Первопроходец. Бомж с планеты Земля Валерий Петрович Большаков
        Однажды он потерял все - дом, работу, семью, память… Он забыл свое имя и дом. Возможно, он был богат, но теперь его удел - нищета бомжа.
        И вдруг даже не ирония, а насмешка судьбы - человек без имени оказался на иной планете. Другой мир - другие правила! Там никого не интересует, кем ты был на Земле, а имя… Да назовись, как хочешь! Оценивать тебя будут исключительно по крепости твоих мускулов, твердости характера и умению метко стрелять.
        Александр по кличке «Бомж» испытает себя в роли каторжника на руднике, вольного сталкера среди руин исчезнувшей цивилизации, обретет друзей среди людей и гуманоидов, и однажды разгадает мучительную загадку - узнает о себе все, и очень удивится своему открытию…
        ВалерийБольшаков
        Первопроходец. Бомж с планеты Земля
        Глава 1
        Подмосковный вечер
        С утра подмораживало, и мне в моем «пухляке» было не жарко. Но на рынке я согрелся - Сурен подогнал целый грузовичок, затаренный мешками с луком, и я один все их перетаскал на склад. Запарился даже.
        - Все, парой, - громко позвал я хозяина, - сгрузил!
        - Ай, молодец! - отозвался тот и колобком вкатился в овощехранилище. - Спасибо, Саша-джан!
        Словно из воздуха вытащив пятисотку, он вручил ее мне. Я принял деньги, кивнув, и сунул их в карман. Молча.
        Нет у меня привычки благодарить за то, что заработано.
        Сурен вздохнул с какой-то бабской жалостливостью и сказал негромко:
        - Вот уважаю я тебя, Саша-джан, за то, что не теряешь достоинства. Вот уважаю!
        И протянул мне руку. Я криво усмехнулся и пожал волосатую конечность. Не теряю, значит, достоинства…
        А для меня это совсем не сложно - большего ничего и не имею!
        Но все равно, ласкает слух.
        Натягивая шапку-чеченку, я проводил Оганяна глазами - тот уже укатился обратно в торговый зал чего-то разруливать.
        Сурен - обычный коммерс, жесткий, прожженный тип, который не церемонится с чужаками. И кинуть может, и развести, зато за своих горой стоит.
        «Парой» - это вежливое, но официальное обращение, означает оно обычное наше «господин», а восходит к титулу «барон», занесенному в Армению крестоносцами. Так вот Сурен мне как раз и напоминает этакого дона Пампу, средневекового жизнелюба.
        Такой своих людишек в обиду не даст. Наказать может, коли за дело, но и подсобит, если что. Как не порадеть за своего человечка?
        Я натянул пуховик и вышел на холод. Еще светло было, хотя солнце село уже.
        Рыночные ряды почти опустели. Последние торгаши, задержавшиеся в надежде слупить пару тысчонок с припозднившихся покупателей, спешно собирали товар, распихивая его по гигантским сумкам-чувалам и заваливая ими тележки.
        Субтильный Гриша из братии грузчиков едва стронул такую с места. Он напрягался, выгибался дугой, скреб сапогами по земле, пыхтел, выдавливая маты из тощей груди, и вот транспортное средство нехотя покатилось - громадная куча сумок и мешков угрожающе покачивалась, готовясь рухнуть и погребя Гришку под китайским ширпотребом.
        Рынок стремительно пустел, и эта малолюдность да кучи мусора - оберточная бумага, хрустящие пакеты, которые ворошил неласковый ветер, картонные ящики и коробочки из-под «Доширака», - все это навевало тоску.
        А сверху приспускалась хмурая облачность. Косые пальцы столбов, невежливо тычась, указывали на тучи, а черные голые ветви деревьев словно взывали к небесам, страшась холодов и умоляя отвести зиму.
        Небеса равнодушно молчали, перемешивая серую рванину кумулюсов…
        Я вздохнул и прибавил шагу. Холодно как…
        Завтра надо будет свитер надеть, тот, что с дырой на спине. Под пухляком не видно.
        Додумывая эту житейски состоятельную мысль, я расслышал отчаянный девичий крик. Что еще не слава богу?
        Из-за киоска на углу выбежала девушка в расстегнутом пальтишке, из-под которого ярко краснела вязаная кофта, а на голове подпрыгивал синий помпон шапки. Даже отсюда было видно, что ноги у бегуньи длинные, обтянуты цветастыми леггинсами и обуты в ношеные сапоги цвета кофе с молоком.
        Девчонка припустила мимо рядов, устремляясь к складам, слепленным из сэндвич-панелей, и тут же показались преследователи - двое парней в модных прикидах. Мажоры.
        Парни гоготали, скача вдогонку за своей добычей.
        Парочка торговцев сделала вид, что ничего не происходит, лишь головы в плечи вжала под накинутыми капюшонами да поспешила удалиться. «Моя хата с краю, ничего не знаю».
        Вполне понятная жизненная позиция, вот только меня по другому рецепту делали - не люблю, когда девочек обижают.
        Джентльмен я, рыцарь «бла-ародный». Дурак, короче.
        Глянув вслед убегавшей девушке, я увидел, что та попалась - угодила в тупик и заметалась между стенами складских помещений.
        Мажоры добежали и остановились, переводя Дух.
        - Ну, ты нас загоняла! - весело сказал один из них, в рыжей дубленке, упирая руки в колени. - Ф-фу-у! Прям чемпионка по бегу! Давай, заголяйся.
        - Только по-быстрому, - добавил другой, в толстовке «Ливайс», - а то холодно.
        - Не трогайте меня! Шо я вам сделала? - заверещала «добыча». - Отпустите! Я не хочу-у!
        - А мы хотим! - загоготал «загонщик» втолстовке.
        Оба двинулись к девушке, разведя руки и глумливо повторяя «У-тю-тю!» да «Цып-цып-цып!» Девчонка прижалась к стене и закрыла лицо руками в варежках.
        А молодая особа явно за модой не следит, заметил я отстраненно, как бы вчуже. Одно из двух - или у нее отсутствует вкус, или тупо нет денег. Скорее, второе - вон, даже варежки разные - одна синяя, с вышитой снежинкой, а другая - малиновая.
        Неторопливо приближаясь, я оказался у мажоров за спиной - те от вожделения и страх, и опаску утратили. Росту я немалого, поэтому начал с того, что врезал типу в дубленке ребром ладони по шее. Тот хрюкнул только и сунулся мордой в запакощенный сугроб. Его товарищ в толстовке сначала очень удивился, а потом полез на меня, воспылав жаждой мести. Зря.
        Я врезал мажору между ног, а когда тот согнулся в три погибели, шипя от боли, выпрямил его апперкотом, с удовольствием плюща противнику губы и нос. Парнишу вздернуло, и я закончил комбинацию локтем в челюсть - мажора отнесло и впечатало в стенку. По ней он и сполз, опрокидываясь на утоптанный, обильно политый мочой снег. Там тебе и место.
        - У него пистолет! - взвизгнула девушка.
        Я резко обернулся к вырубленному дублен-коносцу. Тот уже стоял на четвереньках и лапал оброненный «ПМ».
        Пневмат или огнестрел, я разбираться не стал. Подскочил и всадил носком ботинка по печени этому Вильгельму Теллю недоделанному Казанове доморощенному.
        Тот опять хрюкнул и перекатился на спину Готов.
        Пистолет я подобрал и сунул в карман. Пригодится в хозяйстве.
        Встретился глазами с девушкой - она смотрела на меня, будто на ангела, явившегося с благой вестью.
        - Пойдем, - буркнул я, - провожу.
        - О-ох… - простонала моя визави и стала нюнить. - Спасибо вам огромное-е!
        - Да ладно…
        Бочком между двух еле ворочавшихся тел девчонка прошмыгнула ко мне, и мы зашагали прочь отсюда, с места неудавшегося преступления.
        Выйдя за ворота, я спросил:
        - Тебя как звать хоть?
        - Марина, - ответила моя нечаянная спутница и шмыгнула носом.
        - А живешь ты где?
        Марина вздохнула грустно-прегрустно:
        - А нигде… С Украины я. Нас набрали целый вагон. Сказали, шо на работу в самой Москве устроят, а мы уже потом, с получки, рассчитаемся и за проезд, и за питание… Приехали мы, паспорта у нас отобрали - и на улицу всех. Этими… ну..
        - Проститутками? - догадался я.
        - Ну, да… А бригадир наш оказался вовсе не бригадир, а этот… ну…
        - Сутенер?
        - Ага… Я, как только до меня дошло, сразу деру дала. Они за мной погнались, но я убежала.
        - Да-а, бегать ты умеешь.
        - Ага… И теперь ни документов, ни денег, ничего… Месяц уже бичую.[1 - Бичевать - от слова «бич», производного от англ, beach - берег Первоначально в СССР «бичами» называли моряков, списанных на берег за пьянку, но постепенно этот статус был перенесен на всех опустившихся, спившихся людей, перебивающихся случайными заработками.]
        - Ну, на бичиху ты пока не тянешь, - усмехнулся я. - Не несет от тебя, маты не гнешь, да и голосок не пропитый… Я и сам бомж, так что бомжих всякого разбору навидался. Ладно, пошли.
        - А куда?
        - Устрою тебя на первые дни, а там видно будет.
        Не спрашивая больше, Марина доверчиво зашагала рядом, подлаживаясь под мою походку.
        До станции добрались быстро, а скоро и электричка моя подошла. Если повезет, то контролер припоздает, и мы успеем выйти, не заплатив.
        Вообще-то, я не только «благородный», но и честный, законопослушный и все такое. Однако и экономный тоже…
        Когда бабосов нехватка, совестливость притупляется.
        - А куда мы? - шепнула Марина. - В Москву?
        - Да нет, поближе. Нам до Храпуново, там рядом деревня - и дачный поселок, где я живу.
        - Прямо на даче?
        - Прямо. Хозяйкой там одна бабуська, вот я с ней и договорился. За домом смотрю, печку протапливаю, починяю, где нужно…
        Я осмотрелся. Вагон был полупустой. Ближе к нам тетка в платке дремала, сонно кивая головой, словно соглашаясь со всеми. За окном плыли окраины Электростали. Уже заметно стемнело, и местность казалась неуютной в сумерках - расплывшиеся в черноте подступавшей ночи дома, выстроившиеся в ряд за путями, выглядели угрюмыми, косо попиравшими серый снег, а свет автомобильных фар, изредка окатывавший их облупленные бока, лишь усиливал впечатление унылой запущенности.
        Я тут же вспомнил, как прошлой зимой бродил по вечерним московским улицам, как повсюду светились окна, приоткрывая чьи-то жития, а я шел один, без дома, без семьи, без имени даже, и мне было тоскливо и холодно.
        И минус на градуснике тут был ни при чем - не тело зябла, душа.
        - А почему - на даче? - удивилась Марина.
        - Я же сказал - бомж я.
        В ответе моем прозвучали нотки раздражения - не люблю я про свой статус говорить, не лучшая это тема.
        - Да поняла я, поняла, - заспешила девушка. - Просто не поверила сразу. Вы… ты и бритый, и одет прилично…
        Я усмехнулся.
        - Это моя парадно-выходная форма. В ней я… хм… родился, скажем так. Вот, вертится в голове одна фразочка, сам не знаю, откуда, - «жизнь дается лишь дважды».
        - А-а! - обрадовалась моя спутница. - Так это фильм был такой, про Джеймса Бонда!
        - Да? Буду знать…
        Мне вдруг захотелось рассказать Марине обо всем, что со мною приключилось. Откровенность мне, мягко говоря, не присуща, но доверчивость этой девчонки сама по себе располагала к тому, чтобы открыться.
        - Это случилось прошлой зимой, - начал я, - одиннадцатого декабря, где-то в том районе, где шоссе Энтузиастов пересекает МКАД. Помню, вечер был. Мороз не стоял, и ветра чуть, снегу насыпало чистого, пухнастого. Помню, как я вышел на свет, под самый фонарь, мою тень помню, четкую такую, а потом еще чья-то появилась. И сразу удар по голове…
        - Ой… - шепотом сказала Марина.
        - Да-а… - поморщился я. - Очнулся от холода, и сразу больно стало. Отжался, а пальцы совсем онемели. Закоченели. Я на колени кое-как поднялся, греть стал руки, а башка разламывается просто. Кровь на волосах подсохла, и на щеке, как корка, да еще мутит меня - видать, сотрясение заработал. Но это все так, мелочи. Главное, я память потерял. От слова совсем.
        - Как?! - выдохнула девушка. - И ничего-ничего не помнишь?
        - Ни-че-го, - раздельно проговорил я, ежась, словно от прошлогоднего холода. - Вся моя жизнь усохла до вот этого года. А кто я был, где жил, кем работал - понятия не имею. В карманах ни денег, ни документов. Наверное, тот, кто меня по башке треснул, все забрал, вместе с курткой, или что я тогда носил. В одном-то камуфляже не походишь особо. Вот так… Шофера-дальнобойщики поделились бинтами из аптечек, я кое-как голову перевязал. Ночью холодно было, еще и ветер поднялся, а укрыться-то негде! Хорошо еще, Кириллыча встретил, бомжа со стажем. Тот меня в какой-то подвал отвел, а там теплотрасса проходила, вот мы на трубах и устроились. Матрасы, помню, черные от грязи, но мне было не до брезгливости - упал и заснул.
        Марина вздохнула.
        - Ужасно… - пробормотала она.
        - Да уж… - вздохнул я. Мне как-то даже полегчало, будто я часть своей беды перегрузил на эту девчонку. И сразу стыдно стало. Вот же ж, натура дурацкая…
        - А потом? - затеребила меня девушка.
        Я крякнул от смущения, уже слегка досадуя на себя за излишнюю откровенность. Сколько раз я себе выговаривал, чтоб не повиновался порывам! Но все же облегчение чувствовалось…
        Люди ж не зря имеют привычку «делиться» своими горестями - они их именно что делят, щедро, оставляя себе лишь часть былых переживаний. А я ж тоже хомо сапиенс, и ничто хомосапиенсовое мне не чуждо…
        - Потом я недели две наведывался на «место преступления», - продолжил я с кривоватой улыбочкой. - Все ждал, что память вернется. Ходил там, на людей смотрел, надеялся, что окликнет кто знакомый, и я хоть имя свое узнаю.
        - Так ты даже имени своего не помнишь?
        - Я ничего не помню из прошлой жизни, - терпеливо объяснил я. - Долго себе новое имя подбирал, пока не надумал как Пушкин зваться - Александром Сергеевичем. Вот так…
        - Ужасно… - повторила девушка. - Это же все равно шо жизнь отобрать. Начисто. Конечно, если задуматься, то шо хорошего у меня было? Тусклое какое-то у меня прошлое, вон, как за окном. И вспомнить особо нечего. Папка меня любил, но он помер, когда мне всего четырнадцать было. Жалко так, до сих пор. А мамку я только пьяной видела… Нет, она не злая, просто меня не любит. Братика моего обожает просто, а я - так… Он же младшенький, так бывает. Раньше я из-за этого плакала, папульке жаловалась. А потом привыкла. Но все равно, я же помню, где родилась, где росла, в какую школу ходила! Год назад… Год назад у меня выпускной был…
        Я вздохнул, будто повторяя маринин вздох.
        Трудно быть бомжом.
        Надо здорово опуститься и опроститься, чтобы нормально себя чувствовать на помойке.
        Не знаю, примечал ли я всю эту «бичеву» раньше, в прошлой жизни, а нынче у меня глаз наметан.
        Бомжи как бы уступают город «нормальным» иуспешным, занимая обочину жизни. Почти все они - люди с ДРП. С добровольно редуцированными потребностями. Все их желания сводятся к выпивке и закуске, к теплому месту, где можно заночевать.
        Бомж - классический маргинал. У него нет семьи, нет работы, он ни к чему не стремится, ничего не пытается добиться в этой жизни. Он изгой, отверженный.
        Слезливые дамочки обычно жалеют «бедных бомжиков», но это неправильно. Если человек жрет из контейнеров с отходами, а спит в подъезде, то это его выбор. Здесь нет никакой трагедии, и никого не надо спасать, вытаскивать из нищеты, устраивать на работу, хотя бы потому, что среднестатистический бомж не будет трудиться.
        И даже не потому, что он ленив, хотя и это тоже присутствует, а из-за того, что общество со всеми его ценностями и атрибутами бомжу не нужно. Он вне социума.
        И тут легко впасть в другую крайность - зачислить всех бомжей в паразиты, в тунеядцев-побирушек. А ведь лодырничать бичам удается не всегда. Каково это - с раннего утра обойти десяток свалок, собирая бутылки? Легко ли так жить?
        И далеко не все из них воришки. Множество бомжей живут тем, что «нормальные люди» выбрасывают.
        Почему же они упорствуют, эти «лица без постоянного места жительства, почему ни в какую не хотят принять «человеческий» образ жизни? Большинство даже не задумывается над этим - нечем задумываться, а меньшинство… Идеологию и философию жизни на обочине лучше всего объяснил Кириллыч.
        На собственном примере.
        А зачем мне, говорит, ваши машины и квартиры, работа, семья и прочие радости? Собственность с недвижимостью закабаляют, жена с детьми лишают свободы, работа и вовсе рабство. А жить когда? Ты работаешь, чтобы было на что купить мебель или машину, еду, там, или одежду, опекаешь свою семью, а жизнь-то проходит! Ты живешь лишь тогда, когда делаешь то, что хочешь, и когда хочешь, по своему разумению, а не по приказу начальства или из чувства долга.
        Ну и как? Можно ли добиться подобной свободы трудящемуся в поте физиономии своей? Нет. Даже президент корпорации или какой-нибудь министр не свободны, они вынуждены жить по утвержденному плану, в согласии с правилами, обычаями, законами, привычками нижестоящих и капризами вышестоящих. Вывод? Чтобы зажить воистину вольным, нужно освободиться от привязанностей и не испытывать желаний.
        Вот такой у нас Кириллыч «просветленный». Как Будда.
        Спохватившись, я сказал:
        - Чуть не проехали. Пошли, нам выходить.
        Электричка, задренчав тормозами, остановилась у перрона, и мы вышли. Морозец убавился, и ветерок стих. Сейчас отъедет электричка, и вернется тишина.
        Есино не тонуло в потемках - то там, то сям светились окна, а вдоль пары улочек и у магазина горели фонари. Мы с Мариной вышли за околицу, почти тут же переступая черту садового товарищества.
        Асфальт в дачном поселке уложили только на центральной, а в переулках тянулись лишь узкие бетонные полосы посередке, чтобы дачники могли пройти в дождь, не измаравшись в грязи. Сейчас, правда, и грунт, и бетон были одинаково укатаны снегом.
        Бабуська, с которой у меня были «договорные отношения», приходилась Кириллычу дальней родней, так что Гаутама наш отечественный составил мне протекцию. Хозяйку я постепенно привык бабой Аней величать, а она по-всякому помогала мне. То полмешка картошки оставит, то солений подкинет. Ну, и я в долгу не оставался - забор, вон, починил, печку переложил, а то дымила. Крышу залатал. А весной обязательно перекопаю огород - баба Аня не признает овощи из супермаркетов, говорит, в них сплошь нитраты.
        - Пришли.
        Бабуська жила в крепком пятистенке, сам дом окружали яблоньки-дички и кусты смородины, а за ним схоронились под сугробами десять соток.
        Отперев калитку, я провел Марину в избу, подивившись дымку, что вился из трубы над почерневшей банькой. Кириллыч, что ли, заявился? Похоже на то.
        Потопав в гулких сенях, чтобы стрясти снег с ботинок, я открыл дверь и переступил порог.
        Всю середину, как и полагается, занимала массивная русская печь, пол был застелен ковровыми дорожками, вязанными из лоскутков, в уголку пылилась икона - скорее, не символ веры, а дань моде. Баба Аня замуж выходила комсомолкой, и не за кого попало - суженый ее был довольно известным авиаконструктором.
        Какая уж там религиозность - бабуська даже имя господне всуе упоминать стеснялась, не принято это было в ее юные годы.
        - Здорово, Кириллыч!
        Престарелый бомж с длинными седыми волосами и окладистой бородой больше всего смахивал на священника. Хотя не так уж он и стар - вон, морщин меньше, чем у меня! А однажды, помню, спешили мы на автобус, так Удалов меня обогнал, так почесал! Удалов - это фамилия Кириллыча, я ее случайно узнал, когда деда кто-то окликнул. Сам он не представлялся, я даже имени его не знаю - прячется человек от общества, скрывается за отчеством. Его право.
        Щуря глаза за круглыми стеклами очков и шевеля губами, Удалов разбирал текст псалтыря без обложки.
        - Здравствуй, сын мой! - проговорил он протяжно, но тут же вышел из роли степенного патриарха, улыбнулся, выказывая редкие зубы. - И дщерь моя, - добавил просветленный бомж.
        - Здравствуйте, батюшка, - робко проговорила Марина.
        - Не юродствуй, Кириллыч, - сказал я, скидывая пуховик и принимая пальто у девушки. - Неужто баню истопил?
        - А то! - хмыкнул дед. - Хотя больше думать следует о чистоте не телесной, а духовной!
        - Тогда в твоей бороде не то что вошки - мышки заведутся! - парировал я и обернулся к Марине:
        - Будешь мыться?
        - Ой, а можно?
        - Нужно! - рассмеялся я. - Иди, а я пока яичницу пожарю. У меня тут где-то кусочек бекона завалялся…
        - Я сейчас!
        Девушка быстренько оделась, и я вручил ей бабкино полотенце.
        - Шампунь в предбаннике, на полочке.
        - Ага, спасибо!
        Марина убежала, а я приблизился к печи и погрел руки. Замерз я что-то…
        Раз уж речь зашла о санитарии и гигиене, то и мне не мешало бы привести себя в порядок. Побриться, как минимум.
        Нагрев кипятильником воды в миске, я намазал щеки пеной для бритья (в баллончике, который я выудил из контейнера для ТБО, еще немного было) и взял в руку одноразовый инструмент - «Лучше для мужчины нет!»
        Соскоблив щетину, утерся одеколоном «Шипр» из бабуськиных запасов. Щиплет, зараза… Зато малость очеловечился.
        Поглядел на себя в зеркало. Нос крупноват и уши торчат, губы полноваты… Плечи не поражают шириной… Ну, хоть шея крепкая…
        Приблудившийся кот со странной кличкой Трактор выскользнул из лаза в полу, потерся о мою ногу и не замурлыкал - затарахтел утробно.
        - Купил, купил, - успокоил я его, доставая маленький пакетик «Вискаса».
        Мучать животное ожиданием не стал, сразу выдавил угощение на блюдечко у печки.
        - Ешь, зверюга!
        Трактор проворчал нечто вроде «Премного благодарны!» ипринялся трескать ужин. Вполне, кстати, заработанный, котяра наш - знатный мышелов.
        - Где это ты сыскал ее? - поинтересовался Кириллыч.
        - Места знать надо! - хмыкнул я.
        Посвятив «просветленного» внедавние события, я поставил сковороду на плиту и плеснул масла из бутылки. Заветный кусочек бекона уже обветрился, отбывая долгий срок в холодильнике, но если его обжарить, выйдет самое то.
        - Да-а… - задумчиво протянул старый бомж. - Мне б такую Снегурочку…
        - Внучку захотелось, Дед Мороз ты наш? - ухмыльнулся я.
        - Не знаю… - серьезно сказал Удалов. - У меня ж все было, все, как у людей…дцать лет тому назад. И квартира, и должность, и два высших…
        - Водка? - предположил я.
        - А что водка? - пожал дед одним плечом. - Она ж не сама в горло льется, и никто силком не спаивает. Хотим пить - и хлещем заразу. Не знаю… - горестно вздохнул он. - Не знаю, правильно ли я жил? Может, вся моя философия не стоит и замаранной туалетной бумажки? А уже не переиграешь… Вот ты молодец, что не сдаешься, пытаешься как-то на ноги встать…
        - …Встать в строй, - усмехнулся я.
        - А чего ж? - построжел Кириллыч. - Войну на помойке не отсидишь, грех! Хоть и не помню я ту ВОВ, мальцом был совсем… Э-хе-хе… Знаешь, что самое поганое в старости? Не болячки вовсе, этого и у молоди полно. Но даже ты, хоть тебе уже и под сорок, можешь еще что-то изменить, начать с чистого листа. Времени у тебя впереди не так уж и много, но есть. А я - все, мне одно дожитие осталось, как в собесе выражаются… Вот ведь дрянь какая! - скривился дед. - Только начнешь постигать эту самую жизнь, только-только разбираться станешь, что в ней к чему, а она - раз! - и кончается…
        - Отставить негатив! - бодро сказал я. - Радуйся тому что есть! Сам же меня учил.
        - Я и радуюсь… - увял Кириллыч.
        Я внимательно посмотрел на него. Нет, не похоже, что старый сдает, закалка у него та еще. Коли уж перестройку идиотскую пережил и «святые» 90-е, то нынче отдыхать впору.
        Надо сказать, что я, хоть и сам бомжую, не сходился с себе подобными. Отталкивали они меня тупостью своей, нечистоплотностью, пришибленностью.
        Удалов не такой. Он никогда не запускал себя, всегда был чистеньким, насколько это возможно в мире подвалов, коллекторов и заброшенной «промки» - в местах обитания бичевы. Дед постоянно таскал с собой свой личный стакан, нож и ложку, так что от угощенья нечаянного не отказывался, но вот общей посудой не пользовался - брезговал. А раз в неделю, по субботам, обязательно отправлялся в баню. Нормальный, в общем, старикан. И вот, загрустил чего-то.
        - Хочешь, съездим завтра в столицу? - предложил я. - Мне Сурен пятихатку выкатил, а Полторашка вчера косарь вернул. Я даже удивился. Так что мы богаты!
        - Чем богаты, тем и рады… - уныло продекламировал Удалов.
        - Не парься, Кириллыч! Тебе семьдесят едва! Вон как шустро бегаешь, а если рублик уронишь, так нагнешься и поднимешь. Как думаешь, многие твои ровесники способны на подобный подвиг? Так что…
        Договорить я не успел - вернулась Марина, принося с собой волглый запах бани, распаренных веников и «Детского» мыла.
        - С легким паром! - заулыбался сразу старый хрен.
        - Спасибо! - просияла девушка.
        А я удивился - Марина оказалась очень даже ничего. Хорошенькая, а пальто не по размеру, как и тюрбан из полотенца, намотанный ею на голову, не портили впечатления. Юный овал лица удивлял изяществом черт - большие, широко расставленные глаза, чей взгляд то и дело прятался, уходил в тень длинных ресниц; яркие от природы губы, как будто немного припухшие; точеный носик, бровки вразлет… Прелесть!
        - Прошу к столу! - сказал я, выставляя на большой стол разделочную доску. На нее-о я и опустил сковороду со скворчавшей яичницей.
        - О-о-о! - застонала девушка. - Как па-ахнет…
        - А то! - гордо сказал я. - Щас я, хлеба нарежу…
        Обычно я не употребляю, но за встречу грех не выпить. Так что я достал бутылочку коньяка, к которой прикладывался месяца три кряду (хреновый из меня алкаш!), и плеснул всем в одноразовые стаканчики.
        - Э, э! - осадил я гостей, уже готовых употребить. - Тормозите! Вы сначала посуду в ладонях погрейте, пускай коньячок выдохнется малость, он так вкуснее будет.
        - Все-то ты знаешь, - проворчал Кириллыч. - Откуда только…
        - Из прошлой жизни, - криво усмехнулся я, покачивая «стакашку».
        Марина вздохнула и, смущаясь немного, погладила меня по руке. Дед это движение заметил и сказал с наигранной бодростью:
        - Не так уж все и плохо, Мариночка! Многое Сашка не забыл - мозг ни в какую, а руки помнят! Как мы тогда, с пистолетом? А? - он обернулся к девушке: - Нашли как-то разгрузку сброшенную, а в ней пистолет и три запасных обоймы. Ну, мы и взяли пострелять - я, Сашка и Афоня, друган наш. Сожгли его летом.
        - Как - сожгли? - ахнула девушка.
        - А как бомжей жгут? - поморщился Кириллыч. - Афоня на вокзале почивать устроился - картонок подложил стопку, и готово ложе. Ага… Подкатили два урода, облили его бензинчиком и спичку кинули. Афоня кричит, извивается, а те гогочут…
        - Ужас какой-то! - сказала Марина впечатленно.
        - Вот, такая се ля ви, - развел Удалов руками. - Мы ж не люди, нас можно… Ой, ладно! Ну, так прибрали мы тот пистолетик, а потом на дачах пострелять решили. Думаем, кончатся патроны, мы все и повыкидываем, а то мало ли… Может, из того ствола замочили кого! Я еле разобрался с оружием, а Санька в руку взял, даже не глядя, с предохранителя снял, чик-чик, затвором щелк - и ба-бах! Афоня выставил две пустых консервных банки - Сашка их все снес, каждую с одного выстрела! А я потом бутылку вверх подкинул, так он одной пулей разбил ее в воздухе, а потом еще двумя - донышко и горлышко, пока те падали. Так-то!
        - Ты, наверное, солдатом был! - выпалила девушка. - Нет, офицером!
        - Ага, или киллером, - буркнул я. - Доедайте, кому оставили?
        - Я уже не могу, - призналась Марина, - объелась! Я… Можно мне… Я так спать хочу…
        - Нужно! - улыбнулся я. - Вон спальня, за занавеской.
        - А вы? - спросила девушка виновато, со смущением, но и с затаенной радостью.
        - Кириллыч на печке греется, а я на диване, - успокоил я ее. - В спальне я все равно не ночую никогда - там бабуськина территория. Так что ложись.
        - Ну, ладно… Спокойной ночи!
        - Спокойной. Дед, пошли на кухню.
        - Ага, ага…
        Мы выключили свет в комнате и перебрались на кухню, где запалили керосиновую лампу - нам света хватит, зато не так ярко. Сам терпеть не могу, когда ночью где-то отсвечивает. Люблю, чтобы темно было и тихо. А пока…
        А пока восемь часов только, начало девятого, так что можно и посидеть чуток, расслабиться легонечко.
        Осторожно подвинув стул, я налил себе и Кириллычу по кружке чая - крепкого, но не сладкого, потому как вприкуску - с конфетами. Роскошь подобную я стал себе позволять лишь с осени, когда начал припахивать на двух работах - через день работал у Сурена, а сутки через трое сторожил лесопилку еще одного олигарха местного разлива. Да и Удалов никогда не заходил в гости пустым. Так и зимовали.
        - Симпатяжка какая… - проговорил Кириллыч, вздыхая.
        - Да, - рассеянно согласился я.
        - Завидую я тебе…
        - Господи, чего мне завидовать? - сказал я с подступающим раздражением.
        - Ты-то с подружкой, а у меня даже бабы-яги нет…
        - Какая подружка, Кириллыч? - ласково сказал я. - Сдурел ты, что ли? Ей семнадцать всего или восемнадцать, девчонка совсем! Да и не думал я ни о чем таком, у меня одно на уме: вспомнить все! Пока не пойму, кто я и что я, никакой личной жизни!
        - Суров ты! Прям, как Добролюбов - «умел рассудку страсти подчинять».
        - Нету никаких страстей, - пробурчал я. - А тебе в театре надо служить, будешь Луку играть. Помнишь? Горький, «На дне»?
        - Я-то помню… «Человек - это звучит гордо!»
        - Угу… Кстати, это Сатина слова, шулер который.
        - Это Горького слова, Саня, а «пролетарский классик» врать умел - талантлив был. Да и не он один. Все старые, я имею в виду - авторы, очень любили жалеть проституток. Достоевский Соню Мармеладову жалел, Толстой - Катюшу Маслову, Горький… как бишь ее… Настю, кажется. А чего их жалеть? Они что, рабыни? Или их к постели приковывали? Вон, Маринка - взяла и убежала! И раз уж Сонька Мармеладова пошла на панель, стало быть, выбрала все для себя. А чего ж? Раз-два, ножки врозь - и почасовая такса! Валяешься весь день, а когда клиент является - расслабишься и удовольствие получаешь. Страдалицы нашлись… Да и мы - страдальцы разве? Нет! Ну, не всем судьба прямая и ровная достается, вот у нас - извилистая. Ничего, выпрямим… Ты уж точно. Я в тебя верю.
        - Спасибо, - улыбнулся я и зевнул. - Пошли спать.
        - Пожалуй… - проворчал Кириллыч. - Ступай, укладывайся. Я обожду, а потом уж задую.
        - Давай…
        Я добрался до дивана, разделся и лег, накрывшись верблюжьим одеялом. Термобелье я не снимал, под утро могло выстудить, а пока печь раскочегаришь… Это тебе не «буржуйка».
        Кальсоны с рубашкой мне один алкаш продал - стащил, видать, у торгашей, а мне за сотку отдал. Я ведь, как уже объяснял выше, честный, но без фанатизма.
        Нет, хорошее термобелье. Из Южной Кореи. Да хоть из Северной, главное - тепло. А потом тот же воришка мне пару ботинок «вердан» предложил. Для зимы, конечно, обувь не лучшая, зато крепкая. А я все прочное люблю.
        И опять этот длинный унылый вздох. Все тоскую по утраченной памяти. Может, там и тосковать не о чем, может, я убийцей был «в прошлой жизни», а вот, поди ж ты…
        Все равно чувствуешь себя уродцем, неполноценным каким-то. Пытаешься спешно, наскоряк лепить новую индивидуальность, а получается убожество какое-то. Я старательно прививаю себе разные привычки, чтобы хоть как-то отличаться от ближних и дальних, выделиться, стать непохожим на остальных.
        Вон, подсмотрел в мультике такой обычай у смешарика Лосяша - давать собеседнику краткую характеристику - и усвоил его. Так и говорю, как тот мультяшный герой, копирую персонаж, раз уж персоны нету…
        Было тихо, только часики тикали да на печке ворочался Кириллыч. Потом все стихло, и я заснул.
        Разбудили меня какие-то невнятные звуки со двора. Я прислушался: вроде ходит кто-то…
        Осторожно выглянув в окно, я заметил, как мимо деревца с микроскопическими «райскими яблочками» на ветках промелькнула тень.
        Та-ак…
        Я бесшумно оделся, натянул свои «верданы» и, ступая по половичку, прошел к печи.
        - Кириллыч! - позвал я шепотом. - Подъем!
        - М-м-м? - отозвался старый.
        - Тихо! По-моему, у нас гости.
        - Ах ты, мать честна… Щас я. Маринку буди!
        - Может, не стоит?
        - Сто-оит… - зевнул Удалов. - Одного-двух мы прогоним, а ежели там целая гопа? Уходить придется.
        - Ну, ты наговоришь тут…
        - Опыт, сын мой, опыт…
        Я послушался и тихонько прошел в спальню. Девушка спала, свернувшись калачиком и ладошки подсунув под щечку. Дитя дитем.
        - Мари-ина… Вставай.
        Глубоко вздохнув, Марина потянулась и пробормотала, не раскрывая глаз:
        - Сколько времени?
        - Три.
        - А чего так рано?
        От удивления девушка открыла глаза.
        - Во дворе кто-то есть.
        - Ой!
        Марина стала торопливо одеваться, а я поспешно отвернулся - наша гостья спала в одних трусиках. А грудь у нее красивая…
        И точно своя, без имплантов.
        Проскользив к вешалке, я не стал пуховик надевать, а сунул руку в карман, лишь теперь вспомнив о трофее. Вынув ПМ, я выщелкнул обойму. Боевые, однако. Ну, хоть что-то.
        И именно в этот момент наружную дверь вынесло чье-то сильное плечо. Замочек там был - фигня.
        Я мягко отступил на пару шагов, держа пистолет дулом кверху.
        Загрюкали шаги, и дверь из сеней распахнулась, в комнату полезли какие-то усатые морды, в форме и с оружием.
        А я не придумал ничего лучшего, чем направить на них пистолет и крикнуть:
        - Стоять! Бросить оружие!
        В ответ вспыхнул свет мощных фонариков, и на меня глянули дула трех «калашей». Огромный человек в куртке ухмыльнулся и сказал:
        - Правильно, бросай! Чего прижухли? На выход!
        Глава 2
        Переход
        Так и не стрельнув ни разу я разоружился, и в меня сразу вцепились, не дав даже «пухляк» накинуть.
        Нападавшие сразу помяли мой организм. Кое-как прикрываясь и блокируя удары, я перешел в атаку, но тут же нарвался на крепкий ботинок, едва не пробивший мне печенку.
        Сон еще не выветрился у меня из головы, поэтому мозги работали туго. Съездив кому-то из служивых в челюсть, я добился того, что мне надавали сдачи, а после скрутили - не рыпайся, мол.
        - На выход! - скомандовал огромный.
        Не особо церемонясь, нас, всех троих, вытолкали во двор. По конвоиру на каждого. Марина пискнула: «Пусти!», но ее встряхнули, и протесты смолкли. Сопротивление бесполезно.
        На улице урчал мотором «Урал». Вежливо помогая прикладами, нас загнали в дверь вахтовки. Я помог подняться по крутым ступенькам сначала Маринке, потом Кириллычу. И плюхнулся на переднее сиденье.
        - Все в сборе, шеф! - прозвучал развязный голос сзади. - Трогай!
        Я оглянулся. Оказывается, вахтовка почти полная, только не понять, кем именно.
        Тут один из конвойных заглянул к нам, посветил фонариком, и я увидел сморщившихся и усиленно жмурившихся Карася и Полторашку, Хмыря и Серуню.
        - Ба! - сделал Удалов театральный жест. - Знакомые все хари!
        В вахтовке загоготали.
        Тут дверь захлопнулась, и «Урал» заворчал, газуя. Поехали…
        Знать бы, куда.
        - Я боюсь! - шепнула Марина.
        - Не бойся, - сказал я. А что еще скажешь?
        Все, что происходило, казалось мне сновидением. Я словно продолжал спать и видеть сны. И мелкие детали, попадавшиеся мне на глаза, лишь добавляли нереальности творившемуся с нами.
        Что это за конвоиры, к примеру? Я слышал, как их старший обращался к подчиненным, называя тех «гвардейцами», но к Росгвардии они не имели никакого отношения. Да и что у них за форма?
        На всех были обычные с виду «камки», но расцветки вовсе не зимней, а такой, что ее впору в тропиках применять. В сельве какой-нибудь.
        Более того, я видел, что «гвардейцы» отчаянно мерзли, хоть и накинули на себя теплые куртки. Такое впечатление, что конвой и впрямь из жарких мест доставили. Ну, бред же! Хм. На то и сон.
        Причин, чтобы испытывать к конвою ненависть, не было. Они никого не били, тем более не убивали. Ну да, бывало, наподдавали прикладами, и что? Мы же не люди, мы - так, бомжи какие-то, с нами и не так еще можно…
        Я не ощущал опасности, просто странно все было, очень странно, непонятно. Вот это и напрягало.
        «Урал» быстро доехал до станции, где горели «стопы» еще одной вахтовки. Те же гвардейцы вывели из нее подконвойных и погнали к перрону, куда подкатывал небольшой состав - вагонов десять, пассажирских и товарных вперемежку.
        Клацнула дверь нашего «Урала», и грубый голос скомандовал:
        - Выходь по одному!
        Я спрыгнул первым, снова помогая сойти Марине с Кириллычем, после чего нас погнали к вагонам.
        Обычный плацкарт, только окна занавешены. Бомжи, заталкиваемые в вагон, гомонили и ругались, но гвардии их гомон был до одного места. Распихали нас, и поезд тронулся.
        Толкотни и давки не наблюдалось, наша троица заняла целое купе - воздуху и места хватало.
        Оказалось, что окна были не только зашторены, но и заделаны изнутри фанерными щитами - наверное, существовали опасения, что подконвойные станут сигнализировать, по-всякому привлекать к себе внимание, вплоть до криков «Спасите! Помогите!»
        Я подсел к окну поближе и попытался оттянуть фанеру. Открылась щелочка, в которую я глянул одним глазом. Ехали мы на запад.
        - В лагеря нас, братва! - провопил кто-то. - На лесоповал!
        - За что? - откликнулся другой голос. - Мы ничего не нарушали!
        - Да в расход нас!
        - С хера ли?
        - Ты не просек, да?! Это «эскадроны смерти», в натуре!
        - Ты че, бык в загоне, гонишь?
        - Отвечаю!
        - Да иди ты!
        - Куда?
        - В жопу!
        - Привет, красава! Все чики, мы уже там, в самой заднице! Обоняй!
        - Замолкни!
        Началась возня, но я не обращал внимания на телодвижения соседей. Прижав к себе испуганную Маринку, я постарался ее успокоить и даже пристроился дремать сидя. А что еще делать?
        Ничего не известно, а еще и четырех нет!
        То ли устал я, то ли нервы окрепли, но я и в самом деле заснул. Кириллыч меня разбудил, шепнув, что подъезжаем к Москве.
        «Все чудесатее и чудесатее…» - подумал я.
        Откуда строчка? Из «прошлой жизни»…
        Поезд докатился почти до МКАД и свернул куда-то на боковую ветку вползая с ленивым перестуком в промзону. Было темно, из ночной черноты выплывали приземистые сооружения, огромные ржавые емкости, трубы, решетчатые мачты с давно погасшими прожекторами, а потом яркий свет фонарей вычленил из темноты здоровенный ангар, метров пятидесяти в длину. Вот как раз в огромные двери этого ангара и вкатывал тепловоз.
        Когда наш вагон оказался внутри, стук колес усилился за счет эха, а сверху упал неяркий свет ламп. Ангар был почти пуст, лишь небольшая группа людей стояла в отдалении, встречая поезд. Четверо или пятеро.
        Все они были одеты очень хорошо, даже так - богато. Их холеные лица были оживлены, четверка или пятерка - нет, именно четверка - переговаривалась друг с другом или затягивалась дымом сигарет.
        Состав еле полз, редко постукивая колесами. Вот мимо проплыла массивная рама еще одних ворот, испещренная будто барельефами или глубоко вдавленными узорами, и поезд вкатился… в ясный день.
        - Что за хрень? - выдохнул я, жмурясь.
        Колеса по-прежнему стучали, озвучивая стыки, вот только рельсы были проложены не по бетонному полу ангара, а по обычной насыпи. А дальше не затоптанными пятнами зеленела травка-муравка, тянулся ряд высоких столбов, между которыми была натянута колючая проволока, а поверху вилась «егоза». За колючкой проглядывали приземистые корпуса каких-то зданий явно промышленного вида, серебрились гигантские нефтехранилища, вились пучки труб, а еще дальше зеленел лес и синели горы… Да куда ж нас занесло?!
        Все было настолько невероятно, что реальность «плыла». Я готовился к полицейскому беспределу, к чистке Подмосковья от нищебродов, чтоб не портили демократические завоевания, да к чему угодно, но только не к сказке, не к чуду!
        Как это могло быть, чтобы из ночи в день, из зимы в теплынь, из «Замкадья» - к горам?
        Я был собран, дабы встретить опасность, дабы успеть защитить Маринку, а тут такое! Да я просто завис - или, выражаясь в стиле Кириллыча, испытал когнитивный диссонанс.
        Целую минуту я просидел, как в трансе, прежде чем встряхнулся и решительно рванул фанеру с окна. С третьего раза лист поддался, и яркий дневной свет хлынул в купе.
        Немая сцена.
        - Этого… не может быть, - еле выдавила Марина. - Под Москвой нет гор! И лес… откуда он тут - зеленый?
        - А солнце в пять утра? - фыркнул Кириллыч. - Три часа до рассвета - и здрасьте!
        Бомжи сбились в проходе напротив нашего окна и тоже делились впечатлениями.
        - Твою ж ма-ать… - проговорил Полторашка. - А я даже не заметил, как нас усыпили…
        - Чего нас? - не понял Серуня.
        - Усыпили, балда! А пока мы валялись в отключке, перевезли куда-то! Ну, не знаю… В Индию какую-нибудь!
        - Ага! - саркастически улыбнулся Удалов. - В Таиланд по бесплатной путевке! Чего б ты еще придумал!
        Выражения остальных, если нецензурщину заменить стыдливым телевизионным «бип-бип», сводились к одной, довольно витиеватой фразе: «Это ж… бип-бип… ну, ни… бип-бип… совсем они там… бип-бип-бип-бип!»
        Поезд, между тем, докатился до большого плаца, выложенного бетонными плитами, и остановился, будто выдохся. Тут же забухали сапоги конвоиров.
        - На выход! Живо, живо!
        - Шнелле, шнелле… - проворчал Кириллыч, поднимаясь и кряхтя. - Пошли, Санька! Мы за твоей широкой спиной…
        - Иду, - обронил я и двинулся к тамбуру.
        Спрыгнув со ступенек, я, в который уже раз, помог спуститься «Снегурочке» и «Деду Морозу».
        Удивительно! Стояла теплынь, а я вздрагивал, как от холода - невероять творилась крутейшая!
        Воздух был чист и наполнен запахами чего-то растущего, в ярко-синем, индиговом небе таял серебристый круг луны. Тут меня схватила за руку Марина - вцепилась просто.
        - Туда посмотри! - воскликнула она.
        Я посмотрел «туда» - и увидел в небесах еще одну луну, куда больше первой. Какой, на фиг, первой?! «На первый-второй рассчитайсь…»
        - Не-е… - протянул Полторашка. - Так не бывает…
        Но оно было! И что это за солнце? Малюсенькое, белое… А эти прочерки белесые в высоте? Метеориты? Я где, вообще?
        - Построиться! - разнеслась команда, и гвардейцы забегали, матами, тычками и пинками выстраивая бомжей в подобие рядов и шеренг.
        Появился поджарый офицер в лихо заломленном берете, скучающим взглядом обвел строй и неожиданно зычным голосом заговорил:
        - От имени и по поручению координатора колонии «Новая Украина» яприветствую вас на планете Манга! - понаслаждавшись нашим обалделым видом, он выдержал «мхатовскую» паузу и продолжил тем же официальным тоном: - Почему - Манга, узнаете на закате, а где именно в Галактике она находится, я не знаю, а вам и не положено. Вы прибыли сюда через портал в ходе планового оргнабора колонистов. Проезжали вы такие ворота, фигурные будто? С чем я вас и поздравляю. Кстати, хочу вас обрадовать - если кто из вас был болен туберкулезом, сифилисом или еще какой гадостью, то теперь вы здоровы - портал уничтожает микробов начисто. Видать, чтобы не занесли сюда заразу с Земли…
        Тут к офицеру подбежал некий мелкий чин, лихо козырнул и сообщил, что машины поданы. Поджарый важно кивнул и дал отмашку:
        - Сортируйте - и вперед, на отработку!
        Сортировку гвардейцы провели в темпе - видать, натренировались, набили руку. Ну, и ногу тоже.
        Всех больных и старых погнали налево, здоровых и молодых - направо. Немногих женщин направляли вслед за стариками и недужными.
        - Саша-а! - закричала Марина. - Я боюсь! Я не хочу!
        Мысленно застонав, я обернулся, продолжая шагать спиной вперед, увернулся от приклада, и развел руками. Дескать, наше время не пришло.
        Девушка бросилась было ко мне, но парочка гвардейцев мигом перехватила ее, и Кириллыч поспешно отнял у них «Снегурочку», утешая, как внучку. Пока, «Дед Мороз»…
        Старый будто слышал мою мысль - он поднял руку увлеченно гладившую Марину по голове, и помахал мне. Мол, все будет хорошо, и даже лучше.
        Я развернулся и пошагал к грузовику. Полторашка шкандыбал следом, уныло матерясь.
        А во мне даже злости не было. Все окружающее продолжало казаться сновидением. Чудилось, что видимое мною вокруг вот-вот заколеблется и расплывется, явив взгляду холодные, припорошенные почерневшим снегом закоулки промзоны.
        Но нет, не рвалась ткань мироздания, и не линяла даже…
        Спотыкаясь, бомжи перешли пути, за которыми серела асфальтом неширокая дорога, занятая колонной грузовиков с кунгами. Но это были не обычные вахтовки - на крышах кузовов, обшитых листовым металлом, торчали «самопальные» башенки с пулеметами серьезного калибра.
        Гвардейцы живо нас погрузили. Полторашка, правда, решил проявить активную жизненную позицию. Алкаш он был потомственный, вот только запас здоровья у него никак не кончался. Полторашка набычился.
        - Я никуда… - начал «алконавт» свызовом, но не закончил.
        Сержант, или как этот чин тут назывался, ударил резко, не замахиваясь, «под дыхало».
        Бомж согнулся, сипло выдыхая и пытаясь сделать вдох.
        - А тебя никто и не спрашивает, - хладнокровно сказал сержант. - Не пойдешь сам, твою тушку отволокут и закинут в кузов! Дошло?
        - Дошло… - просипел Полторашка.
        Я стоял рядом с Полторашкой. Стоял спокойно, не пытаясь заступиться. На мой взгляд, мужчина должен сам седлать своего коня. Образно выражаясь.
        Уперев руки в боки, сержант выпрямился и в упор посмотрел на меня.
        - Ты тоже против?
        - За, - ответил я. - Ты так доходчиво все объяснил. Только я не один, со мной были старик и девушка.
        Служивый фыркнул.
        - Там, куда вас всех, ни девушкам, ни старикам не место, - снисходительно, тоном бывалого объяснил он. - Съедят. Можешь не переживать, здесь женщин не обижают, а если кто попытается, того и линчевать могут. У нас это запросто…
        - По машинам! - разнеслась команда, а я лишь головой покачал.
        Жизнь моя снова переменилась, резко и круто, как год назад, в декабре, когда мне память отшибло. Ныне я жив и почти здоров. Только на другой планете. С ума сойти…
        Глава 3
        Мир иной
        Я сидел у самого окна и тупо пялился на мир иной. Именно тупо. Видать, организм не вынес стресса и отключил как чувствование, так и разумение.
        Стекло было толстым, а снаружи его еще и прикрывала решетка из толстых арматурин. Автозак.
        Последним «зэком» оказался молодой парень приятной наружности. Очки в тонкой оправе, которые он постоянно поправлял, создавали образ студента-ботаника.
        «Ботан» плюхнулся на сиденье передо мной, лицом ко мне. Я не люблю так садиться, чтобы смотреть в окно не по ходу движения. Но у студента и выбора-то не было, наш автозак был полон.
        - Привет! - сказал «ботан», протягивая мне руку. - Лахин. Эдуард. Просто Эдик.
        - Просто Саня, - улыбнулся я, пожимая протянутую конечность. Рука у Лахина была крепкая и сухая - терпеть не могу вялых и влажных ладошек, похожих на сырые котлеты. - Что-то ты не похож на бомжа…
        - Да нет, - мотнул головой Эдик, - я не по оргнабору, я из спецов. Нас сюда или вербуют, или похищают. Лично меня соблазнили работой на настоящей чужой планете. От такого предложения я просто не мог отказаться! Я астрофизик.
        - Во как! - удивился я. - В первый раз вижу живого астрофизика… А чего ж тебя - с нами?
        - На отработку? - весело переспросил Лахин. - Ха! Так это еще и вид наказания. Не высшая мера, конечно, а так - непродолжительная каторга.
        - Ясненько… - протянул я. - А за что ж тебя замели?
        - За нелояльность, - ухмыльнулся Лахин. - Прилюдно назвал координатора Грабаря «царьком», а интеллигенция и на Манге - «говно нации». Тут же настучали!
        - Все с тобой ясно…
        Я глянул в окно, застав тот самый момент, когда подогнали автобус, развалюху «ЛиАЗ», под посадку слишком старых «отработчиков» ичересчур молодых «отработчиц».
        Ни Марины, ни Кириллыча я в толпе не разглядел. Да и что я этой Гекубе? И этому Гекубычу заодно?
        Наш «Урал», взрыкивая мотором, покатил вдоль проволочного заграждения, за которым в вагоны грузили лес - бревнышко к бревнышку, будто калиброванные, и все тщательно ошкуренные. Если древесину готовили для отправки на Землю… Тьфу ты! Сразу оторопь, и в башке зависание. На Землю!
        В общем, если бревна шли отсюда туда через портал, то было понятно, зачем сдирали кору - она была чешуйчатая, как шишка, как рыба. Крупная такая зеленая чешуя - на Земле похожей породы точно нет. Разве что раньше произрастали, в каменноугольном периоде, когда первые гады завелись.
        Двое работяг как раз возились на лесопилке, заталкивая ствол, куда надо, а третий отгребал лопатой кучу древесной чешуи.
        Потом грузовик миновал шлагбаум - рядом стоял блокпост из бетонных блоков - и выехал на улицу поселка. Табличка, прибитая к столбу, извещала, черным по белому, что мы пересекаем границу города Новый Киев.
        - Столица сраная… - прокомментировал мой сосед по диванчику, лохматый и нечесаный тип в «спортивке», чиненой не однажды и не дважды.
        - Столица? - прищурился я. - А-, ну да… Новая Украина!
        - Чего? - вылупился на меня тип с повышенной лохматостью. - A-а! Ты решил, что я… Да не-е… Я тут вторую неделю кантуюсь, еще с прошлого оргнабора. Задержался, ага! На этих гвардейцев сраных кидался, а они меня так отметелили, что… Вчера только выписали.
        Асфальтированная дорога, минуя пару блокпостов со шлагбаумами, продолжилась улицей. Дома вокруг стояли из тех, что быстро возводятся, - сложенные из бруса и заштукатуренные, а то и вовсе каркасные, обшитые досками, с навесами и фальш-фасадами, как на Диком Западе строили. На одном из таких намалевано было: «SALOON», и даже дверцы типа «крылья летучей мыши» имелись в наличии.
