Сохранить .
Тёмное время Андрей Владимирович Булычев
        Сотник из будущего #6
        Шёл второй год великого голода и страшного мора, вызванного затяжным ненастьем, накрывшим всю Северную Русь. Городскую общину Великого Новгорода сотрясают бунты, кровавые внутренние конфликты и ссоры, как среди именитых людей, так и между его низами, простой городской чадью. Князь Ярослав изгнан с престола, а вся власть находится в руках временщиков бояр, погрязших в интригах. Многочисленные враги никогда не упустят возможности отрезать кус русской земли у её ослабевшего хозяина. Шесть лет прошло как Юрьев пал к ногам крестоносцев, а теперь и Псков под немцами. Найдётся ли сила, которая остановит их и спасёт людей от голодной смерти?
        Андрей Булычев
        Сотник из будущего. Тёмное время
        Часть I. После большого похода
        Глава 1. А меня здесь очень не любят!
        Как бы ни хотелось Андрею пройти мимо Новгорода без остановки, а все же не проскочить его речному каравану незаметно. Да и как не отдать дань уважения нынешней городской власти? И от княжеской верхушки с уходом Михаила Черниговского кто-нибудь, а все равно здесь непременно должен был быть. Как говорится - свято место пусто не бывает.
        Вот уже третья неделя, как караван бригады, возвращаясь из дальнего похода в Эстляндию, шел по северному речному пути. Позади были Вотский залив Балтики, Нева и Ладога, а до стольного города уже было меньше суток спокойного хода. Проплывающие по обоим берегам Волхова картины Водской пятины глаз не радовали. Всегда такие полно людные деревеньки и хутора выглядели сейчас как после большого вражеского нашествия. Всюду теперь царило столь непривычное для этих обжитых мест запустение. Крайняя неухоженность была видна буквально во всем. Пустые селища открывались черными остовами от сгоревших изб, поваленными заборами да разметанными соломенными крышами. Поля вокруг них засеяны не были. Все продухи и двери у брошенных жилищ - нарасхлебянь, ни человека, ни скотины. Одно лишь черное воронье и тишина.
        - Плохо-то как! - качали головой пожившие уже свое вои. - Вона все побросали хозяева, похоже, что в Новгород али даже на Ладогу отсель они подались. А чего, есть-то ведь людям что-нить нужно? А тут вона что, ажно всю кору вокруг своих селищ на деревьях объели! Худо, ээх худо как! Семя-то в землю об этом годе и вовсе даже не легло, небось и не было у селян того самого семени! И чего теперь только весь наш люд делати будут? А лето-то какое нонче стоит доброе, не лето, а просто сказка. Жаркое. Ветров совсем мало, а дожжик ежели и идет, то так, только изредка, да и то, он словно бы парное молоко после дойки - тепленький. Вот бы земля уродила ржи с овсами, да ячменя еще, знай себе не ленись, жни и все в снопы собирай. Так нет же, нечего ведь было сажать нонче людям. Все, что и было у них, давно уже за зиму подобрали, из амбаров до малого зернышка подвымели. Ох и худо, братцы!
        Ночевали за Захарьино. Разложили костры на опушке сосняка возле большого ручья и поставили распаривать в котлах дробленый ячмень. Зерно это капризное, и время на его готовку нужно было тратить много, ну да ничего, спешить-то пока все равно было некуда. Добавили в крупяной вар из больших кругов топленого сала, закинули ароматной травки и лука, а потом все это немного подсолили. На свежем-то воздухе ох и скусная эта еда!
        - Иванович, там ребятки с тайного дозора из кустов на опушке соглядельников вытащили, сейчас их к тебе подведут, - доложился Варун. - Тихонько они там сидели, хорошо эдак скрылись, видать, что из местных. Знали, как чужому человеку глаз от себя отвести. Однако и наши уже навострились, опыта-то у них вона сколько, годами да по самым разным лесам ужом ползать.
        Перед Сотником стояли трое худых и испуганных мужиков. На одном из них был рваный зипун, а двое остальных были в холщовых рубахах и в драных портах. Стоя в кругу оружных воинов, они с опаской озирались по сторонам.
        - Вот, господин подполковник, у них это все отобрали. Тот, что в зипуне, отдавать свое миром не хотел, топориком даже успел на меня замахнуться, - доложился Лютень и положил на землю плотницкий топор, большой ржавый нож да пару копий с самодельными широкими, продолговатыми наконечниками.
        - Из разбойных, что ли? - нахмурившись, спросил Андрей, внимательно оглядывая мужиков.
        - Чего сопите, а ну отвечайте, когда вас добром спрашивают?! Пока добром, - подчеркнул Варун и, вынув кинжал, несколькими ударами заострил небольшой колышек.
        - Не разбойные мы, а чай уж, на своей-то земле тут нонче стоим, на нашей, Захарьинской! - скрипучим голосом пробурчал тот, что был в зипуне, и как видно, самый старший из всей этой троицы. - И неча нас здеся пугать, дядя, пуганые мы ужо, бояться всего устали!
        - Ну а коли ваша это земля, а вы на ней хозяева, и ежели не боитесь ничего, так прятались-то почто от нас и чего выглядывали из лесных кустов тайно? - задал им резонный вопрос Сотник. - Вышли бы к нам по-людски, так мы бы вас еще и одарили как тутошних хозяев, по обычаю, из вежевства, и за то, что заливной покос вам здесь помяли. Звать-то вас как? Хозяева…
        - Время ноне злое, воевода, - немного помолчав, ответил за всех старший. - У кого силы больше - тот, значит, сейчас и прав. Не до спроса нам, жизнь бы только сохранить, свою да своих близких. Завидом меня кличут, а это Незнанко и Тешень, вот так, стало быть.
        - Голодные, небось? Давно уже не ели? - Андрей отметил, с каким жадным интересом мужики глядели на парящие над кострами котлы.
        - Да, а кто же нонче сытый-то, воевода? Это если только у дружинных живот к хребту не липнет. Все же остальные давно с голодом в обнимку спать ложатся. А многие так уже и вовсе и не проснутся никогда. В эту зиму более половины селища схоронили, и как дальше выживать, того и вовсе мы не ведаем.
        Был тайный упрек в словах этого крестьянина. Понимал Андрей, что нет его вины в постигшем Северную Русь природном бедствии, однако все одно было ему сейчас очень неуютно под взглядами этих голодных и грязных мужиков. Как будто бы сам лично не уберег он их вместе с семьями. И, тяжело вздохнув, Сотник махнул рукой:
        - Проходите к нашим кострам, православные, покормят вас там дружинные, обогреют, а потом и с собой для ваших семей снеди дадут. Проводишь их к своей сотне, Лютень? - кивнул он командиру дозорного десятка. - И оружье свое ржавое пускай тоже с собой забирают. Потом, как они уже до дома соберутся, ты их к Лавру Буриславовичу перед самым уходом подведи. Лавруш, выдели ты им по мешку пшеницы с тех трех ладей, что мы к себе сейчас тянем. Чай уж не обеднеем с тех восьми ну или девяти пудов?
        - Да нет, чего уж там, не жалко для страдальцев, конечно, отсыплем, - кивнул заместитель Сотника по тылу. - Лишь бы донести их смогли, вон ведь как исхудали, одни кости с кожей на телесах остались.
        - Эти донесут, - покачал хмуро головой командир. - Их там дома близкие ждут. Только надолго ли вот им этой пшеницы хватит? Впереди ведь еще такие же два черных, худых года.

* * *
        Новгород открылся длинными, вытянутыми по берегам реки посадами. Зиял он проплешинами от выгоревших изб, покосившимися и поваленными заборами дворов да порушенными усадьбами. Караван прошел мимо Готского двора, Ярославского дворища и Торга с тянущимися по обеим сторонам реки вереницами пристаней. Раньше тут и протолкнуться-то было негде, все сплошь заставлялось ладьями, лодками и всевозможными суденышками. На этот же раз пристани пустовали, только у Готского двора шла погрузка на два широких судна да на княжьей пристани стояли под охраной двух десятках воев три боевые узкие ладьи.
        - Эй, Андреевские, чаво вы сюды-то не пристаете? Все бы вам под мостом надобно шлындать! Работу честному люду мешаете делать! - Мужик в грязной и рваной рубахе и в таких же истрепанных портах, со всклоченной бородой вбил топор в мостовую опору и свесился вниз, внимательно разглядывая проплывающие под ним суда.
        - Видать, как вы здеся работаете! Цельный год уже миновал, как вот энтот мост починить не могете! Как туды, на Колывань, мы по большой воде шли, так и обратно к концу лета вот уже возвертаемся, а вы все с тем же, что и ранее, возитесь. Работнички, чтоб вас! - выкрикнул главный ладейщик бригады Боян Феррапонтович и чуть подправил рулевое весло у кормчего. - Левее, левее бери тут, Еремка! Не видишь, что ли? У них тут свая старая во-он там, на чуток из воды торчит. Зевнешь - и вмиг ей борт судна пропорешь!
        - С такой-то едой и еще три раза по столько же его ладить мы будем! Мост-то энтот Великий, через сам Волхов-батюшку перекинут, а не через какой-нибудь там грязный Олений ручей! - пробурчал сосед говорливого плотника и начал забивать большую кованую скобу в балку.
        Пятнадцать ладей бригады прошли под Великим мостом и четырьмя верстами ниже пристали к небольшому причалу у Рюрикова городища. Именно на этой возвышенности и была в свое время построена крепость этого былинного князя. Сейчас же тут возвышалась Благовещенская церковь, виднелись торговые склады, стояло несколько крепких и пока не порушенных чернью усадеб зажиточных купцов, а возле самой пристани была раскинута большая поляна. Городище Сотник выбрал совсем не случайно. Оно более всего подходило для того, чтобы остановиться в нынешнем мятежном и неспокойном городе. Место это было возвышенное, со всех сторон его окружала вода, и располагалось оно как бы на большом острове. Оборонять такое было гораздо удобнее, чем обычное и открытое место в самом городе. Видать, оттого здесь и не было того разорения, которое все наблюдали, проходя мимо городских посадов и улиц. Порядок тут был. На пристани стояли три хозяйские ладьи, а по их крепким дубовым бревнам прохаживались вои в остроконечных шлемах с копьями.
        - Кто такие? Чаво вам тут нужно?! Кто вас сюда звал?! - здоровенный десятник, широко расставив ноги, глядел из-под ладони на переднюю ладью, а за ним уже выстраивался со щитами весь его десяток.
        - Свои, Томила, свои! Я звал! Андреевские назад возвращаются, не признал, что ли, ты их дружину? - на причальный помост заскочил Путята. - Сюды давай правьте, сюды, Боян Ферапонтович! Судов на пристани нынче совсем мало, так что всем вам здесь места хватит!
        - Ну, здорова, медведь! - И выскочившие первыми на бревна помоста Тимофей с Варуном крепко обнялись со своим старым другом.
        - Строго у вас здесь, как я погляжу, не забалуешь! - спрыгнувший следом Андрей кивнул на сошедший с причального помоста десяток стражников.
        - Да потому-то, наверное, и живы мы до сих пор, - вздохнул купец. - Раз пять уже набегали к нам разбойники с города. Вот только две недели назад насилу мы от них отбились. Клещевские это были, совсем они уже всякий страх потеряли, ничего теперь не боятся! Даже уже днем, при свете, в открытую на своих лодках переправились к нам с Людиного конца. Управы на них совсем уже нынче нет. Новая городская власть ссориться с разбойниками не желает, а может, и специально их покрывает или даже и вовсе в доле состоит. Так что только вот так, словно бы в осаде и прожить-то теперяча можно. К нам сюда много уже крепких людей из города перебрались. Твой зятек Артем во главе сборной большой сотни тоже ведь здесь и как бы за воеводу у нас. Владыку же выгнали, а его люди кто куда потом разбрелись. С полсотни Арсеньевских воинов сюда к нам со своими семьями пристали. Теперь вот, с вашим приходом, нам совсем уже хорошо будет. Никто сюда не посмеет сунуться. Надолго ли вы, Андрей? - и он пытливо посмотрел на друга.
        Сотник только лишь пожал плечами:
        - Да как знать, Путят, как там у нас сложится с местной городской головой? Князя-то в городе сейчас нет. Михаил Всеволодович, он хоть, конечно, и не Ярослав, а все же воинского духа человек. Не то что все эти нынешние люди, кто сейчас от его имени правит! - И обернувшись, он махнул рукой своему заместителю по тыловой части: - Буриславович, вот прямо тут, на этой пристанской поляне, наших людей размещайте. Погода пока добрая стоит, ну вот и нечего нам за частоколы в усадьбы лезть, и тут у реки всем хорошо будет! Филат Савельевич, Тимоха, - кивнул он друзьям, - караулы расставляйте, как в боевом походе, сами своими ушами вы слышали, что нам здесь Путята рассказывал.
        - Все перекроем, Иванович, не беспокойся! - заверил его первый заместитель. - И сторожу, и секреты, как надо, расставим. И пластунам я скажу, чтобы они по берегам Волхова хорошо эдак пробежались.
        - Ну, пошли уже ко мне, - потянул комбрига за руку Строков. - Посидим там рядком да поговорим ладком. Тихонько, так, чтобы чужие уши нас не слышали. Много у меня для вас интересного из новостей будет, братцы. Да и вы, может, расскажете мне тоже чего-нибудь? Хотя все вести про вас уже быстрее вон ваших ладей сюда долетели.
        - …ну а потом, как мы Нарвскую крепость сожгли со всеми тамошними душегубцами, что там наших раненых и плененных замучили, оставили мы в ней свою сотню под командой Захара Игнатьевича. Еще три сотни псковских ополченцев и вирумцев из желающих к ним добавилось. А мы, разделившись, уже потом к себе речным караваном двинулись, - рассказывал в горнице купеческой усадьбы Сотник. - Василь со всей конницей через Копорье, Лугу и Старую Руссу сухим путем на Полометь ушел. А мы, стало быть, со всеми остальными по ладейному, северному пути плыли. По пути в Орешек заглянули, на Ладоге с посадником повидались, там же и с ушкуйниками Радяты попрощались. И вот теперь, видишь, уже здесь, у тебя на Рюриковом подворье сидим. Так бы и дальше без задержки полетели, видит Бог, не хочу я никого из новых властей зреть, но вот никак мне от этого не отмахнуться. Пойду завтра в Новгород кланяться. Глядишь, повезет, не станут там меня донимать и быстро от себя отпустят. Зачем им такая боевитая дружина под боком, что была прежнему князю верна? Не дураки там уж, чай, небось, знают, какой у нас настрой и что мы про все вот это
нонешнее безобразие думаем!
        - Долго-то, конечно, вас не задержат, а вот ободрать как липку вполне даже могут, - глубокомысленно проговорил Строков. - Уж я-то Внезда Водовика и Бориску Негочевича очень хорошо знаю! Эти и за векшу удавятся, а за ногату так и всех вокруг себя удавят. Да и Прибыслав с Нежданом, что при малолетнем княжиче князем Михаилом оставлены, сам ведь знаешь, - те еще матерые хитрые лисы. Большой воинской силы у них сейчас нет, дружинные полки в Чернигов ушли, а под воеводой Ростиславом Игоревичем едва ли пять сотен рати будет. Да и воевода этот - он муж серьезный, не чета боярам. Никуда окромя службы он не лезет, но согласись, ежели ему на врага укажут, так он на него и пойдет. Тут вот нам за другое опасаться нужно: новая городская голова весьма ловко всеми людьми хороводит. В эту зиму чьи в первую очередь дворы да усадьбы сгорели али распаленной толпой были порушены? Правильно, людей из прежней власти. Всех тех, кто поддерживал Ярослава, посадника Иванку Дмитриевича, да тысяцкого Вячеслава и всей их просуздальской линии. Все разорили у них, а кто не сбег от толпы, тех и вовсе растерзали. Потом-то,
конечно, и остальные под руку попали, но вот первыми были эти. Так что тут более всего чернь нужно опасаться, чем самих чужих воев. Народ ноне совсем озверевший, ничего не боится, а голодом и лишениями он до самой крайности доведен. Работы сейчас почти нет, денег и пищи тоже, все только и рыщут да глядят, где бы чего и у кого им урвать! А среди них особые людишки крутятся да всех подзуживают - вон там плохие люди живут и у них амбары с зерном полные, а нонешнюю власть они не уважают, и потому за них никто не вступится, так что идите и забирайте у них все! А толпе много ли надо? Главное, взвинтить ее хорошо да и направить потом куда нужно. Вот так сейчас это работает у нас здесь. У меня самого загородную усадьбу разорили. Если бы сюда, на Рюриково городище, не успели перебежать, так и не увиделись бы мы с тобой.
        - Даа, весело тут у вас, - почесал голову Сотник. - До чего же народ довели! Сколько лет потом нужно будет восполнять все то, что сейчас так быстро рушится. Людей своих теряем, ремесла гибнут, сама сила уходит из этих мест, а соседи, они, чай, только и рады этому - приходи на Русь да забирай все под себя, пока она слабая! Ну ладно, мы-то в любом случае к себе скоро рекой уйдем, а вы-то как? Как дальше здесь жить будете?
        - Да ничего, бать, небось, отобье-емся всем миром! - пробасил Артем. - У меня здесь сотня и еще три десятка воев под рукой. Да и из городищенских по сигналу рога еще пара оружных сотен быстро собирается. Супротив толпы должны мы выстоять, у них ведь нет такого порядка. Оружия мало хорошего. Как только они силу почуют и то, что их здесь никто не боится, то поорут, погрозятся да и в другое место потом уходят. Проверили ужо, как же! Совались ведь сюда несколько раз, а один раз даже и до большой крови дошло. Во все же остальные разы находники так сразу врассыпную разбегались. Это вот с Клещевскими, с теми даа, тут даже и поратиться нам пришлось. Несколько человек мы потерли тогда с их набега.
        - Что, неужели настолько сильная кодла стала? - удивленно переспросил Андрей. - У Митяя с его друзьями была с ними этой зимой стычка, но там и другая ватага свою свару вела, а наши как бы только краем в нее встряли.
        - Да кодлой Клещевских, как раньше-то, уже, наверное, не назвать, - покачал головой Путята. - Весь Людин конец они под себя забрали, Загородский у местных ватаг тоже почти весь отбили. Поговаривают, что недавно Клещ похвалялся, что он еще и Неревский под себя заберет, и тогда вся левая сторона города под его властью будет. Костяк его своры из старых душегубцев и татей состоит, из тех, что ранее на Торгу и на постоялых дворах промышляли. Сам он в свое время, как поговаривают, на дороге с кистенем начинал лиходеить, а уже потом и в наш город перебрался. Как только лихие года начались, так вся эта плесень быстро разрослась, а кто-то ее, видать, и специально взращивал для обделывания своих темных делишек. Но теперь с ней уже всем здесь в городе приходится считаться. Много силы нынче у Клещевской своры. Оружия и брони они себе добыли. Людей у них тоже в избытке. Для своих-то у них всегда ведь есть пища. Кого им бояться? Слабую дружинку княжича или малую сотню посадника?
        - Ндаа, до чего мы тут дошли, - покачал головой Сотник. - Лиходеи нынче на земле новгородской заправляют! Значит, говоришь, уверен Клещ в своих силах? Почти всю левую сторону он под собой держит и даже на правый берег к вам набегал, а нонешняя власть с ним считается и грязные дела даже ведет? Интересно! - Андрей прищурился и обвел глазами сидящих за общим столом ветеранов. - Варун Фотич, а отправь-ка ты наших пластунов в город. Пусть они оденутся попроще и погрязнее да и пробегутся по нашим старым знакомцам. У нас же много в бригаде тех, кто отсюда сам родом. Только чтобы осторожнее все и с хорошей оглядкой. Никуда пусть сами они пока не лезут и не встревают. Вот встречусь я с новыми властями, а там уже и видно будет, что нам нужно делать.

* * *
        - Здрав будь, Ростислав Михайлович, кланяюсь я тебе как воевода твоего славного отца, под чьим началом мы разбили под крепостью Нарвой сильное Ливонское войско. - Сотник, не доходя десяти шагов, как и предписывал придворный этикет, в пояс поклонился сидящему на резном кресле подростку.
        По бокам от княжича стояли два уже знакомых Андрею черниговских боярина - Прибыслав и Неждан - и что-то нашептывали ему в уши. Мальчишка же хмурился, старательно делал серьезное, суровое лицо и надувал важно щеки. Наконец он тряхнул головой и звонко выкрикнул:
        - Здрав будь, служилый боярин новгородской земли Андрей, сын Ивана! Знаю я о службе твоей в дружине у моего отца, только сейчас я сам на княжение в Господин Великий Новгород им поставлен, а потому передо мной лично ты свой ответ теперича держать будешь!
        «О как лихо! - подумал про себя Сотник. - Вот тебе и указали первые княжьи бояре через уста подростка свое место во всей этой местной иерархии - служивый, да еще и с земли новгородской, а это вполне может, что с какого-нибудь дальнего, неважного и захудалого ее конца. И что теперь после своей недавней походной службы ты всецело подчиняешься нынешней верховной власти в лице ее князя Ростислава, ну и, разумеется, его ближних дворовых бояр».
        - Как скажешь, княжич, - не отказал себе в удовольствии чуть уколоть своих собеседников Андрей, специально приуменьшив титул собеседника. - Рад буду ответить сыну князя-воителя, который отстоял рубежи земель новгородских от врага. Батюшка ваш наказывал мне поддержать его сына, коего он на свой престол ставил, а еще даровал он мне два года отдыха в своем поместье. Ибо по его указанию мы дальше ратный поход свой продолжили, после того как князь со своим войском в русские земли вернуться возжелал. С его же того личного повеления мы ныне и убываем на отдых в мою дальнюю вотчину. Вы же не против воли отца по моему войску? Я вас правильно понял, Ростислав Михайлович?
        Мальчишка замер, как видно, пытаясь понять всю подоплеку вопроса воеводы. Бояре тоже надулись и не спешили помочь княжичу, стараясь распутать весь этот словесный клубок и найти, за что же им тут можно было зацепиться.
        А ведь не придерешься! Михаил, сажая на княжение в Новгороде своего сына, давал этому городу присягу, оставлял этот княжий престол за собой. Андрея же он призывал в недавний поход самолично, фактически не снимая с него своей власти и после его окончания. И последнюю его волю о жаловании войску двух лет на отдых и о приведении его в порядок после кровопролитных боев княжич отменить, пока что был не в силах. Ну да ничего, они еще придумают, как указать место этому самонадеянному служивому боярину, вылезшему наверх из вчерашних дружинников!
        Ростислав, выслушав своих бояр, кивнул и подвел итог разговору:
        - Воля отца, князя Михаила, в том, чтобы в порядке все новгородские дела были! А какая поддержка ему нужна будет, о том он доведет до боярина позже, по прошествии предоставленных ему двух лет отдыха. Но до убытия в свою вотчину надлежит боярину Андрею быть на Большом Господнем совете, который будет проходить через два дня на третий прямо здесь же. Более служилого боярина земли новгородской он не задерживает. - И княжич демонстративно отвернулся к Прибыславу.
        Андрей поклонился и вышел из приемной залы терема. «Уф, а меня здесь очень не любят! Ну да ладно, все равно этот раунд был точно за мной», - подумал он и зашагал к пристани, где его ждала ладья.
        - Ну как там тебя в хоромах приняли, Иванович, похвалил хоть княжич за прикрытый нами западный рубеж? - спросил Варун, поглядывая с интересом на Сотника. Шли они от княжьего подворья к пристани во главе целой охранной сотни, ибо время нынче было неспокойное и стоило хорошо поберечься.
        - Ага, еще как похвалил, - усмехнулся Андрей. - Вон, на спину глянь, в мешок той похвалы ссыпали, видишь у меня мешок?
        - Неа, - покачал головой заместитель Сотника.
        - Ну вот и я нет. Не видел я там государевых людей, Фотич, тех, кто о своей земле печется, - горько вздохнул комбриг. - Все бы им козни строить да паутину интриг плести. Поглядим, что через два дня на Господнем совете будет. Найдутся ли там мудрые люди, которые поймут, как можно с толком для Руси использовать все то, что мы недавно отвоевали своей булатной сталью?
        У тебя-то как самого дела? Ребятки в город вышли? Начали сбор сведений, представляющих для нас интерес?
        - Да спозаранку еще, Иванович, с полсотни их туда проскользнули. Всех я самолично проверил, чтобы они от местного люда не отличались, и наказал, как им себя вести нужно, - доложился начальник бригадной разведки. - Только тут еще такое дело, Митяй со всей своей пятеркой тоже на выход просится, говорит, что у них там хорошие знакомцы из противников Клеща есть. Просятся отпустить их в город, чтобы найти тех знакомцев да серьезно с ними потолковать.
        - Митяй?! Ну уж нет! Куда пацанву толкать! - замотал головой Андрей. - В такое время и заматеревших-то одним махом разорвут, а этим щеглам много ли там надо? Да одной только лишь ватажки за глаза!
        - Вот и я о том же! - согласно закивал головой Варун. - А они же ведь парни настырные, все лезут и просятся. К командиру бригады, говорят, пойдем! Мы, дескать, не мальчишки вам, господин поручик, а самые обычные строевые бойцы, уже выпустившиеся из воинской школы и к тому же могущие помочь тут всему общему делу!
        - Ну а ты им что? - спросил друга Андрей, поднимаясь по сходням на ладью.
        - Ну что, что, прогнал я, конечно, этих умников, - усмехнулся ветеран. - Только они ведь и к тебе тоже теперича пойдут, не зря ведь меня предупредили.
        - Вот как придут, так и уйдут! - проворчал Сотник и кивнул кормчему: - Отчаливай, Фроуд!
        Вахтенные отдали концы, оттолкнулись баграми от причала, и Треска, навалившись на рулевое весло, вывел ладью на течение реки.
        Глава 2. Советы
        - Господин подполковник, так мы ведь уже вели бой с клещевскими в городе этой зимой. Почти что из самого их логова полу замерзших детишек выносили, - не отступал от своего Митяй. - И знакомцы у нас из противников этих разбойников там есть, те, которые все, что в городе сейчас творится, знают, а уж про эту ватагу так и вовсе никто лучше их там не осведомлен. Да и людей у них тоже ведь своих немало. Вон хоть у Марата спросите или у кого любого другого, - кивнул он на стоявших рядом с ним друзей. - Сколько у Журавля тогда было народу, братцы?
        - Да около пяти десятков, это уж точно было! - загомонили все остальные из пятерки. - А может, даже и поболее того! Там ведь только те, кто тогда под рукой у старшого оказался, на встречу с клещевскими выбежали, а кроме этого, у него ведь и еще люди были!
        - А может, и правда отправить их в город, только не одних, конечно, а в пристежке с пластунами? - задумчиво изрек сидевший за столом со схемой города начальник штаба.
        - Ты же сам, Савельич, только что вот говорил, что рисковать молодыми ни в коем случае не стоит? - обернулся к нему Сотник. - Чего же так резко-то вдруг переменился?
        Начальник штаба бригады задумчиво посмотрел на закопченную потолочную балку, почесал седую бороду и, вздохнув, ответил:
        - Ну вот, скажем, вызнаем мы, где этого Клеща нам лучше будет прижучить. Окружим мы его своими пятью, шестью воинскими сотнями в логове да потом и вырежем их там всех. И как потом вот это все будет выглядеть для самых простых горожан? А вернее, как это повернуть смогут все те, кто сейчас во главе Господина Великого Новгорода встал? Сам же вот только недавно сказывал ты, Иванович, что много у нас там недоброжелателей в самых его верхах собралось. Указания от князя или от городского головы у нас, дабы сечь здесь разбойников, нет. И действовать мы, выходит, что, по своей личной прихоти тут будем? А скажут про нас как? Дескать, андреевские мирный люд новгородский бьют, кровью его весь город заливают, а еще и разбой со стяжательством нам же заодно здесь припишут! Что ты, сам не знаешь всех этих брехунов? Так бригаду нашу хулою покроют, что не в жизни потом от нее не отмоешься. А народ-то всему ведь поверит, неужто он разбираться станет, что мы добро здесь творим и что его от разбойников-душегубцев освобождаем. «Наших бьют!» - орать они будут! Еще и в вечевой колокол ударят. Неет, тут, Иванович,
по-другому действовать надо!
        - Ну да, Филат Савельевич, здесь ты, пожалуй, прав! - Андрей устало потер глаза и присел за стол. - А ведь и верно, сунемся мы в город наводить порядок, так потом всех здесь супротив себя ополчим.
        - За дверь выйдете пока, - буркнул он Митяевской пятерке. - Да рядом будьте, далеко не уходите. Чтобы только крикнул я вас, и вы тут же стрелой явились! Думать мы будем пока. Ступайте!

* * *
        - Не лезь, не лезь вперед, я тебе говорю! - Саватей осадил вышедшего чуть впереди всего десятка Оську. - Чуть отстань, вон рядом с Игнаткой, что ли, иди. И куды только вот несет?! На твои щеки кто повнимательней взглянет, не поверит ведь, что из горожан. Румянца тебе вот только на них еще не хватает!
        - Да я же сажей натерся, Ильич, и дерюга на мне еще дранее, чем ваша, - оправдывался паренек, тем не менее, замедляя свой шаг.
        Митяева пятерка, как и требовал старший этой вылазки, шла в самой середине ватажки. Вся дюжина андреевцев представляла собой весьма живописное зрелище. Грязная и рваная одежда на теле, сбитые поршни на ногах, всклоченные волосы на чумазых и запыленных головах. Все должно было показывать, что идет тут одна из многочисленных, орудующих ныне в городе ватажек, расплодившихся в большом избытке за последнее время. Идет она по какому-то своему темному делу, и лучше бы ей дорогу не переступать, ибо сам целее будешь. В руках у людей были копья, переделанные из кос, у кого-то дубина или топор, и только самый старший, как видно, атаман, на широком кожаном ремне имел длинный меч в замотанных грязной мешковиной ножнах.
        «Видать, у купчины отобрал, а самого зарезал», - подумал низенький худющий мужичок, прижимаясь к забору и с опаской оглядывая всю эту дюжину.
        - А ну-ка, поди сюда, милок! - поманил его пальцем атаман.
        Тот сжался в комок и оглянулся по сторонам, ища, куда бы ему скрыться. Улочка была безлюдной, и он уже хотел было нырнуть в пустырь от сгоревшего подворья, но и этот путь ему теперь перекрывали двое молодых вооруженных парней.
        - У меня ничего нет, я гол как сокол, православные! Брать с меня неча! Ну что вы, люди добрые, отпустите Христа ради! - загомонил мужичок, затравленно глядя на шагнувшего к нему атамана.
        - А ты не шуми, не шуми, родный! - улыбнулся тот и положил руку на свой меч. - А будешь шуметь… - и чуть блеснул боевой сталью.
        - Молчу я, молчу, дядька! У меня ведь семья, жена с двумя детками, пока я живой и сами они со мною живы. Я же всю мзду, как и положено, плачу, сейчас Журавлю, а надо, так и вам буду! Вижу, что вы люди не местные. Вы только скажите, кому, мне ведь все одно куда, лишь бы меня не трогали, - все тараторил испуганный мужичок.
        - Зовут-то тебя как? - усмехнулся старший ватаги и спрятал меч в ножны.
        - Ярышка, - шмыгнул носом мужичок. - Рыбалю я с артелью Тереха. Ежели Боженька улов ныне пошлет, так я и вам рыбки снесу, вы только скажите, из чьих сами будете. Не убивайте, а?
        - Не тронем, - заверил его атаман, словно ощупывая всего своим цепким взглядом. - Ты, я погляжу, сам из Загородского конца и Журавлю здесь мзду платишь? Ну так и подскажи, как нам его найти, дело у нас к нему есть, сурьезное. Нуу?!
        - Так а чего хорошим людям-то не подсказать? - шмыгнул тот носом. - Вот, стало быть, с этого переулочка вы свернете на левую сторону. Потом по улице шагов с три сотни еще сделаете, и там будет другая улочка. Вот там вам уже поворот направо. И по ней, по этой самой улице, вы еще шагаете до самого перекрестка, а на нем вам опять же уходить налево. И вот с правой стороны, через пять сотен шагов, то самое становище Журавля-то и будет. Там три усадьбы вместе рядом стоят, ну и так всякие еще избы поменьше. Вот здесь и живет наш местный загородский атаман.
        - Не обманул? Чего-то глаза у тебя шибко бегают? - Атаман ватажки пристально вглядывался в лицо мужичка.
        - Неет, что ты, дядько, вижу ведь, что вы мужи зело серьезные. Ну зачем мне темнить? Мне бы за рыбкой пойти побыстрее. Вы скажите, кому и куды ее, ежели что, занести?
        - Обойдемся! - буркнул Саватей. - Ступай себе с богом, рыбарь, и мы тоже дальше пойдем. - И ватага двинулась по переулку в том направлении, куда им только что указал Ярышка.
        Поворот налево, три сотни шагов, и они свернули на улочку, что вела по правую руку в северном направлении. Редкие прохожие шарахались в сторону от идущей шайки. Вот перекресток, и тут им опять налево. По словам мужичка, с правой стороны должно было открыться то место, где сейчас и проживала ватага Журавля. Но указанных усадеб здесь сейчас как раз-то и не было. Перед отрядом лежало большое пепелище из выгоревших изб простолюдинов и от купеческих подворий.
        - Митька, Марат, узнаете хоть чего-нибудь здесь вокруг? В этих местах вы с Журавлем раньше виделись? - Саватей оглядывал своим цепким взглядом окрестности. Не нравилось ему все это!
        - Неет, господин подпоручик, вообще даже не это место! - покачал головой Митяй. - По нашему разумению, ближе к Детинцу оно должно быть. Возвращаться назад нам нужно, а вот потом ближе к реке в западную сторону уходить.
        - В круг! - вдруг взревел Саватей и в мгновение ока выхватил меч. Не пробило сердце и пять раз, а на пустыре уже стояли спина к спине двенадцать мужиков и парней в рванине, но вот в руках у каждого из них уже были не дубины, а короткие пластунские мечи для скрытного ношения.
        Из того переулка, с которого они только что недавно вышли, к ним выкатила, разом окружая огромная толпа человек под сотню, да и с соседних улиц выбегали десятки грязных худых оборванцев с копьями и топорами.
        «Ну вот мы и влипли!» - подумал Митяй, поводя острием клинка в сторону подступавших мужиков.
        От толпы доносился гомон, слышались выкрики и свист. Мужики пока лезть в драку не спешили, они подбадривали друг дружку и присматривались к чужакам.
        Вдруг взгляд парня, пробегавший по лицам, за что-то зацепился. Невысокий ушастый мужичек со спутанной косматой бороденкой обернулся и призывно взмахнул рукой.
        - Здеся они все, старшой! - донесся его крик сквозь гомон толпы. - Вся дюжина тут, правду Ярышка сказал, не с Неревского они конца, а совсем чужие!
        - Так это же Заяц! - услышав голос мужика, протянул Митяй, узнавая в нем старого знакомца. Ну точно, именно его местный атаман, который сам был из бывших находников, давал им в провожатые этой зимой.
        В это время толпа расступилась, и вперед вышел высокий, заросший густым черным волосом дядька с глубоко посаженными жесткими и хищными глазами. В руках он сжимал дружинный щит и секиру с широким, остро заточенным лезвием.
        - Никак клещевские все не угомонятся, все лезут и лезут к нам сюды?! - Он широко расставил ноги, оглядывая перед собой тесный, ощетинившийся короткими мечами круг. - Признать я вас не могу, ну да у вас кодла-то все время новыми татями разрастается. На Людин конец ваш постоянно ведь всякая рванина скатывается. Мечи-то где только такие, эти оборванцы смогли найти? Эй вы! Отдайте их нам, может, и подарим вам тогда жизнь! А нет, так все одно они вам не помогут, всех вас сейчас мы порвем! - Атаман жестко усмехнулся и перехватил поудобнее секиру.
        - Дядька Журавель, на что тебе наши мечи? Чай не хуже, чем они, вы у клещевских себе можете добыть! - выкрикнул Митяй и, сделав шаг из круга, распахнул свой драный зипун. А под драниной на хорошей кольчужке были закрепленные ножны, и именно в них на глазах у всей толпы и убрал свои мечи паренек.
        - Митяй, куда?! Стоять! - выкрикнул Саватей и дернулся было следом.
        - Спокойно, Ильич! - чуть придержал его Родька за локоть. - Похоже, паря знает, что делает!
        - Ты кто таков?! - Атаман внимательно оглядывал стоящего перед ним паренька. Невысокий и крепко сбитый, со спутанными светлыми волосами, твердым, не характерным для своих малых лет взглядом и в своей драной одежде, он смутно ему сейчас кого-то напоминал. Этот ироничный прищур, на лбу и на щеке шрамы, как у бывалого воя.
        - Зайца вон спроси, коли признать не можешь, - усмехнулся Митяй. - Он-то сам с нами на Людин конец за ручей ходил. Небось, на всю жизнь тот выход запомнил и как возле мосточка дрожал, пока там нас дожидался.
        - Чаво я дрожал, чаво это?! - встрепенулся стоящий за атаманом Заяц.
        Журавель оглянулся, взглянул на своего подручного, затем опять на Митьку и громко, в голос, расхохотался.
        - Дрожал у ручья, говоришь? А вы там клещевских на их стороне мечами в это время секли? Это он может, это про него! Заяц, неужто так и не признал знакомцев? Пятеро их молодых тогда было, когда они детинцев на нашу сторону выносили, а те лиходеи тогда за ними ватагой гнались. Вспомни, они их еще стрелами хорошо так побили, а мы потом и дубьем тоже добавили. А чего вы вырядились-то так, словно бы черные оборванцы?
        - Дядька Журавель, нам бы с глазу на глаз с тобой переговорить, - понизил голос Митяй так, чтобы его мог слышать только сам атаман. - Слово у нас к вам заветное есть, от того, с кем ты в Тавастии по центральному клину о прошлом годе зимою шел. Только бы с глазу на глаз, чтобы все остальные не слышали.
        Атаман усмехнулся, еще раз оглядел круг андреевцев и зычно, на всю пустошь, прокричал: - И чаво встали, рты пораззявили?! Ко мне это тут старые знакомцы в гости пожаловали, а вы их и забижать рады! Ярышка, чтоб тебя, окунь ты снулый! И чаво переполох-то такой поднял?! Клещевские идут, клещевских заманил! Ух, я тебя, шлында рыбальная!
        Мужичок, направивший в западню чужаков, испуганно вжал голову в плечи и отступил за спину Зайца.
        - Так я-то чего? Эти меня пытают про тебя, а я-то ведь вижу, что они все ненашенские, ну вот и направил их сюды, а сам бяжать скорей с вестью!
        - Ладно, пойдемте до меня, гостечки, там все и обскажете, с чем вы к нам сюда пожаловали!
        Журавель повернулся, и правда, словно большая важная птица, на своих длинных ногах зашагал в сторону ближайшего переулка.

* * *
        - Значит, говоришь, сам Андрей Иванович вас ко мне направил? - покачал головой атаман, прихлебывая из ковшика легкий мед. - Однако лестно мне это, не скрою, очень даже лестно. Как же, сам Сотник про меня помнит! Вы тут это, угощайтесь, дружинные, - кивнул он на стол. - Извиняйте за такую бедность, время-то ноне лихое. Вот уж чем богаты.
        - Да мы не голодные, старшо-ой, - усмехнулся Саватей. - Мне бы с тобой лично с глазу на глаз потолковать. А ребятки бы мои с твоими тут пока посидели да покалякали по-простому.
        Как только старшие от обеих сторон вышли в боковую дверь терема, ватажники Журавля, до этого чинно сидевшие за столом, сразу же накинулись на выставленную еду. Лежавшие на столе два пирога с рыбой были ими тут же разломаны на большие кусы и с мелкой склокой поделены промеж собой. Ширококостный, крупный мужичина с обожженными руками выхватил у Зайца горшок с кашей, дал ему затрещину и, не обращая внимания на возмущенные крики, начал жадно уплетать еду большой ложкой. Два лежащих тут же ржаных каравая так же разломали и вмиг растащили со стола. Куски не только ели, но и прятали за пазуху. Было видно, что люди изголодались, и им было не до церемоний. Андреевцы, сидя со своего конца, молча за всем этим наблюдали.
        Наконец все было сметено, допит последний горшок с легким хмельным, и довольные, сытые ватажники захотели пообщаться с супротивной стороной. - Откуда сами-то вы, служивые? Где были? Чего делали? Чего вообще в мире антиресного видели?
        Родион, оставшийся за старшего, хмыкнул и пожал плечами:
        - Да чего? Где мы были, там нас сейчас уже нет. А чего мы делали? Ну чего еще обычно дружинные делают? У костров по вечерам сидели да кашу на сале варили, а днем, стало быть, для тех костров дрова в лесу собирали. В мире же все, так же как и раньше - когда солнышко светит, так тогда тепло, ну а как дождик только пройдет, а опосля еще и ветерок дунет, так совсем зябко становится. Вот только теми кострами, про которые я только что вам тут рассказывал, мы-то как раз и согревались.
        За столом повисло молчание. Наконец до противной стороны дошел весь смысл заковыристого ответа, и ватажники обиженно засопели.
        - За дураков нас здесь держите? Не хотите про себя ничего рассказывать, так бы и сказали! Для чего над хозяевами-то издеваться?
        - Ладно, извиняйте, пошутил я, - улыбнулся покладисто Родька. - Лучше уж вы о себе нам поведайте. Чего делаете, чем живете, что у вас тут нового в стольном граде происходит? Вам-то на сытый живот будет легче рассказывать. - И он кивнул на крошки пирога, которые Заяц аккуратно сметал в ладонь.
        - Ну а чаво рассказывать? - Тот мужик, что расправился с кашей Зайца, задумчиво почесал заросшую густым черным волосом щеку. - Еще года два назад было всем весело, работа шла, еды много, денежка - сколько ее наработаешь, вся твоя. У кажного работящего в семье был лад и покой. Я сам вон на кузне у Горыни полтора десятка лет молотом отмахал. А надоест в городе ломовую работу делать, так и в находники на емь или на чудь сбегаешь, а то и к ушкуйникам ладожским на целый сезон прибьешься. Весело там, да и при добыче опять же всегда, ну а потом возвернешься и опять за свой молот. И чего вот так дальше нам не жилось? Видать, скучно всем стало, Ярослава с его детинцами со стола прогнали. Ну, думали - теперь свобода будет, веселей заживем! И зачем нам такая строгая власть здесь нужна? А тут вона чего! Непогода вдруг ударила! Все на полях погнило, еды людям не стало, а народ озверел и лютовать начал. Все припасы, какие только в городе были, подобрали. Зерновые амбары разбили, а где даже и пожгли. Сначала боярскую и купеческую старшину разорять стали, а потом и до тех, кто попроще, добрались. Думали, как
новый князь придет - добрый порядок у нас будет и весь свой народ он, конечно же, накормит! Голосистые людишки на вечевых собраниях сладкие речи про то говорили. Ага, конечно! Поверили им! До Новгорода ли тому князю, когда у него главный стол в дальнем Чернигове? За Копорье, на Нарову князь Михаил сбегал со своими полками, а потом обратно к себе на южную вотчину ушел. У нас же, вон, несмышленыша своего с ближним боярским приглядом оставил. И чего, где власть-то в городе княжья? Работы никакой нет, все артельные и мастеровые на нашем конце за дубины взялись, да и на других точно так же. Товара на выходе нет, а значит, и серебра нет, ладьи-то с наработанным никуда от нас более не уходят, да и сюда они не идут, все равно ведь здесь иноземцам покупать нечего. Раньше тати и душегубцы за состоятельным людом приходили, а теперь и самого простого посадского человека последнего имущества и жизни лишат, было бы у него чего из избы только вынести. Живем как собаки, с каждым чужаком готовы насмерть сцепится. И вас бы порвали, если бы Журавель не признал. Не знаю, где и выход есть из всего этого. Обратно бы вот
все возвернуть, так бы и дальше махал своим молотом в кузне. Сейчас-то это за великую радость бы было. Обычной, людской жизни всем хочется.
        - Это даа, - заворчали мужики. - У моего хозяина Галаша артель самострельная была, жили мы, горя не знали. Наперед ряд был расписан, что наши, что иноземцы все выработанное враз раскупали, - рассказывал конопатый круглолицый мужик. - А теперь нет ни Галаша того, ни его мастерской. Все ироды спалили, а самого хозяина с семьей растерзали.
        - Да чего ты, у всех такие истории есть! - поддержал бывшего ремесленного сидящий с ним по соседству рыжий мужик. - У меня вон самого на дому сапожная мастерская была. Из наемных в ней только двое, а все остальные свои, ближние родичи или и вовсе из семьи. Все ведь подчистую разорили, насилу жену с детьми спасти смог, спасибо вон Никодиму Борисовичу, отбил от нас клещевских, и сам ведь там чуть было не полег.
        - Да ладно, Егорий! - махнул рукой кузнец. - Чать столько лет с тобою в соседях были, чаво уж своему-то было не помочь!
        Мужики за столом разговорились - не остановить, у многих были подобные истории о бедах и лишениях этого страшного года. Андреевские слушали их молча, не перебивая. Наконец боковая дверь скрипнула, и из нее в комнату вышли старшие.
        - Ну все, Григорий Стоянович, так мы и порешим. Ждем сигнала к ночи о послезавтра, после Господнего совета, а там уже начнем! Все как сейчас и обговаривали! - Саватей стиснул в рукопожатии ладонь Журавля, и тот аж скривился. Рука у ветерана была крепкая!

* * *
        Андрей собирался на Господний совет с тяжелым сердцем. И раньше-то, при дружески настроенном Ярославе и благосклонном Владыке, нервов он ему стоил испорченных много. А теперь, когда там, по своей сути, были одни лишь недруги, ноги и сами не хотели его туда нести.
        - Ничего, ничего, Иванович, - успокаивал его Путята. - Ты, главное, сиди там, в уголке, да щеки с важностью надувай. Спорить тебе ни с кем не нужно. Кричать и грозить, ногами топать - вообще даже не стоит. Там и без тебя всех этих крикунов да склочников великое множество будет. Тверди себе на весь их лай, что ты действовал, дескать, по прямому указанию князя Михаила, по его личному высочайшему повелению. Вот пусть с него-то за все теперь и спрашивают, если что им не так. Прикинься эдаким простачком из дружинных воев, ты ведь, я знаю, это можешь. Глазами вон почаще хлопай да бубни себе под нос, что ничего не знаю, ничего не ведаю и вообще у тебя дружина совсем вся в боях обескровленная. Еды в твоем поместье и вовсе не осталось, болезни черные вокруг нее ходят, а все ремесла сгинули подчистую. А сами вои после такого дальнего похода теперь у тебя долгий отдых требуют, и никуда идти пока более они не хотят. Это чтобы эти тараканы еще куда-нибудь вас не заперли по своему личному хотению. А что? С них там вполне станется! У нынешних властей теперь лишь одно спасение - это на грабеж соседей уповать,
своего-то в городе ничего уже не осталось. А вам вот это надо? Да, и не забудь почаще ссылаться, что два года князь Михаил Всеволодович вам на отдых дал в своем личном поместье. И все! И точка! Никуда вы, пока этот срок не выйдет, не пойдете, ибо это против воли самого Михаила будет, а ты ведь княжью волю верно блюдешь!
        - Ладно, ладно, - отмахнулся от докучливого советчика Андрей. - Отсижу как-нибудь. Да пригляжусь там к тем, кто сейчас на самом верху заседает. Там вообще есть те, кто слово поперек воли прочерниговским молвить может?
        - Нуу, как же не быть, - почесал затылок Путята. - Это ведь Новгород, здесь всегда только лишь твое верное да чужое пустое мнение имеется. И свое привыкли горлом, а то и кулаками отстаивать. Правда, наорались и подрались вдосталь за весь этот последний год. Чуть-чуть вроде потише уже с голодухи стали. Но все равно бузотерить всенепременно там будут. Сила, конечно, за черниговскими, в этом ты прав. На самых главных, на ключевых постах сторонники князя Михаила сидят: в посадниках - Внезд Водовик, а тысяцким - Борис Негочевич. И они в одну дуду с первыми боярами молодого княжича Ростислава хором дуют.
        Вторая по значимости группа - это Степана Твердиславовича. Силы за ними такой, конечно же, нет, как у первых, но вот орать и поперешничать они тоже хорошо могут. Раньше-то, при Ярославе, все в разладе с его людьми были, ну а теперь, как только власть сменилась, так, стало быть, и с нею они не в ладах. Но ты у них союза не ищи, Андрей, они сами за себя и только лишь свои личные интересы на совете отстаивают.
        По Владыке ты и сам знаешь - это не Арсений, который и усовестить мог, и настоять на своем не боялся, верховную власть поддерживая. Он и о простом народе радел и заботился. Ничего плохого не скажу я про нового архиепископа Спиридона, который занял сей высокий пост после онемевшего епископа. Менее полгода как его избрали на вече главою новгородского духовенства, и в мирских делах он пока участия не принимает.
        Есть еще кончанские старосты, но эти уже кто во что горазд, как говорится, и за ваших, и за наших, между простым людом они сидят и верхней властью. Их сейчас более всего волнует, как бы им самим выжить, силы-то как таковой у них ведь никакой нет. В каждом конце города атаманы ватаг ее гораздо более имеют, чем этот выборный человек.
        - Даа, - покачал головой Сотник. - Сложно все! И вот оно мне надо - вот в это все нырять? Нет, прав был Ярослав, когда ограждал от такого омута!
        - Ну а что поделаешь, нет Ярослава, и всей его просуздальской силы в верхах тоже не стало, - вздохнул Строков. - Однако вот что интересно, в простом народе все более и более добрым словом князя Ярослава вспоминают. Дескать, и спокойней при нем жилось, и гораздо сытнее. Видно, и господь его тоже больше любил. Пока под его властью Новгород был, не было такой страшной жути, как вот при этой, нынешней. Вот что сейчас говорят, а это, я тебе скажу, очень даже важный сигнал. Ежели и дальше так дело пойдет и никакого продуха во всех этих бедствиях не будет, то вполне могут всю нынешнюю власть сместить, а его потом опять на престол вернуть. И тот же Степан Твердиславович уже может из хулителей самым ярым его сторонником стать, лишь бы всю прочерниговскую силу отсюда целиком вышибить.

* * *
        Все на Господнем совете было так, как и говорил Путята. Вел его от имени княжича Ростислава хитромудрый Прибыслав. Приглашенные сидели в большой приемной зале детинца. А по ее длинным сторонам были расставлены широкие лавки. На переднем - «княжьем» месте, возле резного кресла с малолетним Ростиславом, сидели по бокам на приставных массивных стульях два его самых ближних боярина. По левую сторону пристроился скромно в уголочке епископ Спиридон, а вот по правую развалились на лавках посадник с тысяцким.
        Уже третий час шла жаркая перепалка. Спорили до хрипоты кончанские и сотские старосты, напоминая посаднику, что князь Михаил сам многие подати отменил, а собирать сейчас новые с того люда, который и сам находится в крайнем разорении, просто уму непостижимо! Внезд Водовик грозил прекратить ремонт Великого моста и кормление и так весьма малочисленной дружины. Тысяцкий с купеческими старостами кричал, что мыто с купцов собирать уже вовсе не с кого. Иноземцев ныне и десятой части от прежнего нет, а свои купцы, те все по большей части разбежались или же прозябают в самом крайнем разорении и сидят без дела. Серебра в казне нет, пропитания в городе нет, и все у всех рушится. Вокруг хаос и одни лишь беды. У каждого здесь присутствующего были великие и не разрешаемые проблемы, и каждый винил в них всех, кроме себя. Многие пришедшие на эту высокую встречу сидели облачённые в свои лучшие меха и теперь раскраснелись, смахивали с лица обильный пот.
        Андрей сидел с краю, у самого выхода, за одетым в пышную шубу сотским старостой Неревского конца Кузьмой Овином и никуда не встревал. Несколько раз уже слышал он обидное про воинскую силу, от которой, дескать, никакого толку нет, и она только лишь весь народ объедает. Слышал все и молчал. Вот и опять староста Людина конца Никодим с поддержкой двух своих сотских старост завел старую песню: на что им тут целых пять княжих сотен в городе держать, когда врага на внешних рубежах и вовсе нет?! А коли он появится вдруг, так ведь и городского ополчения, чтобы его отбить, вполне хватит! А тут, по слухам, ведь и еще столько же дружинных воев водой в город пожаловали, а то, может быть, даже и поболее того! И чего, их тоже кормить, как и тех, что при княжиче?! Никакого толку нет им от тех воинских дружин!
        - И почто только они на Колывань ходили?! - все горячился распаленный склокой уже весьма пожилой староста. - Две сотни находников, из своих, из городских, только вот там потеряли, а добычи так себе, с гулькин нос привезли от ливонцев! Пока обратно до Новгорода дошли, все, что на себе тащили, пожрали! Для чего вообще такие походы нужны?! Для чего нам дружину кормить, спрашивается?!
        - А вот пусть нам сам участник того похода на этот вопрос и ответит, - с масляной улыбкой на лице заявил Прибыслав и, приподнявшись со своего места, прошептал что-то в ухо княжичу. Тот стукнул посохом о пол и звонким голосом выкрикнул: - Служивый боярин Андрей, ответь честному собранию, на что столько припасов городских ушло, когда простому люду и самому есть нечего? Какой толк с того похода был, и где с него все там добытое?
        «Ну вот и до меня наконец-то добрались», - подумал Сотник, вставая с места.
        Ор голосов понемногу затихал, и десятки человек внимательно оглядывали воинского начальника, о котором ходило столько противоречивых слухов.
        Андрей вежливо поклонился княжичу и обеим сторонам большого приемного зала, где сидели члены совета.
        - Ростислав Михайлович, и вы, честной совет Господина Великого Новгорода. Эти вопросы ведь не мне, пожалуй, тут задавать следует, а самому князю Михаилу Всеволодовичу, что и возглавлял тот славный поход на Эстляндию. Я же со своими воинами был лишь в составе его, так же, кстати, как и уважаемые бояре Прибыслав и Неждан. И да, я не зря здесь, перед вами, этот поход назвал сейчас «славным». Ибо русские рати, вступив в союз с войсками датского короля Вальдемара, разбили большие силы ливонцев, которые стояли уже на границе наших копорских земель. Разбили и тем самым помогли датчанам вернуть обратно свои земли. В благодарность же за помощь союзники передали в вечные владения Новгороду Нарву и ее окрестности, а также еще и остров Котлин, что запирает устье судоходной Невы. Теперь мы имеем не только сильных союзников на своем северо-западе, но и приросли там землей, и сможем обеспечить свободный проход своих судов в Вотский залив Балтики по речному пути. И теперь Ладожское озеро становится нашим внутренним и безопасным, потому как оно и так уже охраняется сильной крепостью Орешек. А тут совсем скоро и
еще одна твердыня встанет со стороны моря, обороняя уже и сам выход в него с Невы. Помимо датчан у нас появились еще и союзники из местных племен эстов, с кем союз мы скрепили кровью на поле брани. Я говорю вам про эстов из племени верумцев. Коли мы вдумчиво и честно с ними будем вести дело, так они для нас такими же полезными, как карела, воть и ижора, станут. И будут они защищать западные рубежи Новгорода от набегов крестоносцев. Да и сдерживать тех же датчан они тоже смогут. Разве же этого мало?
        - Ты тут о туманных выгодах дружбы с лесовиками нам в уши-то не заливай! - выкрикнул староста Людиного конца. - Мы их давно уже и так набегами примучиваем и добычу с них берем! Что нам теперь, еще и дружбу с ними водить?! Тебя, воевода, про добычу спросили, а не про туманные посольские выгоды! Почто добычи с этого похода нет?! Почто напрасно столько припасов проели. Толк-то тогда какой вообще с вас всех был?! Гнать нам надобно воинских из города, самим же тогда и легче жить будет!
        «Ну да, конечно, кому, как не тебе, мешают дружинные, Никодим, - думал Сотник. - Тебе да клещевским, что стояли за спиной у этого старосты с Людиного конца». Но смысла вступать в перепалку здесь не было, и Андрей постарался отвечать как можно более спокойно:
        - Уважаемый совет Господина Великого Новгорода, простите, что напоминаю вам, но моя дружина из городских припасов ни пуда для себя не взяла, она в походе брала пропитание только из своего поместья. Если не верите, то у посадника или у тысяцкого спросите. Уж такие уважаемые люди никак вам соврать не смогут, - и он кивнул в сторону княжьего места.
        Прибыслав сделал кислое лицо и был вынужден легонько кивнуть.
        - А насчет добычи. Со взятой Нарвы мы для себя ничего не взяли, - пожал плечами Андрей. - Все, что там было, городские находники только лишь взяли, ну еще и ижора с водью. Так что с них теперь вам и спрос. Мы же, по указанию князя Михаила, далее свой поход продолжили, дабы выполнить союзнические обещания перед датчанами.
        - Ну вы же добычу с собой везете, с Ревеля взятую? Неужто ты, Андрей Иванович, думаешь, что мы тут про нее ничего не знаем? - хитро улыбнулся Прибыслав. - Или на князя Михаила опять сошлешься, что он тебе ее всю разрешил с собою в поместье забрать?
        - Да нет, не буду я на князя ссылаться, не было у меня мысли наперед об этом тогда толковать, - усмехнулся Андрей. - Нужно была сильного врага и далее воевать, а не о будущей добыче торговаться.
        - Ну вот, коли не было, так и оставляй ты тогда здесь в Новгороде те три ладьи с зерном, что вы сейчас с собою тащите. Знаем мы, что герцогом Кристианом это вам в благодарность за свою воинскую помощь пожаловано. А вот все-то железо, что вы еще попутно везете, так это можете себе оставить, нам оно здесь без надобности. Ну а зерно для нашего города - это самое нужное сейчас будет. Правду ведь я говорю, господа совет? - И он победоносно окинул взглядом всех присутствующих.
        - Правда, правда! - орали со своих мест все, кто сидел на лавках. - В этот голод как раз впору такая добыча нам будет! Железо к себе пущай гонит, у нас все равно здесь ремесло встало. Пусть все три ладьи с зерном здесь оставляет! Коли дружина Сотника Господину Великому Новгороду принадлежит, так, значит, и весь наш люд на свою долю с нее тоже право имеет!
        - Ну что же, как скажете, господа совет, - кивнул Андрей. - Завтра же на княжью пристань к обеду они и придут. А дальше вы уже сами то зерно как надо распределяйте.
        Такой исход они с Путятой предвидели заранее. Сами же весть о том зерне и шепнули кому нужно, чтобы она до ушей посадника с тысяцким еще до начала совета достигла и они не лезли бы во все то, что еще сейчас везли в ладейных трюмах. А шло, помимо зерна в поместье, много битой немецкой брони да и прочего рабочего металла, вывозимого в виде законной добычи. Для Андреевского это было очень необходимо, ну а три эти ладьи с зерном, при рачительном хозяйском и справедливом распределении, могли бы спасти чьи-то жизни в этом огромном, охваченном голодом городе. Так что было его не жалко, коли шло оно для людей. Да и противник в господских верхах пусть пока радуется и думает, что это он победил в этой их негласной и тайной войне.
        - Ну, хорошо, коли так, - покачал головой Прибыслав, втайне рассчитывая на то, что Андрей все же будет сопротивляться такому решению. - И в поместье к тебе мы вскоре особых своих людей отправим, пущай они на месте оценивают, какую подать с вас взять можно. Сидите там за нашими спинами и в казну ничего не отдаете. А товары-то на своих ладьях постоянно в немецкую землю гоните! Князя Ярослава нонче нет, поэтому ваше прежнее освобождение от всех тягот уже недействительно!
        «А вот это уже плохо, - думал Андрей, присаживаясь на свою лавку. - Чужие враждебные люди в поместье, если они сумеют оценить весь товарооборот, могут очень дорого ему стоить. До трети, а то и более ведь здесь поборами при ином злом хозяине забирается, если он кого захочет разорить. Ну да ладно, будем дальше думать, что с этим делать». Впереди, этой ночью, было еще одно большое дело, и Андрей посмотрел на старосту Людиного конца. Именно в его части города и свила гнездо самая кровожадная ватага разбойников.
        Глава 3. Город в огне
        Ближе к полуночи, когда разбирались хозяйственные дрязги пятин, из боковой двери зала к Прибыславу подскочил теремной человек и что-то ему зашептал в ухо. Боярин нахмурился и, выслушав его, махнул рукой, отпуская.
        - Кузьма Ярилович, Хотислав Путилович, опять ваша чернь свару с людинскими затеяли, железом на улицах бьются и дома жгут! - выкрикнул он со своего «переднего» места. - Ну никакого мира между вашими концами нет!
        - А какой мир может быть, когда весь Людинский конец под Клеща лег, а теперь и половину моего они уже отъели и сейчас вот уже и на Неревский лезут! А вся кончанская старшина их разбои там покрывает! - выкрикнул староста от Загородского.
        - Ты говори да не заговаривайся, Хотиславка! За такие-то поганые слова не только языка, но и живота лишиться можно! - взъярился Никодим и взмахнул в сторону Хотислава посохом. - У нас вон Ванька не озорует и не забижает никого! Вы сами у себя не можете со своей чернью разобраться и порядок навести, а на другие концы наговариваете!
        По всему залу слышались недовольный гул и резкие выкрики. У многих уже в печенке сидели вся эта разбойничья вольница и тот разброд, что творился сейчас в городе.
        - Дружину нужно на разбойников слать! Давно приструнить пора Клеща, никакого житья от него нет уже! А на него и другие ватаги сейчас смотрят и пример с него берут! - гомонили старшины купцов, кончанские и сотские старосты.
        - Тише, тише, господа совет, - старался успокоить разошедшихся Прибыслав. - Никак не можно нам дружину в город слать. У нас ее всего-то пять сотен, да и то три из них в детинце стоит, а ну как люд в злобе и их в городе перебьет, так и вообще тогда никакой воинской силы у нас не останется!
        - Да на что такая сила вообще, которая за порядком в городе не следит и носа вообще из детинца не кажет?! - выкрикнул староста Славенского конца. - С Людиного уже на наш, на противоположный, правый берег на челнах набегают и там народ грабят, убивают, а их избы жгут! Что нам теперича, самим своих людей против клещевских поднимать?!
        - Успокойтесь, господа совет, успокойтесь, чай не впервой уже такое, - увещевал людей боярин. - Ну, побьются немного людишки, выпустят себе озорную кровушку, пожгут немного посад да и успокоятся опять. Было уже такое, и еще, небось, не раз будет. Вот придет скоро Михаил Всеволодович с полками, он и разберется с теми, кто там озорует!
        «Ну-ну, разберется, - усмехнулся про себя Сотник. - Не больно-то и хочет боярин во все это лезть, не зря же слухи ходят, что и он вместе с посадником и тысяцким был причастен к тому, что угольки недовольства против просуздальской партии костром мятежа вспыхнули, а потом и привели в итоге к самой смене власти. Видать, и лихие люди с Людиного конца в свое время в этот костер тоже эдак хорошо подули. А у городской старшины теперь руки накрепко связаны против тех злодеев. Может быть, они и рады их сейчас приструнить, да уж слишком глубоко увязли в этом болоте».
        Шумный совет продолжался, а Андрею уже не терпелось поскорее с него выйти. Похоже, что события в городе шли по намеченному ранее плану. Люди Журавля сцепились с ватагой клещевских, и на улицах левого берега сейчас кипели яростные схватки. Еще немного, и можно было ждать условного сигнала - огненной стрелы напротив Рюрикова городища. Наконец, уже далеко за полночь, закончилось это склочное собрание, и Андрей в окружении охранной полусотни поспешил на пристань. Пять сотен шагов было до нее, а по дороге им пару раз попадались толпы возбужденных и орущих мужиков, вооруженных дубьем, вилами и копьями, переделанными из кос. Расходились пока миром, у горожан были свои заботы, и с дружинными они воевать сейчас явно не желали.
        Вот, наконец, и пристань с ожидающей их ладьей. Соскочив с приставных мостков на палубу, Сотник вопросительно посмотрел на Бояна.
        - Ну что, Ферапонтович, был условный сигнал?
        Тот покачал головой.
        - Ждем, Андрей Иванович, а в городе с реки уже несколько пожаров стали видны. Похоже, что не на шутку там разошлись, вон и по берегу какие толпы с дубьем пробегали, так ведь просто и не поймешь, из чьих они будут.
        - Ладно, значит, пока ждем, - кивнул Сотник. - С Журавлем у нас четко обговорено, что пока клещевские совсем не втянутся в Загородский и Неревский концы, они сами будут их там сдерживать. А вот как они совсем уже там раздухарятся и как расползутся по городским улицам, вот тогда-то они нам и подадут тот самый сигнал.

