Космография ревности Кир Булычев
        Гусляр
        Великий Гусляр... Этот город невозможно найти ни в одном, даже самом подробном географическом атласе, но на карте русской фантастики он выглядит заметнее иных столиц. Кир Булычев с присущим ему неподражаемым юмором, мудрой иронией и язвительным сарказмом поведал нам о нравах и порядках Великого Гусляра, о его жителях и необычайных происшествиях, то и дело приключающихся с ними. И пусть описываемые события порой выглядят совершенно невероятными, нетрудно заметить, что вымышленный городок отразил в себе многие черты нашей родной действительности. Любимое детище Кира Булычева, "гуслярские хроники" создавались на протяжении четырех десятилетий и включают более 100 повестей и рассказов.
        Кир Булычев
        Космография ревности

* * *
        - Нет,- твердо заявила Ксения Удалова,- за маленьким я в садик больше не ходок.
        - Ну что за птица вас клюнула в одно место, мама?- сказала ее невестка Маргарита.- Мне за вас даже немного стыдно, если не сказать возмутительно.
        Ксения не стала спорить, а пошла на кухню, готовить щи и тихо плакать. Если такие слезы капают в щи, то они получаются хуже солянки, каждая слеза на вес чайной ложки рассола.
        - Она у нас рехнулась,- сказала Маргарита своему мужу Максиму Корнелиевичу.
        - Ты о ком?- спросил Максим, открывая пиво.
        Он налил отцу.
        Корнелий Иванович отпил и сказал:
        - В мое время было только «Жигулевское» - и не больше бутылки в одни руки. Но какой напиток!
        - А вчера она на рынок не пошла,- сказала Маргарита.- Я ее прошу по-человечески, вы же знаете, как я маму Ксеню уважаю, а она ноль внимания. А она говорит - на рынок не пойду, не могу даже по Краснопартизанской ходить. Как будто всю жизнь по ней не ходила.
        - Возраст,- заметил Максим,- сказывается при всем моем уважении.
        Корнелий в разговор не вмешивался. Он задумался. Он лучше всех знал свою жену. С ней творилось неладное.
        С точки зрения человеческого поведения объяснимое, но человек этот был особенным.
        Максим решил наладить мир в семействе и произнес:
        - Ладно уж, я сам в садик схожу, а ты, ма, завтра в химчистку мой костюм отнеси, лады?
        - Это в какую химчистку?- спросила Ксения.
        - На бывшую Серафимовича,- сказала Маргарита.- И мой серый костюм захватите.
        - На Серафимовича не могу,- сказала Ксения из кухни.
        И все замолчали.
        Серафимовича была улицей почти соседской.
        - Значит, не хочешь, ма?- спросил Максим.
        - Значит, не желаете, мама?- спросила невестка.
        - Не могу, видит бог, не могу, честное пионерское,- ответила Ксения с надрывом, без юмора.
        - Но ведь вы еще на той неделе ходили,- вспомнила Маргарита.
        - На той неделе я, можно сказать, еще на живого человека была похожа,- сообщила Ксения и громко шмыгнула носом.
        В этот момент Корнелий поднялся и пошел наружу, на двор.
        Никто, кроме Ксении, его ухода не заметил. С тех пор как Удалов вышел на пенсию, его многие перестали замечать. А в семье и подавно.
        А Ксения сдвинулась к окну, чтобы наблюдать, как он выйдет из дома и куда завернет.
        Но Удалов не появился, значит, он пошел на первый этаж - или к Грубину, или к профессору Минцу.
        Ксения слушала голоса сына и невестки, голоса были громкие и даже пронзительные, они произносили грубые и укоризненные слова, но Ксения не вдумывалась в их смысл. Она глядела на улицу, на увядающую, бурую из-за сухого лета, так и не успевшую толком пожелтеть листву. Осень в этом году выдалась некрасивая, не золото, а сплошная грязь. И жизнь у Ксении не удалась. Она вообще-то была несчастной женщиной.