        Ближе к центру появились дома кирпичные. Люднее стало, хотя машин на улицах маловато было, пробки здесь точно не случаются.
        Понад крышами маячила возвышенность, на которой крепко сидело довольно нелепое сооружение то в два, то в три этажа, с башенками по углам и обнесенное высоким забором.
        - Резиденция «царька» тутошнего, - подал голос сосед.
        - Это который Грабарь? - проявил я осведомленность.
        - Ну!
        - Тебя как звать хоть, нелояльный ты наш?
        - Чего? A-а… Лысым меня кличут.
        - А похож! - ухмыльнулся я.
        Лысый закудахтал от смеха, а Полторашка, прислушивавшийся к нашему разговору, спросил:
        - А куда нас, не в курсе?
        - На рудник нас или, там, в шахту, добывать чего-то там…
        - Херово… - протянул бомж.
        - Фигня! - отмахнулся Эдик. - Пашут в наших местах удаленных, конечно, прилично, но и кормят хорошо.
        - А, ну хоть так, - взбодрился Полторашка.
        А я уже не слушал, отключился - информации было с избытком, новые факты просто не удерживались в голове, выплескивались.
        Помаленьку надо, потихоньку…
        Быстро миновав окраину, грузовик выкатился на берег широкой реки, форсировать которую следовало по наплавному понтонному мосту.
        - Геррос,[2 - Геррос или Герр - так древние эллины называли реку, вытекавшую из Днепра. По сути, это более раннее название Днепра, протекавшего в I -II тысячелетии до н.э. восточнее по сравнению с привычным для нас местоположением этой реки. В античное время Днепр изменил свое русло, «отойдя» кзападу.] - со знанием дела назвал Лысый водную артерию.
        Дождавшись, пока с противоположного, северного берега выедет на нашу сторону порядком битая «Газель», «Урал» въехал на переправу сам и не спеша добрался до тверди земной.
        Кстати, вода в реке была чистейшая, до самого дна просматривалась, до песка и камней с бахромой из водорослей. И в этой воде, лениво помахивая длинными гибкими хвостами, висели огромные рыбины, повернув заостренные морды против течения. Иногда они распахивали зубастые пасти и схлопывали их, глотая то, что приносила река. Или это были не рыбы?
        На другом берегу стояла небольшая деревушка, гордо названная Новым Харьковом. Она меня поразила - не названием, а архитектурой. Совершенно необычное, по-настоящему внеземное зодчество - дома располагались уступами над рекой, и какие дома! Крутые и пологие купола с треугольными входами, с круглыми и овальными окнами, аркады и круглые башни с завальцованными макушками.
        - Вот это ничего себе! - поразился я.
        - Красиво, правда? - поддержал Эдик. - Это база рептилоидов, мы ее заселили в позапрошлом году, когда проложили мост.
        - Кого-кого? - сделал я «квадратные глаза». - Рептилоидов?
        - Да! - небрежно подтвердил «студент». - А, ты ж не в курсе… Местные сталкеры уже пять или шесть баз пришельцев отыскали в радиусе ста километров от Нового Киева. Именно пришельцев! Они тут робинзонили, пока не вырождались и не вымирали. Хотя, думаю, с одной базы чужие спаслись-таки…
        - Минутку, - нахмурился я. - Пусть я и безграмотный землянин, но с чего ты взял, что робинзоны здешние - пришельцы из космоса? И что это вообще пришельцы?
        - О-о! - с удовольствием протянул Лахин. - Тут долгая история…
        - «До пятницы я совершенно свободен», - усмехнулся я, цитируя то ли Пятачка, то ли Винни-Пуха.
        - Ну, ладно, изложу тебе свои теоретические воззрения, - Эдик солидно откашлялся. - Вернее, гипотетические. Ты здешнее солнце видел?
        - Ну. Белое такое, маленькое…
        - Очень верно подмечено! - восхитился Лахин. - Это белый карлик. Знаешь, откуда они берутся, белые карлики? Могу тебе все подробно растолковать.
        - Лучше популярно.
        - Ладно, - покладисто согласился Эдик и заговорил лекторским тоном. - Наше земное Солнце - желтый карлик. Но оно не вечно - через миллиарды лет Солнце выгорит и вспыхнет, как Новая. Нова Солис. Светило превратится в красного гиганта, распухнет, поглощая Меркурий и даже Венеру, а потом сбросит внешние оболочки и сожмется до размеров Земли, превратится в белого карлика. Вот так же и здесь было. Но! Представь себе, что Солнце разнесло-таки в красного гиганта. Про Венеру с Меркурием я уже сказал, а Земля? Фотосфера гигантского Солнца будет палить совсем рядом - океаны испарятся, леса сгорят, но и это еще не все. Когда на месте Солнца засияет белый карлик, опаленная Земля вымерзнет - уж очень далеко она окажется от звезды, ей не хватит тепла. Понимаешь? Так вот, Манга тоже когда-то, пару миллионов лет тому назад, обращалась вокруг обычного желтого карлика.
        Вопрос: как же она тогда не замерзла? А просто - поменяла орбиту, приблизилась к звезде, когда та из гиганта обратилась в карлика! Но передвинуть планету могут только разумные существа, достигшие высот, и все такое. Верно? Это единственное объяснение!
        - Короче, Склифосовский! - выкрикнул Полторашка.
        Эдик рассеяно глянул на него и продолжил с тем же увлечением:
        - Допустим, что мангиане выстроили на полюсах мощнейшие… ну, скажем, гравитаторы, и стали менять орбиту. Сначала они увели Мангу подальше от красного гиганта, чтобы не сгореть, а потом приблизили ее к белому карлику, чтобы не замерзнуть. Доказательства? Они расположены через каждые пятьсот-семьсот километров, меридианально. Однажды я с геологами вылетал на самолете в океан, на восток, до Меридианных островов, а потом на запад, за тысячу километров от берега. Меридианные острова - это подводный хребет, который тянется от экватора на север. И вдоль всего побережья тоже идет горный хребет, строго с юга на север. Семьсот с лишним километров на запад - опять хребет! И еще один за ним, в шестистах семидесяти кэмэ, по-моему. Одинокие горы. Понимаешь? Природа не могла заняться подобным горообразованием, это все мангиане!
        - Но зачем? - пожал я плечами. - За каким лешим им городить хребты?
        - Думаю, - важно сказал Лахин, - это побочный эффект. Мангиане не громоздили гор, они словно армировали планетарную кору колоссальными стяжками толщиной в сотни метров из материала, фантастически плотного и прочного.
        - Как в нейтронных звездах? - решил я блеснуть эрудицией.
        - Нет, нет! - замотал Эдик головой. - Нейтронное вещество слишком сильно сжато, один его кубический сантиметр будет весить миллионы тонн. Нет, здесь плотность на порядки ниже…
        - Я с каким-то сталкером в одной палате лежал, - перебил его Лысый, - так он рассказывал, что далеко на севере, на втором хребте, если от берегового Приморского считать…
        - На Кругосветном, - подсказал Лахин.
        - Да-да, - нетерпеливо бросил лохматый. - Так там в древности типа вулкан извергался. Потом он потух и как бы провалился внутрь себя. Образовалась… эта… как ее…
        - Кальдера, - подкинул наводку Эдик.
        - Во-во, она самая. Короче, вулкан извергался, пока вся лава не вытекла, хребет как бы просел, и сейчас в той кальдере большое озеро. А над ним, от берега до берега, тянется та самая арматурина - круглая, как труба, метров двести в поперечнике, темно-синяя, такая, почти черная, и блестит. Сталкер этот к ней на плоту подплывал, а эта громадина - вот так, полтора метра над водой. Хотел, говорит, отбить молотком кусочек - бесполезно, отскакивает. Да что молоток - по этой трубе даже стеклорез скользит, и ни царапинки!
        - Я тоже видел эту… э-э… арматурину, - подхватил Эдик, - только поближе, на Приморском хребте. Там склон осел, труба эта и оголилась. Именно труба - «арматурина» внутри пустотелая и разделена на горизонты. Это что-то среднее между глобальным туннелем и бункером - именно там жили мангиане, когда их солнце разбухло в гиганта. Правда, выходов и входов в туннели-бункера немного, но они есть. Стоп, что-то я отвлекся… Короче, сеть этих ТБ, по всей видимости, сводит тектонику до нуля. По крайней мере, за десять лет наблюдений не зарегистрировано ни одно землетрясение. Вулканы извергаются, да, а вот землю не трясет. ТБ собирают энергию и направляют ее к полюсам - уверен в этом! К тому же только «пучок» таких «арматурин» способен выдержать массу и колоссальную тягу планетарных гравитаторов. Или антигравов… Конечно, доказательства у меня пока только косвенные, но они есть. Например, у Манги вообще нет наклона оси вращения - крутится как волчок, строго перпендикулярно к плоскости эклиптики. А раз в две недели что-то на тех полюсах случается.
        По крайней мере, полярные сияния дотягиваются аж до тутошних субтропиков. Я и подумал: если все так, как мне представляется, то, возможно, каждые две недели эти гравитаторы включаются, из-за чего что-то происходит в окружающем пространстве. Ну, не знаю… Может, невидимые джеты бьют с обоих полюсов на световые годы, да еще в каком-нибудь гиперпространстве. Или в нуль-пространстве… Тут, как ни назови, ясно одно - настоящие звездолеты не станут перемещаться в обычном континууме, это слишком долго…
        - Кажется, я понял, - поскреб я за ухом. - Чужой звездолет попадает в этот самый джет, и его… ну, не знаю… выбрасывает, что ли, в нормальное пространство. И ему ничего не остается, как дрейфовать к Манге и садиться. А экипажу - робинзонить.
        - Именно! - просиял Эдик. - Так что это не просто планета, а настоящий заповедник для ксенологов! Но пока одни лишь сталкеры роются на базах…
        - Ты что-то там говорил о рептилоидах… - напомнил я скучающим тоном, чтобы не слишком выказывать свой интерес.
        - А, ну да. Нашли мы парочку мумий в скафандрах. Почему рептилоиды? Да похожи просто. Такие здоровенные саламандры, с человека величиной, а цветом… Ну, как медная патина. Зеленая такая.
        - Вот с кем бы выпить! - ухмыльнулся Полторашка. - Небось, эти, зеленые, и свое вино делали.
        - Кто о чем! - фыркнул я.
        - А еще я с самолета видел большой город под прозрачным куполом, - вздохнул Лахин. - Далеко только, у подножия Кругосветного хребта - это второй от берега. Как туда пройти? Надо перевал искать и пробиваться лесом за сотни километров… A-а! Кому это надо? Вон, нефть нашли - и хватит с них…
        Как быстро Эдик загорелся, так и угас, а я не стал его тормошить. Тем более что время разговоров подошло к концу - асфальт под колесами уступил гравию, а после и вовсе потянулась обычная грунтовка. С обеих сторон поднялся густой лес, высоченные деревья зажимали путь, частенько перекидывая через дорогу толстые лохматые лианы, а то и попросту сплетаясь ветвями, образуя тенистый полог.
        Дорогу, похоже, грейдеровали редко - трясло немилосердно, кидало и подбрасывало. Часов пять тряски вымотали всех, и вдруг зеленые стены леса разошлись, выпуская колонну на небольшую равнинку, поросшую жесткой травой и кустарником, смахивавшим на живую спираль Бруно.
        Машины направлялись к горам, что высились совсем рядом, - было видно, как дорога петляет по склону до седловины меж двух огромных гор. Но вовсе не вершины завладели моим вниманием, а исполинская «труба».
        Она висела прямо поперек седловины, выходя из одного склона и уходя в другой. Это был тот самый ТБ, как это сооружение называл Эдик, по извечной привычке ученых, стремящихся дать всему мудреные названия.
        Но я бы не стал именовать это образование, сравнимое с горой, трубой, туннелем-бункером или еще как-то, примеривая скромные потуги человечества к рельефу планетарной коры.
        Имея в поперечнике метров двести, если не все триста, ТБ висел над дорогой, тускло отсвечивая темно-лиловым, бликуя на солнце - и придавая всему пейзажу реальную величественность, торжественность даже.
        Следовало сделать над собою немалое усилие, чтобы представить искусственное происхождение «трубы».
        Дымящаяся домна для плавки чугуна впечатляет, но только не на фоне извержения вулкана. Так и здесь.
        Я почтительно взирал на это чудо, сотворенное иным разумом, и только головой качал.
        - Ну, ни хрена себе… - выговорил Лысый. - Пипе-ец…
        А караван как ехал, так и продолжал свое движение, крутясь по серпантину, то и дело попадая в тень необъятного ТБ.
        - Это же надо, а? - с чувством сказал Лахин.
        Даже Полторашку, вроде, проняло. По крайней мере, в выражении его лица ясно читался вопрос: «Куда ж это я попал?»
        Выехав на перевал, машины оказались под самим ТБ и остановились. Прозвучала команда: «На выход!»
        Я с облегчением поднялся и вылез из душного кунга. Размялся, потянулся, неотрывно глядя на «трубу», круглившуюся над головой. Лишь затем я заметил «патрубок» - величиной с пятиэтажку, он отходил от ТБ, смахивая то ли на чудовищное орудие, то ли на упавшую башню, торчавшую строго горизонтально, вопреки силе тяготения. Аппендикс.
        К «патрубку» вела насыпь, по которой медленно спускался самосвал «КамАЗ», груженный темно-синей породой. ТБ они, что ли, долбят?
        Сильный тычок сбил меня с мысли.
        - Топай давай! - прикрикнул гвардеец с автоматом, указывая верный путь.
        И я потопал вверх по насыпи, морщась от противного запаха сгоревшего соляра.
        Глава 4
        Каторга
        Однажды я прятался в бетонной трубе под шоссе, и ее «круглость» была вполне ощутима. Но вогнутые стены «патрубка» отстояли друг от друга метров на двадцать, и дорога посередине была ровной, присыпанной тяжелой синей пылью - следы шин и ботинок четко отпечатывались на ней.
        Чем дальше я удалялся от широченного «входа», тем заметней делался сквозняк, а вот свет пригасал. Зато шуму прибавилось - рокот, буханье, рев моторов, человеческий гомон…
        И вот я попал, наконец, в нутро ТБ. Здесь поднимались две решетчатые мачты с прожекторами, но полностью рассеять мрак они не могли - лучи не доставали до сводов.
        Гирлянды мощных ламп свешивались из громадных прорех в перекрытиях, перекидывались между обваленными стенами.
        Лахин сказал правду - внутри ТБ делился на несколько горизонтов, я насчитал восемь, но они были почти полностью обрушены, образуя гигантскую пустоту в районе «патрубка». Выработку.
        - Налево! Налево! - заорали гвардейцы, помахивая фонариками.
        И толпа бомжей, подчиняясь конвоирам, повернула к пандусу, широкому, как проспект. Пандус вывел нас на третий или четвертый уровень, если считать снизу. С обеих сторон тянулись аркады, уходящие в перспективу. Глухие шумы, наплывавшие на меня, стали слышны четче, выделяясь из общего хора.
        Посветлело - и мы вышли в громадный зал, величиной с Красную площадь. Повсюду долбили ручные перфораторы, пробуривая в стенах и перекрытиях отверстия-шпуры. Стены многометровой толщины поддавались неохотно, а клубы пыли неожиданно быстро опадали. Тяжел здешний прах.
        Я обратил внимание, что все работали в касках, только одни бурильщики были в изгвазданной спецодежде, а другие зачем-то обрядились в меховые куртки и штаны.
        Взрывники на иных участках уже закладывали «колбаски» взрывчатки, а несколько погрузочно-доставочных машин нагребали в ковши отбитую породу и с грохотом наполняли ею кузова самосвалов. Вот один из них заворчал, вывернул и покатил прочь - на обломках в кузове плясали синие блики.
        В сторонке был выстроен целый поселок - домики из металлических контейнеров, дощатые сараи и бараки, навесы, под которыми работали дизель-генераторы, цистерны с топливом, баки с водой, ангары, склады.
        - Стой!
        Навстречу «нашим» гвардейцам вышли другие - в рабочих спецовках, в касках, но с теми же «Калашниковыми».
        - Новая группа?
        - Так точно, господин лейтенант!
        - В комендатуру. Мохов!
        - Сержант Мохов по вашему приказанию…
        - Отставить! Сбегай за Кузьмичом, пусть принимает пополнение.
        - Есть!
        Здание комендатуры было сколочено из досок и брусьев лет десять тому назад, если судить по объему выбранных «стройматериалов», но по-прежнему отливало свежей желтизной - здесь никогда не шли дожди и не палило солнце.
        - Смотри, - негромко сказал Эдик, кивая на исполинскую колоннаду, поддерживавшую верхний горизонт.
        Опорные столбы были как заводские трубы в обхвате, но Лахина заинтересовали явно не размеры - на поверхности колонн выделялись пушистые наросты, покрывая многие десятки квадратных метров. Ворсинки наростов еле заметно шевелились на фоне слабого свечения.
        Сияние пробивалось изнутри наростов, высвечивая какие-то перепонки и мембраны.
        - Это моховища, - шепотом сказал Лахин, - они тут везде. Раньше светящийся мох покрывал все стены и потолки, а теперь…
        Он поддел усохшую пластину моховища, и она отломилась, треснув, как вафля.
        - Это тоже работа мангиан - моховища давали свет, очищали воздух, выделяли кислород. Но миллионы лет… За такой срок что угодно выродится!
        - Новоприбывшим собраться у комендатуры! - залязгал голос в рупоре.
        - Пошли, - буркнул я.
        Нас встретило человек десять, оторванных от буро-взрывных работ. Отдельно кучковались работяги в меховых одеждах.
        Я заморгал в уверенности, что меня подводит зрение, но нет, глаза не врали - то были не люди. Существа с нас ростом, все покрытые бурой шерстью, словно Чубакка из «Звездных войн», только не морды их отличали, а вполне себе гуманоидные физиономии.
        Не красавцы, ясное дело, но и отвращения, отторжения они не вызывали. Прикиды у гуманоидов были просты, как набедренная повязка - все носили кожаные шорты со множеством карманчиков и по паре широких поясов.
        - Эдик! - позвал я шепотом. - Это кто? Тоже пришельцы?
        - Нет, аборигены! - пришатнулся ко мне Лахин. - Цверги, так мы их называем. Уровень у них первобытный - духовые ружья, огниво, горшки…
        - Я не понял… Неужто эволюция так быстро закрутилась, что уже и до разумных существ дошла?
        - Да ну, куда там… Цверги - гориллоиды, отдаленные потомки мангиан. А те так и не выбрались из своих туннелей… Что-то у них с самого начала пошло не так, не «по сценарию».
        Я целый месяц работал с одним палеонтологом, дядей Мишей. Вот его как раз похитили, привезли сюда. Дядя Миша сначала в позу стал, обижался, ни с кем даже разговаривать не хотел, но… Самому же интересно! Тут один разлом есть, и по нему вся история видна - сначала мощный культурный слой, потом толстый пласт сажи, потом тонкая прослойка наносов - и снова эволюция в рост пошла. В общем, получается, что мангиане чуток запоздали - планета не успевала вовремя ускориться, чтобы отойти на орбиту подальше. Местное солнце выросло в красного гиганта и спалило все леса и степи, уничтожила жизнь на суше. Миллиарды тонн сажи окутали Мангу, ослабляя напор светила, а потом, когда закипели верхние слои океана, всю планету закрыли тучи.
        - А потом?
        - А потом они ждали несколько веков, когда же их звезда схлопнется в карлика. Представляешь себе жизнь десятков поколений в убежищах? Мангиане просто не могли не деградировать! Дядя Миша вообще был уверен, что в обратный путь, поближе к солнцу, уже к белому, Мангу направили автоматы. Очень даже может быть…
        - А жизнь? Что она, сама, что ли, восстановилась?
        - Сама бы она просто не успела. Природе на это потребовались бы сотни миллионов лет, чтобы обратно из моря на сушу… из той ухи, в которую превратился мировой океан, на просторы глобальной гари… Нет, тут и растения высаживались, скорее всего, и какие-то животные выращивались, но, опять-таки, кто всем этим занимался? Мангиане? Или их долговечная техника, пережившая одичавших хозяев?
        - Разговорчики в строю! - прикрикнул на нас комендант, толстый важный дядька в потрепанной форме.
        Расписавшись на куче всяких бумаг, он сунул весь ворох своему помощнику и сделал знак седому человеку в каске:
        - Принимай, Кузьмич!
        Тот кивнул и вразвалочку приблизился. В чересполосице света и теней, как во всяком подземелье, трудно было оценить возраст Кузьмича. Но лет шестьдесят ему стукнуло, это точно. Его щеки покрывала неопрятная седая щетина, зато усы были подбриты прямо-таки щегольски. Близко посаженные синие глаза, словно искавшие защиты у хрящеватого с горбинкой носа, смотрели прямо и с прохладцей. Подбородок Кузьмича казался вялым, но лишь до той поры, когда сжимались губы, и челюсть выдавалась вперед в извечном порыве упрямства.
        - Значится, так, - начал он свою речь. - Фамилия у меня смешная - Бунша, но все зовут по отчеству, Кузьмичем. Отрабатывать будете здесь. Как это строили, - Бунша похлопал ладонью по капитальной стене, - никто даже понятия не имеет, но в этой синей гадости полно редких земель - всякого, там, иттрия, эрбия и прочего иридия. Наша задача - наковырять обломков побольше. Их, значится, отвезут на фабрику, разотрут на мельницах - и отправят на Землю, вроде как, концентрат. Вот и все.
        - И долго нам ковырять? - послышался голос из толпы.
        - Год, - усмехнулся Кузьмич.
        В толпе зароптали.
        - Или пару лет, - хладнокровно добавил Бунша. - Это уж, как себя покажете. Будете нормально вкалывать здесь, безо всяких закидонов и вытребенек, тогда вас могут послать на дальний участок. Если повезет, там можно найти эти… как их… артефакты. Сдаете такую находку в комендатуру, и вам заменяют отработку - отправитесь на ферму, на свежий воздух. Вот и все. Только не думайте, что на курорт попали! Зря, что ли, оргнаборы идут? Вон, у меня в бригаде был полный комплект. И что? Двоих упыри задрали, еще одна парочка решила деру дать, и гвардия их задержала. Ну, как задержала… Пустили длинную очередь, и всего делов. А еще одного мне всех жальче было. Главное, настоящий проходчик был!
        - И что с ним? - напряженным голосом спросил Лахин.
        Кузьмич зловеще усмехнулся.
        - Каменюкой по башке - и ага! Летальный исход. Так что каски не снимать! И популярно объясняю местные правила.
        Выполняешь норму до полудня - обедаешь. Справляешься с делом до вечера - ужинаешь, а назавтра тебе и завтрак подадут. Не выполняешь, не справляешься? Тогда и жрать не проси - не получишь. Кто не работает, тот не ест. Вот и все. Вопросы есть? Вопросов нет.
        Подозвав помощников, Бунша быстро распределил бомжей по бригадам. Он никого не выбирал - отсчитает десяток душ слева направо и подзывает одного из помощников - забирай, мол, твои.
        Последний десяток с правого краю, и меня в том числе, Кузьмич взял в свою бригаду. Вместе со мной оказались Лахин и Полторашка.
        - В столовую, - сказал Бунша, - обеденный перерыв. За мной.
        Тут все воспряли, да и я повеселел - последний-то раз на Земле ел.
        Столовая находилась неподалеку - длинное, приземистое сооружение, от которого накатывало весьма аппетитными запахами. Наша бригада оказалась первой и тут же заняла длинный стол, который принято называть монастырским. Я присел с краю - терпеть не могу, когда кто-то сидит по обе стороны от меня.
        Что сказать… На первое подали борщ. Наваристый, с куском мяса - ни единой жилочки, сплошная мякоть! На второе было пюре с котлетой, а в большой кружке стыл компот.
        Такую каторгу и потерпеть можно! Другое дело - зачем терпеть? На что мне это все вообще сдалось? Нет, бродить по ТБ, разыскивая артефакты, - это мне было крайне любопытно, но выполнять и перевыполнять план по добыче… Да идут они все… туда!
        Долго ковыряться в зубах и отдуваться Кузьмич не позволил.
        Нажрались? Молодцы. Тогда вперед - вы ж еще не наработались!
        - Вон ваши спецовки и каски. Давайте, по-быстрому!
        Бунша привел нас в «забой» - к толстенной стене, изгрызенной так, что возвышалась всего на два человеческих роста. Вместе с людьми работали два цверга, выглядевшие забавно в касках.
        - Такка, - сказал им Кузьмич, делая ударение на последний слог, - сака-так хтэ катта-токо шух-га таккат-кат.
        - Катта-кат, Кузами, - покивали цверги, надувая щеки совсем по-земному. Гордились оказанным доверием.
        Прикрепив новичков к опытным «отработчикам», Бунша подошел ко мне.
        - Звать как?
        - Александр.
        - Ты, случаем, не ксенофоб, Санек?
        - В смысле?
        - В смысле, что твоим напарником будет Тука. Тука, кат те!
        Здоровенный цверг отставил перфоратор и вразвалочку приблизился, куда больше напоминая не гориллу вовсе, а худого медведя.
        - Тука кат, Кузами, - прогудел он, стукнув себя в гулкую грудину кулаком.
        - Тука сах катта-токко ко Аексанта. Took?
        - Took, Кузами.
        Тука развернулся в мою сторону, с любопытством меня разглядывая, и воздел правую лапищу - наверное, в транскосмическом жесте приветствия. Я не придумал ничего лучшего, чем протянуть цвергу свою руку. Напарник все же.
        Тука даже пошатнулся от потрясения (если я верно распознал испытанные иномирцем эмоции!), оглянулся на Кузьмича и как-то робко пожал мне руку. У него и пятерня была лохматой!
        - Александр, - представился я.
        Цверг замешкался, но понял и тоже отрекомендовался:
        - Тука.
        - Очень приятно, Тука.
        - Сэх тоокко-тэ, Тука, - перевел, ухмыляясь, Бунша.
        Вот так и состоялся первый контакт с представителем внеземной цивилизации. А дальше пошла работа. Тяжелая или очень тяжелая.
        Поболтать по душам с Тукой не получалось - цверг, щеря острые зубы, налегал на перфоратор, набуривая дырки в стене, а я загребал лопатой обломки и перекидывал их в вагонетку.
        Маленьких электровозиков, которые бегают по штольням земных рудников, тут не было - отработчики сами толкали вагонетку до приемного бункера. Не графья, чай.
        Часа через два Кузьмич скомандовал отбой.
        - Значится, так, - сказал он внушительно. - Самосвалов до вечера не будет, но норму на сегодня выдать нужно. Поэтому часика три отдохнем и выйдем на доделку…
        - А ужин как? - с тревогой спросил Полторашка.
        - Не боись, - усмехнулся Бунша, - накормим.
        И мы всей гурьбой потопали в поселок. Как оказалось, бригада Кузьмича занимала половину барака нумер пять, куда даже крылечко вело, что выглядело немного странно - неба-то не было над нами. Только свод исполинской «трубы» чуть отблескивал в вышине - Останкинская башня сюда точно не влезет, а вот «Эмпайр стейт билдинг» впишется вполне.
        Перед входом в барак тянулась стойка с умывальниками. Сняв каску и повесив ее на гвоздик, я умылся и вытерся рукавом - полотенец нам не выдавали.
        У крыльца уже кучковались человек пять половозрелых особей мужского рода в возрасте от двадцати до пятидесяти. Двое держались наособицу - пришибленные какие-то затюканные, зачморенные, зато трое «колотили понты» изо всех сил.
        Когда мы крушили стену, я что-то не замечал эту троицу в рядах передовиков производства. Судя по татушкам, все трое отсидели небольшие сроки, но держали себя с напыщенностью авторитетов - в одних штанах, синие от наколок, они играли накачанными мышцами, смолили сигаретки и цедили матерщину.
        Равнодушно скользнув по троице глазами, я поднялся на крыльцо и открыл дверь - внутри было прохладней. Упарился я в своем термобелье…
        - Куда прешь? - заорал один из троицы, небритый, коротко стриженный тип с очень тонкими губами - словно их с рожденья не было, а доктор прорезал рот с помощью скальпеля.
        Надо полагать, этот губастик метил в вожаки, чтобы «держать зону». Обойдется.
        Я даже не обернулся на ор - вытер ноги и закрыл за собой дверь. Внутри «блок» оказался даже просторней, чем я ожидал, - тут вместились десять двухъярусных кроватей, куча каких-то ящиков, а у стены тянулся ряд шкафчиков.
        Ну, я не особо-то осматривался, памятуя, что безгубый наверняка рванет сейчас дверь, срочно требуя сатисфакции. Будет тебе сатисфакция, дождешься ты у меня…
        Дверь, сколоченная из толстых досок, распахнулась, и внутрь, привечая меня и моих родичей самой гнусной лексикой, влез этот… «вор в законе». Глаза как у бешеного таракана.
        - Ты че, падла? - прохрипел он. - Я тут «гражданин начальник»!
        - Был, - холодно ответил я и провел тот самый удар ногой, который Кириллыч называл «йоко-гири». Йоко-гири так йоко-гири, спорить не буду. Главное, что очень способствует выбиванию лишнего дерьма из организма.
        Моя пятка ударила «гражданина начальника» вгрудь, прямо в то место, где была бездарно вытатуирована нагая женщина, привязанная к столбу на костре. Безгубый с размаху ударился спиной о дверь и выпал наружу, скатываясь по ступенькам, а я осмотрелся и занял нижнюю койку справа. Здесь находилось окно, заделанное толстым стеклом и решеткой из арматурин, как в автозаке, а неподалеку стоял бидон с холодной водой. Набрав полную кружку, я попробовал, и мне понравилось - вкусная водичка.
        За окном все успокаивалось.
        «Блатные» бушевали сдержанно, косясь на гвардейцев, реявших в отдалении, зачморенные жались к крыльцу, а те отработчики, которых я записал в нормальные, не спеша умывались.
        Кузьмич, заметив меня в окне, ухмыльнулся.
        Я почему-то сразу вспомнил Кириллыча.
        И снова никаких эмоций - ни злости, ни жалости, ничего. Наоборот, я даже испытал стыдное облегчение - «фактор непреодолимой силы» снял с меня ответственность за девушку и старикана…
        Вторым после меня зашел Лахин.
        - Привет! - жизнерадостно сказал он. - Видели мы, как отсюда одна… м-м… птица вылетела. Низко так парила! К чему бы это?
        - К дождю, - улыбнулся я.
        - А можно мне наверх? - показал он на второй ярус.
        - Располагайся.
        Тут повалила вся бригада, сразу стало шумно и тесно. Не выношу казарм и общаг, вот только никто меня не спрашивает о предпочтениях.
        Кузьмич первым залег, устроился, кряхтя, на скрипучей койке и сказал, подкладывая руки под голову:
        - Давайте, мужики, сразу договоримся - работать как полагается. Тебя, Димон, это касается в первую очередь.
        - А чего сразу я? - набычился тот самый Губошлеп.
        - А того! - голос Бунши приобрел жесткость. - Я тут никого не прошу вкалывать, и даже не требую! Мы просто идем и работаем, как надо. А лодырей я буду отправлять к «никчемушникам»! Их в пустой ангар поселили - будут дворы мести, воду качать и говно выгребать из мест общего пользования! Это куда легче, чем припахивать на добычном участке. Хотите такой жизни? Ради бога, шуруйте!
        Повисло молчание, а я ждал продолжения - не похож был Кузьмич на ударника комтруда, для которого «выполнение плана - закон, а перевыполнение - честь».
        - Вы не подумайте чего, - проворчал бригадир, ерзая, - я не для Доски почета стараюсь. Хочу на дальние участки попасть, а туда можно только всей бригадой. Там, конечно, опасно и сложно, зато шаришься насчет артефактов. Там же город начинается! Найдем чего стоящего - переведемся к фермерам, еще и премию получим.
        - Я с тобой, - спокойно сказал Лысый, разлегшийся напротив моей койки.
        - И я! - крикнул Эдик сверху.
        - Поддерживаю, - поднял я руку.
        - Да я че? - промямлил Димон, тушуясь. - Я ниче…
        Его толстый и румяный «кент», похожий на розового кабана, а прозванный Кащеем, ухмыльнулся:
        - Базара нет!
        Глава 5
        Совки
        Отдохнули мы неплохо, кое-кто даже заснул. Меня дремать не тянуло - мыслей было столько, что в голове не умещались. Первый день на другой планете - засни попробуй.
        Удивительно, но сознание раз за разом подкидывало сомнений в реальности происходящего, все тщилось, бедное, представить реал, данный мне в ощущениях, розыгрышем или галлюцинацией, сном под гипнозом и прочей чепухой.
        Однако холодный интеллект спокойно отшелушивал все эти глупые фантазии, постепенно примиряя меня с действительностью.
        Я нисколько не обижался на гвардейцев, учинивших «оргнабор», - мне нравилось мое новое место жительства. А как подумаешь, что вокруг - целый мир, необъятная планета, так прямо дух захватывает. Ничего себе, думаешь, ну, ты попал!
        И никаких рефлексий, я даже как-то внутренне успокоился. Портал, инопланетяне - вся эта дурацкая фантастика, от которой меня на Земле воротило, стала чем-то обыденным, как Южный рынок в Электростали или бабы-Анина дача.
        Человек привыкает ко всему. Мы, как те тараканы, уживемся хоть с динозаврами, хоть с пришельцами из космоса. Первые недели еще будем ходить с глазами по пять копеек, а после всякие кудеса и диковины неразличимо сольются с серым фоном будней.
        Выработаем в себе новые привычки, анекдоты станем травить про негуманоидов или Т-рекса. Так и здесь.
        Под конец долгого перерыва меня самого потянуло закрыть глаза, и все окружающее поплыло, сменяясь фантазмами быстрого сна.
        - Подъем!
        Ну, разумеется… Ничего, вот вернемся со смены, и завалюсь я спать! Наверное, здесь хорошо спится даже днем - за окнами вечная чернота. Лишь изредка скользнет свет фары или фонарика, и снова темень.
        - Встаем, встаем! Машина уже пришла!
        Вторым после меня встал Полторашка. Потянулся и пошагал мимо умывальников, где я бодрил организм холодной водой - утруждать себя мытьем он полагал странной причудой.
        Раньше я почему-то думал, что прозвище свое Колян получил за нежную любовь к пиву в бутылках по полтора литра. Оказалось, все куда сложней - это фамилия у него такая была, Полторак. Вот юмористы и связали два факта.
        Ополоснувшись, я двинул со всеми на участок. И вскоре оценил преимущества нахождения именно в бригаде Кузьмича. Видать, Бунша был на хорошем счету.
        По крайней мере, мы сами шли на работу, а то вон по дороге ковыляли наши соседи - колонной по одному, а с обеих сторон шагали конвоиры. Шаг влево, шаг вправо…
        По-моему, эту картинку уловили многие, укрепляясь в верности своего выбора. Лучше уж с Кузьмичом ишачить, чем вот так, как взаправдашние каторжане!
        - А ты чего без каски? - обернулся ко мне Бунша.
        - Так мы ж еще не пришли.
        - Надень, надень…
        Я спорить не стал, натянул. Техника безопасности - превыше всего. А кстати…
        - Кузьмич, - начал я, - можно вопрос?
        - Хоть два! - фыркнул Бунша.
        - Я заметил, что дверь в бараке запирается на засов только изнутри, то есть нас никто особо не сторожит. А зачем же тогда решетки на окнах? От этих… упырей?
        - От них, гадов, - кивнул Кузьмич и приподнял полу своей куртки. Я увидел кобуру у него на поясе, из которой торчала рукоятка «Стечкина». - Видишь? И еще у Туки с Катоо по духовому ружью - они стреляют отравленными иглами. Ну, здесь-то еще ладно, всех упырей повывели, а вот на дальних участках их хватает. Цверги говорят, что именно в этом… как его… ТБ помещается упыриная матка. Они как рой - матка откладывает яйца, из них выводятся упыри-добытчики, упыри-охотники и упыри-солдаты. Добытчики, те мелкие и не шибко опасные, а вот солдаты… Те еще твари! Маскируются так, что рядом пройдешь и не заметишь. Буквально на голом месте притаиться умудряются! А уж как они быстры… да и силушкой не обижены. Упырь может на четырех лапах бегать, а может и на двух, как мы, так что не доверяйте силуэту!
        - А почему упырь? - поинтересовался Полторашка.
        - А он, как вурдалак, любит горло рвать и кровь хлебать. Понял?
        - Ага…
        - Кузьмич! - донесся голос издалека.
        Все обернулись. К нам ленивой трусцой подбегали трое гвардейцев.
        - На вашем участке упыря видели! - доложил старший, мордатый и усатый, вытирая беретом потный лоб. - Комендант велел посторожить.
        - Понятно, - кивнул Бунша. - Лишних стволов не бывает!
        Переговариваясь, бригада вышла к участку, и мне сразу нашлась работа - загонять вагонетки на эстакаду и грузить самосвал. «КамАЗ» уже стоял под бункером.
        И опять загрохотали, засвистели перфораторы, залязгали вагонетки, заширкали лопаты. Думал, не управимся, но тут с соседнего участка пригнали ПДМ,[3 - Погрузочно-доставочная машина.] и она нам здорово помогла. И десяти минут не прошло, а 20-тонный самосвал был загружен с горкой.
        Уморились все, и Кузьмич скомандовал:
        - Отдыхаем! Через час загрузим еще один, и все. Саня, Тука, Димон! Разжигаем костры, будем ужинать!
        Тут уж все оживились.
        Я порубил ящик из-под взрывчатки, а Тука запалил костерок, ловко орудуя огнивом. Потом Эдик притащил целую стопку сухих, омертвевших моховищ - костер загудел, а в его оранжевых языках проявились красивые зеленые «прожилки».
        Четыре костра, затрещав один за другим, кое-как разогнали полутьму, а гвардейцы несли дозор, изредка посвечивая фонарями.
        Я подвинул к огню пустой ящик, поинтересовавшись у Бунши, не закусит ли мной какая-нибудь мелкая живность.
        Кузьмич помотал головой.
        - Нету здесь жучков-паучков, букашек-таракашек, - сказал он, шевеля ладонями над языками костра. - Я имею в виду - под открытым небом. Хотя водится одна интересная бабочка, и название у нее говорящее - вампирелла. Большая такая, с две ладони. Подлетает неслышно, как в твои волосы вцепится, не почуешь, а потом жвалами своими кожу тебе на шее просадит и начнет кровь пить. Видать, какую-то дрянь вкалывает - все без боли. Полстакана может запросто выдуть. А если таких кровососов десяток налетит? Помню, раньше люди в походе мерли от них - заснут у костров и думают, что все в порядке. А утром их не добудишься - скончались от потери крови. Вот и все. Так что поглядывай… Ну, потом, когда выберемся из этого чертовою склепа.
        - Понял, - серьезно сказал я, - спасибо.
        - Да чего там…
        - А в этом чертовом склепе есть еще кто кровожадный, кроме упырей?
        - Да черт его знает… - протянул Кузьмич. - Вон, однажды целая бригада пропала - не здесь, на южных участках. Там весь этот ТБ наглухо перегорожен толстой стеной, не пройти, не проехать. И, вроде, некуда людям деваться, а их нет! Потом только приметили какие-то колодцы с липкой такой жижей. Теплая, главное, и пузыри из нее - буль! Может, какая гадость в этом киселе проживает? Вот всех и почикала?
        Тут к нам Эдик подсел.
        - Разрешите? - шаркнул он сапогом.
        - Падай.
        - Говорят, ужин скоро, - сообщил Лахин, умащиваясь и поглядывая на Буншу.
        - Ужин - это хорошо… - протянул бригадир.
        - А ты давно здесь? - поинтересовался я у Кузьмича. - Или это не принято спрашивать?
        - Да почему? - пожал тот плечами, и хмыкнул. - Всю жизнь я тут, все шестьдесят годков.
        - Да мы на Манге всего десять лет! - удивился Эдик, и тут до него дошло. - Так ты что… из этих, из первопоселенцев?
        - Из этих, - буркнул Кузьмич. Чувствовалось, что не хотелось ему поднимать эту тему, но он себя пересилил-таки. - В общем… Вот ты, - обратился бригадир ко мне, - ты же с этим их, с оргнабором?
        - Ну, да.
        - А когда ангар проезжали, видал ли кого?
        - В ангаре? Да стояли там четверо или пятеро, по всему видать, богатенькие.
        - Четверо их, вся шобла, - кивнул Кузьмич. - Друзья давнишние, хоть и люди разные. Я как-то фотку одну видел, где они вчетвером. Снимок черно-белый, а они там молодые совсем, все в этих «целинках» - ну, курточки такие были у студентов-стройотрядовцев. А теперь они захапали портал, и двое из них уже попали в этот список… как его… форс… фоб…
        - Форбс?
        - Во-во, он самый. У одного два миллиарда, у другого - шесть с половиной. Вот и все. Еще двое тоже не бедные, просто бизнесом не занимаются, в науке остались, портал этот изучают, хоть никому на свете ничего про него не расскажут. Никогда и ни за что. А началось все не десять лет назад, а еще после войны, в году… да как бы не в пятьдесят первом. Тогда в Красноярском крайкоме работал один головастый мужик. Хоть и молод был, но успел повоевать, до Берлина дошел, «Красную звезду» заслужил. Данила Архипович, так его звали. Он тогда Норильском занимался и вообще Таймырским национальным округом. Люди ему верили, шли за ним. А на Таймыре… Легенда там ходила одна, про дверь в скале. Нганасаны ее рассказывали, аборигены тамошние. Дескать, жил-был один охотник, и звали его Кэйкумуо. Пошел он однажды по следу волка, а тут пурга. Укрылся Кэйкумуо в огромной пещере, огонь развел. Видит - ворота в скале, да со знаками всякими непонятными, с узорами - и с отпечатками. И четырехпалая рука выдавлена, и шестипалая, у которой как бы два больших пальца в разные стороны торчат, и обычная пятипалая. Вложил Кэйкумуо
свою пятерню в тот след, а ворота и открылись. Лес за ним, свет и тепло. Шагнул туда охотник, а с той стороны такие же ворота стоят, и те же ладони выдавлены. Приложил он руку - и вернулся обратно. Но ненадолго - ушел Кэйкумуо в теплую страну и только через год вернулся. И жену свою подарками одарил, и детей, и родителей. А потом опять ушел и не вернулся больше. Вот и все… Загорелся Данила Архипович, решил проверить, а не взаправду ли все о «фала-футу» наговорено, о тех самых «каменных воротах».[4 - Обряд прохождения через «фала-футу» (каменные ворота) сохранился у нганасанов. Для этого в феврале, когда появлялось солнце, из каменных плит строилось нечто вроде туннеля.] И убедился - Кэйкумуо не врал! И что делать? Я потом разговаривал с Архипычем. Он уже старый был, но в памяти все держал. Рассказывал, что собирался обо всем доложить самому Сталину, а в 53-м вождя инсульт хватил. Сволочь же эта плешивая, морда хрущевская, целые сутки никого к Иосифу Виссарионовичу не подпускала. Так и не помогли врачи, а Власика, надежного охранника Сталина, еще раньше удалили. Вот и все…
        - Вы - сталинист? - ляпнул Эдик.
        - Сатанист, - буркнул Бунша недовольно. - Напридумывали словечек разных, лишь бы память о человеке испоганить!
        - Да я ничего против Сталина не имею, - стушевался Лахин, - просто репрессии эти…
        - Милый! - ласково протянул Кузьмич. - Да Сталину памятник надо ставить за то, что не позволил тем самым репрессиям раскрутиться, что осаживал самых прытких! Ладно, не об этих помоях политических речь, пусть их либералы сами лакают, у них языки длинные… В общем, Данила Архипыч затеял дело опасное, но важное - стал переселять на Мангу людей.
        Геологов, нефтяников, горняков, врачей с учителями, инженеров, строителей, да всех! Кстати, саму планету назвали тогда Моунга. Так по-нганасански… малость с энецким акцентом именовали Землю. Это вы потом все перекрутили, напридумывали, будто целый мир в честь плода манго назвали! Ну да, на закате краски такие, что похоже на манговый сок… Блин, опять я отвлекся! В общем, стали мы тут жить-поживать да добра наживать. Расплачивались за все советскими деньгами, и милиция у нас была, и два совхоза, а Данила Архипыч все крутился, все сновал отсюда на Землю и обратно. То учебники завезет, то сапоги, то буровые коронки… А в Москву ехать да все рассказать не решался. Говорил, что вокруг Брежнева слишком много троцкистов собралось, вроде того же Хрущева, а Горбачев и вовсе предателем оказался, врагом народа! А потом, когда Норильский комбинат отдали олигарху, фала-футу вообще закрыли…
        Кузьмич хмыкнул и поглядел на Эдика.
        - Ты, когда меня первопоселенцем назвал, запнулся слегка, - проговорил он, усмехаясь. - Небось, другое что сказать хотел, а? Совком назвать?
        - Да я… - даже в свете костра было заметно, как побурел Лахин.
        - Да ладно! - отмахнулся Бунша. - Совок так совок. Правильно нас так прозвали - советские мы. Были ими и останемся. Знаешь, кто такие совки? Это те, кто «Уралмаш» строил и целину поднимал, кто в войну на передовой фрицев бил, кто в космос летал и кто первую внеземную базу создавал! Здесь, на Манге! А теперь меня за то, что совок, сюда загнали, на каторжные работы! Вот такая перестройка, мать ее ети… - Кузьмич поиграл желваками, и вздохнул. - Сам, конечно, виноват, не надо было сразу за оружие хвататься, с умом следовало действовать… Ладно, замнем для ясности… Кхе-кхм… Данила Архипович в 2008-м помер, завещав разблокировать «фала-футу», которые вы сейчас порталом зовете, и связаться с новым президентом России. Тогда, правда, Медведев в Кремле сидел, с ним связываться не стали, ждали, когда Путин вернется, а тут и нас самих «открыли»! Помнишь, Сань, ту четверку в ангаре? Это они и есть, «папы-основатели». Они в тот самый год на Таймыр двинулись - взяли отпуска, и вперед. «Каменные ворота» искать! Один из тех четверых по паспорту, как и ты, Александром был, Саней то есть, а настоящее его имя было -
Сянуме, из нганасан он. В общем, нашли они «фала-футу». Вот и все. А там, с теми воротами, вот что получилось - сам портал, он как бы вделан в ровную такую, плоскую скалу внутри пещеры. На самом портале такие штыри имеются, как бы шпеньки толстые, а в скале - отверстия под них. Вот он в целик-то и вставлялся. А когда четверка наша отыскали пещеру, портал там еле держался - отошел он от скалы на метр, половина шпеньков наружу. От землетрясения разошлось, наверное. Но наш «квартет» сообразил все мигом. Залезли они в кредиты, заказали кран и кое-как дотащили технику до пещеры. Выволокли оттуда портал, проверили - работает! - и перевезли в Дудинку. Там погрузили на баржу, сплавили по Енисею, а по железной дороге доставили под Москву. Арендовали ангар на заброшенной промплощадке… Дальше им просто повезло - мы-то еще в 60-х нашли на Манге нефть. И качали ее, и заводик поставили, бензин с солярой гнать. Сначала-то «четверка» решила лес трелевать, чтобы с нами не цапаться, лесопилку туда… сюда, то есть, затащили, но разве сравнишь - древесина и нефть? Вон, выйди к путям и считай цистерны в составе. Отсчитал
пять штук - это цена «Мерседеса». Вот и все. Конечно, никто им просто так отдавать нефтепромыслы не собирался, но, как всегда, нашлись предатели. А когда все закрутилось, и деньги валом пошли, наши сотнями стали продаваться проклятым империалистам… Нет, я их понимаю и не осуждаю. У кого-то семья, дети… Жить-то как-то надо. А кто не был согласен, те в леса ушли… С боями. Живут далеко на севере, где джунгли кончаются, а начинаются степи и озера, или на запад переселялись, целыми караванами уходили за третий, за четвертый хребет.
        Искали, где бы им прописаться, и чтобы никто их не трогал. А я, можно сказать, бродяжничал. Ходил на север, ходил на юг, поднимался на лодке по Герру… В Новой Ялте меня опознали, как террориста, и сюда этапировали. Вот и все…
        Я подумал, что Кузьмич многого, очень многого не договаривает, но промолчал. Бунша и так разоткровенничался, не стоило его и дальше «колоть» - придет время, сам все скажет.
        - Хотите, верьте, хотите, нет, но я вам завидую, - серьезно сказал Эдик и встрепенулся. - А видали вы купольный город у Одиноких гор?
        - Видывал, видывал… - усмехнулся Бунша. - Здоровенный такой купол, с километр в поперечнике, прозрачный. Ворот там нет, а внутрь надо было через маленький такой лабиринтик попадать…
        - Так вы и внутри были?! - охнул Лахин.
        - А как же, захаживал. Ночевал там. Тот лабиринт с каким-то секретом - не пропускает снаружи воздух, что ли. Совсем другие запахи внутри, и растения всякие… Я таких нигде больше не видел. И дома странные - на грибы похожи, или на волчки. А самое удивительное - не пустой он, тот город. Никого там нет, тишина полнейшая, но везде чисто, на дорожках ни одной хвоинки. Будто какая сила за порядком следит.
        - Здорово…
        - Здорово! - хмыкнул Кузьмич. - Что - город… Ты вот про Цитадель слыхал?
        - Кто ж про нее не слыхал!
        - Я не слыхал, - сказал я, и оба, Лахин с Буншей, сильно оживились. - Что за Цитадель?
        - О-о-о… - затянул Кузьмич. - Цитадель - это мечта любого здешнего сталкера. Кстати, «папы-основатели» обещают сразу выдать миллиард тому, кто эту Цитадель найдет. Так-то. Первым ее нашел тутошний Магеллан и Колумб, Клишин его фамилия. Было это лет восемь тому назад или даже раньше. Клишин первым поднялся по Герросу, добирался до равнины за Одинокими горами, выходил к Большому озеру - это там дальше, на севере. Слабость у него тоже была - любил он выпить. И вот как-то по пьяни рассказал об одном месте. Туда, дескать, ведет прямая широкая дорога, прямо по джунглям, а потом видишь, как Эдик выражается, циклопическое сооружение. Вроде как крепость, только все там давно мертво - и орудия всякие, и… и все, короче. Все, кроме одного - госпиталь продолжает… того…
        - Функционировать, - нетерпеливо договорил Лахин, перехватывая инициативу. - Клишин рассказывал, что там звучит Голос, что он спрашивал его, как всякий доктор, и вылечил ото всех болячек. Только там не госпиталь, и вообще не медцентр - в Цитадели не лечат, а восстанавливают. Принесешь туда тяжелораненого - поставят на ноги. Притащишь раскуроченный компьютер - починят, как новый станет. Дерево засохло - оживят.
        - Так и я о том же, - перебил его Бунша. - Только никто Клишину не поверил. Тогда он уговорил одного инвалида, одноногого и однорукого - на лесопилке «укоротили» - и отвел калеку в Цитадель. Через неделю вернулись оба - у каждого по две руки, по две ноги, а Клишин еще и от алкоголизма вылечился. Поверили им… Неделю спустя Клишина нашли мертвым. Пытали его и паяльником, и… Большой был набор инструментов. Вот и все. А калека бывший сбежал, в лес ушел. Вот с тех пор все ту Цитадель ищут, а найти не могут. И с самолета искали, и так, да все без толку.
        Я задумчиво кивал, стараясь не глядеть в огонь. А то потом, когда в темноту глянешь, не увидишь ничего. И никого.
        Рассказ про Цитадель был занимателен, вот только я опять не поверил Кузьмичу. Финтил он чего-то.
        Уж коли «совки» тут больше полувека обретаются, стало быть, разведали все вокруг, и уж что-что, а «циклопическое сооружение» точно не пропустили бы. И я сделал еще одну зарубочку на памяти.
        Неторопливый разговор у огонька расслаблял, и не только меня. Трое гвардейцев за соседним костром тоже утратили бдительность.
        И когда над пустыми ящиками вздыбилась кошмарная тень, их осталось двое. Тень мгновенно изогнулась, материализуясь в пляшущем свете. Больше всего явившаяся из мрака тварь напоминала оборотня из ужастиков - могучее чешуйчатое тело, когтистые лапы, зубастая пасть, жуткие буркала.
        - Упырь! - заорали у дальнего костра.
        А упырь уже выбрал жертву - ляскнув пастью, он перекусил шею гвардейцу, сидевшему спиной к нему, и чихать он хотел на огонь. А вот товарищи погибшего сплоховали - отложили автоматы в сторонку, чтобы не мешали поглощать сухпай. Сидели, придурки, раскидав свой рацион, и шарили руками по синей пыли.
        А я уже был на ногах, какой-то рефлекс во мне сработал, что ли. В два скачка я оказался около «калашей», упал на колено, хватая и вздергивая ствол. Короткая очередь в морду упырю отбросила тварь в темноту.
        Перекинув еще один автомат икавшему охраннику, я обежал костер и добил шевелившегося «вурдалака».
        Икавший как сидел, так, сидя, и открыл огонь в темноту.
        - Чего ты патроны тратишь? - заорал я на него. - По видимой цели стреляй!
        - Пуга - ик! - нуть, - прояснил он свою тактику.
