Чего душа желает Кир Булычев
        Гусляр
        Великий Гусляр... Этот город невозможно найти ни в одном, даже самом подробном географическом атласе, но на карте русской фантастики он выглядит заметнее иных столиц. Кир Булычев с присущим ему неподражаемым юмором, мудрой иронией и язвительным сарказмом поведал нам о нравах и порядках Великого Гусляра, о его жителях и необычайных происшествиях, то и дело приключающихся с ними. И пусть описываемые события порой выглядят совершенно невероятными, нетрудно заметить, что вымышленный городок отразил в себе многие черты нашей родной действительности. Любимое детище Кира Булычева, "гуслярские хроники" создавались на протяжении четырех десятилетий и включают более 100 повестей и рассказов.
        Кир Булычев
        Чего душа желает

* * *
        Профессор Минц ждал водопроводчика Кешу, который шел к нему уже вторую неделю. За это время Кешу видели в ресторане «Гусь», где он обмывал новый «Мерседес» бывшего Коляна, а нынче президента фонда «Чистые руки» Николая Тиграновича, встречали Кешу на демонстрации либерал-радикалов, где каждому участнику выдавали по бутылке «Клинского», видали его и в заплыве через реку напротив краеведческого музея, в котором он участвовал и побеждал, потому что приехало вологодское телевидение. Много где встречали Кешу, но не на работе.
        Профессор Минц, хоть и добрый, гуманитарный (так теперь принято говорить) человек, замыслил уже страшную месть. Где-то у него хранилась бутылочка со средством «Трудолюбин». Принявшего средство охватывало неудержимое желание трудиться. Двадцать четыре часа без передыху.
        Но тут открылась дверь, которая никогда не запиралась, о чем в городе знала любая бродячая кошка, и вошел сантехник - нет, не Кеша, а другой человек. Немолодой, приятный лицом и манерами.
        - Вызывали?- спросил он.
        - Ох и вызывал!- ответил профессор.- Вы водопроводчик?
        - Сантехник,- сдержанно поправил его мужчина. Был он одет в скромный, но чистый комбинезон и кроссовки «Адидас». В руке чемоданчик - потертый, но целенький и чистый. Все в водопроводчике вызывало доверие.
        - Заходите,- попросил его Минц.
        - Спасибо, Лев Христофорович,- ответил водопроводчик и принялся вытирать ноги о коврик у дверей.
        Профессора не удивило то, что сантехник его знает. Великий Гусляр не столь велик, чтобы в нем мог затеряться ученый с мировым именем.
        Профессора смущало другое - он этого сантехника уже видел, знал, даже был с ним знаком. Но нечто мешало его узнать.
        - На что жалуемся?- спросил водопроводчик.- Что беспокоит?
        Профессор провел сантехника в ванную, где из крана текла вода струей с палец, а на полу стояла лужа.
        - Так-с,- сказал сантехник.- Надо менять. И не мешает почистить.
        - Только прошу вас,- сказал проницательный Минц,- не говорите мне, что прокладки кончились и их можно достать только за тройную цену, что краны исчезли из продажи...
        Сантехник весело рассмеялся и, поставив на пол чемоданчик, присел возле него, раскрыл жестом фокусника, и внутри обнаружились разнообразные запасные части, прокладки и даже краны.
        - А вы говорили!- улыбнулся сантехник, подняв лицо к профессору.
        - Илья Самуилович!- воскликнул Минц.- Как же я вас сразу не узнал! Вы же наш зубной врач!
        - Все в прошлом,- сказал зубной врач.
        - Что же случилось? Какая беда?
        Илья Самуилович вытащил из чемодана нужные прокладки и самый красивый из кранов. Потом завернул воду и принялся за работу. Все это время Минц задавал вопросы, а Илья Самуилович на них с готовностью отвечал.
        - На пенсию вам рановато...
        - Не стесняйтесь,- отвечал дантист.- Вы меня не травмируете. И если вы считаете, что я потерпел жизненное фиаско, то, заверяю вас,- ничего подобного. Мне просто сказочно повезло.
        - Как так?
        - Мне предложили хорошую работу, и я на нее согласился.
        - Разве у вас была плохая работа?
        - Мне казалось, что она была неплохой, но я ошибался.
        - Но вы недурно зарабатывали?
        - Я не жаловался.
        - К вам записаться было нелегко.
        - Знаю, знаю, но это происходило от того, что в нашем городе нет хороших дантистов. На фоне остальных я выглядел лебедем.
        - Вы хотите сказать, что добровольно изменили свою... специальность?
        - Говорите прямо - судьбу!
        Минц смотрел на то, как сантехник трудится. Его руки так и летали над ванной. И весь жизненный опыт Минца говорил ему, что он видит перед собой мастера своего дела, человека талантливого, влюбленного в профессию, пускай скромную и недооцененную современниками, но такую нужную!
        - Как же это произошло?- спросил Минц.
        - В этом нет секрета,- сказал Илья Самуилович.- Площадь Землепроходцев, дом два.
        - И что там?
