День ботаника Борис Борисович Батыршин
        Если мегаполис вокруг тебя однажды превратился в непроходимую чащобу, если на руинах спальных районов выросли гигантские, выше сталинских высоток, деревья, а привычные улицы оказались во власти странных растений и ещё более странных существ - это ещё не повод, чтобы самому становиться зверем. Останься человеком - и неважно, с карабином в руках или с котомкой бродячего торговца за плечами. У стола, уставленного склянками с таинственными снадобьями и эликсирами - или в университетской лаборатории за микроскопом. Потому что обязательно найдутся те, кто постараются сделать из тебя монстра, мутанта, хуже гигантского паука или саблезуба, уже вкусившего человечины. Но ведь будут и другие - те, кто откроют дверь и накормят сытным ужином, не спросив денег; те, кто перевяжет твои раны, полученные в схватке с лесными тварями и людьми, ставшими хуже любых тварей. А когда понадобится помощь в опасном деле - пойдут за тобой. Потому что в Московском Лесу - очень простые ценности. Нож. Друг. Фляга с чистой водой. Горсть желудей. И листок бумаги, на котором отмечен путь к ближайшему жилью. И одна, очень простая
мысль: ЛЕСА ХВАТИТ НА ВСЕХ.
        Борис Батыршин
        День ботаника
        Закрыли путь через лес
        Семьдесят лет назад.
        Он дождем был размыт
        И бурей разбит,
        И ничей не заметит взгляд,
        Что дорога шла через лес.
        Редьярд Киплинг
        Пролог
        I
        Май, 2024 года
        Тополь взбесился. По стволу, покрытому светло-серой корой, пробегали судороги. Дерево раздирали рвущиеся изнутри силы, и после каждого приступа корчей оно вытягивалось к небу, выворачивало комьями землю, раздаваясь в толщину, шире раскидывало крону. Этой зимой бензопилы коммунальщиков прошлись по дворам с целю уберечь жильцов окрестных домов от грядущего «снегопада» тополиного пуха. И теперь дерево бунтовало против произвола двуногих, заковавших его в асфальт и устроивших принудительное обрезание.
        Мостовая треснула, вспучилась горбом. Из пролома навстречу солнцу ринулся тополёк. Серёга Бечёвников, житель дома номер семь по улице Строителей, испуганно попятился. Деревце прибавляло по десятку сантиметров в секунду, словно на видео, демонстрирующем его рост в ускоренном темпе. Серый, стремительно одевающийся листвой ствол вытянулся уже на метр… пять… семь…
        Ветви зацепились за провода, и те лопнули, рассыпая искры. Резко, свежо запахло озоном.
        Вокруг, по всему двору творилось то же самое. Тополя, клёны, липы рвались к небу. Макушка ели, самого старого дерева во дворе, оставшегося со времён, когда здесь была подмосковная деревенька, поравнялась с крышей двенадцатиэтажки. Разросшийся в толщину ствол смял стену гаража, ещё недавно отделённого от дерева узкой полосой асфальта.

«Я сплю… - ошарашенно подумал Серёга. - Или под какой-нибудь психотропной дрянью. Подсыпали порошка в бутылку с минералкой, мазнули по фильтру сигареты…»
        Но в последний раз он закупался куревом вчера вечером, в магазинчике, расположенном возле самого подъезда в небольшом павильончике, том самом, который сейчас доламывала пробившаяся сквозь кровлю липа. И никто, кроме продавщицы, к его покупкам не прикасался. Вон она, кстати - бегает перед магазинчиком, истошно вопя и тыча пальцем в экран смартфона.
        Асфальт под ногами содрогнулся, из-под корней клёна, проклюнувшегося сквозь тротуар, ударил фонтан горячей воды. Серёга нырнул в подъезд, спасаясь от внезапного душа.

«Разорвало трубу горячего водоснабжения! А рядом газовая магистраль, что будет, когда порвёт и её? А ведь порвёт - слишком густо лезет из-под земли взбесившаяся поросль, слишком стремительно липы и тополя превращаются в чудища, которых не постеснялся бы и кэмероновский „Аватар“.»
        - Серёженька, помогите!
        Он обернулся. Лидия Михайловна, немолодая, грузная тётка, жила на шестом этаже, в квартире с восьмидесятилетней матерью и тремя котами. Серёга, обитавший этажом выше, проклинал такое соседство - летом в открытую балконную дверь настойчиво лезла едкая кошачья вонь.
        - Голубчик, умоляю вас! - зачастила женщина. Словно боялась, что он вставит слово - и откажет, конечно…
        - По радио сказали - этот ужас по всей Москве, и надо срочно выбираться из города. А мама не может встать, её ночью было плохо. Лифт не работает, помогите спустить её на каталке!
        Наманикюренные ногти впились в предплечье, и незачем было щипать себя в попытках развеять галлюцинацию. Не бывает в галлюцинациях пожилых соседок в атласных халатах и тапочках на босу ногу…
        - Конечно, Лидия Михайловна, пойдёмте…
        Соседка что-то благодарно проблеяла и потрусила по лестнице вверх. Серёга двинулся за ней. Навстречу потоком спускались люди, навьюченные сумками, прижимающие к себе плачущих детей, удерживая рвущихся с поводков собак. Пришлось прижаться к стене, пропустить.

«…радио! Она что-то сказала насчёт радио…»
        Значок сети помигал «лесенкой» индикатора и пропал. Ну конечно - сотовая связь завязана на мачты-ретрансляторы, и вряд ли взбесившаяся флора пощадила кабели. А вот ФМ-радио от сети не зависит…

«…необъяснимые аномалии, уже получившие название „Зелёный Прилив“, отмечены кроме Москвы, ещё в нескольких крупнейших мегаполисах мира. Панические сообщения приходят из Нью-Йорка, Шанхая, Карачи, Сан-Паулу и Токио…»

«…стремительно распространяется. Нарушены электроснабжение, телефонная и сотовая связь. Подразделения МЧС пробиваются…»

«…многочисленные жертвы. Комитет по Чрезвычайной ситуации, спешно созданный при столичной мэрии, призвал москвичей выбираться из города пешим порядком, оказывая друг другу помощь. Спешно разворачиваются эвакуационные пункты…»

«…жителей района Щукино предупреждают - приближаться к площади академика Курчатова запрещено! В районе идёт спецоперация…»

«…магистрали полностью блокированы. Спасатели пытаются организовать вывод горожан за пределы МКАД. Из временного штаба МЧС сообщают, что осмотр город с вертолётов и беспилотников не дают полной картины происходящего. Все районы сплошь закрыты кронами деревьев, заглянуть под них не представляется возможным…»

«…сотрудники ООН эвакуированы с крыши нью-йоркской штаб-квартиры на вертолётах. Новая штаб-квартира будет…»

«…император Нарухито отказался покидать резиденцию на территории замка Эдо в специальном районе Тиёда в Токио. Премьер-министр Японии сообщает…»

«…президент Российской Федерации объявил в своём экстренном обращении, что Кремль не затронут Зелёным Приливом и туда стекаются те, кто был застигнут аномалией в центре…»

«…так же не пострадала. Штаб МЧС призывает жителей районов, прилегающих к ВДНХ, добираться до сборных пунктов, развёрнутых на территории выставки. Оттуда будет налажена эвакуация по воздуху…»
        II
        Август, 2024 года Нечётная сторона Ленинского заросла не слишком густо, и браться за топор пришлось всего дважды. В первый раз - не доходя до пересечения с Университетским проспектом. Колючие кусты, проросшие сквозь сплошные завалы из брошенных машин, встали непроходимой стеной, и пришлось искать обход через дворы. Второй раз - у входа в магазин. Топор, добытый два дня назад в «Мосхозторге», хоть и радовал глаз нарядным углепластиковым топорищем, но быстро затупился, и если бы не помощь Гоши - Серёга нипочём не проник бы в заветную торговую точку. А вдвоём они пробились через завесу рыжевато-бурого, цвета ржавого железа, вьюна и оказались в зале, к удивлению, почти не тронутом растительностью. Лишь кое-где с дырявого натяжного потолка свисали поросшие пушистой плесенью сосули. Вот они, сокровища: стеклянные витрины с мачете и ножами-кукри настоящей, непальской работы. От маленьких, сувенирных, длиной в ладонь, до монстров, похожих на ятаганы, с деревянными рукоятями, в обтянутых кожей ножнах. И ни кусочка пластика - когда стало ясно, что изделия из полимеров потихоньку разлагаются, Серёга понял,
что пора обзаводиться инструментами из натуральных материалов.
        Он выбрал кукри, длиной в пятнадцать дюймов и сразу же пустил его в ход. Они и пробыли внутри магазина всего-то четверть часа, а вьюн уже успел перебросить через дверной проём свои крепкие, как стальная проволока, плети.
        С Гошей Серёга познакомился на углу Ломоносовского, когда потрошил тамошнюю «Азбуку Вкуса». Делить было нечего, запасов консервов, круп и спиртного в магазине хватило бы на десяток лет, так что они разговорились. Новый знакомый оказался бомжом - он явился на Ленинский, чтобы поселиться в своей старой квартире, потерянной несколько лет назад из-за банальной истории с микрокредитом.
        - А что будешь делать, если хозяева всё ещё там?
        Гоша задумчиво поскрёб в бороде.
        - С чего бы? Из Москвы все уже сбежали.
        - А если сам дом - как этот?
        Цокольный этаж здания на противоположной стороне проспекта пропорол могучий, метра два толщиной, древесный корень. В проломе, виднелись опрокинутые банкоматы - раньше здесь был офис какого-то банка.
        - Глянь-ка… - бомж ткнул узловатым пальцем. - В каждом, в сменных кассетах, семь-восемь тысяч купюр.
        - Так чего стоишь? - сощурился Серёга. - Сигнализации нет, подцепил ломиком - и всё твое. Гуляй, не хочу!
        - Вот я и не хочу… - насупился Гоша. - Нет, врать не стану, поначалу была мысль. А потом прикинул: ну чего я там, снаружи, не видел? Документов нет, деньги отберёт первый же патруль, их, говорят, сейчас на МКАД как собак…
        - Говорят? Интересно, кто?
        - Есть люди. Шарят по ювелирным магазинам, банкоматы взламывают. Мародёры, одним словом. Только их мало - почти у всех, кто суётся в город, начинаются дикие головные боли и приступы аллергии: из носа и глаз течёт, сыпь, зуд, отёки. Кое-кто даже помер. Вояки пытались зайти в костюмах химзащиты, с изолирующими противогазами - не помогает! Если и дальше так пойдёт, в Москве совсем людей не останется, я, да может, ещё ты.
        - С чего ты взял, что я останусь в городе? Может, я выжидаю, а сам ценности домой стаскиваю?
        Гоша недоверчиво посмотрел на него и широко улыбнулся щербатым ртом.
        - Не, ты не такой, меня не обманешь…
        Серёга вздохнул. Бомж затронул больную тему.
        - Я, Гош, может, и хотел бы остаться, но что-то сомневаюсь. А ну как зарядят по Москве чем-нибудь термоядерным?
        - Это с какой стати?
        - А с такой, что лес может начать расползаться. И что тогда? Бульдозерами и танками его не остановить, пакистанцы уже пробовали.
        - Погоди… - Гоша замер на месте. - Ты серьёзно насчёт ядерных бомб?
        - Клык на холодец! По радио передали, о китайцах. Они запаниковали из-за Шанхая и заявили, что готовы применить, если ситуация выйдет из-под контроля.
        - Так ты наладил радио? - оживился Гоша. - Молодц?! А я вот давеча забрался в «М-Видео», включал приёмники - молчат, заразы!
        - Ещё бы им не молчать, полупроводники-то накрылись! Я нашёл в соседской квартире старую радиолу, ламповую, и ловлю помаленьку на средних волнах. Только помехи с каждым днём сильнее, так что, боюсь, долго эта лафа не продлится.
        III
        Апрель, 2025 года
        Зелёная лампочка индикатора мигнула и погасла. Серёга по инерции сделал ещё пару оборотов. Каждый «радиосеанс», приходилось запускать генератор, переделанный из позаимствованного в «Спортмастере» электровелосипеда и крутить педали, поддерживая жизнь, едва тлеющую в антикварной радиоле «Минск». Попытка приспособить автомобильный аккумулятор результата не дала - он разряжался до нуля за считанные минуты.
        Но и это вот-вот потеряет смысл: сквозь какофонию атмосферных помех пробиваются только обрывки фраз. Может, виной всему древесные гиганты, чьи кроны смыкаются высоко над разрушенными многоэтажками? Уже и не вспомнить, когда он в последний раз видел над головой небо без ветвей и листьев…
        Серёга дотянулся до бледно-зелёного нароста, свисающего с толстого стебля, сделал надрез и подставил рот под хлынувшую струйку. Полезная штука эта «пожарная лоза»: ичистая вода под рукой и, случись возгорание - уродливые, похожие на болезненные опухоли, наросты, лопаются, заливая водой всё вокруг. И вода чистейшая, видимо, диковинное растение фильтрует высосанную из загаженного московского грунта влагу…
        Удивительно только, откуда она взялась - насколько Серёга знал, раньше такого растения в средней полосе не было и в помине, а теперь чуть ли не в каждом доме, в каждой квартире. Впрочем, проволочного вьюна раньше тоже не было. Вот и Гоша рассказывал о какой-то невиданной растительности на Ломоносовском проспекте - чуть ли не о пальмах и древовидных папоротниках.
        Но Гоша уже месяц, как пропал. Зато стали появляться люди, навьюченные научной аппаратурой. Серёгу это встревожило: если высоколобые умники нашли способ справляться с «Лесной Аллергией», то скоро за дело возьмётся армия - и примется отвоёвывать у Леса пядь за пядью.
        Волновался он зря. Вылазки учёных, обосновавшихся в Главном здании МГУ, носили характер спорадический, да и заходили они недалеко - максимум, до проспекта Вернадского.
        В окно потоками вливался весенний воздух. Необычайно тепло для апреля - похоже, понятие «времена года» теряет в Лесу привычный смысл. Серёга не заметил, когда наступила осень, а за ней зима. Громадные деревья и непроходимые кустарники, пришедшие на смену чахлой московской флоре, стояли зелёными - листья осыпались с них одновременно с появлением новых. Снега тоже не было, температура ни разу не опускалась ниже десяти по Цельсию.
        Серёга пролистал тетрадь, куда он заносил всё, что вылавливал из эфира.

«…три термоядерных удара зафиксированы как многочисленными спутниками, так и сейсмическими станциями по всему миру. Мощность каждого в тротиловом эквиваленте составляет около трёх мегатонн.
        Баллистические ракеты „Дунфэн-81“ стартовали из восточных районов провинции Цинхай, где развёрнута 3-я дивизия ракетных войск НОАК[1 - Народно-освободительная армия Китая]…»

«…чудовищное преступление коммунистического режима Китая.
        Количество жертв оценивается…»
        Всё-таки, они решились. Три боеголовки мегатонного класса - наверное, сейчас на месте Шанхая озеро застывшего радиоактивного стекла, из которого торчат оплавленные скелеты небоскрёбов.

«…Москву решено сохранить в нынешнем состоянии, установив по линии МКАД заградительный режим. Не самый худший вариант, если сравнивать с Нью-Йорком, медленно, но верно превращающимся в криминально-анархический анклав, куда стекаются маргиналы и уголовный элемент со всей Северной Америки…»

«…власти Бразилии уже в пятый раз отказали наблюдателям ООН в доступе на территорию Сан-Паулу. Лагеря беженцев в соседних штатах переполнены. Общее число перемещённых лиц составляет…»
        И больше ничего за четверо суток: похоже, последняя ниточка, связывающая его с миром за МКАД, вот-вот оборвётся. И тогда Сергей сложит своё барахло в старенький рюкзак, заткнёт за пояс ножны с кукри. Запрёт дверь квартиры, где прожил всю сознательную жизнь, спрячет ключ, повесит на плечо отцовскую двустволку и пойдёт вниз по лестнице, перешагивая через бледные, в пупырчатых наростах, плети пожарной лозы.
        День первый

15 сентября 2054г., среда
        I
        Обойные гвоздики, крепящие холст к подрамнику, поддавались один за другим. Сергей подцеплял шляпки и поворотом ножа выдёргивал их из дерева. Очень хотелось бросить это занятие и выкроить чёртову супрематическую[2 - Супрематизм - направление в авангардном искусстве, возникшее в России в 1910-х годах.] мазню из рамы несколькими взмахами лезия, оставив неровные кромки - и чтоб с запасом, с запасом!
        Увы, заказчик потребовал, чтобы с картиной обращались бережно. Ещё бы, за такие-то деньги!
        Про некоторые экспонаты Третьяковки в своё время ходило немало жутковатых баек. Например, говорили, что на портрет Марии Лопухиной девушкам на выданье нельзя смотреть подолгу - якобы, её отец, мистик и магистр масонской ложи, заманил дух дочери в полотно. А больше всего жаловались на «Русалок» Крамского: легенда гласила, что московские барышни, увлёкшиеся картиной, теряли рассудок, а одна и вовсе утопилась в Яузе. Сотрудники музея уверяли, что по ночам от картины несутся печальные вздохи - русалки горевали по утопленнице. А может, наоборот, сокрушались, что слишком мало юных девиц попадает в их тенёта.
        Вот и об этом, прости господи, произведении искусства, болтали чёрт-те что…
        Покончив с последним гвоздём, Сергей скатал картину в трубку и засунул в тубус. Его изготовили специально для этой вылазки из толстой провощённой кожи, не пропускающей внутрь ни капли воды. Затянул ремешки и привычно усмехнулся: современные рюкзаки, эргономичные, из прочнейших материалов давным-давно сожрала плесень, а брезентовый, выгоревший до белизны «Ермак» оставался в полном порядке. Пришлось, правда, заменить пластиковые заглушки труб деревянными, но в остальном Лес пощадил ветерана советского туризма.
        Удобный рюкзак для егеря - первое дело. Большинство коллег Сергея предпочитали станковые рюкзаки и, не имея возможности раздобыть подобный раритет, мастерили их сами - благо, найти дюралевые трубки в Лесу не проблема.
        Или, скажем, ботинки. Сергей, как и прочие лесовики, не доверял обуви, оставшейся от прежних времён или привезенной из-за МКАД. Слишком много в нитках синтетики, к которой Лес беспощаден. Походишь в таких день-другой, а они и расползутся по швам.
        Можно, конечно, прошить обувку дратвой - кручёной конопляной нитью, пропитанной воском или дёгтем - но лучше всё-таки заказать новые. Сапожников в Лесу хватает, тот же брат Паисий из Новодевичьего Скита. Сергей носил его башмаки второй год и горя не знал.
        Залы постоянной экспозиции освещались через подвесные потолки, пропускающие в дневное время достаточно света. Но полимерная полупрозрачная плёнка давно раскисла, с решётчатых переплётов стеклянных крыш-фонарей свешивались толстые жгуты вездесущего проволочного вьюна и пожарной лозы. Зелень карабкалась по стенам, оплетала рамы картин, пружинила под подошвами сплошным ковром мха. В одном из залов ствол граба - не слишком толстый, метра три в поперечнике - взломал пол и торчал посредине громадной корявой колонной. Из пролома тянуло трупным запахом и гнилью - там обосновались лианы-трупоеды. Порченая растительность Чернолеса расползалась по подвалам и коммуникациям за пределы Болотного острова. Тамошний грунт издырявлен как швейцарский сыр, иные ходы прокопаны ещё в шестнадцатом веке.
        Сергей обходил жгуты лиан, стараясь ни в коем случае не задеть сторожевые волоски, обильно усеивающие бледно-лиловые стебли. А те чуяли животное тепло: ближайший жгут среагировал на его приближение и потянулся к добыче. Сергей взмахнул рогатиной, брызнула гнойно-белая жижа, дохнуло невыносимой вонью, и он опрометью бросился из зала, на бегу уклоняясь от конвульсивно задёргавшихся стеблей.
        В вестибюле первого этажа света было ещё меньше. Сплошная завеса проволочного вьюна затягивала окна, и даже малая толика солнечных лучей, пробивавшихся сквозь многоярусные кроны, сюда не попадала. Сергей пошарил в кармане и извлёк фонарик-жучок в форме обмылка, с алюминиевой скобой динамки. Фонарик был отцовский - тот возил его по экспедициям со времён учёбы в Геологоразведочном институте.
        Хорошо, что в СССР пятидесятых годов прошлого века не злоупотребляли пластмассами, обходясь бакелитом и штампованной жестью…
        Луч раритетного гаджета скользнул по заросшим стенам, по монументальным балкам потолка, задержался на стойке справочной службы, нашарил арки, за которым располагался когда-то буфет. Сергей вздрогнул - в тускло-жёлтом конусе света мелькнула неясная тень.
        Обычно чуйка предупреждала о близости обитателей Леса, неважно, людей или животных. Это происходило по-разному: порой он ощущал их присутствие, как лёгкое дуновение ветра; порой оно доставляло неудобство, досадное, но терпимое - вроде соринки в глазу, ещё не успевшей довести до исступления. А иногда близость чужака билась в черепной коробке лиловыми сполохами полицейской мигалки, и это было самое последнее предупреждение: пора рвать из притороченного к рюкзаку чехла укороченную двустволку или брать наизготовку рогатину, ожидая броска тяжёлой, воняющей неутолённым голодом и злобой туши.
        Но на тварей Чернолеса чуйка реагировала далеко не всегда - они сами предупреждали о своём появлении трескучей трелью, за долю секунды до прыжка переходящей в пронзительное, как свист арбалетного болта, шипение.
        Первый шипомордник бросился справа, из-за стойки. Сергей припал на колено, выставив упёртую в пол рогатину. Лезвие вошло между передними лапами, но тварь всё же сумела дотянуться до жертвы - один из украшающих верхнюю челюсть роговых шипов задел егерю щёку. Шипомордник конвульсивно изогнулся и хлестнул длинным хвостом, целя в затылок. Спас «Ермак» - удар пришёлся на торчащую над плечами раму. Сергей с натугой, словно фермер, поднимающий на вилах охапку сена, отбросил издыхающую гадину в сторону и едва успел высвободить оружие, чтобы встретить вторую. Удар обратным концом древка по вытянутой морде - тварь грохнулась на пол, перекатилась и замерла, припав на передние лапы. Сейчас она походила на щуку, заимевшую каким-то образом две пары конечностей. В глубоко утопленных зенках сверкнула лютая злоба, гребень вдоль спины угрожающе поднялся, демонстрируя треугольные шипы.
        Если шипомордник припадает перед атакой на передние лапы и поджимает хвост - он будет прыгать. Но не охотничьим прыжком, а свернувшись в «колобок», подставив врагу спину, укрытую роговыми пластинами. Если рубануть по ним рогатиной, то лезвие бессильно соскользнёт, и колючий шар весом в полсотни килограммов собьёт жертву с ног. И сразу, с боков кинутся другие - рвать, терзать. Инстинкты охоты в стае у шипомордников развиты великолепно.
        Сергей отскочил, вскинул ружьё. Сдвоенный выстрел прозвучал глухо - подушки мха и зелени на стенах и потолке съели почти весь звук. Шипомордник, получив в бок две порции свинцовой сечки, отлетел в угол. Сергей подскочил к нему и с размаху всадил рогатину между роговыми пластинами. Тварь издала пронзительное верещание и с треском развернулась, словно лопнувшая гусеница танка.
        - Ну что, с-суки, взяли?
        Троица уцелевших шипомордников разочарованно вереща, попятилась в темноту арки. Вид у них стал какой-то заискивающий - мол, мы случайно сюда забрели, не трогай нас, добрый человек…
        Сергей знал, что больше они не нападут - во всяком случае, пока. Твари придерживаются раз и навсегда принятого ритуала: сначала жертву испытывает на прочность вожак, если он терпит неудачу - за дело берётся «второй номер», конкурент за главенство над стаей. Остальные стоят в сторонке и почтительно наблюдают, готовые в любой момент присоединиться к забаве. Но если потерпит неудачу и второй - остатки стаи покинут поле боя. Дождутся, когда торжествующий победитель уберётся прочь, и займутся бывшими лидерами, внезапно оказавшимися в самом низу пищевой цепочки. А если те к тому моменту ещё дышат - ну так естественный отбор штука жестокая.
        Следовало, однако, поторопиться: Петюня мог услышать стрельбу и запаниковать. Сергей нашарил фонарик, перезарядил ружьё, убрал в карман рюкзака стреляные гильзы и вышел во двор. Позади неуверенно верещали шипомордники.
        II
        - Поздновато прибыл, парень. - Виктор Иванович Кузьменков, секретарь приёмной комиссии Московского Университета, отложил бумаги. - Вступительные экзамены заканчиваются в августе, а сейчас уже конец сентября.
        Гость замялся.
        - К вам не так-то просто попасть…
        - Не получил разрешение на въезд?
        Молчание.
        - В твоём паспорте нет отметок ни с КПП «Север», ни с Химок/ - секретарь пролистал документ, будто рассчитывал обнаружить там что-то, пропущенное в прошлый раз. - Значит, ты проник сюда нелегально. Не хочешь объяснить, как?
        Обычно законопослушные граждане попадали в Лес либо по Ярославскому шоссе, либо по воде, каналом имени Москвы. На этих маршрутах Лесная Аллергия, охраняющая Лес лучше любых патрулей и колючей проволоки, давала некоторое послабление, позволяя добраться до Северного Речного вокзала или ВДНХ. А если повезёт - то и до Воробьёвых гор.
        - Я заплатил одному типу, он спрятал меня в машинном отделении буксира. На Речвокзале сошёл на берег и…
        - Можешь не продолжать. - великодушно разрешил Кузьменков. - Ты договорился с речниками, и они доставили тебя сюда на лодке.
        Парень кивнул.
        - Так что, Ж?лнин Егор Семёнович…
        - Жалн?н.
        - Что, прости?
        - Правильно - Жалн?н. Ударение на «И».
        - На «И», так на «И». Значит, Егор Семёнович, нарушаем закон?
        - Я не хотел, но…
        Кузьменков небрежно бросил паспорт на стол и принялся барабанить пальцами по столешнице, показывая, что ждёт продолжения.
        - Я думал… вы же не отправите меня назад?
        Секретарь едва не расхохотался - такой ужас прозвучал в этих словах. Ну что такое страшное ему грозит за МКАД? Штраф, пара недель исправительных работ - и то, в самом крайнем случае. Правда, к Лесу его больше не подпустят. А ведь у парня неплохие задатки, раз уж он сумел добраться сюда самостоятельно, без проводников, работающих на университетскую администрацию.
        - Принимал что-нибудь? Я о лесных средствах - супрастины и прочие зодаки от Лесной Аллергии не помогают.
        - На Речвокзале мне предлагали порошки, но я решил, что не стоит. К тому же я сделал анализы, и оказалось, что я практически не подвержен…
        - Где делал, в медчасти?
        - Один проводник собирал группу для отправки в Серебряный Бор - он и посоветовал. Сказал: лучше, если анализы сделает кто-нибудь из Леса, внешняя медицина ничего не понимает в здешних недугах.
        - Так и есть. А что за проводник, не запомнил?
        - Он из какой-то организации. Золотой… золотая…
        - «Золотые Леса». - кивнул секретарь. - У них на Речвокзале сидит свой лекарь. Впрочем, будь у тебя тяжёлая форма, сюда бы так легко не добрался. А от порошков отказался правильно - снадобья, которыми золотолесцы пичкают новичков, формируют привязанность к Лесу. Их, конечно, сильнодействующими не назовёшь, но лиха беда начало.
        Парень повеселел.
        - Я так и подумал: если доберусь до вас без проблем - значит, имеет смысл поступать. А иначе, что за жизнь в четырёх стенах?
        - Ну-ну, юноша, не стоит перегибать палку. - в голосе Кузьменкова обозначился лёгкий укор. - Большинство наших студентов, да и сотрудников тоже, не могут отойти от ГЗ дальше, чем на полсотни шагов. И ничего - работают, живут и не жалуются. У нас здесь, знаешь ли, очень интересная жизнь.
        - Я читал… - кивнул абитуриент. - И мечтаю заняться изучением Московского Леса. Я даже подавал на грант ЮНЕСКО, но мне ответили, что заявку рассмотрят не раньше, чем через три года. А я не могу ждать так долго!
        - Не терпится осчастливить человечество эпохальным открытием? - усмехнулся секретарь. - Я прочитал твоё резюме. Бакалавриат НГУ, физический факультет - это серьёзно. Не изложишь вкратце, чем бы ты хотел заниматься?
        - Да чем угодно! - немедленно воодушевился парень. - Для физика здесь непаханое поле. Чего стоит одно влияние Леса на полупроводники!
        - Да, это наша беда. - вздохнул Кузьменков. - Аппаратура выходит из строя, стоит только пересечь МКАД. Из-за этого над Лесом невозможно летать - ниже пятнадцати километров сдыхает вся электроника. А что творится с аккумуляторами? Даже самые современные, литий-серные и литий-титанатные, разряжаются в считанные минуты и уже никуда не годятся!
        - А космическая и аэрофотосъёмка? - подхватил абитуриент. - В любых диапазонах Лес выглядит размытым пятном, и никак эти изображения не улучшить. Не говоря уж, о непрохождении радиоволн во всех диапазонах!
        Видно было, что он оседлал любимого конька.
        - Достаточно, юноша. - Кузьменков старался говорить сухо, хотя ему не хотелось прерывать паренька. Нечасто встретишь таких, исполненных наивного, почти детского энтузиазма.
        - Как ты проник в Лес, нас не интересует. На территории Университета действует особый правовой режим, установленный спецкомитетом ЮНЕСКО. Учитывая стаж в бакалавриате, мы можем тебя зачислить. К учёбе приступишь со второго семестра, но сперва придётся досдать кое-какие предметы - химию, биологию… А ещё - нормативы по физподготовке и медосмотр, это обязательное условие. Надеюсь, со здоровьем особых проблем нет?
        - Никаких! - весело ответил парень. - Я много занимался спортом, ходил в турпоходы по тайге. Даже скалолазание освоил - ездил на соревнования в Красноярск от университетской секции.
        - «Столбы»? - улыбнулся секретарь. - Как же, как же: «Китайская стена», «Внучка», «Дымоход»[3 - Популярные среди альпинистов скалы в Красноярском природном заповеднике «Столбы». «Столбисты» - члены неформального объединения скалолазов.]…
        - Вы тоже столбист?
        - Баловался в студенческие годы.
        Кузьменков ещё раз заглянул в паспорт, потом перевёл взгляд на лицо абитуриента. Открытое лицо, короткая стрижка, глаза серые.
        Высокий, широкоплечий - такие нравятся девушкам. К тому же, спортсмен. Идеальная картинка, а не человек, хоть в рекламный плакат вставляй. Даже несколько неудобно…
        - Что ж, значит, в этом плане сложностей не предвидится. До начала второго семестра три месяца. Жить будешь в общежитии. Плата невысокая, к тому же в неё включено двухразовое питание. Когда тебя зачислят, всё это будет бесплатно.
        Абитуриент - теперь уже официально! - замялся.
        - Наверное, денег мне надолго не хватит…
        Но секретарь его не слушал. Он заполнил бланк и пододвинул его собеседнику, добавив пухлую брошюрку с университетской высоткой на обложке.
        - Отдашь коменданту общежития. Это в корпусе «Д» - спросишь, покажут. В буклете сведения о порядках на территории МГУ, а так же о некоторых важных моментах - например, что делать в случае острого приступа эЛ-А.
        - ЭЛ-А - это Лесная Аллергия, да? Но я же не подвержен…
        - Ты-то может, и нет. А если приступ случится с другим, и надо будет оказать первую помощь? Анафилактический шок, к твоему сведению, приводит к летальному исходу в двадцати случаях из ста. А если вовремя не помочь - то в восьмидесяти. Да и насчёт себя не спеши зарекаться: порой эЛ-А проявляется спустя недели и даже месяцы.
        Молодой человек кивнул. Энтузиазма на его лице несколько поубавилось.
        - Расписание экзаменов получишь в секретариате. И вот ещё что…
        Он черкнул несколько слов на обороте карточки с надписью «Кузьменков Виктор Иванович, кандидат биологических наук».
        - Поднимись на двенадцатый этаж, на кафедру ксеноботаники. Спросишь лабораторию экспериментальной микологии, им, кажется, нужен лаборант. Завлаба зовут Яков Израилевич. Если он тебя возьмёт - сможешь работать и готовиться к экзаменам. А хорошо себя зарекомендуешь - замолвит словечко перед комиссией. И имей в виду, мы тут живём не по неделям, а по декадам, придётся привыкать.
        - По декадам? Это как?
        - Десятидневки. Восемь дней работы, два отдыха. Сегодня первый день декады.
        Абитуриент повертел визитку в пальцах.
        - И что мне надо будет делать?
        Юность, как всегда, тороплива, вздохнул про себя секретарь. Зарплата, режим работы - это их не заботит. Другое дело - задачи, опасности, желательно, смертельные.
        - Вот возьмут и узнаешь. Да, и напиши заявление - Университет выдаст тебе в счёт будущей стипендии небольшой аванс.
        - Но я могу не набрать балл, достаточный для получения стипендии…
        - А для чего, по-твоему, я посылаю тебя к Яше? Премии за выходы в поле - это, друг мой, не стипендия! С полным иммунитетом к эЛ-А и такой физподготовкой тебе прямая дорога в рейдеры, а это уже совсем другие деньги. Рейдеры, - пояснил секретарь, - это сотрудники, обученные для действий глубоко в Лесу. Элита!
        - Но меня никто не обучал…
        - Обучат. И не забудь сдать анализ крови, без него тебя дальше вестибюля не выпустят.
        Молодой человек сгрёб со стола бумаги и заспешил к двери. Секретарь проводил его взглядом и отогнал от себя вопрос, не дававший покоя уже третий день: зачем его старинному приятелю и однокашнику, ныне проректору сколковского филиала МГУ понадобилось, чтобы этот абитуриент попал именно в лабораторию экспериментальной микологии?
        III
        Даже с закрытыми глазами можно было с лёгкостью определить направление на набережную Водоотводного канала - по незримому, но убийственно реальному потоку удушающей, злобной энергии, хлещущей со стороны Чернолеса. Оттуда и приходят шипомордники - перебираются по Калинову, некогда Лужкову мосту. Ни одна самая отмороженная тварь не рискнёт сунуться в воду у берега Болотного острова - в момент одни косточки останутся…
        Сергей повернулся к чёрному напору спиной и зашагал по Лаврушинскому переулку, мимо кирпичных тумб, соединённых проржавевшей фигурной решёткой.
        Сквер на углу Ордынского тупика оккупировали великанские грабы. Их кроны смыкались высоко над крышами - на глаз в этих гигантах было метров по семьдесят.
        Петюня, как выяснилось, и не думал паниковать. Он сидел на поваленной колонне, оставшейся от какого-то памятника, и дымил самокруткой. Серый ослик, постоянный спутник челнока в его коммерческих рейсах по Лесу, меланхолически пощипывал ползучую травку, которым была оплетена голова, венчающая колонну. Приметная такая голова: худое, измождённое лицо со впалыми щеками и скорбно изломанным разрезом рта. Её, как и саму колонну, покрывала густая зелёная патина.
        - Ты бы за животиной приглядывал… - посоветовал Сергей. - Не ровён час, потравится. Чернолес в двух шагах, хрен его знает, что оттуда ветром надует?
        - Не… - лениво отозвался челнок. Он погасил бычок о нос памятника и спрятал в кисет. - Скотина умная, знает, что можно жрать, а что - нельзя. Да и желудок лужёный, проволочный вьюн, и тот переваривает. Где твой ящик-то, приволок?
        - Нет ящика… - вздохнул Сергей. - Не понадобился, прямо там и бросил.
        - Жаль. - посочувствовал Петюня. - Выходит, зря его пёрли? Ну да, на нет и суда нет, на обратном пути легче будет.
        Ящик, которым интересовался напарник, плоская дубовая коробка метр на метр с четвертью, на латунных петлях, с замками и кожаными уплотнениями, предназначался для другого заказа. Ради него Сергей и пригласил челнока с осликом - не тащить же на себе увесистый и крайне неудобный груз?
        - Бич, ты в курсах, что у тебя щека порвана?
        Сергей провёл пальцами по лицу.
        - Шипомордник зацепил. Надо же, я и не заметил…
        Петюня охнул и полез в кармашек своего рюкзака.
        - Давай обработаю, а то, мало ли какая зараза?
        Он откупорил стеклянную баночку, зачерпнул пальцем зелёную, сильно пахнущую травами смесь и стал накладывать её на пораненную щёку. Сергей зашипел - смесь жгла.
        - Во-от, сейчас заклеим - и ладненько. Где тебя угораздило, с шипомордниками? Руку-то убери! Как ребёнок, право слово!
        Егерь поспешно отдёрнул пальцы от пластыря.
        - Внутри, в вестибюле галереи. Кстати, пора отсюда валить - как бы они нам на хвост не сели.
        Шипомордники по своей природе не способны смирится с поражением. Уцелевшие твари разбредутся по одной, но далеко не уйдут - каждая отыщет другую стаю, и после приветственного ритуала, состоящего из немелодичных трелей, прыжков и подёргиваний хвостами, поведёт их по следам обидчика. И горе тому, если он не успеет уйти достаточно далеко: часа не пройдёт, как на хвосте повиснет десятка полтора голодных - шипомордники всегда голодны! - чернолесских гадин.
        Челнок встревожился.
        - Валим, конечно! Иди сюда, Мойша, подпругу подтяну…
        В своё время, узнав, как Петюня зовёт своего длинноухого напарника, Сергей заподозрил челнока в антисемитизме. Выяснилось, однако, что имя дано в честь ослика из старого мультика про Алёшу Поповича. Звали мультяшного ослика, разумеется, «Моисей» - в честь библейского пророка.
        Ослик Мойша, услыхав своё имя, оторвался от трапезы и повернулся к егерю. В выпуклых глазах читался немой укор: «Не мог подольше погулять, не видишь - кушаю!?»
        Петюня обитал в Лесу с первых дней, и оставалось лишь удивляться, как десятилетний пацанёнок сумел в одиночку выжить в безумном хаосе Зелёного Прилива. А ведь выжил, вырос и даже занятие нашёл в самый раз для одиночки: стал одним из бродячих торговцев, называемых, по старой московской привычке «челноками». С егерем он был знаком давно и не раз оказывал ему подобные услуги.
        - Бич, а правда, что стая, когда потеряет след, съедает проводника?
        - Откуда ты это взял? - Сергей удивлённо поднял брови. - Ты ж, клык на холодец, живого шипомордника в глаза не видел!
        - Уберёг бог! - челнок сплюнул и мелко перекрестился. Он, как и большинство лесовиков, имел своеобразные представления о религии, но суеверен был до крайности. - Один человек с Большого Болота рассказывал. Постоят мол, пощёлкают, а потом набрасываются на чужака и рвут в клочки.

«Большим Болотом» вЛесу называли обширные заболоченные территории к северу от ВДНХ.
        - Байки всё это. Откуда болотным жителям знать повадки шипомордников? Их не то, что в тех краях - за рекой-то ни разу не встречали.
        - Ты егерь, тебе виднее. - не стал спорить Петюня. Он закончил возиться с подпругой и закинул на вьючное седло свой мешок. - Давай рюкзак, всё одно налегке.
        Сергей мотнул головой - не хотелось расставаться с привычной тяжестью «Ермака». К тому же, походное снаряжение приторочено к станку, если что - руки сами находят нужный предмет.
        Петюня нервно озирался, тиская карабин. Он, в отличие от других челноков, таскал с собой не двустволку и даже не помповик, а армейский СКС с откидным штыком. И чрезвычайно им дорожил.
        - Ну что, пошли? А то дождёмся приключений на свою задницу.
        - Пошли.
        IV
        Заведующий складом Михась Вонгянович Вислогуз походил на персонажа армейского фольклора - не хватало, разве что, кителя из офицерского габардина и гладких, с маленькими звёздочками, погон. Обстановка тоже соответствовала - ни дать, ни взять, ротная каптёрка с барьером и решёткой из арматуры. За ней громоздились стеллажи, заставленные ящиками, коробками и жестяными банками.
        - Новий лаборант, значить… - Вислогуз двумя пальцами разгладил сивые усы, отчего ещё больше стал похож на хохла-прапорщика. - Имущество прийш?в получать? А имущество - вон?, ж гр?шей стоит! Утратишь, або спортишь - хто платить будэ?
        Он и говорил, как хохол, чередуя русские и малороссийские слова и обороты.
        - Я и заплачу, кто ж ещё? Вы же под роспись выдаёте!
        - Заплатит вин… - скривился «прапор». - Та що с тоби взять, хлопчик? Мабуть, не от богатой житт? в лаборанты подался, гр?ши потр?бни?
        - Потрибни. - не стал скрывать Егор. - Нужны, то есть. Гр?ши.
        - А коли потрибни - бережи казённе майно! Ось туточки поставь загогулину…
        И протянул Егору амбарную книгу. На бледно-жёлтой картонной обложке с матерчатым корешком значилось: «ЖУРНАЛ УЧЁТА». И, ниже, от руки: «Лаборатория эксп. микологии. Выдача спецодежды и имущества».
        - Споч?тку - одёжа. Робочий костюм, брезентовий…
        На барьер легла стопка светло-зелёной ткани. Егор развернул, встряхнул - куртка с глубоким капюшоном, москитной сеткой, карманом на груди и белыми хлопчатобумажными тесёмками-завязками на рукавах. Брюки - мешковатые, с такими же тесёмками внизу штанин.
        - Це особливая одёжа супротив усяких паразитив. Ось мот?зочки, бачишь? Перед выходом в Лес зат?гуй, щоб ниякая гид?та ни пролизла!
        Егора так и подмывало сказать, что он приехал из Новосибирска и о мерах против энцефалитного клеща знает не понаслышке. Но сдержался - сейчас не время для самоутверждения.
        - Пуговици пластмассови були, так их плесень схарчила. Нови сам пришьешь - ось, трим?й!

«Прапор» прибавил к стопке горсть мелких зелёных пуговиц. Егор взял одну: на металле выдавлена пятиконечная звёздочка с серпом и молотом.
        - Шить-то умеешь?
        - Справлюсь.
        - Тоди обувка. Тоби шо - чоботы, черевики? Ось, выбирай.
        Выбор предлагался небогатый: солдатские кирзачи, все в жестяных складках от долгого хранения, и ботинки-берцы. Егор без колебаний взял берцы.
        К Вислогузу его отправил заведующий лабораторией - после того, как прочёл записку на обороте визитки и задал несколько вопросов. И всё: «Вы приняты, молодой человек. Срок стажировки - неделя, а пока, ступайте на склад, получите всё необходимое».
        В список «всего необходимого», кроме одежды и обуви, входили: армейский котелок, фляга, сапёрная лопатка, кожаный ремень с латунной пряжкой украшенной звездой, брезентовый рюкзак со шнуровкой по бокам и офицерская плащ-палатка. Напоследок из-под барьера появился кожаный планшет на тонком ремешке.
        - Тримай, студент, вид сердца видтрив?ю! Карандаши визьмеш у девчат у канцелярии. Компаса нет, у Лесу вин каже ни направления, а погоду на запрошлый год. И ось ще…
        Егор недоумённо повертел в руках прямоугольник из желтоватого прозрачного пластика, испещрённого фигурными отверстиями, со шкалами по краям. Чёрные буквы сообщали: «Офицерская линейка».
        - А я думал, в Лесу полистирол разлагается…
        - Селюк ты хлопчик, а ни?кий не студент! Це не полистирол, а целлулоид - против его Лес нич?го не мае. Ось и на планшете карманчик прозрачный, бачишь? Вин тоже с целлулоида. А полистирол, полиэтилен та ?ньший пропилен - плесень их за пять хвалын зжир?е, озирн?тися не поспеешь!
        - А почему всё такое старое? Нет, я понимаю, в современном снаряжении сплошь полимеры, но неужели не нашлось чего-нибудь поновее? Этому хламу лет сто!
        - Не хлам, а армейское имущество со спецсхранения! - от возмущения завскладом даже забыл о ридной мове. - Склады - здесь, под Главным зданием. Никакой синтетики, натурпродукт!
        - Может, там и оружие есть?
        - Может, и есть. Тильки тебе воно не положено. Якщо зроблять тоби рейдером - тоди иньша справа, тоди выдадут. Только спочатку зачёт треба буде сдать. А пока - ось, тримай!
        Он перескакивал с суржика на русский, сам того не замечая. Видимо, этого требовали некие соображения высшего порядка, недоступные ничтожествам, вроде нового лаборанта.
        В очередном предмете «армейского имущества» Егор узнал штык-нож от АК-47 старого образца - в вытертых до белизны металлических ножнах, с рыжими бакелитовыми щёчками.
        - Ох, л?шенько, трохи не забув…
        Вислогуз покопался в шкафу и извлёк матерчатую сумку зелёного цвета с лямкой через плечо. Егор отстегнул клапан, украшенный расплывшимся фиолетовым штампом, и удивлённо присвистнул.
        - Противогаз-то зачем?
        Такие он видел только в музее: резиновая серо-зелёная полумаска с круглыми стеклянными глазницами, лямками на затылке и ребристым хоботом, соединённым с жестяным бочонком фильтра.
        - В Лесу дюже богато ядовитых спор и пыльцы. Ты же не хочешь надышаться який-нибудь гидотой?
        Егор пожал плечами - действительно, перспектива удручающая.
        - За штык распишись в иньший ведомости, тому що порядок. Ось тут, добре… Претензий, значить, немае?
        - Немае. Спасибо вам, товарищ пра… э-э-э, заведующий.
        Егор сложил «имущество» врюкзак и затянул брезентовые ремешки.
        - Так я пойду?
        - Йди, хлопець, йди.
        V
        Их нагнали на Большой Ордынке. Завеса крон образовала здесь разрыв - пятидесятиметровые лесные великаны возвышались только на правой стороне улицы; на левой же пространство между домами захватили высоченные, вровень с пятыми этажами, кусты акации и буйно разросшаяся сирень. Удивительная это была сирень - в аномальном климате Леса она цвела раз в три-четыре месяца, независимо от сезона. И всё это время окрестные улицы затоплял одуряющий аромат.
        Заметив мелькнувших в глубине Иверского переулка шипомордников, Сергей кинулся к церкви на правой стороне улицы. Их преследовали три стаи, полтора десятка шипомордников, агрессивных, злых, охочих до человеческой плоти, а ниши между колоннами обещали какую-никакую защиту - твари хотя бы не бросятся с разных сторон.
        Когда стаи охотятся вперегонки, никаких «танцев с волками» ипоочерёдных нападений не бывает. Накинутся все разом, стремясь вырвать добычу из когтей конкурентов. И их придётся встречать - свинцом и острой сталью.
        Петюня спиной затолкал мелко трясущегося Мойшу в нишу между колоннами, откинул штык и звонким щелчком зафиксировал его. Руки у челнока дрожали, и Сергей подумал, что толку от такого союзника будет немного.
        - Нам бы только сбить первый напор. - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. - Положим двух-трёх, остальные кинутся их рвать, а мы тем временем отойдём на пару кварталов. До Добрынинки недалеко, туда не сунутся. - Может, укроемся в подъезде? - Петюня кивнул на противоположную сторону улицы, где под покосившейся вывеской чернел дверной проём. - Поднимемся повыше, завалим лестницу, отсидимся…
        - И сколько ты собрался отсиживаться? - поинтересовался Сергей. - Они ведь не отстанут, клык на холодец! Застрянем - через час здесь будет половина шипомордников Чернолеса. И надолго нам хватит патронов?
        - У меня четыре снаряженные обоймы. Ещё в рюкзаке пачка, двадцать штук - и всё.
        - А у меня и того меньше. Такой боезапас мигом сожжём, а потом - штыком отбиваться?
        - Да я что, я ничего. - уныло отозвался Петюня. - Ты егерь, тебе виднее…
        Первую тварь Сергей снял в прыжке, из правого ствола. Выстрелом из левого, в упор, разворотил загривок второй, попытавшейся проскользнуть низом, и едва в этом не преуспевшей - ещё мгновение, и шипы пропороли бы егерю бедро. Следующие отпрянули от тычка рогатиной и попятились, подарив драгоценные секунды на перезарядку.
        Слева часто захлопал карабин. Силы удара пуль промежуточного патрона 7,62 миллиметра не хватало, чтобы гарантированно свалить шипомордника - подстреленные заполошно чирикали, свистели, вертелись на месте, пытаясь дотянуться до ран.
        Затвор СКС клацнул и встал на задержку. Петюня воткнул новую обойму, загнал в магазин патроны, но выстрелить не успел - особенно крупный шипомордник, перемахнув через сородичей, обрушился на него сверху.
        У челнока было не больше мгновения, чтобы спасти свою жизнь. И он не подкачал: припал на колено и принял трёхпудовую тушу на штык. Гадина извернулась, силясь достать жертву скорпионьим хвостом, но тут штык сломался и тварь отлетела в сторону, шмякнувшись о колонну. На смену ей пришли две другие - низко припали на передние лапы и поджали хвосты для прыжка «колобком». Петюня, вконец потерявший от страха голову, перехватил карабин за ствол и замахнулся, как бейсбольной битой - словно собирался отправить в аут эти смертельно опасные мячики.
        По ушам ударил шипящий свист. Первая тварь опрокинулась на бок - из лопатки у неё торчал хвостовик арбалетного болта. Вторая сиганула в сторону и исчезла в завесе проволочного вьюна.
        - Эй, сюда ходи, прикроем, да?!
        Новый залп - на этот раз к арбалетам присоединились помповые ружья. Хлёстко, как пастуший кнут, ударила винтовка. Пятеро стрелков растянулись в цепь поперёк улицы. Командовал тот, что стоял в середине - здоровенный, широкоплечий, в выцветшем пиксельном камуфляже и оранжевом, лихо заломленном на ухо берете. За поясом кинжал-кама в чеканных ножнах, у ног захлёбывается утробным рыком кавказская овчарка.
        - Воккха стаг, могушалла муха ю хьян[4 - Чеченское приветствие, обращённое к старшему. Буквально - «как дела, большой человек?»], Ваха! - Сергей помахал владельцу берета. - Сказать не могу, как я тебе рад!
        Чечен в приветственном жесте поднял над головой СВД.
        - Спецназ своих не бросает, Бич! Услышал стрельбу - ну, думаю, хорошие люди в беду попали, помогать надо. Молчать, Абрек!
        Огромный пёс недовольно заворчал. На Сергея он не смотрел - провожал недобрым взглядом жёлтых глаз удирающих по Большой Ордынке шипомордников. Под густой шерстью дрожали натянутые мускулы: стоит хозяину подать знак, и сорвётся с места - рвать, давить.
        - Здравствуйте, уважаемый Ваха! - Петюня опасливо выглянул из-за колонны. - Вы собачку-то попридержите, а то, как бы она моего Мойшика не кусила.
        - Нэ боись, брат! - ухмыльнулся чечен. - Веди своего ишака, Абрек не тронет, если я не велю.
        Ослик с библейским именем не внял этим заверениям, и Петюне пришлось с проклятиями выволакивать упрямую животину из ниши. Вахины бойцы тем временем занялись подстреленными тварями.
        - Мускусные железы вырезают? - Петюня кивнул на охотника, наклонившегося к туше с ножом. За спиной у него висел блочный арбалет.
        Чечен развёл руками.
        - Слюшай, откуда я знаю - мускус-шмускус? Твои дружки хорошую плату дают, вот Василь Петрович и режет. Пятьдэсят желудей за хвост, э?
        Лесные знатоки снадобий, широко использовали секреты, выделяемые железами в основании хвоста чернолесской твари. Но шипомордники были редкой добычей - мало кто из охотников рисковал соваться в Чернолес, а сами твари нечасто выбирались наружу. Так что вахины охотнички не собирались упускать случая.
        - Куда дальше пойдёшь, Бич? - осведомился Ваха. - А то, давай к нам, на Кордон, а? Примем как дорогих гостей!
        Сергей пожал плечами.
        - Не знаю, Ваха, не знаю. Я к Крымскому мосту собирался, за мной туда утром должна прийти лодка.
        - Э-э, брат, какой мост? Шипомордники разбрелись по округе, теперь всё зверьё переполошат. Часа через два стемнеет, куда пойдёте? А на Кордоне - посидим, за жизнь побазарим, чачи выпьем. Завтра с утра и тронетесь.
        Подошёл Петюня. Он привязал ослика к решётке и вертел в руках покалеченный карабин.
        - Ну вот, штык сломал! С-суки рваные эти ваши шипомордники! Куда он теперь такой?
        - Среди них и кобели встречаются, самцы то есть. - не удержался Сергей. - Что до штыка, то загляни к Кузнецу на мост, знаешь? Он сделает в лучшем виде, и не штампованное дерьмо, как у тебя, а кованый, из хорошей стали.
        - Знаю, конечно. - уныло кивнул Петюня. - И какие у него цены - тоже знаю. Да и когда ещё я туда доберусь…
        - Слюшай, дарагой, зачем добираться, а? - Ваха хлопнул челнока по плечу так, что тот едва устоял на ногах.
        - У нас на Кордоне свой кузнец! Кинжалы делает, топоры делает, наконечники. Арбалеты тоже делает, хорошие, с колёсиками! Исправит твой эСКаэС, мамой клянусь! А мы с Бичом пока посидим, побазарим…
        - …чачи выпьем. - закончил мысль Сергей. - Ладно, уболтал, чёрт языкастый. Петюня, отвязывай своего Моисея и пошли. И нечего облизываться на шипомордников, не наша добыча!
        - Да я и не спорю… - вздохнул челнок. - Только, знал бы ты, Бич, как они идут сейчас на ВДНх! Давеча один тамошний знакомец весточку прислал: «всё, мол, что привезёшь - куплю!» У них бум на чернолесские ингредиенты.
        - Сгубит тебя жадность, Петюня. Где ты - а где ВДНХ? Пока доберёшься, десять раз сожрут.
        - С чего мне-то туда тащиться? Есть люди, возьмут и заплатят хорошо… Ты, если что, имей в виду, Бич, лады?
        - Что имею, то и введу. - усмехнулся егерь. - Шагай уже, коммерсант!
        VI
        Общежитие поразило Егора своим запущенным видом. Когда-то администрация не пожалела средств, украсив стены декоративными панелями из пластика. Теперь на месте уничтоженного плесенью евровеликолепия осталась облупившаяся извёстка, покрытая неопрятными потёками. О былой роскоши напоминал, разве что, дубовый паркет и деревянные оконные рамы, которые, по счастью, не успели заменить пластиковыми стеклопакетами.
        Лесное море, плещущееся у подножия красных, имперского гранита, колонн, не делало попыток проникнуть внутрь Главного Здания МГУ. В его стенах люди не страдали от Лесной Аллергии, грозного синдрома, тридцать лет назад изгнавшего жителей мегаполиса за МКАД, и с тех пор успешно противостоящего попыткам вернуть утраченное.
        Подобных «экстерриториальных» клочков прежней Москвы в границах Леса было четыре - если считать Кремль, о котором Егору успели поведать несколько леденящих кровь историй. На Северном Речном вокзале располагался перевалочный пункт для тех, кто перемещался между Лесом и внешним миром - «Замкадьем», как называли его лесовики, следуя традиции, возникшей задолго до Зелёного Прилива. На ВДНХ раскинулся самый большой рынок Леса, охотно посещаемый и коммерсантами из-за МКАД. Через его лавки, склады и торговые фактории шёл весь оборот товаров центральных, северных и восточных территорий, от Кузьминок до западной кромки Большого Болота. А вот переселенцев на ВДНХ было немного - страдающим даже лёгкими формами Лесной Аллергии непросто выдержать пеший переход по Ярославке. К тому же, по реке намного проще добраться до МГУ и Полян Серебряного Бора и Коломенского, куда стремились восемь из десяти приезжих.
        Эти сведения Егор почерпнул из буклета, выданного в приёмной комиссии. Как и обещал секретарь, с размещением в общежитии проблем не возникло. Предъявив направление, молодой человек взял ключ у дежурной по этажу, пожилой бесформенной тётки в синем халате и войлочных тапках, и отправился обживать новое обиталище. Население Главного здания МГУ - в просторечии ГЗ - с доприливных времён сократилось чуть ли не вдесятеро, так что, при желании, можно было получить в единоличное пользование квартирку из двух комнат. Кухни, правда, не было - она располагалась в дальнем конце коридора, общая для всех обитателей этажа.
        Помещение тонуло в полумраке. Верхний свет не горел, а настольной лампы с треснутым абажуром из зелёного стекла едва хватало на то, чтобы осветить открытую книгу и чуть-чуть её владелицу. Девушка сидела вполоборота, и вытертая до белизны клеёнка, свисающая со стола, не скрывала круглых, соблазнительно гладких коленок.
        - Можно воспользоваться вашим чайником? А то у меня пока нет своего.
        Хозяйка книги подняла на пришельца глаза и, помедлив, выпрямилась на табурете. Егор машинально отметил, что незнакомка не заморачивается бюстгальтерами - тёмные ореолы сосков легкомысленно просвечивают сквозь тончайшую, почти прозрачную ткань топика.
        Девушка приветливо улыбнулась.
        - Новенький, что ли?
        - Да, только заселился. Вот, купил в буфете пару булочек, но не хочется всухомятку…
        Улыбка у неё была очаровательной - с задорными ямочками на щеках.
        Девица встала (Егор испытал лёгкое потрясение, убедившись, что выражение «ноги от ушей» вовсе не фигура речи) и щёлкнула выключателем.
        Это было второе потрясение: при ярком свете обнаружилось, что её кожа, безупречно матовая, безупречно гладкая, не кожа, а мечта производителя рекламы косметических средств, имеет легкий зеленоватый отлив. Глаза оказались под стать коже: ярко-зелёные, с радиальными лучиками. В сочетании с блондинистой, редкой густоты гривой - эффект умопомрачительный.
        - Удивлены? - девица усмехнулась. - Да, я из местных. «Золотые Леса», слышали?
        И подняла руку, демонстрируя тонкое, немыслимого изящества запястье, украшенное кожаным браслетом с узором в виде переплетающихся листьев и стеблей. В электрическом свете узор отливал золотом.
        Егор едва нашёл в себе силы, чтобы кивнуть.
        - Вообще-то я не здесь живу, а в посёлке рядом со смотровой площадкой. Сюда заглянула навестить подруг и вот, засиделась…
        - Кхм… так я насчёт чая?
        - Вон титан, наливайте. Заварка есть?
        Большой никелированный бак стоял на столе, в углу кухни. В нижней части имелся блестящий металлический краник, из которого в подставленное блюдце падали редкие капли.
        - Осторожно, горячо!
        Предупреждение запоздало. Егор зашипел, дуя на пальцы - бак был разогрет почти до ста градусов. Это подтверждала и шкала термометра, вмонтированного рядом с длинной, во всю высоту бака водомерной трубкой. На облупленной жестяной табличке значилось: «Кировский завод „Электробытприбор“».
        - Ну и чудище! А электрических чайников здесь нет?
        - Комендант запрещает держать их в комнатах, боится пожара. Так ребята делают бульбуляторы.
        - Бульбу… что?
        - Вы как ребёнок! - рассмеялась девица. Смёх у неё был мелодичный, звонкий, словно разом зазвучало множество хрустальных колокольчиков.
        - Всё-то вам, замкадышам, надо объяснять! Берёте два безопасных лезвия… знаете, что это такое? Прикрепляете к каждому проводок, прокладываете между ними спички - только головки не забудьте обломить, с вас ведь станется! Потом обматываете нитками, опускаете в стакан, а кончики проводков - в розетку.
        От такого инженерного креатива Егор слегка завис.
        - И… кхм… работает? Бульбулятор?
        - Ещё как! За полминуты литровую банку кипятит. Но если комендант застукает - такой скандал устроит, ужас! А вообще, тут полно старья. Нормальная техника не действует, выкручиваются, кто как может.
        - А откуда его берут, это старьё?
        - Да откуда угодно! Хотя бы с подвальных складов. Знаете, какие они здесь? Там и бомбоубежища - огромные, на случай ядерной войны. В них полно припасов, закладывали ещё лет сто назад.
        Егор вспомнил хохла-прапора с его собранием военного антиквариата.
        - Знаю, выдали сегодня кое-что, как раз оттуда.
        - А на нижнем уровне ядерный реактор! - с таинственным видом поведала зеленокожая.
        - Ядерный реактор? Да ладно, быть того не может!
        - Не может, значит? - в голосе собеседницы звучала обида. - Да что вы говорите? Конечно, вы там, в Замкадье, самые умные… вот скажите, откуда тогда берётся электричество?
        И для наглядности щёлкнула туда-сюда выключателем, на мгновение погрузив кухню в темноту.
        - Нет здесь никакого реактора, это я вам как физик говорю. Ядерный реактор не может работать без электроники, а она вся на полупроводниковой базе.
        Девица не нашла, что возразить, и Егор поспешил закрепить успех:
        - Вы на какой кафедре учитесь?
        Из прежних факультетов в Университете осталось три - биофак, химфак, факультет почвоведения, да ещё кафедра палеонтологии, изучающая островки плейстоценовой и миоценовой флоры и фауны, попадающиеся кое-где в Лесу.
        - Я работаю в библиотеке, в отделе обслуживания. Заходи как-нибудь, поболтаем. Тебе ведь книги получать надо?

«…мы что, уже на „ты“?..»
        Егор кивнул.
        - Вот и заходи. А сейчас - извини, подруги ждут.
        - Конечно, зайду, спасибо за помощь!
        - Кстати, меня зовут Лина. - девица кокетливо склонила голову к плечу.
        - Егор. Так я загляну в библиотеку?
        - Заглядывай, буду рада.

«Как же, подруги её ждут!» - Егор завистливо проводил точёную фигурку взглядом. Повезло ведь кому-то - заполучить такую красоточку! А что кожа зелёная, так в этом даже есть своеобразная прелесть. Скажем, на чёрных простынях, или тёмно-зелёных, под малахит - любой поклонник фэнтези придёт в восторг!
        VII
        Добрынинка входила в число нечасто встречающихся в Замоскворечье мест, где можно видеть небо над головой. Высоченные клёны и ясени росли по контуру площади, не покушаясь на центральную часть с памятником Наво?. Потому и люди тут жили весёлые, жизнерадостные и к тому же, в отличие от многих лесовиков, могли похвастать густым загаром.
        Ваха Исрапилов возглавлял обосновавшуюся здесь большую общину фермеров - большую, разумеется, по меркам Леса, где и дюжина человек вполне могла сойти за толпу. А население Добрынинки давно перевалило за две сотни. Крепкое хозяйство, гостеприимство обитателей, надёжные укрепления создали Добрынинскому Кордону репутацию главного перекрёстка Замоскворечья, где охотно принимают челноков, егерей, барахольщиков и прочий бродячий люд. Сергей был на Кордоне частым гостем и пользовался особым уважением - особенно после того, как по просьбе Вахи доставил с ВДНХ барана и пяток овец. С тех пор отара изрядно прибавила в числе, а в местной чайхане стали подавать превосходные, лучшие в Лесу, шашлыки и шурпу.
        Ваха взял со стола кувшин - изысканно-вычурный, сверкающий серебром, - и принялся разливать по серебряным с чернью чаркам кубачинской работы бледно-золотую жидкость. Чачу он гнал сам, из дикорастущего винограда, который на Кордоне сумели кое-как облагородить. Вино такая «лоза» давала нестерпимо кислое, а потому свежий сок сгущали и смешивали с протёртыми орехами, саговой мукой и мёдом диких пчёл. Получалось нечто вроде твёрдой пастилы, высоко ценимой за питательные свойства и удобство транспортировки. А выжимки шли на чачу.
        Наполнив чарки, Ваха вернул кувшин на место, рядом с чеканным блюдом, полным кусков жареной баранины, истекающих янтарным жиром. Добрынинский аксакал питал слабость к серебряной утвари - её немало нашлось в квартирах, давно лишившихся хозяев, в ювелирных и антикварных магазинчиках, которых в Замоскворечье всегда было пруд пруди. Хрусталя и фарфора Ваха не признавал, а на подколки - «вампиров опасаешься, уважаемый?» - отвечал невнятным бурчанием.
        - Вот ты мне скажи… - егерь с удовольствием выцедил чарку и принялся ковыряться в мясе. - Ты ведь, мусульманин, а спиртное хлещешь - только держись! Вам разве Аллах не запрещает?
        - Э-э-э, дарагой, какой запрет? - старейшина Кордона оприходовал чачу, сжевал кусок баранины и вытер жирные пальцы о загривок лежащего у его ног Абрека. Пёс повизгивал от преданности и изворачивался, норовя лизнуть руку хозяина.
        - Школа ходил, да? Омар Хайям, «Рубаи», знаешь? «Отравлен день без чистого вина»! Поезди с моё по горячим точкам - поймёшь, что все эти запреты вздор. Просто меру надо знать!
        Прапорщик военной полиции, получивший ранение в Ливии, был застигнут Зелёным Приливом на койке, в реабилитационном отделении госпиталя Бурденко. Не сумев в панике первых дней выбраться за МКАД, Ваха быстро осознал, что недуг, гонящий людей прочь из города, на него не действует. Собрал вокруг себя горстку таких же везунчиков, и после недолгих скитаний осел на Добрынинской. С тех пор община прирастала людьми, и не только кавказцами - вахиных земляков в ней насчитывалось здесь едва ли полтора десятка.
        Поселение разрослось, и теперь по праву считалась одним из самых крепких во всём Замоскворечье. Кроме винограда здесь выращивали овощи, занимались бортничеством, собирали орехи и ягоды. Но главным продуктом Добрынинки было саго - рассыпчатая, богатая крахмалом субстанция, получаемая из плодов дынного саговника, растения, дающего крупные, размером с дыню, плоды.
        Из саговой муки пекли лепёшки-лаваш, варили кашу, делали лапшу и даже ухитрялись лепить пельмени. Именно саговая паста и крупа, а вовсе не фирменная добрынинская медовая пастила, и даже не чача составляли львиную долю «экспорта» Кордона. Обычные злаки в Лесу росли неважно, и саговый лаваш стал излюбленной дорожной пищей челноков, егерей и прочих скитальцев.
        Абрек ухитрился извернуться и облизал руку хозяина. Получил щелчок по влажному кожаному носу, чихнул и шумно помотал кудлатой башкой.
        - Хороший у тебя пёс, Ваха, сильный.
        - В одиночку шипомордника берёт! - похвастал чечен. - Бешеные корни задолго до того, как созреют и из земли полезут, чует и сам выкапывает! А как караулит, э? На ночь посты не выставляю - всё унюхает, и тревогу зря не поднимет. Хочешь, щенка подарю?
        Егерь посмотрел на пса. Тот оставил руку Вахи и блаженно вытянулся у очага.
        - Спасибо, но куда он мне? Щенка растить надо, воспитывать, а я всё время в пути. К тому же, собака на своих лапах не всюду пролезть сможет - на дерево скажем, или в развалины. Была бы маленькая, вроде лайки, тогда можно и в рюкзак посадить. А такую лошадь - куда её?
        - Ладно, дарагой, не хочешь - твоё дело. Я вот давно собирался спросить - почему тебя называют Бичом? Ты же не сидел, да?
        - Слава богу, не пришлось. А «Бич» - это от фамилии. Бечёвниковы мы, со школы прилипло.
        Это было не совсем так: от отца-геолога Сергей наслушался рассказов о бичах - освобождённых, а то и беглых сидельцах, из которых в прежние времена рекрутировались сезонные рабочие для изыскательских партий и артелей. Эдакие ценители дикой таёжной свободы, идейные бродяги-одиночки, рыцари Фронтира, предпочитающие обитать там, куда не очень-то дотягивается тяжкая рука цивилизации. А потом прочёл в старом, ещё тридцатых голдов прошлого века, романе «Танкер „Дербент“», что слово «бич» позаимствовано из жаргона английских моряков, от слова beach («пляж, берег») и произошедшего от него «бичкомер» - береговой бродяга, матрос, списанный с корабля. Ну и взял себе такое прозвище - ещё давно, в школе. А что? Даже романтично: вольный лесной скиталец, романтик Леса, не зависит ни от кого, ни к чему не привязан - в самом деле, чем не бич?
        Ваха осушил третью чарку. Макнул кусок лаваша в жир, зажевал, вытер рукавом усы.
        - Проблема у меня, Бич. Сын мой, Умар, вырос, словно не нохч?й вовсе! Сильван, сам понимаешь…
        - Понимаю. Рождённые в Лесу на мир по-другому смотрят. Недаром глаза у них зелёные.
        - А я о чём говорю, да? Держать его при себе силой - сорвётся, уйдёт, а Чернолес-то под боком! Сунется туда - беда будет.
        Сергей испытующе посмотрел на Ваху. Чечен, не моргнув, выдержал взгляд.
        - Хочешь, чтобы я взял его в ученики?
        - Правильно понимаешь, брат. Я тебя просить не стал бы, сам догадался.
        - К чему церемонии? Просьбу твою я исполню. Куда ему прийти - сообщу, передам с белкой. А пока, собирай сына в дальний поход. Обувка покрепче, снаряга, оружие… да что я говорю, сам всё знаешь!
        - Знаю, да. - кивнул чечен. - Слюшай, а может, сразу и заберёшь его? Мамой клянусь, к утру всё будет готово - а то, как бы не забрёл по дороге куда не надо…
        - Извини, уважаемый, сейчас никак не могу. Через недельку жди белку. Доберётся Умар в срок до места, какое укажу - считай, прошёл проверку на профпригодность. Да ты не мандражи, справится, если голова на плечах есть.
        - Не буду спорить Бич, тебе виднее - ты егерь, я фермер.
        - Какой ты фермер, Ваха? - тихо сказал Сергей. - Ты - воин, тайпанан хьалханча[5 - Глава чеченского тейпа.]. И пусть тейп твой маленький, пусть люди в нём всякой крови, но всё одно: ты им и закон и защита, они за тебя любого порвут.
        - Как и друг за друга, Бич. В Лесу иначе нельзя.
        - Почему нельзя? Можно. Вон, Петюня один, и ничего, живёт.
        - Это пока он семью не завёл. - покачал головой чечен. - Без семьи - какой с него спрос? Мотайся туда-сюда, как лист на ветру… А если у мужчины жена, дети - надо на землю сесть, дом строить, к людям прислоняться, к соседям.
        - Так и я одиночка, забыл? И соседей у меня нет. Годы мои не те - прислоняться к кому-нибудь…
        - Ты - другое дело, Бич. Ты плоть от плоти Леса. Мы в нём живём, а ты им живёшь. Как мой Умар, как эти, из Лосинки…
        - Аватарки?
        - Да, они. За ними будущее, Бич, и за тобой - не за мной. Я доживу своё, детей подниму, помогу людям их детей поднять. А уж дети сами пусть всё по-новому устраивают, по-своему. Только чтобы не забывали, что они тоже люди. Ты им помоги, Бич, хорошо? Ты, как и я, прежние времена помнишь. Сколько тебе лет было, когда пришёл Зелёный Прилив, а?
        - Двадцать три.
        - Сейчас, значит, пятьдесят три? А мне уже седьмой десяток.
        - Да, Лес не даёт нам стареть…
        - Не так, Бич, не так. Это тебе он не даёт стареть. Мы сколько лет знакомы, двадцать?
        - Двадцать один год.
        - Двадцать один, да… и за это время ты совсем не изменился, пацан пацаном, прости за прямоту. Ты Лес в себя впустил, только по-другому, не как Умар, не как сильваны или эти, зелёные…
        - Аватарки, Ваха, аватарки. Когда запомнишь?
        - Не нравится мне это слово. Не наше оно, чужое. Так я о чём? Ты Лес чувствуешь, он - часть тебя. Но ты не дал ему себя переделать, собой остался. Понимаешь, да?
        - Не совсем, прости.
        - Э-э-э, потом поймёшь. А сейчас пообещай, что поможешь Умару и таким, как он, людьми остаться? Нас слушать не будут, а ты - такой же, как они. Тебя послушают.
        - Хорошо, уважаемый. Помогу.
        - Слово даёшь, да? - Слово.
        День второй

16 сентября, 2054г., четверг
        I
        Будить Петюню Сергей не стал. На Добрынинской их дорожки расходились: егерь приглашал челнока ради его длинноухого транспорта, но неуклюжая тара осталась на ступеньках музейного храма, и вся добыча теперь помещалась в лёгком тубусе. И теперь Петюня мог спокойно заняться своими делами - благо, на Кордоне есть, чем затариться, и ходка в любом случае не будет порожней.
        На часах - пять-сорок утра. Небо в прорехах древесных крон только-только начало сереть. Птичья мелочь, не умолкавшая всю ночь, затаилась после дождя и не нарушала предутренний сон обитателей Добрынинского Кордона.
        Спали, впрочем, не все. Вслед за егерем на двор вышел Ваха. За спиной у него маячил Умар, и егерь машинально отметил, что юноша действительно совсем не похож на отца. Характерные черты, присущие рождённым в лесу были у него выражены особенно сильно: зеленоватая кожа, янтарные глаза, тонкое, удлиненное лицо, слегка заострённые уши и нос, начинающийся чуть выше линии бровей. Сильваны - их ни с кем не спутаешь.
        - Слюшай, Бич, тут такое дело. Умар с парнями на разведку ходили. В сторону Калужской площади всё сплошняком заросло. Проволочный вьюн молодой, крепкий, рубить трудно. Отошли шагов на триста и вернулись - не пройти! А в противоположную сторону, как на заказ, чисто.
        - Обычное дело… - с зевком подтвердил Петюня. - Я сколько раз после дождя там ходил, осевая отсюда и до самой Павелецкой почти не зарастает.
        Челнок всё-таки проснулся, выбрался на воздух и теперь дрожал от сырости в длинной, до колен, холщовой рубахе. Вчера вечером, получив условленную плату, он стал напрашиваться с Сергеем, а получив отказ - расстроился, надулся, и ушёл спать в амбар, к своему Мойше. И вот, вылез во двор, поучаствовать в проводах.
        Сергей задумался. Участок Садового Кольца по Крымскому валу до Калужской площади, имел дурную славу. Подлесок здесь после любого дождя разрастался так, что приходилось прорубать дорогу, тратя по часу - полтора на то, чтобы преодолеть два десятка метров. Если, конечно, не столкнёшься с выводком плюющихся пауков. Эти здоровенные, размером с камчатского краба, создания, особенно опасные в густых зарослях, могли выстреливать липкую нить с капелькой яда на кончике, целя в глаза. Обитатели Чернолеса, они давно расселились за пределами Болотного острова и попадались даже на Шаболовке.
        - Пожалуй, двину в сторону Павелецкой. По Садовому, до поворота на Дубининскую, а дальше - как получится. Обойду Павелецкий Омут, потом через пути и дворами, на Кожевническую. Часов за пять, если повезёт, доберусь до Новоспасского моста.
        - Ты, брат, поосторожнее… - посоветовал Ваха. - Вода поднялась после дождя, кикиморы на берег полезут. Умар с парнями неделю назад ходил - едва отбились. Верно говорю, сын?
        Сильван кивнул. За время беседы он не произнёс ни слова.
        - Как-нибудь. Есть там две-три обходные тропки.
        - Ну, смотри. По мне - так близко, ох близко к Чернолесу!
        - Спасибо за заботу, уважаемый Ваха. Скажи, где тут у вас растут беличьи колокольцы? Надо дать знать Коле-Эчемину, чтобы ждал меня у Новоспасского моста.
        Орех больно щёлкнул по макушке. Сергей выругался и поднял голову - из листвы на него смотрела улыбающаяся зелёная рожица. Девчачья, с тонкими чертами и ярко-зелёными глазами.
        - Что, егерь, снова не вышло?
        - В следующий раз выйдет! - пообещал он, потирая ушибленное место. - И тогда уж я тебе хвостик того, открячу. Кстати, правда, что если дёрнуть посильнее, он сам оторвётся?
        - И этот туда же! - мгновенно вспылила девушка. - Достали уже с вопросами своими дурацкими!
        - А чё сразу дурацкие-то? Я чисто конкретно интересуюсь - хвосты у вас прочно прирастают, как у собак?
        - Сам ты собака злая! Пришито на живую нитку, потому как пауки.
        Пышный хвост служил белкам не только украшением. В кронах лесных гигантов обитал ещё один вид хищных пауков - птицееды, крупные, быстрые и чрезвычайно опасные создания. Их сторожевые нити, раскинутые на десятки метров, позволяют засечь любое движение, а фасеточные глаза, распознающие цветовые контрасты (главной их добычей служат птицы с броским оперением), позволяли точно выверить бросок. Ярко-рыжий хвост играл роль отвлекающего элемента - не раз бывало, что подвергшаяся нападению белка уходила невредимой, оставив его в паучьих жвалах.
        Девчонка, тем временем, поняла, что купилась самым примитивным образом. Кровь прилила к её лицу - то ли от гнева, то ли от смущения. При этом зелёная кожа пошла фиолетовыми пятнами. В сочетании с огненно-рыжей шевелюрой - впечатление неслабое.
        Эта игра тянулась уже больше года. Сергей как-то опрометчиво заявил, что сможет почувствовать приближение Яськи, и с тех пор, всякий раз, когда та являлась на зов беличьих колокольцев, пытался выполнить угрозу. Пока безуспешно - белки славятся умением бесшумно передвигаться. Говорили, что они подкрадываются к гнёздам спящих птиц и воруют яйца, причём владельцы гнёзд даже не просыпаются.
        Ставка в споре была нешуточной: девчонка пообещала в случае поражения отдать победителю хвост. Он у Яськи роскошный: больше метра в длину, густо-рыжий, с отливом в красноту и белым, на лисий манер, кончиком. Даже егерь, прекрасно знающий Лес и его обитателей, не мог припомнить, где водятся лисы таких размеров.
        Некоторые из Яськиных соплеменниц шли ещё дальше, дополняя «гарнитур» кожаным обручем с парой рыжих меховых ушек. Но сама она такого не одобряла, полагая подобные штучки профанацией и дешёвым косплеем, достойным малолетних идиоток из Замкадья. Яська носила тонкое трико из бурой замши, оставляющее открытым руки ниже локтей, тёмно-коричневый камзольчик без рукавов и мягкие тапочки на завязках. Их подошвы, изготовленные из особо обработанной кожи чернолесских кикимор, не скользили даже на самой гладкой поверхности.
        Талию белки, такую тонкую, что на ней, казалось, можно сомкнуть ладони, перетягивал широкий пояс с кожаными футлярами разных размеров, кобурой рогатки и сумочкой для шариков - обычные аксессуары почтовой белки.
        - Ну и куда на этот раз? - поинтересовалась Яська. - Если опять на ВДНХ, то ищи себе другую дурочку!
        Она шутила, конечно - Сергей знал, что девчонка ни за что не упустит случая явиться на вызов. У них даже имелся условный код: два долгих нажатия на утолщение стебля беличьих колокольцев, особой лозы, встречающейся в любом уголке леса, потом три коротких, долгое и снова короткое. Если через пять-десять минут лоза начинает дёргаться, повторяя сигнал, это означает, что Яська приняла вызов и уже в пути. И тогда оставалось ждать, обычно - не более двух-трёх часов. За это время белка могла, перелетая с ветки на ветку добраться от Сокольников до МГУ.
        Случалось, отзыв не приходил, и тогда Сергей понимал, что его знакомая либо занята, либо слишком далеко. В этом случае на зов являлась другая белка, и корреспонденция всё равно отправлялась по назначению. Как эти очаровательные существа узнавали, куда именно их зовёт сигнал, переданный беличьими колокольцами - не знал в Лесу никто, кроме них самих. Егерь как-то пытался расспросить Яську, но ничего не добился, белки крепко хранили свою профессиональную тайну. Не менее тщательно берегли они и другой секрет - «адрес» своей штаб-квартиры, располагавшейся, по слухам, в одном из московских парков.
        - На этот раз на Нагатинский затон. Найди Колю-индейца, передай, что Бич будет ждать не у Крымского моста, а у Новоспасского. Скажем… - Сергей посмотрел на запястье, - через три часа. Раньше - голяк, не успеть. Колю-то знаешь?
        - Эчемина? Знаю, конечно. - кивнула белка. - Прикольный парень, наши девчонки с него тащатся. Депеша, значит, срочная? Тогда с тебя десять.
        Егерь отсчитал желуди в подставленную ладошку. Белка привычно лизнула один за другим, удовлетворённо хмыкнула и ссыпала в поясной кошель.
        Сергей сделал вид, что обиделся.
        - Не доверяешь? Я что, хоть раз кого-нибудь кидал? Тем более - вашу сестру, белку?
        - Это я так, машинально… - рассеянно отозвалась девушка. - Позавчера на ВДНХ один тип из Замкадья пытался расплатиться горстью левых желудей, а потом права качать стал. Ну, я и объяснила, что так поступать нехорошо.
        - Жив?
        - Когда уходила - дышал.
        Тот, кто решил бы, что с хрупкой, как былинка, Яськой, несложно справиться, рисковал жестоко разочароваться. За нежным девичьим обликом скрывались стальные мышцы, невероятная реакция и невероятная же выносливость. Кроме того, белки носили за спиной в чехле трумб?ш - большой, замысловатой формы, африканский нож со множеством отростков на лезвии, одинаково пригодный для метания и для рубящего удара. Белки владели ими виртуозно - Сергею случилось как-то увидеть, как Яська в прыжке с ветки на ветку, на лету, рассекла трумбашем трёх чернолесских нетопырей-кровососов. Дело было на высоте сорока метров, в ветвях исполинских ясеней, растущих на месте парка Музеон.
        - Извини, не спросил - как добралась, без проблем?
        - Вышла заминка тут, неподалёку, на Садовом. Не поверишь, пришлось даже подниматься на третий ярус!
        Вертикальное пространство Леса белки делили на пять «ярусов». К первому относился подлесок, царство кустарников и стелящихся лиан, не выше третьего этажа панельной многоэтажки. Второй - обычные деревья, редко вытягивавшиеся выше восьмого-девятого этажей домов, где как раз и начинались ветви великанов лесного царства. Те образовывали три следующих яруса - третий, от восьмого этажа примерно до двадцатого, четвёртый, тянущийся ввысь ещё метров на тридцать. И наконец, верхний, пятый - верхушки крон деревьев-гигантов, самые высокие из которых соперничали со сталинскими высотками.
        - На Валовой, в первом ярусе, совсем скверно. - продолжала белка. - Похоже, у плевак миграция: ясверху насчитала десятка два крупных выводков. Хорошо хоть, выше второго они не забираются, а то хрен бы я там прошла!