        - Лучше посвети!
        Икавший послушался и схватил фонарь. Прыгающий луч обежал «огрызки» стены, глыбы, каменное крошево. Никого.
        Лишь тогда я склонился над пострадавшим. Шея разорвана, но крови из артерии пролилось подозрительно мало - видать, не зря пристреленную мной зверюгу упырем назвали. Хлебнул, скотина, кровушки.
        Кобура на поясе у мертвого охранника была расстегнута, а пистолет рядом валялся. Выпал, видать.
        Я узнал «Гюрзу»[5 - 9-мм самозарядный пистолет Сердюкова (СПС).] - и не спрашивайте меня, как. Пистолетик убойный - за полста метров просаживает лист стали в пять миллиметров толщиной. И «защита от дурака» на нем стоит удобная, аж два предохранителя.
        Кнопка-клавиша первого располагается на тыльной стороне рукоятки - стоит ее, рукоятку эту, плотно охватить ладонью, и он отключается. Второй предохранитель не дает нажать на спуск - его кнопка находится на спусковом крючке и выключается указательным пальцем.
        Мигом сунув пистолет за пояс, я тут же и запасные обоймы позаимствовал. «Двухсотому» они уже ни к чему, а мне могут пригодиться.
        Тут подбежали патрульные.
        - Ушел? - крикнул усач в широкополой «ковбойской» шляпе.
        - Сва - ик! - лили его.
        Усатый посветил, ругнулся, увидав «груз 200», матюкнулся еще разок, узрев «оборотня».
        - Ты его? - обернулся он ко мне.
        - Я его.
        - За это спасибо, - проворчал усач. - «Калаш» только верни.
        Я протянул ему автомат, а про «Гюрзу» он не спрашивал…
        Где-то с другой стороны участка разок та-такнул автомат. И все стихло.
        Тут же показались жертвы оргнабора. Из-за вагонеток выполз безгубый и независимо отряхнулся. Его «подельники» уже налюбовались видом убитого чудовища и отошли подальше от границы темноты и света, а Димон боязливо приблизился. Глядел с очень серьезным выражением лица, а потом, повернувшись идти, выразился:
        - Я таких в кино видел.
        А вот я углядел другое - смутное пятно за его плечами. Я все это время избегал смотреть на огонь, поэтому и заметил ночного хищника.
        - Падай! - рявкнул я, выхватывая «Гюрзу».
        Надо отдать должное Димону - рухнул, как подкошенный. Из темноты тут же вырвался знакомый силуэт - упырь, вскидывающий лапы с выпущенными когтями, и напоролся на пулю. Рывок бестии почти погасил ее убойную силу, а вторая пуля добила тварь. Издав низкий рык, упырь повалился, придавливая безгубого. Тот завизжал - и сомлел.
        Послышался топот - это спешили давешние гвардейцы, уносившие «двухсотого», и сразу три фонаря осветили чешуйчатую тушу упыря.
        - Еще один?!
        - Смотря который, - пояснил я, отдуваясь. - Тот, что сверху, сдох. Тот, что снизу, не должен.
        Служивые вдвоем откатили труп чудища, вызволяя помятого, но живого и здорового Губошлепа. Залитый кровью и мочой упыря, безгубый, мне кажется, был даже рад такой «маскировке». Что-то мне подсказывает, он и сам напрудил со страху.
        Сотоварищи увели безгубого отмываться, а я вернулся к «своему» костру. Эдика не было, а Кузьмич, похоже, и не покидал облюбованного ящика.
        - Ну, ты даешь, - покачал он головой и кивнул на мою робу, под которой едва проступала «Гюрза». - Разжился?
        - Пригодится в хозяйстве, - проворчал я.
        - Эт-правильно… - кивнул Бунша, засовывая свой пистолет в кобуру.
        А я подвигал плечами, руками, прогнул спину. Устал я чего-то…
        - Аппетит не пропал? - поинтересовался Кузьмич.
        - Ну уж нет!
        Бунша подошел со свету и вытащил мешок, набитый не то кочанами капусты, не то футбольными мячами - было похоже.
        - Пора подкрепиться, - сказал он.
        Кузьмич вынул из мешка пару пупырчатых шаров и постучал ими друг о друга.
        - Наш ужин, - объявил он. - Это вот - плод мясного дерева, а этот - хлебного. Не того, что на Земле растет, я те и не пробовал никогда. Все здешнее. Кладешь брот в костер - через полчаса каравай готов. Вот и все.
        - А мясное дерево? - полюбопытствовал я. - Что-то типа соевого мяса?
        - Чистая говядина! - высказался Кузьмич. - Или свинина. Тут от сорта зависит, - расширял он мой кругозор. - На юге, если по берегу от Усть-Герроса идти к Новой Ялте, растут махи со вкусом курицы или какой иной птицы.
        - Махи?
        - «Мах» по-монгольски будет «мясо», - объяснил бригадир.
        - Понятно…
        Бунша рассмеялся.
        - Ничего ты еще не понял, но за день ни хрена не уразуметь. Я тут сколько уж лет толкусь, а и то… Дикие махи растут в радиусе трехсот километров от Нового Киева, дальше их не встретишь. Видать, не зря все четыре портала у Нового Киева стоят - место там какое-то особенное, пришельцами излюбленное. Вопроса нет - это все пришельцы какие развели и наверняка - гуманоиды, вроде нас. А мы, стало быть, пользуемся…
        Махи с бротами трескались, напуская манящие запахи, и скоро вся бригада собралась вокруг, предвкушая пиршество. Бунша выкатил два обгорелых шара. Они лопнули посередке, как орехи, и распространяли дивные ароматы свежеиспеченного хлеба и шашлыков. Я чуть слюной не подавился.
        Брот, пока пекся, верхнюю скорлупу выдавил и разбух, образуя каравай в форме толстого гриба. Я отломал кусок горячего, дымящегося хлеба, а Кузьмич, ловко орудуя ножом, вырезал мне изрядный ломоть мяса.
        - И солить не надо, - сказал он, откусывая.
        - Фкушно! - еле выговорил Полторашка с набитым ртом. Да кто бы спорил… Правда, доедать нам пришлось на ходу - «КамАЗ» вернулся под погрузку.
        Вернулись мы поздно, усталые, но сытые. И сразу завалились спать. Тука полез на чердак к своим, но меня уже ничего не интересовало, ни свои, ни чужие.
        Глава 6
        Дальний участок
        Подъем скомандовали в семь утра, а я поспать люблю. Впрочем, меня утешало одно обстоятельство - на Манге сутки длиннее, где-то двадцать пять часов с копейками. Так что можно было сказать, что встал я в восемь.
        Спалось мне на новом месте не очень. Кто-то храпел, кто-то стонал, да и спина с непривычки побаливала. Даже когда наступала полная тишина в блоке, шум накатывал снаружи - самосвал проезжал, пол «толкался», а вскоре и воздушная волна доходила - это взрывники трудились, варварски разваливая заброшенные горизонты.
        Я сел и потянулся, зевнул как следует.
        «Вставай, проклятьем заклейменный!»
        Оделся, умылся, позавтракал. Каску на голову, «намордник»-респиратор - сами знаете куда. И шагом марш.
        С утра я был не в духе. Снилась всякая хрень, да еще вся эта чересполосица вокруг… Вот что меня доставало сильнее всяких инопланетных диковин! Дурацкая, идиотская смесь земного с внеземным - ТБ и «КамАЗы», цверги и бомжи. Все это совершенно не стыковалось между собой, не сочеталось никак!
        По-хорошему если, то я сюда должен был прибыть на космическом корабле, высадиться и что-нибудь этакое, чеканное изречь, а потом бродить вокруг с важным видом и собирать образцы.
        А я эти самые образцы ломом колупаю, чтобы хитрозадый дядя, прихватизировавший портал, рябчиков с ананасами трескал (надо ли говорить, что я желал ему подавиться?).
        - Все здесь? - осведомился Кузьмич, оглядывая понурых отработчиков. - Пошли!
        И мы потопали, шаркая и односложно переговариваясь: «Ты че?» - «Я ниче» - «Ну и все!»
        Хорошее настроение не наблюдалось ни у кого. Да и какой позитив мог быть у каторжанина?
        Когда мы добрели до забоя, то туда же, светя фарами, подъехала приземистая ПДМ, с ходу опуская ковш и нагребая породу. А тут и «Хово», китайский самосвал, подали.
        И пошла работа…
        …Вся следующая неделя слилась для меня в череду монотонных, однообразных и скучных действий. Я спал, я ел, я отправлял естественные надобности, я работал, а между этими деяниями ходил туда и обратно. На участок и с участка, в столовую и из столовой, в блок и из блока.
        Медленная, унылая карусель. Уставал я до того, что никаких мыслей не возникало вообще, даже о еде думалось редко. Руки за столом тряслись так, что приходилось подносить судок с похлебкой к самому рту - из ложки все расплескивалось.
        Но постепенно я входил в норму организм свыкался, и я втянулся понемногу. Так прошел месяц.
        Жизнь «на зоне» налаживалась. Мы уже, как в первый день, собирались у костра, пекли махи, даже анекдоты травили. Эдик, которому доставалось больше всех, чуть ли не лекции нам читал, и все слушали. А что делать? Телевизор - йок, даже радио отсутствует, и в смартфон не уткнешься - связи нет. Оставалась нам одна лишь роскошь - человеческого общения.
        Порой Кузьмич не выдерживал и начинал спорить с Лахиным, тогда это и вовсе реалити-шоу выходило.
        К середине января мы уже настолько поднаторели, что я, к примеру, подменял Туку за перфоратором, а пару раз даже поводил ПДМ, устраиваясь в ее странной кабине - там машинист сидит как бы боком.
        Комендант был доволен нашим ударным трудом, и где-то к началу февраля отправил «кузьмичевцев» на дальние участки.
        Исполнилась мечта идиотов…
        …Утром нас никто не будил, и мы проспали аж до восьми часов. Лениво собрались, сходили на завтрак, и лишь тогда дождались вахтовки «НефАЗ», почти новой, но малость помятой и подраной. Все окна в кабине и кунге были усилены листами металла с амбразурами, заделанными толстыми стеклами - из тех, что используются на машинах инкассаторов.
        Удивительно, но ни одного гвардейца в сопровождающие нам не дали - не нашлось дураков конвоировать идиотов. Дальние участки располагались всего в каких-нибудь шестидесяти километрах к северу, но чем дальше, тем опаснее были места, а больше всего пугала полная неизвестность.
        То невеликое знание о ТБ, которое имелось, было оплачено десятками жизней разведчиков и изыскателей, и никто особо не стремился сгинуть во имя науки. Импровизированный «рудник», устроенный миллиардерами-вандалами, расширялся от «патрубка» на север, в сторону мангианского города. Сначала шла зачистка - на всех горизонтах истреблялись вредоносные формы жизни. Стрелки зачищали территорию километра на два-три к северу, после чего изыскатели брали пробы, подходила техника, и отработчики начинали крушить стены и перекрытия, начиная с верхних ярусов и кончая самыми нижними.
        Ближе к «патрубку» все уже было выработано, вплоть до самой трубы, материал которой не поддавался ни алмазной коронке, ни взрывчатке. А вот дальние участки находились уже в самом городе, заброшенном миллионы лет назад. Там добывали артефакты.
        Уж не знаю, что могло сохраниться за миллионолетия, но, видать, было чего искать.
        - Садимся, - скомандовал Кузьмич, первым влезая в вахтовку.
        Я поднялся следом и присел у окна, вернее, у окошка. Рядом плюхнулся Эдик, продолжая болтать с Полторашкой.
        - Господи, да какие там чудовища! - фыркал он. - Большие животные просто не выживут в условиях ТБ!
        - Чего это? - сопротивлялся Колян.
        - Того это, - пробурчал Бунша. - Им тут жрать нечего.
        - Именно! - просиял Лахин. - Мангиане еще миллионы лет назад создали тут свой биоценоз… ну, это как бы совокупность живых организмов, которые поддерживают друг друга…
        - …Ну, как бы жрут друг друга! - ухмыльнулся Кузьмич.
        - Нет, ну почему сразу жрут? - возмутился Эдик. - Мхи, лишайники и ночники, то есть искусственно выведенные растения, способные жить без света, на хемосинтезе, создают ту биомассу, которую жр… э-э… потребляют животные. Животные выдыхают углекислоту…
        - …И создают удобрения, - назидательно поднял палец Бунша.
        Димон хихикнул, а Лахин лишь рассеянно глянул на бригадира.
        - …В общем, тут свой круговорот воды, обмена веществ и всего такого прочего. Беда в том, что за миллионы лет вся эта флора и фауна подвергалась мутациям, и их эволюция зашла далеко, создавая, мягко говоря, опасные и вредные формы. Ну, представь себе, что ты на даче лучок выращиваешь, картошечку, кур держишь, а потом - раз! - и пошел естественный отбор! Картошечка стал ходячей - и съела петуха!
        - …А хищные помидоры напали на лучок, - подхватил Кузьмич, - но петрушка натравила на них огурцы, и они друг друга покрошили в салат!
        Бригада засмеялась, а тут и вахтовка тронулась.
        Я сразу же прижался к окошку - хоть что-то новое увижу!
        Правда, поначалу никакой новизны не заметил - машина шла широким проходом, то между стен с редкими проемами, то их сменяли могучие пилоны, как на станции метро.
        Зато здорово посветлело - моховища работали на совесть, а среди колонн или в провалах стен хватало вьющихся растений, фосфоресцировавших в темноте, - словно какую лиану облепили скопища светлячков или крошечные лампочки, как на елочных гирляндах. И что-то шмыгало в отдалении, прячась в зыбкой тени, или мне это только показалось?
        Машина свернула и выехала на пандус, вознесший нас на пару горизонтов вверх, в стрежневой коридор, широкий, как проспект. От него часто отходили поперечные проходы, и в них тоже что-то шастало.
        «НефАЗ» неожиданно затормозил, и в свете фар промелькнуло что-то живое, мокрое и блестящее, размером с собаку, но больше смахивавшее на рептилию, хвостатую, со скрюченными лапами. Мерзкое создание вовсе не собиралось удирать - резко подпрыгнув, тварь бросилась на грузовик, распахивая зубастую пасть, - сверкнули ряды острейших зубов, похожих на стеклянные иглы.
        Водитель был опытный, сразу газанул, и вахтовка сбила бестию в прыжке, ударив бампером. Правое колесо слегка подпрыгнуло, и машина покатила дальше.
        - Они охотиться… как тэто… стая, - сказал Тука.
        - Там еще! - завопил Эдик. - Вон, видите?
        Я видел. Вдоль стены скакали такие же зубастики, то и дело оборачиваясь к машине и ляская пастями. Похоже, что они охотились на «НефАЗ».
        Тут нас спасло появление еще одного существа, похожего на гигантского моллюска или слизня, медленно сползавшего по гладкой стене. Попав в свет фар, моллюск рефлекторно свернулся в клубок и шлепнулся вниз - как раз под ноги нашим преследователям. Зубастики налетели на слизня по инерции, смешались и начали рвать его на куски, жадно заглатывая трепещущую плоть.
        - Вкусный, тока горький, - прокомментировал Тука. - Надо варить, долго-долго.
        А самые умные из зубастых даже не стали бросаться в погоню за твердым и невкусным грузовиком - они пировали позади, терзая своего сбитого собрата. Их ожесточенное копошение было хорошо видно, а порой доносился противный визг.
        - Приветливые тут места, - сказал я, - тихие и спокойные. Курорт!
        И тут что-то мелко забарабанило по крыше.
        - Не может быть! - удивился Эдик. - Дождь!
        - В ТБ?
        Но в свете фар сверкали тонкие струи воды и частая капель. С шумом подняв брызги из глубокой лужи, вахтовка одолела еще один пандус, и мы выехали на обширную площадь, уставленную как попало громадными емкостями, малость оплывшими, словно подтаявшими или оплавленными, больше всего имевшими сходство с бочками.
        - Моя знать, - сказал цверг с важностью чичероне. - Водососы тэто, они… как тэто… разводить водоросли в себе, много-много. Они их… - Тука изобразил всасывание губами.
        - Отцеживают? - подсказал Эдик.
        - Так, - кивнул цверг. - Цедить и есть.
        Над одними «вазами» клубился редкий пар, у других через край бежала вода. Она растекалась по площади и сливалась в трещины. На этом горизонте моховища светились настолько мощно, что хоть газету читай.
        Пушистые бугры, выраставшие в этой сырости, прямо на дороге, показались мне чем-то вроде лишайников, наросты которых я видел на добычном участке, но это оказались не растения - мохнатые вздутия, отливавшие желтым и оранжевым, медленно отползали, трясясь и покачиваясь, как верблюжьи горбы.
        - Упырь! Упырь!
        Между «вазонов» всамом деле мелькнула сутулая фигура. Оглядываясь на машину, тараща свои жуткие бельма, упырь подскакал к ближайшему «бугру», схватил его передними лапами, оторвал от пола - потянулись, истончаясь и лопаясь, нити - и дунул прочь стоя, удерживая свою добычу.
        За окном шла обычная жизнь, и я стал лучше понимать цвергов, покинувших сии негостеприимные места - под открытым небом житье куда привольней.
        - Город, - негромко сказал Кузьмич, и я прильнул к окну. В сумрачном свете виднелись круглые здания-башни, как давешние пилоны, подпиравшие верхний горизонт. Дома выстраивались строгими рядами, занимая все видимое пространство. Проемы дверей я видел, а вот окон не заметил.
        - Каково это - прожить здесь всю жизнь? - покачал головой Эдик. - Понимаю, что тогда мангианам ничего здесь не угрожало, но все равно… Всю жизнь в вечных сумерках, как в дантовом Лимбе! И точно знать, что и дети твои, и внуки обречены влачить существование в этом убежище… У-ужас!
        - Погляди во-он на тот дом, - посоветовал я ему.
        - На какой?
        - Где фреска. Или это мозаика? Не важно. Видишь?
        - Ух ты…
        Вахтовка даже притормозила, будто водитель чувствовал наше желание рассмотреть картину. Неизвестный художник всю стену дома покрыл натеками чего-то твердого на вид, что издали воспринималось, как мазки. Изображение было ярким и каким-то жизнерадостным, что ли.
        Мангиане здорово походили на людей, только были потоньше в кости, повыше, поизящней. Голубоватая кожа хорошо сочеталась с белыми или пепельными волосами, уложенными в причудливые прически. Мангианки, не обремененные одеждами, стояли по колено в цветах. С маленькой грудью, с длинными, стройными шеями, гибкие, они воздевали руки к ласковому оранжевому солнцу, сиявшему с синего неба. Маленькие голыши тоже тянулись к свету ручонками, а мужчины в легких накидках стояли в сторонке, в тени деревьев с плоскими кронами, спокойно и гордо улыбаясь.
        Я коротко вздохнул. «НефАЗ» медленно сворачивал в проход, и нашим глазам представала вся картина целиком.
        Это был триптих. Левая его часть источала радость, а вот средняя вселяла страх - там, над согбенными фигурками, вытягивавшими руки в жесте защиты, полыхал огромный красный шар, змеившийся протуберанцами. Его свет был губительным и жестким, убийственным, несущим смерть и горе.
        А потом открылась правая часть триптиха.
        Мангиане стояли на пустынной земле с наметами пепла и сажи, робко взглядывая на непривычное им солнце, крошечное и белое. Но уже пробивались первые ростки, и на лицах, прикрытых ладонями от света, распускались неуверенные улыбки.
        Вздыхая, я украдкой посмотрел на Туку - цверг просто прилип к окошку и глядел с благоговением. Когда грузовик миновал триптих, Тука с неохотой оторвался и сказал мне:
        - Моя видеть - предки походить на хомо. Очень-очень.
        - А раньше ты видел такие изображения? - поинтересовался Эдик.
        - Моя видеть такой в святилище, - ответил цверг.
        Я подумал, что Тука и его однопланетники потому и не воюют с людьми, что мы напоминаем их предков.
        - Ты тоже похож на них, - сказал я.
        - Я лохматый, как зверь, - серьезно ответил цверг, - они голые, как вы.
        - А тебе известно, Тука, что у хомо есть такая болезнь - гипертрихоз? - медленно проговорил Лахин. - Хворь эта очень редкая, но иногда люди ею болеют - и все их тело покрывается шерстью.
        Цверг был потрясен.
        - Правда?! - выдохнул он.
        - Правда, Тука, - сказал я и показал Эдику большой палец - молодец! Повысил самооценку аборигену.
        Грузовик, между тем, выехал на круглую площадь, окаймленную все теми же круглыми домами, только слепившимися боками, как пельмени в пачке. Четыре прохода вели на площадь, по осям восток-запад и север-юг.
        На площади горели два или три обычных фонаря на стойках, и даже встречающие вышли - двое с автоматами. «Урал» затормозил и остановился.
        - Поезд дальше не идет, - пробурчал Кузьмич, - выходим.
        Опять у Бунши настроение испортилось. Так бывает, когда стремишься к чему-то, добиваешься, а когда достигаешь желаемого, испытываешь разочарование и досаду - а стоило ли столько сил и времени тратить на ерунду?
        - Стой, - придержал меня Кузьмич, - без оружия не выходить.
        Он открыл ящик, лежавший в проходе, и достал оттуда новенький «калаш».
        - Держи!
        Я проверил, заряжен ли, и поставил автомат на предохранитель. Откуда узнал, как это делается? А я почем знаю? Руки, видать, помнили, что да как…
        Когда мы вышли на площадь, встречающие вразвалочку приблизились.
        - Здоров, Кузьмич! - воскликнул огромный человечище с бородой лопатой, шея - шире головы. - И ты к нам?
        - Не все ж тебе одному хабар грести! - парировал Бунша.
        Огромный гулко загоготал и с размаху шлепнул своей пятерней о бригадирскую ладонь.
        - Гляди, Кузьмич, - вот с того краю дома проверены, двери мы уже навесили, осталось только свет провести. Генератор захватили хоть?
        - Обязательно. Ты лучше скажи, Коротышка, где вы сейчас шаритесь, чтобы на ваши морды не натыкаться.
        Коротышка хохотнул и обвел рукой западную часть площади.
        - Мы вон в тех кварталах роемся, а вы можете на востоке искать. Или, если хотите, на севере.
        - С востока тогда начнем. Ну, что здесь окон нет, я уже понял. А двери? Они что тут, вообще не закрывались?
        - Да не-е… Были тут двери. Такие мембраны полупрозрачные. Я так понял, они то стягивались, то лопались, когда пропускали хозяина или гостя. Так когда это было-то! Кое-где еще попадаются ошметки, вы их собирайте - научники все еще надеются понять, как эти перепонки работали. А мы однажды даже целую нашли!
        - Да ну, целую…
        - Я тебе говорю! - с силой сказал Коротышка. - Только посередке дыра такая была, овальная. Ну, мы ее сфотали, а через секунду она рассыпалась в пыль! Да, а фотик взяли?
        - Взяли, взяли…
        - Ну, тогда заселяйтесь!
        - Вот спасибо! - сказал Бунша, напуская яду в голос.
        И пошли мы заселяться. Все были взбудоражены и постоянно вертели головами, словно хищников высматривали. Кузьмич каждому по «сто третьему» выдал, так что мы шли, как взвод автоматчиков.
        Дом, вернее, бункер, который мы выбрали для проживания, стоял с краю восточного прохода. Обычный для мангиан треугольный проем был грубо разломан в обычный квадрат и укреплен каркасом из уголков. На каркас навесили металлическую дверь с крепкими засовами и амбразурой. Дот.
        - Тука! Саня! Пробегите доверху, проверьте, не забежал ли кто.
        - Понял, - сказал я и махнул рукой цвергу: пошли, мол.
        Тука заробел сперва - все ж таки жилище достославных предков, почти полубогов! - но справился с собой.
        «Калаш» ему не полагался, но цверг мастерски владел своей духовой трубкой - с двадцати метров мог попасть в глаз упырю, а стрелки, выточенные из пустотелых шипов дерева вилофит, несли такую порцию яда, что хоть на слона ходи.
        Посвечивая фонарем, я вошел в бункер. Планировка простейшая - одна или две комнаты с одной стороны, пандус наверх - с другой. Почему пандус - понятно, даже за тысячу лет ступени стешутся до основания, а за десять тысяч?
        В обоих помещениях было совершенно пусто. Поднявшись на второй этаж, мы с Тукой оказались в общем зале, где ничего не было, кроме кучи пыли.
        - Посвети, - сказал я Туке, передавая фонарь, и опустился на колено.
        Не решаясь дотрагиваться до пыли руками, я разгреб кучу прикладом. Звякнули осколки.
        Они были увесисты, видом напоминая красный воск. Осколки легко складывались, как паззлы, образуя цилиндр с толстыми стенками, на которых были выдавлены странные, замысловатые узоры. Странные потому, что не были симметричны.
        Ваза, что ли? Или сосуд какой? Ладно, пригодится в хозяйстве…
        - Его можно… - Тука несколько раз сцепил и расцепил пальцы.
        - Собрать? Склеить?
        - Так! Моя знает - склеить в воде.
        - Ладно, попробуем. Пошли.
        Больше мы, правда, ничего не нашли и, слава богу, никого.
        О чем и доложили Кузьмичу. Тот был оживлен, бегал повсюду и наводил суету.
        Тарахтел дизель-генератор «Ямаха», запитанной от него дрелью Полторашка сверлил стены. Димон вколачивал в дырки гвозди, а Лысый крепил к ним провода, растаскивая те по комнатам. Следом шел Эдик, «подрабатывая» электриком, - он подключал патроны и вкручивал в них лампочки.
        Меня Бунша сразу поставил дежурным на кухню, а Туку с Катоо задействовал для надувания матрацев и разносу сей мебели по «спальням».
        В общем, день приезда со всеми сопутствующими.
        Глава 7
        Переворот
        Никаких кулинарных изысков я даже не собирался скармливать голодному люду. Едва наши цверги освободились, я их припахал - Тука с Катоо собирали куски отмерших моховищ, а я сообразил костер, куда и закатил махи с бротами - этого добра мы набрали целые мешки.
        Катоо по-нашему говорил хуже, чем Тука, и он передал через него, что видел следы кое-каких зверюшек, чьи зажаренные тушки станут приятным дополнением нашего стола.
        Я испытывал сильные сомнения насчет вкусняшек в ТБ, но благословил Катоо на охотничьи подвиги.
        Костер я разжег умеючи, а когда тот стал прогорать, закатил в угли махи с бротами. К огню приблизился один из соседей, с погонялом Косарь - длинный как жердь субъект с бегающими глазками, с пухлыми губками, которые то и дело сминались в улыбочку. Неприятный тип.
        - Подкурить можно?
        - Валяй, - разрешил я.
        Косарь ловко выхватил головешку и поднес к своей самокрутке. Попыхтел, раскуривая, и отбросил «зажигалку».
        - Че, - хмыкнул он, - тоже за артефактами?
        - Да нет, так просто, прогуляться вышли.
        Мой визави хихикнул. Затянулся, медленно выпустил дым и сказал:
        - Тут один ко мне приставал вчера, грозился морду набить…
        - А стоило? - с интересом спросил я.
        Хихиканье в ответ.
        - Я его лохом назвал, - объяснил Косарь, - а потом и тех, кто за него вступился. А разве я не прав? Разве все мы тут не лохи? Меня знаешь, что больше всего поражает? Нас тут целый взвод вооруженных мужиков, и че? Мы послушно ищем инопланетные цацки для чужих дядей! Неужели это так трудно - захватить машину и с боем прорваться?
        Я внимательно посмотрел на него.
        - Ты похож на мелкого провокатора, вроде Навального, - сказал я сдержанно.
        - Вот! - обличающе вытянул грязный палец Косарь. - Вот! А почему? Неужели свобода не стоит пролитой крови?
        Я поморщился - терпеть не могу дешевого пафоса - и ответил, сдерживаясь:
        - Свобода от чего и для чего? Подумай об этом перед сном, Гапон ты наш стриженый. Машину захватить не сложно. Ну, вот прорвались мы. Положили пару вертухаев, а сами даже без «трехсотых». Вырвались. Свобода! А дальше что?
        - Как че?
        - Ну, что? - надавил я. - Куда ты денешься со своей свободой? Это на Земле есть масса способов бежать и скрыться, а потом всплыть под другой фамилией на краю света и зажить, как хочется и можется. А здесь ты куда денешься? В лес уйдешь? Что, всю жизнь, как животное, по зарослям шариться, в шалашике прописаться? Или дом выстроить? Так ведь сразу же столько всего потребуется, что волей-неволей, а в Новый Киев наведаешься, и не однажды. И оставишь след, по которому тебя найдут и приголубят.
        - Ничего подобного! - отрезал Косарь. - Вон, «совки» кзападному побережью двинули, живут там сейчас.
        - А с чего ты взял, что они там живут? И что они вообще еще живы? Да если они даже и основали колонию на западе, что с того? Какая это выйдет жизнь - без связи с Землей? Первобытная! Ты что, готов одичать? Без магазинов, без больниц, без книг…
        - Ну, можно же и в Новом Киеве скрываться!
        - А ты что, опытный подпольщик? - не унимался я. - У тебя есть явочные квартиры, надежные схроны, агенты, которые предупредят об опасности? Если даже и есть, то и это не жизнь, а какая-то вечная борьба! Может, здешние отработчики и лохи, но уж точно не дураки.
        - Ты считаешь меня дураком? - спросил Косарь, кривя губы.
        - Ну, пока ты не доказал обратного.
        Мой визави сплюнул в костер, швырнул туда же окурок и гордо удалился…
        …Под вечер, когда я нагрел воды для мытья посуды, то вспомнил тукино «ноу-хау» исложил осколки инопланетного сосуда в тазик. Собрал, как сумел, руками все пять частей в цилиндр, подержал, не вынимая из воды, а потом решил, что сначала надо бы их почистить. Разнял пальцы - а все! Осколки слиплись в нечто, подобное стакану с толстыми стенками.
        Я осторожно попробовал разъединить их, но ничего у меня не вышло - сцепилось намертво. Ну и прекрасно. Будет первым экспонатом на выставке внеземного искусства!
        Ночь прошла спокойно, никто нас не потревожил, ни зверь, ни человек. Я постелил себе на втором этаже, где зал. По кругу вогнутой стены шли широкие ниши, глубокие, с полукруглым верхом - точь-в-точь оконные проемы в старых домах. Вот в одной из ниш я и устроил свою вазу. Или стакан. Главное, инопланетный.
        Меблировка была минимальная, воистину спартанская - надувной матрас плюс спальник. Потом я стащил у соседей пустой ящик, и получился гардероб. А заодно платяной шкаф и буфет.
        С утра Кузьмич был очень оживлен и даже нервничал.
        - Все поели? На работу!
        Димон заворчал было, но смолк - все стали собираться. И Резаный счел за лучшее не отрываться от коллектива.
        - Так, чтобы зря не бегать, обходить будем все от и до, - отрывисто сказал Бунша. - И смотрите в оба! Ежели не углядите упыря или еще кого, пеняйте на себя! Пошли.
        И мы пошли.
        Четверо обследовали дома по левой стороне, пятеро - по правой. Ничего особенного мы не нашли - пусто было в мангианских бункерах, пусто и как-то тоскливо. Выморочный город.
        Порой мы шугали пушистых горбунков, самые шустрые из них умудрились забраться аж на второй этаж. Однажды появился худосочный зубастик, словно давно не кормленый. Стоило нам отдалиться от обследованного дома, как зубастик напал на одного из горбунков - ухватил зубами-иглами, передней лапой придержал и пошкандыбал прочь. Но далеко не ушел - горбунок запищал и стал раздуваться, превращаясь в щетинистый шар. И взорвался, да с таким грохотом, будто ручная граната сработала - голову зубастику разворотило, а от самого горбунка только клочки по закоулочкам.
        - Урок первый, - пробурчал Кузьмич. - Шарики не надувать!
        И все с ним согласились.
        До обеда мы обшарили пару кварталов, вдосталь набегавшись по этажам, а нашли такой же зеленый стакан, как у меня, только целый. И все на этом.
        Эдик приуныл. Наверное, он ожидал увидеть груды инопланетных сокровищ, но сколько ни скреби по здешним сусекам, ничего, кроме пыли, не выскребешь.
        Так прошла неделя. Мы обустроились основательно: натащили инопланетных столиков - низеньких, отлитых из того же материала, что и мой стакан. Кстати, к вечеру второго дня на моей «битой посуде» ни одного стыка не осталось, ни единой щелочки - все срослось.
        А мебель мы обнаружили в длинном приземистом здании, которое так и тянуло назвать трапезной. Широкий проход в эту самую трапезную был замурован, заделан, но от времени глыбы расшатались, а раствор осыпался.
        Вздрагивая от возбуждения, мы разобрали кладку - и дружно сплюнули. Ну хоть столы пригодились. А на десятый день нам повезло.
        Мы тогда не стали возвращаться на «базу», а с утра прихватили с собой спальники. Так и устроились лагерем в одном из сооружений странной для мангиан формы - квадратной в плане. С виду наше убежище напоминало большую трансформаторную будку - таких строений из силикатного кирпича, плоскокрыших и убогих, полно по всей России.
        Улочки между кубическими домишками были очень узкие - мотоцикл проедет, если без коляски - и по колено занесены пылью. Тука, правда, сказал, что это наносы - мутьевые потоки случались в старину, говорит. Ну, ему лучше знать.
        Главное, что на этих наносах произрастали деревца-плетуны. Толщиной в руку, они заплетали и дома-кубы, и проходы между ними. Больше всего эти плетуны напоминали корни, да и какая листва в подземелье? Зато целые вороха тоненьких волосков свисали с гибкого стволика. Хемосинтез!
        Многие деревца засохли, и мы их пустили в расход для костра, а самыми толстыми стволами забаррикадировали вход на ночь.
        Было тихо, только какие-то слабо светившиеся «призраки» крутились вокруг, мешая спать. Ну, не выли, и ладно.
        А утром, сразу после завтрака, состоявшего из остатков ужина, мы вышли на поиски. И буквально сразу наткнулись на очень интересный артефакт.
        Он валялся прямо на полу в соседнем домике - увесистый агрегат, на который взглянешь, и сразу понимаешь - это оружие.
        Удобная рукоятка, толстый ребристый ствол, что-то вроде большого объемистого магазина, всякие глазки, кнопочки, пипочки…
        - Да-а… - выдохнул Бунша.
        - Вещь! - определил Полторашка.
        Я осторожно взял в руки тяжелый чего-то-там-мет, покачал его, и сказал:
        - А ведь эту вещь не мангиане делали.
        - Думаешь? - прищурился Кузьмич.
        - Сам посмотри - рукоятка больно широка, такая только для Коротышки подойдет. Или для существа, которое росло в мире с двойной тяжестью - там поневоле качком станешь.
        - Знаешь… Да, - подумав, согласился Бунша. - Так, давайте обыщем все кругом!
        Но обыск ничего не дал, вокруг было пусто. Тем не менее, на базу мы возвращались в приподнятом настроении - наша находка вполне тянула на «пропуск» отсюда туда - на солнце, на свежий воздух.
        Вернулись мы раньше обычного, но команда Коротышки уже была на месте. Судя по таинственным переглядываниям, соседи тоже что-то сыскали. Мы сделали вид, что ничего не заметили, а наш артефакт запрятали подальше и так, чтобы его постоянно кто-то из наших сторожил.
        Как говорила незабвенная мадам Плющ из «Бриллиантовой руки», людям надо доверять только в крайнем случае.
        Обговорив между собой, мы решили дожидаться очередной машины из комендатуры, подбрасывавшей нам припасы каждый пятый день. Шла пятница, и машину надо было ждать в понедельник, но наши не унывали - в кои веки выходные выпали!
        Мы, наконец-то, выспались, а на обед Тука с Катоо сварганили замечательное жаркое - я принципиально не стал интересоваться, какая именно тварь попала под удар их стрелок. Зачем себе аппетит портить?
        После еды я размяк и решился задать вопрос, который давно уж вертелся у меня на языке.
        - Тука, - осторожно спросил я, - а почему ты с нами?
        Цверг понял меня, но нисколько не оскорбился, кивнул только - это гуманоидное движение было свойственно аборигенам Манги, как и пришлым землянам.
        - Это хомо считать всех нас… как тэто… расой, - выговорил он. - Однако в разных Великих Проходах жить-быть разные цверги.
        С теми, что жить-быть далеко на юге, мы… меняемся вещами.
        - Типа, торгуете?
        - Торгуете, - согласился Тука. - А с теми, кто жить-быть в Великом Проходе на западе, ссоримся. Бывают стычки. Моя побеждать одного цверга оттуда, где заходит солнце. Наш род сильный, мы дружим с хомо. Другие роды прячутся, но для них хомо тоже не враги. Ведь это хомо две зимы назад истребили гнездовье упырей в Великом Проходе, где святилище.
        - Ах, вот даже как… я задумался. - А как же ты сюда угодил?
        - Моя был обманутый, - просто сказал цверг. - Сказали - будешь проводник, а сами дали… как тэто… пробойник.
        - Перфоратор?
        - Так, перфоратор.
        - Все с вами ясно…
        Тут Катоо насторожился.
        - Мас-сына, - сказал он. Шипящие ему не удавались.
        - Уже? - удивился я, но звук работающего мотора донесся и до меня. - Странно…
        Странным было и то, что приехал не обычный «Урал» скунгом, а самосвал «МАН», восьмиколесное чудо, явленное «сумрачным немецким гением».
        Из кабины выпрыгнул усатый гвардеец, тот самый, что некогда поздравлял меня с почином на поле битвы с упырями. Его звали Федором, а между своими - дядей Федей.
        - Дядя Федя? - удивился я.
        - Не рад? - усмехнулся гвардеец.
        - Чего же? Рад…
        - Зови всех, есть новости.
        Предчувствуя неприятности, я созвал всех, включая бригаду соседей. Федор молча поздоровался с Кузьмичом и Коротышкой и заговорил - глухо, кривясь:
        - В Новом Киеве движуха непонятная, вроде как переворот. Не все до нас доходит, но вроде как заговор случился - четверо «полканов» собрали свои отряды и штурмовали «замок» Грабаря. Координатор дунул на Землю, «папам» жаловаться, а эти здесь все под себя гребут. Не вся гвардия поддалась, многие ушли в лес партизанить. В общем, весело там сейчас. А сегодня и до нас добрались - прилетел единственный наш самолет, доставил какого-то хлыща с новенькими майорскими погонами, хотя неделю назад он еще в младлеях ходил. Цапанулись они с комендантом… Короче, расстреляли Михалыча. Вот.
        - Та-ак… - протянул Бунша. - Так, значит… А сюда ты чего?
        Федор кивнул.
        - Тут не все суки продажные, - проворчал он. - Я понял так, что «полканы» вгороде не держатся вместе. Кто-то из них и впрямь хочет Грабаря сменить и сесть на его место, а кто-то просто пользуется мутным временем, чтобы чего-нибудь урвать - и свалить на Землю. Ну, не зря вся эта суета! Наверняка и между «папами» раздрай вышел, переделить чего хотят, иначе тут не сходится! Вот и этот майорчик вовсе не на место комендача метил, он за артефактами явился! Сейф они как раз сейчас вскрывают, уж не знаю, что там у Михалыча заначено, а сегодня или завтра и сюда заявятся. Есть у них наводочка, кто-то из ваших весточку в комендатуру передавал.
        Бунша помрачнел, бросил на нас острый взгляд. Я посмотрел ему прямо в глаза и твердо сказал:
        - У нас «крыса» не завелась, Кузьмич. Записочку передать можно было только с шофером вахтовки, а с ним никто из наших не контачил, кроме меня.
        Тука тут же вышел из строя.
        - Аексанта не крыса, - заявил он. - Моя знать!
        - А я и не сомневался, - криво усмехнулся Бунша и сказал, глядя исподлобья:
        - Простите, мужики, ежели подумал не то.
        - Да ладно… - пожал плечами Димон.
        Остальные закивали.
        Кузьмич глянул на Коротышку. Обычно добродушный, увалень выцедил угрюмо:
        - Разберемся.
        А Бунша поглядел на гвардейца и хмыкнул:
        - Если эти заявятся… М-да… Лучше бы ты нам взрывчатки привез!
        Дядя Федя ухмыльнулся и ткнул большим пальцем за плечо:
        - В кузове! Динамит и тол.
        Никогда ранее я еще не видел Кузьмича в ярости. Бунша был бледен и часто щерился, как тигр, попавший в клетку. На своих, правда, не срывался. Но какова подстава!
        Столько усилий было потрачено, чтобы добиться перевода «на воздух», и на тебе! Какое-то офицерье задумало в хунту поиграться!
        - Гаденыши! - рычал Кузьмич. - Понабирали в отряды всякую шваль, шпану мелкую! А что им? Пограбить, понасильничать - милое дело! С-суки! Вот и все!
        - Не кипишуй, бригадир, - успокаивал его я. - Если не договоримся, то отобьемся. В крайнем случае, уйдем отсюда на север. Тука говорил, что вроде в десяти переходах отсюда еще один выход наружу есть. Это километров сто двадцать, на машине мы это расстояние одолеем за пару часов.
        - Да я все понимаю, - вздохнул Бунша. - Ладно… Мужики! Баррикаду строим!
        Косолапя, подошел Коротышка и протянул свою лапищу Кузьмичу.
        - Мы с вами, - пробасил он. - Если что, рассчитывай на нас. - Помявшись, он добавил: - Мы… это… скафандр откопали. Вместе с хозяином. Туша здоровенная была, сейчас в мумию ссохлась.
        - А мы какое-то ружье нарыли, может, той самой мумии. Вот и все…
        Я усмехнулся. Ну, раз уж такими секретами поделились, стало быть, доверие полное! Это хорошо.
        С помощью «МАНа» итакой-то матери мы загородили проезд обломками и какими-то громадными окаменелостями. Два отряда автоматчиков могли взять противника под перекрестный огонь.
        Пулеметов у нас, правда, не было, зато хватало толовых и динамитных шашек. Там, где проход зажимало боками двух зданий, мы разместили взрывчатку внутри, в нишах. Завалит капитально!
        - Кузьмич! - прогудел Коротышка. - Они могут по нижнему горизонту пройти и ударить по нам с тыла!
        Бунша на секунду задумался.
        - Надо заминировать нижний проход! - решил он.
        - У меня есть неплохой подрывник!
        - Отлично! Отправляй его туда и возьми еще кого-нибудь в пару, там небезопасно.
        - Сделаем!
        Отработчики носились, как электровеники, и вкалывали по полной - опасность, как говорится, смертельная, нависла над ними Что стоило мятежникам попросту перебить нас всех? Кто им хоть слово скажет? Кто вспомнит, что в «Великом Проходе» вообще кто-то был? А мы помирать во славу чьих-то амбиций не собирались, у нас были иные планы…
        - Едут! Едут! - заорали дозорные, выбегая на площадь.
        - По местам! - гаркнул Кузьмич.
        Все с топотом разбежались, занимая позиции. Я устроился с комфортом на втором этаже нашей «базы». Пришлось, правда, ломиком поработать, зато проковырял-таки стену в нише, получилась бойница. Автомат свой я отдал Туке, чем он очень гордился (аборигенам было запрещено доверять огнестрелы), а сам вооружился старенькой, но ладненькой СВТ.
        Снайперка была с простенькой оптикой, но мне ее хватало - тут и расстояние-то было метров сорок от силы. Я всмотрелся в прицел - в проходе блеснули фары.
        Ехали две машины - впереди катила вахтовка с наскоро бронированной кабиной, а за ней поспешал «КамАЗ» спулеметной башенкой на кунге.
        Пропустит ли «гостей» Бунша? Не заколеблется ли? Вдруг дипломатичность возьмет над ним верх?
        Но тут все возможные сомнения были отброшены очередью из пулемета - башенка «КамАЗа» плевалась огнем, как сваркой, из-за чего ДШК так и прозвали, а крупнокалиберные пули выбивали ямки в стенах. И тут грохнуло!
        По стенам с обеих сторон будто черные молнии скользнули - возникшие трещины мгновенно налились огнем, и целая куча обломков полетела наружу, сталкиваясь друг с другом и пыля, всей своею массой опадая на кунг, продавливая его и куроча.
        Пулемет заглох, его ствол пережало синеватой глыбой, а кабину и вовсе сплющило.
        - Так их! - донесся снизу ликующий возглас.
        Секунду спустя я ощутил толчок - это сработал заряд на нижнем горизонте. Отлично… Теперь никакая сволочь не стрельнет нам в спину.
        В этот самый момент раздался вопль, и нелепая раскоряченная фигура возникла на верху баррикады. Это был Косарь.
        Задирая руки вверх, он сбежал на площадь и почесал навстречу вахтовке.
        - Не стреляйте! - вопил он. - Не стреляйте! Мой номер - один, два, семь! Я ваш!
        Тщательно прицелившись, я выстрелил в спину «крысе». Косаря выгнуло, он сделал еще пару шагов, подгибая колени, пока не выстелился. Готов.
        Мой выстрел послужил сигналом - застрочили автоматы, дырявя борта вахтовки. Оттуда отвечали ураганным огнем, не жалея патронов, а потом полетела граната из РПГ. Рвануло здорово, и шуму было много, вот только развалить баррикаду не получилось.
        Гранатометчик решил не сдаватьсяи высунулся из-за вахтовки. Моя пуля вошла ему в голову.
        Уже падая, он конвульсивно сжал палец, и граната из РПГ унеслась вверх. Не долетела - не зенитка, чай, - и свалилась вниз, прямо на вахтовку, разнося крышу кунга.
        Ко мне на этаж поднялся, запыхавшись, Эдик - это его выбрали для сопровождения подрывника на нижний горизонт.
        - Хорошо грохнуло, разрушитель ты наш? - спокойно спросил я его.
        - Здорово было! - воскликнул Лахин, лучась. - Грузовик подбросило взрывом, опрокинуло, мы уже думали, что сейчас наша очередь, а тут все основание под ним провалилось! И все ухнуло в эту дырищу!
        - Нормально, - сказал я, приникая к оптическому прицелу.
        Автоматный огонь пробил бак, и потекла солярка. Конечно, дизтопливо - не бензин, но уж если загорится, хрен потушишь.
        Подожжем…
        Вспыхнуло. Послышались вопли, а в следующую секунду над площадью разнесся громкий металлический голос из мегафона:
        - Прекратить огонь!
        Глава 8
        Перемена мест
        - Это еще кто? - заерзал Лахин.
        Я глянул в прицел - на завал, под которым мы похоронили «Урал», карабкалось несколько человек. Все они были экипированы в стиле «киборг» идвигались очень расчетливо, точно - угадывались профессионалы.
        Если гвардию набирали из сержантов, «ментов» и, редко, офицеров в отставке, то эти, что уже брали на мушку майора с присными, наверняка были спецназовцами.
        Когда напавших на нас вывели на площадь, Бунша тоже поднялся над баррикадой.
        - Кто это там раскомандовался? - крикнул он.
        В ответ мегафон издал короткий смешок.
        - Узнаю Кузьмича! Этот даже сатане в аду нахамит!
        Бунша очень сильно удивился, растерялся даже.
        - Вячеслав Петрович?!
        - Я, я! Выходи, поговорить надо.
        По завалу спустился мужчина в дорогой куртке из крокодиловой кожи, да и весь его прикид был статусным, брэндовым по высшему классу - обычный работяга на такой года четыре копить будет.
        Лицо у обладателя дорогих тряпок от кутюр было волевым и решительным, а профиль так и просился на монету.
        - Пошли, - сказал я, вставая на четвереньки, - опять власть меняется!
        - Думаешь? - засомневался Лахин.
        - Пошли, пошли… Тука!
        - Моя идти. Катоо, та куо тэ!
        Когда я выбрался на площадь, напротив Вячеслава Петровича находились оба бригадира. Правда, Коротышка стоял чуток в сторонке, изображая стеснение.
        Я подошел как раз к нему и шепнул:
        - Это один из «пап»?
        - Главный из них! - так же шепотом ответил Коротышка. - Респект ему и уважуха - не побоялся сам на Мангу явиться!
        «Папа-основатель» обвел глазами подходивших отработчиков и громко сказал:
        - Значит, так! Последние известия. Хунтят сопливых мои орлы уже похватали, сейчас разбираемся, кто чью сторону занял, наводим порядок и вразумляем самых упертых. Теперь… Нет, сперва закроем один вопрос. Кузьмич, это правда, что тебя сюда отправили как агента Совета?
        Бунша посопел, но сердито ответил:
        - Правда! Хрен бы они что доказали, Петрович, если б не одна говорливая сволочь!
        Петрович насмешливо фыркнул.
        - Скажи спасибо, что не расстреляли, а сослали сюда!
        - Премного благодарны, - пробурчал Бунша, отворачиваясь.
        - Не сердись, Кузьмич, - сменил тон «папа». - Меня самого эта дурацкая ситуация с «совками» бесит не знаю как! Столько рабсилы на месте, а мы этими дурацкими оргнаборами маемся! Но с этим все, ни один гвардеец больше на Землю ни ногой. Нефиг секретность нарушать! В общем, так. Я тебе обещаю, что с первопоселенцами мы разберемся как следует. Никаких выселений, гонений, погромов и арестов! И никакой партизанщины в ответ! Вас тут уже три поколения колонистов выросло, и надо было быть полными идиотами, чтобы такими кадрами разбрасываться! Разберемся по справедливости, слово даю.
        Кузьмич потер ухо.
        - Я-то тебе верю, Петрович, - затянул он, - а вот друган твой…
        - А пропал Алексаша! - усмехнулся Вячеслав Петрович.
        - Как это? - озадачился Бунша.
        - Без вести! - хохотнул «папа», но тут же вернул себе серьезное выражение. - Без криминала, Кузьмич. Жив-здоров Алексашка, засунули мы его в надежное место, пусть теперь о душе думает и грехи свои замаливает! Ты только пойми меня правильно, Кузьмич. Я вовсе не обещаю тебе, что завтра все будет хорошо и славно. Чтобы все тутошние дела в норму привести, годы потребуются! Вас тут чуть ли не полста тысяч душ обитало, просто ли всех удоволить сразу? Да и я вовсе не благотворительностью занимаюсь…
        - А чем? - прищурился Бунша.
        - Бизнесом, - усмехнулся «папа». - Романтикой я уже переболел. Я знаю, что ваш Совет настаивал на передаче портала государству. Но вы поймите: единого государства, как раньше, не существует, а элиты очень уж разные! Лично я - за Путина, за «силовиков». Хоть и сам миллиардером заделался, но либералы мне как кость в горле! Это либералы развалили СССР, а потом разграбили экономику. А что им! «Нефтянку» раздали по блату - и качай «черное золото»! Ты хочешь жить в «единой, великой и неделимой»? Я тоже! Но что будет, если я, условно говоря, передам ключики от Манги Владимиру Владимировичу? Да что угодно будет, вплоть до расправы с ВВП! Портал - это страшенный соблазн! Это триллионы долларов!
        Кто тут устоит? Могут и гражданскую войну затеять, а тут и НАТО подключится… Сложно все, очень сложно, тут надо семь миллионов раз отмерить!
        - Да понятно… - проворчал Кузьмич и вздохнул. - Спасибо хоть, что обещание дал.
        - Дал. А ты знаешь, я своему слову хозяин. Но, повторяю, не жди быстрых перемен! Это и вас касается. Вы сюда за «хабаром» явились?
        - За ним.
        - Если «хабар» стоящий, вам за него полагается перевод на легкую отработку. Так?
        - Так.
        - Нашли чего?
        Кузьмич обернулся ко мне и сказал:
        - Тащи.
        Я кивнул и пошагал к дому, краем глаза заметив, что и Коротышка своего послал.
        Подхватив «чего-то-там-мет», я выбрался на площадь, приблизился к Вячеславу Петровичу и положил перед ним убойный инопланетный агрегат, чувствуя себя данником князя. Следом явился Коротышка, волоча с собой серебристый скафандр - белый, жесткий, из сегментов и шаров-суставов. Осторожно приподняв лицевой щиток, бригадир показал лицо чужого - плоское, овальное, безносое, с большими круглыми глазами, наполовину прикрытыми веками. Казалось, что они вот-вот дрогнут и поднимутся…
        - О боже… - глухо произнес Петрович.
        Склонившись над «хабаром», он долго оглаживал керамический ствол и гладкие пластины на необъятной груди пришельца, а потом резко поднялся и скомандовал:
        - Поехали! Все!
        «Папа-основатель» прибыл на вертолете. Я не сразу рассмотрел винтокрылую машину - дневной свет резал глаза, отвыкшие от яркости. Чувствовалось ошеломление.
        Да, мы все ждали перемен, но уж слишком быстро они произошли, слишком круто все поменялось. Что и говорить, денек выдался насыщенный!
        Проморгавшись, я разглядел «Ми-17», вяло опустивший лопасти на площадке перед «патрубком». Обе бригады, и Кузьмича, и Коротышки, собрались здесь же, жались друг к другу, моргали, прикрывали глаза ладонями. В общем, выглядели мы откровенно жалко.
        - Свобода… - выдавил Эдик.
        - Еще нет, - буркнул Кузьмич.
        Послышались голоса, и из «патрубка» показалась целая процессия. Петрович шагал впереди, двое громил тащили за ним «хабар», а дальше семенила гвардия, видать, помилованная.