        - В случае если вы сами не поймете,- ответил сантехник,- я буду рад вам все объяснить, но только в нерабочее время. Поймите, меня ждут страдающие люди! И многие из них проклинают сантехников в целом, потому что в нашей среде еще немало таких типов, как некий Кеша.
        - О, Кеша!- воскликнул Минц со злодейским английским придыханием. Иначе произнести это имя он был не в состоянии.
        Быстро и качественно завершив свой труд, зубной врач покинул Минца, решительно отказавшись взять чаевые. Причем Минц и не настаивал, потому что его не оставляло ощущение какого-то розыгрыша. Будто зубной врач ему почудился. Хотя краны работали нормально, не пропуская ни капли воды, а лужу на полу Илья Самуилович сам вытер перед уходом.
        Когда дверь за сантехником закрылась, профессор Минц уселся в продавленное кресло и принялся размышлять. Как настоящий мыслитель он не выносил сомнительных ситуаций. Всему должно быть объяснение. Это и есть принцип гностицизма, который исповедовал Лев Христофорович. А если объяснения нет, значит, либо мы его плохо искали, либо оно недоступно на современном примитивном уровне развития нашей науки.
        Имеем удачливого, умелого, уверенного в себе зубного врача. Имеем подчеркивающего свое счастье сантехника. Один и тот же человек. А тайна хранится на площади Землепроходцев.
        Профессор Минц натянул пиджак и вышел на улицу. Время было полуденное, теплое, августовское, птицы уже отпели свое и учили птенцов летать.
        Послышался рев мотоцикла. Лев Христофорович еле успел отпрянуть к воротам, и ему показалось, что в седле мотоцикла сидит плотная пожилая дама, бывший директор универмага Ванда Савич. Это было столь невероятно, что Минц покачал головой и подумал, не возраст ли подкрадывается к нему. И пора, пожалуй, позаботиться о лекарствах от маразма.
        Отдышавшись, Минц направился к площади Землепроходцев, но дойти до нее не успел, потому что столкнулся с фармацевтом Савичем, мужем Ванды. И увидев его, Минц рассмеялся и сказал:
        - Ты не поверишь, Савич, если я тебе скажу, что мне сейчас померещилось.
        - Поверю,- ответил Савич.- Тебе померещилось, что моя жена Ванда промчалась мимо тебя на гоночном мотоцикле.
        - Удивительно! Но это именно так.
        - Потому что тебе ничего не мерещилось, а ты видел то, что я наблюдаю с утра. Моя жена Ванда готовится к первенству Вологодской области по спидвею.
        - Вот именно,- согласился Минц.
        На самом деле он сказал «вот именно» только для того, чтобы утешить тронувшегося умом Савича. Но тот вовсе не расстраивался.
        - Мне дешевле,- заявил он.
        На удивленный взгляд профессора он ответил:
        - У нас было отложено на старость. Чтобы проводить свободное время на берегу острова Кипр. Ну кому нужен остров Кипр? Грязь, суета, новые русские, мафия и, главное, что?
        - Что?
        - Корысть! Нажива! Разврат! Сексопатология. Вы со мной согласны?
        Савич схватил Минца за рукав и дернул к стене, потому что мимо них в обратную сторону промчался дикий мотоциклист, и теперь уж Минц не сомневался - это Ванда Савич. Да и как усомнишься, если, перекрывая рев мотора, она кричит Минцу:
        - Физкульт-привет, мальчики!
        - Давай, давай,- негромко ответил Савич.- Недолго мы будем топтать одни и те же мостовые. Завтра улетаю.
        - Куда?
        - В Чандрагупту. На берега Ганга. Там меня ждут в ашраме полного безмолвия, именно там я найду спокойную нишу для достижения нирваны.
        - А как же служба? Как же семья?
        - Мою семью вы только что видели, так что можем уже сейчас попрощаться. Больше не встретимся.
        - А квартира?
        Минц понимал, что задает неправильные вопросы - не в этом дело. У людей случилась беда, но они не расстраиваются и ищут новую жизнь. Почему? Как можно прожить всю жизнь в Великом Гусляре, ни к чему не стремиться и вдруг, в одночасье...
        - А я счастлив!- вдруг воскликнул Савич.- И можете всем об этом сказать! Всему прогрессивному человечеству. Да здравствует Шива и его жена Лакшми!
        И громко распевая гимны на каком-то из индийских языков, провизор Савич направился к туристическому агентству «Мейби». Минц растерянно смотрел ему вслед и старался привести в порядок свои мысли. Заподозрить Савича в склонности к индийской философии было не менее удивительным, чем Льва Толстого в юморе.
        Мотоцикл остановился перед Минцем, и Ванда, Вандочка, сорок лет назад красотка, откинула на лоб тяжелые очки и прищурилась:
        - Ну как, Лева, а ты не думаешь последовать моему примеру?
        - Нет, не думаю,- с душевным трепетом ответил Минц.
        - Это может каждый,- сказала мотоциклистка.- Скорость, ветер в лицо, смертельные столкновения!
        - Я никогда раньше не подозревал в тебе...
        - Сходишь на Землепроходцев, два, еще не такое про себя узнаешь.
        Вандочка дала газ и умчалась. Минц долго откашливался от пыли.
