Сохранить .
Стрелка В. Бирюк
        Зверь лютый #15
        В. Бирюк
        Стрелка
        (Зверь лютый - 15)
        Часть 57. «Прощай - труба зовёт. Солдаты - в…»
        Глава 310
        Война - дерьмо. Мысль очень не оригинальная. «Дерьмо» - в прямом и переносном смысле.
        Кто-то из отечественных литераторов описывал Россию, как могучий военный отряд, который слаженно идёт строем, в ногу, упорно тащит своё вооружение и амуницию, пробивается через пустыни, трясины, горы, под снегом и зноем.
        Наконец - дошли.
        Выбрались на миленький, чистенький, прелестный лужок. Всё.
        Вытерли пот, промыли раны. Стали бивуаком.
        - Окопы - отрыть, землянки - выкопать, брёвна - в лесу срубить, отхожие ямы - обустроить, вышки - поставить. И смотрите у меня, сукины дети!
        Перекопав и изуродовав лужок, вырубив и замусорив лесок, загадив округу и взбаламутив воду, колонна собирается и двигается дальше. К следующему «светлому будущему».
        Не спроста у нас исконно-посконные слова, обозначающие армию и дефекацию - однокоренные. Даже у англичан с их неслабой армейской историей слова host (рать) и shit (срать) ну никак ну связаны. Зато у нас…
        Со стороны смотришь: все в шоколаде. А принюхаешься - понимаешь что не…
        Все армии мира ведут себя сходно. От конной - больше навоза. Больше вытоптанной, «выкопытенной» земли. От пешей - больше пожаров. Даже наша лодейная - оставляет за собой проплешины изуродованного, загаженного речного берега - места стоянок.
        Мы - рать Тверского князя Володши Васильковича. Идём освобождать бедненьких поганеньких мордовцев от злых нечестивых агарян - волжских булгар. С нами Господь Бог и Пресвятая Богородица. Поэтому скажем агарянам «тьфу» - и они враз расточатся аки прах степной. Освобождённая нашей силой и Воинством Небесным поганая мордва - возликует, просветлится и прослезится.
        И уверуют язычники, прежде бессмысленные, в Господа нашего Иисуса Христа, и отринут они блага земные, тварные. Особенно в форме: самаркандского серебра, шкурок пушных животных и красных девок. И прочей мерзости, из числа полезного в хозяйстве.
        Выкинут они сиё из жилищ своих и будут пинать ногами, оплёвывать и побивать дубьём. Приговаривая:
        - Сгинь! Сгинь искус сатанинский!
        Мы же, во избежание смущения душ новообращённых, выброшенное - подберём, господу богу - истово помолимся и увезём в дома и селения русские. Ибо в нашей земле вера Христова крепка, и враг рода человеческого туда не сунется.
        Хабар - водой святой сбрызнем, полон - окрестим и поимеем. И всем будет счастье.
        «Политрук» с крестом в руках воздвигает его над главою своей и над согнутыми спинами нашего коленопреклоненного «стада». Кивает дьякону, и мощный бас разносится над войском, над озёрной гладью, улетает к стенам славного города - Ростова Великого.
        - Господу богу помо-о-олимся!
        Рокочущий бас накатывает размеренной скороговоркой:
        - Господи Боже наш, послушавый Моисея, простерша к Тебе руце, и люди Израелевы укрепивый на Амалика, ополчивый Иисуса Навина на брань и повелевый солнцу стати: Ты и ныне, Владыко Господи, услыши нас, молящихся Тебе. Посли, Господи, невидимо десницу Твою, рабы Твоя заступающую во всех, а имже судил еси положити на брани души своя за веру, князей и народ, тем прости согрешения их, и в день праведнаго воздания Твоего воздай венцы нетления: яко Твоя Держава, Царство и Сила, от Тебе помощь вси приемлем, на Тя уповаем, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
        Тысяча глоток дружно выдыхают:
        - Аминь.
        Ратники начинают подниматься с колен, надевать шапки, отряхивать песок озёрного пляжа, где происходит молебен. Убирают за пазуху прежде вынутые наружу, нацелованные кресты.
        Интересно: христианин, в знак своей веры, носит на шее крест. А чего носить на шее атеисту в знак своего атеизма? Голову?
        Голова у меня пустая: четыре часа молений и песнопений, построений, хождений, колено- и главо-преклонений - мозги вынесли полностью. Весь как побитый. Вроде бы - всё, отмолебствовали. Теперь - в лагерь и съесть чего-нибудь.
        Возле возвышения, на котором стоит церковное и войсковое начальство начинается какая-то суета. Ох, не к добру это. Точно: княжий бирюч, погожий на смоленский «веник рыкающий» как брат-близнец, вопит:
        - Накрыться! Сидеть!
        «Накрыться» - не «медным тазом» или ещё чем, про что вы подумали. Обычная команда при завершении воинского молебствия: надеть шапки.
        Сидим, ждём. Свежо. Под задницей - песок озера Неро, перед глазами - само озеро. Красота!

* * *
        В полуверсте расстелился низкий болотистый остров с небольшой горушкой в середине. Там - пепелище, торчит здоровенный закопчённый булыжник, чёрные толстые обгорелые пни. Священная роща была. Велесов камень - называется. Будет - место тайных сходок членов РСДРП. А пока - язычники кучковались, бесовщиной своей занимались. Прямо на виду у епископа Ростовского. Нынче язычники кучковаться перестали - кончились.
        Здешние племена - меря - как и многие другие лесные племена, почитали медведя как бога. Или бога - в ипостаси медведя. Делали они это… ну с очень давних пор. Потом пришли славяне со своим «скотьим богом» Велесом. Тоже - «мишкой». И меря сменили имя своего бога на имя похожего бога пришельцев. Бог - общий, места - много, войн - не было. Сами жили и другим давали. Потом…
        Что-то случилось со славянами в 920 - 930 годах. В городах вдруг закрутились гончарные круги, а само занятие из женских рук перешло в мужские. А сюда, в маленький Ростов, хлынула новая волна славянских колонистов.
        Ещё во времена Вещего Олега «в Ростове сиде князь, под Олегом суще». Повесть Временных Лет относит начало княжения Олега в Новгороде к 879 году. Сидел тот князь здесь, в Ростове, а южнее, на другом берегу озера, на Сарском городище жили аборигены - племенной центр местных меря. Некоторое время оба города существовали одновременно.
        Я уже говорил, что в эпоху перехода к княжеской власти, князья часто основывали свои опорные пункты (погосты, станы), не внутри местного племенного центра, а рядом с ним - в ближайшем удобном для обороны месте, на расстоянии до 15 километров. Чтобы княжьим людям не подпадать под влияние местных, не зависеть от них продовольствием, ограничить возможность мелких бунтов, иметь огороженное место для защиты от врагов и хранения припасов и казны, для резиденции князя и его дружины.
        Так было и в Скандинавии, где племенные местные поселения - «туны», а станы центральной власти - «хусабю».
        «Параллельные» города имели разную судьбу: сливались в один (Новгород); население княжьего переходило в более древний (Муром); население более древнего переходило в новый (Смоленск).
        Ростов был изначально мерским поселением без серьёзных укреплений: занимал край береговой террасы к западу от устья речки Пижермы. Защищала Пижерма, заболоченная низина другой речушки - Ишни, засеки в окружающем лесу, подводные частоколы на Которосли и в озере.
        Приток славян и княжеская власть обеспечил Ростову рост. Со времён святого Бориса, сына Крестителя, здесь постоянно «сидел» какой-нибудь русский князь. Отнюдь не - «сам, один, без ансамбля». «Ансамбль», хоть и не «песни и пляски», а кушать хочет регулярно.
        Дружина, которую нужно кормить, полюдье, которое нужно сюда сдавать, суд, на который надо явиться… Куча людей, которые в этом участвуют. И с этого - живут.
        Центр власти - не там, где бьют, а там, где дают.
        После установления христианства в 991 году - здесь дают ещё и «благую весть».
        Двух первых Ростовских епископов местные жители выгнали. Но в это время явился в Ростове святой Авраамий Ростовский.
        Было это во дни ростовского князя Бориса, при первом Ростовском епископе Феодоре и преемнике его Иларионе. Авраамий сношался («имел сношение») с самим равноапостольным князем Владимиром.
        Когда Авраамий поселился близ Ростова, там целый конец Чудский поклонялся каменному идолу Белеса.
        В том идоле «сосредотачивалась вся сила и все обольщение демонское». Сходен он образу демона Ваала из ведийской мифологии - пожирателя скота. Долго, вплоть до XIX века, сохранялась в Ростове поговорка: «Зол как Велес».
        Идол был из дуба, на большом каменном подножии. Внутри идола - лестница, по которой жрец входил в пустую его голову и жег там разные смолистые вещества, отчего изо рта, ушей и глаз шел дым. На дымовуху сбегался народ и кланялся. Идол этот пользоваться популярностью и среди славянского населения.
        «Со скорбью смотрел Преподобный Авраамий на то, как некоторые ростовцы пребывают еще в идольском соблазне. Со слезами молил он Бога дать ему силу и благодать Святого Духа на разорение злокозненного идола. Получив откровение о том, что для его свержения требуется идти в Царьград, в дом св. ап. Иоанна Богослова, отправился он в путь, который был чудесно сокращен, поскольку сам апостол явился Авраамию на берегу реки Ишни, пересекающей дорогу из Ростова при своем впадении в озеро Неро. При встрече св. апостол Иоанн благословил преподобного и дал ему не какое-либо тяжелое орудие, но легкую камышовую трость и велел без боязни вооружиться на идола Велеса».
        Авраамий, вооруженный тростью Богослова и крестным знамением, сокрушил истукана, «и абие идол Велес в прах бысть». На месте разрушенного идола преподобный построил храм, в котором ростовчане «крестились от мала и до велика».
        С того времени просвещенные светом Христовым, обращаясь к Преподобному, воспевают его в сердцах словами кондака:
        «Иго Христово прием Авраамие, и Того крест на рамо взем, последовал еси Ему, насажден быв в дому Господни, и процвел еси яко финике, и яко кедр иже в Ливане, умножил еси чада твоя, муж желаний духовных: от возлюбленнаго же Апостола Иоанна Богослова благодать восприм, жезлом сокрушил еси идола, и разсыпал еси его яко прах, и чудотворец убо велий явился еси преподобие, темже Христа Бога моли непрестанно о всех нас».
        «Тросточка камышовая» долго хранилась в здешней церкви, пока Иван Грозный не позаимствовал - взял с собой Казанский Кремль ломать. Так и не вернул. Хотя бочки с порохом оказались эффективнее.
        Первый и единственный в то время в Ростовском крае монастырь, расположенный на месте прежнего любимого и чтимого народом Велесова капища, встретил со стороны язычников озлобление и ненависть. Ростовцы не раз намеревались разорить и сжечь обитель и только молитвы основателя и насельников монастыря, да благодать Божия сохраняли обитель в безопасности.
        В смысле: «крестились от мала и до велика», но «озлобление и ненависть» к монахам - сохранили. Или новые выросли?
        «Просвещенные светом Христовым» выгнали местных язычников. «Казанская история» называет черемисов потомками ростовской мери, которые отказались креститься, и ушли вниз по Волге.
        Оставшиеся неплохо уживались между собой.
        В случае угрозы вместе собирали общее ополчение. Ростовчане, под рукой древних киевских князей, доходили до Царьграда. Город разделялся на два конца - Чудской (мерянский) с языческим капищем и Русский с христианской церковью. Если мерянин принимал крещение, то признавался русским и должен был переселиться на другой конец города.
        «Святая вера распространилась у нас везде, но везде почти оставалось и язычество. Явление совершенно естественное и неизбежное: невозможно, чтобы в каком-либо народе вдруг могли искорениться религиозные верования, которые существовали целые века и тысячелетия, чтобы все люди легко отказались от тех сердечных убеждений, которые всосали они с млеком матерним, на которые привыкли смотреть, как на самые священные и драгоценные…
        Не все, принявшие святую веру, приняли ее по любви, некоторые - только по страху к повелевшему (т. е. великому князю Владимиру)… Впрочем, какого-либо упорного сопротивления евангельской проповеди, за исключением только двух городов: части Ростова и особенно Мурома, у нас тогда не было. Тем более не было и не могло быть открытых гонений на христиан. Ибо великий князь и все окружающие его действовали в пользу святой веры и вооружаться на христиан значило восставать против правительства».
        Забавно, что митрополит Макарий, которого я цитирую, полагает «принуждение к миру» воинской силой государства более эффективным, нежели «мирную евангельскую проповедь».
        Однако, и люди крещёные - весьма различны между собой: в 1118 году случилось нападение на монастырь «новгородских ушкуйников».
        «Иноки, разбуженные среди ночи раздавшимся внезапно шумом, увидали приближающуюся к обители шайку грабителей и донесли архимандриту. Тот приказал идти в церковь и стать на молитву. На утро жители Ростова увидели перед стенами монастыря человек 30, которые стоят на одном месте, быстро двигая ногами как бы спешно куда-то идут. При этом они смотрели только на монастырь и вокруг ничего не замечали. Вышел архим. Прохор с крестом в руках, сопровождаемый братией и, осенив крестом разбойников, спросил у них о причине их прихода. Те с прерывающимся от страха голосом рассказали, что они шли к монастырю с целью грабежа и перед стенами вдруг на них нашло какое-то ослепление, так что, видя стены монастыря, не могли к ним приблизиться, несмотря на то, что шли очень быстро. Когда им рассказали, что они шли, стоя на одном месте, те смутились и стали на коленях умолять настоятеля о прощении. Покаявшись, они поселились близ монастыря и, предавшись мирным занятиям, сделались впоследствии монастырскими и городскими квасоварами».
        «Не страшны дурные вести,
        Начинаем бег на месте,
        В выигрыше даже начинающий.
        Красота, среди бегущих
        Первых нет и отстающих,
        Бег на месте общепримиряющий».
        Вот уж точно: «общепримиряющий». Даже для ушкуйников.
        Разбойнички - квас квасят, язычники - подати платят, монахи - кадилом машут… Все при деле.
        «Утихомирились бури религиозных лон.
        Подернулась тиной ростовская мешанина.
        И вылезло
        из-за спины… Христа
        мурло… христианина».
        Люди, «предавшись мирным занятиям», не «вооружались на соседи своя», жили себе спокойно. Однако же, при сём житии мирном, язычники столь умножились, что потребен стал уже и новый Авраамий с новым «крещением и освящением». Что и случилось: мирное сосуществование «разноверцев» поломали. Два «бешеных» сошлись в одном месте в одно время: «Бешеный Китай» - Андрей Юрьевич Боголюбский, князь Суздальский, и «Бешеный Федя» - епископ Ростовский Феодор.
        У Боголюбского две болезненных идеи - «торжество православия» и «торжество правосудия». Феодору - одной первой достаточно. Поскольку на нём «почиёт благодать божья». Зачем эта «благодать» на Федю спать-почивать забралась - не знаю. Но он так чувствует. А, значит, всякий его суд - правый.
        Едва утвердившись в Залесье, в 1160 году, князь Андрей строит в Ростове на месте сгоревшего деревянного Успенского собора, построенного, по преданию, ещё в 991 г. первым ростовским епископом св. Феодором, новое белокаменное здание. Он же отдаёт старинному Андреевскому монастырю сельцо Борисовское, которое перешло ему по наследованию в личную собственность от самого первого владетеля - святого князя Бориса.
        Для Боголюбского усиление церкви - не только элемент государственной политики, но и искреннее движение души. Как он ухитрился не отдать монахам Москву (Кучково), доставшееся ему в приданное за первой женой…? - Не успел просто.
        Но не стройка, а «Бешеный Федя» изменил обстановку в Ростове.
        Племянник Смоленского епископа Мануила Кастрата, «наш Федя с детства был настроен поднять всё православие на щит». И поднял. Даже, можно сказать, воздвиг. Пример дядюшки, создавшего за четверть века мощную смоленскую епархию, вдохновлял, воодушевлял и подстёгивал. Недостаток ума, мудрости, осторожности искупался энергией, активностью, отмороженностью.
        Страсть его к боголепию нашла применение в 1157 году. Сразу после смерти Долгорукого Смоленские князья протянули свои ручки к Залесью. «Ручки» - в рукавах церковной рясы.
        Племянник Смоленского епископа явился в Ростов и обрушился с разгромной критикой на местного епископа Нестора. По теме… а какая разница? Например: «о посте в среду и пяток».
        Епископ, на основании действующих в Греции строгих постановлений, не разрешал поста в среду и пятницу даже по случаю великих праздников, кроме Пасхи, Пятидесятницы, Рождества и Богоявления. Феодор, на основании более позднего Студийского устава, считал дозволенным разрешать пост не только для Господских и Богородических праздников, но и для памятей великих святых.
        Тут нет перебора с отрицанием: свобода русских попов состоит в установлении голодовки для их паствы.
        Разрешать русским людям «складывать зубки на полку» (поститься) по праздникам - проявление нашей исконно-посконной русской православной души. Ну, не любят у нас на Руси кушать! Как увидят что-нибудь вкусное - сразу блевать тянутся. А греки - мешают. Эти иноземцы… они почему-то хотят, чтобы на Руси люди имели право есть. Хотя бы - право.
        Это - из древнейших примеров «тлетворного влияния Запада». Хотя здесь конкретно - Юга.
        Преемник Нестора, епископ Леонтий, совсем обнаглел, морда константинопольская - не хотел разрешать поста ни для каких праздников.
        - Нельзя, - грит, - в светел день за пустым столом сидеть, корочку чёрствую понюхивать, водицу ключевую похлёбывать. Лязгающий с голодухи зубами православный в святой день - не кошерно.
        От чего и явилась «ересь леонтинианская».
        Тут в Ростове снова нарисовался Федя и так вломил этому Леонтию, что бедняга побежал аж до Дуная. «Нехрен нашим сказывать, что им жрать дозволено! Пшёл, бл…, в свою бл…скую Грецию!».
        Два «психа бешеных» - князь и поп - нашли друг друга и возлюбили. Как соратники, а не как вы подумали. Душевная привязанность Андрея к Феодору отмечается и летописцами.
        Окружённый боярами отца, всеми осмеиваемый и всех подозревающий, умница, герой, храбрец, дезертир и церковный вор, Боголюбский нашёл единомышленника. На пару они потащили Русь Залесскую к светлому будущему. «Путь свой освещая деревнями».
        Но они не самовластны. Над Андреем - Великий Князь Киевский, который пальчиком грозит. И Андрею приходится договариваться с Ростиком. Над Федей - митрополит Киевский. А Федя ни с кем договариваться не хочет - на нём же «благодать почиёт»!
        И тогда эта «сладкая парочка» святорусских отморозков решила реализовать давнюю мечту Долгорукого.
        Не, не основание Москвы - это так, мелочь мелкая! Долгорукий основал с десяток городов - не интересно. А вот вторую православную церковь на «Святой Руси»…
        Два Залесских прогрессора решили вполне по-нашенски:
        - А фигли нам? «Благодать» греки разливают? Купим-заплатим! Пущай и нам нальют.
        Андрей, всё-таки, надеялся как-то договориться с Ростиком.
        Тут как раз произошёл очередной приступ возни вокруг Климента Смолятича и митрополичьей шапки. Боголюбский пошёл в Киев договариваться, вставить свои «пять копеек». Типа: а возьмите Федю в митрополиты.
        Этот его поход с мачехой (второй женой отца - Долгорукого) и малолетними братьями Михаилом и Всеволодом - я наблюдал. Даже принял кое-какое участие. В гречанке. Мда…
        Скандал был громкий. Не только из-за внезапно обнаружившейся беременности княгини-вдовы, но и из-за провала планов Боголюбского.
        Ростик на Федю посмотрел, хмыкнул и… заговорил о набегах половцев и разорениях от поганых. Для Боголюбского, который сам наполовину кыпчак, у которого половина свиты - из «жёлтого народа»…
        Андрей, как ему свойственно, взбесился. Вышиб с Руси в Царьград мачеху - сестру императора с её сыновьями-«гречниками». Не только младших, которых я видел, но и старших. Один из которых до этого спокойно сидел князем в Поросье и ни сном, ни духом…
        Вот таким пожеланиям Ростик с радостью идёт навстречу: на Рось, которая Киев от Степи прикрывает, где сидят «чёрные клобуки» - треть киевской власти (две другие: «жители киевские да дружина княжеская»), лучше кого-нибудь из своих поставить.
        - Вышибает? Он - в своём праве, в семье - главный. Мешать не будем.
        «Гречников» в Византии приняли неплохо, старшему дали владение в Болгарии.
        Андрей психанул немелко: ещё и племянников, таких же мальчишек совсем, сыновей самого старшего брата Ростислава (Торца), уже давно покойного - туда же, в Царьград, загнал. А Феде дал денег, людей, товаров и отправил к патриарху - искать правду.
        Правда, по мнению обоих, состояла в создании на Руси второй метрополии, Владимирской.
        Андрей страстно строил «свой город» - Владимир-на-Клязьме. Вполне осознанно воспроизводя, по названиям и великолепию, «святые места» других столиц.
        «Золотые ворота» во Владимире… В Киеве, в Константинополе, в Иерусалиме… Через них вошёл в Иерусалим Иисус.
        Сказано у Иезекииля:
        «И сказал Господь: ворота эти будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими. Ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены».
        Ходит упорный слушок, что через них снова войдёт мессия. Поэтому в Иерусалиме эти ворота заложены со времён Сулеймана Великолепного. И кладка регулярно обновляется: всегда есть риск, что какой-нибудь придурок с взрывчаткой вздумает воспрепятствовать пророчеству.
        Логика у придурков железная: нет ворот - некуда входить - мессия не придёт.
        «Всё по прежнему,
        Всё по Брежневу».
        «И что было - то и будет. И нет ничего нового под луной».
        Это у них там. На «Святой Руси» подход прямо противоположный - «Золотые ворота» строят регулярно и держат открытыми.
        «Приходите, дяденька. Повеселимся».
        С появлением мессии наступит «конец света». А вся эта… лабуда - закончится. Насчёт русской эсхатологии я уже…
        Федя явился к Патриарху, размахивая связками соболей, и потребовал митрополичьей шапки и дольку «благодати».
        «Русская тема» для греков - весьма болезненна. «Русский раскол», вроде бы, заканчивался. Но не вполне так, как хотели патриарх с императором. В прошлом, 1163 году, в Киеве умер очередной митрополит. Тоже Федор, миривший русских князей под Вщижом.
        Редкий случай: греки прислали нормального внятного мужика. О нём я уже вспоминал. Но - помер.
        Ростик, согласно утверждённым договорённостям, провёл Собор - собрал епископов для избрания нового митрополита. Русские сами избирают митрополита - это одно из главных условий прекращения раскола.
        Второе - подтверждение законности действий Климента Смолятича. Особенно - в части рукоположения. Тысячи попов и дьяконов на Руси могут вздохнуть свободно и легально продолжать окормление паствы.
        Теперь княжеский посол должен съездить в Царьград, и на избранника-«местоблюстителя» произойдёт «рукоположение». Такое… дистанционное. Но… Карамзин пишет:
        «Великий Князь, отдавая наконец справедливость достоинствам изгнанного Святителя, Климента, желал возвратить ему сан Архипастыря нашей Церкви и для того послал Вельможу, Юрия Тусемковича, в Грецию; но сей Боярин встретил в Ольше нового Митрополита, Иоанна, поставленного в Константинополе без согласия Великокняжеского. Ростислав был весьма недоволен; однако ж, смягченный дружеским письмом Мануила и дарами, состоявшими в бархатах и тканях драгоценных, принял Греческого Святителя, с условием, чтобы впредь Император и Патриарх не избирали Митрополитов России без воли ее государей».
        Разведка греков оперативно донесла («узнали стороной») о смерти предыдущего митрополита, а бюрократия - редкий случай - немедленно провернулась. Видать, конторских сильно шпыняли по этой теме.
        Из Константинополя прислали посла с богатыми дарами, который именем императора (только патриарха - уже недостаточно) умолял нашего князя принять благословение от святой Софии Константинопольской, т. е. посланного оттуда митрополита.
        Ростик отвечал (летописец без смягчений от монархиста и «миролюба» Карамзина):
        «В настоящий раз ради чести и любви царской приму, но если вперед без нашего ведома и соизволения патриарх поставит на Русь митрополита, то не только не примем его, а постановим за неизменное правило избирать и ставить митрополита епископам русским, с повеления великого князя».
        Самая первая реакция Ростика, в форме нормального национального пожелания дальнего пути с указанием интимной точки прибытия - в летописи не попала.
        Так кончились (в 1164 г.) долговременные смуты в русской митрополии, начавшиеся с попытки церковника применить интердикт на «Святой Руси».
        Согласие Ростика на принятие митрополита «от греков» обеспечивалось не только «пряником» - богатыми дарами и «любовью царской», но и «кнутом» - Федей Ростовским.
        Федя устроил у греков «мордобой с отягчающими». Заставил Патриарха и Императора, бывших в тот момент в Болгарии, провести богословский «разбор полётов» по теме «пост в середу и в пяток», размахивая «итоговым коммюнике» поймал своего Ростовского противника - Леонтия, и утопил в Дунае.
        Засим потребовал себе митрополичью шапку.
        Оцените душевные муки Луки Хрисоверга - Константинопольского Патриарха:
        - Псих же! Куда такого?!
        «Разве что послом в Тунис. А куда его ещё?». Где у нас нынче «тунис»…?
        В Киеве Ростик всё сильнее привечает Климента, «схизматика». Игумен Поликарп, с которым князь еженедельно вкушает трапезу, промывает государю мозги по теме: «А на хрена нам греки?». И государь… - склоняет благосклонный слух свой к речам досточтимого настоятеля. Всё едва держится.
        Дать Феде митру - Ростик пошлёт матерно, выгонит митрополита-грека и поставит своего.
        Не дать Феде митру - Ростик потерпит пока этот грек помрёт, но следующего митрополита («В настоящий раз приму, но если вперед…») поставит сам, и Русь уйдёт из-под власти патриархата.
        «„Да“ и „нет“ не говорить, чёрно-белого не брать… Что желаете купить?» - старинная русская игра на сообразительность. В Византии в неё тоже играют.
        Патриарх велел прочитать послания Боголюбского, привезённые Федей, на Соборе в Константинополе. После заседаний и совещаний написал ответное послание к нашему князю, восхвалял его и благодарил за ревность по вере и благочестии, за построение церквей и монастырей, за десятину, которую определил он соборной церкви владимирской.
        «Но… Божественные правила святых апостолов и святых отцов повелевают сохранять целыми и неприкосновенными пределы как епископий, так и митрополий…».
        И тыр с пыром, и протчая, и протчая, с превеликим уважением и уверениями в сердечной дружбе и неизменной благосклонности…
        Тогда Феодор начал умолять, чтобы патриарх поставил его хоть епископом в Ростов. «С паршивой овцы - хоть шерсти клок» - русская народная мудрость.
        Патриарх уступил. Или - сыграл? На особенностях психики конкретного собеседника?
        Теперь, если Ростик дёрнется в сторону автокефальности Русской церкви - опа! - у нас вторая Русская церковь есть. Правильная, с благодатью. От самого Иоанна Крестителя!
        Я уже рассказывал про схему рОзлива «божьей благодати» в православии.
        Новопоставленный епископ, не заезжая в Киев за благословением митрополита, прибыл прямо в Ростов и сел на епископской кафедре.
        «Новая метла - по новому метёт» - русская народная мудрость. Но кто видел как метёт «старая метла», дорвавшаяся, наконец, до власти и взбесившийся по-новому?
        Ещё в прошлом году Кастуся из Московской Литвы потащили на его «историческую родину» - делать из ребёнка законченного перуниста, приговаривая: «Федя вернётся - такое начнётся!». Здешние жители знали этого человека, предвидели. Боялись заранее. И были правы.
        Для начала Федя сжёг пол-Ростова.
        Как там про крещение Новгорода: «Добрыня крестил мечом, а Путята огнём»?
        Добрыни у Феди не было. Поэтому просто сожгли Чудской конец. Ещё выжгли остров напротив города. Потом принялись за деревни в округе. Выбор у людей простой: или - крестись, или - проваливай.
        Это «проваливай» - и было первоначально записано в «Русской Правде» под именем высшей меры - «поток и разграбление». Человек с семейством изгоняется из общины, лишается полностью имущества, прав, защиты закона… Изверг - извергнутый из рода.
        Дальнейшая жизнь… при тотальной распространённости родоплеменной ксенофобии… недалеко и недолго.
        Местные язычники… русской «вышки» в Федином исполнении - испугались. Многие - побежали. Целиком - целыми «мирами».
        Похоже, что эскапада эмира Булгара Ибрагима - следствие вспышки Фединого энтузиазма.
        Сорванные с места местные меря побежали теми же путями, которыми полтора века назад соплеменники их предков уходили от Авраамия Ростовского. К родственникам - горной мари, которых называют черемисами. Плакались там о приступе христовой проповеди и привирали про неустроенность русской земли. Вот эмир и возбудился. Отвоёвывать своё, исконно-посконное - Окскую Стрелку.
        Когда-то на Стрелке стоял хазарский пост. Потом была булгарская крепостица. Наши сожгли её лет сто назад. Булгары в отместку сожгли Муром. Вроде - все квиты. Но вот, велесовы язычники бегут к мусульманскому эмиру, тот вспоминает о давних обидах и объявляет джихад христианам.
        Река - система сообщающихся сосудов. Не только для воды, но и для народов, населяющих её берега.
        Глава 311
        В результате - я сижу на песчаном пляжу, щурюсь на теплое солнышко и жду: когда ж это ритуальная тягомотина закончится. А пока прикидываю дальнейший жизненный путь данного персонажа, главного оратора сегодняшней… оратории, епископа-поджигателя.

* * *
        «Андрей Боголюбский, хотя и был недоволен митрополитом Киевским и весьма сильно любил Феодора, но убеждал его сходить в Киев и принять там благословение от русского первосвятителя ради порядка церковного. Феодор не послушался и говорил: „Сам патриарх меня поставил и благословил во епископа, на что мне благословение митрополита?“».
        Патриарх Лука Хрисоверг своим прямым рукоположением Ростовского епископа сломал церковную иерархию на Руси. Теперь Федя уверен, что митрополит ему не указчик. Что он может всё. Вот он и разворачивается:
        «начал запрещать священнослужение игуменам и пресвитерам и даже проклинать их, велел запереть церкви во всем Владимире, так что богослужение в городе прекратилось, принялся грабить богатых людей без всякого разбора, а тех, которые осмеливались противиться ему, предавал неслыханным казням: одних распинал на досках и стенах, другим отсекал руки и ноги, третьим выжигал глаза, четвертых варил в котлах или ссылал на заточение. Напрасно Боголюбский несколько раз старался образумить своего прежнего любимца. Феодор не только не слушался, но даже укорял и порицал самого князя и будто бы в безумном ослеплении открыто изрекал в церкви хулы на святых Божиих, на Пресвятую Богородицу и самого Господа Бога».
        У Андрея кончится терпение, он поймает Федю и отправит в Киев на суд.
        «Но Феодор не только не покаялся, но будто бы продолжил еще умножать свои ереси и ожесточение. Тогда митрополит приговорил его к смертной казни. Феодору отрезали язык и правую руку, выкололи глаза, отсекли голову…
        Трудно поверить, чтобы вины этого несчастного епископа не были преувеличены в сказаниях о нем, чтобы князь Андрей дозволил ему в своей области такие поразительные злодейства, и сам он, не потерявши смысла, мог изрыгать такие богохульства, какие ему приписываются…».
        Я солидарен с Макарием: не верю. Русская церковь в эту эпоху не использует такой набор казней. Вообще, смертная казнь отсутствует и в «Уставе церковном», и в «Русской Правде». Сказано же в «Заповедях»: «не убий».
        Зачем? Непотребного священника вкидывают в поруб. Где он и дохнет от холода и голода. Чисто по воле божьей в отсутствии отопления и пропитания.
        Если нужна публичная казнь - кнутобитие. 400 ударов кнутом - гарантированная зрелищная смерть с многократным запасом. Кнутобойцы работают медленно - 20 - 30 ударов в час. Народное развлечение на весь световой день, от восхода до заката. Такие наказания в церковной практике на Руси встречаются.
        Жестокость Фединого отношения к нынешним язычникам выглядит глупо: какого-либо открытого противодействия со стороны язычества святая вера уже не встречает. Если по временам являлись еще волхвы, то уже не как защитники древних языческих верований и враги христианства, а только как кудесники и знахари, усвоявшие себе силу чудесных врачеваний; не видно, чтобы они вооружались против святой веры.

* * *
        Вот он выжег ростовских меря, а дальше что? Пойдёт жечь литву за Москва-рекой? Искать себе жертвы среди христиан? Как в летописи сказано: «принялся грабить богатых людей без всякого разбора».
        «Бешеный епископ» Феодор Ростовский - часть здешнего пейзажа, элемент моей здешней жизни - надо понимать и не попадаться.
        Увы, Федя уже нашёл себе цели. Но вовсе не для грабежа.
        Из городских ворот потянулась процессия. Народ вокруг начал, почему-то, сильно креститься, негромко материться и привставать.
        - Ё… Мать… Ну ни х…
        - Чего там?
        - Оху…ть! Е…ёна мать! Бля. ей ведут.
        - Кого?! Каких?!
        - Наших. Сху…ли долгополые.
        - А то ты не знал? Попы да черти - одной шерсти.
        Из ворот вытягивалась колонна. В середине, по три в ряд - женщины. Руки связаны за локти за спиной, шеи привязаны к жердям. По бокам каждого ряда идут здоровые монахи, держат концы жердей. Держат довольно низко, так что женщины идут полусогнувшись. Простоволосые, коротко и неровно остриженные.
        - Видать, овечьими ножнями косы отхватывали. Много нынче епископ шерсти настриг.
        - Ага. И полотна для убогих набрал. Из курвиных рубах.
        - Верно сказано: «Мужику - тошно, а попу - в мошну».
        Женщины полураздеты. Нет платков, босиком, большинство - в одних сорочках. Некоторые - в оборванных понизу нательных рубахах. Чтобы в согнутом состоянии на подолы не наступали.
        Выйдя из городских ворот на пляж, увидев наше коленопреклоненное воинство, женщины переходят от тихого нытья к вою. Который быстро сменяется серией истошных вскриков: с обеих сторон колонны идут ещё монахи с длинными бичами.
        Мастера: бичи точно, не задевая «конвоиров с жердями», ложатся на спины и плечи женщин. С одного удара очередной ряд падает на колени. «Конвоиры» встряхивают жерди, тянут вверх. Петли на женских шеях принуждают их подниматься. Повторный удар по нижним частям тел заставляет очередную «вязанку» взвыть и, броском с колен, пробежаться несколько шагов. И - затихнуть, тихонько скуля.
        В паре шагов от уреза воды их разворачивают лицом к возвышению, к причту. Ставят на колени. Опускаются на колени и повскакавшие на ноги воины. Запоздавших дёргают за рукава их соседи, давят на плечи начальники. Возле своих отрядов мечутся бояре:
        - На колени! Быстро! Шкуру спущу!
        На возвышении орёт чего-то наш князь Володша. Машет рукой:
        - Сесть! Сесть!
        Сбоку негромкий голос Рязана:
        - Что, боярич, на сучек войсковых загляделся? Ты не туда гляди, глянь влево. Епископская сотня.
        Подскочивший на ноги рядом со мной Лазарь, тверской боярич, с дружиной которого я иду в поход, оглядывается.
        Да, теперь и я вижу: за краем посада видна часть построенного конного отряда. Оружные, бронные, доброконные. Сейчас труба запоёт и они… по этому пляжу… опустив копья… на нас безоружных и бездоспешных…

* * *
        В Европах епископы и аббаты постоянно собирают вооружённые отряды. Уже есть первые ордена монахов-воинов. Через одно-два столетия и архиепископ Новогородский будет содержать отдельный «Владыкин полк». Но пока православие более уповает на «мирную проповедь» - духовным запрещено оружие, запрещено железо.
        Первые века своего существования и святейшая инквизиция будет следовать этому запрету. Вода, дубьё, верёвки, костёр… для проповеди «вселенской любви» этого достаточно.
        А вот Федя, пообщавшись и насмотревшись у греков, собрал и серьёзно вооружил собственную дружину.

* * *
        Соратники негромко переговариваются:
        - Гадина митранутая! Заманил, змей золочёный, на молебен. Как баранов…
        - Пасть-то закрой. Или ты из-за побл…душек походных с архиереем собачиться будешь? А эти-то… поротыми они - шустрее шустрить станут. Положишь такую… поротой-то спинкой - да на лапничек… да придавишь малёхонько сверху-то… Ух, как она резвенько… по-ахивает, да подмахивает!
        Наше православное воинство опускается на колени, ропот затихает. На возвышении - выдвинутом к озеру краю обрыва береговой террасы, фигура в золочёной митре поднимает посох и начинает очередную проповедь. Что-то о повсеместности сатаны и его происков. Потом переходит к конкретике - к перечислению смертных грехов и обличению блудниц.

* * *
        Церковь считает блуд третьим по тяжести, после смертоубийства и отрицания Христа, грехом. Причём не только личным, но и наследственным, «родовым проклятием» потомков:
        «Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет. Если и будут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета. А если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда; ибо ужасен конец неправедного рода».
        На «Святой Руси», где все Рюриковичи - потомки от «семя беззаконного ложа» - равноапостольного князя Владимира… Молотят не задумываясь, ежедневно накаркивая правящему «неправедному роду» - «ужасный конец».
        Народная максима: «Детей даёт бог», дополняется церковниками мелким шрифтом: «по совершению церковного венчания». Без этого делать детей… не кошерно.
        Угроза боярыни Рады, матери Лазаря, об объявлении его ублюдком, имеет оттенки не только материальные - «не может наследовать», но и сакральные: «не будет иметь надежды в день Страшного суда».
        Я уже писал об отношении к бастардам в русском обществе. Церковь это насаждает и поддерживает: «Ибо дети, рождённые от беззаконных сожитий, суть свидетели разврата против родителей при допросе их».
        Вам нужен на Господнем суде свидетель обвинения против вас? - Тогда на аборт.
        А уж земные суды по этой теме… постоянно. Формула: «Отцом ребёнка считается муж» - из Кодекса Наполеона, до этого ещё шесть с половиной веков.
        Герцен писал: «Жизнь множества людей в России была бы невозможна, если бы не повсеместное неисполнение закона». Добавлю: не только жизнь, но даже и само рождение. Самого Герцена - тоже.
        Естественно, под запрет попадают не только «плоды греха», но и сами грешники. Преимущественно - грешницы:
        «Дом блудницы ведёт к смерти, и стези её - к мертвецам; никто из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни».
        Изначально у религиозных всё было просто: «трахнул - помер». Но экспериментально данная гипотеза - не подтверждается.
        Тогда Иисус ослабил детерминизм и перевёл в плоскость УК:
        «Блудница - глубокая пропасть, и чужая жена - тесный колодезь; она, как разбойник, сидит в засаде и умножает между людьми законопреступников».
        Святые отцы человека, совершившего блуд, назвали не просто согрешившим, а совершившим падение:
        «Кто каким путём совратился, тем опять и возвращается. Например, если кто руками похищал собственность ближнего, то руками может своё имение раздать нищим. Но согрешивший против целомудрия возвращается не тем путем, которым пал, но другим, то есть плачем, постом и стенанием. Посему грех блудный и называется собственно падением».
        Понятно, не всякий сможет исполнить знаменитую максиму Тараса Бульбы:
        «Чем я тебя породил, тем тебя и убью».
        Приходится искать обходные пути. Вывод: если видишь в церкви «плачущего, постящегося и стенающего» - перед тобой «согрешивший против целомудрия».
        Нашему православному воинству, чтобы вернуться «не тем путём, которым пал» придётся поститься до голодной смерти. И наполнить слезами всё это озеро в 50 га площадью.
        И помыслы блудные есть грех:
        «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём».
        Император Клавдий, измученный в Александрии разбором ссор о священных текстах между разными направлениями иудеев, выразился по римскому праву: «Мы судим не о словах, а о делах».
        Христиане пошли дальше иудеев: уже не только слово, но и одна мысль - есть основание для наказания. Наказание - побивание камнями. Помните: «Пусть бросит в неё камень тот, кто сам без греха»? Так это - Иисус, это - «кроткая проповедь».
        «Кто смотрит на женщину…». Факеншит! Мне, чтобы стать «добрым христианином» - нужно глаза выжечь. Не считая всего остального. И отсечь все «смущающие члены». Включая руки, ноги и голову.
        «Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу!»
        Вот такое утверждение от Иакова я вообще переварить не могу! Голова - часть мира, реала. Значит, тот, кто «дружит с головой» - «тот становится врагом Богу»?! И наоборот: «…дружба с миром есть вражда против Бога…». Верующий - враг «божьему миру»?! Другого-то нет! Так чем же уверовавший в Христа отличается от поклонника Сатаны?!
        Почему Господь так жестоко наказывает за прелюбодеяние? Ну, знатоки… - Отвечать будет… пророк Осия:
        «Дела их не допускают их обратиться к Богу своему, ибо дух блуда внутри них, и Господа они не познали… Господу они изменили, потому что родили чужих детей».
        Да что за хрень у этого Осии?! Как можно «родить чужих детей»?! Суррогатная мать? In vitro - «в пробирке»? Это - измена Богу?
        Вот оно! Всё ж давно сказано! «Дела их не допускают их обратиться к Богу, ибо дух блуда внутри них…». Замените «Бога» на «царство справедливости», «победу демократии», «процветание нации»… на любую тотальную идею - такая же несовместимость. Об этом писал Оруэлл в своём «1984».
        Так же сурово Бог наказывает и отцов, которые:
        «предались постыдному, и сами стали мерзкими, как те, которых возлюбили… А хотя бы они и воспитали детей своих, отниму их, ибо горе им, когда удалюсь от них!».
        Шантаж с киднеппингом?! Это наш ГБ?! Придавил бы гада…
        Забавно: по сути процесса - никакой разницы. Проблема в «двух притопах, трёх прихлопах» предшествующего ритуала. Который на телесное здоровье не влияет. Но влияет на здоровье душевное. Если в ритуал верят. Если эта вера вбивается «с молоком матери», поддерживается общественным мнением, государством и правом, карательными органами.
        Феодор, периодически вздымая свой изукрашенный, блестящий на солнце, посох продолжал свою «проповедь против блудниц». Естественно, страстно озвучивая кусками «Откровение от Иоанна». Куда ж мы без Антихриста?
        «И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле… и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее…».
        Ангелы со стаканАми - не наблюдаются, мы - не цари, и бабы походные - отнюдь не в порфире и багрянице. Однако привязочка к царствию Антихристову - действует… Народ вздрагивает и начинает беспокоиться. Но добивает мужиков Послание к Коринфянам:
        «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: два будут одна плоть».
        Апостол Павел глупость сказал. «Два будут одна плоть» - сказано о счастливом браке: «и оставит человек родителей своих, и прилепится к жене своей». О единении живущих вместе и любящих друг друга мужчины и женщины.
        Зримым проявлением такого единства является сходство - внешнее, словесное, поведенческое, часто возникающее между супругами с годами. «Одна плоть».
        Впрочем, если следовать другой его известной посылке, то блудницы вообще не могут быть наказуемы.
        Павел рассуждает о том, что ничто, входящее в человека, не может быть грехом. Ибо вокруг - мир божий. Грешным может быть лишь то, что из человека исходит. Следовательно, пассивный партнёр - не может быть грешен: он лишь принимает в себя часть божьего творения.
        Похоже на законодательные нормы некоторых европейских стран: занятие проституцией не является преступлением. Преступление - платить за такие услуги. Клиента тянут в суд и взыскивают штраф. Так что он оплачивает не только услуги проститутки, но и государства. Государство - на порядок дороже.
        Идея мне понравилась ещё в первой жизни. Это так… исконно-посконно: «А деньги?! - Гусары денег не берут!».

* * *
        Церковный хор начинает петь, епископ и приближённые спускаются на песок пляжа. Никогда не слыхал, чтобы притчи Соломона пели:
        «И вот - навстречу к нему женщина,
        в наряде блудницы, с коварным сердцем,
        шумливая и необузданная;
        ноги ее не живут в доме ее;
        то на улице, то на площадях,
        и у каждого угла строит она ковы…».
        Народ начинает подтягивать, подпевает.
        Красиво: множество ярко, празднично наряженных людей. Певчие в белом, попы в золотом, монахи в чёрном. Подняты богато изукрашенные иконы. Всё блестит - аж глазам больно. Слаженное, «душевное», на несколько голосов, одновременно - мягкое и мощное молитвенное пение. Грозным рокотом накатывают басы, укоряя и предупреждая о наказании нечестивиц нераскаявшихся.
        В толпе сопровождающих епископа вдруг, антитезой мужским басам, прорываются высокие женские голоса:
        «Коврами я убрала постель мою,
        разноцветными тканями Египетскими;
        спальню мою надушила смирною,
        алоем и корицею.
        Зайди, будем упиваться нежностями до утра,
        насладимся любовью;
        потому что мужа нет дома;».
        Несколько монахинь распелись от души. По ролям, они, что ли, Соломона исполняют?
        Впереди группки - высокая игуменья в чёрном одеянии, сжимающая обеими руками крест на груди. Под глухим чёрным платком видны более всего глаза - глядящие на блудниц изобличённых с прямо-таки жгучей ненавистью. А голос, прекрасный высокий женский голос, поражает не только чистотой тона, но и интонацией, «струится мёдом и патокой»:
        - За-айди, за-а-айди-и… будем упива-аться… бу-удем… до у-утра-а…
        Бл-и-ин! У меня аж волосики на хребтине дыбом встали!
        Картинка ошеломляет контрастом: высокая, чёрная, с рельефным фигурным куском серебра в руках, среди ликующего, поющего, красочного окружения церковной процессии. И напротив - ряд «вязанок» наказуемых женщин. На коленях, придавленных жердями на шеях, связанных, ободранных и обскубленных. Живое воплощение суда Господня.
        Обличительница - праведница, осознавшая и восприявшая суть блуда, звонко и чувственно выпевает тайные помыслы и чаяния блудниц мерзостных, вытаскивает их похотливую сущность на свет божий, и, отринув их греховность и тварность, неукротимо обрушивает гнев Господень на головы несчастных. «Да исполнится воля Его!».
        Всеобщее воодушевление, праведное возмущение многочисленного собрания душ человечьих, возбуждаемое архипастырем против наших походных шлюх, захватывает и объединяет широкие народные массы.
        - Мы - все как один!.. Они - плохие, мы - хорошие!.. Истребим и очистимся!.. Укрепимся и возликуем!.. И если смущает тебя член твой - отсеки его калёным железом!.. Ура, товарищи!
        Э-эх, факеншит уелбантуренный… Как это славно, как это эйфорично - слиться душой со своим народом, с толпой соратников, с их единым устремлением. Ощутить себя частицей могучего потока, возносящегося к светлой, сияющей идее…
        Увы, ребята, у меня уже была первая жизнь, мы это уже проходили. Факты давайте, информацию, разные точки зрения. А я уж как-нибудь сам, своей хиленькой мозгой…
        А то - подташнивает слегка: идиосинкразия у меня на проповеди.
        Дальше должно бы звучать что-то сильно единяющее. Типа: «бей жидов, спасай Россию!». Но епископ Ростовский - не антисемит с бакалеи. Благостнее надо быть, благолепнее.
        И - изобретательнее. Просто побивание камнями, как и предписывает Закон Божий, здесь не пройдёт - на пляже не найдётся достаточного количества булыжников для всех преисполнившихся гнева праведного.
        Евреям - хорошо, у них камни - где не копни. А у нас - Русь. От слова - «русло». По русским руслам - вода бежит.
        «И дождь смывает все следы». А нашим - и дождя не надо. «Концы - в воду» - русское народное выражение.
        По взмаху Феодора, лежащую рядом на берегу старенькую рассохшуюся плоскодонку, стягивают к воде. За жерди, за привязанные к ним петли на шеях женщин, поднимают их с колен. По три в ряд, с жердями на шеях, заводят в лодку, ставят на колени между сидений, концы палок приматывают верёвками к скамейкам, заставляя опустить головы, согнуть спины.
        Добровольцы лезут в холодную майскую воду, стягивают лодку всё дальше с сухого места.
        Наконец, Феодор провозглашает:
        - Да свершится суд господень!
        и символически толкает посохом лодку. А стоящие по колено в ледяной воде энтузиасты православия и правосудия, с восторгом превращают символический толчок епископа в реальное мощное движение - лодка, поднимая маленький белый бурунчик, проскакивает несколько метров озёрной глади.
        В лодке панически, в хрип, орут привязанные бабы.
        А на берегу, в счастии и экстазе, орёт паства.
        Высокие голоса монахинь снова прорываются сквозь рёв общего восторга.
        Теперь интонация спокойная. Дело сделано, все выдохнули, умудрённые опытом и просвещённые милостью подводят итоги. Как обычно в конце притчей - мораль, «для тех, кто не понял»:
        «Итак, дети, слушайте меня
        и внимайте словам уст моих.
        Да не уклоняется сердце твое на пути ее,
        не блуждай по стезям ее;
        потому что многих повергла она ранеными,
        и много сильных убиты ею:
        дом ее - пути в преисподнюю,
        нисходящие во внутренние жилища смерти».
        Ветерок относит лодку всё дальше от берега. От орущей, ликующей, проклинающей, молящейся, приплясывающей от избытка чувств, толпы…

* * *
        Через несколько столетий очень похоже от этого же берега ростовчане будут отталкивать плот с избитой городской блудницей и своим епископом.
        Только архиерей будет другой - Иона Сысоевич. Который сам вступился за грешницу изгоняемую, сам, побиваемый прихожанами, взошёл с ней на плот утлый. И когда брёвна принесло ветром к берегу в 4 верстах от города, а опамятевшие ростовчане пришли звать владыку назад, в Ростов Великий из пустыни лесной и болотной, Иона ответил им задушевно:
        - А пошли вы все…!
        В пустом месте, в болоте и хмыжнике, поставил шалашик и стал жить-поживать. Как умел, как мог.
        «Я - есмь». «Аз - воздам». Человек - мера всего сущего. И - ось, на которой крутится мироздание. Это надо знать. И найти в себе силы смочь.
        Вокруг «оси» закрутилось местное «мироздание». Иона построил на новом, на пустом месте то, что позднее назовут «Ростовский кремль». Где благовестил над гладью озера на десятки вёрст уникальный колокол, названный им по отцу «Сысой».
        Махина в 2000 пудов перевела звонницу в мажорный лад. Вот не нравился «смиренному пастырю» первоначальный минорный строй прежних тысячепудовых колоколов! А тут… заиграло весело. И Иона скромненько отписывал царю на Москву: «На моём дворишке малые людишки звонят в колоколишки».
        Да мы ж все это видели! В «Иван Васильевич меняет профессию». В той крепостной бойнице, где сидел подперев щёку Яковлев - и я бывал. «Мёд-пиво пил, по усам текло»… Потом жена ругала. За насморк: полез в жаркий полдень в местные соборы. А там всегда 4 - 6 градусов. В любую жару.
        Иона, видать, те же слова, что и ростовчанам, и стихиям небесным говаривал.

* * *
        Шум на берегу вдруг смолкает. Народ прислушивается. Молитвенное песнопение теперь доносится с озера, от отплывшей уже на сотню шагов лодочки:
        «Умолкает ныне всякое уныние и страх отчаяния исчезает, грешницы в скорби сердца обретают утешение и Hебесною любовию озаряются светло: днесь бо Матерь Божия простирает нам спасающую руку и от Пречистаго образа Своего вещает, глаголя: Аз Споручница грешных к Моему Сыну, Сей дал Мне за них руце слышати Мя выну. Темже людие, обремененнии грехи многими, припадите к подножию Ея иконы со слезами вопиюще: Заступнице мира, грешным Споручнице, умоли Матерними молитвами Избавителя всех, да Божественным всепрощением покрыет грехи наша, и светлыя двери райския отверзет нам, Ты бо еси предстательство и спасение рода христианскаго».
        Ветер относит лодку, относит голоса, но молитва звучит всё громче, всё новые участницы этого «песнопения с петлёй на шее» подхватывают слова. Лодка протекает, постепенно наполняется водой, тонет, сквозь хор вдруг прорывается истеричный визг:
        - Не хочу! Не надо! Пожалейте!
        Но молитва перекрывает всё…

* * *
        Так, истово, благостно, пели на Ладоге в конце 20-х инокини, вывозимые советской власти баржой из монастыря. Капитан буксира, отцепивший баржу с открытыми уже кингстонами, поседел от того пения.
        А комсомолки-проститутки, которых сходно - баржей - топили на Баренцовом море, пели, наверное, «Интернационал».
        Когда в Мурманск пошли конвои союзников, нужно было обеспечить всестороннее обслуживание американских и британских морячков. Были подобраны соответствующие, медицински и идеологически проверенные, кадры. Потом, когда конвои закончились, «кадры» на барже вытянули из залива и…
        Что-то буддистские пели те несколько десятков (или сотен?) тысяч кореянок, китаянок, малаек и тайванек, которых отловили и загнали в «станции утешения» для обслуживания японской армии.
        Тихо очень пели, сил у них не было - обычно они умирали от истощения: «Неважно, утро было или день, - один солдат выходил, другой тут же входил…».
        Без песен умирали в гитлеровских «газвагенах» туземные «официантки» на временно оккупированный территории.
        Вермахт, учитывал успехи Красной Армии, заблаговременно избавлялся от носителей потенциально вредной информации. Выживших - уже наши гнали эшелонами в разные «лаги». По той же причине, только «вредная информация» - чуть другая.
        Не находили музыкальных альбомов или сборников нот в групповых (по 20 - 30 тел) захоронениях питерских «девочек», которых питерские «мальчики» вывозили автобусами из «элитных бань» и «массажных салонов» за административную границу Ленинградской области и укладывали в придорожных лесках с дырками в затылках.
        Нет, я не прав: аналогия неверна, здесь не «подчистка неоднозначного прошедшего», а «стремление к светлому будущему». Здесь уместен царь персидский Ксеркс. Стоя перед Фермопилами он приказал своим «бессмертным»:
        - Перебейте всех солдатских шлюх. Тогда воины будут сильнее стремиться к победе. Будут рваться в Грецию, чтобы найти себе новых.

* * *
        Мы - не в Греции, у нас, на берегу озера Неро, воины становятся на колени и дружно, всё более перекрывая другие звуки, всё слаженнее, подпевают грешницам:
        «…и светлыя двери райския отверзет на-а-ам».
        Православное воинство душевно сливается с убиваемыми у него на глазах его же женщинами, и от этого наполняется верой христианской, умилением и просветлением. Ритуальное убийство для того и оснащается ритуалом, для того и проводится, чтобы зрелище чужой смерти, ощущение собственной сопричастности к ней, изменило души оставшихся в живых.

* * *
        Очень не ново: свидетельства об умерщвлениях людей с целью умилостивить высшие силы встречаются в письменных источниках древних германцев, арабов, тюрков, африканцев, китайцев, японцев…
        Человеческие жертвоприношения заставляют людей рассматривать существующую власть как легитимную, а значит, стабилизируют текущую социальную систему.
        Проводят ритуалы служители культов или вожди племен, которые, по представлению народов, являются наместниками божества на земле.
        Связь между социальным неравенством и «убийством во славу божью» - прямая. Для 93 народностей австронезийской группы религиозные жертвоприношения практиковались в 5 из 20 эгалитарных обществ (25 %), в 17 из 46 умеренно стратифицированных обществ (37 %) и в 18 из 27 обществ с высокой степенью иерархии (67 %).
        У славян… никто не считал.
        Людей убивали за нарушение табу, подчеркивая высокий статус одних членов общества и низкий статус других. Общения с высшими силами, которая закреплялась только за вождями или жрецами, позволяла устанавливать социальный контроль над соплеменниками.
        Это - у австронезийцев. У славян… а мы, что - не люди?

* * *
        То-то улыбается епископ Федя. Ему этот «австронезийский механизм» - понятен. Его власть над этими людьми - усиливается.
        Пройдёт время, и случайно, по совсем иному делу встретившийся человек, падёт ниц перед Федей, и облобызает край одежды, и наполнится радостью от возложения длани архипастырьской на главу его. И прослезится он, и умилится. От воспоминаний о себе самом, стоящем на коленях на озёрном пляже, о чувствах своих тогдашних - очищении и воспарении, вызванных красивыми одеждами, и молитвами, и иконами. От своих собственных ужаса и восторга при виде убиения и раскаивания грешниц. И с радостью исполнит он всякое дело по слову Фединому.
        Какое? - А какое может приказать этот Федя? - Очередную гадость и мерзость.
        Забавно: отними что-нибудь у человека, соверши на глазах у него групповое убийство, поставь на колени и заставь попеть псалмов. И он - твой. Это не примитивное утопление баржой или транспортировка газвагеном. Здесь не только «отсекается член», но и создаётся новый. Наполненный священным умилением и восторгом.
        Убивают одних, чтобы сильнее привязать души других, оставшихся, пока - живущих.
        Интересный метод. Эффективный. Надо запомнить.
        И ещё надо запомнить накрепко: Федю, ежели случай придёт… не дожидаясь летописных судов… просто для очищения окружающей меня атмосферы…
        - Тама, вроде, Новожея была. «Пожалейте!» - её, вроде, голос.
        Рядом со мной поднимается с колен здоровяк Афоня. Слезу утирает: добрая молитва случилась, аж от самого сердца. Такая прямо до самого господа дойдёт. Теперь всё будет хорошо. Славно помолебствовали, молодец епископ. Видать, и вправду - святой человек. Видать, истинно почиёт на нём благодать господа.
        Немедленно отзывается наш штатный хоругвенный остряк Басконя:
        - Ну, её вой никому и не опознать. Она ж завсегда помалкивала да причмокивала. Разве что только бояричу нашему…
        Лазарь немедленно вспыхивает краской по лицу. Резко разворачивается. Сейчас ударит… Резан, нахлобучивая шапку, посматривает в сторону лагеря и мрачно командует:
        - Закрой хайло. Пошли. Как бы там и майно не попятили.
        И мы, постепенно отходя от этого… действа, покряхтывая от долгого стояния на коленях и отряхивая песок, надеваем шапки и валим гурьбой в лагерь наших ратей у славного города Ростова Великого. Тут недалеко, с версту.
        Глава 312
        Две недели назад, подгоняемые разными, но очень сильными эмоциями, мы выскочили из Твери в лодейный поход.
        Наш начальник, боярич Лазарь, был полон восторженных ожиданий:
        - В поход! Ура! За славой! Ура! За шапкой и честью! Ура!
        Парень, оставшийся после недавней смерти отца старшим мужчиной в роду, мечтал покрыть себя славой и заслужить боярскую шапку, не доставшуюся ему пока по возрасту.
        Я тоже стремился убраться из этого милого городка - присутствие в Твери команды «княжих потьмушников» из Смоленска меня… нервировало.
        Подхлёстываемые столь сильными энтузиазмами, мы и «побежали вниз по Волге лодочкой». В составе княжеского каравана.
        Войско Тверского князя Володши несколько… разнородное. Не по родам войск: мы тут все - вариации морпехов. А вот в деталях…
        В голове каравана идут княжеские лодьи. Князь взял с собой большую часть своей дружины - тридцать гридней. Всего - больше сотни человек.
        Понимаю: неподготовленному человеку это непросто понять. Поэтому детализирую.
        Три десятка здоровенных, под два метра, белесых, патлатых, наглых, с лошадиными мордами… норвежцев.
        Здесь их называют нурманами. По-русски… балакают. Потом переходят на свою гадячую мову и похабно ржут. Очень хорошо вооружены: кольчуги есть у всех, у некоторых ещё и чешуи и такие… не знаю как называются - кожаные безрукавки с железными наклёпанными пластинами по плечам и фасаду. Ещё у всех - длинные мечи, боевые топоры и клевцы, кинжалы, железные шлемы яйцом.
        На шлемах расширяющиеся книзу наносники, делающие морду этого… нурмана ещё более… неприличной. А вот бармиц они не носят - у всех торчат наружу паклей их длинные волосы.
        Откуда нам такой подарок? - Так оттуда же, из Норвегии. Там уже лет 30 идёт война. И ещё долго - лет 80, идти будет. Там-то народу - с гулькин… мда… нос. Но все хотят стать гражданами. Поэтому война - гражданская.

* * *
        В 1127 году человек по имени Харальд Гилли прибыл в Норвегию из Ирландии, называя себя сыном Магнуса Голоногого, отца правящего в тот момент короля Сигурда. Голоногий - потому, что носил короткие французские штаны. Остальные в то время были санкюлотами. Воевал он как-то в Ирландии, делал там, естественно, детей, и Харальд мог быть братом короля Сигурда.
        Харальд подтвердил свое право пройдя испытание огнём, обычное доказательство того времени. Сигурд признал его своим братом, а Харальд дал клятву, что не будет претендовать на титул короля пока живы Сигурд и его сын. Через три года Сигурд помер, Харальд передумал, поймал племянника, ослепил, кастрировал, искалечил и бросил в монастырь. Дальше пострадавшего парня называли уже Магнус Слепой.
        Через шесть лет приехал, уже из Шотландии, другой парень, и сообщил что он - тоже. В смысле: сын Магнуса Голоногого и уже проходил испытание огнём. Возникла коллизия, Харальда убили, началась свистопляска.
        Имя получило такую окраску, что следующий король с именем «Харальд» появился в Норвегии только в конце 20 века.
        Год назад Эрлинг Скакке захватил и убил в Бергене Сигурда Маркусфостре, ставшего новым претендентом на власть и вступившего в борьбу с Магнусом Эрлингссоном. В общем-то, ничего интересного: обычные династические игры диких северных европейцев. Я в этом Бергене бывал, в эту эпоху там ничего интересного, кроме дождя 330 дней в году, трески и фьордов, нет.
        Фокус в том, что эти мелкие династические разборки подзатянулись, и в стране сформировались довольно устойчивые партии.
        Как вы понимаете - «партии гражданского действия» и им же - противодействия.
        Одна из них получила, за нищету обмундирования, прозвище «лапотники» (биркебейнеры - березовоногие). Позже они разгромят слиттунгов («оборванцы») и риббунгов («разбойники»). А пока ковыряются до крови с баглерами («посошниками»).
        Мне это всё… малоинтересно. Но три года назад команда сторонников Инге Горбатого, убитого в битве при Осло, побежала куда глаза глядят. Как я понимаю, глядеть им надо было далеко: остатки партии Инге попали в руки крутому местному лендерманну Эрлингу Скакке. Который и врагов победил, и своих больно построил.

* * *
        Наши нурманы, а это, фактически, родственники из одного клана, добежали аж до Твери. Где и нанялись на службу к уже удельному, но ещё бездружинному Володше. Тому-то это подарок: своих «янычар» у него нет, местным он не верит. А вот такие дальние… пока платишь - не предадут.
        Глава команды попал даже на должность княжьего конюшего. То есть - главнокомандующего войсками княжества.
        Дядя… звать Сигурд. Среди всей этой длинномерной братии - карлик. В смысле: чуть ниже нормального среднего для Руси роста. Немолод, худощав, сутуловат. Прозвище - «сука белесая», губами плямкает, говорит мало и тихо. Постоянно зол и очень конкретен. Типа:
        - Десять плетей. У шатра перед отбоем.
        - За что?!
        - На поясе шов разошёлся. Не зашьёшь к вечеру - 20.
        Это - не мне. Но я же - не просто умный, а чуток уже и мудрый! Я уже и на чужих ошибках способен учиться!
        И не я один: вся хоругвь враз «помудрела» - всю амуницию через пальцы пропустила.
        Резан, он у нас типа прапора или сержанта, уточнил одну деталь:
        - Дурака-то перед княжьим шатром выпорют. А вот боярину его суке этой белесой - подношение нести. Так что, дурню ещё и свой господин на спине отыграется.
        У тридцати княжьих гридней - тридцать княжьих отроков-оруженосцев. Остальное - свита из вятших и слуги. Часть - пассажиры. Лекаря княжеского на вёсла не посадишь - староват. Княжеского кузнеца - можно. Но он даёт в морду. А на веслах трудится его подмастерье. Сам князь, сударушка его, еёная служанка, писарь, походный спальник, поп, повар… - есть кому задарма прокатиться.
        Три княжеских ладьи с гриднями и четвёртая со слугами идут впереди. По науке, в воинском походе положено иметь два комплекта гребунов. Потому на лодии должно быть 25 - 30 человек. Вот и получается в княжеской части каравана - за сотню голов. Лодочки битком набиты - поход дальний, припасу прилично взято, барахло горками лежит, да пассажиры сидят.
        Нурманы - лбы здоровые, мы бы за ними и не угнались, но они тянут дощаники с лошадьми. Гридни в бой пойдут на добрых конях, сеунчеи (вестовые) - на резвых. На дощаниках ещё и сено везут. Крестьяне своё-то всё поели, трава ещё не выросла, а кормить одним зерном лошадь нельзя.
        Хорошую вещь новогородцы придумали. Это я про дощаники - лет пятьдесят как в Новгороде появились. Раньше-то - всё корыты долблёные. Как у византийцев о Руси было сказано: «Спускают к Киеву по весне колоды во множестве. И ладят из них лодии». «Ладят» - в смысле - долбят.
        Вторым сортом у нас в войске - боярские дружины. Их ещё хоругвями называют.
        У каждой боярской хоругви есть свой стяг. Когда бить будут - нужно к нему бежать. А пока мы его над лодкой поднимаем. Когда становимся на берегу - тоже ставим, чтобы все видели. Княжеские стяги бывают ну очень большие. Их пока установишь, да закрепишь…
        В летописях есть выражение: «не поднявши стяга». В смысле: «внезапная атака», «с марша в бой». У нас - флаг нормальный. Эту палку с тряпкой наш знаменосец, молодой парень - в одиночку таскает.
        Стяги на «Святой Руси» - треугольные. Прежде были хвостатые, типа бунчуков, теперь просто сильно вытянутый от древка полотняный равнобедренный треугольник преимущественно красного цвета. Хотя встречаются желтые, зеленые, белые, черные. Иногда бывает специальное навершие (полумесяц или иное) - «челка стяговая», и рисунок на стяге.
        В отличие от более поздних времён, в рисунках нет Спаса. В отличие от печатей - нет Богоматери и надписей. Много коней, птиц.
        У нас, например, на красном поле чёрный петух вышит.
        Лазарь целую лекцию прочитал. О глубоко сакральном смысле фона и рисунка. Типа: мы такие петухи, что, как прокукарекаем - так для ворогов чёрный день наступит, а к нам «радость красная» придёт. «Критические дни», что ли?
        Петух вышит с таким… стелющимся хвостом как у степного жеребца. В этот хвост его дружинники и целовали. Ну, когда присягу принимали.
        Воинов у нас, как положено - 15 человек, «большой десяток». А ещё - я и Сухан. Мы не дружинники, а товарищи. Путешествуем совместно по собственной надобности. И, в рамках этой надобности, подчиняемся командиру - бояричу Лазарю. Он, как и я, боярской шапки не получал ещё, поэтому не боярин, а боярич.
        Над воинами главный - старший десятник Резан. Отличается резано-рубленной мордой, склонностью к мордобою и мрачным характером. И, почему-то, нехорошо на меня косится.
        Остальные бойцы… не бойцы. Молодые крестьянские парни из вотчины. Есть пара бобылей постарше.
        Кроме не-бойцов, ещё десяток совсем не-воинов: слуги разной степени непригодности. Кашевара, к примеру, нам боярыня Рада такого всунула… лучше я водицы речной похлебаю.
        У нас хорошая «рязаночка» - плоскодонка на 6 пар весел. По головам считать - две смены гребцов. Но это когда все гребут.
        Я сразу за весло сел. Лазарь начал, смущаясь, толковать, что, де, дорогому гостю невместно со смердами в общий ряд…
        - Вот князь же… И бояре, и ближники… Они ж думу думают, ворогов извести помышляют…
        - Лазарь, у меня с каждого гребка - сил прибавляется. Покуда до места дойдём - я во какой в ширину стану. А на носу сидючи, да в чистое небо глядючи - от тоски с ума сойду. Тебе нужен псих бешеный в лодии?
        Понял, отстал. Подумал и сам на весло сел. Типа: за меня вступился, чтобы другие не насмехались. Спасибо друг!
        Тут этот чудак, остряк наш Басконя, вздумал шутки шутить. Со мной как с ровней. Воды речной за шиворот плесканул.
        Ну я и вышиб дурня за борт. Рефлекторно.
        Я - даже и подумать не успел, он - и не чирикнул. Только матюкнулся. На лету. И завизжал. Когда долетел.
        Еле успели назад втащить - вода-то ледяная.
        Помогло? - Нет. С одного раза народ не понимает. Туземные «эскалаторы» прорезались. В смысле: пошла эскалация конфликта.
        Вечерком отошёл в лесочек отлить. Подваливает компашка:
        - Чегой-то ты, паря, наших ребят забижаешь. Добрых молодцов в Волгу-матушку помётываешь. Ты вот это видел?
        Здоровущий лось. Типа этих мутантов-нурманов. Кулак мне под нос суёт.
        Кулачище такой… гранитно-монументальный. Как в парке скульптур Вигеланда в Осло. Да видел я такие! Нашёл чем удивить.
        - Я тебе не паря, а смоленский боярич. Звать Иван Рябина. А ты кто?
        - А я… это… Афоней кличут.
        Про свой ассоциативный кретинизм я уже рассказывал? Реакция… даже подумать не успел:
        - А батяню Никитой зовут?
        - А… Ну… Ага… А ты откуда знаешь?!
        - Да так… Ну, здрав будь, тверской купец Афанасий, Никитин сын. При случае - бате привет передавай.
        - Ага. Ну. Передам. Только мы - не купцы. Мы тама, в вотчине, ремесленничаем малость.
        - Тю. Какие твои годы. Подойди после, за жизнь потолкуем.
        Про наследование имён в средневековых семьях я уже… Хотя, конечно, случайность. А вот что следом Лазарь прибежал меня выручать - закономерность. Спасибо, друг!
        Что меня надо не выручать, а держать… а лучше - держаться подальше - соратникам стало ясно прямо с утра.
        Так, опять надо объяснять.
        Я - «мышь генномодифицированная». Уже много раз сказано было. Да ещё и сплю по-волчьи. Поэтому мне хватает 4 - 5 часов сна.
        Это я ещё пока росту. А что будет, когда вырасту? Совсем спать перестану? При том, что само это занятие я очень люблю. Но «сон - не водка, организм лишнего не примет» - русская народная мудрость.
        У меня дома хорошо. Я это уже говорил? - Так это правда.
        У меня дома, в Пердуновке, всё устроено и обустроено под меня. И под мой короткий сон - тоже.
        С вечера можно девушку чистенькую позвать, поиграться. Утомил красавицу - книжку какую почитать, своих мыслей по-записывать, на станочке пожужжать. С народом потолковать.
        Я не Сталин - людей среди ночи по телефону не дёргаю. Да и телефонов тут нет. Просто люди разные: одни ложатся поздно, другие встают рано. Я и к тем, и к другим поспеваю.
        С утречка можно в физамбар сбегать. Такой амбар, в который я разных тренажёров, из брёвнышек понаделанных, поставил. Зимой ещё и отапливается - красота!
        Как было правильно сказано: «Всё - во имя человека. Всё - для блага человека». А человек здесь, как уже неоднократно было объявлено - я.
        А тут - поход. И это… напрягает. Дело не в деле - грести мне уже нравится. Тем более, я вырос и гребун ныне - из лучших. А вот мелочи… задалбывают.
        В Пердуновке горячая вода - во всякий час. А здесь - набрал котелок, разложил костерок, подождал часок… Потом котелок отмывать холодной водой с песком.
        Не смертельно. Но после дня с веслом на солнышке - хочется быстренько сполоснуться. Очень хочется.
        Спать на земле, овчинку на лапничек постелив да кафтаном накрывшись - без проблем. Но эти же придурки вопить начинают:
        - Боярич взбесивши! Боярич по ночам ходит! Глаз не открывает! Рычит по волчьему!
        Насчёт «рычит» - костровой врёт нагло. Я сплю тихо. Хотя и подвижно: каждые четверть часа встаю на четвереньки и делаю круг по постели в разные стороны - девчонки мне всё про меня рассказывали.
        Но остальные же воины вовсе в испуг впали!
        - Бесноватый! Бесами обуянный! Оборотень!
        Крест показываю - не помогает.
        - Во! Оборотень с крестом! Осину! Осину ищи! Кол вырубим и…
        Лазарь кинулся успокаивать - не слушают.
        - Ты, боярич, ещё молодой, жизни не видал, с нежитью не воевал…!
        Ну, конечно. Они тут все - сплошь ветераны сражений с зомбями и некромантами! Мантикор с василисками сапогами запинывают!
        Пара дурней вопит, остальные стоят глаза выпучив. Тут уже и я обозлился. Экие невежи! Оборотня - нежитью называют! Ты ещё вампира покойником назови! Он же живой - только спит в гробу и режим питания… специфический.
        Вытащил свои «огрызки заспинные», давай перед собой лезвие об лезвие потачивати:
        - Ну что, дурни стоеросовые, кому охота поиграться-побегати? На один нож насажу, другим розочку вырежу. Подходи, не толкайся. Всяк свое получит, всяк своей кровушкой умоется. Где там обещанный кол осиновый? Долго ль ждать добру молодцу угощения? Ох, попотчую я вас - вашим собственным! Засажу дреколье крикунам в задницу, хорошо вобью - сопли с носа вылетят.
        Народ приутих малость. А у меня за плечом Сухан топоры свои вытаскивает. Грустно так. И начинает, повторяя мои движения, водить лезвием по лезвию.
        Тут снова Лазарь влез:
        - А ну осади! Он мой гость! Он мой друг! Прекратить безобразие! Я - ваш командир! Присягу помните? Прекратить!
        Мда… командир из него… Не те слова, не в той тональности… Не хватает нашему петушку басовитости.
        Побухтели, осинку на дрова порубили. Сошлись на том, что мне надо к попу идти. Чтобы окропил. Святой водой, а не тем, что вы подумали.
        Отвели меня, мало - не под конвоем, к нашему походному батюшке. Обретается сей слуга царя небесного поблизости от царя земного - у шатра княжеского.
        - Оборотень?! Бесноватый?! Ахти мне! Тьфу-тьфу-тьфу! Святый боже, святый крепкий, спаси мя и помилуй! Изыди-изыди-изыди!
        - Ну что, мужики? Удостоверились? Дымом не изошёл? С вонью под землю не провалился. Чего ещё надо?
        Попец понял: все - нормальные. Начал вещички свои собирать - караван вот-вот сдвинется, да вопросы спрашивать:
        - А ты хто? А на исповеди давно ли? А у святого причастия…
        Но когда до него ответ на первый вопрос дошёл:
        - Иван Рябина, смоленский боярич, сын славного сотника храбрых смоленских стрелков Акима Яновича Рябины…
        - тут его и переклинило. Бородёнкой своей трясёт, воздух заглатывает:
        - Ап, ап… Смоленский?! Смоленского?! Боярина?!!! Сотника стрелков?!!!
        Рожок пропел, народ забегал быстрее: «До отправленья поезда осталось пять минут». В смысле - каравана. И мы - разбежались.
        Мне всё это - очень не понравилось: я же беглец от князя Смоленского. В здешней терминологии - вор государев. Мне сильно отсвечивать… нежелательно.
        Но я ж ничего не делал! Просто спал! Так, как мне удобно. А аборигены чуть кол осиновый в брюхо не загнали! Придурки предканутые… Или правильнее: предки придурковатые?
        Вот, пришлось со служителем культа пообщаться. Теперь он кинется к Тверскому князю: «У нас в войске - вражий соглядатай!».
        Смоленские рати лет семнадцать назад здесь не худо прошлись, весь Волжский верх - в пепел выжгли, только полону семь тысяч взяли. Помнят смоленских здесь, помнят. И конкретно - стрелков. Вот, конкретно, на этом месте. На холме пепелище уже заросло, но, пока свежая листва не закрыла, видны обгорелые венцы домов бывшего селения.
        Место это… в моё время и не увидишь - устье Шоши, дно Московского моря.
        Болотистая низина с несколькими холмами. Сейчас, в половодье - залита под края, лес вокруг - «по колено в воде» стоит. А тогда, зимой, стрелки подошли вплотную к поселению.
        Ещё один город постройки Долгорукого, так и назывался - Шоша. Был.
        Аким тогда наглядно продемонстрировал превосходство своих «новогородских берестяных луков» над местными. Почти все защитники так на валу и остались. Потом смоленские, новгородские, волынские ратники лезли через верх как к себе домой.
        Нехорошо получилось, начальство теперь загрузится - кто я и зачем я? Придумает себе страшилку, и будут мне от этого разные бяки. А что делать? - Врать-то мне нельзя. Сам запрет придумал - сам исполняю.
        Гребу, грущу да на ушкуи любуюсь.
        Кроме четырёх княжеских лодий с тремя дощаниками, в караване идёт шесть лодей с пятью боярскими хоругвями. А третьим сортом у нас - охотники.

* * *
        На «Святой Руси» всегда есть люди, которым заняться нечем. Или, в данном случае - охота сразится за веру православную, за князей добрых, за землю Русскую. И прибарахлиться маленько.
        Гридни воюют - за жалование, бояре - за вотчину. А охотники - за свой интерес. В формате - хабар и полон.
        На самом деле, и боярские хоругви состоят, в немалой части, из «охотников» - из тех, кто своей охотой пошёл.
        Вокруг каждого боярина - куча народу. Слуги - теремные и дворовые, смерды в вотчине, вольные крестьяне и горожане.
        «Клиентские отношения» - не только в Древнем Риме. Живёт себе сапожник в городе, шьёт сапоги боярскому семейству. А тут у него сынок подрос - надо бы отделять. А имение-то отделять… не хочется. А тут - поход.
        Идёт сапожник к боярину - просит сынка в хоругвь взять. Сходит сынок на войну, принесёт хабар. Глядишь, и девку гожую приволочёт.
        Найти себе жену в «Святой Руси» - не просто. А притащит полонянку… Тогда и на свадьбу сильно разорятся не надо.
        «В предпоследнюю турецкую кампанию вернулся в хутор казак Мелехов Прокофий. Из Туретчины привел он жену - маленькую, закутанную в шаль женщину. Она прятала лицо, редко показывая тоскующие одичалые глаза».
        И не важно, что будут трепать бабы по посаду:
        «Хоть бы баба была, а то так… Ни заду, ни пуза, одна страма. У нас девки глаже ее выгуливаются. В стану - перервать можно, как оса; глазюки - черные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости бог».
        Лишь бы полонянка порчу не навела:
        «Шепотом гутарили по хутору, что Прокофьева жена ведьмачит. Сноха Астаховых божилась, будто на второй день троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя в детский кулачок, отбила от молока и вскоре издохла».
        Вот такая была бабушка у славного русского казака Григория Мелехова. Да и у него ли одного?
        «Тебя не тронем, а бабу твою в землю втолочим. Лучше ее уничтожить, чем всему хутору без скотины гибнуть…
        - Тяни ее, суку, на баз!.. - гахнули у крыльца.
        Полчанин Прокофия, намотав на руку волосы турчанки, другой рукой зажимая рот ее, распяленный в крике, бегом протащил ее через сени и кинул под ноги толпе. Тонкий вскрик просверлил ревущие голоса».
        Одна ли она такая была? Полонянка, убиенная доброхотным собранием простых русских людей.
        В нашей хоругви «охотников» нет: у Лазаря нет ещё славы, нет примеров успешного грабежа, удачливости. В других хоругвях - и поболее половины бывает. Бояре своих слуг берегут, дома придерживают.
        Цель существования боярской дружины - защита жизни и имущества боярина. Пока боярин в вотчине - оба охраняемых объекта вместе. Охраняешь один - цел и другой. А вот когда в поход идти… Поэтому до половины бойцов остаётся в вотчине. Наиболее верные, надёжные. Способные и неполным составом отбиться от обычных угроз.
        Недостача «по головам» восполняется… разными. Преимущественно - добровольцами со стороны. Опять же: своего человека надо в поход собрать, вооружить. «Охотник» - приходит со своим оружием и припасом.
        После удачного похода, вернувшиеся в свои «миры» крестьяне крестьянствуют дальше, вспоминая по праздникам во хмелю, свои храбрости да товарищей боевых.
        Но не все: часть, попробовав иной жизни, подаются из «мира». Кто в слуги боярские да купецкие, кто в охранники или разбойники. А из разбойничков иные назад - в «охотники». И в караване такие есть - видно по характерным захмычкам, происходящим от специфического образа жизни.
        Опять-таки - не у нас: мы и бесславные, и небогатые.
        Вот чего в караване нет - чисто «охотничьих» хоругвей.
        Время наёмных «компаний» ещё не наступило даже в Европе. На «Святой Руси» есть отряды, которые воюют за деньги и преференции при грабеже. Но это отряды племён (торки, кыпчаки) или государей. Так наёмничали Мономах с Гориславичем в Чехии.
        Нанимают не воинов отрядом, но аристократов - князей, ханов. Это - люди. Остальные - «пушечное мясо», быдло, с которым договариваться бессмысленно. Команда Сигурда - экзотика, «заморские гости». Да и взяты они не «купно», а россыпью, в княжеские гридни.
        Даже наши новогородцы, «охотники из Торжка» идут под боярскими стягами. Вот на их два ушкуя я и любуюсь, щурясь от речного блеска. Кораблики сходны с нашими «рязаночками». Чуть длиннее, чуть уже. Главное отличие - килевые. Похожи на «Заморских гостей» Рериха. Глубина корпуса - под два аршина, осадка - один.
        В этом-то и беда: на волоках да перекатах с такими лайбами… утомительно. Но новогородцы больше ходят по северным рекам, которые такого низкого меженя не имеют, да по озёрам. Это у нас каждый лишний вершок - чей-то рваный пупок.
        Кроме дюжины воинских лодий идут в караване и купеческие. Есть просто попутчики: купцам идти с княжьим караваном безопаснее. Кто в Ярославль идёт, кто в Кострому, кто во Владимир да Суздаль. Дальше - дорога закрыта, дальше - война. Дальше Бряхимов на Стрелке.
        В этот год Мордва и Булгар, Ширван и Мазендеран… останутся без русских товаров.

* * *
        Основная часть купеческого каравана - торг для воинов. Маркитанты речные. Всё, чего не пожелаешь. В разумных пределах. И в неразумных ценах - от городского торга втрое-впятеро-вдесятеро.
        У них лодочки всякие, от больших, типа нашей, до маленьких распашных двоек. Подплывает такая метров на десять к борту, на корме пацан лет 12 орёт истошно:
        - Дядя! Дядя! Купи! Щука нонешняя! Утром ловленная! Икряная! Сама в рот просится!
        Подымает на руках рыбину. Здоровущая. Чуть его самого меньше.
        - Купи дядя! Даром отдам!
        Конечно - «даром». Щука на нерест пришла. Сейчас её… хоть обожрись. Через месяц - будешь по штучке выискивать. А пока возле каждого куста затопленного - шевеление, плавники торчат и колышутся. Самцы об самку трутся.
        - Эй, малой! И почём же?
        - Ногата.
        - Дам резану за двух.
        - Гоже. По рукам. Принимай.
        Лодочка подходит к нам с кормы, перебрасывают рыбин, мужики разглядывают, ругают, из одной вылезает икра.
        Кто-то бурчит:
        - Продешевил наш боярич. Можно было бы и три взять. С таким головой - голыми останемся.
        Цену сбили впятеро. Но мнения об успешности сделки - неоднозначные. Продавцы - малолетки, им можно было пол-цены и кулаком по шее отдать.
        Кухарь, толстый, ленивый, вечно ноющий мужик с постоянно слезящимися глазами, поминая господа с присными, удручённо оставляет весло - ещё бы кто и поверил в его удручённость - перебирается на корму, начинает потрошить и чистить рыбу. Его периодически матерят: лодка плотно набита барахлом, что-нибудь да испачкает.

