароли. Подписался в сообщество вольной борьбы, нашёл пару-тройку знакомых тяжей. Те больше интересовались Шамилем - что да как.
        Денег будет просить, подумал Артур. Гуляй. Оксана.
        Не дам.
        «…я заканчиваю Днепропетровскую консерваторию по классу скрипки. Лауреатка международных конкурсов. Записала два альбома: „Сонаты и партиты И. С. Ваха для скрипки соло“ и сборник испанцев: Сарасате, де Фалья, Альбенис. После выпуска меня зовут в симфонический оркестр ДАТОБа. Я ещё не решила. Мне предлагают гастроли за рубежом. Франция, Италия, Испания. Это здорово, но я боюсь надолго оставить маму. Ей сейчас нужна поддержка. Не подумайте, что я хвастаюсь. Я просто хочу рассказать о себе…»
        К письму, упавшему в «личку», прилагались фотографии.
        С первой на Артура смотрела симпатичная, коротко стриженая брюнетка. Она смеялась, за её спиной морские волны накатывались на пляж. Обычно такие брюнетки позируют в бикини. Эта была в джинсах и лёгкой куртке. Чисоев пригляделся: ну да, море-то не летнее. Как бы не ноябрь…
        На втором фото брюнетка играла на скрипке. Чувствовалось, что снимал мастер. Девушка не играла - летела. Вольный взмах смычка, скрипка у плеча, подбородок склонен к инструменту. Оркестр на заднем плане служил полёту фоном. Густая чёлка Оксаны Демченко упала на лоб, брови сошлись на переносице, губы что-то шепчут.
        Артуру показалось, что он слышит музыку. Что летит вслед, задыхаясь. Отстаёт, хочет догнать, выбиваясь из сил; тянется за ускользающим звуком. Это он-то, сын Рустама Чисоева, полагавший классику одним из видов неприятного шума…
        Не пойми зачем он сунулся в Википедию. «Согласно решению Днепропетровского областного совета №775-33/IV от 22 марта 2006 года Днепропетровское областное музыкальное училище им. М. И. Глинки переименовано в Днепропетровскую консерваторию им. М. Глинки. Ректором консерватории назначен…». 2006-й, подумал он. Сколько учатся скрипачи? Лет пять, наверное. Оксана успела, тютелька в тютельку. Будь она постарше, заканчивала бы училище. Или поступала бы в столице.
        Музыка не уходила.
        У Чисоева заболела голова.
        «…в 1988-м вы приезжали в Днепропетровск. Я не знаю, с какой целью. Мама мне не сказала. Вы, наверное, её и не помните, мою маму. Она работала горничной в гостинице „Астория“, на проспекте им. Карла Маркса. В 1989-м, когда родилась я, а мама вышла замуж за моего отца, мама уволилась и стала домохозяйкой. Мой отец был главным архитектором города в течение восьми лет. Наша семья была обеспеченной, мама могла не работать. Отец был почти на тридцать лет старше мамы. Они любили друг друга. Я знаю, что любили. Мама очень плакала на его похоронах. А потом рассказала мне о вас.
        Я не готова называть вас отцом. Мне не нужна от вас какая-то помощь. Я замужем, мой муж - альтист, художественный руководитель струнного квартета „Элегия“. Это он зовёт меня на гастроли. Мы оба вполне востребованы как музыканты и не нуждаемся. Нашему сыну Алику полтора года. Если мы уедем на два-три месяца, его возьмёт к себе бабушка. Мы ещё не знаем, какая. Обе бабушки просто дерутся за внука. Третья фотография - его…»
        На Артура смотрел серьёзный пухлощёкий мальчишка. Смотрел сквозь прорезь прицела в руках Алик держал пластмассовый, ярко раскрашенный автомат. Внук, подумал Артур. Сейчас он меня пристрелит. И правильно сделает - я не помню, с кем спал в «Астории». Кажется, она была из пышек. Большая грудь. Очень стеснялась, просила выключить свет. Или это не в Днепропетровске? Столько лет прошло, куда там помнить…
        Он встал, подошёл к аквариуму. Крапчатые ангелы парили над дном, равнодушные ко всему. Ангелы, подумал Артур. И по-ток пузырьков - души умерших, стремящиеся вверх. Выбравшись на поверхность, пузырьки лопнут, станут частью воздуха в кабинете. Потом их вытянет сквозняком в окно, переработает в кондиционере, изменит до неузнаваемости ароматной струёй освежителя. Стоило ли стремиться? Чтобы стать ничем, мизером без имени и памяти? Даже ангелы, и те полны равнодушия. Ангелы знают цену движению снизу вверх.
        Сверху вниз, подумал он. Кто знает цену этому движению?
        Или лучше сказать - падению?!
        Ему было страшно. Ему предлагали дочь. Новую взамен старой. Скрипачку, лауреатку, красивую девчонку. Замужнюю женщину. Здравомыслящую, судя по письму. Дочь, которой от него ничего не нужно - кроме, наверное, любви. Ему предлагали внука. Любимца двух бабушек. Новогодний пакет с ёлкой и шарами - подарки, подарки…
        Ему было так страшно, как никогда в жизни.
        Он знал, что Ксюха с Вовкой пропали навсегда.
        11:57
        …я приношу вам свои извинения…
        …изображение плыло перед глазами. Цветные пятна без смысла и содержания. Картинка на мониторе оборачивалась ковром осенней листвы. По шуршащим листьям, протянув руки для объятий, к Артуру радостно бежали новая жена, новая дочь и новый внук. Их лица заслоняли Вику. Ксюху и Вовку. Спешили вытеснить, заменить собой…
        Он едва не ударил по монитору кулаком. Проморгался, возвращая ясность зрению; потянулся за остывшим кофе. К счастью. Стрельников так и не притронулся ко второй чашке. Рука дрожала. Едва не пролив кофе на рубашку, он осушил чашку одним глотком. Облегчение не наступало. Его бросало то в жар, то в холод. «За что?! - беззвучно кричал Артур, чувствуя, как на висках вспухают синие, готовые лопнуть жилы. - За что мне всё это? Испытание? Искушение?! Чего ты хочешь от меня?!» Кричал и не знал, к кому обращается.
        Вот так, подумал он, и сходят с ума.
        Осторожно, с маниакальной подозрительностью. Артур скосил глаза на монитор. Осенние листья рассыпались в прах. Вместо них дисплей перечеркивала по горизонтали оранжевая стрела «Яндекса». Пестрели ссылки и заголовки «горячих» новостей. Когда он успел переключиться на страницу поисковика, Чисоев не помнил.
        «Отставка министра здравоохранения…»
        «Совместные учения с войсками НАТО…»
        «Госсекретарь США нанесёт визит…»
        «Отечественная экономика на распутье: взлёт или очередное падение?»
        «Региональные новости: Полтавский автосборочный завод заключил контракт…»
        Артур щёлкнул по ссылке.
        «Директор Полтавского автосборочного завода Сергей Гладких сообщил о заключении контракта с Hafei - HarbinHF Automobile Industry Group Company Ltd, - на поставку 5тыс. машинокомплектов автомобилей Hafei Brio. По словам директора, китайские партнёры поставляют свои машинокомплекты по весьма выгодной для завода цене, да ещё и с отсрочкой платежа. До конца года планируется собрать всю партию…»
        В качестве заставки над сообщением красовалось фото малолитражки зелёного цвета. Автомобиль походил на лягушку, гладкую и довольную жизнью. Её только что объявили царевной.
        «Завод также выиграл тендер Министерства внутренних дел по закупке легковых автомобилей специального назначения. В результате милицейский автопарк пополнится 32 машинами Hafei чёрного цвета, оснащёнными специальными звуковыми и световыми сигналами, в полном „обмундировании“, сообщает пресс-служба предприятия».
        Снова фото: два бравых мента скалятся в камеру, опершись о капот новенького лаково-чёрного «мусоровоза». В позах ментов было что-то от рекламы стоматологического кабинета для гомосексуалистов.
        Артур ощутил, как над ним разверзается Рог Изобилия.
        Его группа компаний была совладельцем Полтавского завода.
        До сегодняшнего дня дела там шли ни шатко ни валко. Контракт с китайцами и выигранный тендер МВД резко меняли ситуацию.
        В боковой колонке браузера шли ссылки на другие новости региона. В глаза бросилось знакомое название: «Компания ООО „СИУ“ выиграла тендер…» Уже понимая, что обнаружится по ссылке, Чисоев схватил оставленную Стрельниковым папку. Так и есть: информация о контракте с китайцами. В подробностях: цифры, выкладки, наскоро составленные графики, рамочный проект договора с Hafei на дальнейшую перспективу. А вот и данные по «СИУ» - ещё одному детищу Чисоева. Компания выиграла тендер на строительство многофункционального физкультурно-оздоровительного комплекса в Купянске. Стоимостью… Машинально, подражая Стрельникову, Артур перевёл сумму в доллары: полтора с лишним миллиона. Плюс подряд на ремонт и реставрацию оперного театра, здания мэрии… Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда! Тендер с самого начала выглядел безнадёжным. Конкурент - «Ретро-Модерн Строй» - принадлежал сыну губернатора.
        Строчки прыгали перед глазами.
        «ГП „Облавтодор“ закупает у ООО „Недра“ 12тыс. тонн нефтяного битума… 3,5млн. литров бензина Д-76 (80)… 3,5млн. литров дизельного топлива… на общую сумму…»
        Папка была набита деньгами. Тиснёная кожа цвета свежего дерьма таила в себе миллионы. Блестящие контракты. Выигранные тендеры. Рвущиеся к небесам котировки акций. Зарубежные инвестиции… Риски? Артур расхохотался. Рисков не существовало. Он мог всё! Ввязаться в любую авантюру, покупать и продавать, подписывать самые идиотские соглашения, не читая, - что бы ни произошло, он окажется в выигрыше!
        Новые деньги вместо старых.
        В колонках компьютера мелодично тренькнуло: пришла почта от Стрельникова. Чисоев даже смотреть не стал. Что там смотреть? Очередная порция даров. Рог Изобилия нахал без устали. Удача шла лавиной, заваливая счастливчика, перекрывая кислород. Не в силах усидеть на месте, Артур вскочил, бросился к окну - распахнуть, вдохнуть воздуха! Рванул на шее удавку галстука, схватился за подоконник и замер. Внизу, на другой стороне улицы, у входа в магазин мобильной связи скучал амбал-медбрат.
        - Ты! Гадёныш!
        Словно почувствовав, что на него смотрят, крашеный сукин сын поднял взгляд на Чисоева и подмигнул.
        - Стой, тварь!..
        Торпедой, взявшей цель, Артур рванул прочь из кабинета.
        Он едва не снёс массивную дверь с петель. В приёмной Чисоев зацепился за край стола, сильно ушиб бедро - и выматерился от боли. Нелли Петровна изумлённо охнула ему вслед. Впервые за годы работы секретарше изменила её обычная невозмутимость.
        В коридоре Артур сбил с ног очкарика-референта, на следующем шаге раздавив улетевшие к стене очки. Оправа и линзы хрустнули под каблуком. Очкарик дрожал, скорчившись в позе зародыша. Люди в ужасе шарахались в стороны, избегая обезумевшего шефа. С грохотом он ссыпался вниз по лестнице, вихрем промчался мимо поста охраны и вылетел на улицу. Вдогон кинулись Стас и Костя, преградили путь:
        - Что случилось, Артур Рустамович?!
        Рыча медведем, поднятым из спячки, Артур расшвырял охранников - и бросился через дорогу.
        В уши ворвался отчаянный визг тормозов. Он едва не угодил под колёса маршрутной «Газели» - такая же вчера протаранила машину Вики. «Газель» встала как вкопанная, вычертив на асфальте кривой чёрный след. Правое переднее колесо упёрлось в бордюр. Визг продолжился: надрывались женщины в салоне, насмерть перепуганные угрозой аварии. Им вторила сочная водительская брань. К хору добавился вой клаксонов: движение автомобилей, идущих на поворот, нарушилось. Чисоев не остановился. Он видел цель. Совсем рядом: пять прыжков, три, один. Бить в спину? Не дождётесь! В лицо, только в лицо. Чтобы видел. Чтобы глаза в глаза. С разбегу он ухватил амбала за плечо и за шею, мощным рывком развернул к себе - и застыл соляным столбом, занеся кулак для удара.
        Типичный качок. Футболка открывает могучую шею и бицепсы. Русый бобрик волос. Никаких «перьев». Гладко выбритые щёки. Запах дешёвого дезодоранта. Незнакомый, чужой, посторонний человек. Даже сходство сомнительно: комплекция, рост…
        Реакция у качка сработала отменно. Увидев занесённый кулак, он без колебаний ударил на опережение. Чисоев едва успел прикрыться плечом. Уберечься до конца не удалось: живая кувалда зацепила вскользь. Лопнула нижняя губа, на лацкан пиджака упали тяжёлые, темно-багровые капли крови. Артура повело, он пошатнулся, отступил на шаг. Вскинул руки - защищаясь, останавливая:
        - Извините, я обознался…
        Вся ярость исчезла, со свистом изверглась в небеса, как пар из открывшегося клапана.
        - Ты, урод! Обознался?!
        Нет, не в небеса. Ярость нашла себе лучшее вместилище, целиком войдя в мнимого медбрата. Качок жаждал продолжения. Он всю жизнь мечтал о таком: случайность, позволяющая дать выход силе, накопленной в тренажёрном зале. Резким взмахом он снёс выставленные Артуром руки, шагнул вперед - и на этом бой закончился. Костя со Стасом налетели на качка сзади, отработанно и слаженно, будто на тренировке. Заломили руки за спину, к затылку, складчатому как у бульдога, пригнули к земле…
        - Ну ты, падла! Всрался?! - натужно хрипел качок.
        Он силился вырваться. Но охрана свою зарплату отрабатывала с лихвой. У качка не было ни единого шанса.
        - Один на один! По-честному!
        Артур вытер рот тыльной стороной ладони.
        - Давай, сука!
        - Я приношу вам свои извинения, - на ладони остался кровавый след. - Я принял вас за другого человека. Готов компенсировать моральный ущерб. Парни, отпустите его…
        Парни выполнили приказ с явной неохотой. Парни остались рядом с качком - на всякий случай. Молодцы, службу знают. Надо будет их поощрить. Качок тоже жаждал поощрения. Он выпрямился, покрутил затёкшей шеей, хрустнул плечами. Бросил взгляд на мрачных охранников, сплюнул себе под ноги и с вызовом уставился на Чисоева:
        - Ну? Компенсируй.
        Чисоев достал бумажник. Извлёк пять новеньких купюр по сто долларов:
        - Хватит?
        Качок не колебался ни минуты:
        - А пошёл ты!
        Он сгрёб деньги и в три прыжка свернул за угол.
        17:39
        …я ж бить буду, Артур Рустамович…
        - …в полную силу, я сказал!
        Васёк ломанулся брать захват. Он сумел без потерь войти в ближний бой, даже зацепился, клещ весом с центнер. Но работать против вольника в трико Ваську, чёрному поясу дзюдо, было неудобно. Мешала привычка хватать за одежду. Он поймал Артура за запястье, правой рукой воткнулся под мышку, за спину, скручиваясь винтом…
        Слишком долго!
        Ростом выше Чисоева, Васёк подсел глубже, чем следовало бы. Артур дёрнул его на себя, вынуждая утратить равновесие, резким взмахом подхватил незагруженную ногу соперника - и послал героя дня через грудь, прогибом в падении. Васёк пошёл легко, как первая рюмка. Опытный борец, он сгруппировался, готовясь к приземлению.
        Но Чисоев уже рушился следом, изворачиваясь в воздухе.
        Он отстал ровно на долю секунды, чтобы позволить дзюдоисту от души впечататься спиной в покрытие зала - и, не дав опомниться, упал сверху. Придавил, сковал, взял на удушающий, который вольникам запрещён. Впрочем, если жизнь такая паскудная штука…
        Васёк заколотил ладонью по татами.
        - Следующий! Увижу поддавки - уволю!
        Парни занервничали.
        - На ковре начальников нет! Усвоили?
        - А как же тогда «к начальству на ковёр»? - отважился Вовка Чиж.
        - Сейчас узнаёшь! - указательный палец Чисоева стволом пистолета упёрся в грудь стушевавшегося остряка. - Леопольд, выходи! Выходи, подлый трус!
        От его хохота Вовка побледнел. В юности Владимир Чиж пять лет оттрубил санитаром в психбольнице, в отделении для буйных. Он знал, кто так смеётся.
        - Только я это… - счёл нужным предупредить жилистый, долговязый Вовка, деловито разминая ноги. - Я ж бить буду, Артур Рустамович…
        - Бей!
        - Ага, бей… у вас, небось, переговоры, а вы с фингалом…
        - Бей, дурила! За каждый фингал даю премию!
        - Буду стараться, Артур Рустамович. Вы уж не забудьте про премии…
        - Порадуй шефа, Чиж!
        Вовка затанцевал, закружил по залу. Стрелял ногами с безопасной дистанции: прямой, боковой, в прыжке.
        Артура он не доставал - так, баловство, разведка боем.
        Но и Чисоеву не удавалось сблизиться с вертлявым Чижом.