        Тайна усугублялась.
        Минц в очередной раз вышел из подворотни и зашагал к площади.
        И наверное, он добрался бы до нее, если бы не кролик.
        Обыкновенный кролик, довольно упитанный.
        Он свалился на Минца с неба, тяжело подпрыгнул и уселся, глядя на профессора.
        - Простите,- сказал профессор.- Чем могу вам помочь?
        Кролик вытащил из-за спины черный цилиндр и лихо нахлобучил на голову. Уши прижало полями, и они торчали, как крылья моноплана.
        - Он дурак,- ответил Саша Грубин, сосед Минца по дому № 16.- Даже странно, что при таком небольшом уме - такие артистические способности.
        Саша Грубин обогнул Минца.
        Он присел на четвереньки перед кроликом и положил на асфальт брезентовый мешок.
        Кролик послушно прыгнул в мешок, Грубин завязал его бечевкой и перекинул через плечо.
        - Что с вами, Саша?- спросил профессор.
        - А ничего! Призвание.
        Грубин пошел по улице, словно всю жизнь носил кроликов в мешке.
        Минц все же старался уговаривать себя: «Ничего особенного не произошло, вчера объявляли - пятна на Солнце, магнитная буря, старайтесь не выходить из дома без головного убора...» Минц потрогал поднятыми пальцами поля своей шляпы. Ну с ним-то все нормально, а вот с другими-то?
        Сверху послышался голос:
        - Лев Христофорович, прокатить тебя или как?
        Господи, этого еще не хватало! Из корзины самодельного воздушного шара свешивалась оживленная физиономия Корнелия Удалова, старого друга и соседа.
        - Что с тобой, Корнелий?- крикнул Минц.
        - Нашел себя!- откликнулся Корнелий Иванович.- Чего и тебе желаю.
        - А куда намылился?- спросил Лев Христофорович.
        - Говорят, археологи отыскали столицу Александра Македонского в долине Вахша,- ответил Корнелий.- Если ветры будут благоприятствовать, слетаю туда.
        Порыв ветра подхватил воздушный шар с большой надписью через всю окружность: «Россия - щедрая душа» и понес к облакам, что спешили на юго-восток.
        И исчез старый друг Удалов.
        Минц не сомневался, что центр интриги лежит на площади Землепроходцев, и предчувствие чего-то зловещего терзало чуткую душу ученого.
        И он бы продолжал держать себя в руках, давать отчет в каждом своем шаге и вздохе, если бы не встреча на углу Пушкинской и площади.
        У Гостиного двора, у магазина «Все для вашей буренки» стояла известная своей суровостью к распущенным нравам гуслярок Клара Самойленко, бывшая комсомолка и вожатая, а ныне заведующая сектором борьбы с асоциальным поведением подростков в Гордуме.
        Минц сталкивался с ее принципиальностью на заседании Гордумы и даже безуспешно пытался склонить даму к разумному компромиссу. Ведь и в самом деле трудно будет запретить юбки выше колен и отсутствие лифчиков под блузками - бывает такое, что поделаешь!
        И вот - представьте себе - Лев Христофорович увидел госпожу Самойленко, стоящую на углу с белой гвоздикой в лапке, одетую лишь в кожаный передничек, заимствованный у папуаски, с грудью разве что не обнаженной и в золотых туфельках на дециметровой шпильке. А уж что было нарисовано на лице Клары, не поддается переводу на литературный язык.
        Но Минц уже смирился с тем, что живет в сумасшедшем доме, и хотя все внутри у него перевернулось, он произнес:
        - Здравствуйте, Клара Георгиевна. Вам не холодно?
        - Привет, мужчина,- ответила заведующая сектором.- Не желаешь получить удовольствие?
        - В каком смысле?- растерялся профессор.
        - В сексуальном,- сказала женщина.- Я такие штучки умею делать, что ты до завтра в себя не придешь. От меня некоторых на «скорой» увозят.
        - Простите,- сказал Минц.- Немного попозже. Мне хотелось сначала заглянуть в дом два.
        - А что, правильно,- согласилась Самойленко легкого поведения.- Я прошла сквозь это чистилище. Меня изнасиловали шестеро сотрудников. Я думала, что не переживу позора.
        - Врет она,- сказала бабушка в белом платочке, проходившая мимо.- Она сама бросалась на наших ребят. Многие устояли.
        - А вы там работаете?- спросил Минц.
        - Следуйте за мной, молодой человек,- сказала бабушка,- и вы достигнете цели.
        В доме два по площади Землепроходцев находилось несколько учреждений. В том числе Гуслярское отделение ансамбля «Березка», Госприемизвозснаб, салон красоты «Галатея-2», фонд «Малютка и отчим», а сбоку прямо к стене был приклеен лист картона, на котором неровно, но внятно было написано фломастером:
        «ТЕПЕРЬ У НАС ОДНО ЖЕЛАНЬЕ»
        И никакого объяснения.
