Ленечка-Леонардо Кир Булычев
        Гусляр
        Великий Гусляр… Этот город невозможно найти ни в одном, даже самом подробном, географическом атласе, но на карте русской фантастики он выглядит заметнее иных столиц. Кир Булычев с присущим ему неподражаемым юмором, мудрой иронией и язвительным сарказмом поведал нам о нравах и порядках Великого Гусляра, о его жителях и необычайных происшествиях, то и дело приключающихся с ними. И пусть описываемые события порой выглядят совершенно невероятными, нетрудно заметить, что вымышленный городок отразил в себе многие черты нашей родной действительности. Любимое детище Кира Булычева, «гуслярские хроники» создавались на протяжении четырех десятилетий и включают более 100 повестей и рассказов.
        Кир Булычев
        Ленечка-Леонардо
        - Ты чего так поздно? Опять у Щеглов была?- Всем своим видом Ложкин изображал покинутого, неухоженного мужа.
        - Что ж поделаешь,- вздохнула его жена, спеша на кухню поставить чайник.- Надо помочь. Больше у них родственников нету. А сегодня - профсоюзное собрание. Боря - член месткома, а Клара - в кассе взаимопомощи. Кому с Ленечкой сидеть?
        - И все, конечно, тебе. В конце концов, родили ребенка, должны были осознавать ответственность.
        - Ты чего пирожки не ел? Я тебе на буфете оставила.
        - Не хотелось.
        Жена Ложкина быстро собирала на стол, разговаривала оживленно, чувствовала вину перед мужем, которого бросила ради чужого ребенка.
        - А Ленечка такой веселенький. Такой милый, улыбается… Садись за стол, все готово. Сегодня увидел меня и лепечет: «Баба, баба!»
        - Сколько ему?
        - Третий месяц пошел.
        - Преувеличиваешь. В три месяца они еще не разговаривают.
        - Я и сама удивилась. Говорю Кларе: «Слышишь?», а Клара не слышала.
        - Ну вот, не слышала…
        - Возьми пирожок, ты любишь с капустой. А он вообще мальчик очень продвинутый. Мать сегодня в спешке кофту наизнанку надела, а он мне подмигнул - разве не смешно, тетя Даша?
        - Воображение,- сказал Ложкин.- Пустое женское воображение.
        - Не веришь? Пойди погляди. Всего два квартала до этого чуда природы.
        - И пойду,- согласился Ложкин.- Завтра же пойду. Чтобы изгнать дурь из твоей головы.
        В четверг Ложкин, сдержав слово, пошел к Щеглам. Щеглы, дальние родственники по материнской линии, как раз собирались в кино.
        - Мы уж решили, что вы обманете,- с укором сказала Клара. Она умела и любила принимать одолжения.
        - Сегодня Николай Иванович с Ленечкой посидит,- сообщила баба Даша.- Мне по дому дел много.
        - Не с Ленечкой, а с Леонардо,- поправил Борис Щегол, завязывая галстук.- А у вас, Николай Иванович, есть опыт общения с грудными детьми?
        - Троим высшее образование дал,- произнес Ложкин.- Разлетелись мои птенцы.
        - Высшее образование - не аргумент,- сказал Щегол.- Клара, помоги узел завязать. Высшее образование дает государство. Грудной ребенок - иная проблема. Почитайте книгу «Ваш ребенок», вон на полке стоит. Вы, наверное, ничего не слыхали о научном обращении с детьми.
        Ложкин не слушал. Он смотрел на ребенка, лежавшего в кроватке. Ребенок осмысленно разглядывал погремушку, крутил в руках, думал.
        - Агу,- проговорил Ложкин,- агусеньки.
        - Агу,- откликнулся ребенок, как бы отвечая на приветствие.
        - Боря, осталось десять минут,- напомнила Клара.- Где сахарная водичка, найдете? Пеленки в комоде на верхней полке.
