Спи, моя радость Диана Билык
        Вам часто снятся сны? Мне нет. Только один месяц в году они жестоко меня изводят, заставляя ненавидеть предпраздничную кутерьму.
        Вы хотите, чтобы сладкие сны исполнились? А я мечтаю, чтобы они скорее оставили меня в покое.
        И как продолжать жить, когда сны и реальность переплетаются?
        *исполнение желаний
        *новый год
        *сильные эмоции
        *магический реализм
        *немного мистики
        Спи, моя радость
        Диана Билык
        Цикл: Сказки для души
        1
        Шаг вперед, шаг назад, и снова заплетать стоны в звуки ночи, выгнув спину, выкрикнуть в воздух и услышать родное: "Хочешь?".
        Звенят лампочки на елке, из окна золотой фонарь щедро поливает смуглую кожу янтарем и отражается в незнакомых глазах блестками-боке.
        - Ярина-а-а, - ласково шепчет он, наклоняясь. Я пытаюсь запомнить его облик, цвет волос, рост и фигуру, но отпечатываются только нежные прикосновения на коже и сияние его светлых радужек. И голос: немного печальный, надежно- властный и очень волнующий. Мой лучший мужчина. Мой мираж и мечта.
        Куранты грохочут из соседней квартиры, слышатся поздравления «С Новым Годом!», а у нас играет Ханс Зиммер, раскрываясь в широкой палитре звуков. Но еще шире наше сплетенное дыхание, одно на двоих. И страсть разрастается, будто веточки хмеля, усыпанные лохматыми цветами. И счастье цепляется за каждое движение навстречу, размеренный стук кровати о стену, вынужденные паузы, чтобы наполнить грудь воздухом. Мое призрачное счастье. Дрожь колко спешит по спине и влечет меня за его рукой. Вниз, вверх, в сторону. Ловко, необратимо, жестоко. Я в его власти, но не знаю, кто он, и почему пришел. Отдаюсь всецело, потому что нет слаще его губ, нет жарче его рук и поцелуев, вытягивающих из меня протяжные стоны.
        Языки переплетаются в неистовом танце, тела изгибаюсь, покрываясь серебристыми бусинами пота. Жгучая, но приятная нега льется по венам. Травит или излечивает, я не знаю, но готова пить без конца и края, наслаждаясь последними минутами этой сказки.
        Кричу, когда волна экстаза прошибает позвоночник, и распахиваю глаза…
        Каждый раз одно и тоже. Упираюсь мутным от слез взглядом в стену и ищу в знакомых тенях успокоение. Пламя все еще бурлит в крови и колючками обжигает кожу крутит нервы. Ног не чувствую, но сладко-горькое послевкусие сна заставляет меня привстать. В пустой квартире не слышно голосов, на улице тихо-тихо завывает метелица. Хлопья мокрого снега залепляют стекло и раскрашивают золотой свет фонаря в нежно-голубой. Или это от слез так искажается свет?
        Плачу, потому что устала от бесконечных бессмысленных снов. Хочу просто жить. А они не дают. Каждый декабрь одно и то же. И с каждым годом все тяжелее и тяжелее их ждать. И отпускать.
        2
        Раз - и рывки мощнее, сильнее,
        Два - и помчится по крови пламя,
        Три - заплетаются вены хмелем,
        А на четыре мы ввысь улетаем.
        - Не ори на меня! - взрываюсь и с грохотом ставлю чашку на стол. Мама испуганно смотрит и поджимает губы. - Я не буду жить по твоему уставу, как ты не поймешь?!
        Она поднимает ладони и отходит к мойке.
        - Останешься одна, - не предполагает, а ставит клеймо. - Это всего лишь сбор пар на вальс, не обременительная встреча. Не понравится, не будешь участвовать. Чего ты боишься?
        - Я ничего не боюсь, - слова тонут на дне пустой чашки, а вместе с ними и мое уважение к себе. - Я просто не хочу. Сколько раз повторять?
        - В двадцать четыре «не хочу»? - ее голос набирает оборотов и свистит на верхних нотах, но плеск воды внезапно перекрывает звуки и дарит мне немного желанного покоя.
        - Извини, я не хочу говорить об этом! Мне пора на работу, - встаю, переношу чашку к другому столу и направляюсь в коридор. - Когда загляну, не знаю. На следующей неделе у меня сдача журнала, буду очень занята.
        - Когда сможешь, - отвечает мама поникшим голосом.
        За дверью меня ждет пустой и холодный подъезд, как и моя жизнь. Спускаюсь по ступенькам в надежде, что морозный воздух выбьет из моей груди тяжесть. Знала бы мама, как она бьет по больному, когда заговаривает о моем одиночестве. Но не скажу же я ей, что мой суженный приходит раз в год и мучает меня эротическими снами? Глупо.
        - Хоть на праздники появишься? - летит голос мамы в спину и порождает во мне больной и немыслимый трепет. Новогодняя ночь последняя, после боя курантов мой призрачный суженный исчезнет до следующего декабря. Разве могу я предать его и не прийти в сон? Ненавижу и люблю его. Не представляю какой, а все равно хочу. Знаю, что давно сошла с ума, но пусть хоть родные об этом не знают.
        - Мама, я же говорила, что с друзьями отмечаю, - стараюсь улыбаться открыто, поправляю шарф и натягиваю перчатки.
        - Друзья… Да, конечно. С наступающим тебя, - в голосе мамы звенит печаль. Она догадывается, что из года в год я праздную в пустой квартире, но она не представляет, как мне в предновогодний вечер плохо.
        Возвращаюсь и целую ее в щеку.
        - Взаимно. Я позвоню, - отхожу и понимаю, что лицо горит от нервов. - Прости, что крикнула. Последний номер, очень большая нагрузка. Устала. Понимаешь?
        - Яр, у тебя все в порядке? - говорит она, кивая и туго стягивая края вязанной кофты.
        - Все прекрасно! - добавляю в голос тепла и веселья. - Не волнуйся. Папе привет!
        - касаюсь ее плеча и быстро убираюсь прочь, потому что слезы сейчас сами собой брызнут из глаз, и тогда я не смогу ничего объяснить.
        Вылетаю из подъезда и заглатываю летящие навстречу снежинки. Они колют щеки, врезаются в ресницы и проливаются слезами по коже. Ненавижу зиму. Ненавижу снег. Ненавижу себя за то, что люблю призрака из сна.
        3
        Не рядом. Не вместе. Навсегда. Просто-непросто, но нужно так.
        Ты где-то там, а я здесь. Не беда. Каждый по-своему счастлив. Да?
        В офисе мрачно, как всегда. Журналисты распивают чай возле окна и бурно обсуждают любовный скандал известного местного музыканта, даже имени его не помню. Белобрысый такой, накачанный мешок без мозгов. Вечно улыбается в камеру, как идиот.
        - Яр, ты с ума сошла? - навстречу вылетает взъерошенная Ксюша - верстальщик.
        Я холодно отодвигаю ее и, натянув спину, захожу в кабинет. Мой компьютер раскурочен, а на рабочем столе творится изысканный беспорядок. Я непонимающе оборачиваюсь.
        - Что происходит?
        Дверь, не успев закрыться, распахивается, и красное лицо главного редактора выпячивает на меня светло-карие глаза с паутиной капилляр. Да, весь офис перед сдачей номера не высыпается.
        - Быстро ко мне! - говорит он напряженно. Мерзкий холодок забирается под кожу, смахиваю его, пожимая плечами. Что я уже не так сделала? Сетку журнала перепутала или не тот снимок «звязды» взяла? Не первый раз же, но до старта есть время подправить. Чего кипятиться?
        Молча ставлю сумку на забросанный бумажками стол и иду следом.
        В коридоре холодно, пробирает до костей, а в кабинете начальника плюс тридцать. Пот мигом выступает на висках и скатывается по щекам, а плечи сковывает изморозью, будто у меня жар.
        - Что произошло в моем кабинете? Валерий Саныч, что-то с макетом?
        - Я расскажу, что не так, - он погружается в кресло и сплетает перед собой пальцы. Смотрит разочарованно и говорит злобно. - Ты чью иллюстрацию использовала для прошлого номера?
        - На обложке?
        Начальник отвечает кивком, и кривизна рта посылает в меня пренебрежение.
        - Мой, - говорю, но сердце екает.
        - Правда? - он протягивает мне белоснежный лист, и я понимаю, что моей карьере пришел конец. Судебный иск кричит обвинениями в плагиате и воровстве. Кто будет разбираться, что друг подарил идею, помог с наброском, а потом передумал… И я даже знаю причину.
        - Но… - холодный металл предчувствия раздвигает ребра и заставляет меня сделать лишний вдох.
        - Пиши заявление об уходе по собственному желанию, - категорично отрезает редактор и еще глубже вонзает острие невидимого ножа.
        - Но это же я рисовала, - пытаюсь защититься, но понимаю, что бессмысленно. Кабинет становится тесным, темным, мне хочется убежать и спрятаться. Опускаю голову и шепчу: - Мы рисовали вместе.
        - Ты должна была указать его авторство! Это ведь не детские игры, Новикова!
        - Я знаю. Он сам просил остаться в тени.
        - Плевать, что просил! Значит, должна была взять, - подчеркивает, - письменный отказ от авторских прав, а не подставлять журнал! Иди, можешь не отрабатывать. Все равно праздники на носу. Возьмешь расчет, и будь здорова, - он отмахивается от меня, как от назойливой букашки, а мне совсем дурно становится. - Рекомендаций не будет, извини.
        - А как же номер? - сиплый голос совсем не похож на мой. Нервы колючим ежом расползаются по телу и замирают в груди. Все кончено. Из-за моего отказа, Вова решил меня утопить. А ведь я ему верила, делилась сокровенным. Зря. Влюбленные не знают пощады. А любящие и подавно.
        И четыре года моего изнурительного труда дизайнером сожглись одним обвинением, покрылись пеплом, разбили надежды и оставили меня наедине с призрачной любовью. Только один человек знал о моей тайне. И он предал меня.
        4
        Стоны вновь кажутся не моими, Будто бы я провалилась в безвестность.
        Я никогда по тебе не остыну, И наша любовь, как слова из песни…
        Двадцать восьмого декабря засыпаю под утро. Я не хочу этой встречи, но бренное тело отключается, когда серое молоко рассвета просачивается сквозь тюль.
        Мой любимый призрак улыбается, а в глазах горят жадные огоньки.
