Могильщик. Чёрные перчатки Геннадий Алексеевич Башунов
        # Аннотация:
        Эта магическая война отгремела десятилетия назад, чуть не став последней для человечества. Остатки цивилизации сумели поднять голову, отстроив заново города и создав какое-то подобие порядка. Но довоенные города, ставшие надгробиями прошлого, лучшего, мира остались. Их называют могильниками из-за того, что в них покоятся останки людей, погибших во время войны. В могильниках хранятся несметные сокровища, но они загажены боевой магией и заселены изуродованными магией тварями, поэтому они практически недоступны. Хотя, останавливает это далеко не всех.
        Чёрные перчатки - единственное орудие могильщиков, отличающее их от обычных мародёров. Эти перчатки не подвержены разрушению и магии, но по слухам на них наложено проклятье - однажды надевший их человек навсегда становился могильщиком, обречённым бродить от одного мёртвого города к другому. Велион - могильщик, но ему это даже нравится, хотя жизнь его не проста. Он бродит по стране, открывая одну тайну войны за другой, и ещё не понимает, что он всего лишь винтик в механизме, начавшем вращаться за долго до его рождения.
        Глава 1. Могильщик
        Холодно... Очень холодно. Промозглый ветер пробирал до костей, от чего ломящие, как от холодной воды, зубы начинали стучать так, что, казалось, сейчас разобьются друг о друга. Если, конечно, не выпадут раньше, вымороженные из дёсен.
        Пошёл дождь. Медленно, нехотя. Ледяные капли стекали по лицу, по шее, но за шиворот, слава богу, пока не попадали - мешал шарф. Но и он скоро промокнет и начнёт обвивать шею холодной тяжёлой змеёй.
        После первой же попавшей под ноги лужи захлюпало в правом сапоге. Ещё через пару минут вода попала и в левый, значит, и он прохудился. Гадкое чувство от сырых портянок раздражало. Но этому раздражению деться было некуда: вокруг никого, на кого можно было бы его выплеснуть. На обочине дороги даже не росло ни единого дерева, которое можно было бы пнуть, только низкий колючий кустарник. Если как следует приложить куст ногой, то придётся долго вынимать мелкие и острые колючки из штанов, так что пинки по кустарникам были пройденным делом. Других дел, кроме как шагать, к сожалению, нет.
        Что это? Усталость? Старость? Не ясно...
        В этот день Велион проснулся необычайно рано для себя, ещё до рассвета. Долго валялся, кутаясь в плащ, в ожидании первых лучей солнца. Но оно не появилось. Звёзды постепенно меркли, светлело, вот-вот должен был разгореться рассвет, но небо на востоке заволокло плотными тучами свинцового цвета. Опасаясь дождя, странник двинулся в путь в надежде найти какое-то укрытие, но редкий ржавый лесок закончился, началась равнина, покрытая низким кустарником, от которого пахло магией, слабой, но неприятной. Гадкое место...
        Велион ждал, что дождь пойдёт ещё утром, но вместо дождя задул пронизывающий ветер, от которого резко похолодало. А ему даже съесть было нечего, последний кусок размокшего, уже покрытого плесенью хлеба он сжевал ещё вчера в обед. Голод обычно не сильно докучал ему, за двенадцать лет скитаний он привык голодать, но холод будто бы усиливал сосущее ощущение в животе. Велион пил, стараясь заглушить сосущее чувство в животе, но холодная вода только усиливала его. Всё холодное, мерзкое, мокрое... Листья кустарника, плотно растущего по обочинам дороги, были горькими на вкус, он съел один, а после долго отплёвывался - их сок мог оказаться ядовитым. Впрочем, его доконало бы обычное расстройство желудка - странник не ел толком уже больше двух месяцев. Тощий и раньше, он отощал так, что кости выпирали даже сквозь рубаху. А вот теперь дождь начался... хуже не бывает? Наверное. Хуже только смерть. Тихая, спокойная смерть от переохлаждения...
        "Это было бы проще, - неожиданно подумал Велион. - Вот так лечь и умереть".
        Он вздрогнул от собственной мысли. Нет, это всё-таки старость. Или погода. Нет, и то, и другое. Путник постарался выбросить эту мысль из головы, но у него не вышло. Когда молчишь, поневоле начинаешь думать. А молчал он почти всё время. Он путешествовал один, в города или деревни заходил редко, общение с живыми людьми для него уже стало дикостью. Перекупщики не в счёт: они не люди. Хотя сейчас он бы поговорил даже с перекупщиком, но в радиусе двадцати миль вокруг не было ни единой живой души способной поддержать беседу, поэтому Велион просто шагал по размокшей дороге, не известно когда и не известно кем проложенной, и думал о смерти.
        Дёрнул же чёрт ему сунуться сюда. Город Имп никому не принесёт богатства. Город Имп убивает девятерых из десяти осмелившихся сунуться в него. Город Имп...
        А есть ли там вообще город? Все твердят только одно - на юго-востоке, на самом побережье Ядовитого моря находятся руины огромного города. Город, чьи стены возвышаются на высоту десяти человеческих ростов. Город, развалины которого простираются на мили побережья. Город, где были единицы. Да и то они добрались только до стен... те, с кем можно было поговорить, другие вернувшиеся были полубезумны. Но это могло быть и простым бахвальством, делом среди могильщиков обычным. "Я был в Импе и вернулся живым", "Да я этот амулет в Илленсии нашёл"... Так что можно было сказать суверенностью только одно - на побережье Ядовитого моря находится Нечто. Нечто страшное. И каждый, услышав Велиона, повторял только одно "Сунешься туда - сложишь голову".
        Но Велион пошёл. Ему нужны были деньги. Прошлые находки он либо не продал вообще, либо толкнул по дешёвке - что-то оказалось обычными безделушками, а на двух вещицах, вазе и ожерелье, были наложены проклятья. Велион загнал их полузнакомому магу, но за гроши. Перед самым уходом он слышал, что этот маг погиб. Что ж, сам виноват, нечего покупать проклятые вещи.
        В общем, с финансами были проблемы. Жил впроголодь весь следующий поход, как попало питался три недели, что торчал в городе, пока продавал собранное, и уже неделя ушла на поход к Импу. Наверняка, голод и пробудил отчаянье, которое заставило его рискнуть.
        Дождь сменился на мелкую морось, а ещё через четверть часа кончился. Только ветер продолжал донимать отощавшее тело. Вот так пост, не оказался бы он последним. И пусть жрецы Единого твердят, что смена обжорства житьём впроголодь полезна, одинокий путник предпочёл бы питаться нормально.
        Чёрт, лучше бы он заложил перчатки...
        Путник одёрнул себя во второй раз. Заложить перчатки для могильщика, коим Велион и являлся, означало продать себя в рабство, а он был человеком с принципами. Перчатки, которые, теоретически, строят огромных денег, защищают от проклятий, специально или случайно наложенных на разные вещи. В перчатках можно снять практически любую ловушку, даже не снять - просто разорвать чары, и тогда они не разорвут тебя. Перчатки могут защитить даже от боевого заклинания, если, конечно, успеешь подставить руку. Но их никто не купит. Даже так - человек в здравом уме их и бесплатно-то не возьмёт. Всё дело в том, что на эти перчатки наложено проклятье: надевший их однажды, станет могильщиком или, в более образованных кругах, тотенгрибером - человеком, обречённым на одиночество, удел которого бродить по заброшенным городам и пустырям, оставшимся от прошедшей десятки лет назад магической войны. Некоторые могильщики говорят, что всё это бред, мол, нет никакого проклятья, всё это вымыслы, просто перчатки, вещи, безусловно, магические, попадают к тем людям, у которых в заднице шило, к тем, кому милее одиночество, скитания
и голод, руины и скелеты, чем уют, тёплые мягкие жёны и общение. Велион не знал, кто прав. Но одно он знал по своему опыту - любой могильщик вернётся за своими перчатками, выкупит их, найдёт на дне реки, отыщет в самой грязной канаве в самую тёмную ночь, но найдёт. Наверное, не было ни одного могильщика, который не пытался бы выкинуть свои перчатки. Не удалось ни одному. Перчатки выбрасывали, отдавали, даже отсылали на кораблях до Островов Щита, а потом искали, резали глотки, продавались в рабство и всё только ради того, чтобы заполучить их обратно. Перчатки притягивали к себе, делали жизнь бесполезной, стоило только оказаться от них на каком-то расстоянии. Жизнь могильщика без перчаток и могильников невозможна, в этом и заключается проклятье. Благодаря этому их и можно было заложить, и любой заёмщик знал, что перчатки будут выкуплены.
        Свои перчатки Велион нашёл в пятнадцать лет, и больше никогда с ними не расставался... больше, чем на несколько часов. Он даже и снимал-то их редко, в основном в городах, всё-таки многие побаивались их обладателей. Нужда в них была только в пустырях, но он носил их везде. Наверное, он могильщик до мозга костей... до такого замёрзшего мозга костей. Перчатки стали его кожей, кожей его рук, грубой, чёрной, шершавой кожей, снимать которую было так же неприятно, как сдирать настоящую.
        Говорят, обладателей перчаток не больше тысячи, и эта цифра постоянна. Некоторые перчатки исчезают вместе с хозяевами, но сразу же появляется новая пара. Откуда - не знает никто. Новую пару можно отличить по особому хрусту - их кожа при сжатии скрипит немного более громко, чем у старых, но на вид их отличить невозможно: перчатки не снашиваются, не мараются, даже краску можно было просто смыть с них, не рвутся и не режутся. Благодаря тому, что перчатки не рвутся, порезать руки было невозможно. Впрочем, от сломанных или раздробленных костей они не спасали. Велиону достались уже старые перчатки, но он находил в этом свою прелесть - старые, значит, послужили многим могильщикам, спасали им жизнь сотни раз. А если однажды и не спасли, ну что же, такова судьба, когда-нибудь и ему не посчастливиться. О том, что кто-то из прошлых обладателей его перчаток умер в постели от старости, Велион и не думал - такого просто не могло быть.
        А вот ещё о чём он не думал, так это о том, что учует запах дыма. Этот запах шёл откуда-то из-за кустов, которые, если присмотреться, дальше от дороги становились выше и не такими густыми.
        Желудок Велиона заурчал так, что содрогнулся весь живот, наверное, знал, что дым - это огонь, огонь - это костёр, а костёр - это, вероятнее всего, еда. Могильщик раздумывал недолго. Умирать, так умирать, тем более, меч на его поясе висит не для красоты. А если получиться поесть...
        Странник плюнул на осторожность и свернул с дороги, сопровождаемый холодным ветром и урчанием желудка. Что докучало ему больше, сказать было трудно.
        Второй удивительной вещью была тропинка в зарослях кустарника. Даже не тропинка - тропа, широкая, когда-то утоптанная, теперь же медленно, но верно зарастающая травой.
        Третьей - запах съестного.
        Желудок голодного путника возмутился ещё сильней, чем пару минут назад. Могильщик сглотнул слюну, поправил на поясе меч - длинный, немного изогнутый, с гардой в виде сплошной овальной пластиной небольшого диаметра у основания лезвия - и зашагал по тропе. Кто мог готовить еду в таком месте, Велион даже и не думал. Еда и еда. Готовиться и готовиться. Мало ли бродяг на свете? В случае чего, он владеет мечом и владеет неплохо. Галлюцинацией это определённо не было - уже был виден поднимающийся дымок, а судя по запаху, на костре жарился копчёный свиной окорок. Такое просто не могло быть галлюцинацией. Ловушкой каких-нибудь магических тварей - да, но не мороком. Просто не могло быть... Могильщик очень на это надеялся.
        Кустарник, плотно обступивший тропу, становился всё выше и гуще. Эти заросли определённо были населены - странник увидел несколько мелких птах, пару мышей. Птицы были ужасны на вид - будто искорёженные, с чёрно-коричневым оперением, кривыми клювами с уродливыми шишкообразными наростами и холодными умными глазами. Они не щебетали, не летали по своим делам, просто садились на ветви кустарника, который уже практически достигал высоты деревьев, и смотрели на человека. Их взгляд вызывал беспокойство, даже страх, но могильщик был пуганым и более крупными и страшными тварями. Мыши, к счастью, бегали самые обычные, они боялись человека, а не хотели напугать.
        После трёх десятков шагов тропа свернула. Велион вышел на большой пустырь, в центре которого стояло нечто похожее на беседку - крыша и несколько камней, подпирающих её, а на дальнем конце торчал полуразрушенный идол - уродливая статуя с трёмя парами клыков. Но в первую очередь могильщик увидел костёр под навесом, рядом с которым на небольшом камне сидел человек, женщина. И эта женщина целилась в него из небольшого арбалета.
        - Я хорошо стреляю, - предупредила она. Голос был хрипловатый, но молодой, немного неприятный.
        - Верю, - отозвался Велион. Он поднял руки, раскрытыми ладонями вперёд. Показать, что они пусты, было не главным. Главное, чтобы женщина, сидящая у костра, увидела чёрные перчатки, потому что рядом с ней лежала очень похожая пара.
        - Знаешь, - медленно произнесла обладательница перчаток, так и не опустив арбалета, - я считаю, что могильщики - обычные люди, хотя люди, называющие себя обычными, так не считают. А это значит, что ты можешь оказаться ворюгой, убийцей или насильником, а может, и всем вместе.
        - Не думаю, что многое можно своровать у человека, который идёт в Имп, -пожал плечами стоящий под прицелом могильщик.
        - И откуда ты знаешь, что я только иду в Имп, а не возвращаюсь?
        - Твой рюкзак практически пуст.
        - А ты внимательный, - хмыкнула женщина. - Но убить могут и за пару грошей, которые валяются у меня в кармане. Или, например, за этот прекрасный обед из жареной свинины, сухарей и кипятка. А может, ты всё-таки насильник?
        - Я не собираюсь тебя насиловать, - сказал тотенгрибер, рассудив, что если бы эта могильщица захотела его прогнать, то не стала бы с ним разговаривать. - А за этот прекрасный обед я хочу тебя всего лишь отблагодарить. Если ты, конечно, поделишься. И, предупреждаю, бесплатно: денег у меня нет.
        - Посмотрела бы я на того придурка, что пошёл бы в Имп, имея деньги... Хрен с тобой, иди сюда. Но меч оставь.
        Велион снял ножны с пояса и отбросил их как можно дальше назад. Однако пока он медленно шагал к костру, женщина-могильщик продолжала в него целиться. Арбалет она опустила только, когда тотенграбер уселся напротив неё, с другой стороны костра и протянул к огню ладони.
        Запах дыма и свинины были просто божественны, а тепло костра чуть не заставило прослезиться.
        - Замёрз? - усмехнулась женщина.
        - Да.
        Пол лица собеседницы Велиона закрывал капюшон, так что разглядеть её удалось только с близкого расстояния. Она была довольно симпатичной, худощавой, но эта худощавость не переходила в измождённость, как у большинства могильщиков, лицо её было молодым, она явно младше Велиона, и в прядях, свисающих на лицо, волос было мало седины. Значит, девушка вполне успешна. Или только-только начала свои странствия. Скорее всего, второе - молодёжь часто суётся в такие места, которые предпочитают обходить даже бывалые и очень жадные до добычи могильщики. Обычно могильщик и становятся бывалым благодаря тому, что в молодости не совал нос, куда не следует. Тех, что обожглись раз, и больше не пробовали, были очень мало. Их обычно можно было отличить по жутким шрамам, незаживающим ранам и другим уродствам. Но каждый из них по праву считал, что ему в своё время повезло - другие бывшие на их месте умерли.
        - А ты прожжённый, - сказала могильщица после непродолжительного молчания.
        - Что? - переспросил Велион.
        Девушка молча кивнула в сторону рук Велиона. Могильщик усмехнулся. Он грел руки, не снимая перчаток. Тотенграбер стянул их и поднёс голые руки к огню. Кожа рук была очень бледной, с резко выделяющимися синими прожилками сосудов. "Надо постричь ногти", - мелькнула короткая мысль.
        - И пальцы длинные и тонкие, - продолжала могильщица. - Говорят, с такими проще, чем с короткими. Как думаешь?
        Велион пожал плечами. Он считал, что разницы почти никакой. Главное - осторожность. А когда сдетонировавшее заклинание отрывает тебе пальцы, нет разницы длинные они или короткие. К тому же, чаще всего пальцы отрывает вместе с руками выше перчаток. Бывали случаи, и Велион был свидетелем одного такого, когда могильщику, орущему от боли в руках, снимали перчатки, а в перчатках оставалась каша из костей и плоти ладоней.
        - Главное это то, что у тебя их десять, - продолжила говорить могильщица. - Это комплемент.
        - Спасибо, - усмехнулся Велион.
        - А ты не разговорчивый.
        - Да.
        - Я - Элаги.
        - Велион.
        - Подожди, вода немного подогреется, и будем есть.
        - Хорошо.
        Элаги усмехнулась. Тотенграбер смущенно развёл руками, будто говоря "ну, вот такой молчаливый тебе попался собеседник".
        Через несколько минут могильщица заглянула котелок с водой, потом вытащила из лежащего рядом рюкзака оплетённую бутыль. Когда Элаги откупорила бутыль, Велион учуял запах самогона, крепкого и чертовски хорошего - сивухой от содержимого бутылки практически не пахло. Девушка плеснула порядочно жидкости в воду, перемешала и сняла палкой котелок с костра. Велион молча вытащил из своего рюкзака стакан, деревянный, отделанный костью. Он стоил прилично, но так был и последней памятью о старике Халки.
        - Красивая штучка, - заметила Элаги. - Можешь не отвеча... Ах, мать твою дери! - могильщица зашипела и затрясла обожжённой рукой. - Привыкла, что сама всё время в перчатках, а тут вот чего-то сняла, - пояснила она.
        Велион молча одел свои перчатки, пересел и принялся разливать воду с самогонкой по стаканам. Элаги, не обращая внимания на боль в обожженных пальцах, уже набивала рот кусками окорока и активно хрустела сухарями. Велион вежливо взял небольшой кусок и начал его есть, предварительно глотнув из стакана. Горячая жидкость прогрела его до самых пяток, тем более могильщица не жалела самогона.
        - Ешь нормально, - пробубнила Элаги. - Я что-то до хрена нажарила, наверное, предполагала, что ты придёшь. Судьба, а, могильщик?
        Велион молча улыбнулся и последовал совету своей сотрапезницы: небольшой кусок окорока только разжёг голод.
        Наконец, Элаги сжевала последний кусок и допила уже подстывшее варево из своего стакана.
        - Ты парень молчаливый, - произнесла она. - А я, знаешь ли, поболтать люблю. И ты расплатишься со мной разговором.
        - Согласен, - кивнул Велион. Он немного захмелел, да и вообще был не прочь поболтать. Завтрашний день может стать последним, почему бы и не поточить языком. - Удачный поход? - спросил он, кивнув в сторону бутыли с самогоном.
        - Дорогая штучка, а? - усмехнулась Элаги. - Нет, прошлый мой поход был неудачным, едва ноги унесла. И не в проклятьях и прочей магии дело. На меня напали какие-то гады, невысокие, заросшие, клыкастые, похожи на здоровенных крыс, вставших на задние ноги. Знаешь таких?
        Велион не знал.
        - Хорошо, что у них оказались кривые и короткие лапы, - продолжала могильщица. - Так что я смогла сбежать, но не без потерь. - Девушка откинула с головы капюшон. Её правую скулу уродовал кривой шрам. - Камнем залепил гадёныш. А откуда деньги на самогон? Я, знаешь ли, девочка домашняя, после каждого похода возвращаюсь домой, в Харм. Мой отец - купец. Не скажу, что он очень уж богат, но денег достаточно. А я его младшая дочь. Так что, когда я нашла свои перчатки (купила у какой-то ведьмы), никто очень-то не горевал - наследство останется моему старшему брату, а меня не надо выдавать замуж, значит, не надо и лишаться приличного куска денег в качестве приданного. У купцов, знаешь ли, главное - это деньги, а мне всегда это не нравилось. Но папаша по-прежнему рад меня видеть: я рассказываю интересные байки, а я дома могу подлечиться, взять немного денег и идти дальше.
        - Повезло.
        - Да, повезло, - усмехнулась Элаги. - У тебя, конечно, всё не так. Когда последний раз ел?
        - Вчера днём.
        - Ещё хочешь?
        - Не откажусь.
        Девушка принялась раздувать костёр, а Велион нанизывать куски окорока на палочки.
        Вновь начавший моросить с полчаса назад дождь кончился. Немного расчистилось небо, но солнце, уже практически склонившееся к горизонту, так и не выглянуло. Становилось всё холодней.
        - Не нравится мне этот идол, - произнёс Велион, вспомнив о том, что обещал Элаги беседу.
        - Он вроде бы безопасен, - махнула рукой девушка. - Да и сюда, знаешь ли, я попала не случайно - я здесь сижу с двух часов пополудни. До Импа четыре часа ходу, а я не хотела подходить к городу перед закатом.
        - Откуда знаешь расстояние?
        Прежде, чем ответить, Элаги откупорила бутыль и, улыбнувшись, плеснула в стаканы понемногу жидкости. Велион улыбнулся в ответ и глотнул самогона. Горло перехватило, из глаз брызнули слёзы. Тяжело дыша, могильщик принялся грызть сухарь. Его собеседница перенесла выпивку куда легче.
        - Я, знаешь ли, говорила с одним из могильщиков, - сказала она отдышавшись. - Бедняга остался без левой руки и потерял перчатку, так что он сейчас побирается. Но хочет вернуться сюда, чтобы погибнуть, так он сказал. Он рассказал мне об этом месте, пояснил, как безопасно пролезть через стену в город. Но он не сумел зайти глубоко, засыпался на первой же куче добра. Но я, знаешь ли, хочу пролезть подальше, не из-за сокровищ, нет. Мне просто любопытно, - она замолчала и плеснула в стаканы ещё выпивки.
        - А мне нужны деньги.
        - Знаю. - Элаги снова усмехнулась.
        Они ещё раз поели, пару раз выпили, о чём-то болтали... о чём-то... о могильниках. Кто где был, кого знал из "своих". Оказалось, что никого - Элаги большую часть времени проводила дома, а не на обочине дороги или во вшивом трактире, знакомиться с другими могильщиками ей было негде. Когда совсем стемнело, они начали готовиться ко сну.
        Велион, порядком захмелевший, завернулся в плащ и улёгся спиной к костру, чтобы не видеть, как ложится Элаги. Нет, он был не прочь посмотреть, но это могло смутить могильщицу.
        Девушка шуршала довольно долго. Наконец, успокоилась. Велион закрыл глаза, намереваясь уснуть, но неожиданно услышал её голос:
        - Велион...
        - Что?
        - Иди ко мне.
        Тотенграбер повернулся к девушке. Обхватив себя руками, она стояла коленями на своём плаще, в одних коротких нижних штанах. В тусклом свете костра Велион видел её стройное тело, плоский живот, тёмную впадинку пупка. Коротко остриженные волосы, даже не достигавшие плеч, были зачёсаны направо, чтобы не было видно шрам. Глаза Элаги поблескивали, дыхание было прерывистым. Она дрожала.
        -Ну, мне, знаешь ли, холодно.
        Велион поднялся со своего плаща, быстро скинув одежду, шагнул к ней, обнял, чувствуя прикосновение небольшой груди. Он склонил голову и поцеловал девушку в губы.
        - Я таких тощих, знаешь ли, не люблю, - шептала Элаги на ухо Велиону. - И вообще не привыкла так вот сразу, только... - она застонала, крепче прижалась к нему, впиваясь пальцами в спину. - Но завтрашний день может стать...
        Могильщик закрыл её рот поцелуем.
        Холодно и одиноко...
        Бесконечные скитания по дорогам, покрытым снегом, мелким, как пыль.
        Дует ветер.
        Этот ветер заметает снегом следы, оставленные одиноким путником. Стоит путнику обернуться и посмотреть, он уже не видит следов и забывает, откуда и куда шёл. Путник не знает, где он был, а где не был, ведь его следы блекнут, равняются, исчезают. И он продолжает идти.
        Одинокий путник иногда сворачивает, а порой идёт назад, не зная, были он когда-то в этих местах или нет. Он видит всё новые и новые места, вещи. Но ему кажется, что всё это уже было, только истлели его воспоминания. Он не знает смеяться или плакать. Поэтому он продолжает идти.
        У него нет цели. Если она когда-то и была, он её не помнит. Вокруг только холодная бесконечность снега. Но он продолжает идти.
        Чувствуя только холод и одиночество...
        Велион открыл глаза.
        Всё ещё было темно, настолько, что он не мог различить идола, стоящего всего лишь в полутора десятках шагов. Костёр уже погас, но, несмотря на то, что воздух ещё не начал греться под лучами солнца, было тепло. К нему прижималось тёплое тело Элаги.
        Тотенграбер закрыл глаза.
        Элаги... Девушка, которую он знает всего несколько часов. За эти несколько часов она стала ему настолько близкой, насколько потом станет чужой. Если они не погибнут сегодня, их дороги разбегутся, и так, поодиночке, они будут скитаться по этому миру, может быть, иногда вспоминая о существовании друг друга во время ночёвки в одиночестве. А потом погибнут, каждый в свой час и день, там, где им суждено.
        И всё время они будут чувствовать холод и одиночество.
        "Что за хандра?" - сонно подумал Велион. Поворочавшись пару минут, он заснул.
        Они двинулись в путь рано утром, позавтракав и ещё раз занявшись любовью. Перед уходом Элаги предложила оставить припасы на месте, а с собой взять только немного воды, несколько сухарей и пару кусков свинины, столько, чтобы хватило пообедать.
        - Не надо ничего такого говорить, - твёрдо сказал могильщик. - Мы обязательно вернёмся вместе.
        - Знаешь ли, могут быть разные варианты, - усмехнулась Элаги. - Но в любом случае идти и лазать по развалинам налегке будет куда проще.
        С этим Велион спорить не стал.
        Почти все вещи - сумку, одеяло и плащ, принадлежащие Элаги, а так же полупустой рюкзак Велиона просто оставили рядом с догорающими углями костра. С собой взяли только оружие и немного еды и воды.
        Несмотря на то, что утро было пасмурным, через три часа после рассвета немного потеплело, задул приятный ветер, а ближе к полудню солнце наконец-то показалось из-за туч. Элаги сказала, что это хороший знак, Велион молча кивнул, соглашаясь. Ещё через час небо окончательно расчистилось, стало почти тепло - настолько, насколько это возможно в конце октября. Тотенграбер скинул плащ, а его спутница на половину расшнуровала свою куртку.
        Раскисшая дорога была практически прямой, только изредка виляла, изгибалась, как змея, но вскоре вновь распрямлялась. Кустарник становился всё выше и гуще, превращаясь в непроходимую колючую стену. Солнце выманило наружу жителей зарослей - уродливые птицы, которых Велион видел вчера, появлялись всё чаще, а в корнях кустов начали мелькать жутковатые твари - ящерицы, которые больше смахивали на рыб без чешуи с зубастыми пастями, занимающими полголовы. Птицы вяло охотились за рептилиями, хотя охота скорее напоминала драку - если двум-трём птицам удавалось убить одну из тварей, они собирались кучкой у тельца и неторопливо его расклёвывали. Если же гибла одна из птиц, а другим не удалось забить своими клювами чешуйчатого гада, то обедала ящерица - откусывая от тушки огромные куски и медленно их пережёвывая, тупо глядя выкаченными глазами куда-то в никуда. Но большая часть птиц охотой не занималась - уродцы садились на тонкие ветви кустарника и своими умными и злыми взглядами провожали людей.
        Других представителей местной живности видно не было, даже мышей, которых Велион видел вчера. Могильщик был этому рад: мало ли какие твари здесь могут обитать.
        На привал остановились после полудня, когда до Импа осталось не более часа ходьбы. Пообедали вяло, даже не съев половины из того, что взяли с собой. Аппетита не было. Зато всё больше и больше росло беспокойство. Причём, это не было обычным беспокойством. Казалось, что на мозг кто-то давит, а воображение в свою очередь играет с чувствами, заставляя сердце биться сильней, потеть ладони и трястись поджилки.
        - Нечего рассиживаться, - сказал Велион, поняв, что уже минут пять тупо пялится в медленно горящий костёр, и начал собираться.
        Элаги не спорила, хотя по её виду было ясно, что она ощущает давление извне куда сильнее, чем Велион. Или, быть может, он просто лучше владел собой.
        Последний час пути тянулся бесконечно долго. Казалось, что двое могильщиков топчутся на месте, шагая по подсыхающей дороге. Солнце зависло на небосклоне, птицы замерли на своих местах. Время остановилось.
        И, замерев, казалось, окончательно, резко рванулось с места.
        Заросли кустарника кончились так неожиданно, что Велион первые несколько секунд даже не понимал этого. Дорога тоже кончилась, они ступали по гладкой, выжженной когда-то магией глине. Но и она вскоре пропала. Всё вокруг покрывал туман, нет не туман - зловонные испарения, хотя тотенграбер мог поклясться, что не чувствовал никакого запаха. Эти испарения лезли в рот, ноздри, цеплялись за одежду, застилали глаза. Велиону казалось, что у него нет ног - он не видел ничего ниже поясницы, туман закрывал всё, появлялось ощущение того, что тело само плывёт в этой белой каше.
        Давление извне усилилось стократно. Оно практически приобрело вещественность - казалось, что над ухом пищит комар, под одежду залез паук, а во рту шевелиться скользкая гусеница. Туман застилал глаза, закладывал уши. Это начинало сводить с ума.
        - Велион, - прошептала Элаги, хватая могильщика за руку. В её голосе был ужас, настоящая паника, но Велион, слыша всё предельно чётко, слабо различал интонации, так, будто она говорила в подушку.
        - Нормально. Это магия, а у нас есть перчатки.
        "Слабое утешение, - думал Велион. - Перчатки... Но это и вправду всего лишь магия, даже не магия, а её остаточные эманации, как запах выдохшегося пива в пустой кружке. И если ты не сможешь напиться этим запахом, значит, запах магии нам не повредит".
        Он сейчас жалел, что разучился говорить вслух. После стольких лет одиночества это было не удивительно. Могильщик попробовал выразить свою мысль Элаги, но та толи его не слушала, толи не понимала, а может, он просто не мог выразить свою мысль. Или, скорее всего, он так и не произнёс ни одного слова вслух.
        "Надо было оставить её в лагере, - мелькнула мысль. - Нет, она не согласилась бы. Не зря она пошла сюда. А Имп не хуже и не лучше других мест, где сложили головы или сошли с ума десятки могильщиков прошлых лет. Быть может, достаточно будет дойти до окраины города и вернуться?"
        "Нет, не достаточно".
        Велион продолжал шагать, сжимая руку Элаги. Но это прикосновение не дарило тепла - оба они были в перчатках. Перчатки были непреодолимой преградой теплу, чувствам, преградой тому, что делало человека человеком. Они будто бы сажали в банку, в которой помимо могильщика были только холод и одиночество. Как хотелось сейчас, да, да, прямо сейчас скинуть их, прижать к груди тело девушки, которую он знал только меньше дня, почувствовать её тепло, прикосновение её тёплой и мягкой груди к своей коже, чтобы её горячее дыхание касалось шеи, а его губы её губ. Чувствовать, как бьётся её сердце. Чтобы она чувствовала его сердцебиение. На миг стать людьми.
        Но перчатки приросли к его рукам. Мёртвой хваткой сжали сердце, заморозили его, сделали холодными губы, а язык деревянным. Эти перчатки дёргали его за верёвочки, тело шевелилось, даже не понимая, что им управляют. Чёртова кукла, которая может мыслить, понимать, что она не принадлежит самой себе. И от этого становилось ещё горше.
        Ему оставалось только шагать.
        Тёмная кладка стены выступила из тумана, отогнав страх, сняв напряжение, мир стал обычным. Полуразвалившаяся от старости стена казалась спасением. И от этого спасения веяло могильным холодом.
        Велион собрался, очнулся от мыслей. Тело подчинялось только ему, каждый мускул, каждый нерв приготовился к тому, чтобы работать. Чувствовать кожей магию, уворачиваться от потоков огня или обычного кирпича, который может свалиться на голову.
        "Наверное, я старею", - подумал могильщик, вспоминая свои недавние мысли. Сердце уже почти не ныло.
        Или он не хотел чувствовать то, что чувствовал ещё несколько секунд назад.
        Элаги тоже приободрилась, встряхнулась, из глаз ушёл тот вселенский ужас, что был в них недавно. Её губы кривились в ухмылке, руки перестали дрожать, только лицо всё ещё оставалось бледным, будто принадлежало трупу.
        - Здесь можно пролезть в город, - сказала могильщица, кивая в сторону стены. - Как раз про этот пролом мне говорил тот безрукий.
        Велион кивнул и подошёл ближе к стене. Доверяй, но проверяй, он не сунется в пролом, пока не сам не убедится в его безопасности.
        Пролом в стене действительно был. Дыра начиналась на уровне пояса и доходила до самого верха стены, так будто кто-то вырвал из кладки треугольный кусок. В проломе, как и везде, не рос мох, выступы не покрывал плющ, даже сухих нитей лишайника не было. Велион видел такое не в первый раз, порой боевая магия убивает жизнь так, что та не может оправиться от удара и спустя десятилетия. Но увиденное его сильно беспокоило - места, где нет никакой живности, были на редкость паскудными.
        Могильщик провёл руками над кладкой, так близко, что со стороны казалось, будто он её касается. Но он даже на долю секунды не прикоснулся к крошащемуся кирпичу - любой контакт с магией может привести к быстрой и болезненной смерти или увечью, что ничуть не лучше. Но покалывания пальцев, как это обычно бывает, не чувствовалось. Значит, здесь действительно можно было пролезть.
        Велион кивнул Элаги и одним махом запрыгнул в проём.
        Приземлился он неудачно - наступил правой ногой на что-то шарообразное. Тотенграбер пошатнулся, потерял равновесие, но титаническими усилиями устоял на ногах. Падение могло означать верную смерть.
        - Осторожней, - сказал он, обернувшись. И, наконец, посмотрел под ноги.
        Вокруг его ног валялись кости, а рядом с пяткой сапога лежал череп, на который он и наступил во время приземления. Могильщик сглотнул слюну. Груды костей, размытые дождём и разбросанные ветром. Он часто видел такое, но... не в таких количествах. И что-то ещё смущало его. Что-то...
        К горлу подступил ещё один комок. Сначала могло показаться, что некоторые кости валяются беспорядочно, но если всмотреться, то можно было определить, что определённый порядок существовал - отдельные группы костей лежали вместе, руки, тазобедренная часть вместе с берцовой костью. Велион часто видел такое - этого могильщика или простого мародёра разорвало на части, причём не так давно.
        Стоило могильщику отвести взгляд чуть дальше, как он увидел ещё несколько скелетов, часть из них напоминала тот, что лежал под ногами, у некоторых не хватало только конечностей. Но большая часть костей всё-таки валялась беспорядочно - разорванные, раздробленные, обгоревшие.
        А ещё здесь было много магии, тяжёлой и злой. Перчатки дают могильщикам способность чувствовать чары, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. Велион же, который мог чуять заклинания ещё в детстве, обладая перчатками, практически становился на одну ступень с магами. Однако управлять магической энергией он не мог, только разрушать связующие, чтобы снять заклятья - это была основная часть работы могильщика.
        - Ну что там? - раздался позади неуверенный голос Элаги.
        - Всё в порядке, - помедлив, произнёс Велион. - Прыгай.
        Могильщица ловко запрыгнула в щель. Ей повезло больше - она приземлилась на единственный свободный от костей участок земли. Оглядевшись, девушка сильно побледнела. Тоже не сразу.
        - Здесь есть что-нибудь ценное? - облизнув губы, спросила она.
        - Нет. Только кости.
        - Перчатки?
        Велион вслушался в себя. Да, определённо, здесь лежало несколько пар перчаток - он чувствовал их. Перчатки "пахли" не так, как другие магические предметы или предметы, на которые наложили чары. Различить этот запах было просто - если магия пахла чем-то, то от перчаток шёл запах пустоты. Не абсолютной и безграничной пустоты, а как будто местом, где только что что-то было, но исчезло. Запах пустой кружки из-под пива. Запах тумана. Это звучало глупо, но лучшего объяснения могильщик не находил. Да и как объяснишь словами чувство?
        - Две или три пары, - медленно произнёс Велион. - Остальные, видимо, были обычными мародёрами. Но зачем тебе?
        - Я сдаю их в ломбард, - усмехнулась Элаги.
        Тотенграбер удивлённо приподнял бровь.
        - Знаешь ли, так можно обманывать ростовщиков - они свято веруют в то, что могильщик вернётся за своими перчатками. Но перчатки-то не мои. Если сильно не жадничать, то за тобой никто в погоню не пошлёт. Да и редко когда могильщикам дают в заём крупные суммы. Однако, две-три марки за пару - хороший прибыток, две-три недели прожить можно. Только не нужно ходить к одним и тем же перекупщикам.
        Велион усмехнулся. У него тоже был один трюк, такой же простенький, но действенный, которым он отчего-то не воспользовался, прежде чем идти в Имп. Обмануть ростовщика - святое дело и идея, в принципе, не плохая. А две марки - порядочные деньги, крестьянин может жить на них около года. Но крестьянину не нужно платить за постой в трактире, с него не дерут втридорога за еду. Велиону обычно хватало этих денег на месяц. Интересно, многие ли знают про этот обман? Вряд ли... Ростовщики обычно не любят распространяться о том, что их обманывают, а могильщики, проворачивающие такое, вряд ли станут делать это часто - всё-таки за две марки могут и убить. С другой стороны, могильщик, заложивший перчатки пропадал, и ростовщик мог решить, что он погиб, так и не найдя денег. Да и в любом случае, могильщики обычно живут недолго, так что нет ничего удивительного, что он впервые слышит про этот трюк. Надо будет запомнить...
        - Пойдём, - предложил он вслух.
        - Сначала перчатки, - покачала головой Элаги. - Возможно, они будут единственным нашим заработком, такое бывает.
        Такое действительно бывало. Они разошлись искать перчатки.
        Велион отдёрнул руку и выругался. Плотный комок змей или червей - нити заклинания - прекратили дрожать, одна нить, та, что чуть не обвила могильщик руку, успокаивалась дольше всех, но и она затихла. Велион тяжело выдохнул и поднялся с коленей.
        Всё бесполезно. Слишком мощная магия буйствовала здесь десятилетия назад. Они с Элаги уже прошли мимо шкатулки, наполненной золотом, мимо груд позолоченных подсвечников и тарелок, мимо валяющихся на земле украшений. Металлы, особенно золото, хорошо впитывают в себя магию и задерживают её надолго, в том-то и основная проблема могильщиков - на самых ценных вещах самые сильные заклинания и проклятья. Проклятье, брошенное в человека, попадает в золото или другой металл на теле. Когда человек умирает, остаточная сила заклинания после смерти жертвы прицепляется к металлу. Когда-то здесь было столько магии, что заклинания и проклятья плотным комком змей гнездились в предметах, валяющихся среди груд костей и обломков. Кажется, три найденные пары перчаток на окраине города и ещё две ближе к центру действительно будут единственным хабаром. Перчаток было как минимум в два раза больше, но подобраться к ним возможности не было. Десять марок на двоих - пять на одного. Зиму прожить можно, если хорошенько затянуть пояс. Но когда он в последний раз шиковал?
        Велион поднял голову. Холодное осеннее солнце через пару часов зайдёт за горизонт, значит, они здесь уже не меньше трёх часов. Но на обратную дорогу уйдёт всего-то минут тридцать не больше, так что можно порыскать ещё некоторое время. Даже если соблюдать все меры предосторожности, всё-таки магии здесь столько, что от страха иногда сводит челюсти, они выйдут из города через три четверти часа. Хотя, лучше не рисковать, мало ли на что она напорются, если пойдут дальше. Если бы не опыт и умение Велиона, они бы не дошли досюда, даже ничего не трогая - слишком много магии было здесь.
        Впрочем, никаких ужасов, из-за которых по слухам здесь погибло столько могильщиков, не было. Да, очень много магии, даже слишком много, так что могильщики поопытней и поумнее даже не сунулись бы сюда - слишком опасно, а прибытка ноль. Никаких тварей, которые порой селятся в пустующих городах, тоже не было, а порой именно они представляли наибольшую опасность. Обычные развалины - частично обрушившиеся дома, улочки, через мостовую которых местами пробивалась трава. И - следы не то битвы, не то паники, не то бегства. Или и битвы, и паники, и бегства. Груды белеющих костей, как человеческих, так и животных, ошмётки одежды, ржавое оружие и доспехи, рассохшаяся утварь, телеги. Ничего сверхъестественного, если не считать туман на подступах к городу. Неужели все эти слухи из-за тумана? Не может быть, они же прошли без особых потерь... Да и другие проходили дальше, иначе здесь не валялось бы столько свежих костей.
        Только крысы ни одной не встретилось. Ни крыс, ни мошкары, ни ящериц, короче - никаких обычных для могильников представителей фауны. Это смущало, внушало чувство опасности, но никакого вреда ведь от этого не было... пока.
        И всё равно пора было уходить.
        - Элаги, - произнёс Велион, оборачиваясь. - Пора...
        Он не закончил.
        Элаги, которая вертелась в нескольких шагах позади около горстки украшений, стояла с широко раскрытыми глазами и побледневшим лицом. Её руки были свободны, значит, она никуда не вляпалась и не подхватила какую-то гадость. Или?..
        Могильщик в два прыжка подлетел к ней, быстро осмотрел тело и, ничего не обнаружив и не почувствовав, ничего не понимая глянул в ту же сторону, куда смотрела могильщица.
        Девчушка лет, наверное, девяти-десяти медленно брела по улице. Одна её рука была отрублена, половина тела обгорела, а кожа с подбородка сорвана так сильно, что было видно кость. Она брела, наступая прямо в сгустки чар, но те не причиняли ей вреда.
        - Велион, - прошептала Элаги.
        Велион молчал. Он вообще не понимал, как девочка с такими ранами может всё ещё двигаться. Даже если они её подберут, то она наверняка не выживет... да и не надо ей было жить с такими уродствами.
        Неожиданно из-за поворота выскочил какой-то мужик. В его руках была здоровенный рожон, изо рта стекла слюна, а лицо было перекошено ненавистью и безумием. Он за несколько прыжков догнал девочку, с размаху всадил ей в спину дрын. Девочку пробило навылет, она пошатнулась, но продолжала идти, хотя из её живота торчало острие рожна. Мужчина опрокинул её на землю, вырвал из тельца своё оружие и принялся наносить удары, как дубиной, один за другим, по голове, по бокам, втаптывая детское тельце в землю, пиная. Это длилось долго, очень долго. Всё вокруг было в крови девочки, она плескала в стороны, струилась по мостовой.
        И всё это происходило без единого звука.
        Наконец, мужчина остановился. Он постоял, сгорбившись, над тем, что когда-то было десятилетней девочкой, а потом бросился вперёд, прямо на могильщиков.
        - Велион!
        Тотенграбер сбросил оцепенение, которое владело им всё это время. Он выхватил меч, сделал три коротких шага вперёд, краем глаза глядя под ноги, чтобы не наступить в какую-нибудь гадость.
        Мужчина с колом налетел на него. Велион двумя быстрыми движениями отвёл занесённый над его головой кол, рубанул мужчину по груди...
        Хотел сделать это. Меч будто бил по воздуху. Мужчина налетел на него... и пробежал сквозь. Велион, который даже не успел зажмуриться, тяжело вздохнул. Это было приведение. Вот уж никогда бы не поверил, что существуют привидения.
        Могильщик повернулся назад. Элаги сидела на мостовой, обхватив голову руками. Мужчина исчез. Велион ещё раз перевёл дыхание и посмотрел в ту сторону, где лежало изуродованное тело девочки. Его тоже не было. Вот только...
        По улице брела девочка. У неё была отрублена рука, а половина тела обгорела.
        Тотенграбер почувствовал страх, даже не страх - животный ужас. Он с трудом удержался от того, чтобы бежать назад сломя голову. Могильщик отвернулся: мужик с колом уже выбегал из подворотни.
        Велион аккуратно вернулся к Элаги, с трудом поднял её на ноги. Девушку трясло, она рыдала. Могильщик что-то шептал ей на ухо, рукой закрывал ей глаза, но она не успокаивалась. Надо было возвращаться, немедленно.
        И в этот миг на него обрушилось то же чувство, что и на подходе к городу. Писк давил на мозг, от него сводило зубы. Казалось, что его сущность начинает раздваиваться. Это сводило с ума. Велион зажал уши ладонями, но это не помогло. Оставалось только шагать вперёд, крепко держа рыдающую Элаги за руку.
        Но это оказалось не так просто. Улица, прежде пустая, была наполнена людьми. Нет, их было не много, человек двадцать, но...
        Трое горожан в отрепьях, среди них молодая девушка лет пятнадцати, распинали на позорном столбе молодого паренька в хорошей одежде. Парень беззвучно открывал рот, но даже если бы это было не привидение, двое могильщиков мало бы что услышали - у парня был вырван язык. Наконец, парень затихал, и всё начиналось с начала - ему, окровавленному, загибали руки за столб, начинали прибивать огромными гвоздями.
        Ещё двое избивали палками бородатого тощего старика в смешном колпаке.
        А четверо...
        - Не смотри, - шептал Велион. - Не смотри...
        Женщина. Молодая красивая женщина в дорогущем платье. Она держала в руках младенца. И четверо грязных мужиков.
        Двое выдирали из её рук малыша, совсем грудничка, другие уже начинали стаскивать с женщины платье. После короткой борьбы мужланам удалось вырвать младенца. Один из них, широко размахнувшись, размозжил голову ребёнка о мостовую, а трое других уже сорвали с женщины платье, один пристраивался между её ног.
        Велион тяжело дышал, глотал слюну, но слюны не было - во рту пересохло, ноги подгибались. Элаги рыдала в голос, рвалась из его трясущихся рук, бормотала что-то. Что? Могильщик старался вслушаться в её слова, но не мог, он слышал всё, но не понимал, что она говорит. Кажется, просила отпустить, шептала что-то о том, что им надо помочь, что это надо остановить. Велион долго не мог понять - что. А поняв, долго не мог вымолвить ни слова - глотку затыкал спазм, лёгкие будто были заполнены пустотой, а слова... слова были удручающе бессмысленны, бесполезны.
        - Это привидения, - буквально простонал тотенграбер, хотя казалось, что он не сможет выдавить из сведённого спазмом горла ни звука.
        Девушка на миг замерла в его руках, Велион немного ослабил хватку. И получил тяжелейший удар в пах. Могильщик отпустил руки, ноги подкосились, он упал на колени, тяжёло раскрывая рот, чтобы вдохнуть. Но вдохнуть не получалось, боль была ужасной, она занимала всю его сущность, на время уняв комариный писк, который стал оглушающим.
        Могильщица закричала в голос. И рванулась вперёд.
        - Нет! - закричала она. - Стойте!
        Велион, наконец, вобрал в лёгкие воздуха, но крикнуть Элаги так и не успел.
        Она пробежала несколько шагов вперёд и прыгнула вперёд, как раз в этот миг мужлан размахивался, чтобы разбить голову младенца. Несколькими секундами раньше один из них свернул голову насилуемой женщине, всё опять повторялось.
        - Нет... - выдавил Велион из глотки. Но всё было без толку. Его охватило какое-то оцепенение, он будто бы не владел своим телом. Мир сузился для него до вернувшегося комариного писка, стоявшего над ухом, и бегущей вперёд Элаги. Он бы мог догнать её... если бы бросился за неё несколько мгновений назад. А теперь...
        Могильщица, вытянув руки вперёд, прыгнула на мостовую. Она намеревалась смягчить удар, который стоил жизни младенцу, поймать его тельце перед самой мостовой. Но этот удар был совершён десятки лет назад...
        Голова ребёнка прошла сквозь её руки, но больше Велион ничего не видел - жуткую сцену загородило тело Элаги. Она упала всем телом на мостовую...
        Могильщик взвыл.
        ... как раз на то место, где лежал та злосчастная шкатулка с монетами.
        Раздался тяжёлый, тягучий звук. Вспышка света.
        В лицо Велиону брызнула кровь, настоящая кровь, кровь человека, не призрака, в ноги что-то ткнулось. Могильщик перевёл взгляд вниз. Это была кисть Элаги. Чёрная перчатка даже не была запачкана кровью. Тотенграбер закричал ещё раз.
        Как Велион выбрался из города и добрёл до вчерашнего места стоянки, он не помнил. Голову застилал туман, мысли ворочались с трудом. Кажется, он полз на четвереньках с закрытыми глазами, нашаривая дорогу руками. Это продолжалось долго, очень долго. Могильщик открывал глаза, но если видел кого-то, сразу же закрывал их. Это было слишком тяжело. А может быть, он просто никуда не смотрел, кроме как под ноги.
        Очнувшись, тотенграбер понял, что сидит перед костром. Пахло подгоревшим мясом. Было темно, несмотря на то, что луна уже давно вышла из-за горизонта. Но идола, щерившего клыки на конце поляны, могильщик видел отлично. Божок щерил клыки, красные от света костра.
        Велион вытащил из огня палочку с мясом и принялся механически жевать. Что-то солёное попало ему в рот. Облизав губы, он понял, что на них налипла солоноватая корка. Могильщик прикоснулся к своему лицу, но руки были шершавыми. А ещё они пахли кровью. Он посмотрел на свои ладони и понял, что его перчатки покрыты засохшей кровью. Тотенграбера передёрнуло, он принялся яростно срывать со своих рук перчатки, сорвав, снова прикоснулся к лицу и понял, что и оно в засохшей крови. В крови был плащ, куртка, штаны...
        Велион снял с пояса фляжку с водой, натянул перчатки, и умылся, остервенело растирая лицо ладонями. Вода была отвратно ледяной, она стекала по шее на грудь, но могильщик не останавливался. Холод воды немного привёл его в себя.
        Но стало только хуже. Пришли воспоминания об Импе.
        Могильщик вспомнил, что видел ещё несколько ужасных картин расправы. Детали он не помнил, да и не хотел вспоминать. Но одно он помнил хорошо - у каждого убиваемого на шее висела семиконечная звезда, древний символ магии. Четыре стихии, животные, растения и люди. Сейчас маги носили восьмиконечные звёзды, к семи старым символам добавился ещё один - смерть.
        Прошлое приоткрыло одну из своих тайн. В той жуткой войне, оставившей сотни мёртвых городов, убивали магов. Причины были неясны, но последствия можно было увидеть на каждом углу.
        Одним из этих последствий был Велион - проклятый могильщик.
        И перчатки. Они всё ещё лежали в его рюкзаке.
        Даже не запачканная кровью перчатка, которая когда-то была тёплой от кожи Элаги. Эта перчатка убила её... как и сотни других могильщиков. Зачем он принёс их с собой?
        Или, быть может, так было только в этом городе? В других могильниках не было таких сцен, сцен, в которых были запечатлены смерти магов. Эти сцены повторялись и повторялись на протяжении десятилетий.
        Если бы они повернули назад раньше... до начала той резни...
        Другой причины, по которой всё началось только к вечеру, Велион не видел.
        Могильщик подобрал с земли кусок мяса, начал его жевать, будто бы это могло помочь. Он жевал, рвал зубами куски, яростно их глотал, чувствуя, как крупные куски тяжело проходят по горлу. Лучше не становилось, не становилось, только хуже, хуже, хуже...
        Он сидит и жрёт мясо. Одинокий, как всегда.
        Если бы они вернулись... Если бы они вернулись, то ели бы вместе, пили самогон, потом, наверняка, занялись бы любовью. А назавтра двинулись в путь вместе. Вечное одиночество на миг ушло бы, отодвинулось... Они бы расстались, конечно, расстались бы, по-другому быть не могло. Но не сегодня.
        Нет, могильщик не сетовал на судьбу. Он знал, что его удел - быть одному до самой смерти. Перчатки предопределили его судьбу. Но как хотелось, чтобы это одиночество хоть на несколько коротких дней сменилось на компанию Элаги.
        Велион взял сумку погибшей могильщицы и принялся рыться в ней. Он хотел взять что-нибудь на память. Но ничего подходящего не нашёл. Зато могильщик нашёл увесистый кошелёк. Велион расшнуровал завязки и, высыпав деньги на землю, пересчитал их. Шестнадцать крон серебром.
        Тотенграберу казалось, что он заплакал, но когда он прикоснулся рукой к своему лицу, слёз не почувствовал.
        Зачем Элаги шла в Имп? Что толкнуло её на этот безумный поступок? Он не узнает этого никогда. Могильщица говорила, что её просто интересно, но это не могло, не должно быть единственной причиной.
        Велион хотел выбросить эти деньги, но здравый смысл взял верх над чувствами. Элаги хотела, чтобы в случае её гибели деньги достались ему, значит, он заберёт их. Возможно, кто-то другой в следующем году или через пять лет нашёл бы этот кошелёк, может, он бы взял этот кошелёк и ушёл бы, и это спасло бы ему жизнь. Если бы это спасло жизнь Элаги...
        Велион сунул кошелёк себе в карман и взял свой рюкзак. Уже через минуту он вытащил ворох перчаток, принадлежащих когда-то могильщикам. Тотенграбер поднялся с земли и, подойдя к идолу, принялся копать яму.
        Через четверть часа могильщик закопал яму, в которой вечно будут лежать пять пар перчаток. Возможно, это спасёт жизни пятерым...
        Когда Велион вернулся к костру, он увидел в его свете, что перчатки всё ещё на его руках. В ней он просто не мог почувствовать, бежали ли по его щекам слёзы или нет. Но ему лучше и не знать этого. Он - могильщик, а могильщики...
        Не люди.
        Глава 2. Цена покоя
        - Я хочу, чтобы вы взяли меня на работу, - повторил парень. - Я неплохо владею мечом. Никакой платы я не прошу - согласен сторожить ваш караван за еду. Когда дойдём до своротка на Эзмил, я уйду.
        - Но Эзмил - мёртвый город, - медленно произнёс Альх - глава каравана, купец средней руки.
        - Я владею мечом, - снова сказал парень. - А еда - не самая большая цена за покой.
        Альх ничего не ответил. На разбойника парень не походил, но кто его знает... выглядел-то он жутковато. Весь в чёрном - сапоги, штаны, даже плотно зашнурованный новомодный плащ (с рукавами, а не в виде обычной накидки с капюшоном, и полами ниже колен) был сделан из чёрной плотной кожи. И волосы не просто тёмные - чернущие, такие, что даже воронье крыло при сравнении будет казаться серым, как сажа. Волосы у незнакомца были длинные, стянутые в конский хвост, так что высокий лоб был открыт. Глаза тоже чёрные, даже зрачка почти не видно. Не тёмно-коричневые, а насыщенного цвета агата. Красивые глаза... но жутковатые. Альх был твёрдо уверен, что таких глаз у человека быть не может. Ан, нет... Лицо наоборот - бледное, худое, горбоносое. И неестественно бледные руки с длинными тонкими пальцами. Сам парень - хотя, какой парень, на вид ему уже лет двадцать пять - немного нескладный. Высокий, плечи довольно широкие, но худющий, как двенадцатилетний крестьянский пацан, так что одежда на нём сидит, как на пугале. Странный парень.
        Но, кажется, не опасный. А если он тот, кто нужен купцу...
        А-а, чёрт с ним.
        - Цена-то, конечно, не очень большая, - сказал Альх вслух. - Имя хоть своё назови.
        - Велион.
        - Ну что ж с тобой делать, Велион, прыгай вон на край той повозки, чего пешком-то идти. Есть-то хочешь?
        - Хочу, - сказал черноволосый, благодарно кивнув.
        Альх распорядился дать чего-нибудь пожевать новому охраннику, а сам, оседлав своего коня, направился во главу обоза - пора было выходить. Вот так остановились на обед, и теперь в обозе вместо шестнадцати человек - семерых возниц, восьмерых охранников, кашевара и самого Альха - семнадцать. Ну, чего уж там, прибыток - не убыток. Да и от чего-то купец верил парню... ну, тому, что меч у него не просто так на поясе висит точно. Из леса-то... даже не леса - леска, чёрный появился так тихо, что перепугал всех чуть не насмерть - думали разбойники. Но сейчас уже думать нечего, коль согласился взять парня в караван. Подозрения, конечно, не ушли... но купец отбросил их. Если парень окажется тем, кто ему нужен... Боги! Хоть бы это было так!
        - Поехали, - рыкнул Альх, махая рукой вознице головной телеги.
        Возница поплевал на руки, что-то сказал одному из трёх стражей, сидевших рядом, и тронул коней. Заскрипели колёса, зафыркали кони, послышался цокот копыт о дорогу. Дорога была старой, довоенной, мощёной булыжником. Хорошие дороги тогда делали, до сих пор дюжат, по таким обозы гнать - одно удовольствие, не то что нынешние просёлки - дерьмо раскисшее.
        К Альху подъехал Свирог - сержант, руководящий стражей. Вообще-то он действительно был стражником - с конца осени до начала весны, а потом нанимался в охранники к купцам. Альх не первый раз нанимал его, но раньше со Свирогом был как минимум десяток солдат, теперь же только семь - прошлой зимой в королевстве разгорелась серьёзная эпидемия чахотки. Чахотка эта была странной, быстротекущей, так что люди умирали за несколько недель. Поговаривали, что сказались ветра, почти всю осень дувшие с Ядовитого моря.
        Купец закряхтел. Что-то он опять задумался. А Свирог-то молчит, хоть и подъехал.
        - Надо чего-то? - благодушно поинтересовался Альх.
        - А как же, надыть, - просипел сержант, щеря крупные жёлтые зубы. - Не нрацца мне ентот... чернявый. Дюже шустрый да тихий. Гляди, разбойников наведёт...
        - Не наведёт, - почти уверенно ответил купец. - Мог бы уже навести.
        - Чего это мог?
        - Когда из леса вышел. Нас бы тёпленьких взяли.
        - Деньгу лишнюю потребует.
        - Если всё будет нормально, я и сам ему заплачу, - пожал плечами Альх. - Он мне не раб за еду работать.
        - Ну, как хошь, - сплюнул стражник, пришпорив коня.
        "Конечно, как хочу, - подумал Альх. - Я - глава обоза, так что...
        Одно меня смущает - какого хрена парень этот идёт к мёртвому городу? Хоть бы я оказался прав..."
        Велион, развалившись на мягких тюках с кожами, грелся на тёплом весеннем солнце. Было тепло, так как может быть тепло только в апреле - грело мягкое солнце, но воздух, пахнущий талым снегом, был ещё прохладным. Местами снег сошёл ещё не до конца, но по довоенной дороге обоз шёл хорошо, хотя не стоит ждать такой благодати от новых дорог, наверняка ещё не просохших.
        На деревьях уже начали распускаться почки, тотенграберу даже казалось, что он чувствует их запах.
        - Куды путь-то держишь? - раздался над ухом голос возницы.
        - Эзмил.
        - А чаво тама делать-то, а?
        - Сверну, - солгал Велион.
        Конечно же, он не собирался сворачивать, его целью был Эзмил.
        Эзмил - хоженый перехоженный могильщиками и обычными мародёрами город. Когда-то к нему вёл крупный торговый тракт, по участку которого сейчас двигался обоз. Так получилось, что уже после войны люди начали тянуться к этому тракту, строить на нём города и сёла. Где это было возможно, конечно. Старый торговый тракт стал новым, только теперь шёл в обход города. Благодаря хорошей дороге могильщики слетались к городу, как мухи на мёд. Но город был не из простых, как и большинство крупных могильников, так что вероятность найти что-то ценное всё ещё существовала. Велиону же, просидевшему на месте почти четыре месяца, нужна была тренировка, иначе первый же действительно серьёзный могильник может стать для него последним. Да, чёрт возьми, это моветон, но если не подстёгивать себя такими мыслями, можно расслабиться и тогда... Тотенграберы никогда не говорили про могильники "Не он первый, не он последний".
        Конечно, после Импа любой могильник может показаться простым...
        Велион задушил в себе мысли о Импе. Всё. Он выжил. Элаги... Элаги - нет. Могильщик часто думал о ней. Что толкнуло её на тот шаг? На её глазах убивали младенца. Быть может, то, что она сама никогда бы не смогла стать матерью? Настоящей матерью, не кукушкой. Даже родив, могильщица не смогла бы воспитывать ребёнка: проклятье всё время тянуло бы её прочь из дома.
        Поговаривают, что сильные эмоции порой перебивают тягу к могильникам, но сильные эмоции проходят быстро, а проклятье живёт столько же, сколько сам могильщик. Кой чёрт дёрнул его идти в Имп? Был же у него фокус, были могильники пусть и более далёкие, но куда более простые, но он пошёл в Имп. И виной тому проклятье. Некоторые даже из числа могильщиков не верят в него, но Велион теперь знал точно - оно есть. Именно проклятье заставило его идти в Имп, застлало глаза, затуманило разум и подтолкнуло в этом самоубийственный подход. Чёрт возьми, если он даже не задумывался о том, что ему не хватит еды на обратную дорогу...
        На губы выползла горькая усмешка. Задушил в себе все мысли о Импе? Велион пытался сделать это всю зиму. У него не получалось, слишком... страшно было там. И слишком страшно забыть об этом.
        Оставалось только идти вперёд. Вернее, ехать кверху пузом. Велион за зиму нарастил десятка полтора фунтов мяса, отрастил бороду, которую сбрил только перед выходом на большак. Короче - засиделся. Так что он не прочь был бы и пройтись пешком, могильщика, как и волка, ноги кормят. Если не можешь двигаться в достаточном темпе от одного города-призрака к другому, сдохнешь от голода по дороге. Но кто пойдёт пешком, когда можно ехать на повозке, лёжа, да ещё и с набитым брюхом?
        Вообще, всё начиналось довольно удачно - Велион и не думал, что его подберёт первый же обоз, да ещё и согласятся кормить. Возможно, причиной тому было то, что он снял перчатки. Денег у него осталось столько, что можно было считать, будто их вообще не осталось - на дне кошеля катались, не встречаясь друг с другом, три медяка. Весной, когда еды было меньше всего, на эти деньги можно было бы запастись только сухарями из желудёвой муки. Да и то, вряд ли бы их хватило на недельный переход. С обозом тотенграбер вряд ли преодолеет расстояние до Импа быстрее, чем пешком, зато о еде можно не думать. Так что всё просто великолепно.
        Велион почувствовал, что начинает задрёмывать. Что ж, можно и поспать... пешему такого не удастся - так, чтобы заснуть, а проснуться через несколько вёрст...
        Когда к нему кто-то подсел, могильщик решил не просыпаться. Но когда кто-то осторожно тряхнул его за плечо, Велион резко сел, глядя широко раскрытыми глазами на подсевшего к нему человека. Им оказался сам Альх - имя купца тотенграбер выведал у возницы.
        Когда Велион сел, купец отшатнулся, но его испуг прошёл быстро.
        - Что-то случилось?
        - Мог бы и не пугать, - пробормотал Альх, пожевав губами.
        - Я спал.
        - Да уж спал, - протянул купец, внимательно изучая могильщика.
        Альх долгое время молчал, Велион тоже помалкивал, ожидая, что купец скажет ему. Даже если выгонит... ну и что? Поел, проехался, так что жалеть не о чем.
        - Ты идёшь в Эзмил, - сказал, наконец, купец.
        - Не в Эзмил, - снова солгал могильщик. - Я сверну к горам.
        - Зачем к горам?
        - Там, говорят, каждый меч на счету - горцы всё больше и больше наглеют.
        - Говорят, что не они наглеют, а что их гонят с гор.
        - И кто же, интересно? - хмыкнул Велион. Он окончательно расслабился - Альх пришёл просто поболтать. Поболтать... вернее, перекинуться парой-тройкой фраз могильщик был не прочь.
        - Чудовища, - неуверенно произнёс владелец обоза. - Горные чудища, - сказал он более уверенным тоном. - Ещё говорят, что в горах всегда неурожай, так что горцам просто приходится воевать с королевскими пограничниками.
        - Я иду воевать за деньги, - продолжал Велион свою легенду. - До причин войны мне разницы нет.
        - Ну-ну, - протянул купец, отворачиваясь. Могильщик заметил, что взгляд его собеседника стал задумчивым и... немного разочарованным что ли.
        - Значит, в горы, - сказал Альх после короткой паузы.
        - Да.
        - Ну, спи тогда.
        Глава обоза спрыгнул с телеги и на ходу запрыгнул на плетущегося рядом коня.
        Велион некоторое время смотрел купцу в спину. Что-то его беспокоило. Альх хотел что-то спросить, что-то ещё. Но не спросил. Значит, не судьба.
        Не судьба?
        Новоиспечённый наёмник завалился на спину. Сон больше не шёл. Голубое небо, облачка, весна, тепло, качается телега, поскрипывают колёса.
        Могильщик заснул и даже не заметил этого.
        Ему снилась лодка, в которой он ехал по пруду. С ним сидела какая-то девушка, но её лица разглядеть могильщик не мог. По пруду шла лёгкая рябь, которая раскачивала лодку. Велион хотел спросить у девушки, кто она, но неожиданно в борт ударила большая волна, лодка перевернулась. Спутница Велиона закричала...
        Вот только голос был грубый, мужской, а выкрикнутая фраза содержала столько матов, что уши заворачивались в трубочки.
        Сначала могильщик решил, что передняя телега наехала на корягу. Или попала в рытвину, которые всё-таки иногда встречались на дороге. Такое случалось два или три раза за те три дня, что Велион путешествовал с обозом Альха. Хотя, путешествовал сказать было трудно - он ел и сутками дрых на повозке. Всё было так хорошо, что казалось сказкой.
        Но когда Велион увидел четверых вооружённых людей, высыпавших из леса, он понял, что сказка кончилась.
        Типичная картина - срубленное дерево, перегораживающее дорогу, трое разбойников атакуют в лоб, четверо уже бегут на подмогу из леса. Скорее всего ещё двое или трое атакуют задние телеги. Может, в лесу засел...
        Стрела пролетела около его лица и с мягким звуком воткнулась в один из тюков. Тотенграбер, выругавшись, схватил свой рюкзак и перевалился через борт телеги так, чтобы телега прикрывала его от стрелка. Значит, в лесу всё-таки есть лучник. Но раздумывать об этом времени не было. Могильщик расшнуровал завязки и принялся выгребать из рюкзака вещи. Перчатки лежали на самом дне. Они защитят его руки в драке и...
        И будет то, что будет. Витать в облаках времени не было.
        Натянув перчатки, могильщик выхватил меч и, пригнувшись, рванул в лес. Ему вслед неслись звон оружия и вопль Свирога.
        - Гнида! - прокричал командир стражи.
        "Сам урод", - раздражённо подумал Велион, поворачивая направо.
        Он пробежал с десяток шагов и ещё раз повернул. Теперь он бежал в обратном направлении, но на расстоянии пятидесяти шагов в сторону от места драки. Проскочив дорогу, могильщик снова повернул, надеясь на то, что он заметит лучника прежде, чем тот заметит его. Велион умел двигаться по лесу быстро и бесшумно. Больше ни на что надежды не было.
        Могильщику повезло - он заметил лучника первым. Кроме того, тот только что спустил тетиву и доставал очередную стрелу из колчана, висевшего за плечом. Эту стрелу Велион пустить ему уже не дал - наскочил с боку, быстрым ударом проткнул шею и бросился к обозу, оставив истекающего кровью лучника корчиться на земле. Велион не стал дорезать того специально. Возможно, это было излишней жестокостью..
        а возможно, наказанием за нападение. Последним уроком в жизни - кровь из шеи разбойника хлестала так, что чуть не забрызгала могильщику куртку.
        Когда Велион выскочил из леса, ему сразу стало ясно, что дело дрянь. Нападающих было около десятка, один, тяжело раненый, валялся на земле, испуская последние проклятья, тонувшие в крови, обильно сочащейся изо рта. У обороняющихся из строя выбыло двое, причём один из них явно был мёртв. Впрочем, второй, тяжелораненый - у него из спины чуть выше поясницы торчала стрела - тоже ничем бы не смог помочь. Учитывая то, что Альх залихватски, но без какого-то толку размахивал своей саблей, семеро стражников, зажатые между двух головных телег, сражались против десяти... нет, одиннадцати нападающих. Возницы и кашевар куда-то смылись. Впрочем, на то они возницы и кашевар, чтобы в случае чего делать ноги. В противном возниц и кашеваров в этом мире было бы катастрофически мало. Надо было бежать... но Велион бросился в драку. Он не хотел предавать людей, которые бескорыстно приютили его, стали, хоть и на три дня, его компанией, даже - компаньонами. Плевать на неприязнь стражников, могильщик хотел вытащить хотя бы Альха, который находясь в седле, вместо того, чтобы дать дёру, дрался. Конечно, он мог защищать своё
добро и больше ничего, но..
        Велион наскочил на одного из нападающих. Тот успел заметить его приближение и развернулся, чтобы отразить атаку. Тотенграбер ударил наискось, намереваясь распороть противнику живот, но разбойник подставил свой меч, раздался лязг. Могильщик отскочил и правильно сделал - его противник напал достаточно прытко, меч едва не зацепил ему куртку. Велион скривился, начал заходить противнику в левый бок, но разбойник не дал этого сделать, резко переместившись вправо, так что оказался у Велиона практически за спиной, и атаковал. Могильщик успел отразить атаку, контратаковал, но безуспешно, его меч пронёсся в дюйме от рукава разбойника, а сам он получил тяжёлый удар в бедро, едва успев увернуться от лезвия противника. Велион отступил, тяжело наваливаясь на ногу, разбойник, видя это, ощерился и бросился добивать казалось бы обречённого противника.
        "Три удара и я труп, - спокойно подумал могильщик. - Мужик, конечно, молодец... почти".
        Велион отразил излишне торопливый удар меча противника, подставив свой меч самым основанием лезвия, и, продолжая движение, задрал меч высоко над головой. Он делал это излишне медленно. Разбойник, видя, что оппонент открылся, атаковал со всей скоростью, на которую был способен. И наткнулся на тяжёлый удар носком сапога, угодившим в солнечное сплетение. Разбойника согнуло пополам, он выронил меч и начал падать на колени. Велион резко опустил свой высоко поднятый меч, развалив затылок противника на две части. Конечно, бить ногой из такой позы было дико неудобно и очень рискованно... но разбойник действительно был силён, так что идти на риск было жизненно необходимо. Если бы его противнику кто-нибудь поспешил на помощь...
        Велион мысленно скривился. Смерть в драке - не худший удел, далеко не худший.
        - Убейте его! - зарычал кто-то незнакомым голосом. Могильщик поднял глаза от трупа. Вполоборота к нему стоял бородач немного похожий на его противника. У него было самый хороший меч из этой компании. Атаман? Наверняка. А это, судя по всему, труп его брата.
        На могильщика бросились двое. Дело к этому времени было уже совсем плохо: Свирога ранили в руку, так что сержант оборонялся скорее для вида, прока от него было мало. Его, несмотря на то, что ещё один разбойник валялся в быстро растекающейся на камне луже крови, с остальными уже прижали к одной из телег, вот-вот и их добьют.
        Значит, придётся рискнуть.
        Велион отразился атаку одного из своих противников и пинком отшвырнул его как можно дальше. А под удар меча второго он просто подставил раскрытую ладонь левой руки.
        Перчатка, конечно же, выдержала. Это было неприятно, даже больно - удар был достаточно сильным, рука Велиона на миг онемела. Но уже в другой миг могильщик крепко сжал лезвие меча. Разбойник рванул меч на себя, но не очень уверенно, в его глазах было всё нарастающее удивление.
        Ещё через миг это удивление заменилось испугом. Испуг перешёл в ужас, дикий, животный. Глаза разбойника выскочили из орбит, рот раскрылся.
        - Могильщик! - крикнул он. И второй раз, панически, истерично: - Могильщик! Мы прокляты!
        Велион растянул рот в самой паскудной ухмылке, на которую был способен, и что-то зашипел. Разбойник отпустил меч и с воплем испуга бросился наутёк. Спина его компаньона уже скрылась за деревьями. Другие тоже побежали, кто-то быстрее, кто-то медленней, но бежали все.
        Кроме одного, того, что приказал убить Велиона. Он обзывал своих подчинённых трусами, приказывал вернуться, но его быстро успокоил Альх, располосовав лицо саблей. Стражники свалили его на землю и добили несколькими ударами.
        Велион скривил губы и, вогнав меч в ножны, быстрыми шагами направился к телеге, на которой оставил свой рюкзак. Надо уходить и быстро, иначе может получиться так, что стражники, которых он, по сути, спас, запросто закидают его камнями, опасаясь проклятья могильщика. Или, того хуже, их страх будет не так велик, как у разбойников, но достаточен для того, чтобы убить его. Так, на всякий случай.
        Могильщик обошёл телегу и принялся засовывать в рюкзак свои вещи - свёрнутый плащ, вторые портянки, стакан и миску. Жаловаться было нечего, как-никак три дня на халяву жрал и путешествовал, лёжа на брюхе.
        - Думаю, Свирог немного разочарован, - произнёс Альх, подъезжая к нему. - Но только благодаря тебе он вообще может испытывать это чувство. До сих пор может.
        - Я рад за него, - пробурчал Велион, уже практически зашнуровавший свой рюкзак.
        - Куда ты собрался... могильщик?
        - Боюсь, как бы все твои стражники не бросились бежать от моего вида. Или того хуже.
        - Они не настолько суеверны, - усмехнулся Альх. - Ты можешь остаться. Нет. Ты должен остаться.
        Велион, не веря своим ушам, поднял глаза. Купец довольно усмехался. Но в этой его усмешке была и толика горечи.
        - Кроме того, у меня к тебе есть дело, - добавил он. - Но о нём позже. Ты, случаем, не умеешь шить раны?
        Велион пожал плечами. Пару раз ему приходилось штопать других могильщиков, ни один из них, правда, не выжил, но здесь раны немного другого рода, оторванных конечностей, по крайней мере, не было.
        Стражники уже стащили тела поверженных разбойников и своего товарища к обочине. Свирогу заматывали тряпкой руку, а второго раненого положили навзничь на телегу. Он стонал и испуганно таращил глаза, не моргая даже из-за пота, который обильно тёк по его лицу. Велиону хватило короткого взгляда, чтобы понять, что случай безнадёжный.
        - Стрела засела в почке, - сказан он глухо. - Парень скончается через несколько минут. Если вырвать стрелу - быстрее.
        Раненый коротко взвыл, но сразу замолчал, закусив губу. Он плакал, крупные слёзы бежали по побледневшему лицу. Велион пожалел, что сказал это громко. Жаль, что раненый находится в сознании, а не отключился от боли, когда его затаскивали на телегу.
        Могильщик поднял глаза. Стражники боязливо отводили от него взгляд, но никто, опасаясь сглаза, не закрывал лицо руками, не делали знаков, отпугивающих нечисть.
        - Я сам сделаю это, - тихим голосом проговорил Свирог. - Потом, твою мать, замотаешь! - Он оттолкнул стражника, бинтующего ему рану, подошёл к повозке, на которой лежал раненый.
        - Прости меня, Гарст, - всё так же тихо сказал сержант. И вырвал стрелу.
        Гарст молча дёрнулся и потерял сознание. Из закушенной губы текла кровь. Он скончался через две минуты.
        Когда это произошло, Свирог посмотрел на могильщика и произнёс:
        - Ты тоже извини, парень. За то, что не верил тебе.
        Велион кивнул, давая понять, что извинения приняты.
        - Ну, ничего, - сказал Альх, спрыгивая с коня. - Разбойники убежали далеко, я только что проверил, вернуться вряд ли. Шумели они сильно, так что возницы скоро должны будут вернуться, они всегда возвращаются, сукины дети. Похороним своих и в путь.
        - Ты говорил о каком-то деле, - сказал ему тотенграбер.
        - Ты отведёшь меня Эзмил, могильщик. И проведёшь по городу. Мне надо там кое-что найти.
        - Это неприемлемо, - в который раз за день повторил Велион. - Слишком опасно.
        - Я заплачу тебе пятнадцать крон, - сказал Альх. В прошлый раз было двенадцать, в первый - десять.
        - Нет. Пойми, я не набиваю цену, я отказываюсь тебя вести.
        Купец недовольно засопел, сверля могильщика взглядом.
        Солнце зашло уже пару часов назад, но никто ещё не спал - Свирог сетовал на боль в руке, орал на дружинника, которого поставили на часы. Остальные дружинники пили вино, поминая погибшего. Альх и Велион сидели у костра, медленно переговариваясь короткими фразами. Толку от этих переговоров продолжающихся, по большому счёту, уже весь день, не было никакого
        - Я могу дать двадцать марок, - произнёс Альх. - Но только после того, как реализую товар. Двадцать марок, могильщик, большие деньги. Огромные.
        - Согласен, деньги большие, - хмыкнул Велион. - Но - нет. Пойми, эти двадцать марок ты платишь даже не за свою жизнь, а за смерть. Ты просто погибнешь.
        - Ты меня выведешь.
        - Может быть. Но вероятность этого невелика.
        - Двадцать пять марок.
        - Я не набиваю цену.
        Альх снова засопел. Сопел он довольно долго, иногда что-то бормотал себе под нос, копаясь пальцами в бороде. Наконец, кашлянул и заговорил:
        - Не думай, что это блажь. Хотя, можешь думать и так. Я ведь не говорил, что я собираюсь искать в Эзмиле?
        Велион покачал головой.
        - Я собираюсь найти тело своей дочери. Или то, что от него осталось. Она была могильщицей. Может быть, ты её знал? Её звали Элаги.
        Ощущение было похоже на то, когда камень прилетает в голову - яркая вспышка, после которой всё поплыло, затуманилось, стало одновременно огромным и маленьким. Несмотря на это, внешне Велион не отреагировал, не дрогнул ни один мускул на его лице. А если и дрогнул, то вряд ли Альх заметил это в неверном свете костра.
        - Нет, - солгал могильщик после короткой паузы. - Откуда ты знаешь, что она пошла в Эзмил?
        - Она сама сказала. Она... - Альх замолчал на несколько секунд. - Знаешь, я, наверное, расскажу всё с начала, хочется поплакаться старику... тем более, ты могильщик, а значит, поймёшь Элаги. Попробуй понять и меня.
        Велион молчал. Его пальцы время от времени сжимались, хоть он и пытался себя контролировать. Это могло показаться подозрительным, но Альх должен был привыкнуть к тому, что могильщик отмалчивается в ответ. А его пальцы не видно. Да и мало ли из-за чего он может нервничать.
        - Элаги была моей младшей дочерью, - сказал купец. - Мы с женой всегда потакали ей, хотя этого и не было видно, давали больше свободы, чем старшему сыну. На самом деле она была любимой дочерью. Мы с женой накопили прилично добра, чтобы выдать её замуж за купца или даже мелкого дворянина. Когда ей исполнилось шестнадцать, она отказалась выходить замуж, хотя партия была более чем приличная. Сына-то я женил в пятнадцать на двадцатилетней дочери рыцаря, с которой переспал весь папенькин замок, а замок-то был не маленький... Но ничего, он у меня хват, этой зимой жена скончалась, оставив крепенького карапуза, которому уже стукнуло четыре, а он даже насморком ни разу не болел. Заболела она, сам понимаешь, этим жутким туберкулёзом. Я-то тело видел только на похоронах, но один из слуг сына по секрету сказал, что туберкулёз прошёл очень остро, так остро, что на животе образовалась рана. Впрочем, это только слухи, на теле во время похорон ничего заметить было нельзя, да и тесть, ети его мать, ничего не хотел видеть, у него были долги... до смерти дочери. Сын, кстати, уже нашёл невесту, тоже дворянку, ведь
его положение уже это позволяло. Но мы сейчас не о нём.
        Четыре года назад на своё восемнадцатилетие Элаги купила эти... перчатки. Я к тому времени уже начал конкретно намекать ей на то, что стоит присмотреться к двум парням... Но она решила сделать всё по своему. Когда она принесла эти чёртовы перчатки мне и сказала, что она теперь могильщица, я посмеялся, сказал, что всё это сказки, что никакого проклятья на перчатках нет, никуда её не потянет. Но на самом деле я испугался. Так испугался, что решил нанять мага, чтобы тот снял с неё проклятье, если оно на самом деле окажется на перчатках. Но маг отказался работать, даже аванс вернул. Сказал, что моя дочь обречена. Тогда я решил закрыть её дома, но жена настояла на том, чтобы отпустить её. "Девочка перебеситься", сказала она мне. Ну что ж, подумал я, пусть перебеситься, пройдёт пара месяцев, и я насильно выдам её замуж, а там уже ей будет не до могильников. Пусть будет несчастна, зато будет жива. Но Элаги не перебесилась. Через две недели она собралась со мной в деловую поездку. Я тогда обрадовался, как раз в том городе жил один из потенциальных женихов... Я и не знал, что она взяла с собой перчатки.
Она убежала во время одной из ночных стоянок, там был небольшой могильник - наполовину сгоревший город. Меня тогда разбудил охранник... я думал, что убью его. Всю оставшуюся ночь я думал, что сойду с ума от страха. Но Элаги всё-таки вернулась, как раз в то время, когда я уже сам собирался идти на её поиски. Она была чумазой, взмыленной... и счастливой. В тот раз она приволокла пару каких-то безделушек, которые удалось продать за две с половиной марки. Она гордилась этим заработком.
        После этого она начала уходить сама. Иногда не появлялась по три-четыре месяца, и каждый раз мы думали, что она больше не вернётся. Но она приходила. Отъедалась, лечилась, пару недель отдыхала, нянчилась с племянником... И снова уходила. Мы с женой поседели за эти четыре года. Но мы радовались тому, что она хотя бы возвращалась к нам, а не проводила всё время в своих странствиях.
        А прошлым летом она пришла из очередного похода раненой. Рана не была серьёзной, ей повредило чем-то лицо. Тогда я решил, что больше не отпущу её никогда... но отпустил. Она ушла осенью, в октябре, сказав, что идёт в Эзмил. Плёвое дело, исхоженный вдоль и поперёк могильник, нечего беспокоиться, сказала она. В конце ноября она пообещала вернуться. Ещё сказала, что проживёт с нами всю зиму. Я радовался, как ребёнок, думал, что за зиму, может быть, она остынет, решит остаться, найдёт себе молодого вдовца. Но...
        Она не вернулась. Мы с женой чувствовали ещё с ноября, что случилось что-то страшное. Всю зиму я ждал известий, всю зиму... Каждое утро просыпался и говорил себе, что сегодня-то она обязательно придёт, обязательно вернётся к обеду, к ужину, ко сну... Элаги не приходила. Я потерял всякую надежду, когда начался январь. И тогда я решил пойти в Эзмил. Жене, конечно же, ничего не сказал. Если я не смог уберечь Элаги... то должен хотя бы похоронить её прах. Одна мысль о том, что её тело сейчас расклёвывают птицы или пожирают крысы... - Альх замолчал, уже не в первый раз за весь рассказ, но эта пауза была самой длинной. Велион был уверен, что купец сейчас разрыдается. Но Альх справился со слезами. А когда продолжил говорить, его голос звучал твёрдо и уверенно: - Я должен оказать ей хотя бы последние почести.
        А ещё я хочу испытать то, что испытала она. Попасть в могильник, увидеть все эти ловушки и заклинания, увидеть тварей, которые живут там. И... меня гложет чувство вины. Элаги думала, что нам на неё наплевать, и мы вели себя так, будто бы она действительно предоставлена сама себе. Мы не хотели стеснять её, заставлять что-то делать, навязывать чувство долга... Но сделали это слишком... слишком неудачно. Я должен искупить свою вину. Как сделать это по-другому я не знаю. Поэтому я пойду в Эзмил. Если ты откажешься, я пойду один. Иначе я никогда не обрету покой.
        Альх замолчал, уставившись в землю.
        Велион тоже молчал. Мысли бегали в голове, путались, терялись. Он не знал, что делать. Но решение принял. Положительное решение. Могильщик чувствовал себя виноватым. Нет, не в смерти Элаги и уж тем более не в том, что поведёт Альха в город, где купец может погибнуть. Может, в том, что он солгал? Сказать Альху, что знал Элаги? Что она пошла не в Эзмил, а в Имп? Нет, никогда. В этом случае купец захочет пойти в Имп, начнёт уговаривать, а Велион не сможет отказать... после этой истории... после того, как понял, как Элаги ошибалась в своих родителях, он поведёт купца в Имп. А это верная смерть.
        Быть может, он чувствовал себя виновным в этой лжи? Во лжи, которая, может быть, поможет обрести покой Альху, но никогда не позволит обрести покой самому могильщику.
        Старый опытный могильщик, который видел столько смертей, столько неправды, столько несправедливости из-за чего ему казалось, что он настолько зачерствел, перестал быть человеком и чувствовать по-человечески, испытывал муки совести. Он чувствовал себя лжецом и трусом. Пусть его ложь и трусость спасут человека, вот этого купца, отрастившего себе приличное пузо и нажившего полголовы седины, даруют ему покой... Это ничего не меняло. Велиону казалось, что он совершает подлость перед Альхом, перед памятью о Элаги. Но вести купца на верную смерть он не мог.
        - Я отведу тебя в Эзмил, - сказал тотенграбер. - Сам не знаю почему. Твоя дочь..
        - он замолчал. - Твоя дочь здесь не причём. Пойдём налегке. Наступаешь туда же, куда наступаю я. Руками что-то трогать только после моего разрешения. Все мои приказы выполнять беспрекословно. И знай. Цена, которую ты заплатишь за покой, может оказаться слишком высокой.
        - Я готов к этому, - твёрдо сказал Альх.
        "Ждать нас до заката. Если не появимся к этому времени, уходите. Если Велион придёт один, заплатите ему десять марок (Велион запросил эту сумму) и проводите до жилых районов, если, конечно, захочет. В этом случае весь товар ваш", - такие указания дал Альх Свирогу. Командир охраны ответил, что будет ждать до утра. Впрочем, вряд ли кто-то решит двигаться в дорогу после заката. С другой стороны, стражники, относящиеся ко всему связанному с мёртвыми городами (Велион стал счастливым исключением: все понимали, что если бы не он, то крысы начали бы глодать их кости ещё до полуночи) с большой опаской, могли дать дёру. Ещё, конечно, существовала вероятность того, что стражники могут смыться сразу, прихватив товар, но когда Велион высказал эту мысль Альху, купец усмехнулся и туманно намекнул на то, что его руки достаточной длины.
        Из лагеря Велион и Альх выдвинулись на самом рассвете. Всю еду и воду могильщик нёс сам в своём рюкзаке, куда он надеялся набрать хоть немного ценностей. Купец шёл налегке, на поясе висела только баклага с водой, Велион полагал, что так будет проще и безопасней. И меньше вероятность того, что съестное погибнет вместе с купцом. Он не собирался возвращаться в одиночку: может быть, охранники не сбежали бы, но уж бродягу-могильщика за десять марок они прирезали бы без разговоров, и плевать, что он спас их шкуры во время того нападения. Всё-таки в людскую благодарность могильщик верил мало. Куда больше в алчность.
        Утро было довольно прохладным, всё-таки ещё только середина апреля, пусть днём тепло, пожалуй, для апреля даже жарковато, но ночи ещё были холодными. Благодаря этой утренней прохладе могильщик и купец двигались довольно быстро - холод подгонял Альха, отвыкшего передвигаться пешком, Велион же порой за день проходил до полутора десятков миль, медленно шагать он просто не умел. До Эзмила надо было добраться как можно быстрее - Велион предпочитал работать днём, когда всё видно, к тому же до заката гады, обитающие в могильниках, появляются куда реже. Обозники отказались приближаться к городу малое расстояние, поэтому пришлось вставать лагерем в том месте, где начинался объезд, а это добрых полторы мили до города. Ко времени, затраченному на этот переход, ещё стоило прибавить пару часов на проход по окраинам, где вряд ли найдётся что-то ценное, ещё какое-то время на поиски мест, куда раньше не заходили другие могильщики, так что работа начнётся самое лучшее в обед. А ещё надо возвращаться назад: город опять же желательно покинуть засветло.
        Обдумывая это, Велион мысленно кривился. Вряд ли он много заработает на этом походе. Хотя бы будет десять марок, которые заплатит ему Альх. А надо бы купить новый плащ, как следует наточить меч у какого-нибудь кузнеца... Хоть сапоги, прохудившиеся ещё прошлым летом, починил, до осени должны продержаться. А до осени ещё много что может произойти.
        Дорога, по которой шли двое "тотенграберов", была довольно хорошей - всё та же трасса, сделанная из плотно пригнанных друг к другу камней. Правда, первые несколько сот футов были довольно неприятными: дорогу пытались разобрать, скорее всего, безуспешно, но ощущение было таким, что каменное полотно дороги пережевали, да так, что иногда ямы приходилось даже перепрыгивать. Видимо, люди, обитающие неподалёку, решили приспособить ровный неиспользуемый камень для своих нужд, но очень давно, наверное, сразу после того, как проложили объездную дорогу, то есть около пятидесяти лет назад. Если всю дорогу до Эзмила ещё не растащили, значит, камень плохо отковыривался. Или транспортировался - камни были большими, два фута в ширину и длину и около пятнадцати дюймов в толщину. А может, своё сыграли какие-то другие причины, крестьяне легко верят в такие вещи, как, например, проклятые камни Эзмила. Если какой-нибудь из воришек заболеет или погибнет при странных обстоятельствах или несчастного случая такие слухи появляются быстро. Тем более, иногда эти вещи вовсе не были бредом и выдумками.
        Но раздолбаная дорога быстро кончилась, ям становилось всё меньше, и вскоре Велион и Альх шагали по ровной и прямой дороге. По обочинам росли деревья и кусты, было видно, что это искусственные насаждения: ряды были ровными, все растения располагались на равном удалении от обочины. А в полумиле от городских ворот обычные берёзы, клёны и рябины заменились на яблони, грушевые деревья, вишнёвые кусты, черёмуху, сирень, смородину, шиповник, росшие чёткими прямоугольниками, пересекаемые аллейками, выложенных камнями и заставленных скамейками. Ещё аллеи были заставлены скульптурами, высокими фонарями, и каждая вторая расширялась вдали, выходя на фонтаны со сложными скульптурными композициями, причём, каждый раз разными. Заросли, несмотря на то, что их не обрабатывали уже около восьмидесяти лет (так в последнее утверждало большинство магов) практически не одичали, только кое-где росла крапива. Наверняка, сад был заколдован.
        Когда до города осталось совсем мало в этом цветущем саду начали появляться следы войны. Сначала Велион увидел выгоревшую проплешину, которая так и не заросла за столько лет, потом - ржавое железо и кости. А когда до городских стен осталось рукой подать, во всё чаще и чаще появляющихся следах пожара, среди валяющихся там костей и стали, начали прослеживаться следы магии - слабо светящиеся печати, змеи ловушек, пропасти магических капканов.
        - Такую красоту загадили, - сказал Альх. Это были первые слова, произнесённые за те полчаса, что они двигались по дороге.
        - Угу, - мрачно ответил Велион. С Альхом он действительно был согласен. Такой красоты в мире больше не создавали. А этот сад, окружающий Эзмил, был далеко не самым прекрасным из тех мест, что видел могильщик.
        - И ведь что интересно, - продолжал купец. - Уничтожены только города. Нет, и деревням досталось, но так, будто походя. Ты знаешь хоть один населённый город, который был построен до войны?
        Велион не знал. По крайней мере, населённый людьми.
        - Вот, и ты не знаешь. И маги не знают... никто не знает, - купец собирался сказать что-то ещё, но замолчал, угрюмо глядя перед собой. - Хрен с ним с садом, - наконец произнёс он. - Но сколько погибло людей... и сколько продолжает гибнуть, - с горечью добавил он. - А всё из-за этой чёртовой магической войны.
        Могильщик промолчал. "И я тоже когда-нибудь погибну из-за этой войны, - мелькнула мысль. - Как погибла Элаги и тысячи других".
        Ворота в город были сорваны с петель. Часть обгорела, металл оковки местами оплавился. Около ворот громоздилась груда костей, уже старых. Открывшаяся взгляду часть улицы тоже была завалена костями. Всё как обычно.
        Велион подошёл к куску одного из створов, валяющегося прямо на дороге, потрогал рукой. По руке прошла дрожь, железо немного нагрелось, но больше ничего не произошло - боевое заклинание, засевшее когда-то в металле, исчерпало свои силы. Возможно, именно оно послужило причиной смерти многих хозяев белеющих рядом костей. Велион представил, как первый мародёр, рискнувший пойти в Эзмил, присел отдохнуть на этот обломок, или просто прикоснулся к нему, или наступил... Исход один - он погиб. Когда-то такие мысли пугали его. Теперь... теперь заставляли задуматься. И быть осторожней.
        - Ещё не поздно свернуть назад, - сказал тотенграбер, выпрямляясь. - Никто не будет смеяться. Твои люди...
        - Нет, - отрезал Альх. - Я иду с тобой в город. И дело не в храбрости, я боюсь до усрачки, но я не вернусь, пока не побываю в могильнике.
        Велион кивнул. Он ожидал такой ответ, но не предложить вернуться не мог. Если купец даст слабину в городе, возможно, будет уже поздно. Он сказал это вслух.
        - Я всё равно пойду, - твёрдо ответил купец. - Поверь, после смерти Элаги я не так уж и сильно дорожу своей жизнью.
        Могильщик снова кивнул и перебрался через обломок.
        Эзмил был богатым городом, это было видно сразу. Захламлённая улица была широкой, халуп для бедноты не было совершенно - сразу начинались двухэтажные каменные постройки. Часть погорела, часть обвалилась, ещё часть была разрушена ещё во время войны, могильщик привык к такому. А вот Альх вертел головой, разглядывая улицу и постройки.
        - Под ноги смотри, - недовольно сказал Велион. Нужды в этом пока не было, но напоминание было необходимо - дальше такая невнимательность могла стоить жизни. Здесь вообще многое могло стоить жизни, не смотря даже на то, что город действительно был исхожен вдоль и поперёк - тотенграбер не чувствовал вблизи ни одного серьёзного заклинания.
        Купец закивал, но крутить головой так и не перестал.
        Велион двинулся вперёд, Альх за ним. Два квартала прошли без проблем и быстро. Когда начался третий квартал, могильщик почуял магию, а костей вокруг стало куда больше. Под ногами появлялось всё больше и больше хлама, которого не было с начала - латунные, медные, бронзовые побрякушки, ржавое оружие. Видимо, с окраины города вытащили всё, что было можно. Вынесут когда-нибудь и отсюда, когда мародёры завалят своими костями каждую из валяющихся здесь вещей.
        Вдали городскую улицу перекрывало какое-то нагромождение, Велион остановился, чтобы рассмотреть, что там, но так и ничего не понял. Что ж, будем решать, что делать дальше, когда доберёмся.
        - Велион, - тихо позвал Альх.
        Могильщик быстро обернулся, но опасности не было. Купец показывал рукой на одну из распахнутых дверей здания, судя по вывеске бывшего когда-то таверной. В проёме лежало тело. Свежий труп, которому наверняка не было и недели. Труп оборванного мальчишки лет двенадцати, сжимающего в окоченевшей руке посеребренную тарелку. Нижней половины у тела не было, а в полутьме помещения можно было разглядеть чёрную запёкшуюся кровь.
        - Может его похоронить? - тихо предложил купец.
        - Нет, - холодно сказал Велион.
        - Но...
        - Никаких но. Хочешь лечь с ним рядом?
        Альх тяжело вздохнул и, с сожалением посмотрев на тело, двинулся вслед за уже шагающим по улице могильщиком.
        Четвёртый квартал ещё больше пах магией. Свежих костей, напротив, стало куда меньше. Значит, досюда доходили уже немногие. Вот вам и перехоженный вдоль и поперёк город. Велион даже остановился около трёх окон более богатых зданий, долго всматривался в полутьму, надеясь увидеть что-нибудь ценное. Но безрезультатно. К тому же, перчаток он не чувствовал, значит, другие могильщики проходили дальше, что в свою очередь означало, что действительно ценных вещей здесь не было. А может, и были, но искать их было слишком долго, а времени и без того было немного: всё-таки апрель ещё не лето, когда можно работать почти весь день напролёт. Да и работа в помещениях - не самая приятная вещь: полутьма, спящие в подвалах или на чердаках твари...
