Волшебная мясорубка Станислав Буркин
        # Война порой и детей заставляет брать в руки оружие. Заставляет воевать и гибнуть. А что дальше? Кто сумел не ожесточиться, сохранить добрую, чуткую душу - попадает в добрый мир. Кто не выдержал, поддался злу и жестокости - тем повезет меньше, но и для них не все потеряно. С одной стороны - добро, с другой - зло, как и положено сказке. Дорога от зла к добру легкой не бывает, но она есть.
        Если вы любите сказки - эта книга для вас. Ну а если нет - почему бы все равно не попробовать?

«Роман Станислава Буркина “Волшебная мясорубка” представляет собой какую-то странную смесь (но в хорошем смысле) Линдгрен, Крапивина и Михаэля Энде… Это интересно, это стоит почитать».
        Сергей Лукьяненко
        Станислав Буркин
        Волшебная мясорубка
        Эпизод I
        Раушен
        - Вильке, Михаэль, скорее сюда! - закричал худенький мальчик в великоватой стальной каске, нависавшей над очками. - Посмотрите, кого я нашел.
        Два парня в таких же, как у него, мышино-серых шинелях побежали по песчаному морскому берегу, протянувшемуся вдоль высокого обрыва.
        - Кого ты там нашел? - напористо спросил один из них, подходя сзади. Это был Михаэль Кольвиц, ему было пятнадцать, и в этой троице он был старшим. Второго, толстого розовощекого парнишку лет тринадцати, со шлемом, нахлобученным чуть ли не на глаза, звали Вильке Борген.
        - Котенок! - сказал позвавший их Франк Бёме.
        Пушистый полосатый зверек сидел на гребне белой перевернутой шлюпки и во все глаза смотрел на застывших неподалеку солдатиков. Все ребята были разного роста, двое, что помладше, в касках, а Михаэль, самый высокий, в черной суконной пилотке с белой каймой и значком гитлерюгенда.
        - Надо его расстрелять, - сказал он.
        - За что? - изумился Франк.
        - А вдруг он враг и прибыл к нам из России, - заявил Михаэль и снял с плеча карабин-маузер. - Или из Англии.
        - Какой же он враг?! - испугался толстячок Вильке. - Посмотри, какой он худой и как слиплась у него шерстка. Он, наверное, спасся с того потопленного эвакуатора. Он еще даже не просох.
        - Давайте лучше его накормим и высушим, - предложил Франк. - Доставай свои корочки, Вильке.
        - Какие корочки? - выпучил глаза толстяк.
        - Давай-давай, - настаивал Франк. - Я же знаю, что там у тебя в противогазной сумке.
        - А, ты про это, - стыдливо помялся Вильке и достал прихваченный из столовой хлеб.
        - А где твой противогаз? - строго спросил Михаэль.
        - В казарме, я его только на смотр беру.
        - А если газы?!
        - А как же конвенция? - оправдался Вильке, протягивая кусочек хлеба Франку.
        - Это ты русским говори, - усмехнулся Михаэль, - когда они тебя зарином угостят.
        Франк смочил хлеб морсом из фляжки, положил на край перевернутой шлюпки, на которой сидел котенок, и отошел. Зверь мигом пробежал по гребню и начал жадно кусать, показывая свои белоснежные зубки.
        - Смотрите, ест, - восхищенно сказал Франк, повернувшись к друзьям.
        - Что вы с ним цацкаетесь? Лучше было бы его расстрелять, и дело с концом, - настаивал Михаэль.
        - Вот когда тебя расстреляют, - сказал Франк, - тогда узнаешь, как маленьких обижать.
        - Кто это меня расстреляет? - спросил Михаэль.
        - Русские.
        - Я сам их расстреляю, - огрызнулся Михаэль. - Ладно, бери его, нам пора возвращаться.
        Взяв котенка и усадив его за пазуху, мальчики вскарабкались на высоченный утес к соснам и пошли в казармы по залитой солнцем улочке маленького городка Раушен, что стоит на самом берегу Балтийского моря.

* * *
        До войны тут был популярный балтийский курорт. В аккуратненьком светлом городке с кривыми и волнистыми улочками было много частных гостиниц и ресторанчиков. Домики с высокими черепичными крышами, флюгерами, колоколенками и узкими дымоходами стояли тут дружно и тесно, а вокруг шумел сосновый бор, полоски которого в виде парков входили в город, и лесные тропки превращались в аллеи. Самой сказочной постройкой в Раушене была водонапорная башня с часами. Большая, светло-серая, со скругленными углами, она казалась вылепленной из пластилина. Южная ее сторона была обвита рваной мантией плюща, его жухлая коричневая сеть аккуратно опутывала часы своими кривыми ниточками.
        Война обходила Раушен. Его никогда не бомбили. Даже сейчас, когда противник подходил к Германии вплотную, люди так же неспешно гуляли по аллеям, читали газеты и даже танцевали, вынося в садики заводные граммофоны или играя на аккордеонах. Судьба распорядилась так, что даже солдаты здесь оказались не настоящие, а совсем еще мальчики - подростки в великоватой им, но ухоженной и чистенькой форме.

… Вильке и Франк с котенком шли искать Михаэля. Шли по парковой зоне, чтобы не напороться на офицеров. Они представляли, что городок населен слугами злого дракона, у которого они только что похитили его домашнего тигра. Которого змей, ко всему прочему, собирался в ближайшее время съесть. Так что им ни в коем случае нельзя было попасться никому на глаза. Кроме, конечно, друзей. Таких, как старый волшебник - продавец в алхимической лавке, или ворчливая, но вполне добрая ведьма. Или, наконец, Михаэль, который ничего не понимал в их играх, но у которого был волшебный нож гитлерюгенда, коим он должен был поразить дракона и освободить от чародейского гнета все население Раушена.
        - Хочу открыть тут собственный ресторан, - сказал Вильке, заложив руки за спину и осматриваясь по сторонам, нет ли на хвосте нечисти.
        - Ты что, хочешь сюда переехать? - удивился Франк.
        - Ну да, - сказал Вильке. - Папа говорит, что морской воздух полезен.
        - Да ну, - поморщился Франк. - Сыровато здесь. И прохладно. А вот дома и впрямь климат что надо - Альпы, солнышко и луга. Горный климат куда полезнее. Не зря у нас столько санаториев…
        Вдруг откуда ни возьмись появились старшие парни из их взвода, которые задирали и дразнили Вильке.
        - Гоблины! - выкрикнул Франк. - Бежим!
        Пригибаясь, они соскочили с дорожки и помчались среди кленов вниз по крутому склону, шурша по опавшей листве.
        - Стоять, трусы! Стоять! - кричали им вслед мальчишки. - Окружай их! Толстого лови, толстого! Уйдут! Хе-хе, попались, диверсанты…
        Мальчики неслись вниз во весь опор. Вильке поскользнулся и шмякнулся на грудь, да так, что еще немного прокатился и треснулся головой о ствол. Франк, держа за пазухой котенка, вернулся за другом и принялся помогать ему подняться.
        - Живой?
        От падения каска наползла Вильке на глаза, и он водил руками перед собой, будто слепой. Франк оплеухой вернул его каску на место и дернул товарища за собой. Наконец они добежали до низу, где тек жалкий ручей, через который был переброшен горбатый каменный мостик, почти весь покрывшийся мхом.
        - Сюда, Вильке! - крикнул Франк, и они залезли во тьму под мост.
        Почти сразу к ручью сбежали и их преследователи. Парни лет по шестнадцать сжимали в руках обоюдоострые штык-ножи длиною с локоть, с продолговатым отверстием на сверкающем лезвии.
        - Где они?
        - Под мост, поди, забились, крысы. Ага! Попались!
        - Отстаньте от них, - сказал Михаэль, который был среди преследователей. - Они мои! - угрожающе добавил он и улыбнулся одним уголком губ.
        - Ну, и кровища сейчас будет, - сказал один из мальчишек театрально. - Вы когда-нибудь видели, как потрошат русских?
        - Ладно, не будем на это смотреть, - морщась, сказал другой. - Заканчивай с ними, Михаэль, а мы пошли в киноклуб. Через десять минут фильм. Не опаздывай. Хайль Гитлер!
        - Хайль Гитлер!
        Молодежь фюрера презрительно покосилась в сторону мостика и, не спеша, стала подниматься обратно, оставив своего вожака для «разборки» с мелюзгой, его дружбу с которой они не одобряли, но терпели.
        Как только товарищи Михаэля исчезли, он сунул штык в ножны. Вильке, кряхтя, на четвереньках выбрался из под моста и, отряхивая ладони, спросил:
        - А что за кино-то будет?
        - Да, - махнул рукой Михаэль, - ерунда какая-нибудь. Мы же не на фильмы ходим.
        Мальчишек больше интересовала короткая киносводка с фронтов, которую обязательно пускали перед началом. Особенный восторг вызывали цветные кадры - старты снарядов
«Фау», новые тяжелые танки и репортажи из Нормандии, где в это время отважно сражались их товарищи по молодежной организации.
        - А может, с нами пойдешь? - предложил Франк. - У нас как раз для тебя с твоим ножичком дело есть.
        - Что еще за дело?
        - Да, дракон тут один мирным гражданам покою не дает. Надо бы его того самого. - Франк провел большим пальцем по горлу.
        - Да ну вас, - прыснул Михаэль и махнул рукой. - Пойду я, наверно. Сейчас уже начнется, я так все самое главное пропущу.
        - Ну смотри, - щурясь, сказал ему вслед Франк. - Будет время - приходи помочь. А то этот змей, знаешь ли, совсем обнаглел…
        Михаэль, уже поднимаясь по склону среди кленовых стволов, махнул рукой еще раз.

* * *
        Прошла осень, и началась зима. Сперва мальчики считали дни до Рождества - своего первого Рождества в армии, до этого они справляли его только в кругу семьи. Почему-то казалось, что после Рождества на фронте все начнет меняться к лучшему. Командовавший здесь фельдфебель постарался сделать этот праздник как можно более теплым: посреди вестибюля гостиницы, в которой расположилась их часть, поставили елку с шарами и фонариками, на весь зал протянули четыре веревочки с разноцветными флажками. Здесь же устроили маленькую сцену, и получился неплохой бальный зал. Сам фельдфебель, естественно, был Санта-Клаусом, а остальные - кто во что горазд. Например, Вильке играл на аккордеоне и пел. Он знал множество подростковых песен и даже сочинял сам. После концерта все пили лимонад и плясали. Старшие мальчишки где-то раздобыли водку, и разило от них за километр. Праздник удался на славу.
        Дни летели один за другим, зима кончалась, а с фронта просачивались неутешительные вести. Мальчики все так же ходили гулять и играли со своим подросшим котенком. Любимой затеей у них был поиск волшебных камней на морском берегу. Волшебными считались только янтари, прозрачные настолько, чтобы пропускать закатный свет. Так у них накопилась целая коллекция янтарей, но самым драгоценным и волшебным из них стал чистый округлый камень с маленьким паучком внутри, найденный вчера.
        Они показали его знакомому старому лавочнику (само собой, местному магу), и тот, рассмотрев предмет через лупу, действительно изумился. Белобородый старик в золотом пенсне сказал, что такой камень - великая редкость, поэтому удивительно, что никто не подобрал его близ города раньше. Волшебник по фамилии Гольден поведал им, что этому паучку, скорее всего, не один миллион лет и он мог видеть самих динозавров.
        - А драконов? - спросил завороженный Вильке, наклоняясь над находкой и придерживая каску, чтоб не падала на глаза.
        - Драконов вряд ли, - признался старик. - Они в наших местах, кажется, и не водились.
        Мальчики поблагодарили продавца и выскочили из лавки. Они побежали искать Михаэля, чтобы похвастаться. Тот работал на кухне, но когда в окне появились две каски и, поманив, скрылись, он, ничтоже сумняшеся, сбежал с работы, заверив повара, что у него неполный наряд.
        Франк и Вильке повели его на берег, где нашли камешек, и наперебой стали рассказывать самые невероятные истории про сегодняшнюю находку. А когда Михаэль смеялся, они обиженно добавляли:
        - А ты спроси у господина Гольдена, это ведь он нам рассказал: и про древность, и про здешних динозавров.
        - Да брешет старик! - смеялся Михаэль. - Вас подзадорить решил, вот и наплел, чего вздумалось.
        - Не, если бы он наплел, - возразил Франк, - то он и про драконов бы тоже наплел. А он сразу сказал: нет, с драконами это вряд ли, они у нас давненько не появлялись…
        Наконец они дошли до заветного места и стали касками копать усыпанный гнилыми щепками песок. Котенок сидел рядом и внимательно наблюдал за поисками нового клада. Но на сей раз кроме ржавой лошадиной подковы, ничего найдено не было. - Все, хватит, а то еще собаку дохлую отроете, - веселился Михаэль. - Пошли, поздно уже, потеряют, наряд схлопочем.
        Младшие согласились и плюнули на свою затею. Огорченные, они помыли в море сапоги, прополоскали каски и потащились назад. Как обычно, пыхтя и болтая, Франк, Вильке и Михаэль добрались до вершины утеса, прошли через небольшой сосновый лесок и вышли в город.
        На берегу звуки близкой войны слышны не были, но стоило отойти от моря, как воздух задрожал и словно бы заурчал, как от фейерверков.
        - В Кенигсберге сейчас ад, - сказал Михаэль. - Слушайте. Опять летят.
        - Это наши, - сказал толстяк Вильке.
        - Наши не бомбят наших городов, - покачал головой Михаэль. - Они сбросили бомбы и теперь возвращаются через море, чтобы не попасть под зенитную артиллерию.
        И тут в голубом балтийском небе мальчики действительно разглядели беленькие косые цепочки вражеской авиации. Михаэль погрозил им кулаком.
        - Война, похоже, кончается, - тихо сказал Франк, несший за пазухой пушистого серого котенка.
        - С чего это ты решил? - с напором спросил Михаэль.
        - Чувствуется, - объяснил Франк. - И люди себя ведут как-то иначе. Как бы прощаясь с чем-то.
        - Ага, с жизнью, - фатально сказал Михаэль.
        - Почему обязательно с жизнью? - возразил толстячок. - Ведь действительно, сейчас все стало лучше, чем раньше. Кормят лучше, форму новенькую выдали.
        - Это тебя на убой откармливают и к смерти принарядили, - невесело пошутил Михаэль. - Мы все тут - покойники.
        - Слушай! Кончай жуть нагонять, - рассердился Франк. - Все в порядке. Никто к нам не сунется. Кому сдался наш Раушен? Тут ни портов, ни фабрик, ни железнодорожных узлов. Так - старики да скамейки.
        - А ты думаешь, мы так и будем тут отсиживаться? - мрачно спросил Михаэль. - Скоро нас всех увезут в Кенигсберг, а уж там дадут прикурить. Там будет битва похлеще, чем под Верденом.
        - Ты-то откуда все знаешь? - недоверчиво спросил Вильке.
        - А я там два дня назад был, - ответил Михаэль. - Знал бы ты, что там творится. Город готовят к осаде. Всюду строят доты и укрепления: и на подступах, и прямо в центре. Посередь газонов траншеи роют. Наш батальон всю ночь бетон для бункера с самосвалов соскребал. Через нас машин двести прошло. Вот, смотри. - Он показал мозоли на ладонях.
        - Это просто, на всякий случай, - оптимистично предположил Франк. - Кенигсберг никогда не возьмут. Это же самая неприступная крепость в Европе.
        - Ты бы видел сейчас эту крепость, - упаднически сказал Михаэль. - На берегах Прегеля - одни руины, от острова вообще ничего не осталось. Даже собор разрушен, одна стена с колокольней стоит.
        - Думаешь, нас пошлют туда? - спросил Франк.
        - Я не думаю, я знаю, - заверил Михаэль.
        - Ну, ничего, отстоим Кенигсберг, - сказал Франк, - вернем Германии ее границы, и наступит перемирие.
        - Оно никогда не наступит, - помотал головой Михаэль.
        - Тогда победим! - чуть-чуть подтрунивая, махнул кулаком Франк.
        - И только победим, - невесело согласился Михаэль и затянул:
        Когда от алого восхода,
        Угроза красная грядет,
        Лишь трус к священному походу,
        Страну отцов не призовет.
        И фюрер, словно ястреб гордый,
        Нас поднял кличем боевым,
        И дух германский волей твердой,
        Воспрянул шагом строевым…
        И вот прекрасных и суровых,
        Строй юных Зигфридов идет,
        Где средь долин и гор сосновых,
        Весенний эдельвейс цветет.
        Младшие мальчики подхватили песенку всерьез, и все трое пошли в ногу. Когда они вышли на улицу городка и двинулись мимо газончиков с почтовыми ящиками, с другой стороны улицы им помахала женщина:
        - Добрый вечер, солдатики!
        - Хайль Гитлер, фрау Гретта, - хором ответили те и прошли, не останавливаясь.
        - А как вы думаете, фрау Гретта еще замужем? - спросил Вильке.
        - Вряд ли, - сказал Михаэль. - Все женщины ее возраста овдовели.
        - Почему же все, - не согласился толстяк. - Моя мама - не вдова.
        - Это потому, что твой старик - не солдат, - сказал Михаэль.
        - Да, он врач.
        - А мой отец погиб в Африке, - гордо сказал Михаэль.
        - А мой пропал без вести в России, - грустно сказал Франк.
        - А чего это тебя, толстый, фрау Гретта так заинтересовала? - разоблачительно улыбаясь, спросил Михаэль.
        - Ну, во-первых, он не толстый, а полный, - поправил его Франк, - а во-вторых, фрау Гретта нам очень нравится.
        Михаэль присвистнул:
        - Во дают! Она же старуха.
        - Она не старуха, а зрелая женщина, - снова поправил Франк. - Я сомневаюсь, что ей больше тридцати. Просто тяжело ей приходится одной с детьми.
        - А сколько у нее?
        - Двое, - ответил Вильке. - Мальчик лет шести и дочка, ей и двух лет еще нет.
        - И чем это она вас так зацепила?
        - А помнишь, мы на прошлой неделе участвовали в установке статуи? - спросил Франк.
        - Меня тогда не было, нас возили в порт Пиллау, - сказал Михаэль, - для загрузки эвакуаторов.
        - Но ты статую видел? - спросил Франк.
        - Конечно, но я как-то особо не приглядывался, - сказал Михаэль и стал припоминать: - Ну, там такая баба гордая на одном колене и с кувшином на плече.
        - Она - само совершенство, - мечтательно улыбаясь, припомнил Франк.
        - И что, вы из-за нее втюрились во фрау Гретту? - засмеялся Михаэль.
        - Нет, - серьезно ответил Франк. - Просто мы думали, на кого статуя похожа из тех, кого мы знаем, и враз решили, что на фрау Гретту.
        - А мне кажется, что она блудница, - хитренько косясь, сказал Михаэль.
        - Сам ты блудница, - обиделся Вильке.
        - Тебе, толстый, лучше на меня не нарываться, - огрызнулся Михаэль, - ты все равно уже покойник.
        - Не ссорьтесь, - сказал Франк, - враг у ворот.
        - Ой, смотрите! Построение! - вырвалось у Вильке. - Влетит нам сейчас.
        - Я лучше совсем не пойду, - сказал Михаэль. - Нас же никто не предупреждал. Может, я на кухне работаю.
        - Побежали, Михаэль! - позвал Франк. - Лучше пусть покричат, чем наряд дадут.
        - Не, - отмахнулся тот.
        - Ладно, - сказал Франк, - тогда держи. - И подал ему вынутого из-за пазухи котенка.
        - Я бы на твоем месте мне его не давал, - нарочито злобно ухмыльнулся Михаэль.
        - Почему это? - удивился Франк.
        - С ним может что-нибудь случиться, - ответил тот.
        - Бежим же, Франк! - поторапливал Вильке.
        - Баран! - бросил Франк Михаэлю, спрятал котенка обратно, и они рванули, на бегу поправляя форму.
        Солдаты пересекли небольшой парк и, выскочив на площадь, встали в заднюю шеренгу. Раздались смешки товарищей.
        - Кто такие?! - рявкнул офицер, стоявший перед строем и стремительно чеканя шаг, зашагал к опоздавшим. - Фамилии!
        - Рядовой Бёме, господин лейтенант! - выкрикнул Франк.
        - Рядовой Борген, господин лейтенант! - писклявым ломающимся голоском отчеканил толстячок.
        Офицер оценивающе и свысока посмотрел на обоих.
        - Смирно! - скомандовал он, на что весь строй вытянулся.
        - Я сказал «смирно»! - закричал офицер на вновь прибывших.
        Франк прижал одну руку к бедру, потом другую, но через секунду вернул ее к груди.
        - Команда «смирно», - начал офицер, - означает, что руки нужно держать по швам. - Вам это ясно, рядовой Бёме?!
        - Так точно, господин лейтенант! - ответил Франк и еще дважды опустил и поднял руку.
        Офицер как-то странно тоскливо сморщился и спросил:
        - Что у вас там, рядовой Бёме?
        Франк, виновато поглядывая на него исподлобья, приоткрыл край шинели.
        - Котенок, господин лейтенант.
        Прокатились смешки.
        - Отставить! - пресек их офицер, не меняя выражения лица, протянул к Франку руку в перчатке и за шкирку вытащил из-под его шинели маленький комочек слипшейся шерсти.
        - Миа, - пискливо сообщил котенок, широко раскрыв розовую пасть с беленькими шипами клыков.
        Вдруг офицер сунул его обратно Франку и стремительно зашагал вдоль строя прочь.
        - Вот видите, - закричал он, - многие из вас все еще дети! - Выйдя на середину и встав лицом к солдатам, он продолжал: - Но в этот трудный час, когда над страной отцов нависла угроза, вы не имеете права быть ими. Это равнозначно предательству! Возможно, завтра наш фюрер призовет вас сражаться и умереть за свою великую нацию, плечом к плечу с вашими старшими товарищами. Мы знаем о героических подвигах, достойных нашей славной родины, которые совершили ваши ровесники в боях во Франции. Готовы ли и вы повзрослеть в один день и сделать все для спасения страны отцов?! Отвечайте, готовы?!
        - Так точно. Так точно, господин лейтенант, - неслаженно и вяло прокатилось по строю.
        - Я в это не верю! - взорвался офицер. Замолчал, выдержал паузу и продолжил: - Но я убежден, что вскоре история даст вам славную возможность разубедить меня в этом. Вы слышите канонаду? - офицер, прислушиваясь, поднял палец. - Это бомбят вашу родину. И возможно, очень скоро вы окажетесь там! На то есть воля вашего фюрера, вашей родины и всей вашей нации. Вопрос в одном: есть ли на то ваша воля? - он замер и внимательно, глазами плохо спавшего человека, оглядел весь строй. - Сверстники в Нормандии уже доказали свою преданность нации и отчизне! Вы еще ничего не доказали. Но именно вам судьба доверила защищать не чужие, а исконно германские земли. И теперь я уверен, что каждому из вас достанется шанс проявить отвагу и стойкость, достойную нашего фюрера. Не упустите этот шанс. Да здравствует Третий рейх и наш великий фюрер!
        - Хайль Гитлер! - четко и хором ответили маленькие солдаты.
        - Вольно, - скомандовал офицер, стремительно пошел прочь, сел в автомобиль, хлопнул дверью и, круто развернувшись, уехал из Раушена навсегда.
        Через полчаса, казалось, жизнь мальчиков вновь вернулась в прежнее русло. Франк и Вильке налили котенку молока и покрошили туда немного хлеба. Посмотрели, как котенок лакает, накрыли его вместе с блюдцем каской и вылезли из окна погулять перед сном.
        Погода стояла отличная, во всем чувствовалась весна, и спать не хотелось. До отбоя было еще полтора часа, и ребята, забыв обо всем на свете, пошли на обрыв посмотреть закат.
        - Когда нас демобилизуют, - сказал Франк, - я окончу школу и уеду жить в другую страну.
        - В какую? - спросил Вильке.
        - Вот в эту, - сказал Франк и протянул товарищу пожелтевший обрывок карты.
        - А-а, - ответил тот, со знанием дела рассматривая клочок.
        - Ладно, отдай, - сказал Франк, спрятав бумажку под шинель. - Все равно ничего не понимаешь.
        - Я тоже люблю путешествовать, - сказал Вильке.
        - А где ты уже бывал?
        - В Берлине, в Баварии и… и… ну, и, естественно, в Вене, - стыдливо перечислил толстяк.
        - Ха! Подумаешь, - усмехнулся Франк. - Тоже мне, путешествия. А когда я был маленьким, отец брал меня с собой в Милан и в Венецию, и еще кое-куда брал.
        - Зачем? - поинтересовался Вильке.
        - Чтобы я послушал, как он поет, - похвастался Франк. - Он у меня оперный певец.
        - Сейчас, наверное, медведям поет, - брякнул Вильке.
        - Не смешно, - надулся Франк.
        - Прости, я не специально, - виновато улыбнулся товарищ. - Ну правда, извини.
        Какое-то время они шли молча.
        - У меня есть для тебя подарок, - все еще чувствуя себя неловко, сказал Вильке.
        - Что? - заинтересованно посмотрел на него Франк.
        - Вот, держи, - Вильке протянул Франку цветное фото, на котором красовалась «их» статуя.
        - Ух ты, спасибо! - искренне сказал Франк, принимая дар. - А где ты ее взял?
        - Купил на почте. Вообще-то это открытка.
        - Здорово.
        - Пойдем в часть, - предложил Вильке, - а то если нас опять потеряют, то точно отправят в крепость.
        Неяркий белый диск еще не успел тронуть морскую гладь, когда они развернулись и пошли в отведенный под казармы отель.
        - Знаешь, чего не хватает? - глядя на подарок, придрался Франк.
        - Чего?
        - Фото фрау Гретты в той же позе, - улыбаясь, сказал тот.
        - Да почему обязательно в той же, можно и в другой, - согласно покивав, смешно вылупил глаза толстячок.
        - Какой же вы пошляк, рядовой Борген! - воскликнул Франк, и оба захихикали.
        - Да я ничего такого и не хотел сказать, - оправдывался Вильке. - Оно само как-то получилось. А я после войны, правда, хочу здесь поселиться. В мирное время тут, наверное, совсем сказочно.
        - А может и нет. В трудное время легче мечтается, - грустно улыбнулся Франк. - Хотя ты прав, здесь действительно хорошо. - Франк вздохнул, последний раз глянув на море. - Простоять бы нам здесь до конца войны - и, считай, на курорте побывали.
        - Да, и фрау Гретта здесь, и старая карга Кольбе, - улыбнулся Вильке.
        - Вот будешь здесь жить, Вильке, фрау Гретта будет тебе для души, а фрау Кольбе - для тела.
        Толстяк опять остановился и испуганно выпучил глаза на товарища:
        - Это как? Она же…
        - Вильке, Вильке, все у тебя об одном, - смеясь, укорил Франк. - Я же имел в виду ее кексы.
        - Ах, кексы, кексы… Хе! - расслабился Вильке. - Ты так не пугай, а то мне чуть плохо не стало.
        Они вскарабкались до верха обрыва и сквозь прозрачный сосновый бор направились в Раушен.
        - Она ж ведьма, - продолжал Вильке. - Ей лет сто восемь, не меньше.
        - Если не больше. Да и ладно, - махнул рукой Франк. - Она старуха хоть куда. Вот сегодня тебе яблоко передала, я и забыл.
        - А где оно? - изумленно спросил Вильке.
        - Вот, - сказал Франк и бросил ему желтый плод.
        Вильке едва поймал его и поблагодарил, а Франк достал свое и они зашагали дальше, с хрустом откусывая большие сладкие куски от желтых в крапинку яблок.
        - А чего эта карга про меня вспомнила? - с недоверием спросил Вильке.
        - Да, небось, порчу тебе с яблоком какую отправила, - спокойно предположил Франк. - Она на тебя давно косо поглядывает.
        - Это ты брось, - сказал Вильке, но все же перестал жевать и подозрительно осмотрел гостинец.
        - Да, ешь-ешь, - засмеялся Франк. - Она хоть и ведьма, конечно, но с вермахтом ей тягаться не в пору.
        - Так я-то не вермахт, а Вильке Борген, - заметил толстяк, но стал грызть дальше.
        - Вот и правильно, Вильке, - согласился с решимостью товарища Франк. - Если что, я тебя к продавцу Гольдену отнесу, он старик добрый и снадобий у него полная лавка. Отпоит чем-нибудь. Ну, каким-нибудь пометом летучих мышей или рубиновым порошком…
        - А он у нас что, добрый волшебник, получается? - уловил Вильке.
        - Ну конечно, - сказал Франк. - Ты же видел, какая у него борода. Белоснежная, окладистая, как у старого гнома, так и хочется погладить. Такая борода может быть только у доброго волшебника.
        - И пенсне золотое, и нос крючком, - согласился Вильке, - все сходится.
        Франк и Вильке тихо пробрались в отель и разошлись по своим номерам.
        Перед сном мальчики начистили до блеска пряжки и аккуратно сложили свою новую, столь нелепо смотревшуюся на них, форму. Они безумно гордились ею.
        После отбоя к Франка проползли под кроватями шестеро юных солдат. Под светом фонариков, пригашенных платками, стоя на четвереньках, они обступили каску.
        - Поднимай, - сказали они Франку.
        Тот аккуратно поднял стальной шлем и из-под него, щурясь на фонарики, выглянул их котенок.
        - Смотри, Вильке, - сказал довольный Франк. - Тигр съел все.
        - А он что у тебя, Франк, - спросил один из мальчишек, - весь день под каской сидит?
        - Нет. Только пока я сплю. А так он всегда со мной.
        - А ты уверен, что ему там не страшно?
        - Было бы страшно, покричал бы. Знаешь, как он пищит! Но мой кот клаустрофобией не страдает. Он меня ни разу еще не будил.
        - Ну, кому там захотелось на русский фронт?! - закричал кто-то шепотом.
        Мальчики замерли, зажав фонарики ладонями. Они посидели бы с котенком дольше, но болтать было нельзя и пришлось расползтись по койкам. И тут Франк впервые услышал, что все-таки котенок запищал. Франк тихо слез, взял его на руки и накрылся вместе с ним одеялом.

«Тебе что предатель, хвост надоел?» - про себя спросил Франк. Котенок замурлыкал, заглаживая свою вину.
        - Если будешь себя хорошо вести, - одними губами сказал Франк, - то после войны я заберу тебя к себе, и мы будем дружить много лет. Как с Вильке. Я знаю его со второго класса. Когда он пришел в нашу школу, его, карапуза, все обижали и никто не хотел сидеть с ним за одной партой. А я с ним здорово подружился, и теперь Бог сделал даже так, что мы попали с ним в одно отделение.
        Котенок гудел, как моторчик. Вдруг раздался до боли знакомый и очень страшный вой тревоги: ручная сирена воет особенно натужно и жутко. Все вскочили и стали копошиться в полутьме. В холле гостиницы, дублируя сигнал тревоги, назойливо зазвонил звоночек на стойке портье.
        Франк оделся быстрее остальных, так как еще не спал. «Только бы учебная, только бы учебная, - молил он про себя, - ну пожалуйста». Вдруг он вспомнил слова приезжавшего из Кенигсберга офицера и всякая надежда, что тревога учебная, исчезла. От этого у него закрутило живот и плечи объял холодок.

«Вильке!» - помчался Франк в соседнюю комнату.
        Толстяк, стоя в кальсонах, лениво заправлял кровать.
        - Вильке, бросай! - сказал он. - Это боевая тревога.
        Тот на секунду замер.
        - Нас повезут в крепость? - спросил он.
        - Не знаю! - стараясь не разводить панику, сказал Франк. - Одевайся! Ну, давай же!
        Толстяк взялся за брюхо и присел на койку.
        - Что-то у меня живот крутит, - невинно сказал он.
        Франк схватил его за руку, поднял и стал нахлобучивать на друга вещь за вещью.
        - Смотрите! У Вильке мамочка объявилась! - засмеялись кругом уже одетые однокашники.
        Через пять минут, когда Вильке, наконец, привел себя в порядок, в отеле кроме него и Франка оставался только ворчливый хозяин.
        - Где твой противогаз? - сказал Франк, вытряхивая из сумки хлебные корки.
        - В шкафчике! - сказал Вильке и, порывшись, достал маску.
        - Бежим!
        Закинув за плечи карабины-маузеры, они помчались по узкому, устланному ковровой дорожкой коридору и выскочили в холл.
        - Опоздать хотите, дезертиры?! - закричал из-за стойки гладко выбритый старик в целлулоидном козырьке и красном жилете.
        Мальчики не обратили на него внимания и ринулись к дверям с матовым витражным стеклом, за которыми метались солдатские тени. Франк отвернулся, нахмурился и растерянно посмотрел на зеленые и коричневые кресла холла, на стойку портье, на резко освещенный стол с письменными принадлежностями.
        - Стой, Вильке! - опомнился Франк. - Я котенка забыл.
        - Брось, пусть останется, целее будет, - сказал толстяк, и ему стало нехорошо от собственных слов.
        Секунду они не двигались.
        - Нет, я все-таки возьму его. Вдруг мы не вернемся, - сказал Франк и, топая великоватыми ботинками, помчался обратно в номер.

«Я его отпущу, если что, - думал он на ходу. - А если все обойдется, заберу домой».
        Когда он вернулся в холл, еще сонный Вильке стоял на том же месте.
        - Еле отыскал его, в шкаф от сирены спрятался, - сказал на бегу Франк. - Ну бежим же!
        Они выскочили на улицу и увидели, что она совершенно пуста. Сирена уже не выла. Секунду мальчики стояли в ступоре, потом, прислушавшись, уловили шум моторов в том месте, где вечером строили роту.
        Они выбежали на площадь. Там стояло четыре грузовика с брезентовыми тентами, и один из них уже отъезжал. Франк и Вильке подскочили к ближайшему, им помогли забраться в кузов. Пока они устраивались, грузовик тронулся, и они поехали из Раушена на войну.
        Ругаемый и пинаемый всеми сонный Вильке сразу предпочел залезть вглубь кузова. А Франк остался у борта - прощаться с городом. Когда машина вырулила на небольшую площадь, он приложил козырьком руку к глазам и поймал взглядом на секунду подсвеченную фарами другого грузовика статую женщины с кувшином на плече, преклонившую одно колено.

«Прощайте, фрау Гретта, - улыбнулся Франк, поежившись от холода, и бережно, чтобы не придавить котенка, запахнул шинель. - Вперед стремись, солдат отчизны, и смерть спокойно встреть!»

* * *
        Уже через полчаса их автоколонна остановилась у блокпоста на въезде в Кенигсберг. Из-за гудения машин канонада слышна была не отчетливо, но ее отдаленные разрывы, казалось, слегка потряхивали воздух.
        Миновав ворота первого форта, машины с отрядами гитлерюгенда двинулись по переполненной войсками сырой брусчатой улице. Солдаты бежали, шли строем, стояли в оцеплении, вели взволнованных овчарок и доберманов, сидели на мотоциклах. В городе - затаенная тишина и полный мрак. Еще ходили трамваи - вероятно, их использовали для переброски по городу войск и боеприпасов. Улицы были завалены противотанковыми
«ежами», газоны превратились в траншеи, а на площадях торчали бетонные конусы огневых точек.
        Старинный город, славная столица восточной Пруссии, был почти полностью разрушен авиацией. Однако ночью это было не так заметно, и набитый войсками Кенигсберг действительно выглядел самой грозной крепостью в мире. Скрытые под земляной насыпью старые военные коммуникации поросли травой и кустарником. Бесконечные ходы и туннели подземных укреплений несколько раз опоясывали город, образуя неприступные цитадели. К старинным крепостным фортам прибавлялись построенные в панике последних дней бункеры и железобетонные доты. Гарнизон Кенигсберга был огромен, поскольку здесь решалась судьба Третьего рейха.
        Когда грузовики встали на краю одной из полуразрушенных улиц, юные солдаты повыпрыгивали из них и построились в длинную шеренгу, стоя спиной к парапету канала. Какой-то лейтенант слез с мотоцикла с коляской и пошел вдоль строя. Франк и Вильке стояли рядом.
        - На первый-второй рассчитайсь! - скомандовал офицер.

«Первый. Второй. Первый. Второй», - потянулось по ряду.
        - В две шеренги становись! Раз-два! - приказал лейтенант.
        Офицер сел на свой мотоцикл, проехал немного вдоль переднего строя, привстал на подножке и скомандовал:
        - Первая шеренга - на месте! Вторая - на пра-а-во, за мной - шагом марш! - и он медленно поехал прочь, уводя за собой половину ребят, а сними вместе и рыжеволосого толстячка Вильке. Друзья детства были разлучены. Франк ничего не мог поделать. Он просто стоял и сколько мог провожал строй товарища взглядом.
        Вторая половина прибывших осталась торчать посреди города, у оврага, не зная, кто должен ими командовать. С разных сторон слышалось гудение автомашин, скрежет танков и лай собак. Через десять минут завыла сирена воздушной тревоги, и проходящие мимо солдаты забегали, придерживая руками каски. Еще минут через пять в небо ударили лучи зенитных прожекторов и стали подслеповато обшаривать ночную мглу. Вслед за ними посыпались струйки зенитных трасс, и захлопала шрапнель. Звук стрельбы долетал не сразу, как гром во время грозы. Искристый, словно фейерверк, взрыв на мгновение озарял небо, освещая розовые облачка, оставшиеся от предыдущих разрывов.
        Когда улицы почти опустели, солдатики продолжали стоять и робко оглядываться по сторонам. Наконец, к строю подъехал тот же самый мотоциклист.
        - Внимание! - сказал лейтенант. - Только что поступили сведения о прорыве противника на подступах к городу. В данный момент наши доблестные войска ведут отчаянную борьбу, чтобы сорвать планы русских по окружению Кенигсберга. Многие из ваших товарищей сейчас участвуют в жестоких боях с превосходящим по численности и технике противником. - Голос у офицера был сорван, но он хрипел, не жалея связок. - Фюрер призывает свою молодежь, то есть каждого из вас, к борьбе за спасение славной твердыни Тысячелетнего рейха, ставшей сегодня главной цитаделью немецкой нации. - Офицер помолчал и, как-то лукаво улыбнувшись, закончил: - Вашей непосредственной задачей будет являться отсидка в хорошо укрепленных фортах этой неприступной крепости. Чтобы ни случилось, врагу не занять этот город, если в нем еще остался хоть один верный сын нашей нации. Да хранит вас Бог. По машинам, бегом марш! - скомандовал офицер, и юные солдаты запрыгали в кузова.
        Их высадили на тихих окраинах, в красивом и мирном ясеневом парке. Здесь было светлее и спокойнее, чем в центре, хотя звуки канонады слышались так же. Пока они ехали, начал моросить дождь. Могучие стволы деревьев были покрыты тонким слоем темно-зеленого мха. Пахло городской сыростью и тревогой. Ручейки солдат, громко топая, по команде побежали ко входу в форт, перед которым стоял огромный бетонный кокон с крупнокалиберным двуствольным корабельным орудием. Юные воины пробежали бронированные врата и оказались в слабоосвещенном туннеле с поперечными ходами в стенах. Тут было уже полно солдат, а также ящиков с припасами, приготовленными для длительной осады.

* * *
        Франк не знал, сколько прошло времени, но ему казалось, что целая вечность. Снаружи шли бои. Большую часть времени пребывания в крепости солдаты просто сидели на корточках, прислонившись к стене. Лишь изредка выдавалась возможность быть полезными - когда в казематы соседних оборонительных сооружений нужно было по подземным переходам подтащить боеприпасы. Кормили нормально, даже хорошо, и всего необходимого здесь было достаточно.
        Франк составил приблизительную карту подземных коммуникаций. Он любил рисовать карты и всегда носил для этого в нагрудном кармане блокнот и карандаш. В блокноте было много карт, но особенно он любил две. Первая изображала его теперь уже разрушенный дом в Австрии, родную улицу и ее окрестности: он нарисовал это все по памяти, когда его призвали в армию. На другой были нарисованы любимые тропинки Раушена: он создал ее, когда гулял один, без Вильке и Михаэля: присаживался спиной к дереву и чертил очередную кривую аллейку, по которой только что прошел. Теперь же он мог гулять по ним в воображении, двигая карандашиком и подрисовывая встречающихся друзей и прохожих.

«Здравствуйте, фрау Кольбе, - вежливо говорил он про себя нарисованной старушке в черной шляпке и с зонтиком-клюкой, - как поживаете?»

«Нормально, милый, - отвечала эмансипированная старушка. - Только папиросы кончились. Вот я и пошла в лавку к господину Гольдену».

«Хотите, я дам вам свои? - предложил Франк. - Я не курю, а мне все равно выдают, и я их обычно меняю на всякие безделушки».

«Но у меня нет никаких безделушек», - возмутилась фрау Кольбе и озадаченно взглянула на свой выцветший и объеденный молью зонт.

«Да не нужна мне ваша клюка», - засмеялся Франк и сунул женщине пачку.

«Ну, тогда заходи на чай, раз такой добрый, - принимая подарок, сказала довольная фрау. И даже ее старый наутюженный траур с кружевными манжетами теперь смотрелся весело и как-то по-цыгански. - Дура я старая, у меня же кое-что есть для тебя!
        Она расстегнула ржавый замочек на своей торбе и достала три больших желтых яблока.

«Вот возьми, это тебе, - сказал она, цокнув морщинистым ртом. - Вообще-то я несла их господину Гольдену. Но теперь из-за тебя, змееныш, старику придется кусать локти».

«Выживет», - засмеялся Франк, принимая ответный дар.

«Нет, - передумала фрау Кольбе. - Одно я все-таки отнесу ему».

«Правильно, - согласился Франк, - тогда будет всем по одному. Одно господину Гольдену, одно Вильке, и одно, самое большое, мне».

«Ну, давай, до встречи, чертенок», - взмахнула тонкой старушечьей кистью фрау Кольбе.
        И Франк пошел дальше по аллее, думая над тем, что фрау Кольбе с виду натуральная ведьма и, если бы рыцари Тевтонского ордена все еще обитали в этих краях, они без промедления отправили бы ее на костер. А фрау Кольбе бесстрашно, как Жанна Д’Арк, подошла бы к великому магистру и, не выпуская изо рта папиросы, сказала бы: «Чтоб ты сдох и встретил меня в аду, дьявольское отродье!»
        Только Франк придумал, кого повстречает дальше, и приготовился его рисовать, как вдруг… «Эй! - вновь окликнула его издалека знакомая ведьма. - А на чай ты все-таки приходи. - И сурово добавила: - Я испеку тебе кексы. Придешь?!»

«Конечно, фрау Кольбе! - крикнул Франк черной сутулой фигурке. - Я ведь жить не могу без кексов!»
        Старуха, молча развернувшись, снова заковыляла по кривой асфальтовой дорожке. А вокруг тихо, не обращая на себя внимания, падали большие кленовые листья.
        В общем, самодельный атлас Франка был волшебным. И большую часть времени они с котенком проводили, гуляя по столь знакомым, но в то же время сказочным уголкам Раушена. А в реальности в осажденном Кенигсберге дела шли плохо: все проходы их форта были завалены носилками и плащ-палатками, на которых лежали раненые.
        Сквозь многометровые краснокирпичные стены доносились глухие взрывы, а иногда форт чуть заметно вибрировал от прямых попаданий. По проходу метались солдаты, санитары постоянно выносили со стороны входа убитых и раненых бойцов. Много было контуженных и обожженных. Морщась от боли, они рассказывали, что город окружен, оборона прорвана и русские с жестокими боями захватывают район за районом, взяли уже весь центр, остров, вокзал, оба берега Прегеля и зоопарк. В это сложно было поверить, ведь обнесенный несколькими фортами город со своими туннелями, катакомбами и лабиринтами столетиями славился как неприступная германская крепость.
        - … Нам не сдержать их. Кенигсберг падет через несколько часов. Но это не значит, что мы сдаемся. Фюрер приказал стоять до последнего немецкого солдата.
        Франк с другими ребятами выслушал очередного раненого солдата и, грустный, съежился на своем месте у кирпичной стены.
        - Когда все кончится, - посоветовал Франк котенку, - то ты поселись у какой-нибудь доброй фрау. Лови ей мышей. Подслушивай детские сказки. Гоняй голубей на старом чердаке. - Франк замер, задумался или что-то припомнил. - На старом чердаке, где будет полно всякого старого хлама: граммофонные трубы, сломанные швейные машинки и всякое такое, что уже давно не нужно, но жалко выбрасывать, потому оно и заброшено на чердак - пылиться и растягивать паутину. В детстве я часто лазал туда, чтобы найти какой-нибудь старинный клад или понаблюдать за Грабен-штрассе из тьмы полукруглого чердачного окошка нашего старинного дома. Однажды, когда мне было лет десять, я откопал в пыльных завалах старую-старую книгу огромных размеров. И, представь себе, это оказался самый настоящий старинный атлас. Я листал его желтые страницы с рисунками горных цепей, лесов и рваных морских берегов. По бледно-зеленым потемневшим морям плавали пиратские корабли, а индейцы метали в них свои копья со скалистых американских берегов. А сколько там было разных сказочных стран! По ним ходили белые медведи, слоны и жирафы. А там, где были
обозначены белым еще никем не исследованные страны, были надписи: «Осторожно, драконы!»
        Сколько приключений обещали путешествия по всем этим странам! Между каждой картой был белый лист с гербом и выведенным готическим шрифтом названием изображаемого за ним королевства. Перелистывая их, я, конечно же, решил стать путешественником и первооткрывателем новых земель. И я уже начинал представлять себе эти путешествия, опасные приключения, встречи с все новыми и новыми друзьями.
        Однажды, когда я у полукруглого чердачного оконца листал свою волшебную книгу, над городом завыла сирена и пешеходы бросились в разные стороны. Они бежали от дома к дому, толкаясь и волоча за собой детей. Тут наверху появилась моя мама, тоже схватила меня за руку и потащила вниз. Я хотел вырваться, чтобы забрать книгу, но она не пустила. Нас с сестренкой вывели на улицу, и мы помчались по родной Грабен-штрассе. Потом мы сидели в темном бомбоубежище и слушали, как бомбят наш город. В тот день мой родной дом разрушили тоже, и на его пепелище я нашел только один потемневший от огня уголок своей книги. Вот он, посмотри. - Мальчик достал из нагрудного кармана блокнотик, вытащил из него рваный и обугленный с краю кусок старой карты и показал котенку. На ней была коричневая горная цепь, темный лес и почти черная речка, впадавшая в озеро с мелкими полосками волн. Карта была ручной работы и сделана очень кропотливо.
        - Теперь это моя единственная сказочная страна, - печально улыбнувшись, сказал мальчик. - Я ношу ее в своем кармане уже больше четырех лет - почти четверть всей моей жизни. Когда меня убьют, я унесу этот клочок сказки с собой. И спрошу на небе Бога: Ты знаешь эту страну? Он скажет: «Конечно». И я попрошу хотя бы ненадолго, на один годок, пустить меня попутешествовать по ней. И я знаю, что самый добрый, самый милосердный Господь, зная о моей жизни на земле, ведь я ничего дурного не сделал, сжалится надо мной и отпустит меня в страну добрых драконов и говорящих зверей. И, если он будет не против, я приглашу туда своих товарищей Вильке Боргена и Михаэля Кольвица.
        Франк открыл свою банку с ливером, съел немного и стал кормить котенка. Тот, видать, сильно проголодался и уплетал за обе щеки. Мальчик не стал ему мешать, а развалился на расстеленной шинели и стал сочинять письмо своему лучшему другу:

«Дорогой Вильке, с нашим Тигром все в полном порядке. Сейчас он ест мой ливер и мурлычет от удовольствия. Я не знаю, дойдет ли это письмо до тебя, но я перепишу его три раза. Два попробую переслать полевой почтой, а одно отдам в штаб, в личное дело до востребования. Авось догадаешься поинтересоваться о моей судьбе.
        Живем мы в настоящем подземном замке, и думаю, что пробудем здесь до конца войны. Кстати, кроме нас, в этой пещере живет один дракон. Но ты не пугайся, это добрый дракон. Правда, он хворает и от его чихов нас немного потряхивает, но мы его лечим. Батальонный врач сказал, что в его возрасте с насморком шутки плохи и прописал ему горчичники и банки. Но не обыкновенные банки, какие ставила тебе старуха Кольбе, а настоящие - трехлитровые. Так что нам пришлось срочно освобождать от твоего любимого яблочного джема двадцать банок. Жаль, что тебя не было, мы бы сделали это быстрее. А я его теперь и видеть не могу. Зато дракон сразу пошел на поправку, и батальонный хирург сказал, что гланды можно не удалять, а то без гланд он не сможет дышать огнем и будет по этому поводу переживать.
        Что касается твоего решения перебраться в Раушен, то я считаю, что это просто здорово. Летом я буду к тебе приезжать. А лето в Раушене, наверное, в тысячу раз прекрасней зимы. Будем гулять и купаться. Купим или построим сами хижину на берегу и будем там играть в пиратов все каникулы. Даже пригласим всех наших друзей, включая фрау Гретту, ведьму Кольбе и ее друга, лавочника и мага господина Гольдена. Так что, думаю, лето мы с тобой проведем просто чудесно.
        Ну а если, дорогой Вильке, у нас не получится, (ты понял, о чем я), то приезжай в мою страну. Приглашаю! И поверь мне, там нам будет еще лучше, чем в Раушене. Ведь там есть небольшой городок, Гуттон. Он совсем как Раушен, стоит на обрывистом берегу, только с берега его окружают горы, жизнь там веселая и живет там милый народец, похожий нравом и бытом на гномов. Так что, если что, приезжай, буду ждать. Береги себя.
        Твой боевой товарищ и друг Франк Бёме».
        Мальчик заплакал. Он очень не хотел плакать. Он и письмо писал, и говорил с котенком только затем, чтобы не плакать. Франк вскрыл еще одну банку с ливером, взял котенка на руки, начал гладить его и мысленно беседовать с ним.

«Обязательно найди себе такую фрау, чтобы с чердаком. Ну, ты понял, дружище».
        Вдруг в туннельных лабиринтах четвертого форта крепости Кенигсберг замигали красные, закрытые сеткой лампы, и на стенах затрещала система оповещения: «Ахтунг! Ахтунг! Газ! Ахтунг! Ахтунг! Газ! Надеть противогазные маски!»
        - Вот тебе и конвенция, - вскинул глаза мальчик. - Над нами русские.
        Как и все ребята кругом, Франк стал судорожно расстегивать противогазную сумку.
        Поднялась суета, сразу почувствовался едкий запах сырого сена. Через минуту все кругом засопели в противогазах, озираясь и пытаясь хоть что-то разглядеть в глубине туннеля. Вдруг Франк запаниковал и засуетился, глядя на своего фыркающего и задыхающегося котенка. Он ведь был без маски!
        Недолго думая, мальчик вскочил, зажал мордочку друга ладонью и помчался во весь опор по забитому солдатами темному туннелю четвертого форта.
        - Стоять! Назад! - кричали ему, но он не обращал ни на кого внимания и мчался среди сидящих в противогазах солдат.
        Ему ставили подножки, пытались поймать, но он вырывался и продолжал бег. Наконец, он нырнул в низкую дверцу в стене бункера и побежал по узкой темной лестнице вниз. Потом - через тесный коридор, и по лестнице добрался до бронированной двери, ведущей в каземат бетонного дота, стоявшего перед их фортом. Скользнул за дверь, протиснулся между двумя пулеметчиками, ведущими огонь из MG-42, и вышвырнул из глубокой амбразуры пушистый комочек на ослепительно яркий дневной свет. Ошалевший котенок под оглушительный треск и грохот боя полетел вниз, свалился на взрыхленную снарядами рыжую землю и помчался зигзагами прочь.
        Как белка, проскакав около сотни метров по истерзанной земле, котенок вылетел на обглоданные войной остатки городского парка и пробежал сквозь расположившуюся в них цепь русских солдат. Котенок прыгнул вперед и залег в небольшую воронку. Над головой его свистели пули, где-то рядом стреляла пушка. От каждого ее выстрела земля вздрагивала, и со стенок воронки ссыпалась глинистая крупа. Дальше трещали пулеметы и слышались крикливые голоса военных. Котенок выглянул из воронки и увидел, что по близости никого нет, только вдалеке ползет дымовая завеса. Он выскочил и поскакал мимо стальных ежей прямо в дым. Пробежав парк и войдя в завесу, он оказался на дороге, по которой, пригибаясь в тумане дымовых шашек, бежали красноармейцы в ватниках и длинных шинелях. Они по двое тащили зеленые ящики и двигались не к форту, а куда-то в сторону, вдоль парка, туда, где работали пушки.
        Выждав момент, котенок, перебежал у них под ногами на другую сторону разбитой дороги. Там снова начинался парк с расщепленными и обглоданными стволами ясеней. За парком виднелись уцелевшие коробки домов с пустыми проемами окон. Перед ними сквозь остатки деревьев и столбики фонарей котенок увидел скачущие на выбоинах грузовики. На обочинах рядами лежали раненые, а вокруг них, в телогрейках и кирзовых сапогах, бегали девушки с санитарными чемоданчиками.
        Котенок проскользнул мимо бойцов, чудом проскочил под колонной грузовиков и запрыгнул на подоконник полуразрушенного жилого дома, что стоял в полукилометре от линии огня. Здесь он, наконец, смог отдохнуть. Он долго сидел, поджав лапки и втянув голову так, будто замерз, и сквозь остатки деревьев и фонарей испуганно наблюдал за грузовиками, вздрагивая от грохота и скрипа их кузовов.

… На следующий день он проснулся среди завалов разрушенного дома. Над собой он увидел синее-синее небо, очерченное квадратом уцелевших стен. Оно было такое яркое, что нельзя было смотреть на него, не жмурясь. По небу плыли белоснежные облака. За проемами окон было утро, и все так же гремели грузовики. Но шума войны уже не было: Кенигсберг пал.
        Эпизод II
        Боденвельт
        - Боже, мой! Где же теперь Вильке? - сказал Франк, не понимая, где он: наяву или еще во сне.
        Ему снилась бесконечная беготня по темным туннелям подземной крепости. Стекла противогаза запотевали, отчего и без того серый мир вокруг расплывался и размазывался… Он бежал со всеми в темноте и дыму, запинаясь о ящики и упавших товарищей, мчался дальше и дальше по тесным проходам форта. Потом над головой засвистели зеленые трассирующие пули. Они щелкали о стены и превращались в фонтанчики искр. Под огнем все рухнули на четвереньки и, похожие в противогазах на стадо маленьких слонов, помчались, утягиваясь в ближайшую арку. Как только Франку удалось протиснуться за поворот, стрельба прекратилась, уступив место другим звукам: возне, собственному дыханию в противогазе и стуку сталкивающихся касок.
        - Сопротивление бесполезен! - вещал из рупора, едва понятный из-за сильного акцента голос. - Сдаваться в плен. Мы гарантировать простой немецкий солдат жизнь! Сдаваться в плен…
        Не успел парламентер договорить, как немцы открыли в его сторону плотный огонь. Русские ответили, и в тот же миг прямо по распростертым на земле мальчикам прочь от противника заскакали здоровенные мужчины в куртках «СС» и обтянутых материей касках. Их было человек шесть, в руках они несли пулеметы и штурмовые винтовки. Эсесовцы, до этого прикрывавшие отход гитлерюгенду, сейчас, пыхтя, удирали от чего-то, увиденного со стороны русских. Мальчики, понявшие, что оттуда надвигается что-то новое и ужасное, вскочили и побежали за взрослыми. Вдруг сзади раздалось хищное шипение, хлынул ослепительный свет, и недра форта наполнились криками горящих, как факелы, людей. Движение застопорилось, и давка стала невыносимой. Стекла масок запотели окончательно. Стало нечем дышать. Мальчики один за другим начали срывать противогазы. Новый взрыв света - река пламени промчалась над касками по сводам туннеля, и все вновь повалились на пол. Очередной свирепый залп огнедышащего ствола, жар по лицу, глубокий обжигающий вдох, плотный, как сметана, туман, и в конце всего этого - прохладная, мокрая тишина…
        Франк пробудился в испуге, весь в испарине от нездорового полусна. Тишь и стылая сырость. Он почувствовал, что кругом, похоже, никого, и это его несколько успокоило, но он все еще дышал, как после пробежки. Сознание было таким мутным, что Франк не удержался и вновь прилег на холодный камень, свернувшись клубочком и сжав голову руками. Волосы под пальцами были мокрыми и липкими.
        Немного полежав, он встал на корточки. Было так темно, что Франк подумал, что ослеп. Он стал пробираться наощупь. Продвигался он очень долго и медленно. Несколько раз припадал к каменному полу и погружался в мутное забытье. Время от времени он твердо решал, что все это сон, но от этого желание хоть куда-нибудь выбраться только возрастало. А иногда Франк вдруг пугался, думая, что это все наяву, и вся его решительность куда-то пропадала. Но от страха и холода он продолжал ползти, карабкаться и спускаться. Путь его был неровен - то каменные кручи, то уходящие в неизвестные глубины скользкие ступени. Франк наугад карабкался по ребристым уступам в глухую темень сырой пещеры. А кругом никого - тишь и мутная темнота.
        Неожиданно он заметил, что изо рта при дыхании идет пар. Франку показалось, что стало светлее, и он стал пробираться дальше, надеясь выйти на свет.
        Вдруг ему послышались приглушенные голоса, колени подломились, и он рухнул на жесткие камни. Страх сковал его и не давал шевельнуться. Голоса зазвучали снова, но казались еще глуше. Мысль о том, что он упускает возможность спастись, пронзила Франка, и он изо всех сил, со стонами и пыхтением пополз на звуки. И чуть не провалился в пропасть. Франк замер, прильнув к земле и ухватившись за камни.
        Он немного успокоился и прислушался. Тихо, никого. Может, померещилось?
        - Эй, - нерешительно позвал Франк, - есть здесь кто-нибудь?
        Ответа не было. Он крикнул еще раз, но так тихо, что сам едва услышал свой голос. В ответ в ушах засвистел студеный ветер из открывшейся перед ним бездны. Франк обнаружил, что стало еще светлей, будто глаза привыкли. Он уже мог различить над пропастью шершавые сталактиты.
        Внезапно раскатистый удар и хриплый гул донеслись из недр. Мальчик припал к земле и замер. Что это? Снаряд? Огнемет? Холодок пробежал по его спине, и он снова взмок. Вдруг из бездны вновь донеслись голоса. Спокойно произносимые кем-то слова были непонятны и, кроме того, искажались эхом.
        - Но миминосо коро-о-о, - неразборчиво протянул кто-то дребезжащим голосом.
        - Гхо! Гхо! Быргара! - ударило в недрах в ответ первому голосу, и вибрация прокатилась по камням пещеры, а эхо добавило: - Гара, гара, ара, ара, ара…
        - О, мносо мана, - отозвался на чей-то могучий кашель старушечий голосок, - скавли баки и тэди уше. Мно-о-осо. - Последнее слово прозвучало с интонацией утешения.
        Усилием воли Франк подтянулся ближе к краю и посмотрел вниз.
        Там, в пропасти, во мраке, на страшной головокружительной глубине распласталась бледная фигурка, похожая на морского конька. Вокруг нее крутилась темная точка. Точка откатывалась к блекло мерцающему огоньку, гремела склянками и возвращалась к продолговатой кривой фигуре.
        - Бгиша, монэ, - вновь донесся из пропасти мощный, но мирный голос, очевидно, принадлежащий существу, которое сотрясало камни.
        Франк сполз на край выступа, крепко ухватился руками за сталактит и, высунувшись из-за края, стал смотреть вниз.
        Снизу раздался удар, и скалы снова тряхнуло.
        Бледная фигура пошевелилась и повела головой на длинной шее.
        - Ой, бр-р-р. Старый я стал, - отчетливо пробасило существо.
        Тут голова у Франка закружилась, руки ослабли и он, всем телом шаркнувшись о край, полетел вниз. Дыхание перехватило, поэтому закричать он не смог. Ураганом понесся ветер, замелькали стены, все закружилось, мгновение - и он шлепнулся на упругие кожистые складки, словно на маты.
        - О-ой! - вскрикнуло существо под ним.
        Франк был в шоке и лежал, как мертвый. Вдруг его окатило горячее смрадное дыхание. Он открыл глаза и увидел над собой страшную драконью морду, свисавшую над ним на изогнутой шее.
        - Кто это? - испуганно спросила морда, выпучивая желтые глаза с черными щелками, подернутые бледной старческой пленкой. Существо резко, как ящерица, моргнуло.
        - Что там у тебя? - спросил старушечий голос.
        - Человек. Ведьма, мне на крыло упал человек, - все еще удивленно ответил дракон и вдруг обратился к Франку: - Мальчик, ты живой?
        Франк прикрыл руками лицо. Дыхание наконец вернулось к нему, и он что есть силы закричал:
        - А-а-а-а-а-а-а-а-а!
        - А-а-а-а! - подхватил басом дракон и стряхнул мальчика с крыла. Тот взлетел, как на батуте, и шлепнулся, ударившись головой о каменный пол. В носу стало горько, и юноша вновь потерял сознание. Дракон отскочил, испуганно раскрыв пасть.
        - О, Боже, - произнес он. - Проверь-ка, старая, живой ли?
        Ведьма в лохмотьях ткнула мальчика своей клюкой.
        - Живой, - сказала она. - Сознание потерял. Откуда это он к нам свалился? Может, это и есть дружок нашего хулигана? Надо его позвать.
        - Подожди, Каздоя, - возмутился дракон, - сначала нужно оказать этому юноше первую медицинскую помощь.
        - Нет уж, - отмахнулась старуха. - Людями пусть Сергиус занимается. Я в этой - как ее? - травматологии ничего не смыслю.
        - Ах, ведьма, ведьма…
        Дракон, крадучись, подошел поближе к лежащему ничком мальчику и хмуро глянул на него из-за плеча старухи. Из носа бледного, как стена, Франка текла кровь, глаза были полуоткрыты.
        - Дай ему моего целебного яда, - сказал дракон.
        Старуха поднесла к устам Франка маленький пузырек и капнула в приоткрытый рот бесцветную жидкость.
        - Ладно, постереги его, - сказала старуха, - а я поеду, людей позову.

* * *
        Второй раз Франк очнулся в мягкой белоснежной кровати, заботливо укрытый теплым пуховым одеялом. Вокруг него была простая и знакомая старинная обстановка. Чувствовал он себя отлично. Франк скинул одеяло и спрыгнул с высокой кровати на коврик. На мальчике была длинная ночная рубашка и такой же мягкий колпак. Он подскочил к окну и распахнул его настежь. В лицо ударила утренняя весенняя свежесть. С веток вспорхнули птицы, и перед мальчиком открылся прекрасный альпийский пейзаж. За садиком косые и мутные солнечные лучи падали на старые крыши соседних домов. Они стояли ниже дома, из окна которого смотрел Франк, и были у него как на ладони. Хотя целиком селения видно не было, оно пряталось в зелени под бугром, и лишь вдалеке появлялось вновь. А еще дальше, на заднем плане, в полупрозрачной мгле высились заснеженные пики скалистых гор.
        Мальчик зажмурился и потянулся.
        - Ах, какая свежесть, - сказал он, улыбаясь пейзажу. - Но где я? Может быть, дома?

«Наверное, я был тяжело ранен, - подумал он, повернувшись к комнате, казавшейся после яркого света темной, - потерял память и до весны провалялся без сознания в одном из австрийских санаториев… А может, я в Баварии? Ерунда. Наверное, все же дома. Но где? Что за бред? Надо идти на разведку. Одно здорово, что я в безопасности. Война, кажется, позади».
        Он начал искать форму. Открыл шкаф, но там висели одни костюмы, похожие на декорации к рождественскому спектаклю - плащи, колпаки, мишура. Он вытянул массивный ящик большого дубового комода, но и там не нашел своей формы.
        - Неужели я демобилизован? - пробормотал он. - Ладно, пока возьму тут, что поприличней.
        Но единственное, что ему удалось найти «приличного», были широкие бриджи с лямками. В них он и влез, заправив внутрь подол сорочки; получилась широковатая, но все же рубаха. Спросонья он был так рассеян, что забыл снять ночной колпак. Босиком, на цыпочках он подошел к низкой дубовой двери. Прислушался и попробовал открыть. Дверь не поддалась. Дернул сильнее. Бесполезно. Заперто.

«Может быть, я в плену? - мельком подумал он, но сразу опомнился: - Ага. В гномьем».
        Он вернулся к окошку и посмотрел вниз. Этаж второй, но дощатые потолки такие низкие, что высота до земли несерьезная. К тому же под окнами в саду растет ветвистое дерево, по которому можно не только слезть, но и при необходимости пробраться назад.

«Может, нужно было просто подождать?» - подумал он в тот момент, когда уже стоял ногами на низком подоконнике и хватался руками за толстую шершавую ветку.
        Под его весом ветка отодвинулась от окна, ноги Франка соскользнули с подоконника, и мальчик повис, болтаясь, как маятник. Он решил попробовать по-обезьяньи перебирать руками, но понял, что слишком слаб для этого. Потные ладони скользнули по коре, и он свалился вниз, но приземлился на ноги и довольно удачно.
        Он сразу же встал, поправил лямки и посмотрел, откуда упал. Потом огляделся и пошел по мягкой-мягкой траве яблоневого сада. Франк перемахнул через невысокий заборчик и вышел на край бугра, за которым открывался вид на светлый, утопающий в садах городок, располагавшийся на склоне холма и полумесяцем огибавший пруд, где плавали лодочки с парусами.
        - Господи, как здесь красиво! - воскликнул Франк, еще щурясь от дневного света, и, не в силах устоять, бегом помчался по склону к домам.
        По неровной песчаной дороге он вошел в чудесный городок и увидел, что в нем кипит сельская жизнь. По улицам проезжали обозы. Женщины в платьях и фартуках несли от колодца ведра с водой, вытряхивали половички или развешивали через весь двор белье. Усатые мужчины в незатейливой одежде и соломенных шляпах работали или курили, облокотившись на ограду и подозрительно глядя на Франка.
        Он шел по улочке, стараясь не привлекать внимания, но все пялились на него. Возле водяной мельницы, мимо которой он проходил, играли местные ребятишки. Они, хихикая и перешептываясь, проводили Франка взглядом. Он сделал вид, что не замечает их, и торопливо прошел мимо. Игравшая с детьми собачонка, отскочила, залаяла и побежала за Франком. Тот остановился и строго посмотрел на ее хозяина.
        - Фу! Ко мне! - закричал мальчик с палочкой. - Я кому сказал, ко мне!
        Он кинул палку во двор, и собака, все еще заливаясь звонким лаем, галопом умчалась за ней. Франк цокнул языком, глядя в глаза деревенскому парнишке, и молча пошел дальше. Тут дома кончились, и начался очередной яблоневый сад. По правую руку от Франка цвели подсолнухи, а на дальней поляне паслось стадо коров. Там, где вновь начинались дома, пруд приближался к селению вплотную, и в одном месте в него впадал ручей, через который был перекинут деревянный горбатый мостик. Франк уже подходил к ручью, когда увидел движущуюся ему навстречу гогочущую стаю гусей.
        Во Франке вдруг проснулся совершенно детский страх перед этими нагловатыми птицами, и он соскочил с дороги в овраг. Сзади донесся детский смех. Франк обернулся и увидел, что ребятишки, вышедшие на середину дороги, все еще провожают его взглядами. Сначала он подумал, не погрозить ли им кулаком, но в этот момент гуси поравнялись с ним и, продолжая гоготать, прошли мимо. А один гусь повернулся прямо к Франку и, как бы здороваясь, сказал:
        - Га-га.
        Тут Франк и сам усмехнулся. Он поднял руку, сложил пальцы гусем и, приоткрывая
«клюв» из пальцев, тихо поздоровался в ответ:
        - Га-га.
        Потом он посмотрел в сторону детей и увидел, что они убегают назад в свой двор.
        Франк снова вышел на песчаную дорогу и перешел через старый деревянный мостик, под которым журчал бойкий ручей.
        По одну сторону от мостика снова начинались домишки, а с другой стороны - той, что была обращена к озеру, плавали четыре лодки, и в каждой - рыбак или двое.
        Франк увидел, что на озере есть деревянная пристань, свернул к ней и пошел по ее деревянным доскам мимо торчащих столбиков-бревен. Дальше, далеко в озеро, выдавались мостки, и тут Франк увидел, что на самом краю мостков сидит одинокий рыболов - полненький и рыжеволосый. Его подвернутые до колен штаны держались на лямках, на голове красовалась соломенная шляпа. Он болтал ногами, сжимая в руках короткую изогнутую удочку.
        Конечно, это был Вильке. Увидев друга, Франк от радости даже икнул, но не удивился ничуть. Ведь они почти всегда оказывались вместе - и в школе, и на войне.
        - Вильке! - воскликнул Франк, побежав навстречу, и с разбегу обнял своего закадычного товарища. От этого оба грохнулись на доски, а с мостков плюхнулись в воду.
        Франк выплыл на поверхность и увидел, что Вильке уже вцепился в один из опорных столбов.
        - Дружище, - сказал он, улыбаясь, - ты, что, забыл, что я не умею плавать? А если бы я утонул? Кто бы тебе показал здешние места и со всеми перезнакомил?
        Франк ловко вскарабкался на доски и помог выбраться Вильке.
        - Уф-ф, - поежился толстячок. - Вода-то еще ледяная.
        - Как ты-то тут оказался? - спросил его Франк.
        - Так же, как и ты, - пожав плечами, ответил Вильке.
        От переполнявшей его радости у Франка вылетели из головы все слова. А Вильке, козырьком прислонив руку ко лбу, улыбаясь, разглядывал друга.
        - Франк, а что это у тебя на голове? - спросил он.
        Франк положил руку на затылок и стянул мокрый ночной колпак.
        - Ой! Забыл снять. А я-то думаю, что на меня все так пялятся.
        - Ну ты даешь, дружище! - засмеялся Вильке.
        - Да ладно, Вильке! - воскликнул Франк. - Колпак ерунда! Боже! Мне чудится, что мы не виделись целую вечность.
        - Нет, Франк, - улыбнулся Вильке, - это ты меня не видел, а я каждый вечер тебя проведывал, приходил смотреть, как тебя врачуют. Наш местный волшебник кроме всего прочего давал тебе снадобье, которое вызывает целебный сон.
        - Такой же волшебник, как старый Гольден? - дивясь, спросил Франк.
        - Нет, здешний-то настоящий, а не лавочник какой-нибудь, - сказал Вильке, наклоняясь за удочкой и банкой с червями. - Вот, смотай. Пора домой. А то простынем, будем еще по койкам валяться. Я уже носом швыркаю. Ну, пойдем-пойдем, покажу тебе свою виллу. - И они побрели с пристани. - Спрашивай.
        - Я не знаю с чего начать, - признался Франк. - Так много надо узнать…
        - А ты не спеши, дружище, - улыбаясь, ответил Вильке, - у нас с тобой не один вечер впереди. Мне и впрямь есть о чем тебе рассказать.
        - Когда нас демобилизовали?
        Вильке пожал плечами.
        - А сколько ты уже здесь? - спросил тогда Франк.
        - О-о, - махнул рукой Вильке, - давно уже. Недели две, как минимум. - Все ждал, когда ты появишься.
        - А где мы, Вильке? - задал Франк свой главный вопрос.
        - А пес его знает, - пожал плечами толстяк. - Как здесь оказался, так и не перестаю гадать. Сначала думал, что где-то в Альпах, потом - что где-то в Пиренеях, потом - что в Америке, наконец, что это какая-то затерянная германская колония, о которой нам забыли рассказать в школе. На том и остановился. Но как-то, будучи в гостях у владыки Сергиуса, ну, того самого мага, что тебя врачевал, милейший человек, кстати сказать… Так вот, как-то у него в гостях я поинтересовался, как там дела в отчизне, как продвигается война. А он мне: какая война? Я: какая, какая! Священная. А он мне, представляешь, и говорит: «Ты это, парень, брось. У нас в Боденвельте о войнах уже тысячу лет как не слыхать. И не надо».
        Они прошли через дорогу, и Вильке выкатил из какой-то цветочной лавчонки новенький велосипед.
        - Видал, какой у меня ровер, - похвастался он, поглаживая сиденье. - Это я сам купил. Мне волшебник на питание и карманные расходы дал две золотых монеты. Тут это целое состояние. А я думаю, зачем мне деньги на питание, если мне продукты домой приносят? Ну, короче, пошел и купил в магазине велик.
        - Дашь прокатиться? - спросил Франк.
        - Вообще-то я его никому не даю… Но тебе дам.
        Франк сел за руль, Вильке устроился на багажнике, одной рукой держа удочку, а другой - обхватив сиденье, и продолжал рассказывать:
        - То есть волшебник мне и говорит: не было войн у нас в Боденвельте, и, мол, не надо. А я ему: в каком таком Боденвельте? В нашем, говорит. А я: где он находится, этот ваш Боденвельт. А он: как где? Между морей, посередине мира. Я говорю: ха! старик, скажешь, тоже мне - пуп земли. И тут он разобиделся, конечно. Говорит: ты, толстый, смотри у меня, могу и громом ударить. Я говорю: спокойно-спокойно, дружище, ты, что, шуток не понимаешь? А на карте показать сможешь? Он говорит: пойдем. Заводит меня в свою башню-обсерваторию, а там карт всяких и астрономических книг куры не клюют. Достает с полки огромный, старый-престарый атлас, сдувает пыль, кладет на стол, листает, тыкает пальцем и говорит: вот она, а мы вот тут. И, действительно, в самом углу - озеро, а на нем наш городок. Тормози, Франк, приехали.
        Они закатили велик во двор одноэтажной виллы, стоявшей на холме несколько на отшибе. Дом был новенький, нежной молочной побелки, на черепичной крыше красовалась башенка с железным флюгером в виде дракона.
        - Заходи, Франк, полюбуйся, - пригласил Вильке. - На моих глазах за семь дней построили. Это мне местные гномы отгрохали, правда, за счет волшебника. Я же говорил - милейший человек. Впрочем, и сам убедишься.
        Он отворил большим ключом низкую свежевыкрашенную дверь и пригласил гостя войти, предупредив:
        - Осторожно, ступеньки - сразу.
        И действительно, помещение находилось на полметра ниже уровня земли. Внутри было идеально прибрано. Очевидно, Вильке пользовался услугами домработницы. В доме была одна, но довольно просторная и уютная комната. Несколько в стороне от середины стоял массивный камин, расположенный таким образом, что его можно было обойти кругом. Комната условно делилась на три части. С одной стороны камин превращался в печь, и здесь была оборудована тесная кухня. С другой стороны камина стояла широкая заправленная кровать - это, очевидно, была спальня. Остальную, самую обширную часть дома, можно было условно назвать гостиной. Здесь лежала шкура медведя, стояли кованые инструменты для камина, а посередине - темный прямоугольный стол, украшенный букетом полевых цветов в пузатой вазе. Вдоль стен тянулись полки, комоды, буфет и даже трюмо. Потолки в помещении были низкими, деревянными и крест-накрест укреплены несущими балками.
        - Здорово, - признал Франк, осмотревшись.
        - Это еще не все, - похвастался Вильке, указав на две двери. - Здесь финская баня и все удобства, тут - ход в погребок, а это - лестница на чердак.
        Он стал поочередно распахивать двери, будто бы выставлял дом на продажу. После осмотра сауны они поднялись по крутым деревянным ступеням на чердак, и Франк восхитился его уюту. Верх был обставлен скудно, но был уже вполне пригоден для жизни. Пахло свежей древесиной и олифой. Балки были обтесаны до блеска. Здесь, под круглым слуховым окошком, уже стояла деревянная кровать, правда, еще без матраца. Рядом комод, книжный шкафчик, письменный стол и даже небольшой бильярд, но пока не обтянутый сукном. Потолок здесь был вдвое выше, чем внизу, но, естественно, не прямой, а сужающийся к верху.
        - Здесь будешь жить ты, - объявил Вильке.
        - Здорово, - сказал Франк, внимательно осматриваясь и поглаживая низкие балки.
        - Еще бы, - положил руки на пояс Вильке. - Завтра здесь будет не хуже, чем у меня. Слушай, ты, наверное, голоден?
        - Безумно, - признался Франк.
        - Ну, тогда идем вниз, - сказал юный хозяин и уже с лестницы добавил: - Сейчас приготовим завтрак. Пальчики оближешь. Я ведь теперь учусь на повара. Да, господин Генрих с госпожой Изольдой взяли меня помощником в свой трактир. Знаешь, как трактир называется?
        Франк, любуясь своим новым жилищем, только помотал головой.
        - «Друзья дракона», - донесся снизу ломающийся голос Вильке. - Во как.
        Когда Франк, наконец, спустился, Вильке, надев фартук и поварской колпак, колдовал у печки.
        - Пока гостей принимать не будем, - предложил Вильке. - Поболтаем. А завтра уже и гномов позовем, и в трактир мой сходим. Вообще, народ здесь живет милейший, с гномами дружбу водят. Хотя, бывает, иногда и ссорятся. По пустякам. - Вильке надел поварскую рукавицу. - Ну, вот уже и готово.
        Он бросил на стол блюдца и сгреб на каждое из них порцию сомнительного вида массы. Это были сваренные в жиру коральки-колбаски и кусочки сероватого омлета. Но Франку, очевидно, с голоду, блюдо показалось просто восхитительным.
        - Вильке! Объедение, - похвалил он друга с набитым ртом.
        - Хе-хе! Подожди, - махнул на это Вильке. - Я сейчас еще какао сварю, и мы его с ведьмиными кексами выпьем, - он потер ладоши. - А то навалила мне старуха вчера полранца.
        - Вильке, а все-таки, - спросил Франк, - как я здесь оказался?
        - О! Это целая история, - начал молодой повар, пританцовывая у плиты с кастрюлькой в руке. - Не знаю, правда это или нет, но ведьма Каздоя утверждает, что свалился ты прямо с неба, да еще на самого Мимненоса. Мимненос - это здешний дракон, старый, больной, чахотка у него, что ли, но, в общем, очень даже хороший дракон. Я с ним сам еще не видался. Зато наслушался про него - за день не пересказать. Все легенды местные - про подвиги этого Мимненоса. Как он людей из разных скверных ситуаций выручал. А один раз даже потушил пожар, который уже грозил поглотить весь Кругозёр. Этот город так называется. Местные признают, что подвигов дракон давно не совершал. Мало уже кто те времена помнит. А теперь он уже старый и совсем больной, все кашляет да хрипит. Местные ему, конечно, в благодарность за прошлое помогают, чем могут. Варенье малиновое, от температуры, банками ему скармливают, и их же потом ему на спину, для прогревания, ставят. Но лечат его, в основном, только ведьма да волшебник. Драконов лечить - дело мудреное. Древние рецепты нужны, да и заклинания разные. Откуда нам, смертным, их знать? Жалко,
конечно, беднягу. Говорят, последний он в здешних краях остался. Когда-то их было много, но между ними была вражда, и повсюду грохотали войны. Так все и перебили друг друга. Уцелело только одно яйцо. И вылупился из него малыш Мимненос, добрый и улыбчивый. Люди с ним дружбу водили еще с тех времен, когда сами в пещерах обитали. А дракон им подсоблял, уму разуму учил. Он у нас ученый, все книги, говорят, прочитал. В свое время и Сергиуса добрым волшебником воспитал. Вон там его замок на лысом холме стоит. - Вильке указал на окно. - Сергиус скряга, конечно, но, в общем, старик что надо. А что касается Мимненоса, так тот, как хворать начал, заполз в пещеру, призвал бургомистров из всех городов и говорит: ну, дети мои, стар я стал, время отлета моего в поднебесную страну драконов приблизилось. Все тут расплакались, конечно, да и сам Мимненос прослезился и говорит: если любите меня, друзья мои, пожалейте старика, не воюйте больше и не ссорьтесь. Помогайте друг другу. А если спор какой возникнет, на то у вас и волшебник имеется, ученик мой Сергиус. Как он решит, так и примите, словно мою, друзья, волю. А
теперь ступайте и не беспокойте меня более.
        С тех самых пор в этих краях войн и не было. Если Сергиус не врет, то уже почти тысячу лет.
        - Вильке! - опомнился Франк. - Так я ж, получается, и впрямь на вашего дракона свалился.
        - Ну, если старуха сказала, значит, и впрямь, - согласился Вильке. - Чего ей врать-то?
        - Так нет, Вильке! Я же сам помню!
        - А это вряд ли, - откровенно не поверил толстяк. - Ты же без сознания был.
        - Выходит, в сознании, раз помню, - возразил Франк. - Только я, как проснулся, думал, что это мне сон бредовый приснился.
        - Приснился, приснился, - настаивал на своем Вильке. - Не может быть, что б ты с драконом раньше меня повидался.
        - Да нет, слушай же! - продолжил спорить Франк и принялся рассказывать ему о своем плутании по пещере и падении со скалы.
        Наконец, Вильке взвесил все подробности и нехотя согласился.
        - А ты-то как сюда попал? - спросил его Франк.
        - Да так же, - пожал плечами Вильке. - Только мне с пещерой не так повезло. А может, как раз, повезло. Проснулся в сыром подземелье, весь мокрый от жара. Помню кошмар: Будто нас с тобой, как Михаэль предсказывал, все-таки увезли защищать крепость, а там нам красные устроили душегубку…
        Они уже поели и сидели возле камина. Франк - прямо у огня на шкуре, а Вильке - в кресле-качалке неподалеку. Вспоминая свой сон, он судорожно сжимал подлокотники.
        - Мне снилось то же самое, - признался Франк. - И знаешь, мне кажется, что это все-таки было на самом деле…
        - Франк, пожалуйста, - искренне попросил Вильке, - не будем об этом больше. Никогда. Было или нет, это обязательно нужно забыть.
        - Пожалуй, ты прав, - согласился Франк, и они замолчали.
        Наконец, Вильке продолжил:
        - Когда я пришел в себя и набрался смелости поискать выход, то долго, наверное, целый день, плутал по пещере. И вдруг вдалеке показался свет. Я помчался к нему и увидел ослепительно яркий выход наружу. Я долго-долго не мог привыкнуть к свету. А когда привык, обнаружил, что выбрался из горы прямо в лесу и оказался среди прекрасных голубых елей. Сергиус потом сказал, что я вышел из той же горной гряды, что и ты, только с другой стороны. Я прошелся, осмотрелся. Кругом были глубокие спуски, подъемы или отвесные скалы. Страх сразу прошел, и я, счастливый, хоть и голодный, бродил по лесу, пока не набрел на тропинку. Сразу же сообразил, что куда-нибудь она да ведет. Пару часов брел лесами и долами и увидел странное селение, прямо на крутом склоне горы. Но это был не наш городок, а совсем другой, менее красочный, мрачный, весь из серого камня. Там и тут в нем возвышались сторожевые башни, а все дома были слеплены в единую крепость. Я, потеряв от усталости и голода страх, бросился туда. А мне навстречу - два статных витязя на лошадях, в кольчугах и округлых шлемах, в руках у них были копья, за спиной -
луки и колчаны, а на поясах - огроменные кинжалы. Персы, думаю, какие-то, что ли?
        Окружили они меня и говорят на незнакомом наречии. А я им: не убивайте меня, пожалуйста! Я, говорю, сын врача из Германии. Отведите меня в посольство. Они на своей тарабарщине поболтали-поболтали и чего-то решили. Один меня за шкирку схватил и усадил перед собою на лошадь. И повезли они меня в крепость. Привели прямо к своему царю - старичок такой сидит на коврике в мохнатой шапке и трубку длинную курит. Посмотрел он на меня, посмеялся и угощать принялся. Пир горой закатил. А я-то от голода все правила позабыл, уплетаю, как хрюшка, что подадут, а старик в шапке и витязи его надо мной потешаются, все новыми блюдами стол пополняют. Наелся я мяса с фруктами до отвала, вина молодого напился и свалился спать. А утром меня подняли, наградили всякими дарами и отвезли в крепость владыки Сергиуса. Тот принял меня тоже гостеприимно и даже временно поселил у себя. Пока мне гномы этот дом строили, я с ним дни напролет проводил, даже спорил иногда и вредничал. А он - старик добрый, хоть бы хны. Я даже сам решил волшебником стать, но Сергиус меня осмеял и в подмастерья не принял. Куда, говорит, такому, как ты,
в волшебники, - передразнивал волшебника Вильке, - держите меня семь гномов. Вот поселишься в Кругозёре, найдешь себе ремесло по вкусу. Ну, я и нашел, как видишь. Теперь трактирщиком стану. На Сергиуса я не обижаюсь. Волшебник бы из меня, конечно, что надо вышел. Но повар лучше. Да это мне и самому приятнее.
        - А как ты думаешь, где сейчас Михаэль? - спросил Франк.
        - Не знаю, Франк, - пожал плечами Вильке. - Я, признаться, вообще за эти дни здесь почти позабыл то время и тот дом. И народ здешний мне стал роднее. По тебе и по родным только скучал. Сначала. Потом успокоился: думаю, лучше уж так, чем как раньше. А тут и ты объявился. Я нарадоваться не мог, все ждал, когда ты в себя придешь. Здесь вообще всё чем дальше, тем лучше, в отличие от тех времен. И каждое утро - радость, а грусть и воспоминания - это на вечер, для посиделок у огня дома или в гостях. Да и это неплохо, можно ведь и погрустить немножко. И вот пока я вечерами вспоминал да грустил, я одну вещь сообразил. Помнишь наши выдумки в Раушене? Так вот что я думаю - то, что там было понарошку - тут по правде, а что там было по правде, тут - словно дурацкий сон. Ну да ладно, хватит философствовать, ведь еще не вечер. Пора и обед готовить. - Он хлопнул ладошками по поручням и поднялся. - А по хозяйству я справляюсь. Правда, мне гномы иногда помогают и дочка госпожи Изольды, хозяйки трактира, тоже помогает. Это очень хорошая девочка, воспитанная и красивая. Зовут ее Марлена, но ты на нее сильно не
засматривайся, потому что это моя задача, так сказать, по долгу службы. Ведь я же собираюсь стать владельцем трактира. Но об этом трепаться не следует, все и так само собой разумеется… А сада у меня пока нет, - посетовал Вильке, вновь надевая свой поварской наряд. - Ну, ничего, лет пять - и будет не хуже, чем у других. А вот скотиной пора уже и обзавестись. Как ты на это смотришь?
        - Положительно, - сразу ответил Франк. - А кого заведем?
        - Ну, давай, для начала, овцу приобретем, - деловито предложил Вильке. - А потом - как дело пойдет. - Тут он чихнул и потрепал себя за нос. - Ой, Франк, похоже, я все-таки простудился. Опять карга старая горчичниками и банками пытать начнет. Знаешь, эта Каздоя в таких делах еще почище госпожи Кольбе. А вообще, они даже чем-то похожи. Может, сестры. Я это сразу подметил.
        После обеда они испугались, что Франка наверняка потеряли в трактире, где ему на время лечения была отведена комната. Ведь все это время о нем многие заботились. За больным ухаживала хозяйка заведения и ее дочка, и гномы, и даже сам волшебник, наместник дракона.
        Коря себя за этот проступок, мальчики, как ошпаренные, выскочили из дома и помчались на велосипеде с горы к трактиру. Теперь за рулем был Вильке. Друзья выкатили на набережную, пролетели вдоль берега, по мостику и проехали мимо того места, где все еще играли ребятишки.
        - Га-га-га! - смеясь, загалдели те, припоминая Франку гусей.
        Он, не оборачиваясь, помахал им рукой. Вскоре дорога пошла в гору, все круче и круче. Вильке пыхтел и привставал на педалях.
        - Давай поведу, - предложил Франк.
        - Нет-нет, - отказался Вильке. - Мне нужно немножко жирок согнать.
        Наконец, он сдался.
        - Согнал? - подзадорил его Франк.
        - Нет, - признался Вильке. - Просто не могу.
        Они слезли и, ведя велосипед рядом, пошли в гору пешком. Впереди уже виднелся зеленый холм с яблоневым садом, а над ним - широкая рыжая крыша трактира.
        - А, бросай здесь, - сказал Вильке, махнув на велосипед, когда они сходили с дороги.
        - А может, я обратно так же, через окно, залезу? - немного разволновавшись, предложил Франк. - Может, еще и не заметили, что я пропал.
        - Не дури, от тебя, наверное, на пять минут отошли, - сказал Вильке. - Странно только, что о твоей пропаже не оповестили меня.
        Вильке остановился, его осенила какая-то идея.
        - Слушай, Франк, - сказал он, - а давай-ка их разыграем. Полезай-ка ты, и в правду, через окно и ложись в кровать.
        Франк понял замысел друга. Они перелезли через забор, и пошли по саду. Больной забрался на то же дерево, по которому спускался, и заглянул в окошко.
        - Ну, что там? - шепотом спросил Вильке.
        - Пусто, но кто-то прибрался, - отозвался Франк.
        - Полезай и притворись спящим, - сказал Вильке.
        Франк пополз по толстой ветке дерева, отворил маленькие створки и ужом проскользнул в комнатку. Вильке, невинно посвистывая, пошел по саду вокруг трактира.