* * *
        Вообще-то, по календарю - Великий пост. Приуготовление душ христианских к Пасхе. Но как вы себе представляете день гребли, если в понедельники, среды и пятницы - холодная пища без масла один раз в день в вечернее время; во вторники и четверги - горячая пища без масла один раз в день - тоже вечером?
        Вот мы, зубами лязгая, с бережка, где ночевали-почивали, подскочили, на зарю перекрестились и в вёсла впёрлись? Ага. На пустой желудок.
        Поэтому «идущие по путям - поста не держат». Соответственно, и запрет на рыбу - мимо. Но главное, конечно, солонина. Какой дурак придумал, что сало - украинская еда? Может, потому, что в Центральной России её всегда едят, а на Украине - только по праздникам?
        Энгельгард приводит очень точное понимание мужиками соответствия состава пищи и характера работы:
        «Известно, как поедаешь, так и поработаешь… при косьбе, например, требуется пища прочная, которая бы к земле тянула, потому что при косьбе нужно крепко стоять на ногах, как пень быть, вбитым в землю каждый момент, когда делаешь взмах косой, наоборот, молотить лучше натощак, чтобы быть полегче…
        Чем жирнее пища, тем лучше: „маслом кашу не испортишь“, „попова каша с маслицем“. Пища хороша, если она жирна, сдобна, масляна. Щи хороши, когда так жирны, „что не продуешь“, когда в них много навару, то есть жиру. Деревенская кухарка не скоро может привыкнуть к тому, что бульон должен быть крепок, концентрирован, а не жирен, ее трудно приучить, чтобы она снимала с супа жир; „что это за варево, коли без жиру“…
        По-мужицкому, кислота есть необходимейшая составная часть пищи. Без кислого блюда для рабочего - обед не в обед. Кислота составляет для рабочего человека чуть не большую необходимость, чем мясо… Отсутствие кислоты в пище отражается и на количестве работы, и на здоровье, и даже на нравственном состоянии рабочих людей. Уж лучше червивая кислая капуста, чем вовсе без капусты».

* * *
        Рада - умница, вкинула нам кадушку кислой капусты. С клюковкой! А другие у торговцев прикупают.
        Народ, вырвавшись из «холодная пища без масла раз в день» - трескает всё. Тем более - хранить негде, большинство припасов надо съесть быстренько. Но у нас… где ж она такого дурня в кухари нашла?
        Я - человек тихий. Про таких говорят: «в еде - не переборчив, в одежде - экономен». Нашёл себе куль со ржаными сухарями и грызу помаленьку. А половина нашей хоругви весь вечер сидит в кустах, издавая «запахи и звуки».
        Обычно нас ставят на деревенский выгон возле селения. С вечера выгребаем к чистому, чуть подёрнувшемуся свежей яркой зеленью, месту. Утром уходим от вытоптанной, «убитой» земли, с язвами-пепелищами костров, от порубленного, поломанного, ободранного леса.
        Про туалетную бумагу объяснять? - Лес - голый: листья обдирают со всего - новых лопухов ещё нет.
        Уходим от полосы дерьма, окружающей воинский лагерь за одну ночь по всему периметру. Две ночи на одном месте - не стоим. Толпа людей настолько отравляет природу в месте своего пребывания за одну ночь, что на другую - можно и самим потравиться.
        Воинство «по-большому» обычно бегают «в кустики». Но «малую нужду» - «богатыри святорусские» сливают в реку. Часто - по-хоругвенно. Выстраиваются строем и сравнивают: у кого струя дальше добьёт. Юнцы, блин. Дети, мать их…
        Отсюда же, из реки, набирают воду для похлёбки, для мытья и питья.
        «Выше по реки живут плохие люди. Когда наши женщины идут по воду - плохие выходят из своего города и мочатся в реку» - это не только записки путешественника о Тибете 19 века, это будни православного воинства. Впрочем, воинства любого вероисповедания в эту, во все предшествующие и большую часть последующих эпох.
        Коллеги-попаданцы! Вы из унитаза напиться не пробовали? А что ж так? Там-то чистый белый фаянс, который можно надрать до желаемого уровня чистоты, там всяких… пиявок нету.
        Кипятить? - Кипяти. На сыром зелёном лесе, от которого лезет во все стороны едучий дым, ещё более усиливающий раздражение голодных, злых, намахавшихся за день веслами, мужиков. Знакомых, малознакомых, совсем незнакомых…
        У каждого - свои тараканы.
        В такой толпе - индивидуальные тараканы собираются в стаи и перекрёстно размножаются. Чья-то глупость, особенность, просто манера говорить или делать - вдруг распространяется, «овладевает массой». Какое-то время все вдруг начинают говорить при встрече:
        - Привет, братан!
        И совать кулаком под микитки. Или носить поверх одежды маленькие иконки. Именно - Димитрия Солунского. Или требовать на завтрак обязательно конского щавеля:
        - Чтоб стоял! В соседней хоругви мужик есть. Так он кажное утро пучок съедает. Сказывал - наипервейшее средство!
        Глава 313
        Через несколько дней эта мода пройдёт. Но пока - прислугу, младших и подчинённых, каждую ночь, через «полосу минного поля», гоняют в лес - искать в темноте эти листики. А там…
        За средневековыми армиями постоянно идут волчьи стаи, летит вороньё. На месте стоянки всегда остаётся куча объедков. То, что не сгрызли зубы «лысой обезьяны» вполне сгодиться какой-нибудь мохнатой или пернатой морде.
        Падальщики, мусорщики, «санитары леса».
        Среди двуногих, кроме птичек, есть и бесхвостые. Только силы у хомнутых сапиенсов - больше, и соображалка - мощнее.
        Со стороны глядючи, иной раз, и не отличишь: с какой стороны пограничья - полосы лагерного дерьма проживает конкретная обезьяна. Наша она, или - приблудная. Пока «обезьяна» не начнёт себя «вести». А это уже бывает поздно. Особенно - для слабых и малых. Больных, пьяных, отставших…
        Впрочем, и «наши»… бывают странноваты.

* * *
        Я не люблю толпу. Не так - я прекрасно чувствую себя в толпе. Поймав темп, «музыку» её движения, прохожу её совершенно свободно, «как рыба в воде». Я хорошо знаю, какой это кайф - энергетика толпы. Когда мы все… дружно как один… единым движением… слитным возгласом. Когда все вокруг - тебе рады, потому что ты - один из нас, ты - такой же, чувствуешь - так же, хочешь - того же. Ура! Давай! Вперёд! Шайбу!
        А потом вдруг… распоротый карман. Монетой работали - профи затачивают монетку, даже бритву в руки не берут.
        Но водятся в толпе и «дилетанты». «Пернатые» - с «перьями». Вдруг над ухом:
        - Не дёргайся. А то дружка твоего…
        И кивает в сторону. А там - товарищ-лох с выпученными глазами и двумя… «собеседниками». Один из которых чуть отводит моему приятелю полу куртки. Чтобы я видел прижатый к печени лоха «ножичек нулевого размера».
        А вокруг - густая толпа кассового зала одного из московских аэропортов, «лихие девяностые» и не одного мента в поле зрения.
        - Сумочку отдай.
        В сумочке - «северная» зарплата для бригады вахтовиков. Без которой семьям нашим не прожить следующие два месяца. А то и больше: ребятам просто не на что вылететь «на севера».
        Как лучше? Утирать потом слёзы новоявленной сиделке у одра больного лоха-калеки, на рождении сына которой недавно отплясывал, или смотреть в глаза десятку голодных женщин, за которыми детишки. Некоторых из которых сам из роддома на руках выносил. Которым в следующий месяц-два-три - ни мяса, ни молока.
        Нас тогда спасла чисто глупая случайность: вдруг в аэропорт заявился со свитой кто-то из дерьмократических боссов. И наши… «собеседники» мгновенно рассосались. «Вот оно былО и нету». В толпе… если умеешь - не проблема, в два шага.
        Дальше… «бережёного - бог бережёт» - я летал один. Трое суток «в одну харю»… нормалёк, держим. Только к концу - зубы звенеть начинают.
        «Один в поле не воин» - русская народная мудрость. В «поле» идут толпой. Идут долго, притираясь и примеряясь друг к другу. Знакомясь, завязывая «паутинки» дружбы и вражды, подчинения и начальствования, взаимопомощи и взаимоненависти. Создавая себе репутацию глупости, трусости, бестолковости… Или - разумности, храбрости, основательности…
        Это происходит непрерывно, часто - независимо от твоих осознанных действий, от основных свойств личности.
        Вылезал из лодки, зацепился, споткнулся, плюхнулся в воду на виду у всего войска…
        - Бестолочь, раззява, шагу ступить не умеет…
        Всё - появился повод для насмешек, кто-то из добровольных шутников ещё и подтолкнёт при случае.
        - Так он же раззява! Он же с борта завсегда падает! Это ж все знают!
        Парень стоит по колено в воде, утирает лицо, растерянно смотрит на своих «боевых товарищей». А те - ржут, тычут в него пальцами. И вёслами, не выпуская на берег:
        - Давай, карасик, попляши! Ты ж у нас плясун. А ну-ка - в присядочку! А ну-ка - по речке раком!
        Обычно начальники, просто воины постарше, прерывают такие игрища. Хотя бы потому, что вода холодная, в такой поплескавшись - можно заболеть нешуточно. «Небоевые потери» - постоянный бич любой средневековой армии. И не только: уже в наполеоновскую эпоху обычный корпус русской армии терял за кампанию до четверти личного состава. Без каких-нибудь серьёзных сражений.
        Судьба Чарльза Гамильтона, первого мужа Скарлетт О'Хара, умершего в военном лагере от кори даже не успев вступить в первый бой, оставившего 17-летнюю вдову с ребёнком на руках - довольно благостна. Корь убивает всего в две недели.

* * *
        У нас пока потерь нет. А вот чужих утопленников я уже повстречал. Я же говорю: что меня надо не - выручать, а - держать, соратникам стало понятно быстро.
        На следующую ночь после обнаружения моего «оборотничества», встали у Дубны.
        Ещё один «голядский след». «Dubus» - глубокий. Ещё один «китеж-град». Из крепостей Долгорукого, построенных для защиты Верхней Волги от смоленских да новогородских ратей.
        Дубну тумены Батыя выжгли начисто. После татар - столетиями деревушка была, так и не могла подняться. Пока уже в 30-х годах не пришёл «Дмитровлаг», выкопал, закопав 1 - 1.5 миллиона человек-зеков, канал имени Москвы, Московское море и построил посёлок Большая Волга. А уж после войны сюда перебралась секретная «Гидротехническая лаборатория», которая стала «Институт ядерных проблем АН СССР».

* * *
        И вот я, как дурак, раньше всех выспавшийся, надумал с утра побегать по леску. Мышцу на ногах погонять. А то руки, спина - нагружены, а ноги - нет.
        Выскочили мы с Суханом тихохонько, пробежались до бережка. Речка там, Сестра называется.
        Лес на берегу полузатопленный стоит. Темно, мокро, холодно. На сухом месте дерево подходящее нашёл. Делаю себе растяжечку типа «вертикальный шпагат», считаю про себя и тупо поглядываю по сторонам. А там что-то белеет в воде. Что-то такое… странное. Какая-то… звезда с хвостом. Хвост как у нашего петуха на стяге. Только белый. Не видать ни хрена.
        Но я же умный! Я же прогрессор! Итить меня… Достал свою «зиппу» и, так это, с понтом, щёлкнул.
        Мда… хорошо, что холодно. А то штаны стирать бы пришлось.
        Смотрит на меня баба. Из под воды. А хвост - волосы её распущенные - течение колышет. Будто живая. А «зиппа», гадина, она ж и сама горит! Газовую бы отпустил - и не видно. И - не страшно… А тут…
        Ну, что с дерева я сразу свалился - и так понятно. Потом продышался малость, полез утопленницу вытаскивать.
        А их - двое! Факеншит уелбантуренный!
        Мокрые, холодные, мёртвые… Бр-р. Огонёк пляшет - мертвяки будто шевелятся. «Бр-р» - два раза. И далее «бр-р» - неоднократно.
        Потому что под этой, молодой, вроде бы, бабой, привязан молодой безбородый парень. Связаны они за локотки спина к спине. Оба - совершенно голые. Даже без крестов.
        Вытащили мы их с Суханом на сухое, тут меня и вывернуло. Потому как у этой бабы во влагалище вбит толстый берёзовый кол.
        Торец полена между ляжек торчит. А кончик заострённый - вышел чуть выше поясницы.
        А у парня на гениталиях - намотан пеньковый канат. Второй конец каната в воде болтается. Будто змеюка живая.
        Понятно, что убийство. Понятно, что нужно было сразу мертвяков назад в воду спихнуть. Там бы Сестра в Волгу вынесла и… и концы в воду. И пеньковые - тоже.
        Но я несколько… растерялся.
        Дальше - по собственным старинным привычкам. Мы ж на походе, я ж в хоругви! Дисциплина форева! Есть командир - ему и решать.
        Погнал Сухана за Лазарем, тот заявился с целой толпой. По-охали, по-ахали, попробовали из бабы кол выдернуть - фиг, намертво вбито. Пока сама не сгниёт - не получится.
        Так потрогали - совсем холодная, но вроде бы, недавняя. Тут Резан и углядел:
        - А что это у покойника на шее? А ну-ка посвети.
        Факел наклонили ближе - виден ошейник. В оплётке из белой свиной кожи. Потому и незаметен.
        Взрезали кожу, внутри полоска железная. Я сам когда-то похожее носил. Только у меня оплётка была чёрная, из змеиного выползка.
        Под кожей на железе давленный знак: круг, вертикальная черта в нём, от середины черты, под углом в осьмушку круга, в обе стороны от осевой - два восходящих луча.
        - Боярский род Дворковичей. Их тавро. Прозвание рода - от дворки. Шутники, де, они, балагуры. А тавро - птица Алконост.

* * *
        Кто не в курсе, Алконост - волшебная птица, результат ошибки переписчика «Шестиднева» Иоанна Болгарского.
        Был такой книжник во времена болгарского царя Симеона. Из сподвижников в деле продвижения и просвещения. Перепутал имя собственное девушки - Алкиона, превращённой ещё древними греческими богами в зимородка (алкион - по-гречески), и из фразы: «алкионъ есть птица морская» (пишут же без разделения на слова!) - получил «алконостъ». «Поручик Киже» - слышали?
        Вот как раз лет тридцать назад, портрет пернатого «поручика Киже» с грудями - появляется в книжных миниатюрах.
        Уже и народные сказания складываются: утром на Яблочный Спас прилетает в яблоневый сад птица Сирин, которая грустит и плачет. А после полудня прилетает птица Алконост, которая радуется и смеётся. Птица смахивает со своих крыльев живительную росу и преображаются плоды, в них появляется удивительная сила - все плоды на яблонях с этого момента становятся целительными.
        Птица - женского рода, откладывает яйца в море. Ещё у неё должен быть свиток в одной руке, райский цветок - в другой, женская грудь 4 - 5 размера и корона на голове. Но тавро маленькое, всё - не поместилось. Зрителям приходится включать воображение, додумывая детали.

* * *
        Резан просто кипел от злости. Но выражался почти правильно, по вежеству. Хоть он и старший десятник, и муж добрый, а я - сопляк-чужак, но я - боярич. Поэтому - без мата и мордобоя:
        - И какие ж черти понесли тебя, боярич, в такое место?! Все люди добрые ещё спят, а ты один, будто бесом обуянный, по лесам шатаешься, покойников на нашу голову сыскиваешь.
        - Я сыскиваю?! Да они сами сыскиваются! А с чего ты, Резан, волноваться начал? Нашей вины здесь нет. А то можем бедолаг и в воду столкнуть.
        - О-ох… Поздно - народу много. Кто-нить донесёт. Так что… придётся княжьих звать.
        Пока бегали за княжьими, Резан просветил:
        - Теперь будет сыск. Тебя расспросят, слугу твоего, меня, Лазаря. Ещё кого. Это дело неспешное. Грамотки царапать - быстро не бывает. Потом велят брать мертвяков да тащить в церкву на кладбище. Копать ямину. Две, мать их. Мужика с бабой - в одну не положат. Домовины - взять где или сделать. Ещё и «земляной налог» плати. Ну, попу за отпевание. Мы тут полдня переведём, караван уйдёт. Потом гребсти до полуночи. Ещё, не дай бог, на реке и влетим куда, по тёмному-то… Становиться… хрен знает где. А по утру - как все.
        - Но надо ж татей-душегубцов найти!
        - Ох же боже ты мой! Послал недорослей на мою голову! Да хрена их искать?! Хоругвь Дворковичей здесь же стоит! Местные они, с Дубны, с вечера к каравану пристали. А это… Это сынок его со своей бабой справился.
        - Как это?!
        - Да так! От дурня кусок! Пошёл в поход, да вернулся тишком. А у ней уже вот этот… холоп. Ублажает жарко. Ну, он обоих и… отправил в реку. Остывать. От жара любовного.
        Во как. Зачин «Тысячи и одной ночи».
        В сказках дальше всё так красиво получилось. Но уже с другой женщиной, с Шахразадой. С той, которую не поймали на «горячем». А вот с попавшейся… и с другими, кто не умел так красиво сказки сказывать…
        - Погоди. Но это ж убийство! Душегубство! Душегуба надо имать и тащить к князю.
        - О господи! За что?! Холопа казнил? Так холоп в воле хозяина. Жёнку? Так его ж жёнка! В воле мужа.
        - Так что ж?! Он двоих людей убил и он - невиновен?!
        - Да где ты людей видишь?! Баба с быдлом. А вот тебе… и нам с тобой… неприязни будут. Ты ж стыд Дворковичей - на народ вытянул! Теперь же над муженьком рогатеньким - люд наш смеяться будет! Они в отместку будут всякие… гадости делать. Это ещё хорошо, что боярыня нездешняя, родни у неё тут нет. А то и они бы на дурня, их опозорившего, взъелись бы.
        - Постой. Но ведь это ж их дочку убили…
        - Да родня сама б такую бл… удавила! Это ж на весь род позор! Бл…дищу вырастили! Люди ж скажут: «поди, и остальные - такие же». А ты этот срам - да на весь честной народ. Сдохла курва по-тихому - и ладно. Но тебе, вишь ты, побегать вздумалось!

* * *
        «Упала на землю девка
        Упало солнце на землю
        Она не знала, что будет
        Она не знала, что скажет
        Её родимая мама
        За что ругали бы сёстры
        За что убили бы братья
        Когда б узнали, где была
        Ой-е-ё, она».
        «Убили бы братья». Родня вступается только за неправедно, в рамках «здесь-и-сейчас» стереотипов, обижаемую женщину.
        Как вступился Мстислав Удатный за свою дочь Феодосию - мать Александра Невского, изнемогающую от обид, чинимых ей наложницами мужа. Не за факт наличия гарема, не за невнимание и обиды от неверного мужа, но - за утеснения именно от наложниц. Что и привело к катастрофе - к взаимному уничтожению Залесских ратей в Липецкой битве. Около десяти тысяч убитых только с одной стороны.
        Мда… Бабы - они такие… Мервяков - штабелями…
        История с убийством «Синей бороды» - маршала Франции барона Жиля де Рэ братьями его жены - совсем другая история. Её просто не было.

* * *
        Резан оказался прав: после долгого расспроса ярыжка княжеский заставил нас отволочить покойников к ближайшей церкви, выкопать могилы, прослушать отпевание и всё закопать. Вытащить вбитый в женщину кол мы не смогли, так и похоронили.
        История эта добавила мне негативной репутации. И в самой хоругви - ребята были отнюдь не рады выпавшим на их долю трудовым подвигам, и в караване вообще:
        - Пришлец-то смоленский… по ночам не спит, бегает чегой-то по лесу… а потом упокойники всплывают… свят-свят-свят…
        Я ещё ничего «попадёвого» не делал, просто пытался поддерживать себя в форме. Но само по себе моё существование, жизнь в привычном для меня темпе, вызывал в русском воинстве проблемы. Которые приводили к появлению недругов, в этот раз - каких-то незнакомых мне бояр Дворковичей.
        Подобно прежним местам моего обитания - в Смоленске, в Елно, в Пердуновке - вокруг меня сплетались новые паутинки мира. Отношения с новыми для меня людьми.
        Всё это уже бывало, некоторые вещи я понимал заранее и старался их избежать. Но, увы - вроде бы и опыт уже есть, а всё равно - создавал себе недругов, даже не желая того. Просто фактом своего присутствия.

* * *
        На другой день встали возле городка Кснятин. Ещё одна памятка от Долгорукого. Тоже выжжен Изей Блескучим, Ростиком, новогородцами… И славными смоленскими стрелками моего Акима - в том числе. За прошедшие 17 лет отстроился, поднялся. Потом его сожгут новогородцы, вобьют в грязь татары, свои князья делить будут до пустого места… Он будет каждый раз подниматься. Пока в 1939 земляные укрепления и древнее городище не уйдёт под воду водохранилища.
        А пока нас в версте от того городища на городском выгоне поставили. Купцы наши гуляют - песни «провожальные» поют.
        У Кснятина в Волгу впадает Нерль. Рек с таким названием - две. Есть - Нерль Волжская, есть - Клязьменская. Две Нерли - из важнейших транспортных путей нынешнего времени.
        Нерль Волжская вытекает из озера Сомнино, связанного рекой Ваксой со знаменитым Плещеевым озером. Есть волок из Нерли Волжской от Плещеева озера около села Княжево в реку Моса, приток Нерли Клязьменской. Далее лодейки бегут в Клязьму, Оку и выходят на Волгу.
        Или - не выходят: нынче эмир пути запер - свой Бряхимов на Окской Стрелке поставил.
        Путь по Нерлям - короче собственно Волжского. Но князь ведёт караван по Волге. Не весь - часть купцов сворачивают, пойдут прямиком к Суздалю да Владимиру.

* * *
        Купцы гуляют, а нас к князю позвали. Только мы воды нагрели, только намылились… прибежал отрок княжеский:
        - К государю! Князю Тверскому! Володше свет Васильковичу! Спешно! Обоим бояричам!
        Морда гнусная, сальная, глаза вороватые, сам на месте приплясывает… Как бы не спёр чего. Деваться некуда - вытерлись наскоро да пошли.
        Князь с ближниками на посадниковом дворе встал. В тепле, на мягких постелях… Я не завидую: начальству должно быть хорошо - тогда оно не так злобится.
        На дворе - гулянка идёт, девки хороводы водят, мужики комаринского выламают… Старается народишко - богатый гость пришёл. Может, расщедрится, сыпанёт златом-серебром?
        Подвели к этому Володше. Лазарь аж трясётся весь:
        - Сам! Князь! Государь!
        А мне… что я, князей не видал? Да я с Ромиком - вот как сейчас стоял! А он не какой-то там князь подручный, а настоящий, «светлый». А если самое начало вспоминать, казнь на Волчанке, так и самого Великого Киевского Князя Ростислава свет Мстиславовича - лицезрел.
        Володша, молодой парень лет 20, невысокий, чуть оплывший, слегка поддатый, расспросы расспрашивает. Сперва Лазаря: как дела, поздорову ли матушка оставалася, нет ли убыли в хоругви, как с припасами да не течёт ли лодейка.
        Лазарь весь в энтузиазме. Сплошной «яволь гер оберст». Каблуками не щёлкает исключительно от неумения. Грудь - колесом, глазами - начальство ест. Я бы даже сказал - жрёт не прожёвывая.
        Потом за меня взялись:
        - Так ты - смоленский? А к нам с чего? А не думает ли князь твой Роман какую нам бяку учинить? А не ждать ли нам сюда снова стрелков вашинских?
        Глупость, конечно, полная. Был бы я подсыл от смоленского князя - так бы не назвался. Но надо отвечать. Не вря. Или правильно - не вряя?
        Выкладываю. Чистую правду. Что сам - ублюдок признанный. Что батюшка мой, Аким Рябина, конечно, славен, но сидит в вотчине, в отставке и в немилости. Что был в княжьих «прыщах», но вышибли. За глупую шутку с вонючей свечкой.
        Демьян-кравчий мне так и говорил, когда я у него на дыбе висел: «Я тебя за ворота вывел да пинка дал. Стража и зеваки видели».
        - А служил-то где?
        - У оружничего в погребе чешую чистил.
        В моё время человека, чья трудовая деятельность протекала в арсенале вероятного противника, сразу бы начали расспрашивать. Интенсивно. А тут… тут все знают, что оружие - у воинов, а не в схроне.
        За столом народу полно, матёрые бородачи есть. Один из них, вроде бы - местный тысяцкий, про Акима Рябину услыхав, вспоминает поход семнадцатилетней давности. Так это… уважительно.
        - Крепки смоленские, бьются знатно. А стрелки ихние - вельми искусны. Мы на них в конном строю кинулися, а они не бегут! На десяток шагов подскакали, а они, вишь ты, хитрецы какие, лёд речки этой Волнушки - вона она, за забором течёт, покололи. Передние-то под лёд и пошли. Я тогда чудом ушёл, конь добрый был, выпрыгнул.
        Старшие - геройства свои здешние вспоминают. А Володше-то и вспомнить нечего. Как он с братом город свой проспал да в порубе сидел? И нурманам его - тоже. Вот один из них и понёс…
        Хвастает про то, как они у себя там, в Норвегиях, по морскому льду бегают и вражьи войски наповал бьют.
        Чего хвастает? Самый выдающийся поход сухопутной армии, с пушками, обозами и конницей, по морскому льду - совершён в марте 1809 года корпусом Багратиона, сумевшего не только занять Аландские острова и разгромить защищавших их шведов, но и, успешно пережив всей армией ночёвку на льду Ботнического залива, выйти на берег в сотне вёрст от незащищённого Стокгольма.
        После чего шведы сразу устроили себе государственный переворот и запросили мира.
        Не всякое знание следует озвучивать. Стараюсь не отсвечивать, не раздражать власти:
        - О! А! Ну! Как это героически! Вы - такие храбрые! Морские львы! Ледяные тигры! Настоящие драконы!
        Тут рассказчик замолчал, как-то скривился, соплеменники его чего-то на своём лопочут. С явной подколкой. Рассказчик озлился и на меня:
        - Ты, ходелёс макрелл…
        Понимаю - какое-то рыбное ругательство. Про макрель. Но с чего? Я ж ничего!
        Объясняю, что дракон - это круто: летает, хватает, огнём сжигает… Как-то успокоились. Старший их, Сигурд - поплямкал, хмыкнул и объяснил:
        - Ты нам такого слова не говори. Потому что у нас драконами, или дракошами называют… Драконы - это от слова «дрочить». То есть - молодь мелкая, которая другим, нормальным мужчинам… дрочит. А мы - змеи. Великий Морской Змей - слышал?
        Факеншит! На ровном месте, чисто за семантическую неоднозначность, возникшую в какой-то малой общности… Ведь в нормальном норвежском этого слова нет! Это кто-то из наших - ихних приучил. Вот эту… битую компашку из партии Инге Горбатого. Мелочь какая-то, семантическая флуктуация… А ведь и зарубить могли!

* * *
        Странно: морской змей - у скандинавов, летающий змей - Змей Горыныч - у славян. На концах стропил древних деревянных христианских церквей Норвегии - змеиные головы. На носах драккаров - деревянные головы Морского Змея, как на носах славянских лодей - головы коней. У делаваров: Чингачгук - Большой Змей. А драконы-то откуда?
        Тут я представил себе престарелую Ле Гуин, которая рассуждает о власти над вещами при использовании их названия на «истинном языке».
        Встаёт она, так это… в позу призыва. Где-нибудь… типа Дуврского утёса. Высокий обрыв, бушующее море, рваные тучи по небу…
        И, воздев руки к небу, провозглашает:
        - Дракон! Дракон! Заклинаю тебя! Приди по велению моему!
        И поджидает с неба огнедышащую крылатую волшебную ящерицу.
        Что-то близко к Пушкину:
        «Вот идет она к синему морю,
        Видит, на море черная буря:
        Так и вздулись сердитые волны,
        Так и ходят, так воем и воют.
        Стала кликать она дракона.
        Мнится ей: прилетит к ней дракон
        Да и спросит:
        'Чего тебе надобно, старче?'
        Тут старуха-то нагло ответит:
        'Подчинись мне, летающий ящур!'
        Удивится дракон в раздраженьи:
        Что мне делать с проклятою бабой?».
        А тут раз… «дракоша»! И лезет уже своими ручками шаловливыми… Дабы исполнить пока невысказанные, но очевидно вытекающие из факта призыва, пожелания госпожи-филологини… Лишь бы с утёса не упала. С Дуврского.
        Понятие «многозначность» - не знакомо? А хотя бы «двусмысленность» - понимаете? Аккуратнее надо с семантикой, а то покрошат «в капусту». Хотя, конечно, в капусте - младенцев находят, а не мужиков мелко-рубленных.
        Неочевидный смысл слова, явно ассоциированного с нашим исконно-посконным глаголом, в ихние фьорды мог занести упырь.
        Нет-нет, не кровосос, а Упырь. С большой буквы.
        Был такой странный человек. Новгородский священник, обучался в Византии, делал намогильные камни в Скандинавии. Сувенирная копия одного из них несколько лет стояла у меня на письменном столе - бумаги прижимать.
        Этот Упырь много с разными смыслами играл. На его камнях латиница сочетается с рунами, христианский крест с мировым змеем…
        Но откуда этот смысл слова «дракон» прорезался уже в 21 веке в «зоне» под Днепропетровском? Какого-то скандинавского филолога туда посадили?

* * *
        До наших за столом - дошло, они ржать начали и на нурманов пальцами показывать. Те сперва над своим посмеивались, потом уже против бояр стали ножи хватать.
        Сигурд на своих рявкнул, Володша - на остальных. Все - злые сидят, поломал я князю веселье. Ох, отольётся мне эта… семантика - «драконьими слезами».
        Ещё бы знать, чтобы это значило. Кармен у Мериме собиралась делать из них приворотное зелье. Но в свете вскрывшихся новых значений и ассоциаций…
        Как бы чего лишнего не «привернуть»… Или правильнее - «приворотить»?
        Кажется, у Булычёва парень подсовывает зазнобе приворотное зелье. А та, решив, что это спитый чай, выплёскивает снадобье на мусорку. Где его жадно поглощает случайно проходивший мимо козёл.
        «Козёл» - в прямом, а не в переносном смысле этого слова. Который - с рогами.
        Тьфу, блин! Не было у него козы! Я же сказал: в прямом, а не в переносном смысле!
        Нализавшийся зелья козёл… Факеншит! Не надо здесь искать намёков!
        Так вот, козёл влюбляется в парня и неотрывно ходит за ним следом, ест его восторженными глазами и томно блеет. Да сколько ж можно! Это не про однополые браки!
        «Любовь зла - полюбишь и козла!»…
        Ох как достали! Это - не про зоофилию! Это - русская народная мудрость! Видимо, есть масса примеров из народной жизни.
        Наоборот… расхлёбывать козлиную любовь… Ну их нафиг! Этих драконов с их слезами…
        Нас отпустили с миром. Я бы на хороводы поглядел - интересно девки пляшут. «Крутки» у них хорошо получаются. При широких подолах… Хотя, конечно - до фуэте далеко… И чтоб ножкой так это… Ту-ту-ту-ти-и… Эх, давненько я не держал в руках женских ножек…
        Помечтай, Ванюша, только помни: как бы на этих нурманских мордоворотов не нарваться. В лагерь! Спать! Не высовываться, не засвечиваться… А в лагере - купцы гуляют, даже и поспать не дадут.
        Лазаря трясло от пережитого, спать он не мог. Ещё бы - сам князь! Здоровьем матушки интересовался! Его, Лазаря, мнение спрашивал! Как у настоящего боярина!
        Его грызло и жевало «остроумие на лестнице»:
        - А надо было сказать… А я не додумался… А вот если бы он спросил…
        Тут мы с Суханом собрались на ночную пробежку, он и присоединился. Осторожненько прошли «полосу вонючих препятствий» вокруг лагеря, проскочили приречный лесок, поднялись в сосновый борок…
        Бегать в темноте никто не собирался, да и всяких подтягиваний, после дня непрерывной гребли… спасибо - не надо. А вот растянуться, покрутить плечевым и тазобедренным…
        Плечи, руки, спина постоянно нагружены. Но - однообразно. Вот бы к моему веслу ещё и лопату добавить… Похоронить, что ли, кого? Чисто для физкультуры.
        Кричать в ночном лесу как-то… не хочется. Поэтому я просто показывал Лазарю элементы своего комплекса упражнений, а он повторял.
        Сухан, стоявший чуть в стороне, вдруг начал крутить головой. Я такое уже видел в усадьбе у Рыксы. Чего-то мой пеленгатор самоходный - шумящее засёк.
        - Тама. Двое. Сношаются.
        Ну и ладно, мне-то что? Дело обычное, повсеместное и повседневное. Всё человечество только с этого и выживает. Но у Лазаря сразу глаза загорелись. Нет, конечно, он, как всякий святорусский человек, выросший на природе среди людей, к этому привык и вообще - «плавали-знаем». Но… интересно - а кто именно?
        Совсем они меня с ритма сбили. Движения пропускает, запаздывает, весь аж в струнку тянется - так прислушивается.
        Тьфу на вас. Ладно, пошли тихонько, позырим.
        В сотне шагов, у корней могучей сосны, в полутьме и густых тенях ночного леса обнаружили… трудящихся.
        «Трудовой подвиг» происходил в довольно непривычной для «Святой Руси» форме. Вместо нормального «зверя с двумя спинами» под сосной наблюдался дорожный знак - «Пешеходная часть тротуара». Это когда на синем фоне в белом круге две фигурки рядом: большая и маленькая, большой - по пояс.
        Это было странно, поскольку и в 21 веке в России я такого знака не встречал. А уж в «Святой Руси»…
        Хотя стандарт был выдержан не вполне: белого круга - не было, фон был очень тёмно-синий - ночные тени в лесу, фигурки были не белые, а тёмные. Нет, на дорогу такую картинку не повесишь. А вот в укромном местечке…
        Большая фигура стояла, упершись лбом в ствол сосны, и, держа меньшую двумя руками за голову, совершала характерные возвратно-поступательные движения тазобедренным. Полы длинного, почти по щиколотки, тёмного армяка, ритмично волновались и трепыхались вокруг голенищ сапог.
        Хорошо трудится: чёткость выдерживания амплитуды и частоты колебаний вызывали у меня уважение. Чувствуется регулярная упорная тренировка на развитие гибкости и подвижности.
        Мне - всё понятно. «Русский поцелуй» в русском лесу. Я и сам когда-то Марьяшу… Как давно это было…
        Оказывается, задуманная мной инновушка не является абсолютной новизной для аборигенов. Это хорошо - легче пойдёт внедрение. Редкость, конечно, но вот же - встречается. Остаётся только распространить передовой опыт.
        Нам тут совершенно делать нечего, помощь не требуется - трудящиеся и сами справятся.
        Я уже собрался тихо удалиться, не прощаясь и не привлекая к себе ненужного внимания, как Лазарь, внимательно присматривавшийся к происходящему процессу, непонятному для него, обошел парочку справа и вдруг громко сообщил:
        - Ах! Ё! Во бл…!
        После чего схватился за горло сразу двумя руками и кинулся в сторону с глубоко задушевным криком:
        - Бу-э-э…
        Верхняя фигура, до того полностью занятая собственными движениями и ощущениями, от этого шума вернулась к восприятию окружающего мира. Увы - поздно.
        Глава 314
        Как известно, полностью безопасного секса не существует. Абсолютная безопасность достижима только в терминах: «вместо того как». Ни - «до того», ни - «после того», а уж - «во время того»…
        Сухан, по моей команде, сдернул стоящего за шиворот в сторону, приложил мордой об землю, а я вывернул чудаку руки за спину и защёлкнул наручники.
        Нижняя, коленопреклоненная фигура разрушенной нашим грубым вмешательством скульптурной композиции, ойкнула, от рывка своего партнёра свалилась на бок, попыталась вскочить, упала навзничь прямо к моим сапогом.
        Мне осталось только развернуться на коленях от одного «трудящегося» к другой и приставить к её глазу на белеющем в темноте леса пятне лица - свой «огрызок».
        - Лежать! Зарежу!
        Сухан плотно держал первого, заламывая его вывернутые скованные руки всё выше к затылку, заставляя вставать «на рога», успешно вдавливая лицом в песчаную почву соснового бора, перемешанную с хвоей.
        А я решил посмотреть поближе на партнёршу. Щелчок «зиппы», от которого все неподготовленные сразу зажмурились, явил юное личико, довольно миленькое, очень испуганное, с короткой мужской воинской причёской «под горшок», в мужской одежде - длинном кафтане. Хорошенькая.
        Аккуратно завязанный воинский пояс с булатным ножом в ножнах и кошелём. Недешёвая рубаха под горло, на ногах - сапожки, в стороне у сосны - приличная шапка с бобровой опушкой. Такие по будням небедные бояре носят.
        От света зажигалки изучаемая персона резко закрыла лицо рукавом. Полы длинной верхней одежды разошлись, рубаха натянулась…
        Ножки, вроде бы, ничего - стройные, довольно длинненькие… Я воткнул горящую «зиппу» покрепче в песок и, проверяя свои первые впечатления от её личика, провёл ладонью по внутренней стороне бедра раскинутых ножек от колена вверх.
        Понятно, что кроме качества ткани штанов, таким способом можно определить только наличие запущенного целлюлита. Но при богатстве моего воображения…
        Ожидаемый «ах!» и плотный зажим моей руки сдвигаемыми бёдрами, не произвели на меня впечатления. Поскольку на меня наступил когнитивный диссонанс.
        Глазами я наблюдаю хорошенькую девушку. Она миленько лежит на спинке между корней старой сосны, душевно волнуется, ей идёт эта мужская одежда, пояс с большими ножнами, вздымающаяся на трепетной груди тонкая рубаха под боярским кафтаном…
        А в ладони у меня… Да не бывает же так! Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Ну не растут у девушек такие… излишества!
        Нащупанные сквозь штаны персонажа первичные гендерные признаки вызвали у меня естественную реакцию:
        - Охренеть!
        Персонаж дёрнулся, попытался оттолкнуть мою нескромно удивляющуюся ощупью руку, но остриё «огрызка» прижалось плотнее ему под нижнюю челюсть. Второй персонаж попытался снова «встать на рога». С Суханом на спине это оказалось затруднительно.
        Всунув руку под рубаху… исследуемого субъекта, я добрался до гашника этого… или - этой?

* * *
        Понятие «загашник» - знакомо? Вот оно - самое сокровенное место хранения в здешней мужской одежде. Третий пояс.
        Снаружи, поверх верхней одежды: кафтана, свитки, армяка… мужчина опоясывается кушаком или поясом - широкий и длинный кусок ткани или кожи. Часто - сложенный несколько раз по длине, обычно - завязываемый на боку красивым узлом.
        Под кафтаном, поверх рубахи, идёт опояска - узкий, часто плетёный из полосок разных тканей или кожи, поясок. Более поздним его потомком является офицерский шарф 18 века. Введённый Петром Великим как черезплечный элемент одежды, он довольно быстро переместился на привычное для русских место - на талию и носился не поверх мундира, а под мундиром на камзоле.
        А вот штаны держатся на гашнике - узком витом шнуре. Вяжется прямо поверх штанов.
        Все три вещи являются важными элементами мужского костюма. Бывают - даже шитые золотом. У других - из лыка или пеньки свитые.
        Такая конструкция… при наступлении на человека остросрочной… или правильнее - остросрачной? нужды… Пока докопаешься… А потом - «закопаешься»…
        Мужики, вы же меня понимаете! Ладно - туземцы тупые. Но куда смотрят попаданцы?! И ведь так - почти все грядущие столетия!
        Хуже - только штаны героев 1812 года. Бедный Николай Первый так натирал себе лосинами… всё, что в них было… После гвардейских смотров бывал вынужден по несколько дней отлёживаться.
        Тьфу-тьфу-тьфу…

* * *
        Я не стал оценивать качество используемых материалов, а просто выдернул из-под опоясывающего и придерживающего многообразия собственно штаны. Они же - порты. Порты - к портянкам. В смысле - на сапоги. Отчего открылось зрелище. Оно же - истина. Мда…
        Попискивающий, похрюкивающий и поплёвывающий во все стороны Лазарь, отблевавшийся и частично утёршийся в кустах, вернулся к нашему сеансу «познания мира» и выразился более народно и наддиалектно. Кто не понял - «наддиалектно» на Руси - означает «матерно».
        Потом, не доверяя собственным глазам, на грани истерики, уточнил:
        - Так он… это… парень?! А как же… ну… только что? Они что… содомиты?!
        Несколько упрощённая классификация. Сказывается отсутствие влияния Фомы Аквинского. Который в своих трудах построил развитую классификацию вариаций сексуальных отношений.
        Если чисто по характерным первичным гендерным признакам участников… С дальнейшей детализацией многообразия разновидностей, Лазаря, в его боярской усадьбе, явно, не ознакомили.
        - Ага. Славные православные воины в нашей, богом спасаемой «Святой Руси», сношают друг друга в любви и согласии. Ко взаимному и немалому удовольствию. Бог есть любовь. Вот они этим божеским делом и занимаются.
        - Так… так за это же… смерть!

* * *
        В христианстве происходит «некорректное обращение логики»: утверждение «бог=любовь» обращается в «любовь=бог». Такие манипуляции с правой/левой частями равенства хороши в арифметике. В жизни это не всегда истина. Зато идеологически правильно: ограничиваемое, нереализуемое, изначально присущее хомо сапиенсу стремление любить и быть любимым, перенаправляются на персону ГБ. Что укрепляет идеологию и усиливает привязку личности к культу.
        Это относится ко всем формам инстинктивных привязанностей: материнской любви, любви к родителям… Но «оседлать» и вывернуть наиболее общий и один из сильнейших инстинктов - сексуальный… общая цель всех тоталитарных систем:
        - Как ты можешь любить женщину?! Слабую, глупую, грязную… Когда есть Господь! Он! Жаждущий твоей любви!
        И уверовавший принимает обеты служения и безбрачия, занимается «подвигами» - самоистязанием и самокастрацией.
        Заранее во избежание: всякий хомо - грязен по определению. Просто от сравнения с сияющими ангельскими одеждами.
        Почему ГБ создал столь несовершенное существо уже после сотворения блистающего сонма Высших Сил, и возлюбил этот кусок двуногой бродячей плоти…? Фрейд говорит о склонности младенцев играть с собственными фекалиями, как о раннем проявлении художественного таланта. Здесь схожий случай? Вообще, идея творения мира как результат активности младенческого разума - выглядит всё-объясняющей.
        Христианские «отцы церкви» были последовательны в своей канализации. В канализации «основного инстинкта» в идею ГБ. Мудрецы уммы заповедовали, что женщина должна одеваться так, чтобы не привлекать внимания мужчин. Но задолго до них Иисус говорил: «всякий кто смотрит на женщину с вожделением уже прелюбодействует с ней в сердце своём».
        Характеристика: «самая обаятельная и привлекательная» - смертельное оскорбление. «Смертельное» - не только фигурально. Ибо такая женщина заставляет людей грешить «в сердце своём». А искушать слабые души - занятие слуг Сатаны. «И руки её - силки дьявола».
        Христиане создали и старательно распространяли представление о любом сексуально окрашенном действии, как о грехе, о преступлении против ГБ. Но… вымрут же! Спасать души - не у кого будет! И церковь, запрещая секс, вынуждена разрешить воспроизводство населения. Делать это надлежит в рамках допустимых и одобряемых обрядов, стереотипов, по трафарету. Осознавая свою греховность, тварность и скотинность. И в этом - раскаиваясь.
        Не только: «рожать будешь в муках», но и: «зачинать будешь в отвращении».
        Всякое удовольствие от процесса - разврат и похоть. «Ты должна раз - лежать, и два - молча»: выражение эмоций, какое-то участие, душой или телом - неправильно. Блуд и мерзость.
        «Правильно» - изобрази кусок тёплого бездушного мяса. «Думай о хорошем» - о чём-нибудь другом, о побелке потолков, например. «Делай что должно» - тяжкая обязанность, супружеский долг. И - унижение, «грехопадение» для всех участников. «Грязь», от которой надлежит немедля «очиститься».
        Церковь, не имея технологий «непорочного зачатия», считает всякие сексуальные действия, не приводящие к родам - смертным грехом, отвержением Господа, старается их искоренить.
        Пачка презервативов в этом смысле - концентрированное выражение сатанизма.
        Дальше… Процесс сжигания человека мог продолжаться несколько часов. Костры из «сексуально-неправильных» горели в Западной Европе столетиями. Хотя несколько уступали числом кострам из «идеологически-неправильных» - ведьм и еретиков. В комплект обвинений и тем и другим включались ещё «отрицание Бога» и «государственная измена».
        «Сращивание» бывает не только «криминалитета с правоохранителями», но и церкви с государством.
        На Западе становление христианства шло в борьбе против греко-римского язычества, которое было довольно либерально в части сексуально допустимого. Поэтому всякое отклонение от христианского стандарта считался проявлением вражеской идеологии и отказом от Иисуса.
        В Раннем Средневековье за содомию сурово наказывали повсеместно в Западной Европе. Под оной понимали все «богопротивные половые контакты»: мастурбацию, супружескую измену, секс с евреями, анальный и оральный секс между мужчиной и женщиной, инцест, зоофилию. «Секс с проникновением» считался более греховной степенью, поэтому отношение к лесбиянкам было зачастую менее строгим. К XIII веку оформилась иерархия сексуальных грехов, к худшим из них относились те, что не подразумевали возможность зачатия. Т. е. инцест и измена считались менее серьезными преступлениями.
        Под запрет подпадают и техники прерывания, и «кипячёные яйца по-самурайски», и «мазь из красных муравьёв» османских султанов, и однополый секс во всех формах вообще - детей-то от него не рождается!
        В Англии при Эдуарде I Длинноногом (1272 - 1307), который активно применял юридическую норму преемников Константина Великого, процессы против «грешников содомских» имели массовый характер. Это было следствием, в первую очередь, личной драмы короля: гомосексуалистом был его сын и наследник - Эдуард II Карнарвонский.
        В России сексуальные контакты между лицами одного пола были распространены у славян-язычников, имели место (в том числе среди знати) и впоследствии, однако до времен Петра I никакого наказания для гомосексуалистов предусмотрено не было. Петр, копируя шведский опыт, ввел его исключительно для солдат: с 1706 года замеченных в «противоестественном блуде» военных - по-европейски сжигали на костре. Однако это настолько не соответствовало русскому представлению о «правильно», что императору пришлось, начиная с 1716-го, ограничиться телесным наказанием. Для гражданских лиц гомосексуализм стал уголовно-наказуемым только с принятием в 1832 году «Уложения о наказаниях» Николая I.
        Жестокость западного христианства, форма казни (сжигание на костре) восходит к борьбе христианства с язычеством. На Руси, где соотношение христианства и язычества было иным («вера русская - не христианство с суевериями, а двоеверие»), отношение в обществе к вариациям сексуального поведения было не-европейским. С тех ещё времён.
        Забавно, что «ревнители возрождения духовности предков», славянского язычества, типа разных «Союз волхвов» или «Братство Перуна», пропагандируют, тем самым, толерантность к гомосексуализму.
        Не они одни: любителям ниндзя и у-шу следует помнить, что в Китае и Японии гомосексуализм имеет богатую «народную традицию», отраженную в исторических источниках, в сказках, песнях, рисунках и других видах творчества. Приблизительно до середины второго тысячелетия гомосексуализм в принципе не считался чем-то предосудительным или аморальным, тема сексуальных контактов существовала параллельно с представлениями об идеальном и гармоничном браке между мужчиной и женщиной. То есть: «мухи - отдельно, котлеты - отдельно».
        Не буду тыкать пальцем в Шао-линь или иную «школу мудрости», но у ряда народов, в рамках национальной педагогики, сексуальная связь между взрослым мужчиной (наставником) и юношей (воспитанником) рассматривался как инициация последнего, его переход во взрослую жизнь, нередко носила обязательный характер.
        Интересно видеть определённую «противофазность» между Европой и Русью в отношении к явлению. То они своих «ненормальных» жгут живьём, и Петру Первому приходится сначала заимствовать «гуманистические» шведские нормативы, а потом хоть как-то их смягчать. То - наоборот.
        Может, не надо догонять «просвещённую Европу»? Может, подождать, пока их в другую сторону кинет? Вместе с «цитаделью демократии»: один из «отцов-основателей» США Томас Джефферсон предлагал наказывать за мужеложство - кастрацией, а за лесбиянство - прокалыванием перегородки носа. По меркам существовавших на тот момент в США воззрений на «половой вопрос» - весьма либерально.
        Не является ли поддержка ЛГБТ-сообществ евро-американскими обществами и государствами - завуалированной формой покаяния? Попыткой искупить почти полтора тысячелетия костров и виселиц? Инстинктивным ощущением вины и попыткой загладить содеянное?
        И как быть обществам с другой историей, в которых подобного маразма не было?
        К каким трагедиям приводит противоречие между свойствами человека, реальностью окружающего его мира и «канализацией любви», вошедшей в основу христианства, в таких заведениях как католические и православные монастыри, какие случаи случались в Советском Союзе, когда масса взрослых женщин осталась после Отечественной вдовами, как решали свои проблемы француженки после Первой Мировой, «обескровившей Францию до голубизны», что ждёт Китай, с учётом тамошнего демографического перекоса, сложившегося к началу 21 века…
        Когда христианство не соответствует реальности - взрослые люди его… отодвигают. К счастью для потомков. То есть - говорят нужные слова, исполняют нужные ритуалы, но думают и делают по-своему. Похоже на жизнь при коммуняках.
        «Хоть бы и трижды правильное слово не должно мешать полезному делу».
        Смерды в своих общинах видят священников нечасто и следуют исконно-посконному, «как с дедов-прадедов заведено». А вот юноши и девушки из «хороших семейств», воспитываемые под постоянным присмотром духовных лиц, отделённые от основной народной массы своим социальным статусом, более подвержены идеологическому влиянию. Они в это верят. Пока. Потом, бог даст, «жизнь сама таких накажет строго». Некоторых ещё и научит. Иначе бы - вымерли.

* * *
        Лазарь наступил на грудь лежащему парню, приставил к горлу меч. Руки Лазаря на рукояти меча дрожали, лицо раскраснелось в праведном гневе. Прирежет. Прирежет исключительно из лучших побуждений и благородных устремлений. Потом будет мучиться и раскаиваться. Если доживёт.
        - Погоди. Мы ж с тобой не иудеи какие-нибудь, не католики-схизматы. Это у тех - сразу смерть всем обоим. А у нас… Бог - милостив. А мы чем хуже?
        Парень, с ужасом скосив глаза на упёртый ему в шею клинок, быстро залепетал:
        - Ребятки… люди добрые… воины православные… не надо… не надо нас убивать… что хотите возьмите… все отдам… только отпустите нас… не убивайте… пожалуйста-а-а…
        Насчёт - «всё отдам»…
        «Жаба» моя при мне, никуда не делась. Рефлекторный вопрос: «А что я с этого могу поиметь?».
        Судя по одёжке - парнишка не из простых. Кафтан тёмного хорошего сукна, тонкого полотна рубаха, сейчас задравшаяся на пояс и обнажившая нервно дрожащий низок животика молочно-белого цвета и выпирающие тазовые кости. Сапоги… хорошей новогородской работы, воинский пояс очень неплохо вышит цветными нитками…
        Интересно, сколько будет его «всё отдам» в денежном эквиваленте?
        - Что у тебя есть - мы и так возьмём. Что ещё дашь?
        Парнишка всхлипнул и неуверенно предложил:
        - Я… я сам… я вам… Тело своё. Вам на утехи. Делайте со мной что хотите - слова не скажу, все ваши хотения исполню.
        Второй персонаж резко забился, начал что-то активно мычать, Сухану пришлось врубить чудаку по рёбрам. Между тем, наш «соблазнитель» собрался с духом и, уже относительно твёрдым голосом, принялся успокаивать своего мычащего партнёра по нелегитимному соитию:
        - Шух, ты не тревожься, я ж ничего, я ж привычный. Потерплю малость. Они ж не звери какие, они ж… ну… а потом нас отпустят. Правда, ребята? Простите нас. А мы больше - не! Мы больше - никогда! Дурак я, дурак. И зачем я сюда тебя привёл. Надо было в том месте, которые ты выбрал… Ребята, вы как? Вам как… ну… хочется?
        Я перевёл глаза на Лазаря.
        Он был багровеющь, пыхтящь и сглатывающь. Заметив мой вопросительный взгляд, боярич отпрыгнул на пару шагов, яростно замотал головой и стал отмахиваться во стороны мечом и крёстным знамением: «Чур меня! Чур!!!». Сама мысль, что к нему могут обратиться с предложением:
        - А ты не хочешь?
        вот в таком контексте - потрясла его. Весь его вид выражал страх: «Нет! Не был! Не состоял! Не привлекался! Даже рядом и в мыслях - никогда!».
        Забавно: столь мощная эмоция хорошо подходит для «поводка на душу». Для Лазаря в этом нужды нет. Он и так меня слушается. Но он же - типичный. Значит, и другие местные представители из этого социально-религиозно-возрастного кластера… Надо запомнить.
        - Слышь ты, трахнутый, садись да рассказывай. Как ты дошёл да жизни такой. И не вздумай врать - я лжу нутром чую. Но-но. Штаны не подтягивать, рубаху держать у горла. Мы любоваться будем. Может, у кого и встанет на тебя.
        Парнишка, постепенно успокаиваясь, развязал пояс, снял опояску, аккуратно сложил их рядом, уселся по-турецки, подстелив полу своего кафтана, по моему жесту, убрал вторую полу, которой попытался прикрыть свой срам, продёрнул рубаху через ворот, развёл пошире отвороты кафтана на груди, демонстрируя ряд выпирающих рёбер, подсобрал спущенные штаны на сапогах и, в очередной раз тяжко вздохнув, приступил к повествованию.
        Я уже объяснял, что голый человек менее склонен к обману, чем одетый? - Тревожащие его душу глубокое смущение, взволнованная скромность, поруганная честь… отвлекают массу интеллектуальных ресурсов на переживания. Мозгов для вранья остаётся меньше. В нашей ситуации к этому добавляется ещё свежий ночной воздух.
        Это прохлада - весьма полезная «погонялка», тянуть время нам не к чему. И «любоваться» мы не будем: я захлопнул «зиппу» - свет в ночи далеко виден, как бы к нам ещё гости не подошли.
        Ходить по ночному лесу тихо - мало кто умеет. Сухан идущего - издалека услышит, но… «Бережёного - бог бережёт» - русская народная мудрость, ей и следую. Продолжение: «Не бережёного - бережёт конвой» - по жизни слышать приходилось, мне не понравилось.
        Итак, парнишка был бояричем. Что само по себе уже редкость: бояре на «Святой Руси» - очень малая доля населения. Но я попал именно в этот круг, и постоянно натыкаюсь на персонажей из этого сословия. А не на купчиков или поповичей, которых, вообще-то, много больше.
        А вот то, что его сношал - его же холоп, судя по бронзовому браслету на правом запястье - вообще ни в какие ворота…
        Было бы наоборот - нормально. Я и сам в сходную ситуацию когда-то попал, да и позднее немало аналогичных историй слышал.
        Холоп - двуногая скотинка, собственность господина, хозяин сказал - сделай. Встань, ляг, повернись, напрягись, расслабься… признайся в любви и неизбывным желании ещё разик…
        Исполнять с радостью и любовью любую волю господина - святая обязанность всякого раба. Трахать (в прямом и переносном смысле) всех своих зависимых - право и обязанность господина, хозяина, владетеля.
        Но наоборот… Ну-с, послушаем.
        - Меня Божедар зовут. Батюшка с матушкой сильно господу молились, чтобы у них сыночек родился. Наследник и рода продолжатель. Сначала только девки рождались, шестеро подряд. Потом господь молитвы услышал, и меня им дал. «Божий дар». Я слабеньким родился, болел много. Матушка, сёстры, мамки, няньки… все вокруг меня крутились-заботились. Рос я в любви да в холе - «как цветочек аленький в ладошке маленькой». Отца и не видал: он Долгорукому служил, то его - в одну землю пошлют, то - в другую. Был он и в Киеве, когда там, семь лет назад, Долгорукого убивали да суздальских резали. Из Киевского Рая выбрался чудом - холоп разбудил, как раз перед тем как киевские пришли. С холопом этим да с двумя слугами - батяня от убийц и ушёл. Вон с ним. Его Шухом прозвали - он немой, только и говорит: ш-ш-ш, ш-ух. Батя его у какого-то торка за две ногаты купил - совсем негожий был, тощий, больной. И язык урезан. За что, почему - никто не знает, а сам он сказать не может.
        Услыхав своё прозвище, Шух завозился под Суханом. Тот снова его прижал его к земле.
        - Ребятки, вы не мучайте Шуха. Он хороший. Он меня любит. Только сказать не может.
        - Будет меньше дёргаться - целее останется. Дальше сказывай.
        - Да-да, конечно. Дальше… Как отец вернулся - меня на мужскую половину взял. До того я при матушке жил, беспокоилась она обо мне сильно. Да и не было никого - мужи-то с боярином ходили, службу служили. Как перебрался - дал отец дядьку для обучения и слугу для услужения. Дядька был старый, больной от ран, кашлял да храпел сильно. А слугой батя отдал Шуха. Потому как вернее его - и быть невозможно: отца из Рая вытащил, до вотчины нашей с ним дошёл. Дорогой-то худо было, а Шух не струсил, не сбежал. Да и нет у него никого, кроме нас. Можно я… застегнусь. Холодно.
        - Нет. На холодке живее говорить будешь.
        Божедар нервно вздохнул, положил ладони на колени, как примерный ученик, и продолжил:
        - Мне в те поры десять лет исполнилось. Шуху… никто не знает. Видно, что старше, но насколько… лет 13 - 14, наверное. В горнице моей спали втроём. Я на - постели, дядька - на лавке, Шух - на овчине у порога. Дядька… глуховат да туповат. То орёт, то в теньке кемарит. Я всё больше с Шухом. Других товарищей… Маменька-то меня с дворовыми мальчишками играть не пускала: «Ой, побьют, ой, поцарапают. Полезешь куда вслед за ними да и голову сломишь. Их-то много, а ты у нас один».
        Божедар вздохнул, вспоминая, видимо, своё счастливое детство. Нет, детство у него было не такое уж счастливое:
        - Отец вернулся раненый, болел сильно. Тут, в Залесье, суздальские признали князем этого… Катая. Тогда его ещё Боголюбским не звали. Он давай прежних, Долгорукого бояр - гнобить. Батяня лежит, на княжью службу ехать не может. Попал под общую метлу. Худо: княжьей милости нет, свои люди да добро - под Киевом осталось, вотчина обезлюдела, маменька у отцова одра денно и нощно… Зима пришла. Рождество у нас в тот год… Голодно и холодно, дрова бережём. Дядька кашлял-кашлял да и ушёл к печам спать. Лучше, говорит, морда грязная, да ноги тёплые. Лежу в постели, под тремя одеялами, в мамкиной душегрее, в штанах тёплых да в шапке. И с холоду зубами стучу. Коли попадали, знаете - сколь такой холод мучителен, без движения, без тепла, всей надежды - утро придёт.
        Знаю, приходилось. 10 - 12 градусов при навязанной неподвижности полный рабочий день… при всех удобствах и коммуникациях… изнурительно.
        - Тут подходит к моей постели Шух. Аж смотреть на него холодно: в одной сорочке. А от него теплом несёт! И - хмельным духом! Подаёт мне баклажку невеликую. А в ней - бражка! Я-то до той поры хмельного в рот не брал, матушка строго-настрого заповедовала. Ну, отхлебнул я, потом ещё чуток. Крепкая такая, духмяная. Как огнём по горлу. А он тут возле стоит, мёрзнет. Я одеялы откинул - лезь. Он нырк - и под одеяло с головой, и дышит там. И я туда. Лежим под одеялом, пыхтим и хихикаем. В пять минут - жарко стало. Я давай с себя всякие тряпки долой снимать. Высуну нос - холодно. Аж пар со рта идёт! Юркну под одеяло, к Шухову плечу - тепло. А он хлебнёт и мне баклажку подаёт. Потом я как-то устал, глаза слипаются, в сон потянуло. Я - на бочок, к стенке носом, и заснул. Снится мне, что уже лето настало, зелено всё вокруг, солнечно, радостно, жарко. А тут барашек прибежал и толкает меня сзади. Я его гоню, а он всё толкается. Я его хвать за рог и тянуть… И понимаю сквозь сон, что в кулаке у меня не бараний рог, а… твёрдое, горячее. Живое. В нём - сердце чьё-то бьётся! Я-то с испугу руку - дёрг. А - не
пускает. Поверх моего кулачка ещё чья-то рука лежит, держит. Сперва, как я дёрнулся, сильно так прижала. После чуть по-опустила и давай мой кулачок поглаживать, двигать его тихонько. По этому самому… по горячему да твердому. Вверх-вниз, вверх-вниз. А оно… дрожит. Будто птица певчая поймалася. А у меня в голове - ни одной мысли. Только: «Боже святый, боже правый!» - крутиться. Страшно мне, жарко мне, трепетно с чего-то. И как-то… чудесно. Словно я жар-птицу споймал. Будто сон продолжается, будто в стране какой волшебной. Будто я - не я, а княжич какой-то заколдованный. Это всё не со мной, понарошку. И интересно: а что ж дальше в той сказке будет? Кто ж витязем храбрым явится, как падут чары колдовские?
        Парнишку пробрала дрожь от дуновения холодного ветерка. Лазарь, уже приглядевшийся в лесной темноте, повторил, передёрнувшись, дрожь замерзающего и попросил:
        - Иване, да дозволь ты этому… прикрыться. Замерзнет же, малохольный.
        Инстинктивно стыдясь сочувствия к допрашиваемому, он озвучил свою просьбу в весьма раздражённом, даже - брезгливом тоне.
        По чинам он здесь старше, но просит меня разрешить что-то этому парню. Это хорошо: отношения подчинения между мной и Лазарем не должны быть подчёркнуты, но присутствовать - однозначно.
        - Прикройся. Замёрз, поди. Дальше.
        Парнишка тщательно привёл в порядок одежду, отряхнул кафтан, немедленно убрал руки от положенного под сосну пояса с ножнами, когда я сказал ему «нет». А вот моё «нет» насчёт его просьбы - «одеться Шуху», попытался оспорить. Но одного повтора хватило.
        - Дальше… Я развернулся. Посмотреть. То я носом к стенке лежал, а то раз - и нос к носу с Шухом. Я его за… за это самое держу. А он сверху мою руку держит. Ладонью своей накрыл и сжал. Крепко. И - темно совсем. Только дыхание. И сердца стучат. Моё - у меня под горлом, его… - у меня в кулачке. О-ох… Так это всё… Ну совсем не так, как жизнь идёт! То - день за день, одно и то же. Отец болеет да попрекает, мать ноет да выговаривает, слуги… как на пустое место. Отстань, не мешай, не лезь, иди отседова… А тут… Тут он меня второй рукой за плечико взял, осторожненько так. И к себе потянул. И сам на спину потихоньку откинулся. Я и не уразумел ещё ничего, а уже у него на груди лежу. А он - голый! Ну, рубаха-то задралась под плечи. И моя - тоже. И мы… кожей в кожу. Жаркой в жаркую. И… нет никого! Темно ж! Я его дыхание на лице чувствую, сердце его - возле моего молотится…. А - никого не вижу! Тьма ожившая! Будто демон какой. Или ангел. Или чудо какое иное невиданное. И что будет - не понять, и что оно со мной сделает… даже не вообразить. И я против этой тьмы… мал и слаб… Ничтожен. Ох… Страшно. И вдруг -
ласка. Чувствую - он меня по руке погладил, по шее. По щеке пальцы его пробежались. Волосики пошевелили. Мне на темечко легли да нажали. Чуток так. Типа: сдвинься. Я чуть и сдвинулся. А он волосы мои перебирает ласково и снова ладошкой. А у меня - сорочка уже на горле, а лицо - уже на животе его. Я и приложился. Губами. Как в церкви. Он сперва будто не понял. Ещё толкает. Я ниже сползаю и снова. Как к иконе чудотворной. Маменька возила маленьким по святым церквам, просила заступничества от болячек моих детских, я тогда множество раз прикладывался. Тут он как застонал, напрягся весь, живот - будто каменный. Я аж испугался - может, чего не так сделал, больно. Только он голову мою двумя руками сразу - ухватил и… прям на кулак мой. Ну, и на что в кулачке случилось. Я кулак-то дёрнул. Он ка-ак на затылок нажал - я едва руку из зубов выхватить успел. А он стонет, дергается подо мной, голову мою прижимает. Уж и дышать нечем. Тут как оно дало… И раз, и другой, и третий, и пятый… Со счёту сбился. У меня - рот полный, всё горло забито, будто простудился сильно. Не вздохнуть вовсе - помру сейчас. Глотаю, дышать
нечем, а оно опять и опять. Потом, вроде, кончилось. Обмякло, помягчало. Тут Шух меня за волосы в сторону оттянул. Лежу я у него между ног, щёчкой к ляжке его прижался, отдыхиваюсь. Потом он меня потихоньку наверх потянул, лицо мне подолом своим утёр, да под бочок положил.
        Глава 315
        Лазарь, стоявший до того с распахнутым ртом, вдруг в полной растерянности спросил:
        - Так что ж это? Это он тебя… в уста? Этим своим… Поял?! В… в самоё горло?! Где дух человечий обретается?! А ты… Ты это всё… съел?! Проглотил?! Бу-э-э…
        Пришлось пережидать рвотные позывы и кашель Лазаря. Бедняга чуть не захлебнулся. Типа как этот… Божедар. Но - своим.
        Какой-то у меня… хоругвенный командир - неразвитый. То его мои игры с его матушкой в истерику привели, то вот - мемуары о давних детских забавах. Надо парня просвещать и развивать, а то с таким старшим… Воинский поход под руководством блюющего девственника… Как бы не нарваться крупно по общей некомпетентности и нервенности командира.
        - Всё, Лазарь? Продышался? Божедар - продолжай.
        - Ага, я тогда отдышался, успокоился. Лежу у него на плече, весь из себя в… в смятении. Что ж это такое было? Матушка да служанки её про такое никогда не сказывали. Мужи из слуг про это… при мне только ухмылялись да хмыкали. Редкость какая-то? Чудо чудное? Нет ли в таком деле для меня… ну, ущерба какого? А ему как? Понравилось ли ему? А то меня частенько бестолочью да неумехой в те поры звали. Слуги да родители ругались на неловкость мою не единожды. Ну, думаю, чему быть - того не миновать, утро вечера - мудренее. Повернулся на другой бок, руку Шухову обхватил и заснул. Устал я. От всего этого. Уже сквозь сон чую - Шух ко мне со спины прижался. Хорошо, уютно, тепло, крепко. А ещё руку всунул и за… ну, взял. Я поотпихивал спросонок. А он опять. Ну и ладно. Лишь бы не оторвал во сне.
        Лазарь всё никак не мог соотнести свои стереотипы и привычные нормы с услышанным:
        - Так ты ему позволил… холопу своему допустил за уд ухватить?!
        - А что, чужого холопа звать надо было? Да ну, какой у меня в те поры уд? Я и не знал - на что это. Так - писюн. А насчёт «холопу позволил», так в писании сказано, что это самая крепкая клятва: когда Авраам посылал своего раба в Харан привести жену для Исаака, он сказал Элиейзеру: «Положи руку свою под стегно моё и клянись Богом, что ты не возьмёшь сыну моему жену из дочерей ханаанских…».
        Тут есть варианты смыслов, богословы и в третьем тысячелетии решить не могут. Или - решиться? И вообще - член у Авраама был не простой, а обрезанный. Символ единения с богом.
        Поэтому христианам следует, наверное, в аналогичной ситуации, хотя бы одной рукой держаться за крест. Или за что ещё сильно сакральное. А другой в это время…
        Или уж - сразу двумя. Я имею в виду - за крест.
        - Не отвлекайся. Давай по делу.
        - Да-да, по делу. Утром… хорошо, что двери были на засов закрыты, а то нас бы так в постели и нашли. А так Шух на свою овчинку у порога выкатился. Только и успел напоследок мне в глаза глянуть, да сказать, по обыкновению своему: «ш-ш-ш». Я тогда целый день всё никак решиться не мог. Что это было и чего теперь делать?
        - Чего-чего?! Холопа-блудодея взять в конюшню, бить кнутом! До смерти! (Лазарь, как и типично для подростка, предлагает Сталинское решение: «Нет человека - нет проблемы»)
        - Лазарь, уймись. Кому брать? Слугам отца Божедара? Тогда надо отцу рассказать.
        - Верно: к отцу с этим идти я не мог. Да и вообще… Я батю и видал-то за жизнь несколько раз всего. Как он посмотрит… Как бы хуже не было. С матушкой о таком деле говорить… Она - баба. Да и я для неё - дитё малое, несмышлёное. Лишь бы был здоров да сыт. А остальное… - блажь детская. На Шуха днём поглядываю - у него лицо каменное. Я уж, грешным делом, подумывать начал - привиделось мне, почудилось. На другую ночь дядька мой в опочивальню вернулся, повечеряли, спать легли. Я лежу, не сплю, волнуюсь. Привиделось или нет? Дядька мой храпеть начал. Он как заснёт, так начинает «громовые раскаты» издавать. Тут лампадка помигала да погасла. Тихо, темно. Я… так трясусь - аж дышать перестал. Тут шорох лёгкий, одеяла на постели мои откинулись, и у меня под боком… холодное. И - голое! И в ухо тихое: «Ш-ш-ш». Руку мою тянет и… и опять в кулаке у меня… и на темечко подавливает… Ну я и… опять к нему… не так быстро, потихоньку… Тут приложусь, там поглажу… Интересно же! Он-то - большой парень, а от моего просто касания - даже и дышать перестаёт… Когда я назад из-под одеял вылез - дядька храпит будто и не было
ничего. Шух меня по щёчке погладил и к себе, на овчину у порога, шмыгнул.
        - Ты должен был крик поднять! Дядьку своего разбудить! Наглого холопа со своей постели вышибить!
        - Гос-с-поди, Лазарь. Ты дело-то себе представь. Шух старше и сильнее Божедара. Вышибить с постели - тихо не получится. Шум поднять? Дядьку разбудить? Если человек храпит, то спит крепко. Пока добудишься… Опять же: пойдёт звон, за ним сыск. А с чего это холоп к господину в кровать полез? И чего они там делали? А прежде такое бывало ли? И что папенька с маменькой, сёстры да родня, прислуга да соседи юному бояричу скажут? Повторят русскую мудрость: «к чистому - грязь не липнет»?
        - Ты верно говоришь. Только ещё есть: мне ближе Шуха никого нет. Отдавать единственного во всём свете друга им на суд… А он даже сказать, даже защититься - не может! Что он же - не силком, не примучиванием. А мне… не в тягость. Скорее… хорошо. Что ему со мной хорошо.
        - И вы с ним так семь лет прожили и не разу не попались?
        - Нет. Не семь. Шесть с небольшим. Нет, никто не узнал. Мы с ним осторожно. Он знаешь какой умный! Как исполнилось мне 15 лет - пришло время в службу княжескую идти. Тут Шух мне лицо рукавицей натёр, всё горит, матушка перепугалась - заболел сынок единственный. Потом другое, третье придумывал… Всё служба моя откладывалась. А тут - поход. Собралися семейством на совет, да и порешили: мне вести хоругвь. За это мне шапку дадут. А, коль я в воинских делах не сведущ, то воеводой при мне идти стрыю, отцову младшему брату. Маменька сильно убивалась как провожала, батяня тоже смурной ходил. Только пока, как я смотрю, ничего такого страшного в этом деле - хоругви водить - нету. Вот мы с Шухом и решили… Да вот - вам попались. Видать, на то воля божья. Отпустите нас. Пожалуйста.
        Я задумчиво рассматривал рассказчика. Он не врал. Правда, сказал не всю правду. Есть логика отношений между любовниками: они или затухают, или рвутся, или развиваются, разнообразятся. Поддерживать отношения на одном и том же уровне длительное время… - вряд ли.
        - Серебро есть?
        - Е-есть. У стрыя. Мошну - он держит. И всякое иное майно. Мне… я ж только в усадьбе жил, в миру не хаживал, цен не знаю. Отец сказал: так вернее будет. А то обманут мошенники всякие.
        Продолжать не надо: получить что-то за сохранение тайны прямо сейчас - не получится. У меня в голове прокручивались разные… двух-, трёх- и более- ходовки. Привлекли внимание некоторые детали рассказа Божедара, возможные последствия и ограничения…
        - Сказочку ты славную рассказал, жалостливую. А мы - её проверим. Садись-ка вот сюда, на корень сосновый. Не так. Верхом.
        Божедар заволновался, не понимая. Сзади завозился его Шух. Я ухватил парня за шиворот, перетянул на шаг в сторону, посадил на выступающий из земли корень, подобрав аккуратно сложенную им опояску, заплёл ему локотки за спиной и прижал затылком к стволу.
        - Это - чтобы ты шуток глупых шутить не вздумал.
        Наклоняюсь к его лицу, внимательно вглядываюсь в глаза, одновременно носком сапога сдвигаю подол его рубахи и чуть наступаю на маленький беленький… Как он сказал? «Писюн»?
        « - Мыкола, а на хрена ты хрен зелёнкой мажешь?
        - Та я нынче женюся. Хочу вызнать: девка вона нецелована аль не. Приведу Марычку до хаты, лягем у койку. Вона и спытае: а чего у тебя хрен зелёный? А я сразу: а ты где другой видала? И - по морде, и - по морде…
        Через день:
        - Ну шо, Мыкола, сработал твоя хитрость?
        - Ни. Не спросила. Я тогда сам говорю: гля какой у меня зелёный хрен. А вона каже: та тож не хрен, то так - писюн. Вот у Ашота хрен…».
        Час назад я сдёргивал штаны с этого Божедара, теперь сам лезу к себе под рубаху, ищу «третий пояс обороны»…
        Вот найду бабу и заставлю её… Нет, не то, что вы подумали! Заставлю перешить мне штаны. Потому что три уровня защиты… при моём темпераменте… и длительном воздержании… Или климат на «потеплее» сменить…? В юбочке из пальмовых листьев - куда удобнее. Если не поддувает.
        - За семь лет ты должен был многим разным уловкам выучиться. Вот и проверим. Ты ж сам предлагал. Говорил: делайте, де, со мной что хотите. Вот я и захотел. Ротик открой.
        Парень пытался отклониться, косил глаза в сторону, где вдруг резко замычал и стал рваться Шух. Недолго - Сухан хорошо бьёт по рёбрам. С другой стороны ахнул и что-то протестующе залепетал Лазарь. Но было уже поздно: тёплое дыхание из ноздрей Божедара, плотно прижатых к моему телу, приятно согревало кожу в самом низу живота. А мягкое, влажное, тёплое, ощущаемое моим… твёрдым, сухим, горячим…
        - О-ох. Хорошо. Какой ты, Божедар… изнутри приятный. Так бы и не вынимал. До скончания века.
        Парнишка вел себя прилично, гадостей и глупостей не делал, можно было убрать сапог с его «беленького отростка», встать устойчивее на обе ноги. Ослабить мою руку на его голове. Перейти от жёсткой, только мною одним управляемой, иррумации, к более мягким техникам фелляции.
        Семь лет - максимальный срок ученичества в «Святой Руси». За это время из простого крестьянского мальчишки мастер любой профессии может и должен сделать профессионала.
        «Профессиональный багаж» у парнишки был достаточно обширен. Некоторые штучки я пресекал в силу собственных предпочтений или ограничений окружающей среды. Но взаимопонимание установилось, быть жестоким - желания у меня не было. Он, изредка поглядывая на меня снизу вверх поблескивающими в светлеющем полумраке леса глазами, улавливал мою реакцию и всё более проявлял инициативу.
        Мне нравились его игры язычком и губками, и я не мешал.
        А слева из-под земли на меня смотрел глаз.
        Воткнутый в песок так, что мне была видна только половина его лица, Шух неотрывно разглядывал нас.
        Интересный парень. Попаданец? - Откуда такое подозрение? - А посудите сами.
        Его история очень похожа на мою собственную. Неизвестно откуда взявшийся подросток. Больной, безъязыкий, безродный. Бесправный холоп. Даже продан за ту же цену, что и меня когда-то торговали - две ногаты, цена курицы. Проявил храбрость и сообразительность, защищая, не щадя живота своего, господина. Спасая, тем самым, и собственную шею. «Не струсил, не сбежал. Да и нет у него никого…» - очень похоже. Я, если со стороны смотреть, тоже Марьяшу храбро из-под половцев выволакивал.
        Усилия по спасению отца Божедара не пропали втуне - Шух попал на хорошее место: мальчонке прислуживать - не навоз кидать да дерева валять. И быстренько подчинил ребёнка своей воле.
        Я этого с Акимом и не пытался - психотип другой. Подмять славного сотника храбрых стрелков… Такого фиг согнёшь - только осторожным убеждением с массой разнообразных наглядных примеров. Но вот же: привязался ко мне Аким душевно. Мда… И я к нему. Как-то он там…?
        Шуху достался одинокий слабый болезненный ребёнок, которого именно в этот момент из состояния «центр вселенной» женской половины перевели в состояние «нафиг ты никому не нужен» на половине мужской. Родители были заняты своими болячками, имением, службой… Служанки… остались на женской половине, слугам… малоинтересен, друзей нет. Один-одинёшенек.
        «Позабыт - позаброшен
        С молодых юных лет,
        А я мальчик-сиротинка,
        Счастья, доли мне нет.
        …
        На мою на могилку,
        Знать, никто не придёт.
        Только раннею весною
        Соловей пропоёт.
        …
        Вот бы мне на могилку
        Литров десять вина,
        Тогда враз все узнают,
        Где могилка моя».
        Был бы этот Божедар более душевно крепок, или были бы у него друзья, хоть бы мальчишки дворовые, или переживи он пару месяцев без этого опыта, привыкни к одиночеству души… Но вот тот ребёнок в том конкретно состоянии…
        Шух всё сделал правильно: он стал другом. Единственным, верным, настоящим, сильным. Интересным и интересующимся. Разница в возрасте, в жизненном опыте, в физической силе - заставляли подчиняться, слушаться. А увечье - урезанный язык - вызывало сочувствие, стремление пожалеть.
        Дальше предложение помощи - «согрею», нарушение запретов - «хмельное», удивительный опыт из таинственной «взрослой жизни». Что-то из того, о чем взрослые только шушукаются, хмыкают и всегда выгоняют из комнаты:
        - Рано тебе про такое знать, иди в детскую.
        А друг, единственный! - это умеет. Это… запретное, тайное, волшебное… И просит помощи! «Помощь другу»…


        Божедар приноровился и вполне успешно довёл меня до… до крайней степени возбуждения. Где и удерживал своим язычком несколько дольше обычного.
        Лёгкие, всё более редкие, и от того особенно острые, прикосновения к моей самой чувствительной части… температурный контраст между предутренним холодком снаружи и теплом его мягких губ…
        Я уже начал натурально скрипеть зубами от напряжения. Пока просто не ухватил его за затылок и не прижал к себе изо всех сил. Вдавливая его в себя. И себя - в него.
        - О-ох… Хорошо. Ну, ты, парень, мастер. Да уж, доставил удовольствие, ублажил и порадовал.
        - Эк, экхм… Я старался. А вы… вы теперь нас отпустите? Я же сделал… ну… хорошо.
        - Нет! Таких развратников закоренелых - надобно к князю волочь! На суд! (Лазарь, пребывая в чрезвычайном смущении чувств, пытается свести последовательность действий к уставной: есть проблема - тащи её к начальству).
        - Во как… И меня потащишь? Я ведь теперь тоже… после того как…
        Лазарь открывает и закрывает рот. Давай парень, проходим проверочку на лояльность. Лояльность против дружбы. Не так давно, на Княжьем Городище в Смоленске, я наблюдал оба исхода.
        Молчит. Придётся помочь:
        - Ну и правильно. Тащить к князю никого не надо - это не дело княжеского суда. Да и вообще - скоро светать начнёт, воям уже подыматься время. Пойдём-ка по лодиям своим. Бывайте здоровы, люди добрые. Может, и свидимся ещё.
        Отвязываем, отстёгиваем. Шух внимательно смотрит на меня. Кто ты, парень? Откуда ты взялся? Жаль, не скажешь. Может, когда-нибудь напишешь? На каком-нибудь языке каким-нибудь алфавитом.
        Ты потратил семь лет своей жизни и «оседлал» будущего главу боярского рода. Божедар ест и пьёт из твоих рук, на мир смотрит твоими глазами. Он готов терпеть боль и унижения, лишь бы тебе не причинили ущерба. Он верит тебе, слушается тебя, влюблён в тебя. Он - твой, он - в воле твоей.
        Хотя по закону - ты раб, а он - твой хозяин.
        Только это всё ярлыки для общества. Когда люди остаются вдвоём - с ними не остаётся ни вооружённых сил, ни силы закона. Только их собственное: сила ума, сила духа, сила тела. Смелость отринуть стереотипы, оставить их за порогом. Смелость вести себя по-человечески, а не по предопределённым социальным ролям.
        Или - испугаться, спрятаться. Одному - за «ошейник», другому - за «шапку». «Знай своё место», «как все - так и мы». «Не можно сметь своё суждение иметь!».
        По-человечески, как оказалось, раб ценой в курицу, мощнее наследника боярского рода. Он - «опора и оборона». Вот мальчик и прислонился к более мощному. Теперь, когда его отец умрёт, он отдаст своему холопу-другу-господину не только своё тело и душу, но и вотчину.
        Всё - хорошо, одно - плохо: «Слишком хорошо - тоже не хорошо» - русская народная мудрость. Пережал ты, паря, перестарался. Хотя с таким исходным материалом, в твоих конкретных условиях…
        - Иване… а ты… эта… ты, ну… часто так… ну… с отроками? А?
        Мы возвращаемся по постепенно светлеющему леску в лагерь. Лазарь теперь держит вдвое большую дистанцию: ближе трёх-четырёх шагов ко мне не подходит.
        - Решил сам попробовать? Извини - ты мне не нравишься, у тебя прикус неподходящий.
        Мда… шутка не прошла.
        А ведь я уже так нарывался: аборигенам мои «шутки юмора» не смешны.
        Население наше делится на знающих о том, что они юмористы, и на тех, кто об этом еще не догадывается. Козьма Прутков излишне многословен: «Не шути с женщинами, эти шутки глупы и неприличны».
        При чем тут женщины?
        Просто не шути.
        Приходится успокаивать. Не помогает - хоругвенный начальник брыжжит во все стороны слюнями, словами и междометиями. Эмоции столь сильны, что Лазарь не замечает очередного «минного заграждения».
        Ну что за жизнь?! Не один попаданец, так другой! Серьёзно Лазарь попал, многогранно так… вляпнулся.
        Пока он, чуть не плача, прутиками очищает сапоги, я заново проверяю свои расчёты. Поэтому, когда Лазарь задаёт следующий вопрос, могу отвечать уверенно:
        - Иване, а почему ты с них серебра не стребовал? Ну нет у этого… боярича - со стрыя бы вытянул. А то - взял бы грамотку долговую. Вернётся Божедар из похода - отдаст. Как с меня взял.
        - Шантаж… э-э… как же это по-русски…? Ладно. Тут дело тонкое. Твоя долговая грамотка - в вотчину мою уплыла. Помнишь, купец из Елно на вашем подворье был, Гвездонь? Он её и увез батюшке моему. Помру я - долг ему отдавать будешь. Идти в бой, имея в соратниках должников… Прикинь: заставлю я Божедара дать мне долговую грамотку. Пойдём в бой - его люди мне в спину ударят. Тебе, кстати, тоже. Майно перетрясут, грамотку сожгут. С серебром… ещё хуже - даже положить некуда. Я даже просто отпустить этих… чудаков не мог. Они ж сразу подумают: сейчас ничего не взял - потом отыграется. Надо убить, чтобы не рассказывал.
        - Так ты поэтому?! Чтобы они… ну… опаски от тебя не имели?! А я-то подумал…
        Как зацепило-то парня. Будто небо на землю упало да черти из пекла полезли.
        - Ну, а потом-то?! Ты ж их заставишь платить? А? Так это… чтоб им неповадно было.
        - Почему я? Ты тоже там был. Никакого участия в этом… грехопадении не принимал. Тебе их и доить.
        - Э-э… я как-то… не, я не смогу… ну, они ж никому ничего… вреда какого… не сожгли, не зарезали… я ж не поп…
        «Никому - ничего, кроме бога одного». Поэтому - к попам. Логично.
        - А я - поп? Ладно. Чует моё сердце, что попусту воду толчём. Не с кого взыскивать будет.
        - Как это?!
        - Есть у меня чувство, что парня на убой послали. Не верится мне, что можно семь лет в боярской усадьбе такими играми играться, и чтобы никто не знал. Думаю, когда Божедару надо было в княжескую службу идти, родители про сыночка уже прознали. Поэтому и не настаивали, не гнали на княжий двор. Боялись, что наружу всплывёт. Теперь прикинь: хоругвь ведёт Божедар, а по сути - стрый его. Который, похоже, после смерти боярича - первый наследник на вотчину. Так ли, иначе, в бою ли, на стоянке ли, стрый племяша… как-нибудь неявно… Думаю, с молчаливого согласия родителей.
        - Свои?! Своего же? Сына единственного?! За что?!
        - А кто только что орал не своим голосом: к князю волочь! Судом судить! Развратники-мужеложцы-содомиты…! Вот чтоб ты так не орал - парней и угробят.
        - Я орал?!
        - Ты. Или другие такие. Изведут боярича. Чтобы ихней родовой чести - ущерба не было.
        « - Сара! Ваш Мойше - пид…рас.
        - Шо?! Занял деньги и не отдаёт?!
        - Нет, шо вы! Я же в хорошем смысле этого слова!».
        Мда… получить денег с русского боярича… во всех смыслах этого слова…
        Лазарь загрузился. А я, вытаскивая целый день весло, размышлял об очевидном.