        - Ярина, ты задержалась, - говорит лукаво, с порывистым шепотом, а я не могу уловить его тембр, запомнить голос. Он каждый раз другой: неведомый, незнакомый. Стою посреди комнаты и жадно хватаю воздух. Мне рядом с ним всегда всего мало. Воздуха, тепла, света, страсти…
        - Отпусти меня. Не мучай, - говорю, а сама тянусь к его щеке. Пытаюсь рассмотреть знакомые черты, родинки, морщинки, хоть что-то, за что можно зацепиться в реальной жизни. А вижу только глаза. Золотые, невозможно глубокие, с черными зрачками и отражением моего испуганного лица. Сон размывает образ Призрака и уничтожает меня. Еще два дня, и любимый снова растает на целый год.
        - Ты сама меня держишь, - отсекает разговоры и оказывается ближе. Я слышу слабый запах чайного дерева. Невесомый, как и его облик.
        - Скажи, кто ты? - тысячу раз заданный вопрос остается без ответа. Теплая рука приподнимает ночную сорочку и скользит по груди, сжимает, не спрашивая разрешения. Торможу его, перехватив пальцы. - Имя скажи! Умоляю…
        - Нет, - он усмехается и наклоняет голову. Волосы щекочут ключицу, но я не могу рассмотреть их цвет. Призрак касается губами соска и водит языком по кругу ареолы. Нежно кусает, а затем резко отталкивает меня на кровать.
        - Прошу… Четвертый год я, как в бреду. Или явись мне, или уходи, - говорю едва слышно и выгибаюсь, чтобы усилить его прикосновения, чтобы запомнить их. Призрак прижимает меня сильней к постели и не позволяет мне раскрепоститься, владеет мной, будто не он в моем сне, а я в его.
        - Всему свое время, - говорит и второй рукой немного раздвигает мои бедра. Водит пальцами по коже и шумно дышит. - Скажи, ты будешь меня ждать? - ласкает и смотрит. Будто прожигает насквозь. Мучает. Испепеляет.
        - Не-е-ет, - шепчу. - Я не хочу больше тебя ждать. Ты извел меня, я начну строить новую жизнь.
        В пламени его радужек загорается ревность.
        - С другом, который тебя предал?
        - Не твое дело! Ты - призрак, тебя вообще в моей жизни нет, - пытаюсь оттолкнуться, но он сильнее напирает и проникает пальцами глубже, заставляя вскрикнуть.
        - Будешь ждать, я сказал. Я не отпускаю тебя. И никогда не отпущу.
        - Бессовестный, - еле выговариваю. Надломленным вожделением голос не хочет слушаться. Ловлю мерцание елочных гирлянд за крепкими плечами моего мучителя. Я никогда не отмечаю, в моем доме тихо и пусто в предновогоднюю ночь, потому что этот праздник наполнен болью и тоской разлуки. Шиплю, когда темп его движений во мне ускоряется: - Ненавижу.
        - Любишь… - тянет он и наклоняется к губам. Толкается языком настойчиво, прошибая трещинами мои ограждения. Шарит по телу горячими ладонями, распаляет так, что я не могу дышать и беспомощно тяну его на себя. Призрак всегда приходит без одежды: но и цвет кожи не различим в иллюзии сна. Я представляю его себе смуглым, как крепкое кофе. Хочу до безумия: то ли прогнать, то ли сделать своим навсегда.
        - Можно я во сне с тобой останусь? Не хочу возвращаться во мрак реальности.
        - Уверена, что ты спишь, когда со мной? Или, что бодрствуешь, когда просыпаешься? - отодвигает руку, разрешая мне секунду передохнуть, и забрасывает мои ноги себе за спину.
        Приятное тепло наполняет меня. Жесткие губы накрывают рот, не разрешая говорить. Да и я и не смогла бы: стон рвется наружу, цепляется за его язык, переплетается с шумным дыханием. Его или моим. Неважно.
        - Ты отравил меня, - жалобно шепчу, когда он отрывается, чтобы перевернуть меня. Дерзкий, сильный и мой. Хватаюсь за спинку кровати и принимаю его жар. Плачу от распирающей приятной боли, что стянула низ живота и поясницу, и наклоняюсь ниже, на локти. Сильные ладони оглаживают мои бедра и тянут рывком на себя.
        - Только посмей… перечить мне, - толкаясь, рычит Призрак. - Только моя, поняла? Узнаю, - хрипит, - что спуталась с кем-то, убью обоих.
        Хочу сказать «еще как посмею», но оргазм настигает быстрее, чем я ожидала. Падаю и не могу удержаться. Хватаюсь за спинку кровати, а она пролетает сквозь пальцы…
        Звон впивается в уши, и я понимаю, что проснулась. Это хорошо. Я знаю, что буду делать дальше.
        5
        Оторви ты меня от души. Я - заблудшее тленное марево.
        Растворятся мысли в тиши, мое сердце запустится заново.
        Телефон зудит и кричит «I Believe» голосом Litesound, через секунду слетает со стола и замолкает. Я тяжело приподнимаюсь, но падаю назад. Ноги сводит от колючих импульсов, что взрываются в животе яркими спазмами. И как тут не поверить в существование моего Призрака, когда так приятно после его объятий? Разве что наша связь не может закончится беременностью. Не может принести мне бесконечную радость быть рядом, обнимать любимого после жаркого секса, ведь меня выбивает каждый раз после оргазма, а еще не позволяет мне проснуться утром в ласковых лучах его золотистого взгляда.
        Когда немного отпускает и приятное тепло разливается по мышцам, я заползаю под стол и нахожу там мобильный. Непринятый от мамы и неизвестный. Набираю первый.
        Когда зуммер обрывается, я говорю уверено:
        - Я согласна. Когда сбор и куда прийти?
        - Ярина, как я рада! Тебе обязательно понравится, - лепечет мама, затихает на несколько секунд. - Клуб «Тайное желание» знаешь?
        - Где собираются фанатики, что верят в сказки? Знаю, - настроение пытается сорваться в грусть, но я натягиваю улыбку и заставляю себя начать жить с нуля. Пусть придется сделать дерзкий шаг, но что мне остается? Все это нужно прекратить.
        - Да, приходи в малый зал на шесть вечера, - отвечает мама. - Прости, пора. Работа не ждет. У тебя все в порядке?
        - Да, - приходится соврать. - Я буду.
        После звонка размышляю, что лучше надеть и не могу решить: выбрать синее или красное платье. Может, черное? Нет, обойдусь без мрака. Если начинать жизнь сначала, так с ярких и чистых цветов.
        Тонкий трикотаж скользит под пальцами и, отражая в волокнах свет лампочки, оставляет на моих щеках заметный румянец. Волосы большими волнами укладываются на плечи. Зеркало отвечает мне кивком ярко-рыжей головы и натянутой улыбкой. Сойдет. Нужно просто попытаться.
        Шаг из квартиры, словно рывок сердца из души. Я решила, что следующим в моей постели будет другой мужчина. Не Призрак. Не тот, кто только мучает своей страстью и любовью, а тот, кто сможет ценить меня в реальности. Все равно какой он будет: худой, толстый, косой, лысый, лишь бы вызволил мою душу из сумрачного плена снов. Вдруг поможет? Смогу ли? Я буду стараться, потому что… Я уже не могу.
        Теплый пуховик украшен натуральным мехом, что щекочет и лезет в рот. Отмахиваюсь, оцениваю макияж и прическу: как кукла, ей Богу. Подол платья задорно выглядывает из-под куртки и обвивает мои колени при каждом шаге. Сапоги высокие, туфли для танца взяла с собой. Вот бы партнер попался симпатичный. Или хотя бы добрый. Хотя уже все равно. Буду хвататься за любого, только бы не женатый был.
        Щипает глаза, когда выбираюсь из подъезда на улицу. Будто веревочкой тянет назад, домой: выпить какао с молоком, слопать топленого печенья и снова уснуть. Нетушки! Здесь, в моем мире, ты властвовать надо мной не будешь! Вычеркну, разомну, рассею и забуду. Хватит!
        До клуба добираюсь на такси. Мысли роятся, как шмели. Думаю о Призраке. Елки- палки, работу потеряла, друг предал, а мне сдался этот властный иллюзорный мужчина. Может, не в клуб нужно, а прямо к врачу, на дурку?
        Пока авто несет меня через окутанный ласковой теменью город, я вспоминаю, как все началось…
        6
        И пусть ни завтра, ни где-то в будущем нас не найти в мире верных, любящих.
        Среди толпы много лиц, а в памяти не остывает твой образ, знаешь ли.
        Снег решает, что ему мало: падает на дорогу плотным ковром и припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц еще.
        Возле афиши с изображением известной группы я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо. Отступаю и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем я думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.
        Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.
        - Жива? - жестко говорит старушка и наклоняется надо мной. Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю, не вставая. - Вот и славно, - бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей.
        - Вот и благодарность, - ворчу и принимаю вертикальное положение, но на ноги еще боюсь подняться - вдруг упаду от головокружения. Кто-то руку подает, но я отпихиваюсь. Мне бы вещи свои найти.
        - Это ты мне? - сухое и сморщенное лицо спасенной бабки проливает на меня свет черных глаз, меня аж откидывает назад. Болезненно морщусь и моргаю, сбрасывая непрошенные слезы.
        - Я вам жизнь спасла, хоть бы «спасибо» сказали.
        - Будет тебе «спасибо», да такое, что надолго меня запомнишь, - бросает яростно старая, обрызгав меня дурно пахнущей слюной. Люди на миг отворачиваются, или мне чудится, а растопыренная костлявая ладонь летит мне в лицо.
        - Что иллюзия, что реальность - все спутается, перекрутится. Будешь жить во сне, а спать в жизни. Пока не сломаешься! - последнее иголкой впивается мне в шею, туда где опустились скрюченные пальцы, отчего получается только всхпипнуть. Бабушка наконец отстраняется, улыбается ехидно и ласково-ласково говорит: - Спасибо.
        - Не за что! - выдавливаю и ошарашенно смотрю, как старая, прихрамывая на левую ногу, переходит второй перекресток. Там ее быстро поглощает толпа. Очнувшись от задумчивости, пытаюсь найти сумку. Ни денег, ни телефона. Кто-то успел в суматохе стащить. Не удивлюсь, если бабка: корявые пальчики растопырила, и будь здоров. Бывают же люди!
        Придерживая ушиб испорченной окровавленной перчаткой, плетусь назад в офис. А что делать? Нужно хоть как-то домой добраться. На проходной охранник разрешает воспользоваться телефоном и приносит мне салфетки и перекись, пока я суматошно вспоминаю хоть один номер из записной книги.
        С Вовой учимся вместе в универе, понимаю, что и в страшном сне вспомню его мобильный. Он, когда познакомились, на лбу себе маркером написал и сидел всю ленту в протест мне и на потеху одногруппникам. Я ведь его визитку вчера не взяла, сказала, что мне хватит с ним встреч на уроках. Ох, мы смеялись, когда в туалете отмывали его вредное и упертое лобище.
