Юлий Буркин
        Фа маска
        ... Раз это нужно, пусть он спит с тобой,
        Раз нужно, пусть он делит землю с тобой,
        Ноя, я буду петь для тебя,
        Но только я буду петь для тебя,
        И я, я буду водить тебя в небо с собой...
        Из песни "О, да!"1
        1
        Отчего-то мнилось мне, что стоит отвлечься от повседневных дел, как мое сознание немедленно примется генерировать и фонтанировать. Каникулы, однако, были уже на исходе, а сольный проект еле-еле сдвинулся с мертвой точки. Фонтанировать сознание не спешило.
        А в среду вечером, как раз в тот момент, когда мне только стало казаться, что у меня начинает что-то вырисовываться, в студию позвонил Чуч. Сердобольно глядя на меня с экрана, он вместо приветствия, спросил:
        - Ну как фонтан?
        - Фонтан сочится, - сдержанно откликнулся я.
        - Ну-ну, - кивнул Чуч. - А радостное известие услышать хочешь?
        По его интонации я легко догадался, что известие отнюдь не радостное, потому сказал честно:
        - Не хочу.
        - А придется, - сказал Чуч. - Послезавтра летим в Австралию.
        - Шутишь?! - не поверил я своим ушам.
        - Если бы. Неожиданное, по-по-нимаешь, предложение. На-настолько выгодное, что Аркаша не смог от-отказаться.
        - А меня спросили?! - озверел я так быстро, что даже сам удивился.
        - А чего ты на меня-то орешь?!! - озверел в ответ Чуч.
        - А на кого мне еще орать?! - ответил я резонно.
        - На кого хочешь ори, только не на меня, понял?! На Аркашу, например, ори, понял?!
        Прекрасно сознавая слабость своей позиции и от этого раздражаясь еще сильнее, я упрямо гнул свое:
        - Про Австралию мне не он сказал, а ты!
        - Болван! - сказал Чуч мрачно и отключился.
        Нужна мне ваша Австралия, как собаке пятая нога. Бывал я уже там. У меня еще и тапочки австралийские не износились. Из шкурок сумчатой белки.
        И тут же на связь вышел наш замечательный "худрук" Петруччио. Я сразу подумал о том, что, не посовещавшись с ним, Аркаша никогда не принял бы решение о внеплановых гастролях.
        - Ну как? - спросил Петруччио.
        - Фонтан?! - свирепо откликнулся я.
        - Что это с тобой, дружок? - удивился он.
        - Кенгуру тебе дружок, - огрызнулся я.
        - Ого?! - удивился Петруччио и тоже сразу отключился.
        Значит, точно виноват, раз даже не попытался выяснить, почему я на него наехал.
        ...А через день, при посадке в гравилет, с неприязнью на него смотрел уже не только я, но и все прочие эрэсовцы. Дело в том, что давным-давно у нас в группе установлено незыблемое правило: подруг, невест и жен на гастроли не брать ни при каких обстоятельствах. Если ты по ходу дела обзавелся подружкой из числа группиз, тебя никто не осудит, но никаких женщин из дому.
        Смысл в этом правиле заложен глубокий и практический, ведь с каждым из нас в турне может случиться какое-нибудь приключение той или иной степени романтичности. И нам вовсе не нужны женские глаза, женские уши и женские языки, которые вместе с нами вернутся домой.
        Так вот. Петруччио явился на посадку под руку с девушкой. Впрочем, хотя он и слыл гением-одиночкой, сперва мы не придали этому особого значения, ведь всех нас кто-нибудь провожал. Но мы не могли не заметить, что его спутница удивительно хороша. Совсем юная, с большими синими, как будто бы чуть испуганными, глазами на тонком смуглом лице и с пепельными волнистыми волосами до плеч.
        И вот мы поднялись в салон, наши провожатые остались на перроне... А Петруччио вошел в гравилет вместе со своей дивой! Вот это уже ни в какие ворота не лезло. Мы, конечно, не могли устроить разборки прямо тут же, у девушки на глазах, но сверлили Петруччио многозначительными взглядами. Он же сидел в кресле, потупившись и делая вид, что ничего особенного не происходит.
        Но надо отдать ему должное, демаркационную линию он перешагнул первый. Когда гравилет, выйдя в стратосферу, набрал скорость, и мы смогли расслабиться, Петруччио громогласно объявил:
        - Эй, все! Это Ева. Вопросы есть?
        Мы переглянулись. Вопросы у нас были, но задать их ему хотелось бы конфиденциально.
        - Нет вопросов, - констатировал Петруччио, - тогда представьтесь ей сами.
        И мы начали, было, называть себя, но девушка прервала нас с трогательной простотой:
        - Незачем затруднять себя. Я знаю ваши имена. Я ваша давняя фанатка.
        Пока она говорила, я загляделся на нее. Черт побери, где Петруччио откопал этого стройного синеглазого ангела?! Ни единого изъяна не видел я в ее лице, не было оно к тому же ни слащавым, ни вульгарным, ни холодным, ни манерным. Просто красивый человек, который прекрасно об этом знает, но не придает этому факту значения большего, чем он того заслуживает...
        - Петя сказал мне, - продолжала она, - что вы будете против, но я убедила его взять меня с собой. Прошу прощенья. Я не стесню вас. Обещаю.
        Я набрал в грудь воздуха, собираясь рассыпаться в уверениях, что, мол, ей вовсе не о чем беспокоиться, что она никак не может нас стеснить, и что даже наоборот, сам факт ее присутствия рядом значительно облегчит нашу жизнь... И я уже, было, открыл рот, чтобы произнести эту, или какую-то похожую, галиматью, как услышал, что меня опередил Чуч:
        - Что вы, что вы, Ева, мы только рады...
        И это наш тормоз, наш грубый и неотесанный вокалист-подкладочник?!
        - Лично я с удовольствием составлю вам компанию, - вторил ему Пилецкий, масляно прищурив глазки.
        - Не думаю, что это очень уж интересное предложение, - заметил Чуч, нехорошо глянув на Пилу. Но тот, пропустив эту колкость мимо ушей, продолжал:
        - Австралию я знаю, как свои пять пальцев, а Сидней - буквально мой дом родной. Уверен, Ева, мое общество принесет вам массу сюрпризов.
        Я почувствовал, что ревную. Сильно. Видно, то же почувствовал и Чуч, потому что сказал, глядя на Пилецкого еще более недобро:
        - Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела: Тот парировал, говоря с нажимом:
        - Рано КОШЕЧКА запела, как бы ПТАШЕЧКА не съела.
        Петруччио молчал, но выглядел несчастным. В воздухе отчетливо пахло бедой. Женщина на корабле. Обстановку разрядила сама Ева. Обведя нас понимающим взглядом и одарив открытой доброжелательной улыбкой, она сказала крайне многозначительно:
        - Вот только давайте не ссориться из-за меня. Уверяю вас, хорошо будет нам всем. Никто из нас не понял, что конкретно сулят нам эти слова, но продолжать открытую
        или завуалированную пикировку Чучу и Пилецкому стало уже как-то неловко. Мне же показалось, что взгляд Евы на моем лице задержался дольше, чем на остальных.
        За все это время ни слова не вымолвил только техник Боб, впрочем, я всегда подозревал, что он равнодушен к женским чарам.
        2
        Пятизвездочная сиднейская гостиница "Plaza" оказалась жилищем вполне приемлемым. Нас давно уже трудно удивить комфортом, а вот разозлить какими-то недостатками труда не составляет. Но на этот раз придраться было не к чему. Разве что к отсутствию разнообразия: каждому из нас предоставили роскошные, но абсолютно одинаковые трехкомнатные апартаменты в конце коридора на шестнадцатом этаже.
        Только по прибытии мы узнали, что играть будем не для свободного, а для корпоративного зрителя: свой двадцатилетний юбилей отмечает один из мощнейших оплотов ННТР - компания "Intelligent Australian Robots". Обиднее всего, что, оказывается, мы узнали об этом самыми последними, а в прессе (которую никто из нас не читает) уже давно муссировались слухи о нашем участии в этих торжествах.
        Честно говоря, не любим мы такие дела. Когда зритель сам покупает билет на концерт, это его выбор, и он его ценит. А вот когда он приходит на готовое, доволен выбором начальства бывает далеко не всегда, и на сцену смотрит порою пренебрежительно.