«Плеваками» вобиходе называли плюющихся пауков.
        - Вот как в воду глядел, надо идти к Павелецкой. Кстати, о плеваках - мне тут Яша рассказывал… ты ведь знаешь Яшу? Университетский, грибы изучает.
        - Как же! - Яська кивнула. - Я к ним иногда заглядываю - то одно, то другое…
        - Так вот, Яша уверял, что плеваки были и до Прилива. Особая порода, тропическая, и тоже плевались ядом. Потом какие-то идиоты взяли манеру держать их как домашних питомцев, в прозрачных ящиках.
        Белка слушала с неослабным вниманием, даже рот приоткрыла.
        - …а во время Зелёного Прилива а эти милые создания выбрались наружу, приспособились, выросли, мутировали. И вот, получите - плеваки!
        - А чего они тогда в Чернолесе поселились? Я раньше думала - потому что там всякая дрянь водится, вроде шипомордников, а не нормальные звери. Выходит, не так?
        - Выходит, не так. Клык на холодец, хозяева обитали где-нибудь в тех краях, вот они и прижились.
        Яська сплюнула и грубо, не по-женски, выругалась.
        - Мало в Лесу всякой дряни, так ещё и это! Надо же додуматься - ядовитых пауков дома держать!
        Белки, как и их родичи, «аватарки», славились нетерпимостью ко всему, что находится за границами Леса.
        Сергей встал.
        - Ладно, давай прощаться. Мне ещё мимо Павелецкой идти, сама понимаешь…
        Очень хотелось ещё поболтать с симпатичной девчонкой, но время поджимало.
        - Понимаю… - белка встала на цыпочки и чмокнула егеря в заросшую щетиной щёку. - Фу, колючий! Ты смотри, осторожнее там, не попадись кикиморам. Кому тогда мой хвост достанется?
        Задорно улыбнулась и растворилась в ветвях.
        II
        - Опять двадцать пять! - Егор пододвинул к себе очередной «Журнал учёта». Подзаголовок «Инструктаж Т.Б.» был отпечатан бледным машинописным шрифтом на полоске клетчатой бумаги.
        - Расписывался ведь уже. Сегодня. И вчера тоже. Сколько можно?
        - Сколько нужно, столько и можно. Согласно инструкции.
        Пятидесятипятилетний лаборант Фёдор Матвеевич Фомичёв (коллеги звали его исключительно «Фомич») извлёк из нагрудного кармашка ручку и протянул Егору.
        - Вдруг ты в яму провалишься и ногу сломаешь? Или зверя дикого спугнёшь, а он тебя порвёт? Начальство спросит: «почему не довели до сотрудника правила поведения в Лесу? Который, между прочим, есть объект повышенной опасности?» А мы ему этот журнальчик: «Как же-с, довели, разъяснили, проинструктировали! Вот, расписался честь по чести». А это значит - что?
        - Что?
        - А то, что пострадавший нарушил технику безопасности, с которой был своевременно ознакомлен. В соответствии. А значит, проявил халатность, и к руководству лаборатории претензий быть не может.
        - Ясно. - вздохнул молодой человек. - Чёрт, не пишет…
        Стальное перо карябало бумагу, не оставляя следа.
        - Чернила кончились. Дай сюда.
        Фомич извлёк из ящика стола пузырёк с фиолетовой жидкостью, отвинтил колпачок, опустил кончик ручки в чернила, поколдовал, посмотрел на свет. Егор поймал себя на мысли, что он похож на средневекового алхимика.
        - Китайская! - похвастался лаборант. - Гоша подарил. Нашёл, говорит, в квартире какого-то профессора.
        - А кто это - Гоша?
        - Потом узнаешь.
        Егор уже привык, что почти всё, что окружает его в Университете - родом из середины прошлого века. Но смириться с отсутствием нормальных письменных принадлежностей он не мог. Не мог и всё! Ни гелевых или хотя бы шариковых ручек, ни даже фломастеров - карандаши и «автоматические» перья, которые требовалось сперва заправить чернилами. А то и совсем уж древние приспособления в виде деревянной палочки со стальным пёрышком, которое при письме надо обмакивать в чернильницу. Егор успел попользоваться таким и с ужасом осознал, что писать придётся учиться заново.
        Он осторожно взял ручку, вывел в графе фамилию, расписался. К удивлению, обошлось без кляксы.
        - Фомич, а что здесь было до Зелёного Прилива?
        - Здесь? Университет и был, что же ещё?
        - Я имею в виду - на нашем этаже. Тоже кафедра ксеноботаники?
        - А-а-а, вот ты о чём…
        Лаборант отобрал у Егора ручку, завинтил колпачок и спрятал в нагрудный карман.
        - Нет, раньше Биофак сидел в другом корпусе, вместе с почвоведами, а здесь был Мехмат. А когда корпус Лесу достался, нас сюда заселили - математики-то все наружу подались.
        - Ясно. Какая математика без компьютеров?
        - Именно. Но и у нас с приборами беда. Всё ГЗ обшарили в поисках старого оборудования, в Замкадье кому показать - животики надорвут. А главная беда с пишущими машинками. Если бы не барахольщики, уж не знаю, как и обходились бы…
        - Барахольщики?
        Он уже во второй раз слышал это слово. Первый раз о загадочных барахольщиках упомянула Лина.
        - Есть тут у нас такие, из понаехавших.
        - Не понял, из кого?
        - «Понаехавшими», - терпеливо объяснил Фомич, - называют тех, кто приехал в Лес из-за МКАД и решил остаться. Было раньше такое словечко. Я вот, к примеру - «понаехавший».
        - А я?
        - А ты пока просто приезжий. Вот устроишься на постоянку - тогда и станешь «понаехавшим».
        - А кто ещё есть?
        - Лесовики - это те, кто жил в Москве до Зелёного Прилива, или перебрался сюда давно, лет пятнадцать назад. Коренные, так сказать, обитатели. Есть ещё аватарки, но про них я говорить не хочу, противно.
        Егор воздержался от расспросов о загадочных и, по-видимому, не слишком приятных аватарках. Но зарубку в памяти сделал.
        - Ещё сильваны - они родились в лесу и никогда не выбираются за МКАД.
        - Что, бывают и такие?
        - Конечно, а как же? Лесу тридцать лет и за это время у здешних жителей рождались дети.
        - Ясно. Так что барахольщики?
        - Они шарят по брошенным домам в поисках того, что имеет ценность за МКАД - золото там, ювелирные изделия, антиквариат… Нам от них тоже кое-что перепадает: Университет скупает арифмометры, микроскопы и пишущие машинки, изготовленные до середины прошлого века.
        - Почему только до середины?
        - Так пластмасса же, будь она неладна! В оборудовании поздних выпусков её полно, и в Лесу всему этому, сам понимаешь, приходит кирдык. А машинка «Москва» 1953-го года выпуска как работала, так и работает. Ну и арифмометры, конечно. «Феликс» - приходилось видеть? Древность неимоверная, но без них мы бы на счётах щёлкали, или столбиком умножали.
        Фомич убрал «Журнал учёта» внесгораемый шкаф и залязгал ключами.
        - Что-то заболтались мы. Пошли, шеф ждёт.
        - Как вам известно, молодой человек, наша кафедра именуется «кафедрой ксеноботаники». А лаборатория, в которой вы числитесь стажёром - «лаборатория экспериментальной микологии». Вам знакомы эти термины?
        - «Ксено» - это, кажется, «чужие»? - осторожно ответил Егор. Очень не хотелось ударить в грязь лицом.
        - Применительно к нашим обстоятельствам - скорее «иные». Это понятие в Лесу можно отнести ко многому - к растениям, животным, даже к некоторым э-э-э… гуманоидам. И, разумеется, к грибам, которым наша лаборатория обязана своим названием, ведь «микология» - не что иное, как наука о грибах. Когда в 1928-м году Флеминг выделил из штамма Penicillium notatum пенициллин, это сделало микологию важнейшим разделом биологической науки. Но даже этот переворот бледнеет в сравнении с тем, как изменят мир результаты наших исследований - куда там вашей любимой физике!
        Когда Егор сообщил новому шефу о том, что после окончания Университета хочет заняться не плесневыми грибками и вообще не биологией, а изучением физической природы Леса, Яков Израилевич пришёл в неистовство. Результатом чего и стала эта лекция.
        - …если мы научимся контролировать так называемую «пластиковую плесень», пожирающую в Лесу большинство видов полимеров, мы навсегда покончим с проблемой мусора. Десятки миллионов тонн пластиковых отходов, от которых планета задыхается, будут превращены в удобрения, биологически активные субстанции и новые виды топлива. И это лишь одна из наших тем!
        Может, Яков Израилевич и преувеличивал, но не слишком сильно. То, что Егор успел узнать о работе лаборатории, производило впечатление.
        - …но для этого предстоит сделать многое. В частности - расставить снаружи контейнеры с образцами. Этим вы с Фёдором Матвеевичем сегодня и займётесь. Инструктаж прошли?
        Егор кивнул. Он был слегка обескуражен таким переходом от приступа научного энтузиазма к повседневной текучке.
        - Тогда выписывайте у секретаря пропуск на выход в Лес и отправляйтесь. И вот, держите, на всякий случай…
        Завлаб выложил на стол массивный пистолет с очень толстым стволом и горсть картонных патронов.
        - Ракетница. Зверя отпугнуть или сигнал, случись что, подать - наблюдатели с ГЗ заметят, поднимут тревогу. Ну, чего ждём? Ступайте, ступайте!
        III
        Лес щадил дороги, проложенные его двуногими обитателями. И делал это с какой-то загадочной избирательностью: одни тропы не зарастали годами, другие скрывались в бурной поросли после первого же дождя. Казалось, людей таким образом подталкивают обходить одни районы и почаще посещать другие. Большинство не пыталось сопротивляться - тем более, что в таких местах куда реже встречались опасные твари, вроде пауков-плевак или гигантских саблезубых кошек, выходцев из далёкого прошлого Земли.
        Но из любого правила случаются исключения. Обитатели Павелецкого омута с некоторых пор взяли манеру разбойничать на торных тропках Садового Кольца и Дубининской улицы. Незадолго до Зелёного Прилива на площади перед вокзалом затеяли строительство подземного торгового центра. Но завершить не успели, и котлован, загромождённый бетонными конструкциями, затопили грунтовые воды.
        В результате образовался гнилой, застойный пруд изрядной глубины. Лет пять назад в нём появились хищные октоподы, прозванные «кикиморами» за спутанные грязно-зелёные волокнистые пряди на осьминожьем теле. Эти существа, способные выбираться на сушу и подолгу оставаться вне родной стихии, прижились в Омуте, расплодились и принялись терроризировать округу.
        Но вскоре хищники и сами стали добычей. Лесные умельцы научились использовать кожу кикимор - её обрабатывали так, что она приобретала эластичность, не уступая натуральному каучуку. Полученный материал шёл на мехи для воды, подошвы, тяжи охотничьих рогаток, сторожк? силков и массу других полезных вещей.
        Охота на кикимор была занятием небезопасным - особенно после сильных дождей, когда те выбирались на берег и устраивали засады, закапываясь в набухшую от дождевой воды землю. Зелёные космы делали их почти незаметными, и как правило, жертва узнавала о засаде только когда её со всех сторон захлёстывали щупальца - кикиморы охотились группами по две-три особи.
        Что-то подобное и случилось с беднягой, труп которого Сергей обнаружил возле поворота на Дубининскую. Судя по татуированному на бритой голове знаку в виде треугольника с крюками по вершинам - из крупной общины родноверов, обосновавшихся в районе Большой Полянки.
        Сергей терпеть не мог поклонников Чернобога за упёртость, склонность к мракобесию и первобытную жестокость: родноверы широко практиковали ритуальные пытки и ритуальный же каннибализм. Но, увидев, во что превратилось тело несчастного, егерь не мог ему не посочувствовать. Щупальца, вооружённые мощными присосками с роговыми крючьями, разорвали брюшину и грудную клетку, и теперь кикиморы увлечённо копались в месиве из кишок, крови и поломанных рёбер. Казалось, они вот-вот довольно заурчат, несмотря на то, что немы, как рыбы, с которыми кикиморы делят среду обитания.
        Снаряжение неудачника - ловчий шест с проволочной петлёй и АКМ - валялись неподалёку. Егерь, не сводя глаз с кикимор, подобрался поближе и нашарил в траве автомат. Твари, почуяв его, отвлеклись от трапезы и приняли угрожающие позы, раскинув щупальца веером - предостережение конкуренту, задумавшему покуситься на добычу. Сергей мог, не особо напрягаясь, перебить всех трёх, вовремя обнаруженные кикиморы не так уж и опасны, расправиться с ними можно без стрельбы, одной рогатиной. Но зачем? Даже если закопать недоеденного родновера, сородичи убитых тварей доберутся до тела за считанные часы. Упорства и чутья на падаль им не занимать.
        А погибший… что ж, ему отмерялось его же мерой. Родноверы поедали печень убитых врагов, каковыми провозгласили всех, кто не разделял их языческий культ. И чем, в таком случае, они лучше кикимор, которые всего лишь следуют инстинктам? Разве, тем, что кикиморы жрут молча, без затей, а их двуногие родичи обставляют этот процесс камланием и прочими ритуалами.
        Стараясь не поворачиваться спиной к угрозе, Сергей обошёл место кровавого пиршества и пошёл прочь, по Дубининской. Отойдя шагов на сто, он остановился и осмотрел добычу. АКМ, в меру потёртый - видно, что сожранный родновер любил оружие и тщательно за ним ухаживал.

«Ну что, сынку, помог тебе твой автоматик? Говорят же умные люди: „Лес не тир и не передовая, тут, прежде чем стрелять, надо сперва подумать - а стоит ли? И уж тем более, когда у тебя в руках не двустволка, а такая вот машинка“.»
        На дереве приклада красовался тот же знак, что и на скальпе покойника. На обратной стороне имел место знак волчьего крюка, а на шейке ложи владелец автомата прорезал ножом пять глубоких бороздок.

«Что ж, всё правильно. Кикиморы встретили своего».
        Можно, конечно, продать автомат - на рынке Речвокзала за него дадут полторы-две сотни жёлудей, а на базарчике возле ГЗ - так и все три. Но…
        Рядом мостовую рассекал широкий разлом. Мутная жижа, заполнявшая его, булькнула, принимая смертоносную железяку. Егерь старательно вытер ладони пучком травы, словно избавлялся от въедливого запаха, и зашагал по тропе, в обход полуразрушенного здания вокзала.
        IV
        Задание показалось несложным: выбраться наружу через сектор «В», предъявив пропуск охраннику, скучавшему возле крупнокалиберного пулемёта, пересечь двор, миновать наружную проходную. Пройти через автостоянку, перебраться через узкий каньон, в который превратилась улица Менделеева, и расставить на противоположной стороне десяток дырчатых алюминиевых ящичков, воткнув возле каждого арматурину с красной тряпкой.
        И всё. По прямой - жалких три сотни метров. Егора даже огорчило, что его первая полевая операция оказалась такой ерундовой.
        Но на деле всё оказалось не так просто. Подлесок, бурно полезший из-под земли после ночного ливня, неузнаваемо изменил тропки, в изобилии протоптанные вокруг Главного здания. В двух десятках шагов от выхода тропу преградил ряд высоченных, в полтора человеческих роста, грибов с вытянутыми вверх сморщенными шляпками. Эти сморчки-переростки македонской фалангой встали на пути к коробке проходной, и обойти их не было никакой возможности.

«Вот тебе и экспериментальная микология… - ругался Фомич, рассекая белёсые, ножки, усеянные бледно-лиловыми пупырями. - К бениной маме такие эксперименты, я лучше в кладовщики попрошусь…»
        С первых же шагов они промокли насквозь - не помогли и плащ-палатки, наброшенные поверх рюкзаков. Дождь давно прекратился, но струйки воды с ветвей, с листьев, со шляпок грибов, обдавали с ног до головы при каждом шаге. Трава, высокая, ярко-зелёная, вылезшая сквозь раскрошенный асфальт, тоже насквозь пропиталась влагой.
        Бывшую автостоянку)по уверениям Фомича, вчера ещё проходимую) перегораживали два рухнувших крест-накрест толстенных дерева. Преодолевать такое препятствие поверху желания никто не выказал, а дорога в обход заняла не меньше часа - сквозь сплошной бурелом, густо затянутый проволочным вьюном, под рюкзаками с контейнерами и связками шестов.
        Дощатые мостки смыло ночным паводком, но одна из ветвей упавшего великана удачно легла поперёк каньона. По ней-то они и перебрались через провал, избежав утомительной и рискованной возни с верёвками. «Ничего… - ворчал Фомич. - Мичуринцы к вечеру починят, им же надо как-то ходить на рынок ГЗ?» На вопрос Егора «кто такие мичуринцы?» заслуженный лаборант объяснил, что так называют фермеров из посёлка на территории Ботанического сада МГУ. «Груши у них - объедение! - причмокнул Фомич - И других фруктов полно - ананасы там, фейхуа…»
        С контейнерами покончили быстро, благо, на той стороне подлесок разросся не так буйно, уцелела даже тропка, протоптанная вдоль ограды Ботанического сада. Воткнув последний шест, напарники решили перевести дух перед возвращением.
        Фомич пошуровал древком рогатины в траве - не притаилась ли там какая-нибудь кусачая пакость? Сел на ствол поваленной липы (нормальной, не великанской), извлёк из кармана кисет и свернул самокрутку.
        - Вот так оно и в Лесу и бывает, стажёр. Сегодня есть тропа, а завтра - такой бурелом, что лешак ногу сломит. Поди, угадай!
        Егору хотелось обматерить напарника за то, что тот поленился подняться на башенку корпуса «М» иоттуда, с верхотуры, осмотреть маршрут. Тогда бы и гадать не пришлось - знали бы точно, где и какие препятствия их ждут. Но портить отношения с коллегой не стоило. Хотя бы, до конца стажировки.
        - Классная штука! - он показал на рогатину Фомича. - А мне такую даже не предлагали.
        Инструмент, и правда, был хорош. Полутораметровое древко заканчивалось лезвием, вроде длинного, широкого ножа с толстым обушком - оно с одинаковой лёгкостью рассекало и завесу проволочного вьюна, и ножки гигантских сморчков, и перепутанные ветви.
        - Это не со склада. - пояснил лаборант. - Один егерь, известный в Лесу человек, подарил нашему Шапиро. Только он сам из ГЗ носу не кажет из-за эЛ-А, вот и даёт мне. Это здешняя, лесная придумка, наподобие якутского копья «пальма». Удобная штука, дорогу в подлеске прорубать - лучше не придумаешь.
        Сам Егор сражался с буреломом при помощи мачете - обычной рессоры, выпрямленной, заточенной и снабжённой деревянной ручкой. Мачете выдал перед выходом прапор-завхоз, и долго наставлял на предмет бережного отношения к казённому имуществу.
        - Где бы и мне такую добыть? На рынке?
        Он собирался заглянуть туда после вылазки - прикупить на ужин местных «фермерских» продуктов.
        - На рынке ты пальму не найдёшь, - разочаровал лаборант. - Работа лучшего в Лесу мастера. Бич - это егеря так зовут - говорил, что его кузня стоит на железнодорожном мосту, и туда не всякого пускают, а только своих, знакомцев. Ты лучше нож хороший купи, твоё-то барахло годится только банки открывать.
        И пренебрежительно ткнул пальцем в штык-нож. Ноготь у лаборанта был тёмно-жёлтый, табачный.
        - Закуришь?
        Егор принюхался к дыму.
        - Травка?
        - Зачем? - удивился Фомич. - Обычный табак. Челноки таскают с Филей, тамошние фермеры выращивают. Дурь нужна - поспрошай на рынке, там её полно, всякой. Но если надумаешь брать табак - спрашивай только филёвский, он самый забористый. Ну и травка у них тоже ничего, вштыривает.
        - Что, так прямо, в открытую, и торгуют?
        - А чего скрывать-то? Нет, поначалу, конечно, запрещали, но когда выяснилось, что здешние наркотические средства не вызывают привыкания - бросили. Только я тебе не советую. Шапиро крепко этого не одобряет, узнает - уволит без второго слова.
        - Но если местная наркота не даёт привыкания, её же за МКАД с руками оторвут! Все жители Леса озолотятся!
        Фомич плюнул в ладонь, затушил самокрутку и хозяйственно припрятал окурок в кисет.
        - А на кой ляд им это? Деньги здесь никому особо не нужны, золота и камешков в квартирах и ювелирках столько, что за сто лет не выскрести. Всё, что нужно, людям даёт Лес, а чего не хватает - можно поискать в брошенных домах. Или на рынке выменять. К тому же, большинство замкадных товаров в Лесу бесполезны.
        - И всё же - не понимаю! - продолжал упорствовать Егор. - Это же золотая жила! Наверняка должен быть способ…
        - Штука в том, что привыкание-то есть, но не к наркоте, а к самому Лесу. Это называется «Лесной Синдром» или «Зов Леса». В какой-то момент замкадника, подсевшего на лесную дурь, начинает мучить депрессия и сильнейшие головные боли. Кстати, то же самое относится не только к наркоте, но и к лекарствам и всяким там биоактивным добавкам, произведённым из лесных компонентов. Медицина тут бессильна, единственный выход - не удаляться от Леса. А лучше вообще перебраться сюда.
        - Но ведь Аллергия…
        - А я о чём? Нормально жить снаружи такие люди не могут - спятят, или покончат с собой. Как-то существовать можно только в узкой, пару километров шириной, полосе вдоль МКАД. А вот если у человека Зелёная Проказа - тогда всё, прямая дорога в спецсанаторий.
        - Зелёная Проказа? Это ещё что такое?
        Фомич скривился - то ли брезгливо, то ли от горечи, будто раскусил зёрнышко чёрного перца.
        - Слушай, давай сменим тему, а? Неохота об этой пакости.

«Не много ли накопилось загадок? Зов Леса, сильваны, спецсанаторий, проказа какая-то зелёная… Рано или поздно придётся с этим разбираться, если, конечно, хочешь сделать то, ради чего явился в Московский Лес…»
        V
        На левом берегу Москвы-реки, возле Новоспасского моста почти не осталось целых домов. От двух- и трёхэтажек постройки начала прошлого века и плоской индустриальной коробки Лес оставил груды строительного мусора, укрытые толстыми подушками мха и дремучим кустарником. Уцелела, разве что Г-образная сталинская восьмиэтажка, одним фасадом выходящая на въездную эстакаду моста а другим - на набережную. Там и дожидался Сергея вызванный из Нагатинского затона лодочник.
        Пирога была хороша. С ротанговым каркасом, обтянутым древесной корой, она радовала глаз жёлтым, солнечным оттенком и индейскими узорами на высоких гребнях носа и кормы. Сергей закинул внутрь рюкзак и осторожно забрался сам. Лёгкое судёнышко качнулось, и он едва не полетел в воду.
        - Полегче, Бич! - засмеялся лодочник. - Я не собирался принимать ванну, вода сегодня холодная!
        Посылая белку к адресату, егерь не зря назвал того «индейцем». Николай Воропаев, известный обитателям Москвы-реки как «Коля-Эчемин» попал в Лес не через Речвокзал или ВДНХ. Он пересёк МКАД в районе Лосиноостровского парка и бесстрашно углубился туда, куда далеко не всякий коренной обитатель Леса отважился бы явиться незваным. Коле повезло: после долгих, изнурительных скитаний он добрался до селения Пау-Вау, на юге Сокольников - куда, собственно и стремился, затевая рискованное путешествие.
        Матёрый экстремал-каякер, прошедший самые сложные сплавные маршруты планеты, Коля всерьёз увлекался индеанистикой. Вместе с другими поклонниками образа жизни североамериканских аборигенов, он ежегодно раскидывал шатёр-типпи на «Российской радуге». И, как многие в этой среде, грезил Московским Лесом, где давно обосновалась интернациональная община «индейцев».
        ЭЛ-А, Лесная Аллергия, непреодолимая для подавляющего большинства обитателей планеты, Колю пощадила. Обитатели Пау-Вау - так называются собрания коренных американцев, а заодно, фестивали поклонников «индейской» культуры - приняли его легко. Здесь принимали всех, кто готов жить, следуя их немудрёным правилам.
        С ними Коля провёл около года. Получил новое имя «Эчемин», обзавёлся ножом «бобровый хвост», мокасинами, штанами и рубахой из оленьей замши и отрастил длинные волосы. Их он заплетал в косицы, свисающие до плеч - с крупными бусинами и пёрышками выпи, своего тотемного животного. Но главное, построил пирогу, которая и дала ему новое имя: на языке племени наррангас?т «Эчемин» означает «человек, плывущий на лодке».
        И с этого момента Коля-Эчемин оказался потерян для Пау-Вау. По Яузе он добрался до Москвы-реки, и там встретился с «речниками» - обитателями Нагатинского затона, крепкой общины, прибравшей к рукам сообщение по всем водным артериям Леса. Здесь Коля быстро стал своим и проводил в Нагатинском затоне куда больше времени, чем на берегу Богатырского пруда. Впрочем, он регулярно наведывался к соплеменникам, участвовал в их ритуалах и с удовольствием сидел у Большого Костра, где передавали по кругу курительные трубки и кувшины с пивом. Он даже обзавёлся постоянной подругой, вдовой соплеменника, погибшего на охоте, которую звал Моема - «сладкая» на языке индейцев. Коля привозил Моеме изделия мастеров, обитающих в разных краях Леса - украшения из бисера и тиснёной кожи, сработанные в Пойминском Городище, керамическую посуду из Монастырского острога, что на берегу Яузы, искусные курьяновские вышивки. В ответ женщина разукрасила его рубаху плетёными из цветных шерстинок и кожаных ремешков пёстрыми индейскими орнаментами с тотемными животными, геометрическими фигурами и изломанными линиями - в знак прочности
отношений.
        - Ну что, Бич, как договорились, на Речвокзал? Да ты устраивайся поудобнее, дорога долгая…
        - Туда. Вот, нарыл кое-что в Третьяковке, везу заказчику.
        Коля неодобрительно покачал головой.
        - Вы, егеря, все чокнутые - лезете в самые гиблые места. Было хоть, ради чего?
        - Это как посмотреть. По мне, так всем дряням дрянь, и чем быстрее она покинет Лес, тем лучше. Но, видать, кому-то сильно занадобилась, раз так башляет.
        - За что башляет-то - не скажешь?
        - Не могу, условие сделки. Вот разойдёмся краями с заказчиком - тогда, клык на холодец, расскажу.
        Каякер кивнул.
        - Если хочешь, я тебя на Речвокзале подожду. Обратно вместе и двинем, идёт?
        - Идёт.
        Сергей пристроил рюкзак под спину, положил рогатину и двустволку так, чтобы они были под рукой, и осторожно попробовал каблуком днище пироги. Он не в первый раз путешествовал с Колей, и всякий раз удивлялся, каким прочным материалом может быть берёзовая кора - если, конечно, взята от правильного дерева, правильно обработана и пропитана горячим маслом - тоже правильным. Коля ни разу не продырявил днище своей пироги - на ровной, шелковистой на ощупь коре не было ни одной заплатки.
        Каякер протянул пассажиру весло, короткое, с поперечиной на обратной стороне рукояти и остроконечной лопастью, в форме древесного листа со всеми положенными прожилками. Коля собственноручно вырезал пару таких вёсел из ясеневых досок, по образцу вёсел эльфийских лодок, подсмотренных в древнем, начала века, кинофильме.
        - Ну что, отчаливаем? Только, Бич, скоро придётся заночевать. Чернолес мы засветло проскочим, да и Крымский мост, пожалуй, тоже. А дальше всё - выше Нескучного сада русло с обеих сторон сильно заросло, течение на стремнине - ой-ой-ой. В темноте туда соваться - гиблое дело.
        Сергей задумался.
        - Можно переночевать у Кузнеца.
        - Лады, так и сделаем.
        VI
        Зверь появился неожиданно. Секунду назад ничего не было - колыхались тени, весело цокали по широким листьям капли, солнце играло на глянцевой зелени - и вдруг из густого, зелёного полумрака уставились на людей жёлтые, с вертикальными щёлками зрачков, глаза. Огромная кошка беззвучно разинула пасть, сверкнули изогнутые клыки, каждый длиннее ладони.

«Смилодон, саблезубый тигр? - только и подумал Егор. Отстранённо подумал, будто не смотрел на него в упор невесть откуда взявшийся хищник. - Вон, и хвост обрубком… нет, пожалуй, мелковат…»
        Зверюга издала низкий утробный рык.
        Рука сама, без его участия, нащупала в складках плащ-палатки ракетницу.
        Фомич неумело выставил рогатину перед собой, зажав её под мышкой, и отставив локоть, словно собирался стрелять. Костяшки пальцев побелели от напряжения, руки мелко тряслись. Дрожь передавалась лезвию, и солнце весело вспыхивало в капельках воды на гладкой стали.

«…кисточки на ушах, бакенбарды, пятна… саблезубая рысь, вот это кто! Но до чего здорова…»
        Егор вскинул ракетницу, одновременно оттягивая большим пальцем ударник. Но за мгновение до выстрела рысь перетекла в сторону, фыркнула совершенно по-кошачьи - и исчезла, оставив после себя едкий запах крупного зверя. Хлопок, ракета, разбрасывая красные искры, ширкнула вслед. В ответ из зарослей прилетел злобный мяв - больше для порядка, чтобы поставить на место возомнивших о себе двуногих.
        - Ну, ни хе… себе сюрпризы! А говорили - безопасно!
        - Кто ж знал-то? - Фомич опустил рогатину и прислонился к мохнатому, укутанному бурыми волокнами, стволу древовидного папоротника. Лаборанта колотило.
        - Они не то что к крыльцу - во двор ГЗ никогда не забирались, а тут на тебе! Совсем страх потеряли, пора учить!

«…ты, пожалуй, научишь! Тоже мне, Зверобой - кожаные памперсы…»
        - Что это за тварь такая? Не бывает же саблезубых рысей!
        - В Лесу всё бывает. - лаборант справился с тремором, только глаза затравленно бегали туда-сюда. - Подумаешь, эка невидаль - баюн! Раньше за улицей Косыгина, на Воробьёвых горах, их было полно, это сейчас золотолесцы повыбили.
        - Баюн?
        - Ну, кот-баюн, из сказок, неужели в детстве не читал? Здоровенный такой котище с колдовским голосом. Сидит себе на столбе, а как увидит путника - непременно заговорит, усыпит, а потом убьёт и сожрёт!
        - Что съест - это я могу поверить. - хмыкнул Егор. - Но чтобы говорил?..
        - Не слышал ты, как они перекликаются в зарослях на полнолуние. Чисто нежить, вроде русалок!
        - Или леших?
        - Ты лешаков не трожь! - построжел Фомич. - Лешаки - наше всё, без них мы бы хрен чего тут наисследовали. Вот отправят в дальнюю вылазку - сам всё узнаешь.
        - А отправят? Я же только-только поступил, ещё на испытательном сроке.
        - Куда ты нахрен денешься? На кафедре у тебя одного полная невосприимчивость к эЛ-А. Так что готовься к подвигам во славу микологии - Шапиро тебе не даст штаны просиживать, не для того на работу брал!
        Привычное амплуа наставника молодёжи вернула Фомичу душевное равновесие.
        - Ладно, пошли, а то нас, поди, заждались.
        Из-за завесы проволочного вьюна, заплетавшей крыльцо корпуса «В» - и когда он успел затянуть прореху, двух часов ведь не прошло? - послышался встревоженный голос.
        - Эй, мужики, вы там живы, што ль? Отзовитесь!
        - Охранник… - лаборант зло сплюнул. - Опомнился! Сожрали бы нас у самых дверей - так бы и давил на базу в обнимку со своим пулемётом, сволочь! Вот закончим дела - напишу на него докладную. Нефиг на посту спать!
        VII
        Д-дут! Д-ду-ду-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут!
        Звук прокатился над водой и увяз в сплошной стене чёрно-зелёной растительности. Сергей невольно втянул голову в плечи - умом он понимал, что стрельба с крепостной стены не представляет для них опасности, но, поди, объясни это дремучим инстинктам! А те настойчиво требуют сжаться в комочек на дне пироги, ведь по слуховым перепонкам долбят очереди «Владимирова» ибледные на фоне дневного неба трассеры мелькают над самой головой. Д-дут! Д-дут! Д-ду-ду-дут!
        Но сжиматься нельзя. Надо изо всех сил орудовать веслом, выгребая против течения, чтобы поскорее миновать опасный участок. И не забывать, что беда может прийти совсем с другой стороны.
        - Заряд! - заорал каякер. - Дождёшься, мать твою впоперёк, что нас тут сожрут!
        Коля-Эчемин и в спокойной-то обстановке не пытался изображать невозмутимость, приличествующую истинному индейцу. - Чего застыл, собака бледнолицая? Кидай! Д-ду-ду-ду-ду-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут! Д-дут!

«…очередями, говорите, нельзя? Удачи не будет? А вот „кремлёвские“ молотят длинными, почём зря, и плевать им на приметы со Спасской башни…»
        Сергей схватил подрывной заряд - половинку семидесятипятиграммовой тротиловой шашки со вставленным взрывателем. Выдернул проволочную чеку, швырнул заряд за борт и сжался в комок на дне. Самодельные взрыватели, изготавливаемые умельцами Нагатинского затона из стреляных гильз, нередко срабатывали раньше положенной шестисекундной задержки.

«…двести двадцать три, двести двадцать два, двести двадцать один…»
        На счёт «двести двадцать» вднище пироги ударил великанский кулак. Поверхность реки возле самого борта вспухла метровым горбом и выбросила вверх грязно-пенный фонтан. По воде расползлась клякса придонной мути, в ней мелькали неопрятные серо-зелёные клочья.
        - Накрыли! - довольно рассмеялся Коля. - В клочья, как Тузик грелку! Теперь не скоро сунутся!
        - Не полезут, клык на холодец! - подтвердил егерь. - Отсюда до самого Большого Каменного моста гнёзд больше нет. Считай, проскочили!
        Кикиморы обитали в переплетениях корней гигантских чёрных вязов, совершенно разваливших гранитные парапеты Софийской набережной. Самое крупное гнездо было напротив Тайницкой башни Кремля - отсюда хищные октоподы расползлись по затопленным подземным коммуникациям до самой Павелецкой площади. Но если там они предпочитали нападать исподтишка, то здешние твари до такого не опускались. Проходящим мимо Чернолеса лодкам речников приходилось, подобно конвойным эсминцам, отбивающимся от субмарин, глушить кикимор самодельными «глубинными бомбами». Помогали и стрелки с Кремлёвских башен: увидав приближающуюся лодку, они занимали места у крупнокалиберных пулемётов и ЗУшек и, не жалея боеприпасов, поливали огнём заросли на чернолесском берегу.
        Д-ду-ду-дут! Д-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут!
        - Куда это он лупит? Вроде, гнездо ниже по течению?
        - А я доктор? - пожал плечами Эчемин - Может, выдру на мосту заметил? Кажется, мелькнуло что-то…
        - Не хотелось бы.
        Здоровенные, до двух метров в длину, выдры, чёрные, как, ночь, подобно большинству чернолесских тварей, быстро сообразили, что нападать на проплывающие лодки вплавь - себе дороже. И прыгали сверху, из путаницы лиан и проволочного вьюна, свисавшей с Большого Каменного моста. К счастью, выдр осталось не так много - пулемётчики Водовзводной башни знали своё дело и соревновались в счёте подстреленных монстров.
        Впрочем, о том, что на самом деле происходит в Кремле, обитатели Леса могли только гадать. Все знали, что его территория находится под контролем властей Российской Федерации, а вот что там творится на самом деле - это была тайна. Как и то, почему расчёты пулемётных гнёзд и зенитных скорострелок, в изобилии усеивавших старинные стены и башни, не жалея боеприпасов, прикрывают проплывающие лодки.
        Руины Большого Каменного моста миновали без приключений - то ли пулемётчик не промахнулся, то ли выдра померещилась. Когда опасность осталась позади, Коля-Эчемин приободрился и занялся любимым делом извозчиков, таксистов и лодочников: стал травить байки. Сергею это не нравилось: до уродливого чугунного истукана, обозначавшего границу Чернолеса, ещё грести и грести, и лучше бы «индейцу» не чесать языком, а поглядывать по сторонам.
        - …днём хорошо плавать, с башен плотно держат берег. Стоит какой твари шевельнуться, сразу огонь! А вот ночью беда, сунешься - вмиг сожрут. Никто и не суётся. Пули, они ведь не от всякой напасти помогают!
        - Чёрный рой? - понимающе кивнул егерь. Чернолес периодически выбрасывал из себя сгустки, облака, целые тучи насекомоподобной мерзости, пожирающей на своём пути всё живое. Егерь не раз находил очищенные от плоти скелеты людей, оленей, даже шипомордников.
        - Он самый. Если солнце - тогда ещё ничего, эта дрянь из-под деревьев не вылезает. А если пасмурно, или не приведи Лес, ночь - тогда всё, не заметишь, как влипнешь в это дерьмо. Одно спасение - огонь. Я специально вожу с собой связку факелов. Если успеть разжечь и воткнуть по бортам, тогда, может, и пронесёт.
        - У меня на такой случай файеры. - сообщил Сергей. - Берешь в обе руки и отмахиваешься на бегу. Пару раз нарывался, помогло.
        Но каякер уже нашёл тему повеселее:
        - Эй, Бич, слыхал анекдот? Стучится, значит, лешак в кремлёвские ворота: «Можно тут у вас поселиться?» Охранники фигеют: «Ты чё, больной?» «Да, - говорит - больной и очень-очень старый.»
        Это был ещё один слух о Кремле - якобы там помещается супер-закрытая геронтологическая клиника для высшей элиты страны, стремящейся поправить целебным воздухом Леса, здоровье, подорванное государственными делами. Говорили и другое: якобы, истинные правители страны давным-давно подсели на продлевающие жизнь снадобья, заработали Зов Леса - и вынуждены управлять страной с безопасной территории Кремля, через подставных марионеток.
        А Коля-Эчемин не умолкал:
        - …а вот ещё: «Почему кремлёвская стена такая высокая? - Чтоб твари всякие не лазили - Туда или оттуда?»
        Занятно, подумал Сергей: проходят десятилетия, а старые байки продолжают жить, хотя смысл со временем несколько меняется. Похожий анекдот рассказал ему как-то отец. Старик очень гордился тем, что в далёких 90-х поучаствовал в тогдашних политических событиях, и с гордостью демонстрировал сыну медальку с надписью «Защитнику свободной России» ицифрами «1991».
        На этот раз звук был другой - сухой, трескучий, будто придурковатый великан провёл палкой по доскам огромного забора. Перед пирогой с большим недолётом выросли и опали фонтанчики воды.
        - … твою ж не туда!
        Коля-Эчемин на полуслове прервал очередную байку и налёг на весло. Пирога вильнула, подставляя стрелку узкую корму.
        - Бич, греби по прямой!
        Новая очередь - на этот раз фонтанчики брызнули в опасной близости от борта. И зарослей на берегу взлетела птичья мелочь.
        - Вон, из-за острова! Ну, я вам, твари!..
        Из-за островка с истуканом выползала большая лодка. По бортам торопливо взмахивали две пары вёсел. На носу стоял вооружённый человек с автоматом, и даже с такого расстояния было видно, как отсвечивает его бритый череп.

«…родноверы? Не меньше четырёх, с автоматами. Что такое „не везёт“, и как с ним бороться?..»
        А Коля уже заряжал винтовку. Сыпанул в ствол порох из надкушенного бумажного фунтика, прибил шомполом коническую пулю, оттянул ударник и пальцем загнал на место пистон. Воткнул в гнездо, предназначенное для факела, деревянную рогульку и припал к прицелу, нащупывая длинным стволом врага.
        Эту винтовку - каякер называл её «оленебой» - изготовили по особому заказу, из ствола крупнокалиберного пулемёта. Заряжался оленебой пулями Минье, которые Коля собственноручно отливал из свинца в специальной формочке-пулелейке.
        Стрелок на носу вскинул АКМ.
        БАБАХ!
        Сергей ни разу не видел, как бьёт Колин оленебой. Уши заложило, в голове поплыл протяжный звон. Корму вместе с каякером заволокло дымом.
        - Есть!
        Сильный гребок - и дымовая завеса позади. Автоматчика на носу лодки больше не было - впрочем, его место тут же занял другой. Коля лихорадочно орудовал шомполом, прибивая новую пулю.
        Ответная очередь - всплески далеко впереди по курсу.

«…а вы, ребята, занервничали…»
        БАБАХ!
        Белый, ватный дым, острая селитряная вонь.
        - Что, падлы, зассали?
        С лодки больше не стреляли. Гребцы, пряча головы за бортами, пытались развернуть свою посудину, вразнобой размахивая вёслами. Получалось не очень - лодка, крутясь, дрейфовала по течению в сторону памятника. В чёрных тростниках, затянувших островок, обозначилось шевеление, родновер, сидящий на корме, замахал руками, предупреждая спутников. Егерь видел - не глазами, разумеется - мощное, изготовившееся к атаке тело.

«…поздняк метаться, парни. Вы уже еда…»
        Чуйка не подвела. Стремительный бросок, длинные, на полрожка, очереди - от отчаяния, куда попало. И вопли, полные ужаса и боли, слышные у другого берега.
        - Кто это, Бич, а? - Коля-Эчемин снова взялся за весло. Оленебой он аккуратно пристроил рядом, не забыв замотать замок тряпицей.
        - А пёс его знает. Для выдры мелковат. Может, шипомордник?
        - Они у воды не охотятся.
        - Тогда водяной жук?
        - Больно шустрый, не похоже.
        Крики вдали утихли.
        - Ладно, ну их к бесу. Ну что, поплыли? Через два часа темнеть начнёт, а нам ещё Крымский мост проходить. Как же я его ненавижу, кто бы знал…
        VIII
        Расписывая действия напарника, Фомич не поскупился на похвалы. Завлаб впечатлился, быстро набросал приказ о «зачислении стажёра Жалнина, Егора Семёновича на должность младшего лаборанта» илично отнёс бумагу в секретариат. А вернувшись, огорошил коллектив новостью: сегодня в 17.00 сотрудникам лаборатории предстоит ежеквартальная сдача нормативов по стрельбе. Каковая, согласно распоряжению заведующего кафедры за номером… от…, должна пройти организованно, поскольку отдельные младшие научные сотрудники - тут Яков Израилевич выразительно покосился на нескладного долговязого парня - не раз позволяли себе срывать сроки. Чем подвели лабораторию и лично его, доцента Шапиро, под соответствующий монастырь.
        В подвале корпуса «А» было темно - лишь в дальнем конце стрелкового зала сияли подсвеченные мишени. Резко, сухо щёлкали мелкашки. Инструктор в потёртом камуфляже, сидел у трубы - корректировал.
        - Это кто? А, грибники… здравствуйте, Яков Израилевич! Придётся подождать, пока морфология отстреляется.
        - Давно начали?
        - Только что. Хорошо, Зданевич! - это уже стрелку.
        Егор отошёл к оружейной пирамиде. Выбор стволов не впечатлял: десяток малокалиберных ТОЗовок (по большей части, однозарядные «восьмёрки»), два мосинских карабина и два «калаша» семь-шестьдесят два - «весло» идесантный, со складным металлическим прикладом. Простенькая деревянная стойка, цепочка, пропущенная в спусковые скобы, заперта на обыкновенный висячий замок.

«…да, снаружи за такую организацию хранения оружия в момент отдали бы под суд…»
        - Байбаков, «семёрка» на четыре часа. - послышался голос инструктора. - Дышите ровнее!
        Стену над пирамидой украшали плакаты со схемами оружия. Кроме картинок стволов, стоящих в пирамиде, Егор обнаружил схемы «нагана», ТТ и помпового дробовика.
        - Отлично, Кузьмин! Теперь по второй мишени - тройку с минимальными интервалами. А вас, Петров, не узнаю. Мушку заваливаете, внимательнее!

«…не похоже на плановый зачёт для галочки, скорее уж, полноценная тренировка! К стрелковой подготовке здесь относятся серьёзно…»
        Сотрудники лаборатории морфологи стреляли около четверти часа. Потом отзвучали «стрельбу закончил» имантры насчёт оставленных в стволе патронов и сбора гильз. И наконец, долгожданное: «Следующая смена - на огневой рубеж!»
        Мишенями служили изображения обитателей Леса. Егор с удовольствием увидел давешнюю саблезубую рысь-баюна - и высадил по ней десять из двадцати выданных для зачётной стрельбы мелкашкечных патронов. Остальные достались чешуйчатой острорылой твари, именовавшейся, как гласила подпись, шипомордником. Инструктор, осмотрев мишени, довольно хмыкнул и вывел в неизменной амбарной книге с надписью «Сдача нормативов» жирную пятёрку.
        Сотрудники лаборатории, включая проштрафившегося мэнээса, отстрелялись вполне прилично, на твёрдые «три с плюсом». Далее последовала чистка оружия и зачёт по матчасти - сборка-разборка АКМ и трёхлинейного карабина. С этим Егор справился играючи, поставив, если верить инструктору, новый рекорд кафедры.
        - Яков Израилевич, а почему в выходы не дают автоматы? Фомич… Фёдор Матвеич говорил - только помпы, «мосинки» иещё «наганы». С «калашом» никакой баюн не страшен!
        Завлаб поглядел на ретивого новичка с интересом.
        - Вы, как я погляжу, разбираетесь в оружии и стреляете отлично. Увлекаетесь?
        - До бакалавриата служил в погранвойсках, на Дальнем Востоке.
        - В тайге?
        - В самой, что ни на есть. Биробиджанский погранотряд, застава «Дичун».
        - Тогда должны понимать, что автоматная пуля далеко не всякого зверя свалит. Медведя, скажем, а ведь здесь встречаются и покрупнее! Но главное - Лес не любит стрельбы. И тем более, очередями. Нет, приходится, конечно, но только в крайнем случае. Когда речь идёт о спасении жизни, например. А вот на охоте, по животным лучше не злоупотреблять.
        - А если не по животным?
        Завлаб прищурился.
        - Собираетесь охотиться на людей?
        - Нет, я так, на всякий случай…
        - Если на всякий случай - то это наше, дело, людское. Лес требует соблюдать правила по отношению к его созданиям. Знать бы ещё, кто эти правила сочинил…
        В голосе начальства Егор уловил едва заметную нотку горечи.
        - Вот вы говорите - «правила». А что бывает с тем, кто их нарушает?
        - Если вы о наказании, то молния вас не поразит и дерево на голову, скорее всего, не упадёт. А может и упадёт, кто знает? Замечено, что тем, кто слишком увлекается в Лесу стрельбой, перестаёт везти. Сколько-нибудь разумного объяснения этому нет, но лесовики верят, и в особенности, егеря. А ведь им, согласитесь, виднее. Егеря даже помповые ружья не носят, обходятся двустволками или арбалетами. А что касается пальбы без разбора - вспомните, что творится в пакистанском Карачи! Там с самого начала попытались подавить Лес силой оружия, а он в ответ плодит таких чудовищ, что рядом с ними чернолесские твари сущие болонки.
        Завлаб кивнул на мишень с шипомордником.
        - И это происходит с пугающей стремительностью: чудовища появляются и мутируют чуть ли не быстрее, чем культура плесневого грибка в чашке Петри. Вы ведь читали Гарри Гаррисона?
        Егор смущённо улыбнулся и пожал плечами.
        - Зря, молодой человек, зря, отличный фантаст. Например, его «Стальная крыса»…
        - Я как-то фантастику не очень…
        - Напрасно, юноша, в нашей ситуации она порой бывает очень полезна. Я ведь почему упомянул о Гаррисоне: вего «Мире смерти» люди сражаются с экосистемой планеты, которая для противодействия им создаёт разных чудовищ. И если кто-то покидает планету, скажем, на месяц, то по возвращении проходит инструктаж: какие новые смертоносные создания появились за время его отсутствия? Так вот, в Карачи, похоже, дело идёт к чему-то подобному.
        Завлаб оглянулся. Сотрудники закончили приборку, сгрудились вокруг инструктора и задымили сигаретами.
        - Так о чём я? Невооружённым взглядом видно, что пакистанцы войну проигрывают. И при этом совершенно точно известно, что в глубине Леса Карачи есть люди! Они сумели как-то приспособиться - правда, связи с ними, в отличие от тех, кто живёт в Московском Лесу, нет.
        - Любопытная точка зрения. - осторожно ответил Егор. - Так вы считаете, что совпадение реальных событий с тем, что написано в книге, неслучайно, и Лес повторяет её сюжет?
        - Как знать, молодой человек, как знать… Я всегда полагал, что Лес, выстраивая отношения с цивилизацией, с людьми, пользуется образами, ими же и порождёнными. Возьмите судьбу Токио - что это, как не воплощение историй о гибели Японии от чудовищного катаклизма? Когда-то они были весьма популярны - «Гибель дракона» Сакё Комацу, фильмы про Годзиллу, бесчисленные манги… А Нью-Йорк? Именно американцы ли сняли множество фильмов о городе-тюрьме, отгороженном от остального мира стеной. «Побег из Нью-Йорка», «Побег из Лос-Анджелеса»…. впрочем, вы их, скорее всего, не видели.
        Егор согласно кивнул.
        - Ну, хорошо - Карачи, Нью-Йорк, Токио… допустим. А Сан-Паулу? Про то, что там происходит, тоже есть фильм? Или книга?
        - Конечно, и не одна! Город, затерянный в джунглях, населённый дикарями-людоедами - излюбленный штамп приключенческой литературы. - улыбнулся Яков Израилевич. Снисходительно так, будто беседовал с ребёнком.
        - Впрочем, не стоит воспринимать мои слова слишком буквально. Это лишь одна из версий, есть и обратная точка зрения.
        - Обратная? Это как?
        - Один неглупый человек сказал, что наш разум не способен породить ничего, что не существовало бы на самом деле. Возможно, мы столкнулись с воплощением реальности, которую когда-то подглядели в своём воображении писатели и сценаристы.
        Егор пожал плечами. Не похоже было, что аргументы собеседника его убедили.
        - Ладно, бог с ними, с книгами. Вот вы сказали: «Лес требует…» «Лес выстраивает отношения…», «Лес пользуется образами…» Вы что, считаете его разумным?
        - А почему бы и нет? Вы, юноша, никогда не задумывались, почему российские власти самоустранились от проблем Леса? Если не считать Кремля, их вмешательство сводится к установлению кордонного режима вокруг МКАД, да кое-каким сугубо санитарным мерам, вроде борьбы с Зелёной Проказой. Внутри, даже здесь, в МГУ, официальных представителей практически нет, правовой статус - и тот в ведении спецкомитета ЮНЕСКО.
        - Ну… - Егор озадаченно поморщился. - Я полагал, Лесная Аллергия…
        - А вас не удивляет, что среди тех, кто имеет иммунитет, практически никто не работает на государство? Казалось бы, как ни мал процент иммунных, но уж десяток-другой тысяч власти всегда могли бы найти или завербовать. Этого за глаза хватило бы, чтобы установить в Лесу свои порядки. Никаких общин и самоорганизованных ячеек, никакой меновой торговли и прочих вольностей - всё жёстко, упорядоченно, по инструкциям и приказам извне. Но нет, ничего подобного и близко не видно!
        - И в чём же, по-вашему, дело?
        - А в том, что Лес понимает, кто и с какими намерениями приходит к нему. И решает - допускать его, или нет. И нам невероятно повезло, что властям в своё время хватило мудрости не пойти по пакистанскому или, не дай бог, китайскому сценарию, а искать, пусть медленно, крошечными шажками, общий язык, договариваться…
        - С кем? - не выдержал Егор. Он уже устал от загадок и намёков. - С кем договариваться-то? С горсткой фермеров? С Золотыми Лесами? Или, может, с университетскими учёными?
        - Да с Лесом же! - улыбнулся завлаб. - С кем же ещё? Похоже, он достаточно разумен, чтобы понимать если не слова, то намерения людей.
        Он посмотрел на часы.
        - Что-то мы увлеклись, юноша, а мне ещё лабораторию запирать. Разговор это долгий, а сейчас поздно. Может, продолжим в другой раз? И мой вам совет: выспитесь хорошенько, завтра предстоит трудный день.
        IX
        Лес по-всякому обошёлся с московскими мостами. Одни стояли, почти не тронутые - например, Метромост или мост Окружной железной дороги. Другие лишились въездных эстакад, разрушенных проросшими сквозь камень и бетон деревьями, и теперь нелепо высились над берегами, подобно оставленным гарнизонами бастионам. Третьи, в основном, пешеходные новострои из стали и стекла, обрушились в реку, не устояв на проржавевших насквозь опорах - порой коррозия развивалась в Лесу ураганными темпами. Но большая часть мостов оставались на месте, пусть и обросли так, что совершенно утратили прежний облик. Растительные покровы скрыли опоры и пролёты, густые бороды лиан, проволочного вьюна, ползучего мха и лишайников свешивались до самой воды, и протиснуться под ними было непросто даже скорлупкам, вроде пироги Коли-Эчемина.
        Каякер не зря твердил о своей нелюбви к Крымскому мосту. Все - и речники Нгатинского затона, и охотники-одиночки, добиравшиеся от Воробьёвых гор до Парка Культуры коротким путём, по воде, и вездесущие челноки, торгующие с жителями прибрежных посёлков - ненавидели его всеми фибрами своих лесных душ. Нет, на Крымском мосту не обитали хищные твари, нападающие на проплывающие лодки. Пространство под ним не заросло корнями прибрежных деревьев так, что в малую воду лодки приходилось перетаскивать на руках. И даже родноверы, периодически пощипывающие речников, не устраивали здесь засад. Дело было в растении, встречавшемся только здесь и нигде больше. Эта лиана, сплошь затянувшая пилоны, подвесные цепи и фермы моста, давала небольшие, размером со сливу, плоды. При попытке потревожить свисающие до воды стебли, созревшие «сливы» дождём сыпались на неосторожных - и лопались, окатывая с головы до ног дурнопахнущей слизью, смешанной с мелкими семенами, снабжёнными острыми крючками. При попытке смахнуть мерзкую субстанцию с лица или одежды, крючки впивались в ладонь. Лодочники изобретали разнообразные средства
против этой напасти - возили с собой огромные самодельные зонтики или, подходя к мосту, натягивали над лодками брезентовые тенты.
        Увы, на пироге Коли-Эчемина таких приспособлений не нашлось. Перемазанные вонючей жижей с головы до ног, они выгребали против течения, последними словами понося Крымский мост, реку, Лес, и вообще жизнь, способную довести человека до столь жалкого состояния. Лёгкий вечерний бриз обдувал страдальцев, слизь на лицах, волосах и одежде высыхала, превращаясь в жёсткую бурую корку. Кожа под этими «покровами» нестерпимо чесалась, но стоило поддаться низменным инстинктам - и в пальцы вцеплялись семена, в изобилии прилипшие к вымазанным слизью местам.
        - Ах, ты ж, твою дивизию!
        Сергей зашипел от боли - вместо лоскута ссохшейся дряни, он содрал пластырь, налепленный на пораненную щёку.
        - Потерпи чутка, Бич, осталось всего ничего. В Малиновке отмоемся, постираемся, горилки накатим. У них добрая горилка поспела, наши хвалили.
        Сельцо Малиновка, приткнувшаяся к опорам Новоандреевского моста со стороны Нескучного Сада, возникло на карте Леса сравнительно недавно, лет семь назад. Три десятка выходцев с Полтавщины и Винницкой области расчистили глухие заросли малинника и устроились на жительство по-хуторянски основательно, с огородами, мазанками и даже пасекой. Малинник и дал название новоявленному поселению - он, да вездесущие челноки, по достоинству оценившие малороссийский колорит и нравы селян. Схожесть усиливала близость Андреевского монастыря - в руинах бывшего патриаршего подворья вместо пана атамана Грициана Таврического поселилось семейство крупных бурых медведей, и малиновцам приходилось как-то уживаться с опасными соседями.
        Несмотря на ироничное к ним отношение (зубоскалы из числа речников-нагатинцев и челноков с упоением плодили анекдоты о «хохлах») Малиновка занимала в Лесу заметное положение. Прежде всего, из-за расположения на пересечении реки и рельсовой нитки МЦК, по которой сновали туда-сюда редкие дрезины. Опять же, недалеко торная тропа Ленинского проспекта, да и до Лужников рукой подать. Мост проходим во всякое время, по рельсам несложно добраться хоть до Большой Арены, хоть до Новодевичьего Скита, хоть дальше, до Бережковской набережной и Сетуньского Стана. Соседство со знаменитым на весь Лес Кузнецом тоже добавляло Малиновке привлекательности, а под опорами моста действовал рынок, на который раз в неделю съезжались окрестные фермеры, охотники и челноки.
        - Неплохо хохлы устроились. - заметил Коля-Эчемин - Хатки, вишнёвый садочек, бджолы гудуть, звынни в грязюке копаються - рай, та й годи!

«Звынни» вМалиновке были хороши - настоящие, домашние хрюшки. Сало селяне коптили на ольховых опилках с лесными травами, и получалось оно гораздо нежнее и ароматнее сала диких кабанов. «Бджолы» же были обыкновенными, лесными - но, в отличие от обитателей Добрынинского Кордона, промышлявших бортничеством, малиновцы разбили пасеку с настоящими ульями и переселяли туда пчелиные рои из дупл деревьев.
        Пирога, подгоняемая энергичными ударами вёсел, скользила к берегу, туда, где в тени краснокирпичных опор белели сквозь листву домики. Над ними, над решётчатой дугой арки, над заросшей непролазным кустарником набережной гималайскими пиками нависали кроны титанических ясеней, каждый вровень с остатками золотистой конструкции, венчающей здание РАН.
        - Слыхал, дядька Панас хочет с торговцев на рынке гр?ши брать? - спросил Сергей.
        - Хохол есть хохол. - каякер сплюнул за борт. - Его салом не корми, дай урвать чего-нибудь на халяву. Люди к ним едут, товар везут, торгуют. Радоваться надо, а он - гр?ши!
        - Ну, какая же тут халява? Территория его, имеет полное право обложить налогом. Иначе, какая с них радость?
        Малиновские дела не особенно интересовали егеря. Но в нововведениях старосты Панаса Вонгяновича Вислогуза угадывалось влияние Золотых Лесов, многочисленной и активной общины, образовавшейся возле Московского Университета и замкнувшей на себя почти все контакты учёных с лесовиками. Золотолесцы давно пытались подмять под себя коммерцию всего правого берега, от Филей до парка Культуры, и Малиновка в этом раскладе была важным опорным пунктом восточного фланга их «зоны интересов».
        - А правда, что у Говняныча кум в Универе? - спросил Коля.
        Челноки и нагатинцы, недолюбливавшие малиновского старосту за скаредность и редкое даже для выходца из Малороссии хитрованство, прилепили ему обидное прозвище - вполне, по мнению Сергея, заслуженное.
        - У дядьки Панаса-то? Брательник. Заведует складом на кафедре ксеноботаники.
        - Пустили козла в огород…
        Нос пироги уткнулся в дощатые мостки. Белобрысый парубок в портках из домотканины и замызганной вышиванке сунулся зацепить берестяной борт багром, но Коля-Эчемин так цыкнул на него, что мальца словно ветром сдуло. Но далеко он не убежал - уселся на корточки за перевёрнутой плоскодонкой и принялся с интересом наблюдать за процессом швартовки. У крайней хаты забрехала барбоска - навстречу гостям уже спешил кто-то из селян.
        - Ну, вот… - Коля выбрался из пироги и накинул на вбитое торчком бревно верёвочную петлю. - Подай-ка оленебой, ага… Сейчас скажу баньку истопить, попаримся, перекусим, горилки откушаем. А как стемнеет - к Кузнецу: когда подплывали, его пацан с моста рукой махал. Значит, ждут…
        История градостроительства знает немало «жилых» мостов. Парижские, превращённые в торговые улочки, флорентийский мост Понте-Веккьо, мост Кремербрюке в немецком Эрфурте, «Мельница на мосту Вернон», увековеченная Клодом Моне. В самом деле, это удобно: иоборонять, в случае чего, проще, и вода под рукой, и отходы есть куда девать.
        Имеются и недостатки: место жительства открыто всем ветрам и… тесно. Очень тесно. На средневековых мостах люди жили, торговали, работали друг у друга на головах в самом буквальном смысле.
        Это не относилось к Новоандреевскому мосту, превращённому в совместную артерию МЦК и третьего кольца. Места здесь хватило бы для населения средневекового города - с лошадьми, гулящими девками, нищими, монахами и палачами. И еще осталось бы свободное пространство для разного рода церемоний.
        Сейчас здесь обитало около дюжины человек. Главным и самим известным из них был «хозяин» моста - Кузнец. Никто не помнил его настоящее имя, и даже домочадцы называли его просто «Кузнец». Его изделия - ножи, топоры, охотничьи рогатины, наконечники стрел, дуги и механизмы арбалетов - пользовались устойчивым спросом от Большого Болота на севере до таинственных чащоб Царицынского парка.
        А уж какие слухи ходили о нём по всему Лесу! Будто знаменитый мастер использует металл, который доставляют из особых, заповедных мест; будто клинки он закаливает в крови чудовищ Чернолеса, а в неприметной постройке рядом с кузней находится алхимическая лаборатория, где он ночами смешивает вытяжки из трав и жуков, варит из коры столетних дубов настои, придающие клинкам не только редкостную красоту и прочность, но и удачливость, качество, особо ценимое в Лесу.
        - Как новая игрушка, Бич? Успел в деле опробовать?
        Они стояли у перил железнодорожного моста. Уже совсем стемнело; среки тянуло сыростью, небо, усыпанное не по-городскому крупными звёздами, предвещало на завтра холодную, ветреную погоду.
        Кузнец крякнул, извлёк вышитый кисет, глиняную трубочку-носогрейку и принялся, не торопясь, со вкусом, её набивать. Кисет расшила его супруга, сорокалетняя, статная женщина, эталон русской красавицы, родившая в Лесу, четверых детей. Сам Кузнец мало походил на хрестоматийный образ бородатого, кудрявого, широкоплечего здоровяка. Был он неказист, сутул, бородёнку имел жиденькую, из тех, что называют козлиными. Под стереотип подходили, разве что, руки - широкие, сильные, в пятнах ожогов, въевшейся окалины и угольной пыли.
        - Рогатину-то? - отозвался Сергей. - Как же, ещё вчера - трёх щитомордников подколол.
        - А прежнюю куда девал? А то неси, перекую, запасная будет.
        - Я её подарил. Да и нечего там перековывать - насадка цела, только древко треснуло. Заменить - сто лет прослужит.
        - Подарил, говоришь? Человек хоть стоящий?
        - Университетский, грибы изучает.
        - Грибы? Тоже дело…
        Говорить Сергею не хотелось. Он так бы и стоял над текущей водой, наслаждаясь покоем, безопасностью и чувством сытости - дорогих гостей в Малиновке кормили от пуза. Однако, вежливость требовала поддержать беседу.
        - Видел в кузне копейные насадки, трёхзубые. Для сетуньцев?
        - Да, это их любимые охотничьи рунки. Должны были сегодня днём забрать, да припозднились.