        - Вы куда?- спросила Маргарита.
        - Тебя не касается,- ответила свекровь.
        Ксения спустилась по скрипучей темной лестнице, легко продуваемой сквозь щели - дом был старый, считай, барак, тридцатых годов, давно пора бы сносить и дать им квартиру в пятиэтажке улучшенного типа. Все, кто предшествовал Корнелию на посту директора стройконторы, и те, кто сменил его на том посту,- все построили себе виллы, коттеджи или хотя бы квартиры в элитном доме на Марксистской. Один Удалов так и остался в покосившемся доме № 16 на Пушкинской улице.
        Что-то ей сегодня все было не по душе. Даже запахи на лестнице уловила, застоявшиеся, почти древние, кухонные и другие. И стекло мухами засижено так, что света не видать. Давно пора бы вымыть, а кто возьмет на себя такой труд?
        Ксения спустилась на первый этаж, остановилась перед дверью к профессору Минцу. Дверь была стандартная, все слышно, только Корнелий с Минцем стояли не у двери, а в комнате, и голоса их доносились не очень внятно.
        - А ты давал основания?- это Минц говорит.
        - Ну какие основания! Ты меня скоро тридцать лет знаешь. Ну какие могут быть основания в нашем городишке, где каждый каждого в лицо знает?
        Он засмеялся каким-то невнятным смехом. Минц тоже засмеялся.
        - Не преувеличивай, Корнелий... Дыни желаешь? Мне одна женщина вчера принесла. Балует она меня.
        Затем голоса отдалились и стали неразборчивыми.
        Ксения вздохнула.
        - Смеются,- произнесла она вслух.- Ну ладно, досмеются.
        Она вышла на Пушкинскую и направилась к центру.
        Вышла было к площади Землепроходцев, но тут ее словно плетью по ногам стегнули.
        Дальше ни шагу!
        Она и замерла.
        Впереди был виден Гостиный двор. Прямо перед глазами магазин «Все для сада-огорода».
        Вот именно! Этот самый магазин. Зловещая дверь приоткрыта в тягостный полумрак, откуда как орудия пыток выглядывают грабли...
        Ксения зажмурилась от ужаса и попятилась.
        Так она и пятилась метров двести, пока сообразила развернуться. Пускай они смеются над ней и осыпают ее упреками и оскорблениями. Если у женщины нет способов отстоять свою честь на дуэли или в конном строю, может быть, демонстрация слабости окажется более убедительной, чем напор силы?
        И Ксения направилась к профессору Минцу.
        Перед дверью к нему она остановилась и некоторое время прислушивалась - не хотелось ей встретиться там с мужем.
        Внутри царила тишина, а потом послышался негромкий голос профессора. Он напевал известную песню «Мани-мани-мани» о власти денег. Значит, он один.
        Ксения стукнула в дверь костяшкой пальца.
        - Заходи, Ксения,- откликнулся из-за двери профессор.
        - Здравствуй, Лев Христофорович,- сказала Ксения.- Как ты догадался, что это я скребусь?
        - Дедукция, мой друг, дедукция, серые клетки моего головного мозга вычислили, что если в семье Удаловых зародилась проблема и побеседовать о ней ко мне пришел Корнелий Иванович, то неизбежно скоро заявится и другая сторона конфликта. Правда, я не думал, что так скоро. Садись, Ксения, рассказывай.
        - А ведь он сознался,- ответила Ксения, но села в новое кресло, купленное в Швеции одним из почитателей профессора, который полагал, что Минц в последнее время меньше делает открытий, потому что старое кресло совсем протерлось - пружины наружу!- Если этот мерзавец признался, тогда я молчу.
        - Он ни в чем не признался,- возразил Минц.- И боюсь, что Корнелию не в чем признаваться.
        - Помолчи, Лев,- отрезала Ксения.- Иначе я и за тебя примусь. Позорно покрывать мужикам друг дружку.