        - Пойдём дальше, - сказал Велион. - Здесь будь осторожней, не наступай ни на что, только на мостовую.
        Сразу же на подходе к пятому кварталу они наткнулись на ловушку, рядом с которым лежал плащ, скрывающий кости. Из-под рукавов плаща можно было увидеть чёрную кожу перчаток. Перчаток могильщика. Ловушка была сложной - несколько змей заклинаний, немного отличающихся по цвету друг от друга. Приблизившись, Велион увидел, что под клубком змей лежит золотой перстень с крупным рубином. Такая вещь могла стоить дорого, но не дороже жизни. Поэтому Велион, стараясь не потревожить кости, снял с кистей скелета перчатки и сунул их себе в рюкзак.
        - Неужели вы и вправду заражаете людей проклятьями? - ужаснулся купец, когда тотенграбер повернулся к нему.
        - Что? - недоумённо спросил могильщик.
        - Ты снял перчатки, - пробормотал Альх, делая шаг назад.
        Велион сухо усмехнулся. Одна из легенд про могильщиков гласила, что те специально ловят мальчишек и "заражают" их проклятьем, заставляя носить перчатки. Это могло быть бредом, но среди могильщиков, как и среди обычных людей, встречаются разные индивиды.
        - Это для ростовщика.
        Теперь пришла очередь недоумевать купцу.
        - Что? - спросил он.
        Могильщик пояснил. Выслушав, Альх искренне рассмеялся. Наверное, ему как купцу не раз приходилось брать займы под грабительский процент. Наверняка, в Элаги, подсказавшей Велиону этот метод заработать, была торгашеская жилка отца.
        Велион, вспомнив Элаги, скрипнул зубами и обронил:
        - Пошли.
        Продолжающий хихикать купец последовал за ним.
        Солнце уже взошло довольно высоко, через пару часов будет полдень. Велион начал взмокать под своим плотным плащом. Он стянул с шеи шарф, скрутил его и сунул в рюкзак, расстегнул плащ. День будет тёплым, хорошим, работай и работай. Если бы на небе появились тучи, пришлось бы повернуть назад: одна молния, ударившая рядом с проклятьями, и любое из них может сдетонировать.
        Нагромождение, которое видел Велион, располагалось на широкой улице, отделяющей пятый квартал от шестого. Здания, стоящие на этой улице, были обвалены, дорога раскурочена, большие, как у старого тракта, камни мостовой были разбросаны, некоторые валялись даже на крышах. Причиной этому были деревья. Уродливые, кривые, с острыми вершинами и ещё более острыми ветвями, напрочь лишёнными листвы, они росли из-под мостовой, некоторые даже насквозь пробивали камни, ветви торчали из окон домов, часть крыш были пробиты верхушками. Самое неприятное было то, что на одной из вершин был насажен панцирь, пронзённый насквозь. Наверняка остальная часть доспехов уже отвалилась вместе со скелетом. От деревьев пахло магией так, что у могильщика закружилась голова. Порой деревья впитывают магию не хуже, чем металлы, чего уж говорить о деревьях волшебных, выращенных при помощи магии. Но деревья живые. Хоть они и впитывают магию, но коверкают её, рушат связующие заклинаний, корёжат сами компоненты. Скорее всего, эти деревья разрушили все заклинания и проклятья, которые могли быть наброшены на них. Но рисковать и
пробиваться сквозь эту рощу всё равно не стоило. Возможно, среди костей, валяющихся между торчащих из земли уродливых корней, все были старыми, но...
        - Сворачиваем, - приказал Велион.
        - Да уж, чего-то не хочется мне сюда лезть, - поёжившись пробормотал купец. - Я аж нутром чую, что хреновое здесь местечко, хотя способностей к магии у меня шиш.
        Велион отошёл чуть назад и повернул в узкий переулок. И сразу наткнулся на ещё один труп могильщика. Этот был довольно свежим - мягкие ткани разложились не до конца, кожа обтянула череп, как у мумии, пахло разложением. Наверняка этот бедолага погиб поздней осенью.
        - Это... - севшим голосом начал Альх.
        - Нет. Мужик.
        Велион носком сапога перевернул тело. Причиной смерти было заклинание, наложенное на небольшую шкатулку, инкрустированную полудрагоценными камнями. На крышке шкатулки зловещим красным тлели пять магических печатей. Могильщик ругнулся. Заклинание было самовосполняющимся, энергия, ушедшая на импульс, убивший его предшественника, восстановилась, благо магии вокруг было полно. Если бы заклинание было обычным, сейчас проблем было бы меньше, а может, и вообще не было, Велион просто бы подобрал шкатулку. Теперь придётся потеть. Заклинание можно было бы снять, и тотенграбер знал как. Значит, можно рискнуть.
        - Стой сзади и молчи, - бросил он через плечо.
        Альх кивнул и снял с пояса баклажку с водой.
        Велион низко склонился над шкатулкой. Пять слабо светящихся печатей. Чтобы снять заклинание надо прикоснуться к каждой в определённом порядке. Что ж, начнём...
        Могильщик осторожно приблизил указательный палец к первой печати. Палец дёрнуло, по кисти разошлось тепло. Не она. Ко второй. То же. Он опробовал каждую, но результат был один - дёрганье и покалывание в пальце. Значит, надо попробовать по-другому. Велион прошёлся пальцами по печатям слева направо, как по клавишам рояля. И резко отдёрнул руку - заклинание чуть не сработало. Вперемешку. Тот же результат.
        Велион засопел, облизнул пересохшие губы. На виске выступила капля пота. Он приблизил к печатям пять пальцев одновременно, три правой руки и два левой. Сопротивления не было. Могильщик тяжело вздохнул и так же, пятью пальцами одновременно, нажал на печати. Печати погасли, шкатулка с тихим щелчком отворилась. В ней лежало пять золотых монет достоинством в две марки, два кольца, одно с печатью, на которой был изображён вычурный герб, другое с небольшим изумрудом и несколько пожелтевших листков, исписанных мелким убористым подчерком. Всё чистое, без заклинаний или проклятий. Велион сунул в карман всё. За письма могли заплатить старьевщики, торгующие довоенными книгами, или графоманы, ищущие вдохновения для своих опусов в довоенных записках, письмах или книгах. Многие просто переписывали книги или перепевали песни, выдавая их за свои. Некоторым из этих сочинений люди были обязаны Велиону. Впрочем, большая часть из них была вполне достойной. Существовали ещё библиофилы, но они платили меньше и покупали по большей части специфическую литературу.
        - И всё? - слегка разочарованно спросил купец, когда Велион выпрямился. - И вот это - работа могильщика? Потыкал пальцами, попотел, и всё сделано?
        - В основном, - сухо отозвался тотенграбер, делая глоток воды из своей фляжки. - Идём дальше.
        Но дальше далеко они не ушли - Альх увидел, что в открытых дверях одного из домов лежит кошелёк, из которого вывалилось несколько золотых монет. Велион осторожно приблизился к кошельку, недоумевая, почему его никто не подобрал, ведь заклинаний на монетах не было, как не было и сторожевых ловушек ни на дверях, ни на пороге.
        "Что-то здесь не так, - подумал он, трогая монеты носком сапога. - Что-то..."
        Из полутьмы помещения будто что-то выстрелило, щиколотку могильщика оплело какой-то плетью и рвануло за неё так резко, что он тяжело упал на спину, даже не успев среагировать. Велион выругался, хватаясь за рукоять меча, но тут плеть рванула ещё раз, затаскивая могильщика в помещение. Тот заорал, дёрнулся, рванулся, но сила, тянувшая его, была огромной. Второй хлыст оплёл другую ногу, и тут тотенграбер понял, что это не хлысты. Это были щупальца, омерзительно поблёскивающие болотно-зелёным мертвенным цветом. На щупальцах были присоски... не только. В ногу могильщика сразу в нескольких местах вонзилось что-то острое - каждая присоска имела острый шип или клык.
        Велион ухватился руками за косяки дверного проёма, стараясь остановить движение, щупальца рванули его за ноги в третий раз, одна рука сорвалась.
        Бестолково верещащий что-то Альх ухватил могильщика за подмышки, поволок на улицу.
        - Не лезь! - рявкнул Велион. - Не лезь! Отойди!
        Но купец не слушал его, старался вытянуть из проёма.
        - Ты тоже погибнешь! Беги!
        - Иди на хрен!
        Щупальца потянули в четвёртый раз, затаскивая Велиона в комнату. Альх, потеряв равновесие, бестолково упал прямо на тотенграбера, задрыгался. Могильщик выругался, спихнул с себя купца, выхватил из ножен меч. Если бы щупальца тянули всё время, он был бы уже мёртв.
        Пятый рывок втащил могильщика в помещение полностью. Ему удалось наконец разглядел тварь, тянувшую его. И совершенно не к месту его вырвало.
        Гадина занимала половину комнаты. Омерзительная колышущаяся масса того же цвета, что и щупальца. Тварь, напоминавшая разжиревшего осьминога, громоздилась в дальнем конце комнаты, часть коротких толстых щупалец цеплялись за потолок, стены, шевелилась на полу. Воздух в помещении, несмотря на то, что двери были открыты, был спёртым и вонючим, это вызвало второй приступ тошноты, который могильщику едва удалось сдержать.
        Но самым жутким в этой твари были глаза. Они были беспорядочно натыканы на лицевой части бестии, Велион при первом же взгляде насчитал не меньше двадцати штук. Глаза относительно тела гада были небольшими, лишёнными ресниц и век, разноцветные - карие, серые, зелёные. Они смотрели на могильщика не мигая...
        Умным взглядом, полным боли и страданий.
        Эти глаза были человеческими.
        Могильщик застонал, чувствуя, как ужас и отвращение охватывают всю его суть, сковывают движения.
        Человеческие глаза. Кошелёк, который явно служил приманкой, что говорило о разуме твари... Это было настолько ужасно, что кровь стыла в венах. Причём, это не было фигурой речи - сердце Велиона, казалось, остановилось.
        Где-то над ухом рвало Альха, глаза твари смотрят в глаза, вонючий воздух с хрипом врывается в лёгкие... Почему он ещё жив?
        Потому что щупальца его уже не тянут. Почему? Могильщик сел. Щупальца, опутывающие его сапоги, рванули обратно к твари. Они извивались, мелькая у глаз чудовища... Велион понял, что старается сделать "осьминог" только через несколько секунд. Разумная гадина старалась закрыть глаза щупальцами от отвращения к себе. Эти отростки будто бы кричали "Не смотри на меня! Не смотри!". Могильщик застонал. Страх перед чудовищем сменился жалостью.
        Тотенграбер поднялся и, пошатываясь и хромая, приблизился к твари.
        - Что ты делаешь? - орал позади Альх, но могильщик его не слушал.
        - Хочешь, я убью тебя? - спросил могильщик, внимательно глядя в глаза животине.
        "Да", - сказали ему глаза, истекающие мутной жижей. Может, это были слёзы?
        Велион поднял меч, но его остановило щупальце. Оно осторожно, но с силой, опустило руку могильщика, оплело перчатку, мягко вынуло рукоять меча из ладони и отбросило его к дверям.
        - Так тебя не убить?
        "Да".
        - Пошли, - сказал могильщик более или менее успокоившемуся Альху и повернулся спиной к чудовищу.
        - Зачем?
        - Нарубить дров.
        Выйдя на свет, Велион первым делом снял сапоги, в которых хлюпала кровь, и осмотрел свои ноги. Портянки были рваные, пострадали и штаны, но ранки были неглубокими, а шипы, если он ещё жив, не отравлены. С другой стороны раны сильно кровоточили и причиняли сильную боль. Но это можно было перетерпеть. Могильщик плотно замотал ноги, обулся и отправился на поиски того, что могло сгодиться для работы дровосека.
        Тотенграбер нашёл подходящий топор с железной рукоятью достаточно быстро. Вообще-то это был боевой топорик довольно ржавый, но ещё крепкий. Купец бестолково мотался за его спиной. Шок оказался для него слишком сильным.
        - Как оно могло сохранить разум? - бормотал купец. - Там же куча людей...
        - Магия - страшная вещь, - буркнул Велион, рубя топориком рассохшийся стол, который вытащил из соседнего дома. - Страшная и странная. В могильниках можно увидеть и не такое.
        - Но... - купец не закончил. Тяжело вздохнув, он принялся собирать щепу.
        Набрав охапку дров, купец зашёл в здание, сбросил горку щепы на пол. Чудовище содрогнулось, щупальца начали обшаривать разбитое дерево, перекладывая его с места на место. Альх, чувствующий скорее страх и отвращение, чем жалость, поспешил выйти.
        Через полчаса Велион решил, что дров достаточно. Они с купцом сели на мостовую, перекусили и немного отдохнули. Солнце сильно припекало, так что во время работы пришлось снять плащи. После Велион зашёл в здание, где сидела тварь, начал складывать костёр. Альх, не рискнувший ещё раз войти в комнату, остался ждать на улице. Хоть не мешал и не пытался отговорить могильщика, и на том спасибо.
        Велион сложил около чудовища большой костёр. Вытащил из кошеля огниво, из кармана - стопку писем. Пробежал взглядом по первому листу. "Возлюбленная моя Амелла, пишу вам очередное письмо, которое так и не решусь отправить...". Могильщик скомкал листы и сунул в костёр. Продавать эти письма графоманам было бы подлостью и к Амелле, и к любящему её человеку, а пускать на растопку... будто совершить заочные похороны и писавшему, и Амелле.
        Старые сухие листы загорелись от первой же искры, языки пламени принялись лизать тонкую щепу. Могильщик подождал, пока огонь разгорится, как следует, и кинул в огонь ножки стола. Чудовище ёжилось, стараясь сильнее прижаться к стене, но никакого сопротивления не предпринимало. Велион отвернулся от костра, подобрал кошелёк и направился к выходу. Но остановился в дверном проёме, обернулся.
        - Прощай, - сказал он.
        Глаза чудовищного и несчастного создания слезились не прекращая. Противно пахло его горелой плотью. Наверное, так же пахла бы лягушка, которую кинули в костёр, потому что на запах горелого животного это зловоние не было похоже.
        Велион вышел из здания, немного постоял, глядя на всё усиливающийся огонь, и плотно закрыл дверь. Дверь сильно скрипела, но подалась легко.
        - Зачем? - спросил Альх, зажимающий нос рукой.
        - Гораздо менее мучительно задохнуться в дыме, чем сгореть в огне, - ответил могильщик, направляясь прочь от дома.
        Альх поспешил за ним.
        - А раньше не пытались сжечь могильники? - спросил он через некоторое время.
        - Пытались, - сказал Велион. - Но многие заклинания таким способом снять не удалось, хотя кое-какой прок от этого был. И испортились многие вещи, поэтому от этого решили отказаться.
        - Ясно... - пробормотал купец. - Слушай, я всё время хотел спросить дочь, но забывал, почему могильщики путешествуют от города к городу, а не занимаются поисками ценностей в одном городе?
        - Из целей безопасности, - неуверенно ответил Велион. Он и сам не раз задавал себе этот вопрос. Многие, говорящие о шиле в заднице, приводили как раз этот пример, как основополагающий в их теории. Поэтому могильщик решил дать самый распространённый ответ их оппонентов: - Если жить на одном месте, некоторые могут понять, что наше проклятье не действует на других людей, и тогда возвращающегося с добычей могильщика могут прихватить разбойники.
        - Но некоторые могут знать о проклятье и без этого, - возразил Альх.
        - Но ведь никто не знает когда и где появиться могильщик, так? Или идёт ли он с добычей, а не пустой. К тому же, сидеть на одном месте скучно.
        - Ясно.
        - Стой, здесь что-то есть...
        - Только близко не подходи, это может оказаться какая-нибудь тварь, - предостерёг купец, сам оставаясь от могильщика на приличном расстоянии.
        Велион усмехнулся и склонился над кучкой шевелящихся змей.
        Часа два как перевалило за полдень. Стало по-настоящему жарко.
        Велион, у которого в рюкзаке уже было два позолоченных подсвечника, небольшая картина необычайной красоты и ещё с пяток безделушек, решил возвращаться. Купец, так и не нашедший тело дочери, не сопротивлялся, хотя вид у него был расстроенный. К тому же их сильно беспокоили дымы, валящие из того района, где могильщик поджёг дом. Наверное, дверь прогорела, и начался пожар. Это могло сулить большие неприятности.
        Несмотря на возможность пожара, Велион пошёл обратно той же дорогой. Всё-таки другой путь мог оказаться опасным, к тому же пару раз они натыкались на выжженные полосы пропитанные магией, и ещё раз на полоску леса.
        - Пошли, пошли, - торопил могильщик Альха. Купец пыхтел, клял пивной животик, но не отставал.
        Но они всё равно опоздали.
        Сухая погода и время сделали своё - деревянные основания крыш и полы вспыхнули, как серная спичка. Полыхало уже десятка полтора домов. Это был огромный погребальный костёр для несчастных исковерканных магией людей, возможно, единственных переживших войну. Их смерть была не менее мучительной, чем последние восемьдесят лет существования.
        Велион свернул на соседние улочки, но две уже горели, а другие пересекал тот самый лес, в который соваться не стоило. Видимо, полоски леса ветвились, охватывая эту часть города, может, и весь город. Велион был в Эзмиле впервые и город не знал, иначе рискнул бы пропетлять по кварталам. Но в любом случае это могло занять много времени, а пожар разгорался быстро.
        - Что делать? - облизывая пересохшие губы, спросил Альх.
        Велион несколько секунд помолчал, раздумывая. Огонь не был таким сильным в одном из проулков, хотя здания занялись с обеих сторон. Но горело только пара домов... Можно рискнуть.
        - Побежим через огонь, - сказал могильщик. - Одень плащ.
        Они вернулись в тот переулок. Огонь быстро расходился, перекидываясь на соседние здания.
        Велион вытащил из рюкзака свой шарф, взвесил его в руке. Подумав, вытащил из кармана одну монету.
        - Орёл или решка? - спросил он.
        - Что? - переспросил купец.
        - Шарф можно будет облить водой и замотать голову, чтобы не обжечь лицо. Орёл или решка?
        - Это твой шарф, - сказал купец, впрочем, не очень-то уверенно.
        - Орёл, - констатировал Велион и подбросил монету.
        Выпал орёл.
        - Это твой шарф, - повторил купец. В его глазах появилась решимость.
        Велион обмотал мокрый шарф вокруг головы, оставив только щелку для глаз. В них тут же попала вода, но могильщику удалось быстро проморгаться. Поправил рюкзак и промычал купцу, что пора бежать. Фраза из-за шарфа, закрывающего рот, получилась неразборчивой.
        - А? - глуповато сказал купец.
        Велион махнул рукой и рванул в огонь. Альх побежал за ним.
        Два здания, около восьмидесяти футов. В плаще и с рюкзаком, с ранеными ногами потребуется около десяти секунд. Купцу придётся хуже, он опалит волосы и, скорее всего, обожжёт лицо.
        Велион, не оборачиваясь, бежал вперёд. Сразу стало жарко. Очень жарко, как на сковородке или в очаге. Могильщик услышал, как начинает трещать одежда, шарф начал быстро нагреваться, запарил, но лицо пока не жгло. Но это было лучше, чем если бы шерстяной шарф загорелся.
        Купец, бегущий позади, закричал от боли. Велион быстро обернулся. Нет, Альх не упал и не остановился, не бросился назад, он, вопя от боли, продолжал бежать. Могильщик видел, как начинают съёживаться волосы на его голове, кучерявиться борода. Ничего, они пробежал уже половину расстояния, всё пройдёт нормально.
        И тут произошло то, чего он опасался больше всего - начали рушиться чары, наложенные на двери и прочую горящую ерунду. Справа что-то тяжело гукнуло, огонь будто бы вспучился, вскипел. Велион успел проскочить. Альх - нет. Но могильщик не оборачивался.
        Пламя кончилось неожиданно. Тотенграбер пробежал по инерции ещё футов двадцать, остановился. И принялся как можно быстрее разматывать горячий, как свежий суп, шарф. Он едва успел скинуть с лица шарф, как мимо него, чуть не сбив с ног, с воплями пробежал Альх. Его плащ полыхал.
        Велион выругался, быстро сбросил с себя плащ, в несколько прыжков догнав купца, сбил его с ног и принялся сбивать огонь. Альх, хвала богам, не стал дёргаться, сжался в комок и замер.
        Но пламя не сбивалось.
        Могильщик ещё раз выругался, бросил плащ и полёз в огонь рукой. Было чертовски больно, но Велион продолжал шарить по плащу. Наконец, он ухватился за что-то, плотный полыхающий комок. Тотенграбер отодрал его от плаща, пламя окутало его руку, но перчатку, естественно, не жгло. Могильщик с воплем швырнул комок в сторону, затряс рукой, сбивая пламя с рукава. Это помогло. Тогда он вновь поднял плащ и начал молотить им по спине купца. Пламя удалось сбить через несколько секунд, от плаща поднимался только едкий дым.
        Велион грубо схватил стенающего от боли купца и принялся стаскивать с него тлеющий плащ. Когда это удалось, могильщик увидел, что на спине у купца большой ожог с три или четыре ладони величиной. Тотенграбер сорвал с пояса фляжку с водой и вылил остатки на ожог, больше помочь было нечем. Купец застонал.
        - Надо уходить, быстрее, - хрипло сказал Велион, поднимая Альха на ноги.
        Они добрались до бивака, который устроили прошлым вечером, через два часа после заката. Альх шёл с трудом, его приходилось постоянно поддерживать, несмотря на то, что обожженная рука могильщика сильно саднила, да и сам он, охромевший, едва шагал.
        Когда они, наконец, выбрались из города, за их спиной багровело пламя пожара. Судя по скорости, с которой разгорался город, он будет уничтожен через пару дней, если, конечно, не пойдёт дождь. Хотя, вряд ли дождь затушит такой пожар.
        Стража обоза встретила их радостными криками - они были сильно обеспокоены пожаром. Купца бережно переняли с рук Велиона и отнесли на повозку. Альху несказанно повезло - вечером к лагерю подошёл странствующий лекарь, а солдатам удалось уговорить его заночевать с ними.
        Через час, когда ожоги и Альха, и Велиона были обработаны мазью, купец с трудом подошёл к могильщику, сидящему у костра и баюкающему на коленях обожженную руку, сел рядом.
        - Знаешь, - после продолжительного молчания сказал купец. - Лекарь запросил за помощь такую цену, что у меня, с вычетом зарплаты охранникам, не останется ни гроша. Тебе придётся подождать, когда я реализую товар.
        - Я собрал в городе достаточно, - ответил Велион. - В мои планы не входит путешествие с вами, я иду в горы. К тому же, ты так и не нашёл дочь.
        - Ничего страшного. Я понял, как трудно быть могильщиком... и рад, что потерял дочь только прошлой осенью, а не на четыре года раньше. А ещё, - купец слабо улыбнулся, - охранники теперь уважают меня ещё больше.
        Велион хмыкнул. В левой, не обожженной, руке он старый кусок бумаги - письмо, одно из тех, что забрал из шкатулки. Наверное, оно отвалилось от общей кучи и поэтому осталось в кармане. Могильщик думал выбросить письмо или оставить. Его глодало обычное человеческое любопытство.
        - Могильщик... - произнёс купец после долгой паузы.
        - Что?
        - Я благодарю тебя. Ты помог мне обрести покой. Возможно, только на время, но... - Альх замолчал. - И этот ожог - не самая большая цена за покой. Я думал, что она будет непомерной... и была бы, но ты спас меня. Спасибо.
        Велион кивнул и, повертев в руках письмо, сунул его в карман.
        Сколько же ему придётся заплатить за свой покой?
        На губы выползла горькая усмешка. Он уже давно знал цену.
        И эта цена - жизнь.
        Глава 3. Неотправленное письмо
        Велион давно не был в этих краях, почти восемь лет. Причиной, по которой ноги сами понесли его в эту деревню, было письмо, вынесенное им из Эзмила. Из любопытства тотенграбер всё-таки прочитал его. Потом ещё раз и ещё, и понял, что не продаст никому. Сейчас он жалел, что не сжёг и не продал это письмо, но было уже поздно. Клок пергамента разбудил в нём старые, казалось, забытые напрочь чувства и воспоминания.
        "Дорогая моя Амелла, - говорилось в письме, - прошло долгих три недели с нашего расставания. Я впервые решился написать вам... Вы знаете, что мои родители не приемлют отношений дворянина с волшебницей. Я поражаюсь их глупости, а так же глупости многих других, считающих, что магия - зло. Поспешу вас успокоить, сообщив, что моё отношение к магам более чем тёплое, и дело вовсе не в моих чувствах к вам. Магия помогает решить нам многие проблемы, на магии стоит наша великая Империя...
        Впрочем, я бы не хотел обсуждать сейчас эту тему. Я пишу вам, дорогая моя Амелла, чтобы выразить глубину своей неподдельной любви и сообщить о том, как соскучился по вас. Я вспоминаю наше прощание каждый день, каждую ночь, каждый миг, миг, растянувшийся на тысячелетия, ведь жизнь без вас, моя возлюбленная, кажется мне бессмысленной. Однако моё сердце не останавливается, несмотря на то, что от разлуки с вами оно беспрестанно болит. Я продолжаю жить, чтобы когда-нибудь встретиться с вами, узнать, что все слухи о том, что магия навсегда меняет человека - ложь завистников, которые не были благословлены бесценным даром. Долгих десять лет обучения в академии... Мне уже будет двадцать пять, вам - двадцать шесть... Наверное, у меня к этому времени будет двое или трое детей, вы же... Я надеюсь, что вы не изменитесь. Я тоже постараюсь не меняться, останусь таким же...
        Я знаю, моя возлюбленная, что вы никогда не получите это письмо. Это запрещают ваши правила... десять лет изоляции - это очень тяжело. Но ведь и я не смогу отправить его: если мои родители узнают о нём, наказания не миновать. Я пишу это письмо в надежде, что мне станет немного легче, ведь я никому не смогу рассказать о моих страданиях. Когда-нибудь, после долгих месяцев, а может, и лет, разлуки, я прочту это письмо, чтобы вспомнить о моих чувствах к вам, освежить их... Время ведь лечит? Наверное... Но мне кажется, что оно не лечит, оно заставляет забывать. . нет, нет, не насовсем!.. заставляет вспоминать реже, истирает чувства. Но моя любовь к вам перенесёт это испытание временем, я уверен в этом.
        Пожалуй, пора заканчивать это моё первое письмо к вам, моя возлюбленная Амелла. Боюсь, оно утомило бы вас, если бы попало когда-то к вам в руки. Поэтому откланиваюсь.
        Моей возлюбленной Амелле
        От герцога Вестенского".
        Велион клял себя за то, что прочитал это письмо. Что проснулось в нём? Тоска. И злость. Злость обманутого и обиженного человека. Наверное, те же чувства испытывал юный герцог Вестенский, когда узнал, что многие слухи о магах вовсе и не слухи, а истинная правда: то, что человек, прошедший обучение в академии магов, возвращается абсолютно другим. Аскетизм и одиночество в обычные дни чередовались с оргиями, шабашами и наркотическими трансами по праздникам - в дни йоля. Магов на стадии обучения подвергали страшным и отвратительным вещам, многие из которых до сих пор держатся в строжайшем секрете. Доказаны были только умерщвления младенцев, жертвоприношения, поедания человеческой плоти. Но слухи о магах ходили ещё более жуткие, причём, зоофилия и некрофилия звучали достаточно обыденно и казались мелкими шалостями. Маги становились людьми с изменённой психикой. Когда Вестенский встретил свою возлюбленную Амеллу, его постигло жестокое разочарование.
        Ну а Велион нахрена сюда пришёл? Чтобы не разочароваться в женщине, в которой разочаровался почти восемь лет назад? Чтобы узнать, что за эти годы ничего не изменилось? А что если изменилось? Может, она все эти годы ждала его? Нет, невозможно, восемь лет - долгий срок... Слишком долгий. Могло случиться всякое. Боялся ли он разочароваться в ней ещё раз, как тогда, годы назад? Разочароваться, но всё равно любить... как когда-то...
        Велион сплюнул. Подумав, стянул с рук перчатки, сунул их в карман и открыл калитку.
        Будь что будет...
        Ему навстречу выскочила мелкая кривоногая псина. Дворняга яростно облаяла могильщика, потом залилась звонким и более дружелюбным лаем, а затем, яростно крутя хвостом, приняла прыгать вокруг ног, напрашиваясь на ласку. Велион наклонился и погладил собачонке голову. Та, высунув язык, завалилась на землю, продолжая сучить хвостом. Улыбка сама выползла на губы могильщику. Он когда-то любил собак... Грозных сторожевых псов школы, способных разорвать человека, но таких добрых к ученикам.
        Во дворе многое изменилось - стоит новый забор, поправлены когда-то полузавалившиеся сараюшки. Чувствовалась мужская рука. Это порадовало могильщика. С другой стороны, у этого дома мог оказаться новый хозяин... Велион решил пока не думать об этом и продолжил тискать собачонку. Кому это доставляло большее удовольствие, тотенграберу или дворняге, сказать было сложно.
        Рядом послышался быстрый топот ног. Складывалось ощущение, что бежит ребёнок. Продолжая улыбаться, Велион поднял голову. Улыбка медленно сползла с его губ.
        По тропинке, ведущей от крыльца небольшого дома к калитке, бежал мальчуган, лет шести-семи. Мальчишка был тощий, чумазый и загорелый, с исцарапанными коленями. Обычный деревенский ребёнок. Но смутило Велиона не это.
        Его смутили волосы - чёрные, как смоль. И возраст. Если мальчишке лет семь...
        - Здравствуйте, - вежливо сказал мальчишка. - Вы пришли к папе?
        У Велиона пересохло в горле. Наверное, он выглядел сейчас, как живой мертвец.
        - Нет, - сипло сказал он. - Можно воды попить?
        Велион, пошатываясь, плёлся по дороге. Жутко раскалывалась голова, перед глазами плыло, ноги подкашивались. Болел живот, рёбра, правая лопатка. При каждом шаге сильной болью отдавалось правое колено.
        Его закидали камнями. Десять или одиннадцать человек, среди них женщины и дети, даже один старик. Это произошло ещё утром, когда тотенграбер проходил по центральной улице одной из соседних деревень. Кто-то понял, что за чёрные перчатки одеты на его руки. Понял, и не убежал, не спрятался, опасаясь проклятья, а поднял из дорожной пыли камень.
        - Выродок! Исчадье преисподней!
        - Гнилое семя! Порождение тьмы!
        - Сучий потрох! Гнида!
        Они кричали и швыряли камни. Велион брёл по улице, зажимая рукой разбитую голову, а они шли следом, выкрикивая оскорбления, плюя ему в след, закидывая камнями и сухими конскими яблоками.
        -Грязный могильщик! Пришёл грабить могилы наших родителей! Могильный червяк!
        - Черви ковыряются в дерьме, получи-ка кусочек!
        Велиону в затылок прилетело что-то липкое, в ноздри ударило зловоние. Позади раздался дикий и злой хохот. Он прикоснулся к затылку, поднёс ладонь к лицу. Перед глазами плыло, но он понял, в чём измазана перчатка. В коровьем дерьме.
        Могильщик обернулся. Его преследователи ухохатывались, показывая на него пальцами. Мальчишка лет двенадцати вообще валялся на пыльной дороге, покатываясь от хохота. Его руки были вымазаны в свежем дерьме.
        Девчушка, на вид ей было не больше десяти, зачерпнула из свежей коровьей лепёшки полную горсть и швырнула в Велиона. Силёнок у неё было мало, но она стояла всего в десяти шагах от могильщика, а плотное коровье дерьмо было неплохим снарядом - ему попало прямо в лицо, залепило глаз, смешавшись с кровью, потекло по щеке. Это вызвало новый приступ издевательского хохота.
        Что произошло дальше, Велион помнил плохо. Помнил девчонку и мальчишку, чьи лица возил из стороны в строну в той самой куче коровьего дерьма, из которой они брали свои "снаряды". Помнил старика, извивающегося на земле в луже собственной крови. Женщину орущую благим матом, она пыталась отползти, одновременно сжимая руками ногу, отрубленную по колено. Вторая женщина, совсем ещё молодая, визжала, зажимая ладонью лицо, ещё щека была рассечена, глаз вытек, половина зубов выбита. Двое мужчин, лежащие в пыли, не кричали, они были мертвы. Другой, обмочившийся, умолял пощадить его, взывал к человеческому милосердию, звал на помощь. Велион пинал его, избивал рукоятью меча, втаптывал в землю, пока тот не затих. Четвёртый мужчина хрипел и булькал, пытаясь зажать ладонями перерубленное горло. Это сделал Велион, но как, он даже не помнил.
        Двое других, видимо, сбежали. Тотенграбер не стал догонять их, просто повернул в ту сторону, куда шёл раньше, и побрёл дальше, стараясь оттереть лицо от дерьма. Ему вслед доносились вопли. Крики страданий. Но это не доставляло могильщику удовольствия, хотя несколькими секундами раньше он был уверен, что крики страданий его мучителей будут казаться ему божественной музыкой.
        Всё это Велион вспомнил, когда старался отмыться от дерьма и крови - своей и чужой - в холодном ручье. Злость, ненависть, кровавый туман, застилающий глаза, крики раненых и умирающих. Воспоминания путались, мешались, мельтешащую в голове картинку будто что-то застилало. Состояние самого могильщика не способствовало улучшению памяти - жутко щипало рану на голове, саднило всё тело. Ледяная вода размыла корку спёкшейся крови на голове, по щеке и шее снова потекла кровь, разбавленная водой. Тотенграбер вспоминал последствия той расправы, но то, как он убивал, не отложилось в голове. И могильщик был рад этому. Он надеялся лишь на то, что не убил детей, проклинал себя за то, что сорвался. Его ведь уже не в первый раз закидывали камнями... Наверное, достаточно было всего лишь снять перчатки, прежде, чем показываться на людях, но он не снимал их. Наверное, из-за того, что ему было всего лишь двадцать, и он верил в свою исключительность, а перчатки были вещью, подчёркивающую её. Вот и доподчёркивался...
        Кое-как отмывшись, Велион пошёл дальше. Могильщик опасался погони, но её не было. Наверное, крестьяне испугались, решили, что мстить будет себе дороже. Но тотенграбер продолжал упорно шагать, чтобы уйти как можно дальше от этой деревни. Чем больший кусок дороги будет отделять его от места кровавой расправы, тем меньше останется воспоминаний, так думал могильщик в те часы. Но лица убитых и покалеченных крестьян возвращались, каждый раз немного меняясь. Через некоторое время Велион был абсолютно уверен в том, что убил детей. Потом он вообще перестал думать, просто шагал, как кукла, которую потянули за верёвочку. Картины кровавой расплаты стали просто кошмарным сном.
        Вечером, уже после заката, Велион, совершенно обессилев, упал на дорогу. Полежав некоторое время, он попробовал проползти дальше, но ничего не вышло. Некоторое время могильщик отлёживался, потом, наконец, смог отползти с дороги на обочину и опереться обо что-то спиной. С трудом оглядевшись, он понял, что находиться на окраине какой-то деревеньки, лежит, прислонившись спиной к покосившемуся плетню. Удивительно, но это его даже успокоило.
        "Сейчас они соберутся, - подумал могильщик. - Соберутся в толпу и начнут кидать в меня камнями, выкрикивать оскорбления... и я умру... не в могильнике, как собирался, а забитый камнями деревенскими уродами. Да и чёрт с ним".
        Наверное, после этого он задремал. А может, просто не слышал, как к нему кто-то подошёл. Этот кто-то довольно долго стоял за забором, глядя на лежащего с закрытыми глазами бродягу, а потом со скрипом открыл калитку и подошёл вплотную. Могильщик почувствовал, как его с большим трудом взваливают на плечо и куда-то волокут. Он пробовал брыкаться, что-то мычал, но его упорно пёрли дальше, сначала по тропе через огород, потом подтащили к крыльцу.
        Дальше воспоминания обрывались. Толи могильщик дёрнулся, толи у тащившего его человека всё-таки не хватило сил затащить его на крыльцо, в общем, последствия были таковы: тотенграбер грохнулся всем телом о ступеньки, всё тело резкой вспышкой пронзила боль, и он потерял сознание.
        Очнулся Велион уже под утро. В кровати, под тощим одеялом, совершенно голый. Поняв, что его никто не собирается забивать камнями, он мгновенно уснул.
        - Сейчас позову папу, - сказал мальчишка и развернулся.
        - Всё в порядке, Велион, я уже здесь, - раздался рядом мужской голос. - Добрый вечер, путник.
        Могильщик, находившийся в полубессознательном состоянии, два раза кивнул.
        Её сын - Велион? Надо уходить, немедленно надо уходить. Но где она сама?
        - В конце огорода бьёт небольшой родник, - сказал мужчина. - Вы можете попить свежей воды. Просто пройдите по этой тропе. Но, если хотите, я могу принести и из дому, - в голосе говорившего послышалась насмешка.
        - Нет, - ответил Велион, сглотнув слюну. - Я сам.
        У вышедшего к нему навстречу мужчины по колено не было правой ноги, её заменяла грубо выструганная и потемневшая от времени деревяшка. Могильщик сразу понял, что мужчина - бывший солдат: татуировки на тыльных сторонах ладоней и пальцах, обветренное лицо, не сходящие мозоли на скулах от ношения шлема, да эта культя. Солдат, которого вышвырнули из армии после увечья. Она часто давала приют таким, как он. И таким, как Велион - униженным, брошенным, никчёмным. Как она сама.
        Тотенграбер обогнул дом и зашагал по тропе, ведущей через огород в низ, в небольшую ложбину, где из-под камня бил небольшой ключ. Спускаясь, он слышал, как за его спиной шагает одноногий ветеран. Это смущало и немного злило могильщика, но он не подавал виду.
        Ямка, которую когда-то вымыла вода из ключа, теперь была выложена галькой, хотя раньше здесь был только слой размокшей глины, которая, взбаламучиваясь, набивалась в бурдюк для воды. Теперь такого не будет. Рукастый Свише попался ветеран... Камень, из-под которого била вода, уходил глубоко под землю, в воде, зеленея, отражался мокрый склизкий мох.
        Велион склонился над родником и, ополоснув руки, зачерпнул пригоршню воды. Вода была ледяной, ломила зубы, приятно холодила горло, проваливаясь глубже комком чего-то мягкого и приятного. Напившись вволю, могильщик поднялся с коленей и повернулся к хозяину.
        - Благодарю.
        - Да не за что, - усмехнулся калека. - Хороша водичка?
        - Прекрасная.
        Хозяин снова усмехнулся.
        - Откланиваюсь, - сказал Велион и быстро зашагал вверх по тропе. Не дай бог встретиться с ней сейчас. Он и так вёл себя, как сумасшедший. Зачем показывать свою морду, если всё и без него нормально? Это только причинит ей боль.
        Хозяин - новый хозяин - дома поравнялся с могильщиком и, сильно хромая, зашагал с ним плечом к плечу. Велион из вежливости сбавил шаг, чтобы калеке было проще идти.
        - Решил заночевать в таверне? - неожиданно спросил ветеран.
        Велион, задрав голову, посмотрел на солнце. Закат будет где-то через час, сумерки весной долгие.
        - Наверное, в следующей деревне, - медленно сказал могильщик.
        - Можешь остаться у меня, - предложил хозяин. - На богатея ты не похож, а я тебя бесплатно в сарай спать уложу.
        - Не откажусь, - неожиданно сам для себя ляпнул могильщик. Только что же собирался сматывать удочки как можно быстрее...
        - Аргамер, - представился калека.
        - В... Валлай.
        - Ужинать будешь?
        - Конечно. Двух грошей хватит?
        - Не надо денег, - скривился Аргамер. - Понимаешь... сегодня три года как умерла моя жена. Помянём, а то одному... сам понимаешь.
        Велион вздрогнул, стиснул зубы. Сердце сделало два гулких удара и будто бы замерло.
        Умерла... Свиша умерла...
        Очнувшись, могильщик долгое время не мог понять, где находится, и что случилось. Он лежал на жёсткой кровати, укрытый тощим одеялом, совершенно голый. Болела голова, ломило всё тело.
        Велион попробовал подняться. В голове будто что-то взорвалось, в глазах мелькнула яркая вспышка. Зашипев сквозь зубы, он уронил голову на твёрдую подушку. Полежав несколько секунд, могильщик осторожно открыл глаза. Это получилось.
        Он находился в затемнённом помещении - два маленьких окна давали слишком мало света. Обстановка была бедной, если не сказать нищей - стол, два табурета и циновка на полу. На столе стояли покрытый копотью горшок, тарелка и деревянный стакан. Больше ничего. Потемневший от времени потолок нависал практически над головой, сама комнатка была крохотной.
        В соседней комнате, судя по всему прихожей, послышались шаги, и через несколько секунд в комнату, наклонившись, чтобы не задеть низкий косяк двери, вошла женщина. Она не была красивой, но всё же довольно приятной. Невысокого роста, широкобёдрая, плечистая, с крупным бюстом. Круглое лицо с большим ртом, полными губами, на небольшом курносом носу россыпь веснушек, собранные в толстую косу волосы. На вид ей было за двадцать.
        - Очнулся, - констатировала она, кинув быстрый взгляд на Велиона. - Есть хочешь?
        Тотенграбер хотел покачать головой, но это отдалось такой резкой болью в виске, что изо рта вырвался короткий стон. Наконец, облизнув пересохшие губы, он сказал:
        - Воды.
        - Сейчас, - кивнула хозяйка и вышла.
        Вернулась она через минуту, держа в руках деревянный ковш. Чтобы напоить раненого Велиона её пришлось поддерживать ему голову.
        Вода была холодной и приятно ломила зубы.
        - Есть хочешь? - повторила женщина, когда могильщик не в силах больше пить снова откинул голову на подушку.
        - Нет.
        - Тебе надо поесть.
        - Не хочу, - сказал тотенграбер. Подумав, он добавил: - Не думаю, что смогу есть.
        - Сможешь, - отрезала его спасительница.
        Она встала с кровати, подошла к столу, некоторое время шумела там. Могильщик почувствовал запах тушёной со шкварками капусты. Несмотря на то, что он терпеть не мог капусту, в животе заурчало.
        - Помоги мне сесть, - попросил он, когда женщина подошла к кровати с тарелкой в руках.
        Посадить Велиона оказалось трудным делом - рёбра отдавались парализующей болью, кружилась голова. Тем не менее, ему удалось принять полусидячее положение, опираясь на стену, у которой стояла лежанка. Женщина принялась кормить могильщика с ложки. Жевал он с трудом, каждое движение челюстями причиняло боль. Съесть много он так и не смог, но самочувствие немного улучшилось.
        - Как тебя зовут? - спросила женщина, оставляя тарелку.
        - Велион.
        - А я Свиша, - представилась хозяйка. Помолчав, она спросила: - Тебя побили камнями?
        - Да.
        - Я так и думала. Ничего, выживешь.
        В комнате снова повисла тишина.
        - Знаешь, - медленно проговорил Велион после долгой паузы. - Я могильщик. Проклятый выродок. Поэтому меня и закидали камнями.
        - И что?
        - Зачем ты меня подобрала?
        - Мне стало тебя жаль.
        Тотенграбер отвернулся, кривя губы в горькой усмешке.
        Ей стало жаль. Жаль его, могильщика. Когда его в последний раз кто-то жалел? Наверное, никогда. Что-то дрогнуло в его груди, зашевелилось, будто бы проснулось.
        - Спи, - сказала Свиша, поднимаясь с кровати. - Спи... проклятый выродок.
        Проклятый выродок заснул.
        Велион встал на ноги через три дня. Сотрясения мозга, которого он так опасался, не было. Сломанные рёбра всё ещё болели, но уже не так сильно, рана на виске начинала подживать.
        Пока он валялся в постели других дел, кроме как болтать с хозяйкой, не было. Вот они потихоньку и узнали многое друг о друге.
        Свиша была вдовой. Ей было двадцать шесть лет, но она так и не смогла снова выйти замуж. Жила одна. Теперь с ней жил Велион.
        Окончательно могильщик набрался сил спустя неделю. Начал помогать Свише по хозяйству. Таскал еду свиньям, чистил стайки. Делал это неумело, он никогда не жил в деревне, но старательно. Хозяйка дома не гнала его, а главное не боялась. И Велион не уходил. Сначала он думал, что должен отблагодарить женщину за то, что она его подобрала. Но потом понял, что его держит что-то ещё. Что-то старое и прочно забытое.
        Чувство того, что он дома. И что он кому-то нужен.
        Заканчивался восьмой день проживания Велиона у Свиши. Могильщик старался починить стул, у которого во время ужина сломалась ножка. Велион, как раз в это время сидевший на этом стуле, грохнулся на пол, вывалив себе на живот полтарелки горячей каши.
        Ножка отломилась у самого основания крышки, Велиону нужно было как-то вытащить её основание из сидушки. Чем и как это сделать, он представлял плохо. Это бесило его ещё больше.
        Вернулась куда-то ушедшая пару минут назад Свиша. В её руках была крынка.
        - Подожди, - сказала хозяйка дома, подсаживаясь. - Надо приложить холодное к ожогу.
        - На одежду попало, - пробормотал Велион, разглядывая сидушку. - Ожога нет, только кожа, наверное, покраснела.
        - Всё равно надо приложить холод.
        Свиша отняла у могильщика сидушку и протянула руку к рубашке, намереваясь её расстегнуть. Велион отшатнулся, чувствуя, что его щёки розовеют.
        - Да не волнуйся, - произнесла Свиша изменившимся голосом. - Я уже видела тебя. И не только живот.
        Тотенграбер покраснел ещё сильней, но дал расстегнуть рубаху. Ожог был несильным, после каши осталось только покраснение, да немного саднило кожу. Свиша прижала к животу могильщика крынку, наполненную водой из родника. Крынка была ледяной, но это было даже приятно.
        - Лучше? - спросила Свиша, улыбаясь.
        - Угу, - промычал Велион.
        - Дай посмотрю.
        Она отняла от живота могильщика холод.
        Велион краснел всё сильней. И всё сильней чувствовал возбуждение. Ему не нравились такие женщины, как Свиша - чуть полноватые, грудастые, с по-деревенски грубоватыми лицами. У неё были грубые мозолистые ладони и сутуловатая от тяжёлой неженской работы спина. Но тело реагировало на неё, как на писаную красавицу. В тот миг он хотел её, но стеснялся этого, не зная, что делать. У него были женщины раньше, но трое из четырёх были проститутками, а первая, наставница по ядоварению, совратившая его в буквальном смысле, была старше его вдвое и мало чем отличалась о проститутки, разве что "давала" бесплатно.
        Подняв глаза, Велион понял, что Свиша тоже хочет его. Он сглотну слюну, протянул руку...
        Но она всё поняла сама. И сделала тоже всё сама.
        Отставила крынку с водой, быстро и уверенно сняла с Велиона рубаху, через голову сняла с себя платье. Могильщик увидел её полную грудь, живот, бёдра. Подался к ней навстречу, сжал ладонью грудь, поцеловал. Её шершавые руки прошлись по его спине..
        А после... После был вечер, ночь... Время блаженства, экстаза и - счастья.
        Могильщик, проклятый выродок, и молодая вдова были счастливы. В тот миг они были вместе. И были нужны друг другу.
        Они лежали вместе, едва умещаясь на узкой лежанке. Он гладил её голову, лежащую на его груди. На сердце было радостное, опустошающее спокойствие.
        С того дня они засыпали и просыпались вместе. Работали в огороде, на небольшом поле, управлялись со скотиной. Время катилось быстро, дни мелькали один за другим, едва успевая поменять закат на рассвет.
        Это длилось две недели.
        - Новый хахаль, - повторила бабка. - Тощий, чёрный, как ворона. Ага. То пацанов всё наших да мужиков, тьфу, мать её, бесстыдница себе под юбку пускала, а теперича всё бродяг в постель ташшыть.
        - Кого? - переспросила вторая, такая старая на вид, что удивительно было, как дух всё ещё держится в тщедушном теле.
        - Солдатов говорю. В прошлом месяце да ищо в позапрошлом солдатики у неё жили. Один старый уже, а второй молоденький, да только руки у него не было. А теперича бродяга какой-то, я его вчерась в огороде видела. Ой, как глянул на меня, как глянул! Глаза чернущие, рожа злая. Колдун, как пить дать, али оборотень какой. То-то он к ней, потаскухе, и пришёл, самая пара колдун и потаскуха.
        - Кого?
        - Да Свиша, говорю тебе...
        Велион ушёл, пока бабки его не заметили. Он был зол на себя за то, что остановился, когда в первый раз услышал имя Свиши.
        Тотенграбер ходил за солью в таверну. Да ещё купил немного пива и свежей рыбы. Денег у него было немного, всего пятнадцать грошей, он приберёг их для того, чтобы дойти до следующего могильника, но сегодня решил не жаться. Тем более после того, как Свиша достала откуда-то три позеленевших и измятых медяка и сказала, что пойдёт за солью. Тогда он вызвался сходить сам, а вдова его не хотела пускать, несла какую-то околесицу. Но могильщик достал деньги и пошёл. Велион бы и раньше их достал, но до этого момента он был уверен, что крестьяне живут только за счёт своего труда, и деньги им особо не нужны, ведь даже налоги можно было выплачивать зерном или мясом - в городах частенько не хватало еды. Оказывается, нет. Велион впервые задумался о том, что всё куда сложнее, чем кажется ему... когда-то казалось. Крестьяне живут за счёт своего труда, но кто добывает им соль, делает орудия труда? Велион, идущий в таверну, казался смешным Велиону из таверны возвращающемуся. Может, он начинал взрослеть?
        Чёрт возьми, он даже на себя начал примерять роль крестьянина...
        Колдун и деревенская потаскуха. Нет, могильщик и деревенская потаскуха, какая пара, а? Выродок без кола и двора и вдова, у которой под юбкой перебывала половина села. Отлично, просто прекрасно. Будь здесь кто-нибудь поумнее местной быдлоты надорвал бы животик от смеха. Да самому Велиону уже почти хотелось смеяться, уже во второй раз за день. Смеяться... сквозь слёзы. Это тоже этап взросления. Он ведь понимал, что здоровая женщина не сможет прожить без мужика. Не только в физическом плане. Это же деревня. Ей иногда требуется мужская помощь, ведь есть вещи, которые она сделать просто не в состоянии. На бескорыстную помощь в наше время рассчитывать нельзя, прошли послевоенные времена, когда каждый был готов помочь каждому, благодаря чему человечество выжило и почти восстановило прежний уровень жизни. Теперь за всё надо платить. А чем могла заплатить Свиша?
        Ну нахрена он сам пошёл в деревню?
        Нет-нет, это не было его первой встречей с деревенскими, тотенграбер видел нескольких, но в центр деревни зашёл впервые. И теперь жалел об этом. Умом он понимал, что всё когда-нибудь вскрылось бы, правда имеет обыкновение выскальзывать шилом из мешка в самый неподходящий момент. Но всё его естество твердило о том, что если бы он не пошёл сюда, то всё было бы хорошо. Всё было бы хорошо. Здесь и сейчас. А что случилось бы потом - плевать. Хотя, может быть, всё было бы куда хуже... а куда хуже? Бы... Халки говорил, что история не знает слова "бы".
        Велион брёл по узкой пыльной дороге, глядя себе под ноги. Ему казалось, что все жители деревни сейчас смотрят на него. Смотрят и смеются, презирая.
        На дороге, около самого большого дома в деревне стояли трое мужиков. Они что-то яростно обсуждали. Когда могильщик приблизился к ним, они, замолчав, начали пристально его изучать.
        "Меня обсуждали, - мелькнула в голове злая и горькая мысль. - А когда я пройду мимо, продолжат. Будут смеяться надо мной, хихикать, подшучивая над тем, как я ночую с подстилкой. Если бы у меня сейчас был меч, я бы заткнул им глотки, да так, чтобы они никогда больше не смогли..."
        Он ужаснулся своей мысли. Ужаснулся... и понял, что убийство действительно погасило бы злость в нём. На время, но... Но никого убивать он не собирался. Этого просто нельзя было допустить. Прошло то время, когда убийство не значило для него ничего. Он заставил себя измениться, и не собирался возвращаться в те мрачные и кровавые дни.
        Когда Велион поравнялся с мужиками, один из них, высокий, седобородый, окликнул его.
        - Что? - угрюмо спросил Велион, приостанавливаясь.
        - Я Гаран, голова этой деревни, - произнёс седобородый, подходя к могильщику поближе. - А вас как звать, милсдарь?
        - Велион.
        - Мы здесь, - прокашлявшись, начал говорить голова, - обсуждали случай, произошедший две недели тому. Какой-то могильщик убил несколько человек в соседней деревне. Они забрасывали его камнями, но он продолжал идти, как бы и не реагируя на всё это. И тогда один из них, мальчишка, зашвырнул в могильщика дерьмом. Ну а чем кончилось, я уже сказал. Вот мы и думали, вы, милсдарь, человек бродячий, может чего слышали? Или бывали в той деревни?
        - Ага! - раздражённо вставил один из стоящих невдалеке собеседников головы. - А тамошний староста даже погоню не выслал. Вот если бы ты чего видел, уж мы бы...
        - Заткнись, - холодно оборвал его Гаран. - Хотя это правда. Тамошний староста действительно не стал высылать за могильщиком погоню, хотя многие требовали расплаты за содеянное бродягой.
        - Староста сказал, - снова вмешался тот же собеседник старосты (второй помалкивал, ковыряя носком сапога кучу коровьего дерьма с видом человека, которому всё до фени), - что сами виноваты.
        - Заткнись. Действительно, староста так и сказал, присовокупив к этому то, что дети не пострадали, только порядком наелись из той же кучи, из которой брали дерьмо, чтобы кидать в могильщика.
        Молчаливый собеседник головы тупо хихикнул.
        - И при чём здесь я? - пробормотал Велион. Он испытывал облегчение от того, что дети остались живы. Но голова Гаран его смущал.
        - При том, что, может быть, вы пришли с той же стороны и знаете об этом больше? Я же уже говорил, милсдарь. Или у вас со слухом проблема какая?
        - Нет, я пришёл с другой стороны.
        - Хорошо, - сказал староста. Велион почувствовал, как начинает краснеть. Он выдал себя с головой. Староста теперь точно знал, что Велион и есть тот могильщик, догадаться было не сложно. Гаран на протяжении всего разговора смотрел на бледные ладони могильщика, на заживающий шрам на виске, ещё плохо скрытый волосами. Голова был неглуп, на то он и голова. И Гаран сразу догадался, что Велион понял то, что он всё знает. Это было ясно по тому, как он напрягся. Гаран понимал, что могильщик опасен. Но зачем тогда пошёл на этот разговор? Надеялся, что в случае чего втроём справятся? Вряд ли... в той деревне насмешников было десять, трое из них мужчины, но они так ничего и не смогли предпринять.
        - Хорошо, - повторил Гаран. - Просто я вижу, что вы воин. Люди ходят всякие, знаете ли, и я хотел бы удостовериться в том, что вы человек законопослушный и никого убивать не будете.
        - Не буду, - сказал Велион, твёрдо глядя в глаза голове. Это была его первая искренняя фраза за весь разговор. - Можете быть уверены, что я не буду никого убивать. А тому могильщику... если бы, конечно, я его встретил, я бы кое-что разъяснил. Что убивать крестьян не стоит. Хотя, староста соседней деревни был прав: конечно же, виноваты они сами.
        - Ну вот и славненько, - натянуто улыбнулся Гаран. - Рад был познакомиться.
        Велион кивнул и пошёл дальше. Всё время он чувствовал на спине взгляд головы и двух крестьян, наверняка, лучших в драке на кулаках из всей деревни. Но если его отпустили, зачем об этом думать?
        Когда он вернулся к Свише, она взволнованно спросила, случилось ли что-нибудь.
        - Ничего, - сухо ответил могильщик, усаживаясь за стол. - Просто очень хочется пива.
        Сейчас могильщику хотелось чего-нибудь покрепче. Он сидел за столом, наблюдая за тем, как играет Велион-младший. Мальчишка скакал на деревянном коне, весело размахивая грубо выструганной саблей.
        - Я ему хотел сделать хорошую саблю, - сказал Аргамер, входя. На его губах блуждала слабая улыбка. - Но он заявил, что справится сам.
        Велион улыбнулся в ответ, едва приподняв уголки губ. Он всё ещё не мог придти в себя.
        Хозяин водрузил на стол плоскую тарелку с пирогами, небольшой горшочек со сметаной, поставил оплетенную бутыль, которую держал подмышкой, и уселся на стул, с кряхтением расправляя культю.
        - Ах, чёрт, забыл стаканы, - встрепенулся Аргамер.
        - Я принесу, - сказал Велион, быстро поднимаясь. - Где они?
        - На полке.
        Могильщик принёс стаканы и поставил их стол, хозяин сразу наполнил их. Самогон был плохим, он буквально застрял где-то в середине горла, не желая проходить дальше и не давая вдохнуть. Велион сунул в рот пирог и, практически не жуя, проглотил.
        - Крепкий, с-сука, - прохрипел Аргамер, вытирая выступившие слёзы.
        - Угу, - промычал Велион, запихивая в рот второй пирог.
        - Может, браги?
        - Угу.
        - Велион! Сбегай-ка за брагой.
        Мальчишка недовольно засопел, но послушно поскакал на своём деревянном коне на улицу.
        - Слез бы с коня, когда по лестнице в погреб будет спускаться, - рассмеялся Аргамер.
        - Слезет, поди, - просипел могильщик, который только-только восстановил дыхание.
        - Да уж, поди, догадается. Что слышно в большом мире?
        - Всё по-старому, - пожал плечами могильщик. - Короли и князьки грызутся, маги роют носом, стараясь раскопать что-то из прошлого, могильщики таскают им разные штуковины, разбойники иногда пытаются их поймать, чтобы ограбить, но чаще им, конечно, попадаются купцы и обычные люди. В мире ничего не меняется.
        - Говорят, сгорел могильник Эзмил?
        - Сгорел. Дотла.
        - От чего?
        - От пожара, - усмехнулся тотенграбер. - Поджог, наверное, кто-то.
        - Может, маги? - предположил Аргамер.
        - Не исключено. Как только город догорел, они бросились на пожарище искать древние магические артефакты. Говорят, погибло с десяток магов и втрое больше обычных людей - маговых помощников и простых мародёров.
        - А могильщики были? - продолжал расспросы хозяин.
        - Может, и были. Они не очень любят соваться на пожарища.
        - Почему?
        - Наверное, опасно.
        - Не понимаю.
        - Я тоже, - в который раз солгал могильщик. Он привык лгать в разговорах. Лгать, юлить, недоговаривать, говорить не всю правду всем, кого видел. Всем, кто не видел чёрных перчаток на его руках.
        "Прискакал" сын Свиши. Он грохнул о стол бурдюк с брагой так, что содержимое чуть не разлетелось в разные стороны.
        - Не балуй, - строго сказал Аргамер.
        - Хорошо, пап.
        - Набрал из угловой бочки?
        - Ага.
        - Ну, скачи.
        - Ага.
        - Бойкий мальчуган, - произнёс Велион, когда мальчишка ускакал на своём бутафорском коне вести свою воображаемую войну.
        - Все в его возрасте бойкие, - улыбнулся Аргамер. - Я с одной ногой едва за ним бегаю, а он и не понимает, что мне тяжело.
        - Он ещё совсем маленький.
        - Да уж, конечно, - пробормотал Аргамер, разливая по стаканам брагу.
        Они, не чокаясь, выпили.
        Брага была приятной на вкус, крепость, и не малая, даже не чувствовалась - угадывалась. Велион выпил махом половину стакана и поставил его на стол.
        Здесь многое изменилось. Другая мебель, добротная и не кособокая, новым деревом сверкали потолок и стены. Нищета, что была раньше, исчезла. Аргамер умел работать руками. Велион вспомнил свои убогие попытки починить мебель и горько усмехнулся про себя.
        "Надо надраться, - подумал он, доедая пирог и одним глотком допивая брагу. - Надраться до чёртиков. Хвала богам, Аргамер не разговорчивый собеседник, вопросы задаёт только из вежливости, даже не зная, как поддержать разговор.
        Надо надраться до чёртиков".
        - Шлюха! - заорал мальчишка лет четырнадцати и запустил в Свишу камнем. - Проблядовка!
        Свиша охнула и, выронив туесок с земляникой, схватилась руками за ушибленный крестец - мальчишка кидал камни метко, видимо, хорошо натренировался на белках и воронах. Вдова бросила затравленный взгляд на тотенграбера и, видимо, прочитав что-то в его глазах, попробовала схватить его за рукав, но было поздно. Велион в два прыжка подлетел к мальчишке, ухватил его за руку, в которой уже был зажат второй камень, и встряхнул. Парнишка взвизгнул, когда могильщик начал ему выворачивать руку из сустава. Этого Велион и ждал.
        - Кинь в меня, - прошипел он, приближая своё лицо, исковерканное ненавистью, к побледневшему от боли и испуга лицо мальчишки. - Осмелишься кинуть в меня, а? В меня, более сильного, чем ты? Нет? Боишься получить сдачи? Ну?! Кинь! Или скажи - боишься?
        - Велион, отпусти его! - с испугом в голосе крикнула Свиша.
        - Сейчас, - холодно проговорил могильщик. Он встряхнул орущего благим матом паренька, услышал, как трещат его связки и отпустил. Мальчишка получил серьёзное растяжение, зато теперь он не сможет кинуть ни в кого камнем, хотя бы какое-то время. Может, этого времени ему будет достаточно, чтобы понять что-то. Если нет... если нет, то он рискует кончить так же, как те жители соседней деревни.
        - Зачем ты это сделал? - со слезами в голосе крикнула вдова. - Зачем?
        Велион промолчал. Он был зол. Зол на себя, на этого дрянного мальчишку, на Свишу. Зол, потому что опять не сдержался, зол, потому что мальчишка оскорблял его женщину, зол, потому что эти оскорбления были правдой. Но злость быстро уходила, оставляя место лишь горечи. И - уверенности.
        Он стоял и смотрел, как Свиша собирает трясущимися руками выпавшую из туеска ягоду.
        - Пойдём домой, - устало сказал он, когда вдова собрала последние раздавленные ягоды.
        Они возвращались в тишине сгущающихся сумерек. Шли молча, даже не глядя друг на друга. В те минуты Велион чувствовал, насколько Свиша ему чужая. Да это и было так. Они слишком разные. Их чувства вскипели, меняя и ломая устоявшийся для каждого из них порядок вещей. Могильщик думал о том, что может стать крестьянином. Крестьянка... о чем думала крестьянка? Возможно, что всё изменится и в её жизни.
        Любовь не ушла, но у неё появились новые привкусы, другие оттенки. Привкус злости, замешанный на презрении. Оттенок отчуждённости, полученный из смешения правды с обидой. Пока они ничего не меняли, любовь кипела, горели чувства. Но любовь начнёт остывать, чувства превратятся в выгоревшую золу, и тогда всё кончится. Возможно, у них получится ещё какое-то время пробыть вместе, ведь можно согреться и у остывающего костра, зарыться в ещё тёплую золу, но от этого будет только хуже.
        Велиону жутко, судорожно захотелось на большак. Топтать дорожную пыль, спать в стогах сена или на мокрой лесной траве... бродить по могильникам, рушить проклятья руками, распутывать ловкими пальцами нити заклинаний.
        Надеть перчатки. Почувствовать их грубую, но такую привычную кожу, ставшую кожей его рук. В тот миг могильщику казалось, что эта кожа всё ещё сохранила его тепло, напиталась им, и теперь готова поделиться, отдать ему всё...
        Могильщик отворил покосившуюся калитку, пропустил вперёд Свишу и зашёл следом сам. Медленно прошёл по дорожке, вдыхая запахи лета. Уже середина июня, скоро йоль... А это значит, что он здесь уже почти три недели. Время пролетело быстро, будто в горячке. Хотя, так оно, наверное, и было на самом деле. Но горячка всегда проходит, уступая место трупному холоду или здоровому теплу.
        А Велион приближения холода не чувствовал.
        Свиша быстро вошла в дом, могильщик ускорил шаги, заскочил за ней следом, но на веранде её уже не было. Он прошёл в комнату и увидел её.
        Она плакала. Тихо и жалко плакала, как маленький ребёнок, которого чем-то обидели. Могильщик почувствовал жалость, к которой была примешана самая капля презрения. Капля, толика, доля... могильщик чувствовал, что в каждый следующий раз эта доля будет расти, полнеть, пожирая всё остальное.
        Он шагнул к ней, попробовал обнять за плечи. Свиша неожиданно энергично вырвалась, отбрасывая руки могильщик, повернулась к нему. В её лице не было ничего жалкого, наоборот, губы были искривлены злостью, глаза мерцали.
        - Как будто ты не знал! - крикнула она. - Как будто не знал, а?
        - Успокойся, - тихо сказал Велион, делая вторую попытку обнять Свишу, но та вновь отбросила его руки.
        - Ну что, господин могильщик? - в голосе молодой вдовы появилась насмешливая злость. - Что? Замарался? Запачкал ручонки? Связался с деревенской блядью? Небось, пока трахал думал, что я сидела и ждала тебя? Думала, когда же это придёт мой суженый могильщик? Побитый, как собака, с дыркой в голове. Придёт, поживёт, поглядывая, потом начнёт трахать, а потом нос кривить, как узнает, что не только муж у меня до него был. Что думаешь, не поняла я, что ты всё узнал, когда пришёл с таверны? Думаешь, не вижу, как смотришь на меня, изучаешь, будто у меня лбу написано, сколько народу меня оттрахало, куда и как? Скажу тебе, благородный господин могильщик, много! И туда же, куда и ты, думаешь, один такой выискался? Всё я делала до тебя...
        Велион подскочил к Свише, схватил её за плечи, встряхнул.
        - Что не нравится? - закричала вдова, брызжа слюной в лицо могильщику. - Не нравится? А ты послушай, как меня в стогу сена трое солдатиков всю ночь...
        - Заткнись! - взревел Велион. - Заткнись немедленно!
        Это подействовало. Свиша замолчала и уже через секунду обессилено повисла в его руках, всхлипывая от слёз.
        - Прости меня, прости... - едва различимо шептала она.
        - Мне плевать на всё, - солгал Велион. - Плевать на всех.
        Сердце болело. Пожалуй, могильщик впервые понял, что это такое - сердце, сжимаемое болью. Жалость, злость, боль, любовь, обида, презрение, - все эти чувства смешались в нём и теперь бурлили, стараясь вырваться наружу. Хотелось ударить кого-то, что-нибудь сломать, разнести в дребезги...
        Он сидел на полу, обнимая рыдающую Свишу.
        - Останься, пожалуйста, не уходи... Я люблю тебя...
        - Не уйду, - вновь солгал могильщик. - Успокойся.
        "Завтра йоль", - подумал Велион.
        Он сидел на крыльце и смотрел на звезды. Свежий ночной воздух пах травой и цветами.
        Но больше всего воздух пах дорогой. Пылью, потом, усталостью. Затхлостью могильников, кровью, своей или чужой, человеческой или животной. Воздух пах рассохшимся деревом, размокшими плесневелыми сухарями и магией. Сточными канавами, в которых разлагаются тела нищих, крысами и торгашами.
        Воздух пах кожей чёрных перчаток.
        Он пах этим уже неделю.
        Когда первая волна чувств схлынула, Велион решил, что всё пройдёт. Пройдёт злость и обида, презрение улетучится, и всё станет по-старому. Практически так оно и было... они не вспоминали ни того мальчишку, ни истерику Свиши, улыбались друг другу, любили друг друга ночами, засыпали под тонким одеялом, просыпались в предрассветной прохладе и снова любили друг друга.
        Но запах дороги не отпускал могильщика ни на миг.
        Днями тотенграбер слонялся по дому или двору, иногда надев перчатки, иногда - нет, но в любом случае он думал о могильниках и дороге. Скука начала докучать ему так сильно, что он готов был залезть на стену. Крестьянская работа, к которой Велион уже почти привык и даже начинал выполнять её с удовольствием, начала вызывать острые приступы тошноты.
        Ему пора было идти.
        Велион поднялся с крыльца, накинул на плечи плащ, перекинул через плечо сумку на лямке. Надо будет купить заплечную сумку, как её там... рюкзак... она не мешает при работе над заклинаниями, чем обычная сумка, и поэтому её не придётся бросать на окраине могильника. А это дорогого стоит - можно брать крупные вещи, а не только мелочь, которую можно растолкать по карманам.
        Луна была почти полной, света её хватало, чтобы спокойно идти по дороге. К тому же, уже перевалило за полночь и до рассвета осталось совсем недолго, ведь завтра йоль...
        Могильщик тихо сошёл с крыльца, но тут же остановился, услышав позади шум. Уже зная, что случится через несколько секунд, обернулся. Он не хотел прощаться, просто тихо уйти. Но если не получилось, улепётывать, спасаясь от тяжёлого прощания, он не будет.
        Силуэт Свиши появился в дверном проёме быстро, появился и замер тенью, в которой не угадывалось человеческих черт.
        - Уходишь? - тихо спросила тень.
        - Ухожу... - согласился Велион, опуская голову, как нашкодивший ребёнок.
        - Не можешь остаться... - констатировала тень.
        - Нет.
        - Тебя тянет дорога... - едва слышно прошептала тень, но уже через секунду её голос окреп: - Тогда уходи. Уходи, не оборачиваясь и без лишних прощаний, как и хотел. Уходи... но только вернись, пожалуйста, вернись ко мне...
        - Вернусь, - твёрдо и уверенно солгал могильщик.
        - Я буду ждать, - солгала Свиша. Её тень растворилась во мраке.
        - Я тебя люблю... - запоздало сказал могильщик.
        Но тень его не слышала.
        Могильщик поправил сумку и зашагал навстречу запаху дороги.
        Несчастная одинокая женщина рыдала, закусив кулак, чтобы уходящий не услышал её. Иначе он, не дай бог, решил бы вернуться.
        И больше никогда не был бы счастлив. Как и она.
        Несчастная женщина не знала тогда, насколько сильно она ошибается.
        Повзрослевший и многое потерявший за эти годы могильщик пошатываясь брёл проспаться в хлев.
        "Я пьяный в хлам, - мрачно подумал он, завалившись на бок прямо на грядку. - Мертвецки пьян...
        В ту ночь я тоже был как пьяный. Мне шагалось легко, я радовался дороге, радовался ночи... Чёрт возьми, я был счастлив. А Свиша наверняка плакала...".
        Велион с трудом поднялся, пошатываясь, направился к углу дома, где стояла вкопанная в землю бочка, приспособленная для сбора дождей воды. Свиша всегда стирала водой только из этой бочки. Что ж, сейчас он постирает там свою пьяную рожу.
        Тотенграбер склонился над бочкой, зачерпнул тёплой воды. Ночь была довольно прохладной, но вода всё ещё была тёплой. Её согрели солнечные лучи, её грела земля...
        "А кто согреет меня? Быть может, сын?"
        - А ты уверен, что это твой сын? - спросил кто-то рядом.
        Велион резко обернулся, чуть не потеряв равновесие, прищурившись, начал всматриваться в темноту. Никого не было.
        "Причудилось".
        - Нет, не причудилось. Смотри внимательней, могильщик.
        Велион прищурился, пытаясь сосредоточиться, вгляделся во тьму. И увидел.
        Он замычал сквозь сжатые зубы, отшатнулся. Перед ним стояла смерть. Невысокий скелет, на котором болтались полусгнившие тряпки.
        - Смотри внимательней, могильщик, - с насмешкой в голосе сказала смерть.
        Могильщик всмотрелся внимательней. И вздрогнул. Вместо скелета перед ним стояла Свиша. Чуть похудевшая, сильно постаревшая. Свиша...
        - Узнал? - презрительно спросила бывшая хозяйка этого дома. - Узнал, могильщик, узнал. Ну что, я сильно изменилась?
        Велион утвердительно качнул головой.
        - Ты тоже, - на губах Свиши появилась усмешка. - Ты тоже... Озлобился, постарел. . перестал чувствовать. Не удивляйся, могильщик. Ты стал ходячей деревяшкой. Тощая рожа, бледные губы... краше в гроб кладут, - она горько рассмеялась.
        -Ты не Свиша, - прохрипел Велион.
        - И да, и нет. Часть Свиши живёт теперь во мне... - голос смерти изменился. - И эта часть просит тебя: не приближайся к моему сыну. Оставь его. Он... он не заслуживает такой судьбы.
        - Какой?
        - Которой ты ему хотел. Ему не нужны перчатки могильщика, ему не нужна твоя судьба.
        - Но я...
        - Не хотел? - прервала его смерть. - Может быть... но ты готов забрать его с собой. Прошу, не надо.
        - Обещаю. Так значит... - могильщик запнулся. - Так значит, это мой сын...
        - Я тебе этого не говорила.
        - Но...
        -Я назвала его своим сыном. Ты не имеешь к нему никакого отношения. Уходи.
        - Но...
        - Ты хочешь знать, твой ли это сын? - спросила смерть изменившимся голосом. Теперь перед Велионом стояла Элаги. - А какая тебе разница?
        - Верно, - пробормотал могильщик, опустив голову, чтобы смерть не увидела выражения его лица, говорящее об обратном. - Никакой.
        - Вот и хорошо. Иди, иди вперёд, продолжай свой путь в поисках смерти, в поисках меня. Иди. И никогда не возвращайся. Прощай, могильщик.
        - Прощайте...
        Велион поднял голову, чтобы посмотреть в последний раз на Свишу, но перед ним уже никого не стояло.
        Он тяжело вздохнул и направился в сторону хлева.
        Тотенграбер быстро шагал по дороге. Несмотря на вчерашнюю попойку, телу было легко, иногда могильщику даже казалось, что он летит, а не идёт.
        С Аргамером и Велионом он распрощался рано утром.
        - Никаких денег, - улыбнулся Аргамер, когда могильщик попробовал сунуть ему в руку две серебряных монеты. - Мой дом не трактир.
        - Спасибо, - пробормотал тотенграбер, стыдливо пряча монеты в карман.
        - Дядя Валлай уже уходит? - звонко спросил Велион-младший, мельтешащий в ногах у отца.
        - Уходит, - сказал Велион, копаясь в рюкзаке. - Только сделает тебе маленький подарок...
        Он вытащил из рюкзака небольшую статуэтку, изображающую рыцаря на боевом коне. Статуэтка была серебряной и стоила не мало, но мальчишке об это знать не обязательно. Так же как и то, откуда она у "дяди Валлая". Он нашёл её очень давно больше чем десять лет назад в одном из могильников, ещё на пути своего становления могильщиком. Наткнулся в комнате, в которой лежали три скелета - два принадлежали взрослым людям, третий ребёнку, именно в его ладони лежала эта статуэтка. Велион не смог продать её тогда, слишком уж сильно на него повлиял этот маленький скелетик, сжимающий в ладошке фигурку. Он представлял, как мальчишка с родителями прячутся в углу, как он тискает рыцарька в руке, будто может найти в нём спасение. Или просто сжимает в руке свою любимую игрушку и гибнет, прикрытый телами родителей... После, отрастив более грубую шкуру, Велион продавал вещи и с более трагической судьбой, но этот рыцарёк, почти уже забытый, завалялся в сумке.
        Вот и пригодился...
        - Спасибо! - обрадовано поблагодарил мальчишка. - Папа, можно?
        - Можно, - улыбнулся Аргамер.
        Велион, радостно смеясь, убежал.
        - Весь в мать, - тихо проговорил Аргамер. - Только волосы мои, - сказал он с гордостью, приглаживая чёлку.
        У его волос был иссиня-чёрный цвет. Цвет вороного крыла, ничуть не светлее, чем у тотенграбера.
        - Прощай, - сказал могильщик, закидывая рюкзак на спину.
        - Будешь в этих краях, заходи, - произнёс Аргамер, протягивая руку.
        Велион крепко сжал его ладонь.
        - Обязательно, - солгал он.
        Ноги будто бы поедали дорогу, как длинную макаронину. Шагалось легко, но, казалось бы, чего-то не хватало, как будто он что-то забыл. Забыл какую-то очень важную вещь, из-за чего в нём поселилась пустота, как в пустом кармане, который всегда раньше оттягивала тяжесть. По привычке суёшь туда руку в поисках вещицы, хранящейся там всегда, а встречаешь пустоту. Он думал о том, что даже не узнал от чего умерла Свиша, что не разузнал толком, как рос Велион... Не узнал ничего из того, что ему хотелось бы, только разбередил воспоминания. Но на душе стало лучше.
        Увидев подходящий камень, Велион свернул с дороги и расположился на нём. Нет, он не устал. Просто ему кое-что ещё надо сделать.
        Он долго копался в рюкзаке. Наконец то, что он искал, нашлось. Велион извлёк на свет перо и чернила, выудил из кармана плаща смятое письмо, перевернул на чистую сторону, разгладил. Долго думал, как начать, и, не придумав ничего лучше, написал кривым подчерком:
        "Дорогая моя Свиша...".
        Глава 4. Сердце Озера (начало)
        В небольшой городок Кремь могильщика привёл слух. Слух настолько нелепый, что не проверить его было просто невозможно.
        Велион брёл по узкой улочке. Эта кишка, пролегающая между обшарканными домами, была грязной, кривой и воняла рыбой. Да и сам городок был мелким, вшивеньким, нищим. Сотни полторы зданий ютились за невысокой стеной, огораживающей город с суши. С четвёртой стороны городская стена выходила на Лельское озеро, по слухам, самое большое на материке, площадь которого превышала пятнадцать тысяч квадратных миль. Уже за стеной располагался порт и с десяток мелких рыбацких деревень, которые официально относились к городу.
        Всё это тотенграбер узнал ещё полтора часа назад, когда неожиданно для себя прошёл город насквозь. Побродив по порту с час, он, надышавшись пахнувшим озером ветром, вернулся в город и принялся искать цель своего посещения Креми - трактир с глупым названием "Рыбацкий хвост". Трактир этот располагался в трущобах, в которых проживали в основном рыбаки и работники рыбоперерабатывающих заводов - больших коптилен и прочих построек, где с рыбой происходило такое, о чем могильщик не мог и предположить. Здесь делали даже - о чудо! - рыбное тесто. Велион услышал технологию производства этого странного кулинарного изыска (или же наоборот - отрыжки кулинарии) из уст двух пьяненьких мужичков, которые обсуждали, вяленую рыбу какого вида лучше растирать в муку - плотву или ещё какую-то, название которой могильщик уже не слышал. Проблема заключалась в том, что трущобы занимали три четверти города, а оставшаяся четверть была занята пятью поместьями крупных рыботорговцев - двух графов и трёх купцов. Остальные полторы сотни домов, одно- и двухэтажных, деревянных и каменных, понастроенные, как попало, оказались в
состоянии породить столько улочек и переулков, что Велион окончательно заплутал.
        Наконец, выйдя к какому-то торговому ряду, он услышал разговор двух бабок-торговок.
        - Ой, срамцы, ой срамцы, - бубнила одна, перекладывая на узком прилавке свежих сазанов.
        - Исчадья ада, - вторила ей вторая. Она занималась потрошением сома, тянувшего фунтов на двадцать, не меньше. - Собрались и водку жрут.
        - Да баб, говорят, трактирных в подворотнях охаживают, охальники...
        - И водку жрут... Ах, мать твою же в рыбью харю! - взревела бычьим голосом бабулька, роняя склизкого сома с прилавка. Могильщик вздрогнул от неожиданности. Эта бабка весила самое большее пять таких сомов, а согнута была как рыболовный крючок, и как её тщедушная грудь выдала такой звук, совершенно не понятно.
        - Не надыть про этих гадов говорить, - заявила бабка, занимающаяся с сазанами. - Это проклятье ихне. Ходють, глазишшами сверкають, перчатками своими, тьфу, гадость, всё лапают...
        - Ага, ага, - кивала вторая, плюя на ладонь и оттирая этой же ладонью грязь с сомовой чешуи. - Срамотины!
        Велион свернул к прилавкам, держа руки в карманах, как делал это всегда, когда находился в людных местах. Бабки заметили его сразу и, предполагая в нём потенциального покупателя, начали суетиться. Первая принялась перекладывать сазанов ещё активней, вторая начала натирать перепачканного сома с такой силой, что казалось, будто она сейчас протрёт его чешую до дыр.
        - Свежие сазаны, - затянула одна, вторая помалкивала, всё ещё стараясь предать своей рыбине товарный вид.
        - А скажите-ка, бабушки, - проникновенно начал могильщик, пристально разглядывая сазанов, - где живут эти срамотины, про которых вы рассказывали?
        - Знамо где, - сплюнула на рукав бабулька с бычьим голосом. - В "Рыбацком хвосте".
        - Свежие сазаны...
        - А как пройти к этому "хвосту"? - продолжал Велион. Его взгляд буквально терзал сазанов на куски, жарил их на углях и поглощал.
        - Касатик, купи свежих сазанов, внучёк утром наловил.
        - Знамо как, - старуха почти уже оттёрла рыбину рукавом и как могла старалась отвлечь внимание потенциального покупателя от конкурентки. - Налево, потома до коптильни и направо. А ты, касатик, разогнать их, поди, пришёл?
        - Руки им надо повыдёргивать, - добавила первая бабка, забыв на время о свежих сазанах.
        - Повыдёргиваю, - согласился могильщик, на его губы выползла сдержанная улыбка. - Ты, бабушка, здесь забыла оттереть. - Он вытащил из кармана руку в чёрной перчатке и ткнул указательным пальцем сома.
        Бабка открыла от неожиданности рот, да так и осталась, забыв закрыть. Вторая мгновенно юркнула под прилавок, прячась за грудой сазанов. Велион усмехнулся и, отвернувшись, зашагал в указанном направлении. Однако, едва сделав пару шагов, он получил тяжёлый удар в затылок. Вещь, ударившая его, была склизкой и воняла рыбой. Могильщик весело выругался и расхохотался, держась за бока. Под ногами валялась тушка сазана, тянувшая фунта на два. Отбросив пяткой рыбину назад, тотенграбер зашагал дальше.
        Найти дорогу всё же оказалось не так просто: понять, которое из зданий - коптильня, было довольно сложно. Рыбой воняло от любого дома в этом городке, да и разнообразностью архитектуры дома не отличались. Пришлось снова выспрашивать дорогу, и на этот раз его руки были глубоко засунуты в карманы.
        Наконец, могильщик наткнулся в каком-то очередном закутке на вывеску, на которой было размалёвано какое-то страховидло с рыбьим хвостом. Наверняка, это и был тот самый хвостатый рыбак, который дал название трактиру. Трактир, судя по всему, занимал не всё здание, только малую его часть на первом этаже, второй этаж был жилым. По крайней мере, об этом говорили развешанные в окнах портки и прочие предметы одежды. К тому же, на первом этаже со стороны дороги была вторая дверь с другой вывеской, настолько облупленной, что разобрать, что на ней, было просто невозможно.
        Около единственного окна толкалась стайка мальчишек лет пяти-шести. Но они не играли в пыжа или не носились по дорожной грязи. Наоборот, вели себя, мягко говоря, пришибленно. Они шушукались, пихались, но тихо. Могильщик понял, что пацаны делают, только понаблюдав за стайкой пару минут. Неожиданно мальчишки замолчали, из плотной их кучки вышел чумазый паренёк лет шести. Он, с трясущимися коленками, начал очень медленно приближаться к окну, но, остановившись в двух шагах, расхныкался и бросился бежать. Велион ожидал услышать крики и насмешки, но пацанята только ещё больше прижухли.
        Значит, в таверне находится что-то, а вернее - кто-то, настолько ужасный, что даже страшно взглянуть. Никто, кроме проклятых могильщиков, не мог вызывать у голытьбы такого ужаса. Ну, разве что, в трактире остановился на постой дракон. Но драконов не существует.
        Тотенграбер подошёл к двери и, постучав, вошёл в помещение.
        Внутри было темно, могильщику пришлось даже остановиться в дверях, чтобы глаза привыкли к темноте. Наконец, присмотревшись, он разглядел внутреннее убранство трактира. Мягко говоря, убогое.
        Помещение оказалось маленьким, едва на две жилые комнаты. В крохотном помещении едва теснились пяток столов, сделанных из бочек, к крышкам которых были приколочены скрепленные между собой доски. Около каждого стола стояли по две не менее грубо сделанные скамьи. Потолок и стены, покрытые копотью, темнели чёрными провалами.
        Посетителей было мало, всего-то пять человек. Четверо из них сидели за столом, расположенным дальше всего от чадящего камина, они, тихо переговариваясь, поглощали самогон, да с такой скоростью, что казалось странным их нахождение в вертикальном положении.
        Пятый сидел в одиночку. Он тоже пил, но вино. Велион не мог разглядеть ни его лица, ни рук. А вот одиночка узнал могильщика сразу.
        - Велион, сукин кот, жив! - крикнул он пьяным и не очень-то обрадованным голосом. - Иди-ка сюда.
        Велион приблизился к столу, за которым сидел говорившей. Голос был знаком, но могильщик узнал его только когда приблизился. Узнал скорее по запаху, чем на вид. Устойчивому и неприятному запаху гноя и разложения.
        - Карпре, - медленно произнёс Велион, садясь и прислоняя свой меч к стойке. - Жив.
        - Жив, Велион, жив. Сколько лет, а?
        - Три. Вернее два с половиной, - уточнил Велион, нахально глотая вино прямо из кувшина. - Первый и последний мой поход зимой.
        - Могу сказать то же самое, - хмыкнул Карпре. - Значит, ты всё-таки жив...
        - К тебе это утверждение относится в большей степени.
        Карпре, криво ухмыльнувшись, поправил выбившуюся из-под грязной рубахи ещё более грязную повязку.
        Раньше эта повязка закрывала ему только живот. Теперь, кажется, всё туловище и руки. Карпре заразился в одном из могильников странной и страшной формой проказы, которую не мог вылечить никто, даже самый именитые маги, которых несчастный, могильщик более чем успешный, нанимал когда-то. Велион не слыша о нём уже более года, и думал, что Карпре погиб на могильнике или умер от этой болезни или, скорее, проклятья. Что ж, значит, он всё-таки жив...
        - Присоединяйся, - сказал Карпре, щуря пьяные шальные глаза.
        - Смотря к чему ты предлагаешь присоединиться, - сдержано ответил Велион.
        - Пока - к обеду.
        - С удовольствием.
        Старая, затасканная служанка с пустыми глазами шлюхи принесла и поставила на стол поднос с едой. На подносе лежали три жареных на открытом огне цыплёнка, запечённая в тесте щука и горка вяленой очищенной рыбной мелочи, да ещё стоял кувшин, от которого пахло староватым тёмным элем.
        - Притащи ещё кружку и эля, - буркнул Карпре, хлопая служанку пониже спины. Та ответила деревянным смехом.
        Велион тем временем уже засовывал в рот куриное крыло.
        - Гашиш? - предложил прокажённый, вытаскивая из-за пазухи небольшой свёрток. - Скоро принесут кальян.
        - Вот это нет.
        - Не балуешься?
        - Нет. Именно поэтому я до сих пор жив.
        Карпре рассмеялся, зло, неестественно. Его глаза болезненно слезились, зрачки закрывали почти всю радужку, из-за чего глаза казались чёрными дырами на фоне бледной кожи.
        - И алкоголем не злоупотребляешь? - ехидно спросил он.
        - Только зимой.
        Карпре снова сухо каркнул, пытаясь выдавить из горла смех.
        "Ему крышка, - понял Велион. - Ещё поход или два и ему конец. Руки трясутся, координация движений нарушена... и он знает, что ему конец. А ведь он был хорошим могильщиком, лучшим из тех, кого я знал... Но вот человек из него - говно".
        - Что здесь делают эти сопляки? - сухо спросил могильщик, стараясь увести тему разговора.
        - Я собрал, - хмыкнул Карпре. - Хочешь перейти сразу к делу?
        - А что, у тебя ко мне есть дело?
        - У меня есть дело ко всем здесь присутствующим. Приходило, правда, ещё двое, но они отказались. Эти - нет. Надеюсь, согласишься и ты, Чёрный могильщик.
        - Соглашусь на что? - раздраженно буркнул Велион, наливая в только что принесённую кружку эля. Напиток был холодным, сладковатым и крепким, на удивление неразбавленным и даже почти не старым. Своё прозвище, полученное благодаря цвету преобладающим тонам в одежде, а так же цвету волос и глаз, он проигнорировал. Кажется, его придумала одна знакомая могильщица, Крами, заявив, что чёрный не только цвет его перчаток, но и души. Впрочем, парень, которому он вскрыл глотку, был обречён.
        - Идти со мной, - икнул прокажённый, отвлекая Чёрного могильщика от размышлений. Он уже раскуривал кальян, принесённый служанкой.
        Велион презрительно скривился, чувствуя неприятный запах.
        - А ты ни капли не изменился за эти годы, - завил Карпре сквозь зажатую в зубах трубку. - Такой же черноволосый, молодой, даже, кажется, морщин вокруг глаз не добавилось.
        - А ты, Карпре, похож на засохший кусок дерьма, и сам это прекрасно понимаешь. Какое у тебя ко мне дело? Говори, или я уйду.
        Наркоман глухо рассмеялся. Потом его смех перешёл в идиотское хихиканье. Это не первый кальян за сегодня, - понял Велион.
        - Я всегда любил твоё чувство юмора, черноволосый засранец. Даже в тот момент, когда ты валялся со сломанной ногой, придавленный балкой и заваленный снегом. Ты шипел, что убьёшь меня, когда выползешь. Убьёшь, если я тебя брошу. Но я тебя не бросил, а? И даже отдал половину добычи, помнишь?
        - Худшую половину, - холодно произнёс черноволосый могильщик. - Да и спас ты меня только потому, что не видел, как я на самом деле владею мечом.
        - Может быть, - не стал спорить Карпре. - Но ведь спас, а? Тебе хватило денег на лечение ноги, ты дожил до следующей весны. Как-никак, ты обязан мне жизнью.
        - Дерьмовое обязательство.
        - Какое есть, - твёрдо сказал прокажённый, казалось, он даже немного протрезвел и согнал с себя наркотический угар. - Я плыву на остров, торчащий посреди этого гигантского корыта с водой, чтобы добыть Сердце Озера. Ты мне нужен, Велион. Может, и не именно ты, но другого выбора нет. Мне нужен старый, опытный могильщик, а не эти сопляки, которые сейчас кичатся друг перед другом тем, что вытащили из хоженых-перехоженых могильников пару медяков и бронзовый подсвечник. Я обращался к двум опытным ребятам, но они отказали. Остальные из тех в ком я уверен мертвы. Если не хочешь идти сам, хотя бы подскажи ныне здравствующего могильщика, которого знаешь больше двух лет, да что там, больше года. Знаешь таких?
        - Только тебя, - честно признался Велион. - Репей, вроде бы, погиб прошлой осенью, Крами осталась без ног, а к чему это ведёт, ты и сам прекрасно понимаешь. Это всё. Остальные гибли или на моих глазах, или на руках, в случае остальных... в их смерти я тоже не сомневаюсь.
        - Твою мать...
        - Ты что-то говорил о Сердце Озера, - напомнил Велион.
        - Да, - кивнул прокажённый. - Мне нужно Сердце.
        - Зачем?
        - Один маг... - Карпре замолчал, всасывая в себя дым из кальяна. - Один маг, - продолжал он, выпуская из губ тонкую струйку дыма, - пообещал мне, что рискнёт меня вылечить, если я принесу ему Сердце Озера. А ты не выглядишь удивлённым, могильщик.
        - Потому что ты меня не удивил... могильщик. Я удивился, когда услышал, что в мелком городке, стоящем на Лельском озере, собралась орава могильщиков. Когда выяснилось, что это правда, связать этот факт с тем, что на острове посреди Лельского озера располагается один из крупнейших могильников, жемчужиной которого является кристалл под названием Сердце Озера. Так что причина меня не удивляет. Меня удивляется твоя тупость. Многие хотели добыть Сердце, но все остались ни с чем, Карпре, - Велион на миг замолчал, запивая свою речь элем. Он наговорился уже на год, горло пересохло, мысли немного путались. Возможно, виной этому был эль и тошнотворный запах курящегося гашиша. - А что до того мага, - продолжал он, напившись, - то я бы ему не поверил. Даже если ты добудешь Сердце, в чём я сильно сомневаюсь, то он просто прикончит тебя, а кристалл заберёт.
        На удивление Карпре ответил не сразу. Он долго молчал, куря и лакая своё вино. Наконец, отрыгнув, старый могильщик сказал:
        - Мне плевать, Велион.
        Велион вздрогнул. Он не ожидал услышать в голосе собеседника столько боли, столько тоски и безысходности.
        - Мне плевать, - повторил прокажённый. - Ты не понимаешь. Я готов умереть... нет, я знаю, что умру. Неужели ты не видишь? Мне конец. Моё тело болит, не переставая, кожа и плоть гниёт. Я не трахался уже два года. Чтобы заглушить боль, я пью каждый день, курю эту дрянь, но, даже упившись и накурившись до полусмерти, я не могу спать ночами из-за боли. Да если этот маг меня убьёт тихо и безболезненно, я его в жопу поцелую. Если он меня вылечит... даже если у него получится... Я не знаю, смогу ли я остановится пить, а особенно накуриваться. Но если у меня есть хоть шанс, хоть мизерный шанс на то, что проснувшись, я не почувствую этой боли, я готов рискнуть.
        Велион кивнул. Он уже знал, что согласится. Да, чёрт возьми, он испытывал жалость к этому человеку. К человеку, который был готов бросить его тогда на том могильнике. К наркоману и алкоголику, который наверняка не увидит этой осени, к конченому человеку.
        - Ну, что скажешь?
        - Я согласен, - сглотнув слюну, сказал Чёрный могильщик.
        - Я знал, - усмехнулся Карпре. - Пойдём, познакомлю тебя с ребятками.
        Велион молча встал и проследовал за прокажённым.
        Первого звали Халм. Ему было восемнадцать лет, он не знал свою мать и сильно сомневался в отцовстве мужчины, воспитывающего его. На его правой руке не было большого и указательного пальца - парень дважды попадался на мелком воровстве. Два года назад прибился к шайке ему подобных, они обдирали бродяг и занимались браконьерством. Первый раз надел перчатки три месяца назад, на спор. Говорил, что был в десяти могильниках. Четыре из десяти были вымышлены. В трёх других сопляк не прожил бы и десяти минут.
        Второй назвался Хромым. На вид ему было за сорок, может и меньше, но плохие зубы, большие залысины и морщины у глаз и в углах рта сильно старили его. Перчатки нашёл два года назад. Первые полтора года бродил по сёлам и, пугая крестьян перчатками, вымогал пищу. Потом его поколотили так сильно, что он едва не умер, после этого и решил "заняться работой по специальности". Работал два месяца, был в трёх могильниках, но из двух "драпал так, что пятки колотили мне в затылок".
        Третий и четвёртый назвались сложно запоминающимися именами. Заявили, что они братья, хотя ни капли не были похожи друг на друга. Акцент говорил о том, что они приплыли из-за Ядовитого моря с островов Щита. По их словам они были опытными могильщиками. Велион, глядя в их рожи, сказал бы, что они опытные убийцы. После вопроса о количестве могильников, в которых они побывали, островитяне начали наперебой называть названия мёртвых городов, успокоились только когда набрали с два десятка. Велион не знал ни одного из перечисленных могильников и решил, что южане лгут.
        Пятому было лет шестнадцать, он был худым и бледным, с длинными сальными волосами, обрамляющими болезненное лицо с тонкими чертами. Пацан выглядел перепуганным до усрачки, хотя делал уверенную мину и жрал самогон со всеми, как заправский пьяница. Естественно, он окосел первым. Назвался Кермегом, сказал, что сбежал из дому, а перчатки нашёл случайно. Честно признался, что не посетил ни один из мёртвых городов.