        Николай Иванович остался с ребенком один на один.
        Он постоял у постельки, любуясь мальчиком, потом, неожиданно для самого себя, произнес:
        - Тебе почитать чего-нибудь?
        - Да,- сказал младенец.
        - А что почитать-то?
        - Селебляные коньки,- ответил Ленечка.- Баба читала.
        Язык еще не полностью повиновался мальчику.
        Ленечка-Леонардо протянул ручонку к шкафу, показывая, где стоит книжка.
        - Может, про репку почитаем?- спросил Ложкин, но ребенок отрицательно подвигал головкой и отложил погремушку в сторону.
        Ложкин читал книжку более часа, утомился, сам выпил всю сахарную водичку, а ребенок ни разу не намочил пеленок, не ныл, не спал, увлеченно слушал, лишь иногда прерывал чтение конкретными вопросами: «А что такое коньки? А что такое Амстелдам? А что такое опухоль головного мозга?»
        Ложкин как мог удовлетворял любопытство младенца, все более попадая под очарование его открытой яркой личности.
        К тому времени, когда родители вернулись из кино, дед с мальчиком подружились, на прощание Леонардик махал деду ручкой и лепетал:
        - Сколей плиходи, завтла плиходи, деда.
        Родители не прислушивались к щебетанию крошки. С этого дня Ложкин старался почаще подменять жену. Фактически превратился в сиделку у мальчика. Щеглы не возражали. Они были молодыми активными людьми, любили кататься на коньках и лыжах, ходить в туристские походы, посещать кино и общаться с друзьями.
        Месяца через два Ленечка научился садиться в постельке, язык его слушался, запас слов значительно вырос. Ленечка не раз выражал деду сожаление, что неокрепшие ножки не позволяют ему выйти на улицу и побывать в интересующих его местах.
        Порой Ложкин вывозил Ленечку в коляске, тот жадно крутил головкой по сторонам и непрестанно задавал вопросы: почему идет снег, что делает собачка у столба, почему у женщин усы не растут и так далее. Ложкин как мог удовлетворял его любопытство. Дома они вновь принимались за чтение или Ложкин рассказывал младенцу о своей долгой жизни, об интересных людях, с которыми встречался, о редких местах и необычных профессиях. Как-то Ленечка сказал деду:
        - Попроси маму Клару, пусть разрешит мне учиться читать. Ведь шестой месяц уже пошел. Я полагаю, что в моем возрасте Лев Толстой не только читал, но и начал замышлять сюжет «Войны и мира».
        - Сомневаюсь,- ответил Ложкин, имея в виду и Льва Толстого, и маму Клару.- Но попробую.
        Он прошел на кухню, где Клара, только что вернувшись из гостей, готовила на утро сырники.
        - Клара,- начал он,- что будем с Ленечкой делать?
        - А что? Плохо себя чувствует? Лобик горячий?
        Клара была неплохой матерью. Сына она любила, переживала за него, сама укачивала перед сном, что, правда, ребенку не нравилось, потому что отвлекало от серьезных мыслей.
        - Лобик у него хороший. Только мы с ним думали, не пора ли научиться читать. В его возрасте Лев Толстой, возможно, уже и писал.
        - Что старый, что малый,- усмехнулась Клара.- Шли бы вы домой, дядя Коля. Завтра не придете? А то я должна на службе задержаться. Да, и зайдите с утра на питательный пункт, за молоком и кефиром.
        Ребенка Клара не кормила, да Ленечка и не настаивал на этом. Ему было бы неловко кормиться таким первобытным способом.
        Как-то Ленечку отнесли к врачу, сдать анализы и проверить здоровье. Все оказалось в порядке, Ленечка, по совету Ложкина, держал язык за зубами, но заинтересовался медициной - на него произвели впечатление обстановка в больнице и медицинская аппаратура.