        Нас, однако, никто не спрашивает. Да, собственно, даже если бы и спросили, мы все равно не отказались бы, ведь наш гонорар за этот концерт равняется пяти обычным. Работа. Но настроение у всех было паршивое. Все мы прекрасно знаем, что популярный музыкант не только повелитель толпы, но и ее раб, он и король и шут одновременно. И все же всегда противно, когда тебе лишний раз напоминают об этом.
        Лично у меня настроение паршивое было еще и из-за Евы. Я постоянно ловил на себе ее заинтересованные, если не сказать многозначительные, взгляды, но она всегда, как привязанная, ходила под ручку с Петруччио.
        В первый день нас свозили на экскурсию. Сперва в пустыню, где мы общались с голыми и губастыми, как Чуч, аборигенами. Аборигены спели нам немузыкальную песню и сплясали неказистый танец. В процессе танца один из аборигенов подскочил к Петруччио с Евой и вымазал их волосы чем-то темным и пахучим, многозначительно рявкнув:
        - Кердыч-пердыч!
        Гид объяснил нам, что это - заклинание.
        - Существует поверье, - сказал он, - что если в день перед полнолунием вождь смажет головы парня и девушки своим калом, они будут неразлучны всю жизнь.
        - Где тут можно умыться? - простонал Петруччио.
        - Нигде, - спокойно ответил гид. - Вода ценится здесь так дорого, что если бы вы на глазах аборигенов попытались ею умываться, они бы вас прикончили.
        Петруччио насупился, остальные радостно хихикали. Танец закончился. Мы принялись дарить аборигенам всякие разноцветные безделушки вроде зажигалок и расчесок, но они сперва мотали головами и лопотали на своем тарабарском языке что-то вроде "буратила-чикотила", а потом зарычали, вскинули копья, и мы поняли, что наши чудеса цивилизации этим детям природы ни к чему. Тогда мы попрощались с ними, и они хором крикнули нам в ответ:
        - Кабаран-чебуран!
        Наше счастье, что экомобиль был открытым, иначе мы бы задохнулись от вони, которую источали головы Петруччио и Евы. Только мы двинулись к окраине, я обнаружил, что оставил в деревне сумочку-барсетку. Ничего важного в ней не было, но все-таки было жалко. Попросив высадить и подождать меня, я побежал обратно в деревню.
        Картина, которую я там увидел, поразила меня. Аборигены обливались водой из шланга, смывая ритуальные узоры. Кое-кто из них, уже умывшись, натягивал нормальную цивильную одежду. Увидев меня, один из них крикнул на чистейшем английском:
        - За сумкой?
        - Да, - отозвался я.
        - Вот, возьми, - протянул он мне мою барсетку, - а я уж думал, придется искать тебя в отеле.
        - Вы здесь не живете? - догадался я, указывая на бамбуковые хижины.
        - А ты бы стал тут жить? - добродушно улыбнулся абориген.
        - А это, - указал я на валявшуюся у него под ногами юбочку из листьев, - одеваете только для туристов?
        - Рабочая одежда, - кивнул он. - У вас ведь тоже есть своя сценическая одежда. Я видел один ваш концерт по стерео, если бы вы в том же самом вышли в город, вас бы замели копы.
        Окружившие нас "аборигены" дружно заржали.
        - Ладно, мне пора, - заторопился я. - Приходите к нам на концерт.
        - А вы к нам, - откликнулся абориген. - Удачи! И я побежал обратно.
        - Вам пришлось драться с ними?! - воскликнула Ева встревоженно. - Вас долго не было, и я предложила идти выручать вас, но ваши друзья сказали, что вы обязательно выкрутитесь.
        Вот же козлы!
        - Еле отбился, - соврал я, чтобы не разочаровывать ее. - Хорошо, что это, - помахал я барсеткой, - им совсем не нужно.
        Когда мы двинулись, я открыл сумочку. Проверять, все ли на месте, при "аборигенах" мне было неудобно. Ничего не пропало, даже денег ровно столько, сколько и было. Более того, кое-что в сумочке даже появилось: я нашел там голографическую визитную карточку. С одной стороны на ней был изображен знакомый мне абориген в практически ничего не прикрывающей юбочке, с носом, пронзенным насквозь какой-то палочкой. Поймав мой взгляд, он подпрыгнул и потряс копьем. Я поспешно перевернул карточку и прочитал: "Мордыхай Шульцман. Вождь". И - контактный код.
        ...Следующим номером программы был песчаный пляж с океанским прибоем, на фоне неземного заката с одной стороны и подковы фантастических скал с другой. Красоты добавила Ева Они с Петруччио первыми полезли в воду, что немудрено.
        Я не ханжа и, как и большинство современных людей, купаться предпочитаю голышом. Но мне, собственно, и прятать-то нечего: невелика драгоценность. А вот когда разделась Ева... Это надо прятать, а то и до беды недалеко.
        Но вскоре мы привыкли и стали резвиться в океанских волнах, как ни в чем не бывало. Точнее, почти как ни в чем не бывало, так как тут же стихийно сложилась своеобразная игра "в догонялки наоборот": ловить надо было только Еву, а остальные голили. И каждый из нас поймал ее по нескольку раз. И не знаю, чем бы это все кончилось, если бы нас не позвал с берега гид...
        Мы нехотя выбрались на берег, оделись и уселись вокруг мангала, на котором здоровенный бородатый повар при ярком свете обещанной вождем полной луны сготовил нам шашлык из каракатиц, называемых им "двоюродными сестрами кальмара".
        Каракатицы были вкусны, вино еще вкуснее, так что в отель нас привезли заметно повеселевшими.
        3
        Я долго не мог уснуть и ворочался с боку на бок. Я вспоминал ощущения, которые испытывал, когда, резвясь в океане, ловил Еву. Я думал о том, какой все-таки он счастливчик - Петруччио. Какой наглый счастливчик! Они остановились в разных номерах, но кого они хотят провести?! Что за дурацкая конспирация? Конечно же, она сейчас у него!
        Моментально проснулась непрошеная фантазия и нарисовала мне Еву в непристойной, но соблазнительной позе в постели Петруччио... Нет! Как-то надо отвлечься! И я стал думать о своем сольном проекте. Кстати, вовсе не мешало бы сейчас лишний раз послушать "Abbey Road".
        - Дом! - позвал я.
        - Да? - отозвались настроенные на русский язык апартаменты.
        - У тебя "Битлз" есть?
        - Нет. А что это такое? Дожили...
        - Это музыка. XX век.
        - А-а... Сейчас... Нет, нету.
        - А что у тебя есть из музыки?
        - Огласить названия произведений или исполнителей?
        - Сколько у тебя произведений?
        - В оперативной памяти около пятидесяти тысяч.
        - И какой исполнитель сейчас самый популярный?
        - Русская группа "Russian Soft Star's Soul". Хотите послушать?
        - Ой, нет-нет, спасибо.
        Еще только себя я не слушал...
        - Если желаете, я могу найти названную вами музыку XX века "Битлз" в мировой сети, на это потребуется пять-десять минут.
        - Валяй.
        Снова наступила тишина Внезапно в мою дверь тихонько постучали. Меня аж подбросило от неожиданности. В два прыжка я подлетел к двери:
        - Кто там?
        - Это Ева, - еле слышно откликнулся из-за двери знакомый голос. - Можно войти?
        Конечно! Ведь именно об этом я и мечтал, но подавлял свои мечты, в связи с их полной несбыточностью. Я отпер дверь, и Ева, одетая в шелковую пижамку, проскользнула внутрь. И мы сразу начали целоваться.
        - Отключи, пожалуйста, Дом, - попросила она, отстранившись. - Не хочу, чтобы он подглядывал.
        Смешное желание.
        - В такой темноте?
        - И подслушивал.
        - Дом! - Да?
        - Отключись.
        - Совсем? - Да.
        - И названную вами музыку XX века "Битлз" в мировой сети уже не надо искать?
        - Нет!
        - А охранные, противопожарные системы, системы контроля за утечкой...
        - Совсем! - заорал я сердито.
        - Слушаюсь. Когда захотите включить меня, позвоните на reception2.
        И, наконец, наступила тишина. А мои руки все это время держали Еву. А шелк пижамы был таким тонким... Она отступила на шаг.
        - У меня совсем мало времени, и есть только один способ показать, как ты мне нравишься.
        Она выскользнула из пижамы так легко и естественно, словно та была жидкая и стекла с нее.
        - ...Тебе хорошо? - спросила она.
        - Мне еще никогда не было так хорошо.