        "Сброд, - мрачно думал Велион, пожимая ладонь каждому из них. - Просто сброд. Салаги, сопляки, хотя старшему уже за сорок. Они сдохнут, просто сдохнут, а Карпре, эта старая обожранная сука, пройдёт по их трупам. Но они сами на это согласились.
        Ублюдок, - думал он, возвращаясь вместе с Карпре за их стол. - Грязный ублюдок, конченый наркоман... Я презираю его и жалею одновременно. Больше всего сейчас мне хочется уйти. Скинуть перчатки, которые будто бы связывают меня с этим слизняком, и уйти, поселиться в другой трактир, купить там себе пива и смотреть, как пьют и жрут обычные люди. Я их тоже ненавижу, но хотя бы не жалею.
        Но я этого не сделаю. Почему?"
        - Отказы принимаются ещё два дня, - весело хихикая, заявил Карпре, усевшись за стол. - На третий мы садимся на баркас и плывём к острову. Баркас и так стоит денег, а к острову приблизиться рискнёт не каждый рыбак, так что стоимость нашей поездки составит сорок грошей, больше марки. Поделим на шестерых и, с учётом вашего проживания здесь, получим две марки, то есть по десять грошей с каждого. С тебя - семь, ты мой старый друг, - прокажённый расхохотался. Смеялся он долго, постанывая, утирая слёзы и сморкаясь на пол. - Конечно, ни у кого из этих засранцев могильщиков, кроме моего, - истеричный смешок, - старого друга Велиона, нет таких денег, поэтому за всё эти ребятки заплатят со своей доли, я думаю это справедливо, тем более, доля будет большой, очень большой. Сто марок, двести! Вы впятером получите весь хабар, а я заберу Сердце Озера. Велион, старый хер, как ты думаешь, это справедливо? А у тебя есть семь грошей, а, Велион?
        - Я отдам все десять и сделаю это сейчас, - сухо отозвался могильщик, единственный настоящий могильщик в этой своре. - Не хочу быть тебе должным.
        - Это хорошо, - Карпре снова рассмеялся.
        - Вот только я не понимаю, - продолжал Велион, не обращая внимания на смех, - зачем тебе напарники? Для того чтобы пройтись по их трупам?
        - Нет, дорой мой друг, не для этого. А для того, чтобы выжить. Да-да. Если нас будет много, мы выживем. А знаешь почему? А? Молчишь? А я всё равно тебе скажу. Нас шестеро, рыбаков на баркасе - а нужен серьёзный баркас, чтобы проплыть сто миль до острова, ведь на этом озере бывают настоящие штормы - будет пять, может, тоже шесть. Мы заплатим деньги за то, чтобы они нас отвезли... и вот тогда начнутся проблемы. Если бы я - или ты - был один, они просто прирезали бы меня, а деньги вытащили из карманов. Зачем куда-то плыть, если можно получить всё и сразу? Или, если командир рыбаков был бы рисковым человеком, он бы отвез меня - или тебя - на остров и подождал, пока я или ты вернулся бы с добычей. И чтобы он бы тогда сделал с тобой, или со мной, или с тем парнем, которого зовут Кермег?
        - Прирезал бы.
        Карпре расхохотался.
        - Ты прав, друг мой Велион, прав. Я уверен, что могильник на острове не так уж и опасен, а большая часть погибших на нём погибли от рук нанятых им же рыбаков. Если нас будет шесть, рыбаки побоятся убить нас, они же не солдаты и даже не пираты. А ты неплох на мечах, так, а?
        - Может быть.
        - Может быть? Но как ты меня пугал тогда, а?
        - Но ты же так и не увидел, каков я в деле, так?
        Карпре выпучил глаза с большими, как блюдца, зрачками. В этих глазах можно было разглядеть ненависть, хотя, казалось бы, ничего, кроме дурмана, там не было. Он молчал некоторое время, играя желваками и надувая щёки. А потом расхохотался, зло и неестественно.
        - Да ты шутник, друг мой Велион, - сказал он, резко обрывая смех. Голос был пьяным и злым. - Шутник и выдумщик.
        - Не худший, чем ты, Карпре.
        - Был в Импе? - неожиданно спросил прокажённый могильщик, видимо, решив сменить тему разговора.
        Велион вздрогнул, слишком сильно, чтобы это не осталось незамеченным, этого вопроса он не ожидал.
        - Был, - констатировал Карпре. - Был в Импе и ещё не менее чем в полусотне других могильников на всём материке. Знаешь, о тебе ходят слухи, которые уже можно назвать легендами, причём не только в нашем кругу, но и среди обычных, но небедных людей, ещё - магов. Бледнорожий могильщик с чёрными глазами, Велион, Чёрный могильщик. Да-да, это тот, что был в каждом могильнике по всему свету. Да-да, именно он вытащил так много своих раненых товарищей, вернее - коллег, из мёртвых городов, благородный могильщик, который никогда не бросит в беде. Теперь у тебя ещё и есть шанс поучаствовать в походе за Сердцем Озера. Знаешь, я начинаю завидовать. Но что это? Тень гордости за себя на бледном и таком мужественном лице? Нет? Конечно - нет! На этом лице не написано ничего, кроме безразличия. Что же такое случилось в Импе, что ты так отреагировал только от упоминания об этом городе, раз уж весть о собственной славе, пусть и в узких кругах, не вызвала в тебе никаких чувств?
        - Ты пьян и мелешь чепуху.
        - Да что ты? А, по-моему, я достаточно трезв, чтобы говорить об этом. А-а, или ты мне не веришь? Думаешь, я лгу тебе? Нет, дорогой мой друг, я не лгу. Эти сопляки тебя не узнали, потому что они не знают ни хрена. Им ничего не сказало твоё имя только потому, что они в этой жизни ни черта не знают, особенно - каково это, быть могильщиком. Ведь они обычные отбросы общества, которые нацепили на свои грабли чёрные перчатки, и считают теперь, что мир падёт к их ногам, а бабы будут стелиться перед ними сотнями. Они... - Карпре подавился слюной и закашлялся. Велион только сейчас понял, что его собеседник уже почти перешёл на крик, но никто из их "компаньонов" не обращает на это внимание. Наверное, уже привыкли. - Они, - взревел прокажённый, наконец, вернув себе возможность говорить, - не знают, что жизнь могильщика - это увечья и смерть! Вот что такое жизнь могильщика! - он рванул на себе повязку. Велион увидел, как ткань пропитывается чем-то тёмным. Запахло гниющей плотью, причём не гноем, сочащимся из фурункула или раны, а смрадом разлагающейся плоти.
        Истерика Карпре кончилась неожиданно. Он обессилено упал на стул и зашёлся в сухом плаче. Велион продолжал сидеть с каменным лицом, готовый оглушить истерика в любой момент. Но Карпре, кажется, успокоился. Его рыдания начали становится тише, интервал между всхлипами и вздохами становился всё длинней. Наконец он успокоился окончательно. Успокоившись, сразу потянулся за кувшином с элем.
        - Пустой, - прохрипел он почти нормальным голосом. - Эй, вина сюда. А моему другу ещё эля!
        - Я больше не буду, - сухо сказал Велион, отстраняя пустую кружку.
        - Эй, могильщик, успокойся, - насмешливо произнёс Карпре. - Завтра не в дорогу. Выпей, отдохни.
        - Я достаточно отдохнул.
        - Вот в этом ты весь, Велион, мой старый друг. Ты не отдыхаешь. Ты не умеешь отдыхать. Ты переходишь от могильника к могильнику только для того, чтобы переходить от могильника к могильнику. Действие ради действия. Ты мало пьёшь, бабы тебя интересуют постольку поскольку... Ты существуешь, а не живёшь. Ты как собака, одни инстинкты. Я могильщик, и я буду ходить по могильникам, думаешь ты. Не ради денег, не ради баб. Мне не надо ничего, даже славы. Я просто хожу по могильникам, потому что я могильщик. Я мало пью и не употребляю наркотики, чтобы моя реакция не стала хуже, чтобы руки не тряслись, когда я буду ковыряться в очередном магическом куске говна. Я наберу себе чуточку, ровно столько, сколько мне надо, чтобы на выручку дойти до следующего города. Подкоплю немного денег к зиме, потому что зимой по могильникам лучше не ходить, да и не пройдёшь ты по могильнику зимой. И зимой всё изменится. Я буду жить в какой-нибудь халупе, где всё пропахло клопами, и жрать. Два месяца, ну или пока хватит денег. Жрать самый дерьмовый эль, упиваясь ежедневно, валяясь на полу, выблёвывая свой желудок. Я буду себя
ненавидеть, жалеть, начну думать о самоубийстве... Но к марту всё это закончится. Пройдёт неделя или две, я приду в себя, ведь скоро апрель, а в апреле я снова выйду на большак и буду бродить от могильника к могильнику, от одного могильника к другому могильнику, от тысячного могильника к тысяча первому, и кончится это только в тот момент, когда я, наконец, постарею, и моя дрожащая рука сделает неверное движение, или меня прирежет за пару медяков в моём кармане троица разбойников.
        Ты не человек, Велион, ты собака. Я, кажется, уже это говорил? Может быть. Я повторю ещё раз: ты собака, Велион. Собака, которая сидит на цепи, радуясь помоям, которые ей вываливает хозяин, радуясь дырявой конуре, в которой только гнилая солома, настолько набитая блохами, что кажется, что она шевелится. Собака может порвать цепь, загрызть хозяина, сбежать в лес, где будет охотиться и спариваться с суками. Но собака даже не думает об этом. Твоя цепь - перчатки. Эта цепь ограничивает лишь слегка, чуть-чуть, просто иногда надо заходить в могильники. Но в остальном - свобода! Вино, женщины - настоящая жизнь! Но ты, как и собака, этого не понимаешь.
        Ну что, Велион, я прав?
        - Прав, - сказал Велион коротко.
        - И ничего не хочешь мне сказать?
        - Хочу. Сказать, что, по-моему мнению, ты похож на человека ещё меньше, чем я. Что ты грязное животное ещё хуже, чем я. Что ты только тешишь себя свободой, которая весьма и весьма относительна.
        - И ты прав, дорой мой друг. Будешь пить? Притронешься хотя бы к этой, малой свободе?
        - Нет.
        Велион встал, нацепил на пояс меч.
        -Куда ты? - усмехнулся прокажённый.
        - Прогуляюсь к озеру, - ответил Велион, снимая с рук перчатки и бросая их на стол.
        - Это тоже лишь относительная свобода, - сказал Карпре ему в спину. - Перчатки никогда тебя не отпустят, ты лишь тешишь себя, думая, что снимая их, ты освобождаешься.
        - Я знаю. И я снимаю их очень редко.
        Озеро пахло тиной и рыбой. Если отойти подальше, запах рыбы пропадёт, и озеро будет пахнуть озером, а не рыбьими кишками. Но идти куда-то дальше совершенно не хотелось. Поэтому Велион сидел на гальке, покрывающей берег, и морщился, ощупывая своё лицо и шею, на коже которых одиночными волосками или даже клочками оставалась плохо пробритая щетина. Ничего удивительного, что в этом городишке не оказалось ни одного приличного брадобрея, но побриться хотелось жутко.
        Могильщик оглядывал окрестности, хотя оглядывать было практически нечего. Порт представлял собой несколько причалов, объединённых одним деревянным помостом. К каждому причалу были пришвартованы по нескольку суден - от утлых лодчонок до, в принципе, добротных баркасов, на которых действительно можно было проплыть те сто миль, что отделяли остров от берега. На берегу в нескольких ста футов от причала даже стоял портовый кабак - небольшенькое зданьице с покосившейся крышей, но большой популярностью он, судя по всему, не пользовался - за тот час, что могильщик сидел на берегу, в него вошли всего два человека, причём, одним из них была старая проститутка. Наверное, ещё не время. А может быть, здесь всегда "не время". Велион слышал, что в нескольких милях к юго-западу, там, где из Лельского озера вытекает река Крейна, впадающая дальше на юге в Ядовитое море, стоит настоящий город-порт. Ничего удивительного в этом не было: Крейна - полноводная река, местами достигающая ширины в три мили, имея длину всего-то в пятьдесят, могучая в своей неторопливости, ведь Лельское озеро располагалось на небольшой высоте
относительно уровня моря. Вот там, наверное, настоящие портовые кабаки. А если идти вниз по течению и добраться до дельты Крейны, начнётся мёртвая зона - множество могильников, когда-то бывших портовыми городами. Говорят, там прекрасное место для жизни, когда-то там наверняка ловили рыбу. Но теперь во время приливов Ядовитое море травит всё на десять миль от берега. Велион никогда там не был. Наверное, после похода, вернее - плаванья, за Сердцем Озера надо будет сходить в те края.
        Невдалеке на мелководье плескалась кучка ребятни разных возрастов, чуть дальше - люди повзрослее. Солнце уже клонилось к западу, но до заката ещё было далеко, так что вода в озере сейчас тёплая. Могильщику жутко захотелось искупаться. Поразмыслив, он поднялся с гальки и направился в сторону озера.
        На него косились, признавая чужого, иногда тихо перешёптывались, но меч на поясе могильщика говорил сам за себя. К тому же мужчин среди купающихся было немного - большинство сейчас, скорее всего, ещё рыбачило или коптило рыбу, или солило, или мололо вяленую мелочь для того самого рыбного теста. И некоторые из женщин смотрели вполне недвусмысленно, но пока могильщик хотел только купаться.
        Велион скинул одежду, оставшись только в нижних штанах, сложил вещи в кучку, а сверху положил пояс с мечом. Потом медленно направился к воде.
        Озеро прогрелось ещё недостаточно, всё-таки даже начало июля - рановато, чтобы купаться в таком водоёме, но вода всё равно оказалась вполне терпимой. Раздражало только то, что у берега был слабый откос, хотя это позволяло привыкнуть к прохладной воде постепенно. Могильщик прошёл с сотню футов, но вода поднялась только чуть выше пупка. Но, сделав ещё один шаг, он ушёл под воду с головой. Вынырнув, тотенграбер долго отплёвывался и фыркал, потом, наконец, поплыл дальше от берега.
        Могильщик загребал воду руками машинально, так же машинально поворачивал то в одну сторону, то в другую, чтобы не отплывать слишком далеко от берега - утонуть от судороги, схватившей ногу, ему не хотелось.
        "Я не человек".
        А чему здесь, собственно, удивляться? Он уже почти тринадцать лет не считал себя человеком. Проклятый, не от мира сего, другой, и сам с радостью подчёркивает это. Та выходка с бабками-рыботорговками была не единственной. Он носил перчатки в городах, при каждом удобном случае показывая их людям, говоря "я другой, я не такой, как вы". Смеялся над людьми, сидящими в четырёх стенах своего дома, не высовывающими носа за пределы городских стен, людьми, распахивающими поле или шившими обувь. Посмеиваясь, поглядывал на них свысока, размышляя о том, что он - лучше, они же глупы и предсказуемы, они - обычные. Но всё не так. Их жизнь имеет хотя бы какой-то смысл, а для него мир - всего лишь череда могильников. Его жизнь - бродяжничество и распутывание магических ловушек. Могильщик - одинокий волк, гуляющий там, где хочется. Нет, само по себе это не повод кончать жизнь самоубийством в очередном могильнике. Пусть он проклят, пусть. Проклятье перчаток - цена за его отличие от других. И он считал, что сможет заплатить эту цену. Нет, тотенграбер помнил что-то из того, о чём думал перед тем, как войти в Имп. Но
это было давно. Это был морок, минутная слабость, глупость.
        Но одинокий волк становится дворнягой на цепи. Лес вокруг превращается в забор. Проклятье - в цепь. И это волк сидит на этой цепи, радуясь, что он будто бы другой, но если присмотреться, то ничем не отличается от других собак. Вот только в нём есть толика волка, но волка, которого сломили, из-под воль придав иллюзию свободы, толику чуждости, которые он так пестовал и лелеял, выставляя всем на показ. И волк даже этого не почувствовал, не понял. Поэтому он ненавидит других дворняг, а те ненавидят его. Но большой разницы между ними нет, кроме той, его отпускают с цепи побегать за забором, а их - нет.
        Так зачем же он, волк на привязи, плывёт с Карпре? Всё-таки потешить своё тщеславие? Хочет быть причастным ко всем "подвигам" могильщиков, которые вошли бы в века? Нет. Ему просто интересно? Тоже нет. Конечно, интерес есть, но не такой сильный, чтобы рисковать своей шеей. Денег у него достаточно, десять марок золотом и ещё десятка два серебряных грошей. Может, из жалости к Карпре? Да, Велион его жалеет, но и ненавидит одновременно, ненавидит ещё с первой минуты знакомства. Такая жалость, пожалуй, доведёт его убийства "старого друга". Так зачем? Нет ответа, нет. Или он не хочет признаться даже себе?
        Велион повернул к берегу, краем глаза увидев, что около его вещей кто-то сидит. Меч, оставленный для устрашения, остаётся всего лишь мечом, сам по себе он никого не ударит. А если что-то украдут, догнать воришку в незнакомом и таком запутанном городишке будет непросто. Хорошо, что сумку с кошельком оставил в трактире.
        Но человек, сидящий у вещей могильщика, не собирался бежать, наоборот, ждал его. Когда могильщик подплыл ближе к берегу, он понял, что это женщина. Она сидела, наблюдая за его приближением.
        - Как водичка? - спросила она, когда Велион вышел не берег.
        - Ничего, - ответил могильщик.
        - Любишь купаться?
        - Иногда.
        - А ещё что любишь? Женщины-то нравятся?
        - Иногда, - усмехнулся Велион. Проститутка... что ж, можно раскошелиться и на проститутку, чтобы избежать длительного воздержания. Тем более, шлюха была довольно молодой и не выглядела затасканной. У неё было приятное лицо и большая грудь. Почему бы и нет...
        Проститутка молчала, видимо, не поняв ответ Велиона.
        - Сколько? - спросил он, развеивая её сомнения.
        - Два гроша.
        - Мои деньги остались в трактире.
        - Ещё за грош прогуляемся и до трактира, - пожала плечами проститутка.
        - Трактир называется "Рыбацкий хвост", - медленно произнёс Велион.
        - Удвой цену, и мне будет плевать, как называется трактир и кто в нём остановился на постой, - и не моргнув глазом, ответила проститутка.
        Вот уж действительно кому наплевать могильщик ты или свинопас. Деньги на бочку и никаких проблем.
        - Пойдёт, - кивнул могильщик.
        Шлюха сально улыбнулась и поднялась с гальки. Она продолжала улыбаться всё время, пока они шли до трактира. Кажется, она даже гордилась таким клиентом. "Ничего не напоминает, а, могильщик?", - всю дорогу билась в голове Велиона мысль.
        Когда они вошли в помещение трактира, то застали только спящего под столом в луже собственной рвоты Кермега. Четверо других куда-то ушли. Карпре тоже спал в неестественной позе - сидя на скамье, уперевшись лбом в стену.
        Велион выспросил у трактирщика, на вид беспробудного пьяницы, где можно переночевать. Тот за два гроша уступил могильщику и проститутке свою комнату, прилегающую к внутреннему двору.
        Когда они уже были полуголыми, Велион услышал взрыв пьяного смеха и различил фальшивые женские стоны. Он выглянул в окно и увидел остальных могильщиков, которые, видимо, по очереди трахали во внутреннем дворе, рядом с кучей конского навоза, трактирную служанку. На лице женщины было выражение полного безразличия к происходящему.
        "Пусть я животное, а не человек, - подумал могильщик. - Но кто тогда они? Или разница только в обёртке?"
        - У меня есть просьба, - сказал он вслух, начиная раздевать проститутку.
        - Какая? - томно спросила та.
        - Стони, пожалуйста, естественней, чем она. Чтобы обёртка была красивей, - пояснил он, видя непонимание в глазах шлюхи.
        - Завтра в путь! - почти весело гаркнул Карпре и, залпом допив кружку вина, грянул ею о стол.
        - В путь! - нестройно заголосили могильщики.
        Велион, сидящий отдельно, криво усмехнулся. В путь. Молодцы, не боятся. А чего боятся? Тем более что они не трезвеют уже который день. Кажется, они вообще не успевают трезветь - так проще жить. Пить, чтобы не боятся, чтобы не думать о том, что твои дни сочтены. Даже если они выживут в походе за Сердцем Озера, долго всё равно не проживут. Ещё один запой и ещё один могильник - максимум. Может два, но этот сброд обречен в любом случае. В Карпре, этом наркомане, больше жизни, чем в них. Он хотя бы настоящий могильщик.
        Дверь в трактир неожиданно отворилась. Велион даже вздрогнул от скрипа дверных петель. Все тотенграберы находились в помещении, служанка тоже была здесь, трактирщик пьяный валялся за стойкой. Неужели ещё один желающий поучаствовать в походе?
        Но в зал вошёл не могильщик. Это был старик, обычный пилигрим или странствующий сказитель. Лысый, бородатый, в ободранной одёжке. И старый. Он остановился в проёме, щуря глаза, чтобы те скорее привыкли к царящей в трактире полутьме. Велион понял, зачем помещение так сильно затемнено - чтобы сидящие в трактире посетители успели рассмотреть вошедшего быстрее, чем тот рассмотрел бы их. Очень полезно для скрывающихся преступников.
        - Да ты, старик, кажется, совсем оголодал, - насмешливо сказал Карпре, разглядев вошедшего, - если решил придти в этот проклятый трактир. Здесь обитают могильщики, старик, беги, пока не поздно.
        - Странствия многому меня научили, - медленно произнёс старик. Голос у него был чистым и звонким, молодым. Значит, это странствующий сказочник или бард. - Я знаю, что слухи порой бывают лживы. Особенно - слухи, касающиеся могильщиков.
        Карпре расхохотался.
        - Ну что ж, входи, - сказал он. - Ты храбрый старик, и мы угостим тебя. Но и ты нас чем-нибудь накормишь, а, старик? Например, историей?
        - Можно, - достойно согласился старик, подсаживаясь к могильщикам. У него была прямая спина и ясный, пронзительный взгляд. Настоящий сказочник. Велион был уверен, что такие встречаются только в сказках, которые рассказывают сами сказочники - тощие, ободранные, больные. - О чём вы хотите историю? - спросил сказитель, накладывая в тарелку еды. - О войне? Древние легенды?
        - Расскажи нам о Сердце Озера, - попросил Кермег. Его глаза сверкали, ноздри раздувались. Кажется, он обрадовался появлению сказителя больше других. Впрочем, ничего удивительного - мальчишке было всего шестнадцать лет.
        - Почему бы и нет, - усмехнулся Карпре. - Рассказывай о Сердце, старик.
        - Сначала еда. Рассказывать с набитым ртом - портить историю. Жующий сказитель выглядит непристойно. Сказитель живёт ради того, чтобы рассказывать, а не зарабатывать на еду. Но и без еды никак, - усмехнулся старик.
        - Ешь, - благосклонно сказал Карпре. - А мы пока выпьем.
        - Я бы тоже выпил вина.
        - Ну так выпей.
        - Благодарю.
        Сказитель ел и пил неторопливо, хотя наверняка был очень голоден. На вид ему было под шестьдесят, но руки не тряслись. У него было мало зубов, но он не ронял на бороду крошки и ошмётки еды. Его одежда была старой и оборванной, но довольно аккуратной, конечно, насколько это было возможно. Велион наблюдал за ним и чувствовал уважение. В детстве он хотел стать странствующим сказочником, но был слишком молчалив. Да и судьба распорядилась по-другому. Из странствующего сказочника в нём только странствия. Хотя бы наёмным убийцей не стал, и то хорошо..
        Наконец старик доел. Он вытер ладонью бороду, поблагодарил. И замолчал, закрыв глаза. Пауза была достаточно длинной, Карпре уже начал проявлять нетерпение, но старик, наконец, начал:
        - Есть в Лельском озере остров. Когда-то, сотни или даже тысячи лет назад, на этот остров прибыли поселенцы, решившие построить на острове город. Долго шла их стройка, но город, наконец, был достроен. Это был огромный город-порт с тысячами кораблей, стоящими у причалов. К этому времени сотни поселенцев превратились в тысячи, а к ним всё продолжали прибывать новые люди со всех краёв материка, и вскоре город занял весь остров.
        О, это были жирные времена. Рыбацкие лодки возвращались полные рыбой, трюмы кораблей купцов ломились от товаров...
        - А потом грянула война, и всё стало херово, - прервал старика Карпре. - Мне уже надоели эти песенки. Поверь, старик, мы, здесь присутствующие, ни кто иные как могильщики, и мы ощутили на своей шкуре последствия войны куда более сильно, чем все остальные, живущие сейчас на всех краях этого ёбаного материка.
        - Вообще-то, - спокойно и тихо ответил старик, на удивление заткнув Карпре, - моя легенда о Сердце Озера. Она кончается за сотни, а может, и тысячи лет до того, как грянула война. Мне продолжать?
        - Извини, старик, - примиряющее сказал могильщик. - Просто так же начинается каждая легенда о войне. О, это были жирные времена, бла-бла-бла, но вот началась война, бла-бла-бла... Продолжай, старик, я буду молчать.
        - Но у этого города не было названия. Все называли его просто - Город на острове...
        - А остров как назывался? - встрял Кермег.
        - Заткнись, - шикнул на него кто-то.
        - А остров назывался Остров в озере, - терпеливо объяснил сказочник. - И не было у этого города названия, хотя стоял он на берегах острова уже десятки лет. И тогда на землю спустился бог и сказал:
        "Чада мои, ваш город не имеет названия. Обрушься на него буря или землетрясение, и вы все исчезнет бесследно, и никто не сможет вам помочь".
        "Почему же?" - вскричали люди.
        "Нет названия - нет города, нет народа. А как я могу помочь тому, чего нет?".
        Бог ушёл, оставив людей думать.
        Что делать? Как назвать город? Не знал никто. Люди начали придумывать разные названия, но ни одно из них не подходило городу, не могли жители придти к единому мнению. Если одним нравились одно название, то другим - другое. Люди обращались к совету мудрецов, но и те ничем не могли помочь, ведь и они принадлежали к разным народам.
        - Спросили бы короля, - вставил Кермег.
        - У островного народа не было короля, - строго сказал старик. - Иначе каждому народу пришлось бы выбирать своего короля, и как бы этим городом правили десять королей?
        - А как правили десять мудрецов?
        - Кермег, заткнись, - буркнул Карпре.
        - Но мне интересно.
        - Короли - не мудрецы, - терпеливо пояснил сказитель. - Мудрецы скорее договорятся между собой, да так, чтобы каждому народу было хорошо. Впервые между ними не было единства. А знаешь почему? Потому что не было достойного названия из предложенных.
        Годы шли эти споры, но так и не нашлось хорошего названия. И тогда случилось страшное - один из демонов, прознав, что у города нет названия, решил его уничтожить. "Города нет, - решил демон. - Но люди есть. А мне нравится убивать людей". И тогда демон собрал на одном конце озера множество воды, слепил из неё огромную волну и отправил на город. Эта волна, - пояснил старик, видя, что мальчишка снова открыл рот, - по мере движения к городу собирала в себя всё больше и больше воды. - Кермег, довольный, закрыл рот. - Долго шла эта волна, и никто её не видел. Но вот она приблизилась к острову, и заслонила солнце, и поняли люди, что это наказание за то, что не смогли они дать достойного названия своему городу. Ужас поселился в их сердцах и не оставил и крошки места для надежды, ведь никто не мог помочь им.
        А огромная волна была уже рядом. От её огромной тени стало темно, как ночью, хотя едва перевалило за полдень. На пенистом её гребне громоздились сотни кораблей, бывших на озере. От отчаянья пали все люди ниц и начали молиться.
        И тогда вышел в центр толпы мальчик. В руках он нёс Нечто. Это Нечто помещалось в его ладонях, но исходило из него столько света, что рассеивал он тьму.
        "Что это?" - спросили люди у мальчика.
        "Это камень, - отвечал мальчик. - Я нашёл его, когда потерялся в одной из прибрежных пещер. Долго блуждал я по этой пещере в кромешной тьме, и силы покинули меня. Тогда, потеряв всяческую надежду, я упал на колени и начал плакать и молить о спасении. Боги услышали меня, и я увидел в конце пещеры свет. Подойдя ближе, я увидел камень, прекраснейший камень на свете, он и испускал из себя свет. Вновь вернулась ко мне надежда, и пошёл я, освещая себе дорогу светом этого камня. И вскоре вышел наружу".
        "Надежда и нам сейчас бы не помешала", - сказал мальчику один из мудрецов... по чистой случайности оказавшийся рядом, - буквально прошипел сказочник, испепеляя взглядом открывшего рот Кермега. - И спросил мудрец:
        "Как ты назвал этот камень?"
        "Я не один день блуждал по пещерам, - отвечал мальчик, - и решил, что достиг самой середины нашего острова. И назвал я камень Сердце Озера".
        "Вот оно! - вскричал мудрец. - Боги послали тебе этот камень, дабы вселилась в твоё сердце надежда. И дали нам подсказку! Мы назовём наш город Сердце Озера!"
        Как только прозвучали эти слова, разверзлись небеса и спустился на землю тот бог, что предупреждал людей годы назад.
        "Дети мои, - сказал он. - Вы нашли то, что искали. Отныне ваш город будет называться Сердце Озера, и в самом его центре будет лежать камень, названный так же".
        И тогда засверкал камень под названием Сердце Озера так ослепительно, что осветил каждый уголок острова, дал каждому человеку чуточку своего тепла. И рассеялась огромная волна, и вновь на небе стало видно солнце. Город был спасён.
        А мальчик, нашедший камень, стал первым королём острова. Он правил мудро, и жили все долго и счастливо. А камень, по чьему имени назвали город, стоял в самом его центре, и свет его вселял надежду каждому, - сказитель замолчал, переводя дыхание, и глотнул немного вина.
        - Хорошая сказка, - кивнул Карпре. - Вот только одно мне интересно - много ещё таких камней нашли в той пещере? Не знаешь, старик?
        - Сотни алчущих богатства людей бросились на поиски камней в ту пещеру, но нашли только самый обычный кварц.
        - А что, - просил неугомонный Кермег, - Сердце Озера не помогло людям во время войны?
        - Во время войны не помогало ничего, - грустно покачал головой сказитель. - Жалкой горстке людей удалось убежать из города, но им не удалось забрать камень. Именно беглецы с Сердца Озера построили этот город и деревни.
        - Вот оно что, - хмыкнул Карпре. - Ну что ж, может, мы поможем найти им надежду. А ты, старик, расскажи что-нибудь ещё.
        Сказитель начал другую историю, но Велион уже не слушал его.
        "Поможем найти надежду, - думал он. - Одно упоминание о камне вселило надежду в Карпре. И не только в него. Я тоже начал на что-то надеяться, хотя и не понимал этого.
        Пусть эта надежда окажется не ложно. Хоть бы она...".
        Чёрный могильщик резко встал и направился прочь из общей залы.
        Он знал, что его надежды несбыточны. Но это не мешало ему надеяться, хоть и сам не знал на что именно.
        Глава 5. Сердце Озера (окончание)
        По озеру шла мягкая приятная волна. Если лечь на спину и закрыть глаза, можно представить, что находишься в колыбели, которую очень осторожно раскачивают.
        Велион не знал, была ли у него когда-нибудь колыбель, но представлять её ему ничего не мешало. Это было даже приятно. Будто бы он доживал моменты детства, которого у него не было.
        Если открыть глаза и встать к борту, начинает казаться, что ты находишься в центре голубого кристалла - над головой было небо, под ногами озеро, а где-то далеко впереди их голубизна сливалась в единое целое.
        "Старею, - подумал могильщик, отворачиваясь от борта. - И одновременно впадаю в детство, как старик, который разучился снимать штаны, чтобы сходить по нужде".
        Приятный ветерок, приятная волна. Холод, идущий от воды, ослаблял жару. Прекрасная прогулка. Миг тишины и покоя перед могильником. Вот только рыбой от палубы несёт. Моряки хотели рыбачить по дороге, но Карпре, морща нос, запретил, доплатив сверху прежней цены за провоз пять грошей. Велион, которому тоже не улыбалось сидеть среди живой рыбы, был ему благодарен. Так что, если дышать ртом, можно было спокойно наслаждаться погодой и прогулкой.
        Но радовались далеко не все. Карпре с мрачной миной бродил по палубе, он не пил второй день и, судя по всему, ему сильно докучала боль. Кермега рвало. Над бортом торчала только его задница. Трое рыбаков и остальные могильщики резались в кости, время от времени взрываясь руганью, когда кости перекатывались от крена палубы.
        - Если на воду смотреть ещё хуже, - буркнул Хромой Кермегу, отвлекаясь от костей.
        - А ты хочешь, чтобы этот гадёныш наблевал мне на палубу? - ворчливо сказал Крун - загорелый крепкий мужик, хозяин баркаса. Судя по его виду, человек, которого тошнило от малой волны, не вызывал у него ни малейшего уважения.
        - Убрал бы, - пожал плечами Хромой.
        - И снова бы начал блевать, - скривился "капитан". - Его желудок сейчас любое дерьмо перевернёт. Ничего, хорошо идём, часа в два пополудни уже на месте будем, так что недолго ему осталось мучиться.
        - Да это разве волна, - встрял другой рыбак. - Вот мне дед рассказывал, когда они с острова-то бёгли такая волна была, что из ста кораблей, вёзших беглецов, один только до берега и дошёл.
        - Так что, ваши предки с острова? - удивился Карпре, на миг прекратив своё метание по палубе.
        - А то. Все, кто выжил, основали наш городишко и деревни на несколько миль по берегу озера.
        - Да уж, действительно мало кто выжил, - хмыкнул прокажённый. - Да и из нас мало кто до завтрашнего обеда доживёт. Можно сказать, Халм сделал правильный выбор, сбежав прошлой ночью.
        - Не каркал бы, - поморщился один из братьев с трудно запоминающимся именем.
        - Я не каркаю, я констатирую факт.
        - Так не коста... Заткнись, короче.
        - Молчу-молчу. Велион, уж не тошнит ли тебя?
        - Нет, - не раскрывая глаз отозвался Чёрный могильщик.
        - А чего валяешься с закрытыми глазами?
        - Просто так.
        Карпре подошёл к Велиону и уселся рядом. Тотенграбер, недовольно сопя, открыл глаза и отодвинулся от прокажённого, вызвав у того кривую ухмылку. Заразиться он не боялся, просто ему была неприятна кампания старого знакомого.
        - Как ты думаешь, Велион старый друг, почему устное народное творчество пережило войну, а факты, занесённые на бумагу - нет? - весело произнёс Карпре. - Ведь мы слышали за последние дни столько легенд, о Сердце Озера, о тех ужасных волнах, из-за которых погибло столько людей, легенд, которые нам рассказывали малообразованные люди. В то время, когда эти легенды ходят по народу, столько учёных мужей бьётся над проблемой раскрытия тайны войны и ничего не могут добиться? Мы ведь знаем так мало о довоенных временах, а любой ребёнок, живущий на каком-нибудь отдалённом хуторе, слышал десятки довоенных легенд.
        - Легенды не горят.
        - Что?
        - Легенды не горят, - повторил Велион, садясь. - Рукописи, архивы, дневники, вот они - горят. Все довоенные города превратились в могильники, библиотеки и архивы недоступны. А легенды знает любой старик.
        - А как же воспоминания учёных мужей? - не унимался Карпре. - Ведь что-то они должны были знать. Куда подевались люди, стоявшие у истоков войны? Где все, кто знал хоть что-то? Неужто все погибли семьдесят лет назад? Неужели никого не осталось?
        - А ты-то знаешь об этом что-нибудь?
        - Нет, - покачал головой прокажённый. - Я думал, что, возможно, что-нибудь знаешь ты, могильщик, побывавший в сотнях могильников.
        - Если бы я что-то знал или вытащил какой-нибудь архив, в котором что-нибудь об этом говорилось, я бы давным-давно выкупил бы себе замок с кучей слуг и ходил в могильники для развлечения, а не из нужды.
        - Ты думаешь тебе бы столько заплатили? - с проснувшимся интересом спросил собеседник Велиона, поправляя повязку на руке.
        - Мне столько предлагали за то, чтобы я вынес всю библиотеку из Халлуи.
        Карпре рассмеялся. Халлуи, предположительно, когда-то являлся столицей одного из довоенных королевств. Этот огромный город, по размерам превосходящий даже Имп, но уступающий легендарной Илленсии, был набит магией настолько, что даже бывалые могильщики расковали заходить только на окраину. Библиотеки же обычно строились в центре городов, а туда сунуться мог только самоубийца.
        - Не хочешь ли ты, глубокоуважаемый и такой опытный могильщик, провести мастер-класс для нашей молодёжи? - сказал Карпре, отсмеявшись. - Возможно, это кому-то спасёт жизнь.
        - По-моему нашей молодёжи плевать, - буркнул Велион, кивая в сторону Кермега.
        - Я говорю и про могильщиков не столь опытных как ты.
        - И что я им сейчас покажу?
        - Не хочешь, - тяжело вздохнул прокажённый. - Или, быть может, твои познания в теории не так велики как мои?
        Чёрный могильщик пожал плечами.
        - Что ж, - издав второй картинный вздох, произнёс Карпре, - тогда я кое-что расскажу, и да поможет этот рассказ скоротать нам дорогу. Кермег, твою мать, возьми вон ту пустую бадью и садись сюда. Она, конечно, пахнет рыбой, но тебе, по-моему, уже просто нечем блевать.
        Все могильщики, в том числе Кермег, чьё крысиное личико светилось прямо-таки травяной зеленью, и даже рыбаки собрались около Карпре.
        - Чаще всего, - начал прокажённый, - в могильниках встречаются четыре вида магии: остаточные эманации боевой магии, за свой вид в кругах могильщиков именуемые змеями, проклятья, ловушки и сторожевые заклинания. Начну со змей... Кермег, ты боишься змей?
        Кермег, чья голова исчезла в глубине бадьи, отозвался невнятным мычанием.
        - А чего ж тогда тебя от одного упоминания о них начало полоскать? - насмешливо сказал Карпре. - Не волнуйся, это не настоящие змеи. Так вот, змеи - остаточные э. . хм... вряд ли вы знаете, что такое эманации. В общем, это остатки боевых заклинаний, применяемых когда-то. Если эти заклинания попадут в камень или землю, их мощь рассеется. Но в том случае, если они попадают на металл, особливо - благородный, то укореняются в них, становясь эдаким запутанным энергетическим комом. Снять это заклинание - проще простого, надо просто распутать комок, и заклинание разрушится. Но делать это надо аккуратно, иначе можно остаться без рук, а то и без головы. Если неосторожно порвать хотя бы одну змейку или неаккуратно на неё нажать, сила кома высвободится, скорее всего - на тебя. Проблема змей в том, чтобы именно разорвать связующие части, иначе энергия заклинания не рассеется. Делать это надо аккуратно и обязательно в тех местах, где змея имеет наименьшую толщину. Впрочем, особо слабые змеи рассеиваются, стоит их распутать. Если же они слишком толстые и слишком перепутались между собой, то браться за такую
работу - самоубийство.
        Проклятья уже серьёзней. Их могильщики чаще всего снять не могут, - лицо Карпре скривилось. - Те, кто пробовал, поплатился. Действие проклятий самое различное - от мгновенного иссыхания на месте, до длительного по своей продолжительности гниения всего тела. Эти проклятья когда-то бросали в людей, но, видимо, не попадали. Чаще всего они сидят на благородных же металлах или на драгоценных каменьях, имеющих, по слухам, упорядоченную структуру. Проблема в том, что проклятья стараются как бы перепрыгнуть с вещицы, которую ты держишь, на тебя. Скорее всего, они делают это при приближении любого живого существа. Но есть способ уберечься от этого - просто не прикасаться к этим вещам голой кожей. Взял в руки, на которые надеты перчатки, замотал в тряпочку и пошёл продавать какому-нибудь придурку, чаще всего - магу, решившему, что он сможет это проклятье снять.
        Про ловушки рассказать можно многое, но я скажу коротко - в них лучше не попадать. Хвала богам, их позволяют нам увидеть перчатки. Так что не стоит соваться ни в капканы, ни в лассо, пусть даже в центре этого капкана лежат такие богатства, что и королям не снились.
        Сторожевые заклинания похожи на ловушки. Чаще всего они стоят на дверях, ими запечатываются шкатулки с драгоценностями и прочая хрень. Чаще всего они снимаются ключевым словом или простенькой головоломкой, вроде печатей, на которые надо нажать в определённом порядке, или паззла, который надо собрать. Но встречаются и вещи посложнее. Их лучше не трогать. А ключевое слово можно угадывать до посинения. Так что мы боремся в основном со змеями.
        Есть ещё, конечно, проклятые леса, животные и люди, исковерканные магией, твари, которые когда-то эта магия вызвала, а они вместо того, чтобы сдохнуть, начали размножаться. Бывают видения, появляются призраки. Выделяются ядовитые газы, лава. . чего только не бывает. Но - это редкость, бывает не везде, чаще всего - в крупных могильниках, где бушевала наисильнейшая магия.
        - А могильник, к которому мы сейчас плывём, относится как раз к таким, - буркнул Велион.
        - Поэтому я всё это и рассказываю, - неприятно усмехнулся прокажённый.
        Могильщики и рыбаки сидели с мрачными лицами. Кермега согнул приступ рвоты.
        "Крупный могильник - крупные неприятности, - подумал Велион. - А мы крупные кретины. Но отступать уже некуда".
        Слабый тёплый ветерок неожиданно затих, а ещё через миг на баркас налетел сильный холодный порыв, который вновь сменился лёгким бризом. Люди, плывущие на рыбацком баркасе, одновременно подумали, что это предвещает неприятности, но никто не произнёс и слова.
        Карпре усмехался, он тоже не собирался отступать.
        - Вот это... - пробормотал Хромой.
        - Ага, - пробормотал Карпре. - Велион, старый друг, видел когда-нибудь такое?
        Велион покачал головой. Нет, такого он действительно не видел.
        Остров был виден уже давно. Но только приблизившись к нему на расстоянии мили или полутора, можно было понять, насколько грандиозный могильник им предстояло исследовать.
        Город имел просто гигантские размеры. Наверняка когда-то здесь жило не менее сотни тысяч человек. По центру острова располагался каменистый холм с плоской вершиной, к которой вело множество пандусов, лестниц и серпантинов. Сам холм занимала многоуровневая застройка, делящаяся на шесть или семь улиц, опоясывающих его. Иногда они пересекались аллейками с множеством скульптур и памятников. Дома, стоящие на этих улицах, были в большинстве своём многоэтажные, с вычурными разноцветными крышами. Из-за многоуровневой застройки казалось, что весь холм покрыт весёлой разноцветной черепицей, стен и окон практически не было видно.
        У подножья холма располагалась основная часть города - кварталы посерее да победнее. Не кварталы бедноты, а именно кварталы победнее. Мощная трёхэтажная застройка, пересечённая широкими улицами, складские помещения, отделанные орнаментами, цеха, крыши которых покрывали барельефы. Эти окраинные кварталы выглядели богаче, чем многие центральные в послевоенных городах.
        Прямо по курсу виднелся залив, в котором и располагался порт. Этот порт стал могильником кораблей, прекрасных бригантин, яхт, каравелл. Даже рыбацкие лодки выглядели грациозно, а пузатые купеческие корабли напоминали лебедей, собравшихся в стаю. Всё это теперь громоздилось грудами рассохшегося и гниющего дерева, держащегося на плаву только из-за того, что часть кораблей утонула и теперь подпирала днища других.
        Но больше всего поражала глаз застройка, покрывающая вершину холма. Купеческие и графские поместья были просто дворцами. Тонкие шпили в глубине вершины, пузатые башенки ближе к краю, зубчатая стена - всё это представлялось единым целым, одним огромным замком, в котором, наверное, могли жить боги или демоны.
        Даже разруха не бросалась в глаза, руины зданий и выжженные аллеи, казалось, прикрывались другими зданиями и свежей зеленью разросшихся парков.
        - Нет маяка, - удивлённо сказал один из братьев с островов Щита. Второй, менее разговорчивый, закивал.
        - Есть, - сказал Карпре изменившимся голосом. Голосом, полным восторга, желания и надежды. - Есть. Смотри в центр холма.
        - Все и так туда смотрят, - хрипло сказал Крун.
        По центру холма располагалась самая высокая башня, кажущаяся невесомой из-за своей тонкости. Её вершина немного расширялась, образуя небольшую площадку. На как раз солнце набежала небольшая тучка, и собравшиеся на палубе баркаса люди увидели слабое в свете дня мерцание.
        - Иногда по ночам его и с берега видно, - заворожено поделился владелец баркаса.
        - Сердце Озера там, - алчно облизнув губы, сказал Карпре. - И клянусь, я его достану. Мы просто должны его достать. Капитан, правь левее, в порту мы не встанем, напоремся ещё на какую-нибудь затонувшую посудину.
        - Не учи отца... - ответил Крун, впрочем, ничуть не раздражённо. Кажется, вид Сердца Острова поглотил его полностью. Впрочем, как и других.
        - Я хочу туда, - прошептал Кермег, который, казалось, забыл про свою морскую болезнь.
        - Попадёшь, - восторженно пообещал прокажённый могильщик. - Попадёшь, сопляк, я тебе это обещаю.
        Кермег посмотрел на Велиона. Чёрный могильщик усмехнулся и ободряюще ему кивнул. Мальчишка вновь направил свой горящий взгляд на Сердце Озера, город, где он, скорее всего, сложит голову.
        - Теперь я верю, что это не обычное для легенды преувеличение, - сказал Карпре, оглядывая корабли в порту. - Что не утонул только один корабль. Иначе, как бы столь великий народ мог построить вшивый городишко, как Кремь?
        - Экий ты образованный, - буркнул Хромой. - Даже чересчур, мать твою. Емонация, ксанатация, преувеличения обычные для легенды, больно мудрёные слова знаш. У нас бы за такое морду разбили, чтобы не выпендривался.
        - Шесть лет в церковной приходской школе, - усмехнулся прокажённый, ничуть не испугавшись. - Мне обещали хорошую карьеру проповедника, но найденные мною перчатки сломали её. А ты, Велион, знаешь мудрёные слова?
        - Может быть, - сухо отозвался Чёрный могильщик. - Уж что такое "эманация" - знаю.
        - Тоже монахи воспитывали?
        - Нет. - На губы Велион выползла неприятная усмешка. - Далеко не монахи. Хотя, смотря с какой стороны посмотреть.
        - А кто же тогда?
        - А вот это не твоё дело, проповедник.
        - И всё же?
        - А ну от борта, сухопузые, - прервал их Крун. - Мранти, мать твою, правь налево, там заливчик хороший есть.
        - Ну вот, почти и приплыли? - подмигнул Карпре Велиону. - Разомнёмся, а, могильщик?
        Велион презрительно скривил губы. Разминка обещала быть смертельно опасной. Но от этого только интересней.
        Черноволосый могильщик спрыгнул с баркаса, его сапоги по щиколотки погрузились в воду. Карпре, соскочивший с борта следом, весело произнёс:
        - Берег черепов.
        - Угу, - буркнул Велион, оглядываясь.
        Действительно "берег черепов", по-другому не скажешь. Песчаный откос, ведущий к воде, был усыпан костями. Кости покрывали даже дно залива, видимо, менее подверженное приливам, чем морское.
        - О, боже, - прошептал Кермег. - Что здесь произошло?
        - Как и везде - резня, - усмехнулся Карпре. - Ничего, насмотришься ещё в других могильниках.
        - Одежды нет, - встрял Хромой. - Ни обрывков одежды, ни доспехов, ни оружия. Такое ощущение, что их сюда привели голыми.
        - И казнили, - докончил Велион. - Скорее всего. Тут мы ни хрена не найдём, надо идти в город.
        - Конечно, в город, - скривился прокажённый. - Сердце Озера ждёт нас именно там.
        - Я бы не советовал, - игнорируя Карпре, сказал черноволосый могильщик, усевшемуся на корточки и ковыряющемуся в костях Кермегу, что вызвало у парня жуткую панику. - Ничего, - усмехнулся он, - останки, кажется, чистые.
        - Но ведь нельзя так, - пробормотал Кермег. - Надо их похоронить... Не хорошо ведь. Да и усопшие могут за такое проклясть...
        - Похоронить? - насмешливо переспросил Карпре. - А как ты собрался идти на могильник? Как ты будешь зарабатывать деньги? Парень, у тебя вся жизнь уйдёт на то, чтобы похоронить всех погибших здесь. Впрочем, можешь оставаться здесь с рыбаками и закапывать кости сколько твоей душе угодно.
        - Нет, я пойду в город.
        - Так и не ной тогда. Тебе придётся работать с костями, шевелить их, разбрасывать, наступать, чёрт, даже иногда спать на этих костях, мы делали это ни раз, и никакого проклятье усопших ни на кого не пало. Я даже задницу костью как-то вытирал, лопух, видишь ли, на некоторых могильниках не растёт. Мы и так прокляты, мать твою, так что можешь ничего не бояться. Но делай это только в том случае, если ты абсолютно уверен в том, что под какой-нибудь из костяшек не завалялось куска железа, способного впитать в себя проклятье или удержать парочку змей. Ты уверен, что в этих нагромождениях нет таких? Вот и не лезь своими ручонками куда не следует, просто иди по костям. А с тобой, Велион, - Карпре повернулся к черноволосому могильщику, сидевшему на песке, - я хочу поговорить наедине.
        Велион, только усевшийся на пустой участок берега, пожал плечами и поднялся с песка.
        Они начали подниматься по береговому откосу, отбрасывая ногами полузанесённые песком кости. Велион обратил внимание на то, что скелеты в основном были женскими, а детских не было совершенно. Он вспомнил Имп. Наверняка здесь казнили магов, вернее - магичек.
        Два могильщика забрались по берегу и вышли на дорогу. Здесь костей было ещё больше. Размытые дождями и разбросанные ветром скелеты валялись кругом, среди них уже можно было увидеть ржавое оружие, одежду. И появились первые видимые змеи заклинаний.
        - Мать твою, - ругнулся Карпре.
        Велион усмехнулся. Слишком много магии. Слишком давит атмосфера того, что произошло здесь. Соваться в город не стоило, ой, не стоило.
        - Мухи, - сказал он вслух.
        - Что - мухи? - спросил Карпре.
        - Мухи летают, - пояснил Велион.
        - И что? Твою мать, говори нормально.
        - Я и так говорю. Летают мухи, вон пробежала ящерка. Здесь есть живность, значит, место не такое страшное.
        - Не такое страшное, как Имп? - резко спросил прокажённый. Чёрный могильщик в ответ кивнул. - Хвала богам. Значит, шанс есть.
        - Не думаю, - сухо сказал Велион. - Здесь вообще нечего делать, слишком опасно. Я не сунусь в центр.
        - Почему?
        - Потому что я не самоубийца. Смотри, разрушений очень много, вблизи это видно лучше, чем с баркаса. Здесь была настоящая бойня, а значит, остаточных эманаций магии здесь много. К центру будет ещё больше, так в каждом могильнике. В общем, я не сунусь дальше второй улицы.
        - А как же Сердце Озера?
        - Оно нужно тебе, Карпре, мне - нет. Если хочешь его получить, или один. С тобой пойдут только добровольцы, я не отпущу ни одного из этих сопляков на верную смерть с тобой, если они этого не захотят.
        - Ты идиот! - взорвался Карпре. - Кретин! Как я без тебя дойду туда, а? Ты мне был нужен, а не они! Опытный, бывалый могильщик! - Он подскочил к Велиону, схватил его за грудки. - Не бросай меня! - его перекошенное лицо приблизилось к лицу черноволосого могильщика, слюна брызгала на куртку. - Сукин ты сын! Это бунт! Я тебе...
        Велион резким движением отстранил прокажённого от себя.
        - Это всё, что ты хотел сказать? - спросил он.
        - Нет, - зло ответил прокажённый. - Я хотел обсудить с тобой то, как мы дойдём до этого маяка. Эти придурки пусть бродят по окраине.
        - Обсуждения не будет. Я в центр не пойду.
        Карпре был готов взорваться ещё раз, это было видно, но он сдержался. Набросил на лицо фальшивую улыбочку и, поправляя куртку, пропел елейным голоском:
        - Я всегда уважал в тебе осторожность. Что ж, не хочешь идти - не надо, пойду с другими.
        - Только с теми, кто захочет.
        - Не ты здесь командуешь, Велион. Да они бросятся за Сердцем за мной.
        - И погибнут.
        - Они могильщики, друг мой, все могильщики рано или поздно гибнут. Работа, знаешь ли, такая.
        - Знаю. Но предпочитаю поздно, а не рано.
        - Как знаешь.
        Велион пожал плечами и, развернувшись, пошёл в сторону берега.
        Другие могильщики ждали своих опытных товарищей с напряжёнными лицами, понимали, что их судьбу, фактически, будут решать эти двое. Но оба выглядели спокойно, что немного успокоило других.
        - Я буду ходить по окраине, - сказал Велион сразу как подошёл к остальным. - Карпре идёт в центр. Кто куда?
        - Мы с тобой, - сразу сказал один из братьев.
        - Я тоже, - помедлив, произнёс Хромой.
        Велион перевёл взгляд на Кермега. Тот не знал, что делать. Мальчишка смотрел то на Карпре, то на Велиона. Он боялся. Но в его взгляде кроме страха была ещё и решимость. Решимость любопытного ребёнка, решившего заснуть голову в костёр, чтобы посмотреть на красоту углей вблизи.
        - Я с Карпре, - сказал он, наконец.
        - Ты подписываешь свой смертный приговор, парень, - тихо проговорил Велион, стараясь сделать голос как можно более убедительным.
        - Я - могильщик, - гордо вскинул подбородок Кермег.
        Чёрный могильщик пожал плечами и отвернулся, едва успев заметить самодовольную ухмылку Карпре. Ему было жалко парня. Молодой глупец... наверное, решил, что Карпре один не справится, что тому нужна его помощь. Но парень захотел идти сам, оставалось надеяться только на то, что ему повезёт.
        "Если Карпре вернётся один, я его убью", - зло подумал Велион.
        - Приступаем, - сказал он вслух, закидывая рюкзак за спину и поправляя перчатки. - Мы идём вдоль берега, посмотрим, где лучше войти в город. После заката встречаемся здесь.
        Дождавшись приближения братьев и Хромого, тотенграбер кивнул им и зашагал по песчаному берегу.
        Им вслед, совершенно неожиданно для всех, послышалось:
        - Удачи!
        Велион удивлённо обернулся и увидел, что Крун, пожелавший им удачи, машет рукой. Могильщик несколько секунд думал, что ему сделать, слишком неожиданным был этот жест рыбака. Неожиданным и совершенно забытым.
        - Спасибо, - крикнул он, наконец, и тоже помахал в ответ рукой.
        Хромой пробормотал:
        - Охренеть. Как ему пришло в голову пожелать удачи могильщикам?
        - Может, это Сердце Озера так на него повлияло? - предположил второй, молчаливый, брат. - Или мы всё-таки люди, если и с нами по-человечески?
        Первый брат молча смахнул с лица набежавшую слезу.
        - Не трогай! - рявкнул Велион на Хромого.
        Хромой отшатнулся от позолоченной тарелки так резко, что даже сел на задницу.
        - А чего? - спросил он, поднимаясь и отряхивая штаны.
        - Слишком много узлов, тебе бы руки оторвало, если бы порвались, - пояснил Чёрный могильщик, подходя к нему. - Вот гляди, узел, узел, здесь вообще два спутанных. Как змея, пожирающая свой хвост.
        - Ты только что такой же распутывал, даже порвал чуток.
        - Не такую же, слабее.
        - Ну, тогда спасибо, - сконфуженно поблагодарил Хромой. Но уже через секунду на его губы выползла усмешка. - А эту можешь?
        - Могу, - сказал Велион, подумав.
        - Покажешь?
        - Покажу.
        Тотенграбер склонился над тарелкой, вгляделся. Вообще-то, он бы никогда не стал трогать таких змей - тарелка была недорогой, а риск слишком велик. Но если это когда-нибудь спасёт Хромому жизнь, он готов был рискнуть.
        Могильщик протянул правую руку к тарелке, аккуратно прикоснулся к одной из змей. Кончики пальцев занемели, как будто по ним чем-то ударили. Терпимо. Но если бы силы в заклинании оказалось больше, ощущение было бы такое, будто ему по пальцам прошлись молотком, а то и вовсе заклинание рвануло бы даже от этого лёгкого прикосновения.
        Велион тяжело вздохнул и пробежался пальцами по самой толстой змее, аккуратно взялся за неё второй рукой. Медленно, практически ласкающе, растянул её, чувствуя, как напряжение змей растёт, взялся за другую, двумя быстрыми движениями выпутал её с одного конца, ещё двумя с другого, ухватил третью. Вторая тем временем медленно начала растворятся, выделяя в воздух энергию. Тотенграбер тихо перевёл дыхание, готовясь сделать заключительное движение, которое должно собирался распутать комок и разорвать уже практически растворившуюся связующую змею.
        Но понял, что сейчас сила высвободится, слишком сильно растянул её. Или, быть может, баланс сместили начавшие растворяться другие змеи.
        - Хромой, - тихо сказал Велион, облизав пересохшие губы, - сваливай.
        - Что?
        - Беги, мать твою.
        Хромой понял. Он быстро отскочил и, сделав ещё несколько прыжков в строну, спрятался за стоящую невдалеке телегу.
        - Давай! - крикнул он из укрытия.
        "Чего давать-то?", - раздражённо подумал замерший Велион.
        Он пару раз глубоко вздохнул и начал аккуратно возвращать на место змей. Напряжение выросло ещё немного, могильщику даже начало казаться, что в воздухе запрыгали искры. Это было плохо, очень плохо...
        Велион выматерился и, резко отбросив змей, прыгнул назад, пополз задом. Змеи на миг будто сжались и энергия высвободилась. Полыхнуло зарево, Велион зажмурился, прикрыл голову руками, одновременно подтягивая к груди ноги...
        Ничего не произошло. Он аккуратно выглянул из-под рук. Тарелка растеклась небольшой лужицей, мостовая рядом немного почернела - и всё. Взрыв был локальным. И если бы Велион продолжал аккуратно складывать змей, то остался бы без рук. Как минимум.
        - Всё нормально! - тяжело переведя дыхание, крикнул он.
        Хромой осторожно вылез из-за телеги.
        - Ну, ты меня и перепугал, - пробормотал он.
        - Я сам испугался, чуть рук не лишился.
        - Зато я теперь знаю, что к таким штуковинам лучше не лезть. Вот так, наверное, и кончают большинство наших?
        - Не всегда, Хромой, не всегда. Вспомни Карпре.
        - Да уж... - протянул Хромой. - А где братья-то?
        - В таверну полезли, - напомнил Велион. - Криков вроде не было, так что всё должно быть нормально.
        - Возвращаться пора, через час закат.
        - Пора, - кивнул Велион.
        Действительно, до заката остался час, максимум - полтора. Значит, они ходят по городу около пяти часов. Как быстро идёт время за работой...
        Город Сердце Озера оказался хорошим могильником, нехоженым и богатым, просто мечта. Хотя, мечта довольно опасная. Большую часть времени приходилось искать обходные пути, стараться зайти поглубже в город, но слишком часто дорогу преграждали целые завалы, многие улицы были заполнены магией под завязку, так что, если выйти на чистый от магии берег, окажется, что они прошли едва больше мили. Впрочем, того, что они находили на "бедной" окраине вполне хватало - Велион подобрал несколько золотых монет, пару колец, ожерелье. Хромой тоже не уйдёт без добычи, хотя большую часть времени он тратил на сущую ерунду.
        Карпре и Кермег скорее всего погибли, это было вероятнее всего. Хотя, может, у Карпре всё-таки хватило мозгов, чтобы свернуть с дороги. Вряд ли, конечно, но всё же...
        - Эге-гей! - заорал совсем рядом один из братьев, тот, что разговорчивее. - Смотрите, что мы нашли!
        Велион обернулся на голос. Братья шли с довольными улыбками, хотя у одного из них, молчаливого, на лице, помимо счастливой мины, были свежие ожоги, впрочем, лёгкие. Он-то и тащил, потряхивая, в руках сумку, из которой слышался звон монет.
        - Тут выручка за год, наверное, - со смехом продолжал разговорчивый. - В основном, конечно, медяки, но и золота с серебром хватает, на вид марок сорок, не меньше.
        - Поздравляю, - улыбнулся Велион.
        - Ага, К"хиистропхаку только рожу опалило, а так ничего, - могильщик из-за Ядовитого моря произносил звуки имени своего брата вычурно, чуждо.
        - Ну чего, пойдём? - спросил Хромой.
        - Пошли, - кивнул Велион, поднимая с земли свой рюкзак, который оставил на земле, чтобы не мешал.
        Пока могильщики возвращались к лагерю, который должны были разбить рыбаки, большую часть времени они спорили. Братья предлагали уходить уже завтра с утра, Хромой возражал, Велион в основном помалкивал. Хромой бурчал, что у него слишком мало добычи, это братья много заработали. Те в ответ посмеивались над Хромым, предлагали поделиться, конечно же - медью, а то больно тяжело её тащить. Хромой ворчал, что медь на хрен ему не нужна, если завтра он сможет набрать золота. Тем более, говорил он, Карпре будет против. Карпре - труп, твердили братья, это факт, могильщик слишком опасный, не дошёл Карпре до центра, сдох. А если и жив, чёрт с ним, пусть хоть до конца дней своих живёт здесь, рыбаков можно перекупить. Не хотите заработать ещё, сидите на своих жопах на берегу, бубнил Хромой, а я буду колотить деньги, да столько, что вам придётся помогать мне тащить мешок. Братья смеялись и говорили о синице в руке, к тому же трупам ни золото, ни медь, ни даже алмазы вместе с Сердцем Озера не помогут, да, Велион? Велион говорил, что видно будет, что делать дальше, когда они вернутся. Не помогут, повторяли братья,
а Карпре трупак, можно даже поспорить, никто не хочет? Никто не хотел.
        Но когда четверо могильщиков вернулись к лагерю, братья, которые уже почти уговорили Хромого поспорить с ними на всё заработанное ими за сегодня золото (оказывается, помимо выручки трактира они насобирали приличное количество украшений), что прокажённый мёртв, заткнулись. Потому что Карпре, совершенно живой, сидел с рыбаками у костра, на котором болтался котелок, и ржал в голос. Но сколько Велион не вглядывался в берег, Кермега он не видел.
        - Эй, могильщик, чего-то ты мрачнеешь, - настороженно сказал молчаливый брат.
        Велион промолчал, но, кажется, все и так всё поняли.
        - Ого, братья могильщики! - весело заорал Карпре, когда увидел приближающуюся четвёрку. - И с добычей! Да и я не с пустыми руками!
        Братья и Хромой вяло поприветствовали его, Чёрный могильщик промолчал, продолжая пытливо всматриваться в черту берега.
        Могильщики подошли к костру, начали раскладывать вещи. Велион сбросил свой плащ и рюкзак поодаль от других, отцепил ножны с мечом от пояса и сел, слушая самодовольные разглагольствования Карпре. Тот, оказывается, пройдя два квартала совершенно остановился, оказавшись в тупике. Долго мыкался туда-сюда, но дорога была только назад.
        - И тогда я нашёл подземный ход, - рассказывал прокажённый. - Просто увидел магическую завесу, решил проверить. И наткнулся на хорошо освещённый подземный коридор, почти даже пустой, всего-то несколько скелетов, а магии и вовсе не было. Тогда я пошёл по коридору, шёл долго, пока не увидел выход на поверхность, хотя коридор шёл ещё дальше. Я поднялся по лестнице и оказался, как вы думаете где? Прямёхонько за стеной, ограждающую вершину холма. Время было поздно, и я пока решил вернуться. Прошёл до берега, как по прямой дороги, без всякой магии. Так что, ребята, завтра я найду Сердце, это я вам говорю, - Карпре замолчал и глотнул немного сидра.
        Велион сидел молча, угрюмо глядя на прокажённого, остальные могильщики тоже помалкивали. Карпре медленно цедил сидр, изредка косо поглядывая на своего черноволосого коллегу, он заметно нервничал, так нервничал, что решил положить на колени принадлежащие ему ножны с саблей.
        "Не надо торопиться, - думал Велион. - Не надо..."
        Прошло ещё несколько минут. Все угрюмо продолжали молчать. Рыбаки, чувствуя напряжение, один за другим удалялись от костра. Наконец, Велион, взяв в правую руку ножны, поднялся на ноги и медленно направился к остальным могильщикам.
        - Где Кермег, Карпре? - сухо спросил он, подойдя к костру.
        - Я ему не нянька, - нервно сказал Карпре.
        - Я спрашиваю - где Кермег?
        - Умер, - рыкнул прокажённый, яростно тиская рукоять своей сабли. - Знаешь, Велион, это случается.
        - Знаю, - всё тем же холодным тоном произнёс Велион. - Отведи меня на место его гибели.
        - Зачем?
        - Чтобы я посмотрел, как он погиб.
        Карпре задёргался ещё сильнее, вскочил на ноги, подлетел к Велиону, оттолкнул.
        - Он получил тяжёлую рану, - зашипел он. - А я решил его добить, чтобы парнишка не мучился. Не смотри на меня так, Велион, так и было, можешь меня не пугать своей каменной рожей, пуганый я. И клинок с которой стороны брать тоже знаю.
        - Быть может, знаешь, - процедил Велион. - Но и я кое-что знаю. Знаю, что ты лжёшь. Парень получил не тяжёлую рану, а ты его добил, чтобы не терять время, чтобы не тащить сюда. Или просто ушёл оставив его умирать. Ведь он не мог тебя напугать, как я тогда, а, Карпре, не мог? Все знают, что ты бросаешь товарищей с большей лёгкостью, чем деньги. Так что, Карпре, я прав?
        "Прав, - мрачно себе ответил за коллегу Чёрный могильщик. - По глазам твоим гадским, ублюдок сраный, вижу, что прав".
        - Да пошёл ты, - прошипел Карпре.
        Велион не ответил, просто вытащил из ножен меч, отбросил ножны в сторону. Остальные могильщики отошли к морякам, освобождая им дуэлянтам место для драки. Карпре не очень-то любили, да и не за что было его любить, это становилось ясно сразу, без раздумий, и никакой причины к этой нелюбви, кроме самого его существования, не было.
        Велион сделал шаг вперёд, поднял свой меч в атакующее положение. Карпре выругался и обнажил свой клинок - сильно изогнутую саблю, лёгкую и, на вид, очень острую. Он и атаковал первым, видимо поняв, что словами это дело уже не решить. Черноволосый отбил его удар, сам сделал острожный выпад, который прокажённый отразил с лёгкостью.
        Отразил и бросился в яростную атаку. Велиону пришлось отступить на три шага, он едва не получил порез бедра, но, в общем, ушёл целым, хотя и не ожидал, что Карпре окажется настолько ловок. Черноволосый тотенграбер сам пошёл в атаку, размашисто, крестя мечом перед собой, заставляя отступить противника или силой проломить его защиту. И, чуть не получив клинок в живот, отступил. Карпре плевал на его размашистые атаки, легко уходил от меча и проводил тонкие, направленные контратаки.
        - Карпре, сука, если убьёшь Велиона, мы тебя завалим толпой, - крикнул Хромой, братья поддержали его одобрительным ворчанием.
        - Заткни пасть, падаль, - прошипел ему прокажённый, не оборачиваясь. - Ну что, Велион, не ожидал? А я тренировался.
        - Чтобы бросать других могильщиков, не опасаясь возмездия? - презрительно бросил Велион.
        - Да пошёл ты, падлюга, - рявкнул Карпре и атаковал, это, кажется, его зацепило. Велион ушёл от атаки, начал кружить, стараясь зайти за спину противнику, но тот, естественно, не пускал. Чёрный могильщик начал проклинать себя за то, что так плохо занимался фехтованием в детстве.
        Карпре, почувствовав себя уверенней, снова пошёл в атаку, сделал несколько резких выпадов, тыча саблей то в живот, то в лицо Велиону, который снова начал медленно пятиться назад. Прокажённый опять пошёл вперёд, его лицо кривилось в весёлой ухмылке. Черноволосый могильщик понял, что если будет отступать дальше, то ему рано или поздно придёт конец. Он атаковал, яростно, быстро, беспорядочно перемещаясь из стороны в сторону, делая выпады с разных сторон и под разными углами, чтобы сбить противника с толку, вывести из равновесия, но это оказалось сложно, прокажённый чувствовал себя очень уверенно, от выпадов Велиона либо уходил, либо отбивал их, сам выбивая противника из темпа. Но Велион не отступал, продолжая атаковать.
        И ему повезло. Он легко, практически неощутимо, зацепил противника за живот острием меча. Это была не рана - царапина, но Карпре даже не закричал от боли - завизжал, съёживаясь, и начиная пятиться назад. Велион сделал ещё один выпад, прокажённый отразил его неуверенно, так, будто боль сковывает его движения. Он перешёл в вялую атаку, хотя было видно, что его руки сильно трясутся и едва держат оружие. Велион отбил его удар, отшвырнул пинком неуклюже двигающегося Карпре, тот коротко взвизгнул, сжался, роняя саблю на песок. Чёрный могильщик в один прыжок приблизился к противнику и чётким, безжалостным движением с хрустом вогнал свой меч ему в грудь.
        Карпре захрипел и упал на спину, пытаясь зажать рану руками. Он лежал так долго, две или три минуты, истекая кровью, всё больше и больше бледнея, кровь пузырилась на его губах, стекала по подбородку. Велион стоял над умирающим не предпринимая никаких действий, добивать поверженного противника он не собирался.
        Наконец, глаза Карпре начали стекленеть. На его губы выползла кривая усмешка.
        - Боли... нет боли, - простонал он. - Её нет...
        Он умер.
        Велион сплюнул в сторону, вытер меч о рукав и двинулся к рыбакам и могильщикам.
        - Скончался гнилой, - констатировал К"хиистропхак, когда оставшиеся расселись у костра. - Да и хрен с ним, я бы с ним в могильник не пошёл. Завтра, значит, сваливаем отсюда.
        - Нет, - произнёс Велион, помедлив. - Завтра я иду за Сердцем Озера.
        Велион проснулся сразу после рассвета. Умывшись прохладной после ночи озёрной водой, он раздал угли и позавтракал остатками вчерашней, уже порядком опостылевшей за последние дни, ухи. К тому времени успели проснуться все остальные.
        - Может, всё-таки поплывём в город, - неуверенно сказал Хромой, подсаживаясь к костру.
        - Нет, - обрезал Велион. - Я вернусь к обеду, и тогда поплывём. Крун, - обратился он к старшему рыбаку, - ты помнишь, откуда вчера пришёл Карпре?
        - Я покажу.
        - Тогда показывай.
        Крун отставил свою миску и кивнул могильщику. Велион натянул на руки перчатки, помедлив, оцепил от пояса меч, рассудив, что там, куда он собрался, ему оружие не пригодится.
        Вдвоём могильщик и рыбак двинулись по берегу.
        Крун молчал, хотя по его простецкой роже было видно, что он хочет чего-то спросить, только не знает с чего начать. Велион рассудил, что если у рыбака есть к нему что-то важное, он обязательно спросит, а если нет, то нечего и разглагольствовать, поэтому не торопил своего провожатого.
        - Слушай, - сказал Крун, видимо, созрев. - Почему ты вчера не добил этого гада?
        - Он этого заслужил, - пожал плечами могильщик. - Некоторым стоит сдохнуть... - он на миг замолчал. Не как людям? Они и так не люди. - По-собачьи, - докончил он.
        - А зачем пошёл за Сердцем Озера?
        А действительно, зачем? Карпре мёртв, Велион убил его, Сердце Озера не нужно больше никому. Вернее, не было нужно, сейчас-то он хочет заполучить его. Но зачем? Неужели в нём заговорили гордость и тщеславие? Нет. Просто ему казалось, что это правильно - пойти сейчас за камнем.
        - Наверное, - после паузы сказал могильщик, - чтобы смерть Кермега не была бессмысленной. Да и смерть Карпре тоже.
        - А, - протянул рыбак, хотя по его лицу было видно, что он не понял ни черта.
        Они прошли по песчаной косе, миновали кучку костей - наверное, здесь погибло человек пять, мелочь, по сравнению с тем, что творилось на берегу в паре сотен шагов позади - и начали приближаться к небольшому возвышению, ограничивающему небольшой заливчик. Издали оно казалось земляным, но по мере приближения можно было заметить скалы, торчащие из-под зелени.
        Крун остановился. Велион тоже замедлил шаг, недоумённо повернулся к рыбаку.
        - Он пришёл от этих скал, - проговорил рыбак. - И был по пояс мокрым. - Он помедлил. - Дальше я не пойду, - признался он, наконец. - Не то это место, чтобы я туда ходил.
        Тотенграбер пожал плечами и зашагал дальше.
        - Удачи, - сказал ему в спину Крум. Могильщик, не оборачиваясь, поднял руку и помахал рыбаку тыльной стороной ладони.
        Приблизившись к скалам, Велион остановился, чтобы внимательно их осмотреть. Скалами это возвышение можно было назвать с натяжкой, слишком уж заросли, но основа явно у возвышенности каменная. Значит, пещера где-то внизу. Где? Если Карпре был мокрым по пояс, значит, ему пришлось идти по воде. Тем не менее, прежде чем лезть в озеро, Велион как следует обошёл скалу по берегу, но действительно не нашёл ничего похожего на лаз. Ругнувшись, он принялся стягивать с ног сапоги.
        Сунув сапоги с портянками под мышку, могильщик шагнул в воду. Это было даже приятно, хотя за ночь вода остыла порядочно. Тотенграбер двинулся вдоль скалы. Поначалу вода едва доходила до колен, но чем дальше он шёл, тем глубже становилось, зубы могильщика начали выбивать дробь. Чёрт, озеро всё-таки не река, вода здесь прогревается плохо, да и то только на поверхности, а за ночь быстро остывает. Лишь бы ноги сводить не начало, свалиться в такую воду с головой не хотелось бы.
        Пройдя несколько десятков шагов, могильщик, наконец, увидел лаз - довольно узкую дыру в скале, наполовину погружённую в воду. Всё-таки такое большое озеро подвержено приливами. Но ждать отлива Велион не собирался. Стараясь держать сапоги над водой, он полез в дыру.
        Оказалось, что кусок скалы просто нависает над водой, могильщик сразу оказался в мало освещенном помещении, резко повышающийся пол которого был покрыт песком. Значит, пока придётся пройтись босиком, чтобы песок не попал в сапоги. Босиком, так босиком. Велион бодро зашагал по сухому.
        Под скалой был настоящий коридор, причём, никакого человеческого вмешательства не было видно, только естественно округлые закутки и повороты. Впрочем, идти было легко, так что наплевать, кто делал этот проход - природа или человек. Наверное, когда-то здесь тёк подземный поток, впадающий в озеро, могильщик слышал о таком. Удивило тотенграбера другое - воздух в пещере был свежим, хотя сквозняка не чувствовалось, само помещение хорошо освещалось, хотя никаких дыр в потолке и стенах тоннеля не наблюдалось. Магии Велион не чувствовал, но никакого другого объяснения этому быть не могло. Ещё в туннеле не оказалось никакой живности, и это тоже хорошо, нарваться здесь на какого-нибудь ядовитого ползучего гада могильщику не улыбалось.
        Вскоре Велион увидел грубо вытесанную лестницу, ведущую вверх. До центра города около двух миль, могильщик же прошёл не более полутора тысяч ярдов, значит, здесь Карпре спустился в пещеру. Если бы Велион сейчас поднялся наверх он, возможно, нашёл бы тело Кермега, но подниматься он не собирался. Огромный богатый могильник - лучшее надгробье для мальчишки. Его убийца забросан песком - никто даже не потрудился вырыть ему могилу. Да и желающих прикасаться к телу, которое начало гнить и разлагаться прямо на глазах, не было.
        Ещё через четверть часа пол начал повышаться.
        А ещё через несколько минут на могильщика накатило знакомое ощущение. Он не испытывал его несколько месяцев, оно было немного другим, но не узнать его было невозможно.
        В ухо будто начал вкручиваться длинный червь, во рту забегал паук, в ноздри кто-то сунул по перу и начал шевелить, по телу будто прошлись грубой мочалкой.
        Велион остановился. В глазах плыло, горло свело спазмом. Он вспоминал Элаги, призраков Импа. Стало плохо, сердце защемило, заныло, кто-то будто начал рвать его на части. Могильщик тяжело опустился на каменный пол пещеры.
        "Карпре вернулся не потому, что было поздно, - понял тотенграбер. - Он испугался, испугался и вернулся, чтобы попробовать уговорить меня пойти с ним... А я... я не переживу второго Импа... впрочем, здесь призраков может не быть".
        Голова кружилась, тёмных кругов перед глазами стало ещё больше, но Чёрный могильщик видел, что в десятке метров впереди пещера начинает расширяться. Наверняка, выход за стену там. Но идти дальше совершенно не хотелось, Велион испугался, наверное, впервые в жизни испугался до полусмерти. Его посетила трусливая мысль отойти назад, отсидеться где-нибудь до обеда, а потом вернуться и сказать, что у него ничего не вышло.
        Но помимо страха появилось ещё и другое чувство. Что-то, что не давало могильщику покоя. Призрак той надежды, которая пришла к нему, когда он услышал легенду о Сердце Озера.
        С трудом поднявшись, Велион зашагал вперёд. Его шатало, сердце рвалось в груди, но он шёл, всё быстрее и быстрее, скрипя зубами, сжимая кулаки, он шагал, как кукла которую тянут за ниточку.
        Но когда он вошёл в пещеру, никакого подъёма наверх не было. Были только несколько ответвлений, ведущих в разные стороны да груда наваленных камней в самом центре. Велион, не раздумывая, по наитию, повернул в правый тоннель.
        Этот тоннель прокладывали более грубо, местами громоздились груды осколков камней, несущих следы зубил и ломов. Пол резко начал идти вверх лишь через несколько десятков шагов. Велион, спотыкаясь и шатаясь как умалишённый, брёл вперёд. Обрывки мыслей бестолково бились в голове. Наверное, это черви в ушах их спутали, решил тотенграбер. Он остановился и долго стоял, ковыряя в ухе, чтобы вытащить червя, но тот не давался, продолжая ввинчиваться в ухо и дальше. Два других, покрытые усиками, вызывающими жуткую щекотку, полезли в ноздри, заткнули нос. Мысль о том, что это иллюзия пришла потом, она тяжело вползла в голову и крепко засела там, раздувшись настолько, что могильщику начало казаться, что всё здесь - морок.
        Спустя ещё какой-то промежуток времени Чёрный могильщик буквально ввалился в пещеру. Здесь следы деятельности человека были заметней всего - у стен валялись груды вывороченных камней, пол покрывала мелкая крошка и булыжники покрупнее, складывалось впечатление, что некоторые валуны буквально разбивали в крошку. Велион, с трудом сосредоточив зрение на одной точке, увидел, что во многих валунах были кварцевые включения.
        А ещё он увидел тонкую украшенную вязью лестницу, ведущую наверх.
        Велион, чувствуя, что его сердце вот-вот разорвётся, поднялся, едва передвигая ногами, добрёл до этой лестницы и начал подъём.
        Стало ещё хуже. Сейчас, сейчас придут те мысли, страшные, вгоняющие в пот, тот бред, что могильщик нёс сам себе по дороге в Имп...
        Но было ещё хуже.
        - Что это за народ без имени? - грянул кто-то сверху. - Нет имени - нет народа!
        - Я назвал его Сердце Озера, - неуверенно произнёс тонкий мальчишеский голосок.
        - Их надо было уничтожить, зачем ты полез, брат? - с яростью в голосе гремел кто-то огромный, хищный. - Нет имени - нет народа. Я должен был их уничтожить!
        - У этого народа появилось имя, - насмешливо возразил первый голос. - А я недурно заработал на приношениях, представь себе. Не переживай, они потеряют своё имя.
        - Когда? Сколько можно ждать?
        - Сколь нужно, брат. Посмотри на них. Жалкие существа, копошащиеся в земле...
        - В земле? Ты не брезгуешь вещами, которые эти черви добывают из земли!
        - Не брезгую, но за эти вещи можно приобрести то, что нам надо - их жизни, их страдания, их смерть. Их души. Они готовы продать своих детей за несколько грошей, за ещё меньшую сумму готовы убить соседа. Они убивают даже просто из любопытства, исходя из своего желания. Убивают, мучают, насилуют. Заживо сжигают детей и стариков, насаживают на колья братьев. Матери душат своих детей, чтобы сожрать лишний кусок хлеба, дети бросают голодать своих стариков ради того же...
        - Этого мало! Мало, мало, мало!!!
        - Они развязывают войны ради денег, собственной прихоти или клочков земель. В войнах гибнут сотни и тысячи людей. Ни в чём не повинных людей, брат. А те ублюдки, что развязывают эти войны, в которых погибли ни в чём неповинные женщины и дети, пользуются огромным почётом, купаются в славе и уважении. Мужчины, способные благодаря своей силе или умению убить множество врагов, называются героями. Пойми, брат, тебе нужна сила, а я их ненавижу. Ненавижу настолько, что меня не удовлетворит гибель одного вшивенького народца. Я хочу, чтобы они все легли в землю, предварительно подвергнутые таким мучениям, что наша мощь возрастёт в сотни раз.
        - И кто же их уничтожит, брат?
        - Они сами и сделают это.
        - Ты бредишь! Кто заставит их сделать это?
        - Они сами, брат. Нет имени - нет народа. Они потеряют своё имя, имя человека. И тогда...
        Два голоса, от звука которых Велион чуть ли не падал на колени, ушли. Могильщик, остановившийся посреди невысокой лестницы, двинулся дальше. Голоса исчезли, но лучше не стало. Тотенграбер поднялся наверх, отворил люк - петли даже не скрипнули - и оказался в небольшом по площади здании, но очень высоком. Ни дверей, ни окон здесь не было, только спиральная лестница. Не имея другого выбора, могильщик начал подъём.
        - Ты животное, - сказал ему Карпре. - Грязное животное, Велион. Но, чёрт возьми, животные не убивают из мести. А ты убил меня. Так и кто ты теперь?
        - Удачи, - сказал Крум.
        - Зачем тебе Сердце Озера? - спросил Карпре. - Ты убил меня, чтобы достать его? Это по-человечески, Велион, а ты не человек. Мстить - тоже по-человечески, но ты ведь не человек. Кто ты, могильщик?
        - Может, мы тоже люди, если и с нами по-человечески? - тихо сказал К"хиистропхак.
        - Грязный могильщик! Пришёл грабить могилы наших родителей! Могильный червяк! - кричали селяне.
        - Черви ковыряются в дерьме, получи-ка кусочек! - взвизгнул мальчишеский голос.
        - Ты не человек, Велион. Зачем ты их убил? Зачем ты убил меня? Это по-человечески - убивать без причины или из прихоти.
        - Вы потеряли своё имя, люди, гнить вам в земле.
        - И ты сгниешь, Велион, старый друг. Где-нибудь на какой-нибудь узкой улочке какого-нибудь могильника. Твои руки начнут трястись, глаза потеряют зоркость, реакция ухудшится, и тогда ты сдохнешь. Твоё тело такое же слабое, как у человека, но ты не человек. Хотя, умирать бесцельно или даже ради денег - это так по-человечески.
        - Ты обманул меня, - процедил Альх. - Цена, которую я заплатил за покой, оказалась не той, что мне была нужна. Я платил ракушками вместо монет. Но ты ещё заплатишь свою цену, могильщик, заплатишь.
        - Зачем тебе сын? - спросила Свиша. - Хочешь сделать его таким же, как ты?
        - Ты меня ненавидишь, Велион? Ненавидеть - это так по-человечески.
        - Тебе плохо, Велион? - тихо, сочувственно спросила Элаги.
        - Стони, пожалуйста, естественней, чем она. Чтобы обёртка была красивей.
        - Ты любил? Ты - любил? Ни за что не поверю, мой старый друг могильщик. Любить - это так по-человечески. Ты страдаешь? Ха-ха-ха! Ты меня уморил, могильщик. Ты думаешь, что ты человек, если испытываешь все эти чувства? Ты ошибаешься. Ведь ты могильщик, а...
        ... могильщики - не люди...
        - Уходите! - взвыл Велион, хватаясь рукой за стену. - Уходите! Я не хочу вас!
        - Ты меня не хочешь? - горько спросили хором Свиша и Элаги. - Ты меня не любишь?
        - Ты меня не хочешь? - расхохотался Карпре. - Поверь, старый друг, я тебя тоже. Но ты убил меня, как я теперь от тебя отстану? Я тебя тоже ненавижу, - его голос сорвался, стал плаксивым. - Мне сулили прекрасную карьеру проповедника, а я стал могильщиком.
        - Уходите!
        - Ты меня гонишь? Но я любила тебя...
        - Ты гонишь меня? Я хотела получить лишь каплю тепла...
        - Ты гонишь меня? После того, как обманул? Нет, могильщик, ты заплатишь мне за смерть моей дочери. Я хотел лишь понять то, что чувствовала она, испытать то же, что она...
        - Я не уйду, старый друг. Я хотел лишь, чтобы боль ушла... Но ты помог мне в этом, Велион, и за это я ненавижу тебя ещё больше.
        Лестница кончилась неожиданно. Слишком высоко задрав ногу, Велион упал на пол. Голоса ещё кружились в его голове, но их будто что-то отодвинуло, будто кто-то повесил занавеску на дверь, и стоны страданий стали глуше.
        Могильщик вздрогнул. Воспоминание было ярким, но он не видел ни обстановки, ни лиц, ничего, только слышал эти стоны.
        Овладев собой, Чёрный могильщик с трудом поднял голову. Он лежал на каменном полу в небольшом круглом помещении, где стены были замещены каменными столбами. Глаза резало, как от света, голова кружилась, но тотенграбер понял, где он.
        На маяке. А значит, вещь, находящаяся в центре комнатки - Сердце Озера. И оно светилось, светилось так ярко, что ничего нельзя было различить.
        Велион поднялся на ноги, сделал два шага в сторону Сердца. Его свет становился всё ярче, но не слепил глаза, не было и рези, как бывает, когда смотришь на солнце. Могильщик боялся, что его обожжёт, но и тепла тоже не было. Он сделал ещё два шага, ещё один. Вот оно Сердце Озера, стоит протянуть руку и...
        Голоса ушли, будто их вымели из головы, червей в ушах тоже уже не было, голова перестала кружиться, мысли прояснились. Сердце Озера, без сомнений, благая вещь, значит, её можно взять в руки. Магии могильщик тоже не чувствовал. Значит, можно. Только протянуть руку и - всё.
        Прежде, чем взять Сердце Озера, у могильщика мелькнула мысль "Как же под таким чистым и белым светом могла произойти такая жуткая резня?", но он уже взял рукой то, что стояло на небольшом постаменте, который только что рассмотрел.
        Это был кристалл, настоящее Сердце Озера, только кристалл мог быть таким угловато-бесформенным. Могильщик чувствовал, как острые грани врезаются в его руку сквозь перчатку. Камень был большим, размером с хорошее яблоко. Сколько же он может стоить?
        Велион выбросил эти мысли из головы и поднял камень с постамента.
        - Ты нашёл Сердце Озера? - спросил Хромой с борта, когда Велион подошёл к баркасу.
        - Нет.
        - Тогда залазь на борт, - сказал Крум с лёгким разочарованием в голосе. - Мы без тебя чуть не уплыли, если бы ни твои товарищи, мы бы отплыли с час назад.
        Чёрный могильщик послушно полез в воду.
        Когда баркас уже отплыл на приличное расстояние от острова, один из братьев-могильщиков обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на маяк острова. На его вершине ничего не сверкало, но он решил, что это из-за слишком яркого света солнца.
        На берегу их встречала целая процессия. Хромой завидел толпу людей ещё издалека и сказал об этом остальным, только начавшим спускаться с борта баркаса.
        - Что-то дерьмовые у меня предчувствия, - холодно сказал К"хиистропхак.
        Крум, не торопящийся покидать лодку, сделал вид, что не слышит его.
        Могильщики молча спустились на причал, проследовали к берегу навстречу процессии. Хромой нервно тискал свой дрянной мечишко, остальные вели себя спокойней. Группа, спустившаяся с баркаса, и горожане остановились на расстоянии двух десятков шагов друг от друга. Рыбаки толпились где-то позади, стараясь не приближаться к могильщикам. Из толпы горожан вышли несколько крепких вооружённых мужчин, в их главе шёл высокий статный старик в священнической рясе. Велион узнал его сразу. Это был тот самый "бродячий сказитель", что рассказывал им в таверне легенду о Сердце Озера. Он и заговорил первым.
        - Вы нашли Сердце Озера? - резким и властным голосом спросил священник. Относительно первой встречи в таверне он сильно изменился, даже будто бы вырос.
        - Нет, - коротко ответил Велион за всех.
        - Он ходил за Сердцем, но не нашёл, - глухо сказал Крум. Обернувшись, Чёрный могильщик увидел, что хозяин баркаса смотрит куда-то в сторону.
        - Обыскать всех, - приказал священник. - Вам лучше не сопротивляться, - сказал он могильщикам. - Мы не воры, нам нужно только Сердце Озера, оно подарит нам надежду.
        - Мы не будем сопротивляться, - сухо произнёс молчаливый островитянин. - Но оружие я не отпущу.
        - Идёт, - так же сухо ответил священник.
        Десяток мужиков быстро обшарили сумки могильщиков, потом взялись за них самих.
        - Это было запланировано с самого начала, - глухим от ярости голосом констатировал К"хиистропхак, кажется, забывший о своей молчаливости. - И твоя легенда, и всё остальное.
        - Конечно, - сухо сказал священник. - Ищите, братья, ищите.
        - Удачи, - рявкнул К"хиистропхак, передразнивая Крума.
        Велион посмотрел ему в глаза. Не обыск разозлил могильщика с островов, а лживые напутствия, подарившие на надежду на то, что... Что? Из будут считать людьми? Бред... Но Чёрный могильщик его понимал.
        - Нашёл! - заорал один из мужчин, обыскивающих Велиона. Все, в том числе и остальные могильщики, ахнули.
        Черноволосого тотенграбера тряхнули, сунули кулаком в бок, наверное, за ложь, и принялись вытряхивать карманы его штанов. Наконец, один из обыскивающих могильщика громил трясущимися руками извлёк на свет небольшой свёрток.
        - Дай! - резко приказал священник, в его голосе появились восторженные нотки.
        Громила отдал ему свёрток. Священник махом развернул свёрток и вознёс руку, сжимающую его содержимое, вверх. Но вместо восторженных воплей толпа издала стон разочарования.
        Священник сжимал в руке обычный обломок кварца.
        - Что это? - рявкнул он, глядя на Велиона.
        - Кусок кварца, - попробовал пожать плечами могильщик, но держащие его руки мешали. Тут же ему вставили ещё одну зуботычину.
        - Что это? - повторил священник.
        - Кусок кварца, наверное, из той пещеры, в которой тот мальчик из легенды нашёл Сердце Озера. Я взял его в качестве сувенира.
        - Ты попал в ту пещеру, но не добыл Сердце?! - взревел священник.
        - Это было слишком сложно, - сказал Велион, глядя ему в глаза.
        - Это всё? - заорал старик на мужиков, обыскивающих могильщиков.
        - Да, - ответил один из них. - Ещё деньги и драгоценности.
        - Плевать на них, мы не воры, - разочарованно сказал лжесказитель, бросая кристалл кварца в песок. - Бросьте их, братья, пойдёмте домой.
        Могильщиков оставили на берегу. Хромой ругался, что-то под нос себе бубнили братья, Велион молча сидел на песке, вертя в руках привезённый им с острова кристалл.
        - Что-то не хочется мне ночевать в этом городишке, - сказал черноволосый, засовывая камень в карман. - Тем более, половина жителей знает, что мы при деньгах, некоторые могут оказаться не такими... благородными, - он буквально выплюнул последнее слово, - как этот священник-рассказчик.
        - Поддерживаю, - пробурчал Хромой.
        - Мы тоже.
        - Эй! - неожиданно крикнул К"хиистропхак. - А это никак наш капитан Крум.
        Действительно, хозяин баркаса всё ещё стоял на берегу. Он мялся у своего судёнышка, помалкивая.
        - Чего тебе? - враждебно спросил Хромой.
        - Ну, это... - замялся Крум. - Если чего, я могу отвезти куда надо.
        - Пошёл отсюда, - захрипел на него К"хиистропхак. - Обойдёмся без твоей помощи.
        Рыбак кашлянул, но не заставил повторять дважды. Он обогнул группу могильщик по большой дуге и направился в сторону города.
        - Удачи, Крум! - презрительно крикнул ему в след К"хиистропхак.
        Хозяин баркаса вжал голову в плечи и ускорил шаг.
        - Какой совестливый и понимающий, - с презрением бросил не такой уж и молчаливый островитянин.
        Велион слабо улыбнулся в ответ. На душе было погано.
        "Что это? - думал могильщик, развалившись на стуле. - Шутка? Издевка? Издевка судьбы или какого-то мага с извращённым чувством юмора? Сердце Озера - обычный кусок кварца, который не продашь и за пару медяков и которому на протяжении сотен лет поклонялись миллионы людей. И этот кусок перестал светиться, как только я снял его с постамента. В нём нет даже никакой магии".
        Братья и Хромой, уже порядком пьяные, ходили гоголем перед шлюхами, рассказывая, как они бродили по городу Сердце Озера. Шлюхи ахали и охали, вполне натурально, хотя дела до этого им не было никакого, их, конечно же, интересовали только деньги, выпивка получше и фрукты посвежее. Что ж, вот и у остальных появились деньги на красивую обёртку.
        - Извините, - сказал кто-то рядом.
        Велион поднял голову. Перед ним стоял молодой сутуловатый тощий парнишка с бледным лицом и синими кругами под глазами, на вид - помощник писаря, слишком уж его пальцы и одежда были перемазаны в чернилах. Наверное, зашёл выпить, хотя у помощников писарей обычно денег на выпивку не достаточно.
        - Чего тебе?
        - Мог бы я попросить глубокоуважаемого господина могильщика продать мне этот кусок кварца?
        - Тебе зачем? - спросил тотенграбер, поперхнувшись.
        - Понимаете, - просяще сказал парнишка, - у него такое хорошее плоское дно, а я как раз потерял свой держать для бумаг. Я заплачу вам... - он задумался, видимо пересчитывая оставшиеся у себя деньги.
        - Бери бесплатно, - ответил могильщик и протянул парню Сердце Озера. - Почему бы и нет? Тебе хоть на что-то сгодится.
        Глава 6. Не люди
        Велиону захотелось порыбачить. Порой на него нападала подобная блажь. То ему хотелось посидеть с удочкой в теньке, то побродить с луком по лесу, а иногда он сворачивал с дороги и по нескольку дней жил в шалаше. На самом деле в подавляющем большинстве случаев это блажью не было, а диктовалось абсолютно прагматичной причиной - нехваткой денег. В данный момент у могильщика деньги были, поэтому ничем, кроме блажи, свою рыбалку он не объяснял. Чёрт возьми, ему пришлось тратить деньги не эту рыбалку - сначала покупать удочку, лесу, блесну и крючки, потом овощи на уху, дать медяк деревенскому парнишке, который накопал ему червей, а потом ещё один за то, что тот отвёл его к реке.
        Место мальчуган показал хорошее - небольшой глиняный обрыв над омутом, спрятанный в тени деревьев, что было замечательно - день обещал быть жарким. От деревни было далеко, и народа не было совершенно. Так что Чёрный могильщик расположился на обрыве, достал бурдюк с пивом и, забросив удочку, начал слушать лес. Ветер тихонько шумел в деревьях, затянула свою бесконечную шарманку кукушка. Хорошо. Никто не гибнет из-за ублюдочного засранца вроде Карпре, не бубнят на ухо чьи-то голоса. Нет ни костей, ни магии, ни развалин, наоборот, всё живёт и цветёт. Тихо и спокойно...
