По примеру Бомбара Кир Булычев
        Гусляр
        Великий Гусляр… Этот город невозможно найти ни в одном, даже самом подробном, географическом атласе, но на карте русской фантастики он выглядит заметнее иных столиц. Кир Булычев с присущим ему неподражаемым юмором, мудрой иронией и язвительным сарказмом поведал нам о нравах и порядках Великого Гусляра, о его жителях и необычайных происшествиях, то и дело приключающихся с ними. И пусть описываемые события порой выглядят совершенно невероятными, нетрудно заметить, что вымышленный городок отразил в себе многие черты нашей родной действительности. Любимое детище Кира Булычева, «гуслярские хроники» создавались на протяжении четырех десятилетий и включают более 100 повестей и рассказов.
        Кир Булычев
        По примеру Бомбара
        В помещении «Гуслярского знамени» - осенняя тишина, редактор уехал в область на совещание. Миша Стендаль смотрел в окно и мечтал о значительном материале, который перепечатает «Литературная газета». Еще ни одного материала Миши Стендаля «Литературная газета» не напечатала, правда, он туда ничего и не посылал. В центральной печати лишь два раза появлялись его заметки. В журнале «Вокруг света» поместили сообщение о подледном лове крокодилов на пригородном озере Копенгаген, и еще один журнал опубликовал репортаж о встрече жителя Великого Гусляра Корнелия Удалова с инопланетными пришельцами под рубрикой «А если это не пришельцы?». Слава избегала Мишу Стендаля.
        Вчера неожиданно пошел обильный снег, а деревья облететь не успели, и снежные шапки, как взбитые сливки, лежали на мокрых зеленых листьях. По тротуару, шаркая галошами, шел знакомый Мише старик Ложкин, нес под мышкой черную школьную папку, в которой хранились письма и жалобы, большей частью необоснованные. Старик Ложкин, похоже, направлялся в редакцию, и Стендаль пожалел, что в доме нет заднего хода.
        Но тут его внимание отвлеклось отдаленной суетой на площади. Нечто белое двигалось в сторону редакторского дома, а за этим белым бежали мальчишки и шли взрослые люди.
        Стендаль прижался к стеклу носом, ему мешали очки, но снимать их он не стал, потому что без них плохо видел и терял сходство с молодым Грибоедовым.
        Хотя в городе нередки были удивительные события, Мише еще никогда не приходилось видеть, как по улице едет русская печь без видимых колес и с высокой трубой, из которой идет дымок.
        На печи сидел молодой человек в хорошем синем костюме, при галстуке. Рядом лежала аккуратная поленница дров. Молодой человек взял одно бревнышко, склонился вниз и приоткрыл дверцу топки. Там уютно светило оранжевое пламя. Молодой человек затолкал полешко в печь, захлопнул дверцу и вновь принял непринужденную позу.
        - Эй, прокати!- кричали мальчишки, бегая вокруг. Молодой человек не обращал на них внимания. Взрослые шли гурьбой сзади, обсуждая технические данные машины.
        Когда печь поравнялась с дверью в редакцию, молодой человек похлопал ладонью по трубе, и печь послушно остановилась. За спиной послышалось мерное сопение. Миша обернулся. Сзади стоял старик Ложкин.
        - Придется написать,- сказал старик.- Непорядок.
        - Чего написать?- не понял Стендаль.
        - Жалобу.
        - На что?
        Старик быстро нашелся:
        - Он без номера ездит. И без прав, наверное. А если кого задавит?
        - А на печки номера не выдают,- рассеянно сказал Стендаль.
        Молодой человек ловко спрыгнул с лежанки, что-то быстро сказал зрителям и скрылся в дверях редакции.
        Старик Ложкин уселся за свободный от бумаг стол, раскрыл папку и достал оттуда лист чистой бумаги в клетку. Стендаль направился было к двери, но тут по коридору простучали четкие шаги, в комнату заглянул молодой человек в синем костюме и спросил:
        - Где я, простите за беспокойство, могу увидеть главного редактора?
        - А что вам нужно?- вежливым голосом спросил Стендаль, прижимая указательным пальцем дужку очков к переносице.