* * *
        Свойства личности человека идут более всего от трёх вещей: от крови, семьи, окружения.
        Кровь у бояр… пожалуй и послабее смердячьей: у смердов ленивый, глупый, слабый - долго не проживёт. Голод у крестьянина - за плечами стоит. У «вятшего»… сперва холопы да смерды перемрут, потом уж до него очередь дойдёт.
        Народная мудрость: «Пока толстый сохнет - худой сдохнет». Вятшие на «Святой Руси» - толстые, обычно. «Толстый» глупый боярич выживет там, где умный, но тощий смердёнок - сдохнет.
        Смердёнок в своей семье растёт. Хотя к детям на «Святой Руси» обычное отношение - «доброжелательное равнодушие», однако ж - «доброжелательное».
        О сироте сказано:
        «Ведь мать хоть и пьяная и безумная, а высоко руку подымет, да не больно опустит, чужой же человек колотит дитя, не рассудя, не велика, дескать, беда, хоть и калекой станет век доживать».
        Дети боярские растут сиротами. Нет, их не бьют до покалеченья - опасаются казней хозяйских, а всё - не родное. Разница…
        Аристократ Пушкин вспоминает няню:
        «Выпьем, добрая подружка
        Бедной юности моей,
        Выпьем с горя; где же кружка?
        Сердцу будет веселей».
        Крестьянин Есенин обращается к матери:
        «Ты жива еще, моя старушка?
        Жив и я. Привет тебе, привет!
        Пусть струится над твоей избушкой
        Тот вечерний несказанный свет».
        Кому кто ближе. Пушкин о матери не вспоминает.
        «Не та мать, кто родила, а та, кто выкормила» - русская народная мудрость.
        Дети бояр растут в окружении слуг. Они их выкармливают, они этим детишкам - и семья, и улица. Два из трёх основных источников свойств личности.
        «Я составил перечень свыше пятисот картин из всех стран с изображением матерей и детей и обнаружил, что дети на них смотрят на мать, улыбаются матери или ласкают ее, в то время как картины, где мать смотрит на ребенка, улыбается ему или ласкает его, являются редкостью, и появились они в более поздний период».
        Посмотрите внимательно на Парижскую Богоматерь. Куда смотрит женщина, как она держит ребёнка. Тех из моих современниц, кто уже вырастил своих детей - просто по глазам бьёт. А девчонки - не видят.
        «Из-за ее радостной улыбки, выходящей из таких печальных губ, Богоматерь выглядит больше странно, чем красиво. При осмотре статуи под определенным углом фигура Богоматери, кажется, улыбается Иисусу в почти насмешливом образе. Она молодая мама, не привыкшая к ласкам своего сына. При просмотре с другой точки зрения и под другим углом, эта улыбка стирается. Ее рот затягивает, как будто он надут и, кажется, что её облик предвещает слезы».
        Где здесь материнская любовь?
        Дети любят окружающих их взрослых. Просто инстинктивно. Как в обезьяньей стае. Нелюбящие - нелюбимы. Нелюбимые умирают первыми, потомства не оставляют. Детский инстинкт самосохранения требует любить тех, кто кормит, обихаживает, играет, занимается, защищает… Боярские дети любят своих рабов. Вместо отсутствующих родителей.
        А рабы, слуги, придворные… обращаются со своим будущим господином и повелителем по… по-рабски.
        Из дневника Эроара, доктора Людовика XIII, тогда ещё - дофина:
        «Дофин сам ложится в постель рядом с няней и часто кладет ее руку себе под курточку».
        Еще чаще в дневнике попадаются описания, как дофина раздевают… или его берут к себе в постель разные слуги. При этом с ним проделываются разнообразные сексуальные манипуляции, начиная с младенчества и кончая тем временем, когда ему было по меньшей мере семь лет.
        Инстинкт подражательства у детей очень развит. Вокруг ребёнка - люди, которые играют с ним во взрослую жизнь. В которой их предназначение и стремление - исполнять его желания. Они и воспитывают в нём те его желания, которые им понятны, которые им легко исполнить.
        Поведение ребёнка всегда содержит элементы «проверки на прогиб» окружающего мира, поиск границ допустимого. А ему, в этом кругу «рабов» - можно всё!
        Более того, взрослые сами предлагают разные «шутки». «Для увеселения господина своего».
        «Дофин идет за мадемуазель Мерсье, которая кричит, потому что он бьет ее по ягодицам. Он тоже кричит. Она укрывается в спальне; за ней входит г-н де Монгла, желая чмокнуть в заднюю часть. Она очень громко кричит, это слышит дофин и тоже принимается громко вопить; ему нравится то, что происходит в спальне, ноги и все тело дрожат от удовольствия… он подзывает женщин, заставляет их танцевать, играет с маленькой Маргаритой, целует и обнимает ее; он валит ее и бросается на нее трепещущим тельцем, скрежеща зубами…
        Внезапно он начал хлопать в ладоши и широко улыбаться, и так воодушевляется, что уже не помнит себя от радости. Почти четверть часа он смеялся и бил в ладоши, и бодал мадемуазель головой. Он был похож на человека, который понял шутку».
        Главное возражение Аристотеля против идеи Платона о совместном содержании детей состояло в том, что мужчины не смогут отличить своих детей от чужих, а заниматься сексом со своими детьми, говорит Аристотель, «не пристало».
        Но у теремного слуги нет «своих»! Есть только «хозяйские» - укор Аристотеля неприменим.
        Перебирая уже русскую классику, где аристократы пишут о своём детстве, часто натыкаешься на то, что первый опыт чувств у барчука возникает под влиянием слуг:
        «Горничная, молоденькая девушка лет шестнадцати-семнадцати, непрерывно хихикая, попросила меня нарисовать сердце. Я был ещё слишком мал и ничего не знал об „эмблеме Амура“. Потому нарисовал сердце так, как видел его на картинке в анатомическом атласе. Она обиженно фыркнула и убежала» - это уже самый конец 19 века.
        « - Да к чему же тратиться на учителей?! Приставим к барчуку холопа Петрушку. Он и присмотрит, и чему надо - научит.
        - И будет через двадцать лет в имении два дурака: старый холоп да молодой барин»
        Это - Россия 18-го века. Речь об образовании. Входит ли понятие «сексуальное образование» в «чему надо - научит»? Каковы будут эти уроки и каков результат? «Два дурака»?
        Боярская семья есть, в первую очередь, орган управления. Административный, хозяйственный, судебный, военный… Эти функции «съедают» всё время и силы родителей. То - служба государева, то - служба церковная. Время - ресурс невосстановимый. А надо ещё и за хозяйством присмотреть. Сил на детей - не хватает. И получаются «сироты при живых родителях», отданные более-менее разумным слугам. С их холопскими представлениями о добре и зле, о границах допустимого, о желаемом…
        Самые различные варианты манипулирования, управления, подчинения господ - слугам своим, особенно - детей и женщин, больных, старых и слабых, в разбросанных по изолированным, засыпанным снегом, боярским усадьбам - весьма распространены на «Святой Руси».
        «Великое множество дворянских семей доживают свой век в разрушающихся усадьбах по всей России. Защищаемые прежде одним лишь крепостным правом. А ныне - и ничем уже не защищаемые».
        Откуда это? Гоголь? Тургенев? Салтыков-Щедрин?
        Здесь, в 12 веке, крепостного права ещё нет - «… ничем не защищаемые». Зависимые, прежде всего, от своего окружения, зависимые от своих зависимых слуг.
        И не столь важно: имеет ли такое подчинение сексуальный оттенок, или - религиозный, или - дружеский. Сословность, ярлыки, законы остаются за порогом. Две личности, две души выбирают позиции по силе своей. Это - неизбежно.
        Хорошо, когда обходятся без насилия, без обмана. Когда обе стороны дают и получают желаемое, хотя бы - обещанное. Когда результат - «мир да любовь».

* * *
        Нюх у меня, девочка, на гадости человеческие. Злодеев-то настоящих - чуть, малость. Великое множество - добро делать хотят, радоваться друг другу хотят. А вот же…
        Как пришёл Бряхимовский бой - Божедарова хоругвь рядом с нашей в строй встала. Когда повалила на нас мордва - наши-то все назад подались, а я-то, сдуру, вперёд выперся. Строй вражеский пробил и посеред их рубился.
        Тут Божедар, на меня глядючи, закричал: «Вперёд!» да и кинулся. А стрый его - хоругви сказал: «Стоять!».
        Божедар с Шухом вдвоём средь толпы мордовской и застряли. Славно резались два полюбовничка. Да только Божедару лоб топором раскроили. А Шух над телом господина своего ещё троих посёк. Пока его со спины на копья не подняли.
        Потом уж и хоругви наши вперёд пошли. Стрый, за храбрость племянника, князем обласкан был. И дальше не худо служил.
        Вскоре по возвращению войска из похода умер отец Божедара, брат его получил по наследованию вотчину. Тоже вскоре помер. А дети его… я им эту историю и не вспоминал никогда.
        Что ты говоришь? Насчёт умения язычком… А давай попробуем, тебе подскажу - и ты научишься.
        Часть 58. «На позицию - девушка, а в позиции…»
        Глава 316
        «Ты и Волгу веслами расплещешь,
        Ты шеломом вычерпаешь Дон…».
        Не, это не про нас, это про князя Всеволода Большое Гнездо, про того мальчонку, который когда-то искал на моём подворье в Пердуновке свою маму и обижался, что она его перед сном не поцеловала.
        Но мы стараемся - расплёскиваем. А я ещё и думу думаю. Такую… сильно воинскую: как бы войны избежать. Не этой конкретно, а вообще. Не вообще, от слово «совсем», а хоть по-уменьшить.
        История Шуха навела меня на мысли. Теперь вот веслом - погрёбываю, мозгой - подумываю.

* * *
        Феодальное общество строится иерархически. «Феодальная пирамида» - слышали?
        На вершине пирамиды - государь. Большой/маленький, абсолютный или не очень… не суть. Почти всякая здешняя война состоит в том, чтобы этого… «на кочке лягушонка» - в чём-нибудь убедить. Типа: отдай денег, отдай земли, уйди отсюда нафиг…
        Вся задача - конкретной особе втолковать «правильное».
        Дальше, конечно, возможны всякие коллизии. Типа: мы, исконно-посконное дворянство и соль земли…! Но на то и пирамида, чтобы нижестоящие исполняли приказы вышестоящих.
        Это же не синагога: «два еврея - три мнения», и не русская община: дискуссия без регламента с мордобоем до консенсуса.
        А народ? - А что народ? Народ против государевых решений не восстаёт. Он восстаёт против сдирания с него четвёртой-пятой шкур. Например, в форме иноземного вторжения с резнёй и грабежами.
        Так и не надо!
        Вопрос: а на фига собирать тысячи здоровых мужчин, отрывать их от дела, тратить кучу ресурсов на их вооружение, обучение, снабжение, превращать всё это в мертвецов, калек, мусор…? Чтобы объяснить этому… эмиру Ибрагиму, что он неправ? Что ставить городок Бряхимов - плохая идея?
        Может, просто поговорить с ним? Типа: дядя, зря ты так. Убери и не показывай.
        Так ведь не поверит, не проникнется. Нашей правотой. У него своя есть. Про которую он думает, что она правильнее.
        Обычные здесь каналы обмена информацией… грамотки, послы, подарки… часто не убедительны.
        Для повышения убедительности можно… чуть подвигать комплектность информации.
        « - Здесь очень жёсткая кровать.
        - Так это хорошо! Не будем проваливаться!
        - И очень скрипучая.
        - А вот это - плохо».
        Ещё важен источник.
        Чтобы Шух ни сказал Божедару - тот поверит. По его совету - всё сделает. Интересно, а нет ли у этого эмира…? Не в смысле позиции геометрической, а в смысле позиции душевной? Фаворит, конфидент, друг, советник, духовник…? Который бы его «общнул» в правильном направлении…
        Потому что эмиру поговорить по душам со мной, например…
        Проблема общения со здешними владетельными особами в том, что с ними очень тяжело общаться.
        Честно скажу - легче убить, чем поговорить. Феодальный дом похож на кусок паутины: в середине сидит, как паук, сеньор, и к нему фиг подберёшься.
        Но никакая паутина не бывает непроходимой. Если подвести одиночку… чтобы он просочился сквозь… вошёл в самое сердце… и застрял там. Стал «другом». Наставником, советником, любовником… «Наездником». Авторитетным источником. И прямо в ушко туземному абсолюту очередной «кочки»… влил мою правоту.
        «Агент вливания» - слышали? - Правильнее - не «вливания», а «влияния»? А какая разница? Что «влил» - то и «повлияло». По марксизму: «питиё определяет сознание».
        Влить абсолюту дозу «Абсолюта» - и он сразу всё поймёт. Прочувствует и присоединится.
        «Умом ощупал я все мирозданья звенья,
        Постиг высокие людской души паренья,
        И, несмотря на то, уверенно скажу:
        Нет состояния блаженней опьяненья».
        Сделаем «лягушонку на кочке» - «блаженно». С помощью «Абсолюта» или иного уместного средства. И всем сразу станет «счастье».
        Тот же эмир, например, быстренько убирает войска со Стрелки, выплачивает кое-какую компенсацию за наши труды праведные и радостно сообщает:
        - Был неправ. Приношу извинения. Ребята, давайте жить дружно!
        По-моему, это куда лучше так называемых героических битв и великих походов. С неизбежной массой дерьма, крови и пепелищ.
        Но такого «лезвия в сердце булгарской паутины» - нет. И вот мы… вгрёбываем до мозолей. Идиоты…
        Можно - погрустить об отсутствии. Можно - подумать: а каким оно должно быть?
        «Лезвие» должно стать «другом». Пользующегося доверием, убедительным, заставляющим прислушиваться к своим словам. Есть два-три психотипа, которые могут достоверно реализовать соответствующие стратегии поведения. Остальные отсекаем.
        «Лезвие» должно быть «попаданцем»: обладать некоторыми особенными, редкими талантами и умениями. Да хоть уродством! Шух с урезанным языком и нестандартным сексом - один пример, фаворитка английского короля с грудями разного размера, про её секс ничего сказать не могу - другой.
        Масса карликов и уродов при дворах средневековой Европы… некоторые пользовались большим влиянием. Врачи, парикмахеры, астрологи… Иоганн Фридрих Струэнзе - придворный врач душевнобольного короля Дании и фаворит королевы, проведший в стране масштабные реформы. Арестован, осуждён за прелюбодеяние с королевой, казнён. Но реформы-то - проведены!
        Подбираем, тренируем, готовим.
        И ещё то, чего у Шуха нет, на чём они погорят - команда.
        Группа лиц, которых, как верёвку за гарпуном, втягивают в паутину домена, частью - внутрь, частью - оставляя снаружи. Которая прикрывает «лезвие», обеспечивает поддержку его планов. Было бы у ребят кому «прибрать» стрыя - картинка бы выглядела иначе.
        Собираем, тренируем, «слётываем».
        Интересный вариант реализовывали османские султаны: воспитывали наложниц в абсолютной любви и преданности. Себе. А потом дарили своим соседям-государям. Потенциальным противникам.
        Наложница влюбляла в себя нового господина, а, при конфликте с Османской империей, совершала самоубийство. По команде своего прежнего господина для досаждения господину новому. Противник османов терял, вместе с любимой, душевное равновесие. Переживал, мучился, расстраивался. Допускал ошибки. И султан снова оказывался победителем.
        Масса случайных людей в истории, в роли фавориток или фаворитов, оказывали влияние на своих господ. Становились «милым другом». Они привлекали внимание своих повелителей каким-то отличием от окружающих. У Потёмкина и Григория Орлова - высокий рост.
        У многих были свои команды, часто - просто родня.
        Особенность моей концепции «лезвия» - в научном подходе. Вместо случайности, «воли божьей», я предполагаю целенаправленный сбор и анализ информации, подбор, подготовку и внедрение кадров-«авторитетных источников».
        «Формула любви»? - Ну… в каком-то смысле…
        Интересно будет попробовать. «Во имя всеобщего процветания и прогресса» - войн, жертв и разрушений станет меньше.
        Вот к каким мыслям приводит размышления о парочке нелегитимно сношающихся мальчишек.
        Эта картинка: маленький блестящий обломок лезвия бритвочки, проникающий в сердце паутины, втягивающий за собой гарпунный линь, заставляющий паутину трепыхаться по моей воле, я сохранил в памяти. Не единожды и меня самого так пытались «оседлать». Изредка - успешно. Каждое собственное избавление от такой «привязи», хотя и разрывало мне сердце, но позволяло найти ошибки в нашей технологии. И в части защиты, и в части нападения.
        Мы активно реализовывали сформулированную мною триаду: «попаданец», «друг», «команда». Каждая операция была уникальна - люди разные. Но канва была придумана, далее она дополнялась кое-какими приёмами и средствами. В немалой степени техническими: связь, шифрование, фармакология… Или цирковыми: «говорящая голова», «перепиливание живьём», «неопалимая купина»… Но главное - люди. Подготовленные и мотивированные.
        Такой системный подход дал свои плоды. Не всё получалось, но, например, судьбы двух великих держав на Востоке и на Западе - мы сумели изменить. От чего для «Святой Руси» и по сю пору великие выгоды происходят.

* * *
        Утром княжеская лодия подняла стяг и двинулась мимо устья Нерли вниз по Волге. Наши сразу начали ныть:
        - Чего это воеводы глупость затеяли?! Почему напрямки по Нерлям не идут? Вода ж высоко стоит, через волоки перелезли бы. А вокруг через Ярославль тащиться - руки по локти сотрём. А чего им? Они весла не рвут, на боку полёживают. Только и знают - жрать жирно, да пить пьяно…
        Лазарь попытался эти пораженческие настроения… прямо на корню. Поднять дух и укрепить дисциплину. Но их много, а он один. Молодой, авторитетом не пользуется. Утверждения типа:
        - Начальство знает, чего делает…
        Давятся наглыми фразами:
        - Так вот же начальство - ты. А ты-то сам знаешь?
        Ну что бы мне промолчать! Во всех армиях воины ругают командиров за бессмысленный труд. «Бессмысленный» - отсюда, с лодейной банки, глядючи. Заклевали они Лазаря. Да надоело мне это нытьё!
        - Эй, воевода из-под лавочный, мы куда идём?
        - Ты цо?! Ты цо келис?!
        - Ты чего, пскапской?
        - Не. Батя из плесковицей, а мамка тутосняя. А цо?
        - Ницо. По говору слыхать. Келить - дразнить? Так куда мы идём?
        - Булгар бити. Овхо.
        - Бли-ин… «Овхо» - полностью? В смысле - всех, насмерть? Тогда запоминай: мы идём к Бряхимову, на Окскую Стрелку.
        - И цо? Если мы пойдём по Нерли, а не по Волге, то там, цо - не будет этого твоего… Бряхимова?
        Итить меня… Одесса в Твери:
        « - Скажите, уважаемый, если я пойду по этой улице, там будет автовокзал?
        - Там будет автовокзал, даже если вы туда не пойдете!».
        - Он там будет, даже если мы туда вообще не пойдём. Мы для того и идём, чтобы его там не было. Овхо.
        - Ну…
        - Не нукай. Не запряг. Нукнешь - в Волгу вышибу. Стрелка - место, где две реки сходятся. К Бряхимову - и по Волге, и по Оке подойти можно.
        - Ну. Не! Не! Не цапай!
        - Лазарь! Ты где таких дурней взял?! Цыцкарей цицканутых. Ладно, запоминай. Войско булгарское может от Стрелки вверх пойти. Хоть к Мурому, хоть Городцу. А вот откуда Боголюбский придёт… Пойдёт эмир к Мурому по Оке - там Муромские да Владимирские полки. А тут раз - мы по Волге от Городца валим, со спины заходим. А то наоборот: отсюда покажемся, булгары к Городцу выскочат, а мы Которослею через Неро, через Клязьму вылезем на Оку. Эмир войско поделит, а мы всей силой с одной стороны навалимся. Дошло?
        - Эта… Иване… А ты откуда такое знаешь? Чего князья да воеводы придумывают?
        - Факеншит! Лазарь! Ну хоть ты-то дурака не строй! Ведь это - и ежу пьяному в лесу тёмном - понятно.

* * *
        Несколько задалбывает. Хотя Гаршину было тяжелее. Попав вольноопределяющимся в русскую армию во время русско-турецкой войны, он был поражён уверенностью солдат в том, что они идут освобождать Бухарскую землю. Долго пришлось ему убеждать соратников, что идут они в Болгарию, а не в Бухарию.
        У крестьянских парней из-под Твери, которые первый раз в жизни из своей деревни выбрались, с географией… ещё страннее.
        А уж с теорией игр… Я ведь применяю простейшую задачку.
        Имеется две армии, в одной три солдатика, в другой - четыре. Между ними непроходимое препятствие. Хочешь - горный хребет, хочешь - Русь Залесская. В препятствии - два прохода. У нас - две реки, Волга и Ока. Меньшая армия атакует большую. Что должен делать командир большей армии?
        Простейшее решение: разделить силы пополам и поставить по два солдатика в каждом проходе - гарантировано ведёт к поражению. Противник собирает своих трёх солдатиков у любого прохода и побеждает.
        Собрать всех в одном проходе… вероятность поражения - 50 %. А вдруг противник пойдёт через другой проход?
        Тут надо знать, быть уверенным - откуда будет удар, какой силы. Есть ли у эмира в Залесской земле… «источники информации»? Которые могут увидеть и посчитать лодейную рать, а не просто кричать - «Много! Туча!», и успеть сообщить. И чтобы эмир - им поверил.
        Конечно, эмиру мечтается разгромить нас по частям: отдельно - Волжскую часть, отдельно - Окскую.
        Выкатить основные силы вверх по Волге, размазать там меньшую половину русской армии. Потом спокойно вернуться, и в устье Клязьмы разгромить остаток - самого Боголюбского. А там можно и до Суздаля дойти.
        В прошлый раз, полвека назад, булгары туда доходили:
        «…легкость, с которой булгары подошли в 1107 г. к Суздалю, заставляют полагать, что племена мордвы и мещеры, жившие по нижнему течению рек Оки и Клязьмы, находились в указанное время в вассальной зависимости от государства волжских булгар».
        Это несколько… преувеличение. Типа: делавары были вассалами английского короля.
        Нет, конечно. Эти племена были туземными союзниками эмирата. Не помогло - город не взяли. Говорят: промысел божий помешал агарянам нечестивым. Конечно, им очень хочется повторить попытку: а вдруг бог отвернётся на минуточку?
        Или эмиру придётся собирать свои отряды на Стрелке. Уступая Боголюбскому предполье - десятки километров русел обеих рек с удобными для разгрома атакующей армии позициями, с возможностями измотать русские рати ещё на подходе к Бряхимову.
        У Боголюбского тоже должна быть своя игра: изобразить наступление по Волге, выманить Ибрагима «глупыми ленивыми русскими», которые годны только плыть по течению реки. И пока Ибрагим будет разбираться с крепостью типа Городца или Костромы и нашей ратью, самому вдруг явиться на Стрелку, захватить Бряхимов. А потом разгромить возвращающихся потрёпанных булгар.
        Можно и ещё какую-нибудь хитрую мудрость придумать.
        Информации мало, можно фантазировать. Но, раз мы идём по Волге, то мы - приманка. Как минимум - демонстрация. Поэтому и вгрёбываем. А не потому, что воеводы «весла не рвут, на боку лежат». Шли бы мы через волоки - им никакой разницы. В смысле пролежней.
        И надо снова учиться русскому языку. При повсеместном распространении здесь древне-новгородского диалекта, я, со своей привычкой к северскому и кривическому, кучи слов не понимаю.
        Так это ещё отсутствуют эффекты второй и третьей патализаций! Не путать с «палатизацией»! Которая - N6.
        Вот через полвека грянет это… фонетическое изменение, спровоцированное монофтонгизацией дифтонгов. С переходом заднеязычных k, g, x соответственно в c, dz, s… И как тогда жить?
        К вечеру вышли к Угличу. Царевича там ещё не зарезали, палат музейных не настроили - маленький городок, крепостица.
        Зимой 1550 - 1551 годов в лесах под Угличем построят деревянную крепость, которую в разобранном виде переправят по Волге под осажденную Казань. Эта крепость послужит основанием города Свияжска.
        Сборно-разборные деревянные крепости - «фигурный болт» русского военного градостроительства. И в речном, и в сухопутном вариантах.
        «Гуляй-город» - слышали? О Молодинской битве 1572 года - в курсе? По значению: в одном ряду с Куликовской, Бородинской, Сталинградской… Османские янычары в 30 километрах от МКАД…
        Похоже на ноябрь 1941:
        « - А теперь прямым ходом в Кремль, на Красную площадь, - шутили солдаты передовых частей. Они стояли под навесом на автобусной остановке в пригороде Москвы, приплясывая на морозе и обхлопывая себя руками, чтобы хоть как-то согреться.
        - Где же этот чёртов автобус? Как всегда, опаздывает.
        Когда лейтенант Штраус из 1-й роты истребительно-противотанкового дивизиона 38-й дивизии проезжал мимо автобусной остановки в своей машине по дороге на Горки, водитель со смешком поинтересовался:
        - А почему бы нам не сесть на автобус, господин лейтенант? Всего сорок пять минут, и мы в гостях у товарища Сталина.
        Унтер-офицер преувеличивал достоинства советских автобусов. Расстояние до Красной площади составляло как-никак 38 километров».
        По эффективности Молодинского боя… только один из пяти крымчаков вернулся домой, из янычар не вернулся никто.
        А по тактике… я аналогов не знаю.
        Обойдённая, окружённая русская армия оставляет свои укрепления на Оке и кидается вдогонку за более многочисленной татарской.
        Что оставили крепости - воинское преступление, что пошли вдогонку - сверхнаглость.
        Так ещё пешие догнали конных и ухитрились навязать бой вокруг собственной, притащенной с собой, крепости! Вот этого «гуляй-города».
        Главный татарский воевода крымского хана Девлет Гирея - мурза Дивей, быстро придумал беспроигрышную стратегию: загнать русских в их крепость и продержать там 5 - 6 дней. Численности татар, турок, прочих примкнувших… для этого вполне достаточно. Воды и провианта у русских нет - сами сдохнут. И это правда - русские уже резали своих лошадей.
        Но… аргамак под Дивеем упал. Главная голова татарской армии попала в русский плен. Затаился, чужим именем назвался… Но свои же - и сдали. А остальные ханско-татарские головы… годны только храбрость проявлять. Этого-то и у наших хватает.

* * *
        Только согрели воды…
        Как здесь воду греют - я уже рассказывал? Еду нужно варить. Это - в котлах. Дорогая, громоздкая и неудобная вещь - не зря летописец отмечает, что Святослав-Барс котлов с собой не возил.
        А для мытья - греют в костре булыжники. И кидают их деревянными щипцами в кадушку с водой. Получается такой… угольно-сажно-копотьный раствор.
        Теперь вы меня понимаете? А у меня-то в Пердуновке… Э-эх…
        Было бы на месяц позже - вода в реке была бы уже тёплая. А так… лёд только сошёл.
        Я не боюсь холодной воды! Вот ни столечко! Обливаюсь ею регулярно. Но сперва-то пот трудовой смыть надо! От холодной - поры на коже сжимаются, вся грязь внутри остаётся. Дальше понятно? Мне прыщей с фурункулами и чирьями - ну хоть где, но - не надобно.
        Только от воды в бадейке парок пошёл - прибежал княжий сеунчей.
        - Господин! Князь! Володша! Василькович! Велит бояричам! Идти на купецкий двор Яновича! В баню! Оба-два!
        Ох, не нравится мне это вороватая морда.
        - А с чего это - в баню?
        - Дык… вы ж кажный божий день моетесь. Задницы ваши уже и всему войску знакомы. Вот князь и явил милость, велел в добрую баню привесть. Чтоб не на ветерке да в неудобстве, а на полке да с веничком… Гы-гы-гы…
        Что-то мне…
        «Минуй нас пуще всех печалей
        И барский гнев и барская любовь».
        Да и вообще! На хрена мне княжеская милость?! У меня у самого - милости нет, и чужой - не надобно! У меня главная задача ещё с Рождества: сидеть тихо-смирно, не отсвечивать, не выпендриваться, не выёживаться. А тут…
        То спишь не так, отчего кол осиновый едва не вбили, то на зарядку сбегал - утопленники сыскались. Теперь вот и сполоснуться после трудового дня нельзя: помыл задницу - сразу к князю зовут.
        Факеншит! Не «Святая Русь», а минное поле - на каждом шагу фокусы. Хочу домой, в Пердуновку! Все двери закрыть, все ворота забить, и пусть вся эта «Русь Святая»… там где-нибудь за забором… «глаза сосёт». Со своими князьями, попами и заморочками.
        Но просто «послать»…
        А если - «послать», но - «фигурно»? С выдумкой, с фантазией… Дипломатично…
        «Дипломатическая болезнь» - слышали? А «медвежья болезнь» - знакомо? А - совместить?
        - Э… Любезнейший. Передай господину своему мою скорбь великую.
        - Цегось?!
        - Тогось! Скорбь. От невозможно явится по высочайшему зову его. Ввиду факта наличия присутствия обострения… геморроя.
        - К-когось?!
        - Факеншит! Кровища! С задищи! Хлыщет! Перенапрягся я, вгрёбывая веслом лодейным. В устремлениях к славе воинской, в возжелании по-истребить агарян безбожных, в чаяниях приумножить славу доброго князя нашего Володши Васильковича. От того и омовения ежедневные совершаю. Во избежание и для облегчения. Ран своих телесных. Ты сам-то глянуть не хочешь? Заглянуть поглубже для удостовериться? А что ж так? По Закону Божьему, при таких делах, столько бед и забот, что… что надлежит мне сидеть в доме своём и не выходить, пока не очистюся. Вот дом мой, стяг бояричев, под ним и сижу.
        Тут - ни слова неправды. Просто… некоторое преувеличение и экстраполяция. Съел я чего-то. Весь день - «кишка с кишкою говорит». И - «просится к бумаге». «Минута - и стихи свободно потекут». Ну, может, и не стихи - я особо не приглядывался. Может, там и кровь моя алая… Никто посмотреть не хочет. Злые они все… Вот и мучаюсь страхом: а вдруг у меня это самое? А вдруг я от этого помру?
        Кстати, в средневековье есть аналогичные примеры. В смысле: помирают. А вот как с этим среди попандопул? Условия-то жизни у всех одинаковые…
        Слушавший эту белибердень с распахнутым ртом Лазарь, вдруг участливо спросил:
        - Болит? Сильно?
        - А? Нет. Но лучше бы полежать. На всякий случай.
        - Конечно, сейчас я слуг пришлю. Ты извини, я схожу. Князь зовёт! В баню! Это ж… Это ж ближний круг! Честь редкостная! Сам понимаешь, мне ж тут жить… Да и вообще… Сам князь!
        Лазарь быстренько собрался и, в сопровождении княжеского сеунчея, отправился в сторону городского посада.

* * *
        Лазарь прав: «банное братство» - это важно. То - спинку потёр, то - парку поддал, по-ржали весело, делишки перетёрли…
        «Эй, подвинься, я присяду
        Здесь на „Вы“ не говорят».
        Была у одного украинского президента такая команда. Назывались - «Люби друзи». Тоже любили - в баньку толпой. Где и «друзились». Знакомый генерал как-то делился впечатлениями. От той помойки. В смысле: помылись они там.
        Не помогло. «Друзи», даже и помытые, а - не «люби»… Электорат, знаете ли… «у своём ставку моется».
        А ведь некоторые так рвались, так о месте на том полку мечтали…
        Мирный пейзаж, освещаемый заходящим солнцем «угол» - поворот русла Волги, от чего и название города пошло, действовал умиротворяюще. Красиво. Где-то здесь родственник Святой княгини Ольги - Ян Плесковитич основал город, а точнее - прибрал ранее существовавшее городище. Угличе поле.
        То, что этот город - «поле», долго говорили. Да и местность здесь… непривычно для меня ровная. Холмы-то не над берегом, а дальше.
        Как-то майским вечерком пришлось мне на тех холмах собак погонять: мы с женой и приятелями искали церковь с «Неупиваемой Чашей». Почему в Угличе? - А почему нет? Подруга жены решила, что мужу - уже пора. Прикладываться к иконе, а не к чему покрепче.
        Вообще-то, икона в Серпухове. Но нам с приятелем было уже всё равно. Чего с бабами спорить? - Пошли, ща найдём.
        Был здесь Ян Плесковитич, ещё в 19 веке часть местности называли Яново поле, были, лет 200 назад, викинги, «скандинавская феодализирующаяся знать», разрушали городок Изя Блескучий с Ростиком Смоленским. После - дотла сожжёт Батый, выжгут тверские князья. Ещё один Ян - Ян Сапега в Смутное время убьёт здесь 40 тысяч местных жителей…
        Нормальная русская история. Так с чего ж мне так муторно на душе?

* * *
        Вечерние сумерки густели, переходили в ночь, лагерь постепенно затихал. Костры уже погасали, воины похрапывали, изредка вскрикивая от ночных кошмаров, вызванных напряжением дневной работы.
        За эти несколько дней войско втянулось в режим, слабые - заболели, остальные - приспособились. Усиленная рыбно-мясная диета - очень этому поспособствовала.
        Но, как пишет Энгельгардт:
        «Харч хороший - сам работать не заставит… Если нет выгоды более сработать, если работаешь не на себя, если не работаешь вольно, если работу сам учесть не можешь, то и не заставишь себя более сделать, - всё будешь прилениваться, приберегать себя, в жир пойдешь, отъедаться станешь».
        У нас - работа «не на себя». Гребём все вровень - какая тут «вольная работа»? Вот воины и «прилениваются», ориентируются на слабейшего: «как бы не перетрудиться».
        Один я, как дурак…
        Да как же мне эта «Святая Русь»… всё время - в поперёк! Я весло рву, мышцу набираю. Мне же в бой скоро идти! Супостата-то надо посильнее ударить. А эти… отъедаются.
        Это ещё хорошо, что мне в пару, на другом борту, Сухан сидит - хоть лодейку не разворачиваю.
        Если я правильно понимаю, то такие сытые мужички скоро начнут изливать свою накопившуюся энергию… разными доступными им способами. Преимущественно двумя: морды бить и залазить. Или - на баб, или - на друг друга. А какие здесь могут быть другие физкультурные развлечения? Управлять рационами начальство не может - централизованного снабжения нет. Брома в каждый котёл - нету. Разве что, поднимет скорость движения каравана. Ударим физухой по гормонам?
        Чего я дёргаюсь? Не моя забота: начальство опытное, оно - знает. А я пока лучше по леску побегаю.
        Мы с Суханом чуть пробежались, выскочили за край лагеря к посаду.
        Тут, в уже наступившей темноте, на дороге, обнаружилась группа из «трёх богатырей». Очень сообразительных: чувствуется, что «сообразили на троих» немелко. Пешие: три головы и ни одного хвоста.
        - Сто! Стоят!
        Так, один из них - нурман. И по говору, и по габаритам - даже в темноте видно. Другой, с другого края, быстренько залопотал. Сначала по-ихнему, потом - видать слов не хватило, перешёл на русский:
        - Этот… тот самый…
        - Касте!
        Не понял. Это он про кастинг?
        Понял - «бросай»: не дожидаясь реакции напарника, нурман скинул с плеча руку среднего, отчего тот завалился в дорожную грязь, сделал шаг ко мне, наклонился с высоты своего роста и, вглядываясь мне в лицо произнёс:
        - Вил комме морген. Завтра. Асс гуд. Ты есть - дев… девак. Ха-ха-ха!
        Заржал, обдал меня густым хмельным духом, хлопнул по плечу, так что я чуть не улетел в придорожную канаву, и ушёл. Второй, тот самый сеунчей, который к нам прибегал вечером, мелко подхихикивая помчался за ним следом. Сходу всунулся нурману под руку к боку, взвизгнул, видимо, от щипка. И оба силуэта чему-то радостно посмеиваясь, потопали в сторону посада.
        Так. И что это было? И, кстати, а что это у нас под ногами валяется?
        Под ногами у нас валялся Лазарь. Он был вдребезги пьян, без пояса и кафтана. Зато - в шапке. Шапка была мокрая и надета так сильно, что стащить её удалось только двумя руками.
        Мои манипуляции дали положительный результат - мой командир начал блевать. Но - нечем. По-издавав задушевных - из самого задушевья - звуков, парень на мгновение открыл глаза и жалобно произнёс:
        - Ва… Ваня… Мне… плохо…
        Какая неожиданная мысль! Прямо-таки - разгул интеллекта и пик гениальности!
        Вот скажите мне: на хрена было вляпываться в «Святую Русь»?! Чтобы снова растаскивать по домам упившуюся молодёжь?! Мне что, в своём времени этого удовольствия мало досталось?! Нормальный же парень, несколько идеалистический, чересчур восторженный, и вот: как свинья. До поросячьего визга. Вот же… ещё и обделался. Штаны насквозь мокрые.
        Таскать усравшихся аборигенов, устраивать промывание желудков… И это - жизнь попаданца?! Не знаю, как в других странах-эпохах, а на «Святой Руси» всякий прогресс - с привкусом спиртного и дерьма… Калище-пьянище-блюющее… А ведь есть же чудаки, которые об этом мечтают! Я имею в виду - попадизм, а не то, что вы подумали.
        Стоп. Третий запах. Запах крови.
        Мы с Суханом уже оттащили Лазаря с дороги по направлению к лагерю. Теперь я достал свою верную «зиппу».
        Штаны у Лазаря сзади - чёрного цвета.
        Можно, конечно, скривить морду: «фи, понос - это так не эстетично, не гламурно!». Что «да» - то «да». Гламуром здесь не пахнет. Здесь пахнет… войной здесь пахнет. Несчастьем. Вином, дерьмом и кровью. Вот же…
        Я настолько растерялся, что не сообразил испугаться. Уж очень всё происходящее не соответствовало… героическому походу за веру православную. Полез посмотреть. Сдернул с Лазаря штаны, задрал рубаху, при дрожащем свете «зиппы» попытался найти ранение.
        Я уже как-то говорил - просвет бедренный артерии таков, что я ничего сделать не успею. Есть куча других точек, где я тоже… Господи, одного проникающего в живот…! Да не хирург я! Я не умею, я не знаю…!
        Стоп. Вот это я знаю. Прополоскав в придорожной луже собственную косынку, я потихоньку стирал с тела Лазаря… всякую лишнюю грязь. Да, у него было расслабление кишечника.
        На фоне повреждённого, кровоточащего ануса.
        Ну, здрасьте…!
        Так, эмоции - после.
        Глава 317
        В лагере должна ещё быть тёплая вода, а у меня в хотулях - «тревожный чемоданчик» от Мары. Чего-то она эффективное сделала из того лишайника, который туберкулёзную палочку убивает.
        По нашему, по рабоче-крестьянскому: промыть, остановить кровь, прижечь, смазать потёртости и царапины. Успокаивающее внутрь… при таком отравлении и повреждении - промывания нормально не сделать…
        Ну на хрена мне такие… заботы?!
        Мы потащили чуть мычащего Лазаря к нашему костру, к нашему стягу.
        Забавно, уже вбито до автоматизма: раненых - под знамя, потом разберёмся. Как у Наполеона в Египетском походе: больных, ослов и ученых - в середину. УчЁных или учЕнных - какие есть. С ослами… и так понятно.
        На подходе нас заметил едва ли не единственный не спавший - Резан. Подскочил, послушал мои, в двух словах, объяснения, коротко бросил:
        - К костру - нельзя. Давай тихо вон туда, за край лагеря.
        - Свет нужен. И воды тёплой. И тряпок чистых.
        - Сейчас принесу. Тихо тащите. Если спросят - просто перепил боярич. Без… что, как. Скоро луна выйдет - будет свет.
        Мы послушно потащили беднягу в сторону темнеющего кустами берега Волги.
        Лазарь - из самых молодых предводителей в караване, заслуг у него нет, родовитости - тоже. Поэтому нашу хоругвь становили у дальнего от княжеского стяга края лагеря, в растянувшейся вдоль берега цепочке лодок и костров.
        Отошли от последней лодки на полсотни шагов, нашли на бережке ровное место, стянули с бедняги мокрое, стали умывать. Чем-чем?! Чем есть - холодной речной водой. В принципе… тоже кровоостанавливающее. А вот что-то серьёзное…
        Зашивать раны я не умею. Я этого не умею! У меня нет даже нитки для этого! У меня иголка только портняжная! Я не умею! И не… не хочу!
        Парень был никакой. Как размороженный кусок мяса. Такой… ляп-ляп. Только хрипло дышал сквозь зубы. Трезвый бы тут… вопил и в судорогах бился, а пьяный… У них свой бог.
        Резан притащил нужное, включая тулуп, но исключая воду. Сам всё принёс, один. Я приступил к… к омовению и умаслению тела своего командира. Снаружи, вроде бы, серьёзных ран нет. А внутри? А посмотреть чем? По количеству вытекающей крови?
        - Слышь, Резан, а чего ты тёплой воды не принёс?
        - А на что? Кровь лучше холодной водой отстирывать.
        - Мать… Я что здесь?! В прачки нанялся?! Я стирать ничего не собираюсь!
        - Э… руки были заняты, взять некуда.
        - Так кого бы из людей припряг. У боярича такая… хрень, могли бы и на помощь прибежать.
        - Ты, боярич… тут дело такое… Ты про это не болтай. И слуге своему заповедай крепко-накрепко. Чтобы ни-ни.
        - С чего это такая секретность?
        - В народе говорят: «Кого е…ут - тот сам е…ать не может».
        Забавно: первый раз я услыхал эту народную мудрость в 21 веке от одной очень известной режиссёрши. Как пример отношения к ней окружающих в начале её карьеры. Карьера у неё удалась и тон мог бы быть издевательский. Но она говорила, что это правильное правило. Просто из каждого правила бывают исключения.
        Размышление над этой народной мудростью позволило мне сформулировать гипотезу о причинах странного исхода одного судьбоносного столкновения двух княжеских дружин в реальной истории Руси следующего десятилетия. И, через пять лет, озвучить своё предположение в моей, альтернативной, истории. «Озвучить» - одному из участников того боестолкновения и персонажа русской былины. Что заставило его выслушивать меня, хоть и с зубовным скрежетом, но - со вниманием. А дальше… Многие наши славы от сего произошли. Но главное: княжеские крамолы да усобицы на «Святой Руси» - задавил на корню. В то время - сиё было наиглавнейшее. Не услыхал бы нынче - не додумался бы после.
        Горький всхлип Лазаря показал, что пациент пребывает в сознании и чрезвычайно удручён озвученной перспективой.
        - Ежели в войске про такое узнают - нашим прохода не будет, засмеют-запинают. Да и в хоругви… не будут они слушаться, склока начнётся. А то к другим боярам перебегут.
        - Я не щегол, чтобы песни петь. А Сухан и вовсе молчит. Если кто и разболтает - только ты сам. Ты лучше скажи: что это такое случилось?
        Мы уже умыли Лазаря, переодели и переобули в сухое и чистое. Только штаны не надевали, оставив пострадавшую часть тела на свежем воздухе. Я хотел понять - так есть внутреннее кровотечение или нет?
        Положили на бочок, чистую тряпочку с Мараниной мазью… Надо бы ещё что-то успокаивающее наружно. У него на шее содрана кожа по кругу. Петля пеньковая, ошейник жёсткий, дырка дощатая…?
        - Дурни вы. Молодые да глупые. Кажный вечер намываетесь. Были бы как все - в поту да в грязи - никто б и не глянул. А так… чистенькие-беленькие-молоденькие… задницы полощут… поджидают-тоскуют-напрашиваются… Ну, напросились. А тут ещё ты шутки шутить над нурманами удумал. Насчёт драконов. Да ещё перед князем с боярами. Вот тот… хрен белесый… Его Эриком кличут… Ему ж деваться некуда! Он же честь свою уронил! Да и не только свою, а их всехнюю! Наши же теперя у кажного выспрашивают: а ты, мил человек, не дракон? А что ж так? Зубки кривеньки али ручки слабеньки? Нынче этому Эрику одна дорога: над вами… восторжествовать. Э-эх… пойдёт слух, как пить дать, пойдёт. Сивые дылды эти - обязательно растрезвонят. Хоть бросай поход да беги домой. Или этого - к маменьке под подол, а хоругвь - под другого боярина? В «пристебаях» ходить? В бою - всех в первую линию… За славой охотников… на наших костях-то…
        - Погоди. А как же князь? Это же преступление, содомитский грех. Князь должен наказать этого Эрика!
        - Вот же дурни, вот же ж олухи царя небесного! Ты глянь закон! Хоть «Правду Русскую», хоть «Устав Церковный». Нету там казни за мужеложство. Нетути! Епископы да игумены своей властью - своих, духовных, казнят. А для мирян казни нету! Да и не пойдёт князь против гридней. Ему-то шутка твоя… Да не в ней дело! То его гридней все наши земские… и слова поперёк сказать боялися! А теперя… подхихикивают. А они ж - его люди! Нет страха перед слугами - не будет страха и перед господином.
        «Не судите по слугам о господах их» - сказано в Писании. Глупость сказана. «Русская Правда» постоянно возлагает ответственность за преступления холопов на их хозяев. И наоборот: возвеличиваются княжьи гридни, возвеличивается и их предводитель - князь.
        Как всё это… забавно. Помыться после трудового дня: «напрашиваться». Упомянуть «дракона» - смертельно обидеть. Да ещё «шьют» разрушение «вертикали власти», подрыв основ и оскорбление органов. Гос. измена, однако.
        Расформирование подразделения из-за… случая с командиром? Предки мои, а вы, случаем, мозгой не стронувши?
        Факеншит! Сам дурак! Весь феодализм - на личной преданности! С чего Дмитрий Донской из-под знамени сбежал, боярина Бренка в своих доспехах на смерть оставил? - А чтоб все свои знали: государя не убили, живой он. Где-то.
        Стоило Харальду Суровому, последнему из викингов, получить стрелу в горло в конце уже выигранной битвы при Стамфорд-Бридже 25 сентября 1066 года, как сражение было проиграно.
        Аналогичных примеров в истории множество. Смерть сюзерена освобождает от присяги ему, и войско немедленно разбегается. Уникальное исключение - битва на Косовом поле. Милош Обелич убил султана, но турки не успели разбежаться: наследник - Баязет - был здесь же и сумел остановить бегство.
        Целые государства, типа Великой Бургундии, растаскиваются за пару месяцев после смерти государя вчерашними, вполне лояльными государю, вассалами.
        «Служили делу, а не лицам» - это из историй про дерьмократию и либерастию. Здесь взводом командует не лейтенант, а конкретный Иванов. Убили Иванова - всё. Присланный Петров - нам никто и звать никак. Вот ежели он нам понравится, ежели мы ему присягнём… Начальству проще распихать таких людей по другим подразделениям.
        Сюзерена - сняли, его люди - ничьи люди. «Преданных» - в приданные, в «пристебаи». К кухне - последними, в бой - первыми.
        Осознание повсеместности «культа личности» в феодализме, отсутствие в здешних управляющих структурах подготовленных резервов на замещение, «построенных в затылок», а то и прямое уничтожение государями своих потенциальных преемников, тяжёлые формы дезорганизации, вплоть до длительных династических войн, возникающие в подобном образом управляемых обществах, просто навязывали «личный террор» в отношении сюзеренов.
        Я не был первым на этом пути. Ассасины-хашшашины Ибн Саббаха уже лет 70 довольно эффективно действуют на Востоке. Я лишь несколько смягчил формы навязываемой мотивации, подкрепив своих «потьмушников» материально и технически.
        Резан, сняв сапоги и штаны, влез в Волгу и пытался отстирать снятые с Лазаря шмотки. Продолжая негромко ругать меня:
        - Ведь говорил же я, ведь втолковывал! А она, баба-дура, ничего слушать не хотела! «Он мне обещал, он мне клятву дал…». Да хрена ей с той клятвы!
        - Погоди. Об чём это ты?
        - Да об тебе! Аспид злокозненный! Сразу тебя давить надо было. А она…
        - Ещё раз. И - помедленнее. За что давить?
        - Да за всё! Ты ж, сука плешивая, что - думаешь, ковы твои никому невнятны?! Да все хитрости твои - у тебя на лбу написаные! Всё ж видать! А эта дура…! И дурень сопливый…
        Из последующих ругательств, плевательств и посылательств постепенно вырисовалась картинка моего поведения «при взгляде с той стороны».
        Итак, я злобный тать и мошенник, который поссорился с шишами Зуба и их убил. Продолжая свои злодейства, проник в боярскую усадьбу, выбранную в жертву для своего разбойного промысла, воспользовавшись начавшимися родами бедняжки-полонянки и Радиным человеколюбием. Обдурив хозяйку с майном и зверски изнасиловав её, заставил пообещать старшую дочку себе в жёны. Засим напросился в поход, чтобы Лазаря извести, а самому, по возвращению, жениться, получить шапку и взять под себя вотчину.
        Для погибели Лазаря я, в неизбывной злобности своей, не стал ждать боя, а устроил ссору с нурманами. Именно что в присутствии Лазаря, возложив на него ответственность, как на старшего в отряде. На которого злоба этих нехристей и оборатилася.
        Подставил бедняжку неискушённого, прельстив его чистотой телесной с ежедневными омовениями. Что и вызвало желания похотливые в чёрных душах этих белобрысых схизматов.
        А ныне, соврав насчёт болячки своей, отправил невинного агнца ко львам рыкающим на заклание, сам же от такой «чести» увернувшись.
        Теперь Лазаря, во избежание насмешек и ссор придётся отправить назад, в Тверь. А я, сволота приблудная, к этим гадам и аспидам блондинистым - подольстюсь, сапоги им по-вылижу, после чего князь мне хоругвь отдаст - я ж хоть и пришлый, но - боярич. Тогда я вернусь из похода с честью, славой и богатством. Стану зятем, боярином, вотчинником. А бедняга Лазарь будет пребывать в унижении, утеснении и пренебрежении.
        - Змей ты сатанинский. С хитростями своими. Только как хошь, а служить я тебе не буду. Вот хоть режь - не буду.
        Резан уже выбирался из воды, укладывал мокрое тряпьё, когда я подскочил к нему, отвернул ворот-стоечку на рубахе, ткнул пальцем в шею.
        - Холоп?
        - Ты! Чего дёргаешь?! Да…

* * *
        «Боевой холоп». Во всём мире рабовладельцы так или иначе вооружали своих рабов. Римские патриции являлись на Форум в сопровождении толп своих двуногих скотов и разгоняли законные собрания полноправных римских граждан. Но, пожалуй, только в России государство из рабов веками формировало армию. Для защиты системы, самого рабовладения.
        «Быта ему на службе на коне, в пансыре; в шеломе, в зерцалех, в наручах, з батарлыки, в саадаке, в сабле, да за ним три человеки на конех, в пансырех, в шапках железных, в саадацех, в саблях, один с конем простым (запасным), два с копьи, да человек на мерине с юком» - так записывали в Разрядных книгах Московского царства. В этом перечне все, кроме «него» и коней - холопы.
        Из рабов-крепостных набирались рекруты во времена Российской империи. Превратить наиболее униженную, бесправную часть населения Империи в её опору, в славных «суворовских чудо-богатырей» - это куда круче прусской шагистики для наёмников, тут ещё и мозги хорошенько промывать надо.

* * *
        - Страхи твои - выдумки старческие. Молчать! Утром попрошу Лазаря - он тебя мне продаст. Или отдаст за безделицу. Дошло? Уж как я на дураке старом отыграюся… Мало не покажется. Вотчина ваша мне нафиг не нужна, у меня своя - вчетверо больше, вдесятеро лучше. Молчать! Патриот Епифановки, итить тебя ять… Я обещался Лазаря вернуть живым. У меня сказано - сделано. Обещанное выполню. А тебе, ежели живыми вернёмся, выпрошу вольную. Твою мать! Верить - не верить - твоя турбота, твоя печаль! Я лгать просто не могу! Богородица не велела. Да! Факеншит! Именно Божья Матерь именно мне! Лично! Уелбантурю к едрене фене! И пошёл ты нахрен со своими… раздолбать тебя коромыслом, домыслами!
        Резан хмыкал, крутил головой, всемерно изображал тотальное недоверие к моим словам, но деваться ему было некуда: кинуться на меня драться он, в присутствии Сухана, не рискнул. А иные проявления чувств - не соответствовали их накалу.
        Лазарь тяжко пыхтел во сне. От его выхлопа в округе засыхали кусты и дохли насекомые. Хорошо, что по темноте мы не видели этого Апокалипсиса. К моей радости, кровотечение прекратилось, мы подхватили своего предводителя, потащили на овчинке к своему костру.
        - Резан, скажем так: боярич вечером погулял круто, принял на грудь через меру, зашибся где-то. Теперь пару-тройку дней отдыхает. Хоругвь ведёшь ты. По временной нетрудоспособности командира.
        - А ежели благородного требовать будут?
        - Посылай ко мне. Чего глядишь? Я - боярский сын. Хоть христом богом поклянусь. Свежий прыщ смоленского князя Романа Ростиславовича. Перекреститься? Побожиться? Землю есть?!
        Мои философские рассуждения в Смоленске по теме: «без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек» - оказались правдивы и актуальны. Я тут вообще никто, «прыщ на ровном месте». Но «прыщ» - княжеский. От чего этот матёрый мужик, битый, резаный-рубленный Резан хоть как-то, но меня слушает. А не режет насмерть без разговору, как татя или другого подозрительного простолюдина.
        Лазарь… ничего, оклемается, молодые - живучие. Худо если звон пойдёт… вот с такими, как Резан говорит, результатами… вплоть до всеобщей травли и расформирования подразделения…

* * *
        Герой нескольких войн, председатель Объединённого комитета начальников штабов, госсекретарь США Колин Пауэлл как-то сказал, что солдат в бою должен быть уверен, что товарищ прикроет ему спину, а не беречь от него задницу. По-английски это звучит ещё забавнее: американцы используют слово «back» для обозначения и того, и другого. И «героя» сразу же ушли в отставку.
        Как-то мне не верится. Православное воинство, святая цель… Опять же - власти же есть. Князь, поп… А с другой стороны - вспомни, Ваня, чего хорошенького делали славные русские воины с русскими же отроками в войске Ивана Грозного при осаде Казани… Чего они делал с полонянами-казанцами - первосвященника не интересовало, в летописи - не попало.
        «Если не знаешь что делать - не делай ничего» - международная мудрость.
        «Вы на мне уже двадцать минут лежите и ничего не делаете. Ну делайте хоть что-нибудь!» - та же мудрость, но через двадцать минут и из одесского трамвая.
        Подожду 20 минут, найду трамвай и… и чего-нибудь уелбантурю. Из нехорошего.

* * *
        Едва сыграли подъём, как кратковременная вспышка интереса наших воинов:
        - А чегой-то боярич лежмя лежит?
        была быстро погашена матюками Резана:
        - Хрена вылупились?! Перебрал вчерась. Шевелите ластами, мохноногие. Шибче, шибче, мать вашу…!
        К обеду болезный начал шевелиться, попил тёпленького отвара, пописал в Волгу и, притянув меня за гайтан нательного креста к себе, вздрагивая и всхлипывая, довольно бессвязно воспроизвёл некоторые фрагменты запомнившегося.
        Да, его в самом деле привели к князю. Князь был ласков, говорил весело. Почествовал Лазаря кубком доброго вина со своего стола. Судя по описанию, речь шла о ёмкости литра в полтора, наполненной красным «задуренным» вином. Оно-то и в чисто портвейновом выражении, взрослому человеку, «в один дых»… А уж юнцу, после трудового дня да без ужина…
        Потом он помнил плохо, пятнами: куда-то вели под руки, он вдруг оказался голым, стало жарко и мокро, рядом кто-то пел боевую песню древних викингов:
        «Villemann gjekk seg te storan Е,
        Hei fagraste lindelauvi alle
        Der han ville gullharpa slЕ
        For de runerne de lyster han Е vinne
        Villemann gjenge for straumen Е stЕ,
        Mesterleg kunne han gullharpa slЕ
        Han leika med lente, han leika med list,
        Og fugelen tagna pЕ grЬnande kvist…
        (На берегу одной реки цвела
        Липа, коей краше не сыскать.
        Однажды Филлеман пошел туда,
        Чтобы на арфе золотой сыграть.
        Пошел туда, чтоб над потоком встать,
        Ему удачу руны обещали.
        На арфе Филлеман умел играть,
        Как мастера немногие играли)».
        Что именно подразумевалось в этом оригинальном воинственном тексте легендарных «пенителей морей», вроде бы 10 века, под именем gullharpa («золотая арфа») - Лазарь не понял.
        «Камасутра» именует некоторые сексуально-технологические изыски «игрой на флейте». Термин «смычок» - встречается в куртуазной европейской литературе разных периодов. «У тебя есть палочка. Палочка-выручалочка» - из российской эстрады. «Палочка» здесь - вполне для дирижирования. Но не симфоническим оркестром.
        А уж к каким разнообразным… поползновениям ведут очертания скрипичного ключа в популяциях, осчастливленных знакомством с нотной грамотой…
        Но ассоциативный поиск по музыкальной терминологии не был применён, поскольку Лазарь снова отключился. Он не помнил, кто и что с ним делал, как его нам отдали, своей последующей… санитарно-прачечной обработки. Но, к удивлению моему, запомнил фразу Резана. Ну, насчёт: если - кого, то тот уже - не.
        - Иване… я же ещё ни разу… я ж ещё ни с одной! Ванечка, миленький, так что ж мне теперь… Никогда?!! А? Как жить-то, как?! Зачем, для чего? У-у…

* * *
        Факеншит уелбантуренный! Вот же ж… Нашёл себе и загрузился.
        По жизни есть две проблемы: пародонтоз и цирроз печени. Это - необратимо. Остальное - довольно быстро… или относительно безболезненно… если не учитывать окружающих, близких и ухаживающих… Да проходит оно всё!
        Чего он дёргается?! «Все в землю ляжем, всё прахом будет!». Человеческая жизнь - краткий миг между тьмой и… и тьмой. «Мы пришли ниоткуда и уйдём в никуда»…
        Попадизм в этом смысле - очень поучителен. Все люди, которых я тут вижу, не только умрут, но и полностью сгниют. Задолго до моего рождения. Лодка, на борт которой я опираюсь - станет трухой. Нож у меня в сапоге - ржа съест. Вода, которою плескаю себе в лицо - стечёт в Каспий, испарится, будет унесена ветром, прольётся дождём, станет льдом… Много сотен раз.
        Всё, что есть вокруг, расточится в прах. Изменится, пересоберётся заново в новых формах и в новых сущностях.
        Город впереди - Молога - станет дном моря. И никто не узнает: кто именно вдруг изменил проект и поднял верхний бьеф Рыбинского водохранилища просто на один метр. Целое царство - «журавлиное царство» бесконечных болот в низовьях Мологи - исчезнет.
        Исчезнет - всё.
        «Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,
        Утешенья в надежде на рай не ищу,
        Душу вечную, данную мне ненадолго.
        Я без жалоб в положенный срок возвращу».
        « - А какой у вас сюжет? А чем он кончится?» - что за глупые вопросы?! «Возвратом» он кончится. Мы ж не в банке! «Без жалоб, в положенный срок…».
        «Летай или ползай - конец известен»! Умрут - все. Или кто-то собирается жить вечно?!
        Так это значит - мне всё можно!
        Никогда не понимал: почему Ужу в «Буревестнике» приписывают трусость. Раз - «всё прахом будет», то и - «гуляй рванина от рубля и выше»! «Очертя голову» - слышали?
        «„Ад и рай - в небесах“, - утверждают ханжи.
        Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
        Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,
        Ад и рай - это две половины души».
        Если всё - во мне, если всё - половинки моей души… А фигли я тогда тушуюсь? Прячусь, стесняюсь, маскируюсь…
        Они все - прах. Все окружающие, «люди русские» - «станут просто землёю, травою». Неоднократно! Даже не в масштабах вечности, просто - до моего рождения!
        Раз так… Тогда… как и всегда - «главный вопрос современности»: чего же ты хочешь?
        Ваня! Скажи себе честно - чего тебе хочется? Ну, кроме «вернуться домой»? И там… дёрнуть кофейку, выкурить сигаретку, увидеть телик… Не посмотреть телик, а просто увидеть… О-ох… Едрить всё куросависто…
        Какой дурак сказал: «мечтать - не вредно»? Вредно. Отвлекает от насущного. А насущно хочется мне, пока даже больше, чем домой - найти гада, который этого ребёнка, Лазаря, обидел, и порвать сволоте… ну, скажем так, хрип.
        Ванечка, это садизм, это непристойно. Люди должны умирать легко и быстро. Как скотинка под ножом еврея-резника. Так - кошернее.
        Звыняйтэ хлопци, шо там с небес подглядывают, но мы медресей с хедерами и семинариями не кончали, мы - по-простому, по-пролетарски: как получится - так и порвём. Но - меленько.
        Прирезать княжеского гридня… - И что?! Это для аборигенов - табу. Грех, измена, «свят-свят…». А мне-то… Я ж - дерьмократ и либераст! Исконно-посконный, итить вас коромыслом! «Все люди - братья!». А некоторые - ещё и вскоре-покойные братухарики.
        Если очень хочется, то можно. Нельзя, нельзя отказывать себе в столь сильно желаемых маленьких радостях! А уж мне-то… в свете ещё не наступивших восьми с лихуёчком веков… Всё ж «прахом будет»! Всё! И - «концы - в воду». На какой там речке Харон перевозчиком трудится? Нехорошо лишать грека работы. Особенно - древнего и мифологического.
        Принято, работаем.
        Дальше пошли детали, деталюшечки, вариантики, заготовочки, оптимизация…
        «И хрен меня потом найдут!» - не мой лозунг. Мой принцип: вот он я! И хрен укусишь.
        Опоздали, ребятки-ребятишечки! Это в Киеве меня можно было голыми руками брать, это в Рябиновке меня в первый день задавить было - запросто! А ныне - вот он я, «Зверь Лютый»! Укуси - зубки выкрошатся. Упустила «Святая Русь» свое времечко. Проспала-опростоволосилась.
        Поздно, детишечки - сыграем-ка!
        Топаем-топаем… в смысле: гребём-вгрёбываем. Чего-то сегодня караван быстрее идёт, останавливаться не собираются…
        Проскочили устье Юхоти. Напротив должен быть Мышкин. Нет его ещё. Нету пока здесь того храброго мышонка, который заснувшему на полянке русскому князю из литовских Гедиминовичей, на лицо вскочит, по мордасам надаёт, тем - разбудит и от ядовитой змеи спасёт. От чего городок и начнётся.
        Нету, тем более, и тех нескольких русских женщин, отнюдь не топ-моделей и примадонн, которые из ничего, из любви к своему музейно-библиотекарскому делу да к этому городку, соберут банки собственной закатки с грибочками да ягодками - а не было у них ничего другого! - и поедут «за свои кровные» в Питер к Лихачёву. За советом, за ответом на глупый вопрос: как спасти родной город?
        Тут - лихие девяностые! Страна рухнула! Гайдаровские реформы! Демократия - в разгуле! Бандюки и путаны - мечта школьников! Тут не город - страну никто спасать не собирается! Вокруг у всех одно: урвал-убежал!
        Не у всех. Эти бабы… Как они в здании полуторавековой постройки, где только горбольница сто лет сидела, водопровод прокладывали… Сделали. И «Мышкины палаты» построили, и улицы замостили… Сделали из лежачего поселения - игрушку.
        Эй, попандопулы, кто там про неотвратимость законов исторический развития плакался? Про неизбежность урбанизации с глобализацией, стандартизации с унификацией?
        Верю. Всё - правда. Только понимают эту правду - по-разному. Вот же: Мышкин должен был умереть. А он живёт и процветает.
        Города основывать - «Здесь будет город заложён» - это, конечно, дело царей да князей. А вот чтобы эти города жили…
        Просто три бабы с баночками грибочков… стали осью. Вокруг которой закрутилось местное «мироздание».
        Это уже из легенд 21 века. Как легенда из 16-го - об исходе Ионы Сысоевича из Ростова.
        К ночи пришли в Мологу. И переход - длиннее, и поставили нас коряво: по Волжскому левому берегу за устьем речки.
        «Речка»… у неё ширина в устье под 300 метров!
        Вот это место - самая северная точка Волги. Отсюда она поворачивает к югу, хотя и течёт к востоку. Сюда же, по Шексне, выведут уже в 20 веке Волго-Балтийский канал.
        Молога - ещё один «китеж-град». Только не от Батыя спрятался, а водой накрылся. А ведь было время - про здешние места сказки сказывали, песни былинные пели. Были эти места - из самых исконно-посконных, «сердце Земли Русской».
        Повесть Временных Лет говорит о «начале Руси»:
        «И Пришли к славянам, и сел старший Рюрик в Новгороде, а другой - Синеус - на Белоозере, а третий - Трувор - в Изборске».
        Из Белоозера и течёт Шексна. Ходит по этой речке в русской средневековой песенке пескарик - праведного суда ищет. Хорошо, что колючий, а то съели бы судейские. А не в сказке - ходит «шекснинска стерлядь золотая» из стихов Державина. Её будут в огромных бадьях доставлять на санях к царскому двору в Питер.
        Будут. Потом. Пока здесь - пограничье.
        Вот досюда дошли Изя Блескучий с братом своим - Ростиком Смоленским. Самый нижний из шести сожжённых ими в том достославном походе русских городов. Долгорукий и не мявкнул. Но началась оттепель, поверх речного льда пошла вода, и заставила братьев-князьей спешно с Волги убираться.
        Новогородцы, зная особенности здешних мест, не слушая Изиных приказов, рванули вверх по Мологе, к дому ближе. Пришлось и братьям-князьям за ними бежать. Подгоняя бредущий чуть ли не по колено в ледяной воде, собранный по Волжскому Верху полон.
        7 тысяч - это то, что ярыжки посчитали, воины поделили, летописцы записали. Кто дошёл. Остальные… я уже говорил: мертвяков от живых полонян - считай вдесятеро, не ошибёшься.
        Сейчас здесь власть новгородская, оттуда посадник сидит. Туда, в Новгород, идут с Мологи, «воинские берестяные грамоты». Секретные - без указания автора и адресата, с описаниями пропажи из отряда людей и коней. Идут и подати. Деревянные полые цилиндрические замки на шнурах, завязывавших мешки с собранным - отсюда.
        Войны Новогорода с Залесьем нынче нет, но Боголюбскому новогородская крепость на Волге - как кость поперёк горла. Нет суздальским вольного хода от Зубца до Городца. То есть - пока есть, но чуть в Новгороде передумают… и уже нет.

* * *
        Пока выгребали, пока на место становились, ужинали да обустраивались - уже темнеть начало. Я потихоньку барахло своё перебираю: реквизит кое-какой… подготовить надо.
        Обещали же мне «комме морген!». Ну, жду в нетерпении. «Морген» уже кончается, а «комме»… никак не приходит.
        «Морген, морген, нур нихт хойте,
        Заген алле фаулен лойте»
        («Завтра, завтра, не сегодня.
        Все лентяи говорят».
        «Все» - в смысле: германо-говорящие).
        У меня уже терпение всё вышло, а у них - «Не начинается! Не начинается!».
        «Расцвела под окошком акация.
        До чего же счастливая я!
        У меня началась менструация!
        Значит я - не беременная!».
        «Залетели» они там, что ли? Я даже волнуюсь.
        Тут появляется вчерашний слуга. Морда… аж светиться. Кинулся к нам. С восторгом как к родным:
        - О! Вот вы где! Еле нашёл. Пошли. Оба-два. Князь зовёт. Спешно. Гы-гы-гы…
        Ему-то что? А вот же - радость так и… проистекает. Изо всех отверстий.
        При моей склонности к дерьмократии и либерастии, первое устремление - дать в морду. Но… где я, а где - торжество гумнонизма? «Святая Русь» вокруг, проще надо быть, прощее. «Князь зовёт!». Сюзерен, господин, государь… Хорошо хоть, пока ещё - ГБой не помазюканный.
        Лазарь… мордочка испуганная, в глазах слёзы стоят. Но - «воля господина»! Всхлипывая, постанывая и покряхтывая, поднимается, собирается. «Слуга царю, отец солдатам». «Отец» из него пока никакой, а вот «слуга» - верный.
        «Он несёт свою… Мда… беду
        Да ко княжьему шатру
        Разболелася беда, надорвалася…».
        Глава 318
        Абсолютизм потому так и называется, что он абсолютен. Всякий вассал должен исполнить абсолютно любую волю сюзерена. Нужно ли приводить примеры того, как, по воле законного и богопомазанного монарха, мужья и отцы оправляли своих жён и дочерей для развратных шалостей своих правителей? Даже и проливая горькие слёзы, не смели они воспротивится воле своего государя.
        Франциск I, считавший, что двор без женщин «что год без весны и весна без роз», услышал о красоте графини Шатобриан и потребовал от её мужа, чтобы она была представлена ему. Однако граф, извещённый о разврате, царившем при королевском дворе, заранее, только ещё выезжая из своего поместья, уговорился со своей красавицей-супругой, чтобы она не доверяла его письмам, в коих нет условной фразы.
        Франциск потребовал вызвать в Париж графиню, граф верноподданно исполнил волю монарха, отправил супруге письмо с приказом приехать. Но та, в ответе, отговорилась болезненностью. Подобная переписка продолжалась некоторое время - без такого же результата.
        Увы - мир не без добрых людей: один из придворных напоил и «разболтал» графа. Король погрозил пальчиком хитрецу, и пришлось бедняге написать письмо с условной фразой. Франсуаза прибыла в Париж, изумилась, ужаснулась, смутилась, получила пару должностей для своих братьев и стала любовницей короля. Вместе с супругом участвовала она в важнейших придворных мероприятиях, а без мужа - в королевских постельных забавах.
        Спустя несколько лет пришлось ей уступить место в королевской постели и в прочих церемониях более юной особе. По возвращению в поместье столь долго терпевший ветвистые украшения, вместе с патентом капитана роты королевских гвардейцев, супруг - исполнил свой супружеский долг: запер жену в комнате, обитой чёрной тканью, где после шести месяцев заключения, вскрыл ей вены.
        Хотя в нашей ситуации ближе история об одном французском шевалье, который, следуя приказу своего их величества, полез доставать какой-то камзол из сундука. Крышкой которого и был прижат и удерживаем усилиями верных их величеству дворян. Король, опробовав остававшуюся снаружи часть шевальёвого тела, признал её пригодной к употреблению.
        Вскоре успешно и вполне верноподданно употребляемый шевалье стал едва ли не самым ревностным из «миньонов короля», герцогом, командующим армией, губернатором и одним из богатейших людей Франции.
        Ещё: одним из самых жестоких и жадных вельмож тогдашнего «высшего общества».
        Подобные истории, как в отношении женщин, так и мужчин, принуждаемых к сексуальным отношениям с их повелителями не столько силой или собственной продажностью, но более всего «божественным ореолом» власти, вбитого «с молоком матери» преклонения перед волей богопомазанника, встречаются во множестве в хрониках почти всех аристократических домов.
        То, что мне неизвестны сходные сюжеты о домонгольских рюриковичах… Надо, вероятно, благодарить Батыя и православную церковь: значительная часть письменных свидетельств этой эпохи погибли в пожарах нашествия и в регулярных попытках сделать прошлое - «кошерным». А археология таких оттенков не ловит.
        Судя по деталям рассказа Лазаря, князь здесь - не для себя лично утруждается, а просто благоволит своей дружине. Приглашает, наливает - отказаться невозможно: оскорбление государя. И благосклонно оставляет. В беспомощном состоянии.
        Похоже на приключения юной Анжелики в Лувре.

* * *
        Парнишка… только мешать будет:
        - Лазарь, ты ещё больной совсем. Оставайся-ка. Я сам схожу.
        Лазарь аж захлебнулся от радости и облегчения. Потом заволновался, забеспокоился. Хороший мальчик - обо мне переживает.
        Слуга визуально оценил состояние Лазаря, порадовался увиденному и не стал настаивать насчёт «оба-два». Он шёл впереди, показывая дорогу, чуть приплясывал, крутил задницей, взахлёб рассказывал о ожидающих меня «наслаждениях».
        - Наших там трое. Тебя поджидают. Но ты ничего - покрепче этого своего, вчерашнего. Эрик обещал славную забаву. За твою шутку насчёт дракона. Они из тебя такого «дракошу» сделают… И чирикать будешь, и хвостиком помахивать. Войско здесь дневку стоит, так что - ты к нам надолго. Повеселимся…
        - Не туда идём, выше надо забирать. Ваши же в городе на верхнем конце встали? Так чего к пристани выходить? Выйдем к речке прямо напротив. Там, наверняка, и лодка найдётся. Быстрее будет, чем на перевозе ждать.
        - О! Ждёшь - не дождёшься?! Жжёт-разгорается? Уже и мокренький совсем?
        Ручонки тянет - пощупать, проверить. Шалунишка. Но от берега мы уходим, топаем по тропке вдоль Балуевой Горы, то - поднимаясь на её отроги, то - спускаясь в ложбины между ними.
        Слева, вдоль берега Волги - полно народу. Плотно горят костры, лежат лодейки, топчутся люди. Справа темнеет лес на вершине этой… Балуевой горки. Впереди, вдоль волжского берега - перевоз через устье Мологи. Куча народу отправляется в город или возвращается из него. Перевозчики машут вёслами на своих лодочках под факелами - перевозят клиентов на городскую пристань.
        А вот выше по берегу Мологи… Там темно. Чернеют какие-то постройки, где-то редкие костры горят, музыка, женский визг…
        «Над речкою скрипят уключины
        И раздается женский визг,
        А в небе, ко всему приученный
        Бессмысленно кривится диск».
        Кроме «диска» - всё похоже.
        Всё, дальше идти нельзя - посторонние будут. Да и место подходящее: тёмная сырая низина, рядом с тропкой - лужа. Я резко присаживаюсь на корточки, разглядываю светлую полосу тропы под ногами.
        - Во как…
        Мой «Вергилий» останавливается, оборачивается:
        - Чего там? Нашёл чего?
        - Ага. Куны.
        Он возвращается, наклоняется над моей открытой ладонью с несколькими серебряными брусочками. Пытается схватить, но я сжимаю кулак.
        - Ты! Отдай!
        - Извини, друг, но ты шёл впереди. Если бы ты нашёл - поделили бы на всех. По «Русской Правде», если нашёл последний - всё только его. Тут, наверное, и ещё есть. Куны по одной не ходят.
        Я встаю, внимательно присматриваясь к окружающей растительности, убирая серебрушки в кошель на поясе, откуда только что их доставал. Мой проводник напряженно оглядывает окрестности, азартно лезет на четвереньки в ближайший куст хмыжника, потом, ругаясь, пятясь, начинает выбираться, его свитка несколько задирается…
        Я уже говорил, что удар пыром мне ставили в ДЮСШ? Подтверждаю - поставили.
        Мой собеседник ахает, хватается за гениталии, воет, катается по земле. Точнее: куляется с боку на бок между голыми прутьями куста. Осторожненько, только по корягам, чтобы не запачкать сапоги, обхожу куст. Вынимаю из кошеля небольшую, размером в маленькую сигару, трубочку.
        Защёлка - щёлк, поршенёк - тись, капелька - кап. В ротик. В разинутый от боли ротик глупого «дракоши».
        Парень быстренько меняет хват: ручки с самого болючего места перемещаются на самое необходимое - на горло. Как это типично… при употреблении синильной кислоты.
        Парень хрипит, дёргается, выгибается. Кидаюсь ему на помощь: вытаскиваю из куста, поднимаю, ставлю на ноги, разворачиваю… правильно. Он сгибается пополам, вырывается из моих рук, падает. В лужу носом. Лужа неглубокая, но глубже и не надо. Затылок закрыт - достаточно. Стою-считаю.
        Ну не полезу же я в лужу! Топко там, ноги промочу.
        Всё, рефлекторные и прочие движения - закончились. Бедняга отдал богу душу. Надеюсь, ГБ найдёт обновке применение.
        Какая жалость! Только что стоял тут на тропиночке, кхекал-мекал, такой молоденький… И вдруг - упал. Сам. Я чуть отвлёкся и вот… А вылезти не сумел. И - залился. Сам. Я - не толкал, не держал, не бил, не топил.
        Бедненький. Живёшь себе, живёшь… И вдруг - раз… Бывает. На всё воля божья, все под господом ходим…
        Ну, Ванюша, пошли дальше?
        Никаких вещей с покойника. Топаю вперёд - до берега Мологи. Какие-то пьяные мужики из нашего войска у костра дружелюбно машут руками:
        - Эй ты, хрен смоленский, давай к нам! Выпить хочешь?
        - Благодарствую, люди добрые, вы тут слугу княжеского не видали? Шли вот напрямки да… Я думал - он здесь перевозиться будет.
        Длинной дорогой - вокруг, вдоль берега Мологи и Волги возвращаюсь к своей хоругви. На бережку горят костры, лежат лодейки. Кто гуляет немелко в предвкушении завтрашнего выходного дня - днёвку объявили. Кто спит после сегодняшнего длинного марша.
        От моего костра навстречу сразу вскакивают трое: Сухан, Лазарь и Резан.
        - Ва…Ваня, ты… уже?! Ты… как?
        Аккуратненько. Мне лжа заборонена - только правду. С чего ж я мозги целый день и напрягал - просчитывал да обдумывал.
        Не надо мне времени на обдумывание давать, не надо! Это плохо кончается. Для некоторых.
        - Я-то? Хорошо. Одна беда - княжеский сеунчей дорогой подевался. Мы с ним не по берегу - выше двинулись, напрямки. Шли-шли… тропка топкая, неровная, темно уже… Выхожу к берегу - нет никого. А куда мне идти - я ж не знаю, он же ж должен был показать. Ну и ладно, я пока спать лягу. Прибежит сеунчей - разбудите.
        Не явиться по княжьему приказу - нельзя: измена, смерть.
        Прирезать княжьего слугу в походе - нельзя: измена, смерть.
        Идти с ним к князю… получить полтора литра «дури» в одном флаконе… Не думаю, что это хорошая идея. Отказаться - нельзя: оскорбление, смерть.
        Явиться со слугой в точку рандеву… Мне там обещан… аттракцион с тремя «укротителями драконов». Трёх таких лбов в бою, хоть - в честном, хоть - в бесчестном - мне не завалить.
        Если вам не нравится когда «бьют по чём ни попало», то и не ходите, чтобы и не попало.
        Ночь прошла спокойно, а с утра… К моему удивлению, Резан не отпустил личный состав в город погулять по случаю дня отдыха. Пугая непроснувшихся ещё воинов своей резано-рубленной мордой, он заставил всех вздеть брони, разобрать щиты и копья, построиться в линию и топать вверх, вниз и поперёк бережка.
        Степень гениальности предвидения старшего десятника я оценил через полчаса, когда к нашему стягу вдруг ринулись с Волги две небольших лодки. В одной хорошо торчали три нурманских патлатых тыковки.
        Гридни выскочили из лодки и кинулись ко мне. Кажется, как здесь говорят - «имать». Но тут Резан, до того старательно не замечавший гостей, вдруг заорал нашим хоругвенным воякам:
        - Вперёд! Копья держать! Сучье отродье! Шагом! Плотнее!
        И сомкнутая линия копейщиков двинулась с бережка прямо на пришельцев.
        Был такой… острый момент. Я уж решил… мне же - всё можно! Но вылезающие из лодок следом за норвежцами бородатые бояре завопили:
        - Остынь! Охолонь! Назад!
        Поскольку мы тут все - из одного войска, одному князю служим, в одну битву идём, то никаких худых намерений ни у кого… нет и быть не может. Исключительно повышение боеспособности подразделения путём отработки упражнения на местности… а вы что подумали? Или вы против повышения боеспособности и укрепления управляемости?
        На шум начали поднимать головы и подтягиваться воины от соседних стягов, толпа росла и бурчала. Три длинных норвежца торчали в ней, как флагштоки на коровьем выпасе. В смысле: одиноко.
        Один из приплывших бородачей начал вопросы задавать:
        - А был ли тута вечор княжий сеунчей? А чего говорил-сказывал?
        Я - весь как на духу. Был, говорил, пошёл, пропал. Я - пошёл, не нашёл, вернулся, спать лёг. Можно опросить видоков и здесь, и там на берегу. Дороги не помню, поскольку темнело, да и шёл я следом - не присматривался, но общее направление… следите за моей рукой? Вот в ту именно сторону.
        Пока я старательно мыкал и мекал, пока тот же набор звуков произвели обязательные и необязательные, но очень добровольные, свидетели всякого чего за последнюю неделю и даже раньше…
        Энтузиасты слуго-искательства успели сбегать, принести и положить к нашим ногам. После чего все дружно сняли шапки и перекрестились.
        - Гнида, конечно, был редкостный. Но помер сам. Утонул в мелкой луже. Может, головой обо что…? Ран ни на голове, ни на теле нет. Аж странно.
        - Чего странного? Собаке - собачья смерть. Бог шельму метит.
        Тут у Эрика сорвало крышу, он выхватил нож и кинулся на меня. Двое его коллег в последний момент сумели ухватить и придержать эту… длинномерную орясину.
        Похоже, что этого слугу и гридня связывали более… душевные отношения, чем я предполагал. Какой-то вариант Божедара с Шухом? Или святого чудотворца и страстотерпца князя Бориса и слуги его венгра Георгия? Нет, разница велика. Дело не в… деле, а просто… люди плохие. Плохие люди всё делают плохо.
        Эрик брызгал слюнями, рвался и орал, страшно искривив рот и щёлкая зубами:
        - Киллер! Слактинг! Риве и филлер!
        При всём богатстве напрашивающихся ассоциаций, типа: филлер - «филировку делать будем?» - устойчиво узнаю только первое слово.
        А мне, знаете ли, и этого хватает. Переходим ко второму акту: на сцене - те же и Фемида.
        - Господин боярин! Сей человек облыжно обвинил меня в тяжком преступлении - в убийстве княжьего слуги. Сиё есть ложь наглая и поклёп воровской. Посему прошу взыскать с охальника, за умаление чести моей, боярского сына из земли смоленской, 12 гривен кунами. Как в «Правде» и записано.
        Эрик - лжёт нагло! Я того сеунчея из куста вытащил, на тропку стоймя поставил. У меня в руках он был живой. А в лужу упал и захлебнулся - сам. Один. Без ансамбля.
        Народ ахнул. От наглости требования справедливости.
        Как-то я несколько… Земским судится с княжескими… Да ещё с такими, как эти мордовороты… да ещё на походе, когда старший мордоворотов - главнокомандующий… И тут я, со своими дерьмократизмом и либерастией - «закон должен быть один для всех».
        Ваня, до этой максимы - ещё века и века. Просто - чтобы додуматься до такой еретической идеи. А уж её применение даже и в моё время…
        Спутники Эрика, возмущённые моим наездом, перестали его удерживать. Но он уже и сам… «Держите меня все - двое меня не удержат!».
        Его жест, состоящий в ударе ладонью левой руки по бицепсу правой, отчего правый кулак его сжался, а правое предплечье заняло горизонтальное положение в моём направлении, было адекватно оценено всеми присутствующими. Как безоговорочный отказ от платежа.
        Была у меня надежда спровоцировать общую свалку… Где мы бы… под сурдинку, под шумок, втихаря и украдкой… Сухана я проинструктировал заблаговременно, но вот же… Боя нет - одна жестикуляция.