        Велион встрепенулся. Чуть не заснул. Наплевав на рыбу, он отбросил удочку, разделся и запрыгнул в омут. На поверхности вода была тёплой, если нырнуть поглубже, становилось даже холодно. Могильщику захотелось нырнуть до самого дна омута, но он побоялся. Во-первых, там могли бить холодные ключи, во-вторых... страшновато было заплывать в такую тьму. Тотенграбер в который раз в жизни признался себе в том, что боится глубины больше, чем могильников, и выбрался на берег. Подумав, он всё-таки забросил во второй раз удочку. Рыбу лучше ловить на рассвете, сейчас уже почти полдень, но ведь он получает удовольствие, а не рыбачит ради еды.
        Когда в бурдюке осталась только половина пива, а солнце начало клониться к западу, но на траве по-прежнему не лежало ни одной рыбки, Велион задремал.
        Разбудила его чья-то ругань и треск веток. Могильщик протёр глаза и, придвинув поближе ножны с мечом, начал наблюдать за лесом. Некто, ломящийся через лес, шёл в его сторону. Судя по всему, неместный - в сотне шагов к югу к реке вела отличная тропинка, а этот пёр через густой подлесок и кусты. Вор или разбойник вряд ли стал бы так шуметь, так что бояться, скорее всего, нечего, но откладывать меч Велион не стал. Пусть уж лучше его бояться.
        Из леса выскочил невысокий сухощавый мужчина, сжимающий в руке обломанную удочку. Нервно оглядевшись, он уставился на Велиона. На его губы неожиданно выползла весёлая ухмылка.
        - Ну, чего, Велион, тоже жрать захотелось? - буркнул он, помахивая сломанной удочкой.
        - Репей? - ошалело произнёс тотенграбер.
        - А кто, мать твою, ещё? - буркнул Репей, приближаясь. - Гадство сплошное. Своровал, понимаешь, удочку, а она старая оказалась, сломалась об первого же олуха из тех, кто за мной побежал. Меня поэтому даже ловить не стали, а так бы, ей богу, отлупили.
        Велион поднялся с земли и сжал коллегу в объятьях.
        - Жив, могильщик.
        - Жив, Репей, жив.
        Нельзя сказать, что они с Репьём были друзьями, просто пару раз вместе ходили в могильники. Но встретить тотенграбера, которого последний раз видел позапрошлой осенью - большая удача. Тем более, если учесть, что слышал о его гибели, а эти слухи в среде могильщиков обычно оказывались правдивыми.
        Репей был тощим сутулым типусом с колючими глазами. Любил подколоть, а если тот, кого он подколол, обижался, то прицеплялся к нему, как настоящий репей к штанине. Причиной того, что Велион не узнал его сразу, была короткая светлая, будто выгоревшая, щетина, покрывавшая не только щёки и подбородок, но и топорщившаяся на том месте, где люди обычно носят волосы. Репей был одним из тех людей, которые, приходя к брадобрею, просят обрить всю голову.
        - Плохие времена? - спросил Велион, выпуская знакомого из объятий.
        - Ничего не говори. У тебя, гляжу, тоже?
        - Нет. Просто... развлекаюсь. Жрать, поди, хочешь?
        - О, ещё как, брат.
        Чёрный могильщик усмехнулся и начал рыться в рюкзаке. Вообще-то он рассчитывал на уху, поэтому из съестного у него было только две луковицы, сухарь и зачерствевший кусок сыра, три пучка зелени и морковку можно было не считать. Но рыбу, если её, конечно, удастся поймать, можно и зажарить.
        Репей за пару минут сжевал всё, что ему дал Велион, запивая еду пивом.
        - Спасибо, - буркнул он, доев. - Давай удочку, порыбачу хоть. Червя давно смотрел?
        - Давно, - признался черноволосый, передавая удочку.
        - А хер ли сидишь? Его, поди, сожрали сто лет назад. Ладно, сейчас сменим. Я в рыбалке удачливый, так что скоро будем жрать жареную рыбу. Я как-то во-от, такую, мать твою, - ругнулся Репей, поднимая выпавшую из рук удочку. - Короче, здоровую щуку поймал. Это, Велион, ты бы сходил пока за дровами, а то рыбу-то жарить на чём-то надо.
        - Хорошо.
        Когда Чёрный могильщик вернулся с дровами, его ожидал сюрприз, и приятный, и неприятный одновременно. Рядом с Репьём лежало пяток окуней приличного размера, хотя Велион отсутствовал не больше четверти часа. Это немного зацепило его самолюбие... зато будет что поесть.
        Молча тотенграбер развёл костёр, почистил рыбёшек - которых уже было шесть - и, выстругав палочки, надел на них рыбу и воткнул их вокруг костра.
        - Хватит пока? - спросил Репей. - А то что-то не клюёт...
        - У меня весь день не клевало... Смотри сам, я есть не очень хочу.
        - Тогда хватит. - Белобрысый могильщик уселся рядом с Велионом. - Как дела-то?
        - Нормально. Как сам?
        - А ты не видишь? Я опустился до того, что ворую удочки у крестьян, так как, по-твоему, у меня дела?
        - Не очень, - усмехнулся Велион.
        - Вот-вот. Но есть у меня одно дельце... Знаешь, Велион, мне кажется, что меня судьба с тобой. Но о делах потом, сначала пожрём.
        - Как знаешь.
        Смачно сопя забитым носом, Репей поднёс раскрытую ладонь к одной из рыб. Видимо не удовлетворившись температурой, он вытащил палочку из земли и воткнул её поближе к костру.
        - Слыхал, появился король-могильщик? - спросил он.
        - Это лучший могильщик на материке?
        - Нет, это младший принц короля Горлива. Надыбал где-то перчатки и начал бродить по тамошним могильникам в сопровождении охраны из пятидесяти человек и вдвое большей свиты. Причём, в свите было не меньше десятка настоящих могильщиков. Так они сначала расчищали принцу дорогу, а тот потом шёл по готовенькому и собирал все ценности. Что подороже-то, конечно, они себе в карманы клали, так принц им ещё и доплачивал, так что парни не в накладе были. А если какие-нибудь чудища появлялись, то принц отправлял вперёд солдат, чтобы те с ними расправились.
        - Недурно устроился. Для могильщика, конечно.
        - Не очень-то. Говорят, его прирезали солдаты. Он их, мол, в какой-то особо опасный могильник отправил, они отказались, а он их немилостью пугать начал. Так они его закололи, вещи растащили и разбежались. Вот они-то неплохо и устроились. Получили шанс пожить подольше, да ещё денег в придачу. Хотя, говорят, многих уже поймали. Но это ведь лучше, чем в могильнике погибнуть, так не считаешь?
        - Несравненно лучше, - слабо усмехнулся черноволосый могильщик. - Вот только нам эта лучшая смерть не светит. Не думаю, что меня перед смертью колесуют или четвертуют.
        - Ну да, ну да...
        - Что ещё слышно?
        - Да по мелочи... Карпре собирался плыть к Сердцу Озера, видел его недели три назад. Не знаю, выгорело или нет.
        - Выгорело, - зло усмехнулся Велион. - Только не для него. - Он кратко рассказал, что произошло. Когда он закончил, Репей задумчиво сказал:
        - Ну что я тебе скажу, Карпре давно был в могиле, а то, что ты ускорил процесс, ему даже на пользу пошло. И не только ему. Я сам его как-то чуть не продырявил, но он у меня как раз выиграл в кости меч, а до этого полмарки медью. - Белобрысый рассмеялся, Велион сухо улыбнулся в ответ. - Ладно, - буркнул Репей, отсмеявшись, - пожалуй, расскажу тебе о деле, как раз рыба приготовится. Слушай внимательно. Четыре дня назад встретил я одного типуса. Знаешь, такой типичный пузан, который трахает маленьких девочек. Денег у меня не было, а он как раз был в жопу пьяный и предложил проставиться. Умерла у него, понимаешь, любимая зверушка. Ну и так, слово за слово, выведал я у него всё. Оказалось, что этот пузан - владелец передвижного цирка, знаешь, которые из города в город ездят, и работают за медяки, которые им толпа бросает. Поначалу дело у него шло ни шатко, ни валко, хотя всё было как надо - и утренние представления для детишек, и вечерние для взрослых, когда атлет с акробатом трахают танцовщицу и клоунессу, и проституцией вся эта четвёрка занималась вместе с поварёнком-дрессировщиком и
одиннадцатилетней дочерью самого владельца, и даже крысиные бега. Но таких цирков полно, так что денег у пузана было немного. К тому же, танцовщица заболела сифилисом, что резко снизило прибыль - она была посимпатичней клоунессы, да и когда двое мужиков оприходывают одну бабу интересно далеко не всем, а друг друга трахать они отказывались напрочь, хотя акробат, вроде бы, был и не против. И, когда всё, казалось бы, пошло насмарку, хозяину цирка впервые в жизни улыбнулась удача: какой-то могильщик продал ему за три марки карлика, напоминающего помесь человека и крысы. Слышал о таком?
        - Крысолак из Хельштена, - кивнул Велион, с трудом сдерживая горькую улыбку. Элаги заработала свой шрам именно в этом могильнике. - Умные, говорят, твари.
        - Поэтому в Хельштен никто и не ходит. Ладно, продолжу. Крысолак был диким, но с помощью сладостей и кнута быстро поддался тренировке. И тогда в цирк пошли деньги. Детишки ходили смотреть, какие уродец выдаёт кульбиты с кольцами, как пытается подражать человеческой речи, взрослые не отставали, а к их услугам было ещё и вечернее юмористическое и эротическое шоу - крысолаку было по барабану кого, а клоунессе кто. Когда клоунесса утомлялась, уродцу подкладывали собак, коз, овец, но аудитория в этом случае была, сам понимаешь, поменьше, но зато платили больше. Великолепие это длилось пять лет, а потом крысолак издох, наверное, был уже старым, а может, они долго не живут. Вот его-то кончину и заливал водкой хозяин цирка. Этот хрен долго плакался мне, как бы достать второго такого, желательно - детёныша. Ну, я не дурак, знаю, что в Хельштене опасно, сижу, помалкиваю. А этот продолжает рыдать, рассказывает, что даже узнал, что это за тварь, предлагал дело трём могильщикам, но те отказались. Я сижу сочувственно киваю, ну, думаю, если трое отказались, то и мне нечего даже заикаться о том, что я могильщик,
а то ведь не отстанет. Но когда он заявил, что заплатит за уродца тридцать марок, я, уже будучи подвыпившим, неожиданно сам для себя как духу выкладываю, что я могильщик, показываю перчатки и соглашаюсь притащить ему крысолака.
        - Идиот, - прокомментировал Велион.
        - Конечно, - совершенно серьёзно кивнул Репей. - Но это я понял только, когда протрезвел. Но было уже поздно. Отказывать неудобно... да и тридцать марок, знаешь ли...
        - Знаю, большие деньги.
        - И ты, наверное, уже знаешь, что я хочу тебе предложить?
        - Половину этих денег.
        - Вдвоём шансов больше.
        - Знаю, - сухо сказал Велион. - Но ещё я знаю, что некоторые маги говорят, что крысолаки - это исковерканные магией люди. А то, что они разумны не подвергает сомнению никто.
        - Другие говорят, что исковерканные магией крысы, - пожал плечами светловолосый могильщик. - Да и в любом случае, они УЖЕ не люди. Или ты жалеешь цирковых животных? Так я могу тебе сказать, что в неволе они дольше живут, лучше питаются. Или ты жалеешь крысолака за то, как над ним потешаются, когда он трахает бабу?
        - Нет. Просто мы тоже не люди.
        - Что?
        - Мы не люди, - зло повторил Чёрный могильщик. - Мы такие же выродки, рождённые войной. По крайней мере, так говорят те, кто считает себя людьми.
        - Перегибаешь палку.
        - Возможно.
        - Так ты отказываешься?
        - Нет, - сказал Велион, подумав. - Пятнадцать марок -большие деньги.
        - Вот и хорошо. Давай есть рыбу. Всё-таки крысолак - животное, пусть и разумное. А мы когда-то были людьми.
        Черноволосый могильщик усмехнулся и протянулся за едой. Горячая рыба совершенно не жгла руку, если брать её в перчатке. Репей перчаток не носил. Может, думал, что так он больше похож на человека?
        - Нужна верёвка, - пробурчал Репей, засовывая в рот парящий кусок рыбы. - И деревянные щиты. Говорят, эти засранцы нехило швыряют камнями.
        - Ты же не с боем продираться будешь, - хмыкнул Чёрный могильщик. - Хватит одной верёвки. Прокрадёмся днём в город... попробуем своровать детёныша... Они вообще чем занимаются днями?
        - Кто бы знал... Говорят, они там даже что-то выращивают, хотя землю не обрабатывают. Думаю, как обычные крысы копошатся в помойке.
        - Столько-то лет?
        - Да не знаю я, как они живут! - раздосадовано буркнул белобрысый, бросая в огонь рыбьи кости. - Знал бы, не думал что да как делать!
        - Неужели их никто не исследовал? - продолжал допытываться Велион. - Как живут, чем питаются? Не думаю, что разумная раса ни разу не привлекла внимания. Уж если я про неё слышал... Или ты ничего не пытался узнать?
        - Да как же не пытался, пытался, - собеседник Велиона потёр жёсткий ёжик волос на макушке. - Но без толку. И маги, говорят, пытались, граф Ульский, здешний хозяин, снаряжал экспедицию лет семь назад. Из экспедиции не вернулся никто, сгинули в городе. Он тогда взъярился, хотел сравнять могильник с землёй, но быстро успокоился. Во-первых, это привело бы к ещё большим потерям. Во-вторых, из-за крысолаков здесь слоняется меньше шушеры вроде нас, могильщиков, и обычных мародёров. Так что всё оставили как есть.
        - И ничего не известно?
        - Практически.
        - И что же ты собираешься делать? С верёвкой вломиться в город, похитить детёныша и драпать?
        - Не знаю, - Репей тяжело вздохнул. - Не знаю. Может, понаблюдать сначала. На месте разберёмся.
        Велион угрюмо кивнул. Предприятие нравилось ему всё меньше. Сгинуть от лап (или рук?) разумных не то зверей, не то почти людей, потом, скорее всего, оказаться в их желудках, вот как этот жареный окунь...
        Пятнадцать марок - большие деньги. Но достаточно ли пятнадцати марок для того, чтобы рискнуть своей жизнью?
        Могильщик скривил рот. "Вполне достаточно, - сказал он себе. - Рисковал и за меньшие деньги. И, быть может, зверёнышу и впрямь будет лучше в цирке".
        - Надо купить верёвку, - повторил Репей. - Твою мать, - буркнул он, щупая бурдюк. - Пустой. Больше нет?
        - Нет.
        - Значит, надо идти в деревню. Не знаешь, ближайшая близко?
        - В миле, - улыбнулся Велион.
        - Я туда не пойду.
        - Отдадим в замен украденной тобой мою удочку, я её купил. Да и поедим нормально, а то я этой рыбы только ещё больше есть захотел.
        Репей подумал несколько секунд и кивнул.
        - Ладно, - буркнул он. - Но если меня побьют, виноват будешь ты.
        - Виноват будешь ты, - усмехнулся черноволосый могильщик. - И никто более.
        Велион облизал пересохшие губы. Солнце палило неимоверно. Слишком уж жаркое выдалось лето, слишком... Четыре дня пути под тяжёлым удушающим зноем по степи, лишь изредка перемежающейся редкими лесками. И это при абсолютном отсутствии даже лёгкого ветерка. Ночевать приходилось, не разжигая костёр, чтобы хоть под утро почувствовать живительную прохладу. Из-за жары просыпались во время рассвета, когда палящие лучи солнца только касались земли. Чёрный могильщик мог поклясться, что ни разу за эти четыре дня не видел росы на пожухлой степной траве. Днями Репей расхаживал голый по пояс, Велион, бледная кожа которого на солнце сразу обгорала, не снимал лёгкую рубаху.
        - Почему кончился лес, - бурчал белобрысый могильщик, обтирая покрытую потом грудь. - Сколько мы шли по лесу, а, Велион?
        - Три дня.
        - А по степи сколько идём?
        - Четыре.
        - Твою мать, мне кажется, что прошёл месяц. Может, это и есть ад, которого так боятся молящиеся Единому?
        - Просто слишком жарко.
        - Кстати, недавно я разговаривал с одним стариком, так он говорил, что не помнит такого жаркого лета, как прошлое. А это ещё жарче. И уже четыре года так.
        - Старики ни хрена не помнят, - буркнул Велион. - Им бы лишь бы поболтать, да поплакаться. Во время их молодости и трава была зеленее, и разные ублюдки, типа могильщиков, по дорогам не шастали. И то, и другое - ложь, сам знаешь.
        - Не скажи, - покачал головой Репей. - Я тебе тоже могу сказать, что последние четыре года очень жаркие. И сильных морозов зимой я припомнить не могу. А рыбаки, живущие у Ядовитого моря, говорят, что его уровень поднимается.
        - Ну и что? - устало возразил черноволосый. - Четыре года были жаркими, четыре будут холодными. Поднялось море, упало море. Причём тут жара?
        - Говорят, на дальнем юге, за остовами, простирается большой ледник, и нет ему ни конца, ни краю. Так вот, говорят, что этот ледник очень быстро тает в последние годы, поэтому уровень моря...
        - Похоже на сказку, - прервал Репья Велион. - Ты сам-то этот ледник видел? Нет? Ну а чего тогда собираешь бабкины сказки? Я слышал, что в Клиненге - это на востоке, рядом с Лысыми горами - живёт дракон.
        - И что?
        - Был я в Клиненге, нет там дракона, но могильник поганый. Там комаров слишком много - болото рядом. Может, их за дракона приняли?
        Репей рассмеялся.
        - Ладно, - сказал он. - Не хочешь, не верь. Но, знаешь, ещё пару недель назад я думал, что крысолаки - такой же вымысел. А теперь мы идём ловить детёныша крысолака.
        - Бывает, некоторые приукрашают правду, но она при этом остаётся правдой. А драконы, бескрайние льды и бредни стариков - это вымысел, ни на чём не основанный.
        - Я надеюсь, что разум крысолаков тоже вымысел, - угрюмо сказал белобрысый. - Или хотя бы очень большое преувеличение.
        - Я тоже, - усмехнулся Велион. - Об этом мы узнаем через пару часов, если судить по этому указателю, - он ткнул пальцем в замшелый указательный камень, поставленный здесь ещё до начала войны. Иначе, какой бы разумный человек указывал на могильники? Одна из надписей, расположенная под превосходно выгравированной стрелкой, указывающей налево, гласила: "Хельштен, 5 миль".
        - Мне всё время интересно, как они так точно расстояния узнавали? - произнёс Репей.
        - Магией, наверное, пользовались.
        - Наверное. Так, нам налево... А где поворот?
        Велион огляделся. Поворота не было видно. Желто-зелёная равнина, лишь вдалеке начинающая горбатиться пологими холмами, прятала не хуже леса. Хотя нет, видно дорогу, резко загибающую вправо. Раздолбаная, пыльная, она была явно послевоенной постройки. Но поворота налево по-прежнему не было видно, а основная дорога шла прямо.
        - Что за чёрт? - пробормотал себе под нос Чёрный могильщик.
        - Может, морок? - предположил Репей.
        - И кто его наложил? Крысолаки?
        - Ну а чего бы и нет...
        - Ладно, пойдём дальше, может, увидим свороток.
        Белобрысый неуверенно кивнул и зашагал за Велионом, отмеряющим дорогу длинными худыми ногами. Но черноволосый могильщик неожиданно остановился, не пройдя и двух десятков шагов.
        - Репей, - сухо сказал он. - Надень-ка перчатки.
        - Что-то чуешь? - обеспокоенно спросил Репей, нагоняя его.
        - Магия, - коротко ответил Велион.
        Он стоял, вглядываясь в дорогу. Идеально ровные прямоугольники камней шли прямо, никуда не сворачивая. Но в сотне шагов впереди над каменным полотном дороги воздух будто извивался, поднимаясь тонкими струями, сгущаясь. Такое бывало на жаре, но сейчас дело было в ней.
        Велион повёл носом и хрустнул пальцами. Определённо, впереди морок. Но кто его наслал? Он кивнул Репью и медленно зашагал вперёд. Парящий участок дороги приближался, если бы это была просто иллюзия, она бы двигалась вперёд вместе с могильщиком. Струи начали напоминать туман, глаза слепило, как от набежавшей слезы. Могильщик замедлил шаг ещё сильней, в двух шагах позади сопел Репей, похрустывая кожей перчаток.
        - Ну что? - нетерпеливо спросил он после продолжительной тишины.
        - Морок.
        - Ни черта не вижу... только дорогу. У тебя что, способности к магии?
        - Да, слабые.
        - Повезло.
        - Наверное.
        Велион остановился прямо перед поднимающимися струями воздуха. Опасности, вроде бы, не было, обычный морок, но мало ли что может быть за этими струями... Он аккуратно протянул руку вперёд, коснулся одной из струй. По ладони прошла дрожь, но того напряжения, которое обычно бывает перед тем, как заклинание высвободит энергию, не было. Чёрный могильщик тяжело перевёл дыхание и сунул руку прямо в струю. Снова дрожь и ничего боле.
        - Если меня разорвёт на части, возвращайся, - криво ухмыльнулся Велион и шагнул вперёд.
        Горячий воздух, понимающийся от брусчатки, скрёб тело, поднимая полы длинной рубахи. Глаза будто кто-то залепил рыбьим клеем, хоть вытаращивай, хоть жмурь - не видно ни черта, руки била лёгкая дрожь, но никаких других негативных воздействий не было. Тотенграбер выругался сквозь зубы и пошёл наугад.
        - Что там? - раздался позади искажённый голос Репья. Ощущение было такое, будто он говорил, засунув голову в деревянную бочку.
        - Пока ничего! - крикнул Велион в ответ.
        - Ничего не слышу!
        - Иди сюда!
        - Велион! Я тебя не слышу! И не вижу! Ты живой? Велион!
        "Как потерявшийся ребёнок", - раздражённо подумал могильщик. Но останавливаться он пока не собирался. То, что он не чувствовал никакой другой магии, кроме этого морока, раздражало ещё больше. Так вот наступит, куда не надо бы... Хотя, до могильника ещё далеко, ничего опасного здесь быть не должно. С другой стороны, морок же не мог взяться из ниоткуда.
        Велион шёл вперёд аккуратно, слепо нащупывая дорогу ногой, с вытянутыми вперёд руками. Он напрягал зрения, силясь рассмотреть хоть что-нибудь, но по-прежнему кроме извивающихся струй воздуха ничего не было видно, лишь где-то дальше маячили смутные тени. Что-то похожее видишь, опуская руку в быстрый мутный ручей с каменистым дном, создающим ещё большее мельтешение струй воды.
        Неожиданно, несмотря на все предостережения, могильщик врезался во что-то лбом. В глазах, буквально пылающих от горячего ветра, мелькнула яркая вспышка. Велион неуклюже отшатнулся назад и, запутавшись в собственных же ногах, тяжело рухнул на дорогу, отшибив себе копчик и локти. Боль была ужасная. Корчась на дорожном камне, он злобно выругался.
        И тут кто-то налетел на него, наступил на ухо, вдавливая голову в дорогу, и рухнул сверху. Могильщик заорал благим матом, стараясь сбросить с себя сучащее ногами тело. Колено упавшего запечатало ему рот, ударив в зубы. Велион замычал и, вспоминая прошлую науку, вывернулся из-под тела и из злости два раза ударил его пяткой в рёбра. Упавший заорал знакомым голосом, хватая одной рукой сапог, а другой стараясь ударить его в промежность.
        - Репей, ты? - рявкнул Велион. Звуки его голоса будто разнеслись по округе бесконечным эхом, то удаляясь, оглушающе то приближаясь.
        - Велион? - заорал белобрысый. - Это ты?
        - Да, я, - буркнул могильщик тише. - Не ори так.
        - Что за херня? Где мы?
        - Кто бы знал... Встать можешь?
        - Могу. На хера ты меня лупил?
        - Думал, ты крысолак, - солгал черноволосый. - Давай руку.
        Они поднялись, держась друг за друга. Репей охал, хватаясь за рёбра, Велион плевался кровью из разбитой губы. Два верхних зуба шатались, нещадно саднило ухо, а в копчик кто-то будто вбивал гвоздь.
        - Откуда здесь такой сильный морок? - пробормотал Репей.
        -Наверное, крысолаки наложили, - съязвил Велион. - Хотя, куда им, они же животные.
        - Быть может, это маги Ульского?
        - И на кой хер бы им там корячится? Чтобы пробегающим мимо детишкам руки-ноги в Хельштене не поотрывало? Или о могильщиках с мародёрами беспокоится? Мало ли, вдруг среди них налогоплательщики найдутся.
        - Да хрен бы знал.
        - Ладно, пошли дальше, хотя охоты у меня никакой.
        Осторожно, держась за руки, как дети, они двинулись вперёд. Левую руку Велион держал на уровне лба, чтобы больше ни во что не врезаться. Сделав буквально два шага, он услышал, как ойкнул Репей.
        - Тут стена, - услышал Чёрный могильщик. - Кажется, дом.
        - Дом?
        - Ага. Пошли вдоль стены, я держусь за неё рукой.
        Могильщики медленно шли дальше. Велион делал яростные глотательные движения, стараясь собрать хоть немного слюны в пересохшем рте. Горящие глаза беспрестанно слезились, но слезы сразу сдувало поднимающимися струями воздуха. С каждым шагом они смещались всё левее. Потом Репей неожиданно остановился.
        - Стена кончилась, - хрипло сказал он. - Идём наугад?
        - А ты можешь предложить что-то другое?
        - Можно вернуться...
        - Нет уж! Теперь я точно заберу эти чёртовы пятнадцать марок! Пошли!
        Репей неуверенно двинулся вперёд, Велион за ним.
        И буквально через десяток коротких шагов морок пропал. Струи воздуха опали, обзор прочистился. Могильщики стояли посреди небольшого, но когда-то богатого посёлка. Тракт, резко забирающий влево, видимо, был центральной улицей этого посёлка.
        Они стояли между двумя каменными двухэтажными домами, прямо у угла переднего. Велион обернулся, но не увидел ни струйки воздуха, только один длинный дом с низко прибитой вывеской у одной из дверей. За этим зданием было видно только уходящую вдаль дорогу и далёкий указательный камень.
        - Прекрасно, твою мать, просто прекрасно, - буркнул Репей, снимая с пояса фляжку с водой. - Этот морок огораживает посёлок только с той стороны.
        - И это только подтверждает то, что его могли наложить только крысолаки.
        - Смеёшься?
        Велион в ответ только усмехнулся. Он отцепил от пояса свою фляжку и глотнул из неё. Вода стала горячей, как свежий суп, даже пить неприятно, хотя пару секунд назад тотенграбер готов был отдать за глоток воды левую руку.
        - Здесь были мародёры, - сказал Репей, кивая на дорогу. Велион кивнул.
        Действительно, на улице царил такой же бардак, как и в городах-могильниках, начинающийся сразу после участка, защищённого мороком. Но никакой магии не чувствовалось. К тому же, было ясно видно, что этот хаос не был вызван бегством или паникой. Кто-то методично вытаскивал из домов мебель и инструменты, слишком крупные бросал, а мелкие уносил. Среди всего вываленного на дорогу хлама не оказалось ни одного предмета одежды, ни единого ножа, ни тарелки. Зато подсвечники, картины, шкатулки, гобелены и прочая ерунда, которую мародёры растаскивают в первую очередь, беспорядочно валялась среди раскуроченной мебели. Велион заметил, что на дороге даже осталось несколько брошенных монет, пусть и медных.
        - Не обычные здесь работали мародёры, - нервно произнёс Репей.
        Чёрный могильщик кивнул и приблизился к шкафу, лежащему на боку. У шкафа были отломаны дверцы и вытащены все ящики. Но главным было то, что его углы носили чёткие следы когтей.
        - Это крысолаки, - произнёс могильщик, отступая от шкафа. Он повернулся к Репью. - И что же ты о них знаешь? Или о Хельштене? Не думаю, что сюда в последнее время заходил кто-то, кроме крысолаков.
        Светловолосый долго молчал, нервно облизывая пересохшие губы.
        - Есть ещё одна дорога, - ответил он, наконец. - Она подходит к Хельштену с запада, со стороны Лельского озера. Но по ней уже не ходят несколько лет - говорят, рискнувшие пройти по ней пропадают.
        - Великолепно, - ухмыльнулся Велион. - Просто прекрасно. Какого же размера твоя жадность, если ты решил идти на верную смерть? И меня потащил с собой, убеждая, что крысолаки - всего лишь умные зверушки. Твои умные зверушки умеют колдовать, заблокировали обе дороги, ведущие к ним, пользуются некоторыми инструментами, если я правильно понимаю полное отсутствие ножей и молотков на дороге. Смотри, брат-могильщик, вот раскуроченный скворечник, в нём нет ни одного гвоздя, хотя дырки есть. Тебя это не беспокоит? Меня лично беспокоит, ещё как. Беспокоит до усрачки, я бы сказал даже так. Что будем делать?
        - Повернуть назад? - предположил Репей.
        Велион промолчал. Да, повернуть назад. Самое разумное решение. Драпать, пока крысолаки не наделали в их телах дыр украденными ножами и не прибили к какому-нибудь столу гвоздями вот их этого скворечника. Но...
        Они могу прикоснуться к этой тайне. Посмотреть, как живут другие разумные существа, созданные когда-то человеческой магией. Разгадать ещё одну тайну - что-то много ему в этом году их выпало - этой проклятой войны.
        - Мне нужны эти тридцать марок, - жёстко сказал Репей. - Если хочешь, можешь возвращаться.
        - Нет, - покачал головой черноволосый могильщик. - Я с тобой.
        "Возможно, моё любопытство выроет мне могилу, - подумал он. - Но я просто не могу повернуть назад, пока всё не выясню".
        Велион сделал ещё один глоток воды из фляжки и, поправив рюкзак, зашагал дальше по дороге. Репей облегчённо вздохнул и двинулся следом.
        За ними следили. Уже полторы мили.
        Репей, шагающий рядом, и в ус не дул, не замечая ни хрена. Велион пока ничего ему не говорил. Да и мало ли кто может шевелить высокую степную траву против ветра. Мало ли кто может мелькать быстрой тенью у дороги. Мало ли... Дальше слежки пока дело не доходило, но у могильщика сложилось чувство того, что они идут в раскрытый капкан. Но он по-прежнему молчал. Ну, не чувствовал он опасности, не чувствовал и всё. А в таких случаях могильщик обычно полагался на чутьё.
        Хельштен уже виднелся вдали. Острые шпили башен, торчащие из-за полуобрушенной стены, всё приближались. Они напоминали Велиону надгробья, которые могильщики увидели, когда вышли из разграбленной крысолаками деревни. Увиденные ими надгробья не были похожи на те, что Велион раньше видел на могильниках. Изъеденный временем камень говорил о том, что этот погост куда древнее, чем другие. Вероятно, именно из-за этого древнего памятника тракт шёл так странно: вёл сначала к погосту, а затем резко поворачивал к Хельштену, могильнику, насколько слышал Велион, очень крупному. Быть может, этот погост был местом паломничества? Или просто дань памяти? Памятник жертвам какой-нибудь древней войны? Кто знает...
        Могильщики взобрались на довольно крутой холм и увидели Хельштен во всей его мрачной красе. Расстояние до могильника ещё превышало милю, но его было прекрасно видно. Хельштен подвергся разрушениям куда сильнее, чем большая часть других довоенных городов. Городская стена местами была снесена под чистую, за этими дырами шли полосы чудовищных разрушений, будто кто-то проехал по домам на огромной повозке, снося всё на своём пути. В центре могильника возвышался холм явно не естественного происхождения. Казалось, что земля просто вздыбилась прямо со всеми домами и центральной крепостью. Хотя, от зданий, расположенных там, мало что осталось.
        Но главным было не это.
        По обеим сторонам тракта прямо перед воротами, ведущими в могильник, стояло не менее полутора сотен небольших грубых задний. Эти постройки оказались такими маленькими, что походили на полуземлянки. Между домишками копошились едва заметные маленькие фигурки, что казалось, будто это настоящая деревня, только расстояние до него не миля, а две-три.
        - Да у них там целый город, - ошеломлённо прошептал Репей. Он перевёл взгляд на черноволосого могильщика, в его голосе появился восторг: - Велион, целый город! Ты мог себе такое представить?
        - Мог, - сухо ответил Чёрный могильщик. - Вытащи меч.
        Репей понял, сразу. Выхватил меч, резко разворачиваясь назад. Велион уже держал в вытянутых руках свой клинок. Он водил им из стороны в сторону, оглядывая траву. Несколько секунд назад он слышал шорох минимум десятка ног. Твари, устроившие слежку близко, очень близко.
        И они напали.
        Семь тварей едва двух футов ростом высыпали на дорогу, в могильщиков полетели камни. Велион повернулся боком, скользнул вперёд, намереваясь располосовать напополам ближайшего крысолака, держащего в руках грубо заострённую кривую палку. И остановился в шаге от него, опустив меч.
        Две палки, три тупых столовых ножа и драные тряпки, видимо, изображавшие пращу. Камни, летевшие в них, бросали слабые ручонки. Это были дети, которые решили поиграть, Велиону хватило секунды, чтобы понять это.
        Но Репей не понял. Он проскочил мимо черноволосого могильщика, коротким ударом перерубил шею одному из крысолаков, тяжёлым пинком отшвырнул другого обратно в траву и только тогда остановился, поняв, что ему даже никто не оказывает сопротивления. Его окровавленный меч опустился, он повернулся, с ужасом посмотрел на напарника.
        - Это... - прошептал он. - Это... дети?
        - Да, блядь! Дети! - взорвался Велион. - Что-то не так? - он шагнул к Репью с искажённым от злости лицом. Могильщик многое хотел высказать. Хотя бы о том, что прежде, чем что-то делать, надо думать. О том, что он не видел принципиальной разницы в убийстве и похищении, лишении свободы, не видел. Но остановился. Что он сам тогда делает здесь? Такой благородный, не замаравший ручки в крови ребёнка, не видящий разницы между убийством и похищением? Ведь в этом случае Велион сам был готов на убийство, на убийство за деньги. Он ведь думал, что отказался от этого двенадцать с лишним лет назад. Но ничего не поменялось. Пусть это всего лишь детёныш крысолака, сейчас тотенграбер считал, что никакой разницы между этим уродцем и человеческим ребёнком не было.
        Велион замер на месте, глядя на Репья. Ему казалось, что всё замерло в тот момент, когда его напарник убил крысолака. Но всё было не так.
        Крысолаки, ошеломлённые убийством друга, пришли в себя быстрее, чем люди. Один из них разинул пасть и с громким звуком втянул воздух в лёгкие, наклонил голову... и завыл.
        В могильщиков ударил резкий порыв ветра. Репья, стоящего ближе к вопящему детёнышу, сбило с ног и проволокло по дороге несколько футов. Велиона отшвырнуло назад, он упал, но быстро вскочил. И тут, после ветра, пришёл звук. Нет, могильщики слышали крик и раньше, но теперь он вонзился в уши, будто бы взорвавшись там. Велион закричал, зажимая уши ладонями, упал на колени. Репей извивался, его рот был широко раскрыт, но крика не Чёрный могильщик не слышал.
        А детёныш крысолака снова втягивал воздух в лёгкие. Велион, совершенно оглохший, всё-таки успел сориентироваться. Он схватил валяющийся на земле меч и швырнул его в уже разинувшего пасть уродца рукоятью вперёд. Меч, конечно, не самое лучшее метательное оружие, но могильщика отделяло от крысолака всего-то десять футов. Рукоять ударила детёныша прямо в лоб. Уродец повалился на спину, суча кривыми ножонками, из его рассечённого лба на дорожный камень закапала кровь.
        Велион с трудом поднялся с колен, пошатываясь, подошёл к Репью и помог подняться ему. Светловолосый морщился, открывая рот, как рыба, из его левого уха текла кровь, наверное, лопнула барабанная перепонка. Чёрный могильщик прикоснулся к своей щеке, но сразу отдёрнул руку. Во-первых, он в перчатке, и просто ничего не почувствует. Во-вторых, пока лучше оставаться в неведенье. К тому же, у Репья кровь шла только из одного уха, а он стоял куда ближе к орущему крысолаку.
        Делая зевательные движения, Велион подобрал свой меч. Крысолак всё ещё валялся, из рассечённого лба по-прежнему текла кровь. Ничего, выживет. Остальные детёныши копошились около оглушённого крысолака, пострадавшего от пинка Репья. Наверное, у уродца сейчас переломаны все рёбра, вряд ли его кости отличаются большой крепостью.
        Его кто-то дёрнул за рукав. Велион обернулся. Рядом стоял Репей, он указывал куда-то в сторону могильника, беззвучно разевая рот. Вид у него был на редкость озабоченный. Черноволосый тотенграбер проследил взглядом направление и выругался про себя: к ним приближались десятка два всадников. Наверняка, это крысолаки. Вот только на ком они ехали? Могильщик вгляделся во всадников получше. И порядочно струхнул.
        Наверное, это мечта любого рыцаря - хищный скакун, куда более умный, чем лошадь. Крысолакам с их ростом эту мечту удалось воплотить в жизнь - они ехали верхом на собаках.
        Велион выругался уже вслух, хотя толку от этого было мало - всё равно никто ничего не слышал, и, сунув меч в ножны, бросился бежать прочь от могильника. Он не верил в возможность удрать от собаки, особенно в том случае, когда убегать надо почти четыре мили. Четыре мили под палящим солнцем, с рюкзаком на плечах, к которому привязаны свёрнутые одеяло и плащ. Велион умел бегать на длинные расстояния, но так же прекрасно знал то, что волк может удирать от погони на протяжении нескольких дней, а собака - тот же волк. Но на спинах этих собак всадники, и у могильщика было около тысячи ярдов форы, значит, попробовать можно. Если, конечно, среди догоняющих его крысолаков нет колдунов... Чёрный могильщик заставил себя не думать об этом. Он драпал с такой скоростью, на которую был способен. О Репье он не слишком беспокоился, раз убежал от крестьян, значит, тоже хорошо бегает. Но, как только могильщик подумал о Репье, его посетило неприятное предположение. Он на ходу обернулся.
        Всё было так, как он и подумал: белобрысый пёр под мышкой извивающегося детёныша крысолака, с каждой секундой отставая от напарника всё больше и больше. Велион, сбавив шаг, принялся яростно жестикулировать.
        - Брось! - орал он, не слыша самого себя. - Брось!
        Репей понял его. И замотал головой. Велион прочитал в его глазах решимость.
        "Да иди ты в жопу, - зло подумал черноволосый могильщик. - Не буду я из-за тебя дохнуть". Но шага не прибавил.
        Велион не слышал своё дыхание, но знал, что оно вырывается из горла с тяжёлыми хрипами. Дышал он поверхностно, не полной грудью. Это было ещё хуже. Если бы черноволосый тотенграбер не ждал Репья, то давно бы выдохся окончательно, и его бы сцапали. И всё из-за жары. Воздух жёг горло, делал слюну тягучей. Могильщик уже всерьёз задумывался о том, чтобы бросить рюкзак. Возможно, придётся бросить даже кошелёк, с каждой минутой оттягивающий пояс всё сильней. А там двадцать марок. Надежда была на то, что за пределами морока их преследовать не будут. Если Репей не бросит крысёныша, шансы на это меньше, но коллега Велиона, кажется, даже и не думал об этом, продолжая упорно переть на себе уродца.
        До ближайших домов было с полмили. Репей бежал в двадцати ярдах позади. В ста пятидесяти или ста восьмидесяти футах за ним - собаки. Расстояние между ними сокращалось всё быстрей. Велиону казалось, что он уже практически слышит их лай, хотя взявшие след собаки обычно не лают.
        Дома приближались мучительно медленно. Могильщик даже был рад, что ничего не слышит: смерть придёт к нему бесшумно. Вот он бежит, а вот уже валяется на земле, истекая кровью, а в его спине торчит копьецо. Или его затылок превратился в кровавую кашу от броска пращи. Или собака терзает его загривок. Велион хотел упасть и умереть, но эти мысли подгоняли его, вселяя силы бороться. Он опустил голову и уставился на дорогу, чтобы не видеть, сколько осталось до окраины деревни. Всё равно много, а преследователи слишком близко.
        Чёрный могильщик бежал, сцепив зубы. Это погоня длится бесконечно долго, а он бежит слишком медленно. Так медленно, что преследователи нагоняют его, они уже так близко, что он чувствует взмокшей спиной дыхание из собачьих пастей. Слишком близко, чересчур... Наверное, собаки оббегают столы и стулья куда лучше и быстрее, чем это делает Велион. Но он может перепрыгивать некоторые преграды, собаки с всадниками вряд ли могут это делать. Хотя, собаки крысолаков - наверняка специально выведенная порода, возможно, они достаточно сильны, чтобы прыгать, пусть и невысоко...
        Велион тяжело выдохнул. Он в деревне, до него только дошло. Но что ему это принесёт?
        Многое. Тотенграбер увидел железную вывеску трактира. Если подпрыгнуть, он ухватится за неё руками, заберётся на второй этаж, с него на крышу, она достаточно плоская, чтобы на ней можно было удержаться стоя. Улочки, отходящие от тракта самые обычные, деревенские, не шире семи-восьми футов, он сможет прыгать с крыши на крышу. Только бы вывеска не проржавело настолько, чтобы сломаться от веса его тела.
        Велион бросил быстрый взгляд назад. Репей отстал ещё сильней. Он так и не бросил чёртова уродца, в кровь изгрызшего его предплечье, идиот. А преследователи, практически нагнавшие их в тот момент, когда могильщики забежали в деревню, теперь отставали: осёдланные собаки с трудом бежали по захламлённой улице. Это шанс.
        Велион как мог ускорил бег, подлетел к вывеске, моля о спасении, подпрыгнул и ухватился руками за вывеску. Та заскрипела, но выдержала. Выдержала! Могильщик сделал движение, которое в школе называлось "силовой выход", забрался на вывеску, ухватился за подоконник и ввалился в окно второго этажа. Подскочив, он высунулся из окна, чтобы в случае чего помочь Репью взобраться. Тот уже практически добежал до вывески. Но белобрысый по-прежнему держал в руках детёныша крысолака.
        "Бросай!", - беззвучно закричал ему Велион.
        "Лови!", - так же беззвучно ответил Репей.
        "Бросай, говорю тебе!"
        "Лови!"
        Репей остановился под вывеской и подбросил детёныша вверх. Велион высунулся из окна чуть не на половину тела и машинально поймал уродца. Ему в нос ударил тяжёлый противный запах мочи, видимо, крысёныш обмочился от страха. Репей даже как-то умудрился на ходу связать ему руки. Чёрный могильщик отбросил крысолака назад и снова высунулся из окна.
        Но было уже поздно. Репей потерял драгоценные секунды на то, чтобы забросить крысолака наверх. Он успел подпрыгнуть и ухватиться руками за вывеску, но тут на него налетела собака, ухватила его за сапог и потащила назад. Светловолосый брыкнулся, но без толку, а его вторую ногу уже терзали ещё две собаки. Велиону показалось, что он даже услышал крик боли своего компаньона.
        Но главное, что он успел сделать, так это увидеть, что один из крысолаков поднимает руку, в которой было зажато что-то, напоминающее кривой посох с набалдашником. Могильщик машинально отшатнулся от окна, и вовремя. В окно ударил взлетевший с дороги шкаф, к счастью, слишком крупный, чтобы попасть внутрь, полетела щепа.
        Велион вскочил с пола, подхватил детёныша крысолака и, оглушив его, бросился искать лестницу, ведущую на чердак. Репью уже не помочь, а высовываться в окно черноволосый не собирался. Во-первых, собаки убивают отвратительно. Во-вторых, в него опять могли швырнуть чем-нибудь, а камень, брошенный из пращи, убил бы его ничуть не хуже, чем, например, стул, запущенный с помощью магии.
        Лестница нашлась быстро, но люк, ведущий на чердак, оказался закрыт. Велион потратил несколько драгоценных секунд, выковыривая из петли проржавевший крючок. За это время дом дважды содрогнулся, будто в него ударяли чем-то тяжёлым. Наверное, маги упражнялись в метании предметов мебели посредством магии. Велион, казалось бы, был в безопасности, но стены здания, за которым не ухаживали десятки лет, не очень хорошая защита, поэтому могильщик торопился.
        Он выбрался на чердак, оттуда на крышу и рванул вперёд. Прыжок. Секунда полёта, падение на соседнюю крышу. Тотенграбер не удержался на ногах, покатился вниз, но умудрился удержаться чуть ли не на самом краю крыши, придавив крысолака. Почему он его всё ещё не бросил?
        В могильщика полетели камни. Один больно ударил в плечо, но сила всё-таки была не такой, как если бы пращу раскручивал человек. Велион подскочил и, подхватив крысёныша, бросился бежать дальше.
        Крысолаки по чём зря швыряли камни, стулья, обломки мебели. Крыша и стена частично защищали могильщика, а бросаться вещами при помощи магии, видимо, было утомительно - обломки становились всё мельче и мельче, да и точность падала.
        Прыжок!
        На этот раз Велион приземлился удачней, хотя и упал на колени. Ноги отдались болью, но не настолько сильной, чтобы он не смог продолжить бег.
        Снова короткая пробежка по крыше и ещё один прыжок. Ещё одна крыша. Ещё, ещё.
        А потом дома кончились. Велион понял это уже в момент прыжка.
        Он успел сгруппироваться в полёте, тяжело упал в высокую траву, покатился, умудряясь даже делать это так, чтобы не слишком сильно придавить крысолака. Земля и трава сделали падение не таким тяжёлым, но у могильщика всё равно перехватило дыхание. Велион корчился на земле несколько секунд, стараясь вздохнуть, но у него ничего не выходило. Он уже приготовился к смерти от клыков собак.
        Но его никто не преследовал.
        Велион лёг спать сразу после заката. Отъевшись, напившись воды из лёдяного родника, он чувствовал себя вполне сносно, хотя у него всё ещё сильно гудело в ушах, а голова буквально раскалывалась. Зато он слышал.
        Чего нельзя было сказать о Крысёныше, как его назвал могильщик.
        Тотенграбер рассмотрел уродца вблизи только когда оказался на приличном расстоянии от деревни, закрытой мороком. Двух футов ростом, с кривыми ножками и ручками, оканчивающимися небольшими острыми коготками. Личико уродца скорее напоминало ежовое, чем крысье. Чёрный влажный носик, грубая серая щетина над вполне человеческим лбом, маленькие чёрные глазки. Существо, определённо было плотоядным - наряду с ярко выраженными резцами грызуна у него были клыки хищника. Крысолаком его назвали, наверное, из-за длинного голого розового хвоста, торчащего из дыры, специально вырезанной для него в рваных детских штанишках.
        Весь день Крысёныш отказывался есть. Он только что-то бормотал и плакал. Его слова были вполне осмысленными, а слёзы человеческими. Одно из слов, которое он повторял всё время, слишком сильно напоминало "мама". Это слово было первым, что вообще услышал могильщик за несколько часов. У Велиона щемило сердце, но... тридцать марок - большие деньги, а Репей пару дней назад рассказал ему, как найти тот цирк.
        К вечеру у детёныша крысолака появился жар. Ощупав его, Велион понял, что у него сломано несколько ребёр. Но это не смертельно, через несколько недель будет как новенький... Новенький дрессированный уродец на потеху публики. Тотенграбер гнал эти мысли, успокаивал себя всё теми же доводами о лучшей еде и, вероятно, более долгой жизни, но они всё не шли из его головы.
        Перед тем, как отойти ко сну, Велион привязал Крысёныша к дереву. Засыпая, могильщик слышал, как он плачет.
        Чёрный могильщик проснулся от шороха. Кто-то крался к нему.
        Велион резко сел, хватая рукой нож, которым обычно разделывал мясо. Ночь была довольно светлой, и могильщик увидел того, кто разбудил его.
        Это был крысолак. Судя по двум небольшим выпуклостям на груди - самка. Или, скорее, женщина. Она стояла рядом с человеком, опустив голову и не предпринимая каких-либо попыток напасть.
        - Ма... ма... ма-ма... а-а... - зарыдал проснувшийся Крысёныш.
        Велион сидел, опустив голову.
        Это его мама. Как она оказалась здесь, в шести милях от границы их владений? Как... Её привела материнская любовь. Она прошла столько миль, чтобы спасти своего сына, вернуть его домой. Ей было плевать на опасность, которой она подвергалась. Мать пришла за своим ребёнком.
        "Где была моя мать? - думал могильщик, глядя на пришелицу. - Где были мои родители? Быть может, меня точно так же похитили, как и его. А может, мои родители были мертвы, и поэтому я никому не был нужен. Я был одинок, меня некому было спасти, никто не мог придти и забрать меня. И тогда меня забрал Халки. Но я... я..
        остался один..."
        Могильщик поднялся с одеяла и, приблизившись к Крысёнышу, перерезал верёвки, которые держали его. Он не видел, как мать прижимает своего ребёнка к груди, только слышал их плач и бормотание.
        - Мама... - шептал Крысёныш... нет, не Крысёныш, так его назвал Велион, на самом деле его зовут по-другому. А кто дал имя ему, могильщику? Говорил ли он кому-то это слово - мама? Был ли кто-то готов вот так рискнуть своей жизнью ради него? Не известно. Да и какая разница? Результат уже известен - он могильщик, не человек, выродок. Он обречён всю жизнь скитаться в одиночестве, так и не познав любви, тепла, ласки... И порой ему это даже нравится. Но почему тогда сейчас так болит сердце?
        Могильщик навзничь лёг на землю, слушая, как уходят крысолаки.
        Глава 7. Гнёт воспоминаний
        И всё-таки Велион не любил города, особенно такие крупные, как Ариланта.
        Ариланта была столицей Коросского королевства, на востоке и юге охватывающего своей территорией Ядовитое море, граничащего с Горливом чуть северней Лельского озера, а на востоке упирающегося в Голые горы. Велион, хорошо знавший географию и постоянно изучающий карты, посчитал, что площадь королевства около полутора миллионов миль, почти треть из них - незаселённые из-за могильников, земель, отравленных приливами с Ядовитого моря, и десятка пустырей, куда никто соваться не хотел. Тем не менее, королевство было большое. А значит, столица просто не могла быть маленьким городом.
        Она и не была.
        Ариланта - настоящий людской муравейник, по слухам имеющий население в тридцать, а то и сорок тысяч жителей. Если добавить торговцев, прибывающих на четыре рынка города, бродяг, наёмников, разбойников, пилигримов, проповедников, музыкантов и нищих, то число жителей вполне могло перевалить и за пятьдесят тысяч.
        Велиону, привыкшему к обществу вещей, а никак не людей, нравится это просто не могло.
        Ему и не нравилось.
        Он продирался сквозь туловища, ноги, руки и головы, которые просто не могли принадлежать людям, они будто бы вырастали внутри тела чего-то огромного и до ужаса шумного, причём этому телу до покоя было очень далеко. Наверное, тоже самое у могильщика происходило в животе во время несварения. Уж точно в его животе так же несло дерьмом, как и здесь. Дерьмо было повсюду, им разило из-под ног, откуда-то сбоку, сзади, спереди, изо ртов людей, от животины, детей, кур, домов, канализации. Чёрт, да весь этот город превратился в одну сплошную канализацию, в которой нечистоты передвигались в чреве своих хозяев бесцельно, но имея конечный пункт. Оно бурлило, пенилось, воняло, разносясь по улочкам, выплёскиваясь при первой же возможности (вот мама посадила опорожниться своё пятилетнее чадо посреди толпы, и никто даже не замечает, будто это в порядке вещей, наоборот, семь или восемь человек пытаются затоптать детёнка, потому что он занимает слишком много места или, быть может, его вообще никто не видит).
        Всё-таки, на кой чёрт его понесло на базарную площадь в выходной день?
        - Сыр! Домашний сыр!
        - Колбаса! Домашняя колбаса!
        - Трава! Трава из-за Ядовитого моря!
        Велион ругнулся и попробовал оттиснуться от лотков, к которым его прибило толпой. Куда там... Он даже поразиться тому, что вот так, в открытую, продаётся наркотик, запрёщённый везде, кроме, кажется, островов за Ядовитым морем, успел только когда ему удалось пробиться к одной из улочек, ведущих прочь от площади. На этой улочке он передохнул (почти передохнул, здесь народу тоже было не мало, да и лотков с торговцами хватало) и, держа базарную площадь точно за своей спиной, рванул вперёд. Ну, не совсем рванул, но перестал, по крайней мере, двигаться со скоростью мухи, плавающей в меду.
        Минут через пять, когда количество человек на одном квадратном ярде перестало превышать цифру десять, могильщик остановился и впервые огляделся. Улица короля Гризбунга по прозвищу Волосатые Пальца пропала бесследно, а ведь он нашёл её после получасовых скитаний по городу, а потом ещё почти час продвигался по ней, дивясь, откуда же столько народу прёт в ту же сторону, куда и он. Когда он понял, что идёт в сторону базара, вместо того, чтобы, как неглупый человек, обойти его, он решил срезать. Вот и досрезался. Слава богам, что остался живым, не стал калекой или нищим.
        Вспомнив, что в такой сумятице можно остаться нищим даже ничего не покупая, Велион проверил кошелёк. Тот оказался на месте. Вот теперь можно было облегчённо перевести дыхание, что могильщик и сделал. Переведя дыхание, он начал раздумывать о том, как добраться до улицы имени Гризбунга Волосатые Пальцы. Возвращаться к базару не хотелось, бродить по малознакомому городу тоже. Могильщик вздохнул и, скрипя сердце, решил возвращаться на большак. В случае чего можно попробовать по прямой пройти город насквозь, а потом обойти пригороды кругом. Сколько на этого требовалось времени, страшно было представить, но возвращаться в тот ад Велиону не хотелось. Можно, конечно, попробовать обойти рынок, но где-то в этом городе должны были находиться ещё три...
        Сплюнув, могильщик уверенно зашагал вперёд. И только после этого его посетила мысль о том, что можно было выспросить дорогу. Он принялся высматривать более или менее прилично одетых горожан, встречающихся по дороге. Наконец, его выбор остановился на двух молодых рыцарьках, пьяных в хлам, несмотря на довольно ранний час.
        Рыцари шли в полном облачении - на поясе меч, на гордо выпяченной груди, облачённой в лёгкую кольчугу, герб, под мышкой шлемы с развевающимися разноцветными плюмажами. Лёгкие кольчуги говорили о довольно скромном достатке рыцарей - те, что побогаче или поуспешней носили панцири, но они подходили, всё-таки не голытьба, да и по виду им было куда меньше двадцати, так что купить полный доспех они просто ещё не успели. Хотя, судя по тому, что они пьяны в стельку ещё до полудня, вряд ли они дорастут до тяжёлых доспехов. Вообще, Велион верил в те разговоры, которые иногда вели другие могильщики, о том, что до войны в тяжёлых доспехах ходили даже простые солдаты. Но те времена давно прошли. Магия цепляется к стали пусть и хуже, чем к драгоценным металлам, но всё же цепляется, а железо куда более подвержено коррозии, чем даже медь, да и какой бы могильщик решился бы тащить на себе полный доспех, весящий не менее двух пудов через могильник. Так что железо восполнялось куда хуже, чем тоже золото, если, конечно, учесть их соотношение, а рудников по добыче этого металла всё ещё было немного, так что даже
рыцарям благородного происхождения приходилось носить всего лишь лёгкие кольчуги. Огромные двуручные мечи, которых Велион видел в могильниках множество, тоже ушли в историю. Впрочем, обычные солдаты, которые когда-то могли позволить себе носить доспехи, теперь выходили в бой чаще всего в кожаных дублёных куртках, имеющих по железной пластине на каждом плече и несколько блях на груди.
        Но рыцари в любом случае были людьми не самыми бедными, и могли знать, где находится бордель Крами, насколько Велион слышал, далеко не дешёвый. Поэтому, недолго думая, могильщик направился наперерез рыцарям. Те, завидев это, приостановились.
        - Достопочтенные господа рыцари, - как можно вежливей обратился к ним Велион, - не могли бы вы оказать мне честь...
        - Что? - встрепенулся один, с длинными, но по-юношески мягкими усами. - Оказать честь? Дуэль? Дуэль так дуэль, доставай меч.
        - Дуэль это хорошо, - икнув, сказал второй, волосы которого были стянуты в длинный конский хвост. Пока Велион обращался к ним, он не сводил взгляда с меча могильщика. - Кто первый, я или он? - он пихнул своего спутника локтём в бок.
        - Нет, не дуэль, - замахал руками Велион. Мальчишек он не боялся, особенно, таких пьяных, но убивать их просто так не хотелось, да и прикончить двух рыцарей - не то же самое, что прибить, например, карманного воришку. - Я просто хотел спросить у вас дорогу.
        - Пся крев, - ругнулся тот, что с конским хвостом. - А я-то обрадовался...
        - Ничего, - буркнул усатый, - мы и дорогу подскажем. Куда надо?
        - В бордель "Мягкая постель". Просто я долго бродил по городу, но потерял улицу имени короля Гризбунга...
        - А ты бы не попал в "Мягкую постель", если бы продолжил бродить по Ариланте, - сказал усатый. - Улица Гризбунга - длинная улица, и бордель находится в самом её начале, ещё в предместьях столицы. Тебе надо...
        - Погоди, - оборвал его второй рыцарь. - Мы же собирались в бордель, так почему бы не прогуляться до "Мягкой постели"? Покажем нашему новому другу наёмнику дорогу, и сами куда надо попадём. Тем более, местечко там хорошее.
        - Согласен. Пошли, друг наёмник... как там тебя...
        - Велион.
        - Пошли, Велион, мы тебя отведём в бордель. Там выпьем по стаканчику, потом возьмём по бабёнке и...
        - Дойди сначала, - пробурчал "конский хвост".
        - Ничего, пока дойдём, протрезвим. Пошли, пошли, Велион, разворачивайся, ты шёл не в том направлении.
        - Там базарная площадь впереди, лучше обойти, - сказал могильщик, пристраиваясь сбоку от рыцарей. Переубеждать их в том, что он не наёмник он не собирался, раз уж не поняли, что за перчатки у него на руках, то пусть пребывают в дальнейшем неведенье.
        - Ничего, - рявкнул усатый, - срежем, пройдём прямо по площади. А может, всё-таки дуэль? Ну как хочешь.
        Хоть бордель "Мягкая постель" и располагался в пригороде, не огороженном городской стеной, выглядело здание прекрасно. Вероятно, ограбить бордель, пользующийся славой и незащищённый городскими стенами, а, следовательно, и городской стражей, хотели бы многие шайки разбойников.
        Хотели бы, если бы сам бордель не являлся крепостью.
        Наверное, раньше это был дом какого-то купца или мелкого дворянина - большое трёхэтажное здание с покатой крышей и мрачноватыми барельефами. Такой дом ограбить было бы проблематично - на нижних окнах, помимо ставен, открывающихся внутрь, стояли решётки, окна второго и третьего этажа больше напоминали бойницы, пролезть внутрь через которые не смог бы и ребёнок. Вокруг здания была построена высокая каменная ограда, почти стена, с единственными обитыми железом воротами. Если прибавить к этому шестерых охранников, стоящих у ворот (и то это были только те, кого Велион увидел, наверное, были и другие), число которых ночью, вероятней всего, увеличивалось. Если учесть всё это, вряд ли бы нашлась шайка разбойников, решившая напасть на "Мягкую постель".
        За стенами располагался широкий двор с конюшней. Кроме нескольких конур с сидящими на цепях волкодавами здесь ничего не было, даже вездесущих попрошаек и нищих, которых гнали взашей отовсюду, но они всё равно появлялись.
        Несмотря на внешнюю мрачность и неприступность внутреннее убранство борделя было просто превосходным, иначе он бы не пользовался такой популярностью. Сразу за кованной дверью располагалась обширная прихожая с небольшими диванчиками, в которой сидело двое охранников и симпатичная полуголая девушка, принимающая заказы. Заказы могли быть самыми разными, сюда можно было придти просто поесть, сыграть в кости или карты, ну и, конечно, заказать девочку, мальчика, козочку, в общем, кого душе угодно. Прежде, чем пройти дальше, надо было снять верхнюю одежду (гардеробщицами, конечно же, были полуобнажённые девушки), оставить здесь оружие и, подойдя к девушке, сказать цель своего визита. Если таковой не было, можно было некоторое непродолжительное время отдохнуть на диванчике и продолжать путь.
        В прихожей Велион скинул плащ, а рыцари с недовольным, но беззлобным ворчанием сняли кольчуги, под которыми у них были надеты мятые рубахи. Втроём они подошли к улыбающейся девушке.
        - Господа, - поприветствовала она их с обворожительной улыбкой на губах. - Пришли развлечься?
        - Сначала отдохнуть, - буркнул "конский хвост". - Чёртов базарный день, мне все ноги на хрен оттоптали. Вина, а потом девочек. В общем, мы позовём.
        - Пройдёте в общую комнату или сразу по отдельным?
        - Сначала в общую.
        - Вам налево по коридору.
        - Да уж знаем, - весело проворчал усатый. - Пошли, друг наёмник, выпьем.
        - Сейчас, - отозвался Велион. - Я подойду попозже. Девушка, - обратился он к полуголой красотке, - я бы хотел увидеть госпожу Крами.
        - Она просила не беспокоить, - продолжая улыбаться, ответила проститутка.
        - Скажите ей, что её спрашивал Велион. Только обязательно.
        - Хорошо. Проходите.
        Могильщик и рыцари зашли в коридор.
        - Ты что, знаешь хозяйку борделя? - с интересом спросил усатый.
        - Да.
        - А ты полезный знакомый, - с прорезавшимся уважением в голосе сказал "конский хвост".
        Велион усмехнулся.
        По коридору пройти нужно было всего несколько шагов, за первым же поворотом их встретила красавица, на сей раз совершенно голая, она поприветствовала посетителей и проводила их в общий зал.
        Обстановка общего зала была настолько крикливо роскошной, что многие богатые купцы почувствовали бы себя здесь не в своей тарелке. Мягкие ковры на полу, превосходные гобелены на стенах, резные столики, стоящие у мягких диванов. И женщины, полностью обнажённые, полуголые, одетые только в украшения. Их было с полдюжины, они разносили выпивку и лёгкие закуски. Ещё трое сидели с редкими пока, время-то обеденное, клиентами, развлекая их беседой или просто своими прелестями.
        - Вот он - рай, - расхохотался усатый.
        - Не расходись, - поморщился "конский хвост". - В прошлый раз я оставил здесь полторы марки, цены здесь совсем не райские.
        - Плевать, я при деньгах, так что радуемся, друг. И ты, друг наёмник, не стесняйся.
        - Я тоже при деньгах, - сухо ответил могильщик, занятый исключительно разглядыванием прелестей проститутки, которая с широкой улыбкой приближалась к ним.
        - Вон-вон, - замахал на неё руками усатый рыцарь. - Я не такой гигант, хотя рассказываю о себе многое. Пока вина, копчёной курицы и сыра с плесенью, девочек потом-потом.
        Проститутка поклонилась и, повернувшись к ним спиной, направилась к бару, расположенному в противоположном конце комнаты. И могильщик, и рыцари проводили её долгими взглядами, направленными чуть ниже положенного.
        - Да, - сказал усатый. - Я уже тоже пожалел, что прогнал её. Ну да ничего.
        Они уселись на свободный диван, дождались выпивку и закуски, произнесли первый тост, конечно же - за прекрасных дам. Разговор клеился только у рыцарей, Велион в основном помалкивал. Да и разговоры были об одном - о бабах. Впрочем, обстановка располагала. Велион время от времени поглядывал на выход из комнаты, ожидая Крами.
        Крами была успешной могильщицей, предприниматель из неё был ещё лучший. Велион знал её почти четыре года, и все эти года она не просаживала добычу бездумно. Чаще всего она вкладывала хабар в банк, иногда кое-что перепродавала и никогда не спихивала добычу первому же попавшемуся старьевщику или магу, как это делали остальные могильщики. Ну вот, и накопила на безбедную старость... Могильщики, ставшие инвалидами, обычно кончали быстро, Велион, скорее всего, кончит так же, так что Крами он мог только позавидовать. Впрочем, вряд ли здесь обошлось без дополнительных капиталовложений...
        - Велион! - раздался низкий, приятный женский голос. - Старый хрен, живой!
        Велион непроизвольно улыбнулся и повернулся в сторону дверного проёма.
        Крами сильно изменилась. Под глазами появились морщинки, она немного огрузнела. Впрочем, лишние фунты вполне приятно распределились по округлостям бывшей могильщицы, которая и раньше отличалась отличной фигурой. Но лицо, кажется, даже стало ещё красивей, наверное, из-за косметики. Могильщица стояла в дверном проёме, опираясь на костыли, и улыбалась.
        - Здравствуй, Крами, - сказал Велион, поднимаясь с дивана и подходя к Крами. - Ты ходишь сама, - непроизвольно удивился он.
        - Не сама, на костылях, - улыбнулась Крами, смачно целуя могильщика в губы. - А ты чего думал?
        - Я слышал, что ты потеряла ноги...
        - Не ноги, - поморщилась бывшая могильщица. - Ступни начисто снесло. Хорошо, что компаньоны ничего попались, вытащили, а там я кровь остановила, бывшая травница, как-никак. Ну, чего стоять, давай присядем.
        - Извини.
        - Да ничего, мне полезно стоять на своих четырёх, видишь, округлилась. Дай-ка, обопрусь на тебя.
        Велион подставил Крами плечо и, приобняв за плечи, повёл её к диванчику, на котором сидел раньше.
        - Это с тобой? - спросила бордельмаман, кивая в сторону рыцарей.
        - Да.
        - Друзья?
        - Они меня сюда проводили.
        - Тогда пошли на другой диванчик, хочу поговорить с тобой наедине. Эй, - окликнула она одну из служанок, - мне с другом вина и закуски, а этим двум лучших девочек, и всё за полцены, ясно?
        Служанка, та самая, что встречала могильщика с рыцарями, поклонилась и упорхнула куда-то, рыцари восторженно взревели. Велион довёл Крами до дивана, третьего от того, на котором могильщик располагался раньше. Он бы сел и поближе к рыцарям, они не были ему неприятны, но Крами хотела поговорить наедине.
        - Ну, нравится здесь? - спросила Крами, тяжело бухнувшись на диван.
        - Ничего, - сухо ответил Велион, присаживаясь, но его тело буквально утонуло в диване.
        Бывшая могильщица искренне рассмеялась.
        - Вот в этом весь ты, Велион, - сказала она, отсмеявшись. - Сухой, неэмоциональный, молчаливый. Чёрт, многие из моих посетителей не хотели бы играть с тобой в карты, хрен поймёшь, что ты думаешь.
        - Возможно.
        - Ну, так что, говори, нравится? - повторила Крами вопрос.
        - Конечно, - пожал плечами Велион.
        - Хочешь долю?
        - А это возможно?
        - Конечно, чёрт возьми, для тебя здесь нет ничего невозможного. - Крами придвинулась к могильщику, прижалась грудью к его плечу. - Даже трахнуть владелицу борделя, отметь, совершенно бесплатно.
        - Я бы не отказался, - усмехнулся могильщик. - Но, помнится, хозяйка борделя в то время, когда она была ещё обычной могильщицей, отвергла меня.
        - Ну ты и зануда, - хихикнула Крами, ничуть не обидевшись. И ничуть не отстранившись. - Много времени утекло с тех пор, могильщик. К тому же, ты, безусловно, помнишь того молодца, что был с нами. Какие мышцы, какое тело, - Крами усмехнулась. - А в постели пшик. Я даже пожалела, что не пошла спать к тебе. Но былого не вернуть. А те мышцы остались как раз в том могильнике, куда мы собирались идти, ибо ничего кроме мышц там не было, даже грана мозга. Помнишь, могильщик?
        - Ну, это я тебе напомнил о том случае. Да и как не запомнить... парня ведь я пришил.
        - Много времени утекло, - повторила Крами. - Так как на счёт доли? - спросила она, отстраняясь от Велиона и устраиваясь на диване поудобней.
        - Я был бы не против.
        - Деньги есть?
        - Конечно.
        - С собой? Хотя, чего я спрашиваю, ты всё время таскал их с собой. Можешь внести любую сумму, через год она возрастёт в полтора раза, бордель, знаешь ли, дело прибыльное. Внесёшь марок двадцать, и зиму сможешь прожить на проценты. Если, конечно, в другие бордели ходить не будешь.
        - Мне и здесь нравится, - улыбнулся Велион. - Вот только не пойму я, какая тебе от этого выгода?
        - Прямая, - улыбнулась Крами. - Во-первых, половина этого борделя и, следовательно, половина девочек принадлежат банку, клиенткой которого я была. Ты же не думаешь, что я сама накопила на такие хоромы? И это хорошо, потому что раньше моей была только треть. Года через три надеюсь завладеть борделем полностью, хотя проценты грабительские. Если ты внесёшь определённую сумму, я по старой дружбе пущу их в оборот: вино, еда, короче - сам всё понимаешь, а я отдам часть от ежемесячного процента со своих. Твои же денежки вернутся с лихвой, будь уверен. Ну а если, не дай бог, ты погибнешь, деньги просто останутся у меня. Ну, так что, есть деньжата? - хозяйка борделя подмигнула могильщику.
        - Тридцать марок, - поразмыслив, ответил Велион.
        - Золотом, серебром?
        - Золотом. Ещё полторы марки серебром, но это мелочь. К тому же, мне надо дойти до следующего могильника.
        - Понимаю, - горько сказала Крами. - Но вернёмся к нашим баранам. Хорошо, что деньги в золоте, иначе пришлось бы взять с тебя процент за обмен - моя доброта не безгранична. Серебро резко теряет цену, слышал?
        - Я думал только медь, - удивился могильщик.
        - Медь вообще в заднице. Раньше марка серебром по стоимости равнялась половине унции золота, то есть за золотой старой чеканки давали пятнадцать грошей, полмарки.
        - У меня с собой пять монет достоинством в две марки, могу показать.
        - Это редкость, но ты меня не удивил. Твою мать, кто сейчас будет расплачиваться двухмарочной монетой? Сейчас за старый золотой дают уже восемнадцать грошей. Но золота-то в могильниках почти не осталось, серебра тоже всё меньше и меньше, так что могильщики сейчас в основном таскают медь. За серебряный грош, весящий полноценные пол унции, дают не восемь, а десять осьмушек меди, так что она уже не осьмушка, а десятая. Медь катится к чертям.
        - А я о чём.
        - Но и доля серебра стала больше, - напомнила Крами. - Вот и прикинь. Унция золота раньше стоила две марки, то есть пятнадцать унций серебра и шестьдесят меди. Теперь же отношение золота к серебру один к восемнадцати, а меди и вовсе к восьмидесяти.
        - Медь подешевела на треть, а серебро только на одну пятую, - подсчитал могильщик.
        - Не мелочись, - поморщилась его собеседница. - Когда ты последний раз считал медяки?
        - Буквально в начале этой весны.
        - Удачное лето, да? Ладно. Короче, молодец, что деньги держишь в золоте, хотя, лучше всего, конечно, в камушках, они дорожают быстрее, чем золото, но всё равно молодец. Вложишь золото, получишь больший барыш. Продукты, выпивка и, - хозяйка борделя хохотнула, - бабёнки подорожали всего на десятую часть, так что золото - выгода. Крестьяне, продающие продукты, радуются, что получают больше меди, но, решив купить, например, плуг в цеху, начинают понимать, что медь не стоит нихрена, начинают жаловаться. И это только пока медь упала так сильно, скоро будет хуже - количество денег растёт, а значит, их стоимость падает.
        - Не думаю, что в этом виноваты могильщики, винить, скорее, надо герцога Ульриха, построившего в свих владениях два рудника по добыче меди.
        - И то, и то сыграло свою роль, - не стала спорить Крами. - Но знающие люди поговаривают, что могильщики и мародёры вместе вытаскивают из могильников до тысячи пудов меди в год и не больше пуда золота, вот так-то. А-а, - обрадовалась она, завидев служанку, несущую им поднос, - вот и выпивка.
        Служанка поставила поднос на столик. Велион почувствовал запах фруктов и сыра, у него потекла слюна. Крами, завидев это, усмехнулась и сказала служанке:
        - Пусть приготовят свинины на углях. Будешь, Велион?
        - Конечно, время обед.
        - Я тоже, пожалуй, поем. Хм... Жульен? Пожалуй, жульен с курицей. Мигом.
        - Да, госпожа. - Служанка поклонилась и ушла.
        - Дрогнем, - сказал Велион, наполнив бокалы.
        - Дрогнем.
        Крами выпила, дождалась, пока выпьет Велион, и смачно поцеловала его пряными от вина губами. Велион ответил на поцелуй, чувствуя, что возбуждается, хотя больше, казалось уже не куда - количество голой женской плоти вокруг зашкаливало. Так можно и вообще обессилевшим стать, если не выпустить пар.
        - Не побрезгуешь калекой? - прошептала Крами.
        - Не говори ерунды.
        - От кого ты услышал о борделе? - спросила Крами, откусывая от груши.
        - От другого могильщика, - ответил Велион. - Забыл, как зовут. Парнишка рассказывал о борделе, в котором хорошо относятся к могильщикам. Мол, он только зашёл отдохнуть, а хозяйка борделя, завидев его перчатки, накормила и выделила девку на ночь, причём всего за пару медяков. Описал её, я узнал. А с неделю назад оказался рядом, решил зайти.
        - Правильно решил. Помню, кстати, мальчишку, это пару месяцев назад было, да?
        - Ну, я его с месяц назад видел, хотя, пожалуй, полтора. Да, полтора, как раз за три дня до того, как встретил Карпре и за три недели до того, как похоронил Репья.
        - Репей погиб? - вскинула брови бывшая могильщица. - Как?
        - Пожадничал, - поморщился Велион, не желая вдаваться в подробности. Рассказывать про Хельштен и Крысёныша ему совсем не хотелось. - Обычный могильник, обычный кошелёк с монетами, а вот заклинание на этом кошельке было серьёзным. Я мимо прошёл, думал, что он не полезет, не мальчик ведь, а этот придурок сунулся. Я даже не понял ничего, когда что-то сзади ухнуло. В результате мне пришлось собирать то, что от него осталось в его плащ и хоронить в каком-то подвале. Впрочем, собрал я немного, - закончил он свою ложь.
        - Ясно, - протянула Крами. - Кого ещё, говоришь, видел из общих знакомых?
        - Карпре три недели назад.
        - Жив, гнилой, - скривилась хозяйка борделя.
        - Нет. Я его прикончил.
        - Если ты, значит, было за что. Ладно, пусть земля им будет пухом... а Карпре камнем. Выпьем.
        Велион глотнул вина, вдохнул его запах из пустого бокала. Аромат был превосходным, это вино было куда лучше и крепче, чем то, которое он пил с рыцарями. Впрочем, ничего удивительного, в любом, даже самом дорогом, заведении вино разводят. Чем чёрт не шутит, может, вложить свои тридцать марок в этот бордель? Наверняка, Крами в месяц выплачивает банку не меньшую сумму, но и они пригодятся. В худшем случае, достанутся Крами, а не останутся лежать в кармане плаща, когда он погибнет. А если он станет инвалидом, процентов хватит на безбедную старость. Хотя, в этом лучше будет сразу сдохнуть, чем гнить в этом... раю. Всё-таки покой не для него.
        Один из посетителей расхохотался, громко, заливисто. Велион вздрогнул и повернулся на звук. Смех был знакомым.
        Так же, как и лицо смеющегося. Велион узнал его, несмотря на то, что не видел тринадцать лет. Узнал, постаревшего, опустившего усы, наголо остриженного. Узнал его, единственного человека, которого за все свои двадцать восемь лет жизни считал другом. Валлая.
        Могильщик сам не понял, как оказался на ногах. Он шагал к диванчику, на котором сидел Валлай, медленно, как во сне, на плохо гнущихся ногах. Крами, оставшаяся на диване, что-то удивлённо говорила ему, но он ничего не слышал.
        - Валлай, - прохрипел, наконец, Велион, останавливаясь посреди комнаты. - Валлай, мать твою.
        Валлай поднял голову, на его лице было лёгкое удивление. Но уже через секунду это удивление сменилось дикой радостью. С вытаращенными глазами он вскочил с дивана, бросился к могильщику.
        - Велион!
        - Велион! - повторил мальчик, насупившись. - Меня зовут Велион, а не козявка, козявка в носу растёт, а я Велион! И мне четыре года!
        - Ишь ты, - удивлённо сказал мужчина с холодными, стальными глазами, выпрямляясь, - даже считать козявка умеет. Халки, на кой хрен ты его сюда притащил? Умеет считать, одежда хоть и рваная, но видно, что не дешёвая. Ты не думаешь, что его будут искать?
        - Не думаю, - сухо сказал Халки - старый, тощий мужчина со шрамом во всю щёку. - Вряд ли кто-то будет искать ребёнка, который подыхал от голода в сточной канаве, какая бы дорогая одежда у него не была. Не выёбывайся. Мальчишка крепкий, ничем не болеет, шёл всё время сам, не жаловался. Хоть одежда и хорошая жрёт то, что дадут. К тому же, он весьма смышленый, я показал ему, как сворачивать голову крысам, так он с первого раза всё усёк. Вот и скажи мне, Аргил, какая на хрен разница, родила его шлюха на дороге или богатая матрона на шёлковых простынях?
        - Никакой, - сдался Аргил. - Всё равно сдохнет скоро. Ладно, веди в комнату к салагам. Ильгин, мать его, притащил троих, придурок, так двое скончались прошлой ночью от какого-то дерьма.
        - Может, им просто шеи свернули?
        - Когда мальчонка дохнет от свёрнутой шеи, его тело не порывает коричневая сыпь с нагноениями, а изо рта не идёт зелёная желчь. Блядский род, мы бы ничем не заболели.
        - Не скули. Третьего пацана посадили на карантин?
        - Какой на хер карантин, дежурный кадет ему башку свернул и в костёр вместе с трупами выбросил. За это Ильгин сломал ему ногу и выбил половину зубов.
        - И поделом.
        Тот, кого дядя Халки назвал Аргилом, снова наклонился над Велионом. Велион спрятался за ногой Халки. Он сразу испугался Аргила. Почему - он тогда не знал, но Халки со страшным, изуродованным лицом казался ему куда менее страшным. Да и не мог быть страшным человек, который покормил его, а потом повёл куда-то. А какие интересные истории он рассказывал...
        - Ну что, Велион, - сказал Аргил, дохнув на мальчика чесноком, - не боишься умереть? А вот этих черепов на частоколе не боишься? Они страшные, они принадлежали людям.
        - Нет! Папа и мама умерли, я не боюсь умереть, я попаду к ним, когда умру!
        - Хороший мальчик, - оскалил Аргил зубы.
        - Я же говорил.
        После мальчика, которого звали Велион, отвели в небольшую землянку, где, кроме него, жили почти двадцать мальчиков в возрасте от трёх до шести лет. В землянке было сыро, холодно и очень тесно. Он уснул, прижавшись к какому-то комку лохмотьев, который на утро оказался мёртвым мальчиком.
        Но тесно было недолго.
        Уже на следующий день начали их, как, мерзко ухмыляясь, говорил Аргил, "подготовку". Их подняли ещё перед рассветом. Поднимали их наголо бритые подростки с чёрными повязками на предплечьях. После подъёма им дали поесть - ломти чёрного хлеба и комки холодной каши. Давали каждому одинаково, но Велион остался без половины "завтрака" - есть быстро он не умел, и у него отобрали остатки еды. Впрочем, скоро он научился съедать всё в один присест, запихав в рот всё за один раз, и даже порой умудрялся частично это пережевать. А ещё через некоторое время он научился драться.
        После завтрака их выгнали на "разминку". Плачущих и сопротивляющихся детей гнали затрещинами и пиками. Потом долго гоняли по деревне, мрачной, убогой, застроенной каменными домами с решётками на окнах. Бегали долго, до рвоты, упавших заставляли подняться, тех, что не могли уносили куда-то. Некоторых вернули, некоторых - нет.
        Когда подростки решили, что пробежка закончена, пришли четверо мужчин. Один из них ворчал что-то про дерьмовый материал, другой говорил, что сам он дерьмовый материал, остальные двое молчали. Оставшихся после пробежки детей, их было восемь (до десяти Велион умел считать), начали тренировать на гибкость - растягивать руки и ноги, выворачивать, сгибать, мять, до хруста суставов, до потери сознания. Дети плакали, умоляли отпустить их, но всё это продолжалось. Тот, что жаловался на материал, рассказывал Велиону, что лучше это делать сейчас, пока суставы ещё гибкие, чем потом, потом было бы больше отходов. Хотя, какого хрена я тебе рассказываю, сопля, вырастешь, поймёшь. Если, конечно, вырастешь, ха-ха-ха-ха! Велион хотел сказать, что он всё понимает, но не мог выговорить и слова - мешали слёзы.
        Вскоре, или, быть может, через сотню лет, пришёл ещё один мужчина, старый, с взлохмаченными волосами, он осмотрел всех детей, влепил одному из мужчин оплеуху, сказав, что тот перестарался.
        - А этого - на свалку, - холодно сказал он, указывая на ребёнка, которым только что занимался тот, что перестарался. - Вечером сожжём, там уже четверо накопилось. Дерьмовый материал.
        Велион тогда не знал, что такое "свалка", но очень быстро понял, что туда лучше не попадать. Не надо быть "дерьмовым материалом". Надо быть хорошим, так мама говорила.
        - Этого что ли Халки приволок? - спросил страшный старик, грубо хватая Велиона за руку.
        - Ага, - осклабился тот, кто первым говорил о дерьмовом материале.
        - Какой нежный. Впрочем, Халки таскает детей редко, но метко, он не такой неисправный альтруист, как Ильгин.
        - Иди на хер, Ургрин, - буркнул тот мужчина, что отвечал "дерьмовому материалу".
        - Если кто-то из этих детишек скончается от лихорадки, ты, Ильгин, будешь бегать вместе со всеми. Ладно, кончайте. Покормите этих крысёнышей, потом пусть отдохнут, чтобы хоть кто-то выжил.
        Выживших оказалось мало. Уже через полгода, к середине осени, осталось только семеро детей. Их стали лучше кормить, мясом, горячими супами и свежими овощами, поместили в другое, отапливаемое помещение. Но тренировки только ужесточились. Впрочем, к этому времени выжившие дети уже могли сгибаться так, что умещались в ночном горшке, только голова не входила, как любил шутить Дерьмовый Материал.
        А потом, не известно почему, они начали умирать в страшных мучениях один за другим.
        - Я, пожалуй, поднимусь, - сказала Крами. - Счета, счета, дела. Я уже приказала подать вам еды и вина в комнату для сделок, вас туда отведут, чтобы вы могли поговорить наедине. Велион, я жду тебя хотя бы к ночи.
        - Я поднимусь, - кивнул Велион.
        - Ладно, я пошла.
        Крами, тяжело опираясь на костыли, поковыляла к выходу из общей комнаты. Могильщик повернулся к Валлаю, сидевшему на диванчике. Вид у него был слегка очумелый.
        - Пойдём? - предложил Велион.
        Валлай кивнул.
        Служанка, та самая, с отличной задницей, проводила их в низкую комнатушку. Стол был уже накрыт, в углу горела лампа, но помещение всё равно было затемнено. Друзья молча уселись за стол, Велион принялся есть, а Валлай налил себе вина.
        - Я думал, ты мёртв уже многие годы, - сказал Валлай после долгой паузы.
        - Если честно, про тебя я думал то же самое.
        - Чем ты занимался эти годы?
        Велион пережевал кусок мяса, налил себе вина, запил, потом долго сидел, угрюмо глядя в одну точку.
        - Я могильщик, - сказал он, наконец. - Все эти годы я был могильщиком. По специальности, - он ухмыльнулся, - я не работал ни разу. А ты?
        - А я работал как раз по специальности. Поиск и казнь убийц в основном, я решил, что быть охотником за головами куда благородней, чем наёмным убийцей. Благородней-то оно благородней, но и денег меньше. За смерть какого-нибудь мальчишки наследника не очень богатого рода платят куда больше, чем за насильника или убийцу. Конечно, за больших шишек платили хорошо, но в одиночку к таким не подобраться, а если делить награду, много тоже не выйдет. Если честно, я пожалел, что так долго учился владеть мечом. Ты бы зарабатывал очень много денег, ушёл бы через несколько лет на покой, открыл таверну.
        - Перчатки могильщика куда благородней отравленного кинжала, - усмехнулся Велион.
        Валлай коротко, зло хохотнул.
        - Знаешь, - сказал он, - я долго думал о нашем ученичестве в школе убийц. Вспоминал те муки, которые мы перенесли, те нечеловеческие условия, в которых нас поместили. И понял, что всё это было сделано специально, чтобы мы перестали быть людьми, чтобы цена человеческой жизни для нас стала меньшей, чем цена сухаря. Чтобы такие слова, как "честь" или "благородство" стали для нас пустыми звуками. Мы прошли все этапы обучения, ну, в твоём случае почти все, и наша жизнь стала только чередой сделок. Деньги - смерть, деньги - смерть. Может, наша смерть, может - чужая, но всё равно смерть, только о цене надо договориться. Мы должны были убивать за деньги, и я делал это последние двенадцать лет, но мы сейчас сидим и рассуждаем о таких вещать, как благородство. Глупо, тебе не кажется?
        - Несколько раз я убивал за деньги, за добычу вернее, - медленно проговорил Велион, облизав губы. - В порядке самообороны, когда мои напарники хотели забрать мою долю хабара с могильника. Так что, чему-то нас научили. Нам приходилось ставить на весы жизни людей и деньги, и мы склонялись к деньгам. И знаешь, я не жалею, потому что это были хорошие деньги и дерьмовые люди. Вот только причину твоих самокопаний я что-то не понимаю.
        Валлай горько усмехнулся.
        - Я иду в школу, - сказал он после паузы, - чтобы стать преподавателем.
        Умер пятый, Игист, самый рослый и самый крепкий из мальчишек. Велион и Валлай, два последних ребёнка, видели, как тащат его тело на костёр. После этого они два дня сидели каждый в своём углу и отказывались от еды. Но их накормили насильно и выгнали на тренировку.
        А ещё черед два дня заболел Велион.
        Когда он проснулся и попробовал подняться, он понял, что не может этого сделать. Тогда он остался лежать и ждать, когда придёт Дерьмовый Материал и пинками поднимет его с лежака, чтобы он бежал на тренировку. Но пришёл не Дерьмовый Материал, пришёл дядя Халки. Он поднял Велиона на руки и понёс куда-то. Только в этот момент мальчик понял, такое уже происходило - каждый из пяти умерших мальков утром начинал жаловаться, что он не может встать, потом приходил кто-то из старших и забирал его. А через день или два Велион видел, как тело заболевшего тащат на костёр. После этого заболевал следующий.
        "Значит, скоро я увижу папу и маму", - подумал Велион, прижимая к груди дяди Халки. А потом его сознание будто оборвалось.
        Шёл дождь, серый, тягучий и холодный осенний дождь. Халки сидел в хорошо отапливаемом помещении, но одного взгляда в окно достаточно было для того, чтобы начать мёрзнуть. Наверное, это старость, ему недавно перевалило за сорок. И, чёрт возьми, из-за старости он сейчас жрёт крепкий эль, распуская слюни. Иначе быть не могло. Только из-за старости он стал таким сентиментальным.
        Мальчишка умирал. Это продолжалось уже трое суток, дольше, чем обычно, но его организм всё никак не мог справиться с отравой. И, кажется, уже не справится. Утром у него был сильный жар, но кожа была абсолютно сухой, значит, организм абсолютно перестал бороться. Утром Крепл сказал, что мальчишка не протянет и до обеда. Но был уже поздний вечер, а он всё ещё был жив. Так, быть может, ещё есть шанс?
        Чёрт, это же не первый и, гадство, не первый умерший ребёнок у Халки. Но почему он так распустил сопли? Может, достаточно? Хватит таскать в школу брошенных детишек, хватит их мучить на тренировках, хватит накачивать наркотиками и противоядиями, с которыми могут справиться единицы, а остальные умирают в жутких мучениях.
        В дом вошёл Крепл. Он скинул мокрый плащ, потёр ладони и, усевшись за стол к Халки, налил себе эля.
        - Ну как? - угрюмо спросил Халки.
        - Хер его знает, - буркнул Крепл. - Жар спал, но он, чёрт возьми, холодный, как этот грёбаный дождь, который идёт уже второй день. Однако пульс прощупывается. К утру ему крышка, попомни мои слова, такое уже бывало, не выживал никто.
        - На третий день?
        - Да хоть на десятый. Кранты твоему сопляку. Жаль, конечно, но так оно и будет. Дерьмовый материал в этом году.
        Халки неожиданно тихо рассмеялся.
        - Чего ржёшь? - сухо поинтересовался Крепл.
        - Ты знаешь, как тебя называют детишки?
        - Не-а.
        - Дерьмовый Материал.
        - Твою мать, - расхохотался Крепл. - Ну да я им языки повыдёргиваю потом...
        - Если хоть кто-то выживет. Двое осталось, - напомнил Халки.
        - Да, - мрачно протянул Дерьмовый Материал. - Ещё десять назад из десятка выживало не меньше четверых.
        - Ещё десять лет назад нашу школу финансировали графы и короли, желающие иметь у себя под боком двух или трёх наёмных убийц экстра-класса, которых в этом грёбаном королевстве могла обеспечить только наша школа. Ещё десять лет назад нам, преподавателям, не приходилось выходить на большак и брать заказы, чтобы купить хоть какие-то наркотики и противоядия, которые нам требуются для школы. Нам присылали детей, а теперь мы их таскаем сами, больных, оголодавших, поэтому они и дохнут как мухи зимой. Десять лет назад мы могли позволить себе травить детей постепенно, а не конскими дозами, могли обеспечить им лучшую кормёжку, лучшие условия. Вот так было десять лет назад, но теперь пришло другое время. И эти детишки будут умирать в страшных мучениях, чтобы хоть один или два из десятка могли доучиться в школе и убивать за деньги. Вот такая у нас жизнь, Крепл, а ты что, не знал?
        - Что-то ты разбухтелся, Халки, - поморщился Крепл. - Старость что ли начинается, а?
        - Кажется. И, наверное, поэтому я продолжаю надеяться, что Велион выживет.
        - Да помрёт он, Халки, помрёт.
        - Когда мы шли сюда, я дал ему волчьего глаза. Его только два раза пронесло и всё.
        - Волчий глаз - просто-таки позавчерашний суп по сравнению с тем, что мы ему дали сейчас, и ты это прекрасно знаешь.
        Халки открыл уже рот, чтобы что-то ответить, но его прервали. В дом залетел один из старших учеников. У него были совершенно ошалелые глаза, руки тряслись.
        - Мальчишка... бредит, - выдавил он. - Бредит, мать его!
        - И что? - скривился Крепл. - Ты тоже бредил, когда валялся...
        Ученик яростно замотал головой.
        - Карган, с которым мы следили за пацаном, обосрался от страха, да и я чуть в штаны не напрудил. Я видел, как бредят дети, которых отравили, но такого, чёрт возьми, я не видел никогда.
        - Я проверю, - обеспокоенно сказал Халки, поднимаясь.
        - Да и я, мать его, схожу, - проворчал Крепл. - Я учил Каргана, чтобы напугать его до усрачки... я даже представить себе такого не могу.
        - И что же, будешь мучить и травить детей? - скривился Велион.
        - Я хочу стать учителем по фехтованию, - поморщился Валлай. - На такое у меня духу не хватит. Так же, как и заниматься самыми маленькими...
        - Думаешь, что ни в чём не будешь виноват? - взорвался могильщик. - Будешь дрочить тех, кто прошёл все отборы до этого? Будешь долбить десятилетних пацанов и спокойно смотреть, как на костёр таскают насмерть замученных детишек, думая "это не я их убил, это не из-за меня они погибли"? А сам будешь выходить на дорогу и притаскивать в школу таких же пацанов, но твоя совесть будет чиста, не ты же их убиваешь, их убивают другие преподаватели и алхимики, так, Валлай?
        - Да! - рявкнул Валлай, вскакивая. - Да, мать твою, так! У меня рука не повернётся мучить ребёнка! В нас хотели убить всё человеческое, но не убили! И я никогда не буду заниматься самыми маленькими! Никогда не понесу ребёнку накачанный наркотиками и ядами комок холодной каши! Понял меня?
        Велион тоже вскочил на ноги. Ему хотелось ударить Валлая, единственного друга в его жизни, друга, которого не видел столько лет. Но он сдержался.
        - Это твой выбор, - сказал он, садясь.
        - Конечно - мой. Ты, кстати, тоже его когда-то сделал. Когда своровал что-то у Халки и сбежал. Скажи, это не было трусостью?
        - Да, это было трусостью. Я не хотел убивать ни в чём, условно, конечно, не повинных людей. Особенно так, как у меня это лучше всего получалось - отравленным кинжалом в спину. Я не хотел красться в темноте, резать глотки спящим женщинам и детям. К тому же, я боялся умереть. И когда я нашёл перчатки, я понял, что это мой шанс.
        - И где ты их нашёл? Неужели...
        - Да, это перчатки я украл у Халки и сбежал. Я боялся, что меня будут преследовать, но погоня меня не достала.
        - За тобой вообще не было погони, - неожиданно сказал Валлай. - Я видел, как карают дезертиров, да и ты видел, но тебя никто не искал. Вообще никто. Когда ты сбежал, Крепл сказал, что бог всё-таки есть. Нам этого не показывали, но тебя боялись.
        - Почему? - удивлённо пробормотал могильщик.
        - Да кто его знает, - ответил Валлай. - Но тебя боялись все, кроме Халки.
        - МОГИЛЬЩИК!!! - гремел жуткий, загробный голос. Голос чудовища, не человека. И самое страшное было в том, что эти звуки издавал мальчуган, которому не было и пяти лет. - ПЕРЧАТКИ! МНЕ! НУЖНЫ! ЧЁРНЫЕ ПЕРЧАТКИ!!!
        - Твою мать, - прошептал Крепл, прижимаясь к стене. - Халки, мать твою, кого ты приволок?
        - Не знаю, - прошептал Халки. Он был бледным, как полотно. - Не знаю...
        Пятилетний мальчуган смотрел на них. Его глаза были потустороннего чёрного цвета, зрачки, казалось, заполняли всю радужку. Если бы кто-то заглянул в эти глаза, то он провалился бы в них.
        - ХАЛКИ!!! ПЕРЧАТКИ!!!
        Он видел дядю Халки, видел Дерьмовый Материал. Но кроме них здесь было ещё трое, причём, ни дядя Халки, ни Материал их не видели. Велион хотел открыть рот и сказать, чтобы они убегали и забрали его с собой, но язык его не слушался.
        - МОГИЛЬЩИК!!!
        Они стояли у его кровати и неотрывно смотрели на него. Они были похожи на людей, но не были людьми. Тела были человеческими, но у них были головы животных. Собака скалила пасть, свинья морщила рыло, конь выглядел самым спокойным. Они молчали и смотрели на него, ему было страшно, но он ничего не мог сделать.
        - Собака, ты перестаралась, - сказал, наконец, Конь. - И вообще, по-моему, идея Обезьяны была идиотской.
        - Нихрена не идиотской, - злобно хрюкнула Свинья, щуря свои маленькие глазки. - Мы поддержали её большинством, помнишь?
        - Помню, - сухо сказал Конь. - Но я был против.
        - А я - за, - встряла Собака. - Так что заткнись. И ни черта я не перестаралась, эти люди тёртые калачи, а мне надо, чтобы они достали перчатки.
        - ХАЛКИ!!! МНЕ!!! НУЖНЫ!!! ЧЁРНЫЕ ПЕРЧАТКИ!!! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ХАЛКИ???!!!