        - Надеюсь, свидимся еще, - сказал «папа», пожимая руку Бунше, - и не в такой обстановке! Сейчас подойдут две вахтовки, они вас подбросят до перевала… - Он поглядел на часы, массивный серебряный «Ролекс». - Часа через три туда должен подъехать один фермер, он участвует в программе отработки. Ручин его фамилия. Он вас и заберет. А дальше… А дальше будет видно!
        Кивнув всем, он поднялся по трапику в вертолет, и турбина тут же подняла вой. Лопасти дрогнули, начиная проворачиваться, описали круг, другой, и вот раскрутились, слились в грохочущий мерцающий круг. Сметая пыль и мелкие камешки, «Ми-17» поднялся, клонясь носом, и полетел на юг.
        Гвардейцы отпустили фуражки, которые прижимали руками, и двинулись обратно к «Великому Проходу», оживленно обсуждая перемены. Остался один дядя Федя.
        - А ты чего? - удивился Бунша.
        - А я с вами! - осклабился гвардеец. - Дали мне старшего сержанта, а потом, без перерыва, пинка под зад - за нарушение субординации!
        - А ты?
        - А я их послал! - рассмеялся старший сержант. - Ручина я знаю, толковый мужик. Поработаю у него охранником, а там посмотрим…
        Выехали два «НефАЗа» ипосигналили. Кареты поданы.
        Толкаясь и пересмеиваясь, мы полезли в кунги, преисполненные радужных ожиданий. Я уселся с краю, у прохода, а рядом пристроились Тука с Катоо.
        - Поехали!
        Тронулись. Я наслаждался самим движением по освещенному простору - все видно вокруг, и очень далеко! Пока машина одолевала серпантин, равнина распахивалась все шире и шире. Редколесье у подножия сгущалось, на горизонте сливаясь в темно-зеленую пену джунглей. Только духота осталась внизу, на высоте было свежо, и дуло с моря-океана.
        На перевале обозначилась каменистая площадка, где нас и высадили, вместе со скарбом. Грузовики развернулись и уехали, а мы остались одни.
        - Пошли, - сказал Кузьмич, подхватывая рюкзак.
        - Куда? - удивился я.
        - На остановку, - хмыкнул он.
        «Остановка» оказалась большой, но неглубокой пещерой. Она прикрывала от дождя и солнца, а множество кострищ показывало, что мы тут не первые.
        Впрочем, торчать в тени меня не тянуло. Оставив вещи, я направился к обрыву. Отсюда открывался роскошный вид на побережье и на море, сверкавшее вдали.
        - Любуешься?
        Я повернулся, встречая Кузьмича и Эдика.
        - Есть чем!
        - Эт-точно…
        Бунша снял панаму и пригладил растрепавшиеся седые волосы.
        - Колись, суперагент ты наш, - сказал я, - за секретными сведениями охотился?
        Бунша презрительно фыркнул.
        - Вот еще… Человека одного искал.
        - Какого?
        - Посвященного.
        - Во что? - по-прежнему не понимал я.
        - Эдик, объясни.
        - Это слово есть такое, - с готовностью начал Лахин, - в переводе с мангианского. Означает, по-нашему, высшее начальство. Кого-нибудь из разряда министров, скажем. Тука тебе рассказывал про святилище?
        - Упоминал.
        - Вот в том святилище и проходит обряд посвящения. Там стоит очень древнее устройство, машина такая. Она и определяет пригодность человека к статусу посвященного. Кое-кто пробовал обрести этот статус, в том числе и Александр Серга - этот тот самый «папа-основатель», который стал четвертым лишним. Не получилось! Исследователи из Института Внеземных Культур утверждают, что одним из условий посвящения является одобрение общественности, а за общественность тамошняя техника принимает цвергов, как преемников мангиан! Ну, и вот… Там и мозги надо иметь, и какие-то склонности, скрытые и явные таланты… Ну, как-то так. Так это правда - про посвященного? - повернулся Эдик к Бунше. - Я думал - слухи…
        - Я тоже, - кивнул Кузьмич. - Но в ИВК есть один хитрый приборчик, он регистрирует всплески какого-то там поля при…. сейчас вспомню умное слово…
        - При инициации портала? - подсказал Лахин.
        - Сам бы вспомнил, - забрюзжал Бунша, - вечно ты все портишь. Короче, фиксировали они эти всплески, и не раз. Кто-то проходил через разные порталы, причем, не на Землю, а на другие планеты, но никто не знает, кто именно. А пользоваться порталами может только посвященный! Вот и все.
        - Стоп-стоп-стоп! - поднял я руку. - Так это что же, «папы-основатели» - посвященные?
        - Нет, - покачал головой Кузьмич. - Там все проще - портал на Землю, через который ты сюда попал, поврежденный. Сломанный он! Вот и все. Не блокируется, но и на другие планеты тоже не открывается, только на Мангу. Им всякий волен пользоваться, только руку приложи, куда следует, и готово. А посвященный может выходить на сотню миров! Вот и все.
        - Ого…
        - Вот тебе и ого… О, кажись, едут!
        Я обернулся и заметил пыль за перевалом. Вскоре наверх выехали четыре «КамАЗа» схунтами и пулеметными башенками, два «Урала» втой же комплектации, наливняк и три бортовых грузовика, доверху набитых ящиками и прочей тарой.
        На перевале колонна остановилась, наружу полезли люди - размяться или отлить, а к нам подошел мужик лет пятидесяти, крепкий с виду, с обритой наголо головой. На нем ладно сидела такая же форма, как и у гвардейцев, только без погон, лычек и прочих шевронов. Лицо у мужика было обычное, если смотреть в профиль слева, а вот справа его «украшал» страшный шрам - три когтя располосовали мужицкую физиономию от затылка до подбородка.
        Мы выстроились перед ним.
        Сопя, мужик пытливо оглядывал стоявших в строю, сверля их маленькими синенькими глазками, как буравчиками. Завидев нашу группу, он подошел поближе, остановился и учинил нам «личный осмотр».
        - С туннеля? - спросил он.
        - С него, - ответил Бунша, как старший.
        - Это хорошо, - кивнул бритоголовый. - Стало быть, не лодыри. Петрович звонил мне… Я - Саул Ручин, крестьянствую на север отсюда, у Горячих озер. Оружие есть?
        - Пара пистолетов, пять автоматов.
        - Маловато, конечно… - озаботился фермер. - Но для начала сойдет.
        - Живность? - деловито уточнил Кузьмич.
        - И преступность, - криво усмехнулся Саул. - Две банды шалят по соседству, житья от них нет. Но у меня двадцать фармбоев, и все знают, где у винтаря дуло. Так что… Ладно, занимайте третью и четвертую машину, вон тот «Урал» и «КамАЗ» за ним. Места должно хватить.
        Бунша кивнул, и махнул нам рукой:
        - Пошли.
        Мы по очереди залезли в «ураловский» кунг, и я сразу «забил» место у окна. Сиденья в кунге стояли такие же, как в междугородних автобусах с откидывающимися спинками, хоть спи на них, а в глубине кузова имелись откидные полки, как в купе. Но вряд ли здешние дороги позволят заснуть.
        Кузьмич с Димоном словно задались целью это проверить - развалились на нижних полках.
        - Лучше лежать, чем сидеть! - прокряхтел Бунша.
        Хмыкнув в ответ, я огляделся. Еще какие-то ящики с крышками поместились впереди, загораживая проход, а наверх, в башенку, вела лесенка, сваренная из труб.
        - По машинам! - разнеслась команда.
        Глава 9
        Фронтир
        Последним поднялся Федор. Ощерился, раскатал тонкий коврик из неопрена, прямо поверх ящиков, и завалился спать, надвинув на глаза панаму, видавшую виды.
        - Солдат спит, служба иде-ет! - зевнул он.
        Я отвернулся к окну как раз в тот момент, когда «Урал» зарычал мотором и тронулся. Недолгое время испытывая сладость движения по твердому покрытию - скала! - мой организм снова заекал от тряски - грузовик выезжал на нудный серпантин, спускавшийся в прибрежные леса. Колонна шла не торопясь до самого низа, а там машины выехали на лесовозную дорогу, чьи набитые колеи давненько ожидали хотя бы грейдерования, но так и не дождались.
        И заросли вплотную подступили к проезжей части. Порой наглая лиана чиркала по кузову или скреблась плакучая ветвь.
        Неожиданно обнаружил себя динамик наверху. Он громко щелкнул и проговорил голосом Саула:
        - Охрана! Подъезжаем к тропе!
        Дядя Федя ругнулся, но встал. Потянулся и залез в башню, устроившись на скрипучем откидном сиденье.
        - Третий готов! - доложил он.
        - Принято, - каркнул интерфон.
        Впереди появился просвет, и тут же донесся приглушенный гогот пулемета.
        Я резко пригнулся, выглядывая в окно напротив, и увидел, по кому велся огонь. Увидел, но понял не сразу. А когда понял, никак не мог поверить, что это не аттракцион по мотивам «Парка юрского периода».
        Лес рассекала широкая просека, истоптанная вдоль и поперек, обильно унавоженная и вымешанная. А по этой просеке шагала огромная зверина, переступая шестью ногами-тумбами, часто поджимая средние, словно экономя «шасси». Покрытая, как черепицей, серыми роговыми пластинами, бестия игриво помахивала хвостиком-огрызком, а длинная, но могучая шея держала тупорылую башку, увенчанную массивными рогами. Головищу свою зверь мог положить, не напрягаясь, на подоконник третьего этажа.
        Челюсти животного работали в неторопливом ритме, по-коровьи перетирая целую копну травы, а над слюнявым ртом вытягивался метра на три спаренный бивень, перепачканный в земле.
        Завидев караван, зверюга выплюнула траву и вздыбилась - опершись на четыре свои лапы-тумбы, оторвала от земли переднюю пару, взревела, щеря слюнявый рот.
        Дядя Федя тотчас же выдал короткую очередь, не стараясь пустить чудище в расход, - я видел, как 12,7-мм пули колотили по грудным пластинам «динозавра», но до его нутра так и не добрались.
        - Это буффалодон! - крикнул, задыхаясь, Эдик. - Абсолютно тупое создание! Чтобы его завалить, надо целиться в голову, а броню фиг пробьешь!
        Буффалодон мощно испражнился и попер на грузовик, клоня голову и угрожающе качая бивнем. Пулеметчик добавил, очередь прошла вскользь, оставляя белесые бороздки на костяной броне чудовища, и того наконец-то проняло - неуклюже развернувшись, буффалодон удалился, издавая обиженный рев и покачивая головой.
        А грузовики прибавили скорости.
        - Крупный экземпляр! - оживленно сказал Лахин.
        - Покрупнее видали, - пренебрежительно отмахнулся Кузьмич и повернул голову ко мне. - Тут у них тропа, чудики эти постоянно мигрируют от гор к океану и обратно. С бивнями - это самец. Видать, принял нас за соперника! Да-а… Кто не видал, как эти животины сношаются, тот ничего не видал!
        И снова лес сжал дорогу, хотя назвать так малозаметную колею было большим преувеличением. Скорость резко упала, грузовик трясло и шатало.
        Я опустил спинку, но и лежать было затруднительно - чтобы не вывалиться с сиденья, следовало держаться руками и ногами, чем я и занимался до самого вечера, устав так, будто оставленные за спиной километры проделал пешком.
        На закате караван добрался до старого лагеря на высоком плоском холме, поросшем шуршавшим кустарником. Ветра не было совершенно, но колючие ветки качались и шебуршали, а молодые побеги медленно извивались. Стоило хлопнуть дверцей, как они скрутились, чуть ли не в узлы завязались - и пошла волна по всему бушу. Побеги сворачивались, ветки обвисали, а стволики переставали шататься - растение притворялось дохлым.
        «Все чудесатее и чудесатее…»
        Охранники и помощники Саула запаливали костры, а я неотрывно глядел на запад. Там пламенело желто-оранжевое сияние. Маленькое белое солнышко краем цепляло пильчатую линию гор, но не калилось красным, как на Земле, а наливалось желтизной сока манго.
        И тишина…
        Я и подумал: может, все к лучшему? И все будет хорошо?
        И я все-все вспомню? И стану самим собой…
        …Костры в ночи горели ярко, бросая отсветы на грузовики, поставленные в круг. Дозорные время от времени подбрасывали сучьев, поддерживая жар в четырех огнищах, отпугивавших местное зверье. Столько же кострищ успело прогореть, калясь в темноте россыпями красных углей, - повар с помощниками как раз раскладывал махи с бротами, а в большой кастрюле варился компот.
        Весь экипаж нашей третьей машины сидел у гаснущего костра, втягивая органами обоняния первые ароматы от пекущихся плодов.
        Димон с Кащеем сидели рядом, прихлебывая из одной фляжки забродивший сок. Вино, не вино, но «торкает», по выражению Полторашки.
        Сам Колян присел поодаль и лениво строгал палочку для еды - потерял вилку, растяпа. Бунша жевал сухарь, а я, пользуясь случаем, чистил пистолет. Даже каждый патрон протер.
        Неожиданно пролегла тень. Я поднял голову и увидел черный силуэт, узнавая Ручина.
        - Могу? - испросил позволения Саул в манерах колхозного крестьянства.
        - Падай, - ответил Бунша.
        Фермер присел рядом с ним на колоду - все, что осталось от ствола, - и сказал:
        - Ты - Кузьмич, верно?
        - Верно, - подтвердил Бунша.
        - Вот что, Кузьмич, завтра мы прибудем на плантацию. У меня в каждой машине есть старший, бригадир то есть, из моих людей. В каждой, кроме третьей. Будешь над своими бригадиром.
        Бунша пожал плечами. Это не было повышением, скорее уж использованием по принципу «кто везет, на того и грузят». А у нас разве выбор есть? У «совка» или у бомжа, попавшего в «оргнабор»?
        - Мои обязанности? - отрывисто спросил Кузьмич.
        - Следить, чтобы не отлынивали. И чтобы не всех съели. Шутка!
        - Понял.
        Саул кивнул и веткой нагреб на плод маха углей.
        - Работа у нас простая - вырубать деревья и корчевать пни, - неторопливо говорил он. - За три дня вся эта полудревесина высыхает, и ее сжигают. Перепахивают деляну, роют ямы, удобряют - и шарятся по лесу, чтобы отыскать мелкие махи и броты. Выкапываем их, пересаживаем, а месяца через три снимаем плоды. Все просто.
        - Проще не бывает, - согласился я.
        - Не журысь, как наш повар выговаривает, - сказал фермер с улыбкой. - Отработка быстро пройдет, да и научишься многому.
        - А чего так далеко на север забрался? - прищурился Кузьмич.
        - А нам, тем, кто на фронтире целину осваивает, координатор приплачивает, - усмехнулся Саул. - Любит он, чтобы территория колонии росла не по дням, а по часам, а совков чтоб до самой тундры отжимали. В принципе, той приплаты - фиг да маленько, просто дикие махи, что по лесам растут, только тут и остались. Пересаживаешь - и в тот же год урожай. А разводить их долго, лет пять уйдет, вот и кочуем. Да и сложно стало плантатору, если он близко к Новому Киеву - гвардия шалит.
        - Как это? - не понял я.
        - А так! Являются с оружием на ферму и говорят: налог плати! Натурой. Будешь возмущаться, отберут половину урожая, еще и накостыляют.
        - Это не налог, - наметил я улыбку, - это рэкет.
        - Во-во… - проворчал Саул. - Рэкет и есть. Ты не слушай эти сказки про Великого и Ужасного координатора, который глянет на тебя, а ты и писаешься с почтения. Фигня все это! Хреновый из него вождь. Люди сами друг за друга держатся, выживать стараются вместе. Да и гвардия не его вовсе слушается, а своих командиров. Не зря ж они этот дурацкий переворот затеяли! А отцы-командиры подчинялись Грабарю лишь потому, что это им выгодно. Нефть, лес и артефакты на Землю шли через Грабаря, а оттуда, с той стороны, все, чем живут здесь, - от спичек до компьютеров. Он посредник был, и так всем проще - и гвардейцам, и нефтяникам, и лесовикам, и сталкерам, и фермерам. Ну, и этим, олигархам хреновым. Вот только у какой-нибудь, там, «Манга ойл» или «Эксплолеса» есть и собственные охранники, а сталкера поди поймай - сегодня он здесь, завтра - бог весть. Фермеры же, как ни крути, к земле привязаны. Куда он с плантации денется? Вот и являются «невежливые люди»… Я-то еще ладно, у меня зять - полковник гвардии, а остальным каково? Нет, есть, конечно, крупные фермеры, а у них - «стреляющие фармбои». Этих тоже не трогают,
а вот мелких трясут и трясут…
        - Ты сказал - фармбои?
        - Ну, это переделка из «ковбоев». Фармбои - это вы, те, кто расчищает деляны на фермах, садит махи, ухаживает за ними. Вся разница, что ковбои - это пастухи, животноводы, а фармбои - земледельцы. Только здесь мы растим и хлеб, и мясо! О, готово вроде… Ну, ладно, приятного аппетита.
        Саул, кряхтя, поднялся и сказал Кузьмичу:
        - Завтра надо доехать до водопада, чтобы засветло успеть.
        - Да должны успеть, - кивнул Бунша и выкатил дымящийся мах. - Налетай!
        …Ночь была ясная и спокойная. Из лесу доносились свист и курлыканье, рык и визг, тоскливый вой и довольное уханье, но все те деянья, что происходили под покровом деревьев, обходили лагерь стороной.
        А я долго не мог заснуть. Шум мне не мешал, просто ночное небо завораживало. Звезд было необычайно много - и ни одного знакомого созвездия. Зато в южной стороне разметнулась роскошная туманность светящегося газа - белесые клубы, словно застывший дым, сплетались с полупрозрачными прядями голубого и розового оттенков.
        А потом взошли обе луны. Одна из них обращалась столь близко к планете, что на ее поверхности ясно просматривались колечки кратеров. Она нежно сияла, отражая рыжеватый свет, а потом на этом фоне проступил четкий силуэт - некто летучий плавно помахивал перепончатыми крыльями.
        Это было уже слишком, и я, переполненный впечатлениями, уснул.
        Утро выдалось в меру прохладным, лишь туман по низинам напоминал о ночи. Запевали местные птицы… вернее, летучие тушканы. Пернатых на Манге не видали пока.
        Завтракали на ходу, остатками ужина, только чаю местного подогреть удалось - горячий настой из каких-то листочков, похожих на серпантин, здорово бодрил, хотя вкусом больше все тот же компот напоминал.
        И снова заревели, зарычали двигатели. Машины, переваливаясь на колдобинах, выстраивались в колонну и перли по узкой дороге.
        Перли до самого полудня - разница в длительности суток влияла не слишком, так что обычные земные понятия годились и здесь.
        Когда крошечное светило достигло зенита, укорачивая зыбкие тени, колонна выбралась на более-менее приличную дорогу - она тянулась между лесом и океаном, по плотному, слежавшемуся песку.
        Грузовики живо прибавили скорости, а вот «качка» вкунгах прекратилась - ехали как по асфальту, лишь изредка шорох шин, вдавливавших песок, сменялся хрустом раздавливаемых раковин. Тоненькие, длинненькие и завитые, как рог изобилия, ракушки были почти прозрачны - солнце просвечивало сквозь них, как через мутное стекло.
        Потом трасса пошла на подъем, и океан раскинулся еще шире, укатываясь до самого горизонта. Вода была чистейшей, обретая тот цвет, который редко встретишь на Земле - зеленовато-берилловый с желтым отливом. А у самого берега, там, где мелко, волны и вовсе походили на лимонад.
        Я приоткрыл окно - тут имелась этакая форточка, как в автобусе, - и разнообразные шумы, издаваемые караваном, сразу усилились. Но и новые звуки вплелись в машинную какофонию - глухо зарокотал прибой.
        Не знаю, бывал ли я на море в прошлой жизни, но в этой мне всего годик «исполнился», и слушать, как набегают волны, было приятно.
        - Да-а… - протянул Лахин. - Потрудились мангиане…
        - Ты это к чему? - спросил я.
        - Просто удивляюсь иногда… Обычно ведь как? Живешь себе и живешь, ни на что особо внимания не обращаешь. Кто из новокиевцев глядит на горы и цокает языком? Да никто!
        - Кроме тебя, - хмыкнул Кузьмич.
        - Ну да! - легко согласился Эдик. - А как же? Ведь все эти хребты - искусственные, мангиане их сами наворотили! Знаешь, - обратился он ко мне, - я тут всего раз на самолете летал - рассказывал уже, да? Не помню… Короче, перевалы удобные искали, проходы всякие. Все же хребты с юга на север и горы молодые, скалистые - им всего три миллиона лет. А если держать курс на норд, то где-то через полтора-два часа полета покажутся старые горы - те, что возникли тут неведомо когда. Они действительно старые, как Урал, - лесом заросли или травой, а тянутся они с запада на восток, поперек рукотворных хребтов. Так мангиане чего удумали - пробили в них такие… не знаю даже, как назвать… не коридорами же… проходы, в общем. Вырезали кусище в старом хребте, километров, этак, на двадцать или больше. Глядишь сверху - как ножом гору слева, с запада, то есть, отрезали. Крутой, такой, склон, осыпи… И на востоке то же самое. А между этими вырезами проложили новую цепь гор! Видишь такие «перекрестки» - и мурашки по телу. Это ж какие энергии нужны, силищи какие!
        - Да уж… - хмыкнул я, любуясь пейзажами.
        Несколько раз на подъеме мы сворачивали к лесу, чтобы «загнуть» петлю серпантина, ведущую к перевалу, но снова возвращались к обрыву, с которого всякий раз распахивалась все более полная панорама.
        На высоту прибой не доносился уже, зато загуляло эхо далекого обвального грохота. Что это такое было, я понял, когда колонна свернула в настоящий каменный лес из скал-столбов и выехала на вечно мокрый уступ.
        Здесь вполне можно было располагать смотровую площадку для туристов - вид открывался великолепнейший. Колоссальная масса воды, взбитой в пену, ежесекундно рушилась в пропасть. Высота этого обрушения была столь велика, что, казалось, вода опадала медленно, клубясь и распадаясь на мельчайшие брызги. От рева взбешенной влаги дрожали воздух и сама гора, а что творилось внизу, у подножия, разглядеть было невозможно - все скрывалось за тучей мельчайшей водяной пыли.
        Именно эта туча и помешала мне сразу разглядеть нечто, превосходившее своим масштабом великолепный обвал воды, - ТБ, оголившийся после какого-нибудь землетрясения. Лахин, правда, уверяет, что ТБ гасят всякую сейсмику, но это вряд ли. Раньше, может, и гасили, а потом барахлить стали. Вот и пошли оползни всякие, да сбросы.
        Было похоже, что дорогу под необъятной «трубой» пробивали экскаватором и бульдозером, но породы тут лежали рыхлые, так что справились. Разве что дорога больше канаву напоминала, с дном, укатанным шинами.
        А вот спуск с перевала ничем особым не отличался - съехали и съехали. И двинулись дальше.
        Но вскоре сделали остановку.
        Щелкнул интерком и сказал металлическим голосом:
        - Готовность раз!
        Дядя Федя удивленно поднял брови, но спорить не стал, полез в башню. А я встревожился.
        Местность вокруг называлась, как меня просветил Кузьмич, Большие Пустоши - небольшая равнина с незаметными перепадами высот уходила к далекой полоске леса. Все вокруг заросло пил-травой и колючим спиральником - ветер перекатывал и мотал шипастые витки, трепал пучки злаков с жесткими листьями-лезвиями да с зубчиками, как у ножовки, поднимал и закручивал пыль. Пустырь пустырем.
        Никакой крупный зверь здесь не укроется - негде, да и людям-человекам засаду организовать - тоже задача сложная. Однако кому-то это удалось.
        Я разглядел сожженные остовы четырех грузовиков, черные, с ржавыми потеками. Колонна остановилась, и я не стал комментировать увиденное, а, проверив «Гюрзу», вышел наружу.
        Запах гари чувствовался, а к нему примешивалось еще одно тошнотворное амбрэ.
        Внезапно на меня накатило - я ощутил нечто знакомое в виденном. И горячий воздух, словно настоянный на вянущей траве, и запах пыли, и силуэты огромных животных вдали, до половины скрытых высокой порослью, - все это уже было со мной.
        Я замер, сердце заколотилось - может, это память моя возвращается? Не знаю уж, что там у меня было, в темном прошлом, но оно - мое.
        Нет, как накатило, так и рассеялось. Фальш-старт.
        Я вздохнул, встряхнулся, возвращаясь в настоящее, и ощутил уже знакомый азарт, странно сочетавшийся с холодной решимостью.
        Мое тело не сковало напряжением, напротив - мышцы расслабились, дыхание было спокойным. Разве что пульс участился, да на языке появился привкус металла.
        Охранники и бригадиры в гражданском, но с оружием, уже кружили вокруг горелых грузовиков.
        Приблизившись, я понял, отчего их голоса звучали все злее, - в траве или в пыли валялись человеческие костяки, частенько наполовину растащенные представителями здешней фауны, а быть может, и флоры.
        Один из черепов ярко белел на черном фоне полусгоревшей шины - в лобной кости зияло кругленькое отверстие.
        Я быстро оглянулся. Да нет, мое первое предположение оставалось верным - спрятаться здесь было просто негде. Как организовать засаду в чистом поле?
        Следы тоже мало что дали, хотя…
        - Это был караван Длинного Глеба, - послышался голос Саула. Голос звучал глухо и дребезжаще.
        - Знал его? - обернулся я.
        Фермер хмуро кивнул.
        - Не сказать, что друзьями были, но сосед из него хороший… Был. Знать бы, какая сволочь тут стреляла! Убил бы…
        Я не ответил, нагибаясь к колее.
        - Саул, глянь. Видишь? Вот следы подбитого грузовика, он съехал на обочину по сырой глине. Не газуя, тормозя, скорее. И остановился. Или Длинный Глеб кого-то тут ждал или встретил по дороге. Смотри! Тут, в траве, куча окурков! Точно, ждал. Что тут? - я поднял один из «бычков». От «Явы» чинарик. В основном-то на Манге самокрутки курят, а тут дорогая сигаретка, аж с самой Земли. - Ее скурили дня два назад, грузовики сгорели тогда же. А вот тут… Видишь? Следы протекторов подбитого перекрываются другими. Тут проехал «Урал» или «КамАЗ». Скорее, «Урал» - у «КамАЗа» колея чуток пошире… Я почему к этим следам прикопался - тут особая примета есть. У этого «Урала» шины с разным протектором - задние колеса с мощными такими грунтозацепами, а у передних совсем иной рисунок - обычные «шашечки». Вот он сдал назад… Опять вперед, но уже за дорогой… А вот тут он стоял. Если Длинный Глеб и хотел с кем-то переговорить, то встреча вышла горячей - вон сколько гильз! В упор садили из ДШК и ПКТ. А тут уже все затоптано…
        - Я им говорил, чтобы не топтались, - покривился Ручин.
        - Да нет, наследили еще тогда, в день нападения. Наверное, из подбитых машин выскакивали люди, вот на них-то и охотились. Перебили всех, как в тире…
        - Во-во… - проворчал фермер и страдальчески сморщился. - Сколько раз я говорил Глебу, чтобы он пулеметную башню сварганил!
        Одну хотя бы! Да ну говорит, денег столько… И вот, сэкономил.
        - Непонятно… - протянул я. - Кому понадобилась эта бойня?
        - Бандосам, кому ж еще? - буркнул Саул. - Их тут пара ватаг крутится, Костолома и Головастика. Может, и третья подтянулась…
        Я пожал плечами.
        - Еще можно понять, зачем было всех расстреливать - чтобы свидетелей не оставлять. А машины зачем гробить? Они ж тут на вес золота!
        - Во-во… Или не смогли иначе до пассажиров добраться, - почесал за ухом Ручин, - или Глеб вез что-то очень уж ценное, такое, что и грузовиками можно было пренебречь. Эти… артефакты какие-нибудь. А что? Пара сталкеров в Новом Киеве богачами заделалась.
        - Может, и так… - задумчиво протянул я. - Одно знаю точно: те, кто напал на колонну Длинного Глеба, ни в какой Новый Киев не подавались - они приехали с севера и туда же вернулись.
        - Может, Глеб сам у них что-нибудь спер? А те догнали и всех положили.
        - Версия интересная, только зачем было дожидаться преследователей, смоля цигарки?
        - Едрить семь-восемь… - тоскливо выразился Саул.
        - Одно мне ясно, - сказал я. - Если не будем бдеть по-хорошему, можем дождаться того же, что и Глеб.
        - Эт-точно…
        Схоронив костяки, мы двинулись дальше, и теперь уже Федор почти не покидал башенку, поглядывая по сторонам через оптику.
        Тех часов, которые мы провели с ним в пути, оказалось довольно, чтобы познакомиться поближе. Дядя Федор раньше служил в ОМОНе. Вот только как оказался на Манге, не говорил - разные ситуации бывают.
        В лес мы въехали, как в туннель - верхушки деревьев, росших по сторонам неширокой дороги, сплелись вверху, образуя высокий и узкий проем, как в готических соборах. Колонна двигалась в густой зеленистой тени, и одно благо было - ни заметные ямы, ни бугры под колеса не попадали. Наша «тройка» шла ровно, изредка взревывая мотором.
        Смотреть в окно желания не было - ничего, кроме сплошной буро-зеленой стены из стволов и стволиков, лиан мохнатых и чешуйчатых, листьев-перьев, листьев- «конских хвостов», листьев-опахал, не углядишь. Ни прогала, ни щелочки. Будто весь лес сплотился стенами по обе стороны трассы.
        Представляю, каково было эту самую трассу прорубать…
        Неожиданно скрипнул интерфон и позвал меня голосом Саула:
        - Александр!
        Я, валявшийся до этого на откидной койке, упруго сел и дотянулся до кнопки.
        - Да, Саул.
        - Я в передней машине, отчетливо вижу те самые следы, «Урала» или «КамАЗа»… Что? А-а… Водила говорит, что это точно «Урал».
        - Мы их как бы догоняем?
        - Вроде того. Наша колонна была единственной, которая проехала по этой дороге две недели назад. Потом шли дожди, почва размякла, так что отпечатки бандитских машин очень четкие. Задние проминаются глубоко, «елочкой», а передние «шашечки» гальмуют иногда, поношенные уже. Еще один грузовик шел следом за «Уралом» - вот этот гальмовал постоянно, шины лысые. И это единственные следы, больше тут никто не ездил!
        - Мы вторые…
        - Во-во. Так что будьте готовы.
        - Всегда готовы, - невесело пошутил я.
        Вернувшись в положение лежа, я закинул руки за голову и призадумался. Если это бандосы, как уверяет Саул, то куда они намылились? В гости к фермеру?
        - Федор! - позвал я.
        - А? - буркнул тот, откликаясь.
        - Эта дорога - одна? Развилок нет?
        - Ну-у… Есть один поворотик налево, к Горячим озерам. Скоро уже, кстати. Там что-то вроде поляны.
        - Ага…
        Я снова сел и вдавил клавишу.
        - Саул!
        - Ась?
        - Там, говорят, поворот скоро…
        - Был такой слух.
        - Надо поглядеть, куда бандосы направятся.
        - Ага… Ну да.
        Долго ли, коротко ли, а выехала колонна из зеленого «туннеля», снова оказываясь на солнце. Выезжали грузовики медленно, все стволы повернув влево, выцеливая супостата.
        - Саня! - напряженным голосом сказал Федор. - Глянь.
        Я глянул. Прямо посреди поляны дымился «Урал», превращенный неведомыми умельцами в подобие бронетранспортера - кунг был обшит листами стали, и кабина стала коробчатой будкой, сваренной из того же металла, с амбразурами вместо окон. Но не помогла броня самодельная - грузовик был буквально разорван пополам, а мощный КПВТ смотрел в небо из мятой башни. Тела же человеческие постигла та же участь, что и на Больших Пустошах, - расчленили их местные «божедомы», разделали, разобрали «на органы». И тишина…
        Вскочив, я покинул кунг, отмахиваясь от предостерегающего возгласа охранника. Бояться было нечего - с бандосами расправились еще позавчера. Вряд ли те, кто совершил акт возмездия, будут ночевать на «месте преступления».
        Я спрыгнул на примятую траву, вбирая носом воздух. Гарью попахивало, а вот отвратительный запах разложения почти не чувствовался.
        На поляне под открытым небом почва высыхала быстрей, чем в тени, но глина хорошо держала влагу. В общем, следы были достаточно хорошо читаемы.
        Обойдя разорванный «Урал», я набрел на низинку, куда скатился второй грузовик, японский «Хино» сфургоном. Фургон и вовсе разметан был, словно кто в ярости порвал его, как картонный ящик. Кабина «японца» оказалась смята, но вовсе не от падения - больше всего похоже было, что по ней ударили гигантской кувалдой. И тишина…
        Вслед за мной показались охранники со «сто третьими»[6 - АК-103] и «фармбои» свинтовками СВТ. Уж где они «светки» откопали, не знаю. Да и что я вообще знать могу, с моей-то короткой памятью?
        Чувствуя, что тыл прикрыт, я осторожно обошел «Урал». Хотелось понять, как расправились с самопальным «броневиком». Но высмотренное ясности не принесло. Я ожидал увидеть следы взрыва - гранат, мин, снарядов, - а в глаза лезли длинные разрезы с оплавленными краями. Лазер, что ли, поработал? Или плазменный резак?
        Ага, а бандосы стояли рядом и смотрели, как чужой дядя режет их машину. Картина маслом.
        - Эге… - присел рядом Кузьмич. - Эге-ге… Глянь-ка.
        Я глянул. В грунте четко пропечатались странные следы - словно кто утюг вдавливал, только не с гладкой, а с ребристой подошвой.
        - Неужто они робота откопали? - медленно проговорил Бунша. - Вот же ж…
        - Робота?
        - Робота, робота… Не удивляйся, Санек, тут и не такое попадается. Обычно эти… как их… киберы - дохлые, с севшими аккумуляторами, или чего у них там «унутре», но иногда находят и тех, что шевелятся. Вот и все.
        Тут на нас упала тень и сказала голосом Эдика:
        - Если его долго держали на солнце с развернутым энергоприемником, то он успел зарядиться. Потом его погрузили и повезли. Вот тогда-то кибер и включился!
        - И показал им кузькину мать, - кивнул Бунша.
        Лахин присел рядом.
        - А ведь я такого видел однажды, - протянул он. - У него эти… ступоходы… ну ноги, что ли, точно такие же следы должны были оставить. Тулово у него здоровое, стоит на двух толстых… опорах. По бокам - четыре руки-манипулятора, а сверху большая голова без шеи… такая… на пудреницу похожа. Это был боевой кибер! За такого на Земле можно требовать любую сумму прописью!
        - Вот, значит, чего Длинный Глеб откопал… - покачал головой первопоселенец. - И решил продать! Вот же ж дура-ак…
        Тут я присмотрелся и сказал:
        - А чем это смердит? Ну-ка…
        Втроем мы сдвинули тяжелый лист стали. Он придавливал мертвое тело, которому местные зверушки только ступни откусили вместе с обувкой.
        Усатенький молодчик лежал в неестественной позе, вывернув в суставах руки не поздорову, боком придавливая снайперскую винтовку «Зиг-Зауэр», правда, без сошек и оптического прицела. Зато магазинов на пять патронов каждый обнаружился целый подсумок.
        Я поднял оружие, осмотрел и протянул Кузьмичу:
        - На, владей. Пригодится в хозяйстве.
        - Ух ты… - восхитился бригадир, любовно оглаживая приклад и цевье. - Гляди ты, ухожено даже! Надо же…
        Покрутившись на месте боя, я пришел к выводам, о которых и доложил насупленному Саулу
        - Кибер ушел в лес, - сказал я. - Если Эдик верно определил его тип, то это боевой робот расы семи-гуманоидов, вооруженный пакетным лазером и плазменным излучателем. Я тебе просто передаю слова Лахина, хотя сам и половины из сказанного не понимаю. Мне одно ясно, что где-то вокруг бродит военная машина. И еще. Судя по следам, робот ушел на восток, к горам, а вот недобитки из банды почесали к этим вашим Горячим озерам. Не удивлюсь, что у них там база или схрон. Короче, и бандосы нам угрожают тоже.
        - Во-во… Будем бдеть, - пробурчал фермер и гаркнул:
        - По машинам!
        Глава 10
        Фармбой
        Ферма меня разочаровала - это был обычный форт в духе Дикого Запада. Крепкий частокол окружал возвышенность, на которой покоился мощный сруб - хозяйский дом. С одной стороны его продолжал барак для фармбоев - в плане это смотрелось как буква «Г». С другой стороны вставали склад и гараж, превращая «Г» в «П», а могучий забор с воротами замыкал «П» вквадрат.
        Конечно, против зверья или дикарей такое укрепление выстоит, но вот для буффалодона здешняя «крепостная стена» - хлипкая оградка. Да и бандоса с РПГ она не остановит.
        Вся надежда на часового, что должен днем и ночью стоять в дозоре на верху наблюдательной вышки, чья конструкция поднималась над главным зданием фермы.
        Народу тут было немного, человек десять от силы, но все с огнестрелами. Прибытие каравана вызвало немалое оживление. Все машины просто не помещались во внутреннем дворе, и их оставили во внешнем.
        Конец пути.
        Саул вразвалочку направился к воротам, и его выбежала встречать дочка - грудастая деваха, очень даже не хрупкая. Фермер, завидев ее, мигом заулыбался, а та налетела и чуть не сшибла батю. Отцовская порода.
        Вместе с вернувшимися народу хватало, так что обедать всей ораве накрыли во дворе, за длинным столом под навесом.
        В меню было жаркое из маха с каким-то местным гарниром, похожим на мокрую вату. Вкусом он напоминал тот же ватин, но подлива придавала гарниру смачности.
        Как потом оказалось, «вата» была разновидностью местного планктона. Его добывали на берегу океана во время отлива. Конечно, вкусняшкой «вату» не назовешь, зато о-очень питательна.
        Почивать и пищеварить после обеда нам не дали, сразу повели на плантацию. Фармбои толкали перед собой ручные тележки с пилами, топорами, лопатами и прочим шанцевым инструментом, а «стража» сбригадирами шла в конвое, охраняя работничков.
        Деляны с ровными рядами махов были светлыми и чистыми, как дачный сад. Мясные деревья были невысокими и не шибко раскидистыми - все для блага человека, все во имя человека.
        Природа подобный вид точно не создавала.
        - Пришли, - бодро сказал Саул и указал нам верный путь. Верный путь лежал в дебри.
        - Это бывшая топь, мы ее осушили, а болотные древолисты сохнут очень быстро. Да и не прочные они. Саня, испробуй.
        Я ухватился за топор и приблизился к здоровенному дереву в два обхвата. Размахнулся, как следует, и рубанул - лезвие ушло в древесину по самый обух.
        - Ого!
        - А я что говорил! - гордо сказал фермер. - Надо его по кругу подрубить, тогда древолист сам рухнет. Внутри он пустой, чем-то вроде поролона набит.
        Через полчаса я свалил громадный древолист и оставил его сохнуть. Пень корчевать - это я троице Губошлепа поручил.
        Так мы и вкалывали до самого заката - обрубали лианы, валили деревья то с волосатой, шерстистой корой, то с чешуйчатой; сжигали древолисты, заготовленные с прошлой недели; корчевали пни, копали ямы, возили в тележках навоз с брошенного лежбища местных травоядных - судя по кучам мне по пояс, зверюги были в габаритах буффалодонов. Пересаживали молоденькие махи и броты и шли дальше, на следующую деляну.
        Вернулись мы на ферму до первой луны и смели ужин в охотку - даже вата показалась мне вкусной.
        - По закону Архиме-еда после сытного обе-еда полагается поспа-ать… - раззевался Кузьмич. - Айда в барак.
        В бараке стояли двухъярусные кровати, как в казарме. Бедненько, но чистенько.
        Я забил место ближе ко входу, полагая, что здесь не будет душно, и залег спать. Моя вторая ночь «под открытым небом» прошла спокойно, без происшествий.
        Утро было ясным, но не жарким - свежий ветер с океана сдувал духоту и даже лесную чащу проветривал.
        Небо было пронзительно синим, индиговым, как бывает на Земле осенью, и его часто полосовали метеориты - тут я угадал.
        После того как красный гигант ужался до белого карлика, в системе остались сброшенные звездой покровы - газы, пыль и обломки. Они растянулись в планетарную туманность и каждую ночь устраивали звездопады. А днем после сгоравших метеоритов оставались вот такие белые прочерки. Наверняка и пылюки космической валится с неба до фига и больше.
        Завтракали мы в семь. И на работу.
        Выйдя за ворота внешнего двора, я резко остановился - Эдик, везущий тачку следом, ударил мне под коленки. Но я не обратил на это внимания - под стенами все было истоптано знакомыми «утюгами».
        - Он был здесь ночью, - сказал я. - Ходил вокруг.
        Саул матюкнулся и сказал с растяжечкой:
        - Сейчас я этому часовому…
        - Он не виноват! - вступился за дежурного Эдик. - У боевых роботов, которых мы находили на базах рептилоидов, стоит специальная маск-система, так что глазами его не увидишь.
        - Ты ж говорил, что это семи-гуманоидов работа!
        - Говорил, - кивнул Лахин с готовностью. - А с чего вы взяли, что у них киберы хуже, чем у рептилоидов?
        - Ладно! - оборвал его Ручин с легким раздражением. - Пошли!
        И мы пошли.
        Деляна, где нам, фармбоям недоделанным, надо было высаживать махи, и впрямь была болотиста. Но вода уже сошла - это еще до нас постарались, осушили, прорыв канавы. Лишь изредка почва поддавалась под ногами, чавкая, но не налипая на ботинки. И то хлеб, как говаривал Кириллыч.
        И началась в колхозе пахота…
        Мы рубили древолисты, валили их, потом окапывали по кругу пугающего размера пни, обрубали тем корни, выкорчевывали - и шли дальше. «Отработчики» дружно расширяли плацдарм для наступления на джунгли - деляна росла, увеличивалась плантация.
        За нами приглядывал или Саул, или его дочь Лиза - отец звал свое чадо Лизаветкой.
        Лизаветка не вмешивалась в нашу работу, не лезла с советами, а на плотоядные взгляды Губошлепа и Ко не обращала ровно никакого внимания, только свой курносый нос задирала - дескать, не таковские мы, чтобы со всякими, там, знаться.
        Лишь однажды она окликнула меня и махнула рукой, подзывая.
        - Саня! Иди глянь.
        Я подошел, а девушка осторожно раздвинула плети лиан и сказала негромко:
        - Видишь во-он те деревья?
        Я присмотрелся. «Во-он те деревья» были не похожи на привычные мне древолисты. Не слишком высокие, метров пять в вышину, они стояли рядком, перегораживая широкую тропу, оставленную, вероятно, буффалодонами или гиппозаврами - здоровенными бегемотинами с рогами вокруг башки, до смешного напоминающими статую Свободы.
        - Это вилофиты, они очень и очень опасны. Мы их жрунами зовем…
        Недоверчиво покосившись на Лизавету, я глянул на вилофиты пристальней. Почему «вило», ясно - стволы у них, у всех, раздваивались, не поражая пышностью крон, зато были истыканы иглами в локоть и увешаны забавными скрутками лиан, словно кто смотал толстые канаты в аккуратные бухты и повесил сушиться. У земли стволы вилофитов тоже расходились, погружаясь в рыхлую почву двумя-тремя воздушными корнями.
        Неожиданно один из вилофитов пошевелился.
        - Что за…
        - Мы его спугнули. Видишь, как корненогами сучит?
        Дерево вяло шатнулось, вытягивая из земли корни… то есть, тьфу, корненоги, - и медленно побрело прочь, раскачиваясь и мотая лианами. За ним двинулись остальные.
        Вдруг из зарослей выскочил детеныш гиппозавра с венцом из прорезавшихся рожек. Мыча, он повел башкой, принюхиваясь, потоптался и решил, от греха подальше, вернуться в лес. Не тут-то было.
        Стоило гиппозавренку оказаться рядом с вилофитом, как лианы, упруго покачивавшиеся наверху, мгновенно раскрутились, охватывая упитанную тушку, как щупальцами, стискивая и легко поднимая в воздух.
        Детеныш пронзительно заверещал, но корнеруки уже накололи его на иглы.
        - Все! - выдохнула Лиза. - Он ему вколол пищеварительный сок. Еще полчаса, и все мясо, вместе с требухой, превратятся в жижу…
        - И вилофит пообедает… - медленно проговорил я, глаз не отводя от хищного растения, качавшего свою добычу в кольцах лиан.
        - Да. Говорят, вилофиты не отсюда, они совсем другие. Наверное, их какие-нибудь пришельцы занесли. В чаще их нет, вилофиты только на тропах попадаются или на полянах. На берегах лесных речек, где водопои.
        - Уже хорошо.
        - Ну да. И еще. Сейчас как раз сезон, созревают грибы-бомбовики. Они такие здоровые, куба на три, красные с белыми нашлепками, как мухоморы. Если бомбовик кирпичного цвета, то он безопасен, а вот если алеть начинает, то все - обходи его шагов за двадцать. Приблизишься, и он взорвется. Прямо как бомба или снаряд! Осколки человеку ребра проламывают, живот раздирают - и споры прорастают тут же.
        - Неприятно, наверное, - серьезно сказал я.
        - Ну, я думаю! - фыркнула Лизаветка. - Это тоже что-то инопланетное. Учитель в школе рассказывал, что геномы у бомбовиков и вилофитов совсем-совсем другие, чем у здешнего био… как же это он говорил… А! У биоценоза.
        - Ладно, - улыбнулся я, - буду бояться. И своих не дам на откорм жрунам.
        - Во-во… - проворчала девушка.
        Копия - папа.
        Так мы и вкалывали всю неделю. Втянулись. Даже Димон не особо вредничал, слушался ЦУ. А что делать?
        Правила тут простые - кто не работает, тот не ест.
        Хочешь жрать? Паши! Неохота? Тогда уматывай! А куда? В лес? Стра-ашно…
        Деляну мы расширили основательно. Оглянешься - и брови домиком. Когда ж это мы столько успели? А вот, успели как-то.
        Отработали, как полагается.
        За неделю я многих узнал, друзей не обрел, да я и не стремился особо.
        Никаких происшествий за это время не случилось, только разок бомбовик рванул. В самом деле, как здоровый фугас грохнул.
        Сразу на то место сходить нельзя было - споры, как дым от реального взрыва, реяли между деревьев. Вдохнешь такую гадость, легкие как грибница станут.
        На другой день с утра заявились поглядеть, на кого гриб «навелся», чье тепло учуял. Думали, лесной житель какой, да только не нашли никаких останков, хотя все деревья вокруг полянки были истыканы белыми осколками, похожими на черепки толстого, пористого фарфора.
        Зато обнаружились знакомые следы, того самого робота. У него в корпусе микрореактор греется, вот бомбовик и сработал.
        Обманулся, да откуда ж грибу знать? А от самого взрывоопасного растения лишь проплешина осталась, метра три квадратных, твердая, словно бетоном залитая, раковистым таким, и с зазубринами по краю. Страшное дело.
        Прошла еще неделя, целый месяц прополз, и до нас добрался новый караван, еще два кунга выпустили человек десять отработчиков. Милости просим, ишачьте на здоровье.
        Я уже чувствовал себя немножко старожилом. Не привыкшим еще к здешней жизни, как Бунша, но начавшим помаленьку вырабатывать эту самую привычку.
        Помню, как кружило голову в первые дни - уж больно много всего, и сразу! Да такого, что расскажи о том на Земле, мигом в смирительную рубашку упакуют.
        Могущественная раса, оснастившая движками родную планету… Целая толпа пришельцев из космоса… Чудовища, боевые роботы и хищные дерева… Чокнуться можно!
        И все же постепенно, файл за файлом, все уложилось в моей бедной голове. Старой памяти лишился, зато новую обрел, да еще какую - любой уфолог застрелится от зависти.
        На Манге год длиннее земного, но не намного - втиснулся в тринадцать месяцев привычного мне числа дней, только февралю не повезло, он тут не самый короткий, как на Земле, а самый длинный - 33 дня. А лишний месяц запихнули между апрелем и маем. Назвали - квинтябрь.
        Дескать, если «сентябрь» - это, в переводе с латинского, «седьмой месяц», то пусть будет и пятый, строго по счету.
        Напутали, конечно, и сильно. У римлян-то месяцам счет вели с 1 марта, древнего Нового года, вот и выходил сентябрь седьмым.
        И было у них всего-то десять месяцев в году. Потом царь Нума Помпилий, полуреальный-полумифический правитель Рима, второй после Ромула, добавил еще одиннадцатый месяц - январь, и двенадцатый - февраль, постановив, что новый год будет заканчиваться в десятом месяце - декабре, но не объяснив толком, почему так, почему посреди зимы.
        В общем, запутал все Нума, а здешние звездочеты, выходит, еще более намудрили.
        Ну, так или иначе, а попал я в этот мир в ноябре, шестнадцатого, а сегодня с утра восьмое квинтября. Полгода, как я здесь.
        И почти все это время добывал «полезные ископаемые» или лес валил.
        Окреп, надо сказать. Поработаешь топором да лопатой - окрепнешь, ежели нормально питаться станешь. А кормили нас, фармбоев, неплохо, хоть и однообразно.
        Жаркое из маха подавали, в основном, то с местными бобами (каждый с шарик от пинг-понга), то с молодыми побегами полидендрона - средним арифметическим между тушеным папоротником и спаржей. «Вата» бывала в меню редко, уж больно далеко мы от океана, а отрываться от базы опасались, помня об участи Длинного Глеба.
        Кстати, наследница Глебова, племянница его, что ли, сама добралась до фермы Саула и предложила объединить оба хозяйства. Они долго и нудно торговались с Ручиным, но договорились-таки, устроили небольшой праздник по такому случаю (фармбоям тоже перепало) и стали расширять плантацию на запад, на стыковку с делянами Длинного Глеба.
        А вот о бандосах ничего не слыхать. Не слыхать, не видать.
        Сплошное благоволение во целовецех.
        Привычно поднявшись в семь, я натянул штаны, нацепил пояс с кобурой, после чего обулся, накинул необычайно мягкую и приятную рубашку домотканую - совковую - и отправился совершать водные процедуры. Проще говоря, умылся из бочки с водой, остывшей за ночь, - это меня лучше всякого кофе бодрит.
        Вытер лицо и задумался. Как только жизнь моя стала привычной, перестав меня отвлекать кудесами и диковинами, я стал чаще задумываться о будущем.
        Что мне дальше-то делать? Как быть и кем быть? А что я умею? На Земле грузчиком был да сторожем - для этого никаких дипломов не надо. На Манге я рудокоп и фармбой. И что теперь?
        Тоже ферму завести? Не хочу, скучно это. В сталкеры бы я пошел… Нет, лучше в путешественники податься - бродить по Манге, время от времени разглядывая сокровища на инопланетных базах…
        Да, это интересно, это захватило бы меня по-настоящему, вот только туристу деньги нужны. Не тащиться же пешком до западного побережья! Машина нужна своя, да еще и набить ее желательно оружием и прочими девайсами под завязку. Пригодится в хозяйстве.
        А деньги у тебя есть? То-то.
        Следовательно, не дури, а работай, сажай эти чертовы махи, пока отработка не пройдет. Выдадут тебе расчет, вот тогда и думай, чего да как…
        Вздохнув, я направился в столовую. Замешкавшись, стал ботинки чистить острой палочкой, отколупывая грязь, чтобы не насвинячить.
        Гомоня, подошла целая толпа народу. В первых рядах шагал Димон, он же Губошлеп, он же Резаный, и что-то доказывал Пахе Строюку, новичку.
        - Да полюбас, он это! - убеждал он, сопровождая свою речь распальцовкой.
        - Базара нет, - вяло кивал Стройка, не строя козюльки. - А… этот ваш, его еще Бомжом гонят, что за кент?
        Резаный оглянулся, меня не заметил, и ответил вполголоса:
        - Крученый он и резкий.
        Я усмехнулся - респект мне и уважуха! Как-то незаметно я заработал кликуху Бомж, хотя тот же Полторашка заслуживал ее не меньше. Но этот бичара уже носил погоняло, а я нет.
        Переживем.
        - Привет, - сказал я, усаживаясь за стол.
        - Здорово, - ответил Кузьмич, не отрываясь от записной книжки. - Санек, возьмешь своих и прогуляешься к Сухому логу, Димон там хорошие махи видел.
        - Угу…
        - Колян, тебе сегодня наряд на кухню - Лизке будешь помогать и теть Клаве.
        - Ага!
        Полторашка резко потер ладонями лицо, потом сами ладони, громко шурша загрубевшей кожей. У меня, в принципе, такая же.
        Мозолистые руки, обветренное лицо - первопроходец анфас и в профиль.
        Дежурные уже тащили подносы, так что раскомандировка затихла, сменившись сосредоточенным жором.
        А потом я собрал своих, и мы потопали на деляну. От леса, который разделял плантацию и ферму, осталась жидкая полоска, которая просматривалась насквозь, а за ней открывались стройные ряды махов и бротов.
        Выйдя к деляне, я зашагал по серому слою золы, стараясь не шаркать, а то весь в сером пепле будешь.
        - Ройте ямы, сгребайте золу, - велел я Димону с Кащеем. - Эдик! Федька! Дуйте за навозом.