        Он маневрировал, низко пригнувшись, раз за разом отдёргивал голову, когда Вовкина пятка разбойничьим кистенём пролетала рядом. Верткий, зараза. Кузнечик, мать его. Брыкается…
        Удар в грудь Артур проморгал. Пятка Чижа оказалась твёрдой и убедительной, как дубовая киянка. Из лёгких вышибло воздух. Чисоева унесло назад, он едва не сел на задницу. Окрылённый успехом Чиж подскочил ближе, крутнулся на опорной, желая с разворота заработать премию, а то и две. Нырнув под удар. Артур с рёвом ухватил Вовку между йог, вознёс над собой - и завертел волчком. Кто-то из зрителей охнул, живо представив себя на месте кузнечика.
        Чиж взлетел, грохнулся и оказался погребён под рычащим медведем.
        - Шеф, хорош! - крикнул Стас.
        - Он сдаётся!
        Красный туман перед глазами редел медленней, чем хотелось бы. С опозданием Артур понял: задыхаясь, Вовка отчаянно лупит шефа ладонью по бедру. Он слез с Чижа, протянул ему руку: вставай, мол. В голове крутилась дурацкая фраза из школьного курса литературы: «Добрые люди от него кровопролитиев ждали, а он чижика съел!» Чехов это сказал или Толстой, Артур не помнил.
        - Яйца на месте?
        - Всмятку, - просипел Вовка. - И премия накрылась…
        - Будет, - пообещал Артур. - Купишь новые.
        Следующий!
        Чиж помедлил и ухватился за протянутую руку. Поднимаясь, он старался не смотреть в глаза Чисоеву. «Поддался!?Он поддался, скотина! - гулким набатом ударило в виски. - Они все мне поддаются!»
        - Ну, кто?! Кто ещё?!
        Он с головой нырнул в безумный водоворот - хрип, сопение, кипяток солёного мужского пота. Менялись соперники, Артур не замечал пропущенных плюх и ссадин от сорванных захватов - для него всё слилось в один-единственный поединок без конца и начала. В пьяную, жестокую круговерть, имя которой - жизнь. Другой жизни у него не осталось. Он швырял и ломал, на полную, на всю катушку, как в последний раз. Так было два десятка лет назад, когда Артур Чисоев рвался к финалу. К победе на турнире, посвящённом памяти его отца. К праву первородства, которого он был лишён. Он мог лишь выгрызть зубами, вырвать первородство у судьбы, и то на краткий миг.
        Любой ценой!
        Стены зала, размещённого в цокольном этаже офиса, выгнулись чашей, призовым кубком - исполинской ареной. Сверху, с края чаши, за сыном следил бронзовый отец. Рустам Чисоев плакал. Рустам никогда не плакал при жизни, но всё однажды случается в первый раз. От слёз отца Артур рычал и зверел. Он не чувствовал боли. Не знал усталости. Он мог всё! Бросок, переворот, проход, туше - ты видишь, отец?
        Нет, ты видишь?!
        Поясница. Колени. Плечи. Локти. Живот. Мышцы и связки. Суставы и сухожилия. Скорость и резкость. Сила и реакция. Ничего не болело. Всё служило верой и правдой. Войдя в возраст, Артур старался поддерживать форму, но больше «качался», выходя на ковёр редко, без фанатизма. Боялся порваться, слечь в реабилитацию. Сегодня страх сгорел в огне дарованной свыше уверенности. Всё вернулось - и вернулось с лихвой! Так боролся Шамиль в молодые годы. На ковре Шамиль всегда был лучше младшего брата…
        Отчего ты плачешь, отец?!
        Да, ты прав - это финал. Остался последний соперник.
        Артур знал, что справится и с ним.
        23:55
        …подарок Шамиля на сорокалетие…
        Он вломился домой за пять минут до полуночи. Дыхание его пахло коньяком. Коньяком, будь прокляты все лозы от Дербента до Хасавюрта! Официант ресторана «Арарат», косясь на бешеного клиента, сперва пытался всучить Артуру дешёвую, подкрашенную чаем «паленку». И побелел, как мел, когда Чисоев схватился за мобильник так хватаются за пистолет. Официант, а следом вспотевший от страха главный менеджер хорошо знали фамилии тех людей, которым собрался ночью звонить псих, требующий настоящего дагестанского коньяка. Настоящего, чтоб вы сдохли! Кого-то послали куда-то, двадцать минут, опасных, как бомба с включённым часовым механизмом, и Артур стал счастливым обладателем трёх бутылок «Кизляра». Две из них он приговорил в отдельном кабинете, под бозбаш и толму, угощая менеджера и требуя от него ответить на вопрос: «За что?!» Третья, едва початая бутылка погибла - разбилась, когда Артур запустил ею в стену. Менеджер к тому времени сгинул, и ресторан - тоже, а стена оказалась кирпичной, выщербленной - Чисоев стоял в глухом переулке.
        - Такси!
        Водитель тоже не ответил на вопрос: «За что?!»
        Прислуга пряталась. Дом вымер. Это было кстати. Артур дважды падал на лестнице. И в конце, когда достиг цели, уронил самую важную вещь в своей жизни. Футляр с громким звуком, похожим на стон, ударился об пол, раскрылся - и ответ на все вопросы вывалился наружу.
        На ковре лежал Browning BDAO Compact.
        Подарок Шамиля на сорокалетие.
        II.АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ
        ДЕНЬ ТРЕТИЙ
        05:17
        …насчёт раба ошибочка. Некрещён и необрезан…
        - ВСТАНЬ И ИДИ! - велели ему.
        А он не встал и не пошёл. Даже головы не повернул. Так и остался сидеть возле пыльного просёлка. Тронул синюю кепку с длинным козырьком, сдвинул на ухо по давней, ещё студенческой привычке. Прикусил сухую травинку, усмехнулся - и лишь тогда соизволил ответить:
        - Не хочу.
        Бездонное, светлое от жары небо моргнуло чёрным зрачком. Громыхнуло гневом:
        - МЕНЯ ЛИ ОСЛУШАТЬСЯ ДЕРЗАЕШЬ?
        Он рассмеялся. Сон нравился, хотя поначалу и удивил. Последнее время ночью он видел лишь образы - бессвязные, мутные, тревожные. После них случалось пить сердечное вместо утреннего кофе. В аптечке лежало импортное средство, рекомендованное знакомым врачом, - большие розовые таблетки. Глотать снадобье он не спешил, держался. Глушить кошмары заморской химией Александр Петрович считал ниже своего достоинства. Справимся без панацеи!
        - ИЛИ НЕ ВЕДАЕШЬ, СКОЛЬ ГРОЗЕН Я И РЕВНИВ?
        Повезло - сон был ясен и чист. Горячий летний день. Бескрайнее хлебное поле рассечено просёлком, словно каравай - ножом. Ветерок еле ощутим, вдоль обочины лежит сухая стерня.
        Одна беда - в покое не оставляют.
        - НАКАЖУ ОСЛУШНИКА ВЕЛИКИМ НАКАЗАНИЕМ. И БЛИЗКИХ ЕГО. И ДАЛЬНИХ!
        - И собаку убью, - хмыкнул он. - И кошку, и мышку. Приёмы мелкого уголовника. Так вот почему я всю жизнь попов не любил!
        - КАК СМЕЕШЬ ТЫ. РАБ МОЙ!..
        Он запрокинул лицо к небесам. В зените кружил смерч-аспид, длинный хобот тянулся к земле, к спелым колосьям. Ветерок стал ветром, затяжелел, ударил в лицо. Опалил жаром, запорошил глаза мелкой, как мука, пылью.
        - Насчёт раба - ошибочка. Некрещён и необрезан. И договор кровью не подписывал.
        Плеснуло холодом. Смерч надвинулся, сминая хлеба. Рыкнул с яростью:
        - В ЭТУ ЖЕ НОЧЬ ЗАБЕРУ ДУШУ ТВОЮ!
        Он пожал плечами. Протёр глаза, тронул козырек кепки. Походя вспомнилось: именно такую он носил, когда приехал на Целину. Синей она была недолго - выцвела, побелела.
        - А я ещё думаю: с чего мне всякая дрянь снится? Вот что значит на ночь с врачом пооткровенничать! Хотел правду - по-лучил. Сегодня, выходит? Обидно, не скрою. От пары лишних лет я бы не отказался…
        Страх медлил, топтался поодаль. Во сне Александр Петрович был молод и силён. Исчезла вечная спутница-боль, солнце светило ярче яркого. Даже грозное небо манило, не пугало.
        - Так за чем дело стало?
        Сгинул смерч. Стих ветер, превратился во вкрадчивый шёпот у самого уха:
        - Потому и предлагаю. Пару лет? Хочешь десять? Двадцать?! Бери, не жалко! Но и ты уж постарайся, сделай, что велено. Историю в университете учил? Как римляне говорили: «Даю, чтобы Ты дал». Ты мне, я - тебе…
        Липкие, приторные слова. На висок будто мёд пролился:
        - И не геройствуй, ладно? Ты ведь не сразу помрёшь и не сам. Тебе уже семьдесят пять, можно и характер проявить. А дочь твоя? Внуки? Метод старый, но эффективный. Не чета тебе гордецы на брюхо падали. Проникся, да?
        Мёд стал льдом. Вернулась боль, вцепилась клыками, путая мысли.
        - И заметь: не о мерзости прошу, не о смертоубийстве. Дело благое, нужное…
        С болью он совладал. Расправил плечи, выплюнул травинку изо рта:
        - Нет! Сначала - благое и нужное, а после родную дочь резать заставишь. Книгу Судей читал? Помнишь, что с Иеффаем случилось? Тут главное - первый раз поддаться. Нет, не выйдет!
        - НЕТ?! - ударило с небес. - ПО СИЛАМ ЛИ ОТВЕТ ДАЁШЬ, ЧЕЛОВЕК?
        Ответил он небу:
        - Дело не в силе. Дело в том, по Чьему Образу и Подобию человек сотворён. Камешек, что от горы откололся, мал, но твёрд, как гора. И края острые. Сила не справится, тут иное требуется. Человека мало убить - его убедить нужно.
        - ТЫ СКАЗАЛ!
        И смерч взял его.
        Поле - жёлтая скатерть до горизонта - теперь было внизу. Серая лента просёлочной дороги, жалкая фигурка на обочине. Синие джинсы, синяя кепка, клетчатая застиранная ковбойка…
        - Тяжёлый случай, - хмыкнул он.
        Представился класс: парты в три ряда, доска, на столе - бокастый глобус. Очередной юный шкодник склонил повинную голову, но каяться не спешит, смотрит исподлобья. Пригрозишь вызвать родителей - всё испортишь. Обратится шкодник в зверёныша, захлебнётся гневом.
        Иначе, иначе надо!
        - Ты сам-то книгу Судей давно перечитывал?
        Человек, сидевший у дороги, щёлкнул пальцами по козырьку кепки. Словно честь хотел отдать, да передумал.
        - Ты, между прочим, географ, не богослов. Неужели думаешь, что все события, упомянутые в Библии, одобряются Богом? Иеффай сам убил свою дочь, причём безо всякой пользы. Он не был священником и не имел права приносить жертву. Не мог и обещать принести «первое, что выйдет». Скажем, ему навстречу могла выйти нечистая собака или верблюд. Этот разбойник так и остался в душе язычником. А насчёт раба…
        Не путай времена дядюшки Тома и Древний Восток. В библейскую эпоху раб - младший член семьи. Бесправный, но свой. Маленький камешек возле высокой горы.
        Человек поднял голову. Слушает! Теперь главное - не давить.
        - По поводу того, что тебе предложено… Ты одну лишь сторону разглядел. А сторон, между прочим, даже не две - больше. Для начала представь, что кто-то решил взорвать в твоём родном городе бомбу. На двадцать килотонн, как в Хиросиме…
        08:11
        …сейф в летнем сером плаще…
        Дверной звонок оторвал Александра Петровича от кофе. Последний глоток остался, самый сладкий. Колеблясь, он по-глядел в сторону коридора, взвесил чашку в руке. Дочь и внуки звонят дважды, соседи сверху - один раз, зато долго, от души. Тот, кто стоял сейчас за дверью, нажал кнопку с очевидной робостью. Вместо привычного «ти-рим-бом!» - убогое «трим». Даже без восклицательного знака.
        Продавец мёда? Очередной свихнувшийся сектант с евангелием американской печати в зубах?
        «Знаете ли вы истинное имя Бога?»
        Каждый раз он сдерживался, чтобы не ответить с привычным ехидством. Грех обижать убогих, ещё заикаться начнут. Знакомый полковник-опер в таких случаях рапортовал:
        «Я даже истинную фамилию его знаю!»
        Клюка в руке, тапочки на ногах…
        - Иду!
        Пока добирался, сообразил, что на часах - начало девятого. В такую рань ни коробейники, ни психи-адвентисты не жалуют. Может, всё-таки соседи, но снизу? Трубу прорвало?
        За облупившейся дверью, ведущей в службы, царила тишина. Не уловив буйного гласа Ниагары, он вздохнул с облегчением, поймал левой ногой своевольный тапок.
        - Кто там?
        - Это я, учитель!
        - Кто «я»?
        - Я, Чисоев Шамиль! Извините, что разбудил…
        Голос он узнал сразу, но тем не менее глянул в глазок.
        Не ради проверки - для эстетического удовольствия. Каждый ли день узришь у собственного порога самодвижущийся стальной сейф в летнем сером плаще?
        
        Полюбовался - и дверь отворил. Хотел пошутить насчёт ранней пташки, но, увидев лицо гостя, раздумал.
        - Я встаю с рассветом, Шамиль Рустамович. Заходите.
        Сейф шагнул за порог, взялся за лацканы плаща:
        - А почему по имени-отчеству, учитель? Я что-то не так…
        Прорезался акцент, скрытый прежде. Сейф исчез, превратился в растерянного мальчишку. Ребёнок с трудом привыкал к чужому городу, к новой школе, к непривычной речи:
        «Я что-то нэ так сдэлал, учытэл?»
        - Это тебе за «учителя», Чисоев. Сколько раз объяснять, что я - не товарищ Мао! В прихожей не стой, плащ снимай. Вешалку найдёшь?
        - Уже нашёл…
        - Кофе или чай?
        - Э-э-э… Если можно, чай, Сан Петрович. Кофе боюсь. С утра сердце болело, как после тренировки. Когда долго в зал не ходишь, сердце отвыкает… Хотел лекарство пить, представляете?
        Он чуть не ответил «более чем», но предпочёл отмолчаться. Его собственные недуги обождут. У Шамиля Чисоева, ученика шестого «Б», стряслась беда. Мальчик ранимый, замкнутый, гордый. То, что Шамиль пришёл к нему, к классному руководителю, дорогого стоит.
        …сколько лет минуло? Тридцать пять? Больше, больше…
        - Туфли снимать не надо. Не надо! Чисоев, тебе же русским языком!..
        08:57
        …разговоры не помогут…
        - …Нет, не слыхал. Я, Шамиль, новости редко слушаю. Раньше ВВС включал по старой памяти, потом бросил. У них теперь тоже реклама…
        Александр Петрович, бывший учитель географии, бывший классный руководитель, бывший заслуженный учитель бывшей республики, аккуратно опустил чайник на вытертую подставку из можжевельника. В последний момент рука дрогнула, тяжёлая капля ударила по крышке фаянсовой сахарницы.
        - Но это меня ничуть не извиняет. Какой кошмар! А мне казалось, что у кого-кого, а у твоего брата всегда всё будет в порядке.
        Чисоев Шамиль с трудом привыкал к жизни на новом месте. Дичился, дрался с одноклассниками, ссорился с учителями. Один лишь физрук плясал от радости - бегал к директору, защищал, уговаривал. Новому классному руководителю досталась нелёгкая ноша. Зато Чисоев Артур по жизни шёл вприпрыжку. Быстро находил друзей, ладил с педагогами.
        Улыбался…
        Учителя хвалили, директор одобрял, ставил в пример. Александр Петрович помалкивал, но старший Чисоев ему определённо нравился больше младшего. Географ не слишком жаловал улыбчивых везунчиков.
        - Мне тоже, - Шамиль кивнул, соглашаясь. - Так ведь и было! Всё в порядке было, Сан Петрович, дорогой! В шоколаде-мармеладе! Не понимаю, что происходит. Никто не понимает!
        Бывший шестиклассник, бывший победитель спортивных олимпиад, бывший чемпион Европы осторожно взялся за чашку, подержал на весу.
        Отхлебнул, выдохнул резко, как после коньяка:
        - Милицию на уши поставил. Врачей созвал, на целый госпиталь хватит. Мэр помощь обещал. Херня, Сан Петрович! Извините… Вчера мне экстрасенса привели. За ним - цыганку Раю, ясновидящую. Блин, скоро шамана доставят! Чартером с Чукотки! А ночью школа приснилась. Шестой класс, первый год, как вы наш обезьянник взяли. Снится, будто я урок не выучил. Учебник на русском, а я язык забыл. Чуть не помер от ужаса… Проснулся, вас вспомнил. Дай, думаю, схожу, посоветуюсь. Хуже не будет…
        Александр Петрович прикусил язык, боясь сболтнуть лишнего. Если по чести, толку от него, пенсионера, меньше, чем от шамана с бубном. Не говорить же такое в лоб! Шамиль издёргался, за соломинку хватается.
        - Что вспомнил, молодец. В любом случае чаю выпьешь, а это уже польза… Позволь, я тебе пару вопросов задам?
        Дождавшись кивка, отодвинул в сторону пустую чашку. Наклонился, поймал взглядом взгляд:
        - Виктория, жена Артура… Ты всё сделал, что нужно?
        - Я…
        - Подробности опусти. Просто скажи: да или нет.
        Чисоев нахмурил широкий лоб:
        - Всё. Что мог, сделал.