        - Вов, выручи, - смеюсь в трубку.
        - Что у тебя, горюшко-Яринка?
        - Череп немного проломила, сумку слегка украли… Заберешь меня из офиса?
        - Тебя что на остренькое потянуло? - взрывается хохотом Вовка и добавляет: - Минут через сорок приеду, не раньше. Жди и ничего не вытвори больше. А то я тебя знаю!
        Знает, как же. Два года общаемся, не разлей вода. Да так крепко, что иногда мне кажется, что он больше подружка мне, а не друг.
        7
        Что там за дверью? Темно и холодно.
        Тикает время. Тук да тук.
        Мне без тебя одиноко в городе и без тебя все валится с рук.
        Первый месяц практики в журнале становится адом и перезагрузкой моего понимания работы в целом. Тысячи изображений, сотни сообщений и знакомств. Лица мелькают, меняются, краснеют-бледнеют, я их не запоминаю, киваю, что-то отвечаю. Каждый день с учебы лечу на четыре рабочих часа, чтобы в будущем заслужить хотя бы место верстальщика в престижном журнале. Просто тружусь и не обращаю внимания на дергающихся в предпраздничных судорогах работников.
        Нужно было за испытательный срок вникнуть в работу и не оплошать, а для этого у меня остается слишком мало времени. Еще приходится с учебой совмещать. Оказалось, все, что нам рассказывали на лентах, было довольно отдаленно схоже с реальностью. И училась заново, и практиковалась в придачу.
        Родители осенью купили мне однушку, как подарок и билет во взрослую жизнь. Не знали они насколько близки к правде. В ноябре я частично вещи перевезла, но еще не все обустроила. Хотела ремонт косметический сделать, потому и оставалась жить у родителей. Поворотным днем стало первое декабря…
        Он приходит первый раз и обнаженный замирает у моей постели. Сон же… Я позволяю ему любоваться и сама разглядываю крепкое тело, но не могу отпечатать его образ в памяти: будто дым, касаешься его, и он расходится в стороны и растворяется в воздухе.
        Я смущаюсь, потому что для меня это впервые. Думаете, до этого мне не снились эротические сны? Еще как снились. Но они были туманными, неразборчивыми, после них я просыпалась разбитая, с синяками под глазами и пучком колючек в паху, потому что оргазм не снимал напряжение, не наступал, как я не старалась отпустить себя. Без толку. Не освобождалась энергия. Впервые случился у меня секс во сне, и был он реальней всего на свете.
        От мужчины искрит, будто он состоит из молний. Я слышу его тонкий запах, но не знаю ему названия, я чувствую, будто наяву. Только разглядеть лицо гостя не получается, но я и не беспокоюсь об этом. Это же морок. Просто сладкий сон.
        - Ярина… нежная, моя… - шепчет мужчина и, притянув к себе, стаскивает белоснежную рубашку с моего разгоряченного тела. - Не бойся. Не дрожи. Не плачь. Я буду охранять тебя, буду беречь.
        - Я не боюсь и не плачу, - говорю, а сама качаюсь от трепета, как последний осенний лист. Как приятно в его руках, словно в облаках.
        Где-то куранты бьют, гость усмехается, в золотых глазах дрожит восторг и радость. Что он там заметил, на моем лице?
        - Ты будешь ждать меня завтра? - шепчет, изучая угол моего плеча, срываясь на талию и поднимаясь к груди. Я задерживаю дыхание. Еще никто не касался меня так… по-особенному.
        - Буду, - наивно отвечаю я. - Кто ты?
        Лукавые глаза с золотым блеском оказываются ближе, ниже… Шершавый язык касается оголенной кожи. Нежный укус выстреливает колючками куда-то под лопатки, я непроизвольно выгибаюсь, но не падаю - крепкие руки держат меня и тянут назад. Для меня ощущения новые, неизведанные, не могу сдержать стон и хрип.
        Мужчина не останавливается, шарит ладонями по животу, комкает соски и нежно выкручивает их, и быстро поднимается выше. Я в предвкушении закусываю губу и замираю.
        - У тебя ведь никого не было?
        - Ты первый, - шепчу и прикрываю глаза.
        Мужчина на миг отстраняется, и на голую кожу опускается декабрьская прохлада, а горячая рука оказывается у меня между ног. Лишь миг сопротивляюсь, но потом раскрываюсь для него и принимаю ласки. Тягучие, как патока, и сладкие, как майский мед. Не сдерживаюсь и выгибаюсь, с каждым движением выше и выше, будто взлетаю.
        Жарко. Мокро. Меня переполняют эмоции, по венам мчится кипяток, и я не знаю еще, что скоро он превратится в яд.
        Его губы оказываются на моем лице. Они спешат, изучают каждый изгиб, кружат вокруг рта, но не целуют. Мечусь в попытке их догнать и притянуть к себе, но мой любовник прижимает меня властно к кровати. Я повинуюсь и даже не сопротивляюсь, когда он запрокидывает мои руки за голову и стискивает своей ладонью. Вторая сжимает подбородок. Большой палец цепляет нижнюю губу, отчего я выдыхаю скопившийся жар. Мужчина рычит, наклоняется и влетает языком мне в рот, выбивая воздух. Неистово треплет мои губы, мнет грудь и, отпуская мои руки, направляется ближе.
        Он горячий и каменный. Тело отзывается непривычным томлением, раскрываясь ему навстречу еще больше. И когда он толкается, я чувствую слабое жжение и тупую боль. Вместе с букетом эмоций и лавиной адреналина приходит первый в моей жизни оргазм.
        Лопаются струны вожделения, и я взрываюсь сладостным криком. Бесстыдным и свободным. А когда надо мной вдруг появляется испуганное лицо мамы, я понимаю, что побывала в реалистичной иллюзии и хочу туда вернуться.
        8
        Я не плачу: нет. Показалось. Это дождь или влага росы.
        Видишь, следом за мною прокралось счастье. Ты его не проси за меня. Не нужно, мне хватит и так.
        Только пусто опять на душе, и преследует мысль, что пустяк творю. Но менять что-то поздно уже.
        Вывеска «Тайное желание» привлекает взгляд. На фоне сизого небе она горит алым. По букве «Т», обмотанной разноцветной гирляндой, лампочки выплясывают ритмичный танец. Неон синего цвета подчеркивает основу, отчего кажется, что пластик парит в воздухе. А ниже, за стеклом, отчетливо видна наряженная елка, балерины на ниточках, снежинки на стенах, и слышна, звенящая колокольчиками, музыка.
        Возле входа никого нет. В моей душе такой водоворот, что я вынуждена притормозить и схватиться за обледенелую колонну. Колючий воздух врывается в легкие и холодит сердце.
        Новогодний шарм раньше радовал меня, а сейчас до глубины души я его ненавижу. Запах хвои, пластиковых игрушек, новой одежды и терпких мандарин. Там, за стеклом, горят праздничные огни, и я уже готова сбежать. Подальше от приторно- ванильных поздравлений, натянутых неискренних улыбок и однотипных пожеланий: «всех благ в Новом году».
        Был бы здесь Вовка, он бы подбодрил, пнул ласково и потащил бы внутрь, но его нет, и нужно просто идти дальше. После того, как в ноябре, когда мы перетаскивали в квартиру мои вещи, он припечатал меня в коридоре к стене и украл поцелуй, я пытаюсь вычеркнуть друга из своей жизни. Он видел, что я почти сорвалась, понимал, как дорого для меня оставаться верной Призраку. Вова единственный знал, как я мечтаю найти любимого, но… Смеялся. Он тогда так роскошно смеялся, что я едва на ногах устояла. Говорил, что я больная - я и не отрицала. Шипел, что я монашкой останусь из-за бредовых снов, и он не хочет соглашаться…
        - Какое тебе дело до меня?! - кричу, отступая. - Ты женат! У тебя ребенок скоро родится! Одумайся.
        - Плевать! - он огрызается, и в серых глазах просыпается незнакомый мне человек: злой и сумасшедший. - Я никогда ее не любил, потому что тебя ждал. Думал, что шесть лет достаточно для проверки чувств, а оказалось, что нет.
        - Вова, это не взаимно. Я люблю другого. Ты всегда знал, не понимаю, на что надеялся?
        - Верил. Просто верил, что важен для тебя.
        - Конечно, важен! - пячусь, когда он делает шаг навстречу, а родных глазах появляется коварство и ярость. Шепчу, надеясь на чудо: - Прошу тебя… Уходи.
        - Ты уже взрослая и сильная женщина, Яр, выбей этот бред из своей головы. Сны никогда не сбываются, как и мечты.
        - А я не сдамся, - протестую, выставляя руки в защиту.
        Вова запускает пальцы в темную шевелюру и прыскает:
        - Я не понимаю, что он дает тебе такого, что я не могу дать? Жаркий секс? Чем он тебя завлек и покорил? Трахает до искр в глазах?!
        Мнусь, потому что я не знаю, как лучше ответить. И как объяснить. Любовь - химический состав без точной формулы. И дело совсем не в сладостных утехах, просто я чувствую, что Призрак Именно тот, нужный мужчина.
        И, когда друг разворачивается и уходит, мне чудится запах чайного дерева. Мышцы сковывает от узнавания или предположения. Бегу за ним, спотыкаюсь через вещи, а когда выбегаю на площадку, Вова уже захлопывает входную дверь подъезда. Вздох стен, что словили эхо грохота, заставляет меня вздрогнуть и прижаться к холодному дереву.
        Это не может быть он. Был все время рядом, а я не понимала? И что теперь? Касаюсь пальцами горящих губ и проматываю в голове наш скомканный поцелуй. Сравниваю ощущения: сна и реальности, и не нахожу сходства.
        - Как же тебя найти? Как понять, что это ты…
        - Девушка, у вас все в порядке? - тихий голос выдергивает меня из воспоминаний, а рука в кожаной перчатке сжимает плечо. Я поднимаю глаза и сталкиваюсь с весенним грозовым небом. И понимаю, что надо бежать, как и задумывала.
        - Д-да… - выдавливаю и собираюсь сойти с крыльца.
        У меня последний день, чтобы с Призраком побыть. Не хочу тратить его зря. Я пе- ре-думала. Передумала. Передумала!
        - Вы ведь Ярина? - говорит мужчина и, стянув перчатки, расстегивает верхнюю пуговицу светлого пальто. Белокурые волосы не покрыты шапкой, их обильно припорошил снег, увлажнив кончики. Широкие, знакомые скулы и улыбка на тридцать два с белым лоском. Будто с обложки журнала сошел.
        - Может быть, - выдавливаю и, пряча взгляд, хочу обойти его крупную тушу.