«Странно, - подумал он, - почему так тихо? Дело уже к вечеру, и в трактире должно быть полно народу».
        С другой стороны к парадному входу трактира через темную рощу тянулась ровненькая ухоженная аллея. Она заворачивала вправо и там, в тени черемух, выскакивала вниз на тракт, ведущий в Кругозёр. С фасада трактир с вывеской «Друзья дракона» не выглядел захолустным - напротив, вполне достойным заведением на каком-нибудь высокогорном курорте.
        Дзынь-дзынь! - позвонил Вильке в колокольчик. Тишина. Он позвонил еще раз.
        - Подождите минуточку, сейчас открою! - послышался сильный голос хозяйки.
        Вильке тут же принялся судорожно прихорашиваться. Наконец за дверью послышались шаги, и он, бодро выдохнув, вытянулся по стойке «смирно».
        Дверь открыла полная симпатичная дама в пышных деревенских юбках, с умным лицом.
        - Здравствуйте, госпожа Изольда, - важно поздоровался Вильке и по-рыцарски помахал перед собой соломенной шляпой.
        - Здравствуй-здравствуй, Вильке! - иронично поклонилась хозяйка. - Проходи-проходи. Пойдем наверх. Должна сказать, что в нашем заведении творятся невероятные вещи.
        Они стали подниматься по парадной лестнице.
        - А в чем дело, госпожа Изольда? - по-деловому поинтересовался Вильке.
        - Видишь ли, твой друг… как его? Франк! В общем, он сегодня с утра исчез. Я послала Марлену спросить у местных ребятишек, не видели ли они странного юношу. Те ответили, что видели, как какой-то взрослый мальчик в ночном колпаке прошел через мост к озеру. Ну, я сразу поняла, что он пошел к тебе, успокоилась и послала сороку Лили подсмотреть в окошко, чем вы там занимаетесь. Сорока сказала, что у камина беседуете. Тогда я решила, что вам есть о чем поболтать. А теперь вот посмотри, что получилось.
        Она отворила дверь комнаты, и Вильке взорвался смехом. Перепуганный Франк в ночной рубашке стоял на комоде, а с пола на него рычал огромным рыжий колли.
        - Франк, слезай! - сказал Вильке. - Кого ты испугался? Это же Лорд, добрейший и умнейший в мире пес.
        - Но, Вильке, он же на меня рычит! - испуганно пожаловался Франк.
        Пес повернулся и сказал:
        - А как на него не рычать, когда он меня, шотландского лорда, шавкой обозвал.
        - Мама! - выкрикнул Франк и спрыгнул на кровать. Подлетев на пружинах, он кубарем свалился на пол.
        Пес гавкнул и двумя прыжками настиг его.
        - Лорд, фу! - хором закричали хозяйка и Вильке.
        Они подбежали и стащили рычащего пса с Франка.
        - Ай-яй-яй, - укоряла колли хозяйка. - Это так-то ты встречаешь гостей! А еще пес-метрдотель называется. Ладно, все уже заждались вас. А ты, Лорд, пойди, переверни табличку. Пора уже и посетителей принимать.
        - И все-таки, как твой дружок вновь оказался в комнате? - спросила женщина, косясь на Франка.
        - Ну, если владыка Сергиус и отказался взять меня в подмастерья, - объяснил Вильке, - то вовсе не потому, что я ничего не смыслю в волшебстве. Старый попросту испугался, что я быстро его переплюну. Могу и кастрюлю воды одним взглядом вскипятить. Хотите?
        - Ну, это мы еще проверим, - смеясь, пообещала Изольда. - А теперь, что касается твоего друга…
        Добродушная женщина представилась и предложила Франку нормальную свежевыглаженную одежду.
        - У вас пять минут на переодевание - и марш в зал, - сказала она и прикрыла за собой дверь.
        В комнате стало мрачно и тихо. Франк сел на кровать и повесил голову.
        - Ты, чего это, дружище? - озабоченно спросил Вильке.
        - Ничего, Вильке, - тихо ответил Франк, - просто я все понял.
        - Что ты понял? - насторожился Вильке.
        - Мы во сне, Вильке. В странном, долгом сне.
        - Какой же это сон, Франк? Что ты говоришь, дурень? Я же тут уже много дней живу.
        - Тебе это кажется, - сказал Франк. - Во сне почти всегда думаешь, что это реальность, и у сна есть свои, такие же ненастоящие воспоминания. Может быть, это все из-за газа?
        - Франк, бедняга, - пожалел его Вильке, сел рядом и стал серьезным: - Я стараюсь не сильно-то задумываться по этому поводу. Напротив, я хочу верить, что все что было, ушло навсегда. А если это сон, то давай пропоем его, как хорошую песню.
        - Ты прав, - печально согласился Франк, - конечно, ты прав.
        - Пойдем вниз, - позвал Вильке и встал. - Там сейчас наверняка весело будет.
        - Ну, пойдем, - взбодрившись, согласился Франк.
        Внизу было злачное провинциальное заведение с мелкими оконцами, под самым потолком, чуть светящимися из-за плотных штор. Куда больше света в полутьме зала давал громоздкий камин. Занято было только два столика. За одним из них сидели пятеро деревенских мужиков, которые громко смеялись, потягивали пенное пиво из огромных кружек с откидными железными крышками, курили и разделывали вяленую рыбу. За другим, в темном углу, сидели самые настоящие гномы. Вели они себя потише, но тоже весело: пили, курили, смеялись и кривлялись. Одеты они были, как и полагается, в пестрые кафтаны с отброшенными назад капюшонами. Маленькие, кряжистые, бородатые, некоторые лысые, а некоторые, напротив, с пушистой шевелюрой, как у одуванчиков, все они производили впечатление зрелых и довольно солидных персон.
        - А вот и мои друзья, - сказал Вильке, подводя Франка к гномьему столику. - Знакомьтесь, уважаемые гномы, это и есть Франк.
        - О! Нам много о вас рассказывали, - наперебой воскликнули гномы. - Вы присаживайтесь, присаживайтесь, молодой человек.
        - Знакомься, - предложил Вильке. - Это Гоэн.
        - Я не Гоэн, я Коэн, - с укором поправил его гном.
        - Ой, прости, Коэн, - извинился Вильке. - А это вот Соэн.
        - Я не Соэн, я Оэн! - засмеялся Оэн.
        - Ой, прости, Оэн, - вновь извинился Вильке. - Ну, а это сам Зоэн.
        - Я не Зоэн, я Жоэн.
        - Прости Жоэн. А это наш Поэн.
        - Сам ты, Поэн! Поэна вообще здесь нету. Это я как раз Зоэн.
        - Ну, извини, Зоэн. Вечно я тебя с кем-то путаю. А это наш дорогой. Э… Гоэн.
        Гном взорвался смехом и прохрипел:
        - Ой, не могу! Ну, я ж сейчас со стула упаду. Я же Соэн!
        - Ах, да! Точно, Соэн, - опомнился Вильке. - Ну, раз ты Соэн, то Фоэн у нас ты. Вот видишь, Франк, все просто.
        - Ну ты, толстопуз, даешь! - возмутился гном. - Я - Гоэн.
        - Да-да, конечно, ты не Фоэн, а Гоэн. Вот же он сидит - дорогой Фоэн.
        - Ура-а-а! - хором вскричали гномы, а последний, угаданный, вскочил прямо на стол и начал отплясывать на нем в своих деревянных башмаках.
        Вдруг сверкнула вспышка, раздался оглушительный выстрел, гномы попрятались друг за друга, прижались к столу или попадали под него. Запахло дымным порохом.
        - Эй, вы, гномы, потише там! - крикнул один из усатых деревенских мужиков с красным рябым лицом. В одной руке он держал дымящийся мушкет.
        - Да-да, потише! - подтвердили его друзья. - Совсем уже страх потеряли…
        - Многоуважаемые господа охотники, - обратился к ним один гном. - Пожалуйста, не сердитесь на нас, просто мы имеем честь принимать знатного гостя.
        - Что еще за знатный гость? - спросило подвыпившее мужичье.
        - Это господин Франк, - сказал гном. - Он свалился к нам с неба.
        - Брешешь! - заржали мужики.
        - Нет-нет, - сказал гном. - Клянусь своей бородой. Свалился прямо на Мимненоса.
        - Кажется, я сейчас пристрелю этого наглого лживого гнома, - сказал один из охотников, взводя тугой курок своего ружья.
        - Он говорит правду, - сказал Франк поднявшись. - Я упал на вашего дракона со скалы.
        Все это время подходили все новые посетители, которые, входя, громко топали на пороге и галантно снимали шляпы перед другими гостями заведения.
        - Что тут творится?! - влетела в задымленный зал хозяйка. - Кто стрелял?!
        - Да я ж без пульки, госпожа Изольда, - виновато сказал охотник и привстал, прижимая к груди шляпу. - Холостым, так сказать. Гномов пугнуть.
        - Я не потерплю такого безобразия в моем заведении! - закричала хозяйка. - Вон отсюда!
        - Госпожа, Изольда, ради Мимненоса, - взмолились мужчины, краснея, - не сердитесь на нас, мы это не со зла. Так, на место поставить хотели, а то совсем распоясались. По столам скачут.
        - К вашему сведению, эти почтенные гномы - мои гости! - сказала Изольда, кипя негодованием. - И до тех пор, пока они здесь, я никому не позволю так с ними обращаться! Вам повезло, что Генрих поехал в порт закупать вино из Бурляндии.
        - Госпожа Изольда, - умиротворяюще говорили протрезвевшие мужики, - простите нас, мы больше не будем.
        Стрелявший охотник расстегнул свою сумку и вытащил за лапы мясистую птицу.
        - Вот, зажарьте в знак примирения для уважаемых гномов эту уточку. Только что подстрелили. Хорошая охота была. И поставьте бородачам вместе с их гостем по кружечке пива. За наш счет, естественно.
        Хозяйка смерила их взглядом, но подошла и выхватила пернатый подарок.
        - Смотрите у меня, задиры, - угрожая им уткой, сказала женщина. - Вот пожалуюсь Сергиусу, он вас самих в уток превратит. Из тебя, Вольф, - сказала она стрелявшему, - получится особенно жирный селезень.
        Остальные загоготали. Хозяйка грозно подбоченилась и топнула ногой, потом развернулась и ушла обратно на кухню. Охотники, наклонившись над столом, продолжили беседу вполголоса.
        - Ну вот, как видите, уважаемый Франк, - печально сказал один из гномов. - Нравы у нас тут еще те. Того и гляди, свинцом накормят или топор в спину вонзят.
        - А я думал, у вас тут мир и покой, - удивленно заметил Франк.
        - Ага, покой, - печально покачал головой другой гном. - На прошлой неделе такую драку в Кругозёре затеяли… Стенка на стенку - охотники с рыбаками. Так и перебили бы друг друга, если бы не кузнец Рудольф. С этим дядькой шутки плохи, он лет десять у Сергиуса в подмастерьях ходил. Что ни сделает в своей мастерской, все с колдовскими подвохами. Выкатил на площадь перед безобразниками свою машину - шестиствольную митральезу на пушечном станке. Ручку крутанул - пару деревьев шрапнелью срезал, аж щепки посыпались. Ну, мужики помялись-помялись да и разошлись. Вот тебе, дружище, и мир с покоем.
        К этому моменту народу в заведении прибавилось, и посетители еще продолжали прибывать. Зал наполнился клубящимся табачным дымом и ровным гулом человеческих голосов. Иногда этот гул взрывал дружный хохот или чей-нибудь хриплый кашель. К столику с гномами подлетела миленькая отроковица лет четырнадцати с целым подносом пивных кружек.
        - Гномам всем большой привет передал мой папочка! - весело заговорила она, крутясь между бородачами и расставляя кружки. - Самого пока что нет. Только я и мамочка. Накрывая вам обед, я верчусь, как бабочка.
        - Здорово! Молодец! - шумно зааплодировала гномья компания.
        - А это и есть Марлена, - представил девушку Вильке. - Дочь господина Генриха и госпожи Изольды. Правда, красавица?
        Девочка бросила на Франка кокетливый взгляд и испарилась, бросив напоследок:
        - А через минуточку будет вам и уточка!
        - А ты чего так раскраснелся, спаситель тигров? - смеясь, спросил лысый гном у Вильке.
        - Каких еще тигров? - отозвался толстячок.
        - А кто нам вчера заливал у камина, что собственноручно спас одного тигра от неминуемой голодной смерти? - спросили они.
        - Ах, вы о котенке, - замялся Вильке. - Так ведь я не один был, а с Франком. Он и предложил мне с малышом хлебом поделиться.
        - Правду говорит? - спросили веселые бородачи у Франка.
        - Было дело, - скромно улыбаясь, подтвердил тот.
        - Так выпьем же! - воскликнул гном, поднимая кружку, - За юных храбрецов и отважных заморских героев!
        Кружки ударились друг о друга, пиво расплескалось на стол, и гномы надолго приложились к напитку.
        - Ух! Какое чудесное пиво! - крякнув, сказал, наконец, один гном.
        - За чужой счет и уксус сладкий, - тихонько заметил другой, и все, припав к столу, с прищуром покосились на охотников.
        - А вот ты, Франк, уже запомнил нас по именам? - спросил гном. - Или так же, как Вильке, всю жизнь гадать собираешься? Или все-таки запомнил?
        - Ну, вообще-то пока не очень, - признался Франк.
        - А хочешь, вмиг всех запомнишь? - предложил гном.
        - Каким образом?
        - Ну, мы же тебе не простые горные гномики, а волшебные, лесные. Можем и наколдовать чего. Хе-хе-хе.
        - Ха! - прыснул Вильке. - Да неужто вы лучше меня в волшебстве преуспели? Да мне сам Сергиус позавидовал! А ну-ка, покажите, на что способны.
        Один из гномов подскочил к Франку и вытащил его из-за стола. В трактире уже собралось много народу, было сильно накурено и довольно шумно. Гном велел Франку нагнуться и простер над его головой руки, делая пальцами магические пасы, а сам в полголоса начал бормотать секрет различения гномов:
        - Слушай меня внимательно, Франк. Внимательно меня слушай! Семь гномов - семь цветов радуги, семь капюшонов. Имя каждого - на первую букву цвета его капюшона. Красный - Коэн, оранжевый - Оэн, желтый - Жоэн. Понял? Все! - И гном громогласно воскликнул, заканчивая во всеуслышание свое заклинание: - Гумбала, шумбала, цай! Гномов по имени знай!
        Все в заведении на мгновение примолкли. Гном-колдун повернулся к обратившейся на него публике и, поклонившись, развел ладони в знак извинения. Все стало как прежде, а гном и Франк вернулись за столик.
        - Ну, что ж, давай, дружище, - ухмыляясь, пригласил Вильке, - назови мне каждого по имени.
        - Та-ак, - сказал Франк, поднял палец и не спеша, без запинки перечислил гномов. - Коэн, Оэн, Жоэн, Зоэн, Гоэн, Соэн, Фоэн.
        Вильке вылупил глаза:
        - Что, правильно?
        - Ага! - хором заверили потешающиеся гномы.
        - Ничего особенного! - объявил несдающийся Вильке. - Я и сам могу. Коэн, Оэн, Зоэн…
        - Неправильно! - воскликнули гномы.
        Франк втянулся в розыгрыш и с пафосом заявил:
        - А я могу и в разброс узнать. Они теперь мне, как братья родные. Спутать невозможно!
        - Да ну?! - вконец изумился Вильке.
        Франк и посчитал пальцем вразброс:
        - Жоэн, Соэн, Зоэн, Коэн, Оэн, Фоэн, Гоэн.
        - Что, опять угадал? - спросил изумленный Вильке.
        - Ага! - ответили гномы.
        Вильке ничего не оставалось, как развести руками:
        - Ну, вы, гномы, конечно, тоже в волшебстве преуспели, но до меня вам все равно далеко. Вы взглядом кастрюлю воды вскипятить можете?
        - Мгновенно, что ли? - спросили удивленные гномы.
        - Вмиг, - заверил их великий волшебник Вильке.
        - Нет, чтобы мгновенно - вряд ли, - признались гномы. - Минут пять-шесть на нагревание все равно надо.
        В это время подоспела Марлена с уткой, и все встретили ее радостными воплями. Затем вернулись к азартной теме.
        - А я - легко! - пожав плечами, заверил Вильке и щелкнул пальцами. - Раз и готово.
        - Что ты об этом думаешь, Франк? - спросил его Оэн.
        - Заливает, - помотал головой Франк.
        - Ну что, Вильке, - сказал Гоэн, - придется держать пари. Я ставлю кружку пива и выкладываю две золотые монеты, если увижу, как он за одно мгновенье вскипятит взглядом кастрюлю воды!
        - И я! - воскликнул Коэн.
        - И я! - добавил Оэн.
        - И я! И я! И я!.. - вторили остальные.
        - Ну вот, Франк, - весело заявил уверенный в себе Вильке, - теперь будет у нас, на что скот покупать. Идемте на кухню!
        Все повскакали с мест и стали пробираться за стойку, к дубовой двери, из которой время от времени выходили хозяйка, ее дочка и еще две служанки.
        Через пять минут Вильке стоял перед огромной кастрюлей в окружении гномов и Франка. Даже госпожа Изольда и Марлена бросили работу и сбежались поглазеть на чародейство.
        - Итак, внимание! - объявил юный маг и склонился над кастрюлей, узрев в ней свое отражение.
        Жестом фокусника, вздернув рукава, он простер ладони над отражением. Затем резко щелкнул пальцами, развел руки и быстро заводил ими, вырисовывая над гладью круги.
        - Суоньце горонцо, горонца крыфь, горонца и вода! - воскликнул Вильке и отпрянул от кастрюли.
        Все ахнули, когда узрели, что вода забурлила и даже стала выплескиваться через край. Вильке вновь подошел к кастрюле и вежливым жестом пригласил зрителей:
        - Прошу желающих удостовериться и обварить себе руку.
        Желающих не нашлось, все поверили ему на слово.
        - Да здравствует Вильке! - воскликнули гномы, - Великий маг и волшебник!
        С этими восклицаниями они втащили толстяка на руках обратно в зал трактира.
        - Совсем гномы распоясались, - ворчали им вслед, когда они пробирались среди занятых посетителями лавок. - Скоро на шею нам сядут. И куда только господин Генрих смотрит?
        Веселая компания окружила свой столик, и Вильке гордо водрузил посредине перевернутую шляпу.
        - Прошу! - поиграл он пальцами, призывая должников к расплате.
        Гномы, как известно, - народец алчный, но, в отличие от горных, лесные за свои слова отвечают. Похмыкивая и кривясь, они развязали свои бархатные мошонки, и в шляпу Вильке, бряцая, посыпались сверкающие монеты. Тот поднял свой головной убор за провисшие полы и радостно взвесил:
        - Теперь я куплю себе семь овец и буду очень счастлив! - сказал он и нахлобучил нагруженную золотом шляпу на голову.
        - Должен спеть! Должен спеть! - настоятельно потребовали гномы. - Старых традиций нарушать нельзя.
        - Но только если вы подыграете, - согласился Вильке.
        Гномы вмиг расстегнули свои огромные шарообразные рюкзаки, и стол с уткой и пивными кружками превратился в место сборки диковинных музыкальных инструментов. Быстрее всего вооружились скрипачи, потом флейтисты, за ними приготовился тамбурин и, наконец, ксилофон. Когда началась настройка, вся публика в заведении притихла.
        Хоть гномов в этих местах особо не жаловали, но в умении скрасить вечер волшебной музыкой им не отказывал никто. Люди закопошились, устраиваясь поудобнее, чтобы было не только слышно, но и видно.
        Откуда ни возьмись, на импровизированной площадке перед столиком гномов появилась табуретка, а сидевший на ней Вильке уже поправлял ремни своего аккордеона. Готовые играть, гномы построились за ним в два ряда. Вильке всегда здорово играл на аккордеоне и знал добрую сотню самых бредовых застольных песен. Он прокашлялся и начал вступительную речь:
        - Дорогие гости, завсегдатаи, а также хозяева и работники сего славного заведения, короче, друзья дракона! Позвольте предложить вам последнее достижение в области немецкого авангарда в исполнении творческого объединения «Вильке Борген и семь гномов»!
        Зал приветственно зааплодировал, а когда наконец установилась тишина, Вильке сказал:
        - Посвящается нашему шотландскому другу.
        Кто-то свистнул, несколько охотничьих собак гавкнули, а Вильке кивнул гномам, зажмурился и-и-и:
        - Айнс, цвай, драй, фир!
        Жила-была собака.
        Она была большая,
        И был у той собаки
        Огромный рыжий хвост.
        И вот когда собака
        Бежала по дороге,
        За нею пыль вставала
        Почти до самых звезд.
        И были у собаки
        Огромнейшие зубы,
        И лаяла собака,
        Как миллион собак.
        Когда она дышала,
        С домов слетали крыши
        И все деревья гнулись -
        И это было так.
        Жила была собака…
        Но только ты не бойся:
        Она была послушной
        И доброю была.
        Меня она любила,
        И в гости приходила,
        И ела хлеб с вареньем,
        И сладкий чай пила.
        И добрая собака
        Со мной гулять ходила
        И ласково крутила
        Своим большим хвостом…
        А вот что было дальше,
        Еще я не придумал.
        Сначала я придумаю,
        А вам спою потом.[Стихи Ирины Пивоваровой.]
        Успех был ошеломляющий! Даже вызывали на «бис». Короче, Вильке и гномы задали такой тон, что весь вечер в «Друзьях дракона» посетители лаяли, горланили, смеялись и плясали до упаду. Пиво лилось рекой и даже пьяный охотник Вольф отплясывал, усадив себе на шею гнома, под всеобщие аплодисменты. Потом вдруг к столику подошла хозяйка заведения. Она шепнула что-то Вильке и Оэну, те покачали головами в знак согласия.
        - В чем дело? - спросил Франк, наклонившись к уху Вильке.
        - Госпожа Изольда, - ответил Вильке, - считает, что для тебя на сегодня достаточно. Пора тебе отдыхать. Пойдем наверх.
        Мальчики встали из-за стола. Вильке посоветовал не прощаться, а то не отпустят, и они удалились незаметно, вернувшись в комнаты гостиницы. Для Франка уже была готова заботливо постеленная кровать, угол одеяла с белоснежным покрывалом был заманчиво отброшен. За окнами сгустился вечер, створки были распахнуты, а на подоконнике с ноги на ногу переминался огромный черный ворон с массивным клювом. За ним в сумерках на одной из гор еще виднелись очертания старинного замка.
        - Здравствуйте, господин Метранпаж, - войдя в комнату, почтительно обратился к ворону Вильке, - позвольте представить вам моего друга Франка.
        - Кар-р, кар-р, добрый вечер, - вежливо отозвался ворон, - очень приятно мне с вами познакомиться.
        - Франк, - сказал Вильке и подвел друга к окну, - это советник владыки Сергиуса Метранпаж.
        Птица важно повернула голову, и на ее клюве сверкнули стеклышки пенсне.
        - Мне тоже очень приятно, - честно сказал Франк, находясь в замешательстве от общения со столь странной персоной.
        - Пр-релестно, пр-релестно, - картаво сказала птица, вышагивая по подоконнику. - Сорока Лили сегодня поутру принесла в замок волшебника радостное известие о вашем пробуждении. Сам владыка Сергиус решил, что сегодня нет необходимости в его визите в Кругозёр и велел передать вам, что ожидает вас завтра в полдень у себя в замке. Кар-кар.
        - О, да, конечно, - заверил ворона Вильке, - Спасибо вам большое и передайте волшебнику, что завтра мы обязательно придем.
        - Ну, тогда до свидания, - сказал ворон, не дожидаясь ответа вспорхнул и полетел прямо в сторону замка. Мальчики провожали его взглядами, пока он не превратился в черную точечку на фоне огромной, в половину окна, луны.
        - Ну вот и все, Франк, - почему-то грустно сказал Вильке, - твой первый день в Боденвельте подошел к концу. Завтра будет следующий, еще интересней. Мы с тобой пойдем в замок. Но первого дня уже не будет.
        - А знаешь, Вильке, - сказал Франк, - я совсем не хочу спать. Оставайся, поболтаем.
        - Может, позовем гномов? - спросил Вильке, усаживаясь на высоченную кровать.
        - Нет, не надо, - морщась от неловкости, сказал Франк, - давай побудем вдвоем. С ними, конечно, хорошо, но немножечко шумновато.
        - Это ты точно заметил, - усмехаясь, согласился Вильке. - Я тебе еще вот что скажу: народец они вообще тот еще. Хуже евреев. Но зато не соскучишься. Да, я, пока тебя не было, в основном, с ними и общался. Ну, вообще-то, не только с ними, конечно. Еще с волшебником, ведьмой, с хозяевами трактира, да с Лордом. Он же мне и окрестности показал. Ты на него не сердись, он пес, что надо. Просто гордый немного и вспыльчивый. Наверное, хотел сразу объяснить, кто в доме хозяин. А то все тут только вокруг тебя крутились все эти дни. Ну да ладно, я уверен, что вы еще подружитесь. Будете вместе наших овец пасти.
        Вильке низко наклонился и с трудом стянул с головы набитую золотом шляпу.
        - Вот видишь, как нам повезло, - довольно потрясая монетками, сказал он.
        - А где это ты таким приемам научился? - спросил Франк, припомнив чудо на кухне. - У Сергиуса, небось.
        - Да нет, что ты, - засмеялся Вильке. - Это мне Михаэль еще в Раушене показал, когда мы наряд на кухне отрабатывали.
        - А как он это делал?
        - А ты скажешь, как гномов запомнил? - прищурился Вильке.
        - Проще простого, - сказал Франк. - У каждого гнома капюшон одного из цветов радуги, на первую букву этого цвета они и зовутся. Если фиолетовый - то Фоэн, если оранжевый - то Оэн. Понял?
        - И правда, проще простого! - воскликнул Вильке. - А я-то думал, они и впрямь колдовать мастера. Ах они мошенники! Ну, гномы, ну держитесь у меня!
        - А как ты-то воду вскипятил? - напомнил о договоре Франк.
        Вильке закусил губу, лукаво покосился на Франка и пожал плечом:
        - Как-как, взглядом.
        - Ну, толстый, держись! - воскликнул Франк, залез на кровать с ногами и набросился на Вильке.
        - Помогите! - по-поросячьи завизжал Вильке. - Убивают! Спасите!
        Пока они боролись, щекотались, переворачивая и буровя постель, дверь в комнату распахнулась, и в нее с лаем влетел Лорд.
        - Спокойно, дружище, - отходя от хохота, успокоил его Вильке. - Мы же просто играем.
        - Гав! - еще раз возмутился пушистый рыжий пес. - Хватит баловаться, не на улице. Вот завтра пойдете со мной гулять, там и поиграете.
        - Отлично, Лорд! - согласился Вильке. - Завтра проводишь нас в замок волшебника.
        - Гав, - уже спокойнее подал голос пес. - И все равно не балуйтесь, - сказал он, подобрев. - Спокойной ночи. Если, Вильке, пойдешь домой, зови меня, я тебя провожу, а то бродят у нас тут всякие. Аф. Ладно, пойду я.
        Лорд ушел, и мальчики снова остались одни. За окном быстро смеркалось, и в комнате уже стоял полумрак. Друзья поболтали еще часок, и Вильке зевнул.
        - Знаешь, Франк, - сказал он, заваливаясь на подушку, - а я, наверное, правда, тут останусь. Что я там буду один делать, если ты здесь? Я очень люблю это место. В смысле, «Друзей дракона». И хозяева его для меня как родные. Вот женюсь на Марлене, стану трактирщиком и здесь поселюсь.
        - Губа не дура, - усмехнулся Франк. - Ну, давай ложиться уже, а то в одежде уснешь.
        - А дом тот тебе отдам, - заверил сонный Вильке. - Вот увидишь.
        Они оделись в ночные платья, включили ночник и залезли под одеяло. Вообще в помещении было прохладно, Вильке швыркал носом, но окно потребовал оставить открытым. Уж больно приятно было слушать шуршание майского сада.

«Тук, тук» - постучались в дверь, и в проеме показалась свеча, озаряющая личико Марлены.
        - Мальчики, вы не спите? - шепотом спросила она.
        - Нет! Нет! Заходи! - обрадовался Вильке.
        Девочка в ночной рубашке с пышными распущенными волосами скользнула в комнату и запрыгнула к ним на кровать. Двое юношей в ночных колпаках устроились против нее.
        - Чего-то мне тоже не спится, - сказала Марлена. - Тебя, значит, Франком зовут?
        - Ага, - подтвердил Франк, - а ты - Марлена.
        - Точно, - сказала девочка, сидящая в позе лотоса, как индус. - А вы давно уже друг с другом знакомы?
        - О! - махнул рукой Вильке. - С незапамятных пор. С младших классов. Ну и времечко было! Был я тогда молод и горяч, и бросал вызов целой школе. Просто я был новичком, и приходилось держать себя в форме. - Рисовался Вильке.
        - То-то тебя вся школа лупила, - не удержавшись, подколол его Франк.
        - Да, - махнул рукой Вильке, - как говориться: давно это было и неправда. А пойдем завтра с нами к Сергиусу, на луну из телескопа посмотрим.
        - Я завтра на кухне работаю, - со вздохом сказала Марлена.
        - А мы тебя отпросим, - заявил Вильке. - Вот увидишь.
        - Ну, если только отпросите, - улыбаясь, согласилась девочка.
        Они еще поболтали, потом Марлена пожелала им сладких снов и ушла спать. Мальчики тоже погасили ночник и вновь залезли под пуховое одеяло.
        - Вильке, ты спишь? - спросил Франк через пять минут.
        - Сплю, - честно ответил тот.
        - Вильке, а если я завтра проснусь, и все это окажется сном? - обеспокоено спросил Франк.
        - Спи, дуралей, - сказал Вильке и всхрапнул.
        Франк вздохнул, перевернулся на бочок и закрыл глаза. Из окошка мягко потянуло прохладой сада, мальчик вдохнул, стянул с Вильке побольше одеяла и скатился в знакомый и крепкий сон.

… Зеленый-зеленый луг на широком холме. Франк бежит по этому лугу. Далеко за этим бугром играют все остальные ребята. Он очень спешит, ему не хочется быть здесь одному. Где-то вдалеке чуть слышно доносится знакомый звонкий смех. «Вильке! Это же Вильке! - радостно думает он и хочет как можно скорее добраться до приятеля. - К тому же, здесь нельзя оставаться долго, надо спешить». Франк бросается во весь опор, но падает, поскользнувшись на траве, что-то мешает ему… Он оборачивается и видит, что штанина его зацепилась за петлю торчащей из земли колючей проволоки. Он, не жалея штанов, дергает их, чтобы скорее освободиться, изо всех сил, но петля только туже схватывает его ногу. Нехорошее предчувствие. Он чует, как подкатывается еще не забытый страх. «Вильке! Михаэль! Подождите меня!» - кричит он изо всех сил, но в ответ лишь слабый ветер колышет траву. В панике Франк хватается за колючку, но она не пускает его, словно хочет удержать. Она как тонкая стальная змея. Франк вцепляется в нее обеими руками и тянет изо всех сил на себя, пытаясь выдернуть. Рывок - и вместе с ним из недр, прямо из-под земли,
доносится отчаянный вопль сотен голосов. Вопль сразу же обрывается, как только Франк бросает колючку и падает. Он сразу все понял: они внизу. Они все под ним. Их атакуют там, под этим холмом, во тьме и сырости четвертого форта. Они мчатся там, обезумевшие от страха, а их поливают огнем. «Вильке! - кричит Франк, - я здесь, Вильке!» Мальчик отчаянно хватает мерзкую проволоку и яростно тянет ее на себя. «Сюда! Сюда!» - кричит он. Проволока поддается, и он вытаскивает ее настолько, что уже может перекинуть через плечо. Она впивается в его спину, норовит удавкой обхватить горло, но он тянет и тянет. Голоса ребят снизу все отчетливее. «Наверх!» - кричит он им, но вдруг понимает, что все бесполезно. Он отпускает колючку и обнаруживает, что запутался в ней весь. Он пытается содрать ее, но ничего не выходит, она тянет его под землю, которая уже проваливается, как зыбучая трясина или песок. Вот погрузился уже по пояс, по грудь, по горло, в самую тьму. Земля кругом сыпется, он чувствует ее минеральный вкус, песок скрипит на зубах. Сыпятся кирпичи. Крик слышится нестерпимо близко…
        Щелчок! И он, снова в противогазе, мчится среди ошалевших солдат. Иногда они спотыкаются, стукаются стальными шлемами, пихают друг друга локтями. Трассирующие струйки шипят над головами, ударяются в потолок. Дым, искры… Пули щелкают по шлемам или глухо впиваются в плоть. Вдруг все падают, напирают в давке, крик становится намного громче. Но Франк все еще различает среди шума свое мерное дыхание через клапан противогаза. Вдруг ему начинает казаться, что это страшное дыхание принадлежит не ему, а кому-то чужому, жуткому и незнакомому. Наверное, это тот, кого все так бояться. Франк задерживает дыхание. Да, это дышит не он. Это, точно, дыхание того, кто так испугал солдат. Кажется, все это заметили, поэтому суматоха почти прекратилась. Солдаты замерли и уставились вперед. И тот, кто так страшно дышал, не заставил себя долго ждать. Вот он поднимается впереди, словно дым. Стекла маски так запотели, что ничего не видно, но растущая тень накрыла уже всех солдат и приковала их к месту. И он дышит, еще отчетливей, будто в такой же маске. Вдруг Франк осознает, что он остался здесь с этим существом один на
один. Оно обволакивает его, оно везде, и убежать от него нельзя. Франку кажется, что за ним наблюдают. «Если хочешь, можешь идти, - говорит змеиный шепот совсем рядом. - Только не наступи на меня». Франк делает шаг назад и, словно мину, чувствует под ногой упругую плоть. «А!» - вскрикнул он и проснулся.
        Рядом, похрапывая, лежал Вильке.

«Опять этот сон», - подумал Франк и, еще чувствуя привкус страха, покрепче прижался к родному толстяку. Потом, уснув, он видел уже другие сны.

… - Гав!
        Открыв глаза, Франк обнаружил над собой огромную фигуру Лорда, его мощную пушистую грудь. Тот стоял прямо на кровати и вилял хвостом.
        - Доброе утро, Лорд, - сонно сказали ребята и добавили: - Мы поспим еще полчаса, ладно?
        - Гав! Вставайте, сони, - сказал пес звонко. - Марлена уже приготовила завтрак.
        От одного этого имени Вильке сразу же подскочил и принялся натягивать шорты, бормоча себе под нос:
        - Полюбоваться на весну. Встаю пораньше на заре. И даже птички все в саду. Э… Дивятся мне, дивятся мне! - досочинил он, натянул туфли и умчался за дверь вместе с лающим Лордом.
        Франк лениво поднялся и, не переодеваясь, подошел к распахнутому настежь окну. Цветущий яблоневый сад, через который проглядывают прогнувшиеся от времени черепичные крыши, манящий холм с извилистой дорогой к замку, голубые сопки, горные луга, стрекозы и скалистые острые вершины в утренней мгле. Между двух гор первый солнечный луч падает широкой косой полосой. Все овеяно прохладным утренним ветром, запахом цветов и росы, голосами птиц и жужжанием пчел. Франку захотелось расправить крылья, вспорхнуть, как вчерашний ворон, и полететь туда - далеко-далеко за селенье, за замок, нежась в этом мутном луче. Ведь там, за мглистыми горами, будет новый пейзаж, темные леса, может быть, другой городок или целая сказочная страна. Франк не знал так это или нет, но мог представить и пообещал себе это проверить.
        Мальчик, не в силах оторвать взор от пейзажа, встал перед окном и, как крылья, расправил руки. И вдруг голос его сам собой запел дивную песню из одних только гласных звуков. Сила ее нарастала, голос становился все прекрасней, пролетал над долиной, скользил по сырым от росы мшистым крышам, царапался о верхушки елей на сопках, вилял по змеистой дорожке вверх по склону холма, облетел замок вокруг и через огромное распахнутое окно влетел в темный, уютный и важный покой.
        Это был рабочий кабинет волшебника. Может быть, заостренные уши старика и не могли расслышать столь дальнюю песню, но он почуял ее, бросил отстукивать на печатной машинке и посмотрел за окно.
        Умывшись и позавтракав, мальчики, девочка и собака отправились в замок волшебника. Он оказался гораздо дальше, чем им казалось из окна. Путники миновали пределы Кругозёра, потом тракт превратился в лесную тропу, и ребята углубились в высоченный хвойный лес. Деревья в этой стране и впрямь были необыкновенные.
        - Вот срубить бы один такой кедр, - заметил Вильке, - и танцплощадка готова.
        - Я тебе срублю, - возмутилась Марлена. - Одному такому дереву, может быть, две тысячи лет. Ведь это секвойя.
        - И шишки у них тоже немаленькие, - сказал Франку Вильке.
        - А пойдем поищем! - предложила Марлена.
        - Еще чего! Гав! - возразил Лорд. - Это вам не парк для детей, а дремучий лес. Смотрите, какие заросли, в них могут быть рыси и даже медведи.
        Заросли, и впрямь, были серьезные. С одной стороны от тропы был резкий овраг, а с другой - напротив, подъем. Между могучими стволами рос папоротник, цветущие ягодные кусты и малюсенькие елочки.
        - Звери никогда не нападут на тех, кто идет к самому Сергиусу, - объяснил Лорд. - Они, напротив, незримо охраняют таких путников, чтобы никто их не обидел. Таково древнее соглашение. Но если путники сойдут с тропы в лес, и тем более начнут там безобразничать, тогда урока не миновать.
        - Лорд, ну пожалуйста, - взмолилась Марлена, - ведь Франк должен посмотреть на наши шишки!
        - Гав, ждите здесь, - сказал Лорд и двумя прыжками нырнул в овраг.
        Раскатившись по лесу, его басистый лай стал удаляться и вдруг пропал вовсе.
        - Ну, где он там? - стала уже волноваться Марлена. И тут же Лорд выскочил из зарослей. Один его бок был плотно облеплен репьем, но в зубах он держал огромную, как ананас, шишку. Он положил ее перед ребятами.
        - Аф.
        - Ну вот, Лорд, опять тебя чесать придется, - сказала Марлена, принимаясь обдирать колючки.
        Только к обеду лесная тропа вывела путников на дорогу, ведущую к старинному замку на холме. Замок был высок и не имел защитных сооружений. Дворец с башенками походил на старинную церковь, одна башня была толстой-претолстой и обвитой плющом, а на самом ее верху, посреди зубцов, пялился в небо купол обсерватории.
        - В этой башне - телескоп и библиотека, - рассказывал по пути Вильке. - Это самое интересное место в замке.
        Вдруг на придорожный камень сел большой черный ворон. Это был Метранпаж.
        - Добрый день, друзья, - зычно сказал он.
        - Привет, пернатый, - махнул ему Вильке.
        - Как дела? - спросила Марлена.
        От такой фамильярности ворона передернуло.
        - Вас уже заждались. Время - половина второго, прошу вас поторопиться, - холодно произнес он и улетел.
        Глубокая тень высоченного леса внезапно кончилась, и ребята оказались на припекающем майском солнце. Лесная тропа пошла в гору и превратилась в окаймленную белыми глыбами дорогу. Вильке сразу же взмок.
        - Эх, жалко, что мы велосипед не взяли, - посетовал он. - Вот бы с горки этой разок скатиться. Тебя, Франк, на багажник, Марлену на раму…
        - А тебя на руль, - сказал Франк и они с Марленой засмеялись.
        - А кого же тогда на сиденье? - невозмутимо спросил Вильке.
        Франк пожал плечами и, смеясь, сказал:
        - Лорда. А еще лучше - волшебника.
        - Тс-с! - одернули его друзья.
        Франк закусил губы.
        - А что я такого сказал? - спросил он.
        - Ты что, мы же во владениях Сергиуса, - сказала Марлена. - Здесь каждый кузнечик - его дружок. Непочтение к волшебнику - это нехорошо, - наставительно сказала она.
        - А я по рассказам Вильке подумал, - разочарованно сказал Франк, - что волшебник - рубаха-парень, наш человек.
        - Наш-то он наш, - подтвердила Марлена, - но с волшебниками шутки плохи. Сергиус - древний властелин этих земель и местоблюститель великого князя страны Боденвельт дракона Мимненоса. Девятьсот лет назад владыка Сергиус был избран самим драконом быть судьей всех народов нашей страны и хранителем доисторических тайн драконьего волшебства.
        Франк присвистнул:
        - Ничего себе. Значит, у нас сегодня не обед, а аудиенция в замке.
        - Типа того, - согласился Вильке, - и все-таки Марлена преувеличивает. Сергиус - обычный старикашка, а временами и старый пер…
        На этом слове Вильке исчез.
        - Вильке! - перепугался Франк. - Куда он пропал?
        Марлена так хохотала, что даже присела на корточки, а Лорд зашелся лаем.
        - Вильке! - кричал Франк, бросаясь от белого булыжника с одной стороны к белому булыжнику с другой. - Вильке, ты где?!
        - Да не кричи ты так, - успокаивала его Марлена. - И ты, Лорд, фу!
        - Но куда он исчез? - продолжал паниковать Франк. - Он ведь только что был здесь, с нами. И спрятаться он не мог…
        - Да все в порядке, - успокоила его Марлена. - Это его Сергиус, небось, проучил. Но волшебник ему зла не сделает. Наверняка Вильке уже в замке.
        Наконец они добрались до верха и подошли к большим дубовым вратам, обитым железной сеткой. Марлена взяла дверное кольцо и с трудом постучала им по дверям. Во вратах открылось окошечко.
        - Мы граждане Боденвельта и жители Кругозёра, - важно сказала Марлена, - мы прибыли по приглашению владыки Сергиуса.
        Тут же загремел засов, и врата распахнулись, но привратник остался незримым. Из темноты замка повеяло приятной прохладой и сыростью. Мальчик, девочка и собака вошли в темный коридор. За поворотом налево находилась еще одна дверь, но уже с двумя стоявшими по стойке «смирно» часовыми-швейцарами с мушкетами на плечах, в черных беретах и полосатой желто-фиолетовой форме. Не успели гости подойти, как створки плавно распахнулись. За ними в пыльном луче света, падавшем от высокого витража, стоял сам хозяин замка. Зал был колонным, а свод его - настолько высок, что сутулый волшебник казался маленьким. Но в целом фигура бородатого старика в длинной одежде была очень внушительной и вполне соответствовала словам Марлены.
        Вошедшие, включая пса, поклонились. Сергиус ответил благословляющим жестом. Волшебник был в маленькой круглой шапочке наподобие тюбетейки, сам почти лысый; сквозь жиденькие остатки волос, зачесанных за остроконечные уши, просвечивала покрытая пятнышками восковая кожа головы. Старческие глаза волшебника под косматыми бровями выражали большую ученость. Нос своей необычной формой чем-то напоминал птичий клюв, и на нем поблескивало золотое пенсне. Но самым замечательным у владыки Сергиуса была его белоснежная окладистая борода. В руке волшебник держал жезл с литым драконом, а на плече у него восседал верный паж Метранпаж.
        - Рад приветствовать вас, дорогие гости, - сказал Сергиус. - Добро пожаловать.
        Марлена подошла к волшебнику первой и поцеловала его старческую руку. Затем так же, немного робея, поступил и Франк. Вся усыпанная родинками рука волшебника оказалась мягкой и приятной наощупь. Кривые пальцы с острыми ногтями, похожими на когти, казалось, испускали магический ток. Да, это был настоящий волшебник.
        - Здравствуйте-здравствуйте, - улыбаясь и глядя исподлобья, приветствовал их волшебник. Голос его был приятен, важен и немного гнусав. Щека Сергиуса чуть заметно подергивалась от нервного тика. - Идемте во внутренний дворик, на улице так хорошо, - пригласил он и повел гостей за собой.
        - А где… - начал было Франк о пропавшем Вильке.
        - Проказник ваш уже здесь, - перебил его Сергиус. - Причем, хочу сразу заметить, к его перенесению я не имею ни малейшего отношения.
        - Как же это получилось? - удивлся Франк.
        - Камни, молодой человек, придорожные камни, - объяснил Сергиус. - В них живут древние духи, охраняющие дорогу в этот замок. Они совершенно не терпят нахальства. Нрав у них жестковат, и они могут довольно лихо обойтись с хулиганом. Например, заколдовать или направить в подземные недра под замком, где обитают не слишком доброжелательные привидения. А вашего дружка камни просто сдали мне в руки.
        Они вышли в уютный внутренний дворик. Между клумбами были выложены белые каменные дорожки, на фонарях, кроме светильников, висели горшочки с цветами, в центре дворика веселый каменный карапуз лил воду из кувшина в чашу. Возле фонтана стоял столик с шахматами и две скамейки. Ну, а завершал картину висящий в воздухе Вильке. Не доставая до пола всего сантиметров тридцать, он с умеренной скоростью вертелся всем туловищем, как волчок.
        Сергиус хитро покосился на ребят, щелкнул пальцами, и Вильке расколдовался. Он приземлился, словно спрыгнул со стула и, взъерошенный, замер, присев и разведя руки. Стоя так нарастопырку, он бросал ошарашенные взгляды то на хозяина, то на гостей.
        - Вильке, милый, - хлопнула его по плечу Марлена. - Приходи уже в себя.
        - Гав! - виляя хвостом, подал голос подбежавший к нему Лорд.
        - Как это получилось? - спросил Вильке, выходя из ступора.
        - А не будешь болтать что попало, - ответил ему строгий Лорд.
        Вдруг в компанию втесался еще один человек. Хотя, может, и не человек. Карлик - метр десять от силы. Одет он был в остроносые ботинки с бантиками, белые гольфы, красный мундир с золотыми пуговицами и в красную же треуголку. Нарядный карликовый лакей приветственно улыбался, слегка опустив свой длиннющий нос.
        - Позвольте представить вам, - сказал волшебник, указывая на карлика, - моего любезного слугу Нонпареля.
        Карлик учтиво поклонился и немедля принялся убирать со столика шахматные фигурки.
        - Ну, первым делом, - сказал Сергиус, - хотелось бы провести небольшой осмотр. - Он жестом пригласил Франка сесть на скамейку.
        - Так, запрокинь слегка голову и смотри вверх, - сказал волшебник.
        Франк подчинился, а Сергиус отодвинул верхнее веко мальчика и посветил маленьким фонариком прямо в зрачок.
        - Та-ак, хорошо, замечательно, - сказал он, озадаченно щурясь. - Открой рот, покажи язычок. Прекрасно-прекрасно. Что-нибудь беспокоит? Как писаем, нормально? Головокружения? Колики?
        - Нет, - краснея от того, что ему задают такие вопросы в присутствии Марлены, ответил Франк.
        - Чудесно-чудесно, - бормотал нахмурившийся Сергиус. Потом покопался в волосах Франка, подергал его за одно ухо, потом - за другое, как бы проверяя, не отвалятся ли. - Ну, что ж, - диагностировал волшебник, - дела у вас идут хорошо, можно сказать, почти что замечательно. А как сон, что-нибудь сниться?
        - М-да, - нехотя признался Франк. - Один сон нехороший…
        - Нехороший? - озабоченно переспросил Сергиус.
        - Да, - подтвердил Франк, - словно идет война, и вдруг я остаюсь наедине с кем-то, кто страшно дышит и извивается в темноте.
        - Ага, - задумчиво покачал головой волшебник, погладив свою ухоженную белоснежную бороду. - Ну, что ж, - сказал, он наконец и достал откуда-то пузырек. - Вот тебе волшебный бальзам, будешь принимать его по три капли в день. Смотри, - предостерег маг, - этот бальзам драгоценный, он содержит целебный яд самого Мимненоса.
        Франк принял лекарство, поблагодарил, посмотрел пузырек на просвет и спрятал его в карман. Маленький слуга к тому времени уже накрыл столик, на котором появились глиняные тарелки с гороховым супом. Лорду тоже налили в миску еду и поставили ее рядом на маленькую скамеечку.
        За едой Вильке пришел в себя и вновь стал болтлив и весел. Он рассказал волшебнику про свое пари с гномами и продемонстрировал выигранные монетки.
        - Этот твой трюк уже скоро всем надоест, - засмеялся волшебник.
        - Истинный талант никогда не устаревает, - возразил ему Вильке.
        - И как же ты собираешься распорядиться своим состоянием? - поинтересовался хозяин замка.
        - Видишь ли, дорогой Сергиус, - сказал Вильке, - мы с Франком решили поселиться в моем доме вдвоем. Я отдаю в его распоряжение свой чердак. Так что хозяйство у нас с ним будет общее. И вот мы, посовещавшись, решили первым делом обзавестись овцой или даже несколькими овцами.
        - Ну, что ж, - согласился Сергиус, - дело хорошее. Чья идея?
        - Конечно, моя, - несколько удивленно отозвался Вильке. - Но я думаю, Франк с Лордом будут не против того, чтобы иногда выводить скот пастись на полянку.
        - Гав, - довольно сообщил пес. Похоже, идея Вильке действительно показалась ему удачной.
        - Пока они пасут овец, - дальновидно предположил Вильке, - я буду помогать в трактире, глядишь, и неплохим поваром стану. Госпожа Изольда, кстати, уже высказалась касательно моих успехов, она сказала: «О, Боже, Генрих, ты посмотри, что сделал наш Вильке!»
        - Это когда ты засунул в печь неощипанного гуся? - засмеялась Марлена.
        - Нет, - отмахнулся молодой повар, - это случилось, когда я начистил сковороду до такого блеска, что смог пускать солнечного зайчика в глаза прохожим. - Вдруг Вильке прислушался и почавкал. - Вы знаете, мне кажется, что немного не хватает соли.
        - Ее там нет, - весомо заметил карлик-слуга.
        - Вот, вот, - сказал Вильке. - А в целом получилось неплохо, очень даже неплохо. А скажите, уважаемый, - обратился он к Нонпарелю, - почему здесь нет соли? С ней-то было бы вкуснее!
        - Владыка Сергиус не ест соль, - важно объяснил Нонпарель, - а для желающих - солонка на столе.
        - Да, что вы говорите?! - опомнился Вильке, схватил солонку и начал вытряхивать соль в свой суп.
        После обеда Марлена откланялась:
        - Большое вам спасибо, владыка Сергиус. И вам, уважаемый Нонпарель. Но мне нужно идти, ведь меня отпустили только до обеда, а уже третий час.
        - Надо же, как бежит время, - с досадой сказал Вильке, - мы ведь, кажется, только пришли.
        - Но, к сожалению, мне пора, - покивала Марлена.
        - Тогда я тебя провожу, - бойко вызвался Вильке.
        - Ну что ты, Вильке, я же пойду с Лордом, - попыталась отклонить предложение Марлена.
        - Нет-нет, - сказал Сергиус. - Вильке прав, идите вместе, а Франк пусть останется у меня.
        - Зачем это? - прищурившись, спросил Вильке.
        - Есть у нас с ним кое-какие дела, - сказал волшебник. - Да и чердак твой еще не готов, гномы только сегодня приступили к работе.
        - Приступили? - удивился Вильке.
… - Первым делом, - сказал Сергиус, - давай познакомлю тебя с замком. Чтобы ты тут случайно не заблудился.
        Сначала он показал Франку свой рабочий кабинет. Это была комната с высоким сводчатым потолком и поистине огромным окном до пола. Убранство волшебной канцелярии не показалось Франку необычным. Мебель скромная, правда, из красного дерева. На каменном полу лежал вытертый ковер красных тонов. Посредине ковра - узкое бюро на тонких ножках, на нем - маленькая черная печатная машинка. Возле бюро - высокое ажурное кресло. Его округлые рейки были покрыты черными пупырышками, от чего кресло отдавало чем-то драконьим.
        Перед самым окном стоял массивный рабочий стол под зеленым сукном, на нем - бронзовый прибор на яшмовой подставке: две стеклянные чернильницы с бронзовыми крышечками в форме скалящихся друг на друга змеев, нож для бумаги и каменное пресс-папье. На столе валялись бумаги, циркули, астролябия и еще пара непонятных для Франка предметов. А над всем этим рабочим беспорядком царствовал угрожающего вида никелированный вентилятор с сеткой. Шум его, равномерный и низкий, заполнявший все пространство кабинета, придавал обстановке таинственность магической лаборатории.
        В углу стоял небольшой стеклянный шкафчик, неподалеку - канапе, а рядом, на низенькой тумбочке, кальян. Напротив канапе тикали часы с кукушкой, а посредине стены остывал каменный камин, над которым висели скрещенные кривые сабли и ветхое знамя с гербом: дракон в цветочном венке.
        После того как Франк осмотрел кабинет, волшебник подвел его к окну. При этом Сергиус задержался у своего стола, и, придерживая пенсне, склонился над бумагами.
        - Ну надо же! - пробормотал он себе под нос, взяв документ в руки. - Горные гномы требуют концессию на добычу золота в заповедных лесах Зенона. - Франк ждал волшебника, не понимая, о чем тот говорит. - А каково придется несчастным животным - белкам и зайцам, лисам и барсукам, когда они приступят к взрывным работам? Нет, ведьма, это никуда не годится.
        Сергиус прыснул смехом, коротко надписал резолюцию, плюнул на печать и хлопнул ею по документу.
        - О! Извини, Франк, - сказал волшебник, отходя от стола, - но дела, дела, знаешь ли…
        Он вновь взял мальчика под руку и отворил створку окна, оказавшуюся дверью на галерею с аркадой. Здесь было много пестрых цветов, целый сад, и даже на каменной балюстраде стояли корытца с кустиками миниатюрных роз. С высоты террасы открывался вид на бескрайний темный лес, луга и горную долину Боденвельта.
        - Скажите, владыка, - поинтересовался Франк, - это там Кругозёр виднеется?
        - Возможно, - предположил волшебник и приставил ладонь козырьком. - Зрение у меня уже не такое острое, как когда-то.
        Вдруг он что-то вспомнил и умчался обратно в канцелярию. Оттуда он появился с небольшой подзорной трубой.
        - Вот теперь посмотрим. - Он раздвинул трубу и нацелил ее в сторону Кругозёра.
        Сергиус смотрел в нее долго, что-то бормоча себе под нос, и Франк никак не мог дождаться, когда дадут посмотреть и ему. Наконец он не выдержал.
        - Хорошая у вас труба, - заметил он, косясь на волшебника.
        - Это очень старинная труба, - сказал волшебник, не отрываясь от нее. - Ее подарил мне один арабский мореплаватель. Кажется, его звали Синбад.
        - Синбад-мореход?! - воскликнул Франк. - Из «Тысячи и одной ночи»?
        Волшебник засмеялся и опустил трубу.
        - Ну конечно нет, - сказал он. - Это был какой-то другой Синбад. Мало ли на свете Синбадов? Почему обязательно Синбад-мореход? Хотя он и был мореходом.
        - Я очень любил эту сказку в детстве, - объяснил Франк. - Ведь я тоже хотел стать путешественником и исследовать неведомые страны.
        - Так что ж тебе мешает им стать? - улыбнулся волшебник.
        Франк задумался.
        - Но ведь это не… не… - начал он и запнулся.
        - Что «не, не»? - любопытно переспросил волшебник.
        - Иногда мне кажется, - нерешительно вымолвил Франк, - что это ненастоящий, выдуманный кем-то мир, и что все здесь временно, что рано или поздно все просто испарится так же легко, как появилось.
        Волшебник усмехнулся.
        - Всего лишь кажется, - сказал он, потом замолчал и посмотрел вдаль. - Выдуманный, говоришь. Конечно. Но ведь и все остальные страны кем-то выдуманы. И не только страны, но и моря, и леса, и горы, и даже солнце, и даже время и даже эта труба. Все это кем-то придумано. Разве ты не знал этого?
        - Вы о Нем? - тихо спросил Франк.
        - И о Нем, и о тебе, и о Вильке, - ответил волшебник. - Все это очень сложно, Франк, и, признаться, я и сам во всем этом до конца так и не разобрался. Да и вряд ли это кому-то удастся. Но если мы чего-то не можем понять, это никак не означает, что этого «чего-то» не существует. В реальности всегда остается место для тайны, для чуда и волшебства. Просто в одних сердцах этого места больше, а другие сердца им бедны.
        Франк непонятливо сдвинул брови.
        - Вот видишь, как все это сложно, - засмеялся волшебник.
        - Но, - нерешительно продолжал расспрашивать Франк, - где мы сейчас?
        - А ты действительно хочешь это знать? - почему-то переспросил волшебник и окинул мальчика сомневающимся взглядом.
        - Да, хочу, - твердо ответил Франк.
        - В таком случае, - ответил владыка Сергиус, - ты обязательно поймешь это сам. Те, кто ищет правду, находят ее. Как странно, что тебя это интересует. Вот твоего друга это ни капли не интересовало. Он больше настаивал, чтоб я ему что-нибудь наколдовал, показал свое волшебство - затмение устроил, вызвал грозу, превратился в улитку…
        Франк не удержался от смеха.
        - И вы делали все это?
        - Что-то делал, а что-то и нет, - ответил волшебник. - На трюк с улиткой я, конечно, не клюнул, знаю я этого сорванца.
        - Вообще-то он парень неплохой, - заступился за друга Франк.
        - Ну! - согласился Сергиус. - Сюда плохие не попадают. Но он проказник и великий болтун.
        - Что есть, то есть! - не смог не согласиться Франк.
        - Он даже заявил о себе как о моем подмастерье, - усмехнулся волшебник. - Как-то даже заключил со мной пари по поводу своего трюка с кастрюлей.
        - И что? - изумился Франк дерзости друга. - Неужели он взял с вас деньги?
        - Ну конечно нет, - смеясь, отмахнулся волшебник. - Ведь он и так существует за мой счет. Мы поспорили с ним на четыре пинка и две чмоки.
        - Что-о?! - вылупил глаза Франк. - И чем же все завершилось?
        - Ну, в общем, - признался волшебник, - это единственный раз в жизни, когда мне ставили чмоки. Пренеприятное ощущение, - припоминая, поморщился старик: - Крайне унизительно. Постыдно.
        - Он хватал вас своими потными пальцами за лицо, а потом давал пинка? - пытаясь сдержать смех, спрашивал Франк, не веря своим ушам.
        - Нет, пинка он мне все-таки не давал, - возразил Сергиус. - Дело в том, что всякое побиение местоблюстителя дракона карается в нашей стране пожизненным заключением в сырую темницу. Так что получить за меня пинка любезно вызвался Нонпарель. Ужасное было зрелище! И где только Вильке такому научился?
        Франк представил, как Вильке пинал карлика в парадном мундире, и ему стало смешно и одновременно неловко за друга.
        - Видите ли, - объяснил он волшебнику, - в нашей школе, где мы учились, Вильке был новичком, к тому же рыжим и толстым. Его всячески обижали и даже не хотели принимать в молодежную организацию, считая негодным по моральному духу и физической подготовке. Но отец Вильке - известный в Австрии врач, поэтому его сына все-таки приняли в Гитлерюгенд. Но и после этого ему доставалось не меньше, и меня всегда удивляло, как при этом он может оставаться таким веселым, затейливым и открытым парнем. Что называется, без комплексов. Вот посмотрите - он ведь вас совсем плохо знает, а вдруг бы вы его самого превратили в улитку? Но он все же затеял с вами это пари. Так же он поступал и в школе. Не замыкался, когда его обижали, а напротив, смешил и дразнил своих обидчиков.
        Волшебник задумался над этими словами, и его щека заметно подергалась от нервного тика.
        - Да, он действительно славный малый, - покивал Сергиус. - Его обидчикам, скорее всего, было далеко до него. Ведь физическая сила - это не главное. Разве сильные будут обижать слабых? Эти люди сами слабы, они неспособны на подвиг. А вот когда слабый после многих лет притеснений и издевательств способен не озлобится и остаться веселым - это настоящий подвиг. Наверное, потому Вильке здесь и оказался. Он удивительный человек.
        - Это точно, - согласился Франк.
        Собеседники смотрели на долину, облокотившись на холодные каменные перила. День был по-горному яркий, солнце светило им прямо в лицо, и на высоте дул душноватый ветерок.
        - Она твоя, - сказал волшебник, протягивая трубу Синбада. - Пойдем, а то заболтались.
        - Ух ты! Спасибо огромное! - обрадовался подарку Франк.
        - Будешь брать ее в свои путешествия, - сказал волшебник, заходя назад в кабинет. - В морские, чужеземные, опасные и не очень.
        - А эта страна большая? - спросил волшебника Франк.
        - Трудно сказать. Смотря с чем сравнивать. Страна Боденвельт - это горная полоса между двух великих морей - Западным и Восточным. До берега Восточного моря она чуть-чуть не дотягивает, но, если надо, жители нашей страны беспрепятственно выходят к тем берегам: там живет дружественный боденвельтцам народец. А вот с великим Западным морем мы граничим очень широко. На это море приходится, наверное, четверть протяженности наших границ. Здесь открывается бесконечный путь к известным и неизвестным странам. Но и сам Боденвельт так велик, что за свою тысячу лет я не могу похвастаться, что знаю в нем каждую пядь.
        Они прошли в башню-обсерваторию и стали подниматься по ветхой винтовой лестнице. Из грубых каменных стен торчал щебень, деревянные ступеньки скрипели, а над головой вспархивали летучие мыши. Через квадратную дверь они попали в темное, похожее на чердак, захламленное помещение с круглым куполом. То, что Вильке назвал библиотекой, правильнее было бы обозвать свалкой. Но здесь было полно древних диковинных штук, скрытых паутиной и вековой пылью. Посредине зала был установлен огромный, как гаубица, телескоп, а под ним - подвижное сиденье и бесчисленное количество рычажков и вертушек для наводки.
        - Вот это моя лаборатория, библиотека и обсерватория одновременно, - похвастался Сергиус.
        - Да, - признался Франк, - впечатляет.
        Если в кабинете Сергиус принимал посетителей, и там был хоть какой-то порядок, то тут царил настоящий пыльный хаос.
        Подергав несколько раз рычаг, волшебник с трудом сдвинул его. Тот хрустнул, скрипнул, где-то затрещали цепи, шестеренки, и башня зашевелилась. Франк понял, что обсерватория повернулась. Сергиус перевел другой рычаг, и из купола упал луч дневного света, который под скрежет башни стал увеличиваться, и в помещении стало светлей.
        - Ну как? - задорно спросил волшебник.
        - Здорово, - признался Франк.
        Волшебник подбежал к завалам, вытащил тяжеленный том, сдул с него пыль и хлопнул им о столик.
        - Вот, посмотри, - пригласил он Франка.
        Сергиус открыл книгу.
        - Атлас! - воскликнул Франк. - Да, Вильке мне о нем уже рассказывал. Когда-то у меня был похожий.
        - Похожий-похожий, - согласился с ним волшебник. - Но только похожий. Ведь это-то не простой атлас, а волшебный.
        - И в чем его волшебность? - спросил Франк, рассматривая ветхие коричневые страницы.
        - А вот давай найдем нашу страну.
        Волшебник полистал жесткие страницы с обглоданными временем краями. Наконец открыл титульный лист одной карты, с огромной готической надписью: «Боденвельт», дополненной гербом - улыбающимся драконом в венке (Франк уже видел такой же в канцелярии волшебника). Сергиус перелистнул страницу, и перед ними открылась карта.
        По бокам были изображены обширные зеленоватые моря, между ними - широкий коричневый перешеек, изрезанный горными хребтами, на нем темнели шершавые пятна лесов, синие реки и голубые озера. Вся карта была испещрена прямыми и дугообразными надписями самой разной величины. Также здесь помещались малюсенькие гравюры с изображением необыкновенных жителей и животных этой и прилегающих стран. В одном из озер Боденвельта кляксой распластался осьминог. В Западном и Восточном морях плавали корабли, киты и акулы. В некоторых местах, отбрасывая тень, висели птичьи стаи, воздушные шары и неуклюжие дирижабли.
        - Она прекрасна, - заметил Франк, разглядывая карту и понимая, что это ручная работа.
        Судя по тому, как фыркал и сопел Сергиус, ему было очень приятно это слышать.
        - Я составлял этот атлас семьдесят лет, - гордо признался волшебник, - когда был еще молод и мог совершать со своими друзьями далекие экспедиции по морям и по суше.
        - Вы составили его сами? - изумился Франк.
        - Ну, что ты, конечно, нет, - отмахнулся Сергиус. - Мне помогала целая армия моих друзей. Птицы, странники и мореходы из далеких стран. Сам я не покидал Боденвельт с тех самых пор, как назначен на должность. Ведь путешествия далеки и опасны, а я здесь всем нужен, и без меня тут могут случиться, например, кровавые войны. А я не могу этого допустить. Ведь я - главный хранитель заповеди великого Мимненоса, запрещающей кровопролитие на этой земле. Поэтому я, верховный местоблюститель, решаю все спорные вопросы миром.
        Сергиус выпрямился, отошел от стола и вновь опустился на колени перед своим барахлом в поисках какого-то предмета. Что-то позвякивало, что-то отлетало в сторону, наконец, волшебник вскочил:
        - Вот он!
        С азартной суетливостью старикан установил на раскрытый атлас старинный микроскоп, подкрутил колесико, похихикал и пригласил Франка взглянуть в окуляр. Первое время тот ничего не мог разглядеть, поймав резкость, увидел яркую выпуклую картинку - крошечную виллу с черепичной крышей на окраине городка. Над домиком висела неподвижная надпись «Вильке-штрассе, 1». Их вилла казалась игрушечной, словно макет. Но вдруг Франк увидел Вильке. Тот лежал на дворе, прямо на травке, сунув руки под голову, и пялился в небо. Кажется, он пожевывал травинку. А неподалеку, подперев голову рукой, лежала на боку и, покачиваясь, смотрела на Вильке Марлена. Похоже, она смеялась. А вокруг них порхали неестественно большие капустницы. Наверное, так казалось оттого, что они летали высоко над землей, ближе к окуляру микроскопа.
        - Во народ! Они же должны работать на кухне! - разоблачительно воскликнул Франк.
        Вдруг он увидел рыжую мышку, которая, виляя хвостом, подбежала и напрыгнула на Вильке. Это был Лорд. Вильке перевернулся на живот, закрыл голову руками и задрыгал ногами, а Марлена упала на спину и схватилась за живот. Франк с трудом оторвался от микроскопа и вновь оказался рядом с волшебником в темной и пыльной обсерватории.
        - Это удивительно, - сказал он, глядя на довольного Сергиуса. - Настоящее волшебство!
        - Я же сказал, что мой атлас необычный, - улыбаясь и приподнимая косматые темные брови, покивал волшебник.
        Франк задумался, и его осенило:
        - Ведь так можно заглянуть куда угодно! - воскликнул он. Но волшебник грустно пожал плечами.
        - Боюсь, что это не так, мой друг, - сказал он, придвинув к себе волшебную книгу. - К несчастию, я смог обозначить здесь только известные страны.
        Сергиус взял книгу, мигом пролистал страницы, и Франк увидел, что большая часть их еще пуста.
        - Вот видишь, как много еще нужно отважных путешествий, чтобы закончить мой труд. Кто его знает, что там творится, может быть, там все еще шумят древние войны. - Сергиус улыбнулся. - Но я думаю, что когда ты повзрослеешь, то немного поможешь мне в научной работе. Поможешь?
        - Конечно, - пообещал юноша, - если смогу.
        Франк прогостил у волшебника целых три дня, здорово с ним подружился и даже слегка привязался к нему. Старик и впрямь оказался не столько суровым владыкой замка, сколько ученым чудаком. Вечерами у них случались серьезные разговоры, и Франк понимал, что общается с человеком, посвященным в величайшие тайны вселенной.
        На второй день пребывания Франка в замке появилась ведьма Каздоя, закатившая жуткий скандал. Ее категорически не устраивало, что горные гномы не получили концессию на добычу золота в лесах Зенона. Как оказалось, этот участок с незапамятных пор принадлежал ей. Но сто лет назад старый лес получил статус заповедного, и в нем стало нельзя охотиться. Охотничий клуб перестал платить ведьме взносы, и она обнищала. Последней ее попыткой вернуть былые доходы была авантюра с горными гномами - ведь они обязались выплачивать ей ренту.
        - Ах ты маразматик! Ну, погоди, - бушевала старая истеричка в кабинете, в то время как Франк гулял по террасе. - И это после всех тех пирогов, что я тебе испекла?! - кричала ведьма. - Как ты мог так со мной поступить? Я же твоя троюродная сестра!
        - Таков мой долг, - заявил волшебник, покачав головой, и бесстрастно уставился на ведьму через золотое пенсне.
        - Если б ты только знал, во что за эти сто лет превратилась моя усадьба, - ныла старуха, - а ведь когда-то в ней паслись крылатые единороги Мерани.
        - Если ты не справляешься с хозяйством, скажи, и я попрошу крестьян из ближайшей деревни ухаживать за твоей усадьбой…
        - Нет, вы только послушайте его! - возмутилась Каздоя. - И это говорит мальчишка, который на двести лет младше меня! Сегодня он пригласит слуг и сиделок, а завтра упечет меня в богадельню! - Каздоя схватила со столика статуэтку, замахнулась, но вдруг потерла ее о кружевной манжет и вернула на место. - Проклятье, я даже не могу позволить себе новые безделушки. - Она достала платок, утерла сухие глаза и смачно высморкалась. - Даже Мимненос, и тот жалеет старую каргу. - Она прижала платок к глазам и принялась громко всхлипывать.
        - О нет! Только не это, Каздоя, - взмолился Сергиус, подбежал и обнял сидящую на канапе бабу-ягу. - Ну, постесняйся хотя бы гостя.
        - Какого гостя? - очнулась старуха.
        - Ну, ты что, старая, - весело укорил ее Сергиус. - У меня уже второй день гостит тот мальчик, который упал на Мимненоса.
        - Да что ты говоришь?! - принялась приводить себя в порядок ведьма. - Дай-ка, дай-ка мне стакан воды. - Она накапала валерьянки, выпила и моментально преобразилась. - Где же этот странный субъект?
        - Он смотрит в трубу на террасе, - задорно кивнул волшебник. - Хочешь, я его позову?
        - Ну, конечно! Конечно, зови! - закричала старуха. - Что ж ты, гаденыш, сразу мне не сказал? А я тут концерты устраиваю!
        - Франк, дорогой! - подойдя к окну, крикнул волшебник. - Иди, я тебя кое с кем познакомлю.
        Франк следил за косулями, пасущимися на дальнем цветущем склоне. Услышав голос волшебника, он оторвался от этого зрелища и вошел в канцелярию.
        - Здравствуйте, - сказал он и вежливо поклонился.
        Старуха вылупила глаза и восхищенно разинула однозубый рот. Поерзав на канапе и за одно мгновение сменив с десяток поз, она, наконец, соскочила на пол.
        - Ну надо же! - щурясь, сказала ведьма, одетая в тряпье наполеоновской эпохи: темный, изъеденный молью чепчик и черное платье с белыми кружевными манжетами.
        - Ну надо же! - вновь завопила она. - Какой мальчик, какой миленький, какой симпатичненький! - и она, прищурив глаз, цокнула единственным зубом.
        - Вот, познакомься, Франк. - Волшебник подвел мальчика ближе. - Это бабушка Каздоя, моя дальняя родственница, известная в этих краях ведьма. На самом деле - очень милая и добрая женщина.
        У нее был тонкий крючковатый нос, кривые пальцы в перстнях, хватко сжимавшие длинный ветхий зонт с рукоятью слоновой кости, вокруг которой вился дракон с рубиновыми глазами. На тонких костяных ногах старухи были блестящие резиновые галоши.
        - Ой, да не слушай ты его, - засмущалась старуха, - не слушай. Все он врет. Совсем из ума выжил. Какая же я милая?.. - Она помолчала, а потом жеманно поинтересовалась: - А ты случайно не любишь кексы?
        - Конечно же люблю, - пытаясь не засмеяться, сказал Франк, - а еще больше их любит мой друг Вильке.
        - Ой! Ой! - вздрогнула ведьма, - И не говори при мне про этого дармоеда! Он у меня все сухофрукты за один вечер умял! Впрочем, я все равно бы из них компот не сварила. Им было сто лет в тот обед. Но все-таки за один вечер, целый мешок! - ведьма покачала головой. Говоря все это, она ходила вокруг Франка, рассматривая его, будто скульптуру. - А скажи-ка мне, мальчик, чего это ты в тот раз на Мимненоса прыгнул?
        - А… Видите ли, я не специально, - взялся оправдываться Франк. - Я очнулся в какой-то темной пещере и полз по ней, пока не оказался на краю обрыва. Глянул вниз, а там вы и дракон. И тут дракон чихнул, я и свалился на него. Вот и все, что я помню.
        - Забавно-забавно, - недобро сказала старуха. - Ну что ж, ладно, приходи ко мне в лесную усадьбу. А то мне бывает там скучно. По пять лет никто не заходит. Просто с ума сойти можно. А ведь в доме ведьмы есть на что посмотреть. Придешь?
        - Ну конечно приду, - пообещал Франк.
        - Я серьезно, приходи, - продолжала старуха, - бери своего дружка, если хочешь. А я сегодня вся расстроенная, концессии не дают… - она отвернулась, махнула платочком и всхлипнула.
        - Ну, пожалуйста, Каздоя, довольно уже, - взмолился волшебник, открыл в стене потаенный сейф и достал мешочек. - Вот, возьми - это тебе на первое время.
        Ведьма поспешно схватила кошель и, взвесив его на ладони, скривилась.
        - Усадьбу на это, конечно, не восстановишь, - сказала она. - Но учитывая всю бедственность моего положения, я не могу отказываться даже от таких унизительных подачек. Ладно, я, пожалуй, пойду.
        - Ну, бывай-бывай, - по-свойски стал провожать ведьму Сергиус.
        - А ты и рад, что я ухожу. Да?
        - Ну конечно нет, просто у меня дел много.
        - Даже чая не предложил, - продолжала канючить себе под нос ведьма, делая вид, что копается. - Это мне! Мне, которая приехала к нему с той стороны Великих гор. А ведь билеты нынче подорожали. И кондукторы хамят, как никогда раньше. Безобразие! Лучше бы вообще не строили этой железной дороги. Жила бы я одна в своем лесу, любовалась бы единорогами и пила чай со смородиновым листом. А то якобы у них в купе чай бесплатный. Все это гнусное вранье! Они включают чашку чая в стоимость билета. Из-за этого они такие и дорогие, эти билеты. Хе! Бесплатный чай, бесплатный чай… С ума сойти! Он мне, значит: где ваш билет, бабушка? А я ему: а где мой чай, внучек? А он мне: чай только после предъявления билета. - Каздоя так смешно передразнивала кондуктора, что Франк засмеялся и прикрыл рот ладонью, а Каздоя при этом делала вид, что не может застегнуть зонтик и найти запонку одновременно. - А я ему: но почему, если чай бесплатный, я должна покупать билет? А он мне: так-так, похоже, бабушка, придется вам сойти на этой станции и уплатить штраф. А я ему: руки прочь, сопляк! Тебя в слизня превратить или в лягушку?
Нет, по-моему, рогатый слизень тебе подойдет больше… Так-так, где же мой порошочек для превращений? Но тут он сделал вид, что не хочет связываться, махнул рукой и закрыл дверь купе. Но я-то знаю, что он попросту испугался. Трус! Жалкий трус! А я бы с ним еще поболтала. Он бы у меня узнал, как хамить пенсионерам…
        - Ну, ладно-ладно! - не выдержал волшебник, глядя, как Каздоя находит все новые и новые способы задержаться. - Можешь взамен чая взять одну из моих статуэток.
        - Ты это серьезно?! - выпрямилась от удивления ведьма. - Или опять издеваешься надо мной, дрянной волшебник?
        - Ну конечно, серьезно. Только побыстрее.
        Ведьма подскочила к стеклянному шкафчику и с азартом принялась перебирать статуэтки.
        - Ты знаешь, я, наверное, никогда, никогда не смогу выбрать, какая из этих двух мне нравится больше. Вот эта или та? По-моему, они обе - просто чудо. Милый, милый Сергиус, мне проще, наконец, умереть, чем выбрать, какая лучше…
        - Ладно, возьми обе, только ступай, ступай.
        - Ты думаешь, купил меня, да? Ничего подобного, я и сама уже собиралась. Ну, ладно, прощай братец, я буду скучать. Нет, правда. Честное слово. Ты мне не веришь? До свидания, Франк, жду тебя в гости, ты еще не забыл? Ну, прощайте, не поминайте лихом.
        Дверь закрылась. Волшебник без сил рухнул на свой диванчик.
        - Фу-у! - выдохнул он, отирая платочком лоб. - Эта старуха невыносима.
        - Я все слышала, - донеслось далеко за дверями. - Все-все слышала, старый мерзавец. Ничего, мы еще поквитаемся, вот увидишь…
        Она еще долго что-то бормотала, но голос все удалялся, удалялся и наконец затих.
        Волшебник и впрямь много работал. Часами он сидел за бюро посреди кабинета в своем высоком кресле, поставив ноги на подножку, и отстукивал на печатной машинке. Иногда, сидя за рабочим столом, он принимал посетителей, по большей части крестьян и ремесленников, с хозяйственными вопросами. Секретаря у волшебника не водилось, наверное, он неплохо справлялся и сам. Впрочем, ворон Метранпаж и карлик Нонпарель постоянно выполняли его поручения.
        Мальчику нравилось смотреть, как волшебник работает, как он бойко колотит указательными пальцами по круглым серебряным шляпкам, как вставляет листы и со смешным звуком - хрум-тиу-у-у-дзыньк! - сдвигает каретку после каждой написанной строчки. Иногда он соскакивал с места, вставал с листком под окно и рассматривал его через лупу. Временами брал ножницы, вырезал красивые края, клал бумагу в конверт, ставил сургучную печать и бросал ее в прикрепленную к перилам террасы, похожую на гнездо корзинку. Оттуда конверты забирал ворон Метранпаж и доставлял по адресу.
        - А можно мне пойти погулять? - спросил Франк волшебника, набродившись по замку и перевернув обсерваторию вверх дном.
        - Ну конечно, - согласился волшебник. - Ты можешь гулять, сколько хочешь. Только знай, ты должен быть осторожен. Ведь леса Боденвельта - это не парк, там бродит множество хищных животных. Встречаются даже тигры. Но особенно нужно беречься местной нечисти, вроде земляных троллей. Будь осторожен.
        Волшебник, что-то вспомнив, нажал кнопочку на столе.
        - Слушай, Франк, а ты верхом ездишь?
        - Конечно! Я обожаю кататься на лошадях.
        - Сейчас придет Нонпарель и проводит тебя в конюшню. Выберешь лошадку по своему вкусу. Они умные животные, в обиду тебя не дадут. Погуляй-погуляй, - сказал волшебник, уже садясь за работу. - Только долго не ходи, чтобы я не волновался. А завтра навестим нашего дракона. Ведь должен он познакомиться с тем, кто свалился на него с неба.
        - Как это здорово, - заметил Франк, а сам подумал: «Вильке лопнет от зависти».

… Только Франк заехал в дремучий лес, лошадь под ним внезапно чего-то испугалась и как ветер понеслась меж стволов. Франк, пытаясь остепенить обезумевшее животное, кинул взгляд назад и увидел, что за ними мчится свирепое, похожее на античного Пана существо - все покрытое волосами, с рогами, козлиными копытами и хвостом… Еле оторвались.
        Хоть Сергиус и сказал потом, что это был простой леший, больше Франк ходить в лес один не отваживался, только бродил по горным лугам. А с лошадью он так подружился, что всю дорогу болтал с ней о природе, друзьях и просил попеть ему лошадиные песни, что она с удовольствием и делала.
        Франк уже начал скучать по Вильке и хотел вернуться назад в Кругозёр, но почему-то волшебник все держал его при себе. Наверное, хотел убедиться в окончательном выздоровлении мальчика. Так что большую часть времени Франк рылся в обсерватории, катался на лошади, которую, кстати, звали Пинанга, или просто ловил бабочек и стрекоз вблизи замка найденным среди вещей волшебника сачком. Стрекозы и бабочки здесь были необычные. Особенно Франка поразила красная блестящая стрекоза длиной со столовую ложку, которая долго увертывалась от него, а когда он, наконец, поймал ее, принялась хихикать и все никак не могла остановиться. Заражаясь смехом, Франк внимательно разглядел насекомое, а потом отпустил на волю: не могла же такая веселая и замечательная стрекоза томиться в банке.
        Эпизод III
        Юдолия
        В те времена бои шли на территории разрушенного города. Когда-то это была такая же неприступная крепость из бетона и стали, как у юдолян и дэвиан. То было, когда в Юдолии оставалось еще три враждующих племени. Но по совету белесого Змея два племени объединились в союз против третьего, самого развитого - племени марихов, называвших себя так в честь Красной звезды, из-за которой по древней легенде должен был явиться спаситель многострадальной Юдолии. Военные силы союзников превзошли силы марихов, и они были разгромлены. И сорок лет тому назад племена союзников вместе праздновали свой день победы. Тогда в Юдолии вновь чуть было не воцарились мир и дружба. Но вскоре племена рассорились и вновь ринулись в ожесточенную битву друг против друга прямо на месте своей вчерашней общей победы.
        Дэвианам удалось несколько дальше продвинуться в технологическом плане. Их танки славились высокой скоростью, мощной броней и тяжелым вооружением, а военные самолеты были бесчисленны и быстры. Но стратеги юдолян выводили противника на такие захламленные участки павшего фабричного города марихов, что применение тяжелой техники становилось почти невозможным. Танки рвали свои гусеницы, а штурманы бомбардировщиков не могли разглядеть под стальными навесами и балками расположение войск. Именно это позволяло двум врагам бороться более или менее на равных условиях, потому что главным оружием боя в городских завалах были отвага и ловкость бойцов.

* * *
        Юноше Тариэлу было пятнадцать, и до окончания школы ему оставалось всего два года. Был он красив, смел и ловок.
        Школьные занятия у юдолян проходили в ярко освещенных подвальных помещениях в городских недрах, в безопасности от авиабомб. Классные комнаты были тесными, но уютными. Кроме досок и парт тут были военные стенды, образцы вооружения, противогазы, защитные комбинезоны и мины. Все ребята носили строгую полувоенную форму и пилотки.
        За три года до окончания школы юношей начинали призывать на фронт. Так что все каникулы старшеклассники, на зависть младшим, проводили в храбрых сражениях на передовой. Каждый класс считался боевым отрядом, а учитель по военной подготовке был их командиром. Девочки на каникулах тоже не бездельничали, а работали на фабриках или помогали на передовой в качестве медсестер.
        Классы в школах были по двадцать-тридцать человек. Когда после жестоких сражений часть класса не возвращалась, то на место погибших товарищей приходили другие ребята из расформированных за малочисленностью классов. Обычно пришедших в сентябре новичков не любили, так как считали, что в почти уничтоженных классах остаться в живых могли только трусы и предатели. Новички же оскорблялись и вызывали обидчиков на кулачные поединки после занятий. Учителя не одобряли это и жестоко наказывали участников таких схваток. Юноша Тариэл пришел в свой новый класс месяц назад.
        В старом классе все товарищи уважали его и ценили, потому что плечом к плечу сражались на передовой и ведали о его отваге. Старые друзья знали, что его нелюдимость - всего лишь прикрытие для природной застенчивости. Как-то раз, подшучивая над его тягой к одиночеству, ему подарили где-то раздобытый женский манекен - мол, «чтоб не скучал». Тариэл тогда раскраснелся, но подарок принял. Ведь это был подарок от его настоящих друзей. А теперь они все мертвы. И спрятанный в шкафу целлулоидный манекен - это все, что от них осталось у Тариэла.
        В новом классе по уже известной причине Тариэл был презираем и не раз вызывал своих противников на бой. Их классный руководитель и командир Цевелик часто наказывал Тариэла, подвергал порке и заключению в узкий карцер. Он говорил ему:
«Не за горами тот час, когда я посмотрю, чего ты стоишь в настоящем бою, а не в истязании своих товарищей».
        Однажды, возвращаясь с уроков в свое общежитие, Тариэл шел по одной из кипящих городской жизнью улиц. Проспекты военного мегаполиса юдолян были многоярусны и накрыты защитным навесом от кислотных дождей. По самому нижнему ярусу улицы потоком мчались автомобили, а пешеходы шли по четырехэтажному тротуару. Между такими тротуарами-балконами летели канатные трамвайчики разных маршрутов - на каждом этаже свой номер трамвая. Этажи-улицы сообщались лифтами и уходили под автомагистраль в подземные переходы. Все люди, спешившие по своим делам, несли с собой зонтики. Дело в том, что один раз в день над улицами проливался дождь. Сначала по рельсам навеса прокатывалась платформа с мыльной водой, а потом с чистой, которую можно было даже пить.
        Тариэл, не спеша, прогуливался по второму ярусу и разглядывал пирожные в витринах кондитерских магазинов. Наверное, он бы постеснялся этим заниматься, будь он не один. Но после расформирования его класса у него не было друга, с которым можно было возвращаться домой. А поток юдолян, спешащих в своих цеха, конторы и дома, был таким плотным и сумасшедшим, что школьника Тариэла в нем было совершенно не видно. Какой-то человек в плаще и с портфелем в руке наткнулся на юношу и, отчитав его, помчался дальше. Тариэл достал из кармана мелочь и посчитал монетки.
        - Эхе-хе, - вздохнул он.
        И вдруг увидел, как из дверей кондитерской выскочили три веселые девчонки и, смеясь, прошли мимо него со свертками пирожных. Все трое были очень милы, но одна, светловолосая, была прекрасней всех. Юноша так залюбовался красавицей, что побрел вслед. Тариэл и сам не заметил, как прошел несколько кварталов и оказался в совершенно незнакомом районе. Военный город-фабрика был настолько велик, что человек, выйдя из родного квартала, без карты мог легко заблудиться. Тариэл садился в лифты, спускался в переходы, всходил на платформы. Но сам, абсолютно не прилагая к этому усилий, оставался незамеченным. Вероятно, сказалась привычка, приобретенная в боевой разведке.
        Наконец, пройдя несколько воздушных лесенок и пролетов по металлическим мостикам, девочки оказались на широкой площадке перед каким-то высотным управлением. Всюду ползли дымы, сквозь них выглядывали плавильные котлы и полосатые фабричные трубы с красными огоньками. Тут девочки уселись на пол, свесили ноги за металлические перила площадки и, любуясь заводскими красотами с головокружительной высоты, принялись болтать и есть пирожные. Тариэл притаился за круглым бетонным столбом зенитной вышки.
        Вид отсюда и впрямь открывался поразительный. Далеко за горизонт уходили фабричные постройки: домны, вышки, мостики, цеха, различной конструкции трубы, из которых валили клубы белого, черного, серого, а иногда и желтоватого дыма. Из дыма выплывали дирижабли, кругом висели заградительные аэростаты. Вблизи горизонта мерцал слепящий оранжевый диск - искусственное солнце юдолян. За его ярким дремотным свечением чуть угадывался силуэт огромного, несущего его дирижабля. Гул города мешал Тариэлу слышать разговор девочек, и он решил подобраться поближе, притаившись за скамейкой, на которой сидели два важных человекоподобных каджа - лица плоские, глаза змеиные, кожа, словно корочкой, покрыта чешуей. Вдруг кто-то схватил юношу за ухо, и он взвизгнул.
        - А ты что здесь делаешь? - спросил кадж-полицейский с красной повязкой на плече. - Подслушиваешь разговоры начальников, гадкий шпионишка?
        - Нет! - ответил, корчась от боли Тариэл. - Я не шпион, я защитник отчизны.
        - Вот трибунал и разберется, - гнусаво ответил кажд, - чьей отчизны ты защитник.
        Тариэл немного испугался, потому что обвинение в шпионаже, как и предательство, сулило ему в лучшем случае унизительное разбирательство.
        - Нет, я никого не подслушивал, и я не шпион! - настаивал Тариэл. - Господин офицер, пожалуйста, отпустите меня. Мне надо домой, делать уроки.
        - Пойдем-пойдем, дэвианское отродье, - поволок его за собой кадж.
        - Но я просто играл здесь в прятки с друзьями! - продолжал мальчик.
        - И где эти твои друзья? - брызжа слюной, шипел кадж.
        Юноша, надо признаться, был уже не на шутку испуган, ведь он боялся, что о подозрениях в шпионаже сообщат в школу, его не возьмут на фронт, и тогда новые товарищи вечно будут считать его трусом и предателем.
        - Где эти твои товарищи? - скалясь, повторил полицейский.
        - Вон, - вдруг, не ведая, что творит, сказал Тариэл и указал на девочек.
        - Ага! - сказал кадж. - Маленькие сообщницы!

«Что я наделал! - подумал юноша, - теперь я точно лгун и предатель. Теперь пусть делают со мной, что хотят. Главное - выручить девочек».
        В это время на помощь к каджу подоспели два других сотрудника - мужчина и женщина.
        - В чем дело, господин офицер?
        - Вот эти мерзкие школьники шпионили за почтенными начальниками, - обвинительным тоном сказал тот.
        - Нет-нет, это я один! - взмолился Тариэл, - тех девочек я впервые вижу!
        - Врешь, подлое отродье! - зашипел кадж. - Все вреш-шь!
        Трое полицейских с задержанным подошли к девочкам.
        - Вы знаете этого молодого человека? - спросила женщина-полицейский.
        - Нет, - помотали головой они, внимательно всматриваясь в его лицо.
        - Вот видите… - начал, было, Тариэл.
        - Замолчи! - заорал кажд. - Замолчи! Тебя никто не спрашивал. Я знаю, что они твои сообщницы!
        - А что, собственно, произошло? - спросила самая миленькая из девочек.
        - Вы все арестованы! - объявил им кадж. - Арестовать их, - приказал он другим полицейским.
        - Подождите, подождите, - возмутились девочки, - а в чем нас обвиняют?
        - В шпионаже в пользу врага! Вот этот гаденыш подслушивал вон тех начальников, а вы красовались перед ними, отвлекая внимание.
        - Вон у тех? - засмеялась одна из девочек. - Но ведь это коллеги моего отца, один из которых еще и мой родной дядя.
        Кадж попытался нахмурить свое плоское лицо, но вместо этого только вздыбил местами чешуйки.
        - Ладно, - сказал он, - сейчас узнаем.
        Всех их подвели к скамейке с двумя важными каджами.
        - Простите, уважаемые, - обратилась женщина-полицейский, - вам знаком кто-нибудь из этих подростков?
        - Ну, конечно! - воскликнули каджи, - это же дочь мудрого начальника Хсема и ее друзья.
        - Между прочим, юная Нестан, - указывая на красавицу, сказал один кадж, - моя племянница.
        Глаза каджа-полицейского блеснули белесым светом растерянности.
        - Простите, ради Великого дракона, - расплылся он в ненатуральной улыбке. - Сами знаете, времена нынче неспокойные, враг у ворот. Но я уверен, - загнусавил он, - если народ наш будет отважен и бдителен, то окончательная победа не за горами. Между прочим, за все минувшие столетия мы никогда не были так к ней близки…
        Полицейские извинились и спешно скрылись прочь. Важные каджи немного пошутили с девочками и продолжили свой разговор, а те пошли обратно к перилам. Тариэл, конечно же, думал как можно скорее и незаметнее улизнуть от девчонок, но пока плелся сзади, боясь, что его схватят, когда поймут, что он не с ними.
        - Ты чего-то хотел от нас, храбрый воин? - хихикая и переглядываясь, спросили удивленные девочки, заметив, что он не отстает от них.
        - Да нет, - сконфузился Тариэл, - я просто гулял… Тут очень мило.
        - А это не из-за тебя ли нас чуть не арестовали? - улыбаясь, спросила красавица.
        - Да, возможно, - робко признался Тариэл. - Я гулял там, за скамейками, и вдруг тот чересчур бдительный господин ко мне привязался.
        - А почему он решил, что мы твои сообщницы? - продолжала девочка.
        Тариэл покраснел и опустил глаза. На его счастье в этот момент над городом завыла оглушительная и протяжная сирена.
        - Внимание! Внимание! - раскатилось механическим голосом из установленных по всем ярусам города репродукторов. - Говорит штаб гражданской обороны. Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Угроза химического нападения!
        И вновь полилась отрывистая сирена.
        - Бежим! - сказали девочки и помчались в укрытие.
        Самая красивая обернулась к Тариэлу, который стоял на террасе, как вкопанный.
        - Идем! Чего стоишь? - махнула она рукой.
        Он бы не пошел с ними, а воспользовавшись случаем убежал прочь, но дело было в том, что он, кажется, влюбился. Кругом, придерживая шляпы, спешили граждане.
        Перед тем как скрыться под навес улицы, Тариэл, бегущий в толпе рядом с девочками, поднял голову и увидел в городской дымке медленно летящие боевыми порядками вражеские самолеты.
        - Дэвиане! - презрительно сказал он.
        В этот момент прекрасная девочка схватила его за рукав и потащила за собой.
        - Идем же, сумасшедший, не успеем!
        Через десять минут они устраивались в хорошо оборудованном убежище в недрах города. Так как это был центр, народу здесь было битком, и все скамьи оказались заняты. Школьники остановились в углу просторного зала с шершавыми стенами, увешанными инструкциями, объявлениями и театральными афишами.
        Тариэл снял свой школьный ранец и предложил его одной из девочек в качестве сиденья. Конечно же, не той, что ему больше всех понравилась, чтобы никто не догадался.
        - Спасибо, я пешком постою, - сказала в ответ девочка, и все рассмеялись.
        - Ну что, будем знакомиться? - сказала красавица. - Я Нестан, это Тамара, а это Мариэтта.
        - Тариэл, - угрюмо сказал юный воин.
        - Очень приятно, - сказали девочки.
        - А ты в какой школе учишься? - спросила Тамара.
        - В обычной.
        - Ух, какой нелюдимый, - засмеялись они.
        - А мы в необычной, - гордо сказала Нестан. - В гимназии Аспироз.
        - Это там, где учатся дети начальников-каджей? - с ноткой презрения сказал юноша.
        - Да, а чем они тебе не нравятся? Каджи милые, - сказала Мариэтта и, смеясь, добавила: - Ты, просто, наверное, бедняжка, ни одного не знаешь. Кроме, конечно, того, с красной повязкой. Ну, там, на террасе…
        Где-то вновь глухо завыла сирена, и все в зале убежища притихли.
        - Внимание-внимание, - сказал со стены громкоговоритель спокойным человеческим голосом. - Закрыть защитные сооружения.
        Все кругом загудело, в глубине бетонных стен застучало, залязгало, заклацало, еще раз стукнуло и притихло. Шумел только винт вентиляции. Вдруг в колонках заиграла успокаивающая, до боли известная симфоническая мелодия. Взрослые на скамейках вновь опустили глаза в свои газеты и книги, а некоторые продолжили болтовню.
        - И в каком ты классе? - спросила прекрасная Нестан.
        - В девятом, - потеплев, ответил юноша.
        - Ясно, - улыбнулась Тамара, - значит, мы ровесники.
        - А кем работает твой папа? - спросила Мариэтта.
        - Мой папа погиб, - сухо ответил Тариэл.
        - А кем он раньше работал? - настойчиво спросила Нестан.
        - Он был военным инженером, - ответил юноша, - это он придумал траки для автоматных лент.
        - Это такие штучки, которые соединяют автомат с рюкзаком? - спросила Тамара.
        - Да, это такие штучки.
        - У-у, - как-то ехидно удивляясь, покивала Нестан подругам.
        - Ага-а, - с таким же поддельным восхищением протянули те.
        - Ты, наверное, и сам участвовал в сражениях? - спросила Нестан.
        - Случалось, - пытаясь скрыть гордость, сказал Тариэл.
        - Вон оно что-о, - так же кивая, покосилась Нестан на подруг.
        - Ага-а, - механически протянули те.
        - Да ну вас, - сказал Тариэл, поняв, что над ним смеются, и отвернулся.
        - Ну, пожалуйста, не обижайся, - взмолились девочки, - мы всегда так делаем, со всеми. Честно-честно.
        - Даже с каджами? - презрительно спросил гордый юноша.
        - Конечно, особенно, с папой, - ответила Нестан. - Каджи, когда сердятся, у них так смешно чашуйки поднимаются.
        - Да что с вас взять, - махнул рукой Тариэл и впервые улыбнулся.
        Вновь глухо завыла сирена.
        - Внимание-внимание, - сказал тот же спокойный и даже приятный голос. - В северных и юго-западном секторе опасность нападения миновала. Повторяю, опасность миновала. Отбой.
        Люди кругом стали собираться, укладывать вещи, застегиваться, надевать шляпы.
        - Ну что, пойдем? - сказала Нестан.
        Они поднялись и присоединились к очереди у выхода.
        - Внимание-внимание, - вновь сказал голос через колонки радио, - требуются добровольцы в юго-восточный сектор в район шпалопропиточного завода.
        - Может, пойдем? - предложил Тариэл.
        - Да нет, уже поздно, девять часов, - сказала Нестан. - Нас дома потеряют. Да и школьников, скорее всего, не берут.
        Когда они выбрались на улицу, сирена все еще оглушительно гудела отбой. Трамваи по канатам между ярусами еще не летали, поэтому толпа не спеша брела по широким тротуарам-балконам и переходам.
        - Может, зайдем в кафе? - набравшись смелости, предложил Тариэл и тут же с ужасом вспомнил, что у него не хватило денег даже на одно пирожное.
        - Ладно, до завтра, - отмахнулись девочки.
        - А как вас искать? - спросил он.
        - Вспомнишь - найдешь! - крикнула, смеясь, Нестан, и девочки растворились в потоке людей.

* * *
        Ближайшие дни мысль о прекрасной Нестан не оставляла Тариэла. Но он считал себя слишком сильным, чтобы вот так просто влюбиться. К тому же ему нужно было работать, потому что если при наборе на фронт случался перебор, то оставляли именно тех, кто хуже учился. И товарищи считали таких ребят трусами. Учеба трудно давалась Тариэлу: он не был ни усидчив, ни внимателен. Но сейчас он должен был закончить, как минимум, без «троек».
        В конце концов, то есть примерно через неделю, Тариэл сломался. Как-то перед сном он сел в своей маленькой комнатке и при свете настольной лампы стал писать стихи.
        Стройней твой стан, чем дуло танка,
        Упруже грудь, чем дот врага,
        И, словно дымная болванка,
        Туманит разум красота.
        Но если встречу я когда-то,
        Тебя с другим под дымом труб,
        То вместо храброго солдата,
        Получишь мой кровавый труп.
        И на меня падешь, рыдая,
        Себя коря и день и ночь.
        «Ты натворила это, злая!» -
        Скажу я вдруг и скроюсь прочь.
        Отныне каждое утро его начиналось с проверки и редакции очередного любовного стиха. Кропотливо доводя строки до совершенства по форме и содержанию, он гладил рубашку и собирал портфель. Потом ни свет ни заря отправлялся к парадному входу элитной гимназии Аспироз и подстерегал там одну из подруг Нестан. Молча вручив белоснежный конвертик, он мчался на трамвай и в свою школу являлся с опозданием. Дисциплина его стала хромать, и он начал отставать.
        - Трус! - прилюдно говорил ему командир и учитель Цевелик. Все смеялись, а он краснел, молча закипая от злости.
        На каждом конвертике он указывал свой обратный адрес, но ничего ни разу не получил в ответ. Наконец он стал просить и умолять черкнуть ему хотя бы просто «да» или
«нет».
        Пришла осень, с навесов стали сыпать бумажные листья, и подошло время двухнедельных каникул - время отправки старшеклассников на фронт.
        Дела у юдолян шли плохо, людей катастрофически не хватало, кроме того, сказывалось технологическое превосходство дэвиан. Накануне у Тариэла состоялся трудный разговор с командиром Цевеликом. Учитель прервал его на первом же слове фразой:
«Прости, сынок, не могу». «Войдите в мое положение, ведь я новичок, я должен доказать, что не трус. То, что я один выжил из своего старого класса - чистая случайность. Вы же сами понимаете, что иначе никто не поверит. И я обещаю, я просто буду обязан, быть самым послушным и отважным! А если я не пойду теперь в бой, то предупреждаю, что в следующей четверти мы не увидимся». «Ну, угрозами ты меня точно не возьмешь. Впрочем есть для тебя одно местечко. Но с одним условием. Нет, с двумя. Первое: ты дашь слово чести закончить этот год на „отлично“. И второе… Второе… Ты каждый день будешь чистить и смазывать мой автомат». «Спасибо, господин командир! - Тариэл отдал честь. - Разрешите идти, господин командир?»
        Наконец, в последний день четверти, отчаянный Тариэл надел свою синюю парадную форму, белые перчатки и пилотку. На пояс он повесил кортик, которым награждали школьников после крещения боем, застегнул тугую шинель, надел ранец и направился в гимназию Аспироз.
        Пока он стоял у парадной лестницы, у Тариэла тряслись поджилки, но он старался держать себя в руках. Наконец среди потока школьников появилась она. Тариэл видел Нестан впервые, с тех пор как они попрощались у бомбоубежища. Она показалась ему еще прекрасней, еще неприступней, и он устыдился того бреда, который посылал ей все эти дни в конвертах. Она тоже сразу заметила его и поспешила навстречу.
        - Привет, сумасшедший! - сказала она. - Что ты здесь делаешь, а?
        Она говорила это, улыбаясь, и эти слова ему показались даже ласковыми. По крайней мере, то, что она заметила его и подошла, было уже что-то.
        - Да так, проходил мимо, решил заглянуть, посмотреть, как каджи учатся.
        - Мы еще не каджи. Но мы все мечтаем стать такими, как наши отцы. К этому нас и готовят.
        - Да, из тебя получиться неплохой кадж, - съязвил Тариэл. - Особенно в плане чешуек.
        - Тебе до них далеко, вот ты и завидуешь, - оскорбилась Нестан. - Они самые мудрые, самые храбрые и сильные. Только они общаются с нашим великим драконом.
        - Но знаешь, что-то редко я их видел на передовой, особенно с нашей стороны. А вот с той я выпустил парочке мозги на амбразуру.
        - Фу, какой ты грубый, - сказала строго одетая девочка и поспешила вверх по лестнице.

«Какой же ты дурак!» - сказал себе Тариэл.
        - Подожди, Нестан! - побежал он за ней. - Постой. Прости, пожалуйста, я не хотел. Просто завтра нас отправляют на фронт, и я очень хотел повидать тебя перед смертью.
        - Ну что, повидал? - холодно спросила Нестан.
        Тариэл покраснел и опустил глаза. Он почувствовал комок в горле. О нет! Он же сейчас расплачется. Он отвернулся и пошел против толпы вниз.
        - Тариэл! - окликнула его Нестан.

«Она запомнила мое имя, - радостно подумал мальчик и остановился. - Впрочем, я раз десять писал его на конвертах».
        Он обернулся и увидел, что Нестан пошла в его сторону и остановилась невдалеке.
        - Сейчас у меня диалектика, затем балет, а потом мы с подружками идем помогать на текстильную фабрику. Если хочешь, то подъезжай в десять к восемьдесят второму цеху.
        Вечером они сидели, свесив ноги с мостика над темным цехом, - так же, как тогда девочки на воздушной террасе. Нестан была в рабочем комбинезоне и по-рабочему подвязанном платке, Тариэл - в своей обычной форме.
        - А почему ты считаешь, что обязательно погибнешь? - спросила Нестан.
        - Ну, во-первых, я дал командиру невыполнимое обещание, которое смогу покрыть только смертью. А во-вторых, потому что я так хочу, - ответил Тариэл. - А как еще должен умереть солдат?
        - Может быть, любимым старым воякой в кругу своей семьи? - предложила Нестан.
        - Мне больше верится в мою смерть, чем в победу. Я хотел сказать, в близкую победу.
        - Да, мне тоже иногда кажется, что мы не застанем этого прекрасного дня, - согласилась Нестан. - Но ведь он обязательно настанет, и Юдолия вновь зацветет, как в древних легендах.
        - И я буду счастлив положить на алтарь этой светлой надежды свою жизнь.
        - Ты храбрый. А что ты думаешь о смерти?
        - То, что нам говорят в школе, - ответил Тариэл. - После смерти ничего нет. Только слава или бесславие. А все эти поверья - полная ерунда.
        Они помолчали.
        - Знаешь, мне часто… Только ты никому не говори! - виновато предупредила она, - мне часто представляется эта дивная-дивная страна для несчастных. Прямо как в старинных сказках.
        - Фантазируешь!
        - Я часто думаю об этом. Закрою глаза, гляжу…
        - Куда?
        - В будущее… И знаешь, что мне представляется? Громадный-громадный заброшенный карьер, заполненный водой почти до краев. И в его темной воде к самому дну опускается…
        - Враг?
        - Нет. Ты только не смейся. Опускается мое тело. Я. Маленькая, маленькая, похожая на куколку, замотанную в белые пеленки.
        - Выдумщица!
        Нестан, держась за решетку перил, припала к ней лбом и мечтательно разомкнула губы.
        - Я иногда, как дитя, начинаю верить в тайные сказания, а иногда ни во что не верю. Почему это?
        Тариэл посмотрел на свисающие над тьмой крюки кранов с полосатыми желто-черными карабинами.
        - Все это предрассудки.
        Они долго-долго сидели молча. Тариэл решил, что он счастлив. Нестан вздохнула и сказала:
        - Ты уж, пожалуйста, вернись.

* * *
        Их мотострелковая колонна уже около трех часов назад покинула последний в городе контрольно-пропускной пункт. Мальчикам запрещалось покидать бронетранспортер на границе, и они с жадностью, отталкивая друг друга, прилипали к бронестеклу, чтобы еще раз посмотреть на последний оплот своей славной родины. Могучие оборонительные сооружения из бетона и стали прямой линией уходили за горизонт. На земляном валу высились белые зенитные башенки и доты для тяжелых орудий. В той стороне, куда хищно смотрели пулеметные рыльца и стальные вращающиеся башни, на хорошо просматриваемой, специально выровненной километровой полосе были тесно разбросаны заградительные противотанковые ежи, намотана колючая проволока и криво торчали столбики с ярко-желтыми табличками, на которых был изображен скалящийся череп и крупно - ехидная надпись на дэвианском языке: «ЗДЕСЬ МИН НЕТ», а ниже мелко:
«Добро пожаловать».
        Колонна бронетехники, то и дело стопорясь, медленно ползла горными ущельями. Ребятам разрешили вылезти на крышу под ракетницу бронетранспортера. Но так как все двенадцать человек мотострелкового отделения там не помещались, приходилось время от времени меняться местами. Где-то в голове колонны то и дело сверкала белая ракета. Это означало, что группа разведчиков и саперов, идущая впереди, заподозрила засаду или какой-нибудь фугас. Приходилось останавливаться. А иногда вся колонна тормозилась из-за поломок одной из машин. Пока ее спихивали с дороги, всем приходилось ждать.
        Школьная дивизия от их района состояла из 850 бронетранспортеров, 190 танков, пятнадцати тысяч человек личного состава и бесчисленного количества джипов, грузовиков и прицепленных к ним станковых минометов. Все время пути над ними кружили и с ревом проносились штурмовики воздушной поддержки.
        Ночь была холодной. Убаюканные мерным гудением двигателя и тускло-красным светом внутри бронетранспортера, мальчики спали, прислонившись друг к другу. Они прятались в высокие воротники своих ватных курток, кутались в одеяла, но мерзли все равно. Они знали, что вооружены хуже врага. Но это было и предметом их гордости - так всякая победа становилась результатом отваги, а не технического превосходства.
        Во время остановок колонны кто-нибудь из мальчиков обязательно просыпался и спрашивал: «Что, уже?» Но командир приказывал спать. Наконец на рассвете дверцы машины резко распахнулись, повеяло ночным заморозком, и командир побежал по проходу, ударяя спящих по плечам.
        - Всем встать, подъем! Спите, сволочи?! Засони хреновы, а кто будет родину защищать?!
        Он никогда не разговаривал так в городе: это была чисто фронтовая манера, поэтому юные бойцы даже обрадовались такому обращению. Они встряхивали головами, приводили в порядок амуницию и выпрыгивали наружу. Было жутко холодно. Из ртов и ноздрей клубами шел пар.
        Свистела, хлопала и гудела канонада, холодный воздух дрожал, как наэлектризованный. Сражение шло на том берегу великой реки Саула в руинах поверженного города некогда могущественных марихов. За Саулой по всему горизонту над вздыбленными руинами дрожало зарево боя. В предрассветном небе над бойцами с ревом проносились за реку аккуратные стаи боевых самолетов. Командиры шагали вдоль своих отделений и яростно излагали боевые задачи.
        - Внимание! - перекрикивая канонаду, орал командир Цевелик. - Наша задача - вклиниться в расположение противника с целью окружить его карман с флангов. Машины мы оставим, как только войдем в непроходимые районы. Сегодня пленных не брать! За несанкционированное отступление - расстрел на месте! За попытку сдаться - расстрел на месте! За невыполнение приказа - расстрел на месте! За панику - расстрел на месте! Вопросы есть?! Вопросов нет! - И командир выкрикнул первую строку их боевого девиза. - Лучше славная кончина!
        - Чем позорное житье! - ответствовало отделение.
        - Так по машинам же, мать вашу!
        - Ура-а!
        Бронетранспортеры обрушились с берегов в спокойную широкую реку и поплыли, как катера, на другую сторону Саулы - туда, где неистовствовала война. Ребята, скалясь и рыча в красной полутьме салона, наспех мазали себя и друг друга сажей. Гигантские взрывы ударными волнами раскачивали и подбрасывали плывущую многотонную бронемашину. Пять минут - и мокрые длинные транспорты, натужно ревя, выскочили из воды, буксуя на берегу. Обгоняя друг друга, они неровным строем помчались в самое пекло. Через несколько мгновений они влетели на территорию гремящей и сверкающей фабрики. Машины помчались среди порушенных стальных конструкций под нависающими остатками городских платформ.
        Наконец они оказались в районе, где ехать было практически невозможно. Машины трясло и бросало на железобетонном хламе. По броне, как по кастрюле, градом колотили пули и осколки. Снаружи, отстреливаясь, по-обезьяньи перебегали с места на место бойцы. Огненными пунктирами поползли к бронетранспортерам трассирующие струи. Они рассыпались о броню искрами и с визгом рикошетили во все стороны. Первая ракета ударила по одному из бронетранспортеров, и он с треском и оглушительным взрывом превратился в бесформенный кусок металла, горящий и коптящий черным дымом. Другая машина подпрыгнула на косой бетонной плите, как на трамплине, винтом кувыркнулась в воздухе и рухнула набок, взметнув перед собой волну обломков и комьев земли.
        Это был бронетранспортер Тариэла. Лежащая на боку машина не подавала признаков жизни около минуты, но, наконец, люк распахнулся, и из него полезли солдаты. Первого сразу изрешетило огнем, и его обмякшее тело бойцы выпихнули наружу. Следующий попробовал лезть, прикрываясь панцирем, но тоже неудачно. Тогда солдаты ногами выбили запасной люк в днище и посыпались на землю, сразу отползая в укрытие в завалах.
        Тариэл с другими бойцами полз туда, где сверкали и взвизгивали короткие очереди. Плотность огня не давала поднять голову. Вскоре они увидели, как по обе стороны от них пятятся бронетранспортеры, поддерживая мотострелковый десант пулеметным огнем. Сверху сыпались искры и свистели осколки. Кругом валялись истерзанные тела, а из земли местами проглядывали белые кости когда-то наспех похороненных, а теперь вновь поднятых взрывами останков.
        Голос командира был слышен не всем, но бойцы исполняли его приказы, глядя друг на друга. Наконец они выползли на передовую линию: туда, где было много юдолянских солдат. Цевелик перекатывался от солдата к солдату, ища офицеров. Наконец ему указали путь, и они поползли вдоль передовой к месту сбора.
        На соседнем с ними участке обрушился железный навес, и санитары, пригибаясь, понесли оттуда носилки с ранеными. Цевелик собрал своих и объяснил им, рисуя ножом на бетоне, что они находятся с фланга глубокого пятикилометрового кармана, образовавшегося за счет прорыва противника. С помощью какого-то нового вида техники враг пытается прижать их к реке и рассечь на два лагеря, выйдя по центру к берегу Саулы. Их задача - вклиниться в основание кармана, встретиться со своими с другой стороны и таким образом окружить противника, захватив образцы нового вооружения.
        Подростки редко попадали в такие переделки. Чаще они копались на подступах под минным и пушечным обстрелом. Но теперь, когда армию юдолян, по-видимому, крепко прижало, мальчишки оказались лицом к лицу с врагом.
        Вдруг начался ураганный артобстрел. Осколки снарядов дополнялись галькой, выбитой из бетонных плит. Солдаты укрывались от них, кто как мог.
        Тариэл с парочкой ребят отсиживался под косо торчащей плитой. С одного края они были совершенно открыты и, выскакивая, пытались построить себе укрытие из подручного хлама. В этот момент к ним нырнул одноклассник. Он приволок с собой кусок стального листа и положил его на их низенькую баррикаду. Стало совсем темно. Только частые вспышки освещали белые лица солдат. Ребята начали глохнуть: сплошной грохот уже давно превратился в монотонный писк в заложенных ушах, теперь же особенно громко загрохотали удары в металлический лист.
        Мальчики видели, как перед их укрытием решетит и колошматит тело убитого бойца. Оно подергивалось от впивающихся осколков, обнажающих вату из куртки, черно-бурую от крови. От тела на холоде поднимался пар. Один из товарищей сделал знак остальным, чтобы они помогли подтянуть труп к укрытию. Солдаты сняли ремни и соорудили из них широкую петлю, которой за остатки сапога на раздробленной ноге зацепили тело и подтащили к себе. Убитого положили на баррикаду в качестве дополнительной защиты. Когда ребята отползли обратно в глубь плиты, они увидели, что один из них остался лежать на изрешеченном бойце.
        Еще пять минут - и ураган обстрела стал затихать. Тишина воцарилась почти внезапно, но солдаты заметили ее не сразу, потому что в ушах продолжало глухо и равномерно пищать. Все понимали, что это затишье перед бурей. Но какой? Что сейчас грянет? Тариэл выскочил из укрытия и, пригибаясь, вприпрыжку побежал через тела к командиру Цевелику. Тот с пятью бойцами отсиживался в щели, перекрытой стальным листом.
        - Господин командир, слушаю ваши приказания! - заорал он.
        - Что?! - беззвучно выкрикнул Цевелик.
        - Прикажете укрываться дальше?! - снова спросил Тариэл.
        - Что?!
        Тариэл попытался изъясняться знаками, но Цевелик перебил его:
        - А ну в укрытие, пушечное мясо! - замахал он руками. - Пока на фарш тебя не скрутило!
        Тариэл ничего не услышал, но все прекрасно понял. Он развернулся и вприсядку снова помчался под свой навес. Пока он бежал, кругом хлопали глухие разрывы и, словно джинны, ползли клубы бледно-зеленого газа.
        Тариэл выпрямился и помчался во весь опор, расстегивая рукой противогазную сумку. Он впрыгнул в свою дыру и заорал:
        - Га-а-аз!
        Все привычными движениями стали распаковывать маски. Тариэл задержал дыхание, натянул спасительную резину и что есть силы кашлянул, выгоняя из маски возможный газ. Плотно ли прилегла маска? Исправен ли, не поврежден ли осколками фильтр и клапан? Наконец, он вдохнул. Вонючий резиновый воздух туго потянулся в легкие. Он жив и здоров! Все в порядке.
        Один из бойцов рядом с ним надломил ампулу с химическим индикатором, пошла реакция, и прозрачная жидкость стала цвета яичного желтка. Хлорциан!
        Вновь земля задрожала под разрывами снарядов, и ребята приникли к земле. Наверное, вне завода уже рассвело, но здесь, за тенями укрытий, через запотевшие стеклышки и в стелящемся белесом тумане, ничего не было видно. По яростному посвистыванию, относительно легкой вибрации земли и равномерности ударов бойцы поняли, что по ним работает реактивная артиллерия противника. Это означало, что следом грянет атака.