        - Могильщик - наёмный убийца, - медленно, будто смакуя, произнёс Конь. - По-моему глупость.
        - Он хищник, - ответила Собака, - как и я. Мне это нравится. Здесь его научат концентрировать свои силы, он будет прекрасно владеть своим телом. К тому же, умения, которые ему здесь дадут, по крайней мере, обезопасят его на дорогах. К тому же, этот мальчишка многого стоит, вспомни, кто был его отцом.
        - Яблочко от яблоньки, - сумрачно сказала Свинья. - Но шанс есть. Я за.
        - Воздержусь, - так же сухо произнёс Конь.
        - А мне плевать на ваше мнение, - пробурчала Собака. - Я выбрала его, так что заткнитесь, или будете иметь дело с Медведем и Обезьяной.
        - Рука не будет идти против головы, - пожал плечами Конь. - Но сколько бы голова не приказывала руке залезть в огонь, рука этого не сделает. А мы, по-моему, делаем что-то настолько же бессмысленное. Но решения было принято, и отступать некуда. Ладно, Собака, мальчишка вот-вот сдохнет, так что поторапливайся. А я, пожалуй, пойду к своему.
        - Моя тоже вот-вот начнёт умирать, - закивала Свинья. - Увидимся позже.
        Собачья Пасть склонилась над Велионом, заслонив дядю Халки, Материал, стены, потолок. От Пасти несло чем-то неприятным, но не псиной. Велион смотрел в её умные карие глаза, но взгляд был не собачьим, злым.
        - Ну, что мальчишка, надеюсь, ещё увидимся, - пролаяла Собака, роняя на его грудь слюну. - Надеюсь.
        Велиона перетряхнуло, дрожь прошла по всему телу, что-то заурчало в животе, сердце забилось быстрее, кровь хлынула по венам. Собака склонилась ещё ближе к нему, её глаза заполнили всё существо мальчика, проникло внутрь.
        - ХАЛКИ!!! ЧЁРНЫЕ ПЕРЧАТКИ!!! ПОМНИ!!!
        - Затих, - пробормотал Крепл. - Помер?
        Халки осторожно подошёл к мальчику, спокойно лежащему на лежаке, пощупал шею.
        - Жив. Температура поднялась, сердцебиение немного учащённое, но в пределах допустимого. Его организм победил наркотики и яд, теперь у него иммунитет.
        - Мне кажется, что наркотики и яд победил не его организм, - нервно ответил Крепл.
        - Тем более мне придётся найти для него чёрные перчатки.
        Велион был пьян и зол.
        С Валлаем они толком так и не поговорили, просто сидели друг напротив друга и пили. Да и говорить было не о чем, слишком долго они не видели друг друга, слишком многое пережили порознь. А вспоминать тот ад, который они прошли в школе убийц, не хотел ни тот, ни другой. Единственное, что Велион узнал о Валлае, так это то, что на прошлом заказе его порядочно порезали, а выздоровев, он решил стать учителем. Чтобы прожить дольше. Валлай сильно изменился, стал трусом. Наверное, виной тому было то, что он пережил, будучи наёмным убийцей. Велион возненавидел его за это.
        А ещё он злился на Халки. Те перчатки, видимо, он нашёл не случайно. Чёрт, конечно, не случайно - они лежали в одной сумке с ядами, которые ему приказал принести в класс для учеников среднего уровня сам Халки. Но, мать вашу, почему они так хотели избавиться от Велиона? Нет ответа. Нет!
        Велион поднялся на второй этаж, с трудом нашёл комнату, в которой жила Крами, вошёл. Бордельмаман сидела полуобнажённой на кровати и что-то писала на листок пергамента, лежащий на небольшой деревянной доске, которую она держала на коленях. Велион подошёл к кровати и тяжёло лёг на неё, не раздеваясь.
        - Крами, - сказал он глухо.
        - Что?
        - Когда ты потеряла ступни, как ты справилась с желанием идти в могильник?
        - Само собой прошло. Просто расхотела и всё. Я даже перчатки одеваю иногда, но в дорогу не тянет.
        - Ясно.
        - Как встреча с другом? - спросила Крами, откладывая письменные принадлежности и подползая на коленях к могильщику.
        - Отвратительно. Мы стали слишком разными.
        - Надеюсь, я тебя не разочарую, - хихикнула бывшая могильщица, начиная стягивать с Велиона штаны.
        - Я тоже на это надеюсь. Секс - лучшее лекарство от всего.
        - Конечно.
        "Велион, ты как кусок говна. Скорость отличная, мышцы есть, а дерёшься на мечах, как сраный регулярный военный".
        "Сходи, принеси мне яды, они в сумке у меня в домике".
        "Ты так хорошо знаешь ядоварение, мальчик, поэтому у меня для тебя сюрприз".
        "Ногу тяни, тяни ногу, мать твою".
        "Меня зовут Валлай. А только мы выжили?"
        Картинки сменялись одна за другой. Но обучение в школе убийц стало постепенно уходить на второй план. Велион видел собак, самых разных, от мелких дворняг до огромных серых волкодавов. Они кусали его, терзали и рвали на части, куда-то тащили. Куда? В могильник. Страшный могильник, почти полностью разрушенный, Велион никогда не видел такого.
        А потом могильник и собаки исчезли. Появилась улица, светлая, солнечная улица, наполненная детьми, которых никто не мучает.
        А ещё он видел мужчину, высокого худого. У него была жёсткая улыбка, едва виднеющаяся из-под длинных, до груди, усов и большие грубые ладони. Но эти ладони источали такое тепло... Рядом с мужчиной стояла женщина, невысокая и стройная, такая тёплая и нежная. Любящая, такая же, как и мужчина.
        Это были...
        Могильщик бежал по дороге, расталкивая редких ещё прохожих.
        Он проснулся ещё до рассвета. И сразу понял, кого он видел во сне. И где находится эта улица. В городе под названием Ариланта, рядом с базарной площадью. Вчера он проходил мимо этого дома дважды.
        Солнце взошло уже довольно высоко, а могильщик уже был в центре города, прохожих становилось всё больше, повылазили даже бабки, которые весь день напролёт будут трещать о разной ерунде. Наверняка, одной из тем их разговоров будет парень в чёрном плаще, несущийся, как угорелый по улице, расталкивая людей.
        Вот он.
        Дом изменился, постарел, на окнах другие ставни. Но это был тот дом, могильщик был уверен в этом. Передняя дверь была открыта и Велион, забыв обо всём, ворвался в неё.
        Он не узнавал ничего. Другая мебель, ковры, картины. Наверное, здесь сейчас жил купец, а может, рыцарь. Какая разница? Велион проскочил переднюю, сбив с ног женщину, видимо, служанку, побежал дальше, к двери, занавешенной плотной шторой, из-за которой слышались тяжёлые стоны умирающего. Его отца.
        Он не помнил ничего, кроме этих стонов и двух едва угадывающихся образов его родителей. И ничего не мог вспомнить, даже находясь в этом доме. Впервые за всю жизнь его посетила мысль о том, почему он не помнит ничего до того дня, когда он очнулся после отравления ядами. Халки говорил, что ему отшибло память, такое, мол, бывало, но тогда Велион было плевать. А сейчас он не верил Халки, хотя никаких причин этому не было. По крайней мере, лишать памяти в школе убийц не умели.
        Служанка визжала позади, кто-то зашумел на втором этаже, но могильщику было плевать, он метался по дому в поисках той двери. И он, наконец, нашёл её. Сейчас здесь была другая штора, а может, он просто не мог вспомнить. Он стоял, тяжело дыша и стискивая кулаки, и не думал ни о чём, просто не мог. В голове крутились два образа, в ушах стояли стоны.
        Его схватили, поволокли на улицу, но он даже не сопротивлялся, только смотрел на штору, занавешивавшую дверной проём, за которым когда-то умирал его отец.
        Велион очнулся только, когда его выволокли на улицу. Тащили его трое - пузатый мужчина, тощий парнишка и здоровый детина в дорогой одежде. Велион вывернулся из их неумелого захвата, пнул в колено пузана.
        - Я ошибся домом, - сказал могильщик, отряхиваясь. Но его не послушали, бросились драться. Тогда могильщик отпрыгнул как можно дальше назад, сбил с ног пацана, который оказался самым прытким, и выхватил меч.
        - Я ошибся домом, - повторил он. - Я извиняюсь.
        Блеск стали остановил атакующих. Но пыла не сбавил.
        - Я вызову стражу! - взвизгнул пузан, он был одет в одну ночную рубашку.
        - Вызывай, - кивнул Велион. - Но если сделаешь это, тебе не жить, страже, чтобы добраться досюда потребуется куда больше времени, чем мне, чтобы убить вас.
        Пузан понял, что могильщик не шутит. И решил ретироваться, последним сбежал детина, тяжело хлопнув дверью.
        Велион спрятал меч в ножны, огляделся. Наконец, он увидел, кого ему было нужно - двух бабок, спрятавшихся за угол соседнего здания, из-за которого торчали только их носы.
        - Бабушки, я вас не обижу! - крикнул могильщик и направился к ним.
        Бабки поверили, почему, хрен знает, но поверили, и Велион был этому рад. Они дождались его.
        - Бабушки, - сказал могильщик, - вы не знаете, кто жил в этом доме двадцать четыре года назад?
        - Как же не знаем, знаем, - сказала одна бабка. - Рыцарь здесь жил. А как звать его не помню, давно дело было.
        - Рыцарь, рыцарь, - подтвердила вторая. - Хороший был человек, благородный, потому и бедный, без замка.
        - А детей у него не было?
        - Был мальчишка, - после долго раздумья сказала первая бабка. - Чернявенький такой, симпатичный. А жена рыцаря была самой красивой женщиной на этой улице, как есть помню, а как звать их, хоть убей, милок, вспомнить не могу.
        - А вы не знаете, что с ними случилось? - с замиранием сердца спросил Велион.
        - Знаем, знаем, - закивала первая бабка. - Рыцаря-то ранили тяжело, он и помер. Говорили, что братец его двоюродный постарался. Он потом и дом себе к рукам прибрал, и жёнушку рыцаря-то того хотел, да она, говорили, с собой покончила, а кто и говорил, что это братец постарался. А мальчишка сбёг.
        - А как звали того брата, не помните? - сквозь зубы спросил могильщик.
        - Давно дело-то было, - тяжело вздохнув, ответила вторая бабка. - Да и быстро он дом-то продал, купцу, Гришу, который тебя из дому-то своего сейчас выставил. А ты, чего, знал их?
        - Можно сказать и так, - тихо сказал Велион. - Можно сказать и так. Спасибо, бабушки.
        Он ушёл, оставив бабок шушукаться.
        Долго брёл по городу, чувствуя, как сжимается его сердце. Его прошлое, о котором он практически никогда не задумывался, настигло его и схватило за глотку. Велион знал - пока он не выяснит, что на самом деле произошло с его семьёй, он не успокоится. Значит, так тому и быть. Сейчас он вернётся к Крами и оставит ей двадцать марок. Они пойдут в оборот и принесут ему выгоду. Оставшиеся в кошельке десять марок ему пригодятся для другого дела.
        Могильщик расправил плечи и целеустремлённо зашагал вперёд. Вчерашнее разочарование в Валлае было забыто, была забыта школа убийц.
        На время были забыты даже могильники.
        У Велиона появилась ещё одна цель в жизни.
        Глава 8. Простой заказ
        Порой тракт бывает людным местом. Дело, конечно же, в путешественниках, торговцах, пилигримах, нищих, дезертирах, проститутках, гонцах, разбойниках и, в меньшей степени, могильщиках. А кто ещё окажется на дороге?
        Нет, кое-кого Велион забыл. Забыл тех, кого не любил больше всего - странствующих проповедников.
        Религий на континенте было множество - какие-то призывали поклоняться единому богу, другие множеству, некоторые, самые мрачные, боготворили демонов. Некоторые религии, в основном языческие, не призывали уничтожать еретиков, не требовали поклонения всего мира. Но некоторые призывали огнём и мечом истребить "еретиков" и "святотатцев". Обычно именно люди, проповедовавшие такие религии, и оказывались на тракте.
        Велион, старающийся не лезть в религиозные дела и не собирающийся поклоняться какому-то богу или, если на то пошло - богам, тем не менее не любил этих проповедников. Во-первых, за фанатизм в глазах. Во-вторых, за попрание чужого мнения, то есть - чужих религии. Конечно, порой встречались забавные дедки, рассказывающие занимательные истории про своих богов, но это было весьма редко. К тому же, проповедник, голова которого маячила над сгрудившейся вокруг него толпой в пятьдесят-шестьдесят человек, не была седой. Проповедник был молод, даже чересчур - на вид ему было не более тридцати, пожалуй, даже меньше. Обычно проповедниками становились люди за сорок - по мнению людей, они знали, что такое жизнь, были умудрены опытом, а длительные скитания - или отшельничество - помогли найти им путь к истине.
        - ... и когда моя мать, старающаяся закрыть своим телом нас с сестрой, погибла, пронзённая мечом, - громыхал над трактом мощный голос проповедника, - я понял, что мне конец.
        Велион сунул руки в карманы и приблизился к толпе, расположившейся на развилке, рядом с указательным камнем. Праздное любопытство, больше ничего. Но и могильщик может его испытывать, ведь и он когда-то был человеком.
        - Давно? - поинтересовался могильщик у стоящего в хвосте толпы наёмника.
        - Не-а, - буркнул тот. - Только начал.
        - Рассказал только о том, как толпа солдат ворвалась в его деревню, - прошептал стоящий рядом мужичёк, по виду возница. - Ему тогда было шесть.
        - Ага, - коротко ответил Велион.
        - Но боги, тогда мне казалось боги, благоволили мне, - с чувством продолжил проповедник. - Солдат, убивший мою мать, схватил мою сестру и начал срывать с неё одежду.
        - Вот так везуха, - прокомментировал кто-то в толпе. На него недовольно зашипели, но кто-то всё же хихикнул.
        - Я, не понимая, что происходит, бросился бежать прочь из дома. Я выпрыгнул из окна и побежал через горящую деревню. Я видел, как убивают и насилуют моих соседей, как жгут их дома, ворую скот, растаскивают вещи. "Боги, - думал я, - за что вы обрушили на нас такое наказание?". Но боги молчали. По их попустительству резня продолжалась. Они испытывали нас, и мы не смогли пройти это испытание. Вот какие мысли мелькали тогда у меня в голове.
        Я сумел выбежать из деревни. Воины, занятые насилием и грабежом, не замечали мальчишку, да и зачем он им? Я бежал, стараясь найти своего отца, кузнеца, подковывающего лошадей странникам. Он, отец, должен был изменить происходящее, защитить меня, мать и сестру. Но он не мог. Я нашёл его на окраине деревни, с рассечённой головой и вывалившимся из глазницы левым глазом, по которому уже начали ползать мухи. В руках он сжимал свой кузнечный молот, но я думаю, что он просто не успел бросить его, чтобы просить пощады. - В толпе недовольно загудели, оскорбление отца для многих было недопустимо. Но слушать продолжили. - Но я не бросился к его телу, а побежал дальше. Меня будто кто-то толкал дальше, выводил из горящей деревни.
        И я вышел.
        Не помню, что было со мной в первые дни. Самое важное, что меня не разорвали волки, не загрызли шакалы. Я бродил, голодный и уставший, не способный добыть себе хоть немного съестного. Я шёл, а после полз по нищей степи, где из воды можно найти только солончаки, не понимая, что делаю. Но я продолжал двигаться вперёд, призывая богов помочь мне. Но боги молчали.
        "Боги! - кричал я. - Помогите мне!". Но боги молчали.
        "Боги! - рыдал я. - Спасите мою деревню!". Но боги молчали.
        Я полз, страдая от жажды и голова, и призывал богов, в которых родители учили верить меня с самого детства. Но те не откликались. Боги живут в каждом камне, в каждой песчинке, в капле дождя, и каждое из них и есть частица бога. Но бог, ни один бог, не откликался. Он не видел меня, не слышал, хотя даже во мне должен был жить гран бога. Я рвал ногтями грудь, надеясь, что моё страдание поможет достучаться до них. Я стенал, валясь в горячем суглинке, надеясь, что громкий голос поможет докричаться до них. Я даже разгрыз себе вены на руке, уповая на то, что жертва призовёт их, но всё без толку.
        Боги не отзывались.
        "Боги, где вы?", - кричал я, но ответа не следовало.
        - Повторяется, - тихо вставил кто-то рядом с Велионом. - Дилетант.
        - Я протягивал руки к небу, рыл пальцами землю, стараясь добраться хоть до одного бога. Но я не мог. И тогда я начал сомневаться.
        "Боги благи, - думал я, - и всегда помогают людям. Но они не помогли ни мне, ни моим родителям, ни моей деревне. Боги наши братья, первые из равных, но кто же не поможет братьям? Боги спускаются на землю и говорят с достойными, но почему же я не достойный, ведь я не нарушил ни одной их заповеди?". Я продолжал ползти, иногда вставал и, пошатываясь, брёл, а боги всё не приходили. Я заламывал руки, моля милости, падал на колени, ползал на животе и целовал землю, но всё безуспешно. Я даже не видел ни единого их знака, только скудную степь.
        Вскоре силы покинули меня, и я упал. Я лежал на горячей земле, и лишь какой-то засохший куст давал мне тень. Солнце нещадно жгло мою кожу, а горло было суше бедной земли, на которой я лежал. Я умирал, страдая, и ожидал помощи и милости богов. Но боги молчали. Не знаю, сколько это продолжалось, я видел рассвет и закат, но понял всё, когда солнце стояло высоко и жгло мою кожу.
        "А может, - посетила в тот миг меня кощунственная мысль, - боги не существуют?".
        Я сжался и зажмурился, ожидая кары небесной. Но её не последовало. И тогда я перестал бояться этой мысли.
        "Богов нет", - подумал я твёрдо. И вновь небеса не разорвала карающая молния, а земная твердь не разверзлась подо мной. "Богов нет", - едва слышно прошептал я пересохшим горлом. И только после этого я увидел вспышку света. - Толпа, предвкушающая манны небесной и внеземных откровений, ахнула. А проповедник выдержал паузу и, всё более громогласно и чётко, продолжал свой рассказ: - Но передо мной стоял не бог. - Толпа ахнула ещё раз. - Это было существо с двумя руками и двумя ногами. Ростом оно было с человека, да и вообще практически не отличалось от нас с вами. Но! - Проповедник задрал вверх палец, а толпа в третий раз ахнула. - Вместо головы у него была крысиная морда. - Четвёртый "ах", более громогласный и смешанный с недовольными выкриками. - "Ну что, человечишка, - сказала мне Крыса, - хочешь жить?". - "Хочу, - сказал я, ибо понял, что помощи от богов уже не дождаться". - "Тогда, - сказала мне Крыса, - ты кое-что должен сделать". - "Что же, - спросил я у Крысы". - "Стать могильщиком, - ответила Крыса. - Можешь подумать, но времени мало, ты вот-вот сдохнешь". - "Нет, - ответил я твёрдо, хотя
ужас и отвращения охватили всё моё естество. - Я никогда не стану могильщиком". - "Дело твоё", - сказала мне Крыса и исчезла, а я, лишившийся всякой надежды, остался умирать.
        - Богохульник! - заорал, наконец, кто-то. Но проповеднику было плевать. Он повысил голос, хотя и так его слышала вся округа, его глаза светились яростным огнём, лицо перекосила фанатичная уверенность.
        - Я не знаю, сколько я лежал, умирая, - мрачно и торжественно продолжал проповедник. - Мне посчастливилось - меня подобрал караван торговца. Возницы выходили меня, хотя я вставал на ноги долго. И пока я лежал, пришло ко мне откровение... - он выдержал паузу. Толпа, начавшая было бушевать, тоже притихла, видимо, откровение интересовало всех. - Откровение, - рявкнул проповедник, - моё просто: я проклят. И все прокляты! Вы, вот вы, купцы, - он начал яростно тыкать пальцем в толпу, - пилигримы, нищие, наёмники, - все мы прокляты. Ибо верим мы в то, чего нет. Все ваши боги - человек с крысиной головой, и мессии их - проклятые могильщики, разворовывающие могилы наших предков. И дабы вернуть миру нашему чистоту, обязаны мы уничтожить, сжечь, вырезать скверну эту, именуемую могильщиками! Наказать грязных магов, потакающих им! И да вернётся довоенная чистота в наши дома и наши страны! - Проповедник замолчал.
        Толпа бушевала. Кто-то швырял камнями в проповедника, кто-то начал драться. Люди грозились повесить говорящего, но тому было плевать, он стоял и улыбался, глядя на четвёрку путешественников, придвинувшихся ближе к помосту. Они поверили.
        Велион стоял спокойно, его губы кривила ухмылка. "Конечно, - думал он, глядя на вопящую толпу, - виноваты могильщики, кто же ещё? Их надо уничтожить, закидать говном, камнями и грязью, и жить счастливо. Мать твою в душу, хорошо, что я сунул руки в карманы, прежде чем подойти сюда, меня вполне могли разорвать на части".
        - Ну что, - внезапно ткнул его кто-то в бок, голос был странно знакомым, - единственная мысль, с которой невозможно поспорить, это уничтожение могильщиков и наказание магов, а?
        - Конечно, - улыбнулся Велион. - Жив, К"хиистропхак.
        - Жив, Велион, - усмехнулся могильщик с островов. - Но зови меня лучше Истро, у тебя ужасный акцент.
        - Извини. А где твой брат?
        - А"глепсхонен? Вернее, Епсхо, запомни. Сидит в лесу, ждёт, когда эта гнида свернёт с дороги, он всегда так делает, мы следим за ним уже пяток дней, и, знаешь, не везде его проповедь встречают с таким негодованием.
        - Вы хотите?..
        - Конечно, - обрезал Истро. - Конечно, хотим. Но за ним ходит с десяток "последователей" - крепких мужиков со здоровенными дубинами. Так, он пошёл, давай за ним, - он принялся подталкивать Велиона под локоть. Велион раздумывал всего секунду. Они вдвоём принялись ломиться через толпу. Впрочем, большого сопротивления они не встречали - толпа была занята спором и выяснением отношений путём мордобоя. Чего бы не хотел этот проповедник, одного он добился точно - толпа была шокирована.
        - За ним идут, - бросил Велион.
        - Конечно, - нервно отозвался Истро. - За ним всегда ходят, принимают причастие или вроде того. Но зарубить тройку нищих проще, чем лезть на вооружённых дуболомов. К тому же, мне посчастливилось встретить тебя, а ты недурно дерёшься. Помалкивай, свидетели нам не нужны - убийство на тракте карается смертью.
        - Ты говоришь больше меня.
        - Волнуюсь. Всё, молчок, работай лучше руками.
        - На мне перчатки.
        - Мать твою...
        Могильщики миновали толпу, и свернули с дороги к лесу, туда, где исчезли спины проповедника и его новых "последователей".
        - Быстрее, - прошипел Истро.
        - Догоним, - коротко отозвался Велион.
        Они вломились в кустарник и увидели пять спин. Прямо перед ними стоял Епсхо, он с улыбкой что-то говорил проповеднику. Велион выругался про себя - у двоих из пяти на поясах висели мечи.
        - Господин проповедник! - громко сказал Истро. - Мы бы хотели...
        Велион выругался в полголоса и, выхватив меч, рванул вперёд. Конечно же, проповедник почуял неладное, он обернулся и, увидев двух вооружённых людей, принялся блажить. А на что похожа ситуация, когда тебя кто-то встречает в лесу, а сзади появляются ещё двое? На засаду, как пить дать, на засаду.
        - Кретин! - рявкнул Велион, оборачиваясь. Но Истро уже понял свою ошибку, он бежал с саблей наголо за Велионом.
        Смекнули и наёмники, следовавшие за проповедником, они уже наседали на Епсхо, могильщик едва обивался. Двое бродяг сбежали, хвала богам, которых проповедник недавно попрал, не в сторону дороги, а дальше в лес. Значит, вопящая толпа на тракте не узнает от них о происходящем убийстве, а склоку в лесу никто не услышит. Велион очень на это надеялся...
        Велион, наконец, добежал. Он наскочил на проповедника, попробовал сбить его с ног, но тот оказался не промах - в его руке мелькнул кинжал, который чуть не оказался в животе могильщика. Велион отступил, сделал осторожный выпад, но проповедник легко уклонился. Могильщик провёл ещё два удара, в плечо и пах, но проповедник ушёл и от них, не пуская в дело кинжал. За спиной у могильщика пролетел Истро. И тут в атаку рванул проповедник, видимо, решив, что Велион отвлёкся на пробегающего товарища. Он зашёл за правое плечо могильщика и сделал выпад кинжалом. Велион, естественно, не отвлёкшийся на Истро, сделал вид, что пропустил атаку, но перехватил своим мечом кинжал у самого своего бока, схватил левой рукой запястье проповедника и коротким движением заломил её. Проповедник, вскрикнул от боли, выронил кинжал и, видимо, только почуяв, что дела обстоят совсем плохо, заорал: "На помощь!".
        - Поздно, сука, - прошипел Велион ему в лицо.
        - Помоги... - снова начал проповедник, но могильщик заткнул его ударом колена в пах. Проповедник упал, беззвучно разевая рот, скрючился в позе эмбриона и замер.
        Велион, убедившись, что противник не встанет, повернулся в сторону дерущихся братьев, но те уже заканчивали своё дело - один из наёмников валялся в луже собственной крови, второй, прижатый спиной к дереву, едва отбивался левой рукой, правая была ранена и висела хлыстом. Наконец, Истро поймал момент и хлестнул его по груди саблей. Наёмник начал медленно оседать. Братья двумя ударами завершили своё дело.
        - Аха, Велион! - радостно заорал Епсхо, оборачиваясь. Левой рукой он зажимал окровавленную щеку. - Дружище, без тебя бы мы не справились!
        - Мы ещё не закончили, - жёстко сказал Истро. - Велион, он жив?
        - Да, только яйца болят.
        - Пусть болят, пусть хоть что-то у этого гада поболит, а то придётся кончать дело быстро, слишком велик риск. А так бы он у меня поорал. - Он быстро подошёл к проповеднику, который уже порывался встать. - Ну что, блядский выродок, пришла пора посмотреть, что у тебя внутри?
        - Вы кто такие? - простонал проповедник, падая на землю.
        - Мы кто такие? - переспросил Епсхо. - Братец, да ты кое-что забыл.
        - Конечно, конечно, - прошипел Истро, яростно шаря в карманах. - Сейчас ты, падаль паскудная, поймёшь, кто мы. Ага! - он выудил из кармана перчатки. - Понял, кто мы, а? Исчадья зла, грязь этого мира. - Он натянул перчатки и снова схватился за саблю. - А помнишь паренька, которого не далее, как три дня назад толпа разорвала на части? Пацану было лет пятнадцать, не больше, а вы его растоптали только за то, что у него на руках были одеты чёрные перчатки, вот такие же. И что, я спрашиваю, он тебе сделал, а? И который он уже был по счёту? Отвечай! Ну, чего молчишь?
        - Сгинь, - коротко отозвался проповедник. Он даже не пытался сопротивляться.
        - Сгинешь ты, - осклабился Истро и пригвоздил проповедника к земле саблей. Тот пару раз дёрнулся, пуская изо рта кровью, и замер.
        - Всё, Истро, уходим, - произнёс Епсхо. - Нас могли слышать. А мне надо рожу ещё заштопать.
        - Конечно. Велион, ты с нами?
        - Почему бы и нет.
        - Хорошо. У нас тут дельце есть интересное, потом расскажем.
        - Тем лучше.
        Могильщики расположились на постоялом дворе в паре миль от места убийства. Епсхо отправился к коновалу, а Истро с Велионом заплатили за три спальных места в общей комнате и отправились в зал для столующихся.
        - Вообще-то мы шли в Крено, - сказал Истро, заказав горшок ухи и бутыль самогона. - Но из-за этого ублюдка пришлось отклониться. Знаешь, после того, как мы увидели толпу, растерзавшую того сопляка, меня взяла злость. Ах, ты, думаю, козлячья морда, сколько народу-то наших из-за тебя погибло. Тогда мы решили проследить за ним, а когда уже хотели напасть, нарвались на десяток дуболомов, этот гад с ними ходил, представляешь? Ну всё, думаю, кто-то серьёзно озлобился на могильщиков, если финансирует такую херню. Ну, вот мы и решили за этим гадом походить, может, получится где его подловить. Скоро мы узнали, что эта паскудина по дорогам почти не ходит, в основном по лесу, видимо, ради безопасности, и в окружении телохранителей. Но на "проповеди", - могильщик буквально выплюнул последнее слово, - он выходит на дорогу, а охрана его ждёт в лесу. Пока мы ждали подходящего момента, пришёл ты, - Истро зло хохотнул.
        - Ага, - сухо констатировал Велион. - Вообще-то я всё это уже понял.
        - Ага, - беззлобно передразнил Велиона Истро. - Мне надо потянуть время, пока не придёт Епсхо. Как у тебя дела?
        - Вложил деньги в бордель.
        Истро рассмеялся.
        - Ого, а ты ещё умнее, чем я думал, - произнёс он сквозь смех. - И как доход?
        - Пообещали пятьдесят процентов в год.
        - Ни хрена себе. Что за бордель такой?
        - "Тёплая постель".
        - В Ариланте? Наслышан, наслышан. И что же, сделаешь скидку по дружбе?
        - Там скидка любому могильщику, владелица сама бывшая могильщица. Но если скажешь, что хорошо меня знаешь, можешь обслужиться бесплатно.
        - Ого, - Истро снова усмехнулся.
        - Ого. А в Крено я не хочу.
        - Ага. А чего так?
        - Это самоубийство, - коротко ответил Велион, надеясь, что на этом разговор и кончится, но Истро не собирался отставать:
        - А чего так?
        Велион тяжело вздохнул. Нет, он был не прочь поболтать с Истро, но если разговор продолжится, он, скорее всего, плюнет на безопасность и пойдёт с братьями. Чёрт возьми, да он уже почти пошёл с ними. Ну, и почему же он такой идиот?
        - Погоди, - остановил его Истро, - Епсхо идёт.
        Действительно, Епсхо уже шёл. Правда, узнать его можно было только по одежде - почти вся голова была замотана тряпкой, из-под которой торчали только глаза и рот. Велион от такого вида Епсхо прыснул, Истро тоже начал хихикать, а потом тоже заржал в голос.
        - Да идите вы на хрен, - пробубнил из-под повязки Епсхо, чем вызвал ещё один приступ смеха у брата и Велиона. - Не коновал, а мясник, мать его в душу, так штопал, что я чуть от боли не обосрался. Ему сразу могильщиком надо работать, ядрит.
        - Не могильщиком. - Истро поднял вверх указательный палец. - Ты выражаешься неполиткорректно и оскорбляешь чувства людей. Правильно говорить не "могильщик", а "служащий кладбища".
        - Где это ты такой ереси нахватался? - удивлённо спросил Велион.
        - Слышал разговор двух магов в таверне, у нас ещё, - скривился Истро. - Они, кажется, ещё преподавателями какой-то академии назвались, когда с них за водку деньги потребовали, но скидку им не дали. Они говорили о том, что слово "могильщик" уже фактически является оскорблением наряду с термином "чёрный копатель", обозначающим... кого он там обозначает?
        - Мародёров не могильщиков, - ответил Велион.
        - Вот и мародёр - тоже оскорбление. Ладно, хрен с ними с оскорблениями, нам несут уху и водку.
        - Самогон, правильно пользуйся терминологией, - улыбнулся Велион.
        - Водку, - покачал головой Истро. - Здесь её гонят превосходно и потом чем-то очищают, мы вчера здесь останавливались.
        - Ага.
        Могильщики сделали по глотку водки и набросились на рыбную похлёбку. В ухе плавала щучья голова и множество тушек более мелкой рыбы, лук и репа, к тому же в уже готовый суп были вбиты два яйца. Короче, было вкусно, даже Епсхо закидывал ложку за ложкой, хотя ему было довольно сложно это делать. Разговаривать о делах времени пока тоже не было.
        - Велион хотел рассказать нам о Крено, - сказал Истро, отложив, наконец, ложку.
        - О, хорошо, - оживился Епсхо, - а то мы, чёрт возьми, на материке ещё ни хрена не обвыклись.
        - Поэтому вы туда и идёте, - буркнул Велион. - Идти в Крено малой группой - самоубийство, да и большой никто не пойдёт.
        - Это почему же? - насторожился Истро. - Такой сложный могильник, как Сердце Озера, да?
        - Нет. Крено - небольшой могильник, едва на пяток тысяч населения, да и, мягко говоря, бедноватый.
        - Чем меньше могильник, тем проще с проклятьями и ловушками, - вставил Епсхо. - Да и вообще магии мало.
        - Угу, - кивнул Истро, разливая водку по стаканам.
        - Дело и не в магии, - пожал плечами Велион.
        - А в чём же? Велион, мать твою, говори всё сразу, а то информацию по частям из тебя всё время вытягивать надо.
        - Собаки, бродячие собаки. - Велион замолчал, но, поймав себя на этом, сразу продолжил: - Никто не знает, откуда они взялись, но, сколько себя помню, могильщики говорили о них, так что, думаю, они поселились там сразу после войны. Они охотятся в лесах, как волки, иногда выходят на тракт и нападают на людей, зимой, наверное, жрут друг друга. Но проблема не в стаях, собака она и есть собака, хоть и одичавшая, пусть даже она опасней волков: волки на людей не нападают, только зимой, да и то редко. Но и от одичавших собак в случае чего отбиться можно. Дело в вожаках. Это те же собаки, только огромные. И чертовски умные. Наверное, их исковеркала магия, может, кто-то сделал это специально во время войны. Но если кто-то встретил стаю, которую ведёт огромный вожак... - Велион сделал выразительную паузу. - Не стоит туда соваться, поверьте мне.
        - Вот уж и простой заказ, - промямлил Епсхо. - Мы же не сами туда пошли.
        - Угу, - кивнул Истро. - Нам дал заказ граф Олистер, его люди искали могильщиков и, судя по всему, долго. А купились мы, заморские придурки. Если говорить кратко - ему нужна геральдическая хренотень, любая, перстни, герб, щит, короче - что угодно, лишь бы на нём изображался василиск, пронзённый копьём. Насколько я понял при встрече, граф - не обыкновенный придурок, помешанный на геральдике, значит, он, наверняка, хочет отхапать себе землицы у соседей.
        - Вполне вероятно, - кивнул Велион. - Сунет в морду королю перстень с гербом, какой-нибудь исторический документ, который раскопали могильщики, и, по праву наследника, потребует землю. У многих, даже неглупых, дворян есть такой бзик - они хотят доказать свои права таким путём. Мол, вон мы какие благородные, раз у нас предки ещё до войны владели землёй и города. Учтите ещё, что у короля Гризбунга у самого такой бзик. К тому же, он сам добился короны, сунув столичным дворянам под нос туманные доказательства своего родства с почившим во время войны королём Корлегом. Так что отплеваться в такой же ситуации от вашего графа Олистера он просто не сможет. Впрочем, у Гризбунга в то время было три тысячи лучников... и, говорят, именно пришил семью прошлого короля.
        - У Олистера людей до жопы, мы уже кое-что о нём узнали, - усмехнулся Истро. - Не меньше полутысячи мечников, но просто так войну с соседями он развязать не сможет, а вот если у него буду доказательства вместе с этой полутысячей... короче, план Олистера мы, судя по всему, разгадали. Дело в другом. Втроём будет безопасней, Велион.
        - Так ты не передумал...
        - Нет, не передумал. Нам пообещали сто марок.
        - И сколько-то ещё мы сможем заработать на могильнике, - вставил Епсхо.
        - Вас проще зарезать, чем заплатить сто марок, - заметил Велион. - Вы - никто, обычные могильщики.
        - У нас уже есть эти сто марок, мы подстраховались. Они на нашем счету в банке, мы сможем их забрать после того, как предадим в банк подлинные вещи с гербом.
        - А на выходе вас зарубят. Или банк принадлежит самому Олистеру, и вам ничего не дадут, заявив, что вещи - подделка.
        - Тогда он не сможет ими воспользоваться, - пожал плечами Истро. - Мы молчать не будем, а защиту нам дадут соседи, у которых Олистер захочет отхватить земель.
        - Тем меньше причин оставить вас в живых. Не лезли бы в это дело, ребята. Политика не для могильщиков.
        - Мы рискнём, - твёрдо сказал Истро. - Ты с нами? Если не хочешь идти к графу, не ходи, мы отдадим тебе всю остальную добычу.
        Велион тяжело вздохнул. С ним братьям у братьев больше шансов. Да и, чёрт возьми, может быть, они вообще ничего не найдут.
        - Да, я вами.
        - Вот и хорошо, - заулыбался Истро. - Выпьем за успех!
        - Выпьем! - с энтузиазмом поддержал его Епсхо.
        Велион ещё раз вздохнул. Их энтузиазма он не разделял. Но...
        Вдруг у него появились новые друзья? Пусть он будет видеть их раз в год, пусть они даже погибнут, но их жизни дороги ему, и он, возможно, не разочаруется в них, как в Валлае. Кто знает?
        Пусть он толком не знает ни Истро, ни Епсхо, только то, что они выдают себя за опытных могильщиков и братьев, и то, что более болтливый Епсхо несёт всякую чушь, а молчаливый Истро говорит только по делу. Пусть. Просто появились люди, за чьи жизни он беспокоится и готов ради малейшего шанса на их спасение поставить под угрозу свою жизнь. Возможно, это и есть дружба. Ради Валлая когда-то он был готов на то же. Но он, да и братья, вряд ли доживут до того момента, когда смогут разочароваться друг в друге.
        Велион не знал почему, но ему сильно полегчало.
        Епсхо потянулся за бутылкой, когда дверь трактира с грохотом открылась и в помещение ввалилась троица вооружённых людей.
        - Хана нам, - тихо прокомментировал Епсхо. - Это телохранители...
        - Заткнись! - резко зашипел на него Истро. - Помалкивай!
        Велион заёрзал на стуле, незаметно придвигаясь к мечу, стоящему другого края стола. Да уж, на погоню никто не рассчитывал. Да и какая погоня? Телохранители смотались бы, найдя труп охраняемого ими, потому что платить за него уже никто не будет. Значит, это не просто телохранители? Приверженцы? Или им просто головы снимут, если они не принесут своим настоящим хозяевам головы убийц проповедника? Хотя, какая разница зачем они прибежали? Зарубить троицу мужиков, по виду способных на убийство...
        А потом найти перчатки в их рюкзаках, и убедиться в своей правоте, да и убедить человека, ради которого они сейчас ищут убийц. Твою мать...
        Телохранители, бывшие телохранители, проповедника остановились у дверей, рыская взглядами по трактиру. Возможно, они просто посмотрят и уйдут. Но мотанная-перемотанная башка Епсхо...
        Один из телохранителей коротко что-то сказал другим и ткнул в сторону стола, за которым сидели могильщики. Истро тихо, очень тихо, выматерился.
        Велион сглотнул слюну и начал разглядывать идущих к ним людей. Сразу видно - профессионалы, по крайней мере, вид устрашающий. Могильщик надеялся, что только вид. Здоровые, с угрюмыми минами, с устрашающим оружием... Только устрашающим. Велион усмехнулся про себя и развалился на стуле, скрестив руки на груди. У одного была дубина, усеянная шипами. Такой хорошо проламывать головы, ломать рёбра да делать что угодно. Только не фехтовать. Дубинами можно драться против безоружных людей, либо вооруженных вилами, такими же дубинами, но с мечом в достаточно умелой руке ей не сделать ничего. Бывают, конечно, самородки, способные и вилкой заколоть закованного в броню человека, но обладатель дубины на такого не походил. У второго был клевец или, по-северному, чекан - новомодная штучка, которой, говорят, удобно проламывать доспехи. Кости, наверняка, ломаются ещё лучше, но против меча вещь тоже довольно бесполезная. У третьего был меч, устрашающего вида бастард, но тяжеловатый, таким удобно драться в чистом поле, когда рядом нет столов, стульев, людей и прочей ерунды, встречающейся в трактирах. Да и потолок,
пожалуй, низковат, будет цеплять четырёхфутовый клинок.
        Телохранители подошли к столу могильщиков. Центральный, тот, что с бастардом, обшарил взглядом могильщиков. Его глаза остановились на бледных руках Велиона с неостриженными ногтями.
        - Чем можем помочь? - нагло ухмыляясь, спросил Велион. - Может, чего-нибудь купить хотите? Есть прекрасные вещи с Эзмила, и... - он понизил голос, - я могу предложить вам великолепный артефакт - Сердце Озера...
        - Мы хотим знать, как ваш друг получил эту рану, - медленно произнёс владелец бастарда.
        - Напоролся на сук, - ляпнул Епсхо.
        - Напоролся на сук? - переспросил, сощурившись, телохранитель. Двое других явно напряглись.
        - Да, пьяный напоролся на сук, - испепеляя Епсхо взглядом, сказал Истро. - А что, какие-то проблемы?
        - Напоролся нас сук, - повторил телохранитель. - А может, получил рану в драке?
        - А что где-то была драка? - с интересом спросил Велион. - Убили вашего друга?
        - Не твоё дело. Ребята, - бывший телохранитель кивнул на Епсхо, - размотать.
        Двое его подручных шагнули к могильщику. Заметив краем глаза, как побледнел трактирщик (конечно, побледнел - шестеро вооружённых здоровяков, если начнётся драка, без убытков не обойтись, а два сжавшихся у входа вышибалы сделать ничего не смогут), Велион встал из-за стола и обнажил меч. Епсхо и Истро тоже вскочили.
        - По какому праву? - рявкнул Истро. Его голос немного дрожал, но петуха могильщик не дал.
        - Я клиента в обиду не дам, - рыкнул Велион, обнажая меч.
        - Хер вам! Я только повязку сменил! - заорал Епсхо, хватаясь за голову.
        Телохранители остановились, видимо не ожидая отпора. Главный тоже выхватил меч, но вперёд не лез.
        - Без крови! - пискнул трактирщик откуда-то из-под прилавка.
        - Крови не будет! - резко сказал Епсхо. - Вам надо снять повязку, чтобы убедиться, что я напоролся на сук?
        - Да, - деревянным голосом ответил главарь телохранителей. Похоже, он трусил не меньше могильщиков.
        - Хорошо, - коротко сказал Епсхо. И принялся разматывать повязку.
        "Вот идиот, - простонал про себя Велион. - Что он делает? Когда телохранители увидят рану, они поймут, что он не напоролся на сук, и тогда... А у Епсхо заняты руки, мне надо будет перепрыгнуть стул, Истро придётся обороняться одному...".
        Епсхо снял повязку. Велион и Истро напряглись, телохранители стиснули в руках оружие.
        Вместо почти хирургического разреза, нанесённого легкой саблей, на левой щеке Епсхо была красная мешанина из ниток и неровно сшитых мяса и кожи.
        Телохранители расслабились и опустили оружие.
        - Извиняемся за беспокойство, - пытаясь сохранить лицо, сказал главарь и склонил голову. Потом он кивнул подручным, и они буквально испарились.
        Велион тяжело бухнулся на стул. Истро сел медленнее, а Епсхо пытался замотать голову.
        - А"глепсхонен, - медленно произнёс Истро, - ты, конечно, кретин безмозглый, но, чёрт возьми, сегодня ты был великолепен.
        - Надо будет доплатить коновалу, - пробурчал Епсхо, продолжая заматывать лицо. - Хотя, хрен ему, у меня такой шрамина останется.
        Велион рассмеялся и потянулся за водкой. Рука немного дрожала. От страха ли? Конечно - нет.
        До Крено было четыре дня пути. Если считать от Ариланты - четырнадцать. Велион ушёл из Ариланты двадцать первого июля, а значит, с учётом дня на могильник, могильщик вернётся в столицу девятнадцатого августа, если, конечно, всё пойдёт нормально. Встреча, которую он назначил одному человеку, состоится двадцатого, ровно через тридцать дней после первой встречи. Значит, он успевает? Конечно, успевает. С другой стороны, его могут и подождать, так что ничего страшного. К тому же, опоздать мог не он один.
        Могильщики тронулись в путь четвёртого августа. Шестого свернули с главного тракта в сторону дельты реки Крейны, вытекающей из Лельского озера. До самой дельты, где Крейна распадалась на несколько тихих, но широких потоков, идти не нужно было - Крено был в двух днях пути. Дельта Крейны слыла дурным местом, хотя когда-то здесь был благодатный край - множество заселённых, судя по тому, что на карте там обозначалось не меньше десятка могильников, островов, но Ядовитое море сделало своё: его приливы выгнали оттуда даже беглых каторжников. Эти каторжники рассказывали жуткие истории о полуразумных полулюдях, пьющих воду из Крейны, но многие им не верили. Велион, повидавший в могильниках столько того, во что обычные люди не верят, к этим историям прислушивался.
        Приливы с Ядовитого моря до Крено не доходили. Но люди там всё равно не жили.
        Первые следы запустения появились как раз шестого числа. Могильщики через пару часов после полудня миновали крупную деревню, собираясь заночевать в другой, расположенной, если судить по карте, раздобытой где-то Истро, в трёх часах пути от этой. Но вместо деревни они увидели лишь кучку обуглившихся печей. Деревня эта сгорела давно, минимум - зимой, это можно было определись по растительности, буйно разросшейся на пепелище, но Велиону удалось раскопать несколько обгоревших костей. На черепе, принадлежащем ребёнку, хорошо были заметны следы звериных зубов.
        - Волки, - сухо констатировал Велион, показывая череп братьям. - Или, вернее, бродячие собаки.
        Епсхо ощутимо побледнел.
        - В двух днях пути? - пробормотал он, озираясь.
        - Ну, - пожал плечами Истро, - собаки движутся быстрее, чем мы, так что у них это заняло всего-то один переход, ничего страшного здесь не вижу. К тому же, сейчас лето, добычи много... - он не договорил, только пристально посмотрел на Велиона. Тот безразлично пожал плечами, хотя был порядком раздосадован - кости он выкапывал специально, чтобы предостеречь братьев, но Истро, судя по всему, поворачивать назад не собирался.
        - Велион, - проговорил Истро, заметив досаду друга, - я очень рад такой твоей заботе, и я даже не думаю о том, что это твоя трусость, и поэтому даже не буду тебе предлагать свернуть. Уйдёшь - дело твоё, твой выбор, при следующей нашей встрече я даже косо на тебя не взгляну, а с радостью поприветствую. Но, если честно, за последние трое суток твои предостережения меня в конец задрали. Мы не маленькие, голова на плечах есть своя, так что не надо. Да, - он перевёл взгляд на Епсхо, - деревня сгорела зимой, и причиной этому послужило, скорее всего, нападение тех самых диких собак. Но сейчас лето, и, повторяю, жратвы у них куча - козочки, оленюшки, вепри там, кто ещё в лесах на материке живёт? Собака есть собака, на людей нападать просто так нет будет.
        - Ты не знаешь этих собак...
        - Велион!
        Велион снова пожал плечами и отвернулся.
        - Тогда пошли дальше, - буркнул он. - Дальше ещё есть деревни.
        - Даже если бы и были, не думаю, что они выглядят лучше, чем эта, - хмыкнул Истро. - Епсхо, пошли!
        Епсхо угрюмо кивнул и поковылял за братом. Вид у него был порядком испуганный, Велион это видел. А значит, если надавить на него... Велион раздражённо дёрнул плечом. Даже если он убедит... чёрт, да он уже убедил Епсхо вернуться, но Истро не свернёт, Епсхо не бросит брата... а Велион не бросит их обоих, значит, продолжать давить на них - только провоцировать новые склоки. Велион тяжело вздохнул, сплюнул в пепел и, поправив рюкзак, зашагал за братьями.
        Но, в итоге, могильщикам повезло - через два часа, перед закатом, они наткнулись на заброшенную деревню. Причём, заброшенную не так давно, год, максимум - два, больших разрушений не было, хотя дорога порядком заросла. В зарослях лежали кости со следами зубов. Человеческих костей было мало, в основном здесь гибла домашняя скотина. Велион обратил внимание, что даже собачьи кости несли на себе следы клыков. А вот огромный собачий скелет, настоящей горой возвышающийся посреди дороги, был не тронут.
        - Это вожак, - сказал Велион, присаживаясь к скелету. - Смотрите, он был размером с телёнка.
        - Мог бы и не говорить очевидных вещей! - неожиданно взорвался Епсхо.
        - Да ты знаешь слово "очевидный", - натянуто весело сказал Истро. - Ладно, давайте быстрее найдём, где переночевать, кажется, дождь собирается, у меня весь день кости ломит, да и духота ужасная.
        - Может, чего поискать? - предложил Епсхо. - Тут, наверное, куча добра брошено.
        - Не будь обычным мародёром, братец. Но поискать, конечно, можно. После того, как найдём место ночёвки.
        - Предлагаю трактир, - сказал Велион, с трудом отводя взгляд от лежащего на земле скелета.
        - Велион, - уже с меньшей натяжкой усмехнулся Истро, - ты мыслишь слишком узко и банально. Зачем трактир? Что, в трактирах мало спал? Думаю, здесь был какой-нибудь голова или зажиточный сборщик мёда и прочей лабуды. У них-то наверняка постели будут мягче, чем в трактире, не думаешь?
        - Думаю, - улыбнулся Велион. - Значит, ищем самый большой дом.
        Найти его оказалось несложно, располагался он на деревенской площади прямо напротив трактира. Костей в помещениях не было, как и не было половины мебели, кухонных предметов и прочей мелочи. Но три перины и дрова на камин отыскать удалось. А в подвале они даже нашли нераспечатанную бочку с вином и соленья. Грудинку и копчёное сало есть не рискнули, а вот вино, оказавшееся вполне себе ничего, употребили с большим удовольствием, хотя Епсхо весь вечер собирался сходить поискать чего-нибудь ценного. Его успокаивал Истро, говоривший, что деревня бедноватая, а уходили отсюда не слишком спешно, значит, ценностей мало, а потом окончательно успокоил дождь, начавшийся через час после наступления темноты.
        Было душно. Дождь, проливший после заката, быстро кончился, так и не принеся долгожданной прохлады. Ситуацию усугубил камин, на котором могильщики готовили еду. За широко распахнутым окном сверкали далёкие зарницы, в августе такое бывает редко, но всё-таки бывает.
        Могильщики спали. Или не спали?
        Велион тяжело ворочался на непривычно мягкой перине, то лёжа с открытыми, но незрячими глазами, то проваливаясь в полусон, через который слышал всё происходящее в реальном мире.
        А потом ему приснился сон.
        На него смотрели две собаки.
        Он не чувствовал своего тела... нет, чувствовал, но не во сне, а изнывающее наяву от жары и духоты, мокрое от пота тело. Во сне он не мог пошевелиться, не мог сделать ровным счётом ничего, даже, кажется, не дышал.
        Остались только две собаки. Две собачьи морды, смотрящие на него.
        Они были идентичны. Коричневатая шерсть, тяжёлый лоб, из-под которого смотрели умные карие глаза.
        Нет. Они были совершенно разными. Именно из-за глаз. Справа... нет, не справа, головы задвигались, начали будто бы складываться, то накладываясь друг на друга, то полностью сливаясь, а иногда снова расходились. Но они продолжали быть чуждыми друг другу. Одни глаза были умными и добрыми, преданными. Другие смотрели с ненавистью, презрением.
        Велион задёргался, но во сне ничего не выходило, а наяву... явь была слишком далеко. А сон тонул в собачьих глазах. Они смотрели на Велиона, а он смотрел на них.
        Ничего не происходило, они просто смотрели. До тех пор, пока Велион не понял ещё кое-что: собачьи глаза смотрели на него с разных уровней. Одни, добрые и преданные, были ниже. Велион подумал о том, что это был идеальный уровень для собачьих глаз - если бы он свободно опустил свою руку, но ладонь легла бы как раз на голову этому псу, между ушей. На этом уровне хорошо гладить собаку, чесать между ушей, просто опустить руку, чтобы чувствовать тепло преданности первого и, пожалуй, единственного друга человека. Разве Велион любит собак? Да нет, никогда не любил, наоборот, его всегда злили деревенские шавки, постоянно лающие и пытающиеся трусливо ухватить за пятки. Может, он просто не видел настоящих собак? Возможно.
        Другие глаза смотрели на могильщика прямо, не снизу вверх, как подобает собаке, а глаза в глаза, на одном уровне. Так не должно быть. Не должно. Собака-друг, собака-слуга, но не собака-господин. Велион дёрнулся, о чудо, во сне, его взгляд сполз немного вниз...
        И он увидел, что голова второй собаки неестественно и отвратительно покоится на человеческих плечах.
        Велион замычал, задёргался и, наконец, окончательно проснулся.
        "Ваш бог - человек с крысиной головой", так говорил проповедник. Человек с собачьей головой. Может, есть ещё кто-то? Человек с коровьей головой, например. Что-то в этом есть. Что-то знакомое, что-то реальное и правдивое. Что-то из прошлого...
        Могильщик, не додумав, провалился в тяжёлый сон.
        Наутро в дорогу не вышли - снова шёл дождь. Поначалу Истро издевался, говорил, что они могильщики, а не лёд, не растают, но выйдя на улицу, отсутствовал пару минут, а потом забежал, насквозь мокрый.
        - Подождём до вечера, - буркнул он.
        Но выйти удалось только следующим утром, в набирающую силу жару, идти, обливаясь потом, через парящий лес. На следующий день стало легче, хотя бы лес просох, но жара стоял удушающая. "Идём в ад", - натянуто гоготал Истро. Велион молча с ним соглашался.
        Переночевали в паре часов ходьбы до Крено. Встали до рассвета и сразу двинулись в путь. Даже позавтракали на ходу и холодное - Истро, отводя глаза, предложил это сразу по пробуждении. "Не стоит лишний раз... - он запнулся, - греть мясо, - докончил он, косясь на Велиона. - А то пахнет...". Велион кивнул, не позволив и тени улыбки выползти на свои губы. Понимающей улыбки, не насмешливой. К тому же, лишний раз дёргать судьбу за хвост, вернее, собаку за нос действительно не хотелось.
        В низкие городские стены Крено могильщики уткнулись носами, продравшись через заросли, бывшие когда-то дорогой. Епсхо при этом громким шипением требовал, чтобы Истро и Велион, чёртовы громилы, были тише. Истро шипел на брата, требуя тишины от того. Велион помалкивал, надеясь, что те заткнутся сами. Поджилки тряслись, а зубы постукивали у всех. Все ежесекундно озирались и хватались за рукояти мечей.
        Завидев стену, Епсхо тихо крякнул и схватился за меч.
        - Не мечи икру! - рыкнул на него Велион. - Собаки сейчас в лесу, понял? Что они будут жрать в городе, мёртвом уже не один десяток лет?
        - Да, он прав, - поддакнул Истро, отпуская рукоять своего меча.
        - Так, - Велион надул щёки. - Срать на барыш. Дерём в темпе рожающей крольчихи по городу, ищем поместье с нужным нам гербом. Если гербы на зданиях не сохранились, просто заходим в любое поместье, городок маленький, их не должно быть много. Подбираем только то, что попадается по дороге. Думаю, управимся к обеду. Как такой план?
        - Идеально.
        - Отлично.
        - На том и порешили. Ищем, как войти в город.
        В Крено вошли, поразительно, через разбитые ворота. И сразу, прямо на входе, натолкнулись на груду собачьих и человеческих костей. Некоторые кости были свежими, но цельных фрагментов скелетов не было. Складывалось такое чувство, что их сюда стаскивали специально, и стаскивали по кусочкам. Велион живо представил, как собаки - собаки со злыми, не собачьими глазами - стаскивали сюда окровавленные части человеческих тел.
        - На человеческих костях следы зубов, - тяжело сглотнув, сказал Истро. - На собачьих нет. И все они слишком крупные.
        - Могила? - простонал Епсхо.
        - Скорее жертвенник, - глухо сказал Велион. - И жертвы явно предназначались не умершим людям, а наоборот.
        - Ну не такие же они умные, - нервно произнёс Истро.
        - Возможно именно такие умные, - обрезал Велион. - А раз так, надо заканчивать как можно быстрее.
        Братья яростно и на редкость слажено, прямо как настоящие братья, закивали.
        Могильщики аккуратно, бочком, стараясь не потревожить даже косточки, обошли могилу - или, мать его, жертвенник - и двинулись дальше.
        Сильных следов разрушения в городе не было. Горстка проклятий, змей почти не было - железа на улицах валялось мало. И какие-то странные едва светящиеся лужицы. Увидев на дороге уже пятую, Велион плюнул на осторожность и свернул в её сторону.
        - Стоять, мать твою! - рявкнул на него Истро так громко, что Велион подпрыгнул. - Не видишь, ссанина демона?
        - Что? - туповато переспросил Велион, стоя столбом.
        - Моча демона. Лужа вот эта. Не видел ни разу что ли?
        - Нет.
        - Как так? - удивлённо спросил Епсхо. - У нас на островах в каждом могильнике есть.
        - А стоит рассказать про неё на материке, тебя поднимают на смех, и считают вруном, который не был ни в одном могильнике, - поморщился Истро. - Велион, наверное, тоже так думал, а?
        Велион промолчал и отошёл от лужицы.
        - А что будет, если залезть в неё? - спросил он, когда могильщики продолжили движение по городу.
        - А в неё не надо лезть, - зло ответил Истро. - Она сама на тебя прыгнет. Это что-то вроде проклятий, но, как змеи, цепляется к металлическим предметам. Если подойти слишком близко, собирается в комок и прыгает, а потом от человека остаётся только горсть кишок и костей.
        - А собачки умные, аккуратно ходят, - заметил Епсхо.
        - Угу, - промычал Истро. - Если они жертвенники делают...
        - Не хотел бы я с ними...
        - Не каркай!!!
        Епсхо притих. Велион, который сам только что чуть не заорал на него, только скрипнул зубами. Дальше шли молча.
        Могильщики шли, как по тракту, только изредка обходя лужицы "мочи демона". Проблема была в другом - нет магии, значит, нет чего-то ценного. Даже костей было мало. Велиону начало казаться, что город перед войной успел разбежаться. А если было и не так, то брать здесь всё равно было нечего - город был бедным и маленьким. С другой стороны они быстрее найдут нужное поместье.
        И они нашли его уже через полчаса, достигнув центральной площади. Поместье было небольшим и располагалось рядом с капитолием - сереньким, частично обрушившимся двухэтажным зданием. На искорёженных заржавленных железных вратах поместья можно было различить петушиную голову с палкой, торчащей изо рта, остального видно не было, но не надо было иметь богатое воображение, чтобы дорисовать картину.
        - Оно! - обрадовано крикнул Истро. - Махом, ребята.
        Могильщики перелезли через ворота и трусцой пробежали по дорожке, ведущей к крыльцу поместья... нет, не поместья, а большого дома, единственная башня которого служила только украшением, слишком уж она была мала.
        Врата дома были закрыты, могильщикам пришлось выламывать ржавую решётку и выбивать полусгнившие ставни, чтобы пролезть в окно. В помещении был затхлый и пыльный воздух. Сильно мешала темнота, но после коротких поисков факел найти не удалось. Ставни у каждого окна выбивать времени не было, и могильщики начали искать в полутьме.
        Многих вещей в поместье не было, что говорило о неторопливом и вдумчивом бегстве, но поместье дворян есть поместье дворян, и через полчаса у братьев в карманах были две печати с гербами, перстень и, на всякий случай, щит, а Велион набил кошелёк и мешочек монетами из сундучка. Там в основном была медь, видимо, поэтому сундучок и бросили, но могильщик набрал не меньше семи марок серебром и даже выкопал две золотые монеты достоинством в марку. Ещё он умудрился выкопать в груде тряпья, которое, наверное, когда-то было роскошными платьями, браслет, на который были нанизаны мелкие изумруды. Судя по весу, браслет тянул никак не меньше, чем на тридцать-тридцать пять марок. Если продавать его перекупщикам, Велион выручит марок двадцать-двадцать пять. Хотя, если отдать его Крами... "Отдам Крами", - решил Велион, запихивая браслет в карман.
        - Ну что, двигаем? - весело спросил Истро. - Или ты, Велион, мало чего нашёл?
        - Я выручил не меньше тридцати пяти марок, - усмехнулся Велион, у него настроение тоже поднялось. - Так что я не в накладе.
        - Значит, уходим, - решил Истро. Епсхо весело рассмеялся.
        Но когда они выскочили из окна, желание радоваться пропало. Прямо напротив ворот сидели три тощие ободранные собаки.
        - Твою мать, - буквально простонал Епсхо.
        - Это всего лишь три старые собаки, вожака здесь нет, - спокойным голосом сказал Истро. - Только мы к ним подойдём, они разбегутся. Да, Велион?
        - Конечно.
        - Тогда пошли.
        Велион кивнул и, вытащив из ножен меч, зашагал к воротам. Конечно же, он не думал, что собаки разбегутся. И, конечно, их не три. Волки охотятся стаями, а одичалые собаки - те же волки. Только злее, наверное, тому виной люди, приручившие их, а после бросившие. Даже люди иногда едят людей, почему бы этого не делать собакам? Но об этом Велион думать не хотел.
        Стоило Велиону приблизиться к воротам, собаки, поджав хвосты, убежали.
        - Твою ж мать-то, а, - прошипел Велион и зашагал дальше.
        Но собаки не убежали далеко. Они мелькали то слева, то справа, иногда забегая вперёд, а иногда оказываясь сзади. Вскоре они примелькались Велиону так, что он даже начал их различать. И тогда он понял, что их не три, а не меньше пяти, причём, две, появившиеся позже, были явно помоложе и покрепче. Но собаки пока не предпринимали попыток напасть, и Велион помалкивал.
        Скоро собак стало семь, потом не меньше десяти, а вскоре Велион потерял им счёт. Истро тоже заметил, что собак стало больше, но и он помалкивал, только переглянулся с Велионом и вытащил из ножен саблю. Но собаки по-прежнему не нападали.
        А когда Велион понял причину, стало слишком поздно.
        - Стая, - простонал он сквозь зубы.
        - Что? - переспросил Истро.
        Велион молча указал вперёд. Истро понял.
        Стая. Кто-то загоняет зверя, кто-то добивает. Но зачем загонять людей, ведь они убежать не смогут. Значит, собакам просто нужно было, чтобы люди пришли туда, куда им надо. Но их даже заворачивать и подгонять не нужно было: собакам надо им было к жертвеннику - груде обглоданных человеческих костей и костей усопших вожаков. Кто будет жертвой в этот раз, становилось понятно сразу. Да и в прошлые разы жертвы были те же - люди. Велион на миг представил, как собаки гонят сюда женщин и детей из близлежащих деревень, и ему стало плохо.
        - Вожаки, - прошипел Истро. - Вон, двое. Заворачиваем Велион?
        - Пожалуй... - Велион не закончил, резко развернулся и хотел уже бежать назад, но ему не дали. Не меньше десятка псин выскочили из разных углов и, утробно рыча, медленно начали приближаться к людям.
        - Ну не пойдём же мы к вожакам! - буквально взвыл Епсхо. Наверное, и он уже догадался. Или не догадался, а просто очень сильно боялся вожаков, но какая, к чёрту, разница?
        - Мы пойдём к вожакам, - твёрдо сказал Велион. - Быть может, удастся завалить хоть одного.
        - Нас задерёт стая, - буркнул Истро, яростно мотая головой в поисках спасения.
        - Если бы нас должна была задрать стая, куски наших тел уже бы стаскивали к вожакам. Вперёд.
        Могильщики медленно и неуверенно двинулись вперёд. По бокам тоже появились собаки, теперь могильщиков окружало не менее полутора десятков здоровых псин, некоторые из которых явно были полукровками. Что ж, поживёшь в лесу, снюхаешься и с волками. А может, и с вожаками... да какая, мать его, разница, с кем? Им каюк. Хотя, и об этом думать смысла нет, все пути к бегству отрезаны.
        Собаки начали показывать признаки нетерпения. Время от времени то одна, то другая псина выскакивала вперёд, яростно лая и лязгая зубами. Могильщики ускорили ход, но на бег срываться не стали - это могло подзадорить хищников.
        - Пятьдесят шагов до вожаков, Велион, - сквозь зубы процедил Истро. - Может, пора что-то предпринять?
        - Когда останется двадцать, может, нам удастся обогнать собак на короткой дистанции.
        Но на расстоянии двадцати шагов им приблизится не дали. "Эскорт" могильщиков остановился где-то в тридцати пяти шагах от вожаков. Велион обернулся, оценил расстояние до "эскорта" и понял, что до вожаков добраться они не сумеют. Может, занять оборону? Удастся убить пару собак, добежать до дома, запереться там... А потом сидеть до посинения, ожидая пока собаки не уйдут... Но они не уйдут, а скорее всего, вообще появится вторая стая, и тогда... "Что тогда? - зло подумал могильщик. - Нам конец? Да нам уже конец! Что же делать, что делать... что?".
        - Велион, они приближаются, - панически зашептал Епсхо. - Что нам делать?
        - Ждать.
        - Чего? - взорвался Истро. - Божественной благодати?
        - Ждать, - тихо повторил Велион. - Чего-то ждать. Но меня так просто не убьют.
        Вожаки приближались медленно и величественно, они по праву чувствовали себя здесь королями. Они остановились в нескольких шагах от могильщиков, будто давая им разглядеть себя. А посмотреть было на что. Огромные, с полугодовалых телят, с великолепной лоснящейся на солнце шерстью, мощными лапами и широкой, как у быка, грудью. Вид этих зверей даже ненадолго отодвинул у могильщиков страх перед смертью, заменив его удивлением и восхищением. Огромные карие глаза пристально смотрели на могильщиков, влажные ноздри втягивали их человеческий запах, длинные белоснежные клыки едва виднелись из-под чёрных губ. Пока вожаки не подавали никаких признаков агрессии.
        Если только не смотреть в глаза. Почти человеческие глаза, в которых светилась ненависть.
        - Может, они нас не видят? - предположил Епсхо.
        - Не будь идиотом большим, чем ты и так являешься, - зашипел на него Истро. - Если и не видят, то чуют и слышать, тебя-то точно.
        - Может, они видят только движущиеся предметы, мне так говорили, - не унимался Епсхо.
        - Заткнись!
        "Видят, конечно, видят, - подумал Велион. - Слышат, чуют и, главное, ненавидят. Но не нападают. Почему?". Он заглянул одному из вожаков в глаза. Нет, сон это не напоминало. Это была собака, пусть более умная, чем другие, но всё равно она смотрела на него снизу вверх, и дело было не в том, что глаза Велиона находятся выше. Выше находился сам Велион, так же, как и в случае с собакой во сне. С настоящей собакой, не той, что была с человеческим телом. Велион вспомнил её, в тех деталях, что успел разглядеть за доли секунды. Но ненависть и холод во взгляде того урода он вспомнил полностью.
        А потом что-то произошло. Глаза вожака исчезли. Велион легонько потряс головой, будто приходя в себя, и огляделся. Вожаки ушли с их дороги. Может, это ловушка? Но как не старался могильщик поймать взгляда вожака, он не мог этого сделать.
        - Что происходит? - прошептал Истро.
        - Идём вперёд, - шепнул Велион. - Медленно.
        Они начали медленно шагать вперёд, стараясь не смотреть на начавшую рычать ещё громче стаю. Велион чувствовал спиной их тупую злобу, но они не нападали. Почему? Может, это действительно ловушка? Или вожаки как-то могут управлять обычными собаками? Вероятно. Но люди всё равно выше вожаков, поэтому они так ненавидят людей? Или причина в другом? А вообще, какого хера он, Велион, решил покопаться в психологии умнейших в мире собак?
        Позади будто что-то сорвалось, как верёвка лопнула. Велион понял, что одна из собак напала инстинктивно, но его рефлексы были медленней инстинктов. Он только начал оборачиваться и ставить меч в защитную позицию, думая только одно "всё-таки ловушка", как сбоку что-то мелькнуло. Он развернулся, поднял меч, а его тело уже будто терзали клыки. Клыки... которые его не терзали. И тогда Велион, наконец, увидел вожака, того самого, которому смотрел в глаза. Вожак держал в зубах за холку собаку, уже мёртвую, видимо, был сломан позвоночник, братья стояли невредимые рядом, а стая собак, кроме вожаков, разбежалась. Велион встретился взглядом с вожаком и прочитал в нём приказ, нет не приказ, просьбу, смысл которой не понимал, но уже успел подумать, что выполнит её. И только тогда почувствовал, что мир снова ожил, а он не похож на кисель, который медленно перетекает из одной кружки в другую.
        - Уходим, - всё ещё ошалело произнёс он. - И очень быстро.
        За последние три дня только и было разговоров, что про случившееся в Крено. Епсхо строил идиотские догадки, Истро допытывал Велиона, а тот и сам не понимал, что же произошло. Но эти три дня прошли, могильщики вышли на тракт, и пришло время расставания.
        - Не лезли бы вы в это, - сказал Велион на прощание. - Я могу поделиться.
        - Нет уж, - покачал головой Истро. - Сто марок - слишком большие деньги, чтобы мы не попробовали рискнуть. Может, хватит на то, чтобы открыть свой бордель и уйти на покой.
        - А ты действительно этого хочешь?
        - А кто же не хочет? - удивлённо спросил могильщик с островов.
        Велион не ответил.
        - Что ж, - вздохнул Истро. - Нам в сторону Ариланты. Свидимся, могильщик.
        - Свидимся, - улыбаясь, сказал Велион. - Мне надо в Ариланту.
        Велион успел к назначенному сроку. Всего-то пришлось прошагать без ночёвки. С братьями он расстался вчера, они свернули к Гроно, небольшому городку, рядом с которым, как оказалось, и находился замок графа Олистера.
        И вот, девятнадцатого августа ровно в полдень, Велион сидел в затемнённой комнатке в борделе "Тёплая постель" и ждал. Человек, с которым у него была назначена встреча, пришёл, опоздав на пару минут.
        - А ты пунктуален, - усмехнувшись, сказал Кралинн - лучший в Ариланте сыщик со злыми глазами наёмного убийцы. Впрочем, одно другому не мешало. - Я пришёл четверть часа назад, но заболтался с одной милашкой... А ты знаешь, что у Крами не все девушки - шлюхи? Некоторые вольнонаёмные с деревень. Ходят всего-то полуголые, спят только с тем, с кем захотят, бесплатно, конечно, и получают неплохие деньги за обслуживание.
        - Нет, не знал, - коротко ответил Велион. Разглагольствовать на эту тему ему не хотелось, он слишком устал и ему хотелось спать. - Ты добыл информацию, которую я тебе заказывал?
        - Конечно. И, знаешь, у меня для тебя приятный сюрприз - задатка в десять марок хватит.
        - Я заплачу все двадцать.
        - Нет, - Кралинн помахал ладонью. - Мои услуги стоят дорого, но лишнего я никогда не беру, профессиональный этикет, знаешь ли. А заказ оказался даже слишком простым. Так же я не задаю вопросов, почему, например, известный в узких кругах, а, поговаривают, и лучший в королевстве, да что там, на материке, могильщик Велион вдруг заинтересовался делами, могильников и даже других могильщиков не касающихся? Или о том, что когда-то в некоей школе наёмных убийц, сейчас уже, правда, не лучшей, учился некто с таким именем, а потом пропал.
        - Знание о клиенте - тоже профессиональный этикет? - поморщился Велион.
        - Нет. Но ты меня заинтересовал. Ладно, - Кралинн хлопнул в ладоши и потёр их одна о другую. - Сначала дело, потом выпивка. - Он выудил из кармана свёрнутый лист пергамента. - А дело твоё, дорогой могильщик, было легче лёгкого. Человек, проживающий в том доме, назывался Вилинас и был графом, не очень богатым, для графа даже бедным, иначе, зачем ему обычный, пусть и немаленький, дом в городе? Женился он в своё время на довольно бедной графской дочери, которую звали Аллая. У них родился сын, которого, вот странное совпадение, звали Велион, прямо как тебя. Дело на первый взгляд кажется трудным, все бедные, зачем о таких писать в исторических анналах? Ан нет. Вилинас был настоящим рыцарем, без страха и упрёка, побеждал почти во всех турнирах, в которых участвовал, но был слишком честным и добрым, даже, пожалуй, благородным, и богатства не нажил. А потом, в возрасте двадцати семи лет, сгинул при весьма и весьма странных обстоятельствах. Говорят, в этом был повинен его единоутробный братец, правда, папеньки у них были разные, поэтому-то Вилинас и получил в наследство ровным счётом ни хрена. Вскоре
умерла и его жена, вроде, забитая насмерть тем же братом Вилинаса, мол, он хотел заполучить её, а она его не хотела. А Велион, прости, могильщик, я не к тебе обращаюсь, тоже куда-то пропал, говорят, но это, по-моему, ложь, что дядька закопал его в саду. А теперь,- Кралинн усмехнулся, - самое вкусное: дядька сгинувшего бесследно Велиона здравствует и поныне и даже ищет могильщиков для какого-то дела, а зовут его...
        - Олистер, - прошипел Велион.
        - Правильно. Знакомы?
        - Нет.
        - И очень хорошо, на редкость уж он нечистоплотный человек, замешан во многих убийствах и так далее. Но замок у него большой, людей много, и я бы предостерёг могильщика, который мне от чего-то очень симпатичен, и которого по странному стечению обстоятельств зовут так же, как пропавшего олистеровского племянника, к нему соваться. Пусть ты и учился в школе убийц, с Олистером тебе не справиться. Ты просто мелкая сошка.
        - Обойдусь без предостережений, - с глухой яростью в голосе произнёс могильщик. - Знаю по своему опыту, что это дело бесполезное. Но за информацию и даже за предостережение благодарю.
        - Может, тогда совет? - предположил детектив.
        - Совет можно.
        - Не бросайся в дорогу прямо сейчас, а то вид у тебя больно усталый, наверное, не спал всю ночь, торопился. И зря торопился, я бы подождал, я уже двадцать дней жду-дожидаюсь, когда же ты придёшь, информацию-то я быстро нашёл. На сэкономленные десять марок купишь себе коня и все дела.
        Велион тяжело вздохнул. Ему как раз таки хотелось рваться вперёд, но сыщик был прав. Завтра он возьмёт коня и, быть может, даже сумеет догнать братьев, до Гроно почти неделя пути, а они опережают его всего на два дня. Может, они где-нибудь загуляют...
        - Вот и хорошо, - улыбнулся Кралинн. - А пока давай выпьем за упокой души Олистера, уж очень я его не люблю, знаешь, без подробностей, лишал он меня частенько работы, да и некоторых моих постоянных клиентов убивали по его приказу.
        - Выпьем, - кивнул Велион.
        - А если хочешь знать, - частный детектив неожиданно улыбнулся, нет, улыбался он всегда, но теперь как-то по-другому, по-доброму что ли, - кто мне слил информацию про школу убийц, скажу - не Валлай, который был в этом борделе совсем недавно.
        - А? - переспросил Велион. Он действительно валил всё на Валлая.
        - Нет, это был я.
        - ???
        - Я обучался в той же школе убийц только на два года младше тебя.
        Велион рассмеялся, к нему присоединился и Кралинн. Отсмеявшись, Велион наполнил их кубки. Сегодня можно отдохнуть, а завтра в путь.
        Только бы догнать братьев.
        Глава 9. Новая жизнь (начало)
        Гроно был небольшим городом, и найти рынок не составило труда. Побродив как следует, Велион купил то, что ему было нужно - кривой нож и яд. Нож был великолепен - рукоять чётко ложилась в ладонь могильщика, будто бы клинок делался на заказ, а кривое лезвие острием внутрь, имеющее длину в восемь с половиной дюймов, имело отличнейшую заточку, не хуже бритвы, которой цирюльники вскрывают чирьи. Яд, так называемый "язык змеи", Велион мог бы составить и сам, но поиск ингредиентов мог занять слишком много времени, да и лаборатории для его приготовления у могильщика не было. Так что пришлось яд покупать, из-под полы, конечно, торговля ядами, кроме крысиного, была строжайше запрещена, но когда это кого-то останавливало? Велион приобрёл небольшую баночку за полторы марки (торговец, тихим шёпотом расхваливающий продукт, дал хорошую скидку) и, прежде всего, понюхал. Яд, как качественный "змеиный язык", ничем не пах. Велион сомневался, что можно встретить такое у обычных рыночных торговцах, ведь чаще всего "язык" припахивал и имел слабый жёлтый оттенок, а качественный продукт не должен был иметь ни цвета, ни
запаха, но теперь уверовал - на рынке можно найти всё. Однако, расплатившись с торговцем, могильщик решил проверить покупку. Он отошёл в какой-то переулок, с трудом поймал кошку, такую тощую и ободранную, что сразу становилось ясно, что она и так бы долго не протянула, и, достав баночку, начал аккуратно наносить яд на лезвие кинжала большим пальцем.
        Работа наёмного убийцы, работающего в закрытых помещениях сложна, говорил когда-то Халки. Нужно быть хорошим актёром, чтобы приблизится к жертве, знать этикет, быть начитанным, ведь придётся находиться в обществе дворян. Ну, или надо просто быстро и бесшумно убивать, а так же хорошо прятаться, быстро бегать, долгое время неподвижно находится в засаде. Велион считал, что умел всё это. Правда, это было тринадцать лет назад. Но мастерство, как говорится, не пропьёшь. Однако, было и ещё кое-что в работе "скважечника", как их называли в школе (говорили, что лучший скважечник, являющийся ещё и магом, спасаясь от погони, проскочил через замочную скважину, правда, где он её нашёл не известно, разве что в сундуке, в замках дворян чаще всего используются навесные замки или, на худой конец, засовы), это страховка. Поэтому Велион купил кривой кинжал - он помог бы работать бесшумно, а бесшумная смерть - это перерезанное горло, а никак не удар кинжалом в сердце, поэтому больше подходило кривое лезвие. Нет, удар в сердце - метод верный, но в сердце надо ещё попасть, а случается всякое, попадание в рёбра могло
загубить всё дело, да и кольчуги ещё никто не отменял. Но в сердце можно попасть и кривым лезвием. Вторая страховка - яд. Можно ранить человека лишь слегка, и тот скончается за несколько секунд. К тому же, яд помогал трусливым наёмным убийцам - в критической ситуации можно было всего лишь себя кольнуть в палец, а не перерезать себе горло или вскрывать брюшную полость. Конечно, у хороших наёмных убийц, протравленных противоядиями, а то и самими ядами в детстве, иммунитет, но от "змеиного языка" нет противоядия, поэтому...
        Велион почувствовал лёгкое пощипывание в пальце и отдёрнул его от кинжала. Холодея, он поднял палец к глазам. Так и есть. Во-первых, он снял перчатки при входе в город. Во-вторых, он забыл их надеть перед тем, как наносить яд на лезвие, хотя собирался, слишком уж волновался. В-третьих, и основных, он порезался об острейшее лезвие своего ножа, и на его большом пальце выступила капля крови.
        Могильщик тяжело застонал и упал прямо на мостовую, выронив из руки кинжал. "Вот и отомстил", - подумал он, закрывая глаза. Через несколько секунд, максимум - полминуты, он умрёт. Да, наверное, у него есть полминуты - в кровь попало слишком мало яда. Остаётся только радоваться, что яд действует безболезненно, он бесшумен, как настоящий змеиный язык. Бесшумен и быстр, заметить его просто невозможно. А времени всё меньше и меньше...
        "Действительно, - зло подумал могильщик через пару минут, быстрым шагом обходя торговые ряды, - времени всё меньше и меньше". Но торговца, продавшего ему "змеиный язык", уже не было. Теперь Велион понимал, почему яд не имел ни цвета, ни запаха, лишь лёгкий белый оттенок - это был слабый раствор крахмала в воде. Могильщика злила потеря денег, но не могла не радовать вновь обретённая жизнь, потерянная, казалось, навсегда. Если он живёт, он сможет отомстить. Но придётся обойтись без яда, рисковать деньгами, которых и так осталось мало - он вложил последний свой заработок в бордель - Велион не хотел.
        Поплутав немного по улицам, он вышел из города.
        И сразу наткнулся на яму с трупами. Такие бывают в каждом городе. Сюда на рассвете свозят убитых, не имеющих родственников, умерших нищих и горожан, у которых нет денег на похороны. Потом их куда-то увозят, прежде чем они начинают вонять, и хоронят в братских могилах. Сегодня таких было восемь. Велион отвернулся от ямы, но, заметив что-то такое, повернулся опять...
        Дальше он брёл, опустив голову и бессильно сжимая кулаки. Могильщик клял себя за то, что послушал Кралинна и остался отдохнуть в борделе.
        Велион не нагнал их по дороге, хотя конным должен был сделать это, он был почти уверен, что они свернули куда-то или просто застряли в одном из постоялых дворов, чтобы отметить будущий заработок. Но всё оказалось не так. Наверное, они купили или взяли в аренду коней, чтобы быстрее добраться до Олистера. Скорее всего, они прибыли к нему вчера, чтобы получить свои деньги. И наверняка они их получили, а потом отправились в трактир. Но уже ночью были заколоты стилетами и, раздетые донага, выброшены здесь или просто где-то на улице. В одном Велион не сомневался - убийц подослал Олистер, из-за него мертвы К"хиистропхак и А"глепсхонен, могильщики с островов Щита, расположенных за Ядовитым морем. А значит, у могильщика с континента появился ещё один повод отомстить ему.
        Он хотел похоронить их, но не стал - его могли увидеть, и это вызвало бы подозрение. Ему пришлось бросить людей, которых считал друзьями, рядом с нищими, с которыми его друзьям теперь предстоит разделить могилу. Велиону оставалось только брести по дороге, ведущей к их убийце и убийце его родителей, скрипя зубами от бессильной злобы и глухой, давящей скорби. Но вскоре он совладал со своими чувствами, осталась только ненависть, гложущая его изнутри. Граф Олистер должен умереть. И Велион, могильщик, вспомнивший, что он должен был стать наёмным убийцей, сделает так, чтобы это произошло и как можно скорее. Пусть ему придётся некоторое время терпеть его рядом, пусть ему придётся выполнять его приказы, пусть он будет жить в лесу рядом с замком, если его план не сработает, но Олистер погибнет от его руки. А он не привык отступаться от своих целей.
        - Это, значит, ты хотел со мной поговорить? - угрюмо поинтересовался мужчина с большим животом и обвисшими щеками.
        - Да, - коротко отозвался Велион. Толстяк, стоящий перед ним не был графом Олистером, но могильщик на всякий случай не хотел выдавать, что знает это.
        - И чего же ты хотел?
        - Наняться к вам.
        - И кем же ты хотел к нам наняться? Чистильщиком сортиров? Или, быть может, свиных стойл? Короче так - говори, какое говно хочешь чистить, свиное или человеческое? - толстяк расхохотался. Двое стражников, стоящих у ворот в замок, тоже рассмеялись, но не очень естественно. Значит, это хотя бы большой человек у Олистера.
        - Если так можно выразиться, я чищу кое-что, - сухо сказал Велион. - Вернее, подчищаю. Но не говно.
        - А что же? Говори, мать твою, быстрей, а то у меня обед стынет! Прикажу выпроводить вот этим парням, - толстяк ткнул в сторону стражников. Те сразу выправились, с оживлением глядя на могильщика. Наверное, на посту было скучно, драка бы их развлекла. Ну что ж...
        - Пусть попробуют, - паршивенько улыбнулся Велион.
        - Ребята. - Толстяк кивнул в сторону Велиона. - Только сильно не покалечьте.
        Стражники с довольными минами двинулись к могильщику, который продолжал стоять на месте с невозмутимым лицом.
        Без оружия даже лучше, Велион всегда паршиво дрался на мечах. Паршиво для школы убийц, для большака его умения вполне хватало, даже с избытком. Но в рукопашной и драке на ножах в школе у Велиона не было равных. Пусть он подрастерял умение, но с этими олухами он справится.
        Велион ушёл от неумелого захвата одного и коротким ударом ноги выбил ему колено. Второй метил кулаком в ухо могильщику, но Велион перехватил его руку в локте и быстрым движением вывихнул её из сустава. На этом всё и кончилось. Через пять секунд после начала драки он стоял над двумя валяющимися в земле и буквально рыдающими от боли стражниками, их раны были весьма и весьма болезненными.
        - Ну, и кем же ты хотел наняться? - с проснувшимся интересом в голосе спросил толстяк.
        - Телохранитель, наёмный убийца, - пожал плечами Велион. - Кем надо, тем и буду.
        - Проходи, мой сеньор тебя примет. А этих убрать.
        Толстая широкая спина исчезла в проходе, но Велион немного задержался у ворот.
        - Простите, ребята, - искренне сказал он стражникам. - Если меня возьмут на работу, я оплачу вам лечение.
        Замок Олистера был большим и богатым. Сразу за воротами располагалась площадка, имеющая площадь не менее чем в двадцать тысяч квадратных ярдов, и в случае битвы здесь могло расположиться крупное подразделение. Стена, огораживающая его, помимо двух выдвинутых вперёд башенок у ворот была толщиной в несколько ярдов, к тому же, каждый из четырёх углов тоже выдвигался вперёд и поднимался на зубцами стен, походя на своеобразные башни с площадками на вершинах, с которых в случае осады можно было вести огонь из катапульт по большому радиусу. Сам замок был небольшой по площади, однако, в высоту поднимался на три, а то и четыре этажа, над которыми с двух сторон поднимались две круглые башни, а по центру высился донжон. Если учесть множество вспомогательных строений, одно из которых здорово походило на казарму, это была неприступная крепость, в которой можно было разместить не менее двух тысяч солдат. Граф Олистер был богат, у него была большая армия, расположенная недалеко от столицы, и это было на руку королю Гризбунгу. Но по рождению Олистер был лишь мелким графом, имеющим дальнее родство с сильными мира
сего. Поэтому-то ему и понадобились могильщики. Так что он, скорее всего, получит место повыше при дворе, а на войне будет одним из ближайших соратников короля.
        Но сейчас войны не было, к ней даже никто не готовился. А готовились к чему-то другому. На башнях были развешаны разноцветные флаги, на которых красовался герб, изображающий василиска пронзённого копьём, площадка, на которой можно было разместить большой отряд, кишела бардами, фокусниками, факирами, гадалками, базарными магами, шлюхами и прочим сбродом, и даже солдаты графа, занятые всеми перечисленными сразу, выглядели как-то празднично.
        - Какой-то праздник? - перекрикивая шум толпы, просил Велион у толстяка.
        - Король даровал сегодня утром графу Олистеру герцогское звание, - крикнул тот. - Так же три соседних графства стали вассалами моего сеньора.
        "Значит, король был в курсе, - подумал Велион. - Вчера Олистеру принесли вещи с гербом, а сегодня утром он уже стал герцогом. Вот так так... могильщик, куда же ты залез...".
        - Не думаю, что это им понравилось, - сказал Велион вслух.
        - Они ещё не знают, - расхохотался толстяк. - Но ты прав, им это не понравится. Поэтому ты как никогда вовремя.
        - Рад слышать.
        Могильщик и слуга Олистера миновали толпу и прошли в замок мимо изнывающих от зависти и скуки стражников. И первым человеком, кто им попался на дороге, был никто иной, как сам новоиспечённый герцог.
        Кралинн показывал Велиону гравюру, изображающую Олистера, и, на удивление, она не очень-то лгала. Герцог был высоким, сухощавым, тонкогубым, горбоносым, у него была горделивая осанка и хищные цепкие глаза. Различие между гравюрой и оригиналом было только в том, что под глазами у герцога были тёмные мешки, говорящие о бессонных ночах, проведённых за работой, а никак не за выпивкой. А так же, седина, серебрящая виски и бороду Олистера, но тут гравюру упрекнуть было нельзя - она была десятилетней давности. Сейчас Олистеру около пятидесяти.
        - Я гр... герцог Олистер, - представился он. - Я всё видел из окна донжона, без подробностей, конечно, но видел. Надеюсь, они живы?
        - Только вывихи, - ответил Велион, делая низкий поклон. - Я - Велион. Хотел бы работать у вас наёмным убийцей либо телохранителем.
        - Велион, - медленно проговорил Олистер. - Благородное имя, но очень распространённое, даже среди простолюдинов, к сожалению. Поговорим за столом, обед уже подан, я ждал только вас. Это, кстати, моя правая рука - граф Моргран.
        - Граф, - склонил Велион голову.
        - А ты держишься достойно, - заметил герцог. - Не раболепствуешь, молодец. Ладно, обед, все дела после обеда.
        Дела действительно отложили до послеобеденного времени. Велиона усадили за стол слуг, Олистер и Моргран проследовали за небольшой хозяйский стол. С ними за столом было трое немолодых мужчин, явно графских, вернее, герцогских, военачальника с жёнами, жена Морграна - шестнадцатилетняя нимфа с впечатляющими формами и выражением лица, присущим истинной бляди, а так же семья самого герцога - молодая жена с благородным лицом, болезненного вида юноша, похожий с герцогом, как две капли воды, и красивая молодая девушка, на герцога не очень-то похожая, но, по тому, как она себя вела, сразу было видно, что это его дочь.
        Обед был праздничный и затянулся надолго, хотя большая часть мероприятий была запланирована на вечер. Даже еда слуг была отличной - суп с говядиной, жаркое из свинины, множество закусок, салатов, фрукты (слугам - фрукты! груши и яблоки в основном, но были и апельсины с мандаринами и арбуз) и, конечно, пиво, эль и слабое вино, причём, вся выпивка была приличной. Олистер нехило раскошелился на всё это. Велион наелся до отвала, но выпил только кружку эля, хотя весёлое настроение слуг располагало к большему. Но ему ещё надо было наняться на работу, и он не мог подвергнуть дело даже малейшему риску. Будто и вправду пришёл работать. Но пока дело обстояло именно так. Да и пить одному не хотелось.
        Второй причиной того, что время тянулось долго - пристальное внимание слуг. С ним не разговаривали, но постоянно смотрели, те, что сидели рядом, даже о всякой чуши болтали в полголоса, ведь он пришёл с герцогом. А когда опоздавший к обеду ключник громким шёпотом рассказал историю о том, как черноволосый незнакомец уделал у ворот четырёх стражников, взгляды стали ещё более пристальными. Но теперь их пытались скрывать. Что бесило ещё больше.
        Наконец, герцог Олистер поднялся из-за стола, давая понять, что обед закончен. И хозяйский стол, и слуги зашумели, начиная собираться. Графа Морграна при сборах порядком качало, он опирался на жену, стараясь ухватить её за грудь, та в ответ полупьяно смеялась. Герцог ему сказал что-то, после этой фразой граф расплылся в довольной улыбке и удалился. Велион, не зная, что делать продолжал сидеть за столом, но Олистер помахал ему рукой, и могильщик направился к нему, сопровождаемый любопытными взглядами уже не только слуг, но и приближённых герцога.
        - Поговорим в моём кабинете, - бросил Олистер, когда Велион подошёл к нему. - Следуй за мной.
        Велион кивнул.
        Через несколько минут, преодолев длинную винтовую лестницу, могильщик и герцог сидели за столом в небольшом помещении. Кроме стола и пяти стульев здесь ничего не было. В комнату вела всего одна дверь, и было только одно окно, больше напоминающую бойницу, но, благодаря большому количеству ламп, здесь было светло, как и требовалось от рабочего помещения.
        - Ты выпил всего одну кружку эля, и мне это нравится, - сказал Олистер, пристально глядя на Велиона, в правой руке он держал бокал с вином, напротив могильщика стоял такой же. - Мало пьёшь?
        - Я же пришёл наниматься, - сдержанно сказал могильщик.
        - А в другое время пьёшь много?
        - Обычно после хороших заказов могу себе позволить, если, конечно, нет других дел.
        - Много было заказов? - продолжил расспросы герцог.
        - Достаточно.
        - Известные имена были?
        - Были, - солгал Велион.
        - Назовёшь?
        - Нет.
        - Понимаю. - Олистер некоторое время молчал, но потом продолжил: - На чём специализируешься?
        - Скважечник. Это...
        - Знаю, что это. Скважечник - это хорошо. Знаешь, в последнее время скважечники встречаются редко, и многие наёмные убийцы начинают говорить о вещах, которых не должны - благородстве, например. Убивать в постели не благородно, подло. Кинжал и яд - оружие труса, говорят они, я не возьмусь за это дело. Завалить кого-то на мечах - плёвое дело. Но как убить на мечах дворянина, у которого в свите десяток стражей? И это в лучшем случае. Не придёшь же ты к замку и не начнёшь орать под его стенами, вызывая владельца на честный поединок. По-моему, наёмный убийца не должен рассуждать, он должен выполнять заказ, получая за это деньги, а методы значения не имеют, убийство ведь и есть убийство, и о таких вещах, как благородство должны говорить рыцари, а не наёмники. Может, ты считаешь по-другому?
        - Конечно, нет. Можете быть уверены, у меня таких принципов нет.
        - И ты убиваешь тому, кто больше платит?
        - Тому, кто щедро платит, - сделав ударение на слово "щедро", ответил Велион. - Меня можно купить, но не перекупить. Но купить меня стоит больших денег.
        - Предполагаю, - ухмыльнулся Олистер. - И, по-моему, это и есть истинное благородство, если, конечно, можно так сказать. Пусть верность и покупается за деньги, она остаётся верностью. Ладно, продолжим. В какой школе ты обучался?
        - Той, что под Сингой.
        - Хорошая школа. Не лучшая, но очень хорошая, а это значит, что ты наёмник экстра-класса. Как поживает Хралнки?
        - Халки, - машинально поправил Велион. - Говорят, умер, но я давно не был в школе... как выпустился не был.
        - Значит, знаешь Халки, - произнёс Олистер, с его губ не сходила улыбка. Велион только сейчас понял, что герцог исковеркал имя учителя специально. - А давно ты выпустился?
        - Скоро будет тринадцать лет.
        - Значит, тебе лет тридцать, большой возраст для наёмного убийцы. Это тоже очень хорошо. Знаешь, скажу тебе откровенно - если бы ты пришёл хотя бы завтра, я бы приказал тебя гнать в зашей. Или, скорее всего, повесил, правда, предварительно отправил бы тебя к палачу. Но ты пришёл сегодня. Я, конечно, тебе не доверяю. Но ты вряд ли был послан одним из тех графов, что теперь станут моими вассалами, я объявил о празднествах всего несколько часов назад, сомневаюсь в такой их скорости. Возможно, меня спасла судьба, послав тебя. Ты принят на работу. Деньгами, конечно же, не обижу. Выпьем?
        Велион чокнулся с Олистером и пригубил вина. Герцог выпил бокал залпом.
        - Что ты заметил в замке? - спросил он, утерев губы.
        - Думаю, что ваша правая рука слишком часто тянется к бокалу с вином.
        - Ну, у меня сегодня праздник.
        - Я говорю о Моргране.
        - Хороший был помощник, - медленно произнёс Олистер. - Но сегодня у меня праздник, да и вообще, все выходные будем гулять, о делах через три дня. Эти дни можешь пить, но немного. Любая баба за мой счёт, только сильно не увлекайся. Твоя комната будет рядом с моей, я переселю ключника. Пока располагайся, потом тебя приведут ко мне.
        Велион поднялся со стула и поклонился, стараясь не улыбаться. Действительно, к герцогу его послала сама судьба.
        Велион ложился спать. Расправлял мягкую постель, застеленную чистым бельём, развешивал портянки, чистил сапоги. В комнате горела всего одна лампа, остальные он уже потушил. В голове слегка шумело - он выпил три или четыре бокала вина, Олистер сегодня щедро сказал, что у Велиона выходной.
        "Выходной, - раздражённо подумал Велион, садясь на постель уже голым. - Я здесь застрял надолго". Он посмотрел на свои руки. Даже в полутьме было видно, как они подрагивают от ярости. За этот день он находился рядом с Олистером слишком часто. И несколько раз едва не вогнал ему в спину кинжал, но всё-таки сдержался - месть не имела смысла, если он погибнет. Нет, он не был героем, не хотел, чтобы о нём складывали легенды. Он просто хотел отомстить. Он уже пробрался в стан врагов, но прилюдно убивать Олистера, а после принимать мученическую смерть от его приближённых он не собирался. А значит, пока он будет сидеть рядом с герцогом и ждать. Может, придётся ждать долго, но он вытерпит, хотя ярость снедала его.