        Когда Минц вошел в дверь, то увидел черную стрелу, которая указывала вверх по лестнице. А там в коридоре стояли в ряд стулья, и на стульях сидели смирные люди из городских жителей. И хоть освещение в коридоре было невнятным, они узнали Льва Христофоровича, и кто-то в кепке удивился и спросил:
        - А тебе, профессор, чего не терпится?
        - У профессора тоже проблемы бывают,- откликнулась Гаврилова, несчастная мать неудачного сына.
        - Здесь по очереди или по записи?- спросил Минц.
        - Живая очередь,- сказал Кепка.- Я с семи часов записывался.
        Кепка показал Минцу ладошку с номером «2».
        Минц присел на свободный стул рядом с Гавриловой.
        - Вы тоже?- спросил он.
        - Нет,- сказала Гаврилова.- О сынишке хотела посоветоваться.
        Сынишке было под тридцать. Сынишка уже дважды развелся и собирался наняться в какую-нибудь бездействующую армию, чтобы не ранили.
        - А как вы узнали об этом?
        - Разве вы в «Гуслярском знамени» не читали?
        - Я только Интернет читаю,- сказал профессор.- За остальным следить не успеваю. И что же в нашей газете было написано?
        - Ничего. Только два слова: «Ваш шанс» и адрес. Первым Косолапов пошел. Думал, что угостят. Вы Косолапова не знаете?
        - Не встречал.
        - А он бомж. По помойкам ходит и бутылки сдает.
        - У нас в городе настоящий бомж есть?
        - У нас, говорят, даже группировка есть,- прошептала Гаврилова.
        Минц кивнул, но не понял, какая группировка. Гаврилова же между тем продолжала:
        - Он пришел, а его никто не останавливает, никто не гонит, но и не угощает. Ольга Казимировна спрашивает, на что жалуетесь? Смешно, правда?
        - А кто такая Ольга Казимировна?
        - А вот зайдете и увидите.
        Человек в кепке нервничал - то вскакивал, старался заглянуть в щелку белой стандартной двери с бумажкой: «Без вызова не входить», то бегал по коридору, наступая людям на ноги. А когда дверь открылась, оттуда выдвинулась бородатая физиономия и рявкнула:
        - Следующий!
        Кепка кинулся бежать.
        - Кто хочет или никто?- спросила физиономия.
        Гражданка Гаврилова широко, как верующий парашютист, перекрестилась и ринулась к двери.
        Наступила тишина.
        Возвратился человек в кепке и скромно сел на стул.
        Открылась другая дверь, напротив, оттуда выглянула очаровательная женщина средних лет и произнесла:
        - Лев Христофорович, вас ждет зав. отделением.
        - Мы первые стояли!- закричал было Кепка.
        - Вам к другому доктору,- сказала очаровательная женщина.
        В кабинете было скромно, тесновато, за белой занавеской стояла койка. Очаровательная женщина средних лет уселась за ученический стол. Ее темные волосы были забраны назад, в тяжелый узел. Одна прядь нарочно или случайно падала на лоб.
        - А я все думала,- сказала очаровательная женщина,- неужели вы сознательно игнорируете?
        - Я газету не читаю,- ответил Минц.- А как ваше имя-отчество, простите?
        - Ольга, называйте меня просто - Ольгой, я вам в племянницы гожусь.
        - Польщен,- ответил Минц.- И чем же вы здесь занимаетесь?
        - Во-первых, я должна вам сказать,- ответила Ольга,- что мы не шарлатаны, не волшебники, не колдуны и даже не космические пришельцы.
        - Последнее меня очень радует,- улыбнулся Минц, сделав вид, будто о космических пришельцах и не думал. Что было неправдой.
        - Больше того,- продолжала Ольга,- мы не являемся агентами ЦРУ и даже Моссада.
        - Что делать в нашем городке агентам ЦРУ!
        - Не лукавьте,- возразила Ольга.- Они рады бы протянуть свои щупальца в каждую российскую деревню. Мы же являемся опытной лабораторией Министерства здравоохранения, которая развернула в Великом Гусляре свой полигон.
        - Чем же вы занимаетесь?- спросил Минц.
        - Как будто вы не догадались!
        - Объясните. Зачем нам догадки?
        - Хорошо. Проблема проста. Чаще всего человек ошибается, потому что у него нет возможностей выбрать тот путь в жизни, ради которого он появился на Земле. Условия жизни, воспитание, материальное положение, случай - все объединяется для того, чтобы отрезать человека от его настоящей судьбы. Только единицам суждено соответствовать предначертанию. Может быть, вам, Лев Христофорович?
        - Мама хотела, чтобы я играл на скрипке,- признался Минц.
        - А вы?
        - Я хотел стоять в воротах нашей городской футбольной команды, но я был толстым мальчиком, и меня не брали.
        - Представьте себе, что биология добилась того, чтобы соединить, казалось бы, несоединимое - человека и его призвание.
        - А если поздно?
        - Никогда не поздно,- сказала Ольга.
        За стеной послышался шум. Кто-то кричал, рычал - мучился.
        - Не все так гладко, как хотелось бы,- сказала Ольга.
        - Если вы предлагаете человеку выполнить его желание...