* * *
        Еще больше часа ждали условного сигнала пять андреевских сотен на своей стоянке. Наконец на противоположном левом берегу в небо ушли огненные стрелы.
        - Андрей Иванович, есть сигнал! - крикнул Филат, подбегая к комбригу. - Три стрелы в небе, все, как ты и говорил!
        - Вижу, Савельевич! Выступаем! Людей в ладьи, а дальше все, как мы и обговаривали! - скомандовал комбриг. - Вы с Тимофеем высаживаетесь за версту до детинца и заходите двумя с половиной сотнями по границе Людиного и Загородского концов вдоль большого ручья. Мы же идем ниже, до самого моста, и уже оттуда бьем в сторону Неревского. Все, удачи, Савельевич, пошли! - И Андрей, сбежав по перекидному мостку, спрыгнул на палубу своей ладьи.
        Небо над городом подсвечивалось пожарами. Где то в нем пылали десятки домов и усадеб, и шла настоящая война. Клещевская разбойничья рать, вооруженная несравнимо лучше, чем все ее соперники, разметала несколько заслонов из мужиков и ворвалась в Загородский и Неревский концы. На улицах шел яростный кровавый бой.
        К ватаге Журавля пришли на помощь еще две неревских и примкнули простолюдины с обоих концов. Их было гораздо больше, чем нападающих, но что они могли сделать с дубьем против вооруженных боевым железом, опытных, да еще и сплоченных разбойников? Улицу за улицей проходили теперь клещевские, а за ними оставались лежать изуродованные трупы и пылали пожары.
        Сотни воинов спрыгивали на бревна городской пристани прямо с бортов ладей. Слышались позвякивание брони, глухие удары щитов и топот множества ног.
        - Делимся на три отряда! - скомандовал комбриг. - Каждый идет по своей улице от реки в город. Фотич, твоя будет Прусская, та, что выходит на Загородский конец. Лавр Буриславович, ты идешь по Холопьей, а я по Великой Неревского конца пойду!
        Впереди каждого клина шли по восемь, девять десятков воинов в тяжелой броне, прикрываясь большими щитами пешцев. За их спинами двигались легкие стрелки из старших курсов школы. Сто, двести, три сотни шагов, пять, прошел отряд Сотника по своей улице. Сначала ему встречались по пути лишь небольшие группки мужиков, которые при виде воинов испуганно шарахались в боковые переулки или жались к заборам. Затем они стали больше, но все так же пропускали дружинных, предусмотрительно скинув дубины и самодельные косы на землю. А вскоре впереди послышался многоголосый рев, и прямо на воинский клин из пересечения с улицей Щерковой выкатила огромная, истошно орущая толпа.
        Впереди неслось сотни четыре испуганных мужиков. Мало у кого из них в руках был сейчас топор или дубина. Многие были в крови и в разорванной грязной одежде. За ними, гоня этих мужиков, неслось с ревом около трех сотен с мечами, секирами и боевыми копьями в руках.
        - Разорвать строй! Половины к забору! - скомандовал комбриг, и толпа в панике пронеслась по освобожденной середине улицы.
        - Сомкнуть ряды! - И перед остановившейся в нерешительности в паре-тройке десятков шагов погони выстроилась плотная стена щитов.
        - Кто такие?! Почему с оружием против городского люда вышли? А ну отвечать! - громовым голосом закричал Андрей, выйдя на шаг впереди своих людей.
        - Вы сами кто такие?! Почто в дела людские свободного города лезете! - проорал крепкий мордастый мужик с окровавленным мечом в руке. - Уходите в детинец и сидите там тихо, пока целые! Никто вас не тронет там, за стенами! А не то так же, как и этих, сейчас вас порвем!
        - Убирайтесь! - заорали из беснующейся толпы, и Андрей пригнулся, пропуская мимо себя брошенную в него сулицу. И еще одну с громким стуком принял на себя его большой щит. Он резко сдал назад, вставая в первый ряд воинов.
        - Стрелкам тоовсь! Первые шеренги на колено! Щиты стенкой вверх ставь!
        Три ряда тяжело бронированных воинов разом опустились на землю. А перед толпой сейчас была сплошная стена щитов.
        - Стрелкам бей! - И в гомонящую толпу полетела оперенная смерть. Самострелы тут были лишними. Хорошей брони на разбойниках было мало, а с такого короткого расстояния в три-четыре десятка шагов боевые луки своей граненой стрелой легко пробивали даже самую крепкую кольчугу.
        Ших! Пятьдесят, сто, полторы сотни, две сотни стрел, три выбивали свои жертвы среди толпы. Несколько копий вылетело в ответ, и они впились в щитовую стену.
        - Бей дружинных! - заорал мордастый с мечом, сам прикрываясь, как щитом, мужиком в зипуне с нашитыми на нем костяными бляхами. Стрела ударила мужика в грудь, и ее наконечник вышел из его спины.
        - Беей! - отбрасывая в сторону уже ненужное прикрытие, предводитель бросился во главе сотни самых отчаянных вперед.
        В вооружение каждого пехотинца бригады входило два метательных копьеца. Толпа только неслась к ним, а навстречу ей уже летели сулицы.
        - Бум! Бум! Бум! - с глухим грохотом ударили топоры, мечи и дубины по щитам.
        - Крепить строй! - прокричал Сотник, сдерживая натиск спереди. Сзади его подперли со второго ряда, и он чуть сдвинул свой щит влево. - На! - Резкий укол в образовавшуюся щель, и под ноги упал пронзенный мечом противник.
        - Раз! Раз! Раз! - Стена щитов, устояв при первом натиске, начала рывками напирать вперед. Толпа чуть подалась, и Андрей, обернувшись, прокричал: - Стрелки, тоовсь! Первые шеренги на колено! Пешцы, щиты вверх ставь! Стрелкам - бей!
        И опять в толпу ударили пять десятков боевых тугих луков. Три, пять, семь ударов сердца, и больше двух с половиной сотен стрел со свистом ушли поверх голов мечников. Не каждая из них нашла свою цель. Некоторые тела жертв, стоявших в первых рядах, пробивались двумя и порой даже тремя. Но впереди стоящих атакующих они выкосили всех.
        - Стрелкам бить навесом! - проорал комбриг, вскакивая. - Стенка, вперед!
        Организованного сопротивления воинам уже не было. Легко сбив дрогнувшую и сильно поредевшую толпу, ее затем погнали по улице в южную сторону. То же самое сейчас происходило и в двух других ударных клиньях.
        - Марат, Оська, за мной! - Митяй заскочил в распахнутые ворота двора справа. Два звероватого вида мужика вытаскивали из распахнутой двери крепкого дома какие-то узлы с рухлядью. На крыльце в луже крови лежал с рассеченной головой мужик, а из дома слышался резкий женский визг. На бегу, не снижая скорости, Митяй метнул швырковый нож и, уклоняясь от падающего навстречу ему мертвого тела, выбил ногою дверь вовнутрь. За ним следом, срубив второго разбойника мечом, заскакивал и друг берендей. Оська с наложенной на лук стрелой в это время контролировал двор.
        Меч боковым хлестом перерубил шейную жилу насильника, и струя алой крови окатила как саму жертву, так и второго мужика, что держал за руки распластанную на полу и визжащую бабу. - А чего?! Ааа! - заорал тот, и метнулся было в сторону. Раздался противный хруст, и Марат вытер о его одежду свой окровавленный меч.
        - Прикройся! - Митяй сдернул какую-то дерюжку с полатей и кинул ее женщине, оглядывая цепким взглядом весь дом. Больше здесь никого уже не было.
        - Все, чисто, пошли, Марат! Прости, хозяйка, не успели мы немного.
        Их клин в это время уже ушел на пару сотен шагов вперед, гоня разбитую разбойничью ватагу по Прусской улице, и его нужно было теперь догонять. То с одного, то с другого двора выскакивали легкие пешцы, зачищающие дворы, и тоже спешили вперед. А сзади уже накатывала толпа мужичья с дубьем и с подобранным у убитых оружием.
        - Свои, свои! От Журавля мы! - выкрикнул ширококостный, чернобородый, заросший густым волосом мужик с обожженными руками. - Слышите, вечевой колокол бьет?! Весь народ со всех концов на клещевских находников поднялся! Гайда вперед, робята! - И он, потрясая секирой с широким лезвием, увлек огромную и орущую толпу за собой. А издалека доносился набат вечевых колоколов с Неревского и Загородского концов, да и из Славенского и Плотницкого на левый берег по Великому мосту неслись толпы мужиков с дрекольем. Весть, словно пожар, пробежала по всему огромному городу: клещевские простой люд бьют, баб насильничают, а избы жгут и все себе подчистую выносят! Тысячи людей поднялись, схватив то оружие, что у них имелось, и теперь их было уже не остановить. Основной костяк разбойничьей ватаги был выбит воинскими клиньями, и противостоять толпе народа никто не мог.
        - Уходим! - Подобрав десяток своих раненых и двух убитых, андреевские резко развернулись и, выйдя по своим улицам к Волхову, погрузились на ожидающие их ладьи. А разъяренные толпы народа, разметав остатки еще сопротивляющейся ватаги, ворвались в Людин конец. Здесь их поддержали и сами жители, натерпевшиеся от атамана и от своей кончанской верхушки. Гнев этой толпы был страшен!

* * *
        - До сих пор горят концы? - Варун, поднявшись на колокольню Благовещенской церкви, оглядел всю левую Софийскую сторону города. - Горят, Варун Фотич, - кивнул Родька. - Неревский и Загородский вроде бы как затушили, а вот Людин, что как раз напротив нас, тот вон до сих пор пылает, уже треть часть его дотла выгорела. Правда, дымы стали белые и не такие густые, как раньше, видать, и его тоже сейчас тушат.
        - Ну и ладно, ну вот и хорошо, - пробормотал старший разведчик и, развернувшись на макову храма, размашисто перекрестился. - Прости, господи, сколько народу ведь сгинуло!

* * *
        Под вечер к пристани городища подошла ладья, из нее выскочили уже знакомые по прошлым переговорам новгородцы.
        - Андрей Иванович в шатре, пожалуйте к нему туда! - пригласил Журавля и его сотоварищей старший караульной полусотни Угрим Лютомирович.
        В сопровождении двух десятков караульных с копьями пятеро новгородских старшин прошли в командирский шатер.
        - Здрав будь, воевода-боярин новгородский Андрей Иванович! - поклонился в пояс высокий старшина загородской ватаги. - Вот пришли мы поклониться тебе со старшиной нашей Софийской городской стороны, - и старосты Неревского и Загородского концов - Кузьма Овин с Хотиславом Путиловичем, блюдя свое достоинство, вежливо поклонились.
        - А вот с Людиного конца Никодима Паскалова-то и нет, да и не будет уже. Забили ведь вусмерть того старосту. Сами свои люди лютой смерти предали, - развел руками Журавель и перекрестился на походный воинский складень. - Злой ведь нынче народ, в обиде он был на Чудиновича. Забижал, сказывают, он с разбойниками своих людей, в страхе всех сильном держал. Вот, видать, и не стерпели они того. Всех ближних его побили, а усадьбу дотла сожгли.
        - Даа, страшно! - вздохнул староста с Неревского. - А ведь говорили мы ему и не раз ведь - зря ты так, Никодимка, со своими людьми. Воздастся ведь тебе за все, а вот так оно и случилось! Народ в гневе ведь не знает никакого удержу, ох и лютый он ноне! - И Кузьма Ярилович глубоко, с шумом вздохнул.
        - Пожалуйте к походному столу, гости дорогие. Сейчас распоряжусь, накроем на скорую руку, вы уж извините, не ждали мы вас так рано! - извинился Сотник и, подозвав к себе Буриславовича, шепнул ему что-то на ухо.
        - Сделаем, Иванович, не беспокойся, - кивнул тот и, откинув полог, выскочил из шатра.
        - А вот Клеща с тремя первыми его подельниками-то мы и не нашли, - сокрушался, сидя за накрытым столом, Журавель. - После того как ваша дружина вышла из города, мы добили всех ватажных на Загородском конце и потом зашли на Людин. Народ ударил в вечевые колокола, набежали его целые тысячи, и даже с правой, с торговой стороны на подмогу пришли. Многим ведь зла наделали за все эти годы клещевские, вот и били их там нещадно. Мало кто сбежать сумел. Только, поди, самые что ни на есть ушлые. Ну да ничего, найдет на себя еще Клещ смертушку. Такие просто так не отходят! Слишком много на нем душ невинно убиенных висит.
        Старосты слушали, поддакивали и наворачивали жирную воинскую кашу, пироги с рыбой да запивали все это медовым взваром.
        - Извините, уважаемые, не могу я вас хмельным угостить, не держим мы в походах хмельное, - развел руками Сотник.
        - Дэк мы-то че?! Мы-то понимаем! Дело служивое! - кивал важно кончанская старшина. - Чай и сами в походы, было время, тоже ведь хаживали. И так вон как нас уважил, эх и хороша дружинная кашка, жирная, с дымком, да на добром сале.
        - Что теперь-то делать собираетесь, уважаемые? - Андрей, словно оценивая, внимательно оглядел сидящих за столом гостей и думал: «Так, Журавель, этот из бывших ушкуйников и находников. Он привык больше секирою да мечом себе на жизнь и на пропитание находить. С ним же и два его ближних подручных, как раз под стать своему лихому атаману. Крепкие мужики, с уверенными и цепкими взглядами. Лишь бы не пошли они по пути Клеща. Вот споются с выборной городской властью и будут потом так же народ примучивать. Хотя не должны бы. Нет в них того кровавого и разбойного, злого духа. Все-таки больше воинской закваски эти люди, хотя и тоже весьма лихие. По кончанским старостам понятно. Они, каждый на своей части города, дела ведут и перед его населением свой ответ держат, да еще и представительствуют на господнем совете. Умные, заматеревшие и опытные хозяйственники. И свое они, конечно же, не упустят, но и о народе вроде как думать должны. Только вот время им непростое выпало, очень лихое время».
        - Да, а что делать-то? - Кузьма Ярилович облизал большую деревянную ложку и положил ее, перевернутую, аккуратно на стол. - Пожары на своих концах мы к этому часу затушили. Скоро их и на Людином тоже зальют. Будем понемногу поправлять все. Порушено нонче очень много! Спасибо твоей дружине, Андрей Иванович, ударили дружно вы с трех концов. Не дали все разорить да пожечь разбойникам. На господнем совете мы за вас благодарность отдельно скажем. Княжьи-то сотни и дружинка посадника даже и не вышли ведь из-за стен! Так и сидят до сих пор там и выйти наружу в город боятся! Защитнички, чтоб им пусто было! - И он, крякнув, помотал в сердцах головой.
        - На Людином конце как все успокоится, подначим народ, пущай вече собирают и новую старшину для себя выбирают, - продолжил рассказывать ближайшие планы староста с Загородского конца. - А уж мы шепнем кому надо, чтобы хозяйственных да серьезных на это место кричали. Чай и самим нам хорошие соседи там нужны. Всю Софийскую, левобережную сторону, бог даст, обустраивать скоро вместе будем. С голодом бы вот нам только совладать. Припасов совсем ведь нет. Скоро уборочную надо бы вести, а поля-то все одно пустые стоят.
        - Выход здесь только один, старосты, это собирать сообща, в складчину ходовой товар, какой еще и где остался, да посылать надежных людей на дальний зерновой закуп. Тут я только три стороны вижу. Это на запад, в германские земли идти, но там сейчас на зерно цена очень высокая стоит, я сам про то очень хорошо знаю. Можно по второму пути на восток направиться. Вышним Волоком по реке Мсте, на Цну и уже далее Тверцой через Торжок на Волжскую Булгарию, в богатые Итильские земли. А можно и далее сплавать в Хвалынское теплое море. Там, в Персии, торг вести и дальним путем пшеницу и сарацинское зерно к себе вывозить. Но проще, пожалуй, будет все же в самой Булгарии закупаться. Можно еще и по Задвинским волокам на Днепр, в южные русские княжества направиться и даже далее в греческие земли. По моим сведеньям, недорода там пока не было, и сторговаться для себя вполне даже можно. Время вот только мало нам для такого дальнего похода остается. До ноябрьского ледостава всего-то три месяца и никак не более. Мы вот и сами в поместье поспешать будем, а как ладьи у себя разгрузим, думали, сразу же волжским путем их с
частью судовой рати на хлебный закуп отправить. Далеко нам уйти уже не удастся, ибо время сильно поджимает, поэтому только до Булгара, на осеннюю ярмарку нужно идти.
        - Так и наши, может быть, захватите с собой, Иванович? - сразу же «включился» хозяйственный староста Неревского конца. - Мы за седмицу бы тут пробежались по всем городским концам, собрали бы побольше меховой рухляди, серебра, да и всего того, что только будет пригодно для мена. И с твоими опытными людьми и своих бы мы ладейных отправили. На посадника с нынешней княжьей властью надежы-то ведь никакой у нас сейчас нет. Самим, похоже, обо всем теперь только думать придется. А у нас, сам знаешь, и из ушкуйников, и из купцов добрые люди есть. Не раз они ранее в те земли ходили, а с твоими воями так и вообще им страшно не будет.
        - Хм, - почесал задумчиво лоб Андрей. - Взять-то ваших, конечно, можно, и сторговаться им бы мои тоже помогли, у нас ведь там хорошие связи уже налажены. Да и во многих торговых местах свои люди теперь есть. Опять же, идти большим караваном да от лихих людей отбиваться вместе тоже как бы полегче. Ладно, сделаем тогда мы так, - наконец принял он решение. - Мы завтра же спозаранку уходим к себе в поместье. Оставляем пока здесь, в городище, те три пустых ладьи, зерно из которых забрали себе посадник с тысяцким в качестве своей доли с похода. Ну и еще две своих высвободим, потеснимся маненько, чего уж, ради такого-то дела. Вот на эти-то пять ладей посадим мы человек по тридцать на каждую да и отправим к Волжской Булгарии. Вы же, как только можете скорее, чтобы время не терять, собирайте своих людей и весь товар для закупа, загружаетесь на свои суда да и присоединяетесь к моим. Все вместе они и пойдут по Ильмень озеру до устья реки Мсты, ну и дальше уже по всему этому Вышнему Волокскому пути.
        Но это ведь только полдела, старосты. А как зерно потом будете распределять в городе? Вы вспомните, сколько его запасов было ранее? По княжьим и посадским житницам да по амбарам купцов и всяких имущих людей ведь тысячи его пудов лежало! И надолго ли его тогда городу хватило? Все ведь пожгли гораздо более, чем для еды вынесли! А с этим теперь тоже, не случится ли такое?
        - Ну уж неет! - хором заголосили новгородцы. - Теперь-то как зеницу ока мы будем его охранять. Хватило уже нам той науки. Обожглись!
        - Ну, смотрите сами, - кивнул Андрей. - Значит, как и договаривались, мои пять ладей ждут ваш караван не больше седмицы. Коли он от вас не пойдет, то на восьмой день они и сами одни в дальний поход направятся. Сами понимаете, дольше ждать вас они уже не смогут, осень, господа старосты, стоит на пороге. Коли лед воду прихватит, так не будет тогда нашим ладьям по реке хода. Только и вывозить потом из вмерзших в него судов все санями.
        На том и порешили. А утром, спозаранку, та часть бригады, что добиралась к себе в усадьбу водным путем, отошла от пристани Рюрикова городища и сразу же оказалась на просторах Ильмень озера. Дальше ей нужно было пройти реку Полу и уже затем, свернув на восход солнца, по реке Поломети догрести против течения до родной Ямницы. А на малой пристани Городища осталось пять ладей, нагруженных частью добычи с похода и нужной для мена и для зернового закупа.
        - Счастливо вам, братцы! - крикнул Сотник. - Удачного похода вам, Варун Фотич!
        Рядом с другом у кормы стояла неразлучная пятерка выпускного курса ратной школы.
        - Смотри у меня, Митька! - погрозил ему кулаком отец. - Вы, стрелки, далеко от дядьки и от этих ладей чтобы не отходили!
        - Ладно, бать, ты не переживай, все будет хорошо! - сделав ладони лодочкой, выкрикнул ему в ответ паренек. - К ледоставу домой жди! Всем сродственникам и Ладушке привет!
        - Не переживай, - проворчал Сотник. - Посмотрим, как ты сам будешь за своих чад беспокоиться. Вона уже какой лось вымахал, что ты, семнадцать годков ведь недавно исполнилось, самостоятельный!
        Глава 4. Дела хозяйские
        Конная часть бригады дошла до дома на девять дней раньше ладейной. В усадьбе в это время полным ходом шла уборочная страда. Зная наперед о предстоящей непогоде, все работали в поте лица.
        - Всем вновь прибывшим три дня отдыха, а затем в поля! - был приказ комбрига.
        Опыта в таких работах всем было уже не занимать. В прошлом году, перед началом затяжных дождей, по всему поместью буквально за пару месяцев успели возвести тока, овины-сушильни и широкие навесы. За этот год добавились еще новые постройки, и о сохранности урожая теперь уже можно было так сильно не переживать.
        Дома все было в надлежащем порядке, Марта, несмотря на свою благородную кровь, оказалась прекрасной хозяйкой. С Ладой они быстро нашли общий язык, и соперничества между ними никакого не было. Терем, после переезда в него из избы, казался для приемной дочери Сотника огромным, и дел в нем, несмотря на наличие прислуги, всегда было великое множество. Здесь женщины были полноправными хозяйками. Андрей из дому уходил спозаранку, обедал он обычно в полевом стане или же на дальних воинских полигонах. Так же, как и хозяин, пропадал на своем самострельном участке механического заводика и дед Кузьма. Митяй был в дальнем походе, а подросший Ванятка носился целыми днями с посадскими детьми. На улице всегда было много озорной пацанвы, и прибегал он домой вымазанный с ног до головы. Ленька традиционно пытался за ним увязаться, но женская половина семьи его неизменно перехватывала, а затем возвращала ревущего мальца обратно и передавала под неусыпный контроль Эммы или Настены.

* * *
        - Тебя сегодня опять до самого вечера не ждать? - укоризненно вздохнула герцогиня. - Когда уже с семьей целый день сможешь побыть, Ленька вон как по своему тятеньке соскучился, да и я так-то тоже по своему мужу.
        - Ну не обижайся, Мартушка. - Андрей поцеловал любимую в припухлые обиженные губы. - Ты же сама знаешь, какие у нас тут нынче времена. Вот зарядит обложной дождь, как ему время придет, и потом и все дороги сразу же встанут. Обещаю, целыми днями тогда я буду возле тебя в тереме сидеть и, не отрываясь от такой неземной красоты, часами любоваться стану. - И он, прижав к себе, нежно ее обнял.

* * *
        - Андрей Иванович, по уборке мы вроде бы как нонче укладываемся, - докладывал главный хозяйственник поместья Парфен. - Все озимое мы в этот раз уже загодя скосили. Колос хорошо в это лето свою восковую спелость набрал. Работники высушили и уже обмолотили со снопов все зерно, и даже заложить его в амбары на хранение успели. Так же у нас и с горохом удачно получилось. А сейчас вот к уборке яровых приступили. Сначала мы ячмень с рожью жнем да на обмолот его, на гумна свозим, а совсем скоро и за пшеницу тоже возьмемся. Овес немного пока подождет. Ну а с новыми культурами я уж даже и не знаю, как нам теперича быть. - И он развел руками. - Кукурузе с подсолнечником дозреть бы еще, конечно, нужно. Да и картофель у нас пока в рядах мелковатый. Еще бы две седмицы всему этому доспеть, и тогда совсем бы хорошо было. - И он внимательно взглянул на Сотника.
        - Не знаю, Васильевич, не знаю я, - покачал тот в сомненье головой. - Есть ли у нас эти самые две седмицы? Я ведь точных сроков начала непогоды не ведаю. Знаю только, что примерно в середине сентября ее нужно будет ждать, тогда, когда самая уборочная страда здесь проходит. Ты уж извини меня, коли ведал бы, так все бы давно вам сказал.
        - Ну да, - вздохнул Парфен. - Выходит, что нет у нас того запаса времени. До середины сентября месяца, сейчас всего-то лишь одна седмица времени осталась. Получается, надобно нам всем людям говорить, чтобы они за все и сразу бы брались. Народу вот только, чтобы разом все это охватить, нам все одно не хватает. И так ведь всех тех, кто пришел к нам в эту зиму и кого мы у себя отогрели, к уборке урожая уже приставили. Работают они, рук своих не покладают. Натерпелись ведь с голодухи, теперь им такой труд вообще в радость. И все равно нам до непогоды не успеть.
        - Ничего, те пять сотен, что ладейным путем в поместье пришли, все уже в работу включились. - Андрей оглянулся, кивая на шагающий по проселку строй с косами и граблями. - Школа вместо ратных занятий на поля в полном составе вышла, а с завтрашнего дня так и все ремесленные, кроме самострельщиков, к тебе тоже на помощь подтянутся. Как-нибудь уж справимся сообща. Многие овощи пока с уборкой подождут, чай уж не прихватит их сразу морозом. Самое главное - это зерновые, Васильевич. Мы ведь на одном привозном здесь долго не вытянем. Все свое нам нужно будет прибрать.
        - Ну вот, а целых полторы сотни работников за тем чужим зерном водным путем ушли, - проворчал главный хозяйственник Андреевского. - Ох, как бы они нам тут пригодились!
        - Надо, Парфен, так надо было, не ворчи, - усмехнулся Сотник. - Сам понимаешь, если у нас с закупом в Булгарии все получится, то каким это подспорьем для нас тогда будет! На два голодных года точно этого зерна с нашим, посадским, тогда уже точно хватит. Да и новгородцам помочь тоже ведь не грех. Сам ведь знаешь, какой там сейчас лютый голод стоит.
        На хорошо набитую дорогу, на телеге, запряженной кобылой, выехал с бокового проселка Архип. - Андрей Иванович, Парфен Васильевич, садитесь ко мне, чего вы там пехом топаете? А ну, кыш отсель! - махнул он рукой, и сидящие рядом сыновья слетели с телеги воробьями и побежали с ней рядом.
        - Сам-то ты куда едешь, Матвееич? - поинтересовался у крестьянина Сотник.
        - Дык ведь третий день ужо мы соседу Первуше Кривому помогаем. Вот и косы с граблями туды с собою везем, - постукал он по выступающим из сена черенкам. - У себя-то все срочное мы уже сделали. Зерновой надел у меня в Лосиной пади совсем ведь небольшой, все больше овощами мы сейчас занимаемся. А у псковских там работы непочатый край. Хотя и мужиков у них много, а вот же… Только что с озимыми там управились, а сегодня за яровой ячмень уже всем миром возьмемся.
        - Овощ-то как, в это лето уродился ли, Архип? - поинтересовался Андрей. - Семян в достатке у вас было? Помнится мне, жаловался ведь ты, что инвентаря на росчище мало, кадок под поливку и засолку совсем почти нет, да и со скотиной вовсе беда?
        - Да нет, Андрей Иванович, - покачал головой мужик. - Грех жаловаться теперь. Парфен Васильевич еще одну лошадку по весне мне выделил. Жеребую привели. Ну я ее, пока сосунок есть, конечно, не гоняю. Для тяжелых работ и старой лошадки мне вполне хватает. А так, слава богу, в хозяйстве моем всего в полном достатке. Лук да чеснок мы заготовили, огурчики из новых семян на засолку заложили. Зелени вот много летом было. Раннюю капусту, и ту давно уже срезали. Теперь ждем срок, когда можно будет на зиму репу с редькой и морковь убирать. Да и позднюю капусту тоже нам пока еще рано резать. Для них ведь и морозец не будет страшным, горечь уйдет, а сам овощ гораздо слаще станет. Из новых растений я в этом году томатусы, кукурузику, цветок подсолнечный, перец жгучий и еще эту, картофлю посадил. Пока вон в теплицах усадьбы эту зиму поработал, присмотрелся там к ним, ко всем новым овощам. Вот недавно, еще на той седмице, земляное яблоко-картофлю в гряде подкапывал, судя по всему, его уже совсем скоро можно будет собирать.
        - Ну и как тебе самому-то эти новые огородные культуры? - поинтересовался Андрей.
        - Томатусы я не распробовал пока, - пожал плечами Архип. - Вкус, канешно, у них очень антересный. Моей вот бабе он даже понравился. А вот картофля, та скусная, особенно если ее с топленым маслицем сдобрить да еще и подсолить хорошо. Это как твоя дочка, Иваныч, делала, когда ты меня ей в первый раз у себя угостил. Я вот так же теперь свою хозяйку научил ее стряпать. Кукурузику и подсолнечный цветок я еще и сам не распробовал. Рано его пока собирать, зреть бы еще да зреть в поле. Хотя ребятня уже тот цветок срывала да семена с него, словно белки, сгрызла. Там, в поместье, когда я в теплицах работал, мне зимой его давали немного, но я уже, честно говоря, и не помню того вкуса. А вот перец - это огоонь! Вот эта приправа, всем приправам приправа! - в восхищении зацокал он языком. - Самой малой щепоточки хватает на целый горшок, чтобы там весь вкус сдобрить! Теперяча-то все кушанья не будут у нас пресными. Не зря же его поместные хозяйки на всех своих подоконниках ноне выставили. И красиво в избе, и прибыток семье какой-никакой, а все же есть. Но у меня-то самого его уродилось на грядах ох и много! Это
же не малый, избянный подоконник, а хорошо удобренная и ухоженная земля! Вот хоть у Парфен Васильевича спросите, я ему намедни аж два мешка сушеных стручков для мелкого помола отгрузил.
        - Было дело, - кивнул управляющий. - У меня на этот перец сразу несколько заказчиков с немецких земель есть. Драться будут друг с другом, чтобы только себе его получить. Через некрупное сито мы тот помол пропускаем по пять раз, лишь бы туда ненароком никакое семя не попало. Нам ведь соперники в чужих землях не нужны, пусть у нас здесь по доброй цене все пока закупают!
        - Ну да, конкуренция, - пробормотал Сотник. - Говорю - правильно делаете вы, Васильевич. Понятно, что рано или поздно и к ним те семена в руки попадут. Но вот спешить с этим нам точно не нужно. А я еще подскажу Варуну, чтобы он повнимательней приглядывал у нас за иноземцами. Чую, рано или поздно будут от них попытки семена с наших новых культур получить или вообще всякие производственные хитрости и ремесленные наработки из поместья выкрасть. Ладно бы русские люди были, им-то мы все равно это откроем со временем, как только у себя здесь освоим. А вот иноземцам пока все это ни к чему. У них вот ты попробуй секреты любой ремесленной гильдии вызнать. Так тут же прирежут в какой-нибудь темной и грязной подворотне.
        - Мельница-то водяная хорошо ли работает? Про перец я слышал, вы вон мелко его перемололи, а зерно и все прочее как, пробовали?
        - Дык, Иванович, уже почитай, что с месяц как она работает, - ответил управляющий. - А совсем скоро и первая лесопилка тоже начнет. Плотницких-то мы освободили от уборочной, они нам все навесы да овины подправили и теперь вот у плотины уже возятся. Что-то там у Луки пока не заладилось. Бегают там с заводскими вокруг вала с колесом, копошатся да бранятся. У нас-то все сразу почти что на мельницы сладилось. Жернова, как только первый мешок крупно перемололи, они чевой-то там еще немного подделали, подкрутили, и теперича мука уже хорошая выходит, а можно ее и на самый мелкий помол настроить, только, конечно, подольше так выходит, и несколько раз приходится все пропускать.
        - Вот я к ним туда на плотину и хотел опосля полей сегодня дойти, - кивнул Андрей. - Самому мне интересно поглядеть, что там и как получилось. Когда по весне мы в поход уходили, дел там было еще непочатый край. А сейчас, гляди-ка, уже вон и муку из зерна вы мелите, и даже этот жгучий, горький перец.
        На полях псковских братьев работала уже вся взрослая половина хутора. Первуша, Вторак, Третьяк и Четверак косили яровой ячмень новыми, выданными им из поместья косами. В начале по привычке все жали серпами, но, распробовав с прошлого года удобную косу, к ним теперь прибегали только лишь, чтобы снимать полегший колос. Косой же работа в поле шла во много раз быстрее. Были они сработаны наподобие «литовок» с длинным лезвием - «ножом» - и двумя ручками на ручке-косовище, предназначенными для удобного захвата.
        - Бог в помощь, честные работники! - крикнул Андрей, спрыгивая с телеги. - Принимайте помощников. Вон их за нами сколько идет! - И махнул рукой за спину.
        От опушки по лесной дороге тянулась большая сотня дружинных.
        - Дык, а куды нам столько-то? - почесал голову самый старший из братьев. - Чать, и трех десятков за глаза бы хватило?
        - Какие там три десятка?! - всполошился Парфен. - Тебе сюда и двух хватит, Первак! Губы раскатал! Все остальные дальше по другим росчищам пойдут! Вот все вы, пскопские, такие хапуги! Только бы к себе вам все тянуть!
        - Да я-то чаво, Парфен Васильевич! Ну два так два! - развел руками крестьянин. - Все равно ведь они косою работать не умеют. На подхвате тут у нас пока будут. А ну пошли, робяты! - кивнул он своим братьям. - Надо за сегодня всю эту поляну нам прибрать, а вот завтра за ручей пойдем, ежели, конечно, разогнуть спину сможем.
        До обеда Андрей работал на уборке ячменя у Первака, собирая граблями скошенное. Погода стояла добрая, злаки были сухие, и оставлять их в рядах и в валах необходимости пока не было. Бабы, и те, кто умел, из воинских мужей, вязали скошенное в снопы, а потом сносили все и укладывали в копны и стога.
        Обед сварили тут же, в поле, в больших воинских котлах. В страду питаться полагалось усиленно. На каждый десяток работников управой было выделено по полтуши барана и по три четверти пуда дробленой пшеницы. Из мякоти с «дробленкой» варили вкусную кашу, а на костях выходила похлебка с луком, морковью и зеленью. Хуторские принесли свежеиспеченные караваи хлеба, молока и овощей. Сели обедать все вместе, в складчину.
        Немного передохнув, Андрей отправился в сторону недалекой речки Дубенки. Именно ее перегородили в прошлом году плотиной, а в этом уже построили здесь мельницу и лесопилку. Дубенка была небольшим притоком Ямницы, вливаясь в нее верстах в пяти от устья с большой Полометью.
        - Ну что, Лука Мефодьич, трудности есть какие с лесопилкой? - поинтересовался у главного зодчего по дереву Сотник. - Мельница, вон как Парфен Васильевич хвастается, уже сотню пудов пшеницы смолола, а с распилом древесины у вас все никак не ладится.
        - Балабол он, этот Васильевич, - выругался усталый Тесло, вытирая ветошью свои грязные руки. И чего вот похваляется? Ну, сработали мы ему мельницу в первую очередь, все ведь свои силы на нее бросили. Знаем же, что о хлебе насущном, о первую голову всем нужно думать. Сейчас вот еще немного, и лесопилка наша тоже заработает. Глянешь, Андрей Иванович?
        - Конечно, гляну, что я, зря столько верст сюда топал? - кивнул Сотник, заходя на плотину.
        Перегородив речку в самом удобном для этого месте, она создала такой нужный перепад уровней. С верхней запруды поток воды, пробегая по большому желобу, падал на лопатки колеса, вращая его и передавая энергию этой падающей воды в энергию вращательного движения на железную ось. С оси, посредством зубчатых передач и валов, отобранная человеком энергия затем вращала жернова на мельнице и должна была так же вращать еще и круглую, плоскую, остро заточенную пилу.
        - Второе колесо мы уже поставили, вот оно, в трех саженях от первого, стоит. Еще загодя же эдакую конструкцию задумали, - объяснял Лука. - Как только направляющие столы и козлы обустроим для лесопильни, так сразу откроем второй желоб и запустим на него воду. Вал с колеса передаст вращение круглой пиле, а там, на станинах, мы будем вначале обрезать бревно. Обрезанный горбыль потом убираем в сторону и получаем хороший, ровный брус. Затем ставим его в специальные клиновые зажимы и распускаем на доски такой толщины, какой нам и нужно. Немного совсем нам осталось. Вот козлы уже под бревна есть, столы с валиками для направления на пилу мы уже тоже почти что доделали. Еще пару дней вот здесь повозимся, и лесопильня начнет свою работу. С пилой вот много времени потеряли. Пока нам ее Кузьма на заводике под нужный размер сделал, да пока хорошо заточил… Ааа, - махнул Тесло рукой, - да много каких трудностей там было, что уж тут перечислять, дело это совсем новое для нас. Хочется уже своими руками те досочки потрогать, пощупать, что у нас на выходе получится. Это сколько же времени и сил на нее одну уходит,
чтобы вручную обрезать или теми же клиньями расщепить. Весь в поту будешь, пока эдак сработаешь. А тут за тебя вода всю главную работу делает, а ты знай себе подавай, как там надо, под пилу это бревно.
        - То ли еще будет, Мефодьич, - подмигнул ему Андрей. - На следующий год мы еще одной плотиной Лосиный ручей перегородим. А там будем под кузнецов водяное колесо ставить. Вся энергия падения воды уйдет на ковку железа огромным молотом и на прокачку воздуха большими мехами. Ну и тебе вторую лесопилку рядом поставим. А на прудах тех будет детвора купаться и карася из них удить.
        - Ндаа, а работы-то у нас наперед - непочатый край, - покачал головой Тесло.
        - А как ты хотел, старый, - усмехнулся Сотник. - Вся жизнь - движенье, путь, исканье! Ничего, вот зимой на печке бока греть будешь, ежели тебе, конечно, такое твоя Фекла позволит! - И пошел взглянуть на работу мельников.
        - Ага, конечно, полежишь, пожалуй, с тобой, - проворчал про себя Тесло. - У тебя и зимой, как обычно, какая-нибудь срочная работа, а все одно ведь найдется.

* * *
        Тринадцатого сентября небо с западной стороны пылало алым ярким закатом.
        - К ветрам! - хмурились седые ветераны.
        - У меня вон уже второй день кости ломит, - жаловался Варуну Кузьмич.
        - Да и у меня старые раны тоже ноют, - признался Фотич, поглядывая в сторону заходящего солнца.
        Четырнадцатого сентября налетел сильный порывистый ветер, который разметывал скирды и стога на покосах, вырывал солому с крыш изб и даже завалил несколько больших навесов. В полях полегли все неубранные злаковые, посевы подсолнечника и кукурузы. Затем разом и резко похолодало, а на следующий день ударил самый настоящий лютый мороз. С хмурого, по-зимнему низкого неба сыпалась ледяная крупа, покрывшая вскоре землю по самую щиколотку.
        Как и в прошлом году, все людские силы поместья были брошены на то, чтобы спасти урожай. Серпами скашивались полегшие зерновые. Затем все связывалось в снопы, грузилось на телеги и отправлялось для дальнейшей сушки. Топились печи в овинах под приглядом малышей и баб. Все сейчас были при деле. На время встал даже механический завод, а все его работники ушли в поля. Прибрав зерновые, сразу же, без передышки, взялись за уборку картофеля и прочих овощных культур.
        - Ладно, мы-то большую часть урожая еще до непогоды прибрали. А вот как же в других местах народ? - сетовали люди. - И так ведь мало кто чего посеял на Новгородчине. Так и того, что сеял, теперь он уже точно не соберет. Эх, быть худу!
        Шел второй год великого голода на Северной Руси.
        Глава 5. В Булгарию
        Полтора десятка ладей шли по реке Мста в ее верховья. Вышний Новгородский волок был дорогой долгой и трудной. Собственно самих волоков здесь было два - это «большой нижний» и «верхний». На «нижнем», длинном волоке, приходилось обходить цепочку порогов реки Мста стороной, по нескольким малым рекам и по цепочке озер. Общая длина всего этого волока была более шести десяток верст. Работали тут, как и везде, волоковые артели, заключающие ряд за проводку каждой ладьи. Обойдя длинные пороги, далее караван зашел на реку Цна и догреб до того места, где и проходил водораздел между волжской - южной водной системой и северной - балтийской. Теперь ему нужно было преодолеть десять верст по «верхнему» волоку от Цны до речки Тверцы, и уже дальше, проходя по ней мимо древнего города Торжок, караван попадал возле Твери в саму Волгу.
        Небо сыпало мелкой ледяной крупой, которая оседала на палубе и на парусах. Было зябко. Все облачились в длинные меховые одежки, но на большой воде ветер находил в них щели и холодил тело.
        - Худо! Ох и худо, - ворчали на ладьях воины и новгородский люд, поглядывая на небо. Просвета вверху не видно, значит, опять, и в этот год наша земля зерна крестьянам не даст!
        В Торжке остановились на два дня. Нужно было немного отдохнуть и починить суда после длинной волоковой проводки.
        Митяю город нравился. Был он старинным, основанным новгородскими купцами более двух веков назад на этих древних торговых путях. Высились в нем маковки многочисленных церквей. Всюду на улицах была деревянная мостовая, а возле детинца она была даже вымощена камнем. Но самым главным здесь был торг. Не зря же и сам город получил тут такое характерное название. Мужское население в нем традиционно занималось портняжным, сапожным и кузнечным делом, но более всего он славился своими мастерицами вышивальщицами. Ремесло кружевного шитья золотом, серебром и шелком по сафьяну и бархату процветало здесь уже более века. Не зря же его рукодельницы украшали своей золотой вышивкой парадные одежды многих русских князей, а также церковные облачения и одежды митрополитов. Их работы отличались разнообразием узоров, где кроме растительных орнаментов изображались птицы и животные. Торжокская вышивка неизменно пользовалась огромным спросом далеко за пределами Руси. Приезжие из многих русских княжеств и иноземцы приобретали здесь пояса, шапки, скатерти, полотенца и праздничную, выходную одежду. Митяй отчаянно торговался и
сумел-таки купить роскошный платок для Лады. Восемь кун! Стоимость прекрасного булатного кинжала в отделанных кожаных ножнах была его цена! Но оно того явно стоило! Платок аж горел и переливался золотом в руках у парня.
        - Вот будет подарок так подарок! - восхищенно цокал языком Маратка и, почесав голову, достал кошель, пересчитывая в нем свои богатства. - Уважаемый, а есть у тебя еще такой же, ну или немного другой, но чтобы только не хуже? - обратился он к продавцу.
        - Давай, давай, выбирай получше, - подмигнул другу Митяй. - Акулинка-то небось разбирается в такой вот красоте. Как-никак и сама из суконного купечества родом будет. Коли не угодишь - так и на лавочку рядом не сядешь! - И отскочил, чуть не поймав тычок от берендея.
        Приказчик Путяты Зосим вместе с бригадным хозяйственником Жданом за эти два дня отдыха пробежались по купцам на торге, всюду прицениваясь. Часть битой брони андреевцев и товары новгородцев они сбыли здесь, проведя мен на местные. И вот, наконец, караван пошел по реке дальше. Миновали Тверь, Кимры, Ярославль и Кострому. Впереди был Городец и Волжский Новый город. За ним русская земля заканчивалась, а до Булгарии оставалось еще пара сотен верст беспокойного пути. Той непогоды, что пришла на земли Северной Руси, тут уже не было. По ночам, конечно, было прохладно, и гребцы с удовольствием брались за весла.
        - Хватит, силы поберегите, - ворчал Варун, оглядывая заросшие густым лесом берега. Ладьи шли ходко, толкало их сейчас течение, да и парус давал им хорошее ускорение.
        За Окой по правую руку начинались земли мокшы и эрзян - мордовских племенных союзов, а по левую была земля черемисов. Эти народы, находясь между сильными русскими княжествами и Волжской Булгарией, были воинственными и стремились к независимости. Они часто совершали набеги на соседей и отражали их на своей земле. Не против они были и поживиться добром проходящих по реке купцов. Плавать в одиночку здесь мало кто решался. Все старались сбиться в большие караваны, чтобы можно было совместно отбиться от нападения. От Городца и Волжского Нижнего Новгорода к отряду присоединилось еще более дюжины судов, и теперь можно было идти всем вместе вполне себе уверенно. Две ночи этого пути прошли спокойно. Видели на берегах людей и дымы от селений, юркие долбленки местных рыбаков вертелись у многочисленных, заросших камышами островов. Все было пока мирно и спокойно. Однако сторожевую службу на ночевках русичи несли строго.
        - Будете зевать, мигом лесовик ножом глотку от уха до уха вскроет, а потом так тихо с собой утащит, что такой же, как и ты, бестолковый товарищ даже и шороха от него не услышит, - напутствовал караульную смену старший новгородской охраны Филлип. - Я на этих берегах не один десяток своих людей уже потерял, чай уж знаю, о чем толкую! Глядеть в оба, слушать и постоянно, словно лесной зверь воздух нюхать! Особым духом ли, запахом какой травы на вас повеет или вдруг птица в кустах пискнет - все себе на заметку берите! - поучал битый и тертый волчара караульных.
        - Он правду говорит, - кивал Родька, ведя свой десяток от костров в чащу. - Мы вот так же против еми травками натирались, чтобы человечий запах напрочь ими отбить. Травка - она ведь тоже разная бывает, какая пряным запахом пахнет, а какая сладостью или кислинкой. А ведь у любого лесного места свой родной, устоявшийся уже запах есть. Вот вы все это и примечайте!
        Митяй с Маратом попали во вторую дозорную пятерку. С ними были пластун Лютень и новгородцы: молодой Тишка с заматеревшим дядькой Анкудином. Место для тайного наблюдения им выпало возле ручья и небольшого, неглубокого овражка. До костров отсюда было шагов двести, и они виднелись красными отблесками среди деревьев.
        Лютень забрался наверх раскидистого дуба, а под ним устроились Митяй с Маратом. Новгородцы же отошли шагов на десять в сторону ручья и залегли там, в густых кустах.
        Время тянулось медленно. К полуночи сильно похолодало. Луна подсвечивала вокруг все таинственным светом, но вот и она спряталась за тучи, и стало так темно, что вытяни ты вперед руку, и даже пальцы на ней невозможно было различить.
        Ребята сидели плечо к плечу, вслушиваясь в лес. Им, прошедшим суровую ратную школу и науку войны в лесу, был понятен сейчас каждый шорох и скрип. Вот раздалось шуршание, стукнула о ветку ветка, а потом пискнула мышь. «Куница спрыгнула и поймала свою добычу, - подумал Митяй. - А это что?» - и он напрягся, сжимая в руке швырковое копье.
        Так же, как и он, приготовился сейчас к бою и Маратка. «Уф, вот ведь напугал, - он расслабился, различив характерное пофыркивание и еле слышный стук маленьких лапок. - Колючий охотник вышел на поиски добычи. Ага, вот даже и его характерным запахом повеяло. Так, а это что?» Слева, со стороны ручья, раздался далекий шорох и приглушенное бормотание.
        Ох, и остолбени! Ну кто же так дозорную службу-то несет?! Вот уже какой раз за эту ночь, от того места, где засели новгородцы, слышалась негромкая возня и шепот. Возможно, это и спасло весь дозор, забирая на себя все внимание у нападающих. Три ели различимые тени вдруг вынырнули из темноты и совершенно бесшумно, на расстоянии длины копья, проскользнули мимо того дерева, под которым сейчас сидели ребята.
        Ших! Стрела сверху ударила переднюю, а в две остальные уже летели метательные сулицы парней. Одна из них точно попала в цель, и лес огласил резкий вскрик. Тело натренированным движением ушло в сторону от дуба, а в то место, где только что сидел Митяй, с глухим стуком ударило копье.
        - Тревога! - Лютень, спрыгивая на землю, перекатился за соседнее дерево и послал свою вторую стрелу в тот куст, откуда только что в него бил лесной стрелок. Сразу три оперенных смерти свистнули и впились в то дерево, за которым он схоронился.
        - Уходим, братцы! - Он метнулся за следующий ствол, затем еще за один, стараясь не оставаться на одном месте. Отстреливаться было нельзя. Стоило только открыться на секунду, и в тебя тут же летели стрелы.
        А на стоянке в это время уже готовились к бою. Сложенные загодя на расстоянии костры, пролитые березовым скипидаром, ярко вспыхнули от зажигательных стрел. Все подступы теперь были видны как на ладони. И в выбегающие из лесной чащи вслед за караульными серые фигурки ударил слаженный залп из сотен самострелов и луков.
        Лесники, потеряв разом несколько десятков своих людей, ближнего боя с ощетинившейся копьями и прикрывшейся щитами ратью не приняли, и быстро подобрав своих раненых, скрылись в лесу. Через пару часов рассвело, и пластуны наконец-то смогли осмотреть лес. В нем все было спокойно и никого из чужих уже не было.
        - Сидящими резали, а потом уже на себе их выносили. Вот сколько здесь крови в одном месте натекло, а вон еще на тех кустах, - показывал кровавый след Митяю с Маратом Родька. - А вот, сами глядите, и две дорожки с каплями в самую чащу пошли. Все, как дядька Филипп нам давеча сказывал. Вы что, вообще их в лесу не почуяли, что ли? Ну как так-то? - удивленно покачал он головой.
        - Да не почуяли, не почуяли, и я их даже не почуял! Хорошие это лесовики, уж мне-то ты можешь поверить? - оправдал молодых воинов Лютень. - Я ведь тоже только что этих наших двоих слышал, как они в кустах там шевелятся, а эти под самим деревом проскользнули, неслышно так, словно бы тени. Ну я первого-то стрелой сбил и вроде еще Митяй в самого крайнего своей сулицей тоже попал. Ну а тут уже стрелы густо посыпались, я еле-еле с дерева успел спрыгнуть и перекатом за большой ствол ушел. Коли бы замедлился, прямо там бы меня и пришпилили, за ноги да за руки, где никакой защитной кольчуги нет. - И он показал на надорванный в двух местах кафтан, под которым блестели стальные кольца. - Теперь вот синячищи с кулак, поди, будут. Ладно хоть плетенье на ней крепкое, но на таком ведь коротком расстоянии даже и лесной лук с граненой стрелой будет опасен.
        Филипп с Варуном и Саватеем осматривали в это время найденное, пробитое самострельным болтом тело.
        - Из тюрюхан, похоже, вон, видишь на одежке обережные знаки какие? - показал на отворот нижний рубахи убитого Фотич. - У шокши вроде как больше крестом там вышито, с эдакими поперечинками на концах.
        - Ну не знаю, а по мне так это мокша, - покачал головой Филипп. - Да эрзяне, они обычно ведь выше озоруют, и чаво вот здеся полезли? Видели же сами, что сильный караван с большой воинской защитой идет.
        - Да кто их знает, может, на удачу свою понадеялись? - предположил Саватей. - Думали, срежут в нем дозоры втихую. Ударят потом разом по караульным у костров. Поколют кого-нибудь из паникующих на берегу, да глядишь, и отобьют хотя бы несколько ладей, когда все остальные спешно уходить рекою будут. Бывало же такое, и не раз ведь уже.
        - Ну да, вполне может быть, - согласился Варун. - Для них ведь и пара ладей - это такое баснословное богатство! Они тут не избалованные в этих лесах. Но десятка три мы их здесь точно положили, теперь и все остальные осторожнее будут. Ну и наших, конечно, двое легло…
        - Это даа, - вздохнул Филипп. - А нам ведь еще и обратно идти. К зиме они тут всегда злые бывают. Перед холодами и снегом в большие отряды сбиваются, булгар и наших городецких щиплют. Да и между собой тоже собачатся.
        - Побережо-омся, - кивнул Варун, оглядывая лагерь. - Ждан Невзорович, сворачивайтесь! И так целый час мы тут уже потеряли. На веслах теперича будем его догонять!
        За Ветлугой Волга начала забирать южнее. Следующую ночь караван переночевал на большом острове, сильно сторожась. В этих местах уже озоровали черемисы, и нужно было сильно беречься.
        - По левому берегу, Варун Фотич, село крепенькое с валом и высоким тыном будет, - рассказывал Филипп. - Там как бы пограничные земли между черемисами и булгарами начинаются. А село то доброе, я с него старосту хорошо знаю, часто мы там раньше свои караваны ставили. Поляна в нем гостевая у самой пристаньки очень удобная. Местные и с дровами, и со съестным нам помогут, так-то не жадный здесь народ. Ну, заплатишь ты, конечно, с каждой ладьи, но так только, по паре векш, чего уж там, зато спокойно и сытно будет.
        - Будем ночевать в нем, - решил Варун. - Потом пять дней хода, и мы уже на месте.
        Село открылось из-за речного поворота. Стояло оно в удобном заливчике с медленным течением. На берегу пристань, сбитая из крепких бревен, а вокруг нее была огромная поляна с выложенными большими булыжниками костровищами.
        - Эй, Бикташ! Приветишь старых знакомцев, не забыл ли меня?! - выкрикнул на чужом языке с первой ладьи старший новгородской охраны.
        - Эгей, Филипп! Как тебя можно забыть, дорогой?! - ответил на хорошем русском булгарский староста. - Приветим, почему бы не приветить доброго гостя. Два года тебя не было видно. Почему так долго мимо не ходил? - И он, обернувшись к сопровождавшим его вооруженным воинам, отдал им какое-то распоряжение. Те внимательно выслушали, поклонились и побежали в сторону села. А с него в сторону пристани уже спешили пара десятков мужчин. Местные сноровисто приняли концы и, подтащив к пристани первую ладью, накрепко скрепили толстые пеньковые причальные канаты.
        Филипп, спрыгнув на деревянный настил, крепко обнялся с булгариным.
        - Неспокойно на реке нынче, Бикташ. Лесные люди на правом берегу озоровали. Двоих людей на прошлой стоянке мы потеряли, - рассказывал ему Филипп. - То ли из мокшы, то ли из эзрян-шокша, непонятно. Вот думали, у тебя лучше остановиться, здесь-то спокойно, никто просто так сюда не сунется. - И кивнул на село, больше похожее на небольшую деревянную крепость. Вал, ров, высокий бревенчатый частокол с крытым настилом для верхнего боя, крепкие дубовые ворота. Все это давало уверенность и спокойствие.
        - Ох, не знаю, Филипп, не знаю, - покачал головой староста. - Время-то нынче неспокойное. Хан после Калки с вашими князьями совсем замирился, вроде как сначала тихо вокруг стало, так на нас теперь черемисы начали набегать. Три года у них там между собой большой раздрай шел, видно, племенная старшина верховную власть делила. А потом они на наши земли стали заходить. Лесные борти посбивали, а месяц назад от стада скота целую треть отбили и в лес увели. Мы было, за ними тогда вдогон пустились. Но они нас в засаду завели. Хорошо, у нас три десятка настоящих воинов с собой было, приняли они набежников на свои сабли и мечи, вот только благодаря ним мы тогда насилу отбились. А все же пару дюжин людей потеряли. - И Бикташ огорченно покачал головой. - Ну да ладно, ладно, дорогой, что мы все о грустном. Ты наши правила знаешь, сейчас люди принесут вам дров. Воду вы можете и с реки брать, но лучше все же с ручья. Мы и сами для приготовления пищи с него к себе носим, хотя и в самом селе колодцы вырыты. Хорошая в нем водица, добрая. Подумай, Филипп, сколько вам птицы и убоины нужно? Я распоряжусь - все вам на
поляну пригонят. Овощи, рыбу и зерно тоже сюда принесут, может быть, еще чего-нибудь нужно? По цене все так же. По две векши с ладьи, ну а по остальному - там позже посчитаем. Мы вам мешать не будем, располагайтесь пока, костры разжигайте. А как определитесь, сколько вам надо, так подходи ко мне. Тебя в село мои люди пропустят. Но, ты же сам понимаешь, остальным туда хода нет, извини, не мои это правила, а бея. Село ведь наше приграничное, оттого в нем и такие строгости.
        - Да, да, Биташ, конечно, я помню все ваши правила, - кивнул Филипп. - Совсем скоро и я у тебя буду.
        Вскоре на поляне пылали костры, а на колья-роготули ставили огромные котлы для варки крупы и мяса.
        Лютень схватил большое кожаное ведро, намереваясь набрать воды в реке.
        - Ты бы лучше к ручью сбегал, вон, местные не зря к нему из самого села ходят, - посоветовал проходящий мимо старший новгородской охраны. - Там спуски удобные и всегда есть ковшики, чтобы зачерпнуть воду.
        Лютень сбежал с обрыва и резко остановился, не доходя несколько шагов до ручья. У опешившей от неожиданности девушки с длинными черными волосами слетело с плеча коромысло, и пара деревянных ведер, разбрызгивая воду, покатились вниз. А сама она быстро закрыла лицо платком, и только видны были два ярких зеленых глаза в обрамлении длинных черных ресниц.
        - Прости, милая, испужал я тебя! - Лютень прижал руку к груди и проскочил мимо нее к ручью. Одно ведерко лежало у самой воды, а вот второе уже плыло вниз по течению, и пришлось хорошо промочиться, чтобы его нагнать. Поймав посудину, он прошел вверх и, дождавшись, когда пройдет вся поднятая им муть, зачерпнул воду в оба ведра.
        Все это время булгарка тихонько стояла и смотрела на русского, прикрыв свое лицо.
        Воин сноровисто вставил ведра в оба конца коромысла и вынес их наверх обрыва. Девушка молча поднялась следом и, нагнувшись за деревянной дугой, уронила с лица платок.
        На Лютня смотрело слегка смуглое личико с точеным прямым носиком, горящими пунцовым румянцем щечками и большими яркими глазами.
        «Ну прямо как у кошки», - подумал про себя пластун. И приложив руку к груди, представился: - Я Лютень. А ты кто будешь, девица красная? Как звать тебя, красавица?
        Булгарка быстро подняла свой платок, закрылась им и, подняв коромысло с ведрами, шагнула по тропинке в сторону села.
        - Рина, - донеслось до пластуна от уходящей девушки.
        - Рина, Рина, Рина! Эх, как хороша! - вздохнул воин, провожая взглядом девицу. - Какое личико, какой стан, а глазки! Ммм! Но вот, и вновь ведь не моя. Что-то не везет мне с девками! - И он, махнув рукой, опять сбежал к ручью.

* * *
        - Ну что, уважаемые, всего ли вам в достатке? - кивнул на доставленных постояльцам бычка, баранов и связку гусей староста. - Может, вам дров мало или овощей, крупы, муки, что еще нужно? Говорите, друзья.
        - Спасибо, Бикташ, всего нам достаточно, - поблагодарил старосту Филипп. - Взяли бы мы побольше с собой на вывоз, да знаем ваши правила, что только с торга возможен закуп после десятой доли мыта правителю. Так что довольно нам пока здесь всего. Когда домой возвращаться будем, то непременно на вашу стоянку мы опять сюда встанем.
        - Заходите, уважаемые. Мы добрым гостям всегда рады, - сделал легкий поклон староста. - Отдыхайте, не будем вам мешать. Пойдемте! - кивнул он троим сопровождающим его воинам. - А нам ворота пора закрывать, во-он, темнеть уже начинает.