        Прикинув, что удобрения понадобится много, я тоже взялся за тачку и догнал Лахина со Спицыным, каковым Федор значился по паспорту.
        Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы греть.
        - Плохо, что тут осени нет, - сказал я, толкая тележку, - люблю унылую пору. Зато и зимы не бывает, а я ее терпеть не могу.
        - Зимы нет, - подтвердил Спицын, - а винтер есть.
        - Что еще за винтер?
        - Типа, зима, - обрисовал ситуацию Эдик. - Тут между солнцем и Мангой имеется плотное пылевое облако, его называют Тучей. Каждый год на месяц, а то и на все полтора Туча застит белого карлика. Сразу темнеет и холодает, начинаются дожди, бывает, что и снег выпадает. А потом опять солнце.
        - Ага… - переварил я новую информацию. - Винтер, значит. Ага… И когда он… того… катит в глаза?
        - Да нескоро еще, в конце августа или в начале сентября.
        - Ну, хоть не душно будет.
        - Эт-точно!
        Так, за разговором, мы и вышли на Вонючие Поляны. Те кучи навоза, что были поближе, мы уже давно перетаскали на плантацию, но этого добра здесь хватало.
        Дружно поработав лопатами, мы нагрузили тачки и направили их обратно. Ямы под саженцы уже были готовы, и золу в них нагребли, и воды ливанули, не жалея. Сейчас удобрим, и готово, можно сажать.
        Нас охраняли трое «ганменов». Они стояли в сторонке, в тени старого полидендрона, чьи листья, похожие на зеленые ленточки, обвисли в полном безветрии, и смолили самокрутки.
        Автоматы по-прежнему были только у них, но и половина фармбоев ходила вооруженной, иначе тут нельзя. Из «моих» Кузьмич не расставался с винтовкой, плюс Кащей. Говорят, прапорщиком был, да проворовался. Этот таскал с собой «Сайгу».
        Я опрокинул тачку, вываливая кучу между двумя ямами, и Димон, кряхтя, стал ее перебрасывать лопатой.
        В это самое время и раздался выстрел.
        Глава 11
        Баталия
        Губошлеп как раз выпрямился, и пуля звонко пробила лопату.
        В следующий момент грохнул сразу залп.
        Я резко развернулся, краем глаза наблюдая за тем, как двое охранников дергаются - и падают. Они даже «калаши» свои не успели сдернуть с плеча, так и повалились.
        Третьему - Федору - удалось дать очередь по кустам, откуда стреляли, но пуля в ответ оказалась метче.
        Стреляя навскидку, я бросился к охранникам. Две пули прозвенели рядом, а я упал рядом с раненым Федькой и подхватил автомат его однополчанина, «двухсотого». Все так же лежа, я перевернулся на спину и пустил две короткие очереди, целясь в колыхавшиеся ветки.
        - Слева! - каркнул дядя Федор.
        Из-за кустов выпал мужик в камуфляже, роняя оружие, а затем над «зеленкой» воздвиглись две фигуры с винтовками, с банданами на головах.
        - Отползай! - гаркнул я на ганмена, открывая огонь по «движущимся фигурам».
        - Отползаю… - простонал Федор.
        Загрохотал «Зиг-Зауэр», два выстрела слились в один, а Кузьмич не промахивался. Но автоматы в лесу трещали все громче, и я крикнул своим:
        - Отходим!
        …Зря меня Марина за офицера принимала - хреновый из меня командир. В оружии шарю, это верно, и морду набить могу, а вот стратегия с тактикой точно не мое.
        Вот, скомандовал отход, и что? Дальше как действовать? Продолжать отстреливаться и отступать? Или переходить в наступление? А с кем переходить? На пару с Буншей? Вот же ж…
        Страх во мне присутствовал, конечно, пули-то настоящие летали. Но злости было еще больше.
        - Чтоб вас всех… - прошипел я.
        Блин, какие-то урки недоделанные, бандосы недобитые будут мне тут концерт устраивать! Пальцы веером, сопли пузырями!
        Я вам устрою…
        В ту же секунду судьба напомнила мне о себе - «зеленку» прошил увесистый кусочек раскаленного металла, калибром 7,62 мм, и пробуравил мне бок.
        Боль ударила так, что меня в пот бросило. Я качнулся, устояв после попадания, и не придумал ничего лучшего, чем сделать из «Гюрзы» еще пару выстрелов. В ответ прилетела целая очередь, я заработал сквозное в левую руку, а еще одна пулька, с визгом срикошетировав от камня, пробороздила мне бедро.
        Рикошет расплющил пулю в этакую шестеренку - по ноге словно пилой шаркнули. Рыча от боли, я упал на колени, нажимая на спуск… А все! Патроны - йок!
        Правильно… А запасные обоймы я в бараке оставил. Привык, дурачок, что тихо вокруг. Вот до чего плохие привычки доводят.
        Шатаясь, пытаясь одновременно зажать рану в боку и в ноге, я уходил в лес. Все плыло передо мной, подступала дурнота, и я тратил все свои силы, чтобы просто устоять - и не нарваться на бродячий вилофит.
        Неожиданно совсем рядом задолбил автомат. Ему ответил еще один, частя. С треском лопались огромные жесткие листья, а потом меня огрело по голове - и темнота…
        Не знаю, как долго я пробыл в отключке, но час провалялся, не меньше. Очнулся я от боли в ноге.
        Со стоном перевернувшись на спину, я обнаружил, что раной заинтересовался местный падальщик, по-научному - гиеногриф, по народному - летучая гиена.
        Мелкая такая гиенка, только с перепончатыми крыльями. Мерзость.
        Отпихнув ее здоровой ногой, я хотел подстрелить этого «могильщика пролетариата», но обойма же пуста, так что я запустил в гиеногрифа пистолетом. Попал даже - тварь заверещала.
        А у меня зверски закружилась голова, и я едва успел наклониться. Меня вырвало, а новая пульсирующая боль заколотилась под черепом. А, да, в меня же еще раз попали…
        Осторожно потрогав дурную свою башку, я ощутил мокрое и липкое. Задело, значит. Ну, не убило же.
        - Ничего, - хрипло сказал я, - скоро сдохнешь.
        С такими ранами долго не живут, а крови сколько из меня вылилось? Бежит, как из крана…
        Таким, как я, только в Склифе помогут. Да нет, не помогут… Ау, где ты, «скорая»? За сколькими парсеками?
        Слабость навалилась такая, что даже дышать тяжело было. Хотелось дать отдых легким и замереть, дожидаясь летального исхода.
        Мысли о смерти уже не пугали, какое-то тупое равнодушие овладело мною. Сдохну так сдохну. Что ж теперь?
        Обидно только. В кои веки такой шанс выпал - занесло меня на чужую планету, и всего так много кругом, а тут какие-то гопники меня уделали! И было-то у меня всей наличности - жизнь да достоинство. И что ж теперь? Достойно помереть? Не дождетесь…
        Последние слова я, наверное, вслух выдавил, поскольку тут же явился гость. Старый знакомец, здоровенный и широченный.
        Боевой робот.
        Сначала я увидел как бы ледяную фигуру, изображавшую кибера, - полупрозрачный, он бликовал на заходящем солнце. Маск-система. Видывали мы такую в «Хищнике», видывали.
        Потом робот вроде как материализовался - проявился всею своей статью.
        Он возвышался надо мною, словно статуя командора, медленно поводя двумя парами рук, будто соображая, как именно добить Александра Сергеевича с погонялом Бомж.
        - Что, Терминатор ты наш, явился? - прохрипел я.
        Шеи у робота не было, но он каким-то образом наклонил свою двояковыпуклую голову и проговорил густым баритоном:
        - Нойа тараи-нэ? Ко-сагассэ алли уш-татэ?
        - Не понимаю… - пробормотал я устало.
        Да идет оно все к черту…
        А робот вроде как присел - его ноги-тумбы не подогнулись, они будто бы еще толще стали - и короче. Он навис надо мной, растопырив манипуляторы, и деловито принялся оказывать мне первую помощь.
        Правда, я не сразу сообразил, что мне хотят помочь, а не разделать мое бренное тело.
        Робот чем-то непонятным распорол мне штанину, посветил каким-то прибором - я ясно видел розовый лучик, от которого кожу холодило, - а затем коснулся раны инжектором.
        - Ко-сакаи оммер найа-моа… - комментировал он.
        - Ты по-русски как? - не выдержал я.
        Машина не удивилась - наверное, она этого не умела.
        - Фигня вопрос, - ответил кибер. - Га, братан.
        Вероятно, «га» было чем-то средним между «да» и «ага». А уж насчет блатного жаргона я умолчал.
        - Базарю малехо, в натуре, - выразился робот и показал мне инжектор. - Универсальный набор нанороботов-диссемблеров и ассемблеров, разборка на атомы поврежденных тканей и складывание здоровых, синтез крови, витаминов, лекарств, мобилизаторов жизнедеятельности, регенерации и иммунного ответа.
        - По-научному у тебя лучше выходит.
        - Га, - легко согласился Терминатор.
        Он замазал чем-то рану у меня на голове, залил тем же составом дырки на руке и в боку.
        - Нормуль, братан, - бодро проговорил робот. - Калган здоровый!
        - Отвечаешь? - улыбнулся я.
        - Крест на пузе!
        Господи, вздохнул я, и где он только нахватался «фени»? Видать, бандосов наслушался…
        А я и впрямь ощутил прилив сил и здоровья. Это трудно описать, очень уж быстрым оказался переход между «паршиво, сдохнуть охота» и «оклемался, поживу еще».
        Муть в голове осела, утихла тупая боль, а в руке, в боку и в ноге словно мурашки часточасто закололи. Видать, те самые нанороботы плодились и размножались, чтобы меня чинить.
        Признаться, меня более всего поражала некая обыденность происходившего - инопланетный робот латает землянина…
        Нормуль.
        Понимания того, почему Терминатор так жестко обошелся с бандосами, а мне помог, не было. Да где помог - спас!
        Рассуждая логически, боевая машина должна была не только атаковать врага и прикрывать своих, но и, в случае чего, спасать.
        Остается только надеяться, что внеземное зелье подойдет для хомо сапиенса.
        Я осторожно сел, опасаясь, что вот-вот резанет, однако ничего такого не случилось, организм не взбрыкивал особо. Когда я встал, лишь голова малость закружилась, но и это быстро прошло. Вот, что ассемблеры животворящие делают!
        Сдержанность ли ослабла, или как раз от слабости я перестал сдерживаться, а только болтливость на меня напала. Стал робота уставу учить, как я его понимаю, а то непривычно как-то слышать из уст автомата: «Базара нет, брателло!»
        Терминатор внимал, только вот отказываться от своих блатных замашек не спешил.
        - Жду дальнейших указаний, - прогудел он.
        - Ты с какой, вообще, планеты? Откуда взялся?
        - Ощущаю несколько смысловых слоев. Я отношусь к экспериментальной серии универсальных роботов-андроидов. Нас запустили в серийное выращивание на планете Годемч. Это в системе звезды Эпсилон Эридана, если привязывать ее местоположение к традициям земной астрономии.
        - А когда это ты успел изучить традиции нашей астрономии?
        - Воспользовался информацией с трофейных вычислителей… компутеров типа «ноутбук».
        - Понятно… А здесь ты давно? На Манге, я имею в виду?
        - Более ста земных лет. Половину этого срока провел в режиме ожидания.
        - Вооружение у тебя какое?
        - Плазменный излучатель. Статус: не функционирует. Мегаджоульный лазер. Статус: функционирует на десять процентов. Причина: полная выработка трех из пяти энергонакопителей.
        - А по-русски если? Насколько хватит твоего лазера?
        - Максимум на один высокоэнергетический импульс.
        - Понятно… Ну а локаторы всякие, сканеры, хомодетекторы?
        - Функционируют, - ответил кибер, как мне показалось - с тайной гордостью.
        - Можешь ты обнаружить членов моей группы тут в лесу?
        “ Фигня вопрос! Обнаружу в радиусе трехчетырех тысяч метров.
        - Валяй.
        - Приказ понял. Трое человек находятся в ста метрах к западу, еще двое - в двухстах по направлению на юго-запад.
        - Пошли к тем троим.
        Пока я ломился сквозь заросли, робот шагал неподалеку, нисколько не заморачиваясь, - плыл, как ледокол сквозь туман, словно и не кусты перед ним, а видимость одна.
        Еще на подходе я расслышал знакомые голоса и крикнул:
        - Не стреляйте! Свои!
        Выйдя на бережок крошечного ручья, я узрел всю гоп-компанию - Буншу, Лахина и Димона. Кузьмич был при своей «волыне», Резаный сжимал «калаш» сдвумя магазинами, обмотанными синей изолентой, а Эдик нервно тискал «Блок-19».
        Пистолетик этот хвалят - и весит мало, и мощный, а вот по мне, так не очень - выхватывать неудобно из-за наклона рукоятки, да и форма спускового крючка фигово сделана. Зато магазин емкий.
        Вот такие мысли ползали у меня в башке, хотя я и знать не знаю, откуда они там взялись.
        - Привет! - сказал я.
        - П-привет, - выдавил Лахин, переводя взгляд с меня на робота и обратно. - У тебя весь комбез в крови.
        - Там еще на траву вылилось до хрена, - усмехнулся я и показал большим пальцем за плечо: - Терминатор подлечил, а то бы уже хоронили меня здешние зверюшки с деревяшками. Много наших побили?
        - Много, - сумрачно кивнул Бунша. - Стражу почти всю повыбили, да и было той стражи фиг да маленько. А оружие почти все у них. Винтарь у меня хороший, спору нет, а все ж против «Калашникова» не катит.
        - Мы рацию подобрали бандитскую, - негромко заговорил Эдик и криво усмехнулся. - Послушали «сводку происшествий». Банда захватила ферму, их там человек двадцать, и еще, вроде как, подкрепления ожидаются.
        - Понятно… - протянул я и подбородком указал на пухлый рюкзачок. - Патронами разжились?
        - Да поснимали с убитых, - смутился отчего-то Лахин. Как будто я его в мародерстве обвинил. Ох уж эта мне интеллигенция!
        - А к «Гюрзе» ничего нет? - поинтересовался я.
        - Да было что-то…
        Порывшись в котомке, Эдик протянул мне две набитых обоймы.
        - Живем! - обрадовался я. Ну, что? Пошли дальше наших собирать. Терминатор знает, где их найти.
        - А потом? - поднял голову Кузьмич.
        - Суп с котом, - невесело пошутил я. - Ферму надо будет отбить, вот такая наша задача на текущий момент.
        Легко сказать - отбить. А как? Был бы Терминатор с целыми своими накопителями, тогда хоть артподготовку устраивай. А так…
        Придется нам идти на штурм с автоматами. И можно ли тогда быть уверенным… Нет, даже так - можно ли в таком случае надеяться на победу? Ответ отрицательный.
        Я поведу в бой не солдат, а людей с улицы, которые и стрелять-то толком не умеют. Бандиты, правда, тоже не бойцы, но у них хоть какой-то опыт имеется. И получится так, что те отработчики, которые уцелели при первой атаке, получат отменный шанс погибнуть, штурмуя ферму.
        Вот только что делать? Нельзя нам отдавать хозяйство, никак нельзя. Если бандосы там укрепятся, и ферма станет их базой, то мы погибнем все, хоть и не сразу - нас выведут, как вредителей сельского хозяйства.
        Устроят облаву, другую, прочешут лес, и станет тихо. Смысл тогда какой, чтобы отсиживаться? Надо разбить врага сейчас, чтобы выжить потом. И никто нам в этом не поможет, ведь даже та пародия на власть, что окопалась в Новом Киеве, не направит сюда войска или полицию, они Грабарю самому нужны, чтобы удержаться на троне. Да и посадят ли координатора обратно на пригретое место? «Царек» стал жертвой экспансии, которую сам же и затеял, а четверка «пап-основателей» горячо одобрила и поддержала его наполеоновские планы.
        Вот только одного координатор не учел - масштабов. Пока колонистов насчитывалось с тысячу, то даже малочисленной гвардии хватало для «орднунг унд дисциплинен». Теперь же, когда человечество на Манге выросло, оно вышло из повиновения, перестало быть управляемым.
        Более-менее жесткий порядок удается сохранять лишь в самом Новом Киеве да в поселках окрест. Вот только люди покидают обжитые места - уходят за темные леса, за высокие горы, чтобы жить-поживать да добра наживать.
        Это раньше они были привязаны к складам, и Грабарь мог и отлучить кого от «централизованного снабжения» за непослушание. А теперь - вон, топай в лес, выжигай деляну, сажай махи с бротами и плюй на того Грабаря.
        Общество переросло границы колонии и начало развиваться автономно - и это не говоря о «совках».
        С такими вот мыслями я и шагал по лесу, радуясь, что организм снова слушается меня. Мы нашли раненого дядю Федора, и Терминатор подлатал его, как меня недавно. Затем вышли на целую группу - там были Гена Крокодил, Паха Строюк, которого все звали Стройкой, молодой охранник, буквально обвешанный автоматами, и еще трое из новеньких, которых я не знал.
        - Всем привет, - сказал я и усмехнулся, отдавая команду:
        - Построиться!
        - А ты кто такой? - парировал юный друг конвоиров, стуча «калашами».
        Я подошел поближе и посмотрел ему в глаза.
        - На сегодня, - мягко проговорил я, - твой командир, салабон. И хватит изображать вешалку!
        С этими словами я снял с его плеча пару автоматов, передавая их Крокодилу и Стройке.
        - Гражданским нельзя! - слабо воспротивился охранник.
        - А они уже не гражданские, - усмехнулся я, - а призывники. В общем, так, - сказал я для всех. - Бандосы заняли ферму, и нам нужно их оттуда выкурить и расшлепать. Иначе они расшлепают нас. Нам не то что укрыться, переночевать - и то негде!
        - Да это понятно, - прокряхтел Федор, осторожно присаживаясь на замшелый валун, нагретый солнцем. - Людей мало.
        - Терм! - позвал я робота, и было явление народу. Боевой кибер словно соткался из воздуха, только это был не спецэффект в кино, а реал. «Зрители» замерли, не дыша.
        - Жду дальнейших указаний, - пробасил робот.
        - Кто там еще есть, из наших?
        - Наблюдаю группу в двухстах метрах к востоку.
        - Веди. Выдвигаемся!
        И все послушно двинулись за мной. А куда деваться?
        Глава 12
        Битва за плантацию
        Двумя часами позже наша группа выросла до двадцати человек, и мы двинулись к ферме. Едва показалась дорога, как робот сообщил о приближении двух машин - открытого «уазика» впереди и «Урала», двигавшегося следом.
        Дорога виляла, огибая сильно выветрившиеся скалы, и грузовик взревывал, одолевая повороты. Юркий «УАЗ» вырвался далеко вперед, уже и ветровым стеклом блеснул.
        Я оглянулся. Чуть дальше дорога проходила краем деляны, а там было достаточно срубленных древолистов.
        - Хватаем вот тот ствол и перекрываем дорогу! - приказал я. - Живо, живо!
        Вшестером мы перетащили дерево и бросили его поперек колеи. На бегу раздав ЦУ, я остановился, переводя дыхание, и вразвалочку пошагал навстречу «уазику».
        Разорвав майку цвета хаки, я соорудил из нее нечто вроде банданы, и теперь по виду ничем особенным не отличался от бандоса. Тем более что солнце садилось, тени удлинялись… Не сразу поймут, что не свой.
        «Уазик» показался из-за поворота, замызганный, но не запущенный. И не «Патриот» какой, а обычный 469-й. Видать, из той серии, что в Ульяновске выпустили лет семь назад - с пружинной передней подвеской и дисковыми тормозами, с гидроусилителем руля, только без металлической крыши и даже без тента.
        В машине сидели двое - тип в бронежилете на голое тело и в кепке, похожей на те, в которых ходят зэки на зоне, рулил, а рядом с ним развалился недобрый молодец в бандане и с «калашом», прикладом упертым в сиденье.
        Держа правую руку на кобуре, я поднял левую, требуя остановиться. Автоматчик сразу напрягся, а водила ударил по тормозам и высунулся из-за ветрового стекла.
        - Че еще? - нетерпеливо выкрикнул он.
        - Там дерево упало на дорогу, - ответил я громко, - щас пацаны уберут…
        Когда я показывал в ту сторону, где засели «пацаны», то повернулся к «УАЗу» левым боком, а оборотившись, уже держал в руке «Гюрзу». Оружейники - молодцы, догадались сделать предохранители изначально автоматическими. «Гюрзу» не надо «снимать», затрачивая лишние доли секунды, - если патрон в стволе, огонь можно открывать сразу, как только рука сожмет пистолет.
        Время будто замедлилось, а звуки стихли, не достигая ушей. Развернувшись, я выстрелил. Пуля из мощного патрона пробила насквозь кевларовый бронежилет на водителе, и того отбросило на борт. Мертвого.
        Пассажир уже вставал, перехватывая «Калашников», но этим молодчиком должен был заняться Терминатор. Ага, занялся…
        Из «зеленки» сверкнуло, и короткий импульс сверхсолнечного огня пронизал голову автоматчика. Ни крови, ни мозгов, только черный запекшийся канал в черепе. Чистая работа.
        - Кузьмич! Димон! Быстро ко мне!
        «Урал» взревывал уже совсем близко. Мои быстренько оттащили трупы в лес, сняв с убитых оружие.
        - Кузьмич! Я за руль, ты падай рядом!
        - Понял! О, тут гранаты!
        - Где?
        - Вот!
        - Одна, две… Четыре штуки! Федор! Держи! Разберетесь с «Уралом»!
        - Есть!
        Я выжал газ и тронулся в тот самый момент, когда показался передок «Урала». Когда грузовик выкатился весь, я порадовался, что передал своим гранаты, - машина не несла на себе обычного кунга с башенкой, бандосы пошли по более простому пути - нарастили борта, приварив по периметру стальные листы и прорезав в них неровные амбразурки.
        Кабину тоже испоганили, заключив ее и двигатель в уродливую коробчатую будку с узкими бойницами. Шушпанцер.
        - Термос! Как с энергией?
        - Хватит на ноль восемь импульса.
        - Сидящих в кабине сможешь нейтрализовать?
        - Базара нет.
        Подъехав к древолисту, перегородившему дорогу я подался к обочине, а невидимый водитель «Урала» затормозил. Тотчас ярко-фиолетовая спица лазерного луча проколола кабину «Урала», как клубок пряжи. В то же мгновенье две гранаты полетели в кузов, и глухо рванули дуплетом.
        - Ништяк! - прокомментировал робот.
        Я выскочил из-за руля и понесся к грузовику. Распахнул дверцу кабины, сжимая «Гюрзу», и на меня повалился «двухсотый», неприятно блестя выпученными, застывшими глазами. Я увернулся, разглядывая шофера, осевшего на руль, а макушкой уперевшегося в стекло.
        - Этих в лес! Что в кузове?
        - Четверо дохлых!
        - Саня! Тут патроны!
        - Много?
        - Ящики! Штабелем!
        - Отлично! Занимайте места согласно купленным билетам! Я на «уазике».
        - Я за руль? - спросил Федор. - Мехводом был в армии, бэтээр водил.
        - Залазь!
        Стянув древолист с колеи, все расселись в блиндированном кузове «Урала», заставленного ящиками и цинками, а я бегом вернулся к «УАЗу» иплюхнулся на место водителя.
        Кузьмич уже скалился рядом, а сзади устраивался Эдик. Винтовка у Бунши висела за плечами, хоть ему и неудобно было, а между колен он сжимал «сто третий». Лахин и вовсе вооружился, как Шварценеггер в фильме «Коммандо» - в одной кобуре девятнадцатый «Блок», в другой наш «Грач», на груди трофейная разгрузка, набитая магазинами, а в руках АКС.
        Хана бандосам…
        - Вперед!
        Вырулив, я покатил по знакомой дороге. Терминатор двигался по обочине, да с такой быстротой, что шаги сливались в сухой, шуршащий клекот.
        Вскоре лес потянулся лишь двумя полосками по обеим сторонам дороги, а дальше был выстрижен, освобождая место для плантации. Трасса превратилась как бы в аллею, что нам было на руку.
        Никакой особой стратегии я не придерживался, просто рассчитывал на внезапность - и на слабую дисциплину у бандосов.
        Часа четыре с их победы прошло уже, и чем сейчас должны заниматься нормальные уголовники? Правильно, пить и жрать! Вполне может оказаться, что они и часовых выставили, но вот будут ли стоящие в дозоре строго блюсти сухой закон?
        Ломанемся, а там видно будет - вот и весь мой план. Тем более, что в последний момент у нас появился грузовик, и можно было разыграть вариант «Троянский конь».
        Конечно, если бы ферму захватил, скажем, взвод десантников под командованием хотя бы старшины, я бы не дергался даже, но армейщиной на хозяйстве Саула и не пахло, сплошная уголовщина.
        Тут мы выехали на открытое место, до фермы оставалось каких-то двести метров. Строения выглядели целыми, только ворота были снесены, да что-то лениво горело вдалеке, то ли сарай, то ли еще что.
        Заметив в зеркальце, как мне машет рукой дядя Федор, высунувшись из кабины-будки, я понял его намерения и освободил дорогу. «Урал» мигом прибавил скорости, обгоняя «УАЗ» - в амбразуре сверкнул зубами охранник, - и покатил впереди.
        Правильно, танки идут первыми…
        Между внешней и внутренними стенами стояли три или четыре грузовика, причем лишь один «КамАЗ», находившийся ближе ко мне, был «Made in Russia», а дальше парковались иномарки - «Мерседес-Унимог», американский армейский М939 и, по-моему, «Ивеко». Все с кунгами и пулеметными башенками.
        Самих бандосов почти не видно было. Человек пять шлялось по двору, прикладываясь к бутылкам (а как же без этого?), кто-то еще шебуршился на вышке, по-моему, налаживаясь поспать, а остальные буянили в доме - стоило заглушить моторы, как гогот, крики и «песняки» стали ясно слышимыми.
        Я даже разочаровался малость. Готовишься тут, готовишься к подвигам, а враг даже не замечает, что ты его штурмуешь.
        - Начали, Кузьмич, - сказал я. - На тебе - вышка, кто-то там засел. Так что пускай лучше ляжет, желательно - внизу.
        - Понял, - кивнул Бунша, вылезая из машины.
        А я начал штурм. К «уазику», шатаясь, подошел расхристанный бандос в обмоченных джинсах (видимо, забыл их расстегнуть, когда отливал) и замычал нечто вопросительное.
        - Не понимаю, - вежливо ответил я и выстрелил ссыкуну в его слюнявую морду.
        Двое бродивших по двору и сосавших «пивасик» очень сильно удивились, но вести политинформацию мне было лень, поэтому я потратил на них еще два патрона. Готовы.
        За спиной грохнул «Зиг-Зауэр», а мгновенье спустя донесся короткий вопль - это наблюдатель с вышки, проломив хлипкие перила, отправился в полет.
        - Федор! - крикнул я, тыча пистолетом в сторону грузовиков. - К пулеметам!
        Охранник, постреливавший из «калаша» короткими очередями, тут же стартанул к «КамАЗу» - дверь в кунг там была распахнута настежь. Я увидел, как башенка на кунге шевельнулась, дуло пулемета опустилось и выдало струю 12,7-мм пулек, но Федор уже был в мертвой зоне.
        Прижавшись спиной к кабине, он достал гранату, выдернул чеку и, досчитав до двух, швырнул подарочек в кунг. Рвануло знатно, пыхая наружу дымом, и стреляющий фармбой тут же ворвался внутрь.
        Секунду спустя замершая было башенка плавно развернулась и выдала очередь по бандитам, выбегавшим из барака.
        - Кузьмич! Прорываешься в барак, Федька тебя прикроет! Остальные за мной!
        Вырвав автомат из рук одного из убитых, я побежал к главному зданию.
        Бежал и думал отрывками - и чем же я занимаюсь на другой планете? К контакту готовлюсь с иным разумом? Не-ет, истребляю однопланетников, носителей того самого разума. Ну, туда им и дорога…
        Из узкого окна полетели стекла, и во двор высунулось черное дуло. Я метнулся в сторону, уходя с линии огня, и Федя тут же меня прикрыл, выпустив очередь из старого доброго ДШК. Пули крупного калибра разворотили раму, раскидав щепки, а стрелка разобрали на части.
        Я со всей дури грохнул плечом в дверь, и засов не выдержал - пару часов назад в это самое место уже стреляли, используя автомат вместо ключа. Так что я с треском вломился в просторную гостиную высотой в два этажа. Внизу Саул устроил огромный камин, сложенный из камня, а поверху, вдоль трех стен проходила галерея, куда вела добротная деревянная лестница.
        По ступеням как раз ссыпался боевик, ширя свои заплывшие глазенки и тряся «калашом». Пуля из «Гюрзы» опрокинула его, и на первый этаж спустился уже труп.
        Еще двое выскочили из спальни наверху, подлетая к балюстраде, но я даже пистолет вскинуть не успел - грохнула винтовка Кузьмича, и бандос, эффектно сводящий обе руки с «Грачами», вдруг завертелся волчком, упал на балюстраду и кувыркнулся вниз.
        Второй попрыгунчик шарахнулся в сторону, но пуля из «Зиг-Зауэра» достала и его.
        - Кузьмич! Давай наверх, зачищай!
        - Понял!
        - Димон! Ко лян! В столовую!
        Димон, тиская «сто третий», ворвался в столовую первым и заорал, пустив очередь над головами бандитов:
        - Грабки на череп - и не дышать, падлы!
        «Падлы», однако, не оценили его благородного порыва и ответили огнем. Как под шквалом пуль уцелел Резаный, для меня загадка.
        Подхватив оброненный «Грач», я взял его в левую руку, а из правой я «Гюрзу» ине собирался выпускать.
        Упав на одно колено в проеме дверей, я занялся отстрелом «редисок». Ох, там и морды были… Жуть!
        Но все эти детали пришли на память потом, а тогда, напрягая мышцы до окостенения, я превратился в этакий автомат-приставку к своему оружию - выбирал цель и жал на спуск. Это длилось, максимум, три-четыре секунды, но мне те мгновенья показались вечностью.
        Бандитская пуля вонзилась в косяк, выбивая щепки, еще одна прозудела совсем рядом, буквально сбривая мне волосы на макушке, а я все жал и жал на спуск.
        Раненый Губошлеп сидел, прижавшись спиной к стене, жутко скалился, разевая безгубый рот, и стрелял веером, не целясь.
        Откатившись, я встал и крикнул, задыхаясь от прилива адреналина:
        - Кончай, Димон! Они все сдохли!
        Кряхтя, Резаный поднялся, пачкая обои кровью.
        - Мочилово, в натуре… - пробормотал он.
        - Куда тебя? - спросил я.
        - Чего - куда? - удивился Губошлеп.
        - Ранили куда?
        - Меня?! А… ну, да… В руку, во! А я думаю, чего это она…
        - Пошли, у меня знакомый доктор есть…
        Выстрелы еще были слышны, но пальба резко стихала - «мочить» почти некого было. Засунув «Грач» за пояс, я оставил в руке - на всякий случай - «Гюрзу», а левой поддержал Резаного.
        Шатаясь, мы выбрались во двор. Сначала я увидел бурно рыдавшую Лизаветку, замурзанную, простоволосую, растрепанную, с «Валом» вруке.
        - Как ты? - бросил я.
        - Отбилась, - улыбнулась девушка сквозь слезы. - Папульке плохо.
        - Поможем! - уверенно заявил я, памятуя о Терминаторе. Лишь теперь я заметил четырех бандосов, исправно тянувших руки вверх у стены, и гордого собой Эдика.
        - Это кто? - спросил я у него спокойно.
        - Они сдались в плен! - важно ответил Лахин.
        - В переводе, пацифист ты наш, это звучит так, - сдержанно сказал я, - они зассали, поняв, что хана приходит, и выбрали плен. Пусть, дескать, нас судят и за решеткой держат, зато кормить будут, поить и выгуливать! Извини, Эдик, но у моего гуманизма охват не столь широк - я пленных не беру.
        С этими словами я вскинул пистолет и пустил в расход двоих «пленников». Резаный кончил третьего, кое-как удержав «калаш» одной рукой, а четвертый бандос кинулся бежать - пуля из «Зиг-Зауэра» догнала его.
        - Ничего, Эдик, - хлопнул я бледного Лахина по плечу, - либерализм тоже лечится. Просто надо думать не о правах человека и прочей фигне, а о своих товарищах, о тех, кого эта мразота убила. Помни одну, далеко не европейскую, ценность: «Жертва имеет право на справедливость»!
        - Д-да, наверное… - промямлил Эдик.
        - Где Саул? - громко спросил я, оглядываясь. Двор напоминал поле боя - везде валялись трупы. Больше всего было убитых бандосов, но и среди наших случились «двухсотые».
        - Папа в бараке, - ответила Лиза, шмыгнув носом.
        - Терм, ты где шляешься?
        Робот не заставил себя ждать - бодрой трусцой он появился в воротах, и даже оба правых манипулятора приложил к голове, отдавая мне честь. Выглядело это комично, но никто даже не улыбнулся.
        - Все ништяк! - радостно доложил кибер. - Мои энергоемкости пусты, но и от банды Головастика никого не осталось!
        А вот тут Терминатор ошибся.
        Наверное, я первым заметил, как отворяется окно на чердаке ангара, и в проем суется бородач, смахивавший на ваххабита, с трубой гранатомета на плече. Я ничего не успевал, а робот почуял врага чуть-чуть позже, когда уже пыхнуло, и граната понеслась по косой прямо на меня, на всех, кто был рядом со мной - на Кузьмича, на Эдика, на Лизаветку и Димона.
        Жить нам оставалось долю секунды, но именно этим ничтожным промежутком времени и воспользовался Терминатор - робот шагнул вправо, прикрывая нас своим туловом, принимая удар на себя.
        Взрыв был оглушительным, ударило по ушам, но вот ни один осколок не попортил человеческую плоть, вылетая из клубов дыма и пламени.
        Робот устоял в момент попадания и лишь затем рухнул. Корпус ему разворотило, оторвав оба правых манипулятора, а голова лежала рядом, не усеченная до конца, лишь серебристые кольчатые провода или волноводы соединяли ее с грудным сегментом.
        Терминатор еще падал, а все мы в одном порыве уже направляли оружие на гранатометчика. Десяток стволов ударил залпом, еще и Федор помог, добавив из пулемета, так что мы не только бандюка с «граником» на атомы разнесли, но и полчердака в негодность привели.
        Опустив «Гюрзу», я присел рядом с Терминатором, чьи уцелевшие манипуляторы изредка скребли по траве.
        - Жду дальнейших… - пробулькал робот металлическим голосом. - Жду… указаний… жду…
        Поднялся я уже устало. И где мне теперь искать врача? Ладно, там, Резаный - вон, Лизаветка уже бинтует ему руку, а Димон лыбится. А Саул?
        Я прошел в барак, откуда как раз выносили парочку убитых бандитов. Хмурый Иванов, управляющий на ферме, или, как его звал сам хозяин - «сегундо»,[7 - Сегундо - с испанского «второй». Так на ранчо в Техасе и Мексике называли управляющих, «вторых» после хозяина-ранчеро.] сидел, сгорбившись, на краю койки Саула.
        Я приблизился и сжал зубы. Похоже, что Саула пытали - все тело в ожогах, а обе кисти забинтованы. Чует мое сердце, что под бинтами уже не десять пальцев. Да и повязка на глазу… Вот суки!
        Заметив меня, фермер улыбнулся беззубым ртом - десны еще кровоточили, а от зубов одни осколки остались.
        - Ступай, Даня, - прошамкал Саул, - ты знаешь, что делать…
        Иванов хмуро кивнул и встал. Потоптался, ссутулился и пошел к выходу.
        Я занял его место у ложа.
        - Мы положили всех, - доложил я. - Это была ватага Головастика.
        - Знаю, - вымолвил фермер, - он меня допрашивал…
        - Что ему нужно было?
        - Адрес… Бандосы хотели знать, где им найти Цитадель. Молчи…
        Я закрыл рот, удержавшись от вопросов. А Саул отдышался и продолжил:
        - Только совки знают приблизительно, где им искать Цитадель, да и то далеко-далеко не все. А я знаю это точно. Слыхал, небось, про Клишина, как он там инвалида в Цитадель сводил? Вот я и был тем инвалидом. Ни за что бы не открыл эту тайну даже Лизке, даже тебе, но дела мои плохи. Жить можно и с одним глазом, а вот с отбитой печенкой… Так все и хлюпает внутри… Еще и позвоночник перебили, гады, ног не чую…
        Помолчав, я спросил:
        - Это далеко?
        - Нет. День пути. Там, главное, к дороге выйти, к Ламинированному шоссе, а по нему можно гнать до самой Цитадели. Поедем на одном «Урале». Возьми с собой самых проверенных, чем меньше народу, тем лучше. Есть еще кто тяжелый из наших?
        - Нет, - мотнул я головой, - раненые есть, но Лизаветка с теть Клавой справятся. Ладно, пошел я готовить машину.
        - Давай… - прошелестел голос Саула.
        Я быстро покинул барак и подозвал Кузьмича.
        - Мы срочно уезжаем, - сказал я, - надо Саула спасать.
        - Досталось ему? - ворчливо поинтересовался Бунша.
        - Мягко сказано. Очень мягко.
        - Понятно…
        - Эдика предупреди и Федора. Пусть готовят третий «Урал». Он, вроде, целее прочих. Топливо, боеприпасы, оружие, провизия, лекарства.
        - Понял.
        - Тогда бегом.
        Хлопая пятерней по растопыренным ладоням фармбоев, я старательно улыбался. Победа, ага.
        Приблизившись к «Уралу» нумер три, я столкнулся с Федором.
        - Едем куда? - спросил он приглушенно.
        - Едем.
        - Очень надо?
        - Надо, Федя, надо!
        Обойдя «Урал», я потрогал рукоятку двухстворчатых задних дверей, заклепанных стальными листами. Должен влезть.
        Вернувшись к дому, я столкнулся с Лизаветой.
        - Вы вылечите папу? - заморгала она, смахивая слезы ресницами.
        - Вылечим! - твердо заверил я ее, хотя и не понимал толком, что нам предстоит и как это все будет выглядеть.
        Обернувшись, я нашел глазами останки Терминатора. Приблизился, опустился на корточки, положил ладонь на теплый металлопласт и сказал:
        - И тебя вылечим!
        Глава 13
        Цитадель
        Сборы были коротки, но я не допустил, чтобы они прошли впопыхах. Когда подгоняешь всех, лишь бы быстрее, быстрее, а потом оказывается, что самое нужное забыто, зато полный вагон лишнего барахла.
        На ферме никто не ходил, все бегали, взбудораженные и до сих пор не верящие в то, что они - они! - одолели врага.
        Сегундо молодец, сразу всех настрополил, построил и раздал задания - вы чините ворота и двери, вы - заделываете окна, и так далее.
        Трупы бандюков грузили на «КамАЗ», чтобы потом вывезти и подкормить вилофитов, а вот своим павшим пришлось строгать доски на гробы. Расширилось здешнее кладбище…
        Хоронили на старой ферме, где дом, похожий на блиндаж, сгорел, зато крепкий частокол остался. Иначе ритуал не соблюсти - здешние зверушки разроют любую могилу.
        С другой стороны, и трофеи фармбоям перепали знатные - одного оружия сколько!
        И автоматы, и пулеметы, и «граники». Один РПГ я прихватил с собой - пригодится в хозяйстве.
        При обыске с убитых бандосов снимали не только огнестрелы, но и по карманам рылись, изымая наличность.
        - Глянь! - похвастался мне Димон, вытаскивая тощую пачку. - По сотне каждому вышло!
        - Да ну?
        Я пригляделся - и не поверил. Всмотрелся внимательней - да нет, ошибки не было. Резаный перебирал в руке советские деньги!
        Синие пятерки, зеленые трешки, красные десятки. Нет, я знал, что на Манге такие были в ходу у первопоселенцев, но что и теперь то же самое…
        - Такие у них лавэ! - хохотнул Губошлеп. - Прикинь?
        Эдик принес мне мою долю и сказал:
        - Это еще от сов… э-э… от первопоселенцев. А что? Деньгикак деньги. Их еще много в запасе, нужно-то немного совсем, на Манге все дешево. Да и зарплаты не сказать, что высоки. Фармбой или, там, лесоруб получает по тридцать рублей в месяц. Бригадиры - по сорок. У нефтяников до пятидесяти доходит. Жить можно. Держи!
        Хмыкнув, я принял свою сотню - четыре лиловых «четвертных», банкнот по двадцать пять рублей номиналом.
        - Готов, товарищ Лахин?
        - Всегда готов!
        - Поехали.
        Носилки с Саулом осторожно занесли в кунг через задние двери, через них же погрузили и робота. Федор ничего не сказал - видел, как Терминатор нас прикрыл. А Саулу было не до нас - температура поднялась.
        - Все, - сказал я, - выезжаем.
        Запрыгнув в кабину «Урала», я завел двигатель, прогрел его маленько и тронулся. Кажется, никто и не заметил нашего отъезда.
        А я посмотрел на карту - это был листок, вырванный из тетради, где я нарисовал приметы пути.
        Сейчас надо было ехать до северного берега Горячего озера, а там свернуть и двигаться по течению вытекавшего из водоема Парящего ручья - Саул все подробно растолковал. Я, правда, не был уверен, что не ошибусь по дороге, но это ничего - кунг за спиной. Спрошу, в случае чего.
        Дорога даже радовала меня - однообразие утомляет, а тут что-то новое увидишь.
        Мне простительно, что я не возводил глаза к потолку, как Лахин, с придыханием говоря о Цитадели. Для меня это было всего лишь целью пути, а вот «новые мангиане», вроде Федора или Эдика, проживших в этом мире лет пять, относились к нашей поездке совсем иначе. Для них это было экспедицией за Святым Граалем.
        Я спешил, но старался особо не газовать, а то еще Саула растрясет. Впрочем, дорога была более-менее ровной.
        Ну, как дорога… Километра два после плантации колея еще виднелась, а потом я покатил по лесу. Лес был светел, деревья будто разошлись, уступая место друг другу, так, чтобы солнца хватило всем.
        Земля была плотная, словно утоптанная, и на ней ничего не росло, кроме деревьев - эти лесные великаны окропляли почву натуральными гербицидами, чтобы ни с кем не делиться полезными веществами.
        Горячее озеро мне не показалось - вода в нем была серая от массы пузырьков, а над мелкими волнишками колыхались испарения. Тот же пар шел и от ручья.
        Не знаю уж, насколько вода в нем была горяча, но по берегам Парящего ничего не росло. Даже кустарники отступали от воды метров на пять. Чем не дорога?
        Километров шестьдесят в час я держал. Теперь лишь бы до трассы добраться, до Ламинированного шоссе, как ее Саул именовал - с большой буквы. Трасса тянулась километров триста, до самых гор, пробивала их туннелем и выводила прямо к Цитадели - та располагалась у подножия, на западном склоне хребта.
        Ага! Еще одна примета! Парящий ручей растекался на два русла, а разделяла их слоистая скала с корявым древолистом на верхушке. Во, вцепился… Всю скалу оплел корнями, пока до земли и воды не добрался. Та-ак… Объезжаем… Здесь должен быть брод.
        Вот он. Ручей разлился широко и мелко, воды по щиколотку.
        Взревывая, грузовик одолел водную преграду и выехал… Та-ак… Тут должно быть Сухое болото.
        Кажется, это оно и есть - лужи кругом, а земля рыхлая… Не земля это - ил. Недаром махи так хорошо растут на осушенных топях! Жратвы для корней полно, расти и радуйся…
        Так я и гнал до самого обеда. Если бы я ошибся хоть раз, не туда свернув, мы бы просто завязли в дебрях или уткнулись в тупик среди скал, но карта пока не врала. Ну, и мои надежды оправдались полностью, с избытком даже - «Урал» проезжал мимо всяческих достопримечательностей, как туристический автобус.
        После Сухого болота я вывернул в широкую долину, окаймленную грядами скал. По долине важно шествовали громадные гиппозавры. Они ступали с тяжеловесным достоинством, а вокруг вертелись поджарые твари с жабьими пастями, переполненными острейшими зубами.
        Гиппозавры устрашающе мычали и клонили головы с рогами по кругу. «Жабы» отскакивали и снова лезли, алча мясца детенышей, жавшихся к крупногабаритным мамашам. Один из самцов не стерпел и неожиданно резко покинул строй. Жаборотый зазевался - передние ноги гиппозавра вдавили хищника в каменистую землю, как прессом. Готов.
        Долину мы пересекли по-быстрому юркнув между мерно шагавших бегемотин. Проехали ущельем и вывернули к целому каскаду водопадов.
        Их было видно на километр вверх - десятки белопенных лавин воды, стекавшей по скалистому руслу. Брода здесь не было, дно реки пряталось в каньоне, на глубине десятка метров, но дорогу Саул указал точно - мы проехали как бы под водопадом, между льющейся стеной маслянисто блестевшей влаги и уступом, с которого она падала. Уступ нависал неровным козырьком, прикрывая нас сверху, а под колесами лежал ровный, выглаженный течением камень.
        Было очень влажно, водяная пыль реяла в воздухе, так что пришлось включить дворники. Грохот водопада приглушил шум мотора, давил на психику, но спешить было нельзя - чуть вильнешь к переливчатой водяной завесе, и не удержишь машину, сверзишься вниз, в клокочущие жернова реки.
        А водопад, хоть и не потрясал особенной высотой, был широк, как сброс на крупной ГЭС, - я вздохнул с облегчением, когда выехал на свет из колышущейся, ревущей и грохочущей полутьмы.
        Дорога, вернее, направление вывело меня к огромным холмам, даже к сопкам, за которыми ветер покачивал плоские кроны деревьев. Я думал, что они растут на противоположном от нас склоне, а оказалось, что холмы были безлесными - деревья поднимались со дна долины, вырастая метров на двести - двести пятьдесят.
        Перевалив седловину, я повел «Урал» вниз, в этот волшебный лес. Стволы в два обхвата лишь вблизи казались толстыми. Стоило глянуть вверх и оценить высоту деревьев, как приходило иное сравнение - с тростинками.
        Кроны разрывчато смыкались далеко вверху, погружая все в приятный зеленоватый полумрак. Прямые и голые, стволы уходили строго по вертикали. Чудилось, что грузовик едет по бесконечному залу иноземного дворца, змейкой крутясь среди высоченных колоннад.
        Землю усыпал толстый слой хвои, поэтому слыхать было лишь рокот двигателя. Иногда зеленистые сумерки рассеивал золотой луч, пробившийся в редкий прогал, и макушки смыкались снова, погружая лес в торжественную тишину.
        Было даже немного стыдно нарушать ее рыком и воем.
        Выехал я правильно, выдерживая курс, и ошибся всего метров на пятьдесят, взяв к востоку от очередной приметы - обточенной ветром и дождем скалы с двумя верхушками, поразительно похожей на католический храм где-нибудь в Мексике - я видел такие на фотках.
        Скала поднималась у начала обширного лавового поля - в той же Мексике такие места называют «мальпаис».
        Никакого вулкана я не заметил поблизости, зато извергнутой лавы было вдоволь - мальпаис поднимался метров на тридцать в высоту, стелясь толстыми слоями, словно небрежно сложенный торт, только невзрачного серого цвета, как слоновья шкура.
        Иные прослойки темнели чернотой с лиловым отливом, а кое-где тускло отсвечивали натеки вулканического стекла, желтого с темно-коричневым.
        Поверхность мальпаиса была ровной, если не замечать едва заметных перепадов, гребней и бугров, и на него было бы нетрудно заехать, но Саул не зря предостерегал меня от такого неразумного шага. Сложность даже не в том, что поверху тянутся глубокие трещины, а под каменными пузырями, тонкими, как яичная скорлупа, таятся губительные колодцы. Причина тут другая - лава только издали кажется гладкой. На самом-то деле она вся в каменных колючках, зубьях, лезвиях - любую подошву сносишь за несколько часов, а шины порвешь до самого корда.
        Так что надо было пробираться понизу, через разломы и лавовые туннели. Весь мальпаис был расколот на части, как пирог, порезанный на куски, но лишь одна расщелина пересекала его насквозь, все остальные лишь заводили в тупики.
        Чтобы пройти по этому лабиринту, я рулил, держа листок с «картой» вруке. Рулил, не торопясь, аккуратно вписываясь в повороты, проезжая под нависавшими арками, минуя темные проходы, широкие, как туннель метро - это лава «строила» подобные «трубы», края остывали, а жидкий каменный расплав, исторгнутый из недр, сливался, растекаясь на десятки километров, образуя первый слой мальпаиса.
        Края разлома то задирались на высоту пятиэтажного дома, ужимая небо до индиговой ленточки, то расширялись в небольшие полянки, где росла трава и даже деревья. Видать, тут лава встретила препятствие в виде скалы и обтекла ее, обнося живой пятачок раскаленной массой.
        Ближе к середине лавового поля я еще больше сбросил скорость и вскоре увидел особую примету - довольно большое круглое озеро. Вода в нем ярко голубела, рождая подозрения - небось, какая-нибудь вулканическая химия ее расцветила, уж больно живописна.
        Озеро было окаймлено все теми же слоистыми стенами застывшей лавы, а с левого края вдоль воды тянулся галечный пляж вполне достаточной ширины - «Урал» проедет.
        Но Саул трижды проговорил мне насчет ма-аленьких секретиков озера. Так что лучше обождать.
        Затормозив на возвышении, подальше от воды, я стал ждать, заодно отдыхая - считай, все утро в дороге. Даже глаза закрыл, словно подремать собрался.
        Минут через пять я ощутил слабый толчок и гул. Гул усиливался, и вот посередине озера вздулся огромный купол воды. Лопнул, извергая белопенные гейзеры, опал, но тут же поверхность заволновалась снова, вспучилась, заходила водоворотами.
        Волны метровой высоты разошлись, накатываясь на узкий бережок, и тут уж все озеро вскипело, заходило, словно сильнейшая буря перемешивала его воды. Уровень стремительно рос, озеро поднялось на два человеческих роста, и я покачал головой. Что было бы, если бы я рискнул проехать? А ничего.
        И машину бы утопил, и Саула… Да всех!
        - Какой же я умный!
        Бурление в озере утихло, волны, гулявшие от берега к берегу, перестали колошматить о скалы. Только грязная пена плавала кругами, да время от времени булькотели пузыри.
        Вода уходила, сливаясь через проход в скалах, и вскоре показался пляжик. Он еще был залит где-то человеку по колено, но я не стал ждать - выжал сцепление и тронулся.
        Разгребая колесами мелкую воду, «Урал» обогнул озеро и съехал по мокрому скату, источенному желобами, по которым опорожнялось озеро.
        Дальше было просто - разлом в лавовом поле пролегал прямо, как разруб, и вывел меня в микропустыню. Круг или овал в километр поперечником был усыпан крупнозернистым песком, сложившимся в барханы.
        А за этими Кара-Кумами возвышалась весьма заметная примета - исполинская башня, метров триста в высоту.
        Даже не башня, а квадратная платформа, вознесенная на могучих решетчатых фермах. Что там находилось, на той платформе, снизу не увидишь. Может, там какие-нибудь… эти… флаеры. Или глайдеры. Или еще что летучее на антигравах.
        А может, там просто гладкая площадка. Фиг его знает…
        «Урал» проехал между колоссальных стоек, отливавших металлом, я сверился с компасом и осторожно направил машину в гущу кустарника.
        Зеленые колючие плети натягивались и лопались, трещали под колесами, а потом вдруг - раз! - и грузовик выкатился на шоссе.
        Ламинированное шоссе.
        Только теперь я понял, почему его так назвали. Дорога была широкой, метров двадцать пять в ширину, и залита чем-то стекловидным - прозрачный пласт на глубину штыка лопаты покрывал раковистый, пористый грунт, выглаженный и пропеченный.
        Притормозив, я остановился и выбрался из кабины. Устал.
        Пусть меняют. Обойдя «Урал», я отпер дверь в кунг и заглянул внутрь.
        - Привет! Саул, как ты?
        - Жив… - донесся слабый ответ.
        - Все путем, мы уже на Ламинированном шоссе! Федь, смени меня, ладно?
        - Не вопрос, - кивнул охранник и покинул кунг.
        А я со всеми удобствами расположился на койке и ноги свесил.
        Кузьмич задумчиво чесал в бороде, Эдик прилип к окну, а Саул то в потолок глядел сосредоточенно, то на меня косился. «Урал» качнулся и поехал - плавно, безо всякой тряски, не шатаясь даже. Дорога - зеркало! При этом стекломасса под колесами не скользила, держала шины. Я усмехнулся: вот теперь точно, как на туристическом автобусе!
        Усталость моя прошла, я бездумно пялился за окно, где мелькали деревья и скалы, блестели речушки, распахивались просторы лугов, на которых паслись невиданные ранее звери - длинношеие, покрупнее буффалодонов. Они тяжеловесно перемещались, колыхая отвисшими зобами, а их маленькие головы скрывались в кронах деревьев, то и дело вздрагивавших, - видать, зверюги трапезничать изволили.
        - Это пантотерии, - развеял тьму моего незнания Эдик. - А вон там, видишь? Такие, как черепахи? Это панцирники.