        - Дочь Артура?
        - Найдут, - Шамиль оскалился по-волчьи. - К вечеру найдут, обещали. Их найдут, и похитителей найдут. Я с ними, с шакалами, сам говорить буду.
        Огромная ладонь мягко, страшно легла на скатерть.
        Дрогнула…
        - С делами, с фирмой - или что там у Артура? - его подчинённые разберутся?
        Сейф шевельнул каменными плечами:
        - Куда они денутся, Сан Петрович? Я их сегодня, прежде чем к вам ехать, выстроил - и доброго дня пожелал. Они всё поняли, прониклись… Там ещё закавыка: самозванцы объявились.
        Видя удивление в глазах бывшего учителя, Шамиль поспешил разъяснить:
        - Письмо Артуру пришло. Вторая семья у него образовалась, понимаешь! Дочка, внучка. Жучка. И скрипка, чтобы не скучно было. Одна семья пропала, другая появилась. Интересное совпадение, да? Ничего, и семьёй займусь, найду время!
        Аккуратно подстриженные ногти с визгом царапнули по клеёнчатой скатерти. Александр Петрович нахмурился:
        - Этим не ты должен заниматься, Чисоев!
        Ответом ему был хриплый смех.
        - Не ты! - старик повысил голос. - Что творишь? По закону гор, да?!
        Шамиль помолчал, словно подбирая слова.
        - А по каким законам, учитель? По советским, как в старом фильме? Нет советских, кончились. И новых нет, одни понятия остались. Кто говорил: человек человеку - волк?
        - Римляне…
        Вспомнилось из сна: «Как римляне говорили: „Даю, чтобы Ты дал“. Ты мне, я - Тебе…»
        - Хорошо жили ваши римляне! У нас не волки - гиены, шакалы. Я виноват. Сан Петрович. Брату не помогал, о делах не расспрашивал, советы не давал. Думал, взрослый, разберётся. Вот и сбежались шакалы, стая целая. Ничего, нас, Чисоевых, с нахрапу не загрызть! Зубы крепкие, к стоматологу ни ногой!
        Старик отвернулся, пожевал губами:
        - Вам виднее. Шамиль Рустамович. Вы - человек современный, предприниматель, депутат. А я, знаете ли, от жизни здорово отстал. Мне в музейной витрине - самое место. Вижу, у вас уже готов план охоты. Чего ждёте от меня, грешного?
        С зубами у меня дела плохи. Возьмусь горло перегрызать - обе челюсти выпадут…
        Стальной сейф дрогнул, теряя форму. Ладонь оторвалась от клеёнки, скользнула по смуглому, заросшему щетиной лицу:
        - Простите, Сан Петрович! Простите, дорогой!
        - Ладно…
        - И вправду озверел. Простите!
        Александр Петрович махнул рукой:
        - Хватит! Оба погорячились… Я и впрямь отстал от нынешнего бытия, ничего не попишешь. Но ведь нельзя превращать жизнь в охоту!
        Шамиль кивнул в ответ, соглашаясь. Вздохнул:
        - Не в охоте дело. Шакалы - говно, шваль. Дела… Разрулю дела - не сам, так крыша прикроет. С Артуром плохо! Совсем плохо. Сан Петрович! Говорят, психика у него. Какая такая психика?! Не верю! Нет у него никакой психики. Ни у кого из Чисоевых психики не было. Беда у Артура, спасать нужно.
        А как - не знаю. Школу во сне увидел, вас вспомнил…
        Старик нащупал рукоять клюки, попытался встать. С первого раза не вышло. Он закусил губу, попытался снова.
        Встал.
        - Разговоры не помогут. Поехали к Артуру. Где он сейчас?
        11:43
        …значит, оружия у него нет?
        Грунтовка сбегала с холма, обрывалась возле широкого пруда, карабкалась на дамбу. За прудом возвышался ещё один холм. Справа - жиденькая роща, слева - белые домики под красными крышами. Дальше, до горизонта, зеленел лес. Над кронами деревьев, в дальней дали, гроздьями висели грозовые тучи. Чувствовалось: армада наготове, собирает силы, ждёт своего часа…
        - Хитцы, - пояснил Шамиль. - Артур участок купил, дом строить начал. Не для себя, для дочери. Воздуха много, от города далеко. Глушь, дремучие места. Дожди пойдут, так хоть вертолёт вызывай!
        Александр Петрович взглянул с интересом. Область он знал хорошо, но в «дремучих местах» бывать не приходилось. Ехали полтора часа, и это по сухой дороге.
        - Артур там. Он сюда ночью поехал. Как пистолет отобрали, он вначале кричал, шумел. Парней из охраны бить хотел. Потом спать лёг. Час спал, вскочил, как на пожар, - и велел ехать в Хитцы. Я к нему в семь утра пришёл - опоздал.
        - Значит, оружия у него нет?
        Бывший классный руководитель скользнул взглядом по белым домикам. Где-то там, в идиллической пасторали, буйствовал Чисоев-младший со своей психикой. Самое время присылать медбригаду соответствующего профиля, но такое Шамилю не скажешь. У депутата тоже психика в полный рост.
        - Охрана с Артуром, - рассудил Чисоев. - Пистолет у них. Может и отдали. Эх, Сан Петрович! Browning BDAO Compact, сам выбирал, сам дарит! Что ещё подаришь мужчине на сорокалетие?
        - Удочку, - учитель изучал близкую гладь пруда. - Можно спиннинг. А ещё лучше - шахматы.
        Шамиль виновато вздохнул.
        Пока ехали, пока километры считали, Александр Петрович размышлял, сумеет ли помочь. Решил, что едва ли. Горячий Шамиль не верил в психику, но по всем описаниям выходила именно она. Чисоев-младший был силён, удачлив и до чёртиков уверен в себе. Такие ломаются первыми. Хорошо, если охранники догадались придержать подарочный «браунинг».
        Что поехал - не жалел. Однажды семиклассник Шамиль Чисоев по горячке умудрился угодить прямиком в подрайон милиции. Взбешённый директор заявил, что умывает руки. Поделом хулигану! А он, классный руководитель, пошёл выручать. Вытащил парня, хоть и не без труда. Наслушался комплиментов! Кто во всём виноват? Понятное дело, школа!
        Посреди дамбы машину тряхнуло. Шамиль ругнулся, снизил скорость. Александр Петрович оглянулся. Дорога, уползающая назад, выглядела па диво ровной. Никаких колдобин.
        Я чего хочу, Сан Петрович? Хочу, чтобы Артур успокоился, чтобы в город вернулся. Лучше не к себе, а ко мне. Места много, дом большой. Пусть лекарство пьёт, отдыхает. А я пока с делами перетру…
        Александр Петрович прикинул в уме высоту холма, вставшего перед автомобилем. Вверх посмотришь - гора горой.
        - Сценарий понятен. А если не уговорим?
        Ответа дождался не сразу. Сперва взревел мотор, переходя на пониженную передачу, затем дрогнули могучие плечи Шамиля:
        - Если… Не надо - если, Сан Петрович! Заломаю его, конечно. Пусть он и младший - заломаю, силой возьму. Нельзя, понимаете? Нельзя! Врат брата ломает! Семье позор, роду позор. Кем же мы, Чисоевы, станем?
        Старик хотел возразить, но промолчал. Дети выросли…
        Первым их встретил экскаватор Komatsu - оранжевый «японец» с ковшом наперевес. Заморский гость перегородил узкую улицу, грозно порыкивая и вращая стальными гусеницами. Отечественная колея, разбитая ещё в допотопные времена, упорно не желала пускать самурая. Экскаватор сердился, шумел, плевался клочьями синего дыма.
        - Ай, Артур! - Шамиль захлопнул дверцу автомобиля. - Скажите, Сан Петрович, зачем ему этот жираф? Чем он думает, жопой, да? Извините…
        В том, что самурай объявился в Хитцах по воле младшего брата. Шамиль не сомневался. Как, впрочем, и Александр Петрович. Для такого вывода не требовался Шерлок Холмс с дедуктивным методом.
        - Жираф! - с раздражением повторил бывший шестиклассник.
        Komatsu-сан то ли услышал, то ли почувствовал. Издав обиженный рёв, самурай преодолел вредную колею и бодро пополз дальше.
        - Схожу-ка я. Сан Петрович, на разведку. Вдруг он пулемёт поставил?
        Старик, успев к этому времени разобраться с упрямицей-клюкой, аккуратно прикрыл дверцу.
        - Вместе сходим, - рассудил он. - Даже если Артур решил построить дот, дальше фундамента дело не пошло. Иначе мы бы наблюдали бетономешалку… Шамиль, ты уверен, что мы здесь нужны? Твой брат мог позвать тебя и вчера, и позавчера. Но ведь не позвал!
        Чисоев-старший сдвинул густые брови:
        - Не позвал, да. Всё понимаю. Сан Петрович. Взрослые мы, мужчины. Сами кашу завариваем, сами расхлёбываем. Понимаю, а лезу, спасаю. Я теперь в семье старший, мне перед отцом отвечать.
        Сжал ручищу в кулак, выдохнул:
        - Эх! Хорошо, что отец не видит! Пойдемте, учитель.
        На сей раз старик раздумал поправлять бывшего ученика.
        12:12
        …стекло не он разбил, и рогатка не его…
        - Не пустишь, значит?
        - Шамиль Рустамович!
        - Не пустишь? - тихо, без выражения повторил Чисоев-старший. - Меня не пустишь?
        - Шамиль Рустамович! - парень, бледней смерти, подался вперёд. Приложил руку к сердцу. - Простите, ради бога! Что я могу сделать? Артур Рустамович велел: никого. Вася про вас спросил, так он даже отвечать не стал…
        Забор был трёхметровый. Ворота сияли новым металлом. Парни, стоявшие у калитки, загораживая проход, походили на два мебельных шкафа. Александр Петрович хмыкнул: два шкафа, один сейф. Кто кого?
        Внутри, за оградой, урчал мотор самурая. Японца пропустили, как родного.
        - Ты меня. Стас, знаешь, - сказал Чисоев-старший. - Убить не убью, но больно будет. Очень больно, да.
        Стас развёл руками:
        - Не надо, Шамиль Рустамович! При исполнении мы. С оружием…
        И добавил, морщась:
        - Простите! Самому тошно!
        - Тошно ему…
        Шамиль отступил на шаг, сжал кулаки.
        Чисоев! - напомнил о себе бывший классный руководитель. - Не вздумай!
        Шамиль выругался, не стесняясь присутствием учителя. Прищурился, запрокинул голову, ударил взглядом в безоблачное небо:
        - Артур! Дун Шамиль йиго! Гьалъул магiна щиб? Ты, засранец! Решил, что у тебя больше нет брата? Дида мун битiун вичiчiанищ?
        Парни отшатнулись: крик был страшен. Громыхнуло, отразившись от ворот, эхо - резкое, жестяное. Казалось, небеса ответили Шамилю ржавой грозой. Александр Петрович едва сдержал усмешку. Силён, Чисоев, силён! Здоров орать, депутат!
        Откашлявшись, Шамиль добавил вполголоса:
        - Минута - шестьдесят секунд. Жду, потом ухожу.
        - Гiедегiуге, брат. Оставайся, гостем будешь.
        Старик вздрогнул. Артур Чисоев объявился тихо, как кот.

* * *
        - …Это мои дела. Мои!
        - Плохо говоришь, брат. Злое говоришь…
        - Мои! Не тефтель, справлюсь. Ты врача вези из Израиля, Лившица. Пусть сюда летит, не надо Вику беспокоить. Этим и поможешь. С остальным я сам разберусь.
        - Почему сам? Меня гонишь, не пускаешь, да? Перед учителем срамишь?!
        - Не гоню, брат. Стройка, экскаватор там. Чаю не выпить, гостя не накормить. Вы меня, Александр Петрович, простите, не узнал сразу. Очень рад вас видеть. Шамиль, ты зачем такого уважаемого человека побеспокоил? Вы нас извините, пожалуйста. Сейчас скажу, нам стол во флигеле накроют. Посидим, закусим, как полагается…
        Александр Петрович слушал, не перебивая. Перед глазами был школьный коридор, белые двери классов, высокие окна. И мелкий шкодник, пытающийся уйти от ответа. Стекло не он разбил, и рогатка не его, и вообще.
        - Надо было позвонить. Шамиль. Предупредил бы, я бы тебя встретил.
        - Как позвонить? Куда позвонить?
        - Ты что, мой номер забыл?
        - У тебя телефон третий день не отвечает!
        …и окурок под партой не он оставил.
        - Чи-со-ев!
        Братья замерли. Александр Петрович поспешил уточнить:
        - Артур! Э-э-э… Артур Рустамович! Вы - взрослый человек, можно сказать, отец семейства. Никого вы пускать не обязаны, ни меня, ни брата. Всё правильно, всё по закону. Священное право частной собственности, пулемёты на вышках… Я о другом спрошу. Не стыдно, Чисоев? Кому вы нужны в этом мире? Единственного близкого человека гоните. Впрочем, не настаиваю. Если вы пошлёте меня к чёртовой матери, это тоже будет законно. То есть… Как правильно. Шамиль? По понятиям?
        Отвернулся, чтобы взглядом не смущать. Если психика, весь монолог - зряшное дело. Если же пег… Тоже не факт. Дети выросли…
        - Ладно! Заходите…
        Голос звучал хрипло, натужно. Что называется, додавил, но не убедил.
        - Лично я останусь на свежем воздухе, - старик по-прежнему смотрел в сторону. - Шамиль, ты с братом пообщайся, а я возле машины обожду.
        - Нет! Не обижайте, будьте гостем. Думаете, я вас не пускал, потому что обидеть хотел? Ошибаетесь, Александр Петрович. О вас беспокоился, не о себе. Но, может, так будет правильно. Заходите, пожалуйста!
        Учитель тайком улыбнулся. Никого ломать не пришлось.
        Педагогика!
        12:27
        …в каком смысле - оборотень?
        Он ожидал увидеть экскаватор, но первым делом узрел бревно.
        Жёлтая, очищенная от коры древесная плоть, сучья тщательно стёсаны; нижний, более широкий срез заострён. Рядом, на траве - топор в компании с мелким инструментом. Стамески, скобель, ложечный нож…
        А экскаватор где?
        - Цього! Цього не пущай! Чуешь, Рустамыч? Пэрэвэртэнь, пэрэвэртэнь!
        Голос был дребезжащий, противный. То, что речь зашла о нём, Александр Петрович понял быстро и не удивился. Как это у нынешних называется? Фейс-контроль?
        - Пэрэвэртэнь! Вин усю справу загубыть, Рустамыч!
        - Зачем так говоришь. Коля? Грех гостя обижать…
        - Гэть його!
        - Учитель это, географ. Нас с братом учил…
        - Нэпростый вин хеограф! Хай гэть идэ! Пэрэвэртэнь!
        Дребезжало слева, но вначале Александр Петрович решил найти экскаватор - из принципа. Самурай обнаружился по правую руку, шагах в сорока. Груда рыжей земли, деловитые работяги в тёмно-синих комбинезонах, вознесённый к небу ковш.
        Камень…
        Александр Петрович даже моргнул от изумления. Нет, камень исчезать не хотел. Большой, серый, в свежих сколах, он возлежал посреди участка. Не камень, целый валун.
        - Вот, брат, беспорядок какой. Сам видишь, нулевой цикл.
        - Гэть його, Рустамыч! Гэть!..
        Фейс-контроль бесновался, плюясь липкой слюной. Шамиль не зря поминал психику. Тут она, легка на помине! Старый ветхий ватник, под ним - спортивный костюм, тоже старый. Кеды без шнурков, кепка без козырька, с надписью «Пепси». И, само собой, выражение лица. Это не подделать, хоть сразу в учебник помещай.
        А возрастом не вышел. По голосу семьдесят, на деле - едва за сорок.
        - Это Коля, сосед, - виновато пояснил Артур. - Он за участком присматривает, за стройматериалами. Тихий, смирный.
        В Афгане воевал, контузия у него. Лечили - не вылечили. Помогаю, чем могу… Что с тобой. Коля? Гости это: брат мой, учитель. Хорошие люди…
        Коля отверз щербатый рот, но предпочёл заглохнуть. Псих, а умный!
        Фундамент обнаружился сразу за контуженным. Залит основательно, считай, на века. За фундаментом - деревянная времянка, пара контейнеров.
        - Плохо мне, Шамиль! Сам понимаешь, свалилось проблем - плечи гнутся. Я решил: отвлечься надо. В городе без меня разберутся.
        - Почему не предупредил, брат? Мне не сказал, врачам в больнице не сказал? Тебя ночью искали. Вике совсем худо стало. Ты не волнуйся, вытащим её! Как так можно, Артур?
        Говорю же: плохо мне. А тут воздух, простор. Дышится хорошо. И за стройкой присмотрю. Забросили работу…
        Учитель скользнул взглядом по бревну. Изучил серый валун, оценил деловитость тёмно-синих работяг:
        - Не стыдно врать, Чисоев?
        Рядом пискнул псих, белый от страха.
        Александр Петрович появился на свет далеко от этих мест - на Дальнем Востоке, где нёс службу отец-танкист. В город приехал по распределению, после университета. Украинский, к стыду своему, так и не выучил. Понимать понимал, но далеко не всё.
        «Пэрэвэртэнь» - оборотень? В каком смысле - оборотень?
        В незабвенные времена так именовали шпионов: «Клятый пэрэвэртэнь злодийскы пидиалыв колгоспну стодолу…»
        А если в прямом значении? Допустим, волколак?