* * *
        В русской традиции различаются три уровня конфликтности: коммуникативный, кулачный и оружный.
        Если вас «послали по матери», то вы свободно можете ответить тем же. Или - иным словесным оскорблением, в рамках ваших риторических способностей. Но не более.
        Если вас толкнули или дали в морду, то и вы можете исполнить подобные физкультурные упражнения. Но без дополнительного инструментария.
        Если на вас кинулись с оружием, то… то зарежьте кидальца нахрен.
        Во всех случаях вы правы, если первый ход на очередном уровне - сделал ваш противник.

* * *
        Но Эрик больше нож не достаёт. А жестикулировать… можно до морковкиного заговения.
        - Тогда… Коль от лжи своей ты не отступился, коль виру платить - несогласный, то я, боярский сын Иван Рябина прошу… божьего поля. С этим… человеком по имени Эрик. И пусть господь рассудит - на чьей стороне правда.
        Народ снова ахнул. И зашелестел… разнонаправленно.

* * *
        «Божье поле», «божий суд» - крайняя, редко употребимая форма выяснения истины между людьми.
        Я уже говорил о том, что судебный процесс в религиозно насыщенных обществах имеет иной смысл, нежели в секулярных.
        «Правда у бога». Вся правда.
        После глубинного восприятия этой идеи любой реальный судья - просто мелочь бестолковая, которая тщится своим хиленьким разумиком прозреть ткань бытия и по каким-то мутным вторичным признакам, типа вещественных улик или свидетельских показаний, узнать какой-то отблеск истины, сделать какое-то предположение о виновности.
        Но ведь сказано же: не в знаниях правда, но в вере.
        Прямое вмешательство, явный вердикт Господа, Создателя и Вседержителя, выраженный в исходе поединка, есть решение даже более окончательное, чем, например, тоже божественное, «испытание железом» - поносить раскалённый металл в ладонях без ожогов.

* * *
        - Замолчь! Воровские речи ведёшь! Не можно воям в походе ссориться да свариться! Не можно, на войну идучи, меж своими - мечами биться! Сиё есть крамола! Воровство противу нашего князя Володши свет Васильковича!
        Один из бородачей машет на меня перстами с перстнями. Хороший бы из него вентилятор получился. С такими-то рукавами - только воздух и гонять. По сути - он прав. А вот по деталям-деталюшечкам…
        - Ежели князь Тверской того клеветника и клепальщика - мне головой выдаст, то я согласный. А если нет… Извини, боярин. Но мы стоим на Новогородской земле. Какая земля - таков суд. А я - не Тверской боярин, а Смоленский боярский сын.
        Надо ли перечислять все расчёты и предположения, которые враз закрутились в головах присутствующих «вятших»? По теме отношений в треугольнике Суздаль-Смоленск-Новгород? А ведь право суда - из весьма болезненных в Средневековье, новогородцы добивались его долго и кроваво. А потеряют ещё… хуже.
        Суд Тверского князя над смоленским бояричем на новгородской земле… Я князю - не присягал, не подданный, не данник. Даже в хоругви - не дружинник, а так… путешествуем вместе. Отношение новгородцев к Залесским… особенно - к княжьей дружине… Да ещё и чужакам-нурманам…
        - И кого ж ты за себя на поле выставишь?

* * *
        По общему правилу бой должен был быть равный, и поэтому малолетние, престарелые, больные, священнослужители, инвалиды и женщины могут нанимать и ставить вместо себя наёмных бойцов. Если иск подавала женщина против женщины, то наймиты запрещались, бабы резались сами.
        Судебник 1497 года (допуская участие в «божьем поле» и свидетелей-послухов) формулирует так:
        «52. А на ком чего взыщет жонка, или детина мал, или кто стар, или немощен, или чем увечен, или поп, или цернец, или черница, или кто от тех в послушестве будет кому, ино наймита наняти волно. А исцем или послуху целовати, а наймитом битися; а противу тех наймитов исцу или ответчику наймит же; восхочет, и он сам биется на поли».

* * *
        - Я - истец, этот… моль белая - ответчик. Оба мы воины. Оба в войске идём. К чему нам наймиты? Ты как там, поганка бледная, не обделался со страху-то?
        Бешеное рычание Эрика подтвердило его глубоко насущное намерение порвать меня в куски лично и принародно.
        - Ну, коли обои согласные… пошли к князю… и к посаднику. Пущай головы решают.
        Дальше пошла суетня и тягомотина. Множество ратников подбегали к столпившимся вокруг нас, и шумно обменивались новостями.
        Слух о том, что «лысый хрен смоленский»… ну который утопленниц с-под кажного куста… сцепился с «нурманской мордой белесой»… да ты его видал - самая гадская гадина… и будет «божье поле»… ты когда прежде поле видал? Да не ржаное, а божье! …вот и я только слышал - надо глянуть, домой вернусь - бабе расскажу…
        Все пытались похлопать меня по плечу, по спине, выразить восхищение, дать полезных советов… Были среди них и несколько… странные:
        «если хочешь быть страшен, убей змею черную, а убей ее саблею или ножемъ, да вынь изъ нея языкъ, да и въ тафту зеленую и в черную да положи в сапогъ в левой, а обуй на том же месте. Идя прочь, назад не оглядывайся. Пришедши домой, положи (змеиный языкъ) под ворота в землю; а кто тебя спросить: где былъ? и ты с им ничего не говори. А когда надобно, и ты въ тотъ же сапогъ положи три зубчика чесноковые, да под правую пазуху привяжи себе утиральник и бери с собою, когда пойдешь на суд или на поле биться».
        Какой-то чудак упорно лез ко мне с мало-ношенным сапогом и тремя зубчиками чеснока и очень обиделся, когда я отодвинул его, горящую истинной верой и абсолютной убеждённостью, физиономию.
        Кстати, типично. Из-за всяких фокусов с чародейством церковь весьма возражает против таких поединков. Максим Грек будет жаловаться на чертовщину на «поле»:
        «а обидчики на то и рассчитывают: у них всегда есть чародей и ворожея, иж возможетъ д?йством сатанинским пособити своему полевщику».
        Как возможно соотнести веру в бога, в «божью правду» на «божьем поле», в месте-времени наглядного и очевидного проявления божьего правосудия с «действом сатанинским» в тот же момент и на той же площадке…?
        В какой-то момент Резан рявкнул. Возбуждённые сопричастностью к происходящему: «полёвщик-то - с нашей хоругви! С одного котла кашу хлебаем! Это в вашей лодии - одне пни замшелые, посельщина с деревеньщиной, а у нас-то… ого-го!» - со-хоругвенники, или как их правильно назвать? одностяжники? - отпихнули доброхотных зрителей, почитателей и советчиков.
        Ко мне смог, наконец-то, пробиться Лазарь:
        - Ваня! Не надо! Он здоровый, он тебя убьёт! Я ж понимаю, я ж… ты ж… ты из-за меня… Ваня, он же здоровее! У него навыка больше, на нём железо заморское, крепкое… Не осилить тебе, сгибнешь… За меня..
        - Лазарь, ты - мой человек?
        - Я? Ну… Да… Я за тебя… как скажешь - всё… Твой. Весь.
        - Запоминай, друже. Что моё - то моё. Лапки, к моему тянутые - пообрубаю.
        Стоявший рядом, смотревший в сторону Резан, только дёрнулся. Внимательно осмотрел меня, и, когда я, прихватив своё барахло пошёл к лодке, тайком перекрестил вслед. А потом начал яростно материться, подгоняя бойцов и скрывая своё смущение.
        В самой Мологе… Народу собралось… море. От пристани следом за нами толпа - на всю ширину улицы и ещё бегут.
        Вся округа собралась на торг по случаю прихода войска. А само войско на каждой предшествующей стоянке пополнялось одной-двумя хоругвями местных бояр. Здесь, кстати, ещё два ушкуя новогородцев караван дожидались. И тут всем - такая халявная развлекуха!
        - Гля! Гля! Полёвщика ведут! На смерть за правду резаться!
        - Ой, а молоденький-то какой…
        - А другой-то… Гля! Гля! Ну, морда нерусская…!
        - Тож ничего. Высокинький…

* * *
        «Поле» - обычай давний: «судебный поединок тяжущихся, их драка орудием до смерти или тяжелой раны одного из бойцов, причем победивший и выигрывал тяжбу».
        Об этом обычае у русских знают греки и арабы Х века, знает позднейшая судебная практика московского времени.
        В эту эпоху - данных нет. Но память сохранена, норма не прописывается в законе потому, что и так понятно. Когда через столетие будет заключён договор с «Готским берегом», просто добавят уточнения: русским - немцев на Руси «на поле» - не звать. Как и немцам - русских. А при проведении разбирательства в такой форме среди самих немцев - русскому князю не мешать и пошлин не брать.
        Дело в том, что проведение поединка - дорогостоящее занятие. Судебник 1497 года даёт такие расценки:
        «7. А побиются на поли в пожеге, или в душегубстве, или в разбои, или в татбе, ино на убитом исцево доправити; да околничему на убитом полтина да доспех, а диаку четверть, а неделшику полтина, да неделщику ж вясчего 4 алтыны. А сам убитой в казни и в продажи боярину и диаку».
        Заметили разницу с рыцарским поединком? Доспех убитого - не победителю, но главному судье на ринге. Ну и валюта чуть другая - эпоха уже московская.
        Что радует: всякие духовные… - как корова языком. В толпе - ни одной рясы! Никто не долбит, не ноет, в душу не лезет. Им - «низя». Вплоть до отлучения.
        Забавно: суд - божий. Но божьи слуги от «божьего поля» - как черти от ладана.
        Митрополит Фотий в 1410 году подтвердил общепринятое:
        «еще же и сему наказаю: аще который человекъ позовется на поле да приидетъ к которому попу причаститись, ино ему святого причастья нет, ни целования крестнаго; а который поп дастъ ему святое причастие, тот поповства лишен. А кто утепет (убьёт), лезши на поле, (и) погубить душу - по великаго Василия слову душегубец именуется, в церковь не входит, ни дары не приемлет, ни богородицина хлеба причащениа-ж святаго не прииметъ осмнадцать л?тъ; а убитого не хороните, а который поп того похоронит, тот поповства лишен».
        Класс! Завалю придурка - на 18 лет освобождение. От обедни, всенощной и прочих… времяпрепровождений. Да за-ради одного этого…! Надо постараться.

* * *
        Поединок не на городской площади - там церковь стоит. Вывели за город на полянку. У них тут тоже Святое озеро есть. В болоте. Оттуда течёт ручеёк, типа - по овражку. Довольно широкая долина. Чистая, достаточно сухая, чуть зелёная.
        Люди княжьего окольничего, вместе со слугами здешнего посадника, колья вбили, расстояния раза три перемеряли, канаты натянули. Ринг, мать их… но - больше. По площадке с грабельками прошлись, навес для вятших поставили.
        Народ лавок натаскал, телег накатал. Рёгот стоит, сбитень жрут, насмехаются. Не смертный бой, а прямо народное гуляние. Им всем - забава, а мне… А что - «мне»?!
        - Басконя, ты грамотный?
        - А чего? Духовную составить надумал?
        - Резан, дай дурню грамотного в помощь. Пусть пройдут по вятшим да по богатеньким - ставки соберут. Тотализатор - знаешь?
        Делать - нечего, начальство - думает-с, мы - ждём-с. Надо как-то… повеселиться.
        Объясняю, что к чему, у меня ещё с полсотни кунских гривен есть. Выиграю - хорошо, проиграю… - тогда уж совсем не интересно будет.
        Поняли, глазки загорелись, Басконя среди народа шныряет, Сухан тушку мою стережёт, Резан воинов вокруг строит, чтобы мне, не дай бог, худа какого, или там, сглаза, наговора, заговора, оговора… и выговора.
        А Лазарь пошёл в «центральную ложу». Представлять мои интересы перед вышестоящими. Потом машет оттуда ручкой - зовут, де.
        Забавно: все злые, красные. Но - вежливые. Хорошо видно, что из последних сил. Володша румянцем по всей морде лица розовеет, у Сигурда - красными пятнами по скулам и под глазами. Посадник с тысяцким - тоже… семафорят.
        - Помиритесь?
        - Нет.
        - Вопросы?
        - Один. Бой любым оружием до смерти?
        - Да. Любым, кроме чародейства.
        - Тогда сейчас буду готов.
        Топаю назад, где Сухан со шмотками стоит, и начинаю сеанс принародного стриптиза. Снимаю с себя почти всё.
        Подштанники подкатанные, жилеточка кожаная, портупея с косыночкой - одеждой не считаются. Точнее - они не считаются боевой одеждой, доспехами. Воин без брони перед вооружённым противником - не воин. Он - голый.
        Это как лётчик-истребитель на земле: он - не воюет, его - спасают. Вытаскивают те, кто умеют воевать без танков и самолётов.
        Народ ахнул, потом зашумел… А уж когда я крест и костяной палец с шеи снял да Сухану отдал…
        - Колдун! Ведьмак! Палец неупокоенный! Крест снял!
        - Так ведь и костяшку - тоже…
        - Ой, чего будет-то… свят-свят-свят…
        Снова Лазарь машет - опять зовут. Посадник местный смотрит… расстроено:
        - Ты чего, Иван - боярский сын, «божье поле» с баней перепутал? Ты чего доспехи-то снял? Мы ж не в Новгороде!
        Чисто для знатоков: в Пскове на «поле» идут в доспехах. В Новгороде - в нормальной одежде. Но там и бой идёт только дубинками.
        - Я знаю где мы. А доспех мне не нужен. Меня правда моя боронит. И благоволение Царицы Небесной. С такой-то защитой… к чему мне на себе железа таскать? Это вон он пусть попарится. Напоследок.
        Я старательно поправляю свою косынку. Может опять… кто-нибудь чего-нибудь… насчёт Покрова Богородицы… Но все смотрят на Эрика. На нём полная экипировка, включая шлем, щит и копьё. Пот уже течёт. Он аж зубами скрипит от злости.
        - Скиттен грис… Ты будешь плакаль.
        Во, и склонения глаголов от злости позабыл. Но смысл понятен: что-то ругательное. В этот раз - не рыбное.
        Выйти в полном доспехе против практически голого юнца… сразу признать свою неправоту.
        Эрик рвёт с себя шлем, отшвыривает щит… Ругательства из-за спин раздевающих Эрика его соратников не прекращаются. Быстро у них не получается.
        Ну не надо мучить меня бездельем!
        - Эй, дракоша, не увлекайся там со своими друзьями. Тебя и здесь ждут. С твоими умениями.
        Бедняга хорошо рычит и далеко летит. В смысле: далеко летят его слюни. Приходиться утираться.
        - Да ладно тебе, дракоша, не бойся. Я убью тебя быстро.
        Лишний заход - переборщил с дразнилками. Он уже не рвётся, не кидается. Кипит, но держит себя в руках.
        Нехорошо: яростный противник - глупый противник. Не хотелось бы терять это преимущество. Других-то у меня… по росту-весу-опыту…
        Глава 319
        Наконец, его снова подводят к начальникам. Вот теперь - совершенно канонический викинг: здоровенный, полуголый, босой, волосы собраны в косичку, морда - злобой перекошена, из оружия - полуторник в правой и боевой топор - в левой.
        Князь, сравнив нас взглядом, презрительно фыркает на меня и благосклонно улыбается своему гридню:
        - Давай Эрик. Покажи им: почём фунт лиха, что такое гридни князя Володши… А то… позабывали иные своё место… Напомни неукам - у кого тут божья правда.
        Посадник смотрит на меня с раздражением. И с сочувствием.
        - Да пребудет здесь Суд Господень. И милость его над нами. Ныне, и присно, и во веки веков. Аминь. Идите.
        Расходимся к отмеченным на земле стартовым позициям - просто черты на земле проведены. Дистанция - шагов 20. «Не ходи по косогору - сапоги стопчешь» - не наш случай. Хоть и косогор, но пологий, да и мы без сапог.
        Народ за канатами замирает. Ну… ну вот сейчас. У меня вспотели ладони, старательно вытираю их об штаны.
        Спокойно, Ваня, спокойнее. «И что положено кому - пусть каждый совершит». Этому… персонажу жить - вредно. Я так решил. Остаётся только совершить неизбежный акт ассенизаторской активности.
        Князь поднимает руки, наслаждается всеобщим вниманием, своим «центровым» положением, демонстративно опускает широкие рукава кафтана, встряхивает кисти, выставляет ладони…
        Хлопок, бой!
        Эрик мгновенно заревел, на его лице резко оскалились лошадиные зубы, вырвалось наружу страстное желание покусать и съесть не жуя, он прыжком кинулся на меня, поднимая меч в правой и отводя в сторону топор в левой. Мощным броском проскочил шагов 12.
        А я - только 4.
        Медленно я хожу.
        Потому что кидаю.
        Четыре шага - четыре ножа.
        Построить на каждом шаге правильную «волну» от пятки, до швырковой кисти… у меня получается только неторопливо. Я уже объяснял: помётывание ножиков - очень благостное занятие.
        У Эрика прекрасные рефлексы: первый «штычок» он отбил топором, и тот ушёл далеко, над головами зрителей, куда-то в ручеёк. Второй срубил мечом вниз, почти под ноги сидевшим начальникам. А вот дальше…
        Человек, обычно, рефлекторно реагирует на первый-второй раздражитель. Потом срабатывает сознание. Начинает задавать глупые вопросы:
        - Ой, а чегой-то? Ой, а почемуй-то? А кудой-то я попал? А гдей-то от этого спрятаться? А, может, ударить когдай-то?
        Его левая-правая по разу отработали на инстинктах. Как от мух отмахнулся. Тут врубилось сознание. Стало мешать и спрашивать. А я продолжал с тем же мерным темпом шагать, «волноваться» и помётывать.
        Он пытался уйти от ножа, но… третий вошёл в левое плечо над подмышкой. Пауза от толчка, от осознавания этого события - сознанием… Последний штычок лёг точно в солнечное сплетение.
        Так, «патронташ» - пуст, переходим к ближнему бою. Я потянул из ножен на спине, прикрытых кожаной безрукавкой, свои «огрызки». Чуть качнул в кистях рук, восстанавливая чувство баланса, ощущение контакта с оружием.
        Эрик безотрывно смотрел на меня.
        Как стремительно изменилось выражение его лица!
        Туповатое, несколько встревоженное, прислушивающееся. Прислушивается к себе. Я ему уже не очень интересен, страстного желания съесть не жуя - уже нет. «Как много нам открытий чудных…».
        Я сделал резкий бросок навстречу Эрику. Имитировал быструю атаку. Меч в правой он смог как-то поднять, топор в левой… сорвался и повис на петле. Ну, я туда и пошёл.
        Обходя его со стороны левого плеча, чуть уменьшая дистанцию, заставляя его поворачиваться за мной… Сначала - глазами, потом - головой, наконец - всем телом.
        При босых ногах хорошо виден момент смены опорной, переноса центра тяжести. Он чуть переступил - я снова прыгнул-опрыгнул-шагнул. Он попытался рубануть мечом мне навстречу, но не смог ни поднять руку доверху, ни вытянуть её. Замах от локтя, прижатого к животу… не смешно.
        Его полуторник прошёл мимо, Эрик - за ним, запнулся, завалился носом в землю, ничком. Немедленно забился, заелозил, пытаясь согнутся, перевернуться: ножи от удара о землю вошли глубже.
        Я подскочил к нему со спины и провёл лезвием «огрызка» по его горлу.
        Нет, не возьмут меня в резники - разрез не на весь просвет горла. Этим клинкам - ширины лезвия недостаёт. Но кровь потекла обильно. Розовыми пузырями.
        Отскочил подальше, «за вылет стрелы» и стал ждать.
        То публика вопила, а то раз - и стихла.
        Ждут.
        С задержкой, но дошло: «Кина не будет - кинщик копыта отбросил». Несколько шевелений Эрика ещё повозбуждали ложных надежд. Потом его тело вдруг характерно вытянулось, судорожно напряглось… и обмякло.
        Я стоял лицом к начальникам и, в наступившей тишине, позволил себе совершенно банальную сентенцию:
        - Благоволение Богородицы - дорогого стоит. Самому - не дозволяет лжу говорить. Но и от чужой лжи - всегда защиту даёт.
        Постоял, внимательно разглядывая «судейскую команду», и внятно продолжил:
        - Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою.
        Тут бы, по правилам жанра, всё православное воинство и примкнувшие к нему местные жители должны были бы упасть на колени и истово запеть, вознести вместе со мной молитву. Сливаясь голосами и душами.
        Только я - не пою. А повествовательная, разговорная интонация с этими словами… для туземцев - не совмещаются. Они слышат не молитвенное песнопение, а простой человеческий разговор, спокойную дружескую беседу.
        Кого с кем?! Лысого полуголого недоросля-убийцы с Царицей Небесной?!
        Первым очухался посадник:
        - Мать ити… Да уж… Люди добрые! Господен суд свершился! Правда сего юноши правосудием высшим явлена! Всякие кляузы да наветы с него сняты. Платежи да расходы будут взысканы с убиенного. Да будет так!
        Дальше… Болельщики ломанули на поле, завалив колья и оборвав канаты. Меня били и хлопали по всем местам, обнимали и целовали.
        Здесь целовальный обряд между мужчинами распространён чрезвычайно. Хоть я несколько… но утираться - не успеваю.
        Сухан дал в морду умнику, который пытался спереть мой «штычок» прямо из брюха покойника. Кому-то - мелочи, а у меня остались только два. Здесь два - так и не нашли, и ещё два - я раньше не смог найти у Рыксы в усадьбе.
        Что характерно: в многочисленной ликующей толпе болельщиков вокруг меня - только молодёжь из простолюдинов. Вятшие и старшие… похмыкали и бочком… Неудовольствие князя - очевидно. А им - с ним жить.
        Народ вокруг радуется, всяк жаждет меня угостить, кружками с бражкой - чуть зубы не выбили. Я улыбаюсь вежливо да одеваюсь потихоньку. Толпа начала уже рассасываться, тут княжий отрок:
        - Конюший зовёт.
        Отрок - не тот, что вчера. Тому уже домовину строят. Но у князя отроков много. Однако ж - зовёт не князь.
        Вятшие из «балагана для начальства» уже разошлись. С «поля», с шагов двадцати, видно: стоит там только Сигурд - княжий конюший. И три-четыре нурмана.
        Лазарь сразу занервничал:
        - Опять?! Не ходи! Я с тобой!
        Спокойно! Вокруг куча народа, солнце ясное светит. Для убийства - обстановка не подходящая. Это я, после своих вчерашних поисков удобного места, осмелюсь уверенно сказать. Ещё не профессионально, но уже по личному опыту.
        Эти-то, конечно, в любом месте и в любое время могут. Но… непристойно будет.
        Сухану махнул, пошли к главнокомандующему. Мордовороты его сразу за рукояти мечей взялись. «Сука белесая» губами по-плямкал, поморщился:
        - Слугу своего отправь.
        - Зачем? Он - ходячий мертвец. Лишнего не перескажет. Ты лучше своих… отпусти.
        - Как это - «мертвец»?!
        Достаю палец на шнурке, объясняю про волхвов.
        Сигурд хмыкнул, своим головой махнул - они на десяток шагов отошли. Ну, и я Сухану также.
        Сигурд смотрит ему вслед, губы жуёт, молчит, думает, переваривает. Они чего, там, в своих Норвегиях - зомбей не видывали?! Экое захолустье…
        - What do you want to say me? We spend time. Aika menee nopeasti.
        Оп-па… Удалось привлечь внимание собеседника. Остро-выраженное. Аж глазами вцепился! В лицо, в одежду… Взгляд мечется, ищет.

* * *
        Я не знаю старо-норвежского. Ново-норвежский… это два языка. Один - локальный местный диалект, другой - датский. Норвегия долго была под властью датской короны, весь литературный, бюрократический - оттуда. Причём - позже. А пока, учитывая раздробленность популяции, изолированность поселений… сплошные узко-локальные вариации.
        Мои познания в английском… а уж в оригинальном языке «Кентерберийских рассказов» или «Книги Судного дня»… Но у меня есть гипотеза, что Сигурд что-то в английском понимает. Хотя бы «музыку языка». Вся северная Англия говорит на норвежском. Так будет аж до начала 20 века и тотального прессинга масс-медиа.
        Сигурд - человек мир повидавший, в разных местах бывавший, с разными людьми общавшийся… Что-то где-то…
        А вот последняя фраза, насчёт быстро проходящего времени - из финского. Из языка, которого ещё нет. Его сделают шведы для протестантской проповеди и запустят в народные массы для подданных Российской империи. Агрикола придумает алфавит для перевода на наречие туземцев «Нового Завета» в самом начале 17 века, литературный - Лённрот в середине 19 века. Собирая сказки карелов и расцвечивая их диалектизмами западных финских племён.

* * *
        А вот ты, Сигурд, знаком с зачатками этой филологии? Достоверные сведения о Финляндии начинаются с крестового похода шведского короля Эрика Святого в 1157 г. Но шведские и датские поселения были там и раньше - ты мог с носителями и этого языка сталкиваться.
        - Who… Who are you?
        Ага, клюнуло! Зацепило.
        Причём форма обращения - не thou, «ты», как к Господу Богу или простолюдину, а более аристократическое «Вы» - you, «много вас таких». Пока используется как форма обращения только к высшему или равному по званию. Потом-то… «настоящий англичанин говорит „Вы“ даже своей собаке».
        А теперь - пушку. Ну, из которой туману напускают. Туман - исключительно кристаллический. В смысле: кристально чистая правда.
        - Я - Иван, сын славного сотника храбрых смоленских стрелков… Да тебе ж говорили.
        Я нагло улыбаюсь в лицо этому светловолосому, с сединой на висках, невысокому, напряжённо думающему, человеку. Давай, совмещай. Английский - с финским, чертовщину «зомби» - с православным крестом и Богородицей, «смоленских стрелков» - с участником похода залесских ратей…
        И - с сегодняшним боем, где у меня использован полный нестандарт. И по оружию, и по тактике.
        Метательное оружие на «поле» - традиционно не используется. Настолько традиционно, что и запрета нет.
        Короткие клинки - вспомогательное оружие. Да, добить, дорезать, как я сделал - нормально. Но оно должно быть в паре с длинным клинком.
        - Ты… ты должен уйти из войска. Иначе… мои отомстят.
        - Ты не можешь удержать мальчишек из твоего клана? Я не уйду. Твои люди - не трогают моих, мои - не трогают твоих. Иначе… скольких ты готов похоронить, прежде чем они поймут?
        Сказанное - не просто угроза, это - оскорбление равенством. Обращение между равными врагами, но не недоросля к княжьему конюшему. Как юнге к адмиралу:
        - А ты чё? Не могёшь?…
        Да любой бы из гридней уже лез бы на меня, размахивая мечом! Поэтому я с ними таких разговоров и не веду. А Сигурд - умнее. Он больше видел, больше понимает. С ним можно и словами поиграть.
        Сигурд ест меня глазами, ищет подсказку, какую-нибудь деталь, которая позволит ему понять - кто я. Оружие, одежда… Зацепляется взглядом за косынку.
        Я осторожно снимаю её, встряхиваю… пропотела, однако.
        Как он любуется на мой лысый череп! Будто ждёт, что там появятся огненные письмена… На безволосом черепе странного юноши… странно сражающегося, странно говорящего… Лысый череп, костяной палец, странные мечи… Но - смоленское боярство, православный крест, штопанный кафтан…
        Снова аккуратненько завязываю бандану. И успокаивающе улыбаюсь главнокомандующему. Он болезненно морщится:
        - Э… Нет… Князь…
        Старательно закатываю глаза. Ну зачем сотрясать воздух такими глупостями? В данной ситуации… князь-то, конечно, князь…
        - Не нервничай. Я постараюсь не мешать. По рукам?
        Он ещё не может решиться, а я, старательно убрав руки за спину, отвешиваю учтивый поклон.
        «Молчание - знак согласия». Мы ж не «дикие русские», чтобы варварски хлопать в ладоши. Налево кругом, шагом марш. Только строевого не надо - простая вольная проходочка.


        - Ну! Ну что там?! Чего говорили-то?!
        - Лазарь, спокойнее. Сигурд больше не трогает твою хоругвь.
        - Ура! Сука белесая… Ну уж теперь-то… (кто-то из молодых ратников пришёл восторг от перспективы свободы)
        - Поэтому, Резан, тебе придётся самому. За всё. Вдвое. Не сделаешь хоругвь лучшей в войске… - стыдно будет.
        - …ать и …еть! Вот же, … и вас всех …!
        - Понимаю. Согласен. Чем могу - помогу.
        Что освобождение от присмотра княжьего конюшего есть, в наших условиях, не награда, а тяжкое испытание, мои одностяжники поняли сразу после обеда.
        Резан… он, конечно, опытный воин. Но у меня перед глазами стоит как Чарджи дрючил новобранцев. Это было… не ласково. А после «ласкового разговора» Артёмия-мечника - парни в Пердуновке из физамбара на карачках выползали. А ещё у меня есть Ивашка, которому всё пофиг, который тупо знает, что «от сих до сих - дОлжно исполнить». А если ты в процессе сдохнешь, то… на то воля божья.
        Конечно, всех наших задумок и приёмов я не показывал. Не от секретности - просто нет времени, нет бэкграунда у ребят. Резан их больше копейному бою в сомкнутом строю учит. Наверно - правильно. Но я кое-чего добавил. И по удару копьём - с доворотом корпуса, и по шагистике - движение, повороты, некоторые перестроения, и по разным типовым ситуациям - с отбоем или захватом копья воина, с оттягиванием противником щита…
        «Коли!» - это, конечно, хорошо. Но что делать бойцу после? Давить кнопку «Reset»? Назад, на исходную и повторить? Фактор времени… Он - «на исходную», и я за ним, на его исходную… Второго «Коли!» - уже не будет.
        И, конечно, физкультура. «Упал-отжался» для копейщика - из первейшего. Общее оздоровление, бег вприсядку…
        - На Балуеву Гору, туда и обратно, в снаряге, бегом!
        Мда… И это воины?! Да таких у меня в Пердуновке…! Спокойно, Ваня. Может, и из этих чего-нибудь приличное получится…
        По результатам забега - «раздача слоников»:
        - Ты, ты и ты. Увольнительная в город до рассвета. Вот вам… серебра чуток. Остальные - отдыхают. Как стемнеет - повторим.
        - Дык… Ты цо?! Тёмно же!
        - И цо? Ночью боя не бывает? Подшлемники да поддоспешники, рубахи да подштанники - высушить… пока сидите.
        Посидели с Резаном, подумали… И перетряхнули греблю. Караван растёт - скорость падает. Поэтому ставим не по 6 пар гребцов, а по 4. «Меньше народу - больше кислороду», а главное - видно кто как весло тянет.
        «Кто слабо гребёт - того старшой…».
        Мда… рифмы в русском языке… очень грёбанные. Или - гребанутые? Гребцеватые?
        - А на свободной банке - отжиматься будут. По очереди.
        - Как это?!
        - А вот так это: на носочках и кулачках. В перерывах - чемпионат по армреслингу.
        - Чего?!
        - Не чевокай. Смотри: руку вот так, локоть вот так. Дави. Понял?
        - Понял. А ты силён, однако, боярич.
        - Я ещё и глазаст. Сколько в хоругви драных портов на воинах?
        - Ммм… Двое.
        - Трое. Ищи, Резан - где третью дырку проспал.
        Перетряхнули вахты на вёслах, перетряхнули барахло в лодке… Кое-кто начал, было…
        - Резан, а нафига нам в лодии груз разговорчивый? Этот - кашляет, этот - из «до ветру» не вылезает, у этого - последние мозги с ушей лезут, команды слушать мешают. А, ещё кухарь наш… Собирайте-ка шмотьё, добры молодцы, да шагайте в город. Найдёте там кого до Твери. Нет - сами дотопаете.
        Уже затемно заявился Басконя с напарником. Оба пьяные вдрызг, фингалы по лицу и костяшки сбиты. Но довольные-е…!
        - Ну ты, бл…! Оху… нах…! И соткудова ты про этот, прости господи, попу… нализатор… вызнал?! Почитай, сотня прибытка! Е. ать меня кормилом повсеместно!
        Для знатоков: кормило, кормовое рулевое весло, толще, шире и короче обычных гребцовых.
        - Не ори. Дурней надо наказывать. Все отдали?
        - Не… Тама есть один… и ещё…
        - Списочек мне. Кто сколько. Сам взыщу. Что моё - то моё. Это - накрепко.
        Забавно: воины на «поле» - меня поддерживали, а по ставкам получается, что ставили против меня… А, понятно: по плечам хлопали пацаны из простых, а ставки делали «вятшие».
        Я ж обещал, что повеселюсь… «Мужик сказал - мужик сделал». А уж как народ наш со смеху давится над дурнями, денюжки отдающими…
        Ныне, кто по глупости, кто по расчёту хитрому про меня небылицы складывают. Что я, де, всё наперёд знал. Всяких величий себе возжелал да хитрыми ковами того - каждый божий день добивался. Таким сказочникам, девочка, в очи наплевать надобно. Какие такие-сякие-этакие планы?! Вот смотри: из Смоленска убежал, чтобы голову не оторвали. Из Твери в поход пошёл - опять сбежал. От «потьмушников» княжеских. В Мологе княжьему слуге… подорожную до господа бога выправил, да нурмана зарезал. Так ведь задницу свою берёг! Это что - премудрость великая?! Где тут планы-замыслы хитромудрые?! «Хочу быть живым и здоровым» - это ли возвеличивание? Ну не даёт мне «Святая Русь» жить спокойно. Ну, тогда уж и я… покою не дам.
        Для войска нашего стал я «притчей во языцех». Одной бы моей «смоленскости» довольно было, а тут ещё… Слава обо мне пошла… неоднозначная. Более всего говорили «лих», «ловок», «мутен». За манеру мою биться молча, не горячить себя рыком да рёвом, как покойный Эрик на поле, называли «немым душегубцем». Ожидали все, что нурманы, сами или по воле князя, меня прирежут. Но смерть моя всё не случалася, отчего люди в вельми сильное смущение приведены были.
        Да не в том дело, чего люди промеж себя болтают! А в том, что люди обо мне сведали, что, как сел я во Всеволожске воеводою - ко мне пришли. Домой сходивши, поглядевши, подумавши, из мест своих родимых ко мне подались. Вместе с земляками своими. Немало народу с Волжского Верху в те поры ко мне перешло.
        После соединения войск в устье Клязьмы история эта дошла и до Боголюбского. Как государь православный он должен был меня наказать. За бой между соратниками. Однако… «победителей не судят». Более того: победа моя налагала, по мнению верующих, отсвет покровительства Богородицы. Казнить же человека, которому Царица Небесная благоволит… Вскорости, как надумал князь Андрей мне голову срубить, и это вспомнилось.
        Ну и кто ж, кроме господа бога, такие дела наперёд прозревать может?
        Вот как-то так… А, ещё саблю свою достал, с Лазарем клинками позвонили. Оживает парень. И удар у него хорошо поставлен. А вот ногами двигать… Сомкнутый неподвижный строй щитоносцев - основа русской военной науки. И прорезается это - повсеместно.
        С утра - молебен на пристани в Мологе, потом дождались, пока княжьи лодии вперёд выйдут, потом боярские по старшинству, наконец - мы следом. Дальше - уже ушкуи идут да купчики тянутся.

* * *
        Переход короткий - Усть-Шексну можно бы проскочить без остановки, да уж больно место памятное. Здесь, во время Ростовского восстания ещё один Ян - Вышатич, волхвов рубил. На их костях церковь поставили.
        Рядом ещё место интересное - Переборы. Тут Волгу вброд переходят. Досюда будут доходят хлебные низовые кораблики в Имперские времена. Отчего и разрастётся Рыбная слобода в город Рыбинск. В сезон будет собираться сюда разных биндюжников да бурлаков - вчетверо против горожан. Дальше-то - только плоскодонками или посуху. Но сперва - надо Казань с Астраханью взять под русскую «шапку».
        Потом в эти Переборы посадят водосливную плотину Рыбинского водохранилища.

* * *
        Интересно мне посмотреть, как наши ушкуйники - брод проходить будут.
        Посмотреть на ушкуи на мели - не удалось. «Волгу - вброд», «по колено» - это в межень. Сейчас вода высоко стоит - никаких проблем нет, а вот моё внимание к ушкуйникам…
        Может, кто-то думает, что главная забота в армии: «как побить врага?»… До супостата ещё дойти надо. Дожить бы до такого удовольствия…
        Стендаль правильно пишет:
        «Если солдат здоров - он хочет вернуться домой, помыться, поесть и завалится в постель с женой. А если солдат болен, он - не солдат».
        Три главных войсковых проблемы: жратва, бабы, дисциплина. Что-то не так по первым двум пунктам - «дисциплина хромает». А она в средневековых армиях и изначально… Безногая?
        У нас нынче два десятка «строевых» лодий - 5 - 6 сотен мужиков. А баб - две. Княжья сударушка и её служанка.
        Служанку я видел. Внешне… тот же Резан, только «без архитектурных излишеств». А в войске… девять из десяти - парни от 15 до 20 лет. Все - холостые. То есть - нормального навыка общения с женщинами не имеют.
        Для них «баба» - или мать: на стол подаёт да по ушам полотенцем бьёт, или девка на вечорке: мнётся, жмётся, не даётся. Хихикает, дурит, капризничает. Её бы прижать… Ан нет - рядом старшие. Которым всего этого… им бы - лишь бы новых забот не было. А то - и морду раскровянят, и спину распишут.
        И тут… воля! Сравнивать войско на походе против жизни дома… Ай-лю-ли! Любо-дорого! Свободой - не надышаться!
        Десятник - не батя с дедом, не уследит. Да и вообще: дома велят - чтобы покой был. А в войске… лихость в цене. Тут тебе честь не по отцу, а по тебе самому. Тут - не мелюзга сопливая, не старики бранчливые, скотина не поеная, дрова не колотые, трава не кошенная, мусор не вынесен… Тут не «мирок» деревенский - мир божий! Во всей своей красе майской! А вокруг - полно таких же! Молодых, рьяных… не битых, не ученных…
        «Великий пост» им досрочно оборвали, жор идёт - «в три горла»: надо много чего съесть, пока не испортилось. Опять же - вокруг весна и нерест. Природа вся… всякая букашечка… «плодится и размножается». И всякому живому… ну очень хочется… как та букашечка… или хоть как та травиночка…
        «Я был когда-то странный
        Мальчонка безымянный,
        К которому девчонки…
        Никто не подойдет.
        Теперь я стал войняшка,
        Мне каждая милашка
        При встрече сразу
        Даёт-даёт-даёт!».
        Гребля, конечно, несколько снижает накал… и предоставляет простор… для выхода энергии. Но народ в это занятие уже втянулся, начинает напряжённо интересоваться окружающими… пейзажами.
        «Как будто вьюга намела
        Два этих маленьких холма».
        Вот эти? Таких маленьких? А давай сделаем побольше.
        Делают. Стараются. Но… не по Бёрнсу:
        «И между мною и стеной
        Она уснула в поздний час».
        Какой может быть сон у «девушки»?! Страда пришла! День - год кормит! Утром войско уйдёт, что нахлопала - то и полопала.
        Каждый вечер, как только войско становится лагерем, с округи сбегаются туземцы. Кто-то барахло тянет на продажу - «продукцию народных промыслов». Но откуда у смердов - товары для войска? Особенно - по весне, когда старое - уже съели, а новое - ещё не выросло.
        Ходит мужичок-коробейник по лагерю, кричит:
        - А кому ложку? А кому ложку?
        - Дядя! Не ори над ухом. Что ты хренью занимаешься? У всех же свои ложки есть.
        - А… Ну… А вдруг кто обронил? Или - погрыз? Слышь, эта, мил человек, а может тебе… того… бабёнку? А? Дело-то молодое…
        - Жену, что ли, предлагаешь? Так у твоей благоверной и зубы, поди, уже от старости по-выпали.
        - А на что тебе в этом деле бабьи зубы? Не, не жену. Сноху. Молодая, горячая, сла-а-адкая… Тама вона, в леску дожидается. С супруженицей, стало быть, моей. (И громко, уже всему личному составу, отдыхающему вокруг костра). А, ребятки? Баба надобна? Чистенькая, беленькая, третьего дня в бане намывалася. А? Ласковая такая. И возьму недорого: по ногате за разик.
        Лихой купец: у нас в хоругви два десятка самцов. Это - гривна. Две коровы. А сноха… «не лужа - останется и для мужа». Денёк отлежится… А то - и так. Пахоты да боронования ещё нет, работы по хозяйству - не тяжкие.
        Многовато он просит: нам как-то в Пердуновке Кудряшок свою жену предлагал по куне. Но там, конечно, рынок был куда как ограниченнее. А тут вона сколько… хотелок озабоченных.
        Семейный подряд. Но это - редкость. В смысле: редкость, когда такие дела мужчины предлагают.
        В русском языке «сводня» - очень древнее слово, как «сваха». Производное мужского рода: «сводник» - позднее. А уж «сутенёр» - и вовсе новодел. К «свахе» мужской род так и не образовался. Свахун, свахец, свахуярин…? Исконно-посконное гендерное разделение профессий.
        Обычно заявляется старуха. Но - не сваха. И начинает расписывать. А то и показывать: стайка из двух-пяти баб. Бабы - хихикают и жеманятся, старуха - цыкает и цену держит.
        Дальше - по-всякому. Когда становимся лагерем возле города - сбегаются почитай все посадские, да и городские подзаработать выскакивают. Наши 5 - 6 сотен «необогретых» - «обогреваются».
        Как попадаем возле селения небольшого… Десяток-другой баб да девок на нашу орду… А серебра-то у кого из воев вовсе нет, а у кого есть, да отдавать жалко. И смотреть не на что, и цена кусучая, и очереди ждать до утра… «Я тебе серебрушку обещал? Я тебе ещё пообещаю…».
        Начинаются эксцессы. С одной стороны - наши. С оружием под руками. С другой - бабьё с визгом на три октавы. Впереди - деревенька. Там мужики с кольями. Рядом шатёр княжеский. Там нурманы с мечами…
        Бабы в лагерь не идут - побаиваются, воины в селение… - аналогично. Уже есть примеры. Только толпой. Большинство устраивается «в кустиках» вокруг лагеря. Про «минное поле» вокруг воинского стана - я уже рассказывал? Про разных «санитаров леса», которые за этой полосой водятся… А придавить молодого, горячего - аж дрожит, ничего не видящего-слышащего, полу-одетого, в полу-спущенных…
        Бардак. В смысле - наоборот. Борделя-то и нет. Фокус в том, что в хоругвях бабы запрещены.
        Британский адмирал в отставке как-то признавался:
        «На всех кораблях королевского флота есть женщины. Матросы тайно их приводят и скрывают. Держать под контролем офицеров все помещения современного эсминца - нереально».
        У нас тут плоскодонки-«рязаночки», а не эсминцы «её королевского величества британского флота». Баб из-за их одежды и платочков - далеко видать. Поэтому в лодейках их нет. Но следом тащатся купцы.
        Гюго, рассуждая о маркитантах, следующих за войском, в священном ужасе, шокируя тогдашнюю доброжелательную читающую публику, уточнят: «Некоторые - даже со своими жёнами!». Какой ужас! Какое падение нравственности!
        «Отшумели песни нашего полка,
        отзвенели звонкие копыта.
        Пулями пробито днище котелка,
        маркитантка юная убита».
        Да, вот это - писец. Если уж и кулеш сварить не в чем… А «маркитантка юная»… Я не скажу за возраст, но по опытности… Разве что вспомнить тринадцатилетних девчушек из разных «лагов», привычных пропускать через себя бригады лесорубов.
        У нас тоже такие есть: за воинским караваном тащится с десяток разнокалиберных лодочек. Есть там и десятка полтора персон в платочках. Купчики, владельцы лодок, обычно представляют их родственницами:
        - Тёщиной двоюродной сестры падчерица. Вот, упросилась в поход - на приданое подзаработать, сами-то они… бедноватенькие.
        У Потёмкина под Очаковым был целый «цветник» «племянниц». Правда, попытки уточнения степени и линии родства воспринимались светлейшим как личное оскорбление.
        Эти - «родственницы», типа «трёхрублёвое заведение» по Куприну - приберегаются для командного состава. Им и палатку поставят, и винца кое-какого предложат. Но и цены… А солдатня… с чего поймалось - с тем по кустам и повалялось.
        По мере того, как народ втягивается в греблю, а караван ход снижает, православное воинство, как и любое другое в подобной ситуации, начинает звереть. Девки купецкие даже в кустики - только толпой и под охраной. А то одну уже… прижали насмерть. Похоже, просто чтобы не орала, да сил не рассчитали.
        Умные люди такие… коллизии предвидят и наперёд озабочиваются. А кто на «Святой Руси» самые умные люди по части речных походов? Тут есть разные мнения, но наша хоругвь из боярских - последняя, следом - ушкуйники новгородские. Вот к ним и присматриваюсь.
        Глава 320
        В Усть-Шексну пришли хорошо засветло. Поставили нас выше самого устья, Резан с ребятишками за речку в город пошёл - молебен там, торг какой. А мы с Суханом остались лодку с барахлом сторожить.
        Мне, знаете ли, на люди выходить… Хоть у меня и панцирь в кафтане зашит, а вся спина в синяках - народный восторг в таких дозах выражается болезненно.
        Пейзаж: река, песок, бережок, тропка на горку. На песочке - лодки вытянутые, на бережку - мы лежим. На горке какая-то деревенька подгородная. Под горкой, там, где тропка с берега вверх поворачивает - лесок. Чуть зеленеть начал. По тропке, по бережку, за версту, идёт пара - мужик да баба. Мужик тащит на плече две жердины, баба - в переднике какую-то траву.
        Рядом с нами, шагов в 20, валяются у костерка четверо новгородцев, тоже - своему ушкую охраняльщики. Их старшой, немолодой солидный приличный мужичина, вдруг поднимается, оглядывается по сторонам, внимательно рассматривает топающую к нам по пляжу пару туземцев, что-то говорит своим коллегам.
        Один из них подбирает на траве гальку, укладывает в середину сушившейся портянки, заматывает жгутом. Нет, камень маловат, чуть дальше, в паре шагов - галька покрупнее.
        Все поднимаются. Старший извиняющимся тоном обращается ко мне с просьбой:
        - Э… Уважаемый. Не сочти за труд - присмотри за вещичками нашими. Мы тут отлучимся ненадолго. В деревеньку и назад.
        Меня теперь все знают, по разным делам обращаются, почему - нет? Лежу, загораю.
        Парочка с жердями на плече и лопухами в переднике проходит, тревожно на нас поглядывая, мимо, сворачивает по тропиночке с берега к себе в деревню. Дальнейшее происходит в 20 шагах от меня, на первых метрах подъёма на горку.
        - Э… Уважаемый. Не сочти за труд…
        Новгородцы уже возвращаются, хотя, по времени даже и дойти до дворов не успели. Их старшой озабочено спрашивает туземца:
        - Не подскажешь ли - есть у вас добрые плотники? Мы б хорошо заплатили. Серебром полновесным.
        Парень с жердями останавливается, перекладывает палки поудобнее, от чего его супруга, слишком близко подошедшая, отшатывается назад. Один из новгородцев подходит к ней, добродушно улыбается, отводит в сторону торчащие перед её лицом концы жердей, что-то спрашивает, заглядывая в травяную охапку в переднике.
        Парень мимолётом оглядывается, но внимание - на собеседнике. Дело-то - из наиважнейших: серьёзный человек толкует об «отдать серебро».
        - Дык… мы и сами… у меня батяня на всю нашу деревню - первый плотник… а что за работа-то?
        Собеседник подхватывает парня за локоток и постепенно ведёт вперёд. Я слышу, как он внятно, убедительно объясняет:
        - Мы ж лодиями идём. Поход-то дальний. Ну, ты парень головастый, сам понимаешь. Припасу много брать пришлось. Лодейка-то гружена, сидит низко, под борта. А как быть коли господь победу над ворогами даст? А? Вот. Правильно понимаешь! Нужно ещё чего-то придумать. Нужно корыто большое. На привязи тащить. Для хабару. Такое… объёмное. Но - не тяжёлое. Но крепкое. Мы б за такое и полугривну бы не пожалели. Потому как край нужно. Возьмёшься?
        - Эта… Чего, целую полугривну?! Кунами?!
        - Точно. Вот такими. Нашими. Новгородскими горбатыми.
        На юге Руси куны делают плоскими, новгородские - с горбиком.
        Мужчина развязывает кошель, достаёт и показывает серебро. Парень чуть не втыкается носом в ладонь новгородца.
        - Ну как? По рукам? Но надо быстро. Мы ж утром уйдём.
        - Как утром?! Да где ж мы такую колоду-то возьмём?! Чтобы из неё такое корыто исделати?
        - А что, готовой нет? Мда… жаль… а я уж понадеялся… Знать - не судьба. Ежели у лучшего на деревне плотника нету… Придётся в другом месте спрашивать. Ну, бывай здоров.
        Мужчина откланивается и неторопливо спускается по дороге. Парень расстроено смотрит ему вслед. Потом озадаченно озирается:
        - Э… Эй… А жёнка моя где?
        - Твоя? А кто ж знает? Верно, домой пошла, пока мы тут разговаривали.
        И новгородец также спокойно топает к бережку. Парень растерянно оглядывается, потом зло поджимает губы: как это жена без спросу у мужа - ушла? И быстрым шагом отправляется в деревню, сыскать и наказать дуру-бабу.
        Не думаю, что ему это удастся. Пока шёл торговый разговор, пока крестьянин со всем напряжением умственных и душевных сил, вслушивался в обстоятельную беседу потенциального заказчика, переспрашивал, уточнял, повторял, соображая как бы не упустить выгодный заказ, не продешевить, но и не отпугнуть, за его спиной происходил другой процесс.
        Вытащив листик из вороха травы, стоящий перед женщиной новгородец, что-то говорит ей, улыбаясь. Вот так, с улыбкой, он берёт из передника ещё пучок зелени и суёт ей в рот. Женщина, в растерянности реагирует с запозданием, взмахивает одной рукой - вторая держит передник, чтобы не рассыпать этот… щавель. Один из прошедших только что мимо неё подельников, перехватывает вскинутую руку. Второй сзади накидывает скрученную портянку так, что галька оказывается у неё рту, поверх заткнутого туда силоса, затягивает хвосты и сдёргивает ей на лицо платок. Баба, наконец-то отпускает свой передник - снять помеху с глаз, убрать портянку изо рта, но, улыбающийся ей в лицо вегетарианец, одной рукой уже держит передник, другой - её руку. Которую отдаёт напарнику за её спиной. Тот успевает ещё дёрнуть поясок передника на спине женщины, и тряпка с травой остаётся в руках улыбающегося вегетарианца. Он аккуратно сматывает передник, чтобы не просыпать травку на дорогу. А его партнёры, быстренько сматывают бабёнке локоточки за спиной. Разворачивают и, придерживая под руки, втроём, закрывая своими телами с боков и сзади,
спокойным шагом ведут к леску у тропки.
        Они идут ко мне, и я вижу, как правый опережает события - начинает лапать бабёнку, хватает за груди. «Шарит дуру за титьки». Кажется, только теперь она начинает понимать - что происходит. Рвётся, мычит. Звук негромкий, муж в десятке шагов, занят исступлённым разглядыванием серебра на ладони своего собеседника. Она упирается босыми пятками, мотает головой, её чуть приподнимают, чуть ускоряют ход. Вся процессия ныряет в лесок. Там-то… и леса-то… Я ещё успеваю понять, что бабе на голову надевают мешок, переворачивают, так что из завязанной горловины торчат только грязные босые пятки. Ноги - заматывают, мешок вкидывают на плечи, пару раз бьют кулаками… Всё - за стволами деревьев уже не видно.

* * *
        Мы в Пердуновке отрабатывали скрадывание людей, но там цель была другая - снять дозорного, убрать сторожа. Сходно с делами охотницкими. А вот так, по-городскому, практически на улице, в десятке шагов от законного мужа, в прямой видимости от поселения…
        Не знаю как скрадывали, например, ту же Роксолану - она, всё-таки, была дочерью большого начальника, вела другой образ жизни, но людей в Средневековье, воруют постоянно. Основное отличие от 21 века - отсутствие эффективных транспортных средств. В 21 веке достаточно притормозить рядом с девушкой…
        Так предоставляли «наложниц под заказ», например, из Ростов-Дона в Чечню. Интересно, что и «производители товара» и приобретатели - не столь давно были нормальными советскими людьми, учились в советских школах, где по одной, в общем-то, для всей страны программе сеялось «разумное, доброе, вечное». Руководили колхозами и предприятиями, служили в сов. учреждениях, проходили срочную службу, заведовали отделами по реализации компьютеров или учили детей в ПТУ и техникумах…
        Потом - раз… и стали работорговцами и рабовладельцами. «Во имя аллаха» или кому как нравится.
        Сходно, в смысле транспорта, брали агенты царской охранки революционера-народовольца Германа Лопатина.
        Зная, что жандармы регулярно перетряхивают его имущество на квартирах, где он останавливался, Лопатин, продолжая активную организационную деятельность, носил все списки членов «Народной воли» на себе.
        6 октября 1884 года жандармы провели первый в России «арест на улице»: к идущему по Невскому Лопатину подъехала пролётка, два прогуливавшихся по тротуару господина, вдруг подскочили, завернули «объекту» руки, прямо на глазах изумлённой фланирующей публики, втолкнули в пролётку. И - укатили.
        До этого арестовывать всегда приходили на дом.
        Инновация оказалась эффективной: найденные на Лопатине документы и записи позволили раскрыть всю сеть революционной организации.
        Здесь - ни автомобилей, ни пролёток. Поэтому новогородцы, вероятно, используют концепцию «необорудованного места временного хранения».
        Интересно, надо запомнить.

* * *
        Мой сосед возвращается на своё место и вежливо благодарит:
        - Спаси тебя бог, боярич, за присмотр.
        Провожает мой взгляд вслед ушедшей в лесок группе, заговорщицки подмигивает:
        - Эт само собой. Как чуть в чуйство приведём - тебе завсегда. Без серебра и вперёд остальных.
        - А не боишься?
        - Кого? Этих сиволапых?! Да они шапку у себя на голове полдня ищут!
        Он, посмеиваясь, напел мне из песенки про жителей Пошехонья:
        «Лаптишша-то на ем, черт по месяцу плел,
        Зипунишша-то на ем, решето-решетом,
        Поясишша-то на ем, что кобылий хвост,
        Шапчишша-то на ем, что воронье гнездо».
        Как раз про местных. Пошехонье - «местность на реке Шехонь», Шехонь одна из форм названия реки Шексна, от древне-угорского названия птицы - «дятел».
        «Дятлы» прибежали часа через два. Два десятка мужиков с кольями.
        - Во! Вот етот! Вот он мне глаза отводил! Вот он мне помороки забивал! У, образина ушкуёвая…
        - Но-но! Не замай!
        Дальше были крик и толкотня. Много громких слов и летящих по сторонам слюней.
        У нас пока народ не накричится, не заведёт себя до истерики, до «писать кипятком» - драку не начинает. Почему ж им так моё молчание на «поле» в глаза сразу бросилось, почему и это погоняло появилось: «немой душегубец».
        Покричали, поплевались, потолкались… А потом стало поздно - мои из города подошли, у других стягов народу прибавилось. Прибежал и дежурный боярин по лагерю:
        - Ты у хрестьянина жёнку увёл?
        - Не, ни дай боже! Да на цо мне тая лахудра?! Я её вблизи и видал-то только мельком, за его спиной. А уж куда евоная бабёнка курвёная - гулевать пошла… Вот как перед иконой святой перекрещусь!
        - Так с какого… хрена, ты, смерд сиволапый, войско православное беспокоишь?! Шум бездельный подымаешь? По батогам соскучился? А ну, брысь с лагеря!
        Забавно: не я один на «Святой Руси» умею правду говорить. Вот же дядя: ни словечка не солгал.
        Разженённый муж ругался, рвался… ещё с кем-то… чего-то… кому-то… дать больно… кажется, плакал. Земляки подхватили его под руки, поддерживая и подпихивая, утащили в деревню. От греха подальше.
        Мой собеседник презрительно хмыкнул в спину местным и, наконец-то, неторопливо отправился к леску. Посмотреть на результат своего «анализа рынка колод для корыт». «Пощупать воз не вредно» - вот и пощупает. До места «складирования» всего-то метров 100, там, наверняка, слышали весь этот хай и уяснили необратимость сделки.
        Всю ночь у костра соседей шла какая-то невнятная возня, какие-то смешки, прогулки до леска и обратно…
        Поутру, прежде чем отчалили, поинтересовался:
        - Уважаемый, на что тебе такие заботы?
        - С этой-то? А ты прикинь: боярин-то у нас старый, ленивый. Так только, из-за шапки взяли. Тут же поход княжеский - боярин надобен. А так-то мы ушкуйничать сами ходим. Он и не чешется. На ушкуе три десятка добрых молодцов. Молодые, здоровые, сытые… Горячие. Если им бабу не дать - они друг другу зубы выкрошат. А то налезать на молодших начнут.
        - Так на каждой же стоянке бабёнки подкатывают.
        - Это - покудова. Дальше по всякому будет. А и нынче цена-то… по ногате. Тридцать ногат - полторы гривны.
        - Ну, не каждый-то день.
        - Да хоть как! Хоть через два на третий! Всё едино - корову отдай. А без этого будут в артели… негоразды. Боярин наш… хоругвь веду я. Удальцы из своей кишени серебро сыпать… Да и нету у многих. Пока дойдём - я на этой дуре столько серебра сберегу… Это первое. А второе… Тут же и другие идут. То я по корове в день растранжиривал, а то по две - киса прирастать будет. Ежели эта… доходяга костлявая потянет. Ты на ус мотай, боярич. Или где оно у тебя там мотается. Резаться ты горазд, а вот денюжку к денюжке прилеплять… Это купцом новогородским родиться надобно.
        Естественно, когда вечером снова встали рядом, я поинтересовался:
        - Ну, как? Ты ж говорил - без серебра и без очереди.
        - Да путём всё, нормально. Учим. Ещё денёк и будет гожая.
        - А поглядеть? На научение.
        - Да чего там глядеть? Подстилка и подстилка. Дырка ушкуйная. Ей же не петь-плясать, гостей развлекать. Всей науки: чтоб не ныла, подмахивала, да не бегала. Страху научаем.
        - Покажи. Насчёт страха - мне интересно.
        Новгородец недовольно хмыкнул, но повёл меня к лежащему на берегу ушкую.
        После своего опыта с усмирением Варвары на Днепре, после уроков Якова, я предполагал, что и здесь активно будут использоваться речная вода для утопления и женские косы для фиксации.
        Отнюдь.
        В наступающей темноте сперва заметил мальчишку лет 14 - самого мелкого среди ушкуйников. Парнишка уныло смотрел за корму, на текущую воду Волги, и меланхолически стегал прутиком - то по лавке рядом с собой, то по лавке напротив.
        - Как тут она? Живая ещё?
        - А хрен её знает…
        Последовавшая тяжёлая оплеуха, от которой пацан чуть не улетел за борт, послужила убедительным напоминаем о нормах вежливого обращения к старшим. Парнишка быстро-быстро залепетал, оправдываясь:
        - А цо?! Я ни цо! Мыцала цегось. А я - как ты велел…
        - Цыц. Глянь, боярич. Мы ж лодеей идём, не посуху полон гоним. Потому первым делом - пяточки. Батожком. И под пальчиками. И вокруг. После, как перевернём - и по подъёму. Всю стопу и лодыжки. Но не сильно - косточки здеся мелкие, дробить-ломать - не надобно. Так только, чтобы обезножила денька на три. Чтобы не бегала сдуру.
        Только сейчас я понял, что, собственно, вижу в сгущающихся сумерках. На скамейке лежали, подошвами вверх, две небольших женские стопы с уже выраженным омозолением. Прихваченные ремнями за лодыжки к скамейке, они чуть дёрнулись от очередного удара батожком, когда парнишка продемонстрировал своё рвение в исполнении приказа старшого.
        Интересно: техника принципиально отличается от степной. Степнякам приходилось совмещать «воспитание» - приучание к покорности, с «транспортированием» - бегом полона в сторону безопасных становищ. А вот лодейщики работают в более льготных, более стационарных условиях. Хотя, конечно, до «полного стационара» - до боярского поруба… Но зато - одновременное перемещение товара. Почему негров так не возили? Через Атлантику-то - долго, можно было многому научить. Я помню только, что им танцы устраивали. Для поддержания общего мышечного тонуса живого товара.
        Остальное тело было прикрыто каким-то тряпьём. Как я понимаю, не из соображений стыдливости, а по причине вечернего похолодания и множества комаров. Сдвинув эти… зипуны, я смог оценить всю конструкцию.
        Бабёнка была поставлена на колени на дно лодки. Животом - на одну скамейку, пятками - на другую. Коленки - широко разведены, между ними привязано поленце, чтобы не могла свести колени. Предусмотрительность «дрессировщика» простёрлась столь далеко, что на дно лодки под коленки была положена ребристая доска с ручкой, типа стиральной, только поуже.
        Это из древнерусской прачечной утвари. На ней ещё музыку играют. Рубель называется. Не путать с денежной единицей Республики Беларусь.
        Положена, естественно, ребристой стороной вверх.
        - А это зачем?
        - Это… после чуть за коленку тронул - она враз в разброс разводит.
        - Оп-па… А это что?!
        Мне показалось, что между ляжек женщины торчит… конец оглобли. После найденной мною утопленницы с забитым берёзовым колом…
        - А это, вишь ты, зажимное поленце. Берёшь тонкое полено, снимаешь, стал быть, кору, верхний конец ножом расщепляешь. Этак вершка три. Теперя берёшь бабу за еёную потаёнку. Ты-то хоть видал когда? Ну, тады внятно будет. В ращеп - ножик вставляешь, поглубже. Наружные губки срамные её - разводишь, а внутренние - в ращеп влаживаешь. Вставил, ножик вытянул, поленце - хлоп - зажало. Всё, жди-отдыхай.
        - А долго?
        - Да не, полсотни Богородиц. Это нынче мы чуть дольше, чисто для науки. После опять - ножичек вставили, разжал, отцепил.
        - И чего?
        - Оно ж кровь-то пережало. Затекло всё. Тут ты раз - снял. Бабьё на стенку лезет. Воем воет, головой обо что есть - колотится.
        Мой лектор продемонстрировал процедуру снятия.
        Женщина не лезла на стенку исключительно из-за отсутствия оной. Воя не была, поскольку рот, явно, зажат, а головой ей ни до чего не дотянуться. Но мычание и поток попыток движений - наблюдался.
        - Теперя что… теперя у её всё горит. Болит, опухло, глянь - аж в багровое отдаёт. Берём, к примеру, палец…
        Новгородец обмакнул палец в принесённую мальчишкой в шапке речную ледяную воду.
        - И делаем ей милость великую: холодным пальцем по сраму её горячему. Во, глянь! Она уже не отдёргивается, не зажимается - сама прижимается, да подставляется, да надевается. Хочется сучке дурной чтобы, стало быть, жар её нутряной утишили, чтобы боль-то её поуспокоили. Сразу, дура, согласилась бы, а то… «я - мужняя жена, я - мужняя жена…». Ты - дырка ушкуйная! А муж твой - тебя на звон поменял. Ему-то, олуху пошехонскому, серебром позвони - он и отца родного продаст. Он-то ныне, поди, себе другую жёнушку выглядывает. Из подружек твоих, кто помоложе, да по-красивше.
        Очередной приступ мычания подтвердил реальность выдвинутой гипотезы.
        - Понятно. А зачем её малой ваш - батожком по заднице охаживал?
        - А чтоб качалося. Он стукнет - она дёрнет, полешко-то свободно висит - туды-сюды на губках-то и покачается. Чтоб дура не просто колодой замерла, а судьбу свою понимала и прочувствовала. На телеге, к примеру, когда везёшь - тама дорога сама трясёт, тама и другие приёмы-способы есть. А тут вот малька посадил.
        - А с плечиками не пробовали? Полено расщепить не надвое, а натрое. Боковины подрезать, середину - внутрь, чтобы - как в жизни, а губкам - каждой по расщепу?
        - Чего? Во… Ну ты и умён боярич! Мудростей у тя, видать… Не. Не пойдёт. Занозы. Это ж кому ж охота - в бабской потаёнке на занозу… Хотя… Тут я нож вставил, чуть разжал, снял. А там надо в два ножа… В четыре руки… Можно попробовать…
        - Ещё вопросец: ты на мужиках так не пробовал?
        - На мужиках? А как это? У их же ж нету…
        - А какая разница? Кровь-то у всех бежит. Ты своими защепами ток крови перекрываешь. Потом снял - пошла боль. Понятно, что на руку или ногу так не подойдёт. А вот на что поменьше…
        Нету на них Мигеля Сервета с концепцией двух кругов кровообращения!
        Я сам, кстати, кроме самой концепции и не знаю ничего по теме. Но, рассуждая по аналогии… Два часа - предел для жгута на конечности. А вот, если, к примеру, зажать поленцем… Ухо, а не то, что вы подумали!
        Мой «просветитель» пришёл в полный восторг. Хорошо его понимаю: когда ученик вдруг настолько воспринимает смысл излагаемого материала, что готов, пусть даже и коряво, но продолжить тему, предложить что-то своё - это очень радует.
        - Ну, лих, ну, сведущ! Откуда ж у тебя, боярич, такие-то премудрости?! Я-то, по-молоду к пруссам хаживал, на Янтарном берегу зимовал. Пруссы-то деревами с полячками своими полонянками - такие шутки уделывают…! Враз и веру свою забывают, и язык, и мужей-детей-родителей. Только водичка течёт. С какой - слёзки ясные, с какой - желтенькое, а то - красненькое.
        Где-то я что-то похожее слышал… Насчёт пруссов… Не от Кастуся - у нас другие разговоры были, не от Фанга - голядь пруссов не любит.
        - А ещё чему тебя пруссы выучили?
        «Экскурсовод» скинул остальное тряпьё и продолжил:
        - Тута под пупком поленце положено. Ты глянь как она поставлена: весь вес - на коленки да на пупок. Брюшко-то у неё слабоватенькое. Три десятка добрых молодцев на нём как по-гукаются… Полежит в напряг - брюшко-то и окрепнет. Только корму давать не надо - обделается. Задок у её… перестаралися малость в прошлую-то ночь. Ни цо, нынче отболит - завтра годна будет и с этой стороны… На сиськах - защепы такие ж. Сиськи у ентой дуры… одно название. Надувать надо.
        «Эксперт по надуванию» повторил манипуляции по снятию. Даже в темноте был виден фиолетовый оттенок, маленьких, в размер лесного яблока, грудочек этой крестьянки.
        - А главное, конечно, вот.
        Я сперва не понял. Экскурсовод показывал на голову женщины.
        Какой-то ременной намордник, стягивающий ей челюсти, так, что только мычать может? Хорошо затянутый ошейник с закруткой? Наглазники?
        - Главное - кос-то нет! Всё - ей теперь на люди не выйти. Только в омут. Вот отойдут у ей ножки, кинется она сдуру в побег. А куда? До первого же прохожего-проезжего. Ну мужики-то… понятно - зае…ут. Но не сразу. А бабы-то - сразу дубьём забьют, в клочки порвут. Или, примеру - к начальству. Да кто ж с сучкой обскубанной говорить-то будет? И на порог не пустят. Ножней у нас нет - так, ножиками откочерыжили. Да, вот ещё: ты елки-сосёнки для таких дел не бери - смолятся они да занозятся. Березу бери, дуб…
        Разве мог я тогда, в темноте Верхней Волги, выслушивая советы опытного «эксперта по деревоприменению», предвидеть, что через семь лет на другом краю страны буду перебирать кучу полешек, отбрасывая еловые, дабы «привести к послушанию» королеву, мать трёх королей… Что от этого «щепного товара», порушится одно из сильнейших королевств христианских, что миллионы людей погибнут или будут угнаны…
        Планы, предвиденья, прозрения, предсказания… ерунда всё это! Да, я строил планы. Когда было из чего. И предвидения случались. Когда было что. А так-то… просто шёл, смотрел, думал. Учился. Учился у туземцев, у «Святой Руси». «Мне учиться - что с горы катиться». И восприяв науки разные, применял их по моему понятию уместности.
        Не надо из меня великого пророка да чудотворца строить. Стройте ученика прилежного.
        «Коллега-эксперт», кажется, предполагал, что я немедленно приступлю к реализации его технологии на других… субъектах. Но насчёт ёлок-сосёнок он зря сказал. Потому что я вспомнил. Потому что была у меня такая наложница с «деревянным именем» - Елица. И приключилася с ней историца…
        Мы выбрались из лодки, малёк закидал бабёнку тряпками, побежал, пока старшие присматривают, до ветру.
        - Э… Милейший, скажи мне - нет ли у тебя брата? А у него - сынка взрослого?
        - Э… Уважаемый, почто спрашиваешь?
        Мир - тесен. А особенно для той малой доли людей, которые в нём двигаются. Бывалые воины, истовые паломники, дальние купцы-гости…
        Почти все люди живут в своём тесном «мире» - деревенской общине. Но и те, кто вышел в «большой мир», кто топчет дальние дороги - скоро узнают, что и на другом конце света всегда сыщется такой «подорожник», который тебя знает, или о тебе слышал, или вёл дела с твоими знакомыми…
        - Такой молодой мужичок, очень исполнительный и деловой, хорошо грамотен, женат, с женой своей весьма в любви и согласии…
        - Он тебе денег задолжал?
        - Что ты! Как можно! Ну, если не родня - извини…
        - Стой. Ты ж… ты ж смоленский! Как я раньше… И имя-то у тебя - Иван Рябина! А Рябиновка, часом, не ваша ли вотчина?
        - Точно. Угадал. Значит, это твой племяш ко мне с обозом тогда из Новгорода пришёл? Толковый - я думал его приказчиком в имении поставить, да не схотел он. В офени выпросился.
        «Эксперт» разулыбался, едва ли не обниматься кинулся:
        - Племяш - он такой! Как он там? Пойдём к костру, посидим-потолкуем. Мы ж там всем семейством запереживались вовсе. Баба его всё слёзы выплакала, на дорогу глядючи. Как расскажу ей - такая радость будет…!
        Восторг и благожелательность. Только я помню рассказ тогда, в моём пытошном застенке: именно этот человек подтолкнул своего племянника «сбегать посмотреть на тот конец», откуда пришёл в Новгород мой хлебный обоз. Тесен мир, тесен…
        - Расскажу, не велик труд. Только ты мне сперва девку отдашь.
        - Да я ж говорил: тебе - завсегда, без серебра и очереди…
        - Насовсем.
        - А? Не… Ты чего?! Это ж не по-людски, не по-человечески…. то - сказ, а то - баба… да ну, окстись!.. я на ней по корове в день сберегу, по две заработаю… да ты подумай, у тя ж головушка светлая, ты ж вот ныне сходу такую штуку интересную… Не, ты сравни в цене…
        Я ждал. Не умён. Хитёр, опытен, выучен… а - не умён. Не может понять, что торга не будет.
        А я-то - «умён»? Только та же «корова в день», ну «пол-коровы», и в нашей хоругви. Пока мы её решаем дополнительными строевыми и физкультурными упражнениями. Резан старается. Но времени мало - кусок вечера от швартовки до отбоя. Минус ужин и гигиенические процедуры. По-настоящему - парней не умотать. Чуть ребятки втянутся… Да и самому… на мозги давит.
        Может, не надо было открываться этому… «эксперту»? Так он и сам мог в любой день додуматься! После «божьего поля» всё войско в курсе, что я - смоленский, что - Рябина. Теперь я хоть чётко знаю - к кому спиной…
        - Ну как - по рукам?
        - Бабу отвязать, завернуть, отнести к моему костру. Потом - сказ.
        - Не, ну мы ж договорились!
        - Твои договоры - твои заботы. Другой цены у меня для тебя нет. Я спать пойду. Тебе «дырка ушкуйная» дороже племяша? «Дырку» - и другую найдёшь, а племяш у тебя… Говоришь, баба его все слёзы выплакала? Значит, и дальше… ей писать нечем будет. Решай.
        В самом деле, я развернулся и пошёл к своему костру. На условной границе между нашими стягами дядя догнал, схватил за рукав.
        - Ладно, согласный, забирай. Ну, чего там у племяша?
        - Повторяю медленно: бабу отвязать…
        Он всплёскивает руками, мечется, фыркает:
        - Ну что ж ты такой… недоверчивый?! Ну прям как нерусский! Ну я ж сказал - согласный…
        Дядя, тебя в 90-х не кидали? А меня кидали. На ломщиков не натыкался? Тебе дальше по списку, где я опыта поднабирался? Это ж чисто случайно, что в Хопер-Инвест с МММ… а уж на улицах, в подъездах, поездах, подворотнях… Задержки с зарплатой… задержки с доставкой… турфирма вылетает вместе с офисом… со всем экс-совейским народом… Я уже лапшу с ушей не снимаю, я из неё - обед варю.
        - Повторяю медленно…
        Плюнул, матюкнулся, побежал своих тормошить. И куда только благообразие с вежливостью подевалось?
        Притащили куль в овчине. Положили к ногам. Заглянул - точно.
        - К костру.
        - Да ты цего?! Да ты оммануть меня надумал…!
        - К костру. Чтобы все видели, что ты сам отдал.
        Отнесли, положили.
        - Ну, говори.
        - Твой племянник соблазнил мою наложницу. Дабы она вынесла серебро из кладовых моих. Но - попался. Был бит кнутом. Нещадно. Денёк помучился и сдох. Похоронен по христианскому обряду на кладбище в сельце моём, Пердуновкой именуемой. Всё.
        Он сперва ахнул, потом руками замахал, кинулся хватать меня за грудки:
        - Ты… ты… с-сука…
        - Ошибся, дядя. Я - не сука, я - кобель. «Зверь Лютый».
        И - с двух рук по почкам. Так и он повис. На моих… «грудках». С подвыванием. Ушкуйники подскочили, оцепили, увели к себе.
        Лазарь возле меня с ноги на ногу переминается, саблей комаров отгоняет:
        - Иване, а это чего было?
        - Разговор был. Душевно-торговый. Натуральный обмен: товар на новости. Новости… сам видешь - не понравились. Резан, с этой ночи - костровых постоянно.
        Только сели - малёк прискакивает:
        - Эта… ну… а овчину с вязками?
        Куль развязал, бабёнку у костра вывернул и убёг.
        Наши… Вся хоругвь в полном составе. Сорок юбилейных рублей разных цветов.
        - Во, бл… Баба! Бл…! Ну ни х… Ё! Дык она ж больная!
        Ну, типа, да.
        Часть 59. «Сидят и слушают бойцы - Товарищи мои…»
        Глава 321
        «Я прошла в свою ванную комнату. Встав под струи воды, приняла душ. Вытерлась полотенцем, кинула его на сушилку у стены. Так, в неглиже, прошла через спальню в бело-бежевых тонах, вошла в гардеробную. Из большого зеркала на меня смотрела симпатичная, а при правильном макияже даже красивая, девушка, на вид лет двадцати двух. Волосы черные, ниже лопаток, в стрижке удлиненный каскад. Глаза ярко зеленого цвета с длинными и густыми ресницами. Брови красивой формой изгибались над зеленью глаз. Губы пухлые, с четким контуром и острым бантиком, ярко-розового цвета. Фигурка тоже не подкачала, но на любителя. Высокая грудь второго размера с крупными розовыми сосками, тонкая талия, длинные ноги и упругая задница. Но тело было слегка перекачено. Из восьми кубиков, на животе видны четыре, икры подтянуты, бедра тверды с выраженным мышечным слоем, на руках так же видны сухие, тренированные мышцы»…
        Мда… Я-то вообще… - всеядный. Или здесь правильнее - всетыдный? Всетыкный? В разумных, конечно, размерах. И - частотах. Но вот таких… сущностей - здесь просто нет. Совсем. По каждому пункту. Начиная с «в свою ванную комнату».
        Насчёт кубиков… интересно. А они - с буковками? Или - со зверюшками? Или - с символикой?
        Графическая последовательность из пятиконечной звезды, круга, квадрата и треугольника… слева-направо… русскоязычными по всему миру - читается мгновенно и однозначно.
        Подавляющее большинство туземцев вызывает у меня впечатление нездоровых людей. Данный экземпляр… Её лет 16 - 18, понятие «дефицит веса» - первое, что всплывает в памяти при взгляде на любую её часть. Дальше - только узники Маутхаузена.
        Это - не чисто русское. Святая инквизиция, например, было отнюдь не отмороженным разгулом мракобесия, а вполне стройной, обеспеченной нормативами и инструкциями, юридически и методически целостной системой. Были разработаны и неукоснительно исполнялись наработанные методики получения объективных доказательств вины подозреваемых.
        Как всем известно, ведьмы летают на шабаши на мётлах. Авторитетные мудрецы, из известнейших схоластов и натур-философов, после многочисленных исследований и экспериментов, установили, что грузоподъёмность летающей метлы не может превосходить трёх пудов. Следовательно, если вес женщины, подозреваемой в ведовстве - больше, то летать она не способна, обвинение - ложное.
        А теперь прикиньте, каков был средний вес женщин в Западной Европе, если костры из ведьм постоянно грели атмосферу в 16 - 17 веках?
        Чисто для знатоков: в Демократической России мужчины считают наиболее привлекательными женщин ростом 165 и весом 65. Не швабро-лётных. А не то, что вам показывают.
        Вторая мелочь: при негативном давлении окружающей среды гендерные различия формируются с запаздыванием. Проще: унисекс - результат постоянных детских голодовок.
        Визуально: передо мной тощее тельце, кости видны под кожей по всей поверхности, талия отсутствуют как класс, ягодицы… - аналогично, груди - недозревшими плодами изначально беспородной яблони. Но не зелёные, а в переливах фиолетового цвета. Багровые, местами до черноты, опухшие, вывернутые наружу половые органы. Остальное - расцвечено синяками всех цветов радуги, ссадинами разной степени запущенности, круговые синяки на шее, локтях, кистях, лодыжках. Стопы… ровно голубенькие, стоять не может.
        А, ещё - длинная синяя полоса поперёк живота через пупок, спина расписана в полосочку, задница - в косую клеточку.
        Приятель рассказывал как-то:
        «Служил я однажды в армии. В одной такой… танковой. Жил в офицерской общаге. В комнате с очень колоритными сожителями. Или соседями? Не суть. Я-то и сам по себе колоритен. Но были еще Мишаня, вор с двадцатилетним зоновским стажем и капитан. Пилот беспилотных летательных аппаратов. Прикольно. Если беспилотный - откуда пилот? И еще в комнате у нас жили два телевизора - один на другом. В одном не было изображения, в другом - звука. Поэтому включали их вместе. Рассея, млять! Голь на выдумки хитра! Нет, чтоб починить. Было бы два телека. А с другой стороны - зачем нам два? Так вот, этот капитан каждое утро после утреннего туалета и помывки становился в трусах и полотенцем на шее напротив телевизоров, смотрел на аэробнутых девок (если помнишь, в те времена по утрам красивые полуголые девки под музыку изображали зарядку), смотрел минут пять, а потом говорил: - Е…ёт же их кто-то! - одевался и шел на службу. Это был ритуал. Впоследствии мы с Мишаней смотрели вместе с ним и хором повторяли эту сакральную фразу. К чему это я?».
        А к тому, что найти на «Святой Руси» что-нибудь, похожее на повод для сакральной фразы - крайне тяжело. Единственное, что несколько успокаивает - пилотов беспилотников здесь тоже нет.

* * *
        - Так… Всем на горшок и спать.
        - Цего?
        - Твою мать… Резан, костровых - выделить, парами, по два часа. У костра не сидеть, на огонь не смотреть. Смотреть… за нашими соседями. Басконя, бабу промыть тёплой водой снаружи и изнутри, смазать царапины, чистые повязки.
        - Насчёт промыть бабу изнутри - я завсегда! Мне и воды не надоть - своя уже капает.
        - Идиот. На занозу наскочишь.
        Мда… строевой маловато - парни глаз оторвать не могут. Пошли «вечерний променад с водопадом» исполнять, штаны в кустах развязывают, а сами назад смотрят. Ох, и уделаются же они! В первом же городе… «пол-коровой» не обойдётся. Своего серебра у детей нет, а хоругвенная киса… там вошка с блошкой хороводы водят.