        - A-а, вижу…
        В высокой траве, выгрызая себе обед, ползали здоровенные твари, смахивавшие на черепах или, скорее, броненосцев. Костяной панцирь покрывал их сверху, а голову защищало что-то вроде шлема с гребнем. Однако панцирник не полагался исключительно на броню - за животным волочился толстый хвост с булавой на конце. Как съездит такой по «Уралу», и капремонт не поможет…
        Дорога была до того гладкой, что меня поневоле укачало. Так я и задремал.
        - Подъезжаем!
        Возбужденный голос Лахина разбудил меня. Я потянулся, протер глаза и уставился в окно. Горы приблизились вплотную.
        Дорога, как и раньше, была прямой, как натянутая струна, и упиралась в отвесный склон, обрезанный, будто ножом, уходя под полукруглую арку.
        Федор сбавил скорость и включил фары. «Урал» въехал в туннель и покатил дальше.
        В кунге стало темно, а за окном ничего не мелькало, сплошная стена, вогнутая и облицованная серым.
        Туннель пронизывал всю гору Вот стало светлеть понемногу, Федя газанул - и грузовик выехал по ту сторону хребта.
        - Вот она! - благоговейно сказал Эдик, приникая к окну.
        - Цитадель! - выдохнул Бунша.
        А Саул ничего не сказал, только растянул губы в беззубой улыбке.
        Глава 14
        Вспомнить все
        Когда я вышел из машины, то сразу понял, почему это «циклопическое сооружение» назвали Цитаделью, - от него веяло мощью, подавляя и угнетая сознание.
        Его и взглядом-то не сразу охватишь! Цитадель поднималась по склону горы, занимая три уступа подряд. Ее слегка наклонные стены, сложенные из громадных серых блоков, задирались на высоту этажей двадцати, а то и больше. Могучие квадратные башни вырастали из стен еще выше.
        Но потрясали не одни лишь исполинские размеры, но и древность - башни и стены Цитадели хранили на себе ясные следы выветривания, а ведь сложены они были явно не из хрупкого камня. Тут в ходу был какой-нибудь… этот… керамлит. Или литопласт. И, тем не менее, дожди и ветер хорошенечко обтесали постройку. Это сколько же ей веков, тысяч или миллионов лет?
        Никаких зубцов, привычных для земных крепостей, тут не было и в помине, да и в какое сравнение могли идти ничтожные замки в какой-нибудь Шотландии вот с этим инопланетным чудом? Тут уж скорее на память приходили египетские пирамиды или что-нибудь подобное, не менее титаническое.
        С другой стороны, не создавалось впечатления чужеродности, наоборот - Цитадель была узнаваема, ее роднило с Землей что-то общее, так сказать, однокоренное, свойственное всем гуманоидам.
        Мы видели крепость и убежище, а желание схорониться от напастей за толстыми стенами - самое человеческое желание.
        Перед нижним ярусом Цитадели, который только и давался нашему зрению, расстилался обширнейший плац, на который «Урал» ивыехал, а в стене чернел треугольный проем, словно приглашая войти.
        - Федя, - сказал я, - подъезжай поближе, а дальше мы Саула понесем.
        - Понял, - кивнул гвардеец и полез в кабину.
        Я загнал Эдика в кунг, следом залез Бунша, и мы тронулись.
        - Может, и не помру… - просипел Саул, пуская слезу из единственного глаза.
        - Успеешь еще, - усмехнулся я, - нам торопиться особо некуда.
        Посмотрев на Лахина, я фыркнул - с Эдика сейчас хоть статую ваяй. «Интеллигент в экстазе».
        Я ему это и сказал. Кузьмич хохотнул, а Лахин нисколько не обиделся - улыбнулся только блаженно и выдохнул:
        - Нет слов! Вот просто нет слов!
        - Одни слюни остались, - договорил Бунша.
        Тут грузовик остановился, и я энергично вскочил с койки.
        - Все, на выход!
        Отворив задние дверцы, мы сначала сгрузили Терминатора и ручную тележку, в которую я уложил голову робота (она все-таки оторвалась) и мелкие детали, вроде биомеханической пятерни (кадры из фильма так и лезут на память), а потом выдвинули носилки с Саулом.
        Я взялся спереди, Федор - сзади, и мы понесли раненого.
        - Скоро уже, - бодро пыхтел я. Хотел было добавить что-нибудь вроде «лишь бы все работало», но вовремя прикусил язык.
        А в следующую минуту усомнился в своем позитивном прогнозе - скорого исцеления Саула. Нас не хотели пускать.
        Откуда ни возьмись, появилось человек десять с ружьями, одетых кто во что горазд, длинноволосых и бородатых. Иные подвязывали свои патлы шнурками, превращая в «хвосты», а остальные так и ходили лохматыми. Совки!
        - Стой! - крикнул кто-то из них, вскидывая руку.
        Мы остановились, и Федор спросил:
        - И че делать?
        Я подумал и сказал:
        - Опускай!
        Мы опустили носилки, а я повернулся к Кузьмичу и решительно сказал:
        - Будем считать, что я тебя вычислил, суперагент, и ты спалился. Давай, прочисти этим мозги!
        Бунша внимательно посмотрел на меня и фыркнул насмешливо. Забросив винтовку за спину, он пошагал к встречающим. Не дойдя метров трех до «совков», он остановился и зачем-то снял сапог.
        - Я спецуполномоченный Совета, - проговорил он раздельно, - вот мои документы.
        С этими словами Кузьмич выдрал стельку и передал совку, чья пышная шевелюра была всклокочена в стиле «Я упал с сеновала».
        Совок осторожно принял «документ», осторожно оторвал тряпицу, на которой что-то было написано, и даже стояла печать, вчитался. Кивнул и сказал глухим басом:
        - Имеешь право. Эти с тобой?
        - Так точно.
        - Раненый?
        - При смерти.
        - Проходите!
        Совки разошлись, и я не стал мешкать.
        - Поднимаем!
        Мы с Федором взяли носилки с Саулом и потащили к Цитадели. Эдик догонял нас, катя тележку с останками Терма.
        - Спасибо, Кузьмич… - простонал Репнин, не раскрывая глаз.
        - Не за что, - буркнул Бунша. - Что ж мы, не люди, что ли…
        Треугольный проем оказался гигантским, хоть пару двухэтажных автобусов загоняй, и выводил в колоссальный зал, прохладный и гулкий.
        - Там дальше коридоры… - сказал Саул слабым голосом. - Отсчитай третий слева…
        - Где? - пригляделся я. - А-а… Вижу.
        После яркого света глаза не сразу привыкли к полумраку, а когда зрение адаптировалось, я сразу различил целый ряд таких треугольных порталов, что и входной, разве что пониже и поуже - на один лондонский «даблдеккер».
        Дальше был пандус. Тремя оборотами он поднимался вверх, до входа в небольшой по площади зал, зато с очень высоким потолком. Удивительно, но здесь, в глубине Цитадели, где должен был, по идее, царить полный мрак, было довольно-таки светло. Читать при таком освещении было нельзя, но все вокруг различимо вполне. Хотя никаких лампионов не видно. Вообще ничего не видно - голые стены с нишами, и никакой обстановки.
        - Пришли! - выдохнул Саул и заволновался: - Все, все! Спасибо, уходите, оставьте меня одного.
        Мы с Федором опустили носилки на пол и покинули помещение. Выйдя в колоссальный «холл», я увидел Лахина и Кузьмича. Бунша строго выговаривал Эдику:
        - Куда ты пойдешь, дурья твоя башка? Ты ж здоров, как боров!
        - Да посмотреть просто… - увял Лахин.
        - Посмотреть! - фыркнул Кузьмич. - А если они откажутся не только тебя лечить, но и Саула, или другого кого, кому в самом деле приспичит? Вот и все. Я сюда знаешь с чем приходил? Рак у меня обнаружили! Рак поджелудочной! А это такая зараза, что… - он покрутил головой.
        - Да понял я… - вздохнул Эдик.
        А вот я разнервничался. Веры особой у меня не было, но если Цитадель давала шанс, то грех было не воспользоваться им. А вдруг?
        Пока друзья были погружены в беседу а Федор вышел на плац покурить, я оглядел входы и храбро направился в первый слева.
        Почему именно туда? Не знаю. Была такая мысль: если ничего не получится, пойду во второй. Потом в третий, и так далее. Где-нибудь, да помогут. Может быть…
        Я окунулся в темень за порталом, но вскоре света стало побольше. Или мне это показалось?
        И тут пандус… Поднявшись, я вошел в зал, точь-в-точь такой, в котором мы оставили Саула. Вошел и замер. И что дальше?
        Полнейшая тишина окутала меня, перебранка из «холла» не доносилась совершенно. И в этой тишине послышался Голос:
        - Зачем ты пришел сюда, хомо? Ты совершенно здоров, все твои органы функционируют нормально. Я заметил шрамы и внутренние повреждения, но все отлично зажило.
        - Не совсем, - разлепил я губы.
        Чувствовал я себя, как во сне. Или как в сказке. Все вокруг было совершенно нереальным, и то невероятное, фантастическое, что происходило со мной, нисколько не поражало. Только сердце билось учащенно, да губы сохли.
        - Не совсем, - повторил я. - Полтора года назад я получил сильный удар по голове. Было сотрясение мозга, потом оно прошло, и шрам не болит. Но я потерял память! Я ничего не помню о том, что было со мной раньше, не помню, кто я и как меня зовут. Какие-то навыки остались, но где я приобрел свои умения - понятия не имею.
        - Ах, вот как… - произнес Голос задумчиво.
        - Прости, - сказал я, малость осмелев, - а как мне к тебе обращаться? А то как-то невежливо с моей стороны…
        - Обращение? - удивился Голос. - Как к живому? Но я же неживой!
        - Однако я разговариваю с тобой!
        Наверное, обладатель Голоса подрастерялся.
        - Я - мозг станции, которую вы зовете Цитаделью, - ответил он, - система искусственного интеллекта. Можешь звать меня Иском.
        - Здравствуй, Иск!
        - Здравствуй, хомо, - последовал ответ. - Значит, ты хочешь, чтобы к тебе вернулась память?
        - Да, - твердо сказал я, холодея, - хочу вспомнить все!
        - А ты уверен, что вернувшиеся воспоминания обрадуют тебя?
        - Я думал об этом. Пускай я даже стану ругать себя после того, как все вернется, но это мой выбор. Все равно, я не смогу чувствовать себя полноценным, пока лишен памяти о прошлом.
        - Хорошо. Я проведу операцию на твоем сознании, постараюсь, чтобы память утраченная и обретенная за последний год слились безболезненно. Ложись сюда.
        Пол передо мной вспучился, приподнялся этаким овальным постаментом. Я потрогал его, но нет, поверхность была не твердой, а упруго поддавалась под пальцами. Я лег и поерзал, устраиваясь поудобней.
        Откуда-то с высоты на меня упал узкий лучик голубого света и замелькал быстро-быстро, чиркая по мне и сдвигаясь от ступней до головы. Сканер, что ли?
        Я подумал об этом как-то отстраненно, а затем последовал нервный взрыв. Я словно распался на атомы, разлетелся в ослепительной вспышке и тут же собрался опять, целый и невредимый. И я помнил все.
        …Меня зовут Александр Сергеевич Тимофеев. Так что имя с отчеством после амнезии я выбрал правильно. Вряд ли угадал. Просто, наверное, где-то в нейронах затерялся след, вот я на него и вышел.
        Мне тридцать семь лет, и все эти годы я провел здесь, на Манге. Я родился в Ново-Сталинке, которую после переименовали в Новый Киев.
        Матери я не помню, рос с отцом и уже с пяти лет ходил с ним на охоту. Патроны были дорогие, и отец выдавал мне ровно столько, сколько нужно, чтобы подстрелить летучего тушкана, чей мех был сродни соболиному. «Два патрона получил? Значит, сдай две тушки! Промахнулся?! Что значит - промахнулся? Просто так стрельнул? Да ты хоть знаешь, сколько стоит патрон?!»
        И так далее, и в том же духе.
        Километрах в тридцати от Ново-Сталинки находился выход из Приморского ТБ. Там жили цверги.
        Между цвергами и людьми была молчаливая договоренность: вы не вмешиваетесь в наши дела, мы не вмешиваемся в ваши. Но если надо, поможем.
        Однажды, когда мы с папой были в лесу, то наткнулись на раненого цверга. Его терзал молодой упыреныш - страшилище визжало от злости, но никак не могло добраться до горла своей жертвы. А тут мы!
        Я подскочил поближе и выстрелил по кровососу в упор. Тот обмяк, а цвергу мы зашили раны, израсходовав весь запас новокаина и кетгутов из походной аптечки. Соорудили шалаш и оставались при раненом три дня подряд.
        Охотились, отдыхали, кормили нашего нечаянного пациента, пока за ним не пришли. Цверги исполнили ритуал благодарения и унесли раненого, а потом к нам домой явился сам оо-така, вождь и одновременно шаман рода Большого Буфаллодона. Его звали Текуи.
        Текуи принес нам целую жменю золотого песка, зная, что у людей красивый желтый металл в цене, но отец не принял этот дар. Он сказал, что мы спасли жизнь цвергу просто так, как брату по разуму Текуи очень понравились его слова, и он стал часто бывать у нас, а я нередко заглядывал в стойбище цвергов.
        Буквально лет тридцать назад они впервые вышли на свет - жизнь в «Великом Проходе» стала очень трудной. Моховища усыхали, живые колодцы мутировали, а упыри сока-со расплодились невероятно. Когда-то, очень давно, сока-со были питомцами мангиан, чем-то вроде собачек, и вот эволюционировали.
        Я быстро научился языку цвергов, у меня появились друзья среди младшей касты, а однажды Текуи даже проводил меня в святые святых - огромное помещение в ТБ, чьи стены были исписаны непонятными, но простыми буквами, и стереомозаикой.
        Каждый элемент мозаики был настолько мелок, что лишь вблизи угадывался набор «паззлов». А отойдешь - и все сливается в поразительно живую картину, едва ли не движущуюся, чуть ли не дышащую.
        Там были изображены мангиане - голубокожие, с пепельными волосами. Разрез больших глаз, форма носа и ушей, рот и зубы, пальцы - все было не совсем как у людей, тем не менее, впечатления чуждости не возникало.
        Стоит ли говорить, что мне было чем заняться - вплоть до первого школьного звонка.
        Я пошел в первый класс, и теперь только по выходным удавалось сходить на охоту. А потом кто-то нашел махи, и Совет стал регулярно посылать учеников на помощь совхозу - совсем как в Большом СССР. Взрослые высаживали молодые махи и броты, а мы их удобряли, ухаживали, выпалывали пил-траву, собирали урожай.
        Окончив школу, я поступил на заочный факультет Красноярского политэна. С учебой было сложно, ведь выезжать на сессию я не мог, но председатель Совета использовал какую-то хитрую схему, в итоге я стал обладателем диплома инженера-радиотехника.
        Выпускников вузов на Манге было очень мало - не всякий ректор поддавался на уловки «Архипыча», а если и поддавался, то лишь для считанных абитуриентов.
        Началась моя работа. Мы ставили вышки-ретрансляторы, чтобы и в Новой Ялте, и в Новом Харькове можно было принимать телепередачи - мы их записывали «снаружи», а потом прокручивали «внутри».
        «Время», «Будильник», «Служу Советскому Союзу», «Музыкальный киоск», «В мире животных», «Международная панорама», «Клуб кинопутешествий»… Мы все смотрели!
        Потом меня призвали - нет, не в армию, а на трехмесячные военные сборы. И тут-то все хорошо совпало.
        Обычно парни-мангианцы проходили курс молодого бойца и отправлялись по домам, но мне повезло. И моему взводу тоже - я ведь при погонах был, младлей, как-никак!
        Тогда резко активизировались упыри. Эти твари нападали буквально каждый день, а цвергов они просто затерроризировали. Текуи сам обратился за помощью и объяснил, что целое гнездовье переселилось, утвердившись недалеко от святилища.
        Надо сказать, мы удивлялись такой живучести сока-со. Ведь у них нет самцов и самок, есть только матка, которая откладывает яйца, а упыри-няньки их выхаживают. Казалось бы, чего проще - расстреляй матку, и всего делов. А ты попробуй подойди к ней! Десятки упырей-солдат будут стоять насмерть, живота своего не жалея. Даже няньки, и те бросаться станут!
        И все же мы решились, терпенью подошел конец.
        Цверги наступали с севера, двигаясь по коридорам ТБ, а мы с юга. Начали мы в полдень, когда все упыри давно вернулись с охоты и спали, заняв все лежбища. Очереди из «Калашниковых» их разбудили.
        И начался ад.
        Упыри выли и визжали, как черти, да и сами были похожи на бесов, бросались в атаку, а мы стреляли, стреляли, стреляли…
        Мельтешение фонарей, тусклый свет моховищ, огонь факелов, зажженных цвергами… И тени, страшные тени по стенам.
        Напор упырей был страшен. Призывники и бывалые офицеры держали оборону, не позволяя ни одному гаду уйти, и только одному моему взводу удалось пробиться к гнездовью.
        Там стояла страшная духота, стены были затканы будто паутиной, но толстым слоем, бугрившимся валиками и сочившимся теплой, вонючей влагой. Наверное, именно из-за влажности моховища светились ярко, так что было хорошо видно.
        И нас встретили самые здоровенные, двухметроворостые солдаты. Эти не выли, набрасывались молча, но с диким остервенением. От их клыков и когтей погибли Олег Зенков и Вовка Дьяков.
        Но мой взвод не зря прорвался - все мы были охотниками и не умели промахиваться. Напряжение было такое, что нервы стонали. Меня все же цапнули за левую руку - и она повисла плетью. А потом и вовсе чуть ногу не порвали - я сначала пристрелил упыря, а потом уже сунул ствол между его челюстей и развел их, как капкан. Штанину долой, укол, индпакет - и снова в драку.
        Трое человек связали боем последних защитников гнездовья, а я прохромал к матке, отвратительной туше, мокрой, вонючей, склизкой, и выдал длинную очередь…
        В госпитале я провалялся всего неделю, после чего вернулся на службу.
        В Усть-Герросе как раз спустили на воду бронекатер «Богатырь», и я ходил на нем механиком. По Герру мы поднимались вплоть до Кругосветного хребта, где река поворачивала на север. Вернее, она там вытекала - из Большого озера.
        И к Меридианным островам мы ходили. Там, в одном месте, когда случался отлив, обнажался верх ТБ. Однажды в Совете решили даже обогнуть континент, выйдя морем к западному побережью.
        Мы запаслись соляркой и двинулись на юг. Там джунгли разрастались еще пуще, чем на наших родных берегах, а жара поднялась такая, что хоть яичницу жарь на броне. Потянулась пустыня, берег выдался к востоку, так что приморский хребет растаял на горизонте, зато Меридианный как бы приблизился, «выходя» на сушу.
        «Богатырь» угодил в узкий и длинный залив, наподобие Калифорнийского на Земле. Пришлось нам выбираться обратно, огибать полуостров и следовать дальше на юг. А там берег стал снова удаляться, выгибаясь к западу.
        Все взбодрились, наблюдая сушу к норд-весту, а потом и вовсе к норду от корабля, но через пару дней нас постигло разочарование - суша вновь потянулась на юг, тая в мареве.
        Командир корабля решил пройти еще, сколько возможно, а затем попытаться одолеть горы, отвесно выступавшие из воды. Была надежда, что твердь перед нами - всего лишь узкий перешеек, вроде Панамского. Но надежда не оправдалась, и мы повернули обратно.
        Впрочем, в Совете все равно были рады - ведь мы резко раздвинули границы изведанного мира!
        На сборах мне так понравилось, что я даже не хотел уходить. Но пришлось вернуться к работе. Мы строили АТС, запустили третью программу телепередач - местную, со студии в Ново-Сталинке. А потом я женился.
        Ее звали Наташей. Она была хорошенькой, с великолепным, гибким телом, с тонкой душой и светлым умом. Наташка вроде бы и не отвечала полностью моим представлениям о красавице - была не высокой, не блондинкой и не с пятым размером груди, - но другой я и не хотел.
        Мы встретились случайно, когда нас опять командировали в помощь совхозу, «на картошку» - выражение «на махи» не привилось. Всего-то неделю мы провели в полях, я Наташке и пяти слов не сказал, но время шло, и эта девушка занимала в моей душе все больше и больше места.
        И дело дошло до того, что однажды я предложил Наташе стать моей женой. Девушка очень удивилась и… нет, не отказала, а просто увильнула от ответа. Дескать, и занята она, и экзамены на носу, и вообще…
        Прошла весна, минуло лето. Я продолжал время от времени заглядывать к Наташе. Мне кажется, уже и любви-то особой не осталось во мне, я ходил просто по инерции или не решаясь все бросить.
        И вдруг в октябре, выглянув из кухни, где она месила тесто, Наташка спросила: «А чего ты мне предложение не делаешь?»
        Я растерялся настолько, что все мысли покинули меня. И повторил те самые слова, которые девушки порой ценят даже выше признания в любви.
        Потом была свадьба. Мы танцевали с Наташей. Она была в белом платье невесты, с фатой, я в костюме. У меня было полное понимание того, что в нашей паре любовью болен я один, а Наташка так и не «заразилась».
        Когда же музыка стихла, моя молодая жена сказала: «Одно горячее сердце обязательно зажжет другое!» Наверное, она имела в виду себя…
        По-всякому у нас было. И хорошо нам было иногда, и ругань была, обиды и ссоры, скандалы и истерики. Наташа меня даже выгоняла из дому, причем дважды. А когда это случилось в третий раз, опять-таки, из-за совершеннейшего пустяка, я ушел.
        Мои честь и достоинство не выдержали - не могу я терпеть унижение. Так мы расстались, а я понял, что развод - это всегда поражение. Окончательное.
        Пока двое держатся друг за дружку, хоть что-то пытаются исправить в отношениях, семья сохраняется. Быть может, даже крепнет, пройдя закалку трудностями.
        Но уж если вы разошлись - все. Финиш.
        Мне трудно сказать, крепка ли была моя любовь к Наташке, но лишь расставшись с нею, я понял, насколько привязался к этому взбалмошному, эмоциональному человечку. Вредному, противному, милому, желанному…
        Позже, когда вся муть в душе улеглась, я понял, что, разведясь с любимой женщиной, я совершил самую большую ошибку в своей жизни. И дело даже не в том, что я расстался с родным человеком, все куда хуже - в мире стало пусто, а жизнь, вся эта суета сует, потеряла смысл.
        Ведь когда мужчина добивается чего-то, достигает успеха, реализуя все свои потенции, ему будет приятно лишь тогда, когда жена или подруга станут им восхищаться и гордиться. Оценка коллег - ничто. Лично мне совершенно все равно, что скажут сослуживцы, а вот когда засияют Наташины глаза… Вот самый драгоценный подарок!
        Не знаю, может, у других все иначе, и им сразу выпадает счастье, едва их похвалит начальство или коллеги. А у меня - так.
        Все, что я делал, к чему стремился, имело одну единственную цель - устроить к лучшему жизнь моей женушки, моей Наташки.
        Это придавало жизни ясный смысл, я точно знал, для чего и ради кого живу. Но вот мы развелись, жена ушла, а вместе с нею… Как тут объяснить попонятнее? Ну вот представьте себе полутемную комнату, где вы вдвоем, и женщина держит в руке яркий фонарь. Потом она уходит и будто уносит с собою свет - сразу делается мрачно, уныло, тоска берет…
        Я не страдал от одиночества, ни раньше, ни после, но без Наташи стало пусто. Нет, я, конечно, прелюбодействовал после наших с Наташкой росстаней, но даже самая красивая, самая сексуальная женщина не могла стать мне родной.
        Сначала я во всем винил Наташу, потом, подостынув, «разделил» сней вину, а еще позже пришел к выводу, что я один виновен в нашем с ней общем несчастье.
        Можно сколько угодно болтать о том, как ты тужился, какие силы прикладывал, лишь бы добиться благополучия, а чего ты достиг в реале? Тесной квартирки? Бэушной «Нивы»? Дачки, где за порослью стыдливо прятался неказистый летний домик, плод любви сарая и собачьей будки?
        Женщина ведь не потому скандалит на тему житейской неустроенности, что у нее гены мещанства бунтуют. В ней программа работает, заложенная природой, - всякая Ева хочет ребенка от своего Адама, а чушь про рай в шалаше придумал ленивый дурак.
        Пожил бы сам в своем вигваме! Даже летом бывают дожди и ветер, а зимой что делать прикажете? В иглу переселяться?
        Короче говоря, вместе с памятью ко мне вернулось и давнее расстройство. Наташке сейчас тридцать два всего. Фигурка у нее просто загляденье… Если она опять вышла замуж, то ее сыну или дочке уже второй год пошел, а то и третий…
        Я вздохнул. Сам виноват.
        Зато, как в песне поется: «Я свободе-ен!» Здорово! Только одна незадача - полная свобода возможна лишь при условии полного одиночества…
        Развелись мы в 2008-м. Я тогда бросил работу и махнул в экспедицию, а когда вернулся восемь месяцев спустя, оказалось, что советская власть на Манге свергнута, мою родную Ново-Сталинку перекрестили в Новый Киев, и всем рулят «помещики и фабриканты». Даже самим порталом, который эти капиталисты «приватизировали».
        Тысячи беженцев подались на север и на запад, а Совет ушел в подполье. Это был шок, жизнь рухнула.
        Тяжко было в 91-м, когда слабовольный Крючков из КГБ не смог или не захотел арестовать Ельцина и его клику, человек двадцать горлопанов. Народ выступил за СССР, а Боря, позорник, был против, поскольку не видел себя на месте президента Советского Союза. Зато у него был шанс оставить себе Россию. Вот он и вывел на арену ГКЧП, чтобы скомпрометировать самую идею нового союзного договора, а потом собрал подельников в Беловежской Пуще и поделил СССР…
        Я потом, гораздо позже, прочитал мнение какой-то датской газеты о Ельцине, где его вывели как «старого пьяницу, загнанного в угол ринга». Все точно, но нам-то не легче - попробуй-ка, собери СССР заново!
        Вот так же и на Манге было, добрались «демократизаторы» исюда. С виду все выглядело прилично - и нефтеперерабатывающий завод новый отгрохали, и асфальтом дороги укатывали, и товаров столько навезли в магазины, что у совков глаза разбегались.
        Были перестрелки, были аресты, облавы случались. Партизаны объявились - на лесовозы нападали, на фуры, однажды нефтепровод подорвали. Но половина совков осталась жить «в оккупации». Они работали «на частника», получали зарплату и занимались «шопингом» - отоваривались в супермаркете «Универсам» ипрочих торговых точках.
        Раньше автомашины были редкостью, а теперь по Ново-Сталинке колесили невиданные ранее «Тойоты» и «Волво».
        Хорошо? Да как сказать…
        Лично я не хочу и не буду вкалывать на босса. Совок я, и этим все сказано. Но дело-то не во мне.
        Ведь какая-то кучка, шайка «олигархов» смогла захватить не только портал, но и весь этот мир, всю Мангу! Но это не их планета.
        Хозяева этого мира - первопоселенцы, и они должны решать, какое будущее настанет. А совков держали за второй сорт, как неблагонадежных, мы стали прислугой в собственном доме!
        Никто из наших (ну, почти никто) не против новых переселенцев - ради бога, пускай, планеты хватит на всех. Но только давайте-ка, братцы, жить по нашим правилам, а не по вашим «понятиям». Разве это не справедливое условие? По-моему, вполне.
        В 2016-м я побывал на заседании Совета, но покинул его. Президиум Совета тогда разделился надвое - одни ратовали за войну до победного конца, других называли «окопниками».
        «Вояки» знали лишь один путь борьбы - вооруженный. Долой империалистов, вся власть - Советам! «Окопники» возражали им - у нас, дескать, ружья охотничьи, а у гвардейцев пулеметы и автоматы. Вы хотите лить не только вражескую, но и нашу кровь? Так ее немного - вместе с «оккупантами» на планете проживает то ли пятьдесят, то ли пятьдесят пять тысяч человек. Население какого-нибудь райцентра. А зачем вообще кровопролитие? Надо отступить, собрать силы, и вот тогда…
        Что должно быть «тогда», сторонники отступления не уточняли. Правда, и тех, кто звал на штурм, в атаку, в наступление, тоже слушали не все.
        Мне же было сложно. Очень сложно. И тошно.
        Я был против провальной стратегии «окопников», но и доводы «штурмовиков» явыслушивал, морщась. Самое же противное заключалось в том, что и «ястребы», и «голуби» были одинаково слабы.
        Те «оккупанты», что вторглись на Мангу, были такими же русскими, как и мы, родившиеся здесь, и затевать гражданскую резню лично у меня не было никакого желания.
        Надо было договариваться, но от договора бывает толк лишь в одном случае - когда обе стороны обладают силой. У нас же силы не было, а со слабым какой договор?
        Вопрос стоял такой: как же нам усилиться? За счет чего?
        Сталкеры предлагали обрести мощь благодаря всяким инопланетным гаджетам - они к тому времени откопали то ли два, то ли три робота, один из которых был боевым. И парочка плазменных излучателей имелась, изготовленных умельцами неведомо какой цивилизации. Где-то в нашей Галактике. А толку?
        Киберы могли двигаться, они даже регенерацию запустили, восстановились. Но это были всего лишь навороченные игрушки - где взять запасные батареи для лазеров или бластеров, или что там на них стояло из лучевого оружия? А где сыскать зарядники для плазмоганов? Им же добрая тысяча лет! Никакие аккумуляторы, даже сверхдолговечные, не удержат энергию столько времени. Самим починить? А как?
        Это все равно что ремесленникам средних веков показать телевизор и попросить сделать такой же. Они, может быть, корпус осилят, смастерят красивую коробку из полированного дерева. И все!
        Так и у нас. Между укладом пришельцев и нашим лежал разрыв, который можно было заполнить, лишь освоив десятки новых технологий, о которых никто даже понятия не имел.
        Вон, на том же портале можно было включить режим, при котором сам проход перекрывался этакой стеклянной стенкой - прозрачную, ее можно было пощупать, а вот пробить - никак. Только это было не стекло, и вообще не материя, а модифицированное пространство.
        Какие принципы нужно было знать, какие науки изучить, чтобы раскатать пространство в лист?
        Вот в таких раздраенных чувствах я и покинул Совет.
        Отец к тому времени уже, наверное, выходил к западному побережью - он звал меня, заманивал, да так и ушел один со своим караваном. Пусть ему и всем его товарищам повезет, а я уйти не мог.
        Почему я так хорошо помню день заседания Совета? Просто тогда произошло самое невероятное событие в моей жизни.
        Я стал посвященным.
        Многие до меня пытались пройти посвящение, и цверги никому не отказывали, пропускали в святилище, разрешали укладываться на странное ложе, продавленное по форме человека, вернее, гуманоида. Но ничего не происходило.
        «Кандидаты в посвященные» лежали-лежали, ждали-ждали чего-то, хлопали-хлопали глазами, а потом поднимались и уходили, костеря (про себя) «больно разборчивых» мангиан. А друзей и знакомых уверяли, что древняя аппаратура давно сгнила…
        В тот самый день я покинул Ново-Сталинку, пробираясь задами да гаражами. Я с детства знал все ходы и выходы, поэтому скрыться от патрулей мог легко.
        Направлялся я на запад, желая предупредить старого Текуи. Цверги давно очистили туннель от следов присутствия упырей и жили там всем родом. Вот только слухи о святилище достигли ушей деятелей из Института внеземных культур, которым рулил один из четверки олигархов. И я опасался, что они нагрянут к цвергам за артефактами. Этого нельзя было допустить.
        Поругание святилища - чем не повод к войне? А совкам биться на два фронта не с руки. Ведь для цвергов врагом станет хомо, хомо вообще, а не конкретные оккупанты. А попасть под раздачу, под отравленные шипы мне бы не хотелось. Да и святилища было жалко. Нечего там делать «проклятым империалистам»!
        Самое, пожалуй, неприятное в этом заключалось в следующем - одним из завлабов ИВК стала Наталья Тимофеева, моя бывшая.
        Воспользовавшись старым отцовским мотоциклом, к вечеру я добрался до гор. И поднялся по вполне приличной дороге до широкого уступа, куда выходили массивные ворота, запиравшие треугольный проем. Воротина была толщиной в два метра, но так хорошо сбалансирована, что ее легко было закатить одному человеку или цвергу.
        Текуи каждый вечер их закатывал, но никогда не запирал. Тупые упыри не могли открыть ворота, а людей цверги не опасались. А зря.
        Когда я приблизился к воротам, солнце село, но даже в сумерках я разглядел маленькую фигурку оо-така. Старик словно ждал меня.
        - Будь жив, почтенный, - поклонился я.
        - Будь жив, Аексанта, - ласково ответил Текуи. - А я стоял и смотрел на мир, укрытый тенью. Ныне он стал темнее, ибо прибавилось зла… Пойдем.
        - Я хотел предупредить, почтенный Текуи, чтобы вы запирали этот вход даже днем.
        Старый цверг покивал, вздохнул очень по-человечески и повторил:
        - Пойдем, Аексанта. Пора. Ты обрел не только силу, но и ум, и знание. Пришел твой черед…
        Он задвинул ворота и прижал ладонь к большому кругу в стене. Донесся глухой отзвук - сработал запор.
        И Текуи повел меня к святилищу, объясняя по дороге, что не зря приходил ко мне, еще ребенку, ибо явственно видел во мне признаки, по которым определяют посвященного.
        Я молчал, взволнованный и почему-то подавленный. Так и дошагал до того самого ложа. Разделся догола и улегся, как в форму для отливки статуи. Вроде камень, но не твердо и не холодно.
        - Закрой глаза, Аексанта, и выпей настой успокоения. Пусть твои мысли перестанут носиться, как драчливые секу…
        Я выпил приятный компотик и снова улегся. Мысли и впрямь угомонились. Текуи слышно не было, вообще никакие звуки не касались ушей, и я словно оцепенел, отрешаясь от всего суетного. И вдруг ощутил… Трудно объяснить… Неслышный гул. Понятно? Именно так, с неслышным гулом, будто распахнулись все стены вокруг, открывая бездну. Но она не пугала, и не влекла, и не всматривалась в меня. Только тихий голос зазвучал, непонятно на каком языке.
        - Готов ли ты принять ношу? - спросил он.
        - Готов, - ответил я одними губами.
        Мне вдруг сделалось холодно, потом бросило в жар, перед внутренним взором, где-то в мозгу, бешено завертелись мерцающие шары и серпы, а потом тот же голос произнес ритуальную формулу, из которой я не понял ни единого слова.
        И все кончилось.
        Я сел, посидел немного, слез с ложа и стал одеваться, чувствуя подступавшее раздражение. Я не ощущал никаких изменений в себе, да и чего я, собственно, ждал? Что стану Человеком Всемогущим?
        - Будь жив, посвященный! - торжественно провозгласил Текуи. - Теперь я испытываю покой и благодать, ибо свершилось то, что должно было свершиться, и ты не позволишь нарушить гармонию мира!
        Я уныло вздохнул.
        - Ты ошибаешься, почтенный. Я все тот же и никаких сил не чувствую в себе.
        Текуи мелко покивал.
        - Чтобы преградить путь реке, завалив глубокое ущелье, не нужно обрушивать гору. Достаточно скатить под откос маленький камушек, который вызовет обвал и перегородит реку. Надо лишь знать, какой камень столкнуть. Вот это знание и дано тебе. Не веришь…
        Старый цверг затрясся в неслышном смехе.
        - Пойдем, тебе надо убедиться и поверить в себя.
        Он провел меня в глубь святилища, где я никогда не бывал, и остановился перед самым настоящим порталом.
        - Открой врата, посвященный!
        Я хмыкнул. Наши ученые давно уже доказали, что те «каменные ворота», которыми прошел Кэйкумуо, были повреждены невесть когда и открывались любому - хитрая система блокировки была в них безнадежно испорчена.
        Но вот другие порталы на Манге, а их уже насчитывалось четыре, не открывались вообще, стояли, как памятники. А это, выходит, пятый по счету…
        Пожав плечами, я вложил ладонь в пятипалый отпечаток - и портал открылся… Тут же! Сразу! Я даже дышать перестал.
        За проемом «врат» простирался берег моря, истыканный «сосульками» отмерших кораллов, пористыми и искрившимися на солнце. Само светило было небольшим и красным, хотя и не на закате, а в самом зените. Красный карлик.
        Правда, никаких сумеречных тонов я не заметил - свет как свет, разве что не режет глаз яркостью. Ну и отлично.
        Белый песок разливами струился между коралловых надолбов, широкими наметами уходя к воде. Волны накатывали синие, с белой пенной оторочкой, а вдали, у горизонта, море принимало густой сапфировый цвет.
        А вот небо словно выцвело, напоминая линялую простынь бледно-голубого колеру, на которой пробивался игольчатый свет нескольких звезд. По небу красиво порхали… птицы, наверное. Белые ромбы, мерно махавшие крылами, летели клином, рождая смутные ассоциации.
        Вдоль берега росли странные растения, кривоватые сростки - сразу по несколько стволов выходило из песка, смыкаясь и перекручиваясь, снова расщепляясь, оставляя щели и опять соединяясь воедино, а вверху раскидывая веерами перистые листья-опахала. Цвет у листьев был «под море», зеленовато-голубым.
        И никого… Тишина и покой. Только и слыхать, как волны шуршат, накатываясь на берег, да с неба доносились едва слышные и немного печальные крики: «И-и-у-у! И-и-у-у!»
        Текуи стоял рядом со мной, на пороге, и любовался пейзажем, склонив голову к плечу.
        А у меня в голове словно прошептал кто: «Вторая планета звезды Тау Кита. Расстояние от Земли - около двенадцати световых лет. Расстояние от Манги - более трех тысяч светолет. Названия не имеет, разумными существами не заселена».
        Исправим, усмехнулся я и сказал в манере цвергов, склонных к архаичному, немного первобытному пафосу:
        - Нарекаю тебя Авророй!
        Вложив ладонь в углубление по форме пятерни, я добился того, что портал закрылся. Сработало… И туда, и обратно.
        Я распрощался с Текуи и покинул святилище, выбрался на воздух из лабиринта пандусов и переходов, верениц залов и атриумов.
        Снаружи стояла ночь, но спать меня не тянуло. Нагруженная «ноша» не пригибала моих плеч, она словно распирала изнутри, хотелось опробовать мои таланты без свидетелей, убедиться, что я не обманулся.
        Короче, я оседлал своего железного коня и двинул к ближайшему порталу - он стоял среди скал, примерно посередине между Ново-Сталинкой и Герром. Первые дни после вторжения гвардейцы выставляли у него патруль, но потом бросили это дело - «фала-футу» были заблокированы намертво.
        Я проехал к самим «воротам», слез с мотоцикла и заглушил его. При свете спичек нашел отпечаток ладони, и…
        Портал открылся. С той стороны стоял день, яркий свет бил в лицо, как горячая вода из душа, и я поспешил войти. Тут же вернулся и вкатил на ту сторону мотоцикл. Оглянулся - портал был закрыт.
        Я испытал укол страха, но тут же… нет, никаких бесплотных голосов я больше не слышал. Просто у меня всплыло в памяти то, что я наверняка не знал никогда.
        Например, что я нахожусь на Деште, третьей планете системы звезды Барнарда, и что, несмотря на пустынные ландшафты, в этом мире биосфера имеется, и весьма агрессивная. Того же длиннонога взять или, скажем, хватуна.
        Я осмотрелся и не глядя нащупал «калаш», притороченный к багажнику. В «совковое» время таскать с собой автоматическое оружие было нельзя, да и сейчас им владели исключительно гвардейцы - официально. Но я же был в состоянии войны с «буржуинами»…
        Вокруг и впрямь лежала пустыня - рыжие барханы и дюны уходили волнами к горизонту, где в дрожащем мареве расплывались плосковерхие горы. В воздухе реяли «воздушные шарики, бесформенные, как рыбьи пузыри, и такого же сизоватого цвета. Кое-где на песке росли полупрозрачные деревья, без листьев, но со множеством сучковатых веточек, тянувшихся вверх, как у метлы. В иных местах эти «метелки», почти не отбрасывавшие тени, сбивались в целые рощицы, маленькие, но густые. А вот и длинноног…
        Он был похож на паука, только его головогрудь была размером с пару арбузов. Ну, если точно передавать форму, то с арбуз и дыню. Зато ноги вытягивались метра на полтора, этаким пучком конечностей.
        Длинноног тоже слегка просвечивал на свету - под его стеклянистой оболочкой виднелись жгуты мышц и прочие неприятные физиологические подробности.
        Постояв, покачавшись на гребне дюны, бестия двинулась ко мне, очень быстро перебирая ногами, рассеивая песок и оставляя следы елочкой. Как же она быстро перемещалась! Буквально летела!
        Облизнув сухие губы, я вскинул автомат и дал короткую очередь. Две пули перебили длинноногу лапы, а третья продырявила тушку. Тварь скатилась по склону дюны на блестящую поверхность солончака, покрытую разноцветными корочками, и в тот же момент напластования солей, песок и пыль взвихрились, пропуская острые жвала, похожие на три огромных клюва с засечками. Это хватун явил себя.
        Жвалы вцепились в дохлого длиннонога, задумчиво эдак покрутили его - и канули в сухой соленый песок.
        А я обрел еще одно знание: чтобы попасть обратно на Мангу, мне надо двигаться к горам - там, в паре километров, стоит второй портал. Почему неведомые строители «нуль-транспортеров» поступили именно так, понятия не имею.
        В общем, сел я на мотоцикл и погнал, обозревая окрестности. Песок был рыхловат, и проехаться по гладким солончакам так и тянуло… Нет уж, увольте!
        По дороге мой путь пересекло нечто вроде гусеницы длиной в метр, покрытой густой щетиной серебристого цвета. Многоножка эта извернулась, намереваясь в меня плюнуть ядом, но переднее колесо «Днепра» наехало на гадину первым - грязным желтым потеком брызнуло на песок.
        С неба тут же стал падать «пузырь» - он сдувал свои бока, сморщивался, распуская пучок тонких белесых жгутиков, и заякорился за падаль, погрузился в нее питательными нитями.
        Сверху стала опускаться еще пара «шариков», но первый тут же изменил окрас - на мутной пленке его оболочки расплылись кляксами красные пятна. Видать, предупреждение: «Это моя добыча!»
        Конкуренты вняли совету и разочарованно потянулись ввысь.
        А я доехал до портала и поспешно вложил ладонь в ладонь.
        И выбрался в ласковую мангианскую ночь…
        …Все лето я отрабатывал свои умения. Оказалось, что через один и тот же портал можно попасть на любую из нескольких планет, надо только верно выбрать символ того мира, куда ты стремишься.
        Так я побывал на Марге, на Алте, на Гаданде, на Альбертине, на Теллусе, на Колеиде, на Пеле, на Гранте, Приусе, Теане (когда у меня иссякла фантазия, я стал давать планетам названия машин).
        И понял, что мое посвящение - это и есть та самая сила, которой не хватало совкам. А тут как раз избрали нового председателя Совета, и он предложил логичное решение - обратиться напрямую к президенту России. Пусть, дескать, гарант сам думает, как помочь совкам!
        Это был вполне достойный компромисс - передать судьбу Манги и мангиан в руки государства, подвинув олигархов. К тому времени моя бывшая по секрету сообщила (не через меня), что «папы-основатели», как оказалось, вывезли с плато Путорана не весь портал, а лишь его половину. И можно по-прежнему выходить на Таймыре, через старые «каменные врата», только осторожно - если выйдешь, то обратно уже не войдешь. Портал закроется с той стороны, с Манги, а с Земли - гладкая скала. Нужно, чтобы кто-то обязательно контролировал выход - выпустил человека или труппу на Землю, закрыл, а когда надо, открыл снова и впустил обратно.
        Я никому не говорил, что стал посвященным, но слух прошел, и вскоре все совки были в курсе, что один из них владеет тайной нуль-транспортировки, или как там называть технологию перемещения в пространстве, используемую в порталах. Никому не было известно, что это я - один из, а мне и не нужна была сомнительная слава.
        Наоборот, я затаился, решив для начала сходить на разведку. На Землю. Явиться в Совет и радостно предложить членам Президиума располагать мной? Обойдутся! Сначала я сам…
        Попасть к «порченному» порталу, «прихватизированному» четверкой, было непросто - все застроено, обнесено колючей проволокой, на дорогах блок-посты. Рота автоматчиков не пройдет, ляжет, но одиночка, если будет действовать с умом, просочится.
        Я просочился…
        Глава 15
        Старый новый мир
        …Я лежал в зальце Цитадели, на овальной кушетке, глядел в смутно видимый потолок, молчалив и недвижим, а в бедной моей голове крутились вихри мыслей. Настоящие торнадо мыслей. Целая мысленная буря.
        Я перебирал свои воспоминания, как тот скупец, что потерял сокровища и снова их обрел. Год за годом, день за днем…
        Декабрь 2016-го…
        …Изощряться, как ниндзя, мне не пришлось - один раз пригнулся и вышел в ангаре на Земле. Тут стояла зима, и я оделся потеплей. В ангар как раз прибыл поезд с очередными бомжами, и я проскользнул под прикрытием вагонов, мельком рассмотрев олигархов, куривших по ту сторону состава.
        Земля оглушила меня, закружила и заворожила. Высотные дома, потоки машин, шум, гам…
        Москва, в которую раньше я так стремился, показалась мне чужой - это был совсем другой город, не похожий на тот, что открывался нам в киножурналах «Новости дня». Москва превратилась в обычный европейский мегаполис, растеряв весь свой шарм.
        Помню одну девочку, премилую и прехорошенькую выпускницу, и то, как же я был поражен и разочарован, встретив ее меньше чем через год - с перекрашенными волосами, с яркой, вульгарной помадой на губах, с неумело подкрашенными веками.
        Вся свежесть, вся юная, нетронутая красота были грубо стерты с ее лица. Вот такую же перемену выдержала Москва, уступив либеральной демократии. И все же это была столица нашей родины. Помнится, я выискивал повсюду, на московских улицах, на станциях метро признаки былого величия - и часто находил их, радовался своим находкам и обретал как будто бы второе дыхание.
        Прожить в «буржуинской» Москве без денег было бы очень непросто, однако новыми российскими рублями я запасся - гвардейцы расплачивались ими, а не советскими дензнаками. Продав им малость золотого песка с верховьев Герра, я выручил около сорока тысяч.
        Конечно, в глазах гвардии я выглядел полным «лохом», да только мне были совершенно безразличны их мнения на мой счет.
        На станции «Перово» явпервые спустился в метро и был полностью и навсегда очарован. Эти подземные дворцы… Этот гул приближающегося поезда… Волшебство!
        Я бродил по Красной площади, ездил на ВДНХ, прокатился на «Букашке» по Садовому кольцу и решил, что пора возвращаться, пока меня шок не доконал. Разведки никакой не получилось, я просто ходил и глазел.
        Вечерело уже, когда смешливый таксист высадил меня у развязки шоссе Энтузиастов с МКАД.
        Я помахал ему и стал искать, где бы перекусить. Столичный «рейд» утомил меня до того, что подчас наваливалось тупое равнодушие, и тогда больше всего хотелось махнуть на все рукой и сказать: «Да пошло оно все!»
        Именно в том, что я сильно сдал тогда, и можно найти причину моей неосторожности.
        Помню, я вышел к улице Реутовских ополченцев. Помню фонарь с гудевшей лампой. А потом - удар, боль, тьма…
        Очнулся, встал на четвереньки, покачался. Не сразу, но поднялся на ноги. Чуть не упал, но устоял-таки. Сунул окоченевшие руки под мышки и задался интересным вопросом: «Кто я?» Потянулась вторая жизнь…
        Я медленно поднялся и сел на овальном ложе. Спасибо Иску - обе моих памяти, оба куска разделенной личности совместились. Я обрел некую целокупность своей натуры, стал самим собой.
        - Благодарю, - сказал я, - теперь я точно здоров.
        - Не стоит, - ответил Голос, - я всего лишь исполнил одну из своих функций.
        - Все равно спасибо.
        Во мне тут же проснулся разведчик.
        - А это военная станция? - спросил я.
        - Не совсем. Станция защищала северное полушарие планеты от космических угроз - от экватора до Гравигенного Кольца в Приполярье. Когда Новая сбросила покровы и сжалась в белого карлика, перемещать планету с дальней орбиты на ближнюю стало не просто - пространство буквально клубилось холодной материей.
        Газы, пыль, обломки… Станция расчищала траекторию для Манги.
        - Значит, станцию построили те же разумные, которые проложили туннели-бункера?
        - Хм. Интересный термин. Да, станция была возведена приблизительно три миллиона лет тому назад.
        - И ты помнишь все эти годы?
        - У меня емкая память.
        Я осторожно встал. Нет, слабости не было, меня не качало и не вело. Здоров, «годен», как пишут на медкомиссии.
        - Еще раз спасибо, Иск. И… Можно маленькую просьбу?
        - Я слушаю.
        - Я приехал не один. Привез поврежденного боевого робота…
        - Да, я ощутил работу его реактора.
        - А ты не мог бы его починить? Я очень обязан Терминатору, за один день он дважды спасал мне жизнь.
        - А я второй раз убеждаюсь в твоей приязни к неживым существам. Вези своего Терминатора сюда же.
        - Я быстро!
        Легко сбежав по пандусу, я отмахнулся от вопросов Лахина и схватился за тачку, нагруженную бренным корпусом робота.
        - Эдик, ты лучше голову его захвати. Ладно?
        - А куда ты его?
        - К доктору, - ухмыльнулся я и покатил тележку.
        В зальцу мы вошли вместе, я и Эдик.
        - Иск, я привез его! - объявил я громко.
        - Клади его в камеру, Александр, - последовал ответ.
        Ровный пол вздыбился, вырастая огромным кубом, с трансформаторную будку величиной. Одна из стен куба протаяла, образуя вход, и я бодро вкатил тачку вовнутрь.
        Лахин замешкался, и я его подогнал.
        - Что стоишь? Заноси.
        - Ага…
        Эдик робко вошел в камеру и бережно опустил на пол дисковидную голову кибера.
        - Это что? - прошептал он. - Все по-настоящему?
        - Нет, - буркнул я, - мы тут придуриваемся.
        Выйдя из камеры, я дождался, пока стенка зарастет, и спросил Иска:
        - Нам, наверное, лучше выйти?
        - Да, так будет лучше, - ответил Голос. - Во время ремонтных работ возможна эманация, опасная для живых.
        - Тогда пока! И заранее спасибо.
        - Пока. И заранее пожалуйста.
        Я ухмыльнулся. Не зря, выходит, я испытываю приязнь к неживым - вон, у Иска даже чувство юмора прорезалось! Потянув за собою Эдика, я покинул зал. Лахин молчал, спускаясь по пандусу, но в холле шумно выдохнул.
        - Фантастика!
        - Научная, - поднял я палец.
        Кузьмич лишь похмыкал в редкую бороденку, а Федор задумчиво щурился, затягиваясь самокруткой. Меня же переполняли эмоции. Я сам себе казался бутылкой шампанского, пробка из которой вот-вот вылетит, не выдержав напора веселящих пузырьков. Но я молчал.
        Тишина стояла полная, и гулкие шаги заставили всех очнуться от дум. Мы обернулись и увидели, как из одного коридора выходит живой и здоровый Саул, а из другого появляется Терминатор, блестя, как новый.
        - Ну, здорово! - расплылся в белозубой улыбке фермер, по очереди пожимая нам руки. - Только что из починки!
        Робот бесшумно проплыл, обходя Ручина, и остановился в двух шагах от меня.
        - Функционирую, братан, - доложил он. - Жду дальнейших указаний.
        …Мы долго болтали, поздравляя Саула с «капремонтом», досталось и Терминатору, а потом как-то сразу угомонились.
        Про то, что я посвященный, говорить было нельзя, пока, по крайней мере - это был тот самый туз в рукаве, который лучше иметь при себе. И про то, что и меня вылечили, я тоже смолчал.
        Про амнезию знали только Кириллыч и Марина, но они были далеко, а мои новые знакомцы не ведали про мои «отдельные недостатки». Да и зачем им знать? Главное же в том, что мне самому не хотелось ни с кем «делиться».
        С Кириллычем мы вместе выживали, и я просто вынужден был объяснить, что со мной не в порядке. А то всякие недоговоренности обязательно бы возникли, портя наши отношения.
        Но признаваться тому же Эдику или Кузьмичу, что я ничегошеньки не помню, было стыдно. Жаловаться надо врачу, а друзей грузить зачем? К тому же, потеря памяти была для меня схожа с ампутацией, с утратой важной части своего «Я».
        Попросту говоря, я был калекой, а к инвалидам, чего бы там ни выдумывали журналисты, здоровые люди относятся с неким болезненным интересом, как к уродцам из кунсткамеры. Жалость - да, многие испытывают ее к «людям с ограниченными возможностями», как политкорректно называют увечных, но жалость эта носит явный оттенок брезгливости. А зачем мне еще и такое испытание?
        Но теперь все переменилось, сразу и вдруг. Спасибо Иску за «минимизацию шока», но сразу привести чувства в равновесие не получалось. Мне то хотелось орать, свистеть, мутузить кого-нибудь, то я впадал в блаженную нирвану, когда ни говорить, ни двигаться не хотелось совершенно, а то вдруг находила тревога, неясная и докучливая, покрывая как тень.
        Я даже не знал, что за беспокойство точило меня в эти моменты, а поразмыслить спокойно, разобраться, что к чему, не удавалось - эмоции плясали, мысли скакали. Полный сумбур в голове.