* * *
        При впадении в Волгу полноводной Камы, или по-булгарски Чулмана, большой караван разделился. Новгородская его часть, состоящая из десяти ладей, пошла по этой реке до Джукетау (Жукотина) и к новой столице Волжской Булгарии, городу-крепости Биляру. Андреевцы же продолжили свой путь по Волге дальше. До старой столицы государства, города Булгара, им оставался еще один день пути. Так, разделившись, было проще делать зерновой закуп и сбывать на торгу свой товар. В противном случае местные купцы, торгующие злаками, обязательно бы взвинтили на них цену, ну а привезенное новгородцами, напротив бы, сильно упало в цене.
        Вот только недавно булгары отбили натиск монголов в устье Волги у Саксина и потерпели поражение вместе с половцами в дальних степях, возле реки Яик. Враг отступил от Волги, но все понимали, что он обязательно вернется. Булгарии требовалось оружие, броня и нужно было много железа. Все это сейчас и было в избытке в новгородском караване.
        Волжская Булгария имела многоукладную экономику, основу которой составляло в первую очередь сельское хозяйство с развитым для этого периода времени земледелием и животноводством. Очень сильным здесь было и ремесленное производство, особенно выплавка и обработка металлов, ювелирное дело и изготовление керамики. Из поступающих от скотоводов шкур животных в Булгарии выделывалась лучшая в Восточной Европе кожа-юфть. Процветали торговля, бортничество, пушная охота и рыболовство. Наиболее важное значение в сельском хозяйстве имело земледелие, которому способствовал сам климат Волжско-Камского региона. Оно позволяло удовлетворить как внутренние потребности огромного государства в зерне, так и создать его приличный избыток, уходящий караванными путями во многие соседние страны.
        Основные центры производства были сосредоточены в городах, и их здесь было очень много, не зря же скандинавы называли эту страну, так же как и Русь, страной городов - Гардарикой. Самые крупные из них - Булгар и Биляр - по своей территории, по уровню развития и населения не уступали Самарканду и Константинополю и значительно превосходили Париж, Лондон и русские Киев с Новгородом.
        - Какой огромный город! - цокали языками андреевцы, подходя на ладьях к пристани и оглядывая открывшуюся им с реки панораму.
        Навстречу каравану выскочило юркое суденышко. На его носу стоял важный носатый мужчина в расшитом голубом халате. Саватей, знающий местный язык и сам не раз уже бывавший в этих местах при охране караванов, прокричал приветствие и ответил на интересующие булгарина вопросы.
        - Это местный мытарь, - указал он на него Варуну. - Говорит, чтобы мы шли за ним к гостевой стоянке. Там он произведет осмотр трюмов наших судов и составит опись всех ввозимых товаров, чтобы затем взять, после торга, положенную с них десятину. Если ему дать серебра, а я это, Фотич, советую сделать, то он может быть нам весьма тут полезен. Тех же торговцев зерном посоветует да и намекнуть им может, чтобы они со своими ценами особо не ломили.
        - Добро, - кивнул старший андреевцев. - Отведешь его в сторонку, вот и потолкуем с ним через тебя. Я-то по-ихнему совсем плохо кумекаю, не сподобился вот в свое время булгарский язык выучить. А теперь вон и вовсе на германский в последнее время налегал.
        Ладьи причалили в то место, куда их подвела речная посудина местного мытаря. Пристань в Булгаре была огромная, и на ней в данный момент стояло несколько десятков самых разнообразных судов из многих концов света. На какие-то из них сейчас шла погрузка, а с каких-то, напротив, сносились на длинные помосты, привезенные сюда товары. Здесь было очень многолюдно и шумно. Судовая команда русских вышла по перекидным мосткам на пристань, чтобы не мешать осмотру и учету местных чиновников.
        - Фанир, - представился важный носатый. - Я старший сборщик налогов.
        Варун через Саватея предложил ему пройти в небольшую кормовую каютку, и через пару десятков минут вся троица вышла из нее, весьма довольная друг другом. Осмотр и опись ввезенного пошли с этого момента гораздо быстрее. Трое подручных «носатого» шустро сновали по палубам и по трюмам судов, чиркая что-то палочками в своих навощенных дощечках. А старший мытарь сидел на поданной ему скамейке и время от времени покрикивал на них, как видно, подгоняя. Наконец все было закончено. Савва о чем-то переговорил с Фаниром, незаметно вложил ему в руку тугой и тяжелый мешочек и принял из его рук кусок выделанной кожи. На нем были вытеснены какие-то знаки и виднелись надписи арабской вязью.
        - Все, Фотич, теперь мы можем здесь торговать и делать закуп. Вот оно, это самое разрешение. - И Савватей передал старшему отряда кусок пергамента. - Мытарь подсказал, как нам его можно будет найти. Как только мы тут расторгуемся, он обещал прислать к нам приказчиков от купцов, занимающихся зерном. Обещает, что с нас они цену драть не будут. Предлагал было помочь сбыть и наш товар, но я думаю, что с этим нам лучше повременить. Походим, присмотримся пока, потолкуем сами лично с покупателями. Глядишь, и подороже сумеем за все выручить. А то кто его знает, по какой цене от него люди будут все у нас скупать? Видать, тот еще хитрован, ушлый! Ну да ладно, в любом случае за свой барыш он нам уже хорошо здесь обсчитался и глаза свои, где надо, прикрыл.
        Следующие два дня старшие были заняты тем, как сбыть привезенное с собой подороже. Приценивались к нему многие. Спрос на металл, на оружие и на битую германскую броню, вывезенную с Эстляндии, был большой, но дядьки пока не спешили, страстно и всласть торгуясь. Митяй с друзьями были предоставлены самим себе и отпросились побродить в город.
        - Главное, никуда не лезьте и ни во что не встревайте! - был наказ от Варуна. - Власть в Булгарии строгая. За малейшую провинность самое суровое наказание здесь ожидает! Особенно осторожно с их женщинами и с духовенством будьте. На баб вы вообще даже не пяльтесь, это никак тут не позволительно! А хотя вы их вряд ли здесь увидите, они ведь все больше по домам да во внутренних двориках сидят, но все равно, будьте предельно внимательны и в караван-сарай с возвращением не опаздывайте, чтобы нам вас потом не выкупать!
        Пятерка парней вышла с территории припортового квартала, специально построенного у реки для иноземцев. Жили они в караван-сарае с огороженным двором, где были удобные жилища для людей, большая кухня, складские помещения и стойла для скота.
        До призыва муэдзинов с минаретов на вечернюю молитву - Магриба - нужно было успеть осмотреть город. После него всем иноземцам следовало находиться исключительно в своем квартале. В противном случае ослушников задерживала городская стража, и их можно было выкупить у властей только лишь за огромный штраф.
        Город состоял из нескольких уровней. Беднота проживала в городских предместьях в полуземлянках, в глинобитных или же в срубных деревянных домах, выстроенных на кривых и узких улочках. Дальше шел уже сам город, так называемый внешний. Он был обнесен рвами, валами и защищался протяженной деревянной крепостной стеной. Во внешнем городе проживали граждане среднего уровня достатка - рядовые ремесленники всех направлений, мелкие кустари и торговцы. Далее шел внутренний город, который уже был обнесен высокой каменной стеной. В нем проживали наиболее состоятельные граждане - купеческое сословие, врачи, преуспевающие ремесленники, религиозные служители, представители власти и служивого сословия, а также местная интеллигенция в виде учителей, поэтов и художников. Богатые граждане могли позволить себе здесь каменный дом и небольшой участочек, огороженный высоким забором. Улицы в этой части города были широкими и мощеными. И вот уже самый центр города, в котором проживала основная городская знать и правящая верхушка. Он был обнесен еще более высокими стенами, и опять же с башнями, рвами и валами.
        После принятия ислама в Булгаре было выстроено множество мечетей и мавзолеев, а в городе насчитывалось несколько десятков общественных бань. Работали начальные школы при мечетях, а шакирты (студенты) обучались в медресе.
        Булгар и Биляр были самыми чистыми и благоустроенными городами своего времени, с развитыми системами водоснабжения и отведения стоков за его пределы.
        Даже самые простые, обычные дома у крестьян имели здесь подпол, а поблизости были ямы для хранения зерна и другие хозяйственные постройки. При любой угрозе извне, что случалось довольно часто, все граждане из предместий могли укрыться во внешнем и во внутреннем городах.
        Ребята смотрели на все широко открытыми глазами. Столько великолепных строений из камня и из кирпича они еще не видели. Не зря же и само слово «кирпич», как утверждали булгары, пошло именно от них.
        В животе урчало, и сильно хотелось есть. Предложение Петьки зайти на постоялый двор внешнего города, было принято компанией единогласно. Запахи из-за его высокой стены доносились на улицу одуряющие!
        В отличие от обособленного квартала для иноземцев, купцы булгары, прибывшие из других мест протяженной страны, останавливались внутри города за стенами. Основная масса постояльцев, как видно, была сейчас на торгу, и новым клиентам здесь были рады.
        Старый прислужник с вежливым низким поклоном проводил гостей под навес, где перед низеньким, но широким столиком лежали расстеленные на деревянном помосте коврики и подушки.
        - Урус? - задал он вопрос Митяю, каким-то особым чутьем выделив в нем самого старшего.
        - Русь, Русь, Новгород, - подтвердил тот, и прислужник, кивнув, поставил перед компанией большой медный таз и узкогорлый кувшин с длинным носиком - кумган. Указав с улыбкой на посудины, он повесил рядом полотенце, поклонился и, приложив руку к груди, удалился.
        - Смотри, как здесь народ чистоту любит, - уважительно пробормотал Оська, поливая Марату воду на руки. - Прямо как у нас в поместье! Помнишь, когда головастиками были, нам, перед тем как за стол сесть, лекари руки осматривали? Не дай бог ты их не вымоешь хорошо, наряд вне очереди мигом схлопочешь и вместо отдыха будешь потом пол скребком лузгать!
        К тому месту, где сидели ребята, подошел седовласый пожилой мужчина и вежливо, низко поклонился.
        - Уважаемые гости хотели бы пообедать? Что вы пожелаете отведать из наших блюд? - Окающий говор выдавал в нем природного славянина.
        - Отец, а ты никак сам из наших будешь? - Игнат с интересом оглядел прислужника. - Как звать-величать-то тебя?
        Тот немного помолчал и кивнул с улыбкой:
        - Тихомиром меня раньше звали, а сейчас я Ильгиз. Сам родом из Руссы и уже три десятка лет как здесь живу. Рабич, за долги я сюда попал. Здесь караван-сарай, а по-русски постоялый двор моего хозяина, и я у него в прислужниках. Что же отведать хотят наши уважаемые гости?
        - Тихомир, ты выбери нам все на свой вкус, - попросил его Петр. - И попить тоже что-нибудь принеси. Мы ведь целый день на ногах, жажда нас всех сильно замучила.
        - Хорошо, - кивнул слуга. - Вам придется только немного подождать, пока все будет готовиться. Отдыхайте, а я сейчас принесу вам напитки.
        Через несколько минут перед ребятами стояли горшки с национальными молочными напитками: катыком и айраном, а на подносе им принесли пузатый керамический чайник с горячим отваром из степных трав на меду. Утолив жажду холодными кисломолочными напитками, ребята неспешно прихлебывали горячее из расписанных узорами глиняных пиал и с интересом поглядывали по сторонам.
        Во дворе было около десятка отдельных навесов для отдыха и для вкушения пищи. Под двумя, помимо новгородцев, сидели еще компании. Одна из них вела себя тихо. Как видно, духовное лицо читал там молитву, и десять мужчин преклонного возраста время от времени повторяли за ним хором слова. Через какое-то время к ним начали подносить блюда, и они уже молча начали их вкушать.
        Под дальним навесом, похоже, разместились купцы из дальних земель. На головах у них были белоснежные тюрбаны и войлочные колпаки, а на теле виднелись дорогие халаты. От этой компании слышались выкрики и смех. Вот один из гостей привстал и призывно махнул рукой. К нему тут же подскочил тот привратник, что впустил ранее ребят во двор. «Бузу! Бузу!» - донеслось до них, и слуга, поклонившись гостям, нырнул в здание.
        Но вот, наконец, показался и Тихомир. За ним шли два молодых паренька с подносами в руках.
        - Это токмач, лапша в курином вареве. Она должна быть очень тонкой, как паутинка. Здесь из двух невест выбирают ту, которая может резать тесто тоньше. А вот это зур-белеш. - Тихомир взял с подноса пирог и выставил его на середину стола. - В нем полба, много мяса и лука. И все это внутри залито гусиным жиром. Очень вкусно! Есть его нужно ложкой, потому как тесто здесь тонкое, а начинки под ним много. Сначала снимают верх, и кусочки теста раскладывают по тарелкам как хлеб, а рядом с ним выкладывают начинку. Нижняя, пропитанная жиром часть самая вкусная, ее в Булгарии дают уважаемым пожилым гостям.
        - Присаживайся за стол, Тихомир, раздели и ты с нами трапезу, - предложил прислужнику Петька.
        - Это недопустимо, уважаемые, - покачал тот головой. - Здесь очень строгие правила, которые никак нельзя нарушать. Но я благодарен вам за вашу доброту. Сейчас я схожу на кухню. Для вас там еще готовят карасей в лопухах, запеченных в глине.
        - Тихомир, скажи, пожалуйста, а тебя домой не тянет, не тяготит твое ярмо? - полюбопытствовал такой непосредственный Оська.
        - Было время, я тосковал, - признался седой мужчина. - Но человек ведь ко всему привыкает. К тому же рабство здесь не такое гнетущее, как во многих других землях. В Булгарии ты считаешься, скорее, слугой хозяина, чем униженным невольником. У меня здесь своя семья, дети и дом. А вот эти двое мальчиков, что приносили только что вам еду, это мои младшие сыновья - Айдар и Тутай. И они уже пользуются полной свободой, не будучи рабичами, как я. Нет, сейчас бы я не хотел вернуться на родину. Теперь она у меня вот здесь, там, где все мои близкие.
        Любопытству Оськи все не было предела, и он, пережевывая кусок булгарского пирога, кивнул на шумную компанию:
        - Тихомир, а эти гости, они что, чего-нибудь здесь празднуют? Такое чувство, как будто бы хмельных медов или вина выпили, а теперь веселятся!
        - Нет, вина и медов у нас нет, что ты, это харам! - всплеснул тот руками. - Хмельное здесь строго-настрого запрещено шариатом. А это, многоуважаемые гости, купцы из Хорезма и Ширвана. Они закончили свой торг и завтра уходят к себе на родину, вот потому, видно, и радуются. А пьют они бузу, этот напиток не является нечистым, так же как и кумыс, но он придает людям веселость и легкость. - И Тихомир как-то так хитро улыбнулся.
        - Ну да, видно, как он веселость придает, - хмыкнул глубокомысленно Оська и принял широкое деревянное блюдо с запеченным в глине карасем.
        Расплатившись и одарив приветливого прислужника, ребята успели вернуться в квартал для иноземцев до призыва муэдзинов на вечернюю молитву.
        - Явились? - встретил их командир десятка Лютень. - А у нас тут без вас срочная работа появилась. Вымотались все знатно. Вот только час назад как все с пристани сюда вернулись. Два местных купца оптом, за хорошую цену все битое железо у нас забрали. Осталось только целое германское оружие, но и на него, Фотич говорит, уже надежные покупатели есть. Похоже, что совсем скоро мы начнем уже и зерно в трюмы загружать. Время-то нас поджимает, это здесь в конце сентября все еще пока что тепло, а у нас там, на Севере, уже ночами без зипуна во двор не выйдешь. Через полтора месяца все реки подо льдом встанут, так что надобно будет поспешать!
        Старшие андреевские торопились, они рядились за свой товар, приценивались к пшенице, к ячменю, овсу и всем прочим зерновым. Наконец к пристани, где стояли ладьи, потянулись подводы с мешками. На погрузку судов ушло два дня.
        - Рэхмет, Фанир! - поблагодарил булгарского чиновника Варун, и как только мог незаметно, прикрывшись полой кафтана, передал ему в руки тугой кошель.
        - Корошо, Варун, корошо! - улыбался булгарин. - Приходить еще, Фанир вам много помогать!
        - Вон какое чудо наше серебро делает, - усмехнулся Лютень, кивая на эту сценку с палубы ладьи. - За неделю булгарский мытарь по-русски балакать выучился. Еще бы вторую мы здесь побыли, так и петь бы былины он начал, только плати!
        Наконец старший каравана перемахнул через борт, и ладейщики, отдав концы, оттолкнулись баграми от пристани. - На веслах налегай! - рявкнул Боян Ферапонтович, и ладья вышла на основное русло реки.
        - Раз! Раз! Раз! - с выдохом выкрикивали гребцы. Суда против течения шли медленно, и меняться приходилось через каждые полчаса. В первый же день мышцы спины и рук забились так, что казалось, на второй день такой работы никаких сил уже не будет. Но опять скрипели уключины, а лопасти длинных весел опускались резко в воду. Раз! Раз! Раз! И ладьи хоть и медленно, но все-таки шли вперед.
        На третий день, когда миновали устье Камы, с востока подул легкий боковой ветерок и Фроуд Треска приказал развернуть парус. Хоть и не было его дуновение попутным, но, однако же, сейчас шли тяжело нагруженные суда против течения гораздо быстрее, чем под веслами, и вымотанные гребцы наконец-то получили возможность отдохнуть. Теперь вся основная работа ложилась уже на рулевых, старавшихся максимально использовать всю силу ветра. Фроуд, идущий на первой ладье, всем телом налегал на кормовое весло, и судно время от времени меняло свой курс.
        - Смотри, Фотич, как Треска старается! Словно волк ноздрями, он воздух щупает, - кивнул Савва на датчанина.
        - Умелый, что ты! Знатный кормчий! - согласился с наблюдением друга Варун. - У ладожских про таких говорят, что они в корыте родились, видать, с самых соплей его батька с собой в море брал! Остальные-то вон за ним как тянутся, каждый поворот в точности повторяют, признают старшинство, словно по ниточке наш караван идет.
        Пока был удачный ветерок, андреевский отряд судов шел вверх по течению без остановок. Договоренность с новгородскими была такая, что поджидать отстающих передовые будут в пограничном булгарском селении. Дальше по неспокойным землям каравану предстояло идти уже вместе.
        - Как думаешь, Фотич, мы первыми на той стоянке будем, или все же нас Филиппка опередит? - задал вопрос старший пластунов.
        - Поглядим, Савка, - пожал плечами Варун. - Так-то у нас быстро все в этом Булгаре вышло. Правильно, что мы на Фанирку не поскупились. И по деньгам с того хорошо выиграли, и по времени тоже. Да и на будущее весьма полезным такое знакомство станет. Наши-то товары, сработанные в усадьбе, Андрей Иванович ведь тоже рассчитывал со временем на Восток сбывать. Вот видишь, выходит, что и еще один из торговых путей мы для наших ладей ноне проторили.
        Глава 6. Назад с боем
        Пятого октября, когда солнце уже начало клониться к западу, караван прошел знакомую длинную излучину с большим островом посередине. Еще один поворот, и будет уже гостеприимная булгарская деревня, где их так хорошо принимал староста Бикташ.
        - Дымком тянет! - Родька, задрав голову, принюхивался, стараясь уловить еле различимый запах гари. - Так-то для лесного пала поздновато уже будет, совсем ведь недавно хорошие дожди всюду прошли. И чего это тут горит тогда? - И он посмотрел вопросительно на Варуна.
        - Броню надеть! К бою! - вдруг рявкнул старшина андреевцев, кидаясь к тому сундуку, где лежали его оружие и бронная защита. По палубе затопали десятки ног, и уже через несколько минут на судне в боевом облаченье стояли не мужики-гребцы, а три десятка снаряженных для боя воинов. С минутной задержкой все это повторилось и на всех других судах. А караван в это время втягивался в последний поворот перед селом.
        Укрепленное поселение пылало! Вот откуда тянуло дымком на реку. Как видно, только недавно его взяли приступом, и основная масса атакующих была сейчас внутри, за разбитым частоколом. А возле него, с наружной стороны стены, у лежащего бревна-тарана и рядом с проваленными вовнутрь створками ворот сидел на гнедом жеребце в окружении двух конных десятков предводитель нападавших.
        «Уходить или бить?!» - только лишь три удара своего сердца раздумывал Варун, вглядываясь из-под ладони на берег. - К пристани правь! - рявкнул он и перехватил поудобнее щит. - По два десятка на берег в стенку, остальным бить болтами и стрелами с судов! Молчан, передай по всему каравану: «Делай, как я!».
        Не успел еще борт ладьи коснуться бревен причала, а с нее уже посыпались воины, сбегая вниз и выстраиваясь в плотный ряд.
        От взятого укрепленного села загудел протяжно рог, и к предводителю через разбитые ворота начали выбегать вооруженные копьями, топорами, изредка мечами или саблями пешие воины. Если бы вся эта орава бросилась бы разом на маленький, ощетинившийся копьями и мечами отряд, то Варуну с его двумя десятками пешцев устоять против такой большой толпы было бы невозможно. Но предводитель противника, гарцуя перед своими воинами, все медлил, как видно, дожидаясь их сбора. А в это время на пристань причалило еще две ладьи, строй андреевцев уплотнился и даже подался немного вперед. Наконец от села послышался резкий рев рога, и вся эта орущая толпа с оружием в руках понеслась разом к реке. За ними по пятам следовал и небольшой конный отряд во главе со своим предводителем.
        - Стрелки, тоовсь! - рявкнул Варун, оборачиваясь к тем трем десяткам лучников, что замерли в готовности у ладейных бортов. - Митька, вы самострелами конных бейте! Стенка бьет сулицами, а потом всех на мечи! Стоять крепко, робята! Нам только их первый натиск сбить, а потом они сами прочь посыпятся!
        Четыре, три сотни шагов до врага.
        - Петька, Марат, мы воеводу бьем! Оська, Игнат - ваши боковые, те, что рядом с ним! - выкрикнул Митяй, припав к прицелу своего «реечника».
        - Щелк! Щелк! Щелк! - практически одновременно ударили все пять арбалетов, а ребята уже накручивали на них рычаг зарядки.
        - На пятнадцать щелчков хватит! - крикнул старший самострельного звена, натягивая дугу своего мощного оружия.
        Троих конных во главе с воеводой видать уже не было, а около лежащих на земле тел крутились человек пять спешенных всадников.
        - Хэк! - резко выдохнули лучники, выпуская первые стрелы в набегающих.
        Всего два удара сердца, и новая тяжелая стрела с граненым острым наконечником, вырванная из колчана, срывалась опять с тетивы. - Хэк! Хэк! Хэк! - Три десятка лучников били с удобных позиций, возвышаясь над бортами своих судов.
        - Есть! Есть! Есть! - выкрикнули почти одновременно самострельщики, докручивая рычаги зарядки.
        - С распределением, по конным, бей! - скомандовал Митяй, выпуская болт в того всадника, что был в самом центре.
        - Щелк! Щелк! Щелк! - ударили самострелы друзей.
        - Сулицы! - прокричал Варун, и шесть десятков метательных копий вылетели в накатывающую толпу.
        - Держать строй!
        По щитам загрохотали топоры, дубины, сабли и копья атакующих. Под напором сотен тел пешцы медленно и с тяжелой натугой начали пятиться назад к причалу.
        - Бам, бам, бам! - Лютня аж осыпало щепой от ударов секиры по его щиту.
        - И кто это тут такой резвый-то? - Он повернул голову налево, вбок. - Фролка, я сейчас чуток назад сдам на самую щелку, ты срежь его, а то он мне сейчас весь щит здесь развалит!
        Рыжий сосед понимающе кивнул, и немного приподняв, чуть довернул свой меч острием вперед.
        Полшага назад, сверкнул клинок Фрола, а за щитом раздался громкий вскрик. Лютень сам резко подал вперед, немного открыл стенку вправо и уколол своим мечом противника перед соседом.
        - Держать строй! - ревел Варун.
        Андреевцам отступать уже было некуда, сзади их подпирали бревна пристани. - Раз! Раз! Раз! - задал счет командир, и тяжелая пехота, словно бы оттолкнувшись от причала, по малой пяди сама начала напирать вперед. Сверху били луки и стрелы, а с подошедших чуть ниже пристани двух ладей одновременно посыпались вниз шесть десятков воинов.
        - Ураа! Руусь! - И подкрепление ударило в левый фланг противника.
        Гомонящие, уверенные от своей многочисленности враги вдруг разом смолкли, а потом разразились паническими криками. Три сотни их, бросая на землю оружие, припустились в сторону леса. А по пятам за ними бежали андреевцы, коля и просекая им спины.
        - Лютень, бери с собой два десятка людей, обойди село, только в лес за ними не лезьте! - распорядился Варун и крикнул Савве - Ильич, а ты с тремя десятками за мной! Заходим за частокол! В пожарище далеко не лезем!
        Булгарское поселение было разбито, разграблено и подожжено. Затушить его уже никакой возможности не было. Вокруг валялись одни лишь трупы, живых жителей видно нигде не было, враги или посекли их всех, или же угнали в лес. У проема ворот андреевцы порубили с десяток ошалевших, выскочивших откуда то из дымной глубины грабителей и теперь пятились от жара в сторону реки.
        С частокола спрыгнули трое чумазых мужиков и, подхватив с земли какие-то узлы, бросились к недалекому, заросшему кустами ручью.
        - На! - Сулица Лютня вошла одному в спину, опрокидывая его на землю. Пластун отбросил в сторону щит и с обнаженным мечом бросился вдогонку за остальными. Небольшой уклон к воде, и он оказался на берегу ручья. Перед ним, откинув в сторону узлы с награбленным, маячили с топорами на длинных ручках те двое, за которыми он только что гнался. А за ними стоял еще один здоровый и заросший густым черным волосом детина, с мечом за широким поясом. В одной руке он сжимал копье, а в другой держал накрученные на кулак волосы пленницы.
        Лютень проскочил, не останавливаясь, немного вбок, и пропуская с проворотом мимо себя сверху топор одного из мужиков, хлестнул его своим мечом. Здоровяк резко метнул копье, и оно, ударив вскользь в бок пластуна, затем по инерции впилось в склон. Резкая боль резанула молнией мозг. На наработанном ранее рефлексе и буквально каким-то чудом андреевец ушел от удара топором второго мужика и резко уколол его клинком в грудь.
        Все, вот теперь они остались один на один со своим последним противником. Детина резко дернул за косу пленницу, освобождая свою руку, и отшагнул вбок, а в его руке уже блестел длинный меч.
        - Да ты из настоящих, из дружинных сам будешь?! А чего же, как тать, с добычей бежал, а не в сечи вместе со всеми дрался? - процедил сквозь зубы Лютень, покручивая своим клинком. Его бок нестерпимо болел, и каждый шаг теперь отдавал там резью. Бам! Он отбил первый, второй хлест клинка противника, принимая его на свой меч.
        Пора было с этим заканчивать. «Здоровый бык, да и меч у него подлиннее», - подумал Лютень и включил наработанную во многих ратных учениях клинковую связку. Удар, еще один. Обманный сверху и в бок, а сам меч при этом уходит вниз и подрезает ногу.
        - Вот так, теперь и тебе не так уже легко здесь скакать!
        Удар сверху, еще один справа, но не такой, в котором клинок избегает полного контакта с клинком противника. Напротив, они ударили друг друга с силой, но к моменту соприкосновения рука пластуна уже была расслаблена, и меч неприятеля буквально снес его клинок. Рука здоровяка, не останавливаясь, прошла дальше налево, пронося за собой и оружие. Клинок Лютня проскочил под мечом врага, и он немедленно нанес очень сильный удар «в спину» вражеского. Вектор его движения и так был направлен слева направо относительно русского клинка, а он еще этим и подтолкнул его, используя силу неприятеля против него же самого. Дальнейшее действие было уже вполне очевидным, и, понимая все, здоровяк уже ничего не успевал с этим поделать - по открытому противнику Лютень нанес прямой и резкий удар.
        «Хороший меч, явно не лесники его сработали!» Лютень нагнулся, чтобы его подобрать, и непроизвольно вскрикнул. Бок опять обожгло острой болью, и он чуть простонал.
        Лежащая все это время в траве пленница приподнялась, и что-то говоря на незнакомом Лютню языке, сделала к нему несколько шагов.
        - Ох, милая, да я же тебя знаю! - воскликнул тот.
        Действительно, с грязного, вымазанного сажей личика на пластуна смотрели такие яркие и запомнившиеся ему глаза. Прямой ровный носик с небольшой горбинкой, щечки, припухлые чувственные губы и густые брови над длинными ресницами. А эти длинные черные волосы, падающие, хм, падающие ниже пояса. Девушка, заметив, какими горящими глазами смотрит на нее этот русский, совершенно непроизвольно закрыла лицо ладошками и всхлипнула.
        - Риночка, солнце мое, я никогда тебя не обижу, не бойся! - Лютень приложил руку к груди, отступая чуть вбок. - Пошли отсюда. Тут лес рядом, а эти могут опять вот-вот из него выскочить.
        Сверху с обрыва раздался топот ног, Лютень выхватил свой и трофейный мечи и прикрыл своим телом девушку. Да и она сама как-то непроизвольно прильнула к его широкой и такой надежной спине.
        - Лютень, ты чего это тут свидание у ручья устраиваешь? - Рыжий Фрол с интересом оглядывал полянку с лежащими на ней телами. - Опасный ты соперник, пластун! Видать, и этим тоже твоя булгарка понравилась? - усмехнулся он, сбегая вниз к ручью. - Если бы не дядька Боян тогда на палубе, так и мне бы, небось, не поздоровилось?!
        - Ты рот-то свой прикрой, скалиться он здесь будет! - нахмурился Лютень и вложил меч в ножны. - И не булгарка она, а Рина. Так ее величают. Бегают тут всякие, пугают добрых людей!
        - Ох, прости Христа ради! - смиренно прижал руку к груди Рыжий. - Не хотел я вас грубым словом обидеть. - И он пристально присмотрелся к покрасневшему пластуну. - Лютик, ты чего это, влюбился, что ли?! Не, ну правда, ты скажи! Это что, та, про которую ты после прошлого постоя у костра рассказывал? Она, что ли, да?! Святая София! Во-от дела!
        - Да тебе-то вот что! Иди вон давай, куда ранее шел! - рявкнул пластун, отворачиваясь.
        - Так я-то только рад, баламошка! - улыбнулся довольный Фрол. - Теперь вот хоть из-за Эммочки на меня дуться не будешь!
        - Больно надо еще дуться на таких вот ащеулов, - буркнул Лютень, и обернувшись к Рине, важно и как-то так манерно кивнул: - Пошли, Риночка, нечего нам тут с такими вот баламошками разговаривать.
        Девушка, как видно, его поняла и засеменила вслед.
        - Вот дела! - почесал рыжие кудри Фрол. - Лютик невесту себе в походе нашел! Эммочке расскажу, ну не поверит ведь!

* * *
        Андреевских спасли хорошая ратная броня и высокая воинская выучка. Ранение получили около дюжины воинов, но увечных или убитых среди них не было. На большой поляне у догорающего села лежало около сотни погибших и тяжело раненных врагов. Был среди них и их предводитель, пробитый сразу тремя самострельными болтами.
        - Черемисы, - оглядев его и еще несколько трупов, вынес свое заключение Савватей. - Лесной народ, отчаянный. Нападают на купеческие караваны да на соседей своих время от времени набегают. Раньше их восточные рода вроде бы как под булгарами были. Дань им пушниной выплачивали. Но ты ведь помнишь, Варун Фотич, нам Бикташ давеча рассказывал, что усобица у них там между собой многолетняя идет. И они даже на них теперича вот тоже нередко теперь нападают. Хлеб-то растить некогда, проще же за ним к соседу с копьем или мечом сходить.
        - Даа, ладно, мы их на бронную свою стенку хорошо приняли. В прямом ратном бою-то они весьма слабы. А вот если бы ночью такой вот оравой к нам полезли? - покачал головой Фотич. - И чаво бы с нами тогда было?
        - Худо было бы! - согласился Савва. - Да и теперь нам здесь опасно у этого вот пепелища оставаться. Вернутся, обиженные, обратно с большой подмогой, и чего им наши полторы сотни? Так только, на один ночной и хороший рывок.
        Варун посмотрел на солнце, его диск уже касался кромки леса. Еще немного, и на этой поляне станет совсем темно.
        - Грузимся на суда! Все ратное железо с поля - с собой. Палки только в ладьи не берите! - И он отпихнул ногою черемисское копье.
        В густых сумерках пять русских ладей отошли от причала и спустились до острова на излучине.
        - Здесь пока будем стоять! Крепите ладьи в затоне, - распорядился старшина отряда. - И охрану хорошую везде ставьте. Тут до берега, по прямой, меньше версты будет. Черемисам на их долбленках сюда перемахнуть, что раз плюнуть! Будем, сторожась, здесь новгородцев ждать, чай уж не заставят себя они долго ждать. Всем ведь поспешать домой надо.
        Двое суток ожидания прошли спокойно. Остров был большой и поросший крепким лесом. Пищи с собой было в достатке. Желающие к тому же еще и ловили рыбу, а потом варили на костре тройную уху. Ночами оберегались сильной сторожей, оглядывали и слушали реку. Вокруг было тихо и спокойно. Один раз только заметили на противоположном берегу человека, но и он, неосторожно выйдя из-за дерева, тут же скрылся из глаз.
        - Не нравится мне это все! - проворчал Савва. - Берегутся слишком лесовики, скрываются шибко. Как будто и нет их тут рядышком. А уж я-то чую на себе чужой, злой глаз.

* * *
        - Рина? Ну ладно, коли она тебе, Лютень, так послышалась, то пусть и будет теперича Рина, - усмехнулся Савва, подкидывая в костер полешки. - Дедом у нее был сам староста Бикташ, а отец из воинского сословия, так что не из простых тебе эта девка досталась, паря.
        - Дык чаво досталась-то, чего я ее, в полон, что ли, взял?! - вскинулся было пластун и громко ойкнул.
        Девушка, наматывающая тугую повязку на его теле, что-то быстро залопотала на своем языке.
        - Тихо сиди, дурень! Это она так тебе по булгарски говорит! - улыбнулся Савва. - А то ребра плохо срастутся, будешь потом кривым ходить. И кому такой кособокий жених станет нужен?
        Сидящие вокруг костра пластуны засмеялись, а Лютень густо покраснел.
        - Так-то все правильно девка делает. Так же, как и у нас, в усадьбе, когда лекарскому искусству учили, - пробормотал сидящий на корточках пластунский лекарь Емеля. - Тока вот мазь у нее какая-то шибко вонючая, и где только она успела нужных травок для нее нарвать?
        Савва задал этот вопрос булгарке, а она, затягивая узелок на тугой повязке, пояснила через толмача: - Мама была искусной травницей, лечила она людей из многих селений. К ней даже черемисы за помощью приходили. - И она, отвернувшись, закрыла лицо ладошками.
        - Ой, прости, милая! - Савва, поклонившись, приложил руку к груди. - Не хотели мы тебя расстроить. Робята, ну и чего это мы, так и будем тут сидеть? Пущай уж молодые сами у своего костра одни будут. Пойдемте, не будем им мешать. Вон там, рядышком расположимся. - И он, подхватив свою войлочную подстилушку, пригрозил Лютню пальцем: - Смотри у меня, Лютик, не забежай девку, хорошая она.
        Пластун аж встрепенулся после таких слов:
        - Да что ты такое говоришь, дядька! Что я, не понимаю всего? Пока не обвенчаемся, ни-ни! Как сестренка она мне будет! Клянусь!
        - Ну-ну, - кивнул Савватей. - Хорошая тебе невеста, паря, досталась и женой доброй будет, цени!
        Третья ночь прошла спокойно, только почудилось под утро, что на реке мелькнули какие-то тени. Караулы подняли людей, реку подсветили, но все вокруг острова было тихо.
        - Можа, почудилось чего? - пожимал плечами Молчан. - Так-то впрямую никого не видать и не слыхать было. Так только, темная рябь какая-то на реке промелькнула.
        - Рябь промелькнула, говоришь? - покачал головой Варун. - Ну-ну, не почудилось тебе! Тута они, вокруг нас, словно бы волки, ходят. Ежели новгородцы через пару дней не подгребут, то боюсь - худо нам будет. Долбленок сюды натащат вон из лесов, плотов много навяжут, и со всех сторон наш остров тогда на копье возьмут. Видать, не готовы они еще к такому, потому и не лезут пока к нам. Так, караулы мы усиливаем, по берегам делаем завалы из бревен и готовим костры с факелами. Бочонок скипидара, все топленое и конопляное масло пойдет в пропитку, жир бараний тоже туда, чтобы дольше и жарче горело. Сторожу распределяем так, чтобы в каждой по доброму слухачу да по хорошему зрячему было!
        Весь день андреевцы готовили к обороне свой остров. Вокруг же было на удивление тихо.
        - Савва Ильич, ну чего я, вот так и буду у костра все ночи дрыхнуть? Да поставь ты и меня уже в сторожу? - выпрашивал у командира Лютень. - Мой десяток, вон, во вторую половину ночи в полном своем составе в караулы идет, а я что же, хуже их всех буду? Да не-ет, не болит уже бок с такой-то хорошей лекаршей, - кивнул он с улыбкой на хлопочущую над котлом Рину и, перехватив ее взгляд, помахал рукой. - Вот ведь какая! В раз почувствовала, что о ней говорят, али, может, услышала, слух-то у нее, словно у рыси!
        - Лютень, ты теперь во все походы с невестой, а потом и женой будешь ходить? - подшучивали над пластуном воины, расходясь по своим местам. - А чего ему - сыто, не скушно, да и вся семья завсегда рядом!
        - А я вот тебе ухи-то откручу! - пообещал десятник веселому Доброславу. - Посмотрел бы я, как ты такую одну у костра бы оставил. Чего я, по всякому, и по добру, и с ругачкой, а она все одно за мною идет, еще и запасной колчан на спине тащит.
        Вторая ночная половина у сторожи, особенно уже ближе к рассвету, всегда была временем маетным. Слезились глаза от постоянного и пристального огляда, было холодно, и очень хотелось спать. Прижавшись к Лютню и пригревая его бок, мерно посапывала завернутая в выделанную овечью шкуру Рина. Рядом, в трех шагах, прислонившись к соседнему дереву, сидел неподвижно слухач от ладейных дан Троелс Сова. Рядом с ним пристроился и его зоркий соотечественник Ульф.
        Все было спокойно. Луна спряталась за облако, а всякая видимость с ее уходом и вовсе пропала. Словно бы накинули на голову плотное шерстяное одеяло. Вдруг тихое сопенье прекратилось, и девушка, насторожившись, подняла голову. Лютень хотел уже погладить ее по этой голове, успокаивая, но она вдруг сама молча тронула его за руку и протянула ладонь в сторону реки. Троелс тоже шевельнулся и чуть привстал со своего места.
        - Тревога! Angst! - вдруг выкрикнул Ульф и, натянув тетиву лука, выпустил стрелу в только ему видимую цель. В речной темени раздался резкий вскрик, и в ответ полетел целый рой стрел.
        - Костры зажигай! - выкрикнул Лютень, пригибая Рину к земле. - За деревья все! Быстрее! Ну же!
        Троелс уже выбил искры на трут, раздул его, и теперь большой круг берега и реки ярко освещался пламенем огромного костра. С самого края этого круга, с темени, выходило сразу несколько больших и малых лодок, а две из них и вовсе тащили за собой на веревках огромный плот с людьми.
        Лютень высунулся из-за ствола и послал одну за другой две стрелы из своего лука. - Арр! - взрыкнул он, опять прячась за дерево и потирая плечо. - Метко бьют лесовики. Ульф, там дальше костры цепочкой по берегу сложены, ты видишь их? - крикнул он своему лучшему стрелку. - Подожги их стрелами, только сам, гляди, не высовывайся! Пускай они нас цепочкой огня от лесовиков ограждают!
        - Да! Корошо, Лют! - Дан выхватил особые стрелы с ветошью, пропитанной горючей смолой на наконечниках, и вскоре один за другим к большому костру возле караула присоединились еще семь.
        Андреевские теперь были за ними, а вот подгребающие к берегу черемисы стали отчетливо видны, и по ним ударило из всех луков и самострелов подоспевшее из лагеря подкрепление.
        С медвежьим рыком и волчьим воем высаживались на берег лесовики, а здесь их уже встретила стена из щитов, копий и булатных мечей.
        Схватка была скоротечной, оставив пару десятков трупов, черемисы отхлынули прочь, и кто на лодках, а кто и просто так, пустились вплавь на свой берег.
        - Не преследовать! Это может быть и засада! - приказал Варун воинам, отвязывающим закрепленные у берега ладьи. - В темноте окружат на реке, копьями и стрелами закидают да полезут по всем бортам наверх, словно муравьи. Всем оставаться на острове! Осмотреться вокруг!
        - Доходит бедолага, все! - Емеля вздохнул и стянул с головы войлочный подшлемник. - Ну чего я тут сделаю, когда ему стрела шейную жилу пробила? - неловко оправдывался перед своими пластунский лекарь.
        Рина в это время ловко перевязывала ногу у Фрола. Лютень топтался рядышком и поглядывал искоса на ее работу. Стрелу из бедра, срезав ее с обеих концов, уже вытащили, и теперь она промывала сквозную рану своим отваром.
        - Ну вот и первая наша потеря в этом походе, - вздохнул Варун. - С теми, что возле села, у нас теперича уже два десятка раненых. Ежели еще один такой набег будет, то на две смены гребцов людей уж точно не хватит!
        День и следующую ночь вокруг было опять спокойно, а к обеду вторых суток, что прошли после набега на остров, из-за дальнего поворота показался речной караван.
        - Наши, наши идут! - кричали дозорные с деревьев, всматриваясь в знакомые силуэты судов.
        Через пару часов пятнадцать ладей, выстроившись в длинную линию, вышли, подгоняемые ветерком на запад. Пару раз, когда они подходили близко к левому берегу, из леса густо сыпались стрелы, но на прямое нападение черемисы больше не решились. За Ветлугой стало спокойно, а когда миновали Суру, Савва вздохнул облегченно:
        - Племена мари не такие лютые, кажись, миновали мы самый опасный участок.
        Совсем уже спокойно стало на душе возле Оки, где высились крепостные стены Нового города на Волге. Потом уже были Городец, Кострома, Ярославль и Углич. Караван шел домой обратным путем. Опасность нападения миновала, но появилась другая. Октябрь на Русской лесной равнине холодил речную воду. Шли затяжные дожди, и часто налетал порывистый ветер.
        - Можем не успеть! - хмурился Варун, поглядывая на свинцовое небо. - Поднатужимся, робята! - и сам менял уставшего на веслах гребца.
        Тверь и Торжок прошли в самом начале ноября. На волоках впрягались в длинные канаты и хомуты и тащили ладьи на огромных телегах вместе с работниками волоковых артелей. - Быстрее, быстрее, родимые! - подгоняли своих волоковых караванные старшины. - Двойную оплату нам дают, только бы быстрее нам идти!
        После нижнего волока вокруг Мсты заходили в ее студеную воду, когда на берегах лежал снег по щиколотку. По течению ладьи шли теперь ходко и сами, и к десятому ноябрю показался, наконец, батюшка Ильмень.
        - Прощевайте, братцы! - кричали андреевцы со своих ладей друзьям-новгородцам. - Простите, что в гости сейчас не можем зайти. Вона, уже ледяная пленка на озере показалась!
        - Прощевайте! Бог вам в помощь и попутного ветра, робята! - кричали в ответ им товарищи, поворачивая свои ладьи в сторону недалекого уже Новгорода. А пять ладей уходили резко на юг в сторону устья реки Пола. Пока в паруса дул попутный северный ветер, с ним нужно было проскочить как можно дальше.
        Глава 7. В поместье
        - Господа поместный совет, дел у нас, как обычно, невпроворот, давайте же все по порядку мы сейчас с вами и обсудим, - предложил Сотник, оглядывая большой, заполненный народом зал. - По мере возможности будем людей отпускать для работы, и начать я предлагаю с наших уважаемых полеводов. Урожай озимых в этом году удался, ячмень, рожь и пшеница дали хороший колос, и убрать мы их успели до ненастья. Почти половина всего зерна, заложенного на долгое хранение, вышла у нас на эти культуры. Хотя, по своей сути, занимали они менее трети от всей площади наших полей. С яровыми вышло, конечно, похуже, как бы мы ни старались, однако трети урожая уберечь так и не смогли. Хуже всего дело обстоит с культурами самой поздней уборки, которым требуется долгое время для роста, - это кукуруза и подсолнечник. Вот их у нас остается теперь в хранилищах только лишь на семена. По овощам у нас тоже как-то неравномерно получилось. Репу, лук, капусту и морковь мы заложили на хранение достаточно, а вот картофель нам дал урожай слабый. Часть его подмерзла при сентябрьских заморозках, и мы вынуждены были определять его в пищу на
осень. Овощ этот народу в своем большинстве понравился. Вы ведь все здесь сидящие его уже как следует распробовали?
        - Ну ничавоо так, можно картофлю есть, - важно протянул псковский полевод Первуша. - Теперича и я его о следующем годе тоже буду в гряды сажать.
        - А я тебе чаво говорил, лапоть ты сивый! - подколол соседа егозистый Архип. - У меня, вона, почти что полтораста пудов его нонче вызрело. Десятую часть только убрать не успел. Тебе ведь, тетюх, помогал с зерновыми.
        - Да помолчите вы оба! - оборвал начинающийся спор Парфен. - Или идите вон вперед и перед всеми расскажите о своих хозяйствах, а мы вас с места с интересом послушаем.
        - Не, не, не, Васильевич. Мы чего, мы ведь молчим и все слушаем. - Мужики закрыли рот и спрятались за спины впереди сидящих.
        - Так вот, в общем, учитывая свое и все привезенное из германских земель зерно, продовольствия на эту зиму и на весь следующий ненастный год нам, я думаю, хватит, - продолжил доклад Сотник. - Хватит его и с учетом того, что в поместье прибудет столько же людей, как и за весь прошлый голодный год. А это, на минуточку, вы только вдумайтесь - аж более чем полторы тысячи душ, обогретых, накормленных и спасенных от голодной смерти. Хватит нам теперь и себе на семена, и даже на помощь для других земель. Ибо через год, как я надеюсь, вся вот эта полоса долгого ненастья должна будет уже закончиться. Нужно ли оговаривать все цифры, сколько чего у нас собрано и куда было заложено на хранение?
        - Неет! Довольно и этого, - зашевелились в зале. - К следующему, Андрей Иванович, давайте!
        - А чего дальше-то?! - встрепенулся Архип. - У нас тоже пожелания к поместной власти, поди, есть! Давайте ужо и обговорим все сразу?
        - Вот это правильно, - улыбнулся Сотник. - Вот это по-хозяйски. Говори, Архип Матвеевич, выслушаем мы тебя.
        - Ну а чаво, Андрей Иванович, сами же говорили, чтобы я посоветовался и подумал с хозяйственными людьми. Ну вот я потому и советовался, а потом, стало быть, думал! - протянул Архип, почесывая бороду.
        - Долго думал, видать, Архипка, коли так вот сейчас с речью тянешь, - подколол его смуглый углежог Василий. - Говори ужо, видишь, вона, все обсчество тебя слушает, а ты словеса только плетешь!
        - Ну вот я и говорю, значится… - крестьянин кивнул уничижительный взгляд на Василия и начал загибать пальцы:
        - Первое - это семена. Не у каждого в хозяйстве удается отобрать хорошее семя на всю следующую посадку. Я вот по своим, по огородным, овощным культурам сужу. Почему у меня урожаи и в Смоленщине, да и здесь всегда добрые? А потому как я отбор семян от самых сильных и от крепких посадок веду. Смоленский отбор у меня, он, конечно, уже прекратился, а вот тут он только начинается. Но по старому своему опыту я сужу, что от сильного зернового колоса или из семенной коробки то взятое семя более крепким растением в итоге обернется. Нам, тем, кто на земле работает, конечно, самим бы об этом думать надо, но как это сделать, когда с середины апреля и по октябрь месяц головы-то некогда даже поднять? Все время ведь в полях проводишь. Вот я и думаю, а может, умные поместные люди нам с семенами подмогнут? Будут они отбор сильных культур вести да особые поля для этого засевать. Понятно, что не сразу, но через пять, а хоть даже и через десять лет, ежели они будут давать крестьянину вот такое отборное зерно и семя под посев, это же насколько урожай-то тогда можно будет поднять?!
        Так, ну а второе - это скотина. - И Архип зажал очередной палец. - Вы поглядите только на нашу! Ну что же это за коровы со свиньями и козы с овцами?! Вот с год назад пригнали несколько добрых коровок и всякого другого мелкого скота из степных районов, а потом все и затихло. Скотина у нас вся худая, я вот вам так прямо сейчас всем и скажу. Бывал я самолично на больших ярмарках и видел, каких туда быков да коров привозят ладьями из далеких южных земель. Вот это я вам скажу - скотина так скотина! От коров тех и молоко не в пример нашим бывает жирное, и выдоить ее сразу не выдоишь, аж цельное ведро с одного только удоя получается. Даа! Правда-правда, вот ей-богу я не вру - ведроо! - и он повернулся к удивленно зашумевшим соседям. - То же самое и по всей другой скотине, а не только по вот энтим самым коровам. С конями-то у нас все, конечно же, здеся неплохо. Но за это нашим бригадным военным отдельное спасибо, это они тех добрых коней для своего ратного боя отобрали. А еще и каждой крестьянской семье по лошаденке, а кому и по две даже выдали. Ну а вот во всем остальном со скотиной у нас это так себе,
очень слабо.
        - Ты помечай, помечай, Васильевич, человек ведь дело говорит, - кивнул Сотник на большую книгу, лежащую перед управляющим.
        - Да где я ему скотину такую «жирную» найду? - пожал тот плечами. - Попробуй ее в наше поместье из тех дальних южных земель перегони или же по долгому водному пути ладьями доставь! Это ведь живое создание, а не какой-то там куль с зерном, который положил в трюм и забыл про него до самой выгрузки.
        - Так вот, - продолжал Архип после недолгих прений. - Надобно подобную семенной, работу и со скотным поголовьем у нас тоже провести. Коли будет у нас хорошая скотина, значит, будет у нас и мясо, и шерсть, и кожи, да хоть те же сыры! А чего, у меня вон дети же в поместную школу ходят, так им там рассказывают, что в Эллинии этой греченской, или в той же, как ее, Римлянии, вот там эти сыры наравне с хлебной лепешкой даже и для простолюдина повседневной пищей служили. Ну а чем мы этих самых римлянов хуже? Коли будет у нас много молока, так научат нас, как его делать. А пластуны-мОлодцы сычуг и нужную закваску у греков сопрут. Вот и крути ты тогда эти сыры у себя, а потом их на хлеб складывай да в рот ложи. - И под хохот присутствующих продолжил: - А еще можно будет много масла топленого перегонять, которое потом станет долго у нас в погребах храниться. Творог еще можно делать, всяких напитков из кислого молока, без которых вон в той же Булгарии даже за стол не садятся. Да много ведь чего можно делать из того жирного молока.
        - Принято, Архип Матвеевич, продолжай, дорогой, дельные мысли говоришь, - поддержал крестьянина Андрей. - Парфен Васильевич все в свою большую книгу записывает, ничего мимо ушей он не пропускает. Не переживай!
        - Ну а чего! Я же ведь все только для общего блага, - кивнул Архип и загнул третий палец. - Нужно нам, крестьянам, больше полевого анструмента: сохи, плуги, бороны в каждое хозяйство, а не вот так, как сейчас, когда они по рукам во время полевых работ ходят. Кадки нужны для закваски и для засолки овощей кажному. А еще кадки для поливки овощей. Лари для хранения круп и муки тоже надобны. Косы и серпы, грабли и вилы, лопаты, цепы для обмолота снопов, веялки. Да много чего еще нужно, все перечислять тут и целого дня мне не хватит.
        - Все, не буду больше пальцы загибать. - Хотел было он закончить и уже сел на лавку, однако тут же опять с нее вскочил: - И все же еще чуток времени я у вас заберу, господа поместный совет. Простите вы уж меня, говорливого, Христа ради. Вот как у нас сейчас работает добрый крестьянин? В марте месяце, уже ближе к его концу, он вывозит санями весь навоз с прелой соломой из скотних сараев и из хлевов в поля. Чинит к весенним работам всю упряжь, анструмент и всякую там прочую приспособу. Перебирает зерно в амбаре и думу там думает - какое у него пойдет на семя, а какое на то, чтобы его подъесть да протянуть всей семье до июля. Ну а с конца апреля, с мая месяца начинаются у него уже полевые работы и заканчиваются они большой летней и осенней уборкой. Суматошное это время. Очень! Зато потом все, с Покрова в хозяйствах у нас тишина настает. Весь урожай у крестьянина прибран, и больших работ у него пока долго еще не будет. Тот, кто лодырь, тот на печи до весны лежит да бражку пьет. Жену, бывает, конечно, гоняет, али наоборот, от ее тумаков уворачивается. Ну а тот, кто порукастей, вот он промыслом
занимается. Есть те, которые в отходные работники подряжаются, а многие так и на дому ковыряются, лишь бы им без дела не сидеть. Корзины вяжут, лапти плетут, ложки, чашки из липы режут, бондарничают некоторые, сапоги тачают, да много чем народ занимается. Пять месяцев в году у крестьянина таких, и вот что я думаю. Было бы разумно властям нашим поразмыслить, чем бы им занять людей в это зимнее время. Обучить их, если нужно, анструмент какой для работы дать. Вот и еще товар бы прибавился нам в поместье, а селяне бы побогаче тоже с того стали. Не все же на больших ремесленных мастерских могут работать. На дому вон можно и валенки из шерсти валять, а бабы бы пряли или вязали всякую ткань. Умелицы кружева бы плели, да многими промыслами можно у себя заняться. Ну, вроде все у меня пока. - И Архип, наконец, уселся на место.
        - В общем, поле деятельности тут большое! - Андрей посмотрел в сторону кучки представителей от крестьянства. - Поработали вы хорошо, уважаемые, хлебом нас обеспечили. А что по вашим предложениям? Так мы их обязательно будем воплощать теперь в жизнь. Держать вас более не хотел бы, дел у вас и тут, в усадьбе, полно, а потом и к себе на хутора еще возвращаться. Не держу вас более.
        Представители поместного крестьянства попрощались со всеми и вышли из большого зала.
        - Так, следующий вопрос у нас на совете - это ремесленное дело. Все мастерские, заводы и артели у нас после срочной уборочной работают в обычном порядке. Продукция их пользуется хорошим спросом и приносит нам приличный доход. Металла нам пока что хватает, навезли мы его сюда достаточно и рудой, и уже готовыми криницами. Есть и свое железо из болотной руды, хоть оно и уступает по своему качеству привозному. Частично мы пока решили острый вопрос и по каменному углю. Пришедшей в июне из германских земель загруженной им ладьи стекольщикам, плавильщикам металлов и кузнецам хватило до нынешнего октября и даже еще немного осталось. А вот пришедших на прошлой седмице двух больших грузовых ладей, думаю, что и на всю зиму с весной теперь хватит. Так что можно смело работать и уже не бояться, что мы не сможем поднять нужную температуру в наших доменках и в печах. Кожемяки, шорники, сапожных дел мастера работают с кожами. Плотники запустили у запруды распиловку бревен на доски и на брус. Благодаря немецкому мастеру Горсту у нас есть теперь листовое и посудное стекло, и, насытив нужды поместья, совсем скоро мы
его начнем отгружать и на продажу. Даже бумагу, пусть пока и грубую, а все же научились делать. Подождите еще пару месяцев, и мы даже печать книг освоим. Все это хорошо, но есть одно не решенное у нас пока дело. Механическому, железоделательному заводу, а именно его самострельному цеху ставилась задача увеличить выпуск реечных арбалетов. Небольшое увеличение в самом начале они сделали, но вот на этом уже все. Как давали они норму выработки в пять самострелов за седмицу, так на этом и остановились. Двадцать два, от силы двадцать три и не больше за месяц собирают. А за все эти десять месяцев вышло у нас двести двадцать девять реечников. С учетом тех, что мы делали ранее, всего их пять сотен, тридцать три. Я понимаю, что трудное это производство, сама конструкция такого самострела очень сложна в обработке. И вроде как у каждого нашего воина, пусть хоть и старенький, со взводом в виде «козьей ножки» или даже «самсонова пояса», он есть. Но этого уже мало, а с учетом того, что через два-три года, как только закончится погодное лихолетье, бригада сильно разрастется, нам это тогда будет не просто мало, а
ужасно, просто критически мало! Кузьма Кузьмич, поясни для совета, для всех воинских начальников, которые тут сидят, что делать нам и как нам быть? Хоть мы и сродственники с тобой, а все-таки не могу я с тебя со всей строгостью не спросить, ибо знаю твой богатый мастеровой опыт и умение организовать людей. Только один ведь ты можешь все это дело сдвинуть. Как нам вооружить каждого воина бригады таким вот реечным самострелом?
        Кузьма неловко поднялся и, стянув с головы свою войлочную шапку, молча мял ее в руках. Слышалось только его тяжелое сопение.
        - Кузьмич, ну объясни ты людям, мы же тебя не ругаем. Нам просто знать надобно, можем ли мы на вас надеяться? - выкрикнул командир крепостной сотни Онисим. - Сам же понимаешь, хорошее оружие и броня - это залог победы над врагом и сохраненные жизни наших воинов. Ну чего ты молчишь?
        С рядов послышались выкрики, и зал забурлил.
        - Тише, тише, господа совет, давайте все же дадим слово нашему уважаемому старосте железных дел, - попросил Сотник, и гул голосов постепенно стих.
        - Все, до предела мы уже дошли, - наконец, тяжко вздохнув, произнес Кузьмич. - Первое время только лишь увеличивали ведь их выпуск. С юга металл хороший на самострельные дуги, на рычаги да на рейки нам подвезли. С западных земель приспособы и инструмент добрый, мастеровой, подошел. Людей вот у себя обучили, цеха теплые выстроили, с двух в седмицу, до трех, а потом и до четырех реечников мы опосля выпуск этих реечников освоили. Разделение работы во всем ввели, и теперича каждый делает только лишь свое, отточенное месяцами трудов дело. Пять, а иной раз даже и шесть самострелов в седмицу нонче у нас выходит, но это уже, господа совет, - все, крайний предел. Или расширять производство нам надобно и такой же рядом механический цех выстраивать, а потом на него новый народ набирать. Или я даже и не знаю, чаво еще тут нам делать. Хоть механизмусы новые для ускорения всякой работы выдумывай, те, которые будут нам помогать всякие там детали делать. Грех нам, конечно, жаловаться, станки, которые у нас сверлят и точают металл, сейчас в цеху самые лучшие, которые только есть. За Киев или за Владимир я вам не
скажу, но вот то, что в Новгороде или во Пскове, ни у кого таких нет - это уже точно. Мы своих мастеров даже освободили от главной муторной работы - от вращения заготовки. Они тот станочный лук, который своей тетивой вращает заготовку, сверло или же вал, теперича у нас и вовсе даже не двигают, а только лишь резцом или сверлом управляют. А вот энту самую муторную работу по созданию вращения нынче у нас специальные люди - подмастерья - лишь делают. И то ведь большого облегчения с того нам все одно нет. Коли скажете мне, что я с делом не справляюсь, так я уйду. Буду дома потихоньку с железками ковыряться или же на печи лежать, но выхода, как увеличить выпуск этих самострелов, я никакого пока что не вижу.
        - Ты подожди на печь-то забираться, Кузьмич! - нахмурившись, произнес Парфен Васильевич. - Тебя же никто бездельем тут не попрекает, а только лишь выспросить наши люди хотят, чего ты сам можешь тут предложить сделать как наиболее опытный наш мастер? Вот сейчас про механизмусы тут заговорил. Может, ты сам ведаешь, какие они бывают, или знаешь, у кого они есть? Так ты нам только про это скажи. Купим мы для тебя один, по мелочи его весь разберем, и сами потом такие же и у себя будем делать.
        - Дык знал бы я, давно бы Андрею Ивановичу уже сказал, - вздохнул сокрушенно мастер. - Сам ведь свою голову вечерами ломаю. Есть у меня кое-какие наметки, конечно, но все времени додумать их нет. Нужно много его, так чтобы сурьезно этими механизмусами заняться. А тут вон текущей работы - хоть отбавляй. Да и знаний у меня, честно говоря, не хватает. Сам ведь я от отца, чего у него из опыта было, то и для себя перенял. А чего и в Новгороде, пока там, в мастерской работал, вызнал. Вот все это, что было у кого, то и воплотил здесь у нас.
        - Ну что же, вот и новое задание для наших академиков теперь будет, - подвел итог разговору Сотник. - Нам нужны передовые, новые механизмы для облегчения всей слесарной и механической работы при обработке металла. Только с помощью них мы сможем увеличить выход такой нужной нам продукции в цехах. Записывай, Парфен Васильевич, задание для нашего академического совета.
        Так, ладно, по литейному делу у нас больших трудностей теперь нет, Зосим с Федором литье пушечных ствол освоили. Кузнецы Никиты вкладыши в казенную их часть исправно поставляют, и больше они теперь при выстрелах уже не разрываются. Лука Мефодьевич с розмыслами измыслил под них крепкие и достаточно легкие, удобные лафеты, и теперь все вместе они потихоньку ладят для бригады эти орудия будущего. А вот на них нам будет нужен порох, и потребуется его очень и очень много. По складскому учету серы навезено из италийских земель ладьями Путяты предостаточно. Углежоги Василия нажгли хорошего угля из крушины, и дело у нас пока лишь только за селитрой, коей в долях нужно будет гораздо больше, чем всех вышеперечисленных составляющих пороховой смеси. И вот тут ускориться нам никак уже не удастся. С германских земель привезли нам сейчас ее пудов десять, и похоже, что выгребли там всю и ни за какие деньги более уже не найти. Выход теперь только один - это дождаться, когда в тех кучах, которые заложил уважаемый Рузиль, вызреет своя, поместная селитра. А до этого нам, по моим предположениям, ждать еще пару лет это
уж точно надобно. Совсем без орудий мы пока оставаться тоже не можем, поэтому нужно сделать более простые, чем пушки, онагры, которые нам так здорово помогли в последнем эстляндском походе. Сколько у нас их сейчас, где командир бригадных орудийных розмыслов?
        С места поднялся Илья и четко доложил:
        - Из похода, господин подполковник, вернулось в усадьбу только два. Три онагра мы оставили на обороне отстраиваемой крепости Нарвы. За лето мастеровые сладили еще один и заложили в мастерских три. Получается, что на выходе, к весне, должно быть всего шесть передвижных тяжелых онагров. Ну и еще три неподвижных для самих крепостей сейчас делаются, и вместе с ними еще десять больших стрелометов ладят.
        - Мало, - покачал головой комбриг. - Десять онагров должно идти с нашей бригадой в бой. Передвижных, облегченных, но ничем не уступающих по своей дальнобойности уже имеющимся. И с полным набором снарядов всех типов. Вот тогда и будет от них толк и поддержка для дружины, как при осадах, так и в полевых битвах. В общем, Ильюша, делаем так, розмыслов мы выделяем из крепостной сотни Онисима Ивановича и собираем отдельную, розмысловую, орудийную под твоим руководством. А со временем выделим еще и пушечную. Присматривай к себе разумных людей, кои смогут быть полезны в таком непростом деле. Совсем из крепостной рати мы пока орудийщиков не выводим. Сейчас на всех трех наших крепостях - Усадебной, Орешке и на Нарве - стоят стационарные камне - и стрелометы. Придет время, и еще две крепости на реке Неве и на острове Котлин встанут, и везде там нам нужны будут дальнобойные орудия, а к ним хорошо обученная прислуга. Поэтому не спешите, разумно делите своих людей и в первую очередь набирайте себе тех дружинных, которым по причине увечий или тяжких ранений в других войсках становится тяжело воевать. Есть у нас
такие, и что же поделать, еще будут, ратное дело - оно ведь такое, - вздохнул Сотник.
        - А вообще я специально всех бригадных командиров оставил, чтобы они выслушали здесь наших крестьян, мастеровых и всех других работных людей. Дабы понимали, как нелегок их труд и где начинает коваться наша победа. С вами мы уже подвели итоги последнего похода. Всех отличившихся в нем наградили и одарили. Остались только те, кто не вернулся еще с хлебного каравана в Бугарию. Но ничего, верю, что придут вскоре и они. А у нас наступает время для подготовки к новым боям и походам. Куда и когда, сейчас сказать пока сложно, вокруг Новгорода обстановка очень тревожная, но знайте, долгого отдыха нам здесь не будет. Северная Русь сильно ослабла из-за того, что творится с погодой, и враг непременно объявится, ну а кто это теперь будет, мы совсем скоро сами увидим. Главным своим противникам мы часть клыков уже выдрали, и им нужно время, чтобы зализать свои раны. А пока они это делают, нам необходимо расширять бригаду, увеличивать в ней количество розмыслов, пластунов, ладейную и судовую рать. Перевооружать свои строевые сотни, обучаться самим и учить новых союзников. Пять десятков вирумцев - это ведь только
первая ласточка. Вот погодите, придет время, мы таких союзников будем сотнями у себя готовить. Мартын Андреевич, как они? Есть ли подвижки в обучении у вирумцев военному делу?
        Прапорщик, с полной колодкой солдатских крестов на груди, поднялся с места и степенно доложил:
        - Эсты у нас разбиты по десяткам, во главе каждого стоит опытный воин из бригадных ветеранов. Первые два месяца были, конечно, всякие трудности, ведь требовалась срочная помощь в уборке урожая, да и вообще, лесовикам было весьма у нас непривычно. Столько людей вокруг, большие здания, новое оружие, строгости, ежедневные тяжкие телесные нагрузки. Все непривычно для них. Роптали даже, а кое-кто из них и домой убежать хотел. А мы никого не держали. «Хотите? Так идите. И сами своим старейшинам за свой побег потом объясняйтесь, - говорили. - А кто из вас останется, тот в настоящего воина и в грозу крестоносцев превратится». В итоге все они остались и не ропщут уже. Втягиваться вон в службу начали, даже состязаются сейчас между десятками, кто из них быстрее, выносливее и сноровистей всех остальных. К июню, на выпускную проверку, будут не хуже старших курсов ратной школы, это я вам обещаю, - подвел итог своему докладу Мартын.
        - Хорошо, Андреевич, спасибо большое, мы на тебя надеемся, - поблагодарил комбриг командира отдельной учебной полусотни. - Это те семена, которые должны в Виронии дать добрые всходы, связав Русь с балтскими народами доброй дружбой и крепким воинским союзом. Сможет Вирония себя отстоять от данов и немцев, значит, заберет со временем под себя всех эстов, а мы ей в том поможем. Верю, что во главе ее дружины еще будут стоять наши выпускники, которые именно сейчас проливают пот на поместных полигонах и учат науки в наших классах.
        - Присаживайся, Мартын Андреевич, - Андрей оглядел зал, где сидели в основном люди в воинской одежде. - Обстановка вокруг нас, братцы, тревожная. Голодное лихолетье на всей Северной Руси продолжается. В Господине Великом Новгороде постоянные бурления и бунты, верховная власть там сейчас неустойчивая и очень злая к нам. На что она может решиться и что нам от нее в будущем ждать - пока вообще непонятно. Поэтому мы держимся тут настороже и должны быть наготове ко всему. Так же, как и о прошлом годе, так и в этом будем начинать карантинное дело. С приходом больших холодов и с закрытием водного пути наше поместье мы закрываем наглухо. Вокруг него высылаем дозорные отряды и держим все ближайшие земли плотно! Распускаем слухи, что опять по окрестностям бродит черная смерть. Вся организация этого дела была ранее за штабом и за Варуном Фотичем. Филат Савельевич, начинайте пока что без него, вот командир пластунской сотни Севастьян вам в помощь. Ближе к середине декабря тыловая наша команда опять готовит летучие обозы для вывоза в поместье тех людей, что к этому времени дойдёт в голоде до самого края.
Оленье поголовье у нас уже подросло, поэтому сколачивайте такие отряды, где тягловой силой, наравне с конями, будут еще и они. Тыловым командирам я это дело опять поручу, как только все они вернутся из дальнего хлебного похода. Вот-вот, поди, совсем скоро должны уже появиться. Похоже, что немного времени осталось до того момента как наша река, скованная льдом, встанет. Лишь бы у них все в пути там было ладно. - И Андрей, задумавшись, вздохнул.
        Глава 8. Родственники пожаловали!
        Андрей вот уже третий день с самого утра и до позднего вечера находился вместе с двумя десятками своих «академиков» на механическом заводе. Производство и сам рабочий процесс осматривались и обдумывались «высокой комиссией» с начального момента поступления на склады руды или уже готового металла и до конечного момента выхода уже готового изделия из заводских цехов и с участков. Большим специалистом в механике и в слесарном деле, да и вообще в обработке железа, Сотник не был, но кое-какими инженерными познаниями из грядущих веков он все-таки обладал. Пока было ясно одно - то, что с участков завода выходил такой большой объем оружия, инвентаря и всевозможных изделий из железа, было настоящим чудом. Ибо работать ремесленникам приходилось самым примитивным инструментом и на древнем, совершенно допотопном оборудовании. Ни о какой механизации здесь речи вообще не было, в ходу были молотки, клещи, зажимы, зубила, простейшие ножовки и напильники. Из станочного оборудования сверление и простейшая токарная обработка шли с помощью лучкового привода. То есть мастер держал резец на простейшем токарном станке в
руках, прижимая его в нужном месте к заготовке, и снимал стружку, придавая той заготовке требуемую форму на глаз. А вот подмастерье в это время вращал заготовку с помощью лука со слабо натянутой или провисшей тетивой. Тетива эта оборачивалась вокруг цилиндрической части заготовки так, чтобы она образовывала петлю; и при движении лука то в одну, то в другую сторону, аналогично движению пилы при распиливании бревна, эта заготовка делала несколько оборотов вокруг своей оси сначала в одну, а затем и в другую сторону. На этом станке была уже неподвижная станина с двумя центрами, но вот люнета, как дополнительной опоры, который мог бы быть укреплен в любом месте между этими центрами, пока что не было. О держателе резца с регулировкой пока и вовсе не могло быть и речи. Необходимо было заменять руку мастера, удерживающего резец, специальным механизмом, и самое главное - сюда нужно было придумать и внедрить более мощный привод. Кое-какие наметки у академиков по этому поводу уже были, и они порою спорили с друг другом и с заводскими механиками-мастерами до хрипоты, отстаивая свои «прожекты».