        - Знаешь, дедушка,- сообщил он Ложкину по возвращении,- мне захотелось стать врачом. Это благородная профессия. Я понимаю, что придется упорно учиться, но я к этому готов.
        В последующие недели Ленечка все-таки научился читать, и Ложкин подарил ему электрический фонарик, чтобы читать под одеялом, когда родители уснут.
        Возникает естественный вопрос: а как же родители? Неужели они были так слепы и проглядели то, что было очевидно приходящему старику, который повторял своей жене: «Я углядываю знак судьбы в том, что ребенка назвали Леонардо Борисовичем. Полтысячи лет Земля ждала своего следующего универсального гения. И вот дождалась». Нет, родители оставались в слепом убеждении, что произвели на свет обычного ребенка.
        За примерами недалеко ходить. В день Ленечкина девятимесячного юбилея Борис Щегол пришел к нему в комнату с новой погремушкой. Ленечка в это время сидел в кроватке и слушал, как Ложкин читает ему вслух «Опыты» Монтеня.
        - Гляди, какая игрушечка,- показал Борис. Он, как всегда, спешил и поэтому собирался тут же покинуть сына, но Леонардик сказал вслух:
        - Любопытно, что эта игрушка напоминает мне пространственную модель Солнечной системы.
        Борис возмутился:
        - Дядя Коля, что за чепуху вы ребенку читаете? Как будто нет хороших детских книг. Про курочку и яичко, например, я сам покупал. Куда вы ее задевали?
        Ложкин не ответил, потому что Ленечка из книжки про курочку делал бумажных голубей, чтобы выяснить принципы планирующего полета.
        Борис Щегол отобрал «Опыты» Монтеня и унес книжку из комнаты.
        Еще через несколько дней произошла сцена с участием Клары Щегол. Она принесла Ленечке тарелочку с протертым супом, и, для того чтобы поставить ее, ей пришлось смахнуть со столика несколько свежих медицинских журналов и словарей.
        - Вы о чем здесь бормочете?- спросила она миролюбиво у Ложкина.
        - Шведским языком занимаемся,- откровенно ответил Николай Иванович.
        - Ну ладно, бормочите,- разрешила Клара.
        Ленечка положил ручку на ладонь старику: не обращай, мол, внимания.
        Тут же они услышали, как в соседней комнате Клара рассказывает приятельнице:
        - Мой-то кроха, сейчас захожу в комнату, а он бормочет на птичьем языке.
        - Он у тебя уже разговаривает?
        - Скоро начнет. Он развитой. И что удивительно, к нам один старичок ходит, по хозяйству помогает, так он этот птичий язык понимает.
        - Старики часто впадают в детство,- произнесла подруга.
        Леонардик вздохнул и прошептал Ложкину:
        - Не обижайся. В сущности, мои родители добрые, милые люди. Но как я порой от них устаю!
        В комнату вошла Клара с приятельницей. Приятельница принялась ахать и повторять, какой крохотулечка и тютютенька этот ребенок, и умоляла:
        - Скажи: ма-ма.
        - Мам-ма,- послушно ответил Ленечка.
        - Прелестный младенец. И как на тебя похож!
        Тут младенцу надоело, и он обернулся к Ложкину:
        - Продолжим наши занятия?
        Женщины этих слов не слышали. Они уже говорили о своем.
        Когда Ленечка научился ходить, они с Ложкиным устроили тайник под половицей, куда старик складывал новые книги. Леонардик как раз принялся за свою первую статью о причинах детского диатеза. Чтобы не смущать родителей, он продиктовал Ложкину, и тот послал статью в химический журнал.
        Где-то к полутора годам Леня, неожиданно для Ложкина, начал охладевать к естественным наукам и принялся поглощать литературу на морально-этические темы. Его детское воображение поразил Фрейд.
        - Что с тобой творится?- допытывался Ложкин.- Ты забываешь о своем предназначении - стать новым Леонардо и обогатить человечество великими открытиями. Ты забыл, что ты - гомо футурис, человек будущего?