        - И за что же вы меня так ненавидите? - его слова придавливают меня к земле, кажется, сейчас переломается хребет, и я сделаю последний вдох.
        Я не понимаю, о чем он говорит, но догадываюсь.
        - Ким, нам с вами не по пути сегодня.
        - Нет-нет, ошибаетесь. Я пришел именно ради этой встречи и не собираюсь отступать, - он приближается, и в его синих глазах мечутся огни гирлянд и злость.
        Я ежедневно ищу в чужих взглядах золотые блестящие радужки. Ловлю голоса, запоминаю запахи и прислушиваюсь к ощущениям. Ищу мужчину из своих грез. Везде ищу: на улице, на работе, на снимках и видео, в кафе, метро, на корпоративных вечеринках и заполненных улицах. Но среди миллионов лиц нет ни одного нужного. Хотя я не знаю, какой нужен. И сейчас всматриваюсь в глаза Кима с надеждой, пусть и бессмысленно. Этот человек знаком мне слишком давно. Заочно, но я очень хорошо его знаю.
        В сомнениях отступаю и упираюсь спиной в колонну.
        - Думаете, можно клеветать, и все сойдет с рук? - бросает мужчина и подходит ближе. Мне становится страшно, в грудь, будто холодный кол вонзается. Ребра вот- вот хрустнут, и я не успею ничего ответить. Не успею добежать до дома и встретиться последний раз с любимым.
        И до меня внезапно доходит. Номер вышел, а там статья о развратном и вредном музыканте и его любовном скандале. Вроде одна из девушек, сколько их там у него, я не знаю, заявила, что беременна, а он отказался жениться. Мол, не нагулялся. Я не сильно вчитывалась, следить за жизнью идиотов у меня нет привычки.
        - Вы проверяете источники, когда печатаете? - его голос, до колючек знакомый. Он каждый день теребит уши, проливаясь известными песнями из динамика.
        - Все вопросы к редактору, - делаю шаг в сторону, но сильная рука задерживает меня.
        - Но вы формируете блоки и вставляете фото.
        - Это делает верстальщик.
        - Да мне похрен, кто делает! - он внезапно взрывается, но тут же тушуется. - Вы выставили меня конченым идиотом и бабником. Это сделали вы, Ярина!
        Округляю глаза.
        - Бред! Отпустите, - выкручивая суставы, отодвигаюсь и радуюсь, что Ким послушался и расцепил сильные пальцы. Ищу узкое пространство, чтобы ринуться в морозную темноту. Может, есть шанс, что он не до конца конченный придурок.
        Мужчина смеется и из высокого кармана вытягивает свежий номер нашего журнала. На обложке красуется его лицо, а на лбу горят белые буквы: «Как не стать отцом».
        - Лысый леший, - говорит певец сквозь зубы и наклоняет голову. Светлые волосы падают на глаза. - Писать такое - плевать в спину, а вы меня даже не знаете. Или не ваше имя стоит под статьей?
        Мое имя? С какого перепугу?
        Выхватываю журнал из его рук, чувствую, как колочусь от переживаний, но стараюсь не рухнуть на скользких ступеньках. Статья о шебутном и дерзком музыканте была на первой полосе, сейчас там блок рекламы, а дальше что-то о загородных домах. Тоже скрытая реклама. После какие-то предновогодние мероприятия, мода, дети, выставки, распродажи…
        - Дальше… - подсказывает Ким и тычет пальцем по следующей странице.
        И правда мое имя. Под статьей идиотки Влады. Мало того, что выгнали несправедливо, так еще и приплели меня к скандалу. Замечательно! Что еще случится до того, как я сломаюсь?
        - Это не мой текст, - говорю жестко и протягиваю ему журнал. - Да и меня уволили до запуска номера. Извините, - обхожу и направляюсь на дорожку, подсвеченную фонарями. Теплая бронза проливается на искристый снег и раскрашивает его пятнами. Хруст под ногами ассоциируется с расколом моей измученной души, что уже кричит и требует успокоения.
        - Стойте! - Ким подбегает в два шага и, замирая рядом, легко касается моего плеча. - Правда, не вы? - прищуривается, пряча ярко-голубой холодный взгляд.
        Не отвечаю. Просто опускаю голову. Ненавижу оправдываться за то, что не делала.
        - Прощайте.
        - А как же вальс?
        - Найдите другого партнера.
        9
        Под ребрами жмутся-крутятся камни, и воздух теперь кисло-горький яд. И воспоминания вновь невпопад…
        Отчего же мы такими стали?
        Разворачиваюсь, чтобы уйти.
        - Я вам предлагаю работу, - бросает мужчина мне в спину, как пригоршню колючего снега. Крутить носом, когда осталась без средств для проживания, не в моем стиле. Но сейчас гордость заела:
        - Сначала обвиняли, а теперь работу? - замедляюсь. Слышу позади хрустящие шаги, и замечаю, как Ким выравнивается и идет рядом. Не смотрит на меня, гладит синим взглядом горящие окна напротив клуба.
        - Я пытался разобраться.
        - Скажете еще, что в той статье нет правды?
        Он хмыкает и трет перчаткой подбородок.
        - А вот не скажу. Пойдете ко мне работать, узнаете обо мне побольше, а пока смысла нет распинаться.
        - И что нужно? Полы помыть в вашей гримерке? Или вы придумаете что-то более изощренное?
        - Могу и за интим заплатить, если вы об этом, - он говорит быстро и поворачивает в мою сторону голову, а мне хочется плюнуть ему в красивую рожу за такие слова. Слишком он привлекательный, как для меня даже нежный и трогательный. Хотя скулы широкие и шея массивная, не даром тысячи поклонниц сохнут. Но я - не они.
        - Вынуждена отказаться от столь щедрого предложения, но я не смогу удовлетворить ваши извращенные вкусы.
        - Как интерес-е-есно, - смеется он и притормаживает, чтобы достать из кармана пачку дорогих сигарет. - Вы даже знаете о моих вкусах?
        - Да о вас полмира знает. Какой вы бабник и негодяй.
        - Правда? - подкуривает, а я не могу отвести глаз от его вытянутых пальцев и крупных губ. Мне он не кажется знакомым, но привлекает. Может, это шанс оборвать нить с Призраком?
        Сталкиваюсь с его взглядом, и в прищуре голубых глаз появляется самодовольство.
        - Так что? Станцуете со мной вальс? Я заплачу.
        - И зачем это вам? - замираю и поворачиваюсь нагло к нему. Он притормаживает и чуть не врезается в меня, а я почти утыкаюсь носом в его грудь. Громадина! Представляю, как он двигается, когда своих шлюх оприходует, и краснею. - Еще скажите, что запали с первого взгляда. Я таким, как вы, не верю.
        - А каким верите? - он выпускает дым в сторону и морщится. - Наверное, правильным ботанам и скучным семьянинам?
        Знал бы он, в кого верю, не смеялся бы сейчас. А я цепляюсь за нелепую возможность, и губы говорят сорвавшимся голосом:
        - Почему я?
        - Ваша мама рекомендовала, - быстро отвечает он, словно готовился к этому заранее. Неужто она подумала, что мне подходит испорченный музыкант и решила нас свети? Удружила.
        - Мама знает толк в…
        Он качает головой, сбивая мои слова.
        - Вы беспощадная даже к своим родным?
        - Не ваше дело. Меня одно интересует, если хотели со мной вальс танцевать, зачем с обвинений начали?
        - Психанул. Когда имя ваше прочитал, решил, что эта издевка не может остаться безнаказанной, - губы складываются в трубочку, делают еще одну затяжку, и легким движением пальцев Ким отправляет бычок в мусорку. - Я хотел на танце отомстить, но увидел вас на улице и сорвался. Извините. Эта шалава наврала все. У медийных лиц всегда все сложно: как доказать, что мы с ней не спали? Видео предоставить? Ересь, короче. Какие дети? Какой отказ? Фу, это мерзко.
        - Возможно, в пьяном угаре вы оприходовали девушку, а теперь передо мной распинаетесь! Да и мне плевать на вашу жизнь, ненавижу выскочек и не буду с вами танцевать, - понимаю, что ляпнула лишнего, но слова уже не затолкать назад.
        - Будете, - довольно отвечает Ким, перекидывает часть волос на одну сторону и ухмыляется. Дерзко так и уверено.
        - С чего вы решили? - немного отступаю, но каблук сапог срывается с бугорка и я теряю равновесие.
        Музыкант подхватывает меня, и шепчет на ухо:
        - А я по глазам читать умею. Вы уже давно согласились, - прерывается, чтобы вдохнуть. - И не только на танец, - самодовольный козел! - Но просто ломаетесь. Я прав, Ярина? - поправляет мои волосы на висках и медлительно отстраняется. Коварный. Но не тот, кто мне нужен.
        10
        Я могла бы расплакаться, крикнуть,
        убежать, раствориться, уснуть,
        но нет сил мне к такому привыкнуть,
        ведь уже ничего не вернуть.
        - Так, может, сразу к делу перейдем? - с кривой усмешкой говорю я. - Докажете в очередной раз, какой вы правильный, - показываю пальцами кавычки.
        - Не-е-е… - он предлагает мне локоть и договаривает: - Сначала вальс, а там посмотрим.
        Я думаю. Он и правда так самоуверен или просто делает вид? Решил, что я за деньги с ним танцевать стану? Идиот.
        - Ну? - подгоняет меня и лукаво лыбится.
        - Нет! - разворачиваюсь и ухожу. Но ноги предательски там прежнем месте поскальзываются, и я падаю навзничь на тропинку. Ким пытается меня поймать и разваливается рядом. Ржет, как конь.
        - Да что ты за ходячее бедствие? - хохоча поднимается и нависает. Светлая челка мешает увидеть его глаза, но я и не смотрю на них. Меня губы влекут. Хочется настоящих поцелуев, а не призрачных. Ким наклоняется, дышит тяжело, а меня прошибает током в двести двадцать. Тяжело предавать любимого, больно очень. Упираюсь ладонями в широкую грудь и резко толкаюсь.
        - Отпусти… те…
        - Конечно, - он ловко встает. Как ему удается с его комплекцией, не представляю, и подает мне ладонь. Я настороженно гляжу в его глаза и ищу хоть маленькое сходство, но это невозможно: у моего Призрака радужки совсем другие. Да и буду ли я рада, если вот такой обормот окажется моим любимым? Да? Нет? Я не знаю.
        Хватаюсь за его пальцы, и пока Ким собирает разбросанные на снегу перчатки, я поправляю пуховик и платье. Что я потеряю, если потанцую с ним? Только час времени, которого теперь у меня предостаточно.
        - Хорошо, идем танцевать, но, - выставляю указательный палец перед его лицом. - Еще раз предложите деньги, дам в нос. Усекли?