* * *
        - Господин подполковник, от западного дозора известие пришло! - вбежал с громким криком в самострельный цех дежурный по штабу вестовой. - Десяток Шарифуллы за Лычково три ладьи на реке разглядел. Ходко они в нашу сторону идут. И суда те вовсе даже и не наши, а какие-то иноземные. Каждое из них по два флага на своей мачте держит: королевский - свеев - и еще один от торгового Готланда. На палубах, сказывают, воинов у них много, но и мирные вроде бы тоже среди них есть. И даже баб наши степняки маненько там разглядели.
        - Таак! - Сотник от такой неожиданной вести аж напрягся. «Неужто шведы все же решили им отомстить за прошлогодний набег на их замок Седертелье и за вызволение из него Марты с Леонидом? Нет, что-то здесь не сходится! Всего-то три ладьи ведь к поместью рекою идут, и при самом лучшем раскладе в них лишь по пять десятков бронных воинов будет. А такой рати для набега на Андреевское явно будет слишком мало. Бригаде они на пять минут боя, да и то все еще до подхода к ее щитам лягут. Уж это шведы хорошо успели выучить. Да и вообще, каким же это самоубийцей нужно быть, чтобы кидаться перед зимой, в самой глубине русских земель, в атаку на хорошие укрепления? Но, с другой стороны, иноземцы ведь знают, что Северная Русь сейчас очень слабая, а воинских и дружинных хорошо обученных сил в ней сейчас совсем мало. Простой же народ весьма голодом ослаблен, и ему точно пока не до рати. Можно бы и попытаться наскочить да и сжечь по-быстрому вражеское поместье. А наследника шведского престола с его матерью зарезать или выкрасть». И сам же себе ответил: «Ну нет, никак не может быть такое. У них время отмороженных
викингов и берсерков давно уже закончилось. А сейчас их потомки прежде головой пять раз подумают, перед тем как на русскую бригаду полезть. Не раз ведь уже с ней в бою сталкивались, и каждый для них - это большая кровь и поражение. Неет, тут явно было что-то другое. Да еще и эти бабы, пардон, женщины на палубе, просто так их явно не повезут в такую-то даль на судах. А с другой стороны - вдруг это наши полонянки? Наскочили свеи на прибрежное русское селенье, вот и не скучают теперь в походе. Не знаю, чего уж тут гадать, будем разбираться по ходу дела!»
        - Дежурному по штабу передай - бригаду поднять по тревоге! Дозоры утроить и выслать их в дальний круг! - приказал вестовому Сотник. - По ладьям пока не бить, но держать их все на прицеле. Выполняй!
        И молодой воин буквально вылетел из заводского цеха на улицу.
        - Ну что, господа академики, похоже, к механизации металлообработки нам придется вернуться чуть позже. Сами сейчас все слышали. - Андрей кивнул в сторону двери. - Я вас больше здесь не задерживаю, да и сам буду поспешать. Хотите, подумайте еще на месте, что здесь можно вокруг улучшить. А можете и к себе идти, у вас, я знаю, и по своим рабочим линиям срочных дел намерено. В любом случае мы к этим вопросам еще вернемся, ибо сами понимаете, насколько они важны для всего нашего поместья.

* * *
        Над Ямницей низким рокотом загудел сигнальный рог. Три иноземных судна медленно подходили к длинной бревенчатой пристани. Шесть сотен русской пехоты стояли со щитами и копьями в плотном ратном строю. Три сотни бронированной и одна легкая - степной конницы - замерли в полной боевой готовности рядом.
        - Андрей Иванович, не беспокойтесь, с миром к вам свеи гребут, как гости! - раздался такой знакомый Сотнику голос от передового судна. - Принимайте их, не сторожась! Торжественно! - Над бортом подходящей ладьи возвышалась довольная и улыбающаяся мордаха Путяты.
        Вот одно за другим суда медленно, буквально, что называется, в притирочку подошли к причалу.
        - Хорошие кормчие на энтих ладьях, - одобрительно крякнул Тимофей. - Вона как аккуратно подошли. Хоть сразу мостки им перебрасывай да к береговому причалу крепи.
        На бревна настила упали сброшенные с бортов канатные концы, тут же подхваченные и увязанные причальной андреевской командой. Затем по ним стукнули сходни, и с ладей сбежало по одному десятку воинов. Шведы проверили, крепко и надежно ли пришвартованы суда, закреплены ли мостки, и по сигналу здоровенного рыжебородого детины в блестящем доспехе с судна на помост пристани медленно сошел сгорбленный, худощавый, не старый еще человек, сильно подволакивающий на ходу ногу. Было видно, как тяжело ему даются эти шаги по такой вот наклонной плоскости. И все равно при этом он как то умудрялся сохранять величественный вид и высокое достоинство. Так и веяло от этого больного человека волной силы и властности.
        - Эрик Эрикссон, благословенный король Швеции, Готланда и многих островов Восточного моря с герцогиней Ингеборгой! - громко выкрикнул на неплохом русском идущий следом за ним воин.
        - Е-мое! Родственники пожаловали! - Андрей с совершенно ошалелым видом всматривался в лицо шведского короля и на выступающую за ним уже знакомую ему по датскому походу девицу. - И чего делать-то теперь надо? - Вот сейчас он просто реально растерялся! Приходилось ему уже, конечно, общаться с высокими властителями мира сего, но все равно все это сейчас было как-то вот неожиданно.
        - Иди, Иванович, иди к шурину и свояченице. Чего ты здесь столбом застыл? - хохотнув, подтолкнул его вперед боком Тимофей.
        Андрей посмотрел испепеляющим взглядом на своего заместителя и вышел из воинской стенки.
        - Рад приветствовать тебя, славный король Швеции, на земле твоих предков! Я тебе уже писал, что для меня высокая честь оказать гостеприимство своему родственнику, - на хорошем шведском обратился он к Эрику. - И тебя, герцогиня, я рад видеть во здравии. Ты такая же красивая, как и твоя сестра, которая, уверяю, будет очень рада вас обоих видеть. Жаль только, что не знали мы, что осчастливите вы нас своим высочайшим визитом, иначе бы непременно устроили сейчас торжественную встречу!
        - По нашим временам вот такая встреча будет гораздо правильнее любой помпезной, - оглядев стройные воинские ряды, негромко произнес король. - Именно такая встреча как раз и придает уверенности в надежности и защите ее хозяина. Но о том, я полагаю, мы поговорим с тобой, барон Андреас, с глазу на глаз? - И Эрик шагнул вперед.
        «Как с этими королями-то себя вести? - думал Андрей, разворачиваясь в сторону открывшегося прохода в плотной дружинной стенке. - Может, я впереди него должен мелкими шашками семенить и все время при этом, оборачиваясь, кланяться? Вот кто их эти придворные этикеты-то знает?! Даже Марта про них ведь ничего мне не рассказывала! А с другой стороны, чего я волнуюсь? Это ведь я здесь хозяин, и монарх сам ко мне в гости приехал. А, будь что будет, остаемся сами собой!» - принял он для себя решение и пошел шаг в шаг сбоку от короля. Вплотную за ними двигалась герцогиня в сопровождении двух важных особ в накинутых на доспехи черных плащах. А далее, совершенно естественным образом за всеми ними, плечом к плечу топали две сотни, шведская и русская, с приподнятыми вверх копьями и развевающимися на ветру знаменами.
        - Эрик, Ингеборга! - ошалевшая от неожиданности и от восторга Марта бросилась к брату и сестре. Ленька, услышав этот дикий крик матери, сразу же бросился в рев, и пацана им пришлось успокаивать уже всем вместе. Андрей мялся в прихожей и переводил взгляд с гомонящих родственников на двух явно сконфуженных всем этим зрелищем шведских военачальников. - Давно не виделись, бывает, - как бы извиняясь за весь этот кавардак, произнес он, пожимая плечами.
        - О, да, да, - закивали энергично головами шведы. - Мы все понимать! Высокий, голубоглазый, с длинными, светлыми, кудрявыми волосами приближенный короля представил своего соседа: - Это есть ярл Ульф Фасе, и он совсем не говорить по русский. А я немного уметь, и меня зовут Биргер Магнуссон, я есть тоже, как и он, ярл. Мы с Ульфом из славного рода Фолькунгов и остались верны своему королю, даже когда он был вынужден покинуть свое королевство.
        «О как! - подумал Андрей. - Король Швеции был вынужден с младшей сестрой покинуть свою страну, и вместе с приближенными он оказался в когда-то враждебной ему державе. Воистину пути господни неисповедимы! Ладно, будем разбираться с этим чуть позже».
        Наконец-то старшие родственники успокоились сами и успокоили ребенка.
        - Господа, мы с герцогиней Ингеборгой хотели бы остаться здесь одни и решить все наши вопросы приватно. Надеюсь, барон Андреас не будет отказывать нам в гостеприимстве хотя бы до утра? - Эрик внимательно посмотрел в глаза Сотника.
        - Родственники моей жены и моего сына - мои родственники! - ответил тот, глядя твердо в глаза короля. - И даже если у них случилась беда, и им угрожают сильные враги, они всегда могут найти защиту и кров в моем доме. Тимофей! - крикнул он в сторону входной двери. Та тут же распахнулась, и в нее заскочил его заместитель. - Друг, я, наверное, сегодня останусь уже здесь, в тереме. Ты бы распорядился по всем текущим делам. Гостей наших из шведской дружины разместите, угостите хорошо, ну ты сам знаешь, что здесь будет нужно, и не мне тебя учить. И вот еще что, познакомься с двумя ярлами. Тот, что пониже и потемнее, - это Ульф Фасе, а вот повыше и посветлее с кучерявинкой - это уже Биргер Магнуссон, и он, кстати, по-нашему хорошо разумеет.
        - О да, я немного говорить, - кивнул Биргер. И воинские начальники, знакомясь, пожали друг другу руки, а затем они, вежливо поклонившись королю, вышли на улицу.
        - Девочки, вы не против - мы пока поговорим с бароном наедине?
        Сестры, болтая без умолку и тиская Леньку, кивнули и ушли в гостиную, а мужчины поднялись в светелку хозяина.
        Андрей подкинул несколько поленьев в камин и присел напротив Эрика. Тот сидел в широком деревянном кресле, словно большая нахохлившаяся птица. Особое сходство ему в этом придавали его крючковатый с горбинкой нос и резкие худые черты лица.
        - Как же тут хорошо! Не то, что в холодном и стылом камне наших замков. Наши предки ведь тоже жили среди дерева, но их потомки ушли от него, а ведь оно, даже уже срубленное и сложенное в стену, все еще продолжает греть живым теплом человека. Как же я устал, барон, устал от этой вечной борьбы за власть, от предательства и от лицемерия, от постоянного ожидания удара в спину, от злобы и ненависти вокруг. А хочется просто искреннего человеческого тепла, уюта и участия, как это бывает у обычных, простых людей.
        Голос монарха был тих и грустен. Андрей сидел рядом, слушал и не перебивал его.
        - Барон Андреас, я хотел рассказать тебе прямо и безо всякой утайки, что привело нас сюда, в эти далекие от Швеции земли. Выслушай меня, и если ты сочтешь это неприемлемым и опасным для себя, то мы завтра же удалимся из твоего поместья и попросим защиты у кого-нибудь другого. Ибо боюсь, что мое появление в твоих землях может вызвать и у тебя определенные трудности, но теперь уже и со своими местными новгородскими властями. До меня доходили слухи, что власть в вашей столице сменилась, и она очень не жалует всех тех, кто когда-то служил верой и правдой прежнему князю.
        - Я весь во внимании, Ваше Величество! - Андрей учтиво поклонился собеседнику. - Рассказывайте все то, что только сочтете нужным.
        - Итак, полагаю, что тебе хорошо известно, барон, про все политические неурядицы, который сопровождали верховную власть Швеции в последние годы, - начал свой рассказ Эрик. - Не хочу быть занудным, перечисляя борющиеся в королевстве за власть кланы. Их много, и они дробятся на более мелкие рода. Эти кланы и рода вступают в войны и в союзы между собой, и все они хотят лишь только одного: власти, власти и еще раз власти. Ибо имеющий власть, как все знают, потом возьмет для себя и все остальное. Моя же власть, увы, была изначально ограничена, и я был вынужден лавировать между всеми этими враждующими сторонами. Все осложняло мое природное уродство, - и король приподнял вверх руку. - Не нужно, Андреас, не успокаивай меня, я давно уже с ним смирился и привык к тому, как на меня смотрят окружающие. Из-за него я не могу ходить в походы и воодушевлять своих воинов на поле брани. Не могу долго работать и путешествовать по стране. У меня бывают приступы адской боли, и порою я целыми днями даже не могу встать со своего ложа. Наверное, это правда, что я плохой король, но самое главное, у меня нет и никогда не
будет наследника. Такова уж моя судьба, увы. - И Эрик тяжко вздохнул. - Но такой слабый король до поры до времени устраивал у нас многих, ведь он очень удобен. Им можно манипулировать и решать все свои дела за его спиной. Все это так и было, а тут еще надо мной был поставлен и высший королевский регентский совет, без которого я и шагу ступить не мог самостоятельно. Я во многом уступал своим высоким сановникам и этому совету, но в одном все же я был непреклонен - это в тех вопросах, которые касались МОЕЙ семьи и МОИХ самых близких людей - сестер. Эту историю с Мартой и с моим племянником ты и сам прекрасно знаешь, ибо чуть больше года назад сумел вызволить их из заточения. Я же до последнего пытался их спасти и вот тут-то и столкнулся напрямую с противостоящей мне силой в лице влиятельнейших людей королевства. Ведущаяся постоянно и ежедневно тайная война затем перешла в открытое противостояние и переросла в ожесточенные и кровопролитные схватки. А затем состоялось и генеральное сражение, где верные мне войска потерпели поражение в битве при Олюструме. Власть в стране захватил Кнут Хольмгерссон Длинный,
бывший глава высшего регентского совета, сам происходящий из младшей линии Эрика Святого. И чтобы сохранить свою жизнь и жизнь младшей сестры, я, с немногими верными мне людьми, был вынужден бежать. Так уж повелось, что верховные правители Швеции бежали обычно в Данию, как в свое время сделали и мои родители. Ведь и я сам родился когда-то в этом изгнании. Короли Дании всегда принимали у себя таких беглецов, ведь нас связывают с этой державой династические браки. Но, к огромному моему сожалению, с дядей, королем Вальдемаром II, у нас сейчас накопилось слишком много противоречий, и прежде всего из-за того, что Швеция всецело поддержала немецких крестоносцев в их натиске на Датскую Эстляндию. Я сам не был сторонником такого политического решения высшего совета королевства, но, увы, разделяю все его последствия, и теперь для меня путь в Данию закрыт. И тут мне на глаза попалось то твое письмо, что ты передал мне с освобожденным из плена комендантом Сердетелье. Я принял решение идти в русские земли и искать здесь защиты, хотя и понимаю, что на мне есть часть вины за все те враждебные действия моей державы,
которые были в свое время направлены против Руси. Наши страны в последнее время достаточно много воевали, и вряд ли вы протянете руку помощи своему бывшему врагу. Скажите это мне прямо, барон, и я, чтобы не навлекать на вас гнева новгородских властей, уйду со своими людьми дальше.
        Эрик замолчал и склонил голову.
        Андрей встал со своего кресла, подошел к окну и посмотрел вниз, на переминающийся у высокого крыльца караул. Три русских воина, притопывая по твердой, покрытой инеем земле, стояли напротив троих караульных шведов и что-то им там пытались объяснить. Те же только лишь пожимали плечами, показывая, что не очень-то понимают, что от них хотят эти русские.
        «Ох ты, какая политкорректность, - усмехнулся про себя Сотник. - Трое наших и трое шведских дружинных. Это называется у военных - скрытный обмен любезностями. И ведь не снимешь их теперь с поста. Какой же это король, ежели он без подобающего воинского караула? Лишь бы они внутрь его дома со своими правилами не лезли. Нет, но уж тут мы будем все устраивать по семейному!» - решил для себя Сотник и обернулся к ожидающему ответа Эрику.
        - Ваше Величество, я опять для вас повторюсь. Вы - мои родственники, и мой дом открыт для вас в любое время. Ну а со своими властями я уж как-нибудь все возникшие сложности улажу. И если не удастся решить все миром, тоо… - и он многозначительно замолчал.
        - Благодарю тебя, Андрей, - вздохнул с облегчением Эрик. - Постараюсь тебя не стеснить и верю, что мятежник в моем королевстве не усидит долго. Ведь теперь у него самого появилось множество новых врагов, кто станет против возвышения его клана. Верю, что я смогу в самом скором времени опять занять свой престол, а тебя - отблагодарить.
        - Ваше Величество, простите, что я вас перебиваю! - Андрей поднял обе руки, извиняясь. - О благодарности и о стеснении здесь не может быть и речи. Меня сейчас беспокоит другое - как я смогу создать у себя в этом поместье достойные вашему титулу условия? Простите, я не очень разбираюсь во всех этих придворных этикетах.
        - Да какие могут быть условия у изгнанника, - усмехнулся Эрик. - А если серьезно, то я бы очень хотел пожить настоящей, самой обычной семьей. Пожить так, как живут многие нормальные люди. По сути, я ведь всегда был лишен этого в своей прежней жизни. Ты сам, Андреас, только вот недавно при встрече говорил такие слова, как «семья» и «по семейному». Вот и я именно так сейчас и хочу, пусть все и будет у нас здесь - «по семейному». Ты здесь хозяин, Андреас, и ты муж моей сестры. Гораздо старше меня годами и умудренный житейским опытом. А я со своей младшей сестрой Ингеборгой - гостящий у тебя родственник. Кстати, да, моему племяннику не помешало бы узнать побольше про его родину. Как знать, может, ему это очень еще в свое время пригодится! И не делай такие глаза, Андреас, по своей сути, он ведь тоже претендент на престол Шведского королевства. А у жизни бывают такие крутые повороты! Но давай пока не будем об этом. Предлагаю титулование и все эти сковывающие этикеты внутри дома отменить, ну а на людях, тут уже мы будем смотреть по обстановке. Как тебе такое предложение, родственник?
        - Принимается, Эрик, - в первый раз безо всякого титула произнес Сотник, и собеседники рассмеялись. - Тогда проживать с Ингеборгой вы будете у нас в тереме, он был выстроен в свое время для лечащегося здесь Торопецкого князя, в нем много места, и мы все здесь разместимся со всеми удобствами. По вашим людям мы тоже все решим. У нас сейчас достраиваются три больших здания, которые мы называем у себя в поместье общежитиями. Там будут печное отопление, светлые окна и достаточно места для всех. Вот и отдадим его под проживание всей шведской дружины.
        - Отлично! - обрадовался король. - Мои люди, вынесшие столько испытаний на родине, меня все равно бы не оставили и жили бы даже в коте со шкурами, как у лесных тавастов. Ну а это, так и вообще будет шикарно. Я привел с собой полторы сотни воинов и три с половиной десятка моряков. Все они будут нести воинскую службу в твоем поместье, а если придется, то и в походах. Ну а те два ярла, с которыми ты уже познакомился, - это их воинские начальники. И на то время, пока мы проживаем с вами, они будут рады влиться со своими воинами в твою дружину.
        - Хорошо, - согласился Андрей. - Почти две сотни обученных ратному и ладейному делу воинов в это лихое время лишними не будут. Лишь бы они действительно и сами этого желали.
        - Не волнуйся, Андреас! Мои люди - проверенные и надежные, они произнесут клятву и будут служить тебе так же верно, как и мне, - заверил его Эрик. - Ну что, может, мы уже пойдем к нашим девочкам и к моему племяннику? Надо признаться, я уже соскучился по моей такой большой семье!
        Глава 9. Дома
        С неба шел большими хлопьями снег. Снежинки оседали на бортах и на палубе судов, а потом счищались и летели в холодную воду реки. Они стряхивались с зимних, подбитых мехом кафтанов и с шапок. Таяли на разгоряченных лицах и на руках команды.
        - Поднажмем, братцы, поднажмем! - покрикивал Савва, поводя своими усталыми, натруженными плечами. - Наша Полометь уже скоро, совсем маненько нам осталось. Потерпите!
        - Ну что, Фотич, можа, все же проскочим до самой Ямницы, ты сам-то как думаешь? - обратился он к пожилому дружинному старшине с серым обветренным и осунувшимся лицом, что стоял на носу судна.
        - Не знаю, Савка, сам же воочию видел, что у берега ажно с палец толщиной льда наморозило. Ежели все и дальше так пойдет, то Полометь уж точно дня через три словно бы панцирем крепким скует. Да нам в нее бы только зайти, а там-то все ближе к дому будет. А снежок - это хорошо, но вот ежели только выяснится, тогда конечно - жди сильного мороза. Ну что, старый, так нахохлился, пошли, что ли, молодежь на скамьях менять?
        - Еще маненько передохнуть бы нужно, Фотич. Все руки уже в конец у меня забиты, и так ведь другу дружку часто меняем. Еще пять минут, и потом вот снова за весла, - вздохнул старший пластунов, оглядывая ряды усталых гребцов.

* * *
        До Ямницы дойти не удалось. Четырнадцатого ноября, к вечеру, с северо-востока подул сильный ветер. К обеду пятнадцатого он разогнал густые снеговые тучи, и небо над ладьями прояснилось. Землю и реки Валдая сковал сильнейший трескучий мороз.
        - Верст двадцать всего до Лычково не дошли, - сокрушался Варун. - Надо воон в ту заводь прорубиться, сотен пять шагов до нее нам всего-то осталось.
        Весь следующий день потратили на то, чтобы преодолеть эти самые шаги. В ход шли топоры, секиры и багры. Даже тяжелыми копьями пешцев долбили молодой лед. В глубину река промерзнуть еще не смогла, и уже к ночи ладьи подтянули по пробитому каналу к самому берегу.
        - Разбиваем лагерь здесь, - распорядился Варун. - До поместья три дня пешего быстрого ходу гонцу, а ежели он на наш разъезд натолкнется, так и того быстрее получится, чтобы нашим весть подать. А мы здесь пока будем ладьи разгружать. Ежели за пару дней с этим управимся, то нашим ладейным гораздо легче будет их потом на берег вытащить. Но вот коли седмицу они простоят вмерзшими с грузом - то это все, считай, что судно под выкидку, на сарайные доски пошло.
        Самые быстрые ноги в команде были у молодых из первого школьного выпуска. И с рассветом от костров в северо-восточном направлении рванули Митяй, Петр и Оська. А вся остальная команда каравана принялась ссыпать зерно из трюмов в рогожные кули с мешками и выносить их потом на берег. На конный разъезд парни натолкнулись утром следующего дня. Десяток шел вдоль берега реки, внимательно осматриваясь. Передовая пара заметила темные точки на льду и подала знак всем остальным.
        - Наши, наши! - радовались парни, глядя, как их окружают со всех сторон настороженные воины.
        - Ерофей, тетерев ты Белозерский, неужто своих не узнаешь?!
        Молодой воин, державший троицу на прицеле, удивленно всмотрелся в кричавшего и опустил свой самострел. - Петька, глухарь ты Онежский, неужто это ты?!
        - Ну вы, ребя, на себя бы со стороны поглядели! - удивленно качал головой командир дозорного десятка Евсей. - Лицо серое, одна кожа да кости, глаза впавшие. Вся одежа в черной костровой копоти. Попробуй только в вас своих признай. Нонче ведь кто только по округе не шатается, разбойного народа стало тьма тьмущая. Рыщут, приглядываются ко всему, где бы у ближнего чего урвать можно. Вот мы и думаем, от ватажки своей, что ли, какая троица отбилась? Али, может, вообще она передовым дозором перед всеми своими идет? У нас-то ведь тоже нонче строго стало, как в прошлом году по всему поместью карантинную службу ввели. Всю округу мы теперича крепко держим!

* * *
        Передохнув часик, ребята заскочили за спины пятерки, и она пошла обратно к застрявшим ладьям по свежему пешему следу. Идти в усадьбу со вторым звеном все они отказались наотрез.
        - Там товарищи наши, с кем мы такой путь прошли вместе, сейчас мерзнут. Не можно нам их там вот так оставить, а самим в это время в горячих термах отогреваться! Одни, легкоконные, с вестью в усадьбу скачите и передайте начальству - пусть поскорее большой обоз за Лычково присылают. И судовые команды с мастеровыми ладейщиками Ивора там будут нужны, чтобы ладьи наши ото льда сберечь.
        - Караван за Лычково вмерз! Наши с зерном и с крупами из Волжской Булгарии вернулись и в затоне встали! - разнеслась весть по усадьбе.
        Через несколько часов все сани, которые только там были в наличии, вынеслись в конных и оленьих упряжках в юго-западном направлении. А уже через пару дней, груженные зерном и мукой, они начали возвращаться обратно. Через седмицу последний мешок ячменя, ржи и пшеницы был засыпан в зерновое хранилище поместья. Хлебный поход, как его уже успели окрестить в поместье, для полутора сотен андреевцев был закончен, и теперь им можно было отдыхать, отъедаться и отогреваться в горячих термах.
        Глава 10. Металл, бумага и чернила
        - Лиза, ну Лиза, ну чего ты вредничаешь и выкобениваешься, ну будь доброй, ну позови ты мне Риночку, а? - клянчил Лютень, приминая снег у госпитального входа.
        - А вот и не позову! - издевалась над пластуном лекарша. - Кто вчера обещал, что через полчаса нашу девоньку вернет? А пришли вы через сколько? Уже на ужин была пора идти, а вас все нет и нет! И бродят и бродят они все! А она как-никак в войсковые лекари за свое умение определена и совсем скоро даже служилый чин рядового получит! А значит, и воинский порядок тоже должна знать! И чего ходить то, всю усадьбу уже небось истоптали? Вот свадьбу сыграете по весне, ну вот и бродите тогда, сколько душе вашей угодно, и когда у вас дежурства и службы никакой нет.
        - Вредная ты, Лизка, потому тебя и замуж не берут! Все бы тебе об одной службе заботиться! - не подумав, брякнул Лютень и увидел округлившиеся злые глаза девки.
        - А ну пошел вон отсель, жених! Не тебе об других судить! - обозленно выкрикнула лекарша и с грохотом хлопнула дверью.
        - Ты это, Лизавет, ты извини меня, дурака. Это я, что-то не подумав, сейчас брякнул. Прощение просим, - пробормотал пластун и, развернувшись, побрел в сторону выхода из крепости.
        - Лютий, Лютий, - послышалось за спиной, и к нему подбежала закутанная в шаль девушка. - Подожди, одеться и прийти. Там подожди, - показала она на крепостные ворота и, развернувшись, бросилась опять к госпитальному зданию.
        - Зря Лизавет обидеть, - качала головой Рина. - Она хороший, и Катерь тоже хороший. Они помогать, много меня учить. Я даже говорить по русский начать и все понимать.
        - Да я же ведь не нарочно, и как только слово такое обидное вылетело?! - сокрушенно вздохнул Лютень. - Повинюсь я перед Лизкой и подарок ей приготовлю, чтобы она не дулась. Риночка, а, Риночка, а дай я тебя обниму?
        Парочка проходила вдоль реки, прохожих пока не было, и пластун попробовал было подтянуть к себе девку.
        Сверкнули зеленые глазища, она резко вывернулась, толкнула ухажера, и бывалый воин, сам даже не поняв как, оказался спиной в сугробе. А хулиганка стояла в это время на тропинке и мило хихикала.
        - Ах ты рысь! - взревел медведем Лютень, кидаясь вдогонку за своей убегающей невестой, и уже поймав ее, крепко к себе прижал. - Риночка, Риночка, радость ты моя! - С неба падали снежинки, а парочка, не замечая времени, все стояла на речном обрыве.

* * *
        - На первое марта из дальних и ближних окрестностей в поместье вывезено четыре сотни, семь десятков и еще пять мужиков и баб, и самое главное - это девять сотен, восемь десятков и девять детишек, - докладывал Варун. - Дальними дозорами взяты под учет все малые и большие села, все хутора и росчища до реки Пола на западе и реки Мста на севере, а на востоке аж до самого Валдая и до озера Селигер. На юге наши дозоры доходили до Демьяна и его окрестностей. Все вывезенные были нами обогреты, накормлены и потом переданы поместным властям в здравии. Хотя как в здравии? - вздохнул заместитель командира бригады по разведки. - В некоторых еле душа теплилась. Но мои робята очень старались, и подавляющее большинство людей они смогли доставить в поместье живыми. А как с ними там дальше дело было, о том, я полагаю, поведают уже другие докладчики. Скажу только еще, что за эти полгода, пока мы «держали» всю прилегающую к поместью местность, нами были обнаружено более дюжины больших и малых разбойных ватаг. Не все из них выбивались нашими воинами. Проводя дознание на месте, более половины из тех, на которых не было
крови, командирами потом, после сурьезного разговора, отпускались. Многим мы помогали выйти за Валдай в сторону Торжка, откуда они должны были двигать дальше, в южные земли Руси. Две большие ватаги и три малые нами были уничтожены вчистую. Ибо народ там подобрался лютый и уже перешагнувший через большую человеческую кровь. Оставлять таких - это плодить беду и далее. По поступающим сведениям в Господине Великом Новгороде никакого спокойствия как не было, так и нет. Вечевой колокол там бьет каждую седмицу. Такого лютого голода, как в прошлом году, конечно, пока нет, ибо в последние месяцы, перед тем как река встала, зерна туда в достатке завезли. Но, опять же, народ жалуется, что большую его часть забрала высшая городская старшина, люди князя Михаила и его сына, а простому народу лишь по две жмени в руки насыпают, да и то не всегда. Вот с того вот они и бунтуют. Да и между концами никакого мира тоже нет. Вернее, уже между городскими сторонами. Правобережная - Славенская, Торговая сторона, ныне в обиде на левобережную - Софийскую, которая после летнего боя с клещевскими сплотилась и выставила восемь из
десяти ладей в дальний хлебный караван. Вот теперича правобережные и бузят, что Неревский, Загородский и Людин концы себе большую часть зерна и муки захапали. Между ними большой крови пока не было, но вот мелкие схватки случаются постоянно. И видится мне, что за всем эти стоят все те же люди, которые натравливали в свое время народ на князя Ярослава и на старую городскую старшину. Вот прямо-таки ихние повадки иной раз проскальзывают. А что - стравить между собой простых людей, а под шумок за их спинами свои личные дела обделать, пока они там из друг дружки будут кровь выпускать.
        - Может быть, вполне может быть, - покачал головой, соглашаясь с докладчиком, Сотник. - Власть сейчас там новая, злая, о людях ей дела мало. Наверх она через большую кровь пришла и теперь все сделает, лишь бы ей там и дальше удержаться. Иначе ведь и ее не пощадят, все обиженные на нее люди ей припомнят. Ладно, продолжай, Вотич, извини, перебил я тебя.
        - Дык я-то уже почти что закончил, Андрей Иванович, - развел руками Варун. - Из Литвинских земель пока вестей для нас нет. Там Миндовг своих западных соперников дожимает. Одни Курши вот ерепенятся, все не хотят его единоличным властителем признавать. Ярослав Всеволодович вам грамотку передал о том, как у него дела в Переславле, вы и сами все знаете. Из Шведского королевства пока тоже вести к нам по зимнику еще не дошли. Со всех западных земель раньше конца мая, начала июня, в общем, до конца половодья мы все равно ничего не услышим. Монголы, как южные земли булгар пощипали у самого Хвалынского моря, опосля к себе в южные степи ушли, и по слухам, халифат там хотят воевать. Михаил Черниговский с Владимиро-Суздальской ветвью Рюриковичей в сваре, но до открытой брани там дело пока не доходит. Ну, вроде бы пока все. - И он по знаку Сотника присел на свою скамью.
        Дальше на малом военном совете докладывал начальник ратной школы Кочет Свирьевич. Доклад его был краток:
        - Первый выпуск, после участия в Эстляндском походе, распределился для постоянной службы в основную бригаду, и состоит он сейчас при обозных, тыловых командах Ждана Невзоровича. Все это для того, чтобы, как изначально и задумывалось, они прошли воинскую службу по всем ее ступенькам, начиная с самой низкой. - И увидев, как закашлялся заместитель командира бригады по тылу, поправился: - Прошу прощения, Лавр Буриславович, чтобы они прошли все ступени воинской службы, в том числе и в такой важной, как обозная. Все четыре обучавшихся сейчас школьных курса одеты, накормлены и получают свои знания и навыки под пристальным вниманием своих командиров, наставников и учителей. Больших трудностей здесь у нас нет, и все проходит в обычном порядке. Единственное - это то, что последние два приема детей в ратную школу были значительно больше от запланированного, и все это случилось из-за природного лихолетья и наплыва к нам сирот. Вместо изначально предполагаемой сотни на первом и на втором курсах сейчас почти по две сотни воспитанников в каждом. Пришлось во всех казармах школы серьезно потесниться. Но в
остальном все у нас нормально и решается в обычном, рабочем порядке.
        Отдельно доложился и Мартын:
        - Скоро уже будет полгода, как пять десятков вирумцев осваивают здесь, у нас, воинскую науку. Есть среди них и особо умелые, у которых все получается лучше, чем у остальных. Но в целом все они стараются, и толк определенно из них будет. В мае им надлежит проходить целый месяц службы в строевых, бригадных сотнях, а потом еще три недели подготовки в школе, и состоится итоговая выпускная проверка. Возникло тут одно щекотливое дело, про которое я бы хотел вам поведать… - Мартын немного помолчал, собираясь с мыслями, и затем продолжил доклад: - Несколько эстов беседовали с нашим поместным батюшкой, и теперь они готовятся принять здесь православие. И как на это посмотрят в далекой Виронии, я теперь даже и не представляю. До высокой политики мне далеко, и хотелось бы узнать обо всем этом мнение наших больших командиров.
        - Ну а чего такого? Мы душе человека не указ, - нахмурил брови начальник штаба. - Коли они в Христа уверовали и на себя православный крест надеть вздумали, неужто мы им в этом препятствовать будем?
        - Подожди, не кипятись, Филат Савельевич, - наморщился Андрей. - Мартын-то тут при чем? Он правильно все сейчас озвучил и предлагает нам наперед подумать, чтобы не возникли какие-нибудь трения или обиды с вирумской старшиной. Как-никак к нам дети и внуки некоторых из них сюда пожаловали. В этом зарождающемся и союзном нам государстве, поди, тоже ведь горячие головы есть. Ну никак нам нельзя это дело на самотек отпускать.
        Поняли мы тебя, Мартын Андреевич. Спасибо, что предупредил, - поблагодарил командира отдельной учебной полусотни комбриг. - Желающим принять православие ты не препятствуй. Пусть все идет само собой. А там, при самом выпуске, мы уже подумаем, как все эти щекотливые вопросы нам с вирумцами полюбовно решить.
        Далее докладывали о делах старшие крепостной и розмысловой сотен, судовой рати, дозорного и обережного эскадронов. Больших трудностей пока не было, и вопросы у всех были рутинными.
        - Ну что, господа командиры, - подвел итог совещанию Сотник. - Наша дружина затянула раны, нанесенные ей в кровопролитном эстляндском походе. И мы даже расширилась за счет прихода к нам старых воинов из нескольких русских княжеств и вливания в свой состав первого выпускного курса нашей ратной школы. По весне ждем еще подхода несколько десятков из дальних карельских земель, да и шведские полторы сотни отборных королевских рубак - это нам большая подмога. Можно смело сказать, что мы устояли два этих лихих года. Но впереди еще как минимум один такой же. И помяните мое слово, совсем скоро наши мечи и копья опять понадобятся Руси. Весь мой опыт и знания подсказывают, что не решенный пока с немцами-крестоносцами вопрос в Прибалтике просто так там сам не уляжется. Сейчас они, откусив и переварив самый западный русский кусочек в виде Юрьева с прилегающими к нему землями, заигрывают уже и с Псковом и готовятся его так же вот заглотить, а там им уже и до самого Новгорода недалеко. Северная Русь ослаблена лихолетьем. Нынешней господней верхушке до решения внешних вопросов никакого дела нет, ее волнует лишь
только одно, как бы им удержаться на самом верху. А крестоносцы слабину чуют, так что нужно ждать от них враждебных действий. И глядите, сейчас уже 1230 год (Все даты даны по Юлианскому календарю.). Семь лет нам осталось до подхода сюда все сметающего на своем пути монгольского войска. Помните это всегда и готовьтесь!

* * *
        - Ну что, Кузьмич, работают новые станки, как они тебе, по сравнению с лучковыми приводами?
        Андрей стоял возле тех двух экспериментальных токарных, которые месяц назад из зарисовок и чертежей воплотили всем академическим советом в готовые и сложные механизмы.
        - Так в полтора раза точно на них мы выпуск своих деталей подняли! - радовался главный механик поместья. - Теперь и другие мастера донимают, когда и им такие вот сладят, все вокруг да около них ходят да облизываются! - И он похлопал по массивной стальной станине.
        Был этот станок новым словом во всем токарном деле. Привод в нем был ножной и состоял он из «очепа» - упругой жерди, консольно (горизонтально) закрепленной над станком. К концу этой жерди крепилась бечевка, которая была обернута на один оборот вокруг заготовки и нижним своим концом крепилась к педали. При нажатии на педаль мастера бечевка натягивалась, заставляя заготовку делать обороты, а верхнюю жердь согнуться. При отпускании педали жердь выпрямлялась, тянула вверх бечевку, и заготовка делала те же обороты в другую сторону. На этом станке уже были стальные центры и люнет, который мог крепиться в любом месте между центрами станка.
        - Подожди пока радоваться, Кузьмич, - остановил мастера Сотник. - Скоро будет еще лучше. Это наша начальная, первая задумка, а на подходе еще несколько. Наработаем опыт и не то еще вам изобретем! Сейчас мы пытаемся заменить очеп механизмом, включающим в себя педаль, шатун и кривошип, и все это для того, чтобы убрать самый большой существующий здесь недостаток - колебательные движения заготовки в разные стороны. Если все у нас получится, то вращение будет только лишь в одну сторону во время точения. Да что я тебе рассказываю, ты ведь и сам над этим механизмом думал, и все трудности в его создании знаешь. Подожди, придет время, мы и станочный привод к водяному колесу подведем, а со временем его еще и паром вращать будем. Ты только представь себе, насколько у нас производительность труда от этого может увеличиться! Но до этого еще очень далеко, а вот создание станков с непрерывным, канатным, ручным приводом от маховика, что будет расположен за станком, - это совсем уже не за горами. Подмастерье будет крутить ручкой большое колесо, которое канатом, обернутым на малое колесико вала, станет его вращать,
и вращение это выйдет не в пример более скоростное, чем ранее.
        - Ох, как интересно! - подивился планам Андрея механик. - Ежели вал будет так быстро, как ты, Иванович, говоришь, вращаться, тогда, конечно, и сама обточка металла гораздо быстрее у нас пойдет, но, опять же, мы вернемся к тому, чего еще пока здесь не решили, - это к самому держателю резца. Ладно, при малых оборотах тут мастер и сам видит, какой ему нажим на резец рукой делать. Примерится он и все сделает в точности, а вот коли вал во многажды быстрее будет вращаться, тогда как же ему быть? Боюсь, что много он дорогого железа загубит. Так-то опора для удерживания резца в виде продольной балки у нас и так есть, но тут все равно нужно еще что-то придумать.
        «Эх, и чего это мимо меня все сведенья по механизации металлообработки прошли?! - с досадой думал Андрей. - Ведь своими глазами видел в музее простейший станок Нартова, механика и токаря императора российского Петра I. Помнится только, что был он токарно-копировальный и винторезный, с механическим суппортом - узлом для крепления и перемещения удерживаемого им инструмента. Были там в этом узле и резцедержатель, и салазки для создания направления движения инструмента, и даже набор сменных зубчатых колес. Все видел своими глазами, а экскурсовод еще и подробно про него рассказывал. Вот знал бы, так вызубрил бы наизусть! Придется теперь по крупицам из уголков сознания все это выковыривать, а потом ручками на практике в саму реальность воплощать! Но это позже, пока же и эта простейшая механизация - за счастье. Вон как у Кузьмича глаза радостью светятся. Конечно, недавно его завод на выпуск аж восьми самострелов в неделю вышел. Нешуточный скачок. А помимо них ведь еще и другое оружие делается, да и гражданские металлические изделия в виде тех же инструментов, приспособ и всего прочего».
        - Ладно, занимайся, Кузьмич. Меня там бумажники заждались, вчера еще обещал к ним заглянуть. - Андрей попрощался с механиком и направился в другой конец усадьбы.

* * *
        Уже около года в поместье была открыта мануфактура, выпускающая листовую бумагу. Первое время выходила она очень грубая, шероховатая, серая и с частыми вкраплениями волокон по всему листу. Но с каждой новой, выработанной мастерами партией получалась она все лучше и лучше, а они потом нашли даже способ выбеливать ее и шлифовать. И самое главное - это была бумага, а не дорогостоящий и трудоемкий в производстве пергамент. Ведь на одну только книгу из него уходили шкуры от целого стада скота! Совсем недавно, буквально прошлой осенью, торговым агентом Путяты в далеком южном Самарканде был выкуплен за золото местный способ ее изготовления, и теперь поместные мастера пытались совместить все имеющиеся у них секреты в этом довольно новом для всех деле.
        - Ну что, Чеслав, получается у вас новая бумага, или же бесполезные все те знания, что мы из дальнего Самарканда у тамошних мастеров выкупили? - поинтересовался Сотник у дородного рыжеватого старшего мастера.
        - Вона ее под прессом, сколько уже там лежит, Иванович, - густым басом прогудел мастер и показал на плотные, переложенные материей толстые стопки, над которыми стояли в виде гнета плоские куски гранита. - Пойдем, Андрей Иванович, я тебе все подсохшее в твои руки подам, вот сам ты самолично увидишь, чего у нас там получилось, да еще и руками пощупаешь.
        Андрей держал в руках белые, плотные и гладкие листы и радовался: ну вот, теперь у них и есть такая бумага, которая лишь совсем немного по своему качеству уступит той, что выпускалась в его мире в восемнадцатом и даже, пожалуй, в девятнадцатом веках.
        - У самаркандских мастеров в дело шла лишь кора от шелковицы, ну а мы тут свое, обычное, липовое лыко за основу взяли, - пояснял мастер. - Варили его в чанах целых полдня, пока там волокна не начали легко отделяться друг от друга. Опосля это проваренное лыко толкли в ступе и только после того всю массу замачивали в крепком солевом рассоле для отбеливания. А потом уже промывали ее проточной водой. В ту отбеленную кашицу мы залили живичной влаги с канифолью от хвойной и березовой перегонки, что дали нам смолокуры и углежоги. Это, Иванович, нужно, чтобы наша бумага крепкой была. Дальше мы подсыпали в чаны привезенного от наших глиномесов мела, дабы на выходе наша бумага белоснежною получалась. Все это у нас, опять же, тщательно перемешивалось и снова накладывалось на имеющиеся здесь рамки. Ну а потом укладывалось под пресс с горячим поддувом, - мастер кивнул туда, где уже высилось несколько больших бумажных стоп. - Прессованные листы мы хорошо высушили, а потом взялись за их шлифовку гладким камнем, дабы стереть все те неровности и шероховатости, которые дают наша рамка и не до конца размолотые
волокна. Лучше всего здесь работает камень агат, как и было прописано в совете от южных мастеров. С него бумага выходит ровненькая и гладкая, словно бы шелк. Но, впрочем, это неважно, можно и нашим, новгородским камнем ее тоже шлифовать. Агата у нас только два бруса имеется, вот и бережем мы его, словно бы зеницу ока. Ну вот, Андрей Иванович, на выходе у нас и получается такая вот славная бумага. - Чеслав подняв лист вверх, поглядел через него на светильник и зацокал в восхищении языком. - Эх и красота, до сих пор сам не налюбуюсь. И ведь ни в жизни бы не подумал, что у нас вот так славно здесь с ней получится!
        - Да, красота! - согласился Андрей, поглаживая гладкий листок. - Чеслав Твердилович, а много ли в месяц вы ее наделать сумеете?
        Мастер почесал рыжую бородку и глубокомысленно выдал свой вердикт:
        - На подготовку замеса - это двое, а нет, трое нам суток понадобится. С кажного из них у нас сотни по две листов выходит. Нуу, а вот ежели нам немного рамок бы сюды добавить и все под хороший гнет бы положить, а вернее даже, под винтовой пресс, который нам обещают сделать… Так мы тогда и до трех, а то и четырех сотен листов смогли бы догнать их выпуск. Но надобно учитывать еще, что будет долгая просушка и шлифовка бумаги, а это еще нужно накинуть седмицу. Так что три выхода в месяц у нас получится, и если они будут по четыре сотни листов, то это будет, в общем, одна тысяча и еще две сотни сверху. Тогда как сейчас мы шесть, семь с половиной выдаем.
        - Будут вам и новые рамки, и большие чаны, - пообещал ему Сотник - Переделаем здесь и горячий поддув. Измыслим и сделаем вам хороший винтовой пресс. Все у вас будет, Твердилович, вы, главное, делайте тут больше хорошей бумаги. Она нам сейчас так нужна! Подожди вот, совсем скоро мы печатный станок запускать будем, и на нем уже печатать книги начнем. А для этого нам очень много хорошей бумаги потребуется. Подумай, как вообще можно расширить твою мануфактуру, и людей для себя поищи новых. Какие приспособы и инструмент, помимо тех, что ты уже перечислил, для расширения вашего дела могут потребоваться? И, Чеслав Твердилович, дорогой, ты уж давай с этим не тяни. Через седмицу я буду тебя ждать у себя с обдуманными предложениями, добро?
        Мастер вздохнул, окинул взглядом большой зал с печами, прессами и чанами и, соглашаясь с начальством, кивнул:
        - Добро, Андрей Иванович, через седмицу жди к себе. Хорошо поразмыслю, прикину, что да как, и уже с готовыми предложениями потом к тебе подойду. Коли уж надо так, так и мы, значится, расстараемся!
        Рядом, буквально в пяти десятках шагах от «бумажников», был ранее большой зерновой амбар. Сейчас же усилиями поместных зодчих его полностью переделали, настелив полы, поставив перегородки и перекрыв крышу. В стенах вырубили большие окна, вставили туда рамы и застеклили их. Затем печники выложили внутри здания две большие печи и хорошо их протопили. Вышло то здание теплым и светлым. Именно здесь, по задумке Андрея, и должна была располагаться печатная мастерская, прообраз первой в этом времени типографии.
        Сейчас в ней уже шла работа. Один из мастеров с двумя подмастерьями занимался изготовлением чернил. Их уже год как готовили в поместье у кожемяк, но теперь выделили в отдельное дело. Рецепт чернил уже, пожалуй, в третий раз претерпел свои изменения. В самом начале делали их из сажи, смешивая ее со смолой и клеем, вываренным из рыбьих костей или из рогов животных. Чернила выходили неплохими, были они стойкими, не теряя со временем цвет. Но был у них и один существенный недостаток - они получались густыми, что никак не способствовало скорописи. Не зря же в той же восточной каллиграфии использовались лишь одни кисточки. Попробуй того же самурая без нее представить, проще уж, пожалуй, без меча! Большие буквенные объемы писать такими чернилами было крайне неудобно. Следующим шагом были уже галловые чернила, и делались они из галлов - дубовых наростов, шариков-паразитов, содержащих в себе большой процент танина. Они тщательно измельчались и вываривались с добавлением камеди из сока вишни или акации для уменьшения растекания и стабилизации. И вот уже, наконец, и третий рецепт чернил - это добавка в
вываренную галловую смесь вина и железного купороса. Последний компонент стал доступен с появлением в поместье стеклодува из Богемии Мартина Горста, который получал его травлением разбавленной серной кислотой железного лома, обрези или окалины. Немецкий мастер поделился своими секретами с поместными, и теперь этого добра уже было здесь в достатке. Русские умельцы еще и улучшили его рецепт, добавляя в купоросный раствор крепкий уксус и древесный спирт, а затем они оставляли все это сохнуть в широкой посуде. Через довольно долгое время спирт и уксус испарялись и уносили с собой лишнюю воду. В итоге сами чернила получались очень качественными. Они проникали в глубину бумаги, хорошо держались и не выцветали на солнце. Да и цвет у них, надо сказать, был весьма приятным.
        В ратной школе, академическом совете и в поместной управе новый продукт быстро оценили и теперь скрипели гусиными перьями по бумаге, выводя буквы и цифры.
        Ну и чернильницы-«непроливайки», которыми пользовались еще деды и родители Сотника. Конструкция их была простейшая. Сосуд формировался в виде конусной воронки, которая не давала выливаться чернилам при опрокидывании, а заливать их, напротив, было в нее очень удобно. Хотя чего уж там, при большом желании школяры и из нее умудрялись вытрясывать маркую жидкость и ходили потом с вымазанными руками и с отсвечивающими темно-синими мордахами.
        И вот теперь печатное дело. Его нужно было вводить непременно. Тот технологический и образовательный скачок, который здесь задумался Сотником, без большого количества книг был попросту невозможен. А для этого нужен был печатный типографский станок.
        От руки книги было переписывать муторно и очень, очень долго. А вот до технологии штампа человечество дошло уже в глубокой древности. Взять те же рисунки на ткани в виде набойки или монеты из Древнего Египта, Греции и Рима. А ведь все это была печать или тот же штамп. В Китае так и вообще уже пять веков назад до этого времени начинали печатать самые настоящие книги. Там брали ровную дощечку из грушевого дерева, промазывали ее специальным рисовым клеем, а затем к ней прикладывали написанный тушью на тонкой бумаге текст. Он отпечатывался на доске, после чего умельцы аккуратно удаляли все пустые места, получая в итоге деревянный зеркальный штамп. Вот с него-то затем и печатали сначала отдельные текстовые листы, а затем даже и целые книги. Одна доска - это один лист, а если в этой книге три сотни страниц, ну или, скажем, пять? На каждую такую книгу требовалось по целой комнате для хранения этих печатных форм-досок. Весь этот процесс был непростым и очень, очень небыстрым. Только на одну резку такой доски уходило более месяца, а ведь при печати само дерево размокало, деформировалось и становилось
совсем непригодным для использования.
        Нужно было идти дальше - вводить технологию печати подвижными металлическими литерами, где сама форма больше не создается целиком на всю страницу, а набирается из отдельных букв, словно бы конструктор. Вот собрали вы, скажем, одну страницу, напечатали ее, а затем рассыпали литеры, набрали новую, и пожалуйста, печатаете уже теперь следующий текст. Экономично, быстро и очень практично! И вот тут нужно было продумывать изобретение самого печатного станка.
        Металлические литеры и простейшие наборные формы уже в этой мастерской были, и сейчас печатники упражнялись в самой простейшей технике. Бумажный лист они хорошо, плотно пристукивали или прижимали к намазанной краской форме. Но вот при наложении и снятии листа, как бы они ни старались, текст у них всегда оказывался смазанным, рисунок получался очень нечетким, а из-за разного нажима на форму к тому же еще и неравномерно окрашенным.
        Без настоящего печатного станка дальше идти было просто невозможно, и в мыслях у Андрея, наблюдающего за муками своих мастеров, было придумать что-то типа пресса. Нужно было изобрести, как закрепить наборную форму в специальной рамке на ровной поверхности. А потом - как этот закрепленный лист накладывать на форму ровно, как бы «по иголкам», и уже затем сверху опускать специальный пресс с широкой и ровной доской. И вот этот самый пресс должен будет прижимать лист бумаги к форме с огромным усилием.
        Типографскую краску тоже, похоже, придется теперь менять. Она здесь должна быть в меру вязкая и чистого, насыщенного цвета. Ну и, в общем-то, сами литеры, а вот тут уже академики все продумали и самостоятельно, без него. Ими брался стальной штамп, похожий на палочку, а на его конце уже была выгравирована буква. Этим штампом затем ударяли по медному брусу и получали вдавленную в нем матрицу. Затем эту матрицу вставляли в особую форму, состоявшую из двух составных частей. Расплавленный металл заливался в форму, а затем он остывал. Форму открывали, и на выходе получался металлический брусочек с рельефным изображением буквы на конце. Бери ее и другие буквы, да и собирай весь нужный тебе текст.
        Работы тут было, конечно, непочатый край, но процесс уже пошел, и его теперь было не остановить. Не все академики верили, но Андрей уверял их с улыбкой, что через три года у каждого ученика школы будет своя книга по азбуке, грамматике, математике и даже по естественным наукам. А у вас на полочках, господа, так и вообще их по паре десятков будет стоять.
        - Ну-ну, поживем - увидим! - качали головами академики, впервые взявшие в руки книгу здесь, в этом поместье.