        Бред!
        12:41
        …настоящая «макака»!
        - Откуда камень взялся?
        - Откуда камни берутся? Из земли вынули…
        - Зачем сюда привезли? Как в парке, для красоты?!
        - Декоративный элемент…
        - А бревно? Тоже элемент?
        - На бревне умывальник пристроят. Или это кол для конкурентов?
        - Зачем конкуренту кол? Что с колом делать?
        - Чтобы всё по понятиям!
        Расположились возле рассохшейся лавки у забора, подальше от ворот и декоративного элемента. Рёв трудолюбивого самурая стал тише, можно было разговаривать, не напрягая голос. Артур обещал подойти, как только разберётся с валуном. Спросить его про бревно не успели - и теперь терялись в догадках.
        - Не кол это, - рассудил Шамиль, сообразив, о чём идёт речь. - У нас что. Турция? Такое только больной придумать может…
        Помолчал, ударил кулаком в забор:
        - У моего брата нет психики. Нет! Замыслил он что-то, Сан Петрович.
        - Что?
        - Не знаю! Я ведь чего боялся? Думал, он за пистолет схватится. В кого стрелять станет? Хорошо, если в нас… Эх, почему я с вами не посоветовался? Лучше бы я Артуру спиннинг подарил! Тяжело человеку, плохо. Может, и вправду отвлечься захотел? Как считаете, Сан Петрович?
        Учитель вздохнул:
        - Я не Шерлок Холмс. То, что замыслил, - очевидно. Уверен, ни камня, ни бревна ещё вчера здесь не было. Знать бы, чем я контуженному Коле не полюбился…
        - Э-э! - расхохотался Чисоев-старший. - Учитель вы, Сан Петрович. Учителя с завязанными глазами узнаешь. А вдруг этот Коля лентяем в школе был? Вдруг ему каждую ночь табель с двойками снится?
        Бывший классный руководитель представил себе этот кошмар. Оценил, содрогнулся. Но всё-таки почему «пэрэвэртэнь»?
        - Странное дело, Шамиль. Ты про сон говорил, что тебе школа снилась. А мне, знаешь, сегодня ночью полная ерунда виделась. Поле, хлеб, у меня на голове кепка… И будто я сам себя в чём-то убеждаю.
        - Сон! - пожал могучими плечами Чисоев. - Во сне, Сан Петрович, только с собой и споришь. Никого там, во сне, больше и нет…
        Замолчал, прислушался:
        - О! «Макака»! Сан Петрович, мамой клянусь: настоящая «макака»!
        Александр Петрович открыл было рот, моргнул - и различил еле слышный треск двигателя.
        Мотоцикл? Ml А, минского завода? Ну и слух у тебя. Шамиль!
        - Когда подсказывали, всегда слышал, - ухмыльнулся Чисоев, довольный комплиментом. - Хоть с последней парты! Мне, Сан Петрович, только шепни! Я «макаку» ни с чем не перепутаю, у отца такая была…
        Экскаватор заглушил мотор, давая гостям вволю насладиться трескучими руладами нового визитёра. Двигатель рыкнул с надрывом, чихнул и заглох. Охранники кинулись к воротам. Артур, махнув рукой работягам, шагнул к калитке.
        Учитель и ученик переглянулись:
        - Пойдём и мы?
        - Пойдём, да!
        12:55
        …уговор: не перебивать…
        …Оранжевый шлем, жёлтая выцветшая штормовка. Чёрная «макака», коричневый чемоданчик на багажнике, пачка «Примы» в руке. Ретро во всей красе - ездящее и курящее. Человек в шлеме отдал мотоцикл набежавшим «шкафам», устало размял шею, бросил сигарету в рот.
        Зажигалка…
        Артуру мотоциклист кивнул без особого почтения, как старший - младшему. Шлем снимать не стал, так и курил, словно космонавт перед стартом в памятной песне.
        - Извините! - прокомментировал ситуацию Артур. - Ещё пара минут…
        И удрал куда-то. Шамиль шагнул за братом, но Александр Петрович придержал ученика за крепкий локоть:
        - Не надо!
        Слева - заглохший Komatsu-сэн. Прямо - ворота, возле них курит «космонавт». Правее - контуженный Коля с пластиковым стаканчиком в руке. Шкафы-охранники при мотоцикле. Стас чемоданчик от ремней освобождает, Вася страхует, чтобы враг не подобрался.
        Чуть ближе - бревно во всей красе.
        Не нравилось Александру Петровичу это бревно. Раздражало. Старик даже слегка разозлился на себя за беспричинную, глупую мнительность.
        Окурок «Примы» упал на землю, под каблук грязного ботинка. «Космонавт» расстегнул ремешок, не без труда стащил шлем с лысой головы. Огляделся, заметив гостей, дёрнул подбородком. То ли поздоровался, то ли наоборот.
        - Вежливый! - хмыкнул оскорблённый Шамиль.
        Александр Петрович готов был с ним согласиться, но что-то удержало. Лысому нахалу за пятьдесят, лицо - сушёная груша. Губы не бледные - белые… А если цвету прибавить, годы же, напротив - отнять? Минус двадцать пять, морщин нет, губы яркие. Вместо лысины - модная причёска… Нет! Не причёска - грива, смоляные космы дыбом.
        - Валентин? Валентин Иванович!
        Владелец «макаки» сделал шаг вперёд:
        - Простите? Вы… Не может быть!
        Радости в голосе не звучало. Скорее - крайнее удивление.
        - Александр Петрович, если не запамятовал? Как же, как же! Заслуженный учитель, доска почёта… Да-а, не красят нас годы. Хотя… Знаете, рад, что вы живы. В последнее время коса разгулялась. Не хочется и телевизор включать…
        Рывком выбросил ладонь вперёд, затем протянул руку Шамилю.
        - Ну, с вами всё ясно. У вас череп такой же, как у брата. Чисоев… Шамиль Рустамович, как я понимаю, депутат и чемпион. Два года назад обещали отремонтировать комплекс «Динамо», год назад тоже обещали…
        - Д-да, - согласился депутат и чемпион.
        К чему это «да» относилось. Шамиль уточнять не стал.
        - Вы же не знакомы! - сообразил Александр Петрович. - Перед тобой, Шамиль, вечная головная боль нашего районо - Валентин Иванович Пашин, учитель рисования и черчения.
        Ты его не застал, он года через два пришел после твоего выпуска. Если не ошибаюсь, художник-абстракционист…
        - Вот этого не надо! - отрезал «космонавт». - При вашей совдепии, Александр Петрович, всякий, кто не подражает Шишкину или Герасимову, - абстракционист по определению. Художественная концепция Никиты Сергеевича живёт и торжествует! Но ругаться не будем, мне ещё работать…
        Отошёл назад, глянул на Чисоева-старшего. Прищурился:
        - Богатая натура! Шамиль Рустамович, хотите бюст? Дорого не возьму, я, слава богу, не Церетели. Только дерево нужно.
        Шамиль покосился на бревно. Уловив его мысль, художник рассмеялся:
        - Нет, сосна не годится. Вы - человек богатый, купите в Бразилии кубометр квебрахо. Получится не хуже, чем у Эрзи. Да что там не хуже - лучше! В сто раз лучше!
        - Соглашайся, - хмыкнул, повеселев, Александр Петрович. - Валентин портрет твоего брата писал, когда тот в девятом классе взял республиканское «серебро» среди юниоров.
        В музее портрет висит. Не в школьном, в областном.
        - Ха! Портрет! - обрадовался Чисоев-старший. - Помню портрет, да. Так это вы рисовали? Ай, хороший портрет…
        Договорить, однако, не успел.
        - Горе вам, поганцы-язычники!
        Коля-контуженный рвался в бой - со стаканчиком наперевес.
        - Як сказано: наполнылася зэмля його идоламы! Воны поклоняються справи рук своих, тому, що зробылы пэрсты их. И прэклонылася людына, и прынызылася!..
        - Исайя, глава восьмая, - отбил удар Александр Петрович. - И что?
        - Видийдить вид них и до мерзоти не торкайтесь! Бо вин - усий мерзоти батька й заводчик!..
        Рука со стаканчиком дёрнулась в сторону художника. Тот окрысился, но высказаться не успел.
        - Коля, зачем? Не надо, Коля!
        - Батька й заводчик!
        - Он художник, меня учил рисовать…
        - Заводчик и батька!
        - …хороших людей учил…
        Появившись, словно из-под земли, Артур обнял контуженного за худые плечи, отвёл к лавке. Усадил, вручил стаканчик, оброненный на землю - пустой, к великому сожалению Коли.
        Ещё один Никита Сергеевич, - прокомментировал художник. Но этот всё-таки головастей будет. Библию читал!
        - Не читал, - Артур вернулся к гостям. - Коля как с войны вернулся, один остался. Отец пил - умер, мать пила - умерла. Ему священник помогал, из соседнего села. Вот и наслушался… Валентин Иванович, вы инструменты видели? Я, что мог, собрал.
        - Топор видел, - отрезал «космонавт». - Я, господин заказчик, свой набор привёз. А вы нашли какую-нибудь фотографию? Рисунок? Я только одну картинку в интернете отыскал.
        Чисоев-младший выразительно развёл руками. Художник скривился и, небрежно кивнув честной компании, направился к бревну. Александр Петрович хотел воспользоваться моментом, дабы прояснить вопрос, откашлялся…
        - Тюрьма каменна, ой, высока,
        Ничего в ней не видать,
        Только видно, только чутко
        Часовой: «Пойдём гулять…»
        От неожиданности старик вздрогнул - уж больно громко орал контуженный. Шамиль, нервами покрепче, выразительно втянул воздух ноздрями:
        - Э, брат! Ты чем Колю своего лечишь? Коньяк, да? «Кизляр»? Смотри, не залечи. Дрянь лекарство, я тебе скажу…
        Редко кому удавалось увидеть смутившегося Артура Чисоева, Железного Артура. Как будто и впрямь рогатку под парту уронил.
        - Пусть пьёт. Коньяк сосуды расширяет. Весёлый будет, добрый будет…
        Добрый и весёлый Коля подтвердил благим матом:
        - Выводили в чи… в чисто поле
        И давай меня ковать,
        Заковали ру… руки-ноги
        И давай в меня стрелять!
        Качнув лобастой головой, Артур внезапно стал очень серьёзным:
        - Шамиль! И вы, Александр Петрович! Не хотел говорить, сам всё думал решить. Потому и не звонил, не пускал. Стыдно мне теперь. Раз вы приехали, значит, судьба. Пойдёмте, всё расскажу, объясню.
        Он поднял руки, словно защищаясь:
        - Только уговор: не перебивать. Не вам говорю, Александр Петрович. Тебе говорю, брат. Я бы на твоём месте не удержался, перебивать бы стал. Я стал бы, а ты, Шамиль, молчи. Прошу, молчи!
        Отвернулся, сгорбил плечи.
        В спину ударило:
        Девятнадцать пуль, пуль про… пробило
        Мимо правого плеча,
        А двадцатая, ой, зло… злодейка
        Погубила молодца!
        13:33
        …уйду от Него…
        Майское небо над головой. Лёгкий ветер, запах потревоженной земли. Бензиновый дух, еле ощутимый аромат сирени.
        А Чисоев-младший украдкой пот с виска утирает.
        - Не с себя начну - с пистолета. Я тебя, Шамиль, знаю.
        Ты сюда ехал и о пистолете моём думал. Обо мне тоже, но о пистолете - больше. Вот он, «браунинг». Смотри! Ни в кого не стрелял, никого не убил. Нет, брат, не отдам, пусть у меня будет. Пока ствол у меня, я сам себе хозяин, вольный человек. Успокойтесь, я не сумасшедший, не бедный Коля. Сомневаетесь, Александр Петрович? А вы обождите с сомнениями, вы дослушайте.
        Лавочка. Трое мужчин плечом к плечу. У двоих лица - спутать можно.
        - С чего начну? С логики начну. Я, Александр Петрович, заочно учился. Спортсмен, да? В здоровом теле - здоровый дух. Здоровенный, аж страшно! Но кое-что помню. Логику нам умный дядька читал. Говорил, искать надо самое простое объяснение. Скальпель Оккама, так? Если у тебя с тарелки исчез кусок колбасы, его, скорее всего, кошка Мурка украла, а не американский спецназ. Логика! Когда я после всего, что случилось, думать смог, что мне первым в голову пришло? Узнали враги-шакалы, что с Викой беда, что не до бизнеса мне, - и накинулись, разорить решили. Логично? А чтобы я их не удавил, дочь украли, заложницей сделали. Эх, Александр Петрович! Когда вы Шамиля уму-разуму учили, такое только в кино было, да? В американском, детям до шестнадцати, вечерний сеанс…
        Пустая кобура на коленях. В крепкой ладони - «браунинг».
        Не за рукоять взят, за ствол.
        - Скажу честно, хотел застрелиться. Потом думаю: нет! Мы, Чисоевы, крепкие орешки. Разберусь! И тут прилетел волшебник в голубом вертолёте. Дела в гору пошли, кубарём к счастью несёт. Письмо получил. Дочка, понимаешь! Одних забрали, других даём. Кто даёт, а? Сумеешь ответить, брат? А вы, учитель?
        Молчите, после скажете…
        Крик птицы. Чёрный силуэт в небе, острые крылья, беззвучный полёт. Влево, вправо, вверх, в зенит. Вспугнули? Или сама врага ищет?
        - Сорвался, да. Нервы? У дамочек нервы, у мэра нервы. Чем я хуже? Опять же, коньяк, будь он неладен… Перемкнуло! Логика винтом завилась. Может такое быть, как со мной? Не может, а есть! Скрутило меня, вывернуло… Молчи, Шамиль! Не говори ничего! Не мог я к тебе поехать. Боялся своей бедой заразить. Понял - с ума схожу, без возврата. Взял пистолет… Эх, Александр Петрович! Сильная у вас рука, но, знаете, у меня сильнее. Не надо «браунинг» хватать. Если я дважды не застрелился… Хорошо, выну патроны. Вот, вынул уже…
        С небес, с тех краёв, куда умчалась чёрная птица, трое мужчин казались мелкой точкой посреди жёлто-зелёного простора. С первого взгляда и не заметишь, а заметишь - не разглядишь, не услышишь. Тихо звучит усталый, охрипший голос с еле различимым южным акцентом:
        - Вот патроны. Смотри, брат! Не стреляться я хотел - ей, Костлявой, в глаза взглянуть. Чтобы на самом краю силы найти, в разум вернуться. Повернул стволом к себе, вот так повернул. Поглядел - увидел. Не было там смерти. Он был, живой. На меня смотрел и смеялся. Ты, смеялся, весь мой. На ниточках ходишь, на ниточках пляшешь. А умрёшь - совсем мой будешь. Хочу - сварю, хочу - изжарю. Ах, как Он смеялся! Не понял, брат? И вы не поняли, учитель? Почему?! Я же всё объяснил! Нет? Тогда добавлю: не мой Он, чужой! Уйду от Него, не сегодня уйду, так завтра!
        
        15:01
        …за год уже третьего истукана…
        Чисоев-старший спрятал мобильник, взглянул с вопросом. Александр Петрович развёл руками:
        - Тут я не советчик. Но предпочитаю верить специалисту.
        Шамиль кивнул:
        - Лившиц - чудодей. Если говорит, что Виктория полёт выдержит, значит, будем отправлять. Через час самолёт, я распорядился.
        Бывший классный руководитель на миг задумался:
        - Но… Там же согласие мужа требуется!
        - Хе! - Шамиль усмехнулся. - Ещё вчера оформил. У нас с Артуром подписи всего на одну букву различаются. Взял грех на душу. Если бы так все проблемы решить! Погорячился я насчёт психики, Сан Петрович! Кто же его знал, что у меня не брат, а сплошная психика? В кого пошёл, балбес?
        Что ответишь? Объясняться Артур не стал. Задал загадку - и к валуну удрал, экскаватор будить. Тот и рад, взревел, ковшом взмахнул…
        - Если что, буду его ломать, - подвёл итог Чисоев-старший. - Не хочу, чтобы другой пулю получил. Он, Сан Петрович, хитрый, не все патроны вынул. Проморгали, да? Семь патронов у «браунинга», а на ладони три штуки лежало. Оставшихся и на нас хватило бы, и на художника. Зря я вас сюда притащил…
        - Не зря! Ты, Чисоев, не паникуй. Ясно?
        Шамиль осёкся, поджал губы:
        - Ясно…
        - Не помешаю? Или у вас тут секреты?
        Валентин Иванович, на помине лёгок, обозначил своё присутствие запахом скверного табака. Плюхнулся на лавочку, закусил зубами новую «Приму»:
        - Оконтурил, можно резать. Жаль, заказчик торопит. У вашего брата. Шамиль Рустамович, гости намечаются? Он здесь целый луна-парк затеял…
        Ответа художник не дождался, но ничуть не был смущён.
        - А вообще-то, дожил. Только что сдал заказ - мебель под Четырнадцатого Луя. Чтобы, значит, не хуже, чем в Версале. Вы бы видели этого заказчика! Его бы даже на версальской конюшне пороть отказались… Или вдоль рожи бы высекли, по ошибке. Идол ещё ладно, отвлекусь…
        - Простите? - Александр Петрович моргнул. - Идол?!
        - Бревно видели? Как наш псих вещал? «Наполнылася зэмля його идоламы…» Между прочим. Коля угадал. Я этой мерзости не батька и не заводчик, но за год уже третьего истукана ваяю. Странная, признаться, мода у наших богатеев.