        - Какая грозная, - дует губы Ким и растягивает их в сладкую улыбку. - Хватайся, - подает мне локоть, - и ко мне можно на «ты».
        - Еще чего! - я подхожу ближе и хватаюсь за его руку.
        Мне колотит от предчувствия, кажется, нить, что связывает меня с Призраком, трещит и дергается, вырывая с корнем мое сердце. Но это должно когда-нибудь закончиться. Раньше я не была готова. Первые два года наслаждалась его приходами и все остальное время жила ожиданием декабря, а третий и четвертый оказались сложными и напряженными. Я пылала весь январь, потом сгорала от тоски февраль, март меня выворачивало от гнева и ярости, апрель заполнял душу пустотой и мраком, май становилось немного легче, но к приходу осени все возвращалось и окунало меня с головой в неистовый сжирающий покой пожар. Меня разрывало от вожделения, но сбросить никак не получалось. Попытки завести знакомства не увенчались успехом, меня от всех воротило, а когда Вова еще и полез целоваться, я долго стояла под холодным душем с ощущением грязи на теле. Не могла я предать. И сейчас не могу. Но я перетерплю, пора с этим бредом заканчивать.
        - Ты мне руку отдавишь, - шепчет на ухо Ким, выдернув меня из раздумий.
        - Извини… те.
        Он лишь хихикает в ответ и, приоткрыв дверь клуба, пропускает меня вперед.
        И пока мы идем к залу, я почти не замечаю Новогодний лоск и мишуру, что развешана по холлу. Сердце глухо-глухо бьется в груди, словно птица в клетке умаялась, разбила крылья и теперь умирает, забившись в угол.
        11
        Поцелуи опять на грани затрепещут, смешавшись в болью.
        И нет ярче, чем глаз сиянье, комкать простыни, быть с тобою.
        Ким помогает мне снять пальто и улыбается, хитро и загадочно. Меня терзает высказать ему все, что думаю, но я прикусываю губу и выхожу на паркет. Зал с трех сторон в зеркалах. Отражаюсь в них красным нелепым пятном, а рядом с высоким и широкоплечим Кимом, что все еще ухмыляется, кажусь мухоморчиком под белым грибом. На фото он не казался таким большим и крепким, да и лицо выглядит живее, чем не снимках. Здесь он другой, даже милый. Но за маской хорошенького мальчика, хотя он давно уже взрослый мужчина, прячется развратный и испорченный человек. Я-то знаю. Представляю сколько через его постель баб прошло, сколько выпивки и наркотиков в его крови побывало, мне аж дурно становится. Я не слишком правильная, но этот образ жизни мне всегда был не по душе, но сейчас играет мне на руку. Мужчина падок на женскую красоту, а я готова выжечь из себя все эмоции и просто переждать, пока он оборвет мою связь с Призраком.
        Коллеги из журнала тоже вели себя довольно раскрепощенно, даже поначалу смеялись, что я на корпоративах в темном углу всегда сижу, а через год замолчали. После того, как один из журналистов получил оплеуху и тычок колена по яйцам, когда попытался притиснуть меня к стене и забраться мерзкой лапищей под лиф. Во мне словно зверь просыпался в такие моменты, я будто сильнее становилась. Казалось, сам Призрак стоит у плеча и машет моей рукой и выбрасывает вперед ногу.
        Ким смотрит на меня изучающе и молчит. На его бледных щеках горит румянец, а в голубых глазах пляшет интерес. Раз мама посоветовала меня, значит, представила во всей красе, расписала не только мои интересы, но и приукрасила, сделав меня идеальной и доступной… Шлюхой? Я приподнимаю подбородок и, разрывая наши взгляды, отхожу к стене, чтобы переобуться. Он наблюдает и молчит. И я молчу. Чувствую кожей его глаза, что скользят по моей фигуре. Нарочно растягиваю удовольствие: опускаю молнию, вытянув ногу перед собой, стаскиваю один сапог, затем другой. Приподнимаюсь, юбка нежно обнимает колени и тащится к бедрам. Погружаю в туфли сначала одну ногу, затем вторую и украдкой наблюдаю за мужчиной. Он замечает мой взгляд, вздрагивает немного и отходит к проигрывателю.
        Цифровой дисплей выводит на экран название песни, но отсюда не разобрать букв. Какое-то время в колонках слышится только шипение, Ким успевает подобраться ко мне совсем близко, а с первыми аккордами вальса хватает за руку и притягивает за талию.
        - Соблазнить пытаешься? - он разворачивает меня, когда мелодия вальса пробивает тишину. - Рыжая бестия, Ярина яростная, - Ким делает шаг в сторону. И еще два. Поворачивает меня и наклоняет. Медленно, выверено. Прирожденный танцор. И бабник.
        - Я тебе не по зубам, Ким Альдов, - отвечаю и стараюсь дышать ровно, чтобы не нарушить заданный ритм.
        - А что, Ярина, дочь лучшего педагога по танцам, неприступная крепость?
        - Хуже. Бастион, готовый тебя стереть в порошок, стоит лишь приблизиться.
        - Злюка!
        Он смеется, стискивая сильнее пальцы на моей руке. Кружит, заставляя терять слова и самообладание, а на пике музыки слегка приподнимает. Поворачивает и касается щекой волос, я слышу его терпкий мускатный запах: непривычный, но приятный. Когда Ким опускает меня, ладони небрежно поднимаются вверх и касаются моей груди. Соски твердеют под его руками, и хочется сбежать, но я сцепляю зубы и продолжаю танцы по лезвию. Ким смотрит в глаза и делает вид, что ничего не происходит, а маленькое прикосновение - всего лишь случайное движение руки в танце. Бабник, однозначно. Знает, как искушать и уложить в постель после первого свидания.
        Затем игры повторяются.
        Раз-дав-три, шаги легкие, короткие. Раз-два-три, прикосновения точные, обжигающие. Меня пробирает дрожью, как выстрелами из винтовки. Под лопатками взрывается граната, когда Ким снова наклоняет меня назад и, придерживая спину, оказывается близко-близко к губам. Искрит от его самоуверенной улыбки, чувствую, что сейчас она растворится в поцелуе. Ловлю его горячее дыхание и вижу, как расширяются от страсти зрачки, почти пряча небесный цвет его глаз. Жду прикосновения его губ и не удерживаюсь от вздоха, когда осознаю, что и сама хочу этого, но Ким возвращает меня в ровное положение и снова ведет по залу. Играет, как с мышкой, не зная, что сегодня у нас противоположные роли.
        12
        Тихо, ласково шепчет ветер, и скользит по разогретой коже нежно пальцами сладкий вечер, и остыть мы уже не можем.
        Танцуем долго. Я едва переставляю ноги от усталости, а Ким будто и не выплясывал почти два часа, поднимая и опуская меня. Даже лоб не вспотел. Удивительно, но на эти сто двадцать минут я забываю о Призраке.
        Когда музыка замолкает, замираю у стены и смотрю в потолок с легкой улыбкой. Грудь поднимается и опускается от раскаленного дыхания. Так легко, будто немыслимые чувства спрятались за ширму. Надолго ли?
        - Наслаждаешься? - звучит над головой хрипловатый голос Кима.
        Выдыхаю и опускаю взгляд.
        - Что ты пристал?
        - Я пристал? - густая бровь приподнимается. Он кладет ладонь на стену, слегка касаясь моих волос, и еще немного наклоняется. Челка прикрывает лоб и голубые хитрые глаза. - Это ты разоделась на тренировку в красное платье и надела лучшие туфли. А как соблазнительно выставляла ножку, чтобы меня совратить. Думаешь, я первый день живу и не понимаю твоих сигналов?
        - Нет, - отвечаю и приоткрываю рот, чтобы продолжить, но решаю, что зря трачу время. Не вырвет этот человек из меня старые привычки, не вышибет из сердца любовь, что поросла глубокими корнями. - Я думаю, что ты идиот.
        Отталкиваюсь от стены и показываю взглядом, чтобы дал пройти, но мне перекрывает путь вторая рука. Она прилипает к стене возле уха, и пальцы неожиданно вплетается в волосы, распуская приятную дрожь по телу.
        - Хорошо, что ты больше не работаешь в журнале.
        - Это почему? - голос напряженный, совсем не мой. Мне жутко страшно от его близости. Не скажу, что противно от прикосновений, просто страшно предавать. Призрака и себя.
        - Ненавижу журналюг, - говорит Ким с необычной для него серьезностью.
        - Чем же мы так насолили? Слишком много правды о тебе узнали?
        - Ты знаешь о правде лучше меня?
        Облизываю пересохшие губы, пить хочется, а еще отстраниться, чтобы не смотрел так. Испепеляюще. Будто душу наизнанку хочет вывернуть.
        - Извини, но я не знаю о тебе ничего. Кроме вырванных в новостной ленте похождений.
        - Следила за моей жизнью? Наверное, переслушала до дыр мои песни, - он щурится. Кажется, что говорит с издевкой, но не улыбается.
        - Я ересь не слушаю. И ни за кем не слежу.
        - Врешь, - припечатывает и сильнее напирает: сейчас ребра об стену раскрошатся.
        - По глазам вижу, что ты хочешь меня. Ласкала себя, глядя на мои фото из Плейбоя? Признавайся, Яри-и-ина, - пальцы массируют кожу головы и тянут на себя.
        - Самоуверенный козел! - шепчу и стискиваю пальцы, сминая его темную рубашку. Она ему так идет. Оттеняет светлую кожу и волосы.
        - А то ты не знала, что я такой, когда маму просила познакомить нас, - губы искривляются в коварной усмешке и оказываются совсем близко. Пытаюсь оттолкнуться, но Ким только сильнее отпихивает назад.
        - Я никого не просила. Сдался ты мне! - зубы скрипят, и я знаю, что похожа сейчас на ведьму. - Отойди прочь, Альдов. Пусти… те.
        - Сначала искушала. А теперь отойди? И на «Вы». Какая же ты вредная и переборчивая. Мне Лариса Викторовна сказала, что ты фанатка моего творчества, расписала во всей красе твои достоинства…
        - Я не сомневаюсь, - еще раз пытаюсь оттолкнуться. - Но мама плохо меня знает, не стоит верить каждому ее слову.
        - О, как?! Интересно-интересно… Да только глаза не могут врать хозяину. Так ведь?
        - Отойди говорю, а не то…
        - Что? - он сильнее стискивает пальцы за моем затылке, до легкой боли, а я натягиваюсь и шваркаю его коленом. Но он, гад, успевает отступить.
        - Кхм… - его губы настойчиво касаются моих губ, а язык беспомощно толкается в зубы. Но когда рука со стены, пролетая мимо плеча, стискивает грудь, я неосторожно вскрикиваю и впускаю его.