«Сетуньцами» называли обитателей укреплённого поселения в долине реки Сетунь, рядом со слиянием с Москвой-рекой. Сетуньцы, сделавшие своим занятием истребление особо опасных тварей, славились в Лесу привязанностью к средневековой атрибутике и полнейшей безбашенностью. А ещё - пристрастием к употреблению сильнодействующих средств, составленных из лесных ингредиентов.
        - Бич, тут такое дело. Наведывались третьего дня ко мне из Золотых Лесов…
        - Предлагали крышу?
        - Один раз попробовали, я их отшил. Они о тебе расспрашивали: когда последний раз появлялся, где сейчас, чем занят?
        - Ну и ты…?
        - Послал по тому же адресу. Какое их собачье дело?
        - И что, пошли?
        - А куда бы они делись? Но речь не обо мне, Бич. Их потом в Малиновке видели, у дядьки Панаса. О чём они там беседовали - не знаю, а только чует моё сердце: старый хитрован уже послал на Метромост белку с запиской: «плывёт, мол, Бич, встречайте».
        Сергей кивнул. Под мостом лунные блики играли на текучей воде, то и дело доносились всплески - выдры (не чернолесского монстра, обычного зверька-рыболова) вышли на ночную охоту.
        Кузнецу тем временем стало невмоготу держать паузу.
        - Я вот о чём подумал: может ну её, реку, а? С утра сетуньцы приедут на дрезине. Заберут заказ - и назад. Вот бы и тебе с ними? Эчемин пусть себе плывёт - минует Метромост, заберёт тебя выше по реке, на Бережковской. А я при случае наведу справки через верных людей - есть у меня такие среди золотолесцев - чего им от тебя понадобилось?
        Сергей помолчал, прикидывая плюсы и минусы предложенного варианта. Бегать от золотолесцев не хотелось. Репутация у него сложилась вполне определённая, и слух, что отчаянный Бич от кого-то прячется, мог изрядно её подмочить. С другой стороны, может, действительно, не лезть на рожон, выяснить по-тихому? А там видно будет.
        - А что, годняя мысль. Так и сделаю.
        - Вот и отлично! - осклабился кузнец. - Пошли ко мне, накатим по чуть-чуть - и на боковую. Утро вечера мудренее.
        День третий

17 сентября 2054г., пятница
        I
        Утро напомнило о себе дребезжанием механического будильника, холодным воздухом из распахнутого окна и голодным урчанием в животе. Вчера Егор даже не вспомнил об ужине - дополз до постели и рухнул, как бревно. Впечатления первого рабочего дня высосали его до донышка.
        Он вскочил, сделал несколько махов руками, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода - правда, только холодная, - подавалась без перебоев даже на верхние этажи.
        В «шайбе», главном холле корпуса «А», названном так за круглую форму, студенты толпились у буфетов, торопясь добрать за оставшиеся до занятий минуты недостающие калории. Егор взял бутерброд с копчёной колбасой, яблочный пирожок, кофе со сливками и отправился искать столик. Торопиться было некуда. Завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашние подвиги, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву, так что в планах на утро значилось посещение библиотеки и поход на рынок. Предстояла новая вылазка, хороший нож может понадобиться. Фомич прав: на штык не стоило полагаться иначе, как по крайней нужде.
        В библиотеку тоже имело смысл заглянуть - увидеть зеленокожую Лину, проверить, не почудился ли ему намёк на интерес к его персоне? К тому же, она обитательница Леса и, как источник информации, представляет немалый интерес. Ну и вживаться в новую обстановку куда приятнее с таким очаровательным гидом…
        Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале, и с удовлетворением отметил, как радостно вспыхнули изумрудные глаза. Отпроситься на часок-другой оказалось несложно. Старшая библиотекарша, типичная «моль бледная» вневзрачном платьишке, с жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, поначалу возражала - но сдалась, стоило Егору отпустить комплимент её пальцам, действительно, тонким, изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.
        - Наша мымра на тебя запала. - сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. - Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё - о-го-го!
        Егор покосился на спутницу. В солнечном свете зеленоватый оттенок кожи был ещё заметнее. Давешний браслет по-прежнему украшал запястье.
        - Рекомендуешь?
        - Ещё чего! - фыркнула девушка. - Перебьётся. Расскажи лучше о себе.
        - Нечего особо рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибирске, решил продолжить образование здесь. А ты родилась в лесу, или тоже «понаехавшая»?
        - Успел подцепить словечко? - усмехнулась Лина. - Лучше не употребляй, могут не так понять. «Понаехавшие» - это те, кто устроился в Универе, на ВДНХ или Речвокзале и боится выйти в Лес по-настоящему.
        - А ты, значит, не боишься?
        - Просто повезло. У нас была компания из девяти человек, те, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от эЛ-А, один осел на ВДНХ, а ещё трое не выдержали, сбежали за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет.
        - Лиска? Это что, прозвище?
        - Нет, имя, сокращение от «Василисы». А я - Алина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали: Лина и Лиска.
        - А здесь давно?
        - Скоро три года.
        - Почему перебралась в Лес - не секрет?
        - А что я там, снаружи, забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду…
        Егор кивнул. После Зелёного Прилива цивилизация сильно откатилась назад. Одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис - финансовый, экономический, политический. Ситуация стала кое-как выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко. В такой обстановке молодёжь в поисках чего-то нового, сулящего выход из всеобщего тупика, нередко обращала взоры к Московскому Лесу.
        Немногим «соискателям» удавалось пересечь МКАД. Но и для тех, кто вопреки приступам Лесной Аллергии добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, испытания только начинались. Многие, не выдержав жизни в заточении, решались на заведомо безнадёжный побег и гибли, подобно спутникам Лины, от анафилактического шока. Настоящую свободу обретали единицы - те, кто подобно Егору и его собеседнице, обладали иммунитетом к Лесной Аллергии.
        - И где теперь твои друзья?
        - Мы с Лиской подались в Золотые Леса. Только я осталась, а она не ужилась, сбежала через пару месяцев. Я о ней уже года полтора ничего не слышала.
        - А тот, третий?
        - Семён-то? С ним всё плохо. Пошёл в бандиты - есть тут у нас такие. Грабят барахольщиков, нападают на челноков, которые возят лесные снадобья и лекарства. Знаешь, сколько они стоят снаружи? Вот бандиты и надеются хапнуть побольше, да свалить за МКАД. Но это редко у кого выходит - либо зарабатывают Зов Леса и никуда уже уехать не могут, либо нарываются и гибнут. Семёну тоже не повезло - с караваном, на который они напали, шли двое сетуньцев. Ну и сам понимаешь…
        Егор не понимал ровным счётом ничего. Он хотел расспросить о неведомых «сетуньцах», с которыми, похоже, шутки плохи, но передумал. Потом. Пусть пока о себе пооткровенничает.
        - А в Универе ты давно?
        - С августа, устроилась перед началом семестра. Я ведь тоже поступала, но не повезло, завалила экзамены. Меня звали в рейдеры - иммунитет же! - но я отказалась. Хочу работать здесь, в ГЗ, а в Лесу - чего я там не видела?
        - А те, у кого иммунитет слабый - они так и сидят в четырёх стенах? Неужели, нет каких-нибудь средств? Мне на Речвокзале предлагали пилюли…
        Лина испытующе посмотрела на собеседника.
        - Что, были симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, сыпь? Ты же вчера выходил, а они обычно сразу появляются…
        - Вроде нет, но… постой! - Егор чуть не споткнулся. - Откуда ты знаешь, что я был снаружи?
        Девушка рассмеялась серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, вздрогнули и заворожено уставились на неё.

«…какая всё же красавица! Они что, все в Лесу становятся такими? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся…»
        - ГЗ - это большая деревня. - продолжала Лина. - Здесь все про всех знают. А про нового лаборанта, который ракетами распугивает баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне в библиотеке только ленивый не рассказал!
        - Я не из мелкашки, а сборку-разборку…
        - Какая разница? Здесь считанные люди могут полноценно работать снаружи. К примеру, ваш Фомич дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось!
        Егор озадаченно почесал переносицу.
        - Так вот, почему мне стажировку зачли…
        - А ты что, решил, что из-за баюна? Шапиро, как увидел результаты анализов - сразу понял, какое сокровище заполучил!
        - Ты и это знаешь?
        - Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. У лаборатории горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться почему-то не хочет. А тут - готовый рейдер! Конечно, он торопится, пока тебя не переманили.
        - К каким это «вашим»?
        - К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для учёных задания в Лесу?
        Егор кивнул. Кое-что постепенно прояснялось.
        - Кстати… - в зелёных глазах мелькнули чёртики. - Ты, помнится, спрашивал о средстве против эЛ-А?
        - Да, а что?
        - А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть один способ.
        - И какой?
        - Секс. С тем, у кого полный иммунитет. Вбили себе в головы, что он передаётся половым путём. Так что имей в виду: когда к тебе в постель станут прыгать первокурсницы - не сочти ненароком, что это из-за твоей немыслимой привлекательности. Голый расчёт!
        Такого Егор не ожидал.
        - Что, правда передаётся?..
        В ответ девушка продемонстрировала кончик розового язычка.
        - Так я тебе и сказала!
        II
        Посланцы Сетуньского Стана появились рано утром - прикатили на маленькой, пыхтящей газогенератором дрезине. Извинились за задержку, забросили на платформу заказ - связки секир, рунок, рогатин, широких кривых мечей на длинных рукоятках - и покатили назад, прихватив с собой Сергея.
        Один из сетуньцев, крепкий сорокалетний дядечка стриженый «под горшок», оказался давним знакомцем егеря. Узнав, что тому надо на Бережковскую набережную, он стал уговаривать сделать крюк: «Давай, Бич, с нами! Сегодня Посвящение, пусть молодые на тебя посмотрят. Ты же для них легенда, такое о тебе рассказывают! А за Колю не беспокойся: пост на мосту стоит, встретят его, накормят, вам же ещё плыть и плыть…»
        Сергей отделался неопределённым «надо подумать…», а сам наслаждался поездкой. Хорошо, когда не надо сбивать ладони веслом - сиди, насвистывай да крути головой. И не потому, что из кустов в любой момент может кинуться какая-нибудь тварь, а просто так, от нечего делать. Движок успокоительно тарахтит, дрезина катится, делая километров пятнадцать в час. Такими темпами до места они доберутся через полчаса, не раньше.
        Стало светлее - дрезина вынырнула из зелёного сумрака перед станцией «Лужники». Похожее явление встречалось во многих местах: изогнутые стволы деревьев по обе стороны от насыпи смыкались над головой, образуя тоннель, но на самих путях, между шпалами, не росло даже былинки. Вездесущий проволочный вьюн и прочая ползучая флора делали стены «тоннеля» почти непроницаемыми, так, что выбраться наружу можно далеко не везде - чаще всего, на разрушенных станциях или возле мостов и путепроводов. А если надо сойти где-нибудь ещё - бери топор в руки, прорубай проход. Но учти: не пройдёт и дня, как прореха затянется, будто и не было её вовсе.
        От самой станции мало что осталось: перроны и козырьки давным-давно разодрали на части деревья. Дальше начинался длинный участок, почти свободный от растительности, и с высокой насыпи открывался вид на Лужники. Деревья здесь росли нормальные - ни одного гиганта под сотню метров высотой. Справа краснела сквозь непролазный кустарник кирпичная стена кладбища, да сверкали золотом купола Новодевичьего Скита - безопасного приюта паломников, сумевших добраться туда вопреки Лесной Аллергии.
        Вокруг Большой Арены в древесном пологе угадывалась прогалина. Там обосновалась самая многочисленная в окрестностях фермерская община. Покровительство Новодевичьего Скита и близость реки с одной стороны и железной дороги с другой, делали это место весьма привлекательным: численность лужниковцев перевалила за семь сотен, местный рынок манил к себе фермеров, охотников и челноков со всего района Хамовники.
        - Мужики, а чего на Лужниках-то не тормознули? - спохватился Сергей, бросив взгляд на медленно уплывающие назад руины. - Вон, ждут какие-то страдальцы, а у нас на платформе место есть. Могли бы и подхватить, а то застрянут там до морковкиного заговенья!

«Голосовать» вЛесу было не принято - путейцы сами тормозили, завидев на насыпи человека. Дрезины считались неприкосновенными, и даже отморозки из числа охотящихся за барахольщиками и челноками бандитов, не рисковали нарушать этот запрет. Себе дороже - всякий знал, что путейцы, в отличие от прочих обитателей Леса, комплексами насчёт оружия не страдают и ставят на свои дрезины пулемёты.
        - Не… - помотал головой сетунец. - Они нас узнали. Это местные, лужниковские, им в Ските запрещают иметь с нами дело.
        - Вот те раз! - удивился Сергей. - И давно?
        - Да уж с месяц. Позавчера зашли на рынок за пчелиным воском - а они попрятались по домам и носа не кажут. Даже приезжие, кто на рынке торговал - и те отворачиваются.
        - А монахи-то тут причём?
        - Как причём? Они всем и заправляют, без ведома Скита в Лужниках ничего не делается.
        - Ну, так и поговорили бы с ними. Отец Андр?ник - мужик толковый и вменяемый.
        - Не хотят! - уныло отозвался сетунец. - Чёрт знает, что они не поделили - то ли с нашими старшинами, то ли с золотолесцами.
        Это было любопытно. До сих пор Сергею не доводилось слышать о разногласиях между монахами Новодевичьего Скита и Золотыми Лесами. А уж чтобы в это были замешаны обитатели Сетуньского Стана…
        - Знаешь, я тут прикинул - может и правда, двинуть с вами?
        - Правильно! - обрадовался сетунец. - Не пожалеешь, Бич, слово даю!
        Правый берег Сетуни захватили громадные узловатые вязы; их корни кое-где перекрыли русло речки, образовав небольшие запруды. С другой стороны, от полотна Киевской железной дороги, подступали непролазные заросли бамбука - иные стебли вымахивали высотой с шестнадцатиэтажный дом, а в обхвате достигали полутора метров.
        Узкая полоса между речкой и Сетуньским проездом, обозначавшим границу бамбуковой рощи, осталась нетронутой. Когда-то здесь была база каскадёров, мотоциклистов-байкеров и парк киноприключений с макетом средневекового замка, площадью, вымощенной булыжником и ристалищами для рыцарских боёв. В этих постройках обосновалось сообщество, членов которого в Лесу прозвали «сетуньцами», хотя те и пытались ввести в обиход более звучные термины: «витязи», «ратоборцы» идаже «ведьмаки» - словечко, позаимствованное из архаичной компьютерной игры.
        Подражая легендарным персонажам, сетуньцы объявили своей главной задачей истребление монстров. К таковым причислялись твари Чернолеса, порождения Щукинской Чересполосицы, и разнообразные страшилища, что время от времени объявлялись в разных уголках брошенного мегаполиса. Лесовики отнеслись к этому начинанию без энтузиазма: на заре своей деятельности сетуньцы попытались обложить взятые под покровительство общины данью, но понимания не встретили - фермеры и сами могли дать укорот шипастым и чешуйчатым соседям. До прямых столкновений, к счастью, не дошло, но с тех пор обитатели Стана истребляли чудищ из идейных соображений, не требуя воздаяния.
        Обустроились сетуньцы основательно - замкнули кольцо стен, привели в порядок постройки, возвели над башнями «замка» сторожевые вышки. А главное, расчистили вокруг участки земли, куда потянулись фермеры-одиночки со всей округи. Они разводили в запрудах карпов, сеяли ячмень и варили из него превосходное пиво. Со временем в речной долине возник целый городок с населением человек в пятьсот.

«Охотников на монстров» из них было не более пятидесяти; неизбежная естественная убыль с избытком компенсировалась притоком добровольцев. Жаждущие приключений юнцы стремились в Сетуньский Стан - упражнялись во владении оружием, притирались к будущим боевым товарищам, изучали повадки обитающих в Лесу тварей и способы их изничтожения. А раз в полгода в Стане проводили обряд Посвящения, во время которого соискатели демонстрировали приобретённые навыки и добивались права носить боевое имя.
        На этот праздник и зазывал Сергея попутчик. Егерь, по здравому размышлению, приглашение принял. В самом деле: пока Коля-Эчемин пройдёт досмотр на Метромосту, пока преодолеет на своей пироге заросшее русло напротив Смотровой площадки, пока выгребёт против течения до Лужнецкого моста, пройдёт часа четыре. Ждать на берегу - удовольствие небольшое, так почему не провести это время в доброй компании за парой кружек сетуньского тёмного эля - по общему мнению, лучшего в Лесу?
        III
        Рынок раскинулся между корпусами «Д» и «Ж», во внутреннем дворе, почти не тронутом растительностью. Обитатели ГЗ, лишённые иммунитета к Лесной Аллергии не испытывали здесь особых неудобств.
        Народу пока было немного. Наплыв ждали позже, к обеду, а сейчас между рядами бродило от силы человек двадцать: присматривались, приценивались, судачили, обменивались новостями и сплетнями. Торговцы раскладывали на прилавках и расстеленных на земле тряпицах товар, ожидая половины второго, когда прозвенит звонок и истощённые непосильной учёбой студенты кинутся за горячими пирожками с копчёной олениной и ягодными взварами. Следом подтянутся преподаватели и сотрудники кафедр, лабораторий, деканатов - все те, кого не устраивает ассортимент университетских буфетов и столовок.
        - Почему цены везде указаны двойные? В рублях - это я понимаю, а что за цифирка в овале?
        - Это жёлуди. - Лина пошарила в сумочке на поясе, и продемонстрировала спутнику дубовый желудь. - Вот - лесная валюта!
        - А в чём их ценность?
        - Жёлуди входят в число популярных ингредиентов для местных снадобий. Дубов в Лесу не так много, а жёлуди нужны любому, кто занимается зельеварением.
        - А что, трудно привезти снаружи? Ваши э-э-э… зелья пользуются за МКАД бешеным спросом. Только скажи, вмиг завалят желудями, и не горстками - мешками, вагонами!
        - Кому они сдались, замкадные-то? - презрительно фыркнула девушка. - Нужными свойствами обладают только взятые от тех дубов, что растут в Лесу, да и то не каждый - один из десятка, а то и реже. К тому же, здешние дубы почему-то приносят очень мало желудей. За МКАД с одного дуба их можно набирать мешками, а тут - несколько горстей за счастье.
        Она достала из сумочки ещё один жёлудь.
        - Смотри: вот этот привезли из-за МКАД. Фальшивка, ни один лесовик на такой не поведётся.
        Егор покрутил жёлуди в пальцах.
        - Как же их отличать?
        Вместе ответа девушка лизнула кончик жёлудя.
        - Чуть-чуть кислит. Но ты можешь не пробовать - у вас, замкадников, вкус не настолько тонкий, чтобы почувствовать разницу. Чтобы научиться отличать правильные жёлуди, надо несколько лет прожить в Лесу, пропитаться им хотя бы немного.
        - Ясно. И где их брать, правильные? А то у меня только рубли…
        - Так вон же лавка менял! - Лина показала на будку, в отличие от других, снабжённую дверью и маленьким окошечком. - Там не обманут, всё честь по чести, гарантия. И текущий курс указан, видишь?
        На фанерной стенке мелом было выведено «259».
        - Сегодня - 259 рублей за жёлудь, но он почти не меняется. Спрос на жёлуди постоянный, а на всякие там котировки валют здесь всем наплевать. Это замкадышам, нужна торговля с Лесом, а не наоборот!
        - Как это? - не понял Егор. - А промышленные товары? Патроны, например?
        Лина усмехнулась.
        - Вот почему, стоит заговорить с замкадниками о торговле, как они сразу вспоминают о патронах? Как будто, мы только и делаем, что воюем? Да в Лесу, к твоему сведению, патронов навалом, каких угодно!
        - Откуда?
        - Ты хоть представляешь, сколько здесь было отделений полиции? И в каждом - оружие, боеприпасы! А охотничьи магазины, стрелковые клубы? Тридцать лет прошло после Зелёного Прилива, а до сих пор далеко не до всех добрались.
        - Ну… - Егор смутился. - Не только патроны, конечно…
        - А что ещё? Деньги? Драгоценности? Так их отсюда тащат, а не наоборот. Лекарства? Ваша химическая отрава здесь даром никому не нужна. Одежда? Смешно - там сплошь синтетика, в Лесу она и пяти минут не проживёт. Электроника, аппаратура? У нас она не работает. Инструменты, утварь, всякие бытовые мелочи? Заходи в любой дом, в любой магазин, выбирай, чего душе угодно!
        - Так что тогда везут снаружи?
        - Да почти ничего. Главные потребители товаров из Замкадья - обитатели Универа, ВДНХ и Речвокзала, те, кто не хочет отвыкать от прежнего образа жизни. А лесовики - ну, шоколадку купят иногда, пачку кофе или чая. Да и то больше по старой памяти, а так пьют отвары трав и кореньев. Фермеры ещё иногда животных заказывают, на развод - цыплят, поросят, семена ещё. А так всё своё.
        Егор озадаченно хмыкнул и почесал затылок. Лесная коммерция открывалась ему с неожиданной стороны.
        - Деньги можешь пока не менять. - Лине определённо нравилась роль наставницы. - На рынке торговцы принимают рубли, по курсу, разумеется. Но если соберёшься куда-нибудь, лучше заранее озаботиться.
        Во время прогулки по рынку Егора не оставляло чувство, будто он попал на фестиваль исторической реконструкции. За прилавками и в маленьких мастерских сплошь сидели обитатели Леса, в домотканых одеждах, с сумочками-кошелями и ножами на поясе. У многих - браслеты, как у его спутницы, кожаные с золотым узором, отличительный знак золотолесцев. Покупатели, напротив, несли на себе неизгладимый отпечаток цивилизации.
        В самом большом ряду торговали съестным. Здесь пекли пирожки и лепёшки, варили кулеш - нечто вроде каши из саговой крупы, картошки и сала - жарили на углях мясо и рыбу. Запах был такой, что у Егора, успевшего позавтракать в «шайбе», потекли слюнки.
        По соседству предлагали свою продукцию ремесленники Леса: деревянную и глиняную посуду, изделия из кожи и бересты, сшитую вручную обувь. Здесь, как и в «обжорном» ряду, торговали в основном, фермеры - десятки маленьких поселений, порой из двух-трёх семей были рассыпаны вокруг МГУ и по Воробьёвым горам. Самое крупное носило название «колхоз Пионерский» ирасполагалось на территории парка бывшего Дворца Пионеров. Колхозники занимали на рынке отдельный ряд и щеголяли эмалированными пионерскими значками, которые, как поведала Лина, барахольщики выискивали для них по всему Лесу.
        За прилавками фермеров начинался блошиный рынок, царство барахольщиков: механические часы и будильники, чашки, тарелки из разрозненных сервизов, слесарный и столярный прочий инструмент. Отдельно продавалось оружие: от охотничьих ножей и арбалетов до охотничьих двустволок. Егор с удивлением обнаружил здесь несколько «макаровых», «наганов», старую разболтанную трёхлинейку и охотничий карабин «Вепрь». Владельцу лавки и в голову не пришло спрашивать лицензию - ограничения на торговлю оружием здесь, похоже, не действовали.
        А ещё - очень много книг, потрёпанных, в пятнах, многие без обложек. Попался и лоток, заставленный фарфоровыми и бронзовыми статуэтками, самоварами (настоящими, дровяными!) чугунными утюгами, пепельницами. Были и музыкальные инструменты - гитары, скрипки и даже обшарпанный аккордеон с надписью «WELTMEISTER». Ни дать ни взять - витрина захудалого антикварного магазинчика.
        - Это ещё что! - хмыкнула Лина, увидев, что Егор рассматривает бронзовый бюстик какого-то исторического деятеля. - Вот у Кубика-Рубика - там есть на что посмотреть. А здесь хлам, мелочёвка.
        - Кубик-Рубик? Кто это?
        - Самый первый в Лесу антиквар. Ты, вроде, был на Речвокзале - неужели не заметил? Приметная такая лавочка…
        Егор вспомнил угол зала, отгороженный ширмами и пожилого коренастого - действительно, кубик! - армянина, безмятежно восседающего под куском картона с корявой надписью от руки: «СТАРЬЁ БИРЁМ». Дизайн вывески полностью соответствовал убогому ассортименту.
        - Антиквар, говоришь? А мне он показался просто старьёвщиком.
        - Кубик-Рубик-то? - засмеялась Лина. - Да он нарочно выставляет напоказ всякую рухлядь, а дела ведёт с самыми крутыми коллекционерами Замкадья. Все знают, что на него работает половина егерей Леса. Даже Бич, говорят, принимает заказы!
        - Заказы? А что…
        Но девушка уже не слушала.
        - Мне пора возвращаться в библиотеку, так что давай поскорее. Что ты собирался купить, нож? Вон подходящая лавочка, выбирай.
        IV
        Проскочив мост, дрезина миновала эстакаду через Третье Кольцо и остановилась. Здесь влево уходила ветка, соединяющая МЦК с путями Киевской железной дороги, а с другой стороны стеной нависали громадные ясени, до основания разрушившие индустриальные кварталы за Потылихой. У этой развилки сетуньцы возвели из бетонных блоков и шпал блокгауз и держали на нём гарнизон, троих новичков под командой сержанта из ветеранов. Отсюда к Стану вела тропа. Егерь и его спутник миновали в ворота из толстенных брусьев, пересекли площадь, полную по случаю праздника, народа, и направились к трактиру «Мистер Панин».
        Никто не знал точно, почему центр общественной и культурной жизни Стана получил такое имя. Согласно самой популярной версии - в честь основателя Стана, в одиночку уничтожившего гнездо засевших здесь чернолесских кикимор. Однако, старожилы утверждали, что ни самого героя, ни кикимор, не было и в помине, а названием своим трактир обязан скандально известному актёру, который ещё до Зелёного Прилива устраивал здесь попойки с девками, травкой, порошком и прочими богемными шалостями.
        Зал «Мистера Панина» был набит битком. Синий табачный дым плавал под низким потолком густыми слоями, пейзанки в чепцах и крахмальных передничках сновали туда-сюда с подносами и охапками кружек - в трактире старательно выдерживали «средневековый» стиль. Сергей и Тур (так звали его спутника) устроились в углу. Сетунец, извинившись, отлучился во двор по малой надобности, егерь же выцедил большую кружку ледяного эля и сразу спросил вторую. Блаженно вытянул ноги и стал прислушиваться к доносящимся со всех сторон обрывкам разговоров.
        - …зашёл, значит, Бич на Речвокзал. Хочется выпить, а денег нет. Пошёл в «Старьё-Бирём» иговорит Кубику-Рубику: «Уважаемый, я что угодно для тебя сделаю, только поставь пузырь, а?»
        За соседним столом устроилась компания из четверых юнцов. Анекдот рассказывал один из них, здоровенный детина, чей бицепс обвивали сплетённые на кельтский манер стебли с двумя цветками терновника - по числу убитых монстров. Всё ясно: мальчишка недавно закончил обучение, поучаствовал в паре-тройке вылазок и уверен, что схватил Бога за бороду. А вот знака Посвящения в виде дуба, с переплетёнными ветвями и корнями, Сергей не заметил.
        Здоровяк продолжал:
        - Ну что ж, отвечает Кубик-Рубик. Дам тебе три поручения. Первое: вон тот барахольщик меня кинул. Накажи его. Второе: уменя есть родственница, тётка Ануш. Ей за шестьдесят, а темперамент, как у молодой. Уважь её, доведи до трех оргазмов! И третье: вподвале стоит чан с кикиморой, на заказ взял, для зоопарка из Замкадья. Хорошая кикимора, здоровая, одна беда - не ест совсем. Ты её накорми, а?
        Взрыв хохота заглушил продолжение. Ржали не только собеседники рассказчика - к ним присоединились и сидящие за соседними столиками. Сергей нахмурился, сжав кружку так, что побелели костяшки пальцев. Раздражение накатывало, накрывало волной, гребень которой вспенивался глухой злобой.

«… нет, нельзя… но до чего наглый юнец!..»
        - …Бич хватает пустую бутылку, кидает в барахольщика. Тот стекает по стенке. Потом спускается в подвал, оттуда раздаются возня, рёв, крики. Через четверть часа вылазит, весь в лохмотьях, искусанный. Отдышался и спрашивает: «Где тут тётка Ануш? Ща я её накормлю!»
        Снова хохот, от которого опасно задребезжали стёкла.

«… ну, всё! Клык на холодец, нет больше моего терпения!..»
        Кружка разбилась о стену, в опасной близи от головы шутника, осыпав его и собеседников стеклянным крошевом.
        - Ты, пацан, только в кабаке такой смелый? От кого спас мир - от пары кроликов? Или подстрелил бродячего пса и теперь быкуешь? Тогда базара нет, герой!
        Трактир загудел - оскорбление было нешуточным. Здоровяк, обалдевший, было, от наезда, пришёл в себя и потянул из-за пояса кинжал.
        - Эй-эй! - трактирщик заметил назревающую ссору и решил вмешаться. - Если собираетесь драться - валите на Спорный Ринг! Порядка, что ли не знаете? Вот кликну шерифа, насидитесь в холодной!
        Обиженный открыл рот, чтобы ответить - и едва не полетел с ног от могучего тычка в спину.
        - Ты на кого лапку задрал, щенок?
        Посетители расступились, и Сергей увидал Тура. Сетунец был разозлён так, что казалось ещё чуть-чуть - и из ушей повалит дым.
        - Ты хоть знаешь, недоносок, кто перед тобой? Это сам Бич и есть! Ну что, всё ещё рвёшься ножичком помахать?
        По толпе прокатился недоумённый гул. На гостя смотрели с удивлением, а кое-кто и с опаской. Здесь многие были наслышаны об отчаянном егере, забиравшемся в самые гиблые места Леса.
        Егерь поморщился. Реакция посетителей радовала его ничуть не больше выходки подвыпившего сопляка.

«…что же это такое на меня накатило? А вроде, почти не пил, подумаешь, две кружки. Да, стареешь, брат…»
        - …сгною в нарядах! Сегодня же, после Посвящения - на кухню, дрова колоть, лично проверю!
        - Ладно Тур, хрен с ним, я сам погорячился… - примирительно сказал Сергей, и не удержавшись, добавил с толикой яда в голосе:
        - Так, значит, рассказывают обо мне? Ну-ну…
        Физиономия ветерана от стыда пошла багровыми пятнами. Он опустил голову и злобно покосился на проштрафившегося парня.

«…вот теперь - сгноит, к бабке не ходи. Ну, извиняй, парень, сам дурак…»
        V
        - Проводник будет ждать возле Восточного фонтана. - Яков Израилевич Шапиро ткнул карандашом в висящую на стене схему. - Он и проводит вас до места. Задание несложное: обыскать квартиру, забрать документы. Они в кабинете, в письменном столе, скорее всего - в левом верхнем ящике. Или, может быть, в кейсе. Квартира принадлежала учёному, работавшему в ядерном исследовательском центре. - В «Курчатнике»?
        - Именно. За день до Зелёного Прилива он унёс домой с работы лабораторный журнал и тетрадь с рабочими заметками. - Разве это не запрещено?
        Вопрос был заведомо бессмысленным. Членкору РАН, ведущему физику страны подобные запреты не писаны.
        - Разумеется, запрещено. Но Виктор Павлович часто работал дома. Говорил: ночью лучше всего думается. - Он сам рассказал о бумагах?
        - Увы, профессор Новогородцев погиб, пытаясь выбраться из города. Тело не нашли. Егор озадаченно нахмурился. - Но тогда, каким образом…
        - Один из сотрудников видел, как он собирался домой и клал лабораторный журнал в портфель.
        - А другие подробности - кабинет, ящик стола? Сотрудник этого знать не мог. Во взгляде завлаба мелькнуло раздражение.
        - А вы дотошны, юноша. Полезное качество для исследователя. Честно говоря, я не в курсе. Быть может, рассказал кто-нибудь из близких? Вроде, у Новогородцева была дочь… - Тогда конечно. Позвольте ещё вопрос?
        Завлаб кивнул.
        - Какое отношение это имеет к микологии?
        Раздражение в глазах Якова Израилевича сменилось недоумением, потом досадой.
        - Э-э-э… видите ли… собственно, никакого. Нас попросили отыскать эти бумаги, поскольку мы много работаем в поле и обладаем соответствующим опытом.

«…попросили нас? Ох, темните вы, Яков Израилевич! Помнится, Лина давеча говорила, что задания учёных обычно выполняют золотолесцы. А ещё - что завлаб экспериментальной микологии, кандидат наук Шапиро избегает к ним обращаться…»
        - Но у меня-то, откуда опыт? Один только раз был за пределами ГЗ, всего на пару сотен метров отошёл…
        - Так ведь я вас не одного посылаю! - завлаб явно обрадовался смене темы. - Гоша отведёт куда надо, и поможет, если что. Вам надо только опознать нужные бумаги. Вы ведь физик по специальности?
        - Да, физика элементарных частиц.
        - Тогда вам и карты в руки! Заодно и опыта наберётесь. Не дальний свет, конечно, но пошагать придётся изрядно. Давайте я вам на схеме покажу…
        - Яков Израилевич, можно?
        В дверях стоял студент - среднего роста, в джинсах, клетчатой рубашке. Бросалась в глаза круглая, веснушчатая физиономия и уши, оттопыренные, словно лопухи. На ушах висели дужки очков в тонкой прямоугольной оправе.
        - Что вам… простите, не припомню?
        - Лёша… Алексей Конкин, сто третья группа. Михаил Игнатьевич велел зайти насчёт завтрашней лабораторки.
        - Да, конечно. Подождите, я скоро освобожусь. Вон стул, присядьте.
        Студент кивнул и пристроился возле шкафа с лабораторной посудой. При этом он косился на Егора - то ли с любопытством, то ли с опаской.

«…почему бы и нет? Если верить Лине, я теперь знаменитость…»
        - Да, так о чём я, Жалнин? Ах, да, карта… смотрите - вам вот сюда. Дома частично разрушены, но хоть какие-то ориентиры.
        Карандаш в руках завлаба упёрся в красную отметку.
        - Строителей шесть, корпус два… а дом цел?
        - Вот вы и выясните. Да, и ракетницу возьмите, мало ли что?
        - С вашего позволения, я бы лучше карабин.
        - Незачем. Пропуск я приготовил - чтобы не позже, чем через час были снаружи! Гоша ждать не будет.
        - Гоша? Это кто? Фомич… простите, Фёдор Матвеевич о нём упоминал, но без подробностей.
        Завлаб усмехнулся.
        - Гоша - лешак. Своеобразный тип, увидите. И зайдите на склад, подберите инструменты - топор там, монтировку, кувалду…
        - Это ещё зачем?
        - А как вы собираетесь проникнуть в квартиру?
        Волны Зелёного Прилива совсем немного не докатились до монументального, украшенного колоннадой и статуями, парадного входа. Асфальт перед ступенями кое-где взломали тощие деревца, и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов стояли на своих местах, по периметру площадки. Сквер вокруг памятника Ломоносову сохранил почти первозданный вид - разве что, поднялись ещё выше голубые ели, буйно разрослись кусты сирени, да трава на газонах вымахала в человеческий рост. Дорожки, выложенные брусчаткой, остались нетронутыми, будто и на них распространялся странный запрет, хранивший иные участки Леса, освоенные его двуногими обитателями. Многочисленные скамейки заброшены, краска облупилась - студенты давно уже не устраиваются в сквере в перерывах между парами.
        Гоша дожидался Егора, сидя на бордюре заросшего диким виноградом фонтана. Увидев его, молодой человек понял, почему Шапиро назвал проводника лешаком - другое слово к нему попросту не подходило. Гоша напоминал Врубелевского Пана, только с дубовой корой вместо кожи и пальцами-корешками. На голове - не окаймлённая седыми кудрями лысина, а космы то ли мха, то ли водорослей. Длинный, слегка загнутый вверх нос походил на отпиленный сучок.
        Всё это не производило отталкивающего впечатления, как запущенная кожная болезнь. Облик Гоши гармонично вписывался в окружающее: казалось, ожил обыкновенный пенёк - ожил, натянул на себя лохмотья и отправился прогуляться по дорожкам сквера.
        - Как тебя звать-то, студент?
        Голос был под стать облику - скрипучий, потрескивающий.
        - Егор. Только я не студент, а лаборант.
        - Так мы с тобой, выходит, тёзки? Помнишь - «он же Гога, он же Г?ра…»
        - Нет, а это откуда?
        - Был такой фильм - давно ещё, в советские времена. Неужто, ни разу не видел?
        Егор виновато улыбнулся и развёл руками.
        - Эх, молодёжь, святые вещи забыли! Помнится, я его в первый раз смотрел ещё студентом, в кинотеатре «Прогресс» - здесь, недалеко.
        Это дурдом, отрешённо подумал Егор. Параллельная реальность. Перед ним сидит натуральный лешак из русских сказок и ностальгирует по кинофильмам давно рухнувшей Империи. А дальше что - баба-Яга прилетит на ступе? Да запросто, кота-баюна он уже встречал.
        - Сколько же вам лет?
        - А пёс его знает! - проскрипел Гоша, как показалось Егору, с досадой. - Я уж и со счёта сбился. Помню только, что филфак закончил лет за десять до развала Союза.

«…лешак-филолог? Точно, клиника…»
        - За десять? То есть во время Зелёного Прилива вам было лет семьдесят?
        Гоша поморщился - насколько может поморщиться пенёк, покрытый растрескавшейся корой.
        - Да, где-то около того.
        - А сейчас, значит, не меньше ста?
        Гоша поскрёб в замшелых кудрях корявой пятернёй.
        - Пожалуй, что и так. Лес - он, знаешь ли, жизнь продлевает, тем, кто живёт в нём по правилам.
        - По правилам? По каким?

«…вот и Шапиро упоминал о правилах…»
        Гоша встал, скрипнув суставами. Звук был такой, словно открыли с натугой рассохшуюся, приросшую к косяку дощатую дверь. Егор едва не присвистнул от удивления - росту в лешаке было больше двух метров.
        - Экий ты шустрый, паря… Время придёт - сам всё узнаешь, а сейчас пошли, пора.
        VI
        Купол, накрывавший Арену, был сделан из прочной металлической сетки. В нескольких местах она была пробита и залатана - где наскоро, проволокой, а где и капитально, железными листами. По бокам, на защищённых решёткой помостах стояли тяжёлые станковые арбалеты, заряженные метровыми болтами с зазубренными наконечниками. От купола к металлическому ангару вёл забранный стальной решёткой коридор.
        - Объявляется первая схватка финального раунда Посвящения! Алексей Пархоменко, соискатель - против ракопаука! Напоминаю, вес взрослой особи… Объяснения потонули в шквале криков, свиста, улюлюканья. Служители налегли на рукояти ворота, решётка, отделяющая коридор от арены, со скрежетом поползла вверх. Из ангара послышалась возня, матюги, и на арену выскочила уродливая тварь, казалось, состоящая из одних ног, жвал и шипов. Замерла, угрожающе вскинув мощные, сложенные как у богомола, клешни. Они заканчивались остриями, способными пришпилить жертву к земле, и вибрировали, словно кастаньеты, сотрясая воздух россыпями сухих костяных щелчков. Ракопаук, гордый воин, бросал вызов гуманоидному ничтожеству, замершему у противоположного края арены.
        Зрители восторженно взревели. Сергей внимательно оглядел трибуны. Среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.

«…золотолесцы? И не один - четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка…»
        Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.

«…вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на этот же балаган явились полюбоваться?..»
        Ракопаук продолжал заливаться трескучими трелями.
        - Хорош, а? - сетунец пихнул егеря локтём. - В холке почти два метра!
        Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными шипами. Пасть - отверстие, окружённое шевелящимися хелитцерами. Выше россыпь белёсых пузырей размером с апельсин - глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать заряд картечи из двустволки.
        - Где вы его раздобыли?
        - У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. - вполголоса ответил сетунец. - Но там таких здоровых нет, только мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут и не успевают вымахать.
        - А этот?
        - Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре - чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но больше и не понадобилось.
        - Так мало соискателей?
        - Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет - будет иметь дело с ракопауком. В этом году до финала добрались двое.
        - А остальные?
        - Один труп, пятеро раненых. Двое отказались.
        - По-взрослому у вас…
        - Приходится. Понизишь планку - сразу пойдут потери. Нет уж, пусть опыта набираются!
        - …соискатели могут выбирать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки, взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что…
        - Хреновый выбор. - прокомментировал Тур. - Сеть хороша против шипомордника, может ещё баюна. А у ракопауков кромки клешней как бритвы, прорежут на раз.
        Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Сергей увидел его лицо - мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза, выпученные налитые кровью.
        - Клык на холодец - парень накачан вашей отравой. А иначе что, никак?
        - Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится - всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.
        - И что с ним будет? Склеит ласты?
        - Нет, есть способы… но, поверь, Бич, бывают вещи и похуже смерти.
        - Верю. И что, у вас все на них сидят?
        - Типун тебе на язык! - Тур сплюнул через плечо. - Половина, не больше.
        - А сам?
        - Лес миловал.
        Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он звонко щелкнул и двинулся на противника.
        - Сейчас прыгнет… - прошептал сетунец. - Они всегда так.
        Договорить он не успел - тварь распрямила, как пружины, заднюю пару конечностей и взвилась в воздух. Соискатель этого ждал - перекатом ушёл в сторону и сразу же вскочил на ноги, раскручивая над головой сеть.
        Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать, а резко, с места ускорился, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара.
        Сетунец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. Тварь словно ждала этого - неуловимым движением она сложилась, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок, и парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив копьё-рунку перед собой.
        Ракопаук зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки полетели во все стороны.

«…один-ноль в пользу членистоногой скотины…»
        - Ну, всё. - обречённо прошептал Тур. - Сейчас прижмёт к решётке и…
        Но боец не собирался сдаваться. Он нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.
        Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, застрявшей в панцыре.

«…один-один?..»
        Болельщики неистовствовали:
        - Красава!
        - Добивай его!
        - О-лэ - олэ-олэ-олэ!
        - Молодец, Лёха!
        - Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!
        - О-лэ - олэ-олэ-олэ!
        - Вали гада нах!
        Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец - топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей заметил, что движения его стали неловкими, как бы неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги подкосились, парень осел, повалился лицом вниз. Из-под живота по песку медленно расползлось тёмное пятно.
        Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.

«…и-и-и - чистая победа! Увы, неправильной стороны…»
        Ш-ш-ших-хрясь!
        Тяжёлый болт проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. От удара ракопаук осел на задние ноги, широко, словно в недоумении, раскинув клешни.
        Ш-ш-ших-хрясь!
        Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, поднялась, и на арену высыпали служители в кирасах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.
        VII
        Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным осинником, субтропические бамбуковые рощи - с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. «Малая Чересполосица - бурчал Гоша - нигде в Лесу больше нет такого салата». На вопрос Егора - «а где Большая Чересполосица?» - он неопределённо хмыкнул.
        В отличие от флоры, фауна здесь не баловала особым разнообразием. В Малой Чересполосице преобладали обычные для средней полосы России виды - Егор видел белок, взлетающих по шипастому стволу тропической сайбы, кабаний выводок, весело хрумкающий дикорастущими ананасами. А однажды им попалось странное создание, чем-то напоминающее крота-переростка с длинным, сплющенным, загнутым кверху рылом и толстыми лапами, вооружёнными внушительными когтями. Зверюга неторопливо жевала полуметровую сколопендру. Увидев людей, она и не подумала прерывать трапезу, только приподняла плоскую башку и проводила чужаков немигающим взглядом чёрных глазок-бусинок. Лешак назвал существо «барсукр?том» ипояснил, что правильно оно именуется «кротоподобный некролест», происходит из ранне-миоценовой эпохи и является ровесником кота-баюна. Чем изрядно удивил Егора - тот никак не ожидал от лешака столь глубоких познаний в палеонтологии.
        К метро «Университет» они вышли неожиданно. Гоша раздвинул очередную завесу лиан, и упёрся прямо в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, а возле входа громоздились россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.
        - Жгучие дождевики - Гоша показал на ближайшую гроздь. - Держись от них подальше. Заденешь - лопается и ф-ф-фух, облако спор на пять шагов! Если вдохнуть - лёгкие выжжет и глаза, никакие снадобья не помогут. А грибница отрастит ложноножку, дотянется до трупа и будет сосать соки.
        - Экая мерзость! - Егор попятился.
        - Ещё какая! - жизнерадостно подтвердил «тёзка». - Хочешь посмотреть?
        - На что?
        - Как они лопаются. Красиво же!
        Предложение застало Егора врасплох.
        - Но ведь… а споры?
        - Отойдём за колонны, не достанет.
        - А как сделать, чтобы они… э-э-э… полопались?
        - Шмальни из ракетницы, и всего делов! Если Шапиро спросит за потраченный боеприпас - скажешь, почудилось что-то, ты и выстрелил.
        Комок красного огня со свистом влетел в гроздь дождевиков. Раздалась череда громких хлопков, и место действия затянуло густым облаком. Гоша не соврал - зрелище вышло красивое. Споры дождевика поблёскивали, подобно туче крошечных конфетти из золотой фольги. Клубящаяся масса расползалась, приближалась к колоннам, за которыми укрылись Егор со спутником.
        - Валим отсюда!
        Суковатая пятерня сцапала Егора за рюкзак. Гоша бесцеремонно волок повисшего в лямках попутчика, и тому оставалось скрести каблуками по земле да перебирать без толку ногами.
        И вдруг всё кончилось. Проводник огляделся и прислонил напарника к стволу дерева, услужливо подсунув под седалище рюкзак.
        - Оу-уй! - Егора подбросило вверх. - Что ж ты творишь, а? Там же топор с кувалдой, а ты их живому человеку под задницу! Под свою, деревянную, подложи, Буратина хренов!
        - Ох ты… - Лешак виновато развёл руками. - Ну, извини, паря. И за дождевики прости, это я зря.
        Гримаса на лешачиной физиономии, была до того комична, что гнев Егора немедленно растворился.
        - Да ладно, чего там… тем более - действительно красиво! Вот, значит, какая ты, экспериментальная микология!
        - Она, родимая! - подтвердил Гоша. - Ты как, идти-то сможешь?
        На бегу он не выбирал дороги - ломился через подлесок, как кабан сквозь тростники, и пару раз чувствительно приложил напарника о стволы деревьев.
        - Справлюсь.
        - Дальше легче будет. Здесь есть тропинка, ведёт примерно, куда нам нужно и зарастает не шибко.
        Егор вдел руки в лямки и охнул - ушибленное плечо отозвалось болью.
        - Давай понесу… - засуетился лешак. Он отобрал у напарника рюкзак со связкой инструментов, закинул на плечо. - Потопали помаленьку?
        - Да, сейчас… - Егор обернулся. Сквозь прореху в кустарнике, виднелся павильон станции, затянутый золотистым туманом. - А что там, внизу?
        - В метро-то?
        - Ага.
        - Ничего хорошего. Почти все тоннели затоплены, а которые не затоплены - заросли разной мерзостью. Когда деревья из-под земли попёрли и по всему городу отрубилась связь, кто-то подал сигнал «Атом». По нему в метро должны были запирать гермоворота - на случай ядерной войны, понимаешь? Ну, их и заперли, отрезав всех, кто находился внизу.
        - А почему потом не открыли? Наверняка ведь поняли, что никакой войны нет?
        - Открыли, да не везде - где корни деревьев помешали, а где станции затопило, и открывать стало некому. На «Университете», ворота так и стоят закрытые, и никто не знает, что внизу. Да и кому надо туда лезть? Разве что, подземникам, а те - бр-р-р….
        - Подземники?
        - Потомки тех, кто выжил в метро. Только они уже не совсем люди.

«…кто бы говорил…»
        Видимо, Гоша угадал эту мысль. Он наклонил голову, пряча глаза, помолчал, потом заговорил - глухо, без прежнего жизнерадостного скрипа.
        - Возьми, скажем, меня и прочих обитателей Леса. Есть разница?
        Егор кивнул.
        - Они среди людей живут, пищу едят человеческую, овощи, на грядках выращенные, воду кипятят, готовят на огне.
        - А вы что, сырым питаетесь?
        - Я-то? Да, ваша пища мне не подходит.
        Гоша протяжно скрипнул - как показалось Егору, печально.
        - Не жалеете, что так изменились?
        - Так ведь все меняются! Кто сильнее, кто слабее, но - все. Ты тоже изменишься, когда Лес в себя впустишь, только сам не заметишь. Сначала глаза зеленеют, особенно у женщин. Это ещё можно поправить - поживи месяцок-другой за МКАД, они сделаются прежними. Но когда кожа пойдёт зелёным оттенком, это уже сигнал: ещё чуть-чуть, и хода назад не будет. А позеленеет совсем, как у аватарок - тогда всё.

«…что - всё? И опять это слово - аватарки…»
        - А причём здесь подземники? Мы же о них говорили?
        - Как - причём? - удивился лешак. - Лес, он ведь не только вверх растёт, под землю тоже. Только там вместо травы с деревьями - корни, грибы осклизлые, плесень да водоросли. Подземники этим всем и живут, без солнца, без свежего воздуха. Жрут грибы, крыс, слизняков, и сами стали, как крысы и слизняки. Даже, говорят, перепонки между пальцами отрастили - тоннели-то почти все затоплены. Я сам их не видал, а вот Бич…
        - Бич? Что-то я про него слышал…
        - Лучший егерь на весь Лес! - наставительно проскрипел Гоша. - Он с вашим Шапиро приятельствует, частенько заглядывает в Универ. Если встретишь - расспроси, столько всего порасскажет! Если захочет, конечно. Бич, он не из болтливых.

«..не то что ты, колода трухлявая…»
        - Если увижу - обязательно спрошу. Пошли, что ли?
        Егор продирался сквозь подлесок, стараясь не отставать от проводника, и гадал: счего это Гоша решил с ним пооткровенничать? Хотя, что он такого рассказал, кроме того, что можно услышать в коридорах Универа или на кухне, в общаге? Студенты, правда, наплели бы ещё сорок бочек арестантов - они в этом плане публика ненадёжная…
        А Гоша чем лучше? Столетний замшелый пенёк с мелко-хулиганскими наклонностями! Тоже мне, источник информации…

«…а что, есть из кого выбирать?..»
        VIII
        - Вот такая у нас теперь жизнь, Бич. Не знаем, чего и ждать…
        Они стояли у парапета набережной. Ниже по течению вода пенилась среди изломанных бетонных глыб - автомобильный мост, в отличие от старого, железнодорожного, не устоял перед натиском разбушевавшейся растительности. Корни подрыли опоры, обрушив полотно Третьего Кольца в воду.
        - …на Тинге чуть до драки не дошло. Когда Седрик объявил, что даёт золотолесцам бойцов для экспедиции - наши взбеленились. Стали орать: «Седрик нас под Золотые Леса укладывает! И так уже творят в Стане, что хотят!»

«Тингом» называлось собрание, на котором сетуньцы решали все сколько-нибудь важные дела. Седрик бессменно возглавлял Тинг с момента его создания. Слухи о его разногласиях с ветеранами Стана, ходили давно - один из таких «оппозиционеров» как раз излагал Сергею эту историю. - Что за экспедиция?
        - На Запад, к Щукинской Чересполосице. О подробностях он не распространялся, говорит - слово дал молчать. - Ну, раз слово - тогда базара нет.
        - Не нравится мне это, Бич. Заперся с золотолесцами, всю ночь проговорили. Наутро вышел, бледный, как смерть, руки трясутся - и велел собирать Тинг.
        - Золотолесцы - это те, что были сегодня на Арене? Козырные ребята, как я погляжу, из самой их верхушки. - Разглядел? Сергей кивнул.
        - Зачастили к нам, торчат неделями напролёт. Седрика словно подменили: рассорился с ветеранами, собирает вокруг себя молодёжь, не прошедшую Посвящения и отправляет в охотничьи экспедиции. А те и рады: орут, что никакого Посвящения вообще не надо, а нужно наоборот, менять старые порядки.

«…а ведь верно! Вот и у щенка из „Мистера Панина“ не было знака Посвящения…»
        - И многие недовольны Седриком?
        - Из ветеранов - больше половины. Молодёжь почти вся на его стороне.
        - А Тур?
        - Тур… - хмыкнул сетунец. - Тур человек занятой, на нём хозяйство. Он в политику не лезет… пока.
        - Эй, Бич, скоро вы там?
        Сергей перегнулся через парапет.
        - Тебе пожрать-то дали, мореход?
        Пирога Коли-Эчемина покачивалась у наплавного причала. Там же, на перевёрнутой железной бочке стояли котелок с остатками мясного рагу и оплетённая соломой бутыль.
        - А то как же! И с собой завернули, теперь с голоду не помрём.
        Каякер продемонстрировал свёрток, укутанный зелёными листьями.
        - Чутка погоди, нам тут ещё надо перетереть. Ты пока собирайся, что ли…
        - Нищему собраться - только подпоясаться! - весело крикнул Коля. - Всё готово Бич, тебя ждём…
        - Десять минут, клык на холодец. Извини, Рудобой, отвлёкся…
        Сетунец зло сплюнул в воду.
        - Сдаётся мне, Бич, золотолесцы против тебя что-то имеют. Когда увидели - только что не зашипели. Пацанчика своего послали, проследить, куда ты пойдёшь. Ну, мои парни его тормознули: нечего шляться без сопровождающего по режимному объекту!
        - Может и имеют. А может и чуют, что у меня к ним вопросы.
        Рудобой сощурился.
        - Вопросы? Какие - не секрет?
        - Секрет. Но тебе, так и быть, скажу. Понимаешь, ни в одном уголке мира нет такой свободы, как у нас, в Лесу. Свободы от властей, Сети, криминала, а главное - от нищеты и голода. Любой, кто не сидит на попе ровно и не жуёт сопли, имеет крышу над головой, одёжку и кусок хлеба с маслом. А ещё - надёжный ствол, чтобы никакая падла не тронула ни его самого, ни его семью. Не желаешь жить в общине - бога ради, отделяйся, селись на отшибе, никто не держит. Захочешь вернуться - обратно, без проблем. А золотолесцы тащат сюда всякую погань из-за МКАД: политику, интриги, высшие, мать их, интересы… дай им волю - они и налоги введут! Нам оно надо? Вот вам, свободным воинам - надо?
        Рудобой поморщился.
        - Ну, заладил - «свобода, свобода»… Порядок должен быть!
        - Золотолесцы его тебе вмиг обеспечат, только заикнись. А заодно - и остальные радости, вроде демократии, конституции, прав человека и прочей мутотени. Они уже вовсю стараются - подминают хуторки вроде Малиновки, к Кузнецу подкатывались, челноков потихоньку прессуют, с замкадниками дела крутят, только держись!
        - Думаешь, хотят подчинить весь Лес?
        - Весь - пупок развяжется. А вот правобережье Москвы-реки, скажем, от Филей до Крымского Моста - это в лёгкую. Недаром они изо всех сил стараются, чтобы мы друг с другом перегрызлись. «Разделяй и властвуй», слыхал?
        - Брось, Бич. Сам же говорил: всегда можно сняться и уйти, и путь себе властвуют на пустом месте!
        - Не все такие бродяги как мы с тобой. Люди обжились, устроились. Им нравится их жизнь, понимаешь? И чтобы она такой и оставалось, они могут прогнуться. Сначала чуть-чуть, потом ещё и ещё - и не заметят, как останутся должны, как земля колхозу. А им будут впаривать, что только так и надо жить, и вообще всё это - мечта их босоногого детства.
        Рудобой медленно покачал головой. Лоб его прорезали жёсткие складки.
        - Да, брат, люди не меняются. Сколько нас в Лесу - тысяч пятьдесят-шестьдесят?
        - Около семидесяти. Умники из Универа что-то там считают, только цена их подсчётам - овечье дерьмо. Нету такого способа, чтобы узнать, сколько на самом деле народу живёт в Лесу, не придумали ещё! И не надо: ато подсчитают, и начнётся - паспорта, гражданский долг, регистрация по месту жительства, а закончится подоходным налогом и всеобщей воинской повинностью. Нет уж, спасибо, кушайте сами, а мы как-нибудь обойдёмся. Леса хватит на всех!
        Сетунец помрачнел ещё больше.
        - Может, ты и прав. Но я о другом: будь нас не семьдесят тысяч, а тысяча, или сто человек - мы бы и тогда играли в политику?
        Двое мужчин помолчали, глядя на воду.
        - Знаешь, Рудобой, я тебе скажу по-простому. Снадобья, здоровье, продление жизни - это всё круто, конечно. Но главное, Лес нас переиначивает, понимаешь? Нет, даже не так - даёт каждому шанс самому другим сделаться. Умнее, добрее, лучше, что ли… А то, что творят Золотые Леса может спустить этот шанс в сортир - китайцы свой шанс спустили, когда вдарили по Шанхаю термоядерными ракетами. Не так быстро, конечно, но всё равно, наверняка.
        IX
        Чётная сторона улицы Строителей была застроена многоэтажными домами, теперь, по большей части, полуобвалившимися. Дом номер шесть выделялся среди них относительной сохранностью: ни обрушенных подъездов, ни великанских клёнов и тополей, проросших сквозь этажи, лишь пологи ползучей растительности, свисающие с лепнины на фасаде в стиле «сталинский ампир». Повезло.
        От - А я жил тут, неподалёку. - сказал Гоша, ворочая по сторонам замшелой башкой. - Давно, ещё до того, как стал бомжом. Когда всё началось - хотел вернуться, но дома камня на камне не осталось.
        Егор, в который уже раз, обратил внимание, что лешак избегает термина «Зелёный Прилив». И морщится, когда слышит его от собеседника.
        Нужный подъезд нашёлся рядом с огромной липой, в развилке которой, на уровне третьего этажа, повис съеденный ржавчиной остов «Газели». Они протиснулись по лестничной клетке, держась подальше от гроздей жгучих дождевиков. Егор, увидев белёсые пузыри, расстегнул на всякий случай противогазную сумку - потом ведь можно и не успеть…
        Профессор Новогородцев занимал квартиру на седьмом этаже. Сейфовая дверь отразила все усилия Егора, пришлось последовать совету из детской песенки - пойти в обход. И снова повезло: соседи профессора не успели, а может и не захотели запереть дверь квартиры, а лишь защёлкнули на английский замок. Пара минут возни, и Егор с кувалдой стоит перед межквартирной, в один кирпич толщиной, стенкой и примеривается, куда нанести первый удар.
        Профессорский стол - старинный, просторный, как палуба авианосца - нашёлся сразу. Левый верхний ящик, запертый на ключ, не поддался попытке подцепить его монтировкой. Пришлось вколотить в щель штык-нож и всем весом налечь на рукоять. Звон, клинок лопнул у перекладины, и Егор едва успел подставить локоть, чтобы не расквасить нос о столешницу. Пока он проклинал изделие советского Оборонпрома, кувалдой завладел Гоша и несколькими ударами превратил шедевр мебельного искусства в груду дров.
        Журнал с надписью «Лабораторные наблюдения» на обложке, лежал, как и говорил Шапиро, в ящике. Егор пробежал глазами пару страниц: колонки цифр, значки, неудобоваримые пометки - похоже, то, что надо! На всякий случай, добавил к трофею несколько записных книжек и растрёпанный еженедельник.
        Закончив с обыском (кроме бумаг, в баре, встроенном в тумбу стола отыскались две бутылки коньяка - тёмные, покрытые толстым слоем пыли), напарники выбрались на лестничную клетку и пошли по ступенькам вниз. Егор, насвистывая легкомысленный мотивчик, перешагивал через гроздья пожарной лозы и отстранял монтировкой пряди проволочного вьюна, когда на площадке первого этажа из темноты, в поясницу ему ударило копьё.
        Выручила фляга, висевшая на поясе: острие скользнуло по металлу и ушло в сторону, выдрав клок ткани из штанов. Егор отшатнулся и вскинул монтировку. Нападавший, чёрный силуэт на фоне светлых пузырей дождевиков, испуганно попятился. «Берегись!» - скрипуче каркнул идущий следом Гоша, но было уже поздно: россыпь негромких хлопков и лестничную клетку заволокло золотистым туманом.
        Спасла армейская выучка. Егор зажмурился, отшвырнул монтировку, левой рукой зажал нос и рот, а правой зашарил в расстёгнутой - слава богу! - противогазной сумке. Привычным движением натянул воняющую резиной маску, ощупал ремешки на затылке, и только тогда осмелился открыть глаза.
        Нападавший катался по полу визжа от нестерпимой боли. Впавший в ступор Гоша корявым пугалом торчал посреди лестничного пролёта. Егор ухватил несостоявшегося убийцу под мышки и потащил вниз по ступеням, не обращая внимания на хлопки дождевиков, лопающиеся при каждом шаге. Пришедший в себя лешак топал следом, и облако смертоносных спор затягивало его, словно дымовая завеса.
        Гоша разрешил Егору снять противогаз, только когда они завернули за угол. Отыскал гроздь пожарной лозы, заставил стащить верхнюю одежду и тщательно промыть лицо и руки. А сам отошёл в сторону и принялся вытряхивать энцефалитный костюм. На недоумённый вопрос «как же так, оно ведь жгучее?..» - буркнул «ничо, мы привычные…» ипродолжал, пока из складок не перестала лететь золотистая пыль.
        Нападавшему водные процедуры не требовались. Он лежал спине - почерневшие губы в клочьях кровавой пены, глазницы полны гнойно-жёлтой с золотыми точками слизи, пальцы, сведены судорогой предсмертной агонии.
        Лешак наклонился, пошарил в нагрудных карманах мертвеца.
        - Гляди-ка!
        Студенческий билет. Биофак, группа 103. Конкин Алексей Геннадьевич, первокурсник. На фотографии Егор узнал знакомую лопоухую физиономию - это был тот самый студент, что зашёл в лабораторию, когда Шапиро объяснял ему сегодняшнее задание.

«…совпадение?..

…щазз!..»
        - А это что?
        Деревянный кругляш сантиметров семи в поперечнике. Приятный древесный запах - можжевельник? На одной стороне выжжен знак в виде дуба, корни и крона которого сплелись между собой, словно щупальца схватившихся врукопашную осьминогов.
        - Древо Игдрасиль, символ Сетуньского Стана - проскрипел проводник. - Но это точно не сетунец - хлипковат, без татуировок, да и одёжка не та.
        На погибшем были джинсы, ковбойка и куртка-стройотрядовка с нашивкой «МГУ». Обычный гардероб студента.
        - Эти сетуньцы - кто они? Второй раз о них слышу.
        - Есть такие. Поселились лет десять назад возле Лужнецкого моста и с тех пор шастают по лесу, бьют разных зверушек.
        - Охотники, что ли?
        - Не… - Гоша замотал головой так энергично, что во все стороны полетели клочья мха. - Охотники - те охотятся. А эти… ну их, говорить не хочу!

«…и этот туда же…»
        Егор стащил со спины погибшего тощий рюкзак и вытряхнул на траву туристический топорик, стамеску и фомку, в точности как брошенная в подъезде.
        Гоша взвесил топорик на широкой, словно разделочная доска, ладони.
        - Похоже, собирался пошарить по квартирам, а на нас наткнулся случайно.
        - Копьём пырнул тоже случайно? И вообще, откуда у студента копьё?
        - На рынке купил, тоже мне, проблема!
        - А нападать зачем?
        - Может, с перепугу? Принял за бандитов, они, бывает, охотятся за барахольщиками.
        - Вы сами-то в это верите?
        Лешак медленно, со скрипом развёл руками.
        - Да, что-то тут не складывается. Игдрасиль ведь не только сетуньцы используют, друиды тоже.
        - В Лесу и друиды есть?
        - В Лесу всё есть.
        Егор выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.
        - Насчёт студента хорошо бы на кафедре расспросить. Или у сокурсников.
        - Это успеется. - помотал головой Гоша. - А пока надо его самого…
        - Самого? Что за бред, он же…
        - Есть способ. Сообрази пока что-нибудь вроде носилок, а я сейчас.
        Прежде чем Егор успел спросить, зачем нужны носилки, лешак скрылся в подъезде. И вышел через пять минут, заворачивая на ходу крышку стеклянной баночки с чем-то подозрительно золотистым. Егор ахнул.
        - Споры дождевиков?
        - Они самые. Я подумал - чего добру пропадать-то?
        - «Добру»?! Зачем вам эта гадость?
        Гоша ухмыльнулся.
        - Эту «гадость» знахари с руками отрывают - ценный ингредиент, однако… Но я-то не на продажу беру.
        - А зачем?
        Лешак замялся, но всё же ответил:
        - Помнишь, я говорил, что мне человеческая пища не годится?
        Егор кивнул.
        - Так и бухло тоже не всякое подходит. Вот ты прихватил профессорский коньяк - а я чем хуже? Душа, она, знаешь ли, требует… Вот, добавляю золотые споры в ягодную бражку - получается в самый раз!

«…замшелый пенёк, бывший бомж-пропойца, да ещё и самогонщик - на свой, лешачиный манер. Хорош проводник!..»
        - Вот, зачем понадобилась хохма с ракетой! Хотели спор набрать?
        Гоша скрипнул - как показалось Егору, смущённо.
        - Ну, эта… а что такого? Кто ж знал, что дождевики все разом полопаются?
        - Могли бы и сами. На вас, вижу, споры не действуют!
        - Так веселее же! - оживился лешак. - И потом, надо же было, чтобы ты понял, что это за пакость!
        - А что, словами сказать нельзя?
        - Люди говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. - Гоша назидательно поднял коричневый, потрескавшийся палец. - Вот ты увидел, проникся, и потом с противогазом не сплоховал.
        Несколько секунд Егор осмысливал сказанное.

«…и ведь не поспоришь: не расстегни он тогда противогазную сумку - вполне мог и не успеть…»
        Проводник уже озирался по сторонам.
        - А где носилки? Я же просил! Нам что, на закорках его тащить?
        - Куда тащить-то?
        - Тут, недалече.
        X
        Пирога неторопливо ползла против течения. Слева уплывала назад высотка гостиницы «Украина», наполовину скрытая гигантскими клёнами. На противоположном берегу могильной плитой высилось здание Белого Дома, когда-то действительно белое, а сейчас покрытое сплошным, без единой прорехи, одеялом бурого лишайника. Местами оно собиралось могучими складками, словно жировая прослойка на боках толстяка. Сергей однажды попробовал определить толщину слоя, но щуп из заострённой арматурины на два с лишним метра ушёл вглубь губчатой массы, так и не достав до бетона.
        - …досматривать меня не стали. Как увидели, что я один - замахали руками: «проплывай, мол!» А рожи кислые, будто лимон сжевали!
        - Так пропустили же! - отозвался егерь. - А могли бы тормознуть, взять за жабры: - кого, мил человек, вёз, давно ли высадил и где собираешься подобрать?
        - Но это же беспредел! - Коля-Эчемин никак не мог отойти от возмущения. Видимо, наболело. - У нас договор: золотолесцы не мешают плавать мимо Воробьёвых Гор. Какая их забота, кого я везу?
        Негодование каякера было подводкой: он уже пытался расспрашивать егеря о его неладах с золотолесцами. Особого секрета в этом не было, однако слухи о том, что Колю попросили с Богатырских прудов за длинный язык появились не на пустом месте, и егерю не хотелось, чтобы его отношения с обитателями Метромоста стали предметом пересудов.
        - Вот ты всё говоришь: «мы» да «мы»… Ты в натуре кто - Пау-Вау или нагатинский? Пора бы определяться.
        - А зачем? - ухмыльнулся каякер. - Одно другому не мешает. У меня лодка, репутация. Взять, к примеру, тебя: если надо прошвырнуться по реке - кого ты зовёшь? Эчемина! А на Богатырском пруду я душой отдыхаю.
        - Давно хотел спросить: увас там не наших много? Тех, кто не из России?
        - Половина, пожалуй, будет. - подумав, ответил Коля. О золотолесцах он уже забыл. - В основном, из Европы, но есть и коренные американцы - индейцы, в смысле.
        - А эти-то с чего к нам ломанулись? Европейцы - это я понимаю, им ближе. Но чтобы природные индейцы? Валили бы к своим, в Сан-Паулу!
        - К своим? - хмыкнул Коля. - Какие они им, нахрен, свои? В Сан-Паулу настоящие дикари, обитатели амазонской сельвы. Многие ещё из каменного века не выбрались, и теперь уже никогда не выберутся. Цивилизованные краснокожие из Штатов для них такие же чужаки, как и белые. И разговор с ними короткий: копьё в живот или стрелу с кураре в спину. Могут и сожрать, среди самых диких встречаются и каннибалы… Власти Бразилии недаром закрыли доступ не только в Сан-Паулу, но и на всю территорию штата. Мне знающий человек говорил: две трети племен Амазонии уже там, а которые остались - готовы сняться в любой момент.
        - Как? Закрыли же!
        - Поди, останови дикарей в джунглях, пупок развяжется! Дебри там такие, что сам чёрт ногу сломит.
        - Это понятно. - кивнул Сергей. - Но как индейцы туда попадают? Сан-Паулу ведь на юге Бразилии, там нет тропических лесов, как в бассейне Амазонки.
        - Находятся добрые люди. - хмыкнул Коля-Эчемин. - Благотворительные фонды, неправительственные организации, борцы за права коренных народов… Власти это не одобряют, но особо и не препятствуют - баба с возу кобыле легче. Племена выходят к границе цивилизованных районов, там их встречают волонтёры и перебрасывают на юг - кого самолётами, кого автобусами или в автофургонах. Их ведь немного, редко-редко группа в полсотни душ. Довезут до границы Леса, а дальше они сами. И ни одного не задержала Лесная Аллергия - похоже, она на дикарей вовсе не действует!
        Это действительно было необычно. Насколько Сергей знал, Лесная Аллергия щадила в лучшем случае, одного из тысячи.
        - И что самое странное: они все, одновременно узнали про Сан-Паулу! Даже самые дикие, которые не то, что радио - топора железного отродясь не видели. Узнали - и снялись с мест, где их предки с допотопных времён обитали!
        Пирога миновала шеренгу величественных буков, высящихся на месте Краснопресненского парка. Дальше к берегу подступали руины выставочного Центра, сплошь заросшие шиповником и акациями, а за ними рвались к небу оплетённые древолианами небоскрёбы Москва-Сити. Годы и стихии пощадили большую часть остекления, и сейчас лучи вечернего солнца отбрасывали блики от граней медного кристалла «Меркурий-Тауэр». Выше, там, где заканчивались сталь и бетон, чудовищные плети сплетались в жгуты, не уступающие по толщине самим зданиям, и расходились зонтичными кронами на огромной высоте.
        - Самая высокая точка Леса после Останкинской Древобашни. - Коля-Эчемин указал веслом на крону над башней Федерации. - Говорят, группа экстремалов из Универа планирует туда забраться.
        - Не выйдет, клык на холодец! - убеждённо заявил Сергей. - Белки пробовали, обломились. В верхних ярусах такая гадость водится - куда там паукам-плевакам!
        Он слегка покривил душой. Яська, отчаянная сорвиголова, как-то добралась до самой кроны спиралевидной Башни Эволюции - и даже ухитрилась вернуться живой и невредимой.
        - А в Сан-Паулу небоскрёбов не осталось. - сообщил Коля, ритмично взмахивая веслом. - Только холмы из обломков бетона, сплошь заросшие, как в затерянных городах на Юкатане. Пока не начнёшь копаться - и не поймёшь, что там было раньше.
        - А что, кто-то пробовал копаться? Ты же говорил - индейцы чужаков режут.
        - Может, кто-то и пробовал. - пожал плечами каякер. - Лес Сан-Паулу побольше нашего будет, а людей - раз-два и обчёлся. Повезёт - пройдёшь из конца в конец и никого не встретишь.
        - А если не повезёт?
        - Тогда хуже. Несколько лет назад в Сан-Паулу сгинула экспедиция - два десятка учёных, охрана, проводники из Московского Леса. Я тогда ещё жил снаружи, помню, какой поднялся хай. С тех пор туда никого не посылают, не хотят рисковать.
        Сергей кивнул. Он тоже не забыл об этой истории: тогда для бразильской экспедиции среди егерей искали тех, кто не слишком подвержен Зову Леса. Организаторы, сотрудники ЮНЕСКО, клялись обеспечить быструю переброску по воздуху, чтобы свести неудобства к минимуму, сулили самые редкие и дорогие препараты, способные смягчить действие Зова. Сергей тогда отказался, не желая афишировать свою невосприимчивость. А может, и послушал предчувствия, нашёптывавшего о беде.
        Пешеходный мост, соединяющий Краснопресненскую набережную с набережной Шевченко, обрушился давным-давно. Стальные конструкции, заросшие водорослями и проволочным вьюном, перекрыли реку, и течение здесь было особенно бурным. Пришлось протискиваться под левым берегом, отталкиваясь вёслами от корней вязов и ив, разваливших по камешку парапеты набережных. По корням сновали крупные крабы с забавными, словно в нарукавниках из меха, клешнями.
        - А знаешь, что они живут в Москве-реке ещё с доприливных времён?
        - Да ладно? - Коля-Эчемин так удивился, что перестал грести. - Крабы - и в Москве-реке?
        - Клык на холодец. И привезли в китайский ресторан. Оттуда несколько штук сбежали в канализацию - и в реку. Размножились, потом о мутантах слухи ходили…
        - А что, они правда, мутанты? - насторожился каякер. - А то мы их едим…
        - Нет, обыкновенные китайские мохноногие крабы.
        - Вот и хорошо. Кстати, давай наловим - вечером, в Серебряном бору сварим, будет закуска к сетуньскому элю.
        - Думаешь там заночевать?
        - Придётся. К Тушинским шлюзам подойдём уже в сумерках. Возиться с подъёмом пироги в темноте - удовольствие маленькое. Лучше переночуем с удобствами, а с утра двинем. К тому же, у меня на Поляне дело, пассажир есть до Речвокзала. Ты ведь не против?
        - Куда от тебя денешься…
        - Тогда бери сачок, крабов ловить будем.
        XI
        Подвал пятиэтажки встретил их застарелым запахом запёкшейся крови, смешанным с дымом трав, тлеющих в железной жаровне. Дух был таким густым, что его, казалось, можно резать ножом. Голые бетонные стены, посредине длинный деревянный стол, весь в подозрительных тёмных пятнах, дощатые полки с кувшинами, коробочками, склянками. Единственное окошко под потолком наглухо заколочено, полумрак едва-едва разгоняет свет от углей в курильнице.
        - Наина - она тётка со странностями. - наставлял спутника Гоша. - Ежели что не понравится - слова не скажет, проси - не проси. То есть слова-то она и так не скажет, сколько уж лет молчит, но и помогать не станет. Так что ты тоже молчи и ничего не трогай - стой столбом и лучше вообще не шевелись. Как что скажу - исполняй сразу! И учти, она, хоть и слепая, а всё видит.
        - Имя какое-то странное… - буркнул Егор. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Сначала пришлось пересекать намертво закупоренный кустарниками и завалами проржавевших машин Ленинский проспект, потом тащить мёртвое тело за несколько кварталов, до конца улицы Панфёрова и отмахиваться от роя крупных чёрно-зелёных, отливающих металлом мух, клубящихся у входа в подвал. Но, самое скверное - запах. Егору захотелось даже натянуть противогаз, но Гоша и думать об этом запретил.
        - Имя - из Пушкина. - пояснил проводник. - Помнишь: «О, витязь, то была Наина!» Вот и эта: ведьма - ведьмой, а ведь какая красотка была когда-то… Имя ей родноверы дали, когда жила в их общине.
        Наина действительно с виду была сущая ведьма - свалявшиеся седые космы, морщинистое лицо с крючковатым носом. Одета она была в грубую полотняную рубаху до пола и вся увешана странными амулетами, связками кореньев и гирляндами высушенных куриных лапок. Выслушав скрипучий Гошин монолог, старуха повертела в узловатых пальцах медальон убитого, кивнула по-птичьи, отрывисто, и указала на стол. На секунду Егору показалось, что её глаза, слепые, мутные, в самом деле, способны видеть.
        Общими усилиями они взгромоздили мёртвое тело на столешницу. Ведьма пробежалась кончиками пальцев по изъеденному жгучими спорами лицу и стала озираться - судорожно, суетливо.
        - Нож ей дай, нож! - прошипел Гоша. - Скорее, всё испортишь! Передумает же!
        Егор протянул Наине нож. Свой, собственный, купленный на рынке. Широкий, слегка искривлённый, со следами ковки и согнутым вдвое череном вместо рукояти. Продавец называл его смешным словом - «куябрик».
        Лезвие скользнуло по шее мертвеца. Потекла кровь, старуха ловко подсунула под багряную струю корыто, когда-то оцинкованное, а теперь проржавевшее чуть ли не насквозь. Струйка звонко забренчала по тонкому металлу. Егор замер, боясь пошевелиться - ему казалось, что всё это происходит в дурном сне.
        Он не смог бы сказать, сколько на самом деле прошло времени. Струйки иссякли, превратились в отдельные капли; барабанный ритм сменился редкими щелчками по багровой, дымящейся поверхности, а потом по донцу подставленной Наиной глиняной плошки.
        Егор считал капли. Зачем? Он и сам не знал, но их было ровно двенадцать - последняя кровь Алёши Конкина.
        Наина проковыляла к стене, сняла с покосившейся полки кувшин. Маслянистая коричневая жидкость смешалась с кровью. Горечь полыни и ещё каких-то незнакомых трав на краткий миг перебил заполнявший подвал смрад.
        Старуха низко наклонилась к лицу мертвеца, будто собиралась поцеловать его в губы - и уставилась мутными бельмами в глазные впадины, полные кровавой слизи.
        Кислая муть подкатила к горлу. Егор обеими ладонями зажал рот, но Гошины пальцы, твёрдые, как старые корневища, стиснули его плечо.
        - Терпи, парень, дальше будет хуже. Спугнёшь - повернётся, уйдёт, и всё будет зазря!
        Лешак не соврал - стало хуже. Гораздо хуже. Наина достала из коробочки то ли высохшие стебельки, то ли скрученные из пакли жгутики, опустила в наполненные жидкостью глазные впадины, словно фитили в плошки с маслом, и зажгла от лучины. Проковыляла к столу, скрюченными пальцами обхватила голову Егора и с силой, которую трудно было заподозрить в таком тщедушном теле, нагнула к язычкам пламени, дрожащим в глазницах трупа.
        Он пришёл в себя, сидя на трухлявом стволе дерева у подъезда заросшей проволочным вьюном двенадцатиэтажки. До дома с подвалом Наины было шагов сто, и Егор, как ни старался, не вспомнил, как лешак притащил его сюда, как усадил и сунул в руку фляжку.
        Вода имела сильный железистый привкус. Он сам наполнял флягу - утром, из-под крана в общаге. Руки мелко тряслись, перед глазами стояла давешняя жуть - огоньки, трепещущие в глазницах мертвеца.
        - Ну, что увидел? - Гоша приплясывал от нетерпения. - Давай, излагай, и подробнее, подробнее!