        Минц оробел.
        Человек - существо многоплановое. Минц - не прост, как хронометр. И потому не всегда последователен в своих поступках. Поставьте Льва Христофоровича на подиум в том зале, где дают Нобелевские премии, и предложите прочесть нобелевскую речь без бумажки. Он это сделает спокойно. Его не смутят даже взгляды членов Шведской академии или улыбка шведского короля. Но перед кассиршей в нашем гастрономе он теряется, как школьник, в домоуправление ходит с душевным трепетом, а Ксения Удалова способна довести его до дрожи в конечностях.
        Он знал, что визит Ксении - дело решенное и близкое, он знал, что Ксения потребует от него защиты от мужа, он все предугадал и предусмотрел, но ответить отказом, что было единственным разумным действием с его стороны, он не смог.
        - Тогда рассказывай о симптомах,- вздохнул он.- Чаю хочешь?
        - Я уже ничего не хочу.
        - Говори.
        - Не знаю, что здесь мой благоверный плел, но я тебе со всей ответственностью заявляю: седина в бороду, бес - в ребро. Ты меня понимаешь?
        - Корнелий не производит такого впечатления.
        - А ты не девица, чего тебе производить. А вот существо в юбке для него... ах, что тут говорить! Удавлюсь!
        - Вот это лишнее.
        - Знаю, что лишнее. Лучше его удавить, но рука не поднимается.
        - Ксения, не отвлекайся.
        - Хорошо, не буду. Ты ихнюю бухгалтершу видел?
        - В стройконторе?
        - Вот именно. Не видел? Я тебе скажу - крокодил с острова Комодо. Сухопутная тварь.
        Ксения просмотрела немало познавательных программ по телевизору, и поэтому для нее крокодилы с острова Комодо были существами понятными и не чужими.
        - Продолжай,- сказал Минц.
        - Дальше - хуже. У нас в молочной продавщица - это раз, а на рынке в магазине «Все для сада-огорода» такая татарка, хоть чадру надевай! Дальше перечислять?
        - Это все подозреваемые пассии твоего Корнелия?- спросил Минц, хотя можно бы и не спрашивать - и так все понятно.
        - Ты словами не раскидывайся,- попросила Ксения. В ее глазах накапливались слезы - вот-вот покатятся вниз по алым щекам.- Ты пойми мое состояние. Он себе в детском садике одну отыскал. А ей всего-то лет шестнадцать-двадцать! Его же за развращение пора сажать. Хотя теперь эти Лолиты такие пошли, что пенсионера тащат в кровать и еще обкусывают.
        - Что делают?
        - Зубами по карманам шарят,- сказала Ксения.- Это так печально, чему их в школе обучают? А может быть, этому и обучают...
        - Ксения, скажи, а ты не задумывалась: вдруг все эти женщины - плод твоего разгулявшегося воображения?
        - Не повторяй его слова. Я покончу с ним и с собой. Лучше давай я тебе дальше перечислять буду. Вот ты думаешь, что Корнелий на рыбалку ездит? Это глупая наивность. Он удочки в лесу под кустом прячет, а сам опушками на слободу несется, к одной молочнице.
        - К молочнице?
        - Ядреная такая, кровь с молоком, конечно, молочница. Я ее адрес знаю, скоро подожгу.
        - Только не надо взрывать,- попросил Минц.- Все газеты напишут, что это чеченский терроризм, возьмут тебя и скажут, что ты - белая колготка.
        - Окстись! У меня белых колготок и в жизни не бывало!
        Ксения чуть приподняла подол юбки, чтобы показать, что ее колготки телесного, нормального цвета.
        - А чего ты от меня хочешь?- спросил Минц.
        - Спасения.
        - Как я могу спасти тебя, Ксения?
        - Со мною что-то происходит. Я выхожу на улицу, где детский сад расположен, и ноги у меня отнимаются. Не могу я ходить по Краснопартизанской. Убейте, не могу!