* * *
        Я раньше «святорусское ополчение» как-то… посолиднее представлял. «Мужи брадатые, клинки булатные…». Или, там: «с шелома - вспоены, с конца копья - вскормлены». Сорок тысяч сплошных ильёв муромцов и все скачут.
        Фигня.
        Никто не отменял демографической пирамиды: основная масса населения - «дети и юношество». Средний возраст смерти мужчины в «Святой Руси» - 39 лет, в моей Демократической России на уровне 2010 года - 63. Здешний пятнадцатилетний мальчишка, по доле уже прожитого, соответствует мужчине 24 лет. В воины, налогоплательщики, мужья - годен. Но… мозгов-то нет!
        Никто не отменял способа хозяйствования. Мужик должен в поле орать, а не глупостями заниматься: где-нить копьецом по-тыкивать, мечом помахивать. Поэтому разумные, хозяйственные… мужчины - в поход не идут.
        Как выглядел бардак первой русской мобилизации в пореформенной России на русско-турецкую войну, насколько это несовместимо с нормальной крестьянской жизнью - описывает Энгельгардт. Здесь - ещё хуже. Тронуть домовитых семейных мужиков… нахлебаются все и надолго.
        Остаётся шпанка приречная, бобыльё неприкаянное да пацанва смердяческая. Птенчики. Которые вырвались из своих курятников, собрались в стаю, и старательно изображают из себя петушков. Типа: во какой я ныне важный! Прокукарекаю - солнце встанет!
        Есть тонкость: серьёзные мужики подымаются, когда нашествие. Когда «враг у порога», и надлежит «всем вместе, в едином порыве, общим усилием… защитить родные нивы и пажити…». Но для тверских, к примеру, мужиков, какие-то муромские «нивы и пажити» - отнюдь не родные. Что-то где-то… хрен знает где. Как в Демократической России - Сирия. А уж Окская Стрелка, Бряхимов… типа Бангладеш. Слыхал, есть гдей-то…
        Ещё одна странность, уже у меня лично. В Пердуновке вокруг меня было много нормальных взрослых мужчин. Нет, была и куча подростков. Но я общался больше с мужами умудрёнными. Отношения со всеми были весьма определённые: я - старший. Я и привык смотреть на всех несколько… по-старшему. Наставлять и оберегать.
        Теперь это… «родительское чувство» и здесь догнало. А уж после «божьего поля»… даже и бородатые «вятшие» поглядывают насторожено-заинтересовано-уважительно. Отнюдь - не презрительно-покровительственно на сопляка плешковатого. И как-то так получается, что мне, хоть бы об одной нашей хоругви, но надо заботу иметь. Об этих… петушках прыщеватых и бестолковых.
        «Не было у бабы хлопоты - купила баба порося» - русская народная мудрость. Полная лодия… «поросяточек».

* * *
        Баба, как её вывернули на мешковину, так и лежит. Только осмелилась глаза рукой закрыть. Даже не плачет - вчера слёзы кончились. И как мужики на такое… кидаются? Совать своё родное и дорогое в вот это… вывороченное и бордовое…
        Факен же шит уелбантуренный! Вот у меня в Пердуновке… Хоть вешайся…
        Мои-то - сытые, фигуристые, намытые, не клятые - не мятые. Умные, добрые, весёлые… А тут… типичная представительница… Ужас-с! Как жить?! Может и правда, лучше как-то с Божедаром…
        - Иване, а ты чего делаешь?
        - Валериану завариваю. Напою, промою, смажу. Где-то у меня мазь на гусином жире была… А, вот.
        - Хочешь - я тебе помогу? А то Басконя… Он устал, наверное, после урока.
        Лазарь. Дитё длинного роста. И хитрости у тебя детские.
        - Добре. Басконя - спать. Как - «почему»? Кто сегодня сачковал, когда «вынос бедра» отрабатывали? Устал - спи. С бабой и без тебя справимся.
        Глухая ночь, костёр, Волга, звёзды. «Здесь будет город заложён…». Точно. Два. На той стороне - Романов, здесь - Борисоглебск.
        В Романов Иван Грозный переселит кучу татар. От чего появится «романовская овца» и исконно-посконный русский городок, застроенный мечетями. Потом татар - выселят, мечети - разваляют, «овца» - останется.
        От соседних костров внимательно поглядывают разные… соратники. Пару раз пытались подойти - сторожа останавливали. Начинались разговоры, переходящие в хай. Тогда подымался Сухан, вытаскивал свои топоры.
        Что он «ходячий мертвяк» - в войске уже в курсе, отваливают сразу.
        Промываю эту… девочку. Спиртом прижигаю ранки на коже. Спиртом! Прижигать! Бабу! Всё понимаю - перевод чрезвычайно ценного продукта. Но другая дезинфекция… калёным железом?
        Ноги - в шайку с холодной водой. А она не может удержать колени сдвинутыми! Это что, должно вызвать томление и сладострастие?! Вот такое… цветастое, мосластое и самопадающее?
        - Лазарь, будь другом, холодный компресс на всё синее.
        - А… Ну… А что такое «компресс»?
        Она даже не вскрикивает от боли, когда приходится касаться разбитых стоп и коленей. Только стонет.
        - Тебя как звать?
        - Н-новожея.
        Единственное слово, которое я вообще от неё услыхал.
        Уложив, наконец, наших, ну очень возбуждённых, бойцов, подходит Резан. Присаживается на корточки. Смотрит как мы кантуем красотку - у её же и спина посечена! Как-то странно - потягов не видно. А, дошло - её положили на прутья и на ней… плотно вдавливая и подпрыгивая… понятно.
        - Эта… бояричи. Баб в лодиях держать нельзя. Свара будет. Начальники повелят на берег вышибить.
        - Вот такую? Добрее - в Волгу.
        - Как добрее - вам решать. А в лодии - нельзя.
        - А князю?! Князю можно?!
        - Ты, Лазарь, не ори. Ты - не князь, тебе - нельзя.
        Сидим-молчим.
        Бабёнка аж дышать перестала. То ли её, неходячую - под куст выкинут, то ли неплывучую - в реку.
        Лазарь кипит, пыхтит… Потом вскидывает на меня глаза:
        - Иване! Ну… Ну придумай что-нибудь!
        Попандопулы всех времён и народов! Я понимаю, что со времён Иисуса с его Марией Магдалиной и знаменитым: «пусть бросит в неё камень…», многие активно пользовали полковых шлюх. Некоторые, наверное, и лечить пытались. В медицинском смысле. А вот аспекты легализации… при столь явном запрете…
        Я сходу вижу только три варианта. А, есть и четвёртый.
        Четвёртый отпадает сразу из-за температуры окружающей среды. Третий - из-за неприязни ко мне Володши, второй - из-за сложности, слишком много участников будет. Остаётся только привычное мне: манипуляции с определениями сущности. Вот его и работаем.
        - Баба есть объективное явление окружающей нас материальной природы, данное нам в ощущениях. Какие ощущения первыми приходят на ум при этом слове - «баба»?
        - Эта… ну… Да ты что, сам не знаешь?!
        - Твои, Лазарь, ощущения, которые первыми на твой ум - мне понятны. Они вон - штаны тебе рвут. Но законы устанавливают люди взрослые, мужи добрые. Резан, представь: баба в лодке. Что первое на ум приходит?
        - Так сразу…? Ну, платок торчит, подол вечно под ногами мешается, чуть пошли - на бережок просится, пописать ей, вишь ты, волосня её - то помыть, то просушить, лодку качнёт - визг, веслом плеснёшь ненароком - визг, когти выпустит и морду драть да кусаться, на весло не посадишь…
        - На весло - и больного мужика не посадишь. А остальное… Платок убрать, подол убрать, волосню убрать, поганое ведро дать, в рот - затычку, ногти остричь. Что имеем?
        - Пугало. Уродище…
        - Стоп. «Оно». Пугало - «оно». То есть - не «она». Не баба.
        - Не… Но, Иване, оно ж…
        - Тебе Резан русским языком объяснил - что такое баба в лодии. Если набор характерных признаков отсутствует, то и объект имманентно принадлежит к другой категории сущностей. К конгломерации категорий - «не баба».
        - ??? Ты… ты чего такое сейчас сказал?
        - Неважно. Тащи горшок.

* * *
        Я уже говорил, что сегрегация по гендерному признаку в «Святой Руси» развита чрезвычайно. «Устав Церковный» специально отмечает:
        «Аще мужа два бьются женски или вкусить, или одереть, митрополиту 3 гривны».
        Есть жесткий, повсеместный набор стандартов: что носить, как говорить, где стоять… даже - как драться. Этот набор, даже не вторичных - третичных признаков, является столь очевидным, само-собой-разумеющимся, что смена внешних ярлыков, оболочки, воспринимается как смена внутренней сущности.
        Если нечто выглядит как баба, звучит как баба, ведёт себя как баба, то это баба и есть. А если не выглядит, не звучит, не ведёт…? То - не баба. Щось. Оно.
        А горшок зачем? - А причёску делать будем.
        На Руси мужчины режут волосы «под горшок»: на маковке - солома ворохом, на затылке - полянка ёжиком. Кстати, шею - не бреют. То-то наших от норвежских косиц передёргивает.
        В очередной раз радуюсь деталям своего «вляпа» - как хорошо, что с меня слезла вся шкура! Вместе с волосяными фолликулами. А то и мне приходилось бы… под горшок.
        Чему только не удаётся порадоваться в попадизме…

* * *
        Бабёнка вытерпела и стрижку, и навязанную мною интимную брижку, от вида которой Лазарь негромко завыл в полноте охвативших его чувств и убежал в Волгу успокаиваться холодной водой, а Резан стал вдумчиво интересоваться плюсами и минусами такой технологии.
        Вытерпела она, хоть и охала при каждом прикосновении, примерочный процесс - подобрали комплект где-то-как-то подходящей мужской одежды.
        А вот завыла она в самом конце. Просто от вида моего рукоделия. Когда я из щепочек с верёвочками стал ей «ограничитель языка» мастырить.
        Да уж, представляю себе - чего там, в Пруссии, творится, если недоученный новгородский подмастерье вайделотов и кривов за день сумел вбить столь устойчивую реакцию на «щепной товар».
        Точнее, наоборот - не представляю.
        А это… тут просто: святейшая инквизиция была озабочена тем, чтобы приговорённые к казни, провозимые, по дороге на эшафот, через ликующие толпы сограждан, не смущали невинные души, громко упорствуя в своих ересях. Для чего изобретены были маленькие «тисочки для языка», которые несколько ограничивали диавольскую предсмертную проповедь закоренелых грешников. До полного молчания.
        А господу напоследок помолиться - можно и рта не раскрывая. «Глухая исповедь» - слышали?


        Утром ей под носом чуток сажей измазали - у наших у половины такая «грязь» на верхней губе произрастает, сунули в лодку, отчалили.
        Сразу видно стало - соседи по каравану поменялись. Прежний ушкуй в конец своей группы отвалил. Подальше от греха. Или - от меня? А в остальном - даже лучше стало: парни меньше балаболят, темп ровнее держат.
        Делом заняты: бабу глазами… разглядывают. Ну и что - что одетая?! Раз-два, раз-два, вгрёбываем на фоне облизывания - вёрсты летят… даже не заметно как. Юношеское воображение - круче мельдония! Как у ослика, перед которым морковку подвесили.
        Вечером - «Медвежий угол». Он же - славен город Ярославль.
        Ярослав Мудрый здесь с волхвами спорил. Отчего ихняя медведица взбесилась и волхвов порвала. А Ярослав животное топором зарубил и город основал. Очень похоже на мои похождения. Только у меня топора не было.
        Интересно: а как Мудрый медведицу на волхвов натравил? Тоже как я - пинка дал?
        Караван длинный, растянувшийся, становится медленно - мы ещё только к берегу подошли, а там уже с десяток конных крутится - успели уже коней с княжьих дощаников свести и заседлать. Сигурд с парой-тройкой своих, ещё какие-то… бояре с ярыжками.
        Мы с Лазарем - бегом к начальству на косогор, остальные в лодке сидят, без приказа не вылезают, на нас дивятся.
        - А скажи-ка ты мне, боярский сын Лазарь, аль не слыхал ты княжьего указа? Не брать в лодии бабёнок гулящих? А кто возьмёт - будет у князя в вине.
        Тут «в вине» - не в кулинарном, а в юридическом смысле.
        Новгородский «эксперт» настучал. С-с-с… Не понял, дурашка… В «эскалаторы» играться вздумал - эскалирует конфликт. Учту.
        Лазарь мнётся, краснеет. Командир из него… факеншит не ругавшись… Поворачиваюсь к нашей команде:
        - Шапки долой!
        Кто сам сдёрнул, кому соседи помогли. Полная лодка молодых морд. На любой вкус. Ну, в рамках типичности для «святорусской» Верхневолжской популяции. Негров, к примеру - ни одного. Бород - две. У Резана и у кормщика нашего.
        - Где баба, боярин? Ткни пальчиком.
        Боярин - с коня вглядывается, свитские - гляделками впериваются, кто-то из «шестёрок» - с коня слезать надумал…
        - Или мне клепальщика на «божье поле» звать? Мало ль вам одного раза забавы? Ещё народ повеселить хочется? Кстати, боярин, ты ж с прошлого раза должен остался. Отдашь или как? А то я уж и рез считать собираюся.
        Сигурд… углядел-таки. Сука белесая. Поплямкал, поворотил коня и поехал. «Я - не трогаю твоих людей, ты - моих».
        Свалили… проверяльщики. Мы выдохнули и стали стан ставить.

* * *
        Здесь Волга не такая, как выше, как у Твери. Здоровенная, широченная, глубоченная долина. Правый берег - крутой, обрывистый. Его Волга подмывает. Левый - низкий.
        Хотя, конечно, наоборот: Земля вращается, а вода в реке не успевает, отстаёт. Берег на реку наезжает и… «смыливается». Как поменяла Волга направление с широтного на меридиональное, так и пошли по берегам горы высокие.
        Похоже на Киев. Только совсем не похоже! За низким берегом чуть дальше - снова борт долины. На Смоленск похоже. Перепад высот… дух от простора захватывает! Стены, поросшие мощным лесом. Место тут… жить и жить.
        И живут. С 5 тысячелетия до нашей эры. Как раз напротив «стрелки» - слияния Которосли и Волги. А когда на этой стороне, чуть выше самого низкого треугольника стрелки, где волхвы своим… волхованием занимались, церковь шикарную забабахали… Говорят, там, в подземной автомобильной стоянке, до сих пор, по ночам… А потом черепа допотопные на улицах появляются…
        Чуть выше по Которосли, лет 200 назад было большое мерянско-славянско-скандинавское поселение. Там - скандинавское оружие, рунические надписи, шахматные фигурки и крупнейшие на севере Европы клады арабских монет. А здесь, на месте самого Ярославля, был чисто мерский «Медвежий Угол».
        Потом пришёл Мудрый и всё опошлил: волхвов - побил, медведицу - зарубил, мерян - крестил, поставил крепость и все соседние поселения потянулись сюда. Как с Ростовом на Неро, только наоборот.
        Стоит уже, вне городских стен, возле переправы через Которосль, Спасо-Преображенский монастырь. Здесь найдут то самое «Слово о полку Игореве». А пока монахи на перевозе подрабатывают.
        Строит Боголюбский и ещё один монастырь - Петровский. Тут будут храниться вериги Никиты Столпника.
        Живёт уже в Переяславле-Залесском такой мужичок. Работает он «другом мытарей, притесняет бедных, заводит ссоры с богатыми, взимая от них неправедную мзду и сим способом приобретая себе богатое имение».
        Не хочу ничего предполагать на основании одной фразы из жития святого человека, но не характеризуется ли в 21 веке эта область профессиональной деятельности, как «сращивание криминалитета и правоохранительных органов»? С такими подробностями как «рэкет», «вымогательство», «шантаж», «рейдерство»…
        Тут Никита зачем-то забежал в церковь - должок, что ли, взыскать? И услыхал новость. Конкретно - от Исайи:
        «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову»…
        Братка-то и торкануло.
        «Оставив дом, семейство и большое имение, неправедно им нажитое, ушёл он в монастырь, где показал собою редкий пример самоотвержения и духовного подвижничества. Возложив на себя тяжёлые железные вериги, заключился в уединённый каменный столп, в котором до самой кончины своей день и ночь пребывая в трудах, посте и молитве, с сердечным сокрушением просил у Господа прощения своих грехов, взывая непрестанно: „Владыко Христе Царю! помилуй мя падшаго; возстави на путь истинный погрязшаго в тине греховной“. Вериг было двое: одни из них полегче носил он на теле; другие, весом в два с половиною пуда, возлагал и носил поверх одежды».
        За свою подвижническую жизнь Никита получил от Бога дар чудотворений: чудесно излечил черниговского князя Михаила, убитого потом в Орде за отказ от поклонения идолам.
        Хотя насчёт «отказа»… Судя по заболеванию князя, проявившемуся ещё в юности, возможно, случился рецидив: Михаил с детства страдал «телесным расслаблением» и не смог корректно перелезть через порог ханской юрты. У древних монгол отдельного «пара-перелаза» не было, а лекарство «от Никиты» в Орде не сработало.
        Братва! Кидаем всё нафиг, по паре «блинов» на шею и в одиночку! Лет несколько постучать лбом в пол и… Как откинетесь - такие чудеса творить будете!
        Город возвысится, будет здесь и училище, и библиотека.
        Потом… придёт Батый. Уже в нулевых найдут в Ярославле подклет с того, 1238 года, доверху набитый человеческими костями со следами насильственной смерти.

* * *
        К моему удивлению, вечер прошёл спокойно. Может быть потому, что ушкуйников переставили ниже, за устье Которосли, а своих мы с Рязаном… ухайдокали. Склон крутой, самое место ноги подкачать.
        Впрочем… я уже говорил: люди создают себе проблемы просто фактом существования.
        Как мне это всё надоело! Как меня достал этот детский сад…! Я же - попаданец! Я же прогрессор! Мне же положено внедрять! Ну, там, антибиотики и антисептики, микроскопы и микросхемы, альтернативную энергетику с таковой же историей.
        Чтобы… ну… наше - воссияло! Воздвиглось и приумножилось! Чтобы оно - всё! Вообще!
        А тут приходиться ковыряться с конкретным человечком. Да мусор же это! Его даже в летописях нет! Соринка, прилипшая к сапогу неотвратимого и неизбежного прогресса человечества…
        Короче: среди ночи, «вдруг, откуда ни возьмись, прилетело зашибись» - заявляется Лазарь. Счастливый… аж захлёбывается. Вот сейчас прям тут - лопнет от счастья. Заметил, что я не сплю, тихонько ко мне под бочок.
        - Ты чего весь такой… светишься? Будто жар-птицу поймал. И - съел.
        - Ваня! Поздравь меня! Она согласилась! Я женюсь!
        Экхмк… Мда…
        Интересно: а каких я ещё слов не употреблял для выражения сильных эмоций? Может, тут уместно применение верлибра? Для вивисекции?
        - Ага. И кто - «она»?
        - Она! Новожея!
        Может, лучше наоборот? Исполнить вивисекцию верлибра? С верификацией… Или слова на другую букву посмотреть? Что-то я давно в словарь редких слов не заглядывал. А надо: уелбантуренного факеншита - уже не хватает.
        Пока я обдумывал свою филологическую недостаточность, на ухо пошёл жаркий шёпот юноши в состоянии крайней гормональной избыточности.
        - О! Она такая…! Она меня попросила… Она так мило смущалась…! Ей так больно ходить…! Стоять, сидеть…
        - Она хоть подмылась?
        - Нет! Я сам…! Она… ей же… после этих… Она так боялась…! Но мне - позволила… А потом - предложила! Сама! Всё вытерпела! Ради меня! Но я ж не зверь какой! Я ж - осторожненько! Чуть-чуть! Она сама… помогла. Взяла, потянула, направила! Сама! Я так испугался! Когда она рукой… А она успокоила, погладила… И у меня - получилось! У меня! Первый раз! После всего! После этого… Эрика. Это было так…! Это такое…! Это…! Теперь я должен на ней жениться. Я хочу на ней жениться! Она согласилась! Я - уговорил! Всё! Завтра - в церковь! Под венец! Она будет моей! Навсегда! На всю жизнь! Ваня, я так счастлив!
        И он прослезился от полноты чувств. Непосредственно в моё ухо.
        Каждый, кому доводилось попадать под необузданный монолог свеже-влюблённого юноши понимает… сколь большую дозу этого лепета я пропускаю. А я всё это - вытерпел! В форме жарких душеизлияний прямо в барабанную перепонку. И даже не дёрнулся. От брызг и щекотки.
        - Ладно, жених, давай спать. Утро вечера мудренее…
        - Нет! Не могу! Как можно спать! После такого…! Я не могу! Пойду погуляю.
        Лазарь подскочил, крутанулся на месте, подпрыгивая, пританцовывая, размахивая руками… потопал вдоль уреза воды по песочку. «Я танцевать хочу! Я танцевать хочу!».
        Псих. Псих влюблённый. Бывает. Можно завидовать.
        А с другой стороны костра на меня внимательно смотрел одинокий открытый глаз Резана.
        - Пошли за ним парочку парней. Пусть присмотрят издалека. На всякий случай.
        Резан покряхтывая поднялся, разбудил парней, провёл инструктаж и подсел ко мне:
        - Ну и чего делать-то будем? Он же ж… упёртый. Он же ж… слов не понимает…
        «Любовь нечаянно нагрянет,
        Когда её совсем не ждёшь.
        И каждый вечер сразу станет
        Удивительно хорош, и ты поёшь!».
        Прикол в том, что «нагряневает» - на одного, а песни петь - другим. И текст у хора несколько…
        «Эх, мать, перемать!
        Разъедрить и раздолбать!».
        Я вот одного не пойму: наши попаданцы… они такие древние или такие юные? Они всего этого, этого чувства - уже не помнят или ещё не знают? Как оно изнутри… чувствуется. И как оно снаружи… смотрится.
        Или кто-то думает, что попадёвый «вляп» - душу напрочь отшибает? Так это у тебя, у попандопулы. А у туземцев - всё в порядке. Они нормально чувствуют и ведут себя соответственно. А тебе с ними жить, с их помощью - прогрессировать. Извините за выражение.
        Ладно когда тысячелетняя история России зависит от состояния твоей личной головки. Но от соседской… стояния…
        Неужели нужно объяснять?! Попытка Лазаря жениться церковным браком на походной курве… Только попытка! Это смерть его репутации. Не велика величина, но есть. Пойдут насмешки и наезды на всю хоругвь. Закономерно переходящие в мордобой. С отягчающими. Мне придётся вмешаться. Своими «огрызками». Свара в походе - воинское преступление. Учитывая… отношение ко мне предводителя… мда… Суд будет скорый, неправый и не «божий».
        Уходить из войска? Да хоть где! Кидаем всех нах…! И пусть сами расхлёбывают. А я раз - и свалил. Или Ярославль плох?
        И что дальше? «Те же и Волга»?
        Господи! Хрень какая-то. «Пришла беда откуда не ждали»… «Мальчиш-ебальчиш» прорезался…
        - Слышь, боярич, а может… она того… отступится? А? Ну, типа, передумала? А? Ты бы пообещал ей чего… Покамест. Ты ж из вятших… А там мы её…
        Вот так делается история, коллеги.
        Будущее России зависит от прогресса, прогресс - от меня, я - от Лазаря. И всё это - от каприза ободранной, битой, походной шлюшки. Маркс, ау! Где ты?

* * *
        Нет, я понимаю: «неотвратимая поступь научно-технического…», «вся известная история человечества есть история борьбы классов…», «материально-технический базис и политико-идеологическая надстройка…», «закон соответствия производительных сил и производственных отношений…»… в походно-полевом борделе…
        Да верю я! Вот, даже перекреститься могу! На весь марксизм-ленинизм.
        Но… Эта - дала, тот - повенчался, те - хихикнули, эти - взбрыкнулись. И меня - прирезали. Чисто запросто за компанию. Не за дела-прогресс, а за дружбу-приязненность. Просто оказался не в том месте, не в то время. Не в той компании.
        К «Закону соответствия» - никакого отношения.
        Потом… Прошло триста лет. Как-то между делом на минуточку. И уже другой Ванька, только не лысый, а Горбатый - Иван Третий, прогрессирует в этих же местах. По сходному базису. Чем ни попадя, по чему ни попало.
        Трехполье и крепостное, бронную дворянскую и пороховое казённо-зарядное. Разламывает Большую Орду, шлёт рать на Туру в Сибирь, публично топчет ногами ханскую грамотку… А после пишет крымскому хану: «Я - верный холоп твой, господине».
        «Базис»-то, он конечно… Но силёнок-то… Потому что «расклад другой»! У меня тут - ни Крымского ханства, ни Великого Княжества Литовского, ни польской, немецкой, шведской, османской… экспансий.
        Фактор времени. Необходимость своевременности, соразмерности, уместности… Оптимальности.
        «Нет ни в чём вам благодати
        С счастием у вас разлад
        И прекрасны вы некстати
        И умны вы невпопад».
        Пушкин, факеншит! Гений, сукин сын! В одном четверостишии - вся русская история! За что его и убили. А нефиг такие эпиграммы в дамские альбомы писать!
        Другой прогрессор будет расхлёбывать сходные проблемы. В другое время в других условиях. Хотя и на почти таком же базисе. И ломать, перестраивать этот хреновый «базис», потому что иначе - бздынь. И народу, и государству.
        «Дорога ложка к обеду». - А если - «нет»? - То - «нет». Приходите в следующий раз. Если к тому «разу» - с голодухи не окочуритесь.
        «Есть страшное слово „никогда“. Но есть ещё более страшное слово - „поздно“».
        И всё это нынче зависит от самомнения «хоругвенной подстилки».
        Глава 322
        Я накинул на плечи кафтан и так, не обуваясь, спустился на пляж. Там, в нашей «рязаночке» спала-почивала… вдруг вставшая проблема. Ещё спит, но уже стоит.
        «Я её уговорил»… Или - «она позволила себя уговорить»… Или - «спровоцировала на уговаривание»… А какая разница? Надо поломать этот… «уговор». Как?
        С ним толковать… бесполезно. Одурел от любви. «Помороки вышибло». С ней… Улестить, подкупить, обмануть? И что? Чего стоит «нет» отрядной шлюшки, когда командир отряда говорит «да»? Устранить объект? Пришибить? Прирезать? Утопить?
        Она старательно изображала сон, глаз не открывала, дышала ровно. Взошедшая луна довольно ясно освещала её лицо.
        Интересно: ушкуйники активно обрабатывали почти всё её тело, но не тронули лицо. «Товар - лицом…». Ни одного синяка или ссадины. Что глаза и губы опухли - следствие пролитых слёз и перенесённых побоев.
        Кстати, опухшие губки у неё… очень миленько…
        Я снял штаны и аккуратно сложил на лавку в лодке. Сел сам, бросил что-то мягкое под ноги на днище…
        - Иди сюда.
        Она продолжала изображать сон, пока не сдёрнул её, пока не поставил на колени перед собой, между своих коленей.
        - Рот открой.
        Она мычала, отворачивалась, отталкивала…
        - Хочешь к ушкуйникам?
        Нет, всё-таки не оставляет меня интерес насчёт пруссов. Что же они ещё такое «уделывают деревами», если одно упоминание о бледном подобии их технологий даёт столь мгновенный и мощный всасывающий эффект?
        У неё хорошо получались ямочки на щёчках в тот момент, когда, при обратном ходе, возникает разрежение. Остальное… учиться, учиться и ещё раз учиться. Как завещал великий Ленин комсомольцам и комсомолкам.
        Какой-то шум за спиной привлёк моё внимание. В десятке шагов, с обрывчика, которым ограничивается пляж, на нас смотрели четыре пары глаз: Сухан, Резан и пара костровых. Ребятишки, явно, пребывают в недоумении.
        Пришлось встать, поднимаю девку за голову, развернуться боком и, сдвинув полу кафтана, ознакомит аборигенов с «достижениями всего прогрессивного человечества рубежа третьего тысячелетия».
        Вы пляшущих скелетов в лунную ночь на кладбище - никогда не встречали? Когда встретите - у вас будет такой же вид, как у моих одностяжников. Я поманил их пальцем, но парни мгновенно исчезли за краем обрыва. Кажется, даже дышать там перестали. А Сухан с Резаном подошли к нам.
        - Э… а не укусит?
        - Баба, конечно, дура. Но не настолько. Снова с поленцами здороваться… - дурных нема. Попробовать хочешь? Оно полегче, чем как обычно. Только сперва подмыться надо.
        Резан махнул уже снова торчащим над обрывом головам наших дежурных. Один из них, спотыкаясь на каждом шагу, поскольку не смотрел под ноги - взгляд оторвать не может, притащил котелок с нагретой водой.
        Девка сперва задёргалась, заныла при появлении зрителей. Но я натянул ей поглубже на глаза шапку. И она успокоилась, как успокаивается нервная лошадь с закрытыми шорами.
        Сухан и Резан занимались подготовительными личными гигиеническими процедурами, я комментировал свои и её движения, показывал различные варианты, как вдруг, поджидающий возврата котелка одностяжник, осмелился спросить нервно прерывающимся голоском:
        - А… это… а мне… ну… можно?
        Какая любознательная, интересующаяся, ищущая, открытая инновациям молодёжь растёт в нашей стране! Ну как можно отказать пытливой душе ребёнка?!
        « - Бабушка, тебя опять на встречу ветеранов с пионерами приглашают. Ты пойдёшь?
        - Нет, внучек. Устаю я от пионеров. Они все такие любознательные. Всё им расскажи, да покажи, да дай попробовать».
        Поскольку вопрос усталости нашей «бабушки» никого не интересовал, то я озаботился другим:
        - Можно. Но завтра серебра на курв городских - не дам. Согласен?
        - А? Ну… Да.
        Тут я уже как раз… смог уступить место Резану. К моменту его завершения… или здесь правильнее - кончания? - концепция эффективного применения наблюдаемого явления оформилась в моём мозгу:
        - Резан, подымай потихоньку остальных. Пусть и другие тоже… приобщатся.
        - А она того… не сдохнет? А Лазарь? Он знаешь, чего скажет… и сделает…
        - Сделает он одно - поумнеет. Процесс необратим, процесс пошёл. Пока он по бережку бегает да руками машет… Вернётся - поговорю. Дальше: поставь грамотного. Чтобы список вёл. Чтобы помытость проверял. Чтобы смотрел насчёт всяких насекомых. У кого есть - нафиг. И всякие язвочки, потёртости, покраснения, опухоли… И ещё - серебра я больше на баб давать не буду. Зато вот это - каждый день каждому.
        - Вона оно чего… А поднимать их не надо - все уже, глянь: над обрывом торчат. Эй, вы там, ходи сюда!
        Я полагаю сию историю из самых наиважнейших моих прогрессов. Ни основание городов или строительство мостов, ни разрушение царств или их создание, ни изобретение хоть бы каких вещей или материалов - с этим не сравнимы. Ибо те - есть изменения лишь для относительно малой группы людей. Изменение же формы проявления основного инстинкта, самого что ни на есть базового и повсеместного, затрагивает повседневное поведение огромной человеческой массы. Тех бессчётных племён и народов, кои проживают под властью разных ответвлений авраамических и прочих скотоводческих религий. В которых всякое отклонение от единственного способа выражения основного инстинкта есть табу. Есть действо сатанинское и грех смертный.
        Моя инновация, при всей кажущейся малости своей, была потрясением величайшим. Ибо - всехным. Не только святорусскими ратниками применяемое, но любого роду-племени-сословия-вероисповедания - доступное. Не навязанное, не указанное, но - добровольное.
        Посему ни границы государств и вер, ни замкнутость общин или закрытость теремов - остановить его не могли. Начавшись здесь, в Ярославле, от подглядывания хоругвенных воев, мальчишек-отроков, распространилось оно по всему миру.
        Сотрясая и потрясая его. Ломая и разгрызая туземную «нравственность» - систему ценностей и запретов, столь жестоко вбитую в аборигенов. Систему, в которой утопить жену с любовником, вбив предварительно в неё кол - правильно, прибежать по зову сюзерена, который бросит своим слугам на забаву, как тряпку щенкам - святое.
        Мир-то и поныне трясёт. И дальше трясти будет. Каждый раз как новое поколение будет открывать для себя такое.
        Как бы не злобились церковники, как бы не пугали казнями загробными, а пошло-покатилося волной высокой, расходясь во все стороны, новое умение человеческое. Не остановить уже. Называли его по всякому - Ростовский обычай, Суздальский, Залесский… Ныне по всему миру говорят: «Русский поцелуй». Иные и учиться приезжают. Что тоже - к славе и богатству нашему.
        А началось с того, что попало мне удобное место да время: войско на походе. Тут всякая новость быстро расходится. Как воины по местам своим вернулись - и там известно стало. В Пердуновке-то у меня не получилось, а тут - в один миг разлетелось. Дальше - как я уже сказывал: водица гретая, печка белая… Это ещё так… минус-нулевой цикл. Не застройка Руси приличным жильём, а чуть-чуть… подготовка возможностей. Точнее - намёк насчёт потребностей.
        Всякий прогрессизм, всякое изменение общества есть изменение правил, действующих в нём. Чем сильнее изменяется этот свод норм, чем более они фундаментальны, более связаны с основными, базовыми инстинктами, тем сильнее изменение.
        Иисус воздействовал на триаду инстинктов. На самосохранение: воскресив Лазаря, накормив тысячи несколькими хлебами, пообещав всем посмертие в блаженстве. На инстинкт размножения: «Бог есть любовь». На инстинкт социализации: «И последние станут первыми». Я, не отказываясь от опыта предшественников, добавил лишь чуток своего.
        Коллеги-попандопулы! Научите аборигенов удовлетворять хоть какие их инстинкты по-новому, и они с восторгом воспримут любой ваш прогресс! Ибо всякая новизна удовлетворяет ещё и четвёртый человеческий инстинкт - любопытство.
        И это - великая тайна великих пророков!
        Мы чуть не пропустили Лазаря. Он появился вдруг у костра с одухотворённо-мечтательным выражением на лице.
        - Я так хорошо прогулялся!
        - Лазарь…
        - Жаль, что ты не пошёл - там такая луна! Такая дорожка на воде…! Кажется, встал бы и пошёл бы по ней… в сказку чудесную… в края волшебные… А… а где люди?
        - У лодки. Новожею… сношают.
        Хорошо, что у него не было сабли на поясе, хорошо, что Афоня прибежал к нам с Суханом на помощь, хорошо, что наручники у меня всегда во внутреннем кармане кафтана…
        - Убью…!!! Порву…!!! Зарежу…!!! Змей…! Ироды…! Изменники…!
        - Когда вернёшься в разум - поговорим.
        - У-у-у… сука-собака-сволочь-стерв… А-а-а… у-у-у…
        Чисто для знатоков: «стерв» восходит к исконно-посконному названию внутренностей животных. Аналог требухи. В эту эпоху применяется как в женском, так и в мужском роде.
        Наконец, он устал. Теперь от механики захвата стало возможным перейти к логике аргументов.
        - Лазарь, ты собрался жениться. Значит, ты считаешь себя мужчиной. Так?
        Как хорошо, что в «Святой Руси» нет однополых браков! Впрочем, русский язык насквозь пропитан «сексизмом»: женится - только мужчина. Женщина - выходит замуж.
        - Да! С-с-с…
        - Мужчина отвечает за свои слова. Так?
        Опять сегрегация по половом признакам. Фригидность, фертильность… А! Вспомнил! «Отвечать за базар» - маскулинность!
        - Так! Отпусти!
        - Несколько дней назад ты говорил мне: я для тебя всё сделаю, я - твой человек, весь. Было?
        - Было-было! Отпусти!
        - Ты отдал себя в мои руки. Ты отдал мне свою волю, свою судьбу. Сам.
        - И?! И чего с того?!
        - Я решил, что тебе не следует жениться на этой женщине. Такова моя воля. Тебе надлежит её исполнить. Если ты мужчина и отвечаешь за сказанное. А если ты не мужчина… То жениться тебе… тем более не следует.
        Про отсутствие однополых и сексизм с дискриминацией, диффамацией и дивергенцией - я правильно сказал? - в слове «жениться» - я уже…
        - П-почему?
        - Потому что я так решил. Когда ты успокоишься, я перечислю доводы, приведшие меня к такому решению. Но это неважно. Для тебя важно, что я решил вот так. И ты обязан, по принятому на себя добровольному обязательству, моё решение исполнить.
        Процесс осознания неприятной правоты собеседника проходит болезненно, многостадийно и нелинейно. Но мы старались не делать ему больно. Пришлось заварить остатки валерианы. Наконец, он… «вернулся в разум».
        Хотя правильнее - настолько устал и отупел, что спросил:
        - Объясни. Почему.
        - Не судьба. Птички не женятся на рыбках.
        - Э… Не… Не понял.
        - Вот вы обвенчаетесь, вернёшься ты домой. Твоя мать, Рада…
        - Она - дура! Курва старая! Ты же сам её…
        - Цыц! Не смей говорить о матери плохо.
        - Но ты же сам…!
        - Это наше с ней дело. Но я никогда не говорил о ней неуважительно.
        - Мне на неё наплевать!
        - А на сестёр? Твои сёстры никогда не выйдут замуж.
        - С чего это?!
        - Ты - старший в роду, твоя жена - хозяйка в доме. Ни один нормальный род не пошлёт сватов на подворье, где хозяйкой - войсковая подстилка. Ты не можешь привести её за княжеский стол - вас вышибут. Ты потеряешь вотчину, шапку, честь… Вообще: ты не можешь взять в жёны простолюдинку. Ни одну. Это - обесчестить, унизить род. Дальше - ты не боярин. Твоя семья… все, каждый… - аналогично. Пожизненное изгнание с конфискацией - из самого благостного. Мучения, унижения, ранняя смерть - для всех твоих, для сестёр, для маленького брата… Просто потому, что - «Хочу жениться!». Сравни цену.
        Я уже говорил, что отношение к неравным бракам на «Святой Руси», да и позднее - крайне отрицательное. Изгоняют не только бояр, но и князей. Хоть бы в основе такого брака лежало чудесное исцеление, обоюдное согласие, спасение от смерти… «Низя», табу.
        Как редчайшее исключение - закончилось хорошо - можно глянуть «ПОВЕСТЬ О ЖИТИЕ НОВЫХ МУРОMCKИX СВЯТЫХ ЧУДОТВОРЦЕВ, БЛАГОВЕРНОГО, И ПРЕПОДОБНОГО, И ДОСТОЙНОГО ПОХВАЛЫ КНЯЗЯ ПЕТРА, НАРЕЧЕННОГО ВО ИНОЧЕСТВЕ ДАВИДОМ, И СУПРУГИ ЕГО, БЛАГОВЕРНОЙ, И ПРЕПОДОБНОЙ, И ДОСТОЙНОЙ ПОХВАЛЫ КНЯГИНИ ФЕВРОНИИ, НАРЕЧЕННОЙ ВО ИНОЧЕСТВЕ ЕФРОСИНИЕЙ, БЛАГОСЛОВИ, ОТЧЕ».
        Девка совсем сбрендила, если пыталась навязать Лазарю «брачные узы». Да хотя бы просто согласилась на такое предложение! Или это из серии «торговый запрос»? В смысле - пусть побольше, что-нибудь да получу? Просилась бы она в личные подстилки… может быть… Но для Лазаря… с его идеалистической правильностью… Торг с любимой…?! Разврат и цинизм.
        Он бы обиделся: в христианском идеале правильно только одно - трахать исключительно жену венчанную исключительно по скоромным дням.
        - Я… я… я всё брошу! Я в леса уйду! С ней вдвоём!
        - И оставишь сестёр и брата в нищете? В бесправии и бесчестии? Да и куда ты уйдёшь? В леса жить вдвоём? До первого прохожего ватажка. Потом обоим ошейники и на торг. А в скит… в келью монашескую - с бабой не пускают.
        - Ы-ы-ы… Ива-а-ане… Чего же мне делать-то-о-о? Как жить-то-о-о…
        - Как всегда. Делать что должно. Использовать возможное. Возлюбить имеющееся. Думать о хорошем. Следовать судьбе и стремиться к лучшему. Твоя судьба - судьба боярская, её - дырки ушкуйной.
        - Но почему, Ваня?! Почему так… несправедливо-о-о…
        - «Несправедливо»?! Судьба, предначертание, божий промысел… для них нет понятия «справедливость»! Эта женщина - родилась. Где тут «справедливость»?! Родилась в этой стране, в эту эпоху, в семье смердов, бабой… причём здесь «справедливость»?! Потом она выросла, и её выдали замуж. За одного из этих… пошехонцев. Нормальный муж, нормальная семья. Которая забыла, что православное воинство надо обходить десятой дорогой. Не за версту, а так, чтобы и увидеть не могли. Её увидели, выкрали, поимели. От неё ничего не зависело. Судьба, воля божья… «Справедливость»… Единственная справедливость здесь - я! Остановил… «уделывание штук деревами». А то бы ей… «страх вбили» по самые… гланды. И что в благодарность?! Она попыталась «оседлать» тебя. Потому что ты - командир, потому что молодой и глупый. Стандартное женское решение: заманить начальственный уд в потаёнку, чтобы крутить яйца и мозгИ. И тебе, и остальным. Это - единственное её собственное решение, собственное деяние. Так в чём несправедливость?! В том, что я помешал тебе разрушить собственную жизнь, втоптать в грязь твоё семейство, превратить в посмешище
твою хоругвь?! И тем угробить и этих мальчишек, и самого себя на поле боя?! Или в том, что, помятуя о её побитом состоянии, показал парням наименее болезненный для неё способ?
        - Ы-ы-ы…
        Вот и поговорили.

* * *
        Справедливости он захотел… В этом мире… Так, просто из историй моего приятеля:
        «Худо-бедно отслужил почти до дембеля. Служу себе не тужу, прям на атомной станции. В Чернобыле, однако.
        Тут прибегает дозиметрист и кричит:
        - У нас приборы на крыше блока „А“ зашкаливают на всех пределах!
        Я пошел. Поднялся на крышу. Там рота бойцов сидит - ждет моего решения.
        - Показывай, - говорю.
        Показывает. Фон высокий, но до зашкаливания далеко. Раздал работу, ушел. Но куратору с АЭС доложил.
        Куратор на следующий день:
        - Тут такое дело. По поводу зашкаливания. В то время какие-то работы на реакторе проводились. То ли ТВЭЛы меняли, то ли еще чего. Так что зашкаливать могло….
        Вот тебе и „9-я рота“. Без единого выстрела. Всех. Домой они, конечно, поехали. Каждый в свой срок. И доехали. Наверное.
        А подвиг мы уже с другой ротой совершали».
        И в чём вина тех воинов? В том, что приказ исполняли, присяге следовали? Просто… не в то время, не в том месте, слишком продолжительно…

* * *
        Поутру личный состав оправился в город на молебен. Но - только в церковь. На чём я сэкономил «четыре коровы» - сорок ногат. Цены здесь… - городские.
        Потом, под ярким солнцем на переливающуюся и отблескивающую гладь Волги вышли новгородские ушкуи и пара ярославских ладей сходной постройки, подняли мачты, распустили свои прямые белые паруса… Будто гуси-лебеди…
        Приняли лёгкий ветерок… Пошли-побежали… Вниз по Волге-матушке. Красота!
        Слух был - булгар у Городца видали. Сбегают-погоняют. По дороге - пополнения соберут, к Бряхимову явятся уже силой.
        Вслед за ними вывалились в Волгу и купеческие лодейки. Часть из тех, что с нами пришли, местных добавилось. Если у эмира есть здесь соглядатай - спешно погонит весточку: «русские идут!».
        А нас завтра в Которосль заворачивают, к Ростову. Охо-хо-хо… До сей поры мы по течению шли, Волга сама несла. А тут выгребать придётся, все огрехи в командах повылезут.
        К полудню наше воинство начало из города возвращаться. Уже всё проинформированное и жаждущее. Как прежде с иконками Дмитрия Солунского:
        - Хочу! Дай! Нынче же!
        Мы были готовы. Даже перину ребятишки где-то надыбали - Новожее под больные коленки. Шалашик уместный построили, сушилы, костерок, котелок, пенёк…
        Дальше происходил многократно повторяющийся диалог:
        - Эй, сторож, а вот говорят у вас есть…
        - Есть.
        - А как бы мне…
        - Можно. Три ногаты вот сюда, в копилку.
        - Скока-скока?! Да за такие…! Да я троих…!
        - Иди-сыщи. Ногата - за бабу, ногата - за новость, ногата - яйца помыть.
        - …?
        - Серебро - сюда, штаны - на сушилу, вода горячая - тама, потом - к проверяльщику, после… ну, за чем пришёл.
        Сидевший возле котла с горячей водой Афоня, с важным видом произносил:
        - Кажи свой срам. А поднять? А покрутить? А залупить? А с заду? Годен. Следующий.
        Понятно, что моим парням скоро стало скучно. Их шуточки… Хорошо, что не успел выдать всех бородатых анекдотов из своей коллекции о медкомиссии.
        «Врач в военкомате заполняет медкарту:
        - Молодой человек, снимите штаны, повернитесь, наклонитесь. Вы курите?
        - Что, пахнет?»
        Иногда набор вопросов менялся:
        - Имя? Хоругвь? Это у тебя что? Вошка? Свободен. Не понял? Штаны взял, ушёл быстренько.
        Одни возражали вообще, другие просили хотя бы деньги вернуть. Но с Афоней… с его кулачищем… А то поднимался Сухан. С топорами.
        Постепенно «турбулентностей» в процессе стало меньше, сформировалась устойчиво растущая очередь, жадно прислушивающаяся к охам и ахам клиентов, доносившихся из шалашика. Самой Новожеи слышно не было - что понятно.
        Германские законодатели как-то приняли закон, по которому, если женщина громко и отчётливо произнесла слово «Nein» (Нет), то всякие сексуальные действия после этого считаются изнасилованием. Но что делать, если женский рот чем-нибудь занят? Или - произнесено недостаточно громко? Или - не отчётливо? Или - на другом языке? Ответы покажет правоприменительная практика. Я, например, в немецком - «нихт ферштейн», даже справка есть - могу половину букв не расслышать.
        Девка трудилась без остановки, только успевала ротик прополаскивать. А вот надзирателей пришлось постоянно менять. Без присмотра её оставлять наедине с клиентурой нельзя - попортят. А одностяжники… нежные юношеские души… чтобы они штаны свои не намочили - приходится регулярно делать перерывы… «для технического обслуживания».
        Понятно, что такое столпотворение… хотя мы тут никаких столпов, кроме уже сотворённых и торчащих… но начальство заявилось.
        - Это тута… чегой-то? А… это как?! У! Ё! Ну них…! Дык… Но… оно ж заборонено! Бабёнок гулящих…
        - Точно. Заборонено в лодейках иметь. Глянь, боярин, где девка, а где лодка.
        - А… ну… А ежели к примеру… я к ней?
        - Боярам - даром.
        Что-то из меня опять пушкинские рифмы лезут:
        «Царь велит своим боярам
        Времени не тратя даром…».
        Но здесь-то… Хотя Пушкин - гений, применим - везде. Однако процесс - не поэтический, а - технологический, требует конкретизации.
        - Без очереди. Но - после помойки и осмотра.
        - Так мне что?! Перед этими всеми… голой задницей?!
        - Приходи ночью. Как народ разойдётся.
        Уже в темноте явился и Сигурд - чисто посмотреть на диковинку. У нас уже свечки в шалашике горят. По обе стороны от девки. Как священные огни у монгольских шаманов. Похмыкал, уходить собрался. Тут я ему - бересту с записями:
        - Не моё дело, но ты, Сигурд, над войском главный. Смотри: в этих хоругвях - вши. Тут - клопы. Тут… ещё чего-то. Здесь - зараза какая-то. Лекарь в войске есть - пошли осмотреть. Начнут вои от мора дохнуть… тебе виднее.
        Хмыкнул, подумал, к себе потянул. Пришлось пообещать копию сделать: мне и самому такой списочек нужен. Глянул уважительно. Плямкнул и ушёл.
        Серебрушки - звяк-звяк, клиенты - ах-ах, Афоня - пшёл-пшёл…
        Так вот что я вам скажу коллеги-попандопулы: войсковой публичный дом, при наличии, конечно, собственной «крыши», разумной организации труда и некоторой инновации… очень даже прибыльное дело. Эдак можно и на что-нибудь существенно-прогрессивное накопить. Только чувство меры терять не надо. А то девку под утро на руках выносить пришлось - коленки у неё, знаете ли… Ничего, обошлось. Помыли, спать уложили. Кушать она не захотела - «сыта любовью».
        Верёвочку на ноженьку к скамеечке… Что бы если вдруг… мысля какая… не выпрыгнула. А тут уже рожок поёт, караван сдвигается, разворачивается. С Волги - под углом назад, в устье этой самой Которосли.
        Ну, поехали, вгрёбываем.


        Полтораста вёрст этой речки мы шли почти неделю. Сначала, когда она по долине петли вьёт - ещё ничего. Но в среднем течении у неё глубокая долина. И скорость соответствующая. Нам навстречу. Да ещё и половодье не закончилось. Да ещё впереди - княжьи дощаники на всех поворотах заносит. Как того муравья со слоновьими… мда. А сзади ярославские хоругви идут, на пятки наступают.
        Одно хорошо - со всей этой суетой к нам четверо парнишек ярославских напросились. Охота им, вишь ты, воинской славы добыть. Ну, само собой, и новизна наша… Ребятишки, вроде, нормальные, деревенские. На моих тверских похожие. «На моих»… мда… Что важно - один из них кухарить горазд. «Горазд»? Ну, по сравнению…
        Польза немалая. Потому что снова пришлось вернуться к двум вахтам по 12 гребцов. А иначе бы… в караване не удержались бы. При том пристальном внимании, каким оделяет меня начальство - приходится… перфекционизмом заниматься.
        Мы - вгрёбываем, Резан - ругается, воины - тренируются, кухарь - кухарит, девка - трудится, серебро - сыпется. Всё путём, нормалёк - прорвёмся.

* * *
        Война - очень скучное занятие. Нет, потом-то… по мемуарам, фильмам, книгам… Когда рассказчик отобрал, отсортировал, отфильтровал наиболее яркие, самые интересные… эпизоды и истории. Вычистил из них все лишние слова, детали, повороты… Потом - да. А пока ты сам в этом… Скучно.
        «Наша стрелковая дивизии преодолела пешим форсированным маршем последние сто двадцать километров и вступила в боевое соприкосновение с противником».
        Звучит… интересно. А вот те дни пока пешком… На плече - дура железная, тянет, наминает, на спине - вещмешок, тянет, нагибает, на ногах сапоги… Факеншит! Да сколько ж в них весу-то… Всё жмёт, трёт, давит, мнёт… Шагай воин. Левой-правой, левой-правой… От завтрака до обеда, от обеда до ужина, от подъёма до отбоя, с утра до вечера, изо дня в день… Подтянись! Не растягиваться!
        Молодёжь удивляется:
        - Как же так?! По рассказам же - там… страшно, весело, интересно… А тут… одно - левой-правой… А когда ж подвиги будут? Ну, события, бои-сражения…
        Шагай деточка, или, в нашем случае - вгрёбывай. Навались-отвались, раз-два… будут тебе - и бои, и подвиги. После марша в мёрзлой земле окоп в полный профиль отрыть… за радость. «Отдых - смена деятельности». Сменил пятки на лопатку - отдыхаешь. Враг - волнующее развлечение. Он бежит - ты в него попадаешь. Ты бежишь - он в тебя. Попал - не попал… Событие. Будешь живой - есть что вспомнить. А пока… левой-правой. Раз-два, раз-два…

* * *
        Может, я чересчур много о сексе рассказываю? Так ничего другого… забавного - нет.
        Интереснее про количество сала, которое нужно положить в котёл для изготовления наваристых щей? Теперь я понял, почему прежний кухарь толстым был - жрал много. Куски из котла вытаскивал, пока никто не видел, и лопал. На Руси говорят: «щи со звёздами». Вам интересно? Вы - «профессор кислых щей»? Или про то, как хоругвь Дворковичей с ярославскими сцепились? На кулачках. А потом все «верхние» набежали, и ярославских толпой задавили? А мы не пошли. Потому что у нас свои ярославские ребятишки есть. И бить их не за что. Или про то, как татя поймали? Украл тут один… рубаху у… у одного. Тот сам видал, божился и клялся. Татя - «в куль да в воду». Только пузыри пошли. На другой день терпила свою рубаху сыскал - в другом хотуле была.
        Ещё можно из смешного: как у Афони в руках весло сломалось. Он - гребанул, оно - хрясь, он - брык. Троих гребцов, что по левому борту за ним сидели - завалил. А правый-то борт гребёт! Нас с речки и унесло. На лужок.
        Со всех соседних лодий - насмешки в перекличь:
        - Гля! Христы тверские явивши! По суху аки по водам гребут. Эй, мОлодцы, греби шибче - корову догоните!
        Весло-то не просто так хрясь - мы гуся этим веслом скрадали. Ну что тут непонятного?! Охота-то - хоть чем, была бы дичь.
        Гусь, как гусь. Домашний, видно. То ли отбился, то ли заблудился. Но - дикий. В смысле: на сто шагов никакого жилья.
        Как Афоня его углядел на том берегу? Там и речка не речка - ручей заросший. Или протока какая. Пока народ свои лодии выводил да выстраивал, мы в эту протоку - шасть. Точно - есть гусь! Ничейный! Ну кто ж мимо ничейного пройдет!
        Мы гребем на него, вроде, ноль внимания. Он тоже слегка посторонился и перья чистит. Афоню - на передок с веслом. Мы к гусю - грёб. Подкрадаемся.
        Только выходим к зоне поражения - гусь тоже - грёб и опять перья чистит.
        Афоня с поднятым веслом так и замер. На передке в замахе.
        Еще б чуть - достал. Но гусь, как длину весла прикинул - мы грёб - он греб. Мы грёб - он грёб. И все это в полной тишине.
        Тут мне Паниковский и вспомнился. Все такие серьёзные, вроде - охотники, а меня смех разбирает. Хоругвенные мои, глядя на меня, рожи вытянули, креститься начинают - боярич с лавки сполз, морда красная, весь трясется. Меня от этого еще больше колбасит, ну просто чувствую себя командором и начальником автопробега, уже задыхаться стал, а в голове:
        - Паниковский, бросьте птицу!
        Тут, наконец, гусь оплошал - к берегу ломанул и попал в зону действия афониного весла. Хоругвь - грёб, Афоня, что Илья Муромец двуручным мечом, этим веслом со всего маха - хрясь гуся по горбу! Убил!
        Чуть пополам не перерубил. Гуся за шею и под лавку. Все на весла навалились - когти рвать с места преступления. Ничейный-то он ничейный… Тут Резан всех тормознул, заставил камыша нарезать - гуся прикрыть. Как чуял - через метров пятнадцать на бережку дедок сидит с мальком - гусей пасут. Как мы их в пылу гусиной погони не приметили?
        Вот когда из протоки выруливали афонино боевое весло «хрясь!» - и сделало.
        Потом - снова в речку уволакивались, караван догоняли, обгоняли… гребля, блин… Оксфорд с Кембриджем со своей регатой - отдыхают в сторонке. Ярославские нам дорогу заступали, мы ругались и маневрировали… встали, наконец, на своё место.
        Потом ребятишки до ночи хихикали - вспоминали какой у Афони был глупый вид. Каждый повторил физиономию Афони в момент разрушения весла и некоторые высказанные им реплики. Всего - 62 раза. Смешно. Животики понадорвали. Только Сухан не повторял - «живой мертвец» к артистическому искусству не способен. И - Лазарь.
        Веселились, пока кулеш с гусем не поспел…
        Нехорошие подозрения возникли, когда гуся общипали. Как-то он больше похож был не на гуся, а на ската - какой-то сильно плоский с хвостом-шеей. Как наш ярославский шеф-повар продемонстрировал нам, что стало с несчастной птицей, все уставились опять на Афоню. Уже невесело.
        - А я цо? А я ницо! Ано ж ноге мягше гребсти, чем на досках! Хто ж знал, что там гусь?
        Этот… эта редиска весь день грёб, упираясь ногами в гуся! Шмяк-чвяк, шмяк-чвяк…Гусёнок табака ёпт… В общем внутри там все гм… гомогенизировалось, как химики говорят. Вместе со всей требухой.
        Кулеш, конечно, съели. Афоня даже приговаривал:
        - А фо? Ифё нифё полуфилфя. Фкуфный! Фука невевуха! Иффё и вубы выбили!
        Губоньки, как у Машки Распутиной, будто в них по двадцать кубов силикона накачали, да и нос набекрень.
        А я свою пайку Сухану отдал. Ему все равно, что жевать.
        Один я гусятинки не попробовал. И - Лазарь.
        « - Я, как человек, - сказал Вронский, - тем хорош, что жизнь для меня ничего не стоит. А что физической энергии во мне довольно, чтобы врубиться в каре и смять или лечь, - это я знаю. Я рад тому, что есть за что отдать мою жизнь, которая мне не то что не нужна, но постыла. Кому-нибудь пригодится. - И он сделал нетерпеливое движение скулой от неперестающей, ноющей боли зуба, мешавшей ему даже говорить с тем выражением, с которым он хотел».
        Лазарь… Он не говорит так, как Вронский. И зубы у него не болят. Он… молчит. Да, он признал мою правоту, да, он исполняет все обязанности командира хоругви, но… молчит. До чего ж он домолчится-то?
        Ребятишки упахивались на вёслах. Однако Резан не только не прекратил, но наоборот - интенсифицировал занятия. Да и парни уже не сильно ноют. Как-то начало доходить, что впереди будет бой. Где от силы и умения - сама жизнь зависит. Всё как-то стабилизировалось, успокоилось, устаканилось…


        Тут мы пришли в Ростов. И нарвались на «бешеного Федю». С его… ораторией.
        Пока мы «вкушали слово праведное» на пляже перед городом, монахи прошлись по лагерю. Был бы я умнее - надел бы на Новожею ошейник. Но мне казалось, что Лазарь воспримет это… А впрочем, чего уж - прошлого не вернуть. Рабынь монахи не тронули - у тех своей воли нет, за них - спрос с хозяина. Холопки, они того… безгрешные. А вот вольных…
        С-с-с… Спокойно, Ваня.
        Страстная неделя, «чистый четверг». «Если в Чистый Четверг вымоешься и вымоешь, весь год чистота в избе водиться будет». Вот нас и… умыли.
        «Все надо выстирать, даже портяночка и та Пасхе радуется». И наши походные бабы ныне в чистоте пребывают, прополаскиваемые озёрной водицей там, в глубине…. Какая, нахрен, глубина?! В Неро - не более 4 метров! Но им… хватило.
        Воинство постепенно трансгрессировало в глубокое уныние. Пока были на пляже - сплошной восторг. От Фединой проповеди и молитвы.
        Потом разошлись по кострам, по стягам своим… Против природы не попрёшь - в мозгах посветлело. Загрустили. Пустили бы нас в город - были бы… инциденты. А так… народ квасить начал. Нам-то Великий пост - не указ. Потянулись торговцы-разносчики. Кто с кувшинами, кто и на телегах с бочками.
        Воины всё вином заливают. Кто - горе утраты, кто - радость просветления. Постепенно разошлись православные - воспоминания о молебне, о страстных душевных молитвах, о хорошем - взяли верх.

* * *
        «Человечество смеясь прощается со своим прошлым».
        Жить в тоске нельзя - пищеварение, давление… «Человек рождён для счастья, как птица для полёта!».
        Крыльев у нас нет, для полёта есть одно - склероз торжествующий. «Кто старое помянет - тому глаз вон» - русская народная мудрость. И все без слов понимают, что прежнее, «старое» было настолько скверное, что лучше и не вспоминать.
        Человеческая память избирательна, сохраняет только позитив. Инстинктивно, во избежание гипертонии и язвы желудка. Что колбаса была по два двадцать - помнят, а что её не было - нет.
        Да вот же беда - встречаются изредка в популяции индивидуумы… Бескрылые. В смысле: с недоразвитым склерозом. Все уже забыли, успокоились, радуются, светлым надеждам умиляются… а вот такие… выродки-мутанты… Вроде меня.
        Глава 323
        Темнело, костры горели всё ярче, пьяные голоса становились всё громче, пошли уже песни с плясками… Уже и покрасневший от выпитой бражки Лазарь, подпевал что-то разухабистое, уже и Басконя поднимал пыль, пытаясь выбить чечёточку на песке.
        Моё бешенство, моя ненависть к «убийце с благодатью», к этому «епископу Феде» постепенно распространялась на окружающих, на всё наше воинство, на весь этот народ, так быстро забывший, так легко возлюбивший «плеть ударяющую».
        «Если не можешь укусить руку, бьющую тебя - лизни её» - старинная восточная мудрость. Не наша. Наша - то же самое, но с восторгом, с искренней верой, с радостью. Без какого-либо оттенка поиска прибыли, выгоды. Даже - без страха. Мы - бесстрашный народ нестяжателей-облизывателей. Лижем по велению сердца, а не за деньги или из страха.
        Ох, и тошненько мне, ох и противненько…
        Интересно: до чего первого я допсихую? Инфаркт мне нравится больше, чем прободение язвы…
        Пойду-ка я искупаюсь. Говорят, холодная вода - лучшее успокоительное для души. Ну, типа «да»: кто в лёд вмёрз - уже ни о чём не беспокоится.
        Как обычно, нашу хоругвь поставили на край лагеря. В одну сторону - здоровенный песчаный пляж с кострами и нашим войском, дальше - луг и сам город. А с этой стороны - песчаная гряда с сосенками поверху и невысоким обрывом в нашу сторону. Вот к косе, которой гряда заканчивается, я и потопал.
        Поплескался, искупался, поприседал на мелком… Мозги себе прополоскал. В смысле: с головой окунулся.
        Вода… бр-р… И правда - помогает. Ярость уже не носом шибает, а так, в сердце огоньком горит. Хочется уже не просто кое-кого в куски порвать, а как-нибудь… преднамеренно и с особым цинизмом.
        Пока вытирался да чистое надевал, Сухан снова головой крутит.
        - Услыхал чего?
        - Там… на горке… Звяк… будто оружие. Шелест… одежда длинная. Один.
        Воин-монах?! В рясе и с мечом. Из Федькиных прислужников. А не воздать ли мне - слугам его? Пока до господина не дотянуться. Пусть-ка составит компанию… грешницам.
        «Мне - отмщение. Аз - воздам» - это так по-христиански!
        У этой фразы - три смысла. Мне нравится четвёртый. Где «Аз» - я, Ванька. Так и работаем.
        Мы не стали возвращаться к костру, сложили грязное да лишнее под кустиками - после заберём, и пошли по тёмной, неосвещаемой стороне гряды, вверх.
        Ходить тихо по сухому сосновому ночному лесу… Я уже об этом… А мы - умные! Мы - по опушке, по травушке-муравушке, по лужку, который по-за грядой. А вот и прогалина сквозь сосёнки, а вон и монах искомый.
        Тёмная, довольно высокая фигура, с капюшоном на голове, стоит на краю обрыва и неотрывно смотрит на наш лагерь.
        Сволочи. Пасут паству. Подсматривают да подслушивают.
        В лагере пьяные голоса с огромным воодушевлением заорали что-то из «срамных» песен. Фигура дёрнулась от выкрикиваемой православным воинством ненормативной и богохульственной лексики, что-то злобно забормотала, звякнула металлом.
        Что у него за оружие? В правой руке какая-то длинная хрень… двуручный меч? Здоровенный. «Одна бутылка не звенит». Обо что ж он…? А теперь меч к сосне рядом прислонил… Какое ж у него ещё оружие?
        Монах что-то делал двумя руками перед собой. То вскидывая голову и окидывая взглядом наши костры, то снова наклоняясь над своим… рукоделием. Потом, не отрывая взгляда от панорамы, протянул правую к мечу, а левую с каким-то… кинжал в широких ножнах? что-то метательное? рожок к автомату?! - к сумке, висевшей на перевязи через плечо на левом бедре.
        Темно, он весь в чёрном, видно плохо, только со спины.
        А, факеншит! Двум смертям - не бывать, а одной не миновать! Берём чудака!
        Я сделал последний шаг и накинул на запястье монаха открытый наручник. Щелчок защёлкивания почти совпал с моим рывком: его правой - вниз и назад, его левой, ещё пытавшейся не глядя, сунуть эту… хрень в сумку на бедре - назад и вверх.
        Монах ахнул от неожиданности, и тут же Сухан накинул ему через голову портянку. Жгут с вложенным камнем. Как новогородцы применяли - я же прилежный ученик!
        Чудак рванулся, я вздёрнул вверх скованные за спиной его запястья, он согнулся, капюшон упал ему на глаза, я крутанул его в сторону, одновременно наступив на подол рясы. Монах рухнул в развороте на колени, воткнулся головой в песок, что-то светлое пролетело мимо меча у дерева и резко звякнуло. Меч свалился, упал на хвою, перекатился…
        Таки-да. Я - идиот.
        Слабое утешение: это - не новость. Слабое оправдание - темно. Можно отослать к общему правилу: «человек видит то, что он готов увидеть». Можно просто… послать.
        Это - не двуручник. Это вообще - не меч.
        Это посох. Высокий - почти в человеческий рост, с перекрестьем. Поскольку - крест. Поскольку монахи в наших краях - сплошь православные. В верхней трети изукрашен какими-то металлическими накладками. Вот об них и звякнуло.
        «Обо что» - понятно. А чем?
        Ну, это-то очевидно, это-то я догадался сразу, ещё до того, как сунул руку под пытающегося «встать на рога» служителя культа. Здоровенный крест. Светлый. Наверное - серебряный.
        Хотя может быть и оловянный. Другие исключения по русской грамматике - «стеклянный, деревянный»… не, не уместны. Похожий крест я где-то недавно видел… Где-то… совсем недавно…
        Я пытался вспомнить, пытался одновременно найти застёжку на длинной цепочке - или там её вообще нет? просто через голову надевается…? Монах вдруг резко взбесился, попытался вырваться. Нам с Суханом пришлось нажать, выбить ему упирающиеся в землю колени, сесть сверху, заставляя вытянуть ноги… Крест остался под телом «борца с умом». Пришлось снова лезть туда. Где-то он там под бок завалился…
        «Борец» снова «вышел на татами». Беспощадный поединок. Исключительно - со своим умом: против двоих в такой позиции дёргаться… не умно.
        И тут до меня дошло - что именно я держу в ладони и уже несколько мгновений автоматически пытаюсь проверить достоверность ощущений. Потому что…
        Я - идиот.
        Я это уже говорил? Совсем недавно? И что? Коли это правда - то она… от употребления «не смылится».
        Вы следите за моей мыслью? Продолжайте, пожалуйста, за ней следить.
        Потому что я сам… потому что мысли у меня… как тараканы от щелчка выключателем на общежитской кухне - россыпью во все стороны… Мне за мыслёй… даже за своей… - никак не уследить. Я слежу только за своей рукой. Поскольку в ней…
        И как вы догадались?! Правильно! Ну что ещё может быть в руках у «лысого Ваньки»! Какой там прогресс?! Вы ещё скажите - «Золотой Ключик», «Рычаг Архимеда», «Таблица Менделеева»…
        Фигня! У меня в руке, конечно же - бабьи сиськи!
        Сиська. Одна. Поскольку другая рука у меня занята: выворачивает скованные запястья монаху на затылок.
        Монаху?! Факеншит! Мне! Ежевечерне и ежеутренне! Бабу с монахом перепутал!
        Так ведь можно и до гей-парада дойти… Ладно - посох от меча не смог отличить: бьют и тыкают и тем, и другим, но бабу…!
        А может она… не вполне? Может, тут какие-то… редуцированые формы водятся? Или, там, переходные, промежуточные… То оно - куколка, то оно - бабочка. А между - кокон. В смысле - монах. Чего смеётесь?
        «Здесь чудеса! Здесь леший! Бродит!
        Русалка на ветвях… мда… сидит».
        Вокруг же - «Святая Русь»! Тут такое встретить можно…! Даже уже и вымершее. Опять же озеро это - из древнейших, из доледниковых. Лохнесское чудовище из озера Неро…
        А по ночам оно вылезает, принимает обличье и идёт на охоту. В этот раз просто никак не могло решить: какой костюм одеть - мальчика или девочки… Оделось… монахой. Вампирюга оборотенистая…
        Однако, по грамматике - баба получается.
        Пришлось слазить и пощупать. Нет, все вполне каноническое. В смысле - две. Довольно мягкие, довольно обширные. В смысле - не диким лесным яблочком.
        Уступил место на шее этого… этой… Ну, где сидел. Уступил Сухану. И задрал у… у этого - рясу. Пока первичных признаков не увижу…! Потому что по жизни бывают всякие… человеки с вариациями. Пока лично не удостоверюсь… Визуально, тактильно и… и проникновенно…
        Ну и пылища! Да такими копытами землю копытить надо! В смысле - вспахивать и выкапывать! Борозды прокладывать! Канавы дренажные и рвы оборонительные!
        При такой энергии… Я не понимаю! Почему на Руси ещё остались болота?! И Змиевы валы давно не обновляли!
        А что делали в сходной ситуации наши старшие новгородские товарищи?
        А они искали поленце. Подходящего размера и формы.
        Нашёл. А привязать…? Первый раз вижу здесь нижнюю юбку на женщине. На мужчинах, кстати, тоже не доводилось. Режем её острым ножиком… как сало… режем-режем… на ленточки, скручиваем в жгутики… привязываем к лодыжкам…
        Не попала, не попала…! У, копытное!
        - Сухан, сними с неё крест, забери сумку, слезь.
        Я уже упоминал о «встряхивании курицы»: переворачиваешь птичку вверх лапками, встряхиваешь… - всё, лежит - не шевелится. Женщина - не птица. Так и Болгария - не заграница!
        Едва освободившаяся от «наездника» дама начала подниматься, как я ухватил палку, привязанную между её лодыжек, и дёрнул. А потом - перевернул… а потом - назад… а потом - снова… а встряхнуть и «пустить волну»…? а - посильнее?… а, в момент отрыва тела от почвы, сдвинуть в сторону?… так, чтобы животом - на сосновые корни? Как там брюшной пресс? Кубиками?… а головой - об древесный ствол… не сильно, но… есть ли в голове накаченные мышцы?
        Понятно, что пилота истребителя подобными манипуляциями не смутить. Но где их тут взять? Я имею в виду - истребители.
        Наконец, я устал. Устал и трясти, и смотреть. На всё это… смутно белеющее. С тёмным треугольником волос между раздвинутыми - с одной стороны, и округло-вздрагивающими - с другой. Поэтому, в очередной раз, приземлив её животом на сосновую корягу, ухватил за капюшон и дёрнул. Заглядывая ей в лицо и щёлкая «зиппой».
        О! Ну них… нифигасе! На меня смотрела та самая «пляжная певунья»! Которая сегодня днём «струилась мёдом и патокой», выводя из Соломона:
        - За-айди, за-а-айди-и… будем упива-аться… будем… до у-утра-а…
        Сразу вспомнилась недавняя картинка. Радостная, праздничная, солнечная. Картинка казни грешниц. И «гвоздь программы»: высокий чарующий женский голос, игуменья в чёрном одеянии, сжимающая обеими руками крест на груди. Под глухим чёрным платком - глаза, глядящие на блудниц изобличённых со жгучей ненавистью.
        Мда… Истинно сказано: «Бог - не фраер, бог - всё видит».
        Я совершенно искренне поднял глаза к небу и от души возблагодарил:
        - Спасибо тебе, Царица Небесная, что исполнила по желанию моему, что отдала её в руки мои. Аз - воздам.
        В свете огонька я видел взгляд пленницы. В нём не было страха. Была злость, ненависть… Презрение ко мне, уверенность в себе… Наверное - это вера в бога. Не может тварь дрожащая быть опасной для праведницы. Господь не попустит.
        Только я - в бога не верю.
        «А не верю я ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай
        А я верю лишь в свой червлёный вяз».
        Ушкуйника Васьки Буслаевича - ещё нет, а песен его - у меня уже есть. И я потянул из сапога свою финку.
        Меня начинало трясти. Снова звучал в памяти женский крик:
        - Не хочу! Не надо! Пожалейте!
        Не знаю - кто там кричал: голос Новожеи я слышал только один раз. Когда она имя своё сказала. Но кто-то очень не хотел в царство божье. Через ледяную воду со связанными руками.
        Я чувствовал, как кривится, гримасничает моё лицо, как дёргаются, обнажая клыки, губы. Дрожит, прижатый к упорно глядящему с непоколебимой ненавистью женскому глазу, нож.
        Давненько меня так не колбасило. С Черниговских болот. Когда Марьяша вздумала назвать меня холопом. Когда притормаживала только брезгливость, предчувствие массы кровавой грязи, в которую превратиться это тело, порезанное на ленточки, порванное на кусочки…
        Уже - нет, уже - не тормозит. «Святая Русь» сильно снизила мой личный порог в части - «а ну-ка блевану-ка». Слишком много я за годы своего попадизма видел разного - смертей, свежевания, потрошения, разделывания, консервирования… людей, скотов, зверей, птиц, рыб… плоть и кровь… вот так режется, вот так выпускается, отделяется, отбивается, жарится-варится-солится…
        Человек? Разве что - говорить может. А эта - и сказать ничего не может, даже не мычит.
        - Молись! Молись, гадина! Пришло твоё время. Долгожданное время утешения и любви. Забыла? «Умолкает ныне всякое уныние и страх отчаяния исчезает, грешницы в скорби сердца обретают утешение и Hебесною любовию озаряются светло: днесь бо Матерь Божия простирает нам спасающую руку…».
        Я бы убил её. Как и мечталось в холодной озёрной воде: преднамеренно, с особым цинизмом и жестокостью… Этот поющий символ праведности. Палачества «по праву благодати божьей». Утопивших ту девчонку - Новожею. Весь грех которой в том, что она родилась. Родилась девочкой. В русском народе, в патриархальном мире, в эту эпоху, в христианской «Святой Руси». Она же ничего никому…!
        «Никому и ничего. Кроме бога одного».
        Принцип персональной ответственности, свобода воли, «всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого»… О чём это?! «Ты должна раз - лежать, и два - молча». Грешна не деянием, но уже одним своим существованием. «Сосуд с мерзостью», «силки дьявола»… просто от рождения.
        «Ты виновата тем, что хочется нам… трахать».
        И эта здоровая, фигуристая… «невеста христова» с обильными сиськами и ляжками… в своём искреннем, от всей души, возмущении и омерзении, красивым, берущим за душу голосом… отпела. Отпела душу невинную под видом блудницы нераскаянной.
        ГБ, он, конечно, разберётся. Он-то всезнающий. Но ты-то, дрянь иноческая, ты-то… с восторгом и радостью…
        «Не судите - и не судимы будете». Ты - осудила.
        Теперь - твой черёд.
        Я бы, и в правду, порезал бы её в лоскуты. Но… пауза затянулась. Я чуть покачивал в руке свою финку, то - прижимая к её скуле спинкой, то - щёчкой, то - точеным лезвием.
        Всё никак не мог решить - с чего начать. Глазки выковырять? Ушки отделить? Носик розочкой разворотить?
        Её взгляд презрительно скользнул в сторону от ножа. Зафиксировался на огоньке «зиппы». Вздрогнул. Ненависть в глазах сменилась удивлением, между бровей появились складочки - пошёл мыслительный процесс в попытке понять прежде никогда невиданное, глаза метнулись по сторонам, к недоумению добавились сомнение, волнение, потом - опасение, неуверенность, страх…
        Она - успела. Успела - испугаться.

* * *
        Она - не боялась. Ни меня, ни моего ножа. Истовая вера - мощный антидепрессант, абсолютная уверенность в себе, в «всё будет хорошо». Она совершенно точно знала: она - праведница, на ней - благодать, господь - боронит и не попустит.
        Так - было всегда, так - будет всегда. Нет в мире силы сильнее силы Господа. Её лично - защищающей, наставляющей, оберегающей. В этом уверяли молитвы, проповеди, книги, росписи в церквах, опыт - и собственный, и окружающих. Так - каждый день, везде. Всё, что она видела, слышала, о чём знала…
        Но… Её подвело любопытство. Вдруг обнаружилось что-то новенькое. Что-то… не повседневное. Что-то прежде неизвестное. Намекающее, что кроме знакомого «всё», которое, безусловно, «будет хорошо» - «это ж все знают!», в мире есть иное, незнаемое.
        Зажигалка?! Зиппа?! Какая мелочь мелкая!
        Но она никогда в жизни ничего похожего не видела. Никогда!
        Трут, огниво, кресало… железячкой по кремешочку… раздуть уголёк, вздуть огонь - пожалуйста. Это - нормально, это - мир божий. А выключить свет, щёлкнуть выключателем… - никогда.
        Представьте: вот родились вы в СССР, живёте себе в эпоху застоя как весь совейский народ. Ну, загуляли малость. Вполне типично, ничего сверхъестественного. Утром, не открывая глаз, добираетесь до… до умывальника. А там… О ужас! Вместо нормальных двух кранов… Как у Маяковского и всего совейского народа:
        «На кране одном написано: „Хол.“,
        на кране другом - „Гор.“».
        А тут одна(!) рукоять. И крутится во все стороны!
        Нет, понять, конечно, можно. Но сперва требуется проснуться. А пришли-то именно за этим! А оно без «Хол./Гор.» - никак!
        И тогда постепенно, на смену невнятным эмоциональным выражениям на наддиалектном языке, сами собой приходят мысли, они шевелятся, тыкаются во все стороны. И выкристаллизовывается вопрос:
        - Иде? Иде я?!
        Логика и близстоящий «белый человек» обуздывают естественную в такой ситуации для организма панику, и формирует букет вариантов:
        - Другая страна. Другая эпоха. Чуждая социальная среда.
        И из ваты смутных воспоминаний о вчерашнем, наливаясь ужасом непонимания, непредсказуемости, катастрофичности последствий, тяжело выляпывается:
        - А тогда кого ж я вчера… И что мне за это будет?!
        Новизна, даже и мелкая, есть намёк на присутствие иной, невиданной сущности. Не из обычного, знакомого мира. Для которой вот такая праведность… - уже, возможно, не абсолютная защита.
        Не в смысле немощи Господней - Господь всемогущ, это абсолют. Но конкретные требования к формам проявления праведности… и проистекающий от этого уровень защищённости… Для такого… которое даже и в святых книгах не описано… Возможны нюансы.
        « - Васильваныч. А что такое „нюанс“?
        - А ну-ка, Петька, повернись да наклонись. Чувствуешь? У тебя - член в заднице. И у меня - член в заднице. Но - есть нюанс».

* * *
        Я сдёрнул с головы шапку, стащил косынку и, наклонясь голым черепом к её лицу, негромко, прямо в глаза, сказал:
        - Гаф.
        У-ух! Это было… неожиданно. Неуместно, ненормально… Страшно.
        Есть люди хорошие - мы их любим. Есть люди плохие - мы их… не любим. И те, и другие - нормальные. Понятные, понимаемые, предсказуемые.
        А есть - ненормальные. Нелюди. Чужие. Что-то неестественное, но - в человеческом обличье. Псих. Оборотень. Бесом обуянный. «И имя ему - Легион».
        Сказано в Апокалипсисе: «Бог положил им на сердце - исполнить волю Его и отдать царство их зверю, доколе не исполнятся слова Божии». Кто может спорить с волей Божьей? Но - каково жителям тех царств? В те дни и эпохи, пока они «отданы»? Слова-то Божии… про - «чем дело кончится, на чём сердце успокоится»… когда они ещё исполнятся… доживёшь ли? Фактор времени… А пока, «здесь и сейчас» - наступило «царство зверя»? И Господь - не защитит?!
        Она мгновенно взвыла, замычала, попыталась встать на мостик, скинуть меня, убежать сразу в разные стороны, заелозила по песку ногами… Сухан наступил на палку между её лодыжками, а я выжал ей подбородок кверху, заставляя упереться темечком в землю. Нащупал под затылком узел платка, раздёрнул хвосты, открывая её шею. И, плотоядно урча, склонился к белеющему горлу.
        - Ур-р-р… Мур-р-р… Пр-рел-лесть… Гор-р-л-л-лышко. М-мон-нах-хиня… Ин-н-ноки-н-ня… Пра-а-а-ведница… Сла-а-аденькая… За-а-пах… Кр-р-ровуш-шка… Упива-аться… до у-утр-р-ра-а… Хо-р-р-рош-шо.
        Я водил носом над её шеей. Свежий пот, только что выступивший от нашей «физкультуры», с примесью запахов ладана и тела здоровой молодой женщины, быстро высыхал в ночной прохладе леса на коже, уже не прикрытой платками. Сменяясь «запахом страха».
        Накрыл её горло своей, широко, до предела распахнутой, пастью.
        Не касаясь. Ни зубами, ни губами.
        Только воздухом, только дыханьем своим. Жарким. Влажным. Дрожащим.
        Только чуть мурча в это… В напряжённое, сглатывающее, с бешено бьющейся жилкой, беззащитное, белое, панически стонущее где-то внутри себя…
        Короткое движение языком.
        Только кончиком.
        Мокрым, горячим.
        В одну точку.
        На дыхательном горле.
        Коснулся - убрал.
        «Ужалил». Здесь уверены, что у змеи - жало.
        «Так вот где таилась погибель моя!
        Мне смертию кость угрожала!'
        Из мертвой главы гробовая змия,
        Шипя, между тем выползала;
        Как черная лента, вкруг ног обвилась,
        И вскрикнул внезапно ужаленный князь».
        «Ужаленный» - не «укушенный».
        И ещё: здешние верующие уверены, что змей - воплощение Сатаны, подобие «змея-искусителя» из Райского Сада. Дух зла, а не кусок ползающего мяса из подотряда класса «пресмыкающиеся» отряда «чешуйчатые».
        Ужалил - змей, змей - Сатана… «И влился в душу хладный яд….».
        Она зашлась. В истерике, в судорогах, в плаче… В потоке бессмысленных движений.
        И - обделалсь.
        Запашок, звучание-журчание…
        - Что, калище смердящее? Сосуд с мерзостью? Пролилась суть твоя? Проявила-а-ася. Не простёрла над тобой Божья Матерь длань свою спасающую. Возгордилась ты непомерно, возомнила себя мечом Господа, трубой архангельской. Нет тебе прощения. Ни в этом свете, ни в тамошнем. Отдана. Отдана ты мне. Вся без остаточка. В волю мою, во владение. Душой и телом. На веки вечные, на муки мученические. Съем я тебя, съем. Разгрызу-понадкусываю.
        Только сейчас она заплакала. Но как обильно! Слёзы буквально заливали её лицо.