«…излагать? О чём это он?..»
        Видение, явившееся в страшных огоньках, накатило мутной волной, словно сцена прямо сейчас разыгрывалась у него перед глазами.

…звука не было - только двое, беседующие на фоне светлой стены. Первый - студент, Лёша Конкин. Он что-то говорит - взахлёб, сопровождая слова суетливыми жестами. Выражение лица просящее, заискивающее, жалкое. Ему плохо, очень плохо. И… стыдно? Нет, он уже перешагнул через стыд и думает только о том, что собеседник может отказать. И тогда - конец.
        Второй, высокий, широкоплечий, стоит, не шевелясь, руки сложены на груди. Предплечья защищены шнурованными кожаными наручами, выше локтя татуировка: перевитые стебли, унизанные цветками терновника. Одет в кожаную, прошнурованную на боках безрукавку, из-за плеча выглядывает рукоять какого-то оружия.
        В ответ на очередную фразу здоровяк кивает и показывает студенту плоский кожаный футляр, из которого торчат то ли флаконы, то ли ампулы с разноцветными жидкостями.
        Даже муть видения не в состоянии скрыть лихорадочный блеск глаз Конкина. Он вцепляется в футляр - вернее, делает попытку. Татуированный начеку, и от толчка в грудь студент отлетает на несколько шагов и падает. И не встаёт - ползёт на четвереньках к безжалостному визави, обхватывает колени, что-то объясняет, молит. Вытаскивает из кармана бумажку, разворачивает, трясёт, тычет пальцем в строки.
        Но собеседнику неинтересно. Он смотрит не на бумажку, а на червя в человеческом обличье, копошащегося у его ног. В глазах ни капли сочувствия, лишь презрение и высокомерная скука.
        Конкин оставил уговоры - скорчился на полу, плечи вздрагивают от рыданий. Татуированный тыкает его носком сапога, произносит короткую фразу - видно, как шевелятся губы - и швыряет парню коричневый кругляш. Тот перехватывает его на лету, прижимает к груди и смотрит снизу вверх, затравленно улыбаясь, уже готовый на всё. Здоровяк поворачивается, демонстрируя длинный, искривлённый клинок, висящий в ножнах за спиной, и уходит.
        Занавес.
        - Вот как… - проскрипел лешак. - Вот оно, значит, как… Сколько лет живу в Лесу, но чтобы так над человеком изгалялись, не слышал. А услышал бы - не поверил!
        - Кх-х… что это было, а? - Егор, чтобы не упасть, обеими руками опёрся о ствол дерева. Перед глазами плавали цветные круги.
        - Значит, всё-таки сетуньцы… - Гоша словно его не слышал. - Их человек дал парню какое-то поручение и знак, этот самый медальон. И пообещал в уплату эликсир. Знать бы ещё, за что?
        - Кх-х… тьфу! - кисло-рвотный привкус, скопившийся во рту, не давал выговаривать слова. - Что за эликсир? Можно без загадок, а?
        - Сетуньские эликсиры пробуждают в человеке всякие скрытые способности. Без них с тварями, за которыми они по Лесу гоняются, нипочём не справиться.
        - А что, эти эликсиры такие ценные?
        - Ещё бы! Никто, кроме сетуньцев, их варить не умеет, а чужакам они их не дают. Даже своим не дают, тем, кто на охоту не ходит. А ведь многие эликсиры - сильнейшие лекарства, если их употреблять с умом. Друиды, или Наина, уж на что доки в снадобьях, и те не умеют варить такие. На Речвокзале и ВДНХ за один флакон любые деньги сулят, да только никто не предлагает.
        - Эликсиры, значит… - Егор сделал попытку подняться, покачнулся и снова сел.
        - Они самые. И вот что, паря… - на лешачиной физиономии обозначилась неуверенность. - Ты бы помалкивал об этом, пока не разберёшься, что к чему? А то и вовсе забудь - нечисто тут, ох нечисто, печёнкой чую!

«…а у тебя она есть, печёнка-то?..»
        - И Шапиро не говорить?
        - Ему - особенно.
        XII
        Поляна Серебряный Бор раскинулась на острове, в излучине Москвы-реки. К югу, на Крылатских холмах, в непроходимых кайнозойских чащобах, в тени древовидных папоротников бродили мегатерии, гигантские броненосцы и саблезубые хищники. Фермеры избегали здесь селиться - кому нужны такие неспокойные соседи, когда вокруг полно свободной земли? - так что холмы стали вотчиной учёных с кафедры палеонтологии МГУ.
        Допотопной фауной мог полюбоваться любой желающий, не удаляясь от безопасной Поляны. К водопою напротив пляжа частенько выходил стегодон, гигантский предок слона, вооружённый четырёхметровыми бивнями, и вид девиц, загорающих, в чём мать родила, в паре десятков шагов от принимающего солнечные ванны великана, приводил публику в восторг. Палеонтологи, развернувшие на Поляне постоянную биостанцию, числились у Сергея в списке привилегированных клиентов - он в разное время немало перетаскал для них голов и шкур древних тварей. Случалось и водить за реку исследователей - один из них как-то под большой стакан, поведал о стоянке австралопитеков, найденной на «том берегу». Правда, утром он яростно открещивался от этих слов, ссылаясь на усталость и ядрёную филёвскую самогонку.
        Поляны Коломенское и Серебряный Бор были своего рода «тихими гаванями», островками безопасности в зелёном море Леса. Здесь почти не было аномальной растительности, а Лесная Аллергия давала гостям из-за МКАД некоторое послабление. На Поляны стремились те, кто нуждался в адаптации, в тонкой настройке организма на загадочную лесную биохимию.
        Население Серебряного Бора не превышало двух сотен - в основном, молодые люди до двадцати пяти лет. Они стремились в Лес за острыми ощущениями, бежали от прелестей цивилизации - и все, без исключения, жаждали свободы, немыслимой во внешнем мире. Но даже неудачники, не сумевшие справиться с Лесной Аллергией, не спешили возвращаться за МКАД. Зачем? Всю жизнь тосковать по упущенному шансу? Одни оседали на Речвокзале, другие, самые везучие ухитрялись добраться до МГУ. А остальные втягивались в беззаботную, безалаберную жизнь Поляны и застревали здесь на годы, надеясь, что однажды недуг отступит, позволит вырваться на волю.
        Официальных властей на Поляне не было; некое подобие порядка поддерживал временный комитет, самоорганизовавшийся вокруг домиков биостанции. Тут же, возле лодочных пирсов, раскинулся рынок. Окрестные фермеры везли на него провиант по бросовым ценам. И не оставались в накладе: многие из приезжих в итоге оседали в общинах Терехова, Филей и Матвеевской поймы.
        Нос лодки мягко ткнулся в связку камыша, заменявшую кранцы. Пока Коля-Эчемин привязывал пирогу, Сергей выложил на дощатый помост рюкзаки, оружие, корзину с крабами, переложенными мокрыми водорослями, и ещё одну, вручённую при расставании сетуньцами. Сонный сторож выдал ключ от крошечного, похожего на деревенский сортир, сарайчика для хранения багажа и лодочного имущества.
        - Когда за судном-то вернётесь? - поинтересовался он, дождавшись, когда Коля-Эчемин запрёт клетушку. - А то я через час замки повешу, чтобы, значит, никто ночью спьяну не учинил чего-нибудь.
        - А что, пошаливают? - встревожился каякер. - Вроде, раньше такого не было?..
        - Неделю назад, когда пришла новая партия замкадышей, отвязали лодки по пьяни - хотели, понимаешь, покататься с девками при луне. Так две посудины опрокинули и потопили, пришлось потом вытаскивать. Хорошо хоть сами не захлебнулись, идиоты… А ещё одну загнали в камыши на том берегу, там её слонопотамы и растоптали!
        Слонопотамами обитатели Поляны, не искушённые в палеонтологических тонкостях, именовали предков слонов и носорогов, в изобилии водившихся на Крылатских холмах.
        - И теперь новое указание вышло - на ночь пропускать под банками пришвартованных лодок общую цепь и запирать на замок. Хотят трахаться в лодках - сколько угодно. Но угонять - это уже озорство!
        - Раз указание - запирайте. - не стал спорить Коля. - Мы здесь до утра останемся. Надо найти кое-кого, заодно поужинаем, переночуем…
        - Ну, тогда ладно. Сегодня на «Улетае» сабантуй, большой костёр. Новички прибыли с Речвокзала - девицы там такие… сочные!
        Он поцокал языком в знак восхищения.
        - Как только, так сразу! - весело отозвался речник. - Нам надо ещё по базару пройтись и крабов сварить где-нибудь - к пиву-то!
        - На базаре уже никого нет. - разочаровал его цербер. - завтра приходите. А что до крабов - там и сварите, костёр же! Только смотрите внимательно: впрошлый раз, как стали плясать - половину котелков в угли опрокинули, замкадыши хреновы!
        XIII
        Егор устал - так, как не уставал даже во время марш-бросков по дальневосточной тайге. В глазах плыли тёмные круги, воздух со свистом врывался в лёгкие через пересохшую гортань, но всё равно, его не хватало, чтобы питать энергией выпитый до донышка организм.
        Но, стоило удалиться от дома со страшным подвалом, как немочь стала отпускать. Поначалу Гоша тащил напарника на себе - самого Егора едва хватало на то, чтобы перебирать ногами. Но вскоре он уже ковылял, опираясь на палку, а когда миновали станцию метро, он уже шагал, и бодро сыпал вопросами, будто не изображал только что раздавленного червяка.
        - С телом-то что делать? Нехорошо, всё же человек… был. К тому же в Университете его искать будут.
        - Рассказать, конечно, надо. - отозвался лешак. - А там пусть начальство решает. Пошлют людей, забрать и похоронить по-людски - я отведу. Чего ж не отвести-то? Припрятал надёжно, никуда он не денется.
        Перед тем, как пуститься в обратный путь, Гоша затащил труп в соседнюю пятиэтажку, отыскал в брошенной квартире шкаф покрепче и засунул в него мертвеца - чтобы не добралась мелкая живность, способная за считанные часы оставить от трупа одни косточки.
        - …и документики отдашь, пусть решают.
        Студбилет и пропуск в ГЗ на имя Алексея Конкина лежали в кармане рядом с сетуньским медальоном.
        - Может, присядем, отдохнём? - Егор кивнул на почти не заросшую скамейку. В сквере, тянущемся вдоль Ломоносовского проспекта, сохранились остатки асфальтированных дорожек, и даже бетонные бордюры торчали кое-где из густой травы.
        - А что, и присядь! - проводник засуетился, расчищая спутнику место. - Всего ничего осталось, через полчаса будем…
        Егор откинулся на спинку и с наслаждением вытянул ноги.
        - Вы обещали рассказать об этой… ведьме.
        - О Наине-то? - Гоша с хрустом поскрёб мшистую бороду. - Она последняя из клана Даждьбога. Когда их перерезали, бежала сюда, на Ленинский.
        - Даждьбог? Кажется, что-то из древних славян?
        - Раньше в парке Музеон - это возле Крымского моста, там, где Центральный Дом художника - обитала община родноверов. Слыхал о таких?
        Егор кивнул. Движение неоязычников стало популярным ещё в конце двадцатого века. Родноверы обожали татуировки, носили обереги из дерева и разноцветных бусин, устраивали ритуалы на природе и ругали христиан. В его родном Новосибирске они прочно прописались в рядах городских сумасшедших.
        - Ну вот, жили они жили, пока не раскололись на две группы - кланы по-ихнему. И один клан, Чернобога, истребил других, поклонявшихся Даждьбогу.
        - Что, прямо так взяли и истребили? Всех?
        - Почти. - горестно вздохнул проводник. - Жуткая история, отродясь у нас такого смертоубийства не случалось.
        - А за что?
        Гоша пожал плечами.
        - Говорят, власть не поделили. Хотя, над кем властвовать в Лесу-то? Нет, сдаётся мне, в другом дело было…
        Голос лешака, обычно звучащий несколько комично, приобрёл загадочность - словно тот собирался посвятить собеседника в некую тайну.
        - У каждого в Лесу своё предназначение. Не все, правда, об этом знают, но оно есть. Предназначение родноверов было - держать стражу на Калиновом Мосту. Для того их и призвали!
        - Призвали? Кто?
        - А ты что же думаешь, люди в Лес случайно приходят? Нет, он сам их призывает, и неважно, где находится человек, хоть на Аляске, хоть в Новой Зеландии. Услышит - и придёт.
        Лешак уже не рассказывал, а вещал. Загадочность в его голосе сменилась торжественностью.
        - Те, чьим духам поклонялись родноверы, знали, какие берега соединяет Калинов Мост и кто живёт на той стороне.

«…Калинов Мост? Ну да, конечно: Иван-царевич побеждает Змея-Горыныча на Калиновом Мосту. Час от часу не легче!..»
        - И где он находится? - Егор осмелился перебить лешака. - Или это только символ?
        К его удивлению Гоша не возмутился.
        - Символ тоже. Но и мост есть - последний уцелевший мост с замоскворецкого берега на Болотный остров, между Лесом и Чернолесом. Раньше его называли Третьяковским - узкий такой, пешеходный. Там ещё молодожёны замочки вешали.
        - И родноверы, значит, его не удержали?
        - Заигрались в свои ритуалы, а того не знали, что в Лесу любое слово может обрести силу, даже сказанное понарошку, в шутку. Вот и вышло, что одни впустили в себя Лес, а другие - Чернолес. И, конечно, ужиться они уже не могли.
        - И сторонники Чернолеса победили?
        - Да. Так была проиграна битва на Калиновом Мосту. Но будет ещё одна битва, последняя. И после неё Лес кончится, а вместе с ним - и наш мир.
        Егор помолчал. Впереди, сквозь высоченные кусты сирени просвечивали груды битого кирпича. Когда-то здесь стояло здание Социологического факультета МГУ, сейчас разваленное до основания гигантскими липами, проросшими сквозь фундамент. Остатки социологов перебрались в ГЗ - два десятка упрямцев, пытающихся изучать людские сообщества Леса. Темы их ежемесячных открытых семинаров служили в Универе постоянным предметом шуток.
        - Почему именно тот мост?
        - Он один остался цел. И это тоже неспроста: всказках за Калиновым мостом Баба-Яга жила, а она, доложу тебе, далеко не забавная старушка из мультиков.
        - За тем мостом тоже что-то такое есть?
        Гоша посмотрел на собеседника с удивлением.
        - Ты что, правда, не знаешь?
        - Откуда? Я в Лесу меньше недели.
        - Там скульптура, и не одна, а целая композиция. Называется - «Дети - жертвы пороков взрослых». Тринадцать жутких, отвратительных фигур. Неужели даже на картинках не видел?
        - Не пришлось.
        - И век бы их не видеть. Если Чернолес победить в последней битве на Калиновом Мосту, они обретут силу и расползутся по всему свету, тысячекратно умножая несчастья, которые символизируют - война, разврат, алчность, садизм, ну и всё такое прочее.
        Егору стало муторно. После всего, что он увидел за эти часы - паренёк, в муках умирающий в облаке жгучих спор, старая ведьма с её диковатыми ритуалами, видение, подсмотренное в глазницах трупа - после такой жути получить вместо объяснения детсадовскую страшилку?
        - Я так и знал, что не поверишь. - обиженно проскрипел Гоша. - Вы, замкадники, всегда так…
        Похоже, проводник снова угадал его мысли.
        - Так что родноверы-то?
        - Отступники-чернобожцы так там и живут. Только это уже не люди, а ходячие куклы, у них вместо душ гнилые грибницы Чернолеса. А уцелевшие даждьбожцы попрятались. Наина - одна из них.
        - Есть и другие?
        - Были. Один основал Сетуньский Стан. Хотел создать что-то вроде рыцарского ордена для битвы на Калиновом Мосту и натаскивал своих последователей на самых опасных тварей. Но когда погиб - они забыли о своём предназначении и теперь истребляют всё, что под руку попадётся. И, похоже, впутались в какую-то тёмную историю.
        Голос лешака стал печальным. Он сник, плечи опустились, руки-сучья безвольно повисли вдоль тела.
        - А вы, значит, знали?
        - Лешаки много чего знают, только людям не говорят. Не готовы вы узнать правду…
        Гоша шумно встряхнулся всем своим замшелым телом, в точности, как собака, вылезшая из воды. В стороны полетели кусочки коры и клочья мха.
        - Ну что, отдохнул? - он говорил прежним, скрипучим голосом. - Вставай, идти надо. Тебе ещё о выполнении задания отчитываться и о погибшем докладывать.
        - Это точно… - вздохнул, поднимаясь с лавки, Егор. - засадят писать бумажки, до ночи провожусь. А жрать, между прочим, хочется - обед-то мы пропустили…
        - Вот и пошли.
        XIV
        На песке, недалеко от воды пылал костёр. Языки пламени взлетали к чёрному небу выше крон деревьев, подступающих к пляжу, бросали отсветы в воду, играли бликами в непроницаемой стене листьев на противоположном берегу.
        У Большого Костра, которым на Поляне традиционно встречали партии новичков, царили благодушие, веселье и любовь - в самом, что ни на есть, плотском воплощении. А как иначе, если здесь собралось две сотни молодых людей, не отягощённых особыми проблемами, ошалевших от невиданной до сих пор свободы? Купаться можно до середины октября, брага, которую здесь гонят из малины и смородины, и дурман-травка, поставляемая окрестными фермерами всегда в достатке. Что ещё нужно для непрекращающегося праздника свободной любви?
        Гости Поляны вносили в общее веселье свою лепту. Челноки и речники Нагатинского затона заводили необременительные романы с податливыми приезжими девицами, и нередко увозили в своих лодках подруг и будущих жён. Окрестные фермеры везли сюда сыновей-сильванов - в «лесных» семьях рождались по большей части, мальчики, невест не хватало, вот и приходилось припадать к живительному источнику, бьющему в Серебряном Бору.
        Костёр медленно прогорал. Давно сварились и съедены китайские крабы, опустела бутыль сетуньского эля и ещё две, с ягодной брагой. Коля-Эчемин притомился травить речные байки, осоловел от выпитого и съеденного, и восседал на чурбачке в окружении экономно одетых поклонниц, восхищающихся «индейской» причёской и висящими на шее ножнами с «бобровым хвостом». Впрочем, интересовали их не только внешние атрибуты мужественности - одна, ничуть не скрываясь, полезла каякеру в штаны, другая впилась в губы жадным поцелуем.
        - Попал ваш индеец! - тихонько хихикнула Лиска. - Затащат в кусты и до утра не отпустят. Эти дуры уверены, что, если трахаться с лесными обитателями - быстрее приобретаешь иммунитет.
        В отличие от пленивших Колю девиц, собеседница Сергея к новичкам не относилась. Она и была той пассажиркой, ради которой каякер завернул в Серебряный Бор. Лиска, занимавшаяся переправкой новичков с Речвокзала на Поляну Коломенское, как раз отправлялась за очередной группой. Но по дороге случилась неприятность - лодочник пропорол днище своей байдарки о топляк, и девушке, чтобы не застрять на Поляне, пришлось посылать почтовую белку за старым знакомцем. Эчемин разыскал её возле биостанции, и предложил провести вечер в их компании - он собирался отправиться в путь с утра пораньше, и не собирался тратить время на поиски.
        Сейчас Лиска оживлённо болтала с сидящим рядом парнем.
        - …знаешь, чего мне больше всего не хватает? Зимы. В детстве, маленькой, я ходила в парк, каталась на санках. А под Новый Год там ставили большущую ёлку с гирляндами. В Коломенском тоже раньше устраивали новогодние гуляния, и ёлку наряжали перед дворцом.
        Её лицо, тонкое, с мелкими чертами, озаряли сполохи костра. Собеседник - тощий, белобрысый молодой человек, представившийся челноком с Филей, как бы невзначай положил ей руку на коленку. Сергей отвёл глаза и стиснул зубы.

«…чёрт, мне-то какое дело? Девчонка как девчонка, есть и пособлазнительней…»
        - Так что вам, коломенским, мешает? - недоумевал белобрысый. - Украсьте ёлку и пляшите вокруг, сколько влезет!
        - Да ну, что это будет за ёлка? - Лиска забавно наморщила носик.

«…а ведь правда, похожа на лисёнка. Только не рыжая, как Яська…»
        - …это хрень какая-то получится, а не ёлка! На ёлке снежок должен лежать, укутывать, блин! И чтоб «снежного ангела» делать, и чтоб снеговика лепить! И чтоб…
        И как бы невзначай стряхнула руку собеседника. Сергей, увидав это жест, повеселел.
        - Ну, извини… - белобрысый понял намёк. - Со снегом в Лесу напряжёнка. А вот если…
        Что «если», Сергей так и не узнал. Из костра с треском взметнулся столб искр - и сразу загудели барабаны. Трое полуголых парней, сидя на корточках, выстукивали ритм. Стоящая над ними девчонка в символической набедренной повязке помогала большим бубном, и ещё одна, в таком же наряде, высвистывала мелодию на флейте.
        В круг выскочили четыре девицы, из одежды, имевшие на себе только разноцветные нитки бус и браслеты с колокольчиками на запястьях и лодыжках, и принялись извиваться, сгибаться, разгибаться, кружить в такт барабанам в каком-то дикарском танце. Отсветы пламени играли на влажной коже, тугих полушариях грудей, гладких животах.
        Сидящие один за другим вскакивали и присоединялись к танцовщицам. Летели на песок футболки, шорты, кружевные трусики и боксеры; вокруг костра стало не протолкнуться от молодых, разгорячённых, нагих тел. А барабаны били, били, били, тонко, пронзительно свистела флейта, и бубен добавлял к сумасшедшему ритму рассыпчатый медный звон.
        Белобрысый челнок принял у стоящей рядом девушки блестящую коробочку. Открыл, сыпанул на сгиб большого пальца бурого порошка, шумно втянул носом. Лиска при виде этого фыркнула и демонстративно отодвинулась.
        Белобрысому было уже всё равно. Он подхватил хозяйку коробочки, и оба кинулись в круг. Сергей оглянулся - многие вокруг делали то же самое: втягивали понюшки, избавлялись от одежды и присоединялись к танцу.

«…или к оргии?..»
        Один из парней швырнул партнёршу на песок, навалился и заработал бёдрами, в темпе, заданном обезумевшими барабанами. Сразу образовался круг - люди вскидывали руки и ухали хором, и девица отвечала им отрывистыми, в такт толчкам, вскриками. Ещё одна парочка повалилась на песок, другая, третья…
        Первая пара успела уже сменить позу: женщина теперь скакала на партнёре, одновременно прильнув лицом к паху другого парня. Ещё одна, бритая наголо, с замысловатой татуировкой на затылке, встала на четвереньки, пытаясь поймать языком соски её подпрыгивающих грудей, а к её костлявому заду уже пристраивался другой кавалер.
        Сергей вздрогнул - Лискина ладошка крепко обхватила его пальцы.
        - Пойдём!
        - А? Что? Я не…
        - Ты что, вообразил, что я на тебя накинусь? Просто не люблю, когда вот так: обдолбаются, нанюхаются - вообще ничего не соображают, трахаются, как заведённые, пока не свалятся без сил.
        - Нанюхаются? А что это у них?..
        Лиска фыркнула - на этот раз, не раздражённо, а насмешливо.
        - Такой большой мальчик, а не знаешь?
        - Ну, извини, у меня другие интересы.
        - Кто бы сомневался! - её слова источали чистый, девяносто девятой пробы, кураре. - Нашему знаменитому егерю не до женской любви - ему дай какую-нибудь тварь изловить - чтобы вся в шипах, чешуе и, желательно, ядовитую.

«…ах ты, стервочка!..»
        - Почему не до любви? То есть, я должен закончить одно дело…
        - И что, одно другому мешает?
        Лиска стояла перед ним, уперев кулачки в поясницу. Сергей только сейчас заметил, что из одежды на ней осталась только длинная белая футболка, сквозь которую просвечивают почти невидимые трусики.

«…и когда успела-то?..»
        - Так что за порошок?
        Девушка пожала плечами.
        - Какие-то грибы, вываренные в отваре из жуков. Недавно появился, челноки везут из Сокольников. Убойная штука - сам видишь, как от неё крышу сносит!
        - Это точно… - пробормотал Сергей. На пляже не осталось никого, не занятого любовью. Отовсюду неслись сладострастные стоны, крики, рычание, влажные шлепки совокупляющихся тел. А барабаны всё били, и флейта едва поспевала за ними своим свистом.
        - Я однажды видела, как одна парочка устроилась у самого костра, и парню угольком задницу подпалило. А он не чувствует, наяривает вовсю! Хорошо другие заметили, окатили водой…
        - А он что?
        - А ничего! Так и продолжал, пока не заснул прямо на партнёрше. Под этим порошочком можно по двадцать раз подряд кончать, хоть мужику, хоть девке.
        - Побочные эффекты есть?
        - Какие мы деловые! - расхохоталась Лиска. - «Побочные эффекты!» - ну прям дядя доктор!
        Они пошли к камышам, чернеющим в дальнем конце пляжа. Ладошка девушки крепко сжимала пальцы егеря.
        - …если честно - понятия не имею. Наверное, как и у других снадобий. Подсядешь - и Зов Леса обеспечен!
        - А как же эЛ-А? Иммунитет-то через секс не передаётся, проверено.
        - Плевать! - девушка независимо вздёрнула острый подбородок. - Мне это ни к чему!
        - Секс? Сочувствую…
        - Иммунитет, болван! - она больно ущипнула Сергея за руку. - У меня уже есть. И вообще, сколько можно болтать? Пошли купаться!
        И, прежде, чем он ответил, скинула футболку, стащила трусики и с разбегу кинулась в воду.
        XV
        Егор встретил Лину в коридоре общаги. Сил ему хватало только на то, чтобы кое-как ковылять, держась за стену. Визит к Наине, возвращение в ГЗ и последующие объяснения по поводу гибели Алёши Конкина выжали его досуха, не оставив и капли сил.
        Девушка решительно взяла дело в свои руки. Не прошло и десяти минут, как Егор, с мокрыми волосами и махровым полотенцем на бёдрах, сидел в своей комнате, отхлёбывая из кружки обжигающий травяной чай.
        Хлопнула дверь - Лина вошла, неся перед собой чугунную сковородку, на которой шкворчали, исходя салом, половинка круга домашней колбасы. Запах был такой, что Егор моментально забыл о зловещем подвале, и даже о трупе со светильниками в глазницах.
        Лина поставила сковородку перед Егором и наполнила стопку, фиолетовой жидкостью из большой бутыли. Огненная жидкость обожгла пищевод и огненным комом упала в желудок. Егор хватал ртом воздух и шарил руками по столу в поисках чего-то, способного затушить пылающий внутри пожар. - Ух ты… что это? - Грибовуха. Ваши микологи гонят, из дождевиков. Егор поперхнулся. - Из этих, со спорами? Они что, лешаки, как Гоша? Лина усмехнулась. - Уже успел познакомиться? - Ты его тоже знаешь?
        - Кто ж его не знает? Местная достопримечательность. А на грибовуху другие дождевики идут, не жгучие. - Неслабо… градусов семьдесят?
        - Семьдесят шесть. Ты закусывай, а то она здорово по мозгам шибает.
        Девушка встала, подошла к распахнутому настежь окну, и присела на подоконник, обхватив руками колени. Большая, жёлтая, как круг сыра, луна подсветила её фигуру, и Егор обнаружил, что новая знакомая и на этот раз обошлась без белья. Под коротенькой, едва до середины бёдер, рубашкой-туникой не было ничего, кроме тела, великолепие которого ничуть не портил зеленоватый отлив кожи.
        Молодой организм немедленно отозвался на соблазнительное зрелище.

«…ого! Не так-то он, оказывается вымотан. Надо срочно отвлечься…»
        - А Гоше, правда, сто лет?
        - Может, и сто, может и больше. Говорят, лешаки бессмертны. Точнее, не могут умереть своей смертью. У них есть особый обряд: надо найти подходящее дерево и закрепить связь с ним. И только тогда они становятся настоящими лешаками. И пока дерево стоит - лешак умереть не может.
        Это было так интересно, что Егор на секунду забыл о соблазне. Видимо, это отразилось у него на физиономии: взелёных глазах собеседницы мелькнула лёгкая досада.
        - А с каким деревом связан Гоша? Кора вон, как у дуба!
        Лина тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. Мужское достоинство Егора отреагировало, оттопырив полотенце. Он завозился, стараясь повернуться так, чтобы собеседница ничего не заметила.
        - Ни один лешак нипочём в этом не признается. Известно только, что их деревья растут в самой глубине Леса, в Терлецком Урочище. Ходят слухи, что раз в год лешаки собираются там, говорят с деревьями, и те им отвечают…
        - Терлецкое урочище? Это где?
        - В самой глуши Измайловского парка. Людям туда хода нет, а лешакам только того и надо, никто до их драгоценных деревьев не доберётся.
        - Выходит, добряк Гоша сродни Кощею?
        Девушка недоумённо подняла брови.
        - Почему это - Кощею?
        - Ну как же: бессмертный - раз, смерть спрятана в дереве в тридевятом царстве - два. Кто ж ещё он, по-твоему?
        - Ну, если ты так говоришь…
        Она встала с подоконника, подошла к Егору вплотную, положила руки ему на плечи. Ладошки у неё были твёрдые и прохладные. Голова кружилась от тонкого травяного аромата, в зелёных глазах хотелось утонуть.
        - Ну что, пошли?
        - Пошли? Кхм… куда?
        Одна рука легла ей на талию. Другая - сама, без его участия - прикоснулась к немыслимо гладкой коже и заскользила по внутренней стороне бедра, вверх, к жаркому, женскому.
        - Глупыш! - она со смехом взъерошила ему волосы. - И ты еще спрашиваешь?
        XVI
        Звук был довольно противным, словно кто-то высморкался сильно заложенным носом. Сергей развернулся к источнику шума, левой рукой задвигая девушку за спину. Правая нырнула к поясу, нашаривая рукоятку кукри.
        Результат его огорошил. Лиска от сильного толчка полетела в воду - последние минут пять они стояли по колено в реке и упоённо целовались. Так что встречать неведомую опасность приходилось не только с пустыми руками, но и без штанов. Как, впрочем, и без остальной одежды.
        Звук повторился, раз, другой. Похоже, у неведомого врага были серьёзные проблемы с носоглоткой. «…или что там у него - хобот? Д?хало?..»
        - Ты чего, испугался? Вообразил, что там какое-нибудь чудище? Это же шмыгун!
        - Шмыгун? - тупо сказал Сергей. - Что за хрень, почему не знаю?..
        Шмыганье в камышах повторилось, как показалось Сергею, обиженное. Он бросил взгляд назад - девушка сидела по грудь в воде и хохотала.
        - Ой, мамочки, не могу! Наш знаменитый егерь никогда не слышал про шмыгуна! Рассказать кому - не поверят! - Ты толком говори, не хихикай! Мало ли в Лесу разного зверья…
        Кем бы ни был шмыгун - особой опасности он, похоже, не представлял. Сергей попятился и боком, стараясь не поворачиваться спиной к камышам, выбрался из воды.
        Когда Лиска кинулась в реку, он ринулся за ней, на бегу избавляясь от одежды. То, что произошло между ними потом, оглушило его - чутьё, обычно позволявшее угадывать присутствие любой живой твари крупнее кошки за полсотни шагов, сейчас молчало.

«… а что такого было-то? Ну, пообжимались, ласки там, поцелуи…» Неужели его так просто вывести из равновесия?
        Кукри нашёлся в шаге от воды. Сергей судорожно выхватил нож и перехватил так, как любил - обратным хватом, чтобы удобнее нанести секущий удар наискось, снизу вверх.
        Шмыганье повторилось. Похоже, неведомый зверь не счёл Сергея достойной добычей и вернулся к своим занятиям.
        - Верши собирался обобрать - ребята тут, в камышах, верши ставят… - объяснила Лиска. - Шмыгуны любят рыбу прикопать, подождать, когда завоняет, тогда и жрут. Чувствуешь, как смердит?
        Из камышей, перебивая запах тины, идущей от воды, тянуло тухлой рыбой.
        - Они совсем недавно стали появляться, приходят с того берега.
        Девушка закончила отжимать рубашку, но одеваться не спешила.
        - Раньше-то про них вообще не никто не слышал. Крупные зверюги сюда не суются, а эти вот повадились. Так-то они безобидные, но во время гона шалеют и могут разнести садки, мостки, а то и заборчик-сарайчик. И уже не шмыгают, а орут, страшно, отвратительно - будто с них кожу сдирают живьём. Брачные песни у них такие.
        Зашуршало сильнее, и в камышах возник возмутитель спокойствия - похожий на крупную собаку, с тонким, длинным хвостом и головой, наводящей на мысль то ли о крысе-переростке то ли о щуке с лапами. Шмыгун посмотрел на людей крошечными, с бусинку, глазёнками и широко разинул пасть, усаженную длинными треугольными зубами. На Сергея густо пахнуло тухлятиной.
        - Пшёл отсюда! - Лиска подобрала с песка ветку и замахнулась на незваного гостя. Зверь не двинулся с места - наклонил узкую башку, и ответил чередой оглушительных шмыгов.
        - Знаешь, в чём прикол? Шмыгуны - на самом деле предки китов. Мне один палеонтолог говорил: это, оказывается, доисторические млекопитающие, земноводные. Жили возле водоёмов и питались рыбой и доисторическими лягушками. А потом совсем перебрались в воду и превратились в дельфинов, касаток и китов. Правильно он называется «пакицет».
        Сергей поглядел с интересом на шмыгуна-пакицета. Доисторический предок кита перебрал тонкими копытцами, шмыгнул и исчез в камышах. Вслед ему полетела ветка.
        - Вот ведь тварь вонючая! Всё испортил…
        Сергей не заметил, как девушка оказалась рядом с ним. Ладошки легли ему на плечи, скользнули по груди.
        - Что это?
        - Не надо, оставь…
        Но её тонкие пальчики уже завладели добычей - плоским ключом из жёлтого металла, висящим на провощенном шнурке.
        - Ну, уж нет! Ты мне всё скажешь!
        Такой подлости Сергей не ожидал. Двойной толчок обеими ладонями в плечи - и он полетел навзничь на песок. Девчонка уселась ему на грудь, упёрлась острыми коленками.
        - Признавайся, презренный раб!
        - Это от моей старой квартиры. Когда все побежали из города, я подумал: ачто я забыл во внешнем мире? Ну и решил остаться.
        - А ключ?
        - Я прожил там год, а потом понял, что больше не могу сидеть на одном месте. Запер дверь и ушёл.
        - Стоп… - девчонка озадаченно нахмурилась - Сколько тебе тогда было?
        - Двадцать три.
        - Значит сейчас - пятьдесят три? А с виду едва тридцать! А я-то, дура, не верила, что Лес продлевает жизнь!
        - Я и сам поначалу не верил… - вздохнул Сергей. Лежать было неудобно - оброненные при падении ножны впились в лопатку.
        - И ты ни разу туда не возвращался?
        - Нет.
        - А ключ таскаешь с собой? Все тридцать лет?
        Она перехватила Сергея за запястья и наклонилась ещё ниже.
        Маленькие тёмные соски почти касались его лица - затвердевшие, торчащие дерзко, призывно.
        - Ты точно, псих. Но, знаешь - мне это даже нравится!
        День четвертый

18 сентября 2054г., суббота
        I
        Дверь скрипнула. Егор оторвался от исписанного листа и поднял голову.
        - Жалнин? Начальство тоби до себе вимагае, йди! Багровая физиономия Вислогуза источала злорадство.
        - Що, хлопчику, не по соби? А ось нич?го казённим майном розкидатися!
        Явившись с утра в лабораторию, Егор взялся за дело - предстояло сопроводить итоги вылазки надлежащим количеством документов. Вчера его хватило лишь на то, чтобы сдать найденные бумаги, и путано изложить основные обстоятельства гибели Конкина. Шапиро, увидев его измученную физиономию, сжалился и отослал отсыпаться, с условием назавтра оформить всё, как полагается. А именно: составить отчёт о выполнении задания, приложив к нему кроки маршрута, докладную о гибели студента первого курса А. Конкина (в двух экземплярах), и объяснительную записку по вопросу утраты подотчётного имущества, тоже в двух экземплярах. Последнее вызвало особое негодование завхоза: тот предложил руководству с позором уволить нового лаборанта, а когда в этом было отказано, потребовал взыскать ущерб, желательно - в двойном размере.
        Егор нашёл среди разбросанных по столу бумаг чистовой вариант отчёта и направился к завлабу. Вислогуз с сопением топал за ним - ему явно не терпелось подтолкнуть проштрафившегося лаборанта в спину. - Заходь, шкидник!
        Егор не смог отказать себе в небольшой шалости: когда Вислогуз распахнул дверь, он заложил руки за спину, вошёл и встал посреди кабинета, картинно повесив голову. Завлаб в удивлении поднял брови. - Что же вы, голубчик? Проходите, садитесь… На физиономии кладовщика отразилась сложная гамма чувств - от растерянности до искреннего непонимания и горькой обиды.
        - Як же ж так, Яков Израилевич? Вин… це ж халатнисть!
        В голосе Шапиро прорезался металл:
        - Я вас не задерживаю, Михась Вонгянович! А вы садитесь, юноша, садитесь. Выспаться хоть получилось?
        Завхоз выразил несогласие тем, что громче, чем следовало, затворил за собой дверь.
        - Вы на него не сердитесь, Егор… простите, отчество запамятовал?
        - Можно просто Егор.
        - Да, конечно. Так вы, Егор, не серчайте. Михась Вонгянович - бесценный в своём роде человек, сколько уж лет в завхозах! И хозяйство в порядке, и отчётность - комар носу не подточит. К тому же, у него родственник в Лесу, староста какого-то села. Раз в неделю присылает с оказией гостинцы, так мы всей лабораторией пируем. Кстати, скоро праздник, вот и попробуете!
        Яков Израилевич мечтательно причмокнул.
        - Изумительная, знаете ли, такая ветчина, копчёная гусятина, медовые настойки…
        - А что за праздник, Яков Израилевич?
        - Как? Вы не знаете? - на лице завлаба отразилось искреннее изумление. - Наш главный, День Ботаника.
        - А разве такой есть?
        - Ну, не совсем. Когда-то, ещё в СССР отмечали День работника леса - тогда у каждой профессии был свой праздник. Вот, смотрите..
        В рамочке под стеклом висел пожелтевший листок, оборванный по верхнему краю. На нем в два цвета, красным и чёрным, была отпечатана незамысловатая картинка: бородатый мужчина в форменной тужурке рассматривает ветку дерева на фоне лесопосадок. Внизу надпись: «День работника леса. 15, сентябрь, воскресенье, 1974».
        - …мы и подумали - все мы тут в той или иной степени занимаемся Лесом. И представьте, прижилось! Правда, название взяли другое и празднуем в последнее воскресенье сентября. В этом году - двадцать шестое, первый день декады. Праздник, неофициальный, вечером после работы, отметим в лаборатории, в своём кругу.
        - Да, Яков Израилевич, конечно. Я отчёт принёс, вы просили…
        Завлаб принял у Егора листки, мельком проглядел и положил в папку.
        - Честно говоря, это чистой воды формальность, уж извините, что усадил вас за писанину. К сожалению, от журнала, который вы принесли, особого проку нет: внём только данные по калибровке оборудования. Видимо, профессор Новогородцев забрал их домой, чтобы подготовиться к очередному эксперименту. А вот за блокнот спасибо - в нём обнаружилось нечто действительно ценное.
        - Что же?
        Егор постарался, чтобы вопрос прозвучал нетерпеливо, как и подобало юнцу, жаждущему положить силы на алтарь науки.
        - Теперь мы знаем, где искать записи Новогородцева. Они в сейфе, в его лаборатории.
        - Так может, сходить и туда? Найдём, заберём, не впервой!
        Завлаб покачал головой.
        - Это в Курчатовский-то? Больно вы скорый, юноша! Это один из самых опасных районов Леса. Люди там почти не живут - чудовища, мутанты. Одно слово, Щукинская Чересполосица. Нет, вам это пока не по зубам, во всяком случае, в одиночку.
        - Почему же в одиночку? Гоша может проводить.
        - Для такого задания нужен проводник посерьёзнее. Есть один на примете - мой добрый знакомый, лучший егерь Леса. Его тут называют «Бич».

«…вот и Гоша о нём упоминал, и тоже в связи с чудовищами. Совпадение? Ох, вряд ли…»
        - Яков Израилевич, можно ещё вопрос? Мне бы хотелось побольше разузнать о погибшем студенте. Не подскажете, где найти его одногруппников?
        - О Конкине? Да, большое несчастье… перспективный был молодой человек, большая утрата для нас.
        Завлаб подошёл к доске с расписанием.
        - У сто третьей группы сейчас лабораторки по генетике у профессора Симагина. Знаете, где это?
        - Найду.
        - И зайдите к секретарю кафедры. Я распоряжусь, чтобы вам выдали его личное дело. И если что-нибудь узнаете - поставьте меня в известность, договорились?
        - Обязательно.
        II
        Как ни бились метеорологи, как ни колдовали с математическими моделями на суперкомпьютерах, сколько ни выдвигали головоломных теорий - им так и не удалось объяснить, почему в бывшем мегаполисе установился почти субтропический климат. Обитатели Леса давно забыли, что такое снег; деревья не успевали сбросить листву, а на ветках уже проклёвывались новые почки. Берёзы и клёны соседствовали здесь с пальмовыми рощами и древовидными папоротниками. Но день и ночь по-прежнему сменяли друг друга в строгом соответствии с географией, так что восход солнца 25-го сентября случился в положенное для этой широты время, в четверть седьмого утра.
        Коля-Эчемин не рискнул отправиться в путь раньше - в темноте ничего не стоит пропороть днище пироги о топляк или корягу. Зато при утреннем свете они быстро оставили позади Серебряный Бор, протиснулись между обломками Строгинского моста и подошли к воротам шлюза номер восемь, первого в цепочке Тушинского Переволока.
        Механизмы, управляющие огромными створками, давным-давно проржавели насквозь и не действовали. Речники вышли из положения: приоткрыли верхние ворота обоих шлюзов, а на нижних установили лебёдки с электроприводом. Током их снабжал генератор, приводимый в действие кустарной водяной турбиной в канале резервного водостока. Когда он выходил из строя, в ход шли большие ручные вороты - с их помощью можно было поднять посудины водоизмещением до десяти тонн.
        Им повезло: динамо и лебёдки действовали исправно. Не прошло и трёх часов, как пирога, миновав шлюз номер семь, вышла на простор Химкинского водохранилища.
        На Речвокзале черта, отделяющая Лес от «нейтральной территории», отстояла довольно далеко от стен. Страдающие Лесной Аллергией чувствовали себя в безопасности по всему парку и набережной, тянущейся на полторы сотни метров по обе стороны от здания с адмиралтейским шпилем и колоннадами ротонд. У раскрошенного бетонного причала доживали свой век три больших круизных теплохода. Первый, носящий имя «Президент», играл роль причала, к которому швартовались прибывающие лодки. Другой, на облупившемся борту которого едва различалась надпись «Две столицы», служил плавучей гостиницей. Третий, приткнувшийся к пирсу по ту сторону незримой границы, скрылся под сплошной подушкой лиан и ползучих кустарников, превратившись то ли в плавучий островок, то ли в замшелую спину древнего ихтиозавра, выбравшегося погреться на солнышке.
        Пирога устроилась на наклонных мостках у борта «Президента». Сергей вслед за остальными расписался в книге для прибывающих, помог Коле-Эчемину сдать багаж в камеру хранения и распрощался с попутчиками условившись встретиться вечером, в одном из местных заведений.
        - Понесёшь заказчику? - каякер кивнул на притороченный к «Ермаку» тубус.
        - Да, Манукяну.
        - Это который «Старьё-Бирём»?
        - А ты знаешь на Речвокзале других армян?
        - Нет, только Кубика-Рубика.
        - Ты смотри, при нём случайно не ляпни…
        - Он что, такой крутой? - насторожился Коля. - Вообще-то я тут редко бываю, обычно не поднимаюсь выше Серебряного Бора.
        Сергей издал негромкий смешок.
        - Дядя Рубик тихий, вежливый. Но ссориться с ним себе дороже, клык на холодец! Он и сам человек уважаемый и дружит с очень, очень важными особами. Без него здесь ни одно серьёзное дело не делается, а ты - «Кубик-Рубик»!
        - Нэ панимаю, Бич, за что платить двадцать миллионов баксов, а? Моему шестилетнему внуку краску дай, кисточку - он не хуже нарисует, ни один исскуствовед не отличит!
        Рубен Месропович Манукян, владелец лавочки «Старьё-Бирём» критически обозрел холст с большим чёрным квадратом, окаймлённым широкой белой полосой.
        - Сарьян лучше, да, Рубик, уважаемый?
        Физиономия пожилого армянина расплылась в улыбке.
        - Ай, дарагой, уважил старика! В раму красивую вставлю, на самое видное место повешу, гостям показывать стану! Скажу - сам Бич подарил, вспомнил, что у меня радость случилась!
        Недавно хозяин «Старьё-Бирём» получил из дома известие о рождении третьего внука. И не замедлил поделиться новостью с Сергеем, как раз заглянувшим на Речвокзал, чтобы обсудить условия очередного заказа. Егерь, попав в Третьяковку, об этом не забыл, благо, в тубусе хватило места ещё для одной картины.
        - В раму лучше бы другую, с цветами. Была там такая, «Глицинии» называется. Я её сначала хотел взять, да она на картоне. А его как в трубку свернёшь? Не донёс бы. Так что извиняй, взял эту. Называется - «Постройка народного дома»[6 - Картина армянского художника М.Сарьяна «Постройка народного дома. Земляные работы», 1930г.].
        - Э-э-э, зачем извиняешься? Какой народный-шмародный дом, а? Там оперный театр построили, самый красивый в Ереване, я туда молодым дэвушек водил!
        - Ну, тебе виднее.
        На вкус Сергея, пара синих волов, запряженных в красный воз, на фоне карьера и далёких гор слабо ассоциировались с театром.
        - Ну, Бич, ну, красавец! Никто не брался - а ты взялся и справился! Фрунзик, ара, забери - и осторожнее, эта ерунда сотни твоих бестолковых голов дороже!
        Четырнадцатилетний племянник Кубика-Рубика скатал картины в трубку, увернулся от подзатыльника и умотал в задние помещения.
        - Ну что ж, Бич, как говорите вы, русские: долг платежом красен. Ты заказ выполнил - я тоже всё сделал, как просил.
        Армянин выложил на стол длинный футляр. На крышке - серебряная табличка с надписью «Holland & Holland Ltd». И, ниже: «Royal Warrant»[7 - (англ.) Поставщик королевского двора.].
        Сергей открыл крышку, и у него перехватило дыхание.
        Классические, строгие линии. Ложа и цевьё из драгоценного палисандра. Изящная гравировка, змеящаяся по воронёной стали. Произведение искусства, вышедшее из рук лучших английских оружейников.
        - Ну что, он? Да ты не торопись, рассмотри, как следует. Сейчас Фрунзика кликну, пусть чаю принесёт.
        Егерь протянул руку и деликатно, кончиками пальцев прикоснулся к металлу. Мечта многих поколений поклонников Буссенара, совершенство, воплощённое в лучшей оружейной стали.
        - Изумительно, Рубик-джан! Я схожу в парк, опробую, не возражаешь? А то здесь рассматривать - всё равно, что водку нюхать, одно расстройство.
        - Конечно, иди, дарагой, иди! Фрунзик-джан, где тебя носит?
        - Я здесь, дядя Рубик!
        - Помоги нашему гостю. Вот, держи, и не урони, эта штука….
        - Знаю - знаю, дядя Рубик, сотни моих бестолковых голов стоит! - дерзко ухмыльнулся мальчишка, принимая футляр.
        - Сильно умный стал, а? На, Бич, возьми. На пробу хватит - они дорогие, пятьдэсят долларов штюка, да? Но ты не переживай, дорогой, надо будет - ещё привезём.
        - Спасибо, Рубик-джан. - ответил Сергей, засовывая в поясную сумку два толстых пятнадцатисантиметровых патрона с тупоносыми пулями. - А для нижнего ствола есть? Чтобы, значит, два раза не ходить…
        Армянин хлопнул себя по лбу, покопался в комоде и достал пачку патронов обычного размера.
        - Как я мог забыть! Ты постреляй, а я стол велю накрыть. Покушаем, вина выпьем, отметим!
        - Не вопрос, Рубик-джан. Но я ещё хотел сказать…
        - О втором заказе, да?
        - О нём. Мне очень жаль, но не вышло. Здание деревья разрушили, внутри хлам один. Я долго искал, рылся - голяк! Ещё и лианы-трупоеды проросли - Чернолес-то в двух шагах, сам понимаешь…
        - Да, беда… - хозяин лавки сокрушённо покачал головой. - Прямо и не знаю, как говорить буду - заказчик солидный, очень расстроится. Ну да ничего не поделаешь: Лес, он не спрашивает.
        Забрал - значит, судьба такая!
        - Именно, так. Судьба.

«…извините, Рубен Месропович. Не хотелось вас обманывать, а иначе никак. Не могу я правду рассказать - не остановится твой „солидный заказчик“, другого пошлёт…» - Ладно, Бич, иди, опробуй свою игрушку. И возвращайся через полчасика - сегодня кололак[8 - Армянский суп с бараньими фрикадельками.] будет, долм? - нельзя, чтоб остыло!
        III
        - Взгляните, молодые люди: не правда ли, замечательные создания?
        Прямо перед Егором сидела тощая девица с волосами, собранными в конский хвост, как и все вокруг, в белом лабораторном халате. Он поморщился - студентка пользовалась приторными духами с цветочными нотками и несколько… переборщила. Приходилось терпеть.
        В стеклянном ящике на столе молниями метались крохотные белые комочки.
        - Какие лапочки! Какие крохотулечки! - защебетали студентки. Действительно, создания едва-едва дотягивали до половины размера обычной мыши - сантиметра по три вместе с хвостом.
        - Срок жизни среднестатистической особи составляет год-полтора. А у этих - три дня! Всего три дня, на весь жизненный цикл - рождение, размножение, смерть. Вы понимаете, что это значит?
        - Бедняжки так быстро умирают? - горестно ахнула девица с конским хвостом. - Ой, как жалко!
        Судя по выражению лица профессора, он с трудом удержался от экспрессивной лексики. - Вы, барышня, что-нибудь слышали о дрозофилах? - Ну… это мушки такие, да?
        - Замечательно! - саркастически рассмеялся Симагин. - «Это такие мушки»! Положительно, вы не зря занимаете место на Биофаке. Может, заодно, поведаете и о том, какую роль эти «мушки» играют в генетических исследованиях?
        На студентку жалко было смотреть. Казалось, если профессор скажет ещё хоть слово - она разрыдается. Но Симагин уже сменил гнев на милость.
        - Вдумайтесь: теплокровные млекопитающие с бешеным метаболизмом, причём поколения сменяются раз в сутки! Потому я и дал проекту название «Однодневки». Теперь, когда мы добились успеха, учёные получат возможность работать с генами млекопитающих со скоростью, ранее доступной только на дрозофилах! Это переворот, молодые люди, и он стал возможен благодаря работам нашей лаборатории с биоматериалом, полученным в Лесу. И это лишь первый шаг в программе, цели которой я пока не вправе раскрыть!
        Прозвенел звонок с пары, мыши заметались ещё сильнее, превратившись в размытые белые полоски. Студенты уже поднимались с мест. Девица с конским хвостом встала, отодвинула стул, повернулась и нос к носу столкнулась с Егором.
        - Простите, а вы… я вас не знаю! Из какой вы группы?
        Лицо у неё было вытянутое, с тяжёлой челюстью и длинным носом. Такие лица обычно называют лошадиными.
        - Моё имя Егор. А у вас замечательные духи… это ландыш или вербена?
        Девица кисло улыбнулась.
        - Ландыш.

«… и зубы крупные, как у кобылы…»
        - Видите ли, Катя, мне бы хотелось… вас ведь Катей зовут?
        - Откуда вы знаете?
        Егор пожал плечами - с лёгким намёком на многозначительность. На этот раз лошадиная улыбка была шире.

«…как же не знать, если на халате, на месте, где у женщин обычно бывает бюст, у тебя выведено „Екатерина Смольская, гр. 103“?..»
        - …так вот, Катюша, мне необходимо уточнить кое-что насчёт несчастного юноши, вашего однокурсника.
        - Конкина, что ли? Да, ужас - вчера только был на занятиях и вдруг… а вы, значит, следователь?
        В глазах биологички мелькнуло жадное любопытство. Продолжая говорить, она как бы невзначай оттёрла Егора от сокурсниц.
        Егор усмехнулся - про себя, конечно. История, старая, как мир: ухватить новость погорячее и хвастаться перед подругами. Иные вещи не меняются, даже когда мир вокруг встаёт на дыбы.
        Вместо ответа Егор неопределённо пожал плечами.
        - Вижу, вы были с ним хорошо знакомы? Не уделите мне несколько минут? Давайте сделаем так: янапою вас кофе, а вы мне ответите на несколько вопросов.
        Через полчаса Егор, насвистывая бодрый мотивчик, сбежал по лестнице главного холла. Расчёт полностью оправдался: девица с лошадиным лицом выложила ему всю подноготную погибшего. По её словам, покойный Конкин был себе на уме, хотя ничего особенного из себя не представлял ни в плане учёбы, ни в каком другом.
        Единственным его достоинством был полный иммунитет к Лесной Аллергии, каковым он и пользовался без зазрения совести: выбирался, несмотря на запреты, в Лес, тащил оттуда всякие интересные штучки, а на не столь удачливых сокурсников поглядывал свысока. «И этого задрота собирались сделать рейдером, представляете!? Наши овцы, как узнали - кипятком писали, через одну на шею ему вешались. Только на что они ему сдались? Он крутил с одной стервой из Золотых Лесов. Я видела их как-то вместе - зелёная такая, как ящерица, фу!»
        Эти слова студентка прошипела сквозь зубы, и Егору послышалась в них застарелая обида. С плохо скрытым злорадством девица поведала «следователю», что у безвременно погибшего студента в Курске осталась больная то ли мать, то ли сестра. Причём Конкин воспринимал это очень близко к сердцу: часто писал домой и сам носил письма в административное крыло ГЗ, не доверяя почтовым ящикам. И всё время расспрашивал о сильнодействующих лекарственных средствах, которые можно раздобыть в Лесу.
        Это был след. Выяснив, где жил Алёша Конкин, Егор распрощался и направился в корпус «Е». Клочок бумаги с именем и фамилией собеседницы, а так же номер комнаты в общежитии, где та обитала, он выбросил в первую попавшуюся урну.
        IV
        Бар «Волга-Волга», располагался не в здании Речвокзала, а на борту «Двух столиц». Отделку, стилизованную под интерьер парохода из древней кинокомедии, заведение получило незадолго до Зелёного прилива, во время капитального ремонта теплохода. С тех пор декорации облезли, фотографии актёров и старые киноафиши, развешанные по стенам, пожелтели. Но в полумраке зала, освещённого ради экономии электричества, масляными лампами, потрёпанные ретро-интерьеры смотрелись достаточно презентабельно.
        Народу в баре было немного - занято всего три столика, да у стойки коротали время трое гостей. Один клевал носом над полупустой пивной кружкой, ещё двое увлечённо беседовали с барменом. И время от времени косились на мужчин, бесцеремонно клацающих прямо за столиком необычного вида охотничьим ружьём. Их спутница, одежда которой выдавала обитательницу одной из Полян, в беседе участия не принимала - потягивала со скучающим видом медовый пунш, который в «Волге-Волге» приготовляли превосходно.
        - Тройка? - Коля-Эчемин посмотрел стволы на просвет. Они сверкали нарезами, подобно трём глазам невиданной змеи с диафрагмами вместо вертикальных щёлок. - А что это вверху? Я поначалу решил - гладкие, а тут вона что! У ДШК и то калибр поскромнее!
        - Одна из стандартных комбинаций стволов африканского штуцера. Нижний ствол под винчестеровский.338 Магнум, на крупную и среднюю дичь. А верхняя пара - 600 «нитроэкспресс».
        - Солидно… - Коля уважительно присвистнул. - На слона, что ли?
        - Да хоть на мамонта. От удара такой пули атакующий носорог садится на задние ноги. Но лягается, так что…
        - Кто, носорог?
        - Шутник, чтоб тебя… - Сергей скривился, потирая плечо. - Завтра сплошной синяк будет. Опробовал, блин - отдача как у гаубицы!
        - Спецзаказ? - Коля защёлкнул замок и вскинул штуцер к плечу. - Тяжёленький…
        - Четыре семьсот. Через дядю Рубика послал письмо в фирму, оплатил - так они, халамидники, не поверишь, полгода возились!
        - Тут и кронштейн под оптику имеется. Далеко бьёт?
        - Не слишком. Штуцер предназначен для средних и малых дистанций. Оптика трёхкратная, линзы «Карл Цейс», титановый корпус, с азотной накачкой. Обрати внимание: стволы на четверть короче, тоже по заказу.
        - Да уж я заметил. - кивнул каякер. - Коротыш, не то, что мой оленебой.
        - Всё верно - ты стреляешь больше на воде, на открытом пространстве. А в кустах и буреломе рулит ствол покороче. Англичане тоже удивлялись - зачем портить хорошую вещь? Но сделали, конечно: желание клиента - закон! И предупредили, скареды, что в каталог фирмы включать не будут - не вписывается, вишь, в традиционную концепцию! Так что, коллекционерам его теперь хрен продашь.
        - А ты что, собирался?
        - Чтобы да, так нет. Это моя любимая игрушка.
        - Зверь-машина, да. Но такой удачи, как оленебой, не притянет. Потому как у меня всё изготовлено здесь, в Лесу. Кроме ствола, разумеется.
        - Зато, всё, до последнего винтика - ручная работа. Лес это любит.
        За стойкой зашипела радиола, полились тягучие звуки рэгтайма в исполнении Джелли Мортона. Нынешний владелец «Волги-Волги» слыл поклонником классического новоорлеанского джаза.
        - Если не секрет… - Коля помедлил. - Не моё дело, конечно, но не стоит этот штуцер двадцати лямов, а ты «Чёрный квадрат» за него отдал! В чём подвох, а?
        Сергей усмехнулся.
        - Вот и дядя Рубик удивлялся. Ну да, штуцер, даже с учётом спецзаказа, тянет край, штук на двести. Но вот на фига мне в Лесу ихние баксы? Да я этого хлама сколько угодно наберу - вон, в центре полно банков с обменниками. Только это геморрой, а Малевич - пошёл и взял, на полдня работы!
        - Это из Третьяковки-то? Да ведь там Чернолес в двух шагах! Ничего себе - пошёл и взял…
        - Великое дело - Чернолес! Что я там, не бывал? А «Чёрный квадрат» ябы и забесплатно вынес, давно собирался. Как будто мало там всякой зловещей дряни! Истукан со штурвалом на стрелке, скульптуры эти жуткие, Дом на набережной, подвалы Малюты Скуратова… На Болотной, вон, вообще казнили, того же Пугачёва именно там четвертовали! Думаешь, нечисть всякая в тех местах просто так расплодилась, сама по себе?
        - Слышала я от одного лешака сказочку о Калиновом мосте. - вступила в разговор Лиска. - Давно, ещё, когда в Золотых Лесах жила.
        - Это от Гоши? Да, он эту байку любит. Только зря ты так пренебрежительно - лешачиные сказки иногда очень даже стоит послушать.
        - Я вот чего понять не могу… - Коля-Эчемин положил штуцер на столешницу, и оружием немедленно завладела Лиска. - Третьяковка битком набита картинами, которые в Замкадье стоят миллионы. Почему же их сразу не вывезли? Скажем, на вертолётах?
        - Раскатал губёшки! - ухмыльнулся Сергей. - Последние вертушки вылетели из Кремля через шестнадцать часов после начала Зелёного прилива, и разбились, не дотянув даже до Третьего Кольца. Электроника сдохла, понимаешь? Да и не в вертолётах дело: когда миллионы народа ломанулись из города, властям стало не до картин, будь они все хоть Моны Лизы.
        - Я тоже об этом слышала. - вступила в разговор девушка. - Поначалу было не до того, чтобы спасать культурные ценности, а когда первая паника улеглась, деревья уже вымахали выше домов, и что творится внизу - никто не знал. Многие думали, что там вообще ни одного здания не осталось. Со спутников-то Лес не сфотографируешь, получается хрень какая-то размытая…
        Егерь кивнул в знак согласия.
        - Ну да. Пока наблатыкались ходить по Лесу, пока тропки протоптали, пока выяснили, что цело, а что нет - прошёл не один год. То есть, и раньше шарили, конечно, те же барахольщики - правда, те больше по банкоматам и ювелиркам. А залезть в такую задницу, как Третьяковка или Пушкинский музей, да ещё и выйти оттуда живым - шалишь, брат, это только егерям по плечу. Да и что там за сокровища - картины и прочая музейная хренотень? Нет, ребята, купите себе гуся и крутите бейцы ему. Настоящие ценности лежат по секретным архивам, а их в Москве до дури. ФСБ, МинОбороны, институты всякие, шибко закрытые. Вот, к примеру, заказали мне как-то забраться в одно местечко…
        И осёкся. Собеседники понимающе переглянулись - егерь едва не сказал лишнего.
        - Ладно, фиг с ними, с картинами! - подвела итог дискуссии Лиска. - Лучше скажи, Эчемин, ты договорился со своими приятелями? А то у меня двенадцать человек, их надо на чём-то везти!
        - А как же? - кивнул Коля. - Индеец сказал - индеец сделал. Три лодки, моя четвёртая. Завтра с утра и отправимся, караваном. Тебе, Бич, куда, до Бережковской?
        - Высадишь поближе к Новодевичьему. Надо забрать у брата Паисия заказ - патронташ и чехол для этого красавца. Не таскать же его по Лесу вот так?
        И похлопал по элегантному, в теснённой коже и ремнях, футляру.
        Радиола взвизгнула звукоснимателем и умолкла. Сергей обернулся - двое крепких парней, судя по одежде, речников, - прижали к стойке полноватого мужчину лет сорока, в чёрном пиджаке и фетровой, не по сезону, круглой шляпе. Правый глаз у него стремительно заплывал багровым. Третий речник сдирал со стены яркий постер.
        А Коля-Эчемин уже встрял в назревающую потасовку:
        - Эй-эй, Шнайдер, хорош беспредельничать! Не поделили что - ступайте на воздух, там разбирайтесь. И не гопой на одного, а по-пацански, в однорыльство!
        - А, это ты, Эчемин… - отозвался речник, которого назвали Шнайдером. - Да было бы с кем буцкаться, хорёк с Останкино… Прошмыгнул в бар, мы и моргнуть не успели, как он свой плакатик на стену налепил. Проповедовать намылился, падла!
        - Его счастье, что не успел. - кивнул второй, не отпуская рукава пленника. - А то вмиг сыграл бы за борт со своими бумажонками. А ну, сволочь, говори - будешь ещё люд?м отдых портить?
        И замахнулся увесистым кулаком. Незадачливый проповедник в съёжился, сделал попытку закрыться от удара. При этом шляпа свалилась с головы, обнажив аккуратную, блестящую в свете масляных ламп, лысину. Речник обидно загоготал.
        - Говорю же, завязывайте! - твёрдо повторил каякер. - Люди на тебя смотрят, заказчица… Подумает - кого Эчемин порекомендовал, отморозков?
        И кивнул на Лиску, с интересом наблюдавшую за происходящим.
        Парни переглянулись и отпустили жертву. Потрёпанный проповедник подхватил шляпу с пола и шмыгнул за дверь. Сергей - он успел подойти и держался у Коли за спиной - отобрал у речника надорванный плакат. На большом листе мелованной бумаги был отпечатан красочный пейзаж: мужчина и женщина идут по колено в густой траве. На плечах у мужчины ребёнок, все трое улыбаются яркому солнцу. На заднем плане - заброшенные здания, подёрнутые ползучей растительностью, в небе птичьи стаи, на переднем плане - белоголовый орёл. И надписи на русском и английском языках: «Церковь Вечного Леса - путь в будущее человечества. Отриньте убогие костыли цивилизации!»
        - Малый-то из ЦВЛ - сказал Коля, усаживаясь за столик. - Если бы я не вмешался, Шнайдер мог и покалечить, он их страсть, как не любит. Как-то на ВДНХ сцепились, так ему два зуба выбили и нос сломали. Вообще-то я его понимаю: мутные они какие-то, эти ЦВЛовцы, склизкие… Как начнут вещать на языках своих непонятных, извиваться - всё, беда, сливай керосин. Не иначе, злыми духами одержимы, хоть к шаману веди, чтобы изгонял!
        Радиола снова заиграла. На этот раз из динамика звучала бессмертная труба Армстронга. Официантка, долговязая девица в кружевной наколке и передничке, поставила на столик кружки пива, тарелку жареной рыбы и блюдо с картошкой-фри.
        - На языках - это не они, а пятидесятники. - отозвалась Лиска. - В Коломенском есть их община, маленькая, всего два десятка душ. И никакие они не одержимые - мирные, весёлые даже. Отец Михаил, их, правда, терпеть не может, но мы его не слушаем. Живут и живут, лишь бы не мешали никому.
        - Отец Михаил? - Сергей оторвался от тарелки с жареным картофелем. - Тот, что в храме Вознесения служит?
        - Он самый. Говорят, он на днях возвращается в Скит, вот мы и гадаем, кого на смену пришлют.
        - Он у вас что, попадью не отыскал? - ухмыльнулся Коля-Эчемин. - Я слышал, попам не возбраняется.
        - Ну и дурак, что слышал. - отрезала Лиска. - Это священникам не возбраняется, а скитские - монахи, в святости живут. Потому их и меняют время от времени. На Поляне соблазнов сам знаешь, сколько… А пятидесятников мы трогать никому не позволим, хоть отцу Михаилу, хоть новенькому. Леса на всех хватит, нечего! Кстати, Бич, ты, вроде, в Скит собирался?
        - Ну да, а что?
        - Да есть у меня двое, паломники из Замкадья. По-хорошему, надо бы их самой проводить, только я не хочу задерживаться. Высадить, довести до Скита, сдать с рук на руки отцу Андронику - это же полдня провозишься, а нам бы засветло миновать Чернолес. Раз тебе по пути, может, захватишь с собой? ЭЛ-А у них в лёгкой форме, я просмотрела анализы.
        - А белку послать?.. - предложил Коля-Эчемин. - Монахи их бы и встретили на берегу!
        Сергей покачал головой.
        - В Скиту на этот счёт строго: новичков ждут у ворот, но ни шагом дальше.
        - Почему? - удивился каякер. - С них что, убудет? От Скита до набережной всего ничего…
        - Кто их знает? Не интересовался. Вот буду там - спрошу обязательно.
        - Так поможешь, с паломниками? - нетерпеливо спросила девушка. - Тебе забот никаких, а мне ужас, как не хочется день терять.
        - Помогу, куда от вас деться…
        V
        Лифт звякнул и остановился. Егор вышел из кабины и двинулся по коридору. На часах - 17.42, пятая пара вот-вот закончится. Времени полно.
        Проснувшись утром, он не обнаружил в постели Лину. Девушка исчезла, оставив, правда, записку: «Сегодня занята, встретимся завтра. Заходи в библиотеку. Целую». И отпечаток губ красной помадой на уголке листка.
        Оставалось предаваться сладостным воспоминаниям - ночь действительно была великолепна! - и клясть себя за то, что, размякнув от грибовухи и секса, рассказал подруге обо всех перипетиях прошедшего дня. В том числе, о задании, полученном от завлаба, о гибели Алёши Конкина, о Наине с её жутким ритуалом.
        И, разумеется, о своём видении.
        Лина выслушала его очень внимательно, задала множество вопросов. А под конец, взъерошила партнёру волосы и посоветовала выбросить всё из головы. История, конечно, подозрительная, но в Лесу и не такое случается. Что до лешака и его подружки-ведуньи, то эти двое давным-давно спятили от одиночества и отваров всяких подозрительных грибочков. И далеко не факт, что всё это случилось на самом деле, а не было плодом галлюцинаций, вызванных какими-нибудь курениями - в подвале ведь стояли жаровни? Вот и не стоит забивать голову мистикой, чтобы не выставить себя идиотом в глазах людей.
        Но - утро вечера мудренее. Припомнив за завтраком все подробности кошмарного происшествия, Егор укрепился в решимости расследовать его до конца. Следствием чего и стали визит в лабораторию генетики, беседа с однокурсницей погибшего студента и последующее посещение общежития.
        Комната, где обитал Конкин, находилась в дальнем конце коридора. Егор достал нож, намереваясь отжать дверь от косяка, и с удивлением обнаружил, что этого не требуется. Дверь была не заперта - она чуть приоткрылась и дразнила непрошеного гостя язычком замка в прорези металлической пластины.
        Внутри царил полнейший кавардак. Выдвинутые ящики письменного стола, разбросанное по полу содержимое, перевёрнутая постель, книжный стеллаж отодвинут от стены. Комнату определённо обыскивали, причём наспех, второпях. И совсем недавно - вода из разбитого графина не успела подсохнуть или впитаться в истёртый паркет.
        Егор подошёл к стеллажу, чтобы осмотреть книги, и едва успел отпрянуть. Хлипкое сооружение со скрипом наклонилось и повалилось на него, посыпались книги. Из щели между стеллажом и стеной - и как он сразу не заглянул туда? - выскочила человеческая фигура и метнулась за дверь.
        Егор перепрыгнул через груду книг, выбил плечом дверь и кинулся в погоню. Он нагнал чужака на середине лестничного пролёта, на бегу переложил нож в левую руку, а правой толкнул в спину так, что тот с разгона впечатался в стену.
        Это был щуплый парнишка, лет двадцати, с длинными волосами, собранными над левым плечом в длинный хвост. Едва заметный зеленоватый оттенок кожи и широкий, с золотыми узорами, браслет, выдавали в нём соплеменника Лины.
        - Ну и что тебе там понадобилось?
        Золотолесец затравленно переводил взгляд с лица преследователя на нож в его руке. Егор зловеще ухмыльнулся и поиграл лезвием.
        - Сам расскажешь, или помочь?
        Это было лишнее. Золотолесец взвизгнул и вдруг выбросил правую руку с пальцами, сложенными в «орлиный коготь», целя противнику в глаза. Егор инстинктивно вскинул руку с ножом, защищаясь от удара, кривое лезвие распороло предплечье беглеца, брызнула кровь - но было уже поздно. Шепотка порошка полетела ему в лицо, глаза пронзила жгучая боль. Егор попытался ухватить парня за руку, но тот уже сбегал вниз по лестнице, оставив позади заходящегося в кашле преследователя.
        Егор едва сумел кое-как, на ощупь, добрести до комнаты Конкина и нашарить умывальник. Хорошо хоть, удалось сдержать инстинкты, требующие тереть горящие глаза. После четверти часа промываний холодной водой, он стал уже кое-что различать.
        Часть порошка угодила на одежду. Егор скрупулёзно соскрёб крупинки на листок бумаги, чтобы изучить как-нибудь потом, на досуге. Первая, самая страшная мысль была о спорах «жгучего дождевика», но скоро стало ясно, что всё не настолько скверно. Неведомый злодей воспользовался банальной кайенской смесью в местном исполнении: красный перец в сочетании с табаком и высушенными, перетёртыми в пыль травками. Китайские браконьеры и контрабандисты, которых сержант Жалнин гонял в приамурской тайге, случалось, применяли подобные средства - правда, не в рукопашной схватке, а присыпали следы от собак. И надо же было попасться, как последнему лоху!
        Спешить уже было некуда. Злоумышленник наверняка успел унести ноги. Спускаться, расспрашивать - не факт, что будет результат, да и стоит ли привлекать к себе внимание? Конкин жил один, так что появления соседа можно не опасаться. Конечно, известие о гибели жильца скоро дойдёт до коменданта общежития, и комнату опечатают - но два-три часа у него, пожалуй, есть. Егор дождался, когда утихнет жжение в опухших, покрасневших глазах, и принялся за обыск.