        И я не преувеличивал. Был момент, когда я даже подумал: "А не промахнулся ли я, женившись на Кристине? Ведь нет никаких сомнений в том, что Ева просто создана для меня. Она угадывает каждое мое мимолетное желание..."
        - Я делала все правильно?
        - Правильнее некуда.
        - Теперь я должна уйти. Ты не будешь на меня сердиться?
        - Конечно, нет, - отозвался я, - чувствуя, что мой голос выдает меня. - Я и надеяться не смел...
        - Не сердись. Мне надо. Честное слово.
        Душа моя протестовала. Куда ей надо идти? К Петруччио?! А какие он имеет на нее права?! С другой стороны... Я-то и вовсе женат. Ева выбралась из постели.
        - Когда мы?.. - начал я.
        - Завтра, - перебила она меня. - Я приду завтра ночью. Только - тсс, никому ни слова. Время для этого еще не наступило.
        - Хорошо, - согласился я.
        - Я могу напоследок воспользоваться твоей ванной?
        - Конечно, - кивнул я.
        Душ она принимала минуты две, не больше, затем я услышал, как стукнула дверь ванной, а потом и входная дверь. А я ждал, что она еще заглянет, и мы хотя бы скажем друг другу "до свидания". И я ощутил острую необходимость срочно увидеть ее, видеть ее хотя бы еще миг...
        Я вскочил, выглянул за дверь... Евы в коридоре уже не было. Но я услышал, как тихонько щелкнул замок в двери напротив моей. Это дверь Боба. Он подслушивал?! Или выглянул зачем-то, увидел, что Ева выходит от меня, и спрятался? Это мне совсем ни к чему. Или я ослышался? Может быть, стукнула совсем не бобова дверь, а дверь Петруччио, она рядом?
        Да, так, скорее всего, оно и есть, - сказал я себе, успокоившись. Я вернулся в постель. "Какая она все-таки быстрая, - подумал я. - Во всем". И сном младенца проспал до утра.
        4
        Позавтракав, мы отправились на саунд-чек. Настроение у меня было замечательное, как, впрочем, и у всех остальных. Одной из причин тому, думаю, было то, что Петруччио не взял с собой Еву, и вчерашнего всеобщего ревнивого соперничества между нами не наблюдалось.
        Вспоминалась Кристина, и на душе моей поскребывали кошки, но это было даже приятно, как почесывание раздраженного места, ведь это только подтверждало, что человек я, вообще-то, не бессовестный.
        Дополнил нашу радость тот факт, что площадка, на которой нам предстояло работать, вовсе не находилась на территории "Intelligent Australian Robots", а оказалась крупнейшим сиднейским стадионом. Нашим бесплатным концертом компания делала подарок всей столице. И это было тем более благородно, что, если бы мы знали об этом с самого начала, мы бы, наверное, согласились отыграть и за обычный гонорар. Ну, или, хотя бы, за удвоенный.
        Но, по словам Петруччио, фирма сходу предложила пятикратную сумму. И теперь мы уже поговаривали между собой, что, мол, зря с нами не полетел Аркаша Афраймович. Ведь мы знали, что не полетел он, боясь наших упреков и наездов. "А в сущности, - говорили мы друг другу теперь, - он ведь прекрасный человек и замечательный директор, и все, что он делает, он делает прежде всего для нас..."
        Весь день мы отстраивались, Боб командовал целой оравой местных техников, и звука мы, в конце концов, добились самого что ни на есть замечательного. А когда стало темнеть, мы опробовали местный свет и остались довольны.
        За ужином все были возбуждены и делились приятными впечатлениями. Рассказали Еве и о том, что после завтрашнего концерта нам предстоит личная встреча с главой "I.A.R." господином Уве Уотерсом, банкет и экскурсия по святая святых фирмы - лабораториям и цехам-автоматам. Одарив нас ангельским взглядом, Ева спросила:
        - А меня вы возьмете?
        И мы, конечно же, заверили, что непременно возьмем. Я, во всяком случае, чувствовал себя ее должником.
        Потом мы еще немного потусовались в номере Петруччио и поболтали о всякой всячине. Чуч, например, уверял нас, что местный воздух влияет на живые организмы таким образом, что через несколько поколений они неминуемо становятся сумчатыми. Не только звери, но и люди.
        - Они уже почти поголовно все сумчатые, - вещал он уверенно, - но тщательно скрывают это, чтобы их не признали новым видом, и страну не исключили из Британского Содружества...
        Мы хохотали, мы пили заказанные в ресторане коктейли, под воздействием которых кошки на моей душе окончательно перестали скрести и только ласково мурлыкали, а Ева повторяла: "Как я вас всех люблю, мальчики..." И все светились от удовольствия, но ярче всех светился, наверное, я, потому что знал, что больше всех она любит все-таки меня.
        И пить я старался поменьше, так как все время помнил об обещанной Евой встрече. Да и никто на удивление не напился, и к полуночи мы разбрелись по комнатам. Только Ева осталась с Петруччио, но это никак не отразилось на моем настроении. Почему-то так надо. Почему? Это пока не мое дело.
        Раздевшись, я лежал, не смыкая глаз, и представлял, как она придет, и я коснусь ее прохладной кожи, как сольются наши губы в поцелуе... И я так распалил себя, что еле удержался от того, чтобы не отправиться за ней. "Нет, ни к чему хорошему это не приведет", - стал я уговаривать себя, а сам тем временем натянул брюки, футболку...
        И тут она постучала. Я открыл ей, и она бросилась мне на шею. Сегодня она была одета основательнее - в джинсы и блузу - точно так, как была одета в тот момент, когда я оставил ее у Петруччио. "Может быть, она все-таки не спит с ним? - подумал я. - Может быть, у них какие-то другие отношения?"
        Впрочем, что за глупость! Какие еще могут быть отношения? Родственные, что ли? И вдруг меня аж подкинуло, я понял: Ева - сестра Петруччио! Родная сестра-малолетка! Вот он ее и бережет от нас, разыгрывая спектакль, ведь не станем же мы приставать к его девушке. Да такое у нас и вправду не принято, и я бы ни за что не сделал этот шаг первым, но она сама влюбилась в меня.
        Все сразу встало на свои места. Понятно теперь, лочему он нарушил правило и взял с собой на гастроли девушку, понятно, почему они поселились порознь... Видно, и жили они порознь, потому я ничего и не знал о существовании у него сестры... И я даже расхохотался от этого радостного открытия. И мы уже торопливо раздевались, когда Ева спросила:
        - Дом отключен?
        - Со вчерашнего дня.
        - У меня опять очень мало времени...
        - Не надо оправдываться, я все понимаю!
        Я чувствовал себя чудовищем из "Аленького цветочка", принцем из "Золушки", и все это сильно меня будоражило.
        - Я не оправдываюсь, - прошептала она, - но раз у нас так мало времени, надо любить сильнее...
        И она принялась целовать мне шею, плечи, грудь, она опустилась на колени.....В минуту короткого отдыха, перед уходом; она вдруг спросила меня:
        - Как ты думаешь, машину может мучить совесть?
        Я удивился такому вопросу, но ответил со всей возможной серьезностью:
        - Совесть - это орган души, а у машины души нет.
        - Ты уверен в этом? - спросила она меня очень серьезно. Какая она все-таки трогательная.
        - Ну-у, в общем-то, да, - кивнул я.
        - Но ведь бывают умные машины.
        - Ум и душа - вещи разные. У машины нет сердца, есть только голова. "Machine Head" - была такая песня у группы "Deep Purple", в двадцатом веке.
        - Ты изучаешь музыку двадцатого века?
        - Да, все, что как-то связано с "Битлз". Ты слышала "Битлз"?
        - Нет, только название.
        - Я тебе открою "Битлз", - начал я, но она перебила:
        - И о чем же в этой песне пелось?
        - Не знаю, не переводил, - признался я, - но это очень жесткая музыка, такую сейчас не играют.
        - Жесткая, - задумчиво повторила Ева. - И, что бы машина ни делала, она не виновата?
        - Конечно, - кивнул я. - Это же неодушевленный предмет. Ведь землетрясение не виновато, когда губит людей. Это стихия.
        - Ой! - воскликнула Ева, порывисто вскакивая. - Мы заболтались! Я умоюсь? - она наклонилась, собирая с пола одежду.
        - Валяй, - засмеялся я и хотел погладить ее по попке, но она уже метнулась в ванную.