* * *
        Глава 11. Конец Клеща
        В конце марта на Новгородчине стояли крепкие морозы, постоянно шли снегопады и мела сильная поземка. Зима все никак не хотела уступать место весне, вымораживая землю на Северной Руси.
        - Ужо капель должна давно с сосуль на крышах стякать, а солнышку бы наст грызть да щеки девкам греть. И чаво это такое ноне с погодой происходит? Все равно что будто бы сейчас самое февральское глухозимье стоит, - ворчал пожилой обозный десятник Устим, запрягая в сани кобылу. - Вот тут вота, Митяйка, гляди-ка, воот, еще этот хомут потуже подтяни, дабы никакого провиса на упряжи не было!
        Молодой дружинный поправил все так, как ему сказал старший, и тот, глядя, как сноровисто управляется с упряжью парень, одобрительно кивнул.
        - Воот, а теперича попону снимай с Забавы и поверх сена ее клади. Сам тоже давай сверху присаживайся. Ну все, что ли, братцы, поехали?!
        Небольшой обоз из пяти саней с парой обозных воинов на каждой выехал из усадебных предместий на лед Ямницы и затем пошел в сторону ее устья. Через несколько минут его догнало два десятка верхоконных с заводными лошадьми. Старший, веселый подпрапорщик Чеслав, озорно свистнул и пронесся впритирку к саням Устима. Кобыла всхрапнула, а Устим потряс вслед ему кулаком:
        - Ну, Чеславка, все не остепенишься никак, все озоруешь! Лаадно, поглядим, чаво через седмицу будет! Шибко ли с устатку на морозе-то поскачешь?!
        Действительно, щеки у людей пощипывало утренним морозцем, да и легкий ветерок поддавал телам зябкости. Но дело это было привычное. Проходя службу в дружинной обозной команде, Митяй вот уже третий раз за зиму уходил со своей упряжкой в дальний дозор. Каждый день пять оленьих или же конных повозок в сопровождении верховых дружинных десятков по своему особому графику отправлялись в разные концы Новгородской, Деревской пятины. На санях была еда для дозора и для тех жителей, которые доходили в мучительном голоде уже до самого края. Таким оказывали первую помощь и вывозили их с собою в поместье. Передвигаться по огромным заснеженным просторам следовало с оглядкой. Другие летучие отряды уже не раз нарывались на разбойничьи ватаги, а его друг, Петька Онежский, даже получил на лесной узкой дорожке стрелу в грудь. Выручили парня лишь крепкая кольчуга и то, что стрела эта вылетела не из степного, воинского, а из обычного, промыслового лука. Кольца плетеной брони ее удар выдержали, но вот синяк у Петрухи был с большое блюдце.
        За устьем Ямницы взяли к востоку и, пройдя по реке Поломети до Яжелбиц, затем свернули чуть севернее. Нужно было затем пройти по огромному Валдаю и уже дальше проскочить по вытянутому узкому озеру Ужин к озеру Защегорью, ну а после него к большому Гагарьему болоту. С месяц назад там дозор уже был, и вывез он тогда из этих земель пару десятков оголодавших крестьян и их детишек из нескольких селений да из глухих лесных росчищ. Теперь, по распоряжению штаба бригады, следовало еще раз там все тщательно проверить и к середине апреля возвратиться домой.
        - Митяй, а ты ведь в тех местах, почитай, что около полгода назад был, - сидя у ночного костра, проговорил дядька Устим. - Там, за большим Гагарьим болотом, еще в одном дне пути как раз-таки и будет большой волоковый путь. Вы же по реке Мста от Торжка своими ладьями из Волжской Булгарии проходили?
        - Ну да, по ней, - кивнул, соглашаясь, парень. - Правда, перед этим еще и Верхний волок был. Мы там от Тверцы к Цне перебирались, но он так, совсем малый и скорый был. А вот нижние пороги на реке Мста нам далеко вокруг приходилось огибать. Не везде ведь эта речка там была судоходна.
        - Вот-вот, у Боровичей крюк верст с пятьдесят, а то даже и все шесть десятков окружным путем идет. Где волоком, а где и по малым озерам там нужно перебираться. Да ты и сам все про это знаешь. И я там пару раз бывал, когда торговые караваны после княжьей службы охранял. Да и с дружиной по своей молодости мне эти пороги приходилось проходить. Мы тогда с булгарами ведь крепко ратились, то они, то мы друг на друга набегали. Но потом-то наши князья с их ханами замирились, и мы с богатою добычей домой возвернулись. Хорошие они воины, эти булгары, ничего худого про них не скажу, и земля у них очень богатая, люди тоже неплохие. И чего вот нам в мире не жилось? Слышал я, что Лютень, тот, который из пластунов, будто бы девку оттуда караваном привез? В полон, что ли, он ее взял, али у кого как невольницу выкупил?
        - Да чего ты такое говоришь, дядька! - махнул рукой Митяй. - Я и сам при том деле самолично был. Она с того самого селения, которое черемисы разграбили и пожгли, а жителей его всех прикончили или в леса утащили. Вот Лютень-то и отбил ее у того лесовина, который ее прочь, в чащу, за волосы волочил. Троих он при этом еще посек, и сам же в бок копье получил. Рина ее зовут, ну или нам так послышалось, как она себя назвала. Так вот Рина всю дорогу потом того Лютня лечила, и кроме него, еще многих других, кто в том походе ранения получил. Ибо у нас по пути схватки не раз там случались с лесовиками, а они ведь стрелами горазды были сыпать. Девица же в лекарстве зело искусна оказалась, не зря же ее к себе сразу главный медикус нашей бригады, Елизавета, забрала. А вообще отличная она девица, Устим Егорьевич, надежная. Как раз бригадному воину такая вот под стать. В стороже и в караулах она от Лютня ни на шаг не отходила, все время за ним лук со стрелами носила. Глаза у нее зеленые, большие, словно у кошки, и видит, и слышит она в ночи гораздо лучше многих наших воев. Свадьба у них через месяц, после Пасхи,
на Красную горку. А перед этим она еще крещение в усадьбе примет, чтобы честь по чести со своим женихом обвенчаться. Сам дядька Варун сказал, что в крестные отцы ей пойдет, а тетка Мирунья у нее за крестную мать будет.
        - Вона как! - удивился Устим. - Чаво делается-то! А я со своими лошадьми да с упряжью ничего ведь про то и не слышал ведь! А после того как на прошлом выходе себе спину зашиб, так почитай, что с месяц из избы на улицу не выходил, все время ведь на горячей печи пролежал. Ну, извиняюсь, если невольным словом каким твово друга с невесткою обидел. Бог в помощь Лютню с такой-то женой! Совет, как говорится им, да любовь.
        - Успеем ли теперь до крестин вернуться? Вона как снег густо валит, лошади еле по сугробам могут бежать. - И Митяй задрал лицо вверх к небу. Большие снежинки падали на его щеки и таяли. На календаре было второе апреля, самое время бы начинаться теплу да большим оттепелям, но, как видно, не в этом году.

* * *
        С двух приозерных сел и с нескольких росчищей вывозили два десятка детишек и семерых взрослых. Больше никого в живых там не было. Да и этих нужно было постараться довести до усадьбы живыми. Люди были истощены долгим голодом до предела.
        - Не торопись, не торопись, родная, тихонько глотай, ну подавишься же, - Устим погладил по щеке закутанную в кафтан со взрослого плеча девчушку и чуть придержал глиняную чашку с мясным взваром. - Эх, деткам-то такое страдание за что?
        - Ну что, Чеслав, эта последняя росчища была, дальше ужо и сам волоковой путь будет? - Десятник с кряхтеньем перенес девчушку на сани к лежащим уже там детям и укрыл ее попоной.
        - Мыслю я, что все те страдальцы, кто живой был, давно уже на Торжок вышли. Там-то чуть сытнее будет, чем у нас в пятине. Пора бы и нам поворачивать назад к дому. Ой, спина! - и обозный старшина согнулся от резкой боли.
        - Помочь, Устим Егорьевич? - Митяй посадил своего мальца на сено саней и метнулся к дядьке.
        - Сам дойду! - махнул тот рукой, привставая. - К костру вон пока сяду да спину погрею. Доканчивайте тут без меня, братцы, и спать ложитесь. Чеславка, моих двоих в ночную сторожу тоже можешь взять. Места тут нехорошие, вона страдальцы же рассказывали, что пришлые разбойники забижали здесь всех вокруг и все последние остатки съестного у люда подчистую вытрясли.
        - Митюш, помоги мне кольчугу стянуть, - попросил он молодого дружинного. - Сил нет, как спину ломит, а тут еще и она тяжелит. - С трудом стянув броню с тела, дядька аккуратно сложил ее в кожаный мешок и затянул на нем горловину. - Ничего, пущай пока полежит, как только спину отпустит, опять потом натяну.
        Обоз шел неспешно на запад по густому сосновому бору. На деревьях висели большие снежные шапки. Мерно стучали копыта и позванивали металлические части упряжи. Мороз отпустил, с неба падали снежинки, и к закутанному в овчинный тулуп парню подкатывала волна дремы.
        - Иди, вона, подремли к детинцам! Половину ночи ведь в стороже мерз, вот и клюешь сейчас носом. Сам пока я тут управлюсь. Иди, иди, я сказал! - Десятник перебил, попытавшего было перечить ему Митяя, и перехватил вожжи.
        - Ну, сам так сам, - пробурчал парень и прижался к свернувшимся под попоной и большим шерстяным пологом малышам.
        Три стрелы ударили по впереди идущим конным, не причинив, впрочем, им большого вреда. Командир дружинных десятков рявкнул команду, и два десятка воинов рванули к той узкой боковой дорожке, куда сейчас уходило несколько серых фигур.
        - Стой, Чеславка, стой! - Обозный старшина вскочил на санях, потрясая вслед конным кулаком. - Вот ведь неугомонный! У нас тут люди на санях, а он! Ну вот какого такого ляда эти лесовики-то сейчас нам нужны?!
        Митяю вся эта заваруха очень не нравилась, был в ней какой-то разлад или, как говорила на школьных уроках Марта, - отсутствовала логика. Что это за глупое нападение с таким поспешным за ним бегством? Логика! Митяй резко выхватил свой реечник из сена и, докручивая рычаг заводки, громко завопил: - Тревога! - Он, резко пригнувшись, метнулся чуть в бок, и стрела лишь срезала клок тулупа с плеча. Скидывая стеснявшую его шубу на землю, парень упал на колени, и вторая стрела свистнула над самой головой. Вот он - стрелок! Сидит в развилке ветвей на большой сосне. Щелк! - болт сорвался с направляющих, а с дерева вниз головой упало пробитое тело. Заряжать оружие было уже некогда. Из леса в это время выбежало более трех десятков нападающих, распределяясь по всему обозу.
        - На! - Устим кхекнул и послал метательную сулицу в набегающего к нему первого из тройки.
        - Дядька, держись! - Митяй, вырвав из саней небольшой щит всадника, подскочил к нему сбоку.
        - Все ко мне! - заревел десятник, покручивая мечом. Хресь! - хрустнуло древко ударного копья-рогатины, отсеченное у самого наконечника, и он рубанул стальным клинком самого копейщика.
        Трое обозных было убито в первую же минуту боя. Остальные семеро смогли встать в круг и теперь держали нападающих на расстоянии в два-три шага от себя. Два десятка из них кружили рядом, опасаясь участи своих порубленных товарищей, а все остальные в это время шарили по саням. Трое, как видно, из ватажных старшин стояли возле тела того лесного стрелка, которого подстрелили в самом начале боя, и пытались управлять оттуда схваткой.
        - Держимся, робята! Сейчас ужо наши обратно возвернутся! - Устим резким ударом меча отбил брошенный в него топорик и повернул голову в сторону просеки. С той стороны раздался громкий треск, и с глухим грохотом рухнуло одно, за ним второе, а следом и третье дерево. Секундная эта заминка стоила жизни десятнику. Копье, выброшенное из гомонящей толпы, пробило его полушубок и, пройдя через ребра груди, застряло потом в теле.
        - Зря я кольчугу снял. Детишек спасайте, Митя… - Дядька дернулся всем телом и замер.
        Митяй, стоя на коленях рядом, прикрыл веки десятника и вскочил на ноги. - Руусь! - раздался его громкий крик. - Бей душегубов! - Шестеро обозных дружинных ринулись с обнаженными мечами на разбойников перед собой. Приняв удар топора на свой щит, Митька просек его хозяина нижним боковым ударом меча и, проскакивая вперед, рубанул второго противника уже по спине.
        - Дружинные! - широко разевая рот, проорал мужик с топором в руках, пробегая с пятеркой таких же, как и он, с той стороны, где была заваленная деревьями просека. Через несколько ударов сердца из леса выскочило полтора десятка воинов. Самым первым несся Чеслав.
        - Что такое?! Дядька, дядька Устим! Ну как так-то?! Командир конного дозора стоял на коленях около погибшего.
        - Четверых мы здесь потеряли, - глухо проговорил Митяй, глядя в глаза дружинному. - Они еще и человек пять страдальцев из саней прибили, чтобы те не мешались им. Ну он же кричал вам: «Чеслав - стойте!». Человек пять хотя бы нам здесь оставил!
        - Не уразумел я, Митька, - побелевшими губами прошептал командир дозора. - Думал, догоним, посечем этих быстрым наскоком и сразу же к вам. Мы же тут рядышком совсем были, в ста шагах всего, пока тех лучников гнали. Развернулись назад, а тут на дорогу вдруг сосны рухнули, матерые такие, внахлест упали, не пройти, не проехать, только лишь по лесу, стороной. Мы коней под охрану звена оставили и быстрей сюда - лесом, а там в нем такой бурелом! Пока пробились, а тут вона что! - И он тоскливо, оглядев побоище, простонал: - Ну я и туес (бестолочь) Белозерская! - Затем резко встряхнул головой и вскочил на ноги. - Полонянина, из тех лучников-заманух, сюда ко мне, быстро! Иди, Митяй, обоз пока огляди, сейчас мы с ним здесь вдумчиво побеседуем. Все нам расскажет - кто и зачем на дружинный обоз вдруг полез!
        «Сколько времени шел здесь бой? - думал Митрий, проходя мимо саней. - Сама схватка была крайне скоротечной, но за это время она унесла жизни четверых обозных, разменявших их на дюжину нападавших. Трое из пяти саней были разворочены, а вся провизия, хранившаяся в мешках, была из них вынесена. Две лошади с крайних саней лежали на снегу в подтеках крови, а задних ляжек у них не было. Вот так вот, за какую-то сотню ударов сердца, вырубить, вырвать их из живого еще тела и утащить в лес на волокушах. Озверевший народ!» Митяй остановился возле ряда тел. Пожилой обозный Анудин положил сбоку тельце ребенка. - Звери, истинные звери, - словно продолжая его мысль, пробормотал дядька. - Детишек-то зачем было губить? Да и двух взрослых мимоходом прибили. Видят же, что доходяги. Ну вот чем они им помешали?
        Митяй молча подошел к своим саням и достал из них лыжи. - Здесь в обозе их всего десять пар, по две в каждой! - кивнул он на повозки. - У тебя есть, кто пойдет со мной?
        Чеслав, обтирая кровь с кинжала, посмотрел, как паренек проверяет ременную перевязь на широких лесных лыжах, и, подойдя к саням, вытащил еще одну пару.
        - Атамана зовут Клещ. Основа его ватаги, еще до снега, сюда с Новгорода убежала, - отрывисто рассказывал дружинный. - Места, говорит, здесь богатые в округе, а по волокам купцов по воде много ходят. Селищ немало вокруг было, крепких таких и с хорошим достатком. Но лютый голод людишек сильно нонче подобрал, да и разбойные, как этот мне рассказал, тоже нужду терпеть стали. В город покамест не решились они идти, думали, что до весны-то им всего ничего переждать осталось. А тут вдруг зима задержалась, и жрать им совсем нечего стало. Вот и вышли они на дорогу, чтобы дождаться добычи. Пары бы саней им хватило с купцами и малой сторожей, дабы перебиться до тепла. Но а тут мы, вот как назло, шли. Четыре десятка и еще два человека всего у них было. Дюжину вы прибили, пятерых мы на мечи взяли. Два с половиной десятка теперь их осталось.
        - Дядька Анкудин, впряжете в последние сани двух строевых коней из заводных и проедете по дороге три версты, - распорядился Митяй. - Там поляна будет большая, сани в круг ставьте и ждите нас. С вами большой десяток дружинных остается, никто не полезет, но вы все равно там сторожитесь. Ждите нас три дня, если мы вдруг не вернемся, то идите домой сами и с опаской.
        Пожилой мужик внимательно выслушал парня и согласно кивнул.
        - Понял тебя, Андреевич, Бог вам всем помощь. За обоз даже не беспокойся. Сами вы себя берегите!
        Десяток лыжников вот уже несколько часов шел по следу. С неба повалил густой снег, и набитую разбойниками дорожку становилось все труднее различать среди деревьев.
        - Эх, пластунов среди нас нет, - печалился Чеслав. - Им такой вот след разгадывать никакого труда не составит. Это нам тут все примеряться приходится.
        - Ничего, всех найдем, - зло щурился Митяй, обходя большой, покрытый снегом куст.
        Около полуночи обильно припорошенный след разделился. Менее утоптанный сворачивал к руслу небольшой речушки и уходил затем по ней вверх по течению. А вот больший, он продолжал идти по лесу и дальше.
        - Нам разделяться никак нельзя, - задумчиво проговорил Чеслав. - Хоть они и не обученные вои, а пятерых наших всем скопом подмять вполне себе могут. Лучше уж не рисковать и держаться всем вместе. - Все были согласны с командиром, и весь десяток пошел по большему следу.
        После продолжительной передышки, где перекусили пресными лепешками с вяленым мясом, отряд прошел длинный буреломный участок и подкрался к замерзшему, болоту.
        - Чуешь, Митяй, как жареным мясом пахнет? - оскалился Никола. - Тут вот они совсем уже рядом. Конину, видать, жрут. Мясной дух от жарехи, он ведь далеко по ветру разлетается, но ветерок-то совсем в другую сторону дует. Значит, шагах в ста они от нас сидят, не более того, - шептал он, оглядывая болотную поросль.
        Митька согласно кивнул и пополз вперед. Видимость из-за идущего снега была плохая, и воинские пары продвигались вперед буквально на ощупь. Напарник ему достался чуткий, до парня вот только что донесся слабый запах от подгоревшего мяса.
        Наконец из-за кустов блеснул огонек. Вот и они, расположились на островке среди болота так, чтобы с него и окрестности было можно оглядывать.
        К этому острову, так же как и они, подкрадывались сейчас все пять пар андреевцев. Снег посыпал еще гуще, и облепленных с головы до ног воинов среди сугробов разглядеть сейчас было не возможно.
        «Окружаем стоянку на расстояния броска копья и ждем сигнала!» - вспомнил слова Чеслава Митяй и заработал руками и ногами, проползая вперед по-пластунски.
        Минута, другая, третья прошли в долгом ожидании. Два ярких костра отбрасывали световой круг на добрый десяток шагов, и что там творилось внутри него, воинам было прекрасно видно. С дюжину людей лежали на нарубленном лапнике у костров и, по-видимому, спали. Человек пять обжаривали большие куски мяса на палках, а двое исполняли обязанности караульных. Правда, делали это они как-то неловко, выхаживая по краю светового пятна, и больше таращились на своих пирующих товарищей, чем в окружающую стоянку темень.
        Митяй передвинул на бок ножны меча, проверил лежащие рядом сулицу и самострел, убрал с болта снежинки и прижал приклад к плечу. - Ну же, пора, вот теперь уже точно пора!
        Над болотом раздался жуткий волчий вой. Разом щелкнули десять самострелов, и раздался боевой дружинный клич.
        - На! - Митяй с выдохом метнул свою сулицу в выскочившую от костра тень и резко ускорился, заскакивая в световой круг.
        - В живых возьмите одного! - кричал с другой стороны полянки Чеслав и, увернувшись от удара копья, пронзил своего противника мечом.
        Невысокий плюгавенький мужичок, как-то кособоко сгорбившись, выбежал от костра и, увидев перед собой вооруженного воина с окровавленным мечом, упал перед ним на колени. - Не убивайте меня, господин! Не надо! Я хочу жить! Все, что надо, сделаю, только не убивайте!
        Через полчаса картина о разбойничьей ватаге у андреевцев была полная. По следам была настигнутая большая ее часть. Шесть самых близких Клещу человек отделились от них у реки и, заметая за собой след, ушли к тому хутору, где все они до этого жили. Атаман пожаловал восемнадцати своим ватажникам две ляжки конины и поручил им возвращаться домой только лишь к вечеру следующего дня, дав перед этим большой крюк вокруг болота. Погода стояла снежная, а все они очень устали и, посчитав, что их след и так уже надежно заметен, дальше идти не захотели, а расположились прямо на этом болоте, отдыхая и отъедаясь.
        - На хуторе есть еще трое, из тех ватажников, что сторожить его остались. Простых людей там никого больше нет. Вы обещали оставить меня в живых, - трясясь мелкой дрожью, поднывал Елисей. - Я вам все про ватагу безо всякой утайки поведал. Господин, вы же меня оставите в живых? - Он упал на колени и пополз на них к Чеславу.
        - Поднимите его уже! - буркнул тот, брезгливо поморщившись. - Останешься жив, если мы сейчас выбьем всю ватагу. Я тебе это пообещал и свое слово сдержу. Но и ты сделай так, чтобы она вся до единого человека легла под нашими мечами. Поведешь нас к хутору самым прямым путем!
        - Да, да, господин, я все сделаю как надо! - мужичок заискивающе пригнулся, семеня с ним рядом.
        - Вот этот из клещеевской новгородской ватаги, вот этот и вот этот тоже, - показал он на лежащие на снегу трупы. - А всех остальных он уже по дороге собрал, в том числе и из этих вот самых окрестных лесных мест, что раскинулись перед большими волоками. Большинство тех, которых он с собой привел, они на хутор за атаманом пошли. Там сейчас все с ним евойные, из старого, из разбойного люда. Здесь же, на болотах, народ в основном из простого мужичья был, ну это не считая вон тех троих. А я никого не убивал, господин! Я только лишь на подхвате всегда был. Ну какой из меня воин с моей-то кособокостью? В парнях я на сенокосе со стога неудачно упал, вот и бедую по жизни теперь. Даже и семьи, по-человечьи, не смог завести. Хотел было уже в монастырь даже податься, - пытаясь разжалобить дружинных, все причитал Елисей.
        - Хотел в монастырь, а пошел в душегубцы, - хмыкнул Никола, переворачивая лицом к небу тех троих, на кого ранее указал пленный. - Никого не узнаешь среди них, Митяй? Ты ведь уже не раз с клещевскими в Новгороде сталкивался.
        - Нет, нету среди них для меня знакомых личин, - покачал головой парень. - Да у Клеща этого ватага в более чем пять сотен душ ведь разрослась. Поди же ты их всех там упомни. Насосался людской кровушки, гад. И ведь живым смог из города выбраться, когда его к ногтю там крепко прижали.
        - Ну вот и добьем последних. Десять на десять нас теперь, - зло сощурился Чеслав. - Снегоступы свои натягивай, рохля! И хватит уже здесь выть да нас жалобить! Смотри, Елисей, твое дело нас к хутору прямым путем вывести! Ну все, братцы, пошли!
        И одиннадцать человек взяли направление на чуть сереющую восточную часть неба.

* * *
        - Да, хорошее здесь место, - оглядывая подступы к нескольким виднеющимся у реки строениям, промолвил Никола. - Летом тут, наверное, красиво! Все вокруг зеленое. Банька у самой речки стоит, лужок с иван-чаем и матрешкой. А рядом вон пристанька маленькая. Сиди себе на бревнах да рыбу тихонько уди. Эх, ляпота! - и он мечтательно вздохнул.
        - Ты, банька! Кроме того караульного у крыльца еще кого-нибудь разглядел? - Чеслав сам пристально оглядывал все строения на хуторе.
        - Кроме того мужика с длинным копьем в руках и с засунутым за пояс топориком, никого более пока что не было видно!
        Над большой избой шел дымок, и пару раз уже оттуда выбегали какие-то серые люди, перекидывались парой фраз с караульным, заходили за сарай и, сделав свое дело, возвращались обратно.
        - Нет, больше караульных, похоже, там не будет, - решил старший андреевцев. - Их и так всего-то на хуторе десяток. Атаман, с парой или с тройкой своих ближних подручных, тут, конечно же, не в счет. Не их это дело - караульную службу нести. А пара человек, небось, и так уже ночью отдежурила. Этого, у крыльца, совсем скоро, похоже, менять они будут. Дымок вон из трубы идет - видать, обед готовят. Еще пара сменных людей тут до ночи постоят, а вот потом они еще больше сторожиться станут. Нужно штурмовать хутор сейчас, хотя и видно нас, конечно, днем хорошо. Ну да ничего, стрелковым своим оружием мы им головы точно не дадим поднять!
        Распределяемся, со всех сторон братцы, - ставил задачу десятку Чеслав. - Ползком все идем, попарно, как вот давеча на болоте. Мы с Власом заходим с реки, проверяем лодочный сарай у пристаньки, а потом и конюшню. Глеб, твоя пара с этой, с северной стороны леса ползет, на вас амбар и малая изба будут. Дорофей, твоя пара с южной стороны, проверите большую избу, там дымка нет и крыльцо заметенное - но все равно вы с опаской глядите. Пары Зосима и Николы пойдут с восточной. Тут лес ближе всего к хутору подступает. Зосим хлев оглядывает, а вы, Никола с Митяем, спуск у ручья караулите. Там кустов очень много, глядите, чтобы не прошмыгнули мимо вас в них злодеи. Ну, все! Пошли, братцы, с богом!
        Перед открытым местом пары легли в снег и дальше передвигались только ползком.
        «Как будто снова хутор Свири Кривого берем», - думал Митяй. Вот так же пять лет назад полз он по снегу возле озера Ямное, чтобы занять удобную стрелковую позицию. Никола обогнул густой раскидистый куст и взял от него чуть левее. «Ладно, а мы вот под ним затаимся!» - Митяй тихонько, чтобы не сбить большую шапку снега, прополз между двумя стволами, и чуть примяв снег, положил перед собой самострел.
        Караульный, притоптывая на ходу, делал очередной круг перед крыльцом. Из избы выскочил мужичок, стукнул его по плечу, что-то прокричал и, осклабившись, метнулся за сарай. Его не было уже несколько минут, караульный потоптался, покрутил головой и, перехватив копье в боевое положение, пошел проверить товарища. На поляне стало совсем тихо. Никола махнул рукой в сторону сарая и показал рубящий жест с ребром ладони у кадыка.
        «Понятно, наши уже работают и двоих уже убрали», - Митяй кивнул и перехватил удобнее самострел. Вот-вот, совсем скоро все здесь закрутится!
        Щелк! Щелк! Выглянувшего из двери ватажника пробили два болта, а его тело рухнуло на крыльцо, и опять вокруг стало тихо.
        Клещ был лиходеем опытным. Начинал он свой путь от сопляков и дорос за три десятка лет из заманух городского торга до атамана самой большой и кровавой ватаги Новгородчины. Жестокость и свирепость у него сочетались с большой изворотливостью и хитростью. У него всегда были ходы для отступления. Вот и сейчас тройка подельников топталась возле двери и отвлекала на себя внимание, а он приготовился бежать. Стена избы с глухой, примыкающей к лесу стороны, вдруг треснула, и от мощного удара изнутри наружу выскочил ее большой, пропиленный, как видно, заранее кусок. В него на четвереньках прошмыгнул один, потом второй и третий ватажники. А в проеме мелькнула голова четвертого.
        Ну и дела! Митяй с удивлением вглядывался в вышмыгивающих из избы разбойников. Все это происходило сейчас очень быстро, а первый из выбегавших с кривой саблей в руке уже был в десятке шагов от его куста. Щелк! Арбалетный болт вошел ему грудь, и он рухнул на снег как подкошенный. Сбоку ударил самострел Николы, и второго ватажника аж развернуло ударом тяжелого болта. Но двое остальных продолжали нестись мимо куста в сторону заросшего ручья.
        - Стоять!
        Бегущий первым ватажник махнул сверху мечом. Клинок прошел впритирку к плечу андреевца.
        Хресь! Пропуская противника по ходу его движения, булатная сталь меча Митяя прорубила кости и сухожилия его плеча до самой грудины.
        - Не убивай! Меня нельзя убивать! - худощавый, жилистый, с морщинами и глубоко посаженными глазами на лице, не молодой уже человек выбросил саблю и показал свои пустые руки. Из выломанного проема стены показались двое ватажников помоложе и, увидев своего подельника без оружия, тоже выкинули в след за ним свои мечи. - Сдаемся мы! Милости нам! Милости просим, дружинные!
        Со всех сторон на них смотрели самострелы и обнаженные мечи подбежавших воинов.
        - Меня нельзя убивать, я властям полезный! Слышишь, дружинный?! Нельзя! - орал старший разбойник. - Ты за это ответишь! Тебя за такое сам посадник Внезд Водовик и княжий боярин Прибыслав на кол посадят! Я Бориса Негочевича знаю! Ааа! Отпустии! - извиваясь всем телом, орал Клещ, пока дюжие воины тащили его к сосне.
        А на огромной дереве в это время уже раскачивалось на пеньковых веревках два трупа.
        - Я-то отвечу! А вот тебе уже перед высшим судом теперь свой ответ держать, душегубец! - рявкнул Чеслав. - Сколько крови на тебе людской, Клещ?! Молись сам, пока есть время! Как зовут тебя по-человечьи, а не по-собачьему? За чью душу грешную свечу в церкви ставить?!
        В ответ ему неслась лишь только отборная грязная брань.
        - Ну, значит, так Клещом, ты и уйдешь! - кивнул Чеслав. - Правом, предоставленным мне командиром бригады Андреем Ивановичем Сотником, атаман ватаги душегубцев Клещ приговаривается к смертной казни путем повешенья. Приговор привести в исполнение на месте и незамедлительно! Вздергивайте его, ребята!
        Через час от лесного хутора в западном направлении уходила протоптанная лыжня. А под большим деревом, дрожа всем телом, стоял худой скособоченный мужичок и с ужасом смотрел на раскачивающиеся под ветром трупы.
        «Ватага разбойников Клеща Новгородского добита на этом хуторе. Душегубцы - Савва, Игнат и сам Клещ - казнены здесь воинами Андреевской бригады Господина Великого Новгорода. Вся округа находится под ее охраной. Злодею здесь не место!»
        Десятник второй сотни дозорного эскадрона - Чеслав, сын Ивана. 12.04.1230 г. от Рождества Христова.
        Часть II. Последний год лихолетья
        Глава 1. Весна в поместье
        Медленно, словно бы нехотя зима уступала свои права припозднившейся весне. До самой середины апреля бушевали на Северной Руси метели и сковывал ее огромные просторы сильный мороз. Наконец началась и затяжная весна, с долгим таяньем снега, ледяными дождями и заморозками. Лед на многочисленных реках, ручьях и озерах Валдая продержался в этом году на целый месяц дольше обычного. Только лишь семнадцатого мая вскрылась река Полометь и понесла свои льдины в сторону большой Полы и Ильмень озера.
        Весна 1230 года от Рождества Христова начиналась тревожно. Конца ненастью пока не наблюдалась. Третьего мая на Русской равнине случилось крайне редкое здесь явление - сильное землетрясение. Подземные толчки и колебания земной поверхности наблюдались в Киеве, Переяславле, Владимире и Новгороде. В Киево-Печерской лавре церковь святой Богородицы распалась на четыре части. Одновременно рухнула трапезная, где были приготовлены на обед яства и питие. В Переяславле церковь святого Михаила распалась тоже на две части. Через несколько дней после этого землетрясения наблюдалось полное солнечное затмение, погрузившее землю во мрак.
        - Худой знак, - толковали старые люди. - Жди теперь беды!
        Почти вся Европа в этом году была охвачена ненастьем. Всюду стоял сильный холод и шли непрерывные дожди со снегом. На Руси они шли с марта и аж до конца июля. Великий голод на ее огромных, северных территориях продолжался.
        В Андреевском в этом отношении было гораздо спокойнее. Уверенности в преодолении нынешнего лихолетья придавали солидные запасы продовольствия и сильная воинская рать. Помимо защиты и спасения своих людей, помощь из него шла в Торопецкое, Смоленское и Полоцкое княжества. Отправляли продовольствие в земли карелы и в другие новгородские пятины.
        - Осталось продержаться год, последний год затяжного ненастья, и потом будет легче, - подбадривал своих людей Сотник. - Свадьбы и торжества мы не отменяем! Жизнь продолжается и должна идти своим чередом!
        Двадцатого апреля на Пасху настоятель Георгиевского поместного храма отец Кирилл провел христианский обряд приобщения в число верующих и наречения личного имени сразу для нескольких десятков человек. Помимо детишек крещение по православному обряду принимали и десяток эстов из вирумской дружины, несколько карелов и приплывшая с хлебным караваном из Булгарии девица Рина.
        В этот день, как по заказу, небо над усадьбой прояснилось и по-весеннему жарко грело солнце. Длинные праздничные столы были накрыты прямо на большой поляне у пристани, на притоптанном и оплывшем от весеннего тепла снегу. Все друг с другом христосовались, а новокрещенные Иваны, Павлы, Федоры, Марьи и Татьяны принимали от родни и земляков особые поздравления.
        - Ириночка, какая же ты у нас красивая! - умилялись сестры-близняшки, обнимая нарядную Рину. - А как тебе твой белый полушубок с его собольим воротником и с меховой оторочкой идет! Словно бы у княгини на солнце этот богатый мех искрится. Вот это подарок так подарок от жениха! А какая лента на косе у тебя багряная! Так и горит она, словно бы заря алая на глазах! Эх, через неделю всего наша девонька ту свою длинную косу расплетет и тогда мужней женой станет!
        - Иди, иди к нему, ишь он как на тебя смотрит! - подтолкнула засмущавшуюся Рину Елизавета. - Прямо глаз ведь не отрывает! Словно вяхирь на свою голубицу глядит. - И близняшки, переглянувшись, весело рассмеялись.
        - Пошли, милая, под ручку, теперь-то уже можно и от людей нам не прятаться. Все ведь и так вокруг знают, что ты моя невеста! - Высокий, светло-русый, молодой и статный мужчина подставил свой локоть стройной, смуглой, с алым румянцем смущения на лице девице.
        - Какая пара хорошая! - вздыхали поместные бабы. - Помогай им Бог! А детишки у них какие красивые будут!
        Двадцать седьмого апреля, в первое воскресенье после Пасхи, называвшейся в народе Красной горкой, в Андреевском играли сразу несколько свадеб. Издревле считалось, что в этот день создаются самые крепкие и счастливые семьи, поэтому желающих обвенчаться было особенно много. Целых десять пар стояли в поместном храме «под венцом».
        - Венчается раб Божий Фрол, рабе Божией Емилией, во имя Отца, и Сына, и святаго Духа, аминь.
        - Венчается раб Божий Иван, рабе Божией Ирины, во имя Отца, и Сына, и святаго Духа, аминь.
        - Венчается раб Божий Павел, рабе Божией Анастасии, во имя Отца, и Сына, и святаго Духа, аминь…
        Каждая из десяти пар новобрачных получила помимо многочисленных подарков от гостей еще и по избе-пятистенке с большой печью и двумя большими застекленными окнами.
        Вступление в брак из традиций седой древности оформлялось на Руси специальным свадебным обрядом. Проходил он всегда с большими затеями и, длясь довольно долго, делился на несколько составляющих. Здесь предполагался целый комплекс особых по своей роли и по значимости мероприятий, следовавших друг за другом в строго определенном порядке. Было в нем и сватовство со смотринами, и рукобитие, или же помолвка, и девичник с мальчишником. Потом обыгрывали непременный свадебный выезд (поезд) и веселый обряд свадебного выкупа невесты. Ну а завершало уже все это венчание. Потом гостей звали на обильный свадебный пир.
        В поместье не было того домостройного, патриархального общества, присущего всем другим поселениям этого времени. Люди в нем были собраны со многих прилегающих к Новгороду княжеств и даже из дальних заморских земель. У многих здесь не было родителей, и они так же не были связаны между собой родственными, общинными отношениями. Да и время нынче было весьма непростое. Поэтому свадебные церемонии у пяти пар из «бригадных» были упрощены до предела. Только три крестьянские, с самых дальних хуторов поместья, проводили их по старинке, да, впрочем, тоже не так уж и пышно.
        - Чего ты, Маратка, так смотришь? - Митяй подтолкнул друга плечом. - Небось, представляешь уже, как Акулинку свою под венец поведешь? Вот так же, как и Лютень с Риной, будете с крыльца гордыми павами вышагивать?
        - Кто бы говорил! - хмыкнул берендей. - Сами с Ладиславой вот так же рядом и пойдете. В один день с вами венчаться мы будем. Батя на следующий год всю дальнюю родню собирает. Нечего, говорит, с этим делом тянуть. Дескать, хватит уже мне и одного сына-пустоцвета.
        - Тише вы, балаболы! - Стоявший впереди командир пластунской сотни, дядька Севастьян, обернувшись, строго взглянул на парней, и они прикусили языки. А в это время по ступенькам храма под звуки колокольного звона спускались обвенчанные пары. Первыми шли Лютень с Риной, а сразу же за ними Фрол с Эммой.

* * *
        Месяц май проскочил в заботах и суете. Хоть и стояла на улице непогода, однако лежать на печи или томиться от безделья в Андреевском было непозволительно. Занятие находилось здесь всем и всегда. Перебиралось и подсушивалось зерно в амбарах, чинились здания, работали вовсю ремесленные мастерские, артели, мануфактуры, заводики и всевозможные производства. Ратные десятки и сотни отрабатывали между собой боевое слаживание, а школьные курсы готовились к переводной и выпускной проверке.
        - Давай, братка, вот тут, вот еще подшей. Петюнь, а вы оглобли с Оськой подправьте, - подкидывал работу своим друзьям в обозном сарае Митяй. - Никуда не денется от нас Невзорович. Теперь-то уж примет он у нас все зимнее. А потом мы и за летнее возьмемся. И как давеча, с Игнаткиных повозок ладить начнем.
        Третий день уже шла передача зимнего обозного имущества его старшине. Дядька Ждан был строг и неподкупен:
        - Пока все до самого малого хомутка на своей упряжи не поправите, никаких переводов вам от меня не будет! Вот так и останетесь до самых зимних снегов за ремонтных мастеровых в моей команде трудиться!
        - Вот же вредный какой, - ворчали парни. - Эдак мы к дальней оправке судовой рати никак не поспеем. Как же, будет нам тогда в нее перевод! Так и продолжим на телегах да на санях еще один год кататься! - И снова они работали с удвоенной скоростью шилом, большой хомутной иглой и пробойниками, поправляя всю обозную упряжь и конскую сбрую.

* * *
        Вместе с ратными школьными и воинскими командирскими курсами готовилась к выпуску и Вирумская полусотня эстов.
        - Стену щитов ставь! - проревел команду Мартын. - Копья под углом держи! Упор принять! На вас конница идет, жабы вы болотные! И чего сегодня как вареные все?! Калле, почему щит низко держишь! Ты, небось, думаешь, что всаднику с коня сулицу точно бросить совсем будет трудно? Ну вот сейчас сами поглядите! - И он пронзительно свистнул.
        Вторая дозорная сотня, изображая собой конницу врага, взяла с места в галоп и, обтекая плотный пехотный строй, постаралась зайти ему в тыл и с флангов.
        Мартын с десятскими командирами стоял молча и ни во что более не вмешивался. Из рядов пешцев послышались вдруг звуки команд. Плотный прямоугольник сломался и быстро образовал на поле правильный квадрат. Во все четыре его стороны теперь смотрели тупые концы учебных копий. Бам! Бам! Бам! Ударили по щитам и по броне древки от сулиц и копий конницы. Несколько всадников получили крепкие тычки пик, и теперь вся конная сотня крутилась вокруг, выискивая слабое звено в обороне пехоты.
        Наконец сотник Бажен выкрикнул команду, махнул рукой старшему Вирунских курсов, и всадники, разорвав свой замкнутый круг, ускакали к роще в самый конец полигона.
        - Ну что, неплохо, неплохо, - проворчал довольно прапорщик, почесывая щеку. - Устояли бы вы, поди, в таком-то плотном строю да супротив легкой сотни латгаллов или ливов. Вот так бы и всегда, как сейчас, все проворно делали! Однако есть еще у вас и сурьезные огрехи. Была бы здесь латная орденская конница, раскатала бы вас здесь в самый тонкий блин. Неемо, ты почто из стенки, как кузнечик, выскакивал и палкой своей в пегого жеребца тыкал, а?!
        - Господьин прапорщик, ви сами сказать бить врага с удобный позиций! - протянул нараспев высокий жилистый воин с выбивавшимися светлыми кудряшками из-под шлема. - Я подловить этот увлекшийся всадник, и пока он не отскочить, проткнуть ему коня и ногу. Если бы он тут завалиться, то мы добить и его тоже.
        - Ну да, а кто брешь в своей стенке оставил? Ты бы того коня свалил и его всадника приколол, а с боков, клином, верховая пятерка бы за спину зашла, и конец тогда всему вашему каре! Вот и не дождалась бы в Виронии девица Лайне твоего друга Улло.
        - Неет, господьин прапорщик, - покачал несогласно головой рыжеволосый крепыш, стоя сбоку от Неемо. - Мы с Хенно, хорошо держать бока у наш друг. Не пускать за его спину никакой враг!
        - А я говорю, увлекся он, тыкая своей палкой! - взрыкнул Мартын. - А ну-ка рот свой прикрыли, лягушата! Перечить они мне здесь будут! Сказал вам, зашли бы вам за спину - значит, зашли бы! А то я сам вот же в стенке с копьем супротив латных не стоял! Никак конец учебы почуяли, журавли вы мои болотные?! Так вам еще выпускную проверку через две седмицы сдавать! Да я лучше не допущу вас до нее, чем перед всей нашей бригадой позориться! А ну в колонну становись! У нас бросок с ускорением до вон той дальней вырубки! Беегом марш! - И колонна из пятидесяти воинов в тяжелой броне, со щитами и копьями в руках затрусила по раскисшей от грязи дороге.
        - Шире шаг! Быстрее, быстрее бежим, лодыри! На вырубке бой идет, вам в бок вражьей рати давно пора бить, а вы тут ворон на полигоне считаете!

* * *
        К концу мая, с большим опозданием с Поломети наконец-то снесло в низовья льдины, и вышедшая из берегов река залила всю прилегающую к ней равнину.
        - Вот так половодье нонче! - качали головой умудренные жизненным опытом ветераны. - А ведь и есть с чего! Столько снега за эти семь месяцев навалило, что и до сих пор в лесах он не стаял. А дождь так и вовсе по сей день беспрестанно ведь идет. Вона как все берега у речек и у ручьев подмыло, теперича пару седмиц точно ладьи на большую воду не спустишь. Топляка с крупным мусором тьма тьмущая к Ильмень озеру несет. Любое судно в щепу одним махом разобьет!
        Но прошли две недели, и уровень рек начал падать, а в поместье начались сборы речного каравана. Восемь ладей готовились к дальнему переходу на запад. К Нарве и Орешку уходили сменные крепостные сотни. В них же возвращалась к себе на родину и эстская полусотня, закончившая свое обучение и успешно сдавшая итоговую проверку.
        - Варун Фотич, Мартын Андреевич, на вас я возлагаю свои надежды, - прощался со своими командирами Сотник. - Пять десятков эстских воинов, обученных дружинному бою, поведете вы вскоре за Нарву. И дело тут даже не в том, как красиво их вирумцам передать и показать, чему они у нас здесь обучились, а в том, чтобы еще крепче завязать с ними дружбу. И никак, братцы, нельзя нам эту дружбу и нарождающийся союз разрушить. Дело у вас будет весьма и весьма тонкое. И вижу я, прекрасно вы сами понимаете - насколько! Пятая часть от всех присланных эстами на обучение людей приняли у нас здесь христианство. Сами знаете, чем это у них там, в дремучих вирумских лесах, нашим ребяткам грозит. И они всё прекрасно понимают, но, однако же, пожелали у нас тут, в поместье, святой крест принять. Можно было бы оставить этих десятерых у себя, а взамен выплатить их племени хороший откуп. Но они сами захотели к своим родам и к старейшинам возвернуться и самолично там их согласие на то, чтобы у нас остаться, испросить. В том вижу я их законное право, и перечить им в нем ну никак не могу, ибо присягу служить под нашими знаменами
они не давали, оставаясь дружинными воинами Вирумии. Вы вот тоже сами добровольно вызвались с нашими эстами идти. Ты, Фотич, с их воеводами и со старейшинами уже толковал в прошлом походе, и они там тебе доверяют. Ну а ты, Мартын Андреевич, со своими ветеранами-десятниками их во время обучения словно бы своих детей нянчил. Вот и решайте все там миром и добром, братцы. Идите, и помогай вам Бог!
        - Все хорошо будет, Иванович. Не переживай! - Варун обнял друга и легко перебежал по перекинутым сходням в ладью.
        - Ну давай, Митя, теперь с тобой будем прощаться! - Высокий, крепкий парень прижался к отцу. - Смотри там, понапрасну не рискуй жизнью, сынок. Знаю я тебя, головушку бедовую. Рядом друг с другом вы все время держитесь и спину друзьям прикрывайте постоянно! На целый год ведь в дальнюю порубежную крепость уходите. В следующее лето вот сменишься и возвернешься домой, а там и к свадьбе уже будем готовиться. Давай, с Богом, сынок! - И Андрей размашисто перекрестил сына.
        Один за другим, топая ногами по бревнам и доскам мостков, перебегали и запрыгивали на палубы судов воины. В поход со сборной крепостной ратью уходил сейчас весь первый выпуск воинской школы. После нахождения в обозных командах им теперь предстоял целый год службы в двух дальних крепостях, стоявших на самых важных, западных, русских рубежах.
        Одна за другой отходили ладьи от причала, а с палубы от бортов махали своим провожающим - близким и друзьям.
        - Ладушка, не плачь! Всего годик, родная! Всего один год! - Митяй прижал руку к груди, пытаясь хоть как-то успокоить заливавшуюся слезами подругу.
        - Даа, воинская служба - она такая, - вздохнул Варун. - Я как-то с твоим батькой три года аж дома не был, пока мы за южный Галич с ляхами Лешека Белого да с венграми Андраша II ратились. Три года свою семью не видел, а тут всего лишь год, Митяй! Ничего, не грусти, пролетит он у тебя в этой Нарве так, что ты даже и не заметишь. Это вот бабам да девкам, тем грусть печальная своих воинов ждать.
        Войдя в огромную Полу, караван пошел по течению реки на север в сторону Ильмень озера. Через два дня напротив впадающей речушки Вязовка и села под названием Городок разминулись со встречными тремя ладьями. На передней реяли флаги Господина Великого Новгорода и черниговского князя Михаила.
        - Кто такие?! Чаво и куды так оружно идете?! - Стоящий на носу дородный важный муж в богатой бобровой шубе из-под насупленных бровей оглядывал проплывающие мимо него суда.
        - Так и вы вроде все при оружии, а на наших, вона, на каждой ладье свой значок полощется, ты внимательно погляди! - показал насмешливо на флажки с косым синим крестом на белом фоне пожилой воин.
        - Ты мне тута, это самое, не дерзи! - напыжившись, выкрикнул носитель шубы. - Я сам ближний боярин князя Михаила Прибыслав буду! А ну отвечать, кто такие? Где старший, и почему вы без моего ведома по новгородским рекам такими вот большими воинскими караванами ходите?!
        - Не кричи, боярин! Посвежело с утра, как бы ты горло свое не застудил! - с проходящей мимо последней ладьи отозвался знакомый уже Прибыславу дружинный старшина. - Я здесь старший, заместитель командира новгородской Андреевской бригады Варун, по батюшке Фотич. А с какого это времени нам возбраняется по своей земле и по рекам ходить, а, боярин? Мы, чай, оружно верой и правдой Господину Великому Новгороду служим. И право это князем Михаилом за нами твердо закреплено, а паче того, еще и той нашей кровью, что была пролита на многих полях брани. Караван наш идет менять крепостные рати на западном порубежье. Прости, боярин, течение здесь у реки быстрое. Никак не можно мне более с тобой толковать. Пристраивайся вот рядом, коли сам хочешь? А нет, так прощевай и не серчай ты на меня, бога ради!
        Последняя андреевская ладья прошла мимо боярской, а тот, задохнувшись от возмущения, весь красный, судорожно хватал ртом воздух. Наконец он резко выдохнул и завизжал вслед каравану: - Много чести будет к вам пристраиваться, псы худородные! Ну погодите! Ужо мы встретимся еще с вами да поговорим со всей строгостью! Только вот слезами горючими рыдать вы будете с тех разговоров!
        В ответ ему издалека донесся только лишь дружный хохот.
        - Чего застыли! - заорал он на гребцов. - А ну быстро за весла взялись, лоботрясы! Ежели через пять ден в Ямницу наши ладьи не зайдут, то я вас всех месячного жалованья лишу!
        Глава 2. Или султан помрет, или осел издохнет…
        - Три ладьи идут, господин подполковник, - докладывал старший дозора Василько. - Под флагами Новгорода и князя Михаила они. На каждой, помимо гребцов, еще и десятка по три с половиной воинов. На передней боярин важный стоит, тот, что в прошлом году у нас был, а с ним рядом воевода, с которым мы в Эстляндию крестоносцев бить ходили.
        - Прибыслав, похоже, плывет, чтоб его! - выругался в сердцах Андрей. - Обещал ведь на Господнем совете, что сам в поместье пожалует. И мытарей, небось, еще с собой сюда тащит, чтобы подати и сборы побольше на нас насчитать. Ладно, понял я, Василько, кого ты там на реке увидел. Беги в штаб да передай Тимофею Андреевичу или Филату Савельевичу, кто из них там на месте будет, пускай бронную сотню у причала выстраивают. Да не так, как в прошлый раз, словно бы супротив недругов. А с величием и торжественностью. Все-таки большое начальство из столицы пожаловало. Но и без лишнего дружелюбия и покорности тоже, пускай нашу силу и наш характер они тоже видят!
        Через пару часов подходящие ладьи встречала выстроившаяся в начищенных доспехах и при оружии первая обережная сотня. Собранные в ней седоусые ветераны выглядели торжественно и в то же время грозно.
        Прибыслав, медленно сойдя со скинутых на пристань сходней, оглядел замерший на берегу строй, недовольно скривился и хмыкнул:
        - Как будто бы не княжьего и самого первого господнего боярина они тут у тебя, Андрей Иванович, величают, а половецкого подханка, прибывшего за обычной данью. А этот вон самый головной, так и вовсе даже морду свою скривил, - кивнул он на грозного лицом, чернобородого, с обильной проседью сотника Радислава.
        - Рады мы тебе, боярин, как же такому высокому гостю не радоваться? - радушно улыбнулся Андрей. - Вид просто у них такой торжественный. Не каждый ведь год приходится ближнего княжьего боярина у себя принимать! Это вот сейчас чего-то нам нечаянно так свезло. Второй год ведь к нам ты водным путем приходишь, а так вот все никого здесь долго уже не было. Соскучились мы маненько. - И Сотник, оглядывая гостя, усмехнулся.
        - Ну-ну, так уж и никого, - скривился боярин. - Чай, князей тут поболее, чем в Новгороде, за вот эти года побывало? И княжичей с их ближними людьми. Только боюсь, что не тех ты привечаешь здесь, Андрей Иванович, ох не тех! - И он покачал головой.
        - Да я-то всякому гостю всегда рад, боярин. - Андрей перевел взгляд за стоявшего чуть позади него воинского начальника. - И тебе я, воевода, искренне рад! Вместе ведь в одной битве плечом к плечу супротив общего ворога стояли. Пойдемте в терем, господа, вот там и поговорим.
        - Ну, пойдем, - милостиво кивнул Прибыслав. - А то вон солнце сегодня припекает. Жарковато вот так на нем в моей шубе стоять. - И он важно встряхнул плечами, показывая всем вокруг, какой дорогой на нем надет мех.
        - Неет, хуже ты к власти относиться стал, хуже, Андрей Иванович, - крякнул, подходя к крыльцу терема, боярин. - В прошлый раз вон жена с ковшиком квасок мне подносила, а сейчас вот так вот, насухо в свой терем гонишь.
        - Не серчай, боярин, нет ее пока дома, - отозвался Сотник. - С сыном и с дворней гуляют они пока. Чистым лесным воздухом дышат полной грудью. Видишь вон, как распогодилось-то с утреца? Второй ведь только день, как дождь прекратил идти. А стол с яствами и с питием уже давно накрыт в большой гостевой зале. Сейчас вот вас угостим, и все честь по чести будет.
        - С дворней ли только вот они гуляют? - метнул тот острый взгляд на Сотника. - А может быть, с родней? Ох, неспроста ты мне нонче их не хочешь показывать, воевода! Ох, неспроста!
        - Пойдем в терем, боярин, вот там обо всем и оговорим, о делах и о родне, о всем, о чем только пожелаешь. - Андрей кивнул наверх лестницы и сам же сделал по ней первый шаг.
        Прибыслав, не желая отставать от хозяина и на пядь, отдуваясь и путаясь в полах шубы, быстро засеменил вслед за ним.
        Стол действительно был заставлен редкими по нынешним временам кушаньям и напитками. Прибыслав ел жадно, запихивая куски мяса и хлеба в рот и запивая все это потом легким медом. Так же не отставали от него и двое его сопровождающих, сидевших на лавках в более бедных шубах, но тоже, по примеру своего боярина, их не скинувших.
        Воевода Радислав откушивал степенно, без всякой суеты. На мед он не налегал, прихлебывая из берестяного ковшика только лишь квас.
        - Хорошо! Ох и скусно твои стряпухи готовят, Иванович. Небось и в постели такие же умелицы, как на кухне, аа? - И с масляной улыбкой на лице Прибыслав мелко так рассмеялся.
        - У меня жена из нурманского рода, боярин. А у них там принято обиду всегда кровью смывать. Вот так вот, забывшись, косо на стряпуху глянешь, проснешься поутру, а ни стряпухи той, не глазика твоего нет, - на полном серьезе проговорил Сотник, отпивая из своего ковшика ягодно-травяной взвар.
        Прибыслав внимательно поглядел на хозяина и, так и не сумев понять, шутит ли он, крякнул и расстегнул полы шубы.
        - Ндаа, ну вот, значится, с родственников жены мы свой разговор тут и начнем. - Его лицо тут же приняло выражение строгой надменности. - Я почто тебя, воевода, про них давеча-то спрашивал? Известно у нас стало, что мимо града стольного по речному пути перед самым ледоставом из шведских земель проскочил к тебе в поместье низложенный там бывший король Эрик, который причитается родным братом твоей жене Марте Эрриксон. Проскочил он к тебе, не заходя в Господин Великий Новгород, с сестрой, родной герцогиней Ингеборгой и с сотней отборных своих воинов на ладьях. И с тех пор, не испросив позволения ни у князя Михаила, ни у Господнего совета, находятся они все время здесь. Так ли это? Ответь мне на мой вопрос, воевода новгородский, без утайки!
        - Так ни я, боярин, ни король Эрик и не думали от новгородских властей ничего прятаться или чего-нибудь скрывать, - развел руками Сотник. - Просто в Новгороде неспокойно по осени ведь очень было. Город сильно горел, и смертоубийство там великое шло. Не смог он у вас позволения испросить, дабы в гости к племяннику и сестрице своей пройти. Воинов у него немного при себе было, а там тысячи ратным железом тогда ведь махали. Дабы жизнь свою и герцогини опасности не подвергать, пришлось ему быстро мимо града, обуянного смертоубийством, проходить. А потом уже и реки стали, лютый холод начался, болезнь черная по окрестным землям пошла, и вовсе в стольный Новгород пути не стало. Так вот и остался он до самого лета здесь.
        - Лаадно, - протянул Прибыслав. - Так почто теперича он здесь же продолжает сидеть? Ты сам-то, Андрей Иванович, будучи служивым новгородским боярином, понимаешь ли, что привечаешь у себя низложенного властителя чужой державы? Не можно такого тебе допускать! А ежели нонешний властитель Швеции Кнут Хольмгерссон на нас да за это вот ополчится и ратью большою войной пойдет?! Да у нас в стольном граде от силы-то пять сотен дружинных воинов только лишь наберется! И с голодного обозленного люда ополчения даже вот и столько теперича не соберешь! Отправляй ты его от себя, и немедля, чтобы даже духа его здесь завтра не было!
        - Таак! - рявкнул Сотник, вскакивая с лавки, и за ним мгновенно поднялись все трое присутствующих здесь же его ближников. - Ты мне, боярин, тут не указывай, кого я в гостях привечать должен, а кого гнать мне, чтобы духа его завтра не было! Это уж в своем поместье я самолично буду решать! А право защиты родной крови еще никто у нас пока не отменял! Ежели нужно, так и сам с мечом рядом с родичем и с его воинами встану! Ты головой подумай, боя-ярин: Эрик Эрриксон Одиннадцатый, благословенный король Швеции, покинул свой престол на время, чтобы избежать в своей стране большой крови! А на его месте сидит пока самозванец и мятежник, и поддерживают его вовсе даже не все кланы и не все влиятельные рода Швеции. Вот придет время, и вернется он на свой престол! А вот каким властителем будет он потом для Руси - враждебным ли соседом или, напротив, добрым и признательным, то от нас всех, да и от тебя лично, сейчас зависит!
        - Значит, не желаешь ты своего родственника от себя изгонять, - пожевав губами, подвел итог этой теме Прибыслав. - Не желаешь и готов за него с мечом рядом встать?
        В дверь стукнули, и она резко распахнулась. На пороге с обнаженными мечами стояли пять воинов, а за их спиной теснилось еще более десятка.
        - Василь, охолонитесь! Вы чего в залу-то оружные врываетесь, когда мы здесь гостей своих привечаем? А ну-ка подите все вон! - Андрей показал старшему сыну и его людям за дверь. - Ежели что, так мы и сами со всем тут разберемся.
        - Так кричал ты больно грозно, бать, прямо как на поле брани! - Василий обернулся и, вытолкав всех за дверь, плотно ее прикрыл.
        Все это время «новгородские гости» сидели с круглыми, выпученными глазами заметно побледнев. Только лишь один Радислав продолжал как ни в чем не бывало черпать ложкой из стоявшего перед ним горшка с кашей. Наконец и он отложил ее в сторону и, демонстративно отстегнув с пояса меч, положил его на лавку, а потом еще и отодвинул подальше.
        Андрей хмыкнул и сел за лавку. Вслед за ним присели на нее Тимофей, Филат и Лавр.
        - Ну ладно, - промямлил Прибыслав, вытирая выступивший со лба пот. - Так твой ответ я и передам князю с Господнем советом. Другое дело тогда у меня к тебе. Князем Михаилом народу был обещан в сентябре этого года поход в земли эстов, а потом и на недружественное Торопецкое княжество. Ведомо, наверное, тебе, что торопецкий князь Давыд Мстиславович с прежним новгородским князем Ярославом взяли под себя Волоколамск и всю землю вокруг Задвинских волоков? Тем самым большую обиду князю Михаилу причиняя и большой вред всей нашей торговле нанеся! Так вот, испытывая нужду в обученных воях, Господний совет Новгорода с одобрения князя Михаила повелевает тебе совершить набег на вирумцев, а потом отбить наши земли у волоков. Тем самым богатую добычу там набрав, мы и люд мятежный успокоим, и всем соседям покажем, что сильна наша земля. Когда выступать будете, воевода поместный Андрей Иванович?
        - Ни-ког-да, - спокойно глядя в глаза Прибыславу, по слогам проговорил Сотник. - Не для того мы союзников из эстов делали, чтобы мир и дружбу с ними на дюжину телег рухляди променять. С торопецким князем мы и вовсе в дружбе великой, в личной дружбе состоим! Неужто неизвестно тебе, что именно в этом тереме, где мы сейчас вот как раз-то и сидим, и жил он со своей семьей, да еще и лечился от раны страшной? Сын у него здесь один народился, а другой, старший, в воинской школе обучение сейчас проходит. И что я, должен своей бригадой, по-твоему, боярин, кровью все его княжество залить? Не бывать тому!
        - Не по моему, а по велению Господнего совета! - тонко, сдавленным голосом просипел Прибыслав. - И с одобрения самого князя Михаила! Ты что же это, воевода, супротив всего Черниговского княжества и Господина Великого Новгорода хочешь встать? Повинись, пока не поздно! И готовь свою рать к походу!
        - Моя рать на союзников и на единокровцев сама не ходит! - прорычал Сотник, чуть приставая с места. - В том я еще три года назад обет на том же Господнем совете давал! Но ежели эти единокровцы сами сюда с мечом придут, - и он обвел «гостей» долгим и тяжелым взглядом, - я им тогда не позавидую! Как мои воины драться могут, некоторые из вас уже в деле видели. Враг, пришедший к нам, здесь же у нас и ляжет! Поверь мне, боярин, сил у нас хватит и на ваши огрызки от ополчения, и даже на всю княжескую дружину!
        - Тише, тише, Андрей Иванович, не кипятись! - Радислав примиряющее поднял обе руки вверх. - Никто с тобой ратиться тут не будет, во всяком случае, пока я состою в княжьих воеводах. Но и ты должен меня понять, враждебную власти воинскую дружину долго терпеть на своей земле никто не будет. Пока силы Новгорода ослаблены, а мой голос все еще слышат, да пока у князя Михаила для его дружины есть более серьезные дела на юге, кровь у твоего поместья никто проливать не будет. Но пройдет время, и тогда все может измениться, ты ведь меня понимаешь?
        - Да я все понимаю, воевода! - покачал головой Андрей. - Притчу я одну хочу рассказать всем здесь присутствующим. С дальних южных земель, из-за Хвалынского моря пришедший сюда с караваном купец до меня ее как то донес. Не дословно я ее помню, поэтому уж вы не обижайтесь за мой трудный слог. Ну, так вот, слушайте. - И Андрей с легкой улыбкой обвел всех присутствующих в зале.
        - Жил в древней Бухаре всем известный мудрец. А звали его, нуу, скажем - Хаджа Насреддин. Слыл он издавна известным ловкачом и насмешником, а главное, был он очень умным человеком. Призвал его как-то к себе местный халиф, человек жуткого нрава и весьма своевольный. И вот сказал халиф тот Насреддину:
        - Все говорят, что ты очень мудрый и хитрый человек. Если это так, то научи моего осла разговаривать! Коли научишь, так я озолочу тебя. Сможешь взять с собой ты столько золота, сколько поместится в твою войлочную шапку. Ну а если не научишь - отрублю голову! Отвечай мне тотчас, сможешь ли так сделать, чтобы осел заговорил?
        - Конечно, повелитель, я могу научить твоего осла разговаривать, - ответил ему Хаджа. - Но осел ведь не самое сообразительное животное, и мне потребуется много времени, чтобы научить его всему необходимому. Я, разумеется, не отказываюсь, но на все нужно много времени и денег.
        - И сколько тебе нужно времени? - нахмурившись, спросил халиф.
        - Я думаю, что вполне смогу справиться за десять лет. Быстрее, уважаемый, никак тут нельзя, ведь осел будет общаться в это время с достопочтимым халифом, и он должен знать все обороты придворной речи.
        - Хорошо, - согласился повелитель. - Но если ты этого не сделаешь, то непременно погибнешь!
        Насреддину выдали денег на обучение осла и отправили домой.
        Когда у него спросили удивленные соседи и знакомые, как он собирается выполнить такое задание, он ответил: - Аллах велик, и на все его воля. Все в этом мире в руках мудрого провидения. За десять лет умру либо я, либо халиф, либо сам осел!
        За столом повисла продолжительная пауза. Затем раскатисто рассмеялся Радислав, смеялся сам Сотник и все его ближники, хихикали тихонько и приближенные Прибыслава. Только он сидел молча да пожевывал губы. Затем скосил глаза на своих людей, и те враз замолчали, сделав каменные лица. Один лишь княжий воевода продолжал весело фыркать в кулак.
        - А я запомню твои слова, Андрей Иванович. И передам кому нужно при случае, да и притчу твою эту я тоже не забуду. Как бы тебе не пожалеть об этом вот разговоре.
        - А ты меня не пугай, боярин, мы здесь все уже с малых лет пуганые, - сделавшись вновь серьезным, произнес Сотник. - И да, вот еще что, тебе твой знакомец, коего Клещом кликали, привет не так давно передавал. Это перед тем, как самому в петле повиснуть. Изрядно он тогда моим людям всякого понарассказывал. Придет время, как бы и тебе самому, боярин, не пожалеть о многом!
        Два немолодых, сильных и властных человека смотрели пристально в глаза друг другу. Наконец Прибыслав не выдержал и отвел свой взгляд.
        - Ну и последний тогда мой вопрос к тебе, поместный воевода, от меня будет. Сам ты говоришь, что слово твое твердое. Так вот, на прошлом Господнем совете обещал ты у себя моего мытаря принять, вспомни. Такого, который подати со всего дохода твоего поместья насчитать сможет. Не забыл, чать, что с приходом новой власти освобождение от всех сборов более для тебя уже не действует? Согласился ведь сам с тем! - И он хитро, мелко засмеялся.
        «Ну да, вот тут ты меня уел, - подумал с досадой Андрей. - От слов своих уже не открестишься. Да и вообще отказ от выплат части новгородской земли можно рассматривать все равно как попытку отделения или же объявления войны целой единой державе. А тут с «сепаратизмом» в это время борются очень незатейливо - голову с плеч окаянному, да и членам его семьи, и вся недолга».
        - Ну, коли говорил, значит, так тому и быть, - вздохнул Сотник. - Людей тех, небось, тоже с собой привез, а, боярин?
        - А как же, Андрей Иванович, а как же? - масляно улыбнулся Прибыслав. - Вот старший мытарь Захарий Нежатович, - и он кивнул на сидевшего с левой его руки худого крючконосого ближника, - тиуном он княжьим в Черниговском Любече, давеча, в свою бытность служил. А нонче за сборы податей во всем стольном Новгороде отвечает. Все хозяйственные дела сей муж отменно знает, кажная векша у него всегда на учтете, и ничего мимо него не проходит. - Прибыслав, глядя на Андрея, вновь мелко захихикал. - А это подручный его, он в его бытность на тиунстве ключником прислуживал, а сейчас вот снова его же правой рукой служит. И стало быть, он тоже во всех делах хозяйских очень даже весьма и весьма разумен. Завидом его зовут.
        Этот подручный главного мытаря ничем особо не отличался от своего старшего. Был только чуть пониже да пожиже волосом на шевелюре и на своей козлиной бороденке. А так такой же пустой рыбий взгляд светлых прозрачных глаз, мелкие черты худого лица и этот длинный, крючковатый с горбинкой нос.
        «В одном месте, что ли, вас всех клонируют?!» - с досадой подумал Андрей, по одному только виду и поведению за столом определив сволочную сущность ему представленных.
        - Ну вот, поместный боярин, у тебя я их здесь оставляю, и через два, нет, коли уж тут такое дело сурьезное, то через три месяца они мне по всему, что здесь насчитают, доложатся, - почесывая бородку, довольно проговорил Прибыслав.
        - К концу сентября, Захарка, чтобы у меня вы со всеми описями были. И смотрите мне тут! Хм… Ну вы и сами все поняли. Обговорили обо всем мы уже с вами в пути!
        Задерживаться в поместье ближний княжий боярин не захотел:
        - Неласково ты высоких гостей принимаешь, воевода. Возгордился, видать, взлетев так высоко из дружинных сотников. Смотри, как бы тебе падать потом не было больно.
        - Так я соломку постелю, боярин, если что. - Андрей иронично хмыкнул, идя рядом с Прибыславом к речной пристани. - Но за заботу твою все же спасибо. Обещаю. Уж я поосторожничаю!
        - Ну-ну. - Княжий ближник искоса взглянул на Сотника и ускорил свой шаг.
        - Может, все же зря ты с ним так резко-то, Иванович? - Филат задумчиво почесал у виска, провожая долгим взглядом уходящие новгородские ладьи. - Подсластили бы боярина, одарили бы щедро, глядишь, и ласковее бы к тебе стал. А то он на тебя так зыркает, словно ты его враг личный!
        - Да так оно и есть, Филат Савельевич. - Андрей перевел взгляд от реки на своего начальника штаба. - Черниговская княжеская ветвь, оттеснившая от власти владимиро-суздальскую и заправляющая сейчас в Новгороде, по своей сути убивает все старания прежнего князя, собиравшего окрестные земли в кулак. Про князя Михаила не хочу я ничего плохого сказать, храбрый он воин и как человек - честный и великодушный. Но не его это земля. Его бы дело от степи с юго-востока для всей Руси крепкий щит ставить. Он заботами об своих черниговских землях полон, а вот на Северную Русь, словно временщик, сквозь растопыренные пальцы руки смотрит. И людей поганых с собою сюда привел. Тех, которым до укрепления западных и северных наших рубежей совсем никакого дела нет. А тут ведь вон какие зубастые враги за этими самыми рубежами сидят. Никак нельзя нашу новгородскую землю было ослаблять. Враз ее все эти хищники по кусочку отъедят. А этим ставленникам до того дела совсем нет, у них ведь свои здесь заботы. Более того, они даже и о народе, помирающем с голодухи, и вовсе даже думать не хотят. Для них он так, сор мелкий под
ногами, а где-то даже и помеха своим темным планам.
        Сотник с досадой пнул сапогом щепку, и она, перелетев бревна причала, упала в реку.
        - В этом мы с Прибыславом и с окружающими его людьми враги, а наша бригада как кость в горле у них сейчас торчит. Но ничего они с ней уже сделать не смогут, братцы! - И он обвел глазами друзей. - Да, года четыре назад, когда мы все здесь только начинали, нам бы хватило и тех трех, четырех сотен, что и так есть у этих бояр. Посекли бы они и покололи всех тех, кто по лесам не успел разбежаться, а тут бы все сожгли дотла. Но теперь-то нет, теперь уже дудки! У нас сейчас по тревоге сколько в течение пяти часов ратников в строй встанут?
        - Дружинных воинов полторы тысячи. Ну и старшие курсы воинской школы можно прибавить, а это еще три сотни, - подсчитывал Филат. - Плюс сотен пять из ополченцев. Как-никак, а воинскую подготовку они у нас тоже здесь проходят. Хотя бы на крепости, в оборону могут встать или вон из окружающих и знакомых им лесов врага стрелами осыпать, тоже вполне подойдут.
        - А свейские полторы сотни Эрика ежели сюда прибавить? - вставил свое слово Тимофей. - Тоже ведь хорошие рубаки. В плотной стенке они ничем нам не уступят.
        - У нас и в дальних крепостях ведь крепкие гарнизоны есть, - напомнил Буриславович. - Коли заваруха там какая начнется, отсиживаться они в них точно не будут. Рекой али Водским заливом махом подскочат, да не сюда, а во-он в сам Новгород зайдут. А там-то у нас союзники уже очень хорошие теперича есть. Левобережные концы мы быстро сможем поднять. Земля будет гореть под ногами у нынешней верхушки! Это еще не зачли сюда карельские рода, вирумцев да ушкуйников Редяты Щукаря.
        - А ведь и вправду, братцы, - почесал голову Филат. - Вот так вот незаметно в какую силу-то мы нынче превратились, вы только погладите! Тут ведь даже и самой черниговской княжьей дружины теперича на нас не хватит. Три тысячи у князя, ну пусть и четыре, пять сотен от Прибыславского господнего совета. Против наших реечников, пик, булатных мечей и отменной брони, да еще и на нашей земле? Ну неет. Точно, все тут лягут!
        - Так почто мы этих находников тогда в Новгороде-то терпим?! Раздавить их, как клопов, и вся недолга! - Тимофей аж притопнул по бревенчатому настилу. - Нам ведь, чтобы очистить его, всего две седмицы пути нужно, да день подготовки к штурму детинца. Чего мы, более сильных крепостей, что ли, в западных землях не брали?
        - Забыл неписаный закон бригады, Тимоха? Со своими не ратиться, кровь русскую в междоусобицах не лить! - Андрей осуждающе поглядел на своего заместителя.
        - Да какие же они свои, Иванович?! Ладно, ладно, понял я все! - поднял тот обе руки, словно бы сдаваясь. - А все же, как было бы красиво! Выбили бы всю эту грязь из столицы и Ярославу торжественно его престол передали. Властвуй, пресветлый князь, на славу Руси и Господина Великого Новгорода! Обороняй его ото всякого зла! А мы тебе верой и правдой послужим!
        - Вот когда сам князь решит обратно забирать Новгород, да когда нас он призовет под свои знамена на службу, вот тогда и пойдем мы к нему! А пока сидим у себя и навыки воинские оттачиваем! Выбивальщики! - буркнул Сотник.
        - Филат Савельевич, к Ярославу, тем не менее, ты гонца готовь. Я через час все ему на бумаге изложу, что у нас здесь в последнее время случилось. Три месяца мы уже ему весточки никакой не слали, как вся эта распутица началась. А у нас договор с ним был, держать его в введенье всего того, что нам тут известно стало. Еще осерчает и сам сюда пожалует. - Вон, мало же нам здесь проверяющих, - усмехнулся Сотник, кивая на мнущихся поодаль новгородских мытарей.
        Лавр Буриславович, на тебе они и на Парфене Васильевиче теперь будут. Что хотите вы с ними делайте, кхм, - и кашлянул, покрутив головой. - Ну нет, не так я сейчас немного сказал. А то и правда сделаете с ними, что захотите, грех после этого отмаливай! В общем, нужно, чтобы они живы и довольны были, но глубоко в наши дела бы лезть не могли или не хотели!
        - О как! - крякнул старший тыловик бригады. - Это чевой же делать-то с ними надо, чтобы вот это все соблюсти? По их мордам же вон видно, что они, словно крысы, будут во все щели свои носы совать. А тут, по-твоему, и нос им не прищемить, и чтобы они довольны всегда были. И как же это все соблюсти? - И он с интересом уставился на командира.
        - А голова у вас на что, господа мои помощники, дана? - Андрей иронично посмотрел на друзей. - Неужели не найдется во всем поместье с десяток развеселых да удалых мужей, кто за родную бригаду пострадать готов? С десяток бочек медов, ставленых и легких, амфор и кувшинов с вином и настойками, да той же бражки скородельной не найдется у нас, скажете? Делите этих людей по дням, заливайте хоть с плясками этим гостям все в их глотки, но чтобы я их трезвых на улице более не видел!
        Дружинные командиры довольно осклабились:
        - Андрей Иванович, а можно мы тоже между собой дни дежурства разделим. А чего? Мы за родную бригаду и за поместье тоже готовы пострадать!
        - А я вам нарежу дежурство, - пообещал им Сотник. - Вон, дежурными командирами по гарнизону пойдете! Мне ваши головы в разуме нужны. Зря вы радуетесь, братцы! Вот поглядите на бражников через пару седмиц, перекреститесь и поблагодарите, что не на их месте оказались! Потому и говорю вам, чтобы десяток, а то и два сменных готовили, чтобы не упились наши люди с ними вконец. Да и с этими тоже осторожнее. Нам их через три месяца Прибыславу в столицу обратно спроваживать надобно будет.
        Глава 3. Нарвская крепость
        Караван со сменной крепостной ратью стольный Новгород прошел не останавливаясь. Лишь с последней ладьи, верстах в пяти ниже по течению, за речным изгибом, выпрыгнули в спущенную с борта лодочку трое одетых в потрепанную одежку пластунов и быстро-быстро заработали короткими веслами, гоня ее к берегу.
        - Разведка в город пошла, - кивнул на них Оська. - Бедовые ребята! Там сейчас ой как непросто выжить.
        - А ты бы особо не оглядывался, - буркнул Игнат. - Ладно вот дядька Варун с Мартыном тебя не слышат. Показали бы они тебе ту разведку. Пластуны пустых разговоров и лишнего глаза ох ведь как не любят!
        Пройдя Волхов и Ладожское озеро, в крепости Орешек высадили сменную сотню. На обратном пути предстояло забрать тех, кто отстоял на этих стенах уже целый год. А пока уходящие далее к Нарве прощались со своими товарищами.
        - Давай, Ванька, осторожнее по местным болотам здесь лазай! Тут ведь карельские русалки они знаешь какие ловкие, до смерти ведь могут защекотать, али вон на глубину в бездонный омут утащат.
        - Да ты сам, Оська, сторожко держись! У эстов знаешь какие лашаки прыткие? Глазом не успеешь моргнуть, как в самую чащобу за собой уволокут! - отвечали с берега тем, кто отходил сейчас на ладьях дальше. Половина первого выпуска воинской школы шла с остальным караваном к Нарве, а другой его половине предстояло держать вместе с остальной крепостной ратью этот остров со всеми прилегающими к нему землями. Здесь же осталась и пара десятков карел, отпущенных в родовые вотчины на побывку.
        Пройдя Неву, ладьи вышли на просторы Вотского залива Балтики.
        - Вон тот остров видите, ребята? - старший ладейной рати Молчан показал на вздымающийся к западу большой пятак земли. - Через пару часов между Ижорским берегом и ним мы будем проходить. Вот там хорошо вы его разглядите. Дальность всего-то около пяти верст до него будет. Пристань в западном заливе на нем была, да еще и крепостица данская, небольшая на его берегу стояла. Не знаю, может, и порушили все наши союзнички, когда с острова совсем уходили? - пожал он плечами и пошел к кормчему.
        - Дядька Молчан, а остров-то как сам этот называется? - спросил ему Петька вслед, вглядываясь в даль из-под руки.
        - Дык Котлином его звать. Неужто вы не знали? - удивился поручик. - Ааа, ну да, вы-то ведь ночью по морю в датский поход здесь проскакивали. А потом в Швецию, и тоже в густом тумане. Небось и вовсе не разглядели ничего здесь тогда? Ну вот, Котлин этот остров и называют. А нам он по мирному договору с Данией за взятие Эстляндии вместе с Нарвой был передан. Командир бригады как-то рассказывал, что на нем будут большую крепость с удобной пристанью строить. И наши морские воинские суда здесь станут постоянно потом дежурить. Ибо место это очень удобное для морской службы. Отсюда и устье Невы, да и весь Вотский залив можно будет крепко в кулаке держать.