        - Мы письмо писали,- сказал молодой человек, входя в комнату и с осуждением глядя на разбросанные бумаги и застарелый беспорядок.
        Стендаль хотел предложить гостю присесть, да не посмел, потому что стул был пыльным, а уборщица уже четвертый день хворала.
        Неловкую паузу заполнил Ложкин, который отложил ручку и спросил строго:
        - Ваш транспорт?
        - Печка-то? Моя.
        - Не ожидал,- сказал Ложкин.
        «Сейчас он скажет, что номера нет,- испугался Стендаль.- А молодой человек может подумать, что Ложкин - наш газетный начальник».
        - Это товарищ Ложкин,- пояснил он молодому человеку.- Пенсионер, к нам зашел на минутку.
        Ложкин грустно вздохнул и поднял палец, словно хотел возразить.
        - А где же редактор?- спросил молодой человек.
        - Редактор в области, на совещании. Вы можете говорить со мной. Я литературный сотрудник газеты. Моя фамилия Стендаль.
        - Слышал,- сказал молодой человек. И тут же покраснел, потому что догадался, что слышал не о Мише Стендале, а о его великом однофамильце.
        - Даже не родственник,- улыбнулся Стендаль.- Меня часто спрашивают. А о чем вы нам письмо писали?
        Молодой человек тоже улыбнулся и сказал:
        - Ну и грязищу вы тут развели.
        - Уборщица захворала,- сказал Стендаль.- Но, если хотите, садитесь.
        - Я садиться не буду. Я хотел только поговорить по поводу письма, которое мы с братом писали. А ответа пока нет. Я думал, что появились сомнения, вот и приехал их развеять. Раньше собраться не мог. Мы с братом лесники - летом охрана, посадки, экологический баланс приходится поддерживать… Вот сейчас немного посвободнее.
        - А где сапоги покупали?- строго спросил Ложкин, которому было обидно, что его участия в разговоре не требуется.
        - Васина жена, Клава, в Ленинград ездила, за деталями. Вот и купила там.
        - Правдоподобно,- сказал Ложкин. И стало ясно, что во всем он видит обман и ответу не поверил. Молодой человек снова зарделся.
        - Не обращайте внимания,- попытался его ободрить Стендаль.- Так вы о печке писали?
        - Что вы!- удивился лесник.- Разве бы мы стали беспокоить по пустякам? А я вам даже не представился. Фамилия моя Зайка. Такая, простите, фамилия. Брат мой Василий, а я Терентий Зайка. Живем в лесном массиве, в Заболотье.
        - Так это же далеко…
        - Не близко. Километров сто тридцать будет. Точно не скажу, спидометр сломался.
        - И вы весь путь на этой?..
        - Я на мотоцикле хотел. Но Вася, он старший, велел печку взять. Решил, что больше впечатления произведет, что мы не какие-нибудь жулики. С нами еще батя живет, но он уже в летах и больше теорией занимается. Все издания читает. А как свежую идею углядит, кличет нас и говорит: «Детишки мои, я тут обмозговал…» Ну и мы сразу за работу. Артуром нашего батю зовут. Артур Иванович Зайка.
        - Очень даже странное имя,- сказал Ложкин, который тем временем обошел Терентия сзади и рассматривал его костюм и прическу.
        - А какой принцип действия у печи?- спросил Стендаль.
        - Принцип действия не наш, чуждый,- снова вмешался Ложкин, держа перед собой, как щит, черную папку.
        - Так вы, может, письма не получали?
        - Наверное, в отделе писем лежит. А у сотрудницы сегодня выходной. Вы про печку мне не рассказали.
        - Печка обычно работает,- ответил Зайка,- как и положено, на дровах. Дома стоит, как запасная. В морозы мы топим ее, лабораторию обогреваем, парники. А иногда ездим, если что тяжелое надо перетащить. На дровах работает.
        - Знаем мы, какие дрова,- сказал неугомонный Ложкин.
        - Дрова не ворованные,- обиделся Терентий.- Мы же санитарные рубки проводим.
        - А колеса где?- спросил Стендаль.