        - Истукан? - очнулся Чисоев-старший. - Какой истукан? Зачем истукан?
        Вместо ответа художник извлёк из бокового кармана штормовки лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул, отдал Шамилю. Тот взглянул, поднёс ближе к глазам:
        - «Согласно законам иерархии, в любом пантеоне имеется верховный бог, часто с функциями громовержца, которому подчиняются все остальные боги. В этом смысле аварский языческий пантеон весь типичен…» Не понимаю, объясните!
        - Рисунок - первый сверху. Аварский верховный бог-громовержец Бечед. Идол найден в позапрошлом веке, сейчас хранится в Эрмитаже. Если, конечно, не продали какому-нибудь коллекционеру…
        Бывший классный руководитель качнулся к рисунку. Идол ему не понравился. Больно суров. Больно… Крепкая, безжалостная ладонь стиснула сердце. На миг перехватило дыхание. Таблетки лежали в кармане. Ничего, справимся - не впервой. Александр Петрович отвернулся, боясь не совладать с лицом. Ладонь разжалась, отпустила добычу.
        - Ха!
        На большее депутата и чемпиона не хватило. Лист вернул, голову склонил. Нахмурился:
        - Может, это я спятил, а? Может, это мне жену спасать надо?
        Дочь спасать, дело спасать? А я в Бечеда-мечеда играюсь?! Кто мне объяснит? Желающих не нашлось. Ответила птица, промелькнув молнией над головами. Крикнула, умчалась ввысь. Эхом донеслось знакомое:
        Тюрьма каменна, ой, высока,
        Ничего в ней не видать,
        Только видно, только чу… чутко…
        - Нож! - вспомнил Александр Петрович. - Должен быть ещё нож, каменный.
        Художник оглянулся:
        - А? Так я же по камню не работаю. Дал Артуру адрес нашей мастерской, где памятники ваяют. Они ему хоть нож, хоть вилку, хоть «Мерседес» из лабрадора. Ладно, товарищи, хорош баклуши бить. Пойду аванс отрабатывать…
        Дёрнул подбородком и был таков. Учитель смотрел, как «не-Церетели» идёт мимо работяг, суетящихся вокруг валуна. Хмурился, кусал губы.
        - Нож? - изумился Шамиль. - Нож-то для чего, Сан Петрович?
        - Для кого…
        Ответил, не думая. Перед глазами желтело хлебное поле - без края, без смысла. Узкий просёлок, горячая летняя пыль. Маленький человек, сидевший у края дороги, оказался не слишком сговорчив. Но педагогика - великая наука.
        - «Тогда Сепфора, взяв каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего…»
        - Что?
        - Исход, Шамиль Рустамович. Исход, глава четвёртая.
        Сказал и удивился. Не тому, что о Сепфоре, супруге Моисеевой, вспомнил, а тому, что ученик самых простых вещей не понимает. Кровавые жертвы приносят только каменным ножом. Альфа и омега, дважды два - четыре.
        Чисоевы, впрочем, мусульмане.
        - В Коране этого нет. Коран читали?
        - Дядя Расул рассказывал…
        - Сепфора - Птица. Супруга пророка Мусы, дочь Иофора, жреца и вождя мадианитян.
        В ответ раздался странный звук: мычание или стон.
        Бывший шестиклассник с трудом усваивал новый материал. Учитель улыбнулся. Ничего, сообразит! Александр Петрович встал, ткнул клюкой в сухую, покрытую ржавой травой землю. Загадка оказалась из простых. Теперь можно и к Артуру: вразумлять. Но можно и обождать.
        Можно? Нужно!
        Он зажмурился, крепко-крепко. Вновь увидел поле - яичный желток до горизонта. Вдохнул жаркий воздух. Если ближний твой согрешит, уличи его, и если он покается, прости его. Но сначала требуется уличить.
        - Сан Петрович! Сан Петрович!
        Могучая ладонь осторожно, боясь навредить, прикоснулась к локтю. Александр Петрович покосился на растерянного депутата и чемпиона, прикинул, с чего лучше начать объяснение. Или не объяснять, а сразу в лоб? Парень крепкий, выдержит.
        - Кумиры богив йих спалытэ вогнэм! Спалытэ! Спалытэ!..
        - Эй, Коля, ты куда? Куда?!
        Вопрос был лишним. Контуженный бежал прямиком к бревну, возле которого трудился художник. В левой руке - канистра, в правой - спичечный коробок.
        - «Кумиры богов их сожгите огнём», - кивнул учитель. Второзаконие, глава седьмая. Зря Артур где попало бензин оставляет!
        - Коля! Стой, стой!..
        Охрана сообразила - пустилась вдогон. Артур тоже бросился наперерез идолоборцу. Псих, быстро оглянувшись, изменил направление, рванул по большой дуге вдоль забора.
        Лысый художник на миг отвлёкся от работы, пожал плечами и снова взялся за инструмент.
        - Хватай его! Хватай!
        - Э-э! - внезапно расхохотался Чисоев-старшнй. Смех вышел скверный, злой. - Понял я, Сан Петрович. Понял, почему нож! Нет, учитель, это не я с ума сошёл, и не брат мой. Мы все туг спятили. Громовержец Бечед, понимаешь! Отец наш - комсомолец, потом - коммунист. Дед - коммунист, бабушка - комсомолка…
        - Отдай канистру! Отдай, говорю!
        Колю настигли, прижали к забору. Схватить, однако, не сумели. С невиданной резвостью псих открыл крышку канистры, окатил себя бензином. Выхватил спичку из коробка, словно клинок из ножен.
        Подоспевший Артур вцепился в охрану, как клещ:
        - Нет! Не трогайте! Отойдите!..
        Парни отступили на шаг. Псих присел на корточки, прижал канистру к животу, сдавил коробок зубами.
        - Допустим, мы рехнулись, - задумчиво продолжал Шамиль, любуясь Колиной буффонадой. - Допустим! Тогда объясните мне, Сан Петрович, что Коля задумал. Самоубийство, бл… Извините! Самоубийство - грех смертный. Тут гореть начнёт, в аду продолжит. Вечно! Как дядя Расул говорил? «И всякий раз, когда их кожа обгорит, её заменим Мы другою кожей, чтобы дать вкусить им наказание сполна». Э-э! Надо же, вспомнил! Или здесь место такое, Сан Петрович, дорогой?
        - Помещу тебя в преисподних земли, в пустынях вечных, с отшедшими в могилу, - старик усмехнулся. - Может, место, а может, обстоятельства.
        Коля держал канистру мёртво. Лишь только чьи-то руки приближались к ней, немедленно грозил спичкой.
        Рычал. Плевался.
        - Оставьте его! - крикнул учитель. - Артур, пусть сидит! Себя он жечь не станет!
        Псих услышал, ощерился, блеснул горячечным взором:
        - Сижу день цельный за решё… за решеткой,
        В окно тюремное гляжу,
        А слёзы катятся, братишки, потихо… потихоньку,
        По исхудалому мойму лицу!
        С коробком в зубах песня вышла на ура.
        - Интересно, где его Афганистан расположен? - лицо Шамиля пошло пятнами. - Видел я таких «афганцев». Ещё когда в Добровольную народную дружину ходил. Случалось, по дюжине за вечер в подрайон притаскивали.
        - Сижу я цельный день в хала… халате,
        На йом сплошные рукава,
        Фуражка новая на вате,
        Щоб не промёрз… промёрзла голова…
        Охранник Вася остался дежурить возле певца. Охранник Стас вместе с хозяином направился к гостям. Артур шёл впереди, ступал широко, полной стопой. Взгляд прятал, смотрел то на землю, то на носки модных туфель.
        - Глупый я, Сан Петрович, - вздохнул Чисоев-старший. - Полтинник прожил, а ума не нажил. Пистолет надо было брать. Говорили мне мои ребята, пускать одного не хотели…
        Младший брат услышал или почувствовал. Остановился, скривил рот.
        Шаг, ещё шаг…
        - Хотел бы го… голыми руками
        Я цепь железную порвать,
        Да жаль, братишечки, я с кандалами,
        Мне всё одно не убежать!
        Псих умолк.
        - Весело живём, да? - оскалился Артур. Оскал, судя по клыкам, был семейный, наследственный. - Хватит играть, Шамиль! Что ты хотел - увидел, что надо - услышал. Всё я тебе рассказал, ничего не скрыл. Как брата, прошу, умоляю: оставь меня по-доброму!
        Дай дело закончить. Не за себя, за тебя боюсь. И за уважаемого Александра Петровича боюсь. Не хочу, чтобы пострадал кто-то…
        Чисоев-старший набычился, сжал крепкие кулаки. Учитель махнул рукой:
        - Минуточку! Позвольте пару слов…
        - Не слухай його! - донеслось от забора. - Не слухай! Пэрэвэртэнь!
        Александр Петрович нашёл в себе силы улыбнуться.
        - Забавный титул! Артур Рустамович! Подготовка и проведение языческого обряда - дело неподсудное. Можно, конечно, упрекнуть вас в том, что вы забыли о семье, причём очень некстати…
        - Моё дело! - рыкнул Артур.
        Шамиль подался вперёд, по учитель встал между братьями:
        - Ваше, не спорю. Кажется, религиозные искания дорого стоили вашей дочери…
        - Моё дело!..
        - Ваше, ваше. Успехов! Но давайте ещё разок сложим всё вместе. Вы обиделись на Бога. Не на судьбу, не на Провидение, а лично на Творца…
        У Шамиля заклокотало в глотке.
        - Именно так мы вас поняли. Да и вы с этим не спорите.
        Итак, первый кирпичик - обида. Остальные кирпичи мы видим: валун и бревно. Как я догадываюсь, жертвенник и кумир…
        - Это дядя! - взорвался старший брат. - Дядя Расул! Он муллой хотел стать, в медресе учился. Выгнали его, коньяку много пил. Обиделся он на Аллаха - прямо как ты сейчас, брат. Обиделся и сказал: Аллах не наш бог, не аварский. У нас - свои бога, правильные, старые. За аулом капище нашёл, жертвы приносил…
        - Каменным ножом, - подхватил учитель. - Нож, как я понимаю, вам ещё не подвезли. Иначе бы мы бедного Колю уже не увидели…
        - Не слухай! Пэрэвэртэнь! Гэть його!
        Александр Петрович пристукнул клюкой:
        - Ваш наивный жертвенный баран, Артур Рустамович, кое-что почуял. Правда, ошибся адресом. Я-то его резать не собираюсь. Ты ещё не понял. Шамиль?
        Шамиль нахмурился:
        - Понял? Нет, не понял. Он же псих, а не баран!
        - Баран. Натуральный баран. Говоря современным языком, Артур Рустамович желает выйти из-под юрисдикции Творца.
        «Господь - крепость жизни моей: кого мне страшиться?» Псалом Давидов за номером двадцать шесть. Считают, что более точный перевод: «Господь - крепость души моей». Твой брат, Шамиль, желает эту крепость разрушить. Выйти душой, видишь ли, на свободу. Крепость души, не жизни. Самоубийство - не выход…
        - Самоубийство? - прохрипел Артур. - Ну уж нет! Себя убью, к Нему попаду. Тёпленьким. Ни оружия, ни друзей… Не хочу!
        - Отречение - не выход. Всевышний либо внимания не обратит, либо…
        - Похули Бога та помри! - подсказали от забора.
        Учитель кивнул:
        - Спасибо, Коля! Иов, глава вторая. «Похули Бога и умри». Тоже не выход.
        - А Бечеду-мечеду жертвы приносить - выход? - возмутился Шамиль. - Ладно, брат, решил ты, что Аллах плохо с тобой поступает. Чем бревно против Аллаха поможет?
        - Моё дело! - хмуро повторил младший. - Каждый сам за себя решает!
        - За себя! - подхватил Александр Петрович. - Вы сказали, не я. Дело в том, Шамиль, что всякий бог требует платы. «Даю, чтобы Ты дет», - это не римляне первыми придумали. Артур Рустамович желает, чтобы аварский громовержец защитил его от Бога.
        - Чужого бога! - взревел Артур. - Жестокого, подлого…
        За такую услугу барашка мало. Целого стада мало! Тут нужна настоящая жертва. Твой брат, Шамиль, вспомнил, что в селе Хитцы есть отавный парень Коля. Всем хорош: псих, вероятно, с судимостями. Родственники померли…
        - Меня заме… заметят часовые,
        И крикнут раз, и крикнут два,
        Взведут курки они, они стальные,
        Наверное, убьют меня!..
        - Именно! Односельчанам будет достаточно узнать, что бедного Колю пристроили в психбольницу. Документы оформить - плёвое дело. Или они уже оформлены. Артур Рустамович? Одного не пойму: что вы ему про меня наплели? Педагог по определению - злодей, учеников ест, кровь их пьёт. С этим соглашусь. Но почему - оборотень?
        - Ничего не говорил! - отрезал Чисоев-младший. - Зачем? Я и не знал, что вы сюда приедете. А ты. Шамиль, не верь ему, не верь Александру Петровичу! Хороший он человек, мудрый, но старый. Всё перепутал, всё наизнанку вывернул. Доказательства где? Бревно есть, камень есть. Коля-афганец есть. Живой!
        И все живы: никого не режу, не убиваю. Да, обиделся я на Творца. Не хочу под Его рукой ходить, на ниточках висеть. А больше ничего и нет. Не докажете!
        Александр Петрович еле удержался от привычного:
        «Не ври!» Дети выросли… Куда больше его беспокоило то, что речь Артура стремительно теряла былую гладкость. Акцент прорезался сильней, чем у Шамиля, звуки выходили гортанными, цокающими. Не речь - клёкот орла, стук копыт. Кожа на лице Чисоева-младшего потемнела, заострился орлиный нос…
        - Я, Артур, ничего доказывать не собираюсь. Сегодня утром ваш брат сказал мне: «Не понимаю, что происходит!» Я, как мог, объяснил. Конец урока.
        Он повернулся к Шамилю, но чемпион лишь сдвинул густые брови. Артур тоже промолчал. Псих, и тот оборвал песню. Поставил канистру на землю, коробок выплюнул.
        - А теперь слушай меня, брат, - сипло начал Шамиль. - Внимательно слушай!
        Младший зыркнул исподлобья:
        - Дун гiенеккун вуго!
        - Слушай! Учителя не обвиняй. Я его попросил, я к нему приехал. Сан Петрович увидел - и сказал. И ты тоже, брат, сказал. Разное вы сказали. Ты сказал, что резать никого не станешь.
        Ни Колю, ни Ваню, ни Хасана. Дида мун битiун вичiчiанищ? А если сказал, то объясни. Гьа-б щи-б? Что это всё значит? Бичiчiуларо. Артур! Нет, не докажи. Я тебе, брату, и так поверю. Объясни!
        - Извините, что вмешиваюсь!
        Лысый художник, никем не ждан, заглянул через плечо Чисоева-старшего.
        - Я, собственно, хотел насчёт заказа уточнить, но краем уха услышал. Опять-таки извините…
        - А? - дёрнулся Артур. - Вы… Вы работайте, Валентин Иванович…
        Художник вытер потную лысину платком:
        - Работать? Хотел бы уточнить, над чем именно. Вырезать в дрянной сосне собственную статью УК? То, что вы сейчас наговорили, тянет на 93-ю, пункты «б» и «е». Не удивляйтесь, Александр Петрович. Это вы у нас правильный и застуженный, а меня по жизни изрядно рёбрами повозило. Неуплата алиментов - одно дело, а умышленное убийство при отягчающих - иное. Так что?
        - Что? - озверел Чисоев-младший. Деньги не заплачу, вот что! Я вас. Валентин Иванович, уважаю, но и вы меня уважьте. До темноты должны закончить кровь из носу…
        Лысый отрицательно мотнул головой.
        - Сговорились, да? За спиной моей шептались?! - Артур набычился. - Не хотел! Мамой клянусь, не хотел!..
        Рука скользнула к поясу, к кожаной кобуре.
        - Брат! - крикнул Шамиль. - Не надо!..
        Опоздал. Пистолет был в руке - Browning BDAO Compact, подарок на сорокалетие.
        - Меня слушайте! Меня! Вы, Валентин, идите работать. Тебя, брат, очень прошу: оставь мой дом. На твой вопрос отвечу, обязательно отвечу. Потом!
        Старший глянул младшему в глаза. Вдохнул.
        Выдохнул…
        - Чисоевы!!! Прекратить!
        Не велит наука педагогика голос повышать, но много гитик имеет она. Иногда собакой Баскервильской взвоешь. Вот, польза несомненная. Шамиль обмяк, из стальной пружины сделался человеком. Артур повертел в руке пистолет, в кобуру спрятал. Моргнул виновато:
        - Извините!
        Учитель взял депутата и чемпиона за руку, потянул к воротам. Клюка путалась в ногах, вырывалась, била тутой кривулей в ладонь.
        - Гэть! Гэть! - ликовал контуженный Коля. - Браму за нымы затворыты, колом пидперты!
        Охранники ждали возле открытой калитки.
        - Был у меня брат! - прохрипел Шамиль.
        Учитель хотел возразить - не успел. В уши ударила милицейская сирена. Пока ещё не рядом, в конце улицы.
        Шкаф по имени Стас нетерпеливо махал рукой:
        - Проходите, проходите!..
        - Калитку заприте! - кричал вслед Артур. - Не пускайте никого! Никого!..