        - Ну что? - разлепил я губы. - Поехали?
        - Поехали, - кивнул Саул.
        - Поехали, - согласился Бунша. Покашлял и добавил строго:
        - Вы вот чего… Никому ни слова о Цитадели! Иначе… Сами понимаете! У людей крышу сносит, когда они только подумают о миллионе, а тут дело миллиардами пахнет! Вот и все.
        - Правильно, - серьезно кивнул Федор. - И пытать будут, и что угодно делать. Нашим тоже ничего говорить не надо. Мало кто знает, до чего Саула довели. Спросят если, надо говорить, что к врачу ездили! А куда, чего - не ваше дело, и все.
        - Согласен, - кивнул Саул. - Пошли тогда.
        Мы покинули полутемный прохладный «холл» ивышли на солнце. А тут и мысли мои уняли свой суетливый хоровод. Я даже переключил думы на другое.
        Меня словили на Земле и доставили на Мангу без спросу, я подчинился. Но теперь-то я цел и невредим, и не убог более! И знаю, кто я.
        Значит, что? Значит, надо решать, как жить дальше - самому жить, по своему хотению, по своему разумению, а не плыть, куда тебя несет.
        Течение жизни совсем не такое, как у реки. Ручеек, вытекая из болота, впадает в ручей побольше, тот вливается в приток большой реки, а река несет свои воды к морю, в океан. В жизни все наоборот: будешь плыть по течению - тебя вынесет в болото. Аминь.
        Это все ясно и понятно, но пока что четкого плана, как быть и что делать, я не имел даже вчерне. В конце концов, посвящение свое я пока что освоил достаточно однобоко, увлекшись порталами. А что еще я умею? Что знаю? Что могу?
        Спасибо Текуи, что помог мне взвалить ношу, а какой хоть груз?
        Тут я улыбнулся, подумав, что родовое святилище Текуи мне удивительно напомнило старые станции метро, особенно «Комсомольскую».
        Ладно, сперва доберемся до Ново-Сталинки, обзаведемся документами, а там видно будет.
        Обратный путь оказался короче - я помнил дорогу и вертел баранку с уверенностью бывалого дальнобойщика. На ферму мы приехали поздно вечером, но нас встречал свет в окнах и громкие голоса - надо полагать, фармбои праздновали победу.
        Саул, сидевший рядом со мной в кабине, нахмурился сначала, но потом лицо его разгладилось. Несмотря на гулянку, отработчики строго несли службу - сначала наш «Урал» осветил прожектор с вышки, а потом навстречу развернулись стволы пулеметов самого настоящего блокпоста, сооруженного из мешков с песком.
        - Свои! - крикнул я, высовываясь в окно.
        - Бомжара! - воскликнул невидимый пулеметчик голосом Кащея. - А мы тебя потеряли! Проезжай!
        Я газанул, и грузовик, ворча мотором, миновал внешние ворота.
        - Ну вот… - пробормотал Саул.
        Улыбнувшись, я вылез из тесноватой кабины, замечая Лизаветку, с визгом несшуюся к своему «папуле». Она буквально набросилась на отца, едва того не завалив.
        Я огляделся. Фармбои дефилировали по двору, регулярно наведываясь в столовку, где выпивали и закусывали. Кузьмич сразу направился туда и засел надолго. Федор и даже Эдик поспешили за ним, а я сперва дождался хозяина.
        - Лиза тебя не зашибла? - ухмыльнулся я.
        - Так я ж окреп! - заулыбался Саул. - Выпьем?
        - А давай! - махнул я рукой, подумав, что выпить сейчас - самое милое дело.
        И мы присоединились к общему веселью. Надо сказать, что далеко не все работники вообще поняли, гулял ли с ними хозяин или он появился потом - «поддали» все хорошо.
        А дальше и рассказывать не о чем - пили, да закусывали, да общались в меру сил и потребленного спиртного. До своей койки я добрался в двадцать пятом часу и дрых до самого утра.
        «Все хорошо, и даже лучше! - крутилось в голове. - Все хорошо…»
        Утром я проснулся поздно, удивившись, что сегундо не скомандовал подъем. Голова после выпитого не болела, да я и употреблял в меру. Главное, чтобы отпустило маленько.
        Ну, вроде отошел - вчерашнее уже «подернулось рябью», перешло в область воспоминаний. Я уже не упивался обретенным здоровьем и полноценностью, а привыкал к тому, что нормален, и никаких отклонений за мной не водится.
        Эдик, как всегда, выглядел свежим, как огурец, а вот Кузьмич сидел очень скучный и нахохленный, мучимый похмельем. Губошлеп ворочался, вздыхал и тихо матерился. Полторашка оказался самым предусмотрительным - с вечера запасся пивком и нынче поправлял здоровье. Выцедив поллитра, он преисполнился милосердия - протянул пластиковую бутылку Бунше. Тот без разговоров ухватил ее и припал, как ходок в пустыне. Уполовинил содержимое сосуда - и повеселел.
        Дверь во двор стояла открытой, и фигура, загородившая выход, сразу убавила свет в бараке. На пороге стоял Саул в одних пижамных штанах - видимо, сегодня сам собой организовался выходной.
        - Привет, мужики, - сказал Ручин и присел на табуретку возле моего «лежбища».
        Саул был несколько встрепан, но трезв.
        - Значит, так, - хлопнул он по коленям. - Я, конечно, жадный, как всякий крестьянин, но и совесть у меня тоже есть. В общем, держать вас тут целый год я не стану, будем считать, что вы свое отработали.
        Мужики оживились, Резаный даже сел, хоть рана и беспокоила его.
        - Ферма, считай, ничего не потеряла, даже наоборот - приобрела. Одни машины Головастика чего стоят! Кстати, Саня, тот «УАЗ», который ты оприходовал, остается за тобой.
        Я кивнул.
        - Мобильным буду.
        - Во-во… Разумеется, отработку я зачту не всем, а вам одним, и еще паре человек из нового набора - за участие в боевых действиях, так сказать. Но те двое пока остаются - они согласились поработать у меня фармбоями. Если кто из вас захочет того же - устроим.
        - Я бы поработал еще, - сказал неуверенно Кащей.
        - Я бы тоже, - присоединился к нему Федор.
        - Я только «за»! - кивнул Саул. - Сегодня допьем, что осталось, а завтра продолжим рабочие будни.
        - Базара нет! - ухмыльнулся Кащей.
        - И у меня такая просьба, Санек… Надо бы три машины бандосов перегнать в Новый Киев.
        - Не вопрос, - ответил я. - А-а…
        Ручин правильно понял мою неуверенность, кивнул и обратился к Спицыну:
        - Федя, сможешь их продать Борь Боричу?
        - А чего ж? - пожал плечами охранник. - Дело известное.
        - Ну, собирайтесь тогда! А мы вам в дорогу наготовим всего… Да! Чуть не забыл…
        Вытащив из кармана объемистую пачку купюр, Саул передал ее мне.
        - Тут каждому по сто. Больше не могу, мужики, - нету!
        - Да нормально! - откликнулся Резаный, весьма оживившись.
        Я быстро поделил «бабосы». Сто рублей - это зарплата фармбоя за три месяца. Неплохо, в общем.
        Сложив пять десяток и порцию трешек с пятерками, я сунул деньги в карман, где уже лежали четвертные из моей доли. Нет, точно неплохо.
        Только вот резковато как-то все обернулось. Тут от одного опомниться не успел, и сразу другой поворот. Но поворот-то к лучшему! Вот и радуйся великим переменам…
        Позавтракав и взяв с собою несколько ящиков с провизией, мы отправились грузиться. Со мной в Новый Киев отбывали Кузьмич, Эдик и безгубый Димон. Федька, Полторашка и малознакомый мне Вася Турбин, которого все называли то Турбиной, то Базилио, должны были вести трофейные «Унимог», «Урал» и «КамАЗ».
        Задерживаться мы не стали. Сподобившись жаркого поцелуя от Лизаветки, я сел за руль «уазика». Рядом устроился Эдик, а на заднем сиденье расположились Димон и Кузьмич.
        Последним к нам подошел Саул и каждому сунул по бланку, где четким почерком Лизы было записано о прохождении нами отработки. Дата. Подпись.
        - Ну, бывай, Саул!
        - Давай… Заезжай в гости!
        - Обязательно!
        Посигналив всем провожающим, я тронул машину с места и «УАЗ» выкатился со двора.
        Вот открылась плантация - на днях она соединится с делянами Длинного Глеба. Действительно, Саул лишь выиграл от бандитского беспредела - удвоил свои угодья. В принципе, я тоже не прогадал - мне же не только «УАЗ» достался, но и Терминатор (робот берег энергию накопителей, и не бежал следом, а ехал в кунге «Урала»).
        - Что делать думаешь, Саня? - громко спросил Кузьмич, держа свой «Зиг-Зауэр» между колен. - Чем займешься?
        - А я еще в фармбоя не наигрался, - усмехнулся я. - Думаю для начала ферму завести. Только чтоб недалеко от Ново… э-э… от Нового Киева.
        - Нормально! - оценил Бунша. - В тех местах есть несколько брошенных ферм, можешь любую занимать. Только их не зря бросили - слишком много желающих нашлось, чтобы заявиться и стребовать урожай.
        - Да ради бога! - фыркнул я. - У меня в багажнике четыре ящика патронов, три «калаша» иРПК. Так что милости просим!
        Кузьмич захохотал, его смех подхватили Эдик с Димоном, а после Бунша спросил:
        - А возьмешь меня фармбоем?
        - А чего ж? Надо ж кому-то сельское хозяйство поднимать!
        - И я! - сказал Губошлеп.
        - Точно? - чуть повернул я голову. - Попахать придется!
        - Точно! - тряхнул головой Димон.
        - Беру!
        - А меня? - встрепенулся Лахин.
        - Да куда ж без тебя…
        Тут уж засмеялись все разом - легко нам было, весело, воля и дорога будоражили кровь. Мотор бодро урчал, легкий ветерок доносил запахи леса - то сладкой гнили, то терпкой горечи.
        Хорошо!
        Глава 16
        Дикий юг
        Спешить и гнать я не стал, да и чего ради? От опасностей не уйдешь на высокой скорости, да и где ее тут разовьешь, эту скорость? На колдобинах местной трассы? Так это вам не Ламинат!
        Когда я брякнул про ферму, то не сразу осознал, что это будет наилучшим решением. Во-первых, мне нужен был дом. Во-вторых, какое-то занятие, приносящее доход. Деньжат у меня немного. С другой стороны, платежеспособность малость выросла - я был при оружии и «на колесах», а здесь это важно. Тут машина как конь для ковбоя или кочевника, без нее никуда.
        А вот, когда я обеспечу себе прочный тыл, можно будет заняться и «подрывной деятельностью».
        Тем более, что я еще четко не определился с планом освобождения Манги от «пришельцев». Да и кто из нас не пришлый? И те, что поселились на Манге пятьдесят лет назад, и те, кто явился сюда недавно, - все они земляне, чужие этому миру, где хозяева - цверги. А вот как утрясти нынешний статус кво, да так, чтобы «счастье для всех»… Я не знал, обращаться ли мне к Путину за помощью или действовать самому, «проводя разъяснительную работу» или создавая отряды Сопротивления…
        Болтаю зря. Не хотел я никакого Сопротивления, и не собирался я гнать землян обратно за портал. Все мы люди, все мы человеки. Бытие в бомжах здорово мне мозги прочистило, зарядило новой памятью. Я стал одновременно и землежителем, и колонистом. Единственным. Я ведь не просто наблюдал за жизнью на Земле, я был землянином, разве что не помнившим своего имени и места прописки.
        Нужно было тщательно обдумать те смутные идеи, что витали у меня в голове, и сформулировать хоть какую-то стратегию. Но не в дороге же, не впопыхах.
        «Жернова богов мелют медленно…» Вот и не будем торопиться с революциями, возьмем пример с того же Путина - оставил Украину в покое, и хохлы все сделали сами - и экономику развалили, и армию, и даже церковь. А сколько «подмикитчиков» было, как они хором призывали президента то войска в Донбасс ввести, то еще какое резкое движение сделать! А когда поняли, что тот на провокации не поддается, стали брехать про «бурятскую бронека-валерик»…
        Короче говоря, я все оставил на потом и занялся делами насущными, ночевкой, например. Устроились мы на старом месте, где Саул лагерем становился. Ареал вокруг был вполне себе упыриный, поэтому Димон старательно держался поближе к огню и к машинам. Даже Терминатор его не успокоил, когда заявил, что в радиусе нескольких километров крупные животные не сканируются.
        Короче, разожгли мы костер, потом еще несколько - для свету, а на углях притухшего испекли махи с бротами.
        Полдня в дороге кого хочешь утомят, так что мы накинулись на еду со всей страстью голодных организмов. Утолив голод, мы захотели пообщаться - уж такова связь между хлебом и зрелищами.
        Наверное, с полчаса мы лениво судачили, пока мне не пришла в голову светлая идея.
        - Терминатор! - подозвал я.
        Кибер тут же нарисовался в отблесках костра.
        - Жду дальнейших указаний, Александр, - изрек он.
        - Термос, - сказал я по-свойски, но с чувством, - а ты помнишь что-нибудь из своего прошлого?
        - Я все помню.
        - А расскажи нам про свою планету! Как она выглядит хоть? Кто там живет?
        Ноги робота стали укорачиваться и как бы раздуваться - Терминатор «присел».
        - Я не был на поверхности Годемча, - проговорил он, - меня выращивали на орбитальном заводе. Я помню только голубовато-белесый шар планеты, чья тропическая зона была окрашена в розоватые тона, - в тропиках там колоссальные пустыни, и пассаты постоянно переносят массу красноватой пыли. Иногда разыгрывалась сильная пылевая буря, и тогда небо мутнело вплоть до умеренных широт. На Годемче живут гуманоиды, очень похожие на хомо, только кожа у них красноватого оттенка.
        - А как ты здесь оказался? - выпалил Эдик. - Тебя привезли на звездолете? Да? А на каком?
        - Нас было шесть боевых роботов, мы были предназначены для охранения. На нашем нуль-звездолете летело около двухсот разумных, но мы так и не прибыли к финиш-планете. Траектория нашего корабля, если это понятие приложимо к трассе в нуль-пространстве, пересеклась с гиперджетом, который истекал с полюсов Манги, где работают кольцевые системы гравитаторов…
        - А что я говорил! - воскликнул Лахин, но Кузьмич живо угомонил его.
        - …Спонтанный выход из гипера привел к разрядке энергоемкостей, - монотонно продолжал Терминатор. - Больше месяца экипаж дотягивал до Манги на планетарниках, пока не вышел на орбиту и не совершил посадку. Это было в 1881 году по вашему летоисчислению…
        - А Мангу ты видел из космоса? Какая она?
        - Круглая, - серьезно сказал Терминатор. - Ярко-синяя с белыми разводами циклонов. Один континент, который занимает почти все полушарие. Его южный край находится в умеренном поясе, а северный доходит до полюса. В океане много островов, больших и маленьких, а на материке есть три внутренних моря, разливающихся между горных хребтов.
        Лахин хотел что-то еще спросить, но я опередил его.
        - А что случилось с экипажем вашего звездолета? - поинтересовался я.
        - Половина команды заняла ванны для гибернации, чтобы впасть в анабиоз и дождаться спасения. Им не повезло - реактор сломался, и энергии не стало. Оставшимся хватило пар для создания семей и продолжения рода, но мирная жизнь регулярно прерывалась конфликтами. Дети рождались здоровыми, зато внуки и правнуки появлялись на свет с испорченной наследственностью из-за близко-родственного скрещивания. Первое поколение умерло от старости, а их потомки деградировали, отягощенные болезнями и лишенные знаний. Через сто лет после посадки на эту планету я остался единственным исправным роботом и не мог защитить всех. Последнего годемчианина я похоронил почти тридцать лет назад…
        Я слушал монотонный голос робота и, хоть повествовал он о вещах печальных, благодушествовал.
        Необычное для меня уже стало привычным, так что никаких потрясений я не испытывал. Ну, не повезло жителям Годемча. Но нам-то везет пока! А дальше видно будет…
        Выехали мы рано и уже где-то к часу оказались в знакомых местах. А когда показался мост через Геррос, то и вовсе… Что?
        Ну, не скажешь же, что домом повеяло!
        Где он, тот дом? Нет его у меня ни здесь, ни, тем более, на Земле. Впрочем, особо кручиниться по поводу своей бездомности и неприкаянности я не стал.
        Я и ехал-то затем, чтобы обзавестись жильем да хозяйством.
        Конечно, накатывали подчас унылые мысли - для чего это все? А стоит ли? Но я отмахивался от пораженческих думок.
        Надо, Саня, надо! Хотя бы для того, чтобы сохранить достоинство…
        Вообще, если честно, последние года два до посвящения я все делал через силу, принуждая себя. Просто не видел смысла во всей этой «суете». Здорово меня подкосил развод, что и говорить.
        Нет, я долго терпел, держался, ругал себя, «размазню и слабака». Все пенял себе: включи мужика! Что значит - не для кого стараться? А ты из принципа постарайся! Достигни чего-то там, и пусть твоя бывшая станет себя корить: ах, как же это я так сглупила, такого человека бросила!
        Я даже, будучи «без определенного места жительства», трепыхался, стремясь «чего-то там» доказать, хоть и не помнил про Наташку, вот только все мои метанья были вхолостую. Трудно быть бомжом.
        А здесь, на Манге… Сложно сказать.
        Не знаю даже, почему я суечусь. Чтобы счастье для всех, и даром? Извините, я не Данко, чтобы сердце из груди рвать, - затопчут же миокард и спасибо не скажут…
        …Первый патруль мы увидали на правом берегу Герра - там стоял «бардачок», старенький БРДМ, и прохаживались трое в полном боевом.
        Затормозив нас, офицер протянул руку:
        - Документы!
        Я собрал все наши справки и сунул служивому. Тот мельком проглядел бумаги, кивнул и вернул их. Парочка рядовых в это время шерстила грузовики.
        Ну, ничего незаконного мы не везли, если не считать робота, но тому я строго наказал сидеть тихо, а при посторонних включать маск-систему.
        Вскоре нам дали отмашку, и я тронул с места «уазик». Остальные покатили следом.
        - Орднунг юбер аллее! - нарочито строго выговорил Лахин.
        На улицах Нового Киева было малолюдно, видать, многие попрятались. Патрули ходили тройками, следили за порядком. Ближе к центру стали заметны следы недавнего «пронунсиаменто»[8 - Pronunciamento (исп.) - букв, «провозглашение». Военный переворот.] - сгоревшие машины, битые витрины, следы гари.
        - Куда теперь? - спросил я.
        - К директорату, - объяснил Бунша, - это во-он там, в здании Совета. Бывшего.
        Здание Совета сильно напоминало какой-нибудь райисполком в глубинке - двухэтажный, обязательно с колоннами и фронтоном. Чем не Капитолий? Здесь-то я бывал и помнил все, но не признаваться же, что местный? Да и не знал я, что директорат ныне там, где раньше Совет располагался.
        Директорат выходил на площадь, в которую вливались четыре улицы - две с севера, одна с юга и еще одна с запада, а посередине, в обрамлении клумб и лавочек, стоял «памятник» - стандартный портал, входом своим повернутый к зданию Совета.
        Портал был рабочий, действующий, канал перехода он держал стабильно, но никто из местных даже не подозревал об этом, для них «каменные врата» служили всего лишь арт-объектом, мемориалом, перед которым фотографировались молодожены. Ну, пусть так и дальше думают.
        Это был тот самый второй портал, «выходной», так сказать. Через Центральный вы попадали на Мангу с Земли, а через этот двигались дальше по Галактике. Все как везде.
        Здесь мы распрощались с остальными - им надо было в промзону, где располагался рынок.
        - Ну, давай!
        - Полторашка, надо меньше пить! Ха-ха-ха!
        - Ага, ты еще скажи - надо меньше жить!
        - Питие определяет сознание! Запиши, а то забудешь!
        - Пока!
        - Давай…
        Проводив товарищей, мы с Кузьмичом, Эдиком и Димоном поднялись по ступенькам в прохладное нутро директората - Терминатор остался сторожить «УАЗ».
        Найдя нужный кабинет, мы отдали свои справки, получили карточки временной регистрации и заверения в том, что «завтра начальница выйдет из отпуска и все подпишет».
        Сунув карточку в нагрудный карман, я вернулся на площадь и сел в «уазик» спереди, рядом с водителем.
        - Давай, Кузьмич, рули! Показывай, где там та ферма. Помнишь, ты говорил?
        - Помню, - кивнул Бунша, заводя мотор. - Это километров двадцать в сторону гор.
        - Только давай сразу затаримся!
        - Тоже дело.
        И мы заехали на базарчик, на воротах которого красовалась вывеска «Супермаркет».
        Набрав картошки, сахару, чая, пряников, консервов разных, мы пополнили аптечки, докупили патронов, а потом еще съездили в промзону. Никого из своих мы там уже не застали, да и не соскучились пока - надо было купить прицеп к «УАЗу».
        Нашли бэушный, но всего за двадцать рублей. Прицепили, усадили туда Терма, чтобы тот зря не бегал, растрачивая энергию, и двинули.
        За поселком тянулись обширные огороды, утыканные сарайчиками, похожими на большие ящики, и домиками, смахивавшими на большие сарайчики. Потом лес стал густеть, набирать дремучести, а в конце пути показались скалы - мы подъезжали к предгорьям Приморского хребта. Еще каких-то пять километров до реки, протекавшей у подножия, потом надо к югу взять километра два, и выйдешь прямо к подъему на станцию ТБ. Станциями мангиане называли особые пункты, позволявшие контролировать ситуацию на поверхности планеты. Там, в недрах гор, скрывался десяток горизонтов, связанных пандусами и лифтами, давным-давно пришедшими в негодность, а на нижнем ярусе находился зал ожидания - три миллиона лет назад туда подходили пассажирские капсулы, метавшиеся по вакуумным туннелям почти со скоростью звука.[9 - Напоминает Hyperloop «Великого комбинатора» Илона Маска. Вот только идея пропускать составы по туннелям, из которых откачивался воздух, принадлежит вовсе не ему, ей уже лет 150.] Они связывали воедино Экваториальный производственный пояс с северным и южным Гравигенными Кольцами - там, на полюсах, где сходились все ТБ,
размещались центры управления - целые анфилады колоссальных залов, площадь которых измерялась десятками квадратных километров. А Экваториальная линия связывала между собой десятки огромных подземных мегаполисов, каждый на полста миллионов человек. Там находились музеи, культурные и учебные центры, хранилища семян и яйцеклеток - все, чтобы запустить заново эволюцию и восстановить цивилизацию.
        С первым мангиане кое-как справились, а вот со вторым…
        Я вспомнил Туку. Цверг обещал непременно найти меня, как только закончится его отработка. Карточки колониста ему не видать, да он в ней и не нуждается.
        Что ныне творится на экваторе? Что там вообще сохранилось за миллионы лет упадка и вырождения? Наверняка в каком-то из ТБ завалялись разрозненные капсулы, вот только получится ли их запустить? Да и где им передвигаться?
        Все ТБ перекрыты десятками пробок еще в первое тысячелетие их существования, когда единое человечество мангиан стремительно дичало - и разобщалось, закупоривалось, отгораживаясь от воинственных соседей. Попробуй теперь, продолби все эти заторы! А надо.
        Я вздохнул. Какое-то отрывочное знание всплывало в моей памяти, но не как результат личного опыта, а как зазубренная теория. Я, к примеру, понятия не имел, где найти выходы из Экваториального Пояса городов, и есть ли они вообще.
        Ничего… Главное я знаю - Пояс есть, он существует, а разве бывают города, в которые нельзя войти?
        - Приехали! - воскликнул Кузьмич, отвлекая меня от витанья в высших сферах.
        Ферма мне понравилась. Она располагалась в большом метеоритном кратере, и проникнуть за его вал, в круглую долину, можно было лишь в одном месте, через «бутылочное горлышко», которое хорошо простреливалось с возвышенности, где располагался хозяйский дом.
        С юга кратер обтекала бурная река, плеща по бокам отвесных скал, а с севера все заросло так, что не пройти, не проехать. Любой же прогал был обязательно облюбован грибом-бомбовиком или вилофитом. Так сказать, милости просим!
        Мы осторожно проехали расщелиной и поднялись к дому, насколько это было возможно, - весь склон зарос звонарником. Замечательная флора! Лишь кто прикоснется к зарослям звонарника, как сигнал о чужом разойдется волной от растения к растению, предупреждая о вторжении - гибкие веточки начинают трясти коробочками-погремушками. Один куст можно и не услышать, но когда их сотня - прозвучит, как барабанная дробь над ухом.
        Сам дом был, конечно, запущен - стекла аккуратно вынуты бережливыми соседями, нехитрую мебель они тоже растащили…
        Поэтому Кузьмич сразу отпросился «в рейд» - проехаться по брошенным фермам и дачам, подсобрать, что можно.
        К вечеру Бунша вернулся, притащив вполне приличный стол и четыре разномастных стула. И наше новоселье плавно перетекло в капремонт…
        Глава 17
        Пропажа
        Признаюсь честно, душа у меня не лежала к фермерству. Да я вообще не хотел вкалывать! Меня со страшной силой тянуло к порталам, и единственным желанием было поскорее дорваться до дальних миров, еще и еще раз пережить тот волнующий момент, когда твоя нога ступает на грунт чужой планеты, и ты выходишь под небо, где светит та самая звездочка, которая с Земли казалась мерцающей точкой.
        Так что я работал через силу, засунув свои мальчишеские восторги, куда подальше. Включи мужика и паши!
        Успеешь еще побродить по пыльным тропинкам далеких планет - там, на передовой, а самое важное, как утверждал скучный стратег Клаузевиц, - это надежный тыл.
        Мы привели в порядок пол и стены, починили крышу, вставили стекла. Если кто и явится и начнет снизу, от прохода, стрелять, то не заденет ни одно окно - дворик перед фасадом был защищен рядом громадных валунов. Мой дом - мой дзот.
        Пару раз мы прогулялись в Новый Киев, прикупили домашней утвари, а самой плантацией занимался Терминатор. А что ему!
        Бегает, как новенький, энергонакопители будто только с завода, или где они там делались. Раз, два! - готова пара ям. Притащил два саженца - шух! Полил, удобрил и опять копает…
        Три дня подряд мы вот так улучшали жилищные условия, и лишь на четвертый день я вспомнил о карточках колониста. Плюнул и поехал в Город, как тут называли Новый Киев - других-то городов нет, Усть-Итиль или Новая Ялта даже до статуса поселка не дотягивают.
        Добравшись до директората, я забеспокоился, успел ли - рабочий день кончался - но дверь нужного мне кабинета была открыта.
        - Можно? - спросил я, заглядывая внутрь.
        И обнаружил молодую женщину или девушку у маленького трюмо. Хозяйка кабинета сильно наклонилась, не сгибая длинных, стройных ног, из-за чего юбка красиво обтянула попу. Девушка что-то искала в ящичке, длинные волосы скрывали ее лицо, зато тонкая блузка почти не прятала грудь.
        - Да-да! - ответила девушка, и мои глаза приобрели форму квадратиков.
        - Марина?!
        Девушка резко выпрямилась, и у меня пропали всякие сомнения - на меня смотрела та самая «бичиха», с которой я познакомился за день до «оргнабора».
        Марина застонала и бросилась ко мне, обхватила за шею, прижалась крепко, стала целовать, попадая мне то в нос, то в губы.
        - Сашка… Сашка… - бормотала она. - Ты пришел…
        Я только гладил девушку по спине, признавая ее выводы правдивыми. Пришел. Хотя не слишком-то и искал, забыв за собственными переживаниями и о Марине, и о Кириллыче.
        - Какая ты стала… - проговорил я.
        - Какая? - улыбнулась девушка.
        - Красивая.
        - Ну вот, здрасьте! - притворно огорчилась Марина. - Значит, я была страшненькая?
        - Ты была хорошенькой, а сейчас и вовсе расцвела.
        Девушка вздохнула и прижалась головой к моей груди. Я заметил, что ее «раныпенная», немного детская стыдливость уступила место уверенности и той женской силе, которая легко берет верх над любым верзилой мужеска рода.
        - Ты уже отработал?
        - Да, полностью. Пришел вот за карточками - мне сказали, что начальница вот-вот выйдет из отпуска… Это ты и есть?
        - Ага! - просто ответила Марина, и я понял, что моя нечаянная подружка нисколько не изменилась.
        Быстро нашарив одной рукой нужные карточки, она протянула их мне.
        - Это шо, твои друзья?
        - Они самые. - Приняв карточки, я поинтересовался:
        - А Кириллыч как?
        - Пошел в гору! - рассмеялась Марина. - Я устроила его в ИВК, и ему весной старшего научного сотрудника присвоили.
        - Взялся за ум!
        - Правда, уже месяц не видела Кириллыча. Работа все, работа…
        Посмотрев на меня с улыбкой, девушка сказала:
        - Пойдем? Пора уже.
        - Пойдем.
        Мы покинули директорат, и я предложил даме подвезти ее. Дама согласилась. Поселилась Марина в хорошем месте, в квартире на втором этаже небольшого, опрятного дома из бруса, обитого дранкой и оштукатуренного.
        Я не напрашивался в гости, и девушка не приглашала меня зайти - она просто взяла меня за руку и повела наверх. Раздеваться мы стали в маленькой, чистенькой прихожей - без той суетливой спешки, которую показывают в кино перед постельной сценой. Мы отбрасывали от себя галантерейные изделия неспешно, зато целовались увлеченно, а потом я подхватил Маринку, голенькую и гладенькую, и потащил в спальню.
        Я не заморачивался ревнивыми проблемами насчет того, кто у нее был до меня, а лишь радовался тому, что вчера Кузьмич переложил-таки печку в баньке на ферме, и мы с утра вымылись как следует. Вечером сил не было ни на растопку, ни на банный день.
        Маринка всегда была очень чистенькой, и мне было просто страшно представить, что она подумала бы обо мне еще вчера, уловив запах немытого тела.
        Я не спешил даже теперь, когда красивая и голая девушка лежала на постели передо мной, раскинув руки, раздвинув ножки, зажмурив глаза и улыбаясь. Я очень давно не был с женщиной, но, наверное, именно поэтому и не торопил события, желая насладиться по максимуму каждым мгновением близости.
        Я целовал Маринку, гладил ее, лизал даже, мял и тискал, вызывая то стон, то вскрик, то неразборчивый лепет. Она сама притянула меня к себе, и…
        …Я долго просто лежал на смятых простынях. Сначала унимал дыхание, ласково поглаживая прижимавшуюся ко мне девушку, потом обнял ее и смотрел поверх ее головы в окно, где над деревьями сквера выглядывала зубчатая линия Приморских гор.
        Мне было хорошо, и я ни о чем не думал. Лениво подобралось однажды воспоминание о Наташе и уползло в сумерки души.
        Правда, даже сейчас, когда рядом лежала Марина, закинув мне ногу на живот, я думал о своей бывшей с сожалением. Мне по-прежнему не хватало ее.
        Маринка - прелесть, но этого мало. Если мне доведется надолго уйти, я буду скучать по ее ласкам, по той невинной развращенности, с которой она ныла: «Миньку хочу-у… Хочу миньку!» Буду томиться по ее телу, а душа? А душа в те самые минуты будет помалкивать.
        Наташа - родной мне человек, и этого не избыть никак. И забыть не получается, да и не хочу я ничего забывать.
        Вот в это самое время, когда я, свободный и разведенный, занимаюсь любовью с Мариной, меня немного мучит совесть - я изменяю своей бывшей жене…
        Повалявшись, я хотел было уйти, но девушка меня не отпустила. Я, впрочем, не сильно-то и вырывался.
        Мы поужинали, так и не одеваясь, посмотрели телик, переключая аж десять программ - их не транслировали, а записывали на Земле, передавая затем на Мангу.
        Потом Маринка стала ко мне приставать, и у нее это так хорошо получалось, что я уволок девушку обратно в спальню. А с утра мы продолжили в том же духе, словно отыгрываясь за время вынужденного целомудрия.
        - Мне так хорошо… - пробормотала Маринка.
        - Мне тоже, - улыбнулся я.
        Девушка вздохнула и придвинулась еще ближе, устроив свою голову на моей груди, а руки протянув к низу живота.
        - Не балуйся, - сказал я.
        - Буду баловаться… Ты сталкером был?
        - Был и сталкером, и фармбоем, и горняком…
        - В тэбэ?
        - Угу…
        - Там, наверное, страшно?
        - Страшновато, - признался я.
        - И упырей видал?
        - Насмотрелся.
        - Ужасно… - вздохнула Марина и продолжила баловаться.
        Ну я ведь не железный…
        …Полчаса спустя я реально устал, но это было славное утомление, утомление, которого хочешь и ждешь.
        - Ненасытная, - ворчал я, - все тебе мало…
        - Да-а, - жалобно протянула девушка, тебя так долго не было, а я ждала-ждала…
        Я облапил свою «прелесть» ивзгромоздил на себя.
        - Я ж тебя раздавлю!
        - Всю жизнь бы так давили… - пропыхтел я, оглаживая узкую спину Марины и дотягиваясь до тугих ягодиц - как мячики прямо…
        Девушка чмокнула меня в нос и перекатилась на постель, встала на четвереньки, прогибая спину, потом села попой на пятки, закинула руки за шею, потянулась…
        - Не соблазняй, - вздохнул я, - больше не смогу.
        Марина засмеялась и кинулась меня целовать. Мне была очень приятна эта вот ее радость, ее удовольствие от встречи. Так все может и до «отношений» дойти… А почему бы и нет?
        - Я только на фотках видела, шо там, в ТБ, - призналась девушка, шлепая себя по коленкам. - Вечный полумрак, тени всякие… Бр-р! - она передернула плечами, отчего ее груди качнулись из стороны в сторону. - А Наташке все нипочем! Она бы там и жила, наверное!
        - Какой Наташке?
        - А, ты ее не знаешь… Тимофеевой. Она у нас как раз ТБ занималась, а потом за порталы взялась. Сначала Наташка мне стервой казалась, но это у нее от одиночества.
        - Она что, не замужем? - спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал меня.
        - Не знаю даже… То ли развелась, то ли муж ее бросил… Она не хотела об этом говорить, хотя молодая совсем была. Тридцать два - это еще не возраст…
        - Почему - была? - насторожился я.
        - Здрасьте! - удивилась Марина. - А, ну да, ты же не знаешь. Пропала Наташка.
        - Как это - пропала?
        Я ощутил, как где-то внутри меня стынет холодная сосулька.
        - Да непонятно ничего! - пожаловалась девушка. - Она свою группу собрала в экспедицию, искать неизвестные порталы. Поднялись вверх по Герросу и нашли один такой. Она потом вернулась вдвоем с помощником, встопорщенная вся, возбужденная… Портал, говорит, нестабильный, как наш Центральный, и он раз в месяц открывается… как она сказала…
        А, спонтанно! Ну и, короче, набрала кучу махов, сигарет, патронов… Сказала, шо они попытаются инициировать портал, и убежала. Неделю ждем, другую - нет никого. Нашли мы того катерника, шо группу переправлял, он провел оперов к самому порталу, а там никого. Следов полно, а на самом портале Наташка маркером написала: «Открылся!» И все…
        - Открылся, значит… - медленно проговорил я. - И когда это было?
        - В том-то и дело… - вздохнула девушка. - Больше месяца назад… Приезжал даже сам директор ИВК, мы там, напротив портала, видеорегистратор поставили… И шо ты думаешь? Прошел ровно месяц, и портал открылся! Сам! Но ни-ко-го…
        - А что было за порталом? - осторожно спросил я. - Лес? Море?
        - Пустыня! Барханы такие, как в Сахаре, и какие-то противные пауки бегают - здоровенные такие, и просвечивают!
        «Дешта!» - окатило меня.
        - Пауки - мерзость, - сказал я вслух.
        - Фу-у! - покривилась Марина и опомнилась:
        - Ой, мне же на работу!
        - Ой, мне же тоже! - сказал я ей в тон, и девушка хихикнула.
        Одевались мы гораздо быстрее, чем разоблачались. В дверях Марина обняла меня, но я строго сказал ей воздержаться от шалостей и поцеловал в носик.
        - Пока! - помахала она мне. - Я буду жда-ать!
        - Пока! - ответил я, старательно улыбаясь.
        Спустившись по лестнице, я стер улыбку. Не знаю уж, что уготовлено мне в будущем и как все сложится, но Наташку я должен спасти. Больше просто некому.
        Выезжая из Города, я быстро соображал. Тот портал, что стоит в лесу выше по течению Герроса, действительно нестабилен. Это означает, что воспользоваться им для перехода можно, если вы готовы рискнуть жизнью.
        Канал там держится меньше минуты, и стоит замешкаться хоть на секунду, он схлопнется. Что при этом происходит с человеком, можно только гадать. Может, наше тело рассеивается по всем световым годам между старт-планетой и финиш-планетой или превращается в поток частиц, этаким джетом пуляющим в гиперпространство. В любом случае, опыты на себе я ставить не собираюсь, и тот портал меня не интересует.
        На Дешту выйти легко. Ее пройти трудно, даже те несколько километров между порталами. То, что Наташка попала на Дешту с группой, это хорошо, это дает шанс - втроем или вчетвером куда легче отбиться. Мой тогдашний одинокий рейд был сродни безумию, зато опыт есть…
        Пока я думал, руки вертели баранку, направляя «УАЗ» кферме старого Елизара - так звали бывшего хозяина плантации в кратере. Приблизившись к «Бутылочному Горлышку», я улыбнулся - Бунша успел уже столбы вкопать и ворота навесить. Один я прогульщик…
        Оставив машину внизу, я энергично пошагал к дому. За те несколько дней, пока мы тут крутились по хозяйству, звонарник привык к нам и уже не трещал заполошно своими погремушками.
        - Явился, не запылился! - проворчал Кузьмич, выходя на террасу. - Ты где шлялся, босс?
        - Никакого почтения, - улыбнулся я и тут же посерьезнел. - Дело есть, важное. Где все?
        - Эдик стулья чинит, а Димон Терма гоняет, учит огородничеству… Случилось чего?
        - Случилось, - сдержанно сказал я. - Эдик!
        - Иду! - откликнулся Лахин, спускаясь из мансарды. - О! Я ж говорил, придет! Здорово!
        - Привет. Короче… Помнишь, Кузьмич, ты как-то говорил, что выслеживал посвященного?
        - Ну! - насторожился Бунша. - Узнал чего?
        - Ага. Это я.
        - Что - я? - начал сердиться Кузьмич.
        - Я - посвященный, - терпеливо объяснил я. - Не надо, не ищи, чем в меня запустить! Это правда. Просто…
        И я выложил им всю свою историю - и про амнезию, и про свою «командировку» на Землю, про все.
        Паче чаяния, Бунша вовсе не рассердился, а даже как-то успокоился.
        - Значит, все правда… - протянул Кузьмич. - И это хорошо, что ты свой…
        - А я не для того все тебе раскрыл, чтобы стать послушным орудием Совета, - спокойно сказал я. - Там в Президиуме сидят такие же люди, что и в Директорате, и я не собираюсь бить одних ради других. Разве Архипыч всю жизнь старался для того, чтобы первопоселенцев ублажить? Нет же! Мы просто были первыми, а за нами должны были прийти миллионы - строить, открывать, работать! Верно? Так чем же тебе не нравятся те, кого привели «папы-основатели»? Или ты думал, что Политбюро ЦК КПСС, когда Архипыч открыл бы тайну на пленарном заседании, послало бы сюда избранных? А разве есть такие? Нам нужны люди - рабочие, геологи, инженеры, ученые! Народ!
        - А как ты обеспечишь их приход без связи с Землей? - напал на меня Бунша. - Как? И что теперь? Раскрывать тайну всем этим министрам-капиталистам? Владельцам заводов, газет, пароходов?
        - А чего хочет Совет? - парировал я. - Захватить портал и закрыться, закупориться, закуклиться? И выродиться, как мангиане? Там есть Путин…
        Забавно, но именно в эту недолгую минуту я успел составить для себя план всех будущих действий, всю свою стратегию и тактику по межпланетным отношениям. Между Мангой и Землей.
        - И что? - закричал Кузьмич, уже не сдерживаясь. - Да Путин сам, как Сталин, - против вождя тоже такая оппозиция стояла, что не дай бог! Он всю жизнь крутился и вертелся, все баланс искал, чтобы эти элиты сраные его не сожрали! И Путин то же самое! Вот и все! «Царь»! - передразнил он дурацкие заголовки. - «Режим Путина»! Он всего лишь президент, как Сталин был Председателем Совета министров, и все!
        - Вот мы и дадим ему в руки неубиваемый козырь! - с силой сказал я. - Порталы откроем, «хабару» натащим, сырье вагонами вывозить станем! Я тебя уверяю, Кузьмич, что Путин, получив такого союзника, как мы, одолеет все те элиты, которые выбились в верхи!
        Бунша долго смотрел на меня, изредка моргая. Потом шумно выдохнул.
        - Хм… - выразился он глубокомысленно. - В общем-то, идея дельная… За нами сила наконец-то появится, и это будешь ты…
        Я нетерпеливо отмахнулся.
        - Я не про политику толковать собрался, просто моя бывшая пропала! Она с группой сталкеров прошла через нестабильный портал на очень опасную планету. Тот портал открывается раз в месяц, и она уже должна была вернуться обратно, но что-то, видно, пошло не так. Они могли погибнуть, да, но я должен в этом убедиться лично. А вдруг она… они живы? И просто не могут вернуться?
        - Ага… - крякнул Бунша.
        - Одному там сложно, там и втроем, скажем так, небезопасно, но… Короче, пойдете со мной?
        - Я! - подскочил Лахин.
        Кузьмич фыркнул только, глядя на «энтузиаста», и деловито спросил:
        - Сейчас?
        - А чего ждать?
        Бунша кивнул и покосился на Лахина:
        - Скажешь тогда Димке, пусть остается на хозяйстве и дрессирует Терминатора, а мы…
        - … Пешком по Галактике! - выдохнул Эдик и блаженно улыбнулся.
        Глава 18
        Перекресток миров
        Пока Эдик ходил на деляну передавать полномочия Димону, мы с Кузьмичом перетащили в «уазик» кучу всякого добра - автоматы, винтовки, патроны, аптечки, тюки со съестным, спальники…
        - Как на пикник… - пропыхтел Бунша, уминая очередную порцию груза.
        - В данном случае шашлык могут сделать из нас самих, так что не особо очаровывайся. Если нас и ждет отдых, то о-очень активный!
        Кузьмич хохотнул и отправился за своим рюкзаком, а на террасу выбежал Лахин. Я как раз доставал из коробки новенький японский дозиметр.
        - А это зачем? - осторожно спросил Эдик.
        - Рентгены считать, - хладнокровно ответил я, засовывая прибор в кармашек рюкзака, - и миллизиверты. Готов?
        - Всегда готов! - бодро ответил Эдик. - Где его носит, этого Кузьмича?
        - Его уже принесло, - проворчал Бунша, «появляясь в кадре».
        - Тогда рванули! - с прежней бодростью сказал Лахин.
        Я молча покинул ферму, таща на плече рюкзак, скинул его в багажник, попинал колеса, уселся за руль и завел движок. Бак был полон, плюс три канистры… Должно хватить. В любом случае, на «УАЗе» не в любой портал попадешь. Есть широкие, как Центральный, а есть такие, что не шире обычной двери.
        Выехав на дорогу, я прижал педаль газа. Скакать по здешним ухабам не хотелось, но и тащиться желания не было.
        - Везет тебе, - вздохнул Эдуард, - ты уже на двух планетах побывал…
        Я коварно улыбнулся.
        - На двадцати двух. Или трех.
        - Серьезно?! - вытаращился Эдик на меня.
        - Крест на пузе, как Терм говорит.
        - Ни-че-го себе… А…
        - Увидишь сам.
        - А, ну да… Нет, молодцы мангиане!
        - Мангиане тут ни при чем, самому старому порталу всего триста тысяч лет.
        - Кто же их тогда строил?
        - Понятия не имею. Я даже самого смысла не улавливаю, почему строители порталов связали между собой именно эти, а не другие планеты. Они все землеподобны, везде есть вода, даже на Деште - не одна же там пустыня. Везде жизнь бурлит, но вот разумные завелись только на Земле. Мангу я не считаю, на ней уже была построена мощная цивилизация, когда здесь высадились эти самые зодчие. И есть еще одна планета, я назвал ее Теллус - там степь, в том месте, где стоит портал. А неподалеку от него я нашел каменный наконечник - то ли большой стрелы, то ли маленького копья. Причем, с обломком древка. То есть наконечнику этому всего несколько лет. Знать, завелся кто-то первобытный! Но это скорее исключение. Я уже несколько раз схему рисовал, как в метро, ведь до разных планет приходится добираться транзитом. Иной раз приходится по пять-семь миров пройти, чтобы оказаться в нужном месте. И где-то есть материнская планета строителей, она, как центральный вокзал, связывает все порталы. Но до нее я пока не добрался. Может, и вообще не доберусь.
        - Почему? - удивился Эдик.
        - Да потому. Две трети порталов не работают. Иной раз стоит на входе знак нужной планеты, а никак! И приходится кумекать, по какому маршруту пройти, чтобы попасть на эту самую нужную. Да я и сам пока так - посвященной низкой квалификации. Любой портал, к примеру, можно заблокировать, но я этого пока не умею. Да там много нюансов…
        - А мы куда сейчас? - осведомился Бунша. - На Геррос?
        Я мотнул головой.
        - Нет, на Центральную площадь.
        Кузьмич посмотрел на меня недоверчиво, а потом ухмыльнулся.
        - Ну, ты наглец!
        - Да там проще всего, только надо в обеденный перерыв попасть, чтобы нас никто не заметил.
        - А скоро уже… У них же с двенадцати? Ну вот…
        Показались дальние дачи - на огородиках вкалывали граждане пенсионного возраста. Потом мы миновали железнодорожный переезд со шлагбаумами, проехали под трубой нефтепровода, поднятой на бетонных опорах, и выкатились на улицы Нового Киева. Ново-Сталинки.
        Я усмехнулся, подумав, что благодаря амнезии обрел память сразу и землянина, и мангианина. Москва и Подмосковье мне были так же близки, как Новая Украина. И это тоже ценно - расширяет понимание.
        Я же помню - теперь помню! - как горел желанием ворваться в Ново-Сталинку, поливая из пулеметов всех этих гвардейцев и бомжей. А теперь я и сам Бомж. Погоняло такое…
        - Приготовились… Кузьмич, держи свой винтарь и не выпускай…
        Я неторопливо выехал на площадь. Директорат покидали последние сотрудники, торопясь на обед. Многие спешили в кафешку напротив, перекусить и вернуться в пустое и гулкое присутствие - посидеть, отдохнуть от надоедливых посетителей.
        - Эдик, - сказал я, - сейчас я выйду, а ты займи мое место. Когда я махну тебе рукой, трогайся - и въезжай в портал. Я запрыгну. И смотри, чтоб далеко не отъезжал! Понял?
        - Ага! - сипло ответил Лахин.
        Кузьмич осклабился и надел темные очки - для пустыни самое то. В своей панаме, седоусый и в солнцезащитных очках, Бунша смахивал на гангстера, на какого-нибудь подручного дона Корлеоне.
        - Я пошел.
        Темные очки я тоже надел - на Деште слишком яркое солнце. Неторопливо перейдя площадь, я вышел к небольшому скверику перед порталом. Проехать по центральной аллее было несложно, и никаких цветов мы не помнем.
        Хорошо хоть сиеста - на солнцепеке было жарковато, и никого не тянуло преть на лавочках. Стало быть, свидетелей не будет.
        Сделав знак Лахину, я повернулся к порталу. Вроде бы никто не видит. Вложив правую руку в отпечаток пятипалой ладони, я коснулся трех ромбических выпуклостей подряд.
        Получится у меня или нет?
        В проеме портала был виден въезд на улицу 50 лет Октября. Вид подернулся рябью, пошел волнами и как-то сразу, пугающе быстро сменился совершенно иным пейзажем - красными барханами и лиловыми западинами между песчаных волн. Солнце на Деште клонилось к закату.
        «УАЗ» прокатился по аллее, слегка притормаживая перед порталом. Я запрыгнул, держась за раму.
        - Вперед, вперед!
        Машина взревела мотором, шины ширкнули - и Манга оказалась позади. Я резко обернулся - все, мы там, то есть здесь. За порталом в виде громоздкой буквы «П» виднелись такие же барханы и дюны, как и перед нами.
        Пыля на гребешке дюны, к нам быстро семенил длинноног.
        - Кузьмич!
        - Вижу.
        Вскинув «Зиг-Зауэр», Бунша выстрелил, перебивая «паука» напополам.
        - Эдик, освободил место.
        - Ага…
        - Быстро, быстро! И вооружись. Увидишь длиннонога - стреляй, эти твари очень уж быстрые.
        - Ага!
        Перед тем, как сесть за руль, я мельком осмотрел портал и сразу обнаружил то, что искал, - на ровной и гладкой поверхности между двух отпечатков было написано торопливым Наташкиным почерком: «Миша пошел в разведку, но не вернулся. Оч. опасны пауки! В бинокль хор. виден еще 1 портал, прим, в 3км. Попробуем там».
        Я вздохнул. Наташка писала будто бы мне одному, а не предупреждала идущих следом. А писала именно она - таких «р» и «д» яни у кого больше не встречал.
        - Поехали! Они отправились вон к тому порталу, через этот обратно не вернешься, он односторонний. Да, на всякий случай - избегайте солончаков - там, под землей, очень неприятные твари живут.
        - Воздух какой… - проговорил Кузьмич и засмеялся. - Не пугай, Санька! Это ж так здорово - еще один мир!
        - Да я разве спорю!
        Я тронул «УАЗ», поправив бейсболку. У меня с детства большая голова после рахита, не всякая шапка налезет. В школе даже Головастиком дразнили. Может, того бандоса, что Саула пытал, тоже в детстве заставляли рыбий жир пить? Ух и гадость…
        Взревывая мотором, машина двинулась склоном бархана. Песок был рыхлым, но его скрепляли корни росохватки - это растение высовывало побеги из песка лишь ночью, когда холодало. Корневая система у росохватки напоминала рыбачью сеть, да в несколько слоев, скрытую под тонким слоем песка, - утренний туман поглощался, впитывался миллионами корешков-волосков.
        Хочешь жить - умей вертеться.
        Обвалив верхушку бархана на такыр, глинистую плешь между наносами песка, всю покрытую растрескавшейся грязью, мы добились того, что из глубины показался хватун, расщеперивший свои челюсти.
        - Кушай, не обляпайся! - крикнул Эдик.
        Лахин чувствовал себя ребенком, очутившимся в «Детском мире», где никого нет, - играй, с чем хочешь, трогай все, что нравится!
        Мы проехали около половины пути до второго портала, когда целая вереница длинноногое показалась из-за дюны. Их конечности сновали бешено, будто шатуны, едва касаясь взрываемого песка. Скользя по склону, стая развернулась в цепь и бросилась на «УАЗ», быстро, очень быстро взбираясь по песчаному откосу.
        - Огонь! - крикнул я, выжимая педаль газа. - И берегите патроны!
        Кузьмич вскинул винтовку, одним выстрелом снимая длиннонога посередине цепи, которая помалу заворачивалась в скобку.
        - Эдик, крайних снимай!
        Лахин дал очередь. Пули, в основном, пускали фонтанчики по гребню, но парочка достала-таки и любителей человечинки - одному «пауку» перебило ногу в суставе, брызгая зеленой гадостью, а другому разворотило весь низ брюшка.
        Матерясь, Бунша привстал, стреляя у меня над головой, - в ушах зазвенело - но мимо. Подскакивавший «уазик» не слишком способствовал меткости. А длинноноги наседали, догоняя и окружая машину, - пять тварей заходило справа, если я правильно сосчитал, а еще три бестии пылили слева.
        Они мчались с каким-то неприятным хрустом, будто великан какой комкал листы плотной бумаги. Ноги у «пауков» так и мелькали, а две передние они держали на весу, сгибая и вытягивая, готовясь уцепиться, схватить, сдернуть, навалиться…
        Я не выдержал и выхватил «Гюрзу» - у меня и с левой получалось не слабо. Держа баранку одной правой, я послал пулю в самого настырного - он скакал в паре метров от борта, так что промахнуться было бы стыдно.
        Ну, стыдиться мне не пришлось - входное отверстие в головогруди «паука» вышло здоровым, кулак пролезет, а выходное и вовсе растрепало паучью плоть, брызгая слизью и рваными потрохами.
        Подбитый мной длинноног кувыркнулся, нелепо раскидывая конечности, и его собрат налетел на них, споткнулся и покатился колесом под горку, прямо на солончак, блестевший под солнцем так, словно был покрыт изморозью.
        Хватун сработал «на автомате» - его уродливая голова прорвала корку соли в паре шагов от «паука». Плотоядно раздвигая жвалы, хватун высунул шипастое тело, изогнулся и сцапал тушку, сочившуюся зеленым. Немного переборщив - челюсти отсекли от ног пару обрубков, упавших в соль и песок. Крошки на столе…
        Кузьмич как-то хитро вывернулся, упираясь коленями, и сделал два выстрела, да так быстро, что звуки слились в один удар. Бунша целился по парочке длинноногов, и ближнего он достал-таки, оторвав прямым попаданием половину лап, а вот тот «паук», что несся чуть дальше, не вовремя подпрыгнул. Пуля из «Зиг-Зауэра» лишь оторвала ему кончик хваталища.