* * *
        На шестой день после выхода из Невы караван зашел в реку Нарву.
        - Ого, какую крепость они за десять месяцев тут выстроили! - покачал головой Варун, оглядывая высокие стены укреплений. - Погляди, Мартын, даже вон вал, похоже, у них там с ровиком есть. И рогатки как густо вокруг наставлены!
        - Ну, так пять сотен вместе с псковичами там было. Чай уж не сидели все время здесь без дела? - отозвался пластун. - Сами понимают ведь люди, чем крепче твоя твердыня - тем целее ее защитники! А тут, на перекрестке путей, кто ведь только не лазает! Даны, немцы-крестоносцы, ливы с латгаллами набегают. Да и у эстов никакого единения нет. Их племенные вожди кто куда горазд свои дружины кидать.
        Разгрузка каравана заняла два дня. Всех дольше провозились с тремя крепостными камнеметами и пятью «скорпионами». Первые пришлось выгружать на пристань с помощью специальных блоков, а потом тащить их по накатным бревнам вверх по крепостному склону и поднимать на стены. Народу было много, шуму тоже, но как-то все же смогли со всем справиться.
        - Значится, все пятеро вы в одну смену проситесь? - проскрипел комендант крепости Захар Игнатьевич, оглядывая пятерку молодых парней. - Ну, вроде как справные с виду вои. С первого школьного выпуска, вы говорите? И в боях уже не раз бывали, - кивнул он на наградные планки и нашивки за ранения.
        - Так точно, господин подпоручик, бывали! Вместе и в германских землях, и в Ледовом походе, у свеев и на Ладоге друг за друга держались, - доложился Митяй. - Разрешите и здесь быть всем вместе, господин комендант?
        - Ну ладно, коли притерлись друг к дружке, так, значит, и службу нести вместе небось будете исправней. - Ветеран достал несколько свитков, почесал нос и выдал свой вердикт: - Пойдете в сотню Малюты. Он своих воинов на южную стену выставляет. Сторона эта непростая, так прямо и скажу, что глаз да глаз пристальный там нужен и особая сторожкость требуется. Там и река с восточной стороны с густыми прибрежными кустами проходит, и сосновый бор к той стене ближе всего. Коли у вас чуйка хорошая и глаз верный, то в самый раз вам там стоять. Есть кто из природных лесовиков, из охотников? - И он обвел взглядом ребят.
        - Батя за Онегой пушным промыслом жил и тем семью кормил. И дед, и его дед, и еще дальше, - кивнул уверенно Петр. - Да у нас у всей пятерки глаз зоркий и рука твердая, господин подпоручик. Вы даже не сомневайтесь. Мы все при выпуске самые высокие оценки взяли.
        - Высокие оценки взяли, говоришь? - усмехнулся комендант. - Оценку воину дает битва или долгая ратная служба в лютую службу, в пургу и в ярый зной. А крепостная, она сильно от всех прочих отличается. Все слабые стороны человека тут в месяц вылезают, ибо все постоянно друг у друга на виду! Ладно, Малюта - командир опытный, у него там не забалуешь. Ищите его на южной стороне стены. Он, небось, с розмыслами сейчас привезенные машины расставляет. Ну вот и доложитесь там ему.
        Командира сотни нашли именно там, где и сказал комендант.
        - Вот это Малюта! - усмехнулся Оська, поглядывая на здорового, заросшего черным волосом и похожего на медведя воина. - Скорее уж Вышата, ну или Дубыня.
        - Чего уставились, кто такие?! - Сотник отложил огромную оглоблю в сторону и, сделав несколько шагов в сторону парней, навис, словно гора, над ними.
        - К господину прапорщику от коменданта крепости! - громко доложился Митяй. - Определены в вашу сотню, от прибывшего из Андреевского поместья каравана.
        - Ну вот еще мне детей подсунули! - прорычал Малюта. - Уже и так семерых таких же, как и вы, сосунков определили. Чего у меня, в сотне детинный дом, что ли? Мне мужики нужны, чтобы вон тяжести ворочать. - И он кивнул на возящихся с баллистой дюжину воинов. Один из них отложил в сторону рычаг и подошел к парням.
        - О как, неразлучная пятерка, вы и здесь все вместе?! Ты чего, Малюта Будаевич, тут их мурыжишь? Ребята основам розмыслового дела обучены, а Оська - тот и вовсе у командира нашей орудийной сотни в любимчиках был. Ненамного хуже моих орудийщиков эти парни будут.
        - Да и забирай их к себе, Гришка, - махнул рукой сотник. - Но только гляди! Ты мне к послезавтрему сам пообещал, что пудовой каменюкой за пять сотен шагов в трехсаженный круг сможешь попасть!
        - Раз пообещал, значит, так и будет, - кивнул старший орудийщик. - Пойдемте, ребята! Сейчас, как камнемет на площадку встанет, закрепим его станину основательно, а потом уже торсионы и весь механизм собирать начнем. Глядишь, завтра уже пристреливать сможем.
        - Эй, Стриж! Забирай своих пятерых, помогите на центральную площадку скорпион поднять, - скомандовал своим воинам Малюта. - Здесь розмыслам-орудийщикам молодые из новоприбывших помогать будут, все равно вы уже всю главную ломовую работу здесь им сделали!

* * *
        - Завтра поутру, Захар Игнатьевич, мы выходим. - Варун с высоты крепостной стены пристально вглядывался в юго-западное направление. - Как у вас тут с эстами, ладите ли с ними, или они вам обиды чинят?
        - Да нет, чего ты говоришь, Фотич, какие там могут быть обиды? - пожал плечами комендант. - Вместе же на Колывань в прошлом году ходили. Их враги - и наши тоже. У них ведь, почитай, и вовсе окромя нас здесь поддержки никакой нет. С юга епископ дерптский со своей ратью, с запада рыцари-крестоносцы и рижский епископ, а с севера и северо-запада - даны. Приходили они несколько раз к нам, торг вели. Так-то осторожно себя держат, на глаза особо не показываются. Но наши дозоры не раз их в лесах примечали. Уходят быстро и без вражды, но и дружелюбия особого тоже не проявляют. В общем, сдержанно они себя с нами ведут.
        - Ну а как ты хотел, Захарка, - усмехнулся Варун. - Новгородские находники не раз ведь здесь проходили и лесовиков тех грабили. Да и князья наши с ратью их капища тоже ранее жгли. Чего им нам свое дружелюбие проявлять? Такое долгими годами обеими сторонами зарабатывается. Или, если пошибче, то в совместных воинских походах. Да ты и сам все знаешь, калач-то вон тертый, сухарный уже!
        - Да сам ты сухарный, на себя вон погляди, - ухмыльнулся ветеран. - Как сам-то думаешь, Фотич, скоро ли сюда немцев нам ждать? Чего там в бригадном штабе об этом толкуют?
        - Ну чего тебе сказать, Захарий, - почесал голову старый разведчик. - Мы думаем, что в этом году крестоносцы большой поход на Нарву не затеют. Даны в своей части Эстляндии усилились, и к себе так легко, как ранее, они их уже не пустят. Силы у них хорошо в прошлых боях потрепаны, и за год полностью они их еще пока что точно не восстановили. С германских земель, особенно из Вестфалии и Саксонии, к ним, конечно же, поток людей идет. Да и папа их тоже все время на большую войну подзуживает. Но пока что не-ет, - покачал он головой. - На полноценный поход в русские земли они, мы думаем, пока что точно не решатся. Так, если только набежать накоротке, разведать все, что тут да как у нас. Эстов заодно вот примучить. Вот это они, конечно же, могут. Но для полноценной осады крепости, не-ет, силенок у них на такое не хватит. Что же ты думаешь, они не знают численности всего твоего гарнизона и какие вы за этот год здесь вокруг укрепления нагородили? Ганзейцы ведь, небось, заходили сюда для торга или чтобы починиться? Да и отдохнуть, наверное, тоже на гостевом дворе вставали?
        - Ну а как же, с Ганзой-то у нас покамест мирные отношения, чуть ли даже не союзнические. Заходили их суда к нам, да и не раз, - подтвердил комендант. - И торг у нас здесь вели, запасы-то в крепости большие нужны. И суда они здесь свои чинили, и сами, бывало, что по две, а то и по три седмицы жили. Во-он, правильно ты сказал, у пристани для иноземцев за частоколом цельный гостиный двор со всеми удобствами выстроен. По самой крепости-то они больно у нас не шатались, только лишь старшие от торговых караванов вовнутрь заходили.
        - Аа, ну да, конечно, - усмехнулся Варун. - Можешь даже не сомневаться, все, что тут у вас есть, они уже срисовали. И теперь эти списки и у орденского магистра, и у рижского епископа, и у дерптского давно уже на руках есть. Да и ладно, чего там, значит, осторожнее сами будут. А то вдруг сдуру сюда попрут, думай потом, как им за этот набег отвечать. Андрей Иванович говорит - немного потерпеть нам надобно. С годик, ну, может, и чуть больше, а там уж мы всей этой немчуре крепкий укорот дадим. Но пока еще не время, Игнатьевич, не время. Ты уж сам здесь держись крепко.
        - Да продержимся, чего не продержаться-то теперь, - усмехнулся Захар. - Псковская часть рати, что у нас осталась с прошлого года, возвращаться домой даже и не думает. Им туда, пока в родном Пскове немцы заправляют, хода ведь никакого нет. Обживаются они здесь потихоньку. Ко многим вон сюда уже и семьи перебрались, да и ближняя родня понаехала. За это лето вообще более сотни мужиков в нашу крепость пожаловали. У них там, в городе-то, сейчас голодно, да и забижают сильно народ нонешние власти. А у нас здесь работы непочатый край! Платят за нее хорошо, еды достаточно, и чего же тут не жить-то? Подожди, вот переждем мы нынешнее лихолетье и всю окружающую волость осваивать начнем. Будут в округе хутора да большие села стоять. Эстов обижать мы не будем, несколько их семей тоже среди нас уже живут, в основном из тех слабых родов, которые более сильные обижают да притесняют. Да всякие уж так-то есть.
        - Отлично, крепко вы здесь устраиваетесь, - похвалил ветерана Варун. - Теперь вон вам еще и розмыслов с их метательными машинами для обороны стен привезли. Сто реечных самострелов для крепостной рати и всяких припасов. Большая сменная сотня тоже здесь остается. Пока я со своими людьми к эстам сбегаю, вам потесниться придется. Потом на отдых тех, кто здесь год отстоял, назад в поместье заберу. Ну, кто-нибудь, может, и на второй срок здесь останется. Тут уже по желанию.
        - Даа, метательные машины - это, конечно, хорошо, - кивнул комендант. - И реечники. Они в самый раз здесь для дальнего боя будут. У меня их здесь только три десятка было, у самых умелых стрелков. Старых видов еще где-то около сотни есть. Ну а теперь-то совсем уже хорошо стало. Ну что, Варун Фотич, пошли под крышу, что ли? Опять вон дождь начал накрапывать. И что за погодка в этом году? Никакого спаса нам от этой сырости нет.
        Два ветерана прошли к башне, чтобы спуститься по винтовой лестнице вниз. В сгущавшихся сумерках несколько человек на ее верхней площадке возились с камнеметной машиной. Какая-то железяка, как видно, упала одному из них на ногу, и воздух огласил резкий вскрик с ругательствами.
        - Оська, ты там, что ли, так лаешься? - расслышав знакомые нотки в голосе, спросил Варун. - Вы чего это в ночи там возитесь? Всю оснастку розмысловую ведь сейчас растеряете! Чем врага-то потом бить будете? Давай ужо, слазьте все с верхотуры, хватит вам на сегодня работы!
        На верху, на башне, резко зашикали, и на фоне темнеющего неба показалось сразу несколько голов.
        - Варун Фотич, а он же все время у нас какой-то мечтательный. Небось снова о пирогах тетки Мироньи задумался, ну или о ее старшей дочке. Вот себе на ногу кувалду-то и уронил, растяпа, - улыбался во всю морду Петька Онежский.
        - Все, все, заканчивайте на сегодня работу! Иначе все там перетеряете и сами перекалечитесь. Темно, сыро, спину застудите, не хватало еще вас потом нам лечить! - проворчал комендант. - Григорий, ты слышишь меня?! Давай ужо, свою баллисту смазывайте салом, укрывайте все кожами получше, и все бегом в трапезную, а потом быстро спать! Завтра по хорошему свету опять здесь продолжите!
        - Да заканчиваем ведь уже, Захар Игнатьевич, - отозвался старший орудийного расчета. - Ну ведь часок работы всего-то здесь нам остался. Жалко же в самом конце вот так все бросать!
        - А я вот вам чего сказал? А ну слазьте быстро, неслухи! - прикрикнул комендант. - Перечить они мне здесь будут!
        - Все, все, слазим уже, сейчас, - вздохнул Григорий. - Вот только все тут приберем у баллисты и укутаем, чтобы ничего не промокло.
        - Вся пятерка молодых там, на башне, - усмехнулся Варун, спускаясь по винтовой лестнице вслед за комендантом. - Где один, там, значит, совсем рядом и всех остальных четверых можно тоже найти. Шустрые они парни. Иванович просит с ними построже быть. Чтобы никакой поблажки для всей этой команды тут не было.
        - Фотич, ты же меня, старого сухаря, хорошо знаешь, - усмехнулся Захарий. - У меня ведь не забалуешь, а любимчиков так и вовсе никогда не бывает. Так что за это вы не переживайте, пошибче прочих теперича с них будет спрос. Через год с большим облегчением они отседова к себе уйдут. Небось даже и перекрестятся, что уже все тут закончилось.
        - Ну ты, старый, тоже уж не изгаляйся так-то над ребятами. Чего взъелся-то сразу? Хорошие из них вои растут! - Варун, выйдя из башни, накинул на голову капюшон плаща.
        - Сам знаю, - усмехнулся комендант. - Послужат вот на стенах маненько, а там дальше и поглядим. - И пара, перепрыгивая через лужи, пошла в сторону центра крепости, где располагался детинец.
        Глава 4. У эстов
        Большая сотня вот уже второй день пробиралась по сырым, залитым водой лесам Вирумии. Обошли краем болота Сэлисоо, перебрались через разливы реки Оямаа и Пуртсе и уже за очередной трясиной наконец-то вышли из затопленной низины на относительную возвышенность. Вокруг основного отряда все время шли боковые и передовые дозоры из пластунов и эстской полусотни.
        - Наши места начинаться, Вэрун Вотьич. Воон там есть хороший ручей, вода в нем очень чистый, и лес всегда быть сухой. - Неемо показал рукой на виднеющийся за вздувшимся ручьем сосновый бор. - Там под ноги лежать песок и вода на нем не стоять. Можно хороший стоянка делать.
        - Да, похоже, что так будет правильно, - кивнул согласно Варун и поглядел на небо. - До сумерек уже совсем немного осталось. Пока там дрова наготовим, шалашей наделаем да котлы над кострами выставим, вот как раз на землю и ночь тогда опустится. Ваня, бери-ка ты свой десяток, и Калле с Неемо, пробегитесь впереди да оглядите все вокруг, а потом нам знак дайте.
        Дюжина разведчиков, рассыпавшись, кинулась вперед, и через несколько минут со стороны соснового бора затрещала сорока.
        - Все в порядке в бору, бегом, братцы, совсем немного нам до привала осталось, - отдал команду старший отряда.
        Мокрые и голодные люди перебежали поляну и, перепрыгнув в узком месте через вздувшийся ручей, нырнули под густые сосновые лапы. Вскоре в бору раздался глухой стук, и запылало несколько костров, а потом оттуда потянуло дымком и мясным наваристым духом.
        - Не сторожимся, робята! Рубите дрова и лапник для шалашей смело! - успокоил своих людей Варун. - Чай не по вражьей земле мы здесь идем, а по союзной. Коли за нами уже здесь приглядывают, так, значится, и оценят это. Ну а ежели нет, так все одно, совсем скоро мы уже к лесным селищам эстов выйдем.
        За сотней «приглядывали». Среди ночи Варуна разбудил старший ночной смены.
        - Ходят вокруг нас, Фотич. Тихо так ходят, словно бы горностай на мягких лапах, даже веточку на кусте не пошевелят, - доложился Ваня Изборский.
        - Сам-то ты их видел? - поинтересовался командир.
        - Да тень только, ну и слышал тоже маненько. Искусные они лесовики, нисколько не хуже наших, - признался Ваня. - Не, ну мой карел Тиуру с белозерским Назаркой из своей скрытной засидки хорошо эдак их разглядели. Да потом и эти их увидали, ну вот и совсем с тех пор они уже пропали.
        - Ну, добро, вот, значит, и доложатся про нас своим старейшинам и вождям. А мы-то от них и не скрываемся. Ладно, до утра еще полночи осталось, толкнете меня на рассвете. - И Варун нырнул в свой шалаш.
        После быстрого утреннего перекуса отряд продолжил свое движение. Возле брода у реки Педья на высоком ее берегу стояло около двух сотен воинов из эстской дружины. У всех у них в руках были луки. У большинства на поясах мечи, но были что и без них, с одними лишь топорами и копьями. Только около трех десятков из всех находившихся имели приличную броню в виде кольчуг на теле и шлемы на головах. Впереди всех стоял крепкий немолодой воин, держащий обнаженный меч в одной руке, а другой придерживающий большой овальный щит.
        - Как твоя нога, Каиро? Как сыновья? Ты уже успел женить своего младшего? - громко выкрикнул Варун, показав рукой своим воинам остановиться. Сам же он с улыбкой подошел к реке и демонстративно поднял обе свои пустые руки вверх.
        - Оо, Вэрнун, ты со свой люд решил прийти к нам в гости? Моя нога зажить хорошо. А ты немного не успеть, мой друг, я два месяц назад сыграть свадьба для Микко! - на довольно неплохом русском ответил походный вождь эстов.
        - Эхе-хее, это ты поторопился, друг, - усмехнулся Варун покачивая головой. - Ну да ничего, у меня есть с собой подарки для молодых. И я не только со своими дружинными к вам в гости пришел. Вон там стоят те пять десятков, которые вы отправляли в прошлом году к нам для обучения воинскому делу. Неужто ты их не узнаешь, вождь? А что, твои дозорные не доложились вам про них?
        - Дозорные близко к вам не подойти, вы очень чутко нести свой дозорный служба, - пожал плечами эст. - А их так просто от руссов и не отличить в ваший одежда в шлемах и в броня. - И он, пристально вглядевшись в русские ряды, выкрикнул резко на своем языке несколько фраз.
        Дружинной строй за спиной у Варуна колыхнулся, и из него вышли вперед пять десятков единообразно одетых и вооруженных воинов в округлых шлемах на головах. Берега реки огласило громовое, выкрикнутое хором приветствие.
        В ответ им кричали с другой стороны реки, приветственно размахивая руками, две сотни эстской дружины. Кусты вокруг речного русла колыхнулись, из них и из окружающего реку леса вышло еще около двух сотен вирумцев с луками и копьями, оглашая окрестности своими радостными приветственными криками.
        - Переходить сюда, друзья, тут брод и мелко, - улыбнулся Каиро. - Просим простить за такой прием, у нас здесь неспокойно, мы все время ждать к себе непрошеный гость.
        Через несколько минут после теплой встречи у реки объединенная колонна союзников пошла по перелескам в южную сторону.
        - Немцы много ходить малый и большой отряд, - объяснял вождь. - Не так я сказать, - покачал он головой. - Немцы ходить мало, но много ходить их союзники из племя Ливы и Латгаллы. Они нападать на наши селения, уводить людей и угонять скот. Непогода и так не дать нам урожай, а тут еще набегать этот враг. И с севера тоже приходить отряды данов с предатели из береговых эстов. Они тоже нас грабить. - Он посмотрел с на русского. - А Новий город дружить с данами. - И он покачал укоризненно головой. - Вы говорить, что даны не будут нападать на вирумаа, но это совсем не так.
        - С крестоносцами мы будем воевать, друг, и совсем скоро они не будут так свободно гулять по этим землям. А вот с данами… - И Варун поморщился. - Тут, конечно, все гораздо сложнее. Они пока что состоят в союзниках у новой власти Новгорода. Я в посольские дела особо не лезу, Каиро. Мое дело воинское, ты же сам знаешь. И те пять десятков, которые идут к вам, умеют хорошо воевать против бронных воинов. Вот это и есть наш тебе ответ на все твои вопросы. Положите вы тут в своих лесах несколько сотен их латников, а уж остальные просто так потом не будут сюда хаживать.

* * *
        С утра немного прояснилось. На большой поляне стояло городище эстов. Было оно обнесено частоколом из высоких, заостренных сверху бревен с выстроенными изнутри стен навесами и мостками для обороны и для стрелкового боя. Лишь несколько голов воинов виднелось наверху частокола. Все население этого городища и нескольких соседних селищ из восточного племени эстов Вирумаа присутствовало на торжественной встречи союзников и своих соотечественников, которые прибыли из далекой «Руссии».
        - Небо благоволит нам, люди, тучи расходятся! Великий старый отец Уку послал нам свой сигнал! - И верховный жрец Меелис протянул обе руки в сторону выглянувшего из-за туч солнца. - Идемте, дети мои, мы должны принести жертвы в священной роще. Пусть за мной, впереди всех, идут пять десятков наших воинов, вернувшихся сегодня на родную землю!
        Ликующая толпа подалась в сторону, и в голову колонны вышло четыре десятка молодых эстов. Десяток же их стоял отдельной группкой возле новгородской сотни.
        - Калле, Неемо, Улло! Парни, а ну-ка быстрее догоняйте всех остальных, вы что отстаете?! - Каиро призывно махнул рукой, сам пристраиваясь к нескольким вождям и старейшинам в голову праздничной колонны.
        - Прости, вождь, но мы не сможем идти с вами! - ответил за всех самый высокий и авторитетный Неемо.
        - Что это значит - не можете? Вы что, уже изрядно медов успели сегодня отпить, и вас теперь ноги по этой тропе не несут? Давайте, вставайте скорее, не задерживайте весь народ!
        Со всех сторон уже слышались шиканье и окрики соплеменников, призывающих к себе отстающих.
        - Мы не сможем никогда больше присутствовать на этих обрядах. Просим прощения у тебя, вождь, и у всех наших родичей, что держим вас здесь и не сказали об этом вам ранее. Но нам, принявшим святой крест, теперь нет дороги на языческое капище. - И Неемо, достав с груди медный крестик, на глазах у всех присутствующих его поцеловал. Вслед за ним то же самое сделали и те девять воинов, что стояли с ним по соседству.
        Из толпы эстов раздался общий вздох, она резко колыхнулась и замерла. Над поляной повисла гробовая тишина. Только где-то захныкал ребенок, но и его плач вскоре стих.
        Из головы процессии в сторону христианского десятка эстов вышел седой длиннобородый жрец с резным посохом. Он строго и внимательно оглядел стоящих перед ними из-под своих кустистых белых бровей.
        - Вы этого хотели, посылая наших людей, кровь нашего рода, в чужую землю?! - Он обернулся в сторону вождей, потрясая деревяшкой. - Вам мало того, что наши люди гибнут под мечами завоевателей с запада, с севера и юга, так теперь уже и с востока забирают к себе их души?!
        Как-то незаметно и исподволь вокруг русских и десятка эстов начал образовываться круг из воинов с обнаженными мечами и копьями. Все это сейчас происходило совершенно молча. И вот они уже стояли, окруженные пятью сотнями воинов, а еще дальше за ними начала колыхаться огромная толпа народа.
        - Мы не будем воевать со своими братьями, о, великий жрец! - Широкоплечий здоровяк Хенно вышел вместе с четырьмя десятками молодых эстов из общий толпы и встал между кругом из эстов и новгородцами. - Пусть мы не приняли христианский крест в Руссии и остались верны нашей вере, но для нас эти десять парней так и остаются братьями, а люди, кормившие и учившие нас весь этот год, навсегда останутся нашими друзьями. Если вы хотите убить их, то убивайте здесь же и сейчас сначала нас! - И он, отстегнув с пояса меч, положил его перед собой рядом с большим овальным щитом.
        Момент воистину был критическим, стоило кому-нибудь выкрикнуть команду, кинуть камень или же метнуть копье, и тотчас пролилось бы много крови. Новгородская сотня выстроилась в плотное каре и, выставив щиты на внешнюю его сторону, ощетинилась мечами и копьями. Вдруг из той его стороны, что была обращена в сторону вождей и старейшин эстов, дрогнули и раздвинулись два центральных щита. Немолодой воин с многочисленными шрамами на резком обветренном лице неспешно вышел из ратной стенки, положил свой щит на землю, а поверх него еще и меч. Затем он немного постоял и отстегнул, сложив туда же, и свой округлый шлем. Так, простоволосым, с пустыми руками, он и сделал несколько шагов в сторону замершей эстской дружины, практически упершись грудью в острия выставленных копий.
        - Здесь только что говорили про кровь?! Что народ эстов обильно проливает ее под натиском с запада от крестоносцев и их союзников, с севера от данов и с юга от дерптцев? Что Вирумаа стонет от натиска многочисленных врагов, и что волны от вражеских нашествий вот-вот захлестнут ее?
        Но теперь у вас, люди Вирумаа, впервые появился союзник, который не словами, а делом готов помочь вам отстоять свободу. Который уже дал вам добрую долю с общей добычи в прошлом походе и отстоял вас от большого нашествия данов. Который обучил пять десятков ваших воинов бою против латников, вооружил их и дал им отменную броню. И пусть десять из них приняли у нас христианство, но это был их личный выбор, и после этого они не перестали быть эстами, готовыми биться за свою родину до последней капли крови.
        А теперь вы готовы пролить ее сами, убить своих детей и своих союзников, которые пришли к вам сюда как гости. И которые пользуются священным правом неприкосновенности! Ну так давайте, а я посмотрю с небес на то, что будет здесь с вами и с вашей землей, и уже очень скоро. Но перед этим попробуйте вначале возьмите мою жизнь, когда я буду защищать жизни этих десятерых эстов! - Варун кивнул в сторону христианского десятка, развернулся, и спокойно подойдя к лежащему на земле щиту, взял с него свой меч и надел на голову шлем. - Неемо, Калле и все остальные, к своим братьям встаньте, а мечи сложите здесь рядом с нами, и да не прольется здесь кровь от руки сородичей. Мы сами, если что, за вас тут постоим!
        Старейшины и жрецы с племенными вождями отошли в сторону и о чем-то долго между собой спорили. Наконец от их группы в сторону каре новгородцев направились Каиро и один из старейшин.
        - Вы есть наш гость и по древний закон гостеприимства ваша кровь не может быть пролита, - важно пробасил Каиро. - Вы есть наш союзник и просите здесь за людей нашего племени. Мы будем думать и держать совет, а потом дать вам ответ завтра утром. Сейчас всем вложить свой меч в ножны, и да не прольется ничья кровь!
        По толпе разнесся шепот облегчения. Копья из окружающего русское каре большого эстского круга дрогнули, и их жала опустились к земле. Понемногу все начали расходится.
        - Эх, Вэрун, Вэрун, какой ты хороший праздник сломать. Сейчас бы уже жареный бык есть и сладкий мед пить, - покачал головой вождь. - А теперь всю ночь думать, как не потерять благосклонность богов и не пролить ничья кровь.
        - Ну, это ничего, друг. Значит, у моих эстских друзей голова пока не будет затуманена хмельным, и они примут к утру мудрое решение, - пробурчал Варун. - Нам с вами еще общих врагов сгонять со всех этих земель, а не между собой ратиться!
        Ночевать русской сотне и десятку эстов предложили на большой поляне-выгоне перед самим городищем. За солнечный и ветреный день земля немного просохла, и воины были даже рады спать под открытым небом, а не в дымных избах за частоколом.
        - Так спокойнее, - подвел итог всем досужим разговорам о ночлеге Варун. - Хоть вирумцы и признали за нами право на гостевую неприкосновенность, однако поостеречься - это всегда гораздо лучше, чем остаться без башки. Кто его знает, чего там шепнет верховному жрецу их Уку или дух леса под дурманящий дымок. Так что все спим с оглядкой и под крепкой сторожей! О всяком движении в крепости или вокруг нее докладывать мне сразу же!
        Первая половина ночи прошла спокойно, а в третью ночную смену Варуна растолкал пластунский десятник Ростислав.
        - Фотич, минут пять назад в городище двое на лошадях с западной стороны прискакали. Покричали чевой-то там у ворот, им их сразу же открыли, а потом за частоколом большая суета началась. Вона, слышите, какой там шум стоит? Похоже, что эсты просыпаются.
        Действительно, над частоколом мелькали огни факелов, а из самого городища слышался все более усиливающийся шум.
        - Поднимай сотню! - отдал распоряжение командир. - Похоже, что-то худое случилось, неспроста здесь сейчас такая суета.
        Через несколько минут готовые к бою новгородцы выстроились у своей стоянки, а в ворота городища выскочил уже второй отряд конных воинов и ускакал в западном направлении.
        - Считай, что это вся конная рать у них из городища ушла, - поделился своим наблюдением с Варуном Мартын. - Два десятка ранее, и вот еще три только что выскочили. Все, теперича только лишь одни пешцы там внутри стен остались. И чего же там такое, как сам-то, старшой, думаешь? Нам-то теперь как быть, здеся оставаться или же в леса уходить?
        - А я вот сам лично про все сейчас и узнаю, - кивнул решительно ветеран. - Ты за меня тут пока, Андреевич, на старшинстве остаешься. Броню с себя не скидывайте и глядите все вокруг в оба глаза! Сторожко тут, в общем, держитесь, и лучше еще немного к лесу оттянитесь. Я скоро буду! - И он решительным шагом направился в сторону крепостных ворот.
        - С запада, со стороны Пярну, идет большой отряд в две тысячи копий из ливов, немцев из Риги и ордена меченосцев! А от озера Выртсъярв, с юга, движутся около семи или даже восьми сотен ревельцев с их вассалами угандийцами, - рассказывал Варуну озабоченный Каиро. - Меченосцы с ливами уже прошли земли соседних с нами племен Алемпоис и Ярваа, и разорив по пути два наших селища, сейчас встали на отдых. Они находятся отсюда в дневном переходе, и пока их путь проходит чуть севернее от нашего городища. А вот ревельцы движутся прямо на нас, и уже после полудня их можно будет ждать под этими стенами.
        - Да стены-то эти так себе, - покачал головой Варун. - Не сочти за издевку, Каиро, но за ними только ежели от малого набега укрыться. Не защита они супротив хорошо обученной воинской рати.
        - Даа, для сильной дружины они не преграда, - согласился походный вождь. - Но сковать на себе здесь находников, пока весь наш мирный житель будет уходить в скрытые за болотами леса, мы сможем. Наше счастье, что мы собрать здесь всю дружину племени и все свои воинские силы. В этом, похоже, нам вас нужно будет благодарить. Мы вначале ведь думать, что это враг к нам с востока идет, ну и встретили бы мы его своими пятью сотнями дружинных воинов. А тут вон оно что! Лишь бы эти два вражеских потока здесь у нас не объединились. Те, что идут с запада, такое чувство, как будто бы наши земли лишь вскользь проходят, а главный их путь уже дальше к северо-востоку лежит. Уж не на вашу ли Нарву они сейчас нацелились, Варун?
        - Все может быть, - покачал головой новгородец. - А по пути они ваши племена и рода разбивают. Помимо военной цели всегда ведь есть желание пограбить да пролить кровь у более слабого. Если посмотреть, как сейчас идут эти два больших отряда, то твои слова, Каиро, вполне даже могут оказаться правдой. С меченосцами мы, конечно же, совладать здесь не сможем, а вот ревельцам, вот тем можно будет очень даже хорошо пустить кровь.
        - Вы станете воевать с нами заодно? - Вождь внимательно посмотрел в глаза собеседника.
        Варун немного помолчал, додумывая какую-то свою мысль, и потом решительно кивнул головой:
        - Да, мы будем воевать здесь, ведь мы же союзники Каиро! Я надеюсь, ты про это не забыл?! Пойдем, поднимемся на ваши стены, вождь, и уже там вместе подумаем, как нам лучше будет встретить врага.
        Глава 5. Бой у городища
        - Вот оно, господин, главное городище вирумцев! - Вождь угандцев Иннар Кривобокий показал рукой на скрытое за высоким частоколом поселение. - Здесь у них старейшины и все племенные вожди. Тут же находятся амбары и хранилища с едой и со всем добром для большого торга. А вон там, у ручья, раскинулась священная дубовая роща, - показал он чуть в сторону. - В ней они в свои большие племенные праздники молятся Верховному Уку и другим божествам.
        - Ты говоришь, что их сборное войско составляет не более пяти сотен копий, более похожих на палки? И от них нам не придется ждать сильного сопротивления? - Епископ Дерптский и Леальский Герман строго посмотрел на своего вассала.
        - Да, господин, - подтвердил угандец. - Пять сотен своих воинов они могли собрать в дальний поход только лишь за седмицу. Мы не раз с ними уже ратились за спорные земли у озера Выртсъярв, и они даже со своими союзниками редко когда приходили туда более чем семью сотнями. Из оружия у них в основном лишь одни копья с луками, которые не страшны вашим закованным в броню воинам.
        Епископ оглядел выстроившихся за ним в колонну три сотни дерптцев и важно кивнул:
        - Не одни лишь сила и острота мечей да крепость стальной брони дают победу в битвах Иннар, а самое главное - это еще и правильная вера. Скоро семь лет уже, как ваши земли находятся под сенью креста, а твой народ все еще сопротивляется его принятию и продолжает справлять свои языческие обряды. Вы слишком долго испытываете мое терпение, вождь! Смотри, как бы опять не повторилось то, что уже однажды было с твоим народом после взятия нашими доблестными войсками русского Юрьева и казни их князя Вячко. Я ведь могу и не сдержать праведного гнева моих рыцарей и всех их людей. Помни всегда об этом, Иннар!
        - Я буду помнить, господин, - преклонил голову вождь угандийцев. - Все решится после этого похода. Если он окажется удачным и в наши хижины придет много добычи, то мне будет гораздо легче убедить своих людей принять латинскую веру.
        - Он будет удачным, а как же еще может быть иначе! - усмехнулся епископ и подозвал ближе к себе рыцаря: - Брат Леонард, тебе, как предводителю всех наших войск, поручается взять это пристанище язычников. Нужно сжечь его и вывезти оттуда все то, что представляет из себя хотя бы какую-нибудь ценность. С его жителями вы можете не церемониться. Я уже дважды предлагал этим диким вирумцам свое высокое покровительство после принятия ими латинской веры. Но эти глупые язычники до сих пор продолжают упорствовать. Так пусть же их постигнет сегодня самая суровая кара! На все это у тебя есть половина дня. Нам некогда здесь дольше задерживаться, потому что впереди ждет русская Нарва, и наше войско не должно отстать от западного Рижского.
        - Я возьму это бревенчатое недоразумение быстрее, чем вы сказали, Ваше Святейшество, - усмехнулся рыцарь. - У этих варваров здесь нет даже хорошего вала и рва, чтобы придержать под стенами штурмующих.
        - Так действуйте же брат Леонард. И примите мое благословение!

* * *
        Все складывалось так, как и предполагали нападавшие. Из-за стен городища слышались панические крики, а с его частокола высотой чуть больше роста двух мужчин летели в сторону атакующих стрелы. Впрочем, большого вреда они им не наносили. Спрятанные за большими щитами угандийцы все ближе подходили к городищу и лишь изредка падали, пораженные стрелками, на траву.
        - Сейчас наши лесовики под прикрытием своих стрелков перекинут лестницы на частокол, возьмут его часть, а дальше наши три спешенные сотни подойдут за их спинами поближе, поднимутся наверх и все доделают там внутри. - Рыцарь, командующий штурмом, махнул рукой, указывая своим помощникам место для развертывания. - Спешивайтесь и вот здесь стройте все наши сотни. Ждите мою команду, братья, нам осталось уже совсем не долго. Здесь нет смысла даже строить тараны или осадные укрытия, все и так уже очень скоро решится! Франц, оставайся со своей полусотней здесь. Вы будете охранять епископа, обоз и наших лошадей!

* * *
        Об частокол стукнули десятки наспех сколоченных из древесных вершин лестниц, и наверх полезла гомонящая рать угандийцев.
        - Вождь, дерптские сотни отошли от леса, еще немного, и они будут на расстояния полета стрелы! - доложился Лембит и ударил копьем в показавшегося из-за острия частокола врага. Хороший брони, кроме толстой суконной одежки да нашитых поверх нее роговых пластин, на нем не было, и железное жало вошло по самый черенок в человеческую плоть.
        - Рано! - выкрикнул Каиро. - Держимся пока здесь сами! Главное, не давайте ливам перемахнуть через стены! Сбрасывайте их всех вниз!
        Он махнул рукой, и три десятка защитников, разбитых попарно, с длинными рогатинами в руках начали спихивать и скидывать ими концы лестниц. Не каждой паре это удалось. Несколько человек пали на бревенчатый настил под ударами копий противника. Дюжина угандийцев уже перемахнула через стену частокола, и ожесточенный бой шел теперь на самом верхнем помосте.
        - Вперед! - выкрикнул команду рыцарь Леонард. - Наши лесовики уже наверху частокола и дожимают там вирумцев! На стены, братья!
        Три сотни немцев ринулись к городищу.
        - Дерптцы в копейном броске от стены, вождь! - выкрикнул Лембит, отбиваясь своим копьем от здоровенного угандийца с секирой.
        Над крепостью затрубил протяжно рог, и две с половиной сотни вирумских воинов, выскочив из-за ближайших хижин, ринулись с оглушительным ревом на стену, размахивая своим оружием. Те три десятка угандийцев, которые, закрепившись наверху, уже торжествовали победу, были ими изрублены, исколоты и сметены к подножию стены. А в подступавшие сотни немцев ударили в упор из луков и из четырех десятков арбалетов. Им на головы полетели заготовленные заранее бревна, булыжники и копья. В довершение всего через атакующие стальные ряды, расстраивая их, пронеслись назад те три сотни оставшихся в живых угандийцев, которые только что с таким яростным напором атаковали защитников городища.
        - Держать строй! Щиты вверх! Построение черепахой! - закричал командующий немцами рыцарь Леонард. Бам! Арбалетный болт пробил щит и впился ему в плечо. Рыцарь зарычал от сильной боли и резким рывком выдернул его из раны за торчащий наружу конец. - Вперед, братья! Во имя святого креста - вперед! Покажем язычникам нашу силу!
        Прикрывшись стеной щитов, три сотни латников, разбив каждую пополам, как шесть огромных черепах, медленно и грозно двинулись к стенам.
        - Хорошо идут, ярые эти немцы воины, - одобрительно пробормотал Варун, вглядываясь, как под прикрытием больших щитов на стену начали обратно выставлять только что недавно скинутые лестницы. То один, то другой атакующий падали у подножия частокола, но на их место тут же вставал другой.
        - Еще немного, еще немного, ждем, братцы! Придержи своих воинов, Айвар, если сейчас раньше времени ударим, то все, что так тщательно готовили, разом сорвем! Дайте им занять участок стены и втянуться во внутрь городища. Вот тогда по сигналу Каиро и мы ударим!
        Походный вождь вирумцев, стоявший во главе двух сотен своих воинов под прикрытием деревьев, нахмурившись, покачал с сомнением головой.
        - А если они всех там убить и успеть сжечь город? Как дальше ждать, когда там гибнуть наши братья?
        - Ждать, я сказал! Ждать! - зло рявкнул Варун. - Старейшины мне вас доверили, Айвар. А я лучше знаю, что нам сейчас нужно делать! Ждать, или вы все нам сейчас сорвете! - И, снизив тон, уже спокойно, словно бы уговаривая этого высокого и сильного воина, продолжил: - Второй день, как только дождя нет, вождь. Крыши у построек в вашем городище еще толком не успели даже просохнуть. Не загорится ничего. А Каиро, уж он-то вовсе не дурной, а весьма даже опытный воин. Не кинет он своих людей на железную стенку немцев, ему ведь только лишь на расстоянии их бить да вниз со стены спихивать! Обо всем ужо заранее у нас с ним уговор был!
        - Ждем твоей команды, Варун. - Айвар поднял вверх руку с растопыренной пятерней. - Я обещать Каиро слушать тебя, и я это сделать!

* * *
        Наконец, теряя у подножия частокола людей, немцы смогли установить дюжину лестниц, и по ним вверх устремились ручейки воинов, собираясь затем в единое целое на самом верху. Прямой сшибки с защитниками у них там не было. Все это время, осыпая их копьями, стрелами и арбалетными болтами на расстоянии, они затем отступили со стены в городище и били уже из-за хижин и сооруженных на улицах завалов. Немцы, спустившись с верхних мостков во внутрь городища, начали выстраиваться там в клинья и готовиться к уличным боям.
        - Внимание, дружина! - подал команду старший из новгородцев. - Сначала мы все бьем угандийцев. Они еще до конца в себя не пришли, вон, топчутся на поле, даже выстроиться не успели. Потом, как только их всех рассеем, отрезаем хвост немцам у стены и сверху расстреливаем их в городище.
        - Ваня! Как только мы здесь угандийцев разгоним, ты со своими тремя десятками забираешь весь обоз и коней. Все, братцы, к бою! Чую, вот-вот сейчас сигнал для нас из-за стен будет!
        И правда, не успел он это договорить, как со стороны городища раздался призывный рев рога.
        - Вперед! - Перекинув реечник за плечи, Варун обнажил свой меч и ринулся из кустов на поле. Вслед за ним выбежали сотня новгородцев и две с половиной - вирумцев. Они всесокрушающей лавиной разметали угандийцев и затем, не останавливаясь, ударили в тыл стоявшей возле стены и не успевшей перегруппироваться дерптской полусотне. Семь десятков мощных реечных самострелов выбили разом ее половину, а всех остальных изрубили уже мечами. Буквально через пару минут на верхних крепостных мостках были уже все три сотни атакующих, и в тыл заходящих во внутрь городища немецких клиньев ударили сверху болты и стрелы.
        Три десятка пластунов, отделившихся от основного войска, в это самое время били из реечников по охранной полусотне епископа. Первый же их залп уложил на землю старшего из находящихся здесь рыцарей и еще дюжину его латников. Второй залп самострелов остановил начавших свой разбег всадников, а оставшиеся в живых развернули своих коней и понеслись вслед за епископом и его свитой. Вслед им ударил третий залп, и еще несколько фигурок свалились вдали с коней. Обозные, не дожидаясь такой же участи для себя, неслись сломя голову в сторону леса.
        А в городище в это время шел бой. На тесных улочках между хижин окруженные со всех сторон немецкие клинья увязли в тягучем противостоянии с эстами. Противник, не желая вступать в ближнюю схватку с хорошо вооруженным и защищенным броней войском, старался бить на расстоянии метательными сулицами или колол врага длинными копьями. А сверху со всех сторон от стен летели стрелы и бронебойные болты.
        - Карл, бери три клина и прорубайся к воротам, или нам всем здесь конец! - прокричал Леонард. - Они перебьют скоро нас всех среди этих вонючих сараев! А мы прикроем вас с тыла!
        - И откуда у них тут только взялось столько мощных арбалетов?! - пробормотал с досадой рыцарь. Его пошатнуло от слабости, и господина придержали с боков его верные оруженосцы, прикрыв со всех сторон своими широкими щитами. Щелк! Болт ударил тому, что был слева от рыцаря, в голову и пробил его шлем.
        - Вперед к воротам, братья! - проревел команду огромный рыцарь, и полторы сотни немцев, резко развернувшись, словно железная лавина, ринулись, прорубаясь сквозь заслон эстов к воротам.
        - Фотич! Немцы развернули свои клинья и прут к выходу, - доложился Мартын. - Вирумцам их долго не удержать! Совсем скоро они будут здесь, у ворот!
        Варун огляделся вокруг, лихорадочно соображая, что же ему делать. Его взгляд остановился на тех двух башенках, что стояли на опорных столбах по бокам от входа.
        - Айвар! Айвар! - заорал он, перекрикивая шум боя. - Бери своих людей, подрубайте внутренние опоры у этих башен и завалите ворота! Чтобы никакого прохода здесь не было, ты меня понял?!
        Походный вождь эстов поглядел туда, куда ему указывал русский старшина, затем на немцев, прорубающихся ко входу, и понимающе кивнул головой.
        - Ростислав, сигнал: «Всем в стенку!».
        Загудел сигнальный рог, и напротив ворот головой к подступающим дерптцам выстроилась вся новгородская сотня. Вместе с ними встали в общий строй и те молодые эсты, что только недавно прошли воинское обучение в Андреевском. Две рати сошлись на узкой улочке, ведущей от центра городища к выходу. - Бум! Бум! Бум! - ударили в щиты жала копий.
        - Плотней строй! - прокричал Варун. - Держаться! Я сказал держать стенку!
        Немцы отчаянно напирали. Древки у копий были изрублены в минуту, и теперь в ход пошли мечи с боевыми секирами. Щит у Калле развалился от нескольких мощных ударов широкого лезвия, Матвей сдвинулся чуть вбок, прикрывая своим щитом товарища, и этим он немного открылся сам. Хрусть! Меч рыцаря прорубил руку русского воина, а вторым своим ударом он разрубил и его грудь, и тут же с другой стороны другой немец прикончил и совсем открытого эста.
        - Держать строй! - ревел Варун. - Плотней стенку держи, братцы!
        Русский заслон понемногу, шаг за шагом, теряя своих людей, начал подаваться назад. Вдруг позади них раздался громкий треск, и затем с оглушительным грохотом, перегораживая все подступы к выходу, рухнули обе надвратные башни.
        Секундной паузы хватило русскому командиру, чтобы оценить изменившуюся обстановку.
        - Самострелы, тоовсь! Первые три шеренги на колено, за щитами стоять! Стрелки поверх голов - бей! - И в замершие шеренги дерптцев ударила сотня мощных самострелов. Со стен их поддержали лучники эстов, а с боковых улочек и от хижин отовсюду в немцев летел град метательных копий, стрел и камней. Только недавно атакующие с такой яростью своего врага латники и сами оказались в западне. Все пути к отступлению с этого самого момента для них были теперь перекрыты.
        - Gib auf oder ihr werdet alle sterben! Wer sich aufgibt, dem wird Leben geschenkt! (Сдавайтесь, или вы все умрете! Сдавшимся будет дарована жизнь! - нем.) - прокричал из вражеского строя немолодой уже воин с резкими чертами лица.
        - Честь превыше всего, вперед, братья! - раздался возглас из клина, и сотня немцев ринулась на врага.
        - Первые две шеренги - бей! - скомандовал Мартын. Двадцать самострелов ударили в упор, выкашивая передовую шеренгу латников.
        - На колени, перезарядка! - опять рявкнул русский командир. - Вторые две шеренги - бей! Третьи две шеренги - бей! Бей! Бей! Бей!
        Рыцарь Карл лежал мертвый, пробитый двумя болтами. Рядом с ним, словно бы продолжая прикрывать своего господина, лежали и все его оруженосцы. Командующий дерптцами рыцарь Леонард потерял сознание от большой кровопотери в самом конце боя. Около сотни немцев сложили свои мечи к ногам в знак сдачи на милость победителей.
        - За хороший выкуп вернете их епископу, - кивнул в сторону пленных Варун. - Да там, среди них, более половины с сильными ранами. Едва ли треть из них эту седмицу переживет. Сколько вы людей своих потеряли, Каиро?
        Вождь эстов, обтирая кровь с рассеченной щеки, тяжело вздохнул:
        - Более сотни пало, друг, и два раза по столько же ранено. Тяжелый для нас этот победа. Но без вас мы все бы здесь погибнуть. И мы это очень хорошо понимать. Теперь у нас не быть к вам никаких ээ… недомолвок. Так это правильно называться по-русски? Мы будем справлять тризну по всем погибшим!