«Надо же, какие ловкие, - подумал Тариэл. - Великолепная контратака. Ставлю вам пять баллов, сволочи. Не успели даже насесть как следует».
        Вдруг к ним под огнем примчался связной.
        - Приготовиться к атаке! - заорал он.
        - Что?!
        - Приготовиться к атаке!
        - Что ты сказал?!
        Гость сорвал с пояса парламентерский мегафон, приставил к противогазу и заорал:
        - Приготовиться к атаке! Залечь в цепь! Ни шагу назад!
        - Без тебя знаем, мать-перемать! - закричали все трое хором.
        Они выползли под обстрел и стали на локтях добираться до передней линии. Минный вал стал затихать и иссяк так же внезапно, как начался. Наконец они доползли до своих и, перекатываясь через живых и мертвых солдат, заняли позиции в цепи. Впереди, за балками, за остатками домов и уличных ярусов, в мерцании ракет шарахались и переминались какие-то громоздкие тени. Земля сыпалась и подрагивала под их могучей поступью.
        - Кого там еще принесло? - заинтересованно вглядываясь в надвигающийся ужас, сказал Тариэл.
        Это были шагающие танки. Слухи о них давно ходили по юдолянскому стану. Это было логичное, хоть сложное и дорогостоящее решение проблемы завалов. В отличие от обычных танков, они не ползли, натыкаясь на торчащие балки и проваливаясь в недра подземных коммуникаций, а аккуратно ступали своими визжащими стальными лапами по завалам. Поджимая и выпрямляя гидравлические суставы, танки перешагивали и даже перепрыгивали препятствия и провалы. Казалось, что бронированный корпус плыл, покачиваясь на мягких рессорах. Четырехствольный пулемет поливал пехоту сплошной мерцающей струей, а подвесные ракетницы с оглушительным воем засыпали юдолян реактивным градом. «Они совершенны», - восхищались школьники изобретением врага.
        Вблизи танки смотрелись более неуклюже. Бойцы сразу уловили, что они подслеповаты: ведя прицельный огонь, машины сначала как бы замирали над целью всем корпусом. Иногда шагающие танки все-таки запинались, цепляясь лапками за длинные стальные пруты и балки, после чего шатались, как пьяные, едва удерживая равновесие.
        Один храбрый боец, дождавшись, когда дрянь подойдет поближе, выскочил с противотанковым гранатометом и жахнул ей в лоб. Та тут же ответила ему ракетным залпом, не оставив от смельчака и мокрого места. Танк же продолжил наступление, только с разбитым башенным прожектором.
        Тут из мегафона послышался приказ «пропустить тварей через себя», что означало, избегая лобовой атаки, дать танкам противника зайти на ваши позиции и обстрелять их с флангов и с тылу. Но от страха все выполнили приказ не до конца: просто забились поглубже в свои прежние укрытия. В противогазах было трудно дышать, и это затуманивало разум. Оставшиеся с единицами бойцов командиры с ужасом наблюдали, как на их позиции следом за танками наступают цепи автоматчиков в химзащитных костюмах.
        - Да нас же сейчас начнут, как крыс, выкуривать огнеметами! - заорал сам себе командир Цевелик.
        Вдруг он увидел, как впереди один из юдолянских солдат с поднятыми руками поднялся у ног наступавших.
        - Комрад! - закричал он.
        Цевелик, не колеблясь, выстрелил ему в спину.
        - Я тебе покажу, кому рад, мать твою за ногу! - выругался он и почти на четвереньках побежал вдоль линии обороны.
        По пути поднимая живых, командир павианом мчался по хламу, чтобы выгнать своих солдат из укрытий. Одним из первых, на кого он наткнулся, был Тариэл, который присоединился к командиру и тоже стал звать товарищей в бой. Через пару минут их было уже достаточно, чтобы дать отпор пехоте. Послышались затяжные очереди вражеских автоматов и хлопки наступательных гранат. Им ответили отрывистые очереди юдолян. Первую цепь наступавших скосил трехногий станковый пулемет, но он тут же стал давать перебои, а потом и вовсе захлебнулся. Враг мгновенно оказался в пяти шагах. Школьники поднялись в рукопашную.
        Послышался командирский свисток к отступлению. Это значило, что каждый боец, носящий четный номер, должен сдерживать врага, а каждый нечетный отходить, вынося раненых. Тариэл был вторым, но он сцепился с одним ловким дэвианином и кубарем скатился с ним в какую-то щель. Он сорвал с него противогаз и обнаружил, что под ним такой же, как он сам, подросток. Русый с рыжеватым оттенком волос мальчик пытался спихнуть Тариэла с себя, а тот старался не ослаблять хватки душащих противника рук. Наконец дэвианин начал слабеть. Тариэл снял руки с вражеской шеи, выхватил из-за пояса кортик и попытался вонзить его во врага, но тот увернулся, и клинок провалился в рыхлую землю.
        Парень схватил Тариэла за руки и мастерски выбил из-под него опору, так что тот упал ему на грудь, и они оказались лицом к лицу.
        - Ну, что скажешь, сволочь? - спросил его Тариэл.
        - Великий дракон с нами! - прохрипел поверженный с дэвианским акцентом.
        - Врешь!
        - Клянусь честью, - выдавил в противогаз юдолянина светлолицый мальчик с голубыми глазами.
        Мгновенный рывок - и наградной кинжал Тариэла оказался в горле противника. Он ковырнул лезвием, прошил шею насквозь и дернул на себя, вскрыв кадык. Багровая кровь густой струей забрызгала белое лицо дэвианина и залила светлые волосы.
        - Нет у вас ни чести, ни славы, - прогнусавил Тариэл сквозь противогаз стандартную формулу победы.
        Обессиленный, он скатился с тела умирающего. Потом ему в голову вонзилась мысль о возможном пленении. Он содрал с поверженного шеврон с белым вьющимся драконом на черном фоне и вынул из внутреннего кармана документы. Он хотел уже выпрыгнуть из щели, как вдруг остановился и по непонятной причине посмотрел на убитого. Тот лежал, запрокинув голову и широко раскрыв рот. Рядом валялась каска, сорванный противогаз и еще один малоприметный предмет: пилотка, почти такая же, как у юдолянских школьников, только черная с красной двойной каемочкой на гребешке. Пилотку венчала кокарда. Тариэл схватил зачем-то пилотку и выскочил из ямы.
        И тут он увидел двух вражеских автоматчиков, которые только что прошли мимо него. Если бы Тариэл не помедлил, его бы уже убили. Он не успел понять, что, задержав его, пилотка спасла ему жизнь и помчался выбираться к своим. Кругом сновали дэвианские санитары с носилками.
        Вдруг из дыма показался разряженный строй медленно бредущих вражеских автоматчиков. Тариэл упал и залег за ржавый искореженный фрагмент заводской лестницы. Цепь небрежно прошла мимо него, Тариэл полежал еще и продолжил путь. Он и не думал, что бронетранспортеры унесли их войска так далеко в глубь завода. Иногда ползком, иногда на четвереньках, иногда короткими перебежками, к темноте он с горем пополам все же добрался до реки. Весь берег был усыпан подбитыми, искореженными, еще дымящимися БТРами его дивизии. Тут же копошились стройотряды врага, сооружая на захваченном берегу заграждения. С той стороны Саулы вели слабый беспокойный огонь. Над широкой лентой тихой реки парили на парашютиках осветительные ракеты, которые отражались в воде и шипели, касаясь ее глади.
        Тариэл, спрятавшись в чахлых кустах, быстро разделся, освободился от всего ненужного, выбросил противогаз, набил сумку самым ценным и помчался к реке. Его окликали, потом стреляли вслед, но он обманывал стрелявших, выписывая зигзаги. Тариэл вбежал в воду, но не успел нырнуть, когда жгучая боль парализовала его спину. Он ничком плюхнулся на мели, и река понесла его по течению.
        Лежа лицом в воде, он слышал выстрелы и, выдохнув, нырнул под воду. Каждое движение руки или ноги отдавалось адской болью в какой-то точке спины. Временами он переставал грести и расслаблялся, отчего жгучая боль сменялась пульсирующей и ноющей. Наконец он вынырнул, чтобы набрать воздуха. Оглянулся. Он был еще очень близок от вражеского берега, и его наверняка было легко заметить.
        Он вновь нырнул и поплыл под водой. Сумка путалась у бедра и мешала, раненый бросил ее и поплыл налегке. Еще до середины реки он выныривал раз пять, потом, наконец, понял, что уплыл достаточно далеко от врагов, лег на спину и потерял сознание.
        Неизвестно, через сколько времени Тариэл пришел в себя, лежа на воде в какой-то тихой заводи. Рыбы пощипывали рану, на что та отзывалась зудящей болью. Он попробовал перевернуться и поплыть, но тело было словно деревянным и неживым. Жестокая боль колом пронизывала все его существо. Он снова перевернулся на спину и попытался грести руками. Последнее, о чем он успел подумать, это то, что он далеко от фронта и что уже не слыхать канонады.

* * *
        Юноша очнулся вновь, когда какие-то голые тощие каджи в противогазах втаскивали его тело во мрак широкой бетонной трубы, по которой тек ледяной ручеек. Тариэл не мог противиться, а вместо слов вырывались стоны. Каджи, услышав их, начали переговариваться, но их гнусавые голоса, искаженные фильтрами противогазов, были непонятны.
        Эти каджи были изгоями. Дело в том, что каджей, как некогда причастившихся к самому великому дракону Дэву, запрещалось казнить, бросая в Позорное озеро. Предателей, преступников и смутьянов из каджей наказывали вечным изгнанием за пределы цивилизации. Здесь они, как звери, обитали среди отравленной природы и занимались неведомо чем. Добропорядочные граждане этим не интересовались, считая ниже своего достоинства следить за судьбой тех, кто, получив величайший дар приобщения к дракону, ступил на тропу предательства.
        Эти исхудавшие твари с когтистыми руками и бледной, сухой чешуйчатой кожей вместе с достоинством потеряли свои одежды и даже лица. Лишенные системы оповещения о химических атаках, они носили противогазы круглосуточно, снимая их разве что во время еды.

«Что может быть хуже опустившегося каджа-предателя? - риторически подумал раненый воин. - Надеюсь, эти твари не собираются меня съесть»…
        Юноша был совершенно наг и парализован. Два существа над ним сопели и мотали своими вытянутыми мордами-масками. Стеклышки противогазов были чисты и, поблескивая, отражали дневной свет в конце трубы. Один кадж, урча, осторожно провел своей когтистой шершавой рукой по груди юноши.
        - Да, немного крема тебе бы не помешало, - пробормотал Тариэл.
        Кадж медленно отвернулся.
        - Ты что, сволочь, задумал? - вслух сказал Тариэл.
        Но гибкий кадж просто нагнулся за мокрой тряпкой, лежавшей у него за спиной. Кадж начал ее отжимать, и на лицо юноши полилась вода.
        - Прекрати, дрянь! - простонал он.
        Но Тариэл очень хотел пить, а вода была такой прохладной, что он раскрыл рот и последние несколько капель проглотил. Тварь повторила номер с тряпочкой, и юноша жадно пил. Напившись, он почувствовал ломящий холод в спине. Текущий под ним источник нагонял ледяной озноб. Тариэл попробовал подняться, но под лопатку вонзилась боль, и он вновь лег на спину.
        Твари побулькали в своих масках и, ловко передвигаясь на четвереньках, покинули трубу.
        - Хоть на том спасибо, - сказал Тариэл.
        Он лежал еще, может быть, час, а может - два. И вдруг понял, что если ничего не предпримет, умрет. Нечеловеческим усилием воли он поднялся на четвереньки и пополз к свету.
        Снаружи было ветрено, но теплей, чем внутри. Тариэл внезапно покрылся испариной и понял, что у него жар. Оглядевшись, он увидел, что бетонная дренажная труба выходит в пологую канаву, по которой течет струящийся из темного круга поток. По склонам канавы пучками росла жухлая травка. Цепляясь за нее и опираясь на выскальзывающие из-под колен камни, Тариэл добрался до верха. Он посмотрел вдоль ручья. Разливаясь по камням, тот впадал в спокойную пенистую заводь.
        Юноша обернулся и увидел, что за ним наблюдают десятки глаз - толпа исхудавших изгоев устроилась неподалеку от трубы. Они сидели рядками, как воробьи, и молча пялились на него через круглые линзы противогазов.
        - Чего уставились, мрази?! - крикнул он им.
        Но те даже не пошевелились. Холодный ветерок казался теперь Тариэлу приятным, и он почувствовал прилив сил. Он думал, как далеко его отнесло и как выбраться к своим. Полудохлые твари не внушали ему опасения, просто он брезговал и не хотел вступать с ними в контакт.
        Он поднялся на ноги и покачиваясь побрел вверх, против течения реки.
        - Гнусные предатели! - уходя, выругался он и забубнил себе под нос одну из излюбленных формул командира Цевелика: - «Что может быть хуже предателя? Даже сыпнотифозную вошь можно оскорбить, сравнив ее с предателем».
        Пройдя несколько десятков метров, юноша обессиленно рухнул на каменистую землю. На горизонте в белесой дымке виднелся скалистый горный хребет.
        Вдруг рядом с собой юноша заметил труп каджа. Как выглядит на любой стадии разложения человеческий труп, Тариэл знал, но труп каджа он видел впервые. Тело лежало, как раздавленный лягушонок, тонкая бледная сухая шкура была порвана и лоскутками колыхалась на ветру. Сквозь дыры виднелись кости. На голове была маска, лишенная стекол и фильтра. Сзади послышался шорох камней. Тариэл обернулся и увидел, что его преследует вся стая каджей. Они пугливо озирались, перебегали с места на место и прятались друг за друга.
        - Ну, чего надо? Убирайтесь! - крикнул им юноша и добавил себе под нос: - Идите, ловите своих крысок или чем вы тут питаетесь…
        Вдруг один из каджей на четвереньках подбежал к Тариэлу и сел перед ним на корточки.
        - Ух, какой смелый, - вслух подумал тот.
        Кадж сидел против него, неподвижно и молча.
        - Чего хотел? - спросил раненый воин.
        Кадж заметно занервничал, и все жилки его тела пришли в движение. Он стал громче сопеть фильтром противогаза.
        - Ну, чего стесняешься, мразь? - сказал юноша. - Давай! Хочешь подраться - бей первым, хочешь поболтать - задавай вопрос.
        Кадж снова замер. Потом оглянулся на своих и осторожно подобрался к юноше ближе. Он нарисовал коготком на земле что-то вроде вьющейся собачки - это был принятый у врага знак дракона. Потом обрисовал его двумя дольками, так что дракон оказался в сердечке.
        - Да, да, - безразлично пробормотал Тариэл. - Я тоже люблю дракона. Люблю и уважаю…
        Все исхудалое тело изгоя задергалось в собачьей радости, голова затряслась, и из сопящего фильтра забулькало, закудахтало некое подобие смеха. Тариэл сморщился, вытянул руку и пальцами двинул по баночке фильтра:
        - Прекрати, меня сейчас вырвет.
        Кадж подчинился.
        - Ты видел где-нибудь поблизости автомобили? - спросил юноша. - Ну, машины, такие - ж-ж-ж… - он порулил в воздухе.
        Кадж молчал.
        - Люди, понимаешь, люди? - он похлопал себя по груди. - Как я.
        Кадж еще помолчал, вытянув свою резиновую морду на длинной жилистой шее в сторону Тариэла.
        - У-у, - как-то многозначительно промычал он сопелкой и медленно указал длинным когтистым пальцев в небо. - У-у.
        Кадж болтал вверх-вниз фильтром противогаза.
        - Дурак, - сказал Тариэл и пошел прочь.
        Он обернулся и увидел, что тварь крадется за ним. Он схватил булыжник и пульнул в преследователя. Тот увернулся и, закудахтав, в ужасе скрылся за бугром.
        К вечеру изнемогающий от боли и жажды юноша добрел до пустынных каменистых дюн. Когда-то здесь бушевали сражения, ржавые искореженные куски бронетехники давно стали частью местного пейзажа.
        - В наш бы школьный музей такой, - сказал юноша, подходя к неказистому танку. Башня его была свернута и упиралась хоботом в землю, так что машина походила на ржавого стального муравьеда.
        Еще час юноша брел среди стальных скелетов и кратеров от тяжелых авиабомб. Наконец, он стал подниматься по каменистому склону пологого перевала. Силы оставляли Тариэла, и он то и дело припадал к колючим камням. Когда начало смеркаться, раненый вдруг услышал позади себя хорошо знакомый гул, похожий на свист ветряной мельницы. Не оборачиваясь, он помчался к вершине перевала. Подъем начал медленно выравниваться, и скоро он оказался на самой вершине. Из последних сил он стал исполнять безумный сигнальный танец, по которому два года назад сдавал экзамен на военной кафедре. Юноша приседал, подпрыгивал, выбрасывал в стороны руки и ноги, маяча, бегал туда и сюда, махал руками и кружился на месте. Но вот он зашатался, как пьяный, его заплетающиеся ноги подкосились, и он упал без сознания. А над гребнем холма на низкой высоте почти беззвучно и медленно, как планер, пролетел темно-серый самолет полевой разведки.

* * *
        - Где я? - спросил Тариэл, лежа под холодной простыней на койке.
        - В лазарете, - ответил женский голос. - Тебя чудом обнаружил самолет нашей тактической разведки.
        - Я в городе?
        - Да.
        - Я серьезно ранен?
        - Поговоришь об этом с врачом. Пока не двигайся.
        Он почувствовал влажное прикосновение к бедру ватки со спиртом и резкий укол.
        - Ай!
        - Спокойно, боец, - сказала сестра. - А вот и доктор.
        Человек в белом халате, с ручкой в нагрудном кармане нагнулся над раненым. На лице у него были большие круглые очки с мощными линзами. Он улыбался.
        - Ну, что ж, - сказал врач выразительным голосом добряка, - добро пожаловать в мир живых.
        Он выпрямился, и его не стало видно, только ощущалась громадная нависающая тень. Врач листал блокнот и что-то бубнил под нос. Наконец он сказал:
        - Тебе безумно повезло. Пуля вошла под большим углом, прошла на сантиметровой глубине и вышла под плечом из так называемой широчайшей мышцы спины. Но все же зацепило тебя хорошо. Ранняя стадия сепсиса, но это ничего страшного. Ты вовремя нам попался, парень.
        Через пару дней Тариэл стал подниматься. Он находился в ярко освещенной палате, больше похожей на коридор, с бесконечным рядом коек. В помещении не было окон, и оно ярко освещалось электрическими лампами вдоль потолка. За нынешний год Тариэл уже третий раз находился в подобном помещении. И все всегда повторялось с точностью до мелочей: строгий распорядок дня, настольные игры, обед, временные друзья.
        Дважды к нему приходили посетители. Первым был командир Цевелик. Он вошел в накинутом на форму белом халате. Учитель был улыбчив, но глаза его оставались серьезными.
        - Ну что ж, красавец, - задушевно обратился к Тариэлу строгий вояка, - дай пожму тебе руку. Позволь от имени Верховного совета, армии и всего народа сообщить тебе, что ты награжден Орденом за проявленную отвагу третьей степени!
        - Но за что? - удивился боец. - Мы же проиграли.
        - Да, мы оставили позиции, чтобы не попасть в плен, - объяснил Цевелик, - но наши усилия были по заслугам оценены вождями нашего народа. В неравном бою с превосходящим в силе и технике противником мы добились почти невозможных успехов. По нашим подсчетам, стоимость одной сверхсовременной машины равна стоимости от тридцати до пятидесяти единиц средних танков. Наша дивизия прикрывала около двух процентов от передовой, и это был единственный участок, на котором удалось подбить новейшую вражескую технику. Теперь о нашем подвиге пишут во всех газетах, - с наигранной гордостью говорил командир. - Нами гордится весь наш славный народ. Молодые юдолянские бойцы доказали, что не только не уступают в силе и храбрости старшим товарищам, но зачастую и превосходят их. Враг получил хороший урок, и надолго запомнит, что никакие технические ухищрения не способны сломить наш рвущийся к свободе дух. В этом бою, отдав два километра руин, мы получили бесценный опыт борьбы с их, так сказать, «сверхоружием». С радостью буду ожидать, боевой товарищ, твоего возвращения на учебную скамью нашей школы!
        Он отчеканил этот заученный и, вероятно, не впервые произносимый панегирик, козырнул, и умчался.
        Другие посетители обрадовали Тариэла куда больше. Это были узнавшие о его ранении Нестан с подружками. Девочки весело крутились вокруг него, а он делал вид, что совершенно беспомощен - просил подать воды, приглашал сесть на край койки. Прощаясь, Нестан сказала, что больше не сможет навестить его, так как часы посещений в лазарете совпадают со временем ее репетиций в балетном кружке, а также работой на фабрике во благо победы и процветания их родины, но добавила, что с нетерпением будет ожидать его выздоровления. Тариэл был на седьмом небе от счастья.
        Через две недели он оказался за школьной партой. Класс сильно изменился. С коротких осенних каникул не вернулись восемь ребят. Четверо погибли, еще четверо отлеживались по лазаретам - даже трехмесячные летние каникулы дались этому классу меньшей кровью. Многие из тех, кто впервые попал в такую серьезную переделку, стали задумчивее и медлительней. Иногда они прямо на уроке впадали в ступор и смотрели перед собой стеклянными глазами, не обращая внимания на оклики учителей. Их били указками, они вздрагивали и извинялись.
        Каждый день в школе была физкультура, после которой класс Тариэла оставался играть в мяч. Особенно популярен был волейбол. Тариэл из-за ранения часто сидел в запасе, но если уж выходил на поле, то выкладывался по полной и играл не хуже других.
        Хорошо хоть, что два года, как на военной подготовке не было практических занятий. Их роль выполнял теперь фронт. Это радовало. «Бессмысленная» муштра и учения по
«воспитанию духа» выводили ребят из себя. Например, игра в «Солнышко», когда семиклассников клали по кругу, так что от их голов до центра было всего четыре метра, а потом преподаватель бросал в центр взведенную гранату и ложился сам. Вспоминая такие штучки, прошедший огонь и воду Тариэл ухмылялся и радовался, что ему это уже не грозит.
        Он любил смотреть, как муштруют младших, даже думал пойти в военное училище и стать инструктором по полевой подготовке. Но мысли о Нестан затмевали все остальные надежды. Он думал о ней везде и всегда. На занятиях, на войне, в дороге и даже в кресле юдолянского стоматолога.
        После учебы Тариэл шлялся по городским лабиринтам, отсиживался в бомбоубежище, слушал любимую музыку, читал военные романы и делал уроки. Вечером он спешил на текстильную фабрику, встречал свою возлюбленную и провожал ее до дома. Изредка они спускались в метро или садились в трамвай, но чаще просто неспешно брели среди потоков людей по ярусам тротуаров. Наравне с влюбленными мигали и переключались светофоры, под ними скапливались машины и сновали испещренные рекламой таксомоторы. Особенно Тариэл любил, когда сигнал воздушной тревоги заставал их вдвоем, и они спешили укрыться, будто от ливня. В убежище, словно в зале ожидания, они мирно беседовали, и Нестан смеялась, слушая рассказы о преувеличенных подвигах Тариэла. Ему нравился ее смех, и он начинал откровенно загибать, превращая кровавую мясорубку в череду забавных героических приключений.
        - Я всегда считала, что война - это великое страдание, которое народ должен претерпеть во имя свободы и мира, - говорила Нестан. - А по твоим рассказам получается, что война - это весело, и без нее нельзя жить.
        - Если бы не было войны, то не было бы места для подвига и ратной славы, - пояснил Тариэл.
        Нестан грустно улыбнулась и посмотрела куда-то вдаль:
        - Я часто представляю себе день великой победы: сначала над городом будет салют, миллионы орудий осветят небо Юдолии праздничными огнями, а потом - парад, такой, какого еще никогда не было. Все будут ликовать и дарить друг другу цветы. И сам дракон будет радоваться нашей победе. А когда праздник кончится, за пределами города выроют большую-большую яму и побросают в нее все эти проклятые военные штуки - танки, ружья и самолеты…
        - Но-но! - представил себе такую картину Тариэл. - Я тебе побросаю. Знаешь, сколько сил наш народ положил, чтобы их изготовить?
        - Но Тариэл, - удивилась Нестан, - зачем они будут нужны? Ведь воевать-то уже будет не с кем.
        - Пойми, глупая, - говорил Тариэл, - после победы над дэвианами предстоит упорная война у нас на родине - против предателей и врагов дракона.
        - Может быть, - вздохнула девушка. - Но неужели ни нам, ни нашим детям, ни даже внукам не увидеть мирного неба Юдолии?
        - Конечно, нет, - прыснул Тариэл. - Мирная жизнь - это миф. Бабушкины сказки. Истинный смысл жизни в борьбе, в отваге искореняющих зло.
        - Но разве насилие - это не зло?
        Тариэл окинул Нестан недоумевающим взглядом:
        - Слушай, подруга, иногда ты становишься невозможной. И откуда у тебя, дочери начальника Хсема, такой бред в голове?
        Пришло время, когда для класса Тариэла наступил знаменательный день - экскурсия в лагерь для изменников и военнопленных. За все время обучения в школе такая экскурсия проводилась единственный раз. Предварительно им прочли специальную лекцию на тему устройства и цели концентрационного лагеря. «Вы должны знать, как надо поступать с врагами, - объясняли им. - Здесь нужны жесткость, милосердие к сыну многострадальной Юдолии и рациональное использование рабочей силы. Чтобы труд заключенных стал искупительным вкладом как в дело нашей победы, так и в освобождение их собственной совести».
        Лагерь располагался за полосой рудников вокруг города и опоясывался линиями обороны - внешней, за которой пролегали минные поля, и внутренней, за которой начинался дымящийся тысячами труб город заводов. Жили заключенные в выработанных шахтах, в оборудованных в их горизонтах камерах.
        Публичная казнь в озере была высшей мерой наказания. Обреченного поднимали из подземных недр и выводили на высокую платформу, построенную на краю затопленного карьера. С платформы торчал металлический мостик, точнее крановая стрела, что-то вроде корабельной реи. Смертник должен был идти по прямому мостику, конец которого обрывался на высоте тридцати метров над серединой круглого водоема. Такое завершение жизненного пути считалось самым позорным из всех, какие только возможны. В школе рассказывали, что выйти на рею может только самый страшный предатель отчизны или хулитель славного имени Великого дракона. Больше всего школьников интересовала именно эта часть экскурсии.
        Наконец класс Тариэла вывели из подземных лабиринтов лагеря, посадили в автобус и повезли пыльными дорогами приисков к знаменитому озеру. Все с замиранием сердца ждали этого момента. За окнами автобуса шли нескончаемые прямоугольные колонны заключенных. В каждой колонне было человек по сто, они двигались, маршируя и распевая бравурные марши.
        За заключенными наблюдала вооруженная охрана, сопровождающая колонны на мотоциклах или следящая за ними с пулеметных вышек.
        Когда ученики прибыли на место, они вышли, построились возле автобуса, получили инструкции, как следует себя вести на месте казни, и змейкой потянулись на платформу по металлической лестнице. Наверху они обнаружили, что никакой преграды между ними и смертником не будет. Они стояли очень близко, всего в пяти-шести метрах от дверей лифта, из которого должен был появиться обреченный враг.
        Мальчишки, предвосхищая зрелище, перешептывались и посмеивались. Девочки же считали свое присутствие здесь не развлечением, а долгом перед отечеством, поэтому были серьезны и соблюдали благоговейную тишину. Неожиданно быстро на площадке появился красивый улыбчивый офицер.
        - Приветствую вас, коллеги! - мило сказал он школьникам еще издалека.
        - Здравия желаем, господин майор! - неорганизованно ответил класс.
        - Итак, вы готовы? - игриво спросил он.
        - Так точно, господин майор! - ответили ребята.
        - Не будем медлить, - сказал он и нажал на кнопку лифта.
        Ждать не пришлось, двери разъехались почти сразу. Из них вышел щуплый босой человек в ярко-оранжевой робе, обильно обшитой бирками с личным номером. За его спиной, выставив грудь вперед, стояли два каджа из охраны лагеря.
        - Ну что ж, не будем церемониться, - сказал майор и жестом пригласил заключенного. - Вперед! Без резких движений.
        Светловолосый, коротко остриженный и небритый человек с морщинистым лицом щурился на солнце, отчего казалось, что он улыбается. Скованной походкой он медленно двинулся к мостику. На ногах у него были широкие матерчатые браслеты со свинцовыми слитками внутри, а руки связаны за спиной. Человек очень долго, но равномерно двигался по стреле, семеня от тяжести ножных браслетов. В начале желтой стрелы были перила из тонких прутьев, которые заканчивались за три-четыре метра до конца. Казалось, заключенному не было дела до происходящего кругом. Наконец, человек дошел до края и остановился.
        Майор достал из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Потом немного помедлил, разглядывая оружие, и обратился к школьникам:
        - Итак, коллеги, есть желающие исполнить свой долг перед отчизной? - ехидно улыбаясь, спросил он.
        - Разрешите, господин майор! - наперебой закричали мальчики.
        - Ну-у, - разочарованно протянул он. - Где же ваша галантность, джентльмены? Нужно уступать дамам. Девушки, прошу.
        Девочки смущенно заулыбались и начали, переглядываясь, подталкивать друг друга. Они почему-то не хотели выполнять долг перед отчизной, хотя в большинстве хорошо стреляли и часто обыгрывали мальчиков на школьных соревнованиях по стрельбе.
        - Вон та симпатичная девушка с подобранными волосами.
        Девочка, прижав руку к груди, вопросительно посмотрела на майора.
        - Да-да, вы, - подтвердил офицер.
        Девочка улыбнулась, подняла подбородок и вышла вперед.
        - Ну, иди сюда, - сказал майор ласковым тоном.
        Он вложил в руку девушки пистолет и, стоя сзади, помог прицелиться.
        - Так, - сказал он. - Дай-ка ему под коленочку.
        Раздался выстрел. Пуля попала в цель, ноги заключенного подкосились. Он вскрикнул, в падении ударился о стрелу, и, вертясь, полетел вниз. Всплеск - из середины обширного озера взметнулись и опали белые брызги, и по поверхности побежали круги. Через мгновение на том месте, куда упал человек, были только пузыри и легкие волны.
        Ребята захлопали в ладоши. Девочка отдала пистолет и, прикрыв ротик рукой, побежала к своим. Подруги приняли ее ласками и веселыми похвалами. Расстроенные мальчишки отдали честь и попросили разрешения спускаться.
        Вдохновленные зрелищем на озере, парни устроили импровизированные соревнования по стрельбе в школьном тире. Они где-то откопали оранжевый кусок ткани, нацепили его на картонный стенд в форме человеческого силуэта, на котором нарисовали кружки-мишени. Расстояние для стрельбы они сознательно увеличили вдвое по сравнению с тем что было на вышке.
        После трех часов пальбы и стояния в очереди, Тариэл утомился и пошел гулять. Он снова остановился у кондитерской, где впервые встретил Нестан. Пошел пахнущий порошком дождь, и юноша вошел внутрь. Пирожных здесь было великое разнообразие. Обычно он только любовался на них с улицы, а сейчас подумал о том, чтобы купить парочку для себя и Нестан. Вынул из кармана мелочь и принялся наскребать нужную сумму.
        После отключения дождя Тариэл пошел бродить по тому маршруту, по которому некогда увязался за девчонками. Наконец, добравшись до нужного выхода наружу, стал выбираться наверх. Воздушными мостиками и лесенками он вышел к той высотной станции или управлению с обширной прогулочной терассой, где его чуть не арестовали. Все здесь было так же, как тогда: прохаживались и сидели на скамейках люди и каджи, бегали ребятишки, а за перилами смотровой площадки открывался действительно поразительный вид. Как обычно, дул порывистый высотный ветер.
        Далеко-далеко за горизонт уходили величественные заводские конструкции, цеха, зенитные вышки, дымящие клубами полосатые трубы, высотные площадки с флагами, плавильные домны, сверкающие на солнце шары нефтяных резервуаров. Над всем этим висели заградительные аэростаты, растягивающие прозрачные рваные сети. А выше всего висел серый, чуть заметный во мгле огурец-дирижабль с сияющим диском искусственного солнца юдолян. Светило уже поплыло на закат, и юноша понял, что может идти к любимой.
        Он, как обычно, встретил ее возле фабрики, и они, беседуя, пошли по шумному городскому ярусу.
        - Может быть, пойдем в кино? - предложил Тариэл. - Там еще крутят короткометражку
«Враг над пропастью».
        - О нет! Я видела его восемь раз. Один раз с папой, один раз с классом, один - с цехом, один - с моей балетной труппой и четыре раза на вечеринках. Меня уже тошнит от этого дэвианина, висящего на шнурке.
        - Зато развязка там что надо.
        - Ага, - припомнила Нестан. - Это когда он проклинает Великого Змея, и его разрывает пополам.
        - Класс, - просмаковал Тариэл.
        Некоторое время они шли молча, их обгоняли пешеходы, поблизости, позвякивая на своих канатах, проносились ярко-желтые трамваи.
        - А давай лучше, если сегодня будут бомбить, - весело предложила Нестан, - я приглашу тебя в гости, а если не будут - то ты меня?
        - И что, мы будем целый день ждать бомбежки?
        - Почему, только пока ты меня провожаешь.
        - Но ведь это всего один час. Вероятность того, что нас не будут бомбить, гораздо выше.
        - Ты так не хочешь пригласить меня к себе? - понарошку обиделась Нестан.
        - Да нет, почему, - пожал плечами Тариэл. - Просто пойдем ко мне, и все.
        - Уговорил.
        Они сели в трамвай и заскользили по канату к общежитию Тариэла.
        Здание находилось в нижних ярусах города, что было более безопасно, но не модно. Войдя внутрь, они пошли по бесконечному коридору.
        - А где здесь туалет? - спросила Нестан.
        - Через каждые двадцать комнат, слева - для девочек. Ты иди, а я пока открою. Я оставлю дверь нараспашку.
        Они разошлись. Тариэл проник в свое жалкое тесное жилище. Здесь был обычный бардак, вещи валялись на полу, обнаженный манекен женщины в согнутом положении лежал на столе.
        - О, нет! - всполошился юноша и захлопнул дверь.
        Он принялся запихивать подаренную друзьями подругу в шкаф, но дверцы его отворялись, и она выпадала вновь. Наконец, он припер шкаф стулом и запинал остальной хлам под кровать. Отскочил к дверям. Нет - вид никуда не годился. Он вырубил свет, включил настольную лампу и накинул на нее майку - вышел розовый полумрак. Отлично! Тариэл выглянул за дверь и увидел, что любимая безмятежно прогуливается по коридору.
        - Нестан, я здесь! - окликнул он ее.
        - А я все думаю, подряд ломиться или наугад…
        Тариэл благородным жестом пропустил даму вперед.
        - О, как романтично! - сказала девушка, входя и осматривая жилище.
        - Чувствуйте себя, как дома, - вежливо предложил Тариэл.
        - Ага, - сказала девочка, взяла прислоненный к шкафу стул и придвинула его к столу. Дверцы шкафа отворились, и оттуда выпал грудастый манекен с завязанными галстуком глазами.
        - Кто это? - Нестан раскрыла рот, держа стул в руках.
        Тариэл взмок и удивленно, нет, испуганно, смотрел то на одну, то на другую гостью.
        - Э-э, не знаю, - сказал он самое первое, что пришло в голову. - Точнее она, то есть он, не мой.
        - А чей?
        - Школьный.
        - Школьный?
        - Да, школьный, школьный стенд для стрельбы в тире.
        - Вас учат стрелять по женщинам?
        - Да ладно тебе, они же неживые, - выпутывался юноша. - И, в конце концов, это же война, а не детский сад.
        - А почему у нее завязаны глаза?
        - Ну… Чтобы не страшно было…
        - Ей?
        - Ну да, ей, - замялся парень. - И нам.
        - Ну, ладно, убирай ее. В любом случае, одна из нас здесь лишняя.
        - Вообще-то я серьезно. Одно дело стрелять по картонкам, совсем другое - по выпуклым формам.
        - Да, формы что надо, - подтвердила Нестан.
        Делая вид, что не понял ее сарказма, юноша покивал, пожал плечами и стал запихивать манекен обратно.
        - У меня тут кое-что есть, - сказала Нестан.
        - Что?
        - Я купила пирожные к чаю.
        - Отлично! - суетясь, сказал Тариэл. - Я сейчас получу кипяток. Ой! Слушай, а я тоже купил к чаю пирожные!
        - Вот здорово! - воскликнула Нестан. - Ты угостишь меня своим любимым, а я тебя - своим.
        - Ага, - сказал юноша и скрылся в буфетном закутке.
        Оттуда он вынес две облупленные эмалированные кружки, из которых вился пар. Следом он притащил тарелочки, ложки и банку с чаем из сухпайка.
        - Трофейная, - похвастался он.
        - А не отравленная? - Нестан подозрительно, как мину, подняла квадратную жестянку. - А то дэвиане - народец хитрый, да и юмор у них жестковатый.
        - Не знаю, не знаю… Но я уже пил, - бросая заварку щепотками, пожал плечами юноша. - А насчет юмора, так тут мы их точно перещеголяли. Вот был у меня один случай на передовой. Пошли мы с товарищами на разведку. Ползем, значит, через нейтральную линию, ракеты сверкают, пули над нами свистят. Ну, я и думаю: а что если мы сами этих гадов в атаку поднимем? Вышли на их позиции, разделились, расползлись на расстояние между отделениями и дали из ракетниц красный свет, по которому дэвиане в атаку ходят. Эти придурки повыскакивали, наши их из пулеметов косят, а их командиры уже назад в свистки дуют. Так вот: десять метров ложной атаки, человек тридцать на земле. Это называется диверсионная провокация.
        - А тебе не жалко убивать людей? - спросила Нестан.
        - Каких людей? - удивился Тариэл. - Это не люди. Это враги.
        - Но они тоже ходят, испытывают боль. Их матери плачут.
        - Странные вы, девчонки, народ, - поморщился Тариэл. - Вот сегодня тоже одна у нас в классе, чуть со страху не померла, пока в озеро предателя отправляла.
        - Как это?
        - А вас что, еще не водили в лагерь к озеру?
        - Каджей это не касается, - сказала Нестан с достоинством.
        - Почему?
        - Каджей не бросают в озеро, их изгоняют за пределы родины, - сказала она. - Ты что, не знаешь?
        - Я не только знаю, но и сам за оградой встречался с твоими друзьями, - похвастал Тариэл.
        - Они не мои друзья, они предатели родины и осквернители Великого дара Змея, - серьезно сказала Нестан.
        Они на время замолчали. Именно в этот момент юношу впервые задела мысль о будущей судьбе возлюбленной, ведь ее готовили в каджи.
        - А ты что, действительно собираешься стать каджем?
        - Ну конечно, ведь это такая честь, - машинально ответила Нестан, смотря в сторону. Похоже, слова Тариэла о встрече с изгоями ее задели.
        - Но… Но ты… Ты такая красивая, - робко начал он. - А каджи, они…
        - Что?
        - Ну, они другие, - мягко вывернулся юноша.
        - Да, они другие. Они лучше. Мы этого не понимаем. Мы печемся о своей плоти. А они забывают обо всем ради пользы отечества. Мой отец днем и ночью думает только о великой победе. Бывает, я застаю его ночью за работой с бумагами. А однажды… - в изменившемся голосе Нестан зазвучало тщеславие, - Наверное, я не должна об этом никому рассказывать. Но тебе, тебе мне хочется рассказать. Однажды ночью у нас дома зазвонил телефон. Никто не подходил, папа крепко спал, и я сняла трубку. И… - Нестан сладостно улыбнулась и молитвенно сложила руки, смотря в потолок. - И со мной заговорил такой приятный-приятный голос: чистый, певучий, даже с каким-то стихотворным ритмом. Он сказал: «Я искренне извиняюс-с за столь поздний звонок, но дело государственной важности. Могу ли я попросить вас-с, пригласить досточтимого начальника Хсема?». Я, дура, говорю: «Конечно-конечно, минуточку, а кто его спрашивает?» А в ответ: «Дэв».
        Тариэл, несмотря на свою природную невозмутимость, выпучил глаза и сглотнул.
        - Змей? - не веря своим ушам, выдохнул он.
        - Да, - сверкая глазами и ослепительно улыбаясь, подтвердила Нестан.
        - И что? И что дальше?
        - Ну, я побежала на второй этаж в папину спальную, набросилась на него, начала трясти и орать: «Папа, проснись! Проснись!» Папа подскочил и побежал вниз. А я побрела следом, чтобы посмотреть, как мой папа разговаривает с Великим драконом. Но папа решил, что нас снова бомбят, и скрылся в убежище под домом. Я смотрю в панике, трубка лежит, и там ЖДУТ! Я бегом за папой, хватаю его за края ночнушки и волоку наверх, говорю: «Папа, ты с ума сошел, там же наш Великий Змей ждет, в телефоне!» Отец, наконец, сообразил, перепрыгнул через меня и рысью к трубке… Да-а, потом меня в наказание за суматоху неделю гулять не пускали.
        - Надо же, - заключил юноша. - Ты, наверное, единственная из всех с самой школьной скамьи начала общаться со змеем…
        - Нет! Не со школьной, я тогда еще в садик ходила, мне было лет шесть.
        - Ну, это уже совсем невероятно. Не всякий кадж может этим похвастаться.
        - Это точно, - согласилась Нестан и они надолго замолчали, уплетая пирожные.
        - Тариэл, - интимно начала она, - а ты разговаривал с каджами? Ну, там, снаружи.
        - Конечно, даже давал им пинка, - снова преувеличил он свои подвиги.
        Глаза ее помрачнели и наполнились смущением.
        - Какие они?
        - Тупые и голодные. Ходят голые, в противогазах, и жрут всякую падаль.
        - Бедняжки, - сказала она, сдвинув брови. - Если б ты только знал, как мне их жаль.
        - Врагов нельзя жалеть, - бойко сказал Тариэл и произнес очередную фразу командира Цевелика: - Если враг не сдается, его уничтожают.
        - Каджей не уничтожают. Убивать каджа - это все равно что покушаться на самого дракона.
        - Знаешь, - сказал он проникновенно, - мне кажется, лучше попасть в озеро, чем жить такой жизнью, как они снаружи.
        Нестан прикрыла ладонью ротик:
        - Ах, неужели там так ужасно?
        - Хуже некуда, - чувствуя, что задевает девушку, смаковал Тариэл.
        - А может быть, они еще могли бы исправиться? - наивно спросила Нестан.
        - Сомневаюсь, - сказал он. - Эти твари даже хоронить разучились. Сдохнет один из них в пустыне и так и валяется, пока не высохнет и не превратится в рваную кожурку.
        - Какой кошмар, - сказала Нестан. - Когда же это, наконец, прекратится?
        - Когда мы разобьем врага, - уверенным тоном ответил Тариэл.
        Они вновь примолкли.
        - Может, еще чаю? - спросил хозяин.
        - Да нет, я, наверно, уже пойду. Поздно.
        - Не уходи! Пожалуйста, - взмолился Тариэл.
        - Но мне пора.
        - Я… Я хочу тебе кое-что сказать, - его голос задрожал.
        - Говори.
        - Я… Я тебя люблю.
        - Я знаю, - улыбнулась она.
        Парень смутился еще сильнее.
        - Просто я хотел тебе сказать… Что в тот день когда твое, твое лицо, - он замялся, - твое лицо пойдет чешуйками. В тот день я не вернусь из боя.
        Она нахмурилась.
        - Значит, ты меня не любишь.
        - Нет, наоборот. Это не значит, что я перестану тебя любить. Я буду любить тебя вечно, какой бы ты ни была. Но как только я не смогу видеть тебя такой, как ты сейчас, я не смогу жить. Наверное, я слишком слаб. Или… Или… Несу всякую ерунду.
        - Да, не будем об этом, - предложила она деловым тоном. - И мне уже пора.
        - Погоди! - одернул он. - Я хочу у тебя кое-что спросить.
        - Ну давай, давай! - уже раздражаясь, потребовала Нестан.
        - А ты, ты меня любишь?
        Она подбоченилась и завела глаза к потолку, как бы соображая.
        - А ты не понял?
        - Нет.
        - Думаю… Думаю… Правда, я еще до конца не решила. Но думаю, что да.
        - Да?!
        - Правда, до конца я еще не решила.
        - Ну, а можно мне тебя… - замялся он. - Ну… Ты…
        - Ну вот когда решу, тогда и поговорим, - жестоко отрезала Нестан.
        - Ну, ладно, - похолодевшим голосом сказал Тариэл. - Знаешь, у меня много уроков. Можно, я не пойду тебя провожать?
        - Да без проблем! - махнула она рукой. - Спокойной ночи. Только ты, смотри, не скучай тут с этой, - кивнула она на шкаф.
        Эпизод IV
        Овечка стрекоза
        На третий день, уже ближе к вечеру, слуги снарядили повозку, и волшебник с мальчиком поехали к Мимненосу. По пути Франк почему-то разволновался и начал расспрашивать Сергиуса о драконе, добр ли он и не мог ли рассердиться за то, что Франк свалился на него. Но волшебник, хитро щурясь, говорил, что не знает, но сейчас это можно будет проверить.
        Весь вечер они углублялись в горы, и запряженная лошадка волшебника иной раз с трудом преодолевала крутые подъемы. Когда уже смеркалось, они поехали по лесистому ущелью под прямыми стволами вековых сосен и вскоре уперлись в светлую скалу. В ней виднелся длинный разлом, внизу которого был ход в пещеру, занавешенный шерстяной попоной.
        - Вот здесь, Франк, ты впервые появился на свет Боденвельта, - объявил волшебник, остановив лошадь. - Пойдем, старуха наверняка уже здесь.
        Вблизи вход оказался гораздо больше, а шерстяная ткань, прикрывавшая его, - грубой и толстой, словно сотканной из соломы. Волшебник приподнял ее край и пропустил Франка внутрь. В пещере было темно и пахло, как в зоопарке, только с примесью каких-то травяных отваров и сырого сена. Было очень величественно и тихо. Сергиус и Франк прошли вглубь и свернули налево. Пещера превратилась в глубокую расщелину. Глаза Франка еще не совсем привыкли к темноте, и он не мог видеть всех деталей помещения. Впереди была гора, и они направились прямо к ней. Приблизившись, Франк заметил, что гора дышит.
        - Мимненосо, - негромко позвал волшебник.
        - Тш-ш-ш! - зашипела выскочившая перед ними Каздоя. - Тихо-тихо. Мимненосик спит.
        - Ах, какая жалость, - шепотом сказал волшебник. - Неужели он не познакомится с Франком?
        Теперь Франк видел, что перед ними лежит свернувшийся клубком дракон. Он был шершавый, как динозавр, со змеиным узором коричневых или даже красноватых тонов. Позади дракона подсвечивал тусклый огонь. Когда они обошли спящего кругом, перед ними оказалась стена с очагом. Над тлеющими углями висел котел, из которого валил пар. В стороне, вдоль всей стены, тянулась широкая дощатая полка, заставленная склянками, колбами и пузырьками. На ней стояли банки - пустые и закупоренные, - с какими-то странными маринадами.
        - Наш дракон давно заболел, - со вздохом, вполголоса сказал Франку волшебник. - И это последний дракон в наших краях. А может, и не только в наших. Мимненос - добрейший из когда-либо существовавших на земле рептилий. Ему мы обязаны миром и процветанием нашей страны. В былые времена, когда даже я был еще молод, Мимненосо был весел и полон сил. Он водил дружбу с людьми и лесными зверями и учил всех обитать в мире и взаимопомощи. Он творил много добрых чудес, тушил лесные пожары, исцелял безнадежно больных своим целительным ядом. Но те времена канули в небытие. Мы заботимся о нем вот уже сотни лет. Теперь он почти не общается с внешним миром. Только один раз в год, накануне Дня дракона, Мимненос приглашает гномов, чтобы передать им наколдованные детям подарки. Всякие там хлопушки, шутихи, куклы, воздушные змеи. Сам понимаешь.
        Рассказывая все это, Сергиус шел вдоль полки, брал в руки и рассматривал зелья в колбах и ретортах.
        - Эй! Эй! - позвала их шепотом подлетевшая ведьма. - Мимненосо проснулся.
        Волшебник взял Франка за руку и подвел его к горе. Как уже было сказано, дракон лежал, свернувшись клубочком, и голова его была спрятана где-то внутри.
        Франку было немного страшно, когда они стали перед зубчатым хвостом, за которым торчали два перепончатых, как у гигантской летучей мыши, уха. Дракон тяжело вздохнул.
        - Мимненосо, - сюсюкаясь, как с маленьким, заговорил волшебник. - К тебе пришел гость. Тот мальчик, что упал на тебя сверху.

«Может быть, лучше было не напоминать ему?» - подумал Франк, у которого уже тряслись коленки. Вдруг уши рептилии начали медленно подниматься, а вслед за ними выплыли два выпученных змеиных глаза. Они немного светились.
        - Вот, посмотри, какой милый, - сказал волшебник, ставя перед собой мальчика. - Его зовут Франк.
        Дракон быстро моргнул, отчего Франк вздрогнул. Змей вытащил свою голову целиком и устроил ее на хвост, после чего выдохнул с тарахтящим хрипом:
        - Здравствуй, маленький Франк. - Голос дракона был добрым и басовитым.
        - Здравствуйте, - поздоровался мальчик в ответ.
        - Я, как видишь, немножко приболел, - как-то виновато посетовал Мимненос. - Мне и самому жаль, что я не смогу с тобой поиграть. Раньше я много играл с детьми, бегал по травке, катал их, по пятеро сразу, на шее и летал с ними среди гор. Но это было очень давно. Теперь мне осталось совершить только один настоящий, но поистине далекий полет, настоящее воздушное путешествие в страну древних драконов. Там меня уже давно дожидаются мудрецы, с которыми мне так хочется потолковать. Там еще есть книги, которые я не прочел. Здесь таких книг давно уже не осталось.
        Франк посмотрел на волшебника и увидел, что тот плачет.
        - Ведьма, - позвал дракон. - Подай мне очки, я хочу его разглядеть.
        Ведьма взвалила на плечо две круглые линзы в деревянной оправе без дужек и поднесла к дракону. Тот взял их когтистой лапой, установил на носу, вытянулся и поморгал.
        - Хо-хо-хо, - засмеялся он, - надо же, какой ты забавный. Много лет уже я не видел детей. Как жаль, как жаль, что я не могу тебя покатать. - Дракон хрипло вздохнул и положил голову обратно на хвост.
        - Нам пора, Франк, - сказал волшебник, - не будем его утомлять. Спи Мимненосо, спи.
        Волшебник взял Франка под руку.
        - Нет, подожди, - сказал Мимненос, - дай я покатаю его по пещере.
        - Нет-нет! Мименосо, это ни к чему! - запротестовали волшебник и ведьма.
        Но дракон уже поднимался. Он встал на лапы, сделал шаг и опустил шею низко к земле - прямо к ногам Франка.
        - Садись, мальчик, не бойся, - ласково пригласил дракон. - Ну?
        Франк посмотрел на волшебника, тот пожал плечами. Мальчик дотронулся до лоснящейся чешуи ладонями, перекинул ногу и оседлал дракона. Тот медленно поднялся, отчего Франк оказался на трех-четырехметровой высоте, и дракон двинулся по пещере. Он отошел от места, на котором лежал, и медленно побрел кругами внутри зала.
        Было похоже, что Франк - маленький мальчик, которого катают на лошади в парке. Дракон ступал мягко и медленно покачивался вверх и вниз. Франк чувствовал себя дико неловко за то, что заставляет трудится больного. Но он не решался попросить остановится, чтобы Мимненос не подумал, что ему не нравится.
        Дракон катал его кругами молча и довольно долго, может быть, минут десять. Наконец, он, покачиваясь, направился назад к застывшим волшебнику и ведьме.
        - Ну, вот я тебя и покатал, - сказал Мимненос, - а теперь слезай.
        Франк сполз с шеи и, как вкопанный, встал на землю, глядя, как дракон укладывается. Вдруг сзади подкралась Каздоя, взяла Франка за плечи и шепнула на ухо:
        - Что должен сказать воспитанный мальчик?
        - Спасибо вам, - робея, сказал Франк, - э-э, спасибо большое, что вы меня покатали.
        - Не за что, маленький Франк, - сказал спрятавшийся за собственным хвостом дракон. - Вот если бы мы трижды облетели с тобой вокруг этой горы, было бы за что, а так… Не за что.
        Волшебник молча взял Франка за руку и повел его прочь из пещеры.
        Всю дорогу назад они ехали молча, и единственное, что сказал волшебник, были слова о том, чтобы Франк никогда не забывал этот день. Потому что вряд ли ему придется еще увидеть дракона, и уж тем более покататься на нем.
        Глубокой ночью они выехали на дорогу, которая шла высоко по склону горы. Их повозка, постукивая и поскрипывая, прокатилась мимо деревенского кладбища. Оно было полно каменных крестов, покосившихся обелисков и розовых кустов. Еще один поворот - и повозка двинулась к мерцающим огням Кругозёра.
        Ночь была прекрасной и душноватой. Сквозь грохот и скрежет колес было слышно, как трещат сверчки. Вокруг болтающегося над головой светильника, установленного на повозке, порхали мотыльки и мошки. Городок открылся перед ними, как ласточкино гнездо, прилепившееся на склоне горы, над озером, в котором отражались его огоньки. На крышах домов уже наверняка бродили кошки, ставшие теперь черными. Темно-синие кручи четко выделялись на светлом ночном горизонте. Встречный ветерок навевал нежность и грусть. Франку хотелось спать, его убаюкивала езда, и он пару раз чуть не завалился на правящего лошадью волшебника.
        Наконец дорога вывела их в долину между бугром и озерной низиной. Франк понял, что выше над ними трактир, и где-то здесь они с Вильке бросили велик. «Наверное, в трактире еще веселятся», - сквозь дремоту, подумал Франк. Повозка свернула налево и, подскакивая на колдобинах, помчалась с горы в Кругозёр. Франк сразу проснулся и сел прямо. Мимо побежали домики и сады, пахнущие розами и диким жасмином. Вот здесь играли тогда ребятишки. Слышно было, как слева у дома шумит водяная мельница. Еще минута - и повозка с грохотом переползла через горбатый мостик, слева теперь была черная водная гладь, в которой трепещущей дорожкой отражалась луна. Повозка повернула направо и поехала в гору от озера, вверх по селению. Небольшой пустырь, последний поворот, и лошадь остановилась у виллы Вильке.
        - Ну, что ж, спокойной ночи, оседлавший дракона, - сказал волшебник.
        - Спокойной ночи, владыка Сергиус, - сонно сказал Франк.
        Волшебник притянул его к себе и поцеловал в макушку. Франк слез с сиденья и помахал рукой. Повозка, поскрипывая, укатила в сторону темного леса.

«Наверное, к утру только доберется», - подумал Франк, входя в калитку.
        Вильке, похрапывая, дрых на своей кровати, в камине тлели угли. На столе под полотенцем Франк обнаружил кувшин с молоком и сдобные булки. Перекусил и пошел к Вильке.
        - Эй! Дружок, ты куда, - сонно пробормотал тот. - У тебя своя кровать есть.
        - Ах да, точно, - опомнился Франк. - Ведь гномы должны были все закончить.
        Он поднялся наверх. На чердаке пахло свежеструганной мебелью. «Интересно было бы глянуть на мою комнатенку», - подумал Франк. Но он не знал, где здесь включатель, поэтому отставил любопытство до утра, наощупь добрался до постели и тут же уснул, не раздевшись.
        Первая утренняя мысль Франка была о том, что он проснулся в каюте какого-то корабля. Кругом были темные лакированные балки, дощатые стены и вкусно пахнущий олифой пол. Над головой под слуховым окном был прикреплен корабельный штурвал. Кругом болтались канаты, на стенах висели якорь и спасательные круги. Деревянные лестницы и канатные сети вели на узкие мостики под самую крышу. По углам были расставлены сундуки и бочонки. У стены расположились книжный шкаф, аквариум с рыбками и письменный стол. Посредине - бильярд. А к одной из балок была подвешена клетка с экзотическим попугаем.
        Франк, изумленный видом своего жилища, подошел к птице. Та с опаской посмотрела на него и похлопала глазами.
        - Привет, - сказал Франк, обнимая клетку руками. - Как тебя звать?
        - Только не Попка! - испуганно взмолился попугай. - Только не Попка!
        - Ну что ты, - улыбнулся Франк. - Зачем же обязательно Попка? Зачем я так глупо стану называть такого респектабельного господина?
        - Меня зовут Дора! Тетя Дора!
        - Ой, простите, - засмеялся Франк. - Я и не подумал, что вы можете быть девочкой. Ну, я хотел сказать, женщиной.
        Птица явно оскорбилась, вздернула мощный клюв и повернулась к Франку хвостом.
        - Ой, да ладно вам, - усмехнулся Франк. - Тетя так тетя.
        И он продолжил разглядывать комнату. Помещение было большим и уже достаточно захламленным. Гномы потрудились на славу. Франк заметил, что кроме той двери, через которую он вошел, тут есть еще одна - узкая с матовым стеклом. Он открыл ее и оказался на небольшом балкончике прямо над входом в виллу. Глаза мальчика ослепил яркий дневной свет, а под его ногами утопал в цветущих садах Кругозёр. Отсюда было неплохо видно и само озеро, в котором плавали парусные рыбацкие лодки.
«Какое же оно все-таки большое, - подумал Франк. - Целое море». Он расстегнул болтавшийся на поясе футляр и достал подаренную волшебником трубу. Здорово было смотреть через нее и на город, и на его жителей, и на озеро, и на горы. Он увидел, как по одному из склонов перегоняют стадо коров. Коровы были тучные, довольные и чистые. Наверное, их только что искупали в реке.
        Когда Франк спустился вниз, он обнаружил, что Вильке еще храпит. Он разбудил друга, и так начался их новый день. За завтраком Франк взахлеб рассказывал, как гостил у Сергиуса и как ездил с ним в пещеру дракона. А Вильке объявил, что сегодня день банный и начал топить свою парилку.
        - Я из тебя хвастовство-то сегодня же выбью, - грозился он, заваривая березовый веник.
        Вдруг появилась Марлена с целой корзинкой гостинцев от госпожи Изольды. Так что Франку и Вильке пришлось позавтракать еще раз. Тут же они объявили, что после бани устроят игру в пиратов и отправили Марлену звать гномов.
        Дикие вопли разносились по всей долине, когда Вильке стал охаживать веником Франка. Сразу после бани они в одних трусах, смеясь, вскочили на велик и помчались купаться в озере. А когда вернулись домой, по всей вилле, а особенно по чердаку, носились и летали на канатах маленькие бородатые пираты - одноглазые, однорукие, одноногие, с саблями и пистолетами. Они палили из хлопушек и бочками поглощали ром. В плену у них оказалась Марлена - в роли дочери английского дипломата, само собой, красавицы. Но два немецких исследователя, случайно проезжавших мимо в одних трусах на велосипеде, проникли на корабль с целью освободить красавицу и самим получить за нее британский выкуп.
        Кровавая бойня продолжалась весь день и закончилась победой пиратов. Вильке и Франк оказались связанными и брошенными в погреб вместе с красавицей. Но их спас внезапно появившийся шотландский Лорд, старый приятель отца девушки. Пес освободил пленников и помог им выбраться из погребка. В это время пираты уже так напились, что и не заметили их исчезновения.
        Короче, поиграли на славу.
        Так шли дни - шумные и необычные или тихие и задушевные. Вечера Вильке и Франк проводили у камина на медвежьей шкуре, вдвоем, а иногда с гостями. Например, с Марленой и Лордом или с кем-то из гномов - больше всего они подружились с весельчаками Оэном и Коэном. Часто мальчики сами отправлялись в гости, проводили вечера в «Друзьях дракона» или играли по всей гостинице в прятки. Но их за это ругали, поэтому в основном играли все-таки дома. Из-за этих игр наверху, у Франка, всегда стоял страшный бардак. А вот внизу, у Вильке, напротив, царил безупречный порядок, потому что там принимали друзей, обедали и так далее. Поэтому гостей приходилось делить на две категории: тех, кого можно пускать наверх, и тех, кого категорически нельзя. Например, Каздою, гномов, Марлену и Лорда - можно, а господина Генриха, госпожу Изольду и Сергиуса - нельзя.
        Надо сказать, что со временем у мальчиков появилось много других друзей: местные ребятишки, колбасник Шварц из мясной лавки, тетушка Роза, хозяйка цветочного магазина, у которой училась Марлена, и мрачноватый мельник-горбун. И самым странным из них был, пожалуй, последний. Звали горбатого мельника дядя Зигмунд. Жил он несколько на отшибе, с местными почти не общался. Да и люди его не жаловали, а детей и вовсе им пугали: «Не будешь слушаться, придет за тобой старый мельник». Но все это, конечно же, была ерунда. Мельник был довольно-таки добрым малым. Ростом из-за горба он был невысок и ходил, опираясь на палку. Он был всегда гладко выбрит и имел лохматую седую шевелюру.
        Молва о Зигмунде была, скорее всего, связана с его странностями. Вечный подозрительный прищур и хромота были наименьшими из них. На горбуне всегда был траурный сюртук, под ним жилет, из-под которого выглядывал накрахмаленный воротник рубашки, на голове - английский котелок, а на ногах - полосатые гольфы и деревянные башмаки. Жил он прямо в старой мельнице, похожей на заброшенный сарай, в компании крыс и летучих мышей - обстановочка, что ни говори, мрачноватая. И ночевал в гробу. Когда-то он пытался таким образом выправить горб, а потом просто привык. Ложился в ящик и задвигал крышку, чтобы молотящие жернова не мешали спать. Франку Зигмунд нравился, и он часто навещал старика, иногда даже помогал ему по хозяйству.
        На самой вилле Франк большей частью бездельничал, читал книжки, рисовал и играл. Кухней с усердием занимался Вильке, причем готовил, действительно, все лучше и лучше. Он и сам часто говорил, что из него выйдет великий трактирщик. Два раза в неделю в доме Франка и Вильке убирались присланные госпожой Изольдой служанки, а иногда и Марлена.
        Когда торчать на вилле надоедало, мальчики садились на велосипед и ехали за ягодой или за грибами, а иногда - порыбачить в какой-нибудь горной реке. Но иногда Франк гулял и один - ему больше, чем Вильке, нравилось исследовать окрестности Кругозёра. Он заходил все дальше и дальше: то сталкиваясь с опасностями, то встречая новых друзей. Каждую среду он отправлялся в замок и брал у волшебника свою любимую лошадь Пинангу, чтобы она показывала ему еще не знакомые места, или чтобы съездить навестить ведьму в ее лесной усадьбе.
        Иногда Франк просто валялся во дворе и любовался облаками. А Вильке неподалеку показывал чудеса хозяйственности. Он стругал рубанком, пилил, стучал молотком и сооружал все более и более бесполезные вещи. Он даже поставил вокруг виллы невысокий частокол там, где раньше были только столбики и калитка. Забор Вильке был таким кривым и страшным, что проходя мимо, нельзя было не удивиться. Но Франка забор вполне устраивал, ведь его сделал сам Вильке. Франк даже считал, что от этого вид у их виллы стал только сказочней.
        После этого у Вильке появился честолюбивый план собрать гномов и с их помощью построить в яблоневом саду «Друзей дракона» летнее кафе, с террасы которого открывался бы замечательный вид на долину и Кругозёр. Но хозяин заведения, лысый толстяк господин Генрих, сказал, что этим Вильке может заняться после закрытия зимней горнолыжной базы «Друзей дракона». То есть следующей весной. А портить уже начавшееся лето грандиозной стройкой совсем ни к чему. Но, впрочем, идею его он все-таки оценил.
        Что касается зимы, то в Кругозерье проводят ее очень весело. Ведь кроме лыжной базы, здесь есть и настоящий каток. Его устраивают прямо на озере, посреди городка. А на День дракона еще и подвешивают кругом множество самодельных фонариков. Ставят посреди озера шест, на него цепляют шнуры и натягивают на них во все стороны гирлянды из разноцветных лампочек. Получается очень красиво, а главное - кататься под ними на коньках весело и светло. Дракон присылает детишкам подарки, которые разносят по домам гномы. В разгар праздника, всегда неожиданно, появляется на санях волшебник Сергиус и тоже всех поздравляет. Это бывает зимой. Вильке и Франк много слышали о зимних празднествах от своих друзей и никак не могли их дождаться. Но и лето было что надо. Лучше и представить себе нельзя.
        Как-то мальчики отправились на летнюю ярмарку, чтобы купить овцу. Сначала они хотели приобрести целое стадо, но истратили почти все выигранное у гномов золото на всякую ерунду, и у них осталась только одна монетка.
        - Боюсь, что на большую овцу не хватит, - взвешивая золотник, констатировал Вильке.
        Они подошли к лавке, за которой торговала Каздоя, и увидели, что у ее ног на красном поводке крутится маленькая, белая, как снег, овечка, на шее у которой весело позвякивает колокольчик.
        - Здравствуйте, бабушка Каздоя, - поздоровались мальчики. - Сколько стоит ваша овечка?
        - Пять золотых монет, - сказала старуха, смерив покупателей недоверчивым взглядом, так, словно впервые их видела.
        - О, Боже! Это же целое состояние! - воскликнул Вильке. - Кажется, вы немного загнули.
        - Сам ты загнул, - огрызнулась ведьма. - Это тебе не простая бякающая овца. Это волшебная овечка, она разговаривает и может стать настоящим другом. К тому же ее шерсть, ее веселые каракули, светятся белизной крылатых единорогов - тех, что когда-то приходили пастись в мою лесную усадьбу.
        Вильке тут же очень захотелось заполучить именно эту овечку, и он сморщился, глядя то на нее, то на Каздою.
        - А она действительно говорит? - недоверчиво спросил он.
        Каздоя посмотрела на овцу и легонько дернула за поводок.
        - Ну-ка, давай, скажи им чего-нибудь, не позорь старуху.
        - Бе-е-е, - сказала овечка.
        Очевидно, это было не самое большее из того, на что была способна овечка, но на Вильке и это произвело неизгладимое впечатление. Он не знал, куда девать руки и глаза, поэтому кроме овцы и ведьмы стал смотреть со страданием во взоре еще и на Франка.
        - Дам за нее один золотой, - наконец сказал он, встав в позу рядящегося на рынке.
        Каздоя аж вздрогнула от такого предложения и с ужасом посмотрела на свой товар. Наконец, она немного пришла в себя и возмущенно сказала:
        - Франк, мальчик мой, ну скажи хотя бы ты в защиту бедной старушки, что ее овца стоит не меньше трех золотых!
        - Видите ли, бабушка Каздоя, - виновато ответил Франк, - может она стоит и все пять, но у нас с Вильке есть только один.
        Каздою не на шутку озадачило это не предвещавшее ничего хорошего обстоятельство. Пошептавшись сама с собой, она, наконец, вздохнула и сдалась.
        - Ну, что ж, так и быть, берите. - Вильке аж подпрыгнул на месте. - Но только с одним условием, - остепенила его старуха.
        - Каким таким условием?
        - Будем считать, - хитро улыбаясь, сказала Каздоя, - что вы у меня ее не купили, а я вам ее так отдала - по доброте душевной. Я же все-таки добрая ведьма. И вы отныне будете благодарны и обязаны мне, - ведьма цокнула, - по гроб жизни…
        - Чудесно, спасибо, бабушка, спасибо… - раскланялся Вильке, сунул монету в карман и схватил овцу.
        - Пр-р-р, куда?! - поймала его за плечо ведьма своей костлявой хваткой. - Не так быстро, толстый, я еще не договорила.
        - Ну, да-да, конечно, простите, - промямлил Вильке и поставил овечку перед собой.
        Ведьма продолжила:
        - И в знак благодарности, учитывая мое бедственное материальное положение, вы решили тоже не оставить меня без подарка и отдали мне свою единственную золотую монетку.
        Вильке посмотрел на Франка, пожал плечами и без колебания вручил монетку старухе. Когда они уже попрощались и пошли, старуха вдогонку пригласила их к себе на чай с кексами. Они, конечно же, согласились.
        Теперь мальчики взялись за воспитание своей милой скотины. Говорить овца так и не научилась, но, похоже, понимала она все не хуже Лорда. Если она, допустим, хотела погулять на горных лугах, то заходила в дом и говорила «бе-е». Кто-нибудь из мальчиков, чаще Франк, цеплял ее на поводок, шел в горы и там выпускал пастись на свежей зеленой травке. Особенно нравилось пасти овцу Лорду, но он был с ней слишком строг, она его боялась, и мальчики старались пореже брать на выпас собаку. Но, конечно, делали это мягко и корректно, чтобы не обидеть пса.
        Все лето они провозились с овцой и полюбили ее, как родную. Они брали ее с собой в
«Друзей дракона», и она уничтожала там цветы госпожи Изольды. Овца вообще была хулиганкой. Она могла дразнить местных гусей и удирать от них по двору виллы; а иногда, как свинья, иначе не скажешь, вываливалась в грязи и запрыгивала на постель к Вильке. Тот ее шлепал и вёл отмываться в баню.
        Но все же они очень любили свою овцу. Каждый месяц справляли они ее день рождения и отводили погостить к бабушке Каздое, которая угощала мальчиков и овцу кексами и пирогами.
        И вот однажды душным сентябрьским днем Вильке Борген в очередной раз отправился пасти овцу на горные луга этой чудесной страны. Вильке был человек рассеянный и даже не удосужился посмотреть на поднимающуюся из-за гор черную грозовую тучу. Она клубилась, как дым из вулкана, и ее брюхо сверкало от яростных молний. Все это производило жуткое впечатление, несмотря на то что гроза была еще довольно далеко.
        Вильке с овцой поднялся на далекий склон под могучими скалами и спустил животное с поводка. Овца запрыгала-забегала, позвякивая колокольчиком и, казалось, даже начала насвистывать какой-то веселый мотивчик. «Ай да овца у нас с Франком, всё-таки», - подумал Вильке и, заложив руки за спину, пошел прогуляться по склону.
        Вскоре он заметил на уступе скалы прекрасный цветок. Это был эдельвейс. Он рос не очень высоко, всего метрах в трех над землей, но до него нужно было карабкаться, а Вильке был мальчиком, мягко говоря, плотной комплекции.

«Вот бы сорвать его и подарить Марленке, - подумал Вильке. - Я расскажу ей, на какую высоту мне пришлось за ним лезть, и она поймет, что я настоящий герой. Как Зигфрид».
        Он ухватился за пучки травы, растущие из камней, и полез наверх. Тем временем дурная овечка, звеня своим колокольчиком, бежала в припрыжку вниз по склону к глубокой расщелине, по которой текла быстрая горная речка. Овца добежала до края обрыва и, глядя в пропасть на бурлящий поток, медленно пошла вдоль него.
        В это время Вильке, карабкаясь по скале, ощутил, как его накрыла какая-то могучая тень. Он обернулся и увидел, что небо над долиной затягивает страшная грозовая туча. Тут же послышались и глухие раскаты. Но цветок был уже так близок и так прекрасен, что Вильке не мог оставить свою затею. Ведь речь шла о цветке для Марлены.
        Начал накрапывать дождик. Вильке уже был совсем рядом, он сделал последний рывок, ухватился за нежный стебель и потянул. Стебель лопнул, и в этот самый миг над Вильке сверкнула вспышка, заставившая мальчика прижаться к скале. Оглушительный гром! Это в ста метрах над мальчиком, в том месте, где на высокогорной террасе росли старые сосны, ударила молния. Она коснулась одного дерева. Посыпались искры. Сосна пошатнулась, макушка ее загорелась, с могучим рвущимся грохотом она вместе с корнем вылетела из земли и помчалась вниз со скалы.
        Земля и щепки окатили бедного Вильке.

«Что я наделал?!», - подумал он, сжимая цветок, и посмотрел вверх.
        Вместе с каплями с неба на Вильке падало огромное дерево. Мальчик зажмурился и попытался вжаться в камень. Ему повезло: сосна со звуком вихря пронеслась мимо. Она с хрустом ударилась о землю и, подпрыгивая, покатилась по склону. Вильке обернулся и увидел, как дымящееся дерево катится прямо на овечку, стоящую на краю обрыва. Он вскрикнул, сорвался и шлепнулся вниз.
        Когда он пришел в себя, то ни сосны, ни овечки у края обрыва уже не было. Вильке вскочил и помчался к реке, где уже разразился настоящий шторм. Хлестал дождь, было темно, сверкали молнии, и гром сотрясал долину.
        Вильке припал к краю расщелины и увидел на самом дне рухнувшую туда сосну. Бросил взгляд вниз по течению и сквозь плотную ливневую завесу увидел, как бурлящий темный поток уносит белую сверкающую точку. Еще мгновение - и она пропала за поворотом.
        - О, нет! - воскликнул Вильке и помчался в селенье.
        По пути он наткнулся на Франка, который в резиновых сапогах и дождевике бежал к нему с фонарем.
        - Где наша овца? Где? - спрашивал перепуганный Франк.
        Но Вильке плакал и, не в силах ответить, указывал на злосчастную гору. Когда он, наконец, смог объяснить, что случилось, они побежали за подмогой в «Друзья дракона». Они ворвались в зал, где нашли нескольких завсегдатаев и стали звать их на поиски своей бедной овечки.
        - Это я виноват, это из-за меня ее унесло! - кричал, сокрушаясь, Вильке. - Если мы не найдем ее, я этого себе не прощу! Пойдемте, пожалуйста, пойдемте в горы!
        - Куда же ты пойдешь, такой промокший? - сказала госпожа Изольда и набросила на него свой плед.
        Охотники и рыбаки неспешно поднялись из-за столов, натянули плащи и прорезиненные рыбацкие шляпы.
        - Где она у тебя пропала? - спросили они Вильке.
        - Там, на склоне, я покажу! - воскликнул тот и повел их за собой.
        Когда вышедшие на поиски люди с собаками дошли до места, откуда сорвалась овечка, в долине все еще бушевала гроза. Впрочем, она немножечко поутихла, но по-прежнему шел холодный осенний дождь. Лорд бегал над обрывом взад и вперед и лаял на лежавшее в реке дерево.
        - Все, - сказали охотники Франку и Вильке, - юнцы должны возвращаться назад.
        - А вы? - спросил Вильке.
        - А мы пойдем вниз по течению в дремучий ведьминский лес.
        Вильке и Франк попробовали было поупрямиться, но им сказали, что, если они не пойдут в город, то их вернут силой и будет потеряно столь драгоценное сейчас время. Мальчики подчинились и, плача, пошли домой.
        Они отворили дверь виллы и вошли в пустой зал. Не раздеваясь, сели и долго молчали. Наконец Франк сказал.
        - Давай лучше пойдем в трактир, ждать, когда они вернутся.
        - Пойдем, - понуро согласился Вильке, швыркнув носом, и встал с кровати.
        Они уже были в дверях, когда Вильке вдруг вернулся в дом и вышел с кусочком мела. Им он накарябал на двери: «Если ты вернулась, то не волнуйся, мы в трактире. Дверь не заперта. Твои Вильке и Франк». Он еще раз всхлипнул, они сели на велик и, виляя, покатились вниз к домам и озеру.
        Остановившись на мостике, они заметили странное мерцающее зарево в горах. Это охотники в лесу пускали сигнальные ракеты, надеясь привлечь этим внимание заблудшей овцы.
        Допоздна мальчики сидели на полу у камина и пили шоколад, который не успевала готовить для них хозяйка «Друзей дракона». Сначала с ними сидела Марлена, что несколько поддерживало Вильке, но потом она уснула. Тогда пришел господин Генрих и унес ее наверх в спальню. И Вильке стало совсем не по себе.
        - Где она сейчас? - чуть слышно заплакал он. - Где она, наша бедная овечка? Наверное, одна в темном лесу, кругом громыхают молнии и льется холодный дождь. Может быть, даже воют волки. А мы сидим здесь, в тепле, и пьем шоколад…
        - Вильке, пожалуйста, не трави душу, - не выдержал Франк. - В конце концов, слезами не поможешь.
        - В том-то и дело, Франк, - горестно продолжал Вильке, - мы никак ей не помогаем. А она в дремучем лесу. Даже мне было бы там невыносимо страшно. А она - бедная маленькая овечка, которая просто пошла погулять…
        - Ладно, если тебе так легче, то можешь ныть и дальше, - сказал Франк. - Я потерплю.
        Через час к ним снова спустилась босая Марлена в ночнушке, и Вильке пришлось взять себя в руки. Она присела с ним рядом, он поделился с ней пледом, и они просидели в обнимку всю ночь.
        Утро было туманным, облака ничком пали на землю и текли по ущельям. Один за другим стали возвращаться мужчины, напуская с улицы промозглый холод. Они еле передвигали ноги, говорили, что никого не нашли и им пришлось добираться домой наощупь: туман был таким плотным, что осветительные ракеты превращались в тусклые матовые шары.
        Охотники и рыбаки сваливали промокшие плащи и сапоги в груду перед камином и усаживались за столы пить водку, чтобы согреться. В конце концов перед понурыми ребятами выросла целая груда мокрых вещей. И вид у этой груды на фоне камина был печальным - словно поверженное войско складывало перед врагом оружие и доспехи.
        - Все пропало, Франк, - сказал Вильке, стоя перед этой кучей. - Теперь мы всегда будем несчастны.
        Когда вернулся последний охотник, искавшие убедились, что ничего не нашли, и стали расходиться по домам. Некоторые из них, уходя, похлопывали мальчиков по плечам.
        - Нам может помочь только чудо, - понуро сказал Франк, уронив голову.
        - Но ведь в Боденвельте еще остался волшебник, способный творить чудеса! - вдруг сказала Марлена.
        Мальчики вскочили, как по команде.
        - Так чего ж мы расселись? - закричали они. - Вперед! Немедленно в замок!
        - Я иду с вами, - сказала Марлена.
        - Нет, тебе, пожалуй, лучше остаться, - сказал Франк. - Ты не спала, и на улице еще холодно.
        - Да, Франк прав, - согласился Вильке, - ты лучше останься. И Лорд тоже пусть спит у камина. Ведь он всю ночь пробегал по лесу под дождем.
        Мальчики оделись потеплее и на велосипеде помчались через весь Кругозёр в замок. На ходу они менялись и крутили педали по очереди. Добрались они к девяти часам. Волшебник еще спал, но мальчики подняли его с кровати.
        - Что такое? Что такое? - спрашивал он, одеваясь и натягивая на лысину шапочку, а на нос - пенсне, когда мальчики наперебой пытались рассказать, что случилось.
        - О, Боже! - воскликнул Сергиус. - Как долго ее искали?
        - Всю ночь! Сергиус, понимаешь, всю ночь!
        - О, Боже! - метался волшебник по спальне.
        - Должен же быть какой-нибудь выход! - рыдал Вильке. - Ведь мы живем в волшебной стране, где бед вообще не должно случаться.
        - Ну сделай же что-нибудь, Сергиус, - настаивал Франк, - ведь ты настоящий волшебник.
        Но волшебник только хмурился и смотрел в маленькое окно.
        Наконец мысль блеснула в его глазах, и он воскликнул:
        - Бежим в обсерваторию! Там у меня где-то валяется пророческий камень. Нонпарель! - позвал он слугу.
        - Я весь внимание, владыка Сергиус, - карлик, появившийся в дверях, взмахнул перед собой треуголкой.
        - Ключ от обсерватории! - скомандовал волшебник, и они помчались через весь замок в круглую научно-исследовательскую башню.
        - Эти камни нельзя использовать часто, - бормотал, взбираясь по ветхой деревянной винтовой лестнице, Сергиус. - Когда-то они подпали под власть Князя тьмы и сыграли на руку его тени. Но это было уже три тысячи лет назад.
        Волшебник долго рылся в завалах башни, вытаскивая оттуда и отбрасывая в сторону самые загадочные предметы. Наконец он схватил массивный шарообразный ларец на золотых ножках в виде драконьих лап и поставил его на стол. Повернув замочек, он откинул крышку, под которой оказалась сверкающая жемчужина размером с мяч. Сергиус положил на нее когтистую пятерню и громогласно прочел несколько заклинаний.
        Сначала ничего не происходило. Вдруг Сергиус выпрямился, и мальчикам показалось, что он даже вырос. Его доброе лицо стало суровым, когда он навис над камнем.
        - Именем доброго змея! - обратился к камню волшебник словно бы не своим, устрашающим голосом. - Заклинаю тебя, древний камень, дать нам верный ответ, как спасти овцу! А если не дашь, то я напомню тебе твою измену во дни лихолетья и отправлю тебя назад в Юдолию, дальше прислуживать коварному Дэву!
        Грозный волшебник замолчал, но еще более испепеляющим взглядом смотрел на камень. Вдруг шар засветился изнутри лучезарным сиянием… Но тут же померк и стал очень тусклым. Волшебник простер над головой свой просторный капюшон и склонился, накрыв им ларец. Через некоторое время он выпрямился, откинул капюшон и медленно опустил крышку ларца. Мальчики напряженно ожидали от волшебника ответа, но тот почему-то медлил.
        - Есть только один выход, - сказал он тихо.
        Мальчики уставились на него.
        - Призвать Мимненоса, - сказал волшебник и, кажется, сам удивился своим словам.
        Сергиус и мальчики помчались по лестницам в замковые конюшни, где слуги помогли им оседлать трех самых быстрых скакунов.
        - Вперед, за спасителем бонденвельтцев! - воскликнул волшебник, и они помчались к дракону.
        Снова заморосил промозглый дождик, но туман рассеялся и прояснился: какой-никакой, но сентябрьский день. Через час волшебник и мальчики спешились у пещеры. Они немедля нырнули под попону и исчезли во тьме.
        - Какая была гроза, - тихо сказал Мимненос, когда они подошли. - В древних сказаниях говорится, что я вылупился как раз в такую грозу.
        - У нас случилась беда, - не медля сказал Сергиус, - у мальчиков потерялась овца.
        - Овца? - удивился дракон.
        - Да, овца, - подтвердил волшебник. - Они ее очень любили. Это была домашняя, очень белая овца. Она упала в речку, и ее унесло в ведьминские леса. Всю ночь люди из селенья и охотничьи псы тщетно искали ее в лесистых ущельях. Мы очень боимся, как бы ее не скушали волки.
        - Мда-а, - протянул Мимненос. - Что же я могу сделать?
        Волшебник и мальчики промолчали. Дракон пошевелил крыльями, которые сразу же захрустели. Дракон тяжело задышал, похоже, заволновался.
        - Я так давно не летал, - виновато признался он.
        - Нет, нет, не лети, - вдруг трепетно сказал волшебник, - может быть, есть другой выход?
        - Ты же знаешь, Сергиус, что его нет. Иначе бы ты не пришел, - сказал дракон, и взволнованный волшебник бессильно опустил глаза. Мимненос встал и грустно улыбнулся ребятам:
        - Поищем вашу овечку.
        Он кивнул на выход и побрел вместе с ними к попоне. Мальчики выскользнули из-под нее и увидели, как та выпячивается наружу. Наконец она поднялась, соскользнула, и на улицу, щурясь, вытянулся дракон.
        - Бр-р-р, - поежился он и по-собачьи помотал головой. - Садитесь мне на шею. Нам надо спешить.
        Мальчики вскарабкались на дракона, и тот отошел на полянку для взлета.
        - Девятьсот лет я старался не выходить наружу и вдруг теперь, в этот промозглый день… - посетовал Мимненос и стал разминать могучие крылья.
        Он махал ими все сильнее и сильнее. По траве и деревьям волнами побежали ветровые потоки. И когда могучие стволы уже начали трещать и качаться, дракон оторвался от земли и стал медленно подниматься в воздух. Сидевшие на нем Вильке и Франк увидели, как, придерживая шапочку и воздевая свой посох, на поляну выбежал волшебник в трепещущих одеждах и что-то крикнул. Но ветер был таким сильным, что ребята не услышали его слов.
        Дракон медленно повернулся туда и сюда, выбирая направление, и полетел над лесом, поднимаясь все выше и выше. Сосны на склонах превратились в малюсенькие, с палец размером, елки, а заснеженные вершины медленно поползли в сторону. Мальчикам было страшно, и они отчаянно вцеплялись друг за друга и за гриву дракона. Ветер бил им в лицо. А дракон все летел и летел. Временами он переставал махать крыльями и начинал парить, а когда снижался, у его пассажиров начинала кружиться голова.
        Из-за гор медленно выплыло солнце, и вокруг мальчиков заблестели капли дождя. Даже сквозь страх и горе они не могли не признать, что пейзаж прекрасен. Так они летали под грибным дождиком, облетали горы и плавно ныряли в ущелья. Они даже пролетели над Кругозёром, но мало кому удалось их увидеть, так как почти все сидели по домам у каминов.
        Даже сейчас Вильке все еще представлял, как его бедная маленькая овечка бредет по сырому лесу и говорит «бе-е, бе-е», поворачивая свою милую головку то в одну, то в другую сторону.
        Они летали, наверное, часа три, у мальчиков все затекло, и они уже начали думать, что поиски бесполезны. Но они не роптали и еще с полчаса терпеливо летели вдоль русла горной речки, по которой унесло овцу, как вдруг вынырнули из расщелины и полетели над озером, в которое река впадала. Озеро было спокойным, круглым и довольно большим. Чтобы перелететь его, требовалось время. Мимненос со свистом рассекал легкую дымку, стелившуюся над озерной гладью. А кругом над берегами озера возвышался горный осенний пейзаж невообразимой красоты.
        Вдруг где-то посередине этого прекрасного водоема показался странный предмет: в разные стороны торчали то ли кривые рога, то ли чьи-то щупальца, а посерединке - белый комок. Издалека это напоминало то, что остается от одуванчика, после того, как с него сдуешь парашютики.
        Дракон пронесся над этой штукой, которую покачало от созданного им вихря. Мимненос зашел на второй круг, немного снизив обороты. Точно! Это была овца, свернувшаяся клубочком на каком-то невероятном плоту.
        - Овечка! Это наша овечка! - закричали ребята, дергая Мимненоса на третий заход.
        Дракон еще медленнее пролетел над странной кувшинкой, и Вильке отчаянно плюхнулся с его шеи в воду. Тяжело дыша, он вынырнул в ледяной воде и поплыл к покачивавшейся на плоту овце. Она отдыхала на перевернутом вверх корнями пне, который, видно, подхватила во время бури вышедшая из берегов река и вынесла на середину озера.
        Счастливый Вильке стал обнимать и целовать овечку, а та сказала ему свое слабое
«бе-е». Вдруг Вильке вспомнил, что не умеет плавать и ухватился за торчащие корни. Потом он, как баржу, отбуксировал пень к берегу.
        - Бедненька моя маленькая овечка, - трепал и гладил ее Вильке на берегу, пока Мимненос согревал их своим горячим дыханьем.
        Наконец они отдохнули и, счастливые, полетели назад. Теперь им было совсем не страшно, да и дождь уже перестал. Все четверо - Франк, Вильке, Мимненос и овца - разглядывали с высоты горные долины, по дорогам которых бежали машущие им вслед ребятишки.
        У пещеры их встретила растерянная Каздоя.
        - Мимненосо, как ты мог покинуть пещеру? - надорванным голосом сказала она. - Ведь тебе этого уже давно нельзя делать.
        - А-пчхи! - оглушительно чихнул Мимненос, отчего дерево перед ним заколыхалось, обрызгав всех каплями с мокрой листвы. - Зато мы спасли овечку, - ответил он.
        - Спасибо вам большое, - сказали ребята, обнимая овцу, - мы никогда этого не забудем.
        Дракон улыбнулся, а Каздоя только недовольно помотала головой.
        - Ну, давай же, ступай в пещеру, - сказала она, - будем ставить банки и мазать тебя скипидаром. Иначе разболеешься так, что мало не покажется.
        - До свиданья! - хором сказали мальчики, когда дракон полез в свое логово.
        - До свиданья, до свиданья, - недовольно закудахтала ведьма и скрылась вслед за Мимненосом.
        Когда мальчики вернулись домой, они сразу же легли спать и проспали до утра следующего дня. Проснувшись, Вильке впрыгнул в тапочки и сразу же увидел овцу. Она мирно спала в кресле-качалке на пледе госпожи Изольды. В доме было ужасно холодно: пока они спали, он совсем остыл. За окнами было туманно, пасмурно и дождливо. Идти никуда не хотелось, и Вильке решил разжечь камин и спать дальше. У него болело горло, было тяжело глотать, и на тело накатывала мутная слабость. В общем, мальчик заболел, но пока еще не понял этого.
        Камин быстро вспыхнул и затрещал. Вильке притащил свои подушку, одеяло и устроился спать на медвежьей шкуре у огня.
        Когда Франк встал, он почувствовал страшный голод. Спустился и увидел Вильке и овцу, спящих у потрескивавшего камина.