        - Колеса? Где же это вы видели печь на колесах? Она у нас на воздушной подушке. А вот про письмо…
        - Может, вы мне своими словами расскажете? И мы вместе подумаем.
        - Я сразу понял, что затеряли, но не обижаюсь. Мы с Васей новый способ передвижения предлагаем. Для наших лесных участков он годится или для пожарников. Вы меня, товарищ Бальзак, поймите правильно…
        Стендаль не стал поправлять гостя. Но тут снова вмешался Ложкин.
        - Отойди в сторонку, Стендаль,- сказал он.
        Терентий заметил свою оплошность с фамилией и опять покраснел. Ложкин оттянул Стендаля за рукав в угол и громко зашептал:
        - Ты что, не видишь?
        - Чего не вижу?
        - Типичный инопланетный пришелец. Проник к нам в доверие. Ты когда-нибудь видел, чтоб в таком костюме на печке ездили?
        - Я вообще не видел, чтобы на печке ездили.
        - Ты мне печкой зрение не застилай. Ты на детали смотри. Они всегда на деталях попадаются. Ты такой галстук видел? У нас в универмаге видел? Неземного цвета.
        - Ах, оставьте, товарищ Ложкин!- сказал Стендаль.
        - Зря вы меня подозреваете,- сказал Терентий, который все слышал.- Я вам и паспорт могу показать, и военный билет. Мы грамотами награждены.
        - Я не сомневаюсь,- поспешил заверить его Стендаль.- Не надо документов.
        - Документы ему сделали,- настаивал Ложкин.- А вот с галстуком накладка вышла.
        - В Вологде куплен,- возразил Терентий.
        - Я бы и то лучше придумал,- съязвил Ложкин.
        - А вы хоть видали живого пришельца?
        - А как же? Различаем.
        - Пришельцы у нас бывают,- сказал Стендаль.- Но к нашему разговору это отношения не имеет. Продолжайте, пожалуйста, Терентий Артурович.
        - Наивный простак,- обвинил его Ложкин, снова сел, достал лист бумаги из папки и сделал вид, что все дословно записывает.
        - Так вернемся к нашему разговору,- сказал Терентий, который уже привык к Ложкину.- Вы Бомбара читали? «За бортом по своей воле»? Моя любимая книга.
        - Я тоже к ней хорошо отношусь,- сказал Стендаль, присаживаясь на край стола.- И тоже люблю море.
        - Дело не в море. От нас оно далеко и неактуально. Бомбар что доказал: если твой корабль утонул, погибать из-за этого совсем не обязательно. Почему люди в лодке гибнут? Потому что боятся погибнуть. Парадокс, но правда. Они, так сказать, себя заранее хоронят в морской пучине.
        - Правильно,- сказал Стендаль.- Психологический шок.
        - И этих людей мы можем понять. Ведь страшно.
        - Страшно.
        - Учтите,- пригрозил Ложкин,- у нас океана нет и не предвидится.
        - Я о Бомбаре только к примеру сказал,- продолжал Терентий, не обращая внимания на Ложкина.- Для ощущения психологии. Наш батя, когда Бомбара прочел, говорит нам: «Ребятишки, у меня идея в психологическом плане. А что, если страх человеческий, который есть главный ограничитель наших дерзаний и планов и вообще прогресса, влияет не только на плавание по океану, но и на другое?» Тут мы с братишкой и задумались.
        - И поплыли по реке Гусь, питаясь планктоном,- не удержался Ложкин.
        - Мы о чем задумались? Возьмем, к примеру, лыжника, который прыгает с трамплина. Если посчитать, с какой высоты лыжник прыгает, то ведь это смертельно! А он хоть бы что. Почему?
        - Как почему?- удивился Стендаль.- Он же вперед прыгает. С разгона.
        - Но вниз тоже.
        - Но больше вперед.
        - А если лыжник струсит, как потерпевший крушение? Если он перестанет равновесие держать?
        - Тогда он упадет.
        - Расшибется?
        - Конечно.
        - Что и требовалось доказать. Тогда вот, придя к такой мысли, мы с Васей стали думать, как без лыж обойтись.
        - Нельзя,- сказал Стендаль.- Нужна начальная скорость.