        15:32
        …у вас дети есть? Беспокоюсь, знаете ли…
        «Беркуты» встретили их у третьего дома, возле гнилого тына. Сначала запахом: табак с ружейным маслом и гуталином, потом - автоматными стволами в упор.
        - Стоять на месте! Руки!
        Двое слева, двое справа. Ещё двое за спину заходят.
        - Руки!!!
        - Руки? - Шамиль махнул депутатскими корочками. - Оторвать? Могу! Становись в очередь!
        Птица-беркут острым глазом ставится, суслика из-под облаков замечает. А тут не суслик - красный сафьян с золотыми буквами. Отступили на шаг, другой:
        - Документы, гражданин!
        Гражданин учитель, порадовавшись, что догадался захватить паспорт, скользнул ладонью к внутреннему карману куртки. Ближайший «беркут» хищно щёлкнул клювом:
        - Не двигаться! Сами достанем!
        На плечо Александра Петровича упала могучая ручища. Словно дубиной с маху огрели. Бывший классный руководитель просел под ударом, согнул колени, ища равновесие, взмахнул клюкой…
        - Ой! Йо-о-о-о!..
        Когда старик распрямился, решил, что пора удивляться. Правая рука ноет, будто ведро цемента таскал, поясницу иголками колет, под веками желтизной плеснуло…
        И три автоматных ствола в лицо.
        - Не трогайте учителя! - запоздало крикнул Шамиль. - Не смейте!
        Гордые птицы переглянулись.
        - Так это ваш учитель, Шамиль Рустамович? Предупреждать надо! Международного класса старичок…
        Двухметроворостый блондин-нибелунг, кряхтя и постанывая, держался за ушибленную промежность. Наскоро вернув себе товарный вид, взял поданный коллегами АКСУ, шагнул ближе.
        Учитель спрятал клюку за спину:
        - У вас дети есть? Беспокоюсь, знаете ли…
        - Ага! - щёлкнул клюв. - Близнецы! Вы это… Простите, пожалуйста!
        15:42
        …ябеда, ябеда, кислая капуста!
        - Ордера у вас нет? Нет! Документы показали? Не показали! Голос депутата Чисоева звучал с проникновенной мягкостью. Скромно ожидая в сторонке, бывший классный руководитель оценил и даже возгордился. Пузатый «полкан» при двух орденских планках тоже проникся. Слушал, не перебивая, кивал в нужных местах.
        - Идём мы с уважаемым человеком, заслуженным учителем республики по улице. Откуда идём? От брата моего идём, уважаемого человека. Трезвые идём, без оружия…
        - Так был же сигнал!
        Служивый прокашлялся, набирая куражу.
        - Вы, Шамиль Рустамович, человек государственный, понимать должны. Имел место телефонный звонок от гражданина Непейвода Василия Владиленовича, служащего охранного агентства…
        - Васёк-холуёк звонил, - шевельнул губами Чисоев.
        - …который сообщил о факте нападения на дачный участок вашего брата, гражданина Чисоева Артура Рустамовича.
        Что мы могли подумать, Шамиль Рустамович? Особенно после того, что на вашего брата, извиняюсь, свалилось?
        Депутат открыл было рот, дабы основательно разъяснить вопрос, но Александр Петрович опередил Шамиля. Самое время наябедничать!
        …ябеда, ябеда, кислая капуста!
        - Вы, товарищ полковник, и сами видите, что налицо явное недоразумение. Ничего страшного, оформите как боевую учёбу…
        На круглом полковничьем лице обозначилось тяжкое раздумье.
        - Кстати, Артур Рустамович хотел вам звонить. Псих к нему ворвался - сосед контуженный. Коньяку требовал. А когда Артур Рустамович отказал, бензином себя облил. Представляете? Схватил спички… Артур, знаете ли, очень желал бы психа этого прибрать и… э-э-э… оформить куда-нибудь. Я ничего не перепутал, товарищ депутат?
        Возле подъехавшего микроавтобуса выстроилась очередная мебельная выставка. Три шифоньера - один другого краше. Тот, что повыше, припустил грузной трусцой, но Шамилева длань остановила искренний порыв.
        - При ребятах не хочу. - вздохнул Шамиль. Вопрос у меня к вам, Сан Петрович.
        Клюка ударила в пыльную землю:
        - Только не спрашивайте, как я этого бойца одолел. Сам не понимаю.
        Чисоев-старший удивлённо моргнул:
        - А что такого? Грамотно палкой ткнули. Дуриком подставился - дуриком согнулся. О другом речь, Сан Петрович. Всё вы сделали, что обещали. Спасибо! Сейчас скомандую, чтобы домой вас отвезли…
        Умолк, ковырнул туфлей пыль. Наверное, думал: ловко ли будет денег предложить. Услуги нынче платные, тем паче эксклюзивные, с цитатами из Корана.
        - Всю нужную медицину я с собой захватил, - Александр Петрович запрокинул голову. Небесные бездны молчали с отменным равнодушием. - Чисоев, я в твоём полном распоряжении. Мне бы только часа полтора полежать - после лекарств. Такая вот я старая кляча…
        - Э-э! Почему кляча? Совсем не кляча! Полежать - не вопрос. Тут, в трёх километрах, дом отдыха. Снимем этаж, отдохнём. Отдохнём - делами займёмся. С вами, учитель, мне спокойнее. Быстрее думаю, правильно решаю…
        - «С песней шагает простой человек. Сталин и Мао слушают нас, - с выражением продекламировал старик. - Москва - Пекин, Москва - Пекин! Идут, идут вперёд народы…» Чисоев, я же просил не разводить культ личности на пустом месте!..
        17:53
        …прыгай, обезьянка!
        На этот раз хлебное поле раскинулось далеко внизу - жёлтое пятно в обрамлении зелёных потёков. Ни просёлка, ни наглеца в кепке с козырьком.
        Высота!
        Спускаться было ни к чему. В тёплой податливой синеве думалось спокойнее. Мелочи сгинули, всё нужное приобрело истинный масштаб - даже собственные ошибки.
        Наглеца не стоило ни пугать, ни уговаривать. Опасно! Сотворённые по Образу и Подобию начинают мнить себя равными, мериться ростом. Даже этот, с двумя инфарктами. Камешек, понимаешь, при горе! Видел бы он эту Гору!
        Горизонт потемнел, взялся серой пеленой. Воздух колыхнулся, затвердел, ударил грозным ветром.
        Гордецы! Возомнили о себе, приматы!
        Ветер стал вихрем, закрутился воронкой. Потянулся жадным хоботом к далёкой земле.
        …Я забуду вас вовсе и оставлю вас, и город сей, который Я дал вам и отцам вашим, отвергну от лица Моего! И положу на вас поношение вечное и бесславие вечное…
        Но гнев уже стих. Слишком малы, слишком мелки образы-подобия. И гордыня их - не больше горчичного зерна. Главное же - предсказуемы до последнего знака. Не надо за ниточки дёргать, сами побегут, сами всё сделают.
        И ты, гордец в синей кепке!
        Прыгай, обезьянка!
        20:57
        …мне бы ваши проблемы…
        - На город сей обрушится кара, - задумчиво сказал Александр Петрович, прихлёбывая кофе. - Несправедливостью он переполнен… Насколько я помню, это из Иеремии. Вопрос: почему я это помню?
        Чисоев-старший поставил невесомую чашку на блюдце.
        Вздохнул:
        - Эх! Мне бы ваши проблемы, Сан Петрович!
        - Проблемы?
        Учитель поглядел в окошко. Темнеет! Долгонько же он спал. И не разбудили, хотя просил. Немудрено, что снилась какая-то околёсица.
        - Выкладывай, Шамиль!
        - Э-э-э…
        Бывший ученик потёр лоб, словно решая в уме трудную задачку.
        - С чего бы?.. А! Не голова, карусель с конями. Виктория на борту, скоро взлетят. Кличевский вылет задержал: анализ ждал, результат, да. Дождался. Сказал: состояние стабильное. Как в Бен-Гурионе сядут, позвонят. Лившиц ждёт, на цырлах ходит… Это не новость, это, считай, но плану. Да, Ксению нашли с Володькой!
        - Дочь Артура? - обрадовался Александр Петрович.
        - Ага! Только не нашли, сама приехала. В больницу. Где мама, говорит? Увидеть хочу, поцеловать хочу. Хорошо, что увезли её, бедную Вику. А вдруг бы глаза открыла? Ксюха, дура еловая, голову обрила, брови сбрила… Хорошо, ресницы оставила.
        Александр Петрович невольно сглотнул.
        - В штору какую-то завернулась. Лиловую!.. Эх, Артур, Артур! Куда смотрел, как воспитывал? Ну, её там придержали вежливо. Сашу, Джахарлал который…
        Кофе плеснул на скатерть.
        - …вызвонили, из рук в руки передали. Раз он её джахарлает, пусть и в ум-разум приводит.
        - Молодец. Шамиль!
        Депутат и чемпион отмахнулся:
        - Какой молодец. Сан Петрович! За забором у Артура тоже всё по плану, понимаешь. Только без Коли-психа. Каменюку вкопали, песочком обсыпали. Жираф уехал, по дороге в столб въе… врезался. Валентин-художник плохо ругается. Совсем плохо, но работает. Артур с ним в один голос ругается…
        - Когда ты успел жучка поставить?
        - Зачем - поставить? Пусть бегает, жучок. Стаса-охранника помните? У него, мерзавца, две семьи и любовница. Никаких денег не хватает. Кстати, это не Васёк-холуёк ментам звонил. Проверили уже…
        - Паяльником? - Александр Петрович вспомнил лихие девяностые.
        Шамиль закашлялся и предпочёл не углубляться.
        - Хочу уточнить одну важную вещь, Чисоев, - бывший классный руководитель стёр улыбку с лица. - Не знаю, что ты там задумал… Имей в виду, ни в каких боевых операциях я участвовать не собираюсь. И тебе не советую. Взрывать ворота, крушить забор бульдозером - на это «Беркут» есть. А тебя, случись что, просто посадят. «Корочки» не помогут, не тот слчай. Был бы ты, к примеру, министром…
        Шамиль помрачнел, набычился:
        - А если… Если брат и вправду резать станет? Человека резать?
        - Тогда я сам позвоню в милицию.
        Шамиль сверкнул тёмными глазами, привстал. Александр Петрович убрал подальше чашку, погрозил пальцем:
        - Чи-со-ев!
        Депутат и чемпион грузно рухнул на стул.
        - Обо всём рассказал? - как ни в чём не бывало, поинтересовался учитель.
        Ответа пришлось ждать долго, словно у доски, когда урок не выучен. Шамиль сопел, шмыгал носом, затем принялся тереть лоб, как Аладдин - волшебную лампу.
        «Читал я, Сан Петрович! Честное слово! Два раза прочитал! Только ничего не понял. Плохо написано, наверное…»
        Наконец ладонь оставила лоб в покое.
        - Э-э-э, учитель! Вы прямо экстрасенс. Насквозь смотрите.
        - Экстраскунс, - уточнил Александр Петрович. - Ты не тяни, сразу кайся!
        Тр-р-р-ресь!
        Мебель делали на совесть. Стул даже после попадания в стену умудрился уцелеть. Полюбовавшись его полётом, старик кивнул на образовавшуюся возле сахарницы бумагу - вчетверо сложенный лист формата А4.
        - Можно посмотреть? Или ты сначала стол оприходуешь?
        Шамиль зарычал, никого, однако, не испугав. Стулу было уже всё равно, а бывший классный руководитель слыхал всякое. Привык!
        - Смотрите, пожалуйста, - выдохнул Чисоев-старший, багровея. - Всё равно скоро всё узнают. Пословица у нас есть: беда одна не приходит, деток приносит.
        Беда? Старик развернул бумагу. Так и есть, принтер постарался. Письмо? Нет, страничка из «Фейсбука». Фейс-бук… Стало быть, мордокнижие.
        …Чисоев Артур Рустамович. Ага!
        - Брата страница, - глядя в тёмное окно, буркнул Шамиль. - Помните, Сан Петрович, я вам про самозванцев говорил? Они теперь не просто личные письма уважаемым людям пишут. Они, суки болтливые, эти письма в интернете выставляют. Извините…
        Учитель кивнул:
        - Тень Грозного меня усыновила,
        Димитрием из гроба нарекла,
        Вокруг меня народы возмутила
        И в жертву мне Бориса обрекла -
        Царевич я.
        - Царевич-королевич, - шагнув к поверженному стулу, чемпион рывком поднял его и со стуком приземлил на все четыре ноги. - Я тоже, Сан Петрович, Пушкина вспомнил. «Сказку о Салтане». Родила царица в ночь… У вас хоть Димитрий - красивое имя, громкое. А тут Алик какой-то! У нас «аликами» алканавтов называли. Алик, пфе!..
        Александр Петрович зацепил взглядом первые строчки:
        «Меня зовут Оксана Демченко. Мы незнакомы. Точнее, я вас знаю, а вы обо мне никогда не слышали.В феврале умер мой отец. Я всё собиралась вам написать и откладывала. Боялась. Вот, собралась. Мама не знает, что я пишу вам…»
        «Пришлите, пожалуйста, тысячу гривень. А лучше - долларов», - мысленно продолжил опытный педагог, само собой, не подав и виду. Вспомнилась история с коллегой-химиком. Тот, в прошлом бравый артиллерист, несколько лет отбивался от самозваного фронтового потомства. Трое «деток» претендовали не только на жилплощадь, но и на алименты для лечения тяжких последствий сиротства. На свою беду химик был членом партии. «Персональное дело» стоило ему инфаркта и лёгкого заикания.
        «Нашему сыну Алику полтора года. Если мы уедем на два-три месяца, его возьмёт к себе бабушка. Мы ещё не знаем, какая. Обе бабушки просто дерутся за внука. Третья фотография - его…»
        Что тебя смутило, Шамиль? - Александр Петрович отложил бумагу в сторону. - В суд не подают, денег не требуют. Твой брат сам разберётся.
        - Не разберётся. Сан Петрович! - простонал Чисоев-старший. - 1988 год, Днепропетровск, Кубок профсоюзов. Второе место - Чисоев Артугр. Первое - наша олимпийская надежда Чисоев Александр. Ваш, значит, тёзка. Алик, понимаешь!..
        - Кто? - ахнул старик.
        - Сан Петрович, дорогой… Скажите, это заразное? Я что, от брата вирус подхватил?!
        В глазах Шамиля плескался ужас:
        - Ленинская национальная политика, да? Все нации, конечно, равны, но почему за сборную Украинской Советской республики выступает какой-то подозрительный Шамиль? Зачем - Шамиль? Сегодня Шамиль, завтра кто? Абрам? Нет, комсомолец Чисоев, мы мировой империализм дразнить не будем. Александр Чисоев - разве плохо? Искандер Зулькарнайн, покоривший оба рога Земли! Молодой, красивый, горячий! И с девушками удобно, да? Приехал в гостиницу на улице Карла Маркса, горничной подмигнул, фотографию подписал: «Люблю тебя вечно! А. Чисоев». А потом… Алик? Какой такой Алик? Шамиль Рустамович, тут мимо Алик не пробегал? Вай, пробегал - внук мой, через двадцать пять лет…
        Сел верхом на жалобно скрипнувший стул и подытожил:
        - Жена узнает - убьёт!
        23:06
        …доставил на объект двух баранов…
        …Ночь, улица, фонарь, аптека. Считай, по классику, только вместо аптеки заброшенный сельмаг. Двери забиты крест-накрест, и не досками, а ржавым железом. Зато крыльцо с фонарём в комплекте. Чем не место для полевого штаба? Даже мебель завезли.
        - Куртку бы нормальную надели, Александр Петрович, - наставительно посоветовал многоуважаемый шкаф. - Прозябнете, а? Ваш-то куртячок дохлый…
        Шкаф был солиден, седат и хмур. С таким не поспоришь - взглядом в землю впечатает. Предлагаемая же новая куртка была всем хороша: камуфляж с меховым воротником и сотней карманов. Учитель представил себя в подобном облачении…
        - Обойдусь, - он зябко передёрнул плечами. - Я лучше чаю.
        Шкаф шевельнул подбородком. Мебель помоложе, вынырнув из темноты, зашустрила, кинулась к термосу.
        - …Не понял, повторите! Ага, зафиксировал.
        Пауза.
        - А номер? Вас понял, отбой!
        Справа от крыльца обосновался блок связи, тоже шкаф, но размерами скромнее. В каждом кармане - по телефону, ноутбук у ноги, писклявая и мигающая мелочь при поясе.
        - На объект проследовал грузовой автомобиль, - сообщил он голосом синоптика из телевизора. - Доставил двух баранов. Отбыл.
        - Б-баранов? - гоготнул главный шкаф. - Так и сказали?
        Мебель отозвалась бодрым хихиканьем.
        - Настоящих баранов, - уточнил блок связи. - Которые для шашлыка.
        Хихиканье сменилось завистливым вздохом. Александр Петрович хлебнул чаю и мысленно сделал очередную зарубку. Час назад на «объект» проследовала машина с городскими номерами. «Блок связи», перезвонив куда надо, уточнил: автомобиль записан на служащего ритуальной конторы «Факел», род занятий - каменотёс. Не иначе, каменный нож привезли. Итак, что мы имеем? Минус Коля, плюс нож, плюс бараны. Неужели Артур одумался? Бараны у жертвенника - всё-таки не труп с перерезанным горлом.