        Целует жадно. Кусается и теребит мой язык, проталкивается так глубоко, что я не могу дышать. Дергаю его на себя, срываясь от накативших эмоций, и запускаю руки под рубашку. Кожа его горячая, гладкая. Я представляю Призрака. Думаю, что это он стонет от моих прикосновений, ласкает мой рот и грудь, и мне легче оторваться от реальности. Но стоит чужой ладони подобрать платье и коснуться взмокшего белья, я понимаю, что не смогу пойти дальше. Яркой вспышкой в голове возникает золотой любимый взгляд. Осуждающий и печальный. Мне кажется, что он отдаляется, я пытаюсь его поймать, но не могу. И до того больно, что я кричу.
        - Тише-тише, - шепчет Ким, отстраняясь. - Что с тобой? - он тянется, чтобы обнять, но я выставляю блоком руку.
        - Не прикасайся!
        Хватаю пальто и сумку и бегу прочь. Плевать, что в туфлях, плевать, что ошиблась, но попробовать стоило. Только так я смогла понять, что важнее Призрака у меня ничего нет. Стремительные отношения не для меня, бабников нет и не будет в моей жизни. В моей жизни вообще не будет других мужчин, пусть придется ждать вечно и остаться в реальном мире старой девой.
        13
        Отпускаю тебя уже навсегда. Больно стрелки царапают вены -
        В часы жизни ворвалась порочная мгла.
        Я нелепо тобою болею.
        Петляю темными коридорами в поисках холла, но неожиданно выхожу к другому крылу клуба. Здесь уже три месяца ремонт идет. У мамы сорвался меценат, что обещал вложить средства в развитие заведения, вот теперь все и зависло: стены ободраны, полы сорваны, а над головой висят, как мертвые медузы, ошметки старых люстр.
        Замираю, вглядываясь в темноту и понимаю, что моя жизнь-точно эти помещения: забита ненужным хламом, где нет места свету и теплоте. И любви места нет. Вернутся к Киму и послать все… Не могу, в душе буря поднимается, и сердце рвется на части. Швы натягиваются, трещат, и вот-вот я сделаю вдох, и все закончится.
        - Милочка, вы заблудились? - говорит за спиной елейный голос. Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Невысокая, кудрявая женщина звенит ключами в руке и показывает на разодранные плакаты на другой стороне разрушенного коридора: - Там выхода нет.
        Голос мне кажется отдаленно знакомым, но я не вижу ее лица: оно скрыто тенью коридора. Наверное, встречала ее, когда к маме в гости приходила. Хотя отчего-то мелкая дрожь пробирает плечи и сковывает спину.
        - Тайное желание - хороший способ полечить душевные раны? - говорит она и выступает вперед. Тень перемещается по ее лицу, угол света отпечатывает на ее щеке треугольник. - Правда? - женщина наклоняет голову и снова звенит ключами.
        - Да, - отвечаю и переступаю с ноги на ногу. В туфлях далеко не уеду, но возвращаться в малый зал не стану. Разве только, если Ким уже ушел. Протягиваю задумчиво: - Творчество отвлекает, а вдохновение окрыляет.
        - Хорошие мысли.
        - Только бесполезные, - отвечаю и снова всматриваюсь в темноту. Почему она так манит меня? Когда я была маленькой, класс первый или второй, мама брала с собой на занятия и я танцевала с ребятами вальс. Особенно мне запомнился кудрявый русоволосый мальчик из соседней школы. Танцевал он неуклюже и вечно наступал на ноги, зато с ним было весело. Вон те двери, смотрю на черный зев в стене, и был наш зал, сейчас он умер, затих, и неизвестно оживет ли когда-то.
        - Помочь найти путь? - ближе говорит вахтер и клацает ключами.
        - Я помню, куда идти.
        - Ну, тогда - пора домой?
        - Пожалуй.
        Мы идем по коридору. Неловкое молчание затягивается. Помещение длинное и будто бесконечное, а ступеньки отпечатывают наши шаги, особенно мои, и эхом разлетаются по нарядному холлу. Морщусь, глядя на мишуру и елочные игрушки, что мерцают мелкими фонариками. Балеринки кружатся, а бумажные разноцветные шары ловят яркие вспышки от гирлянд и окрашиваются на разные оттенки.
        - Завтра уже будем отдыхать, праздновать, - говорит женщина и выходит на свет. Меня прошибает и толкает на перила лестницы. Больно ударяюсь боковиной и почти падаю, но крепкая рука позади хватает меня за локоть.
        - Держись, - говорит Ким, смотрит на меня, чувствую, как режет взглядом, а я не могу глаз отвести от старушки, которую спасла много лет назад.
        14
        При свете лун иду куда-то в осень Ищу свободу, улетаю в сон.
        И обо мне уже никто не спросит Ведь я лишь эхо, отраженье, звон…
        - Вы? - не могу совладать с собой. Отталкиваюсь от мужчины и напираю на бабку. Она юрко прячется за стеклом вахты и запирает дверь. - Вы мне жизнь сломали! Прекратите это! Слышите?!
        - Девонька, я вас вижу впервые, - ошарашено бормочет карга старая. Я ее на клочки порву, задушу и не моргну. Хочу рвануть дверь и налететь плечом на тонкий пластик, но Ким оттаскивает меня назад.
        - Тише-тише… Там стекло, поранишься!
        - Отстань, - поворачиваюсь и кричу ему в лицо: - Отстань от меня! Что ты вцепился? Терпеть тебя не могу еще со студенческих лет! Рожа твоя маячила на каждом углу, с плакатов усмехалась, а мне противно было. До того противно, что когда печатала номера с твоими интервью и похождениями, вечно плеваться хотелось! Несчастная звязда!
        Ким багровеет, синие глаза стекленеют.
        - Сучка! - шипит мужчина и, бросив мне под ноги сапоги, уходит. Когда от грохота вздрагивают стены, я закрываю ладонями лицо и беззвучно кричу. На языке катается соленая влага и горит дерзкий поцелуй. Взволновал он меня, заставил разгореться, а я не хочу себя чувствовать предательницей. У меня Призрак есть, я ради него на все готова. Сказал, что наступит время, и он придет ко мне, значит, буду ждать.
        - Уходи, не то полицию вызову, - грубо вякает из-за стекла бабка. Я поворачиваюсь. Видно, взгляд у меня сумасшедший, потому что она тут же прячется за столом. Вижу только кудрявую макушку, она шевелится, как пучок макарон.
        - Вы мне ответите! Я никуда не уйду, пока не снимете с меня проклятие.
        - Ты что, перепила? - слышится противный голос откуда-то снизу. - Я тебя знать не знаю. Иди с миром. Ох, и неспокойные рабочие дни пошли: то танцульки до поздней ночи, то сумасшедшие бродят, - она ворчит, а мне кажется, что я схожу с ума. Готова на все, лишь бы вытрясти из нее правду и свою свободу.
        - Вы что будете продолжать притворяться? Я вам жизнь спасла, а вы наградили меня подарочком. Ну, хватит уже! Заберите его, прошу вас!
        Она смеется, как-то жутко-истерично и осторожно выглядывает из окошка.
        - Моей старой жизни угрожает разве что радикулит, милочка. А вот тебе стоит нервы полечить. Явно же неудовлетворенная. Вон какого мужика обидела. Будешь до старости лет старой девой, - она так улыбается, что мне хочется запустить протянуть руки в дырку стекла и стиснуть пальцы на сухой старческой шее.
        - Но вы же… - голос вылетает на жуткий писк. Не могу ничего сказать, связки горят, будто иглы туда вставили.
        - Иди, иди, - бабка кивает в сторону двери. - Накричалась, голос сел, надо дома чайку попить, успокоиться. Иди, - будто не просит, а наговаривает. Жутко он ее взгляда и говора.
        Хватаю сапоги и иду к расфуфыренной пышной елке, что упирается в пятиметровый потолок в углу. Яркие гирлянды стянуты к центру со всех сторон и напоминают громадного паука. Я ищу взглядом пуфик и падаю, не чувствуя ног. Быстро переобуваюсь. Дыхание царапает, и голоса нет совсем. Сомнение выжимает из меня последние силы. А если я ошиблась? Вдруг обозналась? Но она так похожа. Не могла я так ошибиться. И Кима зря обидела, не нужно было срываться.
        Смотрю на огромный стеклянный шар, что висит на одной из пышных еловых веток. В нем отражается мое лицо, и мне чудится, что мой Призрак рядом стоит: опустил руки на плечи и хмурится, злится. Правильно, злись, милый - я поступила нечестно. Но я вернусь к тебе, ночь у нас еще есть, а потом снова буду ждать. Сколько понадобиться.
        - Только не оставляй меня… - шепчу и перевожу взгляд на снежинку, что венчает дерево. - Я так хочу тебя встретить, Призрак, обнять. Любить тебя хочу всего: чувствовать и видеть. Знать. Не во сне, а по-настоящему.
        Гирлянды мерцают назойливо, и в какой-то миг верхушка елки вспыхивает сильней. Я жмурюсь от слепящего света, а потом поднимаюсь и, минуя испуганную бабку, бегу на улицу. Сейчас я даже благодарна ей, той с остановки, потому что иначе я бы не испытала всего, что было между мной и Призраком.
        15
        Если ты не вода, я не пламя… Кто мы есть и куда же идем?
        Поделись со мной крошечкой веры даже если не быть нам вдвоем.
        Я не знаю, как добираюсь домой - на автомате. Мне все равно, что происходит на улице, в паутинах цветных ночных дорог, в набитых до предела маршрутных такси. Среди шумной толпы не могу удержаться от слез. Они ползут по щекам и рвут душу на части. Только бы он пришел… Только бы не обиделся. Вина грызет под лопатками и ускоряет мой бег. Лечу, как сумасшедшая, мимо панельных домов, мимо цветастых, наряженных снежинками и гирляндами, окон. Я готова любить Новый год, готова праздновать, восхищаться фейерверком, наслаждаться мандариновым и хвойным запахом, только бы любимый меня не бросил. И приходил, как прежде.
        Да только вина и предчувствие жмут под ребрами и не дают дышать спокойно. Я столько лет к нему привязана и потому не могу осознать, как буду жить, если он меня бросит.
        В супермаркете на перекрестке покупаю фонарики, игрушки, пластиковые елочные шары, даже фигурки Снегурочки и Деда Мороза. Я готова верить во что угодно, только бы не страдать сейчас, не остаться в эти несколько дней в одиночестве. И дождаться Призрака в грядущем году.
        Возле забитой автомобилями стоянки паренек в вязаной шапке продает облезлые елки. Не рассматривая, хватаю одну из них и отдаю последние деньги. Завтра придется посидеть на голодном пайке, а с первого числа искать новую работу. Щемит в груди от этой мысли, ведь рекомендательных писем нет, а пару звоночков шеф обязательно сделал, и меня просто никуда не возьмут.