        Терентий поглядел на Мишу снисходительно, как академик от физики на кандидата исторических наук, который сомневается в пи-мезонах.
        - Это дело можно проверить,- сказал он.
        - Что проверить?
        - Проверить, как идеи Бомбара приложимы к нашей скромной действительности. Пошли?
        - Куда?
        - На испытания метода без лыж по Бомбару. Правда, мой братишка это лучше делает, красивее. Но в принципе у любого получится. Главное - заранее не помереть от страха.
        - Пришелец,- сказал Ложкин убежденно, следуя за молодыми людьми к выходу.
        - Нет, мы гуслярские,- ответил с достоинством Терентий Зайка.
        На улице, подойдя к печке, Терентий нагнулся, подкинул полешек в топку и сказал:
        - Забирайтесь, не качает. Это я по городу медленно езжу, а на шоссе до шестидесяти даю.
        По улице шел провизор Савич в пальто нараспашку и думал о чем-то своем, значительном. Вдоль груди у него струился сиреневый галстук, точно такой же, как у пришельца Зайки.
        - Здравствуйте,- сказал Стендаль.- Где галстук покупали?
        - А, здравствуйте, Миша. В универмаг вчера привезли. Вам нравится?
        И Савич проследовал далее, не заметив печки. А Стендаль обернулся к Ложкину и спросил:
        - Как будет с галстуком?
        - Дьявольская хитрость,- сказал Ложкин.
        - Куда поедем?- спросил Стендаль, устраиваясь на лежанке и стараясь сохранить достоинство, потому что раньше на печках не ездил.
        - Я на ней не поеду!- воскликнул Ложкин.- Еще в космос умыкнете. Я читал, что там человеческие рабы нужны. Вы мне скажите куда, и я пешком пойду.
        - Рабы нам нужны,- ответил Терентий без улыбки.- Рабочих рук в лесу ой как не хватает.
        - Вот-вот. Я издали погляжу. А куда идти?
        - К колокольне, на берег,- сказал Терентий.- Где раньше торговые ряды стояли.
        Печка беззвучно приподнялась и поехала вперед. Лишь потрескивали дрова да разговаривали любопытные зрители.
        - Товарищи, разойдитесь,- сказал им Терентий.- Нездоровое любопытство. Уставились, как на машину «Кадиллак».
        Зрители послушались и освободили дорогу.
        - Сейчас я поднимусь на колокольню,- сказал Терентий, когда печка, набрав скорость, двинулась по улице.- Там отперто, я проверял. Вы останетесь внизу и будете наблюдать. Ясно?
        Колокольня была высока, над ней кружились вороны и тянулись серые облака. Печка замерла на краю высокого обрыва у реки Гусь. От колокольни ее отделял засыпанный мокрым снегом, с проплешинами зеленой травы пустырь. В будущем году на пустыре должны были строить новую гостиницу. От реки тянуло пещерным холодом.
        - Ну, пока,- сказал Терентий, спрыгивая с печки.- Я бы плащ взял, холодно, но эксперимент должен быть чистым.
        Не произнеся больше ни слова, Терентий скинул пиджак на руки Стендалю и четкими шагами направился к колокольне. Стендалем овладели тревожные и высокие предчувствия, и он понимал, что обыденными словами можно лишь сорвать торжественность момента.
        Прошло минуты три. Стендаль стоял, облокотившись о теплую стенку печки, ждал, но ничего не происходило, лишь кричали вороны да прибежал старик Ложкин.
        - Где пришелец?- спросил он.
        - Терентий Артурович на колокольне. Он сейчас будет демонстрировать опыт.
        - Он пришелец, ему все дозволено,- сказал Ложкин.
        На вершине колокольни, на площадке у звонницы, показалась маленькая человеческая фигурка. Была она столь незначительна и беззащитна, что у Стендаля сдавило в груди.
        - Ах!- сказал Ложкин, предчувствуя недоброе. Не таким уж он был злым и бессердечным человеком.- Если что случится, даже с пришельцем, все равно жалко.