«Пусть спят, - подумал Франк, - за окнами такая мгла, что даже смотреть склизко».
        Он поискал чего-нибудь пожевать, но безуспешно. Тогда спустился в погреб и за хвост вытащил из бочонка серебристую сельдь. Эту бочку они с Вильке заполнили в прошедшее лето. Франку стало интересно, кто выловил именно эту рыбину. Он подумал, что, скорее всего, это сделал Вильке, так как обычно половину из того, что вылавливал Франк, отдавали в «Друзей дракона». А Вильке говорил, что не хочет дарить неготовую рыбу. Ведь это все равно что угощать сырым пирожком. Вот когда он рыбу замаринует, тогда все обрадуются гораздо больше. Сельдь была вкусной. Франк запивал ее жирные кусочки сладким чаем и от этого рыба становилась еще вкуснее. Почему? Неизвестно.
        Пока он сидел за столом по дороге прошло несколько понурых крестьян - в основном, женщины. Они были в темных чепчиках и серых накидках, и что-то прижимали под ними к груди. Наверное, какие-нибудь банки.
        Медленно тянулся этот день, и погода почти не менялась. Чуть-чуть рассеялся туман. На другой стороне улицы стали видны березы, медленно качавшие мокрыми обвисшими кронами. Когда ветер дул сильнее, лоснящиеся стволы наклонялись и болтали своими кудрями. На виллу никто не заходил. И все это было довольно странно. Странно было то, что в этой стране могла быть такая пасмурная погода и такое пасмурное настроение. Но, впрочем, вчерашний день был все-таки счастливым. Ведь не зря говорят - все хорошо, что хорошо кончается.
        Франк стал вспоминать вчерашний полет. Ведь это было самым удивительным приключением в его жизни. Он думал о том, какая большая это страна и какая она еще дикая. Цивилизация в ней - это малюсенькие беззащитные островки, а дремучий лес, полный зверей и чудищ, простирается по горам и долам без конца и края.
        Он так задумался, что когда перед ним у окна остановилась повозка, он никак на нее не отреагировал. И только когда в дверь, постучали, он подскочил и посмотрел за окошко. Там стояла повозка волшебника. Франк тут же отворил дверь, и какой-то необычный Сергиус вошел под их деревянные потолки. На нем была багровая, похожая на тюрбан, шапка, расшитая золотом и самоцветами. На плечах - сверкающая накидка, с поднятым жестким воротником, а в руках - золотой жезл с головой дракона на рукояти.
        - Сергиус, дорогой, что это на тебе? - первым делом спросил Франк.
        - Это мое церемониальное облаченье, - серьезно ответил волшебник. - Вы еще не готовы?
        - К чему? - удивился Франк.
        - А, так вы еще не знаете, - покивал волшебник и вздохнул. - Наш добрый дракон скончался.
        - Как? - осел Франк.
        Это был поистине горький день. Франк разбудил Вильке, мальчики торопливо накинули плащи, вышли на промозглую улицу, влезли в повозку волшебника и поехали к пещере Мимненоса.
        Обочина дороги была просто усеяна жителями Кругозёра, большей частью женщинами. В чепчиках, под зонтиками и в галошах они шли по двое, по трое, и все что-то несли под накидками.
        Вильке всю дорогу шмыгал носом, но не ныл, и дорога прошла в молчании.
        Уже недалеко от пещеры их встретила процессия из юношей, одетых в темные мундиры, треуголки и белые перчатки. Они доставали из крытой повозки и свинчивали из частей длинные древки, расправляли старинные полотна знамен и хоругвей. Сергиус оставил повозку у обочины, Вильке сошел вместе с Франком к заканчивавшим приготовления юношам. Процессия двинулась к пещере, и мальчики с волшебником побрели у нее в хвосте.
        Лес вокруг поляны, откуда они вчера взлетали, был заполнен людьми, а на самой поляне был постелен пестрый ковер из принесенных цветов.
        - Приветствую вас, владыка Сергиус, - сказал подошедший под благословение человек. - Прикажете начинать?
        Волшебник дал согласие, несколько человек забрались на приставные лестницы и сняли попону. Из пещеры змейками поползи дымы благовоний. К пещере подвели несколько здоровых лошадей, запрягли их в упряжь, уходящую в глубь пещеры, и вытянули из мрака длинную телегу с почившим драконом, заботливо укутанным в белый саван.
        Под погребальные песни плачущие люди потянулись мимо дракона, забрасывая его цветами. Больше всех сокрушалась Каздоя. Она обнимала торчащий из под савана хвост и непрестанно целовала его. А Сергиус, напротив, был спокоен. Его глаза были бесстрастными, а взгляд - задумчивым и добрым, как у пожилого детского врача. Только вот щека его подергивалась чуть заметней обычного.
        Наконец, все прошли, и облаченный волшебник взошел на сооруженный у тела дракона помост. Три карлика-служки, одетые в широкие, расшитые звездами багровые рубахи до пят и мягкие, свисающие почти до пола, колпаки, подсобляли волшебнику. Одним из них был Нонпарель, стоявший на месте и подававший Сергиусу различные книги и сосуды. Тот громко и властно произносил заклинания и выливал прямо на покрытое саваном тело благовония и волшебные бальзамы. Вильке разрыдался, Франк не выдержали и заплакал тоже.
        Но вдруг, когда обряд достиг своего апогея, волшебник вылил на дракона последнюю смесь, воздел жезл и красивым повелительным голосом вскричал:
        - Бульгольдарен, синделькарен, барденвилен Эхнаух! Императора просторы, поднебесная страна, ты дракона Мимненоса в этот день принять должна! Бульгольдарен, синделькарен, барденвилен Эхнаух! Идэ Рату и Хэтау сильдурату Вифрижна!
        Пока волшебник говорил, поднялся страшный ветер, переросший в такой ураган, что туманы из долины сдуло и люди ухватились за стволы деревьев, боясь быть унесенными прочь.
        Волшебник отбросил в сторону жезл, ему подали пышный цветочный венок, он воздел его к небу и сквозь вихрь воскликнул:
        - Дракон поднимается!
        Вильке и Франк вцепились друг в друга. Они решили, что слова эти им просто послышались. Ведь стоял такой шум. Но волшебник воскликнул еще раз:
        - Дракон поднимается!
        Дело в том, что драконы не умирают совсем. Они просто снимают старую шкуру и навсегда улетают на восток в далекую-далекую страну своих древних предков, где счастливо живут среди удивительных садов, дворцов, рядом с заботливыми китайскими мудрецами.
        Внезапно ветер утих, и воцарилась необычная тишина. Очень необычная. Казалось, и воздух, и лес замерли в ожидании.
        Саван лопнул, из рваной дыры ударил теплый, словно солнечный, луч и оттуда показалась голова дракона. Мимненос улыбался, он был таким светящимся и свежим, что казался прозрачным. Вокруг него в воздухе порхали магические блестки, и от благодати трепетали цветы. Волшебник грустно улыбнулся дракону и возложил на его голову пышный венок из цветов, собранных на боденвельтских склонах.
        Дракон окинул всех своих друзей прощальным взглядом, без усилий вспорхнул и полетел на восток. И вихрь от его крыльев вновь поднял нешуточный ураган.
        - Я сохраню твою заповедь, обещаю! - кричал волшебник вслед удаляющемуся дракону. - Клянусь, что я сохраню ее и передам следующим поколеньям!
        Мимненос пролетел и над Кругозёром. Люди махали ему руками и платками, а дети бежали за ним по лугам. Когда Мимненос, искрясь, пролетал над мельницей, его вышел проводить старый горбун Зигмунд. Он задрал голову, улыбнулся, а когда выпрямился, горб у него внезапно лопнул и из него вылезли пушистые крылья. Смеясь, мельник побежал за драконом, подпрыгнул, чтобы взлететь, но тут же свалился в грязь. Ведь летать нужно еще и научиться. Смущенно улыбаясь, Зигмунд поднялся, чтобы проводить дракона хотя бы взглядом, и вокруг мельника порхали белые мотыльки. Они липли к его новым крыльям.
        А светлый и прозрачный змей уже летел между скалами заповедных лесов, и зверушки вскакивали на ветки и взбегали на бугорки, чтобы видеть, как последний дракон улетает из их краев.
        Вдруг из темной дубовой чащи на опушку выскочили пять прекрасных белоснежных единорогов с белыми, словно у лебедей, крыльями. Это и были ослепительные Мерани, о которых говорила Каздоя. Они помчались по горному лугу, взмахивая своими крылами, наконец, оторвались от земли и полетели провожать дракона. Когда единороги каруселью окружили его, Мимненос засмеялся и, резвясь в небе, исчез за пиками гор.
        После всего этого Вильке разболелся и слег в постель. Говорили даже, что у него пневмония. Люди заботились о нем, и мальчик быстро шел на поправку. Он был легкомысленным человеком, не способным на долгие угрызения совести, но он все твердил и твердил о своей вине, ведь так или иначе, но именно у него в тот злосчастный день потерялась овца. Волшебник, каждый день навещавший больного, говорил ему в утешение:
        - Это была достойная смерть для Мимненоса, предуготованная ему судьбою. Он не мог уйти просто так, лежа в своей пещере. Ведь его удел - спасать слабых и выручать друзей. Об этом его поступке люди еще сложат легенды. Вот увидишь.
        - Надеюсь, они не забудут упомянуть, благодаря кому все так получилось, - вдруг сказал Вильке.
        Лицо у Сергиуса вытянулось так, что с носа сползло пенсне. Прищурившись, он внимательно посмотрел на Вильке, засмеялся и обнял своего толстячка.
        Эпизод V
        Каджети
        Мысль о том, что Нестан готовят в каджи, не оставляла Тариэла ни на минуту. Какие только бредовые идеи не лезли в его юную голову. Он хотел предложить ей провалить все экзамены или в тайне от самой Нестан подменить ее сочинение своим. Или подкупить преподавателей. Но все это, конечно же был, полный бред, и Тариэл об этом догадывался.
        Дни шли одни за другим и мало чем отличались друг от друга. Через небольшой промежуток времени они полностью стирались из памяти. Жизнь школы, как и всего города, проходила по строгому расписанию. Здесь не было времени скучать, но не было его и на грезы, тоску и собственно любовь. Все это отводилось на второй план, а то и отбрасывалось, как мусор, - помеха в столь ответственный период истории, когда не за горами была последняя битва.
        Но Тариэл был другим, он был одиночкой. Да, он был верным сыном своего народа и продуктом своего времени, поэтому считал честью положить свою жизнь на алтарь победы. Но в нем было и что-то иное, что-то особенное. Вы, конечно, скажете, что миллионы других юных солдат, рискующих жизнью за процветание и мир в Юдолии, также имели свой особенный, сокровенный и неповторимый мир… Но ни один из них все же не нашел выхода из тупика, в который зашло человечество.
        - Нестан, а я ведь серьезно сказал, что когда ты начнешь становиться каджем, то я брошусь под вражеские пули.
        - Тариэл, для чего ты мучаешь меня и разрываешь мое сердце на части? Ты же знаешь, что обратного пути у меня нет.
        - Но почему? Разве это не добровольный шаг?
        - Конечно, добровольный! Разве ты не добровольно идешь на войну? Но если в бою ты повернешь вспять, ты станешь предателем и трусом.
        - Да, это точно. Но может быть, для тебя еще не поздно аккуратно свернуть с этого пути?
        - Боюсь, что поздно. Ведь я получила приглашение в строй каджей и уже прошла первую ступень посвящения. Каждое утро, когда я умываюсь и чищу зубы, я ищу на себе признаки драконьих знамений.
        Тариэл вылупил глаза:
        - И как, еще ничего?
        - Нет, к сожалению, еще нет. Но это совершенно обычное дело, ведь выпадение старых зубов начинается не ранее третьей ступени, а шелушение кожи и появление чешуек и вовсе только к четвертой.
        - И ты что, этого ждешь? Ты хочешь, чтобы у тебя шелушилась кожа?
        - Ну конечно нет. Просто тогда я буду уверена, что мое сердце чисто перед драконом, и все вокруг тоже узнают об этом.
        - Милая! Я прошу тебя, останься такой, какая ты сейчас!
        - Знаешь, может быть, ты и храбрый воин, но иногда ты ведешь себя, как дитя. Ты готов положить за отчизну жизнь и вдруг сокрушаешься по таким пустякам.
        - Это не пустяки. Ведь ты - моя жизнь. Я люблю тебя… люблю тебя… Больше отчизны!
        - Тише! Как ты можешь такое говорить? Ведь тебя могут услышать. Ты что, хочешь, чтоб нас арестовали?
        - Ну и пусть. Пусть лучше нас арестуют, чем я увижу тебя в каджьей шкуре!
        - Глупый.
        - А ты дура! Нет - дурочка.
        - Так-то лучше.
        - А, может быть, твой отец сможет тебя отпросить?
        - Что ты! Для него это будет удар. Да и оскорбление, он же - кадж.
        - Но… Может быть, это смогу сделать я?
        - Ты?! - засмеялась Нестан. - Ты хочешь отпросить меня у самого дракона? Да кто тебя к нему пустит? Даже каджи голосованием избирают из своей среды делегатов, и мало кто из них имел честь лично повидаться со Змеем. Только лучшие из лучших, - она засмеялась. - И тут вдруг заявляется какой-то школьник, отрывает дракона от великих дел и начинает отпрашивать какую-то школьницу от святого долга перед отчизной!
        - Не смейся. Пойду и отпрошу. Вот увидишь.
        С этого дня отчаянный Тариэл принялся за разработку детального плана. Наконец, через месяц он решил, что медлить больше нельзя. Он сложил в рюкзак свою парадную форму, положил туда же прикарманенные на учениях гранаты, запись альбома любимого молодежного ансамбля, свой единственный мяч (в качестве символического дара Змею) и все самое необходимое.
        Однажды утром Тариэл, выйдя из общежития, направился не в школу, а в гаражи мотострелковой дивизии. Прибыв на место, он предъявил документ и прошел к машинам. В низком и обширном, как ангар, гараже нашел знакомого механика. Тот отвлекся от работы, отер о тряпку руки и выслушал юношу.
        - Нет, - сказал он. - Дружище, за это ж сразу под трибунал.
        - Ну, выручи, товарищ, - упрашивал его Тариэл. - Пойми, за утерю боевого оружия меня в штрафной легион отправят. А я точно помню, где он у меня слетел. Я просто был ранен и не мог за ним вернуться. А теперь это далеко от линии фронта.
        - Мы же пока отступаем? - усомнился в его словах механик.
        - Ну, да. По ту сторону реки. А автомат остался на этой.
        - Что ж. Дай же мне слово чести, что вернешься в срок и с целой машиной.
        - Даю слово чести, товарищ!
        Заполучив в свое распоряжение бронеавтомобиль полевой разведки, юноша поехал к внутреннему кольцу обороны. Накануне он раздобыл пропуск через контрольно-пропускной пункт на границе. Но выезд из внутреннего кольца был свободным, проверяли здесь только на въезде. И он помчался по одной из трасс, проложенной меж лагерных приисков. Впереди ползла танковая колонна, и Тариэл свернул на пыльные, извилистые дороги рудников. Машиной он управлял неумело, постоянно путался в передачах, и несколько раз чуть было не обрушил ее в карьер. В тесном салоне с узенькими пуленепробиваемыми окошками горел красноватый свет, приборная доска была усыпана кнопками и рычажками для герметизации, пуска ракет и тому подобного. Многотонный автомобиль шел плавно и медленно. Руль был тугим, чувствовалась масса брони, и маневренность оставляла желать лучшего. А кругом были гигантские уступчатые разрезы. Обрушься броневик с одного такого обрыва - и кувыркаться ему добрые полкилометра.
        Но Тариэл от езды получал несказанное удовольствие. Он ехал с музыкой, врубив на полную свой любимый квинтет электромузыкантов «Фердидоз». Управлять бронетехникой он научился в школе, но вдоволь насладиться этим ему еще не случалось. Через равные промежутки времени навстречу ему проезжали могучие пятидесятитонные самосвалы, груженные рудой. Вдруг Тариэла неожиданно остановил неизвестно откуда появившийся патруль.
        - У меня неотложный приказ из генерального штаба, - сказал он, открыв маленькую массивную дверцу.
        - Все в порядке, - сказал патрульный. - Мы просто предупреждаем, что в карьере справа ведутся взрывные работы. Не сворачивайте на нижние уступы. Слава отчизне!
        - Слава Великому дракону! - ответил Тариэл и поехал дальше.
        Он поглядывал вправо, надеясь увидеть взрыв. Ему повезло: из-за горизонта вылезло клубящееся облако. В нем кружились и сыпались камни размером побольше броневика Тариэла.
        Еще через пять часов он добрался до второго, уже внешнего, КПП. Колонны военных машин утягивались в туннели пограничного бункера для досмотра и проверки документов. Двадцать минут скуки - и Тариэл мчался по пустынным дорогам за пределами юдолянской линии обороны..
        К закату он добрался до темных скалистых гор, что раньше маячили на горизонте, и поехал по узким извилистым дорогам с туннелями и мостами. Тариэл решил отдохнуть и завел броневик во тьму отвесной скалы одного из ущелий. Он проверил приборы химической разведки: содержание ядовитых веществ снаружи было средним. Юноша откинул верхний люк и вылез на крышу под ракетницу.
        Наступил декабрь, поэтому в горах дул морозный ветер. Он завывал в скалах и трепал волосы Тариэла. Парень спрыгнул с машины и пошел к тому месту, откуда можно было вскарабкаться на скалу.

«На каджей бы не наткнуться», - подумал он. Не то чтобы он их боялся, просто после той встречи на берегу они ему окончательно опротивели.
        По этой самой дороге регулярно проезжала автоколонна с парламентерами от юдолян, что направлялись в крепость Каджети к дракону для докладов и получения ценных военных советов. Юноша хотел пропустить колонну, незаметно увязаться за ней и попытаться проникнуть в драконье логово вместе с делегатами.
        Он добрался до верха и залег на краю обрыва. «Жаль, что мы не воюем в такой местности, - думал Тариэл. - Здесь было бы меньше крови и больше военной науки». Он поднял воротник куртки и поежился. Было уже совсем темно.
        Тариэл вздрогнул и проснулся. «Идиот! Заснул при боевом наблюдении, - укорил он себя. - Надо проверить машину».
        Как только он спустился и пошел к броневику, из-под ракетницы бесшумно скользнула юркая тень каджа и исчезла за обрывом.
        - Стоять, сволочь! Стрелять буду! - закричал Тариэл на бегу.

«Только бы ничего не украл», - беспокойно подумал Тариэл. Обежал машину, схватил камень и запустил в пропасть.
        - Получай, гад!
        Тариэл обернулся и, демонстрируя спокойствие, неспешно пошел к машине.
        - Сколько же их тут развелось-то, а? - злобно сетовал он. - Как крыс.
        Юноша ловко вскочил на передок машины и открыл люк на крыше. Спрыгнув внутрь, он нащупал кнопку света. Посмотрел на рюкзак - его не открывали. Потянулся к бардачку и вскрикнул: на полу перед вторым сиденьем, свернувшись как еж, сопел еще один перепуганный кадж. Резиновая морда была неестественно повернута назад, а на тощей сгорбленной спине шишками выпирали позвонки.
        - Ну держись, сволочь! - яростно крикнул воин и принялся долбить несчастного ногой.
        - Получай, тварь! - кричал он…
        Наконец он утомился и откинулся, тяжело дыша. Кажд молчал.
        - Прирезать тебя, что ли? - сказал Тариэл. - Да противно. Убирайся!
        Кадж лежал недвижимо.
        - Вон, я сказал!
        Но тот молчал. Юноша взял фонарик и посветил вниз. Избитый лежал на боку, одно стеклышко его противогаза вылетело, и из него капала черная кровь.
        - О, нет, - сморщился юноша. - Только не это.
        Он открыл боковую дверцу и принялся выволакивать тело. Тощий мертвец мешком шмякнулся о землю.
        Тариэлу было противно и даже стыдно, что он убил не в бою, да еще за такую мелочь - ведь они скорее всего искали еду. Юноша знал, что ему ничего не будет, но от этого сейчас было только противней.
        - Еще раз сунетесь, всех урою! - как-то нерешительно крикнул он в сторону пропасти, а сам подумал: «Да, если б Нестан узнала, она бы, наверно, расстроилась».
        Он подумал, что делать с трупом, и придумал не делать ничего - просто сел в броневик и поехал искать другое место. Дорога освещалась тусклым маскировочным светом и, чтобы не слететь в обрыв, машину приходилось вести чрезвычайно медленно. По военной конвенции было запрещено бомбить дорогу к Змею или устраивать засады на ней, поэтому единственное, чего опасался юноша, это быть замеченным своими.
        Еще до рассвета долгожданная колонна парламентеров проползла мимо его укрытия. Через минуту броневик, хрустя колесами по камням, вырулил из тьмы на дорогу и осторожно поехал в свете красных габаритных огоньков замыкающего танка. Временами точечки по очереди исчезали, и юноша соображал, в какую сторону от скалы поворачивает дорога. Изредка колонна погружалась в длинные неосвещенные туннели, и тогда сквозь панцирь машины до Тариэла доносился тугой гул медленно движущейся впереди бронетехники.
        К полудню колонна погрузилась на дно узкого ущелья с темными отвесными скалами по бокам, где вновь нырнула в туннель, ведущий непосредственно в Каджети - резиденцию Дэва. Колонна петляла, проезжала развилки, сползала вниз и карабкалась вверх. Через полчаса пути огоньки стали резко приближаться к Тариэлу, и он ударил по тормозам.
        Теперь все зависело от случая и смекалки. Он дал задний ход и припарковал броневик подальше от колонны у стены, чтобы не загораживать проезд и не слишком бросаться в глаза. Потом выскочил из своей машины и помчался к танкам делегатов. Добежав до последнего из них, осторожно выглянул из-за его края вперед, лег на живот и быстро, как ящер, пополз под колонной ржаво-коричневой бронетехники. Вспомнил, что забыл рюкзак с парадной формой, но не вернулся.
        Перед головным танком были огромные кованые врата, по их краям - два факела, под каждым из которых стоял почетный караул из каджей: с правой стороны стояли юдоляне, с левой - дэвиане.
        При других обстоятельствах Тариэл жутко удивился бы, но сейчас ему было не до этого. Его голова была занята тем, как проскользнуть внутрь. В коридор из солдат вошла длинная вереница помпезно одетых в длинные платья парламентеров. Тут Тариэл вылез из-под танка и успел пристроиться за последним гостем. Это отчаянное решение оказалось верным: почетный караул никак не отреагировал на солдатика в пыльной испачканной одежде, важно шагающего в ногу с делегатами.
        Внутри логова освещение было тусклым, и незваный гость притаился в темном углу. Парламентеры сбились в кучку и, негромко беседуя, побрели вглубь коридора, освещенного факелами. Юноша пошел за ними. Он снял грязную куртку и бросил ее к стене. Впереди снова были врата, охраняемые двумя каджами - юдолянином и дэвианином. Юноша тихо настиг делегатов и, важно задрав подбородок, прошел за ними. Дальше была широкая, очевидно, очень древняя, вившаяся вокруг темной каменной колонны, винтовая лестница с полуметровыми ступенями, предназначенными явно не для людей. Делегаты, приподнимая полы одежд, неспешно карабкались по ней во мраке.
        Тихий разговор высокопоставленных каджей гулко разносился по закрученному винтом пространству. Добрались до верха. Снова дверь и караул. Юноше вновь повезло. Очевидно, особой охраны змею не требовалось. Может быть, потому что, у него не было врагов, а может, потому, что он и сам мог за себя постоять. Истиной причины неуязвимости сердца Юдоли юный воин не знал и искренне удивился такой доступности Великого дракона.
        Они вошли в огромный мрачный зал с узкими, теряющимися в выси каменными колоннами. Делегация построилась в две шеренги и, покачиваясь, неспешно побрела между стеной и каменными столбами. Каджи негромко завели древний тягучий гимн, прославляющий Великого Дэва. Слов в гимне было немного, но он красиво расходился многослойным каноном.
        Поем твоей мы славе песнь уже тысячелетья,
        Под светом мудрости твоей сменяются столетья.
        Пролей на нас свой древний свет и не отринь от лика,
        Грядем к тебе, Великий Змей, Юдолии владыка.
        Сотню метров они шли, растягивая эту песнь, и им подпевало гулкое эхо, мотаясь под незримыми во тьме сводами базилики. Юноша беззвучно перебегал от колонны к колонне. Он не мог поверить, что вот-вот увидит самого дракона. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ему об этом, он решил бы, что имеет дело с безумцем. Нигде и никогда он не слышал, чтобы человек видел Змея. В их общественном строе это была прерогатива только избранных каджей. И лишь одна древняя легенда, похожая на детскую сказку, повествовала о том, как в незапамятные времена белесый змей подружился с людьми. Но вскоре появились посредники - каджи.
        Делегаты остановились. Они долго стояли колонной неподвижно и молча. Послышался могучий щелчок пальцами. Один из делегатов важно прокашлялся и запел баритоном:
        - Приветствуем тебя о, достопочтеннейший Змей, владыка космоса и всего, что в нем, владыка времени и всего, что в нем, владыка сердец и всего, что в них!
        Вновь тишина. Юноша медленно выглянул из-за колонны. В стене, в стороне от делегации, громоздился готический камин, и в глубине его пасти переплетались и неестественно медленно скользили светлые языки пламени. Сбоку от делегации стояло огромное кресло - строгий темный трон. Из-за его спинки выглядывал лежащий на поручне белесый локоток. Казалось, он чуть-чуть светится изнутри каким-то неземным бледным светом. Но совсем не сильно, не отчетливо, можно было подумать, что это просто кажется.
        - Ваше светлейшество, - дипломатичным, проникнутым уважением голосом заговорил делегат, - благословите коротко изложить вам суть вопросов, тревожащих нас настолько, что мы сочли их достойными вашего бесценнейшего внимания.
        Вновь под сводами раскатился щелчок.
        - Благодарение Великому дракону, - проникновенным шепотом сказала вся делегация, и каджи бесшумно, как по команде, повернулись к дракону лицом. До этого колонна стояла боком, а теперь превратилась в два обращенных к дракону ряда.
        - Нас беспокоит все тот же вопрос о применении врагом новейших разработок в области наступательных технологий. По данным наших разведслужб вражеская индустрия ускоренными темпами осваивает массовое производство ударных машин для агрессивного типа ведения войны на труднодоступных для техники участках фронта. До сих пор нашим стратегам и инженерам не удалось выработать эффективного средства борьбы с новейшей разработкой противника. Мы пришли испросить вашего мудрого и единственно верного совета по разрешению сложившейся для нас весьма затруднительной ситуации.
        В ответ на это обращение из кресла выпал и повис перламутровый кончик хвоста. Увесистая гибкая конечность болталась, как маятник, размахи медленно сокращались, пока хвост не стал почти недвижимым. Послышался стрекочущее шипенье и чей-то протяжный вздох.
        - Уйдите на развалинах в глухую оборону, - полился интимный, гортанно-дрожащий голос, голос неестественной красоты, гораздо более могущественный, чем человеческий, - подождите, пока они вложат огромные средства и начните наступать на открытой местности вне завалов. Это сделает их ухищрения напрасными, а применение дорогостоящей техники - нерентабельным. Вы должны навязать противнику свои условия боя и перехватить инициативу на более выгодном для вас участке.
        - Благодарение Великому дракону, - также негромко ответили каджи, и воцарилось длительное молчание.
        - Ваше мудрейшество, - обратился к дракону делегат. - С учетом вашего мудрого совета выждать в глухой обороне в то время, как противник будет бессмысленно растрачивать военный бюджет, можно было бы предположить, что объявление короткого перемирия позволит избежать излишних потерь во время оборонительной фазы.
        - Ваше предложение понятно, - вежливо ответил дракон. - Но есть одно обстоятельство. Едва ли противник пойдет на такое соглашение в момент технологического преимущества. Объявить сейчас перемирие для противника равнозначно добровольной передаче стратегической инициативы. В его интересах - ускоренными темпами, без заминок развивать свой успех. Так что ваше предложение не имеет под собой рациональной тактической основы.
        - Благодарение Великому дракону!
        - Ваше мудрейшество, - вновь заговорил делегат, - могли бы мы просить вас о посредничестве в этом дип… - он осекся.
        - Вы правы, - сказал дракон. - Это было бы нарушением моего принципа невмешательства. Вы знаете, как далеко я захожу в своей симпатии к вам, так что уже слышится ропот враждующего с вами стана. Я делаю это только потому, что ваш моральный дух и уважение к моему слову более глубоки, чем у ваших противников.
        - Благодарение Великому дракону!
        - В таком случае разрешите предложить… - начал, было делегат, как вдруг из-за кресла появилась когтистая лапа и щелкнула пальцами. Делегат осекся и замолчал.
        - Благодарение Великому дракону! - прощаясь, сказали делегаты и разом повернулись на выход.
        Мягко ступая, они вновь завели древний гимн.
        Когда делегация исчезла во мраке и песнь затихла, юноша вышел и нерешительно сделал шаг к огромному креслу перед камином. Кресло отбрасывало длинную подрагивающую тень. Висящий хвост дернулся и вновь, покачавшись, успокоился.

«Я, наверное, действительно сумасшедший», - дрожа от страха, подумал Тариэл.
        Он уже толком и не помнил, для чего пришел. Перед ним, спрятанный за спинкой кресла, сидел тот, о ком ему талдычили с детства как о величайшем сокровище его нации и всего человечества. Но Тариэл был смелым и решительным юношей, и если бы через мгновение ему надлежало встретить смерть, то он сделал бы это с боевым девизом в сердце: «Лучше славная кончина, чем позорное житье!»
        Юноша вышел на место, где стояли делегаты и замер в нерешительности. Наспех привел себя в порядок, пригладил челку и обтер лицо ладонью. Правда, только больше испачкался от этого, так как, ползая под танками, замарал руки в мазуте. Наконец Тариэл решил, что правильнее всего будет подражать делегатам. По его лбу покатились капельки пота. Он вдохнул полной грудью…
        - Приветствую тебя о, достопад… э… па-адченнейший Змей, - он замер, вылупив глаза на сидящего в кресле.
        Дракон повернул к нему свою самую что ни на есть драконью морду и вытянулся из кресла к юноше на добрые пять метров. Узкие щелки его зрачков на ярком ребристом фоне расширились, стали круглыми и огромными. Оба, и юноша, и дракон, застыли в изумленном молчании.

«Кажется, меня сейчас спалят огнем», - мелькнуло в голове у Тариэла, и ноги его стали подкашиваться под натиском змеиного взгляда.
        - Что за видение? Неужто брежу я? - артистично, приятным голосом заговорил дракон, улыбнулся и помотал головой.
        Тариэл, что называется, язык проглотил.
        - Какой милый, - сказал, как бы про себя, дракон и спустился с кресла.
        На каменном полу он оказался не так уж высок, скорее, продолговат. Вид, в сочетании со сладкими речами, не внушал великого опасенья.
        Змей присел рядом с Тариэлом и, мило улыбаясь, сказал:
        - Ах, если б ты только знал, храбрый воин, как давно я был лишен общения с человеком, - он сложил пальцы на груди и запрокинул глаза к своду. - Нет, конечно, приходят ко мне каджи, но сии жалкие подхалимы не доставляют старику ни малейшего утешения. Ах, если б ты только знал, как скучает старый князь по самому настоящему гостю.

«Так мне Дэв и сказал», - проговорил про себя Тариэл, на мгновение представив, как он будет рассказывать об этой встрече. А сам только стоял как вкопанный с открытым ртом.
        - Ну, чего же ты молчишь, мой милый гость? - печально мотая головой, говорил дракон. - Скажи же мне хотя бы свое имя.
        - Та… - запнулся юноша, - Тариэл.
        - Ну, что ж, будем друзьями, - протянул лапу дракон. - Я Дэв.
        И они обменялись рукопожатиями.

«Я стал великим», - сухо констатировал Тариэл.
        - Ну, ты расслабься дружище, чего встал как вкопанный, - пригласил дракон и вместе с юношей пошел к креслу. - Говори, зачем пожаловал. Хотя нет, погоди о делах, сначала, позволь, я окажу тебе гостеприимство. Тариэл, значит, говоришь… Ну что ж, хорошо, Тариэл, - озадаченно сказал дракон. - Чем бы мне тебя развлечь?
        Дракон аккуратно поднял Тариэла лапами и посадил верхом на поручень своего кресла, потом устроился в кресле сам, свернувшись клубочком.
        - Может, кинофильмы посмотрим? - предложил гостеприимный хозяин. - М-да, - убедительно протянул змей, - у меня есть отличное кино.
        Он вытащил откуда-то пульт, щелкнул по кнопке, и огонь в камине перед ним замер. Внутри камина, оказавшегося экраном объемного изображения, пошли помехи. Огненная заставка, превратилась в рябь и исчезла. Дракон что-то прикинул и сообщнически прошептал:
        - У меня есть записи с пытками. А?
        Тариэл неопределенным жестом согласился с волей великого. Дракон улыбнулся и начал щелкать по кнопке. На сменяющих друг друга картинках то и дело появлялись садистские сцены.
        - Ой, вот она! - перескочил он и вернулся. - Смотри. Это вчерашняя запись.
        В камине появилось четкое стереоизображение, ничем не отличающееся от реальности. В кадре было кресло наподобие зубоврачебного. В нем сидел связанный ремнями человек, вокруг которого суетились два каджа в медицинских халатах. Они шумно перебирали стальные орудия в эмалированных ванночках, гулко пощелкивали щипчиками и деловито поглядывали друг на друга. Человек в кресле, выпучив глаза, с ужасом наблюдал за их приготовлениями.
        - Не надо, - тихо и безнадежно сказал он.
        На его слова не обратили внимания и включили над несчастным яркий осветительный прибор.
        Тариэл покосился на дракона. Тот лежал, положив подбородок на хвост, и сладко улыбался.
        - Не надо, - глухо повторил человек.
        Наконец, «врачи» закончили приготовления, повернулись в объектив камеры и поклонились. Дракон вытянул к ним лапу и щелкнул пальцами.
        И что тут началось! Хлестала кровища, лопались жилки, лились истошные крики, перекрывающие неумолимый писк и визг сверлящих дрелей и дисковых пил. Даже Тариэлу, который на своем коротком веку уже видывал виды, стало не по себе. Пытали человека долго и страшно, но таким образом, чтобы он оставался жив как можно дольше. Когда прекратились даже слабые стоны, и человек начал терять сознание,
«профессионалы» сделали какой-то укол, и тот снова ожил. Они надели на головы защитные маски, взяли небольшой серебряный баллон и вышли из кадра. По креслу ударила огненная струя, и человек заполыхал большим костром. Кинооператор приблизил изображение, и несчастный долго еще горел крупным планом.
        Дракон щелкнул по кнопке, пламя слегка поменяло цвет и вновь оказалось заставкой.
        - Ну как? - повернулся дракон к Тариэлу.
        - Здорово, - из вежливости ответил тот.
        - Может, пойдем вниз? - затейливо прищурив глаз, предложил дракон. - Поупражняемся. Есть у меня там парочка лишних каджей.
        Тариэл замялся.
        - Впрочем, ладно, тебе это еще успеет наскучить, - странно, как бы сам себе пробормотал дракон. Тариэлу было страшно неловко оттого, что он заставляет Великого властелина заботиться о его досуге. - Та-ак, - древний Дэв задумчиво почесал кончик хвоста. - Чем бы нам еще заняться-то? - Он с лиричной грустью в глазах посмотрел на юношу. - Вообще жизнь драконья небогата праздными радостями, - признался он. - А вот забот хоть отбавляй. Одно у меня утешение - кинофильмы. Смотрю, как видишь, все чаще о пытках. Врагов, конечно. - Юноша натянуто улыбнулся, а дракон продолжил: - Люблю посмотреть про войну. Чаще хронику. А ты любишь войну, мой юный друг?
        - Да, я люблю отвагу и славные приключения, - искренне признался Тариэл.
        - Да, да, и они любят тебя, мой храбрый воитель, - улыбнулся дракон. - Ну, пойдем, покажу тебе свои скромные апартаменты.
        Они спустились с кресла и пошли вдоль каминной стены. Впереди была дверь, за которой оказался глубокий и светлый коридор.
        - Может быть, ты знаешь какие-нибудь стихи? Я страсть как люблю поэзию. Особенно это, помнишь, - припомнил классику змей: - Клокочет фронт, шуршат знамена…
        - Да-да, - Тариэлу строки показались до боли знакомыми, и он напрягся, чтобы блеснуть эрудицией:
        - Э… Завет нас в бой труба ядрена! - выпалил он фронтовую переделку.
        Дракон удивленно покосился на юношу, но промолчал, вероятно, из соображений корректности.
        - Да я и сам неплохо пишу стихи, - откровенно похвастался Тариэл.
        - Ну, надо же! - восхитился дракон, хлопнув в ладоши. - Как же мне повезло! Что за день! Ну, может быть, ты прочтешь мне что-нибудь из своих самых сокровенных строк?
        - Может быть, как-нибудь в другой раз? - начал отлынивать Тариэл, внутренне коря себя за болтливость.
        - Ну, дружище, не обижай старика, - взмолился змей, - ну, пару строчек. Ну, я прошу.
        - Ладно. Только вы сильно не смейтесь.
        - Ну что ты, - возмутился дракон. - Обижаешь!
        Тариэл остановился и задумчиво вскинул глаза:
        - Та-ак. Ну, к примеру, вот это, - Юноша лирично, как учили в школе, сложил руки и опустил глаза.
        Не видел зверей я лесных в своей жизни,
        Погибли зверушки от рук дэвиан,
        Не кушал с деревьев я спелые вишни,
        Ни разу не встретил живых обезьян.
        Но знаю я точно - наступит мгновенье,
        Победу нам даст лучезарный дракон,
        Которого мыслей одно мановение,
        Наносит врагу величайший урон.
        И верю! В тот день, когда мир мы получим,
        Пройду по леску, как когда-то во сне,
        И снова услышу за дубом могучим,
        Лисячие слезы в ночной тишине.
        Поэт закончил и посмотрел на дракона. Тот стоял, сдвинув надбровные дуги, из его носа доносились прерывистые хлюпающие звуки. Тариэл решил, что змей отчаянно сдерживает смех, и смущенно пожал плечами, мол, я же говорил.
        Вдруг дракон моргнул, и из его выпуклых зеленых глаз выкатились слеза. Он, не в силах более устоять, рухнул на пол головой под стену и принялся, вздрагивая, истошно рыдать в сложенные перед собой лапы. Юноша так растерялся, что тоже бросился на пол, поймал нервно ерзающий хвост, зажал его под собой и принялся успокаивать, гладя руками.
        - Пожалуйста! Пожалуйста, я не хотел, - умолял юноша хвост.
        - Как ты мог?! - отчаянно вставлял между всхлипами дракон. - Как ты мог так поступить со мной, несчастным. О-о-о!
        - Простите, я же не знал, что вы так ранимы, - умолял Тариэл. - Простите меня, ради Великого дра… дра… то есть ради Вас, простите меня!
        Наконец, змей сел, прикрыл одной лапой глаза и протянул Тариэлу другую, требуя чего-то пальцами. Тариэл принялся шнырять по карманам, но платка не нашел. Тогда он быстро стянул с себя школьную шерстяную жилетку и сунул ее в лапу.
        - Благодарю, - шмыгнув носом, сказал дракон, утер слезы и смачно высморкался.
        Он вздохнул и посмотрел на Тариэла страдальческими глазами, только не зелеными, а красными, как смородины, размером с детский мячик.
        - Чудесно, - вдруг сказал он. - Что может быть лучше трагической лирики?
        - Так вы не расстроились? - робко удивился Тариэл.
        - Ну конечно нет, - улыбнулся дракон, все еще шмыгая носом. - Я просто пропустил через себя весь эмоциональный накал, вложенный в твои строки, и испытал катарсис. Великолепные строки. Я запишу их в свою тетрадь. Если ты, конечно, не против?
        - Не против, конечно! - радостно воскликнул Тариэл. - Ведь этот стих я и так посвятил вам.
        - Как мило, как мило, - заблеял змей. - Но все же прошу, будь впредь поаккуратней. Иначе когда-нибудь я просто не перенесу накала эмоций и погибну от твоих душераздирающих строк. А для юдолян это, знаешь ли, чревато. Можете и проиграть. - Он на секунду замер. - И я ведь еще так молод.
        - Я больше никогда не буду читать вам стихов! - зарекся Тариэл.
        - Ну, зачем же так категорично! - возразил дракон. - Я ведь жить не могу без хороших стихов. Но более мягких, более скромных. Если кровь - то не больше стакана, если слезы - то парочка капель. Есть две области, ради которых следует жить - это лирика и борьба, борьба и лирика. И нужно, чтобы жизнь была наполнена этими двумя стихиями. - Дракон на секунду замер с поднятым пальцем. - Ну что ж, пойдем уже, а то засиделись мы тут.
        Они поднялись и пошли дальше по парадному коридору с бесконечной красной ковровой дорожкой.
        - Люди - цветы Юдолии, - делился по пути своим мыслями Дэв, - и я неустанно забочусь о них, не перестаю одаривать благами и полезными советами. А они все воюют, воюют, убивают друг друга… Кошмар. Ах, когда же это, наконец, прекратится… Ты можешь мне не верить, но иногда я думаю о людях перед сном и начинаю плакать. И все плачу и плачу, пока не усну. Сны мне снятся плохие, чаще всего - о древних войнах. О тех легендарных временах, когда драконы воевали так же, как вы, между собою. Но в те далекие времена люди еще не ходили по этой земле. Кругом было полно динозавров, и ящеры летали меж стометровых древ. Вот, помню, выйду по утру из этой пещеры (тогда она была не так обустроена), гляну кругом. Красота! Цветет Юдолия и пахнет. И дышится так легко-легко. Да вот одно несчастье. Врагов у меня было много. Подойдут к пещере моей и дразнятся: мол, что, белый, скучно одному в пещере сидеть?
        - Кто дразнится?! - удивился Тариэл.
        - Как кто? Другие драконы. Знаешь, сколько их тут раньше было? Как каджей. А кругом еще эти динозавры бегают, скалятся, покоя не дают. Ну, надоело мне это все, припомнил я парочку заклинаний, да и навел сюда комету покрупнее. Чтоб как жахнуло, так мало не показалось. А сам поглубже в пещеру забрался. - Дракон вздохнул. - Сначала, конечно, тяжко было и одиноко. Круглые сутки ночь, круглый год мороз лютый - ядерная зима, дело скверное, знаешь ли. Раскаялся я тогда, конечно, думая: что ж я, змей, наделал: ни себе, ни зверям жизни не дал. Тоже плакал, все плакал. А потом, глядь, а миллион лет и пролетел, как один вечер. Глазом моргнуть не успел! И все прошло. И снова лето настало, и птички запели, и животные забегали. Только другие - милые, пушистые. И зажил я на земле господином. - Дракон цокнул. - Да вот появились занозы. Сколько тысяч лет выковырять не могу! - он помотал головой.
        - Какие занозы? - не понял Тариэл.
        - Ну как какие, - улыбнулся дракон. - В школе учишься, а что такое занозы, не знаешь?
        - Ну, почему, знаю, - стал оправдываться Тариэл.
        Они поднимались по винтовой лестнице. Дракон ступал по полуметровым ступеням ловко, а юноше приходилось скакать. Через какое-то время они вышли наружу и оказались на каменной башне, нависающей над темным ущельем, по дну которого бежала бурная речка.
        - Ах, если б ты только знал, - говорил дракон, опираясь на зубцы ограды и глядя вдаль, - как я томлюсь в этом мире. Когда же вновь зацветут поляны и произрастут леса? Когда же я вновь увижу свой дивный и бескрайний мир, в котором я вновь буду хозяином?
        - А разве вы сейчас не повелитель мира? - удивился Тариэл.
        - Что ты, - усмехнулся дракон. - Разве я позволил бы так осквернять свою природу? Здесь властвуют иные господа - беспощадные и жестокие даже друг к другу.
        Тариэл понял, что Дэв говорит о людях, и ему стало стыдно.
        - Но ведь когда-нибудь мы победим, и Юдолия начнет возрождаться, - убежденно сказал он фразу, которую слышал и говорил уже тысячу раз.
        - Да-да, когда-нибудь мы вновь победим, - сказал дракон и с прищуром улыбнулся, глянув на юношу.
        Тариэлу безумно польстило это «мы», и он расплылся в улыбке.
        Вдруг дракон вспрыгнул задними лапами на каменные зубцы и, балансируя, покачнулся. Юноша вскрикнул и ухватил самоубийцу за хвост:
        - Что вы делаете? Постойте! Давайте лучше поговорим.
        Драконий смех отрывисто раскатился по дну ущелья и эхом вернулся на башню.
        - Что вы собираетесь делать? - в истерике закричал Тариэл, пытаясь удержать дракона за хвост.
        - Я собираюсь летать, друг мой, летать! - объяснил ему змей. - Давай: на счет
«три» прыгаем и расправляем крылья.
        - Но у меня нет крыльев!
        Дракон обернулся и внимательно посмотрел на юношу.
        - Вот незадача, - сказал он, закусив палец.
        Он спрыгнул с зубцов и по-кошачьи уселся напротив.
        - Ну, ты не расстраивайся сильно, - утешающе сказал он. - Мы их тебе еще нарастим.
        - Это как? - удивился Тариэл.
        - А вот увидишь, - пообещал дракон. - А я, старый дурень, специально тебя сюда гнал, чтоб полетать с тобой. Ну, значит, не судьба сегодня. - Змей заметно понурился. - Вот что значит, сто лет не общался с людьми. Знаешь, Тариэл, а ты мне нравишься. И я совершенно уверен, что у нас с тобой впереди не одно столетье славной и доброй дружбы.
        Эта головокружительная перспектива завертелась в голове подростка, и он подумал:
«Неужели судьба ссудила именно мне стать у истоков военного союза моего народа со Змеем, отвратить его от идеи равновесия и привести юдолян к победе?!»
        - Ну что ж! - воскликнул Дэв. - В знак начала этой великой и победоносной дружбы позволь прокатить тебя!
        Дракон, улыбаясь, склонился перед юношей и пальцем указал на то место, где, вероятно, седлают драконов. Юноша, повинуясь, залез на него и обхватил огромную шею. Дракон подпрыгнул, расправил крылья и со свистом заскользил вниз ущелья, прямо как пикирующий бомбардировщик. Душа ушла в пятки, радостный трепет пробежал по спине и Тариэл, несясь на скалы, закричал:
        - Ура-а-а!
        Дракон похлопал его хвостом по плечу и что-то сказал. Но юноша не расслышал. Скала и река неумолимо приближались, и он в ужасе прижался к затылку дракона.
        - Я говорю, руки с глаз убери, - спокойно повторил Дэв. Тариэл резко сдернул ладони, и дракон, шаркнувшись об утес, резко отвернул от скалы.
        - Фу-у! - выдохнул юноша, а дракон засмеялся, и смех его сотряс скалы.
        На огромной скорости они летели над рекой, протекавшей в глубоком ущелье. С каждым взмахом крыльев скорость полета ощутимо увеличивалась, пока Тариэл не начал задыхаться. Они как раз неслись на могучее мертвое дерево, торчавшее прямо из скалы ущелья. Дракон повернул крыло, слегка взмахнул им, и перед самой преградой их выбросило наверх.
        - Э-ге-гей! - радостно закричал Тариэл, паря над черным замком, высящимся на вершине скалы, под которой текла река. - Э-ге-ге-гей!
        Они медленно пошли на посадку, аккуратно планируя над башней. Голова у Тариэла кружилась, и он еще крепче вцепился в дракона. Наконец дракон, как орел, вцепился задними лапами в зубцы башни и, взмахивая крыльями, удержал равновесие. Потом шагнул вниз и ступил на камень. Тариэл рухнул с драконьей шеи на пол и стал кататься по нему, смеясь и приходя в себя от перевозбуждения.
        Потом они еще долго сидели на башне, по-дружески беседуя.
        От захватившей Тариэла собачей радости общения со змеем, он чуть не забыл зачем пожаловал. А ведь теперь, когда он подружился с самим драконом, ему осталось только получить разрешение для любимой и скорее мчаться домой, чтобы рассказывать об этой встрече друзьям и прессе.
        - Ах! Ваше мудрейшество, - обратился он, робея. - Я так и не сказал вам, для чего пришел вас побеспокоить.
        - Постой, постой! Какой же я глупый старый змей! - вдруг воскликнул Дэв. - Как я мог не накормить своего гостя! Идем же, расскажешь за обедом, чего у тебя там стряслось.
        Тариэл не мог отказаться от приглашения к столу, это было бы неуважением к хозяину дома. Продолжая праздную беседу, начатую на башне, они помчались вниз по винтовой лестнице. Дракон обогнал Тариэла, и тому приходилось бежать за брякающим по ступенькам хвостом, не видя его хозяина. Дракон раскатисто смеялся, не прерывая рассказа, а юноша никак не мог поверить, что все это происходит с ним наяву.
        Вскоре они сидели в столовой. Дракон уселся на огромном стуле во главе длинного стола с канделябрами, а юноша устроился напротив, прямо на белой скатерти, сложив ноги, как индус. Рядом стояли два каджа-официанта. Дракон внимательно просмотрел меню, справился о пожеланиях гостя и сделал заказ, остановившись на цыплятах табака и красном вине.
        - Ну, что ж, пока наши поварята готовят нам скромный обед, - весело сказал змей, подвязывая шею салфеткой, - позволь развлечь тебя, мой юный гость, небольшим концертом.
        Дэв щелкнул пальцами, одна из стен начала разворачиваться кругом, и на другом конце зала показалась симпатичная полукруглая эстрада. На ней тесно устроился настоящий джазовый оркестр из каджей в смокингах. Пианист за белым роялем вступил мажорным аккордом, ударник застучал бравый ритм по звонким тарелкам, заиграл саксофонист, басом закудахтали контрабасы, трубачи затанцевали на месте, зашумел заводной фокстрот.
        Змей стал приплясывать, прищелкивая когтистыми пальцами, и весело заморгал Тариэлу, мол: ну, как? Тариэл, захваченный веселым оркестром, покивал змею и принялся отстукивать по столу в такт. Маленькие каджи, пританцовывая, вкатили в зал огромное серебряное блюдо, накрытое полукруглой крышкой. Змей вооружился вилкой, ножом и сделал шутливый жест, будто точит их друг о дружку. Крышку подняли, и под ней оказалась дымящаяся гора поджаренных на гриле кур. Их стали вываливать на тарелку дракону и поливать сверху ароматным соусом. Последняя курочка оказалась на тарелке перед Тариэлом. Изголодавшийся юноша поблагодарил каджей и принялся рвать курицу руками и обгладывать благоуханные ножки. Тут он осознал, что, возможно, поступает неприлично, и поднял виноватый взор на хозяина. Тот и впрямь пялился на него изумленно. Вдруг он весело улыбнулся, пожал плечами, отбросил столовые приборы и тоже принялся рвать кур лапами и закидывать их в огромную пасть.
        Горячее они обильно запивали сладким вином из золотых кубков, так что юноша вскоре совсем захмелел.
        - Дэв! - фамильярно окликнул он Великого Змея, перекрикивая оркестр. - А можно сделать заказ?
        - Пожалуйста! - весело сказал дракон, щелкнул пальцами, музыка оборвалась, и он скомандовал: - «Фердидоз»! Для нашего гостя!
        Тариэл буквально опешил от догадливости змея, но был слишком пьян, чтобы париться по этому поводу. Стена вновь закрутилась, послышался звук сметаемых со сцены рояля и музыкантов, а затем перед ними вновь оказалась сцена, только вместо джазменов на площадке стояло пятеро раздетых до пояса каджей с электрогитарами, барабанами и клавишным инструментом.
        - Й-е! - радостно воскликнул Тариэл.
        Взорвался оглушительно-адский драйв, и юноша вместе с драконом заколбасились под супермодную молодежную музыку. Стараясь попасть в ее сокрушительный такт, змей изрыгал клубы пламени, вертел лапой конец собственного хвоста и щелкал им, как бичом, а Тариэл в это время отплясывал на столе.
        В общем, весь вечер пролетел, как один миг.
        Вероятно, было уже очень поздно, когда Дэв в обнимку с Тариэлом, пошатываясь и умирая от смеха, ввалились в светлый драконий покой. Дэв, держась за брюхо передними лапами и дрыгая задними, повалился на пушистый ковер, и юноша, не долго думая, упал рядом.
        - Ой, не могу, держите меня семеро! - ухахатывался змей, задыхаясь и вытирая слезы. Наконец, с видимым усилием он заставил себя успокоиться и нарочито серьезно сказал: - Нет, дружище, я уже слишком стар, чтобы так смеяться. - Но тут же сорвался и вновь стал давиться смехом.
        Юноша лежал, раскинув руки, язык на плече, и пытался отдышаться.
        - Так и впрямь можно копыта отбросить, - сказал он, отчего змей снова закряхтел, задергался в конвульсиях и задолбил по полу хвостом:
        - Я же сейчас сдохну! Фу-у… Ой, не дай Бог умереть молодым.
        Наконец они успокоились и перебрались в кресла. Только тогда Тариэл смог оглядеться. Среди изысканной дворцовой обстановки, помпезно пучилось барокко, и со стен смотрели портреты Дэва.
        На столике между ними зазвенел огромный телефон. Аппарат был старинной формы, с трубкой, как лейка от душа. Дракон посерьезнел, вздохнул и, нахмурившись, снял трубку:
        - Алло?..
        В трубке что-то промямлили, дракон хлопнул себя по лбу и пьяным голосом ответил:
        - Ах да! Я совсем забыл, что назначил на ночь.
        В ответ что-то пробормотали вновь.
        - Ну нет, - морщась, сказал дракон, - пускай приезжают завтра, скажите, что мне нездоровится, - в доказательство он покашлял и повесил трубку.
        - А, дэвиане, - махнул рукой он Тариэлу. - Если б ты только знал, как они мне все надоели. Все им подскажи, все им объясни… Сами ничего не могут. Разве что проигрывать.
        Тариэл прыснул смехом.
        - Слушай! - сказал змей. - А давай-ка я провожу тебя спать. Завтра будет новый день, новые развлеченья, - дракон зевнул на последнем слове, прикрывая лапой зубастую пасть.
        - Ваше мудрейшество, - сказал Тариэл, - но ведь я так и не открыл вам цели моего визита.
        - Ой! Завтра, все завтра, - капризно сказал дракон. - Как говаривала еще моя любимая бабушка: утро вечера мудреней. Так что - марш спать!
        Юноша и вправду очень устал, поэтому, долго не упираясь, пошел за гостеприимным змеем. Комнатка ему была предложена маленькая, но очень милая, и он сразу упал на кровать. Змей, уходя и прикрывая за собой дверь, просунул в щель голову, пожелал спокойной ночи и щелкнул выключателем.

«Вот расскажу в школе, - подумал Тариэл, засыпая, - и мне никто не поверит. Надо будет завтра сфотографироваться. А Нестан вообще упадет от зависти. „Я говорила со змеем! Я говорила со змеем!“ - передразнил он про себя любимую, вспомнил ее лицо, улыбнулся и крепко уснул.
        На другой день, проснувшись с рассветом, Тариэл почувствовал себя превосходно отдохнувшим. Потом вспомнил, где он находится, что было вчера, и принялся ошарашенным взглядом изучать покои.
        Он понял, что поселили его в комнате для гостей: строгой, но уютной и сравнительно небольшой - метров двенадцати по площади и метра четыре в высоту. Стены ее были составлены из серых каменных глыб, схваченных раствором, в одном конце находилась дубовая дверь, в другом - узкое и длинное, как туннель, окошечко. Из-за его размеров в комнате стоял полумрак. Кроме кровати, из мебели тут имелись старинный комод, удобное кресло, наподобие драконьего трона в зале, и письменный стол со свечой посередине.
        Тариэл подошел к креслу и увидел накрахмаленную и отутюженную рубашку, а под ней - серые бриджи, носки и полотенце. На столе лежала записка: «Ванная - следующая дверь направо. Зубная щетка в стакане. После душа оденься в чистое. Твой Дэв». Тариэл придвинул кресло под окошко, влез на него, отворил створки и обомлел.
        По всему горизонту тянулись заснеженные пики голубоватых гор. Тариэл припомнил вчерашний полет и вновь ощутил трепетный восторг. Потом перевернулся, лег на подоконник спиной и посмотрел в небо. У юноши закружилась голова, и он аккуратно вполз обратно.

«Во дела», - подумал он.
        После душа он побрел погулять по замку. Несмотря на полнейшую тишину, тут явственно ощущалось чье-то присутствие, и Тариэл не решился бы показать пустоте фигу. Он побежал по винтовой лестнице - той самой, по которой они с Дэвом вчера поднимались на вершину башни, и вышел к могучим зубцам. Вид при дневном свете был куда более живописным, чем вчера, когда они просто стояли над темной бездной. На карнизах соседних башен были высечены устрашающие химеры.
        Дул морозный утренний ветерок, и легко одетый юноша уже подумывал бежать вниз, как вдруг из бездны послышался отдаленный свистящий гул проносящегося планера. Тариэл подскочил к зубцам, но ничего не увидел: все то же ущелье и белая лента реки. Но тут на все вокруг набежала огромная тень, и с оглушительным свистом над самой башней пронесся дракон. Тариэл всем телом ощутил воздушный удар от его перепончатых крыльев. Через мгновение приникший к камню юноша поднял взор и увидел, как впереди, медленно паря, дракон зашел на вираж. Он косо поднимался ввысь, забирая все больше и больше вправо и показывая зрителю свои розоватые на просвет крылья.
        Наконец, дракон сделал полный разворот и вновь с высоты обрушился на изумленного Тариэла. Сейчас Змей напоминал летучую мышь, только посередине изогнутых для лобовой атаки крыл висел не крошечный зверек, а огромная рептилия. Юноша, как опытный боец, сделал прыжок вперед и залег под зубцы. Поднялся ураган, и башню накрыла густая тень: дракон совершил посадку над испуганным Тариэлом.
        - Доброе утро, дружище! - весело поприветствовал он. - Как спалось?
        Тариэл, коря себя за пугливость, встал, отряхнулся и с поклоном ответил:
        - Спасибо, ваше мудрейшество, спалось чудесно.
        Дракон спрыгнул с зубцов.
        - Ну, вот и чудесно, - сказал он. - Сегодня у нас будет трудный, но интереснейший день. А я вот, как видишь, разминку делаю. Но извини, тебя я сейчас катать не буду. У меня по утрам шея побаливает.
        - Да что вы, ваше мудрейшество, я ведь и не надеялся.
        - Правда?
        - Честное слово!
        - Верю, - сказал дракон и подозрительно прищурился. - А что, вчера не понравилось?
        - Еще как понравилось! - заверил смущенный Тариэл. - Сегодня все утро вспоминал.
        - Вот, а говоришь, не хочется.
        - Да я просто не смею.
        - Да ладно тебе, мы же друзья, - махнул лапой змей и вдруг поинтересовался: - А когда у тебя день рождения? Пятнадцатого декабря?
        - Как вы догадались?! - изумился Тариэл.
        - Да тут дело не в догадливости, - туманно ответил Дэв. - В другом совсем. Потом как-нибудь объясню, и ты все поймешь. Потом. А днюха-то у тебя на носу. Сегодня уже седьмое.
        - Точно! - согласился Тариэл.
        - Ах, как это здорово! Через недельку пир закатим, я тебе дельтаплан подарю. - Змей хлопнул себя по морде. - Вот дурень старый! Взял и проболтался. Теперь придется новый сюрприз готовить. Но дельтаплан я тебе все равно подарю. Полетаем. Здорово будет.
        - Какой же вы милый, - смущенно признался Тариэл. - Только ведь я планировать-то не умею.
        - И чему вас в школе-то учат, а? - немного раздосадовано спросил дракон. - Но ты не переживай, научишься помаленьку, дело нехитрое. Это как на велосипеде кататься - один раз поехал, и на всю жизнь, не разучишься, хоть головой об стену долбись. Ну, пойдем, ты, наверное, уже и есть хочешь…
        Они позавтракали яичницей, попили горячего шоколада, и змей повел юношу в свои рабочие кабинеты, по пути обещая открыть уйму интересных секретов. Первым делом они оказались в просторной лаборатории с различными агрегатами, колбами, склянками, вьющимися стеклянными трубками и посаженными в специальные гнезда пробирками.
        - Вот это моя лаборатория, здесь я провожу свои опыты, - похвастался Дэв. - Получаю различные новые вещества, препарирую крысок, изредка работаю с каджами. Но они - твари крикливые, так что чаще обхожусь без них.
        Он подвел юношу к голой белой стене и нажал на какую-то кнопочку. Стена с шипением поднялась, и под ней оказался экран анатомической выставки. В ряде подсвеченных снизу и сверху цилиндрических аквариумов возрастающей величины плавали уродливые заформалиненные тела. В первом, впрочем, находился обычный человек, а во втором - типичный кадж, в третьем - тоже кадж, но уже мускулистый, рогатый и хвостатый. В последнем, седьмом, аквариуме сидело двуногое существо с крыльями, вытянутой, как у рептилии, мордой, рогами и саблевидными клыками. Таким образом, перед Тариэлом наглядно предстала цепь превращения человека в драконоподобную химеру.
        Гость подошел к последнему экспонату, и мурашки пробежали у него по спине. Раздутые, как у накачанного стероидами атлета, мышцы мутанта обтягивала серая чешуйчатая шкура, больше напоминавшая броню (у каджей чешуйки были не больше и не плотнее, чем у рыбок). Мощные ноги урода напоминали драконьи лапы с двумя суставами, сгибающимися в разные стороны. В общем и целом эта тварь походила на летучую мышь, скрещенную с тиранозавром.
        - Кто это? - выдавил изумленный Тариэл.
        - Нравится, да? - гордо поинтересовался Дэв. - Это итог моих исследований. Настоящий воин - стратег и предводитель несокрушимого войска. Тот народ, на чьей стороне окажется такой воитель, и станет победителем в последней битве людей.
        - Вау, - вырвалось у Тариэла. - Как же вы его вывели?
        - О-о, друг мой, это великая тайна, и я действительно собираюсь ее тебе открыть, - интригующе пообещал дракон. - Пойдем, покажу тебе кое-что еще.
        Они отошли к нагруженному стеклянными приборами столу. Дракон аккуратно, двумя пальцами, снял с него закупоренную пробкой колбу и показал юноше:
        - Знаешь, что это?
        - Что? - спросил Тариэл, заворожено вглядываясь в свое отражение в стеклянном сосуде с прозрачной жидкостью.
        - Мой яд, - объяснил дракон.
        Дэв поднес склянку к пасти, с щелчком откупорил ее и спрыснул туда изо рта тоненькую струйку.
        - А теперь слушай внимательно, - сказал Дэв учительским тоном. - Каждый год я отдаю одну такую колбочку в секретные фармацевтические лаборатории, где из нее делают сложный раствор с микроскопическим содержанием моего яда. Раствор разливают по ампулам и передают в города. И после того как будущие каджи проходят подготовку и дают клятву хранить молчание, этот раствор впрыскивают им в кровь.
        - Так значит, нет никакого чуда подражания?! - воскликнул Тариэл.
        - Ну конечно! Чудес вообще не бывает, - заверил дракон. - Гомеопатия - и никакого мошенства, - раскинул он лапы. - Дело-то в том, что вообще-то мой яд смертелен для человеческого организма. Но людей мне убивать не пристало. И я разработал способ, как через микроскопические дозы усиливать положительное воздействие яда на людей и приобщать их к своей природе. Естественно без вреда для человеческого здоровья.
        Тут змей довольно улыбнулся, достал из ящика литровый стеклянный шприц, каким колют крупнорогатый скот, и ловким движением всосал в него все содержимое колбы.
        - Идем! - сообщнически призвал змей, и они вошли в смежную с лабораторий комнату.
        Комната была совершенно пустой и белой. Дракон щелкнул когтем по стене, и в ней открылся проход в темный коридор. По нему они прошли в обширную темницу со стенами из плохо отесанных глыб и каменным полом, слегка присыпанным соломой. Было мрачновато и воняло скотиной. В дальнем углу темницы находился низкий аркообразный лаз в темную глубь.
        Тариэлу стало не по себе, когда он понял, что из пещеры сейчас кто-нибудь вылезет. Дракон, держа шприц иглою вверх, заботливо закрыл юношу своим огромным телом.
        - Бобик, ко мне! - скомандовал он.
        В пещере кто-то пошевелился, но снова замер.
        - Я кому сказал, - спокойно и жутко прорычал Дэв, вновь превратившись в того дракона, который сурово принимал делегатов. - Не заставляй меня идти за тобой.
        В пещере жалобно помычали.
        - Ко мне-е! - яростно закричал разъяренный дракон, и из его пасти со взрывом вырвалось пламя.
        В тишине пещеры загремела цепь.
        - Ну, иди ко мне, Амирбарчик, - неожиданно ласково произнес хозяин. - Иди, лапочка, сюда.
        Наконец обитатель пещеры показался наружу. Это был относительно небольшой двулапый дракончик зеленовато-серого цвета. Он был еще уродливей, чем последний экспонат в лаборатории, и куда больше напоминал самого Дэва. Он подползл, по-собачьи преданно глядя на господина, и принялся извиваться по полу у ног Дэва, демонстрируя свою рабскую покорность.
        - И это мой Амирбар? Позор, позор, - разочарованно сказал змей, мотая головой. - Скажи, ты когда-нибудь видел таких драконов? - обратился он к Тариэлу. - Срамота.
        Тут Дэв прижал мутанта одной лапой к полу, а другой ловко вколол ему под лопатку свой яд. Тот поскулил и успокоился.
        - Десять лет я отдавал ему большую часть своей силы, - глядя на тварь с презрением, пожаловался Дэв. - И посмотри, что из него получилось. - Он легонько ударил мутанта по морде. - Жалкая псина. Жал-ка-я! - громко повторил он по слогам. - Нет, по ловкости и силе военной мысли, он, конечно, в тысячи раз превосходит любого каджа. Но обидно, обидно, - с мукой говорил змей, - ведь в него было вложено столько сил. Он мог быть почти как я по могуществу и уж точно больше размером. Просто этот парень изначально был трусом и, став в тысячу раз мощнее, все равно им остался. Так бывает со всякой недостойной тварью. - Он с отвращением помотал головой и обратился к своему питомцу: - Ладно уж, не позорь меня, веди себя поприличней. Вот, познакомься - это наш гость, юдолянский воин Тариэл.
        Тварь отвела взгляд от хозяина и, поглядев на спрятавшегося за Дэвом Тариэла, вдруг огрызнулась, мощно и злобно, как лев.
        - Фу! Кому сказал! - рявкнул Дэв и, отвесив твари подзатыльник, мило улыбнулся Тариэлу: - Немножко ревнует. Ну, скажи хоть что-нибудь, тварь!
        - Я человек, - страшным утробным голосом пробормотал монстр.
        - Какой же ты человек, - засмеялся хозяин. - Разве человек себя так ведет? Человек предложил бы гостю войти.
        - Я солдат, - упрямо просипел зверь.
        - Солдат, солдат, - отечески подтвердил Дэв.
        - Я человек, - все настаивал мутант.
        - Ну, допустим, и что из того? - поинтересовался хозяин.
        - Хочу самку человека, - требовательно сказал урод.
        - Рано, рано тебе еще, - возразил Дэв. - Вот пойдешь на войну и захватишь их себе хоть дюжину. А вот так, чтоб на блюдечке… Это уж извини.
        - А это не самка? - поинтересовался монстр, вглядываясь в Тариэла.
        Тот в ужасе обхватил заднюю лапу Дэва. Дракон взорвался хриплым смехом.
        - Дурень! - закричал он. - Какая же это самка? Это же настоящий воин! Эх, позор на мои чешуйки. Ой, ладно, пойдем, Тариэл, отсюда, а то еще что-нибудь отчебучит.
        Они вышли из темницы, потом из лаборатории, и длинными коридорами прошли обратно в покой дракона. Дэв все рассказывал о своих невзгодах и явно к чему-то юношу готовил.
        - Ваше мудрейшество, - обратился Тариэл к змею. - Все же я, наконец, хотел бы высказать вам цель моего появления у вас.
        Дракон ненадолго задумался и с какой-то грустинкой сказал:
        - Ну, пойдем. Раз уж у нас дела, а не дружеское общение, то пойдем. Сядем, как полагается деловым людям, за рабочий стол и все-все обсудим самым надлежащим образом. Так, как ты наверняка хотел с самого начала, и дела тебе не было до общения со старым и никому не нужным змеем. Просто ты меня, как я понимаю, по доброте сердечной пожалел и немножечко все-таки поразвлек. И на том, как говорится, спасибо. Пойдем.
        Тариэл так опешил от этого комментария к происходящему, что, не найдя ответных слов, просто побрел за змеем. Они прошли в обширный кабинет, судя по всему, использовавшийся для очень серьезных переговоров. Змей устроился на огромном офисном стуле у трехметрового рабочего стола, а Тариэл - на высоченном стульчике, похожем на те, которые бывают в барах у стоек.
        - Ну, говори, зачем пришел? - с безразличной миной спросил дракон.
        - Видите ли, - немного смущенно начал Тариэл. - Дело в том, что я люблю одну девушку…
        - Эту? - так же безразлично произнес дракон и протянул ему большой снимок Нестан.
        Тариэл, мягко говоря, опешил.
        - Да. А откуда это у вас?
        - Молодой человек, - с наездом сказал дракон. - Я кто, по-вашему?
        - Великий Змей, князь вселенной, - испугавшись, ответил юноша.
        - Вот, - согласился Дэв.
        - Но… Но… Откуда у вас снимок Нестан?
        - А откуда у меня это? - сказал Дэв и протянул гостю еще одно фото.
        На темноватой черно-белой фотографии был Тариэл, выволакивающий из броневика убитого каджа. Холодок побежал по спине юноши, виски его покрылись испариной. Он открыл рот и посмотрел на змея. Тот слегка улыбался.
        - Все дороги, ведущие в этот замок, находятся под пристальным наблюдением моих спецслужб, - спокойно объяснил Дэв. - Идентификация твоей личности была сделана сразу же после того, как ты первый раз покинул похищенный тобой бронеавтомобиль. С этого самого момента велась работа со всеми твоими знакомыми, и ко мне начали поступать подробные сведения о твоей биографии, военных заслугах, проступках, связях, учебе и каждом сделанном тобой шаге в сторону моего замка. Я так хотел с тобой повидаться, что даже пораньше отпустил посольство.
        Тариэл молча истекал потом.
        - Да ты не волнуйся, не волнуйся, - улыбнулся Дэв. - Никто тебя не обидит. Если ты будешь исполнять то, что я тебе велю, конечно. Видишь ли, я не напрасно показал тебе своего Амирбара. Каким бы он тебе не показался, на самом деле это великое оружие, в которое я вложил огромную часть своей мощи. И дай я его хотя бы на месяц вашим врагам, от твоей родины остались бы только руины. - Тариэлу стало еще хуже. - Но ты знаешь о принятом мною принципе равновесия сил. Я помогаю проигрывающей стороне начать побеждать, а потом вновь возвращаю былое превосходство их супостату. В этом я преследую свои политические интересы, посвящать в которые тебя не намерен. По крайней мере, если ты сам до сих пор не догадался. Короче, мой милый гость, я хочу, чтобы ты понял одно. Мне нужен второй полководец, подобный Амирбару, чтобы возглавить войско юдолян. Ты меня понимаешь?
        Тариэл молчал.
        - Или мне все повторить заново и объяснить попроще?
        - Понимаю, - сказал Тариэл.
        - Вопросы есть? - по-армейски спросил Дэв.
        - Да.
        - Прошу.
        - Я могу отказаться?
        - Теоретически - да. Практически - нет.
        - Ваше мудрейшество, - после небольшой передышки сказал Тариэл. - Я могу согласиться с вашим предложением и счесть его за исполнение долга перед моей родиной, только при одном небольшом условии.
        Дракон подозрительно покосился:
        - И что это за условие?
        - Моя… - нерешительно начал Тариэл. - Короче говоря, Нестан должна быть освобождена от ваших уколов.
        - Без проблем, - сказал дракон, откатился на кресле и сделал вид, что разговаривает по телефону, поднеся к уху лапу: - Приказываю всем постам, немедленно отстаньте от красавицы! Повторяю: немедленно отстаньте от красавицы! За прикосновение к красавице - отсечение фаланги пальца! За измывательство - отсечение двух фаланг! Как нету? В прошлом году отсек? Тогда головы поотрубаю, раз больше нечего! - Он вновь придвинулся и обратился к Тариэлу: - Да ты чего скис-то, милый? Все в порядке! Радоваться надо. Могучим станешь, популярным. Свадьбу тебе сыграем. А?
        Тариэл подавленно молчал.
        - Ну ладно, - выдохнул дракон. - Раз ты сегодня такой невеселый, иди к себе в комнату, обдумай все хорошенько, а потом пообедаем. А вечером я поиграю тебе на органе. Ага?
        Вот так в одночасье из дорогого гостя Тариэл превратился в пленника самой неприступной в мире крепости - Каджети, цитадели Великого Змея. Дракон оставался с ним очаровательно вежлив, но тяжелое ощущение несвободы поразило сердце храброго воина.

«Так вот как он узнал про мой любимый квинтет „Фердидоз“ и про мой день рождения, - думал юноша, огорченный подвохом. - А я-то думал, он мысли мои читает. Ну ничего, так даже лучше. Одно невыносимо - разлука с Нестан. Ведь теперь у нас с ней ничего не получится: кому нужен такой урод, как Амирбар, а я ведь скоро таким стану. А без ее согласия я не могу. Уж лучше пусть она будет свободна. Но ведь тогда она станет каджем? Какой ужас! Вот змей! А сам, главное, такой милый. А оно вон как все, оказывается».
        В течение недели Тариэл демонстрировал свою покорность и обдумывал дальнейший план действий. С каждым днем дракон становился с ним все черствее, и за его внешним дружелюбием все явственнее проступала ухмылка поработителя.
        - Пойми, Тариэл, - задушевно говорил ему Дэв теплыми вечерами, - жизнь человеческая мгновенна, она опадает, как осенний листок, если ты, конечно, когда-нибудь это видел. Раз - и ее уже нет. И в этот короткий миг жизни нужно обязательно что-нибудь сделать, сотворить, оставить след хотя бы на одно-два столетья. Но как труден, как непредсказуем путь к человеческой славе! Может быть, только сотая часть из выдающихся людей стяжает себе известность, и уж поверь мне на слово, далеко не все они лучше талантов, умерших в бесславии. А как трудно оставить этот след путем своего ума или творчества! Тебе ли, мой друг, этого не знать… Но есть путь кратчайший, путь войны и насилия, требующий не более чем отваги и безжалостности, которыми ты, я думаю, наделен. И вот судьба позволяет тебе сыграть выдающуюся роль в последнем сражении человечества. Вперед же, на славнейшие подвиги всех времен и народов! Вперед, мой друг! Вперед! И ни шагу назад! Пойми, Тариэл, слава, богатство, женщины - все это временно. Возможно, уже лет через пять ничто из этого не будет иметь для тебя никакого значения. Но покуда это играет роль
для моих союзников и верных слуг, я щедро одариваю этими благами тех, кого считаю достойными.
        Слушая эти речи, отважный и отчаянный Тариэл принял, наконец, окончательное и единственно верное для любящего сердца решение - бежать и, если понадобиться, прорываться к любимой с боем. Несколько раз он пытался покинуть Каджети тем же способом, каким в нее и проник. Но его непременно задерживали и возвращали к дракону, и ему приходилось придумывать самые невероятные оправдания своих якобы временных вылазок из замка: то он просто гулял, то хотел проверить свой броневик… На последнее ему ответили, что автомобиль благополучно возвратили в часть.
        Наконец настало пятнадцатое декабря - день рождения Тариэла. К этому времени дракон уже перестал приглашать его за свой стол, и взамен обещанного пира Тариэл получил из рук маленького каджа-прислужника жалкий пирог с кривой свечкой посередине. Виделись Тариэл с Дэвом по пять минут в день и только в лаборатории, на уколах. Змей сказал, что после месячного курса специальных препаратов организм Тариэла перестанет отторгать повышенные дозы яда, и со временем он будет получать по целой колбе в день. А в день рождения укол Тариэлу ставил не сам змей, а один из каджей-лаборантов.
        Вечером этого жалкого дня в его комнатку постучались.
        - Войдите! - отозвался Тариэл, не отрываясь от рисования войны в завалах.
        - Можно? - просунулась к нему морда змея.
        - Добрый вечер, ваше мудрейшество, - сказал Тариэл. - Пожалуйста, проходите.
        - О-о. Ходячие танки, - сказал змей, просовывая шею в приоткрытую дверь, - Классная вещь. Правда?
        - Да, здесь враг превзошел нас в инженерной мысли.
        - Так это ж я их придумал, - похвастался змей.
        - Дэвиане украли у вас идею? - наивно спросил Тариэл.
        - Почему же, я сам им ее подарил.
        - А почему не нам?
        - Вы в тот момент превосходили их. Вам я позже открыл, как с ними бороться и сделать их бесполезными, - оправдался змей.
        - Странно все это, - промямлил Тариэл. - Зачем подливать масла в огонь?
        - Ну, я же должен дарить подарки и сохранять справедливость, - ответил дракон. - Такова она, наша драконья доля. Ах, да! Чуть не забыл! Что касается подарков. У тебя ведь сегодня день рождения, а я тебя еще не поздравил. - Он заулыбался, зашевелился, зашуршал и просунул в комнату кожаный футляр, толстый, как боксерская груша. - Вот, это тебе.
        - Ой, спасибо. А что это?
        - Это протезы, - объяснил дракон.
        - Чего?
        - Как чего? - удивился Дэв. - Крыльев! У тебя же они еще не выросли. Ждать придется еще долго, а полетать-то, небось, хочется… Так что будешь пока на протезах летать. А то смотреть на тебя жалко. Ну, пойдем! Мне уже, по правде сказать, не терпится.
        - Здорово! - воскликнул Тариэл, а сам подумал: - «Вот на них-то я отсюда и смоюсь».
        Дракон предложил Тариэлу теплый летный комбинезон со шлемом, очками и кислородной маской, как у пилотов истребительной авиации. Потом они поднялись на башню, змей расстегнул молнию чехла и вытащил компактный кожаный сверток, похожий на сдутую и свернутую резиновую лодку. Потом Дэв расстегнул ремешки, дернул за шнурок, и внутри свертка монотонно заработал электрический механизм. Сначала предмет щелкнул и развалился на две равные части, потом каждая из частей стала разворачиваться и расстилаться по полу плотной многослойной матовой пленкой. Через десять секунд на полу вверх ремнями лежал рюкзак, наподобие парашютной сумки, по бокам которого торчали два сморщенных крыла, чем-то похожих на кожаные зонты.
        - Оригинальный продукт моих инженеров, - похвастался змей. - Созданный, кстати, по моим чертежам. Надевай.
        Юноша упал на рюкзак, руками и ногами залез в лямки и со щелчком соединил их все на груди.
        - Прямо как парашют, - заметил он.
        - Смотри, побережней с рюкзаком, - посоветовал змей, - там двигательная система и процессор. Сломаешь - станет тупым и опасным, как дельтаплан. Сейчас же аппарат до безобразия прост в управлении. Вот два джойстика на шнурах, каждый в руку - и все поймешь.
        - Там что - компьютер?
        - Я же сказал, процессор. Это произведение искусства, милый, - обиделся змей и подал ему лапу: - Вставай.
        Тариэл поднялся, и почувствовал за своей спиной два массивных крыла.
        - Все! Прыгаем на счет «три», - сказал Дэв. - Пойдем.
        Тариэл подчинился и под тяжестью протезов взошел на зубец. Он глянул вниз в ущелье: там было метров двести, не меньше. Голова у него закружилась, он пошатнулся.
        - Раз, два, три! - скомандовал Дэв и упал вниз, за зубцы башни.
        Через пять-шесть секунд послышался звук, как от раскрываемого парашюта. Прилипший к месту Тариэл снова глянул вниз и увидел, что Дэв парит над ущельем.
        - Ну, где ты там?! - прокричал дракон вдалеке, словно из рупора.
        - Но я же не умею летать! - жалобно и негромко ответил Тариэл. - Я даже не знаю, как их расправить.
        Вдруг он потерял змея из виду. Сердце его отчаянно колотилось, и он чувствовал себя трусом.
        - Мне нужен инструктаж, - робко потребовал он словно сам у себя.
        - Облезешь, - бесшумно пролетев над ним, Дэв легким ударом хвоста столкнул юношу в пропасть. - Автоматика.
        - А-а! - кричал Тариэл, камнем падая с башни и чувствуя всем своим существом неумолимо приближающиеся скалистые уступы каньона.
        Раздался щелчок, зонтом расправились крылья, и юноша по-орлиному плавно начал парить над ущельем. Дышать было очень трудно, он задыхался, шок спутывал мысли в комок и обессиливал волю. Но летательный аппарат, неторопливо помахивая крыльями, парил без его усилий.
        - А ты управляй, - посоветовал медленно идущий на обгон змей.
        Тариэл немного пришел в себя и снял с груди джойстики. Всего по две кнопки на каждом - для большого и указательного пальцев. Опытным путем, легкими нажатиями на кнопки, Тариэл усвоил простой до гениальности принцип управления, и через пять минут выполнял все известные фигуры высшего пилотажа, вплоть до «мертвой петли» и остановки на месте. А если он оставлял кнопки в покое, аппарат тут же начинал парить на автопилоте. Дракон летел рядом, и они перекрикивались друг с другом.
        - Нацепи маску и опусти очки! Лучше будет, - предложил змей.
        Тариэл подчинился и закупорил лицо, как пилот истребителя. Стало действительно хорошо - как в кабине.
        - Ты меня слышишь? - спросил дракон где-то у самого уха.
        - Так точно! - крикнул Тариэл.
        - Не кричи, оглохну, - попросил змей. - У меня же тоже наушники. Мы ведем радиопереговоры.
        - Здорово, - спокойно сказал Тариэл.
        - Вот так хорошо, так и разговаривай, - предложил змей. - Ах, как это мило с моей стороны взять и подарить тебе крылья…
        Они сделали несколько тренировочных кругов вокруг Каджети и нырнули в ущелье. Тариэл смотрелся рядом с драконом, как воробышек рядом с орлом. Так они долетели до дерева, растущего из скалы, нырнули под него и взмыли в вечернее небо.
        Юноша и дракон летали и смеялись до самой темноты. Страх у Тариэла пропал совсем, и когда Дэв предложил возвращаться, он почувствовал себя так, будто его выгоняют из бассейна в раздевалку, когда он только вошел во вкус купания.
        - А как садиться? - спросил Тариэл, когда они подлетали к замку.
        - Так же, как взлетать, - объяснил змей. - Тормози взмахами над местом посадки, а непосредственно перед тем, как собираешься коснуться земли, одновременно жми на все кнопки сразу. Дальше сработает автоматика.
        Тариэл удачно приземлился на зубец, балансируя над пропастью, покачнулся и рывком рухнул на каменный пол. Следом с ураганным ветром приземлился Дэв.
        Тариэл самостоятельно сложил «протезы» в чехол и любовно погладил подарок.
        - Но-но! - сказал змей. - Хранить их я буду у себя. - И добавил: - Чтобы ты не искушался.

«Вот змей, - подумал Тариэл. - Ну, ничего, я как-нибудь все равно улизну».
        - Вряд ли, - спокойно опроверг Дэв его мысли. - Один ты летать все равно не будешь.

«Змей», - презрительно подумал Тариэл.
        - Ну, да, - согласился дракон.

«Он что, еще и мысли мои читает?»
        - Нет, просто у тебя на лбу написано, о чем ты думаешь, - объяснил тот. - Но меня не перехитришь. Я - Дэв, Великий Дракон.
        - А мы полетаем завтра? - спросил Тариэл, когда они спускались по лестнице.
        - Посмотрим, как дела пойдут, - сказал Дэв. - Впрочем, если хочешь, то с Амирбаром - всегда пожалуйста. Он ведь парень неплохой, просто у него сейчас переходный возраст. Сам знаешь, как это осложняет характер, да и жизнь окружающих.
        - А что, он еще не до конца вырос? - удивился Тариэл.
        - Что ты! - засмеялся змей. - Сейчас он только птенец. Через годок - другой будет, почти как я. Я имею в виду, размером. В августе, когда ты тоже подрастешь, отправлю вас на войну. И будете вы сражаться друг с другом во главе бесчисленных войск.
        - А он меня еще тут не это… не того? - спросил Тариэл.
        - А это как ты сам дело поставишь, - сказал змей. - Но я тебе посоветую сильно с ним не церемониться. Чуть что - бей по морде, как я. Глядишь, полюбит, уважать станет. Но я бы все равно к этой твари спиной лучше не поворачивался.

… На следующее утро план был готов. Дэв с удовольствием выпустил Амирбара и приказал ему следить за Тариэлом. И сразу после обеда Тариэл вновь получил летательные протезы.
        Они поднялись на ту же башню, и Тариэл принялся надевать свои крылья. Сначала юноша пытался завести с уродцем задушевный разговор, но тот только огрызался, и Тариэлу ничего не оставалось, кроме как невнятно пошучивать себе под нос. Как только все было готово, Тариэл запрыгнул на каменный зубец и поманил небольшого дракона пальцем:
        - Ну, иди сюда, красавчик.
        Амирбар зарычал, прижал голову на длинной шее к полу и двинулся на Тариэла, расправляя свои перепончатые крылья. Как только он приблизился достаточно близко, Тариэл незаметно вынул из кармана стащенную в столовой перечницу и швырнул целую горсть перца хищной твари прямо в лицо.
        - Получай, ублюдок! - крикнул юноша и метнулся в пропасть.
        Крылья понесли его над каньоном, а позади он услышал пронзительный вой Амирбара. Тариэл сорвал с груди джойстики и стал набирать высоту. Посмотрел назад и увидел, что Амирбар пикирует на него. Он сделал резкий маневр и стал облетать Каджети.

«Он, что, на слух, сволочь, летает? - подумал Тариэл. - Отчаянный парень». Амирбар уже нагонял его, и мускулистые когтистые лапы мутанта растопырились, как у орла над добычей. В это момент Тариэл метнулся прямо на башню и отпружинил от нее ногами в сторону, а Амирбар на полной скорости вписался в каменную стену.
        - Вот тебе самка человека! - злобно выкрикнул Тариэл. Но Амирбар вряд ли его услышал: он, как подбитая птица, штопором падал в пропасть.
        Уже секунд через десять над Каджети завыла тревога, и в воздух взметнулись белые сигнальные ракеты. В стенах черной крепости начали открываться пусковые шахты. Из них вылетели два маленьких реактивных перехватчика с твердотопливными стартовыми ускорителями, как у шаттлов многоразового использования. Метров через триста ускорители отработали, отделились и, дымясь, полетели вниз, а перехватчики начали заходить на Тариэла.
        Крылатый юноша не мог соперничать с самолетами в скорости, и единственным его преимуществом была высокая маневренность. Он пикировал и делал мертвые петли, проносился в трех метрах над поверхностью и мгновенно менял направление. Он был похож на кролика, мечущегося меж двух гончих. Пока он уворачивался от ракет, огненные трассеры несколько раз успели прошить его крылья. Хорошо еще, что его летательный аппарат не оставлял необходимого для самонаводящихся ракет теплового следа.
        Тариэл мчался без разбора направления, стараясь оторваться от преследователей. Рискуя жизнью, он метался среди ущелий. Один из перехватчиков в погоне за беглецом шаркнулся о скалистый склон, и крыло истребителя вместе с воздухозаборником превратилось в ошметки. Пилот катапультировался, и в следующее мгновение вертящийся штопором самолет врезался в гору и взорвался. Краем глаза Тариэл увидел, что пилоту не хватило высоты для раскрытия парашюта, и несчастный распластался на склоне.
        Второй перехватчик взмыл в небо и оставил Тариэла в покое. Однако в следующую же секунду беглец услышал стрекочущий звук летящих по его следу геликоптеров. Он понял, что борьба бесполезна и приземлился в тернистых зарослях на дне ущелья, в тени уступа. Сделал он это неудачно: болезненно шлепнулся, изодравшись к тому же о сухие колючки. Через мгновение две боевых машины пронеслись над ним. Только они скрылись из виду, Тариэл поднялся и начал искать укрытие, где можно было бы схорониться до наступления темноты. Наконец ему удалось найти небольшую вертикальную щель в скале и, забравшись туда, он стал наблюдать за местностью.
        Еще раз пять через его ущелье пролетело несколько штурмовых эскадрилий. Примерно через час после того, как бывший узник Каджети залег в укрытие, над ним медленно пролетел транспортный самолет, с которого выпрыгнуло несколько групп воздушного десанта. Каджи с автоматами и на управляемых парашютах парили над ущельем, приземлялись и принимались за поиски беглеца. Они были довольно близко, и Тариэл даже слышал, о чем они перекрикивались. Оружия у него не было, но он готов был добыть его в бою, напав на преследователей из засады.
        Ему повезло. Кажди несколько раз топтались прямо у него над головой, осыпая на него камни. Однако до наступления темноты они так и не нашли его укрытие. Полежав часок в темноте, Тариэл вылез из щели, сориентировался и над самой землей полетел в сторону дома.
        По пути ему часто приходилось прятаться, поскольку дорога, ведущая в Каджети, была, оказывается, буквально утыкана блокпостами. Во время привала Тариэл решил понаблюдать за одним из них. Неподалеку рыскали по ущелью спецподразделения с мощными фонарями. В их свете можно было видеть, как патрульные время от времени откуда-то приволакивают бродячих каджей. Их допрашивали, пытали, а иногда и расстреливали на виду у других забитых изгоев.
        Через двое суток, добравшись до города, Тариэл стал думать, как пробраться через линию железобетонных оборонительных сооружений: лететь было нельзя - система ПВО работала безотказно. Наконец он решил пробираться пешком, а крыльями воспользоваться только для того, чтобы ночью перескочить минное поле. Через укрепления можно было и перелезть: железобетонные доты были невысоки, всего метров десять.
        Ухватившись за полуметровой толщины пушечный ствол, торчащий из бетонного полушария, Тариэл вскарабкался на него и побежал к доту, чтобы проникнуть через амбразуру в казематы. Стоило ему прилипнуть к стене дота, как в воздух взмыли сразу несколько осветительных ракет, ударили прожектора, и их лучи, скрещиваясь, забегали по минному полю. На несколько голосов завыла сирена, и пулеметные струи беспорядочно виляющими искрами потянулись в ночной горизонт.
        Тариэл в отчаянии прижался к стене, не смея поднять головы. Сквозь треск стрельбы и шипение осветительных ракет он слышал только, как над ним бегут цепи пограничных войск, стуча тяжелыми подошвами по металлическим мостикам и лесенкам. Залаяли овчарки, и Тариэл понял, что перелезть или перелететь через линию незамеченным ему не удастся. Биться со своими он не хотел. Выход был один - сдаваться. Для этого он решил ничего не делать, а просто стоять на месте, пока его не обнаружат.
        Через пару минут со стен бункера стали на веревках спускаться солдаты, ближайший из которых ослепил Тариэла фонарем, установленным на винтовке.
        - Ни с места! - закричал он. - Лицом к стене! Руки за голову! - после этих слов он дунул в свисток и начал радировать о поимке нарушителя. Через минуту из-за дотов выплыл самолет вертикального взлета и завис неподалеку, поймав распластавшегося на стене Тариэла в дрожащий круг прожектора.

* * *

… - Поймите, все ваши заявления о Великом драконе являются не только несусветным вздором, но и злостным святотатством, - объяснял Тариэлу в маленькой тюремной комнатке адвокат, педантичный потный мужчина с малюсенькой бородкой, ежиком на голове и в больших круглых очках. - Единственным шансом спасти вас от сурового наказания была попытка доказать вашу полную невменяемость. Но вы убедили медицинскую комиссию в обратном.
        - Единственный шанс - это спросить у самого Дэва, - исступленно сказал Тариэл, глядя в пустоту. Его руки, скованные наручниками, лежали на столе.
        - В нашем городе-государстве проживает двести семьдесят миллионов человек, - сказал адвокат, - из них два процента страдают клиническими формами психических отклонений. Это более пяти миллионов человек. Вы знаете, сколько тысяч сумасшедших хотят сегодня же поговорить с Дэвом?
        - Но я-то не сумасшедший! - воскликнул Тариэл. - Неужели нельзя просто позвонить и спросить?
        - Мы запрашивали в администрации Каджети, - потный адвокат закусил губы и помотал головой. - Ничего из того, что вы говорите, нам не подтвердили.
        - А бронетранспортер? - осенило юношу. - Откуда его вернули?
        - Похищенный вами бронетранспортер с пустыми топливными баками был обнаружен на дороге к руинам Марихов, в сорока километрах от линии фронта, - допрошенный механик сообщил, что вы явились к нему накануне похищения и потребовали бронеавтомобиль, чтобы отыскать утерянное вами в бою оружие. Он не согласился, и тогда вы притаились в гараже и угнали автомобиль сами. Так?
        - Так, - подтвердил Тариэл, выгораживая механика.
        Адвокат только пожал плечами.
        - А как же крылья? - вновь опомнился Тариэл. - Откуда я их взял?
        - Военная прокуратура расценивает этот летательный аппарат как улику в пользу того, что вы шпион и предатель. Только дэвиане могли снабдить вас летательным средством, практически невидимым для наших радаров. Кому еще нужно было нелегально посылать вас сюда таким хитроумным образом?
        Через два дня Тариэл вновь оказался в комнатке для свиданий - к нему пришел командир Цевелик, его школьный учитель.
        - Судя по всему, ты пойдешь по трем статьям: 85-е «Политическая клевета в адрес Великого Дэва», 67-д «Диверсионно-подрывная пропаганда» и 8-а «Разведка в пользу противника», - сказал Цевелик. Выглядел он почти так же, как и в госпитале, когда поздравлял Тариэла, только теперь почему-то прятал глаза. - Все это, по меньшей мере, грозит лагерем лет на пятнадцать, а, скорее всего, просто озером.
        - Почему я не могу пойти в штрафной легион?
        - В легион берут имеющих боевые награды преступников, - Цевелик вздохнул. - Но только не шпионов и предателей. Со статьей 8-а еще никто не попадал на фронт.
        - Вы могли бы что-нибудь сделать, чтобы я мог искупить свою вину кровью? - жалостливо посмотрел на командира Тариэл.
        - Учитывая заслуги твоего отца, - замялся Цевелик. Он встал и сунул папку под мышку. - Я сделаю все, что смогу, но обещать трудно …
        Уже через неделю Тариэла везли из тюрьмы на сборы в штрафной легион.
        Положение на фронте было крайне тяжелым. По совету Змея юдоляне впервые за несколько лет попытались нанести удар на открытой местности. Тут же подтвердилось техническое превосходство врага. Но теперь юдоляне могли применять и танки, и авиацию, и артиллерию: все те виды вооружения, которые делала бесполезными война в завалах поверженного города марихов. И юдолянам ничего не оставалось, кроме как бросать против дэвиан все новые и новые резервы.
        Тариэл попал в роту, состоявшую из людей самых разных нравов и возрастов. Были здесь и мужчины за сорок, и школьники, как Тариэл, и настоящие уголовники, и забитые интеллигенты. На сборах всем выдали амуницию допотопного образца - рваные простреленные шинели, кирзовые сапоги, дырявые вещмешки, помятые фляги, и вооружение из прошлых столетий: гранаты, карабины, винтовки. Некоторые шутили, что им выдали ценные антикварные образцы. На рукавах у всех были желтые нашивки смертников.
        Теперь они, жалкие и голодные, ежась, стояли в строю на путях вдоль эшелона. Тариэл надеялся получить карабин, но ему дали огромную винтовку со штыком и три патрона к ней. Перед строем на товарном вагоне стоял кадж, офицер внутренних войск, и гнусаво вещал в мегафон:
        - Отступление недопустимо, удерживать позиции любой ценой! Шаг назад - расстрел! За панику - расстрел! За попытку сдаться - расстрел! По вагонам!
        Охранники откатили широкие двери, и толпы штрафников, подсаживая друг друга, полезли внутрь. Поезд двигался очень быстро, вагон болтало из стороны в сторону, но солдаты упрямо стояли на ногах. В полутьме было видно, как из их ртов валит пар. Воздух был сперт и холоден, пахло, как в конюшне. Кончался бесснежный декабрь.
        Эшелон часто нырял в туннели, и тогда полумрак сменялся грохочущей тьмой. Уже к ночи поезд достиг фронта. Состав со скрипом остановился, дверь вагона откатили, привыкшие ко мраку глаза солдат видели, словно днем. По путям туда-сюда носились солдаты с ящиками. За реку проносились эскадрильи самолетов. Все было почти как обычно, только люди в строю чувствовали себя не солдатами, а скотиной, ведомой на убой. Им не дали боевой задачи, не пожелали успеха, а только обругали и погнали к берегу. Там их ожидали всевозможные плавучие средства - катера, лодки, плоты и даже небольшие баржи. За рекой сверкали разрывы и скользили отражавшиеся в темной воде ракеты.
        Спокойная лента реки находилась под неплотным артобстрелом. За то время, пока Тариэл на плоту с изодранным навесом перебирался на другой берег, оттуда пальнули всего четыре раза. На берегу штрафники перемешались и помчались по направлению к бою. Земля кругом больше походила на городскую свалку: здесь были воронки и груды битого кирпича, фрагменты плит и всякого хлама, всюду торчала проволока, куски свай и стальной арматуры. Кругом все взрывалось, над головой свистели снаряды и пули. Рвалась шрапнель. От осветительных ракет было светло, как днем, и скрыть человека от них могли только ползущие тени свалки. И в такой обстановке Тариэл отчаянно пытался пробраться на передовую.
        Вскоре мимо Тариэла за танком побежала вражеская цепь. Юноша прыгнул в укрытие и пропустил дэвиан мимо себя. Тут же он понял, что передовая линия здесь отсутствует: все вперемежку, полный хаос, бойня отдельных групп. Он скатился в устроенное на скорую руку укрытие. Кругом грохотало, и разглядеть лица людей можно было только в свете коротких вспышек от разрывов.
        - Кто такой?! Рота, подразделение?! Командир?! - прижав прикладами к земле, спросили его юдоляне.
        - Штрафной легион! - перекрикивая грохот войны, ответил Тариэл. - Нас только что перебросили через реку.
        Приклады с него убрали.
        - Ты что, действительно собрался воевать с этим? - иронично спросил один из солдат.
        Ториэл глянул на громоздкую винтовку в своих руках и, усмехнувшись, ответил:
        - Что дали…
        Один из солдат нырнул поглубже в блиндаж и вытащил трофейную автоматическую винтовку.
        - Держи! - сказал он. - А эту дуру выброси подальше.
        Тариэл швырнул винтовку наружу и принял драгоценный дар - двадцатизарядную автоматическую винтовку с подствольным гранатометом.
        - Как тут идут дела? - спросил он у новых товарищей.
        - Хреново! Два дня в землю вгрызаемся, а они все прут и прут. У нас ни танков, ни противотанковых средств, а у них там всего навалом. Фронт прорван до самой реки. Остались отдельные очаги сопротивления. Никакой организации, все сами по себе. Знаем только, что за отступление - расстрел, поэтому к своим не выходим. Пусть сами за нами идут. Мы без приказа - ни вперед, ни назад, - смеясь, объявил солдат. - Как тебя звать?
        - Тариэл!
        - А я Автандил, эти двое - Мартул и Лаван, - представил солдат. По измазанному сажей лицу трудно было определить возраст бойца, но судя по всему, ему было лет двадцать пять. Он был одет в защитный костюм огнеметчика: панцирь, асбестовые перчатки и шлем с маской, как у сварщика. На спине у него были два серебристых баллона. Это были огнеметчики из штурмового отряда. На фронте они славились черным юмором и суицидальными атаками - впятером на роту. За это их прозвали «шашлыками». Но попасть в их число мечтал каждый мальчишка.
        - У нас тут есть ход в подземные коммуникации, - сказал огнеметчик, тем самым вызвав дикий смех товарищей. - Ну, я хотел сказать, в канализацию, - поправился Автандил. - Если хочешь, можешь спуститься, передохнуть. Там и жратва есть.
        - А скоро вас меняют? - спросил Тариэл. Ему было неловко идти к еде одному, а проголодался он страшно - кормили их еще до отправки.
        - Мартул, проводи паренька, - сказал Автандил, войдя в положение смертника.
        Солдаты спустились на дно крытой хламом траншеи, где Мартул откинул тяжеленный люк. Снизу повалил смрадный пар.
        - Бывший канализационный слив Марихов, - сообщил Мартул. - Идет прямо к реке.
        Они слезли по ржавой железной лестнице в кирпичный туннель и оказались во мраке, по колено в воде. Стало очень тихо, только глухие толчки и легкая вибрация воды напоминали о том, что снаружи идут бои. Но уже через несколько секунд Тариэл стал различать тихие голоса солдат, стоны раненых и копошение человеческих тел.
        - Воняет немного, но через денек-другой привыкнешь, - сказал Мартул и повел гостя по туннелю. Полы шинели у Тариэла намокли, а в сапоги набралась вода. - Не боись, это не дерьмо, - заверил его проводник. - Тут уже давно ничего не работает.
        - А что же тогда так воняет? - спросил Тариэл.
        - Гниль всякая да трупы, - успокоил Мардул. - Вообще здесь у нас полевой госпиталь и столовая.
        - А почему дэвиане не атакуют через систему стоков? - спросил Тариэл.
        - А она под их позиции не заходит. Канализации только фрагмент сохранился - отсюда и до реки. Ну, и там еще несколько разветвлений. Эти сволочи, конечно, знают про наш говняный бункер. Несколько раз пытались захватить, но у нас тут баррикады через каждые сорок метров, так что не смогли. Пробовали нас выкурить - тоже эффекту мало вышло. А вот с крысами здесь беда.
        - А почему не потравите?
        - Их убивать нельзя. Дэвиане вшивают в них ампулы с нитроглицерином и взрывателем-датчиком, реагирующим на остановку сердцебиения. Только сволочь сдохнет, как тут же взрывается. Да и вообще, нитроглицерин - дрянь нестабильная. Так что, бывает, боец пнет крысу или просто наступит случайно - и пол-ноги как не бывало.
        Они дошли до столовой. Поперек круглого туннеля, в котором тек смрадный ручей, были брошены доски. На них сидели и даже лежали солдаты, некоторые из них шумно скребли в котелках. Гостя встретили молчаливыми взглядами.
        - Вот тебе на, - прыснул кто-то, - смертничка привели!
        - Да брось, мы все тут покойники, - ответили ему из мрака.
        Тариэла подвели к бидонам с едой, он протянул свой котелок, и через миг в него шмякнулся комок густой баланды.
        - Спасибо, - сказал Тариэл, вскарабкался на доску и, орудуя ножом, принялся уплетать.
        Он думал о Нестан. Неужели им больше никогда не увидеться? А мысль о том, что она все-таки станет каджем, угнетала его невыносимо. «Наверное, мне лучше поскорее умереть и не думать об этом. Что я могу теперь предпринять? Бежать отсюда означало бы дезертирство, и тогда я стал бы настоящим изменником».
        Тянулись мрачные бесславные дни, ничем не напоминавшие Тариэлу былые сражения. Здесь его считали почти предателем, а после того как он поделился с тремя новыми друзьями своей бедой и рассказал о личном знакомстве с Дэвом, они стали сторониться его и за глаза называть психом.
        Через три недели погиб Автандил. Во время атаки у него взорвались баллоны огнемета, и от храброго солдата не осталось буквально ничего. А Мартул и Лаван сильно обгорели и были переправлены в тыл. Но Тариэл не верил, что они выживут, и искренне желал им скорейшей смерти.
        Друзей у него больше не появлялось, и он вновь, как в школе, остался одинок и всеми презираем. В атаку их поднимали редко. Большую часть времени они отсиживались в укрытиях и сточных туннелях. Иногда лазали на разведку и дежурили на поверхности, чтобы в подземные переходы не прорвались дэвиане.
        Раз в несколько дней стороны выбрасывали белые флаги, и тогда объявлялось перемирие на тридцать минут. За это время нужно было успеть собрать трупы своих, так как, несмотря на зиму, было слишком тепло, и повсюду стелился непереносимый сладковатый запах разлагающейся плоти.
        Солдаты не желали показать врагу, что они трусят, и до истечения последних секунд перемирия в полный рост топтались на нейтральной полосе.
        В конце января Тариэл проснулся в туннеле, лежа на доске над сточной водой. Ощущение было такое, будто бы он проснулся в поезде и ломает голову, что за станция. Все кругом суетились и куда-то переносили раненых. Что-то было не так. Но что? Наконец, Тариэл понял - с поверхности не доносилось звуков войны. Он спрыгнул в воду и помчался к люку, ведущему наверх. Неужели они сдаются? Или дэвиан отбросили далеко от реки?
        Он встал в очередь, образовавшуюся у лесенки наверх.
        - Что случилось? - спросил он у пожилого солдата.
        - Пес его знает, - раздраженно ответил тот. - Никто ничего понять не может. Они просто ушли, и все.
        - Кто?
        - Кто-кто! Друзья твои, дэвиане, - прикрикнул нервный мужчина. - Собрали манатки и смылись подальше.
        Тариэл заволновался. На перемирие это было непохоже. Во время перемирия враг не оставляет позиций. В голове у юноши мелькнула мысль об атомной атаке, но сразу же отпала. Конвенция, скрепленная драконом, запрещала применение ядерного оружия уже сорок лет.
        Через несколько минут Тариэл оказался снаружи. Было такое ощущение, что война кончилась: кругом, словно бедняки на мусорной свалке, лазали и рылись в завалах солдаты. Еще дымились воронки и стонали раненные бойцы.
        Вдруг по завалам заскакал командирский броневик. Когда машина остановилась, на ее крышу вылез офицер и закричал в мегафон:
        - Всем, кто может держать оружие, - приказываю преследовать противника! За невыполнение приказа расстрел на месте!
        Как только офицер спустился через люк в кабину, несколько солдат из «шашлыков» запрыгнули на броню его машины. Тариэл побежал за разворачивающимся броневиком и попробовал вскочить на него тоже, но его скинули на землю ударом ноги.
        - Отдыхай, предатель! - засмеялись солдаты.
        Тариэла это так оскорбило, что он хотел расстрелять их всех из своей винтовки, но удержался.
        - Патронов на вас жалко, - сказал он себе под нос и побрел с остальными в ту сторону, куда умчался броневик. Тариэл оглянулся, и странное чувство охватило его: будто, расставшись с канализационным люком, он навсегда покинул родной дом.
        Они шли часа два, пока, наконец, не послышалась стрельба. Но это был не бой, а пустая пальба юдолян. Почему-то противник, во много раз превосходящий их в силе и технике, вдруг ушел в глухую оборону, не подпуская к себе и на километр.
        Тариэл выполз на передовую линию и залег. Несмотря на внешнее спокойствие положение казалось зыбким, и никто ничего хорошего не ожидал. Среди солдат тут же распространился слух, что командование хочет предпринять превентивную атаку. Сзади уже слышалось гудение и скрежет накапливаемых танков.
        Был день, и зимнее солнце так отчаянно пробивалось сквозь смог Юдолии, что превратилось в аккуратный белый кружок. Воздух был влажный, и линия горизонта терялась в дымке тумана. Казалось, что там впереди нет никакого врага. Вдруг по свалке позади позиций медленно покатил открытый джип, в котором стояли два офицера в защитных комбинезонах. Один из низ поднял противогаз на лоб и закричал в мегафон:
        - Внимание! Внимание! Приготовиться к атаке! Пропустить танки и двигаться за ними! Внимание! Внимание! Приготовиться к атаке…
        - Сейчас мы на них насядем, - сказал лежащий рядом с Тариэлом солдат.
        Тариэл проводил джип взглядом. Беспокойство охватило его, когда он увидел, что офицеры были в комбинезонах, поэтому он вскрыл противогазную сумку и нащупал маску. Это был противогаз старого образца с лямками на затылке и длинным соединительным шлангом к фильтру, который всегда оставался в сумке.
        Тариэл посмотрел на солнце, и свет вдруг проник в самое его сердце, так что даже захотелось радостно рассмеяться. Солнце и впрямь было похоже на прожектор, проплывающий на дирижабле над их городом. Только это светило было мутное и жалкое. Но оно было настоящим, живым, даже казалось, что оно улыбается. Тариэл понимал всю наивность охвативших его чувств, но ему так не хотелось отрывать взгляд от тусклого диска. Он перевернулся на спину и, невольно щурясь, неотрывно смотрел на него. Вдруг он вспомнил Нестан, улыбчивую и озорную, прокрутил в голове встречу с ней, когда он в первый раз пришел на текстильную фабрику, и их тогдашний разговор:
«Я, как дитя, иногда начинаю верить в тайные сказания, а иногда ни во что не верю. Почему это?..» Боец лежал на спине и никак не мог поверить, что когда-то любимая была так близко и говорила ему эти слова: «Ты уж, пожалуйста, вернись».
        Земля под Тариэлом затряслась, все кругом задрожало и посыпалось, скрип и скрежет перекрыл все шумы, и какая-то стальная махина наползла на смотрящего в небо юношу. Это был танк. По счастью Тариэл оказался в безопасном просвете под днищем. Казалось, прошла целая вечность, пока танк проехал над ним, и по небу вновь поползли виляющие дымными хвостами ракеты. Стало почти совсем тихо, но тут Тариэл услышал свисток, поднимающий в наступление.
        Юноша тут же встал, перезарядил винтовку и, как и все бойцы рядом, пошел за танком. Иногда танк заползал на горы хлама, и тогда поднявшиеся за ним солдаты с высоты могли видеть, что их танки наступают от горизонта до горизонта, а за машинами, пригибаясь, пробираются отряды пехоты.
        Еще метров пятьсот, и танк резко затормозил, несколько раз качнувшись на амортизаторах, как судно на волнах. Другие танки остановились тоже. Пехота сбилась в тесные стайки и залегла за машинами, ожидая приказа.
        - Танкетка! Танкетка! - закричал кто-то, и солдаты, выскочив из-за танка, залегли в цепь. Впереди на возвышении крутился маленький радиоуправляемый разведчик, похожий на саперного робота. Его перископ четко фиксировал позиции юдолян.
        Выскочившие из-за танка солдаты встретили танкетку шквальным огнем. Тариэл одним из первых дал по штуковине из подствольника, но, очевидно, промазал - перелет. Донесся хлопок, и из-за бугра выкатились клубы серого дыма. Другие бойцы также стали бить по машинке из подствольных гранатометов.
        Эти роботы-шпионы могли быть с «сюрпризами», поэтому, закидав аппарат гранатами, все поспешили залечь. Еще пара хлопков - и танкетка оглушительно взорвалась, как хорошая авиабомба. Два солдата рухнули, раненные картечью, которой, оказалась, была начинена хитрая тварь.
        Все вновь отползли за танк и приготовились продолжать наступление, но машина не двинулась с места. Через минуту из танковой башни с отвратительным ноющим звуком поднялся прибор, похожий на перископ, только на конце у него были направленные в разные стороны громкоговорители.
        - Внимание! Внимание! - разнесся над полем дикторский голос. - Говорит войсковой штаб! Угроза ядерной атаки! Повторяю! Угроза ядерной атаки! Прекратить наступление! Надеть средства индивидуальной защиты! Укрыться на местности!
        Потом завыла сирена, и в воздух взвились желто-зеленые сигнальные ракеты. Это был хорошо забытый сюрприз. Ядерных атак не было уже много лет.
        Пехота в панике заметалась по свалке. Надевая противогазы, многие бросались под танк. Какой-то старый солдат яростно кричал и бил прикладом бегущих, пытаясь преградить путь:
        - Назад! Не сметь под танк! Назад! - кричал он, махая автоматом. Но у него мало что получалось.
        Тариэл надел противогаз и тоже бросился к танку, но приклад «старика» настиг его и сбил с ног. Лежа на животе, он хотел снова прорваться к укрывшимся под танком, но вдруг заметил, что из бронированного передка медленно вылезает косое лезвие бульдозера. Гигантский нож впился глубоко в землю, и танк начал, самоокапываясь, крутиться на месте. Тариэл быстро отвел взгляд от буксующей на людях гусеничной машины и увидел, что соседние танки тоже вздымают вокруг себя горы земли и мусора. Через несколько секунд на месте танков бурлили и осыпались покрывшие их курганы.
        - Вспышка слева! - негромко выкрикнул кто-то, и Тариэл, машинально упав на землю, спрятался под своей шинелью.
        Танки перестали ворочать землю и, кажется, на целую вечность воцарилась страшная тишина: никто не бегал, не кричал, не стрелял. Наконец Тариэл всем телом ощутил ласковое тепло. Лежа под шинелью, он вдруг увидел красный свет, будто кто-то неожиданно зажег в спальне лампочку.
        Курганы танков и фигурки свернувшихся клубочком солдат отбросили четкие длинные тени, они медленно поползли, стали стремительно сокращаться, и вдруг исчезли совсем. Две секунды - и свет померк. Над Тариэлом простерлась тьма.
        Мягко прокатилась ударная волна, больше похожая на электризованный порыв ветра. А затем землю сотряс режущий, протяжный звук, напоминающий треск грозовых раскатов. И наконец - тишина.
        Тариэл еще немного полежал, свернувшись клубочком, потом услышал копошение вокруг и открылся. Рядом на карачках перебирались солдаты в противогазах. Тариэл вскинул глаза и увидел, что где-то в километре от него, клубясь, поднимается в небо темное облако взрыва, но не грибообразное, а в форме узкой кривой колбаски.