        Но я буду об этом думать позже, сейчас в мыслях пульсирует только одно: Призрак.
        Квартира встречает невыносимой пустотой и мраком. Включаю везде свет, развешиваю лампочки и украшаю елку. Из остатков еды готовлю сырный суп, но есть не могу - ничего не лезет. После душа заползаю в постель и долго не могу согреться. Заставляю себя спать, но не сплю. Не идет сон, будто нарочно, только задремлю, меня выбивает в реальность. Отдаленно слышу соседские голоса, где- то взрываются ранние предновогодние петарды. Мороз мчит по коже, и меня крутит в постели, сматывая-сминая простынь, бросает в пот. Когда доходит до абсурда, и трепет превращается в судороги, я понимаю, что заболела.
        Тяжело сползаю с кровати и заставляю себя выпить жаропонижающее. Не проверяю температуру, и так чувствую, что горю изнутри. Кутаюсь в одеяло, заливаю в себя теплый малиновый чай и только тогда отключаюсь.
        И проходят ко мне черные сны. Пустые и безжизненные. Я брожу бесконечными коридорами и все время выхожу к одной и той же двери: изломанной, рваной… за которой когда-то звучала музыка, и пары кружились в воздушном вальсе. Манит меня эта дверь. Заглядываю сквозь рубленную щель и вижу себя и Кима.
        Мы танцуем страстно, будто в паре много лет. Белое платье летит вверх, вниз, в стороны. Руки Кима сильные и гибкие, а размах плеч восхищает. Мне кажется, что я чувствую здесь, как он касается моей кожи там, и приятный жар льется по венам. Каждое наше движение и поворот высекают в воздухе странные вибрации, и они волной катятся к моим ногам, прошибая насквозь. Как иглы. Мне кажется, что я помню его, но не могу понять откуда. Не с плакатов, намного раньше.
        Когда музыка накаливается, и переливы струн задыхаются на высоких нотах, меня вырывает из сна.
        16
        Снова распылившись Ищем счастье слепо.
        Оно не дождавшись Улетело в лету.
        Не пришел. Призрак не пришел. Я предала его мыслями о другом. Тем поцелуем, что Киму удалось сорвать. Я жалею, так сильно жалею, что реву целый день, не отвечаю на звонки и не открываю дверь, когда кто-то приходит. Не хочу никого видеть, даже родителей. Мне просто нужно побыть одной. Я и так одна всегда, но сейчас мне лишние голоса и внимание совсем не в радость.
        Когда под вечер в дверь кто-то начинает колотить ногами, я все-таки приподнимаюсь и ползу к дверям.
        - Ярина, открывай! Это мама! - слышу родной голос с другой стороны. Нащупываю замок, но сил не хватает даже ключ провернуть.
        - Погоди, - приваливаюсь плечом к стене и со второго раза получается. В глазах на миг темнеет, падаю, но мне все равно. Он бросил меня. Так больно мне еще не было.
        - Неси ее в комнату, - слышу мамин голос из вакуума. Меня отрывает от земли, я не открываю глаза и не вслушиваюсь больше в голоса. Хочу просто провалиться в вечный сон.
        - Забери меня, умоляю, забери меня… - с губ срывается шепот, а потом кто-то гладит по щеке и отвечает:
        - Все будет хорошо. Ты только держись.
        Прихожу в себя через несколько часов. Открываю тяжело глаза и вижу, как в окне разливается темень. Плотная, как и тьма в моей душе.
        Колючая тоска бьет в грудь и сгибает пополам. Реву, как сумасшедшая, вою и терзаю зубами подушку. Почему я согласилась на этот вальс? Зачем? Ненавижу Кима! Себя ненавижу.
        - Эй, как ты? - кто-то кладет руку на плечо и я приподнимаюсь. Сквозь дрожащую муть слез вижу силуэт мужчины, а когда понимаю, кто передо мной стоит, хочется взорваться от ярости. Только сил нет.
        - Иди прочь, Ким. Зачем ты здесь? Как?
        - Мама переживала за тебя, попросила помочь дверь открыть, - он присаживается рядом и подает стакан воды. - Выпей. Ты в бреду была.
        - Проваливай, я не хочу, чтобы за мной ухаживали.
        - Я не ухаживаю, - он мягко улыбается и, приподнимая мне голову, притискивает стакан в губам. - Как только твоя мама вернется, я уйду.
        - Для нее же выступление важней меня, - вырывается обида. Знаю, что тридцать первого у них вечер вальса. Жадно пью воду и откидываюсь на подушку. - Можешь уходить сейчас, я уже в норме.
        - Конечно, - хмыкает Ким. - Но я все же останусь, не хочу отвечать потом за твой трупик, если ты пойдешь в туалет и грохнешься головой об умывальник.
        - В уборную со мной попрешься?
        - Если нужно будет, - отрезает и громко ставит стакан на тумбочку.
        - Иди ты, Альдов! Ненавижу тебя всем сердцем.
        - Само собой. Я это уже слышал. И не удивлен, пиар - злая штука, может, изменить человека в глазах других кардинально. Так ведь?
        Смотрю в его синие морозные глаза и не понимаю, что меня так бесит в нем. Привлекательный, обходительный, но я не могу удержаться от неприязни и злобы.
        - Расскажешь, за что ты меня так не любишь?
        - Нет.
        - Мне же интересно, - он усмехается и присаживается на край кровати. Я отодвигаюсь и подтягиваю одеяло на подбородок.
        - Потому что ты самоуверенный козел! - все что могу сказать. Перед глазами расплывается мир, и мне приходится захпопнуть веки и справиться с полетом на кровати - голова кругом.
        - Не убедительно, - наклоняясь ближе, шепчет Ким. Теплое дыхание скользит по щеке и нагревает ее еще сильнее. Меня подкидывает от дрожи.
        - Ты разрушил… - хочу сказать «мою жизнь», но понимаю, как это глупо звучит. Разве сон можно назвать жизнью? Разве иллюзия перевернется в миг и станет реальностью? Нет. Так за что я его обвиняю?
        Молчу и жую потрескавшиеся губы, а потом тихо выжимаю: - Извини.
        17
        Разлетаюсь вдребезги, связи все нарушила.
        Не видать нам, уж, ни зги, страсти вьются кружевом.
        Через час приходят родители. Мне приходится выбраться из постели и даже позволить Киму отвести себя в ванную.
        - Помощь нужна? - говорит он, придерживая за плечи. Мне уже легче, но все еще потряхивает от эмоций, да и мышцы крутит от болезни, но на ногах стою крепко.
        - Нет, - не говорю, а гаркаю.
        Мужчина хмыкает и тихо запирает за собой дверь. Ненавижу его за то, что такой хороший. Давно понимаю, что ошиблась и нет смысла злиться на Кима, но признать не могу. Любовь к Призраку еще жива. Да что там? Я никогда не смогу его забыть и всегда буду ждать.
        Дрожу под душем, но теплая вода смывает мерзкий пот и позволяет телу расслабиться. Мне легче и даже немного хочется есть.
        Когда выползаю из душа, понимаю, что не взяла одежду. Только грязная измокшая потом ночная сорочка валяется на кафеле. Пока обтираюсь, слышу в коридоре голоса и напевы знакомой песни. Кажется Litesound, одна из любимых групп - заслушала до дыр. Песня напоминает мне о том, кого потеряла. По глупости. По нелепому влечению к другому. К незнакомцу.
        - Ты как там? - тихо говорит Ким за дверью и аккуратно постукивает по дереву.
        Завернувшись в полотенце, выглядываю в коридор и шепчу, чтобы никто не услышал:
        - Принеси мне из комнаты халат. Пожалуйста.
        Ким глядит ясным взглядом, улыбается уголком губ и тянется ко мне.
        - Прости за клуб, сорвался. Ярин, хотел тебе понравится, а получилось…
        Внезапно его голос мне кажется знакомым. От него мелкой дрожью и приятными колючками обсыпает плечи.
        - Замерзла, сейчас, я быстро, - говорит он и, бегло целуя в щеку, смущается, как подросток, и выскальзывает через коридор в комнату. Вижу, как впопыхах чуть не сбивает широким плечом косяк.
        Приносит вместо халата вечернее красно-медное платье с v-образным вырезом и бисерной вышивкой. Не мое.
        - Прошу… - и протягивает комплект алого белья, упакованного прозрачным тонким пластиком и перевязанного мерцающим дождиком. - Это от меня подарок к Новому году.
        - Не нужно…
        - Тише. Не говори. Просто ужин в кругу семьи, и только. Никаких обязательств, - он легко толкает меня в ванну и, оставаясь в коридоре, закрывает дверь.
        Смотрю на платье в руках, мну мягкую ткань и не знаю, что делать дальше. Наверное, просто идти. Пытаться жить в настоящем. Со временем сны затрутся, воспоминания отдалятся, и я смогу задышать по-новому. Смогу. Должна.
        Мама принесла оливье и запекла курицу. По дому растекается сладкий аромат поджаристой корочки. А еще запах апельсин и хвои.
        В зале стало уютно и сказочно: фонарики дрожат, но не мерцают, не переключаются. В лентах дождика путаются еловые ветки и прячутся игрушки.
        Ким возится с сервировкой, ведет себя непринужденно, словно не в гостях, а у себя дома. На нем белая рубашка и обтягивающие стройные ноги джинсы. Задерживаю взгляд на его локтях и спине. Как бы я хотела найти в нем сходство с Призраком. Понять, что не зря столько лет мучилась и сейчас ошиблась.
        Я замираю в проходе и смотрю, как мужчина красивыми пальцами поправляет приборы, скручивает салфетки и укладывает каждому на тарелку крошечного лебедя. Это мило, даже позволяю себе улыбнуться.
        Бросаю взгляд на часы на стене и замираю. Стрелки показывают половину двенадцатого: я потеряла последний шанс увидеть Призрака. Каждая минута разрывает наши отношения и прокладывает между нами пропасть. Меня качает, но Ким подходит ближе и, поддерживая за талию, ведет к столу.
        - Веришь в чудеса и совпадения?
        - Не очень, - голос слабый от переживаний и болезни, но я стараюсь показать сдержанную улыбку. Я не хочу быть тварью и портить родным праздник. И Киму не хочу его портить.
        - Хочешь расскажу тебе кое-что?
        Киваю и тянусь за долькой апельсина. Кладу в рот и с удовольствием облизываю пальцы. Никогда не любила цитрусовые, а сейчас жутко захотелось. Ким сглатывает, присаживается напротив и только собирается начать, как в комнату заходят родители.