«…милый Алёшенька, и хотела бы порадовать тебя, но нечем.
        Мама не встаёт третью неделю, а мучается так, что и словами не передать. Доктора дают ей не больше месяца, и если есть хоть крошечный шанс заполучить лекарство, о котором ты писал в прошлом письме - заклинаю тебя, поторопись. Все говорят, что у вас, в Лесу, можно найти средства от любых недугов, так что на тебя последняя наша надежда…»
        Клочок бумаги Егор нашёл только с третьей попытки, в складках скомканного одеяла. Были там и другие - похоже, письмо разорвали в клочья в приступе то ли ярости, то ли отчаяния. При должной усидчивости его можно собрать его, как паззл, но и без того всё было яснее ясного: студент получил из дома известие о близкой смерти матери вместе со слёзной мольбой раздобыть лекарство от рокового недуга.
        Головоломка постепенно складывалась. Конкин, наслушавшийся баек о сетуньских эликсирах, кинулся на поиски, и очень быстро выяснилось, что никто не собирается делиться с ним чудодейственными средствами. Попытка воззвать к состраданию - бумажка в видении, несомненно, и была этим самым письмом - не ничего на дала. Оставалось одно: выполнить в уплату за помощь какую-то просьбу.
        Какую именно? Ну, например, разузнать: куда и зачем доцент Шапиро посылает нового лаборанта? А что, вполне правдоподобно: остаётся понять, мог Конкин, случайно, или намеренно услышать, как завлаб инструктировал его насчёт бумаг профессора Новогородцева?
        Егор в волнении заходил по комнате. Не просто мог - он наверняка слышал! Ведь ни кто иной, как Конкин вошёл в лабораторию, когда Шапиро стал показывать на карте дом профессора! Значит, подслушивал под дверью, понял, что самого главного не узнает, и тут же, на ходу сочинил подходящий повод. Толково, ничего не скажешь!
        А дальше что? Бежать следом, пырять посланца в живот, отбирать бумаги? Неужели этот лопоухий недоносок надеялся завалить его своим дурацким копьецом? А ведь едва не завалил, придись удар чуть выше - точно бы в печень.
        И всё это по поручению неведомого сетуньца?! Вздор, вздор! Конкину наверняка было велено сообщить о готовящейся вылазке кому-то ещё. Кому? Скорее всего, третьему лицу, не присутствовавшему при том унизительном разговоре. Для того, кстати, и медальон - он должен был послужить паролем. Но почему студент решил всё сделать сам?..
        Паззл сложился со щелчком, пронзившим Егора как разряд электрошокера. Элементарно! Элементарно, черт подери! Конкину обещали отдать эликсир, только когда бумаги физика будут у заказчика. Но ведь Шапиро тогда велел Егору торопиться, добавил даже, что проводник не будет долго ждать.
        Значит, рассуждал студент, пока он доберётся до этого «третьего», пока тот найдёт исполнителя, организует погоню - посланец успеет не только изъять бумаги, но и отнести их в лабораторию. И тогда о награде можно было бы забыть - как и о надежде спасти умирающую мать. Интересно, что за гнида додумалась подцепить парня на такой крючок?
        Но получается, что никакого эликсира в комнате не было? Но зачем тогда обыск, неужели только ради письма? Но ведь именно его взломщики и не нашёл!

«… не нашёл - потому что ты его спугнул, болван!..»
        Егор выглянул в коридор. Никого. Он вышел, осторожно притворил за собой дверь и направился к лифтам.
        Рассказать о сбежавшем золотолесце Лине? В принципе, с её помощью можно попробовать его отыскать. Или не стоит? Взломщик - единственная ниточка к таинственному заказчику, но кто знает, что у них тут за расклады? Гоша прав: эта история определённо с душком, так что разумнее всего пока затаиться и подождать. Рано или поздно что-нибудь да выплывет само собой…
        День пятый

19 сентября 2054г., воскресенье
        I
        Заведующий лабораторией достал из ящика стола пачку потрёпанных карт и пухлый скоросшиватель с надписью на обложке «Определитель фауны Московского Леса».
        - Вот вам кое-какие материалы. Да, и зайдите к Вислогузу - я распорядился, чтобы не жадничал и выдал всё, что потребуется. Учтите, задание может затянуться, так что снаряжайтесь в расчёте на длительную отлучку.
        Егор открыл папку наугад. С карандашного рисунка на него смотрела довольно противное существо, похожее на червя-переростка. На конце кольчатого тулова была изображена то ли пасть, то ли присоска, окружённая венчиком из щупалец.
        Ну-ка, ну-ка, что вам выпало? - Шапиро заглянул Егору через плечо. - А-а, грибочерви… - Кто?
        - Весьма неприятные создания, могут сильно изуродовать, если вцепятся в лицо или шею. Хотя, говорят, съедобные.
        Егор представил, что ест такую тварь и поспешно сглотнул - к горлу подкатил комок тошноты.
        - Так я о чём? - продолжал Шапиро. - У нас есть примета: какое животное новичок в определителе в первый раз откроет - с тем и встретится. Пусть не сразу, но обязательно. Мне, например, выпала обычная сойка. - И как, встретилась?
        - Увы! - завлаб виновато развёл руками - Я «невыездной», не могу удаляться от Главного здания. ЭЛ-А, пропади она пропадом… А вот в окошко видел, случалось.
        - Яков Израилевич, мне вот что неясно. Курчатовский Центр - не профессорская квартира. Там несколько корпусов, и в каждом - сотни письменных столов. В каком из них искать ваши бумажки? Шапиро строго глянул на лаборанта. - Не бумажки, юноша, а материалы, имеющие огромную научную ценность. Нам известно, где находится лаборатория
        Новогородцева, осталось уточнить кое-какие детали. В бумагах, что я вам дал, поэтажный план Центра, фотографии - изучайте, готовьтесь. Конечно, всё это тридцатилетней давности, но другого, извините, нет.
        - Значит, решено - отправляемся в Курчатовский Центр?
        Завлаб замялся.
        - Я послал Бичу вызов, без него даже пытаться не стоит. Рейдер вы пока, уж простите, никакой, а Щукинская Чересполосица - место страшненькое, непредсказуемое. Да и про Центр много чего рассказывают. В подвалах там атомный реактор, неизвестно какие оттуда могли вылезти мутанты.
        - Кстати, о реакторе… - припомнил Егор. - Мне сказали, что под ГЗ якобы тоже есть реактор, действующий. Неужели, правда?
        Завлаб с интересом посмотрел на собеседника.
        - А вы как полагаете?
        - Ну… с одной стороны сложно представить себе реактор без современной электроники и цифровых систем управления. А с другой - раньше-то обходились? Да и питать ГЗ электроэнергией - это ж никакой соляры не напасёшься!
        Доцент Шапиро кивнул.
        - Да, тут вы правы, тем более, что лёгкие нефтепродукты в Лесу долго не живут, превращаются в негорючий кисель. И насчёт реактора - чистейшая правда. Его заложили при строительстве ГЗ, улучшенная копия реактора Обнинской АЭС, первой в Союзе. В конце шестидесятых реактор законсервировали, а после Зелёного Прилива, когда стали возвращать МГУ к жизни - запустили снова. Благо, система управления у него на ламповой электронике.
        - Выходит, и в легендах о ГЗ есть зерно истины, так, Яков Израилевич?
        - Как видите. - Шапиро усмехнулся - Хотя, искать по подвалам установки для замораживания грунта или золотую статую Сталина всё же не советую. И ещё один момент…
        Он помедлил, словно не решаясь продолжить.
        - Помните, нашу беседу в тире? Вы ещё спросили тогда, верю ли я, что Лес обладает разумом? Так вот, не исключено, что документы, за которыми вы идёте, помогут пролить на это свет. И тогда - я даже представить себе боюсь, как изменится привычный нам мир.
        - Яков Израилевич! Звонили с поста охраны. Ваш подопечный опять что-то учинил на рынке!
        В дверях кабинета стояла секретарша кафедры. Судя по брюзгливому выражению красивого, холёного лица, дама прибывала в крайней степени раздражения.
        - Сколько это будет ещё продолжаться? Вы что, не понимаете, что он срамит всю кафедру и лично Карена Адамовича?
        Кареном Адамовичем звали заведующего кафедрой Ксеноботаники, профессора Адашьяна.
        - О, ч-чёрт, опять выбрался… - Шапиро схватился за голову. - Простите, Аида Михайловна, я сейчас… молодой человек, вы мне не поможете?
        Возмутитель спокойствия лежал на растрескавшемся асфальте в окружении полудюжины студентов. Рядом торговец-лесовик, недовольно бурча, собирал разбросанный товар - ремни, сумки, кошели и прочие изделия из кожи.
        Белобрысый биофаковец - Егор видел его вчера в лаборатории генетики - поднял на завлаба испуганные глаза.
        - Кажется, не дышит…
        Егор опустился на корточки. Тело, в самом деле, не подавало признаков жизни.
        - Снова труп?
        - Во-первых, юноша, что значит «снова»?! - нервно отреагировал Шапиро. - Несчастный случай с Конкиным целиком на его совести, не надо было нарушать инструкцию о запрете одиночных выходов в Лес! А во-вторых, никакой это не труп. Это… как бы вам объяснить… Мартин. С филфака.
        В подтверждение этих слов «труп» дёрнулся и издал немелодичный храп. На Егора пахнуло густым спиртным духом.
        - Разве в Универе есть филфак?
        - Нет. А этот вот - есть. Да расходитесь вы, молодые люди… - Шапиро замахал руками на зевак. - Пьяного, что ли, никогда не видели?
        Егор перевернул лежащего на бок. Тот отреагировал на вторжение в личное пространство невнятным бормотанием и новой волной сивушного перегара.
        - Мартин? Иностранец, что ли?
        - Нет, наш, местный. Да вы поднимайте, надо отвести его к нам, наверх. Он вообще-то смирный, но, всякий раз, как выходит на двор - надирается до зелёных чертей, надо полагать, для храбрости. Впрочем, его и так-то трезвым никогда не видели.
        Шапиро суетливо зашарил по карманам и извлёк мешочек с желудями.
        - Ведите его к лифтам, а я улажу вопросы с торговцами. Надо же заплатить, что он там поломал.
        - Мартин - это не имя, а прозвище. - объяснял завлаб. Вдвоём они доволокли «труп» до неприметной каморки в дальнем конце коридора, и вернулись в лабораторию. - А как его на самом деле зовут, не признаётся. Одному Гоше что-то про себя рассказал - родственная душа, такой же алкаш. И тоже, то ли закончил филфак, то ли выперли его оттуда… А в ГЗ Мартин чуть ли не со дня Зелёного Прилива. Прибился к нашей кафедре, помогает по мелочам, а мы его подкармливаем.
        - Сколько же ему лет - пятьдесят, шестьдесят? - удивился Егор. Несмотря на застарелые следы возлияний, украшавшие физиономию загадочного пьяньчужки, ему трудно было дать больше сорока.
        - А кто его знает? Документов у него нет. Живёт в своей каморке, книги туда стаскивает, старую фантастику. И не макулатуру какую-нибудь: Стругацких, Лема, Прачетта, Стивена Кинга. Девицы к нему шастают - вы, конечно, слышали об этом нелепом суеверии насчёт иммунитета к эЛ-А… У Мартина, видите ли, полнейшая невосприимчивость. Но толку от неё ноль - до судорог боится Леса, представляете? Я как-то попросил его выйти, расставить контейнеры с пробами - тут, недалеко, на Мичуринском, вы там были с Фомичом… Так больше не прошу - вы бы видели, какой он балаган учинил! Рыдал, бился в истерике, орал, что его на смерть посылают, порывался в ноги упасть, лишь бы не идти наружу. Да и ленив, скотина, только и может, что пробирки мыть, да втихую учить студентов гнать грибовуху на лабораторном оборудовании!
        Завлаб пошарил по ящикам стола, достал пачку «Мальборо». Егор удивлённо поднял брови - до сих пор он ни разу не видел шефа курящим. Похоже, происшествие с Мартином выбило его из колеи.
        - Кстати… - Шапиро неумело раскурил сигарету, - если заинтересуетесь местным фольклором - это к Мартину. Никто не знает больше баек, суеверий и всяких прочих историй о Лесе. Бутылочку только не забудьте - пить придётся с ним наравне, а это, доложу я вам, испытание!
        Егор отвернулся, скрывая ухмылку. Похоже, завлаб тоже нашёл в загадочном Мартине родственную душу. Можно поспорить - на досуге они частенько ведут ностальгические беседы о фантастике. И, надо полагать, тоже не всухую.
        Шапиро сделал пару затяжек, закашлялся и выбросил сигарету в окно.
        - Помните, мы давеча беседовали о Дне Ботаника - я вам ещё показывал листок отрывного календаря? Так это он, Мартин, его нашёл и отдал мне. Так что, если бы не он - не было бы у нас этого праздника.
        II
        - Что ж вы, отче, упорствуете? Послали бы монасей, чтобы забрать этих бедняг прямо у моста - глядишь, и обошлось бы. Да и мне не горбатиться зазря…
        Сергей присел на покосившуюся скамейку, торчащую из травы. Ноги не держали. Несколько сотен метров, отделяющие берег реки от Скита, дались ему тяжелее, чем иной суточный переход.
        - Зазря, сыне, ничего не бывает! - строго произнёс отец Андроник. Его пальцы, старческие, узловатые, тискали грубый, вырезанный из простой палки посох.
        - Страдания укрепляют страждущих в вере. Добраться до обители, преодолев трудности, опасности, телесные немощи - немалый подвиг. Но и те, кто, подобно тебе, помогает им попасть сюда, совершает благое дело, за которое будет воздаяние.
        - И на том спасибо. - буркнул Сергей. - Хоть не задаром надрывался…
        Пока караван из четырёх лодок добирался от Речвокзала до Лужнецкого моста, паломники не доставляли особых проблем. Наравне со всеми они орудовали вёслами, глазели по сторонам, удивляясь громадным, выше многоэтажек, деревьям, и зданиям, превращённым сплошными покровами мхов и лиан в бесформенные холмы. Наперебой сыпали вопросами, словно забыв, что едут в Новодевичий Скит, чьи древние стены одинаково непроницаемы и для мирских соблазнов и для загадочного колдовства Леса.
        Но на берегу всё изменилось. Одного из паломников скрутил жесточайший приступ Лесной Аллергии. Снадобье из пузырька, предусмотрительно выданного Лиской, не помогло - гортань опухала, несчастный страшно хрипел, лицо густо порозовело, как это бывает при анафилактическом шоке. Сергей, поняв, что терять уже нечего, прижал «пациента» ктраве, подложил под плечи свёрнутую куртку, чтобы запрокинулась голова, и ловко орудуя ножом, проколол трахею. Промокнул натёкшую кровь, вёл в разрез изогнутую серебряную трубку, которую, как и многие лесовики носил с собой как раз на такой случай, и дважды вдунул через её воздух.

«Пациент» судорожно дёрнулся, раз, другой. Прикрикнув на второго паломника - «что встал столбом, руки держи!» - егерь стал делать искусственное дыхание. Три выдоха в трубку, пять нажатий сложенными ладонями, три выдоха, пять нажатий…
        Оставшиеся две сотни метров он тащил паломника на себе. Спутник ковылял следом, навьюченный поклажей, и хрипел так, что Сергей боялся, что и с ним вот-вот приключится то же самое. Но обошлось: их встретили в воротах и потащили страдальцев в монастырскую больничку.
        Отец Андроник размашисто перекрестил носилки. Монахи на ходу обозначили поклоны и посеменили дальше. Рядом с носилками шагал с озабоченным видом скитский лекарь, отец Макарий.
        - Ничего, с божьей помощью встанет на ноги. В Скиту лесные недуги не страшны, а там, глядишь, и попривыкнет, приспособится.
        Голос у настоятеля был низкий, благозвучный. Аромат ладана, исходивший от егорясы и волнистой бороды, напрочь перебивал привычные запахи Леса.
        - Проголодался, поди? - Отец Андроник повернулся к егерю. - Сейчас осенний мясоед, не строго. Брат кухарь кулебяками с фаршем потчует, щуками пареными, холодным из головизны с хреном.
        - Не откажусь. - Сергей встал, мышцы ног протестующе взвыли. - Барахло можно бросить в караулке?
        - Оставь, отчего ж? Здесь ничего не тронут. И оружие оставь, негоже по обители с ним расхаживать. Я велю накрыть в малой трапезной - пообедаешь, заодно расскажешь, с чем пожаловал.
        - …прежде, чем лезть в галерею за Малевичем, я решил поискать икону. Заказчик сообщил, что она в церкви при галерее, на углу Толмачёвского переулка.
        - Никола в Толмачах? - охнул отец Андроник. - Так там же…
        - Верно, она самая и есть… - подтвердил Сергей. - Икона Владимирской Божьей Матери, так и значилось в заказе. В церковь я попал с трудом: её сверху донизу оплели древолианы. Едва пробрался сверху, через колокольню - только для очистки совести, не сомневался, что внутри ничего нет, кроме проволочного вьюна, пожарной лозы да корневищ. И верно, иконостас, приделы - всё заросло. А вот сама икона чистая, и будто светилась изнутри! Ни пылинки, ни веточки сухой! А по контуру, не поверите, цветы проволочного вьюна! Он, отче, очень редко цветёт, я всего-то десяток раз за тридцать лет и видел. А тут сплошь цветки - крошечные, ярко-белые, будто оклад жемчужный! Я постоял - постоял, да и отправился назад, тем же путём.
        Отец Андроник истово перекрестился.
        - Слава тебе, Господи! Чудотворная икона с древних времён Москву бережёт: от Мехмед-Гирея спасла, от Едигея, Тамерлана. И теперь, выходит, не оставляет нас, сирых.
        Сергей замялся.
        - Я когда отдавал Малевича, то поинтересовался у дяди Рубика, кому понадобилась икона. Оказалось - заказ сделан представителем Патриархата.
        - Вот оно как… - настоятель встал и принялся расхаживать по трапезной взад-вперёд. Шаги у него были тяжёлые. - Святейший решил заполучить образ Владимирской Божьей Матери, а ты его забирать не стал, рука не поднялась… Так?
        - Так, отче.
        - Так, да не так! - отец Андроник в сердцах стукнул посохом об дощатый пол. - Не далась она тебе! Господь не попустил чудотворному образу покинуть богоспасаемый град, хоть тот и стал дремучей чащобой.
        - Простите, отче. - Сергей говорил негромко, но уверенно. - Я в Лесу немало святынь видел. У всех они свои - у вас в Скиту, у друидов, у Пау-Вау. Даже у чернолесских родноверов, не к ночи будь помянуты… Но ведь есть у них и нечто общее!
        - Да что может быть общего у сатанинского идола и чудотворного образа? - настоятель взревел так, что позавидовал бы мастодонт с Крылатских холмов. - Ты бога-то побойся, не искушай - дождёшься ведь, обломаю посох о хребтину!
        - Да бросьте вы лаяться, отче! - отмахнулся егерь. - Ну, обломаете, и что проку? Я потом много о чём передумал… здесь, в Лесу, любая святыня подобна сосуду - и она тем вместительнее, чем больше людей её почитает. Лес наполняет эти сосуды силой, но создают-то их люди своей верой! Может, в тотемах Пау-Вау, в священных рощах друидов силы и не так много, но она там есть. И у меня на них рука не поднимется, клык на холодец! Раз Лес их принял, влил в них свою энергию - не мне с этим спорить, да и не вам. Леса на всех хватит!
        - Умолкни, богохульник, прокляну! - отец Андроник в сердцах плюнул под ноги. - Поди прочь, не доводи до греха…
        - Теперь-то куда, душа заблудшая?
        Успел отец Андроник отойти после давешней размолвки, или нет - но проводить Сергея он пришёл, проявив подобающее его сану христианское смирение.
        - Меня на Речвокзале нашла белка и передала записку из Универа, так что я сейчас прямо туда. Если потороплюсь - успею дотемна.
        - В Университет, значит… - отец Андроник в задумчивости пожевал губами. - Слышал, у тебя нелады с золотолесцами?
        - Есть немного. Кстати, до меня тоже дошли кое-какие слухи: будто вы, батюшка, сетуньцев в Лужники пускать запретили. С чего это - не секрет?
        - Да какой там секрет… - настоятель горестно вздохнул. - Не тем они занялись сыне, ох, не тем. Уж не знаю, кто Седрика с пути сбивает, Золотые Леса или кто похуже, а только тревожно мне за Сетуньский Стан. И тебе лучше бы пока держаться от них подальше.
        - Пока - что? Я два дня назад был там и, как видите, ничего со мной не случилось. Если что известно - так и скажите, и нечего тянуть кота за все подробности!
        - Ты как с отцом духовным говоришь, ирод? - отец Андроник грозно сдвинул брови. - Сказано: не могу я сейчас всю подноготную тебе выложить! Не потому, что не доверяю - уверенности нет, а напраслину возводить ни на кого не хочу. Скажу только, что ни на Метромост, ни на Лужнецкий тебе сейчас лучше не соваться.
        - Ладно, придумаю что-нибудь.
        - Погоди, торопыга! Придумает он…
        Настоятель сделал многозначительную паузу.
        - На набережной, в Лужниках, есть часовенка святого равноапостольного князя Владимира, там служит отец Михаил, наш, скитский. Лужниковские мужики построили рядом причал для челноков. Рыбку в обитель шлют, Бога не забывают… Я это к чему? Туда как раз двое послушников собрались, помочь отцу Михаилу по хозяйству. Ступай с ними. Проводят, договорятся, чтобы тебя на тот берег перевезли и лишнего не болтали. Лес к самой воде подступает, вот ты в обход золотолесцев и поднимешься - а там и до Мичуринского рукой подать. Справишься?
        - Не впервой. Только мне бы завернуть к брату Паисию.
        Монах-сапожник держал мастерскую не в Скиту, а в посёлке фермеров у Большой Арены.
        - Знаю, ждёт он тебя. Брата привратника предупредил: мол, если появится Бич, передайте - готов его заказ. Что заказывал-то?
        - Да вот, ружьецо новое прикупил. - похвастал Сергей. - заранее заказал для него кожаный чехол и бандольер. Это патронташ такой, не на пояс, а через плечо.
        - Всё бы вам игрушки смертоубойные… - недовольно поморщился настоятель. - Ну да ладно. Ты егерь, тебе, стало быть, нужно. Благословляю.
        - Спасибо, отец Андроник.
        - Не меня, Бога благодари! Тебе бы в храм зайди, поставить свечку святому мученику Трифону. Он покровитель охотников и рыболовов - значит, и твой тоже. Ты морду-то не вороти, о душе твоей пекусь, нехристь!
        Сергей сдержал ухмылку. Не стоило лишний раз испытывать судьбу: известный крутым нравом отец Андроник вполне мог выполнить-таки угрозу насчёт посоха и спины нечестивца.
        - Непременно зайду, как-нибудь в другой раз. И вот ещё что, батюшка…
        - Чего тебе, заблудшая душа?
        - Велите отцу Макарию, чтобы трубку для трахеотомии вернул. Ему невелик прибыток, а мне - вдруг снова понадобится?
        III
        Лина появилась в общаге после обеда. Егор и сам собирался зайти в библиотеку, но засиделся за полученными от Шапиро бумагами. Попеняв на недостаток внимания к своей особе, девушка покружила по комнате, заварила чай, пролистала со скучающим видом планы Курчатовского Центра и предложила пойти прогуляться. «Ты сколько в Универе - третий день, четвёртый? А на смотровой до сих пор не был! Туда все рвутся, даже те, у кого эЛ-А - таблеток наглотаются и идут. На прошлой неделе одного прямо там приступ скрутил, едва откачали…»
        От смотровой площадки к Главному зданию вела натоптанная тропинка. Поток людей на ней не иссякал до ночи: шли золотолесцы, работающие в Универе, спешили на рынок челноки, сотрудники и студенты приходили полюбоваться открывающимся видом. Отсюда к платформам, в развилках ветвей гигантских ясеней, вели воздушные мостики из канатов, жердей и тоненьких дощечек. Мостики охраняли скучающие золотолесцы с дробовиками и арбалетами.
        - Вот там я и живу. - девушка указала на огоньки, мелькающие в листве. - Здесь самое большое поселение Золотых Лесов, почти семьсот человек. - А есть другие?
        - Ещё два. Одно - ниже по реке, на террасе, возле Андреевских прудов. А на Метромосту, на платформе станции, что-то типа форпоста. Удобно - река под контролем, ни одна лодочка не проскользнёт без досмотра.
        - А зачем вам понадобилось досматривать лодки? - поинтересовался Егор. - Пошлины что ли, собираете?
        - Ну, не пошлины, конечно… - Лина пожала плечами. - Раз мы в этих краях самая сильная община, надо же следить за порядком? Вот и смотрим, что люди везут. - Контрабанду ищете? Оружие, наркотики? Девушка смешно наморщила носик.
        - Скажешь тоже! Оружия в Лесу сколько угодно. Дурь тоже не проблема: высуши древесные поганки, истолки в порошок и пользуйся. А захочется чего-то особенного - обратись к травникам, у них этого добра навалом. Часовые на мосту не пошлины берут, а записывают, кто плывёт, куда и с каким грузом. Потом записи изучают, чтобы понять, где и какие товары пользуются спросом. - Ясно. Маркетинговые исследования? - Что-то вроде. К тому же, никто толком не знает, сколько в Лесу живёт народу. Расспрашивая проезжающих, мы составили карту человеческих поселений и всё время её дополняем. Нам и социологи из Универа помогают - сведения собирают, опросы какие-то придумали…
        Егор кивнул. Он уже успел понять, что Золотые Леса, единственные в пределах МКАД имеют что-то, хотя бы отдалённо напоминающее государственные структуры. Что ж, оно и понятно: когда все вокруг питаются исключительно слухами и сплетнями, тот, кто озаботится сбором и анализом сведений о людских и товарных потоках, получает в руки серьёзный козырь. Рядом Университет, источник материальных благ и идей, канал связи с внешним миром - и здесь тоже не обойтись без грамотно поставленной разведслужбы.
        Егор вздрогнул от неожиданной мысли. Чем на самом деле занята его подруга - только лишь работает библиотекаршей? Слишком уж она интересуется его делами…

«…да нет, вздор, паранойя! Познакомились случайно, ни о чём серьёзном он ей не рассказывал - хотя бы потому, что и сам толком ничего не знает…»
        А история с погибшим студентом и агентом-сетуньцем? А интерес, Лины к походу в Курчатник? Не зря же завлаб не хочет прибегать к услугам золотолесцев…
        Егор понял, что запутался. Ясно одно - расспрашивать спутницу о таких вещах не стоит. В лучшем случае, дело закончится ссорой, и он лишится великолепной любовницы. А в худшем…
        Что будет в худшем - он представить не мог и гнал тревожные мысли прочь.
        - А там что?
        Вдали, за чашей Большой Арены, сияли золотом церковные купола.
        - А-а-а, это Новодевичий Скит. Там монахи живут, только они совсем чокнутые. Бродят по Лесу, проповедуют, церковное начальство из Замкадья не слушают. К ним пытались попасть посланцы патриарха - поговорить, образумить, убедить подчиниться. Так не пустили никого, а письма монахи не читают, выбрасывают за ворота. Говорят: вЛесу только Бог, а патриарх со своим Синодом власти здесь не имеют. И многие их слушают - и на Полянах есть часовни и во многих общинах. А ещё скитские нанимают егерей, искать старинные церковные книги, иконы по музеям и частным коллекциям, которые остались после Зелёного потопа. А найденное прячут в Скиту.
        - Ты, я вижу, сама не из верующих?
        Лина пожала плечами.
        - А зачем мне это? Здесь мы сами себе хозяева. Прошлые грехи остались за МКАД, а за новые Лес с нас спросит, когда время придёт.
        Что монахи, что проповедники Церкви Вечного Леса - нам ничего это не надо. И вообще…. - Лина тряхнула головой, так, что волосы рассыпались по плечам. - Сколько можно всякой о ерунде? Лучше пошли в посёлок! Вообще-то, университетских туда не пускают, но со мной можно.
        Егор притянул девушку к себе, нашёл губами шею.
        - Думаешь, пора знакомиться с твоей роднёй?
        - А ты что, уже созрел? Ну, пусти, медведь, блузку помнёшь…
        IV
        Каждый раз, оказываясь здесь, Сергей испытывал чувство, близкое к благоговейному восторгу. Деревья, захватившие склоны Воробьёвых Гор от смотровой площадки и до устья Сетуни, не пытались состязаться друг с другом в высоте, с лихвой возмещая это массивностью стволов, разлапистостью ветвей и корней. Корни покрывали землю, сплетаясь между собой, подобно щупальцам огромных одеревеневших осьминогов; ветви служили стропилами и контрфорсами сводчатых залов, галерей, хоров из переплетённых жгутов древолиан. Здесь, в естественных криптах и приделах царил вечный золотисто-зелёный полумрак, а ближе к ночи вспыхивали мириады светляков - словно негаснущие свечи в величественном храме Леса.
        Родник в овраге, прорезающем склон, обустроили задолго до Зелёного Прилива. Когда-то к нему вели бетонные ступеньки, а вода вытекала из трубы, вцементированной в плиту. Но древесные корни давным-давно превратили плоды рук человеческих в щебень, и теперь вода скапливалась в небольшом углублении, стекая к реке весело журчащим ручейком.
        Рядом с родником чьи-то заботливые руки соорудили из половинки бревна скамью. Сергей снял рюкзак и долго, с наслаждением пил, зачёрпывая воду ладонями и стараясь не поднимать со дна муть. Напился, потянулся за флягой - и тут в черепе, где-то позади глаз вспыхнула, забилась сигнальным маячком чуйка.
        Медленно, стараясь не делать резких движений, он выпрямился.
        Трое. Нет, четверо - двое поднимаются снизу, и ещё двое подходят справа. Идут хорошо, умело - ни звука, ни хруста. Тёплые, пахнущие ружейной смазкой, металлом, тревогой и агрессией.
        Люди.
        Сергей расстегнул кармашек рюкзака, достал свёрток с лепёшками и копчёным мясом. Снял подвявшие листья и отодвинул вещи, освобождая на скамейке место для трапезы. Ладонь при этом как бы невзначай легла на приклад штуцера.
        Справа хрустнуло - один из чужаков неосторожно поставил ногу на сухой сучок. Сергей кувырнулся назад, за колоду-скамейку. Над головой прошелестел и глухо стукнулся в дерево арбалетный болт.
        - А ну, руки в гору! Дернешься - стреляю!
        Пятый. Близко, шагах в двадцати за спиной. И как он ухитрился не почувствовать? Не различил ауру на фоне четырёх других?
        - Медленно повернись, медленно! Вот так, и ружьишко брось…
        Из прорехи в завесе дикого винограда на Сергея смотрело узкое, зеленоватое лицо с огромными глазами.
        Сильван. Аура детей Леса растворяется в естественном фоне, её не всегда может зафиксировать даже обострённое чутьё егеря. То же самое относится и к белкам. Особенно сильно это проявляется здесь, где деревья почти одушевлены, а привычный сторожкий настрой охотника и следопыта смывает волна восторга, порождённая великолепием лесного Храма.

«…надо же было так облажаться! Водички, называется, попил…»
        Теперь на виду были все четверо. Золотолесцы. Двое с арбалетами, один с охотничьим карабином. У сильвана - копьё с широким листовидным наконечником. Другого оружия не видно, но обольщаться не стоит: опытный охотник способен всадить такое копьецо в цель размером с ладонь с десятка метров. А сильвану, судя по тому, как тот держит древко, опыта не занимать.
        Тревожный сигнал по-прежнему бьётся в черепной коробке - низким, пульсирующим гулом.
        - Ах, ты ж, мать твою!..
        Щёку, ту самую, многострадальную, траченную третьего дня шипомордником, ожгло огнём. Сергей инстинктивно хлопнул по щеке, под ладонью противно хрустнуло.
        Гул стал громче. Теперь он звучал не под черепом, а наползал снизу, от реки. Сергей посмотрел на ладонь - крупная, размером с майского жука, антрацитово-чёрная тварь была ещё жива, перебирала лапками, судорожно скручивала и раскручивала раздавленное брюшко, из которого высовывалось кривое жало.
        Между лопатками пробежала ледяная струйка.
        - Бегите, идиоты! - отчаянно заорал егерь. - Это Чёрный рой! Спасайтесь!
        Сразу три жгучих жала впились в шею и в лоб. Жужжание становилось оглушительным, оно неслось уже со всех сторон. Инстинктом, не охваченным паникой рассудком, Сергей понял, что бежать - поздно, да и не убежишь далеко вверх по крутому склону, спотыкаясь о щупальца-корни, путаясь в кустах, перепрыгивая через поваленные стволы. Он нашарил под клапаном «Ермака» связку картонных цилиндров. Пряча голову между локтями, сколупнул, картонные кружочки с торцов, намотал на палец шнурки и дёрнул.
        Два химических факела, зелёный и красный, вспыхнули, с шипением рассыпая искры. Гудящая пелена, готовая сомкнуться вокруг него, разлетелась в стороны рваными лоскутьями. Размахивая файерами, Сергей, кое-как вдел руку в лямку рюкзака, зажал под мышкой штуцер. Золотолесцы, истошно вопя, катались по земле, над каждым повисло клубящееся чёрное облако и жалило, жалило, жалило.

«…кинуть файер, отогнать? Поздно - они уже трупы…»
        Зелёный факел погас. Сергей отшвырнул выгоревшую трубку и дернул за шнурок следующего. Файеров осталось четыре - достаточно, чтобы убраться подальше, пока рой расправляется со своими жертвами.
        V
        Селение золотолесцев поражало воображение - наверное, в таких вот древесных городках и жили лесные эльфы и. В развилках великанских стволов, на разных уровнях устроились дощатые платформы - порой крошечные, едва-едва развернуться вдвоём, порой просторные, с аккуратными домиками, цветниками и бассейнами для сбора дождевой воды. Платформы на разных уровнях соединялись подвесными мостиками, иногда широкими, из крепких, толстых досок, иногда - эфемерными, из трёх соединённых тонкими шнурами канатов. Повсюду огни: бумажные фонарики, гирлянды стеклянных сосудов, в которых ярко сияют колонии светлячков, масляные плошки, жаровни с курящимися ароматическими травами. С ветвей свисают связки металлических и деревянных трубочек, и любое дуновение ветра, любое шевеление вызывает мелодичный перезвон - медный, серебряный, гулко-щёлкающий.
        - Красиво у нас, правда?
        Они стояли на одной из малых платформ. Отсюда открывался великолепный вид на посёлок Золотых Лесов во всём его многообразии. Егор заглянул вниз - на глаз, до земли метров семьдесят. Под «подвесными тропами» впутанице ветвей и лиан виднелись натянутые сетки. - Что, часто падают?
        - Разве что новички. Здешние старожилы тропами пользуются, только если передвигаются с поклажей. - А как же тогда?..
        Вместо ответа спутница взялась за лиану, обвивающую перильца, и Егор с удивлением обнаружил, что это не лиана вовсе, а канат, гигантская тарзанка.
        Лина вставила ногу в петлю-стремя, ухватилась обеими руками и сильно оттолкнулась. Егор охнул, когда она маятником перенеслась через пятидесятиметровую пропасть, отделявшую платформу от соседнего ясеня. В какой-то момент ему показалось, что девушка ударится о ствол, но та в последний момент выпустила канат и спрыгнула на платформу - точно такую же, как та, которую только что покинула.
        - Ну что же ты?! Сюда! Или трусишь?
        Егор, двигаясь как во сне, отвязал от поручня другой канат - при ближайшем рассмотрении оказалось, что он скручен из высушенных стеблей проволочного вьюна - нащупал стремя, оттолкнулся и полетел через бездну. Сияющие вокруг огоньки слились в полосы, воздух засвистел в ушах, серо-зелёный ствол стремительно приближался. Егор разжал ладони и покатился по доскам платформы к ногам Лины.
        Девушка в восторге захлопала в ладоши.
        - Молодчина! Редко кто решается вот так, с первого раза!
        Егор встал, потирая ушибленное колено.
        - Зачем мы сюда?
        - Вон там, ярусом выше, я и живу. - девушка указала наверх, где в сплетении ветвей угадывалась платформа с крошечным одноэтажным домиком. - Вообще-то мы там вдвоём с подругой, но она сейчас на Андреевских прудах, вернётся только завтра. Так что дом в нашем распоряжении!
        В её глазах прыгали зелёные, с золотистыми искорками бесенята.
        - Должна же я вознаградить героя? Тем более, мы теперь нескоро увидимся…
        - С чего ты взяла?
        - Ну-ну, не считай меня совсем уж блондинкой. - Лина лукаво улыбнулась. - Планы Курчатника, вылазки… ежу понятно, что тебя готовят в дальний рейд!
        Подозрения, оставившие было Егора, всколыхнулись с новой силой.
        - Разве мало в Лесу мест, интересных для учёных?
        - Может, и не мало, а только в Универе всякому известно, что приятели вашего завлаба из филиала МГУ спят и видят, как бы добраться до Курчатовского Центра. Шапиро недавно поднимал этот вопрос на учёном совете, но получил отказ.
        Об этом Егор слышал впервые.
        - Ладно, допустим. Но почему меня-то? Я же в лаборатории без году неделя!
        - А кого ещё? Рейдеров в Универе раз-два и обчёлся, у каждого график на год вперёд расписан, кафедры в очередь выстраиваются. Был у Шапиро на примете студент, но он - сам знаешь…
        - Студент? Тот, что погиб?
        - Он самый, Лёша Конкин. Ты что, не в курсе, что его прочили в рейдеры?
        Егор покачал головой. Выходило логично: как только завлаб заполучил сотрудника с более подходящими данными, он задвинул первокурсника в резерв, а на его место стал готовить новичка. Отсюда - вылазки за пределы ГЗ в первые же дни, лешак Гоша в проводниках…
        Конкин мог узнать, или хотя бы заподозрить, что ему готовят замену. Недаром, его однокурсница, та, с лошадиной физиономией, упоминала, что парень был не чужд тщеславия.

«…отличный мотив для вербовки - в довесок к умирающей матери. Паршиво вы, Яков Израилевич, в людях разбираетесь…»
        - А что такого страшного в Чересполосице? Курчатник, мутанты - и всё?
        - Ну… - Лина замялась. - Никто ничего толком не знает, сплошные слухи. Например, идёшь-идёшь, и вдруг попадаешь непонятно куда. Всё вокруг, деревья, животные - не наше, не из Леса. Называется - «Разрыв». Если угодил в такой - всё, с концами, не выбраться!
        - Но кто-то всё-таки выбрался, если рассказывал о том, что там внутри?
        - Наверное… вообще-то, Чересполосицу никто толком не изучал. Считается, что там то ли ядовитый газ то ли пыльца с галлюциногенными свойствами.
        - Значит всё дело в этих «Разрывах»?
        - Ещё упырятник. Была до Зелёного Прилива такая организация - Центр Переливания крови. Основали его в начале прошлого века и, кроме всего прочего, там пытались создать эликсир бессмертия, а для этого ставили опыты с кровью. Так вот, этот Центр до сих пор действует!
        - Как Универ?
        - Если бы! В Универе всё открыто: студенты учатся, люди сюда едут, публикуются научные работы. А с Центром - тайна и жуткие слухи. Вроде бы там делают из человеческой крови эликсир, который ослабляет, а то и вовсе снимает действие эЛ-А - не насовсем, правда, на время. И кровь для эликсира надо брать непременно у живого человека.
        - Ну и что? - удивился Егор. - В медицине сплошь и рядом используют препараты из донорской крови.
        - А то, что человек при этом должен испытывать невыносимые страдания, а в конце процедуры - обязательно умереть. И те, кто пользуется эликсиром, становятся упырём. Организм больше не усваивает нормальную пищу, только живую человеческую кровь. Потому и называют - упырятник.
        Лина подошла к пучку свешивающихся с верхней платформы лиан, потянула. Сверху, разворачиваясь, упала верёвочная лестница.
        - Впрочем, может это всё пустые слухи. А сейчас - у нас всего полтора часа, если хотим поспеть к закрытию ГЗ. И учти, я намерена выпить тебя досуха!
        - Как упырь?
        - Упыр?ца. - Лина обвила его за шею. - А знаешь, ну его, домик! Давай прямо здесь?
        Блузка повисла на перилах. За ней последовали шорты и прозрачные трусики.
        - Так люди же вокруг! - опешивший Егор показал на висячий мостик над платформой, по которому спешили по своим делам трое золотолесцев. - Увидят!
        - Вот и пусть завидуют.
        VI
        - Совсем ты, Бич, себя не бережёшь. А если загниёт?
        Сергей сидел на вращающемся табурете в кабинете заведующего лабораторией. Сам Шапиро суетился около него с пузырьком спирта, пучками ваты и блестящими медицинскими инструментами.
        - Обойдётся… - лениво отозвался егерь. - В рюкзаке, в боковом кармашке - зелёный пузырёк. К утру как рукой снимет.
        До Главного здания Сергей добежал на одном адреналине. Рявкнул на охранника, попытавшегося его притормозить и рванул по лестнице вверх, забыв про лифты. Ввалившись в лабораторию, он переполошил сотрудников своей окровавленной физиономией и висящим поперёк груди штуцером. Потом, уже в кабинете завлаба одну за другой опорожнил две стопки медицинского спирта и долго, взахлёб, пил воду из графина, поданного испуганной ассистенткой.
        Шапиро покопался в рюкзаке, извлёк пузырёк и принялся металлическим шпателем наносить на места укусов ярко-зелёную мазь. Резко, свежо запахло незнакомыми травами.
        - Яд Черного роя содержит вещество, вроде желудочного сока плюс довольно сильный нейротоксин. Жертва от него не умирает, а впадает в оцепенение, в то время как поражённые ткани стремительно разлагаются. Ими насекомые и питаются, а заодно, откладывают в язвы яички. Известны случаи, когда жертва оставалась живой до полутора недель, пока вызревали личинки.
        - Видел такое, случалось. А бывает - просто зажаливают до смерти и очищают скелет от плоти, хоть в музее его выставляй!
        Егерь с кряхтеньем поворочал шеей.
        - Болит, проклятая…
        - А ты ещё покрути, тогда и до завтра не пройдёт! - ворчливо ответил завлаб. - Может, всё-таки подождать пару дней, пока не заживёт? Насчёт комнаты в общежитии я договорюсь. А то давай у меня - места полно, выделю тебе роскошный диван…
        - Спасибо, но нет. Если ты, и правда, хочешь обтяпать это дельце - минуты терять нельзя. Клык на холодец, о том, что я в Универе, к утру будет знать каждая собака. Если свалить быстро - есть шанс уйти незамеченными. Но если застрять…
        - Тебе виднее. Как добираться-то думаешь? Проще всего по реке, до Строгинского моста. А там до Курчатника совсем близко, если повезёт - за день можно обернуться. А ну, руки убери!
        Сергей поспешно отдёрнул пальцы от щеки.
        - Ты только не обижайся, Израилич, я тебе один умный вещь скажу. Во времена моей молодости, ещё до Зелёного Прилива, был такой термин - «диванные вояки». Так называли тех, кто трындел в Интернете о войне, стратегии и прочей лабуде, ни рожна в них не шаря. Так ты сейчас, уж прости, совсем как они. Ты хоть представляешь, что такое Щукинская Чересполосица? Сплошные Разрывы, с одного бока упырятник, а с другого - развалины НИИ эпидемиологии и микробиологии. Туда, не то, что я - конченые отморозки из сетуньцев не суются. Хрен его знает, что в тех краях водится и что за заразу там можно подцепить? И к тому же, ты действительно считаешь золотолесцев дурее себя? Они меня по всей реке ищут, фермеров трясли, Кузнеца… Или, думаешь, патруль к роднику случайно вышел? Ждали меня там, клык на холодец!
        - Да, ждали. - вздохнул завлаб. - И если бы не Чёрный рой… как думаешь, кстати, откуда он взялся на Воробьёвых?
        - Кто ж его знает? Обычно так далеко от Чернолеса эта дрянь не забирается.
        Завлаб спрятал пузырёк с мазью в кармашек «Ермака».
        - Везучий ты, Серёга. И от дедушки ушёл и от бабушки ушёл… Ты что, всегда таскаешь с собой столько файеров?
        - Нет, конечно, максимум - один-два. Но тут, считай, повезло: подвернулся заказ в Замоскворечье, возле Чернолеса, вот и запасся на всякий пожарный. Как видишь, пригодилось. Ты, вот что: дай знать местным фермерам, пусть примут меры. Надо срочно найти трупы и выжечь нахрен, пока личинки не повылуплялись. А про то, что я там был - ни гу-гу. Знаю я этих, с Метромоста, заявят, что я их людей нарочно подставил. А оно мне надо - оправдываться?
        - Не надо, конечно. Они и так на тебя в последнее время даже не зуб вырастили, а цельный бивень.
        - Ты уже пятый, кто мне это сообщает. - невесело усмехнулся егерь. - Ну, я-то ладно, а вот ты с чего менжуешься? Вроде у вас, университетских, с золотолесцами любовь до гроба?
        - Понимаешь… - завлаб замялся. - Я тут на днях получил любопытную информацию… точнее, прояснил кое-что.
        Егерь покачал головой.
        - Темнишь, Яша! Хочешь, чтобы я вам помог - колись до донышка.
        - Если начистоту, то появилась возможность получить информацию о причине возникновения Зелёного Прилива.
        Сергей от неожиданности выпрямился на табурете.
        - О как… не больше и не меньше?
        - Именно. А руководство Университета и золотолесцы об этом догадываются.
        - Так ты и от своего начальства шхеришься? Умеешь ты, Яша, делать себе вырванные годы…
        Шапиро встал и в волнении заходил по кабинету.
        - Тут вот какой момент. Недавно мой сотрудник нашёл на квартире учёного, работавшего в Курчатнике, важные документы. Это тут, поблизости, на Строителей.
        - Знаю. - кивнул егерь. - Жил я в тех краях, правда, давно.
        - Я специально послал новичка, который ещё ни с кем здесь не связан. Для конспирации, чтобы утечки не было, понимаешь?
        - Конспиратор, ёшкин кот! И что, новичок твой вот так взял и всё обделал?
        - Не в одиночку, конечно. Гоша помог.
        - Кто бы сомневался. То-то у нас выходит, как в сказке: «Поди туда, не знаю куда…»
        - «Принеси то, не знаю что?» Это-то как раз известно: документы, записи об экспериментах, лабораторные журналы. А вот с «куда» пока сложнее. Ясно, что в лабораторию Новогородцева, но этого мало. Ничего, пока вы доберётесь до места, я всё выясню.
        - Мы?
        - Именно. Парень пойдёт с тобой.
        Егерь покачал головой.
        - Забудь. Мало мне гемора - ещё и сопли ему утирать…
        - Я всё понимаю, Бич. Но мало добраться туда - надо ещё понять, что именно брать. Ты, может, у нас физик? Тогда так и скажи, мне же спокойнее.
        - Геолог… был когда-то. Четвёртый курс.
        - Вот видишь! А у него бакалавриат физфака Новосибирского университета. Да ты не сомневайся, малый толковый, спортсмен, сибиряк, стреляет отлично. Обузой не будет.
        Сергей задумался. Доцент терпеливо ждал. Мазь на щеке егеря медленно подсыхала, стягивая кожу.
        - Ладно, раз так - пусть идёт. Остаётся прояснить насчёт «куда». Ты, вроде, сказал, что выяснишь, пока мы будем добираться до Курчатника. А я-то как об этом узнаю?
        - Перешлю сообщение с белкой.
        - Разумно. Только не с абы какой. Я предупрежу Яську, чтоб была наготове. Когда понадобится - явится к тебе, самое позднее, через час.
        - Хорошо. На случай, если её всё же перехватят, я зашифрую сообщение. У моего сотрудника будет ключ к шифру.
        - И вот ещё что… - Сергей сделал паузу. - Ты его предупредишь насчёт золотолесцев?
        - К чему зря тревожить парня? К заданию это не относится. А у него, вроде, отношения с девчонкой из Золотых Лесов, лаборантки наши болтали. Надо будет - сам скажешь. Чует моё сердце, Бич, самые большие проблемы создадут вам не они.
        - А кто?
        - Знать бы…
        День шестой

20 сентября 2054г., понедельник
        I
        Лампочки горели редко, тусклым жёлтым светом. Гул маленьких стальных колёс грузовой тележки отражался от стен и улетал вглубь тоннеля. Поначалу Егор пытался считать повороты, но быстро сбился. Коридоры становились всё запущеннее, с труб под потолком то тут, то там свисали серые неопрятные клочья. На облупившихся стенах - потёки и чёрные пятна плесени.
        Егерь остановился перед стальной, толстенной даже на вид, дверью. Ни ручки, ни замочной скважины: вместо них короткая ось, заканчивающаяся четырёхгранником. Яков Израилевич взял с тележки массивное спицевое колесо и вместе с Егором зафиксировал его на оси. Древний механизм проржавел и не поддавался. Пришлось вогнать между спицами лом, и после нескольких рывков колесо, наконец, дрогнуло. - А ну, навались! - воодушевился завлаб.
        Пронзительно заскрежетало железо, между дверью и косяком возникла узкая тёмная полоска. - Пошла! - крикнул Егор. - И-и-и - вместе!
        Дверь медленно, с пронзительным скрежетом, распахнулась. - Тележка пройдет?
        Зажужжала динамка фонарика. По стене запрыгало пятно света. - Вроде, должна.
        - Ф-фух, ну наконец-то. - Шапиро сел на край тележки и вытер пот. - Умаялся я что-то, братцы…
        - Засиделся ты, Яшенька, в кабинете. - участливо заметил егерь. - Тебе бы хоть иногда разминаться.
        - Где? За пределы ГЗ мне хода нет, а изнурять себя на тренажёрах не могу, за неимением свободного времени. Вот и закисаю помаленьку.
        Из-за приоткрытой двери (Шапиро назвал её «гермозадвижка») тянуло стылой сыростью. Воображение Егора услужливо дорисовало мрачные подземелья, где по углам таятся похожие на актинии, создания с пучками шевелящихся щупалец, а осклизлые стены покрыты слоем светящейся лиловой слизи. Завлаб чихнул, раз, другой, и стал ожесточённо тереть глаза.
        - ЭЛ-А? - участливо осведомился егерь.
        - Она, проклятущая! Зайти не успел, а уже… а ты говоришь - разминаться!
        - В тоннеле полно спор плесневых грибков, вот ты и реагируешь.
        - Ты мне ещё про грибки расскажи! - проворчал миколог и тяжело поднялся с тележки. - Вы пока снаряжайтесь, а я подожду на развилке. Сил больше нет терпеть…
        Егор извлёк из-под брезента скатанный в валик костюм химзащиты. Напарник уже возился, натягивая длинные, до груди, резиновые штаны с массивными чёрными бахилами.
        - Противогазы не забудьте! - крикнул издали Шапиро. - И с баллонами, с баллонами осторожнее!
        - Советчик… - буркнул егерь. - Ну-ка, студент, подсоби!
        Он надел на спину раму с тремя металлическими баллонами, соединёнными трубкой. Подождал, пока напарник подгонит наплечные лямки, и развернул длинный брезентовый свёрток.
        Внутри оказалось нечто, смахивающее на ручной пулемёт - с сошками, рамочным прикладом и пистолетной рукоятью, позади которой из казённика торчал патрубок с резьбой. Кончик ствола венчал набалдашник из трёх цилиндров с выхлопными отверстиями.
        - Вот, смотри, студент: лёгкий пехотный огнемёт ЛПО-50. Простой, надёжный, как табурет. Принят на вооружение в 1950-м.
        - Так ему уже сто лет? - изумился Егор. - Ничего себе, антиквариат! Где такой нашли, в подвалах?
        - Эй, Яша! - крикнул Бич. - Тут юноша интересуется, где ты спёр огнемёт?
        - На Химфаке, учебное пособие. - донеслось из тоннеля. - Ап-чхи! Простите… раньше студенты обучались на военной кафедре, с тех пор и остался. Мы его перебрали, почистили, опробовали - ничего, плюётся метров на тридцать. Только запасных баллонов мало, всего три комплекта.
        - А огнесмесь откуда? Нефтепродукты в Лесу за сутки превращаются в кисель!
        - Тоже химики помогли, набодяжили какую-то пакость из спирта, растительных масел и желатина.
        Егерь накрутил на патрубок толстый армированный шланг и присоединил к казённику разъём электрического кабеля.
        - Ну вот, агрегат готов к бою. Система пороховая, с двумя пиропатронами: один создаёт давление для выброса, второй поджигает струю. Сами патроны срабатывают от электрозапала. Слышь, Израилич! - крикнул он в темноту. - Запасные батареи не забыл? А то разрядится, и будем мы иметь бледный вид и макаронную походку.
        - Три штуки. - прилетело в ответ. - На тележке, в железном ящике.
        Егерь пошарил под брезентом.
        - Верно, здесь… так вот, студент, у ЛПО-50 есть особенность: одним выстрелом опорожняется весь баллон. Так что у нас ровно двенадцать выстрелов.
        И он ткнул стволом в сложенные на тележке баллоны.
        - Да ты присядь, расслабься, а то вон, весь вспотел!
        Действительно, Егор обливался потом в своём ОЗК.
        - Я ещё не студент, только со второго семестра буду учиться…
        - Да пофиг. Слушай, не перебивай: япойду первым. Ты - за мной, покатишь тележку. Как подам сигнал - помогаешь менять баллоны. Усвоил?
        Молодой человек кивнул.
        - Карабин держи под рукой, но без команды не стреляй. И оглядываться не забывай - в тоннелях крупные твари, вроде, не водятся, но мало ли что?
        Егерь поправил висящую на груди противогазную маску и пощёлкал предохранителем огнемёта.
        - Ладно, студент, пора. Сделаем ручкой твоему шефу - и вперёд.
        - К чему такие сложности? Подвалы, запоры, огнемёт… Мало ли из ГЗ выходов? По Ломоносовскому проспекту есть удобная тропа, до самого Ленинского, Гоша говорил…
        - Положим, я эту тропу знаю не хуже его. - отозвался, не оборачиваясь, Бич. Он шагал впереди тележки, и Егор развлекался тем, что рассматривал облупившуюся краску на баллонах. - И дело тут не в удобстве: надо свалить по-тихому, а если идти поверху - клык на холодец, какая-нибудь сволота заметит и стуканёт.
        - Кому?
        - Да есть такие… любопытствующие. А под землёй нас хрена лысого выследишь. Подвалы ГЗ - настоящий лабиринт, в этот тоннель, может, лет десять никто не совался.
        - Здесь действительно опасно?
        - А то, как же! Думаешь, я огнемёт таскаю для посмотреть?
        - Монстры? Мутанты?
        - Почти. - егерь язвительно хохотнул. - Крысы и плотоядный гнус.
        - Вроде того, что был на Воробьёвых горах?
        Шапиро успел рассказать ему об истории с Чёрным роем.
        - Хуже. Плотоядный гнус - мелкие, с маковое зёрнышко, мошки. Облепляют с ног до головы и жрут кожу. За четверть часа на живом человеке ни клочка не остаётся, гольное мясо. Спасения от него нет, в любую щель пролезут. Только выжигать. Правда, если гнуса немного, можно отогнать факелами. Спасибо Яше, позаботился.
        И кивнул на тележку, где рядом с баллонами лежали двадцатилитровая зелёная канистра и связка палок, обмотанных ветошью.
        - А крысы? Вы говорили, они тоже опасны?
        - Выкать Яше будешь, в Универе. А мы с тобой напарники, так что давай на «ты». Лады?
        - Лады. Так что с крысами? Они опасны?
        - Если стая набросится, главное - устоять на ногах, иначе навалятся все скопом и сожрут. Так что держи ухо востро… студент!
        Расставшись с завлабом, путники спустились по лестнице вниз, с трудом волоча тележку с грузом, и пошли по длинному, прямому коридору. По прикидкам Егора, они должны были уже выйти за пределы университетского кампуса. Колёсики монотонно визжали по бетону вдоль узких канавок с утопленными в них рельсами. Егерь объяснил, что это подземная узкоколейка, по которой когда-то курсировала дрезина-мотовоз.
        Тоннель вывел в низкий круглый зал. Света здесь не было, и тусклый луч фонаря вырвал из темноты очертания широких гермоворот. Рельсы узкоколейки уходили прямо под створки; на тронутом ржавчиной металле угадывался контур больших, в половину человеческого роста, белых буквы «Д» ишестёрки.
        - Вот, студент, можешь почтительно содрогнуться. Перед тобой - главная тайна московских подземелий. Линия Д-6, известная обывателю как «Метро-2».
        - Значит, оно всё-таки существует?
        Ещё школьником Егор прочёл в Сети фантастический роман о московском метро, превращённом в противоатомное убежище. В романе мелькало упоминание о секретных правительственных ветках.
        - А как иначе обитатели Кремля попадали бы туда из-за МКАД? Как жрачку бы им таскали, шмотьё, боеприпасы? ЭЛ-А действует под землёй, слабее, чем наверху - вон, Яша только чихал, а ведь у него тяжёлая форма!
        - Гоша, кажется, говорил, что метро затоплено?..
        - Да, насосы осушения после Зелёного Прилива встали. Но у линии Д-6 своя система, автономная, электроэнергию она получает из-за МКАД.
        Егор постучал по металлу - сначала костяшками пальцев, потом прикладом. Звук получился глухой, что говорило о немалой толщине створок.
        - И как же мы теперь?
        Ни рукояток запоров, ни оси под штурвальное колесо на воротах не было - видимо, они отпиралась с другой стороны.
        - А нам туда и не надо. Линия Д-6 патрулируется, если встретят чужака - пристрелят без второго слова. Где-то тут была дверь, обычная, железная, она-то нам и нужна. За ней начинаются по-настоящему опасные места, так что дальше пойдём в противогазах.
        II
        ЛТО-50 с рёвом выбросил пылающую струю. Впереди бушевал огненный ад, и на его фоне фигура Бича вырисовалась угольно-чёрным, антрацитным силуэтом. Огнесмесь выгорала не сразу - химики на славу поколдовали с загустителями, и двигаться дальше можно будет, лишь когда погаснут языки пламени на стенах и полу.
        Бич подал знак, и Егор навалился на рукоятки тележки. Катить было мучительно трудно - колёса то и дело вязли в сплошном ковре из обугленных крысиных тушек.
        Матерясь в рубчатый шланг противогаза, он наклонился, чтобы убрать застрявший под колесом трупик и испуганно отдёрнул руку. Из мрака метнулись новые крысы - десятки, сотни. Снова заревел огнемёт, но грызуны всё шли волной, по спинам товарок. У многих дымилась подпаленная огненными каплями шкурка.
        Егор вжался в стену, пропуская серый пищащий поток. Краем сознания он отметил, что крысы не нападают - тычутся с разбегу в ноги, перепрыгивают через препятствие, прошмыгивают и текут, текут в темноту позади. Сердце неистово отбивало секунды; наконец, крыс стало меньше, и вот уже только отдельные серые молнии мелькают в круге света от аккумуляторного фонаря.
        Огонь впереди, наконец, погас. Бич сдвинул маску на лоб и что-то каркнул. Лицо у него было чёрное, в густом слое копоти, с грязными дорожками от струек пота.
        Егор поспешно сдёрнул капюшон ОЗК, стянул противогаз - и чуть не задохнулся от густого смрада горелой плоти. - Что это с ними, а?
        - А чёрт их знает, испугались чего-то. Такое в подземельях бывает, не всегда и поймёшь, в чём дело. Да ты не стой столбом, студент, помогай! - Я лаборант, а не студент! - Да хоть профессор. Держи. Егор принял ранец с использованными баллонами.
        - Порядок следования меняется. Я качу тележку, ты идёшь впереди. На крыс внимания не обращай, им, похоже, сейчас не до нас. Дохлых отбрасывай к стенам, расчищай дорогу, чтобы можно было проехать.
        Егор прикрутил шланги к новым баллонам и взялся за лямки. Бич отрицательно покачал головой.
        - Незачем. Я прямо с тележки работать буду, так и менять сподручнее. Ну, чего застыл? Шагай уже, батареи вот-вот сдохнут!
        Взмах древком рогатины-пальмы - обугленные тушки отлетают к правой стене. Пинок резиновым башмаком - к левой. Ноги давно сделались ватными, в ушах стоит низкий гул, лёгкие с трудом втягивают спёртый воздух сквозь забитый копотью фильтр. Но менять некогда - если верить егерю, до конца тоннеля не больше двухсот шагов.
        В глазах густо мельтешат чёрные точки, по всему телу дикий зуд - жжёт, колет, будто раскалёнными иголочками.

«…эЛ-А, наконец, дотянулась?..»
        Сзади раздался возглас, едва слышный сквозь прорезиненную ткань капюшона. Егор обернулся - напарник присел на корточки, рассматривая трупик крысы. Тушка не опалена, не обуглена, а как бы освежёвана. Шкурка снята клочьями, словно её обгрызали или вытравливали кислотой.
        Бич зашарил лучом фонаря по потолку. На высоте трёх с половиной метров по бетону ползали тёмные кляксы - разделялись, сливались, набухали колышущимися волдырями. В луче света плясала какая-то мелочь, вроде комариков, толкущиеся возле лампы.
        Бич с невнятным возгласом отпрянул к тележке и вскинул огнемёт. Самая большая клякса вытянулась вниз, набухла и вдруг лопнула клубящимся облаком. Но пламя уже пожирало её - егерь водил брандспойтом, выжигая потолок. Струя иссякла, с секундной паузой хлопнул пиропатрон - и новая порция жидкого ада полетела в глубину тоннеля, в мгновение ока сожрав воздух, наполненный мириадами чёрных точек.
        Ещё один выстрел, огонь плещет на бетон. Егор, сбивая пальцы, скручивает с использованных баллонов горловину шланга.

«… третий комплект, последний…»
        Он бежал по коридору в темноту, катя перед собой громыхающую тележку, и думал только о том, чтобы не попасть колесом в углубление с рельсом. Зуд и болезненные уколы сводили с ума, но никак нельзя оторвать руки, почесаться сквозь проклятый ОЗК…
        Тележка едва не врезалась с разгона в стальную дверь с запорами по углам. Позади утробно рычал огнемёт.
        Егор кинулся к двери, повис на рычагах, но те не желали поддаваться. Он схватил с тележки карабин, врезал прикладом.
        Рычаг чуть сдвинулся и после четвёртого удара провернулся до упора.
        Снова рёв пламени за спиной.
        - Всё, больше нет! - проорал Бич, водя перед собой струёй огня. - Скорей, студент, не спи!
        Егор, потеряв голову, колотил по второму рычагу. Треск, шейка приклада переломилась, но и металл поддался отчаянному натиску.
        - Ломом, мать твою за ногу! Ломом его!
        Сергей отбросил изуродованный карабин, выдернул из-под брезента тяжёлую железяку.
        Егерь уже поливал факела из канистры. Размахнулся, зашвырнул порожнюю ёмкость в коридор, туда, где плясали коптящие язычки. Пламя вспыхнуло с новой силой.
        - Слушай сюда студент: унас минут пять, потом огонь в тоннеле погаснет. Факелами я удержу это дерьмо ещё немного, и всё, карачун! Так что крути, открывай, бекицер!
        Егор не слушал. Рыча от натуги, он пытался отжать четвёртый, намертво заклиненный рычаг.
        Скрежет, лом в руках дрогнул.
        - Пошло!
        Медленно, убийственно медленно запор провернулся, заржавленный ригель больным зубом пополз из гнезда. Егор толкнул дверь - та не поддавалась. Тогда он принялся колотить в створку ломом - раз, другой, третий - и бил, пока после очередного удара дверь не распахнулась во всю ширину. Вдвоём они перетащили через высокий порожек тележку и навалились с обратной стороны, нашаривая рычаги запоров.
        Комната была уставлена вдоль стен железными шкафчиками и низкими скамейками. Всё - мебель, пол, стены - покрывал толстый слой мха. Круглое отверстие в потолке вело на поверхность - если судить по свисающим плетям пожарной лозы, густо усеянным большими, с дыню размером, водянистыми наростами.
        Егерь отбросил в сторону противогаз и принялся стаскивать с себя закопченный, прожжённый во многих местах костюм химзащиты.
        - Сиднем не сиди! Надо скорее обработать раны.
        - Раны? - Егор непонимающе уставился на напарника. - У меня только ОЗК порван…
        - Ты что, совсем дурак? Мы влетели в тучу плотоядного гнуса, а его завязочками-пуговичками не задержишь!