        Маленькая фигурка поднялась на площадку, и несколько секунд человечек, широко расставив руки, старался удержать равновесие. Потом шагнул вниз…
        Стендаль от ужаса непроизвольно зажмурился. Ложкин сказал: «Ах!» А вдруг он сумасшедший? И они его не остановили?
        Стендаль открыл глаза. Человек все еще падал. Но как-то странно. Он будто шел по воздуху, по пологой дуге, расставив в стороны руки и перебирая ногами все чаще по мере того, как приближался к земле. Последние несколько метров он быстро бежал по воздуху и, достигнув земли, не упал, а продолжал свой бег и, добежав до Стендаля, обхватил его руками, но так, чтобы не помять свой пиджак.
        - Извини, Бальзак.- Он тяжело переводил дух.- Ветер меня сносил. И замерз я основательно. Давай пиджак. Ну, как эффект?
        - Я думал, не переживу,- сказал Стендаль, отдал пиджак и постарался дышать глубоко и мерно, чтобы успокоить сердце.
        - Пришелец,- сказал Ложкин, не отнимая ладони от сердца,- разве можно так пугать простых земных людей?
        - Нет,- ответил Терентий твердо.- Не пришелец, а последователь Бомбара, убежденный в силе человеческого духа, в материальном его проявлении.
        - Мистика,- сказал Ложкин.
        - Никакой мистики,- возразил Терентий.- Результат трехмесячного эксперимента. Мы с Василием рассудили, что можно прыгать с любой высоты по принципу трамплина. Чем скорее ты падаешь вниз, тем скорее перебирай ногами и иди вперед. И ни на секунду не останавливайся. А то каюк. И никто об этом раньше не догадывался, потому что люди как срывались вниз, так уже все, пиши пропало. А надо равновесие соблюдать и помнить, что никакого падения нету, а есть только страх и разыгравшиеся нервы. Но пока людям не покажешь, они не верят. Вот сознался бы я вам, что хочу сойти пешком с колокольни без помощи лестницы или летательного аппарата. И что бы случилось? Поймали бы, связали и вместе с печкой - в клиническую больницу. Ведь со стороны даже посмотреть жутко, а когда сам впервые начинаешь, еще страшнее.
        - Я бы на первом метре помер от страха,- признался Стендаль.
        - Умер бы и не испытал бы власти Человека с большой буквы над силами природы. Как Колумб.
        - А отчего он умер?- спросил Стендаль, хотя понимал, что вопрос глупый.
        - Нет, ты меня не понял. Я имел в виду, если бы Колумб трусил, никогда бы не открыл Америку, а, как и ты, на первом бы метре умер. Человеку все должно быть подвластно - и земля, и вода, и воздушный океан. Это наш батя так сформулировал. А вы письма в редакции теряете.
        Терентий дружески положил руку на плечо Стендалю. Опыт удался, и он теперь на редакцию не обижался. В Стендале он видел союзника, а для настоящего ученого много значит общественная поддержка.
        - Если хочешь, Бальзак, я тебя научу. Начнем, правда, с небольших высот.
        - Я пошел,- сказал Ложкин.- Сердце колет. Кордиамину приму.
        Он ушел, шаркая галошами, а Терентий сказал ему вслед:
        - Не поверил. Собственными глазами видел, а не поверил. И многие еще не верят. А ты?
        - Я верю. И сам бы попробовал. Только страшно.
        - Ничего. Мне в первый раз тоже было страшновато. Поехали? Подвезу тебя и домой отправлюсь. Кстати, если вздумаешь без меня тренироваться, начинай со стола. А то ушибешься…
        У дверей редакции они расстались. И договорились, что через два дня, когда Стендаль сдаст номер газеты, oн приедет к Зайкам с фотокорреспондентом. Стендаль долго смотрел вслед печке. В редакцию возвращаться не хотелось. Шел уже шестой час, начало смеркаться. Стендалю представилось, как он делает шаг с немыслимой высоты и шагает дальше как ни в чем не бывало, только ветер свистит в ушах и разлетаются в стороны вороны. Только бы не потерять равновесия…
        Вялый мокрый снег валил с неба. Стендаль шел, не думая, куда идет, и ноги принесли его к реке, к пустырю за колокольней. Он кинул взгляд на колокольню, но искушение взобраться туда поборол.