* * *
        Есть набор стереотипов: не бить упавшего, не бить плачущего, не бить женщину… Зрелище человека, не совладавшего со своими сфинктерами, вызывает презрение, отвращение… Инстинктивно. Плюнуть, пнуть напоследок, прогнать, бросить и уйти. Стандартные реакции в большинстве человеческих популяций.
        Можно связать с фундаментальными моделями поведения, основанных на инстинкте выживания в условиях распространённости желудочно-кишечных инфекций.
        Попинать бы её… Обливая презрением. Это - нормально. Архетипически. Традиционно. «Как с дедов-прадедов заведено».
        Да вот же какая несуразица случилась - Ванька-лысый припёрся! Который… клизму своему младенцу никогда ставить не приходилось? И приходить в восторг от зрелища фонтана дерьма через всю комнату. «От восторга» - потому что дитя мучиться животиком перестало.
        А треть обделавшихся новобранцев в первом бою…? А бомбёжка или хороший артналёт, после которых у здоровых мужиков не только сфинктеры - руки-ноги отказывают? На месяцы-годы.
        А в госпиталя не попадали, когда для героя - реально настоящего боевого героя - самое в данный момент главное - важнее всех звёзд и Георгиевских залов - вовремя поданная утка? Причём именно это - свободно изливающееся жидкое собственное дерьмо - и есть наиболее первый результат высоких душевных качеств, проявленных при свершении подвига. А звёзды и звёздочки… далеко потом.
        Можно её попинать, заплевать, обругать… Она сейчас сгорает от стыда, мучается от унижения… Только это - проходит. И из памяти о собственном унижении вырастает ненависть.
        Злоба к видевшим это.
        Какой мощности вот эта конкретная душа? Как скоро стыд, страх, униженность перерастут в ненависть, в жажду мести? Которая из душевного внутреннего чувства превратиться во внешнее действие? Где, когда, в какой форме эта ненависть, это желание отомстить, уничтожить свидетеля унижения - реализуется?
        Задавить жажду мести страхом? Довести до формы привычки: «Оно бы, конечно, хорошо бы гада, но…». Привести к смирению: «на всё воля божья, так предопределено…»? Или трансформировать в любовь: «да, я - плохая, я - сделала… стыдное. А он - простил! Он - хороший!».
        На этом, последнем варианте, строится христианство. «Один раскаявшийся грешник любезнее Господу, чем десяток праведников».
        Нужно знать обрабатываемого человека, нужно его видеть. А я даже лица её не вижу - темно. Примет ли она отсутствие моего «пинания», как великое благодеяние? Или - как само собой разумеющуюся мелочь? Или - как очередное унижение? «Даже пнуть - побрезговал».
        Мне уже пришлось в «Святой Руси» «подминать под себя» разных персонажей. По-разному. Вот уже и вопросник сформировался. Выучила меня «Святая Русь»… приведению людей к покорности. Нарабатываю методики, накатываю технологии…
        А вот архетипические реакции, с точки зрения личной безопасности… в отличие от инфекционной безопасности в стадах мокроносых обезьян, где они и нарабатывались… - неэффективны.

* * *
        - Вставай, бл…дища. Калище-убоище. Не измажься. Поносилеще-непотребище. Мыться пойдём.
        Измазанная, с прилипшими к мокрому телу песчинками, хвоинками и прочим лесным мусором, чуть слышно подвывающая, инокиня послушно встала на колени, и, отнюдь не препятствуя, но даже и помогая, в меру своих скромных возможностей, позволила мне собрать у неё на голове всё тряпьё, включая толстый тёмный шерстяной плащ с капюшоном. И чёрное монастырское платье.
        Похоже на рясу, но чуть другое: инокини не носят ряс, женщины не бывают священниками. Большинство из них подходят к алтарю только раз в жизни - при венчании.
        Согнутая так, что голова находилась на уровне моего бедра, сверкая в темноте белой, несколько грязной и пованивающей, быстро замерзающей в ночной прохладе мокрой задницей, инокиня изредка ойкала, наступив на ветку или шишку. Сухан вернул мне погашенную зажигалку, прихватил вещички, и мы отправились к озеру.
        Она уже подвывала, уткнувшись лицом в песок, стоя на коленях у уреза воды, а я никак не мог решиться.
        По-хорошему, по первоначальному моему чувству, её следовало бы просто загнать в воду и утопить. Отправить к утопленницам.
        По справедливости - так должно быть. По Писанию: «око за око и зуб за зуб». «И воздам каждому по делам его».
        Только… я ж не иудей и не христианин.
        «Как аукнется - так и откликнется» - русская народная мудрость. Мда… может, я и не русский? А какой?
        А такой, что хорошо различаю торчащие к чёрному небу белые ягодицы… Грязноваты, правда…
        Арифметика утверждает, что «от перемены мест слагаемых сумма не изменяется». Куда «слагаемых»? Или здесь правильнее: «влагаемых»? «Вставляемых»? «Запендюриваемых»?
        Проверить? «Итого»-то не измениться…
        - Мявкнешь - утоплю. Пойдёшь на дно, к сегодняшним блудницам. Песни им петь, раков кормить.
        Я опасался, что едва развяжу у неё портянку-затычку для рта, как она завопит. До пляжа, на котором стоит войско, шагов триста. Мы, из темноты, видим и слышим людей у костров, они нас - не видят, но крик - услышат.
        Но нет - хвосты портянки повисли по обе стороны рта, как усы у моржа, она судорожно сжимала во рту камень, сцепив челюсти, даже не пытаясь позвать на помощь. Что позволило, наконец, снять с её головы платки. Потом возня с отпиранием наручников, сниманием одежды с неё, запиранием наручников, сниманием одежды с себя… зелёное мыло неплохо мылится и в холодной воде. Тем более, что голову ей мыть не надо.
        Вытираясь её платками и разглядывая дрожащую на свежем ночном воздухе, привлекательно белеющую в темноте, фигуру, я, наконец, поинтересовался:
        - Ты кто? Что ты тут делала?
        Пришлось вынуть у неё камень изо рта. Я вытирал её довольно жёстко. Снаружи и изнутри, крутил, мял, лапал, пощипывал и ощупывал, а она, дрожа от холода и страха, по-охивая и постанывая, излагала свою историю.
        Глава 324
        Жил-был в этом городе Ростове средней руки купец с дочкой. Овдовел он рано, но новой хозяйки в дом не приводил - боялся, что мачеха дочку его единственную, любимую обижать будет.
        Дочка росла, красой полнилася. Сама белая, что кипень, волосы белокурые, брови - черный соболь, глаза - угольки в огне…
        Звали ту девочку - Манефой. Высокая, стройная, из себя красивая, девушка цветет молодостью. Много молодцов на ее красоту зарится, но гордая, спесивая, ласково взглянуть ни на кого не хочет Манефушка. Немало сухоты навела на сердца молодецкие. Роем, бывало, вкруг нее парни увиваются, но степенная, неприступная, глядеть ни на кого не хочет она. И такая была у ней повадка важная, взгляд да речи такие величавые, что ни один парень к ней подступиться не смел. Иной бахвал, набравшись смелости, подвернется порой к спесивой красавице с речами затейными, но Манефушка так его, бывало, отделает, что тот со стыда да со сраму не знает, убраться куда.
        Хоть бы раз какому ни на есть молодцу ласковое словечко промолвила, хоть бы раз на кого взглянула приветливо. Подружки ей говаривали:
        - Чтой-то ты, Манефушка, гордая такая, спесивая? На всех парней серым волком глядишь. Аль тебе, подруженька, никого по мысли нет?
        - Что мне до них, - ответит, бывало, красавица. - Все они нескладные, все несуразные. И без них проживу!
        - Не проживешь, Манефушка. Славишься только, величаешься, - смеясь, говорили ей девушки. - Как без солнышка денечку пробыть нельзя, так без милого веку прожить нельзя.
        - Полноте, девушки! - ответит, бывало, белокурая красавица. - Это только одно баловство. Не хочу баловаться, не стану любить никого.
        - Полно, полно! От любви, что от смерти, не зачураешься, - говорили ей подруженьки.
        - Ну ее совсем, - молвит, бывало, Манефушка. - И знать ее не хочу! Спокойней, девушки, спится, как ни по ком не гребтится.
        Девушки правду сказали: не отчуралась от любви Манефа.
        Ей было лет 15, когда в город пришёл отец Феодор. Его проповеди, обращённые против запрета поста «среду и пяток», поразили девушку. Своей страстью, жаром, вкладываемого в слова.
        Девушка влюбилась. Увы - не в парня молодого, сверстника, но в человека много старше себя, да ещё и священника. Тело и душа её пылали, но смутные томления свои даже и себе самой высказать Манефушка не смела. И уйти, забыть не могла, припадая, подобно измученному жаждой путнику в пустыне, к роднику словес Феодора. К голосу, звучащему подобно кимвалам бряцающим в проповедях.
        Не сказала Манефа про любовь свою отцу, не ронила словечка подруженькам: все затаила в самой себе и по-прежнему выступала гордой, спесивою.
        Девушка посещала все собрания сторонников Феодора. Её и заприметили. И сам Феодор, и его противники. Однажды, когда она была в церкви, диакон задержал её по какой-то безделице, а когда, уже затемно, возвращалась домой, её поймали и, едва ли не у ворот родительского дома, изнасиловали. Простолюдины, обычно, используют термин: «завалили».
        Злы были на спесивую Манефушку ростовские ребята, не забыли ее гордой повадки, насмешек над их исканьями…
        Выскочивший на крики отец, был в драке убит. Лишь явившиеся поутру соседи отнесли её в родительское жилище.
        Так Манефа осталась круглой сиротой. Несколько дней пребывала она в болести, и уж подумывала о страшном грехе: о лишении себя жизни. Но явился в дом отец Феодор, и возложил на лоб её десницу. Успокоил душу её мятущуюся и благословил принять постриг.
        Верила Манефа что этим только обетом избавилась она от страшных мук, от грозившей смерти, от адских мучений, которые так щедро сулил мирянам отец Феодор. Чтение книг об иночестве, патериков и Лимонаря окончательно утвердили ее в решимости посвятить себя богу и суровыми подвигами монашества умилосердить прогневанного господа… Наславшего на неё муки малые в преддверии мук грядущих, вечных. Ад и ужасы его не выходили из ее памяти…
        Уйдя в монастырь, каждую ночь молилась она, отдаваясь всей страстью души своей покаянию.
        «Грядет мира помышление греховно, борют мя окаянную страсти», - шепчет она, дрожа всем телом. «Помилуй мя, господи, помилуй мя! Очисти мя скверную, безумную, неистовую, злопытливую…». И, взяв кувшин из-под деревянного масла, стоявший под божницей, разбила вдребезги об угол печи, собрала осколки и, став на них голыми коленями, ради умерщвления плоти, стала продолжать молитву.
        Манефу взяла под свое крылышко сама мать игуменья и, вместе с двумя-тремя старухами, в недолгое время успела всю душу перевернуть в поблекшей красавице… Кроме часовни и келий игуменьи, никуда не ходит она. Мерзок и скверен стал ей прекрасный божий мир. Только в тесной келье, пропитанной удушливым запахом воска, ладана и деревянного масла, стало привольно дышать ей…
        Феодор помогал послушнице, после - и инокине женского Благовещенского монастыря. И добрым советом пастырским, и словом утешения. По возвращению из Царьграда, когда сжёг он Чудской конец, прежняя игуменья умерла от сердечного волнения, и 22-летнюю Манефу поставили настоятельницей.
        Она сперва отказывалась, однако же епископ указал, что господь не посылает креста, которого бы человек снести не мог. Да и монастырь невелик - всего-то десяток насельниц, справишься.
        Воодушевлённая приязнью и помощью владыки, мать Манефа устремила все силы свои на улучшение устройства монастырского, на очищение жизни духовной насельниц и жительниц города от всевозможной скверны. Во всём была она пастырю - верной дщерью матери нашей церкви христовой, истовой помощницей, трудницей не ленивой на ниве дел благих, ревностной в христолюбии.
        Особливо же восстала она противу разного рода бабёнок гулящих, блудниц, развратниц. Которые от того радости получают, от чего столь много горестей и бед она сама претерпела. И столь в этом бывала рьяна, что и сам владыка иной раз ей выговаривал.
        Ныне же, когда утоплены были блудницы, с войском пришедшие, усомнилась она в полноте выжигания сиёй заразы разврата и похоти. Владыко же на сомнения её изволил ответить так:
        - Коли остались там кто, или из местных кто туда блудодействовать сунется - повторим. Но надо быстро - Пасха идёт, Господь дарует прощение грехам прежним. Иди, ищи.
        Получив сиё пастырское благословение, одела она одежду тёмную, велела запрячь лёгкий возок свой игуменский, да прикатила к тому месту, где мы её нашли. А возок с возницей, дурковатой сестрой-послушницей, выше по лугу стоит, дожидается. Сама же Манефа, найдя удобное место откуда лагерь был весь как на ладони, смотрела, да слушала, да записывали мерзости православного воинства в складень. Для отдачи епископу, всей здешней местности - отцу и святителю.
        Вот складень она и совала в сумку. А я в темноте никак не мог понять - что это. Додумался до рожка автомата… Факеншит! Ну не дурак ли я?!
        Сухан растянул по песку её чёрное платье, по моей команде она встала на него на четвереньки, накинули сверху плащ, чтобы не замёрзла и не светила всем… своим. И я занялся её столь аппетитным, после мощей Новожеи, упокой господи её душу, задком, лично мною промытым и насухо вытертым. Щедро смазывал маслом в… интересующих местах, благо наш «банный набор» дождался нас под кустиками, звонко хлопал ладошкой для усиления кровообращения и ускорения разогрева… «аппаратуры».
        Суёшь палец в корчажку с маслом, вставляешь между её губ. Не певчих, естественно. А там… там фиг. Так зажато, что и не нащупать. Тянешь за косу. Коса у неё длинная, до попы. Удобно сунуть руку под плащ и дёрнуть. Как коней вожжами осаживают. «Чтоб место своё знала».
        Тянем-потянем… «Посадил дед репку»… Так за что же Дед посадил Репку? Или правильнее - на что?
        Вскрикнула и наделась. Тут надо чётко понимать особенности русской грамматики: когда женщина одевается - это уже потом, а вот когда надевается… На мой ледяной скользкий палец. По первый сустав.
        Замерла. Прислушиваясь к себе, к чуть заметному движению первой фаланги пальчика.
        К прикосновении подушечки. К скольжению ноготка. Внутри себя.
        Даже дышать перестала. «Поднятая на дыбы».
        «О мощный властелин судьбы!
        Не так ли ты над самой бездной
        На высоте, уздой железной
        Россию поднял на дыбы?»
        Первая фаланга среднего пальца как «мощный властелин судьбы»? - Так это смотря - чей палец. И смотря - где. И - чьей судьбы. Я ж - не всю Россию!
        Да, точно не девица. Но обет целомудрия соблюдает. Наверное… При такой температуре окружающей среды ничего достоверного сказать нельзя.
        Хорошо игуменья прогибается - приятно смотреть. Даже без «узды железной» - просто косу в натяг. Поясницы у инокинь разработаны - они ими постоянно поклоны бьют. А если «узду» чуть по-опустить?
        Нехорошо: сразу сгорбилась, охнула, соскользнула. Осанка совершенно неэстетичная. Нет, без вставляния чего-нибудь куда-нибудь - осанки не получается. Русская мудрость так и говорит: «будто кол проглотил».
        Снова осадить. Во-от. Уже лучше, уже прогиб и сама держит. А если последовательно всеми фалангами?
        Прохождение каждого сустава воспринимается как отдельное важное событие. Всё. Жаль - только два. А если с переворотом? Резьба бывает - левая, а бывает - правая…
        Ахает, но позу сохраняет. А если на два пальца? Тпру! Стоять! Куда пошла! Осади!
        - Читай молитву.
        - К-какую?
        - Предсмертную. Ты, вкупе с епископом своим, совершили злодеяние. Душегубство. Убили женщин, иные из которых - невинны. Ибо не они выбирали путь, по которому шли, но лишь следовали добродетели смирения и покорности, послушания старшим да высшим. Ты же возомнила о себе - праведница. Обличала грехи несуществующие. Взяла себе роль судии. Что ж, теперь и тебе идти теми же путями. Дорогой блуда к омуту бесчестия. В хоровод утоплениц.
        - Богородица, дево, радуйся… А-а-а!
        - Что? Больно? Толстоват? Терпи. За грехи свои. Уж она-то обрадуется. Что с дуры за дурость взыскано. А теперь - сама. Надевайся. Ну! Глубже! С радостью! Ибо и казни, насылаемые за грехи наши, надлежит принимать с восторгом и умилением. Давай-давай, сучарка крестанутая, расстарайся по-курвиному. Ты им - смерть пропела, ныне тебе самой - их песни петь. Глянь туда. Вишь - костры горят. Там под тысячу здоровых пьяных мужиков. У которых их подружек отобрали. Вот кину тебя им на замену… Уж они-то с тобой поиграются! Сразу-то не умрёшь, но так… набалуешься, что все молитвы из мозгов по-вывалятся. Даже и «господи спаси» - сказать не сможешь.
        Не могу точно вспомнить цитату из воспоминаний той кореянки из японского солдатского борделя. «Не важно: было ли утро или вечер - едва один солдат выходил, как входил другой». Там «входил» - речь о помещении?
        Некоторое время я развлекался, заставляя её воспроизводить типовые реплики и движения профессионалок. С упором на непристойные пожелания и оценки. Уделяя особое внимание демонстрации интонационного богатства её прекрасного певучего голоса. Жаль, арий Верди она… увы. А то я такой бы текст ей подкинул!
        Приходится работать исключительно с древней классикой:
        «Зайди, будем упиваться нежностями до утра,
        Насладимся любовью;
        Потому что мужа нет дома;».
        Наложить на текст от Соломона поток ахов, охов, стонов, варьировать повторы и смыслы… «Зайди» - куда именно, чем именно, на какую глубину, предпочтительный угол атаки при захождении… оценка, вариации и оттенки продолжительности… и тональности звучания…
        Потом занялись разными богохульствами, смешивая канонические тексты с детской похабщиной: «Уд твой иже еси в моей писи…».
        Увы - не пробивает. Ужаса нет, душевного потрясения - не возникает.
        Мы уже несколько согрелись, так что попытки подёргать её за груди, покрутить соски, пощипать за бока - существенного эффекта не давали. Были бы у меня руки ледяные, а так… Ступор. Одурела. Повизгивает, тупо повторяет сказанное… Воздействие гаснет в тонком верхнем слое, глубины души не затрагивает. И что оттуда выскочит через час…?
        «Чужая душа - потёмки» - русская народная мудрость. Верю. Но мне от этого не легче: как-то надо исключить саму возможность доноса епископу.
        Так же, безропотно, не отрывая головы от скрещенных на песке рук, она восприняла замену: отработав своё, я уступил место Сухану. Тут даже озвучка стала существенно беднее - чисто ритмическое по-ахивание.
        И что теперь с этой дурой делать? Утопить? Первоначальное стремление выглядело наиболее правильным, но… Теперь, после полового акта с этой женщиной, после наполнения её лона собственным семенем…
        Забавно, но использование презерватива снимает этот оттенок восприятия даже на подсознательном уровне. А неиспользование - наказывается на законодательном. Поскольку подчёркивает гендерное неравенство: одни от этого могут забеременеть, а другие, как ни старайся… Что и послужило основанием для судебного преследования основателя WikiLeaks.
        Архетипы, факен их шит! Убить женщину, которая может стать матерью твоего ребёнка… Для этого нужно считать женщину человеком. Равным, таким же. Убить равного… - это один круг проблем. Для нормального самца - нормально, хотя и напряжно.
        Убить продолжение своего рода… Инстинкт против. Как показал опыт смешанных команд в военном флоте Израиля, в критических ситуациях моряки больше заботятся о спасении женщин, чем о сохранении живучести корабля.
        Грохнуть традиционно оттрахнутую женщину тяжелее, чем нетрадиционно. Или - мужчину, вне зависимости от его оттрахнутости. Парадокс.
        Моя ярость как-то… нет, не исчезла - чуть отодвинулась. Утопить игуменью… - неправильно. Оставить её в живых? Она побежит к епископу. Может, её как-то… попортить? Ну, там… язык вырезать? Так она напишет. Руки-ноги переломать? - Добрее утопить. А живая… - хоть бы и не сразу, но всё равно - сообщит Феодору. И мне будет… бздынь.
        Человеческая душа - очень живучая субстанция. Её мало растоптать, порвать. Её ещё нужно собрать, разгладить. Чуть в другой конфигурации. Иначе она сделает это сама, по-своему.
        То изнасилование, которое я ей тут устроил… Она один раз в своей жизни пережила - второй раз… Если сразу с ума не сошла - дальше легче будет. Вера в бога, вера в Федю… крепкие устои. Отлежится, по-постится, исповедуется… и донесёт.
        Она боится меня… Но это - только «здесь и сейчас». Нужно что-то… что сделает невозможным её духовное возвращение к «епископу-убийце». Что-то типа «чёрной мессы»? И где я возьму здесь подходящий реквизит?
        Я лежал на песке, опершись на локоть, посматривал на монотонные движения Сухана, едва видимые в свете звёзд, отражающихся в мелких озёрных волнах, на наш лагерь в стороне, где постепенно стихал пьяный рёгот, и гасли костры, на полосу тумана, начавшегося собираться у острова. Под руку попала сумка игуменьи. Надо бы стереть её складень, то, что она там по-записывала.

* * *
        В сумке выпирал её наперсный крест. Крест интересный: похож на латинский «крыж» - нет верхней и нижней перекладинок. На верхней должна быть табличка с указанием вины преступника - надписью «Іисусъ Назорей, Царь Іудейскій». На нижнюю - казнимые на кресте должны ноги ставить. Но у Иисуса она была плохо прибита - перекосилась. А вот сам распятый - на месте.
        Практически - два круглых серебряных стержня, вбитых друг в друга в месте соединения, с шариками-луковицами на кончиках, с наплывами по поверхности, символизирующими фигуру Спасителя.
        Ювелирное изделие. Реквизит культа. Символ.
        У меня, «здесь и сейчас», ничего под рукой нет. «Мусор реала» против «могущества виртуала». «Ничего» против «всего».
        Интересно, а нельзя ли этим… изделием - разрушить привязанность «овцы» к её пастырю? Применив его несколько… не ортодоксально.
        Есть вера. Она часто связана со святынями. С материальными символами, которым приписываются особые, сакральные свойства. Это - язычество, идолопоклонничество.
        «В начале было Слово. И Слово было у Бога, и Слово был Бог».
        Но христианство… особенно в «Святой Руси»… «Слова» нашим людям - недостаточно. Нам бы пощупать, на зуб попробовать, «понадкусивать».
        Веры - мало. Нужны - «улики». Пошли «вещественные доказательства» - святыни.
        Нетрадиционное использование символов-святынь называется - «святотатство». Хотя это смысл уже моего времени: изначально святотатство - именно татьба, имущественное преступление. Святотатство, или «церковная татьба», долгое время вообще рассматривалось как обычное корыстное преступление, только с 1662 года одновременно стало рассматриваться как преступление против религии.
        Правильно говорить - «кощунство». Объектом кощунства могут быть церковные правила, предметы культа, обряды, но не сама вера, оскорбление которой есть предмет богохуления. Это - уже из числа тяжких.
        У верующего человека кощунство вызывает страх, возмущение, гнев. Гнев столь сильный, что он готов и муки принять, и жизнь свою положить за сохранение, за традиционное - «как с дедов-прадедов» использование своей символики.
        Манефа ныне находится под моим страхом. Сравним - что сильнее: страх меня или страх кощунства? Если она боится меня больше, то вытерпит акцию, сыграет в неё свою роль, станет соучастницей.
        Забавно: «святотатец» - знаю. Но я тут задумал… И кто ж я буду после этого? Ванька-кощунник? Кощунствователь? Кощунствовинист? А как в женском роде? «Кошунствуйка»? «Кошунствица»? Таких слов в русском языке не встречал. И «святотатицы» - тоже.
        Русская культура отказывает женщине даже в возможности воровства или оскорбления святынь? По фольку: «Баба - что мешок, что положишь - то и несёт». Сама - не положит? Но ведь никто не казнит лошадь за то, что она везёт телегу. Пусть бы и с награбленным товаром. Не имея свободы воли, женщины и грешить не могут?
        Но «особо тяжкое» - допускается, «богохульница» - оскорбительница самой веры - в языке есть.

* * *
        Манефа, приняв участие в моих играх со святыней, станет не просто бабой, которую злыдни богопротивные против её воли завалили и трахнули, а - вероотступницей, «кошунствуйкой». Дальше «бешеный Федя» предвосхитит реплику Чёрного Абдуллы из «Белого солнца пустыни», обращённую к одной из его жён:
        - Почему же ты не умерла?!
        А уж как, почему… Волей, неволей… «Душа - потёмки».
        Гарантированность реакции пастыря, заблаговременное осознание её неизбежности - воспрепятствуют Манефиной душевной близости, преданности епископу. Особенно такому… «бешеному Феде». Хотя бы в силу инстинкта самосохранения - изведёт, убьёт.
        Сравнить силу страхов. - А если - «нет»? - То - «нет». Тогда - утопить.
        Сухан как раз закончил процесс и поднялся с колен, подтягивая штаны. Манефа так и оставалась в прежней позе, белея поднятой кверху задницей и уткнув голову в песок. В полном согласии с любым продолжением. Страус на свидании со львом.
        - Подними её. Так, ноги расставь. Шире, дура. Тпру, стоять.
        Манефа, прижатая к Сухану спиной, удерживаемая захватом за шею, смотрела на звёзды, широко раздвинув ноги, и тихонько скулила, пока я вставлял ей во влагалище длинный конец её наперсного креста. Я чуть отодвинулся и полюбовался на своё «рукоделие»:
        - Погляди-ка, игуменья, как славно получилось. Христос - с тобой. И более того - в тебе. Аж по самые плечи.
        Сухан отпустил ей голову, продолжая удерживать руки. Мгновение она разглядывала в темноте свою обновку. Потом взвыла, задёргалась, засуетилась ногами… Пришлось вернуться к прежней фиксации.
        Реакция правильная: пришло осознание совершаемого преступления - кощунства. Теперь усилим осознание соучастия. Чуть сдвинем оценки и мотивы, свяжем его с действием привычным, повседневным. Сделаем преступление более… «кошерным». Соучастие - добровольным. Или, хотя бы - выглядящим таковым.
        - Ну, полно, полно. Господь к тебе пришёл, господь в тебя вошёл, а ты будто и не рада. Ему там мягонько, ему там тёпленько. Согрей его нутром своим. Голени его, и бёдра его, и тело его. Тело Христово. Разве ты не вкушала его многократно? Разве не входило оно в тебя при причащении святых даров? Ну же! Жуй его плоть, пей его кровь, как часто делала ты в церкви! Сожми его, обойми жаром тела, жаром души, жаром веры своей истовой. Прими в себя. Возликуй и обрадуйся.
        Она рыдала. Тихо, непрерывно, обильно. Темнота не позволяла ей разглядеть подробности, но своё-то, постоянно носимое на груди, распятие она хорошо знала. И воображение рисовало склонённую в предсмертной крестной муке главу Спасителя, прижатую ликом святым к её срамным губам, мокрым от нашей спермы.

* * *
        Можно подумать, что для него это новость! Он же рождённый, а не кесарённый. Шёл теми же путями, в тех же водах, что и «весь народ». Только ухитрился «калитку за собой закрыть» - восстановить девственную плеву матери сразу после родов. Пришлось Иосифу Плотнику заново… «трубы продувать». Странно, что Иосифа называют «предмужником». Правильнее: «за-мужником». Который «после», «за».
        Моим современникам, наслышанных об имитаторах и вибраторах, не понять всего священного ужаса этой игуменьи. Всей меры непристойности, стыдности, «кощунственности» такого положения.
        Нужно вырасти в мире, где даже и «супружеский долг» исполняется исключительно в темноте и «исключительно самим Господом Богом предназначенными для этого инструментами». Просто допустить, чтобы мужчина, пусть бы и свой, законный увидел… крайняя степень разврата. А здесь… Лик святой! Чело Спасителя в венце терновом! И - торчит! Грех неотмолимый!
        Гарантированное попадание в ад на сковородку. Навечно.
        И плевать ей, что речь идёт куске серебра, с довольно аляпово сделанными наплывами - она в этих «кляксах» низкокачественного серебра видит изображение. Она связывает изображение, набор грубо сделанных неровностей металлической поверхности, с оригиналом, с самим Сыном Божьим. Конкретный еврей из Назарета в её, чуть припухшей от предшествующих экзерцисов… мда.
        Вот эта… «клякса» по металлу и есть ваш Бог?! Да побойтесь бога!
        Но она-то думает, что Бог у неё в… Где-где?! Да всё там же…
        А чего ещё ожидать, если в христианстве постоянно происходит гносеологическая ошибка: омонимия - смешение или подмена понятий.
        Здесь: установление эквивалентности символа и сущности. Ведь никто не ждёт от, например, креста кельтского или свастики - символов солнца - тепла и света. Иначе бы они в каждом доме висели. Вместо лампы и обогревателя.

* * *
        Манефа тупо рыдала, не реагируя на мои команды, пока не получила несколько пощёчин.
        - Ну, что ты застыла столбом соляным?! Давай, трудись, подмахивай. Расстарайся для самого.
        Мне пришлось, взявшись за торчащий конец креста, несколько «оживить распятого на серебре» - слегка покачать, слегка подвигать. Пальцы не только пошевеливали холодный кусок металла, но и поглаживали тёплую плоть женщины. Сначала она не реагировала. Пришлось даже слегка ткнуть несколько раз кулаком в живот.
        Последовательность рефлекторных сокращений, навязанная в невысоком ритме, типа непрямого массажа сердца, не затухла и после прекращения моих ударов - она начала отзываться. Сначала слабыми, неуверенными сжатиями мышц внутри себя, потом и движением бёдер. С закрытыми глазами, с поднятым к ночному небу заплаканным лицом, она чуть слышно выпевала кусок молитвы, читаемой перед причастием:
        «Небесных, и страшных, и Святых Твоих, Христе, ныне Таин, и Божественныя Твоея и тайныя вечери общника быти и мене сподоби, отчаяннаго, Боже Спасе мой.
        Под Твое прибег благоутробие, Блаже, со страхом зову Ти: во мне пребуди, Спасе, и аз, якоже рекл еси, в Тебе; се бо дерзая на милость Твою, ям Тело Твое, и пию Кровь Твою.
        Пресвятая Троице, Боже наш, слава Тебе».
        Желания… они того… исполняются.
        «Во мне пребуди, Спасе…» - уже. Насчёт «ям Тело Твое, и пию Кровь Твою» - не сегодня. А вот «дерзая на милость»…
        Я, честно говоря, не ожидал реакции её тела. Слишком много насилия, боли, разрушения ценностей… Да просто - холодно и неудобно! Но вера христова, крест животворящий… привычка к молитвенному трансу, к душевной концентрации и отстранению от грешного мира… и мои ласковые тёплые терпеливые пальчики на её «средоточии сладострастия»… «Капюшонистый приятель» ещё не отошёл от наших с Суханом экзерцисов. Да и то правда: с третьего-то раза - можно и проявить себя!
        Казалось, что у неё вообще нет сил. Ни душевных, ни физических. Но «умение и труд - и не такое натрут».
        «Зануда - это человек, которому легче отдаться, чем объяснить - почему этого не следует делать» - общеизвестная женская мудрость. Что я - зануда, я уже много раз…
        Она вдруг распахнула глаза в ночное небо, зазвучала и начала двигаться… уже сама, уже не подталкиваемая и понуждаемая, но жаждущая и ищущая. Сильнее. Размашистее. Резче. Беззвучно ахнула в темноту, выгнулась всем своим телом и… обмякла в руках Сухана.
        А в моей руке продолжало трепетать. Продолжало судорожно истекать. Горячим. Мокрым. Затухая. Успокаиваясь. Съёживаясь.
        По её мышцам прошла волна остаточной судороги. Всхлип. Выдох. Мокрое, горячее распятие медленно, нехотя отпускаемое, заскользило вниз, в мою руку.
        «Боже наш, слава Тебе». За всё хорошее.

* * *
        «Оргазм на кресте». Не часто, но и не ново. Приобщение к святости, как и секс, требуют мощнейшего напряжения всех душевных сил. Что, естественно, отзывается в реакциях тела.
        Сотрудники спецслужб Израиля, перебирая куски, оставшиеся от джихаддистов-смертников, обнаружили, что довольно часто член «самоходной бомбы», замотан тряпками и примотан к ноге проволокой. Экстаз самоподрыва столь силён, что приводит к преждевременному извержению спермы. Прямо в штаны шахида. А это - не кошерно.
        Шахид собирается в рай, там его ждут 70 девственниц. Разбазаривать собственный семенной фонд - нельзя, Аллах обидится. И лишит вечного блаженства. В форме непрерывной пьянки и случки. Длиной в вечность. Со всеми промежуточными результатами этих видов деятельности: блевотиной перепившихся впервые в жизни праведников, калом и мочой недонёсших, липкими, остропахнушими потёками недотерпевших… А, ещё - использованные ватные тампоны под всеми кустами - девственницы же, факеншит! По 70 - каждому придурку…
        Пейзаж в мусульманском раю - как после пикника бомжатника в лесополосе.
        Нет, есть отличие - использованные шприцы не наблюдаются. Ну, тогда - «да», тогда - рай.

* * *
        - Ну вот и хорошо, ну вот и умница. Согрела Спасителя в лоне своём. Омыла соком своим. Первый раз в жизни? Понравилось? Вот и запоминай: у меня в руках тебе так хорошо, как никогда в жизни не бывало. Со мной - ты ближе всего к Господу оказалась. Сам Спас - в тебе пребывал! И сиё - сладостно. И ещё будет. Ты же в руке моей, в воле моей. А у меня для моих… хорошо. Ибо мне - дано. Ибо открыты мне многие тайны. И обращаю я сии дары - к благу людей моих. Только служить надо верно. А для иных… Сказано же: «не мечите бисер перед свиньями». Никому про снизошедшее на тебя - сказать нельзя. Ни во сне, не наяву, ни подруге, не духовнику. Ни мирянину, ни епископу. Поняла?
        - Д-да. Господин.
        Во как… До правильного обращения - и сама додумалась. Может, на этом и остановиться? «Заклятие Пригоды»… Как бы не перестараться…
        Я вытащил крест. Аж горячий. Мокрый, рыбой пахнет… Едва Сухан отпустил, как она рухнула на колени. Не от восхищения моим величием - просто ноги не держат. Но когда поднёс распятие к её лицу - она страстно его расцеловала.
        - Запомни вкус, Манефа, запомни запах. Это вкус твоей радости. Запах Христа, спасённого тобой от холода. Дар мой. Запомни. Я. Иисус. Ты. Тебе - хорошо. Счастье. Со мной. Всегда. А теперь… скоро светать начнёт. Пора тебе возвращаться.
        Шевелиться она не могла - выдохлась. То просто тупо смотрела в никуда, то непонятно чему улыбалась или вдруг заливалась слезами, то, будто ожидая очередного чуда, разглядывала меня.
        Пришлось самим её одевать. Хотя с платками мы справились лишь частично. Поддерживая под руки, повели вверх по светлеющему лугу. Туда, где должен был ждать её возок с возницей.
        - Возница? Она - убогая. Господь разум её поразил. Как дитё малое. Меня слушает… - хоть в огонь велю - кинется.
        На козлах сидела послушница. Такая… по габаритам - из норвежцев. Чуть нахмуренное детское личико на огромном теле. Уточнили детали легенды для Манефы: ходила, смотрела, упала, побилась. Нас - не видала.
        Ей с недельку бы отлежаться. Если не будет осложнений. А то… бактерицидные свойства серебра несколько преувеличены.
        Мы уж посадили её внутрь возка, она уже частью души и разума была в своём монастыре, в планах сегодняшнего дня, в богослужениях Страстной пятницы, когда я вытащил свою финку:
        - Постой. Задери подол, раздвинь ноги.
        Был миг задержки. Вид мужчины с острым ножом в руке… вызывает опасение. Но «поводок на душе» оказался крепок: она улыбнулась и исполнила.
        Я скрутил и срезал завиток волос у неё на лобке. Понюхал, убрал в кошель.
        - Волос человеческий… Сама знаешь - какая в нём великая сила. Особенно - в искусных руках. Говорят, и против воли приведёт.
        Она осторожно спустилась с возка и сотворила передо мною уставные метания («метание» - слово греческое, вошедшее в русский церковный обиход. Это малый земной поклон. Для исполнения его становятся на колени, кланяются, но не челом до земли, а только руками касаясь положенного впереди подручника, а за неимением его - полы своего платья, по полу постланной).
        - Да, господин, знаю. Да в том надобности нет. Позови - волей приду. Ты… Мы встретимся?
        - На то - господня воля. Но… Гора с горой не сходятся, а человеки… Жди.
        Никакое предвидение, кроме божеского, не могло и предположить, что всего через год сама жизнь моя будет зависеть от этой женщины, от прочности её приверженности ко мне, от тех… забав, которые я с ней исполнял, приводя к покорности. Да и не только моя жизнь, но и многих вятших людей, земли Залесской, всей Святой Руси.
        Забавно мне: чётко вижу перелом своего настроя, когда ослабло моё желание её смерти. А вот когда её страх, ужас от меня и действий моих претворился в преданность, в любовь, в обожание… Когда «похоть», судорога любовная - с верой, со «Спасом в себе» совместилися?
        Можно ли было предугадать, что моя неприязнь к епископу Ростовскому Феодору, предстоятелю Церкви Христовой в земле Залесской, окажется важным аргументом для Эмира Булгара Великого Благороднейшего и Победительнейшего Ибрагима? А ведь без этого и Всеволжска моего не было бы.
        Глава 325
        Хорошо быть ненормальным.
        Когда мы вернулись к костру - уже кое-кто из однохоругвенников головы поднимать начал. Но - ни одного вопроса. Ванька - псих, это всем известно. То он с утра бегает, то с вечера купается…
        «Да он над нами издевался!
        Сумасшедший, что возьмёшь?».
        Ладно, хоть новых утопленниц не приволок.
        В город нас пускали только командами, человек по 15 - 20. Пока предыдущие не выйдут - новых не запускают. Еле уговорил соратников передать грамотку внутрь, на торг.
        Пришли два здешних оружейника с барахлом по моему списку. Ярославских новобранцев хоть как-то приодеть надо. Цены… уже впятеро.
        Потом Великая Суббота. Как начали заутреню с ночи, так и без перерыва. И плащаницу носили, и пятнадцать паремий пели. Новоокрещённых «угостили» Апостолами и напомнили, что «крестившиеся во Христа Иисуса в смерть Его крестились». Тут священнослужители сменили великопостные тёмные одеяния на белые, и пошло уже Светлое Воскресенье. Наконец, под стихиру «Воскресение Твое, Христе Спасе» клир и народ повалили из города и обошли его крёстным ходом по кругу.
        Правильнее, конечно, вокруг храма. Но Федя… любит с размахом. Манефы в общей толпе я не увидел, надеюсь, послушалась и в обители осталась. Народ носился с куличами, красными яйцами, преимущественно - пасхальными, и главной христианской новостью:
        - Здравствовать тебе, Иван, боярский сын. Христос воскресе!
        - Факеншит! И тебе здравствовать. Воистину воскресе!
        И - в засос. Как и положено православным приветствовать друг друга на Пасху, при этом троекратно целуясь.

* * *
        Коллеги-попандопулы! Вы, блин, с откудова? Вы, факеншит, все с политбюро Леонида Ильича свеже-вылезшие?!
        Да, он был наш, исконно-посконный, истинно православный… Виноват - марксистский-ленинский. Как он Хоннекера… прям «в уста сахарные», без всякой Пасхи, просто по поводу и под настроение…
        Факеншит уелбантуренный! На лугу - под тысячу здоровых мужиков - православное воинство. Половина - лезет целоваться! Все - в губы.
        « - А что ты делаешь?
        - Всё. Но я не целуюсь в губы».
        Америкосовских проституток, типа «Красотки» - здесь нет. Это радует. Но есть персонажи… которые совмещают христосование с просто сованием. Своего языка в мой рот. И прижимаются так это… Едрит-ангидрит…! Ты, бл…, ещё в штаны ко мне полезь! Е…ло недоё…нутое! И откуда такие уроды берутся?! - Ответ известен: из «Святой Руси». Я ж говорил - «мужи добрые» на войну не ходят.
        Оборотная сторона славы - все хотят меня. Хотят - поздравить. С чем?! Где - я, а где тот еврей из Назарета?!
        Не понимаю. Не понимаю коллег. Куча народа вляпывается в средневековье. Где Пасха - важнейший из праздников. Даже не общенародный, а очень много-народный! Обычай пасхального целования - прописан ещё в Апостолах. Попаданец, особенно - «всплывающий» в социальной структуре, просто обязан исполнять обычаи своего окружения. Иначе - он чужак, он отторгается социумом. Иноземец, иноверец… Технический консультант, специалист, но… не человек, нелюдь. «Те же и сволочь».
        Хочешь стать аборигенам своим - изволь следовать их обычаям: молится, поститься, лобызаться… Если ты хоть сколько-нибудь значащая общественная фигура - в засос со всеми желающими. Иначе - грех гордыни. Они воспринимают это как… как оно и есть - как брезгливость. И становятся тебе врагами.
        Как-то коллеги-попаданцы… Наверное, их заранее готовят. Тренируют насчёт прикладывания, посасывания, причмокивания… огромных количеств бородатых поддатых мужских морд. Я… извините… несколько подташнивает… слюнявыми губами… мокрым языком… следующий… «Христос воскресе!»… а этот лук ел… а этот мясо… мясо было с душком… а зубных щёток здесь вообще… Твою мать! Остопи… настоху… не могу!
        У меня алиби! Я с детства боюсь стоматологов! Я не люблю когда мне в рот лезут! Когда меня слюнявят! Когда суют свою вонючую бородатую морду в моё лицо! Пошли вы…! Вы! Все! Со своими Светлыми Воскресениями!
        Признаю. Виноват. Оказался слаб. Не осилил. Некоторых аспектов адаптации с ассимиляцией. Но интересно мне - как наши попандопулы выдерживают? Это ж не одного-двух хоннекеров… И отказаться нельзя - обида вечная, переходит на детей и внуков.
        Да ещё и с примесью ереси и диавольщины: «И нет на земле слов радостнее, чем те, что говорят друг другу люди в Светлое воскресенье и последующие сорок дней: „Христос воскресе! Воистину воскресе!“. А ты чего?! Против?!!!» - Да пусть говорят, что хотят! Но, мужики, зачем же при этом так… истово друг друга в губы…?
        А до старообрядцев-поповцев с их «поликованием» - ещё с полтыщи лет: у старообрядцев монахи и монахини, иногда даже христосуясь на Пасхе, не целуются ни между собой, ни с посторонними. Монахи с мужчинами, монахини с женщинами только «ликуются», то есть щеками прикладываются к щекам другого. Монахам также строго запрещено ликоваться с мальчиками и с молодыми людьми, у которых еще ус не пробился.

* * *
        Чуть, извиняюсь за подробности, не блеванул. Пришлось лезть в мешки, доставать свою шапку железную. С кольчужной бармицей под глаза. Теперь…
        - Христос воскресе!
        - Воистину воскресе!
        - А похристосоваться?
        - А в бармицу.
        Хорошо быть психом. Психом со стажем. Ежели бы я так свою… оригинальность первый раз явил - побили бы. А так…
        - Ванька-ублюдок - морда обкольчуженная. Целованием нашим брезгует. У, сволота.
        - Эт точно. А помнишь, как он того нурмана зарезал? Даже без шлема…
        - Не наш человек.
        - Точно. Наши люди - княжих гридней в одиночку не режут. Колдун, видать.
        - Псих мутный… одно слово.
        Сижу на песочке, на жаре, в этом своём… железе. И хочу в Пердуновку. Там-то… Ежели какой красавице припрёт сильно, так она сперва спросится:
        - А дозволь, боярич, похристосоваться с тобой. По случаю светлого праздника и господа нашего воскресения.
        И так это, аккуратненько, щёчкой. Предварительно помытой и зубы-почищенной. А тут… нафиг-нафиг - хочу домой. Хочу в Пердуновку! Вот же блин же! Разве думал, что буду мечтать, чтобы меня… воинство православное всей толпой в засос не нацелововало!
        Всё кончается. И этот маразм - тоже. Уступая место следующему.
        По календарю Пасха - 40 дней, но нам столько бездельничать не дали. В понедельник с утра - начальство как взбесилось:
        - Живо-живо! Бегом-бегом! Кто отстанет - шапку снимут. Остальных - под кнут и нещадно.
        Вернувшийся с местного «партхозактива» Лазарь объяснил:
        - От князя Андрея гонец прискакал. Ещё три дня назад. Но епископ велел не говорить, пока Пасха не пройдёт. Теперь вот, придётся навёрстывать.
        Что Бешеному Китаю заморочки Бешеного Феди - не оправдание для нижестоящих - ни у кого сомнений не вызывало. Наш, прежде похожий на водный туризм поход, мгновенно стал настоящим.
        Горячее - раз в день, поутру. Ночь - единственное время, когда кашевар может кашу сварить. В лодках огня не жгут - тесно, опасно. Гребля - от темна до темна без остановок. Ушли - затемно, пристали - солнце село. А майский день… - понятно.
        За разрыв каравана одному ярославскому боярину… примитивно публично набили морду. А потом оштрафовали на приличную сумму. Повтор будет - потеряет шапку с вотчиной. И кнута так попробует, что и в живых… вряд ли.
        Петр Великий при сплаве своего Воронежского флота по Дону устанавливал для опаздунов штрафы в четверть-половину годового жалования. Так он же был дерьмократ и либераст! Чисто деньгами брал. А у нас тут… - шкуру спускают. Да и идём мы не по Дону.
        В Нерль Клязменскую переволакивались - бегом бежали.
        Нормальный «мокрый волок» - брёвнышки в болотной жиже под лодейками прокручиваются. Но - бегом. Нагнали с округи смердов, и они… с лодейками по болоту рысью…
        А мы - в стороне. Галопом по тропам. С вьюками на спинах. Какие там вечерние занятия?! Парни до овчинки доберутся, корочку пожуют и спать. И кричат по ночам в кошмарах - мышцы болят. Я-то, ясное дело, «мышь белая, генномодифицированная», но мне и все караулы с вечера. Потом-то кашевара разбужу.
        Ещё успеваю по сторонам посмотреть, головой покрутить, у знатоков поспрашивать:
        - А в Суздаль заходить не будем?
        - Зайди в него! Он от реки в четырёх верстах. Вона, Кидекша. Белую церковь видишь? Бориса и Глеба. Долгорукий ставил. Кидекша прямо на Нерли стоит. Вот этим он суздальских и держал. Пристань там. Оттуда до Суздаля - самая наезженная на всё Залесье дорога. Да не крути ты головой! Вгрёбывай!
        Интересно: Пирей от Афин - дальше, афиняне Длинные Стены построили. А здесь почему так не сделали? Видать - не надо было. В Пирей любой с моря мог вдруг ввалиться, а здесь ворогов издалека слыхать будет.
        - А во Владимире будем? Там, говорят, в этот год - Золотые Ворота доделали.
        - Ты, Иване, про дальние страны хвастаешь, вон, про Стрелку Окскую сказывал, а про ближние - не знаешь. Ни во Владимире, ни в Боголюбове нам не быть. Они от устья Нерли - вверх по Клязьме. А на что нам вверх гребсти? Хотя, конечно… ежели скажут…

* * *
        Три речных петли чуть не в полный круг, «стрелка» Нерли… И вот - игрушка. Из русских храмов… из самых лучших.
        Построен на рукотворном холме. Ленточный фундамент, заложенный на глубине 1,6 м, продолжен основанием стен, высотой 3,7 м, которые засыпаны глинистым грунтом насыпного холма, облицованного белым камнем. Таким образом, фундамент уходит на глубину более 5 м. Чтобы противостоять подъёму воды при разливах реки.
        Стены строго вертикальны, но благодаря исключительно удачно найденным пропорциям, выглядят наклонёнными внутрь, чем достигается иллюзия большей высоты сооружения. Внутри, как рассказывают - кресчатые столпы сужаются кверху, при небольших размерах храма - создает дополнительное ощущение «высотности».
        Это место, эта «стрелка» - самый главный «хлебный перекрёсток» «Святой Руси». Стратегический узел. Не зря Боголюбский сюда такую красоту поставил: кто мимо не пройдёт - всяк шапку сдёрнет да поклонится. «Привет Кибальчишу». В смысле - Андрею Юрьевичу.

* * *
        Мы проходим близко, с воды видна центральная фигура в композиции на фасаде - царь Давид-псалмопевец.
        - А чего это тама? Кошки вроде?
        - Не, львы. А вона птицы вырезаны. А то - морды… бабы евоные. Сам-то он… Многоженец был, развратник-мудозвон. Э… гусляр.
        Ну, типа - «да»: киннор царя Давида в переводах называют то гуслями, то арфой. И насчёт многожёнства - из царей Израиля только Саул ПрОклятый имел одну жену. Остальные все… «гаремствовали».
        Вокруг церкви ещё не разобраны строительные леса. Луковка уже есть, а креста на ней ещё нет. Славно здесь поработали и германские мастера-масоны, присланные Барбароссой, и наши. Стройка идёт к концу, скоро уже и освящать.
        - А какого святого-то храм-то будет?
        - Дык известно - покровителя княжьего, Андрея Первозванного.
        Нет, ребятки-одностяжники. Будет это церковь Покрова Богородицы. Едва ли не первая церковь Покрова на Руси.

* * *
        Не странно ли, что слава Влахернской иконы Богородицы, спасшей град Константинов от множества осад, от аваров, арабов, руссов, болгар и сарацин, когда особо и прославился Покров Царицы Небесной, именно среди потомков руссов получила особое почитание.
        Ныне в тамошней церкви - запустение. Анна Комнина, умершая 12 лет назад, описывает современную ей пустоту храма во Влахернах:
        «в пятницу после заката покров над Влахернской иконой медленно приподнимался, открывая лик Богоматери, а сутки спустя необъяснимым образом опускался вновь».
        Покров Богородицы не защитил ни византийцев, оставивших икону в небрежении - от турок, ни русских, ставивших церкви Покрова и рисовавших иконы - от татар. Прав был Кромвель: «Надеяться на бога, но порох держать сухим». Уповать на чудеса в деле обеспечения государственной безопасности… «Убогие - у бога». А не на земле.

* * *
        В войске были уверены, что уж здесь-то нам дадут отдохнуть. Но увы: Боголюбский с дружиной, иконой, сыном, братом и владимирским городским полком уже ушёл вниз по Клязьме. Оставив послание ругательного содержания:
        «Аще хто отстанет, тот мне, государю, и вере православной - враг еси. Тако и взыщу…».
        Лазарь, присутствовавший на совете, где было оглашено послание, с едва скрываемым злорадством живописал, как после этих слов «спал с лица» наш Володша.
        И понеслось… Три дня регаты… До устья Клязьмы - 270 км. Вгрёбываем. «Убиваемся».
        «От зари до зари,
        От темна до темна…
        Лишь одни матюки,
        Только гребля одна».
        А по правой стороне у нас Мещера.
        «Весной, во время вскрытия рек, болота заливаются водой и становятся совершенно непроходимыми. Болотные испарения, обилие мошек, комаров и слепней - характерны для Мещёры».
        Мы идём по северной границе этого края. Но нам хватает. Чтобы всю ночь бить… вот это обилие. На своей шее.

* * *
        Самое время поразмыслить. Над историей и географией, психологией и политикой.
        Боголюбский собирает отряды со всех своих земель. И не только - в бой пойдут ещё рязанские и муромские дружины.
        Муромский князь тянет в поход не только дружину и боярское ополчение, но и городской полк. Отомстить за разорение восьмидесятилетней давности: булгары в 1088 г. неожиданно захватывали Муром. Правда, им очень скоро пришлось покинуть город.
        Почему они вдруг решили тогда посягнуть на то, что им, казалось бы, не принадлежало? А оно точно не принадлежало?
        Город имел важное стратегическое значение в их торговой деятельности, племена мурома длительное время входили в зону булгарского влияния.
        Татищев точно отметил психологическую особенность булгар: «…по истории руской нахожу, что болгоры хотя некогда с рускими воевались, однако ж видно, что не много о том прилежали и не искали чужаго преобрести, но свое паче засчисчать старались…».
        Воевать болгары умеют. По вооружению дружин - не уступают русским, а кое в чём - превосходят. Булгарское оружие успешно торгуется на Самаркандском рынке, где конкуренция весьма высока. По выучке русский и булгарский дружинники - примерно одинаковы. А вот ополчения… У булгар продолжают собирать общенародные ополчения. Так что навыки у них получше, чем у наших смердов.
        Их и дружина, и ополчение лучше наших в коннице. Булгары - изначально тюркский кочевой народ. У них и умения сохранились, и кони лучше. «Лествицы» у них нет, феодальная раздробленность слабо выражена - вся страна «под одной шапкой». Военное превосходство Великого Булгара над Русью существовало изначально и было ярко продемонстрировано в конце.
        31 мая 1223 года в битве на Калке русские и половецкие отряды были вдребезги наголову монгольским корпусом Джебе и Субудая. Из русских уцелела лишь десятая часть. Потери монгол оцениваются не более десятой части.
        Тот же победоносный корпус был разгромлен в Самарской луке булгарами. Вдребезги. Уцелело 4 тысячи монгол, примерно, четверть личного состава.
        Сравнение этих битв позволяет говорить о военном превосходстве Великого Булгара. Что подтверждается и русскими летописями: в них нет описаний разгрома вторгшихся на Русь булгарских армий.
        Их походы больше похожи на акты устрашения и совершались, скорее, с целью защиты своих интересов. Прийти и попугать - вот их главная задача. Время на осаду они никогда не тратили. Если не удавалось взять город «с налета», пограбив окрестности, вскоре уходили.
        Почему? Почему не было попыток захватить, оккупировать, аннексировать…? - Ответ прост: потому что Мордва.
        Топать через это огромное лесное пространство… Конница - главная ударная сила средневековых армий вообще, и Великого Булгара - в частности, там бесполезна. Поэтому воевать через Мордву не ходят. Русь и Булгар «связаны одной цепью» - Волгой.
        Как говаривал атаман Ангел в «Адъютанте его превосходительства»:
        - Белые, красные… Вы там бьёте друг друга по железным дорогам. А тут, на земле, власть - я.
        Русские и булгары бьются по этой «дороге» - Волге. Не пытаясь закрепиться. Потому что тогда надо не кусочек бережка ухватить, а идти вширь, на «землю». Выбивая местных «ангелов».
        При таких ограничениях из тактических решений реализуемы только «лодейные походы». Основное преимущество булгар - конница - неприменима.
        На Волге установилось такое… неустойчивое равновесие. Прерываемое спорадическими вспышками «удали».
        И тут такая странная история с Бряхимовом… И со стороны булгар - пришли и город поставили. И со стороны русских - привыкшие к набегам, но не к оккупации со стороны дальних соседей, русские, почему-то, не «сховались по лесам», не стали ожидать пока «поганые сами издохнут», а собрали обще-Залесское ополчение.
        Учитывая, что князья Муромские и Рязанские - на одном поле и рядом не сядут… что могло заставить?
        Не «что» - «кто». Боголюбский.
        Что послужило для Андрея Юрьевича Боголюбского причиной организации грандиозной военной кампании 1164 года? То, что она являлась грандиозным событием - несомненно. Кроме ратей в поход пошла реликвия - знаменитая икона Божьей Материи, украденная Боголюбским из Вышгорода. Это сразу подчеркивает идеологический, «вселенский» характер самого события.
        Вокруг меня - уже тысяча молодых парней. Присоединились отряды из Ростова, из других мест. Впереди, с князем Андреем - ещё больше. За что они пойдут в бой? За что - убивать и умирать?
        «В чём сила, брат? - Сила в правде».
        Вот Боголюбский и тщится доказать миру, что «правда» - у него. Обращая утверждение: раз сила - в правде, раз я - пересилил, то и правда - моя.
        Вполне по Жванецкому: «Добpо всегда побеждает зло, значит, кто победил, тот и добрый».
        Задёрганному, осмеиваемому, несправедливо отодвигаемому, подозрительному, озлобленному, энергичному, умному и безудержно храброму князю Андрею - просто необходимо уверовать.
        В Высшую Справедливость. Которая судит не по показаниям послухов и видаков, а «по правде»: по чистоте помыслов и устремлений.
        В Высшую Силу. Которая защитит его от великого множества внешних и внутренних врагов. «И от львов рыкающих, и от гадов шипящих».
        Для того он и украл древнюю икону из женского монастыря в Вышгороде, для того и вбил в ту доску 40 фунтов золота. Сыскать благоволение Заступницы, «защиту и оборону».
        «Бешеный Федя» громит язычников под Ростовом. А «Бешеный Китай» - повсеместно. И не только язычников. Летописи специально отмечают, что Боголюбский призывал к себе дальних купцов-гостей из мусульман или иудеев, и убеждал их в правоте христианского вероучения до тех пор, пока они не принимали крещения. Он, князь, светский владыка - лично занимался прозелитизмом. Среди попавших под «любовь к богу» Боголюбского были и булгарские купцы. Мог ли эмир Великого Булгара, «самое северное из знамён пророка» - стерпеть это?
        Строя города и храмы, поднимая Русь Залесскую, Боголюбский одновременно поднимал в себе и осознание, уверенность в своей богоизбранности. Не - «богопомазанности» - на Руси такого нет. А вот - «избранный богом», «возлюбленный богом» - встречаются.
        Именно об этом и идёт война: есть у Боголюбского сила, которая от «правды», или нет? Поможет ему та доска деревянная, золотом оббитая? Дарует ли ему победу?
        Мы, воинство, во всём этом чудотворно-столярном диспуте… так, «щепки». «Лес рубят - щепки летят».
        Можно найти множество других резонов для этой войны: торговые преференции, свобода судовождения, потенциальные угрозы данникам… Или вот:
        «Полуполовец Андрей Юрьевич, внук Владимира Мономаха и половецкого хана Аепы Осеневича, отравленного булгарами во время подписания договора в 1117 г., имел неувядающую неприязнь к булгарам».
        Это - для вульгарных марксистов, которые пытаются в каждом событии найти проявление классовых интересов. Для материалистов-психиатров: дедушку убили - комплексы у ребёнка - стремление отомстить.
        Если Боголюбский начнёт мстить всем, кто его обижал, или тем, про кого он так думает, или тем, кто с обидчиками его бывал в дружбе… на Руси вятших вовсе не останется.
        Боголюбский не пойдёт торгашам пути прокладывать. И мстить ему ненадобно. Идёт главный тест его мироощущения: или он - богоизбранный, или - нет. Вопрос жизни и смерти. Потому что, если Богородица ему не благоволит, то всякая деятельность, вообще - сама жизнь его - бессмысленна.
        «Когда князь Андрей вез икону Божией Матери из Владимира в Ростов, в 10 верстах до Владимира лошади встали, и никакими способами не получалось заставить их идти дальше. На этом месте и заночевали. В ту ночь и произошло явление Божией Матери, а на этом самом месте был основан монастырь».
        «В лето 6663. Приде из Киева смереныи и христолюбивыи князь великыи Андреи Юрьевичь безъ отчя повелениа, егоже лестию подъяша Кучковичи, и поставишя град Боголюбовныи, а обещался святеи Богородици животворнои… и постави еи храм на реце Клязме, 2 церкви каменны во имя святыя Богородица, и сътвори град и нарече ему имя: се есть место Боголюбимое».
        Она! Сама! Лично! Ему именно! Именно в этом месте! Во сне явилась! Велела именно здесь - город поставить! Против всех советов бояр и дружины! То - воля божья! То - правда высшая!
        Или всё это - ночной бред от несварения желудка?!
        Это не только кризис отдельной личности, это вопрос жизни всего края. В средневековье персонализация конкретной земли, связь населяющих её народов и государя - постоянная и двусторонняя.
        «И храбрый Росс…» - неважно, как конкретного человека звали. Он - «Росс». Он представляет всю Россию.
        Это совмещение понятий «народ» - «индивидуум» активно используется и в 21 веке. Позволяя, например, говорить гадости об отдельном человеке, подразумевая распространение негатива на всё население возглавляемой им страны.
        А пошлины, которые собирают булгары с проходящих лодей… или месть отравителям через полвека… Несоизмеримо. Или «правда у нас», в Залесье и мы - богоизбранные, а все остальные - должны нашу правду принять. Или… бздынь, прах и отбросы. И всё Залесье - свалка, мусорка, захолустье.
        Муром, Рязань, Ростов, Суздаль, Владимир. Со времён Рюрика эти города возвышались, меняя друг друга. Борис и Глеб княжили в Ростове и Муроме. Потом на Оке поднялась Рязань. Уже два поколения Муромские и Рязанские князья более всего хотят перервать друг другу глотки.
        Вы думаете - Москву Долгорукий основал? На той встречи было пятеро Рюриковичей: Долгорукий с сыном Андреем, Свояк с сыном Олегом и князь Владимир Святославович из Мурома. Там не мелочи всякие обговаривали, типа Боровицкого холма. Там серьёзные дела решали: кому брать Киев, кому сидеть в Курске. И что делать с Рязанью.
        Боголюбский уже Рязань брал, но тамошний князь с сыном ухитрились сбежать из горящего города. Год кантовались в Диком поле у половцев, родня попросила - пришлось назад пустить. Зря - дрянь человечки. Через десятилетие, воспользовавшись смертью Боголюбского рязанский князь украдёт из Владимира меч Святого Бориса. И будет публично врать: «Не, не знаю, не видал…».
        Потом наследник Боголюбского подступит с войском к Рязани и «пойманный на горячем» воришка вернёт святыни. «Глеб ся кланяетъ, аз во всем виноват… ворочю все до золотника». И действительно, Глеб Рязанский отдал все владимирские драгоценности.
        Долгорукий был посажен отцом своим Мономахом княжить в Ростове.
        Предпоследний из сыновей Мономаха. Старший от второй жены. «Дайте ребёнку игрушку. Чем бы дитя не тешилось…».
        Долгорукий с Ростовскими боярами не ужился. Он, конечно, Рюрикович. Но там есть роды и по-древнее. Перебрался в Суздаль. Не в город, замок себе построил - Кидекшу. Нынче эту землю зовут Суздальским княжеством. Боголюбского пока - Суздальским князем. А он бросил Суздаль, не ужился уже с местными боярами. Не столь древними, как Ростовские, но сильно поднявшимися на «ласке» отца его.
        Не надо думать, что Андрей вот просто так получил Залесье в наследство. Его призвали. Именно Ростовская верхушка.
        Расчёт был простой:
        - Андрейка-то? Да бестолочь! До седых волос дожил, а удела не имеет. Как скажем - так и сделает.
        Облом. Князь Андрей умеет не только мечом махать, но и землёй править. После его смерти в Ростове будут криком кричать:
        - Не хотим более Юрьевичей! Нахлебались-намучились!
        Вече ростовское, оно, конечно громкое. Но на Руси закон, «лествица». Придётся ростовским звать в князья старшего из оставшихся сыновей Долгорукого. А более молодой и наглый Суздаль с мастеровым Владимиром - призовут другого.
        И сведут Михаил и Всеволод свои дружины в смертном бою. Те мальчишки, что у меня в Пердуновке маму свою ночью искали.
        Андрей помнил отца. Потому не пошёл в Ростов. Помнил слуг отца - и не пошёл в Суздаль. Он выбрал себе маленький захолустный городок - Владимир-на-Клязьме. Не сам, конечно, выбрал - чудотворная икона место указала. Та самая, которая, по свидетельствам очевидцев, в Вышгороде сама ночью с места снималась и по храму ходила.
        Прямой отказ от приглашения обидел бы людей, они ведь и кого другого могли бы призвать. Буянили бы, привилегии бы выжимали. А так… Как отец Федор в «12 стульях»:
        - Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены!
        Поскольку имя жены: Пресвятая Богородица, то и крыть нечем.
        По случаю такого место-указания, Андрей ещё одну специальную икону Богородицы заказал. Тоже - очень почитаемую. И стал делать Владимир столицей. Чудо-городом.
        Княжество - Суздальское, столица - Владимир, князь - в Боголюбово. Непросто. Хотя… правитель Италии, римский император из Равенны - нормально?
        Суздаль, Рязань, Муром. Эти три княжества составляют «Русь Залесскую». В смысле: за глухими лесами, которые растут по водоразделам и верховьям рек. Типа: настоящая Русь с той стороны Валдая: Волхов, Двина, Днепр. От линии: Старая Ладога - Олешье и на запад.
        Хотя, например, Курск - из древнейших городов русских, Донец - «Русская Река» ещё у древних арабских путешественников, Тмутаракань - при Святославе-Барсе - земля с многочисленным славянским населением.
        «Залесье» здесь пока - «украина». Захолустье. Отстойник. Окраина русской земли. Порубежье, граница, фронтир. Не «Дикий Запад», но «Дикий Восток».
        Миграции славянских племён не заполнили эти земли. Вятичи не дошли по Оке даже до Рязани, кривичи на Волге спустились чуть ниже Ярославля. Потом расширение русских земель в этом направлении шло уже под княжескими хоругвями.
        Я уже рассказывал о «бобровом серебре» - в 8 веке славяне пришли в Волжско-Окское междуречье и начали массово забивать бобров. Продавая шкуры хазарам. Как гуроны на американских Великих Озёрах выбили ондатру из-за спроса европейцев на этот мех. Хазары перепродавали «бобрятину» арабам. Арабское серебро разливалось широко: его находят не только в городах, но и в деревенских поселениях. Кости бобров составляют в пластах этого периода до 40 % всех костей животных. А взрослый бобёр - не белка. Полтора пуда весом - не предел.
        Бобров выбили, начались всякие… политические события. Киевские князья в походы ходили, булгары ислам принимали, хазарский каганат вообще затоптали до смерти… Охотники-славяне пошли бы и дальше. Тем более - попытки были.
        В истории более известны не «прямые» походы с Верху на Низ, а «боковые» - с излучины Дона на Волгу. Так шли казаки Степана Тимофеевича и Ермака Тимофеевича. Задолго до них, в самом начале 10 века был такой… Каспийский поход неизвестно кого. Похоже, скандинавов со славянами и прочими примкнувшими.
        Разные люди шли и прямо по Волге. Река лодки сама несёт, желающих пройтись по Поволжью «огнём и мечом» - хватало. Так шли струги Ивана Грозного к Казани и Астрахани, так новгородские ушкуйники выжигали местные столицы даже и при Золотой Орде.
        До них были домонгольские русские князья. А раньше… Раньше:
        «Вниз по Волге-реке,
        С Нижня-Новгорода,
        Снаряжен стружок,
        Как стрела, летит».
        И не важно, что Нижнего Новгорода ещё нет: русские люди, по разным причинам, спускаются вниз по Волге.
        Первыми были охотники славянских племён. В поисках бобровых хаток они двигались на восток. Но тут… у арабов кончилось серебро - идти за бобрами дальше стало неинтересно.
        Тогда в авангард переселенцев выдвинулись землепашцы. Им всегда нужны новые земли. Я уже говорил: здешние крестьяне - кочевники. Община, за десятилетие выпахав землю, двигается дальше.
        Но сработала маленькая географическая деталька - Суздальское Ополье. Этот кусочек земли русской простирается - всего-то! - примерно на 30 км с юга на север, на 70 км с запада на восток. Дно давнего озера ледникового периода.
        На Ополье - лесостепь. Почему оно так и зовётся. Юрьев-Польский - к полякам отношения не имеет. Ландшафт: чередование дубовых лесов с остепенёнными лугами, переходящими местами в луговые степи. Здесь «владимирские чернозёмы» - мощный гумусовый горизонт толщиной до 30 сантиметров.
        Уникальное сочетание земли, воды и воздуха. Пройдёт тысяча лет и уже в 21 веке мой случайный собеседник будет ругать свою тёщу:
        - У неё в огороде под Суздалем с одного ростка - 10 луковиц вырастает! А у меня в Ярославле на балконе - только семь! Всё перепробовал, землю с её огорода воровал, воду из Нерли возил, микрофон направленный приволок - может заговаривает как… А никак! Вот же… тёща. В смысле - гумус.
        Ну какая разница - сколько там луковиц вырастает?! Это ж мелочь мелкая, дешёвка никому не интересная! - Ага. Только эта мелочь, её дешевизна - основа освоения Русского Севера. Столетиями торговые обозы уходя отсюда, из Русского Междуречья на Север, к Устюгу, Архангельску, Мангазее, запасались здесь мешками и коробами с луком.
        Потому что туземец с копьёцом - не забота. Дал в лоб и иди дальше. Потому что северная буря-падёра - забота. Но не смерть. Надо смотреть, надо ходить осторожно. Но можно спрятаться, убежать. А вот цинга… от неё не убежишь, кулаком её не остановишь. Если ватажки и артели вымирают целиком каждую зимовку, то и ходить туда не надо. И не ходят. Так только - вскочил-выскочил. Кроме русских. Эти идут, живут, строятся, осваивают. Потому что не мрут, потому что лук едят, потому что - Ополье.
        Этот гумус - мечта пахаря. Это то, за что Русь столетиями кровью поливает Южное порубежье. Вот такой «гумусовый горизонт» - цель всей русской/российской политики более тысячи лет. Тиверцы и уличане расселяются по Днестру - потому что там лесостепь. Поляне, северяне заселяют Дон, Донец, Белую Вежу, Тмутаракань… Владимир Креститель строит цепь крепостей, отодвигая границу Степи от Киева. А сам Киев как раз и стоит на границе между лесом и лесостепью.
        Через пару десятилетий после моего «сейчас» князь Игорь (Полковник) построит город в районе Харькова: в Степи - хлеб, хлебопашцы идут сюда. А значит и князьям нужно идти следом: кого - примучивать, кого - защищать. И брать со всех дань.
        Остановить крестьянина, когда он видит этот самый «гумусовый горизонт», как голодного перед хлебом - только смертью. Раз за разом продвижение пахарей в Степь заканчивается разгромом, вырезанием большой части жителей и бегством уцелевших - очередная волна кочевников накатывает с Востока в «Дикое Поле».
        Так - всегда. Пока к концу 18 века крымчаки, ногаи, калмыки и другие кочевники не войдут в состав Российской империи.
        «Царица! Таврида твоя!» - Потёмкин, конечно, несколько пижон. Но цель, к которой тысячу лет(!) стремятся «пашенные народы» Русской равнины - будет достигнута.
        Только после этого, в начале 19 века, начнётся активное освоение Новороссии. А к середине столетия вся Южная и Западная Европа будет кушать именно этот «дикопольский», «новоросский» хлеб.
        Здесь, в Ополье, эта «радость хлебопашца» - уже сейчас. Степной оазис, закрытый со всех сторон труднопроходимыми лесами и большими реками. Дно древнего озера превращается в «золотое дно». Зерно из здешнего колоса - в зерно будущего великорусского народа.
        Сакраментальный вопрос - «откуда есть пошла Русь Великая?» - имеет вполне конкретный ответ: вот отсюда. Из долин и междуречья двух притоков Клязьмы: Нерли и Колокши.
        И эта «радость пахаря» - смерть «Святой Руси». Экспансия славян затормозилась. Пока кривичи пахали оазис Ополья, волжские тюрки, прежде всего - булгары - объединились, приняли ислам и создали достаточно прочное государство.
        Повернись география чуть иначе, и в конце восьмого века кривичи вышли бы к Каме и пошли по ней вверх, выбивая по лесам подходящего пушного зверя аж до… до Юкона? До Винланда викингов Лейфа Счастливого? Всю Сибирь русские землепроходцы прошли, от Ермака до Дежнева, всего за столетие, но… «самое страшное - потеря темпа».
        А потом придёт Батый. И города Волжской Булгарии, и города Залесской Руси - станут пеплом, люди - прахом. И уже Ермаку Тимофеевичу придётся пробивать дорогу в Сибирь.
        Гумилёв, рассуждая о пассионарности, говорит, в частности, о двух этносах - древнекитайском хань и хунну, столкнувшихся между собой и столетиями истощавших друг друга. Обескровивших, растерявших свой пыл во взаимном уничтожении. Не сходно ли это с противостоянием Руси и Степи? Где Русь раз за разом откатывалась в чащобы и буреломы глухих лесов, и, перетерпев, пересидев очередной степной народ, снова выходила на юг, в лесостепи и снова…
        «Соколов, лебедей в степь распустила ты
        - Кинулась из степи черная мгла».
        Пассионарии? Опять?! Как вы всем надоели…
        Тоненький росток «восточного пути», русский «дранг нах остен», движение вдоль Волги - после Булгарского похода Владимира Крестителя затих лет на 200. А потом уже поздно стало.
        Попаданцы довольно правильно говорят о том, что надо сделать для того, чтобы было «хорошо». Обычно правильно понимают разумную последовательность своих деяний. Но вот ощущение своевременности… «Фактор времени».
        Именно сейчас, в 1164 году, Боголюбский возобновляет движение русских по Волге. Предыдущий поход его отца, Долгорукого, был почти полвека назад.
        В 1120 году Долгорукий «ходи на Болгары и взя полон мног и полк их победи».
        Он преследовал цели грабежа, а не захвата территории. Поход 1120 года был единственной активной акцией Долгорукого против восточных соседей.
        Но с нынешнего года каждое десятилетие русские дружины пойдут вниз по Волге. Начнут основывать новые города - тот же Нижний Новгород, перестраивать существующие - найденный Китеж-град расширен вдвое. Но… поздно.
        Империя Чингисхана уже маячит на востоке. Понимание общей опасности появляется быстро - в 1229 году русские князья продлят на 6 лет перемирие с Великим Булгаром. Недопустимость «удара в спину» - понятна всем. Русские добровольцы дерутся с монголами плечом к плечу рядом с булгарскими, половецкими, мордовскими воинами.
        А вот дозреть до государственного военного союза - не успевают.
        Часть 60. «О поле, поле. Кто ж тебя…?»
        Глава 326
        Напротив устья Клязьмы - Мещерский остров. На нём и стоит войско князя Андрея. А нас по левому окскому берегу поставили. Гнилые места. Вот чуть выше, где ниже устья Тезы по правому берегу Клязьмы пошёл Гороховецкий отрог Цнинского вала, где берег в 90 метров высотой - вот там суше было. А тут последние версты Клязьма такие петли закладывает… будто бычок прошёл. Пивком упившийся.
        - Иване, а как этот… как его… Бряхимов-городок, брать будем?
        Охренеть! Ванька-плешивый - оракул всепогодный и повсеместный? Вот тут я раз! - и все карты российского генштаба из рукава веером!
        - Откуда я знаю?! У нас князей полно, воевод всяких. Придумают чего-нибудь.
        - Однако ж суждение у тебя есть. Расскажи. Что там за местность, как дело повернуться может…
        Лазарь проснулся. Вспомнил, что ему людей в бой вести. Начал окружающей средой интересоваться. Хотя сегодня, вроде, суббота.
        Беда в том, что я оперативной обстановкой не владею совершенно. Да и прочее…
        В первой жизни бывал в Нижнем один раз. Проездом… Помню, как в поздних сумерках долгого майского вечера, женщина, провожавшая меня на пароход, утомлённая длинным, первым в ту весну настоящим жарким днём, и моими неугомонными разнообразными… интересами, устало махнула рукой в сторону:
        - Бряхимов? А это вон там было.
        И пошла потихоньку назад. В гору, к Кремлю, к мужу, к детям…
        Лазарю всё это рассказывать… Поэтому - географичнее:
        - Вот так течёт Волга. Вот так - устье Оки. Здесь, внизу у воды, холм. На нём крепостица.
        Потом, уже в 14 веке, на этом месте поставят женский Зачатьевский монастырь. Ещё через сотню с лишним лет в нём насильно постригут в монахини знаменитую новгородскую посадницу - Марфу Борецкую. Потом на тот же холм положат правобережное оголовье самого нижнего на Оке моста.
        - Место там… из береговой стены родники бьют, долго там крепостице не простоять.
        Это было причиной переноса монастыря наверх, к Кремлю. А уж Крестовоздвиженским он стал в другое время и в другом месте.
        - Теперь смотри как забавно получается. К крепостице - не подойти. Стена стоит. Дятловы горы называются.

* * *
        Стена борта окской долины в этом месте не уступает по высоте Старо-Киевской горе и Смоленским кручам. Но хуже: более крутая, так что на ней деревья не держаться - только трава и мелкий кустарник. Нет широких пологих подъёмов. Как Крещатик в Киеве или Резничка в Смоленске. И нет широких ровных мест у подножия стены. Как Подол в Киеве или Рачевка в Смоленске. В моё время в Нижнем - 19 оврагов. Ещё половину этого и знаменитый Чёрный (Поганый) пруд - люди засыпали.
        От уреза воды - песчаный пляж, узенькая, метров десять, нижняя береговая терраса, и - почти вертикальная стена материкового берега. Ниже по Оке береговая терраса чуть расширяется. Но - за этим холмом! На этом расширении потом речной порт посадят.
        «Сложные оползневые склоны Окско-Волжского косогора имеют вогнутую форму. Крутизна склонов - переменная по профилю. Наибольшую крутизну имеет верхняя часть склона - от 25® до 48®. В нижней части крутизна склона значительно меньше за счёт накопившихся у подножья оползневых масс. По длине склона наблюдаются многочисленные террасы (денудационного, эрозионного, и оползневого характера). Вдоль подошвы Окско-Волжского склона на участке от Малиновой Гряды до Лагерного оврага и от слободы Кошелевка до восточной окраины Печер узкой полосой тянется бичевник, который отделяет коренной склон от реки. На участке от Лагерного оврага до трамплина бичевник прикрыт искусственной насыпной и намывной террасой шириной до 22 м».
        «Лессовидные суглинки интенсивно размываются поверхностными водами, прибрежно-склоновая территория отличается густой овражно-балочной сетью. Глубина эрозионного вреза достигает 100 - 150 метров. Овраги нагорной части глубокие, характеризуются относительно большими уклонами тальвегов и V-образной, почти каньонообразной формой, находятся в стадии глубинного вреза. Устья их, как правило, висячие и расположены на несколько метров выше уровня воды в реках. В поперечном разрезе овраги имеют асимметричную форму - правые борта (солнечных экспозиций) круче левых (теневых экспозиций). Расстояние между оврагами от 200 до 600 м. Некоторые из оврагов (в центральной части города) засыпаны, многие используются под съезды (Зеленский, Комсомольский, Почтовый, Лагерный и другие)».

* * *
        Искусственной терассы - нет, оползневых масс… ещё не случилось, съездов - нет. Есть каньоны в 100 - 150 метров и почти вертикальные борта «солнечных экспозиций». На которые мы лезть будем. А поганые нам сверху… чего-нибудь ласковое скажут и чем-нибудь тяжёлым приветят.
        Напомню: основная ударная сила средневековой армии - тяжёлая конница. Где резаться-то будем? - А нигде! Потому как - негде.
        «Но вот нашли большое поле,
        Есть разгуляться где на воле.
        Построили редут…».
        «Редут» - и строить не надо. А вот «разгуляться»…
        - Смотри, Лазарь. Лезть лодками с реки… нет. Лодейный бой мы не потянем.
        - Почему это?
        - У нас в хоругви сколько лучников?
        - Ну… добрых - ни одного. Но мы ж не одни!
        - Умница. «Добрых»… Десантирование на береговую полосу при активном противодействии заблаговременно подготовившегося противника без интенсивной предварительной огневой обработки и полного подавления основных узлов обороны… Ладно. Лодейный бой - занятие специфическое. У нас мастеров нет. И другие - такие же. Если с реки на берег вылезем, булгары нас там на песочке… И биться они будут люто: сзади стена, не убежать.
        Я поставил на нарисованную на песке линию правого берега Оки сапог, пальчиками изобразил бегущего из Оки к сапогу человека и высыпал ему на голову - себе на запястье - пригоршню песка.
        Предполагаемый «пол-пи» приобрёл особенную наглядность. Подтянувшиеся однохоругвенники переглянулись и пытливо уставились на меня.
        «Ублюдок лысый» - оракул дельфийский? Нет, я лучше: я, в отличии от пифии, ещё ничего химически активного не нюхал. Прорицаем дальше.
        - Бить их вдоль берега… Через «ушко» ровного места между водой и стеной… Дурость. Вывод: бить ворога надо сверху. По верху береговой стены - сосновый бор. Пройти сквозь него, выйти на самый край над Бряхимовом… и кидай вниз чего ни попадя. Сверху-то далеко летит.
        - Они ж супостаты, а не идиоты! Они и сами это понимают.
        - Правильно. Вот представь себе, что ты эмир Ибрагим… Ну что ты смотришь?! Сделай важную морду. Скажи «аллах акбар» и повелей своим мурзам и подханкам… чего-нибудь разумное.
        Лазарь, отчаянно смущаясь, напыжился.
        - Эта… Аллах акбар… Да… А полезли-ка вы все на гору. Сыщите-ка тама опушку. И стойте там накрепко. Иншалла, мать вашу.
        И тут же прыснул от смеха. Слава богу: после Новожеи - первый раз смеётся.
        - Примерно так и будет. На гребне в лесу, поперёк от берега, построят засеку. За версту-две от городка. По опушке… может быть - тоже. Эта стена береговая, Дятловы горы - верст 10 - 12. Ну-ка прикинем-ка: отсюда до Бряхимова вёрст 70. Ага… Наверное так: завтра с утра - рывком проскочим вёрст 60, найдёт на берегу удобное место, где подняться можно. Разгружаемся, лезем вверх, выходим куда-то к лесной опушке, Бряхимову в затылок. И с утра - аля-улю! - лезем на засеки. Побиваем супостатов, гоним их сквозь лес, закидываем крепостицу сверху дерьмом и шапками. Всё - наша взяла. Мда… Ежели бог даст.
        - А ежели… ну…
        - Тогда нам писец. Полный и пушистый. Потому что от Оки нас отсекут, прижмут к оврагам, к Волге… и будет нам… секир-елдыр. Со всем из нас вытекающими, вылетающими и вываливающимися… подробностями.
        Я внимательно осмотрел сгрудившихся вокруг одностяжников.
        Мальчишки. Ещё - ни усов, ни бород. У большинства - единственная женщина в жизни - Новожея. Да и та… - «по ускоренной программе». Пороха не нюхали. Хотя здесь… никто пороха не нюхал. Целое, никогда не нюхавшее ни - пороха, ни - клея, войско…
        Последняя мысль меня несколько развеселила.
        - Потому запомнить крепко-накрепко: держаться вместе. Своих не бросать. По кустам не разбегаться. Как бы страшно не было. Сдохнуть - каждый и в одиночку сможет. А выжить… только купно. Жить хотите?
        Нестройный шум юношеских голосов желающих жить был мне ответом:
        - Тогда взялись друг за дружку, и не на шаг. Хоть бы и твердь земная разверзлась и хляби небесные прорвалися. Теперь - на горшок и спать. Дружно!