        За этот день Велион узнал многое. Во-первых, Олистера охраняло не меньше десятка человек, причём, скрытно, рядом с ним ходили всего двое, да и то на небольшом отдалении. Во-вторых, Моргран сидел рядом с Олистером не известно зачем - он пил, трахал свою молодую жену и не только её, и не выполнял никаких функций. Говорили, что когда-то Моргран очень сильно помог герцогу, но теперь это был бесполезный распутник и алкоголик. В-третьих, в семье Олистера было не всё гладко, какие-то проблемы были у дочери с женой, точнее пока Велион не узнал. Ну, и ещё кучу всякой чуши в добавку: сплетни слуг, свежие новости, даже историю ключника, которому было за шестьдесят, и который уже почти сорок лет служил семье Олистера, причём, сначала его старшему брату. На вопрос, куда делся старший брат герцога, могильщик не получил вразумительного ответа. Это взбесило его ещё больше.
        В дверь кто-то тихо поскрёбся. Велион вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки. Потянувшись, он придвинул ближе свой меч и, накинув на бёдра простыню, чтобы прикрыть срам, громко сказал:
        - Открыто.
        Дверь действительно была открыта: запоры - препятствие для телохранителя, а Велион ещё не знал, кем ему придётся быть, возможно всё.
        Дверь тихонько приоткрылась, в неё кто-то тихо скользнул. Даже в полутьме Велион понял, что это женщина, а ещё через пару секунд он узнал молодую жену Морграна, кажется, её звали Иллу. Она была весела и полупьяна, правая лямка платья сползла, обнажая плечо и часть аппетитной груди.
        - Что ты здесь делаешь? - глухо от возбуждения спросил могильщик.
        - Моргран уснул ещё в обед, - хихикнула Иллу. - Пьяный чурбан. - Она уселась на кровать, глотнула из бутылки вина и протянула её Велиону. - Он в последнее время часто так делает.
        Велион молча отпил вина и вернул бутылку Иллу. Та отстранила бутылки и с тихим смехом отбросила с ног Велиона простыню.
        - А ты уже готов, - прошептала она, отбрасывая с плеч лямки. - И трезв.
        Велион глотнул ещё вина и, поставив бутылку, начал помогать Иллу раздеваться. Несмотря на молодой возраст, она имела большую грудь, но талия была почти по-детски тонка. Наконец, она выскользнула из платья, толкнула Велиона на постель и, усевшись сверху, начала яростно его целовать, опускаясь всё ниже и ниже.
        "Хоть что-то приятное за сегодня, - подумал Велион, закрывая глаза. - Хоть что-то...".
        Иллу была нежна и яростна одновременно, она явно имела большой опыт. Вот и хорошо. Велион высвободился, перевернулся, подминая Иллу под себя, та тихо засмеялась, прижала губы к его уху и застонала.
        - Раза мне не хватит, - шепнула она.
        - Я рад.
        Велион проснулся от того, что в комнату кто-то вошёл. Иллу ещё спала, прижавшись к нему мягкой тёплой грудью. Могильщик аккуратно высвободился из её объятий и сел. В свете только начинающегося рассвета он узнал Олистера.
        - Ты уже не один, - усмехнувшись, сказал герцог.
        - Угу, - промямлил Велион, лихорадочно раздумывая, что ж делать. Пусть Моргран бесполезен, но Олистер держит его при себе, а значит, он вряд ли обрадуется, увидев жену своего приближённого в постели только что нанятого слуги.
        Как назло, Иллу проснулась. Она села в постели, но, увидев Олистера, даже не попробовала прикрыть голую грудь.
        - Иллу, - хмыкнул герцог. - Быстро ты. Ну-ка кыш отсюда, я хочу поговорить с Велионом наедине. К тому же, Моргран скоро проснётся, он уснул в обед.
        - А то я не знаю, - хихикнула Иллу, поднимаясь с кровати и начиная одеваться. - Опять полезет на меня с утра со своим жирным пузом. - Она оделась и, прежде чем выйти, нагнулась к Велиону, поцеловала его губы и прошептала: - Если муженёк ещё спит, я зайду.
        - Угу, - повторил Велион.
        - Давай-давай, - поторопил её Олистер.
        Иллу фыркнула и пошла к выходу. Олистер похлопал её по круглой попке, на что Иллу только сильней завиляла ей.
        - В первый же день к тебе, - сказал Олистер, когда дверь закрылась. - Она девочка по-своему умная, хотя сразу и не скажешь, и к кому попало спать не пойдёт. Не волнуйся, я не в обиде за Морграна. Иллу сюда привёз я, у неё особое положение, и она делает то, что хочет. И спит с кем хочет. Раньше это были, конечно же, Моргран и я. Теперь и ты.
        - Ага.
        - Я хотел поговорить наедине, поэтому пришёл так рано. - Олистер уселся рядом с Велионом, взял в руку бутылку, стоящую на полу у кровати, поболтав её, поверяя, осталось ли там вино. Услышав бульканье, он глотнул. - Мне не нужен телохранитель. Знаешь почему?
        - У вас есть с десяток охранников, - ответил Велион, поняв, что это проверка. - Двое ходят невдалеке, это официальная охрана. Другие сторожат скрытно - двое шутов, кстати, хорошая конспирация, фрейлина вашей жены, ещё пятеро мужчин, явно военных, но не в доспехах. Если есть другие, я их не видел.
        - Хорошо, - довольно произнёс герцог. - Если есть и другие, сам об этом узнаешь, я тебе об этом говорить не собираюсь. Но ты официально тоже будешь моим телохранителем, первым, выставленным на показ. Иногда будешь заступать на дежурство, для отвода глаз, ходить со мной на официальные и неофициальные встречи, короче - делать вид, что ты и есть мой телохранитель. На самом же деле ты будешь выполнять кое-какие поручения, к которым ты привык, первое получишь сразу после того, как кончатся празднества. Кстати, сегодня твой первый день. Стой с каменной рожей у моей двери, и сопровождай меня на празднике. Пить тебе сегодня, конечно же, нельзя, наверстаешь ночью и завтра. Иллу поможет, Моргран сегодня опять нажрётся.
        - Хорошо.
        - Тогда пока отдыхай, за тобой через пару часов придёт ключник.
        Олистер вышел. Но только Велион положил голову на подушку, в дверь, постучав, вошла Иллу, переодетая во что-то лёгкое и полупрозрачное.
        - Сегодня не выспишься, - сказала она, выскальзывая из одежды. - Делаем всё по-быстрому, я знаю, что скоро придёт ключник.
        Замок просыпался медленно. Первым был ключник, поднявший едва успевшего задремать Велиона. Когда могильщик заступил на пост, по коридорам уже шастали слуги, они вытирали пыль, меняли прогоревшие за ночь факелы, наполняли маслом лампы и меняли в них фитили. Они исчезли через несколько минут, и на некоторое время в коридоре воцарилась тишина и пустота. Стоял только Велион, рот которого вот-вот готов был порваться от зевоты. Но скоро ему даже зевать будет нельзя.
        Где-то через час после рассвета потихоньку начали просыпаться господа. Велион уже слышал голос Морграна, буквально за дверью напротив, вот почему Иллу успела так быстро переодеться. Но никто не показывался. Вместо господ снова появились слуги. Забегали няньки, туда-сюда принялись сновать фрейлины, несущие платья, косметику и бадьи с горячей водой. И это длилось недолго, буквально пару минут, в коридоре снова стало пусто, зато из-за дверей слышались голоса, довольные и нет, заспанные.
        Первыми из господ в коридор вышли Моргран и Иллу. В одной руке графа уже была бутылка с вином, другой он в открытую тискал за грудь Иллу. Поприветствовав Велиона, они ушли.
        А вот второй появилась дочь герцога, Виллита. Она вышла из соседней двери от комнаты Олистера, противоположной от нового жилья Велиона. Могильщик невольно засмотрелся на девушку. На ней было одето превосходное платье кораллового цвета, светлые волосы были стянуты в толстую косу, кончик которой опускался ниже пояса. Высокая и стройная, с длинными ресницами, обрамляющими глаза тёмно-карего цвета. Проходя мимо Велиона, она остановилась и повернулась к нему. Могильщик скользнул глазами по скромному вырезу её платья, залюбовавшись едва видневшейся белой кожей небольшой груди.
        - Да, у Иллу, наверное, больше того, на что можно попялиться, - сухо произнесла девушка, голос у неё был приятным. - Но и на мои скромные достоинства вы обратили внимание, телохранитель отца, что не может мне не польстить.
        Велион промолчал, не зная, что ответить, его взгляд начал бороздить высокий потолок коридора. Его радовало только то, что он не покраснел. Виллита тоже это заметила.
        - А ты не покраснел, - произнесла она. - Умеешь владеть лицом. Хотя, паршивенько. На твоей пёсьей роже прямо-таки написано чувство собственного достоинства. А как же, конечно, такая честь - стать телохранителем самого герцога Олистера. Он никогда не нанимал телохранителей так явно, так же как и не искал себе молодую жену ("Так вот где собака зарыта", - подумал могильщик). Ты выглядишь как пёс, которого хозяин ведёт на поводке, ты гордишься хозяином, гордишься тем, что тебе доверили защищать его. Но у вас есть разница, и большая - хозяин любит свою собаку. Знаешь, многие люди желают смерти моему отцу, а теперь их станет ещё больше. И наём первого официального телохранителя - отличный ход. Теперь первым попадёшь ты, а не мой отец. Твой хозяин с радостью пожертвует тобой, пёс, а ты стоишь здесь, высунув язык, которым готов вылизывать задницу моему папаше. Беги, телохранитель, беги, если тебе дорога жизнь. Мой отец, конечно же, этого тебе не простит, но так у тебя появится хотя бы шанс выжить. Что думаешь, телохранитель?
        - Думаю, что вы проголодались, а завтрак стынет.
        - Мне его подогреют, - буркнула Виллита. - А ты просто дурак.
        Она ушла, оставив Велиона думать. А подумать было над чем.
        Виллита права, Олистер подставил Велиона под удар, подсунул своим врагам, как червя рыбам. Прежде, чем устранить герцога, попробуют убить Велиона. Это большой риск... Но бежать он не будет, иначе ему никогда больше не представиться возможность отомстить. А значит, придётся рисковать, не зря же его учили в школе убийц. Ох, и вляпался же ты, могильщик. Говорил братьям-могильщикам, чтобы они не лезли в политику, а сам залез в неё так глубоко, что не захлебнуться будет просто. Его будут знать в лицо, если только его заподозрят в убийстве Олистера, а его заподозрят - после убийства герцога, он в замке не задержится, на него начнётся охота. Стоит ли его жизнь мести? Он же сам раздумывал о том, что надо отомстить и выжить... Но уже поздно, дороги назад нет, не оставаться же ему на всю жизнь телохранителем и наёмным убийцей человека, которого хочет убить. У него есть руки и ноги, и он умеет владеть ими, а значит, шанс выжить после убийства у него будет. Вот уж не думал никогда, что погибнет от руки человека, а не в могильнике...
        Дверь в комнату Олистера отворилась, из неё вышел сам граф с женой. Он махнул Велиону, давая знак двигаться за ним. Велион пошёл следом, в двух шагах позади. Через пару минут они вошли в столовую, чуть не столкнувшись с уже полупьяным Морграном, который вис на Иллу, хватая её за полуобнажённую грудь. Обменявшись приветствиями, они разошлись.
        На завтрак герцогу подали глазунью с беконом, варёный говяжий язык, бульон и фрукты. Пили квас и яблочный компот, Олистер приказал убрать со стола вино. "В обед и вечером напьёмся, - сказал он. - Не хотим же мы быть похожими на дорогого нашему сердцу графу Морграну". Эти слова были восприняты, как шутка.
        Пока герцог с семьёй завтракали, Велион, стоящий за его креслом, молча глотал слюну, ему завтрака не подали. Наверное, Олистер это заметил.
        - Голоден? - спросил он.
        - Да, - после секундного раздумья ответил Велион.
        - Ключник не подал тебе завтрак? - в голосе герцога прорезалась ярость. - Чёрт, если бы он не служил столько моей семье, я бы приказал всыпать ему розог. Я приказал ему разбудить тебя и подать завтрак, на что он ответил мне, что не кухарка, чтобы таскать завтраки всяким проходимцам. Ладно, садись, поешь. - Он похлопал по креслу слева от себя, именно на этом кресле вчера сидел Моргран. - Надеюсь, среди близких мне людей нет того, кто хотел бы меня убить.
        Виллита, ещё не закончившая завтракать, рассмеялась и зло покосилась на жену герцога, сидевшую по правую руку от него. Взгляд был очень театральным. Олистер пригрозил ей пальцем.
        Велион уселся рядом с герцогом и быстро заглотил завтрак. Олистер, уже закончивший столоваться, ждал. Когда Велион, наконец, поел, герцог поднялся из-за стола и проследовал в сопровождении семьи на улицу.
        Во дворе празднество уже шло полным ходом - толпа разноголосо шумела, отовсюду доносилась весёленькая музыка, верещал скот. Олистер продвигался по толпе, принимая льстивые поздравления от приближённых, хваля музыкантов и бросая им монеты. К нему со всех сторон лезли поэты, умоляя, чтобы герцог послушал оды в свою честь, несколько базарных провидец бесплатно предрекали Олистеру долгую и счастливую жизнь. Весь этот сброд сдерживали не меньше двух десятков солдат в доспехах, расчищающие путь. Наконец, герцог выбрался за ворота, где уже был сооружён помост, окружённый множеством людей. На этот помост Олистер и начал взбираться в сопровождении только жены, дочери (старший сын ещё спал) и, конечно же, Велиона, проклинавшего всё и вся. Хуже ситуации придумать было просто невозможно, его лицо видели все. Оставалось только твердить себе, что обратного пути нет.
        Когда Олистер забрался на помост, толпа, собравшаяся здесь, притихла.
        - В первую очередь, - закричал Олистер с помоста, - я бы хотел поблагодарить всех собравшихся здесь за поздравления. Спасибо, мои подданные, за всё. И, в качестве благодарности, я снижаю налоги за этот год вдвое!
        Раздался оглушительный рёв, у Велиона заложило уши. Да, налоги вдвое - это превосходно, особенно, если учесть, что урожай ещё не собран, а многие будут выплачивать налог именно продуктами. Государство забирало десятую часть от доходов, Олистер не меньше пятой, а значит, крестьяне здорово сэкономят. А герцог получит их любовь.
        Наконец рёв толпы затих. Улыбающийся герцог продолжал:
        - И это касается не только крестьян, но и торговцев, владельцев таверн, мануфактур и всей разношёрстной компании, которая нас здесь развлекает.
        Последние слова герцога утонули в рёве толпы, но Велион расслышал слова Виллиты.
        - Учитывая, что все мануфактуры принадлежат тебе, - буркнула она. - А они приносят наибольший доход. И вряд ли это касается новых твоих земель.
        Олистер сделал вид, что не слышит её. А может быть, он и не слышал. Впрочем, Виллиту это не расстроило. Видимо, главным было просто протестовать, а эффект был не так важен.
        - А пока развлекайтесь, верные мои подданные, - заговорил Олистер, когда толпа снова поутихла. - Надеюсь, трактирщики тряхнут мошной и выставят всем бесплатной выпивки...
        - Потому что деться им некуда, - прокомментировала Виллита. - К тому же, им надо куда-то деть протухшие продукты.
        - ... и вы гульнёте, как следует. Счастлив народ - счастлив герцог. Я посмотрю на ваши гуляния со стен замка. А барды, факиры, музыканты и многие-многие другие, собравшиеся здесь, помогут вам в этом! За что, конечно же, получат доход.
        Герцог начал спускаться с помоста, ревущая толпа не затихала.
        Обратная дорога была ещё сложнее - народ рвался к обожаемому, по крайней мере, сегодня, владыке. Даже Велиону пришлось заехать по лбу какому-то наиболее ловкому фокуснику. В прочем, тот не сильно на него за это обиделся, особенно если учесть то, что другие стражники намяли ему бока посильнее. До стены замка удалось добраться только через четверть часа. Здесь уже стояли кресла и несколько накрытых столиков. Одно из кресел занимал сын герцога, Овилен, на другом сидел Моргран, Иллу пока не было, остальные семь были свободны.
        - Овилен, - сухо сказал герцог.
        - Отец, - кивнул юноша.
        - Если ты ещё будешь до утра заниматься шлюхами, а не сном, и пропустишь такое мероприятие, я не посмотрю, что тебе восемнадцать, прикажу отстегать розгами. Или сам ремнём пройдусь.
        - Тебе ещё раз даруют герцогский титул? - усмехнулся Овилен. Олистер в ответ бросил на него устрашающий взгляд.
        Они расселись по креслам, Велион занял место за креслом герцога.
        - Сейчас и сюда притащат помост, - сказал Олистер Велиону. - Только развлечение будет на порядок лучше, чем за воротами. А в обед пойдём на пир, там тоже будет весело, к сожалению, не для тебя.
        Велион хотел сказать какой-то бред вроде "это моя работа", но посчитав, что это прозвучит глупо, промолчал. К тому же, ему действительно было интересно - он редко попадал на праздники. А если и попадал, то чаще всего его гнали оттуда камнями.
        Следующие четыре часа прошли быстро. Факиры, фокусники, танцовщицы, барды, скоморохи и музыкальные ансамбли промелькнули, как один, их лица перемешались и плохо запомнились. После представления был обед, на который Моргран уже почти полз, а Иллу не было - на стене сидели только мужчины, если, конечно, не считать семьи Олистера, только самые приближённые. За обедом, который, слившись с ужином, затянулся глубоко за полночь, представление было ещё лучше, а между столов снова шлюхи и танцовщицы. Барды были великолепны, факиры глотали горящие клинки, короче, было всё, что душе угодно.
        Наконец, всё кончилось. Велион, порядком подуставший и полуголодный, только расслабился, но, как оказалось, для него ещё ничего не кончилось. Олистер, почти даже трезвый, приказал ему следовать за ним. Они поднялись в знакомую уже могильщику комнатку. За столом стояло несколько тарелок закусками и графин с вином.
        - Садись, - кивнул Олистер. - Закуси пока, потом поешь нормально, Иллу уже ждёт тебя в твоей комнате, оголившаяся и с ужином. Отдыха тебе не предвидится - мне доложили, что к нам на праздник едет граф Ульский. Официально - выразить почтение господину. Проблема в том, что Ульский - мой бывший конкурент, самый опасный из тех трёх графов, что теперь стали моими вассалами. Подставляться пока он не будет, скорее всего, он замыслил что-то на турнире, который состоится в мою честь через неделю. А если он не будет подставляться, значит, его подставим мы. Моргран сослужит мне последнюю службу. Понимаешь о чём я?
        - Конечно, - сказал Велион, прожевав кусок ветчины.
        - Он был хорошим другом и слугой, но стал абсолютно бесполезен. Даже опасен. Он слишком много пьёт, по пьяни болтает лишнего и, ко всему этому, проиграл в карты кучу денег человеку, который, по слухам, на побегушках у Ульского, а его мы пока поймать не можем, и не знаем, сколько Моргран ему разболтал. Так что завтра бессонная ночь. Детали тоже будут завтра. Ступай, я хочу побыть один.
        Велион поднялся и, поклонившись, ушёл.
        "Вот уж навязала судьба врага, - угрюмо думал могильщик, спускаясь по лестнице. - Способен убить даже друга. А Кралинн меня предупреждал... Плевать. Я сделаю всё. Возможно, завтра, может быть, получится свалить всё на Ульского".
        В комнате могильщика действительно ждала Иллу.
        Велион, согнувшись, пробирался по узкому тоннелю. Было сыро, сапоги могильщика мешали грязь, руки были испачканы. На то он и тайный ход, его никто не чистит и не зажигает факелов на стенах, а не помешало бы... Хотя бы крыс не было. Жаль, что Олистер живёт с другой стороны, придётся долго ждать, когда Велиону откроют тайну другого коридора.
        Весь этот день могильщику снова пришлось изображать из себя телохранителя: бродить за Олистером, переносить взгляды слуг и толпы. Особенно пристально на него косились двое из свиты графа Ульского - тощий парень лет семнадцати, изображающий пажа, и широкоплечий монах в рясе Единого бога. Велион сразу же указал на них герцогу, но, как оказалось, тот уже знал, что они наёмные убийцы на службе у графа. Ночью Велион снова развлекался с Иллу - Моргран всё не трезвел. А значит, у могильщика будет меньше проблем. Пьяный муж и утомлённая ночью любви жена, идеальный момент для убийства.
        Его не волновала жизнь Морграна. Если надо убить его, чтобы заслужить милость Олистера, Велион его убьёт. Тем более, Иллу не пострадает. Вообще, ему было плевать на эту шлюху, к случайным любовницам он не пытал слишком сильных чувств, но она была совершенно не причём. Так же, как и семья самого герцога. Жертв будет ровно столько, сколько нужно, чтобы смерть от руки Велиона нашла Олистера. В идеале, конечно, смерть должна быть одна, Олистера, но раз уж не получилось...
        Наконец, Велион нашёл нужную дверь. Он тихонько надавил на рычаг и, скинув сапоги, тихо проник в распахнувшуюся дверь. Ему в нос ударил запах перегара, а уши практически заложило от храпа. Это плохо, если кто-то услышит, как храп затих... Кто услышит? Все спят, ещё почти два часа до рассвета, самый сон, а если учесть, как все пережрались на празднике, то никаких свидетелей вообще быть не может.
        Могильщик тихо и быстро шмыгнул к едва виднеющейся кровати Морграна. И остановился, не зная, что делать.
        Иллу смотрела на него широко раскрытыми глазами. Её рот начал распахиваться, чтобы издать крик, но Велион быстро закрыл его ладонью.
        - Тихо, - зашипел он. - Это я, Велион.
        Иллу замерла, продолжая смотреть на него.
        - Будешь молчать, сохранишь жизнь, - шепнул могильщик. - Крик поднимай не раньше, чем через четверть часа, поняла?
        Иллу кивнула.
        Велион отпустил её и склонился над графом. Тот спал, как убитый. Могильщик тяжело вздохнул и коротким движением перерезал ему горло от уха до уха, а потом быстро и незаметно ударил Иллу в висок рукоятью ножа. Ни к чему ей лежать в сознании рядом с умирающим Морграном, ещё поднимет истерику раньше времени.
        Велион дождался, пока граф перестанет булькать и дёргаться и, закрыв за собой дверцу, ушёл. Поспать сегодня не удастся, Иллу очнётся и заверещит минут через десять. Надо успеть хотя бы помыть руки с сапогами и раздеться, в идеале - лечь в постель, чтобы не было никаких подозрений.
        Вопли в коридоре раздались в тот же миг, когда его голова коснулась подушки.
        - Ульский, фактически, устранён, - сказал Олистер. - По крайней мере, его падение продолжается. Мне удалось повесить убийство на мальчишку-пажа. Конечно, граф его выгораживал, но это не помогло, слишком много фактов указывало не него. Ты знал, что его мать когда-то изнасиловали солдаты Морграна? Был несколько лет назад один пограничный конфликт... И его видела Иллу, которую он оглушил, надо было ему её убить, но он оказался парнем жалостливым, - Олистер усмехнулся. - Не думай, что Иллу здесь просто так... я тебе это уже говорил? Плевать. И спит она с тем, с кем мне надо, а не с кем ей велит её блядское сердечко. Впрочем, ты ей действительно понравился, если тебе важно это знать. Ладно, хрен с ней с Иллу. Ты своё дело сделал и сделал профессионально. И у меня не только хорошая разведка, но и палач неплохой, так что парень на допросе признался. Конечно, Ульского это не свалит, но я дискредитировал его перед глазами короля, хоть и не много, ему удалось отгородиться тем, что это была исключительно инициатива мальчишки, возжелавшего мести. Надеюсь, другие не полезут. Мне послала тебя судьба, Велион. Ты
веришь?
        - Верю, - сухо отозвался могильщик, кланяясь.
        - Вот и молодец. Держи. - Герцог бросил на стол тяжело звякнувший кошелёк. - Здесь десять марок. Хватит?
        - Конечно.
        - Ну вот и хорошо. Погуляй, трахни Иллу, она не очень-то тяжело переживает смерть мужа. Два дня ты выходной. А следующая настоящая работа тебе предстоит на турнире в мою честь.
        Велион, поклонившись, направился к выходу из кабинета Олистера.
        - Подожди, - неожиданно окликнул его герцог.
        - Что? - спросил Велион, останавливаясь.
        - Ты же знаком с Кралинном?
        - А он так сказал? - с замиранием сердца спросил Велион.
        - Да, мои люди с ним говорили. У нас частенько бывали проблемы, но он так же часто работал на меня. Так вот, Велион, могу тебя поздравить, Кралинн за тебя поручился. Ладно, иди.
        Велион ещё раз поклонился и вышел из комнаты.
        Кралинн за него поручился. Что ж, это хорошо. И хорошо, что Олистер чаще пересекал интересы сыщика, чем платил ему, хоть и сам этого не знал. Кралинн помогает Велиону, это, возможно, будет стоить ему жизни, но он должен это понимать. И наверняка, понимает лучше, чем Велион. Вот и спасибо.
        Кажется, Олистер ему поверил. Что ж, надо укрепить в нём эту веру, хорошо выполнив эту работу на турнире. Пусть ему верит сам Олистер, его семья и приближённые. Пусть потом Велиона называют ублюдком и предателем. Его семья будет отомщена. Будут отомщены Истро и Епсхо.
        Могильщик-мститель. Смешно. Но он сделает это.
        Глава 10. Новая жизнь (окончание)
        Велион ползком пробирался через кусты. Позади кто-то вопил, требуя больше факелов, ему вторил ещё один голос, уже слева.
        Чёртов оруженосец. Выскочил в самый неподходящий момент, чтобы увидеть, как перемазанный грязью Велион вскрывает шею его господину. Мальчишке пришлось умереть, но он успел закричать.
        Велион выбрался, наконец, из кустов и, пригнувшись, рванул в сторону леса, в темноту. Позади разгоралось всё больше и больше огней, в их свете мельтешили орущие люди. Большинство вопило о том, что убийце не удалось далеко уйти. Что ж, они правы, Велион находился едва ли более, чем в сотне шагов от шатра рыцаря Крувига, но от преследователей его отделяла полоса кустов, которую он сумел преодолеть практически бесшумно. Да и если бы он и шумел, его бы вряд ли услышали. Зато он услышит, как преследователи будут через них ломиться. Они же догадаются притащить к шатру собак? Конечно. Вот только сколько на это уйдёт времени...
        - Собак! Собак ведите!
        Велион ругнулся сквозь зубы. Накаркал. Но ничего, ещё два десятка шагов, и он забежит в лес, а на то, чтобы найти и привести собак потребуется время. За это время он успеет добежать до лесного ручья, возможно, даже пробежать по нему до тайника, где лежит его одежда. Он переоденется, а одежду в которой он сейчас, сожжёт - Олистер оставил ему магический порошок, который мгновенно воспламеняется. Во втором кармане будет лежать порошок, сбивающий след - надо будет его только посыпать и он разлетится с ветром, унося запах одежды, в которую сейчас одет Велион, чужой одежды, настолько вонючей, что могильщика до сих пор тошнило, хотя он был одет в неё уже около получаса. Ветер достаточно сильный, так что даже деревья ему не помешают. А если ветер будет дуть в противоположную от лагеря Олистера сторону, то вообще всё будет замечательно.
        Могильщик добрался до ручья и рванул по его краю, громко шлёпая ногами по ледяной воде. Скоро начнёт сводить ноги, так что нужно бежать быстрее.
        Чёрт побери, сколько предосторожностей, чтобы убить зятя графа Ульского... Не самого графа, а именно зятя. Велион считал, что это разозлит графа, Олистер наоборот говорил, что это его сломит, минимум, заставит задуматься. Зятя Ульский не любил, это знали все. Но он был богат и превосходно выступал на турнирах, так что графу пришлось пожертвовать младшей, любимой, дочерью ради хороших связей. Что ж, теперь его дочь свободна, к тому же, она получает в своё распоряжение два замка и несколько сотен гектар земли, оставшихся от мужа. Так предупредит ли это Ульского? Или же напротив, это своеобразная услуга? Ведь предупреждением была смерть пажа...
        Плевать.
        Ручей резко заворачивал вправо, а значит, нужно было выбираться на сухое. Велион выскочил из воды и неторопливо побежал, яростно мотая головой в поисках указанного ему дерева. Позади только-только раздался собачий лай. Медленно, слишком медленно. Ульский, в чьей свите, естественно, и находился его зятёк, не слишком-то торопился. Или выбрал на сегодня нерасторопных слуг, без разницы, итог тот же - очень и очень неторопливая погоня. Нет, точно, он же сегодня ездил на охоту, так что гончие сильно устали, чего уж говорить о загонщиках. Значит, это всё-таки услуга, а не предостережение. Нет, опять не то. Это и то, и другое. Как бы ни медлили слуги Ульского, следы они найти должны, а когда эти следы пропадут где-то посреди леса, граф снова утвердится во мнении, что с Олистером шутки плохи. Герцог, мать его, умён, даже слишком.
        Наконец, Велион увидел нужный ему дуб. Он быстро вытащил из-под корней прикрытую ветками одежду, переоделся. В правом кармане лежала крохотная шкатулка, в которой можно было бы хранить разве что кольцо, и огниво. В левой только шкатулка, такая же маленькая. Значит, начать надо с правого кармана.
        Велион посыпал порошком одежду и принялся чиркать огнивом. Огонь вспыхнул тёмно-красным, едва освещая ночной лес. Тем лучше. Одежда прогорела меньше, чем за минуту, не оставив и лоскутка. Но всё равно могильщик потоптался по пожухлой траве, разбрасывая оставшуюся горстку пепла, а потом забросал это место ветками. Даже если это место найдут, то собаки не учуют ничего, кроме запаха самого Велиона, но ведь они взяли другой след.
        Закончив, Велион быстро вернулся к ручью и высыпал порошок из другой шкатулки. Если преследователи дойдут досюда, они пойдут по другой стороне ручья, ветер дул как раз туда. Всё просто великолепно. Пора возвращаться в лагерь Олистера.
        У герцога Олистера была самая помпезная палатка, пожалуй, даже королевская не могла бы с ней сравниться. Яркие красные тона, вышитый золотыми нитями новый герб, размеры, превышающие крестьянский дом, и всё это ставилось только для герцога с женой. Но жена герцога приболела и не поехала на турнир, так что в палатке жил только герцог с Иллу. Велион всё ещё спал с ней, но Иллу, не думая, остановилась у Олистера. Это был её выбор, а Велиону было плевать. Немного возмущалось его чувство собственности, но ревностью это назвать было сложно. Всё-таки после Свиши Велион вряд ли смог бы полюбить такую свободолюбивую женщину. К тому же, он порядком опасался Иллу и старался не открывать при ней лишний раз рот, даже в постели. Он вообще прослыл молчуном и угрюмцем как среди слуг, так и среди господ. И это его устраивало.
        Велион тихо нырнул в палатку Олистера. Герцог ждал его. Он сидел на своём лежаке, укрытый роскошным одеялом, рядом лежала абсолютно нагая Иллу. Кажется, она не мёрзла, хотя уже начало сентября, и ночи были холодными. Уже сентябрь, а Велиону так и не представилась возможность подобраться к герцогу настолько, чтобы воткнуть нож ему в спину. Или горло.
        - Дело сделано? - коротко спросил Олистер.
        - Конечно.
        - Всё чисто?
        - Да.
        - Можешь идти.
        Велион поклонился и вышел из палатки.
        Вот и всё. Только сказаться и спать. Деньги Олистер пообещал заплатить по приезду в замок. Впрочем, на деньги Олистера Велион было плевать, он не потратил ни гроша их полученного за последние полторы недели, много было то, что могильщик ел его еду.
        Неожиданно кто-то пересёк ему дорогу. Велион отступил, заводя руку за спину, кинжал в ножнах был сунут за пояс со спины, но увидев, что перед ним женский силуэт, расслабился.
        - Опять выполнял грязную работу для моего папеньки? - раздался приятный женский голос. Это была Виллита.
        - Доброй ночи, - сухо отозвался Велион. - Вы ещё не спите?
        - Ну и кто же помешал моему папе на этот раз? - продолжала дочь Олистера. - Надеюсь, не старый друг?
        Велион вздрогнул.
        - Ты сам себя выдал, убийца. Впрочем, как и мой папаша. Только у него появляется новый человек, смахивающий повадками на наёмного убийцу, гибнет его старый друг и соратник, ставший абсолютно бесполезным...
        - Вам не холодно? - прервал её Велион. - Осень уже.
        - Нет, мне не холодно. Надеюсь, это не было предложением лечь с тобой в постель?
        - Осенью легко простыть, - сказал могильщик, надеясь, что девушка разозлится и уйдёт. Но дочь Олистера была упорна.
        - Ты не отвечаешь на мои вопросы.
        - Позвольте, я провожу вас, ночью может быть не только холодно, но и опасно.
        - Конечно, ночью по улицам бродят наёмные убийцы... ой, я хотела сказать, телохранители, которые никогда не стоят на посту. Ты же не хочешь меня убить, пёсик?
        - Пойдёмте.
        Велион подошёл к Виллите, взял её под локоть и не грубо, но настойчиво, повёл её к палатке, в которой она располагалась.
        - Мой отец забрал у тебя твою шлюху, - произнесла Виллита, едва волоча ноги. - Четвёртый день без траха, если учесть время, потраченное на дорогу. Наверное, сложно, а? Ты же не хочешь меня изнасиловать?
        - Вы, наверное, шутите, госпожа, - ответил Велион. Хотя, он был вовсе не прочь, Виллита ему нравилась, очень нравилась. Уверенная в себе, холодная, благородная, умная. Нет, он не смог бы жить с такой женщиной, и всё равно он тянулся к ней. Но Виллита его кузина... С другой стороны, многие женятся на кузинах, особенно среди дворян, а он детей с ней делать не собирается. А чего, собственно, он задумался об этом? Да потому что Виллита уже дважды сказала об изнасиловании. Намекает? Сама не прочь? А какая разница? Это может испортить всё, сломать то доверие, которое Велион с таким трудом заслужил, или вовсе привести его на дыбу.
        - Конечно, шучу, - буркнула Виллита. - Но знай, мой отец не очень расстроится. Моя мать вторая его жена, за которую он вышел только ради её денег. А ещё я родилась недоношенной, всего-то шестимесячной, хотя весила я под десять фунтов. К тому же, ходили слухи, что мать до Олистера была фавориткой одного соседнего короля, и её выслали из страны с кучей денег. Так что, скорее всего, Олистер - не мой отец, и он знает это, поэтому не очень-то меня любит.
        - Мы уже дошли, - сказал Велион, останавливаясь у палатки Виллиты.
        - Такое ощущение, что я разговариваю с попугаем, который знает едва десяток слов. Говорит, но ни черта не понимает, - в голосе девушки послышались раздражённые нотки.
        - Я всё понимаю.
        - Ну так скажи мне что-нибудь! Ты знаешь, что отмалчиваться в разговоре с благородной девушкой - невежливо?
        - Знаю. Но вам пора спать.
        - Холодный, как лёд, - с глухой яростью в голосе произнесла Виллита. - Холодный, молчаливый. Ты такой и есть, или прикидываешься?
        - Такой и есть.
        - Лжёшь.
        - Почему вас это интересует?
        - Мне скучно. Поговори со мной.
        - Почему вы ненавидите госпожу Аролину?
        - Потому что ради этой малолетки Олистер убил мою мать. Конечно же, доказательств нет, она умерла от болезни, но я уверена, что её убил кто-то вроде тебя по приказу моего отчима. Или скажешь, что ты не такой? Ты убивал женщин? Детей?
        - Нет, - честно ответил Велион.
        - А убил бы, если бы заплатили достаточно?
        "Нет", - подумал Велион. Но он теперь не могильщик, он - наёмный убийца. И это не только образ. Чтобы добраться до Олистера, он убивал людей, которые лично ему ничего не сделали, хотя раньше делал это только в порядке самообороны, ну или тех, кто это заслужил, вроде Карпре. Значит, и ответ будет, как у настоящего убийцы.
        - Да.
        - Ну, ты хотя бы не лжёшь, - констатировала Виллита. Велион не услышал в её голосе ноток разочарования.
        - Мне пора, - сказал могильщик, отпуская локоть девушки.
        - Ты совсем кретин, убийца?
        - Нет, - ответил Велион, сглотнув слюну. "В любом случае Олистер сейчас занят Иллу, - подумал он. - А это будет маленькая месть собственника. Хотя, плевать мне на месть, просто она мне нравится, поэтому я веду себя, как мальчишка. Даже Виллита сейчас взрослей меня".
        Он отодвинул плотный занавес палатки и тихонько подтолкнул Виллиту. Она поняла не правильно. Оттолкнула его руку и шагнула внутрь. Велион видел, что в её глазах блеснули слёзы. Он шагнул следом, обхватил её плечи и поцеловал в голую шею со всей нежностью, на которую был способен. Девушка вздрогнула, повернулась в его объятьях и ответила на поцелуй, неумело, но страстно. Велион начал скинул с неё плащ, под которым была только ночная рубашка. Его руки скользнули по её шеи, груди. Виллита крепко прижалась к нему.
        - Мне страшно, - прошептала она. - Только не говори, что можешь уйти.
        - Я не уйду, - ответил Велион, который только что чуть не сказал это. - До утра не уйду.
        - Значит, ты не совсем кретин.
        Утро было холодным и мозглым, как поздней осенью. Начавшийся перед рассветом дождь превратил дорожную пыль в грязь, которая плотным слоем прилипала к сапогам.
        Самочувствие Велиона, проспавшего всего пару часов, было не лучше. Больше спать он не мог - в палатке было слишком холодно, даже железная печурка не помогала. Глаза слипались, доканывала зевота. Он шлёпал по грязи, ёжась под плащом, в палатку, где повар Олистера уже должен был готовить завтрак. Сейчас бы чего-нибудь горячего, супа или, лучше всего, глинтвейна с большим количеством специй, чтобы согреться и хоть немного взбодриться. А дальше уже дотерпеть до трибун и выспаться там. Хотя, это маловероятно: деревянные скамьи сейчас мокрые и холодные, да и погода вряд ли улучшится.
        Велион нырнул в палатку повара. Здесь было хорошо натоплено и пахло чем-то вкусным. На низких скамейках сидели двое возниц, трое оруженосцев и двое рыцарей, вассалов Олистера, приехавших отстаивать честь своего господина. Вообще их было пять, но трое уже проиграли и не вышли в финал, который должен был состояться сегодня, причём, один сломал себе позвоночник. Его оруженосец, по просьбе господина, перерезал ему глотку. Правда, парень не смог объяснить, по чьей просьбе он стырил у рыцаря кошелёк и два перстня. Деньги у парня отобрали и определили в помощники конюха, всё-таки в первой части своего рассказа он был весьма убедителен.
        - Доброе утро, - буркнул Велион, присаживаясь к возницам. Всё-таки телохранитель слуга, а не вассал.
        - Эй, Велион, - окликнул его один из рыцарей, Имилен. Это был молодой парень, невысокий, но крепкий, а уж копьём он владел просто мастерски. А ещё он заглядывался на Виллиту, но не мог к ней подойти, потому что на полголовы был ниже. К тому же, Олистер вряд ли позволил бы ей жениться на младшем сыне графа, не имеющем право на наследство. Имилен жил в замке, который ему пожаловал Олистер, но после смерти Имилена его дети не смогли бы его наследовать. С другой стороны, Имилен превосходно владел оружием, так что вполне мог заслужить право на передачу замка по наследству.
        - Да, господин Имилен?
        - Господин у нас один, - поморщился рыцарь. - И зовут его Олистер. Давай, садись к нам.
        - Благодарю.
        - Да брось ты свои манеры.
        Могильщик пересел за стол, где сидели рыцари с оруженосцами. Если у слуг была каша с копчёностями и подогретое пиво, то за этим столом ели мясное рагу, фаршированную щуку, а пили глинтвейн.
        - Здоров, телохранитель, - пробурчал второй рыцарь, Грантон. Ему было уже за тридцать, и он тоже дошёл до финала турнира.
        - Приветствую.
        - Слыхал новость, Велион? - весело спросил Имилен.
        - Наверное, нет, я только что проснулся, - ответил могильщик, накладывая себе рагу из общего котла.
        - Крувига пришили, прямо в его палатке. Оруженосца его тоже грохнули.
        - Поразительно. И кто же посмел?
        - Да Ульский, мать его, постарался, - буркнул Грантон. - Попомните мои слова, это Ульский. Или его доченька убийцу наняла.
        - А что, убийцу не поймали? - поинтересовался Велион.
        - Куда там, - махнул рукой Имилен. - Профессионал попался. Да и Ульскому приспичило вечером после состязаний на охоту, так что и собаки бесполезны оказались. Ты, Велион, держи ухо востро, а то и на нашего господина покушаться могут.
        - Будь спокоен, - усмехнулся могильщик. "Ложь, - подумал он. - Везде ложь. Она сопровождает меня. Я лгу всегда. Но по одному поводу - чтобы никто не узнал, что я могильщик, только обстоятельства меняются. Месть, убийство, ужин в таверне, проститутка, - всего этого не будет, если люди узнают, что я могильщик".
        - Да уж, ты-то парень не промах, - хмыкнул Имилен. - В деле я тебя пока не видел, но чего стоит тот случай, когда ты пришёл наниматься на работу. Десяток солдат раскидал голыми руками, слышь, Грантон?
        - Угу, - промычал Грантон с набитым ртом. - Ты жри давай, - буркнул он, пожевав. - Сейчас нас в эти чёртовы железные печки посадят и ни поссать тебе, ни посрать, а жрать вообще дадут только к концу турнира, так что жуй.
        - Да я ем.
        - Вот и ешь. Чем тяжелее будешь, тем сложнее тебя из седла выбить будет. -Грантон хохотнул. - Вот напридумывали дерьма, бой с копьями. Во времена моей молодости рыцарь имел самое большее меч и кольчугу, а теперь? Панцири эти херовы, тяжесть сраная, на коня в нём сам не залезешь, вот и платишь деньги всяким оруженосцам да конюхам, от которых толку только, что они тебя на коня в этой печке запихивают. А бой на копьях. Что за дерьмо такое? Ты в железе, конь в железе, а копьё тупое, только и гибнут те, что неудачно с коня упали, а так только поломанные рёбра да копчик отбитый, вот и все увечья. Когда мне было лет шестнадцать, вот тогда были турниры. Рукопашный бой, бой на мечах и стрельба из лука - всё! После боя на мечах не меньше пяти трупов на песке оставалось, а уж когда стенка на стенку сходились... - Грантом даже зажмурился от удовольствия. - Если сорок человек сходились, трупов десять бывало, не меньше. Ну, конечно, с учётом калек, их сразу добивали. Кому нахрен нужен рыцарь с одной рукой? А сейчас что из боя на мечах сделали? Два засранца в железе с ног до головы тычут друг в друга тупыми
мечами, пока один другому по башке так не зарядит, что тот сознание потеряет. Откуда это, мать вашу, взяли? Говно стали турниры, говно. - Договорив, рыцарь снова уткнулся в свою тарелку.
        - Взяли из архивов, - гордо ответил Имилен. - Маги с могильщиками раскопали. Так турниры проводились в Золотое время.
        - Твои маги - скверна сплошная, - раздражённо сказал Грантон. - Про могильщиков я вообще молчу. И что это, мать твою, за Золотое время, а, Имилен?
        - Довоенное.
        - Вот так и говори. А я тебе скажу вот что: пусть твоё Золотое время идёт в жопу тем, кто раскопал эти архивы. У меня денег мало, а чтобы их заработать надо идти биться на турнир, не в наёмники же идти. Прости, Велион, но у меня в жилах течёт благородная кровь. А чтобы идти на турнир, надо купить этот сраный доспех. А чтобы его купить, надо продать как минимум двадцать коров, а то и вдвое больше. Сорок коров! Ты думаешь в моём стойле столько голов скота срало, когда приспичило покупать это дерьмо? Хрен! У меня в замке, - замок-то у меня большой, но кроме замка от папаши, пропойцы сраного, мне ничего не досталось - кроме жены и трёх детей, жило ещё четыре слуги - кухарка и конюх с их детьми. Так что моей жёнушке самой приходилось доить коров и стричь овец. Мне часть земель, которых, я тебе скажу, у меня было немного, в аренду отдавать пришлось.
        - Когда я был у тебя в последний раз, у тебя слуг было человек пятнадцать, - вспомнил Имилен.
        - Это потому что доспех окупился, да ещё как. А если бы нет?
        - А, Грантон, всё ворчишь, - весело произнёс Олистер, подсаживаясь к ним за стол. - Что-то ты часто стал. Стареешь, а?
        - А как же, герцог, старею, - пробурчал с набитым ртом Грантон, угрюмо косясь на начавших собираться оруженосцев.
        - Мне-то тогда как жить? Я уже был графом, когда ты под стол пешком ходил.
        - Ну, что вы, герцог.
        - Да ладно. Велион, доброе утро.
        - Приветствую.
        - Это я его пригласил за хозяйский стол, - сказал Имилен, немного втягивая голову в плечи, как ребёнок, готовящийся получить разнос от родителей.
        - Ничего, ничего, - усмехнулся Олистер. - Он теперь будет сидеть здесь всегда за то, что так хорошо меня защищает. А вот Ульский нанимает херовых телохранителей. Слышали уже?
        - Ему бы кто в шею нож всадил, - холодно прокомментировал Грантон.
        - Не говори так, - шутливо погрозив пальцем, сказал Олистер. - Не далее как десять минут назад он был у меня. Пригласил на поминки и выразил свои добрые намеренья как вассал.
        - Зассал, - вставил Грантон. - Пажу крышка, зятьку улыбку сделали от уха до уха. Кто-то на него взъелся. - Говоря это, Грантон всё время смотрел на Велиона.
        - Что за грязные намёки? - осклабился Олистер. - Я дорожу своими вассалами.
        - Если они хорошенько напуганы и делают всё, что тебе угодно, - хмыкнул рыцарь, не переставая смотреть на Велиона.
        - Кому-то нужны только деньги. Так, Велион?
        - Конечно, господин.
        - Ладно, - герцог отпил глинтвейна и грохнул бокал о стол. - Хватит об этом. Благородные рыцари, вы позавтракали?
        - Да, - ответил за двоих Имилен.
        - Тогда ступайте. И не опозорьте меня. Мою милость вы уже заслужили, но она может быть куда больше. Вы знаете, что для этого надо сделать.
        Рыцари поднялись из-за стола и, поклонившись, ушли. Велион, помалкивающий всё это время, вопросительно уставился на Олистера, не зря же он прогнал из-за стола рыцарей.
        - Я хочу с тобой поговорить, - медленно произнёс Олистер. Велион молчал, изображая внимание. - Наша акция удалась, - сказал герцог после долгой паузы. - И целью этой акции был не испуг, как ты уже догадался. Так что и ты заслужил мою милость. И ты её уже получил.
        - Не понял.
        - Всё ты понял. Я не против, чтобы ты спал с моей дочерью. Я уже давно вижу, как она смотрит на твою каменную физиономию, и как ты постоянно провожаешь её взглядом. Девственность до брака в наше время встречается не чаще, чем супружеская верность. К тому же, я хотел выдать её за какого-нибудь старика, который скоро преставится и оставит мне своё состояние. Так что можешь не стесняться, только будь осторожен, не обрюхать кобылку. Сам понимаешь, если она забеременеет, то её сразу придётся выдавать замуж, а если у старичка-мужа будет наследник, я так легко его деньги не заберу, ага? - граф рассмеялся.
        Велион, не зная, что ответить, молчал. Его разбирала злость. "Добрый господин Олистер, - раздражённо думал он. - Посадил за хозяйский стол, разрешил спать со своей дочерью, пусть и не родной. А когда я стану не нужен, отправит меня в расход, как Морграна. И что-то мне кажется, что до этого осталось недолго. С Ульским помирился, другие, узнав это, тоже утихомирятся. А я слишком много знаю".
        - Чего молчишь? - весело спросил Олистер.
        - Не знаю, что ответить.
        Герцога снова рассмеялся.
        - Ну ты и мужик, Велион, - произнёс он сквозь смех. - Ладно, пошли на турнир, у меня аппетита нет. Тебе, как ты уже понял, снова придётся изображать моего телохранителя, я же обеспокоен тем, что столько благородных людей погибло от рук убийц в последнее время. Виллита будет рядом.
        - Угу.
        Олистер снова рассмеялся.
        Места Олистера с семейством, как виновника праздника, располагались рядом с королевскими. Велион с мрачной весёлостью думал, что он, грязный могильщик, смог лицезреть самого короля Гризбунга. Король был тощим и длинным, как палка, сутуловатым. Выглядел он нескладно, благородства в его чертах было немного, но стоило заглянуть в его глаза, как сразу становилось ясно, что этого человека во врагах лучше не иметь, даже если бы он был обычным человеком. У Гризбунга были глаза холодного и расчетливого убийцы, не лишённого интеллекта, более чем не лишённого.
        Из других дворян Велион знал только графа Ульского. Его свита носила траурные одежды, хотя сильно расстроенным не выглядел никто. Дочь графа, высокомерная обладательница по-дворянски тонкого горбатого, но слишком крупного носа, теперь сидела рядом с ним. За спинкой её кресла стоял высокий мужчина, одетый в цвета Ульского - зелёное и жёлтое. Велиону его поза показалась смутно знакомой, но он отбросил эту мысль. Всё-таки он видел многих слуг графа во время их посещения замка Олистера. Хотя, это, вроде бы, кто-то новый - вчера говорили, что у графа новый человек, но сам Велион его не видел, весь вчерашний день он по приказу Олистера шнырял у трибун и вокруг лагерей рыцарей в поисках предполагаемый убийц. На самом деле он оглядывал окрестности, чтобы не попасть впросак на задании.
        Времени прошло уже довольно много, но турнир всё не начинался. Трибуны начинали шептаться. Велион старался уснуть. Наконец, в грязь, которая ещё вчера была песочной дорожкой, предназначенная для того, чтобы конные рыцари набирали перед столкновением разбег, вышел королевский менестрель.
        - По приказу короля Гризбунга, - начал он надсадно драть глотку. - Состязания конных рыцарей откладываются из-за плохой погоды, дабы ни одна случайность не испортила результаты поединков. Королевские маги ("Шарлатаны", - буркнул кто-то неподалёку.) обещают, что к обеду погода наладится. Пока же объявляются состязания в рукопашном бое, отменённые пять лет назад. Могу участвовать все добровольцы. Главные приз - двадцать пять марок золотом. - Менестрель свернул свиток, с которого читал, и ушёл.
        - Эй, Олистер! - крикнул Ульский, поворачиваясь к Олистеру. - Может, устроим состязание телохранителей? Только рукопашный бой. Хочешь, сделаем ставки.
        - Идёт, - хохотнул Олистер. - Ставлю пятьдесят марок.
        - Поддерживаю. Если, конечно, ваше величество не против.
        - Моё величество не против, - сухо отозвался Гризбунг. - Тем более, нам потребуется время, чтобы найти добровольцев.
        - Вот и хорошо, - оскалился Ульский.
        Велион наклонился к Олистеру и прошептал ему на ухо:
        - Господин, я привык убивать, а не драться для потехи.
        - Это приказ, - жестко сказал герцог. - Это провокация, и мы на неё поведёмся. Ты же не убил этих двух олухов-стражников, так что справишься. Покалечь его, но не сильно. Надо показать Ульскому, что я лучше во всём. Получишь половину выигрыша.
        Велион выругался про себя, но послушно скинул плащ. Ещё не хватало, чтобы его физиономию видели все присутствующие. Но разочаровывать Олистера нельзя.
        Слуги тем временем начали таскать сухие доски и бросать их в грязь. Раньше рукопашные бои проходили на помостах, кроме стенки на стенку, но сооружать помост сейчас не было времени. Что ж, это всё равно лучше, чем кувыркаться в грязи. Менестрель объявил драку телохранителей и перечислил имена людей, принимающих ставки. Но желающих было немного, все ждали финала турнира с участием конных рыцарей. Гризбунг громогласно объявил, что ставит на телохранителя Олистера два золотых, мол, виновнику торжества просто не может не повезти. Ульский в ответ на это удвоил свою ставку, заключённую с Олистером, тот поддержал.
        Велион быстро скинул одежду, оставшись босым и голым по пояс, как того требовали правила, и начал спускаться с трибуны, отметив, что за прошлое лето стал немного походить на человека, а не на пугало, нарастив мяса. Кроме правила, требующего отсутствия оружия (затем бойцы и выступали полуголыми), условий у боя практически не было, разве что запрещались удары в пах. Можно пинать, щипать, кусать, рвать волосы, выдавливать глаза, душить, - короче, разрешено было всё. Что ж, тем лучше. И надо было как можно быстрее закончить поединок, всё ещё шёл дождь, Велиону ещё простуды не хватало.
        - Не подведи, - бросил ему в след Олистер. Виллита взволновано стискивала в руках платочек. Велион кивнул ей в знак успокоения, надеясь, что остальные решат, будто он кивнул Олистеру.
        Телохранитель Ульского, или его дочери, тем временем уже стоял на досках. Велион ещё раз отметил про себя, что он кажется знакомым. Но когда его противник повернулся к нему лицом, могильщик понял, что дело хуже некуда.
        На помосте стоял Валлай.
        Велион увидел, как у того округлились глаза. Наверное, он выглядел не лучше. Стиснув зубы, могильщик ступил на импровизированный помост.
        - Ты не в школе, - сухо сказал он вместо приветствия.
        - Не дошёл, - отозвался Валлай. - К тому же, работа телохранителем не так уж и плоха. А ты переквалифицировался.
        - Работа телохранителем не так уж и плоха, дружище.
        - Телохранителем? - прищурился Валлай. - Или наёмным убийцей?
        - Не понимаю о чём ты.
        - Узнал подчерк. Дугообразный разрез от уха до уха кривым ножом лезвием внутрь у Крувига. Косой удар кинжала под кадык у оруженосца, так чтобы острие вышло, перерезав сонную артерию. Ты всегда убивал так. Помнишь, ещё в школе, когда мы резали беглых крестьян и каторжан, которых нашей школе выделяли графья. Цель убийства и случайный свидетель.
        - Не понимаю о чём ты.
        - А куда ты дел перчатки, могильщик?
        - Ты мелешь чепуху, старый друг.
        - Рад тебя видеть, Велион.
        - Не могу сказать того же.
        - НАЧАТЬ ПОЕДИНОК!!! - хрипло взревел менестрель по сигналу короля.
        Валлай атаковал первым. Попробовал провести удар под дых левой рукой, сразу после которого должен был пнуть Велиона в колено и добавить правой рукой в скулу. Велион с трудом ушёл от первого удара, отпрыгнув назад, и встретил Валлая пинком в колено. Но и его удар не прошёл, Валлай слишком хорошо знал его любимые приёмы, а другие могильщик за долгие годы порядком подзабыл. Валлай всегда лучше владел мечом, но Велион лучше дрался в рукопашной. Сейчас, пожалуй, они были равны, постоянная практика многое значит, а Велион таковой похвастать не мог. Валлай ушёл влево и ударил могильщика в почку. Велион ответил ударом пятки в тыльную сторону колена, подрубая противнику ногу. Сработало, но воспользоваться этим Велион не смог - слишком тяжёл был удар, нанесённый Валлаем. Велиона выгнуло вперёд, пошатнувшись, он сделал пару шагов. Но и Валлай не смог его добить. Они повернулись друг к другу и начали кружить по уже начавшим намокать доскам. Было порядком скользко.
        И Велион поскользнулся.
        Валлай увидел это сразу и рванул в атаку, метя в солнечное сплетение, но промазал - Велион, стараясь сохранить равновесие, согнулся, и удар пришёлся в плечо. Могильщика опрокинуло. Трибуны взревели. Валлай прыгнул вперёд, намереваясь оседлать Велиона и добить. Но могильщик встретил его ударом пятки в живот. Валлая согнуло пополам, поскользнувшись, он тяжело грохнулся о доски. Велион перевернулся, обхватил Валлая так, что его предплечья были просунуты через подмышки противнику, а сцепленные ладони ухватили затылок, и надавил. Валлай сдавленно вскрикнул, когда его подбородок уткнулся в грудь, и бестолково замахал поднятыми вверх руками, извиваясь, чтобы освободиться, но ничего не выходило.
        - Сдаюсь! - крикнул, наконец, Валлай.
        - Ульский, сто марок! - весело крикнул Олистер с трибуны.
        Виллита сдавленно застонала и откинулась на простыни, расслабляя бёдра. Велион положил голову на её плоский живот, надеясь, что она отпустит, наконец, его волосы. Но ему пришлось подождать.
        - Завтра едем к Ульскому, - тихо сказала Виллита, поцеловав могильщика в губы. - Это день. Два дня пробудем там, и ещё два дня уйдёт на дорогу домой. Пять дней. О, Велион, пять дней я не смогу прикоснуться к тебе, не смогу сказать тебе ни слова. Мы будем только здороваться. Ещё я, наверное, смогу тебе сказать что-нибудь про погоду или прочую чепуху. Как это тяжело.
        - Всего пять дней, - прошептал Велион. - Ты даже не заметишь, как они пролетят.
        - Замечу. Сегодняшний день был бесконечным. Господи, как я за тебя волновалась, когда ты дрался.
        - Но всё же прошло хорошо. - "Не учитывая того, что я мочился весь день кровью: почку Валлай отбил мне прилично, как я не отключился, даже представить не могу".
        - Он так сильно тебя ударил, у меня чуть сердце не остановилось от страха.
        - Всё хорошо.
        Ладони Виллиты скользнули по её бёдам, животу, остановились под левой грудью и замерли. Велион наклонился и поцеловал её в ладонь.
        - Я люблю тебя, - сказала Виллита.
        Могильщик вздрогнул. Сердце яростно забилось в груди, даже, казалось, в нём начала булькать кровь. Ему будто ударили по голове, мысли закрутились, как в хороводе, перед глазами плыло. "Это всего лишь влюбчивая девчонка, путающая постель с настоящей любовью", - говорил сам себе могильщик, но эта мысль пропадала, таяла. "Мне никто не говорил так много лет, и много лет меня никто не любил", - ликующе орал он про себя. Горло сдавливало, руки дрожали. Но это было чертовски приятно.
        - Я люблю тебя, - повторила девушка.
        - Я тоже тебя люблю, - едва слышно прошептал Велион. Он лгал, но не сильно. Но вскоре чувство, которое он испытывал к Виллите, можно будет назвать любовью, он в этом был уверен.
        Виллита рассмеялась.
        - Мой отец выдаст меня замуж, - сказала она. - И я даже знаю за кого, Олистер сказал мне сегодня. Первый герцог королевства, Амерштель. Он прекрасный политик и полководец, у него много денег. Но он любит молоденьких мальчиков, хотя родить ему мне всё равно придётся. Я заберу тебя с собой, через год ты уже не будешь нужен отцу. И тогда мы сможем любить друг друга, может, я даже рожу тебе ребёнка...
        - Хотелось бы, - горько улыбнулся Велион.
        Виллита улыбнулась. Она толкнула его на лежак, поцеловала в губы, подбородок, начала опускаться всё ниже и ниже. Велион расслабился и закрыл глаза. Она была неумела, но старательна.
        "Умная и наивная одновременно, - думал могильщик. - Девочка. Она знает, что ей придётся выйти замуж за того, на кого укажет Олистер, она привыкла к этой мысли, и знает, что, родив пару детей, сможет спать с тем, с кем захочет, как и её муж. Но она ещё не знает, что в тот миг, когда я стану не нужен Олистеру, моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Но... но, чёрт возьми, я останусь с ней так долго, как это будет возможно. Пусть всё повторится, как со Свишей, пусть после я останусь один, это того стоит".
        Он застонал, а Виллита засмеялась.
        - Я люблю тебя, - сказал он.
        - И я люблю тебя, - сказала она.
        В прошлый раз это был снег. Теперь грязь. Он брёл в этой грязи, не понимая куда, не понимая зачем, но продолжал идти. Вперёд, только вперёд, не надо оборачиваться, не надо идти назад. Потому что своих следов он так и не увидит, грязь скрывает все следы. Если он будет идти вперёд, всё, возможно, изменится, наверное, он сможет придти куда-то.
        И он увидел. Тусклый огонёк впереди.
        Он рассмеялся и побежал вперёд. Ноги скользили в грязи, он падал, но не сводил взгляда с этого огонька, он не мог его потерять. Он вставал и шёл к этому огоньку. И - о чудо! - огонёк приближался к нему, становился ярче, перестал мигать.
        Но что-то заслонило его.
        Он пошёл дальше, но наткнулся на преграду. Он поднял глаза и увидел собачью морду.
        - Сверни, - сказала Собачья Пасть.
        - Нет.
        - Ты уходишь от своей цели.
        - Моя цель - этот огонёк. Моё путешествие перестало быть бессмысленным благодаря нему.
        - Ты ошибаешься, могильщик.
        - Я не могильщик, я...
        - Ты могильщик. И твоя цель не этот огонёк. Поворачивай.
        - Никогда.
        - Тогда я заставлю тебя свернуть.
        - Не надо, прошу.
        - Не поможет. Ты должен кое-что сделать, и ты сделаешь это. Я заставлю тебя вспомнить об этом.
        Собачья Пасть исчезла. Впереди снова загорелся огонёк. Могильщик улыбнулся и зашагал вперёд.
        Но упал лицом в грязь и не смог подняться.
        Бывший замок безвременно усопшего зятя Ульского был невысоким, массивным, с толстыми стенами. Мрачноватое место, но с точки зрения обороны просто великолепное. Такие стены пробьёт не всякая баллиста и, уж конечно, не с первого и не с десятого раза. Руны, высеченные на арках подвесных ворот, сейчас опущенных через ров, должны были обеспечивать магическую защиту, вещь в которую верили единицы, да и магов, способных пробить стену заклинанием, в стране были единицы. Сооружение не было таким большим, как у герцога, но и здесь можно было разместить довольно большой гарнизон. И он здесь располагался. И Олистер, и Ульский накапливали силы. Значит, весной война? Конечно, горцы совсем выбились из рук, но отсюда до гор далековато, до Горлива ближе.
        Едва успели собраться все гости, как началась мрачная процедура похорон. Крувиг, как и его родители, были приверженцами Единого Бога, поэтому похороны были мрачными. Чёрные одежды, рыдания, даже гостям выдали по чёрной повязке. Шествие от замка до погребального костра длилось целую вечность, хотя расстояние не превышало полумили. Похоронная процессия, во главе которой несли гроб с телом Крувига, обошла все близлежащие деревни, вбирая в себя всё больше и больше людей, даже обычных крестьян, пришедших оплакать своего господина. Когда шествие добралось до костра, гроб поместили на помост, обложенный хворостом, и отец Крувига поджёг его, раздув специально приготовленные угли, символизирующие смерть в отличие от живого огня. Вообще костёр должны были зажигать дети усопшего, но полугодовалая дочь, конечно же, на это не годилась. Ещё несколько часов пришлось прождать, пока полностью прогорит костёр, после чего отец Крувига собрал прах в урну, и началось шествие до могильного склепа, продлившееся ещё около часа. Так что поминки, ещё более мрачные, чем сами похороны, начались уже далеко после заката.
        Велион едва закусил на поминках, он устал, как собака, замёрз и был раздражён. Его злило, что ему пришлось присутствовать на похоронах человека, которого убил. Когда могильщик понял, что это не злость, а муки совести, он разозлился ещё больше. Его раздражала мрачное торжество похорон, именно торжество, ведь огонь, раздутый из углей, означал уход в другой мир, куда должны были стремиться все живущие на этом свете. Вероятно, это придумали, чтобы хоть как-то заглушить боль близких. А мрачные поминки должны были показать усопшему, что в этом мире плохо, и он не решил сюда вернуться. Велион видел оживающих мертвецов и знал, что сами бы они никогда вернулись в этот мир, их вернула древняя магия, и, конечно же, никто из них не вернулся бы к жизни в этом мире после сожжения. А весёлые поминки - пусть это и смех сквозь слёзы - помогали душам умерших лучше добраться в загробный мир, в который могильщик, конечно же, верил, но не тот, куда все должны были стремиться, а тот, куда попадать было нежелательно, ведь любая жизнь лучше хорошего загробного мира. К тому же, проповедники Единого Бога отличались даже
большим фанатизмом, чем тот, которого Велион недавно прикончил с братьями.
        В разгаре поминок, которые из-за выпитого постепенно становились всё сумбурней и веселей, Ульский с Олистером после непродолжительного разговора поднялись из-за стола. Герцог дал могильщику знак сопровождать его, Ульский видимо решил обойтись без сопровождения. Дворяне поднялись на второй этаж замка и заперлись в одной из комнат, оставив могильщика сторожить дверь. Наплевав на всё, Велион прислонился к стене и задремал.
        Из дрёмы он вынырнул из-за шума, раздававшегося за дверью. Велион насторожился и схватился за рукоять меча, но поняв, что Олистер с Ульским просто спорят, успокоился. Теперь до могильщика доносились звуки их яростного спора.
        - ... всего три года! - горячо говорил Олистер. - Медь за это время подешевеет почти вдвое, Горлив, не имеющий золотых и серебряных рудников останется ни с чем. Учти, что я сейчас герцог, могу накопить больше сил. Сейчас у меня семьсот человек, через три года будет больше двух тысяч! Ты удвоишь число своих солдат, в случае чего я помогу. И эта армия не считается регулярной, ты ведь знаешь! Договор с Горливом не нарушен!
        - Чёрт возьми, Олистер! А ты в курсе, что король Горлива хочет отменить закон, в котором говориться о том, что армия принадлежит только государству? Не слышал? Официально это снизит расходы государства, неофициально нихрена они не снижают, наоборот, теперь государство будет полностью содержать всю армию, а не графы! Как было десять тысяч человек, разрешённых договором, так и будет, но дворяне смогут иметь свои неофициальные армии, именуемые свитами.
        - Гризбунг это предотвратит.
        - Как? Он не имеет права соваться в дела суверенного государства кроме внешнеполитических. А договор с горцами о поставках зерна? Конечно, горцы заплатили за хлеб монетой, но ты же знаешь об их предрассудках. Гризбунг был идиотом, когда отказал в поставках их послу, решив, что несколько десятков тысяч пастухов, сидящих высоко в горах, ему не страшны. А Кролистан не отказал, и теперь в глазах горцев он спас тысячи их детей, которые в то время умирали от голода, а Гризбунг бросил их на произвол. И тебе не кажется странным участившиеся приграничные конфликты? Банды горцев продолжают сходить с гор, какие-то уничтожаются, а какие-то проходят и исчезают. Прибавь к этому участившиеся нападения на форпосты. Каждый горец умеет владеть оружием, так что теоретически их армия больше нашей. А теперь посмотри на факты. У Гризбунга есть регулярная армия числом в десять тысяч человек. Это позволит нам создать ядро армии наступления числом в пять тысяч человек, две тысячи конницы, полторы лучников и ещё пятнадцать сотен пикинеров. К тысяче, стоящей на границе с Горливом надо будет перебросить ещё одну, чтобы
прикрывать тылы. Пяти сотен, расположенных рядом с Ядовитым морем будет достаточно, чтобы обороняться против пиратов с островов. Полторы тысячи двинутся к границе с Голыми горами, пять сотен усилят границу, остальные будут проводить репрессии, целью которых будет уничтожение горцев-партизан. К пятитысячной армии Гризбунга ты добавишь свои семь сотен мечников, плюс мой полк из пятисот человек. Если пошукать по остальным дворянам наберётся ещё не менее двух тысяч человек. Армия в восемь-восемь с половиной тысяч человек. Горлив по моим прикидкам сможет выставить не более шести тысяч человек, у них тоже есть границы, которые не стоит оголять.
        - Во-первых, если горцы или пираты прорвут заслоны, страна окажется беззащитной. Во-вторых, по моим прикидкам Кролистан сможет выставить не менее восьми тысяч человек, ведь у него договор с горцами, про который я знаю больше, чем ты, а у Горлива с Голыми горами очень длинная граница, на которой стоит две с половиной тысячи человек. Ты посчитал, что они смогут убрать с этой границы тысячу человек, а я тебе говорю, что это будет не меньше двух тысяч. Нападающая армия несёт большие потери. Наше нападение захлебнётся, мы застопоримся на приграничных крепостях, где стоит две тысячи человек, а у Кролистана останется боеспособная шеститысячная армия. Надо ждать. К тому же, у меня есть козырь...
        - Виллита? - насмешливо спросил Ульский. - Кролистан не так стар, чтобы думать о том, что он умрёт через три года. А ещё у него осталось три прямых наследника от двух официальных жён, бастарды тут не причём. К тому же, Виллита, к нашему сожалению, женщина. Не надо ждать. Ударим, разгромим юг, разрушим экономику, передвинем пограничные столбы, а лет через десять полностью подчиним себе.
        - Ты оптимист. Я не отрицаю, что может произойти так, но... Но есть много "но". Что ж, наш разговор зашёл в тупик... - Олистер понизил голос, и Велион больше ничего не слышал.
        Могильщик стоял у двери, кляня себя. "Не лезьте в политику", - говорил он братьям. Он уже думал об этом, но тогда всё было не так страшно. Что ж, скорее всего, он совершит ещё несколько политических убийств и исчезнет. Ульский явно будет одним из тех, кого он убьёт. Даже если ему удастся прикончить Олистера и выжить, за ним начнётся такая охота... Что же делать? Бежать в Горлив? Горлив, который вот-вот охватит война. Впрочем, Коросское королевство скоро тоже будет вовлечено в войну... Надо бежать. Пусть уж лучше Олистер ищет его за измену, чем его будут искать за всё то, что он сделает, а сделать ему придётся много. Хотя, разницы никакой, итог будет один - его убьют, что приспешники Олистера, что кто-то другой. А значит, если он решит бежать сейчас, бежать надо будет далеко, пусть Крами думает, что он сгинул в могильнике.
        Дверь распахнулась, из неё вышел Ульский. Вид у него был раздражённый. Граф чуть не столкнулся с могильщиком, бросил на него злой взгляд, а потом неожиданно усмехнулся и ушёл.
        - Велион, зайди! - крикнул из-за двери Олистер.
        Велион послушно зашёл. Герцог сидел за столом и угрюмо смотрел на карту.
        - Повздорили? - поинтересовался Велион.
        - Слышал что-то? - настороженно спросил Олистер.
        - Вид у вас обоих что-то больно недовольный.
        - Ага. Ну да, повздорили. И поэтому ты кое-что сделаешь. Убьёшь Ульского. Нам нельзя торопиться.
        - Вы сейчас торопитесь, - заметил могильщик. "Мне крышка", - угрюмо подумал он.
        - Что? - переспросил герцог. - А, - он устало рассмеялся. - Я не об этом. Ты убьёшь Ульского, и сделаешь это сегодня. Мои люди в этом замке рассказали про тайные ходы...
        Олистер не договорил. Велион услышал тихий скрип за спиной и, почуяв неладное, выхватил меч. Одновременно из-за двери послышался другой скрежет, здорово напоминающий звук, который раздаётся, когда двигаю что-то тяжёлое. Как, например, комод, который стоял в паре шагов от двери...
        Велион, ориентируясь на звук, повернулся и рванул, делая наугад выпад мечом. Первая его атака стала последней. Плечо рванула боль, по спине и груди заструилась кровь, но и клинок могильщика вошёл глубоко в плоть атакующего, в самое солнечное сплетение. Велион вскрикнул, когда нападающий начал заваливаться назад, и рука, всё ещё сжимающая рукоять, выдернула меч из плеча могильщика, расширяя рану.
        - Молодец! - рассмеялся Олистер, его голос был нервным. - Покушение не удалось, нас выпустят из замка, а Ульский свалит всё на слуг своего мёртвого зятька.
        Велион молчал, угрюмо глядя на убитого им.
        - Велион, ты меня слышишь? Ты тяжело ранен?
        - Олистер! - взревел могильщик, обретя, наконец, дар речи. - Уёбок!
        - Не понял... - ошеломлённо пробормотал герцог. Но ему быстро удалось совладать с собой. - Холоп, ты что себе позволяешь?! - зарычал он.
        Велион повернулся к Олистеру и сделал шаг вперёд. Левая рука отнималась, кафтан уже пропитался кровью. Но могильщику было плевать.
        - Олистер, - прошипел он. - Нет, дядя.
        - Дядя?
        Могильщика прорвало. Всё, что кипело в нём последние дни, вырвалось наружу. Гнев, страх, ненависть - всему этому должен придти конец.
        - Да, дядя! - рявкнул могильщик. Ему хотелось выговориться. - Ты убил моего отца, из-за тебя погибла моя мать, ты выбросил меня на улицу! Приказал убить моих друзей-могильщиков, помнишь? Тех, что принесли тебе вещи с твоим новым гербом, помнишь их? Из-за тебя я убил человека, которого сто лет назад считал другом, но это, мать твою, ничего не меняет!
        Олистер наконец всё понял.
        - Подожди, Велион! - вскрикнул он. - Вилинас... - он отступил от надвигающегося на него могильщика. - Вилинас... Это вышло случайно! Я всегда любил Аллаю! Это было в приступе ярости, я не виноват...
        - Заткнись!
        Олистер бросился к двери, но недостаточно быстро. Велион нагнал его в два прыжка и всадил в спину меч. Тело герцога начало сползать по двери, оставляя на дереве след крови. Велион проткнул Олистеру затылок, и тяжело уселся на стол.
        Убийство Олистера отрезвило его, ярость, застилающая разум, прошла. Нет, ненависть не делась никуда. Не пропала и злость на себя. Он больше не увидит Виллиту. Никогда. Он оказал услугу Ульскому, что, возможно, в ближайшее время выйдет боком двум государствам и Голым горам. Он сидит в замке, наполненном людьми, раненный в плечо, в карманах нет ни гроша, только перчатки, который он таскал с собой за пазухой, чтобы не забывать кто он. Ему конец.
        Велион обвёл взглядом комнату. И увидел дверь в стене. Именно из этой двери вышел Валлай.
        А что ещё ему делать? Сидеть и ждать смерти?
        Велион сунул меч в ножны и полез в проход. Там он на секунду задержался, раздумывая о том, не обшарить ли ему карманы Олистера, но верх взяла брезгливость. К тому же, он могильщик, а не падальщик. И от Олистера ему ничего не надо, даже после смерти. Обшаривать карманы бывшего друга он не собирался тем более.
        Закрыв за собой дверь, Велион наугад побрёл по коридору. Ход, проделанный между стенами комнат, был узкий, но в этом был и плюс - он хотя бы не петлял. Велион прошёл несколько дверей с глазками для наблюдений, заглядывая в каждый, но ни одна из комнат не подходила для бегства. Если учесть, что он оставляет за собой кровавый след, то бежать по коридорам - самоубийство, так что этот ход - лучший способ скрыться, по крайней мере пока. Вряд ли Ульский захочет открыть его для всех. Но у него могло быть несколько просвещённых людей. Граф узнает о смерти своего убийцы и Олистера очень быстро, Велион и герцог вопили так, что даже за закрытыми дверьми было слышно. Значит, надо бежать, быстрее, быстрее...
        Велион слабел с каждым шагом. Хвала богам, что хоть кровотечение остановилось - кафтан прилип к ране, кровь быстро свёртывалась. Но всё равно было хреново, хоть и рана не тяжёлая. Могильщик, пошатываясь, брёл в полутьме довольно долго. И ему повезло - в конце коридора, в углу здания, он увидел крутую лесенку, ведущую вниз. Велион спустился на первый этаж, но лестница продолжалась, и он пошёл дальше. Наконец, он спустился на уровень подвала. Но оказался в ловушке - здесь был небольшой закуток и дверь. Тяжело вздохнув, Велион нажал на рычаг, и дверь отворилась. Он очутился в небольшом помещении с решётками. В тюрьме? Да уж, судьба умеет посмеяться над людьми.
        Но дверь в камеру оказалась не заперта. Велион сбросил сапоги, чтобы не шуметь, и осторожно двинулся по коридору. Никого не было, видимо, все поминали усопшего. Что ж, скоро и в замке Олистера будут поминать хозяина.
        Около двери в тюрьму стоял стражник, могильщик видел его плечо в открытой двери. Он пил из бурдюка и был не совсем трезв, но вырубить его будет сложно, тем более с обездвиженной левой рукой. И если он не потеряет сознание после первого удара... Не время жалеть других. Если придётся идти по трупам для того, чтобы выжить... так тому и быть.
        Велион подкрался к двери и ударил наугад кинжалом, туда, где по его прикидкам должна была находиться шея стражника. Тот коротко булькнул и начал оседать, хватаясь за горло руками. Велион добил его ударом в грудь, чтобы не дёргался, и, осторожно прислонив к стене его алебарду - не дай бог заденет в конвульсиях - двинулся дальше.
        Ему пришлось убить ещё дважды. Второго стражника в тяжёлом доспехе. Горло перерезать тому не удалось, пришлось бить кинжалом в подмышку, перерезав аорту, а потом вогнать кинжал в щель для дыхания, чтобы не орал, но шума тот создал всё равно много. Вторым был водонос. Парень умер быстро, так и не поняв, с кем столкнулся. Но его полные вёдра навели могильщика на мысль.
        Ров должен был питаться от какого-то источника. Если водонос нёс полные вёдра из подвала, значит, источник подземный, и ров питается от него. А в этом случае...
        Велион вошёл в дверь, из которой ему на встречу вышел парень, и действительно увидел колодец. Надо было спешить, вряд ли только один водонос обеспечивал всех коней в замке. Велион подошёл к колодцу и сел на край. У него снова откроется кровотечение. Но это не самая большая проблема, скорее всего он просто задохнётся, не зная, куда плыть в темноте. Или ров и вовсе питается от речки, которая течёт с другой стороны замка, могильщик видел её во время похоронной процессии. Но идти через двор... если сейчас поднимут тревогу... если он и вовсе не найдёт выхода из подвала, и его прищучат здесь...
        - Самоубийца... - прошептал Велион и прыгнул.
        Вода была ледяной и пахла нечистотами. Наверное, в этом были виноваты туалеты. Но на то, чтобы поить скот, пойдёт и такая вода. И уж точно эта вода будет хороша, чтобы утонуть.
        Велион не видел ровным счётом ничего, только след от огня факелов падал на воду, но стен колодца видно не было. Интересно, сколько его труп будет отравлять воду? Наверное, недолго, надо всего-то пройти по следу, а потом выловить всплывшее тело баграми. Если охрана замка поторопится, он ещё будет жив. А потом пытки, допросы..
        Лучше утонуть.
        Могильщик начал плавать по кругу, ощупывая стены колодца. Он наткнулся на дыру довольно быстро, но нырнув в неё, ткнулся лбом в свод. Значит, дыра уходит в низ. Надо плыть немедленно, он слабеет с каждой секундой. Расстегнув пояс, могильщик избавился от меча, и, вдохнув как можно глубже, нырнул.
        Он плыл долго, так долго, что тьма превратилась в ад. В глазах замелькали огни, в груди поселилась жуткая боль. Казалось, что воздух в его лёгких вот-вот расшириться и разорвёт могильщику грудь. Проход был ровным, наверное, его выбивали специально, делали колодец, который всё-таки питался от речки, текущей где-то с другой стороны замка. Но об этом могильщик думать себе не позволял.
        Было всё хуже. Прошло столетие. Могильщик яростно грёб, но, казалось, он находится на одном месте. Когда он понял, что без воздуха не протянет и секунды, то рванул вверх, но ударился головой о что-то твёрдое. Могильщиком овладела паника, он задёргался, устремляясь вперёд. Ещё одна попытка всплыть, и ещё один удар о потолок. Ему крышка, крышка... Вперёд, только вперёд, дальше... Он во что-то врезался, рванулся, преграда исчезла, и он поплыл дальше, дальше...
        "Не могу", - сказал себе Велион и рванул вверх со скоростью, на которую был способен. Удивительно, но его голова ни обо что не ударилась. Может быть, он умер и теперь летит в другой мир? Нет, перед глазами, кажется, замаячил тусклый свет...
        С жутким шумом он вырвался из воды и задышал, задышал, задышал... в рот попала вода, наверное, от брызг, которые он поднял. Велион закашлялся, но это была мелочь, он выплыл, он жив, он дышит.
        Откашлявшись, Велион поплыл к берегу рва, гадая, когда же ему в спину начнут стрелять с крепостной стены. Но никто не стрелял. На стене горели редкие факелы, кажется, тревогу ещё никто не поднимал. Или дело пока решили замять... плевать на всё. Надо плыть.
        Велион выбрался на берег рва и, отдышавшись, побрёл в сторону темнеющего вдали леса. Каждый шаг давался с трудом, но он шёл. И будет идти до тех пор, пока силы совсем не оставят его.
        Он ранен, у него нет ни гроша. Даже сапог нет, а верхняя одежда отчего-то болтается лоскутами. Наверняка, скоро за ним объявят охоту. Сейчас он продаст кинжал, а потом...
        Могильщик сунул руку за пазуху. Перчатки были на месте. Значит, выживем. Не в первый раз за душой ни гроша.
        Он отомстил, но потерял Виллиту. Месть не принесла ему облегчения, он перестал думать о справедливости. Ему было плевать на всё, кроме Виллиты. Раньше он считал, что в тот миг, когда умрёт Олистер, у него начнётся новая жизнь, мир расцветёт другими красками, воздух наполнится новым вкусом... Но теперь он понимал, что его новая жизнь кончилась.
        Перчатки, которые могильщик держал в руках, очень отчётливо говорили об этом.
        Глава 11. Холодные стены
        Велион тяжело брёл по дороге.
        Тишину, царившую вокруг, можно было бы назвать гробовой, если бы не доносящееся откуда-то снизу чавканье. Могильщик пару раз опускал глаза, чтобы увидеть его источник, и, каждый раз понимая, что чавкают его сапоги, месящие грязь дороги, забывал об этом. Его уши были заложены, глаза слезились, горло разрывала боль. Незажившие ещё раны усугубились тяжёлой простудой. Он умирал. И только чавканье сапог в грязи, как во сне...
        Но самым поганым было то, что это не сон. Велион, проклятый могильщик, будто бы вырвал те сны в явь и переживал их раз за разом, бесконечно...
        В груди что-то будто разорвалось, по лёгким прокатилась волна чего-то тёплого, и тотенграбера скрутил дикий приступ кашля. Это было агонией, исступлением. Велион упал на колени, потом свалился на бок, прямо в грязь, и исходил мокротой, сжимая горло руками и изредка издавая не то стон, не то мычание.
        Кашель уходил долго, натужно. Отступив раз, он возвращался и снова терзал лёгкие могильщика. Но каждый очередной приступ становился всё слабее и слабее, и, наконец, могильщик затих, распластавшись в грязи. Его тело колотил озноб, перед глазами плыло. Надо было вставать... но он не мог.
        Велион лежал долго. Ему было холодно, жутко холодно, но этот холод не усыплял, как это обычно бывает, наоборот, становилось только хуже. Черноволосый могильщик тяжело опёрся на руки и попробовал встать, но у него не вышло. Тяжело дыша, он напрягал тело, порываясь подняться, но оно напрочь отказалось слушаться.
        "Вперёд... встать...идти...", - тупо приказывал себе тотенграбер, но толку не было. А потом пришла мысль: "Зачем?".
        Зачем? Виллита потеряна. Жить больше не за чем.
        Зачем? Месть свершилась. Жить больше не за чем.
        Ну, на хрена, ему шагать дальше? Цепляться за жизнь зубами, голодая, изматывая себя длинными переходами, а всё только для того, чтобы сложить голову в одном из череды грядущих могильников? Разве не лучше было умереть?..
        Счастливым? Ведь так он хотел сказать? Знать, что потерял то, ради чего нужно жить ради мести? Как он мог быть счастлив, зная, что уходя - а он ушёл бы в любом случае, с помощью Олистера, если бы отказался от мести - оставляет Виллиту в одиночестве? Разве можно испытывать чувство счастья, понимая, что никогда это счастье не перестанет быть запретным? Момент проходит, остаётся только боль... Тяжесть в груди, мрачные думы - вот они длятся куда дольше.
        Но тот миг...
        Велион и не заметил, как повалился лицом в грязь. Он не видел и не слышал ничего. Рядом осталась только Виллита, её запах, её тихий голос, смех...
        - Виллита, - прошептал могильщик, стараясь протянуть руку и притронуться к ней. - Виллита...
        - Нет, чёрт побери, не Виллита. Не слабо тебя потрепали, могильщик.
        Могильщик не слышал. Он провалился в сон, откуда не смог бы выбраться самостоятельно. Но ему помогли.
        Лучи солнца, пробивающиеся через неплотно закрытые шторы, были серыми, тусклыми, будто неживыми. Но их свет всё равно резал глаза могильщику.
        Велион тяжело застонал и попробовал подняться, но тело охватила такая слабость, что он тяжело повалился на подушку. На подушку... чёрт, казалось, вечность не спал на подушке. В меру жёсткая кровать, тяжёлое пуховое одеяло, мягко прикасающееся к коже. Это было приятно, вселяло спокойствие.
        Значит, жив... Жив и оказался в знакомом месте. Но это не радовало. Жизнь потеряла смысл, а место, где он находился, не было связано с приятными воспоминаниями, даже наоборот. Но здесь ему помогут, не бесплатно, конечно.
        Вообще, стоило ли сюда идти?
        "Стоило, - жёстко сказал себе тотенграбер. - Ещё как стоило. Если я жив, то ещё могу бороться, могу...".
        От мыслей его отвлёк звук открывающейся двери. Велион с трудом повернул голову и увидел высокую и тощую девушку лет восемнадцати. Не без труда, но он узнал вошедшую.
        - Марва...
        - Здравствуй, Велион. Рада, что ты меня узнал. Сколько лет прошло?
        - Семь.
        - Именно, - сухо улыбнулась Марва, садясь на край кровати. - Семь лет прошло с того дня, как ты забрёл к нам. Полуживой, на грани сумасшествия от боли, причиняемой тебе огромными гнойниками на груди и плечах, подцепленными тобой в каком-то из могильников, ты пришёл к нам. Ты упал рядом с воротами и, даже не прося о помощи, лежал, глядя безумными от боли глазами. Но настоятельница подобрала тебя и выходила...
        - Не бесплатно, - прошипел могильщик. - Не бесплатно...
        - Да, не бесплатно, хотя и плата казалась тебе странной. Но тебе помогли. Не думай, что теперь ты получишь помощь просто так. Но ты ведь об этом и не задумывался, я права? А весь этот разговор я начинала для того, чтобы отметить странную на первый взгляд вещь: ты появляешься у ворот храма с периодичностью в семь лет еле живой от ран. Ты, наверное, уверен в том, что мы не откажем в помощи. Но почему?
        - Вам нужная моя кровь.
        - Не обязательно, - покачала головой жрица. - Могло быть и по-другому.
        - Но всё так.
        - Ты прав. Но неужели ты ни разу не задумался о том, чтобы навестить нас? Отдать часть крови безвозмездно? Да, чёрт возьми, просто зайти в гости?
        - А меня здесь кто-то ждал? - усмехнулся Велион. Ухмылка далась ему с трудом, да и весь разговор лишал сил, заставлял голову кружиться.
        - Я ждала, - коротко сказала Марва. Она молчала некоторое время, глядя своими огромными тёмно-карими глазами на могильщика, до тех пор, пока тот не отвёл глаза, и только тогда продолжила: - Неужели ты не помнишь ту маленькую девочку, глядящую на тебя большими глазами, которая подошла с старому и удручённому опыту могильщику и попросила его взять ей с собой? Не помнишь, как она плакала, когда могильщик отказал ей? Не помнишь тупую рожу тотенграбера, когда девочка призналась ему в любви?
        - Помню, - прошептал Велион.
        - Верю. Ты причинил мне боль, могильщик. Причинял мне каждый раз, когда трахал прошлую настоятельницу, сорокалетнюю бабку. Думаешь, я ничего не видела и не понимала? Но теперь ты мне заплатишь. Я выросла и стала настоятельницей, как это и было задумано. Теперь я здесь заправляю. И всё будет так, как скажу я. Да, моё детское чувство к тебе прошло. Но я помню ту боль.
        - И что ты предлагаешь? - простонал Чёрный могильщик. Он вот-вот готов был потерять сознание.
        - Я знаю всё. Я видела Виллиту, видела твои чувства к ней. Но об этом позже, слишком уж ты слаб, чтобы сейчас разговаривать. А теперь открой рот, я принесла тебе зелье.
        Велион раскрыл рот, собрав всю волю и все крохи сознания, оставшиеся в нём. Но когда в его глотку хлынуло что-то тёплое, вонючее и горькое, сознание всё-таки покинуло его.
        Стена была ледяной. Велион едва брёл, его ноги подкашивались, и ему приходилось опираться на стену, чтобы продолжить свой путь. Но холод каменной кладки был настолько сильным, что обжигал ладони. Могильщик отрывал руку от стены, делал шаг вперёд и, понимая, что ни разу не ступит дальше без поддержки, снова опирался о стену.
        Раньше это была пустыня. Теперь стена. Одна. Вокруг ничего, только стена, высокая и бесконечная. И он брёл дальше, надеясь, что она куда-нибудь выведет его, уповая на этот ориентир... и понимая, что это бессмысленно. Бессмысленно идти. Бессмысленно надеяться...
        Он шёл.
        - Уже лучше, - сказала Марва. - Нагноение на ранах прошло, лихорадка спала. Ты выкарабкаешься.
        - Надеюсь, - коротко ответил Велион. Его голос всё ещё дрожал, но стал куда твёрже, чем был раньше. Да и то, что он самостоятельно мог принимать сидячее положение, радовало.
        - Ты быстро выздоравливаешь. Прошло всего две недели, как ты пришёл ко мне.
        Две недели... Могильщик облизал пересохшие губы. Это чертовски много. Он прикончил Олистера восьмого сентября. К рассвету десятого добрался до какой-то деревни, где сумел продать кинжал и купил услуги коновала. Проспавшись и едва придя в себя к пятнадцатому, собрался идти к ближайшему могильнику - лечение и постой в таверне стоили ему практически всех денег, вырученных с продажи кинжала. Но уже на третий день пути понял, что если не получит квалифицированной помощи, умрёт: раны загноились и опухли. Почти четыре дня ушло на то, чтобы добраться сюда, до храма Мёртвой Матери. Итого - сейчас шестое октября, вставать на ноги ему ещё как минимум пару недель. Денег нет, зимовать не на что, да какое зимовать - ему и до ближайшего могильника добраться будет не на что. Судя по всему, эта зима станет для него последней.
        - О чём задумался, Чёрный могильщик? - тихо спросила Марва, наклоняясь к нему.
        Велион угрюмо глянул в лицо новой настоятельницы. Она была некрасива - маленький тонкогубый рот, острый подбородок, чересчур высокий лоб, плоская, как доска. Но её глаза... Огромные, почти такие же чёрные, как и у самого могильщика. Они будто горели. Даже прикрытые тяжёлыми веками с длинными ресницами, её глаза полыхали, будто освещая лицо и красивые изгибы бровей. Этот огонь был недобрым, тёмным. Наверное, эти глаза и позволили стать Марве настоятельницей: в храме Мёртвой Матери молились богам ночи, давно покинувшим своих почитателей. Но храм стоял. И сюда до сих пор обращались за услугами. Отравить соперницу, приворотить мужчину, извести плод, не важной свой или чужой. Здесь жили ведьмы, но куда более высокого класса, чем обычные деревенские бабки: помимо знания трав жрицы владели магией. Но об их магии могильщик ничего не знал, да и не хотел.
        - Ну, так и? - произнесла настоятельница.
        - Думаю о том, что все ваши старания зря.
        - Ошибаешься. Ты не встанешь на ноги неделю, ещё две понадобится, чтобы ты окончательно пришёл в себя. А потом я возьму с тебя плату. Обескровливание слабит, а крови твоей я потребую много. Ты вряд ли покинешь этот храм раньше весны.
        - Но...
        - Никаких но. Ты хочешь жить, могильщик?
        Велион отвёл взгляд. Когда он заговорил, его голос звучал устало:
        - Не знаю...
        - Чёрный могильщик собственной персоной, - хихикнула русоволосая жрица, с которой Велион столкнулся в дверях бани. - Как здоровье?
        Могильщик промолчал и попробовал шагнуть дальше, опустив глаза, и нервно кутаясь в покрывало, но стоящая в дверях жрица его не пускала. Она была практически раздета, мощный бюст едва прикрывало тонкое полотно. Силы возвращались к Велиону, возвращалось и желание. Да, всего воспоминания и грёзы были только о Виллите. Но он был ещё не так стар, как ему казалось, и инстинкты брали своё. Поэтому он старался не выходить из своей каморки: большая часть из живших здесь восемнадцати послушниц были молоды и красивы. Это только в сказках ведьмы старые и страшные бабки. Сказках, которые, наверное, придумали женщины, чтобы мужчины не ходили в поисках недобрых красавиц по лесам. Но и в сказках есть доля правды: никто не мог гарантировать, что встретивший ведьму молодец уйдёт от неё живым. А уж что с ним ведьма сделает, вынет и съест печень и сердце или пустит их на зелья, дело десятое. Но на лучшую в своей жизни ночь бродяга мог рассчитывать с большой вероятностью. Если, конечно, ведьма любит мужчин, а не других ведьм, такое встречалось чаще.
        - Ну, язык проглотил? - весело спросила русоволосая, и не собираясь выходить из дверей. Покрывало, в которое она была закутана, насквозь промокло, и распаренное тело буквально просвечивало сквозь него.
        - Лучше, - сглотнув, сказал тотенграбер.
        - Настолько лучше, что пялишься на красивых женщин, а?
        - Не на столько, - раздался рядом ледяной голос Марвы.
        Русоволосая ведьма фыркнула и, отодвинув могильщика со своей дороги плечом (в меньшей степени) и бюстом (в степени куда большей), зашлёпала босыми пятками по тропе к домикам, где жили младшие жрицы. Велион непроизвольно проводил её взглядом и только после нашёл глазами настоятельницу. Она стояла на крыльце заднего хода монастыря. Из одежды на ней так же было только покрывало.
        - Или я зря прервала её? - ещё более холодным голосом спросила Марва.
        - Нет, - покачал головой могильщик. - Но ты же говорила, что там никого нет.
        - Эта мелкая засранка ждала тебя, за что получит розгами. Иди, тебе никто не помешает.
        Сгорбившись, Велион вошёл в предбанник. Сбросив покрывало и штаны, он тяжело вздохнул и открыл дверь в баню. В лицо ударил горячий пар, наполненный ароматами мёда, хлеба и разных трав. Могильщик не очень любил горячую баню, но на дворе уже почти ноябрь, а долгое лечение так его доконало, что казалось, будто эта короткая прогулка по двору проморозила его насквозь. К тому же, помыться в кой-то веки самостоятельно было не менее приятно.
        Сжимаясь под горячими струями пара, тотенграбер вошёл внутрь и плотно закрыл дверь.
        Но Марва нарушила своё обещание. Когда достаточно пропотевший Велион слез с полка, намереваясь, наконец, помыться, дверь в баню отворилась, утаскивая наружу клубы пара. Могильщик вздрогнул, прикрываясь, но тут же сел спокойно. Не мальчик уже прикрываться. Как он и думал, к нему пришла Марва. Но снимать покрывало она не стала, а просто подошла ближе.
        Войдя, настоятельница осмотрела тотенграбера с ног до головы.
        - Ложись, - сухо сказала она. - Я тебя попарю.
        - Не надо...
        - Это для профилактики, кретин. Ты настолько ослаб, что тебя сейчас любая простуда свалит с ног, а долго ждать твоей крови я не собираюсь. Да и парить я тебя буду не обычным берёзовым веником.