        - Дальше, дальше! Это удивительный феномен.
        - Ревность меня душит. Представляю, как он, этот старый развратник, шагает с ней в обнимку к детскому садику...
        - Зачем?
        - Зачем? Чтобы лобзаться в детский мертвый час. Детишки только закрыли глазенки, а он уж ее тискает в углу.
        - Ох!
        - Вот именно. Но когда выхожу я на площадь Первопроходцев - а это по нашей улице в другую сторону, то вижу вывеску «Все для сада-огорода» и понимаю - именно там он встречался со своей татаркой. Именно там он обменивался с ней страстными взглядами исподтишка, ты понимаешь?
        - Патология,- сказал Минц.
        - Для вас, может, и патология, и маммология, а мне умереть в самый раз. Ревность душит меня за это самое место.
        - За какое?- удивился Минц.
        - За горло,- просто ответила женщина.- Но если пойти мимо церкви Параскевы Пятницы, то там остановка автобуса. Знаешь, зачем ее там устроили?
        - Зачем?
        - Чтобы моему мерзавцу удобнее было по утрам с бухгалтершей встречаться. Они встречаются, и сразу в автобус! Развратом заниматься.
        - В автобусе?
        - И в автобусе тоже.
        - Сомнительно.
        - Значит, ты, Лев Христофорович, недостаточно развратный. Не знаешь, на что способен некоторый самец!
        - Ты о Корнелии?
        - И черт меня дернул выйти за него замуж!- возопила Ксения так, что Корнелий, который как раз вышел покурить на лестничную площадку, сжался от этих слов, как ежик под лапой медведя.
        - И давно это случилось?- спросил Минц не без ехидства.
        - Сорок лет живу на краю смерти.
        - Чего же раньше не разошлась?
        - Раньше, пока демократы не развалили Советский Союз, всегда был партком, куда можно было пойти и прямо сказать: жить с таким извергом я больше не в состоянии. Немедленно разлучите его с этой девкой и верните в семью. А теперь мы все, бабы, сами по себе, без партийной защиты и подмоги! Загибаемся.
        Лев Христофорович достал из ящика стола план города Великий Гусляр и разложил его на столе.
        - Посмотрим,- рассуждал он вслух.- Если нам надо на рынок и мы не можем ходить по Краснопартизанской, то нетрудно свернуть на Софью Перовскую...
        - Ты с ума сошел! Еще двадцать лет назад он на той улице Маруське Эйнштейн подмигивал.
        - Не родственница?- вдруг заинтересовался Минц.
        - Ее из техникума за неграмотность вышибли. Вот и сидит она у окна и подмигивает. А мой чуть что - сразу ей в ответ подмигивает.
        - Ты видала?
        - Люди донесли.
        - А может, за давностью лет вычеркнем улицу Софьи Перовской?
        - А для меня события двадцатилетней давности кажутся совершенно живыми. Как сегодня! Не могу я на ту улицу зайти. Лучше умру.
        - А как Зловонный переулок?- спросил Минц.- Он по краю идет, у реки.
        - Нет, ты решил меня в могилу свести!- обиделась Ксения.- Ты что, забыл что ли, кто там таится?
        - А кто там таится?
        - Она. Отравительница, Лукреция Борджия, собственного мужа уморила и попала в историю.
        - Вроде бы у нас в городе таких не было.
        - А Зинка? Знаешь ли ты, наивный профессор, что эта Зинка в восьмидесятом, нет, в восемьдесят седьмом чуть было в Париж с Корнелием не укатила?
        - Не может быть!
        - А я тоже сначала не поверила, когда мне старуха Ложкина рассказала. Но потом по его глазам все раскусила. Так что и не мечтай - Зловонным переулком я никогда ходить не стану.