* * *
        Я им ещё кое-чего не сказал. Почайна. Это не только речка в Киеве с торговой пристанью. Про которую вспоминала Святая Ольга, ругая византийского императора: «Говорить с ним буду когда он у меня в Почайне настоится, как я у него в Суде настоялась».
        Речка с таким названием есть во Владимире: Боголюбский старательно воспроизводит даже топонимику столицы государства. Но будет Почайна и здесь, на Стрелке. Когда русские придут и заселят это место. А пока есть безымянный овраг. По которому течёт безымянная речка.
        Между верховьями Почаинского оврага и Повалихинского съезда - метров сто. Пробиться туда, чтобы обойти укрепление с севера… ну очень вряд ли.
        Между верховьями Большого Красного оврага и левым бортом Повалихинского съезда, на окончании которого и сидит Бряхимов, метров 20. Всего-то!
        Если эти верховья - «каньонного типа»… Фермопилы, блин! И мы - в роли персов. А выше по Оке ещё очень узкое место: перемычка между Большим Тобольским и Изоляторским оврагами. Если там поставят засеку…
        Этих названий здесь ещё нет. Но рельеф-то уже есть! И мне тут, в этих… «складках местности» - умирать и убивать.
        Конечно, все эти складочки преодолеваемы. Как, например, складочки у женщины. Но не строем же!
        Построились в линию, выставили свои… копья, натянули… шлемы и побежали. «Ура, даёшь!»… Она тебе так даст…! Я имею ввиду - неровности рельефа. А действовать поодиночке… как и положено при встрече со складчатостью…
        Какой может быть бой в россыпном строю с этим воинством?!
        Не зря при введении егерей в имперской армии было указано:
        «В егеря выбирать людей самаго лучшаго, проворнаго и здороваго состояния… Офицеров назначать таких, которые отличаются особою расторопностью и искусным военным примечанием различностей всяких военных ситуаций и полезных, по состоянию положений военных, на них построений».
        А этим бы… друг возле дружки удержаться. Мне, кстати, тоже. Настоящего боя я здесь не пробовал. Все мои прежние… подпрыгивания и закидоны… - шалости взбесившегося одиночки. А как оно в реальном бою… Сдохнуть от сабли какого-то средневекового волжского булгарина… Скажи кому из коллег-попаданцев - на смех поднимут. Несправедливо будет.
        Так. Что я такое недавно насчёт справедливости по-Чернобыльски проповедовал? Оно самое, но - по-Бряхимовски - ничем не отличается.
        Изображать из себя стратега, сидя хоть на диване, хоть на песочке - занятие глупое. Пользы в моём случае - чисто укрепление боевого духа соратников. Придание иллюзии осмысленности происходящему.
        Я угадал важный, но лишь один из элементов той тактической игры, которую князь Андрей устроил под Бряхимовом. При всей своей вере в промысел божий, в благоволение Богородицы, Боголюбский вполне владел собственным разумом, умел добиваться от окружающих исполнения своих планов. А уж дурить противника - было ему не меньшей радостью, чем самому прорубаться сквозь вражеский строй.
        Я думал, что князь Андрей будет гнать нас вперёд с превеликим поспешанием. А он время тянет. Или традиционный бардак в штабах? Обычное русское расп… мда… нерасторопность.
        Мы так привыкли за эти дни вскакивать затемно, просыпаться уже в лодке с вёслами в руках… А тут… побудки не было, пока солнышко не встало. Потом - приём пищи. Так это… фундаментально. Потом начальство забегало: велено привести всё в наилучший для показу вид.
        Лазарь туда-сюда бегает, щёки горят, саблю на поясе придерживает - чисто подпоручик перед первым боем. Только «под козырёк» не берёт. За неимением оного.
        - Ваня! Сам! Приехал! С сыном, с братом! С муромцем и рязанцем! С епископом муромским! Смотр будет! Ребятки! Братцы! Не подкачайте! Не осрамите!
        Чисто для знатоков: епархия ещё Муромская, в Рязань её перенесут несколько позже.
        Резан уже не кричит, не материт - только шипит:
        - Ты…! У тя озям…! Рукав… ш-штопай!
        Озям - такая верхняя мужская одежда. Вроде армяка.
        - Едут! Едут! Скачут! Скачут!
        - Да нет же! Повороти е…ло! Зенки-то, зенки разуй! Вона же! Лодия княжеская!
        Толпа, вопя, пиная, задевая друг друга оружием, разворачивается к реке лицом.
        - Стяг! Мать вашу! Кто стяг в грязь завалил?! Шкуру спущу!
        Классическая «святорусская» манера проведения войсковых смотров: войско строят на берегу реки, князь проезжает мимо на лодочке и благосклонно кивает. Так осматривал свои полки Креститель на Десне под Черниговом, начиная свой Булгарский поход.
        Хорошо, что кричать «троекратное ура с перекатами» здесь ещё не модно. По бережку, по затоптанным куширям, лежат наши лодейки. Шагов за двадцать друг от друга. За ними на сухом стоят группки воинов и прочего сброда. Над каждой точит треугольная косица - стяг.
        Мы и тут по-выпендривались. Я как-то с тоски выговаривал нашему стягоносцу:
        - Чего оно у тебя висит как тряпка? У тебя и в штанах всегда также? Сделай, чтобы торчало.
        Ну, он и сделал - прут под верхний край вставил. Теперь - у всех висит, а наш «петух» - лошадиным хвостом помахивает.
        Вижу с берега - князья на лодке внимание обратили, пальцами в нашу сторону тыкают. А оно мне надо?
        Глянул влево-вправо… Опять же - факеншит. Все соседи, как нормальные люди - толпой стоят. Как обычно люди становятся: впереди самые уважаемые да наглые. Дальше кучей по мере статуса и взаимной неприязни. Понятно, что в куче щиты - у кого не видны, у кого и не взяты. Копий - половины нет, остальные - веером в стороны подняты, шлемы - на затылок сдвинуты.
        Стоит такое чудо, хлебало раззявивши, с саблей на брюхе, на яйца сползшей, дивуется на господу в лодке, судорожно дёргается: то ли шапку - снять, то ли - нет, в носу ковыряет да с соседями об начальстве в голос сплетничает:
        - Гля! Гля! А муромский-то князь - мелковат. А то что за фрукт сопливый слева?
        - А хрен его знает. Княжьё какое-то. Бают, Изяслав Андреевич, сынок нашего Китайца Бешеного. Помогай ему Пресвятая Дева.
        Вот такие кучки народу по всему берегу. Впереди - золото надраенное, позади - сермяга драная. А у нас-то… Достали мы с Резаном ребят. Своей строевой и физкультурной. Теперь - «пожинаем плоды».
        На правом фланге - бледно-бордовый Лазарь ушами мерцает. Стяг торчит. В один цвет с ушами. Оттуда непрерывное шипение идёт: Резан пытается «перед смертью надышаться». И других… «надышать». Ребятки встали по росту. «Пятки вместе, носки врозь». Строй выровнен и сомкнут. Щиты подняты, шеломы надвинуты. Во второй шеренге нестроевые. А таких как-то… мало у нас. В отличие от большинства других хоругвей. После «замены» с участием ярославских, довооружения всех гожих в Ростове… ох, и цены там были… Но - одел всех. И мы с Суханом - на левом.
        Лазарь саблю выдернул, вскинул, салютуя кучке плывушего мимо княжьего корзна. И фальцетом:
        - Равняйсь! Смирно! Копья-я… На руку!
        «Хоругвь к бою готова!»… Ну, хоть выглядит на таковую похожей.
        Факеншит! Опять нарываюсь… А ведь есть же опыт! Из первой жизни, из службы в доблестной СА.
        Прибывает как-то инспекция. Из самой Москвы. С проверкой боеготовности нашей славной танковой дивизии. Сплошные папахи. Ну и само собой устраивает смотр.
        Построили всех в парке (не в том, где народ гуляет, а в том, где танки живут). Смотрят на готовность господ офицеров. У тех тревожные мешки в ногах. (У танкистов именно тревожные мешки - с тревожным чемоданом в танк как-то хреново забираться. Не влезает чемодан-то. Хоть сзади к бревну самовытаскивателя его привязывай.) Сами офицеры, понятно, в форме для строя - в сапогах и портупеях. Возле каждого мешка вывалено его содержимое - носки, завернутые в пакетик с надписью «носки», мыло в бумажке с надписью «мыло» и так далее по списку. Что там в пакетике с надписью «полотенце» - действительно полотенце или портянки грязные - не важно. Важен - порядок.
        Бредёт это папашное стадо вдоль строя и упирается в начальника разведки. Тот стоит мало того, что без тревожного мешка и в «пьяных» брюках - так и из вещей у него только планшет по мышкой. Но зато какой планшет! Такая папка размером метр на метр!..
        Нас дальше и смотреть не стали. Зато все остальные полки получили таких пизд… мда… за отсутствие этих самых планшетов!
        Князь здесь - самый главный военный начальник, логика у него не сильно отличается от тех папахнутых. И все остальные рати должны будут получить достойных пизд… мда… за отсутствие правильного построения и висящие хоругви.
        А потом - в ответку - и Лазарь от пострадавших нахлебается - чтоб не высовывался.
        Проплыли. И флаг им в руки. А мы… Ага, уже визг стоит. Я думал - Резан воинам морды ровнять начнёт, а он им ухи крутит. За нечищенное, за неподшитое, за… за всё «хорошее». Во, и ко мне подступил. Оглядел тяжко - прицепиться не к чему.
        - Сабля - точена?
        Блин! Сквозь ножны углядел!
        - Виноват. Исправляюсь.
        У соседей - кто куда, а у нас - вжик-вжик. И я, чисто как недавно Будда - мне самому, новикам нашим проповедую: как стачивать «в бритву» режущие кромки… всего имеющегося. По личному опыту из оружейной смоленского князя.
        Ностальгия, блин. Как мы там с Еленой Ростиславовной…
        Ближе к обеду прибегает княжий отрок:
        - Тама! Эта! Боярич! Срочно! Ну! Княжий военный совет! Быстро!
        Лазарь сперва подскочил как ошпаренный. Потом на месте покрутился и ко мне:
        - Иване, а давай вместе пойдём?
        И краснеет ушами. Да понятно всё - ты уже один раз по княжьему зову сбегал.
        Делать мне там, конечно, нечего, но… Пойдём «мордой торговать» - может чего и сыщется. Из полезного.
        Перебрались на остров. У князя Андрея здоровенный полотняный навес поставлен. Начальство - туда. А начальников - под сотни полторы. Хоругвенных бояр с сотню, да прочих - ещё пол-столько.
        Суздальская стража за сотню шагов всех тормозит. Сопровождающих… - «ждите отстоя пены». В смысле: «вам сообщат». Ну и фиг с вами.
        Лазарь под навес пошёл, а я народ разглядываю.
        Муромские тут рядом вдоль берега стоят. Я, честно, чисто для прикола от безделья спросил:
        - Эй, братья-славяне. Илью Иваныча не видали?
        - Которого?
        - Который из села Карачарова.
        - Так их тута семеро. У них половина мальцов - ильи, другая половина - иваны. А девки все до одной - марьи. Гы-гы-гы…
        Тут поднимается от костра такой… мужичина. Косая сажень в плечах. И во всех других направлениях. И говорит мне. Человеческим голосом:
        - Ну.
        У меня… вся прикольность сразу пропала. А тут подходят ещё двое. В бородах густых как братья-близнецы. У них косой сажени только в росте нет. И спрашивают:
        - Искал чё?
        А сзади дёргают чего-то. Оборачиваюсь - малёк стоит. Лет 13 - 14.
        - Тебе Илью Муромца надо? Вот он я, Илья Иваныч с Карачарова. Хочешь спросить чего - спрашивай. А ежели за бездельем обеспокоил - ставь ведро зелена вина.
        Хорошо устроились ребята. Сами понимаете: ни один пришлый без вопроса об Илье Муромце мимо муромских не пройдёт. А уж штраф за беспокойство в русских артелях издавна заведён.
        - Тю! Таким добрым молодцам - и три ведра поставить не в натяг! Но дело у меня серьёзное. Для скорого боя с супостатами - просто необходимое. Напойте-ка мне, разлюбезные Ильи Муромцы, посвист Соловья-разбойника.
        Призадумались добры молодцы. Загрустили они, опечалились. Вопросили они в размышлении:
        - А на цо?
        - Ну вы, ребята… вовсе не догоняете. Вспоминайте:
        «Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
        Закричал злодей-разбойник по-звериному -
        Так все травушки-муравы уплеталися,
        Да и лазоревы цветочки осыпалися,
        Темны лесушки к земле все приклонилися.
        Его добрый конь да богатырский
        А он на корни да спотыкается -
        А и как старый-то казак да Илья Муромец
        Берет плеточку шелковую в белу руку.
        А он бил коня да по крутым ребрам.
        Говорил-то он Илья таковы слова:
        - Ах ты, волчья сыть да и травяной мешок!
        Али ты идти не хошь, али нести не можь?
        Что ты на корни, собака, спотыкаешься?
        Не слыхал ли посвиста соловьего,
        Не слыхал ли покрика звериного,
        Не видал ли ты ударов богатырскиих?».
        - У булгар-то кони, поди, послабее Ильиного Бурушки. Хоть бы вполовину тот свист Соловья-разбойника повторить - у них кони не спотыкаться будут - на сыру-землю попадают. Ну что, богатыри святорусские, насвистите мелодию?
        Озаботились богатыри, закручинились. Взговорили они таковы слова:
        - Всяких дурней видывали, всяку дурость слышали. А дурней тебя - ещё не было. Вчерась один всё допытывался: чего Илья с тремя дочерьми Соловья, Одихматьего сына исделывал? Но чтоб разбойничий посвист насвистеть, покрик евоный накричать… Да ещё для святого дела, для боя смертного с басурманами…
        Муромцы, как оказалось, близко знакомы с медведями. В смысле: «хозяин леса» - каждому по ушам сплясал. Каждый из них выдал собственную оригинальную аранжировку. Разброс… от «Вы жертвою пали» до «Танец с саблями».
        Тут малой притащил ведро бражки. За мой счёт, естественно. И мы заговорили за жизнь. За тяжёлую жизнь потомков односельчан великого русского богатыря.
        - Он, бл…, пращур, мать его… Прости господи, что худое слово сказал - добрая у него матушка была. Да вот же вырастила на свою голову… и на наши все. Он-то - в Киев ушёл, а мы-то - тута! Какая морда прохожая не заявится - всяк норовит переведаться. Заколебали, Ваня! То насмешки шутят, то глупости спрашивают, то драться лезут. Всякому, вишь ты, лестно хвастаться: Я, де самого Илью Муромца из Карачарова уделал. Ваня, блин! Ни пройти, ни проехать! Как, ить ять, на речке той, на Смородине.
        Мужики приняли ещё по одной, всплакнули над своей тяжкой долей и запели. На разные голоса, в разных тональностях, не попадая в ритм, такт и размер, но демонстрируя хорошую память - слова помнили все:
        «А у той ли то у Грязи-то у Черноей,
        Да у славноей у речки у Смородины,
        А и у той ли у березы у покляпыя.
        У того креста у Леванидова
        Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын.
        То как свищет Соловей да по-соловьему,
        Как кричит злодей-разбойник по-звериному -
        То все травушки-муравы уплетаются.
        А лазоревы цветочки осыпаются.
        Темны лесушки к земле все приклоняются,
        А что есть людей - то все мертвы лежат».
        Последняя строчка вернула их к моей идее боевого применения оружия массового поражения из арсенала противника их пращура. Идея была воспринята благосклонно. А вот дальше возникли разногласия: половина толковала о том, что надо стариков в селе порасспросить. Другие предлагали сразу пойти в Мордву, набить там морды, и вызнать у тамошних петушиных племён про их свист.
        Готовность переправиться через реку и приступить к активному сбору этнографического материала, танцев, песен и прибауток - постепенно нарастала в коллективе. По мере усиления ощущения недопития.
        Тональность высказываний всё более отдавала былинностью: «Развернись рука, раззудись плечо». И, конечно: «Как махнём слегка - будет улочка. Отмахнёмся мы - переулочек».
        Приближающийся апофеоз градостроительства вызывал опасения. Пришлось раскошелиться ещё на два ведра. Карачаровцы и примкнувшие к ним ильи из других муромских селений, занялись увлекательнейшим делом потребления халявы, а я слинял по-английски.
        Настроение было хорошее, а тут ещё знакомая физиономия замаячила.
        Встретить здесь, за тысячу вёрст от дома, знакомого по Пердуновке… Как к родному! Полный восторг и расслабление!
        - Боже мой! Кого я вижу! Маноха! Вот уж не ждал - не гадал! Радость-то какая! Здрав будь палач княжеский!
        Маноха аж растерялся. Всё-таки, бурная радость при встрече с личным палачом Бешеного Китайца - явление не типическое. Несколько недоуменно разглядывая меня, он теребил свою густую чёрную бороду лопатой.
        - Чего, не признал? Так это ж я - боярич Иван, сын славного сотника храбрых смоленских стрелков Акима Рябины! Да вы ж у нас в Рябиновке на постой останавливались! Там ещё князь Андрей с мачехой своей спорился. Когда ты её арфиста утопил. Потом я ножички кидал, а князь меч свой показывал. Там ещё мы с тобой насчёт грамотки говорили.
        К концу монолога мой энтузиазм несколько спал. Можно сказать - умер. Поскольку я, хоть и с запаздыванием, но сообразил, что воспоминание о той грамотке Манохе могут быть весьма неприятны.
        Тема, вроде бы, была закрыта. Но… «только мёртвый - не проболтается».
        Он узнал меня, вспомнил. Теперь, пропуская бороду сквозь пальцы, соображал: чего со мной следует… сделать. Но начал не с той давней истории, а с особенностей текущего момента:
        - И много вас здесь таких?
        - К-каких? Рябиновских? Слуга мой до я.
        - Смоленских. Сам князь подослал или кто из ближников?
        Факеншит! Идиот! Я, конечно.
        Я про себя думаю: «ах, какой я уникальный! Ах, какой я единственный, неповторимый, ни на кого не похожий!». А посторонние видят «ещё один из…». Из наброди, из бояр, из смоленских… Член множества. И распространяют своё отношение к данному множеству - и на члена. В смысле - на меня.
        «Все мужики - козлы!» - типичный пример.
        Смоленские с суздальскими не в ладах. Десятилетия княжеских усобиц. «Горячая война» - лет шесть как закончилась, но осталась взаимная подозрительность, ожидание гадостей с той стороны, готовность сделать такое же - со своей. Сдерживание, давление, работа с оппозицией… И, прежде всего - шпионаж.
        И для защиты, и для нападения - нужна информация. А уж оставить без присмотра такое грандиозное мероприятие как Бряхимовский поход… Где ещё оценить реальную боеспособность и мобилизационные возможности? Смоленские соглядатые просто обязаны здесь быть.
        Для Манохи я очень подходящий кандидат на эту роль. Типа, смоленские думают: сопляк, боярич - не боярин. Попадётся - взятки-гладки: молодь неразумная. Сынок Акима Рябины, который, типа, в опале. Мне позволительно даже намекнуть:
        - Ребята! Я сам обиженный! Мы, молодая Пердуновская оппозиция, все как один, дружными рядами, спим и видим…
        И войти к суздальским в доверие.
        А что полез прямо к Манохе… Так княжеский палач - очень для сопредельной разведки интересный объект разработки. А что так вот прямо… - так наглый недоросль. Да ещё и выпивши.
        Вот если взять этого петушка, кукарекнувшего не подумавши, в застенок… да расспросить… В войске и другие лазутчики быть должны…
        Осознав собственную ошибку, я несколько задёргался. И попытался исправить совершённую глупость ещё большей: совершением благодеяния в форме предсказания.
        Я ж прогрессор! Мне ж их будущее - далёкое прошлое! Да я всю их судьбу по учебнику истории знаю! Сща как предскажу!
        - Никто не подсылал! Я сам пришёл! Кстати, ты ж к князь Андрею вхож? Ты бы предупредил государя, чтобы он сына своего, Изяслава Андреевича, в бой не пускал.
        - С чего это?
        - Ну… Сердце вещует. Вроде бы, будет княжич ранен. Мнится мне - стрелой или копьём.
        - Ваши в спину ударят или из наших воров кто осмелится?
        Мать моя женщина! Да что ж я сегодня одну глупость за другой леплю?!
        Ведь понятно же: человек, который может такие вещи предвидеть - в деле. Член ОПГ, близкий к руководству. Или - член ДРГ. Вражеский агент, обладающий частичной информацией о готовящейся диверсии в форме покушения на убийство члена правящего дома. А вовсе не чудак-отличник по истории очень средних веков в высшей мере средней школе.
        Взять да припечь. Огоньком по пяткам. Глядишь, что и интересное выплывет.
        - Нет, что ты! Там же басурманы будут! В бою княжича ранят. Блазнится мне…
        Тут из-под полога, где происходил воинский совет, густо повалил народ. Я старательно честными глазами «ел» Маноху, когда меня вдруг крутануло, и ко мне на шею кинулся восторженный Лазарь.
        - Ваня! Спасибо тебе! Я всё как ты сказывал - князь Андрею выложил! Они там все… хаять меня. Дурень, де, молоко, де, не обсохло, едва из-под мамкиного подола, де, а уже войско вести…! А князь говорит: умно сказано, зерно есть, голова светлая. Только, говорит, мозгов добавить надобно.
        Лазарь в восторге закружил меня на месте.
        - Ваня! Князь! Сам! «Голова светлая»! Это ж ни кто-нибудь! Это ж сам Боголюбский! Пойдём, Ваня, нашим сказать надо, порадовать!
        И он потянул меня к перевозу. Я извиняюще развёл руками и осторожненько, на каждом шагу ожидая Манохиного оклика:
        - Стоять! Имать!
        потопал за возбуждённым Лазарем.
        В нашем лагере рассказ о военном совете был повторён раз двадцать. Каждый раз обрастая всё новыми подробностями. Подходили слушатели из других хоругвей, и Лазарь снова и снова пересказывал «в лицах».
        Как многочисленное собрание «вятших» провело молебен перед чудотворной иконой:
        - Она такая… чудотворная! Я даже расплакался!
        Как начали спрашивать мнения, по обычаю начиная с младших:
        - А я из хоругвенных - самый младший. А государь и говорит: что, по разумению твоему, боярич Лазарь, делать нам надобно, как победить супостатов безбожных? А я, с духом собравши, тайком перекрестивши, Богородицу поминувшии, ему в ответ, как Иван прежде сказывал…
        Вставка: «как Иван сказывал» пропала из повествования с третьего раза.
        Но я не в обиде. Другая забота сердце гложет. Как я теперь понимаю свою бабушку! Весь 37 год они не спали: по улицам ездили «воронки», и каждую ночь кого-нибудь увозили. Из соседнего дома, из их дома, из их квартиры, где жило 14 семей…
        Вот и я сижу-жду: придут за мной, или нет? Не пришли. Маноха посчитал мою эскападу подростковым пьяным бредом? Вернее, просто вынужден отложить разработку - времени нет. Завтра утром раненько войско сдвигается со стоянки. Как я говорил: идёт к верхнему краю этих Дятловых гор.
        Глава 327
        Утром, ещё затемно, завыли охотничьи рожки, забегали начальники, войско стало вываливаться в Оку. Впереди маленькие лодочки на два-три человека - охотники из мещеряков. Потом большие княжеские ладьи-насады, по полсотни гребцов в каждом, потом и наши «рязаночки» россыпью.
        И пошло-понеслось: кто молебны затягивает, кто - «срамные» песенки.
        «Петроградское небо мутилось дождем,
        На войну уходил эшелон.
        Без конца - взвод за взводом и штык за штыком
        Наполнял за вагоном вагон.
        В этом поезде тысячью жизней цвели
        Боль разлуки, тревоги любви,
        Сила, юность, надежда… В закатной дали
        Были дымные тучи в крови.
        И, садясь, запевали Варяга одни,
        А другие - не в лад - Ермака,
        И кричали ура, и шутили они,
        И тихонько крестилась рука.
        …
        Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
        Несмотря на дождливую даль.
        Это - ясная, твердая, верная сталь,
        И нужна ли ей наша печаль?
        Эта жалость - ее заглушает пожар,
        Гром орудий и топот коней.
        Грусть - ее застилает отравленный пар
        С галицийских кровавых полей…».
        Здесь ни - Варяга с Ермаком, ни - пушек со штыками… А смысл тот же.
        Ока, конечно, несёт хорошо. Но и самим пришлось гребануть. К ночи поставили в удобном месте. Лодейкам указано лежать по берегу плотненько, костры велено палить высокие, на обрыв часовых выставили, по реке лодочки гоняют. Несколько штук с факелами поперёк реки ниже лагеря встали.
        Народ… нервничает. Команды не было, но половина хоругвей уже и брони вздели: а ну как басурманы среди ночи сверху кинутся? Или - с реки подойдут?
        Я сплю чутко: в самую глухую ночную пору, когда костры уже поуменьшились, начали княжьи гридни коней тихонько седлать, да вверх по оврагу выводить. А чуть раньше несколько муромских отрядов без всякого шума тоже вверх сдвинулись.
        Егерей, конечно, из наших мальчишек не сделать. Но Русским князьям служит и часть местных племён: мурома, мещера. А они охотники знатные. Похоже, их вперёд послали - узости разведать.
        «Если место сражения не станет военачальнику лучшим другом, оно станет его худшим врагом» - древняя полководческая мудрость. Очень хочется надеяться, что эти Дятловы горы с Боголюбским - в дружбанах.

* * *
        В темноте мучительно размышляю: а бывал ли князь Андрей в Швейцарии?
        Не! Я не про Альпийскую! Я про Комсомольскую. Есть на этих Дятловых горах такое место… потом Комсомольской Швейцарией назовут.
        Ну что тут непонятного?! Северная Пальмира - у нас есть, Кавказская Ривьера - имеется. Комсомольская Швейцария? - Да запросто!
        Вот джунгли Габона воспроизвести… Климат, знаете ли… Хотя если будет команда - всегда!
        Элементарно: выпускаем в Волгу кайманов… Что? Не выживут? - Ерунда! Наши кайманы - выживут везде!
        «Мы всё добудем, поймем и откроем:
        Холодный полюс и свод голубой!
        Когда страна быть прикажет кайманом,
        У нас кайманом становится любой!».
        И выразительно щёлкает челюстями, согласно последним полученным ценным указаниям и внутри-ведомственным инструкциям.
        Воспроизвести Габон для нас - не проблема. А уж Швейцарию и вовсе - «как два пальца…».
        Рельеф местности, узости и дефиле, градиент высот и извилистость тальвегов… Прикрыть их существенными воинскими соединениями… Про швейцарские баталии слышали? А они ведь ещё и камни сверху на австрийцев катили!
        Очень не хочется попасть под «The Rolling Stones» в мордовско-булгарском исполнении. При всём моём к ним ко всем уважении.
        Столь пересечённая местность вполне может быть успешно защищаема даже малым числом бойцов от весьма многочисленной армии. А у нас-то…
        Слухи о численности средневековых армий… сильно преувеличены.
        Ксеркс, собравший к Фермопилам огромное войско, пожелал узнать число своих воинов. Для чего были построены плотным строем 10 тысяч его «бессмертных», место построения - очерчено, и на эту площадку стали загонять воинов из других отрядов. Насчитали миллион с гаком.
        Следующий раз это числительное - «миллион», применительно к действующей армии, появляется в Западном мире при описании окружённой французской армии под Седаном во время франко-прусской войны.
        В обоих случаях речь идёт о мобилизационных армиях больших империй.
        В средневековье картинка другая: отряды викингов в 6 - 8 сотен берут Равенну и Париж. Уже в этом 12 веке ликвидация отряда в восемьсот воинов - норманнов из Сицилии, прорвавшихся на Савву, потребовала сотрудничества двух императоров: Византийского Мануила и Германского Конрада Третьего.
        Важнейшие битвы следующих веков: Куликовская, Косовская, Грюнвальдская, при Креси… дают численность армий в 10 - 30 тыс. максимум. Но это - общенациональные армии. На «Святой Руси» десяток «исторических земель» - дели на 10. Рассуждения о многотысячных русских полчищах… из серии «игр в солдатики».
        Относительно достоверное число воинов можно определить только по заполненной платёжной ведомости. А общие косвенные оценки упрощённо выглядят так.
        На «Святой Руси» - 700 тыс. крестьянских хозяйств. Здешнее экономика устроена так, что семь крестьян могут прокормить одного «дармоеда».
        Для сравнения: сотня колхозов-кибутцев (2 % населения) обеспечивают продовольственную безопасность 8 миллионов израильтян. 320 миллионов американцев кормятся с 3 % фермеров. Которые ещё получают компенсацию в 80 % стоимости потенциального урожая. Чтобы не пахали и не кормили.
        Конечно, это не все формы хозяйствования, в отрасли крутится ещё куча народа… Но соотношение - понятно: «Один - с сошкой, семеро - с ложкой».
        Здесь принципиально другое: «У семи нянек - дитя без глазу» - семь крестьян кормят одного «дитятю».
        Вся потенциальная численность «дармоедов» - 100 тыс. хозяйств. Включая горожан, купцов, ремесленников, попов, монахов, нищих, паломников, бродяг, татей, разбойников, проституток, ярыжек, мытарей, писарей, бояр, князей, гридней, слуг… И попаданцев - в том числе.
        Собственно княжеские дружинники-гридни в этом наборе… составляют несколько тысяч бойцов.
        Грандиозный поход Андрея Боголюбского это, примерно, полторы сотни лодеек. Что-то около 2.5 тысяч воинов. Ещё 1.5 - 2 тысячи - нестроевые. А гридней их них - сотни три. Включая рязанскую, муромскую, суздальскую, тверскую княжеские дружины. Включая личные дружины безудельных сына и брата Боголюбского.
        Вне зависимости от рода войск и госпринадлежности, каждый из этих 4 - 4.5 тысяч: «жрёт как лошадь и гадит как конь». Я уже описывал особенности «минной полосы» вокруг всякого воинского отряда. Кстати, коней в русском войске - сотни две. У противника - меньше.
        Оцените расклад: 200 - полноценных - конных, профессиональных - бойцов. Общая численность сборища - больше 4000. Вопрос: какова численность армии?
        «У противника» - Резан с кем-то из своих старых знакомых словцом перекинулся, «народ всё знает» даже без всяких разведданных - супостатов раза в полтора-два больше. До восьми тысяч, нестроевых - значительно меньше. Но…
        У булгар не больше 4 сотен из гвардии эмира. Коней - сотня-полторы. Есть ещё меря, мари, черемисы, суваши, чудаки в бело-синих полосатых штанах - называют себя «удмурт». «Мурт» - красивый, изящный. «Уд»… - и так понятно. Хотя у них этим словом называют мужчину вообще. Типа нашего: «эй, ты, хрен горбатый».
        Ещё видали, говорят, каких-то буртасов, мишарей и печенегов.
        - Резан, как это печенегов?! Они ж… вымерли уже! Их же ещё Ярослав Мудрый в Киеве разгромил. Овхо.
        - Хто?! Увидишь - сразу узнаешь. Овчинные безрукавки на голое тело и елда дубовая на шее болтается.
        - Что?! Где?!
        - От же неуки! Печенеги вырезают себе из дерева подобие мужеского уда. По размеру как у батюшки своего. И вешают на верёвочке на шею. Вроде креста у христиан. На него молятся, им же и клянутся. Как им начинают про Отца Небесного рассказывать, про Создателя и Творца, они смеяться начинают. Показывают на эту палку и говорят: - А мы знаем своих отцов. И чем нас творили - ведаем. - Язычники поганые, что возьмёшь…
        Но основная часть булгарского войска - мордва.

* * *
        Мордва… она разная. Типа негра из Алабамы и китайца из Калифорнии: оба - американский народ. Но те хоть говорят на одном родном языке - английском. У эзри и мокши - и языки разные. Да ещё долгое время существовал запрет на браки между этими народами.
        Собственно слово «мордва» - внешний идентификатор. Как во времена СССР всех советских - от эстонцев до чукчей и грузин - за рубежом называли русскими.
        «Мордва», пожалуй, древнейший народ на этих землях. Наблюдаемы с, примерно, 2 века нашей эры, после краха культуры «рогожной керамики».
        Первое письменное упоминание - у византийца Иордана. Перечисляя племена, покоренные вождем готов Эрманарихом, Иордан называет и народ Mordens, под которым исследователи разумеют мордву.
        Эрманарих подмял под себя ещё славян и эстонцев:
        «Умом своим и доблестью он подчинил себе также племя эстов, которые населяют отдалённейшее побережье Германского океана. Он властвовал, таким образом, над всеми племенами Скифии и Германии, как над собственностью».
        Иноземная оккупация для гордых эстонцев - знакомое состояние с 4 века.
        «Эрманарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооруженных подступает. Эти венеты… происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов».
        Забавно наблюдать столь древнее проявление закономерности: неудачные попытки предков славян противопоставить численное превосходство («шапками закидаем») оружейному и организационному превосходству предков германцев - готам («ничего не стоит великое число негодных для войны») закончилось с появлением «третьей силы».
        А ведь сказано в Писании: «возлюби ближнего своего». И народная мудрость добавляет: «а то придёт дальний и полюбит обоих. Больно».
        Потом пришли гунны. И… «полюбили» всех. Кроме эстонцев - им любви в тот раз не досталось.
        «Поражённый силой этой внезапной бури, Эрманарих в течение долгого времени старался дать им решительный отпор и отбиться от них; но так как молва всё более усиливала ужас надвинувшихся бедствий, то он положил конец страху перед великими опасностями добровольной смертью».
        Самозарезался в возрасте 110 лет. Около 375 года от РХ.
        Мордовские земли стали частью империи Аттилы. Потом сюда ещё всякие… приходили. Получилось два разных народа. Разных по внешности и языку.
        «… всё это по большей части народ крупный, высокого роста, видимо, хорошо питающийся, здоровый, с открытым и чистым лицом, смелым взглядом, с свободными, непринуждёнными движениями».
        «…материалы антропологического обследования мордовского и соседних народов дают основание заключить, что в формировании мордвы участвовало, в основном, два расовых компонента: светлый массивный широколицый европеоидный тип, прослеживаемый особенно у мордвы-эрзи; тёмный грацильный узколицый европеоидный тип, преобладающий среди мордвы-мокши на юго-западе Мордовии; и небольшой компонент-примесь субуральского типа».
        «Этнос является бинарным. Бинарными являются и другие поволжские этносы: марийцы (горные и луговые), чуваши (верховые и низовые), удмурты (северные и южные)…».
        Эрзя и мокша сохранят свои языки.
        Почти 2 тысячи лет - два государственных языка в одном народе! Даже при отсутствии государства. Или при вхождении в иные государства с иными государственными языками.
        Это не предел: у народа сиу, например, выделяют 4 языка, каждый - со своей группой диалектов.
        Внутренняя вражда в этом народе сильнее вражды внешней. В полной мере это проявится меньше чем через 80 лет, при приходе в эти места Батыя. Одни «лягут» под Орду. Их монголы обманут и перережут под Сандомиром. Другие, вместе с булгарами, буртасами, половцами, русскими, алтайцами завалят своими и монгольскими трупами верховья Суры.
        Выжившие - и те, и другие - станут подданными улуса Джучиева.
        В 1236 году венгерский монах Юлиан, воочию наблюдавший практику «этнических чисток» монголов, подробно описал, как это происходило:
        «Во всех завоеванных царствах монголы без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь смогут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других же поселян, менее склонных к бою, оставляют для обработки земли, а жен, дочерей и родственниц тех людей, кого погнали в бой, делят между оставленными для обработки земли и обязывают тех людей впредь именоваться татарами».
        Гийом Рубрук в своём «Путешествии в восточные страны» в 1253 пишет:
        «К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет Германцев, надеясь, что при их посредстве они ещё освободятся от рабства Татар… Среди них живут другие, именуемые Мердас, и они - Сарацины».
        Вражда-враждой, но булгары сумели собрать к Бряхимову отряды обоих племён. Князьки, у мордвы их называют «панки» - получили кучу красивых тряпок, преимущественно - красного цвета. И повели своих людей красить в тот же цвет приокские берега.
        Кроме богатых подарков булгарского эмира, у эрзя есть и другие причины не любить русских. Летопись ещё в 1103 году указывает:
        «бися Ярослав с Мордвою месяца марта в 4 день и побежден бысть Ярослав».
        Это муромско-рязанский князь, внук Ярослава Мудрого. Вместе с братцем Олегом Гориславичем воевал против Мономаха. Отданное ему в удел Муромское княжество с Муромом, Рязанью и Пронском вот только что, два года назад, его потомки развалили, наконец, на два.
        Эрзя преимущественно Волжский народ, в отличие от мокши. Собственно, и сама Стрелка - сейчас их земля. Местное племя называется «петухи» по тотему, или «терюхаи» по имени легендарного прародителя - Терюш.
        «Во времена стародавние, в месте, где стоит ныне Нижний Новгород, жил сильный мордвин по прозванию Скворец. Был он друг и товарищ другому столь же знатному и сильному мордвину - Соловью. Тому самому, которого былины связывают с Ильёй Муромцем. Женился Скворец на 18 жёнах, которые родили ему семьдесят сыновей.
        В ущелье на берегу Оки обитал тогда колдун Дятел. И спросил Скворец Дятла о судьбе сыновей своих.
        Отвечал Дятел: „ежели будут сыновья твои жить в мире между собой - будут обладать этим местом. А поссорятся - возьмут эту землю русские. Поставят город камень, зело крепкий. И не одолеют его силы вражеские“. Сказав это, Дятел просил Скворца о честном погребении.
        Умер Дятел в глубокой старости, и похоронил его Скворец на горе, в устье Оки-реки. А место с тех пор зовётся Дятловы горы.
        Потомки Скворца размножились и стали враждовать друг с другом. И свершилось предсказание чародея: Андрей Боголюбский согнал их с устья Оки, другой русский князь - святой князь Георгий, поставил на Дятловых горах Нижний Новгород.
        В иных же сказаниях Скворца называют Соколом. И поныне в Нижнем, выше „Гребешка“, есть, отделяемая от него оврагом гора, называемая Соколом. У некрещёной Мордвы и по сю пору сохраняется обыкновение давать новорожденным имена птиц: Торай (Гусь), Тырпыр (дикий голубь) и пр.»
        «Птенчики» «скворечник» не сохранили - получили город, русский и «зело крепкий». А чего ещё можно ожидать под управлением «панков»? «Панкура» до добра не доведёт. В драку-то они ещё туда-сюда, а вот градостроительство…
        Легенды утверждают, что после нашего похода на Дятловых горах построит себе город ещё один… «панк». С характерным прозванием Абрашка. Что не удивительно в бывшей «зоне ответственности» Хазарского каганата. Если уж «Ильяшка» с-под Мурома стал святорусским богатырём и православным святым, то почему «Абрашке» нельзя быть мордовским панком?
        Тут уже будет другой подход: и укрепление крепкое, и двое ворот, и тайный ход. А ещё умелое затягивание времени и обращение к общественности.
        По легенде, Абрашка выторговал у осадившего его русского отряда 4 дня перемирия, созвал соседей, которые прошли в крепость через тайный ход и, имея пятикратное численное превосходство, навалился на русских. Увы, русские дружины были на конях, они пробились сквозь мордовское воинство и те, пешие, их не догнали.

* * *
        Дятловы Горы… Хорошее название. Как раз для меня - ДДДД, долбодятел длительного действия. Один Дятел здесь уже дожил до глубокой старости…
        Ванька, уймись! «На чужой каравай рот не разевай» - русская народная мудрость. Ты тут - никто, и звать тебя - никак. То есть, конечно, боярский сын. Но беглый и чуждый. И вообще, Стрелка сейчас - даже не Русь.
        Плевать. Главная беда - я сам себе цели не вижу. Сохранить в завтрашнем бою голову - понятно и достойно. А дальше? А послезавтра? Маноху с дыбы веселить? Хрень какая-то…
        Жизнь - процесс типа русского бунта. В смысле: «бессмыслена и беспощадена».
        Бродский верно сказал: «На самом деле жизнь - это битва не между хорошим и плохим, а между плохим и наихудшим».
        Всякая жизнь - вообще. А моя нынче - особенно.
        «Мы у господа бога пощады не просим
        Только пыль под копыта да пуля вдогон
        И кресты вышивает последняя осень
        По истёртому золоту наших погон».
        Погон - нет, пуль - нет. А главное - ещё не осень, ещё - весна. И как сказано в давнем тосте: «Дай бог, чтоб не последняя. А если последняя, то не дай бог».
        Вот завтра и… «будем посмотреть».
        «Завтра» - уже наступило, а смотреть некуда - темно. Тихо, без рожков и команд, пинками и зуботычинами поднимают хоругви.
        - Тихо! Мать… Бараны! Оружие взять, брони вздеть, припас оставить, прислугу оставить. Не греметь! Мать…! Вон туда тихо… Мать…!
        Всё понятно:
        «На бой кровавый, святой и правый,
        Марш-марш вперёд, православный народ».
        Ночной марш - отвратительное занятие. Дневной - тоже, но не настолько. Хоругви сбились в кучу, толкались, тихо матерились. Чей-то испуганный детский голос вдруг возопил:
        - Де?! Де мои?! Де?!!!
        И резко умолк. Со звуком удара и всхлюпа.
        Топаем, факеншит. Слева в темноте опять вода какая-то плещет. Что, блин, уже Волга?! Нет, озерцо какое-то. Дорога вверх пошла. Как мне нынче щит… пригодился! Когда какой-то хрен вздумал кулаками на меня махнуть. Ишь, нежный какой - я ему только раз каблук оторвал, на пятку наступил. А нечего свои кракозябки на дороге раскорячивать! И выговаривать мне - незачем! В озерке полежи-остынь. Судя по чавкающим звукам, там… грязи. Лечебные, наверное. Успокаивающие.
        Топаем-топаем… Как-то не туда мы топаем. Как я догадался? А очень просто - дерьмо липнуть перестало. Перед нами же коней провели. Ну, и всё войско, в темноте, по их следам… «Кони в яблоках» - видел. Теперь: «воины в яблоках». В конских. Не вижу - нюхаю. И тут как-то… запах есть, а дерьма нет. Видать, разошлись у нас с конями пути-дорожки. Видать, их в сторону повели. Или - нас.
        Я думал: Боголюбский погонит пехоту по водоразделу, по гребню этих самых Дятловых гор. А нас поперёк гонят. Прошли высокое место и снова вниз. Какие-то колдоё… виноват: вымоины. И - выбоины. А теперь - промоины. И - проё… мда…
        И мы в этом во всём… начиная с темноты и амуниции… и кончая недоумением и воодушевлением… прыг-скок, прыг-скок… Щито-копье-мече-сабле-мордо… носцы.
        Как восторженно-этуазистически поёт Шаов:
        «Край земли - рукой подать,
        Край земли с коня видать.
        А захочет Бог прибрать -
        На судьбу ль пенять?
        Тут скачи, не скачи -
        Найдет костлявая в ночи.
        Так хоть помрешь не на печи -
        Давай коней седлать!».
        «Край земли» - не видно. Поскольку вообще ничего не видно. И коней нет - седлать нечего. Ну, «хоть помру не на печи»! Вот, блинский факеншит, достижение!
        О! Среди нас и умные есть!
        Это я к тому, что скорость движения колонны, когда солдаты через чего-нибудь перепрыгивают, падает втрое, по сравнению с перешагиванием. В таких случаях колонну надо дробить и препровождать к нескольким разным… перепрыгивалкам.
        Прибежал какой-то… не, не удмурт. Но из русского - только матюки. И препроводил нас к тому месту… где надлежит нам спуститься в то место… где нам всем и место.
        Съезжая на заднице по глинистому склону, позволю себе отвлечь ваше благосклонное внимание и напомнить общеизвестную средневековую воинскую мудрость: «Не лезь, блин, нахрен!». В смысле: на поднятое копьё впереди съезжающего.
        Дело уже к рассвету, а мы в этих оврагах… блукаем. Или правильнее: блуждаем? Или - блудим? Ну, если это блуд, то я в евнухи подамся! Там хоть тепло и кормят… Хотя, с другой стороны, зачем мне тогда еда?
        Некоторые живут чтобы есть. И я даже знаю сколько они берут за час их «жизни». А я ем, чтобы жить. Жить красиво, часто и регулярно.
        Чего-то жить захотелось. В обоих смыслах этого слова. Но есть препятствия: вот сейчас встанет солнышко и поганцы всякие нас сверху… чем ни попадя по чём ни попало.

* * *
        Я такую историю слышал. Именно применительно к этой эпохе. «Последний бой императора» - называется.
        Мануил Комнин сдуру влез в какое-то ущелье. Ну, сельджуки греков и раскатали. Позору было…! Европейцы перестали называть Мануила Императором Римской империи - исключительно по-простому: «король греков». Мануил страшно расстроился и ушёл. В астрологию. Вернулся оттуда - только перед самой смертью.
        Кстати, у Боголюбского сегодня тоже… «прощальная гастроль». Последний бой с его личным участием. Дальше полки сынок его будет водить. Андрей сложит с себя и личную рубку в бешеной конной атаке, которой неоднократно прославился в предшествующих войнах, и функции главнокомандующего. Будет осуществлять общее политическое руководство. Интересно бы посмотреть.
        Факеншит! Интересно бы дожить до «посмотреть»!
        Успокаивает то, что, судя по летописям, нас не побьют. Типа: дружина - «вся здраву». А вот пехота… «Стояху же пешци съ святою Богородицею на полчище, подъ стягы»… Но - все ли? И где - конкретно я буду?

* * *
        Тут где-то наверху заорали. Зашумели, застучали, зазвенели. Бой у них там какой-то? «Эй вы там, наверху. У вас опять потехи час?». Дудки какие-то противно засвистели. Рожки наши русские завопили… «Не-удмурты» зашипели громко. И мы побежали. Веером. На стенку оврага. Как на вражескую крепость. Только без лестниц.
        Тут уж как кому чего выпало. Или - попало. Мне попало… тьфу, блин, не отплеваться… суглинистая крутая узкая промоина. Заросшая кое-каким овраго-борто-укрепительным… еле выговорил… кустарником. По которому мы, как стая наших предков по пальмам… Но - со щитами, мечами, копьями… и матюками.
        Точно, от «правильной» обезьяны произошли. Все 22 человека нашей хоругви.
        Не зря я ребятишкам намедни мозги промывал: ни один не потерялся, ни один не отлучился. Держат друг за друга за штаны, как дитятко за мамкину титьку. Все добежали, оглядываются - стяг наш с петухом высматривают.

* * *
        Тут тоже нельзя терять чувство меры. Стяг, конечно - место сбора. Но с учётом обстановки. А то была лет 17 назад такая Теребовольская битва. Молодой Остомысл с Изей Блескучим схлестнулись. Изя галичан поразгонял, а потом поднял брошенные ими на поле боя стяги. И галицкие к стягам - дружно прибежали. Где и были взяты в плен. Как дети малые!
        Количество пленных превосходило численность Изиной дружины. Изя обеспокоился возможными… «негораздами» и велел пленных перебить. Не всех - бояр оставил.
        Оцените чувства простого молодого воина из Галича, который всё сделал правильно: стоял, пока все стояли, побежал, когда все побежали, увидел свой стяг, и, как с детства вбивается, потопал к нему. А его - хвать, и горло режут! Насмерть! Свои же! Такие же киевские и волынские гридни! В какой-то местной войне, в какой-то мелкой битве, в мартовских туманах 1147 года…

* * *
        Только посчитались - снизу орут:
        - Посторонись… тебя… и мать твою… Другие лезут. Или вы там сами поганых бить будите? Так мы домой пойдём.
        Сдвинулись. Наверху уже видно - светать начинает. Вот и поле сыскалось. Летопись говорит: «полчище».
        Пейзаж… - типичный. Впереди - лес, справа - лес. Слева - тоже лес. И за спиной… полоса лиственного леса по краю оврага. За правым лесом где-то далеко - пустое пространство. Там Волга и низкий левый её берег. Впереди, чуть выше - сосновый бор, «Гребешок» этих Дятловых гор. За ним должна быть Ока и тоже огромный распахнутый простор её левого берега. Но отсюда, снизу через «Гребешок» - не видать.
        Слева, за версту-полторы в лесу идёт бой. Оттуда на открытое пространство вдруг вываливается несколько… деятелей. Удирают во весь дух. Следом выскакивает пара-тройка конных и начинает их рубить. Это называется - «в капусту»? Кто-то кого-то… а хрен его знает. Войсковой формы нет, стягов нет, чего там на щитах нарисовано - отсюда не понять.
        Наши лезут из оврага, воеводы бегают вдоль толпы и растягивают её в двухшеренговый строй. Пытаются выровнять в прямую линию. Но…
        Строй… три ягодицы в ряд представляете? Мы - прыщом на самой выдающейся точке крайне правой. От меня до леса передо мной шагов сто - сто двадцать. И никаких врагов! Вот бы тут бы я бы как побежал бы! Как бы захватил поганых с басурманами врасплох…!
        Не велено: стоять ровно, держать строй.
        Дурни! Идиоты! Вот же: броском через лес! Овладеть господствующими высотами! Сметая кинжальным огнём…! Или - навесным… Или ещё чем…
        Не велено. Стоять. Поднять стяги. Держать строй.
        Командиры… Уелбантурить бы вас всех тройным факеншитом! Вот же: враг не готов! Удачный момент! Атаковать немедля! Стометровка - и я в лесу. Ещё одна - и я уже на гребне над Бряхимовом…! Та-та-та… пулемёт, миномёт, подствольничек…
        Не велено. Держать строй. Снять шапки, перекреститься - Владимирскую чудотворную из оврага подняли, в середине, за строем поставили.
        Хорошо стоит. Высоко подняли. Блестит ярко. Как раз между «ягодицами» наших построений. Так и зовёт, так манит. Своими сорока фунтами золота в окладе. Супостаты точно туда полезут.
        И тут мы их… с двух сторон нашими ягодицами… В смысле - хоругвями.
        Какой-то брюхатый начальник, придерживая саблю у бедра пробегает мимо и тычет в меня пальцем:
        - Хуиви! Застебни!
        Что?! Да за такие слова…! Факеншит! Угро-финны… «Хуиви» - шарфик или какая-нибудь ещё хрень на шее. У меня ворот кафтана распахнут: пока лезли наверх - согрелся. Спасибо, дядя, «застёбываюсь».
        Всё, поздно. Кретины. Проспали.
        В лесу напротив видны толпы вооружённых людей. Они бегом прорываются сквозь молодую поросль по краю леса, растягиваются в линию напротив нашей. Дистанция - сто шагов, 60 - 70 метров. Хорошо видны черты лиц, кисти рук, детали вооружения.
        Ранним утром слышимость хорошая, с той стороны - разговор, кашель, бряканье оружия.
        Это тебе не «Градом» где-то кого-то. Это - «лицом к лицу». Знакомого. С сегодняшнего утра. Визуально и предсмертно.
        Страшно. До дрожи. Пока - не от того, что они тебя хотят… А что ты сам вот-вот… вон того. Или - вон того… Зарезать. Или - вспороть. Или - раскроить. И как он потом будет… распоротый. Или - проколотый. Или - порубленный.
        Последнее - вряд ли. У меня топора нет. А саблей я… Плевать. Буду колоть. «Огрызками». И резать - ими же. Вон того длинного. Или вон того, рыжего. А вон тот… сильно здоровый. Лучше… пусть его другие.
        «…по большей части народ крупный, высокого роста, здоровый, с смелым взглядом…» - вот таких сейчас и будем резать. Или - они нас. «Свободными, непринуждёнными движениями».
        Глава 328
        Лица открытые - личин, забрал нет. На голове круглые шапки без нащёчников и назатыльников. Вроде бы матерчатые. Но что внутри - хрен знает. Гнутый крест на всё темечко? Держалка для черепушки.
        Круглые щиты с умбоном в середине. Диаметр 60-100 см. Толщина… ну-ка поверни дружок… Ага. Ерунда - 1 см. И вес у него… если из ясеня - килограммов 3 - 5. Фигня. Топора - не удержит. Игрушка. Для бегуна.
        Ну и правильно: лесовики хорошо дерутся из засады. На поле - не стоят, по полю - не ходят. Только бегают. В атаку - быстро бегом вперёд, из атаки… - ещё быстрее.
        Строя не держат - бой поединком. Трое на одного со всех сторон. А вот строем, «лицом к лицу»… оружие у них на это не рассчитано. И с копьями так же - рогатин нет. Обычные охотничьи копья среднего размера. Значит, будут не только от бедра тыкать, а и сверху колоть, и сблизи помётывать.
        Луков много, через одного. Луки - дрянь. Слабенькие. Ни вставок, ни накладок, ни рогов. Просто небольшие палки с верёвкой.
        Сабель, мечей - не вижу, топоры - у каждого. На наши плотницкие похожи.
        Корпусных железных доспехов не вижу. Ни - кольчуг с панцирями, ни - чешуи. Про ламилляры… не здесь. Хотя у кого-то из их вятших - могут быть.
        Стёганки-безрукавки. Вроде - льняные. Чем-то пропитаны - тёмные. Не от Версачи? Фигня вопрос. Главное - сколько слоёв? Чем проложены? Как они на прокол?
        Интересно: из-под верхней безрукавки - торчат широкие рукава белых рубах. И чёрные кожаные рукавицы с раструбами. Так они что, локти - не защищают?!
        На шеях какая-то… ошейник. А сам плечевой сустав голый! В смысле - без брони.
        А на ногах? Под безрукавкой торчит длинная рубаха, чуть выше колен, кайма шитая, штаны домотканые мешком висят, онучи, лапти. Лапти фирменные - мордовские восьмиугольные.
        Всё ребятки, хана вам - солдата без сапог не бывает!
        Герои лесных племён, извините за выражение. Воюют исподтишка, впятером на одного. Как в сказании об Абрашкином городке (Обран ош).
        Противники выбегали из леса, утаптывали росший по краю кустарник, разворачивались в линию, поднимали оружие и щиты. Щиты раскрашены, часто - белым геометрическим орнаментом. Но один меня просто взбесил - свастика!
        Ну, арийцы мордовские, вы сами виноваты! У меня на этого паука… идиосинкразия. Ещё с до-рождения. С 41. Когда батя мой под Киевом таких отстреливал. Понимаю, сочувствую - у вас вполне может быть другой смысл. Но у меня - отношение генотипическое. Нехрен было такую цацку сюда притаскивать.
        В «Севастопольскую страду» французы прислали в Крым свои отборные войска - зуавов. Эти туземные солдаты из Алжира были прекрасно обучены и вооружены. Лучшими на тот момент нарезными штуцерами. По дальнобойности - втрое-вчетверо против русских ружей. Но каждое столкновение зуавов с русской пехотой неизбежно заканчивалось поражением элиты французской армии.
        Причина - в фесках. Русские из-за этих шапок были твёрдо уверены, что перед ними турки. А не побить турок - нельзя. «Прежде такого не бывало и начинать - не надь». Ну есть у русских такой стереотип! Очень давний. Я про Молодинскую битву уже вспоминал? Из 3 тысяч янычар в Стамбул не вернулся ни один.
        Я к зуавам… никак. А вот к свастике… Однозначно.

* * *
        Правее, уже по самому краю вражеского построения вывалился из леса другой отряд - какие-то чудаки с клюками сложной формы, с медвежьими головами в качестве шлемов. Звероподобны. Рты постоянно разевают, а там у них… офигеть! Зубы красным крашены! Кирпичей наелись?! Придурки.
        Левее, там центр, напротив нашей чудотворной иконы, повалила ещё толпа. Ростом помельче, шапки типа канотье от «Я - Буба, я из Одессы. Здрась-с-сте», очень миленькие длиннополые жилеточки, вроде гуцульских. Наверное - бронированные. С меховой опушкой.
        О! Эти - в сапогах. Много их. Мари. А дальше - меря. Мери - немерено.
        Вдруг из леса выехали всадники. Большой отряд, с сотню голов. Все в белом.
        Мы все - в поту, «в шоколаде» по самые ноздри, а эти - в белом! И в блестящем. Все, блин, в кольчугах, в шлемах, с саблями, с копьями. Большое белое знамя с каким-то вышитым золотом арабским завитком. Вот ежели они сейчас на нас ударят…
        Рядом со мной Божедарова хоругвь образовалась. Мужик его какой-то стоит. Вроде - бывалый. Может - объяснит?
        - Это чего?
        - Сам эмир. Вон он, в серёдке. Ибрагим, мать его. А это - белые булгары. Самые, значит, сильные бойцы из булгар. Юноши из древнейших родов. А это уже по нашу душу. Счас стрелы метать начнут.
        Началось…
        «Настал денёк! Сквозь дым летучий
        Булгары двинулись, как тучи,
        И всё на наш редут.
        Мордовцы с пестрыми значками,
        Буртасы с конскими хвостами,
        Все промелькнули перед нам,
        Все побывали тут».
        По счастью - не все.
        Конные тронулись неспешно влево. Где поднялся разноголосый вой. Не то задавили кого-то, не то войско энтузиазм от вида командующего проявляет. А отряды, стоявшие прямо напротив, двинулись на нас. Чего-то… многовато их как-то…
        Идут не спеша, вразвалочку, растянутой по фронту толпой, на ходу перебегают. Половину прошли, тут какой-то чудак в высоком меховом колпаке с разноцветными лентами, шедший чуть сзади, за воинами, с бубном и колотушкой, что-то заорал, стукнул в бубен. Остановились. И так интересно встали, что щитоносцы сзади, а спереди - лучники. Луки в небо уставили…
        Во, блин, я такого и не видал никогда… «Стрельба в молоко» - доводилось. А вот стрельба по восходящему солнцу… У нас за спиной солнышко вот-вот появится…
        Вопль Резана:
        - За щиты!
        Успел поймать. И исполнить.
        Та-та-та…
        - Ё! Ай! Убили!
        Как град ударил. В моём щите - штуки три стрелы торчат. А в целом… фигня, ребята. Навесом стрелять - это надолго. «Русский миндаль» против вашего щита - вдесятеро тяжелее. Его так не пробьёшь. Если люди обучены. Мы с Резаном провели со своими только три урока. Но хватило: по команде все присели и наклонили на себя щиты.
        Один, всё-таки, поймал. На бицепс правой. Стрела воткнулась и торчит. Качается. А паренёк глаза вылупил и вопит. А чего вопит-то? Подскочил к бедняжке - оказал «первую помощь» - пощёчину наотмашь.
        Потом - «вторую помощь» оказал: ухватил за стрелу и дёрнул. Не смертельно - только рукав ватника пробит.
        У меня все - в ватничках стёганных. С рукавами, с набивкой из льняного или пенькового очёса. А стрела и вовсе… охотничья. Ромбовидная, плоская. Вот у Акима стрелы…
        Мать ити! Опять луки в гору тянут! На место, под щит.
        Из леса продолжал подходить к врагу народ. Строй напротив нас, и вообще - по всему полю, постепенно уплотнялся. И не только стрелками - добавлялось ещё и чудаков во второй линии с копьями и щитами.
        Наша молодёжь явно трусила. Строй без команды начал дрожать и прогибаться в середине. На том конце, под стягом - Резан с Лазарем. Они не сдвинутся. Здесь я с Суханом. А вот в середине…
        - Ты! Хрен сопливый! Ты куда пятишься?! Шаг вперёд! Живо!
        - Побьют! Побьют нас! Полягем все! Вона их сколько! Отходить надо!
        - Ты! Бл…! Сейчас без всяких басурман поляжешь! Сам закопаю!! Шаг! Вперёд! Ну!!! Молодец. Отходить нам некуда - сзади овраг. Дрогнем - эти нас сверху… как перепёлок. Никто не выберется. Стоять. Крепко.
        Манера русских князей ставить ополчения перед естественной преградой, а не за ней, отмечается, например, в Куликовской битве. Неопытный воин должен твёрдо знать - сзади смерть. Страшнее ворога. Хоть - Дон-река, хоть - заградотряд.
        Мне это стояние под вражескими стрелами… Как-то безответно…
        Двое наших стрелков пустили по стреле и спрятались. Под щитами - целее.
        Выберусь - набью соплякам морды. За недоиспользование боезапаса. Как в 41.
        После боя у бойцов на фронте проверяли боекомплект. У кого был полон - получал бяку. Смысл: кто стреляет хоть куда - привлекает внимание противника. Поэтому трус - не стреляет. Отлёживается, отбывает. Отбывать время на поле боя…? Чего только в жизни не бывает.
        «Они и завтра еще не пойдут в атаку, а будут продолжать бомбить и бомбить - эта мысль страшила Серпилина. Нет ничего трудней, чем гибнуть, не платя смертью за смерть. А именно этим и пахло».
        У меня тут отнюдь не «юнкерсы», как в «Живых и мёртвых», по головам ходят:
        «Тяжелые полутонные и четвертьтонные бомбы, бомбы весом в сто, пятьдесят и двадцать пять килограммов, кассеты с мелкими, сыпавшимися, как горох, трех- и двухкилограммовыми бомбами - все это с утра до вечера валилось с неба на позиции серпилинского полка».
        Этого здесь нет. Просто палки с железками прилетают. Но «не платя»… Нет, не могу. Был бы хоть какой завалящий лук… У меня-то нет, а вот…
        - Сухан, отдай рогатину назад, возьми сулицы. Без разбега, из-под щита - сможешь?
        «Знал бы где упасть - соломки постлал бы» - русская народная мудрость. Я из неё, из мудрости нашего народа - черпаю, хлебаю и жлуптаю. Непрерывно.
        «Лучше иметь оружие, не желая того, чем желать, не имея». Вот я и «подстелил соломки»: ещё с до-Твери тащим пук сулиц. Сухан их подстругивал, балансировал, затачивал. Перед боем я эту вязанку одному из ярославских пареньков в руки сунул:
        - Потеряешь - голову оторву.
        Теперь парнишка, стоя во второй шеренге за Суханом, принял от «зомби» рогатину и отдал сулицы. Дистанция уже сократилась - можно эффективно метать и без разбега.
        Тут нас накрыло очередной волной «града». В строю снова завопили: Резан громко и выразительно указал нашим лучникам на… на недостойность их поведения. Они и высунулись. Одному руку распороло, другому… другого наповал - в глаз.
        Жаль, зря я о них нехорошо думал…
        - Сухан! Бубнового. Э… который с бубном.
        Порядок выбора целей - вбито в меня накрепко. Манера отстреливать в первую очередь медиков на поле боя, как проявилось в войне в Донбассе - это эмоции, ненависть войны добровольцев. У меня, пока ещё, чистый функционал: командиры, связь, корректировщики, снайпера. А отнюдь не рядовые стрелки. Которые, собственно, нас и убивают. Их - «на сладкое».
        Из всего первоочередного - вижу только чудака с ленточками. Из знаков различия - бубен с колотушкой. Ну и на…
        Сухан… он же мёртвый! Как он может ошибаться?! На 30 метрах, на пологом склоне от «Гребешка» к нам, через две линии рядовых бойцов… Бздынь!
        Шапка с ленточками - в одну сторону, бубен с колотушкой - в другую.
        Там сразу завопили, стали оборачиваться, посмотреть на терпилу-начальника… У противника щиты малые, опущенные к ноге или на спину заброшенные… А тут они ещё и в сторону смотрят… И Сухан методично и успешно вогнал 9 оставшихся дротиков в сплошную двойную стенку супостатов.
        Там страшно орать стали. Как-то… не по-человечески. И побежали на нас. А с другого фланга завопил Резан:
        - Стоять! Мордва пошла! Стоять!
        Я же мордву уже резал! Когда прохожие купцы у меня на Угре девок воровали.
        Там другие были: мелкие и чёрные. Конечно, в тот раз пришлось понервничать. Елица тогда голой перед теми гребцами плясала. Но мы ж их всех одолели! При явном их численном превосходстве!
        Эти какие-то другие. «Крупные, высокого роста, здоровые, с открытыми лицами, смелыми взглядами, с свободными, непринуждёнными движениями»… Но мордва же! Значит - такие же. А уж чудаки со свастикой… батя под Киевом проверял - дохнут нормально даже в 41.
        Эти быстро промелькнувшие мысли, заняли, однако, некоторое время. За которое и моя хоругвь справа, и Божедарова слева, без команды, просто от вида набегающей, орущей, вопящей, скалящейся, размахивающей топорам, копьями, щитами… толпы противника чисто инстинктивно, не осознавая, не отрывая взгляда от приближающихся… просто переступили, просто чуть перетоптались. На пару шагов назад.
        А мы с Суханом остались. Я - от тугодумия, он - из-за меня.
        Процесс поиска решения странного противоречия между прежде виденном мною на Угре и ныне наблюдаемым на Оке - успешно завершился воспоминаем о бинарности этносов. Тут я перестал думать и начал энергично выживать.
        Помню, что справа на меня кинулся чудак с копьём. А мне - никуда!
        У меня на левой руке эта чёрная смолёная дура - «миндаль русский». И какой-то псих со всего маху уже всадил в него копьё. Где и застрял.
        А другой… тоже псих. Рубанул топором через верх. Мать…! Они ж не шутя железяками рубят!
        От топора я успел присесть. А этот его зацепил за верхний край щита, визжит и тянет! А который копьё в щит воткнул - визжит и толкает. И пока они там, с той стороны моего щита, орут по-зверячьему и решают кто из них сильнее, вот этот, третий - справа прибежал и тычет.
        Единственное, что я сумел - развернуться в полу-приседе в пол-оборота. Его копьё прошло вскользь у меня по груди - слава Прокую и его паровичку! - ко мне под правую руку. А моё копьё, даже без доворота, просто выносом локтя - пробило его стёганку. Глубоко.
        Так я же зануда! Я же - всё точил! И наконечник копья - «в бритву» выводил!
        Кто?! «Кто штык точил, ворча сердито? Кусая длинный ус?».
        Я! Я точил! Ванька-ублюдок! Псих лысый!
        Только «кусая длинный ус» - не делал. Ввиду отсутствия наличия объекта кусания.
        Тут меня дёрнуло сзади так, что я упал.
        Я стараюсь падать как кошка - на четвереньки. Поэтому моё копьё осталось в той, в глубоко пробитой стёганке. А я оказался лежащим на брюхе, на своём щите, к которому я плотно принайтован левой рукой, на «топорнике», который доказал, что он сильнее соседа-копейщика - завалил-таки мой щит своим топором. Прямо на себя.
        И вот лежим мы с ним, нос к носу. Разделённые только досками моего смолёного «миндаля». И судорожно соображаем: кто тут кого победил? И у нас с «топорником» несколько разные на этот счёт мнения.
        Похоже на то, как Пьер Безухов взял в плен французского офицера. Просто с испугу сильно сжав его шею.
        Мордвин был, видимо, бывалее меня. Или, в отличие от того наполеоновского офицера, очень не хотел к русским в плен. Поэтому он вдруг страшно оскалился, завизжал и начал биться. Пытаясь дотянуться зубами до моего носа и откусить.
        Я чётко знаю, что надо делать, когда лежащее подо мной начинает ерепениться и кочевряжиться. Но такая злобная бородатая морда… да ещё через толстые доски моего щита…
        Злоба из него прёт, а деваться ей некуда. Дядя совершенно ошизел и, вместо моего носа, начал грызть край моего щита. Да, этот здоровый народ хорошо питается - привыкли к большим кускам. Попортит, гад, казённое снаряжение. Во какую щепку откусил! И - выплюнул! Брезгует, падла, нашим, просмоленным…
        Тут рядом с нами что-то жидко упало. В смысле: упало и стало поливать. Морда передо мной захлопнула глазищи. Потому что их залило. Кровью. Фонтанирующей из разрубленного затылка полуобезглавленного тела.
        Мой весьма бессмысленный взгляд влево и вверх явил зрелище активно уничтожающего живую силу противника Сухана. Который как раз перерубил топором ногу следующему мордвину, пока ещё двое чудаков наперегонки тыкали в его щит копьями.
        Когда же я возвратил свой взгляд в прежнее положение, то обнаружил, что злобная морда передо мной обрела свободу - высвободил одну руку, протёр глаза и утратил злобность. Когда человек пытается проморгаться, он выглядит задумчиво.
        Я не стал дожидаться результатов его размышлений. Сунул руку за плечо, вытянул «огрызок» и воткнул «мыслителю» за ухо.
        А больше ничего нет! Сабля - подо мной болтается, копьё - в предыдущем чудаке осталось.
        Тут на меня что-то упало. Тяжелое и верещащее. Оно елозило у меня на спине и пыталось там чего-то… сделать.
        Когда неизвестно что падает вам на спину и там топочется… совершенно паническое состояние. Попытался оглянуться через плечо. Нос к носу - ещё один мордвин. Точь-в-точь как был первый. Воскрес?! Нет - первый на месте.
        Тут по второму, и по моей спине, соответственно, кто-то тяжело пробежался. Сначала в одну сторону, потом обратно.
        И я понял, что пора вставать. А то место для отдыха мне досталось… как у доски в полу танцплощадки.
        Захребетника-то я скинул. Но он придавил мой щит. Пришлось выдирать руку из креплений.
        Тут над головой раздался треск и слева полетели доски. А справа налево побежало… несколько придурков с выставленными копьями.
        Какой я молодец! Что тренировал «кувырок через голову»! Из-за «захребетника» я уже сгруппировался - кувыркаться… возможно, а выпрямившись во весь рост, стоя на голове, так и лёг на крайнего придурка с тыкалкой.
        Думаю, он просто испугался. От неожиданности. От болтающихся на уровне его лица подошв моих грязных сапог.
        Никто! Никогда! Ни в одной армии мира! Не отрабатывает «боевую стойку на голове». «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Но я ж не знал!
        А он свалился и сшиб ещё двоих. На которых я и лёг. Плашмя поперёк.
        Никогда в жизни… Никогда! Не приходилась тыкать остро-заточенным со всей дури себе между коленей. А что делать, если вражеская спина в этом… льняном доспехе - именно там?!
        Обратный кувырок позволил мне подняться на ноги и оценить обстановку. Летающие доски - от щита Сухана. И от ещё трёх мордовских. Я был прав: слишком тонкие - просекаются «на раз». Вместе с удерживающей щит рукой. Но Сухану щит тоже выкрошили.
        Им же хуже! У Сухана в руках уже оба топора, и он крутит ими мельницу имени Чимахая. Отчего щепки и летят. Безо всякого лесоповала. Уже развернулся ко мне спиной. Типа - я ему спину прикрываю. А вокруг на земле - несколько представителей противника разной степени порубленности, шевелённости и ползанутости. В смысле - шевелятся и отползают.
        Дальше интересовать обстановкой стало неуместно: опять набежало чудаков с копьями. И с этими… «смелыми взглядами, с свободными, непринуждёнными движениями». Аполлоны мордовские, оскаленные.

* * *
        Отвратительное ощущение. Есть проработанные тактики группового боя на основе единоборств в формате «один против многих». Общее правило: бей руками, двигай ногами. Как показывает опыт - наиболее эффективны боксёры.
        Главное преимущество одиночки - подвижность. Главный недостаток - узость коридоров восприятия. Поля двух глаз образуют зону бинокулярного зрения около 120®. С обоих боков от нее - поля периферийного зрения примерно по 30®. Далее - мертвая зона, где единственным свидетелем происходящего является слух.
        В зоне периферийного зрения можно регистрировать факт опасности, но не определить дистанцию и степень угрозы. Еще сложнее атаковать и контратаковать. Удары в боковой коридор на порядок менее эффективны, их сложно поддержать движением тела и вложением веса в удар.
        «Мертвая зона» практически исключает возможность увидеть удар и защититься от него.
        Как вы относитесь к женскому телу? Я - с восторгом! Какая связь? - Актуальная!
        У женщин хорошо развито периферийное зрение, «мёртвая зона» примерно на 30®-60® меньше. Ещё: женская шея более подвижна. Когда её окликают, женщина, как правило, поворачивает голову. Мужчина поворачивается всем телом. Энергоёмкость, задержки… А уж разница в гормонах… Повышенные уровни прогестерона, кортизола и эстрадиола усиливают у женщин ощущение беспокойства и чувство опасности. Женщина интуитивно лучше, чем мужчина чувствует угрозу.
        Но есть недостаток: женщины хуже ориентируются в пространстве. Параллельная парковка с первого раза удается у 71 % мужчин. У женщин - только 22 %.
        Основная задача при подготовке бойцов-одиночек - сделать их гермафродитами: чтобы обзор - как у женщины, а глазомер - как у мужчины.
        В единоборстве выход в боковой коридор, а тем более заход в мертвую зону можно считать крупным успехом бойца. Подобная ситуация в групповом бое - норма и основа тактики боя дуэта против одиночки.
        Мы это отрабатывали в Пердуновке в нескольких вариантах: «работа в треугольнике сам за себя» - в момент атаки боец разворачивается к цели лицом, и второй противник оказывается в зоне периферийного зрения. Нужно не только атаковать, но и позаботиться о защите бокового коридора, научиться замечать и реагировать на движение в этой зоне.
        «Атака на четыре коридора» - один в центре, четверо с оглоблями вокруг. Палки прячутся за спинами. По сигналу (хлопок, команда) чья-то палка выставляется вперед. Задача центрального - среагировать на сигнал, развернуться и атаковать палку.
        «Защита на четыре коридора» - один в центре, четверо вокруг. Удары наносятся в голову в любой последовательности по сигналу. Защититься атакуемому руками в такой ситуации практически невозможно, придется двигаться и вращаться.
        Я рассказывал, как мы усложняли эти типовые методики. До 8 человек в кругу, удары разным оружием - не только рукой, не только в голову, атака по сигналу, недоступному центральному…
        В дополнение к обычному вращению, вариантам «качания маятника» для перемещения «коридоров внимания», тренировки «женского» качества - периферийного зрения, у меня выработался комплекс приёмов противодействия. Не сколько «уход и оборона», сколько «атака». Движение навстречу противнику.
        С несколькими… «деталюшками». Захват оружия противника собственным (например - рогами перекрестья «огрызков») и перенаправление на другого противника, смена горизонтали (например - удары с колен, уходы перекатам), прорыв из кольца и немедленная контратака, поскольку оставшиеся противники в первый момент все оказываются в «прямом коридоре» моего восприятия.
        Отрабатывали и более экзотичные вещи: удар, метание и стрельба на звук, идентификация по сотрясению почвы и движению воздуха…

* * *
        Ерунда! Вся эта премудрость в реальном бою - смысла не имеет! Хуже - вредно и опасно!
        «Подвижность»… Какая подвижность у зуба в челюсти?! У вас зубы шатались? Правильный русский воинский строй - как реклама стоматолога. Все стоят рядком плотненько и блестят. Иное, как при цинге - скорая смерть.
        Но и без строя, в микро-группе, подвижности… как у пальца в кулаке. Можно чуть отпустить, можно сильнее сжать. Вот и всё ваше пространство для манёвра. Мизинец на место указательного встать не может. Стой и лови.
        Потому что у меня за спиной Сухан!
        Я не могу! Я не могу «сплясать» на пару шагов в сторону, пропустить очередного придурка и воткнуть ему «огрызок» в задницу. Потому что придурок успеет махнуть топором и раскроит Сухану череп.
        А я не могу стоять на месте! Их много! И это «народ крупный, высокого роста…». Не норвежцы, слава богу. Но они старше! Не в уме дело - в весе! Если на том конце копья пять пудов взбешённо вопящего живого мяса в амуниции… Закон сохранения импульса никто не отменял!
        «Если вы стоите на рельсах и на вас едет паровоз - сойдите с рельс».
        Гениально! Только я - не могу! Гляжу на очередной «паровоз» и плачу. В душе. Я-то сойду и этот… «паровоз» «наедет» на спину товарищу.
        «Сам погибай, а товарища выручай».
        Не хочу!
        В смысле: «сам погибай» - не нравится.
        «Какой камень ваш оберег? - Какой под руку попадает».
        В этот раз мне «под руку» попались мои «огрызки». А «под мозгу» - маленькое уточнение насчёт «методики группового боя».
        «Бей руками, двигай ногами» - для спецов по руко- и ного-машествам. А здесь таких нет! У ворогов - ручки заняты! Ихними палками-железками.
        Сделать мне захват оружия… у меня железки короткие: чтобы хватать - надо очень близко подойти. А я и укусить могу!
        Бой ногами… Понятно, что я в своём панцирном кафтане пяткой ему в нос… есть опасность поймать что-нибудь режуще-колющее в паховую область. Как я Зуба… Но пнуть-то в щит! На уровне пояса… Сам бог велел!
        Говорят о трех правилах боя:
        - Правило человеческой глупости - противники никогда не будут действовать настолько же слаженно, как один человек.
        - Правило человеческого страха - каждый из противников не хочет оказаться на «вертеле».
        - Правило человеческой лени - каждому хочется, чтобы его работу сделал другой.
        Зря говорят. Кроме первого - не здесь. Здесь полно психов, залитых под горлышко адреналином. Мечтающих «о доблести, о гордости, о славе». Рвущихся «сделать работу»:
        - Отойди, отойди! Дай я вдарю!
        «Аля-улю! Гони гусей!»… Маразм восторга боя. Это пройдёт, но надо перетерпеть. А вот глупость… - объективна, повсеместна и постоянна.
        Выплясывая на пятачке с радиусом в шаг, стараясь не приближаться сильно к Сухану - он крутит свою мельницу не оглядываясь, сам двигается, и не отдаляясь - в щель между нашими спинами вражьи умники сразу лезут, я ловил тыкаемые в меня копья, преимущественно рогами одного «огрызка» и отводил в сторону.
        Преимущественно - правым вправо. У противника его правый бок оказывался открытым, и я втыкал левый «огрызок» ему в печень.
        Нормально! Удар «в силу» - прокалывает их стёганки аж по самую рукоять.
        Разворачивался на пяточке и ловил следующего. Если левым… то, лучше уколом в его щит. Остриё «огрызка» пробивает доску, сам клинок дальше не идёт, но позволяет толкать его щит в бок, от меня ещё левее и выше. Топором в правой, через собственный щит… он меня не достаёт. А левый бок его… - открывается.
        Медики говорят, что с этой стороны брюшины - ничего интересного нет. Наверное, правильно говорят - я особо не присматривался. Но кровь - хлыщет.
        Когда-то я, показывая свой оригинальный щит с переделанными креплениями Якову в Пердуновке, проталкивал его руку щитом и заставлял развернуться ко мне открытым боком. Оказывается, аналогичный приём возможен и при использовании вражеского щита. Только щит должен быть лёгким, деревянным, «угол атаки» остриём - правильным, а противник - атакующим. Набегающих разворачивать легче, чем стоящих.
        В промежутках между тыканьем «огрызками», я ухитрился поклониться. «Ой ты мать сыра земля…» - до земли. На одной ноге. Поскольку другая пинала щит. А не фиг ко мне со спины подкрадываться! Щит, вместе с его хозяином, унесло шагов на пять.
        И врубить сапогом другому. Очень удачно попал под коленку чуть выше онучей. У меня сапоги кованные, а солдат без сапог… Так, это я уже говорил.
        Все эти «танцы на месте» должны были бы быстро кончиться грустным для меня образом, но… лесовики.
        Попёрли бы они втроём в ряд на меня разом - фиг бы я чего сделал. Но у охотников срабатывают навыки охоты на крупного зверя: один - тычет в морду, зверь дёргается, «подставляется». Тогда другой - бьёт копьём сбоку между рёбер. Спереди, в лоб - что медведя, что кабана - не пробить.
        Похоже на тактику дуэта против одиночки: первый провоцирует и защищается - «защитник», второй обходит сзади или сбоку и бьёт - «боец».
        Но я же - не кабан или медведь! Я же человек! Я же это знаю! Опережаю одного, ловлю на «огрызки» другого. А синхронного, одновременного удара с разных сторон - у охотников нет.
        В запредельный, рвущий уши ор вокруг вдруг ворвалась новая нота. Кто-то совершенно истерично завизжал на русском матерном:
        - Ура-а-а-а-ля-а-а-а…!
        Тоненький голос хрюкнул и оборвался, но тут же дополнился более низким и более… разнообразным:
        - Куда?! Е. ть! Вперёд! Нах…! Все! Мать… Говноеды обосравшиеся! Уперёд! Е…ть! Твою… Разъе…ть тебя Богородицей!
        Последнее показалось мне несколько странным. С точки зрения характерного набора гендерных признаков.
        Но сразу разобраться не удалось: один из пострадавших противников, валявшихся под ногами с распоротым брюхом, придерживая левой рукой вываливающиеся кишки, полз к Сухану. Подтягивая за собой другой рукой топор. Как связку гранат под вражеский танк.
        Безвестного героя пришлось останавливать, наступив на его топор и проведя лезвием по шее.
        Молодой безбородый парень завалился на спину, уставился в небо двумя широко распахнутыми ртами: где обычно и поперёк шеи. Кровь выплёскивала из обоих. Но - по разному.
        Глава 329
        Наша хоругвь пошла вперёд вслед за выскочившим Лазарем и под командой Резана. Прямо в этот момент нашего стягоносца с той стороны, с открытого правого фланга, зарубил топором какой-то молодой здоровый мордвин. Которому Лазарь тут же отсёк саблей руку с топором.
        С другой стороны в толпу мордвы врубились двое. Шух с Божедаром. Парни интенсивно отмахивались саблями, а вокруг густо клубилась мордовцы.
        По всему полчищу, по всей линии хоругвей кипела схватка. Особенно сильно сеча шла во впадине русской линии между двумя «ягодицами» нашего строя, там, где чуть отодвинутая от края овраг блестела золотом поднятая на высоком помосте икона Богородицы и торчали хоругви Владимирского городского полка. Ещё левее, где полоса леса вдоль оврагов за нашей спиной, смыкалась с лесом по «Гребешку» шёл конный бой - видны были белые халаты белых булгар.
        Тут мне стало не до… рекогносцировки: вокруг нас чудаки с копьями и топорами как-то рассосались. А в десяти шагах вдруг образовалось десяток-два-три… фиг посчитаешь… с луками.
        Они, факеншит уелбантуренный, в нас стрелять собираются! Толпой! Залпом! Или ещё чем… А меня щита нет! На нём дохлый придурок разлегся.
        Ребята! Я не готов! Я не одет! Стоп зе файя! Нихт шиссен! Доннер веттер! Лож в зад!
        И я побежал к стрелкам. А куда ещё?!
        Всё-таки некоторые из них успели. В смысле - пустить стрелы. Потому что две я сшиб на бегу «огрызками». Как Эрик на «божьем поле» отбивал мои «штычки». Ещё одна стукнула меня по шлему и одна застряла в поле кафтана.
        Боевое ранение! Мать… Оказывается, у них есть типа бронебойные - с длинным шильцем-наконечником. Застряла и колется.
        Остальные тоже успели. Убежать.
        Вот же ж гады: бегут и оглядываются! А наложенные на луки стрелы - не снимают! Чуть встану - они развернуться и с трёх-пяти шагов…
        Я истошно орал - чисто для их страху. И для собственной храбрости. И бежал за ними следом. Чтобы они из меня своими оперёнными - не сделали пернатого ёжика.
        Двоих распластал топорами Сухан. Двоих догнал я.
        А куда их колоть-то?! Добивание убегающего противника мы не проходили!
        Один, к счастью, остановился и развернулся. И получил лезвием по лицу наотмашь. А второй… факеншит! Ничего не придумал - уколол в задницу. Ка-ак он потом побежал…!
        Тут мы влетели в лес, и стало нехорошо. Потому что… супостаты между толстыми соснами… как зайцы - во все стороны мелькают. Если бы у них был толковый командир - нас из-за стволов просто перестреляли бы. Но первыми с поля боя побежали самые трусливые. А у самых храбрых - мы «на спине» сидим. Главное - «не спешиваться», не дать им оторваться.
        Снова завопил «Ура!» и прочие матюки, и зигзагами между деревьями - а вдруг стрельнут?! - так ведь и стреляют же, гады! - кинулся вдогонку.
        Куча народа бежала через лес одном направлении. Топча реденький подлесок, хрустя опавшими сучьями, пиная отползающих. Лесок был полон ранеными и сопровождающими их лицами.