        Тут я вспомнил вчерашний ее стремительный уход, и какое-то неясное подозрение шевельнулось у меня в душе. И снова она не заглянула ко мне: сперва хлопнула дверью ванной, потом входной... Я на цыпочках подбежал к двери и приник к глазку. И увидел, что как раз в этот миг Ева скользнула в дверь Боба - напротив... Сомнений быть не могло!
        Да что же это такое?!
        5
        Первым моим побуждением было вломиться в его в комнату и устроить разборку. Но это было бы так противно... Потом я стал уговаривать себя, что сегодня вечером, уже после того, как я ушел к себе, Боб и Петруччио поменялись комнатами... С какой стати?! Не ясно, но, в принципе, это возможно. А я сейчас вломлюсь, как разъяренный Отелло, и все у нас с Евой на этом закончится. И к тому же я сильно ее подведу.
        А может быть, Боб поменялся комнатами непосредственно с Евой? Она попросила его об этом, а он не смог отказать. А попросила она его потому, что хотела быть ближе ко мне и ходить ко мне, не боясь разоблачения.
        Но и вчера ночью, сразу после того, как Ева покинула меня, щелкнул замок той же двери... Или вчера мне все-таки показалось? Во всяком случае, не стоит пороть горячку.
        Я вернулся в комнату и улегся в кровать. Но сна не было ни в одном глазу. Я закурил и вспомнил, что ДУРдом отключен, а с ним и вентиляция. Позвонить на reception?
        Нет, - решил я, - не буду. Не хотел я, чтобы Дом наблюдал за моими душевными метаниями, да и недолюбливаю я эти Дома. Поэтому я просто пошел и открыл настежь окно. Стало прохладно, я натянул штаны и майку. Потом открыл бар и засандрачил полстакана отличного австралийского бренди. Для успокоения нервов.
        Но ни черта они не успокоились, я вернулся к двери и опять уставился через глазок на дверь Боба. Я понял, что скоро я все равно не усну, а потому поставил на изящную прикроватную тумбочку пепельницу, бутылку бренди, стакан, положил пачку сигарет, зажигалку и подтащил все это к двери. Потом уселся на тумбочку, приник к глазку и стал ждать.
        Я смотрел и курил, курил и смотрел, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы в очередной раз хлебнуть бренди. Я тихо разговаривал сам с собой, точнее, ругал сам себя, обвиняя в мнительности, недоверчивости, испорченности и прочих пороках... И вдруг дверь напротив отворилась, и из нее выпорхнула Ева! Я бросил сигарету в пепельницу и прижался к глазку так, что захрустел лоб. Но обзор был небольшой, и Ева тотчас скрылась из поля моего зрения.
        Распахнуть дверь сразу я не мог - мешала тумбочка. Я резко оттолкнул ее назад, а потом уже открыл дверь... Евы простыл и след. Что мне было делать? Уверять себя, что, во-первых, Боб поменялся с Евой комнатой, а во-вторых, ей именно сейчас вдруг приспичило прогуляться по ночному городу?.. Да нет, она не успела бы добраться до лифта, она вновь вошла в какую-то комнату...
        В конце концов, кое-что я могу проверить, ничем не рискуя. Если это идиотское, но спасительное предположение верно, мне никто не откроет. Если нет... То мне будет все равно.
        Я шагнул к двери Боба и тихо постучал, моля, чтобы никто не открыл... Но дверь распахнулась. И на ее пороге стоял Боб. И обычно хмурая его рожа была такой невероятно счастливой, какой я ее еще не видел. Но буквально в несколько мгновений это выражение сменилось на недоумение и разочарование.
        - Я войду? - спросил я.
        - Чего тебе? - неохотно пропустил он меня к себе.
        Я уселся в кресло и сразу спросил. Хотя, вопрос этот был, скорее, риторическим:
        - Она у тебя и вчера была?
        - А тебе какое дело? - набычился Боб, усаживаясь на кровать, находящуюся, надо сказать, в живописном беспорядке. А рожа его покраснела так, что ответ мне уже был и не нужен.
        И тут я расхохотался. Это была истерика. Я давился смехом, я корчился на обширном бобовом кресле, прекрасно сознавая, как по-идиотски сейчас выгляжу.
        - Знаешь что, - сказал Боб угрожающе, - а не шел бы ты отсюда восвояси?
        - Погоди, - прохрипел я, - погоди, я не могу...
        - А я тебе помогу, - заверил Боб, нависнув надо мной.
        - Стоп! Все! Все. - Я заставил себя успокоиться, сел прямо и утер слезы. - Видишь ли, Боб, - сказал я, и голос мой предательски сорвался. - Видишь ли, Боб, - повторил я тверже, - дело в том, что и вчера, и сегодня она приходила к тебе сразу после меня.
        Рожа у Боба вытянулась.
        - Врешь! - сказал он.
        - Да нет, Боб, я не вру, - сказал я и вдруг заплакал пьяными слезами, - не вру. Она трахалась со мной и вчера, и сегодня. И я думал, только со мной... Я думал... - Я не смог продолжать, захлебнувшись слезами. Все-таки много я выпил. И Боб сразу поверил мне. И сразу как-то сник.
        - А я-то решил, девчонка в меня влюбилась, - сказал он. - Я-то в нее точно влюбился.
        - Я тоже, - признался я, успокаиваясь.
        - Но я-то не думал, что она только со мной трахается, - заметил Боб, - я думал, еще и с Петруччио. По какой-то необходимости.
        - А я решил, что она - его младшая сестренка...
        - Слушай! А похоже! - встрепенулся Боб. - Он ее днем от нас бережет, а ночью она тайком сбегает и с нами трахается!
        Похоже, эта мысль успокоила его. Сперва он считал, что Ева спит не только с ним, но и с Петруччио, теперь место Петруччио занял я, но, в принципе, ничего не изменилось... Однако я уже начал кое о чем догадываться.
        - Только с нами двумя? - спросил я, невесело усмехнувшись. Боб наморщил лоб, а потом шлепнул по нему ладошкой:
        - Ах, ты, сучка маленькая! - заорал он озаренно. - Ах, нимфоманка! - А эту фразу он выкрикнул уже почти весело. Толстокожее он, все-таки, животное. - Давай-ка, Чучу позвоним! Дом! - крикнул он, но тут же вновь хлопнул себя по лбу. - Я ж отключил его!
        - Она попросила? - уточнил я, прекрасно зная ответ.
        - Она.
        - Меня тоже. Завести его обратно можно, позвонив на reception по обычному древнему телефону, он тут есть.
        - Знаю, - кивнул Боб. - Но я ведь могу и сразу Чучу позвонить.
        Я пожал плечами. Вообще-то мне не нравится разговаривать с человеком, не видя его, но ведь люди так сто лет разговаривали, даже больше. Так что это не принципиально. Боб тем временем притащил трубу.
        - Тут все просто, - сказал он, разглядывая какую-то карточку. - Набирать надо сначала номер этажа, потом номер комнаты. В какой он живет?
        - В сорок пятой.
        - Значит, шестнадцать-сорок пять... Та-ак... Алло! Привет! Ева не у тебя?! Нет, но была? - Боб прикрыл ладошкой микрофон, чтобы слышал только я. - Знаешь, как он это гордо заявил? Типа, я не стыжусь своей большой и светлой любви. - Он отнял руку от трубки. - Дуй ко мне! - скомандовал он. - Да нет, бить не буду. К тому же я тут не один... Да мне-то какое дело, женись, если хочется!.. Давай, давай, пошевеливайся, тут для тебя сюрприз есть!
        Он отключил трубку.
        - Позвони Пилецкому, - предложил я.
        - Ты думаешь?! - сделал Боб большие глаза.
        - А чем он хуже нас? Звони, звони, где трое, там и четверо... У тебя она тоже потом душ принимала?
        - Принимала, - кивнул Боб. - Чистоплотная... На-ка ты сам Пиле звони. - В его голосе прозвучала горечь. Он протянул мне трубу. - Шестнадцать-сорок четыре.
        Я набрал номер.
        - Да? - сонно откликнулся Пиоттух-Пилецкий через некоторое время.
        - Слушай, Пила, - начал я, - ты меня извини, не злись только. Скажи честно, ты с Евой спал?
        - Гм, - отозвался он. - Чего ты мучаешься? Чего тебе не спится-то?
        - Ты от ответа не уходи. Спал или нет?
        - Ну-у... - протянул Пилецкий. - Знаешь, я такие веши не обсуждаю.
        - Ясно. Значит, есть, что обсуждать. Ты ведь не говоришь "нет".
        - Говорю. Нет. Не спал. А ты что, влюбился в нее?