        - Не совсем так, Лев Христофорович. Мы не можем исполнять желания. Мы можем показать человеку, к чему лежит его душевная склонность. Ведь каждый из нас рожден выполнить какую-то функцию в муравейнике, именуемом человечеством. И когда он выполняет эту роль, он счастлив. Или почти счастлив. Но знает ли человек об этом? И я вам должна сказать, что величайшим изобретением Гургена Симоновича и было проведение черты между тем, что человеку кажется, и тем, к чему он на самом деле предназначен. Вот вы мне сказали, профессор, что хотели стать вратарем. Но разве вы знаете, ради чего вы родились на свет? Да вы можете и не подозревать.
        - Значит,- догадался Минц,- если я приду к вам и скажу, что чувствую в себе извечное стремление стать вратарем, вы не обязательно со мной согласитесь?
        - В подавляющем большинстве случаев мы с вами не согласимся... Но не будем спорить.
        - И на самом деле,- величие и простота идеи поразили Минца,- вы дадите человеку возможность проявить себя не в том, в чем он хочет, а в том, к чему он рожден.
        - Гениально!- воскликнула Ольга.
        Из-за стены донесся рев.
        - Но что это?
        - Это ошибка, в жизни всегда есть место ошибкам. В медицине тоже.
        - Это человек?
        - Почти.- Ольга отвернулась к окну. Ей не хотелось отвечать.
        - Ну нет, голубушка!- вспыхнул Минц.- Извольте открыть ваши карты. Что случилось?
        - Пойдемте посмотрим,- сказала Ольга. Она поднялась и открыла незаметную дверцу за спиной, что вела в соседний кабинет. Половина того кабинета была отгорожена крепкой железной решеткой, как в полицейском участке Лос-Анджелеса.
        За решеткой метался почти обнаженный растрепанный гражданин, который надрывно лаял и кидался на медбрата, пытавшегося угостить его бутербродом с красной икрой, нанизанным на конец шампура.
        - Он полагал,- шепотом сообщила Ольга,- что всю жизнь мечтал стать дрессировщиком диких животных. А оказалось, что внутри него заложена программа сторожевой собаки. Мы не смогли этого определить заранее. Вот и попались. Теперь придется сложным путем превращать его обратно в воспитателя детского садика.
        Человек оскалился и зарычал.
        - Но он счастлив?- догадался Минц.
        - Счастлив,- сказала Ольга.
        - Может, пускай он останется...
        - Вы с ума сошли! Он же полгорода перекусает!
        Минц с Ольгой вернулись в ее кабинет.
        - Ох, и устала я,- призналась женщина.- У нас уже капсул не хватает, мы с ног валимся...
        - Каких капсул?
        - За ухо каждому пациенту мы вшиваем капсулу в шесть миллиметров длиной. Она дает постоянное безвредное излучение и вскоре рассасывается в организме.
        - И в ней?
        - В ней освобождение от комплексов и заблуждений, а также элементарный набор навыков и умений в выбранной области поведения.
        - Как же вы можете заранее определить?
        - Если бы вы знали, как мало у людей вариантов поведения!
        Больной за стеной жалобно тявкал.
        - Проголодался, бедненький,- вздохнула Ольга.
        - А еще бывали неожиданные превращения?- спросил Минц.
        - Врачебная тайна,- ответила Ольга.
        - Значит, бывали...
        Вместо ответа Ольга бросила на Минца пронизывающий взгляд и спросила:
        - А не желаете ли, профессор и почтенный член-корреспондент, проверить на себе действие капсулы?
        - И окажется, что я на самом деле мечтаю разводить золотых рыбок?
        - Может быть, имеет смысл переключиться?
        - Я никогда не соглашусь с вами!- резко возразил Минц.- Моя деятельность приносит пользу миллионам людей. Мои изобретения занесены во все реестры. Не исключено, что меня вот-вот выдвинут на Нобелевскую премию. А из-за какого-то мелкого генетического дефекта вы лишите меня любимого дела, а народ - моих изобретений?
        - Вы не правы,- ответила Ольга,- потому что если открытия и изобретения в мире биологии и есть ваше призвание, никуда оно от вас не уйдет.
        - Нет,- сказал Минц.- А то еще начну мяукать.
        Ольга улыбнулась. Скорее печально, чем жизнерадостно.
        - Мне жаль, что вы не стали с нами сотрудничать,- сказала она.- Но по крайней мере обещайте мне, что будете заходить к нам, помогать добрым советом и делиться опытом.
        - С удовольствием,- сказал Минц и задумался.
        Прошла минута, а он все не уходил.
        Ольга подняла вопросительно брови.
        - Черт с вами,- сказал Минц.- Дезинфицируйте свою капсулу. Будем пробовать.
        Через два с половиной часа Минц вышел на улицу.
        За ухом чесалось. Организм еще не растворил чужеродное тело.
        Настроение было приподнятое.
        Высоко в небе летел воздушный шар. Вдруг от него отделилась черная точка. Затем над ней раскрылся парашют. Удалову надоело летать по небу, он возвращался домой ужинать. Клара взяла Минца под руку.
        - Ну как, мальчонка?- спросила она.
        Минц кинул на нее взгляд.