«…так вот откуда зуд и жжение! И никакая это не эЛ-А: проклятые мошки забрались под одежду и грызут кожу. Как у тех освежёванных крыс…»
        Егора передёрнуло от омерзения. Он отшвырнул резиновые перчатки и, путаясь в рукавах, потащил через голову накидку.
        - Давай, раздевайся. - торопил Бич. - Пожарная лоза тут есть, отмоемся.
        Это было наслаждение - освежить горящую кожу прохладной водой, смыть жирную копоть, пот, воняющий страхом и смертельной усталостью. Бич запалил извлечённую из рюкзака масляную лампу, и при её свете Егор разглядел крошечные красные точки, обильно усеявшие грудь, плечи и руки.
        - На спине то же самое. А уж шея… только чесать не вздумай, занесёшь грязь! У меня в рюкзаке бальзам, сейчас намажем друг друга и подождём полчасика, пока впитается. А тряпки свои выброси - клык на холодец, в них полно мошек.
        Он встряхнул рубаху, и из складок посыпались чёрные крошки. Егора снова передёрнуло: он вспомнил, как лешак Гоша вытряхивал из энцефалитки споры жгучего дождевика.
        Мазь принесла несказанное облегчение. Жжение и зуд отпустили, от свежего мятно-травяного запаха сразу прояснились мысли.
        - А теперь - микстура от доброго доктора Бича!
        Из горлышка кожаной баклажки пахло сушёными грибами. Егор глотнул - по вкусу та же грибовуха, только послабее, градусов сорок.
        - Ну вот, ещё четверть часика, студент - и будешь иметь товарный вид.
        - Да не студент я, а лаборант. - отозвался Егор. - Сколько можно говорить?
        - В Университете - хоть академик. А в Лесу, в рейде ты - «Студент», я - «Бич». Уяснил?
        Егор пожал плечами. Спорить не хотелось - ноги сделались ватными, по телу расплывалась тёплая истома.
        - Карабин жаль, пропал. Вислогуз, скаред хохляцкий, на дерьмо изойдёт. Он меня за паршивый штык-нож чуть заживо не сожрал, а тут цельная единица огнепальной зброи!
        Выдавая перед выходом «казённе майно», кладовщик произнёс прочувствованную речь, особо упирая на ответственность за утрату оружия.
        - Забей. - посоветовал егерь. - Если вернёмся с тем, за чем нас послали, Яша его заставит тебе ноги мыть и воду пить. А если не вернёмся - тогда тебе это будет до одного места. Мёртвы бджолы не гудуть, как сказал бы твой приятель Вислогуз.
        Он отстегнул от «Ермака» чехол с двустволкой.
        - Вот, пользуйся пока. Доберёмся до моей норы, я тебе что-нибудь подберу.
        - А где эта твоя нора?
        - Не бежи вперед паровоза.
        Он пнул ногой огнемёт - тот лежал на полу, там, куда, егерь бросил его, избавляясь от амуниции.
        - Тяжёлый… слушай, неохота переть эту хреновину наверх, может, здесь приныкаем? По ходу, нникто в эту дыру давненько не заглядывал - видишь, мох не потревожен? Вернёмся из рейда - заберём, а шланг я откручу и возьму с собой. Без него это голимая железяка.
        Через полчаса, сменив одежду, они засунули огнемёт с пустыми баллонами в один из шкафчиков, навьючили на себя рюкзаки и полезли по расшатанным скобам наверх, навстречу льющемуся из шахты неяркому солнечному свету.
        III
        - …первое - найди Лёху-Кочегара. Передай, что я буду ждать его на площади Гагарина завтра, начиная с девяти утра.
        - Решил прокатиться по МЦК? - Яська сидела на поваленной сосне рядом с егерем. Руки сложены на коленках, словно у примерной школьницы, пышный хвост перекинут через плечо так, чтобы кончик щекотал собеседнику ухо.
        - Слышала, у путейцев снова какие-то тёрки в Лосинке. Мне-то что, белки держат нейтралитет, а вот ты бы поостерёгся.
        Она появилась несколько минут назад. Егор, не желая мешать беседе, отошёл в сторону и теперь скучал, рассматривая окрестности.
        Вентиляционный киоск воткнулся между двумя полуразрушенными восьмиэтажками. Одной стороной двор выходил на узкую улочку, за которой, за вымахавшими на высоту десятиэтажного дома липами, проглядывали развалины Московского Цирка. Громадный раскидистый граб проломил его посредине, и теперь торчал из огрызков ребристого купола, словно чудовищный бонсай из футуристического горшка.
        - Когда их не было, тёрок-то? - пожал плечами егерь. - Твои родичи не могут снести, что по их парку катаются всякие смердящие железяки. Мне-то их разборки побоку, я только пассажир… - Ну, дело твоё. Второе? - Что - второе? - Ну, раз было первое…
        - А, да. Потом слетай на Кордон, к Вахе. Пусть его сынок дней через пять подваливает к Филёвской общине, я его там найду. Если задержусь - пусть ждёт, буду по любому.
        - В Крылатские холмы пойдёшь, на слонопотамов? То-то болтают, что Бич завёл себе какую-то жуткую пушку!
        - Что, в самом деле, так и говорят?
        - А то! - жизнерадостно подтвердила Яська. - Мне сегодня уже трое передали.
        - Дядя Рубик, клык на холодец… В следующий раз потребую внести в договор пункт о коммерческой тайне.
        - Не поможет. Чтобы Кубик-Рубик, да не похвастался сделкой? Половина Леса уже обсуждает, как ты умыкнул Малевича из Третьяковки!
        Белка была права - за владельцем «Старьё-Бирём» водился такой грешок. Что, впрочем, не мешало ему возглавлять список лучших посредников Речвокзала, да и всего Леса.
        - Ну и третье: дня через два-три тебя вызовет Шапиро.
        - Университетский, что ли? Грибник?
        - Да. Он передаст для меня срочное послание, и лучше, если ты будешь поблизости. Мне край, как надо получить его поскорее.
        Белка хитро сощурилась.
        - Так ты меня, на несколько дней нанимаешь?
        - А что?
        - А то, что у меня заказы! Моё время, если хочешь знать, дорого стоит!
        - Сочтёмся.
        - Ладно, что с тобой поделаешь… куда нести-то?
        - К Щукинской Чересполосице. Точнее пока не скажу.
        Яська уважительно присвистнула.
        - Умеешь ты задачки ставить…
        - И ещё. Хорошо, чтобы и дальше говорили: мол, завёл Бич слоновье ружьё и двинул в Крылатские холмы, стрелять слонопотамов.
        - Сделаю, не проблема. Послания напишешь, или так, на словах?
        - На словах. Запомнишь?
        Белка возмущённо фыркнула.
        - Не дурее некоторых! Но это обойдётся тебе в лишние десять желудей.
        - Это с какого перепугу?
        - С такого, что я напрягаю свою драгоценную память! - девушка смешно наморщила носик. - Только для тебя, между прочим, цени!
        - Ценю, ценю, не переживай. Кочегар, кажется, на Трёх Вокзалах сейчас…
        - Без советов обойдусь! - Яська независимо вздёрнула острый подбородок. - Кто тут почтовая белка, ты или я? И вообще, заболталась тут с вами. Пока, Студент, не кашляй!
        Егор торопливо вскочил.
        - До свидания, было очень приятно познако…
        Рыжий хвост уже мелькал на фасаде пятиэтажки. Яська стремительно взлетела до шестого этажа, схватилась за жгут проволочного вьюна, перелетела на тополь, тремя великолепными прыжками пересекла улицу Коперника и скрылась в ветвях на другой стороне. Егор проводил её взглядом.
        - И быстро она доберётся?
        - Если ничего не помешает - часа за три - три с половиной. Могла бы и раньше, но белки отчего-то не любят соваться в центр, предпочитают обходить по большой дуге.
        - Кто они вообще такие - белки?
        - Белки-то? - егерь взглянул на часы. - Ещё полчасика посидеть можно. Давай-ка костерок разведём, чайку согреем. Заодно и расскажу.
        Вода в котелке вскипела крупными бульбами, выплёскиваясь с шипеньем на угли. Егерь достал из рюкзака жестяную коробочку.
        - Сам смешиваю - похвастал он. Душица, сушёные листья малины, кипрея и травка какая-то - названия не знаю, у тётки одной из дружбинской коммуны беру, это возле Речвокзала. Добрынинского Кордона беру. Только заваривать надо по-особому, вот так…
        Он отсыпал заварки в ладонь и, коротко размахнувшись, с силой швырнул в кипяток. Выудил из костра головню и, прежде чем Егор успел возразить, опустил в котелок. Зашипело, повалил душистый пар.
        - В тайге приучился, ещё в той, прошлой жизни. - объяснил Бич. - Я ведь учился на геологическом, три сезона полевой практики. А насчёт головни не волнуйся, она после огня стерильная.
        Егор осторожно отхлебнул из поданной кружки. Привкус у чая бкус был необычный, но приятный.
        - Так вот, о белках. - егерь плеснул себе чая и присел перед костром на корточки. - Ты что-нибудь слышал об аватарках?
        - Пару раз. Почему-то никто не хотел о них говорить. Мне показалось, что это какая-то запретная тема.
        - Запретная… - егерь невесело усмехнулся. - Ни хрена в ней нет запретного. Просто многие боятся аватарок. Когда люди освоились в Лесу, они довольно быстро узнали насчёт полезных свойств всякой растительности - грибов там, корешков, травок и прочего. И приспособились делать из них на всякие снадобья. Да ты и сам, наверное, знаешь.
        Егор кивнул. Прорыв в фармакологии, медицине и других биологических науках, случившийся за последние годы, произошёл благодаря изучению флоры и фауны Московского Леса.
        - …и потекли за МКАД лекарства и всякие биоактивные добавки. Ну и дурь, куда ж без неё - травка, веселящий порошок, афродизиаки. Поначалу это мало кого волновало, поскольку разрушительного действия на организм, как обычные наркотики, они не оказывали. Но потом выяснилось, что у какого-то процента принимающих эти снадобья, развивается странное заболевание. Сначала человек зеленеет - в буквальном смысле, кожа становится зелёной. Потом потихоньку едет крыша: перестаёт узнавать привычные предметы, знакомых, вообще теряет связь с окружающей действительностью. Поведение становится непредсказуемым, движения - судорожными, дёргаными, чисто зомби! А малое время спустя начинается рак - метастазы по всему телу и через месяц-другой кранты. Единственный вариант - переселять заболевших к самой границе Леса, там рост метастаз замедляется, а то и вовсе прекращается. Для таких больных по линии МКАД построили несколько спецсанаториев и держат их там, как в концлагере. Врачи, конечно, ищут средство против болезни, но пока это всё пустые хлопоты и перевод казённых средств.
        - А белки-то здесь при чём? - удивился Егор. - Яська, конечно, зеленокожая, но проблем с психикой или судорожных движений я у неё что-то не заметил.
        - Слушай меня ушами. Медицина, как я уже говорил, оказалась бессильна. Но вскоре выяснилось, что если отправить больного Зелёной Проказой в Лес, то недуг проходит сам собой. Не бесследно, ясное дело - кожа остаётся зелёной, лица вытягиваются, заостряются, меняется форма глаз, ушей. Зато голова встаёт на место - ну, почти.
        - Но если заболевшие в Лесу выздоравливают, почему бы их всех сюда не переселить?
        - Вопрос на миллион. - пожал плечами егерь. - Власти и официальная медицина держат их взаперти, пока не отыщется способ лечения. А вот разные доброхоты устраивают пациентам спецсанаториев побеги и переправляют их в Лес. Или сами находят заболевших, прежде, чем до них успевают добраться медики. Вокруг этого возникло целое движение - его активисты, из числа отмороженных, мечтают подцепить Зелёную Проказу и перебраться сюда. На больных-то эЛ-А не действует… Подсаживаются на лесную дурь, делают себе переливание крови, даже трахаются с заболевшими!
        Егор усмехнулся, вспомнив рассказа Лины о популярном среди студенток Универа способе борьбы с Лесной Аллергией.
        - И что, помогает?
        - А я знаю? В Лесу больные Зелёной Проказой быстро приходят в себя. У нас их прозвали «аватарками» - был до Зелёного Прилива фильм, в нём инопланетяне похожие, только не зелёные, а синие. У аватарок в Лосиноостровском парке своя община - живут сами по себе, как истинные дети Леса. Они, кстати, так себя и называют, на своём языке. Тоже, между прочим, загадка - полноценный, сложнейший язык, а взялся неизвестно откуда! Любой аватарка овладевает им за две-три недели, а чужак, будь он хоть сто раз академик, только время зря потратит.
        Егор отхлебнул чай, обжёгся. Следовало как-то переварить этот поток информации.
        - Ну, хорошо, с аватарками понятно. А белки-то откуда взялись?
        - Так они тоже из аватарок. Молодые девчонки - принимают какие-то особые снадобья, которые делают их неимоверно ловкими. Сам же видел, как Яська по веткам скакала, куда там обезьянам! Кстати, рыжие волосы - это не краска, тоже от снадобий.
        - А почту зачем разносят?
        - Да вот, нашли себе такое занятие. А что, дело хорошее, полезное.
        - Почему некоторые не любят аватарок, неужели только из-за цвета кожи?
        - От страха, говорю же. Людям свойственно бояться того, что они не понимают. А аватарки - они другие. Переродились под действием Зелёной Проказы и приобрели новые, не совсем человеческие свойства.
        - Не совсем человеческие? Это как?
        - Средний аватарка гораздо сильнее человека. Лучше реакция, движется быстрее, раны заживают с необыкновенной скоростью. Есть подозрение, что они телепаты, во всяком случае, некоторые. Изучать-то себя аватарки не позволяют… Да разве ж только это? Те же белки: никто не знает, как они обмениваются сигналами через «беличьи колокольцы». И как ухитряются находить адресата, где бы тот ни был. А ведь как-то ухитряются!
        Егерь дохлебал остывший чай и принялся укладывать рюкзак.
        - Ладно, пора собираться. Нам надо до темноты добраться до Гагаринской площади, а туда ещё пилить и пилить.
        IV
        На то, чтобы преодолеть два квартала, отделяющие Ленинский проспект от улицы Коперника пришлось потратить около двух часов.
        Роскошные, сталинской постройки, многоэтажки давно превратились в руины. Между грудами битого кирпича высились стволы гигантских тополей и лип-переростков, а буйно разросшийся подлесок вынуждал в буквальном смысле прорубать дорогу - шаг за шагом, метр за метром. Так что, продравшись через очередную колючую завесу и увидав над головой чистое, без ветвей и листвы, небо, Егор вздохнул с облегчением.
        Ленинский проспект походил на каньон, узкое ущелье, между зелёными стенами. Домов по обе стороны почти не было видно - немногие уцелевшие здания терялись за стволами деревьев, захвативших не только дублёры, но и пешеходные аллеи. Восемь полос проспекта закупорило многокилометровыми завалами - в первый день Зелёного Прилива люди пытались бежать из мегаполиса, но, встав намертво в пробках, бросали машины и шли дальше пешком. За тридцать лет металл кузовов съела ржавчина, но железный лабиринт, переплетённый колючим кустарником остался непроходимым. Выручал разделительный газон - брошенных машин на нём было не так много, а сквозь заросли кустарника челноки проложили удобную тропу.
        - С дорогами вообще странные дела творятся. - рассказывал егерь. - Есть наблюдение: большие проспекты Лес сплошь и рядом оставляет нетронутыми. Ну, не совсем, разумеется, а вот как здесь - кусты, лианы, проволочный вьюн… Деревьев, считай, нет, а главное - пробитые тропы зарастают не особенно сильно. И это творится только на радиусах вроде Ленинского, Ярославки или Кутузовского. А вот кольца - Садовое, Третье, Бульварное - всё сплошь непролазная чащоба. У Леса, брат, своя логика.
        Егор припомнил беседу с завлабом.
        - Ты, значит, тоже думаешь, что Лес обладает разумом?
        - Клык на холодец! Он не просто разумен, а пытается нас понять. Кто хочет здесь жить, а не нахапать и сдёрнуть за МКАД - тем он помогает. Да ты кого хошь спроси, только из тех, кто в Лесу живёт, а не на Полянах или ВДНХ. Университетские, конечно, будут спорить, ну так что с них взять, с убогих: сидят в своём ГЗ и жизни вокруг не знают!
        Идти было легко - недавно здесь прошёл караван, и земля ещё хранила отпечатки копыт, подошв, да попадались, время от времени, кучки навоза. Тропа по Ленинскому проспекту считалась одной из самых удобных, уступая разве что, Ярославке, так что челноки водили здесь не только осликов, но мулов и вьючных лошадей. Мелкая живность порскала из-под ног, а один раз из кустов на Егора сварливо хрюкнул здоровенный кабан. Охотиться на тропе, по словам Бича, считалось моветоном, зверьё здесь было непуганое.
        - Караваны от ГЗ идут по Университетскому проспекту до пересечения с Ленинским. - продолжал егерь. Взятый путниками неспешный темп располагал к беседе. - Оттуда либо по Дмитрия Ульянова, в Черёмушки, либо до Гагаринской площади. А там по мосту, в Хамовники или пересаживаются на дрезину. В сторону Октябрьской мало кто рискует соваться - Чернолес близко, да и родноверы пошаливают. В Замоскворечье другие тропы ведут, обходные.
        - А мы куда сейчас? - осведомился Егор. Была его очередь идти первым, рассекая редкие прядки проволочного вьюна взмахами мачете.
        - Туда и идём. Правда, на саму Гагаринскую нам сегодня не надо, заночуем у меня.
        Договорить он не успел. Впереди, раздался громкий треск, и на тропу вылезло нечто.
        Это была бесформенная лиловая масса, лишённая конечностей, головы, глаз и других, сколько-нибудь заметных частей тела. Егор не мог понять даже, какого размера странная тварь - казалось, что она не вылезает на тропу целиком, а только ворочается, ломает кусты и подминает молоденькие деревца, медленно перетекая с одной стороны на другую и обратно.
        - Не бойся, оно безопасное.
        Напарник стоял со скучающим видом, будто не ворочалось в десяти шагах от них у них на пути нечто - бродячая грибница? Гигантская амёба? Колония бактерий?
        - Это свухь. - Бич подобрал с земли ветку и запустил в загадочное создание. Ветка ударилась в бок туши и отскочила. - Появляется только здесь, на Ленинском. Никого не трогает, погуляет туда-сюда поперёк проспекта и отправляется по своим делам.
        - Это… кхм… это какое-то животное?
        - А я доктор? Пытались его гонять, но свухь становится… жидким, что ли? Утекает сквозь кустарник и дальше, в бурелом - ищи его свищи! Да и кому он сдался? Мешать не мешает, пусть себе развлекается…
        Лиловой массе, похоже, надоело топтаться на месте. Она издала звук, напоминающий долгий печальный вздох, и неторопливо растворилась среди ветвей. Егор ожидал, что таинственный гость оставит после себя переломанные кусты и вытоптанную землю, но оказалось, что огромная туша не потревожила ни единой травинки.
        - Свухь… дурацкое какое-то название. Ни на что не похоже.
        - Это из одной сказочной книжки. - пояснил егерь. - Подходит, значит, витязь на распутье, а там натурально, каменная плита. «Направо пойдёшь - голову потеряешь. Налево пойдёшь - никуда не придёшь. А прямо пойдёшь - СВУХЬ».[9 - «Сказка о Тройке». А.и Б. Стругацкие.] Причём заметь, все буквы прописные.
        - И что это было - там в книжке?
        - Говорю же - никто не знает.
        V
        Бич с натугой распахнул железную дверь. Услышав скрип ржавых петель, Егор невольно вздрогнул - слишком свежи были в памяти подземные приключения.
        - Чего ждём? - раздалось из темноты. - Полезай, только осторожно, лестница крутая.
        - Ты будешь смеяться… - молодой человек нерешительно переминался с ноги на ногу. - Нет у меня доверия к брошенным домам. Вроде, и в Лесу без году неделя, а всякий раз, когда забираюсь куда-нибудь, случается пакость. Сначала студент этот с дождевиками, потом подвал на Парфёнова…
        Он вовремя прикусил язык - о Наине с её жутким видением не знал никто, кроме лешака, да ещё золотолесской библиотекарши. «…может, рассказать? Нет, как-нибудь в другой раз…»
        Внизу засветился оранжевый огонёк, и в проёме показался егерь. В руке он держал заварочный чайник со вставленным в носик фитилём. На кончике плясал бледный язычок пламени. Запахло подгоревшим растительным маслом.
        - Вообще-то ты прав. В уцелевших домах редко кто селится, разве что на Полянах или ВДНХ. Атмосфера в них такая… - егерь неопределённо пошевелил пальцами. - …нежилая, что ли? К тому же, в любой момент дерево может прорасти сквозь фундамент. В Лесу это случается, хоть и не часто - дёрнуться не успеешь, а тебя уже завалило. А ещё там сплошь и рядом водится всякая мерзость - змеи, пауки, даже крупные хищники вроде баюнов или росомах. Нет уж, лучше построить хижину, благо, стройматериалов вокруг навалом. - Тогда зачем тебе этот подвал?
        - С ним особый случай. Раньше здесь был магазин, торгующий списанным армейским имуществом, нашим и иностранным. Камуфляж, рюкзаки, ранцы, снаряга всякая - коллекционеры покупали, любители военных игр, реконструкторы. Конечно, многое было из синтетики, но старые образцы по большей части уцелели. Я, когда нашёл этот подвальчик, сразу решил устроить здесь запасную базу и склад. Поначалу хотел соорудить во дворе дома сараюшку и туда всё перетащить, а потом решил - нет, не стоит. Ночую я тут нечасто, к тому же… - егерь замялся. - Лес ко мне благосклонен, что ли? Ты, наверное, заметил: все дома по Ленинскому лежат в руинах, а этот целёхонек.
        Действительно, дом в форме неправильного четырёхугольника, в котором Бич обустроил свою «нору», избежал разрушительного воздействия лесной флоры.
        - Ладно, чего на пороге стоять? Спускайся уже, только не навернись ненароком.
        Бывший магазин расположился в полуподвале. В одном из помещений новый хозяин оборудовал жилую комнату - топчаны с самодельными матрацами, набитыми сухими, душистыми травами, шкафчик, жестяной рукомойник. Над ним, из крошечного окошка под потолком свешивался пучок пожарной лозы. В соседней комнате чугунная печка-камин и стеллажи, на них - плотно закупоренные железные ящики с продуктами. Всё остальное пространство занимали склады. Егерь скрупулёзно рассортировал доставшееся ему наследство - камуфляж, походное снаряжение, посуду и всякие необходимые мелочи. А в дальней комнате, лишённой окон, но снабжённой крепкой стальной дверью, помещался арсенал.
        - На самом деле, я мало чем тут пользовался. Так, стрелял во дворе по банкам, удовольствия для. Считай, собираю коллекцию - по охотничьим магазинам, стрелковым клубам, музеям. В брошенных квартирах тоже есть чего поискать…
        Егерь снял со стеллажа богато украшенную двустволку.
        - «Меркель», 1938-й год. Точно такая была у рейхсмаршала Геринга. А это принадлежало Брежневу - любил генсек коллекционные ружья… Прежний владелец, из крутых олигархов, умер на второй день Зелёного Прилива. Не послушал призывов покинуть город и загнулся от анафилактического шока. А коллекция - вот она!
        Егор зачарованно ходил вдоль стеллажей, трогал благородное дерево и воронёную сталь двустволок, помповых ружей и карабинов лучших оружейных фирм, клацал сверкающими, словно ювелирное изделие ручной работы, затворами снайперских винтовок, наслаждался тяжестью пистолетов и револьверов.
        - Мне говорили, что Лес не любит стрельбы. - в памяти Егора всплыл разговор в тире. - А у тебя тут оружия на целую войну!
        - Правильно говорили. Стрелять в Лесу имеет смысл только по большой необходимости - на охоте, к примеру, или когда совсем вилы. А это так, для души.
        Он снял со стеллажа необычного вида винтовку, напоминающую револьвер с прикладом и очень длинным стволом.
        - Этот красавец из музея МВД. Револьвер-карабин системы «Наган» - такими вооружали пограничную стражу Российской Империи. Вполне рабочий, кстати - чего-чего, а нагановских патронов у меня полно.
        - Надеюсь, не собираешься всучить его мне?
        - Ну, я же не зверь. - ухмыльнулся егерь. - Хотя зря ты так, ствол годний. Шапиро говорил, ты хорошо стреляешь из винтовки?
        - Прилично.
        - А с гладким как?
        - Я же сибиряк, срочную проходил в тайге, на погранзаставе. Навык имеется.
        - Помпа, двустволка, полуавтомат?
        - «Сайга» иТОЗ-34, вертикалка.
        - Тогда вот что. Дробовой ствол нам всё равно понадобятся - дичи, настрелять, то-сё… Но и без нарезного я тебя оставлять не хочу, мало ли что?
        Он покопался в стеллажах и достал двустволку с вертикальным расположением стволов.
        - Семьдесят девятый год, «Штайр-Манлихер», знаменитая австрийская фирма. Верхний ствол двенадцатого калибра, нижний - винтовочный, восемь-тридцать пять «Солотурн». Пойдёт?
        Егор взвесил ружьё на руках. Изящные, точные формы завораживали, вызывали детское восхищение. Мелкая, почти ювелирная насечка орехового ложа так и просилась в ладонь.
        - То, что надо!
        - Тогда подберем приличное мачете вместо твоего ржавого тесака, и ужинать. Завтра надо выйти пораньше - в девять на станции МЦК будет ждать один мой приятель-путеец, а до тех пор надо кабана подстрелить, или хоть косулю. Я всякий раз, как обращаюсь к путейцам, прихватываю свежую дичину - традиция, однако…
        День седьмой

21 сентября 2054г., вторник
        I
        Обросшая жёсткой щетиной туша тяжело ударилась о дощатый пол вагона-теплушки. Помощник машиниста, парень лет двадцати, с веснушчатой физиономией и широкими, как лопаты, ладонями, восхищённо рассматривал добычу.
        - Ох, и здоровенный! Пудов семь потянет. Как же вы его дотащили? Бич посмотрел на него с жалостью.
        - Это, юноша, не кабан, а подсвинок, ему и года-то нет. Здешние кабаны вымахивают до двухсот килограммов.
        - Да ты не слушай его, Бич, молодой ещё. - Путеец накрыл добычу брезентом. - Всего неделя как с Поляны, жизни не знает. - А Митяй где? Он же вроде у тебя ездил за помощника? Путеец поскучнел лицом.
        - Нет больше Митяя. Третьего дня за «Белокаменной» словил стрелу в шею. И, вроде, несильно зацепило, только вот стрела оказалась красной. Мы уж и слизня прилепили, только он подох - видать крепкий яд был.
        Егор чуть не спросил о загадочном «слизне», но сдержался - похоже, сейчас было не время для любопытства. - Сильно мучился? - тихо спросил егерь. Путеец мотнул головой и длинно, матерно выругался.
        - Аватарки словно озверели: пять нападений за две недели, семь раненых, один убитый. Дрезину Зарипа-Чайника сожгли. - И что же вы теперь, через Лосинку не ездите?
        - Вот уж не дождутся! На железке мы хозяева, чтоб из-за всяких обезьян бесхвостых… впрочем, ты же, Бич с ними дружишь?
        - Я со всеми стараюсь дружить. - не стал спорить егерь. - Работа у меня такая. А к аватаркам подход надо иметь. - Подход к ним… - путеец злобно сплюнул в открытую дверь вагончика. - Да я с этими зелёными упырями на одном поле дристать не сяду! А ты чего вылупился? - окрысился он на помощника. - Вали в будку, пары разводить!

«Путейцы», мощное сообщество, обосновавшееся на Трёх Вокзалах, были истинными королями железных дорог. Сообща они содержали ремонтные мастерские и перевалочные базы, сообща ремонтировали стрелки и подновляли железнодорожные насыпи - там, где на это хватало сил. Если бы не их усилия, сухопутным транспортом в границах Леса служили бы лишь крепкие ноги лесовиков и их живых средств передвижения, вроде длинноухих сородичей петюниного Мойши. Но соединить свои рельсы с внешним миром путейцы не могли - по странной прихоти Леса, они, неизменно обрывались за пару километров до МКАД. Чащоба там стояла непроходимая, способная противостоять хоть бронированным бульдозерам, хоть огнемётным тяжёлым танкам. К тому же, любые раны Лес залечивал в считанные часы - куда быстрее, чем люди успевали их наносить.
        По уцелевшим железным дорогам катался туда-сюда пёстрый набор транспортных средств: от низеньких тележек с ручным приводом-качалкой до больших ремонтных дрезин с закрытыми будками, кранами и площадками для шпал. Попадались похожие на обрубок пассажирского вагона автомотрисы, грузовики и «уазики», переставленные на рельсовый ход и моторизованные крохотульки, размером с письменный стол, едва вмещающие двух-трёх пассажиров. Оставшиеся после Зелёного Прилива запасы жидкого топлива давным-давно превратились в комковатое негорючее желе, так что любителям механической тяги пришлось переходить на самопальный биодизель. Для тех же, кто предпочитал заготавливать топливо возле насыпи, в мастерских Трёх Вокзалов наладили изготовление газогенераторов.
        Среди независимых властителей рельсовых путей, нынешний знакомый Бича занимал особое положение. Он был одним из ветеранов сообщества и когда-то ездил на самодельной газогенераторной дрезине, но потом судьба подбросила ему подарок в виде найденного на запасных путях станции Москва-Товарная маневрового паровоза серии 9П. Лёха два года оживлял раритетный механизм: менял проржавевшие трубки котла, выискивал в локомотивных депо подходящие части, даже заказывал недостающее из-за МКАД. А под занавес грандиозного труда обновил покраску, включая красные, с белым ободком колёса и большую звезду на крышке котла. С тех пор Лёхин 9П считался гордостью локомотивного парка Леса, а сам он получил от коллег вполне заслуженное прозвище «Кочегар».
        - Погодите, мужики, я с вами!
        Крик гулко отразился от стен и низких сводов станции. Егор высунулся из вагончика и увидел, что по путям, со стороны моста через Москву-реку торопится группа людей. Идущий первым, сильно напоминал Бича - кожаная куртка, мягкие сапоги, станковый рюкзак с притороченным чехлом для ружья. За ним четверо в рубахах-вышиванках волокли длинные, изогнутые то ли трубы, то ли брёвна. Весили они, видимо, немало - носильщики запыхались и обливались потом.
        - Лёха, ты, что ли? Подбросишь к ВДНХ?
        - А-а-а, Мамонт!.. - Кочегар выглянул из будки локомотива. - Откуда дровишки?
        - Из долины Сетуни. Туда с Крылатских холмов забрела парочка слонопотамов, ну, я подсуетился, завалил того, что покрупнее. Вот, везу на продажу.
        - Полезай в теплушку. Там Бич, составишь ему компанию.
        - Серёга? - при виде егеря физиономия новоприбывшего расплылась в улыбке. - Вот сюрприз! Слышал, ты обзавёлся «нитроэкспрессом» - может, поохотимся вместе?
        Егор с напарником переглянулись. Белка была права - слухи о его внезапном интересе к охоте на слоновьих предков успели широко разойтись.
        Втроём они затащили в вагон бивни, каждый весом под сотню килограммов. Охотник расплатился с носильщиками пригоршней желудей.
        - Вот, понимаешь, застрял на мосту, у Кузнеца - туда-то меня сетуньцы подбросили, на ручной дрезине. А потом узнал, что Лёха-Кочегар отстаивается на Гагарина - ну, думаю, надо поспешать, иначе ещё невесть сколько просидишь! Нанял мужиков с Малиновки - и сюда. Это тебя, значит, Кочегар дожидался?
        - Меня. - не стал скрывать егерь. - Только мы ведь на восток поедем, через Лосиный остров. Подождал бы - глядишь, и будет оказия в другую сторону.
        - Двое суток жду, сколько можно? Лосинка - стрёмно, конечно, ну да уж как-нибудь…
        - Дело твоё, я предупредил. - Бич обернулся к Егору. - Знакомься, Студент: Саня-Мамонт, он же Александр Клименко. Первейший во всём Лесу охотник на мастодонтов, мамонтов и прочих доисторических тварей, в просторечии именуемых слонопотамами. И давайте-ка переберёмся на платформу. Погода отличная, прокатимся с ветерком. У Лёхи там буржуйка приспособлена, чайку согреем. А то здесь тесновато, да и попахивает.
        И правда, кабанья туша наполняла теплушку, на две трети забитую ящиками и тюками, запахом свежей крови и тяжёлым звериным духом.
        - А что, я «за». - Мамонт поднял рюкзак. - У меня и горилка найдётся, сало, картошечка вареная - запасся в Малиновке…
        Паровоз издал протяжный гудок, из-под колёс на платформу ударили струи пара.
        - Поезд отправляется! - Кочегар потянул за проволочную петлю, огласив окрестности новым гудком. - Провожающим просьба покинуть вагоны!
        Лязгнули буфера и локомотив, скрежетнув ребордами, выехал из-под сводов станции и покатил на юго-восток, в сторону Тульской.
        II
        Пейзаж слева от путей выглядел так, будто был позаимствован из видеоигры на тему постапокалипсиса. Не было здесь ни буйно разросшейся акации или сирени, ни пятидесятиметровых древесных гигантов, ни вездесущей ползучей зелени. Лес словно побрезговал этим местом. Между мёртвыми многоэтажками - только чёрные, высохшие деревья да растрескавшийся, в ямах и промоинах асфальт, заставленный проржавевшими остовами машин. На подслеповатых, зияющих выбитыми окнами, фасадах то тут, то там виднеются угольно-чёрные языки копоти, провалившиеся крыши угрюмо топорщатся стропилами.
        - Вокруг Измайловского парка повсюду так. - Бич сидел на мешке с песком и гонял по стволам штуцера шомпол с масляной тряпицей. - Сюда никто не заходит, ни зверь, ни человек. Чуешь, как на мозги давит? Это ещё ничего, а вот если зайти поглубже…
        Егор кивнул. С тех пор, как состав миновал шоссе Энтузиастов, он постоянно ощущал нарастающее давление на психику. Поначалу это было лёгкое беспокойство, постепенно переросшее в приступы глухой тоски и необъяснимой паники. Хотелось забраться под брезент, накрыть голову руками и ждать, когда всё это останется позади.
        - Измайлово - самое загадочное место в Лесу. - продолжал егерь. - Когда начался Зелёный Прилив, из кварталов, примыкающих к парку, никто не выбрался. Я встречал только одного человека, который был здесь и остался жив. Да ты, наверное, его знаешь… - Кого?
        Пока что список знакомств Егора ограничивался коллегами по лаборатории микологии, Линой, лешаком Гошей и нынешним спутником. - Некто Мартин. У вас, при кафедре живёт, Яша его опекает.
        Егор кивнул. Пьянчужку-филолога с загадочной судьбой забыть было непросто.
        - Он тоже обитал где-то здесь, на Соколиной. И когда вокруг стали умирать люди - не подыхать от анафилактического шока, не гибнуть под развалинами, а просто так, ни с того ни с сего падать замертво - Мартин один сообразил, что делать. А может, интуитивно угадал, потому как был, по своему обыкновению, пьян в мясо. Выбрался на рельсы МЦК и двинул на юг, в сторону шоссе Энтузиастов. Добрался до Лужников, перешёл реку по Метромосту - и в Универ. Зачем, почему он через весь город туда шёл, не признаётся, а спросишь - трясётся, заикается и замолкает. А потом надирается вусмерть. Видимо, насмотрелся такого, о чём и вспоминать боится.
        Егерь сделал паузу.
        - Ну вот, значит… если углубиться в Измайловский парк, то шагов через двести-триста он становится не то, чтобы непроходимым - не пускает дальше и точка! Представь: мертвенная зелёная тишина, ни ветерка, ни шороха листьев. Воздух, и тот неживой, вдыхаешь его, а в лёгких ничего, пусто! И в черепе гудит, бьётся - «назад, идиот, пока не подох!» Потому его и называют так - Запретный Лес.
        - Но кто-то всё же зашёл глубже? - разговор позволял Егору не думать о давящем на психику незримом прессе, помогал взять себя в руки. - Ты, к примеру? Чего уж, признавайся, ясно же!
        - Работа у нас, егерей, такая - лезть туда, куда остальным ходу нет. Был пару раз, признаюсь. В Измайловском Кремле шарил, по долине Серебрянки прошёл около километра. Но больше - нет, не хочу. Яська говорила: белки пытались идти поверху, но тоже не выдержали, повернули. Говорят, в самой глубине Измайловского парка, обитает та сила, что властвует над Лесом - над растениями, животными, даже погодой.
        - А на самом деле?
        - А на самом деле - спроси у лешаков. Только они не скажут, хоть огнём их жги. У них в самом глухом уголке парка, в Терлецком урочище что-то вроде святилища - о нём ещё при царе Горохе говорили, что там-де родина всех леших. Пословица даже была: «Леший Перовский, зовёт Куликовского в гости, на родные кости». Это значит, что перовские, терлецкие то есть, лешие померли и в землю легли раньше иных прочих. Яков Брюс, чернокнижник, который при царе Петре Сухареву башню, построил, хотел Терлецкое урочище занять и леших подчинить, но ушёл ни с чем. А ученик Брюса, граф Терлецкий, искал в урочище секрет эликсира бессмертия - и, как говорят, нашёл. С тех пор и появляется там со своей чёрной собакой.
        - Вот, значит как! - Егор от удивления забыл о гнетущем присутствии Запретного Леса. - А я-то, дурак, сострил - сравнил Гошу с Кощеем Бессмертным. Выходит, в точку попал?
        - Выходит, так. Недаром лешаки берегут Терлецкое урочище, как Кощей свою иглу.
        Длинно загудело - Лёха-Кочегар на свой манер разгонял свинцовую тоску и хмарь. Платформа нырнула под своды станции, такой же безрадостной, как и кварталы вдоль путей. Ни зелёного листика, ни травинки в трещинах тротуара, ни даже ржавой прядки проволочного вьюна на голом, облезлом бетоне, лишь пустые переплёты пешеходного мостика мёртво скалятся осколками стекол.
        Егерь посмотрел на часы.
        - Ну вот, «Соколиную гору» миновали. Ещё минут десять - и отпустит.
        III
        Нигде ещё Егор не видел таких громадных деревьев как в Лосином Острове. Состав полз между ними, словно жук по муравьиной тропке у подножий столетних дубов, и оставалось лишь удивляться, почему корни этих лесных Гулливеров, каждый толщиной с железнодорожную цистерну, пощадили насыпь. Егор не мог даже приблизительно оценить их высоту - нижние ветви смыкались метрах в сорока над головой, а дальше всё тонуло в зелёном сумраке. На паровозе зажглись калильные фонари, и состав пополз вперёд с черепашьей скоростью, не больше десяти километров в час.
        Медленно уплывали назад руины платформы, сверху донизу оплетённые диким виноградом и пожарной лозой. Осталась позади брошенная на параллельных путях электричка, укутанная косматым одеялом серо-зелёного мха. - Станция «Белокаменная». Где-то здесь Митяя и подстрелили.
        Бич показал на бруствер из мешков с песком по бортам платформы. - Ты, вот что, Студент: если начнётся заваруха - прячься и не высовывайся. - Как же так? - удивился Егор. - Если нападут…
        - Как-как… каком кверху! Лежать и не высовываться, сказал же! Аватарки в пассажиров стараются не стрелять. Могут, конечно, случайно зацепить, но тут уж, как говорится, ничего личного. Но если начнёшь отстреливаться и попадёшь в кого-нибудь - клык на холодец, окажешься в списке их врагов. Ты ведь, как я понял, метишь в рейдеры? - Пока не знаю. Как получится.
        - Раз не знаешь - не гони гусей. Поссориться всегда успеешь.
        Раздался протяжный гудок, паровоз дёрнулся, резко сбрасывая ход.
        - Ах ты ж, вашу мамашу! Накаркали!
        Пути перегораживал завал. Толстенные, в три обхвата стволы легли на рельсы крест-накрест, образовав преграду, которую не преодолел бы не то, что маневровый 9П, но и мощный линейный локомотив.
        Паровоз снова издал гудок и со скрежетом провернул колёса. Древесные стены медленно поплыли в обратную сторону.
        - Берегись!
        По ушам стеганул пронзительный свист. Егор испуганно дёрнулся - в полуметре от его ноги в дощатом настиле торчали две стрелы.
        Он повалился под защиту мешков.
        - Рюкзаком! Рюкзаком накройся, чтоб тебя!
        Совет едва не запоздал. Тупой толчок, из рюкзака на два пальца высунулся плоский листовидный наконечник.
        С паровоза ударил пулемёт. Яркие в зелёном полумраке трассеры летели влево-вверх, в густое переплетение ветвей. Состав набирал ход, торопясь под защиту бетонных козырьков «Белокаменной».
        Ещё два удара в доски, шлепок в мягкое. На этот раз стрела не прошла насквозь, застряв в поклаже.
        - Точно, озверели… - придавлено просипел Мамонт. Он не успел дотянуться до рюкзака и обрушил на себя мешки с бруствера.
        Пулемёт захлебнулся длинной, на половину ленты, очередью, и замолк. Состав с разгону проскочил платформу, протарахтел ещё метров триста и, издав три коротких гудка, остановился.
        - Всё, Студент, можно вставать. - Бич поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Из «Ермака» торчали три стрелы с необычно длинным, на четверть древка, оперением белого цвета. Егерь выдернул одну, повертел в руках.
        - Дети Ясеня. Я так и думал…
        - Кто-кто?
        Егерь сломал стрелу и вышвырнул обломки за борт платформы.
        - Сообщество аватарок разделено на кланы, и у каждого своя манера делать оперение. Что у них там промеж себя творится - одному Лесу известно: единого правительства нет, каждый дует в свою дуду. Путейцев, конечно, все терпеть не могут, но каждый клан - на свой, особый манер. Скажем, Дети Дуба их просто в упор не видят - как, впрочем, и остальных лесовиков. Засели в своей чащобе и носа оттуда не кажут. Дети Сосны гадят по мелочам: то канаты поперёк путей натянут, чтобы людей с дрезин сбрасывало, то колья вобьют между шпал. Или устроят завал и напихают в него гнёзд диких пчёл, чтобы веселее было растаскивать. Но есть и отморозки, вроде Детей Ясеня - тем крови подавай. Видать, крепко их в Замкадье обидели, если они до сих пор людям это простить не могут.
        - Людям? - удивился Егор. - А они тогда кто?
        - Аватарки себя людьми не считают.
        - Странно они воюют - завалы, засады… разобрали бы рельсы и дело с концом!
        - На МЦК, рельсы сварные, бесстыковые - тут взрывчатка нужна или автоген. Пробовали подкапывать пути, только ничего путного из этого не вышло - хлопотно, да и мало их, десяток-полтора в отряде. А может, ленятся, не хотят напрягаться.
        - Хорошо, хоть стволов у них нет. - Мамонт продел указательный палец в дырку от стрелы. - Вот ведь гадство, а? Новая совсем куртка! Швырнул, понимаешь, на рюкзак, и на тебе!
        - Ничего. Главное, шкура цела, а прорехи залатаешь. А насчёт огнестрела ты прав: не испытывай аватарки такой неприязни к плодам цивилизации - путейцы в Лосинку носу бы сунуть не посмели. А так, обходятся луками, копьями и самодельными арбалетами. Есть ещё духовые трубки, как у амазонских индейцев, но на этот раз они из них не стреляли. Не по правилам, пассажиров можно задеть!
        - А стрелами, что, нельзя? - удивился Егор. - То-то мне весь рюкзак истыкали!
        - Стрелы - другое дело. Не всякая валит насмерть, да и раны, обыкновенно, лёгкие. Заметил, что оперение белое? Значит - чистые. Те, что с красным, и дротики для духовых трубок, аватарки смазывают сильным ядом, наподобие кураре. Такой стрелой Митяя и убило.
        - Вы там как, все целы? - Лёха-Кочегар спрыгнул с паровоза и забрался на платформу. - Я же говорил, вконец осатанели, макаки зеленозадые! Ну и мы не зевали. Я, вроде, парочку снял, хотя в листве поди, разбери… Их немого было, голов десять.
        - Что дальше делать думаешь? - осведомился егерь. Егор заметил, что услышав об убитых аватарках он поморщился, как от зубной боли.
        - А чего тут думать? Своими силами нам завал не растащить даже в спокойной обстановке, а эти суки наверняка засели на деревьях, дожидаются. Заметили - стрелы сверху летели?
        Действительно, стрелы, застрявшие в настиле и мешках, торчали черенками вверх.
        - Я пошлю белку на Северянина, там дежурит бронедрезина и ремонтная бригада. А мы пока вернёмся на «Бульвар Рокоссовского».
        А с утра, с двух сторон, краном, под прикрытием пулемётов - на полчаса работы.
        - Толково. - кивнул Бич. - Тогда счастливо оставаться, а мы пойдём. Часа за два дошагаем до Ярославки, и если ничего не случится, к ночи будем на ВДНХ. Мамонт, ты как, с нами?
        Охотник уныло покачал головой.
        - Бивни мне на себе, что ли, переть? Нет уж, сойду на «Ростокино», у эстакады, а там с челноками договорюсь.
        - Ну, как знаешь… - егерь протянул собеседнику ладонь. - Мы на ВДНХ задержимся на денёк-другой. Заглядывай к Саргису - посидим, вина выпьем…
        - Идёт. Тогда - до встречи?
        - До встречи.
        IV
        - Всё, хорош. - Бич разгрёб тлеющие угли сапёрной лопаткой. - Эй, Студент, ужин готов, садитесь жрать, пожалуйста!
        Егор извлёк из ствола шомпол, снял промасленную тряпочку, всю в пороховом нагаре, и бросил в огонь. Добыча была недурна: две крупные, по-осеннему жирные кряквы. И взял он их сам, одним-единственным выстрелом, заслужив скупую похвалу напарника.
        - Утки из Леса на зиму не улетают. - егерь выковырял из углей два бесформенных, размером с дыню, комка обожжённой глины. - Они и раньше зимовали на городских прудах, а теперь и вовсе плодятся, как подорванные. Даже с северов на зиму прилетают и тут остаются.
        Водоплавающей птицы на Путяевских прудах было немеряно: кроме уток, были дикие гуси, лебеди, и даже парочка пеликанов. «Это ещё что… - хмыкнул Бич, в ответ на удивление напарника. - На Царицынских прудах вообще розовые фламинго…»
        Климат Московского Леса мало напоминал среднюю полосу России, и это сказывалось на животном и растительном мире. Роща, в которой они устроились на ночлег, больше подошла бы Бангладеш или Бенгалии - даже в Сочи с тамошними субтропиками, не найти фикусов-баньянов. Подобно южным родичам, здешние баньяны разрастались в ширину до немыслимых размеров, по полгектара. Между сросшимися в единую массу стволами и воздушными корнями возникали полости, в которых находили приют усталые путешественники. Даже в сильный дождь сюда не проникала вода, а дым костра уходил наверх, в необъятную крону, оставаясь невидимым для внешнего наблюдателя. Запечённые в глине утки - ошпаренные, ощипанные, выпотрошенные, начинённые духовитыми травками - оказались блюдом, достойным богов. А содержимое фляжки быстро примирило путников со стылой сыростью, сочащейся сквозь щели в стенах древесного шатра.
        - Хорошее местечко. - Бич вытер жир с пальцев куском сагового лаваша и закусил им глоток тёмно-коричневой, пахнущей сушёными грибами, настойки. - И, главное, никто тут не бывает: путейцам здесь останавливаться незачем, а Пау-Вау лишний раз к железке стараются не соваться.
        Метрах в ста к западу от места привала, за особенно густыми зарослями, расположилась платформа «Маленковская» - вернее то, что от неё осталось. Егор даже разок услышал перестук колёс проезжающей дрезины.
        - Если Пау-Вау такие мирные, почему ты их опасаешься?
        - Не то, чтобы опасаюсь - не хочу, чтобы нас здесь видели. Думаешь, почему мы с МЦК свернули?
        - Слежка? Путейские стуканули?
        Егерь пожал плечами.
        - Лёха-Кочегар? Нет, не той репутации человек. Помощник - тоже вряд ли. Он всего неделю с Поляны, а чтобы подписаться на такое, надо связями обрасти, знакомствами. А вот Мамонт - он только с виду эдакий вольный траппер, благородный охотник. По правде говоря, тот ещё тип, с душком, да и жаден сверх меры. Про него много чего говорят, только я верить не хотел. А теперь думаю - может, зря? Очень уж вовремя он на Гагаринской оказался. А с Кочегаром зачем напросился? В противоположную сторону до ВДНХ чуть ли не вдвое ближе, и через Сокольники ехать не надо.
        Егор поболтал флягу и протянул напарнику.
        - Почему тогда с нами не пошёл? Ты ж предлагал…
        - А груз? - Бич сделал большой глоток и торопливо зажевал утятиной. - Ух, забористо… знаешь, сколько стоят два слонопотамьих бивня? Клык на холодец, он и не собирался переть их на ВДНХ, наверняка договорился скинуть поближе к МКАД. А вот сообщить, что Бич с попутчиком двинули пешедралом к Ярославке - это он мог, это запросто. Так что, искать нас будут там, это самый удобный путь. А мы мальца схитрим: выйдем к ВДНХ не с севера, а с юга, со стороны улицы Королёва.
        - Это ж какого кругаля давать!
        - Бешеной собаке семь вёрст не крюк.
        Егор испытал острый позыв немедленно рассказать о загадочном сговоре между сетуньцами и погибшим студентом - а заодно и о подозрениях насчёт Лины. Но сдержался: вконце концов, напарник тоже не спешит делиться своими мыслями.
        - Аватарки сюда забредают?
        - Нет, они стараются не пересекать МЦК. Что-то вроде соглашения: ксеверу их территория, к югу - Пау-Вау.
        - Не понимаю, что они не поделили с путейцами? Неужели эти нападения - только из-за злопамятности?
        Егерь ответил не сразу.
        - Вообще-то трудно их за это осуждать. Видел я как-то спецсанаторий - тот ещё концлагерь… Больных Зелёной Проказой там держат за подопытных крыс: режут, током пользуют, излучениями, колют всякую экспериментальную дрянь. Сколько их мрёт от этих опытов - никто не знает, засекречено. А ведь пациенты, даром, что бессловесные, всё помнят. Кое-кто считает, что воду мутят друиды. У них-де пунктик: превратить территорию Сокольников и Лосинки в свой анклав, и дрезины на МЦК для них - нож острый. Но как по мне, то здесь всё сложнее. Да, в Петровском замке путейцев не любят, но чтобы откровенно разжигать войну - нет, в это мне не верится. Вон, на Пау-Вау у друидов тоже есть влияние, однако ж индейцы от этого конфликта держатся подальше.
        - А Петровский замок - это поселение друидов?
        - Они называют их «обители». Такие есть во всех парках, здесь, в Сокольниках - вторая по размеру, на территории бывшей станции Юннатов. Ну а на Динамо - главная, в этом самом Петровском замке. Бывшая академия Жуковского, слыхал? Пряничная такая крепость, как на картинке. Вообще-то, с друидами можно иметь дело, только с оглядкой. Публика это дремучая, упёртая, никогда не знаешь, что у них в головах.
        Костёр медленно прогорал. Путники стали устраиваться ко сну. Егор расстелил войлочную кошму, но когда стал перетряхивать спальник - из складок что-то выпало и глухо стукнулось об землю у ног егеря. Тот поднял небольшую, размером с книгу, металлическую коробку - и охнул от неожиданной тяжести.
        - Ничего себе… килограммов пять! Что за хреновина?
        - Это… Егор смутился. - это, как бы сказать… спецконтейнер. Документы, за которыми мы идём, могут быть в плохом состоянии, так что для верности…
        - А почему такой тяжёлый? Свинцовый?
        - Нет, защитная прослойка из висмута. Этот материал держит радиацию не хуже свинца и к тому же, плохо проводит тепло. Кроме того, у висмута есть и другие полезные свойства.
        Егерь испытующе взглянул на напарника.
        - Не припомню, чтобы Яша за такое предупреждал…
        - Забыл, наверное. Или не счёл нужным - это же мелочь, в конце концов.
        - Мелочь, значит? - егерь скептически покачал головой. - Ну, может быть… Ладно, Студент, ты дежуришь первым. Да, остатки утятины заверни в листья - с утречка разогреем на угольях, будет нам завтрак.
        День восьмой

22 сентября 2054г., среда
        I
        К боковому въезду на ВДНХ, путники подошли уже в темноте. На задержке настоял егерь: «На территории выставки мы будем, как на ладони. - объяснял он напарнику. - Леса там нет, только кусты и деревья, оставшиеся с прежних времён, даже асфальт почти везде цел. А по вечерам народ кучкуется на Центральной Аллее и по кабакам, можно просочиться по-тихому».
        - Я вот чего не понимаю… - бурчал Егор, продираясь вслед за напарником сквозь кусты, в обход заброшенного павильона. - Если мы опасаемся слежки, то зачем вообще сюда заявились? Обошли бы стороной, трудно, что ли?
        - Я давненько не бывал в этих краях - карты надо обновить, со знающими людьми словечком перемолвиться. Дороги в Лесу переменчивые: вчера тропа, сегодня - чащоба непроходимая, а завтра и вовсе Мёртвый Лес.
        - Мёртвый Лес? - Егор привычно среагировал на незнакомый термин. - Ни разу не слышал. Это вроде того, вокруг Измайлова?
        - Нет, там другое, потом расскажу. А сейчас важно вот что: если нас действительно пасут, то лучшего места чем ВДНХ, чтобы обнаружить слежку, не найти. Есть у меня здесь пара-тройка добрых знакомых - думаю, не откажут в небольшой услуге.

«Добрые знакомые» Бича обитали в служебных помещениях павильона «Космос». Потратив на визит около часа (Егору пришлось дожидаться снаружи), путники вышли на площадь с ракетой и неторопливо пошагали в сторону Главного входа. Скрываться не имело смысла - наоборот, чем быстрее неведомые злоумышленники сядут им на хвост, тем быстрее попадутся на глаза «добрым знакомым». Рюкзаки Егор катил перед собой на решётчатой тележке из супермаркета. Разбросанные повсюду без присмотра, они считались, как пояснил егерь, общественной собственностью. Тщательно зачехлённые ружья лежали поверх рюкзаков - открытое ношение оружия, как сообщали расставленные повсюду щиты с объявлениями, запрещалось под угрозой крупного штрафа или выдворения с территории ВДНХ.
        Коммерческая, как и всякая иная жизнь была сосредоточена вокруг выставочных павильонов, превращённых, как это некогда уже случалось, в крытые рынки, склады, фактории и постоялые дворы для гостей. Те, что стояли в стороне от Центральной Аллеи, были по большей части заброшены и медленно умирали. Другие, полные жизни и человеческих голосов, сияли электрическим светом - ток давали генераторы, работающие на кустарном биодизеле. Кое-где электрическое освещение заменяли газовые фонари, соединённые трубами с заводиками, коптящими на задворках павильонов пиролизными печами.
        Центральную аллею наполняла праздношатающаяся публика. Кричали продавцы ягодного морса, пива, саговых пирожков, жареных колбасок и прочего фастфуда. Рядом предлагали связки восковых свечей, бутыли с самогоном, сигареты, самодельные и привозные, коробки с табаком. Тут же, на лотках, россыпью лежали бумажные пакетики с подозрительными порошками и пахучими травками. Увидев их, Егор припомнил наставления Фомича насчёт губительных свойств лесных наркотиков.
        В толпе, собиравшейся возле многочисленных уличных актёров и фокусников, то и дело раздавались взрывы хохота. Вовсю старались музыканты, мелькали ярко накрашенные девицы в откровенных нарядах, а на пересечениях аллей ловкие ребята с профессионально бегающими глазами предлагали сыграть в напёрстки. Егор усмехнулся - люди, лишённые интернета, кино и телесериалов, быстро возвращались к проверенным веками развлечениям.
        Среди выступающих он с удивлением обнаружил двух парней и девушку, с густо-зелёной кожей и необычными чертами вытянутых, узких лиц. Бич, поймав его взгляд, подтвердил: «Это они и есть, аватарки. То ли из общин ушли, то ли прогнали их за что-то…»
        Аватарки развлекали публику эффектным файер-шоу. Парни с поразительной ловкостью орудовали шестами и цепочками с комками огня, выдыхали языки пламени, девушка жонглировала сразу полудюжиной факелов и совершала фантастические прыжки через несколько подброшенных в воздух пылающих обручей. Всё это проделывалось с невероятной, невозможной даже для опытного циркового акробата точностью и стремительностью. Егор поёжился, представив рукопашную схватку с такими существами - да, Бич, говоря о нечеловеческих способностях аватарок, нисколько не преувеличивал.
        То тут, то там, сквозь толпу решительно протискивались двойки крепких парней в ярко-жёлтых жилетах поверх однотипного камуфляжа - местный аналог полиции. За плечами у них висели дробовики, на ремнях - резиновые дубинки и чехлы с наручниками. На глазах Егора двое блюстителей скрутили разбушевавшегося гуляку, оттащили за кусты и там, судя по характерным звукам, наскоро отходили по рёбрам. На ВДНХ явно не привыкли утруждать себя протоколами и прочими нюансами полицейского делопроизводства.

«Народу здесь тысячи три… - объяснял Бич. - Самое населённое место в Лесу. Из них постоянных обитателей человек пятьсот, остальные пришлые - барахольщики, челноки, охотники. Не меньше трети - замкадники. Тропа по Ярославке не зарастает, эЛ-А на ней не особо свирепствует, вот и ходят туда-сюда вьючные караваны. Опять же, железка недалеко, что Ярославская ветка, что МЦК, что Октябрьская. Одно слово - перекрёсток!»
        Путники обогнули огромный неработающий фонтан, окружённый по периметру множеством статуй. Егерь указал спутнику на белый облупленный павильон с колоннами на фасаде. Над ними в отсветах газовых фонарей поблёскивали облезшей позолотой буквы - АРМЕНИЯ.
        - Нам сюда. Переночуем у Саргиса, а с утра решим, что делать.
        - Может, не стоит? Мамонт знает, что мы будем здесь, а он…
        - Сколько раз говорил: не беги впереди паровоза, Студент, скверная это привычка! Насчёт Мамонта - это как говорил один книжный персонаж, фактики в мире Галактики[10 - Богомолов, «В августе 44-го».] - он вполне может быть и не при делах. Вот проясним насчёт слежки, тогда и прикинем болт к носу. А пока нам с тобой торопиться некуда. Кухня у Саргиса лучшая на ВДНХ, настоящая, кавказская, он даже муку заказывает из-за МКАД, саго на дух не переносит. Выпивку берёт у барахольщиков: те шарят для него по заброшенным ресторанам и магазинам в поисках лучших сортов вин и коньяков. Только представь - «Спарапет» или «Ноев ковчег» итак по полсотни лет выдерживали, а тут ещё тридцатка сверху! А сорокалетнее «Усахелаури»? Нектар! Ты в жизни такого не пробовал, клык на холодец!
        II
        - Здорово, Пиндос! Сколько лет, сколько зим… жив ещё, курилка?
        Егор обернулся. Человек, к которому обратился его напарник, выглядел, мягко говоря, необычно, даже на фоне нарядов челноков и охотников, заполнявших бар «Арцах». Тощий, сутулый, с костистой узкой физиономией и соломенными волосами до плеч, он носил ковбойку навыпуск, всю в ярких значках. Егор пригляделся - среди них то и дело попадались листья канабиса и пасифики. Образ из шестидесятых, с фестивалей хиппи, дополняли круглые, в проволочной оправе, очки а-ля Джон Леннон, продранные на коленях джинсы с бахромой, бисерные фенечки, и браслеты из цветных шерстяных ниток. Под мышкой - маленькая четырёхструнная гитара-укулеле.

«Хиппи» расплылся в улыбке:
        - Оу, Sergey? Отшшень happy… рад виделль you!
        - А ты так в Универ и не собрался, как погляжу. Не надоело киснуть в этой дыре?
        Владелец укулеле издал страдальческий вздох.
        - I can't… нельзья… же знаешь, у менья… disease, больезнь, льесной аллерджи, да! Very far… очень далёко ехайт!
        - Да забей, у тебя не самая тяжёлая форма. Другие и не с таким ходят - и ничего, живы. Порошков наглотаешься и на дрезине до Лужников, а там рукой подать до ГЗ. Главное, чтобы проводник попался толковый. Есть у меня один знакомый - челнок, раз в неделю ходит отсюда на Воробьёвы. Хочешь, договорюсь?
        - Сорри… я должен игралль? После, да?
        - После, так после. - великодушно согласился егерь. - Иди Пиндос, мы тут подождём.
        - Sergey, я тебе уже сказать: ты есть bad… плохо говорилль на рюсский. Я точно знать: пиндос - это есть greeк, живьёт in Греция. Я nje ponimayu…
        - И не поймёшь, пиндосская твоя душа. Ну, иди уже, публика заждалась, а мы попросим Саргиса мясо пожарить. Пока допоёшь - как раз поспеет. Тебе шашлык или стейк?
        - Прикольный малый… - Егор проводил взглядом гитариста. - Американец?
        - Он самый. Ты не смотри, что он похож на пугало - Пиндос столько повидал, что на три романа хватит. В жанре «хоррор», что характерно. Он - единственный из моих знакомых побывал в Манхэттенском Лесу.
        Егор от неожиданности уронил вилку.
        - В Нью-Йорке?
        - Точно. Нью-Йорк не весь захлестнуло Зелёным Приливом, только центр - Манхеттен, Гарлем, Западный и Восточный Бронкс. Ну, американцы долго думать не стали - отгородились минными полями и стенами по берегам Гудзона и Ист-Ривер. Ещё одну стену возвели на севере Бронкса, аккурат по границе Леса. Реки перегородили дамбами, чтобы лодки не могли проскользнуть. А пока строили, туда со всех Штатов стекалась всякая сволота - чёрные и латиноамериканские банды, бездомные, наркоманы всех мастей. То ли, у этой публики порог сопротивляемости к эЛ-А выше, то ли на дармовую наркоту потянуло. В итоге, в Манхэттенском Лесу их собралось тысяч триста, куда больше, чем у нас. И заметь, на гораздо меньшей территории! И всё время новые лезут снаружи, тысячами, а эЛ-А почему-то их щадит. Властям что, власти не препятствуют: хочешь - иди, а вот обратно ни-ни, стреляют без предупреждения. Даже изменения в законодательство внесли - вместо тюрьмы или электрического стула теперь приговаривают к ссылке на Манхэттен. И никого не колышет, есть у осуждённого эЛ-А, или нет.
        - А он как туда попал? Вроде, не негр, не латинос, да и на бандита не слишком похож. Я сперва решил, что он швед или голландец, пока ты его Пиндосом не назвал.
        Егор сидел вполоборота к собеседнику, чтобы удобнее было смотреть на нового знакомого, исполняющего на своём инструменте мелодию в ирландском стиле. Посетители бара хлопали в такт музыке, кто-то пытался подпевать.
        - Вступил в благотворительную организацию «Волонтёры Леса». Знаешь - чокнутые, вроде тех, что ездят в Африку проводить соцопросы и учить негров пользоваться туалетной бумагой. В Манхэттенском Лесу они тоже волонтёрствовали - лечили наркоманов, помогали учёным, то да сё… Пиндос проторчал там год с лишним и уверяет, что всё это голимое фуфло. На самом деле, там творятся тёмные делишки, из-за которых манхэттенские латиносы режутся с чёрными бандами под предводительством хунганов вуду. Есть такие, вроде наших друидов - тоже используют силу Леса. Снадобья варят, животными управляют, только всё куда страшнее, кровавее. С Манхэттена наружу идёт уйма запрещённой дряни, вот они и разбираются между собой, кто будет сидеть на потоках.
        - Наркота?
        - И она тоже. Но главное - лекарства и препараты для подпольной трансплантологии. Ты знаешь, наверное, что лесная химия произвела в этой области переворот?
        - Разумеется. Исчезло такое понятие, как отторжение тканей. Правда, тем, кто сделал пересадку, постоянно нужны инъекции.
        - Вот именно! Спрос на препараты огромный и всё время растёт. Власти пытаются взять их оборот под строжайший контроль, но пока есть Манхэттен - от их усилий мало толку. Там и подпольные операции делают: клиентов тайно провозят в клиники у границы Манхэттенского Леса и кладут под нож. Благо, не надо далеко ходить ни за снадобьями ни за органами - и того и другого за стеной хоть попой жуй. ФБР с этим, конечно, борется, устраивает облавы, громит клиники подпольных трансплантологов. Клиентов, взятых с поличным, хоть с хирургического стола - за рога и в стойло, в смысле - за стену. Без разговоров, без следствия. Но в самом Манхэттене ФБР бессильно, слишком большие деньги крутятся в этом бизнесе, чтобы его реально могли прикрыть. Как Пиндос сумел уцелеть в такой каше из цветных банд, наркоты, вуду и прочей нечисти - хрен его поймёт. Клык на холодец, таких раздолбаев судьба бережёт!
        Рассказ напарника произвёл на Егора впечатление. Теперь он смотрел на бренчащего по струнам «хиппи» совсем другими глазами.
        - А у нас-то он как оказался?
        - Говорит, попросился сам. «Волонтёров Леса» спонсирует организация под названием «Церковь Вечного Леса» - слышал о такой?
        Егор кивнул.
        - Они у нас, в Новосибирске отделение открыли. Тоже набирали добровольцев, обещали помочь перебраться в Лес. Я сначала хотел к ним, но потом решил - нет, лучше сам.
        - И правильно сделал. Мутная это контора, сомнительная. Знающие люди утверждают, что её основали выходцы из церкви Свидетелей Иеговы, сайентологи и подпольные адепты секты «Аум Синрикё». ЦВЛ от такого «родства» открещивается, но кое-какие моментики наводят на мысли. Работают они по всему миру: проповедуют, что Лес - это новый путь к спасению, указанный человечеству природой. Заодно, организуют экспедиции, центры по изучению Леса, ну и пожертвования собирают, конечно. Здесь их поддерживает довольно крупная община, именующая себя «Братство Башни». Тоже, кстати, косвенное подтверждение - у иеговистов было в ходу понятие «Сторожевая башня». Правда, они утверждают, что название это от того, что обосновались они, вокруг Древобашни - это бывшая Останкинская телебашня, завтра мимо пойдём, увидишь. В ней главный в Лесу храм ЦВЛ, при нём «исследовательский центр», туда Пиндоса и перевели. Хочешь, расспроси - вон он, доиграл, идёт к нам. Сейчас вмажем, и…
        - Sergey, я не есть rasict. Но эти African Americans - они совсем wild… дикие, с их fucking вуду. Ты не поверилль, но у них real… настоящий zomby!
        - Негры, Пиндос, негры, никакие не афроамериканцы. Ты в России - вот и говори по-русски.
        - Но это не есть толерантно…
        - Зато просто и понятно. А толерантность твою я на….э-э-э… на рогатине вертел.
        - Толерантность? На rogatina? Как this… такой можно?
        - Это, дружище Пиндос, национальная русская забава - вертеть всякую заграничную хрень. На рогатине. Или ещё на чём-нибудь.
        - Sergey, ты rasict? Или… как это на рюсский… xenophob?
        Егерь рассмеялся.
        - Как ты это себе представляешь, морда твоя мириканская - быть ксенофобом в Лесу, где у каждого второго рожа зелёная, как трава? Или вообще древесная кора вместо кожи? Нет, дружище Пиндос, ксенофобия - это ваша, заморская придумка. А у нас вот - рогатина. Чтобы, значит, вертеть. И вообще, хватит трепаться, наливай. Это тебе не вонючий бурбон - «Двин», семидесятилетний! Ваш Черчилль его весьма обожал.
        - Winston Churchill не есть наш, он из Great Britain.
        - Да пофиг дым, хоть из Гонду…сара… Гондураса, твою мать! Пей, а то в харю дам!
        День девятый

23 сентября 2054г., четверг
        I
        С ВДНХ вышли рано утром. В предрассветном сумраке миновали Древобашню. От грандиозной бетонной иглы остался огрызок, высотой в три с половиной сотни метров. Древолианы, стиснувшие его, словно титанические удавы, сплелись над рестораном «Седьмое Небо» вжгут, раскинувшийся сотней метров выше гигантским зонтиком кроны.
        - Странное дело… - Егор на ходу раздвигал седые вуали паутины, свешивающиеся с ветвей. - Совсем нет целых домов, заметил? Пятый час шагаем, и ни одного не встретили.
        - Так и есть. - отозвался Бич. - От улицы Королёва до Верхней Масловки от прежних кварталов следа не осталось. Всё в щебень, всё ушло под мох. Но и таких огромных деревьев, как на Воробьёвых горах тут не найти - метров по сорок-пятьдесят и то редкость.
        - И лес мрачный какой-то, тёмный. - Егор огляделся по сторонам и невольно поёжился. - Вроде, и кроны не такие густые, не то, что на Ломоносовском, или, скажем, в Сокольниках.
        - Сравнил! Там ясени, буки да грабы, а тут сплошь хвойные, ели да пихты. Недаром в старину говорили: «В берёзовом лесу веселиться, в дубовом молиться, а в еловом - с тоски удавиться».
        Идущий впереди что-то крикнул, и маленький караван остановился. Одни челноки принялись распускать подпруги осликов, снимали вьюки, другие затюкали топориками, заготавливая хворост для костра.
        - Привал. - егерь, прислонил рюкзак к поваленному стволу. - Пошли, родник поищем, вроде, был поблизости…
        Родник нашёлся в полусотне шагов от стоянки - он весело журчал между корневищами здоровенной, в три обхвата, ели. Но место оказалось занято: рядом на замшелых буграх паслись лоси. Глава семейства, огромный, с чудовищными, развесистыми рогами, самец оторвался от россыпи красных ягод и уставился на незваных гостей налитыми кровью глазами. Егор потащил из-за спины «Меркель».
        - Не стоит. - удержал напарник. - Провизии у нас полно, да и возиться с разделкой туши некогда, привал на час, не больше.
        Он громко хлопнул в ладоши. Лосиха прянула в сторону и скрылась в кустах, уводя за собой голенастого, пугливого телёнка. Патриарх лосиного семейства издал низкий, угрожающий рёв, но связываться с наглецами не стал - величественно повернулся и последовал за своим выводком.
        - Слушай, зачем мы с челноками пошли? - Егор опустил флягу в крошечное озерцо, заполнившее мшистую впадину. От ледяной воды сразу занемели пальцы. - Сам же опасался слежки, а с такими попутчиками нас только ленивый не выследит!
        Накануне егерь договорился с группой челноков. Они собирались в Петровскую Обитель за снадобьями друидов и обрадовались возможности заполучить такого попутчика.
        - Да и без них выследит. - буркнул егерь. - Весточку с утра передали: не обнаружили ничего мои друзья. Всю ночь наблюдение не снимали - и никого!
        - Так может, и не было слежки?
        Бич помотал головой.
        - Печёнкой чую, была! Ждали нас на ВДНХ, клык на холодец! Кстати, я спросил Саргиса - Мамонт так и не появился.
        - Выходит, не зря мы насчёт него думали?
        - Выходит, не зря. Я думал сначала крюка дать через Болото, но так мы им только задачу облегчим. Там толком не спрячешься, всё голое, как на ладони.
        Егор успел наслушаться рассказов о Большом Болоте - двое охотников, из числа посетителей «Арцаха», вернулись из Медведкова и весь вчерашний вечер без умолку травили байки.