        Все-таки хороший человек Пилецкий, пожалел товарища... Тут Боб вырвал трубку у меня из рук и заорал:
        - Слушай, Пила, хватит нам мозги пудрить! Спал ты с ней или нет?! Тут дело серьезное! - он помолчал и перешел на шепот: - Да ладно, ладно, не скажу, он уже в другой комнате. Да знаю я, какой он ранимый, нет его тут. Ах, вот так, значит. Отлично! Давай, бегом ко мне, мы тут уже все в сборе... Не по телефону!
        Он отключился и хотел бросить трубу на диван, но я остановил его:
        - Дай-ка, я Петруччио позвоню.
        - Шестнадцать-сорок три... Слушай! До меня дошло! Она строго последовательно двигалась! Сама она в сорок втором живет, Петруччио напортив - в сорок третьем. Его, как братца, она пропускала, шла сразу к Пиле - в сорок четвертый, потом к Чучу, потом к тебе, потом ко мне - в сорок седьмой. Четная сторона - не четная, четная - не четная...
        - Какая разница! - вырвал я у него трубу и стал набирать номер.
        - Не скажи! Это даже весело! - хохотнул Боб зло и сплюнул прямо на ковер.
        - Алло? - отозвался Петруччио почти моментально, словно ждал моего звонка. - Кто это?
        Тут Боб резко сорвался в соседнюю комнату, и вскоре я понял зачем.
        - Это я, - сказал я и отчетливо услышал свой голос издалека. Это Боб включил громкоговорящую связь, чтобы подслушивать.
        - Понятно, - сказал Петруччио.
        - Не спишь? - спросил я.
        - Ты хочешь знать про Еву?
        - Хочу, - слегка опешил я.
        - Ясно. Я уже давно жду, когда кто-нибудь мне позвонит и спросит. Потому и не спится. Я виноват перед вами. Но я не знал, как вам объяснить... Я не знаю, кто она такая.
        Из дальней комнаты дико заржал Боб, а потом выкрикнул:
        - Артист!
        - А я знаю, - сказал я, - невольно усмехаясь. - Она - твоя сестра.
        - Ты что, на австралийском солнце перегрелся? - спросил Петруччио сердито. - Откуда ты это взял? Это, конечно, многое бы объяснило... Но это было бы ужасно.
        - Почему?
        - Потому что я спал с ней. Уже два раза. Не хватало мне еще Эдипова греха.
        - А ты не врешь? - растерялся я.
        - На кой мне врать?
        В этот миг в комнату влетел Боб и зашипел мне в другое ухо:
        - Не врет, не врет! Никакая она ему не сестра, она к нему к первому шла, по порядку номеров!
        Я показал Бобу пальцем, чтобы он замолк. Разговор у нас с Петруччио выходил вроде бы как интимно-доверительный, и я решил вытянуть из него побольше. Хотя уже и сейчас было выше крыши. Кто же она такая, эта Ева? Что за тварь Божья?
        Правда, параллельно шел и обратный процесс: я терял ко всему этому интерес. Ну, тварь. Ну, банальная группиз, которая решила перетрахаться со всей командой. Обидно, но бывает. А то, что мне показалось... Еще одна ранка в сердце, еще один повод быть циничным и безжалостным.
        Интерес остался чисто житейский:
        - Откуда ты ее взял?
        - Она подошла ко мне в порту, перед самым вылетом, когда я выходил из такси. Протянула мне открытый блокнот, и я подумал, что она просит автограф. Взял блокнот и увидел надпись: "Помогите мне! Возьмите меня с собой!" И меня вдруг торкнуло... Ну, знаешь, как это со мной бывает, я рассказывал. Я вдруг понял, что надо ее взять, иначе случится беда.
        - Эта твоя способность предвидеть...
        - Да, я ненавижу эту способность. Потому что она по-животному эгоистична. Она никогда не предупреждает меня о чем-то, что грозит близким мне людям, только мне! Но идти ей наперекор я не могу, потому что опыт показывает: это чувство реально спасает меня. Помнишь, как на Марсе кусок алмаза убил человека, который сел на мое место? Понимаешь, я почувствовал, что мне нельзя туда лететь, и не полетел. Но мне совсем не нравится, что кто-то погиб за меня. И это не единственный случай.
        - Ты влюбился в Еву? - спросил я в лоб.
        - Н-нет... Или да. Не знаю. Мне с ней странно. Хорошо, но странно. Я совсем не понимаю ее. В ней есть какая-то тайна. И отчужденность. И куда-то она все время спешит...
        Из соседней комнаты снова раздалось дикое ржание Боба. Но Петруччио, конечно, не слышал его.
        - А почему ты сказал про сестру? - спросил он. - Мне всегда казалось, что у меня есть сестра или брат, но родители почему-то скрывают от меня это. Ты что-то знаешь?
        - Да ничего я не знаю, - признался я. - Так... Предположил. Знаешь, что? Ты иди-ка сейчас в комнату Боба. Тут мы все сейчас соберемся. Кое-что о твоей Еве стало известно, и надо обсудить это вместе...
        И тут в дверь бобового номера изо всех сил замолотили. Боб выскочил из комнаты, распахнул ее, и к нам, вместе с клубами черного дыма, ввалились Чуч и Пила с кашлем и криками: "Пожар!!! Горим!!!"
        6
        Мы захлопнули дверь, но дышать в номере сразу стало трудно. Першило в горле и щипало глаза.
        - Что там такое?! - спросил я, четко увидев внутренним взором картинку: я, обнаружив Еву выходящей от Боба, бросаю сигарету в пепельницу, резко отталкиваю столик от двери... Сигарета выпадает из пепельницы и сваливается в высокий ворс шикарного коврового покрытия... Я уже выскочил из комнаты... А противопожарная система отключена.
        - Чуч, откашливаясь, рассказывал:
        - Все в дыму, но огня не видно! Где, что горит - не ясно! Мы с Пилой выскочили из своих комнат одновременно и побежали к вам, вдруг вы еще не знаете...
        Если учесть, что наши с Бобом комнаты находятся в конце коридора, в тупике, то поступили они благородно.
        - Надо делать ноги! - рявкнул Боб и снова распахнул дверь... Теперь, вместе с клубами еще более черного, почти осязаемого дыма, в комнату ворвались и жадные языки пламени. С криком "Мы отрезаны!" Боб захлопнул дверь, и мы увидели над его головой сияние, как у святого. Но это у него горели волосы.
        Схватив с кресла подушку, Пилецкий принялся колотить Боба по голове, и если бы не ужас ситуации, это выглядело бы довольно комично.
        - Абзац, - сказал Чуч. - Мы заперты, и выхода нет. Давайте позвоним куда-нибудь! Пусть нас спасают!
        В этот миг за дверью, на которой уже начала лопаться пластиковая обшивка, пронзительно заверещала сирена Тут только я сообразил, что все еще держу в руках трубку допотопного телефона, а ведь в ней, наверное, наш единственный шанс на спасение. И в тот же миг телефон зазвонил. Я поднес трубку к уху и услышал вежливый женский голос:
        - Good evening. We present our apologies for calling later, but unfortunately the fire-alarm is declared in our hotel. Please...3
        - Да какой, нахрен, "please"5
        - Говорите по-русски? - спросил тот же голос с сильным акцентом.
        Затаив дыхание, ребята с надеждой смотрели на меня. Пила корежился от кашля в кресле, но и он зажимал себе рот, стараясь шуметь как можно меньше.
        - Да! - заорал я. - Мы отрезаны огнем от выхода! Мы задыхаемся! Боб метнулся в соседнюю комнату, и наш разговор стал слышен всем.
        - Каков ваш номер?
        - Шестнадцать-сорок семь!
        - Вы в порядке?
        - Да какой в порядке! Кто-нибудь что-нибудь делает, чтобы нас отсюда вытащить?!
        - Пожарная служба уже оповещена. Не покидайте комнату и ожидайте прибытия помощи.
        - Да куда мы ее покинем?! В окно, что ли?! Скоро они приедут?!
        - Скоро. К сожалению, пожар был обнаружен только сейчас, так как в комнатах вашего крыла была отключена противопожарная сигнализация. - Тут только я почувствовал, что голос женщины отнюдь не бесстрастен, просто она старательно подавляет возбуждение. - Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Если это возможно, не открывайте окна, так как приток свежего воздуха ускорит процесс проникновения огня в вашу комнату. Если вас беспокоит дым, дышите через смоченные полотенца. Только что стало известно, что вы действительно отрезаны от выхода, и пытаться покинуть комнату самостоятельно через дверь нельзя ни в коем случае. Откройте все источники воды и постарайтесь...