* * *
        Мао мог решить, что набор новых солдат в революционную армию в китайских условиях дешевле лечения раненых бойцов, и приказать не собирать раненных на поле боя. И его армия этот приказ исполнила.
        В регулярной армии можно скомандовать:
        - Раненых соберём после.
        Или выделить специальных ополченцев, как сделал Кутузов при Бородино, для выноса раненых и брошенных ружей.
        Племенные ополчения думают и действуют иначе. Тот чудак, которому я воткнул «огрызок» в задницу, для меня - просто очередной чудик. А для своих - живой человек. Кому-то отец. Или - сын, или - брат. Они же все друг другу родня! Друзья, приятели, соседи, односельчане…
        Помочь родному человеку важнее всех этих воинских забав. Важнее и привычнее. Стоит одного из них ранить, стоит такому завопить от боли, как куча народа выходит из маразма боевого безумия, перестаёт грызть, рубить и дырявить наши щиты, вспоминает про возможных вдов и сирот в соседских жилищах в родных селениях, бросает всю эту тяжёлую, неудобную хрень - славное боевое оружие, и кидается помогать болезному. Встаёт возле павшего на колени, интересуется самочувствием, причитает и успокаивает, накладывает повязки, разглядывает раны, пытается поднять и оттащить в безопасное место.
        Обстановку - не оценивают, к отражению ударов - не готовы. Резать их в этот момент - одно удовольствие.

* * *
        Всё это тащилось, отползало, бежало и ковыляло к Оке. Группы мордвы, уже вперемежку с русскими из нескольких ворвавшимися в лес хоругвей, катились к краю Дятловых гор.
        Справа вдруг стали вопить сильнее. Ага, «камнеедов-медвежатников» прижали к верховью Почайнинского оврага. И сбросили туда. Сейчас и мы своих… прижмём и сбросим.
        Орали со всех сторон. Отчего-то сильно возопили далеко слева. И как-то… сзади. Факеншит? Обошли?! Окружают?!
        Рядом со мной вдруг оказался Лазарь. В совершенно безумном восторге:
        - Ваня! Живой! Ура! Победа! Руби их! Ура!
        Он вопил, кажется не видя меня, и яростно потрясал обломком своей сабли.
        - Лазарь, у тебя сабля сломалась.
        - Ура! Я рубился! Я зарубил! Ура! Сабля - вдрызг! Ура! Голова - вдрызг! Мордва - вдрызг! Ура!
        Интересно: у меня тоже такой же безумный взгляд? Как после тяжёлых наркотиков. Это даже не героин. Типа ЛСД? «Вкус победы» - называется.
        Я выдернул свою. Постоянно мешающую, бесполезную саблю Зуба.
        - На. Эта целая.
        Мгновение Лазарь недоуменно разглядывал клинок. Потом кинулся мне на шею, беспорядочно размахивая своим обломком:
        - Ваня! Ты - друг! Ура! Мы победили! Теперь их всех…! Ура!
        Так, размахивая двумя клинками, он ринулся к обрыву, и, издавая победоносный клич в форме длинного «И-и-и…!», устремился вниз.
        Перед нами была Ока.
        Огромное светлое пространство, освещаемое косыми лучами встающего у нас за спиной ясного утреннего солнца. Простор низкого левобережья, поросшего густым лиственным лесом с проглядывающими кое-где оконцами озерков и проплешинками болот, был накрыт ещё тенью высокого правого берега.
        Правее - распахнутая на десятки километров Волга. С низкими здесь берегами, с чуть шевелящимися от приречного ветерка ивами и берёзами. С десятками лодок на реке вдали, выше Окского устья, среди которых глаз сразу ухватил характерные очертания ушкуев, идущих с поднятыми прямыми парусами.
        Слева, выше по Оке, значительно ближе к нам, тоже двигались лодки. Большой дугой они перегораживали реку. Дальний край дуги постепенно загибался, грозя окружить всё вражеское воинство, всё множество разномастных лодеек, в беспорядке лежащих по речному пляжу прямо под моими ногами.
        По пляжу в разные стороны суетливо метались отдельные фигурки и группки людей. Некоторые подбегали к лодкам, стягивали их в воду, впрыгивали, и судорожно выгребая, пытались уйти вдоль берега вправо, в Волгу.
        Густая толпа, в которой выделялись белые халаты гвардейцев эмира и разноцветные яркие одежды каких-то… ихних вятших, вдруг повалила из крепостицы с холма чуть слева. Они бурно вбивались в несколько больших лоханок барочного типа, стоявших в реке на якорях. С берега к ним вели сходни. На сходнях кого-то били и выкидывали в реку. Эвакуация белой армии из Новороссийска? Из Севастополя? - Похоже.
        Жаль - нечем устроить им продолжения. Типа исхода Красной Армии и Флота из Таллина в 1941. Два дошедших транспортника из двадцати вышедших… Бомберов и подлодок - у меня тут нет. Хотя… если те ушкуи на Волге спать не будут…
        Из крепостицы на холме вдруг густо повалил чёрный дым. Следом взметнулось хорошо видимое в тени берега высокое пламя. Жгут напоследок. Чтобы врагам, не досталось. «Варяг», однако.
        «Врагу не сдаётся эмир Ибрагим.
        Имущество всё поджигает».
        Метрах в десяти от нас на край обрыва выскочила очередная группа супостатов, чего-то возопила и кинулась вниз. Очень быстро их спуск превратился в качение кубарем.
        Следом выскочили пара парней из нашей хоругви. Ну что, «пехота - царица полей, болот и косогоров» - поехали? И мы тоже попрыгали вниз.
        Всё-таки, если очень быстро перебирать ножками… и не спотыкаться об придурков по дороге… и ножны от этой дурацкой сабли держать на заднице… и иметь с детства кое-какой навык «овражной жизни»… то «кубарем» - не обязательно.
        Мы с Суханом бежали очень быстро. Потому что с середины склона я увидел внизу… Там убивали Лазаря.
        Два каких-то чудака с топорами энергично наступали на парня, а тот несколько неуверенно от них отмахивался. Преимущественно обломком своей сабли в правой. Иногда помогая моей саблей в левой.
        Идиот! Я.
        Мой прокол: надо было забрать у него обломок, так, чтобы он взял целый клинок в правильную руку. Не подумал. Видел же, что парнишка не в себе, а не сообразил.
        Вообще, его нельзя было вниз пускать! Одурел я, отупел от всего этого… шума сражения и восторга победы.
        Тут Лазарь рубанул левой по руке одного из противников, споткнулся и сел на задницу. А я заорал, громко и матерно как Иерихонская труба, потому что второй чудик - врубил топором Лазарю как раз в открытый левый бок.
        И я на него сверху как коршун… и кубарем через голову… и стою я на коленях на этих, прости господи, оползневых массах у подножия обрыва… как Ункас в последнее мгновение своей последней могиканской жизни…
        Очень похоже, потому что сволочь напротив - от моего ора топор упустил, вытащил ножик и собирается меня зарезать. Даже уже совсем собрался. Так это, с удовлетворённой злорадостной улыбкой на лице тычет меня клинком в грудь.
        И задумывается.
        Потому что не пробивается.
        У него - не пробивается. А у меня - пробивается.
        Аж по самые рога правого «огрызка». И, мать твою, доворачивается! Во всех трёх плоскостях. С расширением входного отверстия при использовании его в качестве выходного.
        Юбку с разрезом - видел. Выход с разрезом… - сам сделал.
        После чего - все падают. Он - от болевого шока и быстрой смерти, я - от «равновесие потерял».
        Но полежать-отдохнуть мне не довелось. Рывком перевернули, морду от налипшего песка с кровью - отряхнуть не дали, сразу начали лапать. В смысле - хлопать по груди.
        - Сухан, блин, не тряси, факеншит. Твой палец, мать его, мне как родной двадцать второй. Всё на месте, не дёргай.
        Тут он отвлёкся, срубил какого-то чудака неопределённой национальности, которому не повезло свалиться со склона в радиусе действия его топоров, и стал осматриваться. Я - присоединился.
        Только что лежало 4 почти мёртвых тела. Потом пришёл «зомби» и одно «почти мёртвое» встало и стоит. «Почти живое». Всего-то - один рывок и пара пощёчин.
        Интересно: а если он ещё и пописает? «Мёртвая вода», говорят - лучшее лекарство от тяжёлых травм.
        Пописать на Лазаря было бы очень полезно. Удар топора пришёлся вскользь, причём не по рёбрам, а по бедру - парень в последний момент инстинктивно пытался закрыться ногой.
        Распорол на Лазаре штаны - наружного кровотечения нет, топор лёг плашмя, но… Похоже - кость раздроблена… Боли ещё не чувствует, но стоять не может…
        Ё! Мать! Чудом успел пригнуться! Какая сука копья в меня кидает?!
        А ты думал, Ванечка, ты один такой умный? Насчёт того, что выбивать «братьев милосердия» - очень увлекательное занятие?
        Из устья спуска, шагах в двадцати от нас, начали вываливаться на берег группы разодранной туземной пехоты. Судя по «канотье» - мари. И нахрена вам было с устья Ветлуги лезть в устье Оки? За-ради красивых тряпок?
        С другой стороны, у береговой стены торчали две испуганных мордашки парней из нашей хоругви. Они спускались за нами следом, но передумали. Прижались чуть выше к обрыву и сидят там на корточках. Как птенчики.
        - Вы! Там! Сюда! Живо! Копья! Кафтан! Проколоть! Вдеть! Боярича… Осторож-ж-жно! Мать! Ремнями к носилкам примотать! Хватай задние концы! Сухан - передние. Мягче! Мать! Боярича - наверх. К богородице - там лекарь должен быть. Сухан, командуй! Вперёд! Я - следом!
        Думаете - это из меня героизм попёр? Типа: ценой собственной жизни прикрывая отход боевых товарищей, спасая раненного командира… А что - похоже? Ну, извините.
        Всё просто и очевидно: от парней толку в бою… немного. Сухан - единственный по настоящему здоровый мужик, который сможет вылезти наверх с грузом. Если даже ребятишки отвалятся - он и один вытащит. А то и ребятишек вытянет за компанию. Он же такой трактор… Я ж знаю! Я ж сам его тренировал!
        Было бы во мне мощи побольше - сам бы, в первых рядах… А убираться отсюда надо быстро. Потому что из устья того, что позднее назовут Похвалихинский съезд, валит вражья пехота. И густеет на глазах. А подняться по тому месту, откуда мы свалились… Нет, с носилками не получится. Тогда убираемся вперёд, там должен быть ещё… Как же его… А, Почтовый съезд. Там и поднимемся. Если сзади не догонят и не… не зарежут.
        - Сухан! Топоры - за пояс, концы - в руки! Вперёд! Я прикрываю.
        - Нет.
        - Я тебе, зомбятина ходячая, покажу «нет»! Шкуру спущу! Бегом! Стоять!
        Понимаю: его душа у меня в пальце, палец на шее. Голову мою срубят, костяшку заберут, его душа в чужие руки попадёт. Нехорошо.
        Пришлось втыкать «огрызки» в песок, выскрёбывать гайтан с пальцем из-под кафтана, из-под бармицы, через мисюрку…
        - На, держи твою душу.
        - Нет.
        - Твою в бога душу мать едрить еловиной через коромысло! На время. Только поносить. Сберечь моё имущество. Ну!
        Сухан осторожно убрал костяной палец с собственной душой за пазуху, не обращая внимания на ошарашенные взгляды наших бойцов, внимательно осмотрел стену берегового обрыва над нами, подхватил концы носилок с Лазарем, затихшего в ошеломлении от наглядности подтверждения «зомбячности» моего слуги…
        Так-то все слышали, но вот собственными глазами костяшку с душой человеческой увидать…
        И попёр вперёд. «Пристяжные» едва успели ухватиться за концы палок со своей стороны.
        Я отпустил их шагов на пять, внимательно осмотрелся, и двинулся следом. Чего мне тут оставаться? Героизмом мучиться в одиночку?
        Мы уже пробежали метров пятнадцать, когда сверху снова посыпались… разные чудаки. Как и большинство предшественников, они вопили и махали. Руками, палками и железяками.
        Какая-то туша сшибла меня в бок, я снова скатился вниз, к подножию обрыва. Очень неудачно: лицом в землю.
        Какой-то… слонопотам оказался у меня на спине. И принялся, утробно трубя, молотить кулаком меня по затылку.
        Странно: не оружием молотит - кулаком. Лопух какой-то?
        Умирать от руки «лопуха» показалось мне стыдно. Я извернулся и вывернулся. Мужик свалился на бок и, тяжко дыша, тупо уставился на остриё моего «огрызка» у своего глаза.
        - Илья?! Твою мать! Ты чего не видишь - кого молотишь?!
        Это был один из моих недавних «со-ведёрников» - ильёв муромцев.
        - Эта… ну… во блин… не признал… извини.
        Я всегда говорил, что «с людьми надо жить». Ну, там, пить, есть и… и прочее. А то - голову оторвут. Или, как тут - вобьют в землю по… по самые гланды. Просто от восторга победы.
        Илья Муромец отдышался, высморкался, вытряс из бороды и из-за ушей песок, подобрал из валяющегося вокруг топор.
        - Вот же… хрень. Лёгкий - не ударить нормально. Как же они ими…?
        Тут на нас снова накатила мордва толпой. Сразу - и сверху, и сбоку. И мы побежали он них по бережку вперёд. Отмахиваясь от случайно приближающихся к нам групп противника, присоединяя и теряя одиночек и мелкие группы соратников.

* * *
        Только позже я понял, что Боголюбский переиграл Ибрагима вчистую. Практически на всех этапах.
        Не имея изначально стратегической инициативы - противник начал первым. Существенно уступая в численности армии. Не имея возможности опереться на подготовленные укрепления. Без поддержки местного населения…
        «Чем дальше командир от линии боя, тем раньше принимает он значимые решения, тем выше цена ошибки».
        Андрей выиграл и Бряхимовский бой, и вообще всю кампанию в тот день, когда наши лодейки прошли мимо устья Нерли Волжской. Эта новость сбила мысли у эмира и его окружения. Сразу вспомнили поход Долгорукого, когда русские рати шли по Волге. Но Долгорукий-то сидел в Ростове, а Боголюбский - во Владимире!
        Булгары посчитали эту разницу - мелочью: «эти русские вечно там с место на место перескакивают. Как вши голодные. Княжество-то - то же самое».
        Конечно, о нашем повороте в Которосль, в Бряхимове знали. Но эта речка имеет здесь смысл рокады. Дойдут русские до Ростова, отпразднуют Пасху и, усилившись и умножившись, покатятся быстренько назад. Вниз-то по течению грести легче. А русские-то гяуры - такие ленивые!
        Разведка булгар, составленная преимущественно из местных мери, выдвинулась на полста вёрст выше по Волге к Городцу и донесла о подходе русской эскадры.
        Новгородские ушкуи на Волге хорошо и очень неприятно знакомы. Их количество было преувеличено. Многократно претерпевшие разнообразных бедствий от таких корабликов местные меряне, просто не могли назвать точное число, не удвоив и не утроив его. «У страха глаза велики».
        Конечно, это не само войско. Но если авангард такой мощности, то сколько же идёт следом?
        Русские лихо отогнали от Городца первый отряд меря. Встревоженный Ибрагим послал усиление. К русским тоже продолжали подходить отряды из волжских городов.
        Похоже на сражение под Малоярославцем: последовательная посылка подкреплений сражающимся соединениям обеими сторонами.
        Только здесь - хуже: туземные союзники могут в любой момент изменить. Булгары-то уйдут в свой Булгар, а мерянам - рядом с русскими жить. Или - не жить.
        Лодейный бой имеет свою специфику. Существенным элементом такого боестолкновения является активное использование дальнобойного метательного оружия.
        Проще: у русских - мощные пехотные новгородские луки. Которые вполне уместны в лодейном бою, которыми новогородцы умело владеют. А меря… они лесовики. В лесу стрелу далеко не кинешь, мощных метательных средств нет. Да и сами стрелы… Одно дело - тупым наконечником сблизи белку в голову валить, другое - издалека да бронного латника. Ну, не водится в здешних лесах такой дикий зверь, чтобы в шлеме, в доспехе, со щитом…
        Пришлось Ибрагиму посадить в лодки половину своей дружины. Его нукеры обучены конному лучному бою - сходство есть.
        Но второе русское войско стоит у устья Клязьмы. Чего они ждут?
        Тут, вдоволь помурыжив неизвестностью и неопределённостью командиров противника, Боголюбский снова переиграл Ибрагима.
        Насчёт «вдоволь помурыжив» - не преувеличение. У эмира - армия наёмная, у князя - казённая.
        Эмир не заплатил - народишко разбежался. Его войско идёт в бой за «пряником»: подарками, нынче и после, за добычей.
        У князя - от «кнута»: не пойдёшь - голову снимут. Вместе с шапкой у кого есть.
        Понятно, что набор мотивов в обеих армиях у разных людей и подразделений - разные. Но относительный вес… у эмировских - жадность, у княжеских - страх.
        Пока войско стоит без дела в нём нарастают всякие… «негоразды». Эмир вынужден их гасить подарками, улещиванием.
        Боголюбский… Прозвище - «Грозны Очи» употребляется в летописях к двум другим, более поздним русским князьям. Про Андрея говорят проще: «Китай брови сведёт - всяк на колени падёт да ползком поползёт».
        Как ни нервничали воеводы на Мещерском острове, а помалкивали:
        - Начальству - виднее. Как государь скажет - так и будет.
        Третий раз Андрей переиграл Ибрагима, поставив лодейный лагерь в десятке вёрст от Бряхимова. Эмир до последнего не мог решить: будут ли русские бить с лодей, от реки, или пойдут верхом, по «Гребешку». Поэтому не делал ничего: войско и гвардия, кроме немногочисленных обсервационных отрядов, оставались внизу, у воды, ожидая десантирования прямо под стены городка.
        Два разных способа организации армии: «демократия» - у Ибрагима, «тирания» - у Боголюбского.
        Эмир, не смотря на все «припадания и преклонения» в восточном стиле, должен был постоянно стремиться к консенсусу. Каждый отряд был, по сути, независим. Ну что ты сделаешь тому же удмурту?! Он сюда пришёл своей волей. И уйдёт также. Когда захочет. А найти его потом, в его лесах… Нет, можно, конечно, погрозить пальчиком, ввести торговые санкции… и оставить своих купцов без мехового товара.
        У каждого из племенных отрядов - свои «отношения» с соседями. Если эрзя говорили - «да», то мокша начинали с - «нет». По любому вопросу.
        В обеих армиях людям довлели три приоритета: сохранить свои головы, захватить добычу, добиться победы. Любой племенной князёк именно так, в такой последовательности, строит и своё отношение к любому предложению на совете, и к действиям своего отряда на поле боя. А это - причина для конфликта. Потому что всегда есть места опасные и бесприбыльные. А у эмира нет инструментов заставить. Только уговоры да подарки.
        Напомню: катастрофа, описанная в «Слово о полку Игореве» началась с того, что Игорю (Полковнику) в предыдущем походе не дали место в авангарде. Где он мог бы безбоязненно грабить половецкие кочевья.
        Едва мы прошли устье Нерли Волжской, как в стане булгар появилось… разномыслие. Без консенсуса они ничего сделать не могут, а консенсус недостижим, потому что интересы племён - различны. Мери с Вологды нужна обязательно победа - иначе их русские потом в одиночку вырежут. А печенегам, например, вообще, кроме добычи, ничего не интересно.
        Ибрагим тратил всё время и силы на «демократию» - поиск баланса интересов групп участников. В результате, его армия, как та сороконожка, которая задумалась о том, как же она ходит - не могла сдвинуться с места.
        Все эти мотивы присутствовали и в русской армии. Но победа, «слава» - были важнее. Потому что, «бесславие», «бесчестие» - эквивалент «сложить голову». Потому что - Боголюбский. И он - «оторвёт голову». Тиран, однако. Деспот эз из.
        «Демократия» Ибрагима чётко проигрывала «деспотии» Боголюбского.
        Четвёртый раз Андрей просто испугал Ибрагима, последовательно чередуя удары. Эмир постоянно опаздывал, постоянно оказывался должен следовать за тактическими инициативами Боголюбского.
        Сперва Андрей малыми силами лесовиков-егерей ударил по аванпостам в лесу на узостях «Гребешка». Эмир отправил им достойное подкрепление. Достойное для отвлекающей стычки в лесу. Поскольку, очевидно - это просто обманка. Настоящей битвы в «лесных дебрях» быть не может. Ясно же - основной удар будет с воды: в русском лагере горят густо костры, толпы народа таскают там лодки. Что этот народ нестроевые - издалека не видно.
        И тут вдруг из непроходимых оврагов в тылу Бряхимова полезла русская пехота!
        Овраги - непроходимы! Но…
        Основная сила в полевом сражении - конница. Пехота - вспомогательный подвижной говорящий деревянный забор. Это знают все. Сызмальства. Особенно - у бывших кочевников.
        В Первой конной приданные стрелковые дивизии были предназначены для решения вспомогательных задач: обеспечения прочности обороны, зачистки укрепрайонов…
        Любой здешний аристократ строит бой от конной атаки. И Боголюбский - тоже. Но он видит и возможности пехоты. И отличия русской пехоты от племенных ополчений лесовиков.
        Как пехотинцы-копейщики мы пролезли по оврагам и поднялись на «полчище». А как «тупые русские» - построились и не сдвинулись
        Эмир перепугался и спешно погнал своих союзников и вассалов наверх. В суете и волнении.
        Строить собственные войска в непосредственной близости, на виду у изготовившегося к бою противника - верная дорога к поражению. Это все знают!
        Но «ленивые русские», вместо того, чтобы атаковать отряды, полезшие на гору в суматохе «по тревоге - бегом!», непостроенные, в неудобном, небоеготовом состоянии, позволили мари и мордве спокойно подняться и развернуться в боевые порядки.
        Ну не тупые ли?!
        Тревога эмира, ожидание беды сменилась надеждой на победу.
        Взамен расчётов:
        - Всё идёт по плану, мы сильнее, храбрее, многочисленнее…
        в тревожной психике предводителя затрепетало слабенькое пока, но очень сладостное предвкушение удачи. Не закономерность, но выигрыш. «Счастливый случай», «джекпот», «птица счастья»…
        - Только бы не упустить…
        Эмир послал войска в атаку, ввел в действие резервы… Остался последний ресурс: «личным примером».
        Как и положено благородному государю, явился он на поле боя во главе верных нукеров, воодушевил своим видом воинов и лично повёл отборную правоверную конницу против левого фланга русских. Имея ввиду оторвать русское войско от «Гребешка», сбросить в овраги и там, используя численное преимущество, многочисленность своих лучников и превосходство в высотах - безопасно истребить гяуров.
        Но когда Муромский городовой полк и суздальские хоругви, стоявшие на левом фланге, подались под ударом «белых булгар», из леса ударила русская конница под личным командованием Боголюбского.
        «Конница по оврагам не пройдёт» - истина. Через овраги прошла пехота.
        «Конница не может сражаться в лесу» - истина. В лесу сражались отряды муромы и мещеры.
        А вот фраза: коней нельзя провести через лес, коней нельзя провести по крутым подъёмам - не истина. Можно. Пешком, держа под уздцы, осаживая и поддерживая. На конях можно не только ездить - их ещё и вести можно.
        Для местного аристократа - такая мысль непривычна. Такой идеи - просто нет. Что князь, что эмир - они на конях только ездят. Только!
        «Взять лошадь под уздцы и отвести её к водопою…» - это делают слуги. Коня подвели - государь всел в седло. Поскакал. Коня остановили, придержали - государь спешился.
        «С порога юрты кочевник садится в седло. Даже если ему надо проехать десяток шагов до порога другой юрты». «Вести коня в поводу…» - совершенно смердяческое, рабское занятие! Степняки никогда так не делают!
        Эмир даже возможности такой не допускал! Даже помыслить о таком не мог! А Андрей заставил гридней идти пешком, вытащить коней наверх, пройти сквозь лес, скрытно накопиться на опушке за спиной лесовиков-егерей, и сесть в седла уже перед самим боем.
        Получив во фланг и в тыл кавалерийскую атаку превосходящих сил противника «белые булгары» побежали. А бежать-то им некуда! Всё поле в ширину - версты полторы-две. Свернуть некуда: лес и овраги. И они понеслись. Галопом. По тылам собственной пехоты, атаковавшей так и не сдвинувшиеся с места русские хоругви. По отползающим в лагерь раненым союзников.
        Этот-то вой - смертный вой беспомощных, затаптываемых насмерть своими же - я и слышал, стоя на гребне Окского обрыва, у себя за спиной.
        Следом за нукерами покатились княжеские дружины, рубя в спину «прилипших» к русскому строю лесовиков. Побежавшие племенные отряды попадали под копыта своих и чужих, под мечи и сабли русских.
        «Самое страшное - рубка бегущей пехоты».
        И плевать, что пехота бежит не «от» конницы, а поперёк. Так даже лучше - больше зарубить можно.
        Это-то и нужно было Боголюбскому! В этом-то и состоял его замысел!
        Выманить лесовиков в чистое поле. Выманить туда, где их основные боевые навыки - малополезны, а необходимые - отсутствуют. Ударить по ним. Ударить тяжёлой конницей, с которой лесовики ничего сделать не могут. Ударить с тыла, отчего и опытные воины теряются. Вырезать, вырубить, затоптать…
        Потому что, выковыривать союзников булгар, «друзей эмира» из их лесов - тяжко и кроваво.
        «Бенгальский тигр - прекрасный и опасный зверь. Но выгони 40 тысяч тигров на эту пустынную песчаную равнину… Жалкое беспомощное существо».
        Великолепные охотники, прекрасные следопыты, мастера лесных засад… стали просто бегающим по полю двуногим орущим мясом.
        Русская конница прогнала булгарскую через всё «полчище», прижала к северному концу, к обрыву над Волгой. И скинула туда.
        «Белые булгары» дрались отчаянно, спасая своего эмира. Эмир и несколько его спутников - съехали на задницах по склону. Чуть позже их подобрали лодочки с беглецами.
        Андрей «сам ис?коша множьство. а стягъ? ихъ поимаша и едва в мал? дружин? оутече князь Болгарьскъ?и до Великаго города».
        Летопись говорит: «эмир в сильном страхе убежал с малой дружиной в Булгар, где и затворился».
        Дело не только в личном страхе, дело в заваленном порубленными трупами воинов союзных племён «полчище», в мордовских, марийских, буртасских, удмуртских… мертвецах, качаемых окской и волжской волной вдоль всего берега.
        Дело в «правде». Которая - сила.
        «…князь же Ондрей воротися с победою, видевъ поганыя Болгары избиты, а свою дружину всю сдраву. Стояху же пешци съ святою Богородицею на полчище, подъ стягы; и приехавъ до святое Богородици [и до пешець] князь Андрей, с Гюргемъ и со Изяславомъ и съ Ярославомъ, и со всею дружиною, удариша челомъ передъ святою Богородицею, [и почаша целовати святу Богородицю] с радостью великою и со слезами хвалы и песни въздавающе ей…»
        Бряхимовский поход переломил ситуацию на Волге. Через 7 лет здесь же, на Окской стрелке, сын Андрея с сыновьями муромского и рязанского князей будут поджидать боярское ополчение, будут ругаться: «едучи не едут!». Чудом выскочат своими малочисленными дружинами из мордовско-булгарского окружения. Но этот эпизод не остановит закономерности: Русь пересилила Булгар.
        Следующие походы будут удачными или очень удачными, неудачных - не будет. И уже через 60 с лишним лет, очередной Владимирский князь, заключая новый мирный договор с перепуганными булгарами скажет: «а ряду быть как с отцом и дядей моим были». «Дядя» - Андрей Боголюбский.
        Волжская Булгария «закуклится» - перестанет ходить на Русь, будет постепенно сдавать своих союзников из племенных князьков. Сосредоточится на строительстве мощных крепостей, на укреплении пограничной стражи по Яику.
        Потом придёт Батый… И всё станет прахом.

* * *
        Сухан с носилками свернул в устье очередного оврага. Дальше овраг раздваивался. Носильщики взяли вправо, а мне прямо в лицо из другого ответвления оврага вдруг вывалилось несколько знакомых воинов из хоругви Дворковичей. За ними, вереща, пёрли «медвежьи головы с кирпичными зубами». Пришлось отскочить назад на Окский пляж. Там тоже топталось несколько десятков враждебных индивидуев. Справа поднималось стена берегового обрыва. А слева…
        «Каждый парень имеет право
        На то что слева и то, справа».
        В данный момент «право на лево» было важнее. Прямо-таки - жизненно необходимо. Мы кинулись к валявшимся на песочке лодочкам, подхватили ближайшую с вёслами и побежали в Оку. Недалеко. По самые… мда. «Вам по пояс будет».
        С берега метнули пару копий, нам не понравилось и мы выгребли дальше.
        Глава 330
        А дальше, оказывается, уже Волга.
        Вдоль левого берега Оки медленно загибается дуга русских лодеек, вдоль правого, в тени береговой кручи, несёт клубы дыма от горящего Бряхимова, панически угрёбывают лодочки «друзей эмира». По бережку - панически уё… мда… убегают те же друзья, но - россыпью.
        «Т-образный перекрёсток» видели? Похоже. По левой стороне перекладинки шустро приближаются лодки булгарского отряда, ходившего под Городец.
        «Кто справа - тот и прав» - автомобильная народная мудрость. Они такого и не знали никогда, а тут и вовсе позабыли. Пропускать они точно не будут. Потому что за ними видны квадратные белые паруса ушкуев. А по правой палочке перекладинке, вниз по Волге…
        - Мужики! Мля буду! Век церквы не видать! Эмирова лодейка бежит! С казной! Христом-богом клянуся!
        А глазастый мне Илья Муромец попался. И - азартный.
        Главный из Дворковичей завопил:
        - Даёшь! Мать! В золоте-серебре ходить! Итить! Догоним, отберём и навставляем! Нах…яривай! На вёсла! Навались!
        Мысль: «а на фига мне это надо?» - мелькнула и затихла.
        «Остановите самолёт - я сойду». Сойду - куда? В воду? В толпу озверевших перепуганных придурков с остро-заточенным на берегу? Я уж не говорю про общую эмоциональную оценку - «струсил». И вообще: казна булгарского эмира… понятно, что не государственная, а чисто походная, но в хозяйстве…
        И мы занялись неакадемической греблей. В смысле: быстро и матерно.
        Хватило ума выгрести на середину, на стрежень. Большая часть булгарских корыт тянула вдоль берега, так что мы начали их лихо обгонять, устремляясь к издалека заметным четырём большим баркам под полосатыми парусами. Одна из них вдруг вильнула к берегу, где у уреза воды крутилась группка белых халатов и сгрудились лодочки поменьше. Остальные упорно пытались поймать под высоким берегом попутный ветер.
        Гонка становилась уже утомительной. Мы постепенно догоняли высокие пузатые лайбы, когда у нас образовались конкуренты: четыре ушкуя, в полной мере используя превосходство своего парусного вооружения, нагоняли нас, обходя… я бы сказал мористее, но тут моря нет. Да им и пофиг: прут как по пустому, прямо на нас.
        Я бы, честно говоря, бросил бы уже эту… греблю. Нахрена нам казна эмира? Денюжку я себе и так насрублю. И кушать уже хочется…
        Но мои со-лодочники и одно-грёбники демонстрировали неувядающий энтузиазм в деле неупускания единственного шанса в жизни отобрать и поделить много.
        Волга здесь не такая широкая, как по песням представляется. Куча всякого плывущего наполняла её правую полосу довольно густо. Постоянно что-то происходило, что-то тонуло, орало и утопало. Какие-то придурки башкиро-татарского мордовыражения вдруг начали кидать в нас стрелы. Нам ответить нечем, только вёслами.
        Интересно: если на Королевской регате на Темзе оксфордцам с кембрижцами под задницы включённые паяльники сунуть - они нас обгонят?
        Справа вдруг заверещали: одна из эмировых барок, атакованная сразу двумя ушкуями, наклонилась, легла на борт и стала тонуть. Значительно дальше, у выступающего мыса, ещё один ушкуй пытался в одиночку атаковать другую барку. На ней мгновенно вспыхнул парус, за секунды съёжился и опал чёрными хлопьями. Из барки вылетел клуб чёрного дыма, её как-то боком понесло к берегу, где она и застряла на отмели, круто задрав нос и наклонившись на борт. Оттуда горохом сыпались в воду какие-то люди в развевающихся одеждах.
        Впереди маячила последняя лоханка. С нашей мечтой об эмирской казне. За ней гнался последний ушкуй. Ещё один левее горел, вместе с взявшими его на абордаж двумя лодьями поволжской национальности.
        Тут наш Илья Муромец сказал:
        - Ну них…
        Посмотрел на вдруг образовавшуюся у него в груди стрелу, тяжко вздохнул и рухнул за борт. И мы все за ним. Поскольку лодка сделала… А называется это… оверкиль. Да, именно так он и называется. Очень, факен его шит, неприятный на вкус. Потому что приходиться всё выплевывать. В смысле - воду.
        Только высунулся, только выплюнул - бздынь. Стрела пробила голову парню, который вынырнул на вытянутую руку от меня. Ё… ни… них… назад.
        Я сразу ныркнул обратно. И - под лодку. Ухватился за скамейку и завис.
        И затих. Под воздушным колоколом. Лодка перевернулась и плывёт.
        В воде видно плохо. Под лодкой - темно. Разок стрела в днище ударила. Что там снаружи? ХЗ - хрен знает.
        Сначала, вроде, крики были. На нерусском языке. Потом… стихло.
        Как-то, идучи на рать с утра, «утопизма» я не предусматривал. Ладно - нет спасжилета. Но и свистка - акул отпугивать - тоже не взял! Впору «Варяга» вспоминать:
        «Не думали братцы мы с вами вчера
        Что нынче умрём под волнами».
        Висю. Тихо.
        Посмотреть? - Лодка качаться будет, заметят.
        Висю. Считаю.
        Не одержанные победы, не уничтоженных врагов, а время.
        Считал сначала до двух. Потом - до трёх. Тысяч. Потом… терпелка кончилась - высунул голову из-под-за борт.
        Несёт вдоль берега. Дистанция… приличная, но реальная. Надо сваливать, а то воздух из-под лодки выходит, днище к воде опускается.
        Скинул сапоги с портянками - как они мне за сегодня надоели! Надеюсь - не вся рыба в реке потравится.
        Кушак с ножнами от сабли Зуба. Так она мне и не пригодилась. Зря таскал-тренировался.
        Извиняюсь за подробности, штаны с подштанниками - туда же. От себя оторвал.
        «Волга, Волга, мать родная
        Волга русская река!
        Не видала ты подарка…»
        Теперь - видишь. Лови. «Презент-сюрпрайз». Жертвую своё родное и близкое. Не княжна персидская - куда как полезнее.
        На дно пошли. Жертвоприношение - принято. А вот кафтан с панцирем, котелок с намордником и портупею с «огрызками» - не отдам. Штаны я себе везде найду, а такие приспособы - вряд ли.
        Ну что, Ванюша? Пора сваливать. А то занесёт меня река да в далёкие края. С недружелюбным туземным населением.
        Отпустил ставшей родную деревяшку и поплыл. Стараясь не думать о всех возможных… Нет, не о всех - кайманов в Волге пока нет.
        Баттерфляй в портупее не проходит. Проверено. А наплечные пластины - очень мешают кролю. Очень хочется побыстрее убраться с открытого, но… приходится тихонько, методично, брассом.
        «Я - лягушка. Я маленький зелёненький лягушонок. Раз-два, раз-два, ква-ква, ква-ква…». Позванивая «бубенчиками», прополаскивая… пропотевшее, поджидая судорог… Раз-два, раз два…
        Хорошо, что в Волге пираньи с акулами не водятся - никто не откусит болтающееся. Хотя, говорят, сомы…
        Всё-таки - широко. И вода холодная. Я столько в ней провисел под лодкой! А потом ещё и грести… Добрался до отмели и упал. Выдохся. Редкий случай в жизни генномодифицированной белой мыши.
        Разделся догола, что можно - выкрутил. Но кафтан с панцирем… У него же войлочная подкладка! В смысле - поддоспешник. Тяжёлая зараза! Особенно - мокрая.
        С берега убрался - там чудаки разные греблей занимаются. Зашпындорят в меня чем-нибудь остреньким… не хочу. Нашёл повыше затишек, разложил тряпьё на просушку, лежу-загораю.
        Хорошо-то как! Солнышко тёплое, водичка недалече плещет. Где-то далеко придурки орут, дым валит. А у меня тут… пчёлки жужжат. Мир и покой.
        И чего люди всякой хренью занимаются? Бегают, суетятся, тычут друг в друга чем ни попало… Мозги себе сушат, хитромудрые планы придумывают - как бы друг друга побольше уелбантурить… А тут вот: цветочек цветёт, пчёлка жужжит. Ползает по нему. Делает ему удовольствие. В смысле - опыляет.
        « - Как вы относитесь к сексу?
        - Я обязан ему жизнью! А вы?».
        И почему люди опылением не занимаются? Это ж так… увлекательно! Вот и ещё пчёлка появилась. Лазают вдвоём по одному цветочку… всовывают свои… хоботочки между дрожащих… тычинок и пестиков… одновременно с разных сторон… О! Ещё и третья прилетала! По верхушке… опыляет. Энергично так. Три хоботка… синхронно всовываемые… с разных сторон… в одном цветке…
        Интересная мысль, надо будет попробовать.
        И все участники вполне довольны процессом. А хомнутым сапиенсам… вечно им чего-то не так, вечно они…
        Я поднялся и сел, прислушиваясь. Где-то недалеко раздался истошный, уходящий в ультразвук, вопль. Мужчина? Женщина? Даже вообще: человек или животное?
        И чего я подскочил? Это ж нормально, это ж мир и покой! Кто-то кого-то кушает. Или - режет. Или - насилует. Жизнь. Благорастворение и умиление. Под божьим благословением. Ибо - естественно! Ибо - создания божие исполняют ГБешные замысел с промыслом. «Даже волос не упадёт с головы человеческой без Его воли». Едят? - Значит так и было задумано. Предвечный - он же того… всю вечность прозревает. Режут? - Значит - по Его промыслению. Кто ты такой, чтобы воспрепятствовать замыслу Божьему? Так надо, зарезайся.
        Обитатели джунглей проявляют свои исконно-посконные кайманские навыки. «У нас кайманом становится любой». В смысле - в наших, Окско-Волжских недо-габонских джунглях…
        Очередной вопль прервал моё неторопливое возвращение в горизонтально-расслабленное состояние.
        Так, поспать не дадут. Пульта дистанционной «погонялки»… нету. Придётся вставать, одеваться, идти к… источнику акустических возмущений и… и выдернуть его из розетки.
        Единственная уже высохшая вещь - бандана. Сыроватая рубаха, завязанная юбкой на поясе, приятно холодила… чресла. И дырку в ляжке: «мордовская бронебойная» - отметину оставила. Всё остальное, вместе с портупеей и «огрызками» - скомкал в узел, ухватил в руку.
        Ну, Ванюша, пойдём-позырим - кого там местные кайманы… кушают?
        «Кайманы» занимались своим исконно-посконным делом - «кушали» жертв кораблекрушения. Хотя здесь это называют - «потрошить». Выглядело это… грязно.
        В ближайшем распадке, по характерным ритмическим по-ахиваниям, повизгиванием и пошлёпываниям удалось определить разновидность организмов: хомо сапиенсы сношающиеся. Совершенно типическое для сапиенсов проявление их хомнутости.
        А по потоку обесценной лексики идентифицировал этническую принадлежность. Не-мордва. В части самцовой компоненты процесса - соотечественники. Гипотеза незамедлительно подтвердилась открывшимся мне пейзажом.
        Пейзаж… - обычный послевоенный. Полянка, с одной стороны два русоволосых мужичка насилуют… фиг разглядишь… маленькую женщину с длинными чёрными косами.
        Виноват: насилует один. Второй - «обувщик-мародёр» - занимается обувью: стаскивает с неё туфли. Хорошие вышитые туфли с загнутыми носам.
        Ближе ко мне третий откинул в сторону обширный халат весёленькой желтенькой расцветки, и вытряхивает из залитой кровью рубахи обезглавленный женский труп. Почему женский? - А вы что, женщин только по головам отличаете?
        Вытряхивает так долго и упорно потому, что у покойницы был при жизни большой избыток живого веса.
        Парадокс: и жизнь - кончилась, и вес - уже не живой, а избыток остался.
        Мда… к смерти надо будет похудеть. А то родным и близким все эти лишние пуды и килограммы кантовать…
        - Бог в помощь, православные.
        Мужики подскочили, схватили оружие.
        - Эй, ушкуйники! Чего, не признали? Это ж я, Иван. Мы ж прям впереди вас в караване шли. Пока вы ту девку, Новожею - не прибрали. А я её у вашего старшего откупил.
        Моя бандана ускорила опознание. Приметный, ещё по истории с Новожеей, «весельчак-вегетарианец» заулыбался:
        - А, мать, тверяк смолненский, итить тебя. Аж перепугал. Показалось - опять поганые лезут. Да, лихо ты нас тогда с бабой… Ни чё. Во, новая сыскалась. Из-под самого эмира. Тощая, бл… Да нам без разницы - лишь бы селёдку ела. Гы-гы-гы…
        Построение гипотезы об особенностях сексуального поведения Анки из анекдотов о Васильваныче на основании логического вывода из факта употребления в пищу данным персонажем селёдки - широко известно. Как и то, что подавляющее большинство анекдотов ещё питекантропы рассказывали синантропам. Перед взаимным употреблением.
        - Не, ну ты, бл…, глянь! Какую не возьми - всякая в штанах. Экое бесстыдство! Одно слово - басурманы. Помоги-ка перевернуть.
        Мой собеседник удручённо разглядывал холщовые штаны, остававшиеся на ногах обезглавленной, колышащейся от каждого пинка, липкой от крови, туши женщины с избыточным весом и обширными вторичными половыми признаками.
        Тем временем солирующий исполнитель акта совокупления забился на втором теле. Завершение произошло успешно - он удовлетворённо отвалился в сторону на травку, проветривая своё перегревшееся, от энергичного трения, хозяйство. На его место, повизгивая от нетерпения, кинулся «обувщик», справившейся, наконец, со второй туфлей.
        С некоторым удивлением я узнал в нём того малька, который стукал по лодыжкам Новожеи. В процессе «вбивания в девку ума-разума деревами». Как стремительно взрослеют дети в ходе освободительного похода под благословением Богородицы… И в сексуальном смысле - тоже.
        Мы оба смотрели на «замену игроков на поле», когда я боковым зрением поймал странное движение моего визави-вегетарианца. Он сдвинул саблю на поясе и взялся за её рукоять.
        - Получай, гадёныш плешивый!
        Он рывком выхватил клинок из ножен, разворачиваясь ко мне и вздымая саблю. А я…
        На голове - косынка, на поясе - завязанная рукавами рубаха, в руках - узел со шмотками. Ни доспеха, ни шелома, ни меча булатного. Как Добрыня Никитич перед Змеем Горынычем в ходе того достопамятного речного купания.
        Но есть разница. Две. Но маленьких. Из шмотья выглядывают.
        У меня - не мечи полуторные, не сабли харалужные в метр двадцать ростом. У меня - «огрызки», которые посторонним не видны. Ибо засунуты вместе с портупеей в общий узел. А вот рога-то их… никуда не сунешь - торчат снаружи.
        Я швырнул узел в лицо противнику, одновременно выдёргивая другой рукой зажатые между пальцами оголовья своих «огрызков». Тот лихо отмахнулся, отбивая узел в сторону, инстинктивно отступил, наступил на объёмную, хорошо тронутую целлюлитом нижнюю конечность обезглавленного тела и завалился.
        Я всегда говорил, что женские ноги - страшное оружие. Вот пример: ещё - ничего, а уже - лежит. Два шага, укол… Всё, уже и не встанет.
        Отдыхавший после получения удовольствия чудак со спущенными штанами, был слишком увлечён успехами своего юного «сменщика на посту». Запоздалая попытка скрыться от меня на четвереньках…
        Как известно от «Армянского радио»: изнасиловать женщину на бегу - невозможно. Ибо мужчина со спущенными штанами бегает медленнее, чем женщина с задранной юбкой. А уж убежать со спущенными штанами от мужчины в юбке из рубахи…
        Я достиг финиша первым. Его финиша. Одним уколом под левую лопатку. Даже без укола в уносящуюся задницу, как было сегодня утром с мордвой. Вот что значит опыт!
        Малёк, бившийся в пароксизме предвкушения экстаза на даме - там и остался.
        Как барана. Шею перерезал. Глядя в широко распахнутые голубые детские глаза. Разрывающиеся между собственными ощущениями. Ощущениями своей головы, подпёртой моим «огрызком» и собственной головки, впёртой… мда…
        Ши-и-ирк. Но - не полностью. Что в резники меня с этими железками… я уже грустил.
        У меня ощущение, что я эффективнее режу своих, чем чужих.
        Интересно, а новгородские ушкуйники для смоленского боярича, идущего в тверской хоругви с войском суздальского князя… свои?
        Сукин сын с саблей! Развалил мне поддёвку под кафтан. Теперь зашивать придётся. И сам кафтан попортил…
        Тут баба застонала.
        «О поле, поле! Кто ж тебя усеял? Мёртвыми костями…». Плохо провели посевную - некачественно. Некоторые кости ещё не мёртвые.
        Пинком отбросил мирно поливающего своей кровью ещё, кажется, шевелящегося юного героя Господина Великого Новгорода и окрестностей и пригляделся к… к «посевному материалу».
        Баба была не бабой.
        Ой, это не то, что вы подумали! Просто она не тянула на настоящую бабу! Так… максимум - девка. Лет 12 - 13. Но уже… при всём. Но только-только. Черноволосая, черноглазая, довольно смуглая, с тощими ручками и ножками, но с вполне наблюдаемой грудью, талией и… и всеми остальными признаками. «Всеми» в смысле - голая.
        « - Мужчины такие странные! Для них все платья - одинаковые, а отвёртки - все разные!».
        Вот не поверите, но я чуток в женской одежде понимаю! Могу отличить рубаху от шаровар. Даже женские! Даже когда оно всё - разодрано вдрызг. Просто клочками.
        Кроме клочков одежды, кое-где к её телу прилипли песчинки. В других местах - травинки. То ли - её таскали по пляжу и полянке, то ли - сама каталась. В непросохшем состоянии.
        Всё это сверху было обильно полито кровью последнего посетителя.
        Вы думаете - первое, что пришло мне в голову, была эрекция? Увы, должен разочаровать. Это было только второе. Первой же была постоянно актуальная в жизни мужчины простая мысль: «как заставить молчать эту дуру?».
        Вот! Вот до чего довела меня «Святая Русь»! До полного извращения и подавления естественнейших желаний и устремлений! Как я изменился! Как я поплохел и похудел! А всё - предки! Со своими всякими… «Русскими Правдами»!
        Однако воинское преступление я совершил: убил трёх боевых соратников. Что они - гады, и сами на меня напали… Свидетелей нет, подтвердить некому. Девка эта… она ничего не видела. А если начнёт рассказывать… лучше не надо.
        - Ты кто?
        Она так и не смогла нормально разлепить слипшиеся ресницы, залитые кровью новгородского мальчишки, и просто негромко заныла. Подрагивая торчащими кверху сосками небольших круглых грудей, трясясь нежной кожей юного животика, в пупочке которого плескалось небольшое озерцо ещё не успевшей свернуться подростковой крови, неуверенно елозила пятками, пытаясь сдвинуть, наконец, широко раздвинутые ляжки.
        Зрелище… Тут самый первый чудак резко захрипел, стал выгибаться, поёрзал по травке и… и успокоился.
        Ты ж уже зарезанный! Чего суетишься?
        Дошло. Хоть и с задержкой.
        Заново осмотрев доставшийся мне… трофей, я понял - или дорезать, или отмывать. Уж больно она грязная. Отчего скинул с чресел своих завязанную рубаху.
        Девка всё сразу поняла. Ещё бы не понять! И заново раскинула коленки. То есть - поняла, но по-своему.
        В своей неправильности понимания она пребывала и дальше: пока я переворачивал её на живот и вздёргивал, за связанные локти, на ноги. Только когда потащил вниз по овражку к реке, она удивилась. Но в таком виде… Факеншит! Совершенно непригодна к употреблению! Она же вся грязная и липкая!
        Узкую полосу пляжа проскочили бегом. И присели в воде.
        По Волге ещё происходило интенсивное движение. Хотя пробок, как пару часов назад, уже не было. Несколько лодочек старательно угрёбывали вниз, определить их воинскую принадлежность я затруднился.
        Слева за мысом что-то дымило. От мыса по пляжу валялось барахло и несколько человеческих фигур. Неподвижных. Штатско-мусульманского вида - в неподпоясанных халатах.
        Я выдернул из воды за косы бьющуюся у меня в руке, захлебнувшуюся от полоскания, девкину голову, набрал с мелководья песок и начал оттирать измазюканную мордашку, поглядывая на поднимающийся из-за мыса дымок.
        Похоже, ушкуи догнали какую-то лоханку эмира. Прижали к берегу и запалили. Пассажиры попрыгали в воду и побежали по бережку. Ушкуйники дорезали экипаж и, частью - занялись грабежом багажа, частью - отправились ловить живой груз. Для превращения в товар типа «полон».
        На «Святой Руси» человека ценят: его можно продать.
        Эта троица покойников - увлеклась и далеко отошла. Но искать их будут. Надо сваливать.
        Я нервно размышлял о путях уклонения от наказания за совершённое мною тройное убийство. Механически вращая и поворачивая эту сопливку, отдраивая и начищая её речным песочком. Школа оружейной смоленского князя никуда не делась: как только мозги заняты - сразу руки сами тянутся чего-нибудь надраить.
        Как вдруг поток повизгиваний - всё-таки, синяков и ссадин у неё немало - сменилось более глубоким дыханием.
        Пока я полировал ей спинку с песочком, она начала характерно прогибаться и прижиматься ягодицами к… к моему «очень хор-р-рошему приятелю»!
        Однако…! Ну, живуча! Её чуть не утопили, спутницу - убили, саму - избили, изнасиловали, а она… ещё напрашивается!
        Хотя тут чисто инстинкт собственного выживания. «Мужчина платит браком за секс, а женщина - сексом за брак». Здесь: за надежду дышать ещё и завтра.
        Холодная вода прекрасно остужает не только горячие головы, но и головки. «Приходи - третьим будешь» - меня не очень… Да и вообще - дура. Открытое место, зона боевых действий, явится вдруг какой-нибудь… Вот ежели в каком укрытии…
        Выволок из воды, перебежками по открытому, снова полянка в овражке. Из её прежней одежды - одни ошмётки. А ткань-то тонкая, недешёвая. Девка из непростых. Стоит, дрожит. Тряпьём вытер, туфли ей надел - всё равно трусится. Халат покойной толстухи сверху - как мешок. С головой, в три оборота.
        Какой-то поясок… шёлковый? Поводком на шею. Бегом в гору - здесь оставаться нельзя.
        Мы отскочили с полверсты от берега в гору, когда она захрипела и упала. Всё - выдохлась. Дышит с всхрипом, взахлёб. Аж корёжит бедняжку. Я сдёрнул с неё халат, чтобы чуть остыла, но она никак не могла продышаться.
        Только когда взял за горло - вздохнула глубоко, глаза закрыла и затихла. Под моими руками. По всему телу. Дрожащему от едва сдерживаемого желания дышать. И - страха. Страха дышать без разрешения. Ожидая в тревоге. Моих действий и своей боли. Моей воли. На себе. Горяченькой. Пропотевшей. Влажной. Спереди и сзади. Снаружи и изнутри. Готовой ко всему. Согласной со всем. Везде. Лишь бы не били. Или - били, но - не сильно. Или - сильно, но - не насмерть. Молчит. Подставляется. Предлагается. Чувствует. Как я её…
        Вот это ей понятно: самец, хозяин осматривает новую игрушку. Несколько жестковато. Но это - неважно! Важно - понравиться!
        Понравится игрушка владельцу - будет игрушка жить. Может, и проявить себя позволят. Угодишь - может быть, как-нибудь потом… чего-нибудь сладкого-вкусного, дорогого-красивого… Но сначала - просто попасть. К хозяину. Который предыдущих хозяев убил. Который может защитить. Приглянуться, подольститься, отдаться, зацепиться, стать принадлежностью, массажным ковриком, постельной грелкой, частью обихода, тапочки приносить… Тогда игрушку не сломают, не выкинут на помойку.
        Я чуть дёрнул её на себя, она умело упала передо мной на колени.
        «Умело»… В меня это Саввушка в Киеве вбивал, могу оценить профессиональный уровень проявления этого навыка.
        Качающаяся перед её лицом «кобра»… «кобёр»…
        Зрелище… не вгоняет её в ступор - визуально знакома…
        Ещё не веря себе, боясь ошибиться в понимании моих намерений и быть наказанной за ошибку, потянулась, готовая в любую секунду отшатнуться, отодвинуться… или быть обруганной, отшвырнутой ударом, пинком… дрожа нервно облизываемыми губами, прикоснулась, чуть обхватила… дёргая лицом, уголками рта, подышала, согревая неровным, жарким, влажным дыханием… своим выдохом, собственным духом… уже внутри себя… коротко, будто случайно, будто невзначай прижалась языком… провела, будто ощупывая, будто удивляясь диковинке…
        Пришлось надавить на затылок. Давай-ка, детка, по-простому, без игр и прелюдий, по-настоящему, на всю глубину. С захлёбом и проглотом. У меня, конечно, не пчёлкин хоботок с 7.2 мм в самом длинном кавказском варианте, ну так и здесь - не тычинки.
        Она не пыталась сопротивляться, иметь собственное мнение, рассуждать о предпочтениях и пожеланиях. Старалась, всей своей трепещущей душой, уловить и предвосхитить все мои намерения. И немедленно исполнить, угодить.
        Похоже, что для неё такая, несколько резковатая техника, была новой, но какой-то бэкграунд имелся.
        Главное - у неё было желание. Острое желание доказать свою ценность.
        Если у «орудия говорящего» есть потребительская ценность, то… «орудие» имеет шанс остаться целой. А уж в чужом краю… эти страшные гяуры…. эти дикие русские…
        Проще: жить - хочется. «Хочешь жить - умей вертеться». Хочешь хорошо жить - умей «вертеться»… изощрённо.
        А уж навык подстраиваться под желания господина… угадывать его поползновения… «Это ж не трудно! Мужчины - такие примитивные и однообразные!»… видимо, воспитывали с детства. Как неотъемлемый элемент психики «правильной» женщины.
        В какой-то момент она закашлялась, захлебнулась. Пришлось дать отдышаться, милостиво простить неловкость и неумелость и, не давая ей затягивать испуганно-виноватую улыбку - «продолжить с той же цифры» - с корня языка, гланд и далее.
        Я-то думал, что после сегодняшней суеты и нервотрёпки, после первого в моей жизни настоящего воинского боя… Но девка хорошо попадала. «В такт, в тон и в размер». И получилось очень даже… вполне.
        Она пыталась отдышаться, а я присел рядом и, наконец, поинтересовался:
        - Аденуз недир? (Как твоё имя?)
        - Ой. Сахиби келиме степ союгунцилари билир?! (Хозяин знает слова степных разбойников?!)
        «Степные разбойники»… мда… какой именно народ имеется ввиду: кыпчаки, печенеги, торки? По моему корявому произношению определить конкретное наречие…
        Интересно: она понимает тюркские диалекты, но, явно, для неё - не родной.
        - Измим Ану. Бен буюук бе санли Эмир Беюаз Булгаристан севгилим цариюеси вар. (Моё имя - Ану. Я любимая наложница Великого и блистательного эмира Белой Булгарии)
        Врёт. Цену себе набивает. А может и нет. В смысле - не врёт.
        - Была. Была наложницей эмира. Э… Олду. Цариюе олду.
        - Бен генсим. Бен гузел бир юуз бе вуцут вар. Бен динленмек - Егер алтин бир суру ичин бени сатабилирсиниз. (Я молода. У меня красивое лицо и тело. Если я отдохну - ты сможешь продать меня за много золота).
        Цинично, прагматично, реалистично. Красивое молодое мясо можно выгодно продать. Выгодно - себе, выгодно - ей.
        Заплатить «много золота» может только богатый человек. С богатым и хорошим домом. Где «игрушке» будет сытнее и теплее.
        Она аккуратно вытерла пальчиком уголки губ, искоса разглядывая меня. Прямой взгляд на господина недопустим. Но… про периферийное зрение у женщин я уже…
        Несколько раз недоуменно переводила взгляд с крестика на моей груди на моего опавшего «приятеля» и обратно.
        - И - ит вар! Сен - гизли муслуман! Сен суннет гизлемек зарунда! Бана юардим ет ве сана юардим едецегиз! Куртар бени! Эмир готур, ве о сизи одуллендиресектир! Сен зенгир бие еве, алтин бир суру, алтар ве цариуелек, цок олацак! (Я - поняла! Ты - тайный мусульманин! Тебе приходится скрывать обрезание! Помоги мне и я помогу тебе! Спаси меня! Отведи меня к эмиру и он наградит тебя! У тебя будет богатый дом, много золота, много коней и наложниц!)
        Что за жизнь?! Едва разложишь женщину - она сразу разворачивает… блестящие перспективы. Прошлый раз это делала Рада в Твери. До того - княжна в Смоленске. Теперь эта… «жертва многопользовательского режима».
        Стоит дотащить её до Великого Булгара, и я сразу стану богачом и вельможей. Меня признают единоверным, единокровным, благородным и особо близким. «Потерянный брат» из индийских фильмов. Может быть, эмир возвысит меня даже до… до главного евнуха. Просто потому, что кожа с меня слезала неравномерно.
        Покажи дуре член, и она сразу признает в тебе брата. В смысле - по вере.
        А как же любовь?! Типа: она так же старалась! Она же восторженно, всеми наблюдаемыми и озвучиваемыми телодвижениями выражала свою радость и искреннюю признательность от… от того, что мы с ней делали. Типа: «Ваня! Я ваша навеки!». И тут же хочет сменить меня на эмира, наверняка толстого и старого. У которого всех достоинств… с учетом особенностей моего кожного покрова - только одно: небольшой и уже битый эмират.
        «Все бабы - …». Нет, не буду обобщать - разные бывают.
        - Гитти (пошли)
        Глава 331
        Связал ей локти, замотал в этот, размеров на восемь и роста на четыре больший халат, накинул сверху поводок, и, прихватив свой узел и снова замотавшись в подсыхающую рубаху, потопал в сторону «полчища». Надо найти своих, узнать - что с Лазарем. А с этой… видно будет.
        В благодарность эмира - я не верю. В благодарность правителей - вообще.
        Воздаяние, добром или злом, нужно начальнику не «за прошлое», а «на будущее». Чтобы и впредь, чтобы и другие впоследствии… Что делали? Спасали брошенных при полном разгроме, изнасилованных гяурами-победителями, наложниц?!
        Она глупа и не может ещё понять - назад дороги нет. Наложницы, гарем - это, в значительной мере - статусные вещи. А какой у неё теперь может быть статус?
        Типа пафосной футболки. Была да вывалилась. Потом где-то валялась. Её кто-то носил, какие-то бомжи-алкаши-придурки, сопли ею вытирали… или ещё что… щели в окнах затыкали… или ещё где… валялись в ней… не пойми по чём. Потом приволокли с мусорки - «на, носи, твоё» и награды требует…
        Она будет постоянным напоминанием эмиру о позоре поражения, о пережитом страхе. Занозой стыда. И кто такую «красоту» будет в доме держать? В лучшем случае - бросят как милость какому-нибудь князьку в заштатном стойбище. А вернее - просто придушат. И меня - за компанию.
        Девка занервничала от моего нежелания принять её столь блестящее предложение. Принялась хвастать - как много у неё влиятельных знакомых в окружении эмира. В смысле - их жёны. Какие они все богатые и приближённые. Как мне хорошо там будет…
        Тюркские слова и имена заставляли напрягаться, царапали слух… Некоторые - застревали.
        Мы топали через большую поляну, когда откуда-то сбоку выскочил отряд конных. Меня они испугали, но на открытом месте - от верховых не убежишь. На красной попоне у одного вышиты белые кресты. Мне белые кресты… но не немецкие же танки! Всадники подскакали и закружили вокруг нас:
        - Эй ты. Кто таков? Почему голый? Что в мешке тянешь?
        Молодые парни горячили лошадей вокруг, наезжали на нас, один с седла попытался сорвать халат с головы Ану - она завизжала. Несколько более матёрых всадников держались чуть поодаль.
        - Здрав будь государь Андрей Юрьевич!
        Княжеское корзно, высокомерно вздёрнутое широкое лицо, круглая короткая борода… Всадник повернулся на моё приветствие. Взглянул, явно не узнавая.
        Я стукнул себя в грудь кулаком, коротко поклонился и, пока он не переключился снова на своих собеседников, понёс в голос:
        - Желаю тебе здравствовать! Многие лета! Во славу господа нашего Иисуса Христа и Царицы Небесной! Во одержание побед славных над супостатами безбожными! Во всякое Святой Руси нашей богоспасаемой благоустроение и в вертоград превращение. В человецах повсеместное и разливанное благорастворение!
        Он рассматривал меня, пытаясь вспомнить: кто я, видел ли он прежде такого наглеца, который безбожно смешивает и перевирает величальный чин. Да ещё стоя полуголым посреди поля.
        - Княже! Аль не признал? Ясно дело - у тебя перед очами тысячи проходят. Два года назад был ты, проездом с караваном своим по пути в Киев, в вотчине моего батюшки, славного сотника смоленских стрелков Акима Яновича Рябины. Я ж сын его, Иван! Может помнишь - мы ж с тобой там беседовали, я ножички в стенку метал, ты меч свой чудесный, от святого князя Бориса доставшийся, обещался подержать дать.
        Несколько мгновений он разглядывал меня, пытаясь вспомнить. На всякий случай сурово поинтересовался:
        - Почему голый?
        - Увлёкся преследованием противника. В составе сборной муромско-тверской группы пытался догнать и захватить лодию с достоянием эмира. В ходе лодейного боя… понесли потери. Дальше пришлось выгребать самому. Доспехи и оружие сохранил. Тут они. А вот тряпки… Виноват, одет не по уставу. По возвращению в лагерь - незамедлительно исправлю.
        Как у них тут за непорядок в форме ношения обмундирования…? Автоматически попытался переключить внимание:
        - В ходе преследования противника захвачен трофей.
        Я сдёрнул поводок, размотал халат и вывернул девку на колени перед копытами коня Боголюбского.
        Ану взвизгнула. Но от моей руки на её голове затихла.
        Картинка - классика жанра: малолетняя, но уже оформившаяся девица, стоит, полная страха и любопытства, покорно склонив голову, голая, со связанными за спиной локотками, на коленях, перед конной толпой чужих, страшных, весёлых и суровых инородцев. Что-то похожее я видел в учебнике истории насчёт «Сбор русской дани ордынскими баскаками».
        Хотя… там же - «для средней школы». В смысле - девка одетая.
        Я потянул её за волосы вверх, заставил встать, ещё сильнее развернуть плечи, демонстрируя хоть и небольшой, но увлекательный бюстик. И нервно дрожащий животик.
        - Говорит - любимая наложница эмира. Звать Ану.
        Как говориться: «товар - лицом». Впрочем, лицо её особого внимания не привлекло, и я, чуть нагнув, развернул полонянку, позволяя славному святорусскому князю, будущему православному святому - полюбоваться её задком.
        Князья - тоже люди! Пусть порадуется.
        Всадники восторженно зашумели, а вот Андрей… Огладил бороду, прищурился, чуть ухмыльнулся.
        - Хороша у тебя добыча, воин. Продай-ка мне.
        Он разглядывал Ану, не обращая внимания на меня. А я судорожно соображал. Как бы не продешевить… сколько же запросить? А полученное - куда девать? А я, вроде, всегда считал, что людьми торговать - гадость и мерзость, что я сам - никогда… А тут сказать «нет» - без головы запросто…
        Боголюбский уловил затянувшуюся паузу, повернулся в седле всем корпусом ко мне, презрительно хмыкнул:
        - Ну. Чего - продешевить боишься и запросить трясёшься?
        Презрение ко мне, к моей жадности и трусости, прямо лилось в каждом его слове. А я ж - я ж не такой! Я ж и сам - парнишечка с гонором! Ну и на:
        - Я, государь, людьми не торгую. Ибо всяк человек - подобие божие. Посему прошу принять эту девку в… в подарок. В знак моего глубокого уважения и восхищения. По случаю одержания. В благодарность за великую победу во славу Богородицы и веры христианской.
        Сказал и замер.
        Наглость. Наглость несусветная. Рядовому делать подарки военачальнику…
        «За успешно проведённую операцию - правительство наградило маршала орденом, а ефрейтор - талончиком в бордель».
        Боголюбский хмыкнул, мотнул головой, и они поскакали дальше. В полусотне шагов двое гридней развернули коней и направились к нам.
        Вот это мне сейчас будет полный…
        Отнюдь-с.
        - Эй, ты. Иван, как там тебя. Князь велел девку забрать. Принял он твой подарок.
        А вот это успех! Редкостная удача.
        Я уже говорил о «подарочной» культуре на «Святой Руси». Ценность подарка зависит не от товарной стоимости, а от социальных позиций дарителя и получателя. От их личных репутаций. От их удачливости, успешности.
        Как бы объяснить… Вот портянка из сапога Боголюбского, в которой он был в Бряхимовском бою. В ней - отсвет победы, удачи. Её можно одеть в сапог, завязать на руке или на шлеме. Что ты отдашь, собираясь в сечу, за победу, за возвращением живым и целым? Как Боголюбский.
        Общее правило - отдариваться. Равные - равным. А вот неравные… Разброс - в два порядка в любую сторону. Ты ему - жеребца племенного, а он - от своего мерина грызло старое. А то - жизнями отдариваются. Часто - чужими.
        Ану была испугана внезапной переменой в своей судьбе - новым хозяином. Да ещё таким старым и суровым…
        Как мог успокаивал, заматывая в тряпки. Тихонько надавал советов:
        - Конусмак юок. Юкаланди, кацис, гетирди. Дигер - дегирди. Бенимле - дегирди. Денеуин. О - сетвел. (Не болтай. Убежала, поймал, привёл. Других - не было. Со мной - не было. Старайся. Он - правитель).
        Один из гридней подхватил замотанную с головой девушку в седло, и они весело поскакали в сторону, где скрылась в перелеске княжеская кавалькада. Ну, наверное, и мне туда.
        Я не знаю, чем именно обратила на себя внимание Боголюбского эта девочка в реальной истории. Да и эта ли? Летописи не сохранили её имя. Известно только, что после возвращения из Бряхимовского похода князь Андрей повелел своей первой жене Улите (Софье) Степановне Кучковне постричься в инокини, и взял в жёны привезённую из похода полонянку. Родом не то из алан, не то из яссов («ясыня»). Через год она родила ему сына Юрия. Который, через десятилетия, оказался на Кавказе, в становище половцев. Там юношу и нашли сваты грузинской царицы Тамары.
        Ану была из алан. Союз между половцами и аланами был утверждён ещё Шаруканом, бежавшим от Мономаха и его сыновей за Кавказ, при посредничестве грузинского царя Давида Строителя, и продержался до Калки. Первой акцией Субудея, после прорыва из Закавказья, стал обман половцев и алан, позволивший расколоть этот союз и уничтожить союзников поодиночке.
        Здесь же мне доподлинно известно, что, когда после «пира победы» князь Андрей повелел позвать к себе на ложе юную полонянку «на пробу», и, ожидая её, заснул, то Ану, вспомнив об опыте общения со мной, решила, что у здешних неверных, такие обычаи повсеместны. Андрей был пьян и устал. Поэтому не успел испугаться, обругать, воспрепятствовать. А после… ему было уже хорошо.
        Ану сделала редкостную карьеру: «русский поцелуй» в исполнении юной аланки из булгарского гарема произвёл на православного князя потрясающее впечатление. Пятидесятитрёхлетний Андрей, весьма активный в этом «поле» по-молоду, вдруг столкнулся с прежде невиданным. Взволновался и «воспылал страстью» - занимался этим делом с Ану по три раза на день. Её постоянная готовность и относительная лёгкость получения удовольствия - восхитили его. Это было причиной, почему Ану, за которой не стояла богатая и могущественная родня, стала его женой. Её крестили под именем Анна. Когда Андрей стал Великим Князем, она стала Великой Княгиней. Первой государыней Святой Руси после переноса столицы из Киева во Владимир.
        Карамзин, говоря о последнем десятилетии жизни Андрея Боголюбского, указывает на нарастающее высокомерие, жестокость, веру в собственную исключительность, богоизбранность. В какой мере это было следствием влияния Анны? «Ночная кукушка всех перекукует»…
        Впоследствии я весьма сожалел, что не наложил на Ану «Заклятия Пригоды». Это позволило бы не допустить ряда совершённых ею глупостей. В реальной истории вторая жена Боголюбского была казнена его приемником, братом Михалко, за участие в заговоре Кучковичей против князя Андрея. Свойства же её характера имели проявления и прежде.
        Но увы… Да и не получилось бы: акустическое внушение должно идти на родном, свободно используемом языке участников. А тюркский был для нас обоих… иностранным.
        Боголюбский должен был «отдариться». Но сразу - не до того было. Потом - ценность моего подарка в его глазах возрастала еженощно. Он никак не мог подобрать достойного «ответа»… Доказывая вскоре, что отрубить голову мне будет… «неправильно», я не говорил Андрею: «Должок за тобой, княже». Он и сам об этом помнил. Насколько это помогло мне не попасть на плаху… «Вятшие отдариваются жизнями. Часто - чужими». Например: моей собственной.
        Надо понимать, что и мой глупый разговор с Манохой на Мещерском острове, и нынешний наглый - с Боголюбским вполне могли окончиться для меня смертью. Одна из причин моего сохранения «в числе живых» - «отдаривание». Их давешнее пребывание у нас в Рябиновке, исполнение Акимом и мною «долга гостеприимства», ныне, в войске, где Боголюбский был «хозяином», создало некоторые, хоть бы и весьма слабые, «паутинки» отношений. Я не был им ни врагом, которого надо убивать, ни неизвестным пришлецом, которого можно убить по любому поводу. Теперь и им следовало «отдариться» гостеприимством. Это не было жёстким обязательством. Но чуть расширяло границы допустимости, чуть смягчало их реакцию на мою глупость и наглость.
        То, что я оказался весьма вовлечён в дела этого семейства - стечение обстоятельств. Просто хотелось остаться в живых. А дальше «храповик» - одно за другое цеплялось.
        Я много слышал рассказов о подготовке к бою, о ходе боя. «О подвигах, о доблести, о славе». И очень мало о - «после боя».
        «В темноте как будто текла невидимая мрачная река, все в одном направлении, гудя шепотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из-за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи - это было одно и то же…
        Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него…
        Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, и раненые и нераненые, - это они-то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтоб избавиться от них, он закрыл глаза».
        Я не был ранен в руку, как Николай Ростов под Шенграбеном. Дырка от «мордовской бронебойной», хоть и горела и дёргала, но ходить, пока, не мешала. Солнце было ещё высоко. Главное: мы победили. Хотя особого восторга… как-то не было.
        Забавно: войско на марше похоже на жидкость. Течёт, разливается, заполняет впадины и неровности. Как жидкое стекло. Потом, при построении на поле боя, пытается выглядеть твёрдым. Даже, местами, кристаллизуется. Как бывает со старыми стёклами. А после боя - становится газообразным: люди пытаются, подобно молекулам газа, заполнить всё пространство, не держатся рядом большой массой, но наоборот - отодвигаются, разделяются на малые группы, распыляются.
        «…эти солдаты… - это они-то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы…».
        Видеть, слышать соратников после боя… - противно. Слишком многим собственным эмоциям они служат наглядным напоминанием. Не важно как ты вёл себя в бою. Важно, что ты - чувствовал, волновался. И вспоминать это сразу, пока эти чувства не затуманились, не «замылились»… Изнурительно.
        Силы взаимного отталкивания преодолевают силы притяжения. Пока не придёт ночь, пока темнота снова не заставит людей сблизится, собраться вместе, защититься от тьмы мира кострами, хмельным, разговорами, друг другом.
        По «полчищу» бродили отдельные люди и маленькие группки. В середине блестела Владимирская чудотворная, окружённая богатыми ризами причта, видны были хоругви Владимирского городского полка, ещё несколько стягов.
        Но остальная часть линии, на которой пару-тройку часов назад кипел смертный бой, была пуста. Она ещё была видна, отмечаемая редким пунктиром лежащих человеческих тел и, более часто - обломками оружия, брошенными, расколотыми, сломанными щитами и копьями, «ежиком» воткнувшихся в землю стрел…
        У иконы рядками лежали наши погибшие. Однообразно положенные на спину, с одинаково сложенными на груди руками, они казались одним воинством. Отрядом, выровнявшим своё построение в ожидании атаки. Предожидающих новых врагов с той стороны, куда были обращены их спокойные лица. С голубого жаркого неба.
        Чуть в стороне, в куда большем беспорядке, на земле лежали тяжелораненые. Между ними ходили попы и несколько странно и разнообразно одетых фигур лекарей. Периодически четверо мужичков поднимали кого-то из этой части за руки-ноги, и перетаскивали к уже отмучившимся.
        Левее, в глубине оврага, шевелились землекопы. Они копали длинную канаву на дне под «теневой экспозицией». Имея в виду устроить там братскую могилу погибшим воинам, с тем, чтобы заполнив её телами покойников, обвалить часть боковой стены оврага.
        Где-то тут должен быть Сухан с ребятами, носилками и Лазарем.
        Ой! Я же ему дал команду только до богородицы! Он же встанет там и не сдвинется!
        Тут моё внимание привлекла странная процессия, вышедшая из леса. Четыре бойца тащили… каяк? Байдару? Какую-то кожаную лодку с закрытым верхом. Среди них была видна и знакомая фигура Сухана.
        Несколько прислужников кинулись к ним навстречу, радостно вопя и размахивая разными ковшиками и глечиками. Я подошёл поближе. Точно - мой зомби.
        - Сухан, ты чего тут делаешь?
        - Воду ношу.
        Ну, «зомбяра»! Ну и ответил! Хотя… настоящий математик - абсолютно истинно: кожаная лодка была полна холодной речной воды.
        Какой-то монашек, предположив последующий выговор с моей стороны, кинулся защищать:
        - Они воду принесли! Воды-то нет! Прочие-то грабить разбежались! Никому ни до чего! Страдальцам и пот-то смертный смыть…
        Тут он замер с раскрытым ртом: Сухан вытащил из-за пазухи костяной палец на ленточке и протянул мне. Я уверенно надел его на шею, рядом с болтающимся «противозачаточным» крестиком.
        - Ты, паря, рот-то закрой. На лежачих мертвецов, поди уже нагляделся, а ходячего - первый раз видишь? Тут, в пальце - его душа. Вот так и живём. А Лазарь наш где?
        Лазарь был плох. Левое бедро опухло как бревно и посинело. Парню было больно. Так-то он молчит и чуть стонет непрерывно, но что - я своего человека не пойму? С которым столько уже бок о бок…
        Пробегавший мимо попец и говорить о Лазаре не хотел. Пока «огрызок» к его глазу не приставил и не рявкнул. Так это… по люто-зверски. Потом… смысл понятный: «Много вас всех. Не напасёшься».
        Костоправа бы мне, знахаря-травника ещё. Мараны нет. А сам я… сдуру ногу по бедро откочерыжить? Убью, нахрен, парня.
        Разлили по кувшинам и ведёркам воду из байдары, отвязали фартуки, положили беднягу в лодку и понесли к Оке. Ребята говорят - лодейки с места стоянки сюда переставили. Наших видели. Хоругвь там собирается. Остатки хоругви.
        Картинка… страшненькая. Из 22 человек, пришедших на «полчище» под стягом «чёрного петуха с лошадиным хвостом на кровавом поле» - четверо убитых, шестеро - «тяжёлых», десять - средних и лёгких. Целых - аж двое! Сухан и Резан. Что не удивительно: личное воинское искусство, боевой опыт - лучшая защита.
        После, из разговоров, понял странную закономерность: почти все из «двухсотых» и «трёхсотых» - не убили ни одного противника.
        Вот ребятки шли, гребли, трудились, учились, старались… Ни одного врага! Зачем?! Зачем было тащить их сюда?! В поход, в битву, на полчище?
        Сухан, со своими сулицами и топорами, уничтожил десятка полтора. Ладно, он - «мертвяк ходячий», на него тяжело равняться… Я сам - зарезал троих. Ещё, наверное, вдвое - серьёзно ранил. Не зря мозолил руки веслами. Ладно я - попадун, нелюдь. Но вот же Резан! Он пятерых положил. Афоня, хоть и новик, а двоих завалил. Басконя парочку приколол. Если не врёт.
        А остальные-то здесь зачем?! Численность изображать?! Чтобы на «полчище» - линия строя видна была?!
        Воин должен убивать врага. А мы своих убитых хороним. Большинство из которых ни одного врага не убили. То есть - не-воины. Так зачем они здесь?!
        Неправильно это…

* * *
        Неся эту… байдару с раненым командиром, обходя трупы, над которыми уже стояли столбами рои мух, пиная прибежавших откуда-то собак, жадно слизывающих лужи крови с песка, отгоняя обнаглевших ворон, норовящих выклёвывать мёртвым мозг через глазницы, посматривая, как мужички «на счёт три» выкидывают в Оку трупы язычников и мусульман, очищая приглянувшийся кусочек пляжа, я всё чётче понимал, что эта катастрофа - безвозвратная потеря половины личного состава хоругви - моя личная вина. Следствие моего… идиотского героизма.
        Моя храбрость, явленная в Бряхимовском бою, была князем Андреем замечена и оценена. Публичная милость государя подняла мой авторитет, упрёков - не было. Но я и сам понял собственную глупость. Такой уровень потерь в личном составе нашей и соседних хоругвей были следствием моей личной слабости.
        Я, лично и конкретно, не выдержал обстрела стрелами противника. Неприятного, но не разгромного. Просто - безответного. От чего и взбесился.
        Прямо скажу - испугался. Страшно стало. Не совладал с собой. Как солдат в окопе перед танками. Хочется бежать. Хоть куда. Но сзади - овраг. А впереди - враг. И нестерпимо хочется двигаться, делать хоть что-то! Такая… храбрость от трусости.
        Задёргался, засуетился. Велел Сухану метать сулицы. Указал убить какого-то местного «панка». И положить насмерть кучку простых воинов. Чем спровоцировал атаку противостоящего мордовского отряда.
        Потерпел бы - они ещё с полчаса вялым стрелометанием позанимались бы. Лезть в драку, головы свои подставлять… никому особо не хочется.
        После внезапной, массовой, «нечестной» гибели своих - они просто обязаны были отомстить. Начался настоящий, ближний, кровавый бой. Сеча. И тут я просто проспал! Пропустил момент общего, всего-то на пару-тройку шагов, отступления общей линии войска. «Потерял строй»! По нерасторопности, по невнимательности - оказался в окружении.
        Там бы меня и должны были прирезать. Но я, со своими сильно крутыми воинскими навыками и «ходячим мертвецом», побил несколько много мордовских воинов. Потянув за собой в атаку хоругви Лазаря и соседей. Личным примером провоцируя обострение. Втягивая в «сечу лютую» именно моих людей!
        Именно на такого «идеалиста без опыта» как Лазарь, мой пример и подействовал. Соседний-то командир - стрый Божедара - хоругвь в атаку не пустил. Лазарь полез вперёд - «наших бьют!». А Резан не мог оставить его посреди супостатов. Хоругвь пошла вперёд, сломала строй… Эти ж парни… Они ж копейщики-щитоносцы! Их же ничему другому толком не учили! Ведь сам же втолковывал: выжить - только купно. А их оторвало, разнесло в стороны.
        «Топорники» мордовские возле меня - повалялись или разбежались, лучники - набежали. Когда бьют в упор, с 5-10 шагов… Мне ничего не оставалось, как кинуться на них. Потом народ, увлёкшись преследованием, ссыпался на бережок и резался уже там.
        А это всё - не надо! Надо просто стоять, просто терпеть! Пока замысел князя Андрея реализуется. Противостоящие нам отряды мордвы были бы, после относительно спокойного, дистанционного по преимуществу, линейного боя, порублены и затоптаны с тыла. И мы смогли бы спокойно добить раненых врагов, поймать бегающих…
        Анализ средневековых битв показывает, что потери сторон в бою - примерно одинаковы. Кратная разница возникает тогда, когда бой переходит в избиение. Когда одна из армий обращается в бегство, и их просто режут как овец.
        Причин бегства три: существенное превосходство в вооружении (как у Кортеса против ацтеков), удачное тактическое решение (как у Ганнибала под Каннами), просто паника у врага. Или - их сочетание.
        По тактике Боголюбский переиграл эмира. Дальше неизбежна резня «друзей эмира». Нужно было просто не мешать! Наши потери были бы значительно меньшими, у противника… пожалуй и побольше.
        Вот же - и храбрецом меня зовут, и в воинском искусстве - умельцем, а это - во вред!
        Просто явил я эти качества - не вовремя. Неуместно. И никто мне слова худого не скажет. Даже и матери через мою глупость убиенных мальчишек:
        - Ты ж бился яро, старался. Ворогов множество посёк-порубил.
        Просто никому невдомёк, что ненужный это был героизм, эти ярость да храбрость.
        А князь Андрей, который понимает - тоже не скажет. Он от воина ума не ждёт. Были бы стойкость да ярость. Хоть что яви из этого - уже хорошо. А что не вовремя, не в лад… Победа-то за нами? - Ну и ладно. Герой? - Прославим. Как пример. Может, в другой раз пригодится.

* * *
        Бряхимовский бой был моим первым воинским боем. Заставил прочувствовать, примерить на себя долю рядового бойца. С огромным количеством тяжёлой, тупой, кажущейся бессмысленной, работы. С состоянием беспомощности, когда от тебя ничего не зависит. Даже и сама жизнь твоя. С постоянным дерьмом вокруг, неустроенностью, тревогой, страхом… С острым непониманием вокруг происходящего, с ненужностью даже и лучших чувств человеческих в походе, в бою.
        Посидев на лодейной банке с веслом, постояв на полчище с копьём, потыкав в супостатов «огрызками», выкопав могилы для погибших и наслушавшись стонов раненых… Своих. Одностяжников. Ребятишек. Я напрочь избавился от… от «игры в солдатики», от радости при виде: «реют стяги над полками», от восторга выровненных, слитно, ровно марширующих парадных «коробок» военных отрядов.
        Просто воображение позволяло представить себя самого - там, внутри, в …ом ряду, … цатым слева. И предвидеть, предчувствовать: они/мы, в большинстве своём - погибнут, они умрут впустую - не убив ни одного врага. Измучившись сами, испортив многое в себе и вокруг себя. Без пользы.
        Солнце поднялось высоко, заливая своим теплом уже и Окское правобережье. Было жарко и тяжко. Тошнотворно-сладковато пахло кровью, тревожно-горьковато - пожарищем.
        Надо было помочь нашим раненным и похоронить убитых. Вычистить оружие, найти новые штаны и сапоги, какую-то замену потерянному щиту и копью… Как-то вытащить Лазаря - я же обещал! Объясниться с Манохой. Не пропустить делёжку хабара и полона, что-то делать с полу-уничтоженной хоругвью, определится с собственной судьбой…
        Бой закончился. А жизнь - нет. Даже этот день - ещё нет.
        «Спите себе, братцы, - все придет опять:
        Новые родятся командиры,
        Новые солдаты будут получать
        Вечные казенные квартиры.
        Спите себе, братцы, - все начнется вновь,
        Все должно в природе повториться:
        И слова, и пули, и любовь, и кровь…
        Времени не будет помириться».
        Сладковатым тянет - от мертвецов.
        В этот раз - не от меня.
        Конец шестидесятой части

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к