«Нейтронная, - определил Тариэл. - Они же запрещены! Сволочи!»
        Танки, как гигантские кроты, вылезли из своих укрытий и поперли в атаку дальше. Тариэла мутило, в ушах звенело от легкой контузии. Чтобы не потерять сознание, он, стоя на четвереньках, периодически встряхивал головой.
        Основной поражающий фактор нейтронного боеприпаса - не ударная волна, а проникающая радиация и радиоактивное заражение. Тариэл хорошо знал это. Он заволновался насчет герметичности противогаза и, принюхавшись, с ужасом ощутил запах гари. Он же в противогазе! Какой запах? Паника охватила бойца, он встал в полный рост и схватился за противогаз. У того просто не было стекол. Юноша сорвал бесполезную маску и в отчаянии закричал:
        - Сволочи! Сволочи! Все сволочи!
        Мимо пробегали солдаты, бросая на него быстрые взгляды. А Тариэл, прыгая, топтал свой неисправный противогаз и яростно проклинал всех на свете.
        Наконец, он немного успокоился. Голова закружилась сильнее, он стоял, тяжело дыша, покачиваясь и осоловело глядя в сторону взрыва. Дым широкой дорогой заполонил все небо и затмил белый диск солнца. Какой-то офицер вскочил на груду мусора, сорвал с пояса мегафон, и попытался орать команды, но из-за электромагнитного импульса прибор не работал. Командир яростно отшвырнул болванку, достал пистолет и, паля в воздух, бросился в атаку. После того как он исчез в дыму, Тариэл остался один. Он стоял в контуженом отупении и бросал по сторонам бессмысленные взгляды. Вдруг до него дошло, что с минуты на минуту должен появиться заградотряд.
        - Пусть идут. Пусть. Если, конечно, осмелятся выползти из своих БТРов, - злобно буркнул Тариэл и мотнул головой.
        Из носа хлынула кровь, он задрал голову и прикрыл ноздри ладонью. Все вокруг закружилось, и Тариэл рухнул на груду хлама. Он был еще в сознании, но в глазах стоял туман и ползли какие-то прозрачные черви.
        - Нестан, - это последнее, что сказал Тариэл, перед тем как мягко скатиться в пропасть.

… Очнулся он, как ему показалось, тут же. Было совсем тихо, только где-то далеко в стороне то начиналась, то стихала вялая перестрелка. Неподалеку горел откуда-то взявшийся танк, из земли там и тут поднимались столбы едкого дыма.
        Тариэл сел и понял, что обделался. В ушах у него все еще звенело, голова кружилась, живот крутило, и спазмами подкатывала тошнота. Из левого уха на затылок и за шиворот распространялось теплое мокро. Тариэл провел рукой по шее - из уха сочилась кровь. В глазах все расплывалось, но сознание было четким.
        Тариэл знал, что это лучевая болезнь. Он вскрыл индивидуальный пакет и достал маленькую желтую аптечку. От волнения он не мог ее открыть, а когда она со щелчком распахнулась, все содержимое разлетелось по сторонам. Тариэл припал к земле и стал шарить руками в мусоре, ища ампулу с йодистым калием. Найдя, вколол препарат себе в бедро, прямо через штанину. Голова закружилась еще сильнее, и он подумал, что не сможет идти. Тогда он помочился в шприц и ввел мочу себе в вену - это временно стимулирует работу опорно-двигательного аппарата: опасный, но надежный прием. Тариэл вновь припал к земле, отдохнул еще минутку и наконец решился подняться.
        Несмотря на слабость, он встал и пошел обратно к реке. Пока он брел по полю боя, сзади еще раз сверкнула вспышка, но так далеко, что глухие раскаты достигли его ушей нескоро. Вдруг Тариэл споткнулся и упал. Он оставался в сознании, но встать уже не смог.
        Минут через сорок его подобрал санитарный бронетранспортер.
        Два дня он пролежал в страшном карантине для облученных. Врачи сказали, что у него кишечная форма лучевой болезни и ему долго не протянуть. Сначала в лазарете штрафного легиона его накачивали разными препаратами, дважды делали переливание крови, но вскоре отправили в хоспис для умирающих заключенных. Лазарет для безнадежных больных находился между внешней и внутренней городскими границами, в зоне лагерной горнодобывающей промышленности, в одной из заброшенных шахт. На все учреждение был один военный врач и несколько санитаров.
        Тариэл не пал духом. Ведь храбрость - это не только умение побеждать, но и умение умирать. Он упорно рассказывал умирающим о коварстве дракона, и единственной целью остатка его жизни стало хотя бы еще разок взглянуть на Нестан.
        Тариэл был так плох, что за ним почти не следили. Тем более что лучевая болезнь передается, и персонал старался не контактировать с ним. Но на второй неделе болезни у Тариэла началась фаза так называемого «ложного благополучия»: после многих дней тяжких страданий он вдруг проснулся и почувствовал себя почти здоровым. Не медля ни минуты он раздобыл одежду санитаров и бежал из учреждения для мертвецов.
        Понимая, что его могут обнаружить радиационные датчики, юноша понимал и то, что скоро умрет. Терять ему было нечего, и он решил любой ценой добраться до Нестан. Он знал, что ему нельзя даже прикоснуться к ней, но считал, что умрет счастливым, если взглянет на нее еще раз.
        Тайными лазами, через вентиляционные шлюзы Тариэл пробрался в подземные гаражи и переоделся в форму военного механика. Он скрылся под желтым полиэтиленовым плащом, таким, в каких ходили рабочие во время дождей, и вышел в шумный и оживленный город.
        Тут же в него ударил родной смолистый запах городских механизмов, метрополитена, автомобилей и канатных трамваев. Вниз и вверх скользили лифты между ярусами, горели вывески, мерцала неоновая реклама, мигали светофоры. Толпы людей и каджей мчались по своим делам, и никому не было дела до маленького монтера, одетого в желтый плащ с черной надписью «Вулканизация» на спине.
        Тариэлу некуда было пойти. Комнату его наверняка уже заселили. Он не знал, сколько у него времени до следующего приступа, у него не было документов, и к тому же его уже наверняка объявили в розыск. Ему ничего не оставалось, как прямо в таком виде немедленно поехать к Нестан.
        Он спустился в метро и, смешавшись с толпой, проскользнул мимо дежурных по станции. Несколько раз на стенах за его спиной срабатывали датчики радиоактивной тревоги, но он ускользал в толпе. Через час он уже был в элитном районе города, похожем на колоссальных размеров ботанический сад, где на верхних ярусах в коттеджах, по виду напоминающих почтовые ящики, селились семьи высокопоставленных каджей.
        Тариэл впервые стоял у дверей дома, где жила Нестан, и поэтому сильно разволновался. А вдруг она его уже позабыла? А вдруг она слышала о его аресте? Но какое все это имело значение? Все, чего он хотел - это просто увидеть ее еще хоть разок. Юноше было страшно, что она испугается или не узнает его из-за болезни. Он посильнее надвинул капюшон, скрылся под его тенью и нажал на звонок.
        Ему открыл жирный кадж в тапочках и махровом халате, морда у него была широкая, как у жабы, и от этого казалась вечно довольной.
        - Вы к кому? - спросил недоумевающий хозяин.
        - Здравствуйте, мне нужна Нестан.
        - А кто вы? - безобидно полюбопытствовал кадж.
        - Я? - спросил Тариэл, оглядываясь по сторонам. - Я из ее параллели.
        - Проходите, не стойте в дверях, - вежливо пригласил хозяин. - Я ее отец. Дело в том, что ее сейчас нет и не будет ближайшее время. Ее увезли в Каджети по высшему…
        - Когда это случилось? - перебил запаниковавший Тариэл.
        - В конце прошлого года, кажется, шестнадцатого декабря.

«С ума сойти! - подумал юноша. - Это же день моего побега».
        - Знаете, это так неожиданно произошло, - сетовал папаша. - А вы проходите, не стесняйтесь. Сейчас я согрею чай. Тариэл покорно, не раздеваясь, побрел по хоромам за толстяком. А тот продолжал: - Сначала я думал, что ее просто арестовали. Ну, вы знаете, как это бывает… А потом мне вдруг пришел официальный конверт, а в нем письмо на бланке Каджети: мол, ваша дочь в экстренном порядке призвана для выполнения патриотической миссии по запросу самого дракона. Знаете, это было таким облегчением, я не устаю восхвалять дракона. А что вы не раздеваетесь? Снимайте-снимайте, я дам вам тапочки.
        - Не надо, - лаконично ответил Тариэл и сел за стол на кухне, укутанный в свой желтый плащ.
        - А вы случайно не Тариэл? - любопытно спросил начальник Хсем, открывая дверцы посудного шкафчика.
        - Нет… Нет, а что? - спросил Тариэл.
        - Да, нет, ничего, - сказал кадж, продолжая суетиться. - У меня для него два письма. В ночь, когда дочку увезли, она сунула мне письмо, адресованное какому-то Тариэлу. А еще одно письмо для него пришло ко мне вскоре из Каджети, причем опечатанное и с пометкой «совершенно секретно».
        - Да-да, я за письмами и пришел, - продолжал врать гость. - Тариэл меня и послал. Я его друг и доверенное лицо.
        - О, нет, - с сожалением сказал Хсем, присаживаясь напротив. - Дочь сказала, что только лично в руки.
        Нервы у Тариэла не выдержали, и он выпалил:
        - Да! Я и есть Тариэл! Я соврал, потому что у меня большие проблемы. Лучше бы вам о них не знать. Пожалуйста, дайте мне мои письма. Немедленно! Сейчас же!
        - Ну, хорошо, хорошо, - успокоил его перепуганный папаша. - Вы только не волнуйтесь так. Я сейчас принесу. - Он поднялся и, пыхтя, пошел наверх. - Подождите секундочку. Я сейчас.
        Толстяк в махровом халате поднялся по лестнице и вошел в зал. Тариэл, опасаясь предательства, бесшумно, как тень, проследовал за ним. Хсем открыл буфет и достал из него красивый ларец. Поставил его на бильярд, повернул ключ, откинул крышку и стал копаться в бумагах.
        - Так, где-то здесь, где-то здесь, - бубнил он себе под нос. - Вот они, - сказал кадж, повернулся и вздрогнул. Гость в ярко-желтом плаще стоял у него за спиной.
        - О Боже! Как вы меня напугали, - выдохнул кадж и попятился с письмами вдоль бильярда. - Я же просил вас подождать там. Зачем вы пошли за мной?
        - Чтобы вы никуда не звонили, - ответили из-под капюшона.
        - Да что вы! Я вовсе не собирался никуда звонить, - начал оправдываться кадж, и по его чешуйкам заскользил пот.
        - Ладно, давайте письма, - нетерпеливо сказал Тариэл, протянув руку.
        - Возьмите, пожалуйста, - сказал хозяин и вручил ему бумаги. - К чему так волноваться?
        Тариэл бегло просмотрел драгоценное послание от Нестан и сунул его за пазуху. Потом они пошли вниз.
        - Видите ли, я читал адресованное вам письмо от дочери. Читал, и не один раз, - сразу признался отец. - Но вы должны меня понять. Когда ее увели, я был напуган и думал, что в нем есть какие-то разъяснения. Но письмо оказалось просто любовным посланием. Зато если вы действительно Тариэл, то я в вашем полном распоряжении. Вы говорите, что у вас есть проблемы. Я член верховного совета и, возможно, смогу вам помочь.
        - Я болен, я очень серьезно болен, - сухо сказал Тариэл, вновь заходя на кухню. - Возможно, мне осталось только два или три дня.
        - Что с вами?
        - Я облучен, - сказал Тариэл. - Эти свиньи применили нейтронное оружие.
        - Ну, конечно, - опомнился кадж, - об этом все газеты трещат. Частичное послабление конвенции на применение ядерного оружия в зоне боевых действий. Это нам только на руку! Я сам голосовал в парламенте за ответное применение ядерного оружия. Нейтронных-то бомб у нас нет.
        - Не нужны никакие контрудары, - обессилено сказал Тариэл. - Дракон против всех. Людей просто уничтожают их же руками.
        - Что вы такое говорите! - переполошился толстяк, машинально посмотрев наверх и по сторонам.
        - Я говорю, что знаю…
        И Тариэл пересказал ему всю историю со дня знакомства с Нестан. Они беседовали до поздней ночи. Тариэл уже ничего не скрывал. Ему было нечего терять, а этот толстый кадж хоть как-то связывал его с любимой и был для него сейчас единственным близким существом на свете.
        - Вот так я к вам и попал, - закончил рассказ Тариэл.
        Все эти часы кадж был внимателен, но хмурился и делал такую мину, будто слушал бред сумасшедшего.
        - Вы знаете, - нерешительно заметил он, - при облучении свыше пятисот рад случаются сильные повреждения головного мозга и, как следствие, галлюцинации. Все это могло вам просто привидеться.
        - При облучении свыше пятисот рад смерть наступает не позже, чем через сорок часов, - поставил толстяка на место юный боец. - У меня нет ни нарушений памяти, ни других расстройств, только лопнула перепонка в одном ухе и сильное кишечное расстройство.
        Некоторое время хозяин дома сидел, понурившись, потом вздохнул и сказал:
        - В любом случае вам нужна медицинская помощь.
        - Нет, меня уже давно перестали лечить. Мне осталось дня три от силы. Я же сказал, что бежал из хосписа.
        От этих слов каджу стало дурно, но он взял себя в руки.
        - Может быть, я все-таки могу чем-то помочь? - выдавил он.
        - Мне нужен баллончик с краской, одежда, немного денег, морфий и еще йодистый калий, - быстро ответил Тариэл. - Много, много йодистого калия.
        Тариэлу предложили комнату Нестан, но больной отказался и попросился переночевать в маленькой кладовке под лестницей. Там он заметил пару гражданских защитных комбинезонов последнего образца. Они были светло-розового цвета и напоминали скафандры, но сшиты были из очень легкого шелковистого материала, а не как военные, изготовленные из прорезиненного брезента.
        Хозяин притащил Тариэлу матрац и настольную лампу. Тариэл устроился поудобней и еще раз внимательно перечитал письмо от Нестан. В нем она просила у него прощения за то, что, возможно, была к нему холодна. Писала, что любит его и предпочтет смерть вечной разлуке с ним. На письме не было даты, но Тариэл понимал, что оно было написано заранее и хранилось на всякий случай. Написать так и столько во время ареста она попросту не могла. Тариэл заплакал, свернул листочек, приложил его к сердцу и долго так сидел. Через какое-то время он утер слезы и вскрыл второе письмо. Это было короткое анонимное письмо, но Тариэл хорошо знал, кто его автор. На официальном бланке с водяными знаками в виде герба Каджети было написано:

«Тариэл, если ты еще жив, пожалуйста, вернись. Я все прощу. А если не так, то Амирбар получит свою долгожданную самку».
        - Чтоб ты сдох! Бледный червяк! Глиста вонючая! - юноша яростно изорвал документ. - Чтоб ты сдох!
        Выключив свет и укутавшись в комбинезоны, он долго думал. Он догадывался, что Амирбару не отдадут ее до первой победы монстра. А на войну этот уродец, по словам Дэва, отправится только в августе. То есть Нестан он получит не раньше, чем через полгода. Тариэл предпринял бы отчаянную попытку ее освободить, но он был безнадежно болен. Он с головой укрылся комбинезоном, вспомнил тот момент, когда впервые увидел ее у кондитерской, и как он был тогда счастлив, и уснул.
… Он проснулся в начале дня от страшной головной боли. Надел химзащитный костюм: все, кроме полустеклянной маски. Схватил желтый полиэтиленовый плащ и вышел из кладовки. Нашел ванную и, никого не встретив, помыл плащ под душем и обтер мокрым полотенцем комбинезон. Полотенце он выбросил. Затем открыл белую металлическую аптечку, висевшую на стене ванной, и распечатал пачку респираторов. Парочку он сунул в карман, а один надел тут же.
        Потом Тариэл прошелся по квартире, ища отца Нестан. Но никто на его оклики не отзывался. Наконец он вошел на кухню и увидел, что на столе лежит записка: «Я на работе, буду вечером. Хсем». Рядом с запиской - ключ от дома и все, что он просил: цветные баллончики с краской, новая одежда, дефицитные медикаменты. Юноша тут же сделал себе укол сильного обезболивающего, проглотил стандарт йодистого калия и, почувствовав себя лучше, взялся за дело.
        Он затянул комбинезон так, что тот туго обтянул его фигуру, поверх надел обыкновенную штатскую одежду и желтый плащ. Побросал в школьный рюкзак Нестан баллончики с краской и выскочил из квартиры.
        Город-завод был велик - без внешнего лагерного кольца его диаметр составлял около восьмидесяти километров, кроме того он на сотни метров возвышался над землей и на десятки уходил под нее. Тариэлу приходилось с осторожностью пробираться через этот стальной улей. Но комбинезон надежно скрывал пораженное тело, и ни один из датчиков радиоактивной тревоги не сработал.
        К вечеру он добрался до западной окраины, где находились гигантские ангары для юдолянского солнца. Здесь было полно подразделений внутренних войск, блок-постов, и на каждом шагу проверяли документы. Но Тариэл хорошо знал эти места, поэтому смог проскользнуть.
        Обстановка здесь больше всего напоминала вагоностроительный цех. На мостиках суетились сотни рабочих, а через весь длинный ангар потолочные краны проносили похожие друг на друга конструкции, вероятно, запасные части для дирижабля.
        Носитель солнца часто повреждался во время вражеских налетов, и только на памяти Тариэла его несколько раз приходилось сажать прямо посреди города, где его тут же ремонтировали. Но чаще поврежденное солнце все же дотягивало до ангаров, и сотни специалистов быстро устраняли поломки. Ночью дирижабль с выключенным прожектором вдоль внутренней границы переводили на другую сторону города и утром ослепительное поддельное солнце вновь поднималось с востока.
        Тариэл без труда раздобыл рабочий костюм и каску (запасные комплекты всегда хранились на пожарных щитах предприятий). В заводской уборной он переоделся в рабочего и деловито пошел по цехам: дело в том, что добровольческие бригады из школьников часто помогали на фабриках, в спецотрядах гражданской обороны, дружинах правопорядка и так далее. Чаще всего в эти бригады входили девушки и не годные для военной службы парни.
        До захода юноша прослонялся по ангару, пару раз даже поработал на подхвате. За это время он раздобыл кое-какие приспособления для высотных работ. Болезнь давала о себе знать: тошнота, боль в животе, слабость, но Тариэл держался.
        Вечером работы приостановились, и служащие замерли на мостиках, встречая въезжающее в ангар солнце. Гигантский круглый вход, подобный отверстию диафрагмы в фотоаппарате, стал медленно расширяться. Когда ослепительно яркая дыра выросла до невероятных размеров, в нее начал вплывать дирижабль километрового диаметра. Висящий под ним плоский прожектор был повернут к ангару тылом, продолжая освещать город. Так продолжалось минут сорок, пока воздушное судно, похожее на десятикилометровый огурец, заходило в ангар. Наконец прожектор померк, и отверстие стало сужаться. Тут же вокруг дирижабля закипел трудовой муравейник: рабочие, сидящие в корзинах подъемных кранов, стали присоединять к его оболочке толстые кабели и шланги, поливать матерчатый корпус из брандспойтов.
        Тариэл, спустившись на несколько ярусов, достиг того места, где десятки электриков и монтеров суетились около двухсотметрового прожектора. Юноша деловито прошел на подъемную платформу и поднялся вместе с техниками к механизмам управления прожектором, отвечающим за то, чтобы в течение дня по ходу движения диск всегда был обращен на город.
        С подъемной платформы к прожектору выдвинулся мостик, и Тариэл со специалистами прошел внутрь машинного отделения дирижабля. Здесь, словно в подводной лодке, было множество тесных и запутанных переходов. Там Тариэл и спрятался.
        Пока в течение ночи дирижабль, медленно обходя город, полз на восток, беглец старательно работал на выключенной линзе прожектора, так и оставшись незамеченным. Трех баллонов хватило с избытком, и остаток времени до восхода он только уплотнял слой нанесенной краски.
        Был февраль, и в девять часов утра из зари на востоке поднялся чуть заметный во мгле дирижабль, а за ним - красно-оранжевый диск. На солнце горела кривая, но четкая надпись: «ЗМЕЙ ПРОТИВ ВСЕХ - НЕТ ВОЙНЕ!»
        Утренний город замер. Спешившие по своим делам люди останавливались на мостиках и воздушных переходах, с изумлением глядя на круглый небесный экран. Только через двадцать минут догадались объявить воздушную тревогу. Муравейник оживился, и миллионы зрителей побежали в убежища, но при этом люди продолжали озираться на небесную надпись. Когда вой протяжной сирены смолк, уродливый город был уже совершенно пуст, и над всеми его ярусами и террасами установились покой и звенящая тишина.
        Прожектор обесточили, лампа медленно остыла, и диск померк. И тогда подразделения внутренних войск узрели на потухшем светиле малюсенькую фигурку в желтом плаще. Тариэл стоял, гордо расставив ноги, и неподвижно ждал, когда его арестуют. Вскоре к нему поднялась полицейская машина на воздушной подушке и зависла напротив него, под дирижаблем.
        - Ни с места! Руки за голову! - сквозь гул турбин сказали Тариэлу через мощный репродуктор. - За попытку сопротивления открываем огонь на поражение!
        На палубу полицейского судна один за другим выскочили бойцы группы захвата и приступили к процедуре ареста. Снайперы, стоя на одном колене, держали подозреваемого под прицелом, а остальные причаливали к прожектору. Зацепив карабины за страховочные канаты, они один за другим медленно двинулись к Тариэлу.
        Он не сопротивлялся, покорно следовал всем указаниям и через пять минут сидел, скованный по рукам и ногам, в полицейской машине.
        Его пытали, но от этого только облучились сами мучители. А он молчал, потому что не чувствовал боли. Перед арестом он раскусил ампулу с тем сильным обезболивающим лекарством, которое достал для него папаша Нестан, и поэтому оставался безмолвен во время самых изощренных пыток. Он не боялся, что его покалечат: он знал, что жизнь кончена.
        Когда медицинская комиссия поставила диагноз, пытки немедленно прекратились. Врачи сообщили трибуналу, что узник может умереть в любой момент, и те решили как можно скорее вынести приговор. Для публичной казни он должен был оставаться живым.
        В полдень следующего после ареста дня вокруг затопленного карьера собрались толпы людей, среди которых было много школьников. Телевизионщики с камерами стояли на своих серебристых автобусах и летали над озером в корзинах монтажных кранов. Казнь транслировали в прямом эфире.
        - Мы продолжаем прямую трансляцию казни военного преступника, исполнителя чудовищной политической диверсии. Напомним, что террористическая акция была произведена вчера…
        Офицер на башне нажал кнопку, двери лифта разъехались, и все увидели Тариэла в сопровождении двух надзирателей в химзащитных костюмах. Рот юноши был зашит проволокой, лицо осунулось, волосы почти полностью поседели. Наверное, многие зрители подумали, что перед ними стоит невысокий щуплый старик, одетый в ярко оранжевую робу, обильно обшитую бирками с номерами.
        - … По сообщениям пресс-службы правительственной комиссии в настоящий момент проводятся экстренные мероприятия по задержанию организаторов беспрецедентной подрывной акции. Пока что следствие…
        - Папа, кто это?
        - Это враг, доченька, это наш враг.
        - Он дэвианин?
        - Хуже. Он шпион и предатель.
        Тариэл щурился от дневного света. По команде офицера он скованной походкой двинулся к мостику. Руки были связаны за спиной, а на ногах висели свинцовые браслеты. Тариэл очень долго, но равномерно двигался по стреле. Он семенил от груза на ногах, тяжело дышал, и его дыхание со свистом вырывалось сквозь металлический шов на губах. Не будь его рот зашит, он, наверняка проклял бы змея или пообещал бы вечно любить Нестан. Но он не мог этого сделать, только тяжко дышал и смотрел в пустоту.
        Ему не было страшно, и смерть манила его, словно свежезастеленная кровать после тяжелого дня. Зимний ветерок мягко подвывал в ушах, трепал волосы, ласкал кожу, и Тариэл прислушивался к нему больше, чем ко всему остальному.
        А люди смотрели на оранжевую фигурку и слушали, как голос чиновника разносится от горизонта до горизонта через репродукторы, установленные на специальных машинах. Оглашался приговор верховного трибунала.
        Тариэл, волоча ноги, брел по длинной стреле над карьером, пока не остановился у самого края, где уже не было тонких перил. Он стоял, словно ныряльщик на высоченной вышке, готовый взлететь на трамплине и совершить фигурный прыжок. Только не было на стреле трамплина, и человек был не в плавках, а в оранжевой робе.
        Внезапно к Тариэлу что-то вернулось, он словно очнулся, холодок пробежал по его спине, голова закружилась… Миг леденящего страха - и острая боль вонзилась юноше под коленку. Донесся глухой хлопок, Тариэл потерял опору и, связанный, молча полетел в широкий круг спокойной зеленоватой воды.
        Эпизод VI
        Ленинград
        В холодную мартовскую ночь в голодную пору блокады на портовом складе собрались исхудавшие, ослабевшие кошки. Они расположились рядками на ящиках и контейнерах, заполнив все обширное пространство склада. Здесь было совсем темно, и кошкам пришлось зажечь тысячи огоньков своих вылупившихся от голода глаз.
        - Товарищи коты и кошки! - обратился к собранию интеллигентный рыже-полосатый кот. - Вам прекрасно известно, что, несмотря на усилия советских властей, положение в блокадном городе остается чрезвычайно тяжелым. Поэтому мы, члены комитета кошачьей безопасности, посовещались с самыми старыми и мудрыми из нас и приняли решение оставить блокадный город.
        - Но даже крысы еще не все бежали! - выкрикнул сидящий на ящике матерый кот с вытянутой хищной мордой.
        В помещении поднялся писк и гам.
        - Тихо, тихо! - призвал оратор. - Это правда. Крыс становиться только больше. Но вы хорошо знаете, чем теперь питаются эти твари. Они расплодились уже в таком количестве, что ради потехи устраивают на нас облавы! Нам не жить в этом городе! Оставаться здесь до начала лета - самоубийство. - Кот понял, что сильно разгорячился и, понизив тон, добавил: - А теперь позвольте предоставить слово старейшему ленинградскому коту господину Вильгельму.
        Оратор уступил место, и на составленную из ящиков трибуну взошел старый, облезлый, очевидно, когда-то пушистый персидский кот.
        - Благодарю вас, Лев Семенович, - сказал, поклонившись рыжему коту, мудрый старик и, немного помедлив, начал свою неспешную речь. - Большинство из вас родилось и выросло уже во время войны. Вам не довелось повидать мирной жизни, и поэтому вам не с чем сравнивать. Но поверьте нам, старикам, что жить, питаясь падалью, кошкам не должно. Нельзя жить, глядя, как мать поедает своих котят. Большая часть города уже во власти крыс. Мы не стайные животные. Мы не умеем оказать организованного сопротивления. Позвольте напомнить вам, уважаемые соплеменники, принцип, принятый еще нашими праотцами: «Кошка гуляет сама по себе!» Это значит, что мы должны быть, по мере возможности, аполитичны и не вмешиваться в дела людей. Среди нас нет ни немецких овчарок, ни русских борзых, мы не состояли и не состоим ни в одной из воюющих армий мира. Наш удел - жить самим по себе! Поэтому в этой более чем критической ситуации я, самый старый из котов Ленинграда, со всей ответственностью заявляю: молодые должны уйти!
        - Но куда?
        - Да! Куда? - заголосили кошки в разных концах склада.
        Установилось молчание, все ждали ответа. Кот Вильгельм окинул собрание тускло светящимся взглядом.
        - Мы послали разведчиков по предположительным путям эвакуации, - спокойно продолжил он. - Судьба большинства из них нам неизвестна. - Вильгельм помолчал. - Из шестидесяти опытных охотников и лазутчиков к нам вернулся только один.
        Вильгельм сделал приглашающий жест, и на трибуну вскочил облезлый кот с обрубком хвоста и пронизывающим взглядом хищника. Как известно, кошки боятся крыс, но это был один из тех матерых котов, что вступают в смертельные схватки с шайками серой орды.
        - Итак, позвольте представить вам отважного кота Степана, - сказал Вильгельм и отошел в сторонку.
        Собрание встретило нового оратора напряженным молчанием.
        - Товарищи коты, - начал кот-лазутчик по-деловому. - На подступах к городу продолжаются ожесточенные бои между людьми. Ценою жизни трех наших отважных товарищей нам удалось прощупать небольшой участок на линии фронта, по которому можно выйти из блокадной зоны в направлении сытых и спокойных прибалтийских районов. Наш экспедиционный отряд без потерь пересек линию фронта на южных окраинах Ленинграда и двинулся по занятым оккупантами территориям вдоль залива. Однако уже через пять часов, на рассвете, в районе Петергофа мы наткнулись на другой участок немецких позиций. Мы решили, что за ними находится попавшая в окружение оперативная группа Красной армии. Тогда, не выходя на линию огня, мы стали обходить фронт вдоль немецких позиций, чтобы вновь выйти к заливу. Однако, попав под обстрел советской артиллерии, мы были вынуждены двигаться по траншеям, где угодили в логово черных окопных крыс. Эти ловкие твари, плодящиеся под грохот войны, оказались для нас серьезным противником. Я лично преградил путь их шайке и дал друзьям возможность отступить. В тяжелой неравной схватке я был вынужден спасаться
бегством через линию огня. Они гнали меня целую ночь, но утром я достиг леса, где смог в относительной безопасности передвигаться по веткам деревьев.
        О судьбе моих товарищей мне ничего не было известно, и я выбрался к условленному месту на эстонской границе. Мои спутники не вернулись даже через сутки после назначенного часа, и я был вынужден посчитать их погибшими: разбойничьи стаи наших врагов не берут пленных. Я продолжил выполнять возложенную на меня задачу и через неделю добрался до Таллинна - мирного и процветающего города, где полно наших собратьев.
        - Итак, - закончил кот, - шанс выйти из блокадной зоны есть! Но, повторяю, это под силу не всем даже из хорошо подготовленных котов. Большинству из вас идти не имеет смысла.
        - Ты поведешь нас? - спросила какая-то кошка.
        - Поведу сильнейших, - ответил кот.
        - Ты хочешь забрать наших кормильцев! Но у нас котята! Мы все слабы! Мы с трудом передвигаем лапы! - наперебой закричали сотни кошек.
        Кот Степан дождался тишины, окинул своим львиным взором собрание и сказал коротко:
        - Я знаю. Решайте сами. - И он сошел.
        Наступила страшная и долгая тишина. На трибуну вновь поднялся рыжий интеллигентный кот. После докладов Вильгельма и Степана кот несколько изменился и стал суровей. Он вскинул подозрительный взгляд и принюхался.
        - Крысы побеждают, - сказал он, - скоро они овладеют городом, и тот, кто не сможет уйти, будет убит ими даже раньше, чем умрет от голода. Но это война. - Он замер. - Нам неизвестны причины, по которым люди здесь решили уничтожить себя. Уже два года наш город завален их трупами. Но нам нужно бороться за спасение нашего рода. И сегодня мы должны дать возможность уйти тем, кто еще может это сделать. Этот опытный товарищ согласен их повести.
        Снова тишина. Кот спрыгнул, и на его место вновь взошел старый Вильгельм. Взгляд его был печален и даже задумчив.
        - Мне тридцать два года, и я старше каждого из вас во много раз, - сказал он и надолго задумался. - Я помню революцию и тяжкие бедствия после нее. В этой стране котам всегда приходилось туго. Но я думал, что хуже уже не бывает. Однако я ошибался. Ныне мы - старики и котята - обречены. Лев Семенович прав, нам лучше не вдаваться в людские дрязги… Когда-то я был личным котом сына предводителя людей. Он был маленьким больным мальчиком, я играл с ним и мурлыкал ему кошачьи сказки, когда он не мог встать с постели. Я… Я любил его, а он меня. И мы были друзьями. Но однажды пришли другие люди, забрали его и убили. - Старик передохнул и взял себя в лапы: - Так я оказался среди вас, в подвалах и чердаках Петрограда. Я не знаю, зачем понадобилось людям убивать маленького больного мальчика. Но понимаете, я и не хочу этого знать. Я отказываюсь понимать такие «веские» причины, по которым можно убить маленького мальчика, которому я мурлыкал сказки. И сегодня я предпочитаю погибнуть от голода и крыс, чем вдаваться в причины, которые люди нашли достаточно вескими, чтобы уничтожать детей и котят. Только так я
уберегу свое сердце от соучастия в этом преступлении. Я не могу сохранить свою жизнь. Но я могу сохранить хотя бы свою совесть. - Вильгельм замолчал, а потом сказал: - Теперь разделитесь на тех, кто может сохранить свою жизнь, и тех, кто только совесть.
        - Но что делать нам? - сказала тощая облезлая кошка - У нас котята.
        Вильгельм тяжело вдохнул.
        - Я сказал все. Те, кто не может уйти, пусть сохранят свою совесть.
        Кот сошел с трибуны и в собрании поднялся шум.
        Кошка, что задала вопрос, пробилась через ряды, ведя за собой полосатого, совсем маленького и пушистого котенка. Она подошла к вернувшемуся с разведки коту.
        - Товарищ Степан, - сказал она натужно-приветливым голосом. - Это мой старший котенок, все его братья и сестры слабы, и мы не сможем пойти с вами. Но вы могли бы присмотреть вот за этим. Он здоров и ловок. Возьмите его, пожалуйста.
        - Он не пройдет, - сурово сказал кот облезлой кошке.
        - Прошу вас! - взмолилась мать. - Возьмите его с собой. У меня есть немного бобов.
        - Гражданка! - возмущенно одернул ее кот, - держите себя в руках. Я же сказал, он не пройдет!
        Кот встал и пошел прочь. А убитая горем кошка осталась сидеть на месте, глядя ему вслед.
        Через полчаса собравшиеся в порту кошки горячо и нежно прощались друг с другом. Они терлись боками, лизали друг друга за ушами и плакали.
        Когда беспорядочная колонна котов двинулась в путь, исхудавшая кошка лизнула своего котенка в мордочку, мяукнула пару наказов, взяла его за холку и побежала к голове колонны. Догнав проводника Степана, она опустила котенка на асфальт и подтолкнула лапкой:
        - Беги за ним, малыш, и не отставай! Беги же!
        Котенок обернулся на мать, та зашипела, и он побежал за Степаном.
        - Здравствуйте, - сказал он, путаясь под лапами проводника. - Вы не против, если я побегу рядом?
        Кот недобро покосился на пушистый комочек с хвостиком-трубой, но промолчал.
        Бои шли в пригороде, и с каждым шагом канонада становилась все отчетливее, превращаясь из равномерного гудения в капель из хлопушек и раскатов грома. Кошачий ручей быстро двигался по аллеям с обложенными мешками памятниками, и в темноте можно было подумать, что это кто-то перегоняет стада. Кошачьи хвосты покачивались над колонной, как штыки на плечах у бойцов. Скоро парки превратились в болотистый лес, и кошки, приспособленные природой для ночной жизни, запрыгали по заросшим жухлой травой кочкам, не сбавляя хода. Некоторые ослабевшие от голода кошки падали в ледяную воду, выскакивали все в тине, встряхивались и, тощие, как скелеты, ощетинившись сосульками, двигались дальше.
        Фронт приближался, и сквозь сосновые стволы стало видно зарево, вспарываемое розовыми вспышками, за которыми следовали трескучие раскаты грома. Не так давно здесь шли бои. Из затянутой тиной воды выглядывали сапоги и цепкие бледные кисти мертвецов, обрамленные рукавами шинелей.
        Много деревьев было повалено, некоторые расщеплены, сломаны или вырваны с корнем. После города мертвецов сладковатый запах болот казался зверушкам свежим, они принюхивались и часто порывались остановиться, но их вожак мчался и давал понять, что передышек делать не собирается.
        Котенок старался не отставать, но когда начались кочки, он с первым же отчаянным прыжком плюхнулся в воду. Он перепугался, что утонет, дернулся вверх, и его головка показалась на поверхности. Над ним пролетали кошка за кошкой, а иногда и по две сразу. Он поплыл к той кочке, на которую все скакали, и стал карабкаться на нее. Вдруг кто-то из котов схватил его за холку, и котенок стал совершать головокружительные перелеты с кочки на кочку в чьих-то мягко сжатых зубах.
        Кошки выскочили из болотистого леса и кинулись вверх по склону лесного холма. Котенка выпустили, и он шмякнулся на покатую землю с сырой прошлогодней листвой. Он так и не увидел того, кто вытащил его из болота.
        - Бежим, малыш! - сказал, не останавливаясь, какой-то кот. - Ты можешь отстать и остаться один.
        Котенок во весь опор помчался вперед, обгоняя взрослых, и вскоре почти нагнал предводителя. Степан достиг вершины лесистого перевала и замер над мерцающим за краем холма небосводом.
        - Стоять! - закричал он кошкам, и те рухнули, облепив собою склон горы. Котенок лежал в первых рядах, и Степан казался ему громадным, как монумент. Позади него грохотала и сверкала война, а перед кошками гордо двигалась могучая темная тень вожака.
        - Слушать меня внимательно! - приказал кот-предводитель. - Скоро перед вами откроется фронт. Он шумный и страшный. - От этих слов по спине у котенка пробежали мурашки. - Но знайте, его грохот не против вас! Это одни люди пугают им других людей. А до вас им нет дела. Я не буду давать много советов: вы забудете их, как только выйдете на линию огня. Ведите себя так, будто за вами гонится разъяренный пес. Двигаться нужно зигзагами, во весь опор, без оглядки и прямо навстречу огню. Вы - звери, и вы без всяких инструкций знаете, как вести себя при любой опасности. Когда окажетесь на той стороне, не прыгайте в окопы, быстрее прорывайтесь в тыл. Бегите до тех пор, пока война не останется далеко позади. Потом лесом пробирайтесь на запад, к небольшой реке, которая течет в глубоком-глубоком овраге. Идите по ее течению к заливу, пока не наткнетесь на взорванный мост. Я буду ждать вас под ним до завтрашней темноты. - Степан хищно мотнул головой, кажется, слегка зарычал и вдруг рявкнул: - А теперь вперед!
        Он медленно повернулся мордой к громыхающему зареву и, издав боевой рев, прыгнул, ринулся с вершины и скрылся за бугром. Кошки заскакали следом и волной понеслись вниз по склону холма. Котенок, подражая Степану, пискляво, но смело мяукнул и помчался в кошачьем потоке. Под холмом протекал ручей, кошки с разбегу плюхались в воду, выскакивали на берег и летели вперед через поле, пологим бугром пролегающим до горизонта. Кометами сверкали ракеты, хлопала шрапнель, расстилался дым. Тряслась и трепетала под лапами земля. В стороне ревели «катюши», выбрасывая в небо над врагом визжащий огненный град, черными кустами поднимались над горизонтом взрывы. Зверьки с воем неслись в лобовую атаку. Впереди показалось раскидистое дерево, росшее на бугре, за которым открывалась линия огня: широкая, черно-белая от мерцающих огней полоса взрыхленной земли, усыпанная скрещенными столбиками и обмотанная колючей проволокой.
        Кошки саранчой заскакали над русскими траншеями и блиндажами. Роняя котелки с едой, солдаты в ужасе прижимались к земле, когда над их головами полетели длинные хвостатые тени.
        Впереди простиралась нейтральная зона. В мерцающем свете войны на ней было видно все, как на ладони, и казалось, что проскочить ее живым невозможно. Падали снаряды, мины. Вырастали темные взрывы. Трассеры веером сновали над полем. Редкие кустики не могли служить не только укрытием, но даже маскировкой, ибо ветви были нагими. Кошки волной выскочили на линию огня и понеслись в направлении немецких позиций среди взрывов, противотанковых ежей и вьющейся колючей проволоки.
        Вряд ли кто-то из перебежчиков мог потом вспомнить в деталях весь этот безумный бросок. Спасшиеся, перепуганные до смерти зверушки мчались без оглядки уже в глубоком немецком тылу, ничего не соображая и не чувствуя. Прыткий котенок, очнувшись от шока, стал соображать, за кем ему увязаться, так как боялся, что самостоятельно до назначенного предводителем места добраться не сможет.
        Он видел, как перед ним в зарослях прошлогодней травы то и дело мелькают раздутые от страха кошачьи хвосты, но догнать их он не мог. Вскоре кошки углубились в лес и принялись скакать по пологому склону вверх, пробираясь между деревьями соснового бора. Они и впрямь вели себя так, будто за ними все еще гнался какой-то зверь. Вдруг один из котов, бежавший впереди котенка, пополз на брюхе и, судорожно дыша, свалился на бок.
        - Что с вами? - пытаясь отдышаться, спросил котенок.
        - Беги! - до хрипоты строго рявкнул кот, и котенок, подпрыгнув, во весь опор помчался дальше.
        Вскоре он залег в кустах, чтобы передохнуть перед невысоким глинистым спуском к проселочной дороге. Уже начало светать. Мимо, пригнув к земле головы и выставив костлявые лопатки, медленно, почти шагом двигались усталые ленинградские кошки. Только тут котенок понял, что он еще не последний. Кошки осторожно сбегали к дороге и ныряли в траву за ней.
        Когда поток беглецов иссяк, обессиленный котенок заставил себя подняться, чтобы не остаться в лесу одному. Был уже полдень, когда, плетясь позади, котенок увидел, что кошки ныряют в какой-то овраг. Он добрался до него сам и увидел, что внизу течет небольшая, спокойная, мутная речка. Кошки спускались к ней и жадно лакали воду.
        Котенок, скользя по крутому обрыву и впиваясь когтями в землю, добрался до источника и жадно приник к холодной влаге. Кошки молча пили, затем карабкались наверх и валились от усталости на землю так, будто хотели погреться на солнце. Бег давался котенку труднее, чем взрослым, но зато, передохнув, он скорее почувствовал в себе силы двигаться дальше. Большинство же кошек, после того как попили и прилегли на землю, подняться еще не могли. Они просто лежали и, тяжело дыша, надували и втягивали впалые животы. Истощенные, месяцами недоедавшие, они смогли преодолеть столько километров бегом, только подгоняемые ужасом. Теперь же силы оставили их, и они не могли подняться ни через час, ни через два. Редкая кошка поднималась и, пошатываясь, медленно уходила вдоль по течению речки.
        - Пойдемте, - тихо сказал котенок разлегшимся кошкам, - нам нужно идти дальше. Идемте же!
        - Иди, малыш, - сказала одна слабая кошка. - Мы еще отдохнем и придем до темноты. Ступай.
        Котенок жалостливо мяукнул и побежал вприпрыжку туда, куда уходили другие. В течение дня он натыкался на лежащих кошек, поднимал их, просил идти дальше, но некоторых из них он не сумел даже пробудить от тяжелого сна. Он видел, как низко кружат над оврагом черные вороны, ему становилось страшно, и он продолжал свой путь. Он привык к ощущению голода, но никогда раньше так не туманился его разум и не заплетались слабые лапки. Трижды он спускался попить из реки. Поначалу ему казалось, что он выпьет все, и ему еще будет мало, но сделав пару глотков ледяной до ломоты в зубах воды, он понимал, что уже напился.
        К вечеру котенка стали обгонять и поторапливать отставшие кошки. Наконец он стал постоянно видеть собратьев и впереди, и позади себя.
        Река петляла и забирала больше налево, так что видеть ее за поворотом они не могли. Лес иногда кончался, превращаясь в высокий холм или поле с лесной опушкой в конце. Когда начало смеркаться, пейзаж резко изменился: справа потянулась дорожная насыпь, а по ней стали изредка проходить деревенские люди, проезжать телеги и немецкие мотоциклы. Кошек это пугало, и они бежали, пригибаясь, будто во время охоты на голубей. Вдруг река с оврагом резко повернула вправо, дорога тоже, но не так круто, из-за чего отодвинулась от реки. Кошки увидели, что впереди одна дорожная насыпь врезается в другую. То был перекресток с шоссе, ведущего на мост через этот овраг. Когда из-за поворота мост вылез целиком, оказалось, что он разрушен. Большая часть его стального пролета отсутствовала, и искореженные балки валялись по склонам оврага.
        Кошки одна за другой ныряли во тьму под мостом. При свете собственных глаз они видели там множество собратьев, встречавших их голодными глазами и лежащих с поджатыми лапками. Котенок, войдя под укрытие, полез прямо по кошкам, как он привык это делать дома со своими братьями и сестрами. Взрослые не обращали на него внимания. Он забрался подальше от оврага, выше под мост, под самые стальные балки. Отсюда ему было хорошо видно всех, и он стал рыскать глазками в поисках вожака. Усталые животные перешептывались, некоторые уходили пить воду, а кто-то метался, ища своих близких.
        Вскоре котенок заметил того, кого искал. Кот с суровыми желтоватыми глазами сидел в сторонке и смотрел на собирающуюся толпу оценивающим взглядом. Наверное, прикидывал, сколько кошек не дошло и когда можно двигаться дальше. Если бы вожак был человеком, то он наверняка курил бы сейчас папиросу. Мама поручила котенку держаться к нему поближе и не отставать, так он и старался делать.
        Незаметно стемнело, и коты стали шуметь чуть громче. Они расслабились и успокоились. Всем казалось, что все опасности позади. Все помышляли о еде и предлагали наведаться в ближайшую деревню. Но их надежды вмиг развеял матерый кот-предводитель:
        - Тихо! - рявкнул он. Все вмиг замолчали и удивленно посмотрели, как бы припоминая, кто он такой.
        Кот прошелся вдоль рядов и вскочил на небольшой валун.
        - Братья и сестры! - призвал он. - Нам нельзя расслабляться. Путь наш только начался, и впереди нас ждет еще много трудностей. Я считаю необходимым сейчас же, под покровом ночи, двинуться в путь, и на рассвете устроить привал уже до следующей темноты. Я знаю, что вы устали, знаю, что многие из вас потеряли своих родных. Но призываю вас набраться мужества и терпения! Если мы используем эту ночь для относительно безопасного участка и дойдем до Петергофа, то сможем хорошенько передохнуть перед сложнейшим участком пути, где я потерял своих товарищей. Во время привала мы организуем отряд для добычи пищи и подкрепимся не только сном, но и едой. А сейчас приказываю всем подняться и бежать за мной!
        - Но мы не в силах двигаться!.. - загалдели кошки. - Еще не все подошли!
        - Тихо! - перебил их командным голосом кот-предводитель. - Мы должны идти. Без еды с каждым часом вы будете только слабеть и к утру не сможете бежать даже так, как сегодня. К тому же завтра придется двигаться днем, что много опасней. Я специально выдвинулся из города так поспешно, чтобы взять только самых решительных и выносливых кошек. - Он сглотнул и посмотрел на зверей исподлобья. - Всем встать! За мной - марш!
        Он спрыгнул с камня и стремительно вышел из-под моста. Котенок выскользнул за ним первым и побежал рядом. Кот двигался бойким шагом, а котенок за ним - то бегом, то рысцой, то вприпрыжку. Степан шел не оглядываясь, не проверяя, сколько кошек пошло за ним. А котенок, постоянно оборачиваясь, встречал взглядом нагоняющих кошек.
        Всю ночь они шли спокойно. Через каждый час вожак давал котам маленькие передышки, но после сразу поднимал их в путь, не позволяя окончательно расслабиться. Котенок начал клевать носом.
        - Не спи! - строго мяукнула идущая сзади кошка, черная, как сама тьма.
        Котенок сразу очнулся и, широко раскрыв глазки, побежал, обгоняя взрослых. Но вскоре задумался, погрузился в себя и вновь стал отставать.
        Однажды, когда котенок уже перестал и мечтать о привале, все остановились, зашуршали, закружились на месте и стали сворачиваться в клубочки среди сухих зарослей камыша.
        - Вставайте! Нам надо идти, - отчаянно призывал кошек котенок, но они, не обращая на него внимания, падали и сразу же засыпали.
        - Идемте, - говорил котенок, блуждая среди уже спящих кошек. - Идемте.
        - Ложись спать, - спокойно сказала какая-то кошка. - Завтра будет новый тяжелый день.
        Только тут котенок понял, что привал устроил Степан. Малыш повернулся, чтобы увидеть говорившую с ним кошку, но так и не нашел ее среди многих. Просто выбрал кошку попушистей, прижался к ее животу, как к своей маме, и закопался в теплую шерстку. Потом котенок уснул.
        Он проснулся в одиночестве. Иней колючим, словно паучьи лапки, налетом покрывал толстые покачивающиеся стебли. Котенку не хотелось вставать, как людям не хочется вылезать из-под теплого одеяла. Пышными хлопьями падал поздний снег, вдали привычно рокотал фронт.
        Котенок сел и сладко зевнул. Потом неожиданно всполошился, когда обнаружил, что большинство кошек исчезло, остались только самые исхудавшие. Котенок побежал в одну сторону, потом в другую, дальше, дальше - ни Степана, никого, только спящие облезлые доходяги.

«Я пропал! - подумал котенок. - Они ушли, не взяв с собой слабых».
        Он побежал наугад, в надежде, что еще сможет догнать Степана. Он бежал медленно, с волнением проснулся и голод, и лапки у котенка стали подкашиваться. Он смотрел по сторонам и часто замирал, когда ему мерещились тени.
        - Мяу! - пискнул котенок. Но в ответ ему лишь ветер, налетая, шуршал сухими стеблями да потрескивала вдали сухая капель канонады. - Мяу! - еще раз отчаянно крикнул котенок, как вдруг выскочил на полянку, где и собрались все кошки.
        Нарастающий ужас внезапно лопнул и превратился в дурную нелепость. Повеселевший котенок обошел затаившую дыхание толпу и, не стесняясь, уселся рядом со Степаном. На малыша никто не обратил внимания. Взоры всех были обращены на лежащую перед вожаком задавленную им курицу. А котенок все радовался, что кошки нашлись, и смотрел то на Степана, то на аппетитную птицу.

«Вот бы ее сейчас съесть, - подумал малыш. - Но ведь этого на всех не хватит. Как они собираются ее делить?»
        - Значит так, - по-командирски сказал кот-предводитель, - сейчас из вас выйдут вперед те, кто охотился в подвалах на крыс и ловил на чердаках голубей. Остальные пусть уйдут и ждут в камышах. Предупреждаю, что выйти должны только сильнейшие из вас.
        Прошло какое-то время, прежде чем сквозь толпу протиснулась и вышла к Степану жилистая, длинная и черная, как пантера, кошка. Она шла решительно и гордо, глядя Степану прямо в глаза.
        - Я пойду с тобой, - сказала она, косясь на аппетитную курочку. - Меня зовут Муся, и я передавила сотню голубей.
        - Хорошо, - согласился Степан. - Есть еще среди вас охотники?
        - Мы домашние кошки, мы ловим только мышей, - сказали из толпы.
        - Есть еще боевые кошки? Охота будет тяжелой, работать придется при свете и бодрствующих крестьянах. Но нас должно быть как минимум пятеро, чтоб хоть как-то накормить остальных.
        Все молчали.
        - Я пойду с тобой, - сказал исхудавший до дистрофии сиамский кот с бледно-голубыми глазами. - Когда-то я тоже сразился с проникшей в мою квартиру крысой.
        - Хорошо, но нужны еще двое, - сказал Степан.
        Видя, что никто не выходит, он закрыл глаза и вздохнул.
        - Ладно, выходите все, кто хочет помочь.
        Одна за другой из рядов протиснулось пять-шесть кошек.
        - Достаточно, - сказал вожак и выбрал из них двоих.
        Все остальные кошки, невольно косясь на еду, стали уходить в камыши.
        - Иди к ним, - сурово сказал котенку Степан. Тот сглотнул слюнку и ушел с остальными.
        - Не ешьте вдоволь, - сказал вожак оставшимся с ним кошкам. - Это помешает вам на охоте. Съедим чуть-чуть, разомнемся и пойдем в село.
        Животные кивнули и стали осторожно, по-львиному, раздирать добычу.
        Когда они поели, Степан предложил им побегать, и они стали носиться друг за другом, издавая боевой клич, похожий на детский плач. Вскоре из зарослей на краю села выглянули пять кошачьих голов, а потом Степан и его помощники рысью промчались через проселочную дорогу и нырнули в траву под ближайшей оградой.
        - Слушать мой приказ, - сказал вожак. - Одна из вас заляжет на стреме в зарослях огорода и оповестит нас криком, если появятся человек или собака. Вы двое зайдете с одной стороны в курятник, мы с Мусей притаимся с другой. Ваша задача - не спеша, но со страшным ревом бежать прямо в нашу сторону. Потом схватить раненую птицу и удирать с добычей во весь опор. Главное, берегите глаза. Все понятно?
        - Так точно! - прошептали кошки и перемахнули через забор.
        Кошки пробежали, прижимаясь к полу, по узким дощатым дорожкам огорода и выбежали к стайкам, где хрюкал поросенок. Зарослями рыжей ботвы охотники скользнули к курятнику с металлическими решетками под шиферным навесом. Одна кошка осталась лежать в траве у прохода к сараям. Две умчались на другую сторону, а Степан и Муся тихо проползли в лаз под курятник.
        Когда кошки с душераздирающим ревом погнали кур с полок, переполошенные птицы, прыгая друг на друге, сбились в один угол курятника. Поднялось оглушительное кудахтанье, вихрем взвились и посыпались перья, и тут два охотника обрушились на добычу с фланга. Теперь не только перья, но и сами куры ураганом заметались по узкой клетке. Две минуты - и четыре кошки выскользнули из-за стаек, держа в зубах еще бьющихся птиц, и помчались к ограде. Оглушительно залаяли псы, заорали люди, полетели вилы и поленья, но пять воришек мастерски перемахнули двухметровый забор и умчались в заросли за дорогу.
        Охота удалась на славу. Вскоре все кошки, выбравшись из камышей, разбрелись по полянке со своим куском свежего мяса, и, невольно урча от удовольствия, жадно принялись за еду. Котенку достался маленький кусочек, но этого вполне хватило, чтобы почувствовать себя поевшим лучше, чем за все предыдущие дни своей жизни.
        Кошки уходили с засыпанной перьями полянки и валились отдыхать в зарослях камыша.
        День тянулся долго, а они бездельничали, просто лежали и ждали наступления темноты. К середине дня стало тепло, и даже не верилось, что с утра шел снег. Где-то в стороне все так же равномерно погромыхивал фронт. Неподалеку была вырыта канавка для орошения поля. Кошки ходили туда пить и одна за другой сменялись над ручьем. Из-за тревоги отдых не получался, и мечтавшим о нем зверям стало казаться, что они теряют время. Вечером охотники совершили еще один рейд в село. Когда они были там, до зарослей камышей донеслись два ружейных выстрела, и все звери переполошились. Однако все обошлось и охотники вернулись невредимыми. Но только с тремя птичками. Кошки перекусили еще раз и продолжили дожидаться темноты.
        Эпизод VII
        Хэтао - страна драконов
        - Мы продолжаем прямую трансляцию казни военного преступника, исполнителя чудовищной политической диверсии. Напомним, что террористическая акция была произведена вчера на рассвете шестнадцатилетним диверсантом, долгое время скрывавшемся под личиной юдолянского школьника. По сообщениям пресс-службы правительственной комиссии, в настоящий момент проводятся экстренные мероприятия по задержанию организаторов беспрецедентной подрывной акции. Пока что следствие располагает…
        Тариэл щурился от дневного света. По команде офицера он скованной походкой медленно двинулся по рее. Он не прислушивался к словам приговора и не смотрел на собравшуюся вокруг карьера толпу. Он просто брел к своей последней цели.
        Он еще не дошел до самого края, когда раскаленный прут хлестнул его под колено. Слабый хлопок, ноги Тариэла подкосились, ветер засвистел у него в ушах, и он с чудовищной силой ударился о поверхность воды. Миллионы пляшущих пузырьков скользнули за ним в бездну, потом отстали и ринулись обратно наверх. А свинцовые браслеты потащили Тариэла в темные глубины затопленного карьера.
        Он проваливался долго-долго, пока тьма, наконец, не поглотила его целиком.
        Тьма. Только маленькая-маленькая бледная дырочка в самом центре воронки. Давление стало таким сильным, что кровь хлынула из ноздрей Тариэла и заклубилась, растворяясь в воде, словно чернила. Наконец он приземлился на острые камни, устилающие покатое дно, и покатился по уступам вниз.
        Вдруг на месте дырочки, светившейся там, появилось бледное озерцо, которое тянуло утопленника к себе. Тариэл, медленно двигался по дну оврага и с удивлением наблюдал, как глубинная линза становится все больше и больше. Казалось, озерцо живое. Наконец оно поглотило связанного юношу и неспешно сомкнулось, как гигантский кошачий глаз.
        Давление почти пропало и стало легко, как в невесомости. Нечто мягкое заколосилось вокруг, щекоча кисти рук и шею.
        - Ты слышишь меня, человек? - спросил ласковый женский голос.
        - Кто ты? - удивился Тариэл.
        - Не смотри на меня, - вместо ответа сказала таинственная собеседница.
        - Я умер?
        - Ты существуешь.
        - Но кто ты?
        - Меня зовут Рату. Я царица-привратница бездны - той, что снизу и наверху.
        - Почему я не могу смотреть на тебя?
        - Смотри.
        Тариэл открыл глаза. Во тьме, среди мохнатых извивающихся водорослей, медленно перебирал щупальцами силуэт осьминога.
        - Как я могу разговаривать с тобой? - спросил Тариэл.
        - Мы говорим только в мыслях. Я читаю твои и подсказываю свои тебе, - ответило чудовище тихим мелодичным голосом. - А теперь следуй за мной. Я провожу тебя к берегу, на поверхность.
        - Но я не могу, - не размыкая зашитых уст, посетовал Тариэл. - Я связан.
        - Я помогу тебе.
        Щупальца со скользкими присосками обвили юношу, поволокли по дну, и Тариэл быстро заскользил по приятным мохнатым водорослям. Поднимая его со дна, Рату спросила:
        - Ты можешь плыть на спине?
        - Да.
        Сквозь водную рябь замерцал неяркий свет. Еще мгновение - и юноша оказался на поверхности. Только теперь горькая вода ударила ему в нос, и он понял, что наглотался. Стал откашливаться и судорожно дышать через зашитый рот. Наконец он немного пришел в себя и лег на спину. Все это время щупальца поддерживали его из-под воды, и когда он расслабился, глядя в вечернее небо, они медленно повлекли его на берег.
        Дивное озеро, по которому плыл Тариэл, было окаймлено лесистыми горами и скалами с заснеженными вершинами. Юноша плыл на спине и видел первые звезды, уже появившиеся в небе. Он думал, что все это ему снится, и не задавал себе лишних вопросов. Тем более что жизненные силы его были на исходе, и он несколько раз терял сознание. Когда после очередного забытья он вновь пришел в себя, из-за горы выплыл белый серп месяца в сверкающей дымке. Он еще никогда не видел такой чистой луны, и от этого она показалась ему игрушечной, словно включенной в розетку. И Тариэл улыбнулся ей, как смог.
        Щупальца подняли юношу над водой и положили его на траву, росшую на невысоком обрыве. Тариэл долго лежал в уверенности, что осьминог удалился обратно в глубины. Но как только его посетила эта мысль, вода под обрывом всплеснулась, и по ней разбежались круги, сверкающие в лунном свете.
        Совсем рядом с берегом была дремучая чаща, и тяжелые ветви сосен лапами свисали над озером. Иногда Тариэл слышал, как поскрипывают и потрескивают качаемые ветром стволы, словно бы медленно переговариваясь между собой.
        Внезапно лес действительно ожил, что-то темное двинулось к Тариэлу. Раненому стало невыносимо жутко, он замычал и, связанный, дернулся обратно к обрыву, как к укрытию. Глаза его в ужасе вскинулись на дремучую чащу, из которой вышел большой косолапый медведь.
        - Зачем ты звала меня, царица Рату? - прорычал зверь.
        Вода под обрывом снова всплеснулась, а медведь прошел мимо юноши и склонился над водой, выставив острый горбатый загривок. Потом зверь покосился на связанного и вновь обратился к воде:
        - Рату, я переломал все зубы, высвобождая лесных зверушек из железных капканов.
        Медведь снова замер. Потом покорно протянул:
        - Ладно…
        Зверь подошел к Тариэлу.
        - Мальчик, ты сможешь на меня забраться?
        Пыхтя и ворча, он лег подле Тариэла и добродушно пригласил:
        - Садись, не бойся. Хватай старика за загривок.
        Тариэл вскарабкался и устроился на мохнатой туше. Медведь еще поворчал и не спеша, чтобы не уронить Тариэла, вернулся в дремучий лес.
        В полубреду юноше казалось, что медведь брел бесконечно: то карабкался по уступам, то осторожно спускался со склонов. В конце концов, силы оставили Тариэла совсем, и он погрузился в глубокое забытье.

* * *
        - Вильке, мама просила тебя съездить к волшебнику за зельем для грибов! - закрывая за собой калитку, крикнула Марлена.
        - Конечно, я и так к нему собирался, - ответил хозяин с крыльца виллы. - До завтра! Передай братьям гномам, чтобы копили золото на мое представление!
        - Ладно! - смеясь, сказала девочка и ушла.
        В это время владыка Сергиус, работавший в своей обсерватории, поймал в объектив телескопа редкое созвездие, обычно затмеваемое сиянием Марса. И в этот самый момент сквозь созвездие промчалась маленькая хвостатая комета.
        - О, Боже! Это феноменально! - воскликнул озадаченный волшебник и, соскочив со своего высокого сиденья, помчался к беспорядочной груде книг.
        - Только бы не забыть координаты, - бубнил переполошившийся звездочет. - Спектральный косинус - шесть световых лет по галактической параллели и восемь градусов по небесному меридиану…
        Сергиус знал, что все удивительные события на звездном небе совпадают с удивительными событиями на земле. Он открыл старинный небесный атлас, подаренный ему пятьсот лет назад волхвами, и принялся отыскивать разъяснение сего космического явления.
        Наконец его лупа замерла, он вчитался и обомлел. Он вскинул старческие глаза к звездному небу, видневшемуся сквозь щель в куполе обсерватории.
        - Это удивительно, - прошептал волшебник. - Неужели у него все-таки получилось?
        Он схватил жезл, книгу и помчался вниз, выбивая пыль из ветхих деревянных ступенек винтовой лестницы. Потом побежал через весь замок по освещенным факелами коридорам в свой кабинет. По пути ему встретился карлик Нонпарель в ночной рубашке, колпаке и со свечою в руках. Слуга поклонился и галантно поинтересовался:
        - Добрый вечер. Прошу прощения, куда вы так спешите?
        Но волшебник с огромной книгой промчался мимо, не обратив на него внимания, потом опомнился, вернулся и возбужденно ответил:
        - У него получилось!
        - У кого? - спросил недоумевающий карлик, когда волшебника уже и след простыл.
        Сергиус ворвался в свой кабинет, бросил пыльный атлас на стол, открыл стеклянную дверь и выбежал на террасу. Принюхался и осмотрел звездное небо.
        - Готово сердце его! - торжественно воскликнул он, воздев сверкающий жезл. - Ликуйте, жители Боденвельта - страны меж морями Запада и Востока! Торжествуйте, обитатели леса! - И тихо добавил: - Будь гостеприимна и ты, о привратница древних глубин…
        Рано утром Вильке сел на велосипед и лесной дорогой покатил в замок владыки Сергиуса. Стража без вопросов пропустила толстенького велосипедиста. Он пожелал нарядным воинам доброго утра, а они ему - удачи. Но удачи в этот день было мало - к волшебнику мальчик не попал. У входа в покои его встретил Нонпарель:
        - Увы, дорогой Вильке, сегодня волшебник не может тебя принять. - развел он руками в белых перчатках. - Хочешь мороженого?
        - Что за вопрос?! - охотно принял предложение Вильке, и карлик повел его за собой.
        - Вильке, ты не против, если мы полакомимся прямо на кухне? - виновато сказал слуга. - Не хочется накрывать в столовой.
        - О чем разговор, дружище! - воскликнул Вильке. - Мне и самому любопытней побывать на кухне, пообщаться с вашими поварами, чем просиживать штаны в столовой. Я ведь будущий трактирщик, прямой наследник «Друзей дракона».
        - Это сам господин Генрих сказал? - улыбнулся Нонпарель.
        - Пока нет, но мы понимаем друг друга с полуслова, - уверенно сказал Вильке.
        - Ну что ж, это было бы просто прекрасно, - согласился слуга в треуголке. - А вот насчет поваров, боюсь, мне придется тебя огорчить.
        - А что такое?
        - Видишь ли, в этом замке поварские функции с прошлого века выполняю я, - признался слуга. - Кроме того, я занимаю еще должности управляющего хозяйством, смотрителя за сквозняками, писаря, редактора газеты «Так сказал Мимненос» и курьера самого почтеннейшего владыки Сергиуса. Ну, сам понимаешь экономия средств, плюс качество кадров…
        - Как же ты справляешься со всем этим?! - восхищенно воскликнул Вильке.
        - Тише, тише, мой друг, - попросил карлик, ковыряя в ухе мизинцем. - В замке принято соблюдать тишину. Пойми, Вильке, к нагрузке с годами так привыкаешь, что потом при ее снижении чувствуешь себя неуютно. Так бывает с трудолюбивыми людьми, которых списывают на пенсию. Это может стать настоящим ударом. По мне так лучше трудиться вдвое больше, чем оказаться ненужным. Тем более у меня есть помощники-поварята.
        Они спустились по каменным ступеням в небольшую подвальную кухню со сводчатым потолком, маленькой мебелью и гарнитуром. Котлы и сковороды, покрытые черным нагаром, висели прямо на стенах. Каменная печь с причудливой вытяжкой над плитой была оснащена ступеньками для маленького повара.
        - Это мой кабинет, - развел руками и как-то грустно улыбнулся карлик.
        Кухня была не пуста - два маленьких человечка, что-то напевая, мыли посуду: один полоскал ее в тазике, другой протирал полотенцем и составлял на полку.
        - Вот они, мои милые помощники, - представил Нонпарель. - Мои племянники Бабашка и Марзан.
        Человечки, не прекращая петь и даже пританцовывать, повернулись к Вильке и поклонились.
        - Они совсем еще юные, им всего лишь по тридцать лет, - сказал Нонпарель. - Но они помогают мне везде, где только возможно. С утра трудятся на кухне, а с вечера - в типографии газеты. Давайте, ребятки, перерыв устроим и мороженого поедим - крем-брюле!
        - Крем-брюле! - хором воскликнули человечки, бросили работу и побежали за лакомством. Они откинули крышку в полу, где был колодец для охлаждения продуктов, и за веревочку вытянули из ледяной воды багровый бидончик.
        - Я и сам искуснейший повар в здешних местах, - начал заливать Вильке. - По крайней мере, у нас в Кругозёре…

… Пока Вильке, Нонпарель, Бабашка и Марзан лакомились мороженым крем-брюле и весело болтали, Сергиус и Каздоя в одной из комнат замка при свете множества свечей врачевали доставленного медведем юношу.
        Тело, покрытое простыней, безжизненно лежало на дубовом столе. Волшебник с помощью причудливых приспособлений извлекал из губ Тариэла проволоку, а Каздоя подавала снадобья и тампоны, бубня при этом свои заклинания.
        - Ай-яй-яй. Какие люди могли так поступить, - щурясь в пенсне, сетовал Сергиус. - Разве так можно? Он же еще такой юный. Ай-яй-яй. Ножницы, милая. Так. Тампон. Цапки. Я сказал, цапки! Зажим. Тампон. Так. Шьем. Ага-а. Ну, перестань уже бубнить, надоела!
        Каздоя сделала возмущенно-оскорбленный вид, но замолчала. Не время было ругаться.
        - Сколько у нас еще яда Мимненоса? - спросил волшебник.
        Ведьма отошла к столу со снадобьями, где среди колб и реторт громоздилась десятилитровая бутыль. Прикинула, сколько там жидкости, и сказала:
        - Литров восемь еще.
        - Хорошо, - сказал волшебник. - Но на мальчика придется истратить не меньше двух литров. Иначе он не поправится. Милая, сделай ему еще два укола и промой коленку пятипроцентным раствором.
        Еще один кусочек проволоки звонко упал в эмалированную ванночку.
        - Та-ак, - сказал на это волшебник. - Все заживет, все. Нет такой болезни, которой бы не исцелял яд Мимненоса. Ведь это концентрированная милость нашего змея. Она позаботится о каждой клеточке, оживит и очистит, так что станешь еще здоровей, чем прежде.
        Очередной металлический стежок был извлечен из губ Тариэла и вновь звонко брякнулся в кривой тазик.
        - Каздоя, прошу тебя, потолки марганец пополам с углем.
        Ведьма развязала маленькие мешочки, вытащила из каждого из них по горсти, бросила в чугунную ступку и принялась тихо размалывать комочки пестиком.
        В коридоре послышался веселый шепот, стеклянная дверь приоткрылась, и сквозь занавеску просунулась любопытная голова Вильке.
        - А что это вы тут делаете?
        - Кыш! Кыш! - шепотом закричала Каздоя, размахивая увесистым чугунным пестиком.
        Вильке испуганно выпучил глаза и скрылся обратно за дверь. Из коридора донеслись хохотки Бабашки и Марзана.
        - Кто это у них там? - спросил Вильке. - И чего они с ним делают?
        - Это раненый мальчик, - сказал Бабашка. - Его ночью принес из леса старый медведь.
        - Он что, заблудился? - предположил Вильке.
        Карлики пожали плечами:
        - Не знаем, но почему-то нам запретили даже взглянуть на него.
        На кухне Вильке и поварята здорово подружились. Вильке рассказывал им о Франке, Марлене, Лорде, овце и пригласил карликов на свое вечернее представленье. Он съел полбидона мороженного и был полон веселого настроения на весь оставшийся день. Что касается представления, то оно должно было состояться сегодня вечером в «Друзьях дракона». Вильке обещал, что его дурная овца по кличке Стрекоза будет петь и танцевать так, что все обомлеют. Народ, конечно, посчитал, что это его очередное вранье, но поскольку представление было назначено на конкретный час, многие все же решили придти в трактир. И вечером заведение господина Генриха было забито до отказа.
        Кого тут только не было! Из гномов здесь были не только лесные братья-завсегдатаи Коэн, Оэн, Жоэн, Зоэн, Гоэн, Соэн и Фоэн, но и их дальние родственники из горных. Эти бородатые типы, не отличаясь великой учтивостью, щипали за бедра служанок и задирали охотников, хватаясь за свои кирки и секиры и разражаясь при этом оглушительным смехом. Госпожа Изольда постоянно делала им замечания и грозилась больше не пускать в заведение, но те в ответ рассыпались в тысячах извинений и просили поднять для них из подвалов еще один бочонок рома: «Может, он сможет нас успокоить! Га-га-га!»
        В этой же шумной компании скромно сидели братья Бабашка и Марзан. Они потягивали из деревянных кружек сидр и улыбались дурацким гномьим шуткам, вроде засовывания бороды соседа в тарелку с супом или поочередного пуканья в различных тональностях. А то и одновременного - в консонансных интервалах. Бабашка и Марзан заверили бородатых, что они на четверть гномы, и те присвоили им звание «недогномов», сказав, что для них и это должно быть предметом гордости.
        И, конечно, здесь присутствовало много соседей и друзей Вильке и Франка, которых они пригласили сами.
        Собрались все задолго до указанного Вильке часа, да и с началом затянули, так что зрители были уже изрядно подвыпившими и разморенными. В трактире клубился табачный дым, девушки с подносами не успевали подносить выпивку и закуску. Тесно было не только из-за количества гостей, но и из-за того, что добрую треть места занимала специально устроенная сцена.
        Франк остался у мельника, так как его от этого номера уже тошнило - на многочисленных домашних репетициях Вильке привлекал его в качестве критика и помощника.
        За кулисами в кухонном коридоре стояли и овца, и наряженный Вильке, а вокруг крутилась Марлена, поправляя его прическу и наряд дрессировщика. На Вильке была соломенная шляпа, жилетка, как у всех жителей Кругозёра, рубашка с деловито подвернутыми рукавами, а на груди красовался оранжевый бант. В одной руке Вильке держал трость с набалдашником, он выпросил ее у господина Генриха насовсем, а в другой руке - поводок.
        Вильке так волновался, что с него лился пот. Марлена сняла с него шляпу, обмахнула его и вернула головной убор на место.
        - Ну все, я пошла, - решительно сказала она. В представлении на нее было возложено две немаловажных роли: объявлять номера и подыгрывать на фортепиано.
        Она последний раз вздохнула и выскочила на сцену.
        Вильке присел на корточки и погладил овцу по кучерявой мордочке.
        - Ну, давай, не подведи, Стрекоза.
        Официально овцу звали именно Стрекоза. Но так как обычно ее звали просто «овцой», она вряд ли догадывалась о своем настоящем имени.
        - Уважаемые дамы и господа!
        Марлена не успела договорить, как часть зала взорвалась аплодисментами:
        - У-у! Браво! Брависсимо! На бис!
        - А также гномы, охотники и их собаки!
        - Так детка! Так держать! - захрипели бородачи. - Гав! Гав! Гав! - подхватили собаки. - Ау-у! - взвыл от радости какой-то пес.
        - Мы искренни рады приветствовать вас всех, любезнейшие друзья дракона, в нашем уютном клубе!
        - Ау-у! - опять взвыл пятнистый дог.
        - Покажи нам, покажи! - закричал какой-то перебравший гном, но подзатыльник собрата тут же уложил грубияна под стол.
        - Сегодня вы станете свидетелями невероятного номера! - торжественно объявила Марлена, садясь за инструмент. - Рада представить вам великого укротителя Вильке Боргена с номером «Танцующая овца». Встречайте!
        Оглушительные овации - и на сцене появился Вильке со своим белоснежным животным. Когда все притихли, музыка заиграла, Вильке сунул трость под мышку и воскликнул:
        - Три-четыре!
        Глядя себе под ноги, он принялся интенсивно отстукивать чечетку. Овца же стояла, как вкопанная и с испуганным любопытством разглядывала гостей. Вильке, не замечая этого, выкладывался по полной: вот он, крутя тросточку, как пропеллер, пошел в сторону и потащил за собой на поводке упрямую овечку, а потом, чуть не задушив животное, вернулся снова на середину.
        Послышались первые свистки - конечно же, со стороны нетерпеливых гномов. Им же обещали, что танцевать будет не дрессировщик, а овца. Ситуация и впрямь была нелепой - словно бы овца показывала способности выдрессированного ею человека, а не наоборот.
        Свист усилился. Вильке, наконец, бросил взгляд на Стрекозу и с ужасом обнаружил, что животное не танцует. Не прекращая плясать, он задергал овцу за поводок и начал строить угрожающие гримасы.
        Поднялся оглушительный хохот. Смеялись все: гномы, люди и даже друзья Вильке. Тихая госпожа Роза, у которой Марлена училась цветочному делу, и та заливалась смехом, кокетливо прикрывая пальцами кругленький ротик.
        Вильке остановился, сделал гостям знак рукой, поймал такт и начал плясать заново. Все притихли, потому что овечка вдруг начала из стороны в сторону шатать головой. У нее это получалось в ритм, но взгляд оставался такой же придурковатый. Вдруг она выставила одну ножку, потом другую и, продолжая бездумно смотреть перед собой, сделала робкое па. А Вильке в это время неистовствовал, чечеткой выбивая пыль из дощатой сцены. Но и овца теперь действительно пританцовывала: она подпрыгивала, стучала четырьмя копытцами, скрещивала ноги и крутилась на месте.
        Вильке торжествовал. Когда танец окончился, он даже рухнул на одно колено, развел в стороны руки и склонил голову, уронив со взмокших кудрей несколько капель пота.
        На поклон их вызывали шесть раз. Овца стала упрямиться, упираться копытами в пол, и Вильке приходилось силой вытягивать ее на сцену за поводок. Восхищенные люди и гномы в седьмой раз подняли гвалт аплодисментов, чтобы вызвать артистов, но Марлена встала из-за инструмента и принялась успокаивать публику. Когда гомон улегся, девочка объявила:
        - Дамы и господа, а теперь великий Вильке Борген и его укрощенное животное продемонстрируют вам свой смертельный… То есть я хотела сказать, невероятный номер под названием «Поющая овечка»! Встречайте!
        Публика вновь шумно приветствовала мальчика и овцу. Марлена вернулась за инструмент, и когда все примолкли, торжественно заиграла бравурный туш. «Та-та-та! Та-та-та!! Та-та-та!!!» Вильке строгим взглядом гипнотизера посмотрел на овцу, и та робко выдала:
        - Бе-е.
        Овациям и хохоту, казалось, не будет конца, и золотые монетки градом посыпались на великого Вильке - бесстрашного укротителя белой овцы. Когда золотой град прекратился и публика притихла, на сцену поднялись лесные гномы в капюшонах всех цветов радуги и с музыкальными инструментами в руках. Подошло время их участия в концерте, ведь сейчас Вильке переходил к излюбленной и самой затяжной части программы - пению заводных песен:
        Один баран почтенный
        Всегда носил в кармане
        Чернила, авторучку
        И толстую тетрадь.
        Зачем он это делал?
        Ну что же, я скажу вам:
        Баран любил ужасно
        Сидеть и сочинять.
        Садился он на кочку,
        И брал он авторучку,
        И долго-долго-долго
        На дерево глядел.
        А иногда на бочку,
        А иногда на тучку,
        А иногда на Жучку, -
        Потом пером скрипел.
        Писал он про букашку,
        А иногда про пташку,
        Про мошку и про кошку
        И просто так писал.
        Потом он с выраженьем
        Читал стихотворенье,
        А кончив это чтенье,
        От радости плясал.
        …И лет прошло немало.
        Барана уж не стало,
        Но учат все овечки
        На память до сих пор:
        - Бе-бе… - поют про бочку,
        - Бе-бе… - поют про тучку,
        - Бе-бе… - поют про кошку,
        Про двор и про забор.[Стихотворение И. Пивоваровой. Дописано С. Буркиным.]
        Овечка наша тоже,
        Поет себе пригоже,
        Когда ее ребята
        Попросят очень спеть.
        И как баран когда-то,
        Она танцует тоже,
        А для чего овечке,
        Как дурочке сидеть?
        После бурного вечера Марлена, Вильке с овцой, Лорд и племянники Нонпареля поднимались на второй этаж, где была гостиница и комнаты хозяев. Здесь же был небольшой каминный зал для отдыха и тихих вечерних бесед. Друзья весело обсуждали представление, смеялись, передразнивали друг друга и гномов. Они не знали, что пока они развлекались, в заведение прибыл сам волшебник Сергиус, Нонпарель и кое-кто еще.
        Когда друзья отворили дверь комнаты, то растерялись от удивления. В зале восседали в креслах-качалках волшебник и какой-то важный тип в черном кафтане и накидке, застегнутой на драгоценную брошь. Оба курили трубки. Подле Сергиуса на гномьей табуреточке сидел Нонпарель в плаще, треуголке и с зонтом в руках.
        - Здрасьте! - сказал опешивший Вильке. - Тут занято?
        - Заходите-заходите, - сказал волшебник.
        Пришедшие кучей ввалились в залу и разместились на шкуре около камина.
        - Эх, Сергиус, дорогой, - цокнул Вильке, - знал бы я, что ты к нам приедешь… А это кто с тобой?
        Вильке сказал это так громко и невпопад, что ему самому стало немного неловко. После минутной паузы волшебник сказал:
        - Знакомьтесь, друзья, это мой друг Рудольф из Жуткого Брейгеля, искуснейший кузнец и мастер ювелирного дела.
        Человек в накидке приветствовал ребят кивком.
        - А где же Франк? - спросил волшебник.
        - Он у мельника Зигмунда, - ответил Вильке.
        - Как бы его вызвать? - спросил Сергиус.
        - Гав! - подал голос Лорд. - Я могу сбегать.
        Рыжий пес, виляя хвостом, умчался, а волшебник стал излагать суть своего визита.
        - Сегодня ночью, наблюдая за звездами, я стал свидетелем крайне редкого космического явления. Я поспешил обратиться к древним преданиям волхвов-звездочетов, для того чтобы истолковать его. И вот, в книге звезд было недвусмысленно написано, что такое явление сопровождает переход человека из дольних миров в наш. А тут, друзья мои, нужно кое-что понимать. Дело в том, что врата двух миров отворяются только для избранных. Царица Рату, с незапамятных пор охраняющая древний лаз, пропустила в наши пределы юношу из владений коварного белесого змея.
        По ходу рассказа волшебника вернулся запыхавшийся Лорд, а с ним Франк. Они тихо присели к ребятам.
        - И вот на рассвете в мой замок был доставлен искалеченный мальчик лет шестнадцати. Все тело его было поражено страшными язвами, а следы пыток привели меня в ужас. Весь день мы вдвоем с ведьмой врачевали несчастного, применяя самые драгоценные из волшебных лекарств. Сейчас жизнь юноши вне опасности, я оставил его, внушив глубокий целебный сон, в котором он и пробудет ближайшие сутки.
        Все мы помним, как примерно год тому назад появились Вильке и Франк. Нельзя не радоваться, видя, как легко они прижились здесь и стали для нас родными. Но это говорит о том, что они были готовы. Они как бы всегда внутренне были гражданами нашей страны. Франк рассказывал мне, что когда они с Вильке были в ином, более жестоком мире, то и там играли в нашу страну, сердцем предугадывая ее волшебный облик. Поэтому когда появился Вильке, его практически не пришлось лечить, я дал ему только легкий раствор доброты Мимненоса. А через десять дней почти также удачно появился Франк, я прописал ему снотворные снадобья, а когда он проснулся, взял его к себе, чтобы понаблюдать за ним, и с радостью обнаружил, что он тоже совершенно здоров.
        - Но сегодня мы столкнулись совсем с другим, - мрачно сказал волшебник. - И плоть, и душа, и сердце мальчика искалечены до неузнаваемости. Он походил на маленькое чудовище, еще не виданное в нашей стране. Трудно себе представить, через какие испытания ему пришлось пройти, чтобы его сердце стало готово совершить переход в Боденвельт.
        Волшебник замолчал и внимательно осмотрел собравшихся.
        - Для того чтобы вернуть мальчику радость к жизни, недостаточно одних только лекарств, - заключил волшебник. - Ему нужны забота и доброта. Он познал столько зла, что едва ли будет общителен и приветлив. И здесь я возлагаю большие надежды на вас. Вы должны принять его и полюбить еще до того, как сердце его окончательно восстановится. И чем больше дружелюбия он примет от вас сейчас, тем скорее и полноценнее будет его выздоровление.

* * *
        Тариэл проснулся только через два дня. Хотя его телесное исцеление было налицо, в душе юноши было далеко не все в порядке. У него часто случались припадки, во время которых его окутывал нечеловеческий страх и он порывался бежать из замка. Он все время спрашивал у Сергиуса, где его крылья, и умолял дать ему полетать.
        Волшебник понял, что замок напоминает мальчику о чем-то нехорошем. Поэтому он решил отправить Тариэла в усадьбу Каздои, где царил древний покой на лоне природы. Но и там первое время юношу приходилось даже связывать и поить снотворным, когда он начинал буйствовать и порываться кого-то спасать. Волшебник прописал Тариэлу покой, и первое время, кроме него самого, в усадьбу никто не приезжал.
        Жилище Каздои находилось в дремучем лесу среди вековых дубов и больше напоминало вытянутую в ширину избушку. Окна ее касались земли, так как от времени деревянный дом осел и даже чуточку покосился. Массивная крыша также вся прогнулась, поросла травой и мхом. Крыша была такой огромной, что напоминала шляпку старого гриба и, казалось, вот-вот коснется земли. В усадьбе был небольшой водоем, почти полностью затянутый ряской. Он больше походил на болото, но на нем росли прекрасные кувшинки, и все обитатели усадьбы называли его «нашим озером». В ограде у ведьмы бегало несколько коз и пара овечек. А в самом доме и на чердаке жило великое множество кошек.
        Тариэл поселился в небольшой хижине, больше напоминавшей сарай или, скорее, баню. Все было сделано так, чтобы он не чувствовал себя в неволе. Его действительно никто не стеснял, но за каждым его движением следили деревья и звери волшебного леса. Обитатели лесной усадьбы докладывали о нем хозяйке, а ведьма тут же передавала новости волшебнику через придворного ворона Метранпажа.
        Юноша лишь смутно понимал, что с ним происходит. Он много спал и почти не разговаривал, считая всех шпионами змея. Он боялся леса, шарахался даже от самой безобидной белочки или лягушки. Но странным образом он начинал ощущать лес так, будто что-то забытое из раннего-раннего детства или давнишнего сна настойчиво пытается возвратиться к нему вновь. Впрочем, и Юдолия теперь казалась ему тревожным сном. Воспоминания его затуманились, будто ему оставил их кто-то другой, живший давным-давно в другой вселенной, тот, кого давно уже нет. И все они были так тяжелы, что он не хотел к ним возвращаться. Но одна их часть, Нестан, не давала ему покоя. Он думал о ней всегда, хотел тут же, сейчас же броситься на ее спасение. Но не мог. Он не знал, где он и где она, и сколько лет и миль отделяет их друг от друга.
        Вопросов было так много, что они могли задавить его. Поэтому волшебник, которого Тариэл принимал за врача, советовал ему как можно меньше думать и тревожиться, а лучше и вовсе постараться все забыть.
        Ведьма приходила к нему дважды в день. Первый раз - до рассвета, пока юноша еще спал. Она приносила ему завтрак и оставляла возле двери в корзинке. А второй раз - когда приносила обед. Пока мальчик ел, она прибиралась, кряхтела и бубнила свои заклинания. Волшебник приезжал через день. Он светил Тариэлу фонариком в глаз, каждый раз говорил, что мальчик идет на поправку, прописывал новые лекарства и, как бы спеша к другому больному, поскорей уезжал.
        Хижина Тариэла была далеко от дома старухи - минутах в десяти ходьбы или даже больше. И Тариэл думал, что живет в этом лесу абсолютно один, а разные диковинные гости лишь навещают его приют.
        Бывало, он просыпался ночами от страшного сна, весь в холодном поту. Но благодаря снадобьям, которые он получал вместе с едой, он не мог вспомнить свои сны. Тогда он ложился вновь и боялся пошевелиться. Хижина его была такой ветхой, что через стены было слышно, как шуршит ночной лес и падают жухлые листья, как кричит сова и квакают лягушки, как перелетают с ветки на ветку летучие мыши и скрипят стволы вековых дубов.
        Прошел март, за ним начался совсем уж прекрасный апрель. Ночи стали темнее и короче, цветы повылезали отовсюду, где только можно, и даже крыша ведьминской избушки поросла аккуратненькими цветочками на тоненьких прямых стебельках.
        Однажды Тариэл проспал до самого обеда, а когда вышел из хижины под кроны цветущей яблони, обнаружил там две корзинки - с завтраком и обедом. Тариэл чувствовал себя замечательно, как никогда раньше. Ему вдруг захотелось побегать по лесу, крича во все горло. И он помчался.
        - Что за новое чудище появилось в наших лесах? - спрашивали звери друг друга, шарахаясь от Тариэла.
        - Кажется, на поправку идет наш мальчик, - сказала ведьма, оторвавшись от стряпни. - Лети-ка, Метранпаж, сообщи эту новость волшебнику.
        Ворон поправил крылом пенсне на огромном клюве и, вспорхнув из-под крыши избы, вылетел из дремучего леса. Он направился прямо на запад - туда, где в серебряной дымке горбатились лесистые сопки.
        В это время Тариэл, споткнувшись о корень, оцарапал подбородок о землю, сел и, тяжело дыша, стал думать, не заблудился ли он. В лесу было тихо: он распугал всех зверей в округе, и только деревья с опаской наблюдали за ним.
        Тариэл почувствовал это и тихо, стараясь даже не шуршать, стал выбираться к своему жилищу.
        Вечером того чудного дня усадьбу вновь посетил Сергиус. Теперь он не спешил, как обычно, и краем глаза наблюдал за каждым движением юноши. А мальчик так привык к своему доктору, что вел себя в его присутствии совершенно естественно. Он натягивал тетиву на изготовленный им маленький лук из изогнутой железяки.
        - Может быть, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? - сказал волшебник, не поворачиваясь к Тариэлу.
        - Нет, - сказал Тариэл, не отвлекаясь от лука.
        - Год тому назад двое других мальчиков, помладше тебя, тоже попали в нашу страну, - сказал Сергиус, присаживаясь на кровать рядом с юношей. - Но они вели себя совершенно иначе.
        - А мне-то что, - сказал Тариэл, напрягся и наконец зацепил петлю тетивы, так что веревка стала тугой, как струна.
        - Как что? - удивился волшебник. - Разве тебя не интересует, где ты и что с тобой будет дальше?
        Тариэл нахмурился и раздраженно сказал:
        - Нет. Видите ли, как вас там, я мертв. Вы беседуете с мертвецом. Там, откуда я прибыл, меня убили, как минимум, дважды. Сначала запрещенным нейтронным боеприпасом, и я получил дозу облучения, не совместимую с жизнью. Потом меня подстрелили и утопили в озере.
        - Не понимаю… - начал было волшебник.
        - Неважно! - перебил его Тариэл. - Это все неважно.
        Оба замолчали. Тариэлу вдруг стало нестерпимо неловко за то, что он говорит в таком тоне с людьми, которые о нем заботятся.
        - Простите меня, - сказал он.
        - Да что ты, - грустно улыбнулся волшебник. - Может быть, ты хочешь познакомиться со сверстниками?
        Тариэл не хотел знакомиться, тем более со сверстниками - у него вечно были с ними проблемы. Но сейчас он не мог отказать, потупил взгляд и пожал плечами. А волшебник обнял его одной рукой и склонился к мальчику. От легких, как перышки, волос старика пахло сладковатым табаком, а окладистой бороды хотелось коснуться. Крючковатый нос, золотое пенсне и добрый, немного удивленный взгляд, щека волшебника чуть заметно подергивалась от нервного тика. Видимо, и в этой стране хватало забот. После лучевой болезни и всего остального Тариэлу было так хорошо рядом со стариком, будто это был его родной отец или, скорее, дед, но юноша боялся в этом признаться даже самому себе и сидел напряженный.
        - Может быть, как-нибудь в другой раз, - сказал он старику насчет знакомств.
        - Как хочешь, - также улыбаясь, пожал плечами Сергиус. - Просто всем не терпится тебя повидать с того самого дня, как ты появился.
        - А вы понимаете, что происходит? - робко спросил Тариэл. - Откуда я и как здесь оказался?
        - Ну, не все, - ответил волшебник, - но кое-что мне удалось разузнать из древних предсказаний. И вот что я хочу тебе сказать: змей здесь не имеет никакой власти. Белесый змей нам чужд, хоть мы и знаем о его лютой злобе и хитрости.
        Тариэл молчал, делая вид, что для него эти слова ничего не значат.
        - В наших краях тоже с незапамятных пор жил дракон, - грустно сказал Сергиус. - Но это был добрый дракон, который уберег нас от зла. Его звали Мимненос. Он заповедал людям не воевать, не убивать себе подобных, но творить добро и заботиться друг о друге. А меня он оставил в качестве своего заместителя - следить, чтобы страна наша жила в мире и процветании.
        - А где сейчас этот дракон? - с опаской спросил Тариэл.
        Волшебник протер рукавом линзы и вновь посадил пенсне на нос.
        - Он улетел далеко-далеко на восток, в страну мудрецов и добрых драконов.
        - Навсегда?
… Волшебник и Тариэл проговорили до поздней ночи. Волшебник много спрашивал Тариэла о Юдолии и драконе, но и сам рассказывал ему то, о чем умалчивали даже самые старинные легенды из слышанных Тариэлом - Сергиус рассказывал ему о временах, когда Юдолия еще не знала людской вражды.