        Разговор этот продолжался еще более часа, и Минц по ходу его зачеркивал синим фломастером те улицы, по которым ревнивая Ксения не могла ходить, и те площади, на которых Удалов перекинулся взглядом со своей очередной жертвой. К ужасу Льва Христофоровича, на исходе этого часа обнаружилось, что и в самом деле эмоционально ущемленная Ксения Удалова по городу уже не могла передвигаться, потому что все время натыкалась на любовниц, знакомых или иных женщин Удалова, и внутреннее отвращение к этим развратницам и к мужу, который им способствовал, было столь велико, что Ксении лучше бы запереться дома и доживать свой век в полной изоляции.
        - И что же будем делать, доктор?- спросила Ксения с некоторым удовлетворением и даже гордостью в голосе, потому что картина получилась убийственная и уникальная.
        - Может быть...- Профессор надолго задумался. Через несколько минут его посетила конструктивная мысль.
        - А как насчет крыльев?- спросил он.- Есть на это техническая возможность. Сделаем тебе крылья, моторчик на копчик и полетишь...
        - Полечу? И грохнусь? И оставлю внуков без бабушки?
        - Риск есть, но небольшой.
        - Нет,- отрезала Ксения.- Потому что с неба я буду видеть все места его разврата, все дома его любовниц и ухажерок. Так я на них сразу и грохнусь!
        - Так...
        И Минц снова надолго замолчал. Потом сказал так:
        - Придется поделиться с тобой, Ксения, великой космической тайной.
        - Вот это мне больше нравится,- сказала женщина.- Делись.
        - Наука только-только подходит к этому рубежу,- сказал Минц.- Даже многие не верят.
        - Меня это устраивает. Если дело верное.
        - Дело верное, ты уж поверь моему опыту.
        - Выкладывай.
        - Земля под нашими ногами с одной стороны - планета, а с другой стороны - пустота,- сказал Минц и дернул себя за ухо, потому что и самому было трудно поверить в свое гениальное открытие.- Любое материальное тело может пройти от точки «а» до точки «б», если оно получит прибор, скажем, ключ, к движению в условных туннелях, которые пронзают всю Вселенную. Это как бы туннели метрополитена, но в то же время они представляют собой совершенно невероятный лабиринт.
        - То есть ты хочешь, чтобы я под землю полезла?- спросила Ксения.- Без света, в грязи, а потом из подвалов вылазить, так, что ли?
        - Я говорю тебе, женщина,- рассердился Минц,- что подземные ходы - это галактическая условность. Теоретически я тебе докажу это в два счета, но вот путешествовать таким образом я еще не пробовал. И никто не пробовал.
        - А я попробую и сгину.
        - Ты можешь не углубляться,- сказал Минц.- Постой с краю. Привыкни. Я же тебя ни к чему не принуждаю... в конце концов!
        - Не кричи на пожилую женщину. И как я буду ходить?
        - Как и снаружи,- ответил Минц.- Расстояния те же, наземные объекты корреспондируют подземным коммуникациям.
        - А другими словами?- спросила Ксения.
        - Другими словами, от твоего дома до детского сада столько же, как поверху.
        - Не понимаю. Что же я, из люка вылезу, да?
        - Нет, ты по земле пойдешь. Никто и не заметит.
        - Что-то ты дуришь меня, старую, Христофорыч. Как же я под землей буду ходить, а наверх вылазить незаметно?
        - Потому что ты будешь ходить не под землей, а под виртуальной землей. Если Вселенная - это организм, то она пронизана тончайшими сосудами и нет им числа! Они всегда в движении, всегда в пульсации, и в то же время они статичны и стабильны, именно от их стабильности зависит в большой степени стабильность Вселенной как системы.
        - Значит, я влезу...
        - И вылезешь где надо. Только никому ни слова - человечество пока не готово, а милитаристские силы сразу постараются использовать мое гениальное открытие для своих корыстных целей.
        - Тогда покажи.