        Далеко внизу, под обрывом, текла темная холодная река, посреди нее плыл одинокий плотик. Стендаль старался думать о будущей статье и даже решил назвать ее «По следам Бомбара». А дальше дело не пошло, потому что Стендаль вновь представил себе, как делает шаг… С дальнего низкого берега донесся женский крик. Стендаль присмотрелся. Там, неясная в сумерках, металась одинокая женская фигура. Что такое? Правильно, на плотике, замерев от ужаса, сидел маленький сорванец.
        Вчера бы Стендаль рассудил, что мальчишке ничего не угрожает. В конце концов плотик прибьет к берегу. И может, сам Стендаль начал бы искать спуск с обрыва… Все это было бы вчера. А сегодня Стендаль даже не задумывался. Он владел великой тайной. Главное - идти вперед и не терять равновесия.
        Самым страшным и трудным оказался первый шаг - воздух, зыбкий и бесплотный, не желал держать тяжелое человеческое тело, словно болото, тянул вниз. Захотелось закричать, сжаться в комочек, чтобы не так ужасен был удар… Но Стендаль удержал раскинутые в стороны руки и заставил себя сделать быстрый шаг вперед и еще один шаг и тут почувствовал, что идет, идет, проваливаясь вниз, но тем не менее не падая… Он считал - раз-два-три, все ускоряя счет и понимая, что надо взглянуть вниз, далеко ли до воды, но взглянуть было некогда - надо было считать, ускоряя шаг и опираясь о воздух руками.
        И вдруг случилось самое страшное - неожиданный порыв ветра толкнул его, и очки легонько соскользнули на нос. Стендаль сделал то, что делает каждый человек, когда его очки сползают на нос,- он поправил их. Рукой.
        И, как птица с подстреленным крылом, тут же рухнул вниз.
        На счастье, в тот момент Стендаль был только метрах в четырех-пяти над черной водой и лишь десяти шагов не дошел до плотика.
        Белый столб воды, словно от разрыва снаряда или мины, поднялся вверх. Уходя в обжигающую холодом глубину, Стендаль успел подумать, что теперь он обязательно простудится.
        А вода уже выталкивала его наверх, и Стендаль быстро замахал руками, отфыркиваясь и, конечно же, потеряв очки.
        Плотик был недалеко. Его Стендаль различил сквозь пелену мокрого снега и сразу вспомнил о мальчишке. Цель прежде всего. Не чувствуя холода, Стендаль рванулся к плотику и уцепился за его край. Он плыл к берегу, толкая плотик перед собой. Сорванец на плоту не двигался, замер, молчал, наверное, думал о том, как его взгреют дома.
        Наконец, а Стендалю казалось уже, что прошла вечность, он проплыл двадцать метров до берега. Под ногами обнаружилось скользкое покатое дно. Стендаль выпрямился, вода была по бедра, и воздух был теплым, даже горячим, после студеной купели.
        Он увидел женщину, подбежавшую к кромке воды, и сказал ей усталым, полным значения голосом, как пионер, остановивший поезд, которому грозило крушение:
        - Держите ваше сокровище.
        - Господи!- сказала женщина.- Ты вылезай из воды-то, простудишься.
        Она нагнулась, взяла с плотика ведро с бельем и протянула свободную руку Стендалю, чтобы помочь ему выбраться на берег.
        - Мостки обломились,- сказала она.- Сама не понимаю, как это случилось. Как уж я испугалась!..
        Стендаль стоял на берегу рядом с женщиной, и его била крупная, как судорога, дрожь.
        - Ты как же прыгнул-то?- спросила женщина.- Я даже и не заметила откуда. Пойдешь ко мне, погреешься.
        - Давайте ведро,- сказал Стендаль.- Я… я… я помогу вам его донести.
        Любой, даже успешно закончившийся эксперимент (на это указывает и Бомбар) чреват опасностью побочных эффектов. На следующее утро Стендаль слег в жестокой ангине. Через три недели он выбрался к Зайкам и узнал, что за два дня до него там побывал корреспондeнт одного столичного журнала.