        Клара присела и на четвереньках побежала за угол.
        Навстречу шел новый председатель городской думы, человек властный и нахальный. Он толкнул Минца. Он всегда и всех толкал на улицах.
        Минц взял его за пуговицу, повернул к себе и тихо сказал:
        - Попрошу ключик от кабинета. Мне твой кабинет будет нужен.
        - Разумеется,- оробел председатель.- Конечно, Лев Христофорович. Как прикажете, Лев Христофорович.
        Минц пошел дальше, крутя на указательном пальце кольцо с ключами.
        И тут он увидел провизора Савича, который уже достал где-то розовую скатерть, завернулся в нее и стал похож на Шиву.
        - Савич,- сказал Минц.- Беги на полусогнутых ко мне домой, захвати мой любимый ноутбук и ночные туфли. Пошевеливайся, а то я тебе такое ненасилие покажу!
        Сжавшись под новым и страшным взглядом Льва Христофоровича, кришнаит помчался исполнять приказание.
        Сказав так, Лев Христофорович спохватился и как бы кинул на себя взгляд со стороны.
        Взгляд встревожил.
        Посреди Пушкинской улицы стоял пожилой лысый мужчина с выдающимся животом и обводил окрестности гневным взором. Никогда раньше его эти окрестности не раздражали.
        Лысому мужчине почему-то неумолимо хотелось повторить судьбу Наполеона Бонапарта, только без скорбных ошибок завоевателя с Корсики. Лысый мужчина понимал и знал, как следует обходиться с человечеством, чтобы оно жило правильно и плодотворно. Лысому человеку страстно хотелось загнать человечество к счастью железным кулаком, невзирая на жертвы.
        Лев Христофорович Минц, человек крайне добрый, даже робкий, мечты которого никогда не распространялись дальше Нобелевской премии, был потрясен происходившими в нем переменами, но оказался бессилен их предотвратить.
        - Вот не предполагал,- произнес вслух Минц, и лицо его на мгновение озарилось доброй улыбкой,- что в шкуре такого гуманиста, как я, таился деспот. Но ничего не поделаешь. Генетика - это судьба!
        Лукавил великий в прошлом ученый, а ныне - Проклятие человечества. Обнаружив в себе страшную язву, он не сделал и малейшей попытки...
        Впрочем, нет!
        Беру свои слова обратно.
        Громадными шагами Минц кинулся на площадь Землепроходцев. Он ворвался в дом, где таилась лаборатория Минздрава, прошел строевым шагом по коридору, и ждущие очереди вскакивали, вытягивались во фрунт, ибо чувствовали, кто идет.
        Ногой распахнув дверь к очаровательной Ольге, Минц вошел в кабинет.
        Ольга мерила давление Кепке.
        - Ах!- воскликнула Ольга.- Вы передумали?
        - Мне нужен пресс-секретарь,- рявкнул Минц.- Читать-писать-врать умеешь?
        - Как вам сказать...
        - Снимать сапоги, греть постель, подавать кофий с коньяком...
        Ольга поднялась, одним легким ударом послала в нокаут Кепку, сорвала с себя белый халат, провела розовой ладонью по высокой груди и ответила:
        - Яволь, майн дженерал!
        И Минц пошел наружу, уверенный в том, что верной собакой, гремучей змеей, безвольной и страстной подстилкой за ним следует женщина-врач.
        Такова сила внушения великих завоевателей.
        Поход на Москву Лев Христофорович запланировал на сентябрь, чтобы не повторять ошибок Наполеона. Надо было взять Кремль до первых заморозков. И навести порядок в нашем государстве...
        И все же человек бывает непоследователен.
        Порой вечерами, после митинга или заседания реквизиционного комитета, Минц велел шоферу «Мерседеса-600», конфискованного во время рейда в Вологду, вывезти его на высокий берег реки Гусь. Джипы и БТР с охраной полукругом становились сзади, чтобы не пробрался злоумышленник. С тех пор как одна опасная бабуся с петицией от библиотекарей проникла к самому телу Льва Христофоровича и ее пришлось ликвидировать, охрана категорически настаивала, чтобы со спины Минца всегда прикрывала бронетехника.
        Завтрашний диктатор Земли опускал стекло в машине, вдыхал свежий, чуть застойный речной воздух, слушал, как за рекой брешут собачки, гладил послушную коленку Ольги, смотрел, как опускается в мирные облака сельское солнце, и тосковал по прежней, добродушной жизни.
        Потом закрывал стекло и говорил:
        - К сожалению, больше ни секунды...
        - Да, милый,- соглашалась женщина-врач,- ты человек долга.
        И они мчались на ночные учения служебных собак.
        Эпилог
        Резиденция будущего диктатора Земли занимала психлечебницу. Преимущества этого места определялись высоким бетонным забором и крепкими решетками на окнах обоих этажей. Резиденция была окружена парком, оставшимся с дореволюционных времен. В парке щебетали воробьи, так как к осени остальные птицы замолкают.
        Минцу не спалось. Наступал день «П», что означает: «Поехали!»