        Но тут Эдик показал класс, короткой очередью разрывая подранка. Тогда длинноноги пошли ва-банк.
        Трое бестий издали неприятный, режущий свист и прыгнули, мощно оттолкнувшись. Я видел их будто в замедленной съемке - кишки колыхались под полупрозрачным панцирем, трепетали жгутики мышц, ноги разворачивались во все стороны, а маленькие клешенки ожесточенно щелкали.
        Лахин заорал, падая на заднее сиденье и наводя автомат. Очередь прошла мимо, но положение спас Кузьмич, треснувший прикладом «паука», атаковавшего Эдика. Еще одна тварь решила совершить посадку у меня на голове - она падала сверху, растопырив конечности на манер морской звезды.
        Сперва я увидел дырищу в планировавшей тушке и лишь потом сообразил, что это я и выстрелил - рука сама все сделала, на рефлексе. Главное, мне и свернуть не получалось, машина мчалась по гребню дюны, валясь то влево, то вправо.
        А вот сбавить скорость я мог - третий из прыгунов совершил перелет, и я притормозил. «Паук» ударился о капот, скатился, и правое колесо переехало его.
        - Отстали, вроде! - крикнул Лахин.
        - Некому приставать стало! - хохотнул Кузьмич.
        - Скоро уже, - сказал я невпопад.
        «УАЗ» вырвался на плоскую возвышенность, песчаные наметы которой были густо замешаны на каменном крошеве, и подлетел к порталу.
        - Следите за пустыней, - бросил я, покидая машину.
        Надписей на «каменных вратах» не было. Я осторожно поводил ладонями над пирамидками и полусферками - кожу то пекло, то вдруг начинало щипать, как будто слабым током.
        - Отсюда можно выйти на три планеты, - доложил я, унимая исток адреналина. - На Аврору Наташке не попасть, а на Неле нет жизни. Только на Мар г. Я, кажется, начинаю понимать… Тот портал, что за Герром, открыл Наташкиной группе как бы «зеленый коридор» ксекторальному центру. Это сбой в системе, они будут беспрепятственно топать вперед, но вот обратно вернуться не смогут. Вопрос: докуда они дойдут? Чую, будут идти, пока их не остановят! Вперед.
        Я открыл портал и поманил друзей за собой, одновременно страхуя их. Эдик кинулся за руль и поехал, вписываясь в проем.
        - Все, тормози. Кузьмич, опусти волыну - здесь безопасно.
        Я приподнял бейсболку, глядя на изумрудное сияние, рвавшееся в небо за лесом, - это всходило здешнее солнце.
        - Это Ахернар, - сказал я, кивая на рассвет, - звезда Альфа Эридана. А Марг, он не сам по себе, а спутник Геллы - «горячего Юпитера». Не заметили еще?
        - Ох ты… - протянул Кузьмич. - Я думал, это небо, а это…
        - Это Гелла.
        Громадный бурый диск «планеты-хозяйки» занимал половину небосклона. Приятный для глаз зеленый свет пробивался между башнеподобными деревьями дху. Их колоссальные гладкие стволы были увенчаны «помпонами» сине-зеленых листьев, трубчатых, обвисших, растягивавших полупрозрачные перепонки, шуршащих и поскрипывавших.
        Но это были лишь верхушки исполинских дху, вымахивавших в высоту на добрых полкилометра и «строивших» вокруг себя многоярусный лес.
        Нижние кроны вязались друг с другом, огромные сучья переплетались в прочное перекрытие, прячущее в темноте и сырости первый ярус, рай для мелкой живности. На сплетение стволов и сучьев оседала пыль, сыпался пепел от сгоравших деревьев, и на этой почве всходил вторичный лес, верхушки которого смыкались со средними кронами дху - и тоже завивались в «настил», непрочный и рваный третий ярус, если считать от поверхности планеты.
        Повествуя об этих особенностях, я исследовал портал и вскоре обнаружил искомое. Короткая запись, сделанная рукой Наташи, гласила: «Мишу мы не нашли, Диму ранил «паук». Перевязали. Портал откр. сразу. Здесь тихо. Мы обслед. местность - прямо от портала, в 5км за озером, стоит еще 1. Пойдем туда завтра».
        Ниже имелась приписка: «Вышли на 3-й день. Все хор.».
        - Они были здесь и пошли к порталу. Едем!
        Я завел машину и тронулся вперед. Эти места мне были известны - через любой портал выходишь именно сюда. «УАЗ» въехал под огромную ветвь, размером с двадцатиметровое дерево. Мясистые и толстые листья не шуршали, а поскрипывали, отливая серебром с изнанки.
        Бампер раздвигал мягко-упругие стебли лишайника. Потревоженный лишайник надувал мешочки спороносов и пускал пыльцу струями. Кольчатые и пупырчатые деревья вторичного леса походили на мангианский спиральник - их стволы завивались и закручивались в кренделя.
        Впереди нарисовался провал, и «уазик» осторожно спустился по склону на «первый этаж», на твердь. Оплывшие комли деревьев дху держали «потолок», сквозь который пробивались белесые корни. За них цеплялось что-то живое - целый выводок пушистых шаров. Свет фар пугал их, и шары кукожились, сжимались, словно стараясь стать меньше.
        Впереди посветлело, и машина выехала по осыпи, утрамбованной местными зверюгами. Открылось озеро. Ахернар заглядывал в прогал леса, и отражался зеленым блеском.
        - Вот он!
        Портал стоял на берегу озера, на каменной плите… Да нет, это была всего лишь плоская скала.
        - Все, приехали, - объявил я, - дальше пешочком.
        - А чего-о? - вытянул лицо Лахин.
        - Проем узкий.
        - А-а…
        - Так что вперед, - бодро сказал я, - и с полной выкладкой!
        - У-у-у… А я думаю, чего это ты все по рюкзакам суешь…
        - Коварный я.
        Выгрузив рюкзаки и оружие, я отогнал «УАЗ» вукромное место - в огромное дупло, размером с пещеру. Под ногами уминался толстый слой трухи, а сверху нависал «потолок», весь в извилинах, как исполинский грецкий орех.
        Вернувшись, я тоже нагрузился рюкзаком, жалея, что с нами нет Терминатора, и пошагал к порталу. Шагать мне пришлось недолго - со стороны озера показались серебристые, двояковыпуклые диски, каждый по метру в поперечнике или чуть больше. Их было три штуки - завивая в воздухе восьмерки, они кружились над нами с глухим свистом.
        - Не нравятся мне эти «тарелочки»… - процедил я, останавливаясь. «Гюрзу» ядавно вложил в кобуру, вооружившись «светкой» - винтовка была почти что новая, видать, лет шестьдесят на армейском складе пролежала.
        Неожиданно «тарелочки» резко изменили «план полета» - два диска стали круги нарезать, а третий замер в полусотне метров над грунтом. Чуть-чуть накренившись, он открыл в днище диафрагму, и я рявкнул:
        - Глаза!
        Ослепительная вспышка ударила даже сквозь веки, а потом меня окатил жар и шатнула воздушная волна. Проморгавшись, я разглядел глубокую канаву, прорытую, вернее, выжженную диском - со дна долетали малиновые брызги расплавленного грунта, а края борозды уже остывали, блестя глазурованным шлаком.
        - Это предупреждение! - крикнул Бунша.
        - Типа, посторонним вход воспрещен! - поддержал его Эдик.
        А я молча вскинул винтовку и выстрелил по «стоячему» диску - тот как раз открывал диафрагму, наклоняясь в нашу сторону, так что мы оказывались на линии огня.
        Но я не потому жал на курок, что нужно было обороняться. Меня взбесило, что какой-то робот мешает мне спасать Наташку.
        Честно говоря, мой поступок был весьма рискованным - черт его знает, какую энергию запас в себе диск! - так ведь нас и без того пытались убить и в землю закопать.
        Пуля угодила точно в раскрытую диафрагму, в это дуло инопланетное. Полыхнуло знатно - все днище у «тарелочки» вывернуло наизнанку, с оглушительным громом ударили снопы синих искр, а покореженный верх диска усвистал в озеро, где и скрылся под волнами, пустив струю пара.
        Кузьмич тотчас же последовал моему примеру, сбив кружившийся диск. Пуля отлетела рикошетом, заставив «тарелочку» вихлять в полете, и Бунша поразил ее вторым выстрелом в ребро, усеянное разноцветными огонечками.
        Диск разложился, как ракушка, выбрасывая искры и светящийся дым, сверзился и запрыгал по берегу, распадаясь на две половинки. Третья «тарелочка», надо полагать, правильно оценила информацию и дунула наутек, однако Лахин тоже хотел «вставить свои пять копеек» - коротко татакнул «калаш», и все пули озвучили попадания.
        Диск заколыхался, то поднимаясь, то опускаясь, завертелся юлой в прецессии и булькнул в воду. На счет «два» озеро вскипело, вздымая белопенный гейзер.
        - И так будет с каждым! - сурово сказал Лахин.
        - Ты еще в дуло дунь, съехидничал Кузьмич.
        - Пошли, пошли! - заторопил я их.
        Достав дозиметр, я убедился, что выплавленная канава хоть и фонит, но не критично. С разбегу перепрыгнув борозду, над которой все еще струился муар нагретого воздуха, я поспешил к порталу.
        - На том берегу стоит база кхацкхов, - объяснял я на ходу - Вон тот пологий купол, видите?
        - А кто такие кац… кацхи…
        - Кхацкхи. Понятия не имею. Просто получил такую инфу, и все. Знаю только, что у них биологическая цивилизация, что кхацкхи на редкость миролюбивы… Вот только почему эти их охранные роботы напали на нас, не пойму.
        - В принципе, никто на нас не нападал, - резонно заметил Эдик. - Эти… дискоиды просто прорыли межу, запрещая нам идти к порталу. А может, и не запрещали, а предупреждали просто…
        Не дослушав его, я быстро осмотрел портал.
        Короткая запись, выведенная Наташкиной рукой, гласила: «Проходим. Охранные роботы ведут себя подозрительно». Надо полагать, мой приход усилил их подозрения…
        Бунша стоял на страже, держа винтовку в руках, а я внимательно ощупывал «интерфейс» портала, все эти пирамидки, полусферки, выемки круглые и овальные.
        - Отсюда открывается выход на Приус, на Аврору и… - проговаривал я для товарищей. - И на Станцию. Странно… Я думал, они на Аврору попадут, а тут заблокировано…
        - Мы никуда не попадем? - выразил Лахин свое сильнейшее разочарование.
        - Попадем, - отмахнулся я. - Так… На Приус они тоже не вышли бы, канал нестабилен. Неужто на Станцию? Ла-адно…
        Вложив ладонь в идентификатор, я сделал жест: проходите!
        Кузьмич сноровисто миновал портал, Эдик поспешил следом, а я прошел замыкающим.
        Мы оказались в замкнутом пространстве - довольно обширном помещении, стены и пол которого отливали одинаково кремовым цветом. Переборка слева была вогнута, а впереди угадывались створки дверей.
        - Мы не на планете, - сказал я, - это внешняя станция, но здоровучая…
        - А где? - тут же воспылал энтузиазмом Эдик. - У какой звезды? Ты знаешь?
        - Сейчас увидишь.
        - А гравитация тут откуда? Искусственная?
        - Да.
        - А свет? Тут, вроде, никаких ламп… Воздух светится?
        - Да!
        Двери мягко разъехались, пропуская всю нашу компанию в переходный отсек - огромный и длинный, как станция метро. Во всяком случае, пара поездов в отсеке разъехалась бы.
        «Сейчас…» - подумал я. Раза три я бывал на Станции, но ощущение чуда не покидало меня.
        Я усмехнулся - гулять самому не так интересно и увлекательно, как показывать тутошние чудеса спутникам.
        Мы прошли весь отсек. Двери, большие, как ворота, бесшумно раскрылись перед нами, и Кузьмич с Лахиным застыли на пороге обзорной палубы. Я был доволен произведенным эффектом.
        Палуба была громадна, вытягиваясь в длину этаким проспектом, а вся ее передняя часть открывалась колоссальным «окном», метров пятнадцати в высоту.
        За плитами неизвестного прозрачного материала распахнулась необозримая чернота космоса, и в этой тьме сияла, сверкала, переливалась Галактика.
        Она была видна не с ребра, а вдоль оси - гигантская шутиха, размахнувшая спиральные рукава. На обзорной палубе не фосфоресцировал воздух, испуская нежное сияние, как в отсеках, да и зачем? Света миллиардов звезд вполне хватало.
        - Твою-то ма-ать… - выдавил потрясенный Кузьмич.
        Эдик, притворявшийся соляным столбом, и звука не издал, лишь медленно покачал головой.
        - Станция находится вне Галактики, - негромко сказал я, - отсюда до нее десятки тысяч светолет. Это единственный искусственный объект, на котором стоит портал. Почему, не знаю. И чья эта станция, мне тоже неизвестно. Но красиво же?
        - Нет слов… - прошептал Лахин. - Просто нет слов…
        - Пошли, - оборвал я его восторги. - Засмотрелся…
        Мы прошагали всю обзорную палубу из конца в конец и вышли в радиальный коридор. Голые стены разочаровывали - в наши-то орбитальные станции заглянешь если, то там места живого не найдешь - и верх, и низ, и борта истыканы приборами, мониторами и прочими причандалами, а тут пусто.
        Хотя, откуда мне знать? Может, стоит сделать какой-нибудь знак, и все стены покроются экранами, выдвинутся пульты разные… С другой стороны, к чему пульты, когда автоматика справляется? Ну, это как сказать…
        - Здесь вы поосторожней, - сказал я, проводя друзей в очередной блок - полусферу ста метров в диаметре, прикрытую котельным сводом, мягко светящимся белым. - Тут гравиустановка не фурыкает.
        - Вообще? - восхитился Эдик.
        - От слова совсем. Держи веревку! Обвязывайся…
        Веревка была обычная, бельевая, ее прочности хватит. Я осторожно двинулся вперед, вспоминая, как порхал в прошлый раз, угодив в зону невесомости. Никакого позитива эта микрогравитация во мне не оставила, но Эдику же не докажешь…
        - Слышь, астрофизик? - строго сказал я. - Если ты повиснешь, а потом отлетишь направо к борту, тебя приложит об пол пятнадцать или двадцать «же»! Понял?
        - Понял! - ответил Лахин, подскакивая и забирая влево.
        Чем левее он оказывался, тем его скачки становились выше, а тело дольше задерживалось в воздухе. И вот - завис, переворачиваясь головою вниз.
        - Доволен? - буркнул я.
        - Ага!
        Я покопался в карманах, досадуя, что не додумался прихватить с собою камушков, и нарыл пятак. Расставаться с пятью копейками было жалко, но я пересилил жадность - и пульнул монеткой в дальний правый угол.
        Пятачок, крутясь и посверкивая, улетел - и резко ударил об пол, впечатываясь в упругое рубчатое покрытие.
        - Ух ты! - воскликнул Эдик, паря на высоте человеческого роста. - Здорово!
        - Спускайся давай.
        Мы сделали еще три шага, волоча Лахина за собой, как шарик на веревочке. Я ощутил прилив тяжести и замедлил поступь, а Эдик и вовсе «спрыгнул», отбив себе пятки.
        - Бли-ин…
        - Сказано ж было - спускайся!
        Я осторожно шагнул вперед - полное впечатление, что ногу вместе с гирей поднимаешь.
        - Раньше такого не было, - пропыхтел я, - тут нормальная тяжесть стояла…
        - Все портится, - закряхтел Бунша, - и гравитаторы твои - тоже. Небось, не на гарантии…
        - Ох ты…
        Гравитация достигла двойной - будто я не рюкзак на спине нес, а еще одного Саньку Тимофеева.
        - Кузьмич, снял бы ты свой рюкзак…
        - Ни хрена… - уперся старик.
        Мне еще килограмм сорок прилило - как два коромысла с полными ведрами на плечи возложили. И вдруг тяжесть спала, вернувшись к единице.
        Теперь даже увесистый рюкзак казался мне легким.
        - Ф-фу-у! Прошли!
        - За мной.
        Следующая палуба напоминала бочку разрезанную повдоль, - прямоугольную площадь с футбольное поле величиной прикрывала сводчатая крыша. И здесь не было пусто - непонятные машины рядами и шеренгами заполняли весь блок. Похожие на толстые колонны, оплетенные трубами разного диаметра, истыканные хрустальными полусферами, за которыми роились пузыри, инопланетные агрегаты поднимались до самого потолка, наполняя воздух басистым гудением, изредка прерывающимся резкими медными ударами. Остро запахло озоном.
        Оглядывая непонятную технику, я заметил стрелку, нарисованную маркером на боку установки, и прибавил ходу.
        Отсек с машинами продолжался еще одним таким же, с той разницей, что вместо гладкого, пружинящего пола там стлался густой, тяжелый… дым, белый с голубым. Он стелился понизу, как туман, и опускать в него ногу было боязно.
        Кузьмич ткнул «синий туман» прикладом винтовки - и ничего. Храбро шагнул - и заковылял.
        - Как в воде идешь, - прокомментировал он, - сопротивление такое…
        Вздохнув, я тоже погрузился в «дым» - тот колыхался ниже колена. И впрямь, разгребать с виду бесплотный туман приходилось с натугой. Так мы и побрели, пока странная дымная пелена не истончилась у порога третьего отсека, тоже забитого машинами, но только здесь стояла тишина, а воздух был наэлектризован - длинные седые волосы Бунши распушились, по моей одежде пробегали искры.
        - Током не бьет? - с деланой заботливостью спросил Эдик.
        Кузьмич фыркнул негодующе, а я серьезно сказал:
        - У тебя на ушах - огни Святого Эльма. Красиво…
        Лахин тут же схватился за уши - куртка его так и затрещала от разрядов.
        - Кажись, вышли!
        Прямо перед нами, аккуратно вделанный в переборку, находился портал. Строчки, выписанные черным маркером, я приметил издали и поспешил прочесть.
        «Дошли, - писала Наташа. - Раненый Димка отказ, от помощи - и пропал там, где этот дым. Канул в него и будто растворился в этом проклятом тумане. Мы подумали, что там люк, и он туда провалился, ощупали пол - ни щелки. Итак, нас ост. трое. Идем дальше».
        - И куда же вас дальше-то понесло? - вздохнул я, касаясь интерфейса. Выбор был велик - отсюда портал открывался сразу на семь планет. Перекресток миров…
        Глава 19
        Back to the USSR
        Опытный водила пинает шину, определяя давление в шинах, и на слух диагностирует мотор. Сказать про себя, что заделался продвинутым юзером порталов, я не мог, но кое-что мне все же давалось. Например, угадать, куда именно открывались «каменные врата».
        Из той крайне однобокой и неполной инфы, что передалась мне при посвящении, я слепил кой-какую теорийку «для внутреннего пользования».
        При срабатывании портала сильно искривлялось пространство. Ощутить это я был не в силах, зато вторичные признаки перехода - всплеск электрического поля, ионизацию, озонирование, тепловое излучение - вполне.
        Сделав пассы руками, как заправский факир, я коварно улыбнулся - товарищам моим предстояло знакомство с планетой-сюрпризом. Я назвал ее Майя, но не в честь какой-то девушки.
        Майя - это термин из индуистской замысловатой философии, встречающийся еще в «Упанишадах». Майю жрецы-брахманы толковали как иллюзорность, как заблуждение, как мировую силу, скрывавшую истинный мир под своим покровом.
        Впрочем, товарищам я ничего объяснять не стал. Мне самому было интересно, что же я увижу на этот раз, пройдя на Майю через портал.
        - Нам сюда, - сказал я, вкладывая ладонь в отпечаток. - Вы первые.
        Портал открылся почти сразу, и Бунша с Лахиным послушно шагнули вперед - на улицу Кирова.
        Да, это была московская улица! И именно Кирова, а не какая-нибудь Мясницкая, как ныне. По тротуару спешили люди, одетые по моде 70-х, может, и 80-х. Да, скорее всего, Олимпиада уже прошла - на углу виднелась реклама «Фанты», а этот «буржуазный» напиток появился на прилавках где-то в 82-м.
        Мимо проезжали «Волги» и «Жигули», их изредка разбавляли залетные иномарки. Пропыхтел коробчатый «Икарус», красный, с белой надписью по борту - «Intourist».
        Кузьмич с Эдиком изображали скульптурную группу «Обалдение». Я подошел и встал рядом. Оглянулся - портал выступал этакой аркой и не казался чуждым элементом, он очень хорошо вписался в стиль «позднего СССР».
        - Эт-то… что? - выдавил Бунша.
        - Москва, - ухмыльнулся я, - столица нашей прародины. Да вы не пугайтесь, с психикой у вас все в порядке - это планета такая.
        - А-а… - взбодрился Лахин. - Так это все как бы мираж?
        - Именно, что как бы. Вон, видишь, написано - «Блины»? Если мы туда зайдем, то отведаем тутошних блинков. Как бы миражных. Кстати, почему бы и нет? Пошли! Деньги-то у нас советские!
        И я повел своих спутников в блинную, рассказывая по дороге:
        - Да вы не тушуйтесь, у меня у самого был такой же вид, как у вас сейчас, когда я сюда впервые попал. Этот переход у меня четвертый. Я понял так, что реальность, которая нам тут открывается, создается по образу и подобию воспоминаний того существа, которое миновало портал. Кто это делает и как - понятия не имею. Может, какие-то майяне так забавляются, или техника работает, фантоматическая? Одно знаю - всему этому «миражу» положен четкий предел, где-то в радиусе пары километров. А дальше как бы стена, край света. Да и что я могу узнать вообще? Здесь работы хватит для десятка институтов!
        Я вошел в блинную - запахло очень аппетитно. Взяв поднос, я встал в очередь. Добродушная тетка в белом халате вопросительно посмотрела на меня.
        - Пару блинчиков со сметаной, - сделал я заказ, - один беляш и чай.
        - С лимоном? - осведомилась кассирша, набивая чек.
        - Без.
        Мелочи в карманах не было, но несколько пятерок и десяток лежали во внутреннем кармане куртки. Я расплатился за всех троих, и мы чинно понесли подносы за столик в углу.
        Бедный Бунша просто рухнул на жалобно скрипнувший стул. Эдик, наоборот, присел очень медленно, словно боясь: дунет ветер - и развеет видимый мир.
        Блинчики были удивительные - не большие и не тоненькие, но очень вкусные. И беляш был сделан на славу - горячий, сочный.
        Уплетая яства, я негромко рассказывал:
        - Вряд ли то, что мы видим, «смонтировано» из памяти Наташки. Сейчас 1982-й год - вон, за соседним столиком «Комсомолку» читает гражданин. Октябрь 82-го. Наталья тогда не родилась еще. Скорее всего, вместе с нею сюда прошел кто-то пожилой, кому сейчас, по крайней мере, шестой десяток пошел…
        Эдик, энергично жуя, кивнул.
        - Это не просто воспоминания, - сказал он серьезно. - И не сон, не «инкапсулированная память», как в «Солярисе». Смотрите, какая четкая проработка!
        Бунша допил чай - пальцы у него подрагивали - и шумно выдохнул.
        - Карты на стол, - криво усмехнулся он. - Я ведь не зря агентом Совета заделался, меня еще в студенчестве КГБ привлекло.
        Зря я полагал, что меня нечем удивить.
        - Ты хочешь сказать, что в КГБ знали о Манге?!
        - А то! Конечно, в очень и очень узком кругу, но знали. А моя задача была - наблюдать за ходом дел и сообщать, кому надо, если события в Ново-Сталинке пойдут не тем путем. Вот и все. Когда эти суки СССР развалили, я остался один, без связи, и… Что дальше было, ты знаешь. - Он поглядел в окно. - Все, как было… Я сюда приезжал, в Москву. В 79-м, когда вовсю «Пепси-колой» торговали, а потом в 82-м, когда «Фанта» подошла. Тут ты прав был… И я все это помню! Эти дома, этих людей… Все было именно так! Нет, Эдька, - покачал он головой, - тут никакая проработка не поможет…
        - А что тогда?
        - Да черт его знает…
        - Кстати, о черте, - привстал я. - Заморочили вы меня, я даже надписи Наташкины не посмотрел.
        - Мы, главное! - возмутился Лахин.
        - Пошли, пошли, - придал ему импульс движения Кузьмич.
        Мы покинули гостеприимный общепит и вернулись к порталу. Надпись была, даже целых три.
        «Это совершенно невероятно! СССР! - начиналась первая запись. - Николай Кириллович утвержд., что портал сработал, как маш. времени, но это не так. Мы прошли всю Красную площадь и за собором Василия Блаженного уперлись в «небо». Где искать второй портал, непонятно».
        Вторая записка была сделана, судя по дате, два дня спустя:
        «По улице Горького не смогли подняться даже до станции «Горьковская». Ромка решил проехаться в ту сторону на метро от ст. «Просп. Маркса», но его «перенесло» обратно на перрон. И он не помнил, что случилось в дороге. Ромка снимал свое «путешествие» на смартфон - поезд разогнался, поехал по туннелю, но даже до «Горьковской» не доехал, а потом помехи. Портал не нашли. Завтра сходим на экскурсию в Кремль. Может, он там».
        «Не там!» - вздохнул я и прочел последнюю запись. Ого! Наташка сделала ее всего неделю назад!
        «Николай Кириллович отправ. на Кузнецкий мост, Рома - на Никольскую, я поднималась по Кирова. Искали портал, не нашли. Пишу на глазах у всех, но на меня ноль внимания. Деньги кончились, Николай Кириллович устроился дворником, содержит нас. Отзовитесь же, хоть кто-нибудь!»
        - Искали портал… - прочитал вслух Лахин. - А ты знаешь, где он?
        - Я-то знаю, - вздохнул я. - Вот что, пошли-ка к нему! Надо убедиться, что вся группа переместилась с Майи. Или осталась тут.
        - Или кто-то остался, а кто-то ушел, - добавил Бунша.
        - Тоже вариант, - согласился я. - А ты сам бы ушел?
        Кузьмич помолчал.
        - Не знаю, - сказал он серьезно.
        - Так именно…
        Мы прошагали мимо «Книжного мира» кплощади Дзержинского и спустились в подземный переход. Народу хватало, но публика была совсем иной, нежели в привычной мне Москве «образца 2016 года». Тетки с авоськами, деловитые мужики в плащах и шляпах, студенты со свитерками, небрежно накинутыми на плечи, пацанва…
        Я прислушался: вмножественное шарканье и говор вплеталось приглушенное вытье метропоезда.
        - Нам туда.
        Сложно сказать, как я находил портал. Наверное, по памяти. Вторые «врата» всегда находились недалеко от первых - и пониже. Ну, хоть что-то незыблемое в текучем, непостоянном мире Майи.
        Свернув за угол, я толкнул дверь со строгой табличкой «Служебное помещение» иоказался в обширной зальце, где были навалены какие-то ящики, ведра, бидоны с карбидом, а из стены напротив, тоже облицованной кафелем, как переходы за дверью, выдавался портал, совершенно теряясь в скудном интерьере.
        Быстро пройдя к «вратам», я убедился, что Натальи здесь не было. По крайней мере, никто ничего не писал, оставляя за собой след.
        - Их здесь не было, - сказал я, водя руками над пирамидками. - Все холодное. Наверное, я был последним, кто здесь проходил, а это случилось года два назад. Пошли.
        - Пошли, - кивнул Бунша.
        - Будем искать? - бодро спросил Лахин.
        - Будем, - кивнул я.
        Первым делом я черканул записку для Наташки, вложив бумажку в углубление над ее «письменами». А потом Эдик уговорил двух взрослых дядек, то есть меня с Кузьмичом, повторить эксперимент незнакомого мне Ромки.
        Мы спустились на станцию метро, кинув по пятачку в автоматы, и вышли на перрон.
        - Для чистоты опыта доедем до проспекта Маркса, - важно сказал Лахин.
        Тут как раз завыл поезд, нагоняя воздуху из туннеля, и выбежали вагончики. Мы вошли.
        - Осторожно, двери закрываются, - проговорил заботливый женский голос. - Следующая станция - «Проспект Маркса».
        Там мы и вышли.
        Я специально заговаривал с людьми, и они отвечали мне, принимая за приезжего. Объясняли, как пройти к ГУМу и где тут «Детский мир». Но вот когда мы просто шли в толпе, заметно выделяясь своими рюкзаками, да и одеждой, никто, как будто, нас не видел. В упор. Даже бдительные милиционеры, которых вокруг было достаточно.
        Перейдя на станцию «Площадь Свердлова», мы дождались поезда и сели.
        - Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - «Горьковская».
        Моторы, пускавшие дрожь по полу, завыли, сначала медленно, потом все быстрее раскручивая колеса, и поезд втянулся в туннель.
        Поругивая (про себя) Лахина с его опытами, я ждал, когда же нас перебросит обратно. Страх был - а вдруг я снова потеряю память? Тот Ромка, видать, забыл пару минут своей жизни. А вдруг у меня снова пропадут годы?..
        Внезапно стук колес и вой моторов сменили тон - поезд подъезжал к станции. И вот она ворвалась, понеслась мимо, замелькали пилоны, выложенные светло-серым мрамором.
        - Станция «Горьковская». Переход на станцию «Пушкинская».
        - Доехали, - разлепил губы Лахин.
        - Выходим? - глянул на меня Бунша.
        - Потерпим, - процедил я.
        - Осторожно, двери закрываются…
        Зашипело, задренчало, завыло, застучало… Унеслось.
        И снова темнота, мелькающие огни, вязки кабелей на бетонных стенах…
        Поезд убавил ход. Я посмотрел на пассажиров. Они сидели, покачиваясь, дремля или сосредоточенно уставясь перед собой. Некоторые читали. И они что же - живые? Настоящие?
        Выйдут сейчас, разойдутся по своим делам - кто домой, кто в театр, кто еще куда…
        Мне стало немного не по себе. Это же не тени вокруг ходили, бесплотные, выдуманные, а люди! Думают же они сейчас о чем-то? Ну не куклы же это, не биороботы какие!
        Неприятное, тяжелое и поганое чувство поселилось во мне.
        - Станция «Маяковская».
        Замелькали рифленые колонны и мозаики.
        - Выходим, - буркнул я и поднялся, хватаясь за поручень - рюкзак тянул вниз.
        Мы вышли на перрон, и вдруг как будто стало тише. Пассажиры торопливо расходились, и среди редеющей толпы были хорошо видны несколько человек, шедших «против течения». Но я видел только одного. Только одну. Свою бывшую жену.
        Наташка была в обычных джинсах и кофточке, в кроссовках - весьма модно для 82-года. Проходившие мимо студентки завистливо поглядели на нее. Наталья шла неторопливо, по старой привычке погруженная в себя - голова ее была немного наклонена, она словно думала о чем-то. Раньше я всегда узнавал ее по этой походке.
        - Ну, здравствуй, - сказал я.
        Наташа сильно вздрогнула, подняла голову, и ее большие глаза стали еще больше.
        - Ты!? - охнула она.
        - Я, - признался я.
        Бывшая моя буквально кинулась ко мне, вцепилась, обняла, прижалась, дрожа, - и бурно заревела. А я стоял, улыбаясь, и ласково гладил ее вздрагивавшую спину.
        На нас оглядывались, но я никакого внимания не обращал на окружающих. Я нашел ту, которую искал.
        - Это действительно ты? - спросила Наташка, оторвавшись от рыданий.
        - Я, я…
        - Санька - посвященный, - внес толику ясности Бунша. - Привет, Наталья.
        - Ой, здравствуйте! - Наташа и обрадовалась, и засмущалась. - А как вы нас нашли? Мы… Ох, ну да, если посвященный… Ты что, и вправду…
        - Вправду, - уверил я ее. - Вы прошли через нестабильный портал, и вам открылась «зеленая улица». Я и сам так пробовал, чтобы добраться до материнской планеты строителей порталов, но не получилось ни разу. Постоянно то заблокировано, то выключено. Вам самим оставался всего один переход или парочка, после чего вы уперлись бы в закрытые «ворота». Хорошо еще, что мы вас на Майе перехватили.
        - Где? A-а… А мы эту планету сначала Морганой назвали, а потом передумали. Все так сложно…
        - А остальные где? - поинтересовался Лахин.
        - Николай Кириллович работает, а Ромка подрабатывает, студента изображает. Одна я неустроенная пока. Пойдемте со мной! Так здорово…
        Мы покинули метро и всей толпой направились домой к «космическим робинзонам». Я шагал по улице Горького, и меня мурашки пробирали.
        Я чего угодно ожидал - борьбы с чудовищами, жаждущими крови Наташкиной, или погони за негуманоидами-похитителями, или еще какой голливудщины, но вот попасть в доперестроечную Москву не рассчитывал никак.
        У меня даже эмоции «подсели», я воспринимал все происходящее словно через толстое стекло, пришибленный и обалдевающий.
        - Наталья, а чего это мы аж до «Маяковской» доехали, и ничего? - поинтересовался Бунша.
        В отличие от меня, Кузьмич пребывал в отличном настроении.
        - Сфера расширяется! - выдохнула Наташка. - Мы тут уже больше месяца, за это время нам стала доступна вся Москва!
        - Не может быть, - вяло запротестовал я.
        - Может! - с жаром парировала бывшая. Ром ка доезжал до «Черкизовской», а я - до «Юго-Западной»!
        Я вздохнул.
        - Не знаю… Я, хоть и посвященный, мало что понять могу во всех этих инопланетных делах.
        - А почему вы дальше не пошли? - осторожно спросил Кузьмич. - Портал не нашли?
        - Честно? - произнесла Наталья нерешительно.
        - А то!
        - Мы решили тут остаться!
        - О как!
        - Да! Сначала мы искали портал, это правда, а потом бросили. Мы поняли, что наше присутствие расширяет границы этого мира, и потом… Это же наша родная страна! Я тоже ничегошеньки не понимаю в том, что происходит, но здешний СССР ничем, абсолютно ничем не отличается от того, что был нами потерян. Мы как будто вернулись домой! Понимаете?
        - Понимаю, - вздохнул я. - Но это все-таки Майя. Я бывал здесь трижды. Первый раз попал в реальность, на которую, наверное, какой-то транзитный гуманоид повлиял. А потом я, во второй свой приход, оказался в мире, созданном по моим собственным воспоминаниям. Понимаешь? Мир Майи очень пластичен, и реальность постоянно корректируется, подстраиваясь под каждого нового «проходимца».
        - Ты хочешь сказать…
        - Сколько лет Николаю Кирилловичу?
        - Семьдесят два, кажется. А что?
        - Это по его памяти сотворен новый мир, вот эта вот реальность. Конечно, Николаю Кирилловичу вашему не упомнить в подробностях даже один дом на Горького, и я не знаю, откуда майяне - или кто тут всем рулит - берут недостающую инфу. Но главное - это наша память, она - первоисточник.
        - Значит, теперь, когда пришли вы, - медленно проговорила Наташа, - все тут скорректируется? И реальность станет другой?
        - Честно? Мне бы этого не хотелось. Но я понятия не имею, как тут все работает. Раньше - да, коррекция была, но ведь никто не задерживался в этом мире надолго, а вы тут уже месяц обитаете. Может, и не будет никакой коррекции! Может, эта ваша Сфера только и ждала терпеливого гуманоида, чтобы он сформировал реальность полностью, чтобы, так сказать, «закрепил» ее в пространстве и времени!
        - Господи, - махнул рукой Кузьмич, - да гадать можно сколько угодно! А толку? Поживем - увидим. Знаешь, как все может обернуться? А так, что мы, вот только усилим тутошнюю реальность! И никаких тебе коррекций! Вот и все.
        - Хорошо бы… - вздохнула Наташка.
        Переулками мы добрались до кирпичной пятиэтажки, затерявшейся в глубине дворов, и вошли в подъезд. Женушка моя бывшая сначала постучала в дверь квартиры на первом этаже, а потом толкнула кулачком в дерматин. Дверь и открылась.
        - Ромка, ты? - донесся мужской голос из кухни.
        - Это я! - слабо откликнулась Наташа. - Николай Кириллович, у нас гости!
        Из кухни, вытирая руки о фартук, выглянул Кириллыч…
        Глава 20
        Охота
        - Что, Кириллыч, когнитивный диссонанс? - ухмыльнулся я.
        Дед охнул и косолапо поковылял ко мне, загодя распахивая руки для объятий.
        - Санька!
        Побритый, Кириллыч выглядел куда моложе (никогда, кстати, не знал его имени - он не представлялся, а я не лез с вопросами).
        В следующую секунду он стиснул меня своими лапами и даже всхлипнул.
        - А я все искал, все искал, - причитал старик, - даже к Грабарю на прием напросился, но все, что выведал, - это что ты где-то в ТБ вкалываешь.
        - Был такой эпизод в моей трудовой биографии, - ухмыльнулся я, замечая недоумение на лице Наташки. - Я и память себе вернул, представляешь?
        - Да ты что?! Здорово!
        - А ну давай, рассказывай! - велела мне Наташа.
        - Ты его знаешь, что ли? - удивился Николай Кириллович.
        - Я его жена, - ответила Тимофеева, и уточнила: - Бывшая.
        - Ну, дела! Тогда мне тоже интересно! Рассказывай давай!
        - Что, прямо в прихожей? - улыбнулся я.
        - Ой, да что это я! - засуетился Кириллыч. - Проходите в комнату!
        Мы поскидывали с себя поклажу, разулись и прошли в большую комнату, где наличествовали диван, раскладушка в углу, шкаф, допотопный телевизор, занимавший уголок здоровенного стола, и этажерка с книгами. Как я заметил - сплошь советские романы про разведчиков.
        - Слушаем! - сказал Кириллыч, оседлав стул.
        Только я воздуху набрал, чтобы начать повествование, как дверь заскрипела, грюкнула, и донесся молодой голос:
        - Есть кто дома?
        - А все! - заулыбался Николай Кириллович.
        - Я только луку купил, - доложил невидимый Ромка, - а колбасу я еще утром принес, в холодильнике лежит…
        Переобувшись в шлепанцы, вьюнош явил себя народу. Худой, высокий, нескладный, он походил на отрока-переростка.
        - Здрасьте… - сказал он растерянно.
        - Привет! - поздоровался я и обратился к Кириллычу:
        - Начинать?
        - Больше никто уже не придет! - заверил меня тот.
        И я начал. Рассказал всю мою историю, поведал обо всей моей жизни. Надо сказать, повесть имела успех - все сидели как зачарованные. Так что я сам встал и сходил на кухню - воды попить. Язык казался сухим, как бумага.
        - А вот я всегда чувствовал, что ты человек не простой, - торжественно объявил Николай Кириллович. - Как Гарри Поттер. Жил себе, жил, а потом - раз! - и оказываешься тем, кем был, а не казался.
        Я насмешливо фыркнул.
        - Кириллыч, посвящение - это не моя личная заслуга, у меня просто к этому генетическая предрасположенность была.
        - Ерунду не пори, ладно? - сказал Кузьмич. - А тебе известно, что та установка в святилище цвергов не просто что-то там у тебя в мозгу растормаживает, но и обязательно интересуется мнением народа Манги? Да, мангиан давно уж нет, но цверги-то остались! И вот они-то за тебя дружно проголосовали, все сто процентов! Знаешь, почему?
        - Из-за того гнездовья? - проворчал я.
        - И из-за него тоже. Ты, вдобавок, никогда не ставил цверга ниже себя, а они это ценят.
        - Ну, ладно, ладно, понял я свое величие и святость. Вы мне лучше скажите, что делать будем?
        - В смысле? - удивился Кириллыч.
        - Саня думает, что реальность прямо зависит от воспоминаний тех, кто проходит сюда через портал, - объяснила ему Наталья. - То, что сейчас творится за окном, взято из твоей памяти. Меня, хоть я и ненамного старше Ромки, в 82-м даже в проекте не было.
        - Ах, вот оно что… - протянул Кириллыч. - Тогда, коль вы все сюда пришли, настанет черед уже ваших воспоминаний?
        “ Есть такое мнение, - вздохнул я. - Коррекция реальности - процесс постепенный и не быстрый, но… Не знаю, что и сказать! Двоится все! С одной стороны, мне очень хочется восстановить СССР. Ты же этого хотел, Кириллыч?
        Дед усердно закивал.
        - Ну, вот… А дальше-то что? Чем все это закончится, не думали? Что, сводим Брежнева в Цитадель, подлечим, распишем в красках будущее и займем посты советников при генсеке? Будем, как те лоцманы, верный путь указывать? А кто мы такие, чтобы вести страну и народ? Кто вам сказал, что именно наша линия - правильная? Да, я терпеть не могу либералов, но ведь они тоже люди, они тоже имеют право жить по своим правилам! Господи, я так говорю, будто мы и вправду в СССР оказались! Это чужая планета, товарищи, а не Земля, и вы вовсе не Советский Союз восстанавливаете, а раздуваете фантом! А сколько времени продлится «закрепление» реальности и расширение Сферы? И до каких пределов она расширится? На всю планету? Замечательно! А где вы возьмете земное небо? По методу Саваофа, будете хрустальные гвоздики в Сферу вбивать?
        - Все можно решить! - с силой сказала Наташа.
        - Можно, - согласился я. - Прекрасно тебя понимаю, Наташ. Помню, как мы спорили, что нам делать с «захватчиками и оккупантами»! Ты всегда была против силовых акций, и вдруг такое! Назад в СССР! Все можно исправить, да?
        - Да! - с вызовом ответила бывшая.
        - Нет! - отрезал я. - У людей был шанс спасти Советский Союз в 91-м! Не захотели! Все демократии жаждали, изобилия и свободы! Никакие коварные буржуины СССР не разваливали, мы с этим справились сами. Хочешь провести работу над ошибками здесь? Замечательно! А для кого?
        - Для людей!
        - А ты уверена, что они - люди? Что они вообще живые, а не плод твоего воображения?
        - Вариант «Матрица», - криво усмехнулся Лахин.
        - Можно и так. Я ничего не утверждаю и не предлагаю ничего. Процесс идет, и мне неизвестно… Ох, да никому из нас ничего не известно! Мы тут стольких тайн причастились, что не знаем, куда от них деваться! Но это не настоящий Советский Союз, это даже не копия, а иллюзия, и до настоящей Земли отсюда десять или одиннадцать тысяч световых лет…
        Кузьмич хлопнул по коленям и сказал весомо:
        - Ждать надо! Утро вечера мудренее…
        Кириллыч покивал задумчиво и прошаркал к окну.
        - Вечереет уже… - проговорил он. - Москва - город яркий, я над нею ни разу еще звезд не видал… А может, ложился слишком рано? Я вам на полу постелю, у нас надувные матрасы есть…
        Встали мы рано, хотя я толком не выспался - думы всякие одолевали, в расстройство вводили. Опять между мною и Наташей натянутость, опять она холодна… А что мне делать было?
        Поддакивать? Но ведь неведомые корректоры реальности на Майе не спрашивают моего согласия или разрешения. Да и существует ли вообще жизнь на этой планете? И видел ли кто Майю такой, какая она есть, - вне Сферы?
        Измученный сонмом вопросов, я заснул под утро, отчего и встал в мрачном настроении.
        - А ты чего не на работе? - спросил я Кириллыча, сосредоточенно мазавшего баклажанную икру на горбушку.
        - Здрасьте! Суббота же!
        - А-а…
        Умывшись холодной водой, я немного пришел в себя и стал собираться.
        - Ты куда? - поинтересовался Кузьмич, выглядывая из кухни.
        - Погляжу, как там… - пробурчал я.
        - Погоди, сейчас все пойдем.
        - Ладно, я во дворе постою.
        Во дворе было уютно и тихо, шум с улицы Горького почти не доносился. Бабки уже оккупировали скамейки, выгуливая кто собак, кто внуков. Воробьи чирикали, кошки делали вид, что птички их не интересуют.
        Нахохлившись, я наблюдал за этим праздником жизни.
        Не размышляя, не рефлексируя.
        Делай, что должен, будет, что суждено. Старина Аврелий был совершенно прав.
        Вышел Кузьмич, степенно беседуя с Кириллычем. Показалась Наташа, старательно делавшая вид, что я - иллюзия.
        Последним выбежал Ромка, и мы все пошагали на Горького, глядя вокруг во все глаза. Спускаясь к Красной площади, я и сам приглядывался - не изменилось ли что?
        Кириллыч с Кузьмичом спорили.
        - А кто, вообще, сказал, что Майя - это планета? - напирал Бунша. - Может, тоже какая-нибудь станция?
        - Ромка, ты докуда вчера доехал?
        - До Лосиноостровской, дядь Коль.
        - О! - выставил палец Кириллыч. - Это сколько же десятков километров должно быть у той станции, а?
        Я не вступал в споры и вообще ни с кем не разговаривал. Брел себе и брел. Вот уже и Центральный телеграф показался…
        Я резко остановился.
        - Чего ты? - удивился Эдик.
        - Кириллыч, - позвал я. - Глянь.
        - Куда?
        - Туда.
        Впереди, там, где еще вчера высился черный параллелепипед гостиницы «Интурист», красовался «Ритц-Карлтон».
        - Началось… - выдохнул Кириллыч.
        - Ты был прав, - спокойно сказал Эдик.
        Я раздраженно пожал плечами. На этот раз моя правота лишь добавляла негатива.
        - Возвращаемся, - решил Кузьмич. - Заберем рюкзаки - и уходим.
        - Да, - пригорюнился Кириллыч, - другого выхода нет…
        Возвращение наше затянулось. Мы будто продлевали момент расставания с мечтой, которая чуть было не исполнилась. Купили пончиков - настоящих, поджаристых пончиков, а не тех американских кругляшей с помадкой и кремом, которыми нас закармливают на Земле. Слопали их с чаем в кафешке, заглянули в книжный…
        Я никого не торопил, а когда замечал новые анахронизмы в московской застройке, в толпе, в потоке машин, то отворачивался.
        Прихватив рюкзаки - Кириллыч с Ромкой тоже нагрузились, - мы двинули к метро.
        - Куда? - спросила Наталья, обращаясь к Бунше.
        - Метро «Дзержинская».
        Когда мы доехали до нужной станции, там уже висели другие буквы, складываясь в «Лубянку».
        Я провел всех в служебное помещение и открыл портал. Пока все проходили, я смотрел за открытую дверь. Оттуда несся глухой шум шагов и человеческого гомона, машинных звуков и нескончаемого московского гула.
        Повернувшись, я покинул Майю, перенесясь на Иелу. Не самая гостеприимная планетка, зато так быстрее всего.
        Портал был прикрыт сверху прозрачным куполом - это был пузырь из модифицированного пространства. А вокруг лежала ночь.
        Вот только темно не было - небо над Иелой пылало. Сверхмощные сияния, которые обычно зовут полярными, полыхали в вышине, змеились и трепетали, а в зените калился белый кругляшок.
        - Это солнце здешнее, - неохотно объяснил я. - Было светило как светило, пока не превратилось в нейтронную звезду. В пульсар. А все, что вокруг, это не снега. Это вымерзшая атмосфера.
        Пласты рыхлого снега лежали недвижимо - на Пеле не дули ветра, чтобы мести порошу. По снегам метались яркие отсветы, время от времени осеняя еще один портал - метрах в двухстах от того, что высился у нас за спиной.
        - Приникаем к стенке и медленно давим на нее, - инструктировал я. - Она облепит вас, как коконом. Так и прошкандыбаем…
        Показав пример, я очутился будто в раздутом прозрачном скафандре. Не верилось, что столь тонкая пленочка способна защитить от чудовищной радиации снаружи, тем не менее это было так.
        Переваливаясь на плотном снегу, я побрел к порталу. Когда-то Пела тоже была землеподобной, а теперь об этом напоминали лишь красноватый азотный лед и голубой кислородный.
        Впереди, словно мыльный пузырь, засиял купол над порталом. Осторожно приблизившись, я вжался в податливую «стенку» ислился с ней. Было холодно, под ногами поскрипывали отдельные снежинки.
        Вторым подошел Кириллыч. Прижался и - оп! - оказался внутри.
        - Ничего так прогулочка! - хмыкнул он.
        - Да уж…
        Собрав всех, я вывел их прямо на Центральную площадь.
        - Хорошая была экскурсия… - вздохнул Удалов.
        Кузьмич лишь покивал задумчиво.
        - Мы за пару дней увидели столько, - проговорил Эдик, качая головой, - сколько другие и за десять жизней не увидят.
        - Да-а… - зажмурился Ромка.
        Все стали прощаться, расходиться, а мне спешить было некуда. Я присел на лавку в тени портала и оглянулся - ни одного любопытствующего бездельника. Задержалась и Наташа.
        Повернувшись ко мне, она сказала ясным и звонким ГОЛОСОМ:
        - Ненавижу тебя! Зачем, ну зачем ты явился? Зачем спасал нас? От чего ты нас спас? От счастья?
        - От иллюзии счастья, - спокойно ответил я. - А ты нисколько не изменилась.
        - Можно подумать, ты стал другим! - сказала Наташа, кривя губы.
        - Да, я стал другим, - твердо проговорил я.
        Наташа ничего не ответила, развернулась и удалилась прочь. Я проводил ее глазами.
        - Ты идешь? - нерешительно позвал Эдик с тротуара.
        - Вы идите, - громко ответил я, - а я еще за машиной сгоняю.
        - Я с тобой!
        - Не стоит. Я быстро.
        Обернулся я за полчаса, выведя «УАЗ» сМарта через Приус и Колеиду. Портал я использовал тот, что стоит в горах на перевале. Он считается нерабочим, но у меня свое мнение на этот счет…
        …Начинало темнеть, когда я вернулся в Новый Киев и поставил машину на стоянку. Подойдя к дому Марины, я не остановился, раздумывая, как быть, а просто поднялся к ней на этаж и постучал в дверь.
        Девушка сразу открыла, словно ждала меня за дверью. Запищала от радости и бросилась меня обнимать.
        - Ну, наконец-то! - оживленно тараторила она. - Ты где пропадал так долго?
        - Извини, - улыбнулся я, - надо было помочь… одним хорошим людям.
        - Помог?
        - А как же…
        - Ты, наверное, голодный, - полуутвердительно-полувопросительно сказала Марина, - сейчас я тебя буду кормить!
        - Не откажусь.
        Ужин был легким, и выпили мы чего полегче - «Мартини» стоником.
        - Что у вас нового? - вежливо поинтересовался я.
        - Да шо у нас нового может быть? А, нет, вру! Вчера посвященного нашли!
        - Да неужто? - поднял я бровь. - И кто же он?
        - Гвардейцы не говорят, да они и не нашли его пока, а ищут только. Настоящую облаву устроили, по всем квартирам прошли, по всем подвалам, дачи обыскивали… Охота на человека!
        Досказывая свою новость, Марина разделась и уселась мне на колени голой попой. Я подхватил девушку на руки и потащил в спальню…
        …Спал я хорошо, никакие мысли меня не тревожили. С утра Марине надо было на работу - здесь-то не суббота была, - и я встал вместе с нею. Оделся, умылся, заварил подружке кофе.
        А когда доел яичницу, в дверь громко постучали.
        - Кого это спозаранку? - удивилась Марина.
        Гибко поднявшись, она пошла открывать - и вскоре вернулась в сопровождении гвардейского патруля, растерянная и испуганная. Сержант с автоматом отдал честь и вежливо сказал:
        - Прошу не оказывать сопротивления и пройти с нами.
        - С какой стати? - поинтересовался я.
        - Вы задержаны, господин посвященный! - заявил офицер, маячивший на пороге. - Сдать оружие!
        - Оружие на вешалке, - любезно объяснил я.
        - Саня… - прошептала Маринка.
        - Все будет хорошо, вот увидишь, - заверил я ее. - Привет Наташке передай и Кириллычу!
        Улыбнулся девушке и вышел за дверь под дулами автоматов.
        «Боятся, - подумал я, - значит, уважают…»
        Конец первой книги
        notes
        Примечания
        1
        Бичевать - от слова «бич», производного от англ, beach - берег Первоначально в СССР «бичами» называли моряков, списанных на берег за пьянку, но постепенно этот статус был перенесен на всех опустившихся, спившихся людей, перебивающихся случайными заработками.
        2
        Геррос или Герр - так древние эллины называли реку, вытекавшую из Днепра. По сути, это более раннее название Днепра, протекавшего в I -II тысячелетии до н.э. восточнее по сравнению с привычным для нас местоположением этой реки. В античное время Днепр изменил свое русло, «отойдя» кзападу.
        3
        Погрузочно-доставочная машина.
        4
        Обряд прохождения через «фала-футу» (каменные ворота) сохранился у нганасанов. Для этого в феврале, когда появлялось солнце, из каменных плит строилось нечто вроде туннеля.
        5
        9-мм самозарядный пистолет Сердюкова (СПС).
        6
        АК-103
        7
        Сегундо - с испанского «второй». Так на ранчо в Техасе и Мексике называли управляющих, «вторых» после хозяина-ранчеро.
        8
        Pronunciamento (исп.) - букв, «провозглашение». Военный переворот.
        9
        Напоминает Hyperloop «Великого комбинатора» Илона Маска. Вот только идея пропускать составы по туннелям, из которых откачивался воздух, принадлежит вовсе не ему, ей уже лет 150.