        Тут связь внезапно прервалась, видно сгорел какой-то кабель этой проклятой допотопной системы.
        - Все, - сказал я и за ненадобностью бросил трубу на пол.
        - Давайте зальем тут все водой, - предложил Боб, - запремся в дальней комнате и попробуем выбраться через окно.
        - Ты слышал, что она сказала? - возразил я. - Окно открывать нельзя.
        - Если слушаться эту корову, мы тут быстро изжаримся. Давайте таскать воду! Мы бросились в ванную. Но ничего подходящего, кроме какого-то изящного кувшинчика, там не нашли.
        - Все это херня, - сказал Пилецкий. - Надо запираться в комнате и ждать. Со стороны двери помощь к нам не придет, - и зачем-то добавил: - Нет, не люблю я такую романтику...
        Пока он все это говорил, Чуч отвинтил от душевого шланга насадку и пустил в коридор струю воды.
        - Вот это что-то! - одобрил Боб. - Облей тут все, закрепи так, чтобы вода хлестала, и айда отсюда.
        Было уже нестерпимо жарко, потому, когда Чуч, поливая стены и потолок, попадал на нас, мы только радовались. Мы запихали в ванну кресло и приспособили шланг в его подушках таким образом, чтобы струя била в прихожую. После этого мы вломились в дальнюю комнату, заперлись там и распахнули окно настежь.
        Дышать здесь было полегче. Жаркий австралийский воздух казался божественной прохладой. Мы выглянули из окна. Прямо под нами виднелся второй открытый этаж пристроенного к отелю ресторана, но легче нам от этого не стало: какая разница шестнадцать этажей падать или четырнадцать?
        Из-под двери в комнату потекла вода, она была горячая. Пилецкий был одет в ботинки, Чуч и Боб были хотя бы в тапочках, я же и вовсе был босиком. Но ногам было пока терпимо.
        - Что делать? - спросил Пилецкий с отчаянием в голосе. - Если огонь прорвется сюда, я буду прыгать. Лучше уж разбиться, чем сгореть.
        Я вспомнил, что часто в репортажах с мест пожаров говорят о людях, которые могли бы спастись, дождавшись пожарных, но с перепугу прыгнули вниз раньше...
        - Надо терпеть до последнего, - сказал я. - Может быть, подоспеют.
        - Пока они развернутся, пока лесенки дотянут... - возразил Пилецкий.
        - А может, у них пожарные вертолеты есть? - откликнулся Чуч. - Советовали же мне не селиться выше четвертого этажа! Туда любой экомобиль подняться может! А я как раз и подумал: обворуют еще...
        - Знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил, - пожал плечами Боб.
        Со стороны коридора раздался треск, шипение, и через щели в комнату повалил дым вперемешку с паром. Воды на полу набралось уже по щиколотку, и она закипела. Чтобы не ошпариться, мне пришлось забраться на подоконник с ногами.
        - У нас есть еще минут пять, не больше, - констатировал Боб. - А потом - амба.
        - Ребята, простите меня, если я вас чем-то когда-то обидел, - проникновенно сказал Пилецкий, перекрестился и, сжав в пальцах железный ключик, который почему-то всегда висит у него заместо крестика на шее, забормотал: - Господи, иже еси на небеси...
        Мы переглянулись. Боб вздохнул:
        - Интересно, как там Петруччио с Евой?
        - Да уж получше, наверное, чем нам, - сказал Чуч.
        Тут я подумал: а может быть, можно из окна перебраться куда-то вбок или даже наверх? Я выглянул. Гладкая стена. Только этажом выше виднелся какой-то, чуть выдающийся из стены, карнизик. Буквально в полкирпича шириной. Никакой реальной функции он не выполнял. Так, элемент дизайна... Но чтобы передвигаться по нему, нужно быть профессиональным эквилибристом. Да и то, вряд ли. А если бы он даже и был пошире, выбраться на него из нашего окна было бы все равно невозможно...
        Вместе со мной на карнизик этот обреченно смотрели Боб и Чуч. Из нескольких окон нашего этажа и из многих окон выше валил дым.
        То, что я увидел затем, было настолько невероятно, что я не сразу поверил своим глазам. Метрах в двадцати от нас из окна семнадцатого этажа на этот самый карниз выбралась стройная фигурка и, прижимаясь спиной к стене, довольно быстро двинулась в нашу сторону. Это Ева!
        - Ева!!! - заорал я и замахал руками. И мне показалось, что она еле заметно кивнула мне.
        Пилецкий перестал молиться и, растолкав нас, высунулся наружу.
        - Вот он, наш ангел-спаситель! - радостно закричал он - Не зря я Господу молился! Затаив дыхание, следили мы за ее продвижением к нам. Что-то нечеловеческое
        было в ее ловкости. Может быть, она из цирковой семьи? И вот она уже стоит прямо над нами.
        - Сейчас будет самое сложное, - сказала она, и в ее голосе не было ни тени страха. - Потому что все зависит от вас. Возьмите большое покрывало, сверните в жгут и высуньте в окно.
        Пилецкий бросился к дивану, и через несколько секунд жгут из покрывала уже свисал из окна.
        - Держите крепко, очень крепко, - сказала Ева. - Готовы?
        - Да! - заорали мы.
        - Держите, - повторила она и соскользнула с карниза.
        В самом начале падения она с ловкостью кошки неуловимым движением развернулась лицом к стене, а миг спустя уже висела, уцепившись за покрывало.
        - Тяните! - крикнула она. Секунда, две, три... Она спрыгнула с подоконника на пол, прямо в кипяток ногами и спокойно сказала:
        - Тут есть вода. Это хорошо.
        7
        - Как ты смогла?! - закричал я, а со мной одновременно завопил Боб:
        - Где Петруччио?!
        - Петя в безопасности, - ответила она торопливо. - Объяснять нет времени. Она уже металась по комнате, сдергивая на пол постель и вываливая из шкафа запасные одеяла, покрывала и простыни... Она потопталась по ним, чтобы они побыстрее промокли.
        - Ты и ты, указала она на Чуча и Пилецкого, - завернитесь в это. С головой! - она подала им мокрые тряпки. - Быстрее!
        Они беспрекословно повиновались, превращая себя в нелепые, испускающие пар, коконы.
        - Ты, - кивнула она Бобу, - закроешь за мной дверь. Потом вы оба завернетесь также. Да! Снова так же высуньте из окна жгут, я вернусь по карнизу! И ждите!
        С этими словами она шагнула к двери, распахнула ее, затем, словно маленьких детей, одного под левую руку, другого под правую, подхватила Чуча и Пилу, легко приподняла их и ринулась в огонь.
        Я смотрел во все глаза. То, с какой легкостью поволокла эта хрупкая девушка двух взрослых мужчин, было еще более нереально, чем ее ловкое хождение по парапету.
        Впрочем, я быстро понял, что к чему. Я вспомнил все, что читал о супердопингах. Человек принимает такой препарат, и его скрытые физические возможности выплескиваются наружу. Он способен свернуть горы в буквальном смысле слова. Официальной медициной супердопинги запрещены, ведь чуть ли не каждый второй, кто принимает их, гибнет, а оставшиеся в живых становятся инвалидами.
        Исключения бывают, но они так редки, что лишь подтверждают правило. Но все-таки находятся чрезвычайно редкие, правда, придурки-камикадзе, всегда таскающие супердопинг с собой. На всякий случай. Вроде тех, кто всегда имеет при себе ампулу цианистого калия.
        Боб захлопнул дверь, но толку от этого было уже мало: огонь вторгся в нашу комнату, горели обои на стенах, мебель, да и сама дверь. Но Боб, громко матерясь, схватил с пола мокрое одеяло и принялся тушить. Я же проклинал себя за беспомощность, не представляя, как бы я мог опустить в кипяток босые ноги.
        Бобу удалось забить огонь, он снова помакнул одеяло в воду и бросил его мне:
        - Заворачивайся!
        - Она вернется? - совсем по-детски спросил я.
        - Раз она смогла все это, то сможет и вернуться, - резонно сказал Боб и, зачехлившись с головой, уселся рядом со мной. Еще одно одеяло он перебросил через подоконник.