        С рассветом Лев Христофорович навсегда покинет этот городок, в котором прошел ряд лет его жизни, и вскоре забудет местных жителей, людей ничтожных, недостойных сожаления, но в чем-то привычных и даже приятных.
        Остаток жизни Льву Христофоровичу придется провести на командных пунктах, в походах и бомбоубежищах.
        Не в силах сопротивляться сентиментальному душевному порыву, столь опасному для диктаторов, Лев Христофорович тихонько поднялся с кровати, раздвинул бронированные шторки, защищавшие от случайного злоумышленника, натянул галифе, сапоги, китель без знаков различия, перекрестился на портрет Калигулы и спустился в сад по водосточной трубе.
        Охрана этого не заметила, потому что смотрела наружу и не ждала опасности изнутри.
        Неприступных крепостей не бывает.
        Минц поднял с травы забытую малярами стремянку, прислонил ее к забору и перебрался на улицу.
        Рассвет только подбирался к Великому Гусляру, и воздушная синева была густой, как в чернильнице минцевского детства.
        Звук шагов профессора легко понесся над примолкшими садами и зелеными крышами.
        За несколько минут профессор дошел до дома № 16 по Пушкинской улице.
        Знакомый двор. Стол для игры в домино под кустом сирени. Куст разросся, стол покосился - увлечение этим видом спорта осталось в прошлом.
        У двери в двухэтажный дом сверкала медная доска.
        Мемориальная.
        На ней были выбиты буквы:
        «В ЭТОМ ПОДЪЕЗДЕ В КВАРТИРЕ № 2 ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА ПРОЖИВАЛ ПОКОРИТЕЛЬ ЗЕМЛИ ЛЕВ ПЕРВЫЙ НЕСГИБАЕМЫЙ.»
        «Лакеи, челядь, блюдолизы!- с тоской, свойственной великим завоевателям, подумал Минц.- Какая убогая фантазия!»
        Минц вошел в общий коридор и остановился перед своей дверью. Он опасался, что они успели соорудить здесь музей, но на его счастье, руки до этого не дошли. На двери была сургучная печать.
        Минц сорвал печать и отворил дверь.
        Странное предчувствие опасности охватило его. Настолько, что он замер, протянув руку к выключателю. И лишь сделав над собой усилие, смог на него нажать.
        В комнате были гости. Шестеро гостей.
        Трое сидели в ряд на постели. Один на стуле, один в кресле за этажеркой, еще один стоял у окна.
        Минц потянулся за пистолетом, который был прикреплен под мышкой.
        Другая рука потянулась за пазуху, за мобилем.
        Гости смотрели на резкие и даже суетливые движения диктатора без страха и удивления.
        - Не узнаешь?- спросил один из них.
        Единственное знакомое лицо! Корнелий Удалов!
        - Что ты здесь делаешь?- строго спросил Минц. И добавил, обведя ледяным взглядом остальных: - И вы все что здесь делаете?
        - Лев Христофорович!- Удалов развел руками. Он был в пижаме. Пижама разъехалась на животе.- Ты ж меня с молодости знаешь. Зачем тебе все это?
        - Уходите, а то буду стрелять,- приказал Минц.
        - Еще неделю назад ему бы такое и в голову не пришло,- заметил мужчина средних лет с величественным лицом римского императора.- Поднять руку на ближних - нет, настоящий ученый так не поступает!
        И тогда Минц хладнокровно навел удар. Спасенья нет. Пустое сердце билось ровно, в руке не дрогнул пистолет.
        Первая пуля пронзила Удалова, вторая попала в грудь величественному гостю.
        Следов на их одежде не обнаружилось.
        Минц выпустил остатки обоймы в молодую женщину, стройную, как тополь.
        - Щекотно,- сказала она.
        - Татьяна!- строго произнесла другая женщина, постарше.- Ты не на вечеринке.
        Выпустив все пули, Минц со злобой бросил на стол дефектный пистолет. И стал отступать к двери.
        - Погодите, Минц,- сказал величественный мужчина.- Что вам нужно от жизни?
        - Это я вас должен спросить - что вам нужно?
        - Мы испугались за вас,- ответил величественный мужчина.- Мы испугались за ваш рассудок и за наших читателей. За свою жизнь в науке и Гусляре вы совершили немало добрых дел. Да и люди, прочитавшие о ваших делах, стали лучше и добрее. Неужели вы теперь перечеркнете все усилия, которые вложил в вас автор?
        - Кто?
        Удалов показал на пожилого, даже старого мужчину с седой бородой и красным лицом гипертоника:
        - Ты что, своего автора и создателя не узнаешь? Это же Кир Булычев! Писатель!
        - Не имею чести,- сказал Минц.- Пули бы на тебя не пожалел. А эти, остальные, кто?
        - Таких людей тоже полезно знать в лицо,- сказал Удалов.- Это редакция журнала фантастики в полном составе, во главе с редактором.
        Величественный мужчина склонил благородную голову.
        - Бред какой-то!- возмутился Минц.- Мы, простите, находимся в различных измерениях. Вы - жители Земли, я - существо высшего, литературного порядка. И вообще я не понимаю, кто вас сюда пустил.