«…трясины, мелкие речушки да редкие островки… - рассказывали они. - Деревьев почти нет, кустарник, камыши, мох. Старики помнят: через пару месяцев после Зелёного Прилива из глубины пошли грунтовые воды, и всё, от насыпи Ярославской железной дороги, до Алтуфьевского шоссе на западе - сплошная топь. Грунт раскис, многоэтажки ушли в него с фундаментами, целиком. Редко-редко торчат над трясиной верхние этажи - так болотники приспособились селиться прямо на крышах. Натаскают плодородной земли, огороды разобьют и живут. Плавают по Болоту на своих плоскодонках и рассказывают всякую чушь: что-де чужаков заманивают в трясины водяные и русалки, и там топят. Кое-где на болотах стоят охотничьи избушки, но это дело ненадёжное. Помечена такая избушка на карте, подходишь - а её нет, трясина сожрала.
        Тварей всяких на Болоте немеряно: слоновьи черви, жабники, змеи разные. А на самом дальнем, западном языке Болота, на Лихоборских прудах, обитает колония гигантских бобров. Устроились по соседству с фермерами и, вроде как, помогают друг другу. Сельцо это так и называется - Боброхатки…»
        Егерь наполнил водой второй мех, поднялся, и шумно втянул ноздрями воздух.
        - По ходу, мужики кулеш варят - весело сказал он. - Пошли скорее, а то кишки к спине прилипли. Который час не жрамши!
        II
        Лес изменился сразу, вдруг. Будто по земле провели линию, за которой мрачноватая, но живая, зелёная растительность превратилась в гротескное подобие рощи самоубийц, которую Данте поместил в седьмой круг своего Ада. Угольно-чёрные деревья тянули к путникам изломанные, будто скорченные в смертной муке ветви, трава топорщилась острой чёрной щетиной. Егор замер - казалось, если поставить на неё ногу, мёртвые стебли пронзят ступню сквозь подошву берца.
        Его напарник колебаний не испытывал. Он сделал несколько шагов - трава сухо, стеклянно скрипнула - и обернулся.
        - Вот это и есть Мёртвый Лес, Студент. Как видишь, ничего общего с тем, возле Измайлова.
        Егор с опаской поставил ногу за черту. Чёрная трава не смялась, а рассыпалась в прах при первом же прикосновении. Там, куда он ступал, в чёрном покрове оставались глубокие отпечатки подошв, заполненные мельчайшей пылью.
        - С кустами, деревьями осторожнее, к ним лучше лишний раз не прикасаться. А то - вот, смотри!
        И егерь с размаху рубанул пальмой по кусту. Острое, как бритва лезвие должно было с лёгкостью отсечь ветку, но вместо этого весь куст рассыпался - будто кто-то отключил силовое поле, удерживающее мириады чёрных пылинок в форме растения.
        - Понял теперь?
        Егор наклонился, зачерпнул чёрную пыль - и ойкнул, получив древком рогатины по запястью.
        - Охренел? Больно же!
        - А ты не суй ручонки, куда не надо! Эта пакость, она, как бы сказать… жизненные силы вытягивает. Чуешь?
        Действительно, ладонь слегка онемела.
        - Поработай кулаком - пройдёт.
        - А если на одежду попадёт, или на обувь?
        - Тогда не страшно. Да, и затяни капюшон - если заденешь дерево, засыплет с ног до головы.
        - Целиком рассыплется, как куст?
        - Именно. Только экспериментировать не вздумай, с тебя станется!
        Без «экспериментов» обойтись не удалось. Челноки, заранее запасшиеся длинными палками, расчищали путь ударами по кустам и стволам деревьев. Те осыпались на землю со стеклянным шорохом, и отряд, продвигаясь сквозь Мёртвый Лес, оставлял позади широкую тропу, усыпанную чёрным прахом. Егор с напарником порой занимали место в голове каравана и, вооружившись дрючками, прокладывали дорогу в инфернальной растительности.
        - Так-то, здесь ничего, спокойно. - рассказывал егерь. - Зверья нет, людей тоже, разве что, свалишься в яму, наполненную пылью этой гадской. Участки Мёртвого Леса возникают без всякой системы и только здесь, в Марьиной Роще. Сперва лес просто высыхает, за одну ночь, ни с того, ни с сего. Это называется «Прорыв» - кое-кто считает, что Лес так избавляется от негативной энергии. В космос её выбрасывает, сечёшь? Оттого и растения погибают, те, что оказываются у неё на пути. За пару дней они чернеют, и постепенно рассыпаются в прах. Через месяц-другой на месте Мёртвого Леса образуется Мёртвая Плешь - а потом, опять же, за одну ночь, она вся зарастает нормальными, живыми растениями.
        - А если человек будет на месте Прорыва - он тоже высохнет и почернеет?
        - Нет, с людьми и животными ничего такого не происходит. Но всё равно, фермеры стараются держаться подальше от Марьиной Рощи - кому охота однажды проснуться посреди Мёртвого Леса? Есть правда, психи - их называют мёртвопоклонниками - которые ищут места будущих Прорывов. И, бывает, находят.
        - Что за вздор, зачем?
        - Затем, что психи и сатанисты. Они верят, что Прорыв - это дьявол, вырывающийся из Преисподней. И если оказаться на его пути - он напитает тебя своей силой.
        - И получается?
        - Бывает. Встречал я таких. Не знаю уж, чем они там напитались, но людьми быть перестали, клык на холодец. Глаза мёртвые, пустые, других людей в упор не видят, смотрят, будто на пустое место. И, при том, не теряют способности соображать - правда, вытворяют порой такие мерзости, что лучше о них и не вспоминать.
        - То есть становятся как зомби - те, из Нью-Йорка, про которых Пиндос рассказывал?
        - Нет, тут другое. Нью-йоркские зомби - это просто движущиеся мертвяки. Яша Шапиро говорил - хунганы вводят для этого в свежие трупы споры особой грибницы. Она прорастает по нервным волокнам и, вроде бы, их заменяет. Мышцы получают способность сокращаться, и труп начинает двигаться. Только недолго: ткани гниют, разлагаются - и так, пока зомби не расползётся в хлам.
        - Шапиро изучал эту… грибницу?
        - Он же миколог. Надыбал где-то образцы и колдовал над ними целый год. Только всё впустую: грибницу-то он прорастил, и даже заставил мертвяков шевелиться и ногами-руками дрыгать, но на этом - всё. Ни один даже встать не смог, не то, что ходить.
        - Он что, использовал в опытах трупами людей? - опешил Егор. Такого от мягкого, интеллигентного заведующего лабораторией он не ожидал.
        - Так наука же! Только не вышел у Данилы-мастера Каменный цветок. По ходу, у хунганов какая-то фишка была, секретная, а без неё зомби не сделать, как ты ни корячься. И не надо: не хватало нам в Лесу ещё и бродячих мертвяков!
        III
        Автоматы ударили неожиданно - и для бредущего в хвосте Егора, и для возглавлявшего караван челнока. Для него их глухой кашель (нападавшие пользовались глушителями) стал последним, что он услышал в своей недолгой жизни. Череда хлопков, кровавые пятна расплылись на парусиновой куртке, и несчастный повалился на спину и заскрёб пальцами по траве, оглашая окрестности хрипом и бульканьем. Идущий следом за ним челнок умер мгновенно и беззвучно - пуля угодила в висок. Остальные попадали под защиту древесных стволов, выдернули из-за спин дробовики, и открыли беспорядочный огонь.
        Егор спрятался за кочку и пальнул наугад из нижнего, винтовочного ствола «Меркеля». Ответная очередь ударила откуда-то сбоку. На голову с пробитого пулями ствола посыпались куски коры.
        Егор перекатился на бок, уходя из-под обстрела, но ещё один веер пуль вздыбил мох у самого плеча. Намёк недвусмысленный: он на прицеле у пулемётчика, и стоит только шевельнуться…
        Место для засады было выбрано со знанием дела: выйдя из чёрного лабиринта сучьев и стволов, вдохнув вместо мертвенно-иссушенного воздуха лесные ароматы и влажную свежесть, любой, самый опытный боец поневоле утратит бдительность. Да и зрение, испытав шок от резкой смены цветового фона - мрачноватая, но всё же зелень вместо радикальной черноты Мёртвого Леса - не могло не подвести. В результате, караван, не успев углубиться в живой лес, попал в огневой мешок. И то, что их всех не покрошили скупыми, почти беззвучными очередями, объяснялось лишь тем, что нападавшие не захотели этого делать.
        Оставалось признать поражение. Челноки, подчиняясь властным окрикам из зарослей, поднимались, бросали ружья и послушно задирали руки. Егор покосился на напарника: егерь стоял, расставив ноги и заложив ладони за голову. Свой драгоценный штуцер он не швырнул на землю, а бережно прислонил к стволу.
        Тотчас из-за кустов появились фигуры в лохматых костюмах и с лицами в разводах камуфляжной косметики. Они ловко, что свидетельствовало о немалой практике, обыскали пленников и уложили на мох лицами вниз. Егор насторожился: нападавшие - всего их было не меньше семи - обменивались репликами на смеси испанских и английских слов, и только двое предпочитали отечественную экспрессивную лексику.
        То, что началось дальше, потрясло его до глубины души. «Лешие» по одному поднимали пленников, сверяли лица с фотографиями, которые извлекли из своих лохматых одеяний, и без лишних разговоров пристреливали. Челноки пытались вырываться, умоляли о пощаде, но это не остановило деловитых убийц. Дойдя до Егора и Бича, они оживлённо загалдели (снова англо-испанская речь, наполовину состоящая из непристойностей и специфического сленга) и устроили ещё один обыск, вывернув на этот раз карманы пленников. Сопротивляться не имело смысла - Егор молчал, напарник шипел что-то сквозь зубы, но подчинялся жёстким тычкам стволами под рёбра.
        - Вам, ребята, это даром не сойдёт.
        - Угрожаешь, падла? - один из тех, что говорил по-русски, упёр в щёку егеря ствол ручного пулемёта.
        - Да я-то тут при чём? Лес вас накажет, клык на холодец.
        Новый тычок, на этот раз в зубы.
        - Глохни, гнида, завалю!
        Пленников усадили возле ствола ели, стянув руки маленькими стальными наручниками-«браслетами». Нападавшие снимали лохматые комбинезоны, под которыми оказался обычный армейский камуфляж. Бич крякнул от удивления и глазами указал на оружие. Егор сначала не понял, что вызвало такую реакцию, но тут же сообразил - и не поверил своим глазам. В руках у нападавших были укороченные автоматы с интегрированными глушителями и полимерными - полимерными! - рукоятями и накладками на цевьё.
        - Hijo de puta еstirar la pata![11 - (исп. жаргон) Этот сукин сын откинул копыта!]
        Двое выволокли из кустов тело в лохматой накидке - одна из ответных пуль всё-таки нашла цель. Мертвеца обшарили, после чего с пленников сняли «браслеты», вручили по лопатке и велели копать могилу. Трупы челноков вместе с поклажей сволокли в лощинку и закидали лапником.
        - Запоминай, Студент… - прошипел сквозь зубы Бич. - Даже не обыскали, значит, не обычные это бандюки. Те не стали бы мочить всех подряд, ограбили бы, и дело с концом. А уж трупы прятать - с какой стати? Зверьё само разберётся и косточек не оставит. Нет, парень, клык на холодец - это профи, наёмники. Видал, как слаженно работают?
        После окончания «похорон» на пленников навьючили их же рюкзаки и поставили в середину колонны. Вожак странных бандитов, черноволосый смуглый тип, по виду, выходец из Латинской Америки, подозвал к себе «русских» подчинённых и вручил им по крошечному бумажному пакетику. Те высыпали на язык белый порошок и запили из фляжек. Прозвучала отрывистая команда, на этот раз по-английски, и колонна бодрой трусцой двинулась по тропе вдоль Третьего Кольца.
        IV
        Лес обычно не трогал железнодорожную инфраструктуру, а потому здание Савёловского вокзала, хоть и поросло снаружи ползучими лианами и проволочным вьюном, внутри сохранило прежний вид. Высоченные рамы скалятся осколками стёкол, по стенам расползлись тёмные пятна плесени, облупилась, осыпалась штукатурка - и всё, будто не буйствует снаружи взбесившаяся флора. Почти не пострадали и перроны с замершими возле них сгнившими электричками. Разве что потрескался кое-где бетон, да проросли между плитами пучки травы и чахлые деревца, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в полусотне шагов, на привокзальной площади.
        Пленников усадили на пол в углу «зала ожидания дальнего следования», как гласила покосившаяся стеклянная табличка над дверями. На месте рядов кресел, где коротали когда-то время пассажиры, громоздились проржавевшие трубчатые каркасы - сами пластиковые сиденья давным-давно изничтожила плесень. В углу одиноко торчал киоск - в уцелевших неизвестно как стеклянных витринах видны были выцветшие обложки книг и иллюстрированных журналов.
        Охранять пленников оставили одного из бандитов, говоривших по-русски. Остальные сняли рюкзаки, проверили оружие и цепочкой направились к выходу на перрон. Егор рад был и такой передышке:
        стремительный марш-бросок со скованными руками дался ему нелегко.
        - Как думаешь, что они затеяли? - спросил он, провожая взглядом вереницу бойцов.
        - По ходу, пошли искать дрезину. - отозвался напарник. - На Савёловском путейцы часто задерживаются.
        - Будут захватывать?
        - Иначе никак. По своей воле никто такую компашку везти не согласится, тем более, с пленниками. Вообще, всё очень странно и подозрительно. Эти парни не из Леса, клык на холодец. Видел, как они порошки глотали? А оружие? Я пригляделся - пластик чуть тронут плесенью, значит, они всего дня три-четыре из-за МКАД, никак не больше. Иначе бы всё сгнило.
        Они перешёптывались, сдвинув головы вплотную. Услышь их караульщик - наверняка наградил бы пинком под рёбра. А так, ограничился гоготом и парой скабрёзных шуточек на тему милующихся голубков.
        - Чего подозрительного-то? - прошептал Егор. - Ну, нанял кто-то головорезов за МКАД, напичкал их порошками. Почему они за нами охотились - вот вопрос!
        - Это как раз не вопрос, я ожидал чего-то подобного. Странно другое - засаду, в которую мы угодили, устроили не они. Слишком грамотно всё сделано, работа опытного лесовика.
        - Это ещё почему?
        - Обратил внимание, как подобрано место нападения? Точно по границе Мёртвого Леса. Тот, кто его выбирал, рассчитывал не на простых челноков, а персонально на меня.
        - Да чем ты особенный, объясни? - Егор едва сдержался чтобы не повысить голос, до того надоели ему намёки и недомолвки напарника.
        - У егерей со временем вырабатывается особое свойство - чувствовать на расстоянии зверей и людей. Не по слуху или там запаху, а шестым чувством, что ли? Причём - не только направление или расстояние, но и намерения, эмоции. Помнишь лосей возле родника? Ты их глазами видел, а я - чуйкой. И как испугалась за телёнка лосиха, и как бык злился, но опасался нас… Это дар Леса, понимаешь? Фермеры, к примеру, могут предвидеть погоду, предсказывать урожаи, искать борти. Речники угадывают препятствия под водой - топляки, водовороты, обломки бетона и конструкции обрушенных мостов. А у нас, егерей и охотников - вот такое.
        - Погоди… - Егор поморщился, наручники болезненно впились в запястье. - А, чёрт, так скоро руки отвалятся… Я не понимаю, почему тогда ты их не почувствовал заранее?
        - Да потому, что мы были на чёрной границе! Она напрочь глушит охотничью чуйку, и любой старый лесовик об этом знает. Вывод: тот, кто устраивал засаду, имел в виду именно меня. Но вот что странно: нет среди бандитов лесовиков, клык на холодец! Да, парни опытные, подготовленные, но не наши они, из Замкадья. А проводника своего они потеряли в перестрелке - это его мы закапывали. Значит, растерялись и не знают, что делать дальше.
        - Эй, там, под шконкой, а ну, зачехлили хлеборезки! - подал голос надсмотрщик. - Ещё раз услышу, что баланду травите - бебики потушу!
        V

«На север по этой ветке мало кто ездит дальше МЦК. - объяснял Бич, улучив момент, когда наёмники принялись забрасывать рюкзаки на захваченную дрезину. - Нечего там делать - люди в тех краях не живут, возить некому и нечего. Хотя пути, конечно, целы. А эти идиоты, только подумай, собрались выбираться за МКАД через Лианозово. Через Лианозово, понимаешь? Самое гиблое место во всём Лесу! Ладно, сами подохнут, так они ещё и нас за собой потянут. Лучше уж пристрелили бы с остальными, меньше мороки…»
        Егор, вовсе не торопившийся на тот свет, пустился, было, в расспросы, но беседа прервалась - бандиты пинками загнали пленников на дрезину. Это было солидное транспортное средство, с грузовой платформой, на которой стоял небольшой кран, и будка машиниста. Егор пригляделся - и дощатые стенки и ограждение платформы испещрили пулевые пробоины и обильно заливала кровь. Всё ясно - законные владельцы дрезины пытались сопротивляться.
        Пленников усадили на рюкзаки позади моторной решётки, из которой разило горелым растительным масла. Егерь, поморщившись, прокомментировал: «Пальмовое, из Кускова. Тамошние фермеры приспособились выращивать масличные пальмы, так теперь половина путейских дрезин бегает на ихнем биодизеле». За что получил от бандита-охранника прикладом между лопаток и заткнулся, зыркая исподлобья на обидчика. А тот, то ли по врождённой подлости своей бандитской натуры, то ли выполняя распоряжение командира, уложил пленников на доски и накрыл брезентовым чехлом, насквозь пропитанным машинным маслом и ржавчиной. Теперь о том, что происходило вокруг, можно было лишь догадываться по скупому свету, проникающему сквозь дырки в ветхой материи, редким репликам бандитов да ритмичному «та-да-дак - та-да-дак - та-да-дак» колёс на рельсовых стыках.
        Дрезину мотало на поворотах - бандит, занявший место машиниста, никак не мог приспособиться к управлению и слишком резко зажимал тормоз, оглушая ездоков пронзительным скрежетом. В ответ сыпалась англо-испанская матерщина, обильно сдобренная русскими нецензурными оборотами.
        Новое положение пленников, хоть и было до крайности жалким и унизительным, имело одно неоспоримое преимущество: теперь они могли переговариваться, не опасаясь немедленной кары.
        - Объясни, наконец, что не так с этим Лианозово, раз уж нас туда везут?
        - Да всё с ним не так! - прошипел в ответ Бич. - Сколько лет в Лесу, а не слышал, чтобы оттуда кто-нибудь вышел живым.
        - Это как Запретный Лес, да? Измайлово?
        - Далось тебе это Измайлово! Там всех бед, что вглубь не пускают, и только. Потыркаешься - потыркаешься, да и повернёшь назад. А тут, Студент, всё куда хуже. В Лианозово обитает Зверь.
        Он так и сказал - «Зверь», с прописной буквы, и Егор впервые за время путешествия услышал в голосе напарника страх.
        - Что за Зверь-то?
        - Никто и никогда его не видел. А кто видел - уже не расскажет. Так что, ничего, кроме слухов да идиотских домыслов. Егеря с ВДНХ как-то сунулись, с солидным вооружением, собирались Зверя отыскать и завалить. Им путейцы за это золотые горы сулили, ведь в Лианозово рельсы ближе всего подходят к МКАД. Ушли, значит, втроём, да так и сгинули!
        - А ты почему с ними не пошёл? Или не позвали?
        Вопрос был провокационным, но Бич, к удивлению Егора, ничуть не обиделся.
        - Снова чуйка, только не на животных, а на неприятности. Сколько раз она меня выручала! А в тот раз, помнится, прямо-таки надрывалась: не ходи, мол, козлёночком станешь… Ну, я и сам отказался, и тех олухов пытался отговорить. Не послушали, пошли… У меня такое и раньше было, скажем, с экспедицией в Сан-Паулу. Я тогда тоже печёнками чувствовал: ничего, кроме геморроя, из этого не выйдет.
        - И как?
        - Прав был, не вышло. Ни один не вернулся - ни учёные, ни те из наших, кто с ними подписался.
        Егерь надолго замолчал. Дрезина неторопливо ползла вперёд - новоиспечённый машинист не решался насиловать старенький, разболтанный дизель. Свет в прорехах брезентового «покрывала» становился слабее. Егор хотел подтянуть к лицу скованные руки, разглядеть циферблат наручных часов, но не рискнул - не стоило лишний раз провоцировать охранника.
        Он не знал, сколько времени прошло - два часа или три. Снаружи быстро темнело, свет через дырки в брезенте больше не проникал в их вонючую тюрьму. Говорить не хотелось; убаюканные мерным перестуком колёс, пленники время от времени проваливались в короткий, тревожный сон. Дрезина едва тащилась по заржавленным рельсам. Три раз она тормозила, останавливалась, и бандиты, оглашая окрестности матюгами на трёх языках, принимались ковыряться в дизеле. Но когда дрезина замерла в четвёртый раз, вместо ругани и лязга инструментов Егор услышал возню и команды на испанском.
        - Вылазь, фраера! - охранник откинул брезент. - Станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт!
        Егор потянулся, разминая затёкшие суставы, и бросил взгляд на часы. Светящиеся стрелки показывали половину одиннадцатого.
        - Сними на минутку браслеты, будь человеком… - попросил Бич. - дай хоть отлить нормально, не расстегнуть же…
        - Ща я те сниму! - окрысился бандит. - В штаны ссы, чмо бацильное!
        - Дальше путей нет, только пешком. - шепнул Бич, улучив момент. - Но как они собираются ночью-то?..
        Тьма вокруг была - хоть глаз выколи. То ли небо сплошь затянули тучи, то ли древесные кроны смыкались над развалинами платформы так плотно, что не пропускали ни лучика бледного лунного света. Один из наёмников щёлкнул зажигалкой, вызвав гневную отповедь командира. Двое других, нацелившихся было сгружать с дрезины рюкзаки, бросили своё занятие и принялись что-то горячо обсуждать. Командир пресёк намечающийся балаган несколькими короткими командами.
        - Клык на холодец, будут ночевать прямо тут. - прошипел сквозь зубы егерь. Ну да, точно: приказывает располагаться на платформе, назначает часовых… Правильное решение, но, боюсь, не поможет. Если кто-нибудь из всей компашки, включая и нас с тобой, доживёт до утра - я сильно удивлюсь.
        День десятый

24 сентября 2054 года, пятница
        I
        - Тихо, Студент, не дёргайся. Медленно поворачивайся… Егор вынырнул из липкой полудрёмы. Последние два часа он не раз пытался уснуть, но добился лишь того, что вымотался окончательно. В промежутках между краткими периодами забытья, он разминал стиснутые «браслетами» кисти, не давая им занеметь. - Чуешь? Минут пять, как началось. - Что началось?.. о, чёрт! Барабанные перепонки пронзило острым, за гранью слышимости, визгом. Егор дёрнул, было, руки к ушам и сам чуть не завопил - наручники безжалостно впились в истерзанные запястья. Визг затух, но не до конца - осталось нечто вроде эха, беззвучной вибрации, от которой закладывало уши, и болезненно ныли зубы. - Что за чертовщина? - Это Зверь. - прошептал Бич. Он выворачивал скованные руки, силясь дотянуться до бокового кармана. - Вот чёрт, никак… слышь, Студент, помоги. В левом. - Зверь? Ты его чуешь? Далеко? - Не пойму… приближается. Егор нашарил карман и выудил оттуда кусок чего-то мягкого. - Разворачивай. И не спи, замёрзнешь! Занемевшие кисти кололо сотнями крошечных иголок. Он с трудом развернул бумагу. Вязкая масса с сильным фруктовым запахом,
смятый батончик дорожной пастилы. В Лесу это незамысловатое лакомство с успехом заменяло вездесущие «Марсы» и «Сникерсы».
        - Пожрать решил? Нашёл время…
        - Заткнись и делай, что я говорю. Откусываешь кусок, разжёвываешь и тщательно - тщательно, понял? - залепляешь уши. И скорее, подохнешь ведь, дурак!
        Визг повторился чередой коротких, колючих импульсов. В такт им между деревьями запульсировали вспышки зеленоватого света, подсвечивая контуры угольно-чёрных фигур, выстроившихся у борта дрезины с автоматами наизготовку.
        - Он уже рядом! Твою мать!..
        Раскалённая игла пронзила мозг. Забыв об осторожности, Егор утрамбовал вязкую затычку в ушную раковину. Мир онемел, и только корни зубов отзывались пульсирующей болью.
        Наёмники катались по настилу, сжимая головы руками и беззвучно вопя. Чащоба ритмично полыхала зеленым. Сражённые визгом, они один за другим замирали, скорчившись в позе эмбриона. Лишь один - тот самый, русский - ползал по платформе, тыкался головой в борта, слепо шаря вокруг.
        Новый визг, вспышка, высветившая изломанные контуры деревьев. Сердце Егора стиснула невидимая рука. Ловя ртом ставший вдруг вязким воздух, он смотрел, как бандиты один за другим поднимаются на ноги и, двигаясь как марионетки, судорожными, механическими рывками, переваливаются через борт и кособоко ковыляют навстречу свечению. А визг буравил черепную коробку, вползал сквозь затычки, огненными иглами терзал мозг.
        Русский бандит остался один. Он поднимался долго, оскальзываясь, цепляясь за доски. Краешком неверно трепещущего сознания, Егор отметил, что движется он, хоть и неловко, но без кукольной покорности остальных. Выпрямился, привалился спиной к моторной решётке и вскинул ручной пулемёт.
        Длинно, на половину короба, загрохотала очередь. Проваливаясь в омут зелёной боли, Егор успел увидеть, как лопается веером кровавых брызг, верхняя часть тела бандита. И как со следующим визгом незримый клинок вспорол моторный отсек и в щепки разнёс будку машиниста.
        Он очнулся от ледяной струйки, льющейся на лицо и за ворот.
        - Давай уже, приходи в себя… - Бич не шептал, а говорил в полный голос. - На-ко вот, глотни и будем собираться.
        Егор принял флягу. Наручники куда-то делись, запястья украшали глубокие сине-багровые борозды, кожа разодрана в кровь.
        - Я что, вырубился?
        - Когда Зверь ударил звуком, ты упал и потерял одну затычку. Я уж подумал - всё, коньки двинешь.
        Он сделал попытку сесть и застонал от боли. В суставы словно кто-то насыпал битого стекла.
        - Ох ты ж… а где тот, с пулемётом?
        - Бандюган? Я его сбросил с платформы - точнее, то, что от него осталось. Страшное дело: торс и голова в мелкие дребезги. Зато штаны уцелели вместе с ключом от наручников.
        Молодой человек вздрогнул, поняв, что комки серо-кровяной субстанции, обильно заляпавшие его куртку - не что иное, как ошмётки человеческого мозга.
        - Как головка, бо-бо?
        Егор скривился и принялся растирать виски. Иглы, засевшие в мозгу, пульсировали в такт ударам сердца.
        - Ничего, главное - цел. Пора валить отсюда, пока Зверю не пришло в голову вернуться. Или что у него там вместо головы?
        - Ты его не разглядел?
        - Какое там! Прятался за бортом и носу не казал. Мелькнул, вроде силуэт в самом центре этой светящейся дряни. Странный такой, необычный, я даже описать не возьмусь. Длинная шея, узкая голова… нет, не уверен. Может, и померещилось.
        - Так его подстрелили, или нет?
        - Вряд ли. Думаю, Зверя что-то отвлекло. А может и напугало. Но, клык на холодец, не тот марамой с пулемётом. Ладно, собирай свои бебехи и пошли.
        - Идти-то зачем? - удивился Егор. - Дрезина же есть. Запустим движок и покатим как белые люди, со всеми удобствами.
        Бич сплюнул.
        - Накрылся движок. Крышка блока цилиндров треснула, я глянул, пока ты валялся в отключке. Так что придётся пешочком.
        - По рельсам?
        - Сначала по ним, потом придётся свернуть. Зверь ушёл вправо от путей, ну а мы двинем влево. Есть там одно местечко.
        II
        - Отсюда до МКАД около километра. - объяснял на ходу егерь. - Ну, может, чуть больше. Только нам туда не надо.
        - А куда надо? - Егор жадно глотал ртом воздух, короткий марш-бросок совершенно его вымотал. Они шли по заросшей сплошняком улице, светя под ноги редкими вспышками фонарика-жужжалки. Кое-где тропу освещал гнилостные отсветы колоний светящихся поганок - их в этом районе Леса росло великое множество. Бич остановился и стал озираться, шаря лучом по стволам.
        - Где-то здесь станция метро. Надеюсь, Зверь, кем бы он ни был, под землю не полезет. Отсидимся, пока не рассветёт, а там решим, что делать. Опять же, шмоткам надо ревизию учинить…
        Имущество путников претерпело серьёзный урон. Бандиты основательно выпотрошили рюкзаки пленников. Бич, нервно озираясь по сторонам, торопил - «сколько можно возиться? Дождёшься ведь, снова явится!»
        Включать фонарик они не решились, и Егор, вполголоса матерясь, вслепую шарил по доскам. Найти удалось немногое: нож, армейский котелок и главное - завёрнутый в свитер спецконтейнер. Егерь, увидав, на что ушло драгоценное время, выругался и столкнул упрямца на гравийную насыпь.
        По путям они прошагали около полукилометра и по знаку егеря свернули вправо, в едва заметную прогалину между деревьями. Егор шагал впереди, рассекая плети лиан и проволочного вьюна взмахами кукри. Мачете, вместе с «Меркелем» ипальмой егеря, найти не удалось, так что пришлось разделить оскудевший арсенал на двоих. Оружие погибших бандитов Бич трогать запретил - «Я же говорил, Студент, Лес не прощает, когда кровь льют, как водицу. И тарахтелок этих он не любит, пусть уж валяются. Всё одно через пару дней плесень сожрёт. Вон, у автоматика и цевьё и рукояти, и приклад - сплошь пластик, куда он такой годен?»
        С боекомплектом дела тоже обстояли неважно - в темноте егерь насобирал полдюжины патронов к винтовочному стволу штуцера и только три к верхним, «слоновьего» калибра. «Чтоб черти возле ваших сковородок шустрее поворачивались! - брюзжал он, шагая вслед за Егором. - Двадцать штук штук под хвост, половина запаса! Придётся снова заказывать у Кубика-Рубика…»
        Егор пытался, было, выяснить, что это за «подходящее местечко», куда они направляются, но не добился ровным счётом ничего - напарник, разозлённый потерей драгоценных «нитроэкспрессов», лишь злобно бурчал в ответ.
        - Стой! - скомандовал Бич. - По ходу, где-то здесь.
        Луч жужжалки зашарил по корневищу громадного дерева. Толстенные, метра два в поперечнике, древесные питоны выворотили из грунта расколотые бетонные плиты, и в развилке корней, угадывался угольно-чёрный провал. Не иначе, сработала пресловутая егерьская чуйка - отыскать в ночном лесу укрытый кустарником лаз не сумел бы и матёрый таёжный следопыт.
        - Под нами, - Бич ткнул пальцем в землю, - станция метро. Вход чуть подальше, но там всё наглухо заросло ядовитой колючкой. Но это не страшно - корни, как видишь, проломили свод, попробуем спуститься по ним. Если, конечно, там всё не затопило.
        - А если затопило?
        - Вылезем обратно.
        III
        Зал станции был залит больше, чем на треть - окна поезда, стоящего возле платформы, едва-едва выглядывали из воды. Прихотливо изогнутый корень, по которому путники спустились в пролом, продырявил один из вагонов, и по нему удалось без труда спуститься на покатую металлическую крышу.
        Егор огляделся. Низкий бетонный потолок со свисающими прядями плесени, поросшие чёрным мохом стены, с которых давным-давно осыпалась декоративная плитка. Кое-где фосфоресцировали, отражаясь в мёртвой воде гроздья поганок. Луч фонарика нащупал на противоположной стене буквы: «У…ца 80…т …е…ти… Мо…ы».
        - «Улица восьмисотлетия Москвы» - пояснил егерь. - Станцию открыли за год до Зелёного Прилива. Должны были раньше, да всё откладывали, в итоге, я в той жизни на ней так и не побывал.
        Он настругал с корневища щепок, и развёл прямо на крыше вагона костерок. Пожарная лоза под землёй не росла, и пришлось наполнять котелок тоннельной водой, тщательно профильтровав её через сложенную втрое тряпицу.
        - Ничего-ничего… - бормотал Бич, копаясь в кармашках изрядно похудевшего «Ермака». - Прокипятим, марганцовки добавим, у меня в аптечке пузырёк, как раз на такой случай.
        - Эх, жрать нечего. - вздохнул егерь, дохлебав из кружки чай. Коробочка с фирменной заваркой уцелела при разграблении. - Всё, гады, пораскидали, попортили… Слушай, может они никакие не латиносы, а хохлы? Знаешь: «что не зьим, то понадкусываю».
        Егору было не до шуток. Он ожесточённо ковырялся пальцем в ухе, пытаясь избавиться от затычки. Пастила затвердела и не поддавалась его усилиям.
        - Когда спускались, я заметил гнездо грибочервей. - продолжал егерь. - Они вкусные, вроде креветок. - А? Что? Не расслышал, повтори…
        - Вкусные, говорю. Насадить на палочки, поджарить на углях - самое оно!
        Егор покрутил пальцем возле уха и скорчил страдальческую гримасу. - Застряло, что ли? Давай помогу. Он с сомнением посмотрел на напарника, обречённо вздохнул и повернул шею, подставляя пострадавший орган.
        - Заставь дурака богу молиться… - недовольно бурчал егерь, извлекая кусочки пастилы длинной щепкой. - Это ж с какой силой ты её запихивал? Может не мучиться, а сразу отрезать ухо?
        - Я те отрежу! - огрызнулся Егор. - Сам же говорил - глубже! У-уй, осторожнее!
        - Терпи, Студент, аспирантом будешь. Оставишь хоть кусочек - перепонка воспалится, можно запросто оглохнуть. А говорил я правильно: если бы не затычки, клык на холодец, нас бы уже переварили.
        - Я так и не понял чем это он нас? Что-то вроде акустического удара?
        - Похоже, да. Зверь - не обычное существо. У него звук вместо всех прочих органов чувств. Помнишь те гадские взвизги перед ударом? Он нас ими ощупывал, как летучие мыши ультразвуком. И слух у него из-за этого утончённый, нежный. И когда тот тип врезал из ручника, Зверю это очень не понравилось. Ещё бы, такой грохот! Пули-то он даже не заметил, клык на холодец…
        Егор откашлялся, приложился к фляге, встряхнул. Пусто.
        - Выходит, если бы бандиты сразу начали стрелять - могли остаться в живых?
        - Пёс его знает? - пожал плечами Бич. - Что-то меня не тянет проверять. Уцелели, и на том спасибо, а больше я в Лианозово ни ногой… вот! Готово!
        Егор помотал головой, хлопнул себя по уху.
        - Вроде, слышит… Я вот о чём думаю: почему русский бандит среагировал не так, как другие? Латиносы сразу скисли, а этот, хоть его и корёжило, даже отстреливаться пытался.
        - Может, потому что он не жил в Лесу, и визг Зверя действует на него слабее?
        - А латиносы, значит, жили? Сам же говорил, что они не лесовики!
        Егерь задумался.
        - Вроде, так, а вроде и нет. Есть у меня на этот счёт кое-какие соображения. Но пока, извини, помолчу. Не время.
        IV
        Грибочерви походили на кольчатых морских червей - длинные, извивающиеся, с венчиками прозрачных щупалец вокруг пасти-присоски. Как и их подводные сородичи, грибочерви могли отлепляться от камня и перемещаться с места на место. Егерь объяснил, что самые крупные могут прыгать на два с лишним метра, целя в того, кто неосторожно приблизился к их гнезду. Но сейчас им ничего не грозило - на станции попадались только мелкие особи, не больше двух пальцев длиной. Набрав полный котелок, путники подкинули в костёр щепок и устроили себе королевский ужин. Точнее, завтрак - стрелки часов показывали шесть-тридцать утра.
        Обжаренные на палочках, грибочерви действительно напоминали тигровых креветок. В боковом кармашке «Ермака» нашлась коробочка с сушёными травами и солью, так что блюдо вышло не хуже, чем в ресторане восточной кухни.
        - К ним бы вахиной чачи! - Бич мечтательно закатил глаза. - Или хоть грибовухи. Только нету, всё вылакали, заразы. Впрочем, грех плохо говорить о покойниках…
        Он привалился к рюкзаку, блаженно вытянул ноги - и подскочил, будто подброшенный пружиной.
        - Снова чуйка? Зверь, что ли?
        - Не кипишись. - отмахнулся егерь. - Всё в порядке, это человек… двое. Вон там.
        И указал в конец зала, где в слабых отсветах костра угадывался полузатопленный тоннель.
        Егор прислушался. Сперва он улавливал лишь редкие щелчки капель, срывающихся с осклизлого свода. Потом к ним добавился ритмичный плеск, и из темноты появилась лодка с двумя пассажирами. Задний размеренно взмахивал коротким веслом, направляя судёнышко к составу.
        Память услужливо подкинула рассказ лешака об обитателях метро. Егор опустил руку к поясу, нашаривая рукоять ножа.
        - Не психуй, Студент. - Бич положил ладонь ему на локоть. - Никто тебя резать не собирается…
        - Гоша говорил, они не люди…
        - Ну да, так и есть. И что с того? Мы с тобой давеча имели дело с людьми, так едва живыми ушли. Подземники безобидные, если их не трогать и относиться с уважением. Тогда и накормят, и помогут, и вообще…
        Лодка - узкая плоскодонка с бортами, едва возвышающимися над водой - стукнулась о стенку вагона. Сидящий на носу вскинул руку, заслоняясь от света костра. Егора поразили его глаза - огромные, ярко-жёлтые без белков. И плоские, словно вместо глазных яблок в глазницах то ли перепонки, то ли лепестковые диафрагмы, с пульсирующими чёрными дырами зрачков.
        Нечеловеческие глаза.
        - Человеки, хотите кушать? - поинтересовался подземник.
        - Спасибо, мы сыты. - ответил егерь. - Хотя, от мясных пиявок не откажемся. Они у вас какие - маринованные, копчёные?
        - Человек знает нашу еду?
        - Поживи с моё в Лесу - и не то узнаешь… - хмыкнул Бич и толкнул напарника локтём. - Студент, залей костёр, бекицер! Не видишь - свет его раздражает? И живее, а то обидится и свалит….
        Егор торопливо схватил котелок и выплеснул на угли остатки чая. Зашипело, повалили клубы пара. Сразу стало темно - свет исходил только от пятен плесени на стенах, да скупо пробивался сквозь брешь в потолке.
        На землистой физиономии возникло подобие улыбки.
        - Народ живёт давно. Со дня, когда закрылись ворота.
        Эти слова - «день, когда закрылись ворота» - подземник произнес торжественно, прикрыв глаза-диафрагмы морщинистыми веками.
        - Надеюсь, у тебя и твоих родичей всё хорошо? - егерь говорил медленно, отчётливо, чуть ли не по слогам, будто беседовал со слабослышащим или ребёнком. - Ваши грядки не тронула синяя плесень? Садки полны?
        - Человеки говорят хорошо. - подумав, кивнул подземный житель. - Правильные. Если попросят - Народ может помочь.
        - А что, и попрошу. - согласился егерь. - Я слышал, тоннели тянутся отсюда до самой «Окружной». Может, отвезёте нас туда на этой замечательной лодке?
        - Что дашь? - подумав, осведомился подземник.
        - Нож. Большой, острый.
        - Нож один, человеков два. - для убедительности он продемонстрировал собеседнику два отставленных пальца. - Мало.
        Егора передёрнуло - пальцы подземника соединяла тонкая кожистая перепонка.

«…выходит, не врал лешак…»
        - Мало - добавим. Вот, держи…
        И протянул коробку с пряностями. Лодочник шумно втянул воздух и тонко, как ребёнок, чихнул.
        - Хорошо пахнет, пиявки будут вкусные. - сообщил он. - Человекам ждать. Лодка маленькая, надо другую.
        Он сел. Второй подземник оттолкнулся от вагона и заработал веслом. Лодка скользнула по чёрной глади, таща за собой усы волн, и растворилась в тоннеле.
        - О каком народе он говорил? - спросил Егор, провожая плоскодонку взглядом.
        - Подземники так называют себя - «Народ», с большой буквы. А мы для них «человеки».
        - А что за ворота? Которые закрылись?
        - В день Зелёного Прилива многие станции оказались отрезаны от внешнего мира гермоворотами - помнишь, мы видели такие у входа на Д-6. И те, кто был в метро, там и остались. Почти все погибли, конечно, а которые уцелели - приспособились за эти годы к жизни под землёй.
        - Странные они какие то… - неуверенно произнёс Егор. Внешность и, особенно, речи гостя произвели на него гнетущее впечатление. - Кожа, глаза эти… и вообще, меня не оставляло такое чувство, будто мы говорили с малолетним дебилом. То есть - альтернативно одарённым.
        - Подземники, вишь, живут в симбиозе с каким-то редким видом плесневого грибка, который сильно меняет и сам глаз, и его свойства. Это Яша мне рассказывал, он же у нас миколог… Грибок этот внедряется в радужку глаз и позволяет видеть в полной темноте. Одна беда - сильный свет причиняет такому глазу невыносимую боль, а солнечный так и вовсе губителен. И дело не ограничивается потерей зрения - продукты разложения грибка поражают мозг, и подземник погибает.
        - Ничего себе! Егор не скрывал изумления. - Они, выходит, как вампиры, не переносят солнечного света?
        - Типа того. Что до манеры изъясняться, то не ты первый сравниваешь подземников с даунами. Да, они бесхитростны, наивны, порой, до идиотизма, но только на наш, человеческий взгляд. Дело в том, что подземники чуют малейшее враньё и даже неискренность. А сами никогда не врут и не хитрят, хотя бы и в мелочах. Они просто не понимают, что это такое - врать. А если обманывают их, навсегда записывают лжеца в мороки.
        - Во что?
        - В мороки. Что-то типа призраков, они изредка встречаются в тоннелях. Подземники уверены, что тот, кто говорит неправду, не принадлежит к реальному миру и поэтому не знает правильные слова. А значит - морок и есть. Так что, когда будешь говорить с ними, имей в виду: никакой, даже самой крошечной лжи и лицемерия! Тоже, между прочим, дар Леса, только иного, подземного. Подземники между собой не разговаривают, только с «человеками», а сами общаются чем-то вроде телепатии. И чуйка их, клык на холодец, той же природы - мысли угадывают. Этот-то ещё ничего, он из самых первых, которые от речи не совсем отвыкли. Тех, что, родились под землёй, вообще понять невозможно - привыкли обмениваться мыслеобразами, а говорить не научились.
        - Мыслеобразами? - удивился Егор. - Занятное понятие…
        - Это Яша Шапиро ввёл, твой шеф. Хорошее слово, ёмкое.
        - Ты, вроде, говорил, у аватарок тоже способности к телепатии?
        - Вот именно - «тоже». Хотя и не такие сильные. Подземники и аватарки вообще во многом похожи - не внешне, разумеется. И те, ни другие не считают себя людьми. И правильно, между прочим: никого Лес не изменил сильнее.
        Егерь пошарил в рюкзаке и извлёк кукри.
        - На-ка вот, наколи ещё лучинок. Не сидеть же в темноте, пока они там плавают… А твой нож, уж извини, придётся отдать. Кукри мне дорог как память, тридцать лет с ним не расстаюсь.
        V
        Новая лодка была такая же плоская, как и первая, но заметно шире. Подземник - на этот раз он приплыл в одиночку - уложил пассажиров на дно, пристроил между ними рюкзаки. На недовольный вопрос Егора - «может, мы всё-таки сядем?» - объяснил, что «человеки» не умеют видеть в темноте, а фонари включать нельзя, тогда уже он ничего не увидит. К тому же, «человеки» тяжёлые и могут опрокинуть лодку.
        Пришлось соглашаться. Всю дорогу Егор рассматривал светящуюся плесень на потолке тоннеля, или приподнимался, несмотря на возражения лодочника, на локте и пытался вглядываться в чернильную тьму - без особого, впрочем, результата. Разговор не клеился; подземник пару раз начинал неразборчиво мурлыкать себе под нос какую-то бесконечную песню - судя по унылой мелодии, повествующей о тяготах подземной жизни. Когда он завёл свою шарманку в третий раз, из мрака раздался многоголосый писк и плеск, и в слабом свете очередного пятна плесени они увидели крыс - сотни, тысячи серых тварей сплошным потоком плыли навстречу лодке. Грызуны выскакивали из воды на выступы в стенах тоннеля, забирались на борта, прошмыгивали по людям и снова прыгали в воду, чтобы плыть - изо всех сил, подальше от неведомой опасности. Егор, почувствовав на себе их коготки, подскочил от отвращения и чуть не ударился о низко нависшее бетонное ребро. - Что это они, а? Опять плотоядный гнус?
        Он не забыл хвостатые трупики в тоннеле, обглоданные хищной тучей.
        - Откуда ему тут взяться? - егерь был озадачен ничуть не меньше. - На крыс иногда, того, находит. А может, что-то типа инфразвука, такое случается при смещении пластов грунта?
        - Рот. - подал голос подземник. Он деловито орудовал веслом, сбрасывая самых наглых грызунов с лодки. - Что? - удивился Бич.
        - Рот. Живет здесь. Свистит неслышно, крысы падают, он ест. Прямо живыми. У человеков есть фонарь? Егор кивнул. - Скажу - делайте свет вперед.
        - Что-то многовато развелось в этих краях свистунов. - скривился Бич - Мало нам Зверя - теперь ещё и Рот какой-то. Вот бы кем сетуньцам заняться, а не паучков гонять…
        - Рты недавно. - непонятно отозвался подземник. - Народ думает, с Большого Болота.
        Егор поднял голову над краем лодки. Крыс стало заметно меньше.
        - А для нас он опасен?
        - Если вдруг.
        Писк за бортом утих - волна грызунов схлынула. Лодка медленно двинулась вперёд. Подземник опускал весло в воду осторожно, без единого плеска. Внезапно по барабанным перепонкам стегнул знакомый беззвучный свист.
        - Твою мать! - взвыл егерь. - Студент, хватай штуцер, я подсвечу…
        - Свет, человеки! - пискнул подземник. Он зажал глаза ладонями и скорчился, уткнувшись лицом в колени.
        Егерь приподнялся и зажужжал фонариком. Жёлтый луч вырвал из мрака заросшие плесенью рёбра тюбингов, ржавые скобы, головки болтов и крюки с остатками проводки. И - тощую скособоченную фигуру, замершую по пояс в воде посредине тоннеля. Серая, плотная кожа, лишённая растительных покровов, длинные руки с узловатыми, словно сведёнными судорогой пальцами. Но самым жутким в этом видении была голова - лысый шар, с огромной круглой воронкой вместо лица. По краям воронки скалился ряд острейших зубов, внутри что-то мерзко шевелилось.
        - Вали его, чего ждёшь?!
        Но стрелять было уже не в кого. Существо извернулось и отпрыгнуло спиной назад, прочь из конуса света, сигануло на стену, и побежало по ней на четвереньках, стремительно, по-паучьи перебирая тонкими конечностями.
        - Ох ты ж, японский городовой… - голос егеря явственно дрожал. - Теперь ясно, почему его так назвали!
        - Рот не вернётся. - сообщил, как ни в чём ни бывало, подземник. - Глаз нет, света очень не любит. Уйдёт, потом долго-долго не будет. И пусть человеки уберут фонарь. Сломаю лодку об стену - кому хорошо?
        VI
        Это было невыразимое наслаждение - скинуть пропотевшую рубашку, стащить осточертевшие заскорузлые от грязи штаны, берцы, и купаться в солнечных лучах, пробивающихся в сплетениях ветвей.
        - Не поверишь, я уже отвык от того, что Лес может быть таким… радостным. С тех пор, как мы вышли с ВДНХ, вокруг то ёлки бесконечные, то Мёртвый Лес, то вообще грибочерви!
        - Чем тебе грибочерви-то не угодили? - удивился Бич. - По мне, так хорошо пошли. А что один на тебя набросился - так чего ж ты хотел? Умял полкотелка его сородичей, вот он и получай ответку!
        Расслабившись после бегства Рта, путники прозевали гнездо, прилепившееся на стенке тоннеля - и едва не поплатились. Грибочервь, прыгнул на Егора, целя в лицо. Выручил подземник - он хладнокровно подставил лопасть весла, словно бэттер, исполняющий классический бант[12 - Бант - приём в бейсболе, когда отбивающий (битер) не бьёт по мячу, а подставляет под него биту.].
        - Кстати, грибочерви мне выпали в «Определителе» - припомнил Егор. - Это альбом, по которому гадают микологи - кто какого зверя встретит?
        - Любимое Яшино занятие. - ухмыльнулся Бич. - Придёт новый человек в лабораторию, а он ему как бы невзначай «Определитель» иподсовывает. Особливо девицам - выбирает тварей пострашнее и потчует байками.
        - А ты-то сам пробовал гадать? Что выпало?
        Егерь снисходительно улыбнулся.
        - Я, Студент, всех тварей из этого альбома вживую видел, мне и гадать незачем. Так, листал пару раз… Говоришь, тебе достался грибочервь? Надо бы не забыть рассказать Яше. Пусть порадуется - в кои-то веки сработало его гадание.
        Атаковавшая Егора особь была заметно крупнее тех, что попали давеча на угли - мощное кольчатое тело толщиной в руку, венчик щупалец по вокруг зубастой пасти. Грибочерви обитали в мясистых грибницах-наростах - и «выстреливали» собой на несколько шагов, стоило кому-то неосторожному приблизиться к гнезду. Щупальца крепко охватывали жертву, а мелкие зубчики впивались в плоть, выгрызая кусок размером с кулак.
        - Я вот что хотел спросить: неужели Рот тоже когда-то был человеком?
        Егерь покачал головой.
        - Вряд ли. Помнишь, подземник говорил, что они пришли с Болота? Там есть похожие твари, только меньше раза в два и коренастые такие… Похожи скорее не на человека, а на огромную жабу, только вставшую на задние лапы. Жители Болота называют их жабниками.
        - А ультразвуком тоже бьют?
        - Точно не знаю, мне их видеть не доводилось. Может, и у них есть похожий механизм, не для охоты, так для ориентации, они же безглазые. Лес - он ведь не только людей меняет.
        С желтоглазым лодочником они расстались в тоннеле на подходах к станции метро «Окружная». Последние три сотни метров вода поднялась так, что борта лодки то и дело задевали бетонные рёбра потолка. Подземник вышел из положения с гениальной простотой: он вылез из плоскодонки и поплыл, толкая её перед собой. И остановился, уткнувшись в перегородивший тоннель глиняный плывун. Вверху, в бетоне, зиял провал, проделанный древесными корнями, в точности такой как тот, через который путники проникли на станцию «Лианозово». Здесь они и распрощались, вручив подземнику обещанную плату.
        - Человеки правильные. - сказал тот, протягивая в ответ двухлитровую стеклянную бутыль и свёрток, от которого исходил запах копчёностей. - Хороший нож дали, приправы дали, не стали стрелять. Скажу, пусть Народ знает.
        - Как тебя зовут-то, уважаемый? - спросил Бич, принимая подарок. - А то как-то не по-людски: ты нам помог, а мы даже не знаем, как к тебе обращаться. Я вот, к примеру, Бич. Напарник мой - Студент. А тебя как величать?
        - Нет имя. - отозвался после долгой паузы лодочник. - Имя у человеков, а мы - Народ. Когда человеки говорят со мной, они говорят с Народом. Зачем имя?
        От огромного тополя, по корням которого путники выбрались наверх, до станции МЦК было метров двести по звериной тропе. Они забрались на платформу, осмотрелись, сняли рюкзаки и улеглись на мягкую перину изо мха. Вокруг - сущая благодать: вкустах жизнерадостно заливается птичья мелочь, жужжат шмели, мельтешат яркими крыльями бабочки, и даже появившаяся из чащи рысь, оказалась не баюном-саблезубом, а обыкновенной таёжной кисой, с кисточками на ушах и настороженным взглядом жёлтых глаз. Постояла, поорала издали на чужаков, вторгшихся в её охотничьи угодья, и отправилась по своим, рысьим делам.
        - Ждать будем, или вызовешь белку? - осведомился Егор, блаженно вытягиваясь во весь рост.
        - Подождём. Не хочу оповещать весь Лес о том, где мы.
        - А если Яську? Она трепаться не будет, особенно, если ты попросишь.
        Бич решительно помотал головой.
        - Нет, Яську не стоит. Пока доберётся сюда с Воробьёвых - пройдёт часа два-три. За это время, клык на холодец, кто-нибудь, да появится - МЦК линия оживлённая. К тому же, не хочу дёргать её по пустякам. Мы вот водички разогреем, чайку сообразим. Хавчик есть, бутылку откупорим. Из чего, интересно знать, они бодяжат своё бухло - из плесени?
        Длинный прерывистый гудок прервал его рассуждения. Путники вскочили на ноги - из-за деревьев, куда убегали блестящие нитки рельсов, поднимался столб густого чёрного дыма.
        - Это же Лёха-Кочегар! - расплылся в улыбке егерь. - Дымит, бродяга, уголь у него паршивый. Вот свезло, так свезло!
        VII
        Платформа заливалась на стыках стэповой чечёткой - «та-да-дак - та-да-дак - та-да-дак». Уплывали назад покосившиеся опоры контактной сети, поросшие сверху донизу мхом. Кое-где седые бороды проволочного вьюна свешивались с проводов до земли и, когда локомотив проезжал мимо, колыхались, подобно театральному занавесу. По сторонам от путей, вместо непроницаемой зелёной стены, мелькали редко разбросанные деревья. За ними - заброшенные индустриальные здания, заборы из покосившихся бетонных плит, все в бледных, облезших за три десятилетия граффити.
        - Между Ленинградкой и Октябрьской веткой Лес жиденький, несерьёзный. - рассказывал Лёха-Кочегар. - Деревьев, таких, чтобы в десять этажей, считай, и нет вовсе. Зато дома почти все целы: кварталы от МЦК и до Большой Академической, стоят нетронутые. Только туда редко кто суётся: во-первых, незачем, а во-вторых, там сплошь ковёр из лишайника. Толстенный, метра два, дома им заросли аж до пятого этажа. Идти по нему невозможно - проваливаешься по пояс, а до твёрдой земли не достать. Только и остаётся, что на брюхе ползать!
        Это ещё что… - егерь сплюнул за борт платформы. - Внутри Садового вообще всё таким ковром затянуто. Переулки, которые поуже, вроде Столешникова или Камергерского, заполнены по самые крыши. А дома под всем этим безобразием целы, только воды много, лишайник её впитывает, что твоя губка. И вот что интересно: ни за пределами Садового, ни в Замоскворечье такого коврика в помине нет, только здесь вот, да ещё, разве, на Пресне. Белый Дом им укутан сверху донизу, все тридцать этажей.
        На подъезде к Лихоборскому локомотивному депо состав притормозил. Паровоз издал два коротких гудка, ему ответила сиреной дрезина с ДШК на треноге, караулящая стрелку. - К войне готовитесь? - осведомился егерь. Он устроился на мешках с песком и озирался по сторонам. - Интересно, с кем?
        - Тут вот какое дело… - Лёха-Кочегар помедлил. - Пошаливает какая-то сволочь. Вчера под вечер с Савёловского угнали дрезину, а бригаду, всех троих, покрошили из автоматов. Конкретный беспредел… Ну, мы и решили ввести чрезвычайное положение. До выяснения. Два часа назад на север по Савёловской ветке ушёл «Матрос Железняк», думаю, к вечеру будут результаты.

«Матрос Железняк», бронепоезд, составленный из обшитого котельным железом тепловоза и двух вагонов, блиндированных шпалами и стальными балками, считался главной ударной силой путейцев и использовался лишь в экстренных случаях. Три крупнокалиберных пулемёта и спаренная ЗУшка обеспечивали «Железняку» подавляющую огневую мощь в пределах видимости с насыпи. Правда, мало где эта самая «видимость» простиралась дальше нескольких десятков метров - по большей части, Лес подступал к путям вплотную, а то и сплетал над ними ветвистый свод.
        Егор и Бич понимающе переглянулись - они заранее договорились молчать о встрече с наёмниками. «Это нам с тобой ни к чему… - объяснил егерь. - Начнутся расспросы, выяснения - а какой от них прок? Убийцы своё получили, а мы только время зря потеряем. Вот закончим дела, и я сам всё расскажу Кочегару».
        Состав замедлил ход и остановился. Стрелочник с натугой перекинул рычаг, переводя стрелку на боковые пути. Лёха приветственно помахал ему рукой.
        - Надо бы воды долить. И угольку примем, когда ещё здесь окажемся?.. На Лихоборах старые запасы донецкого газового, не то, что у нас, на Трёх Вокзалах. Там бурый подмосковный - дрянь, его, сколько не кидай, настоящего жара не будет. Как-то раз я вообще антрацитом топил, так напрочь запёк колосники, пришлось потом ломом расковыривать.
        На тему сортов угля для своего драгоценного «9П» Кочегар мог рассуждать бесконечно.
        Егор спрыгнул с платформы и прошёлся вдоль путей, разминая ноги. Разрушительная сила Леса обошла депо стороной, и сейчас здесь кипела жизнь - в том виде, от которого он уже успел отвыкнуть. Из мастерских доносился металлический лязг и визг ленточной пилы. То и дело пробегали люди в замасленных спецовках, кто с кувалдой, кто с паровозным разводным ключом, кто с обрезком трубы на плече. В центре большой площадки красовался поворотный круг, окружённый эллингами; из распахнутых ворот высовывались ржавые, в дырах выбитых ветровых стёкол, плоские морды тепловозов. Створка крайнего эллинга окатилась вбок и на рампу поворотного круга выползла, чадя газогенератором, помятая жёлто-красная автомотриса. Взвыла сирена, залязгали приводные механизмы и сооружение медленно, толчками, повернулось по часовой стрелке.
        Шум не остался незамеченным. Из-за берёзовой рощи за крышами эллингов к небу взлетела огромная туча птиц, оглашая окрестности тысячеголосым гоготом, кряканьем, хлопаньем крыльев.
        - Утки - сказал Кочегар. - На Головинских прудах их до дури, можно по две-три штуки брать с одного выстрела. На днях мужики приведут в порядок вагон-рефрижератор, будем делать запасы.
        - Баловство это всё. - лениво отозвался егерь. Он тоже слез с платформы и присоединился к напарнику. - Кому в Лесу нужна мороженая птица? Остановись где угодно, возьми двустволку, отойди на полсотни шагов от насыпи - вот тебе и обед.
        - Вам, егерям, хорошо говорить. - обиделся путеец. - Вы на подножном корме живёте и забот не знаете. А мы люди мастеровые, ружьишком балуемся только по праздникам. Знаешь, сколько здесь вкалывает народу? И все, между прочим, хотят кушать. Саговую крупу и овощи мы возим из Кускова, а птицу могли бы заготавливать прямо здесь. Далеко ходить не надо, пруды - вон они, сразу за мастерскими. Только раньше хранить было негде, а теперь - загнал рефрижератор в тупик и пользуйся. Удобно!
        Бич хмыкнул, демонстрируя свой скепсис.
        - Кстати, ты почему ехал с нами на платформе? Кого в будке оставил, помощника? Так он, вроде, совсем зелёный?
        - Не… - Кочегар ухмыльнулся. - Там мой дружбан со своим напарником. Они тоже паровоз восстанавливают, и не маневровый, а самую настоящую «овечку» - стояла, понимаешь, вместо памятника на Сортировочной. Легенда! Попросились вот проехаться за паровозную бригаду, опыта поднабраться. А я что, я не против, прокачусь в кои-то веки пассажиром, проветрюсь…
        В депо пришлось задержаться. Сначала принимали на паровоз уголь и воду, потом Кочегар ушёл искать приятеля из слесарной мастерской и пропал на два с половиной часа. Вернулся, распространяя сильный запах спиртного, и сразу устроил скандал, обвиняя в скаредности смазчика, якобы пожалевшего пальмового масла для вагонных букс.
        Уже устраиваясь на платформе перед отправлением, Бич вспомнил об оскудевшем арсенале.
        - Слушай, Кочегар, у тебя не найдётся завалящего ствола? Студент свой в болоте утопил и ходит безоружным, непорядок.
        Путеец поскрёб затылок, чёрной от угольной пыли и смазки пятернёй.
        - У меня на паровозе кроме пулемёта, только помпа помощника. Хотя нет, постой - есть один девайс, сейчас принесу…
        Он залез в будку и тотчас вынырнул наружу, держа в руках пояс с большой жёлтой кобурой.
        - Вот, знай мою доброту! «Таурус - Магнум», бразильский, сорок четвёртый калибр. Выменял по случаю у челноков, вожу с собой. Ни разу ещё не пригодился…
        Егерь повертел в руках длинный никелированный револьвер.
        - Ничего так волына. Маслята есть?
        - Полный барабан и двадцать штук россыпью.
        - И на том спасибо. За мной не заржавеет, клык на холодец!
        - Да брось, Бич, будто мы с тобой первый день знакомы! Было бы чем считаться - железяками!
        Егерь коротко, словно только того и ожидал, кивнул и протянул револьвер Егору.
        - Вот, держи, Студент, пользуйся. И имей в виду - отдача у него зверская, так что береги запястья.
        Пока разводили пары, пока состав вытягивался за стрелку, прошло не меньше получаса. Увеличение огневой мощи группы решено было обмыть. Поляну накрыли прямо на платформе, на дощатом настиле, на развёрнутых брезентовых чехлах. Под закуску - закупленный в депо саговый лаваш, десяток помидоров, банка солёных огурцов, и гвоздь программы, копчёные мясные пиявки - легко пошла крепчайшая настойка с неизменным запахом сушёных грибов, прощальный подарок лодочника.
        После первого же глотка Егора потянуло в сон - сказывались сутки, полные треволнений. Он закутался в спальник и стал слушать, как Бич с Кочегаром, хватив по два стакана грибовухи, надсадно перекрикивают друг друга:
        Наш паровоз, вперёд лети!
        Мы едем без билета.
        Другого нет у нас пути,
        И денег тоже нету!
        Неторопливо наползали прозрачные сентябрьские сумерки. В прорехах живого тоннеля, тянущегося без перерыва от самого Коптевского путепровода, замелькали первые звёзды. Егор неотвратимо проваливался в дрёму, убаюканный неспешным перестуком - «та-да-дак… - та-да-дак… - та-да-дак…». И уже сквозь первый, самый сладкий, сон он услышал другую песенку - неофициальный гимн путейцев Московского Леса, исполняемый сиплыми от обжигающего пойла голосами:

…Скатертью, скатертью дальний путь стелется
        И упирается прямо в небосклон.
        Каждому, каждому в лучшее верится,
        Катится, катится голубой вагон!
        VIII
        Паровоз загудел на прощание, попятился, лязгнув сцепками, и двинулся назад, в сторону Ленинградского шоссе.
        - И куда нам теперь? - спросил Егор. В завесе проволочного вьюна, оплетающем кустарники, здесь зияла прореха, и по ней вглубь Стрешневского парка уходила тропа. Не видно было ни зги, и Егор подолгу нащупывал, куда поставить ногу - чтобы не скатиться с гравийной насыпи кубарем.
        - Тут прямо и остановимся - откликнулся Бич. - Шагах в двадцати от насыпи есть удобное место. Разведём огонь, Нгуен наверняка слышал гудок, будет с минуты на минуту.
        - Кто-кто?
        - Один хороший человек. Егерь и лучший проводник по этим местам.
        Егор не ответил. Его чем дальше, тем сильнее раздражала манера напарника изъясняться загадками. Но тот и сам заметил свою неловкость.
        - Да ты не дуйся, как мышь на крупу, сейчас всё объясню. Я поначалу собирался выйти к Щукино со стороны Сокола. Думал - заночуем в Петровской Обители у друидов, а оттуда двинем по Ленинградке, не торопясь, а оно вон как обернулось. Придётся пробираться от лесопарка, а это, скажу я тебе, паршиво до крайности.
        Егерь зажужжал фонариком. Луч обежал небольшую лощинку, образованную корнями двух гигантских клёнов. Посреди лощинки имелось кострище, аккуратно сложенное из битых кирпичей.
        - Пришли. - Он принялся стаскивать «Ермак». - Так я о чём? Сейчас между нами и Курчатовским Центром - упырятник. Слыхал о таком? - Бывший Институт переливания Крови? Да, мне говорили.
        - Говорили ему… Не вдаваясь в детали - место это нехорошее, жуткое, и приближаться к нему категорически не рекомендуется. А значит, придётся идти в обход, через Щукинскую Чересполосицу. И Нгуен знает её, как никто другой.
        - Нгуен… он что, вьетнамец? - Да. Парень серьёзный, в Лесу как дома, и боец, каких поискать. Семейные традиции - его отец воевал ещё у Хо-Ши-Мина.
        - Ты всё напутал, Бич. Не отец, а дед, и воевал он у товарища Зиапа[13 - Во Нгуен Зиап - вьетнамский политик и генерал, командовал войсками Вьетминя в Индокитайской войне с французами 1946 -1954гг.]. Мне дали имя в честь этого великого человека.
        Егор вздрогнул. Из темноты возник маленький тощий человечек в мешковатой чёрной куртке и широкой конической шляпе из соломы. В правой руке гость нёс охотничий карабин «Тигр».
        - Вы говорите так громко, что слышно за две сотни тхыок - по-вашему, около ста метров. Это очень неосторожно.
        - Да ладно тебе, Нгуен, откуда здесь взяться кому-нибудь кроме твоих земляков? Признайся, наверняка ведь, давно за нами наблюдаешь?
        Вьетнамец, ни слова ни говоря, опустился на корточки. Так он и сидел, не шевелясь, не произнеся ни слова, пока Егор с Бичом разжигали костёр, раскладывали на траве остатки давешней закуски и бегали за водой к роднику.
        Улучив момент, егерь шепнул:
        - Слушай ушами, Студент… Сейчас накатим по чуть-чуть, и попробуй Нгуена разговорить. Так-то он слова лишнего не скажет, но к выпивке нестоек, как и многие его земляки. Увидишь, что рожа раскраснелась - и вперёд. Если повезёт, узнаешь массу интересного.
        Егор недоумённо нахмурился.
        - А ты что ж? Сам бы и спросил!
        - Не… я его на этот трюк уже ловил. Нгуен малый мнительный, осторожный, другой раз не купится. А с тобой может и пооткровенничать.
        - И о чём его спрашивать?
        - О Токийском Болоте. Ты только намекни, а там его не остановишь. Серьёзно, Студент, больше ты такого ни от кого не услышишь, клык на холодец! Помнишь, сколько Пиндос всего порассказал?
        - О Нью-Йорке?
        - Да. А Нгуен жил в Токио - это такая дыра, что Нью-Йорк раем покажется. Так что не теряйся, лови момент!
        Костёр постреливал угольками. Стрелки «Командирских» часов показывали одиннадцать вечера. Бич давно посапывал, пристроившись на охапке тростника, а Егор сидел на бревне и ковырялся веткой в затухающих угольях. Сна не осталось ни в одном глазу, не помогла даже грибовуха - сказывались полчаса, «добранные» на поезде. Оставалось слушать вьетнамца, изредка прерывая его вопросами. Нгуен говорил по-русски правильно, почти без акцента, и лишь иногда, поддавшись эмоциям, срывался на высокие, гортанные вокабулы.

«Нет, в Лесу не очень давно, всего пять лет. Откуда вьетнамцы? Здесь, неподалёку, раньше было вьетнамское общежитие, там обитали торговцы с вещевого рынка. Когда люди ринулись прочь из Москвы, они остались - почему-то эЛ-А их пощадила. Не всех, конечно, но многих. Так с тех пор и живут: построили на Иваньковских прудах деревню, охотятся, ловят рыбу, выращивают саговые пальмы. Нет, рис не растёт, но саго тоже ничего, из него получается вкусная лапша для супа фо.
        Да, нравится - сытно, спокойно, люди вокруг добрые, не то, что в Токио. Что? Сначала там тоже был Лес, но потом его захлестнуло гигантское цунами. Деревьев почти не осталось - сплошь болото, мангры, громадные, непроходимые, и в них застряли корабли, супертанкеры, контейнеровозы. Даже американский авианосец забросило, так и стоит на отмели.
        Дома тоже смыло, да. Торчат кое-где небоскрёбы, обглоданные, как рыбьи скелеты, все заросшие мхом и лианами. Болото булькает, клекочет, испускает ядовитые миазмы, в иные районы без противогаза не сунешься - верная смерть.
        Японцы? Нет, они бежали из города - все, даже те, у кого был иммунитет к эЛ-А. Оставшиеся, сотни три-четыре, живут на нижних этажах небоскрёба Докомо Ёги в районе Сибуя и никого к себе не пускают. Кто? Тайцы, филиппинцы, вьетнамцы, камбоджийцы, даже баджао, морские цыгане - собрались в Токио со всей Юго-Восточной Азии. Да, тоже. Дома были неприятности - перешёл дорогу местному филиалу „Змеи“[14 - Название вьетнамской мафии.]. В отместку их люди сожгли дом, угрожали смертью, вот и пришлось пуститься в бега…
        Где живут? Кто как привык: всвайных домиках, на брошенных кораблях, на островках, даже на лодках. Говорят, больше ста тысяч. Территория-то огромная - манграми, кроме самого мегаполиса, зарос весь Токийский залив.
        Нет, назад не тянет. Очень опасно, много ядовитых змей и чудовищ, как в фильмах про динозавров, только другие. Конечно, видел - огромные, как киты, с тюленьими плавниками и зубастой головой на длинной шее. Есть и другие, с гребнем на спине, четвероногие. Те едят траву, но могут сослепу или в ярости растоптать дом или лодку.
        Откуда берутся? Никто толком не знает, даже учёные палеонтологи. Чудовища стали массово появляться на после цунами, когда япоцнцы стали использовать Токийское Болото, как свалку. Очень просто - переоборудовали несколько старых танкеров, загоняют их в залив, туда, где нет мангров, и вываливают груз - десятки тысяч тонн пластиковых отходов - прямо в воду. Плесень с ними довольно быстро расправляется, а на продуктах разложения зарождается всякая мерзость. Ходили слухи, ЮНЕСКО пыталось протестовать, но когда это японцы их слушали? До сих пор мусор вываливают, уже половина Токийского залива - сплошь бульон из плесени, и никто не знает, что оттуда однажды повылазит…
        Да, про Зверя из Лианозова слышал, как и любой егерь. В Токио тоже есть такой. Японцы его называют „кайдзю“, и никто не знает, как он выглядит. Болтают только про зелёное свечение и неслышный смертоносный визг. А вот убитых им людей видел сам: тела не разорваны, а будто разбрызганы.
        Нет, люди гораздо хуже Зверя. Много бандитов, житья от них нет… Общины воюют между собой, никого не щадят - ни женщин, ни детей, ни стариков. Да европейцы тоже есть, палеонтологи из Московского Университета. Устроили в Токио биостанцию, изучают… Они-то и помогли перебраться сюда - в благодарность за спасение их коллег от банды грабителей-мяо.
        Как добрался? Посадили на самолёт в Россию. Было очень худо - тоска, хотелось умереть, и сильно болела голова. Учёные дали порошки, кое-как дотерпел, а в Лесу сразу стало хорошо.
        Чересполосица? Водит, конечно, но не часто. Травников, охотников, даже друидов. Зачем? Ищут растения и зверей, которых нет больше нигде, очень ценных. Да, опасно, случается и гибнут…»
        Егерь завозился, зевнул и сел.
        - Всё разговоры разговариваете? Смотрите, завтра вставать ни свет ни заря!
        Нгуен встряхнулся, помотал головой и сердито уставился на егеря.
        - Бич? Опять ты меня напоил, нга нго!
        - Ты кого тупым русским назвал, а? А кто тебя по Лесу ходить учил?
        - Вьетнамца не надо учить ходить по джунглям! - в голосе Нгуена прорезалось высокомерие. - Мы это умели ещё пятьдесят… нет, пятьсот лет назад!
        - Здесь тебе не джунгли, чёртов гук[15 - прозвище азиатов в американском военном жаргоне.]! Забыл, как от синих муравьёв по торговому центру на Соколе бегал? А когда мы хищные корневища раскапывали - кто в яму свалился и обгадился там с перепугу? А кто тебя из той ямы вытащил - может, товарищ Зиап?
        Нгуен сник. Похоже, Бич угодил в больное место.
        - Ладно, брат, не обижайся. - сжалился егерь. - Я - могила, ты же знаешь, да и Студент у нас не из болтливых. И вообще - давайте-ка укладываться, завтра трогаемся чуть свет. Студент, ты караулишь первым.
        Егор недовольно пожал плечами, но спорить не стал. В конце концов, егерь во всех смыслах за старшего. А значит - в полном своём праве.
        День одиннадцатый