        Не факт, не факт…
        «Исаак, не зная, кого отец должен был принести в жертву, спросил его: „Отец мой!.. Вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?“» Вот ведь беда! Лезет и лезет в голову! Откуда? Библию в последний раз открывал хорошо если в прошлом году. Но ведь помню! Бытие, глава 22…
        «Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца…»
        Чай горчил. Бывший классный руководитель посетовал на собственную мягкотелость, вырвавшую его из привычного, устоявшегося бытия, из тихого мира лекарств, воспоминаний и приглушённой боли. Там, куда он попал, на людей наставляют оружие, обливают себя бензином, спорят с самим Творцом.
        А ведь день ещё не кончился!
        Зло хмыкнув, Александр Петрович поднёс руку к призраку - давно истлевшей синей кепке с длинным козырьком, сдвинул её на ухо. Дрожишь, скелет? Ты ещё не так задрожишь, когда узнаешь, куда я тебя поведу!
        - Чай да чай! - ни к кому не обращаясь, вздохнул многоуважаемый шкаф. - Ешь вода, пей вода, шея наедай, да… По коньячку, Александр Петрович? А? У меня фляга в заначке…
        - Шеф не одобрит, - пискнуло рядом.
        Шкаф соизволил пояснить:
        - Ради пьянства проклятого - не одобрит. И правильно, между прочим. Для профилактики - дело иное. Простудим мы товарища заслуженного учителя. Так что, капнуть граммульку?
        Александр Петрович едва не выронил клюку. Сглотнул. Дожил, педагог! Уговаривать на коньяк - и кого? Ещё бы лет пять назад… А уж десять!.. «Арарат», «Дагвино», «Три звёздочки», «Пять звёздочек», «Ангара», «Камю» из валютного магазина, «Курвуазье» на защите у однокурсника… А коктейли с коньяком? «Огни Москвы»! «Белый медведь»! «Русский флаг»!..
        Были когда-то и мы крысаками!
        - Спасибо, но я воздержусь… Какой у вас коньяк? Нет-нет, не говорите!
        Хорошо, ночь скрыла предательский румянец.
        - Шамиль Рустамович скоро обещался?
        - Здесь я! - глухо ответила темнота.
        23:17
        …не разрулишь - прости…
        - Знаете, Сан Петрович, как шулера поездные работают? Карты сдают, игру начинают, а потом по ходу правила меняют.
        Во мраке депутат и чемпион походил уже не на сейф. Куда там сейфу! Гора не гора, но утёсу подстать.
        - С практикой не знаком, - осторожно ответил учитель. - Слыхать приходилось. Кто правила поменял?
        Совсем близко загудел мотор. Звук был серьёзный. Не грузовик, но и не затрапезная легковушка.
        - Мэнты! - разбойничьим басом сообщил Шамиль. - Наряд из города с каким-то майором-шмайором. Вы меня уму-разуму учите, а кто-то за нас всех решает. Меняет, понимаешь, правила…
        Выдохнул - тяжело, с хрипом:
        - С майором Дорфман приехал, секретарь горсовета. Я - простой депутат, а он - очень не простой. Большой человек, со связями. Он мне сейчас так сказал: «Уважаю я тебя, Шамиль! Поэтому даю тебе час, чтобы ты с братом всё ваше говно разрулил. Не разрулишь - прости, я уж своими методами. У меня тоже братья есть. На хера мне твои проблемы?»
        Извиниться за грубость Шамиль забыл. Или решил, что мат большого человека Дорфмана извинений не требует.
        - Такие вот дела. Понимаете, Сан Петрович?
        - Нет, - честно признался старик. - Но это и не нужно.
        Чего мы здесь стоим, Чисоев? Вперёд!
        23:25
        …или изрёк запретное…
        Шагалось быстро, легко. Клюка мешала, путалась в ногах - не глядя, он швырнул глупую палку на самое дно хлебного моря, расступившегося в обе стороны, открывшего дорогу из рабства. Солнце припекало, жгло синюю ткань кепки. Серая пыль занавесом стояла на пути.
        Сверху, из глубины небес, он казался точкой: бесцветной, почти неподвижной. Слишком длинна была дорога, слишком широким казалось поле. Но всякий путь однажды кончается, особенно если идти никуда не сворачивая и без остановок.
        - ТЫ ВСТАЛ И ПОШЁЛ. СДЕЛАЙ ЖЕ. ЧТО ВЕЛЕНО!
        Точка в центре жёлтой нивы на миг замерла. Не иначе, гордец в кепке показал Небу язык. Или кулаком погрозил. Или изрёк запретное. Или все вместе.
        Люди-человеки, как же вы предсказуемы!..
        Беги, обезьянка!
        23:31
        …в ритуальных, понимаешь, целях…
        Дневной мент-полковник был толст. Ночной майор походил на жердь, на швабру, наряжённую в мундир. Зато голосистый, хоть в хор Пятницкого бери.
        - Артур Рустамович! Сегодня, в ходе оперативного мероприятия, сотрудниками «Беркута» на вашем дачном участке был замечен гражданин Пашин Валентин Иванович, что зафиксировано в протоколе…
        За забором молчали. Майора это совершенно не смущало.
        - Мы получили сведения, что гражданин Пашин удерживается вами насильно. Более того, ему угрожает опасность…
        - Друг у него есть, у художника, - гулко шепнул Шамиль. - А у друга брат - советник губернатора. Позвонили, сказали: резать лысого будут. В ритуальных, понимаешь, целях…
        - Предлагаю недоразумение разрешить. Сейчас вы отпустите гражданина Пашина, а всё прочее будет зависеть от его показаний.
        Молчание.
        Жердь качнулась к Чисосву-старшему:
        - Попробуйте вы. Шамиль Рустамович. Если и вас не пустят, буду решать вопрос радикально.
        Депутат и чемпион шагнул к калитке. Внезапно ночь пахнула бензином. Бесформенная тень, похожая на пятно, вставшее ребром, заступила путь:
        - Видкрыють! Видкрыють зараз!
        Тень плясала, требовала:
        - Тилькы пэрэвэртня не беры! Без него разбэрэмося!..
        Александр Петрович улыбнулся:
        - Я на твою должность не претендую, Коля. Кстати, - в глазах старика сиял отсвет спелых колосьев, - когда в следующий раз станешь в милицию звонить, чужим именем не прикрывайся. Скверно это. И люди могут ни за что пострадать.
        В ответ зашипели - тихо, но выразительно.
        Тем временем Чисоев-старший уже стоял у ворот. Костяшки пальцев сухо ударили в металл:
        - Эй! Это я, Шамиль! Не время показывать характер, брат!
        Мне не откроешь, ворота взорвут. О себе не думаешь, об отце вспомни. Род наш вспомни! Разве Чнсоевы разбойники?
        Убийцы? Магiарулаз кидаго кiудиязул хiурмат гьабулаан! Или ты уже не аварец?
        - Цодагьалъ лъалхъе, - откликнулась темнота. - Заходи, брат.
        Калитка открылась без скрипа, словно ночь растворила металл.
        23:40
        …и баран жив-здоров…
        - Вы, Александр Петрович, прямо Красная армия из «Мальчиша-Кибальчиша», - художник поморщился, растирая запястье. - Хреново, знаете ли, когда проводами вяжут.
        Он оглянулся, скользнул взглядом по бревну - вкопанному на греть, еле заметному в густом мраке.
        - Кстати, будет возможность, полюбуйтесь. Один в один рожа получилась. Громовержец Бечед, чтоб он пропал! Хоть сейчас в Эрмитаж… Нет, заявление писать не стану. Почему? Из пошлых меркантильных соображений. Заплатили отменно, а под суд наш горный орёл всё равно не попадёт. Откупится - и меня вспомнит.
        Одёрнул мятую штормовку, наклонился к самому уху:
        - В сарае у них парень связанный, охранник. Меня-то освободить обещали, как всё кончится, а его, Васю, чуть ли не съесть собираются. Блин, народные обычаи!
        Во двор пустили троих - старшего Чисоева, учителя и майора. Коля-псих, просочившись непрошеным, со всех ног устремился к валуну, утонувшему во тьме. Взвизгнул отчаянно, вернулся, врезал пяткой по равнодушному бревну:
        - Идолы! Кумиры! Горе вам, гришныкы!
        Психа трясло:
        - Зныщыть, спалыть! Инакше вас пэрэвэртэнь внзьме!
        - Что делать будем. Сан Петрович? - Шамиль не слушал Колю. Стоял растерянный, поникший. - С ментами я договорился, уедут. Если, конечно, уважаемый Валентин Иванович…
        Лысый художник, фыркнув, отвернулся.
        - Эх, нехорошо вышло, совсем нехорошо. Но вроде не пострадал никто, да? Все живые, все здоровые…
        Из темноты донестось возмущённое «бе-е-е-е!».
        И баран жив-здоров. Уходим, Сан Петрович, дорогой?
        Учитель глянул вверх, в синюю бездну неба. Напоролся на солнечный луч, зажмурился. Бывает так, что ночью солнце видишь. Когда старый, всякое бывает.
        «Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца…»
        - Позови брата, Шамиль.
        С высоты идол-кумир казался вкопанной в землю спичкой. Жертвенник-валун походил на стёртую пемзу. Люди же, едва заметные, оставались самими собой - упрямыми, своевольными грешниками. Таких ничего не стоит раздавить, вмять в сухую землю, смешать кровь с пылыо.
        Убедить - труднее.
        23:45
        …задание, признаюсь, мерзкое…
        - Я отниму у вас не слишком много времени, Артур Рустамович…
        Лица человека, стоявшего перед ним, учитель не видел - в глазах плескалась синева. Синева и золотое солнце. Зато он слышал дыхание - хриплое, больное. А ещё - стук собственного сердца.
        - Мне поручено передать вам следующее. Вы недовольны тем, как с вами поступили. Это ваше право - быть недовольным. Вы обвинили во всём Творца и решили оставить Его. Это тоже ваше право. Свободу воли никто не в силах отменить. Но вы должны учесть ряд обстоятельств…
        Чужое дыхание загустело, стало чаще. Сердце отозвалось дальним эхом боли.
        - Ваша задумка с идолом и жертвой может не иметь никаких последствий - если, конечно, дело ограничится бараном. Над вами посмеются, и всё. Но может быть иначе: накажут вас, и многих вокруг вас. Как именно, нам знать не дано. Поверьте, Чернобыль разверзся не только из-за технической ошибки…
        - Гришныкы! Гришныкы! - ударило в спину. - И ми сто покараю, и людэй, и худобу йих…
        - Вероятность указать не возьмусь, но она есть. Поэтому я уполномочен…
        - Пэрэвэртэнь! Пэрэвэртэнь!..
        - …официально обличить вас перед людьми и… И не только перед людьми. Таков Закон. Обличённого неизбежно - и без промедления! - отдают под суд со всеми, как говорится, вытекающими. Задание, признаюсь, мерзкое, но и выбор невелик. Один грешник - или множество невинных.
        Сердце зажали в тиски. Синева надвинулась, плеснула в горло.
        - Но… Я не буду этого делать, Артур Рустамович. Не буду вас ни обвинять, ни обличать. Полагаю, вы и сами разберётесь. А прежде чем обвинить Творца, подумайте, нет ли причин для Его гнева?
        Небесная твердь рухнула. Синева стала чернью.
        - …ГОРЕ ТЕБЕ, РАБ МЯТЕЖНЫЙ, НЕПОКОРНЫЙ! ИЛИ НЕ ВЕДАЕШЬ. СКОЛЬ РЕВНИВ Я И ГНЕВЕН?
        Слова грозой неслись с высоты и пропадали впустую. Лёжа в пыли, посреди летнего просёлка, парень в синей кепке не слышал - и не мог услышать.
        - СОКРУШУ ПЛОТЬ ТВОЮ. ИЗМЕЛЬЧУ КОСТИ ТВОИ…
        Белые губы улыбались. Казалось, спящий наконец-то увидел хороший сон.
        
        Наверху замолчали. Вскоре прозвучало:
        - ЭЙ, ТЫ КУДА? ОТ МЕНЯ ЛИ УЙТИ ДЕРЗАЕШЬ?
        Послышались шаги. Кто-то мерял ногами просёлок. Ступал тяжело, уверенно. Подошёл к лежащему, склонился.
        …Белый медицинский халат. Шапочка тоже белая.
        - Ох, мени ци гришныкы! Мало мени одного, щэ й цым займатыся!..
        23:51
        …тебе, скотине, дар пророка дан…
        - …куда же ты полез, дурной оборотень?
        От склянки несло ядрёной химией. От хмурой Колиной физиономии - перегаром. Александр Петрович закашлялся, попытался сесть. Рядом, равнодушные к старому учителю, стояли братья Чисоевы. Слева - Артур, справа - Шамиль. Во тьме они казались близнецами.
        - Вот! - довольно подытожил псих, пряча захватанный пальцами флакончик. - Не помрёшь, ещё побегаешь.
        Выпрямился, подмигнул со значением:
        - Уйти думал, Сашуня? И не надейся. Если понадобится, из Шеола вытащу. По полной ответишь, оборотень!
        Учитель вздрогнул. «Сашуней» он был лет семьдесят тому. Но даже не это главное. Голос! Куда подевался контуженный псих с его дурной малороссийщиной?
        Странное дело. Чисоевы как будто не заметили.
        - Не слышат. - скверно ухмыльнувшись, подтвердил Коля. - Это, Сашуня, наше с тобой дело. Точнее, моё. Я работаю, а ты мне мешаешь. Спросишь, почему оборотень? Потому что чужую шкуру ты надел, агнцем невинным притворился. А ещё - потому что предатель. Я сразу почуял, как тебя увидел. Кого обмануть замыслил? Тебе, скотине, дар пророка дан, частица всевиденья, а ты только шкодить горазд. Ничего, с Артурчиком решу, тобой займусь. Надеюсь, не откажут.
        Оскалился, отступил на шаг:
        - Ну, от! Тэ, що дохтур пропысав.
        Светлый, ласковый взгляд идиота…
        23:53
        …это и есть мой грех, брат…
        - Ничего, - Александр Петрович отстранил могучую длань Шамиля. - Всё в порядке. Переволновался, наверное.
        Чисоевы переглянулись.
        - Всё из-за тебя, - буркнул Шамиль. - Старый человек, уважаемый человек! Идёмте отсюда. Сан Петрович. Правильно вы сказали, пусть теперь Артур думает. Не маленький он, сообразит.
        - Не уходи, брат!
        Артур опустил голову, вдохнул поглубже:
        - Не уходи, послушай. И вы всё слушайте! Меня, Чисоева, слушайте!..
        Громом ударил голос. Лёгким шелестом ответило эхо.
        - Спросили меня о грехах моих. О том, за что Он на меня прогневался. Не тайна это, сразу понял, сразу догадался. Потому и взбесился, как пёс!
        Выгнулся дугой, уставился в чёрный зенит:
        - Слышишь, да? Видишь, да? Много грехов у Артура Чисоева. Какой мужчина без греха? Но это пустые грехи, лёгкие. Как я Чисоевым стал? Железным Артуром? У одного - родичи, у другого - золото в кубышке. А у меня что? Спорт был, слава была, титул чемпионский был. У тебя, брат, таких титулов много, не сосчитаешь. А у меня - один, да и тот краденый.
        Дрожа всем телом, Артур отвернулся от неба. Посмотрел брату в глаза:
        - Турнир помнишь? Памяти отца, памяти Рустама Чисоева? Всех я победил, всех заломал. Если бы не турнир, не пошёл бы я дальше, не стал бы Железным. Какая река у Цезаря была, Александр Петрович?
        - Рубикон, - еле слышно ответил старик.
        - Вот! Турнир памяти отца - мой Рубикон, как у римского Цезаря.
        У Шамиля отвисла челюсть:
        - О чём ты, брат? Твоя победа, чистая победа. Назаренку заломал, Зайца заломал, красиво заломал. Честно победил! Это я слабину дал, коньяка, дурак, выпил. Сам виноват, вместе пили…
        Артур застонал:
        - Нет! Я, тварь поганая, чай пил, понимаешь? Чай! Тебе улыбался, коньяку подливал, брата старшего спаивал. О тебе думал? Об отце покойном? Нет! О том, чтобы первым стать, думал. Хотел из-за твоей спины выйти, обогнать, Чисоевым Первым назваться!..
        Закаменел лицом, на колени опустился.
        Дрогнула твердь…
        - Это и есть мой грех, брат. За него и карают, меня - и всех моих, до последнего колена. Простить не прошу, не простится такое. Но ты знай, брат. И все пусть знают. Все!
        Тихо, очень тихо…
        Ночь.
        Чисоев-старший закусил губу, скривился, как от боли:
        - Брат!..
        - Минуточку! - плетью ударил чужой голос.
        Ночь плеснула огнём.
        23:56
        …увы, поздно…
        …Идол горел толстая обугленная спичка. Горел и камень-валун, хотя камням гореть не положено. Горела земля у его подножия, превращаясь в обугленную плешь.
        - Вот так-то лучше. «Кумиры богов их сожгите огнём». Как верно уточнил уважаемый Александр Петрович. Второзаконие, глава 7.
        Ватник тоже сгорел вместе с кедами и кепкой без козырька. Па том, кто стоял посреди двора, белым огнём светился длиннополый плащ, похожий на халат санитара. На голове - сгусток пламени, пылающая шапочка. Из-под неё выбивалась грива волос: светлых с чёрными, крашеными «перьями».
        - Кто не должен видеть, да не увидит. Кто допущен, пусть подойдёт ближе.
        Первым шагнул учитель, за ним Шамиль.
        - Я сказал!