* * *
        Вечером у священной рощи пылали огромные погребальные костры. К своим богам в их жарком пламени уходили души язычников.
        Неподалеку отпевали и прощались с павшими по христианскому обряду.
        - Это вам от моего командира, вождь, за ваших людей, принявших у нас крещение! Откупными это язык никак не повернется назвать. Так что считайте все подарком! - Варун показал рукой на освещенный пламенем круг. Перед большим костром лежали, поблескивая, десять стальных, двойного крепкого плетения кольчуг. Рядом с ними находились вложенные в ножны мечи, округлые, с кольчужной бармицей шлемы и самострелы со способом натяжения типа «Самсонов пояс».
        - Здесь десять, Варун. А ты уводить обратно тех восемь эстов, что приняли у вас веру Христа. Двое из десять этих людей пасть в битва? - И Каиро вопросительно посмотрел на русского.
        - Мы с тобой не торгаши, вождь, а воины. Мне было велено вам передать все это сполна, вот я и исполняю приказ, - нахмурившись, произнес русский командир. - А наш с вами союз вновь скрепляется кровью, и теперь уже здесь, на вашей исконной земле эстов.
        - Да, мы будем всегда помнить те десять ваших воинов, павших при защите наш дом, - тихо произнес воевода эстов. - Их могилы возле священной рощи будут всегда с цветами, если уж вы не разрешать их кропить кровью жертвенных животных. И передайте вашему вождю, воевода, эсты всегда откликнутся на его зов. А по поводу своя доля добыча и выкупа с пленный не переживать. Честная половина ее прийти в Нарва санным путем, когда зимой встанут реки. Туда же мы пригнать и половину из всех захваченных лошадей.
        - Я передам, - кивнул Варун. - За добычу не беспокоюсь. Когда будете отправлять караван в нашу крепость, можете посылать с ним свои товары и съестное для торга. И вам с того хорошо, и нашему гарнизону все какое-никакое, а послабление будет. Через неделю, когда немного подживут раны у моих двоих, мы уходим к Нарве. Думаю, что там тоже совсем скоро будет очень жарко! И прошу оставить на излечение моих троих сильно раненных воинов. Им пару месяцев нужно лежать, а дорогу сейчас они не перенесут. Доставите их караваном в нашу крепость?
        - Ты можешь не беспокоиться за них, - кивнул вождь. - Мы все сделать так, как ты сейчас сказать. И мои люди проводить вас до Нарвы, Варун. Пойдем на тризну к нашим людям, посмотри, они уже все сидят в одном общем кругу!
        Глава 6. С наскока
        Мелкий дождик накрапывал всю ночь. Кутаясь в длинный кожаный плащ, Митяй вздохнул и вышел из-под навеса. Ему нужно будет опять пройти эти пять десятков шагов до того места, где он встретится с Мараткой. А там можно будет немного постоять вместе да переговорить несколько минут и уже затем, развернувшись, идти обратно эти сто шагов под холодным дождем, до того самого места, где начинается обходной участок Оськи. Там они потолкаются с ним, перекинутся парой фраз и опять пошлепают каждый под свой навес. И вот так всю свою ночную долгую вахту. Но главное - это нужно слушать, вглядываться в окружающую крепость темень и даже принюхиваться к любому запаху, долетающему на эту стену от внешнего мира.
        Как же здесь скучно! Вот уже второй месяц все время одно и то же. То ли дело служба у тех трех десятков пластунов, что были закреплены за Нарвой. У них была своя жизнь, полная опасностей и трудностей, но главное, в ней было много интересной воинской работы. Лешаки по какому-то своему внутреннему распорядку ныряли под лесной полог днем или же спускались по веревкам со стен и растворялись затем в ночной темени. А затем они пропадали где-то по несколько суток и возвращались уже назад - худые, мокрые и замерзшие. Но как же горели жизнью их глаза! Даа, это не то, что вот здесь, на этих сырых стенах, выхаживать туда-сюда долгие и скучные версты!
        Митяй уже подходил к своему другу, когда его настороженное и привыкшее к однотонному шуму дождя ухо вдруг выделило какой-то подозрительный звук с той, внешней стороны крепости.
        - Марат, ты ничего случаем не слышал, вроде как шуманул там кто-то?
        - Да тихо ты! - шикнул на него берендей. - Сам уже давно вслушаюсь, а тут ты шлепаешь, словно бы гусь лапчатый! Все понимание мне теперь перебил!
        Парни, встав рядом, настороженно вглядывались в темноту. Наконец до них опять донесся какой-то посторонний звук.
        - Ну точно кто-то там есть, вон как вода под ногами хлюпает, - прошептал Митяй. - Давай-ка факел запаливай, а я самострел изготовлю и свистульку. Если что, сразу из него бью, и сигнал тревоги подам!
        - Братцы, тихо! Не пали факел! - вдруг донесся глухой возглас снизу. - Архип это, десятник от пластунов.
        - Заветное слово говори! - крикнул Марат. - А ну быстро, иначе стреляем!
        - Торжок! - донеслось от подножия стены. - Тихо вы! Не шумите только, немец совсем рядом, выдадите нас всех! Веревку мне сюда бросайте!
        Вниз полетел толстый пеньковый канат с навязанными на нем узлами, и через несколько ударов сердца на крепостной парапет перевалился со стены первый пластун.
        - Тихо, тихо, паря, самострел убери, не дай бог стрельнет ненароком! - проворчал, выдыхая в изнеможении, первый «лешак». А вслед за ним начали перебираться вовнутрь крепости и все остальные воины из пластунского десятка.
        - Молодцы, парни, сторожко свою караульную службу несете, - похвалил их пластунский командир, поднявшись на стену последним. - В пяти стрелищах от крепости, в лесу, стоит передовая конная сотня немцев, вернее, их союзников, то ли из ливов, то ли из латгаллов, точно мы уже не смогли разглядеть. Похоже, что ждут они подхода остального своего воинства. Вот подойдут еще несколько сотен и вполне даже могут попытаться ночным штурмом нашу спящую крепость взять. До рассвета еще пара, а то и тройка часов есть, вокруг пасмурно, сонно, луна тучами закрыта, как раз самое удачное время для нападения будет. Так что стойте здесь тихонько, так, чтобы их не спугнуть, и готовьтесь к бою, а я на доклад к начальству.
        - Братцы, отдышитесь и вставайте у стены, - прошептал он уже своим пластунам. - Вот тут, напротив леса, самое удобное место для ночного налета у вражины. Час времени у нас точно еще есть, а там скоро и все наши уже наготове будут.
        Вскоре изнутри крепости послышался глухой шум, заскрипели ступени и половицы лестничных переходов, и из башен на крепостной верхний боевой ход выбежали первые десятки крепостной рати. Воины, молча, занимали свои места вдоль стены. Заскрипели дуги взводимых самострелов, у кого-то что-то со звоном свалилось на бревна пола, и на него зашикало сразу несколько голосов. За спинами у стрелков пробежали люди с охапками факелов, раздавая их изготовившимся к бою.
        - Всем стоять молча! Ждать общего сигнала! - послышались глухие команды ответственных за оборону своих участков стены сотников.
        - Как думаешь, скоро эти полезут? - Петр чуть ослабил натяжение ролика у своего реечного самострела.
        - Не знаю, брат, - пожал плечами Митька. - Так-то должны бы уже, ежели подумать. Все-таки рассвет совсем близко. Сам ведь знаешь, сейчас самое время для ночного штурма.
        Небо начало чуть-чуть сереть с восточной, русской стороны неба. И из густых предрассветных сумерек послышались еле слышные даже для чуткого уха звуки.
        - Кажись, идут! - прошептал Митяй и, перехватив поудобнее факел, достал из внутреннего кармашка кресало с кремнем и сухой трут. Шум внизу становился все явственней. И вскоре из него можно уже было выделить позвякивание стали, глухие удары дерева и топот множества ног.
        Со стороны воротной башни вдруг ушла в небо огненная яркая стрела и раздался густой рев сигнального рога.
        - Факела бросай! - послышалась команда крепостных сотников, и Митяй стукнул несколько раз кресалом о камень. Сноп искр ударил в трут, и после несколько дуновений он занялся огнем. Факел, пропитанный смолой, скипидаром и маслом, вспыхнул ярким пламенем и через три удара сердца вылетел вместе с сотней таких же, как и он, вниз. - Дун! Дун! - ударили два онагра, выбрасывая свои зажигательные снаряды. Яркие огненные вспышки осветили подступы к крепости и густую толпу атакующих. Они, ослепленные ярким светом факелов и разрывами снарядов, замерли на месте, прикрывая руками глаза. Несколько сотен вражеских воинов с навязанными лестницами стояли всего в сотне шагов от крепости!
        - Бей! - раздалась общая команда, и Митька выжал спусковой крючок своего реечника. Толпа внизу, поняв, что она обнаружена, взревела и ринулась к крепостным стенам.
        - В сторону! - Ратник из псковичей чуть оттолкнул плечом перезаряжавшегося андреевца и, натянув лук, выпустил вниз стрелу. - Получайте! - И еще одна оперенная смерть ушла вслед первой.
        - Дай, дядька! - Митяй выглянул из-за зубчатого защитного выступа парапета и, выбрав свою цель - здоровенного воина в бронном доспехе и со щитом, - выжал спуск самострела. Тяжелый граненый болт сорвался с направляющих, и показалось даже, что он расслышал его стук о щит и звон пробитого доспеха.
        - А ну дай теперь я! - И лучник выпустил вниз одну за другой три стрелы. Раздался глухой стук, и рядом с его плечом в деревянный зубец стены ударила вражеская.
        - Ох, е-мое, вот злыдень! - выругался пскович. - Чуток левее бы, и ага, чуть дыру мне не сделал! Осторожнее высовывайся, паря, тама лезущих на стену свои стрелки лучники прикрывают!
        - Дун, дун! - ударили о край стены две первые приставленные снизу лестницы.
        - Поберегиись! - Четверо мужиков подтащили бревно и перевалили его с парапета вниз. Оно со стуком упало на лестницу, свернуло ее и уже лезущих по ней вверх воинов. Раздался истошный вой, перекосившаяся лестница хрустнула и рухнула к подножию крепости. А с соседней уже показалась голова первого атакующего, размахивающего своим мечом.
        Бум! С расстояния десяти шаговболт Оськи пробил его кольчугу, и тело мечника рухнуло вниз.
        - А ну-ка, поднажми! - проревели два мужика, с натугой отталкивая лесины лестницы огромной рогатиной.
        - Уходит вражина! - крикнул Малюта. - Самострелами их бейте, братцы! Орудийщики, а ну-ка добавьте огонька, за сто шагов от стен уже ни зги не видно!
        - Сейчас сделаем, старшой! Подожди маненько! - Командир расчета онагра подложил два больших клина под его передние опоры и поднял наводку своего орудия. А трое его сподручных в это самое время накручивали торсион рычагами. - Зажигательную сюда! Бы-ыстро!
        Двое заряжающих достали из деревянного ящика с нарисованной на нем желтой полосой полуторапудовый снаряд и вложили его в кожеток пращи онагра. Григорий подбежал к снаряду и, прикинув на глаз, отрезал половину его фитиля. - Поджигай, как раз оно будет! - Фитиль с шипением занялся, и огонек побежал по шнуру к бомбе. - Бей!
        В двух сотнях шагов от крепости на высоте роста трех взрослых мужиков сверкнуло яркое пламя, раздался взрыв, и во все стороны, освещая крепостные подступы, брызнула горящая горючая смесь.
        - Щелк! Щелк! Щелк! - частили самострелы со стен, спеша прицельно посылать свои болты, а вслед первому онагру свой зажигательный снаряд послал и второй.
        Через пару минут по парапету крепости разнеслась команда: «Стрельбу прекратить! Всем смотреться!»
        На южной стене, подвергшейся ночной атаке, стрелами врага было убито двое и ранено пять человек. Штурмующие же понесли потери несоизмеримо больше оборонявшихся. Когда совсем рассвело, стали видны все последствия боя. Внизу, возле стен, лежало более полутора сотни трупов. Множество раненых или покалеченных оглашали своими криками и стонами окрестности.
        - Такое чувство, что эти русские нас тут ждали, Дитрих! - кивнул рыцарь с красным крестом и мечом на одежде. - Может, их успели предупредить о подходе?
        - С нашими ливами и предупреждения никакого не нужно, Готфрид, - покачал головой другой меченосец. - Они шумят как свиньи! Одно слово - грязные язычники, хотя и показывают приверженность нашей вере. Мы двигались сюда очень быстро, не могла весть о нас прилететь сюда до нашего подхода. Жаль, что не удалось сегодня взять Нарву с ходу. Теперь просто так этих русских отсюда уже не сковырнуть. Придется ждать подхода дерптцев с юга и строить осадные устройства. И откуда у них здесь столько самострелов и дальнобойных машин? Такое чувство, как будто бы я снова побывал в той битве под Раквере, где эти новгородцы били в нас с неба горшками с огнем и разили железными обрезками. Страшные те воспоминания, брат! - И он передернул плечами.
        - Раймунд, иди к людям и передай, чтобы они отходили в лес и начинали там готовить осадные припасы! Пусть делают много больших щитов, лестниц и таранов и начинают строить основу хотя бы для пары простейших осадных башен. Про фашины тоже пусть не забудут, если не завалить ими ров перед крепостью, то на стены придется только лишь с одними лестницами опять лезть! Осберт, а ты бери три десятка наших сержантов и сотню ливов, скачите в южную сторону, найдите там дерптцев и подгоните их. Иначе они еще неделю будут ползти по лесам и болотам к Нарве. У нас слишком мало припасов, чтобы здесь долго торчать. Знали бы, что так все выйдет с этим ночным штурмом, разорили бы все земли эстов по пути. А там хоть и до зимних холодов можно было бы стоять в долгой осаде!

* * *
        - Врешь, не уйдешь, - пробормотал Митяй, выцеливая всадника со значком на поднятой вверх пике. Щелк! Реечник заметно тряхнуло, а в двух сотнях шагов от крепостной стены выпало на землю пробитое болтом тело.
        - Все, остальные туда проскочили, - вздохнул с сожалением Оська. - Ну ничего, из пары сотен мы их тут точно десятка три приземлили. И чего это они вот ночи не дождались? В темноте бы вообще незаметно на это подворье у речной пристани проскочили.
        - Видать, торопятся, спешат очень, - усмехнулся Петька, дотягивая ролик перезарядки. - Да и чего им три этих десятка, когда в этих сотнях едва ли полный десяток из самих немцев был. А то ведь все больше там ливы скакали. Ну я, во всяком случае, только одного лишь разглядел, того, которого своим вторым выстрелом с коня сбил.
        - Гриша! Григорий! А ну, милок, выглянь-ка сюда! - На стене возле воротной башни стоял сам комендант крепости. - Ты до гостевого дворища хорошо ли из своего онагра достанешь?
        Командир камнемета оценивающе прикинул расстояние до речной пристани и до стоявшего возле него огороженного частоколом участка с несколькими избами и амбарами.
        - Дык в аккурат я туды бомбу докину, Захарий Игнатьевич! Даже и не сомневайся! Правда, на излете она уже, конечно, будет, но попасть все одно я во двор попаду. Чего нам, начинать, что ли, уже?
        - Да нет, Гриш, ты погоди пока. - Комендант внимательно оглядывал окрестности. - Все остальные у них там по лесам осадной припас для штурма ладят, и близко к нашим стенам они не подходят пока. Им неделя времени точно тут понадобится для такой вот подготовки. Вот и пущай эти здесь пока под нашим прицелом посидят, у нас-то вон самострельщики хорошо их отсюда прореживают. А ты бы лучше свои бонбы энти пока поберег. Не так уж их и много у нас. Да и сырое ведь все дерево нонче. Дожжи ведь постоянно с самой весны еще идут, какой уже день у нас здесь никакого просвета нет. Эдак и все их придется потратить, пока мы энтот самый гостиный двор спалим. А ты вот камешки пока покидай, чтобы и самому без дела не скучать, да и этих тоже можно маненько тревожить. Камешков-то у нас здесь много, и нечего нам их беречь.
        Три дня шла перестрелка с гостиным двором. Правда, стрелы оттуда долетали до стен уже на излете, и никакого вреда для крепостной рати от них не было. А вот ливы потеряли не один уже десяток от самострелов реечников, «скорпионов» и от ближайшего онагра русских. Сидели они теперь среди разбитых камнями хижин и носа старались не высовывать.
        - Захар Игнатьевич, поди-ка сюда, вроде как посольские к нам скачут! - пробасил сотник Малюта, сам вглядываясь в сторону леса.
        От опушки отъехало около десятка верхоконных, над ними развевались знамена ордена меченосцев и епископа Рижского. Впереди всех скакал воин в рыцарском облачении, а рядом с ним следовал всадник с большой зеленой веткой.
        - Ага, вон сподручный у рыцаря как здоровой сосновой лапой намахивает, - кивнул в их сторону комендант. - Передай по стенам, Будаевич, - в переговорщиков не стрелять. Послушаем пока, чего это там немчура от нас хочет. Небось сдачи на их милость затребует да наобещает еще с три короба! Ну вот мы и поглядим!
        В ста шагах от крепости вся конная процессия остановилась, прогудел призывно рожок, и вперед выехал рыцарь с толмачом:
        - Предводитель объединенного войска ордена меченосцев и рижского епископства рыцарь Дитрих Благочестивый приветствует коменданта крепости Нарва! Здесь ли он сам? Пусть отзовется!
        - Здесь я! Где уж мне быть-то нонче, как не на этих стенах?! Захарием меня кличут! - отозвался со стены русский комендант. - Здоровья пожелать я тебе не могу, рыцарь, ибо незваным гостем с мечом ко мне и к моим людям ты пришел! Поэтому желаю я тебе доброго дня, Дитрих, и еще хорошей погоды. Чтобы обратный путь твой к Риге был бы быстрым, и ничего бы не удерживало тебя на побережье Нарвского залива!
        Толмач, как видно, перевел дословно ответ русского своему господину, и здоровенный рыцарь громко захохотал в своем большом горшкообразном шлеме. Затем он приподнял на нем забрало и, продолжая смеяться, посмотрел, задрав голову, на своего собеседника.
        - Захарья, или как там тебя по-русски?! - закричал он густым басом. - Под моим началом, кроме братьев меченосцев с их людьми, сейчас есть еще и люди из войска епископа Рижского, а кроме того, наши многочисленные союзники из балтского племени ливов! Всего в нескольких верстах отсюда прямо к нам движется войско из Дерпта, и совсем скоро оно уже будет здесь. Неужели ты думаешь, что столько много вооруженных людей теперь вот так просто отсюда уйдут?! Вон, погляди, у леса готовится осадной припас для предстоящего штурма. Совсем скоро под этими стенами будет уже три тысячи воинов, и с прибытием злых на вас дерптцев мне будет очень трудно удержать их от того, чтобы не умертвить вас всех, как это и было уже в прошлый раз при захвате Нарвы! Неужели вы надеетесь отсидеться за ее стенами со своими жалкими сотнями псковских мужиков?! Я вижу в тебе воина, Захарья, и мое к тебе предложение такое - уводи отсюда своих людей, пока они еще все живы! Этим ты спасешь и их, и себя от страшной смерти. Обещаю, что никто их не тронет, и они смогут уйти в сторону ижорских земель со своим личным оружием. В противном случае
вы все обречены. Сколько времени тебе нужно для раздумья?
        Комендант немного помолчал, как видно, подбирая веские слова для ответа, и кивнул своему толмачу.
        - Переводи, Егорий! Дословно все доноси! Все, как я сейчас скажу, чтобы ты до этого рыцаря довел! - и приподнялся на приступок стены повыше, чтобы его лучше было видно всем немцам. - Посмотри на эти крепостные подступы, славный рыцарь Дитрих, они усеяны телами твоих людей! А до тебя, наверное, уже доносится и смрад от всех этих трупов, и это в холодную и сырую погоду нынешнего лета! Полторы сотни легло их уже под этими стенами четыре дня назад при прошлом вашем штурме, и ни ты, ни твои люди даже не позаботились обо всех этих страдальцах. Как можно верить тебе в милосердии для совершенно чужих людей, когда ты и к своим-то относишься гораздо хуже, чем к какой-то скотине?! Ответь мне! Нарва уже была взята войсками латинян в прошлом году при ее слабом гарнизоне, и все, кто попал тогда в ваши руки, были преданы самой лютой смерти. Мы этого вам не забыли и не простили. Те оставшиеся жалкие десятки немецкого гарнизона, что избежали тогда смерти, были нами отпущены и, наверное, рассказали всем вам о своей участи в крепости. Теперь, на этом самом месте, ты видишь новую Нарву, выстроенную русскими руками и
с ее нынешним крепким воинским гарнизоном. И сколько бы тысяч ты или кто либо другой не привел бы сюда, под ее стены, теперь ее уже точно не взять! Запомни, Дитрих, русская земля и русская твердыня, политая нашей кровью, навсегда останется теперь за моим народом. И мой тебе добрый совет - уводи поскорее отсюда своих людей, пока они еще живы! Да и вообще, спешите уйти к себе в Германию, ибо совсем скоро мы придем за вами и в Ригу, и в Дерпт. Запомни мои слова, Дитрих, передай своим и жди нас!
        Немецкий толмач закончил свой перевод, и над крепостными предместьями повисла пауза. Наконец рыцарь резко опустил забрало шлема, выхватил из ножен свой меч и, махнув им в сторону надвратной башни, что-то глухо проревел. Переговорщики развернули коней и, разбрызгивая грязь, ускакали галопом к лесу.
        - Чего он там промычал-то, Егорка, все ли сумел расслышать?
        - Дык не все я разобрал, Захар Игнатьевич, - почесал бородку толмач. - И чего вот он из своева котелка там ревел, когда можно было бы по-человечьи разумно свое слово молвить? Видать, все же маненько обиделся он на эту вот вашу речь. Чего-то он про то, что мы обо всем здесь пожалеем и что всем нам теперь конец, что ли, прокричал. Ну и еще что-то там про каких-то свиней грязных, русских. Поди, ругался он, что ли, вот так на нас?
        - Угу, пожалеем мы обо всем, значит, - хмыкнул комендант, спускаясь с башни. - Ну, поглядим, поглядим, кто из нас раньше пожалеет. Мы-то здесь за стенами со всем припасом сидим, а они вон в сыром лесу там толкутся. Поглядим! - И направился в сторону детинца.
        Глава 7. Бой в лесу
        Русская сотня шла на северо-восток тем же путем, что и десять дней назад, преодолевая вышедшие из берегов ручьи и реки, обходя стороной залитые водой низины и болота. Дозорную службу с андреевцами делили и те три десятка эстов из вирумской дружины, что были посланы вместе со своими союзниками в Нарву их вождем.
        - И этот путь у вас называется хорошей дорогой, Айвар? - поддел старшего из эстов Варун. - А потом ты обижаешься, когда мы вас чудью зовем.
        - Я не виноват, что так много льется вода с… таевас, - и он показал рукой на небо. - В другой год тут идти хорошо. Брод через реки везде есть. Лес вокруг быть сухой. Похоже, люди сильно прогневить Укко. Но ничего, скоро будет хороший место для наш ночлег.
        До сумерек оставался какой-то час, и уже следовало побеспокоиться об отдыхе.
        - Впереди речка, а дальше за тем лесом холм, и там быть сухо, - произнес медленно, выбирая слова, походный вождь эстов, оглядывая из-под руки окрестности. - Да, совсем немного идти осталось. Вон уже видно кусты у той реки, а брод немного в лево.
        - Ну так пошлем вперед большой дальний дозор, пущай оглядят там окрестности у этого холма, а ежели вокруг все спокойно, так и дров посветлу начинают готовить? - предложил Варун и, увидев согласный кивок Айвара, подозвал к себе старшего из пластунов. - Мартын, бери пару десятков пошустрее, пробегитесь вперед, пока еще здесь светло, Айвар говорит, что вон там, левее, есть брод через речку, а за тем лесом холмик удобный для ночной стоянки.
        - Ясно, Фотич, сделаем, - кивнул ветеран и махнул Ване Изборскому с Ростиславом. - Робята, а ну за мной со своими десятками!
        Айвар что-то тоже крикнул своим людям, и вслед за русскими к реке побежал и десяток эстов.
        Назар с Тиуру, проскочив сырой низинный лес, по привычке внимательно оглядели подступы к холму и, выскочив из-за большого куста, пригнувшись, побежали вверх по склону. Трава и лесная подстилка из прошлогодней, не успевшей еще перегнить листвы были сырыми и хорошо скрадывали мягкие шаги разведчиков. Еще немного, и скоро покажется пологая вершина холма, а там уже можно будет отдышаться.
        Людей впереди себя они услышали всего лишь на несколько ударов сердца раньше, чем те их. Кто-то, спускаясь вниз по склону, как видно, неловко оступился и случайно задел за ветку крушины. Пластуны резко присели на корточки и замерли за раскидистым кустом орешника. В руках у них уже были короткие пластунские мечи и швырковые ножи. Назар прижал к губам палец, показал Тиуру три и указал на куст чуть левее него. Карел махнул головой, показывая, что он все понял, и бесшумно сдвинулся на два шага влево. Вполне возможно, что впереди были свои, чуть опередившие их передовой дозор. Только вот как это они могли сделать, когда все выдвинулись вперед в одно и то же время? Все это было очень странно, и потому следовало поостеречься! Три человеческих силуэта вышли из-за кустов и двинулись вниз по склону. Это были не люди из их отряда! Чужие! И держались они в лесу явно настороженно. Путь этой троицы лежал шагах в семи от того места, где затаились пластуны. Еще пара ударов сердца, и они обязательно их заметят, а если это враги, то они подадут сигнал для своих! Все это в одно мгновение пронеслось у старшего
дозора, и он принял решение, чуть приподняв руку со швырковым ножом. Тиуру сделал то же самое, и когда троица вышла на прямой открытый участок, два ножа резко вылетели в их сторону. На земле катались два тела, Назар, перехватив коренастого воина захватом за шею, что есть мочи сдавливал его своими локтями и не давал ему возможности закричать. Противнику, как видно, не хватало дыхания, и он, извиваясь, только лишь хрипел. В трех шагах от них лежал тяжело раненный швырковым ножом в шею, Тиуру быстро добил его и подскочил к борющимся.
        - Живым, - просипел с натугой Назар, и карел ударил противника оголовьем меча.
        - Ох, и крепкий же, зараза! - глухо выругался пластун, выдыхая в изнеможении воздух. - Не нашумели мы с тобой?
        - Нет, лес сильно заросший, за два десятка шагов такой шум хорошо скрадывает, - покачал головой карел, внимательно оглядываясь вокруг. Чуть правее и сзади них качнулся куст, и он сдернул со спины самострел.
        - Тихо, Тиуру, тихо, свои! - раздался негромкий выкрик, и в десятке шагов от молодого пластуна из-за ствола дерева показалась фигура десятника Ростислава. - Что у вас тут? - Он подбежал к месту схватки с парой своих пластунов и оглядел всю открывшуюся ему картину быстрым взглядом. - Ого! Вот так даа! Языка выносите к нашим сами, а мы тут пока приберем все, что сможем, да оглядимся. Для всех общая тревога! - И он засвистел, зачвикал условный сигнал голосом черного дрозда.
        - Это не эст, - покачал головой Айвар. - Посмотрите на его одежду и на обережные знаки. Он воин из племени ливов. Я видеть таких раньше, они набегали на нас два года назад. И в прошлом году в битве при Ракверре, неужели вы их сами того не запомнить?
        - Да откуда?! - пожал плечами Мартын. - Для нас-то они все похожие. Это вы их здесь хоть как-то вон различаете. Отливаю я его, что ли, Фотич? Времени с ним возиться, у нас вообще сейчас нет. Видать, из дозора они были, а значит, и сам их отряд совсем рядом с нами. А ну как спохватятся они этих троих?
        - Давай, лей, Андреевич, - кивнул Варун, и на голову «языка» выплеснули воду из кожаного ведра. Тот замычал, закашлялся и открыл глаза.
        Через несколько минут на основной отряд, расположившийся за речкой, выскочил десяток пластунов во главе с Ростиславом.
        - Варун Фотич, на тот холм, где мы хотели на ночевку вставать, зашло около сотни чужих воинов, - докладывал десятник. - Разглядели мы там троих в рыцарском облачении и в латах, а вокруг них одетые попроще вертятся, в таких длинных кольчугах почти до колен, и все с мечами на поясе. У нескольких в руках мы там даже арбалеты разглядели. А рядом с ними, но чуть в отдалении, несколько десятков совсем в худой одежке и безо всякой латной защиты крутятся. Так, только несколько шлемов воинских на головах у некоторых, да с пяток в коротких кольчугах и при мечах. А у всех остальных поверху, на зипунах, костяные бляхи нашиты, ну прямо как у наших союзников из ополчения перед той битвой в городище, - кивнул он на эстов. - Из оружия в основном у всех копья и луки, но все они при конях. У латников кони здоровенные такие, добрые, а вот у всех остальных они, конечно же, гораздо хуже. Но вот у тех, что возле этих самых латников кучкуются, лошадки, они все же гораздо лучшивее, чем у всех прочих будут. Суетятся все там, гомонят, видать, к ночлегу готовятся, дрова запасают и уже несколько костров даже запалили. Две
парные тайные сторожи мы там заприметили. Совсем рядом они в лесу, шагах в пятидесяти от стоянки, втихую среди густых кустов сидят. Ну и парочка лучников еще на деревьях притаилась. Хорошо рассмотреть все мы там не смогли, боялись, как бы и они нас тоже сами не углядели. Ну вроде как все, что увидали на холме, я вам рассказал, - сделав небольшую паузу, подвел итог своему докладу Ростислав. - Общим числом их там чуть более сотни, держатся они уверенно, но в то же время и сторожко. Ваня Изборский со своими рядышком в лесочке залег, приглядывает пока за ними. Что далее прикажете делать, Варун Фотич?
        - Сотня от рижского войска идет на встречу дерптцам, - проговорил, подходя к командиру, Мартын, обтирая свой кинжал о траву. - Их до встречи с нашим дозором было сто и еще два десятка человек. Убрали троих, значит, на холме остались сотня и еще семнадцать. Войско рижского епископа с ливами в количестве около двух тысяч человек осадило Нарву и теперь ждет подкрепления из Дерпта, в котором около тысячи копий. А это, стало быть, отряд, чтобы поторопить к осаженной крепости эту рать. Ну и приказ у них был после встречи с дерптцами - разграбить несколько эстских селений и добыть в них съестное. Ибо с этим там под Нарвой сейчас совсем плохо. Шла рижская рать по чужим землям быстро, а пищи с собой они мало прихватили, ибо понадеялись взять нашу крепость ночным неожиданным наскоком. Но робята на стенах не оплошали, полторы сотни врагов в том штурме они быстро угомонили да два раза по стольку же еще и поранили или покалечили. Опосля неудачного приступа их главный рыцарь отдал приказ готовить осадной припас, и как только к осаждающим подойдут на помощь из Дерпта, то снова будет большой общий штурм.
        - Ну, теперь-то мне все понятно, - кивнул Варун. - Мы тоже примерно так же вот уразумели давеча с Каиро, когда вместе сложили, как эти две вражьи рати по эстской земле шли. Дерптцы разбили бы и вырезали наших союзников вирумцев, разграбили бы все их селения и городища. Себе бы они тем самым обеспечили спокойный тыл, да еще и с хорошим съестным припасом оказались. Ну а рижская рать, та в это время бы у Нарвы нашей орудовала. И даже если бы она и не взяла ее ночным наскоком, то по прибытии туда дерптцев все они оказались бы там с хорошим съестным и осадным припасом. И могли бы они все там оставаться для долгой осады. Но как у нас в пословице говорится: «Если БЫ не БЫ, выросли БЫ грибы, да все белые БЫ». Вот эта самая «бы» немцам нонче очень даже сильно помешала. Все их планы теперь враз порушились. Нарву «рижские» наскоком не взяли. Дерптцев ждать на помощь теперича бесполезно, ибо остатки их уже, небось, до своих земель небось добегают, чтобы в своей каменной крепости надежно укрыться. Ну а нам будет надобно эту сотню на холме угомонить, чтобы они тут эстов не разорили и награбленное съестное своим
до Нарвы не доставили.
        Варун оглядел стоящих вокруг него старших из своей и эстской дружины.
        - Времени у нас мало, братцы, могут они того пропавшего дозора вскоре спохватиться или случаем где нас заприметить. Хорошие лесовики ведь и у ливов тоже есть. Так что бить врага придется нам еще до темноты. Ростислав, ты возле их стоянки сам был, вот давай, рассказывай нам, что и как там у них. Будем теперь вместе кумекать, как их там лучше разбить.

* * *
        В подступающих сумерках сырой и холодный лес выглядел мрачно. Подувший с севера ветер пробирал мокрую одежду Аусмиса насквозь. Но хуже всего было то, что он создавал массу звуков среди этого заросшего густым кустарником леса. Какая уж тут может быть караульная служба, когда за каждым стволом слышались какие-то шорохи и скрипы. Пройдет еще немного времени, и от глаз тоже будет мало толку. Сосед Аусмиса насторожился и чуть приподнялся с корточек, перехватывая поудобнее копье.
        - Аусмис, Лаздин, где вы? - раздался негромкий окрик в паре десятков шагов.
        Сосед облегченно вздохнул и, опираясь на копье, встал на ноги.
        - Свои это, Аусмис, наш десятник сторожу проверяет. - И сложив ладони лодочкой, откликнулся на призыв.
        Вскоре к большому кусту, за которым находился секрет караульных ливов, подошли еще трое. Старший из всех по возрасту, высокий широкоплечий воин в кольчуге и с мечом на поясе, оглядел своих людей и окружающие их кусты. - Хорошее место у вас тут. Пока не наступишь на голову, ни за что не разглядишь. Может быть, вы что-нибудь видели или слышали подозрительное, пока здесь сидите?
        - Нет, Друвис, у нас вокруг все спокойно, - покачал головой Аусмис. - Холодно вот только, ветер аж до костей пробирает. Менять-то нас скоро ли будут? На стоянке-то уже, наверное, поужинали? До нас сюда уже давно оттуда мясной дух долетел.
        - Рано вам еще, половину даже пока не отстояли! - проворчал десятник. - За свой ужин вы не беспокойтесь, без него точно не останетесь. - И он, сосредоточившись, вслушался в шум леса.
        - Друвис, ты чего такой хмурый, опять к тебе этот рыцарь придирался? - полюбопытствовал более разговорчивый, чем все, Лаздин.
        - Неет, ты чего! - фыркнул десятник. - Давно уже всем пора привыкнуть к этим немцам. Они ведь вечно нами недовольны. Меня сейчас другое беспокоит - это куда делась та троица во главе с Центисом, что пошла разведать дальние подступы к холму? Давно бы назад они должны вернуться, а их вот все нет и нет.
        - Да бродят сейчас где-нибудь, чтобы на стоянке ночлег не готовить, да еще и коней у немцев не обихаживать, - отмахнулся Лаздин. - Совсем скоро, пока варево еще не остыло, появятся. Что они, дураки - дольше по сырому лесу шарахаться? Это нам вот теперь, похоже, придется холодное хлебать.
        - Может, и так, может, и далеко забрели, - покачал головой десятник. - А все же нужно бы нам поостеречься. Все-таки на чужой мы земле сейчас стоим. Внимательнее тут глядите. А я немного еще подожду, и если дозор не объявится, то пойду к Андису. У него голова большая, вот пусть и думает, что же теперь дальше с этим делать.
        Воины попрощались, и тройка во главе с десятником отправилась в сторону стоянки.
        - Давай, Ваня, самое время, - выдохнул Мартын. - Пока эти трое далеко не ушли, сторожевые невнимательно свою службу несут. Только тихонечко.
        Пластунский десятник кивнул головой и вместе с тремя своими лучшими воинами пополз вперед.
        - Аусмис, как думаешь, сколько нам еще дней до дерптцев по этим сырым лесам пробираться? - проводив взглядом десятника с сопровождающими, спросил напарника Лаздин. - А если мы с ними разминемся, и что, вот так и будем блуждать, пока сами на эстов не нарвемся?
        - Хватит болтать уже, сорока, - буркнул в ответ Аусмис. - Подсаживайся ближе, и так из-за ветра ничего не слышно, а тут еще и ты трещишь! - и чуть подвинулся под куст, уступая свое место товарищу.
        Мелькнувшую рядом тень переговаривающиеся между собой ливы заметили с опозданием. Аусмус в последний момент успел было приподнять свое копье навстречу вылетевшему из-за соседнего куста тела, но это было его последнее и предсмертное движение. Короткий и широкий меч резанул шею лива, и он, захрипев, упал на влажную лесную подстилку. Рядом с ножом в груди упал и его напарник.
        - Быстрый гаденыш, - выругался Иван, потирая ушибленное плечо. - Если бы чуть ниже копьем ударил, то точно бы руку проткнул. - Ладно, в кольчугу хоть угодил. - И он, вытерев меч о тело убитого воина, обернулся в ту сторону, где остались основные силы всей сотни.

* * *
        Сверху со склона холма раздалось цыканье и щебет дрозда.
        - С этой стороны Ваня свою сторожу срезал, - кивнул Варун, вслушиваясь в отдаленные звуки птичьего пения. - Теперь ждем сигнала от Святозара и Ростислава, а потом начинаем окружать саму стоянку.
        Вскоре донесся посвист и от других пластунских десятков, расчищавших в это время подступы для основных сил, и объединенные силы русских и вирумцев начали занимать свои места вокруг стоянки врага.
        Друвис, вернувшись с обхода постов, присел возле костра старшего над всеми ливами, взял протянутую ему деревянную миску с горячим и начал неспешно хлебать это густое, перемешанное с дробленой пшеницей мясное варево.
        - Все спокойно? - пожилой воин со шрамом на щеке вопросительно поглядел на десятника.
        - Да, Андис, - кивнул тот. - Все наши посты проверил. Темнота подступает, еле нашел некоторых среди кустов. Хорошо, скрытно сидят люди, никто из них не дремлет. Только вот дальнего дозора я не видел, давно люди ушли. Должны бы уже вернуться? - И он вопросительно посмотрел на командира. Тот зачерпнул травяной взвар вырезанной из кости посудинкой и, подув, немного из нее отпил. - Сколько времени их уже нет? Когда ты тот дозор отправил, Друвис?
        Десятник отложил ложку и посмотрел на небо с высыпавшими на нем звездами.
        - Сразу, как ты только сказал караулы расставлять, Андис, вот тут же и отправил троих пройтись по дороге вперед. Там Центис за старшего, сам ведь знаешь, воин он опытный, лес слышит, и всякий след хорошо читает.
        - Да, добрый воин, - подтвердил старший ливов. - Опытный. Просто так он не станет в темноте по лесу блуждать. Вот сейчас, как только доедите свое варево, возьмете с Улдисом его десяток да пройдетесь по следу дозора. У тебя там хорошие следопыты есть, толстяк. Слышал, что я сказал? - И он кивнул сидящему рядом коренастому крепкому воину, доскребающему еду из своей миски.
        - Слышал, Андис! Кто-то бродит, как шатун, по лесу, а нам его потом искать, - пробурчал недовольно крепыш. - Опять люди не отдохнут, а впереди неизвестно еще сколько дней пути по эстским болотам.
        - Не ворчи, дома в своих хижинах отлежитесь, если живыми назад вернетесь! - нахмурился Андис. - Что-то птицы нынче распелись, странно это, - негромко пробормотал он, вслушиваясь в ночные звуки. - Как ветер тучи разогнал, выветрилось немного, ну вот, похоже, и они повылазили из своих гнезд. Вон как трели выводят, даже немцев порой перебивают.
        Действительно, из леса вокруг стоянки раздавалось пение зарянок и дроздов. А у соседних с ливами больших костров и правда было шумно. Оттуда разносились громкие крики и хохот.
        - Шумно себя ведут, - неодобрительно покачал головой Улдис. - Словно после хорошей охоты в рижских лесах веселятся. Нельзя так на чужой земле!
        - А ты пойди и замечание им сделай, - усмехнулся Друвис. - Может быть, они тебя послушают, усовестятся да и угомонятся на ночь уже.
        - Ага, или меня угомонят! Как же, разве может вонючий лив своим немецким хозяевам указывать! - с горечью проворчал крепыш, поглаживая ножны своего меча.
        - Тихо ты, больно болтливый, как я погляжу, стал! - выкрикнул старший, пресекая разговоры на опасную тему. - Не в своей хижине у очага сидишь, Улдис! Забылся?! Все уже, все доели? Давайте, хватит бока тут греть, поднимайте десяток и идите туда, куда вам и было сказано! Друвис, и ты с ними пойдешь, заодно еще раз нашу сторожу проверишь! Пусть бодрятся пока, немного им там приглядывать осталось!
        Дюжина воинов вышла со стоянки и направилась вниз по склону.
        - Аусмис, Лаздин, вы здесь? И куда опять залегли?! - выкрикнул Друвис, оглядывая тот куст, за которым только что недавно сидел караул.
        Людей там не было, и он отодвинул в сторону ветку, чтобы догнать своих спутников. На его руку с куста капнула красная капля, и понимая, что случилось страшное, ливский воин потянулся за мечом. Щелкнул самострел, и тяжелый, остро заточенный болт с глухим стуком разорвал стальные звенья кольчуги на груди. Раздался резкий свист, и десятки стрел, болтов и копий ударили по стоянке и по маленькому отряду в лесу.
        - Все в крууг! - заревел рыцарь, выхватывая свой меч. Хрустнула пробитая кость черепа, и он свалился под ноги своим оруженосцам, выстраивающимся со щитами вокруг его тела.
        - За мной! Быыстро! - закричал Андис, и четыре десятка ливов бросились вслед своему командиру к ближайшим зарослям. Из них навстречу отряду вылетели стрелы и копья, и около десятка пробитых ими воинов попадало на траву.
        - Айвар, в сторону! Отводи свой десяток с пути, не удержим мы их, пусть пробегают, потом всех догоните! - выкрикнул Ванька Изборский и отбил удар меча высокого немолодого воина. Тот, не останавливаясь, тоже что-то прокричал своим и нырнул в лесную темень. - На! - Пластун хлестнул клинком следующего набегающего на него воина, прорубил ему грудину и сам еле увернулся от бокового удара копья. Рыжеволосый эст, отступая сбоку, отбил его в сторону, и они вместе с русским смогли отойти с пути врагов. Мимо них пробежало около двух десятков врагов. Эст резко, с выдохом метнул свое копье им вслед, и оно вошло самому крайнему в спину.
        А в центре ночной стоянки в это время уже добивали немцев. В освещенный светом круг били стрелы и самострельные болты. Поняв, что устоять против такого врага они не смогут, воины побросали свои щиты и попытались скрыться вслед за ливами. Но здесь путь для них был уже перекрыт. Из темноты выступила плотная стенка воинов в шлемах, сверкнули их мечи и наконечники копий. Те несколько человек, которые метнулись на прорыв, упали на землю, и два десятка оставшихся от рижской части отряда сложили к ногам оружие.
        У русских было двое раненых, эсты потеряли троих убитыми, у одного была отсечена кисть руки, еще у пятерых ранения не были опасными.
        - Немного больше двух десяток смогли уйти, - кивнул старший эстов на хорошо видимый след на земле. - Сейчас погоня незачем устраивать, а утром мои люди пойти за ними. Хорошо получиться, почти восемь десяток убитых, два с лишним взять в плен, и только два с половиной смогли уйти. Все имущество и лошади достаться нам.
        - Могло было быть и лучше, - вздохнул Варун, оглядывая разбитый вражеский лагерь. - Сторожу чисто, безо всякого шума срезали. Окружили стоянку со всех сторон. Они при освещении как на ладони были, бей на выбор - не хочу. Но у ливов старший - битый волчара был, вон как быстро он сообразил, что на стоянке тут ему делать нечего, а нужно прорываться в лес. От них-то мы и понесли самые большие потери. Немцы же под самострелами в основном все пали.
        - Да, кровь моих воинов требует отмщения, - скрипнул зубами походный вождь эстов. - У меня здесь сегодня погиб друг. Прости, Варун, но мы не идти за вами в крепость.
        - Война еще не кончена, Айвар. Что тебе эти два десятка ливов? Они сейчас не на своей родной земле и без пищи. Их и так выловят по дороге домой эсты, не из твоего, так пусть из другого племени. А там, впереди, целое войско немцев, вот где будут нужны ваши копья и луки!
        - Нет, Варун, я сказать свой слово. Мы не пойти дальше, - покачал головой вождь.
        - Тьфу ты! - сплюнул с досадой Фотич. - Ну что ты как баран упертый - не пойду я и не пойду! Ладно, давай тогда так, Айвар, нам налегке идти дальше нужно. Лошади, пленные и вся добыча только лишь сковывать нас в пути будут. А для лесной, для пластунской войны нам нужно обязательно свободными быть. Забирайте все с собой в городище, вам все равно ведь своих раненых и убитых туда вывозить нужно. А мы выводим только двух своих подранков. Сделаем для них схрон поближе к крепости, а сами будем немца там будоражить. Ну что, по рукам, чудин упрямый?
        Вождь немного постоял на месте, подумал и наконец, тяжело вздохнув, протянул русскому свою ладонь:
        - Хорошо, я рассказать старейшинам про этот ночной бой. И что вся эта добыча общая. Она будет, как ты сказать - сковывать? Да. Она будет сковывать наши руки, и я послать в погоню за ливы мало своих воинов, но пусть будет так. Хорошо. Ведь я понимать, что вы идете к крепость, чтобы воевать.
        Наутро от ночной стоянки отходили три отряда. Самый большой, с двумя ранеными на носилках, направлялся в северо-восточную сторону. Другой, с навьюченной на коней поклажей и битым железом, подгоняя пленных, уходил на юго-запад. И самый меньший, в дюжину воинов, нырнул по следу скрывшихся беглецов в западном направлении.
        Глава 8. Отбились!
        - Три седмицы уже в осаде прошло. Хоть бы они опять полезли на нас, что ли! - пробормотал старший камнемета, оглядывая окрестности. - От гостиного двора-то, во-он, одни только щепки остались, даже камень теперь не в кого метнуть.
        - Дядька Григорий, а это правда, что новые орудия за версту бить могут? - Игнатка с любопытством ощупывал рычаг с торсионом из сплетенных тугих жил. - И что в ем не нужно вот так, как здесь, взводным воротом упираться и время на накручивание всего этого хозяйства тратить?
        - Лапы убери, не ототрешь ведь их потом, баламошка, - усмехнулся командир розмыслов. - Там же смазка особенная на всем. И чевой там только в ней нету. Деготь, топленое сало и даже земной жир, привезенный из-за Хвалынского моря. Зато и механизма сохраняется, работает не в пример лучше, чем на обычном сале. А насчет новых орудий я тебе так скажу: своими глазами я их видел, но вот стрелять мне из них не доводилось. Пушками их величают, и они огнем шары каменные или железные вдаль мечут. При мне большой щит, собранный из вершин сосен, за пять сотен шагов всего с двух выстрелов развалили. Но те пушки пока еще доделывают, там у них чевой-то с основанием, со станиной или, как там по пушкарски, - с лафетою не заладилось. Вот и кумекают теперь в поместье наши умные головы. А я вот к этим орудиям-камнеметам уже пристрастился. Это когда еще те пушки-то в бой пойдут? А вот на мой век так и торсионных орудий хватит. Чего, плохие они, что ли? За пять сотен шагов со стены пудовый камень ведь кидают. А «скорпион» свою большую стрелу так и за все восемь даже мечет. Вон как все размолотили, - и он кивнул на груду
развалин на месте гостиного двора. - Нее, не скоро еще огненный припас наш привычный торсион потеснит. Повоюем еще с ним пока. Да и мало у нас того зелья для огненного боя. Но об этом всем молчок, то ведь тайна великая! Не всякий в нашей рати даже об этом ведает! Это вы вон только со школы шибко умные все. Небось и пушку уже своими глазами уже видели?
        - Ага, Оська даже из нее пару раз пальнуть сумел на полигоне! - похвастался за своего друга Петька.
        - Да ладно?! - вскинулся Григорий. - Чего, правду, что ли, он говорит?
        - Ну не один я тогда был, - покраснел парень. - Мне дядька Илья разрешил в пушечном расчете стоять, когда они на полигоне только что собранную испытывали. А я им там всем помогал. Да это за седмицу до отплытия уже было. Я за третьего заряжающего встал, пыжи забивал опосля порохового заряда и после ядра. Там ведь у каждого свое движение перед выстрелом, чтобы бой быстрым был.
        - Ну и как тебе? - с неподдельным интересом расспрашивали парня взрослые мужики из расчета камнемета.
        - Охохоо! - покачал головой Оська. - Аж уши от того грома после выстрела заложило. Не зря же они в них затычку от тряпицы вставляют. А ядро там вот такенное! - И он изобразил руками приличной окружности шар. - За семь сотен шагов в земляной вал оно влупило и вглубь даже еще ушло!
        - Да ладно! За семь! - волновались розмыслы. - Так что, и еще могло дальше лететь?
        - Ну а то! - кивнул солидно Оська. - Говорю же, прямо в землю его вбило. Ох, ведь и сила от такого боя! А лафеты к пушкам уже сладили. Там дядька Лука, говорят, расстарался. Они вроде как год все голову ломали с розмысловым начальством да со всякими поместными механиками. Ничего, теперь даже по полю, правда, конечно, по сухому можно их тихонько катить. А зимой - так и на санях, со своей особливой станиной.
        - Эх, сюда бы такую огненную орудию, - размечтался помощник Григория Матвей. - Навести ее точнехонько на немца да как ударить! Он-то как раз за восемь сотен шагов от нас сейчас стоит. Там, куда даже стрелы от скорпиона не долетают. А тут бах! Не то что наш вон камнемет!
        - Иди вон торсион лучше проверь! Бах! - желчно передразнил своего подчиненного Григорий. - Там вона Игнатка всю смазку с него сбил, пока рукой своей лапал! И когда еще нам такое орудие огненного боя сюды дадут?! Размечтались они! Этим вон, что сейчас есть, пока воюйте. Да и вообще, самострельщики, идите-ка уже вы к себе на стену и не мешайте нам здесь свое орудие обихаживать!
        - Чего это он так распетушился? - удивленно спросил Митяя Оська. - С башни погнал, на Матвея вон накричал.
        - Да чего, камнеметную машину свою он шибко любит, а ты все - пушка да пушка! - усмехнулся Митяй, спускаясь по винтовой лестницы. - А тут еще и помощник евойный свое же орудие перед нами принизил. Ну вот, видать, и не стерпел того Григорий. Да ладно, ничего, отойдет он скоро. Так-то ведь дядька не злопамятный.
        - Опять у орудийщиков на башне ошивались? - здоровенный сотник Малюта из-под кустистых бровей строго оглядел всю пятерку стрелков. - Во вторую ночную сторожу вам сегодня стоять, парни. Митяй, на вашем участке звено пластунов будет пробовать со стен спуститься. Тут прямо, перед самым войском, враги наших пока что не ждут. Они на более спокойных участках все больше их караулят. Может, и проскочат здесь, бог даст. Подмогнете им тут тихонько, только так, чтобы внимание к себе не привлекать. Ходите по верху, как обычно, болванчиками. Перебрехивайтесь эдак между собой, ну все, как всегда здесь у вас. А пластуны в это время по перекинутым веревкам вниз спустятся. Ежели что там не заладится у разведки, так сигнал подадите сразу и прикроете их из самострелов, бьете-то вы метко, тут это надо признать. Ну а там и мы из башен подбежим, ударим из всего того, что только есть. Все ли понятно?
        - Так точно, господин сотник! - рявкнули парни. - Есть прикрыть разведку во второй ночной смене!
        - Ну-ну, - кивнул Малюта и пошел дальше по своим командирским делам.
        С разведкой в крепости не заладилось. Осаждающие взяли Нарву в кольцо плотно. Вот уже три попытки выбраться наружу группам пластунов заканчивались тревогами, ночной перестрелкой и короткими ожесточенными схватками у стен. Русские потеряли в них семь бойцов. Счастье еще, что никого живым враги захватить не смогли. Ливы были хорошими воинами и, обозленные гибелью своих людей, караульную и засадную службу они несли исправно. Разведчикам не помогали ни дождливая погода, ни темные ветреные ночи, ни всякие ухищрения и отвлечение внимания караульных. И вот очередная попытка выбраться из крепости с южной стены. Командирам позарез нужен был язык, а через него и любые сведенья об осаждающих. Нужно было знать настрой врага. Есть ли у него съестные припасы, сколько их всего, и сколько фуража для коней? Какое разуменье у неприятельского командования на предстоящий штурм, и пришла ли к нему подмога?
        Крепость держалась уверенно, но всегда хорошо, когда ты знаешь о противнике больше, чем он о тебе.
        Десяток Бажена выскользнул из башни бесшумно. Только что не было никого на стене, кроме редких караульных, а вот уже девять теней растеклись поверх ее боевого хода.
        - Тихо ли все? - Десятник, пригнувшись, чтобы не высовываться с парапета, присел на корточки возле Митяя.
        - Тихо, - прошептал караульный. - Дождик только недавно перестал идти, ветерок чуть задул, но небо пока в тучах. Ливы изредка перекрикиваются за осадной стенкой. Факел вот только недавно скидывал, внизу никого не было.
        - Ну, добро, - кивнул Бажен. - Ладно, пошли мы, а ты ходи пока тут как ни в чем не бывало.
        - Хорошо. С богом, братцы, - шепнул Митяй, перекрестил рассредоточившихся у защитной стенки пластунов и пошел в сторону Марата.
        Девять испачканных сажей толстых пеньковых канатов разом упали к подножию стены и по ним скользнули в ночь темные фигуры. Все вокруг пока было тихо. Митяя потряхивало от волнения, словно он сам был сейчас с ребятами там, с внешней стороны крепости. Он быстро поднял наверх все девять веревок и пошел по боевому ходу.
        - Все девять спустились? - переспросил его Маратка в том месте, где они обычно встречались.
        - Да, сам же знаешь, у Бажена двоих в прошлый раз посекли, Ильюшу насмерть, а Звяга в лекарской отлеживается, - вздохнул друг. - Ребята злые, хоть бы все в этот раз получилось. Ну ладно, потолкались, как обычно, а теперь пошли в разные стороны! - Парни развернулись и зашагали по своим участкам стены.
        Вторая ночная смена подходила к концу. Еще немного, и на стену придут уже новые люди. «Спать не пойду! - решил для себя Митяй. - В башне с пластунским прикрытием до утра буду стоять. Все равно они к рассвету должны объявиться».
        Вдруг внизу, в стороне осадного кольца, из выставленных бревенчатых щитов послышались резкие выкрики. - Тревога! - выкрикнул Маратка. Из двух крайних башен выскочило несколько десятков воинов с луками и с взведенными самострелами.
        - Рязань! Рязань! - донёсся от подножия стены условный сигнал. - Быстрее канаты кидай, братцы!
        Со стороны неприятеля послышались тревожные выкрики, а затем раздалось и чавканье множества ног по грязи.
        - Гришка, светани из свово орудия за две сотни шагов! - выкрикнул Малюта. - Факела на самую большую дальность со стен метайте! Стрелки, к бою!
        Митяй распалил свой факел и, размахнувшись что есть мочи, зашвырнул его в ночную темень. «Ну же, где вы?!» Он, оперев ложе самострела, прижал его приклад к плечу. Десятки факелов, скинутых со стен, осветили ее подступы. Взревела камнеметная машина, и в двух сотнях шагах сверкнула яркая огненная вспышка. Более сотни темных фигур неслись к крепости. Щелк! Болт вылетел к цели, а Митяй уже накручивал рычаг взвода реечника. Щелк! Лив, выронив свой лук, свалился в грязь.
        - Тяни, сильнее тяни! - кричал вымазанный с ног до головы пластун, сам ухватившись за канат. Показалось тело, перевязанное сыромятными ремнями. Мелькнуло бледное лицо с торчащей во рту тряпкой. Пятерка воинов поднатужилась и перекинула добытого языка через парапет. А у Митяя раздался пятнадцатый щелчок натяжителя, и он опять выбрал свою цель. Трое пластунов внизу замешкались. Как видно, один из них был серьезно ранен и не мог уже забраться по канату самостоятельно. Товарищи обвязали его вокруг пояса и, крикнув наверх, сами бросились к свисающим концам веревок.
        - Прикрывайте пластунов! Всем бить погоню! - отдал команду Малюта. - Григорий, свет на сто шагов! Факела подальше бросайте! Не давайте им прицельно наших расстреливать!
        Уже более двух сотен лучников и арбалетчиков разили освещенного внизу врага. В основном здесь, под стенами, были ливы, и сейчас они там несли большие потери. Самым последним тяжело перевалился через парапет Бажен. Из его ноги выше колена, пробив ее насквозь, торчала стрела. Десятник, неловко встав на ноги, как-то боком подскочил к вытянутому чуть ранее пластуну.
        - Беляй! Ну же! Беляй, очнись!
        Его нога подвернулась, и он, взвыв от боли, рухнул рядом с обвязанным канатом телом.
        - Все, Бажен, не дышит он уже! - стянул со своей мокрой головы темную войлочную шапку пластун. - Еще две стрелы в него вошли, пока его наверх тянули. - Прости, старшой, не успели мы.
        Сидевшие на корточках вокруг тела разведчики один за другим начали стягивать с голов свои шапки.
        - Заряжен! На, получи! - Митяй прицелился в еле видную ему цель и выжал спусковую скобу реечника.

* * *
        - Войско рижского епископа и его прислужников ливов начинает терпеть нужду в съестном и в корме для коней. Хорошего осадного припаса наготовить они не могут, ибо с собой, вьюками, железных скоб, гвоздей, тяжелых наверший для таранов и всякой прочей мелочевки вывезти сюда не сумели. Я уже не говорю про стенобитные машины, которые и в сухую-то пору совсем не просто тащить, а уж по залитым водою местным лесам да по грязи и думать даже об этом невозможно.
        Комендант прошелся по большой комнате, где сидели все основные командиры гарнизона, и подошел к столу с расстеленным на нем пергаментом.
        - Для хорошего штурма того, что у них там наготовлено, явно недостаточно. С лестницами они уже сюда разок подбегали, и что с того вышло, вы все сами прекрасно помните. Для того чтобы нас взять, врагу нужны хорошие осадные башни, тараны и стенобитные, камнеметные машины - пороки. Но ни того, ни другого, ни третьего у них, как нам поведал захваченный пластунами язык, в данный момент нет, и похоже, что не будет. Ладят они, опять же, множество лестниц и огромное количество больших щитов для укрытия за ними сразу нескольких человек. Большая часть их уже выставлена вокруг нас за восемь сотен шагов, и там же у них дежурят караульные сотни. Так, что нам еще известно? Плетут большие корзины из ивняка и готовят огромные связки прутьев - фашины, чтобы заваливать ими ров. Сделали они также и пару таранов с треугольной рамой для подвешивания там ударного бревна. Поверх тех рам, как мы поняли рассказ пленного лива, немецкие розмыслы сладили навесы из дерева и из натянутых поверх них сырых шкур. Все это, опять же, для того, чтобы укрыться за ними от наших стрелков, которых они очень уважают. Колеса у тех таранов
большие, а сами они широкие, словно бы черепахи, и наши орудийщики, говорят, что такие тараны к стенам подтащить по нынешней грязи можно. Правильно я говорю, Григорий? Какие твои мысли по всему этому? Может, я чего упустил?
        Старший от крепостных розмыслов поднялся со своего места и кивнул головой:
        - Подтянут, ежели, конечно, смогут наш ров миновать, а за ним еще и вал. Местность тут вокруг неровная, вся она вдоль и поперек перерытая, а ровнять ее в такую грязь - бесполезный труд. Поэтому один им подход к крепости с прямым и ровным путем - это главная южная дорога. Если подкатить по ней к воротам тараны и начать их бить, то рано или поздно пробить их, конечно, можно. Но вот тут как раз и есть несколько этих самых - «но». Простым, заостренным и обожженным для лучшей крепкости, дубовым бревном пробить наши оббитые железом ворота будет очень трудно. Если вообще даже возможно. Тут нужно металлическое массивное навершие, но нас уверили, что его у врага нет, ведь эта часть осадной машины очень тяжелая, и вряд ли вообще ее сюда можно доставить вьюками по такой вот грязи.
        Помимо этого, для того чтобы подойти к воротам, нужно, опять же, преодолеть ров, ведь мостки через него подняты и стоят как дополнительная преграда перед самой въездной башней. Однако пытаться подойти к воротам своими таранами они, я полагаю, будут. Ибо по лестницам перескочить на стены - это значит опять нести огромные и неоправданные потери от наших стрелков. На их месте я бы действовал всем тем, что у них уже приготовлено разом, и лез бы наверх скопом со всех сторон. Захар Игнатьевич, - обернулся он к коменданту, - ты мне говорил подумать, как бы я штурмовал нашу твердыню, будучи на месте врага? Ну так вот слушайте. - И старший от крепостных розмыслов пододвинул к себе поближе пергамент с планом крепости.