        - Допускаю такую возможность,- печально согласился ребенок.- Но должен сказать, что я стою перед неразрешимой дилеммой. Помимо долга перед человечеством, у меня долг перед родителями. Я не хочу пугать их тем, что я - моральный урод. Их инстинкт самосохранения протестует против моей исключительности. Они хотят, чтобы все было как положено или немного лучше. Они хотели бы гордиться мною, но только в тех рамках, в которых это понятно их друзьям. И я, жалея их, вынужден таиться. С каждым днем все более.
        - Поговорим с ними в открытую. Еще раз.
        - Ничего не выйдет.
        Когда на следующий день Ложкин пришел к Щеглам, держа под мышкой с трудом добытый томик Спинозы, он увидел, что мальчик сидит за столом рядом с отцом и учится читать по складам.
        - Ма-ма, Ма-ша, ка-ша… - покорно повторял он.
        - Какие успехи!- торжествовал Борис.- В два года начинает читать! Мне никто на работе не поверит!
        И тут Ложкин не выдержал.
        - Это не так!- воскликнул он.- Ваш ребенок тратит половину своей творческой энергии на то, чтобы показаться вам таким, каким вы хотели бы его увидеть. Он постепенно превращается из универсального гения в гения лицемерия.
        - Дедушка, не надо!- в голосе Ленечки булькали слезы.
        - Чтобы угодить вам, он забросил научную работу.
        - Издеваешься, дядя Коля?- спросил Щегол.
        - Неужели вы не замечаете, что дома лежат книги, в которых вы, Боря, не понимаете ни слова? Я напишу в Академию наук!
        - Ах, напишешь?- Борис поднялся со стула.- Писать вы все умеете. А как позаботиться о ребенке - вас не дозовешься. Так вот, обойдемся мы без советчиков. Не дам тебе калечить ребенка!
        - Он вундеркинд!
        Ложкин схватился за сердце, и тогда Борис понял, что наговорил лишнего, и сказал:
        - И вообще не вмешивайтесь в нашу семейную жизнь. Леонардик - обыкновенный ребенок, и я этим горжусь.
        - Не вмешивайся, деда,- попросил Ленечка.- Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы бессильны преодолеть инерцию родительских стереотипов.
        - Но ведь вас тоже ждет слава,- прибегнул к последнему аргументу Ложкин.- Как родителей гения. Ну представьте, что вы родили чемпиона мира по фигурному катанию…
        - Это другое дело,- ответил Борис.- Это всем ясно. Это бывает.
        И тогда Ложкин догадался, что Щегол давно обо всем подозревает, но отметает подозрения.
        - Мы сегодня выучили пять букв алфавита,- вмешался в беседу Ленечка.- И у папы хорошее настроение. С точки зрения морали, мне это важнее, чем все возможные открытия в области прикладной химии или свободного полета.
        - Боря, неужели вы не слышите, как он говорит?- спросил Ложкин.- Ну откуда младенцу знать о прикладной химии?
        - От вас набрался,- отрезал Боря.- И забудет.
        - Забуду, папочка,- пообещал Леонардик.
        С тех пор прошло три года.
        Скоро Леонардик пойдет в школу. Он научился сносно читать и пишет почти без ошибок. Ложкин к Щеглам не ходит. Один раз он встретил Ленечку на улице, ринулся было к нему, но мальчик остановил его движением руки.
        - Не надо, дедушка,- сказал он.- Подождем до института.
        - Ты в это веришь?
        Ленечка пожал плечами.
        Сзади, в десяти шагах, шла Клара, катила коляску, в которой лежала девочка месяцев трех от роду и тихо напевала: «Под крылом самолета…» Клара остановилась, улыбнулась, с умилением глядя на своего второго ребенка, вынула из-под подушечки соску и дала ее девочке.