* * *
        В обед следующего дня волшебник прогуливался по террасе замка, а ворон Метранпаж вышагивал рядом с ним по каменным перилам и докладывал о состоянии Тариэла.
        - В последнее время он стал вести себя совершенно иначе, - обеспокоенно картавил Метранпаж, заложив крылья за спину. - Начнем с того, что он целыми днями напролет играет в войну и пугает зверушек, а по вечерам часами сидит над озером и беседует сам с собой.
        - В этом нет ничего удивительного, - ответил волшебник. - Мне кажется, что он, напротив, выздоравливает и ведет себя все более естественно.
        - Разве естественно то, что каждый день он изготавливает все новые и новые виды вооружения? Вчера он смастерил лук, а сегодня сделал из палки винтовку и с яростными воплями бегал с ней по лесу. Ну разве это естественно?
        - Боюсь, что для того мира, из которого он прибыл, это так же естественно, как для нашей Марленочки - собирать весной цветы на склонах, - сказал Сергиус, тяжко вздохнув. - Его сердце прошло страшные испытания. И вот что удивительно: после всего этого оно не стало хуже. Именно поэтому он к нам и попал. Иначе он погрузился бы во тьму, еще глубже. Но он вдруг выплыл здесь, в Боденвельте. - Волшебник остановился и посмотрел вдаль. - Всякое страдание - результат зла. Чьего бы то ни было зла. И природа страданий разрушительна. Страдания всегда стремятся лишь озлобить человека, оттолкнуть его от правды. Но есть преображающая сила, что превращает любые страдания в радость, а смерть - в торжество жизни…
        - Да, - согласился ученый ворон, - поистине лишь любовь способна сделать волшебной даже мясорубку.
        - Хорошая пословица, - улыбнулся Сергиус. - Я много раз слышал ее и всегда убеждался в ее верности.
        - Но этот мальчик - почему насилие все еще так притягивает его?
        - А он не знает ничего другого, - ответил волшебник. - Чтобы человека что-то притягивало, он должен быть с этим знаком. Он должен найти в этом вкус, он должен взвесить все на весах и выбрать. Допустим, между злом и добром, между войной и созиданием мира, между яростью и добротой. Но если человек не знает ничего, кроме насилия, то какой с него спрос? Благо и то, что он направляет свою воинственность против зла. Хотя этот путь несовершенен. Жажда мести - это все еще агония зла. Понадобится время, пока сердце юноши вновь обрящет мир и покой. - Волшебник пожал плечами. - Может быть, друзья помогут ему в этом.
        Ближе к вечеру того же дня волшебник, а вместе с ним Вильке с овцой, Франк, Марлена и Лорд отправились на станцию, чтобы добраться через леса и горные перевалы в усадьбу Каздои - знакомиться с Тариэлом. Но путь был неблизкий. Пока Вильке дразнил Лорда и выкаблучивался перед Марленой, Франк вел серьезный разговор с Сергиусом.
        - Скажи, владыка, - спрашивал Франк, - а этот мальчик тоже был на войне?
        - Да, - сказал Сергиус, - еще на какой войне.
        - То есть он что, был на другой войне?
        - Не знаю, Франк, - признался волшебник. - И да, и нет. Есть только две войны - война на стороне зла и война против зла. Этот мальчик попал сюда, как только перешел со стороны зла на сторону, борющуюся со злом. И попал сюда, я тебе скажу, именно благодаря этому.
        - А мы? - спросил Франк.
        - А вы никогда и не были на стороне зла, - улыбнулся волшебник. - Может быть, злу удалось внушить вам кое-какие отравленные мысли, но сердца ваши не подчинились ему до конца. Поэтому вы перешли сюда сразу. Вильке - совсем легко, а ты - чуть посложнее. Помнишь, как тебе было тяжело первые дни из-за снов и тяжелых мыслей? Но тем не менее, ни тебе, ни Вильке не потребовалось проходить иных испытаний. А с этим мальчиком все иначе. Похоже, что его сердцу пришлось совершить невозможное: перебраться к нам оттуда, откуда не возвращаются. По крайней мере, на моей памяти это первый случай. Пришлось покопаться в самых древних книгах, чтобы отыскать легенду о похожем переходе. Я бы даже сказал, очень похожем. Только того юношу звали Георг.
        Вильке заставлял Лорда прыгать за палочкой, пес лаял, а Марлена звонко смеялась.
        - А как зовут этого? - спросил Франк.
        - Его зовут Тариэл, - ответил волшебник. - Может быть, он покажется вам немного странным, но я очень прошу вас быть к нему внимательными и снисходительными. Ему пришлось познать слишком много зла. Но он победил его.
        - И все же ты не ответил на мой вопрос, - настоял Франк, - он попал к нам с той же войны? Он немец, австриец или, может, он русский или американец?
        - Нет, - ответил волшебник, - он попал к нам из другой страны, страны печали по имени Юдолия. У Юдолии много общего с тем миром, откуда пришли к нам вы, но там все не так запутанно. Возможно, зло поглотило Юдолию значительно глубже вашего мира. Но этот юноша, чему я не перестаю изумляться, этот, в общем-то, еще мальчишка, смог восстать и победить его. Может быть, не во всей Юдолии, но хотя бы в той ее части, которой являлась его душа. Ты меня понимаешь?
        - Очень смутно, - признался Франк. - А расскажи мне еще об этой стране.
        - Ну, это долгий рассказ, - отмахнулся Сергиус, но потом сказал: - Впрочем, путь неблизкий, и я бы мог тебе вкратце о ней рассказать. Но только если ты готов слушать. Так, чтобы мне не пришлось рассказывать дважды. Я и сам, признаться, еще не до конца разобрался, но из старинных легенд, что я откопал в древних книгах, и со слов самого мальчика мне удалось составить кое-какое представление об этой стране.
        Когда-то Юдолия была так же прекрасна, как и наш Боденвельт. Были в ней и животные, и леса, и чистые реки. Люди Юдолии жили мирно и в союзе с природой, и та щедро одаривала людей своими плодами. Осенью, когда урожай был уже собран, люди радовались, и их дружные племена вместе водили хороводы на цветущих лугах. Но вот однажды одна красавица вышла из хоровода и побежала в березовую рощу, чтобы найти и пригласить играть своего жениха. По пути она встретила змея, от чешуи которого исходило белесое свечение. Поскольку люди Юдолии жили в мире с природой, змей показался девушке красивым и даже забавным. И девушка подошла поближе. Тут дракон заговорил с нею, да еще стихами. Заговорил так красиво, как девушка никогда раньше и не слыхала. Но певучие стихи дракона оказались волшебными, и среди чудесных, как цветущие ветви, строк прятались маленькие ядовитые змейки коварных и вредных заклинаний. Девушка не только не распознала всей хитрости белесого змея, но и привела к нему своего юного жениха, чтобы тот тоже послушал говорящую зверушку и подивился. И когда юноша подошел, дракон улыбнулся ему и ласково
лизнул его щеку своим длинным раздвоенным язычком.
        Таким же образом все люди Юдолии поддались чарам древнего, светящегося холодным светом змея.
        С тех пор люди стали ссорится и даже совершать убийства. И все это потому, что заклятие дракона затуманило любовь в их сердцах. Они разделились на враждующие союзы племен и из поколения в поколение воевали друг против друга, совершенствуясь в искусстве убивать. Шли столетия, люди множились, и оружие их становилось все более и более разрушительным. Дети искусных художников превращались в кузнецов и заклинателей, выковывающих мечи и наконечники копий. А их дети становились литейщиками огромных чугунных пушек и катапульт. А дети литейщиков, получив тайное образование от злых магов змея, превращались в инженеров сложнейших машин, сделанных для убийства.
        Так продолжалось до тех пор, пока в Юдолии не осталось только два враждующих племени, самых искусных в боевом деле и самых могущественных в военной индустрии. Надо сказать, что к этому времени бесконечные войны и ядовитые вещества изуродовали некогда прекрасную Юдолию до такой степени, что весной на ней перестали цвести луга. Лесистые сопки превратились в голые скалы, а озера - в болота, в которые стекали химикаты, образующие смолистую желто-зеленую пленку. Воздух в Юдолии стал настолько грязным, что даже зверушкам пришлось надевать кислородные маски. Из-за этого пение птиц стало походить на бульканье и урчание в животе. В конце концов, диких животных в этой стране не осталось вовсе.
        Сергиус отвлекся от рассказа и увидел, что Вильке, Марлена и Лорд уже не бесятся, а идут рядом и слушают тоже. Сергиус продолжил:
        - Светлых дней в этой стране тоже не стало, солнце превратилось в тусклый кружок, просвечивающий сквозь смог от бесчисленных труб в городах двух оставшихся враждующих народов. Но люди не обращали на это внимания. Нет, они любили природу, ведь еще живы были сказания о древних временах, когда их предки водили хороводы на цветущих горных лугах. Просто единственным способом восстановить былую красоту Юдолии они считали разгром врага.
        Жило каждое племя теперь в своем укрепленном городе, больше похожем на бесконечный завод, разговаривало на своем языке, пело свои собственные песни, водя хороводы вокруг плавильных котлов. Но у каждого из двух оставшихся племен в разных вариантах сохранились легенды о древних временах, когда вся Юдолия была цветущей, мирной и прекрасной страной.
        Начальников называли каджами, потому что они общались и советовались со змеем, посещая его резиденцию - крепость Каджети. Начальники, то есть каджи, были не совсем людьми. Вернее, уже не людьми. Дело в том, что хитрый белесый дракон Дэв обещал давать военные советы и тайные рецепты начальникам обеих сторон. Но говорил, что усвоить их может только тот, кто пройдет курс специальных уколов. И что за счет этих уколов начальники станут более сильными, умными и хитрыми - почти как он сам. В ампулы для уколов Дэв капал свой яд - концентрированную ненависть и лукавство. Так что впрыскивавшие его в свою кровь люди становились плоть от плоти детьми старого змея, превращаясь из людей в человекоподобных рептилий. Кожа их становилась чешуйчатой и прочной, зубы выпадали и появлялись клыки, ногти заострялись, как когти, волосы выпадали, а глаза начинали светиться во мраке мертвенно-бледным свечением, как у коварного Дэва.
        Простые же люди, не видевшие своими глазами великого дракона, полагали, что все это проявляется у начальников от мудрости и подражания дракону. За это всех, сподобившихся таких внешних «знамений», чтили и уважали.
        Все до единого люди в Юдолии продолжали мечтать о возвращении к старому миру, о возрождении всей страны. Но начальство, поддерживавшее дипломатические отношения с древним драконом, убеждало людей, что начать новую жизнь можно, только победив врага, и что только одному племени победителей надлежит возрождать Юдолию. И люди так страстно желали прекращения всего этого кошмара, что были вынуждены строить все новые и новые машины для борьбы с человеческим родом. Они собирали винтовки, отливали танки, клепали бомбардировщики и создавали ядовитые вещества. И всем казалось, что, строя более новые машины для убийства, они приближаются к окончательной и славной победе.
        Но силы и темпы развития индустриальных держав всегда оказывались примерно равными. Дело в том, что дракон просто не давал победить какой-либо стороне. Если какое-то из племен начинало проигрывать, змей тут же наделял его инженеров новыми хитрыми разработками…
        - Подожди, Сергиус, - прервал волшебника Франк. - Но зачем это было нужно дракону? Он что, просто любил смотреть, как люди воюют?
        - И да, и нет, - ответил волшебник. - Дэв, безусловно, любил смотреть, как люди убивают друг друга, но больше всего на свете он желал, чтобы они исчезли совсем.
        - Но почему же он не уничтожил их еще тогда, когда они не знали военного дела и жили мирно?
        - Дело в том, что Дэв не простой дракон, - ответил Сергиус. - Он сродни нашему Мимненосу. Такие драконы наводняли вселенную задолго до появления людей и даже динозавров. Они делились на злых и добрых. И время от времени между ними вспыхивали конфликты. До тех пор, пока не разразилась война драконов, названная Вселенской. Потому что бушевала она во всех мирах и даже здесь, в нашей стране. Четыре эпохи драконы безжалостно истребляли друг друга. В те века небо разрывалось от грома, и вулканы извергались над полями сражений. И никто не был в силах остановить эту бесконечную брань, ведь драконы были бессмертны. Наконец настал час, и в конце четвертой эпохи драконы объявили мораторий и достигли соглашения, по которому они могли вести войну только в течение одной жизни, то есть до первого снятия шкуры. А потом поверженный дракон должен был покинуть свой родной мир и переселиться в ту страну, которую отвоевали его собратья еще в доисторические времена. Так что злые драконы улетают в мрачную страну Ордоса, где они вечно обитают за бесконечной стеной. А добрые драконы после смены шкуры селятся в прекрасной
стране Хэтао за рекой Эхнаух, где живут во дворцах среди прекрасных садов и где о них заботятся восточные мудрецы. - Сергиус вздохнул и грустно улыбнулся. - Там сейчас и наш Мимненос.
        К счастью, по времени мораторий совпал с появлением на земле людей. И добрым драконам удалось добиться соглашения, по которому драконы не имели права убивать людей. Чтобы правило не нарушалось, драконы согласились применить колдовство, по которому и человек самостоятельно не мог убить древнего змея. Хотя, конечно, вы слышали о том, как в стародавние времена храбрые воины убивали драконов. Но это были не настоящие бессмертные древние змеи, а их выводки. Питомцы, вскормленные их ядом и воевавшие на их стороне. Эти дракончики были не только смертны, но и частенько глупы, а сами древние змеи считали их своими домашними животными.
        И вот уже давным-давно, и в Боденвельте, и в Юдолии, войны драконов стихли. Ради исторической достоверности надо сказать, что в Боденвельте в войне погибли все драконы - и хорошие, и плохие. И пару сотен лет люди нашей страны полагали, что драконы вымерли, как мамонты или динозавры. Но на самом деле, одной из добрых драконих удалось спрятать свое яйцо. Охранять его она поручила осьминогу, что жил в озере перед пещерой, где хранилась эта драгоценность. А мальчишки из местных племен часто играли неподалеку. И вот как-то внезапно разразилась страшная гроза, вроде той, когда потерялась ваша овечка. И ребятишки, игравшие возле озера, решили спрятаться в пещере, находившейся неподалеку… В общем, они нашли яйцо и притащили его в деревню. Показали старейшине племени, и тот сказал, что яйцо надо вернуть на место: вдруг из него вылупится злой дракон и натворит бед. Но тут яйцо, лежавшее на шкуре возле очага, нагревшись, раскололось, и из него вылупился милый улыбающийся дракон. С тех пор Мимненос водил дружбу с людьми и в особенности с детьми.
        А в Юдолии все получилось иначе. Один из древних драконов по имени Дэв не отличался отвагой и предпочитал жить уединенно в своей древней пещере. Но драконы и динозавры мешали ему, и он решился от них избавиться. С помощью древней драконьей магии, самой могучей из всех магических сил, Дэв навлек на Юдолию комету, а сам укрылся в своей пещере. Столкновение было таким сильным, что на пять тысяч лет Юдолия погрузилась в лютую зиму. Шли века, природа возродилась в Юдолии вновь, и по-своему даже более прекрасная. И не было уже здесь ни хищных рептилий, ни воинственных древних змеев, кроме самого Дэва. Так хитрый дракон уничтожил своих собратьев и стал безраздельным властелином этой страны на последующие два миллиона лет. Но однажды и там появились люди, которые стали вести себя в Юдолии, как дома. Дэва это раздражало, но он побоялся убивать людей. И Дэв нашел выход. Он решил вселить в сердца людей раздоры, чтобы землю потрясли войны и, в конце концов, люди сами уничтожили бы друг друга. Пусть на это потребуются столетья - по драконьим меркам это не срок.
        Возвращаясь с кровавых боев, люди Юдолии с новой и новой силой продолжали совершенствовать свои военные технологии и так же плакать и петь о возрождении прекрасной Юдолии после победы, не понимая, что единственным победителем в этой войне станет хитрый дракон.
        - Но почему люди не поняли этого и не восстали против дракона? - спросила Марлена.
        - Кое-кто понимал и восставал, - ответил Сергиус. - Но дракон был очень хитер. Он всегда говорил о своем невмешательстве и лишь давал полезные советы слабой стороне. Народам, втянувшимся в тотальную войну, ничего не оставалось, кроме как уповать на помощь змея. И тот помогал. Говорил, где следует нанести удар, или давал чертежи новых вооружений. И народы заискивали перед драконом, боясь даже подумать о нем плохо. Вдруг дракон решит, что другой народ любит его больше? Поэтому стоило кому-нибудь неаккуратно высказаться о драконе, как его тут же объявляли вражеским шпионом и диверсантом, присланным специально, чтобы очернить их искреннюю преданность Дэву.
        - Хитро, - заметил Франк.
        - Когда на изуродованной войнами Юдолии осталось только два враждующих племени, - продолжал волшебник, - и военные технологии были как никогда близки к тому, чтобы уничтожить все человечество, в одном из бронированных городов, окруженных кольцами оборонительных сооружений, добрые люди, мечтавшие о цветущих горных лугах, спросили своих начальников: «А нельзя ли нам начать обновление Юдолии уже сейчас, хотя бы в нашем городе?» Начальники согласились: «Мы посоветуемся с белесым драконом, и он даст нам совет, как лучше наладить здесь нашу жизнь». Дракон улыбнулся, выслушивая пришедших каджей, и сказал, что мысль их хороша и что он хочет им помочь в этом деле. Начальники вернулись и с радостью объявили, что дракон был весьма любезен и предложил им чудесные советы, как лучше вернуть Юдолии былое лицо, хотя бы в их отдельно взятом городе. В первую очередь нужно построить дирижабль с оранжевым прожектором и каждый день поднимать его над городом так, чтобы он заслонял собой блеклый диск настоящего солнца и всходил и заходил вместо него. А ночью вместо луны, которой уже совсем не стало, поднимать над
заводскими трубами светящийся аэростат. И люди послушались Дэва. Кроме того, народ, мечтавший о цветущей Юдоли, отныне стал давать каждому станку и каждому цеху имя какого-нибудь дерева, каждому автомату или винтовке - имя цветка, а военным машинам и танкам - имена животных.
        Так появилась на свет теория промышленного юдолизма, а люди, строившие юдолизм на своих фабриках, именовали себя юдолянами. Их враги возмутились и пожаловались дракону, на что хитрый змей ответил: «Не смущайтесь же, детки мои, сиротки. Разве вы не знаете, что именно вас предызбрал я в наследники этого мира? Разве не знаете, красавцы мои светлоглазые, что доколе есть среди вас славные воины, не завладеть врагам вашей Юдолией. Удел их остаться в бесславии. Вам же не перестану давать я советы мудрые, открывать технологии высшие, чертежи и формулы тайные. Будут танки ваши страшнейшими, самолеты и бомбы - лучшими, а полки белокурые - бесконечными! Вы узрите, что у врагов не выйдет никакой Юдолии, ибо той страны уже давно нет. Освободите же землю от сего суеверия и постройте новую страну, страну Каджерия». И пришлись эти слова по сердцу делегатам, и они поклонились змею. А тот сказал: «Вижу, милые, вы успокоились. Победите же, дети мои, и в правде моей убедитесь. Разве старый змей когда-нибудь обманывал вас-с-с?»
        Каджи того племени возвратились из пещеры дракона к своему народу и с радостью возвестили, что старый могущественный дракон за них, а паршивым возгордившимся юдолянам надлежит быть поверженными. Они объявили всем, что отныне их имя будет в честь белесого змея Дэва - дэвиане.
        И война продолжалась еще несколько поколений. И только одна старинная запрещенная легенда, которую тайно рассказывали бабушки своим внукам, гласила, что тот, кто поднимет над миром знамя восстания против дракона, тот и освободит многострадальную Юдолию и вернет ей утраченный облик. Всякая легенда есть в какой-то степени правда.
        - Сергиус, ты такой мудрый! - весело сказала Марлена.
        - Да, почти как я, - согласился Вильке.
        - Это моя работа, - скромно заметил старик.
        Наконец волшебник и ребята добрались до станции, откуда через высокогорные перевалы и прекрасные пейзажи отправлялись коротенькие, похожие на игрушечные поезда, доставлявшие пассажиров прямо в леса Зенона, принадлежащие ведьме Каздое.
        Станция была такой крохотной, что походила на лесную стоянку, но у нее был деревянный навес и высокая платформа, чтобы заходить в вагончики было удобно и безопасно. Как оказалось, поезд дожидался именно Сергиуса с ребятами. Нонпарель позаботился и отправил впереди путников ворона с просьбой подождать волшебника.
        В пяти желтых вагончиках были скамейки, занятые, в основном, сельскими жителями. Здесь были болтливые старушки с корзинками и цветами, ягодники, грибники и лесные гномы. Не было только охотников, так как лесам Зенона уже сто лет назад был дан статус заповедника, в них была запрещена охота и промышленная добыча. Сама хозяйка леса, ведьма Каздоя, была очень этим недовольна, считала, что это ущемляет ее интересы, и никогда не упускала случая припомнить это волшебнику. Она говорила, что обнищала, что хозяйство ее пришло в упадок, а потому ее любимые крылатые единороги покинули эти места. На самом деле в заповеднике стало намного больше зверей, они чувствовали себя уютно и безопасно, даже когда встречали в лесу людей. А вот единороги ушли, скорее всего, именно из-за этого: эти своенравные животные не захотели жить на виду, как в зоопарке.
        Паровозик запыхтел, машинист позвонил в колокольчик, и состав не спеша поехал по лесу к весенним альпийским лугам и скалам Боденвельта.
        В этот день Тариэл почувствовал себя хуже. Не физически, а душевно. Что-то восставало внутри него против сказки, что-то не давало покоя. И сейчас ему было не до гостей, он вообще никого не хотел видеть. Утром в корзинке с завтраком Тариэл нашел альбом для рисования, краски и кисточки. Тариэл был творческим человеком: сколько себя помнил, он писал стихи и рисовал, особенно ему удавалась графика тушью. Он всегда четко выводил пером все детали и часто тратил на рисунок не один день. В школьные времена у него было на это время, ведь в последнем классе с ним никто не дружил.
        Но сейчас эта находка даже несколько разозлила его. Особенно краски. Но он не выдержал, заперся покрепче в хижине, сел под пыльное окно за столик и при свете падавшего сквозь грязное стекло луча весеннего солнца стал рисовать.
        Вот что у него получилось.
        Тариэл бросил рисовать передовую. Интерес к рисованию часто перебивается чувством бесполезности этого занятия. Тариэл считал, что рисовать не умеет, и делает это только для того, чтобы занять руки во время своих размышлений.
        Сейчас ему вовсе не хотелось размышлять, но размышления сами лезли в голову. После вчерашней беседы со стариком мысли о Юдолии, о войне, о Нестан утюжили его, словно танки.
        Тариэл ударил кулаком по столу, потом побился о столешницу головой, смял свой рисунок и выскочил вон из жилища. На бегу он схватил сделанный им арбалет и, яростно крича, помчался с ним, словно в атаку. Арбалет у него был настоящий, стрелы на палец вонзались в березу, так как наконечники для них юноша изготовил из половинок раскуроченных ножниц.
        Тариэл бежал долго, стреляя по воображаемому противнику, падал за дерево, кочку или другое укрытие, перезаряжал арбалет и снова бросался в атаку. Он был хорошим и опытным бойцом. Он мгновенно прикидывал на глаз план военных позиций на новой местности. Вот там над лесом, где из скал выскальзывает железнодорожная насыпь, можно было бы построить хорошие блиндажи - глубокие и с бетонным перекрытием. Там можно установить пару пулеметных гнезд, чтобы атакующие с высоты оказались под перекрестным огнем. Можно еще слегка засеять склон минами и намотать проволоку - так, чтобы, обходя ее во время атаки, враг сконцентрировался в районе пересечения огневых коридоров.

«Вот бы месиво мы тут им устроили, - подумал Тариэл, лежа в засаде. - Пусть думают, что наступают выгодно, с высоты. Самая дрянь - это брать высоту. Нужен многократный перевес в силе. Любая гора - сама по себе крепость. Если есть возможность, лучше на нее не лезть, а обложить и стараться выманить противника на себя. Тут главное - терпение и умение делать засады. Правда, бой получится затяжным. Они же тоже не дураки. - Тариэл перевернулся на спину и увидел над собой сходящиеся в небо стволы мшистых кедров. - Только жалко деревья, - подумал юноша. - За неделю даже от одних минометов здесь пни да щепки останутся. А если лупить двумя-тремя батареями, то через неделю ? только выжженная земля, и еще года два трава здесь не взойдет. Так - только рыхлые воронки, осколки, да рыжая глина комьями. А если из года в год с химическими атаками? Здесь будет, как у нас».
        Так Тариэл и лежал на спине, раскинув руки, жмурился на лесном солнышке и слушал голоса птиц. Он закрыл глаза и ощутил ветерок на своем лице и руках.
«Внимание! Внимание! - разнесся над полем дикторский голос. - Говорит войсковой штаб! Угроза ядерной атаки! Повторяю! Угроза ядерной атаки! Прекратить наступление! Надеть средства индивидуальной защиты! Укрыться на местности!»
        Из репродукторов над танком угрожающе завыла сирена, в воздух взмыли желто-зеленые сигнальные ракеты. Пехота в панике заметалась по завалам. Надевая противогазы, бойцы бросились под танк. Но наперерез им выскочил старый солдат и, яростно закричав, стал бить прикладом бегущих под надежное стальное укрытие. Он очень старался, но не мог сдержать бойцов, лезущих под танк со всех сторон. Их набилось туда так много, что отдельные руки и ноги торчали между гусениц и колес. Вдруг из бронированного передка медленно вылез самоокапывающий нож бульдозера, танк заревел, дернулся и, скрипя гусеницами, начал крутиться на месте. И вот через несколько секунд там, где были танки, бурлили и осыпались груды мусора вперемешку с тем, ну, тем…
        - Вспышка слева! - выкрикнул кто-то, и Тариэл машинально падает и прячется под своей шинелью, стараясь влипнуть в землю, просочиться туда, как жидкость. Но ничего не выходит.
        Танки перестают ворочать землю и воцаряется тишина. И вот он чувствует ласковое тепло, красный свет, проникающий в глаза сквозь шинель и отчаянно зажмуренные веки. Но все равно свет невыносимо ярок. Он гаснет так же мгновенно, как вспыхивает. Четкие длинные ползущие тени вдруг исчезли, и над Тариэлом простерлась тьма.
        Прошла ударная волна, за ней последовал резкий, режущий звук, напоминающий треск грозовых раскатов. Вновь тишина и мрак. Кажется, все позади. Тариэл еще немного полежал, свернувшись клубочком, потом услышал копошение вокруг и открылся. Рядом на карачках перебираются солдаты в противогазах. Тариэл вскидывает глаза и видит, что где-то в километре от него, на соседнем участке боя, клубясь, поднимается в небо темное облако ядерного взрыва в форме уродливой, вытягивающейся в небо колбаски.

«Нейтронная».
        Танки, как гигантские кроты, тут же вылезают из своих укрытий и двигаются дальше в атаку. После взрыва мутит и звенит в ушах. Удивительно, но перед тем как потерять сознание, не только понимаешь, что у тебя вот-вот потемнеет в глазах, но и суетливо пытаешься этого избежать.
        Вдруг страх пронизывает все существо и пробивает дрожь. Почему-то кажется, будто что-то не в порядке. Герметичность противогаза?
        Тариэл встает на колени и хватается растопыренными пальцами за маску.

«Что? Не может быть! Этого не может быть!»
        Но через резиновые глазницы пальцы свободно дотрагиваются до век.
… Тариэл, весь в испарине от нездорового полусна, вздрогнул и открыл глаза. Кругом пели птицы, стучали дятлы.

«Почему я выбросил неисправный противогаз?» - подумал лежащий на земле Тариэл, глядя на уходящие в небо стволы.
        В школе их учили, что нужно делать, если маска оказалась негерметичной. Сначала закрыть глаза, задержать дыхание, лучше даже слегка кашлянуть, чтобы освободить дыхательные пути. Потом без паники снять противогаз, вынуть фильтр из сумки, отвинтить его от соединительной трубки и взять горловину фильтра в рот. Затем зажать пальцами нос и, не открывая глаз, дышать через фильтр. При этом можно вдыхать и выдыхать через фильтр. Клапанов все равно нет.
        Впрочем, и тогда доза внутреннего поражения была бы смертельной. Ведь проникающая радиация действует первые несколько секунд после взрыва. Противогаз тут ни при чем. Тем более что с закрытыми глазами и фильтром в зубах далеко не убежишь. Пришлось бы стоять и ждать, пока подберут. Но так предписывала инструкция. А солдат должен всегда действовать по инструкции, независимо от ее эффективности. Он не сделал так, как предписывали инструкции. Почему? Потому что сломался, психанул. Но зато его не расстреляли, как труса. Тот офицер, со сгоревшим от электромагнитного импульса мегафоном, он ведь не застрелил его. А еще можно было даже не снимать противогаз, просто закрыть его глазницы ладонями, но тогда его точно бы расстреляли, решив, что он сдрейфил идти в атаку. Так что, все таки лучше было дышать через фильтр.

«И, может, жив бы остался, - думал Тариэл. - Но зачем? Чтобы десять лет загибаться от лучевой болезни? Нет уж, спасибо. Лучше подохнуть сразу. Так что хорошо, что я тогда психанул и не сообразил насчет фильтра. По крайней мере, это было не самоубийство».
        Вдруг на солнце наползло облачко, свет померк, и от этого стало зябко, но хорошо. Глаза теперь не слепило и можно было, не жмурясь, пялиться в небо. Только сине-зеленое пятно, оставшееся от солнца в глазах, маячило теперь впереди.

«Надо же, - удивлялся Тариэл, - пока я жил, небо меня не касалось, а теперь оно вдруг заявляет о себе. Да. Ведь дома почти не было солнца. Только прожектор, да это тусклое, мутно-белое пятно над фронтом».
        Тариэл вспомнил, как перед самым взрывом так же лежал на поле боя и смотрел на жалкое солнце Юдолии. И оно там напомнило ему Нестан, улыбчивую и шаловливую. Ту, которой он посылал в конверте бредовые стихи. Но они были от сердца. В них он не хвастался своим поэтическим мастерством, а напротив, открывал перед любимой всю беспомощность, уязвимость своего сердца. Ведь она могла раздавить его, как букашку, засмеявшись или просто скомкав листок или, что еще хуже, исправив для смеха ошибки и кому-нибудь показав. А могла улыбнуться и погладить строчки, которые написал тот, кто думает о ней даже теперь.
        Тариэл снова закрыл глаза и почувствовал шелестящий лес, а в нем себя, маленького-маленького, словно дырочка на одежде от искры, вылетевшей из костра.
        Дыша над звездами средь бездны млечной,
        Во тьме космической простерлось Нечто.
        Сквозь тьму, мигая умными глазами,
        Ведет оно разведку над мирами.
        Я знаю, наблюдаешь ты за мною,
        Играешь мной невидимой рукою.
        Я имени не знаю твоего,
        Лишь одного прошу… Лишь одного…
        Я девушку люблю превыше жизни,
        Что повстречал и потерял в отчизне.
        Я вновь готов из озера на кран
        Взобраться для возлюбленной Нестан.
        …Нет, подожди! Эй, там, во мгле, ты чё?!
        Я не закончил говорить ещё!
        Хотя, наверно, знаешь все ты сам,
        Простерся раз по целым небесам…
        Вдруг вдали послышался железнодорожный гудок. Тариэл очнулся, привстал на локтях и увидел, как черный паровоз, пыхтя и выбрасывая клубы пара, вытягивает чистенькие вагоны из туннеля в скале.
        - Ну, вообще, неплохо, - сказал кто-то сзади.
        - А?! Что?! - воскликнул Тариэл, озираясь.
        - Да я насчет стиха, - объяснил этот кто-то трескучим голоском. - Неплохо-неплохо.
        - Кто здесь? - спросил Тариэл, за спиной натягивая тетиву арбалета.
        - Но-но, - погрозился невидимка. - Ты лучше убери эту штуку. В лесах Зенона охота запрещена. Заповедная зона и все такое…
        Из травки высунулись два уха, а за ними и сам заяц.
        - Ты кто?! - испуганно спросил Тариэл.
        - Я? - удивленно отозвался тот. - Я заяц.
        - Настоящий?
        - А то! Самый что ни на есть заяц.
        - А что у тебя с ушами? - испуганно спросил Тариэл.
        Заяц пошевелил ушками и, наклонив к себе лапкой, внимательно осмотрел их.
        - А что у меня с ушами?
        - Ну-у, - задумался Тариэл, как бы это сказать. - Ну, они такие большие.
        - А! - засмеялся заяц. - Ты что, зайцев никогда не видел?
        - Видел. Но только в мультиках и на картинках, - признался Тариэл. - И я думал, что уши ненастоящие. Ну, в смысле, что это для смеха.
        - Нет, дружище, они настоящие и совсем не для смеха, - гордо сказал заяц, поочередно пошевелив ушками. - Тут нечему удивляться. Уши - они всем нужны, и чем они больше, тем лучше. Между прочим, это и есть зримый признак умственного развития. Вот твои уши мне кажутся более подозрительными. Культяпки, а не уши. Они у тебя что, заворачиваются?
        - Нет, - признался Тариэл.
        - С такими ушами стихи писать ? это не дело, - покачал головой заяц. - Вот то-то и слыхать у тебя: жизни - отчизне. Банально! Или: кран - нестан, ну, что это такое? Что еще за «нестан»? Признайся, ты это слово для рифмы придумал?
        Тариэл только успел кашлянуть, а болтливый заяц уже продолжал:
        - Вообще-то, я тоже поэт. Воспеваю красоты местной природы, так сказать. А почему у тебя такие грустные стихи?
        Тариэл расслабился и присел на травку.
        - Так получается, - улыбаясь, пожал плечами он.
        - А я считаю, что это нехорошо, нехорошо… Ну, не то чтобы это совсем нехорошо. Просто мне кажется, что стихи находятся в прямой связи с настроением. И если стихи у тебя грустные, то и сам ты тоже грустный. Вот, к примеру, вчера был дождик, и я сочинил свое лучшее стихотворение. Хочешь послушать?
        - Валяй, - стараясь не смеяться, согласился Тариэл.
        Заяц очень по-заячьи посопел, почихал и, шевеля ушами, начал:
        Дождик капает искристый,
        Солнышко играет,
        А улитка под листом,
        Прячась, отдыхает.
        Попила из капельки,
        Листик пожевала,
        И его над маленькой
        Почти уже не стало.
        Дождик ударяется,
        Капельки летают,
        Мячики стеклянные,
        Улитку отражают.
        На травинку забралась
        И сидит, качается,
        Небу озорному,
        У-лы-ба-ет-ся.
        - Здорово! ? засмеялся, наконец, Тариэл. - А тебя как зовут?
        - Ну, меня никак не зовут, - признался заяц. - Видишь ли, называют в основном люди, а я, кроме барсуков, белок и мышек ни с кем в лесу не общаюсь. А тебя как звать?
        - Меня зовут Тариэл, - гордо сказал юноша. - Я ? юдолянин…
        Вдруг издалека донесся рваный звук могучего взрыва и послышался отдаленный треск падающих глыб и деревьев.
        Тариэл по привычке припал к земле.
        - А это еще что? Там фронт?
        - Да нет, - морщась, сказал заяц. - Это горные гномы золото добывают. Совсем страх потеряли. Вот волшебник узнает, что они в заповеднике творят, будет им по первое число.
        Из-за соседней горы выкатились темные клубы дыма, поползли над лесом и стали рассеиваться. Как настоящий разведчик, не отрывая взора, Тариэл подкрался поближе. От взрыва он так напрягся, что позабыл про зайца и стал пробираться, обходя гору. Пока он шел, взрыв повторился с новой силой и из-за склона, опережая клубы дыма, вылетело вырванное с корнем дерево и ошметки почвы. Со скрежетом и треском кедр упал, и небо над Тариэлом затянули темные клубы.
        Вдруг он вспомнил про зайца, обернулся, но никого не нашел. Тариэлу не захотелось подходить ближе к дымящемуся склону, и он вернулся на то место, где встретил лесного поэта. Но и здесь его уже не было. Тариэл посмотрел на железную дорогу и пошел домой.
        Оказалось, он убежал так далеко, что возвращаться пришлось больше часа. Когда он вошел в усадьбу, то, замерев, тут же спрятался за стволами дубов. Возле его избушки играли какие-то дети с собакой. Ребята смеялись, а пес вилял хвостом и лаял могучим голосом.
        Оказалось, у ребят мячик, и они, стоя в круге, бросают его над псом. Неподалеку на травке стояла овца и наблюдала, как мячик летает из стороны в сторону.
        Тариэл двинулся по другой стороне болота, пытаясь остаться незамеченным и внимательно рассмотреть неожиданных гостей. Два мальчика в шортах - один худой, симпатичный, а другой - упитанный и отчаянно рыжий, но поживей и покрикливей. С ними была красивая девочка со звонким зажигательным смехом. Она была одета в длинный сарафан, мешающий ей бегать. Ее волнистые темные волосы были подобраны в виде увесистого пружинистого хвоста. Ребята чуть помладше Тариэла, по виду им лет по пятнадцать, и поэтому они не внушают ему опасения. А вот огромный рыжий пес, хоть и смотрится домашним, лает страшно: басисто, округло, и даже издалека видны его огромные белые зубы.
        Тариэл снял с плеча арбалет и, держа его наперевес, смело пошел в наступление. Как только ребята заметили его, они по очереди замолчали и встали как вкопанные, даже пес перестал лаять.
        - Эй ты, опусти свою штуку! - наконец сказал Вильке, прикрыв собой Марлену.
        - Ни с места! - сказал Тариэл.
        Лорд зарычал, но, будучи умной собакой, тихо добавил:
        - Стойте, не шевелитесь.
        В этот момент на крыльцо хижины вышел Сергиус, поднял руки и закричал:
        - Что ты делаешь?!
        Переводя арбалет на волшебника, Тариэл случайно задел курок, и молниеносная стрела пригвоздила край плаща местоблюстителя Боденвельта к косяку. В следующее мгновение пес тремя прыжками настиг Тариэла и ударом лап повалил его на землю. Юноша попытался бороться, но Лорд оглушил его лаем и прокусил ладонь.
        - Ах ты негодный мальчишка, - подбежал к ним Сергиус. - Хотел я запретить тебе делать такие штуки!
        Он поколотил Тариэла посохом, стащил Лорда за гриву и принялся осматривать руку Тариэла, в то время, как тот выл от боли и корчился, отталкивая волшебника.
        - А ну не дрыгайся, змеиное отродье! - строго сказал Сергиус, развязал на поясе мешочек и достал платок с порошком для раны.
        Рядом с ребятами уже стояла Каздоя, обнимая перепуганную Марлену.
        - Ладно, хватит кряхтеть, старый ворчун, - сказала она. - Нечего было орать. Идемте в избу.
        Через полчаса все сидели у ведьмы. Сама Каздоя и Сергиус крутились над Тариэлом у занавешенной койки с тазиками и снадобьями. Тот вел себя странно: то ругался, то жаловался волшебнику. Похоже, он был в полубреду. А ребята пили чай и шептались, косясь на незнакомца за занавеской. Они все еще были напуганы. Вильке, очевидно, очень гордился тем, как он заслонил Марлену, и сейчас развивал образ храбреца, сурово поднимая ладонь и говоря:
        - Ничего-ничего, пусть только попробует что-нибудь еще такое выкинуть. Мы ему с Лордом покажем, где раки зимуют. А кстати, где они зимуют?
        - Вильке, слушай, - озабоченно косясь на суету вокруг кровати, сказал Франк, - можешь считать меня сумасшедшим, но этот парень… - Франк прервался от неуверенности.
        - Что этот парень? - нахмурился Вильке.
        - Этот парень напоминает мне Михаэля, - проговорил Франк.
        Вильке встряхнул головой и уставился на Франка. Секунда молчания, и они оба тихо встали из-за стола.
        Два парня выглянули из-за волшебника и посмотрели на юношу, лежащего на кровати. Тариэл весь был мокрый, тяжело дышал, цеплялся за руку волшебника и, привставая, возбужденно говорил:
        - Доктор, я все понимаю! При облучении свыше пятисот рад случаются сильные повреждения головного мозга. Я знаю, что мне все кажется. Но поймите, у меня важная правительственная информация. Вы должны связать меня с членом Верховного совета Хсемом. Скажите, что это касается его дочери и… и новых наступательных разработок! Я знаю, что часто брежу, но вы должны меня выслушать! Это ваш патриотический долг…
        - Тихо, тихо, - гладил его взмокший лоб волшебник. - Все хорошо. Незачем так волноваться.
        - Произошла ошибка, - твердил Тариэл, - могут пострадать невинные люди! Я ? шпион дэвиан. Я контактировал с дочерью гражданина Хсема специально для сбора разведывательной информации. Понимаете, она ни причем. Я использовал ее, притворяясь, что я в нее влюблен. Но это не так. Я специально это делал, мне нужно было подкопаться под ее папашу. Я враг, понимаете? Меня надо снова в озеро. Да…
        Мальчики еще раз переглянулись, и Вильке пожал плечами.
        Потом Тариэл уснул, ведьма задернула занавеску, и они с волшебником присоединились к ребятам, сидящим за столом. Беседовали вполголоса, и Сергиус часто цыкал, чтобы говорили потише. Наконец Франк собрался с духом и спросил волшебника:
        - Слушай, Сергиус, а этот парень, он точно на Земле никогда не был?
        - В смысле? - не понял волшебник.
        - Ну, в смысле там, откуда мы с Вильке.
        Сергиус пожал плечами:
        - А что?
        - Да нет, ничего, - сказал Франк. - Просто он очень похож на одного нашего друга.
        Сергиус задумался.
        - А насколько сильно он похож? - спросил он.
        - Как брат, - сказал Франк, переглянувшись с Вильке. - Или даже как близнец. Только этот постарше чуть-чуть. Но ведь и Михаэль теперь постарше. Он тоже был с нами на войне.
        По дому бегали две смешные новорожденные козочки, и Каздоя ходила за ними с тряпкой. Козочки побаивались Стрекозу, но носились вокруг нее. А белоснежная овца пыталась с ними играть и в шутку делала вид, что сейчас забодает.
        - Не знаю, не знаю, - сказал Сергиус. - Он мне ничего такого не говорил и Михаэлем не назывался. Как бы там ни было, с ним пока об этом не надо. У него и так в голове все вверх дном.
        Часа через два волшебник сказал, что ему пора возвращаться. Франк с Вильке попросились остаться у ведьмы. Сергиус разрешил, только попросил Лорда остаться на всякий случай тоже. А сам владыка уехал с Марленой, сказав, что отвезет ее в Кругозёр.
        Франк и Вильке проводили их до станции и вернулись в усадьбу. Мальчик все еще спал, и ребята пошли побродить по округе. Они вернулись на озеро, где подобрали арбалет Тариэла.
        Стрельнули пару раз по дереву и, убедившись, что штука опасная, решили выбросить ее в болото. Арбалет пробил тесные кувшинки и ушел на дно.
        Потом мальчики зашли в хижину, где Тариэл жил все эти дни.
        - Здесь здорово, - сказал Вильке.
        - Ага, - согласился Франк, рассматривая бардак на столе, где валялись краски и скомканный листок. Франк развернул его и стал рассматривать картинку.
        - Прямо по Ремарку, - сказал Вильке, заглядывая через плечо.
        - Ты что, читал «На западном фронте без перемен»? - удивился Франк.
        - Нет, конечно, - отмахнулся Вильке. - Этот роман запрещен. Но мне отец рассказывал. Он у меня в первую военным фельдшером был, укомплектовывал санитарные поезда. Он говорил, что Ремарк только правду про войну писал. Просто под неверным углом.
        - А может, и под верным, - сказал Франк, уже копавшийся в сундуке - Смотри, гамак! - сказал он и стал разворачивать сетку. - Похоже, в этой хижине есть все, что только может понадобиться.
        - Раньше я тоже мечтал о хижине, - сказал Вильке, помогая ему расправлять гамак. - Ну, еще тогда, в Раушене. Боже, как давно это было! Кажется, что все это происходило во сне или не с нами. И все-таки я иногда скучаю. Особенно по маме и папе. Жалко, что они не знают, где я.
        - А может, и знают, - так же скептически сказал Франк, привязывая гамак к низким потолочным балкам.
        - Откуда? - пожал плечами Вильке. - Папа мой - психолог-фрейдист, а мама в церковь-то ходит только на Рождество и на Пасху…
        - А теперь все могло измениться, - сказал Франк. - Такие случаи часто заставляют родителей пересмотреть свои взгляды. Иначе им труднее жить.
        Франк залез в гамак.
        - Вау! - воскликнул он, качаясь.
        Вильке, не долго думая, стал устраиваться напротив него.
        - Вильке! Вильке! Не выдержит! - закричал Франк, но толстяк уже забрался.
        - Все нормально, - сказал он, и они стали раскачивать гамак, как лодку. - Здорово было бы привязать его на улице.
        - Предлагаю выпросить его у Каздои, - сказал Франк.
        - Не, не отдаст, - поморщился Вильке. - Лучше новый купим. Денег-то навалом.
        - Серьезно?
        - Да, - сказал Вильке. - Я с одного представления собираю по сорок золотых. Ну, десять тут же уходят на угощенья. Пять я отдаю хозяевам за помещение, пять мы с тобой проедаем, а двадцать откладываю на мою мечту.
        - А что у тебя за мечта? - поинтересовался Франк.
        - Ну, пока это секрет, - сказал Вильке, но потом вдохнул и начал делиться. - Только ты до дела никому не рассказывай. Это коммерческая тайна.
        - О чем речь! ? прыснул Франк.
        - Я хочу открыть свой собственный трактир на другом конце Кругозёра, на той стороне тракта.
        - Здорово! - признал Франк. - И как скоро это случится?
        - Не знаю, чем скорее, тем лучше. Ну, гномы, конечно, с меня лишнего не возьмут, но подкопить придется. Думаю, через год можно начать стройку. А как дело пойдет, я Марленке предложение сделаю.
        - Какое предложение?
        - Ну, как? Выйти за меня, - как нечто само собой разумеющееся сказал Вильке. Франк засмеялся:
        - Ой! Не могу, Вильке Борген делает предложение!
        - А что тут такого? - пожал плечами жених. - Она ведь от меня без ума. Тем более когда я буду не подмастерье ее родителей, а хозяин самого процветающего заведенья в Боденвельте. Ну, или хотя бы в Кругозёре.
        - А как оно будет называться? - наконец успокоился Франк.
        - Я пока еще не уверен, - сказал Вильке. - Но что-нибудь вроде: Трактир господина Боргена «Поющая Стрекоза». Или просто «Стрекоза».
        - Неплохо-неплохо! - смеялся Франк. - А кстати, где она?
        - У ведьмы, - сказал Вильке. - Та ее постричь решила, а то ей уже жарко…
        Так они проболтали в гамаке до позднего вечера. Наконец, Вильке уснул, а Франк не мог этого сделать из-за тесноты. Пока Франк толкался и вылезал из гамака, Вильке что-то мямлил во сне. Сон у него всегда был здоровый и крепкий. А Франку, напротив, часто не спалось, он много думал и иногда засыпал лишь под утро. Спал он меньше, чем Вильке, но последний любил растолкать Франка в полдень, облить водой и обозвать засоней.
        Наконец Франк выбрался из гамака, лег на кровать и долго думал о парне из страшной страны. Когда он смотрел на него, то готов был поклясться, что это Михаэль, но теперь ему самому это казалось полнейшим бредом.
        Ночью Франк проснулся от холода и посильней укутался в одеяло. Снаружи посвистывал ветер и шелестели дубы. Стоило Франку попробовать уснуть, как он понял, что хочет по нужде. А ему так не хотелось вставать и тем более выходить из хижины. Но никуда не денешься, он поднялся, накинул на себя одеяло и вышел.
        Возвращаясь, он увидел, что перед озером кто-то стоит. В гладкой черной воде отражалась луна, и кувшинки слегка светились. Перед ними неподвижно замер тонкий силуэт юноши. Он стоял неестественно прямо, будто лунатик или дремлющий эльф, смотрящий на большую луну.
        Фигура у озера испугала Франка, и он боялся двинуться с места. Ему хотелось незамеченным вернуться в хижину и уснуть под кроватью. Но он пересилил себя и медленно пошел к гостю.
        - Не подходи, - не оборачиваясь, сказал Тариэл.
        Франк замер, на мгновение потеряв дар речи.
        - Меня зовут Франк, - наконец выдавил он. - Я, как и ты, здесь пришелец. Я попал сюда около года назад.
        - А мне-то что? - спокойно отозвался Тариэл.
        - Просто… просто, - замялся Франк, - я думал, что могу чем-то помочь.
        - А чем ты можешь помочь?
        - Не знаю, - признался Франк. - Может, помогу тебе освоиться тут.
        - Лучше бы ты помог мне отсюда выбраться, - вдруг сказал Тариэл.
        - Выбраться? - искренне удивился Франк. - Но зачем? Разве здесь хуже, чем там?
        - Хуже, лучше, - передразнил Тариэл. - Разве в этом дело? На моей родине уничтожают людей, и никто не в силах это остановить. Только эгоист может думать о личном приюте, когда его народ, его товарищи и любимая в смертельной опасности.
        - Но ты уже сделал, что мог, - сказал Франк. - Ты отдал жизнь. Теперь пришло время и отдохнуть.
        - Это не отдых! - дернулся Тариэл. - Это дезертирство, постыдная трусость. Невозможно быть счастливым, когда предают твой народ. Да кому я это говорю?! Отстань от меня.
        - Как хочешь, - грустно сказал Франк и уже собрался идти, как вдруг сказал. - А ты поговори об этом с владыкой Сергиусом, он тебе точно поможет.
        - Это тот дед с бородой? - грубо сказал юноша.
        - Нет. Это тот великий маг и волшебник, что приютил тебя и вылечил от смертельной болезни, - поправил его Франк.
        Тариэл промолчал.
        Утром, ни свет ни заря, Тариэл ворвался в хижину, одетый и собранный в путь.
        - Вставай, - громко сказал он, - поведешь меня к этому вашему магу.
        - Да он и сам, может, сегодня приедет, - потягиваясь, ответил Франк вялым голосом.
        - Нет! Мы поедем к нему сейчас же, - настаивал Тариэл.
        - Закрой дверь, арбалетчик, дует! - крикнул Вильке, смелый спросонья, и скрылся под пледом.
        А Франк, поняв, что гость не шутит, стал натягивать штаны и рубашку.
        Через час они вдвоем ехали в поезде. Франк дремал, а Тариэл, выпучив глаза, смотрел на безумной красоты пейзажи. Мало того, что поезд шел в горах, и с невероятной высоты открывались прекраснейшие виды, кругом было еще и множество интересных обитателей дивной природы. Стаи птиц выделывали фигурные представления, в ущельях медленно парили орлы. Глядя на них, Тариэл вспоминал свои крылья, полеты над Каджети и немного завидовал.
        А прекрасная страна все проносилась за окнами вагона, виды чередовались один за другим. На горных пастбищах паслись овцы, голубые ели сменялись разноцветными покатыми коврами посевов и виноградников. Поезд то взмывал в горы, то, пыхтя, на тормозах погружался в ущелья или влетал в туннели. Тогда вагон окутывала грохочущая темнота. Иногда глубоко под поездом открывались озера, отражающие небо, а иногда состав по бревенчатым мостиками перелетал через горные речки. На отвесных утесах встречались замки, высокие башни церквей и милые деревеньки, прилипшие прямо к склонам.
        Каздоя сунула мальчикам корзинку с завтраком, и немного смущенный Тариэл смотрел в окно, уплетая бутерброды с сыром и ветчиной. Он знал, что эта страна прекрасна, точнее сказать, просто терял дар речи от ее красоты. И глубокое чувство отвращения к прошлому, смешанное с обидой, поглощало его. Ничего, кроме Нестан, теперь не привлекало его в Юдолии, но любовь перевешивала в нем все остальное. И юноша боролся с собой за то, чтобы так и оставалось впредь. Иначе он предал бы свою любовь, продал бы за эти красоты. Поэтому он усиленно старался держать свое сердце черствым и не влюбляться в эти пейзажи.
        К обеду они добрались до замка, спешно прошли в рабочий кабинет волшебника и решительно открыли застекленную дверь. Сергиус встретил их, сидя за печатной машинкой посреди комнаты. Он бросил стучать и, вскинув глаза на вошедших, заметно удивился.
        - Вы должны отправить меня назад, - с ходу сказал Тариэл.
        - Ну, во-первых, здравствуйте, - сказал Сергиус, глянув на пожимающего плечами Франка. - Я работаю, у меня важные государственные дела, а вы врываетесь без стука, - не раздраженно, а удивленно заметил волшебник.
        - Мне тоже некогда, - сказал Тариэл. - Моя девушка в плену, и я должен отправиться ее выручать.
        - Боюсь, что это не так-то просто, - покачал головой волшебник.
        - Мне все равно, просто это или нет, - жестко сказал Тариэл. - Я должен вернуться как можно скорее.
        - Ну, начнем с того, что ваша возлюбленная в плену у белесого змея, и вам не вызволить ее, не сразившись с ним, - перейдя на «вы», заметил Сергиус.
        - Я эту трусливую тварь знаю, - сказал Тариэл. - И если он осмелится сам принять бой, снесу ему башку.
        - Человеку не под силу убить дракона, - сказал Сергиус. - Да и древний дракон не станет нарушать доисторических правил. Так что, господин боец, ваши шансы равны нулю.
        - Мне плевать, чему они равны! - зашипел Тариэл. - Вы можете вернуть меня назад? Будь трижды проклята ваша страна, оставаться в ней я не хочу больше ни дня…
        - Попрошу следить за своим языком! - не выдержал волшебник. - А теперь - прочь из моего кабинета.
        - Я никуда не уйду, пока вы мне не пообещаете! - напористо сказал Тариэл.
        - Стража! - крикнул волшебник, щека которого задергалась от нервного тика.
        В кабинет вбежали два усатых швейцара в полосатых желто-фиолетовых костюмах с железными шлемами, украшенными красными перьями. Хоть в руках у них и были мушкеты, все равно они больше походили на участников карнавала, чем на солдат. Да и вид у них был растерянный.
        - Уведите этого грубияна! - приказал не на шутку разозлившийся Сергиус.
        Стража, выполнявшая при дворе чисто парадную функцию, засуетилась. Разводя руками и пожимая плечами, швейцары стали приглашать Тариэла на выход. Красный от злости подросток выхватил у одного из них мушкет и, как дубиной, разнес им стеклянный шкафчик со статуэтками.
        - Пошли вы все к черту! - выругался он и выбежал из кабинета.
        Сергиус рухнул в кресло, снял пенсне и тяжко выдохнул, мотая головой.
        Через какое-то время, охая, прибежал Нонпарель и стал собирать осколки. Волшебник нервно ходил по кабинету и о чем-то раздумывал.
        - Ну, я пойду, Сергиус, - сказал пришедший в себя Франк. - Ты уж меня извини.
        - Ты тут ни причем, - сказал думавший о своем волшебник. - Хотя нет, постой. Вот что. Найди этого бедолагу и скажи ему, что сегодня же вечером я созываю совет по его вопросу. Здесь, в шесть часов. Приходи и ты тоже.
        - Хорошо, - согласился Франк, пожав плечами.
        - Да, еще, - остановил его нервный волшебник. - Постарайся его успокоить. Скажи, что я все понимаю и постараюсь ему помочь.
        - Ладно. Тогда до вечера, - сказал Франк и ушел искать Тариэла.
        Он побежал в конюшню, взял свою любимицу Пинангу, на которой часто катался, гостя у Сергиуса, и поскакал вниз по обрамленной белыми глыбами дороге.

«Куда же он делся? - думал мальчик. - Лишь бы он не зашел в лес. Ведь он не знает, что дикие звери не трогают только тех, кто идет по тропе, ведущей к замку».
        Испугавшись, он прибавил ходу, и лошадь помчалась галопом в направлении пятна мрачного хвойного леса, через который и шла тропа в Кругозёр. Деревья в этом лесу были поистине огромными. Их тысячелетние стволы едва ли можно было обхватить и впятером. Мшистые, с грубой корой столбы уходили в темную высь своих крон. Густая зелень наглухо закрывала лес от солнечного света, так что в нем всегда царил полумрак.
        Перед Франком плотной высоченной стеной нависла опушка, и ему пришлось снизить скорость, когда извилистая дорога нырнула в кедровую тьму. Он уже въехал под тень ветвей, когда заметил у самого входа в лесную чащу маленькую фигурку Тариэла. Он стоял как зачарованный, в нерешительности рассматривая темные выси древесного царства.
        Франк обрадовался, что Тариэл еще не успел войти в лес. Лошадь пошла шагом. Тариэл, услыхавший фырканье животного, обернулся.
        - Куда это ты направился? - примирительно улыбаясь, спросил Франк и остановился подле. Тариэл попятился.
        - А это… ну, как его? - хмурясь и кивая на лошадь, начал он.
        - Лошадь, - подсказал ему Франк.
        - Да, лошадь… Лошади, они не кусаются?
        - Если честно, - признался Франк, - то кусаются. А еще хуже лягаются. Но ты не бойся, это хорошая лошадь. Ее зовут Пинанга. Хочешь со мной прокатиться?
        - Еще чего, - фыркнул Тариэл и отступил еще на шаг.
        - Не бойся, - засмеялся Франк.
        Через час они неспешно ехали верхом на Пинанге по темному лесу в сторону Кругозёра. Тариэл, вцепившийся в ремень Франка, хмурился и вертелся по сторонам. А Франк рассказывал ему о Кругозёре и населявшем его народе. Лес пошел горами, и дорога запетляла над обрывами и под утесами. Из чащи доносились голоса птиц и шорох зверей. Ребристые листья папоротника, высовывавшиеся на тропу, расступались перед лошадью. Иногда в прогалинах ветвей случались просветы, и мутные солнечные лучи косо падали на дорогу.
        Оба мальчика не выспались, поэтому зевали, к тому же укачивала езда. Когда лес кончился, глазам пришлось вновь привыкать к свету.
        - Вон оно, смотри! - сказал Франк, указывая рукой на обширное продолговатое озеро, окруженное веселым городком в форме полумесяца, прилипшего к покатистым берегам.
        Франк поспешил привезти гостя в их виллу. Он никак не мог отделаться от мысли, что юноша ? вылитый Михаэль, и иногда напрочь забывал, что это не он.
        На вилле Тариэл сразу почувствовал себя хорошо. Здесь не было посторонних, и весь быт был прост и уютен. А внутри находилось все, что нужно мальчишкам. У стены прямо в зале стоял велик Вильке с привязанными к раме удочками. Никаких особенных украшений, разве что сверкающие сковородки, поварешки и котелки, которые красовались на той стене зала, что условно относилась к кухне.
        Франк быстро соорудил запоздалый обед из бутербродов. Нарезал купленный по дороге пышный батон, намазал маслом и положил сверху тонкие ломтики балыка форели. Объеденье! Надо сказать, что форель не водилась в озере и за ней приходилось пробираться в горы к реке Вальда. Рыбалка на озере по своей обыденности походила, скорее, на лазанье в погреб. А вот на Вальде рыбачить нужно было уметь и посвящать этому, как минимум, целый день. Поэтому Франк редко ходил туда с Вильке. Куда чаще Франк просил зайти за ним перед рассветом Лорда, и они втроем ? Франк, Лорд и Стрекоза ? в полутьме отправлялись в горы. Там, пока овца паслась на полянке, Франк с Лордом садились на берегу и, тихо беседуя, рыбачили до полудня. К обеду удавалось поймать от шести до десяти стоящих форелей. Парочку собака и мальчик тут же съедали сырыми. Причем каждый разделывал рыбку по-своему. Франк нарезал ее пластиками, солил, перчил и уплетал с хлебом. А Лорд ел целиком, как и полагается нормальной собаке.
        Франк обожал рыбалку и уже хотел позвать с собой Тариэла.
        - Ах да, чуть не забыл! - опомнился Франк. - Волшебник велел кое-что тебе передать.
        - Что?
        - Он сказал, что сегодня вечером он созывает совет по твоему вопросу. Нас с тобой тоже звали. Сергиус сказал, что постарается помочь тебе вернуться в твою страну.
        Тариэл только молча уплетал рыбу.
        - А он на меня сильно разозлился? - спросил он, наконец, смущенно.
        - Да что ты! - отмахнулся Франк. - Он все понимает. Да Сергиус и злиться-то не умеет. Я вообще первый раз видел, чтоб он на кого-то кричал. А стража, так та и вовсе чуть со страху не померла.
        Франку хотелось поговорить с Тариэлом о Михаэле. Хотелось рассказать, что он так похож на его друга. Но он никак не мог решиться. Только украдкой всматривался в лицо юноши с поседевшими висками и белыми точками шрамов у губ, и все думал, он это или не он. Тариэл нравился ему, и он искренне болел за него, видя как ему трудно, и изо всех сил старался помочь.
        Франк зевнул.
        - Слушай, я, наверно, посплю часок, - сказал он. - Пойдем, покажу тебе мою комнату наверху. Можешь делать там, что хочешь. Хочешь, порисуй, хочешь, тоже поспи. А я тут, у Вильке, лягу.
        Франк проснулся, когда в дом с грохотом и громкой болтовней ввалились Вильке, Лорд и Марлена.
        - Ага! - воскликнул Вильке. - Дрыхнешь, значит. Сейчас мы тебя пощекочем. Лорд, фас его!
        - Гав! - подняв морду, сказал Лорд, стоявший посреди зала. - Гав!
        - А где этот, как его там? Та… Тамплиер, - поинтересовался Вильке.
        - Он наверху, - сказал Франк, не собираясь вставать. - Может быть, отдыхает. А вы тут шумите.
        - Нечего отдыхать! - сказал Вильке. - Вечер еще только начался.
        - Вечер?! - подскочил Франк. - А сколько сейчас?
        - Шестой час, - сказала Марлена.
        - О, Боже! - воскликнул Франк. - Мы же совет провороним!
        - Какой еще совет? - спросил Вильке.
        - В замке, - суетясь, сказал Франк, - по поводу Тариэла.
        Через десять минут Франк и Тариэл скакали на лошади, а Вильке с Марленой мчались на велике, крича Пинанге, чтобы та подождала их. Лорд тоже бежал за ними, но, наоборот, подгонял лошадь своим лаем. Потому что ему это нравилось.
        Без десяти семь ребята и Лорд уже были во внутреннем дворике замка, где обычно проходили советы. Волшебник и другие участники совещания в ожидании беседовали, попивая чаек.
        Кроме Нонпареля, его племянников и Каздои тут был человек с суровым лицом, которого мальчики видели у «Друзей дракона» в тот день, когда волшебник объявил о появлении Тариэла. Тогда Сергиус представил его как кузнеца, но он не был похож на ремесленника, скорее на рыцаря Круглого стола. Очень высокий, широкоплечий, коротко остриженный. Как оказалось позже, меньше всего этот тип понравился Вильке. И Тариэлу он тоже показался довольно подозрительным. А вот Франк, напротив, проникся к нему интересом. Он желал побольше расспросить о нем Сергиуса или даже поближе познакомиться с ним самим. Лицо человека выдавало южанина: горбатый нос, тонкие дуги бровей и удивительно пронзительные глаза на суровом лице. Из-под запахнутого плаща виднелся тонкий клинок. Когда запыхавшиеся ребята с тысячей извинений ввалились в зал, его обветренные губы изобразили улыбку.
        - Садитесь, садитесь, - прервал их Сергиус. - Я смотрю, вас несколько больше, чем я ожидал. Ну, что ж. Принесите еще скамейку и устраивайтесь в кружок.
        Когда все приготовились и Нонпарель прибрал на чайном столике, Сергиус, щека которого заметно подергивалась, внимательно осмотрел собравшихся: Тариэла, Франка, Вильке, Марлену, Лорда, трех карликов, ведьму и таинственного кузнеца - вместе с Сергиусом десять персон.
        - Ну, что ж, - начал Сергиус. - Думаю, все здесь присутствующие в курсе событий. Для начала в порядке голосования изберем председателя. Кто за то, чтобы председательствовал я?
        Все подняли руки. Один рыжий поднял аж две руки, а второй рыжий поднял лапу.
        - Приступим, - бесстрастно продолжил волшебник. - Как председатель, предлагаю начать совет с доклада того, кто стал причиной нашего собрания. Итак, юноша, - указал он рукой на Тариэла, - прошу вас изложить суть вашего требования.
        Тариэл поперхнулся от смущения и тут же встал, словно был на уроке.
        - Можно сидя, - сказал волшебник, показав когтистую кисть.
        Тариэл помялся и сел на место.
        - Ну, первым делом я хотел бы все-таки извиниться за свое поведение днем, - набравшись сил, сказал Тариэл. - И… и за вчерашнее тоже.
        Сергиус кивнул, а Вильке цокнул зубом.
        - Мне очень нравится в этой стране, - признался Тариэл. - Нет, правда. Я еще не ко всему привык, но мне здесь уже нравится. Дело в том, что моя страна, по древним легендам, тоже была когда-то цветущей и, возможно, не менее прекрасной, чем эта. Но войны между людьми, продолжавшиеся несколько тысячелетий, превратили ее в малопригодную для жизни, зараженную пустыню. Вот. Э-э. Как учат нас в школе, люди поссорились друг с другом из-за того, что некоторые племена стали пытаться приобрести большее влияние на древнего змея, обитающего в моем мире, и тем самым поработить остальные народы. И когда племена сцепились, змей объявил о своем нейтралитете, но гарантировал помощь самым слабым. Так что, как только какой-либо народ начинал проигрывать, змей подсказывал ему стратегию или технологию, необходимую для продолжения битвы. Со временем в целях борьбы люди научились заключать союзы между племенами, и к началу моего века в Юдолии было только три военных блока, составляющих единые военные лагеря. И один из этих блоков - блок марихов, называвший себя так в честь планеты Марс, из-за которой, по древним
легендам, должен явиться некий освободитель, был сильнее двух остальных. Блок марихов первым создал свой город, позволивший сконцентрировать военную мощь в пределах одного высокоиндустриального населенного пункта, что позволяло свести до минимума пограничные затраты и улучшить эффективность производства. Отныне города развивались не вширь, а, по большей части, под землю и ввысь. Своего рода город-крепость, завод и бункер одновременно. Только один город марихов населяло в те дни свыше ста миллионов человек. И вот, когда, казалось бы, ничто не мешало марихам одержать победу над двумя более слабыми цивилизациями, возник Великий союз. Два племени объединились против сильнейшего. И после семи лет ожесточенной борьбы союзу все-таки удалось разгромить марихов. Однако не успели они начать демобилизацию, как уже друг с другом схватились на руинах того города, где только что вместе праздновали победу. И вот уже сорок лет ожесточенные бои с переменным успехом идут на фабричных руинах племени красной планеты.
        Я и сам участвовал в нескольких боевых операциях, в одной из которых получил смертельное ранение. Поскольку лицемерный дракон все это время твердил о своем нейтралитете, у обоих племен образовалась партия, или лучше каста, начальников, ведущих дипломатические сношения с ним. Они называются каджами. Тайным образом кандидаты в каджи получают от дракона дозы его яда, отчего изменяются и даже внешне начинают напоминать ящеров. У людей, получающих такие инъекции, кожа шелушится чешуйками, глаза покрываются пленкой двойных век, а клыки становятся, как у хищных животных.
        И вот девушка, которую я люблю, также должна была после окончания специальной школы начать принимать яд. Я пробовал ее отговорить, и она согласилась, но сказала, что такой отказ будет квалифицирован как измена гражданскому долгу и оскорбление великого дракона. Так что от нее тут уже ничего не зависело. И тогда я предпринял отчаянное путешествие к самому змею, которого всю жизнь считал добрейшим и справедливейшим другом своего народа.
        Однако находясь в крепости дракона Каджети, я убедился в том, что эта тварь - никакой не друг, а враг всех людей, натравливающий их друг на друга с целью полного их уничтожения. Лицемерный змей заключил меня в своей крепости и предложил стать предводителем в одном из враждующих станов, уравновешивающим другого, уже созданного им монстра. То есть, принимая его яд, я должен был превратиться в драконоподобную тварь. Спустя несколько дней после того, как я разгадал коварные замыслы змея, мне удалось бежать из Каджети.
        Естественно, что на родине мне не поверили, арестовали и отправили в штрафной легион. Там я вновь участвовал в сражениях и был смертельно ранен, получив тяжелую форму лучевой болезни. После того как меня перевели в отделение для умирающих, мне вновь удалось бежать. Я проник в свой город и попытался найти мою возлюбленную. Оказалось, что она арестована и в качестве заложницы отправлена к змею в Каджети. Я знал, что в моем распоряжении считанные часы, и я не успею ей помочь. Тогда я, чтобы не терять время зря, предпринял пропагандистскую акцию против войны и дракона. Не знаю, что из этого получилось, но я был схвачен и публично казнен.
        - Как все это печально, - сказала Казодя.
        - Трудно поверить, что дракон может быть так коварен, - сказал Нонпарель, качая головой. А Лорд хрипло вздохнул.
        - Итак, мы благодарим тебя, юноша, за столь подробный рассказ, - сказал Сергиус. - Но чего же ты хочешь?
        - Я хочу спасти Нестан, а для этого мне необходимо вернуться, - коротко сказал Тариэл.
        - Но может быть, можно просто подождать пока она сама достигнет наших пределов? - предложил Рудольф. - Ведь если это истинная любовь, то время над ней не властно.
        - Это вопрос не только времени, - возразил волшебник, - но и ее сил противостоять змею. Ибо те, чья воля подчинилась тьме, уже не способны попасть в объятья Рату. Тем более что коварный Дэв наверняка делает ей инъекции своего яда, который и есть концентрированное змеиное зло. Думаю, что девушка в великой опасности и, без сомнения, нуждается в помощи.
        - Юноша, а почему ты думаешь, что с ней пока еще все в порядке? - спросил Рудольф.
        - Я не думаю, я знаю, - ответил Тариэл. - Дело в том, что Дэв обещал мне, что, когда я стану как тот монстр, дать мне ее в жены. А также и своему уродцу Амирбару он обещал «самку человека», как только тот принесет ему первую победу. Зная коварство змея, я уверен в том, что он отомстит мне за побег тем, что предложит мою возлюбленную именно ему. - Лицо Тариэла потемнело, но он взял себя в руки. - В то же время я слышал от самого Дэва, что его Амирбар достигнет нужных размеров и боевой мощи не раньше чем в августе. То есть до августа он его на сражения не выпустит. Так что время у нас еще есть. Мало, но есть.
        Минуту все молчали.
        - Допустим, мы сможем вернуть тебя обратно, но что дальше? - сказал Сергиус. - Как ты сможешь за столь короткое время вызволить Нестан из Каджети? Ведь против тебя будут обе враждующие стороны.
        - Не знаю. Но я не могу сидеть, сложа руки, когда она там, в темнице! Я должен что-нибудь предпринять.
        - Это, конечно, верно, - вдруг сказал человек в темном плаще. - Но шансы у тебя, - он цокнул, - мизерные. Я бы даже сказал, нулевые. Боюсь, и по всей нашей стране не собрать воинов, способных даже вместе противостоять одному из древних драконов.
        Тариэл молчал. Он понимал, что человек говорит правду. Боденвельт - прекрасная страна, но ее мирная жизнь ничего не может противопоставить даже одному штурмовому соединению из Юдолии.
        - Ну, что ж, - после долгой паузы сказал Сергиус. - Предлагаю закрыть сегодняшнее заседание. До завтрашнего вечера мы будем думать и искать выход, как победить дракона и спасти Нестан. В конце концов, у меня есть кое-какие приемы, помогающие находить самые верные варианты решения задач. А теперь предлагаю отдохнуть, пока Нонпарель и молодежь приготовят какой-нибудь ужин. Всех, кто может, приглашаю остаться сегодня в замке.
        Франк, Тариэл и Лорд пошли побродить по лесу. Франк пытался выпросить у волшебника висящий на стене старинный кремневый пистолет, но тот отказал наотрез. «А вдруг на нас нападут?» - канючил Франк. «Ничего, с вами Лорд, а он и волка загрызет, если надо», - отвечал волшебник. «Нет, не загрызу, - усмехнулся пес. - Я с волками дружу. Они же мои собратья. А вот кому другому по сопатке надавать можно. Кабану, например».
        Вильке пошел помогать на кухню и утащил за собой Марлену. При этом, конечно, помощи от него Бабашке и Марзану никакой не было. По большей части новый повар давал бесполезные советы и говорил что-нибудь вроде: «Ну, кто так делает, дружище? Давай покажу. Ой! Извиняюсь, издержки производства». Но зато карликам было не скучно, и они с Марленой смеялись над незадачливым помощником. Кончилось все тем, что Вильке с Марленой стали намазывать бутерброды, и все переросло в спор, где их нужно намазывать - сверху или снизу. Решили, что и там, и там. Так что все, кроме Нонпареля, остались довольны.
        После ужина некоторые все же вернулись домой. Откланялась Каздоя, Марлена сказала, что должна с утра помогать у «Друзей», а Вильке - что овце дома одной может быть одиноко или даже страшно. Лорд, естественно, отправился с ними.
        Франк и Тариэл остались в замке. Они лазали по башне-обсерватории, рылись в библиотеке и дурачились, переодеваясь в волшебные облачения. Потом, не снимая их, они носились по лабиринтам замка и дикими воплями пугали приведений.
        Сергиус хотел было сделать им замечание или выгнать на улицу, но решил, что это хорошо, что Тариэл, наконец, играет. Поэтому когда они натыкались на волшебника и с криками удирали, он только качал головой и улыбался.
        И вот, когда оба уже взмокли и устали от беготни, Франк облокотился на подоконник узкого окна во внутренний двор. Тут он заметил, что в свете фонарей, все еще сидя за столиком, беседуют Нонпарель и таинственный кузнец.
        - Франк! - крикнул из-за угла Тариэл. - Ты где там застрял?
        - Иди сюда, - приглушенно отозвался тот.
        - И что ты тут увидел? - спросил подошедший Тариэл.
        - Видишь вон того здоровяка?
        - Ну, - сказал Тариэл, не понимая, чему нужно удивляться.
        - Он не кажется тебе несколько странным?
        - Вообще-то мне все здесь кажется странным, - признался Тариэл.
        Они решили пойти к Сергиусу и расспросить его о незнакомце.
        Шел одиннадцатый час, и волшебник уже собирался спать. Он прочитал перед сном заклинания для сладкого сна, переоделся в ночную сорочку, надел колпак, залез на высокую кровать, плюнул на пальцы и потянулся к свече. Но не успел потушить огонек, как в спальню влетели ребята. Франк с ходу запрыгнул к нему на кровать, а Тариэл замер в дверях. Ему было неудобно.
        - Что такое? Что такое? - перепугался Сергиус, прячась под одеяло.
        - Сергиус, скажи, а кто такой этот кузнец? - спросил Франк.
        - Ах, кузнец, - кивая, сказал волшебник. - Ну, что ж, устраивайтесь, и я вам расскажу, - он пригласил рукой Тариэла. Но тот так и не осмелился сесть на ложе местоблюстителя, а взял у стены скамеечку и поставил ее около кровати.
        - Кузнец, говорите, - повторил волшебник. - Он лучший путешественник и специалист в области космостратума и межстратумных переходов.
        - Подожди, подожди, - прервал его Франк, - а что такое космодратные, или как их там, переходы?
        - Космостратум, - повторил волшебник, - от «космос» - мир и «стратум» - слой. Ведь вы с Вильке тоже совершили переход из одного мира в другой. Так вот, Рудольф, или, как его часто называют, Рудольф из Жуткого Брейгеля, - мой большой друг и искуснейший кузнец. Он кует для меня вензеля, различные шестерни и другие волшебные приспособления. Он настоящий мастер своего дела и знает кучу интересных вещей.
        Рудольф - сын бургомистра старинного города Жуткий Брейгель в Сырой лощине. Однажды в Жутком Брейгеле началась эпидемия землистого мора. Что-то вроде чумы, только на время болезни люди превращаются в кровососущих демонов. Народ затребовал от властей срочных мер и уже грозился поднять бунт и спалить дом бургомистра. Тогда отец снарядил своего юного сына Рудольфа в дальний поход, чтобы он призвал на помощь дракона. И юноша отправился в нелегкое путешествие. Сырая лощина так далека от нашей долины, что сказания о добром драконе многие уже давно считали бабушкиными сказками. Бунт все-таки разразился, жители столпились у дома бургомистра и потребовали ответа. И когда он вышел в одной ночной рубашке, чтобы успокоить брейгельских граждан, они спросили, что он предпринял для спасения города от ужасной болезни. И он честно ответил, что отправил сына искать дракона. Тогда они зарычали, стащили его с балкона и забили насмерть граблями и лопатами. Потом бунтари сожгли дом вместе с запертыми в нем сестрами нашего Рудольфа.
        Когда через месяц опасного пути юноша на усталом коне, наконец, подъехал к воротам Жуткого Брейгеля, везя сосуд с целебным ядом дракона, то обнаружил на воротах города голову своего отца. Но он не повернул назад и не оставил жителей погибать от страшной заразы. Ведь там было много стариков и детей, не имевших отношения к убийству и веривших в сказки про славного Мимненоса. Рудольф собрал верных друзей и монахинь из ордена милосердия, раздал им чудесный бальзам и велел исцелять горожан, пока Брейгель не вернется к прежней здоровой жизни. И уже через две недели над Жутким Брейгелем поднялось ясное солнце, а городская площадь наполнилась торговцами, шарманщиками и бродячими комедиантами.
        Но люди даже не поблагодарили Рудольфа и не попросили у него прощения за убитых родных и спаленный дом. Вместо этого они избрали другого бургомистра - по имени Клаус Дорф, который и был зачинщиком бунта, призывавшим к расправе над бургомистром в темные дни землистого мора. Тогда Рудольф вновь сел на своего коня и навсегда покинул Жуткий Брейгель и саму Сырую лощину. Он вернулся в наши края и поселился на дальней окраине Кругозёра. Кроме того, он много путешествовал и приобрел в заморских странах волшебные навыки в кузнечных и ювелирных ремеслах. Он - величайший мастер и маг в своем ремесле.
        Когда волшебник закончил свой рассказ, полусонные мальчики пожелали ему спокойной ночи и направились к выходу из комнаты.
        - И все же я хотел бы еще раз сказать вам, - выходя, обернулся Тариэл, - что я должен вернуться назад.
        - Хорошо, мы придумаем что-нибудь. Завтра непростой день, нынче тебе и всем остальным нужно как следует отдохнуть, - сказал волшебник и, наконец, затушил свечу.

* * *
        Вечером следующего дня десять участников вновь собрались на совет. Председатель-волшебник сказал:
        - Итак, мы много размышляли в эти часы. И принять единственно верное решение было весьма нелегко. Юноша поставил перед нами непростую задачу, ведь все мы понимаем, что отправить его одного на борьбу с великим драконом было бы безнадежной затеей. Ни одному человеку не под силу самостоятельно противостоять древнему змею. Еще вчера решение мелькнуло у меня в голове, но показалось мне совершенно безумным. Сегодня я уединился в лаборатории, где вошел в общение с древним магическим камнем. Трудно было выпытать у лукавого шара единственно верное решение. Но он устрашился моих заклинаний и подтвердил, что побороть Дэва можно только с помощью Мимненоса.
        - Но как?! - ахнули и загалдели члены совета.
        - Мы снарядим экспедицию в страну древних драконов, - ответил волшебник, - и, вопреки правилам древних времен, постараемся отпросить Мимненоса у императора Хэтао.
        Слова Сергиуса так ошеломили присутствующих, что они молчали.
        - Сколько времени потребуется, чтобы добраться до вашего дракона? - спросил Тариэл. - Ведь Нестан могут отдать чудовищу Дэва через четыре месяца.
        - Да, - озадаченно сказал волшебник, - страна Хэтао поистине далеко. Тысячи миль на восток, через моря, степи и самые высокие горные цепи, что пролегают между Боденвельтом и Хэтао. А как известно, за Восточным морем, до которого простирается наша страна, начинаются владения иных народов, многие из которых воинственны и кровожадны. К тому же на древнем пути, ведущем в страну драконов, промышляют орды разбойников и даже чудовищ. Боюсь, что путь на восток может быть весьма продолжителен и опасен.
        - Но как же мы сможем успеть? - воскликнул в отчаянии Тариэл.
        - Ни к чему так волноваться, юноша, - сказал ему Рудольф из Жуткого Брейгеля. - Мы совершим это путешествие достаточно быстро.
        - Но как?
        - По воздуху, - ответил Рудольф. - Мы построим летучий корабль и домчимся до Мимненоса на скоростных высотных ветрах.
        - Сколько же потребуется волшебства, чтобы построить такое сооружение? - хозяйственно покачал головой Нонпарель.
        - Нисколько, - сказал Рудольф. - Разве воздухоплавание - это волшебство? По воздуху нам необходимо преодолеть около пяти тысяч километров. Далее, уже у самых границ Хэтао, начинается полноводная река Эхнаух, самая быстрая из великих рек в мире. Эхнаух тысячу с лишним километров течет на север, а затем, петляя, еще две тысячи - на восток прямо к городу восточных мудрецов, где в садах мудрости отдыхают драконы. Так что часть путешествия мы будем плыть по реке.
        - А мы сумеем построить эти средства передвижения? - спросил Тариэл.
        - Я смогу создать чертежи и отлить корабельную пушку, пропеллер, якорь и все остальные металлические детали, - сказал Рудольф. - Волшебник сделает для нас баллоны с гелием, а Нонпарель соберет припасы и все, что нужно в дорогу. Думаю, что дирижабль мы сможем заказать мастерам из гномов, а ладью-гондолу из самых легких и прочных стволов ольхи для нас изготовят эльфы из западной гавани. Вот только где взять средства для найма искуснейших мастеров?
        Было решено устроить сбор денег на корабль по всему Кругозеру. Франк, Тариэл, Марлена и Вильке ходили по городку с копилками и горланили во все горло:
«Пожертвуйте на путешествие к Мимненосу для спасения девушки от злого дракона!» Некоторые жители решали, что злым драконом они называют Мимненоса и хотят спасать девушку от него, сердились, расспрашивали, ну а потом уже, разобравшись, не могли отказать в помощи.
        Рудольф заказал мастерам все необходимое под честное слово владыки Сергиуса. После трех дней сбора, когда работа уже кипела, удалось собрать только пятую часть от необходимой суммы. Много денег внес сам Рудольф, но их хватило, только чтобы дать задаток гномам.
        В конце концов, Франк посмотрел на Вильке, и тот, покраснев, вздохнул и разбил копилку со сбережениями на свой трактир. Теперь не хватало только трети. Каждый вечер овца и Вильке выкладывались в «Друзьях дракона» по полной. Всю ночь напролет Марлена с подружками рисовала афиши: «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ КОНЦЕРТ ВИЛЬКЕ И ЕГО ПОЮЩЕЙ ОВЦЫ. Все вырученные средства пойдут на спасение красавицы, заточенной у злого дракона».
        Так что через неделю сумма была собрана, как раз к тому моменту, когда летучий корабль был построен. Светлую ладью спустили прямо в озеро Кругозёра, и все жители вышли полюбоваться с пристани на прекрасную, как лебедь, лодку. Тут же, недалеко от пристани, гномы надували дирижабль. Он, похожий на заградительный аэростат и сардельку одновременно, состоял из грубых заплаток и висел над пристанью криво. Его удерживали сети, которыми планировалось прицепить ладью, как гондолу к воздушному шару.
        Итак, ладью завели в специально сооруженную верфь и подцепили ее к огромной надувной бомбе, на которую теперь стал похож дирижабль. Судно заметно приподнялось в воде. В самой лодке были баллоны с гелием, запасы воды и провизии на несколько дней. На корме ладьи была установлена легкая пушка, а с бортов свисали мешки с песком. Над рулем лодки был установлен большой трехлопастной пропеллер. Однако мощность у него была не больше, чем у электропилы, так что использоваться он должен был только как воздушный руль.
        Так как чуть ли не половину денег собрали благодаря Вильке, назвать судно торжественно предложили ему. Вильке не отличался большой скромностью и поначалу хотел назвать его просто «Великий Вильке», но потом, когда над ним посмеялись, передумал и предложил назвать корабль поэтично - «Небесная Волынка». Всем понравилось.
        Вылет «Волынки» был безотлагательно назначен на первое мая, то есть, на завтрашний день. Внезапно прошел слух, что волшебник объявил набор добровольцев, и начался настоящий ажиотаж. Вызвались все, кто так или иначе был замешан в деле, даже строившие дирижабль гномы и ведьма Каздоя, которая мечтала вновь повидать Мимненосика. Но Рудольф из Жуткого Брейгеля, назначенный капитаном судна, заявил, что возьмет только двоих - самого Тариэла и сдружившегося с ним Франка, решив, что втроем они будут неплохой командой. Тариэл стал на «Небесной Волынке» мичманом, а Франк - боцманом. Разницы между мичманом и боцманом они оба не знали, но капитан быстро им объяснил: боцману влетает за беспорядок, а мичману - за все остальное.
        Самозваные добровольцы, конечно, поныли, но потом согласились остаться, так как волшебник сказал, что путешествие очень опасное.
        На следующий день в восемь утра Рудольф, Франк и Тариэл взошли по мостику на летучий корабль. День был солнечный и по-весеннему светлый. Весь Кругозёр собрался на проводы, чтобы посмотреть, как необыкновенное судно поднимется и полетит на восток.
        - Отдать швартовы! - скомандовал капитан, и гномы обрубили канаты.
        - Ура-а! - закричали все, когда «Волынка» оторвалась от воды. Струйки еще стекали со дна, а махина уже медленно плыла над озерной гладью. Корабль был настолько велик, что, поднимаясь, заслонил собой солнце, и могучая тень наползла на собравшуюся толпу.
        - Да благословит вас дракон! - воскликнул Сергиус, воздевший свой жезл вслед удаляющемуся цепеллину.
        Первый час полета мальчики были заняты и думали только о работе. Сразу же оказалось, что шланг, по которому поступает гелий, привинчен неплотно. Капитан Рудольф обвязал Тариэла веревкой и приказал лезть по вантам (таким корабельным сеткам) прикручивать шланг.
        Рудольф был строг, но видно было, как он переживает за парня. Франк только мельком наблюдал за ремонтом: самому ему было приказано перетаскивать вещи с одного конца ладьи на другой, так как «Волынку» перекосило.
        Пропеллер слегка крутился от попутного ветра, благодаря которому двигатель еще не включали. Вскоре мимо стали проплывать облака, а временами «Волынка» входила в туман, пронизывая его насквозь. Стало холодно, поднялся высотный ветер, ладья начала сильно раскачиваться. Рудольф приказал надеть свитера, шарфы, ушастые кожаные шлемы и специальные очки, как у летчиков.
        Вдруг наползла тень, и все бросились к борту. Корабль пролетал мимо высокой скалы, и была опасность столкнуться с ней.
        - Мичман, право руля! - рявкнул Рудольф, и когда Тариэл бросился к штурвалу, сам помчался заводить мотор.
        Едва ли им удалось бы отвернуть от скалы, если бы корабль действительно несло на нее. Пузырь из кожистых заплаток прополз в двух метрах от склона и полетел дальше. Лишь теперь заработал двигатель и застрекотал пропеллер. Капитан выскочил из рубки, но тут же вернулся назад - глушить движок.
        - Надо подняться повыше, - сказал он спокойно. - Выше пяти тысяч метров тут пиков нет.
        Он прыгнул на баллоны и повернул вентили, отчего шланг зашевелился, как живой, и гелий пошел наверх.
        Только в обед капитан объявил перекур, и мальчики смогли осмотреться. За бортом неподвижно лежала зеленая страна с извилистыми речками и темными пятнами вспаханных полей. Боцман Франк понимал, что за пищу, скорее всего, отвечает именно он и, не дожидаясь, когда ему это скажут, начал искать мешок с едой. Франк немного боялся, что ему придется что-то варить, так как за последний год жизни с Вильке он к кухне не прикасался ни разу. Но на его счастье, хотите верьте, хотите нет, Нонпарель наготовил еды, как минимум, на неделю. В больших термосах - сладкий чай и кофе, в салфетках - разные бутерброды, еще кастрюлька с картошкой, банка с огурчиками, копченые окорока в фольге, вареные яйца и все-все-все, что обычно берут в дорогу.
        Франк быстро накрыл стол и пригласил спутников к обеду.
        - Тут я кое-что для вас смастерил, - сказал кузнец, откусив огурец и отойдя к вещам. - Я не хотел показывать вам это дома, так как мирный народ лучше не искушать блеском славных клинков.
        Он развернул отрез материи, и в ней оказались две новенькие сабли. Нет! Не сабли. Это были самурайские мечи с вьющимся драконом вокруг рукояти.
        - Мы летим на восток, и помимо всех опасностей нам предстоит предстать пред императором Хэтао, - сказал Рудольф. - А просящим отпустить дракона для славных сражений нужно быть при оружии и самим.
        Короткие, словно обломанные, клинки, были зеркальными и гладкими как стекло. Мальчики охотно упражнялись с ними, изображая самураев, однако из ножен не вынимали - Рудольф запретил им это делать, поскольку клинки были остры, как хирургический скальпель.
        Надо признать, что опасное приключение на воздушном судне пока что больше напоминало веселый пикник. В свободное от работы время мальчики в лучшем случае смотрели на красоты через трубу Синдбада, подаренную Франку волшебником. А в худшем - бесились и раскачивали ладью-гондолу. Уже через два дня Рудольф устал строжиться, и мальчики отрывались по полной.
        Вероятно благодаря заклинаниям Сергиуса ветер был хоть и порывистый, но попутный. Двигатель включали редко. Несколько раз Рудольф пытался с его помощью повернуть корабль боком, чтобы увеличить площадь давления ветра, но сардельку лишь разворачивало кругом. Наконец капитан бросил эту затею. В первый же день они достигли моря и до темноты летели над бескрайней голубой гладью. С утра моросил дождик, но и сквозь его дымку было видно, что море уже позади. Теперь под ними было плоскогорье с изрезанной каньонами и бедной на растительность страной. Намокшая «Волынка» начала тихо снижаться. Но Рудольф не отдал команду подать газ, а велел проконтролировать спуск и остановить судно где-нибудь на ста футах.
        Франк разложил завтрак и позвал всех к столу. Тариэл, которому было поручено следить за спуском, решил, что у него есть время перекусить, и покинул свой пост. Втроем, как обычно, они уселись на пол и стали уминать бутерброды с сыром и ветчиной.
        Вдруг «Волынка» глухо ударилась дном о твердь.
        - Я же сказал тебе следить за снижением! - рявкнул Рудольф на Тариэла и бросился к борту.
        Капитан удивился, когда вместо земли увидел под кораблем пропасть. Схватив канат и вскочив на край борта ногами, кузнец обнаружил, что киль дирижабля зажат в каменной хватке великана-циклопа. Тупая громадина замерла, держа «Волынку» на вытянутой руке с потрескавшейся, как грязь на солнце, кожей.
        Мальчики, подоспевшие к капитану, растерянно смотрели на него.
        - Эй, ты, камнеед, убери свою лапу! - крикнул Рудольф, но циклоп даже не пошевелился.
        Рудольф спрыгнул и бросился в рубку, откуда вскоре выскочил с мушкетом.
        - Я взял для тебя угощение, - бормотал Рудольф, заряжая мощный ствол с раструбом на конце. Морщась от напряжения, капитан взвел кремневый курок, вскочил на корму и жахнул по великану. Облако дыма и искры вырвались из ствола, Рудольфа отбросило на разложенный завтрак, а сам мушкет отскочил и, дымясь, упал возле борта. «Волынку» тряхнуло, и она вновь поползла по ветру. Франк бросился к Рудольфу, а Тариэл остался наблюдать за великаном. Тот, схватившись одной рукой за нижнюю челюсть, другой махал и извивался, потом, наконец, развернулся и медленно, будто в воде, побежал прочь.
        Отдача от выстрела вывихнула Рудольфу плечо. Тариэл вправил капитану руку и сделал перевязь. После этого происшествия вновь все пошло спокойно, и Франк уже решил, что приключений больше не будет.
        Следующие три дня они летели над степью, пока чуть не напоролись на невиданной высоты скалы. Если верить картам и атласам, они были похожи на Гималаи или Тибет. Снизу находились сухие безлесые ущелья, крутые уступчатые склоны и острые заснеженные пики. Они были так высоки - километров, наверное, семь или восемь, что
«Волынка» не могла перелететь через них.
        Тут-то «веселый пикник» и накрылся.
        - Надеть парашюты! - скомандовал капитан.
        Рудольф в ужасе орал на команду и сам помогал парням делать работу. Целый день они боролись за жизнь. Летя на скалу, они трижды снимали двигатель и устанавливали его на один из бортов для усиления рулевой тяги.
        Один раз «Волынка» все-таки шаркнулась о белый склон пика. Несколько льдин упало на борт, и целая волна комьев затвердевшего снега, образуя лавину, помчалась вниз по горе. Гномьи швы выдержали, но перепугались все не на шутку.
        К полудню пики стали заметно ниже, корабль смог лететь над ними, и команда решила отдохнуть. А когда горы кончились, капитан «Волынки» приказал опустить судно до нескольких сот метров. Два дня они летели над пустынным плоскогорьем, но потом, пейзаж снова изменился. Под летучим кораблем в туманах раскинулись густые холмистые джунгли. В низинах текли мутные воды, по ним плавали узкие лодочки с матерчатыми навесами, а на берегах то и дело виднелись речные селенья.
        - Мичман! Опустить судно на триста футов, - скомандовал капитан.
        - Есть опустить судно на триста футов.
        - Держать судно по руслу реки!
        - Есть держать по руслу реки.
        Когда корабль спустился, блеклая ленточка превратилась в небольшую мутную речку, бегущую меж берегов, с которых нависали темные джунгли.
        - Эта река впадает в великий Эхнаух, - сказал Рудольф. - Самое главное - не проморгать дельту. Иначе перелетим реку, и придется тащить ладью назад.
        Такая перспектива никого не привлекала, и мальчики стали напряженно вглядываться в даль. Но в долине легкой дымкой стелился туман, и линия горизонта терялась. Франк и Тариэл по очереди смотрели в трубу, но из-за мутности пейзажа это занятие быстро надоедало.
        Наконец все расслабились и решили поесть. Пока мальчики дежурили на корме, Рудольф быстро перекусил, а потом они поменялись и уступили трубу капитану. Им так надоело пялиться вдаль, что они всячески отлынивали от дежурства. Теперь ждать появления Эхнауха стало задачей, которую капитан вынужден был выполнять практически в одиночку.
        Наступили сумерки, «Волынку» опустили к самой реке, и она полетела над речной гладью, едва не касаясь воды.
        Дежурили всю ночь, но напрасно. Эхнаух так и не появился. На следующий день могучий голос Рудольфа разорвал тишину:
        - Внимание! Река!
        Мальчики подскочили и заняли свои посты. В дельте, где их речушка впадала в великую реку, было так мелко, что вода дыбилась и бурлила на подводных камнях: их нужно было перелететь во что бы то не стало, иначе была опасность пробить дно эльфийской ладьи.
        Они летели на высоте метров двадцати, снижаясь слишком медленно, так как гелий не хотел выходить. Эхнаух вот-вот уже окажется под ними, а они еще так высоко.
        - Мы же перелетим через реку! - воскликнул Тариэл.
        Вдруг Рудольф зажег факел, сорвался с места, подскочил к кормовой пушке, задрал ее вверх и запалил фитиль. Только капитан отпрыгнул в сторону, раздался оглушительный выстрел, и кислое пороховое облако промчалось по ладье. Дирижабль прошило насквозь.
        - По моей команде! - закричал Рудольф. - Рубить стропила!
        Мальчики со свистом обнажили клинки и бросились к противоположным бортам.
        - Ждем! - угрожающе протянул капитан. - Ждем! Ждем!
        От быстрого снижения слегка кружилась голова, сердце уходило в пятки, но команде было не до того.
        - Ждем!
        Ладья плюхнулась брюхом на воду, все попадали и скатились на самое дно.
        - Руби! - отчаянно закричал Рудольф и бросился со своим длинным узким кинжалом к сетке.
        От первого же удара канаты толщиной с кошачий хвост лопались, как потрепанные струны. Мальчики сами не заметили, кто отсек последний. Над головой стало чего-то решительно не хватать. Они вскинули лица и увидели, что сарделька, слегка покачиваясь, криво уплывает в небо за другой берег широкого Эхнауха. Ладья кружилась и плыла по течению.
        Рудольф не выдержал и засмеялся от радости, а мальчикам стало смешно уже от самого вида развеселившегося капитана. Они бросили мечи и, хохоча, упали на вещевые мешки.
        Погода была солнечной, а река уютной. Если б вы только знали, как приятно почувствовать себя на земле после недельного путешествия в небе!
        Путешествие по воде прошло еще более мирно, но не менее интересно. Берега реки населял узкоглазый народ ? китайцы или корейцы. Ходили они босиком, в длинных легких рубашках, чаще светлых тонов, и в коротких кимоно, на головах носили плоские конусовидные шляпы. Они подплывали к «Волынке» на узких лодках и предлагали всякое барахло. Но Рудольф покупал только рыбу. Люди здесь жили бедные, но чистые и учтивые. Они кланялись и отплывали в полупоклоне, глядя на гостей, - чтобы те не обиделись, завидев их спины.
        Какие-то ребятишки подплыли к ладье на плоту и, что-то крича на своем языке, протянули конец веревки. Тариэл и Франк в недоумении посмотрели на капитана. Тот улыбнулся:
        - Это местные музыканты. Они хотят для нас поиграть. Возьмите веревку и пришвартуйте их к «Волынке».
        Мальчики исполнили это, ребятишки захлопали в ладоши и поклонились. Потом они недолго поиграли на флейтах и бубнах, потрещали трещотками и позвенели стеклянными колокольчиками.
        - Браво! Молодцы! - кричали и хлопали Тариэл с Франком.
        Музыканты поиграли еще, а когда гости наградили их подарками и золотой монетой, поплыли к берегу, галдя на своем языке.
        К вечеру того дня великий Эхнаух погрузился в ущелье скал из красных пород. Мутные воды реки отражали утесы, отчего те становились темными и багровыми, словно вишневый сок. Прямо из скал росли одинокие кусты и в них виднелись птичьи гнезда.
«Как это прекрасно!» - воскликнул Франк, перекрикивая шум реки: она помчалась быстрее, и, беседуя, приходилось напрягать голосовые связки.
        - О, это великое место! - сказал Рудольф. - О нем сложено немало легенд и песен. Даже люди Запада хранят сказания о Кровавом ущелье. Говорят, что здесь в великой войне был убит последний дракон. И кровь его стала привратницей для священной страны Хэтао, страны где добрые драконы находят вечное пристанище и покой.
        Рудольф выпрямился, закрыл глаза и вздохнул полной грудью. Казалось, он сейчас свистнет, но вместо этого он запел на какой-то древний восточный мотив:
        Так случилось, что осенью славного года жэньсюй,[Пятьдесят девятый год китайского шестидесятилетнего цикла.]
        В день, когда уж седьмая луна на ущербе была,
        С гостем праведным плыли неспешно мы в лодке вдвоем,
        По реке Эхнаух между Красных обветренных скал.
        Не тревожа поток, чуть прохладный дышал ветерок,
        словно третий наш друг.
        Гостю я предложил, поднимая свой кубок с вином,
        Вместе строки припомнить о гибельной древней войне,
        Спеть о давних летах и о чудных драконах стихи,
        И от песни старинной печалью сердца напоить:
        Ведь и всякая мудрость в печалях зачата была,
        такова наша жизнь.
        Над восточною вскоре горой появилась луна,
        Поплыла-поплыла - между звезд красотою бела.
        Засверкала река от нее, словно капли росы,
        И смешались в одно в этот час небеса и вода,
        И обнялись они, приготовившись музыке слов
        нашей песни внимать.
        В колеснице-ладье мы по ветру летим и летим
        В пустоту и безбрежность, не ведая, есть ли предел.
        Кружим в вечности, кружим, от мира сего отрешась,
        Как на крыльях взлетая к обители змеев святых,
        Чтобы гимны хвалебные спеть тем крылатым зверям,
        встарь покинувшим нас.
        …Так мы пили вино. Нет, казалось, печали конца,
        А потом, на борта опираясь, мы начали петь:
        «О, дракон Эхнаух, в честь тебя этот назван поток -
        Там, где кровь твоя все-то струится, теченье багря,
        Мы, спустя десять тысяч веков, преклоненно тебе
        свои гимны поем».
        И от нашей ладьи на ветрах по кровавой реке,
        Эта музыка вдаль ускользала, тянулась, как нить.
        Может даже драконы проснулись в пещерах в тот миг,
        И слезу уронила вдова, что плыла на плоту.
        Почему так грустна твоя слава, о, змей Эхнаух?
        Древний змей Эхнаух.
        Вдруг под лодкой бревно я заметил в мерцании вод,
        Пригляделся, и понял, нет, вовсе не древо сие.
        И, судьбе покивав, я продолжил печальный распев.
        Ведь по лунной реке, провожая нас в дальнюю даль,
        В поднебесную даль, как большой крокодил, рядом плыл,
        подвывая, дракон.
        Рудольф замолчал, глядя вдаль. Ветерок трепал его короткие волосы, а быстрые воды Эхнауха уносили «Волынку» в страну добрых драконов.