* * *
        Три дня и три ночи после вылазки пластунов у противника была слышна суматоха, а в последние сутки его шевеление и вовсе стало явным. Скрыть приготовление к предстоящему штурму от русских ему не удалось. Серый рассвет открыл защитникам со стен грязную сырую равнину и всю расположившуюся вокруг Нарвской крепости осадную рать. Более полутора тысяч человек замерли в ожидании сигнала возле длинных приставных лестниц, около широченных щитов и таранов-черепах. Стояли они густой толпой наготове со своим личным оружием: с копьями, луками, арбалетами, секирами и мечами. С каждой стороны крепости выстроились отдельные штурмовые десятки с лестницами и те, кому предстояло обеспечить им подходы к стенам. Множество корзин и огромных связок с прутьями ждали возле врага своего часа, чтобы заполнить собой ров.
        - Ну вот и пришло наше времечко, - поплевал на руки псковский кузнец Твердило и перехватил поудобнее огромную рогатину.
        Орудийщик Григорий чуть поправил клин вертикальной наводки своего камнемета и погладил длинный, вытесанный из ясеня рычаг.
        На стенах переминались с ноги на ногу воинские сотни, сжимая в руках луки и самострелы. Тут же за их спинами вытягивали шеи, чтобы взглянуть на изготовившегося к бою врага, и крепостные жители. Большая их часть была сейчас среди дружинных, разогревая на особых жаровнях в котлах воду и смолу, укладывая у внутренней стенки парапета запасные колчаны со стрелами, сумки с арбалетными болтами, перевязи и лубки для раненых. Словно небольшие снопы стояли связки метательных копий - сулиц, лежали вповалку бревна и огромные камни.
        Со стороны вражеского стана протяжно затрубил рог, и вся многосотенная осадная рать разом заколыхалась.
        - Нуу, началось! - выдохнул Малюта. - Ждем, соколики! Без команды не стрелять! Гриша, ты сам там гляди, когда вам надо бить! - крикнул он главному орудийщику, и тот помахал рукою в ответ.
        Все было так, как и рассчитали старшие русских, примерив себя на месте противника. На приступ крепости сегодня шли со всех сторон, но главный удар и все основные силы врага были брошены на ее южную сторону. Именно здесь ко рву и катили на своих широченных колесах две огромные «черепахи» - тараны. Впереди же всех бежали прикрытые большими щитами ливы, и было их здесь очень много. Часть из них тащила на себе корзины, бревна и связки прутьев, кто-то переносил сами щиты. У многих в руках были луки.
        - Мясо! - как правильно заметил Малюта, отсчитывая пройденные ими шаги. - Ливов на убой немцы вперед бросили. Завалят они мусором и своими телами наш ров, а по ним дальше все те, кому по лестницам вверх лезть, попрут.
        - Тыч! Тыч! Тыч! - громко щелкнули «скорпионы», посылая первыми длинные, в рост взрослого мужика, стрелы. Не зря усилили ими южную сторону, и две стрелы из выпущенных трех впились в идущий самым первым таран, пробили его треугольную кровлю и вошли вовнутрь. «Черепаха» дернулась, немного застыла на месте, а затем опять поползла вперед. За ней остались лежать к грязи, истекая кровью, пробитые и разорванные три человеческих тела.
        - Бей! - выкрикнул Малюта, и на подбежавших ко рву ливов ударил град стрел и арбалетных болтов. Стрелы впивались в толстые стенки щитов, изредка находя за ними свои жертвы. Пара десятков неосторожно высунувшихся лучников или воинов, засыпающих ров фашинами, рухнули на землю в первую же минуту штурма. Еще больше причиняли урона атакующим самострельщики.
        - Братцы, слева за щитом арбалетчик! Осторожный, зараза! - выкрикнул Оська, перезаряжая свое оружие. Марат ударил в указанный щит из своего реечника, и вбок от него выпало пробитое болтом тело. Митяй уже сместил было прицел правее, желая сразить лучника из-за соседнего щита, когда с края того, на который только что указывал Оська, показалась характерная арбалетная дуга. Буквально на долю секунды опередив врага, Митяй нажал на спусковую скобу. Даже в оглушительном шуме штурма до него донесся звон от пробитого болтом шлема.
        Атакующие, устлав своими телами подступы к крепости, наконец, завалили ров, и к стенам вверх по валу кинулись уже боевые десятки со своими лестницами. У каждого из этих отрядов были в прикрытии свои группы лучников. Они выпустили вверх тучу стрел, поддерживая штурмующих. То одна, то другая из них находила вверху свою жертву, и крепостная рать начала нести потери.
        - Осторожней! Прикрывайтесь от стрел! Не высовывайтесь лишнего! - рявкнул Малюта и, метнув вниз сулицу, сам заслонился щитом. Бам! Бам! В него впилось сразу же две стрелы. Возле уха Марата свистнула еще одна, и он отдернул назад голову. Лучники врага брали количеством и готовы были разменивать десяток своих жизней на жизнь одного русского.
        - Митяй, бери всю свою пятерку, дуйте на башню к Гришке! Там тараны ко рву подходят, подмогните нашим орудийщикам! - выкрикнул сотник и понесся вдоль боевого хода, подбадривая защитников.
        - Все, один прошел! - с досадой выкрикнул Григорий, перевязывая раненного стрелой помощника. - Лучники навесом своими стрелами засыпали, половину моего расчета разом выбили! Так бы мы и второй таран успели развалить, а теперь все, дудки, теперича он уже в слепой зоне и бить по нему никак не возможно.
        Митяй осторожно выглянул вниз. Действительно, одна из «черепах» зияла своим вскрытым огромными булыжниками «панцирем». Остатки защитной кровли у нее были посечены осколками от разрывов снарядов, в ней же торчал и десяток стрел. Рама с ударным бревном была вывернута вбок, а на ней лежало два трупа. Передних колес-катков вообще не было видно, там все было перебито и перемешано в щепу. Но второй таран уже переползал через заваленный и засыпанный пешцами ров, и самое главное, что на ударном бревне у него блестел массивный бронзовый набалдашник.
        - Вот тебе и не подвезли навершие, - передразнил кого-то Гришка. - Как же - тяжеленное оно, голой деревяшкой будут немцы бить! А вот нате вам, сами поглядите! Сейчас подтащат они его к воротам и размолотят их там по-быстрому.
        Дело принимало серьезный оборот! Похоже, это понял ответственный за всю южную стену Малюта, да и сам комендант крепости. На башню один за другим забежали два десятка лучников, а с ними еще пять самострельщиков. Митяя на его позиции при перезарядке реечника теперь сменяли уже двое. Бам! Бам! Бам! Били в толстый щит, выстроенный из жердей, тяжелые арбалетные болты, и нет-нет, а все же находили за толстой броней они свои жертвы. Но здесь к воротам напирало сразу около трех сотен самых отборных немецких воинов, и смена погибшим находилась тут же. Лучники осажденных открывались гораздо сильнее самострельщиков, и уже половина их лежала убитая или с ранами на вершине башни, заливая ее своей кровью.
        Бам! Таран ударил в первый раз по воротам своим тяжелым бронзовым наконечником. Бам! Бам! Бам! Укрытые за защитной кровлей воины с яростью раскачивали тяжеленное дубовое бревно. Бам!
        Внизу слышались треск и скрежет, это рассыпался под ударами тарана приподнятый со рва мостик. Со стены протянулся огромный черпак с горящей смолой и опрокинул свое варево прямо на кровлю. Сырое дерево и шкуры, обильно пропитанные водой, зашипели и пошли паром, а горящая смола огненным ручейком потекла вниз.
        - Сырое все! Пока там прогорит, нам с десяток таких котлов нужно будет! - в отчаянии крикнул Гришка. - И камнями ее не пробить, все без толку!
        Очередной тяжеленный булыжник, брошенный сверху, отскочил от треугольного ската крыши тарана и скатился вниз.
        - Эх, если бы не это слепое место, я бы его своими бомбами так расколупал! А сейчас-то что, как булыжники их просто вниз, что ли, швыряй?! - И он стукнул по ящику с желтой полосой.
        Оська, накручивая свой реечник, посмотрел на лежащий под ногами снаряд с красной полоской. - А в каком пороха поболее, Гриш? Какой разрывается шибче? - выкрикнул он, пытаясь поймать ускользающую во всей этой суматохе мысль.
        - Дык знамо дело, в том, где горючей жидкости меньше. В который с металлической сечкой порох внутри, - отмахнулся орудийщик и замер, поглядев пристально в глаза парню. - И чегоо? Ты хочешь сказать, что можно ее и так вот рвануть, даже и без самого орудия?
        - Ну да, - неуверенно протянул стрелок. - Нам в школе как-то говорили, что ежели неправильно рассчитать длину у фитиля да срезать его покороче, так бомба может даже и в самом кожетке орудия рвануть.
        - Васька, Кузька, быстро сюда, разрывную-осколочную тащите! - заорал оставшимся в живых орудийщикам Григорий. - Быыстро!
        Срезав почти под самое основание фитиль, он подпалил его конец. - Раз, два, три! Бросай!
        Внизу шарахнул оглушительный взрыв, и бой тарана о ворота прекратился. - Еще тащи сюда! Еще! - с каким-то неистовым восторгом проорал орудийщик.
        - Бабаах! Бабаах! Бабаах! - с небольшими промежутками загрохотали взрывы у ворот.
        - У них кровлю к чертям собачьим снесло! - прокричал восторженно пожилой лучник. - Добавьте еще туда огоньку, братцы!
        - Зажигательную сюда! Ту, что с желтой полосой! - отдал команду Григорий, принимая первый снаряд с горючей начинкой.
        Уже десяток стрелков работали на башне за подносчиков, и во внутрь поврежденной осадной конструкции одна за другой влетели бомбы с горючей смесью. От «черепахи» отползло несколько раненых. Вокруг нее валялись вповалку десятки посеченных и опаленных тел, а сама она чадно пылала. Теперь ливень болтов и стрел ударил по окружившим ворота отборным, защищенным броней, немецким воинам.
        Забраться на стены штурмующим не дали. Лестницы скидывали, ломали их бревнами и булыжниками, а на пытающихся подняться по ним врагов сверху лились кипяток и смола. После уничтожения последнего тарана и большей части из следующих за ним немецких латников атакующие все бросили и откатились обратно к лесу.
        - Ну, все. Кажись, отбились, - выдохнул Малюта, размазывая на лице кровь.
        - Сотник, перевязаться бы надобно, вона как сильно струит! - побеспокоился Твердило, отложив свою огромную рогатину на бревна настила.
        - Аа, - махнул тот рукой, - живой, да и ладно! Подумаешь, пол-уха стрелой срезало. Не жонихаться же! Опять старуха с косой мимо прошла. - И огляделся вокруг. - Всех раненых перевязать, обиходить и снести в лекарскую. Погибших тоже вниз, - вздохнул он, оглядывая уложенные вдоль внутренней стенки ряды тел.

* * *
        - …наших полегло пять десятков и еще три человека. Раненых у нас три раза по столько, и сколько из них потом преставится, теперь только одному богу известно, - подвел итог боя на совете комендант. - Все наши нынешние потери только лишь от лучников, ибо своим числом они значительно превосходили наших. Арбалетчиков у врага было мало, и погоду в этом бою они не делали. Ну да ладно, отбились мы все же. И самое главное, не допустили неприятеля на крепостные стены и не дали ему пробить ворота. Что было бы в противном случае, я сейчас даже и думать не хочу. Хотя и надо бы, конечно, поразмыслить, ибо наперед нам теперича рассчитывать придется, как и впредь здесь осады выдерживать да хорошо подготовленные штурмы отбивать. Сами понимаете - крепость эта порубежная, врагам она здесь как кость в горле, и лезть сюда они непременно еще будут. Так что будем наперед теперь рассчитывать, что можно сделать для укрепления этой нашей твердыни. Отчет в поместье я подготовлю, и все наши мысли, как ее улучшить, тоже представлю. А вы мне все подскажете, ибо сами знаете: одна голова - хорошо, а когда их много, то гораздо
лучше.
        Ну ладно, далее к делам нынешним. Противник понес потери в разы больше нашего. Он лишился вчера всего наготовленного осадного припаса и, как я разумею, больше пока, без хорошей подмоги, на новый штурм не решится. Знать бы еще, что у него там с этой подмогой из Дерпта, вообще было бы хорошо. Ну а пока немцы с ливами будут зализывать раны. Бросить сейчас все под Нарвой Дитрих не захочет, человек он, как видно, спесивый, и сам же пообещал нам тут всяческие кары. А отступить ему сейчас его благородная гордыня не позволит. Ливы и рады бы к себе припуститься, да вот только их земли под себя немцами подмяты, так что они вовсе не свободны в принятии решения. Будут теперь ждать, как старший всего этого похода решит. Так что и мы ждем, братцы, и ведем свое наблюдение за противником.
        Принимать решение Дитриху пришлось совсем скоро. От дальнего леса за ручьем ночью в небо ушли три сигнальные огненные стрелы, и через дюжину ударов сердца - еще три.
        - Сигнал, Захар Игнатьевич! Сигнал от Кривого ручья караульные углядели! - прибежал с докладом к коменданту вестовой. - Три огненных стрелы, а потом и еще три искрами к небесам взмыли!
        - Таак! А вот и Фотич с ребятками обратно пожаловал. Ну вот, теперича совсем уже хорошо стало! - улыбнулся Захар. - А Дитриху, тому и вовсе не скучно теперь будет. Пущай побегают его люди за нашими пластунами по всем окрестным болотам!
        Три ночи подряд в лагерь осаждающих летели стрелы и арбалетные болты из леса. Две выделенных неприятельским командиром сотни ливов безуспешно пытались настигнуть стрелков, но все было бесполезно. На четвертую ночь к Дитриху прорвался ополовиненный по дороге отряд от рижского епископа, состоявший всего из трех сотен человек. Многие воины в нем были сильно поранены.
        Доставленных с ними припасов было совсем мало, а вот вести они под Нарву привезли совсем невеселые: эсты по всему пути следования войска взялись за оружие, и свободного хода по их лесам более теперь нет. Около Риги волнуются вассальные латгаллы и ливы, и потому подмоги более под Нарву оттуда не будет. Епископу Рижскому самому были нужны там воины, чтобы удерживать в покорности прибалтийские племена. И самое главное - это то, что дерптцев ждать под этими стенами смысла вообще больше не было. До рыцаря Фридриха, командующего прорвавшимся к Нарве отрядом, дошли слухи о большом бое в самой глубине вирумских земель. И то, что угандийцы с войсками епископа Германа были на голову в нем разбиты, а их остатки бежали в панике на юг. С этого самого момента все Дитриху стало ясно. Вот в чем была причина отсутствия такой долгожданной подмоги от союзников. Теперь нужно было как-то выпутываться из той ловушки, какой стала для них эта крепость, и на следующий день все те же десять воинов, что и месяц назад, с трубным сигналом, при знаменах и с зеленой веткой в знак перемирия выехали в сторону стен Нарвы.
        - А ну-ка, Ванюша, ударь перед ними, как только они на три сотни шагов к стене подойдут! Только аккуратненько так, чтобы ненароком и правда никого не зацепить, - прищурился комендант. И наводчик «скорпиона» приник к прицельной рамке стрелометной машины.
        Раздался щелчок, и в пяти шагах от едущего самым первым рыцаря в землю вошла большая стрела. Вся процессия резко остановилась, а крайний ее ряд даже подался чуть назад. Оруженосец неистово замахал зеленой сосновой веткой, прогудел рог, и переговорщики вновь медленно двинулись вперед. Хлоп! И новая стрела, обрызгав грязью рыцарского коня, впилась от него буквально в шаге.
        - Ну ты и мастер, - уважительно пробурчал комендант, залезая с кряхтеньем на парапет. - Третью, если не поймут, теперь можешь и в самого главного вогнать!
        - Мы пришли с миром! - донесся крик немецкого толмача. - Не стрелять! У командующего объединенным войском рыцаря Дитриха Благочестивого есть что сказать коменданту русской крепости!
        - Ни шагу более! - подбоченившись, грозно выкрикнул в ответ Захар. - Мы уже разговаривали здесь месяц назад, и он пообещал смерть моим людям, к тому же еще и оскорбив при этом! Я свой ответ дал тебе уже, Дитрих! Если сможешь остаться живым сам, то передай его своему епископу и магистру. Ждите нас теперь у себя, немцы! Мне нечего больше вам сказать. Считаю до десяти, и пеняйте на себя! Заряжай! - рявкнул он, обернувшись к замершим с арбалетами стрелкам. - Айн, цвай, драй… Тише, тише, ну что вы, в самом-то деле, мы что, звери какие, что ли? Они и так вон, словно зайцы, назад к себе скачут. Еще расшибутся ненароком, а потом будут скулить, что это русские варвары посольских побили.
        Немногим более тысячи воинов спешно уводил от стен Нарвы на юго-запад рыцарь Дитрих. Три сотни побитых и увечных были брошены им умирать в лагере.
        - Они и так все умрут по дороге, незачем их мучить в пути! А нам понадобятся их кони, чтобы уйти, - был его ответ на вопрос о том, что же со всеми ними теперь делать.
        Две сотни от Нарвы вместе с подошедшей пластунской из Вирумии пустились в погоню за отходящими. У рижского войска впереди было более половины тысячи верст пути по сырым и враждебным лесам эстов. Где из-за любого куста или дерева можно было ждать стрелу, копье или бронебойный арбалетный болт.
        Глава 9. Последние караваны
        Обратный караван от дальних западных крепостей прошел Неву, Ладожское озеро и, пользуясь попутным ветром, без остановки в городе Ладога зашел в Волхов. Сырые паруса надулись, и ладьи медленно потянулись против течения реки.
        - Передохните маненько, - кивнул гребной смене Молчан. - Только от дожжа вот прикройтесь, а то разгоряченные все, промочит, и вмиг лихоманка прихватит! Конец августа только, а кажется, будто бы октябрь месяц.
        Воины кутались в кожаные с меховой поддевкой плащи.
        - Ничего, - отозвался сменившийся с Нарвы десятник Кузьма. - Потерпим, чай, не впервой нам, целый год на крепостных стенах мерзли. Немного уже до дома осталось. Год, как друзей и свои семьи не видели. Хоть при ветре за весла садись, лишь бы быстрее добраться!
        В Новгороде встали на два дня в Рюриковом городище. Одна из ладей требовала небольшого ремонта, да и передышка на твердой земле людям бы не помешала. Для воинов была натоплена баня, и они могли отогреться и отоспаться под крышей и переодеться во все чистое, в сухое.
        - В городе все так же неспокойно, - делился новостями с Варуном Путята. - Народ недоволен нынешней властью, все признают, что при князе Ярославле было гораздо лучше. Все усугубляется лихолетьем и постигшим северные земли страшным голодом. Немного выручил прошлогодний завоз зерна из Булгарии, но надолго его не хватило. И опять же, все понимают, что заслуги властей в этом завозе никакой нет, а что здесь подсуетилась старшина левой Софийской стороны, подготовившая своих людей, товары для торга и суда для такого дальнего похода. На них в обиде правая Славенская сторона, кому менее всех перепало от того продовольствия. Все между собой ссорятся и пускают друг дружке в постоянных междоусобицах кровь, а сильной центральной власти князя, как это когда-то было, нынче уж нет. Ибо молодой княжич Ростислав годами мал, воинской силы не имеет да и идет на поводу своих ближних бояр, заботящихся только лишь о себе и о своих людях.
        - В общем, все, как и обычно, - подвел итог всему рассказу Варун. - С чего начинали два года назад, к тому и вернулись. Поорали, побузотерили, пограбили, вольницы нахлебались до смерти, а лучше-то с того и не стало! И как дальше жить, никому теперь не ведомо.
        - Ну да, - вздохнул Путята. - Так и есть. Треть города уже совсем выгорела. Из коренного населения едва ли половина уцелела, а все остальные - это переселенцы с лесных пятин из тех, кто сюда с голодухи подался. Все ремесла брошены, работы нет, товара для торга тоже не осталось. Все очень плохо, Фотич! Ладно хоть враги открыто и рьяно не лезут, не то не выстояли бы мы сейчас супротив них. Силы нет больше в Господине Великом Новгороде. Хоть приходи да вот так вот голым и безоружным его забирай.
        - Но, но! Строков! Ты это мне тут брось плакаться! - нахмурился Варун. - Устал ты, видно, здесь вконец, коли уже руки свои опускаешь! Есть сила на Северной Руси, не прогнулась она перед лютой бедой! И враг внешний тоже у нас есть, только боится он пока сюда лезть, ибо кровавые сопли свои еще не обтер на окраинах. Только месяц назад мы рижскому войску, ливам и меченосцам под Нарвой по сусалам хорошо эдак надавали. Еле-еле половина его к себе смогла сбежать, а сколько еще их по дороге лесные эсты приземлили. И с вирумцами дерптцев мы разбили под городищем у наших союзников. Не все так плохо, Селянович, немного нам осталось уже потерпеть. Может, ты в поместье с нами пойдешь? Там немного развеешься, душой отойдешь вот от этой всей маеты?
        - Нет, Фотич, и рад бы я, да как все здесь оставить? - покачал головой Путята. - Мы и так тут, на Рюриковом городище, еле-еле держимся. Уйду я со своими людьми, а ну как опять лиходеи с городских концов полезут? Да и от Внезда Водовика и Бориса Негочевича всякой пакости можно ожидать, мы же как кость в горле здесь у них. Не могут они нас под себя подмять, сил у них пока не хватает. Повременю я, потерплю здесь. Опять же караван хлебный в Булгарию мы снарядили и снова тем же путем его отправили. Из поместья к нему пять ладей тоже, кстати, присоединились. А другой, поменьше, через Задвинские, Ламские волоки к Киеву, на Днепр ушел. Сколько могли, мы товара для обмена все же набрали. Вот придет, глаз да глаз за всем нужен будет, чтобы суда не разбили и с таким трудом добытое продовольствие с умом и надолго распределили здесь.
        - Ну, смотри сам, тебе здесь виднее, - согласился с другом Варун. - Держись, Селянович, если здесь совсем туго станет, ты к нам уходи, а уж мы у себя-то прикроем!
        - Ладно, меня так просто не возьмешь, ты же знаешь, - усмехнулся здоровенный купец. - Забыл, как я тебя на кулачках в молодых дружинных делал?
        - Ой-ой-ой, распетушился-то как! - передразнил его Варун. - Да когда это было? У тебя пузо сейчас, купчина, как у ближнего княжьего боярина. Неповоротливый стал, как дядька Ярило, что меды ставил у Удатного. Помнишь? А мы с его подвалов тихонько их корчагами в свою гридницу таскали!
        - Это я-то неповоротливый? - врыкнул медведем Путята. - А ну-ка иди сюда, вошь ты мелкая! - И он, дурашливо засопев, потянулся руками к ветерану-пластуну.

* * *
        Караван со сменившейся крепостной ратью подходил по Ямнице к поместной пристани. На берегу его уже ждали. Махали платками бабы, гомонила ребятня, переклинивались молодые. Воины постарше стояли на палубах судов степенно, подкручивали усы и теребили отросшую за время плаванья бородку. И только по их крепко сжатым рукам да по сопенью можно было понять, как им сильно хочется уже быть там, на этом берегу, среди своих родных и близких. Молодые вели себя более непринужденно, кричали здравницы и отпускали в адрес друг друга веселые и колкие шутки. Целый год эти воины не были дома, неся службу на западных рубежах среди дождей, ветров, снега и холода. А те, кто с Нарвы, и вовсе прошли через осаду и кровавую битву. И вот теперь все, еще совсем немного, и они будут уже у себя дома. Впереди у них долгий отдых и служба в бригаде.
        - Отряд, смирно! Равнение на середину! - выкрикнул командир каравана выстроенной у пристани рати. - Господин подполковник, сводный отряд из пластунской сотни и сменных крепостных дружин водным путем в поместье прибыл. За время пересмены отбито нападение на союзников вирумцев и на крепость Нарву. Докладывает заместитель командира бригады капитан Варун.
        - Здравствуйте, воины-молодцы! - оглядев замерший строй, крикнул комбриг. - Поздравляю вас с прибытием в поместье!
        - Ура! Ура! Ураа! - заревел строй. - Ураа! - неслось из огромной, окружившей пристань толпы. - Разойтись! - И все перемешалось на берегу.
        - Кто это у вас тут такие? - спросил удивленный Фотич, кивая на двух шатающихся расхристанных и грязных пьянчуг.
        Андрей обернулся, и его лицо побагровело:
        - Буриславович! Убери ты отсель этих бражников! Ну сколько раз я могу повторять, чтобы глаза мои их не видели! - рявкнул Сотник.
        - Сейчас, сейчас, Андрей Иванович! - Лавр вставил пальцы в рот и пронзительно свистнул. - Васька, Прошка! А ну быстро эту пьянь с глаз долой выволочите. Ждан, у меня в погребе двухведерный бочонок хмельного меда стоит, тот, что возле кадок с квашенной кочанами капустой. Тащите им его в избу, пусть хоть упьются там уже.
        Слушая все это, Варун аж немного обалдел:
        - Это что у вас тут происходит-то вообще, братцы?! Я в бригаду попал или на питейный двор?
        - Аа, - махнул с досадой рукой Сотник. - Всех замучили эти боярские мытари. Ну, Прибыслав, ну подсуботил, барбос! - в сердцах выругался комбриг и пошел в сторону усадьбы.
        - Да объясните вы уже по-человечьи, что тут у вас вообще происходит? - Варун уставился непонимающе на Тимофея с Филатом.
        - Ну чего тебе непонятного, старый? - фыркнул начальник штаба. - Слышал же сам своими ушами - мытари боярские, от Прибыслава. Он при тебе же вроде их еще к нам прислал для учета и для обложения огромной податью. Или когда ты в поход уже пошел? Да неважно! В общем, Иванович, тогда, когда они только появились у нас, еще в самом начале Лавруше поручение дал, чтобы они не лезли бы здесь никуда. Ну а для этого их хорошо угощать и развлекать потребовал, лишь бы они под ногами у него и у всех других не путались.
        - Нуу?! - протянул с интересом Фотич.
        - Баранки гну, - передразнил его Тимофей. - Не пили они вначале! Вообще! Все на бересту свою царапали чего-то да по амбарам и по складам нашим шныряли. Как уж их Буриславович с пути истинного сбил, никому то неведомо. До сих пор ведь не рассказал, как бы мы его ни упрашивали. Однако через седмицу по приезде эти как в великое питие впали, так до сих пор из него вон и не выходят. Наших бражников, приставленных к ним, они всех перепили, из тех, кто к этому делу был неравнодушен. Они, бедолаги, уже все зареклись с ними связываться, теперича вот вместе в две глотки хмельное глушат. И чего им Лавруха медами нонче-то расщедрился? И браги бы, как обычно, хватило? - посмотрел он озадаченно на Филата. - Им-то сейчас все равно ведь, чего хлебать, лишь бы оно вообще было!
        - А ты сам, Тимоха, у него спроси, а лучше бы у них, глядишь, и компанию составишь? - подколол друга начальник штаба бригады.
        - Не-не-не, окстись, Филатка, не надобно мне такого счастья! Господи помилуй! - Тимофей перекрестился на крест поместной церкви. - Мне голова для дум надобна, а не для того, чтобы в нее всякое там вливать. У меня вон степную сотню до эскадрона нужно расширять, а строевых коней не хватает! И вообще дел вокруг немерено!
        - Как у вас тут весело-то! - покачал головой Варун. - Не то, что немцев со стен скидывать да по болотам потом от них бегать.
        - А ты как думал?! Место силы! - поднял указательный палец вверх Филат. - Пошли в штаб старый, вечерком в термы сходим, косточки твои попарим. Небось забыл, когда и в баньке-то хорошей был?
        - Ну, у Путяты седмицу назад на Рюриковом городище хаживал, только не сравнится она с нашими-то термами. Да с вами и идти-то в нее скучно, как писцы вы тиунские стали. С молодыми я лучше, пожалуй, пойду. Вы вон сказываете, ни капли спиртного в рот более не берете. Скучно мне с вами. Кислые вы какие-то все нонче, а моей душе отдохновение требуется после делов ратных.
        - Иди, иди, старый хрыч! - подначил его Тимофей. - Ничего мы такого не говорили. Ежели вот с устатку да в доброй компании, то почему бы понемногу и не это самое? Пошли уже скорее, и не бурчи тут!

* * *
        - Вот погляди на наше новое оружие, Фотич, - кивнул Сотник на ряд стоявших вдоль огромного склада пушек. - Здесь пять малого калибра, три среднего и два крупного. Все они уже прошли полигонное испытание и войсковую приемку. Пока ты был в отлучке на западе, мы здесь организовали новую пушечную сотню, ну или батарею, если уж совсем ее по правильному называть таким вот новым словом. А со временем у нас и дивизион будет, который будет разбиваться далее на эти самые батареи - сотни, ну а те соответственно на пушечные взводы, и уже совсем ниже до начального уровня - на орудийные расчеты.
        - Чудно, чудно! - гладил толстостенный полированный ствол большой пушки Фотич. - Три месяца всего не был дома, а тут уже батареи, дивизионы, десяток пушек на своих лафетах стоит. И когда только вы успели все?
        - Так давно ведь же уже готовилось, отливалось, лафеты к ним ладились, все в единое целое собиралось, а потом на полигонах испытывалось, - пожал плечами Андрей. - Просто наконец собралось все это воедино в готовности, и вот пожалуйста - десять пушечных орудий у нас уже теперь есть. Еще столько же в работе имеется, а для половины так даже и стволы теперича отлиты. Сейчас одна только беда - у нас порохового припаса совсем мало. Не дозрела еще в наших буртах селитра. Как минимум год ей там нужен для полной готовности. Вскрывали мы пару, есть там уже те кристаллы, но вот только мало, очень мало их еще! Сейчас нам нужна хорошая сухая погода, чтобы там хорошенько все выпрело. А где ее взять, когда вот так льет уже который месяц подряд? В полях вон давно все на корню погнило. Да ладно, не будем о плохом, то наша боль, хозяйственников, - и он махнул рукой. - Годик остался и даже уже чуть чуть меньше его. Оправимся. Ничего-о. А вы молодцы! Хорошо немца приструнили! Не думали они, наверное, в новой, только что отстроенной Нарвской крепости такой мощный отпор получить. Небось, надеялись нахрапом, с наскока
ее взять, вирумцев заодно по пути разорить, а тут такое. Половину своей рати в походе потеряли. А местные прибалтийские племена слабинку ведь хорошо чувствуют. У меня сведенья есть, что ливы и угандийцы бунтуют, в латгальских землях тоже сейчас волнения. С год это точно не до нас пока немцам будет, а там, глядишь, и у нас уже к ним дело появится.
        Варун внимательно посмотрел на командира:
        - От Ярослава Всеволодовича известие есть? Неужто он все ж таки решился назад под себя Новгород забирать?
        Андрей оглянулся на стоявших поодаль пушкарей.
        - О том пока речи нету, Фотич. Ибо князь кровь русскую проливать не желает. Сам понимать должен, на новгородском столе сын Михаила Черниговского пока сидит. И в городе какая-никакая, хотя бы даже и малая, но воинская дружина все ж таки есть. Ну вот зачем Ярославу там междоусобица нужна? Вот ежели изменится все так, что народ сам его попросит назад на княжение вернуться, пресытившись безвластием и злодеяниями нынешних бояр… Вот тогда и видно будет, возьмет ли он снова новгородский стол. А пока мы ушки на макушке держим и высоко, далеко сами никуда не лезем. Все ли понятно тебе, Фотич?
        - Да уж куда как понятней, - усмехнулся тот. - Ладно, люди наши в Новгороде есть, приглядываются там за всем, с Путятой Селяновичем связь держат. Если вдруг что-то изменится, то весточку сюда они быстро подадут.
        - Ну вот и отлично! - улыбнулся Сотник. - Как тебе Нарва, как комендант, союзники?
        - Все хорошо, Иванович. Захар на своем месте, порядок в крепости он блюдет и укреплением ее занимается всемерно, - ответил Варун. - Твердыня эта важная, как западный щит для прямого пути на нас она там встала. Пока ее в дереве выстроили, но надобно будет из камня стены поднимать. При подходе сильного врага с хорошим осадным припасом ей, в том виде, какая она сейчас есть, долго не выстоять. Метательными пороками бревенчатые стены побьют или вовсе даже сожгут в сухую погоду, как и мы когда-то. Конечно, тяжелое такое снаряжение, по земле издали тащить весьма не просто будет, так ведь море совсем рядом, можно и кораблями все к ней перебросить. У нас-то там мало боевых ладей, задавят их своими, расчистят подходы, вот и сгружай все на берег.
        - Даа, я и сам о том постоянно думаю, - кивнул Андрей. - Нужно на Котлине крепость с городком ставить и большие морские силы в ней держать. И в Нарве то же самое надобно. Тогда и за морские торговые пути можно будет быть спокойными и свою волю Восточной Балтике вполне себе даже диктовать. Но нам-то самим не потянуть это пока, очень дорогое такое дело. Оно, скорее, княжьего и государева уровня. Так что, опять же, подождем с ним до благоприятного момента.
        - Ну, это понятно, - кивнул Варун. - Судов тридцать боевых, не менее, надобно держать там в постоянной готовности. Со всем обслуживанием и с их командами, а средств на то немерено нужно. Ну а по союзникам все удачно сложилось, про битву под их городищем я уже рассказал. Что обиду за своих крещеных воинов они не таят - тоже поведал. В начале зимы на Нарву их санный караван выйдет, привезет туда тех раненых, что остались на излечении, и долю с военной добычи. В обучении более своих воинов посылать они к нам пока не стали - хватит и этих, говорят. А то пошлешь, так и вообще не вернутся, понравится им, как тому десятку, у нас, еще и эти православный крест примут. А так да, так все хорошо, наш союз кровью в общей битве с вирумцами скрепили. Исконного врага из их пределов мы совместно выгнали. А эсты - они такого не забывают! Хорошие союзники и воины. Оснастят, переобучат свою дружину, наберутся боевого опыта. Время придет - пух и перья от немцев и датчан еще полетят, помяни мое слово!
        У Митяя все порядком, весточку тебе и Ладушке я уже от него передал, вся пятерка их повоевала отменно при осаде. Захар Игнатьевич их даже перед всей ратью похвалил. Ибо они там с орудийщиками измыслили, как таран порушить, который уже крепостные ворота ломал. Ну, в общем, действовали они геройски и с умом. Спуску им как молодым никто не дает. Все порядком у Митьки.
        - Ну вот и хорошо, - вздохнул комбриг. - Сердце-то ноет, все время ведь рядышком со мной был, а это на целый год на чужбину ушел. А ничего не поделаешь, детишки растут и в мужскую стать входят. А скоро вон женить парня буду!
        - Ну а как ты хотел, отцовство - оно такое, - кивнул Варун. - Пацанов любить, конечно, надо, но и пережаливать, лишнего баловать тоже нельзя. Чтобы не выросла из него эдакая капризная цаца, которая будет близких мучить да и сама потом от себя же по жизни мучиться. Сам знаешь, таким ведь тоже непросто, насмотрелись вон на боярских избалованных недорослей, пока при княжьей службе были. Такие родители ведь сами не понимают, что своему же дитю душу и судьбу калечат, а им с этим потом жить. Ну да это не про наших сказано, наши орлы закалку с детинцев прошли, правильное воспитание они с соплей приняли, так что и не страшно уже за них.
        - Ну да, лишь бы судьба их теперь берегла, все в руках господа, - вздохнул Андрей. - Пошли в самострельный цех? Своими глазами поглядишь, подивишься, как нашему Кузьме удалось в два раза выпуск реечников увеличить и какие у него новые станки да приспособы там появились.

* * *
        В начале сентября пришел первый караван из четырех судов с южных Задвинских волоков. Ходил он в южные русские земли, где зернового недорода не было. Старший, подпоручик Дементий, доложился, что в условленное время за Холмской крепостью к ним пристроились новгородцы, а на самих волоках еще и две ладьи от Давыда Мстиславовича Торопецкого. Так все вместе они и держались весь путь туда и обратно. Охранный отряд у каравана был сильный, и в пути ничего худого с ладьями не случилось.
        Через три седмицы к поместной пристани подгреб караван, ходивший в Волжскую Булгарию. Зерна он привез гораздо меньше, чем в прошлый год, ибо в этот раз на восточном волжском торге с этим было очень туго. Но зато удалось им вывезти много скота. На пяти ладьях соорудили клети, перегородив и открыв сверху судовые трюмы. Парфен Васильевич радовался, а Боян Ферапонтович плевался, наблюдая осторожную и неспешную разгрузку будущих буренок, зорек и звездочек.
        - Во что бригадные ладьи превратили, ироды! - сокрушался главный ладейщик. - Теперь от навозного запаха за год ведь не избавишься, а кормчих и ладейные команды зубоскалы вконец засмеют!
        - Да не тужи ты, Боян, я тебе таких добрых работников завтра отправлю, они не то чтобы очистить, до блеска отскребут все ладейное нутро, - пообещал управляющий. - Плотницкую артель Второка в феврале на целый месяц вам отдам. Помогут суда к плаванью подготовить, эти ладьи, да и все остальные, тоже поправят. Сам ведь знаешь, у Вторуши и у его людей работа дюже ладится.
        - Ловлю тебя на слове, Васильевич, - повеселел ладейщик. - Вот это другой разговор. А то с починкой судов у нас возни очень много, а умелых рук, как всегда, не хватает.
        Лютня на пристани встретила Рина. У молодой женщины округлился животик, и будущий отец осторожно обнял любимую.
        - Не нашел никого я, Риночка! - сокрушался воин. - Высаживались мы у вашего сгоревшего селища, но пусто там. Далеко в чащу не заходили, и так во время пути пятерых стрелами поранили, как бы мы ни береглись. Злые лесовины нонче, того и гляди, наскочат. В Булгаре, пока стояли, поговорил я немного с местными, они рассказали, что их верховный правитель с черемисами сейчас ратится и хочет опять их к покорности привести. Может, и твоих, нуу, теперича уже наших общих родичей удастся из лесного полона высвободить. Я, кому надо, там накрепко наказал о них побеспокоиться и поискать. Много серебра пообещал за свои труды, авось и сладится у них что-нибудь, лишь бы они живы были.
        И пара, обнявшись, пошла по дорожке к своей избе.

* * *
        Подступала зима. Затяжные дожди начали сменяться снегопадами.
        - Рано в этом году снег выпадает, - судачили по избам. - Хотя чему уж тут удивляться, погода как взбеленилась, лета-то, по сути, и не было, не весна, не осень - незнамо вообще что творится!
        Всюду утепляли избы, цеха, воинские казармы и огромные общежития для переселенцев. Возле двух имеющихся к этому времени в поместье плотин возилась артель Вторака. Нужно было подготовить к зиме обе лесопилки, мельницу и только недавно запущенный водяной молот. И теперь плотники осторожно, чтобы не сломать длинный вал, снимали с него огромное колесо.
        Последним речным караваном в столицу отправляли загостившихся новгородских мытарей.
        - Давай, давай уже, Захарка, заходи на мостки! - поторапливал старшего учетчика Ждан Невзорович. - Более судов в Новгород уже до самой весны не будет. Не прибудешь со своим отчетом в столицу, на тебя же самого твой грозный боярин осерчает, а потом еще и казнит!
        - Я тебе не Захарка, а Захарий Нежатович! - тонко выкрикнул главный мытарь и, топнув ногой о бревенчатый настил пристани, чуть было не сверзился с нее в реку. - Чего там, меня боярин Прибыслав уважает и со мною считается, не то что с вами тут, лаптями худородными! А вы вот и сами теперича во-от где у меня все! Вот тута вот! Во-от где! - И он затряс исписанными свитками бересты. - Все я учел, каждую курицу здесь пересчитал! Всех по миру пущу! Отпусти, меня! Ты чего сжал?! - громко икнув, уставился он на державшего его за руку высокого рыжеволосого воина.
        - Так в воду плюхнешься же, вона как тебя, бедолагу, шатает, - усмехнулся Фрол. - Иди-ка ты осторожно туды, дядя! - И он пододвинул скандалиста к судовым мосткам.
        - И того тоже заносите, - приказал Буриславович. - По дороге как проспится, опохмелиться попросит, а там ему уже бочонок занесен, - кивнул он на ладью. - Ну а потом уже все сами, дальше теперь только сами, господа, - и тяжело выдохнул.
        Два дюжих воина протащили под руки грязного помощника главного мытаря и перевалили его через борт вовнутрь судна. - Кладите его там куда-нибудь сами, куда вам удобнее, чтобы он под ногами не валялся! Грязный он весь, зараза, где ведь только не шлялся!
        Наконец суда отошли от пристани и направились вниз по течению в сторону Поломети.
        - Ну, вроде как все, отмаялись от этих, Буриславович? - аж перекрестился начальник обозной команды Ждан. - Ничего, что со свитками они к себе уходят? Сам ведь слышал, Захарка вон похваляется, что все здесь обсчитал. Грозился по миру нас пустить!
        - Да пущай увозит свои свитки, - усмехнулся старший по тылу. - Видел бы ты, чего там нацарапано, со смеху бы, небось, помер. Мы вот давеча в штабе аж до слез хохотали, пока там его каракули разбирали. За одно я теперь переживаю, Прибыслав этот, он ведь тоже совсем не дурак, поймет, что мы ему эдаким макаром здесь леща отвесили. Как бы и вовсе потом не обозлился и козни какие нам не задумал, опираясь на своего Черниговского князя. Ну да ладно, до зимы время у нас еще есть, я думаю. Пока там эти ледяные дороги по рекам откроются, несколько месяцев уже пройдет. Так что поглядим, что дальше будет. Иванович, вон, совсем спокойный, как будто бы наперед во всем уверенный.
        Глава 10. Последняя зима лихолетья
        Лед на реках встал раньше, чем во все прежние годы. Уже к ноябрю он был толщиной с палец, а буквально через две седмицы уже и с три. Морозы стояли суровые, совсем не обычные для этого времени года.
        - Хотя все перевернулось ведь нонче в природе! - ворчали, как обычно, седые ветераны, грея свои увечные бока и спины на жарко натопленных печах.
        Так же, как и ранее, вокруг поместья большим кругом уходили дальние и ближние дозоры. Карантинные и охранные заботы висели над воинскими начальниками, формирующими отряды для контроля за всеми окружающими землями. До усадьбы долетали смутные слухи о начавшемся большом голоде в Новгороде и о больших волнениях в нем. Но все это сейчас было далеко. Продовольствия, по подсчетам хозяйственников, для всех едва хватало, только чтобы перенести эту суровую зиму и следующие за ней до нового урожая месяцы. Вот для этого самого будущего урожая семена хранили как зеницу ока. Только на них теперь была одна надежда, ибо еще один такой худой год, как три прежних, уже так, как ранее, было не пережить. С закупкой на стороне становилось все сложнее, а народа все прибывало. Все понимали: задержись еще на год ненастье, и тогда лютый голод придет в поместье!

* * *
        Дозор, расположившийся возле устья Поломети, расслышал перезвон колокольчиков издали.
        - Старшоой! Звон слышу! Похоже, караван с Полы в нашу сторону свернул! - крикнул с засидки, устроенной на большой сосне, Девятко. - Совсем скоро из-за того поворота выйдут!
        - На глаза будем показываться? Или нам и дальше скрытно стоять? - Дубыня внимательно поглядел на десятника.
        - Проверить надобно, - нахмурившись, ответил Лютень, щелкая натяжителем своего реечника. - Давненько здесь уже караваны не хаживали. В нонешнее, в непростое время купцы в дорогу не выходят. В сторону поместья ведь он идет, а мы тут самые первые. А вдруг они с недобрым будут? Ежели что, Цветан с Малым скачут во весь опор с вестью, а нам их задержать хоть немного нужно. Я на лед! Вестовым - седлать коней, а всем остальным - приготовиться бить из самострелов! - распорядился десятник и, скинув для удобства верхний полушубок, вышел на середину реки.
        Вскоре дальний звон колокольчиков донесся и до него, а из-за поворота показались первые сани обоза. Лютень проверил, легко ли у него выходит из ножен меч, примял вокруг себя поплотней снег и с прищуром уставился на подкатывающие к нему сани:
        - Стоой! Кто такие? Куда свой путь держите? Откуда сами?
        - А ты сам кто таков, мил человек? И чего это путь купеческому каравану заступаешь? Вроде как из воинских по своему обличью! Так и мы же ничего не нарушили. Чай, по своей земле здесь катим, по новгородской?!
        Здоровый детина внимательно осматривал стоящего перед ним воина и ближайший берег реки, стараясь углядеть вокруг опасность. С подкатывающих саней спрыгивали мужики и, сжимая в руках копья, начинали изготавливаться к бою.
        - Чего, Лютик, целую реку себе захапал? Ох ведь ты и жадный! Мыто с проезжих собираешь? И скока векш с наших саней затребуешь, али, может, целую куну насчитаешь? - Невысокий, одетый в белый бараний полушубок мужик спрыгнул с третьих саней и неспешно с веселой улыбкой направился к десятнику.
        Замерший от такой наглой речи Лютень резко вскинул самострел и, всмотревшись в подходящего, вдруг громко фыркнул, а потом и вовсе расхохотался.
        - Сбыня! Чтоб тебя пчелы покусали! Ты чего там таишься-то, на задах! Ну вот тебя-то я точно дальше не пропущу, пока ты мне одолженный весной пояс не вернешь! Какого ляда знак мне не подал? - И двое молодых мужчин крепко, со смехом обнялись.
        - Свои, братцы! Сбынька с караваном идет! Отбой тревоги! - крикнул Лютень в сторону заросшего лесом берега, и несколько человек скатились по обрыву на речной лед.
        Вскоре в сторону поместья ускакали два вестовых, а потом в ту же сторону покатил и санный обоз.
        - Вот тебе и на! - покачал головой Дубыня. - Вот это новости! Помяни мое слово, Лютень, большие дела впереди грядут! Ох, и не соскучимся мы теперича!

* * *
        В штабной избе было шумно. Набилось туда народу больше, чем при обычных советах. Пришедшие из Новгорода с санным обозом вести взбудоражили буквально всех. В Господине Великом Новгороде сменилась власть. Оголодавший вконец народ взбунтовался и попытался взять приступом княжий детинец. Опять жгли усадьбы зажиточных людей, но теперь уже из черниговского круга. Князь Михаил оставался в благополучной южной вотчине и не пытался справиться с голодом или хоть как-то помочь горожанам. Более того, его сын Ростислав - молодой новгородский князь - в самый разгар мора также покинул город и вместе с посадником и тысяцким перебрался в Торжок, поближе к обеспеченному и сытому югу. Общинники не стерпели предательства своего вождя и подняли вечевым колоколом все городские концы. В воскресенье, восьмого декабря 1230 года, Ростислав выехал из Новгорода, а уже утром девятого там началось всеобщее восстание. Были разграблены дворы посадника, тысяцкого, их родственников и сторонников. Внезд Водовик и Борис Негочевич с ближними людьми, опасаясь расправы и узнав о случившемся, бежали из Торжка к князю Михаилу в Чернигов.
Новгородцы выбрали себе новых руководителей: посадника Степана Твердиславича и тысяцкого Микиту Петриловича. К власти вновь пришла «просуздальская партия».
        После изгнания черниговцев немедленно послали за новым князем в Переяславль. Ярослав не стал медлить и уже тридцатого декабря примчался в Новгород, созвав вече. Там же на нем им была дана присяга «на всей воли новгородской».
        - Ярослав Всеволодович просит от нас срочной помощи для вымирающего города! - объявил Сотник, пробегая глазами по привезенному с обозом свитку. - В Новгороде никаких запасов нет, и люди там каждый день гибнут сотнями. Он послал уже за хлебным обозом в Переяславль, но мы ведь гораздо ближе к своей столице. Неужто же дадим сгинуть люду православному? Я считаю, что нужно срочно помочь и спасти жизни!
        Отовсюду послышались одобрительные крики:
        - Свой народ! Свой князь! Нужно помочь! Затянем сами пояса, братцы, а хлеб в Новгород отправим!
        - Василий Парфенович, Лавр Буриславович, готовьте санный караван, - распорядился Сотник. - Вскрывайте особые хранилища, те, про которые я вам ранее говорил, указывая, что они на особый день. Ну вот он, похоже, и пришел. Пересчитайте, сколько мы можем забрать всего из поместных амбаров. Проедете по частным подворьям, объясните все хуторянам, уверен, что и из них многие откликнутся, чтобы помочь в таком добром деле. Я и сам с тем караваном отправлюсь. Тимофей Андреевич, Филат Савельевич, готовьте пять сотен отборных воинов. Пойдут с нами в столицу. Лавр Буриславович, продумай, что еще, кроме зерна и муки, можно туда вывезти. С передовой сотней мы уйдем с тобой пораньше. Нужно будет, подготовь к приезду обоза большие котлы, дрова и место для готовки пищи огромного количества едоков. Разбить шатры для приема больных и уже доходящих от голода. Наши лекари по прибытии сразу же возьмутся там за дело. На все про все у нас есть одни сутки. Завтра после полудня в это самое время караван должен уже начать свое движение. Передовая сотня уходит спозаранку. Все, братцы, готовимся к выходу!
        В эту ночь в усадьбе не спали, всюду мелькали огни факелов, скакали куда-то кони, скрипели полозья многочисленных саней. Еще не успело встать солнце, а передовая сотня о двуконь уже выкатилась на лед Ямницы. Через шесть часов по ее следам заскользили и первые сани огромного каравана. Сто конных и оленьих упряжек везли на себе мешки с мукой, зерном, крупой, кругами топленого масла и сала. Ехали в них бочки с медом, связки сушеной и вяленой рыбы, мороженые туши скота и многое, многое другое.
        В крещенский лютый мороз караван прошел через Полометь и Полу к Ильмень озеру, а в двадцатых числах января он достиг Новгорода. Здесь его уже ждали огромные толпы народа. Силами многочисленной ярославовой дружины с большим трудом удалось избежать давки и наладить порядок. День и ночь пылали костры под котлами, где вываривалась мясная, ячменная и пшеничная каша, пеклись лепешки и готовилась другая пища. Тут же, на площади, возле княжьего детинца стояли и огромные столы, где каждый мог съесть то, что ему причиталось. Отказа здесь не было никому. Через две седмицы, когда народ уже немного оправился и угроза голодной смерти от города отступила, в руки каждой семьи или при отсутствии таковой любому просителю через уличных старост начали распределять отдельное продовольствие. Для лишившихся своего дома пища продолжала выдаваться и далее у детинца. Тут же стояли и большие шатры, где под командованием и присмотром бригадных лекарей выхаживались больные и крайне ослабевшие.
        По городу постоянно проходили дружинные десятки, да и у каждого кончанского и уличного старосты были свои отряды из крепких мужиков, приглядывающих за порядком. Безвластие, дурь и кровь людям надоели. Хотелось уже спокойствия и нормальной человеческой жизни.

* * *
        - Ну вот и ладно, - вздохнул Ярослав, оглядывая с башни огромный город. - Завтра из Перяславля еще три десятка саней прибудут, вестовой только вот недавно подскакал, говорит, что через Ильмень озеро они уже проходят. Чуть позже и из Суздаля можно будет вспоможение ждать, так что ничего, до лета Новгород протянет, ну а там, бог даст, и сама земля нас выручит. Соскучились люди по работе, пару лет пройдет, и возродится у нас все. Мы, русские, - до работы сильно охочие! Был бы внутри у нас лад да порядок, ну и с внешней стороны никто бы в дом не ломился! А вот про это у нас с тобой, Иванович, особый разговор будет. - Князь посмотрел внимательно на Сотника. - Дело по укреплению наших западных рубежей я оставлять не намерен. С Нарвой и Орешком у нас ладно получилось. Вирумцы союзом накрепко теперь с Русью связаны. Подходит время решать с Псковом и со стоящим за ним Дерптом. Немцы хорошо там за эти семь лет корни пустили. Сначала наш Юрьев они на копье взяли, а его жителей и всю округу вырезали. Потом по-своему наш город назвали и каменные твердыни да замки вокруг него возвели. После того угандийцев
примучили и себе на службу поставили, а теперь вот и в Псков даже умудрились влезть! Коварством да хитростью верхушку городскую к рукам там прибрали, а потом и большую часть народа, задурив ему голову, обратили против своих же русских. Что, спрашиваю я, будет дальше?! А дальше они уже на сам Новгород, на Смоленцк, Полоцк и Торопец полезут! А что нет-то? Русь сейчас разобщенная, у каждого князя свои личные дела и заботы, отъедай у нее по малому кусочку да переваривай потихоньку. Нет, долго тянуть с этим никак нам нельзя. Еще немного, и мы совсем потеряем Псков, южные волоки и все двинские земли. Думаю я, в следующую зиму большой поход на немцев предпринять, такой, который ранее уже и задумывал вместе с литвинами и с прочими нашими союзниками. Да вот это лихолетье и дурь людская мне тогда помешали. Как ты на это смотришь, Иванович?
        Андрей немного помолчал, обдумывая свой ответ.
        - За лето город, конечно, не оправится, князь. Но после всего того, что тут случилось, народ бунтовать более не будет. Значит, руки у тебя, Ярослав Всеволодович, будут развязаны для внешних ратных дел. Воинскую силу-то мы соберем, и союзники с нами заодно на немцев пойдут, одно «НО» только есть здесь - это народ Пскова. Готов ли ты с ним воевать и кровь его на поле бранном лить?
        - Не придется, не переживай, знаю я, что не по душе тебе такое! - перебил его Ярослав. - Неужто ты думаешь, что я в Переяславле опустив руки все это время сидел? Без крови мы под себя Псков обратно возьмем. А если и придется там наказать некоторых христопродавцев, так я и своими силами с ними справлюсь! - И его глаза грозно блеснули. - Да у нас в Нарве, небось, уже несколько сотен псковских переселенцев нынче пребывают? Целыми семьями и родами ведь они туда перебирались, особенно после того, как крепость от приступа так лихо отбилась. Так что решим все с Псковом мы миром, ты даже не сомневайся. Для меня главное - это даже не полевое войско рыцарских орденов, епископов и всяких там их вассалов из покоренных балтийских племен, а выстроенные на их землях каменные крепости да замки. Вот где мы можем свои зубы пообломать, так же как и они, эти рижане, совсем недавно под нашей Нарвой. А у тебя опыт, как такие вот твердыни брать, весьма и весьма богатый, славный барон Андреас. Ты даже вон жену из-за каменных стен себе добыть смог! Да еще и какую! Герцогиня, красавица, умница! - И он, хлопнув Сотника по
плечу, весело рассмеялся. - Как там ее братец поживает, Эрик? Как шведы, не досаждают вам своим буйным нравом?
        - Неет, что ты, князь! У нас ведь не забалуешь! - усмехнулся Андрей. - Порядок они знают, службу совместно с нашими в поместье несут и в будущем походе как тяжелая латная пехота вполне даже сгодятся. А Эрик, ну что Эрик? Подлечился он немного, успокоился, болезнь его так уже, как ранее, не мучит. Добрый такой дядюшка для всей нашей детворы оказался. Русский учит, уже несколько песен даже наших знает и ругаться пробует.
        - Очень хорошо! - обрадованно воскликнул Ярослав. - Пусть он и далее живет в наших землях! Я при случае обязательно его навещу и постараюсь оказать ему всяческое почтение, а получится, так и подружиться с ним буду рад. Есть у меня на него кое-какие задумки, Андрей. Не вечно ведь в Швеции мятежник Кнут будет править. Придет время, глядишь, и обласканный нами Эрик XI, король по крови и по праву, опять на свой трон вернется, а там… Ну да ладно, это уже отдельная история, не будем мы здесь и сейчас об этом разговоры вести. Пока же хочу я опять своих детей на новгородском княжении оставить и на время вернуться в Переяславль. Нужно мне все разногласия с Михаилом там, на юге, уладить. Сам же понимаешь, не нужна нам здесь братоубийственная война, а такие дела нужно ближе к великому граду Киеву решать.
        - Понял я тебя, князь! - кивнул Сотник. - Все верно. Не к чему нам, чтобы сюда черниговские полки заходили. Нам спокойное время нужно, чтобы от лихолетья оправиться.
        - Нужно, - кивнул Ярослав. - А ты знаешь, Иванович, я ведь сегодня утром с первой сотней по всему городу и по его предместьям проехал и на мысли себя поймал, что не тот он уже. Не тот, что еще месяц назад был. Даже сам дух и запах его изменился. В январе вот едешь, чадью какой-то зловонной и смрадом отовсюду несет. А сегодня, с утра, свежеиспеченным хлебом пахнуло, дымком от топящихся очагов изб, жизнью вокруг веет. А вот ты сам послушай, различишь ли отсюда чего-нибудь? - И он, вытянув голову замер. Андрей, сняв меховую шапку с головы, тоже вслушался в городской шум. Где-то бранились бабы, позвякивало железо, гомонили мальчишки у речного обрыва, раздавалось множество других звуков, и со всех сторон доносилось: тук-тук-тук-тук.
        - Воо, вижу, что тоже услышал! - улыбнулся князь. - Топоры о бревна тюкают, а это что значит? Это значит, что мужики дома правят или заново их отстраивают. Все, Андрей, прошли темные годы. Не сгинул Господин Великий Новгород, оправляется! - И он размашисто перекрестился на вознесенные к небу кресты святой Софии.
        Заключение
        В истории Древнего Новгорода три с лишним года, с 1227 по 1230 от Р. Х., прошли под знаком «черного лебедя» - теории, рассматривающей трудно прогнозируемые, редкие и негативные события, которые имеют значительные последствия. Неблагоприятные природные явления и сильнейшие народные волнения всколыхнули тогда всю общину города и земельных пятин снизу и доверху. Это было время, когда, по выражению Карамзина, Господин Великий Новгород стал «жертвою естественных и гражданских бедствий». События этих трех черных лет стали самым глубоким и длительным из всех кризисов, которые потрясли в XIII веке все земли Северной Руси. Но особенно болезненно они ударили по одному из наиболее многолюдных и древних ее городов.
        Неурожай и последовавший за ним голод вызвали недовольство у народных масс, к тому же умело подогреваемых значительной частью бояр, желавших оттеснить своих конкурентов от власти. В самом начале разгорающейся смуты епископ Арсений был свержен, а сам он был обвинен в том, что якобы кафедру занял, «дав мзду князю». Его силой вытолкали с Владычного двора и чуть было не убили, а епископом посадили глубоко больного и онемевшего Антония, ушедшего до этих событий в монастырь. После смещения епископа народный гнев обратился против тысяцкого и посадника, бывших сторонниками князя Ярослава. По городу прокатились массовые волнения, грабили и жгли дворы приверженцев всей владимиро-суздальской партии. Множество людей, не успевших скрыться от гнева разъяренной толпы, было при этом убито. В феврале 1229 года княжичи Александр и Федор вместе со своими ближними боярами бежали в Переяславль, после чего возмущенное их отъездом вече решило искать себе нового князя, и им стал Михаил Черниговский.
        Новыми новгородскими посадником и тысяцким были выбраны главы противников владимиро-суздальских Юрьевичей - Внезд Водовик и Борис Негочевич. Ярослав посчитал Михаила узурпатором и в ответ на занятие им новгородского стола захватил Волоколамск - южную новгородскую волость, а на предложение все решить миром ответил отказом. В это же время летопись зафиксировала конфликт Ярослава с его старшим братом, великим князем Владимиро-Суздальским Юрием. Смута была острой, но до кровопролития не дошло и стороны примирились. Не стали переяславцы продолжать и войны с Новгородом. Ярослав сосредоточился на делах в своей вотчине, а Михаил, оставив на новгородском столе своего сына Ростислава, вернулся в Чернигов. Благодаря посредничеству киевского князя Владимира Рюриковича и митрополита Кирилла враждующих князей удалось примирить, и «бысть радость велика», как пишет летописец.
        Добиться своего Ярославу удалось и без войны с Черниговым.
        Михаил быстро растерял симпатии новгородцев. Обещанный им поход в землю эстов, чтобы поправить острую проблему с продовольствием, организован им не был. Активность в военных делах могла бы сохранить ему стол, но здесь он почему-то спасовал. А в 1230 году несчастья с новой, еще большей силой обрушились на всю Северную Русь. Летопись зафиксировала сильнейшие природные и социальные беды: землетрясение, солнечное затмение, политические склоки между боярскими группировками с последующими за ними волнениями и пролитием крови людей имущих и простых горожан. Дороговизна, обложные дожди и неожиданные заморозки во время сбора урожая спровоцировали последовавший за всем этим голод, а потом и страшный мор. Кто мог, тот бежал в другие земли, а иные умирали прямо на улице: «И разидеся град наш и волость наша, и полны быша чюжии граде и стране братьи и сестръ, а остатокъ почаша изъмирати. И кто не прослезится о семъ, видящее мрътвица лежаща по улицамъ, и младенца псы изъядаемы».
        Как сообщает летописец, в одну только общую могилу на Прусской улице свезли 3030 трупов, и таких вот скудельниц было несколько. За голодом следовали бунты. Князь Михаил оставался в это время в благополучном Чернигове и даже не пытался справиться с продовольственным кризисом в Новгороде. Более того, его сын Ростислав, оставленный на княжение, в самый разгар бедствия также покинул вымирающий город и вместе со всей городской верхушкой перебрался в Торжок, поближе к обеспеченному югу. Общинники не смогли стерпеть такого предательства своих правителей. В воскресенье, восьмого декабря, Ростислав выехал из города, а уже утром в понедельник в Новгороде вспыхнуло всеобщее восстание. Были разграблены дворы посадника, тысяцкого, их родственников и сторонников. Представители верховной власти бросили город в тяжелый для него час, за что они и были наказаны. Все их имущество, которое было нажито, по мнению народа, незаконно, было роздано по уличным сотням - то есть по всем жителям. Новгородцы на вече выбрали себе новых руководителей: посадника Степана Твердиславовича и тысяцкого Микиту Петриловича. К власти
вновь пришла просуздальская партия.
        После изгнания «черниговцев» немедленно послали за новым князем в Перяеславль. Ярослав не стал медлить. Уже 30 декабря 1230 года он примчался с дружиной и, созвав большое вече, дал присягу «на всей воли новгородской». После призвания Ярослава политические страсти в Новгороде улеглись. С началом навигации прибыли немецкие купцы с зерном, что облегчило положение людей.
        Три с лишним года голода и страшного мора подходили к концу. Все это время городскую общину сотрясали бунты, кровавые внутренние конфликты и ссоры как среди высших социальных слоев боярства и прочих именитых людей, так и между низами, простой городской чадью. Дважды за эти годы менялся князь, и оба раза он покидал этот город не по своей воле. Многие новгородцы, из самой столицы, да и с провинциальных пятин, переселились в другие земли, как из-за лютого голода, так и по политическим причинам. После всех бед огромный город практически обезлюдел. Возвращение на княжение Ярослава Всеволодовича совпало с улучшением продовольственной проблемы, а также и со снижением внутренней социальной напряженности в весьма поредевшей общине. Горожане были измучены и еще очень долго боялись любых перемен. Им хотелось стабильности, спокойствия и уверенности в завтрашнем дне.
        Ярослав вместе со своими детьми стал хорошим знаком для новгородцев. Он вот уже в четвертый раз принимал княжение и сумел сохранить этот престол за собой, а также передать его по наследству сыну Александру. Началась эра правления Ярославовичей. Стечение многих обстоятельств привело к тому, что эта династия на долгие и долгие годы монополизировала власть в Господине Великом Новгороде за собой.
        Теперь, после решения внутренних вопросов, перед князем стояла задача в укреплении внешних новгородских рубежей. И тут, прежде всего, нужно было возвращать в фарватер русской политики отшатнувшийся в сторону Рижского и Дерптского епископств мятежный Псков. Начиналась эпоха противостояния с немецкой экспансией на восток.
        Конец книги.
        Продолжение следует.
        Для создания обложки использовались изображения с сайта pixabay.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к