        - Эй,- вздохнул Минц.- Хотел я сам сначала попутешествовать, чтобы понять, куда смогу проникнуть с помощью ключа... но если другу надо помочь, я себе другой ключ сделаю.
        Сначала Ксения, конечно, опасалась и не стала лезть глубоко.
        - Я во двор и обратно,- сказала она.- Только белье сниму.
        Ключ был не просто ключом, а коробочкой, которую Минц повесил Ксении на шею на простой цепочке. Верх коробочки был стеклянным, на нем была нанесена карта Великого Гусляра. С помощью кнопки можно было установить стрелочку на нужной точке...
        Ксения установила стрелку на улице в десяти метрах от ворот.
        Потом зажмурилась.
        И оказалась во внутренностях Земли.
        Это были именно внутренности.
        Внутренности Вселенной.
        Бесконечные, запутанные сосуды и капилляры, вокруг ощущение влажности, нутряной теплоты и в то же время - сквозняки! Просто ужасно, какие сквозняки дуют в брюхе Вселенной. Освещение в сосудах было тусклым, неверным и непонятно откуда исходящим...
        Стенки и пол были упругими и чуть скользкими, не то чтобы мокрыми, но особенными.
        А расстояния там были такими же, как снаружи.
        До химчистки от дома пять минут хода. Значит, тебе и по подземному ходу надо будет двигаться столько же минут. А это не всегда приятно. Ведь идешь снаружи, мимо домов проходишь, мимо магазинов, птиц видишь, дома и деревья. А внутри Вселенной - только стенки ходов да непонятные звуки, хлюпы, всхлипы, будто за стенкой в другом проходе какое-то земноводное ползет на охоту за человеком.
        - Так может быть?- спросила Ксения.
        - Невозможно,- ответил Минц.- Ты с любым крокодилом, который туда невзначай угодил, находишься в другом измерении. Твой сосуд - это твой сосуд, ясно?
        С тех пор Ксения ходила на рынок и в магазины по подземельям Вселенной.
        Темновато, душновато, как в чреве кашалота. То-то Библия написала про Иону во чреве. Наверное, они знали об этих ходах.
        Дошла до места, сразу свет вокруг - стоишь у химчистки, и никто не удивляется. Теперь часто люди исчезают и появляются - кому какое дело!
        Зато проклятых домов и мест, где скапливались разлучницы, она теперь и в глаза не видела. Как будто их не существует. Конечно, утешение не окончательное, но существенное.
        Дома установился если не мир, то перемирие. Ксения прекратила бунтовать. За первый же день переделала в городе больше дел, чем за неделю раньше. С друзьями встречалась, со знакомыми, рассказывала о семье. И ей рассказывали.
        Но человек устроен так, что полного счастья достичь не удается.
        Спешила Ксения по тусклому проходу и делать нечего - начинала переживать, что сейчас делает проклятый изменщик. Пользуется ее отсутствием на этом свете. Гуляет по набережной с какой-нибудь приезжей русалкой. А как его поймаешь?
        Как бы проделать в этих подземельях дырки, чтобы выглядывать, проверять мужа?
        Нет, Минц подтвердил - физически нереально. И опасно - Вселенная может осерчать.
        Может, телевизор поставить? Монитор, как в гастрономе, чтобы отбивные не воровали?
        Не получится монитор. Нет связи между подземельями и поверхностью.
        Ксения как бы смирилась, но все равно переживала. А когда приходила домой, то обнюхивала мужа, не пахнет ли от него чужой сучкой. И белье проверяла на нем - не надето ли наизнанку.
        Как вы понимаете, положение изменилось к лучшему, но не принципиально.
        «Пока останется любовь,
        С ней рядом ревность угнездится!»
        Так сказал японский поэт XII века.
        С такими словами топала домой Ксения, несла сумку с рынка.
        И тут совсем рядом услышала какой-то смутный звук, будто человеческий голос, чего, по уверению Минца, быть не могло.