* * *
        Однажды утром Франк проснулся от дребезжащего звука низкой могучей трубы. Он вылез из палатки (так они называли свой лодочный тент) и увидел по пояс нагого Рудольфа, сидящего в позе индуса и курящего свою длинную трубку. И вот еще что! Рудольф был лысым, как яйцо. Смуглая кожа на его шее сложилась под затылком складками, хотя Рудольфа нельзя было назвать полным. Разве что здоровым. В ухе у капитана была сережка, на плече - черная наколка в виде вьющейся по руке змеи. Короче, на корме сидел другой человек - то ли индус, то ли вообще непонятно кто.
        Капитан обернулся и слегка улыбнулся Франку. Глаза его были подведены черной тушью, отчего горбоносое лицо сделалось совсем восточным.
        - Доброе утро, Франк, - сказал Рудольф.
        - Что это с вами? - спросил изумленный мальчик.
        - Путешественник должен знать обычаи страны, где он гость, - сказал Рудольф. - Ибо это дань уважения ее народу.
        И только тут Франк увидел, что ладья не плывет по Эхнауху, а стоит в тихой заводи прекрасного города, полного многоярусных пагод, холмистых садов и чудесных аллей. Кругом ходили вельможи в необыкновенных нарядах и одетые, как китайские принцессы, дамы с зонтиками и веерами.
        - Ой, - вырвалось у Франка, - а мы что, уже приплыли?
        - А вы что, уже выспались? - смеясь, спросил Рудольф. - Время десять часов.
        Рудольф встал, и ко всему прочему оказалось, что под кожаным, обитым бляшками поясом на нем надета кольчужная юбочка, но свои черные штаны он при этом не снял, а у бедра по-прежнему висел длинный кинжал.

«Угрожающий азиат, - подумал Франк, идя будить Тариэла. - Не хотел бы я на такого нарваться».
        Стоило только путешественникам спуститься на деревянный причал, как навстречу им в полупоклоне вышли два китайца в длинных одеждах. На головах у них красовались высокие прически, руки прятались под широкими рукавами, а жиденькие усики и бородки на вечно улыбающихся хитреньких лицах колыхались от ветерка.
        - Приветствуем вас, гости на белой ладье, - вежливо сказали они.
        - И мы приветствуем вас, о достойнейшие из рабов Хэтао, - ответил Рудольф и, крестом сложив на груди руки, поклонился. - Мы прибыли в вашу страну, чтобы почтить его величество императора Хэтао и встретиться с одним из блаженных драконов для великих и добрых дел.
        - Скажите, друзья из далекой страны, - сказал один из китайцев, - с кем из драконов велит повидаться вам рок?
        - Не рок, но судьба, - поправил его Рудольф, - велит нам увидеть недавно прибывшего к вам Мимненоса.
        - У-у! - многозначительно покивали китайцы, сложив губки бантиком, но тут же вновь расплылись в хитрых улыбках. - Пройдемте друзья, дракон вас уже ожидает.
        Франк с Тариэлом переглянулись, пожали плечами и вместе с Рудольфом отправились вслед за мудрецами. Шли они долго и все сплошь садами. По выложенным белой брусчаткой дорожкам, холмам и мостикам прогуливались мудрецы, вельможи и всевозможные диковинные звери. Птицы на ветках, казалось, пели по нотам, и звуки их голосов - красивые, но неуловимые - были подобны песням речных музыкантов.
        Гуляющие по аллеям кланялись гостям, а дамы при этом продолжали помахивать веерами - видимо, в знак приветствия. Прекрасная бледноликая принцесса, ведущая на поводке огромного крылатого тигра встретилась им по пути. Зверь и красавица мирно беседовали, но, увидев гостей, улыбнулись и замерли в полупоклоне.
        На соседней полянке, которая находилась перед красно-золотым, увешанным гирляндами дворцом валялся на травке белый пернатый дракон. На шее у него был то ли шарф, то ли ошейник с красными иероглифами. Рядом стояли два мудреца и тихо беседовали с отдыхающим змеем. Дракон посмеивался и часто царапал себя за ухом, но заметив чужеземцев, отвлекся от разговора.
        Один из провожавших гостей китайцев обернулся и сказал:
        - Уважаемые, я на секундочку. Только спрошу того почтенного змея, не видел ли он Мимненоса.
        Он сошел с белой дорожки, приблизился к пернатому дракону и наклонился к его уху. Дракон пожал плечами и указал на высившуюся среди садов семиярусную пагоду. Потом змей улыбнулся и, косясь на иноземцев, спросил что-то у провожатого. Получив ответ, дракон помахал гостям лапой. Китаец вернулся на дорожку, а дракон продолжил беседу с мудрецами.
        - Ваш друг, наверное, как всегда, в библиотеке, - сказал китаец, кивнув в сторону указанной драконом пагоды. - Вон она, в той старинной башне. Должен сказать вам, что она значительно дальше, чем может показаться, поэтому лучше нам с вами погрузиться в ладью, - сказал человек и пригласил гостей к узкой речке, или скорее каналу, через который горбился светлый деревянный мостик.
        У канала стояли узкие длинные лодки с шелковыми навесами. В каждой лодке - молодой лодочник в кимоно и конусовидной шляпе. Все они поприветствовали гостей поклоном.
        Путники уселись так, чтобы тент не загораживал вид. Лодочник оттолкнулся шестом и, стоя, продолжал двигать им посудину по каналу.
        Рудольф беседовал с проводниками, а мальчики любовались удивительной красотой восточной страны: очевидно, от майского солнца все краски выглядели свежими и яркими. Трава была зеленой-зеленой, над ней порхали бабочки и высились редкие небольшие деревца с переплетающимися ветвями и диковинными плодами. А в ветвях извивались яркие, узорчатые и, очевидно, неядовитые змеи.
        Драконов в садах страны Хэтао было не так уж и много, больше людей, павлинов и разных других животных. Скажем так: драконам здесь тесно не было. Чаще всего они лежали по двое на зеленых полянках и тихо играли в настольные игры - шахматы, нарды или что-то в этом роде. Иногда драконы гуляли в саду ? как в одиночку, так и в компании мудрецов, ребятишек или диких животных, иногда медленно парили, извиваясь, среди облаков, и казались ленточками из воздушного шелка.
        - Смотри! - смеясь, воскликнул Франк, указывая на дракона, игравшего со львом, как с котенком.
        Рудольф, не отвлекаясь от беседы, погрозил Франку, чтоб тот не тыкал пальцем.
        Над лодкой вновь медленно проплыла арка мостика, и за ней показался новый пейзаж: две драконихи в белых чепчиках собирали на холме цветы в корзинки размером с гондолу воздушного шара. Грациозные пятнистые цветы были по размерам под стать корзинке, и вид у них был несколько хищный.
        Впрочем, играли и отдыхали здесь не только драконы, но и звери, и люди, и птицы. Казалось, отдыхала даже вода - так спокойно и гладко бежала она по каналу.
        Через полчаса они достигли башни библиотеки, и гостеприимные китайцы проводили их внутрь. Веревочный лифт, похожий на царские носилки, поднял их на добрую сотню метров, доставив ко входу в темный прохладный зал.
        Мимненос лежал на ковре под висячими лампадами и, водрузив на нос огромное пенсне в деревянной оправе, читал какую-то здоровенную ветхую книгу. Дракон безмятежно ковырялся когтем в зубах, цокал и перелистывал тугие страницы.
        - Вот так и живет у нас блаженный змей Мимненос, - тихо сказал одни из китайцев. - Как прилетел к нам, так и читает всевозможные древние книги. Нет чтобы пойти поиграть на полянке, всё сидит тут в пыли и мраке, - посетовал провожатый. - А теперь позвольте вас оставить, ибо еще много гостей нуждаются в нашей помощи.
        Китайцы поклонились, попятились и исчезли в лифте.
        Гости медленно, почти крадучись подошли к читающему дракону и от смущения не смели сказать ни слова. Какое-то время дракон их не замечал. Видимо, таинственный текст поглотил его целиком.
        Гости стояли так близко, что уже видели тайные письмена. Вдруг дракон откинулся, закрыл глаза и, вздохнув, произнес:
        Прощайте, светлая земля и светлый небосклон,
        Благословенные навек с прекраснейших времен.
        Немеет смертный менестрель пред вечною красой.
        Пусть рухнет в бездну целый мир - бессмертен образ твой.
        Пусть время вспять, как русла рек, швырнет небесный гнев…
        - Восстанешь ты из тьмы времен, забвение презрев! - вдруг громко закончил за дракона Рудольф.
        - Кто здесь?! - переполошился Мимненос, схватившись за хвост. - Ой, как вы меня напугали! - засмеялся дракон и бросился обнимать старых друзей.
        - Как же я рад вас видеть! Дай я тебя поцелую, - сказал он, схватив за плечи Франка.
        - Может, не… - попытался отвертеться мальчик, но дракон уже смачно чмокнул его.
        - Так-так, а это еще кто такой?! - весело спросил Мимненос, подскочив к Тариэлу. - Дай-ка я и тебя обниму, сказал змей, оторвал Тариэла от пола, поцеловал, потискал и поставил на место.
        - Это Тариэл, - представил перепуганного парня Рудольф. - Он-то и есть виновник нашего визита.
        - Знаешь, - сказал Мимненос, как бы секретничая, - он симпатичный. Очень-очень даже симпатичный. Ну, давай знакомиться! Меня зовут Мимненос, а тебя, значит, - Тариэл. Очень приятно! Ты даже представить себе не можешь, как мне приятно.
        - Друзья! - вдруг, перепугавшись, воскликнул дракон, сотрясая всю башню библиотеки. - Вы же, наверное, голодны с дороги?!
        - Ну, вообще-то, было бы неплохо… - начал было Рудольф, но Мимненос перебил его, воскликнув:
        - За мной, друзья! Пора и пообедать! - и тихо добавил: - Есть тут один китайский ресторанчик. Мма-а! Пальчики оближешь.
        Дракон, пританцовывая, вернулся к ковру под лампады, заложил ленточку-закладку и захлопнул пыльную книгу. На переплете из кожи сверкнуло перламутровое название -
«Сильмарилион». Мимненос отскочил к полке, так что лампады зазвенели от вихря, сунул книгу на место и вернулся к друзьям. Вид у него был теперь несколько озадаченный.
        - Так, - сказал он, - а как же вы будете добираться?
        Все пожали плечами.
        - Может, на лодке? - нерешительно предложил Франк.
        - Дружище, ты что? - возмутился дракон. - Это же не транспорт, а так - для отдыха. Ну, вроде аттракциона… На лодке вы только к ужину доберетесь.
        Дракон подскочил к большому квадратному окну и раздвинул складные ставни.
        - Садитесь, друзья! - пригласил он, подставляя шею.
        - Ура-а-а! - закричали мальчишки, уже седлавшие драконов на своем веку, и бросились к Мимненосу.
        Франк и Тариэл уселись на шею и вцепились в гриву, а Рудольф сел на спину за крыльями. Дракон молниеносно, словно поезд на русских горках, выскользнул из окна, спикировал к самой земле и так же резко взмыл к облакам.
        Скорость была такой огромной, что трудно было дышать и ветер грозился сдуть седоков. Мимненос несся, как реактивный, и полет его мало напоминал тот, что он совершил в поисках пропавшей овцы. Теперь-то он вновь был свеж и полон сил, а тогда - хворый и старый, покинувший пещеру впервые почти за тысячу лет. И мало того, что дракон летел как стрела, он еще и кружился, и вертелся, взмывая над самыми облаками.
        Вдруг Рудольф соскользнул с Мимненоса и, кувыркаясь, полетел вниз. Дракон сделал резкий маневр, нырнул за Рудольфом и передними лапами поймал его за талию. Дальше дракон летел, держа Рудольфа перед собой, как букет.
        Прошивая насквозь облачко, дракон засмеялся:
        - Не бойтесь, друзья! Лап у меня на всех хватит!
        В уютной обстановке ресторанчика, в котором Мимненос имел собственный закуток, гости, наконец, смогли разъяснить ему цель своего визита. Сидя на удобных лежанках, они уплетали папоротник, рис и какие-то неизвестные, но вкусные блюда, пили легкое сливовое вино и вели беседу, продолжавшуюся до самой ночи.
        - Какой кошмар, - нахмурился Мимненос, выслушав рассказ Тариэла. - Слышал я про вашего Дэва еще несколько тысяч лет назад. Но тогда я порадовался, ведь говорили, будто он заключил союз с людьми и отныне всячески помогает им.
        - Помогает им убивать друг друга! - выпалил Тариэл.
        Мимненос только хмыкнул и помотал головой.
        - Ну что ж, - сказал змей. - Я готов сделать все, что смогу, чтобы смыть сей позор с драконьего рода.
        - О, уважаемый Мимненос, - Тариэл старался говорить витиевато. - Не станем же медлить и отправимся в путь!
        - Сперва надо решить одну проблему, - возразил Рудольф. - Древние правила не велят драконам покидать пределы реки Эхнаух. Лишь одному императору Хэтао под силу благословить Мимненоса на столь решительный шаг. Ведь по древним законам, драконы могут сражаться друг с другом лишь до первого обновления кожи.
        Мимненос махнул лапой:
        - Брось, Рудольфо, император - наш человек. Если славный юноша Тариэл расскажет ему о своей печали, то император не сможет ему отказать. Ведь Хэтао означает
«добрейшее сердце». - Мимненос приставил лапу к пасти и шепнул: - Тем более что он буддист. Но в любом случае, - продолжал дракон бодро, - вам следует отдохнуть. Три дня, Тариэл, тебе нужно у нас погостить, заодно и спутники твои наберутся сил. Когда еще Эхнаух откроет вам путь к Хэтао? Ведь нежеланных гостей он выносит прямо в океан, оставляя страну Хэтао незримой… Фу-у, - дракон вздохнул. - Даже я, и то утомился. Давайте-ка, друзья, по кроваткам. А завтра отправимся к его величеству императору Хэтао. Я скажу хозяину, чтобы дал вам уютный покой для ночлега.
        Мимненос попрощался и молнией выпорхнул в распахнутое окно, при этом созданный им ветер затушил пузатые тряпичные светильники.
        Где-то внизу послышался его шепот, и через пару минут в ресторанчике появился хозяин - толстый лысый китаец, похожий на изображения Будды.
        - Пройдемте, о досточтимые гости. Дракон приказал предложить вам ночлег.
        Большая низкая комната окуривалась дымящимися чашечками с благовониями. Множество расставленных ширм делали ее запутанной, как лабиринт. Одна стена состояла из створок, приоткрытых в ночной сад, откуда доносились ветерок, стрекотание сверчков и шелест листвы. Гости рухнули на постланные прямо на полу перины, укутались в скользкие пуховые одеяла и почти сразу уснули. Правда, перед сном любознательный Франк все-таки успел спросить Рудольфа:
        - Так Хэтао - это страна или имя императора?
        - И то, и другое, - ответил Рудольф, и вскоре все погрузились в глубокий сон.

* * *
        На следующее утро четверо - Мимненос, Рудольф, Франк и Тариэл - предстали перед императором Хэтао в его поднебесном дворце, находящимся в высочайших горах.
        Масштабы архитектурных деталей заставляли думать, что их встретит какой-нибудь трехметровый великан, перед которым нужно будет передвигаться ползком, чтобы ни в коем случае не показаться нахалом. Это ощущение только усилилось, когда воины с косыми секирами потребовали у гостей дар императору, заявив, что без подношения им не войти. Рудольф отвечал, что доставил его величеству прекраснейшую ладью работы искуснейших эльфов, но, к сожалению, не смог притащить ее ко двору и объяснил, где она стоит на причале. Ему поверили на слово и впустили путников в покои.
        Сухощавый старичок император вовсе не походил на грозного властелина драконов. В своих расшитых золотом одеяниях он суетился вокруг гостей, как обычный хозяин дома. Несмотря на размеры дворца, сам император жил в небольших комнатенках и обходился всего лишь тремя придворными слугами - глуповатыми и мохнатыми чудищами из каких-то совсем не страшных сказок.
        - Вот что хочу я спросить у пришельцев из дальней страны, - сказал император, выпучивая свои узкие глаза на морщинистом круглом лице. - Как поживает наш добрый волшебник?
        - Вы имеете в виду Сергиуса, ваша светлость? - усмехнулся Франк. - Да он как всегда. Стучит на машинке да принимает посетителей в кабинете. То гномы шалят, то дикие горцы на леса нападают. А вы что, знакомы с Сергиусом?
        - О-о! - многозначительно воскликнул император Хэтао. - Бывали века, когда мы с Сергиусом, вот как сейчас с вами, сидели и чай ароматнейший пили, всю мудрость деля на двоих. Но с тех пор как крылатый ваш друг занемог, добрый Сергиус, чтобы змей Мимненос не тревожился боле, должен был взять на себя все заботы. Величайший из магов вашей страны, утопая в заботах, не может уж тысячу лет навестить великую родину всех мудрецов. Однако скажите владыке сему, что я, Хэтао император, его ожидаю всегда и готов ему предоставить покои, если понадобится, даже на вечность. Ибо здесь не одних лишь драконов удел. А теперь расскажите, друзья, о причине, заставившей вас вознестись на водах Энауха.
        Тариэл поклонился и в который раз начал свой долгий рассказ о Юдолии, Дэве и прекрасной Нестан. Через несколько минут завороженный император робко прервал Тариэла.
        - О, юноша, постой, не спеши, - сказал он, воздевая перст. - Дай призову песнопевцев своих и слагателей древних легенд.
        Через минуту в покои Хэтао в полупоклоне влетела цепочка из десятка песнопевцев с музыкальными инструментами, свитками, палочками для письма и чернильницами. Они устроились прямо на полу и, переполошенные, замерли в ожидании, когда Тариэл продолжит.
        Юноша смутился, прокашлялся, но все же начал повествование вновь. Через минуту тихо заиграли лютни и чуть слышно зашуршали по барабанам щетки. На самых тревожных моментах рассказа ударяли литавры, а зачарованный император вздрагивал и качал головой. Тариэла это напрягало, но ради дела он пересилил себя и старался говорить ровно, попадая в ритм аккомпанемента.
        Через три часа, когда Тариэл закончил, император прогнал стихотворцев срочно слагать легенду о храбром юноше Тариэле и прекрасной Нестан, а сам обнял и расцеловал рассказчика.
        - Я исполню не только твои пожелания, - сказал Хэтао, - но и сам помогу тебе в битве неравной. Вот возьми себе этот клинок драгоценный.
        Император распахнул одежды и снял с пояса кинжал с ножнами и рукоятью из слоновой кости.
        - Он поможет тебе и Мимненосу в трудный момент, - сказал император.
        Тариэл принял драгоценность и поклонился.
        - А теперь, - сказал император, воздевая ладони, - отправляйтесь немедля назад, чтобы время для брани сберечь! Я пошлю своих соколов быстрых в вашу страну, чтоб волшебника выслать навстречу. Он и будет вас ждать у царицы Рату, у привратницы древних глубин.
        Гости поклонились и, по-китайски пятясь, покинули покои его императорского величества.
        Мимненос вновь посадил людей на себя и со свистом слетел с заоблачных гор в сады добрых драконов.
        - Ну что ж! Подкрепимся и отправимся в путь, - сказал Рудольф.
        - Да, - вздохнув, согласился дракон. - А жаль, что вам не погостить у нас хотя бы день-два. Но раз император сказал, что не стоит терять время, значит, нужно отправляться.
        Они стояли на зеленой полянке - там, где вчера повстречали милого пернатого дракона.
        - А знаете что? - вдруг задумчиво сказал Мимненос. - Есть идея!
        Он подпрыгнул и, извиваясь, улетел к туманным пагодам, башнями возвышавшимся над садами драконов. Через пять минут он с вихрем примчался назад. В передних лапах у него была корзина - такая же, в какую местные драконихи собирали цветочки.
        - Садитесь же! - призвал Мимненос. - Будем легки на подъем!
        Он и впрямь решил использовать плетеную корзину как пассажирскую гондолу.
        Рудольф и ребята резво запрыгнули в корзину, частично уже заполненную всяческой ерундой. Больше всего здесь было мелких подарков для жителей Кругозёра и других друзей Мимненоса. А, кроме того, здесь лежала упакованная в какие-то широкие эластичные листья еда. Имелись и закупоренные бурдюки со сладким бодрящим напитком.
        Мимненос, схватив корзину в лапы и улыбаясь ветру, взмыл над страной Хэтао и, паря над Эхнаухом, стрелой полетел на запад.
        Да, путешествие с Мимненосом - это вам не путь на неуклюжей «Волынке». Если на дирижабле казалось, что ты просто висишь над землей, то теперь пятна лесов, реки и горы быстро сменяли друг друга под крыльями полного сил дракона.
        Путешественники, кутающиеся в одеяла от вызванного дикой скоростью ветра, никак не могли уснуть. Они смотрели на близкие звезды, которые как бы летели вместе с ними, а когда какая-нибудь звезда падала, мальчики радостно тыкали в небо пальцами. Тариэл и Франк чувствовали себя абсолютно счастливыми, оттого что рядом с ними такие друзья.
        Уже на следующее утро Мимненос перелетел Восточное море и пересек границы Боденвельта. У пассажиров в корзине обветрились лица, а волосы у парней наутро стояли дыбом.
        Мимненос снизил скорость и высоту и медленно полетел вровень с горами. Змей несколько подзабыл географию родных мест, и ему пришлось искать глазами озеро царицы Рату.
        Наконец дракон увидел голубое высокогорное озеро, окруженное лесом. Мимненос сделал небольшой виток по периметру обширного водоема, тормозя, замахал крылами и, гарцуя на задних лапах, чтоб не ударить корзину, приземлился на край отвесной скалы. Чайки метнулись из под утеса, испугавшись тени крылатого змея.
        - Это оно, - довольно сказал Мимненос. - Озеро моей любимой няни, царицы Рату. Здесь, под этой скалой в пещере, она хранила мое яйцо. Вообще-то это кратер самого большого в мире вулкана, но он уже миллиард лет как потух. Видите, какое оно ровное по краям.
        - Но где же волшебник? - спросил Рудольф, вышедший из корзины на край скалы и вставший рядом с драконом. Кузнец снова запахнулся в свой плащ и стал похож на себя. - Неужели ястребы Хэтао не предупредили его?
        - Что ты, Рудольф, - махнул лапой дракон, зорко осматривая противоположный берег. - Скорее всего, они достигли замка Сергиуса еще вчера. Наверняка волшебник просто копается или застрял где-то на своей телеге.
        - Вообще здесь часов пять пешего пути, - заметил Рудольф.
        Мальчики, укутавшись от прохлады и ветра майского горного утра в серые одеяла, уже бродили по пологому боковому склону скалы, где пучками росла трава и дикий кустарник. Они прыгали по камням, шутили и любовались видами.
        - Пойдем к тому лесу! - позвал Тариэл Франка, и юноши поскакали по камням вниз.
        Рудольф и Мимненос остались на скале. Надо сказать, что это была весьма живописная картина: высокий гордый витязь в темном плаще, а над ним - светлый дракон, изящно склонивший изогнутую длинную шею. Словно бы довершая композицию, Рудольф поставил ногу на камень и стоял неподвижно, будто герой из старинных легенд.
        А мальчики уже прыгали по береговым камням к темному сосновому бору, сползавшему к озеру по пологому склону горы. Тариэл первым добежал до леса. Берег здесь был не каменистым, а травяным и обрывался в воду невысоким глинистым обрывом. От леса к озеру царицы Рату подступали деревья, и сосны росли так близко к обрыву, что их корни, вырвавшись из земли, нависали над водой.
        Тариэл пробежал от леса к воде и вновь отбежал в сторону, осматривая берег.
        - Где-то здесь, - сказал он. - Но, наверно, уже не найти.
        - Чего? - спросил Франк.
        - Того места, где я выплыл, - ответил юноша. - Была ночь, и я был не в себе. На дне меня подобрал осьминог, вынес и положил где-то здесь. Потом пришел огромный медведь и унес меня в замок.
        Тариэл заметил, что Франк усмехнулся.
        - Ты мне не веришь? - спросил он серьезно.
        - Нет, почему же, верю, - смеясь, сказал Франк. - Просто ты напомнил мне, как я сам оказался в этой стране.
        - И как? - так же серьезно спросил Тариэл.
        Франк промолчал, всматриваясь в озеро.
        - Тебя тоже убили? - тихо спросил Тариэл.
        Франк сначала пожал плечами, а потом кивнул, и неясно было улыбается он или щурится от свежего ветра. Тариэлу показалось, что он задел Франка.
        - Прости, я не хотел.
        - Да что ты, - махнул рукой Франк. Теперь видно было, что он все-таки улыбается. - Мы с Вильке уже и забыли о нашем прежнем мире. Нас удивляет, как ты можешь рваться назад. Впрочем, ты делаешь это ради любви. - Вдруг Франк посерьезнел. - Ты возьмешь меня с собой?
        - Нет, - отрезал Тариэл. - Там ты ничем не сможешь помочь.
        Через три часа с горного перевала спустился целый табор друзей. Кого тут только не было! И люди, и гномы, и пони, и лошади, и даже пес и овца. Волшебник не смог отказать никому из тех, кто загорелся идеей повидаться с любимым драконом.
        Они шли весело и не спеша, будто на пикник. Как только идущие спустились по горным тропам, кто-то из разноцветных гномов заметил сидящего на скале дракона. Тут же все побросали вещи и помчались к Мимненосу. Дракон, заметив друзей, радостно слетел на берег, где все и встретились.
        Сколько здесь было радости и воплей! Каздоя, так та и вовсе не отпускала хвост своего любимца. У дракона не хватало лап для букетов, и он складывал их горой подле себя. А рядом выстроилась целая очередь из желающих обнять и поцеловать его. Это был замечательный праздник! Гномы плясали вокруг доброго дракона, а потом все собрались в хоровод и стали петь веселые песни, танцуя вокруг вернувшегося друга.
        Так прошел день, а за ним начался вечер, и уже появилась луна. Горели костры, на которых готовился праздничный ужин. Дракон сидел под скалой, на всех его лапах по двое по трое сидели дети, а те, кому не хватило места, устроились со взрослыми на берегу. Мимненос рассказывал им о стране Хэтао, где среди мудрецов и добрых зверей счастливо обитают драконы. Рассказывал о том, сколько у него там друзей-драконов и что он поведал им о Кругозёре. Еще Мимненос сказал, что в Хэтао он целыми днями читал древние сказания и поэмы, а вечерами летел вместе с другими драконами в какой-нибудь из вишневых садов, чтобы побеседовать о давно минувших летах и попеть песни о славных деяниях далеких предков.
        Тариэл слушал с удовольствием, но вдруг забеспокоился. Ведь прошел целый день! Он встал и поискал глазами Сергиуса, но не нашел. Тариэл выбрался из тесной компании слушающих и пошел по берегу, спрашивая у гуляющих, не видали ли они волшебника. Наконец юноша добрел до того места, где с размахом велись какие-то работы. Гномы под руководством волшебника строили из свежих бревен что-то вроде причала.
        - Что это вы делаете? - спросил Тариэл в недоумении.
        - Это помост для церемонии призыва царицы Рату, - ответил волшебник.
        - Разве так трудно позвать осьминога?
        - Видишь ли, юноша, не зря владычицу горного озера именуют царицей, - ответил Сергиус. - Она - самое старшее их всех существ на нашей земле. Даже Мимненос по сравнению с ней ? сущий малыш. Миллионы лет Рату, как пленница, обитает в наших горах, охраняя врата миров. В этом секрет ее мудрости и долголетия. Когда-то она была обычным осьминогом, жившим в глубинах Великого океана. Это было еще в те далекие дни, когда вселенная сотрясалась от драконьих войн.
        - А как царица Рату попала из океана в горы? - спросил Тариэл.
        - Был великий потоп, и здесь был настоящий океан, в котором и плавали обитатели глубин ? скаты и левиафаны, - объяснил Сергиус. - А когда море спало, то осьминожиха, принявшая жребий привратницы, осталась в этом озере на своем посту. Это было очень давно, и царица вод заслуживает почтения…
        - Слушай, волшебник, а долго вам еще тут возиться? - спросил Тариэл.
        - Терпение, друг мой, терпение, - ответил Сергиус. - Царицу Рату издавна принято призывать лишь ночью, дабы поднявшуюся из мрака глубин не утомлял резкий свет дня. Закончим работу - и начнем петь призывные гимны. Ну что тебе так не терпится? Отдыхай. Впереди у тебя еще много опасностей и великих сражений.
        Тариэл понимал, что волшебник прав. Ему и самому теперь верилось с трудом, что он вновь попадет в жестокий удел отчизны. Ведь здесь было так хорошо, как не может быть даже во сне: кругом добрые лица, на скалах мерцают отблески костров, прекрасное озеро поблескивает среди темных лесистых гор… Но знобящий ветерок заставлял кутаться в одеяло, словно бы доказывая реальность происходящего.
        К полуночи бревенчатый помост над озером был готов. Все собрались на берегу, а волшебник в пышном облачении встал на краю помоста. Нонпарель, Бабашка и Марзан вновь были одеты в длинные мягкие колпаки, просторные багровые рубашки до пят с золотыми узорами и бубенчиками вместо пуговиц. Нонпарель стоял рядом с волшебником, открывая ему книги и подавая различные предметы для волшебства. А племянники, спотыкаясь о полы рубах, носились на подхвате от повозки к помосту, притаскивая все, что требовалось волшебнику и дяде Нонпарелю.
        Гномы выстроились в хор, держа перед собой листочки с нотами и текстами гимнов, но петь не начинали, ожидая знака волшебника.
        Тариэл, стоявший рядом с Мимненосом у самой воды, дрожал от волнения. Волшебник позволил ему взять с собой только кинжал, подаренный императором. Холод усиливал озноб, и юноше от нетерпения и нарастающего страха хотелось поскорее броситься в холодную воду.
        Наконец Сергиус воздел свой жезл и воскликнул:
        - О, царица глубин и владычица древних времен! Мы пришли к тебе, дети твои, ожидая твоей доброты!
        Тут волшебник кинул решительный взгляд на хор, и гномы запели:
        Тригимур аргут шара видре вилирим,
        Акларам мидим тара велериск турим,
        Слогодор сидим ихри исер диртапа,
        Эр нуат шаталуан сафар сарапа!
        Мы собрались в этом месте из долин,
        Ждем привратницу-царицу из глубин,
        Мы с почтеньем гимны древние поем,
        Не скрывай от нас царицу, водоем!
        Под этот древний волшебный распев Рудольф дунул в огромный низкий рог, и как только его протяжный гул утих, горы отозвались далеким перекликающимся эхом. Когда отзвук смолк, все замерли, и волшебник напряженно вгляделся в темную водную гладь. Вдруг он дернулся и отвел назад руку с растопыренными пальцами, призывая всех к молчанию. Казалось, даже умолкнувший ветер и темные горы прислушались к чуть дрожащей воде.
        Волшебник обернулся и сделал знак рукой сверху вниз, чтобы все опустились на землю. Зрителей будто не стало. Хор преклонил колена и даже Мимненос склонил голову.
        Тишина.
        - Рату, - чуть слышно позвал волшебник. - Ты нужна нам, Рату. - Он говорил это ласково, тихо, почти интимно. - Покажись нам, восьминогое чудо глубин.
        Тишина, только сова крикнула вдалеке.
        - Ты нужна нам, - робко, как дитя, взмолился волшебник.
        Тишина. Вдруг где-то совсем рядом тихо всплеснула вода.
        Было слышно, как напряженно дышит Сергиус через приоткрытый рот.
        - Рату, - без звука, одними губами произнес он, выпучив глаза.
        Вода еще раз всколыхнулась, будто медленно всплыл и вновь погрузился кит. По озеру, мерцая в лунном свете, побежали томные круги.
        Волшебник, стоявший на помосте в пышных жестких одеждах, воздел руки и преклонил колена. Сергиус был так восхищен, что казалось, он впервые видит, как является царица глубин.
        Совсем рядом, почти под ним, всплыл блестящий от воды осьминог, который покачивался на воде, удерживаясь на плаву легкими взмахами щупалец. Чудовище пристальным чарующим взглядом смотрело на призвавшего его из глубин.
        Волшебник медленно склонился перед царицей в земном поклоне.
        - Благодарим тебя, Рату, за то, что услышала наши призывы, - сказал волшебник, молитвенно сложив руки.
        Немая царица навела свои чары, и все услышали мелодичный низкий женский голос:
        - Зачем ты призвал меня, добрый волшебник?
        - По великим делам я посмел потревожить тебя, - ответил Сергиус вслух, и только теперь стало понятно, что маг говорит с тишиной. - О, царица темных глубин, - продолжал коленопреклоненный волшебник, - вспомни, не так давно ты пропустила сквозь врата печали юношу.
        - Да, я пропустила раненого воина, - подтвердила царица. - Я пропустила его за любовь, которую он сохранил, несмотря ни на что.
        - Да! Да! За любовь, - подхватил волшебник. - Ради этой любви мы и ныне призвали тебя. Ибо возлюбленная сего отважного воина была пленена коварным драконом. И вот, как видишь, пред тобою не только я, но и Мимненос. Император Хэтао отпустил нашего змея из блаженства садов, чтобы вступиться за доброе дело любви.
        - Мне известно, зачем вы отправились сквозь поток Эхнауха, - сказал монотонно голос. - Пропустил вас в реке поверженный змей, и даже сам император навстречу пошел иноземцам, - плавная речь владычицы пресеклась, но вскоре вновь вошла в умы внимавших: - Непроглядна вода в юдолянскую бездну и холодны, как лед, ключи соединяющих вод. Ибо там, подо мной, начинаются владенья белесого змея. Я приняла храброго воина лишь потому, что он сам решительно проскользнул в мои объятия. Теперь ты просишь меня, волшебник, вновь выбросить его в бездну, из которой он выплыл чудом.
        - Такова воля небес, - сухо ответил волшебник.
        - А ты, - обратилась владычица к Тариэлу, - знаешь ли, что рискуешь кануть во мрак и погрузиться во тьму навечно?
        - Клянусь, о царица глубин! - не рассчитав, слишком громко выкрикнул Тариэл, и его голос звонко метнулся по скалам. Поняв, что можно говорить тихо, он на тон ниже добавил: - Клянусь, что знаю. Я поступаю так, потому что иначе не могу. Ведь счастье без любви - это все равно что колокол без языка. В таком счастье можно найти только вечную пустоту.
        Какое-то время царица молчала, но наконец ее голос вновь зазвучал в умах собравшихся.
        - Хорошо. Это ты по совести отвечал, воитель. Да поможет тебе Мимненос, верный сподвижник добра. - Рату умолкла и вдруг заговорила так, что в ее голосе расцвела улыбка. - Вон под той скалой я столетиями берегла его шершавое беленькое яйцо, пока местные ребятишки не утащили его в деревню.
        Мимненос усмехнулся, а царица вздохнула и сказала:
        - Ладно, пусть будет по-вашему. Я выпущу свои колдовские, проникающие через миры чернила, они обволокут вас и смерчем протолкнут сквозь врата. - Рату плеснулась в воде, как бы устраиваясь поудобнее. - А теперь… Теперь попойте мне еще немного.
        Сергиус вскочил с колен и кругообразно махнул гномам. Те прокашлялись и завели гимн в честь царицы глубин, хорошо известный в этой стране, а потому подхваченный всеми жителями Кругозёра.
        Там, где стаи рыб пугливо между водорослей вьются,
        Там, где солнца луч упрямый лишь мерцает в вышине,
        Там, где только черепахи в недрах панцирями трутся,
        Пузыри танцуют к небу, зарождаясь в глубине.
        Где коньки морские ходят за морскими же ежами,
        Где коралловые рифы, словно яблони в саду,
        Там царицей вековечной распростерлась меж мирами,
        Красивейшее из чудищ - восьминогая Рату.
        Песня окончилась, и привратница вновь погрузилась в воду. Лишь круги и трепет воды напоминали о том, что древняя чародейка еще здесь.
        Сергиус стал беспокойно поглядывать на небеса, и казалось, что он паникует. Волшебник бросил взволнованный взгляд на Тариэла и Мимненоса. Дракон, чуть улыбаясь, склонился над юношей и сказал:
        - Крепче хватайся за хвост.
        Поднялся ветер, потоками захлестал косой дождь, гром разодрал ночной небосвод. Будто в центрифуге, закружился над озером ураган, и ночное небо стало мутным, словно в грозу. Желто-серой воронкой помчались и заклубились над озером тучи, освещаемые изнутри матовыми разрядами молний.
        - Благодарим тебя, о привратница темного дна! - прокричал сметаемый ураганом Сергиус. Он воздевал жезл и кричал что-то еще, но его уже не было слышно.
        Когда небо уже завертелось над озером колесом, вода тоже медленно двинулась по кругу. Спокойную гладь подернули косые волны, и озеро стало превращаться в воронку. Берега отползли, и выдававшийся в озеро помост оказался далеко на суше. Молнии одна за другой стали ударять в окружившие кратер скалы, в белых облачках дыма посыпались искры, и в разбушевавшееся озеро по крутым склонам покатились, подскакивая, каменные глыбы.
        Озерные чары Рату превратились уже в настоящую катастрофу, Мимненос взял Тариэла, усадил его на свой хвост и штопором взмыл в середину небесного смерча. Через несколько мгновений оставшиеся на берегу, прижатые ветром к земле жители Кругозера увидели, как дракон молнией пронесся вниз и стрелой вонзился в центр гигантской воронки.
        Когда от юноши и дракона не осталось и следа, ураган начал стихать, а озеро возвратилось в свои пределы. Дождь прекратился. Гроза укатилась в горы, но ее отдаленные раскаты еще долго доносились до лагеря, разбитого на берегу друзьями дракона.
        Франк с гномами занимались установкой палаток, Вильке мешался у полевой кухни, где жарили шашлыки и варили картофель, а Марлена с подружками накрывали стол салатами и мазали бутерброды. Ночь была темной, звездной и душной. От могучего волшебства не осталось и следа, и на душе у всех стало как-то особенно спокойно. После ночной трапезы все начали расползаться по островерхим, как вигвамы, палаткам из белой парусины.
        - Эй! Оэн, у тебя ноги воняют.
        - Заткнись, Вильке, от тебя от самого воняет.
        - Оэн, иди помой их в озере, а то я сейчас задохнусь.
        - Нет уж, Вильке, я к этому озеру и на десять шагов не подойду. Осьминожиха, видал, чего вытворяет? А я туда пойду ноги мыть!
        - Фоэн, пошли девчонок напугаем!
        - Спи, Вильке!
        - А что, пошли!
        - Вильке, тебе сколько лет?
        - Пятнадцать, кажись.
        - А мне шестьдесят три.
        Вильке присвистнул.
        - Тем более, после Белоснежки нас могут не так понять.
        Кто-то из гномов чуть слышно начал давиться смехом.
        - А почему? - поинтересовался Вильке с недетским любопытством.
        - Спи, Вильке! - сказали сразу несколько гномов, зарываясь в одеяла.
        - Нет, а почему?
        - Ты что, эту сказку в оригинале не знаешь?
        - Нет…
        - Вот и не надо! - неожиданно дружно крикнули гномы хором.
        Рано утром всех поднял Рудольф - погода была плохая, продолжать пикник было нельзя, и вот-вот мог пойти дождь. Лагерь свернули и двинулись в Кругозёр. От вчерашнего дня и путешествия в страну Хэтао у Франка остались лишь смутные воспоминания. У Вильке был велосипед, и они с Марленой умчались быстрее всех. Семьи возвращались на повозках с тентами, а некоторые, вроде Каздои, и в дилижансах с кожаным верхом. Волшебник позаботился о транспорте и привел коня Рудольфа и лошадь Франка, которую тот брал из конюшен замка, чтобы покататься тропками окрестных лесов.
        Как-то одним солнечным днем в этой альпийской стране наступило настоящее лето. Это было чудесное лето. В глубокой тени старых яблонь в саду госпожи Изольды поставили стол под белоснежной скатертью и накрыли его. Вокруг стояли плетеные стулья, и казалось, что легкий ветерок может их унести. Откуда-то с парадной стороны дома доносился звонкий мальчишеский крик и лай Лорда. Полная хозяйка трактира вынесла кувшин с молоком и поставила его на стол.

«Ну что ж, пора звать к обеду», - подумала она, стоя в прохладной тени, и кинула взгляд на залитый солнцем яркий пейзаж.
        Эпизод VIII
        Таллин
        Вечер сгущался, начинало смеркаться. Собаки стали перекликаться через все селение, шум фронта стал более отчетливым и низким, от его глухих хлопков в кошачьи души вселялся трепет. Хотелось, чтобы тьма повременила, и она будто бы шла навстречу этому желанию. Вечер тянулся густо и липко, как мед.
        - Подъем! - разорвал иллюзии командирский голос Степана.
        Кошки построились.
        - Вы достаточно отдохнули, вы сыты и полны свежих сил, - сказал кот-предводитель. - Впереди сложнейший участок пути. Мы пойдем вдоль линии фронта, между нейтральной полосой и минными полями, по окопам, наводненным черными крысами.
        Холодок пробежал по кошачьим спинам.
        - Почему мы не можем обойти минные поля, - сказал кто-то, - и пройти блокадную зону в обход, лесом?
        - В лесах орудуют партизаны, - объяснил вожак, - и в отличие от регулярных частей, они в лесу как дома. Партизаны всегда голодны и не прочь поживиться любым мясом.
        Кошки вздрогнули.
        - Сколько придется идти вдоль линии фронта?
        - Не идти, а бежать от хитрого, бесчисленного и хорошо организованного врага, - поправил Степан. - Если не попадем в заварушку и не будем медлить, то можем пройти за десять-двенадцать часов.
        Кошки молчали.
        - Здесь я потерял своих верных друзей, когда прощупывал для вас путь, - сказал Степан. - И я кое-чему научился от здешних окопных тварей. Их преимущества - большое количество и знание системы траншей. Они устраивают ловушки, окружают и нападают целыми стаями на одного. Крысы сделают все, чтобы нас разделить, но мы должны оставаться вместе и действовать сообща, как делают на охоте львы. Наши враги не вступают в равную схватку, они наверняка будут напуганы нашим числом и даже бросятся в бегство, но как только хоть один из нас отстанет или собьется с общего курса, он тут же столкнется один на один с черной ордой. Пощады и плена от врага не ждать, в случае чего призываю встретить смерть, сражаясь и отвлекая врага на себя. Вопросы есть? Тогда вперед!
        И под покровом тьмы набравшиеся сил кошки двинулись в путь. Опушкой леса они вышли на холмистое поле, где стоял густой туман. Кошки спешили и старались держаться как можно кучнее. На поле лежали почерневшие снопы сена. Один раз из тумана проявилась и осталась в стороне одиноко стоящая лошадка с телегой.
        Фронт не приближался, и даже чуткий кошачий слух перестал выделять из его гудения отдельные звуки. Дело в том, что все это время до них доносился рокот еще с той линии, что они перешли вчера под Ленинградом. Впереди был другой фронт, фронт затаенный. Немцы прижали к морю несколько русских дивизий на широком береговом клочке. Здесь не велось активных боев, но за долгое время окружения приморской оперативной группы обеим сторонам удалось хорошо окопаться и обустроить свои глубоко эшелонированные позиции огневыми точками и прикрыть их минными полями по всем правилам позиционной войны. Стороны регулярно, но вяло обстреливали друг друга из минометов. Но стоило кому-нибудь сунуться на линию огня, как в воздух взмывали сотни ослепительных свечек, и перекрестный пулеметный огонь плотной сеткой накрывал нейтральную зону.
        Кошки нырнули в березняк и помчались вдоль колеи. Вдруг по лесной дороге проехал, дергаясь и тарахтя, немецкий мотоцикл с коляской. Котенок вздрогнул и побежал на другую сторону кошачьей стаи, чтобы идти дальше от дороги. Там он наткнулся на металлический столбик, торчащий из земли. Котенок сел, поднял глаза и увидел над собой яркую, отражающую лунный свет табличку с черной надписью на желтом фоне:
«Achtung, minen!» Малыш, как завороженный, сидел под этим ярким щитом, а стая кошек беззвучно пробегала мимо него. Потом зверек опомнился и помчался нагонять Степана.
        Вскоре кошки добрались до опушки и продолжили путь по полевой дороге. Теперь слева всегда торчали эти желтые таблички. Изредка перед стаей разгоралось и медленно затухало мерцающее зарево со стороны фронта. Через пятнадцать минут Степан остановил колонну.
        - Стоять! - приглушенно скомандовал он. - Ступать на подушечках, впереди фронт. Бежать легким бегом, как на больших дистанциях. В случае появления крыс не орать, а шипеть и делать наступательный вид. Все ясно? Вперед!
        Дорога впереди резко взмывала на невысокий бугор, перед которым стояли замаскированные немецкие автомашины и танки. Рядом молча копошилась пехота, таская бревна, ящики и передавая снаряды по цепи. Минуя людей, кошки с разбегу одолели подъем и сразу увидели темную полосу леса. Черные макушки елей подсвечивались ползущей и покачивающейся над ними ракетой на парашютике.
        Кошки нырнули в лес и сразу же наткнулись на оборонительные сооружения немцев. Они перескочили несколько окопов и резко свернули налево, чтобы помчаться вдоль них. Пахло людьми и крысами. Из окопов высовывались серые каски, слышались изумленные окрики на немецком языке. Но кошки бежали спокойно и их мешающиеся в толпе хвосты вновь напоминали винтовки. Темная кипучая масса плавным потоком обтекала сосновые стволы, ныряла под низкие брезентовые навесы, потом выныривала на поверхность и бежала вновь. Изредка кошки теснились по свободным от людей переходам, но, опасаясь крыс, как можно скорее покидали их.
        - О, Боже! Людвиг! Шредер! Смотрите! - раздавалось кругом. - Что это? Кто это? Не стрелять!
        Много часов они двигались без происшествий под изумленные вскрики солдат. Иной раз они даже ручьем текли у людей под ногами, те в испуге замирали и пропускали их под собой. Иногда, пытаясь разглядеть их, солдаты пускали ракеты, и становилось светло как днем. Но тревожней всего для кошек был запах окопов, запах наводнявшей их черной орды.
        Видно, этот запах и подгонял Степана, который поздно ночью вдруг резко прибавил ходу. Он часто озирался по сторонам и все ниже пригибался к земле. Кошки повторяли движения вожака и, видно, поэтому не уследили за тем, что изначально плотный кошачий поток разрядился.
        Вдруг Степан припал к земле, будто заприметил добычу, и все следовавшие за ним повалились тоже, ползком, подтягиваясь к нему на брюхе.
        - Крысы, - обернувшись, чуть слышно объявил вожак, и слово это жутким шепотком покатилось к хвосту колонны. Вскоре оно наплыло и прошло мимо котенка, который залег среди кошек где-то в середине.
        Мышцы на спине у Степана заиграли, хвост заходил ходуном, как перед решающим прыжком на добычу. Хвосты у кошек раздулись, заерзали, и чуткий кошачий слух уловил в окопных недрах гудящий шорох и писк орды наступающих крыс. И вдруг тишина. Степан медленно повернулся к кошкам.
        - Не отставать, двигаться кучно и быстро, слабых - в середину, сильные - по краям и замыкают. Вперед!
        Только кошки ринулись на ближайший бруствер, как яростный сверлящий визг поднялся над всем лесом. Впереди закишели вздыбленные горбы. Крысы бесконечными цепочками спешили им наперерез с флангов. Кошки обрушились в траншею и помчались по узкому переходу, в который горохом сыпались огромные, мохнатые черные крысы, и тут же вливались в бегущий кошачий поток. Упав на кошек, крысы свертывались в клубочки, визжа и впиваясь в наступавшие на них лапы. Степан был прав: они не решались нападать на кошачью стаю. Они лишь сопровождали ее со всех сторон, как от огня, отскакивая от кошек. И когда, бегущие впереди черные твари пытались обернуться и преградить им путь, кот-предводитель наступал на них боком: спина колесом, обрубок хвоста крючком. Крысы, вопя, дожидались, пока он подойдет вплотную и, избегая схватки, бросались наутек дальше, сверкая светлыми лапками и тряся перед кошками мерзкими чешуйчатыми хвостами.
        Когда бурлящий поток из ревущих котов и визжащих крыс свернул в занятый войсками окоп, солдаты стали с криком выпрыгивать вон или упирали ноги в стенки окопа, пропуская устрашающую орду под собой.
        Две крысы вцепились в одного из замыкавших котов и покатились с ним по траншее. Тут же еще с десяток тварей набросились на беднягу, оказавшегося против них в одиночку. Это случилось с соседом котенка и он, со страху перепрыгнув бежавшую впереди кошку, как ошпаренный ринулся обгонять следующих.
        Одна за другой кошки оказывались в лапах у крыс и принимали неравный бой с предрешенным исходом. Крысы, бегущие над кошками, с кошками и перед кошками, гнали их и управляли ими, как пастух табуном. Так они вышли в обитый досками переход, в конце которого была дверь в блиндаж. Степан, поняв, что их завели в западню, ловким прыжком наскочил на одну боковую доску и мячиком отпружинил наверх противоположной стенки. Кошки тут же последовали за ним и саранчой заскакали наверх, сцепляясь на краю с сопровождающей их ордой. Но не все кошки сообразили повторить маневр Степана, колонна продолжала движение, и в конце перехода примерно третья ее часть угодила в блиндаж-ловушку. Туда же ордой хлынули крысы.
        Среди котов, угодивших в западню, оказался и наш котенок. Тьма накрыла несчастных. Повскакали и заорали отдыхавшие тут немцы. Кто-то из них чиркнул магниевый факел, он вспыхнул шипящим солнцем, освещая трепещущим красным светом блиндаж и бурлящую неравную схватку. Визг крыс, вой котов и крики людей слились в единый гвалт, от которого рвались перепонки. Крысы и кошки, сцепляясь, скакали по спасающимся на четвереньках солдатам. Факел уронили, тьма вновь поглотила сражение, а несколько вспыхнувших, как пучки сена, крыс, кометами с визгом понеслись кругами по замкнутому пространству.
        Котенок пополз в угол, где раньше спали солдаты, и зарылся там в скомканное одеяло. Оттуда он слышал затихающие голоса кошачьего сопротивления и неумолимо нарастающий крысиный визг. Вдруг затрещала, перекрывая вопли, автоматная очередь. А когда треск еще не утих, раздался короткий хлопок, будто по одеялу плашмя хлопнули лопатой, и котенок погрузился в тишину, словно уши ему заткнули пробками. Только откуда-то издалека равномерно звенело. Это солдаты бросили в блиндаж гранату. Следом грянул второй удар, за ним - третий. Разрыв швырнул одеяло в стену, и котенок шмякнулся в мягкую кучу. Запахло жженой шерстью и едким тротиловым дымом.
        Он потерял сознание, а очнулся, когда его сгребли в кучу вместе с тряпьем и мертвыми крысами и бросили на строительные носилки. Потом их подняли и понесли в лес.
        - Да уж, кому расскажешь, ведь и не поверят, - сказал один из солдат.
        - Это точно, Эрнст, - согласился второй. - Чтобы крысы и кошки захватили блиндаж - мне в это до сих пор не верится.
        - Закопаем их? - спросил первый немец.
        - Еще чего, - отозвался второй. - Может, еще хвост на могилу прикажешь поставить?
        - Бросим так?
        - Чтобы другие жрали и множились? Ну уж нет. Все это нужно сжечь.
        Солдаты высыпали свой груз в длинную свежую канавку и ушли обратно к окопам.
        В ушах у котенка все еще гудело, голова кружилась, и подкатывала тошнота. Он полез по оскалившим пасти вонючим трупам и вскарабкался на обрыв с насыпью на краю канавки. Пошатываясь из стороны в сторону, он побежал по сухой хвое в кусты неподалеку. Там он укрылся, зарылся в жухлую траву и стал наблюдать за канавой. Вот оттуда выскочили и неуклюже поскакали к окопам две оглушенные крысы. Вот солдаты принесли еще пару носилок и стали поливать канаву из железной канистры…
        Бензин, пульсируя, выплескивался на кучу. Взрывом вспыхнуло трескучее пламя, почти в три метра высотой. Солдаты, отойдя подальше, щурясь, наблюдали за ним. Потом языки осели и превратились в обычный костер. Немцы еще немного потоптались, потом развернулись и ушли.
        Котенок проводил их взглядом, свернулся клубочком и сразу же уснул.
        Он проснулся ночью, когда земля тряслась от далеких бомбежек. Куча уже сгорела, и канаву завалили землей. Фронт поблизости молчал, только изредка над ветвями взмывала осветительная ракета, и тогда по земле паутинкой скользили тени. Котенок поежился и заметил пар своего дыхания. Он решил немедля двинуться в путь в надежде догнать Степана и спасшихся кошек.
        Боясь угодить в лапы крысам, он предпочел бежать по линии огня - может быть, его просто не заметят. Короткими перебежками от укрытия к укрытию котенок выбрался к передовой. Пушистый комочек бесшумно перескочил через окоп, угодив на мешки, которыми тот был укреплен, и скрылся на полосе между противостоящими войсками.
        Здесь была трава и кратеры-воронки разных размеров. В самые маленькие из них как раз вошел бы футбольный мяч, а в самые большие можно было бы уложить автомобиль. Но таких воронок - от авиабомб - было мало. Местами торчали невысокие столбики, между которыми на полуметровой высоте тянулась напутанная проволока.
        Котенок дожидался, когда потухнет осветительная ракета над головой, и тут же мчался из одной воронки в другую. Так он продвигался всю ночь до рассвета и уже так приноровился, что выскакивал из кратеров с теневой стороны еще до того, как свечка окончательно погаснет. С наступлением утра жечь ракеты перестали, и передвигаться котенку стало намного легче. Благодаря утреннему туману он совсем перестал прятаться в воронках, а просто проползал вдоль окопов на брюшке. Но вскоре сердце котенка почему-то испуганно забилось, и он решил спрятаться в большой воронке, наполовину заполненной грязной водой. Интуиция не обманула: прислушавшись, он отчетливо услышал шорох.

«Нет! Только не крысы», - подумал котенок и несмело высунулся из-за края, чтобы посмотреть назад. Это все-таки были они.
        Две крысы смотрели прямо на него и, нагловато улыбаясь, перешептывались между собой. Тут же к ним прибавилась третья, за ней четвертая, пятая… Перед котенком выстроился целый ряд хищных мордочек с просвечивающими ушами, за которыми горбились спины со слипшейся черной шерстью. Котенок замер от страха, а крысы от любопытства перестали сопеть.
        - Ты попался, маленький кот, - сипло сказала одна крыса, делая ползущий шажок к жертве. - Теперь тебе не уйти.
        - Но, впрочем, ты можешь попробовать, - съязвила другая, и весь ряд, повизгивая, затрясся от смеха.
        - Я потерялся, - жалко пропищал котенок.
        - Но теперь ты нашелся, - хищно улыбнулась и блеснула рядами остреньких, как иголки, зубов первая крыса. - Ну, иди сюда, не стесняйся.
        - Может быть я… я… - замялся котенок, - могу вам чем-нибудь пригодиться?
        Уже подобравшиеся вплотную крысы опять затряслись от смеха.
        - Ну конечно можешь, глупый. Хе-хе-хе.
        Котенок попятился по склону воронки и остановился - его задние лапки коснулись воды на дне.
        - Ты в западне, маленький кот, - сипло прошипела одна крыса и стала аккуратно спускаться вниз по осыпающейся рыжей земле. За ней двинулись остальные.
        Тогда котенок тремя отчаянными прыжками выскочил из воронки и во весь опор помчался к окопам. Он слышал, как крысы заливаются смехом, но, обернувшись, увидел, что его никто не преследует. Не успев понять, почему, он перемахнул через первый окоп и тут же за ним из засады, как крестьяне за поросенком, понеслись огромные, вдвое больше, чем он, черные крысы. Котенок петлял, выделывал акробатические прыжки, а крысы, числом уже около десяти, смеялись, будто играли, и их длинные хвосты тут и там шныряли по земле. Дважды шерсть котенка капканом защелкивали крысиные челюсти, но он, теряя пучок пуха, мчался дальше.
        Поняв, что на открытой местности ему не спастись, котенок нырнул в окоп и помчался по переходу, под ногами солдат. Крысы за ним не спустились и он, было, подумал уже, что спасся, как вдруг на пустом участке мерзкие твари посыпались сверху и, визжа, устремились за ним. Несколько раз он сворачивал, дважды пробегал по крытым темным переходам, а один раз чуть не угодил в блиндаж. Крысы гнали его все дальше и дальше, и котенок понимал, что бежит по дороге, рано или поздно ведущей в ловушку.
        Так и случилось. В глубине немецкой системы траншей котенок окончательно запутался в лабиринте. Перед одним из поворотов крысы насели так плотно, что бежали уже вровень с ним. Они клацали зубами, смеялись и толкали котенка от стенки к стенке. На перекрестке он резко свернул и угодил прямо в засаду. Перед ним, плотным строем заполняя весь проход, стояли поджидавшие его враги. Поняв, что окружен, котенок затормозил на скользких досках и замер. Крысы сзади сбились в кучу и медленно, пригнувшись к полу, шли на него. А враги впереди скалились и держали строй плотно и недвижимо.

«Все», - подумал котенок. Но тут в окоп свирепо прыгнул маленький тигр с обрубком хвоста. Это был Степан. Крысы остолбенели, а подоспевший вояка, хищно косолапя и глядя на врагов исподлобья, обошел котенка кругом.
        - Назад, твари! - прохрипел он. - Пш-ш-ш!
        Но крысы не двинулись, а только сообщнически переглянулись. Только Степан успел схватить котенка за шиворот и подпрыгнуть ввысь, как две черные стаи окопных крыс сомкнулись и перемешались. Когтистые лапы кота ухватились за зыбкий край окопа. Несколько холостых пробуксовок, и Степан чуть не свалился назад. Но ловко оттолкнулся и, прыгнув на противоположную сторону окопа, вскочил на бруствер. На поверхности котенка тоже поджидали крысы, но, уступая дорогу разъяренному маленькому тигру с котенком в зубах, твари бросились врассыпную.
        Степан по-заячьи запрыгал по рыжей перекопанной земле и через минуту уже несся по пустому сосновому лесу. От бешеной скачки у котенка перед глазами все тряслось и кружилось, а в ушах стояло хриплое дыхание Степана. Ему показалась, что минула вечность, когда лес кончился, и его спаситель, наконец, сбавил ход и побежал мягкой рысцой.
        - Дальше пойдешь сам, - сурово сказал он, опустив котенка на землю. - Держись прямо за мной и старайся ступать по моим следам. Все понял?
        - Ага, - кивнул котенок испуганно.
        Кот посмотрел в сторону, на желтую табличку с черепом.
        - Пойдем по минному полю.
        Котенок не очень понимал, чем это грозит. Он все еще не мог поверить, что остался жив, и все внутри трепетало от счастья. Кот, мягко ступая, побрел по сырой земле с высокой прошлогодней травой.
        - Простите, дядя Степан, а где остальные? - спросил котенок у обрубка хвоста перед носом.
        Но кот только огрызнулся:
        - Ступай ровнее, мины кругом.
        Они прошли еще пару метров, и кот кивнул на небольшую воронку с выброшенной на одну сторону землей:
        - Вот что остается от неосторожных…
        Наконец, они вышли на колею у опушки березовой рощи и предводитель, бесшумно дыша приоткрытой пастью, посмотрел назад. Послышался звук мотора и скрежет гусениц. Степан бросил взгляд на дорогу - туда, где появился дымок, и они скользнули в рощу. Тут же по дороге промчалась легкая немецкая самоходка «Штурмгешутц», на которой, как на плоту, стоял, чудом не падая, добрый десяток солдат и распевал фронтовую песню. Слетая с колеи, машина проскакала по кочкам и умчалась прочь, оставив только клубы пыли.
        - Пойте-пойте, - сказал Степан, провожая ее взглядом.
        Котенок не знал, почему эти люди плохие, но услышав в голосе Степана ненависть, так же нахмурился танку в след.
        Полдня они шли по пашням и смешанным рощам. Везде чувствовалось присутствие человека. Очевидно, они обходили села.
        - А окопов и крыс больше не будет? - набравшись смелости, спросил котенок.
        Кот осматривался, как бы не замечая спутника.
        - А где остальные кошки? - упрямо спрашивал котенок. - Они живы? Неужели никто не спасся?
        - Спасся, спасся, - отвлеченно ответил Степан и добавил: - Вот здесь и заночуем, и мышек половим.
        Он указал на коричневые шишки фьордов с воткнутыми в середину шестами. Они подошли поближе, и кот сказал:
        - Ладно, копай нам норку, а я поохочусь. Надо же чем-то и поужинать перед сном.
        Степан оставил котенка одного и ушел ловить полевых мышей. Чтобы угодить спасителю и вожаку, малыш принялся усердно копать нору, выбрасывая лишнюю солому наружу. Не успел он сделать и трети работы, как появился Степан с мышкой.
        - Двигается дело? - спросил он у отчаянно вгрызающегося во фьорд котенка.
        - Еще как! - ответил тот из глубины, показывая лишь упертые в край задние лапки и маленький, напряженный от усердия хвост.
        Степан усмехнулся, кивнул и пошел охотиться дальше.
        Потом он вновь вернулся с добычей и прогнал котенка из недоделанной норки. К полудню Степан уже сам закончил их пахнущий сырой соломой временный приют. Еда голодному котенку показалась отменной, он даже чуть не подавился. Сразу же потянуло в сон, и котенок закопался в солому. Но глаз не закрыл.
        - А где остальные? - решил он проявить характер. - Что случилось с другими кошками, и почему вы не с ними?
        Сытый и расслабившийся вожак, наконец, соизволил ответить:
        - Я вывел тех, кому удалось перейти линию фронта, и отправил их идти дальше до условленного места. А сам вернулся на край фронтовой зоны, чтобы встретить тех, кому, возможно, удалось выбраться из западни. Но хитрые крысы установили в конце пути засаду. Ту, в которую ты и угодил. Кроме тебя никому не удалось пройти?
        - Нет, я думаю, в блиндаже погибли все. Нас вместе с крысами забросали гранатами, а потом всех вынесли и сожгли. Кроме меня, спаслись только два врага.
        - Тебе повезло, что крысы решили с тобой поиграть, - сказал Степан. - Обычно они не церемонятся с добычей. Наверное, как еда ты для них слишком маленький.
        - И правда, - зевая, согласился котенок, - зачем стольким крысам один котенок?
        - А зачем нам фантик на веревочке? За тем же и ты крысам, - объяснял разговорившийся Степан. - У них есть свои забавы, свои спортивные интересы. Крысы - народ не без чувства юмора. Они все делают шутя, даже убивая и умирая, они не забывают сострить. Из всех животных они наиболее совершенные солдаты. Стая крыс - это один организм. Все они равно способны и сожрать своего собрата, и пожертвовать своей жизнью для спасения остальных. Некоторые их особи рождаются с задачей подвергать себя риску и проверять на себе все подозрительные вещества в районе, куда переходит их стая. Если они погибают, то остальные знают, куда нельзя лазать и чего нельзя есть. Им нет равных в борьбе за живучесть в любых условиях. Даже в Ленинграде для них сейчас самый комфорт и уют. Они могут питаться падалью на любой стадии разложения, да и вообще, чем угодно. Они жрут пластмассу и прогрызают бетон. Удивительные существа. Они…
        Котенок рассказ не дослушал, потому что сладко уснул.
        - Подъем! - разбудил его Степан.
        - Да-да, - запищал котенок. - Сейчас! Я уже проснулся.
        Коты проспали световой день, подкрепились мышью и двинулись в путь еще до темноты. Они шли пашнями и полями, где колосился брошенный, несобранный урожай. Поля были бесконечными, и казалось, что пейзаж за ними движется вместе с путниками, а потому не сменится никогда. Как вдруг откуда ни возьмись по горизонту потянулись темные деревенские постройки вперемешку с черными пепелищами. Пахло свежестью и весной, но котенок не знал этого запаха, просто шел, нюхал и не мог им вдоволь насладиться. Когда жизнь оказывается в опасности, но удается спастись - радуешься. Даже если много потерял, даже если много увидел и перенес - радуешься все равно. Проходит время, прежде чем эта радость сменяется печалью воспоминаний.
        Вот и наш котенок шел и радовался, что остался жив и что рядом с ним шагает сильный и надежный покровитель. И странное трепетное чувство охватило котенка. Словно бы нечто, до этого сопровождавшее его всю жизнь, вдруг исчезло. Котенок шел и думал, что же изменилось, что оборвалось в его жизни?
        Ближе к ночи Степан вдруг припал к земле и замер. Котенок вздрогнул и тоже упал. Какие-то тени, крадучись, двигались к ним. Это были люди. Нет, не только! Они тащили за собой буренку и переругивались взволнованным шепотом. Колокольчик на корове не звенел, а глухо стучал. По тому, как люди волокли бедное животное, было понятно, что они очень спешат.
        Вдруг затарахтел мотоцикл. Степан схватил котенка за шкирку и помчался на лай собаки. Все вокруг котенка завертелось, и он вновь ощутил шеей и затылком жаркое, хрипящее дыхание несущего его кота. Степан несся галопом, прижавшись к земле. Вот он выскочил на голое место, прибавил ходу и полетел прямо на темные деревенские избы. Потом вдруг соскочил в овраг и выпустил котенка из зубов.
        - Сиди здесь! - приказал он и умчался.
        Котенок испуганно проводил его взглядом и остался один. Была уже ночь, хотя и не темная. Небо было фиолетовым и беззвездным. Рядом с котенком из заросшего травкой оврага вырывалась петля колючей проволоки, уходила в небо и вновь впивалась в землю. Наверное, когда-то здесь проходил фронт - в эту или в какую-то другую войну. А может быть, это была простая изгородь. Но ржавая колючка, покачиваясь на ветру, торчала так грозно, будто плакала или хотела о чем-то сказать.
        Внезапно котенок понял, что исчезло из его жизни. Гул войны. С самого рождения этот гул, как надвигающаяся гроза, кипел над его миром. Этот звук стал для него частью природы. Поэтому когда он исчез, тревога охватила маленькое сердечко.
        Через полчаса Степан вернулся, и вернулся не один. Он привел с собой невзрачного, неухоженного кота с вороватым взглядом. Поначалу оба, будто не замечая котенка, присели рядом и продолжили начатый раньше разговор.
        - А кто их знает, по что, - хрипло объяснялся деревенский товарищ, - може, партизаны, аль просто сброд какой. Всяких тут нынче при полицаях поразвелось. Уши им в лапы, за хвост на сарай, - выругался кот. - А буренка колхозна была, бабы скотину еще первым летом себе увели и по сеням попрятали. А немцам и на руку, мол, вот большевики еслиф вернутся - всех на Колыму за хищение колхозной собственности. Так что все хитро устроено. Они сюда больно-то и не суются - так, колонна проедет, бывает переночуют, да обозы на фронт провезут, а так народ стараются против себя не настраивать. Жидов только собрали, да коммунистов, а так не трогают. Больше от партизан несчастья, и мародеров хватает, расщепи мой хвост на два.
        - А мои-то давно прошли? - спросил Степан.
        - Да с денек уж, - сказал местный кот, невольно морщась. - Ты только, дружище, не серчай на меня, хвост мне сам знаешь куда. Я им тут невесть какой теплый прием устроил. - Он цокнул зубом и покачал головой. - Откуда ж я знал, что это беженцы твои с пути подкрепиться решили. Думал, неужто и коты туда же - в разбойники, да по соседским селам шакалят. Ну, я и проучить их решил. Пса хозяйского поднял и с ним навстречу им к курятнику вышел. Еле лапы от нас унесли, бедняги городские.
        - Да, это ты, конечно, зря сделал, - покачал головой Степан. - Они же два дня, небось, ничего не ели.
        - Да знаю, дружище, я уж и сам помучился, думая, мол, ну взяли бы курочку, другую, да и хвост с ней, ничего бы с нами не сделалось. Пса бы даже в лес не выгнали - простили бы за выслугу лет.
        - А ты что же это, с собаками дружбу водишь? - иронично спросил Степан.
        - Да мы народ мирный, чего нам ссориться, - оправдывался кот. - А пес у нас старый уже, Барбосом зовут. Как я молодым был, гонял он меня, конечно, благо на цепи держали. А теперь уже и я иной раз выйду по просьбе хозяина, дам ему разок лапой по морде, чтоб спать не мешал, да и примолкнет псина… Да, пойдемте уже, голодные с дороги, небось. - Степан и котенок двинулись за ним. - А так мы с ним не ссоримся, - продолжал кот о деревенской жизни, - я иной раз ему и мышку принесу, а то недокармливать пса нынче стали. Жалко, помрет, а как нового злыдня в конуру посадят - опять догонялки начнутся. А я уж не молодой. Ну, скажи, на кой хвост мне такая радость? Уж лучше мы с Барбосом вместе доживем.
        Они шли прямо по обочине деревенской дороги и впервые за весь путь не таились. Временами мимо проходили припозднившиеся мужики и бабы, но котов не трогали.
        - А это кто с тобой? - деревенский кот наконец-то обратил внимание на котенка.
        - Тоже с нами из Ленинграда топает, - сказал Степан. - Отстал на немецких позициях. Там крысы нам дали жару. Облаву устроили. Этот с другими в западню и угодил. Чудом спасся.
        - Да уж, - сказал местный кот. - Откармливать хлопца надо. Так, с виду, пушистый, а лапы-то слабые, того и гляди подкосятся. С рождения, видать, голодом морился. Ну, ничего, хлопчик, сейчас я тебя быстро в порядок приведу. Бабка, небось, уже сготовила нам чего. У нас и сметанка не редкость. Только с видом на жительство у нас тут строго: мышей не ловишь - катись-ка к чертям собачьим. А меня Васькой зовут, я тут вроде как хозяин получаюсь, - сразу предупредил кот. - Все меня слушаются и даже люди в почете держат. Вот, давайте, через забор.
        Степан взял котенка за шкирку и вскочил с ним на край, потом бросил его и спрыгнул сам. Васька провел их в сени, оттуда - в подпол. Степан и котенок жадно приникли к стоявшей там катке, полной жирного, непривычного для их городского вкуса молока. А немного погодя Васька им еще и две рыбки гольяна притащил.
        - Хозяину моему благодарности, - сказал Васька. - Это он меня с рыбалки угостил за вчерашнюю операцию под курятником.
        Путешественники поели, и только котенок понадеялся на ночлег, как Степан начал прощаться:
        - Ну, давай, Васька, ждут нас уже. Спасибо тебе, конечно.
        - Да и вы лихом не поминайте, - ответил тот. - И своим скажи, что я это по незнанию их прогнал, думал, воры какие. А в следующий раз меня пусть спрашивают, сам их угощу и рад буду. Ну, бывайте, родненькие. Ты, малой, от Степана не отставай и всему, что скажет тебе, тому и следуй. Он тебе теперь и командир, и мамка.
        - Нет, с мамкой это ты перегнул, - усмехнулся Степан. - Я его вылизывать не собираюсь, а надо - и в расход пущу, ухо не дернется.
        - Хвост тебе в зубы, Степан, это ты мне брось, - возмутился Васька. - Хлопец-то, сразу видать, не из робкой породы. Глядишь, и матерый кот вырастет, так что мы с тобой и вдвоем не справимся. Ну, вот тут и расстанемся. Далеко твои без тебя утопали?
        - На эстонскую границу я их послал, - сказал Степан. - Тут путь более-менее спокойный, лишь бы на партизан не наткнулись.
        - Да, - согласился Васька. - Те и кошатиной поживиться не постесняются.
        - Ну, там уж я им не помощник, - поглядев в сторону леса, сказал Степан. - Деру дать и без меня сумеют.
        - А что там, на границе, делается? - полюбопытствовал Васька, когда они переходили через железнодорожное полотно.
        - Да обычный блокпост, как и на всех дорогах нынче, - морщась, сказал Степан. - Партизан да дезертиров выцепляют, а беженцев назад разворачивают. Но сейчас на любой дороге таких проверок достаточно. На старых границах одна беда - поля минные. Ну, давай, братан, может, даст Бог, свидимся еще.
        - С Богом, с Богом, - сказал Васька, и они разошлись.
        Два дня они вдвоем пробирались на запад. Шли крадучись, но не спеша. Ночевали в укрытиях, которые находил опытный лазутчик Степан. Котенок сильно привязался к нему, во всем слушался и старался не ударить перед ним в грязь мордочкой. К концу пути пашни пропали и начались пологие сопки, поросшие темным лесом, в котором, судя по всему, было много диких зверей. Степан теперь приносил на обед настоящую дичь - барсуков и маленьких куропаток. Котенок много болтал, плетясь за своим кумиром, а тот молчал и даже изредка пресекал болтовню. Но перед сном вдруг начинал теплеть и, мурлыча, открывал котенку свои тайны. Он рассказал ему, например, что когда-то все коты обитали как раз в таких лесах и охотились, как настоящие дикие хищники. Но потом повели дружбу с людьми, и те переманили их в села и города.
        - Иногда мне кажется, что я где-то уже видел лес, - засыпая, сказал котенок. - Будто когда-то в самом раннем детстве.
        - Ты видел его во сне, - сказал Степан. - Нам всем, даже живущим в городах, с рождения продолжают сниться лес и охота. Это дает о себе знать древняя тоска, оставшаяся в каждом из нас с тех пор, как, сманенные человеком, мы предали свою истинную природу.
        - Неужели нам не обрести ее вновь? - спросил котенок.
        - Я не знаю, - сказал Степан. - Лес зовет. Наши души стремятся в него всю жизнь. Однако мы потеряли навыки, и большинству кошек проще добывать себе пищу рядом с человеком или кормиться с его руки. Но мне кажется, что сердце кошек остается в лесу всегда. Не зря нам снится, как мы охотимся ночью, скачем с ветки на ветку и бежим меж могучих стволов при свете луны, устрашая птиц и зверушек. Нам чудится журчание ручья и шорох трав. Становится завидно, когда встречаешь в лесу рысь или лису. Они здесь дома. А мы стремимся сюда, а как попадаем, чувствуем себя не в своей тарелке и выбираемся обратно к людям. Но душа кошачья все равно рвется к дикой природе. Не зря у нас все сказки и колыбельные мурлыкалки о темном лесе и сказочных временах, когда мы водили в лесах дружбу с драконами, охотились там наравне с ястребами, волками и другими отважными зверями. Моя бабушка, жившая еще до революции, поведала мне, что после смерти все добрые и храбрые кошки возвращаются в вековой лес и живут там так, как жили их предки, господствуя среди ветвей и охраняя лесные границы. Эй! - шепотком окрикнул рассказчик, - ты,
что, спишь уже? Ну, спи-спи. Ведь все это только бабушкины сказки. Но лес и впрямь манит, так манит…
        Однажды, когда Степан и котенок шли по хвойному бору на север, прямо на них повеял свежий морской ветерок. И вскоре из-за деревьев открылся чудесный Финский залив, в голубой дали которого замерли белые паруса нескольких рыбацких лодок. Они пошли по берегу, лапы проваливались в приятный белый, с хвойными иголками песок. Вскоре они наткнулись на своих кошек. Те были такими же истощенными и затравленными, какими вышли из Ленинграда, а Степан и котенок, напротив, посвежели и поправились. Кошки прятались под утесом, где ловили чаек и разоряли их гнезда. Они рассказали, что все-таки наткнулись на партизан, которые устроили на них настоящую облаву, палили из автоматов и пытались загнать, как волков. Но почти всем кошкам удалось от них скрыться. Здесь они ждали Степана не более суток, надеясь, что тот приведет значительно больше спасшихся…
        Потом все вновь тронулись в путь. Вскоре они прошли пограничные блокпосты. Деревенские избушки кончились, и начались одинокие европейские домики - чистенькие, с высокими крышами и обязательным прямоугольным водоемом для разведения рыбы. Кошки, уставшие или раненые, прощались с остальными и оставались на окраинах прибалтийских городков. Всего через четыре ночи после пересечения старой границы кошки, наконец, добрались до своей цели - мирного Таллина, города, где их собратья обитали на высоких чердаках и в обустроенных хозяевами мансардах.
        Они вошли в него ночью, пробежали по темным закоулкам, вышли в небольшой парк с речушкой и заночевали под пешеходным каменным мостом, соединявшим аллейки на двух берегах. Проснувшись днем, кошки осознали, что полный опасностей путь все-таки завершен. Радуясь, они стали ласкаться, лизать друг друга за ушами и мяукать поздравления. Некоторые тут же всплакнули, вспомнив, сколько их вышло из блокадного Ленинграда и как мало добралось до цели.
        Проводник также поздравил всех с прибытием в мирный город и сказал, что он свое дело сделал и всем теперь нужно начинать новую жизнь «самим по себе», как и положено кошкам. И пожелал всем в этом удачи. Потихонечку все начали расходиться, и к вечеру под мостом осталось лишь несколько ослабевших в пути кошек. Степан принес им пару голубей, а сам побрел дворами искать жилище. Котенок, побоявшийся остаться в одиночестве среди чужого города, догнал его и пискляво окликнул. Тот даже не обернулся, лишь нервно повел обрубком хвоста.
        - Ну что ты увязался за мной, - строго сказал он. - Иди своей дорогой. Помяукай на бульваре, может быть, тебя подберут какие-нибудь дети. Ты ведь еще котенок, к тому же у тебя пушистая шерсть. Таких, как ты, часто подбирают люди и приносят к себе в дома. Там тепло и уютно. Для тебя это лучшая участь, чем побираться со мной по портам и подвалам.
        - Разве мы не можем поселиться у каких-нибудь других кошек? - спросил наивный котенок.
        - Ты не понимаешь! - осадил его Степан. - Мы беженцы, мы здесь лишние, и никто не разделит с нами свою сытую жизнь. Наш удел - помойки и отбросы. Но это лучше, чем смерть от голода и свирепых крыс Ленинграда. А теперь ступай, ты еще можешь найти себе новых хозяев.
        Так и не обернувшись, Степан шел дальше. Но и котенок бесшумно бежал за ним. Вскоре они оказались на набережной и пошли вдоль парапета. Кот замедлил шаг и вдруг резко развернулся. Котенок сел.
        - Я смотрю, по-хорошему ты не понимаешь, - сказал Степан грозно.
        Медленно, как лев, он двинулся на котенка.
        - Пш-ш-ш! - зашипел он, занося над ним когтистую лапу.
        Котенок скользнул в сторону, избежал удара и сел неподалеку. Кот хищно повел головой и, яростно воя, как делают коты под окнами, продолжал наступать на котенка.
        - Эй! Ты чего маленького обижаешь! - топнул перед Степановым носом подоспевший прохожий. - Ах какой негодник, такого красавчика обижать. - Отскочивший Степан вялой рысцой убегал прочь. - Ух, я б ему показал! - продолжал негодовать человек.
        Тут котенок почувствовал, что его лапы отрываются от земли, и он оказался на руках у пожилого человека в пальто и шляпе. Вместо того чтобы обрадоваться, маленький кот отчаянно пищал и рвался к бывшему вожаку, который уже почти скрылся из виду.
        Человек повесил зонт на руку, стащил с себя шарф и завернул малыша в него. Через некоторое время, пройдя по узким брусчатым улицам в глубь города, они оказались в одном из старинных домов.
        Здесь у человека была маленькая квартирка, но зато на двух этажах. Комната на первом этаже была кухней, столовой и гостиной одновременно, а на втором располагались спальня и мастерская - подобравший котенка дедушка был художником. Этажи соединяла узкая деревянная лестница. Котенок сразу решил осмотреться и, с трудом запрыгнув на высокий подоконник, похожего на бойницу окна, увидел замкнутый дворик, через который тянулись веревки с бельем. С художником жили еще три кошки. Но они большую часть времени проводили на чердаках и крышах. Домик был слеплен с другими домами, поэтому передвигаясь по крышам, кошки могли спокойно путешествовать по всему кварталу.
        Здешние кошки пренебрежительно относились к котенку и даже отбирали у него еду. Они шипели на него, говорили, что он беженец и должен знать свое место. Хозяин, напротив, заботился о котенке, но он был беден и мог поделиться со своим питомцем только хлебом и молоком.
        Шло время, наступило лето, и котенок стал сам вылезать на чердак и гулять по соседним крышам. Оказалось, что все здешние кошки холодны и неразговорчивы. Он спрашивал у каждой встречной, не знают ли они беженца по имени Степан, но те только шипели в ответ.

«Как там моя мама? - думал дождливыми вечерами котенок, сидя на подоконнике. - Может быть, там стало уже не так плохо и они смогли прокормиться? Как жаль, что они не перебрались с нами. Вот найти бы Степана и позвать его жить сюда. Хозяин наверняка был бы не против - он человек добрый. Где же теперь мой единственный родной кот? Скорее всего, в порту, охотится на здешних крыс».
        Лето прошло спокойно и счастливо. Казалось, что жизнь, наконец, утряслась и теперь так будет всегда. Но с началом сентября тень войны нависла и над Таллином. По городу замаршировали немецкие войска, потянулись колонны грузовиков. Начались бомбежки. Из разговоров людей котенок понял, что на город неумолимо надвигается фронт. Однажды дождливой осенней ночью в дверь громко постучали, хозяин в тапочках и ночной сорочке со свечою в руках спустился вниз. Внизу отворилась дверь, послышалась немецкая речь и испуганный голос хозяина. Дверь захлопнулась, и котенок больше никогда не видел этого доброго человека.
        Утром пришли какие-то люди в темных плащах и шляпах, с повязками на рукавах и перевернули дом вверх дном. Выбрасывали с полок книги, вытаскивали ящики из столов, распарывали матрасы и даже сдирали паркет. Котенка они взяли за шиворот и выбросили из дома, захлопнув перед ним дверь.

«Ну, что ж, - подумал он, - вот и повод пойти искать Степана».
        По мостовой в одном направлении спешили машины и грузовики с войсками. Даже за их грохотом котенок уловил гул канонады - такой же, что неотступно сопровождала его в Ленинграде. Он не знал, где находится порт, но решил бежать туда, куда спешили люди, - может быть, они хотели покинуть город морем. Он очень быстро понял, что оказался прав. Казалось, весь город стекался на пристань. Здесь были тысячи солдат, среди которых пробивались автомобили. Стоял такой шум, что хотелось умчаться прочь. Но котенок твердо решил искать своего друга.
        Вдруг он услышал протяжный гудок - отходил пароход, на который все старались попасть. Следом уши зверька пронзил отчаянный, до боли знакомый звук воздушной тревоги. Люди тут же начали разбегаться в разные стороны, поднялась страшная суета, переходящая в давку.
        Котенок помчался у людей под ногами, выбежал на газон, где народу было меньше, и побежал к портовым складам. Над толпой с оглушительным ревом пронеслись два самолета с красными звездами на широких крылах. Истребители сделали еще один заход и открыли огонь по мечущейся толпе. Два дерганых ручейка из искр и облачков пыли запетляли по каменной пристани, выскочили на газон и, выдергивая комья земли, мгновенно обогнали котенка. Самолеты синхронно взмыли в небо и ринулись на следующий заход.
        Вдруг, когда котенок уже был у самых построек, ему навстречу выскочил десяток кошек и гуськом помчался к стоявшему на пристани кораблю-эвакуатору. Не долго думая, котенок дернул за ними, и через триста метров, когда истребители вновь начали расстреливать пристань, вслед за собратьями вбежал по свободному мостику на корабль. Выскочив на палубу, кошки мгновенно разбежались, и котенок так и не успел спросить про Степана.
        Как только самолеты исчезли, по мостику и палубе вновь забегали люди. Котенок бросился куда глаза глядят, промчался вдоль борта через весь корабль, спрыгнул в спасательную шлюпку, подвешенную за бортом, и скользнул внутрь под прикрывавший ее брезент.
        - Здесь занято, маленький кот, - прошипел в темноте знакомый сиплый голос.

«О нет!» - подумал котенок. Глаза его загорелись в темноте, и он увидел тени двух крыс, пялящихся на него со скамейки.
        - Ну вот, - хихикнула одна из тварей, - будет нам чего пожевать в дорожке.
        Котенок услышал, что снаружи бегают и кричат люди.
        - А куда мы плывем? - робко спросил он.
        Крысы не ответили, зато одна из них брякнулась перед ним на дно. Вдруг котенок вспомнил Степана и, расставив пошире лапы, заревел:
        - Назад, твари, фш-ш-ш!
        Признаться, он и сам испугался того, как страшно у него получилось. Крыса легла на брюхо, сгорбилась и попятилась прочь. Что-то странное вдруг проснулось внутри котенка, он встал к крысе боком, выгнув спину колесом, хвост его раздулся до невероятных размеров, и он, шипя и скалясь, прыгнул навстречу крысе. Та взвизгнула и бросилась из лодки наутек, а за ней, сверкнув, исчез и хвостик второй.
        Котенок, удивляясь самому себе, еще долго стоял в той же позе и смотрел на щелку, куда шмыгнули трусливые крысы. Потом встряхнулся и гордо пошел, чтобы лечь в спасательный круг на оранжевые жилеты. Здесь он чувствовал себя, как в корзинке. А пароход издал еще один протяжный гудок и отчалил от эстонских берегов.
        Сладко сопя в покачивающейся лодке, котенок не мог знать, сколько прошло времени, - может быть, сутки, а может, и половина. Но вдруг тревожно забил колокол, и по палубе забегали люди. Через пару минут судно потрясли два глубинных взрыва, и корабль начал тонуть, медленно заваливаясь на один бок. Поднялся шум, на судне началась паника, из трюмов донеслись автоматные очереди и одиночные выстрелы. С лодки резко сорвали брезент, и над котенком открылось ночное небо. Моросил дождик, холодный морской ветер продувал насквозь. Котенок выскочил из круга и забился за моток веревки у самой кормы. Лодка зашаталась сильнее, в нее стали прыгать солдаты. Когда они заняли все места, котенок почувствовал приближающийся сырой запах моря - лодку спускали на воду. Из труб корабля валили клубы черного дыма, по мутному небу рыскал луч зенитного прожектора, а с поднимающейся над лодкой палубы тонущего корабля продолжал доноситься гул человеческих голосов.
        Спасательная шлюпка достигла поверхности воды и закачалась на морских волнах. Люди стали грести, и громоздящиеся над ними судно медленно поползло в сторону. С торпедированного корабля одна за другой взлетали сигнальные ракеты, освещая кишащие палубы, отплывающие лодки и набившихся в них людей. Ракеты взмывали в воздух и расщеплялись на четыре кометы, которые очерчивали дуги, отражались полосами на волнах и гасли, не успев коснуться воды. Грохот корабля стих и уступил место степенному шуму весел. Люди молчали и провожали взглядом сильно накренившийся тонущий транспорт. Внезапно, когда одна из палуб уже была у самой воды, корабль устрашающе заскрежетал и медленно перевернулся вверх дном. Он ударился о водную гладь противоположной палубой и поднял огромную пенящуюся волну. Та, не сбавляя силы, покатилась прямо на спасающиеся бегством лодки. От удара их подбросило в самое небо, внутрь хлынули брызги. Но судно котенка не перевернулось и благополучно опустилось на более слабые волны. Когда опасность миновала, спасшиеся вновь взглянули на свой корабль, но увидели на его месте только ржавый горб с рулем и
медленно вращающимся стальным винтом.
        Эпизод IX
        Война драконов
        Как подбитый самолет, дракон врезался в воду и увлек за собой шлейф из миллионов вьющихся воздушных пузырьков. При ударе Тариэл заскользил по хвосту и вот-вот должен был упустить Мимненоса, но две задние лапы дракона обхватили юношу за плечи. Ощущение у того было такое, будто он букашка, которую смыли нажатием на педаль унитаза: все кругом бурлит и рвется, страшная сила сдавливает голову, и больно пульсирует кровь в ушах. Но в тот самый момент, когда Тариэл уже не понимал, жив он или уже мертв, случилось нечто труднообъяснимое - будто кто-то перевернул песочные часы, в которых вы - одна из песчинок.
        Мимненос выпустил Тариэла, вода вновь вспузырилась вихрями, и кувыркающегося юношу понесло вверх. Он широко открыл глаза. Кругом была тьма, и страшная сила сдавливала голову, словно в тисках. Тариэл опомнился и что есть мочи начал грести наверх. Он испугался, что ему не доплыть, и от паники стал выбиваться из сил. Вдруг что-то большое, как белый кит, проплыло вокруг него. Еще раз. Мелькнул хвост гигантского змея, Тариэла схватили сильные лапы и понесли вверх. Глубина была действительно страшной.
        Лапы с силой швырнули юношу на поверхность, он вылетел из воды почти целиком и вновь рухнул в глубину, не успев даже сделать вдох. Снова оказавшись под водой, он из последних сил начал грести. Раз, два, три, еще раз - и Тариэл окончательно выплыл на поверхность темного водоема. Первую минуту он ничего не мог понять, но когда паника прошла, а дыхание восстановилось, он увидел действительно непонятную вещь - вокруг гремела война.
        Ракеты вспарывали ночное небо, гремели разрывы, пощелкивала перестрелка. Осколки сыпались на озерную гладь и с шипением впивались в воду. Юноша быстро оглянулся по сторонам в поисках Мимненоса, но не нашел дракона и тогда поплыл к берегу, чтобы укрыться. Инстинктивно он старался плыть тихо, не будоража воду, будто был в разведке. Укрыться было негде, и юноша плыл спокойно, не дергаясь от жужжания осколков и свиста снарядов.
        Плыть надо было долго, озеро было таким огромным, что снизу казалось морем. Аккуратная полоска берега была бледноватой и состояла из какой-то светлой промышленной породы. Из камней вырывались жухлые пучки травы. Низко над озером пролетали тучки, оставшиеся после разрывов шрапнели. Вода несмотря на всплески была поразительно спокойной и даже гладкой. В ней отражались ракеты, и вспышки разрывов на мгновение превращали карьер в отражатель прожектора, по которому малюсенькой точкой спокойно плыл Тариэл.
        Юноша увидел, что платформа для казней разрушена, а желтая крановая стрела, с которой он когда-то упал в озеро, лишь слегка высовывается из воды.
        - Что тут творится? - спросил сам себя Тариэл. До берега оставалось немного. Вспышки разрывов выхватывали из темноты бегущие по берегу цепи солдат и скачущие на бездорожье джипы. Двухметровый берег оказался над юношей. Сверху, хрустя камнями, мчались бойцы и слышались их неразборчивые оклики.
        Наконец Тариэл понял, что происходит: дэвиане прорвали линию наружных оборонительных сооружений, и бои ведутся уже на горнодобывающем кольце вокруг города. Самое главное сейчас было не оказаться в расположении дэвиан.
        Тариэл долго прислушивался к голосам, стараясь разобрать язык. Ничего не выходило. Тогда он полез наверх. Камни осыпались из-под ног, но он рывком преодолел подъем и высунулся из карьера. Рядом наступали юдоляне: впереди, один за другим, шли танки, а ближе к озеру, перебегая от одной рудной глыбе к другой, двигалась пехота.

«Хорошо», - подумал Тариэл и решил уже присоединиться к наступавшим, как вдруг посмотрел на себя. Он был в сером боденвельтском свитере, широких бриджах, заправленных в теплые гетры и башмаках - короче, во всем том, в чем отправился в страну Хэтао. Тариэл помедлил, но все же выкатился из карьера и перебежками помчался наперерез наступавшим.
        Первой его мыслью было снять форму с убитого или раненого бойца, но ни тех, ни других поблизости не было. Тариэл, недолго думая, напал на какого-то юнца и ударами в солнечное сплетение лишил того возможности вырываться. Первым делом он отобрал у него автомат, а затем сорвал куртку и кепку. Связав бедолагу лямкой от его же противогазной сумки, Тариэл бросил его под каменной глыбой.
        Как только он присоединился к наступавшим, перед ним предстало еще более страшное зрелище. Они шли на собственный город, лежавший в руинах. От сплошных фабричных пожаров в небо поднимались почти неподвижные дымовые столбы. Бои, очевидно, шли уже в самом городе, и часть районов была в руках у врага.
        Тариэл обернулся, вспомнив, что где-то в озере остался дракон. Но его не было видно, и Тариэл, не зная, как ему быть, продолжал бежать с наступавшими. Тут он увидел проезжавшую неподалеку бронемашину с сидящими на броне бойцами и побежал за ней. Кто-то из солдат подал ему руку, и он вскарабкался наверх.
        - Дадим им жару, браток, - сказал ему солдат с измазанным сажей лицом и белоснежной улыбкой. Он повернулся к бойцам, поднял автомат и под грохот разрывов воскликнул: - Да здравствует Великий Дракон!
        Тариэл вместе с остальными машинально поддержал лозунг криком «ура».
        Вдруг все изменилось, и война стала гораздо страшнее. Видимо, завершился марш-бросок, и броневик ворвался на поле боя. Земля тут была сильно изрыта, и машина под бойцами тряслась и резко виляла. Одному из солдат во время этих маневров снесло полголовы, и он слетел под колеса. Взрывы огненными грибами ложились по горизонту, залпы ревущей реактивной артиллерии исполосовали небо.
        Они наступали на хорошо укрепленный город. Фортификационные сооружения, доты, огневые точки и танковые башни на бетонных платформах защищали его не хуже, чем на внешней линии. Но сейчас большая часть линии была разрушена, а некоторые ее отрезки зияли проломами - они были сметены до основания. В эти-то проломы, как в пробитые крепостные стены, валила под перекрестным огнем и пехота, и бронетехника осаждающих. Там же маячили ходячие танки.
        Тариэл сначала подумал, что дэвианские машины поливают из подвесных пулеметов и огнеметов осаждающих юдолян. Но вдруг и рядом с ними, обгоняя броневик, в сторону города пробежал дэвианский ходячий танк. Тариэл направил на него автомат, но, увидев, что другие солдаты на это чудо техники никак не реагируют, отвел ствол. Он пригляделся к приблизившемуся пролому и заметил, что ходячие танки поддерживают юдолян огнем.

«Трофейные», - подумал Тариэл в тот момент, когда под их броневик угодил снаряд, машина резко свернула, пехота слетела и покатилась в обрыв.
        Обрыв оказался стенкой уступчатого разреза, по которому Тариэл катился теперь к проходящей внизу дороге. В ста метрах от него, вздымая клубы пыли и обрушивая груды камней, кувыркался их броневик. По дороге, на уступе внизу, двигались колонны грузовиков и неспешно тянулась пехота. Увидев, что на них катится броневик, пехота бросилась врассыпную. Вылетев на дорогу, броневик снес проезжавшую грузовую машину и полетел вместе с ней дальше в карьер.
        А Тариэл, скатившись, остался на дороге.
        - Эй, ты есть живой? - с акцентом спросили солдаты.
        Тариэл сел и стал соображать, что бы ответить. К счастью, от падения на покатую поверхность Тариэл не разбился, а лишь отделался ушибами и царапинами.
        - Все нормально, - сказал он, поднялся и пошел за бойцами.
        Разрез служил укрытым переходом, по которому пехоту подтягивали к проломам. Залетавшие суда осколки, врезаясь в руду, выбрасывали пучок искр и маленькие облачка.
        Вдруг в полумраке Тариэл обнаружил, что идущие рядом с ним бойцы - дэвиане. Сначала он хотел броситься в бегство, но, поняв, что его не собираются брать в плен, остался в строю.
        Вскоре колонна, двигавшаяся по горизонту карьера, тоже стала подниматься на поверхность - туда, где грохотала война. Дэвиане группировались в цепи и наступали организованно и не спеша, как обычно.
        Тариэл, шедший в одной цепи с дэвианами, испугался, что сойдет с ума, когда вдруг увидел, что дэвиане и юдоляне наступают плечом к плечу.

«А против кого мы воюем? - недоумевал Тариэл. - Появился новый враг, и мы снова стали союзниками?»
        Пригибаясь, они ворвались в пролом и помчались в наступление за одним из ходячих танков.
        Завалы здесь были еще хуже, чем у марихов. Стальные конструкции нависали на десятки метров, и под ногами была не земля, а что-то вроде металлической свалки. Взрывы здесь выбрасывали фонтаны искр, и на сотни метров разлетались иззубренные обломки стали.
        Несколько часов Тариэл сражался с непонятным врагом в непонятном стане. Наконец он увидел убитого юдолянина, на которого другой юдолянин, пробегая, наступил ногой. Тариэл понял, что сделано это было специально, и удивился. Так обычно поступают с трупами врагов. Тариэл окончательно запутался.
        Он подобрался к убитому поближе и перевернул его вверх лицом, ища знаки отличия. Все у него было, как у юдолян, кроме ярко-оранжевой повязки на рукаве. Тариэл моментально сообразил, что это и есть символика противника. Он стянул повязку и сунул ее в карман куртки.
        После этого он стал замечать ярко-оранжевые повязки и у других убитых, а также и мелькающих впереди солдат. Тариэл запутался и несколько раз оставлял солдат живыми, хотя те и попадали под его прицел. Ведь это тоже были юдоляне. Плюс ко всему на стороне, на которой был Тариэл, юдоляне почему-то были в союзе с дэвианами.
        При первой же возможности Тариэл переметнулся на другую сторону, нацепив повязку, снятую с убитого бойца. На другой стороне он стал пробираться вглубь города - в тыл войск, против которых воевал полдня.
        Здесь царила еще большая неразбериха: линия обороны и подступы к ней были организованы плохо. Здесь же носилось много ополченцев в штатском, тоже с оранжевыми повязками на рукавах. Как правило, это были подносчики боеприпасов и санитары, уносившие в тыл раненых.
        Тариэл скинул кепку, куртку и нацепил повязку на свитер, чтобы его, уходящего с поля боя, не приняли за дезертира, а посчитали ополченцем. Вслед за санитарами Тариэл спустился в глубины подземных коммуникаций, метрополитена, складов и убежищ. Здесь тоже была полная неразбериха. Народу было полным-полно, узкие проходы забиты носилками с ранеными и врачами в грязных халатах. Юноша пробрался еще глубже и вышел на заполненную военными и ополченцами станцию метро. Руководители различных групп и отрядов шли сквозь толпу с разноцветными тряпками на винтовках, чтобы их подопечным видно было, куда двигаться в толпе.
        Тариэл спустился в туннель метрополитена, превращенный в проход для пешего сообщения. Он хотел выйти в город и собраться с мыслями. На следующей станции творилось почти то же самое, только кроме госпиталя и пункта комплектации здесь находилось какое-то подобие штаба. В переходе метро вдоль всей стены стояли столы с компьютерами и экранами радаров с зелеными кругами, на которых отмечалось передвижение вражеских войск. Все люди здесь также были с оранжевыми повязками.
        Тариэл хотел уже подняться на поверхность, но увидел, что у эскалатора пост военной полиции досматривает документы, и повернул обратно. Чего он не хотел - так это вновь оказаться в тюрьме.
        Целый час он слонялся среди суматохи, пока, наконец, не понял, что в город ему не выйти. По эскалатору поднимали ящики с боеприпасами, а опускали носилки с ранеными. Временами электричество давало сбой, и на несколько минут муравейник погружался в красное освещение генераторных ламп. Причем подземный город продолжал свою беготню в прежнем режиме.
        Вдруг Тариэл заметил плакат на одной из стен. На нем был изображен ОН. Да. На цветном плакате был изображен Тариэл, стоявший на самом краю стрелы в оранжевой робе и бесстрастно смотревший перед собой. Снимок был не очень хорошего качества. На плакате красовалась большая корявая надпись: «ДРАКОН ПРОТИВ ВСЕХ».
        Тариэл долго стоял и смотрел на себя. Наконец он понял, что находится в лагере повстанцев, восставших против дракона и захвативших город или какую-то его часть. Вероятно, юдоляне и дэвиане, верные Дэву, объединились перед лицом этой новой угрозы.
        Тариэл посмотрел на повязку у себя на рукаве и увидел на ней плохо пропечатанный номер 5386. Этот номер был на его оранжевой робе, в которой он был казнен. Выходит, все люди здесь как бы носили на себе кусок его робы.
        Долго Тариэл стоял и не мог поверить своим глазам. Наконец он подошел к какому-то офицеру повстанцев и сказал ему, что у него срочное донесение в штаб и что ему нужно увидеться с любым генералом.
        - Ваши документы?
        - У меня нет документов. Я бежал из плена в Каджети.
        - Что у вас за донесение?
        - Секретное, - сказал Тариэл. - Это касается стратегических планов змея.
        - Пройдемте со мной, - сказал офицер, и они побрели долгими переходами. Пройдя два блок-поста, они оказались в длинном, ярко освещенном коридоре с черными кабелями по потолку. Вероятно, когда-то это были технические помещения для обслуживающего персонала метро. Здесь они миновали еще три поста. У Тариэла забрали автомат, обыскали и отняли кинжал с рукоятью и ножнами из слоновой кости. В конце концов, офицер завел его в малюсенькую комнатку, в каких хранят швабры, и взял Тариэла под руку, будто бы только что его отловил.
        - Здравия желаю, товарищ комиссар! - сказал он каджу, сидящему под светильником за письменным столом. - Этот парень утверждает, что только что бежал из Каджети. И что у него есть какие-то важные сведения.
        От света лампы каджа за столиком нельзя было разобрать. Было видно только, что он грузной комплекции.
        - Ваше имя? - спросил кадж.
        Тариэл не знал, что лучше: врать или говорить правду. Врать он не умел, а правде его все равно не поверят. И он решил говорить половину правды.
        - Меня зовут Тариэл.
        Кадж помолчал, вынул из стола какую-то папку…
        - Этого не может быть, - сказал он наконец. - Вы родственник погибшего товарища, совершившего великий подвиг на солнце?
        - Нет. Я и есть погибший Тариэл, - ответил юноша.
        - Подождите-подождите! Ну что это за ерунда? - возразил кадж голосом интеллигентного добропорядочного гражданина. - Я лично знал погибшего, - кадж замялся, - и вы действительно на него похожи… Да, похожи… Но лишь отчасти… Миллионы граждан стали свидетелями казни юного Тариэла, подвиг которого стал сигналом к восстанию против белесого змея, восстанию не имеющему прецедентов в истории…
        Кадж отвернул яркую настольную лампу, и Тариэл увидел Хсема, отца Нестан.
        - Здравствуйте, - поперхнулся Тариэл.
        - Вы понимаете, какое подрывное действие может оказать ваше заявление на повстанческое движение? Ведь миллионы восставших гибнут там, думая, что вы мертвы, а вы тут заявляете, что вы живы… - Кадж много болтал, но было видно, что он в замешательстве. - Поймите, я, как вождь восстания… Это может оказаться страшным деморализующим фактором… Или наоборот, - озадаченно сказал кадж. - Как бы там ни было, пока что вам лучше подержать язык за зубами. Так что все сказанное здесь является стратегической тайной. - Хсем обратился к офицеру у дверей: - За разглашение этой тайны - расстрел. Этого человека под арест, в одиночную камеру.
        - Но… - попытался возразить Тариэл.
        - На сегодня все, - сказал Хсем, захлопнув папку.