        18
        Тихо, ласково шепчет ветер, и скользит по разогретой коже нежно пальцами сладкий вечер, и остыть мы уже не можем.
        - Ты помнишь Максима, доча? - спрашивает мама. Она ставит по центру стола тарелку с горкой пюре. - Помнишь мальчика, что ноги тебе обтаптывал на уроках?
        Гляжу на мужчину, а она не сводит глаз с мамы. Почти с сыновьей любовью смотрит на нее и улыбается. Какой же он красивый. Как я могла думать о нем плохо, совсем не зная?
        - Ты меня не узнала? - говорит он, повернув голову. В синих глазах грозы и дожди, волны и моря, а в светлых волосах пятнышки цветных лампочек отражаются. - Времени прошло много, да. А я узнал тебя. Такая же рыжая веснушка, как и раньше.
        - Но ты же в Америку уехал еще в третьем классе. Да и поменялся очень, - немного дрожу от волнения. Вот почему я видела Кима во сне, в том зале. Вот почему он так потрясающе танцует. Бывший мамин ученик, бывший мой партнер. Столько лет прошло, не сосчитать. После него я бросила танцы, увлеклась сочинительством и рисованием. Правда, мама заставляла два раза в неделю на контемп ходить, для души, так сказать. Ну, и гибкость телу не помешает. Я и не сопротивлялась.
        - Ярина, а ты почему не сказала, что с работы ушла? - строго спрашивает папа. Несет перед собой румяную курицу. Ставит ее и подходит ко мне. Садится на диван и ласково обнимает за плечи.
        - Меня ушли, - отвечаю натянуто. - Вовка меня в плагиате обвинил…
        - И почему не поделилась? Мы что не люди, поняли бы? Перед праздником сидишь без гроша, - отец убирает мои волосы за ухо и прижимает к себе сильней. - Ох, упертая и самовольная. Все правильно. Так и должно быть, Яра, но только в меру. А если бы мы не пришли?
        - Отмечала бы в постели, - я грустно улыбаюсь и пожимаю плечом, ласково глажу папину сухую руку.
        - Все, садимся! - декламирует мама. - На часах без пяти, скорее.
        Ким откупоривает шампанское, я гляжу в его лицо и хочу, пытаюсь, узнать. Не получается. Просто старый знакомый, просто далекий забытый друг. Не более. Каждый поворот секундной стрелки, впивается в грудь и заставляет сцепить зубы до боли. Я просто должна отпустить прошлое и начать будущее. Ступить в Новый год с новыми надеждами и желаниями.
        Ким подает наполненный бокал и слегка касается моей руки теплыми пальцами. Нежно и осторожно, не навязываясь. Смотрит на меня, как на божество, а мне от этого неловко и горько. Он здесь - реальный, настоящий, а я тоскую по тому, кто украл покой на много лет. По мужчине, что остался за пределами декабря. Разве это справедливо? Ведь уже тогда, четыре года назад, глядя на Кима на плакатах, я безумно была влюблена. Тайно мечтала познакомиться, услышать его голос вживую, а не только из колонок. Убеждала себя, что ревность к его похождениям беспочвенна, что он «звязда», а я - никто. Да только, когда появился Призрак, я о шебутном музыканте сразу забыла.
        И сейчас Ким, как простой обычный парень, стоит рядом и говорит мне:
        - С Новым годом, Ярина! С Новым…
        Его слова обрывают куранты. Бой переплетается с широкой композицией Ханса Зиммера, что звучит из динамика. Меня ведет от осознания, что все слишком знакомо и близко. Повторяется. Гляжу в глаза мужчины и вижу в них золотое пламя: фейерверк взрывается за окном огромным пионом и отражается в радужках Максима кругляшками боке. Обнимаю его от накативших чувств и узнаю запах чайного дерева от волнистых волос.
        Мой. Призрак. Нашел меня.
        Эпилог
        Поцелуи опять на грани затрепещут, смешавшись в болью.
        И нет ярче, чем глаз сиянье, комкать простыни, быть с тобою.
        Родители около часэ ночи засобирались домой. Отец так и не выпил шампанское, потому что был за рулем. Он поднимал бокал с апельсиновым соком и щедро сыпал веселыми тостами. Я сидела возле Кима и сжимала его ладонь. Мой. Никому не отдам.
        Потом мы вместе убираем со стола и много говорим о танцах, музыке и успехе Кима. Оказалось, что он сейчас не поет уже, а пишет музыку для фильмов. Говорит, что ему так спокойней. А когда включается его трек, я на мгновение проваливаюсь в волнующий экстаз. Мурашки бегут по телу. Чувствую, как еще чуть-чуть, и меня взорвет от восторга. Ким улыбается, потому что все видно по моим глазам, и на светлых щеках любимого появляется румянец смущения.
        Пока родители одеваются, я благодарю их за праздник и, когда обнимаю, едва сдерживаю радостные слезы. Мама пожимает мне плечо и мягко улыбается. Ким стоит за спиной и не отпускает талию, будто боится, что я исчезну. Чувствую прикосновение его чутких ладоней и не могу сдержать дрожь.
        - Не упусти свое счастье, - читаю я по маминым губам и киваю в ответ.
        Когда родители выскальзывают из квартиры, в коридоре резко становится тихо. Музыка сменяется одна на другую, ласково вплетаясь звуковыми волнами в уши. Холодный воздух из подъезда вмиг растворяется в жарком и ненасытном поцелуе.
        Ким прерывается и касается моего лба горячими губами. Как я могла не признать в нем Призрака? Чуть не прогнала. Чуть не упустила шанс.
        - Ты пришел, - шепчу. По коже бежит порывистое дыхание мужчины.
        - А как иначе?
        - Мой. Призрак.
        - Кто угодно, лишь бы ты больше не рычала.
        Отодвигаюсь и всматриваюсь в его мужественное лицо.
        - Ты помнишь меня?
        - Конечно! - он смеется и касается моих локонов длинными пальцами. - Такая крошеная веснушка и копна кроваво-красных волос. И твои ноги, что вечно попадались мне под туфли.
        - Нет, я не об этом, - говорю и кладу ладонь на гладковыбритую щеку. Ищу ответы в его взгляде. - Призрак? Это ты приходил во сне?
        Он коротко моргает, будто боится признаться, а потом медленно растягивает коварную, но обворожительную улыбку.
        - Думала, что не найду? Я же обещал.
        - Я так испугалась, что меня потянуло к другому. Боялась, что ты бросишь… Обидишься.
        - Ласковая, нежная, сумасшедшая Ярина. Я ведь и сам не понимал ты это или нет. Четыре года на взводе, каждый декабрь, как сладкий ад. А я не видел даже твоего лица. Мечтал, что однажды ты откроешься мне, что смогу найти тебя среди миллиардов людей. Но как, если не знал, кого искать?
        Мы покидаем коридор и в обнимку идем в комнату. Таю от его прикосновений, но мне хочется больше:
        - А как узнал?
        - Никак. Я просто пришел помочь старому другу, поддержать дочь любимого учителя танцев, а потом увлекся. Ты нравилась мне и раньше, твоя мама как-то присылала фото на мейл. Я залипал, но не соглашался с тобой встретиться, потому что у меня была девушка из снов. Незнакомка, которую безумно люблю… А когда куранты зазвучали, все сложилось: золотой блеск в твоих глазах, красные ленты в моих руках и музыка. Та самая музыка, что вросла в мое сердце корнями.
        Платье падает на пол.
        - Ты горишь…
        - Горю.
        - Аспирин принести? - в голосе Кима звенит настоящая сталь, но на окончаниях слов дрожит улыбка.
        - Только посмей остановиться…
        Сильные руки скользят по моим плечам и накрывают грудь. Я выгибаюсь навстречу любимому и не могу сдержать вздох. Он ловит мое дыхание поцелуем, толкается языком и ласкает ладонями бедра. Шарит по телу, будто хочет запомнить каждый изгиб. Медленно, но ускоряясь. С каждым разом движения становятся шире, жарче. Хочется расколоться на тысячи звезд от счастья.
        Ким отталкивает меня и помогает лечь на спину. Смотрит величественно сверху и облизывается, как голодный кот.
        - Моя…
        Скидывает рубашку и швыряет ее возле кровати. Звенит молния, и джинсы улетают в темный угол.
        Когда Ким наклоняется, закрывая собой пространство и потолок, я веду пальцами по его подкачанным бедрам, широкой талии, мощной груди и шее. Изучаю, будто в первые.
        - Макси-и-им, - шепчу, когда он подвигается ближе. - Я должна тебе сказать.
        - Это подождать не может? Я сейчас на куски порвусь.
        - Я еще ни с кем… - кусаю губу, глядя из-под ресниц, веду ладонями вверх-вниз по его мускулистому торсу и замираю между ног. Он отзывается трепетом и глухим рычанием. Направляю к себе ближе.
        - Да неужели? - Ким щуриться, растекается сладкой улыбкой, и осторожно входит. Пламя мчит по венам, пока привыкаю к его твердости и толщине. Он двигается осторожно, но настойчиво. Преграда на миг заставляет Кима замереть. Боль терпимая, но я все равно впиваюсь в его плечи и слабо вскрикиваю. Капли пота горят на его молочной коже лба и блестят на трепещущих крыльях носа. В синих глазах переливаются бронзовые огни уличных фонарей. Ким продолжает двигаться, только когда судорога меня отпускает, и боль уходит, оставляя после себя только желание и страсть.
        - Люблю тебя, - шепчу. Принимаю и отдаюсь. Признаю и повинуюсь.
        Стук кровати о стену, голоса отмечающих Новый год соседей и родная близкая музыка сплетаются с нашими стонами. Я кричу первая, впиваюсь в его ягодицы и тащу на себя, почти до онемения в пальцах. Ким вонзается настырно и с натужным рыком обрушивается на меня. Спазмы согревают изнутри, а на израненную душу опускается долгожданная нега.
        Я счастливо улыбаюсь, кусаю Кима за ухо и тереблю светлые волосы, пропуская локоны сквозь пальцы.
        - И я тебя люблю, - шепчет он и находит мои губы.
        Мысленно благодарю бабушку-волшебницу. Иногда мы не понимаем, что для нас лучше. Нас коробит и мучает преподнесенный шанс, мы не видим перед носом предателя, но зато находим в иллюзиях счастье. Мы хотим исполнения желаний, но ничего не делаем, любим, но не признаемся в этом даже себе, дружим, казалось бы, но не доверяем и легко отпускаем родных и близких из-за нелепых недомолвок. Хватит лжи, фальши, иллюзий. Живите здесь и сейчас, потому что завтра - очень зыбкое понятие. Оно может и не наступить.
        Я теперь знаю, что тайные желания сбываются. Просто нужно верить.
        Конец