        - Я!- сказал Кир Булычев.- Когда слухи о перемене в вашем характере достигли нас, мы решили с вами связаться. Остановитесь, профессор! Я вас таким не придумывал, читатели вас таким не знают. Прекратите проявлять инициативу, помогайте людям, не вредите им.
        - Не могу,- обреченно сказал профессор.- Пока на земле остается хоть один жулик, взяточник, убийца, насильник или демократ, я не прекращу борьбы за счастье моего народа. До последнего олигарха! До последнего масона! Огнем и мечом!
        - У вас большое и доброе сердце,- с чувством произнесла женщина постарше,- об этом знают читатели и критики. Неужели вы хотите, чтобы в литературоведении появилась фраза: «В конце жизни профессор Минц переродился в банального злодея»?
        - Я не переродился,- ответил Минц.- Я таким родился, только не знал об этом раньше.
        - Тогда сделай над собой усилие,- вмешался в разговор Удалов.- Ради людей. Ради читателей, наконец!
        - Это выше меня! Слышишь, как танки разогревают двигатели? Слышишь, как ревут моторы истребителей? Слышишь, как бьются в унисон сердца смелых борцов за мои идеи?
        - Ах, у него и идеи есть!- воскликнул тут человек с грубоватыми, но привлекательными чертами лица по имени Эдуард.- Вы посмотрите на бандита с идеями!
        - Да! У меня есть идеи!- прокричал Минц.- Мои идеи - очистить мир от скверны демократии!
        - И дальше?- спросил Эдуард.
        - А дальше все будут счастливы.
        Пока присутствующие, к негодованию профессора Минца, предавали осмеянию его идеи, вошла привлекательная женщина-врач по имени Ольга.
        - Лев Христофорович,- сказала она,- войска построены. История ждет у порога.
        - Вот видите!- обрадовался подмоге Минц.- А вы говорили!
        И тут, когда все, включая автора, поняли, что битва за Минца проиграна, Удалова посетила мысль.
        - Простите, доктор Ольга,- произнес он.- Но мне кажется, что вы еще не добрались до истинной сущности Льва Христофоровича. Вижу я в нем некоторую неуверенность и даже внутреннюю слабость...
        - Да как ты смеешь!- взревел будущий диктатор.
        - А так смею, что ты сюда пришел, на свое моральное пепелище. В свой дом. Значит, осталось в тебе что-то человеческое. И я уверен, что для завершения образа придется тебя еще поглубже копнуть, до самого дна.
        Доктор Ольга была человеком строгих логических правил.
        - И что вы предлагаете, товарищ Удалов?- спросила она.
        - Еще одну капсулу,- ответил Удалов.- И тогда мы посмотрим.
        - Ни в коем случае!- закричал Кир Булычев.- Вы нам тогда такого монстра сделаете, что у меня рука не поднимется его описать.
        - Ты прав, но истина дороже,- ответил Удалов.
        - Истина дороже!- поддержал его Минц.- Хочу быть завершенным, как гранитная плита.
        - Что ж, попробуем,- согласилась доктор Ольга и приложила к уху профессора небольшую розовую капсулу.
        - Дорогие друзья,- сказал главный редактор.- Я попрошу всех женщин покинуть помещение. Мы не знаем, кто вылупится из бывшего профессора. Даже в людях, нам известных и на вид достойных, таятся порой настоящие монстры. Но кто таится в монстре... Уйдите, женщины!
        И женщины покорно, но с внутренним трепетом, покинули комнату.
        Минц заметно волновался. Он подхватил со стола разряженный пистолет и стал почесывать им за ухом. Кир Булычев взял том энциклопедии и как бы невзначай прикрылся от возможной пули. Даже доктор Ольга отступила к двери.
        Минц положил пистолет на место.
        Затем обвел странным, почти детским взглядом комнату и шмыгнул носом.
        Далеко-далеко прогревали моторы танки и доносились резкие звуки строевых команд. Наступал рассвет.
        - Неловко вышло,- произнес Минц.- Людей побеспокоили, шумим, моторы греем. Нехорошо.
        - Неужели получилось!- воскликнул Удалов.- Неужели ты к нам вернулся?
        Минц сел на свободный стул.
        - Твоя идея была верной,- сказал он Удалову.- И в самом деле душа неординарного человека бездонна. Диктаторские замашки были свойственны мне лишь на определенном этапе душевной организации. Теперь я докопался, спасибо тебе, доктор Ольга, до моей истинной сути.
        И Минц задумался, как бы прислушиваясь к себе.
        Затем в тишине прозвучал его твердый и уверенный голос:
        - Никакого насилия. Никаких танков на улицах. Я выставляю свою кандидатуру на пост губернатора, а затем и президента России демократическим путем, в рамках конституции. Мы с вами, друзья, будем строить правовое, дисциплинированное, патриотическое общество. Все для человека, все ради человека! Гражданин писатель Кир Булычев, а также остальные мужчины, прошу вас, останьтесь. Вы мне пригодитесь в предвыборном штабе. А ты, Удалов, беги, отпусти танки, пусть возвращаются по полигонам, а охрану вызови сюда. Береженого бог бережет...