        Со стороны коридора раздался грохот, по-видимому, обвалились какие-то переборки. Из соседних окон разом повысовывались языки пламени. Одновременно с этим с улицы донесся вой пожарных машин, и я увидел вдалеке их мчащуюся вереницу. А чуть позже раздался и стрекот лопастей вертолета. Но в этот миг мы снова увидели Еву, выползающую на карниз. Правда, если бы мы не знали, кто это, мы бы вряд ли узнали ее.
        Так же, как и в прошлый раз, она быстро продвигалась в нашу сторону. Стало видно, что ее одежда превратилась в лохмотья, что у нее нет волос, а голова и лицо стали сплошной обгорелой бурой маской... Я отвернулся. Я не мог этого видеть. Быть спасенным такой ценой?! А как я потом буду жить?
        Сверху раздался хриплый каркающий выкрик, и голос Евы я узнал с трудом:
        - Держите крепко!
        Мы вцепились в одеяло. Вновь раздался грохот, наша дверь сорвалась с петель, и в комнату вломился огненный вихрь. Жар был нестерпимым, волосы на голове трещали... Одеяло в наших руках дернулось, и из-за окна послышалось:
        - Тяните!
        Монстр выбрался на подоконник и прокаркал:
        - Приготовьтесь!
        Мы плотнее закутались в тряпье, и тут же сильные руки, больно сдавив, подхватили меня и понесли.
        Я чувствовал, что тело мое горит и, наверное, во многих местах уже покрыто ожогами: Что-то горящее сыпалось на меня, и я думал, не лучше ли было умереть сразу, не дожидаясь, когда лопнут глаза... Это длилось минуту... Десять... Час... Вечность!!! Я закричал, не в силах больше терпеть боль... И тут руки отпустили меня, и я упал на пол, основательно треснувшись обо что-то головой.
        Я высвободился из раскаленной обгорелой тряпки и понял, что все не так плохо, как казалось. Да, ожоги, конечно, есть, но я жив, и со мной не стряслось никакой серьезной беды. Рядом, сбивая с одежды пламя, со стонами катался Боб. Освещалась эта картина всполохами огня, падавшими из окна.
        Мы находились на площадке лестницы между этажами. Здесь было много дыма, но дышать уже можно было, и воспаленные глаза уже не резало так, как раньше... Мы были вне эпицентра пожара и дальше могли продвигаться своим ходом...
        Но где Ева? Что с ней?
        Что-то шевельнулось рядом со мной. Что-то, что сперва я принял за груду обгорелого тряпья и железа. Да, собственно, так оно и было. Я пригляделся, и у меня зашевелились волосы. Из этой бесформенной кучи поднялась тонкая поблескивающая лапка и стала обдирать дымящуюся обоженную плоть с металлического скелета, к которому была прикреплена. Приподнялся блестящий череп с одним уцелевшим круглым глазом. Уставившись на меня, это жуткое существо сипло прошамкало:
        - Скоро огонь будет здесь. Бегите... Будьте счастливы.
        - Ты - Ева? - догадался я, чувствуя одновременно, что мир становится все менее реальным.
        - Да, - отозвалось оно. - Не смотри на меня... Я плохо выгляжу. Да уж, это точно. Я усмехнулся, и реальность стала возвращаться.
        - И правда, чего уставился?! - рявкнул Боб. - Роботов не видел? Я еще в комнате понял, что к чему. Хватай ее за ноги, и поволокли.
        - Не надо, - прошамкало оно. - Я не хочу жить.
        - А тебя никто не спрашивает, - резонно заявил Боб. - Поперли!
        И мы поперли, поначалу обжигаясь о раскаленный каркас. Ноша была совсем не тяжелой, я без труда справился бы с этим и в одиночку, но тащить одному было бы неудобно.
        * * *
        Оказалось, она сумела донести нас по служебной лестнице до одиннадцатого этажа. Видимо, она полыхала на ходу, но рухнула лишь тогда, когда напрочь выгорели мышцы ног. Я никогда не слышал о таких роботах. В принципе, конечно, их можно было бы сделать, но, насколько я знаю, это запрещено.
        Боб, даром что техник, был осведомлен лучше.
        - Я знаю, кто она была, - нарушил он молчание между пятым и шестым этажами. Мне показалось неприличным говорить в третьем лице, да еще в прошедшем времени, о живом еще субъекте (или объекте?) в его присутствии, но, Боб продолжал:
        - Ее сделали семь лет назад, как раз на "Intelligent Australian Robots". Опытный образец. Эти придурки представили ее миру, радуясь, как дети. Мол, вот, посмотрите: робот точь-в-точь, как человек, даже лучше! Но мир встал на дыбы: церковь, общественность, зеленые, синие... И в результате была принята международная конвенция, запрещающая создание человекообразных роботов... Слушай, - прервал он сам себя, запыхавшись, - давай передохнем, а?
        Мы остановились, останки робота осторожно положили на пол, и Боб продолжил лекцию:
        - В принципе, они были правы. Если роботы будут точно такими же, как люди, и даже лучше, не станет ли это угрозой для человечества как вида? Вот только с первым роботом, названным "Евой", с единственным уже существующим образцом, они поступили, я считаю, неоправданно жестоко. После долгих пересудов, под давлением Папы, было решено уничтожить его... Точнее, ее... Или все-таки его?
        - А ты за две ночи не разобрался? - уел я его.
        - Не важно, - махнул он рукой. - Короче, уничтожить. Но потом прошел слух, что образец сбежал. Однако "I.A.R." отбрехалась тем, что, мол, они демонтировали образец, не дожидаясь вердикта. В конце концов, это их собственность, что хотят, то и делают. Общественность немного поворчала и успокоилась.
        - А я все-таки сбежала, - раздалось с пола.
        - Молодец! - похвалил Боб и скомандовал мне: - Потащили дальше.
        ...Несколько раз нам встретились люди из обслуги гостиницы и пожарные. Пялились на странный предмет, который мы несли, предлагали помощь. Сообщили, что пожар локализован и почти потушен. На площадке между вторым и первым этажом Боб снова остановился.
        - Надо бы кое-что выяснить, - сказал он. Мы снова положили обломки робота на пол и уселись рядом. Лично я был только рад, так как теперь, когда опасность миновала, боль вышла на первое место. Ныла обожженная во многих местах кожа, ссадины и царапины. Мы стали говорить, затихая, когда кто-нибудь проходил мимо.
        - Ева, - спросил Боб. - Тебя можно... восстановить?
        - Никто не станет этого делать, - отозвалась она. - Я вне закона.
        - Ты увязалась за нами, чтобы попасть на "I.A.R."?
        - Да. Срок действия кадмиево-литиевой батареи - семь лет. Если не заменить батарею, мне оставалось жить чуть больше месяца. Заменить батарею можно было только на "Intelligent Australian Robots".
        - А зачем ты спала с нами? - не удержался я.
        - Тебе не понравилось? - шевельнулись обломки. - Я спрашивала тебя тогда, и ты ответил, что тебе еще никогда не было так хорошо.
        Я почувствовал, что краснею, но не унимался:
        - Но зачем это было тебе нужно? И зачем со всеми сразу?!
        - Когда мужчины говорят мне о любви, я забываю, что я - робот... Ты хочешь узнать, где мой стыд? Он там же, где и душа. Я - машина, у меня есть только голова. "Machin Head", ты рассказывал, очень жесткая музыка. И еще ты говорил: "Машина - неодушевленный предмет, и она не может быть в чем-то виновата". Особенно машина, на которую ополчился весь мир... Я видела, как вы все обиделись на Петруччио, я боялась, что вы станете настаивать, чтобы я покинула вашу компанию. И я придумала, как сделать довольным каждого из вас...
        - Вот чертовка! - бросил Боб одобрительно.
        - К тому же там, на "Intelligent Australian Robots", я должна была действовать по обстоятельствам, и каждый из вас мог пригодиться мне, каждый должен был быть готов пойти за мной в огонь и в воду, не рассуждая.
        Я вспомнил свое состояние и признался себе: я пошел бы за ней и в огонь, и в воду, не рассуждая.
        - Я прошу вас, - сказала она, - не рассказывайте Пете о том, что я была с вами. Я не хочу, чтобы он запомнил меня такой... Бесстыдной.
        - Ты его любишь? - без обиняков спросил Боб.
        - Н-нет... - отозвалась она. - Или да.
        У меня сжалось сердце, когда я услышал, что она ответила точно так же, как и Петруччио.
        - Я не знаю. Людям легко. Вы знаете, что такое любовь, что такое ненависть, что такое жалость... А я обо всем этом догадываюсь сама.