        Велион послушно лёг на живот и, закрыв глаза, расслабился. Послышалось шипение жидкости о раскалённые камни, и в ноздри Чёрного могильщика ударил тяжёлый, но приятный запах, напоминающий аромат смолы с какими-то непривычными и экзотичными примесями. И почти сразу его спину ожгло веником. Париться тотенграбер не любил вовсе, но сейчас это было даже приятно.
        - Не спишь? - спросила через некоторое время Марва.
        - М-м? А, нет-нет... Не сплю.
        - Вот и молодец. Я брызгала на камни не очень-то... безобидный отвар, и тебе надо, чтобы его пары вышли из тебя, прежде, чем ты уснёшь, иначе кошмары тебе обеспечены.
        - Хорошо.
        - Тебя что-то смутило в Зарке? Или ты хотел, чтобы вместо меня пришла она?
        - Нет, просто... - Велион на миг задумался. - Почему она, да и ты называете меня Чёрным могильщиком?
        - А разве тебя зовут не так?
        - Так, но...
        - Откуда мы знаем это прозвище? Мы знаем многое, Чёрный могильщик. К тому же, ты не совсем чужой нам... человек. - Марва на миг замолчала. - Вставай, - буркнула настоятельница, изо всех сил огрев могильщика по заду веником.
        - Я ещё не помылся.
        - Окатись холодной водой и выходи. И никаких "но", делай, что сказано.
        Велион послушно поднялся с лавки, окатил себя холодной водой и вышел вслед за настоятельницей. Чистый и прохладный воздух буквально ударил в ноздри могильщику, ноги подкосились, и, тяжело навалившись спиной на дверь, он начал оседать на пол. Но упасть ему не дали. Кто-то подставил тонкое плечо и с неожиданной силой помог ему встать на ноги и дойти до лавки. Могильщик тяжело сел. В голове шумело, всё плыло перед глазами. Подняв глаза, он посмотрел на человека, помогавшего ему...
        Сердце на миг остановилось, а потом бешено забилось в груди. Перед ним стояла...
        - Виллита... - прошептал могильщик и протянул руки. - Виллита... - Он резко поднялся с лавки и шагнул к ней, вцепился руками в плечи, прижал к груди, а потом грубо и страстно впился своими губами в её губы. Пока длился поцелуй, Велион сорвал с неё мокрое покрывало, усадил на лавку, после опрокинул на спину, начала целовать шею, плечи, небольшую грудь, живот... Виллита стонала, выгибаясь всем телом, стремясь к нему, и тогда он вошёл в неё, забившись как в припадке, страстно, яростно, буквально кусая губы и шею, впиваясь пальцами в плечи и плоскую грудь. Виллита стонала, неумело отвечая на ласки.
        А потом всё замерло. Их мышцы напряглись до предела и расслабились. Могильщик тяжело застонал, а Виллита впилась в его плечо зубами, сдавливая крик...
        Велион тяжело лёг на лавку. Он засыпал и был не в силах бороться со сном. Счастье переполняло его, как минутами ранее переполняла страсть.
        Перед тем, как провалиться в сон, тотенграбер услышал сбивчивый, запыхавшийся голос Виллиты.
        - Я брызгала на камни не очень безобидный отвар, Чёрный могильщик... А теперь спи.
        И Чёрный могильщик спал.
        Велион давно не читал книг. Либо у него не было времени, либо ему попадалась редкостная чушь, вроде бессмысленных рассуждений "учёных-историков", ни разу в жизни даже близко не подходивших к могильникам, о причинах войны, её ходе и последствиях. Конечно, некоторые из них были вполне логичными, но крайне неправдоподобными: экономический кризис, вторжение извне, дворцовый переворот. Для могильщика ввиду его основной профессии каждая из этих теорий казалась бредом. Он в своё время получил неплохое образование и знал, что такое экономический кризис, но не понимал, как это явление может привести к тотальному уничтожению населения и, в большей степени, магов. Геноцид могло объяснить вторжение извне, но в этом случае вставал другие два вопроса: откуда же тогда появились завоеватели и куда ушли? На первый вопрос звучали невразумительные предположения о вторжении из джунглей севера ("Макаки, наверное, вторглись, - бурчал Квален, один знакомый маг могильщика. - И своими красными жопами всех передавили".) или откуда-то из-за островов Щита, что тоже выглядело бредом: сразу за самыми южными необитаемыми
островами располагался ледяной щит, меняющий свои границы в зависимости от времени года, но не становящийся от этого ощутимо меньше, ибо он был бесконечен. Второй вопрос имел более вразумительные ответы (если, конечно, взять на веру всю эту бредятину о вторжении): уничтожены или ушли (маловероятно, но возможно - хотя, как уничтоженная армия могла разгромить ВСЕ города и уйти?), прижились (всё разгромили и остались жить на пепелище) или число вторженцев было невелико, и они вели только подрывную деятельность. К последнему ответу было близко предположение о перевороте. Переворот мог быть чем угодно: борьбой за власть или революцией, но ни то, ни другое не могло привести к таким разрушениям. Избирательные боевые действия в городах? Это на какой же войне такое видано? Историкам удалось найти несколько полей сражений военного периода (примерно 15-20 год до Новой эры, сейчас шёл год
61-ый), но на эпические битвы они никак не тянули даже по нынешним меркам: по оценкам в крупнейшем сражении участвовали от четырёх с половиной до семи тысяч человек.
        Но все эти доводы были для могильщика таким же бредом, как и опровергаемые ими теории, так как, по его мнению, в них не было ни малейшего смысла. У Велиона была другая теория, и основывалась она на ненависти. Он знал, что его засмеяли бы даже другие могильщики, поэтому держал эту теорию при себе. Да и не так уж давно она родилась, если честно.
        Так вот, теория Велиона основывалась на ненависти. Стоило сложить два и два (то есть виденное им в могильниках и, в частности, Импе и Сердце Озера) и понять, что только обуявшая людей ненависть смогла бы заставить людей убивать друг друга, в том числе и магов, настолько бездумно и с такими последствиями.
        Могильщик гордился этой своей теорией, но каково было его удивление, когда он, копаясь от скуки в библиотеке храма, наткнулся на небольшую даже не книгу, тетрадь, даже не имеющую обложку, и случайно прочитав несколько фраз, понял, что он не первый, кому пришла эта мысль. Потому-то Велион и занимался таким редким для себя делом.
        "Дело всё в ненависти человеческой, ибо животная ненависть не могла достичь такого размаха, так же как и вторжения, революции, гражданские войны, дворцовые перевороты или другие организованные боевые действия. Дело в том, что всеми боевыми действиями руководят люди, поэтому-то они и называются организованными. Это насилие имеет свои причины (давайте, не будем пока брать такую банальную причину, как ненависть, разговор идёт об организованном насилии), свои цели и чётко направленно на определённую долю человеческого общества, назвать которую классом у меня не поворачивается язык. Это долей общества может быть население соседнего государства или провинции, дворяне, купцы маги, - кто угодно, рыжие или горбатые, наконец. Цели могут быть самыми разными: от захвата ресурсов до уменьшения демографического давления или потенциальной опасности в случае с рыжими (думаю, никто не будет спорить, что рыжие - сплошь проходимцы и ведьмаки с ведьмами). Главное то, что стороне, начавшей это организованное насилие, необходимо достижение своей цели, и она будет добиваться этого всеми путями: жечь поля, но после того,
как собрали зерно, крушить и ломать, но прежде вынести всё самое ценное, убить голытьбу, но сохранить людей здоровых и способных трудиться.
        Что же мы видим в случае Великой Войны? Неуправляемое насилие, нацеленное на уничтожение и ничего боле. Я, как уважающий себя историк, не понаслышке знаю, что такое могильники, и в одном из них, увы, я даже лишился пятого и четвёртого пальца на правой ноге. Я БЫЛ в могильниках, чем не утруждают себя другие "историки", и с уверенностью могу сказать: люди тогда будто сошли с ума. Они убивали и насиловали, были убиты, ограблены или изнасилованы, только ради ненависти, как одержимые. Так делают только дети: мучают птиц ради интереса, измываются друг над другом, но не понимают, зачем они это делают.
        Думаю, стоит привести некоторые мои наблюдения, из которых я сделал эти выводы.
        Первое: чем больше города, тем больше разрушений. Не думаю, что кто-то будет спорить, что больших городах живёт больше народа, и в случае с неуправляемым насилием эти города понесут больше потерь. Помним, что многие деревни война даже не затронула.
        Второе: магия. Её слишком много. В большинстве случаев видно, что магию пользовали бессмысленно так, будто магами никто не руководил. Думаю, маги могли использовать не только боевые заклинания, есть же чары, наводящие сон и прочее. Но каждый могильник пропитан только боевыми заклинаниями. Сторожевые чары в домах или, скажем, магия, ускоряющая рост деревьев, думаю, можно не считать, и так ясно, что их накладывали до начала боевых... бойни. Боевыми действиями ЭТО назвать язык просто не поворачивается.
        Третье: практически полное отсутствие полей сражений. Об этом говорили многие, но я хочу добавить: полей сражений действительно мало, и они остались после незначительных стычек. А вот площадей сражений пруд пруди. Причём, в городах действовала регулярная армия, с этим, думаю, тоже никто не поспорит.
        Четвёртое:...".
        - Читаешь? - раздался рядом голос Марвы.
        - Угу, - угрюмо промычал Велион, отрывая глаза от тетради. Но взгляда на настоятельницу он не перевёл.
        - Чего глазки в пол опустил, могильщик?
        - Это... - Велион сглотнул. - Это был сон?
        - Вот это? - спросила Марва, вынимая из рук тотенграбера тетрадь. - Нет, это был не сон, и, думаю, ты знаешь это лучше меня. Интересная теория, а?
        - Ты поняла, о чём я.
        - Нет, не поняла.
        - Виллита была сном?
        - Виллита - да.
        Могильщик кивнул. Пояснений не требовалось, и так всё понятно. Он не мог сказать, что испытывал муки совести, но неприятный осадок всё же оставался. Никаких сомнений в том, что он больше никогда не увидит Виллиту, у Велиона не было. Не был он и ребёнком, прекрасно понимая, что здоровому мужчине нужны женщины, и рано или поздно ему придётся изменять ей. Если, конечно, вообще можно сказать "изменять".
        Но неприятный осадок никуда не уходил.
        - Ты меня ненавидишь? - тихо спросила Марва, прерывая затянувшуюся паузу.
        - Нет.
        - Я опоила тебя, заставила...
        - Кажется, тебя это беспокоит больше, - резко сказал Велион. - Тебя, настоятельницу храма Мёртвой Матери, разрушившую столько семей, убивших столько плодов во чревах их матерей...
        - Заткнись! - холодно произнесла Марва, её взгляд полыхнул, но сразу же потух. Настоятельница опустила голову и на миг превратилась в ту, кем являлась бы при других обстоятельствах - одинокой молодой женщиной. - Всё-таки ты злишься, - сказала она после паузы. Марва подняла голову, её губы кривились в горькой усмешке. - Что ж, не буду больше вызывать твою злость. Можешь спать с тем, с кем захочешь, обманывать тебя я больше не собираюсь. Остальные жрицы не против.
        Велион резко встал и сделал шаг к настоятельнице. Могильщик будто нависал над ведьмой, хотя был не настолько уж и выше. Он взял её ладонь и заглянул в глаза.
        - Ты же понимаешь, что я тебя не люблю. И сразу скажу, что вряд ли когда-нибудь полюблю.
        - Знаю.
        - И всё равно хочешь, чтобы я был рядом?
        - Да... Мне... мне нужно твоё... тепло... Я...
        Велион наклонился и поцеловал Марву в губы. Да, это не принесло ему большого удовольствия, ему было неприятно от того, что он будто бы жертвовал собой. Но... даже если так, если это и жертва... То можно хоть раз в жизни пожертвовать своими желаниями ради других.
        Жаль, что эта мысль не пришла к нему, когда рядом была Виллита.
        Заклинание на шкатулке, или даже небольшом сундучке, было более чем серьёзным: печать из трёх сплетённых змей, под которыми, пульсируя, мерцало проклятье - слегка изменённая "куриная слепота". Обычная "слепота" на долгое время лишало жертву зрения, эта же, помимо слепоты, могло вызвать что-то неприятное, но всё же смертельное. Подумав, Велион натянул перчатки. Понос или чирьи того стоили, ещё как.
        Осторожно прикоснувшись к самой тонкой змее, могильщик сразу отдёрнул руку, слишком уж та была неустойчивой. Что ж, тогда надо браться с другого края, возьмём самую толстую... Руки помнили, что надо делать. Практически не думая, тотенграбер выпутал эту змею, отложил, и взялся за вторую. Теперь пришлось попотеть: змея была непростой, постоянно норовила расползтись в руках, обвивалась вокруг печати и время от времени вспыхивала всеми цветами радуги, вызывая неприятную дрожь в пальцах, но Велион справился и с ней. А оставшаяся просто растаяла сама собой, видимо, она служила обычным детонатором.
        Теперь проклятье... Могильщик смахнул выступившие на лбу и висках капли пота. Осторожно приблизить палец к заклинанию, ни в коем случае не прикасаясь к нему... Указательный палец дёрнуло так, что Велион от неожиданности отпрыгнул от шкатулки подальше. Проклятье было слишком неустойчивым и чуть не сдетонировало, а в этом случае пришлось бы ему ходить слепым и ещё чёрт знает каким не известно сколько времени. И что делать?
        Раздумья заняли несколько секунд. Сняв сапог, Велион шмякнул им о крышку сундучка и, выбросив заражённую вещь, дал дёру за дверь. Могильщик ждал долго, наверное, с четверть часа и только потом осмелился заглянуть в комнату. Всё прошло на редкость удачно: сморщившийся носок сапога слабо мерцал железными набивками в полутьме комнаты. Значит, "куриная слепота" пересела на железо, а дополнительный ингредиент сморщил кожу. Могильщик поморщился, подумав о том, что сморщилось бы у него, если бы проклятье прыгнуло не на сапог. Но это уже в прошлом.
        Выбросив испорченный сапог в угол, тотенграбер сбил каблуком висячий замочек сундука и вытащил из его недр то, за чем охотился уже три дня, с тех пор, как Марва улетела на своей метле на Йоль: бутыль настоянного на разных травах самогона двойной очистки. Усевшись прямо на пол, могильщик сделал глоток. Самогон приятно согрел глотку и провалился в нутро, вспыхнув там пожаром. Утерев слезу, Велион сделал ещё глоток.
        Он не пил с тех пор, как попал в храм, а сегодня уже вечер двадцать первого декабря. Во время выздоровления это было категорически запрещено из-за отваров, которыми его отпивали. Как только тотенграбер окончательно встал на ноги и, намереваясь напиться, принялся рыскать в кладовых, его выловила Марва и отправила на экзекуцию: сдачу полупинты крови. Во время забора крови настоятельница строжайше запретила ему пить, тем более, всю выпивку из кладовых увезли на подготовку к самому длинному в году зимнему Йолю, начинающимся сегодня и длившимся аж до второго января, то есть с зимнего солнцестояния до нового года. Этот Йоль и был главным в году, особенно для таких магов, как слуги Мёртвой Матери, потому в его время все самые сильные маги собирались отдельно, оставляя своих подопечных в храмах или школах со старшими учителями. Этот же конопляный самогон высочайшего качества, настоянный на разных травах, служил основой магических эликсиров. Не надо было Марве показывать ему эту бутыль... Хоть она и наложила на сундук несколько заклинаний для страховки, опытного могильщика это остановить не могло.
        За это Велион и выпил, с радостью ощущая, как чертовски крепкая выпивка начинает бродить в животе, отдаваясь в голову лёгким головокружением. Решив не упускать это состояние, Чёрный могильщик глотнул ещё самогона.
        Когда в дверь кто-то вошёл, могильщик, чуть не поперхнувшись, вскочил на ноги. Проглотив набранную в рот выпивку, тотенграбер медленно повернулся к двери. И облегчённо вздохнул: в дверях стояла Зарка, та самая послушница, что дожидалась его в бане. Тотенграбер с тех пор видел её лишь несколько раз да и то мельком, но красноречивые взгляды ведьмочки были заметны даже на расстоянии. И одежды на ней сегодня было не намного больше, чем после бани: полупрозрачная накидка, под которой виднелись ритуальные рисунки, да украшения - ожерелья и браслеты из агатов, замурованных в тёмном янтаре насекомых и фаланг человеческих пальцев.
        - Ты хоть предполагаешь, сколько она стоит? - вкрадчиво спросила магичка, покачивая бёдрами приблизившись к Велиону.
        - Нет, - честно ответил могильщик и протянул бутыль: - Хочешь?
        - Шутишь? - хмыкнула Зарка, принимая бутыль. - Амброзия, - простонала она, глотнув. - На празднике вряд ли будет выпивка такого качества.
        - Сочувствую.
        - Сочувствовать буду я, когда Марва обнаружит пропажу. Хотя... ты отработаешь, - на пухлые губы ведьмы выползла похотливая улыбка. - Не хочешь подержаться за что-то более округлое?
        - Э... хочу... но...
        - Слышал, что Марва строго на строго запретила всем послушницам приближаться к тебе? Конечно, она здесь самая... непривлекательная.
        - И самая сильная. Она почует.
        Зарка гортанно рассмеялась и, глотнув самогона, передала бутыль могильщику.
        - Я не какая-то младшая послушница, - сказала ведьма. - Я их... воспитательница, скажем так. Так что скрыть это я смогу. Так ты не против?
        - А Йоль?
        - В полночь. А рисунки я поправлю... Так ты?..
        Распалённый алкоголем и возбуждением Велион сорвал с ведьмы балахон и яростно поцеловал её губы.
        - Перчатки сними, - хихикнула Зарка. - Знал бы ты для каких эликсиров этот самогон...
        - Уже догадался, - прохрипел могильщик.
        - Вот и сними перчатки, подействует лучше...
        - Сволочь, - сухо сказала Марва, исподлобья глядя на Велиона, - пьяница. Ты хоть можешь предположить, сколько стола та бутылка?
        Могильщик кашлянул и сел на кровати, скинув одеяло.
        - Оставила бы что-нибудь подешевле, - пробурчал он, радуясь про себя тому, что Зарка успела уйти ещё ночью.
        - Тебе нельзя пить.
        - Кто это сказал?
        - Я сказала! А, чёрт с тобой, - тяжело вздохнула настоятельница, присаживаясь на край кровати. - Зарка не подвела?
        - В смысле? - несколько нервно пробормотал Велион, хрустнув суставами. Что он, мать вашу, делает-то? Опасается обвинений в измене? От кого? Да, дела...
        - Думаешь, я не думала, что она до тебя доберётся? - поморщилась Марва. - Потому-то в качестве наказания и оставила здесь с младшими послушницами, досрочно, так сказать. Да и не хотела бы я застукать вас где-нибудь в подвале, а так пока меня не было... К тому же, она отвадила от тебя младших послушниц, иначе ты бы тут уже всех... перебрал.
        Велион кашлянул, не зная, что ответить. Не объяснять же сейчас женщине... своей женщине, пусть этот факт его и не очень радует, что его полигамные наклонности обуславливаются длительными периодами воздержания и отсутствием длительных связей. Виллита... кто знает, что было бы, если бы он сейчас был с Виллитой, но то, что он не стал бы кидаться за первой же юбкой, для него являлось фактом. Конечно, Велион слышал о супружеской верности, но... он - вечно странствующий могильщик, ни к чему не привязанный и не обязанный ничему и никому. К тому же, слова всегда остаются лишь словами, а сложившиеся устои являются лишь предпочтительными вариантами поведения и соблюдаются лишь поверхностно. С другой стороны, могильщик был знаком с этим лишь поверхностно и предпочитал не заморачиваться, ведя себя так, как то диктовали сложившиеся обстоятельства. И если обстоятельства сложились так, что он находится сейчас в храме полном симпатичных женщин, да не просто женщин, а ведьм, озверевших от эрзаца... Да в этом случае он просто верх благородства!
        И, кажется, Марва понимала, что Велион не хочет причинять ей боль, но верность в любом случае оставалась для него лишь набором звуков, не несущих практически никакого смысла.
        Но всё равно надо...
        - Только попробуй извиниться, - сухо произнесла настоятельница. Велион, уже открывший рот, промолчал. - И если захочешь кого-то ещё, делай это так, чтобы я не видела, хорошо?
        - Угу...
        - А теперь подставляй руку.
        - Но я же пил.
        - Ничего, алкоголь выветрится, - деловито произнесла настоятельница, перетягивая могильщику руку жгутом, - а д... нужная составляющая твоей крови содержится в таком небольшом количестве, что вряд ли на неё как-то повлияли твои излияния. Если же повлияли, придётся взять больше. Потерпишь?
        - Потерплю, - пробурчал Велион, угрюмо глядя на то, как Марва вводит ему в вену толстую полую иглу, присоединённую к стеклянному цилиндрическому сосуду с поршнем. - Не скажешь, наконец, что это за составляющая?
        - А тебя это так сильно интересует? - не отвлекаясь от процесса, спросила настоятельница.
        - Конечно.
        - Не скажу.
        - Отлично, - хмыкнул тотенграбер. - Не проще было разрезать мне вены? - пробурчал он, сморщившись: цилиндр наполнялся кровью слишком медленно.
        - Нет, не проще. Тебе пришлось бы резать вену каждый раз в новом месте, за неделю раны бы не заживали. К тому же, это привело бы к лишним потерям крови, а так я могу чётко отмерить нужные мне двадцать унций.
        - Это лишние двадцать дырок в моей шкуре, - недовольно буркнул Велион.
        - Не будь ребёнком, - жёсткой сказала Марва.
        Могильщик тяжело вздохнул и закрыл глаза. Потеря крови - дело неприятное, опять весь день будет кружиться голова. В прочем, сетовать не на что: если бы Марва захотела, то смогла бы выкачать из него всю кровь, пока он спал. Конечно, в этом случае она получила бы меньше его крови, но неужели она настолько ценная, чтобы кормить его в течение полугода? Да ещё и разрешать трахать других послушниц?
        Когда экзекуция, наконец, закончилась, Велион, чувствуя сильную слабость, сел в кровати и принялся разминать посиневшую руку.
        - Как самочувствие? - с лёгким беспокойством в голосе спросила Марва.
        - Хреновато.
        - Если бы нормально выспался, было бы лучше. Хочешь, тебе принесут завтрак сюда?
        Подумав, тотенграбер кивнул и добавил:
        - И книгу. Только получше. И не ваше колдовское дерьмо.
        - Хорошо.
        Завтрак - крепкий говяжий бульон и сушёные яблоки в засахарившемся меду - принесли через четверть часа. Когда послушница - стройненькая рыжая ведьмочка с шаловливым взглядом - выходила, могильщик не удержался и ущипнул её за симпатичный зад. Ответив красноречивым взглядом, ведьма вышла, усиленно вертя пострадавшим местом.
        - Как будто умер и попал в мечту подростка, - вздохнул Чёрный могильщик и принялся за еду.
        Поев, Велион взял книгу. "Верхние сферы", - гласила золотистая надпись на чёрной обложке. Что такое Верхние сферы, могильщик не знал. К тому же, книга на вид была очень старой с истёршейся кожей переплёта и пожелтевшими пергаментными страницами, а это значит, написана она была ещё до войны и, вероятно, вынесена каким-то могильщик из мёртвого города. Велион куда больше доверял довоенным учёным, не без оснований полагая, что те обладали куда большими знаниями, чем современные.
        "И да будет вам известно, что мир наш состоит из множества Сфер, из которых известно пока четыре. Нижняя Сфера - мир, в котором живём мы. Средняя Сфера - мир демонов. Верхняя Сфера - мир неизведанный. И, наконец, Четвёртая сфера или Общая - междумирье, окружающее остальные три.
        Знание это принесли нам трое демонов, которые смогли преодолеть барьеры, разделяющие Сферы. Преодолеть их можно лишь в виде энергетической субстанции, определяющей саму суть существа, обладающего магической энергией. Но после длительных экспериментов нам удалось дать им плоть и в нашем мире. Но это я уже излагал в книге "Магический дар разумных существ".
        В центре нижних Сфер, нашей и демонической, находится обитаемый мир, который раньше у нас считался единственным. Демоны же смогли узнать о других мирах, но пробиться в них до недавнего времени не могли. Предположительно, центром Общей сферы являют три остальные, составляющие так называемые Обитаемые сферы (опять-таки предположительно, исходя из структуры самих сфер - три в центре одной - и гипотезы, что коль наши две сферы обитаемы, то и Верхняя является таковой). В среде демонов ходит предположение, что наше Междумирье всего лишь такая же Сфера, как и наша, только более высокого порядка. Однако это предположение имеет больше философское обоснование, чем научное, и мы склонны считать Междумирье лишь оболочкой, наполнителем которой являются остальные три сферы. Гипотеза о том, что измерений больше четырёх (пространства и времени) пока не нашла неоспоримых доказательств даже в более развитом Среднем мире.
        Необъяснимым остаётся лишь Слияние Сфер - место, где все три обитаемых мира пересекаются, ибо, как вы понимаете, три сферических объекта (не зря же Сферы назвали Сферами, именно такую форму они и имеют) не могут иметь одну общую точку. Но Слияние существует, это неоспоримый факт. О том, что оно возможно только благодаря большему, чем четыре, числу измерений, повторяю, безосновательно и носит сугубо философский характер. Я бы даже сказал, что это пустая демагогия, которой занимаются тонкие и образованные, но излишне мечтательные личности. Мы же здесь говорим о фактах".
        На этом вступление кончалось, и начиналась основанная часть книги, пестрящая магическими терминами и формулами. Велион честно пытался прочитать этот рукописный труд до конца, но, так ни черта и не поняв, забросил на первом же разделе, посвящённому миру людей. Что было в других разделах, он побоялся даже предположить. За картинки были достаточно красивыми, и могильщик просмотрел все, хоть там и изображалось в основном звёздное небо да сами сферы: Людская на трёх китах, Демоническая в виде немного приплюснутого шара, искорёженного горами и действующими вулканами и Верхняя сфера в виде туманной дымки.
        Насмотревшись на картинки, тотенграбер почувствовал непреодолимое желание спать и, хоть время было даже не полуденное, лёг спать: всё-таки слабость из-за сдачи крови сильно его мучила.
        Могильщик проснулся от того, что в его комнату кто-то вошёл. Сев в кровати, Велион зажёг масляный светильник - в комнате уже было темно, наверное, он проспал весь день - осветил дверь и понял, что всё ещё спит.
        По-другому быть просто не могло.
        В дверях стояла Марва, вернее, нечто похожее на Марву. Вошедшую била такая дрожь, что та не могла даже прямо стоять. Её бледная кожа будто светилась в темноте, дыхание было настолько тяжёлым и прерывистым, что казалось, будто похожая на Марву тварь умирает. Но самым страшным было не это. Глаза... два горящих уголька. Огромные, они сверкали так ярко в темноте, что могильщику хотелось зажмуриться, но это было лишь обманом, иллюзией. Потому что её глаза, имеющие антрацитово-чёрный цвет, сверкали тьмой настолько глубокой и поглощающей, что по коже тотенграбера прошла дрожь.
        Но глаза - это ещё не всё. ЛжеМарву окутывало нечто жуткое, такое же чёрное, как и цвет её глаз. Оно походило на разодранный в лоскуты плащ, развевающиеся на ветру, или крылья ворона, перья которых неожиданно приобрели возможность двигаться.
        - Хорошо спал? - хрипло спросила вошедшая, и Велион содрогнулся ещё раз - перед ним стояла настоящая Марва.
        - Нормально, - так же хрипло ответил могильщик. - И поспал бы ещё.
        - О! - рассмеялась настоятельница. - Не сейчас. - Покачнувшись, как пьяная, она шагнула вперёд и неожиданно оказалась рядом с кроватью, уже обнажённая, если не считать отвратительных щупалец, окутывающих её тело и извивающихся за спиной. - Перед сном я хотела бы... - Марва не договорила, издав гортанный смешок, и впилась своими губами в губы могильщика. Будто получив разрешение, щупальца тьмы овили плечи и шею сидящего тотенграбера, хотя тот и не чувствовал их прикосновения, только... тень чувств, так, будто по его телу секунду назад прополз отвратительный слизняк. Нечто похожее он чувствовал в Импе и Сердце Озера, хоть и куда более явно. Но менее отвратительным эти прикосновения от своей призрачности не становились.
        Страшно и необъяснимо было то, что Велион испытывал возбуждение ничуть не меньшее, чем в тот день, когда он напился спирта, служившего основой для афродизиаков, и занимался любовью с Заркой, действительно красивой женщиной. Голова могильщика кружилась, руки тряслись. Он вцепился в Марву и, повалив на кровать, вошёл в неё, грубо, как зверь.
        Начало нечто, напоминающее пляску. Велион яростно двигался, чувствуя, отвратные прикосновения щупалец, от чего его животное возбуждение становилось лишь сильнее. Плечо неожиданно пронзила боль, но могильщик даже не понял, что Марва укусила его до крови и теперь яростно слизывала её, как вампир из страшных детских сказок.
        Когда всё кончилось, Велион тяжело повалился на кровать. Его дыхание было прерывистым, сердце колотилось в груди так, что, казалось, трещали ходящие ходуном рёбра. "Я никогда не усну", - подумал могильщик и сразу же провалился в тяжёлый и беспокойный сон, больше напоминающий бред.
        А когда ноги тотенграбера провалились в грязь, и он, инстинктивно взмахнув руками в поисках опоры, наткнулся ладонью на что-то холодное, из его горла вырвался дикий крик.
        Могильщик стоял по колено в липкой грязи, которая окружала его с трёх сторон. С четвёртой возвышалась чёрная стена, прикосновение к которой вызывало жуткую боль, как от ожога. Но это был не жар, а вселенский холод.
        Велион испустил ещё один крик полный безысходности, но его никто не услышал.
        И тогда он медленно побрёл вдоль стены.
        Могильщик тяжело сел на табурет. Рыжая ведьмочка хихикая оправила подол и снова начала составлять подрагивающими руками тарелки.
        Что это вообще было? Похоже на вспышку... Но вместо удовлетворения Велион чувствовал лишь пустоту.
        Месяц прошёл с того дня, как он переспал с изменившейся Марвой. Нет, на следующее утро она стала обычной, никаких щупалец, аур, тот же тёмно-карий цвет глаз. Но что-то произошло - настоятельница не приближалась к нему, за эти две недели они не перекинулись даже парой фраз. Тотенграбер старался не вспоминать тот вечер, Марва, кажется, вообще не хотела затрагивать эту тему. Две недели побродив по храму, Велион начал перебирать всех послушниц. Но... стало только хуже.
        Чёрт возьми, о чём он думал? Смеялся над Виллитой, думая, что она путает секс с любовью, а сам теперь старался заменить чувства удовлетворением физической тяги... Каким на хрен удовлетворением - откровенным и неуёмным развратом. Глупец. Пустота, образовавшаяся в груди после расставания с Виллитой, росла, могильщик становился всё яростней и похотливей... А теперь...
        Теперь, чёрт возьми, всё поменяется.
        - Мне придти вечером? - спросила рыжая, составив на стол тарелки.
        - Нет, - сухо ответил Велион.
        Ведьма фыркнула и вышла, хлопнув дверью.
        Могильщик тяжело придвинул табурет к столу и принялся за еду, даже не чувствуя её вкуса. Четыре блюда, два вида наливок... Ещё вчера он радовался тому, что переспал с поварихой - миловидной слабенькой магичкой с мощными телесами, тем самым поменяв свой рацион, теперь же ему было плевать. "Действительно, - слабо усмехнувшись, подумал тотенграбер, - потерял вкус к жизни...". Доев, он налил полный стакан вишнёвой наливки и залпом выпил. Слишком сладкая... Напиться что ли? До следующей сдачи крови ещё почти две недели...
        Кивнув самому себе, могильщик допил наливку прямо из кувшина и взялся за вторую ёмкость, в которой был сидр. Что ж, это даже лучше...
        Выпив всё, Велион несколько секунд посидел на стуле, вслушиваясь в себя. Поняв, что ничуть не опьянел, он поднялся со стула и, пошатываясь, направился к выходу. Добравшись до кухни, могильщик нашёл там самый большой кувшин и кружку, спустился в подвал и нацедил себе пива - больше там ничего не было ещё с йоля. Где повариха брала другую выпивку, выяснять не хотелось.
        Одевшись, Чёрный могильщик выбрался на улицу и уселся на скамью в беседке, находящейся во дворе храма. Вообще, это была не совсем беседка - в центре располагался небольшой очаг, предназначенный для варения эликсиров. Некоторые магические зелья требовали приготовления на свежем воздухе в строго определённой период времени (например, полнолуние в полночь пятницы тринадцатого), но порой погода преподносила сюрпризы в виде дождей, и эта беседка предназначалась для того, чтобы эти сюрпризы не могли повлиять на процесс приготовления.
        Не смотря на то, что было только начало января, солнце грело по-весеннему, растапливая снег на крышах, растущий теперь огромными - почти до земли - сосульками. Но могильщик всё равно разжёг огонь в очаге и, придвинувшись к нему поплотнее, принялся поглощать пиво, угрюмо глядя в одну точку.
        Мимо прошла новая послушница - милая девушка лет четырнадцати, судя по богатой шубке и муфте, шитой золотыми нитками, дворянка. Возможно, внебрачная или самая младшая дочь какого-нибудь высокопоставленного вельможи. "Изуродуют девчонку", - зло подумал Велион, залпом допивая пиво и начиная наполнять очередную кружку, пристально уставившись на девушку. Та, испуганно покосившись на могильщика, ускорила шаг.
        - Боится тебя, - раздался над ухом голос Марвы.
        Тотенграбер коротко хохотнул.
        - Конечно, - зло сказал он. - Я же не человек, чудовище... Ты ещё не сказала девчонке, во что вы её превратите?
        - А во что мы её превратим? - спросила настоятельница, присаживаясь к могильщику. - Ты знаешь? - добавила она, делая глоток прямо из кувшина. - Как ты это пьёшь после той наливки, что тебе дала повариха?
        - С удовольствием.
        - Ты не ответил на первые два вопроса.
        - В себя.
        - Что - в себя?
        - Превратите, - уточнил Велион. - В таких же, как вы. Бездушных ведьм, убивающих детей во чреве матери. В накачанных наркотиками и алкоголем шлюх, трахающихся каждый йоль с кем попало.
        - Что не мешает тебе трахать этих шлюх.
        - Я не привередлив.
        - Я могла бы обидеться, но понимаю, что алкоголь, злость и тоска затуманили твой разум. Но всё же советую извиниться. Когда протрезвеешь, конечно.
        Могильщик презрительно промолчал, сделав большой глоток пива.
        - Так ты знаешь, во что мы её превратим? - не унималась Марва. - Ну, кроме наркоманки, алкоголички и нимфоманки? Нет? Хочешь, расскажу?
        Велион хотел послать ведьму куда подальше, но сдержался. Что-то он действительно разошёлся.
        - Расскажи.
        - Оргии, жертвоприношения и наркотики после длительных периодов воздержания, голодовок, заточения в подвалах без солнечного света (как ты видишь, в моём храме менее жестокие порядки), не прихоть извращённых магов, а необходимость. Именно из-за этого нас перестают считать людьми. Как, кстати, и тотенграберов вроде тебя - только за то, что вы носите перчатки, на которые наложено проклятье. Но это не значит, что маги или могильщики перестают являться человеческими существами. Да, некоторых магов учат тому, что люди - низшие существа, им внушают, что они уже не люди, но это ничего не меняет. Внуши тебе, что ты - дерево, и ты в это поверишь, но из-за этого ты не будешь являться деревом, так? Ладно, мы пока не об этом. Всё это - аскетизм, оргии - не только меняет психику человека, да и всё оно не для этого. Маги - это люди, обладающие подвижной душой. Вернее, она начинает напоминать щупальца, состоящие из энергии. Ведь душа - чистая энергия, ты знал это?
        - Нет. И лучше бы не знал... - содрогнувшись, ответил могильщик. Ему вспомнились чёрные щупальца, окутывающие тело Марвы. И это была её душа? Что она, чёрт побери, с собой сделала?
        - Значит, теперь знаешь. Так вот, психическое расстройство делает душу более подвижной, вызываемое такими чередованиями. Не верь проповедникам Единого, говорящим, что маги продают свою душу дьяволу взамен силы, и не путай обсуждаемые нами аспекты обучения с грехом. Это просто расстройство психики. То есть, по сути, сильнейшим магом будет психически ненормальный человек с подвижной душой. Но таких сразу убивают. То есть смысл всего обучения - сделать душу более подвижной. Чем больше подвижность, тем большей энергией можешь управлять. Ведь, чем длинней у тебя руки, тем больше ты можешь захватить. Но возникает другая проблема - чем дальше от тебя удаляется душа, тем хуже ты ей управляешь. То есть, если перестараться, то собранная энергия (а собирается она из стихий, людей, животных и всего остального по количеству школ и звёзд на амулете) может просто обрушиться на тебя. Для того, чтобы связь не нарушалась, требуется подпитка энергии. Её получают из космоса.
        - Откуда?
        - Из верхних сфер, - пояснила настоятельница, тыча рукой вверх. - Из неба, если хочешь. Я же давала тебе книгу.
        - Там же другие миры. Качаете энергию из них?
        - Возможно. Хотя, я склоняюсь к тому, что энергия идёт из-за Верхней Сферы. Этим и занимались маги триста лет назад, но потом появился некто Велион, забыла его прозвище, и предложил новую технику. Для того чтобы научиться брать энергию из космоса для привязки подвижной души к телу и требуется остальное время обучения: медитации, трансы, и, в меньшей степени, изучение заклинаний. Остальное - фикция, предназначенная для того, чтобы снять напряжение с учеников. Ты, наверное, не знаешь, что из десяти учеников магами становятся едва половина, остальные кончают жизнь самоубийством, сходят с ума... Зачем магу знать этикет, если он и так его знает? Ведь большая часть будущих магистров имеют благородное происхождение и отправляются на учёбу они далеко не в младенческом возрасте. Да, среди учеников есть и беднота, но ведь магу не обязательно служить при дворе. К тому же, этикету можно выучиться и после обучения. Зачем магу знать историю магии или даже обычную историю, забивать свою голову ненужными именами, датами, учиться танцевать вальс, играть на барабанах? Всё это для того, чтобы маг не сорвался,
отвлёкся на что-то другое. Иначе - готова новая жертва суицида или параноик, маньяк-убийца, педофил-извращенец.
        Так что представь, что перед тобой обычная школа с той лишь разницей, что наркотические трансы и оргии являются предметом изучения, хоть и редким. А тебя от нас не отличает ничего... бывший скважечник. Пожалуй, ты даже хуже некоторых. Не нас, конечно, мы, можно сказать, тоже убиваем во время обучения. Я права?
        - Права, - угрюмо отозвался могильщик.
        - И что нас отличает? Секс? Ох, как ты сегодня завалил ту рыженькую у себя в комнате...
        - Я не убиваю детей в утробе.
        Марва рассмеялась.
        - Ты даёшь им подрасти и стать разбойниками или могильщиками, - сказала она. - Но это, конечно же, куда благородней, тем более, ты только защищался. Особенно в той деревне... ах да, тебя же закидали камнями и дерьмом, совсем забыла. И неразумные люди поплатились за это.
        - Откуда ты всё знаешь?
        - Я же говорила тебе: ты интересная для нас личность.
        - Вас или тебя?
        - Меня. Я любила тебя, могильщик. Любила по-настоящему, как ты любишь свою девчонку. Я страдала, плакала в подушку, ждала тебя, но ты не приходил. И тогда мне приходилось упиваться на йолях, курить гашиш и расставлять ноги перед тем, кто этого пожелает, а желали, сам понимаешь, не многие, ведь я некрасива, как остальные. Знаешь, кто забрал мою девственность, которую я хотела отдать тебе?
        - Не надо... - умоляюще произнёс Велион.
        - Как хочешь, - холодно улыбнулась Марва. - Не думай, что мы не люди... Чёрный могильщик.
        - Извини.
        - Извинения приняты. А всего-то надо было разобраться, да?
        На сей раз могильщик промолчал.
        Марва ушла, и он остался наедине со своей тоской. Пиво казалось паршивым на вкус, на душе стало ещё поганей.
        Мимо снова прошла новенькая. На этот раз она не смотрела в сторону беседки, и, когда девушка вернулась и подошла к беседке, Велион удивился.
        - Не против? - спросила она приятным голосом.
        - Нет, конечно, - выдавил улыбку Велион. - Будешь?
        - Не привыкла к пиву, но не откажусь.
        Новенькая села рядом с тотенграбером и, приняв кружку, сделала глоток.
        - Гадость, - сказала она, поморщившись. - Но, наверное, привыкаешь?
        - Угу. Как тебя зовут?
        - Ариэла. А тебя... могильщик?
        - Велион.
        - Тогда за знакомство, - подытожила Ариэла и, морщась, сделала ещё глоток. - Знаешь, меня сюда не по своей воле сбагрили. И мне это совсем не нравится. Но бежать уже некуда, к тому же, я послушная девочка. Извини, что боялась тебя.
        - Да ничего, я привык.
        - Предполагаю. Меня с детства учили бояться могильщиков, но оказавшись здесь... Знаешь, мне кажется, что в этом храме всего два человека - ты и я.
        - Ты ошибаешься. Человек здесь только ты, - усмехнулся Велион. - Хоть меня и пытались переубедить в этом.
        - Как думаешь, это страшно? Ну, йоль.
        - Не знаю. Думаю, тебе будет плевать на всё.
        - Но сейчас-то мне не плевать, - с нотками страха в голосе пожаловалась девушка. Она глотнула ещё пива. - Чёрт, - с неожиданной яростью в голосе произнесла она, - лучше бы дала тогда этому сраному рыцарёнку, а теперь... Знаешь, меня пытались совратить этой ночью... другие послушницы. Но я отказалась.
        Могильщик грубовато притиснул Ариэлу к себе и поцеловал в губы. Девушка сопротивлялась, но не долго. Потом сама прижалась к нему телом, неумело отвечая на поцелуй и тихо посапывая. Велион отстранился сам, глотнув пива, тихо сказал:
        - У меня отдельная келья.
        - Я знаю, - немного смущённо ответила Ариэла. - Я, собственно, потому к тебя и подошла. Всё-таки... ты здесь единственный мужчина, а я... не хочу, чтобы первый раз у меня это было с женщиной. Или пьяным старым магом. Ты, наверное, ещё не знаешь, но я чувствую, что ты скоро покинешь это место и...
        Велион кивнул и снова прижал свои губы к губам девушки.
        Он не удивился, почему это доставляло ему это неподдельное удовольствие. Ариэла была живой в отличие от других послушниц. Живой...
        Велион внимательно всмотрелся в стену. Она была чёрной и шершавой.
        И тогда всё встало на свои места: холод, непреодолимость, бесконечность...
        Это были перчатки. Именно перчатки стали его своеобразной стеной в жизни. Они огораживали Велиона от других людей, блокировали чувства, привязанности, оставляя лишь бесконечную дорогу не понятно куда ведущую.
        А за этой стеной была жизнь, где-то там горел огонёк, к которому могильщик шёл в своих осенних снах. Но он сам построил стену, перегораживая возможную дорогу, хоть и видел их лишь во сне. А значит, он сам продолжит свой путь и, возможно, дойдёт-таки до конца.
        На душе стало легко, и могильщик прижался к стене, чувствуя, как она промораживает его до костей. Этот холод был холодом смерти. Пусть будет так. Пусть дорога кончится на середине. Он знает о стене. И, возможно, попробует её перепрыгнуть или сломать, хоть это и невозможно.
        Проснувшись, могильщик долго смотрел в потолок, а потом, поднявшись, нашёл перчатки.
        Вот она. Стена. На губы тотенграбера выползла улыбка. Продолжая улыбаться, он натянул их.
        Кожа перчаток была шершавой и холодной. Но могильщик ждал этого.
        Глава 12. Другой берег
        Выругавшись, могильщик скользнул под скамейку и ударил бородатого пирата, наседающего на Иргура, по ногам. Бородатый коротко вскрикнул от ярости и повалился на палубу. Велион выскользнул из-под скамьи и схватил пирата за сапоги, мешая тому подняться. Тем временем Иргур рубанул противника по животу. Хлынувшая кровь брызнула могильщику в лицо, пират задёргался в предсмертных муках, угодив каблуком вцепившемуся в ноги Велиону прямо в нос.
        - Вставай, северянин! - гоготнул Иргур, утирая буквально залитую слюной бороду. - Вставай, ещё есть кому выпустить кишки!
        "Сраные южные берсеркеры...", - угрюмо подумал Велион, с трудом поднимаясь на ноги. Голова кружилась, из носа хлестала кровь, от чего в глазах плыло ещё больше, и трудно было дышать. "На кой ляд я сюда попёрся?".
        Но бой действительно ещё не кончился. Иргур сунул могильщику в руки меч поверженного соперника. По мнению Велиона этот клинок, с коротким широким и толстым лезвием, практически несбалансированный, скорее напоминал заострённое железное полено, но деваться было некуда. Тем более, его меч сломался после первых двух ударов такого же "железного полена", и могильщик лишь чудом умудрился заколоть противника оставшимся огрызком.
        Матерясь во всю глотку, Велион стиснул рукоять двумя ладонями и, пошатываясь, бросился в бой, окончательно переместившийся на корму. Хорошо, что про искусство владения мечом здесь слышали немногие, и драка представляла собой бессмысленный обмен ударами. Впрочем, чего ждать от рыбаков и крестьян, из которых на три четверти состояли команды кораблей.
        На могильщика налетел здоровенный детина в тулупе из овчины. Его борода, скрывающая почти всё лицо, была залита кровью, беспрестанно сочащейся из рассечённого лба. "Да мы с тобой как братья", - угрюмо подумал тотенграбер и отразил мощный удар противника. Но пират наседал, нанося всё новые и новые удары, пусть довольно неуклюжие, но сильные, и Чёрный могильщик отступал, не в состоянии пока приноровится к непривычному клинку. Но время работало на него - голова постепенно прочистилась, а противник наоборот атаковал всё неуверенней из-за заливающей глаза крови. Велион уже собирался атаковать, как под его ноги услужливо прыгнула та самая скамейка, под которой с минуту назад прыгал могильщик. Вскрикнув от неожиданности, он начал заваливаться назад, хотя и всеми силами старался удержать равновесие. Его противнику хватило остатков зрения, чтобы понять, что происходит, и он бросился вперёд, замахиваясь мечом. Но расстояние рассчитать пирату всё-таки не удалось, и он тяжело врезался в могильщика, завалившись на палубу вместе с ним.
        А тут уж бывшему наёмному убийце равных не было. Извернувшись, он оказался на своём противнике, заливая его окровавленное лицо кровью из своего сломанного носа, и нанёс несколько тяжёлых ударов лбом по переносице пирата, чем окончательно выбил его из равновесия. Пират бестолково замахал руками, стараясь сбросить вцепившегося в него могильщика. Что тому и было нужно. Велион вцепился скрюченными пальцами правой руки противнику в кадык и резко вывернул. Пират захрипел, его глаза вылезли из орбит, изо рта хлынул кровь. Чёрный могильщик дёрнул ещё раз и ещё и только тогда успокоился. Он тяжело поднялся с агонизирующего противника и поднял меч, чтобы добить его: захлебнуться в собственной крови, льющейся потом в горло из разорванных связок - слишком тяжёлая смерть даже для пирата, зарабатывающим себе на жизнь тем грабежом. Но его кто-то схватил за локоть. Велион резко остановился и дёрнул локтём, намереваясь сбить атаковавшего ударом локтя в лицо.
        - Пусть подыхает, как собака, - буркнул Иргур, уворачиваясь от удара могильщика. - Это я.
        - Я уже понял, - тяжело вздохнув, прогундел Велион. - Мы победили?
        - А то, - хохотнул капитан корабля, утирая лицо от крови обслюнявленной бородой. - Жалкие псы, думали напасть на Иргура, хотели забрать его добычу. Но Иргур не слабак, он показал, кто здесь самый сильный.
        - Да, Иргур самый сильный, - кивнул могильщик, усаживаясь прямо на залитую кровью палубу. Когда южане говорили о себе в третьем лице, надо было делать то же, чтобы получилось некоторое подобие саги, которую Иргур будет потом рассказывать своим внукам. Если, конечно, доживёт до их появления, что дело на юге весьма редкое. - А что Иргур будет делать с пленными? - кивнул тотенграбер в сторону сбившихся в кучку обезоруженных пиратов.
        - Если они пиратствуют давно, и кто-то дал клятву кровной мести, их убьют. Тех, кто занимается грабежом кораблей недавно... - Иргур на миг задумался, опираясь на рукоять своего бастарда. - Привезу домой и заставлю работать десять лет, потом отпущу, если захотят, конечно. Иргур считает, что воин обязан иметь мягкое сердце, не все враги остаются врагами на всю жизнь.
        Сначала Велион хотел промолчать, но, поближе изучив пленных, всё-таки решил высказать свою мысль:
        - Думаю, вряд ли кто-то выкупит эти отребья.
        Иргур рассматривал пленных долго, изучая их рваную одежду и заросшие неухоженными бородами лица. Его глаза, пусть ещё и налитые кровью, приобретали более или менее человеческий вид: зрачки сузились до почти нормальных размеров, а глазные яблоки, раньше выкаченные из орбит чуть ли не на половину, потихоньку уходили внутрь черепной коробки.
        - Будут работать, - пожал плечами капитан. - Не будут - сдохнут.
        - Думаешь, будут?
        - Не будут - сдохнут, - повторил Иргур, хотя уверенности в его словах было всё меньше.
        Тем временем из группы моряков подчинённых Иргуру отделилась невысокая бочкообразная фигура. Это был Гиран - правая рука капитана, служивший ещё его отцу. Гиран был стар по меркам южан - ему перевалило за сорок, а мощные пласты жира на животе и боках вообще должны вообще делали его жизнь невозможной для воина. Но старик владел своим коротким мечом так виртуозно, что могильщику иногда становилось завидно. Да и "железное полено" в его руках выглядело как небольшая шпага.
        - Дерьмо, - коротко охарактеризовал пленных Гиран. - Каторжники с материка, дезертиры, воры и убийцы, беглые рабы. Двенадцать человек и все такие. Но никого из них не узнали, значит, режут глотки недолго.
        - Пусть ими займутся рыбы, - поморщился Иргур.
        - Согласен, - кивнул старый воин и ушёл.
        Расправа прошла быстро - связанных пленных буквально искрошили ударами мечей и выбросили трупы за борт.
        - Богам больше нравится, когда жертва ещё живая, - пояснил происходящее Иргуру. - Но слишком уж они дёргаются, когда ещё живы, так что куда проще отмыть палубу от крови.
        - Ты зуб сломал, - сказал ему Велион.
        - Боевой транс - штука такая, - скривился южанин. - Хорошо, что в нашей семье техника для входа в состояние берсеркера требует укусы за край щита, некоторым семьям приходится колоть себя мечом или, того хуже, грызть кончик меча. Я раз видел одного воина с разрезанными в клочья ртом и щеками, - Иргур коротко хохотнул.
        Могильщик из вежливости улыбнулся. Всё-таки юг - край варваров.
        И на кой чёрт он решил плыть на Острова Щита?
        Но полтора месяца вопрос стоял не так.
        Это случилось в середине февраля. Марва вошла в комнату могильщика без стука, хотя тот практически не видел её после того разговора о магах.
        - Один? - сухо улыбнувшись, спросила настоятельница, оглядывая комнату.
        - Ты так удивлена? - немного раздосадовано произнёс Велион, бросая одеяло на кровать - когда вошла Марва, он готовился ко сну.
        - Ну почему же, ты в последнее время остепенился.
        - Вот и славненько. Кстати, чем могу помочь? Ты, кажется, брала у меня кровь меньше недели назад?
        - Я пришла не за твоей кровью. И не делай вид, что ты недоволен тем, что я не хожу к тебе трахаться. У меня серьёзная и неприятная новость: люди герцога Овилена ищут высокого черноволосого мужчину. У него бледное лицо, чёрные глаза, и он работает наёмным убийцей. Это если описывать кратко. Если дословно пересказать описание искомого, он один в один похож на тебя. Информация надёжная.
        Тотенграбер нервно хрустнул пальцами. Нельзя было сказать, что он испугался, но и безразличным назвать его было сложно. Чёрт возьми, он же хотел уйти из храма Мёртвой Матери через четыре недели, собираясь обогнуть Лельское озеро с севера и двигаться на юг, посещая все попадающиеся по дороге могильники. Запад Коросского королевства был менее заселён, чем восток, и могильщик надеялся на приличный хабар. Два года жизни на левом берегу Крейны, и можно смело пересекать реку. В окрестностях Гроно, конечно, лучше ему не появляться вообще, но через два-то года всё должно улечься...
        Но теперь выходило так, что требовалось уйти на дно куда глубже и на большее время. Лучше вообще покинуть страну...
        Но почему Овилен решил, что Велион жив? Кровавые следы, ведущие до колодца, четко указывали на то, что он туда прыгнул. Тело в колодце не нашли, но они бывают чертовски глубокими. Другой возможности выбраться из замка, кишащего солдатами и гостями, у убийцы просто не было...
        Хотя чему он удивляется? В качестве телохранителя Олистера могильщик множество раз появлялся на людях, и не стоит забывать ту драку с Валлаем на турнире, на котором собрались тысячи обывателей. Его могли узнать в той деревне, где он отлёживался, залечивая раны, по дороге к храму...
        Здесь оставаться нельзя. Конечно, мало кто подумает, что он зимует в храме, но рисковать нельзя. Обитель Мёртвой Матери могли проверить просто так. К тому же, люди Овилена будут кишеть в окрестностях того места, где потерялся след убийцы. Да, надо бежать, и как можно скорее.
        - Горлив или Острова Щита? - спокойно спросила Марва, садясь на кровать.
        - Горлив, - практически не задумываясь, ответил Велион.
        - Чтобы попасть в Горлив, тебе придётся пересечь владения Овилена. Либо сворачивать к западу и обходить второе герцогство, а это крюк в...
        - Шестьсот миль, - сказал за настоятельницу могильщик. - Полтора-два месяца ходу. Да ещё месяц до границы с Горливом, ведь мне придётся зайти даже западней Шавлонского пустыря... Но Острова Щита... - Велион на миг замолчал. А что он знал об островах? То, что они находятся за Ядовитым морем в семистах милях от материка, там живёт мало народа, а могильники загажены другой магией. Где-то за островами по слухам располагается огромный ледяной мир. Да ещё там жили Истро и Епсхо.
        - Мы торгуем с островами, - сказала Марва. - Приобретаем некоторые растения, которые растут там. И как раз на днях я собиралась отправлять торговцев на юг. Капитана корабля я знаю хорошо, он довезёт тебя до островов.
        - Где я быстро-быстро отброшу перчатки, - поморщился тотенграбер. - Но это лучше, чем медленно умирать в застенках у Овилена. Когда выдвигаемся?
        - Я никуда не поеду. А ты уходишь через пять дней.
        - Хорошо.
        - Тогда спокойной ночи.
        Марва вышла. Подумав, Велион вышел следом. Раз уж осталось жить здесь всего пять дней, надо этим воспользоваться. Мало ли когда у него появится возможность по-человечески заняться любовью.
        Полтора месяца спустя могильщик угрюмо наблюдал за тем, как моряки Иргура обирают корабль потерпевших поражение пиратов. На большую добычу никто не надеялся - мало кто плавал торговать с материком в конце зимы (а зима длилась на островах до апреля) - но надежда хоть на какие-то крохи была. И, как оказалось, надежды окупились с лихвой.
        - Там вино! - радостно заорал кто-то из моряков, отправленных для разведки в трюм. - Горливское! И... етить его колотить! Бабы! Семь баб! Рабыни! Тоже горливские!
        - Гиран, - коротко сказал Иргур.
        Толстяк кивнул и с неожиданной для своего веса ловкостью перепрыгнул на борт корабля, принадлежащего пиратам. Могильщик прекрасно понимал капитана: моряки были в плаванье уже две недели, и ещё не меньше месяца требовалось для того, чтобы добраться до острова, принадлежащего семье Иргура, и расположенного на юго-западе огромного архипелага с общим названием Острова Щита. Да и сам тотенграбер, как и моряки привычный к длительному воздержанию, мог терпеть долго, но только не в присутствии прекрасного пола. А рабыни из Горлива обычно бывали очень и очень красивыми женщинами, иначе торговля ими становилась бы просто не выгодной: от границ Горлива до островов более полутора тысяч миль, а это месяцы пути.
        Невольниц вывели на палубу первыми. Чумазые, худые, одетые в драные платья они выглядели довольно жалко. Но даже это жалкий вид не мог скрыть их красоту. Золотисто-смуглая кожа, виднеющаяся из-под лохмотьев и грязи, чёрные и тёмно-русые волосы, отличные фигуры практически не скрытые разодранными платьями.
        - Дамы! - громогласно объявил Иргур. - Вас сейчас отведут в трюм, дадут вам еду, одежду и принесут воду для того, чтобы вы смогли омыть свои прекрасные тела. Но ещё месяц придётся посидеть под замком. Как вы понимаете, это для вашей же безопасности. Когда же мы приплывём ко мне на остров, вы сможете жить как свободные люди. Если захотите - сможете заработать денег на обратную дорогу.
        Девушки (а самой старшей из них по прикидкам могильщика было не больше шестнадцати лет) не роптали, хотя они должны понимать, что заработать на обратную дорогу практически невозможно: место на корабле стоило пять марок, а деньги на островах стоили куда больше, чем на материке. Но жизнь свободных островитянок куда лучше рабства у какого-нибудь островного вельможи, которые выбросит любую из них для развлечения своих солдат сразу после того, как она забеременеет. Да и прожить ещё месяц взаперти куда лучше, чем ублажать два с половиной десятка моряков.
        А люди Иргура тем временем перебросили через борт две плахи и принялись катать по ним большие бочки. Всего бочек было двенадцать, каждая вместимостью в два анкера.
        Владелец корабля мрачно наблюдал за происходящим. Когда все бочки были спущены в трюм и надёжно закрыты вездесущим Гираном, Иргур приказал ему собрать всех людей на корме.
        - Двадцать один человек, считая меня и нашего пассажира, - констатировал Иргур. - Трое убиты, четверо ранены. Не так уж и мало, но не много, если учесть, что нападавших было три с половиной десятка. - Он повысил голос: - И плевать, что мы бились не с воинами, а ворами и убийцами, это была славная победа! И в честь этой победы, в честь наших погибших товарищей сегодня никакой больше гребли! Пусть парус несёт нас домой с попутным ветром, а мы... а мы хорошенько выпьем, хоть я и противник пьянства во время плаванья! Я лично открою бочку прекрасного горливского, захваченного нами сегодня!
        Моряки радостно заорали, к ним с большим удовольствием присоединился и Велион. У него тоже не было во рту ни капли последние две недели. А если прибавить к этому времени ещё месяц путешествия с обозом из храма Мёртвой Матери, во время которого он лишь единожды перехватил кружку кислого пива, разбавленного практически до полной прозрачности, он не пил уже полтора месяца. Марва тоже не одобряла пьянства во время путешествия.
        - Ещё бы бабу одну распечатал, - гоготнул один из моряков, когда Иргур выбил из выкаченной на палубу бочки затычку, но встретив пристальный взгляд Гирана, умолк и тихонько встал в очередь за выпивкой. Могильщик встал за ним, надеясь, что одной бочки вина морякам не хватит.
        Так и произошло.
        - Люблю готовить, - сказал Иргур, вываливая в котёл трёх выпотрошенных уродцев, которые именовались здесь рыбой. - Особенно рыбу. Знаешь, друг Велион, готовить, скажем, уху - большой риск. Чуть-чуть не доварил в первый или второй раз - а рыбу из Ядовитого моря надо варить два раза - и всё, труп, причём смерть неумехи будет долгой и болезненной - колики в животе, обожженная глотка, заворот кишок... Но если рыба приготовится, как следует... - островитянин понюхал варево, - ощущения непередаваемые. Один знакомый маг пояснил почему - магические эманации, оставшиеся в рыбе, раздражают вкусовые рецепторы на языке, создавая непередаваемые оттенки вкусов. Никогда не ел рыбу, которая сначала становится сладкой, потом кисло-солёной, а после себя оставляет великолепный острый привкус? Не говори, знаю, что нет, на материке не умеют готовить рыбу из Ядовитого моря. - Капитан посолил будущую уху и прикрыл котёл крышкой. - Ну всё, через полтора часа будет готово. Соль здесь, кстати, только для бульона, рыбе ни соли, ни специй не требуется.
        - А ты не будешь варить её во второй раз? - обеспокоенно спросил могильщик, глядя на тонкие струйки пара, вырывающиеся из-под крышки котла.
        - Она уже сварена. Варилась как есть, с чешуёй и кишками, чтобы та магическая гадость, которая содержится в рыбе, ушла в них. Если потрошить рыбу сразу, можно получить сильный ожог руки, а эманации из мяса оседают на чугунном котле, что, сам понимаешь, неприятно. Они и так оседают, но куда меньше, по крайней мере, когда берешь котёл, не возникает ощущения, что тебе по пальцам долбят молотками.
        - Ясно, - кивнул Велион.
        - А ты в этом разбираешься? - прищурив глаз, спросил Иргур.
        - Нет, конечно. Откуда бы?
        Владелец корабля рассмеялся.
        - Не думай, что я дурак, - произнёс он, уняв смех. - Меня забавляют ваши купцы, перекупщики... чёрт, да любой человек с материка, узнав, что я с островов, пытается меня обмануть, думая, что я ни хрена не знаю в жизни. Все вы думаете, что мы глупые и дикие варвары, которые только дерутся, пьют и трахают баб. Частично, конечно, вы правы, но и среди вас, сухопутных, есть такие же люди, причём, их число куда больше, чем образованных людей. Ты согласен?
        Могильщик кивнул. Чувствовал он себя неудобно.
        - И вот, что я скажу тебе, друг Велион, - продолжил Иргур, открывая котёл и начиная медленно помешивать варево половником. - Я человек образованный, думаю, куда образованнее тебя. От роду мне двадцать пять лет, так что жизнь я тоже видел. Конечно, увидев меня в боевом трансе, ты сильно засомневался в моей способности здраво мыслить, но ты ошибался. Я вижу твои неестественно бледные кисти рук и неумело остриженные чуть ли до мяса ногти, заметил твою привычку держать руки в карманах. И, кстати, в трансе соображал я куда быстрее, чем сейчас...
        Неожиданно на бурлящей поверхности будущей ухи вырос пузырь размером с кулак. На миг застыв и сверкнув всеми цветами радуги, он взорвался, разбрызгивая в разные стороны кипяток. Велион инстинктивно отшатнулся назад, прикрывая лицо ладонями, но наткнулся на стену и сильно ударился затылком - скамья, на которой он сидел, была прибита к стене для устойчивости.
        - Ну а я о чём говорил? - хмыкнул Иргур, дуя на обожженную кисть. - Перчатки не спасут твоё лицо от ожогов, могильщик, потому что они сейчас лежат где-нибудь на самом дне твое рюкзака.
        - Удивлю, - буркнул тотенграбер, поднимаясь со скамьи. - Они при мне.
        - Прожжённый, значит, - добродушно произнёс островитянин. - И куда ты собрался?
        Велион остановился и скривил губы в усмешке. Действительно, куда? Кругом море, Ядовитое море, вода которого убивает медленно и болезненно, а твари, живущие в нём, каким-то образом приспособились к магии, превратившись в машины для убийств. Причём, не только хищники, прикосновение к любой даже нехищной рыбе может вызвать колики, а в худшем случае - смерть.
        - Знаешь, - продолжил Иргур, глядя могильщику в глаза, - двадцать лет назад рыбу из Ядовитого моря есть было нельзя. Не помогало ни двойная выварка, ни даже тройная. А ещё за двадцать лет до этого любого человека, у которого находили неразрушимые чёрные перчатки, подвешивали на ближайшем дереве кверху ногами, вскрывали живот и засовывали ему перчатки. Причём, живот вскрывали очень аккуратно, вот здесь, - моряк провёл по животу чуть ниже пупка, - как во время ритуального самоубийства, так чтобы у могильщика вывалились кишки, а он всё ещё был жив. Когда же он всё-таки умирал, его хоронили вместе с перчатками.
        Но это было сорок лет назад. Сейчас многие островитяне понимают пользу могильщиков, задарма продающих им произведения искусства и украшения, поэтому казни были отменены. Конечно, некоторые до сих пор недолюбливают и побаиваются могильщиков. Но для некоторых кланов, особенно расположенных рядом с могильниками, вы - желанные гости.
        - Потому что вы можете скупать у нас упомянутые тобой произведения искусства и украшения, - утвердительно произнёс Велион. - Конечно же, задарма.
        - Тебя не обижу, - рассмеялся Иргур. - Или ты уже обиделся?
        - Нет, - совершенно искренне покачал головой тотенграбер. - Но, как я понимаю, твоим морякам лучше не знать, что я могильщик?
        - Ты прав. По крайней мере, до тех пор, пока мы не прибудем домой. Многие верят, что могильщики приносят лишь неприятности. А самая большая неприятность здесь, на Ядовитом море, это шторм. Или пираты. Но пиратов я не боюсь. Ты же уже обратил внимание, что каждый из моих моряков - профессиональный воин?
        - Я думал, это в порядке вещей.
        - Пожалуй, ты прав, любой моряк с Остовов Щита умеет владеть оружием. Но мои люди именно профессионалы. И, кстати, пятеро из них могут входить в транс, а для этого нужны большие деньги. Но моя семья достаточно богата. Да и торговля с храмом Мёртвой Матери приносит нам неплохую прибыль: я могу втридорога продавать некоторые травы, которые не растут на архипелаге из-за слишком холодного климата. Я вижу, ты заинтересовался... А знаешь, я покажу тебе кое-что, когда мы прибудем на Стол.
        - Хорошо, - кивнул могильщик. Столом назывался остров, принадлежащий семье Иргура.
        - Вот поэтому ты мне и нравишься, - усмехнулся Иргур. - С тобой можно поговорить, но ты не задаёшь лишних вопросов, предпочитая слушать. Можешь не волноваться, ты единственный образованный собеседник на этом корабле. Всё-таки мои люди больше любят выпить и подраться. Ладно, пойдём на палубу, с ухой уже ничего не произойдёт. Видишь ли, если бы рыба была плохо выварена в первый раз, эманации могли бы разбрызгать всё содержимое котла. К тому же, ты видел пузырь.
        - Что-то я расхотел есть эту уху, - усмехнулся Велион. - Не разбрызгалось бы оно в моём желудке.
        - Не беспокойся, теперь-то всё точно будет в порядке.
        Радуга, появившаяся на чёрном ночном небе, была странной. Размазанная и искорёженная, она постоянно меняла свою форму, извиваясь и дрожа, будто дождевой червь, брошенный на проклятую вещь.
        Могильщика передёрнуло. Он принялся озираться, ожидая паники, но моряки вели себя спокойно. Кажется, они ничего не видели. Стоит им сказать? Или эта вещь безобидна? Какой вред может принести радуга?
        Но, чёрт побери, это не обычная радуга.
        Мысленно кивнув самому себе, Велион поднялся со шкуры, расстеленной на палубе, и направился на поиски Иргура.
        Но радуга оказалась куда ближе, чем это казалось могильщику. Корабль буквально ворвался под её арку, и всё осветилось всеми цветами. Воздух стал густым и тягучим, как вода, в нос вонзился густой и мощный запах. Тело перестало слушаться, каждый мускул будто передёрнуло, кровь, вскипев за миг, горячими струями потекла по телу.
        Дрожали перчатки, припекая кожу даже сквозь ткань внутреннего кармана. Такое было лишь однажды, когда Велион по глупости забрёл на Шавлонский пустырь - место, пользующееся в среде могильщиков и магов самой дурной славой. "Радуга" имела магическую природу, причём, в это заклинание была влита такая прорва энергии, что волосы начинали шевелиться на голове.
        "Мы пропали", - мелькнула у могильщика короткая мысль, и он остановился. Всё было потеряно...
        И тут ему в ухо вонзили иглу. Прошлись по глазным яблокам металлической щёткой. Вылили на кожу расплавленный свинец, залили его в глотку, а в нос вонзили раскалённые крюки. Это ощущение превосходило в десятки раз то, что могильщик испытывал в Импе или Сердце Озера. Оно было куда мощнее... но и куда менее враждебным. Сердце не останавливалось, не потерялась способность мыслить и воспринимать происходящее.
        А происходило... безумие. Яркая пляска огней, окрасивших всё, даже воздух. Цвета менялись, переходя все пределы яркости, вонзаясь в мозг.
        - Останови их! - взревел кто-то рядом. Его низкий голос срывался на визг, придававший ему жутковато-истеричные нотки.
        - Но там люди! Женщины! Дети!
        - Останови их! Эти женщины и дети терзали наших братьев! Жрали их заживо, собираясь забрать силу! Мучили наших сестёр! Останови их! Никто не уплывёт с этого проклятого архипелага!
        - Нет! Ты ранен, остановись! Брат, у тебя же руки нет!
        - Плевать мне на руку, я и так скоро сдохну. Дай мне шар, если не хочешь делать это сам!
        - Нет, брат! Пусть уходят! Это женщины и дети! Я буду воевать с мужчинами, но это же женщины! Жёны и дочери магов!
        - Вспомни, что делали эти маги с нашим кланом! Как они забирали наших детей, всю нашу родню, потому что мы избранные Владыками для этого! Как они приносили их в жертву! Как жрали их сырую плоть! Дай мне шар! ДАЙ! МНЕ! ШАР!
        - Нет...
        - Тогда сдохни...
        В голове могильщика будто что-то взорвалось, но уже через миг всё продолжилось. Мужчина с истеричным голосом начал читать заклинание, причём он делал это рядом, всего-то стоило протянуть руку. Его голос звучал торжественно и злобно. Так мог бы говорить человек, который всю свою жизнь потратил на месть, а теперь вершил её, медленно, с удовольствием, наслаждаясь агонией умирающих.
        Заклинание кончилось неожиданно. Второй вспышкой, в тысячи раз более мощной, чем прежняя. Потоки сжигающего света обрушились на могильщика сверху, погребая под собой... Но всё это буйство света не было ненаправленным, наоборот, оно жгло и уничтожало всё, но только на определённой территории.
        А когда оно кончилось, потоки отравленной и исковерканной воды начали бурлить, растекаясь в разные стороны, травя всё, что попадало под её потоки. Мужчина с истеричным голосом жаждал крови, но лишние жертвы ему были не нужны. Последним усилием воли он остановил эти потоки, на последнем издыхании он поставил преграду, окружающую отравленную воду с трёх сторон. С четвёртой располагался материк.
        Все оборвалось. Велион сидел на палубе, тараща ошалевшие глаза. Цвета пропали, море было спокойно.
        - Ну вот, мы и преодолели границу Ядовитого моря, - весело сказал Иргур, он стоял рядом с могильщиком. - И наш пассажир оказался уж очень чувствителен к магии. Что увидел, друг Велион? Привидение?
        - Можно сказать и так, - прохрипел могильщик. - Можно сказать и так...
        Позёвывая и кутаясь в плащ, могильщик сидел на палубе и скучал.
        Густой туман, лёгший на воду утром, застилал всё вокруг, приглушая голоса моряков и превращая их фигуры в тени. Эти тени будто бы жили в другом мире, время от времени входя в мир Велиона. Это происходило, когда тени приближались к нему, приобретая цвета.
        Уже второй день моряки были словно сами не своими. Они не орали по вечерам песен и не клянчили у Иргура выпивки, а бродили по кораблю, время от времени принюхиваясь или заглядывая за борт. Могильщик, заинтересовавшийся их поведением, несколько раз сам выглядывал за борт, но кроме небольшой ряби на поверхности моря Льда ничего не заметил. На любой вопрос моряки отвечали недовольным бормотанием, сводящимся к одному: "Молчать, сухопутный", порой, правда, выраженном в более грубой форме.
        Объяснил всё сам Иргур, выбравшийся, наконец, из своей каюты, где уже три дня занимался тем, что считал прибыль от торговли на материке. И, судя по его виду, барыш был неплохой.
        - Пираты подарили нам не меньше десятка новых бойцов, - сказал владелец корабля, игнорирую вопрос могильщика. - А это значит, что я смогу потребовать у одного из соседей часть налогов, который он собирает с рыбаков. А если он откажется, я этих рыбаков ограблю, - островитянин коротко хохотнул, сверкнув белыми крупными зубами.
        - Так что творится с моряками? - буркнул Велион уже и не надеясь получить ответ.
        Иргур довольно долго молчал, пристально глядя на Чёрного могильщика, но всё же заговорил:
        - Ты не островитянин, и это сразу видно по тому, как ты себя ведёшь. Потому, наверное, мои люди тебя не отлупили и не засунули в трюм в ответ на твой вопрос. Но я не столь суеверен, как они, и скажу: поменялась форма волны, появились чайки, а ветер кроме запаха моря начал приносить другие ароматы, хотя это, скорее всего, иллюзия.
        - Мы почти приплыли? - обрадовано спросил могильщик. Нет, он радовался не тому, что приплыл в незнакомое место, где его, возможно, ждали одни опасности. Его обрадовала возможность встать на что-то твёрдое, понюхать траву... Короче - оказаться на земле, пусть и не родной. Уж если бывалые моряки заскучали за последние недели, то чего уж говорить о тотенграбере, который всю жизнь провёл на суше.
        Иргур тяжело вздохнул.
        - Да, мы над шельфом, - сказал он. - А это значит, мы приплыли до архипелага. Если бы не туман, ты бы уже видел другие острова, а через... некоторое время мы приплывём на Стол. Но говорить о суше и, тем более, доме и времени прибытия - самая дурная примета, которая вообще существует. Считается, что эти разговоры может услышать морской бог и забрать болтунов к себе в качестве жертвы. Понял?
        - Молчу.
        - Вот и помалкивай. Тем более, все и так знают, когда прибудут домой... - Иргур запнулся. - Кроме тебя, - добавил он и тяжело вздохнул. - Пойдём, покажу карту.
        Островитянин и могильщик спустились в трюм и прошли в единственную - если не считать кладовой, кухни и корабельной "тюрьмы", где сейчас сидели бывшие пленницы пиратов - каюту. Обиталище Иргура скорее напоминало большой шкаф - здесь едва умещались небольшой стол и стул, над которыми висел гамак. Тотенграбер подумал о том, что ночевать на палубе или в плохую погоду на второй палубе (напоминающей скорее ящик под возвышающейся над первой палубой кормой), как это делал он и остальные моряки куда лучше, чем ютиться в этой каморке.
        Иргур, некоторое время порывшись в выдвижном ящике стола, извлёк на свет карту. Велион с интересом уставился в неё.
        На карте изображался архипелаг Щита и прибрежная линия материка, которую практически полностью занимало Коросское королевство, и лишь на западе небольшую полосу земли занимали Пустоши - практически дотла выжженная магией земля, где никто не жил. Карту Коросса могильщик видел не раз, Пустоши его не интересовали, и он принялся пристально изучать острова Щита, отметив лишь, что некоторые мелкие города на материке расположены немного неправильно. Впрочем, когда ему впервые попалась "точная карта Островов Щита" ситуация была противоположная - часть материка изображалась неправильно, а архипелаг... Если бы Велион сравнил эти две карты, то сделал бы вывод, что на первой Острова Щита рисовали наугад, определив лишь границы да и то - очень приблизительно.
        В архипелаге сосредотачивалось не менее полутора сотен островов (против двадцати на карте, виденной могильщиком раньше), которые можно было поделить на три группы - северную, южную и восточную. Между этими группами пролегали широкие проливы до сотни миль в ширину. Самой крупной группой была северная, имеющая четыре больших острова и около семидесяти маленьких. Самой маленькой и наиболее сгруппированной - восточная, куда сейчас и плыл корабль. Крупных островов здесь не было вообще, а два с половиной десятка малых располагались вокруг центрального, самого большого, но не превышающего площадь в тысячу квадратных миль. И, что самое интересное, здесь не было ни одного города, только полтора десятка могильников, изображённых в виде разбитых и разрушенных стен и башенок. То же было и с южной группой - две разбитые башни располагались на восточном и северном краю крупнейшего, площадью в четыре с половиной тысячи миль, острова, наиболее приближенного и к северной, и к восточной группе. А дальше на юг была лишь сероватая пустота бумаги, на которой красовалась надпись "Ледяной Щит".
        - Карта старовата и немного не точна, - сказал Иргур, проследив взгляд тотенграбера. - В Южном архипелаге куда больше островов, но все они пустуют. На юге вообще мало кто живёт, лишь на Кремне - это самый крупный остров с двумя могильниками - несколько рыбацких деревень да небольшая мануфактура по производству кремней. У тебя есть кремень? Ну вот, он родом с Кремня.
        - А Восточный архипелаг? Здесь есть что-нибудь?
        - Только могильники и деревни. Мы много воюем друг с другом, устраиваем набеги на Северный архипелаг, ловим рыбу... Для того, чтобы прокормить несколько десятков тысяч человек, проживающих на архипелаге этого достаточно. Пшено и рожь у нас не растёт, не успевает вызреть, а ячменя хватает лишь на пиво да хлеб на праздники - места, сам понимаешь, маловато... - Иргур на миг замолчал, прислушиваясь, и неожиданно заулыбался. - Впрочем, расскажу потом. Я, как глава клана, приглашаю тебя в гости, друг Велион.
        - В гости? - переспросил могильщик.
        Островитянин ещё раз улыбнулся и ткнул пальцем в небольшой островок, почти самый крайний на Восточном архипелаге, под ним красовалась короткая подпись "Стол".
        - Мы приплыли. Вот так обогнули основную часть архипелага, держась близко к шельфу, чтобы в случае шторма уйти из открытого моря, проплыли между этими двумя островами (они, кстати, тоже мои) и уткнулись прямо в Стол. Если бы не туман, ты бы увидел эти острова раньше.
        - Твою мать, - пробормотал Чёрный могильщик, почесав щеку. Он даже привык к корабельному быту, и столь неожиданное прибытие на родной остров Иргура выбило его из равновесия.
        - Пошли, - сказал сквозь улыбку Иргур.
        Велион поднялся за ним на палубу.
        Команда корабля уже таскала на едва выглядывающий из тумана причал ящики с вываренной на один раз рыбой из Ядовитого моря. Ликующа толпа из нескольких десятков человек выглядела куда более уныло, чем это могло показаться по издаваемым ею крикам. Возможно, причиной тому был этот мозглый туман, возможно - суровые нравы. Когда же на палубе появился один из раненых в бою моряков, а Иргур громогласно отдал приказ вытаскивать из трюма тела (в море сбрасывали только трупы врагов, мёртвые товарищи не могли быть жертвой), вопли поутихли, а на лицах некоторых женщин появилось напряжённое выражение.
        Могильщику не хотелось смотреть на рыдания женщин над погибшими мужьями, и поэтому он спрыгнул на причал. На него с любопытством смотрели, да и сам Велион чувствовал себя немного неуютно, находясь в центре толпы незнакомых людей, но его спас Иргур, появившийся на причале. На его могучей груди висели три девушки сразу, причём сразу две из них лобызали его далеко не по-сестрински. Третья, которой едва исполнилось четырнадцать, вела себя скромнее. Велион отметил, что её профиль один в один похож на профиль Иргура.
        - Твой дом - мой дом! - громогласно объявил хозяин Стола, приближаясь к тотенграберу. Одновременно он пытался стряхнуть хоть одну из пышногрудых красавиц, повисших на нём. - Подданные, поспешу вам представить Велиона, могильщика с материка и моего хорошего друга!
        На тотенграбере сразу повисли две явно незамужние девушки, а в правую руку кто-то сунул бурдюк с вином.
        "Что ж, - весело подумал могильщик, отпивая из бурдюка, - другой берег встречает меня куда лучше, чем провожал родной".
        Велион окунул опухшее лицо в корыто с ледяной водой. О том, что не далее как пять минут назад он наблюдал, как из этого корыта поят овец, могильщик сейчас вспомнил только в тот момент, когда уже намеревался попить. Застонав от отвращения, Чёрный могильщик наугад поплёлся через туман примерно в ту сторону, откуда пришёл. Судя по звукам, доносящимся оттуда, несколько воинов, заночевавших прямо под пиршественными столами, уже начали опохмеляться.
        Разгрузка корабля продолжалась довольно долго. Причиной тому послужили невольницы: Иргур внимательно рассматривал каждую, стоило им оказаться на причале. Потом несколько доверенных людей во главе с Гираном таскали сундуки с печатью храма Мёртвой Матери, потом начали разгрузку бочек с вином...
        В общем, к пиршественному залу могильщик добрался уже порядком навеселе, тем более, услужливые руки, принадлежащие неизвестно кому, всё время подсовывали ему баклажки с вином.
        Потом начался пир. Куча выпивки и еды, девки, таскающие между столами вдобавок к первому и второму свои полуголые прелести... Впрочем, Велиону было не до девок. Он что-то рассказывал Иргуру про могильники, успевая только опрокидывать себе в глотку кружку за кружкой, причём едва ему удавалось ополовинить одну, рядом с ним появлялась другая, совершенно полная. Затем...
        Могильщик почесал щёку. Что было? Кажется, он попробовал эту жуткую рыбу из Ядовитого моря. И это было ужасно. Взбунтовавшиеся от магии вкусовые рецепторы заставили его желудок вывернуться наизнанку. После он вернулся к столу (вернулся не с улицы, а из-под стола, к которому вернулся) и снова начал заливать опустошать вечно полные стаканы. Борьба была нечестной, и Велион совершенно неожиданно проснулся на крыльце дома Иргура, жутко замёрзший и с ужасной головной болью.
        До крыльца, на котором он спал, могильщик добрался беспрепятственно, а ещё после четверти часа блужданий нашёл зал пиршеств. Здесь уже сидело с десяток поданных Иргура, они вяло пили и ещё более вяло доедали остатки со вчерашнего праздничного стола, совершенно не обращая внимания на снующих туда-сюда девок. Впрочем, девок тоже интересовал лишь опохмел.
        Велион нашёл непочатый бочонок с пивом и налил его в первую попавшуюся кружку. Когда кончилась вторая кружка, он захотел поесть, а на исходе третьей одна из сидящих рядом девиц показалась ему очень даже симпатичной. Но только до тех пор, пока её глаза не закатились, а тело не сползло под стол, откуда выбралось едва ли полчаса назад. "Значит, не судьба", - подумал тотенграбер и налил себе четвёртую кружку. Но тут кто-то настойчиво потряс его за плечо. Подняв голову, Чёрный могильщик увидел Иргура. Хозяин выглядел немного помято, но куда бодрее остальных.
        - Надо поговорить, - блекло сказал островитянин. - Мы скоро вернёмся, - добавил он, увидев печальный взгляд могильщика, брошенный на бочонок с пивом.
        Велион кивнул и, пошатнувшись, поднялся из-за стола. Иргур махнул рукой и направился прочь из залы. Могильщик, непроизвольно испустивший тяжёлый стон, последовал за ним.
        Но идти оказалось действительно недалеко: они прошли по длинному коридору мимо жилых комнат, спустились в подвал, а потом через потайной люк, замаскированный под бочку, откидывающуюся в сторону, ещё ниже. Едва оказавшись в затемнённом помещении с низкими потолками, Велион протрезвел. И разозлился.
        В комнате, где они с Иргуром оказались, стояло четыре лежака с ремнями, предназначенными для захвата рук, ног и головы. В дальнем конце помещения стоял стол, забитый склянками, к которому был притиснут небольшой книжный шкаф с двумя ящиками внизу. Если бы на месте могильщика оказался кто-то другой, он бы мог подумать, что это пыточная. На самом деле, так оно и было, люди здесь страдали, но назначение комнаты было абсолютно другим.
        Подвальная комната являлась лабораторией. Точно такая же была в школе убийц, которую так и не закончил Велион. А когда-то он умирал точно на таком же лежаке, притянутый к его плоскости ремнями.
        - Кажется, ты знаешь, где мы находимся, - с лёгким интересом в голосе сказал Иргур.
        - Я... - Велион замолчал и облизнул губы. Но, подумав, всё же продолжил: - Я когда-то был наёмным убийцей. И не обычным охотником за головами, а профессиональным ключником. Меня травили противоядиями и наркотиками точно в такой же комнате.
        - Угу, - кивнул островитянин. - Но я здесь не наёмных убийц делаю. И количество выживших на десять человек не меньше пяти, а никак не двое.
        - Берсеркеры? - спросил могильщик, тяжело садясь на один из лежаков.
        - Рассказывай.
        - Я видел твой транс. Вряд ли такой эффект достигается одним лишь самовнушением, пусть даже тебя когда-то подвергли гипнозу. Вернее, тебя и подвергли гипнозу, но скорее всего гипноз сопровождался наркотическим трансом. Я прав?
        - Абсолютно. Только есть ещё одна деталь - гипноз сопровождался не только наркотическим трансом, но и воздействием магических эликсиров, ингредиенты для которых я покупаю у сестёр Мертвой Матери. И, кажется, ты уже догадался, зачем я тебя сюда позвал.
        - Книги, - пожал плечами могильщик, - рецепты, формулы. Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я принёс их из могильника, расположенного рядом.
        - Правильно понимаешь, - Иргур тяжело присел к Велиону. - Берсеркеры - сила. Возможно, ты видел, как я дрался на корабле, но мой транс был мелочью, видел бы ты настоящих берсеркеров... Меня не травили наркотиками, не вгоняли в самый глубокий транс, я даже разговаривать во время боевой ярости могу. Единственный наследник клана, сам понимаешь. А настоящие берсеркеры...
        Ты думаешь, все эти острова были моими, когда я десять лет назад похоронил отца? Чёрта с два. У меня был только Стол, подвал, в котором мы находимся, четыре десятка воинов и желание. И на свой страх и риск я решил торговать с материком, потом приютил двух могильщиков, которые принесли мне некоторые формулы и немного золота... Через пять лет у меня шестьдесят воинов - мелочь, у бывшего хозяина Горки было в полтора раза больше - и семь берсеркеров. Настоящих. Не тех пускающих слюни сопляков, которым являюсь и я, нажевавшихся сушёных мухоморов, а бешеных волков, не страшащихся ран, бьющихся до последнего, разрывающих руками глотки. Конечно, трое из четверых погибли, ещё двое стали на всю жизнь инвалидами, но хозяин Горки пал, а я получил то, что хотел: золото и ещё десяток берсерков. Сейчас мне двадцать пять, подо мной ходит полторы тысячи человек - баб, рыбаков, детишек. У меня всего сто двадцать человек дружины, которые, сам понимаешь, не только машут мечами, но и рыбачат, пашут, пасут овец, но даже самые сильные соседи боятся меня до дрожи в коленях, а южане народ непугливый. А всё из-за того, что
двадцать два из ста двадцати моих воинов - берсеркеры. Последнее плаванье было очень удачным, а если бы совесть позволила мне продать тех невольниц... Но не будем об этом. Так вот, плаванье было удачным, и я смогу подвергнуть трансу ещё двенадцать человек, пять или шесть из которых смогут выжить, а это ещё один остров в моём подчинении, причём не мелочь, а самый из сильных моих соседей. Но сначала я хочу, чтобы ты, друг могильщик, принёс мне как можно больше книг, каких - я покажу. Если ты откажешься, я не обижусь, ты даже сможешь гостить у меня...
        - Я не откажусь, - усмехнулся Велион. - Я же могильщик, и могильники - моя работа.
        - Я на это надеялся, - улыбнулся Иргур, поднимаясь. - Выпьем?
        - С удовольствием, - тихо ответил могильщик.
        - Пир будет идти ещё два дня...
        - На третий выйду.
        - ... так что через неделю сможешь выйти, - продолжил Иргур, не обращая внимания на слова тотенграбера.
        - Выйду на третий, - сухо сказал Велион.
        Праздничное настроение у него пропало совершенно.
        Голод или жажда? Нет, в десятки раз сильнее.
        Велион хватал всё, что попадалось под руку: подсвечники, тарелки, шкатулки. Плевал на золото и драгоценности, украшающие иссушенные кости скелетов, если на них не было магии, чуть ли не бегом бросаясь к какому-нибудь зачуханному серебряному колечку, на котором красовались разноцветные змеи заклинаний.
        Больше половины собранного он выбрасывал или вообще не подбирал. Больше всего его интересовала работа, которую он должен был начать ещё месяц назад. Могильщику казалось, что он слышит хруст закостеневших пальцев, сладко поскрипывали перчатки, которые будто бы покрывала пыль, хоть это и было невозможно.
        Ближе к обеду, немного успокоившись, Велион остановился на отдых.
        Могильник Ошто, расположенный на Столе, не был большим. Идеально круглой формы, диаметром всего-то в полторы мили, окружённый стенами, разбитыми насколько, что Велион проник в город просто перепрыгнув кладку. Архитектура Ошто отличалась от всех виденных им раньше мёртвых городов: практически каждый дом оканчивался шпилем, а в центре одна башенка громоздилась на другой, будто центральные районы представляли собой один большой замок. Но, приблизившись, могильщик понял, что это отдельно стоящие башни, целые улицы и кварталы из башенок, часовен (хоть на храмы здания и не походили) и шпилей. Кажется, когда-то Ошто был городом магов.
        Потому и рушили его с огромнейшим упоением.
        Тотенграбер пробирался к центру по восточным улицам - западные представляли собой сплошную мешанину из камня, железа и магии - но и здесь разруха порой принимала просто устрашающие масштабы: некоторые здания едва торчали над искорёженной мостовой, часть камней была даже не разбита, оплавлена, канализацию наполняли потоки железа, из который иногда торчали обгорелые кости. И при всём этом могильник оказался достаточно простым. Видимо, колдовали здесь не беспорядочно, как в других городах, а бросали заклинания целенаправленно, уничтожая целые армии нападающих. И нападающие не оставались в долгу, ровняя с землёй целые дома, сжигая библиотеки, уничтожая лаборатории и музеи.
        Пообедав сушеной рыбой, хлебом и целым бурдюком слабого пива (рыба оказалось чересчур солёной), Велион развернул карту, которую ему выдал Иргур. Впрочем, картой этот огрызок пергамента с изображением Ошто, нарисованным от руки, назвать было сложно. Четыре трапециевидных квартала он прошёл, осталось ещё два, последний из которых, примыкающий к центральной площади, был ему нужен. Центральная площадь и часть нужного квартала были обведены красными чернилами, а поверх них красовалась короткая надпись из больших букв "ВЕРНОЯ СЪМЕРТ". Туда-то Велион и хотел зайти прежде, чем идти в библиотеку, обведённую синими чернилами. Другим могильщикам, пусть они и не отличались особой грамотностью, он верил, но любопытство гнало его туда.
        И не только любопытство...
        Велион не помнил те дни, когда его травили противоядиями и эликсирами, но он прекрасно помнил вопли страданий мальчишек из младшей группы. Помнил их трупики, покрытые кровью и слизью, сведённые судорогой мускулы, изогнутые ручки и ножки. Возможно, Иргур подвергает испытанию токсинами взрослых мужчин. Пусть могильщик никак не мог этому помешать, даже наоборот - помочь, принеся лучший рецепт. Но чувство отвращения это не притупляло. Так же как и бессильной злобы.
        Тяжело вздохнув, тотенграбер свернул карту и, закинув рюкзак за плечи, двинулся дальше по улице. По дороге он уже ничего не собирал: размялся он прилично, да и рюкзак отягощали два ожерелья, три перстня и полдюжины золотых монет достоинством в марку. Простая и прибыльная работа... если не идти в библиотеку.
        На мостовой начали всё чаще попадаться обломки каменной кладки, выкрашенные с одной стороны в кроваво-красный цвет. Домов с такой краской рядом не было, и происхождение обломков оставалось неизвестным. Велион даже поднял один из кусков кладки и внимательно рассмотрел, но толку это не принесло никакого - ни орнаментов, ни букв на нём не было, только краска, вызывающая неприятную ассоциацию с кровью. Отбросив кусок, могильщик зашагал дальше.
        Добравшись до последнего квартала, тотенграбер отсчитал пять домов и остановился у шестого, библиотеки. Всё-таки сначала надо добыть книги, возможно, возвращаться за ними времени уже не будет. Решив так, Велион тщательно проверил приоткрытую тяжёлую дверь, обитую позеленевшей от времени медью, и, не найдя ни одной ловушки, нырнул в щель. Здесь было темно и сыро, пахло влажной гниющей бумагой, но библиотека оказалась совершенно чиста. То есть, ни единого заклинания, ни одной завалящей змейки. Ругнувшись сквозь зубы, могильщик пошёл на второй этаж, скучающе насвистывая себе под нос.
        Найти нужные книги оказалось просто - на каждом стеллаже красовались мерцающие таблички с надписями. Найдя раздел "Алхимия", Велион быстро отобрал четыре книги и сунул их в рюкзак. Этого было достаточно - Иргур обещал по пять марок за книгу, предупредив, что золото здесь ценится куда выше, чем на материке, поэтому выдаст их серебром, а двадцать марок - это больше десяти фунтов, которые всё время придётся таскать с собой. Выбравшись из библиотеки, могильщик с тем же скучающим видом двинулся к центральной площади.
        Но скучал он недолго. Сделав буквально два шага за черту, обозначенную на карте, Велион почувствовал сильное давление извне. По инерции он сделал ещё один шаг и...
        - Тебе придётся сделать это, - с издевкой произнёс приятный женский голос. - Предательство карается.
        - Но это значит, что... - тихо ответил ей мужчина, осёкшись на середине фразы.
        - Это значит, нам нужны настоящие жертвы, - резко сказал другой мужчина. - Жрать детишек крестьян - бессмысленно. Это крысы, не люди. А дети настоящего мага, как ты, вознесёт наших избранных учеников на такие высоты, что нам и не снилось. Сожрать равного, значит стать сильнее, выше, отторгнуть себя от других и возвышаться над ними. Десять поколений твоих потомков, большего мы и не просим. Потом - свобода, никаких обязательств. Но до тайн магии не будет допущен ни один из твоих потомков - эта цена, которую ты понесёшь за предательство. Соглашайся, другого выбора нет. Или ты предпочтёшь сдохнуть здесь и сейчас вместо того, чтобы жить ещё десятки лет в роскоши, которую тебе обеспечили шпики с материка?
        - Нет... нет! Я не хочу умирать!
        - Я знаю это, - вкрадчиво произнесла женщина. - Никто не хочет умирать. А какое тебе дело до людей, которых ты никогда не увидишь? Твоё согласие даст нам права на твоих потомков, даже король не сделает ничего. Соглашайся. Последний шанс. Говоришь "да" и ты свободен. "Нет" и ты будешь казнён, причём, в казни будут участвовать не обычные палачи, а наши. Колесованием и четвертованием дело не закончится, ты же знаешь. Ты будешь умирать часами, с самого полудня и до заката. Так да или нет?
        И мужчина ответил, не задумываясь:
        - Да.
        - Они сожрали нашу сестру, - резко произнёс другой мужчина. Его голос был знаком могильщику. - Если наших дядюшек и тёток, бабок, дедов, всех наших пращуров на протяжении полутора сотен лет. И сейчас у нас появилась возможность отомстить. Я присоединюсь к восстанию, и они заплатят за это. Не зря же я так долго изучал магию по крупицам, не просто так, нет-нет. Они заплатят! Ты осуждаешь меня?
        - Нет, - прошептал Велион, не понимая, что этот мужчина его не слышит. - И да.
        Он стоял на краю центральной площади посреди красных обломков. В центре площади была пустота, будто что-то взорвалось там, разметав на куски обломки... обломки красной башни, могильщик видел её.
        - Она выкрашена кровью наших предков, - простонал маг-самоучка. Он умирал, и прекрасно знал это. - За предательство лишь одного... Так пусть она сгинет вместе со мной, последним потомком... - маг не договорил, поняв, что его никто не слышит. - Брат... прости... я убил тебя, но... Так даже лучше. Наш проклятый род... сгинет. И наступит свобода...