        Раньше бы, неделю назад, когда Ксения еще только перешла на подземное движение, она бы перепугалась, а теперь уже чувствовала себя в капиллярах Вселенной почти как дома, так что лишь заинтересовалась и стала двигаться на голос, что не сразу удалось - это ведь как по лабиринту путешествовать.
        Но добралась до источника звука.
        Нет, не крокодил и не привидение.
        Существо неизвестного пола и национальности, даже неизвестно, с какой звездной системы, схожее с оранжевым пауком и в то же время напоминающее кенгуру, стояло на цыпочках в подземном сосуде и втыкало в потолок железную палку. С потолка капало и сыпались какие-то крошки.
        - Вы что здесь делаете?- спросила Ксения, которая вовсе не испугалась.
        Существо оторвалось от своей деятельности и ответило Ксении телепатическим путем:
        - Не отвлекайте меня, чудовище!
        - Это я - чудовище?
        - А кто же еще?
        И существо снова принялось долбить потолок.
        - Ничего не получится,- сказала Ксения.- Мне Лев Христофорович сказал, что это виртуальный потолок, его, может, и не существует.
        - Мне тоже говорили,- ответило существо.- Но я не могу больше терпеть.
        - А что случилось?- спросила Ксения.
        - Чует мое сердце,- ответило существо, похожее на кенгуриного паука или паучиного кенгуру,- что мой-то меня все равно обманывает. Пока я здесь передвигаюсь, он на свидания бегает.
        - Ты - женщина?- спросила Ксения.
        - Еще какая женщина! Даже мученица.
        - А сюда как попала?
        - Я так ревную,- сказала паучиная кенгуру,- что не могу ходить по районам, в которых мой мерзавец встречался со своими развратницами.
        - Неужели?
        Ксения посмотрела на существо и нетактично спросила:
        - И что он, на тебя похожий?
        - Он не похожий, он - мужчина.
        - Но в принципе?
        - В принципе все люди одинаково устроены - восемь конечностей, одна сумка на животе, шесть пар глаз - обыкновенно.
        - Не продолжай, я поняла. Я даже думаю, что его любовницы тоже с восемью конечностями?
        - Разумеется.
        - Тогда беру свою мысль обратно.
        - А какая у тебя была?
        - А мысль была - кому такой урод нужен?
        - Мне, в первую очередь,- сказала паучиная кенгуру.- Я потому и хотела дырку пробить, чтобы подсматривать.
        - И далеко вы живете?
        - В центре Вселенной,- сказала несчастная паучиная кенгуру.- На Земле. А ты чего здесь оказалась?
        - По той же женской причине,- сказала Ксения.- О, как схожи судьбы жен в нашей Галактике!
        Она вынула фотографию Удалова и показала ее женщине.
        Та вежливо взглянула, но быстро возразила:
        - Уж очень страшный урод.
        - Морально - да, а физически он еще орел. Ты спешишь?
        - Нет. Вот из химчистки шла.
        - И я не спешу. Может, поднимемся ко мне, чайку попьем?
        Ксения уже привыкла к новой знакомой. Уродство - вещь субъективная. Мы тоже кому-то не нравимся. Была бы душа благородная.
        Паучиная кенгуру согласилась.
        Но стоило им сделать три шага, как навстречу выползла из-за угла червячина длиной четыре метра. Она волокла за собой контейнер с лягушатами.
        При виде Ксении и паучиной кенгуру она зашипела. Но несчастных женщин она не испугала. Они уже поднакопили жизненный опыт.
        - Простите,- спросила Ксения,- вы, случайно, не несчастная жена одного развратника?
        Червячина громко зарыдала и произнесла:
        - Он икру черт знает с кем оплодотворяет. Я этого не вынесу!
        А паучиная кенгуру тихо сказала:
        - Велика Вселенная, а нашей сестре везде плохо.
        И женщины пошли пить чай втроем. Им было о чем поговорить.