        Артур остался недвижим. Скрестил руки на груди…
        Пламенный санитар расхохотался:
        - Каешься. Артурчик? Мун кватна, дорогой! Поздно, поздно! У тебя было не семь, а трижды по семь лет. А ты, красавец, о чём думал? О деньгах? О бабах? Значит, теперь очередь думать мне!..
        - Не надо! Стой!
        Шамиль сверкнул глазами:
        - Не знаю, кто ты, но скажу…
        Вновь хлестнула плеть-смех.
        - Не знаешь? Ой, Шамиль, ой, насмешил! Конечно, не знаешь. А вот я знаю тебя с зачатия. Первый раз выручил тебя на трёхмесячном сроке, когда у твоей матушки чуть не случился выкидыш. Последний раз сейчас - убедил майора не лезть на рожон. Не благодари, это моя работа.
        Тряхнул гривой, качнулся к стоящему на коленях Артуру:
        - Редкая ты дрянь, Артурчик. Думаешь, почему я тебя ещё не прикончил? Жену твою, дочь, внука? Всё впереди, грешничек! И не вини меня, себя вини. Я-то в своём праве. Александр Петрович, вы у нас сегодня пророк. Подтвердите!
        Бывший классный руководитель мотнул головой:
        - Не по адресу. В пророки не записывался, извините. Впрочем, если вы имеете в виду 32-ю главу книги Бытия…
        - Бинго!
        Пальцы сухо щёлкнули, рассыпав веер мелких искр.
        - «И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари…»
        - Эй! - суровым голосом воззвал Шамиль. - Замолчи!
        Не богохульствуй! Пророк Якуб, мир ему, не боролся с Ним!
        - С Ним?
        Пламенный санитар внезапно стал серьёзным:
        - С Творцом, естественно, нет. Это невозможно, так сказать, но определению. С тем же, кто Его представляет, исполняет волю Его…
        Александр Петрович кивнул:
        - Есть толкование. Иаков боролся с ангелом-хранителем брата своего Исава, которого обманул - и вновь собирался обмануть.
        - Спасибо, любезный пророк. Ну что, разобрались? Александр Петрович здорово превысил свои полномочия, но грешника ему не защитить. Такая вот, граждане, загогулина.
        - Погоди! - заспешил Шамиль. - Не трогай брата, не сержусь я на него. Я что, маленький был? Не знал, что такое коньяк-шманьяк? Он наливал, но пил-то я!
        Белый огонь вспыхнул ярче:
        - Не проси, Шамиль. Меня, твоего спутника, за чужих просить - пустое дело. Я дал Артурчику срок - долгий, целую жизнь. Если бы он подошёл к тебе, повинился, а ты бы простил, обнял…
        - Я прощаю! Я обниму!..
        Шамиль! - выдохнул Александр Петрович. - Иди к брату, быстро!
        Сноп искр - резкий взмах руки. Чисоев-старший замер. Полуоткрытый рот, струйка слюны течёт на подбородок. Застывший, как у мертвеца, взгляд.
        - Хороший совет, Александр Петрович. Но, увы, поздно.
        - Не поздно!
        Артур Чисоев поднялся с колен. Расстегнул ворот рубашки, шагнул вперед, грудью на белый огонь:
        - Не поздно. Я иду к тебе, брат!
        III. АРТУР ЧИСОЕВ
        ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
        00:01
        …ты что, каменный?
        Рука соскользнула. Пот? Ерунда! Потных Артур Чисоев хватал и бросал на раз - привык за годы тренировок. Старая привычка никуда не делась. Но крашеного медбрата словно натерли маслом. Твёрдый, горячий, гладкий - не уцепиться.
        Медбрат, подумал Артур. Нет-брат.
        Недобрат.
        Сгинул плащ, похожий на халат. Противник был в борцовском трико, красном, как язык пламени. Артур тоже был в трико - тёмно-синем. Он не удивился: некогда. Трико? Арена? Всё правильно. Артур шёл к брату, а медбрат стоял на пути.
        Такие дела.
        Рывком медбрат сократил дистанцию - сбивая руки, проходя вплотную. Артур вывернулся чудом. Нырнул, скользнул за спину, но медбрат, гори он огнём, оказался на диво проворен. Борцы замерли: каждый, сильно наклонившись вперёд, успел обхватить соперника за шею, вцепился мёртвой хваткой. Теперь свободные руки борцов плели сложную силовую вязь, пытаясь выиграть второй захват - беспощадный, единственно верный.
        Вокруг гигантской чашей распахнулся многотысячный стадион.
        …первые секунды поединка. Они вскрывают знание о сопернике, как консервный нож - банку. Чтобы рассказать о себе, соперник должен сопротивляться. Самые страшные, самые опасные - те, кто не сопротивляется. Ты делаешь всё, что хочешь, пьянея от безнаказанности. Всё! До последней, убийственной секунды, когда понимаешь: вот, ты подписал себе приговор, и обжалованию он не подлежит.
        Поясница. Колени.
        Плечи. Локти. Живот.
        Скорость и резкость. Сила и реакция.
        Мышцы и связки. Суставы и сухожилия.
        Тело дралось, как солдат в рукопашной. Тело знало, что смертно, уязвимо; плевать оно хотело на это подлое, предательское знание. Ничего не болело. Всё служило верой и правдой.
        Захват!
        Захват, вход, бросок - настоящий, амплитудный, на пять баллов. Без разведки, нахрапом. Такое удавалось, и не раз, особенно с наглецами, любящими форс. Этот из позёров, может попасться.
        Захват!..
        Ты что, каменный?
        
        00:02
        …почему ты не застрелился. Артурчик?
        На трибунах взрёвывала толпа.
        Зрители приветствовали каждую удачу медбрата - и разочарованно смолкали, когда Чисоеву удавалось выйти сухим из воды. Вопли мало смущали Артура. Его мучило другое: от соперника резко пахло коньяком. Голова шла кругом, и Чисоев не сразу обратил внимание на главное нарушение правил.
        Судьи на арене не было.
        Скользкий удав с пятизубой пастью извернулся, нырнул под мышку. Обвил, обхватил. Чужое плечо ударило в грудь, ниже ключицы. Не соскочить, понял Артур. Он пошёл навстречу - легко, покоряясь чужой силе. В последний миг, уже отрываясь от земли, толкнулся ногами - увлекая медбрата за собой, скручиваясь с ним в единый клубок, ком мышц и ярости.
        Чаша стадиона завертелась, слилась в разноцветный калейдоскоп. Цвета были блёклые, как в старых советских фильмах, снятых на пленке Шосткинского ПО «Свема». В смазанной круговерти, окнами во вчерашний день, выделялись резко обозначенные, знакомые лица. Вика. Ксюха. Маленький Вовка. Александр Петрович. Девочка Таня с огромным букетом.
        Единственные, кто не кричал, подбадривая медбрата.
        В проходе меж секторами, в пяти шагах от арены, замерла бронзовая статуя. Позади неё горячий ветер вздымал пыль, гонял по ступенькам шуршащий мусор: конфетные фантики, обёртки от мороженого, билеты. У Артура слезились глаза.
        Он никак не мог рассмотреть: кто стоит в проходе? Отец? Брат? Бронза, припорошённая пылью?
        Камень загораживал дорогу.
        Камень, от которого несло коньяком.
        …камень.
        Памятный валун, сгоревший там, во дворе, за спиной, сведённой от напряжения в крутые узлы; восставший из пепла. Под руками, в захвате, плечом в плечо - камень, камень, камень.
        И шёпот - гулкий, эхом бьющий в виски:
        - Почему ты не застрелился, Артурчик?
        Это не борьба. Это работа каменотёса. Грузчика. Древнего, мать его, грека, о котором рассказывал школьникам Александр Петрович. Грек катил камень в гору - день за днём, вечность за вечностью, зная, что ноша сорвётся обратно, что придётся спускаться и начинать всё сначала.
        Греку повезло: его камень молчал.
        - Почему ты не застрелился? Боишься пули? Тогда удавись в сарае. Тут есть подходящий. И верёвка имеется, крепкая, нейлоновая. Я ещё утром подбросил…
        Не слушать. Отрешиться, как от утробного воя трибун. Запретить чужому бормотанию иглой прошивать мозг. Отключить память. Погасить бешенство.
        Ломать! Ломать!..
        - Почему ты не покончил с собой, Артурчик? Ада боишься? Он тебе обеспечен - хоть так, хоть так. Чего ты ждёшь? Хочешь уйти в компании? Завтра умрёт твоя дочь. Задушит сына, выбросится из окна…
        Пальцы скользят по камню. Ищут трещинки, сколы. Зацепиться бы! Он-то думал бороться с человеком, обычным крепким парнем, широкоплечим, с мощной шеей…
        У неё девятый этаж, верно? Спаси её от ада, умри сам!
        Артур закусил губу, плеснул силой в налившиеся сталью руки.
        Ломать!..
        00:03
        …ты же мужчина!
        Медбрат всей тушей навалился сверху. Прижал к ковру - к земле, к раскалённому песку пустыни, скрипящему на зубах:
        - Почему?!
        Камень обрушился с боков, сомкнулся, сдавил. Хлестнул серой кипенью:
        - Ад! Ад для самоубийц!
        Сбилось дыхание. Желтизна разлилась под веками. Сейчас перевернёт, понял Артур. На лопатки, вбивая в ковёр, гася сознание. Взгляд скользнул поверх чужого плеча, мимо камня - на бронзу. Шамиль, увидел он. Шамиль… Прижизненный памятник чемпиону Чисоеву, Шамиль стоял без движения, с живыми, налитыми болью глазами.
        - Вечные муки! Возьми их себе, ты же мужчина!..
        Артур зарычал. Ответ клокотал в глотке, отказываясь превращаться в слова. Натянулись, готовы лопнуть, мышцы и сухожилия. Кости едва не вывернулись из суставов. Плотный коньячный дух, казалось, пропитал воздух. Борцы, зрители, стены - все потело коньяком.
        - Брат! Ломай его!
        Крик вспорол гул стадиона с хрустом, как нож - спелый арбуз.
        - Ломай!
        Бронза осталась бронзой. Она сдерживала сопротивление тела, не давая Шамилю кинуться на арену, но с голосом бронза не справилась. Лргур видел, как напряглись жилы на шее Шамиля, как раскрылся рот - и по серым губам побежали тонкие, кровоточащие трещины
        - Ломай, да! Ты же мужчина!
        Бушевали трибуны, приветствуя медбрата. Бешеный водоворот затягивал на дно. Единственная точка покоя в кипящей воронке - бездвижный, кричащий Шамиль.
        Точка покоя.
        Точка опоры.
        Артур стиснул зубы. Выгнулся, опасно подворачивая правый локоть. В плечевом суставе хрустнуло. Медбрат без труда вернул преимущество, но Артур успел подогнуть ногу, упёрся коленом в каменный живот. Сейчас, подумал он. Сейчас…
        Паук-многоножка боком пошёл по арене.
        - Ломай, брат! Сделай его!
        Стадион замолчал. В густой, душной тишине Шамилю вторили новые голоса. Женщины, ребёнок, старик:
        - Ломай!
        - Почему ты не застрелился? - прохрипел медбрат.
        Тиски из гранита. Вопль измученной плоти.
        - Почему?
        Надо было бросать сразу. Через себя, как он и собирался. Артур промедлил долю секунды, жалкое мгновение. Теперь было поздно.
        - Почему?
        Бедро пронзила боль: чёрная, страшная. Перед глазами распахнулась ночь. В ней вспыхивали колючие звёзды.
        - Почему?!
        00:04
        …раз ты просишь…
        В ночи под звёздами Артур улыбнулся медбрату. Ты сломал мне бедро? Радуйся. Но сейчас у тебя заняты руки. Переворот, всем телом, с упором на здоровую ногу. Бедро взорвалось адской болью, когда Артур оказался сверху. Лопатки соперника впечатались в ковёр.
        - Держи, брат! Не отпускай!
        - Не отпущу, - согласился Артур.
        Или только подумал?
        Лицо медбрата побагровело. Артур не душил его. Знал: удушающие - запрещены. Пусть на этом стадионе пахнет коньяком, пусть нет судьи - правила есть правила. Он просто держал, обхватив соперника, сдавив подреберья ногами, сломанной и здоровой, не давая как следует вдохнуть.
        - Почему?!
        Артур держал. Молчал.
        - Почему?..
        И еле слышно, задыхаясь:
        - Отпусти меня…
        - Хорошо, - согласился Артур. - Раз ты просишь.
        01:01
        …дети выросли…
        - ГОРЕ ТЕБЕ, РАБ НЕПОКОРНЫЙ. ЖЕСТОКОВЫЙНЫЙ!..
        Золото хлебного поля - от горизонта до горизонта. Пыль узкого просёлка. Звон летнего зноя.
        - ИСТИННО ГОВОРЮ: ПРОКЛЯНЁШЬ ЧАС РОЖДЕНИЯ СВОЕГО!..
        По просёлку идут трое. Шагают, не торопясь, но и не мешкая: парень в джинсовом костюме и кепке с длинным козырьком, широкоплечий подросток в школьной форме (плоские жёлтые пуговицы, уродливый воротник) и мальчишка лет семи - темноволосый, гибкий, черноглазый.
        - ВЗЯЛ ТЫ НА СВОИ РАМЕНА БРЕМЯ ТЯЖКОЕ! НЕ УНЕСТИ ДАЛЕКО!..
        Парень и подросток ведут беседу. Говорят спокойно, не повышая голоса. Мальчишке скучно. Он то и дело срывается на быстрый шаг, обгоняет, нетерпеливо оборачивается.
        А из глубин бирюзового омута гремит:
        - ОТНЫНЕ ИХ ГРЕХ ТВОИМ ГРЕХОМ БУДЕТ…
        Подросток и мальчик ничего не слышат. Парень в кепке слышит, но пропускает мимо ушей. Так его ученики, бывает, на уроке слушают выговор строгого учителя. Гремит? Пусть себе гремит.
        - ЗА ГРЕХИ ИХ НА СУДЕ ОТВЕТ ДАШЬ…
        - А что там, за полем, Сан Петрович? - подросток машет рукой вдаль. Рука бугрится мускулами: грузчику впору. - Очень узнать хочется, да.
        Парень щёлкает пальцами по козырьку кепки:
        - Не спеши, Чисоев. Поле ещё перейти надо. Видишь, какое большое, шагать и шагать! А что там… Не знаю.
        - Вы? - сомневается подросток. - Не знаете?
        - Я не знаю. Ты даже не представляешь, Чисоев, сколько я не знаю!
        Он смеётся:
        - Поглядим, авось не испугаемся!
        Услышав последние слова, мальчишка подпрыгивает от возмущения:
        - А я не боюсь! Мы с братом никого не боимся!
        Парень подмигивает хвастуну:
        - Завидую тебе, Артур. Лично я много чего боюсь. Дантиста, например. Боюсь, а иду…
        - ГОРДЫНЯ! - гремит сверху. - ИСТИННО ГОВОРЮ ТЕБЕ…
        Что именно, остаётся загадкой. Гром рассыпается мелким кашлем:
        - ЭЙ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ЗНАЕШЬ, НЕ СЛИШКОМ ВЕЖЛИВО С ТВОЕЙ СТОРОНЫ…
        - Сан Петрович! - подросток с удивлением запрокидывает голову. - Там, наверху! Гроза, что ли?
        - НЕ ХОЧЕШЬ ПУГАТЬ ДЕТЕЙ, ТАК ХОТЬ РУКОЙ ПОМАШИ…
        Парень ловит зрачками густую синеву:
        - Слышу, Шамиль. Наверное, самолёт. Звуковой барьер переходит… Перегрузки, жуткое дело!
        Он срывает с головы кепку, машет, рассекая горячий воздух:
        - Счастливого полёта!
        Хлопает спутника по плечу:
        - Трудная у него служба. Иногда задумаешься, и оторопь берёт. В небе ещё ничего, а как вниз поглядишь!..

* * *
        - Эй! Ты меня слышишь?
        Александр Петрович не слишком надеялся на ответ. Сон есть сон, здесь свои законы. Улыбался, глядел сверху, из синей бездны небес - на хлебное поле. С высоты прожитых лет - на себя давнего, молодого разлива. Это свойственно возрасту: разговаривать с самим собой. Иные считают такое мудростью. Иные - маразмом.
        - Знаешь, не слишком вежливо с твоей стороны…
        И с моей, решил он, тоже. Прыгай, обезьянка! Сколько раз Александр Петрович повторял в мыслях эти слова, глядя на школьников, разыгравшихся к концу большой перемены.
        Без насмешки, без желания обидеть - от всей души завидуя умению прыгать, забыв о контрольной по географии, о том, что Волга впадает в Каспийское море, и скачи теннисным мячиком или лежи пластом, а впадает, и баста.
        - Не хочешь пугать детей, так хоть рукой помаши!
        В ответ кепка рассекла звенящий зной:
        - Счастливого полёта!
        Спасибо, подумал старик. И тебе, приятель, скатертью дорога. Смеясь. Александр Петрович отвернулся от земли, от спелой, сыплющей зерном нивы. Запрокинул голову, глядя вверх, выше неба. Над синей бездной, где он, не смущаясь годами и сединами, плыл, как мальчишка - в сельском пруду, вставал могучий купол. Округлая твердь из металла. В полировке, словно в оконном, залитом дождём стекле, сквозила тень: кажется, город.
        Кажется, золотой.
        - Трудная служба, - сказал старик. - Очень. Понимаю, чего там. Извини, если что не так. Дети выросли…
        Иллюстрации Александр Ремизов

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к