        Одно движение, взрыв. В лицо могильщику ударил ветер, он упал на колени, едва не угодив целый ворох змей. Но ветер утих, и Велион поднялся на ноги. Он не видел ничего, кроме красного камня, уничтожившего флот магов и башню. Камень нужен ему. Зачем?
        - Это застывшая кровь, наша кровь, нашей семьи. У каждой из шестидесяти шести жертв была взята капля крови. В этом камне скрыта огромная сила, проклятый, но ты его уничтожишь.
        Могильщик кивнул. Не думая, он чуть ли не бегом бросился к самому центру площади, добрался до большой груды камней и принялся яростно её разгребать, плюя на опасность. Это длилось долго. Велион ломал ногти, даже под перчатками обдирал кожу с пальцев об острые края камней. Но, наконец, поиск принёс плоды. По пальцам что-то ударило, могильщик отпрянул и тут же набросился на кучу обломков с утроенной силой, нашёл что-то округлое и вытащил его на свет.
        Камень. Красный, как кровь. По ладоням тотенграбера будто стучали кузнечными молотами, но он не отпускал его. А потом начал мять в руках, хотя это было бессмысленно. Удары молотов сотрясали всё его тело, боль вонзалась в самое сердце, казалось, могильщик вот-вот умрёт...
        Но камень поддался первым. Будто что-то лопнуло в нём, в ладони Велиону будто вонзились раскалённые иглы... И камень рассыпался на множество отдельных кусков. Считать их не было времени и нужды - могильщик знал, что их шестьдесят шесть. Он сжал их в руках, и они начали рассыпаться в прах, как обычная свернувшаяся кровь.
        Велион пришёл в себя нескоро. Долго разглядывал красную пыль под своими ногами, а после, сплюнув в сторону, повернулся к ней спиной. С севера медленно плыли тучи, они прольются дождём и похоронят все шестьдесят шесть жертв.
        А ему надо как-то выбираться из этого хаоса из камней и магии.
        Другой берег встречал могильщика по-братски, так будто он никуда и не уплывал.
        Глава 13. Моральное право (начало)
        Велион пригвоздил противника мечом к деревянному настилу моста и провернул лезвие. Нападавший коротко вскрикнул, забив ногами в предсмертной агонии, его на миг вылезшие из орбит глаза начали закатываться. Могильщик не торопился выдёргивать клинок из тела, угрюмо наблюдая, как его противник умирает. Наконец, островитянин затих.
        - Кретины, - угрюмо буркнул тотенграбер, вытирая меч об одежду поверженного противника.
        Это уже был четвёртый убитый им за два дня. Первому он слишком долго смотрел в глаза, второй и третий приняли его за воина из другого клана, а с этим он случайно столкнулся локтями, не разминувшись на узком мосту, и вместо того, чтобы извиниться и опустить глаза, раздражённо рявкнул "Куда прёшь?". Иргур предупреждал могильщика о царящих на Северном архипелаге нравах, но всё-таки Велион не думал, что здесь настолько любят драться.
        В принципе, общественный строй на Северном архипелаге не слишком отличался от строя Восточного: никакой централизованной власти, каждый мелкий островок принадлежал клану, крупные делили между собой несколько семей. Вот поэтому на крупных островах так часто происходили вооружённые столкновения, причём, в основном дуэли: таким образом воины из кланов выясняли отношения между собой. Воины, часто побеждающие в драках, становились военачальниками или, что было ещё более престижно, учителями в школах меча, причём, недостатка в школах не было - у каждого клана была своя, а у особо крупных и по две-три. Чем сильнее учитель, тем престижней школа, тем больше в эту школу стягивалось учеников, тем, следовательно, сильнее становился клан, а сильным кланам принадлежало больше земель и налогоплательщиков. Но слишком много силы не давали накопить ни одной семье: многие понимали, чем это грозит, и в этом случае против такого клана объединялись двое или трое соседей, тем самым соблюдая баланс. Конечно, некоторые были сильней, чем другие, но на рожон никто не лез, предпочитая давать ученикам выяснять отношения между
собой. Такой странный строй, к тому же, приучал людей, носящих мечи, к вежливости, но весьма своеобразной, и могильщик к ней ещё не привык. Впрочем, задиры, провоцирующие других на поединки, судя по всему, встречались очень часто.
        Что ж, теперь Велиону надо стараться держаться от вооружённых людей подальше - вероятность встретить не вспыльчивого сопляка с мечом, а серьёзного противника росла с каждым разом. Да и ни с того, ни с сего лишать жизни абсолютно незнакомых ему людей могильщику совершенно не нравилось. К тому же, Иргур говорил, что воин, убивший несколько человек, уже становился серьёзным мечником, и его начинали искать другие сильные противники. Впрочем, Велион предпочитал не называться, как это делали другие, и дрался, по счастью, не на людях, хотя у первой его драки, случившейся ещё в порту, была пара свидетелей, но вряд ли моряки кому-то о нём расскажут. Во-первых, они скоро должны были отправиться в обратный путь на восточные острова. Во-вторых, драка вышла не очень блистательной: противник могильщика был пьян в дрова. По крайней мере, Чёрный могильщик очень надеялся на это.
        Оглядевшись в поисках возможных свидетелей и никого не заметив, Велион оттащил тело с моста на берег и выбросил его в реку. Обшаривать карманы убитого ему не хотелось: деньги есть, да и вряд ли у шестнадцатилетнего паренька (а убитый выглядел именно на столько) карманы забиты золотом. Могильщик несколько секунд наблюдал за тем, как течение уносит тело паренька, а затем уселся на крупный камень и развернул карту.
        Настроение было откровенно поганым: утром дождик, причём, ледяной, как в октябре, теперь вот эта драка с сопляком... Что-то не заладилось ещё с приезда на Истро (так назывался самый крупный остров Северного архипелага). Быть может, уплыть? Но куда? Епсхо? Аргро? Нет, куда лучше мелкий остров, принадлежащий одному клану. Но, чёрт побери, что будет, если его примут за воина из другого клана, прибывшего, чтобы помериться силой с местными?
        Велион выругался и сунул карту обратно в сумку. Плыть обратно на восток ему не хотелось совершенно: там можно со скуки свихнуться. Конечно, Иргур примет его обратно. Чёрт, он даже обещал выдать за могильщика свою младшую дочь, когда подрастёт, конечно (ей через три месяца должен был исполниться год), а когда Велион отказался, подарил ему великолепный меч, лёгкий, но способный выдержать удар местных "железных поленьев". Но слишком уж мало там могильников... Однако, местные нравы могли вынудить и не к таким действиям.
        Почесав нос, могильщик снова достал карту и принялся вглядываться в острова Северного архипелага. Собственные названия имели только крупные острова, остальные именовались куда проще - Валун, Гроб, Быстроречка, Горка и так далее. Кстати, братья К"хиистропхак и А"глепсхонен, как понял Велион, братьями не были, либо родились на разных островах и в разных кланах: в действительности именем собственным служил только первый слог, К"хи и А"гл, остальная часть складывалась из названия острова, где родился человек, и названия клана, к которому рождённый принадлежал. Впрочем, имена К"хи и А"гл для материка звучали смешно, так что ничего удивительного, что могильщики с островов назвались Велиону как Истро и Епсхо. Впрочем, в последнее время здесь предпочитали называть детей так же, как и на материке, местный же диалект знали лишь жрецы, поклоняющиеся каким-то двум древним богам, да и то самые старые и очень плохо.
        Тяжело вздохнув, Велион отбросил мрачные мысли о братьях. Наконец, его выбор остановился на острове Гроб. Это был довольно крупный кусок суши, оказавшийся способным вместить в себя небольшой могильник Шнок. Гроб находился всего-то в пяти милях от юго-восточного побережья Истро, до которого могильщику было рукой подать - не больше семи или восьми миль. Свернув карту, тотенграбер поднялся с камня и вышел на дорогу, которая как раз вела на юго-восток. Коль до места назначения всего тринадцать миль, надо оказаться там завтра утром, да и то только из-за того, что вечером вряд ли кто-то решит переправить его до другого берега.
        "Чёрт, - мелькнуло в голове могильщика, - сколько же у меня будет других берегов?"
        Велион услышал грохот и, не думая, нырнул под стол, опрокинув слабенькое пиво, которым давился уже с час, но выливать это дерьмо, стоившее ему дороже самого лучшего пива на материке, не давала жадность. В другое время он бы не стал так делать, но здесь его запросто могли с кем-то перепутать и вовлечь в драку. Чёртовы острова...
        Дело к драке шло уже довольно давно. Троица моряков за соседним столиком обсуждали с высоким мрачным типом перевозку на Гроб. Судя по всему, дело было непростое, моряки требовали три марки, высокий пытался сбить цену. Да и по его виду нельзя было сказать, что у него может быть три марки. Сначала они просто срывались на ругань, потом начали орать и хвататься за ножи, но отступать никто не хотел и вот результат.
        Посетители таверны реагировали примерно так же, как и могильщик - кто нырнул под стол, кто разбежался по углам, но всё же нашлись люди, кто с удивительной быстротой раздвинул столы, освобождая место для драки. Видимо, такое здесь происходило нередко. Хотя, чему удивляться? По счастью, стол, за которым сидел тотенграбер, не тронули, и на том спасибо.
        - Две с половиной марки и ни грошом меньше! - заорал один моряков.
        - Хера лысого! Полторы!
        - Ах, ты падлюга!
        Коротко зазвенела сталь, послышался топот, потом снова лязг и звук падения тела на деревянный пол. Велион тяжело перевёл дыхание и начал выползать из-под стола, но тут же снова нырнул вниз - снова залязгала сталь, кто-то выматерился, ещё кто-то заулюлюкал. Мат неожиданно прервался на половине слова, зазвучал дикий вибрирующий визг, сорвавшийся в бульканье. Но и этим дело не кончилось. Снова звуки ударов мечей и снова через несколько секунд раздался вопль. И в воздухе повисла тишина.
        Велион выбрался из-под стола, уже зная, что увидит. В ноздри бил резкий запах дерьма, перемешанного с кровью. Запах смерти.
        Три трупа. Один вскрыт от паха до грудной клетки, второй покоился на своих разорванных мечом кишках, у третьего не было руки и половины головы. И над всем этим стояла высокая ссутулившаяся фигура убийцы, опирающаяся на окровавленный фламберг.
        Велион тяжело сглотнул слюну, но не от отвращения, он видел и не такое. Человек, убивший троицу моряков, был действительно страшен. Он убивал жестоко и профессионально, так, чтобы даже раненый противник скончался от полученных увечий. Сутулый высокий человек, стоящий посреди залы таверны был профессиональным убийцей, а вернее, охотником за головами - даже у оставшегося без половины головы трупа можно было опознать лицо, чего обычно требовали наниматели. Порой приобретённые когда-то привычки не уходят никогда.
        - Здесь есть коновал? - хриплым голосом спросил убийца, медленно обводя посетителей таверны взглядом. Могильщик только сейчас заметил, что у охотника за головами сильно распорот рукав куртки, а по опущенной кисти обильно течёт кровь.
        На его вопрос долго не было ответа, видимо, молниеносная расправа одного над троими поразила даже видавших виды местных. Наконец, очнулся владелец трактира, угрюмо поглядывающий на трупы из-за стойки:
        - Сначала заплати десять грошей за погром и похороны этих засранцев. Потом сменишь трактир, и мне плевать, что другого здесь нет - за этими ублюдками придут их дружки, а мне не хочется, чтобы мои люди вытаскивали отсюда кишки ещё двух-трёх упырей, среди которых уже будешь ты.
        - Я не могу заплатить, - сухо произнёс убийца, стискивая зубы и зло щуря глаза.
        - Коль хотел плыть на другой берег, сможешь, - обрезал трактирщик. - А будешь брыкаться, ребята тебя махом успокоят. - Он кивнул на трёх вышибал, толпящихся у входа. Вид у тех был скорее кислый, всё-таки противник их ожидал не промах, но самый крупный всё-таки покивал и поправил пояс, на котором висел устрашающих размеров кистень.
        Велион прочистил горло и коротко сказал:
        - Я заплачу.
        - С чего бы это? - усмехнулся убийца, пристально глядя на могильщика холодными карими глазами чужака с континента - большая часть островитян отличалась голубыми, серыми и зелёными глазами. Да и темноват он был для того, чтобы его можно было перепутать с бледными и светловолосыми местными.
        - Потом, - ответил Велион. - За коновала так же плачу я. И набейте-ка сумку побольше едой и выпивкой, - добавил тотенграбер, сверкнув в руке золотой монетой достоинством в полмарки.
        Они молчали всё время. Не перемолвившись ни словечком, добрались до удалённого утёса на берегу, молча собрали дрова, не издав не звука, нанизали выпотрошенную рыбу на тонкие палочки, кивнув друг другу, выпили самогона и набросились на немного недожаренные морепродукты, от которых могильщика уже порядком подташнивало.
        - Ненавижу рыбу, - сухо произнёс охотник за головами, выбрасывая кости в костёр.
        - Угу, - кивнул Велион.
        - Ты не местный.
        - Ты, как я вижу, тоже.
        Убийца пожал плечами и снял с костра ещё порцию рыбы.
        - Скважечник? - так же неэмоционально спросил он.
        - Угадал.
        - Стренле.
        - Велион.
        И снова оба замолчали, набивая рот рыбой и зелёными луковыми перьями. Наконец, Стренле отложил палочку с недоеденным куском и придвинул поближе бутылку с самогоном.
        - Здесь только выпивку из рыбы не делают, - сказал он, разливая самогонку по стаканам. - Тесто, десерты, даже, блядь, приправы из рыбы. Я бы правую руку отдал за жаркое из свинины, но разводить свиней на островах слишком дорого, практически по весу серебра. Поэтому свинину жрут только очень богатые кланы. То же и с говядиной. А козлятина достала не меньше, чем рыба. Молоко у коз вонючее, мясо жёсткое - им приходится скакать по скалам, чтобы добыть себе пожрать - и тоже воняет. На востоке, говорят, разводят ещё и баранов, но баранина мне не нравится ещё с материка. Хотя, сейчас я бы много заплатил и за баранину. Много, но всё же не ту цену, что назначена за неё в трактирах. Зато как мы отъедаемся мясом, когда птицы летят на острова, чтобы отложить яйца... Беги отсюда, Велион, беги, если есть возможность. Поверь, отвратная местная жратва далеко не худшее, что может быть на Островах Щита. Зима здесь начинается в октябре, а заканчивается в апреле. Чуть западней легче, на те острова сильно влияет Большое Южное течение, но туда лучше вообще не соваться - местные повёрнуты на состязаниях между кланами,
любой человек, имеющий меч, рискует остаться где-нибудь на обочине с выпущенными кишками. А чего стоит их ритуальные самоубийства? Нет, скважечник, беги, здесь делать нечего. Я бы давно убрался отсюда, но не могу, слишком много золота стоит моя голова в Короссе и Горливе.
        - Я тоже не могу бежать, - произнёс могильщик, когда Стренле замолчал, чтобы выпить самогон.
        - Тебе же хуже. Не думай, что я сумасшедший, просто ты единственный, кто может меня понять: местным не пожалуешься на рыбу, они жрут её с рождения и до самой смерти. Они привыкли к холодному влажному ветру, к вечным туманам и дождям, к слабому вонючему пиву... - Охотник за головами снова на миг замолк, чтобы выпить. - Даже самогонка здесь слабая, а бабы плоские и холодные. Чёрт. Вот такое место - Острова Щита. И нет среди всех островов кучки камней поганей, чем Гроб. Особенно - последние три года. Зачем ты хочешь попасть туда?
        - А ты зачем?
        - Я там живу.
        Велион кашлянул, раздумывая, стоит ему открыться или нет, и всё-таки решил рискнуть. Он молча вытащил из кармана свои перчатки и бросил на камни. На обычно бесстрастном лице Стренле неожиданно отразилась буря эмоций - слегка раздулись ноздри, дёрнулась правая бровь, а губы сжались так плотно, что превратились в ниточку.
        - Как удачно сложились обстоятельства, - чуть дрожащим голосом произнёс охотник за головами. - Я прибыл на Истро, чтобы найти могильщика. Ты же хочешь посетить Шнок?
        - Ну, если там есть другие могильники... - натянуто усмехнулся Велион. Его немного беспокоила реакция собеседника.
        - Нет, других могильников там нет, - жестко сказал Стренле. - И я готов предложить тебе десять марок за то, чтобы ты проводил туда меня и ещё несколько парней.
        "Вот ведь вляпался", - угрюмо подумал тотенграбер, беря стакан с выпивкой.
        - Рассказывай, - коротко сказал он вслух.
        Убийца опустил голову, видимо, раздумывая с чего начать. А может, рассказывать всё или нет. Пауза затянулась надолго, но он всё же заговорил:
        - Всё началось лет пять назад, я тогда ещё вовсю принимал заказы от разведки Гризбунга, устраняя ненужных людей и шпионов. Остров Гроб тогда ещё был богат, на нём жило более трёхсот человек, занимающихся рыбалкой и разведением коз. Школа меча не отличалась особыми размерами, там обитало всего-то около двадцати учеников, но была довольно крепкой, даже с Истро прибывали желающие учиться, но брали далеко не всех. В общем, полная идиллия на небольшом отдельно взятом кусочке суши. Да и Р"коистрохонн, глава клана, тогда ещё оставался довольно крепки стариком в свои пятьдесят три года, это сейчас он пускает слюни и пытается оттрахать десятилетних девочек, по счастью нечасто и безрезультатно, иначе ему давно бы уже отвернули лысую башку. А ведь он - младший брат одного из самых могущественных людей на Истро... - Стренле неожиданно замолк и коротко хохотнул. - Люблю болтать, - сказал он. - Я даже стихи писал между заказами. Но сейчас не об этом.
        Пять лет назад произошёл первый случай. Двое парней отправились к Шноку, чтобы выследить потерявшуюся козу. Шнок уже тогда был табу для обитателей Гроба, но пацаны на все запреты срали, сам понимаешь. В общем, потерялись они вместе с козой. За ними на свой страх и риск хотели отправить несколько мужиков, но Р"коистрохонн запретил. Позже он признался, что знал обо всём и раньше... Ладно, до этого ещё дойдём. Мальчишки не появлялись в деревне уже три дня, народ роптал, Р"коистрохонн орал на всех, но запрещал куда-либо идти. В сказку про злых духов, обитающих в могильнике, уже никто не верил, людям нужны были либо тела мальчишек, безусловно погибших, или голова Р"коистрохонна, всё-таки его за своего никогда не принимали, хоть он и вёл дела так, что я бы лично вручил ему герцогство.
        Но всё разрешилось само собой, когда мальчишки вернулись, причём с козой. Вопли радости, слёзы родителей, пьянка... Р"коистрохонн знал, что всё плохо уже тогда, но помалкивал: сам понимаешь, если бы он приказал сжечь чудом вернувшихся пацанов, его бы на месте разорвали. О том, что что-то не так поняли через неделю, когда оба вернувшихся ни с того ни с сего убили козу и начали жрать мясо сырым. При этом они забрались в бадью с водой, которую предварительно выставили на самый солнцепёк. Парни при этом будто начисто лишись памяти, не реагировали на оклики и напоминали скорее растения, поставленные в горшок. Когда одного из них насильно вытащили из бадьи и отобрали мясо, он не задумываясь пробил своему отцу шею растопыренными пальцами и набросился на него с целью продолжить трапезу. Пока его оттаскивали от трупа, кто-то повредил ему руку. Кровь парня была прозрачной, как берёзовый сок. Тут пацаны, вроде бы очнулись, начали нормально разговаривать, но, наконец, появился Р"коистрохонн, он и рассказал остальным о Шноке.
        Оказалось, что табу установили не просто так: лет за сорок до этого на Гроб заплывал могильщик. Из могильника он вернулся через три дня, хотя обещал, что управится до вечера, а вернувшись, набросился на девушку, но не для того, чтобы оттрахать... - Убийца приостановился и прочистил пересохшее горло.
        - Да я догадался, - вставил Велион, пихая рассказчику в руку стакан с самогоном. Сам он во время рассказа уже трижды приложился к бутылке и, с учётом выпитого ранее, порядком захмелел.
        - А вина нет? - спросил Стренле, выпив.
        Могильщик пошарив в сумке, которую ему дали в таверне, и действительно извлёк бутылку вина, хотя и не заказывал из выпивки ничего, кроме самогона.
        - Я стащил, пока коновал меня заштопывал у стойки,- пояснил убийца. - А потом сунул тебе в сумку. Хорошее вино, с материка. Хотя, местная брага не так уж и плоха, но вином её всё-таки не назовёшь. Это в качестве благодарности.
        - А раньше-то сказать не мог? Островное пиво - дерьмо полное, брагу пробовать я не рискнул, а вино с материка, которым я бы и ноги не мыл, стоит четыре марки, потому я и взял самогон - он везде одинаковый.
        - Всё равно самогон на материке лучше.
        - Выпьем.
        - Выпьем. - Стренле одним глотком осушил стакан и, проглотив, поцокал языком. - Хорошее, зараза.
        Велион кивнул, хотя вино было посредственным. Впрочем, через пару лет и он будет ценить даже такое дерьмо только за то, что его делали из винограда, а не из клюквы или одуванчиков.
        - На чём я остановился? - спросил бывший охотник за головами.
        - На могильщике, - ответил Велион, вздрогнув. Оказывается, они снова довольно долго молчали, думая о своём. "Наверное, Стренле вспоминал материк", - подумал тотенграбер.
        - Точно. Так вот, когда могильщик набросился на девушку, все сбежались на крики. Но оказалось, что тот уже ободрал её лицо - голыми руками ободрал - и жрёт. Его попробовали убить, но на удары мечей он срал. Прежде, чем его изрубили в щепки, он успел прикончить троих, и всё ещё шевелился, хотя от его головы не осталось практически ничего, наконец, его догадались сжечь, и горел "могильщик" как сырое дерево. Дело потом забылось, но каждый следующий глава клана передавал своему приемнику эту историю, и табу соблюдалось.
        Р"коистрохонн рассказал это людям, растений, принявших человеческий облик, сожгли и об этом деле забыли, только теперь к могильнику никто не совался. Но забыли только до следующего лета.
        На этот раз тоже пропали два пастуха, но уже на большом удалении от Шнока. Вернулись они опять через три дня. Рассказали что-то о том, что один из них провалился в какую-то яму... Но Р"коистрохонн им не поверил и приказал проверить. Конечно же, вернувшиеся уже не были людьми. Их сожгли, но в этот раз народ не успокоился, ведь весь остров стал опасен. Нападения учащались, причём, как ты понимаешь, теперь они происходили на любом уголке острова, и, наконец, об этом прознали люди извне. Гроб в одночасье стал островом изгоев, больше с жителями никто не торговал, в школу меча перестали проситься ученики с Истро, хотя в этот момент учителя были готовы брать каждого желающего... Как раз в это время и я приплыл туда, наверное, с последней лодкой торговцев. Видишь ли, меня нашли даже здесь, и Гроб показался мне отличным вариантом... Что ж, в чём-то я был прав: убийцы меня не достали.
        Теперь на острове живёт сто двадцать человек. И каждый из этих людей вот-вот сойдёт с ума: приходится проверять каждую козу в стае, охотиться и рыбачить группами по семь-восемь человек. Р"коистрохонн фактически обезумел, потеряв единственного сына, с его делами управляюсь я.
        И две недели назад я решил рискнуть. Собрать всех крепких мужчин и идти на могильник, чтобы покончить с этой заразой... или чтобы она покончила с нами. Но чтобы увеличить шансы на успех я решил нанять могильщика. Сюда-то меня отвезли свои, но ребята потом едва унесли ноги, как только местные узнали, что они с Гроба. Я едва ушёл от погони и начал искать могильщиков. Я встретил троих, но двое отказались, а третий потребовал пятьдесят марок, причём, обязательно вперёд. Я его убил. Да и не походил он на настоящего могильщика.
        Стренле замолчал, давая понять, что рассказ окончен. Велион тоже помалкивал, катая по небу вино. Наконец, бывший убийца сказал:
        - Может, ты встречал эту гадость раньше?
        - Встречал ли я разумные растения, которые могут принимать облик людей вместе с воспоминаниями? Поверь, я видел многое, но о таком даже не слышал, а уж слышал я столько... - тотенграбер снова замолчал.
        - Ты согласен ехать завтра со мной на Гроб? Правда, тебе придётся заплатить половину цены за лодку, но когда дело будет сделано, я возмещу все расходы.
        - А если я погибну, деньги мне не понадобятся, - усмехнулся Велион. - Я согласен, хоть я и понимаю, что это самоубийство. Так что давай-ка допьём вино, а потом примемся за бутылку самогона.
        Стренле расплылся в абсолютно искренней улыбке.
        Дождик моросил, не прекращая, от чего Велиону время от времени приходилось вычерпывать скопившуюся на дне лодке воду. И дело было не в том, что утлое судёнышко могло пойти ко дну - дождевой воды для этого всё-таки набиралось недостаточно - а в том, что единственная скамья досталась гребцам, а сидеть с мокрым задом не хотелось совершенно. Впрочем, он и так промок и, кажется, навсегда провонял рыбьими кишками.
        Стренле тихо насвистывал что-то себе под нос, с тоской глядя на приближающийся остров. Велион и сам довольно долго рассматривал берег, тёмный лес, начинающийся практически сразу за полосой песка, и возвышающиеся в центре острова скалистые холмы, но ничего необычного не увидел. Обычный кусок суши, кажущийся мрачным из-за плохой погоды. Хотя, дело было, к сожалению, не только в дожде. Тотенграбер не знал, чего ждать от этого берега. Кажется, не знал этого и бывший головорез. Чего ждать ему? Надежду на жизнь или полный провал? Судя по всему, Стренле уже считал этот остров своим домом, а дом... всегда остаётся домом. Возможно, этот жалкий и одинокий кусок суши дал ему то, чего он был лишён всю жизнь - очаг, который можно считать родным, и людей, которых можно назвать семьёй и друзьями.
        Могильщик поёжился, кутаясь в плащ. "Да, чёрт возьми, - угрюмо подумал он. - Я завидую человеку, которому вряд ли вообще можно позавидовать. Впрочем, у него есть шанс сохранить свой дом, а у меня...". Велиону совершенно не к месту вспомнились робкие руки Виллиты, её горячее дыхание на его коже, её тихий смех и тёплый, ласковый взгляд. Но если раньше воспоминания вызывали тоску и глухую от его бессилия ярость, сейчас Велион ощущал буквально физическую боль в сердце, которое, как ему когда-то казалось, замерло навсегда. "Мой дом, какой он? - тоскливо спросил себя Чёрный могильщик. - Это не школа убийц... а больше я нигде и не жил дольше четырёх месяцев. Нет... не правильно. Каким бы я хотел видеть свой дом? Огромный замок с башнями или небольшой домик на опушке леса? Много ли там живёт человек, что происходит там вечерами? Был бы я счастлив, находясь в нём? Или же наоборот, я не любил его, но всегда возвращался, потому что это дом, мой дом, мой. . родной дом, где я знаю каждый уголок, и куда я могу вернуться в любой момент, и меня там примут. Я завидую Стренле? Конечно. Он видит свой дом, знает его.
А я даже никогда об этом не думал.
        И сейчас уже поздно..."
        - Почему остров называется Гроб? - спросил тотенграбер у Стренле, чтобы отогнать тоскливые мысли.
        - А кто его знает... - пробормотал тот, не отрывая пустых глаз от береговой линии. - Название, наверное, ещё довоенное. Быть может, из-за бухты на противоположном берегу, там есть залив, над которым нависает скала, и в этой скале пещера, формой напоминающая гроб. Когда-то туда приходили корабли с Восточного архипелага, но сейчас эти места недосягаемы - слишком близко Шнок. Я там даже ни разу не был.
        - Ещё побываешь, - попробовал подбодрить бывшего убийцу Велион, который, казалось, совсем раскис, но тот лишь усмехнулся.
        - Не стоит, брат. Я не загадываю наперёд и уж точно не питаю призрачных надежд. Если мне суждено там побывать, то так оно и будет. Просто надо приложить к этому максимум усилий.
        Могильщик кивнул, не зная, что ответить.
        - Усё! - неожиданно гаркнул один из гребцов, бросая на дно лодки весло. - Хер я дальше поплыву.
        Второй выпускать весло из рук не торопился, но судя по виду, он всей душой поддерживал своего компаньона.
        - Уговор был до Гроба, - напомнил перевозчикам Велион. - И мы заплатили вперёд всю сумму, как и было оговорено.
        - Я не дебил, и копыта отбрасывать не собираюсь, - буркнул лодочник. - Хочите на Гроб - давайте вплавь. Я...
        Договорить ему не дал Стренле. Бывший головорез ловко подпрыгнул на ноги, не качнув при этом лодку, и, выхватив из ножен фламберг, сунул его гребцу под нос. Но тот даже и не шелохнулся.
        - Дальше я не поплыву, - с угрозой в голосе сказал лодочник. - А хочите драки, получите, - добавил он, похлопывая по тесаку, прислоненному к скамье.
        Велион выругался про себя, лихорадочно раздумывая, что делать. Лодка была слишком маленькой, чтобы махать на ней длинными мечами, да и любое неверное движение могло раскачать её слишком сильно, а оказаться в одежде со всем снаряжением в воде ему не улыбалось - до берега ещё было около полумили.
        Но всё решил Стренле. Он просто сделал шаг вперёд и снёс голову первому перевозчику, а после и не успевшему отреагировать второму.
        - Как ты понял, это было ограбление, - сухо произнёс головорез, отирая кровь с меча. - Жертвам предлагают добираться до места назначения вплавь, что со всей поклажей сделать невозможно. Думаю, они бы легко нас убили, если бы я промедлил: драться на таком мелком судне слишком неудобно, а эти два парня явно в этом поднаторели. Что ж, придётся дальше грести самим, думаю, три марки хорошая цена за полмили.
        - Ты и раньше собирался это сделать? - спросил могильщик, глядя на сухую и неприятную ухмылку, выбежавшую на губы Стренле.
        - Я сразу понял, что они замышляют. Это твои деньги, брат, я ими распоряжаться не могу, по крайней мере, отдавать их двум проходимцам вроде этих. Бери весло, скоро будем дома.
        Могильщик вынул весло из окоченевших рук второго лодочника и столкнул его тело со скамьи. Последнее слово, произнесённое Стренле, резало его сердце не хуже ножа.
        Гружёные всем скарбом, что удалось найти на лодке и снять с трупов, могильщик и убийца вышли к высокому частоколу, окружающему деревню. Велион выдохнул и, сбросив на землю поклажу, уселся на свой рюкзак. Стренле предупреждал, что слишком активные попытки попасть за ограду могли привести к залпу из луков. Дождь продолжал моросить, но тотенграбер радовался и такому отдыху: сначала довольно долго пришлось грести, потом тащить за собой лодку, которую Стренле не хотел бросать из чисто меркантильных соображений, потом эту лодку разворовывать, раздевать трупы и, наконец, гружёным под завязку плестись около полумили до деревни. Поселение Стренле называл коротко - Плёс, видимо из-за местонахождения - оно располагалось между двумя пересекающимися потоками, которые здесь называли реками, могильщик же два ручья шириной менее двадцати шагов за реки не считал, но действительно крупные потоки здесь встречались только на крупных островах, но и они по ширине не превышали и четверти Крейны.
        - Долго ждать? - устало спросил могильщик, угрюмо глядя на высокий частокол. Усталость его была связана скорее не с физическими нагрузками, а поганой погодой.
        - Нас уже увидели, - буркнул Стренле. - Когда они выйдут, не рыпайся, даже если будут тыкать копьём в живот.
        - Нас будут осматривать?
        - Да. Если будешь вести себя спокойно, всё закончится пробой крови.
        - Пробой? - переспросил Велион, но убийца не успел ему ответить. Деревянные ворота раскрылись и на утоптанную полянку, расположенную напротив ворот, высыпалось около десятка вооружённых мужчин. Помимо оружия у каждого было ещё и по факелу.
        - Стренле, ты? - осторожно спросил один из мужчин.
        - А кто ещё? - хмыкнул бывший головорез.
        - Кто с тобой?
        - Могильщик.
        - Покажи кровь.
        Стренле тяжело вздохнул и, вытащив из кучи добра коротки нож, провёл лезвием по тыльной стороне ладони. Убедившись, что его кровь имеет красный цвет, тот же мужик кивнул в сторону могильщика:
        - Теперь он.
        Велион молчком взял у Стренле нож и повторил процедуру.
        - Красная, - облегчённо произнёс глава отряда. - Стренле, это правда могильщик? У нас действительно появился шанс?
        - Правда, - буркнул Велион, поднимаясь с рюкзака. - Промокший и голодный могильщик, который жутко хочет выпить.
        - Теперь ты гость, - усмехнулся Стренле. - Последний за долгое время, так что выпивки будет море, да, Цурон?
        - Выпивка и лучшие блюда, - кивнул тот мужчина, что вёл переговоры. - Чёрт возьми, у нас действительно появился шанс. Ребята, забираем шмотки.
        Велион отдал свой рюкзак суетливо протянувшему руки мужику. "Есть шанс, - угрюмо подумал он, глядя на явно взбодрившихся и повеселевших островитян. - Хотел бы я думать так же".
        За воротами стояла настоящая толпа, хотя могильщик и не понимал, как такая уйма народа, среди которого были ещё и дети, смогла собраться так тихо, что он не услышал. Велион, озираясь, шёл сквозь толпу. Усталые испуганные лица, тусклые глаза... Могильщику будто бы передалась тоска и безысходность, исходящая от каждого из жителей Плёса. Когда же по толпе прошёл говорок о том, что спутник Стренле - могильщик, глаза некоторых начинали гореть огоньком, на лицах начала появляться надежда, движения, скованные и исполненные усталой обречённости, становились более живыми.
        Но самому тотенграберу, впитавшему в себя безысходность, от этого легче не становилось. В жителях Плёса проснулась надежда, и это надеждой был он, могильщик, от чего ему становилось ещё хуже. Он не верил, что оправдает эту надежду.
        Чёрт возьми, а зачем он тогда сюда плыл? Чтобы погибнуть? Чёрта с два! Он выбирался из таких передряг, что самому не верилось, пережил расставание с Виллитой и приплыл на Гроб, чтобы подарить надежду этим людям, дать им шанс выжить. Разве стоит раскисать сейчас?
        "Это усталость, - угрюмо подумал могильщик, твёрдо глядя в глаза пятилетнему мальчишки, наблюдающим за ним с раскрытым ртом. - Поганая погода и смертельная усталость. Ничего, мальчишка, всё будет хорошо и у меня, и тебя, ведь твоя мама только что сказала тебе, что этот дядя пришёл спасти вас, значит, так и будет".
        - Пива, вина! - орал позади могильщика Стренле. - Самых жирных козлят! Сегодня пируем!
        Велион повёл плечами и поднял голову. Тучи на севере рассеялись, пропуская сквозь себя солнечный свет. Пусть ещё холодно, пусть идёт дождь, но солнце вот-вот выйдет. Возможно, Стренле, приведший в Плёс могильщика, был для этих людей солнцем, ещё не вышедшим, но готовым сделать это.
        Пусть будет так. А могильщик сделает всё, что возможно в его силах, чтобы это солнце взошло.
        Велион с головой окунулся в бадью, чувствуя, как горячая вода поглощает его, разгоняет тоску и разогревает всё тело. Возможно, причиной этого разогрева была бутылка самогона, выпитая им со Стренле перед баней, но купаться в горячей воде всё равно более чем приятно.
        Могильщик вынырнул и, отерев мокрое лицо ладонью, расселся в бадье. Стренле молча кивнул в сторону раскалённых камней, спрашивая поддать ещё пара или нет.
        - Не надо, - сипло ответил тотенграбер. - Уже достаточно.
        - Не любишь горячую баню?
        - Не очень.
        Головорез кивнул и, усмехнувшись, сказал:
        - Я бы позвал кого-нибудь из незамужних или овдовевших женщин для тебя, но моя жена - дочь Р"коистрохонна, так что люди не поняли бы. К тому же, она ещё и редкостная ревнивица, а звать её сюда... сам понимаешь. Но ночью я пошлю к тебе кого-нибудь посимпатичнее.
        - А здесь много вдов? - спросил Велион, благодарно кивнув.
        - Довольно много. В деревне сейчас живёт около ста двадцати человек, из них здоровых мужчин в возрасте от шестнадцати до сорока пяти всего восемнадцать человек. Женщин в том же возрасте почти сорок. Остальные - старики и дети, в основном старики, да ты и сам видел. Сейчас не время рожать, но всё-таки иногда случаются и роды. Рожают в основном вдовы и незамужние, причём, мне пришлось долго убеждать народ, чтобы те не оставались без внимания мужчин. Многие всё равно не согласились, нравы здесь строгие, но благодаря этому парни, которым лет по четырнадцать, рады-радёшеньки - больше некоторым вдовам идти некуда. Так что ты без бабы не останешься.
        - Да я не об этом. Ты говорил, что здесь жило около трёхсот человек. Неужели все остальные погибли?
        - Гибли в основном подростки, отправившиеся на охоту или за грибами. Дело в том, что три года назад народ бежал отсюда семьями. Бежал бы и дальше, но один из беглецов вернулся, он и рассказал, что выходцев с Гроба вешают и сжигают, не разбираясь, люди они нет. Это прекратило бегство...
        - Это было правдой? - прервал собеседника тотенграбер.
        - Практически, - пожал плечами Стренле, на его губы выползла неприятная усмешка. - Несколько семей, сбежавших на Истро, действительно казнили. С другими всё нормально, но... сам понимаешь, мне нужно было остановить бегство, хотя бы для того, чтобы оставшиеся здесь старики смогли жить. Тем более, сейчас бы беглецов убили немедля. На Гроб можно попасть, и за большие деньги, но выбраться отсюда... Но тогда дело было не только в этом: ещё меня испугало поведение некоторых. Понимаешь, клан - это не просто деревня, это что-то вроде большой семьи. Мы делим урожай и добычу на всех, причём, делим честно. Если человек из-за несчастного случая стал инвалидом, о его семье заботятся, кормят его самого. Осиротевших детей берут к себе желающие, причём, желающие всегда найдутся. Здесь нет богатых и бедных, все живут одинаково. Конечно, воинам достаётся больше, но на то они и воины. Учителя получают больше, но всё-таки вряд их можно назвать богатыми среди бедных, а скорее лучшими среди равных. Не слышал такое выражение?
        - Нет. Кажется бредом, но если это работает...
        - Работает. Не так хорошо, как звучит, но всё же. Когда же началось всё это... Люди, которые десятки лет жили пусть и не душа в душу, но как единое целое, стали вести себя... как люди на материке. Каждый стал за себя, стариков и сирот побросали, спасая свою шкуру... Из-за этого возникло много проблем. Когда работников стало меньше, появились проблемы с пищей... Две зимы назад от голода погибло больше двух десятков детей, сирот в основном, но людьми они этого не перестают быть, ведь так?
        - Конечно.
        - В общем, я это остановил. Сейчас всё немного утряслось и, думаю, мы сможем встать на ноги, когда удастся уничтожить причину наших проблем. Но всё равно пройдут годы, прежде, чем нам удастся заявить об этом, иначе остров захватят. Я уверен, что найдётся какой-нибудь предприимчивый глава клана, который решит, что ему не помешает лишняя сотня рабочих рук.
        - Ты не собираешься меня отсюда выпускать? - медленно спросил могильщик, глядя в глаза Стренле.
        - Брось, - махнул рукой бывший головорез. - Выбросим тебя ночью где-нибудь подальше от портов, да и всё. Если ты, конечно, не захочешь остаться.
        - Не захочу, - покачал головой Велион.
        - Выбор твой. Что, пойдём пировать? Кажется, всё уже готово.
        - Подожди. Ты говорил, что кто-то сбежал, кто-то погиб... Но кого тогда вы боитесь? Кто ворует людей? Кто их убивает? Ведь, как я понял, та... штука, что меняет людей, из могильника не выползает? Тогда вам просто не надо приближаться к Шноку?
        - К сожалению, некоторые просто пропали. Чёрт его знает, кто был первым, но в итоге, после того, как мы сосчитали погибших и бежавших, вышло восемь человек, трое парней и пять девушек. Всем в то время было до шестнадцати лет. Это значит, что есть кто-то ещё, но не думаю, что их больше дюжины. Наших сил должно хватить для того, чтобы покончить с ними и сжечь ту тварь, что сделала их такими. Теперь всё?
        - Да, пошли.
        Велион выбрался из бадьи и облил разгорячённое тело прохладной водой. В голове, затуманенной самогоном, наступила кристальная ясность. Могильщик почувствовал зверский аппетит, не смотря на то, что он меньше часа назад сжевал приличный кусок солонины.
        - Пива? - спросил Стренле, заглядывая в дверь. Он, уже одетый в нижние штаны и рубаху, стоял в предбаннике. - Кто-то принёс жбан.
        - Не откажусь. Посидим здесь? Что-то я перегрелся.
        - Да, посидим. К тому же, столы ещё не накрыты.
        Велион выскочил в прохладу предбанника и, одевшись, уселся на скамью. Головорез протянул ему кружку, аппетитно прикрытую шапкой пены. Пиво было слабеньким, но хоть прохладным, большего пока могильщику и не надо было.
        - Всех запомнил? - спросил Стренле.
        - Р"коистрохонн - лысый старик, Е"сиистрохонна - твоя жена, парень, что проверял у нас кровь, кажется, Цурон. Больше никого не знаю.
        - Этих троих тебе и надо запомнить. С остальными познакомишься на пиру, а с бабой в постели. Цурон, кстати, очень толковый парень, моя правая рука.
        - Запомню.
        Дверь предбанника отворилась, и в щель просунулась голова мальчишки.
        - Госпожа Еси просила передать, чтобы вы одевались, стол скоро будет, - протараторил паренёк и смылся, оставив дверь приоткрытой.
        - Уф, - тяжело выдохнул Стренле. - Пойдём, брат.
        Велион кивнул и, допив пиво, поднялся со скамьи. Пиво никак не приглушило сосущее чувство в животе, так что мальчуган прибежал вовремя.
        Могильщик тяжело грохнулся на кровать прямо в одежде и принялся стягивать сапоги. То, что ему выделили целый дом, вряд ли можно считать роскошью - слишком много пустых чёрных окон он видел на короткой улочке. Возможно, когда-то и в них загорится свет, но надеяться на это в ближайшие годы бесполезно.
        С трудом стянув сапоги, Велион снова повалился на кровать, намереваясь спать в одежде. Всё-таки он порядком перебрал, и одежда для него сейчас была просто непреодолимым препятствием.
        Пир, мягко говоря, был убог - рыба, козлятина и овощи. Зато выпивки было предостаточно. Стренле объяснил это тем, что пить было просто некогда: взрослые мужчины постоянно работали в поле, рыбачили и охотились, помимо этого им постоянно приходилось стоять на часах, особенно ночью. Велион познакомился с женой Стренле, сухощавой, но симпатичной женщиной с сильным характером, и, конечно, главой клана - Р"коистрохонном, выжившим из ума стариком, свалившемся под стол к собакам после первого же стакана браги. Впрочем, жители Плёса посчитали это за удачу. Главу клана не ненавидели, а скорее презирали, как сумасшедшего. Впрочем, сумасшедшим Р"коистрохонн и был уже пару лет.
        Плевать... не ради него Велион пойдёт в могильник, а, например, ради той рыженькой, которая недвусмысленно предложила ему во время пира придти к ней в гости и осмотреть спальню. Вспомнив, что Стренле обещал ему женщину, тотенграбер уселся на кровати, стараясь сосредоточить взгляд на двери. Вот так, сидя на кровати, он и заснул.
        Проснулся могильщик ещё затемно. Пошевелившись под одеялом, он понял, что рядом кто-то есть. Видимо, этот кто-то раздел и уложил его спать.
        - Проснулся? - раздался рядом тихий и приятный женский голос.
        - Угу, - неуверенно промычал тотенграбер, облизывая пересохшие губы. - Долго я спал?
        - Пару часов. Зажечь свет?
        - Угу.
        Девушка выскользнула из-под одеяла и некоторое время шуршала у стола, видимо, разыскивая огниво. Когда зажёгся свет, Велион понял, что перед ним не та рыженькая, что предлагала ему посетить её спальню. Девушка, стоящая в свете лампы, была светловолоса и невысока, но неплохо сложена, не смотря на юность.
        - Сколько тебе лет? - спросил Велион, садясь на кровати.
        - Семнадцать.
        - И ты...
        - Да, я, - немного резко ответила девушка. Но, как могильщик понял, эту резкость вызвали скорее страх и волнение, чем неприязнь. - Здесь нет мужчин, подходящих мне по возрасту, и мне уже почти два года приходится ждать, пока кто-то из парней достигнет совершеннолетия.
        - Не бойся. Если ты не хочешь...
        - Я сама пришла сюда, - твёрдо ответила девушка.
        - Как тебя зовут?
        - А тебе есть до этого дело?
        - Есть.
        Островитянка склонила голову. Могильщику показалось, что она сейчас заплачет. Но девушка подняла голову и тихо сказала:
        - Илея. - Она подошла к кровати и села, прижавшись своим плечом к плечу Велиона. - Хочешь пива? Господин Стренле сказал принести тебе жбан.
        - Да, пожалуйста.
        Илея поднялась с кровати. Велион тяжело сглотнул. Он чувствовал, как дрожало плечо девушки. Она его боится? Но почему тогда не уходит? Чёрт бы побрал Стренле, приславшего ему эту девушку, лучше бы отправил ту рыжую. Но Илея говорит, что она здесь добровольно...
        Тем временем островитянка уже налила пиво и, протянув могильщику кружку, глотнула из своего стакана. Велион молча смотрел на неё, утоляя жажду. От пива он снова почувствовал опьянение, но всё же не такое, как это было вечером.
        - У меня нет жениха, а возможно и вообще не будет, - неожиданно произнесла Илея. - Вряд ли кто-то возьмёт в жены... пользованную. Но... скажи, ты действительно веришь в то, что всё наладится?
        - Да.
        По щеке девушки побежала слезинка.
        - Моих родителей убил один из... этих, - сказала она. - Три с половиной года назад. И больше всего на свете я хочу, чтобы вы сожгли их, сожгли всех. И если это поднимет твой боевой дух или сделает нас для тебя не чужими, то я готова всю жизнь ходить в девках.
        - Подожди... - пробормотал Велион. Он чувствовал себя идиотом. Совсем не таких разговоров он ожидал перед сексом. Но Илея уже шагнула к нему, прижалась всем телом и поцеловала, неумело, но жарко. Её руки прошлись по спине могильщика, а после скользнули под одеяло.
        Месть... жизнь... Велиону стало плевать на всё. Он обнял Илею и опрокинул её на кровать.
        Два жгута обвили ноги могильщика, ещё два схватили руки. Его лицо будто окунулось в свежую пахучую траву, но из травы неожиданно выскочили три присоски, две из них проникли ему в ноздри, а третья старалась влезть в рот, но могильщик, крепко стиснувший зубы, не сдавался.
        Его ноздри буквально разрывались, в глубине головы горячей смолой разливалось нечто, лишающее сил и подчиняющее своей воле. Велион замычал сквозь стиснутые зубы и задёргался, но без толку. Рядом глухо вопил и дрыгался кто-то ещё, тотенграбер чувствовал это так, будто они были единым целым.
        Но это продолжалось недолго.
        Продолжающий борьбу человек, наконец, остановился, и Велион почувствовал, что силы покидают и его.
        Рот медленно раскрылся и что-то твёрдое, но гибкое проникло ему в глотку.
        Он умирал, медленно, но верно. Что-то высасывало его силы, одновременно накачивая чем-то чуждым его организму. Тело сопротивлялось, жижа, которой его накачивали, лилась изо рта, ноздрей, не до конца запечатанных присосками, даже ушей, не говоря уже о местах, что были ниже пояса.
        Жизнь мелькала перед ним бесконечной чередой картинок.
        ... Карпре нагло усмехался ему в лицо...
        ... Элаги резко выгнулась и застонала, сжимая его бёдра своими...
        ... Альх выл, извиваясь от боли, причиняемой ему горящим комком...
        ... ловушка, которую он неудачно дёрнул, взорвалась, опаляя лицо. На него сверху упали балка, ногу пронзила боль...
        ... над ним стояли, склонившись, собачья морда, свиное рыло и лошадиная голова..
        ... Губы Илеи были мокрыми и солёными от слёз. Велион легонько оттолкнул её и, улыбнувшись, легонько щёлкнул её по носу. Девушка тихо хихикнула сквозь слёзы, утирая лицо ладонью.
        - Пошли, - с натянутым весельем произнёс Стренле.
        Кто-то из собравшихся баб, не в силах больше сдерживаться завыл в голос, прощальная церемония сразу стала похоронной.
        - Я вернусь, - коротко сказал могильщик Илее. Та спрятала лицо в ладони и, разрыдавшись, убежала. "Вот дурёха, - угрюмо подумал тотенграбер, поднимая с земли связку сухого хвороста. - Неужели влюбилась? Глупышка, она же должна была понимать, что я не останусь в любом случае... А если не понимала?".
        Велион сплюнул на землю и поправил плащ. На душе скребли кошки, сердце тяготили дурные предчувствия. Да ещё этот чёртов бабий вой...
        - Ну, выходим? - угрюмо сказал он, оглядываясь на остальных. Ему в ответ глянули пять пар мрачных глаз. Нет, не с таким настроением идут в поход. Но это понимал не только могильщик.
        - Пошли, - рявкнул Стренле. - Отлипли от бабьих юбок и пошли! Чёрт возьми, вы как в боевые плаванья выходили?
        Его послушали, пусть и нехотя. Отпустили баб, начали подбирать охапки хвороста и бочонки с маслом, перевязанные ремнями, чтобы их можно было нести за плечами. Велион, ещё раз сплюнув на землю, вышел из раскрытых ворот, не дожидаясь остальных. За ним сразу последовали Стренле и Цурон, который вообще-то должен был оставаться в деревне.
        - Может, мне всё-таки с вами? - угрюмо спросил он уже в двадцатый раз за утро.
        - Нет, дружище, ты нужен здесь, - в двадцатый раз ответил ему Стренле. - Мало ли сколько нас не будет. В случае чего... - Убийца замолчал, опустив голову. Глядя в землю, он похлопал Цурона по плечу и догнал могильщика, который медленно ковылял по тропе, ведущей на восток, к Шноку. Головорез некоторое время шагал рядом молча, но наконец заговорил: - Вчера ты ничего не сказал про наш план.
        Велион усмехнулся краем рта.
        - Я мало что знаю, так что вряд ли моё мнение что-то значит.
        - И всё же?
        Могильщик тяжело вздохнул.
        - Добраться до твари, разлить вокруг масло и насыпать пересушенного хвороста, а после поджечь, - медленно проговорил он. - Я должен провести вас до места, ждать вашего возвращения и вывести из могильника. Мне этот план кажется полным дерьмом. Но, повторяю, я не знаю ни хрена.
        - Думаешь, мы знаем? - хмыкнул Стренле. - Быть может, это большое дерево, но, мать его, такое дерево может запросто оказаться весьма прытким, так что план я составлял для них, - он мотнул в сторону плетущихся позади островитян, - а вообще я собирался сориентироваться на месте. Такой план тебе подойдёт больше?
        - Я это предполагал. Так что от этого твоего плана несёт дерьмом не меньше.
        - И что же ты предлагаешь?
        - В том-то и дело, - тяжело вздохнул Чёрный могильщик. - В том-то и дело...
        ... - Шире надо глотку вскрывать, понял? Вот смотри, так ты лишь резанул ему по кадыку. Он, конечно, умрёт, но будет делать это долго, да ещё и брыкаться. Режь от уха до уха, чтобы зацепить артерии вот здесь и здесь. Возьми другой труп и повтори. Что, кончились? Тогда сбегай к Халки, он выдаст кого-нибудь из обречённых в младшей группе. Ну, оглох что ли? Давай-давай, да пошустрей...
        ... - Я люблю тебя...
        ... Вкус молока на губах, что-то большое и родное прижимает его к себе, их сердца бьются в унисон. Кто-то другой, тоже большой и родной, гладит его по голове, ему хорошо и спокойно...
        ... - Карпре, сука! Я тебя из-под земли вытащу, если ты меня не заберёшь!..
        ... - Блядь! Шустрый, попался. Смотри, Велион, кровь мне пустил. Мне, Валлаю, лучшему из лучших охотников за головами!..
        ... Ноги вязнут в холодной грязи, дует холодный ветер. Он одинок, пуст, как всё вокруг, но продолжает бесцельно брести вперёд...
        ... - Дерьмо, - бурчит он, поднимаясь с колен. - Могильник пуст, сняты все ловушки, но золото валяется, вот смотри.
        - Вижу, - кивнул Стренле. - Как ты думаешь, что это значит?
        - А сам-то как? - хмыкнул Велион, пиная рассохшуюся балку. - Кто-то очищал себе выход к деревне. Причём, не стесняя себя в средствах: вот эта груда мяса, судя по костям была человеком, но больше костей коз, зайцев, лис. И, как я понимаю, эти животные лезли на рожон как будто бы по своей воле, хотя уж кто-то, а они-то магию обычно стороной обходят за милю.
        - Думаешь, с ними произошло то же, что и с людьми из Плёса?
        - А уж это не мне решать, - усмехнулся могильщик. - Но предчувствие...
        - Про предчувствия лучше помолчать, - резко оборвал его головорез, кивая в сторону приближающихся деревенских. Они всю дорогу плелись позади, а когда Велион и Стренле вошли в ворота могильника, вовсе затормозились. В общем, боевого настроя никто из них не выказывал, тотенграбер уже начал жалеть, что с ними не пошёл толковый и шустрый Цурон...
        ... - Велион, не шали! Беги сюда, мама даст тебе яблоко...
        ... струйка слюны изо рта Марвы стекает по его плечу. Ведьма крепко спит уже часа два, а саму Велиону не спится. Его сердце ноет и стенает.
        Господи, почему это не Виллита?..
        ... преподаватель по ядоварению изгибается на столе, он неумело тискает её небольшую грудь, не зная, что делать дальше, но она начинает сама...
        ... Солнце угрюмо краснеет, заходя на закат. Стренле и остальных нет уже с четверть часа. Выругавшись, могильщик начинает спуск в подвал раскуроченной башни.
        Судя по всему, эта тварь здесь. Пусть сюда вели все следы, но Велион всё же сомневался. Чёрт, что он делает? Если мужики не справились вшестером, то куда он один-то прёт?
        Могильщик стиснул зубы и продолжил спускаться по лестнице. Здесь было темно и сыро, но слишком тепло для подземного помещения. Велион глубже втянул воздух. Пахло гнилью и... свежей кровью. Куда он, мать его, прёт?
        Что-то неожиданно ударило его в спину. Как раз в этот момент тотенграбер поднял ногу, чтобы шагнуть, и ему не удалось удержать равновесие. С коротким криком Чёрный могильщик повалился на лестницу и покатился в низ. Боль пронзала его тело, но он даже не старался ни за что ухватиться, иначе, запросто переломал бы руки. Поэтому Велион продолжал скатываться вниз, сжавшись в комок.
        Наконец, он тяжело грохнулся о пол. Сжавшись, могильщик некоторое время лежал, а после попробовал подняться. Удивительно, но это вышло, хотя в голове порядком шумело. Пошатнувшись, Велион шагнул вперёд, вглядываясь в полутьму комнаты, в которой он оказался.
        Два жгута обвили ноги могильщика, ещё два схватили руки...
        ... Свиша, Элаги, Карпре, Виллита, Истро, Епсхо, Илея, Виллита, снова Виллита...
        Картинки начали меняться с головокружительной скоростью. Тело яростно пытало исторгнуть из себя нечто, медленно копошащееся в нём, горечь во рту стала просто непереносимой... Неожиданно картинки начали меркнуть, уходить, их заменяло что-то иное, чужие мысли, воля...
        ... Его не понимают, не слушают... Слепцы. Жалкие растяпы. Как они могут верить в то, что всё будет хорошо, что это всего лишь единичные очаги, и всё скоро образумится? Идиоты. Имп уничтожен, телами магов увешаны все деревья на дороге от Эзмила до Хельштена, Сердце Озеро изолированно, оттуда нет никаких вестей уже больше восьми часов. Это конец. Конец магии, конец всего мира. Впрочем, чему удивляться? Это рано или поздно произошло бы, слишком много силы маги пытались сосредоточить в своих руках, слишком громко начали говорить о днях Йоля. Если бы местные узнали о тех экспериментах, которые он, Нолоон, проводил, то его бы растерзали вместе со всеми лаборантами. Быдло. Уроды. Кто они такие? Жалкие людишки, низшие существа. Материал, годный только на эксперименты. Трава под ногами.
        Позади слышатся вопли. Кажется, догнали И"рлистропхака. Но глупый старикан не дастся просто так, слишком много крови на его руках, а значит, время ещё есть.
        Перед глазами проносится череда ступеней. Бегущий толкает дверь и оказывается в лаборатории. Под ноги с тихим писком бросается Пёс. Тварь щерит клыки, протягивает руки с короткими коготками. Мерзкая тварь. Неудачный эксперимент. Швы до сих пор не зарастают, не помогает даже магия, человеческая плоть не приживается к собачьей. Со свиньёй было проще, но какой солдат их химеры, созданной из человека и свиньи?
        Пинок отшвыривает Пса куда-то к пробиркам с мёртвыми зародышами, напоминаниями прошлых неудачных экспериментах, оставленных им. Сколько сил ушло на это... Но сейчас не до них. Не до четырёхруких людей с увеличенными мышечной массой и количеством серого вещества. Раздутые головастики с атрофированной второй парой рук, ни один из них не прожил дольше четырёх месяцев, а как раздражали их крики мук... Остался только один, последний, эксперимент. Но материала нет...
        Мысль приходит быстро, и Нолоон понимает, что это неотвратимо. Что ж, так тому и быть. Он учёный, благодетель, несущий просвещение в мир, улучшающий его. А значит, жертвы неизбежны.
        Надо сделать всё быстро. Запечатать вход. Хорошо, что ему удалось собрать в биологическом материале достаточно энергии (этот скот, именующий себя людьми, только на это и годен, пожалуй, энергетический ёмкости из кусков человеческой плоти - его единственный бесспорный успех), её хватит, чтобы сдержать любую атаку. Он окажется запечатанным здесь на несколько десятков лет, но это даже лучше, к этому времени всё утрясётся, его встретят в новом мире как благодетеля. О, как долго он этого ждал и как долго придётся ждать ещё. Но этого того стоит.
        Короткие пассы руками. Дверь оказывается запертой непреодолимым энергетическим барьером. Печать получилась даже слишком сильной, за неимением центра скопления, которыми обычно выступают драгоценные металлы, она рассеется, но процесс будет долгим... Плевать.
        Бегом, к дальней комнате подвала, туда, где стоят инъекции, где в питательном растворе живёт зародыш ЕГО. Раздеться, встать ногами в раствор, сделать большой разрез в животе. От магии, помогающей ему не отключится, подташнивает, боль прорывается через все наложенные барьеры, но он продолжает. Надрезы в кишечнике, печени, почках, сердце, лёгких. Копаться в своих внутренностях не так удобно и не так приятно, как в чужих, но сойдёт и так. Чёрт, нет времени вытереть от крови руки, всё скользит, кишки свисают чуть ли не до колен, но он стоит, магия действует. Вырвать глаз, оголяя зрительные нерв. Осколки линзы монокля колют пальцы, но боль, к счастью не чувствуется. Оправа вдавилась в глазное отверстие, но сейчас не до этого. Стесать щёку, кожу со скулы, виска, пробить височную кость коротким ударом. Хвала богам, что он такой искусный маг-медик, иначе это было бы невозможно. Последним движением перерезать спинной мозг между вторым и третьим поясными позвонками. Падение в тёплую вонючую жижу, боль, наконец, находит способ прорваться через все установленные барьеры, но всё уже почти закончено. Слабеющей
рукой Нолоон хватает плавающую в питательном растворе тварь, отдалённо напоминающую осьминога, но имеющую растительное происхождение, и сажает себе в живот. Та сразу присасывается к внутренним органам, начиная перестраивать его тело.
        Последний эксперимент оказался успешным. О, боги, как давно он этого ждал... Но работа ещё не завершена, у него есть база, есть оборудование. Он доведёт дело до конца.
        И человечество будет облагорожено...
        ... Резкий рывок, потом второй.
        Велион упал на колени, его вырвало кровью и чем-то горьким, по вкусу напоминающим стебли одуванчика, потом ещё раз, а после начало рвать беспрестанно. Жутко заболел живот, но желудок продолжали терзать колики, руки сводило, в голове было пусто. Но он всё ещё жив.
        - Да кто ты такой? - глухо взревел незнакомый голос. - Что ты?
        Голова стала будто деревянной, из надорванных ноздрей хлестала кровь, ныли мгновенно затёкшие от сильного сжатия мышцы. Могильщик силился вдохнуть, но его горло каждый раз пронзала боль.
        - Тварь! Что ты такое? - не унимался голос, в нём появились истеричные нотки.
        Могильщик угрюмо смотрел на три безжизненно лежащие перед ним присоски. Они выглядели так, будто на них пролили кислоты.
        - Тоже самое могу спросить у тебя, - с трудом поговорил Велион, с трудом поднимаясь на ноги. Но, выпрямившись, он сразу же упал на колени, извергая из себя очередной поток рвоты.
        - Что ты? - уже тише повторило нечто, выползая из темноты.
        - Могильщик...
        - Нет, у меня уже был могильщик. От него дурно пахло, но ты... Ты нечто иное. Ты не человек?
        Велион молчал, изучая подвал, в котором он находился. Вокруг лежали нагромождения корней, уходящие в проломы в полу. Часть их шевелилась, опутывая три лежащие рядом фигуры. Ещё чуть дальше громоздилась куча изуродованных трупов. Их тела были изорваны буквально в клочья, головы некоторых лежали отдельно, измочаленные в кашу топорами, других фактически размазаны по полу, разорванные на куски. Оторванные руки, вырванные внутренности и совершенно неузнаваемые куски плоти, валяющиеся кругом, несли чёткие следы зубов. Боги, какой же должна быть ярость существ, сделавших всё это голыми руками?
        Узнать кого-то в этой мешанине было просто невозможно. Пахло нечистотами и кровью, змеи кишок, растянутые по полу, перемежались зелёно-коричневыми корнями.
        А рядом с ним...
        - Не понимаю, о чём ты, - пробормотал тотенграбер, стараясь незаметно запустить руку в карман, где лежало огниво. Он поднял голову, но, увидев своего собеседника, сразу опустил её.
        Нечто, разговаривающее с ним, видимо когда-то было человеком. Его голый торс, оплетённый чем-то вроде лиан, возвышался перпендикулярно земли, ниже пояса же чудовище представляло собой бесконечную мешанину корней и тех же лиан, между которыми слабо шевелились двое из команды могильщика. Их оплетали тёмно-зелёные щупальца, на концах которых располагались присоски, прижимающиеся к рваным ранам, источающим нечто вроде гноя. Тотенграбер готов был поклясться, что тварь питается, заживо переваривая людей. Кожу на плечах и шее монстра будто когда-то рвали на куски, но вместо красной человеческой плоти из ран торчала гниющая лоза, по форме напоминающая человеческие мышцы и артерии, медленно источающие гниль. Когда эта тварь была человеком, она лишилась половины лица, но теперь в рваные раны на лице врастали отвратительные коричнево-зелёные отростки такой же, как и на шее лозы. Правые скула и часть лба и вовсе были деревянными, глаз отсутствовал, а в дерево навечно вросла золотая оправа монокля. Часть черепа твари была скальпирована, из трещин в черепе извиваясь торчали мягкие зелёные отростки, на конце
каждого из которых находилось нечто вроде бутонов ярко-фиолетового цвета.
        - Ну, ты и урод, - пробормотал могильщик, твёрдо глядя в левый, совершенно человеческий, глаз твари.
        - Смотря что понимать под уродством, - оскалил зубы монстр. - Для меня урод ты, проклятое дитя. Твоя кровь гнила и не поддаётся моему влиянию. Спрашиваю последний раз: что ты такое?
        - Говорю тебе в первый и последний раз, отпусти их! - рявкнул Велион, вытаскивая из-за пазухи огниво и поднимая его над горкой бересты, лежащей в луже масла, вылившегося из разбитой бочки.
        - Нет! - взвизгнула тварь, неуклюже отпрянув назад. - Не делай этого!
        - Опусти их.
        Удивительно, но тварь послушалась. Корни, оплетающие три тела, отпрянули. С облегчением Чёрный могильщик узнал в одном из них Стренле. Головорез закашлялся, извергая из своего нутра кровь, разбавленную чем-то светло-зелёным. Велион заметил ранку около его уха, в ней что-то шевелилось. С нарастающим отвращением могильщик следил, как из отверстия выползает мелкая тварь, напоминающая человека. Его голова была того же цвета, что и бутоны на "волосах" чудовища.
        - Стоять! - рявкнул тотенграбер просто так, тряхнув огнивом. Позади что-то отчётливо зашуршало, удаляясь. - Что ты хотел с ним сделать? - буркнул он, переводя взгляд на тварь. Надо тянуть время, пока кто-нибудь не очухается. Хотя бы Стренле, видимо, он находился под воздействием твари меньше времени, чем другие - они не подавали вообще никаких признаков жизни.
        - Хотел сделать своим ребёнком, - словоохотливо ответило чудовище. В его голосе послышались убеждающие нотки. - Видишь ли, мне нужны дети, ведь я хочу создать свой мир. Пусть на этом маленьком островке, но он будет моим. Понимаешь, дитя с гнилой кровью, я хочу обеспечить существование моего вида. Я прочитал в твоих мыслях о крысолаках, так вот я хочу того же. Тихо и спокойно жить, и чтобы мне никто не мешал. Но эти людишки меня не понимают. Что для них этот остров? Что для человечества сто с небольшим человек? Десятки тысяч живут на этих островах и в десятки раз больше на материке. Что такое этот клочок вшивой земли? Отложи огниво, могильщик, умоляю. Подумай, что ты уничтожишь целый вид! Вид более сильный и могущественный, чем люди! Вот посмотри, - тварь осторожно схватила своими корнями одно из тел и ловко потащила к себе. - Я усиливаю каждую кость очень крепкой и гибкой древесиной. Эти люди остаются собой, могильщик! Их разум не тронут, всего лишь добавлено моё присутствие. Вот и всё. Я просто хочу жить, понимаешь? А это мои детишки...
        - Которые жрут людей.
        - Всем хочется кушать. Вот сегодня ты съел козлика, хи-хи, а завтра скушаешь рыбку. А они чем хуже? Убери огниво, дитя с гнилой кровью, и я тебя отпущу. Тебя и вот их. И вы просто уберётесь с этого острова, ведь это так просто. Быть может, кто-то погибнет, но разве стоит смерть нескольких жалких людишек выживания целого нового вида? Не ты создал меня, могильщик, я сделал это, и я буду решать, умирать мне или нет! Я создал себя! Создал своих детей! - изо рта твари, уже сорвавшейся на визг, начала брызгать слюна, смешанная с коричневой, почти переваренной, сукровицей. - Какое ты, жалкий человечишка, имеешь моральное право решать жить мне, высшему существу, или нет? Я облагодетельствую этот мир, принеся ему новую, куда более приспособленную к жизни расу! Сгинь с глаз моих, и я дам уйти этим людям, иначе...
        Велион не ответил, он просто высек искру из огнива. Яркие красные звёздочки густо упали на разворошённую бересту, которая мгновенно полыхнула красным. Лицо могильщика опалило, он отшатнулся от разгорающегося огня, выхватывая из ножен меч. Два щупальца, метнувшиеся к нему, он практически инстинктивно разрубил, вывернув руку под практически немыслимым углом. Отступив, тотенграбер пнул в огонь ворох хвороста, сразу ему пришлось броситься вбок, уворачиваясь от нескольких корней, спешащих ухватить его за ноги. Чудовище взвыло, неуклюже отступая. Несколько его корней попало в огонь, что вызвало ещё один бешеный и истеричный крик. Корни рванули назад, монстр снова подался назад и рухнул, не удержав равновесия. Могильщик бросился в огонь и пнул полыхающий ворох хвороста в сторону твари. Связка развалилась, не долетев до твари, но горящие ветви упали на второй бочонок масла и другие кучи хвороста, разбросанные по полу. С шипением те занялись, завоняло горелой кровью. Тварь продолжала визжать, неуклюже извиваясь на каменном полу, её переломанные от паления корни, торчащие из щелей пола, подёргивались.
Велион бросился вперёд, обжигая руки, ухватил две занявшиеся связки хвороста и бросил их на чудовище, с удовлетворением наблюдая, как медленно разгорается нижняя часть его туловища. Всё-таки дерево есть дерево...
        Неожиданно что-то с диким воем налетело на него сзади, сбив с ног. Велион тяжело упал на пол, его дыхание перехватило. Извиваясь на полу, он заметил, как нечто, бывшее когда-то человеком, бестолково мечется рядом со своим прародителем, стараясь затушить всё сильнее разгорающийся огонь, причём, само оно этого огня боялось, как смерти. Восстановив дыхание, могильщик попробовал подняться на ноги, но бывший человек наткнулся на него, снова повалив на землю, тяжело ударив в челюсть ногой в изодранном сапоге. В глазах тотенграбера померкло, он тяжело задышал, чувствуя, как вонючий дым проникает в его лёгкие. Тяжело закашлявшись, Велион согнулся в клубок. Он умирал...
        Рядом мелькнула ещё одна фигура. Мощным замахом меча с волнистым лезвием она снесла поднимающееся дитя твари, а после, бросив меч, подняла бочонок с маслом, уже окутанный огнём, и бросила на верещавшего монстра. Подняв меч, человек разрубил бочку, масло, разгораясь, разлилось по телу твари большой лужей. Сунув меч в ножны, человек подбежал к могильщику и, грубо закинув его на закорки, потащило прочь из подвала...
        Велион пришёл в себя не сразу. Саднила обожженная кожа, досаждало неприятное чувство от мокрых штанов, кружилась голова. Тяжело сев, он огляделся.
        Рядом сидел Стренле. Он угрюмо смотрел в красный от полыхающего огня проход в подвал.
        - Уже с четверть часа, как перестало орать, - сказал головорез, смерив могильщика косым взглядом. - Долго мучилось. Впрочем, оно это заслужило.
        - Угу, - тяжело промычал тотенграбер.
        - Думаю, в обратный пусть отправимся завтра. Не хочу я обделавшийся возвращаться. Да и ночь уже скоро.
        - Угу...
        - Если хочешь, можешь остаться у нас навсегда. Мы тебе обязаны. Да и Илея будет рада... Не останешься? - последний вопрос из уст Стренле звучал скорее как утверждение.
        - Нет. Но я останусь на некоторое время погостить, если ты не против.
        - Конечно, нет. Мы тебе обязаны жизнью. Может, передумаешь?
        - Нет.
        Стренле угрюмо кивнул и снова перевёл взгляд на дыру в подвал.
        - Я уж думал, что ты уйдёшь, - сказал он после паузы. - Больно складно эта тварь говорила про вид... и моральное право.
        Могильщик сухо рассмеялся. Моральное право? Выживание вида? Ему было плевать на всё это.
        - Я ждал, когда ты очнёшься. И... - Велион замолчал, не договорив.
        "Я просто испугался", - закончил он про себя.
        Глава 14. Песнь берсеркера
        Могильщик заворожено следил за тем, как точильный круг высекает из снопы искр из заготовки, которая уже через пару часов станет кривым кинжалом.
        Его прибытие на Епсхо ничем не отличалось от первых дней на Истро: в двух стычках с местными задирами он одержал верх, а вот третья кончилась куда хуже - пьяненький старик, потребовавший у него уступить дорогу, хотя вокруг было довольно много пространства, оказался мастером драки на мечах. Быстро заработав рваную рану щеки, могильщик дал дёру. К счастью, старик оказался слишком пьян, чтобы гнаться за улепётывающим тотенграбером, да и свидетелей постыдного бегства не было, иначе убийство могильщика стало бы святым долгом каждого местного воина, но неприятный осадок на душе остался. Поэтому Велион решил заказать себе кинжал, которым умел управляться куда лучше, чем мечом. Всё-таки он скважечник, а не охотник за головами.
        Вообще-то, кинжал уже почти был готов - рукоять, само лезвие, кузнецу осталось только наточить клинок. Велион мог бы уйти, чтобы устроится в таверне, но всё-таки продолжал следить за работой кузнеца: он заказал особую заточку лезвия, благодаря которой кинжал будет "гулять" по плоти, оставляя рваные раны, вызывающие гангрену. На эту идею его натолкнула та стычка со стариком - спустя неделю с момента драки рана на щеке едва-едва затянулась, хотя сильного воспаления и гноя пока не было. Могильщик надеялся, что и не будет, иначе дело обернулось бы гангреной, которая при местном климате могла свести его в могилу.
        Сначала Велион хотел заказать панцербрехер, но, припомнив свои драки и кое-что подслушав, понял, что это бесполезно: не смотря на обилие железа на островах, в межклановых стычках один на один островитяне редко использовали доспехи, предпочитая драться "честно". Могильщик считал эти драки блажью, ещё большим идиотизмом был отказ от доспехов, но... что-то в этом было. Мрачное благородство, которое всё равно оставалось блажью. Но эта блажь может спасти Чёрному могильщику жизнь - кривым кинжалом он пользовался куда лучше, чем панцербрехером, всё-таки скважечников не слишком-то обучают к драке с закованными в латы рыцарями. Конечно, вероятность этого существовала, например, во время задания в каком-нибудь замке, но в этом случае облажавшийся скважечник, скорее всего, погибал, поэтому наставники большее внимание уделяли тренировкам, предназначенным для того, чтобы убийца не облажался. Вот поэтому Велион и остановил свой выбор на кривом обоюдоостром кинжале с длиной лезвия в две пяди.
        - Хороший кинжал, - неожиданно сказал кузнец, это была его первая фраза после того, как он назначил цену за работу. - Собираешься кого-то убить?
        - Такое ощущение, что это меня собирается кто-то убить с тех пор, как я прибыл сюда, - усмехнулся тотенграбер.
        - А, ты с материка... - протянул мастер. Во время разговора он глядел исключительно на кинжал. - Давно прибыл?
        - Давненько.
        - И всё ещё жив?
        - А чему ты так удивляешься?
        Кузнец рассмеялся.
        - Шучу я, - примирительно сказал он. - Видишь ли, не часто здесь встречаются пришельцы с материка. Я лично за всю свою жизнь видел четверых. Один из них, говорили большая шишка, ходил с кучей охраны, но он всё равно сказал что-то неприятное кому-то из местных шишек, так что его вынудили принять дуэль, в которой он, конечно же, погиб. Двух других я видел уже мёртвыми. Так что ты, считай, единственный живой. Хорошо дерёшься?
        - Не дурно, - сухо отозвался могильщик. Разговор всё меньше и меньше ему нравился.
        - И рассказать некому? - продолжал расспросы мастер.
        - Не понял?
        - Кто-нибудь из бросивших тебе вызов выжил?
        - Нет, - и не моргнув глазом, ответил Велион.
        - Это тоже не очень хорошо. Хотя, думаю, ты уже об этом знаешь. Чем сильней воин, тем больше других хотят потягаться с ним. Знаешь, - кузнец на миг перестал жать на педаль, приводящую в движение точильный круг, - я бы потягался с тобой, но у меня правило - не драться с клиентами... до тех пор, пока работа не закончена.
        - Шутишь? - угрюмо буркнул могильщик. Драться с кузнецом ему не хотелось совершенно.
        - Нет. Но больно меч у тебя хороший, такой просто так не достанется, а значит, ты крупная шишка, хоть и с материка. Ходишь один, значит, никого не боишься. А крупная шишка с материка, которая ещё никого и не боится... Даже не знаю. Скорее всего, ты матер меча, нанятый кем-то из местных глав клана, чтобы изучить новые приёмы ведения боя. Так что откровенно признаюсь тебе, что немного побаиваюсь. Или, быть может, ты хочешь со мной подраться?
        Велион, клянущий на чём свет стоит щедрость Иргура и свою тупость, покачал головой.
        - Вот и хорошо, - разочарованно протянул кузнец. - Но, подожди... - он на миг задумался. - Я признался тебе в своей трусости, значит, ты должен меня убить, чтобы смыть позор с себя.
        - С себя?! - взорвался тотенграбер. Он опасался такого оборота ещё с самого начала разговора.
        - Ну да... а, ты же с материка... Так вот, ты должен меня убить, чтобы смыть оскорбление, которое я тебе нанёс. Или покончить жизнь самоубийством, распоров себе живот, в качестве поблажки мне, ведь я могу ещё исправиться... - Кузнец неожиданно покраснел, а потом всё-таки не сдержал смеха. - Шучу я, - выдавил он сквозь смех, глядя на кислую физиономию могильщика. Во время этого приступа гомерического хохота кинжал в его руках не сдвинулся ни на йоту относительно вращающегося точильного круга. - Хотя, на самом деле ты бы убил меня, или нанёс бы мне тяжёлое оскорбление, которое пришлось бы смывать кровью, твоей кровью, всей моей семье. Трус, решившийся взять меч в руки, должен быть мёртв. А над тобой я шучу, к тому же, у вас на материке другие порядки. Но, кстати, ты мог бы избежать дуэли, если бы, например, у тебя было ранение, не позволяющее тебе драться. Щека не подойдёт.
        - Кстати, - буркнул Велион. - Совсем забыл. Есть здесь приличный коновал?
        - А что такое?
        - Чирей, - скривился могильщик. - Пока сижу, забываю, а во время ходьбы болит ужасно. Чёрт, не понимаю, никогда этой гадостью не болел, а тут на половину ляжки вылез.
        - Здесь более влажный климат, - кивнул мастер. - Того шишку, по-моему, оскорбили за уродливое лицо: он весь чирьями покрылся, с ног до головы. Оскорбление, сам понимаешь, надо смывать кровью. А где у тебя выскочил?
        - На внутренней стороне правого бедра. А почему ты спрашиваешь?
        - Вообще-то, я хотел стать лекарем, но отца покалечили, старшего брата убили, и мне пришлось следить за кузницей. Так что я помогу тебе, как только закончу с кинжалом. Ты пытался что-нибудь с ним делать?
        Велион снова скривился.
        - Печёный лук не помог, поэтому я пытался вскрыть и выдавить его сам...
        - Но боль была дикая, - закончил за него кузнец. - Понимаю. Хорошо, что на лице не выскочило ещё несколько.
        - Их там и так штуки три, да ещё по нескольку чёрных головок.
        - Плохо. Но поправимо. Как только закончу кинжал, сразу возьмусь. Дам ещё горшочек с мазью, будет наносить на рану. Это будет стоить восемь грошей.
        - Да хоть марку.
        - Вот и славненько. А пока сходи и устройся в таверну, если честно, я терпеть не могу, когда смотрят, как я работаю.
        - Хорошо, - усмехнулся могильщик, поднимая с пола свой рюкзак.
        - Через два часа жду.
        Операция прошла довольно болезненно, но всё же куда больнее было бы ждать, когда чирей нарвёт без чужого вмешательства. Кузнец, который так и не пожелал назваться, наложил могильщику на ногу плотную повязку и действительно дал ему баночку с мазью настолько вонючей, что у Велиона чуть не выступили слёзы.
        Натянув штаны и расплатившись, тотенграбер забрал кинжал, распрощавшись, вышел из кузницы. Нога немного побаливала, но боль не сковывала движения, а по сравнению с ощущениями, которые возникали, когда штанина начинала натирать нарыв, это был просто рай.
        Наверное, потому Велион не сразу заметил мужчину, стоящего напротив выхода из кузницы. Но, заметив, сразу узнал, чувствуя, как кровь отливает от лица.
        Напротив выхода из кузницы стоял тот самый старик, который чуть не пришил его неделю назад. В его правой руке тускло поблёскивала дайкатана, выглядящая при свете дня весьма устрашающе.
        - Он может драться? - хрипловатым голосом спросил старик, глядя могильщику куда-то за спину.
        - Да, сейчас может, - раздался голос кузнеца. - Рана не будет сковывать движения.
        - Отлично, - сухо сказал мечник. Он перевёл взгляд на могильщика и усмехнулся: - А ты молодец, что убежал, иначе мне пришлось бы кончать жизнь самоубийством: для матера меча убить на дуэли небоеспособного противника - позор. Хотя, ты драпал так, что я бы не сказал, что тебе что-то мешает.
        - Угу, - хрипло ответил Велион, глядя на своего престарелого противника исподлобья. Вокруг собралось уже с полдюжины жителей деревни, даже если бы он сбежал, его жизнь не стоила бы и ломаного гроша - его бы искали и здесь, уже ищут в Короссе...
        - Хорошо, что мы двигались в одном направлении, - продолжал разглагольствовать старик. - И хорошо, что У"киепсхоголг узнал тебя по описанию. Начнём?
        - Начнём, - кивнул могильщик, вынимая из ножен свой меч и сбрасывая рюкзак на землю.
        Боялся ли он старика? Да, боялся. Умирать не хотелось совершенно. Но если этому суждено случиться сейчас, что ж, да будет так. Смерть в бою - далеко не худшая участь. Если бы Велион остался ключником, он закончил бы на дыбе или эшафоте, колесованный или четвертованный, гибель в могильнике могла бы оказаться не менее мучительной. Смерть в бою же придёт быстро. Велион надеялся, что у старика хватит милосердия добить его, если он будет тяжело ранен.
        Противники сошлись на расстояние трёх шагов и сцепились на мечах. Велион хотел атаковать первым, но сразу же отступил, едва отбив два молниеносных выпада противника и с трудом увернувшись от третьего. Но старик наседал на него, со свистом разрубая воздух своим мечом. Дайкатана буквально парила в его руках, появляясь то слева, то справа. Могильщик отступал всё быстрее и быстрее, стараясь зайти противнику за спину, резко меняя направления движения, но тот всё время смотрел ему в глаза, повторяя движения тотенграбера, как тень. Меч в руках Велиона стал практически бесполезен, он едва успел реагировать на выпады противника, в основном уворачиваясь или опасно отклоняясь назад, рискуя потерять равновесие. А старик тем временем всё атаковал, хоть и не в полную силу. Велион не понимал, зачем мастер меча сдерживается. Если он едва стоя на ногах от выпитого с третьего удара распорол могильщику щёку, то почему тянет сейчас?
        Тотенграбер с трудом отклонил дайкатану противника своим бастардом и понял, что следующая атака будет последней. Нет, у него не запутались ноги, не сломался меч, но смерть буквально заглянула ему в глаза. Но старик вместо того, чтобы добить могильщика, отступил.
        - Ты очень хорошо двигаешься, - задумчиво сказал он. Порядком запыхавшийся Велион с завистью отметил, что дыхание старика не сбилось. - Но мечом владеешь отвратительно. Кто же ты такой?
        - А разве тебе есть до этого дело? - прохрипел Велион, используя передышку, чтобы достать из ножен свой новый кинжал.
        - Ты не достоин своего меча, - сухо сказал мечник. - И я хочу понять, как он тебе достался.
        - Подарили. Доволен?
        - Нет. Продолжим.
        Старик рванул вперёд с устрашающей скоростью. Велион с трудом ушёл влево, но недостаточно быстро - ухо пронзила боль, по шее сразу побежала кровь. Выругавшись про себя, он вслепую ткнул своим кинжалом за спину примерно туда, где должен был находиться противник, но промахнулся. Пробежав несколько шагов вперёд, Чёрный могильщик резко развернулся вокруг своей оси.
        Чтобы увидеть, как ему в лицо летит острие меча старика.
        Изогнувшись под каким-то немыслимым углом, Велион умудрился увернуться от удара, но, не удержав равновесия, упал-таки в дорожную пыль. Сделав над собой титаническое усилие, он умудрился выпрямиться, чтобы прямо смотреть смерти в лицо.
        Но дайкатана старика остановилась, самым кончиком проколов могильщику кожу на переносице.
        - Ты великолепно двигаешься, - медленно произнёс мечник. - И ещё слишком молод, чтобы умирать. Теперь ответь мне: кто и за какие услуги подарил тебе этот меч?
        - Иргур, владелец острова Стол, - ответил тотенграбер, стараясь сдержать дрожь в голосе.
        - И за что же он желает тебе смерти?
        - Не понимаю о чём ты. Я оказал ему услугу, и он подарил мне этот меч.
        - И отправил сюда, чтобы мы встретились?
        - Нет, я сам сюда приплыл. Что вообще происходит-то?
        Старик тяжело вздохнул, опуская свой меч.
        - Мы уже обнажили свои мечи, - медленно произнёс он, - и должна пролиться кровь, иначе сталь будет оскорблена. Тебе придётся стать моим учеником, незнакомец, тогда этот бой будет признан тренировкой, проведённой на людях в целях демонстрации силы. В противном случае я тебя убью.
        - Я согласен, - выпалил Велион. - Вот только есть одна загвоздка: я могильщик.
        - Да наёмник, - буркнул старик. - Следуй за мной.
        Могильщик поднялся из пыли, решив, что ему следует держать язык за зубами - если у местных воинов такое презрение к наёмникам, то о том, что он когда-то был наёмным убийцей вообще не стоит даже заикаться.
        Тотенграберу не спалось. Он ворочался на кровати, угрюмо пялясь в стену, и думал, сколько же ему осталось спать. И дело было вовсе не том, что солнце уже который день, едва зайдя за горизонт, снова появлялось, превращая ночь в короткий промежуток полутьмы между закатом и рассветом. Просто у него чертовски ломило все мышцы и, возможно, даже кости - ощущение, забытое, казалось бы, навсегда. Но если в детстве, поворочавшись пару часов, он всё-таки умудрялся заснуть, то сейчас сон не шёл совершенно. Хотя, возможно, дело было в том, что его тянуло в могильник. Не важно в какой, не важно как далеко он будет, просто хотелось сорваться и броситься к цели. Но это ввиду обстоятельств невозможно. Поэтому могильщику оставалось только ворочаться под тонким одеялом и считать сучки в стене и полотке.
        Но долго Велион не выдержал. Резко поднявшись, он оделся и вышел из своей каморки. Если не получается поспать, то лучше заняться делом. Хотя бы отработать "атаку акулы" - зубодробильный боевой приём, который всё не давался новоиспечённому ученику школы боевых искусств. Изюминка этого приёма заключалась в том, чтобы во время атаки меч имел зигзагообразную траекторию. "Меч должен быть продолжением руки", - твердил ему когда-то Халки, а сейчас новый учитель - К"лееспсхоголг. Но для Велиона клинок всегда был не продолжением руки, а неприятной помехой, затрудняющей сближение с противником, а уж в тесном контакте ему не было равных. Буквально вчера, взъярившись из-за носа, разбитого в десятый раз за три дня, могильщик хотел сблизиться к К"ле, чтобы как следует навалять старику в рукопашной, но, к счастью (или сожалению) не смог.
        Пройдя по короткому коридору, стены которого были утыканы дверьми комнат, напоминающих скорее большие шкафы, Велион вышел на улицу. Уже совсем рассвело, значит, сейчас часа два ночи. Несмотря на поздний час, бодрствовал не только тотенграбер - помимо пяти часовых на внутреннем дворе крепости находилось ещё шесть человек, один из учителей и пять учеников примерно одного возраста. Судя по тому, что все пятеро учеников беспрестанно отжимались, а учитель ходил по их спинам, наступая куда-то в область лопаток, ребята отрабатывали наказание. Прислушавшись, могильщик различил фразы, которые мастер бросал ученикам. Кажется, он читал парням лекцию о воинском благородстве, повторяя в основном одни и те же фразы, практически каждая из которых кончалась "... не хер трахать женатых баб, особенно если их муж имеет большие связи". Велион усмехнулся. Он слышал о том, что неделю назад несколько учеников отличились тем, что во время поездки за провиантом поимели какую-то жирную корову, оказавшуюся женой поставщика рыбы. Дело замяли, да и поставщик особо не сопротивлялся, видимо ему хватало любовниц помоложе и
похудее, но парни, оказывается, до сих пор получали по полной.
        - Велион, - склонил голову в приветствии мастер.
        - У"нг, - кивнул могильщик, с трудом припомнив имя учителя. Статус старшего ученика, полученный благодаря возрасту и "имения основных навыков", как сказал К"ле, позволял ему обращаться к учителям коротким именем. Да и слишком уж он коверкал местное произношение.
        - Присоединишься? - спросил У"нг, кивая на отжимающихся, он даже остановился на спине второго от могильщика наказанного.
        - Пожалуй, откажусь, - вежливо ответил Велион. У"нг едва доставал ему макушкой до плеча, да и весил раза в полтора меньше, вряд ли наказанные смогли бы отжиматься под его весом.
        - Не спится? - продолжил мастер расспросы.
        - Не привык к местным "ночам".
        - Это не материк. Ничего, скоро привыкнешь. В крайнем случае, отоспишься зимой, когда день будет длиться пару часов. Ты же первый год на островах?
        Могильщик слабо улыбнулся шутке. Им интересовались все. И дело было даже не в том, что он уроженец материка или выделяется чёрными волосами среди местных, сплошь рыжих и белобрысых. Интерес вызывал ученик К"ле, непревзойдённого мастера меча, который уже четыре года никого не тренировал. Но о причинах этого все упорно отмалчивались.
        - Да, первый, - сказал Чёрный могильщик вслух. - И, кажется, мне придётся здесь задержаться.
        - Будем рады. Многих интересует то, как ты отделал позавчера трёх старших учеников в рукопашной.
        Велион снова слабо улыбнулся. К"ле ставил его в пару с другими учениками, но могильщик не победил ни в одной дуэли на мечах. Потеряв одной из таких драк меч, он, увлёкшись, бросился на противника с голыми руками. Парню хватило удара локтём в солнечное сплетение и подсечки. И тогда наблюдающий за дракой К"ле скомандовал двум другим атаку. Когда могильщик повалил и их, мастер буркнул что-то на счёт большого потенциала и ещё большего нежелания и приказал своему великовозрастному ученику десять раз оббежать вокруг крепости.
        - Я покажу, - сказал Велион вслух. - Конечно, когда разрешит мастер.
        - Надеюсь, это произойдёт как можно скорее.
        Могильщик кивнул и повернулся спиной к У"нгу, давая понять, что разговор окончен. Отойдя подальше, он достал свой меч и принялся отрабатывать "атаку акулы". Его настроение только ухудшилось. Вероятно, из-за того, что эти пятеро мальчишек напомнили ему младших учеников в школе убийц. Конечно, расхождения были, и большие, но всё же. Популярность местных школ меча была просто громадной - ежегодно весной, после сева, в каждую приходило до сотни мальчишек десяти-двенадцати лет. Не важно, к какому сословию они принадлежали, шансы, пусть и мизерные, имели все. Из этой оравы отбирались самые крепкие и способные парни, их число обычно не превышало десяти человек, после чего начинались тренировки (куда входили и все дела по хозяйству) по своей жестокости не уступающие тем, что Велион прошёл в школе убийц. Разница была только в двух вещах - не прошедших мальчишек не убивали, а прошедших после не травили ядами и наркотиками. Следующей весной оставшимся давали наконец в руки деревянные мечи и учили фехтовать, хотя упор по-прежнему делался на физические упражнения. Так что ничего удивительного в том, что пятеро
наказанных отжимались с учителем на спине, не было. Далее количество физических упражнений постепенно снижалось, ученики всё больше обучались искусству владения мечом, пока через пять лет после начала обучения их не возводили в статус старших учеников. У старших учеников было два выбора - остаться в школе, чтобы помогать в обучении младших и параллельно оттачивать своё боевой искусство, либо отправиться в путешествие по острову, чтобы опять же самосовершенствоваться во владении мечом и зарабатывать славу себе и своей школе. (Узнав об этом, могильщик понял, насколько ему повезло встретить во время странствий учеников других кланов, но не клана Голг, славящегося своими мастерами.
        Фактически, на этом обучение и заканчивалось, далее старшие ученики занимались сами собой. Многие воины до самой своей смерти так и оставались в этом звании, и лишь единицы, достигшие наибольших успехов в обучении других или странствиях, становились мастерами, которые, фактически, обладали дворянскими привилегиями.
        Обучение чаще всего проходило в, как их здесь называли, школах меча, на самом же деле каждая такая школа была настоящей крепостью, имеющей важное стратегическое значение. Здесь складировались запасы пищи и оружия, помещения для учеников напоминали казармы, большая часть которых пустовала, но содержалась в чистоте, а сама крепость была построена на пересечении торговых путей. В школе, где сейчас находился могильщик, могло разместиться не менее двухсот человек, хотя сейчас здесь находилось не более семи десятков учеников, среди которых почти двадцать являлись старшими, и шесть мастеров. Каждую школу окружала круглая каменная стена высотой более двадцати футов. В общем, эта крепость могла использоваться как в оборонительных целях, так и в качестве плацдарма для вторжения на земли других кланов. Но в мирное время всё-таки основной целью крепости являлась тренировка безродных воинов.
        Совершенно другой путь был у детей мастеров и аристократов. Мальчишек начинали тренировать с трёх лет, что в итоге позволяло им чувствовать себя на голову выше других воинов клана. Аристократов обучали в родовых поместьях, детей мастеров тренировали в школах, но на других условиях. На каких - Велион так и не выяснил, здесь таких не было. Могильщик только разузнал, что наиболее успешным выделялись личные мастера из лучших. Так что он не имел никаких прав на такую привилегию, как личный учитель, но К"ле здесь чуть ли боготворили, поэтому старый мастер имел право на эту блажь.
        "Блажь, не блажь, а я пользуюсь здесь уважением, - думал тотенграбер. - К"ле что-то скрывает. И, чёрт его дери, зачем я ему нужен? Что такого в мече, который подарил мне Иргур? Если он знал, что я попаду на Епсхо...". Чёрный могильщик усмехнулся. А что он сделает? Убьёт его? Не мыслит ли он, могильщик, другими, не свойственными ему, стандартами? Возможно. На материке его жизнь не стоила практически ничего. Сейчас её ценность упала до нуля. Он, одиночка, тотенграбер, бывший наёмный убийца, которого разыскивают на родине, обязан жизнью старику, которому что-то от него требуется, но что - не понятно. Велион оказался в странной зависимости от этого старого спивающегося вояки. За это могильщик ненавидел своего мастера. А ещё - за то, что вновь заставил вспомнить школу убийц. Ненавидел и уважал одновременно, а уважать К"ле можно хотя бы за то, что его боготворят в этой школе.
        - Дерьмого получается, - раздался рядом сухой скрипучий голос.
        Велион вздрогнул и резко повернулся назад. Буквально в двух шагах позади него стоял К"ле, а могильщик даже не услышал, как он приблизился.
        - А вот за трудолюбие хвалю, - продолжал мастер. - Решил, что всё-таки стоит научиться держать меч с того конца?
        - Я и так это знал, - огрызнулся Чёрный могильщик.
        - А почему же тебя тогда побеждают пятнадцатилетние сопляки, мастер меча? Вот сколько тебе лет? Двадцать пять? Меньше?
        - Около того, - туманно ответил Велион, вкладывая свой бастард в ножны, чтобы сделать поклон, но К"ле остановил его едва заметным движением руки. - Не спится, мастер?
        - Я сплю четыре часа в день. Если выпил. Когда постареешь, поймёшь. - Старик сплюнул на песок. - Вообще-то я шёл будить тебя, - сказал он, растаптывая плевок носком сапога. - Меня вызвали к главе клана. У тебя есть четверть часа, чтобы собраться.
        Ученик поклонился и отправился в свою каморку. Затея ему не нравилась совершенно, но перечить мастеру... Велион тяжело вздохнул и осторожно почесал нос. "Чревато перечить мастеру, мать его ети", - угрюмо подумал он