        - Ошибаешься, - сказал я, чувствуя в горле комок. - С людьми та же история.
        - Ты чувствуешь боль? - вмешался Боб.
        - Сейчас тебе больно?
        - Нет. Все нервные окончания сгорели. Но было очень больно.
        - Чего же ты полезла выручать нас?
        Она молчала так долго, что я подумал: все. Каюк. Но она все-таки ответила:
        - Потому что могла.
        * * *
        Оказалось, что живые обломки можно безболезненно сложить вдвое и компактно упаковать в найденную на одной из площадок простыню, оброненную, по-видимому, кем-то из спасавшихся. Мы спустились вниз. Мы договорились с Бобом о ближайших действиях, и когда навстречу нам кинулись Петруччио, Пилецкий и Чуч, живые и невредимые, мы действовали согласно этой договоренности.
        Я стал заговаривать зубы Петруччио, спрашивая, знает ли он, что Ева оказалась роботом, а Боб оттащил Чуча с Пилой чуть в сторону и пообещал, что открутит им головенки, если кто-то из них ляпнет, что Ева спала с ними.
        Оказалось, Петруччио уже знал, что Ева - робот, она сама рассказала ему о себе, прежде чем отправиться спасать нас.
        Дальнейший план мы разработали все вместе.
        ...Уже через час, одетые, умытые, кое-где перевязанные и заклеенные лейкопластырем, мы сидели в кабинете президента "I.A.R." Уве Уотерса. Он был очень вежлив, предупредителен, но и насторожен. Он принес нам извинения за инцидент, в котором виноват не был, и явно ждал, что мы начнем требовать денежную компенсацию или откажемся от сегодняшнего выступления. Но Петруччио резко перевел разговор в нужное русла
        - Господин Уотерс, - сказал он. - Это будет неожиданностью для вас, но говорить мы будем не о пожаре и не о концерте, а о вашей модели "Ева".
        - Не вижу необходимости в таком разговоре, - откликнулся он, но лицо его сделалось еще напряженнее. - Модель демонтирована семь лет назад, и...
        - Это неправда, и вы знаете это лучше меня. Модель "Ева" находится у нас. Она прибыла в Сидней с намерением проникнуть на территорию вашей компании и завладеть новой кадмиево-литиевой батареей.
        После небольшой паузы президент сдался:
        - Надеюсь, наш дальнейший разговор будет сугубо конфиденциальным?
        - Естественно, - заверил его Петруччио.
        - В случае чего, я буду все отрицать, - добавил президент.
        - Случая не будет, - отозвался Петруччио. Уотерс расслабился.
        - Я так и думал, что девочка вернется, - сказал он. - Я очень неплохо отношусь к ней, но ее существование уже семь лет составляет угрозу репутации нашей компании. Я бы и сам дал ей эту батарею, лишь бы она молчала. Но как я могу доверять машине, если и людям-то нельзя доверять? У машин нет ни души, ни совести, я знаю это лучше других, ведь я их делаю...
        - Так что при случае вы бы ее все-таки прихлопнули? - вмешался Боб, но Петруччио остановил его жестом и продолжил сам:
        - Господин Уотерс, мы не разделяем вашего мнения касательно моральных качеств вашей модели. Ева, жертвуя собой, спасла нас из пожара, когда никакой надежды у нас уже не было...
        - Счастлив это слышать, - просиял Уотерс. - Значит, мы работали не зря. Но Петруччио точно уловил основную причину радости президента:
        - Я сказал "жертвуя собой", но не "пожертвовав", - уточнил он. - Жизнь еще теплится в ней, и мы требуем, чтобы вы полностью восстановили ее.
        - Это невозможно! - замахал руками Уотерс. - Церковники съедят меня!..
        - Они съедят вас значительно раньше, если узнают, сколько лет вы морочите им голову.
        - Вот, значит, как ставится вопрос, - снова напрягся Уотерс. - Ну, допустим, я выполню ваши требования. Что мне это даст? Где гарантия, что информация останется между нами? Вы понимаете, какому риску я себя подвергну?
        - Сейчас вы рискуете больше. А когда вы восстановите ее, ваш риск будет практически равен нулю, так как за то, что все останется в тайне, мы поручимся официально. В качестве залоговой суммы мы ставим все состояние "Russian Soft Star's Soul". Это, конечно, не "I.A.R."... Но это все, что у нас есть, и, думаю, вы понимаете, у нас нет ни малейшего желания терять это. Перед вами пятеро из шести соучредителей "RSSS", и, согласно уставу, мы правомочны подписывать любые бумаги.
        - И вы доверите свои деньги совести машины?
        - Мы уже доверяли ей свои жизни. Уотерс усмехнулся.
        - Я много раз слышал о том, что русские - сумасшедшие, - сказал он, - но впервые убедился в этом лично. Однако австралийцы, между прочим, не менее сумасшедшие. Я принимаю ваши условия без юридического подтверждения. Дайте мне только честное слово, что никогда никто, кроме здесь присутствующих, не узнает, что наша Ева жива, и мы займемся ее восстановлением.
        "Вот же лиса! - восхитился я про себя. - Ведь существование юридически оформленной бумаги, о которой говорит Петруччио, стало бы для компании "I.A.R." даже опаснее существования самой Евы".
        - Мы готовы, - отозвался Петруччио. - Клянемся.
        - Клянемся, - отозвались мы.
        - О'кей, - сказал Уотерс и пожал нам руки.
        - Сколько времени займет у вас ее восстановление? - спросил Петруччио.
        - А каково ее состояние?
        - Плачевное. Остался кое-где оплавленный скелет, череп и мозг, в котором еде теплится жизнь.
        - О'кей, - повторил Уотерс. - То есть не осталось ничего. Проще сделать нового робота.
        - Новый нам не нужен, - покачал головой Петруччио. - Нам нужна Ева.
        - А вы знаете, сколько это будет стоить? - нахмурился президент.
        - Мистер Уотерс, не мелочитесь, - усмехнулся Петруччио. - Мы ведь платим вам своим молчанием и не просим большего.
        - Да-да, - смутился президент, - я не это имел в виду...
        - Впрочем, просим, - перебил его Петруччио, и Уотерс насторожился, - каждые семь лет вы будете поддерживать ее жизнь.
        - Мы не стоим на месте. Мы установим ей новую, недавно разработанную батарею, которой хватит ей лет на сто. Вам этого достаточно?
        - Посмотрим, - сказал Петруччио. - Вернемся к этому разговору лет через сто. И впервые за все время этого разговора мы и Уотерс позволили себе улыбнуться друг другу доброжелательно.
        * * *
        Концерт прошел великолепно. Слух о том, что мы чудом спаслись из пожара и выступаем, несмотря на ожоги, превратил нас чуть ли не в национальных героев Австралии.
        Я, правда, никак не мог сосредоточиться на работе, так как меня непрерывно мучили вопросы типа:
        "Можно ли считать, что нас спасло предчувствие Петруччио, из-за которого он взял с собой Еву, если учесть, что, не будь Евы, и не случилось бы, наверное, этого пожара?"
        "Или пожару суждено было случиться все равно? Интересно, по какой тогда причине я отключил бы свой ДУРдом и пьяный курил в комнате?"
        "Почему именно Петруччио в этом пожаре ничего не угрожало, и именно его Еве не пришлось спасать? Не говорит ли это о том, что его предчувствие перестало быть "эгоистическим" и распространяется теперь и на нас? Или, не будь Евы, беда бы случилась именно с ним?"
        "Есть ли все-таки душа у машины, и должна ли меня мучить совесть от того, что я переспал с ней?"
        Ну, и так далее. Я так и не смог себе ответить ни на один из этих вопросов.
        ...В полдень следующего дня мы садились в гравилет вчетвером. Петруччио остался.
        - Подожду, пока Еву... вылечат, - объяснил он нам.
        Не-ет, не зря, не зря вождь Мордыхай Шульцман мазал их своим дерьмом.
        Примечания
        1
        Полный текст и саму песню в формате mpЗ вы можете найти в сети Internet по адресу 2
        Администратор (англ.).
        3
        - Добрый вечер. Просим извинить нас за поздний звонок, но, к сожалению, в нашем отеле объявлена пожарная тревога. Пожалуйста... (англ.).
        4
        "Пожалуйста" (англ.).
        5
        Мы есть огонь! Нам рЖгdес! (англ.).
        Оглавление
        - Юлий Буркин Фа маска
        - 1
        - 2
        - 3
        - 4
        - 5
        - 6
        - 7