* * *
        - Значит, вы утверждаете, что на дне позорного карьера имеется некий лаз в подземные катакомбы, в которых живут драконы?
        - Нет, я этого не говорил, - обессилено сказал Тариэл. Он сконфуженно сидел на стуле перед целой комиссией из предводителей восстания. Кроме Хсема, здесь было два повстанческих генерала и два военных врача. Юношу допрашивали уже третий день.
        - Но так получается из вашего рассказа.
        Какое-то время все молчали.
        - Какая вам разница, что я утверждаю? - наконец нашел в себе силы Тариэл. - Я на вашей стороне. Отпустите меня, и я буду бороться. Один раз я пробрался в Каджети, проберусь и еще раз. Убью этого змея и освобожу вашу дочь Нестан.
        - Змея нельзя убить! - перебил его генерал.
        - Людям нельзя! - резко сказал Тариэл. - А другому дракону это возможно.
        - И вы утверждаете, что вы привели с собой дракона из подземной страны и что этот дракон хочет сражаться с Дэвом? - спросил врач с той поддельной серьезностью, с какой доктора беседуют с психически больными.
        - Я ничего не утверждаю! - взорвался Тариэл.
        - Спокойно-спокойно…
        - Я просто хочу бороться с драконом и освободить Нестан, - вновь понурившись, продолжал Тариэл. - Мне от вас ничего не надо. Просто не держите меня взаперти. Дайте мне добраться до озера, и я вытащу этого чертова Мимненоса, - похоже, Тариэл уже сломался и мало соображал, что говорил. Он всхлипнул и сел к комиссии боком.
        - Хорошо, - сказал один из врачей, закрыв свой блокнот. - Похоже, на сегодня достаточно.
        Когда члены комиссии молча согласились, конвоиры подняли Тариэла и проводили обратно в одиночную камеру.
        Дверь захлопнулась, и Тариэл сел на серую койку. Потом завалился на подушку и заплакал навзрыд. Он думал о том, что все провалилось. После каждого фрагмента его рассказа кто-нибудь из членов комиссии переспрашивал его, повторяя какое-нибудь безумное предложение, вроде: «Подождите-подождите, то есть вы жили у ведьмы и к вам являлся волшебник?» или «Так-так, значит, на летучем корабле вы летали в страну добрых драконов?» И от этих вопросов Тариэл сам переставал верить себе, понимая, что несет полный бред.
        Теперь он лежал и плакал, твердо зная, что сошел с ума, но не понимая, в какой момент его настигло безумие.
        - Ну зачем так отчаиваться? - прозвучал хрипловатый старческий шепот.
        Тариэл подскочил и настороженно спросил:
        - Кто здесь?
        - Это я. - Голос повторился где-то совсем рядом.
        - Дракон? Где ты?
        - Ну как тебе сказать? - замялся Мимненос. - В общем… В общем, я в тебе. Ну, ты сильно не расстраивайся. В этом ничего страшного нет. Драконы с древних времен - искуснейшие маги, и вселяться в людей - это вовсе не самое большое колдовство, на которое они способны…
        Тариэл слушал до этого момента, но вдруг схватился за уши и упал на кровать с криком:
        - Заткнись! Заткнись! Заткнись!
        - Ну, хорошо-хорошо, - сказал Мимненос. - К чему же так волноваться?
        Теперь, что он безумен, Тариэл знал точно.
        Два дня Мимненос пытался заговорить с ним, но юноша строго подавлял в себе его голос. Продолжались допросы, во время которых Тариэл вдруг бил себя по голове и требовал дракона заткнуться. Еще день - и Тариэл общался только с врачами.
        Тариэлу делали много уколов, по большей части успокаивающего и сонного действия. Так что большую часть суток он спал, а если и бодрствовал, то тоже как будто в тумане. Он укутывался с головой в колючее тюремное одеяло и старался ни о чем не думать. У него почти получалось: он просто лежал и слушал бомбежку. Но иногда он все-таки начинал разговаривать с притаившимся в нем драконом.
        - У меня, что раздвоение личности? - спрашивал он тишину.
        - Наоборот - сдвоение, - сострил дракон, а потом серьезно спросил: - Как ты думаешь, долго нас продержат в этой темнице?
        - Кто его знает? Наверное, пока повстанцы держатся, нас не отпустят. Впрочем, что-то не внушает мне эта гвардия больших надежд. Бардак какой-то, а не боевой лагерь, - сказал Тариэл и надолго замолчал.
        Я в темноте под одеялом,
        Скрываюсь от своей судьбы,
        А надо мной трескучим валом
        Шумят кровавые бои.
        Безумие мое, как сладкий сон,
        Зачем мне с ним бороться?
        Со мной беседует дракон,
        Что рядом с сердцем вьется.
        - Это ты здорово сочинил, - похвалил друга дракон. - Я же по профессии филолог и в стихах знаю толк. Правда, сам почти не пишу. Больше люблю читать или слушать.
        - И чего вы, драконы, так чужие стихи любите? Дэв тоже все стихи просил почитать. Главное, расскажешь - грустный станет и зарыдает, аж навзрыд.
        - А это у нас, драконов, с незапамятных пор страсть такая. Мы же превыше всего ценим уединенную мудрость и созерцание, а лирика - это их живой плод. Плод мудрости и созерцания. Давным-давно драконьи песни звучали по всей вселенной. Да и люди-то научились поэзии от драконов.
        - Надо же, а я думал, наоборот.
        - Ну уж, наоборот. Драконьи баллады куда лиричнее и утонченнее людских. Жаль только, что вы не можете выслушать их целиком.
        - Почему это мы не можем выслушать их целиком?
        - Живете мало. У нас баллады могут исполняться годами. Ляжет дракон на кучу сокровищ в пещере и сочиняет, и сочиняет… Лет так пятьсот или того больше. А потом, достигнув благословенных владений императора Хэтао, встает в очередь, чтобы исполнить свою песнь в дар его мудрейшеству. Но моя очередь подойдет нескоро, хотя песнь моя уже давно закончена. Я сочинял ее для Хэтао, пока болел в своей пещере. Ведь еще недавно я жил в той же стране, где сейчас Вильке, Франк и волшебник. А потом простыл и полетел к праотцам за Эхнаух.
        - Слушай, - затейливо сказал Тариэл, - а спой мне какой-нибудь отрывок из твоей песни.
        - Легко, - сказал Мимненос. - Только ты останови меня, когда тебе надоест.
        И дракон добрым, глубоким гортанным басом начал петь:
        Дар мы земной Хэтао принести не смогли,
        Только песни несем из родной мы земли.
        Тени плыли, как призраки в пору дождей,
        Но явился к нам наш золотой чародей.
        Насадил он сады, проложил в них аллеи,
        И в садах своих чудных стал драконов лелеять.
        Постаревшие змеи у Хэтао забыли раздоры,
        Всё чарует их взоры, как родные просторы.
        Всюду пагоды, рощи и счастье зверей,
        Для драконов дворцы и драконьих друзей…
        Однажды перед отбоем за железной дверью камеры Тариэла поковырялись, побряцали ключами, и дверь отворилась. К пленнику вошел сам Хсем, предводитель повстанцев и отец его возлюбленной Нестан.
        Толстый кадж сел на стул у кровати и долго молчал. Тариэл тоже не хотел говорить. Он много раз твердил Хсему о своей эпопее под озером и планах по спасению Нестан. И теперь юноша понимал, что чем больше он будет настаивать на своем, тем больше будет походить на параноика.
        - Слушай, как там тебя, - сконфужено начал кадж, - ты нас тоже должен понять. Ты действительно похож на храброго Тариэла и внешне, и по повадкам. Хотя я видел его только единожды. Он пришел ко мне, облученный, за день до своего великого подвига и ареста. Чем больше я смотрю на тебя, тем больше ты мне его напоминаешь. Но ведь это бред! - интонация Хсема из доверительной стала возмущенной. - Вдумайся только в свои слова. Драконы, ведьмы, какие-то гномы… Это же ерунда! А мы тут ведем войну, и каждый новый день нашего сопротивления - это действительно чудо. Ведь против нас объединились два могучих народа. Знаешь, месяц тому назад я и сам должен был оказаться в изгнании. Меня арестовали и объявили организатором подрывной акции на искусственном солнце. Ведь никто не мог поверить, что на такое самостоятельно способен какой-то школьник. Они вычислили, что юноша был у меня, по камерам слежения, установленным на станциях метро, и по радиоактивному следу. Был громкий процесс. Ведь я как-никак член верховного совета, можно сказать, третье лицо в дипломатической миссии. Поначалу я, конечно, все отрицал. Но,
поняв, что это бесполезно, совершил безумный поступок. Процесс надо мной транслировался по всем каналам - ведь правительству нужно было очиститься перед великим драконом, честь которого была задета.
        Незадолго до ареста я собрал брошенные юношей клочки письма из Каджети и понял, что все рассказанное им о коварстве Дэва - правда. Тогда-то я и проникся всей храбростью и отвагой смелого юноши, отдавшего жизнь, чтобы сказать людям истину. И вот, поняв, что меня неминуемо ждет участь изгоя, я на публичном процессе, перед десятком телекамер призвал народ к всеобщему восстанию, объявив, что дракон нас предал. Я вовсе не думал, что это что-то изменит, я просто хотел умереть, как герой, а не скитаться остаток жизни за пределами цивилизации. Но на следующий день вооруженные группировки подпольных организаций, давно ведущих войну против змея, штурмом взяли тюрьму, освободили меня и объявили своим предводителем. Чтобы не оказаться заложником боевиков, я стал активно развивать восстание. Мы захватили станцию телерадиовещания и в течение сорока часов бесперебойно транслировали подготовленные еще в подполье видеоматериалы о коварстве змея и бессмысленности войны. Когда трансляцию подавили, к нам присоединились уже сотни тысяч людей и целых восемь армейских дивизий. Далее в течение всего трех дней нам удалось
захватить и блокировать юго-восточный сектор города с заводами и резервными складами вооруженных сил. Оружия у нас оказалось достаточно на месяцы сопротивления, но мы не думали, что продержимся и несколько дней. Все новые и новые части и целые толпы граждан переходили на нашу сторону. Нам удалось наладить снабжение продуктами и медикаментами. На некоторых баррикадах мы установили приемные пункты для перебежчиков. Почти все мое партийное крыло, опасаясь преследований за связи со мной, присоединилось к движению. Уже через неделю у восстания появился шанс овладеть всем городом, но, вероятно, по приказу из Каджети на фронте было объявлено перемирие, и на помощь федеральным войскам юдолян стали поступать вооруженные до зубов дэвиане.
        К этому времени мы захватили весь юго-восточный сектор от центра до внешнего кольца обороны, включая и наш священный символ, которым стало озеро, где погиб славный юноша Тариэл. Но вот уже семнадцать дней, как объединенные войска захватили озеро и атакуют нас с его стороны. Дела наши плохи. Мы в блокаде. Под ружье встают женщины и старики. Медикаментов не хватает, не говоря уже о провизии и боеприпасах. Надземные ярусы сектора превратились в сплошные завалы. Всюду полыхают пожары. Даже здесь, в бункере, слышно, что творится снаружи. Все завалено трупами. Бои теперь ведутся, в основном, в подземных коммуникациях. Но скажу честно, вряд ли нам продержаться еще хотя бы неделю.
        Хсем тяжело вздохнул, сильно потер себе лоб и замер, глядя в пустоту.
        - Зачем я вам здесь? - тихо спросил Тариэл. - Отпустите меня. Ведь вы ничем не рискуете. А я обещаю освободить Нестан. По крайней мере, я постараюсь.
        - Мы в блокаде, - с сожалением сказал кадж. - Нас держат в плотном кольце, и выбраться отсюда не так-то просто.
        - Я солдат. Я много раз ходил в разведку и пересекал линию огня. Да и к вам я добрался от самого озера.
        Кадж почесал ухо и пожал плечами.
        - Ну что ж, иди, - просто сказал он. - Что с тебя взять.
        Хсем встал, отодвинул стул и пошел к двери, махнув Тариэлу когтистой рукой. Он вернул юноше кинжал и вывел его из бункера в плохо освещенный туннель метро, по которому гулко проносились дрожащие ветры от далеких взрывов.
        Тариэл спустился с железного крылечка к рельсам, а толстый кадж остался стоять у дверей с часовыми. Юноша обернулся, кадж поднял руку, и на его жабьем лице появилось некое подобие улыбки.

* * *
        По туннелю туда-сюда сновали желтые погрузчики, неся перед собой зеленые ящики с боеприпасами. Иногда шумно проезжали мощные военные мотоциклы. Тариэл остановил один из них.
        - Я хочу немедленно вступить в ополчение. У меня есть боевой опыт.
        Мотоциклист молча кивнул Тариэлу, чтобы он садился сзади. Тариэл прыгнул на мотоцикл, и они поехали по туннелю.
        Через час Тариэл был в строю. Из боекомплекта у него было все, кроме формы. Ее заменяла простая одежда и оранжевая повязка. Когда он выбрался на поверхность, была ночь, но мерцающие ракеты освещали сражение.
        В первый же час боев его слегка зацепило. Снаряд попал в бетонную стену, Тариэла оглушило и окатило галькой, которую намешивают в бетон. Камешки не пробили даже одежду, но прижгли, как железная плеть. Тариэл немного подождал, пока восстановится слух, и полез дальше, на ту сторону.
        Еще до рассвета он оказался глубоко в расположении противника. Тариэл вновь был у озера. Он сорвал повязку и сунул ее в карман. Теперь здесь был уже глубокий тыл союзных войск. Неподалеку с ревом работала батарея реактивной артиллерии.
        Тариэл залег у дороги под громадной глыбой, очевидно, выброшенной сюда при взрывных работах в карьере. Из каменистой почвы вырывались пыльные пучки травы. Тариэл поменял магазин своей новой полуавтоматической винтовки. На нем все еще был боденвельтский свитер, бриджи, гетры и жесткие коричневые ботинки.
        Поднимая пыль, по дороге проехал бронетранспортер дэвиан с открытым верхом. Тариэл передернул затвор, взял одну каску под прицел, но задержался и пропустил машину мимо себя. Смысла вступать в бой не было, поскольку чтобы добраться до Нестан, он хотел лишь завладеть транспортным средством.
        Через пять минут за бугром затарахтел мотоцикл. Тариэл решительно вскочил на одно колено и заерзал, ожидая появления цели. Показалась юдолянская каска, а за ней и весь толстобокий военный мотоцикл.

«Черт! - подумал Тариэл. В своего он стрелять не хотел. Но потом решил: - Какой же он свой? От своих я убежал только что».
        Выстрел. Мелькнула гильза. Мотоцикл завилял и рухнул набок. Тариэл еще дважды пальнул наугад и, выскочив, побежал по дороге. Пока он бежал, пыль улеглась, и юноша стал целиться на бегу, чтобы добить мотоциклиста.
        - Стой! - жестко сказал ему кто-то.
        От этого голоса Тариэл отпрыгнул, как от снаряда, и скатился в кювет. Он только теперь понял, что это был внутренний голос, но не его, а дракона.
        - Черт бы тебя побрал! - выругался он, вскочил и, пригибаясь, побежал вдоль кювета туда, где должен был лежать мотоцикл.
        - Я сказал, нельзя! - приказным тоном сказал Мимненос.
        Тариэл только хлопнул себя по голове. Вдруг он почувствовал, как что-то яростно шевелится у него внутри - будто позвоночник ожил и превратился в извивающуюся костяную змею. Тариэл отчаянно заорал и, превозмогая отвратительное внутреннее копошение, выскочил на дорогу. Пыль совсем улеглась, а у мотоцикла корчился юдолянин. Кажется, пуля угодила ему под мышку. Лицо в круглых очках было серым от пыли, сверкали белые зубы и яркие десны раненого бойца. Завидев Тариэла, мотоциклист с паническим ужасом в глазах попятился, скребя сапогами по дороге.
        В тот момент, когда Тариэл уже взял человека под прицел, невероятная сила разодрала грудь юноши, винтовка выскочила из его рук, и извиваясь, как пойманная за хвост ящерица, из него стал с ревом вылезать дракон. Через какую-то долю секунды Мимненос накрыл своей тенью мотоцикл и двух распластавшихся на дороге людей. Змей был скользкий, как новорожденный теленок. Он сдирал с себя пленку, покрывавшую его с головы до хвоста, высвобождая морду и крылья.
        Наконец Мимненос встряхнул головой и, тяжело дыша, огляделся. Оба человека под ним лежали, как убитые. Тариэл был весь в слизи. Рубаха его была разорвана, невредимая мокрая грудь чуть заметно приподнималась. Мотоциклист выглядел не так страшно. Видимо, при виде дракона он потерял сознание. Первым делом Мимненос подошел к нему.
        Когтистой лапой он разорвал куртку и, щурясь, осмотрел рану. Глубокая бороздка, словно от удара топором, рассекала его бок. Пока Мимненос поливал из фляжки, рвал сорочку и делал перевязку, смачивая тряпку своей слюной, на дороге из-за бугра появился военный фургон. Резко затормозив, водитель повернул, и машину занесло. Это была штабная или санитарная машина с высокой, как удочка, антенной. Видимо, водитель не знал, что предпринять, и фургон так и остался стоять на вершине пригорка.
        Мимненос слышал машину, но не отвлекался. Закончив с мотоциклистом, он перешел к Тариэлу. Приподняв его одной лапой, другой он вылил на его запрокинутое лицо остатки воды из обтянутой войлоком фляги мотоциклиста. Тариэл закашлялся и, выплевывая воду, пришел в себя.
        - Мимненос? - удивленно и слабо сказал он. Конечно же, он не верил, что дракон все это время находился с ним.
        - Пей, юноша, пей, - сказал дракон и приставил к устам Тариэла алюминиевое горлышко.
        - Что произошло? Я снова умер? - так же слабо спросил Тариэл.
        В этот момент с пригорка донесся звук хлопнувшей дверцы, и Тариэл выглянул из-за лапы Мимненоса. К ним как угорелый мчался водитель фургона - юдолянин. Недобежав всего лишь полсотни метров, он сорвал кепку, рухнул на колени и простер к дракону испачканные в мазуте руки.
        Пыль рассеялась, а он все стоял на коленях с молитвенно воздетыми руками. Дракон и Тариэл тоже молчали, не зная, что сказать. Но тот нашелся первым и закричал:
        - О, Великий дракон! - в общем-то, это было все, на что он оказался способен. Следующие несколько минут он повторял только эту нехитрую фразу: - О, Великий дракон!
        Мимненос повернулся от своего поклонника обратно к Тариэлу:
        - Ну что, юноша, ты способен подняться?
        - Как пусто внутри, - сказал Тариэл, положив руку на мокрую грудь. Он оперся на придерживавшую его лапу дракона, встал сначала на колено, потом поднялся на ноги. Вид у него был такой, будто его только что выплюнула анаконда. Он, медленно пошатываясь, отошел от дракона и встал возле мотоцикла, осматривая дорогу.
        - Надо убираться, - сказал он себе под нос. - А то появится кто-нибудь еще.
        Юноша чувствовал себя потрепанным, но вполне способным принимать решения.
        - Кто такой?! Дивизия? Командир? - вдруг выкрикнул он водителю фургона.
        - А? Что? - переспросил человек, лишь на мгновение отводя взор от змея.
        - Кто такой, говорю? - несколько успокаивающим тоном повторил Тариэл.
        - Связист я, штаб второй армии, - выпалил человек.
        - В машине есть кто? - совсем спокойно спросил Тариэл и, заложив руки за спину, медленно пошел к водителю.
        - Никого, никого, один я, - так же растерянно сказал человек, рассматривая дракона, - катушки везу…
        Когда Тариэл подошел вплотную, человек, наконец, обратил на него внимание и отскочил к обочине, опасливо глядя на юношу в гетрах.
        - Сдать оружие! - скомандовал Тариэл, но человек только бросил на него испуганный взгляд и вновь уставился на змея.
        Мимненос молча сидел у обочины возле мотоциклиста и наблюдал за людьми.
        - Ну, скажи ему! - крикнул Тариэл Мимненосу, - пусть сдаст оружие.
        Видимо, испугавшись разговора с драконом, человек суетливо расстегнул ремень с кобурой и бросил его под ноги Тариэлу.
        - И одежду тоже снимай, - уже другим, смягченно-воровским тоном приказал Тариэл.
        Человек, тяжело дыша, послушно снял куртку и хотел бросить ее на землю, но Тариэл окликнул:
        - Нет! Мне.
        Пока Тариэл снимал остатки своего свитера и надевал куртку, из-за пригорка появился дэвианский бронетранспортер. Он не спеша объехал фургон и уже покатил было вниз, как вдруг водитель дал по тормозам. Броневик заревел и задним ходом, ударив и отбросив фургон, скрылся за бугор.
        Водитель рядом с Тариэлом продолжал раздеваться и уже стягивал сапоги.
        - Ладно! - махнул ему Тариэл. - Довольно.
        Он поправил ремень с пистолетом и пошел к Мимненосу.
        - Жди здесь, - строго бросил он перед этим застывшему человеку.
        - Ну, что будем делать теперь? - спросил Мимненос.
        Тариэл, щурясь, обернулся на дорогу и сказал:
        - Заглянем к командованию, а потом сразу в Каджети - за Нестан.
        Тариэл пошел обратно к водителю, и Мимненос поплелся за ним.
        - Штаб армии далеко? - спросил Тариэл у задрожавшего в тени дракона человека.
        - Час! Час езды, - выпалил он.
        - Поехали, - приказал Тариэл, - повезешь нас к начальству.
        - Ага, - сказал человек, подскочил и, надевая на бегу кепку, помчался на пригорок к своей машине.
        Тариэл и дракон не спеша поднялись за ним к фургону. Тот не заводился, водитель суетливо пожимал плечами и продолжал попытки.
        - Может, толкнуть? - спросил Тариэл. Водитель опять неопределенно пожал плечами.
        В этот момент Тариэл заметил, что ниже по дороге стоит колонна из трех бронетранспортеров, и при этом головной - поперек.
        - Толкни его с горочки, а? - попросил Тариэл Мимненоса, кивнув на фургон, а сам лихо пошел к дэвианам.
        - Кто командир? - крикнул он, подойдя к стоявшей поперек дороги машине.
        В ответ - тишина. Вдруг с угрожающим низким гудением из машины высунулась ракетница, повернулась и нацелилась на Тариэла. Но юноша стоял невозмутимо, расставив ноги, лишь покрутил пальцами у виска, мол, вы что, сдурели.
        Люк откинулся, и из него высунулся дэвианин, держа автомат стволом вверх.
        - Агха мэрэ джата книрокх… - залепетал, будто залаял, офицер.
        - Дэв! Видишь? Это Дэв, - указывая на Мимненоса, перебил его Тариэл и добавил на ломаном дэвианском: - Астхама Дэв! Что, не видишь?
        - Лидохан Дэв! - крикнул в свой люк дэвианин.
        - Нет, так мы с тобой не договоримся, - сказал себе под нос Тариэл.
        В этот момент с вершины подъехал юдолянский фургон и остановился позади Тариэла.
        - Убирай свою колымагу! - замахал Тариэл дэвианину. - Дорогу Великому Змею!
        Дэвианин скрылся в люке, бронетранспортер натужно загудел и медленно сполз на обочину. Тариэл помахал Мимненосу, мол, лети за нами, запрыгнул в фургон, хлопнул дверцей и скомандовал:
        - В штаб армии, быстро!
        Они ехали, виляя по пыльным дорогам бывшей лагерной зоны. Штаб находился в бункере на внешней границе города юдолян. Дракон кружил над машиной высоко в небе, и Тариэл с удовольствием поглядывал на него. Изредка им навстречу в пыли проносились колонны и отдельные машины. За пару километров до внешней линии Тариэл приказал водителю свернуть к промышленному разрезу и встать там, где их не будет видно с дороги.
        Когда Мимненос приземлился, юноша отозвал его подальше от фургона, чтобы водитель не слышал их разговора.
        - Слушай меня внимательно, - сказал он дракону. - Сейчас мы приедем в штаб, и ты прикинешься, что ты Дэв. Скажешь им, что тебя предали делегаты, и твои приказы не передаются. И что ты сам лично прибыл к ним и требуешь немедленно прекратить осаду города и отдать его восставшим. Понял?
        - А они мне поверят? - боязливо спросил Мимненос.
        - А куда они денутся? - усмехнулся Тариэл. - У нас в Юдолии только один дракон. Главное, говори повитиеватей и построже.
        Через полчаса командование союзных сил стояло длинной шеренгой вдоль линий фортификационных сооружений. А Мимненос сидел перед ними. Тариэл устроился рядышком на фургоне и подсказывал дракону, что говорить.
        - Все меня предали, никто меня не слушается… - то ли по-детски, то ли по-стариковски сетовал Мимненос, делая паузы и наклоняя ухо к Тариэлу. - Все творят, что хотят…
        Вдруг к Мимненосу подогнали автобус с установленными на нем усилителями. Такие автобусы использовались во время речей на военных парадах. Мимненосу протянули микрофон, из репродукторов раздался оглушительный скрежет, и кашель дракона эхом раскатился вдоль генеральского строя.
        - Так вот, я говорю, все меня предали, - спокойным тоном, но теперь громогласно, с эхом, повторил Мимненос. - Я кто, по-вашему, Дэв или, черт его знает, крокодил какой? Я говорю, хватит воевать! А они воюют. Ни страху, ни совести. - Дракон вновь преклонил ухо к Тариэлу. - Да. Совсем распоясались. Нашли консенсус, тоже мне! Вон чего в городе натворили. А я ж ведь, это… и жахнуть могу. Есть у меня еще порох в пороховницах. - Мимненос прокашлялся в кулак и выдохнул над строем струю пламеми, как из мощного огнемета. Фуражки слетели с голов командования, но пригнуться от жара никто не посмел.
        - Так вот, - продолжал Мимненос. - Сегодня же всем частям сложить оружие и… - Тут Тариэл дернул к себе дракона, оратор выслушал его и продолжил: - И не просто сложить, а сдать его повстанцам. А то совсем их прижали, бедняг. Да, сдать! Все, до последнего ружья. Все им отдать, и - по домам. И больше за оружие не браться. Это я вам говорю, Дэв! Паршивых делегатов не слушать. Врут они все! Слушаться теперь лично меня… И вот его еще, - указал он на Тариэла. - Это мой советник. Приказ понятен?
        Строй молчал.
        - Я спрашиваю, приказ понятен?! - повторил Мимненос строже.
        - Так точно, ваше мудрейшество, - нескладно прошлось по строю.
        - Вот и славненько, - сказал Мимненос и склонился над Тариэлом, все также стоявшем на крыше фургона.
        - Ах, да! Вот еще что, - добавил змей, выслушав советника. - Припасами и медикаментами с повстанцами поделитесь. По-братски.
        Вдруг кто-то из строя нерешительно подал голос.
        - Что-что? - переспросил в микрофон Мимненос.
        - Разрешите обратиться, ваше мудрейшество! - глухо выпалил один из командующих союзными войсками.
        - Давай-давай, не стесняйся, - пригласил Мимненос. Тот сделал шаг вперед и обратился:
        - Так ведь перебьют они нас, нашим же оружием, ваше мудрейшество, - виновато сказал генерал.
        - Это ты верно заметил, - пробормотал в микрофон Мимненос и покосился на Тариэла.
        - Стрелковое орудие под танк пустить, а продовольственный резерв сдать, - подсказал Тариэл.
        - Ну, тогда стрелковое оружие под танк и танк тоже потом сломайте. Да-да, все это осторожненько так переломайте, а продовольствие в город отдайте. И там помогите им, если понадобиться, ну, там разгрестись немножко… Все ясно?
        - Так точно, ваше мудрейшество! - шагнул в строй офицер.
        - Смирно! - скомандовал во всю глотку Тариэл генеральскому стою. - Вольно! Направо! Выполнять, бегом марш!
        И строй потянулся обратно в бункер.
        Тариэл решил проконтролировать выполнение приказа и на пару часов задержался в штабе, подгоняя генералов. Там и тут связисты обрывали телефоны, в скором порядке набивались письменные приказы, суета была такая, будто армия под угрозой окружения готовится к срочной эвакуации. Несколько раз к Тариэлу подходили связисты, спрашивали, что делать с запросами из Каджети (оказывается, штабом руководили напрямую из черной твердыни). Тариэл говорил, что линия перехвачена, идет дезинформация от врагов дракона.
        Когда наспех укомплектованные колонны бронетехники под белыми флагами начали выдвигаться к городу, Тариэл оседлал дракона, и они с Мимненосом направились прямо в замок Каджети.
        Дракон вновь летел так быстро, что Тариэлу было трудно дышать. Наконец он догадался надеть противогаз, и стало намного лучше. Теперь ветер не мешал и смотреть. Всю дорогу Мимненос охал и ахал по поводу природы Юдолии. «А ведь и у нас в Боденвельте могло случиться такое», - говорил он, когда под ними ползли пустыни и голые скалы. К темноте они не добрались до замка, и Тариэл попросил дракона приземлиться в темном ущелье.
        Какое-то время они искали место, где можно спрятаться на ночь. У Тариэла слипались глаза, и он еле передвигая ноги. День прошел не простой, а завтрашний, судя по всему, будет не легче. Юноша промямлил, что должен поспать, прилег на камни и сразу погрузился в сон. Мимненос посидел рядом с ним, потом взял его, как птенца, под крыло и тоже уснул.
        Тариэл проснулся от какого-то потустороннего звука - казалось, натужный вой доносится из-под земли и наполняет собой поднебесье. Сплошной могучий гул раскатывался во всю ширь земли.
        Тариэл вылез из-под крыла Мимненоса и уставился в небо. Над ними медленно, будто ползком, летела стройная стая бомбардировщиков. Им не было ни конца, ни начала. Летели они из Каджети на город, который Тариэл и Мимненос вчера так лихо освободили. Но Тариэла сильно не беспокоил этот налет, бомбардировки для его города не новость. Тем более теперь, когда там введен комендантский час и большую часть времени люди проводят в подземелье. Тариэл просто дивился числу самолетов. Они летели слишком высоко, чтобы заметить в ущелье Мимненоса, но пока лучше было не высовываться, чтобы истребители сопровождения, которые имеют привычку нырять к самой земле, их все-таки не засекли. Тариэл сел, скрестив ноги, и продолжил смотреть на ползущий по небу узор из крестиков.
        Вскоре над ущельем показался конец этого небесного каравана, потом его хвост утянулся за противоположные скалы и исчез. Но волнистый гул слышался еще долго.
        Когда Тариэлу надоело ждать тишины, он вспомнил о цели их путешествия. Тут же накатила тревога. Он принялся трясти Мимненоса.
        - Ну проснись же, проснись! - кричал он ему в самое ухо, расталкивая тяжеленную морду. У Тариэла мелькнула мысль, что дракон мертв, как вдруг резко раскрылся и замигал удивительный змеиный глаз - снаружи сырая стеклянная сфера с красными венками, а под этой линзой - ребристый плоский круг с узким-узким на дневном свете кошачьим зрачком. Следом на Тариэла уставился и второй глаз.
        - Доброе утро, - безмятежно сказал Мимненос и улыбнулся. - Представляешь, мне снилось, будто меня пылесосит Каздоя. Приснится же…
        - Это самолеты нас пылесосили, - объяснил Тариэл.
        - Да? - с недоумением спросил Мимненос, потом сел и грустно сказал: - Сейчас бы сыру немножко.
        - Да, - думая о другом, согласился Тариэл. - Я тоже не ел два дня. Он открыл фляжку, попил, покосился на Мимненоса и незаметно вернул флягу на пояс. Такого зверя все равно не напоишь.
        - Да я могу и сто лет не пить и не есть, - заметив это, сказал Мимненос. - Только для этого лучше спать. А если бодрствуешь, то в брюхе урчит, урчит, - посетовал он. - Ну что, есть какой-нибудь план?
        - Есть, - сразу сказал Тариэл. - Сейчас, видать, часов пять утра, ну шесть от силы. Дракон утром вылетает с башни на прогулку. Пока он будет летать, мы незаметно прокрадемся в Каджети.
        - А успеем добраться? - спросил Мимненос.
        - Должны, - прикинул Тариэл. - Мы, вроде, вчера немножко не дотянули. Только вот что. Теперь надо подкрадываться ущельями. Вокруг Каджети патрули и засады. Радары тоже могут засечь. Надо лететь по самому дну.
        - Не пойму, почему? - спросил Мимненос, припомнив вчерашнюю авантюру. - Может, я - Дэв и просто себе гуляю.
        - Нет, - поморщился Тариэл. - Эти не такие олухи. Здешние змея хорошо знают. А то еще, чего доброго, на самого Дэва или на его Амирбара наткнемся.
        Около часа они медленно летели по ущельям. Временами крылья и хвост дракона задевали скалы и шаркались об убогие деревца. На патруль однажды все-таки напоролись. Дракон и юноша вели себя так, будто действительно здесь гуляли. Оба помахали каджу, наблюдавшему за ними через бинокль. И, похоже, все обошлось - ведь Тариэл со времени своего побега помнил, как мгновенно начинается здесь погоня.
        Часа через два добрались до черного замка. Он громоздился на вершине скалы, один край которой был почти отвесным обрывом. Замок Сергиуса по сравнению с ним показался бы игрушечным. Десятки башен возвышалась одна выше другой. Каменные химеры украшали дворцовый фасад. Тариэл думал, что за время своего заточения узнал его хорошо, но сейчас он понял, что знаком лишь с малой частью драконьих апартаментов. Он припомнил, что туннель к замку тянулся несколько километров, и вход в него был где-то под этой скалой, которая наверняка была также изрыта тайными змеиными лабиринтами.
        Немного посовещавшись, дракон и юноша взмыли в небо и неспешно приземлились на башню, с которой обычно вылетал на утренние прогулки Дэв. Тариэл подергал ручку громадной двери, но та была заперта. Видимо, дракон еще не вылетал.
        - Мимненос, ты можешь выбить эту чертову дверь? - спросил Тариэл.
        - Может быть, попробуешь клинком Хэтао? - предложил Мимненос. - Будет тише.
        - Чем он поможет? - скептически сказал Тариэл, взявшись за рукоять из слоновой кости. - Здесь дерева сантиметров тридцать.
        - Попробуй, - настаивал Мимненос. - Хэтао напрасных вещей не дарит.
        Тариэл стал обнажать клинок, зеркальное лезвие которого тянулось туго и долго. Очень долго. Слишком долго. И, наконец, в руке Тариэла оказался настоящий самурайский меч. Тариэл изумленно посмотрел на клинок, потом на короткие ножны.
        - Чудеса! Как он там уместился? - вырвалось у него.
        - Я же говорю, Хэтао безделушек не дарит, - повторил Мимненос. - Это древний клинок, выкованный под звуки магических заклинаний еще в те дни, когда вселенную сотрясали войны драконов.
        Тариэл сжал белую рукоять, теперь казавшуюся коротковатой, и, намечая удар, постучал острием по двери. Каждый раз оно слегка застревало, вонзаясь в дерево. Наконец он рубанул что есть мочи, и клинок вонзился почти по самую рукоять. Но теперь он не шел ни вперед, ни назад. Тариэл упирался в дверь ногой, бил по рукоятке локтем, но меч не двигался с места.
        - Не могу, - сказал Тариэл, виновато глядя на Мимненоса.
        Дракон протянул лапу и вытащил меч, как гвоздик. В этот самый момент застучал тяжелый замок. Тариэл выхватил у Мимненоса меч и скрылся за углом. Мимненос прыгнул через зубцы и, мелькнув хвостом, куда-то исчез. Дверь отворилась, и на башню вытянулась знакомая Тариэлу фигура.
        Белесый змей с хрустом разминал лапы и крылья, будто физкультурник поутру на своем балконе. Только вместо майки у змея была блестящая мертвенным светом чешуя.
        Тариэл уже хотел рубануть по ней своим волшебным мечом, вышел под перепончатые крылья, замахнулся, но кто-то мягко обхватил его туловище сзади. Это была лапа Мимненоса.
        Ничего не заметив, Дэв попрыгал на месте, похрустел длинной шеей, перекатывая голову по плечам, а после расправил крылья и спрыгнул с башни. Со свистом он спланировал вниз, потом стал взмывать, ложась на вираж. До того как беззаботный Дэв сделал разворот, Тариэл и Мимненос успели проскользнуть за массивную дверь.
        Белесый змей вернулся, тихо приземлился на башню и захлопнул за ними дверь.
        - А вот и попались, голубчики, - сказал хитрый Дэв, потирая лапы.
        Как только дверь за Тариэлом и Мимненосом захлопнулась, они без оглядки помчались вниз по бесконечной винтовой лестнице. Наконец они выскочили на площадку, а с нее через открытую дверь - в коридор. Только когда Тариэл несся по ковровой дорожке за хвостом Мимненоса, он понял, как ловко Дэв обвел их вокруг пальца. «Он же говорил, что тут все кругом под наблюдением, - корил себя он. - Как я мог так просто попасться?!»
        Мимненос домчался до первой развилки и в замешательстве затормозил, катясь по инерции и складками собирая ковер.
        - Куда?! - в панике заметался он, готовый бежать даже назад.
        Тариэл напряг память и, сам не ведая, почему, рванулся направо, а потом вниз по лестнице. Ступени были большими, не для людских ног, и Тариэл скакал в полумраке почти наугад. Вскоре они оказались в колонном зале, где дракон обычно принимал делегации каджей.
        Никакого освещения, кроме камина, здесь не было. Красноватые блики плясали по каменным столбам, уходящим в невидимые своды. Здесь Тариэл уже прятался во время своего первого визита, поэтому с некоторым облегчением помчался между колоннами. Мимненос, пыхтя, скакал позади.
        Тариэл добежал до противоположной входу стены зала и спрятался за колонной, ожидая появления преследователей. Обнаженный клинок, отражая каминное пламя, сверкал у него в руке.
        Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они услышали отчетливый топот по лестнице. По характерной грузной поступи и шарканью было понятно, что это сам Дэв. Он тихо насвистывал, и звуки его приближения гулко разносились под сводами.
        Тариэл прилип к каменному столбу, когда в зале появился дракон. Издалека змей казался маленьким и подвижным. Продолжая посвистывать, он протопал к камину-экрану, остановился у стены, с коротким скрипом открыл какой-то щиток и щелкнул рубильником. Тариэл даже вжал голову, пытаясь спрятаться от света. Зал осветился не сразу, а поочередно, секторами. Колонны начали озаряться подсветками, десятки софитов, щелкая, один за другим бросали лучи во все оставшиеся темными уголки. Как только иллюминация заработала в полную силу, Мимненос подхватил Тариэла зубами за шкирку, закинул, как мешок, на плечо и по-кошачьи ловко стал карабкаться по высоченной граненой колонне.
        Тариэл опомнился и осознал произошедшее только на самом верху, когда Мимненос распластался на готическом ребристом потолке зала. Высота казалась безумной, колонны, сужаясь в перспективе, как рельсы, врезались под ними в каменный пол. А маленький, как тритончик, Дэв уже устраивался на своем кресле перед камином.
        Змей взял в лапу пульт и щелкнул по кнопке. Прилипшим к потолку гостям было видно, как по огромному стереоэкрану пошла рябь, потом промелькнуло несколько картинок и, наконец, осталась одна. Камин показывал довольно странную фигуру, похожую на распластавшуюся летучую мышь. Мимненос икнул, узнав в ней себя. Вдруг Дэв переключил канал и стал смотреть что-то другое.
        Через какое-то время лапы у Мимненоса задрожали от напряжения и когти постепенно стали съезжать.
        - Тариэл, я сейчас упаду, - обливаясь потом, признался дракон.
        - Нет, нет, только не это, - взмолился юноша. - Ладно, нас все равно заметили, давай спускаться.
        В ответ на это, Мимненос расслабился и камнем полетел вниз. Через секунду он расправил крылья и, маневрируя меж каменных столбов, мягко, с пробежкой, приземлился в проходе возле черного трона.
        Дэв щелкнул на паузу и вытянулся к ним из-за кресла:
        - Ну что, кончили дурака валять?
        Через полчаса Дэв угощал гостей в своей столовой. Змей веселился и мастерски пудрил пленникам мозги своей магической болтовней. Появление второго дракона в Юдолии не могло не потрясти его. Но за миллионы лет он так отвык от общения с себе подобными, что пока, видимо из осторожности, вел себя на удивление гостеприимно. Мимненос же, будучи драконом добродушным и мирным, хоть и понимал, что Дэв хитрит, шел ему навстречу и всячески поддерживал разговор.
        - Так мне что, старому, много надо, что ли, - сетовал Дэв. - Все у меня есть. И крыша над головой, и жевать чего. Казалось бы, живи, не горюй. Да вот люди-то чего творят, не уймутся.
        - Да-а, - согласился с ним Мимненос.
        - Так а вчера-то что было! - припомнил змей. - Самозванцы какие-то шесть дивизий к повстанцам сдаваться отправили. Так те их без разбору в котлован согнали, окружили и перебили до единого. - Мимненос закусил губы. - Вот тебе и люди - цветы Юдолии, - продолжал Дэв. - И город теперь весь к этим бандитам перешел. Революцию теперь делают. Оранжевый террор учиняют. Хсема своего в озеро бросили, а заодно и всех начальников к стенке поставили. А чего от них еще ждать? Того и гляди на Каджети набросятся.
        - Да-а, - вновь согласился Мимненос, - тяжко вам тут приходится.
        - Ой, и не говорите, - продолжал Дэв. - Одно в жизни утешение - лирика, поэзия, так сказать.
        - Сами, небось, сочиняете? - вежливо поинтересовался Мимненос.
        - Так а кто ж из древних змеев стихов не сочиняет? - весело удивился Дэв. - Но, по правде сказать, сам я уже миллион лет ничего не сочинял, последнее время все больше послушать люблю.
        - Может, все-таки чего припомните? - нерешительно предложил Мимненос.
        - А, - махнул лапой змей, - и вспоминать-то нечего. Теперь в старости все, что по молодости было написано, кажется таким наивным, аж стыдно становиться. Ну, что-нибудь вроде:
        Долго ль томиться еще мне в чужой стороне,
        Свой век коротая в этой пещере сырой?
        Сумрачно в сердце - боль и досада во мне,
        К дальним просторам дух устремляется мой.
        - Думаю, теперь вы понимаете, о чем я, - стыдливо усмехнулся хозяин замка.
        - Мне даже очень понравилось, - похвалил Мимненос, а Дэв смущенно отвернулся и махнул в его сторону лапой:
        - Да что вы! Сплошной юношеский максимализм. Но теперь вы будете просто негодяем, если не прочтете что-нибудь в ответ.
        - Ну-у, - расплылся в улыбке Мимненос, - мои стихи не так печальны и глубоки, как ваши. Для меня лирика - это, скорее, естественный придаток драконьего быта, а вовсе не философия и змеиные грезы.
        - Ну, давайте уже, давайте! - в нетерпении потирал лапы Дэв. - Только предупреждаю: я чересчур впечатлительный и всякой там крови, жестокости в лирике не переношу…
        - Да, что вы! - смеясь, перебил его Мимненос. - Какая в моих стихах жестокость?! Я отродясь таких стихов не писал…
        - Прошу-прошу! - захлопал в ладоши Дэв.
        Мимненос задумчиво откинулся на громадном стуле, вытянул одну растопыренную лапу на обеденный стол, а другой почесал подбородок.
        - Ну вот, к примеру, стихотворение, которое я написал уже в Хэтао, среди моих дорогих собратьев, - сказал Мимненос, и на какое-то время воцарилось молчание.
        Как в былые лета древним мудрецам,
        Погулять весною захотелось нам.
        Крылья поразмяли, в воздух поднялись
        И в полете быстром за руки взялись.
        Устремились сердцем к рощам и холмам,
        К тем на горизонте голубым горам.
        Все кругом накрыли сетью облака,
        Подхватили змеев крылья ветерка.
        Вот и прилетели мы на пикничок,
        Разожгли веселый дымный костерок.
        Высятся деревья в сумраке лесном,
        Ручеек весенний ожил подо льдом.
        Радуясь приходу благодатных дней,
        Мы бок о бок сели, сдвинулись тесней.
        Песенку о древних и святых делах,
        Все друзья пропели и сказали: ах!
        Пока драконы мирно беседовали и делились музами, Тариэл не находил себе места и пытался разузнать, где томится Нестан. Он тыкал Мимненоса в бок, чтобы заставить его говорить о деле. Наконец, он не выдержал и сам вклинился в драконий разговор:
        - Ваше мудрейшество, мы ведь вот по какому делу…
        - Да погоди, погоди ты о делах! - морщась, перебил его змей. - Войди в мое положение, дорогой, я же с драконами с мезозойской поры не общался.
        Но Тариэл, припомнив свой прошлый визит, настоял на своем:
        - Ваше мудрейшество! Я прибыл, чтобы забрать Нестан!
        Воцарилось молчание.
        - Погоди-погоди, - как бы припоминая, сказал Дэв. - Маленькая такая, светленькая, голубоглазая?
        - Да! Да! - теряя самообладание, выпалил Тариэл.
        Дракон покивал и негромко с сочувствием сообщил:
        - Так ведь это… Она ж теперь с Амирбаром живет, - дракон осекся, разыгрывая неловкость.
        - Как? - обессилено вырвалось у Тариэла, он весь потемнел и опустил опечаленный взор.
        - Дружище, дорогой, так ведь поздно ты спохватился, - принялся «утешать» дракон. - Я ж тебе когда еще говорил: женись, коль так, женись! А ты все: да ну, какие наши годы, успеется…
        Но юноша не слушал его болтовни. Не будь Тариэл влюблен, он бы не поверил ни единому слову этого лукавого змея, но сейчас его сердце обрушилось в томительную печаль и тоску.
        - А живут они хорошо, дружно, - продолжал глумиться дракон. - Потосковала она, конечно, по тебе. Бывало, гляну на нее, аж жуть пробирает. Но как казнь твою по телевизору посмотрела, сразу в себя приходить стала. - Тариэл крепко, до дрожи, сжимал рукоять клинка Хэтао, спина его обливалась холодным потом. А дракон продолжал: - А потом месяцок, другой, смотрю - уже и пообвыклась немного, смирилась. С Амирбарчиком поласковей стала. Бывает, зайдешь к ним - смеются, аж вибрация по полу идет. Угощают друг друга. Помню, он тогда ее пирожными просто завалил. И парень-то мой расцвел с нею. Да! Как на дрожжах вырос. Поумнел, осмелел. И теперь вот Нестан с Амирбаром не разлей вода стали, на минуту не разлучишь, все вместе да вместе. Глаз не нарадуется. Ну, ты уж не пойми превратно. Просто жалко мне ее было. А так, все ж какое-никакое, а счастье…
        - Дэв! - перебил его Тариэл. - Уважаемый Дэв, я очень хочу на нее взглянуть.
        Змей помолчал.
        - Так ведь только хуже тебе будет, дружище, - сказал он. - Чего душу травить?
        - Я очень хочу на нее взглянуть, - с тупым упрямством настаивал Тариэл.
        Дракон опять помолчал.
        - Пойдем - Как бы умывая руки, он пожал плечами и обратился к Мимненосу: - Вы уж меня извините, но, знаете ли, молодежь, на месте ей не сидится. А вы меня здесь подождите, хорошо?
        - Да нет, я лучше с вами, - встал Мимненос.
        - Сидите-сидите, - настоял Дэв. - Я только провожу и назад. Сами уж как-нибудь разберутся.
        Мимненос вопросительно уставился на Тариэла, но тому было не до него, и дракон опустился на прежнее места.
        Дэв повел Тариэла по знакомым коридорам. Юноша думал, что они направляются в лабораторию, по соседству с которой жил в своей пещере Амирбар, но вскоре понял, что идут они куда дальше, на другой конец замка.
        - Куда мы идем? - спросил Тариэл минут через двадцать пути по лестницам и лабиринтам Каджете.
        - В Круглую башню, - сказал хозяин. - Я Амирбара в восточной башне поселил. Там у меня золотой запас, пускай охраняет. А в той-то пещерке он уже и не поместится. Он у меня нынче ростом пятнадцать метров сорок сантиметров, - гордо сообщил Дэв. И было чем гордиться. В прошлый раз, когда Тариэл видел Амирбара, тварь была метра три от силы.
        Наконец они вышли из мощной двери на площадку винтовой лестницы, вившейся из темных глубин Каджети. Потом они еще долго-долго поднимались на самый вверх, пока не добрались до коридора-туннеля, кончавшегося круглой черной дверью, похожей на шлюз или люк подводной лодки. Дракон повернул метрового диаметра колесо замка, затрещали цепи и шестерни, защелкали засовы, и здоровенный бронированный люк разгерметизировался. Дэв с усилием потянул колесо на себя, и круглая многотонная дверь медленно отворилась.
        Они вышли на металлический балкон огромного хранилища Круглой башни. На дне хранилища лежал Амирбар. Он был значительно больше самого Дэва. Громадные когтистые лапы его тонули в грудах золота и серебра - тысячелетних накоплений Каджети. Жарко блестела его чешуя, сплошь покрывающая гигантское, свитое в кольцо тело, кожистые крылья мутанта были сложены, голова покоилась на полу и четыре черных рога торчали, как слоновые бивни.
        Вдруг Тариэл вновь почувствовал трепет перед великим зверем - архистратигом Дэва. Он вспомнил, как провел его во время побега, и ему не захотелось будить это существо. Но вдруг он увидел маленькую фигурку девушки, лежащую неподалеку, тоже прямо на груде сокровищ. Сердце Тариэла сжалось, и он, забыв о Дэве и Амирбаре, побежал с балкона по металлической лестнице на дно хранилища. Он даже не услышал, как закрылась за ним могучая дверь Круглой башни.
        Не добежав последний пролет, Тариэл перемахнул через перила и спрыгнул на золото. Упал на четвереньки, вскочил и помчался к Нестан. Вдруг она очнулась, встала и, грустно улыбаясь, пошла навстречу Тариэлу. Тонкий бриллиантовый ошейник стягивал ей шею, и стальная цепочка тянулась от него к лапе спящего Амирбара.
        Тариэл остановился и замер в пяти шагах от Нестан. Она была одета, как невеста, в белое, но потрепанное платье и тугой корсет. Распущенные волосы падали на ее измученное и печальное лицо.
        - Здравствуй, - вдруг буднично улыбнувшись, сказала она. - Как здорово, что ты пришел ко мне, любимый.
        Тариэл стоял в нерешительности, сдвинув брови. Амирбар пошевелился во сне, хрипло выдохнул, но не проснулся.
        - Ну, чего ты молчишь? - улыбаясь, тихо спросила Нестан. - Поговори со мной, пока я не проснулась.
        Тариэл, не в силах сказать ни слова, ощутил подкативший к горлу ком, и ручьями потекли слезы. Он стоял и вытирал их, потому что они мешали ему смотреть на Нестан, расплавляя ее нежную призрачную фигуру.
        - Не плачь! - тихо взмолилась Нестан. - Пожалуйста, не плачь!
        Тариэл, не в силах остановить слезы, бросился к ней, сжал ее хрупкий стан в объятьях и принялся целовать. Он целовал щеки, глаза, губы, хотел ощутить, вобрать ее всю. И ничего вокруг не стало - ни времени, ни дракона, только первозданная звенящая тишина, сотканная из любви и счастья, только одна Нестан.
        Тариэл никогда не узнает, сколько продолжалось это мгновение ценою в целую жизнь. Может, секунды, а может, и целую вечность. Но оно, это мгновение, останется с ним навечно.
        Неистовый оглушительный рев прервал забытье. Тариэл и Нестан обернулись и увидели рядом разъяренного Амирбара. Крылатый двуногий дракон, подобный свирепому динозавру, стоял на груде сокровищ, расставив мускулистые лапы и разинув в реве опущенную к земле клыкастую пасть. Как из сопла реактивного самолета, вырывался из нее плотный поток смрада.
        Амирбар дернул цепочку, и Нестан, схватившись за горло, отлетела в сторону, упала и осталась неподвижно лежать на полу.
        Тариэл ринулся к ней, но Амирбар вновь потянул цепочку и поволок Нестан к себе. Юноша выхватил клинок Хэтао и рубанул по тонкой цепочке. Сверкнули искры, и цепь разлетелась надвое. Тариэл с яростным криком бросился на Амирбара, тот отскочил и, как хлыстом, стеганул Тариэла оставшейся в его лапе частью цепи. Юноша успел только отвернуться, и стальной хлыст рассек ему спину. Дикая жгучая боль пронзила все его существо, он споткнулся, упал, встал и вновь ринулся на дракона. Тот вытянул к Тариэлу ревущую пасть и воплем выбросил в юношу поток пламени. Но тот отчаянным прыжком вперед успел проскользнуть под Амирбара и рубанул по ноге твари мечом Хэтао. Клинок пробил чешую, рассек толщу мускулов и застрял где-то в кости.
        - Бо-о-ольно!!! - визгливо взвыл дракон и, отскочив от Тариэла, выдернул лезвие другой лапой и отшвырнул его к дальней стене хранилища. Тариэл выхватил из кобуры пистолет, который сдал ему водитель фургона, и разрядил его в морду чудовища. Но Амирбар от этого только рассвирепел.
        Не медля более, юноша рванулся к мечу, но зверь преградил ему путь, словно кот, выскочивший перед мышью. Ловкий боец Тариэл увернулся от сверкнувшей, как молния, цепи, и она хлестнула по стене, выбив сноп искр и клубы дыма. Под ударами Амирбара вдребезги разлетались драгоценные сосуды и ларцы. Но Тариэл проскочил мимо свирепого зверя и, совершив еще несколько ловких прыжков под цепью, прорвался к своему оружию.
        Раненый Амирбар не бросился на него. Ковыляя, он преградил ему путь к Нестан и, рыча, стал напряженно ждать нового нападения юноши. Тариэл, тяжело дыша, приготовился к броску, как бегун на старте. Наконец, он сорвался с места и с яростным криком ринулся прямо на Амирбара. На этот раз Тариэл не пытался проскользнуть мимо. Он шел на схватку.
        Тариэл еще бежал, когда Амирбара накрыла густая тень. Это подоспевший на выручку Мимненос, как коршун, напал на разъяренное детище Дэва. Он схватил его за рога и принялся крыльями хлопать по свирепой морде. Амирбар с оглушительным ревом, пытался стряхнуть Мимненоса с себя. И вот он, мощно рванув головой, сбросил яркого дракона, и тот, шмякнувшись о стену хранилища, упал на пол.
        Но не успел Амирбар выпрямиться, как клинок Тариэла сверкнул над его головой, и один из рогов, лязгнув, слетел с нее, перерубленный пополам. Амирбар взвыл и отскочил. На голове у него дымился косой обрубок рога, и мутант метался, словно стараясь потушить его.
        Тариэл бросился под зверя, размахнулся и со всей мочи рубанул Амирбара по голени раненой лапы. Меч глухо лязгнул о кость и отскочил, едва не вывернув Тариэлу руку, будто встретился со стальным рельсом. Юноша рухнул на землю, и что-то горячее и черное, как гудрон, залило его с головы до ног. Тень ушла с Тариэла, и вся башня содрогнулась под рухнувшей тушей Амирбара.
        Лежа на спине, Тариэл увидел Дэва. Змей стоял на железном балконе у входа и, держась за перила, наблюдал за схваткой. Вдруг Дэв помотал головой и, сверкнув хвостом, бесшумно скрылся. Тариэл услышал, как захлопнулась за ним бронированная дверь и застучали засовы.
        Измученный юноша поднялся из лужи густой черной крови и осмотрелся. Рядом с ним лежала отрубленная нога Амирбара. Сам зверь распластался неподалеку. Он был жив, его обращенное вверх пятнистое брюхо то поднималось, то опускалось. Окровавленная культя, подрагивая, торчала вверх и извергала пульсирующий фонтанчик черной крови.
        Тариэл бросился к Нестан. Девушка тихо лежала лицом вниз, положив голову на тонкие белые руки. Тариэл упал на колени рядом и, обняв, поднял ее бесчувственное легкое тело. Маленькая, гибкая, она опустила голову ему на плечо.
        - Тариэл, - шепнула она.
        - Нестан! - вырвалось у юноши. Он посмотрел в ее лицо. Оно казалось беззаботным, будто Нестан еще до конца не проснулась и тихо улыбается во сне.
        Тариэл встал, держа ее на руках. Мимненос, нахмурившись, стоял рядом. Юноша, не обращая на него внимания, пошел к железной лестнице, ведущей на балкон. Две огромные лапы обняли Тариэла и Нестан. Мимненос подпрыгнул и взлетел. Его ровные могучие взмахи медленно поднимали их под своды башни, и Тариэл видел, как виляет лестница, и ползет за ней каменная стена. К его лицу липли легкие волосы Нестан, он чувствовал их на губах и не хотел убирать.
        Наконец, Мимненос поставил юношу с девушкой у железных перил, а сам подошел к круглой двери. С внутренней стороны на ней не было даже ручки. Дракон толкнул дверь, но она была наглухо заперта.
        - Открывай, белесый змей! - неумело строжась, приказал Мимненос.
        Еще минут пять он колотил по двери, но в конце концов утомился и отошел к перилам балкона. Тариэл сидел на полу, не выпуская Нестан из объятий.
        - Ой! Золото, - с каким-то невольным надрывом вырвалось у Мимненоса, от удивления он даже хлопнул в ладоши, но опомнился и спокойно добавил: - Надо же, какая куча.
        Тариэл, наконец, оторвал взгляд от Нестан.
        - Что ты сказал? - переспросил он.
        - Видишь ли, юноша, - немного стесняясь, объяснил Мимненос, - у нас, драконов, тоже есть свои слабости. Как увидим гору сокровищ - так и оторваться не можем. Бывало, найдет дракон курган какого-нибудь хана или царя, залезет, ляжет полежать на сокровищах и с места уже сойти не может. Так и сторожит его сотни лет. Пока не появится там Беовульф или другой какой… - замялся Мимненос, - негодяй.
        - Открывай дверь! - рассердившись на эту болтовню, крикнул ему Тариэл.
        - Так не поддается, - хриплым стариковским голосом посетовал Мимненос. - Видать, похоронить нас здесь, злыдень, задумал.
        - Попробуй мечом, - сказал Тариэл, вытащил и подал дракону дар Хэтао.
        Мимненос нехотя покрутил клинком в лапах, потом стал рисовать странные неспешные круги, кончиком лезвия обрисовывая дверь.
        - Ордоболес, Мимненосус, аргут шара! - грозно произносил дракон заклинанье. - Акларам тригимур эр наут слогодор…
        Голос его становился все повелительней, а клинок, мерно вращаясь, стал немного светиться. В замкнутом пространстве хранилища вдруг поднялся страшный ветер. Но Мимненос, перекрикивая ураган, продолжал колдовать у двери. Клинок в его лапе раскалился докрасна, а кончик белел и дымился. Вдруг у самой рукояти меча появилась и стала расти шаровая молния. Ее ослепительный белый свет заполнил все помещение хранилища. Молния уже выросла до размера футбольного мяча, жар от нее стал таким сильным, что Тариэл, заслоняя Нестан, пополз по ступеням под балкон.
        Наконец, когда шар стал диаметром с велосипедное колесо, Мимненос выкрикнул конец заклинания. Потом махнул клинком, и молния, слетев с раскаленного добела кончика, с шипением и искрами прожгла в двери дыру размером с канализационный люк. Свет резко померк, стало темно, а ветер усилился, с визгом улетая в дыру вслед за магическим шаром. Даже Мимненосу пришлось ухватиться за перила балкона, чтобы дыра не засосала его. Но вскоре ураган улегся, и стало невероятно тихо.
        Мимненос аккуратно, чтобы не обжечься об оплавленные края, просунул лапу в дыру и повернул колесо вентиля. Защелкали засовы, и побежденная дверь открылась.
        - Тариэл, - позвал Мимненос, - идем же!
        Юноша вышел, неся на руках бесчувственную Нестан. Миненос вернул ему волшебный меч, и Тариэл вложил его в короткие кинжальные ножны. Они прошли сквозь двери в коридор и крадучись направились к лестнице.
        Мимненос заглянул за угол и отпрянул.
        - Что там? - шепотом спросил Тариэл.
        - Дэв, - еще тише шепнул Мимненос. - Там, у лестницы.
        - Надо его отвлечь! - сказал Тариэл.
        - Но как? Он же нас поджидает?
        Тариэл поморщился, соображая, как провести хитроумного змея. Вдруг мысль блеснула в его глазах:
        - Давай же, филолог, придумай какой-нибудь стих! Что-нибудь душераздирающее!
        - Но что?! - выпучил глаза Мимненос.
        - Ну, о смерти что-нибудь, о кровище, о несчастных животных…
        - Про каких животных?! - взмолился дракон.
        - Про зайцев, твою мать! - сорвался Тариэл, положил Нестан, схватил дракона за крыло и выпихнул его к Дэву. - Сочиняй!
        Хозяин замка встретил Мимненоса озадаченным взглядом, а гость замялся.
        - Э-э… Здравствуйте, Дэв, - не нашел ничего лучше Мимненос. - Мы тут э-э… посовещались, э-э… Ну, в общем, вы, короче, послушайте: - Он кашлянул, страдальчески прикрыл лоб лапой, на мгновение замер и начал:
        Склонились зайцы над овражком,
        Где утопился их отец,
        И мать сказала им, бедняжкам:
        «Теперь нам, зайки, всем конец».
        И стали зайчики в канавку,
        По очередке вниз спадать,
        И вот последний хвостик, лапку,
        Узрела в ямке заяц-мать.
        Вдруг пузырьки поднялись разом,
        И булькнул в жиже чей-то вздох,
        Но не моргнул вселенским глазом
        Злой заячий ушастый бог.
        И над картинкой сей унылой,
        Склонившись, сломленная мать
        Сказала с болью неизбывной:
        «Пойду найду, что пожевать».
        Минуту длилась тяжелая пауза. Морда у Дэва вытянулась. Мимненос закусил губы и виновато покосился на Тариэла. Тот подошел и по-дружески похлопал его по плечу, мол, ничего, ничего.
        Тут Дэв взялся за голову и с надрывом воскликнул:
        - Какая ни-изость! О-о-о! - он схватился за сердце, пошатнулся и выдавил: - Не могу вздохнуть. - Лапы его подкосились, и он кубарем полетел вниз по бесконечной винтовой лестнице. Глухие удары и шлепанье крыльев гулко разносились по башенной бездне.
        - А что я такого сказал? - удивленно закусил палец Мимненос.
        Они склонились над лестницей, слушая, как все отдаляется и отдаляется грохот низвергающегося тела дракона.
        - О-ё-ёй, - поморщился Тариэл.
        - Что это с ним? - вновь спросил испуганный Мимненос.
        - Инфаркт миокарда, - важно сказал юноша. - Старость не радость…
        - Кошмар, - покачал головой Мимненос, и они двинулись вниз.
        С трудом они добрались до знакомого крыла замка. Здесь они прошли к лестнице башни, с которой хозяин Каджети летал на прогулки, поднялись наверх и, взломав дверь, вышли наружу. Оказалось, что уже глубокая ночь. Не медля ни минуты, Мимненос взял в лапы Нестан, усадил Тариэла себе на шею и полетел от черного замка прочь.
        Погони не было. Летя по каньону, они удалились на несколько десятков километров и взмыли в ночное небо Юдолии.
        Казалось, все позади, и Тариэл уснул, вцепившись в гриву дракона. Иногда он просыпался. Мимненос летел медленно, и ветер почти не мешал дыханию. В ночной выси были слышны лишь могучие взмахи огромных крыльев. Иногда казалось, что дракон снижается, а иногда - напротив, поднимается еще выше. Но обессиленный Тариэл закрывал глаза и вновь погружался в сон.
        Он проснулся от боли, лежа на песке под крылом Мимненоса. Ныла рассеченная Амирбаром спина. Сквозь плотные кожистые крылья с красными венками просвечивал дневной свет. Тариэл вспомнил о Нестан и подскочил, невзирая на адскую боль в спине.
        Почувствовав шевеление, Мимненос поднял и сложил крыло. Они были на песчаном берегу широкой реки Саула. Нестан, вытянувшись, лежала перед драконом. Она была бледна, но красива, как никогда. Ветер трепал ее легкие светлые волосы, бриллиантовый ошейник, как ожерелье поблескивал на ее шее.
        Тариэл подскочил, пал на песок рядом с ней и прильнул к ее неожиданно ледяной щеке. Невообразимый страх пронзил Тариэла. Он замер всем своим существом. Казалось, даже сердце его прекратило биться. Потом их накрыла тень Мимненоса.
        - У нее были повреждены шейные позвонки, - с мукой в голосе сказал дракон. - Она умерла во сне, не приходя в сознание.
        Они долго молчали.
        - Вспомни, откуда мы, - тихо сказал Мимненос. - Теперь тебе не придется спасать Нестан. Она уже спасена. Теперь время позаботиться и о своей душе.
        Бледный, вмиг осунувшийся Тариэл повернулся к дракону и окинул его злым, каменным взглядом. Потом медленно положил руку на рукоять из слоновой кости.
        - Нет, юноша, - спокойно сказал Мимненос, - так тебе не найти Нестан. Так ты обрушишься еще ниже Юдолии и никогда более не встретишь ее.
        Тариэл уронил голову и, перевалившись с колен, сел на песок.
        - Смерть все еще пугает тебя, - продолжал Мимненос. - Но разве ты не знаешь, каково это? Разве ты не знаешь, что так для нее лучше? Теперь тебе придется подумать о своей жизни. В Юдолии нет Рату, она на той стороне. И тебе вновь необходимо совершить подвиг, чтобы предстать перед царицей подводных врат.
        - Подвиг? - мирно спросил Тариэл. - Зачем подвиг? Разве прыгнуть в карьер - это подвиг?
        - В том-то и дело, что нет, - сказал Мимненос. - Ты думаешь, что попал в Боденвельт из-за того, что оказался в озере? Нет. Из-за того, почему ты оказался в этом карьере. Из-за того, что восстал против белесого змея, против его великого зла. Из-за того, что пожертвовал своей жизнью ради других, ради мира, правды и любви.
        - Но дракон мертв. Кого мне теперь убивать? - спросил Тариэл.
        - Никого! - настойчиво воскликнул дракон и добавил тише: - Никого нельзя убивать. Нужно жить ради добра, ради мира, ради спасения рода людского от зла. Жить такой жизнью, которая приведет тебя в Боденвельт.
        - Я хочу туда сразу, прямо сейчас, - горько сказал Тариэл.
        - Но сердце твое еще не готово.
        - Как? Я уже был там!
        - Тогда Рату сжалилась над тобой, не знавшим добра и бросившим вызов великому злу. Ты совершил подвиг по неведению, по велению сердца. А теперь ты другой, теперь ты должен совершить подвиг знающего. Подвиг смирения и милосердия. Твое сердце войдет в Боденвельт, только если будет достойно его. А оно еще недостойно. И тебе придется стать таким же добрым, как волшебник Сергиус, или как Франк, или хотя бы как старая ведьма. - Мимненос улыбнулся. - Кузнец рассказывал тебе, откуда он и как попал в Боденвельт?
        - Нам рассказывал о Рудольфе волшебник, - мало обращая внимания на дракона, сказал Тариэл словно бы самому себе.
        - Люди убили всех его близких. Убили отца, сестер и сожгли их дом, - продолжал Мимненос. - И даже после того, как он избавил их от страшной болезни, они не раскаялись, не поблагодарили его, а выбрали бургомистром человека, подстрекавшего к расправе над его отцом. И даже тогда Рудольф не проклял их, он просто оставил те земли и поселился на окраине Кругозёра. Поселился, потому что был достоин. - Мимненос вздохнул. - Ну, вот я и помог тебе победить злого дракона. Теперь победи его в своем сердце. Иди и, как Рудольф из Жуткого Брейгеля, сделай много добра, даже тем, кто тебя ненавидит и не понимает. И я уверен, что ты найдешь ту страну, куда попала Нестан. Ведь это так просто. Как-то раз ты уже совершил это.
        Тариэл кивнул, по-прежнему плача над Нестан на берегу великой реки Сеула.
        Когда они прилетели к городу, Тариэл настоял на том, чтобы опустить тело Нестан в озеро. Он нашел брошенный белый флаг, один из тех, с которыми выдвигались союзные войска. В него, как в саван, он и укутал Нестан, положив туда несколько тяжелых камней. Когда дракон полетел над обширным зеленоватым озером, сидящий на нем Тариэл в последний раз поцеловал холодное лицо любимой и выпустил ее из объятий над ровной зеленоватой гладью.
        Потом они долго сидели молча на краю затопленного карьера. Платформа, с которой осуществлялись казни, была обрушена в озеро, и из воды виднелась только часть желтой стрелы.
        Вдруг послышался стрекочущий звук, похожий на свист ветряной мельницы. Он усиливался, нарастал, и вскоре над ними низко пролетел темно-серый самолет-разведчик. Мимненос проводил его взглядом, а Тариэл остался сидеть неподвижно, глядя на водную гладь.
        Спустя минуту самолет пролетел второй раз, а еще минут через пять в небе появились десятки медленно летящих самолетов, с которых высыпались сотни парашютистов. Мимненос забеспокоился и потрепал юношу за плечо.
        - Это плохо или хорошо? - спросил дракон, глядя на приземляющихся тут и там автоматчиков. Некоторые из них падали прямо в озеро.
        Тариэл, наконец, пришел в себя. Он поднялся и тоже стал наблюдать за десантом. Бойцы молча бежали вверх, занимая высоты, где тут же залегали в цепь. Юноша осмотрелся и увидел, что их берут в кольцо. Вскоре появились геликоптеры разных размеров и назначения. Некоторые зависали на горизонте, направив ракеты на юношу и дракона, а большие транспортные вертолеты, приземляясь, выпускали из своего брюха джипы и броневики. Через какое-то время на дороге появилась поднимающая клубы пыли танковая колонна.
        - Внимание! Внимание! С вами говорит контргенерал революционной армии Азур! Имением революции - вы арестованы! Пожалуйста, не двигайтесь! Иначе мы откроем огонь на поражение! Повторяю: ни с места! Иначе мы откроем огонь!
        - Тариэл, что нам делать? - спросил Мимненос.
        Но Тариэл только растерянно смотрел на окружившие их юдолянские войска. И вдруг он понял, что они тоже принимают Мимненоса за Дэва.
        - Тариэл, что делать? - вновь спросил Мимненос.
        - Ничего, - сказал Тариэл. - Похоже, нас сейчас арестуют.
        И действительно, не прошло и пяти минут, как к ним медленно подвели танк. На нем стояло несколько офицеров и огнеметчик. Люди спрыгнули с танка, неся тяжелый моток стального троса для буксировки подбитых танков. Один его конец с карабином перебросили через Мимненоса и застегнули петлей вокруг его шеи. Другой конец троса прицепили к танку. На Тариэла надели наручники и повели под конвоем в подъехавший бронетранспортер.
        - Никого не обижай, юноша! - выкрикнул ему вслед Мимненос. - Это тебе ключ в Боденвельт.
        - До скорой встречи, дракон! - выкрикнул вдруг улыбнувшийся Тариэл, стоя уже в броневике. Конвоир повернул рычаг, и бронированная дверь медленно затворилась.
        - Да уж, - пробормотал Мимненос. - Со здешними порядками до Боденвельта - рукой подать…
        Потом танк тронулся, и Мимненоса под огромным конвоем повели в город, поднявший знамя восстания против дракона.
        После того как союзные войска сдали город повстанцам, в нем случился переворот против начальников, и всех каджей лишили их прежних прав. Многих революционный суд распорядился казнить, в том числе и лидера восстания Хсема, отца прекрасной Нестан. А остальным каджам, как отпрыскам коварного змея, было запрещено занимать руководящие должности и даже служить в армии.
        Пока дэвиане приходили в себя после массового предательства союзного гарнизона, в городе юдолян развернулась грандиозная стройка. Восстанавливались разрушенные кварталы и строились все новые и новые военные заводы. Теперь здесь была новая жизнь, свободная от лукавого змея и диктатуры Каджети, но и новый порядок юдолян оставался жестоким, сообразуясь с правилами военного времени. Ведь где-то там, за великой рекой Саулой множились полчища дэвиан, наконец-то получивших эксклюзивный союз с Каджети.
        И вот когда разведка уже докладывала о готовящемся новом сокрушительном ударе со стороны врага, революционный совет объявил, что юдолянским спецслужбам удалось захватить самого Великого Змея. После всенародного суда над величайшим обманщиком людского рода дракону был вынесен смертный приговор через казнь в Позорном озере.
        Зная о лукавстве Великого Змея, революционный суд не поверил ни единому слову бедняги Мимненоса. А его предложение помочь им построить новую жизнь было встречено всенародным хохотом. На десятый день после ареста была назначена его публичная казнь в озере.
        В это время по ту сторону от реки Саула хоронили Дэва.
        Тысячи каджей из города дэвиан и крепости Каджети собрались в пустыне, чтобы предать земле своего господина. Его тело, обмотанное белым саваном, кранами опустили в траншею с расставленными по сторонам желтыми бульдозерами, приготовленными, чтобы засыпать змея землей.
        Долго тянулась церемония прощания. С одной стороны огромной траншеи на специально сооруженных ступенчатых платформах стояли тысячи начальников. С другой стороны колонна за колонной двигался бесконечный военный парад, принимаемый одноногим драконом Амирбаром. На месте отрубленной Тариэлом конечности теперь сверкал мощный стальной протез.
        Глубокой ночью, когда над траншеей зажглись установленные на башнях прожектора, Амирбар приказал заглушить погребальные гимны и поднялся на трибуну, чтобы сказать прощальную речь. Но сделать это Амирбару было не суждено.
        Когда над заполненной несметной толпой пустыней воцарилась великая тишина, случилось то, чего никто не ожидал. Внезапно укутанный труп Великого Змея зашевелился, задергался, пошел буграми, лопнул, и из рваного савана вылез прозрачный дракон, ослепительно светящийся изнутри. Он осмотрелся и свирепо огрызнулся на толпу изумленных каджей. Потом Дэв подпрыгнул и вспорхнул, чтобы навсегда покинуть измученные им земли Юдолии. Крылья его разрывали воздух, закручивали его смерчем и неистовым ураганом посылали на многотысячную толпу. От каждого взмаха ударная волна кольцами расползалась на многие километры. Так продолжалось до тех пор, пока Дэв не превратился в маленькую яркую звездочку, которая медленно вилась кругами и становилась все меньше и меньше, пока не исчезла совсем.
        Далеко-далеко каджи-изгои, сидящие рядками на каменистом холме, видели, как по горизонту расползалось синее зарево. Оно разрасталось, высилось, превращалось в ослепительный белый шар, медленно-медленно ползущий ввысь. Озаренные его неистовым свечением изгои заерзали, засуетились, попрятались друг за дружку, но их вытянутые в противогазах морды со сверкающими стекляшками не могли оторвать от него своего пугливого взгляда. Так продолжалось до тех пор, пока изгоев не настиг яростный удар взрывной волны, оглушительным раскатом грома прижавший их к земле. Потом голых каджей поволокло и покатило прочь, они закудахтали, заскулили, пробовали бежать, но падали и катились вновь. Так их вынесло с вершины холма, и жалкие уродцы кубарем покатились по пыли каменистых склонов. Затем неистовая ударная волна пересекла берега Саулы и побежала к городу юдолян.
        А там над Позорным озером казнили Мимненоса. Так как платформы теперь не было, дракона подняли за хвост краном, и кадж-крановщик ждал команды повесить осужденного над водой. На берегу на гусеничном станке стояла мощная гаубица, которая должна была выстрелить Мимненосу в голову.
        Вокруг затопленного карьера собралась бесчисленная толпа, а на устроенных трибунах стояли революционные вожди юдолян. Словно футбольный матч, эта чудовищная казнь освещалась десятками прожекторов. Тысячи орудий приготовились к залпу в честь победы над Великим Драконом.
        И когда оратор, голос которого разносился сотнями репродукторов, зачитал все статьи приговора, жахнули орудия, и тысячи праздничных огней, хлопая и треща, осветили небо Юдолии.
        - Ура-а! - воскликнули миллионы юдолян.
        Еще один залп, и небо вновь осветилось еще более яркими огнями победы.
        - Ура-а-а! - слилось в единый заполняющий Юдолию гул.
        Крановщику дали приказ, он перевел рычаг, и стрела вынесла привязанного за хвост Мимненоса на середину карьера. Дракон повис, медленно крутясь и болтаясь над озером смерти.
        Все это время на горизонте ширилось и разрасталось синее зарево от сбросившего свою древнюю шкуру Дэва. Волна, наконец, добралась и до церемонии юдолян. Еще раз жахнули пушки, но как только огоньки праздничного салюта разлетелись разноцветными шарами, их сдула настигшая город разрушительная волна. Этот ураган снес трибуны и врезался в кран, державший Мимненоса над водой. Стальные балки начали со скрежетом гнуться, и кран вместе с драконом обрушился в круг затопленного карьера.

* * *
        Волшебник Сергиус в Боденвельте выбежал на цветочную галерею замка и устремил тревожный взгляд в небеса. Беспокойный ветер трепал его бороду и остатки седых волос на голове.
        - Рату! - воскликнул волшебник. - Ты слышишь меня, о царица древних врат?
        - Конечно, волшебник, - спокойно ответила колдунья-осьминог где-то у самого уха Сергиуса.
        - Дракон возвращается! - выкрикнул Сергиус усиливающемуся ветру и потемневшему небу.
        - Я знаю, волшебник, - ответил ему таинственный мелодичный голос царицы, - я чувствую его в глубине, я принимаю его всем сердцем.
        И ударил гром, и хлынул на землю ливень, и, клубясь, словно чернила в воде, темные тучи заволокли небо над всем Боденвельтом. Земля содрогнулась от мощных ударов молний, одна за другой ударяющих в вершины великих гор.
        А волшебник Сергиус прямо под косым ливнем, под грохот грома и мерцание молний, принялся отплясывать от радости, встречая своего любимого дракона:
        - Возвращайся, Мимненос, наш любимец славный! Ха-ха-ха! Неужто всегда ты приходишь к нам с великой грозою?!
        В это время в горах разошлись тучи, и чудесный солнечный луч упал прямо на высокогорное озеро царицы Рату. Расширяясь, этот луч разгонял гремящий мрак, пока не осветил золотым солнечным сиянием мокрые склоны, зелень, стада и крыши прекрасного Боденвельта.
        И когда от грозы не осталось и следа, а под небом засверкала радуга, вода в озере Рату внезапно забурлила, и посредине горного водоема вынырнул сам смеющийся Мимненос. Он мотнул головой, стряхивая капли воды, и принялся плескаться и играть в пенящейся и бурлящей воде. Дракон смеялся, бил крыльями и хвостом и подбрасывал взрывы сверкавших на солнце брызг.
        И тут дракон заметил, что в пенящемся от его игры озере барахтается перепуганная букашка. Это был кадж-крановщик, упавший вместе с ним в воды затопленного карьера. Радостный дракон схватил его в лапы и смачно поцеловал.
        Когда дракон летел назад на восток, его громогласный смех раскатывался по всему Боденвельту. И жители этой горной страны выскакивали из домов, чтобы увидеть его великолепный заоблачный полет. Люди обнимались и рукоплескали легендарному змею.
        Рассказывают, что Мимненос подарил своего каджа Хэтао, и престарелому императору тот очень понравился. Со временем этот странного вида житель садов добрых драконов научился писать неплохие стихи и пользовался там всеобщей любовью.

* * *
        Ну вот, собственно, про драконов и все.
        Что еще нужно рассказать? Ах да! Что случилось потом с теми тремя мальчиками, попавшими в волшебную страну.
        Однажды вечером, когда Франк был занят в ювелирной мастерской Рудольфа, у которого он стал подмастерьем, а Вильке обустраивал свой уже построенный трактир «Поющая Стрекоза», Тариэл сидел и грустил у распахнутого в сад окна виллы, которую подарили ему друзья. Мимненос оказался прав, и в Юдолии юноша задержался не долго. Вечер сгустился, и душный ветерок проникал в окно виллы, стоявшей на пригорке над Кругозёром.
        Послышался глухой стук копыт по земле, и на дороге за молодыми деревцами сада Тариэл увидел неспешного поднимавшегося от озера всадника. Это был Рудольф. Всегда хмурый, сегодня он казался еще более задумчивым, чем обычно. Кузнец не сразу заметил в окне юношу, остановился и посмотрел в чистое вечернее небо. Высоко-высоко в нем беззвучно кружили птицы.
        Тариэл испугался, что Рудольф проедет мимо, и хотел окликнуть его, но тот тронул коня и направил его прямо к вилле. На всаднике как всегда был темный жилет с металлическими ромбиками-шипами, поверх которого висел на темной цепи массивный рыцарский орден. Узкие черные дуги бровей, высокий лоб и короткая прямая челка не скрывали его невозмутимый суровый взгляд. На поясе у мастера был кинжал, больше похожий на меч, а поводья он держал, гордо приподнимая их перед собой, будто паж - мантию короля.
        - Приветствую тебя, сын бургомистра! - сказал из окошка Тариэл и побежал отворять двери.
        Но мастер не спешился, а проехал на коне по тропинке сада, улыбнулся и сказал:
        - Поедем, Тариэл, ибо тебе пора.
        Тариэл обрадовался таинственному приглашению и уселся на лошадь позади Рудольфа.
        - Куда мы едем? - спросил он, когда они выезжали за пределы Кругозёра.
        - Навстречу твоей судьбе, - только и ответил Рудольф из Жуткого Брейгеля.
        Они мчались на юг долго-долго, оставив позади перевал, пределы, ведьминские леса, потом и сам Великий хребет у южных границ Боденвельта и поехали по пыльным дорогам холмистых полей.
        Поля были засеяны пшеницей и кукурузой, на пригорках появлялись фермерские постройки - мельницы и гигантские белые амбары. Стога сена и одинокие деревца изредка скрашивали однообразный пейзаж. Наконец, они свернули с пыльной дороги и поехали прямо по ржи - туда, где на вершине пологого холма стоял большой до неуклюжести фермерский дом.
        Рудольф объехал его стороной, остановил коня на пригорке, и оба молча стали смотреть на дом, больше похожий на житницу. Вдруг из дома выскочила юная девушка и помчалась, придерживая полы длинного платья, вниз по холму, не замечая, что за ней наблюдают. Вдалеке она сделала «колесо» и шлепнулась в рожь, по которой волнами скользил полевой ветер.
        С пригорка всадникам было хорошо видно, как она сидит, раскинув вокруг себя полы сарафана, и гладит ладонями примятую рожь.
        - Это она? - спросил Тариэл, не сводя глаз с фигурки во ржи.
        - Да, - ответил Рудольф.
        - Давно она здесь? - почти спокойно спросил юноша, сердце которого готово было выскочить из груди.
        - Она не помнит своей прежней жизни, как и ты, Михаэль Кольвиц, - вдруг сказал ему чародей, кузнец и сын бургомистра. - Она не заслужила той жизни и, в отличие от тебя, не ожесточилась и не упала еще ниже, как некогда ты - в Юдолию. В страданиях ее сердце только очистилось и стало еще светлей. Поэтому ей незачем помнить уроки печали. Здесь она выросла, и ее сердце, которое ничего не забывает, все это время ожидало тебя.
        - Значит, она меня любит?
        - Да, с тех пор, как впервые увидела тебя в Юдолии. И будет любить всегда. Но не старайся заставить ее вспомнить о прошлом. Она этого не заслужила. Ступай!
        Тариэл оставил Рудольфа и медленно побрел вниз. Девушка исчезла во ржи, и Тариэл, не выдержав, помчался к ней бегом сквозь хлесткие стебли. Он плакал от радости, а может, просто от ветра и старательно вытирал рукавами глаза. Ему показалось, что он бежал целую вечность. Но он все же нашел ее и теперь наконец-то был счастлив.
        - Отчего ты плачешь, юноша? - спросила светловолосая девушка.
        А он не мог ей ничего ответить, только обнял, поцеловал и долго-долго рыдал у нее на плече. Был уже вечер, появились звезды, завыли и залаяли на ферме собаки, и на небо выкатился большой сказочный полумесяц.
        Вильке все больше преуспевал и вскоре стал одним из самых зажиточных и уважаемых жителей Кругозёра. Ездил он в очень дорогом красном кабриолете, единственном во всем Боденвельте. Случалось, он даже давал денег взаймы господину Генриху, хозяину
«Друзей дракона» и своему тестю.
        Особенной популярностью заведение Вильке пользовалось у чужестранцев и лесных гномов, так что на ближней к заведению окраине Кругозёра появились две веселых улицы гномов. Сначала местные охотники протестовали и как-то даже учинили поджог. Но вскоре убедились в том, что соседство с гномами - это не так уж и плохо. Во-первых, они были лучшими из наемных мастеров, и городок стал намного милее и чище. Во-вторых за лесными гномами в местный лес перебирались и их друзья: белки, зайцы, медведи, белые волки, лани и даже, случалось, заглядывали единороги.
        Первой у Вильке с Марленой родилась девочка Сара, а чуть позже появились еще и два озорных мальчугана-близнеца - Михаэль и Тариэл. Почти все лето дети проводили в усадьбе у бабушки Каздои, не чаявшей в них души. Вильке был счастливым, веселым и заботливым семьянином. Каких только затей не устраивал он для детей Кругозёра, а фейерверки и гуляния на День дракона и вовсе стали его любимым занятием. А вот трюком с лимонной кислотой и содой, бурлящими в кастрюле, в Кругозёре уже никого нельзя было удивить.
        Друзей господин Вильке тоже не забывал и всегда помогал, если кто-нибудь в этом нуждался. Он купил красавице-жене цветочную лавку, и Марлена совершенно отстранилась от работы в трактире. Все доходы от цветов она раздавала бедным и многодетным семьям славного городка.
        Что касается Франка, то он стал искуснейшим мастером и в ювелирном колдовстве превзошел самого Рудольфа. Изготовленные им кольца и ожерелья за великие деньги приобретали иноземные короли. Однажды Рудольф зашел в свою мастерскую и глянул через плечо подмастерья на его работу. Поняв, что превзойден, мастер вздохнул и пригласил нотариуса, чтобы передать Франку дом и мастерскую. Сам он попрощался, вскочил на коня и, как всегда невозмутимо, покинул пределы Боденвельта. Чужестранцы рассказывали, что он вернулся в Брейгель, в Сырую лощину, и купил неподалеку от городского кладбища мрачный особняк, больше похожий на замок. Горожане Жуткого Брейгеля, конечно, узнали Рудольфа по старинным легендам. Они считали черного всадника, появляющегося в окружении воронов у дома над кладбищем, призраком сына некогда убитого ими бургомистра. В знак покаяния жители мрачного города установили налог для богатых, и ежегодно в день убиения отца Рудольфа приносили к дверям особняка сундук с золотом. Денег было так много, что Рудольф лишь малую часть тратил на себя, а на большую их часть покупал детям игрушки и спускал их
через дымоход в ночь перед Рождеством.
        Франк, благодаря своему мастерству, тоже скопил денег, немного занял у Вильке и построил настоящую шхуну. Наняв команду из надежных пиратов и гномов, он многие месяцы проводил в приключениях и путешествиях. И он действительно, как когда-то посоветовал ему волшебник, всегда брал с собой «трубу Синбада». За морем он продавал свои изделия, и путешествия окупались с лихвой. К тому же из чужих стран он привозил ковры, пряности и всякие диковинные предметы. В сказочных странах, не отмеченных в атласе Сергиуса, Франк находил магов, волхвов и звездочетов, которые снабжали его картами и астролябиями для Сергиуса. С их помощью волшебник заполнял белые пятна, и атлас его значительно разросся.
        За десять лет путешествий Франк исследовал множество стран, и они с Сергиусом заполнили еще тридцать страниц, но большая часть волшебного атласа все еще оставалась чистой. Однажды Франк решил их подсчитать, несколько раз сбивался и бросил эту затею на пятьсот восьмой странице.
        Вокруг виллы над Кругозёром, той, что когда-то построили гномы для Вильке, вырос яблоневый сад, а сам дом стал казаться меньше - его обвил виноград, и мох заполз на постаревшую черепицу. Скромно и счастливо жил в ней Тариэл со своей любимой. Рассказывали, что у них родилось четверо детишек. Чтобы их прокормить, Тариэлу пришлось завести хозяйство, насадить виноградник, и со временем он стал искуснейшим виноделом. Так что и господин Генрих, и Вильке уже не ездили за вином в Западный порт, а, напротив, прославляли повсюду местную марку.
        Со временем рассказы о последнем приключении Мимненоса в стране белесого змея стали легендами, а то и бреднями старого винодела, живущего на краю Кругозёра. Но и в старости Тариэл не перестал рассказывать о ядерных войнах и проделках коварного Дэва, хотя многое из того уже позабыл и сам. Только изредка Юдолия посещала его во сне, и он, плача, просыпался от ужаса в холодном поту. Тогда жена обнимала и целовала его, утешая.
        Пройдет много-много лет, и борода Тариэла станет такой же седой, как у волшебника, а его дети и внуки возьмут виноградные плантации в свои руки. И одинокий чудаковатый старик, болтающий в трактире с пьянчугами о войне, станет кем-то вроде местного Хемингуэя. Под всеобщий хохот он будет рассказывать небылицы о злом змее и своем путешествии с добрым драконом из детских сказок.
        Но однажды все поймут, что слова старика - вовсе не бредни, а славная быль старины. Это случится во время одной из таких посиделок. К старикам и завсегдатаям трактира «Друзья дракона» присоединится седовласый карлик в накидке и изъеденной молью треуголке. Он по-старинному витиевато обратится к старому виноделу и, на изумление всем, зачитает свиток от Сергиуса, в котором волшебник объявит о своем переходе на восток к старинному другу Хэтао, в страну мудрецов и добрых драконов. А Тариэла, как самого из всех ныне живущих близкого к Мимненосу, объявит наместником и хранителем заповедного мира на следующее Тысячелетие, наделив его необходимыми магическими способностями.
        Невозмутимый старик потянет трубку, выпустит колечко, разом допьет свою кружку пива и поднимется, чтоб пожать руки своим слушателям и старым друзьям. На улице его встретят еще два карлика-слуги в багровых френчах, держащих под уздцы трех пони и белого коня. Когда пони и благородного скакуна оседлают, новый наместник гордо, как и подобает волшебнику, поедет через весь Кругозёр в древний замок, чтобы стать его властелином.
        Эпизод X
        Кёнигсберг
        Еще ночью белая шлюпка причалила к прусскому берегу, люди вытащили ее далеко на берег, под самый обрыв, и ушли, так и не заметив маленького котенка. До утра еще несколько грузовиков проехали, подбирая спасшихся с потопленного германского эвакуатора людей. А котенок сидел на гребне перевернутой лодки и не знал, куда же теперь идти. Он был рад, что спасся, и ему страшно хотелось спать. Но он не мог уснуть, сырой осенний ветер с моря не сушил его слипшуюся шерстку, а лишь нагонял холод.
        Настал день, но солнышко никак не выходило из-за нависавшего над котенком обрыва. У малыша не было сил выбраться наверх, в сосновый бор, чтобы погреться там, и он оставался ждать, сидя на том же месте.
        Вдруг ближе к полудню, он увидел три серенькие фигурки, бредущие по песчаному берегу. Они были еще совсем далеко, но острые глазки зверька видели их в деталях. Это были солдаты - небольшие, но солдаты. Меньше всех, кого он видел на фронте. Первый шел отдельно и часто наклонялся, ища что-то в белом, вперемежку с хвоей, песке. Потом быстро вставал и шел дальше, рыская по берегу взглядом. А двое других, в таких же серых шинелях, шли по песку вразвалочку, немного в отдалении, и о чем-то беседовали. Один из них был подтянутый и высокий, в пилотке, а другой, наоборот, неуклюжий, плотный, в великоватом стальном шлеме. У всех троих были за спиной ружья, но котенку люди показались неопасными, а напротив, даже смешными. И он решил остаться на месте и сделать вид, что просто отдыхает на берегу. А может быть, его и вовсе не заметят.
        Но маленькие солдаты заметили его, накормили и забрали с собой. Они стали его друзьями. Подарили ему дом и научили его играть в волшебные игры. Котенок даже решил, что теперь так будет всегда. Но в начале наступившего года мальчиков увезли на войну, и он отправился вместе с ними.
        Война не показалась котенку страшной. Может быть потому, что нашедший его мальчик все время продолжал с ним играть. Они жили в подземной крепости, и вместе с ними там жил один добрый дракон. Но он чем-то болел. Франк часто оставлял котенка одного, чтобы посмотреть, как хворому змею батальонный врач ставит трехлитровые банки. А котенок оставался сторожить вещи и слушал, как дракон раскатисто кашляет и клокочет. Но Франк говорил, что за этого дракона можно не переживать, ведь он добрый, и когда придет время поменять шкуру, он направится далеко на восток в страну, где собираются все добрые змеи.
…И Кенигсберг пал. Котенок осторожно спрыгнул на усыпанный щепками и битым кирпичом тротуар, встряхнулся и пошел вдоль улицы. Тут он вспомнил о Франке, и ему стало страшно за него. Поэтому он решил вернуться туда, откуда чудом сбежал вчера. Он проскочил перед грузовиком через дорогу и двинулся обратным путем. Дыма не было, стоял лишь легкий запах гари. Вдалеке, через парк, виднелся плоский, когда-то зеленый, а теперь рыжий и рыхлый от снарядов холм. Под ним и был четвертый форт крепости Кёнигсберг, так до конца и не оставленный немцами. Перед фортом был ров, который котенок вчера перелетел, даже не заметив. У самого входа громоздился разломанный, с торчащими прутьями арматуры огромный бетонный кокон, похожий теперь на разбитое, с дом размером, яйцо. Под шапкой земляной насыпи местами проглядывали участки красно-коричневых стен. Кирпичи их были обгрызены и раскрошены бомбами, как сухари мышами.
        Кругом в полный рост ходили веселые гордые военные в темных серо-зеленых фуражках и длинных шинелях до пят. Они громко шутили, курили и указывали зажатыми между пальцев папиросами на разломанный бункер и бесконечный холм взятого ими форта. На месте бронированных ворот зияла темная дыра в туннель. У самого входа он был захламлен кирпичами, щепками, немецкими касками и темными обрывками вражеской амуниции. Оттуда советские солдаты выносили на плащ-палатках тела, которые грудами складывали в кузова подъезжавших задним ходом грузовиков.
        - Смотри, котенок! - весело сказала у четвертого форта Кёнигсберга какая-то советская девушка, взяв зверька на руки. - Бедняжка, наверное, натерпелся за время осады. Возьмем его с собой? - спросила она у другой девушки, поглаживая слипшуюся шерстку.
        - Конечно, возьмем, - сказала та, щурясь на солнце и улыбаясь котенку. - Будет трофейный. - Они засмеялись и побежали, прыгая среди куч битого кирпича.
        Так котенок оказался под брезентовым навесом кузова санитарной «полуторки», увозившей его прочь от руин. Он смотрел, как подпрыгивает и удаляется разбитый форт, и думал об оставшемся там мальчике Франке.

«Может быть, он тоже вспоминает меня и грустит? - утешая себя, подумал котенок. - Если когда-нибудь я встречу того, о ком он мне говорил, то обязательно попрошу его о встрече с мальчиком Франком. Может, и в его страну заходит наш вековой лес, о котором рассказывал кот Степан».
        Подобравшая котенка сестричка долго возила его с собой на санитарных поездах, где он жил в уютной плетеной корзинке. Его часто давали в руки раненым, они гладили его и угощали, а он для них мурлыкал. Однажды медсестра сошла с поезда, и котенок снова оказался в России, в небольшом теплом городе на Кавказе. За год путешествий он совсем вырос и его все чаще стали называть котом Германом, а среди своих - просто Герой. Он много лет жил в большой коммунальной квартире, здесь у него появились новые друзья из живших тут ребятишек и соседских кошек. Со временем он стал многодетным отцом, а потом и дедом бесчисленных внуков. И всем им он рассказывал захватывающие истории о своих приключениях на войне. А когда котят укладывали спать, они начинали пищать и просить рассказать им сказку. Тогда мудрый кот садился у их корзинки, вспоминал обрывок старинной карты Франка и начинал мурлыкать чудесные-чудесные истории о захватывающих путешествиях доброго мальчика в волшебной стране с ее мглистыми горами, которые покрывают густые леса, где охотятся дикие кошки. И когда он начинал подробно описывать лес, по которому
его некогда вел храбрый кот Степан, котята погружались в глубокий и сладкий сон, в котором они уже и сами могли побегать друг за другом по сказочному темному бору.
        notes
        Примечания

1
        Стихи Ирины Пивоваровой.

2
        Стихотворение И. Пивоваровой. Дописано С. Буркиным.

3
        Пятьдесят девятый год китайского шестидесятилетнего цикла.