25 сентября 2054г., суббота
        I
        Бич продрал глаза лишь с пятого раза, когда напарник, не удовлетворившись очередным «Ты иди, я сейчас…» бесцеремонно вжикнул молнией спальника.
        - Можно хоть раз в жизни по-человечески выспаться, а? Взял, блин, манеру - ходит, будит…
        Физиономия у него была помятая, опухшая. Неудивительно, подумал Егор, после такой-то порции грибовухи! Сам он ограничился четвертью стакана перед сном - ночь выдалась студёной, а поддерживать огонь он не стал, дав углям тихо умереть естественной смертью. - Когда это я тебя будил? Каждый раз первым вскакиваешь! - А вчера, на дрезине? - Враньё! Сам меня растолкал! - А ты предпочёл бы проснуться в желудке Зверя?
        Бич, продолжая недовольно бурчать, вылез из спального мешка, сел и замер, прислушиваясь к организму. Физиономия его озарилась счастливой улыбкой.
        - Что ни говори, а Лес - благословенное место! В полтинник с хвостиком уговорить литр самогонки на троих - а наутро ни в одном глазу, и голова не болит! Да ради одного этого стоит сюда переселиться хоть с Гавайев, хоть с Лазурного берега, это я вам по своему опыту говорю…
        При этих словах Егор удивлённо посмотрел на Бича. Тот не заметил его реакции - поскрёб ногтями трёхдневную щетину (на щеке глубоко отпечаталась пряжка «Ермака», заменявшего егерю подушку) и нашарил в кармашке зеркальце.
        - Ох, и рожа у тебя Шарапов… Студент, ты чай уже заварил? Мне бы кипятка полкружечки…. оу-у-уй!
        - Что, охотник, утро добрым не бывает?
        Егор задрал голову. Над ними удобно устроившись на толстой ветке, сидела Яська. Белка беззаботно качала ножкой в остроносом тапке, пышный рыжий хвост свешивался на добрых полметра - обидным напоминанием о проигранном в очередной раз пари.
        - Она уже пять минут там сидит. - сообщил Нгуен. - Спустилась по стволу и ждала, пока ты проснёшься. Хорошо, спустилась, тихо, всего два раза ветками хрустнула.
        Белка фыркнула и недовольно покосилась на вьетнамца.
        - Ага! - обрадовался егерь - Вот ты и спалилась!
        - Я не с ним спорила. - огрызнулась девчонка. - Так что ты, дорогой, снова в пролёте.
        - Ничего, ещё не вечер. - буркнул егерь, потирая макушку, куда угодил метко брошенный орех. - Будет и на нашей улице праздник.
        Белка состроила язвительную гримаску.
        - Прости, что помешала вашему утреннему туалету. Все вы, мужики, одинаковы - с утра только о вчерашней пьянке!
        - Можно подумать, ваши аватарки не пьют!
        - Ни капли. - посерьёзнела белка. - Вот ни капелюшечки! С этим строго, за пьянство у нас изгоняют. В первый раз на полгода, а если попадешься снова, то насовсем.
        Она одним прыжком оказалась на земле и стащила со спины плоский, чуть больше офицерского планшета, рюкзачок. На верхнем клапане Егор заметил латунный знак - два перекрещенных почтовых рожка.
        - Мой подарок. - шепнул егерь. - Кокарда царских почтальонов, добыл в одном музее. Видел бы ты, как она радовалась! «Теперь, говорит, я настоящая почтовая белка, девчонки обзавидуются…»
        Яська извлекла из рюкзачка конверт.
        - Тебе, кажется?
        Егор надорвал плотную коричневую бумагу, пробежал глазами несколько строк и полез за записной книжкой. Разложил листки перед собой и стал чиркать огрызком карандаша. Бич внимательно следил за его манипуляциями.
        - Это у тебя что, ключ к шифру? А если бы бандюки отобрали? Ты чем думал, когда брал записи с собой?
        - Так ведь не отобрали… - отмахнулся Егор. - А ключом никто кроме меня воспользоваться не сможет, даже не поймёт, что это такое.
        - Больно умный… ладно, что там Шапиро прислал?
        - Не подгоняй, а? Вон, кипятка в котелке набери, побрейся, что ли. Это тебе не до ветру сходить, тут сосредоточиться надо.
        С расшифровкой он провозился не меньше четверти часа. Напарник успел побриться, заново вскипятить котелок и даже запустить туда заварку.
        - Ну вот, теперь мы точно знаем, где искать. Лаборатория профессора Новогородцева в подвале второго корпуса. Но нам туда не надо - кабинет, где стоит сейф с документами, находится на втором этаже. Вот, запомни, мало ли что…
        И протянул полоску бумаги с цифрами.
        - Код к сейфовому замку? А сработает? Электроника давным-давно скисла.
        - Наверное, замок механический.
        - Хорошо, коли так. Ладно, Студент, позавтракаем - и вперёд. Я-то думал, полдня тут просидим…
        - А вчера говорил - выйдем с утра, пораньше!
        - Личный состав надо держать в тонусе. - наставительно изрёк егерь. - Я бы тебе ещё устроил парко-хозяйственный день: стираться, подворотнички пришивать, оружие чистить…
        - Кого-нибудь тут интересуют новости? - Яська говорила нарочито равнодушно. - Я, между прочим, битых два дня по всему Лесу скакала с твоими дурацкими поручениями!
        - Ах да, прости… - егерь скатал бумажку и швырнул в огонь. - Я весь внимание.
        - Сын Вахи позавчера утром должен был выйти с Кордона. Если ничего не случится по дороге - к вечеру будет в Филях.
        - Отлично!
        - Двадцать желудей.
        - Запиши на мой счёт, вернёмся - расплачусь.
        - Это кидалово! - возмутилась белка. - Знала бы - нипочём бы не согласилась!
        Бич виновато развёл руками.
        - Клык на холодец, Ясь, это всё, что есть. Нас тут на днях немножко ограбили - вон, Студента спроси, подтвердит!
        - Тебя, пожалуй, ограбишь… Хорошо, подожду, но учти - проценты капают!
        - Кровопийца… ещё что?
        - Была у Кузнеца. Он просил передать: Золотые Леса объявили на тебя охоту. Обращались к сетуньцам, предлагали хорошую плату.
        - Вот, значит, как? - лицо егеря заострилось, сделалось жёстким. - Охотнички, мать их… из-за чего хоть, сказал?
        - А как же! Обвиняют в убийстве четверых их людей на Воробьёвых Горах. Бич, во что ты вляпался, а?
        - Потом расскажу. А что сетуньцы?
        - Тинг постановил: всякого, кто на это подпишется - гнать взашей. Седрик стал спорить, а когда ничего не вышло - психанул и свалил к золотолесцам. С ним ещё несколько человек ушли. Так что в Стане буча, выбирают главу Тинга. Прочат Тура.
        - Кто бы сомневался. И вот что: подожди до завтра где-нибудь поблизости. Ты мне понадобишься.
        - Тогда ещё пятнадцать.
        - А тебе не пора в упырятник? Родня, поди, заждалась - кто их научит кровь сосать из порядочных людей?
        - Это кто тут порядочный, уж не ты ли? - девчонка взъёрошила егерю волосы и увернулась от шлепка по заднице. - Ладно, что с вами делать, подожду бесплатно.
        II
        Они вышли через час после визита белки. Прошли вдоль железнодорожной насыпи, миновали малинник, поглотивший кварталы возле метро «Щукинская» иедва не столкнулись нос к носу с огромным бурым медведем. Зверь лакомился крупными, ярко-красными ягодами; увидав людей, он вытянул косматую башку, шумно втянул воздух и издал глухой рёв. Послание было предельно ясным: «идёте своей дорогой - и идите, а я тут обедаю…» Нгуен на ходу коротко поклонился медведю, сложив ладони в молитвенном жесте.
        Бич поддал напарника локтем:
        - Вьетнамцы уверены, что медведь - самый главный зверь в Лесу, главнее даже тигров, они тут тоже водятся, возле водохранилища. Говорят: «Медведь - хозяин России, а с хозяевами надо быть почтительным». Даже оставляют для них подарки - мёд в сотах, сахарные головы… Зуб даю, этому Топтыгину все здешние вьетнамцы знакомы и лично симпатичны.
        Миновав разрушенный павильон станции метро, Нгуен остановился и заговорил - негромко, монотонно, без выражения.
        - Отсюда начинается Чересполосица. Идёте за мной, след в след. Останавливаюсь - замираете. Помните, Разрывы нельзя увидеть. - Разрывы? - Егору вспомнился рассказ Лины. - А что это такое, хотя бы в двух словах?
        Нгуен вопросительно глянул на Бича. Тот развёл руками, прося прощения за неуместное любопытство спутника.
        - Ладно, студент, но только в двух. Разрывы - это области искажённого пространства. Никто не знает, что это на самом деле - дыры в иное измерение, местные аномалии или вообще что-то такое, чему и названия-то нет. Представь, к примеру, две точки на местности…
        Он обломил с куста веточку и стал чертить ею на мху.
        - …на глаз или по карте между ними шагов двадцать. Но если пойти - то окажутся все двести. Или две тысячи. Попасть в Разрыв плёвое дело: как сказал Нгуен, снаружи его границы не видны. А вот выбраться оттуда мало кому удаётся. Но главная подлость в том, что Разрывы не стоят на месте. То возникают, то исчезают, на карту их наносить бесполезно - никогда не знаешь, где появится новый.
        Вьетнамец кивнул, подтверждая сказанное, и достал из рюкзака пару Г-образных загогулин из медной проволоки, закрученных на концах спиралями. Взял в ладони, поднял перед собой и замер. На лбу у него выступили капельки пота. Загогулины чуть заметно дрогнули и одновременно повернулись. Вьетнамец медленно двинулся туда, куда указывали дрожащие спиральки.
        - За ним, Студент! - прошипел егерь. - Я замыкаю. Если что - садись на корточки и не лезь под выстрел.
        Проводник остановился.
        - Извините, забыл предупредить: будьте готовы к любой неожиданности. Из Разрывов может вылезти что угодно.
        - Ничего, дружище, мы не из пугливых. - егерь похлопал по прикладу штуцера. - Делай своё дело, а я уж присмотрю, чтобы тебе не мешали.
        - Ты не понял. Опасность может возникнуть в двух шагах, из воздуха, но вы всё равно не должны сходить с места. Если отскочить в сторону - можно угодить в другой Разрыв. Вот, смотрите…
        Он поднял с земли обломанный сук и бросил в сторону от тропы. Сук пролетел несколько метров и пропал - прямо в воздухе, беззвучно, словно в комбинированной съёмке.
        - Граница Разрыва. Представьте, что на месте этой палки - вы.
        И пошёл дальше - медленно, нащупывая носком ботинка дорогу, словно ступал по тонкому люду.
        - Всё понял? - егерь подмигнул напарнику. - Мы на войне, Студент! Как в песне поётся: «Дорогой длинною, по полю минному…»
        - Пожалуйста, тише… - не оборачиваясь, попросил Нгуен. - Вы меня сбиваете. И помните: что бы ни случилось, ни шагу с тропы!
        Грохот обрушился на них вместе с дождём падающих сучьев. Невообразимая тварь - бесформенный кожистый мешок на пучке тонких, суставчатых конечностей в три этажа высотой - протискивалась сквозь кроны, ломала мелкие деревца, пропахивала глубокие борозды в покрывалах мха. Ноги-ходули то появлялись из-за невидимой границы на всю длину, то пропадали, словно обрезанные ножом. Вместе с ними исчезали на той стороне вывороченные с корнями кусты орешника.
        - Стой, ни шагу! - завопил Нгуен, но Егор его не слышал. Он пятился на негнущихся ногах, пока не нащупал лопатками бугристый ствол. «Таурус» плясал в ладони, палец никак не попадал в спусковую скобу.
        Т-дах!
        От тяжкого грохота заложило уши. Отдача «нитроэкспресса» мотнула Бича так, что он едва устоял на отставленной назад ноге. Мешок дёрнулся от удара шестидесятипятиграммовой бронзовой пули, способной опрокинуть бегущего носорога. Раздался долгий всхлип, существо завалилось вбок, взмахнув ходулями. Нгуен едва успел пригнуться - узловатая конечность пронеслась над самой головой. Егерь выматерился, вскинул штуцер и с дистанции в десяток шагов всадил в середину мешка пулю из второго ствола.
        Повисла гнетущая тишина. Егор обливался ледяным потом. В уши назойливо лезла прерывистая костяная дробь. Секундой позже он сообразил, что это стучат его зубы.
        Егерь клацнул запорным рычагом.
        - Экая погань! - он гулко дунул в стволы. - И много тут таких?
        Нгуен покачал головой.
        - Я вижу в первый раз. Брат встречал - дальше, возле площади Жданова, только тот был раза в два меньше. Но ты зря стрелял, ходульник нам не угрожал, прошёл бы мимо.
        - А мне почём знать? - Егерь извлёк из нагрудного кармана огромный жёлтый патрон и засунул в правый ствол. - Чёрт, всего один остался, остальные к винтовочному… Сам же предупреждал - что угодно может повылазить!
        Вьетнамец подумал и кивнул.
        - Да, прошу прощения, я был неправ. А вот твоему другу очень повезло.
        Он подобрал обломанную ветку и, широко размахнувшись, бросил, целя левее Егора. Ветка исчезла, не пролетев и трёх шагов - бесследно, как и давешний сук.
        - Чуть-чуть бы в сторону…
        - Н-да… - егерь защёлкнул стволы и повесил штуцер на шею. - Можно хоть, посмотреть, что за зверя я завалил?
        - Только близко не подходи. - разрешил проводник. - Разрыв совсем свежий, а у них границы, случается, пульсируют.
        - Нет уж, я лучше пешком постою. Кстати, знаете, как истинный джентльмен охотится на слона? Встает напротив, поднимает штуцер, стреляет. Оба падают. Кто первый встает, тот и считается победившим.
        Он с кряхтеньем потёр ушибленное отдачей плечо.
        - А с тебя, Студент, как вернёмся - литр коньяка. Считай - заново родился!
        III
        По обе стороны парковки всё было забито машинами. Проржавевшие насквозь легковушки и микроавтобусы громоздились в беспорядке, налезая одна на другую капотами, уткнувшись бамперами, настежь распахнув дверцы. Казалось, владельцы в спешке отгоняли своих железных коней и бросали на произвол судьбы. Кто-то даже заехал на наклонную плиту в основании монумента - огромной головы из чёрного камня, с широким лбом, нависающими бровями и бородой, подпирающей куб постамента.
        Ни остовы машин, ни памятник, ни фасад здания проходной почти не поросли зеленью - лишь висели кое-где прядки вездесущего проволочного вьюна да пробивались сквозь асфальт тощие деревца. Это напоминало площадку перед входом в Главное здание МГУ: Зелёный Прилив остановился в паре десятков метров от ограды, слегка лизнув растрескавшийся асфальт парковок и подножие памятника тому, чьё имя носила и площадь, и сам Центр.
        Поперёк парковки лежал на боку большой транспортный вертолёт. Пилоты пытались посадить его на площадку, но зацепили винтом за мачту сотовой связи, и огромная машина завалилась, изуродовав несущий винт и сломав хвостовую балку.
        Второй вертолёт, транспортно-ударный, с пилонами боевой подвески на коротких крылышках, примостился напротив многоэтажек, выстроившихся на другой стороне площади. Он стоял, как полагается, на вросших в асфальт стойках шасси. Съеденные коррозией лопасти подломились под тяжестью ползучих лиан, створка бокового люка сдвинута, из темноты бессильно пялился на Лес ржавый пулемётный ствол.
        - Пытались наладить эвакуацию по воздуху. - объяснил егерь. - Помню, по радио в первый же день предупреждали, чтобы никто к площади Курчатова не подходил…
        И кивнул на укутанные мхом коробки восьмиколёсных бронетранспортёров по углам парковки. Стволы башенных КПВТ смотрели в перспективы прилегающих улиц.
        - Но если эвакуация - почему нельзя подходить? Ведь и в соседних домах жили люди, и там, дальше?
        - Здесь был главный ядерный центр страны: вывозили ведущих сотрудников, секретную документацию, и только потом всех остальных. Беженцы пытались прорваться к вертолётам, солдаты открыли огонь по толпе, была куча трупов… Один парень, который был тогда здесь, рассказывал: офицер, командовавший заслоном, дождался отправки последней вертушки и тут же, на глазах у всех, застрелился. Тогда вокруг Москвы творился сплошной бардак: требовалось принять, накормить, разместить больше десяти миллионов человек - и не допустить, чтобы треть из них передохла тут же, в двух шагах от МКАД. Потому, кстати, и не было попыток вторжения в Лес. На него тогда смотрели, как на чёрную дыру, бороться с которой себе дороже, да и незачем - город-то уже не спасти.
        - А потом? - жадно спросил Егор. - Когда всех людей вывезли? Неужели власти просто оставили Лес в покое?
        - А потом забот прибавилось. По всему миру начался чудовищный кризис. Мировая финансовая система накрылась медным тазом вместе с Нью-Йоркской, Шанхайской и Токийской биржами. Сеть несколько лет висела на волоске. Фундаментальную науку вообще перестали финансировать, космос тоже - едва-едва хватало средств поддерживать в порядке хотя бы часть спутниковой группировки. Экономику пришлось вытаскивать из такой задницы, что лучше и не вспоминать. До Леса ни у кого руки не доходили - думали, наверное, что вот-вот всё устаканится, и уж тогда…
        - Но ведь устаканилось же?
        - Да, но сколько времени прошло! Пока в Замкадье решали мировые проблемы, в Лесу потихоньку наладилась своя жизнь, да и Университет заработал, почитай, с первого года - пусть по чуть-чуть, понемногу, но стал давать ценнейшую научную информацию. И кто-то неглупый на самом верху, увидав, что за безобразие вышло из пяти других Лесов, решил не рубить сплеча, а выждать и посмотреть: как пойдёт дело и что в итоге можно выжать из этого ресурса? А ведь выжали, и немало: только медицина и фармакология чего стоят! Недаром в этой области Россия обошла весь остальной мир уж не знаю, на сколько лет.
        Егор не нашёлся, что ответить. До сих пор он говорил на подобные темы только с заведующим лабораторией, да и то, один-единственный раз.
        Были, правда, и другие собеседники - не здесь, не в Лесу. И о том, что он с ними обсуждал, егерю знать пока незачем.
        - Вы уже закончили? - Нгуен терпеливо дожидался, когда Бич завершит свою импровизированную лекцию. - Вам нужно туда.
        И ткнул пальцем в трёхэтажное здание с аркой.
        - Только дойти трудно, вся площадь - один Разрыв. А обойти нельзя, вдоль ограды сплошь мелкие блуждающие Разрывы. Очень опасно, лучше идти напрямик.
        Вьетнамец отложил загогулины, извлёк нож и стал срезать с ближайшего куста длинные прутья.
        - В Разрыв можно попасть с любой стороны. - пояснил он. - А вот выбраться наружу только через один-два небольших, шириной в десяток шагов, прохода. Они не видны, как и границы, но можно заранее определить направление. Я вам его укажу, а дальше - идите и ни в коем случае не сворачивайте. Если сделаете всё правильно - выберетесь из Разрыва на той стороне площади.
        - А прутья зачем?
        - Будете втыкать так, чтобы видеть позади хотя бы два. Если они совмещаются - значит, идёте хорошо, прямо. Разделятся - сбились с курса.
        - Знакомо. - кивнул Бич. - Створовые знаки, проходили мы это…
        - Вот, порвите на ленточки и привяжите к концам прутьев. - Нгуен протянул егерю выцветшую красную тряпку. - Неизвестно, что будет с той стороны - может, сплошные заросли, может, песчаные дюны или болото. Главное - не сворачивать с прямой. Тогда пройдёте.
        Бич сощурился.
        - А ты что же, с нами не пойдёшь?
        - Нет, дальше вы сами. Моё дело - провести в обход Разрывов, а если не получится, то указать верное направление. А в Центре мне делать нечего.
        - Боишься?
        - Да, боюсь. Плохое это место, проклятое, хуже упырятника.
        - Ну, Лес тебе судья. Обратно нам как, снова через площадь?
        - Нет, здесь вы больше не пройдёте. Попробуйте с противоположной стороны, там Разрывы пореже, можно пройти в обход. Помните, как я кидал сучья?
        Егерь кивнул.
        - Наберите какой-нибудь увесистой мелочи - гайки, болты, можно камни. Прежде чем сделать шаг, кидаете гайку. Если полетит прямо…
        - Это можешь пропустить. - разрешил Бич. - Лучше скажи, далеко эти Разрывы тянутся?
        - Как доберётесь до улицы Берзарина - считайте, вышли из Чересполосицы. Ты всё же послушай, это важно…
        - Да знаю я за гайки, не сомневайся. - егерь похлопал вьетнамца по плечу. - Случилось как-то прочитать одну книжицу, так там всё в деталях расписано. Давай, показывай, где тут у вас вход?
        IV
        - Вот где должен быть упырятник. - Егор озирался по сторонам. - В самый раз для вампира, нормальный человек тут и получаса не протянет, свихнётся.
        Мир по ту сторону разрыва был расцвечен всеми оттенками крови, от алой, артериальной, до высохшей, превратившейся в бурую корку. Растительность, пурпурная, ярко-красная, коричневая и фиолетовая с обильными вкраплениями чёрного, вызывала сугубо физиологические ассоциации. Мерно пульсирующие мешки и пузыри, бледно-лиловые то ли стебли, то ли шланги, спазматически сокращающиеся в попытках протолкнуть тёмные комки, мутно просвечивающие сквозь полупрозрачные стенки. Большие лилово-розовые цветы с мясистыми, подозрительно шевелящимися лепестками, широченные листья, оказывающиеся при ближайшем рассмотрении шляпками гигантских грибов, и грибы, кидающиеся врассыпную на тонких ножках при попытке их потрогать.
        Небо над головой было под стать окружающему безумию - чередующиеся фиолетовые, жёлтые и бурые полосы, изгибающиеся, текущие, скручивающиеся в подобия вихревых воронок. Но свет лился не оттуда - казалось, он разлит в окружающем пространстве, болезненный, мучительно-неестественный, от чего мир вокруг был совершенно лишён теней.
        - Разговорчики! - бодро откликнулся егерь. - Видишь лощинку? Она, вроде, ведёт примерно туда, куда нам нужно. Ставь вешку, и пошагали.
        С вешками пришлось повозиться - прутья никак не хотели втыкаться в плотный грунт. Пришлось доставать нож, обстругивать кончик, и лишь тогда удалось кое-как установить спасительные знаки.
        - Вот чёрт, подсуропил Нгуен… - выругался егерь, когда они отошли на два десятка шагов и обернулись, ища взглядом клочки красной ткани. - Всё сплошь красное и бурое, ни шиша не видать! Слышь, Студент, может, пожертвуешь майку на ленточки? Она у тебя какая, белая?
        Идти оказалось довольно легко. В гротескных зарослях не было ни подлеска, ни корней, так и норовящих подставить путникам подножки. По дну лощины змеилась тропа, и егерь то и дело наклонялся, ища следы. Напрасно: грунт был утоптан так, что рубчатые подошвы берцев не оставляли на нём отпечатков.
        - Не знаю уж, где мы находимся, - рассуждал он на ходу, - но точно не в Лесу. Нет у нас такого безобразия, и вообще нигде на всей Земле нет. Говорили же мне умные люди, что Разрывы ведут то ли в другое измерение, то ли вообще хрен знает куда, в далёкую-далёкую галактику…
        - Любопытно взглянуть, что за звёзды будут на небе ночью. - поддакнул Егор. - Очень уж эти полосы похожи на те, что видны на снимках Венеры или, скажем, Юпитера.
        - Типун тебе на язык! - сплюнул егерь. - Да я тут, не то что до ночи, лишней минуты не останусь! Любопытно ему… вот выберемся, и гадай, сколько влезет!
        - Стоп! - егерь вскинул к плечу кулак. - Клык на холодец, не нравится мне это место. Пока не осмотримся, дальше ни ногой.
        Лощину, превратившуюся в глубокий овраг с крутыми стенками, перегораживало большое угольно-чёрное дерево. Оно нависало над тропой, пустив корни в склон. Длинные, изломанные ветви, с которых свешивались клочья бурого мха, упирались в грунт возле самой тропы, словно костыли уродливого великана. Егор пригляделся - под деревом, между корнями желтели кости. Странной формы грудная клетка, четырёхпалые руки и череп. Чуть больше человеческого, с гребнями-выступами на макушке и висках, расколотый страшным ударом сверху.
        - Опять чуйка?
        Егерь помотал головой.
        - С тех пор, как мы вступили в Чересполосицу, она вырубилась - совсем, будто отрезало… Скорее предчувствие. Скверное.
        - И что будем делать, полезем в обход?
        - Пока будем выбираться из оврага - потеряем направление, даже вешки не помогут. Да и неизвестно, можно ли там вообще пройти.
        - Так что, стоять и ждать? Вроде, давно идём, пора уже и дойти…
        - Вроде у бабки в огороде, а нам надо в самый аккурат! - огрызнулся егерь. - Сказано - стоять, значит, стой, пока не будет команды.
        За спиной зашуршало. Егор обернулся, нашаривая рукоять «Тауруса».
        По тропе текло удивительное существо. Именно текло - ног, псевдоподий или иных заменителей конечностей не было, длинное, составленное из сегментов плоское тело извивалось, огибая неровности грунта. Панцырь существа переливался всеми цветами радуги, и от этого мелькания рябило в глазах и кружилась голова.
        Он вскинул револьвер, ловя на мушку передний сегмент, украшенный парой стебельков с шариками на концах.
        - Полегче, Студент! Кажись, ему до нас нет дела.
        И шагнул в сторону, освобождая тропу.
        Метров за десять от подозрительного дерева существо замерло, приподняв над грунтом передние сегменты. Стебельки замельтешили, будто ощупывая издали препятствие. Егор наблюдал во все глаза, не снимая пальца со спускового крючка.
        - Вот сейчас и выясним, что тут делает эта хренотень… - прошептал Бич. - Приготовься, как скомандую - бегом вперёд и держись подальше от веток!
        Существо, наконец, решилось. Радужной молнией оно метнулось вперёд, проскользнуло мимо горки костей, перетекло через толстый корень - и тут чёрное дерево отреагировало. Ветки-опоры взметнулись, словно клешни ракопаука и обрушились на жертву. Острые концы с хрустом проломили сегменты длинного тела. Существо конвульсивно изогнулось, раздался треск, стебельки оделись короной лиловых разрядов. Запахло озоном и палёной плотью, дерево дёрнулось всем стволом, и развело ветви в стороны, силясь разодрать добычу надвое.
        - Пошёл! - заорал Бич. Егор кинулся вперёд, поднырнул под повисшее на остриях электрическое создание и в три прыжка оказался вне досягаемости страшного дерева.
        Его напарнику не хватило какого-нибудь мгновения. Он перепрыгнул через корень, увернулся от разящего острия, но второе широким взмахом подсекла ему ноги. Егерь покатился по земле, а бивни уже взлетали вверх - неотвратимо, неумолимо…
        От первого он увернулся, перекатившись на спину. Второй глубоко вонзился в землю возле его головы, и, пока дерево силилось высвободить своё оружие из каменно-твёрдого грунта, Бич извернулся, вытащил из-под себя штуцер, упёр приклад в землю и надавил на спуск.
        Пуля ударила в основание ветки, расколов её вдребезги, словно та была отлита из чёрного непрозрачного стекла. Во все стороны полетели мелкие осколки, ошмётки, клочья. Егор подскочил к напарнику, вцепился в раму «Ермака» иповолок прочь.
        - Ни хрена это не дерево! - Бич рассматривал длинную чёрную щепку, застрявшую в рюкзаке. - Хитин, или что-то в этом роде. Эта дрянь - нечто типа укоренённого насекомого.
        Дерево-убийца вяло шевелило сучьями, роясь в потрохах радужного создания. Из большой дыры на месте отстреленной ветки на землю падали белые тягучие, как смола, капли.
        - Совсем как раздавленный жук. - Егора передёрнуло от отвращения. - Однако, тебя этот «жучок» неплохо так приложил. Хорошо хоть, артерию не задел, а то истёк бы кровью…
        Удар, сбивший егеря с ног, глубоко распорол ему бедро. Пришлось разрезать штаны, присыпать рану бурым порошком из очередного пузырька и стягивать края разреза хирургической нитью.
        - Обратил внимание, как оно засело? Прямо на тропе, не пройти мимо него, не проехать….
        Егерь засунул щепку в кармашек «Ермака».
        - Отдам Яше, пускай порадуется. Между прочим, мы не первые пытались мимо него пройти. Я, когда катался по земле, успел заметить: рядом с тем черепом валяется ржавая железяка - то ли тесак, то ли насадка от рогатины.
        Егор поперхнулся и закашлялся.
        - Что-о? Здесь есть разумная жизнь? Я имею в виду - по эту сторону Разрыва?
        Бич покачал головой.
        - Нет, Студент, мне другое на ум приходит. Представь, что это был егерь, такой же, как мы. И тоже хотел пройти Разрыв насквозь.
        - Хочешь сказать, тот, с гребенчатой башкой, собирался залезть в Курчатник? Бред!
        - При чём тут Курчатник? Помнишь, я говорил, что Разрывы появляются и исчезают?
        - Ну, было…
        - А ты уверен, что появляются они только в нашем Лесу? А если таких Лесов великое множество, и в других тоже есть больные на голову, вроде нас с тобой? Такие, кого хлебом не корми, а дай забраться в самую глубокую задницу?
        - Ну, знаешь… - Егор развёл руками. - Я-то думал, что это Шапиро спятил со своей теорией о фантастических книжках. Но ты его конкретно переплюнул!
        - Остри-остри… - егерь попытался подняться на ноги, поморщился и сел. - Болит, спасу нет… поищи какой-нибудь сучок, костыль соорудить, и пошли уже. Клык на холодец, выход где-то рядом.
        V
        После Разрыва Лес казался Егору уютным, домашним, словно засаженный помидорами и укропом дачный участок. Вынырнув из кровяного пурпурно-фиолетового марева, он испытал несказанное облегчение: бледное сентябрьское небо над головой, растрескавшийся асфальт парковки, стена буйной зелени в тридцати шагах, и на её фоне - маленькая фигурка в плоской вьетнамской шляпе.
        - Гляди-ка, дождался! - Бич посмотрел на часы. - Пятьдесят три минуты. А я-то думал, сразу свалит…
        Проводник тоже их заметил. Он помахал на прощание карабином, повернулся и растворился в зарослях.
        - Любопытно, а сколько он ждал? - Егор проводил вьетнамца задумчивым взглядом.
        - В смысле? Я же сказал - пятьдесят три минуты.
        - Уверен? В разрыве мы прошли километра полтора, причём по прямой. А здесь пятьдесят метров - и, что характерно, по той же самой прямой.
        - И что с того? Он же предупреждал, что нельзя сворачивать.
        - А что, если и время там, внутри, искажается в той же пропорции?
        - Пятьдесят и две тысячи… хочешь сказать, Нгуен ждал нас только минуту?
        - Ну да. Перед тем, как войти в Разрыв, я заметил - солнце стояло над той многоэтажкой.
        - Так оно и сейчас там!
        - А я о чём?
        Бич изумлённо уставился на напарника.
        - И этот человек попрекал меня безумными теориями?
        - Не такая уж она и безумная, во всяком случае, после того, что мы видели в Разрыве.
        - Ну, как скажешь, Студент. Вернёшься в Универ - сочинишь диссертацию, а сейчас давай поищем, где тут вход. С такой ногой я через ограду хрен перелезу.
        Дверь нашлась в глубине арки, в десятке шагов от того места, где они вынырнули из Разрыва. Тяжёлая, дубовая, как и подобает солидному госучреждению, она не была заперта. Внутри повсюду виднелись следы поспешной эвакуации - разбросанные ящики, выпотрошенные коробки, рассыпанные бумаги, покрывающие мраморные плиты пола сплошным, шелестящим ковром. Посредине вестибюля пялился на входящих набалдашником дульного тормоза тяжёлый пулемёт на колёсном станке. На фоне окружающего запустения он выглядел чужеродно: ни пятнышка ржавчины на воронёной стали, ни следа патины на латуни крупнокалиберных патронов.
        - Серьёзные тут служили ребята. - Бич наклонился, рассматривая свисающую из приёмника ленту. - В Курчатнике охрану несло ФСБ - секретный объект государственного значения, как-никак.
        - Да оставь ты эту железяку… - недовольно отозвался Егор. Он стоял у большого информационного стенда. - Глянь, что я нашёл! План территории Центра. Вот и второй лабораторный корпус: налево, наискось, через сквер. Только бы не слишком сильно заросло, а то тащи тебя на закорках…
        - Потащишь, как миленький. Пошарь, тут где-нибудь наверняка есть пожарный щит.
        - Это ещё зачем?
        - Топор возьмём. Вдруг двери ломать придётся?
        - Что-то тут не так… - Егор стоял посреди кабинета доктора физических наук Новогородцева, как сообщала никелированная табличка на двери. - В коридорах слой пыли в палец толщиной, а здесь - ни пылинки. Если бы не окна, можно подумать, что люди вышли минут пять назад!
        На территории Курчатовского центра не было ни сплошных завес проволочного вьюна, ни стены деревьев, ни непролазного кустарника. Больше всего это напоминало Мёртвый Лес - высохшие растения, трава, давным-давно превратившаяся в бурый прах. И нигде ни живого листика, ни зелёной былинки. Не лучше было и в здании: окна, заросшие грязью настолько, что почти перестали пропускать солнечный свет, пыль, стены и потолки в неопрятных потёках плесени.
        И вот - кабинет, прибранный, чистый, словно в нём только что произвели полноценную влажную приборку. И не какой-нибудь растяпа-лаборант, а пожилая, старой закалки, уборщица, из тех, что не пропустит ни пылинки, ни бумажки, ни пятнышка.
        - Глянь, Студент!
        Егерь стоял в углу, возле журнального столика с пододвинутыми к нему креслами. Наверное, подумал Егор, хозяин кабинета любил устраиваться в одном из них, чтобы побеседовать с такими же, как он, светилами науки. Отправлял секретаршу варить кофе - и не в пошлой кофемашине, а в медной джезве, на жаровне с песком и электроподогревом, а сам пододвигал гостю тяжёлую, толстого хрусталя, пепельницу.

«…кофе? Табак? Откуда эти запахи?…»
        На столешнице - две крошечные чашечки с тёмной, почти чёрной жидкостью. Рядом пепельница, правда, не хрустальная, а малахитовая, с бронзовыми вставками. На краю - докуренная до половины сигарета. Над кончиком вьётся лёгкий голубоватый дымок.
        Бич осторожно взял чашку.
        - Не поверишь, тёплая… и курили только что, клык на холодец! Студент, что тут происходит, а?
        - Может, здесь до сих пор люди? - предположил Егор и тут же понял, что сморозил глупость.
        - Дверь разбухла, приросла к косяку, сам же топором поддевал! Разве что, где-нибудь здесь запасной выход или, скажем, техническая лестница…
        Егор понюхал чашку - пахло свежесваренным кофе. Насколько он мог определить, настоящим мокко.
        - Знаешь, мне почему-то кажется, что если зайти сюда через пару лет - сигарета будет точно так же дымиться и кофе не остынет.
        - Может, пошли отсюда, а? - неуверенно предложил егерь. - Что-то мне не по себе.
        - Нельзя. Вот теперь я точно уверен - то, что нам нужно, находится именно здесь. Что до людей, то давай хорошенько поищем. Может, и правда, потайная дверь?
        Они потратили больше часа, простукивая стены, отдирая плинтусы и расковыривая ножами штукатурку там, где слышался гулкий звук. Единственной находкой стал небольшой сейф, вмонтированный в стену за профессорским столом. Сейф маскировало декоративное панно в стиле шестидесятых: атлетически сложенный молодой человек и девушка, поддерживающие символ мирного атома в виде грозди шаров, окружённых эллиптическими орбитами.
        Егор осмотрел дверку сейфа, сверяясь со своими записями.
        - Он самый! Вот, видишь?
        В правом верхнем углу дверцы были выгравированы латинские буквы Bi.
        - Химический символ висмута. Начинка сейфа состоит из него.
        - Как у твоего контейнера?
        - Точно. Вот, кстати…
        Егор порылся в рюкзаке и достал коробку. Снял с шеи плоский, сложной формы ключ на цепочке и щёлкнул замком. Внутри было пусто, только стенки и дно выложены каким-то ворсистым материалом.
        - Сейчас я попробую открыть сейф. Держи контейнер наготове, когда положу - сразу захлопываешь и два оборота. Ясно?
        - Погоди, Студент, не так быстро. - Бич взял у напарника контейнер и сделал шаг назад, опираясь на костыль. - Не хочешь сказать сначала, что ты собрался сюда класть? Только не крути бейцы насчёт ветхих бумаг: яне слепой и вижу, что в эту коробку и пара тетрадей не влезет!
        - Может, потом? Вот выберемся, и тогда, в спокойной обстановке…
        - Нет уж! Пока не объяснишь, что к чему, я и пальцем не шевельну!
        - Ну, хорошо… - молодой человек махнул рукой в знак того, что сдаётся. - Если совсем вкратце, то в сейфе флешки и жёсткие диски с данными по теме профессора Новогородцева. Детали мне неизвестны, но кое-кто считает, что это его эксперименты вызвали Зелёный Прилив. Или поспособствовали… до некоторой степени. Это гипотеза, ты же понимаешь.
        - Шапиро намекал на что-то в этом роде… постой! - егерь смотрел на напарника с изумлением. - Ты сказал - флешки, диски? Так они же давным-давно протухли! В Лесу полупроводники и часа не живут, а тут - тридцать лет!
        - А вот и нет. Видел значок на дверце сейфа? Эта технология создана за два года до Зелёного Прилива и есть надежда, что она реально защищает от негативного воздействия Леса. В повседневном использовании проку от неё немного - не будешь же носить скафандр с прослойкой из висмута? - но для наших целей годится.
        Егерь провёл пальцами по буквам «Bi» на крышке.
        - Значит, профессор знал, к чему приведут его эксперименты, раз заранее обзавёлся таким сейфом?
        - Ничего это не значит. Сейф Новогородцеву презентовали коллеги из НГУ, это их разработка. Вот он и взял в привычку держать в нём самые важные материалы по своей программе. Когда мы об этом узнали, то изготовили спецконтейнер с такой же экранировкой. И если переложить в него флешки достаточно быстро, их содержимое не успеет пострадать. Конечно, за столько лет что-то могло испортиться естественным, так сказать, путём, но тут уж ничего не поделаешь, приходится полагаться на удачу.
        - Крутишь, Студент. - Бич говорил решительно, без капли неуверенности. - Выходит, в Университет ты поступать не собирался, а явился в Лес специально ради этого?
        - Скажем так: подавая документы на Биофак, я не до конца раскрыл свои намерения. И давай всё же отложим этот разговор? Правда, не время - вот выберемся, и, даю слово, отвечу на все вопросы.
        Бич смотрел на напарника с нескрываемым подозрением.
        - Не время, говоришь? Ладно, Студент, но имей в виду - если рассчитываешь выкрутиться, то лучше сразу брось эту мысль. Я с тебя ни с живого, ни с мёртвого не слезу, клык на холодец!
        - Договорились, не слезай. А сейчас - подойди поближе и держи контейнер наготове. Когда открою сейф, у нас будет секунды полторы, не больше.
        VI
        Очередная гайка - крупная, рыжая от ржавчины, с куском грязного бинта, продетым в дыру, канула в Разрыве шагов за десять до куска бетона, обозначавшего край тротуара. Следующая угодила в кустарник и повисла, зацепившись за колючую ветку.
        - Ну вот, вроде выбрались… - подвёл итог егерь, когда улица генерала Берзарина, обозначавшая границу Большой Чересполосицы, осталась позади. - Ногу бы перевязать - чувствую, сильно кровит. Пока дотопаем, вся штанина намокнет.
        - А куда мы топаем, не секрет? - осведомился Егор, разрывая индивидуальный пакет. Полтора десятка упаковок в хрустящей коричневой бумаге нашлись на первом этаже лабораторного корпуса, в комнатёнке со стеклянной дверью, отмеченной красным крестом.
        - Да какие секреты… Хорошее место, уютное, тебе понравится. Отдохнём, пообедаем, рану мою обработаем нормально. Я-то рассчитывал к вечеру быть на Поляне, да, видать, не судьба. Ничего, с утречка высвистим Колю-Эчемина, а там видно будет…
        Повязку действительно пора было менять - марля набухла, пропиталась кровью, из-под неё по ноге стекали и застывали неровными дорожками многочисленные струйки.
        - Повезло… - Егор протянул напарнику пузырёк с бурым порошком. - Чуть глубже - и задело бы бедренную артерию, истёк бы кровью. А так, похромаешь недельку, и всё. Если, конечно, заражения не будет.
        - Заражения в Лесу редкость. - Бич затянул кончики бинта узелком. - Ну вот, пару часов продержится.
        - Кстати… - Егор спрятал оставшиеся индивидуальные пакеты в рюкзак. - А на территории Курчатника эЛ-А действует? Может, там как на ВДНХ или в Университете? Все признаки налицо: аномальной растительности нет, даже завалящего проволочного вьюна - и того я не заметил. А как было бы хорошо: железная дорога рядом, река, Серебряный Бор… Отличное место для исследовательской базы!
        - Ага, рядом. А заодно - Большая Чересполосица с упырятником.
        - Зато какие открываются возможности! Разрывы, кабинет этот, застрявший в прошлом… Да за одну возможность изучить реальные, а не теоретически смоделированные пространственно-временные искажения, любой физик душу позакладывает!
        - То-то что душу. - егерь встал, опираясь на костыль. - Вроде ничего, терпимо… Учёные, Студент, они разные бывают. Вон, в упырятнике тоже, говорят, ученые… Это надо ещё сто раз подумать - допускать их до этих твоих «искажений», или наоборот, гнать поганой метлой? А то ведь такого наискажают - Чернолес за счастье станет.
        Он потянулся за штуцером - и замер в неудобной позе.
        - Тихо, Студент. По ходу, мы не одни.
        - Что? Где? - Егор вскочил и заозирался по сторонам.
        - Метрах в семидесяти к югу. Четверо… нет, пятеро, все вооружены. Идут медленно, стор?жко.
        - Может, попробуем оторваться? Видеть они нас не видят, можно как-нибудь по-тихому…
        - По-тихому - с этой-то клюкой? - Бич с отвращением тряхнул костылём. - К тому же они, похоже, знают, что мы где-то рядом.
        Ждали, и теперь радуются, сволочи - аура аж искрит… Нет, Студент, поздняк метаться - выследят, догонят и прижмут в пять стволов. Мы с ними в другую игру сыграем. Давай-ка, тихонечко, отползай в те кустики и затаись.
        - А ты?
        - А я засяду на противоположной стороне, за поваленным деревом. Как появятся - держи их на мушке, но первым не стреляй.
        Сначала выясним, кого это принесло по наши души?
        VII
        Чужаки появились из кустов цепочкой, держа интервал в три-четыре шага. Возглавлял отряд высокий парень с арбалетом, в кожаной безрукавке, высоких, до колен, сапогах и шнурованных наручах из толстой кожи. Бицепс охватывала татуировка Сетуньского Стана. За ним шла девушка - высокая, стройная, до бровей укутанная платком и с помповым дробовиком наизготовку. Походка преследовательницы показалась Егору знакомой, но вспоминать было некогда - из кустов вынырнул третий преследователь.
        Это тоже был сетунец, кряжистый, неопределённого возраста мужчина с кожаным ремешком на снежно-седых волосах. Как и первый, он был вооружён арбалетом, а из-за плеча высовывалась рукоять какого-то оружия. Следом за ним на поляне появился ещё один в камуфляже, с карабином «Сайга»; замыкал боевой порядок третий арбалетчик.
        - И кто такой шибко умный решил поиграться в казаки-разбойники?
        При первых словах егеря сетуньцы разом опустились на колено, направив арбалеты в разные стороны. Камуфляжные - и парень и девица - остались стоять, нашаривая стволами источник голоса.
        - Это ты, Бич? - подал голос седой. - Только не вздумай стрелять, у нас рядом ещё две группы. - Не бери на понт, мусор… - непонятно ответил Егерь. - Нет, правда, Седрик, кого ты пытаешься обмануть? Пятеро вас тут, и больше ни единой души. Давайте-ка, оружие вниз, и поговорим спокойно. Очень мне интересно, какого рожна вы до нас докопались?
        - Против тебя выдвинуто обвинение в убийстве. - ответил, помедлив, седой. Арбалета он не опустил. - Сдашься без сопротивления - от имени Сетуньского Стана гарантирую непредвзятое разбирательство.
        - То-то тебя оттуда попёрли, что ты гарантируешь… - насмешливо ответил егерь. - Пусть золотолесцы скажут - это ведь они с тобой, да? Так чего молчат, как рыба об лёд?
        - Не о чем тут говорить. - негромко ответила девица. - Выйдете без оружия - останетесь в живых.
        Егор вздрогнул - голос тоже был знаком. Не может быть, это же…
        Додумать он не успел. Над головой раздался негромкий щелчок, что-то свистнуло, и девица повалилась в траву, как подкошенная. Сетуньцы одновременно разрядили арбалеты, звонко, раскатисто ударила «Сайга».
        Ствол дерева содрогнулся, раз, другой, от удара пуль, в ответ хлопнул одиночный выстрел - по звуку Егор узнал «винтовочный» ствол штуцера. Лёжа, он опустошил в сторону преследователей барабан револьвера. На пятом выстреле перекатом сменил позицию - как учил прапор-контрактник, без устали вдалбливавший в головы срочникам свою нехитрую науку: «Если противник залёг за дерево - даёшь пару выстрелов по стволу, чтобы он занервничал и сменил позицию. Почти наверняка он перекатится вправо, в сторону своего оружия - там и подлавливаешь его следующей пулей. Так что всегда откатывайтесь влево, салаги!»
        Он вжался спиной в корневища и зашарил по карманам в поисках патронов.
        Стрела с треском расщепила ветку в стороне - противник потерял его из вида. Егор осторожно приподнял голову и осмотрел поле боя. Двое, сетунец и парень в камуфляже, лежат без движения. Егерь привалился спиной к дереву, держит штуцер за ствол, перед ним, шагах в пяти сетунец. Разряженный арбалет валяется на траве, в руках - длинный, зловеще изогнутый клинок.
        Бац!
        Лицо обсыпало кусками коры - стрела угодила в ствол в паре сантиметров от лица. Егор инстинктивно выпустил в сторону арбалетчика последнюю пулю и откатился за дерево. Откинул барабан и принялся торопливо втискивать в каморы толстенькие жёлтые бочонки магнумовских патронов.
        - Ий-й-йя-хха!
        Рыже-зелёная молния мелькнула в нависших над поляной ветвях. Преодолев в прыжке полтора десятка метров, Яська на лету взмахнула трумбашем, целя в голову. Но сетунец оказался не промах - крутанулся, уходя с линии атаки, и рубанул мечом наискось, навстречу несущейся на него фигурке. Белка по-кошачьи извернулась в воздухе - Егору на миг показалось, что дуга бритвенно-острой стали прошла сквозь неё, не встретив сопротивления - и приземлилась на ноги за спиной противника.
        Сетунец качнулся, выронил меч, простоял несколько секунд - и упал на траву, лицом вниз. Из затылка у него торчал разлапистый, с крючковатыми лезвиями, беличий нож.
        Егор вскинул револьвер и, уже не прячась, открыл огонь по последнему остававшемуся на ногах противнику. Седрик - это был он - пытался взвести арбалет, когда тринадцатиграммовая пуля расщепила деревянное ложе и пробила плечо чуть выше локтя. От сильного удара сетунец крутанулся на месте, отшвырнул бесполезное оружие и кинулся в кусты, на ходу высвобождая руки из лямок рюкзака.
        - Ну и откуда ты такая здесь взялась?
        Егерь изо всех сил старался принять суровый вид. Получалось неубедительно - ну как, скажите на милость, всерьёз злиться на отчаянную девчонку, спасшую его от верной смерти?
        - Захотела - и взялась! Ты мне не начальник, чтоб командовать!
        - Мы же договорились, что будешь нас ждать!
        - А я что делала? Пока ждала, решила от скуки местность осмотреть - и засекла этих. Ну, думаю, точно по твою душу припёрлись. Решила за ними проследить - и вот, пожалуйста!
        Результаты скоротечной стычки лежали рядом на траве. Сетуньца, шедшего первым, застрелил егерь. Владелец «Сайги» получил две пули в грудь из «Тауруса» идолго кашлял кровью, моля о спасении. Увы, усилия Егора и Бича ни к чему не привели - бедняга отдал концы несколько минут назад. Третьему, лежащему ничком там, где он упал, Егор накрыл голову его же курткой: разрубленный затылок являл собой не слишком аппетитное зрелище. Белка старалась не смотреть в сторону убитого и даже отказывалась брать в руки свой трумбаш. Егерю пришлось самому оттирать нож от крови и вдевать в портупею.
        - Ладно, отличилась… Он тебя не задел?
        - Нет, только вот… - белка протянула ему хвост, отрубленный у самого основания.
        - Ещё чуть-чуть, и отхватил бы ломоть от твоей очаровательной попки… - ухмыльнулся Бич, рассматривая трофей. - Какой тогда от тебя прок? Даже по заднице не шлёпнешь!
        - Дурак такой! - Яська выдернула повреждённый аксессуар из рук насмешника. - Вот возьму и уйду прямо сейчас.
        - Ну-ну, не сердись, я тебя и с половинкой люблю… ой! Полегче, сумасшедшая, я ж пораненный!
        Вконец рассвирепевшая белка подскочила к обидчику и замолотила по груди маленькими острыми кулачками. Егерь, не ожидавший такого яростного нападения, выронил костыль и с хохотом повалился на траву.
        - Повеселились? - Егор оттеснил жаждущую отмщения Яську и помог напарнику подняться. - Лучше думай, что с этой делать будем?
        Четвёртый член разгромленного отряда - та самая, шедшая второй девица - пребывала в беспамятстве. Глаза закрыты, веки чуть заметно подрагивают, на лбу вздулась громадная сине-красная шишка. Егор сдвинул платок, прикрывавший лицо, и остолбенел, узнав золотолесскую библиотекаршу.
        - Тяжёлый сотряс - поставил диагноз егерь. Он вложил в губы Лины два маленьких, с половинку ногтя, бурых комочка и застучал горлышком фляги о стиснутые зубы. - Повезло дуре, что такая твердолобая: рогатка у Яськи мощная, могла и череп пробить. Ничего, через пару часов очнётся, тогда и побеседуем. Заодно, и посговорчивее будет - пилюли у меня не простые, а с секретом..
        Он повернулся к белке.
        - Ясь, метнись до Шмуля, а? Если у него кто-нибудь сидит - пусть вышлет до нас. А то у меня что-то нога разболелась, Егор один с двумя калеками не справится. Да и трупы надо бы зарыть - не бросать же их на поживу зверью…
        Белка уже отошла от приступа гнева. Она сверкнула на обидчика зелёными глазищами, отвернулась и стала подтягивать ремешки амуниции.
        - Ты, эта… - егерь старался говорить ласково, даже заискивающе. - Ты в округе больше никого не заметила? Седрик-то сбежал. Он, хоть и подстреленный, но если найдёт своих - может опять заявиться.
        - Нету тут никого. - буркнула белка. - Одна лодка, пять человек. Были бы ещё - я бы заметила.
        И, подхватив отрубленный хвост, нырнула в завесу ветвей.
        - Она бы заметила, клык на холодец. - подтвердил егерь, провожая её взглядом. - У белок чуйка похлеще, чем у любого охотника, а их самих заметить невозможно. Тоже, между прочим, дар Леса: они по самым опасным местам шастают, и если бы не это - давным-давно сожрали бы всех до единой.
        Егор припомнил утреннее Яськино появление.
        - А вот Нгуен её заметил.
        - Сравнил! Из-за чего, думаешь, он у себя во Вьетнаме поссорился с бандитами, да так, что пришлось бежать в Токийское Болото? Нгуен служил на границе с Лаосом - ловил в джунглях караваны с опиумом-сырцом. У него, Студент, такая чуйка выработалась - любая ищейка сдохнет от зависти.
        Егор опустился на корточки возле тела золотолесца. Закатал рукав - так и есть, предплечье забинтовано.
        - Дай-ка нож…
        - Ты это там чего? - егерь вытянул шею, заглядывая через плечо напарника. - Вскрытие решил произвести?
        - Так, показалось кое-что. Дай нож, говорю, моим-то ты с подземником расплатился!
        Он разрезал повязку и повернул руку вверх запястьем.
        - Ошибочка вышла. Не тот.
        - А кто должен быть?
        Егор вытер лезвие о куртку убитого и отдал владельцу.
        - Случилась одна история, за день до нашего выхода. Напал на меня в общаге какой-то тип, ну я его и чиркнул по внутренней стороне предплечья. Показалось, что это тот самый и есть, а теперь гляжу: нет, не он. Рана почти зажила - вон, даже швы сняли.
        - А из-за чего напал?
        - Да вздор, к делу не относится. Тем более, всё равно это другой.
        - В Лесу раны заживают намного быстрее, чем за МКАД. Когда, говоришь, ты его подрезал?
        - Восемнадцатого, кажется. В субботу.
        - А сегодня двадцать пятое. Вполне могло и поджить.
        - Ну, не знаю… гляжу вот сейчас - вроде и не он. Ты лучше скажи: что это за Шмуль, к которому ты Яську отправил?
        - Ладно, твоя головная боль… - егерь засунул кукри в ножны. - Что до Шмуля - то это, Студент, занятная история. Тут, неподалёку, не доходя до Живописной улицы, стоит шинок. Самый натуральный, без подделок - кошерная еда, водка-пейсаховка, всё, как полагается. Шинкаря зовут Шмуль. Почему он поставил своё заведение не возле железки, или на берегу, а в такой жопе мира - загадка. Однако, факт: шинок стоит именно там, и знает о нём далеко не всякий, а только люди опытные, повидавшие. Я как-то спросил, в чём тут цимес - и знаешь, что он мне выдал?
        Егерь откинулся к стволу дерева и заговорил, копируя выговор неведомого шинкаря, явно позаимствованный из одесских анекдотов:

«Молодой человек, вы спрашиваете, что делает еврей в таком трефном месте? Слушайте ушами, что я имею сказать. Знаете, почему евреи умные? Когда Создатель делал Свой Народ, он отбирал у них глупость. Так её же надо было куда-то потом пол?жить! Поэтому он отбирал глупость у девятисот девяноста девяти евреев и отдавал её всю, чохом, одному, тысячному. И это уже был такой глупый еврей, что Небо смеялось и плакало, глядя на него. Да что небо - Молдаванка и Брайтон-Бич отродясь не видели такого шлемазла, а это, скажу я вам, чего-нибудь, да стоит…
        Так вот, молодой человек, я и есть тот самый, тысячный. Когда все евреи уезжали в Америку, благословенную страну - я остался. Когда все евреи уезжали в страну обетованную, в Израиль - я тоже остался. И когда пришёл Зелёный Прилив, и все, и евреи и гои, побежали прочь из города - я таки да, обратно остался! Зачем, спросите вы, такой молодой и умный? Ой-вэй, если бы Шмуль знал ответов на этот вопрос…»
        Какое-то время Егор переваривал услышанное.
        - Так я не понял - почему он поставил шинок именно там? Что из Москвы не уехал - это ясно, а про шинок-то что? Может, он жил неподалёку?
        Егерь посмотрел на собеседника с плохо скрываемой жалостью.
        - Вот доберёмся, и сам расспрашивай Шмуля, сколько влезет. А меня уволь, я столько не выпью.
        VIII
        Яська не подвела. Не прошло и часа, как до них донеслись бодрые голоса, и на поляну вывалилась компания из семи человек.
        Новоприбывшие мало напоминали тех, кого Егор встречал до сих пор в Лесу. Скорее, они походили на участников виденных им в родном Новосибирске фестивалей исторической реконструкции периода Второй Мировой Войны. Причём таких, что собираясь на мероприятие, нацепили на себя всё, что только подвернулось под руку. Древнее х\б б\у соседствовало с тельниками и «горками», пилотки, кирзачи и шинели - с цивильными кепками, берцами и кителями фельдграу. Оружие тоже являло собой сплошную эклектику: мосинки, помповые дробовики и кулацкие обрезы, за ремнями - рукояти ТТ и «кольтов». Предводитель, парень лет двадцати пяти в кожаном реглане и фуражке с красной эмалевой звёздочкой на малиновом околыше, щеголял «маузером» вдеревянной коробке.
        - Вот вам здрастье! - Бич не сдержал удивлённого возгласа. - Ты, что ли, Чекист? Что, партизаны заинтересовались Щукинской Чересполосицей?
        - Сдалась она мне! - владелец «маузера» сплюнул под ноги - Собрались, понимаешь, с хабаром на Речвокзал, да по пути зависли в Серебряном Бору. Ну, Мессер под филёвскую самогонку и раскроил рожу одному палеонтологу. Из-за девки поцапались - там их много, новенькие, из Замкадья.
        - Вас что, попёрли из Серебряного Бора? - восхитился егерь. - Ну, вы, блин, даёте…
        - В натуре, попёрли. - уныло кивнул Чекист - Сказали: «чтобы три месяца духу вашего здесь не было!»
        - Ты мне мозги не парь, а? Чтоб из-за банального мордобоя с Поляны? Колись, что вы на самом деле учинили?
        - Ну… Мессер университетскому не просто так рожу раскроил - он её финкой раскроил. Так тот умник сам виноват: дал бойцу по башке бутылкой, ну, он, в натуре, не стерпел.
        И в подтверждение своих слов указал на «бойца» - чернявого, цыганистого вида, с фиксой, синими «перстнями» на пальцах и головой в окровавленных бинтах.
        - Ну, если бутылкой, тогда конечно. - согласился Бич. - А к Шмулю-то вас как занесло? Вроде, раньше вы в шинке не появлялись?
        - Так я ж говорю - выставили нас с Поляны, а душа ещё просит. Мы только сели квасить, когда кипиш поднялся… Вот и вспомнили про Шмуля. А что? Шинок недалеко, догонимся, а там и на Речвокзал.
        - Всё с вами ясно. - хмыкнул егерь. - Догоняетесь, значит? Только учти, Чекист, и бойцам своим вложи в мозг: шинок вам не Поляна, набарагозите - пеняйте на себя!
        - Да мы что, мы ничего! - засуетился «партизан». - Мы ж всё понимаем. Вон, Шмуль как сказал - «сгонять тут надо, Бичу подмогнуть» - так мы сразу ноги в руки. Мы тебя конкретно уважаем, кого хошь спроси!
        - Ладно, ладно… - отмахнулся егерь, и Чекист с готовностью умолк. - У нас, как видишь, двое раненых. Сгоношите пару носилок, только поскорее: того гляди стемнеет, пока доберёмся до шинка…
        - Лады! - обрадовался Чекист. - Не сомневайся, начальник всё сделаем, в лучшем виде. Яцек, Мессер, скидав?й шинели! Сапёр, Бурят - нарубите жердей. И не спать, бойцы, Родина зовёт!
        - Этот бродячий цирк, - негромко объяснял Бич, наблюдая за воцарившейся на полянке суетой, - и есть знаменитые «партизаны». Они появились недавно, пару лет назад, но уже успели прославиться.
        Их старший, Чекист, прежде чем попасть в Лес, увлекался военной атрибутикой, даже ходил в чёрных копателях. Вот и здесь занялся привычным делом: мародёрят помаленьку, тащат, что плохо лежит - одно слово, барахольщики. А «партизанами» их прозвали после того, как он забрался на Мосфильм и вырядил свою ораву в тряпьё из тамошней костюмерной. Там, кстати, и стволами разжились, оружейка у киношников богатая. Так-то они ребята ничего, безвредные, только с головой не шибко дружат.
        - Готово, гражданин начальник! - Танкист бежал к ним рысцой, на ходу придерживая рукой коробку «маузера». Егору на миг показалось, что он вытянется по стойке смирно и вскинет ладонь к козырьку фуражки.
        - Трупы мы прикопали, вон там, под сосной, и затёс сделали, чтобы найти, если понадобится. Тут вот какое дело…

«Партизан» замялся.
        - Ребята интересуются: вам ихнее барахло нужно?
        Егерь понимающе ухмыльнулся.
        - Раз интересуются - пусть забирают, дарю.
        - Не, ну законный трофей, вы только скажите!
        - Нам этот хлам ни к чему. И, кстати, не советую брать оружие сетуньцев. Увидят - огребёте неприятностей.
        Чекист почесал затылок.
        - И то верно. Бойцы, кто сетуньские железяки прибрал - побросали, бегом!

«Партизаны» откликнулись на команду недоумённым ропотом.
        - Ты чё, командир!? - возмутился широкоплечий парень в тельнике под замызганным танкистским комбинезоном. - Мечи на Речвокзале толкнём, тамошние лохи экзотику гребут, только в путь! И арбалеты годние, фермеры в Филях с руками оторвут.
        Чекист одарил бунтаря тяжёлым взглядом.
        - Они-то оторвут. А потом сетуньцы тебе причиндалы оторвут, и нам заодно. Думаешь, когда они филёвских спросят: «Откуда у вас арбалеты?» - те станут нас покрывать?
        - Ну, так мы объясним…
        - На Арене объяснять будешь, придурок, когда тебя туда загонят вместе с ракопауком! Брось, говорю, пока в рыло не схлопотал!
        IX
        Владелец заведения не слишком походил на местечкового еврея в лапсердаке и с пейсами, чей образ Егор успел нарисовать в своём воображении. Высокий, худой, нескладный, в джинсах и вязаной безрукавке поверх рубашки, с крючковатым носом и крошечной кипой в курчавых волосах, Шмуль напоминал интеллигента, решившего между делом приобщиться к образу жизни предков. Гостей он встретил, как полагается сыну избранного народа - горестными вздохами и жалобами на неустроенность бытия.
        О деле, впрочем, не забывал. Лину, всё ещё остающуюся в тяжком беспамятстве, унесли в сопровождении охающей и хватающейся за виски мадам Шмуль. Партизанам, ввалившимся в шинок вместе с носилками и сразу заполнившими своей шумной компанией всё помещение, было предложено вести себя скромнее. Спорить они не стали: составили оружие в угол и устроились в закутке, за сдвинутыми столами, где их дожидалась премия за выполненное поручение, две литровые бутыли с мутной жидкостью. «Ой-вэй, - причитал Шмуль, выставляя на стол чугунную, размером с крышку канализационного люка, сковороду со шкворчащими на ней кругами домашней колбасы - таким босякам что хорошая кошерная закуска, что суп кандей из конских мандей. Всё сожрут под самогонку…»
        Бич, несмотря на уговоры шинкаря - «я вам лучшую комнату выделю, как самым дорогим гостям - отдохнёте, умоетесь, а там и ужин поспеет…» - отказался покидать общий зал. Велел отнести вещи, а сам, охая от боли в раненом бедре, подставил голову под струйку горячей воды, которую хозяйская дочка, семнадцатилетнее создание с чёрными, как греческие маслины, глазами, лила из кувшина в подставленный таз.
        Партизаны, особенно цыганистый Мессер, пытались отпускать по её адресу скабрёзности, но Шмуль неожиданно резко осадил шутников. Те не обиделись - было заметно, что они относятся к шинкарю с изрядным пиететом. А когда боец в комбинезоне, носивший подходящую кличку «Мехвод», взгромоздил ноги в грязных прохорях на лавку - Чекист так на него цыкнул, что нарушителя сдуло к двери, где он, бурча под нос что-то матерное, долго вытирал подошвы о верёвочный половик.
        Кроме партизан, в шинке было всего двое посетителей. Один, по виду челнок, крепко спал возле камина, привалившись к громоздкому, плетёному из лыка коробу. Второй, седоватый, коренастый и круглолицый, устроился в дальнем углу - двустволка и короткая, с широким, слегка изогнутым лезвием, рогатина выдавали в нём коллегу Бича. Увидав егеря на носилках, он разогнал консилиум в лице Егора, хозяйской дочки и самого Шмуля, извлёк из ранца блестящую металлическую коробочку, набор пузырьков, испускавших при откупоривании резкие травяные запахи, и приготовил компресс, поочерёдно смачивая их содержимым сложенный в несколько раз кусок марли. Прогнал девчонку за кипятком, а сам ловко, в два взмаха ножа срезал набухшую кровью повязку. Снял швы, неумело наложенные Егором, наклонился к ране и задумчиво поцокал языком.
        - Что, дядь Вова, скверно? - Бич вытянул шею, пытаясь разглядеть рану - Вроде, кость цела, крупные сосуды не задеты.
        - Да вижу я, вижу… края раны мне что-то не нравятся, боюсь, как бы, не воспалилось. Может, слизня?
        - Ну, уж нет! - Бич дёрнулся, будто его кольнули шилом - Давай, шей, само заживёт!
        - Эх вы, молодёжь… - седой егерь осуждающе покачал головой и принялся вдевать нить в зловеще изогнутую иголку. - Всё бы вам за МКАД, погулять, оторваться… шкуры своей не жалеете. А ежели там яд какой?
        - Был бы яд - давно бы уж воспалилось так, что не то что ходить - шевелиться бы не смог. А так доковылял от площади Курчатова до Берзарина… оуй-й!
        Дядя Вова ловко проткнул кожу иглой и стал стягивать края раны.
        - Терпи, казак… так кто это тебя так, а?
        - Да напоролись в Разрыве на гигантского жука, только неподвижного, вроде дерева. Он и зацепил.
        - Если в разрыве, тогда что угодно может быть. - дядя Вова ловко завязал узелок, прижал к ране компресс и стал накладывать повязку. - Если к утру станет хуже - надо будет снимать швы и заново чистить рану.
        - Ничего, как-нибудь. - Бич приподнялся на локтях, охнул и принял сидячее положение. - Тут, понимаешь, паршивая история приключилась, хорошо бы посоветоваться…
        И выразительно покосился на партизан.
        Чекист сразу понял намёк:
        - А ну, бойцы, меняем дислокацию. Серьёзным людям перетереть надо, а мы мешаем.
        К удивлению Егора, никто, даже смутьян-Мехвод, не решился возразить. Подгоняемые зычными матюгами командира, они перетащили винтовки, остатки выпивки и закуски - и устроились возле окошка, как ни в чём не бывало, время от времени бросая на «серьёзных людей» опасливые взгляды.
        - Ты просто не в курсе, Студент… - Бич плеснул в стаканы на три пальца «пейсаховки» из стеклянного графина. - Шинок Шмуля считается любимым заведением егерей. Конечно, сюда и другие захаживают, но всем известно, чья тут территория. Недаром те пятеро шинок стороной обошли… Вместе-то мы собираемся редко, егеря народ бродячий. Отметить что-нибудь, дело какое обмозговать, просто отсидеться - так это сюда. А когда случается что-то особенно важное - объявляем общий сбор. И сейчас, клык на холодец, как раз такой случай. Ты, вот что, Студент - мне с дядей Вовой надо перекинуться парой слов. Отвлеки нашего хозяина, нечего ему уши греть. И без обид, идёт? Я-то тебе полностью доверяю, но тут не мои секреты - корпоративные, мать их…
        X
        - Вы, молодой человек, может, думаете, что Шмуль такой обер-поц и ничего не понимает? - шинкарь поворошил в камине кочергой. - Шмуль не слепой и видит, что эти важные господа имеют что-то обсудить. Ну, так пусть уже обсуждают - на что мне знать за их гембели?
        Речь его, хоть и была пересыпана перлами одесского жаргона, безошибочно выдавала коренного москвича, и даже Егор, чья жизнь которого прошла вдали от Арбата и Маросейки, понимал, что Шмуль прибегает к ним только ради сохранения образа.
        Молодой человек обернулся - оба егеря сидели, близко сдвинув головы, и, судя по оживлённой жестикуляции, что-то бурно обсуждали.
        - Артель «Напрасный труд». - Шмуль отложил кочергу и принялся стирать пыль с портрета Шолом Алейхема над камином. - Придут, разведут своих секретов, будто во всём Лесу нет ничего важнее…
        Фотографий было не меньше дюжины. На многих фигурировал сам владелец заведения - вот он на фоне Пизанской башни под ручку с миловидной барышней, в которой с трудом угадывалась молодая мадам Шмуль; вот на лыжах, посреди искрящегося снегом горного склона. Вот на большом фото в компании полутора десятков мужчин на фоне большого стенда с надписью «РосКон-2023» - молодой, улыбающийся с нарядной грамотой в руках. Сосед Шмуля, невысокий, с крупными залысинами, в костюме и при галстуке, показался Егору знакомым. - Простите, а кто это? Шинкарь ностальгически вздохнул.
        - Вы таки не поверите, но Шмуль не всегда содержал шинок. В прежние времена он, чтоб вы знали, писал книжки. Да-да, не делайте удивлённых глаз - Шмуль сочинял всякие истории про сталкеров, зомби и этих, как их… попаданцев. Тогда издательства только такую лабуду и брали… - А откуда фотография?
        - С литературного конвента. Эта мишпуха - сплошь писатели-фантасты и редакторы. Тот, прикоцанный, за которого вы спросили, служил редактором в крупном издательстве, и ваш покорный слуга делал ему головную боль своими сочинениями. Мартынов Даниил Павлович… или Петрович? А вы что, знаете его? Он здесь, в Лесу?
        - После Зелёного Прилива он прижился при одной из кафедр Университета, и с тех пор ни разу не покидал Главное здание. И, представьте, никому не называет ни имени своего, ни фамилии. Но вот что странно: вы говорите, что фотография сделана больше тридцати лет назад, а он и сейчас выглядит ничуть не старше!
        Бывший фантаст развёл руками.
        - Такое в Лесу еврейское счастье - одних годы обходят стороной, а другие… Э-э, да что говорить, сами видите меня и мою Розочку. А ведь и мы с ней когда-то…
        И кивнул на фото с Пизанской башней.
        - Эй, Студент, хватит разговоры разговаривать, ходи сюда!
        Егор обернулся. Бич энергично махал ему рукой.
        - Идите, молодой человек, идите. - закивал Шмуль. - Я тоже хорош - заболтался, как последний адиёт, а вы с вашим товарищем до сих пор не имеете покушать горячего. Разговорами, знаете ли, сыт не будешь!
        - …в общем, я всё ему рассказал. И про засаду в Лосинке и про бандюков, и про золотолесцев. Умолчал только о твоём спецконтейнере. Но ты учти - дядя Вова не дурак, да и остальные егеря тоже. Поймут, что это ж-ж-ж неспроста…
        - И куда он пошёл? - Егор посмотрел на дверь, захлопнувшуюся за седоволосым егерем.
        - Дядя Вова-то? Объявлять общий сбор. Пошлёт белку двум нашим, те, в свою очередь - другим. Часов через пять все егеря будут в курсе и, самое позднее, завтра к вечеру подтянутся сюда.
        - Собрался воевать с Золотыми Лесами?
        - Ты ешь, остывает… - Бич подцепил на вилку истекающий жиром кусок. - А насчёт войны - не говори глупостей. Никогда егеря ни с кем не воевали и не враждовали. Обсудим, что случилось и решим, как предъявлять Золотым Лесам за беспредел. Не захотят объяснить, в чём дело - пусть суд решает.
        - Не слышал, что в Лесу есть судебные власти.
        - А их и нет. М-м-м… утка в черносливе - вкуснятина! Умеет мадам Шмуль готовить, не отнимешь… Суд будет третейским - либо друиды, либо комендант ГЗ. Сейчас главное - объявить, что егеря в курсе проблемы и намерены требовать разбирательства. Тогда золотолесцам хочешь - не хочешь, а придётся оставить нас с тобой в покое, иначе это будет выглядеть совсем уж скверно. У них и так рыльце в пушку.
        У столика возник Шмуль. Вид у него был донельзя таинственный.
        - Я дико извиняюсь, но Розочка велела передать, шо ваша дамочка пришла таки в себя. Если хочете сделать ей разговор, пока она имеет бледный вид - так сейчас самое время.
        - Одно к одному… - егерь торопливо дожевал и вытер рукавом губы.
        - Ну-ка, Студент, помоги подняться. Клык на холодец, сейчас мы услышим массу интересного.
        XI
        Лина сидела на постели, привалившись к стене. Вид у неё был ужасный: лицо под замотанным бинтом лбом набрякло синюшным отёком, глаза превратились в щёлочки. При виде Егора она сделала попытку усмехнуться. - Пришёл посмотреть, любовничек? Бич бросил на напарника недоумённый взгляд.
        - Мы познакомились в Универе, в общаге. - поспешил объяснить Егор. - Она работала в библиотеке, помогала мне освоиться. Посёлок показала, рынок. Ну и…
        - Ясно. Ну что, коза, доигралась? Что вам вообще из-под нас надо? Только не вздумай ездить по ушам за тех жмуров на Воробьёвых.
        Он выглядел ненамного лучше: землисто-бледное лицо, всё в мелких капельках пота, губы посинели, глубоко запавшие глаза горят лихорадочным огнём. «Как бы, и вправду, не рана не воспалилась…» - встревожено подумал Егор и пододвинул напарнику стул. Лина откашлялась, скривилась и поднесла руку к голове.
        - Я толком ничего не знаю… - она говорила невнятно, глотая звуки. - Две недели назад прошла инфа насчёт человека из-за МКАД, который собирается искать что-то в Курчатнике. Вот мне и поручили найти… вот его. Егор скривился. - Так ты, значит, в постель ко мне по поручению прыгнула?
        - Ещё скажи, что тебе не понравилось! И вообще, мы не собирались никого убивать. Расспросили бы, что вам там понадобилось, и всё. Ну, надавили бы, если бы вы упёрлись.
        - Надавили? - егерь недобро усмехнулся. - На меня? Не много ли о себе думаешь, девочка?
        - На этот случай у меня был Седрик. Он уверял, что его эликсиры способны развязать язык кому угодно. Егерь покопался в кармане и извлёк кожаный футляр, открыл и продемонстрировал пленнице ряд пузырьков с разноцветными жидкостями. Егор присмотрелся - точно такой же несессер был у сетуньца в памятном видении.
        - Интересно, какой из них? Это из рюкзака Седрика. - пояснил он Егору. - Бросил, когда бежал пораненный, партизаны подобрали. Ещё и отдавать не хотели - на Речвокзале за любой из этих флакончиков дают целое состояние, хоть в желудях, хоть в долларах. А тебе, Студент, эта штучка, похоже, знакома?
        Скрывать дальше не имело смысла. Егор в двух словах обрисовал ситуацию с погибшим Конкиным, Наиной и тем, что он увидел в глазах мертвеца.
        Бич замысловато выматерился.
        - И ты молчал?
        - Гоша посоветовал. - пожал плечами Егор. - Откуда же мне было знать, что у вас тут такие расклады?
        - Ладно… - егерь сплюнул. - Я тоже хорош, послушал Яшу: «мол, не надо грузить парня проблемами с Золотыми лесами, придёт время - сам всё узнает…» Вот, значит, и узнал! И ведь намекнул, что ты крутишь шуры-муры с ихней девицей - тут бы мне и насторожиться… А Гоша - ну, пенёк трухлявый, дай только добраться до тебя!
        Егор зло сощурился.
        - Конкина ты навела на сетуньцев? Только не ври, я говорил с его одногруппниками.
        - Я. Но он сам виноват, что полез в квартиру Новогородцева, велено было только разузнать.
        - Это я уже догадался. А комнату его кто-то из ваших обыскивал?
        - Макс, тот, которого вы убили.
        - Выходит, я не ошибся.
        Он обернулся к напарнику.
        - Помнишь подстреленного, того, что с порезанной рукой?
        - Думаю, он не доложил, что ты его застукал. - кивнул Бич. - Иначе не стала бы брать с собой. Не доложил ведь, а?
        Лина потерянно молчала.
        - Дисциплина, как я погляжу, у вас на высоте. - ухмыльнулся егерь. - Последний вопрос и можешь отдыхать. Кто работает на вас в лаборатории Шапиро?
        - Никто. Это он всё рассказал. - девушка кивнула на Егора. - А Конкин так, случайно подвернулся.
        - Врать не умеешь. Ну, допустим, о рейде ты узнала от Студента - в постели чего только не скажешь… Но о том, что Шапиро собирает сведения о Новогородцеве, он тебе сказать не мог, потому что и сам узнал в последний момент! И Конкин не мог, Яша только-только начал готовить его в рейдеры и ничего важного сообщить не успел. Так что колись до донышка, если не хочешь поиметь неприятностей!
        Лина отвернулась и уставилась в стену. Губы у неё дрожали.
        - В молчанку решила поиграть? Слышь, Студент, я тут, неподалёку видел муравейник. Пристроим на него эту биксу, ручки-ножки растянем на колышках, чтоб не дрыгалась. Можно даже не раздевать - мураши и так до неё доберутся. За неделю косточки добела очистят, клык на холодец! Чекист и его партизаны слова не скажут - знают, что со мной лучше не связываться, а со Шмулем я как-нибудь договорюсь.
        Егора передёрнуло.
        - Ты это… полегче, всё же, а?
        - Полегче, говоришь? А если они снова что-нибудь выкинут? А ну, колись, тварь! - взревел он. - Лес свидетель, я не шучу!
        На Лину было жалко смотреть. Она переводила взгляд с одного мучителя на другого, пытаясь уловить на их лицах хоть тень сочувствия.
        Егор отвернулся. Ему не хотелось видеть глаза девушки - затравленные, полные отчаяния и ужаса.
        - Это всё ваш завхоз…
        - Вислогуз?
        - Да. Он и об этом рейде рассказал, правда, в общих чертах - сам почти ничего не знал. Ну, я и подумала, что если вы собрались в Курчатник - надо либо тут вас ждать, либо на МЦК, на «Панфиловской».
        - Там другая группа?
        Кивок.
        - Ясно. Выходит, не подвела чуйка, а, Студент? - Бич подмигнул Егору. - Двинули бы мы с Гагаринской в другую сторону - наверняка угодили бы в засаду, и неизвестно ещё, как бы оно там обернулось.
        - Всё равно вам придётся за всё ответить! - Лина сумела взять себя в руки и смотрела с вызовом. - И за Воробьёвы Горы, и за тех, кого сегодня убили!
        Ну-ну, ты ещё поиграй в героиню-подпольщицу… - насмешливо ответил Бич. - Проясни-ка лучше вот что. Вот ты говоришь, что вы получили информацию насчёт Яшиного интереса к Курчатнику и вот его, - он кивнул на Егора, - прибытия. И начали свои пляски с бубнами. Так?
        Лина мотнула головой в знак согласия.
        - Но до меня-то вы докапывались ещё до того, как я влез в это дело! Кузнеца расспрашивали, Колю-Эчемина на Метромосту тормознули. Потом выходка эта идиотская на Воробьёвых… не сходится у тебя, подруга!
        - Не знаю… - девушка пожала плечами. Уверенности у неё заметно поубавилось. - Мне же не всё говорили, что велели - то я и делала. Слышала только, что насчёт тебя у нашего руководства есть опасения. Очень ты им почему-то мешаешь.
        - Дурочку решила включить? - рявкнул Бич. - «Я не виноватая, мне приказали…» А ну колись, шпиёнка хренова, зачем вам понадобилось выяснять, что мы ищем в Курчатнике?
        На этот раз запугать Лину не получилось. Она выпрямилась и зло сощурилась:
        - Думаешь, тайны Леса волнуют одних умников из Универа? А то, что они должны принадлежать в первую очередь нам, исконным лесовикам - в голову не приходило?
        - Да уж ты, конечно, самая, что ни на есть, исконная. - ухмыльнулся егерь. - В Лесу-то давно - два года, три?
        - Не в сроках дело! Эти знания должны принадлежать тем, кто накрепко связан с Лесом, а не всяким там замкадышам, вроде этого…
        И пренебрежительно кивнула на Егора.
        Егерь поднялся, тяжело опираясь на спинку стула.
        - Пошли отсюда. Мне эта дура больше неинтересна. Слышал я такие разговоры. И другие слышал, например - «Лес для лесовиков».
        Лина вызывающе вскинула подбородок.
        - А что тебе в этом не нравится?
        - Боюсь, ты не поймёшь.
        XII
        - Нет, Студент, меня не проведёшь. Эта доморощенная Мата Хари знала о тебе заранее - в отличие от Шапиро, который держал тебя за обычного абитуриента.
        Стены комнаты, сложенные из толстых брёвен, плохо пропускали звук, но егерь всё равно говорил шёпотом.
        - Вислогуз выудил из Яши только детали, а на самом деле, золотолесцев на тебя навёл кто-то другой. Так что давай, колись - что тут у вас тут за расклады? Егор усмехнулся - Ты что, заодно и меня решил допросить? Он выглянул в коридор, плотно затворил дверь и подсел к столу.
        - Ну, не допросить… - егерь, чтобы скрыть неловкость, принялся подкручивать фитиль спиртовой лампы. Пальцы у него мелко дрожали. - Обещал ведь объяснить, ещё тогда, в лаборатории… - Обещал - объясню. Только сначала ответь: ты, и правда, стал бы её пытать?
        - Ты за кого меня держишь, Студент? Таблеточки, что я ей дал, кроме всего прочего, притупляют способность к критическому восприятию. Девчонке наверняка известна моя репутация - в здравом уме и твердой памяти она ни за что не поверила бы заходу насчёт муравейника. А так - и поверила и раскисла, как миленькая. Мало того - стоило ей начать отвечать, и она уже не думала, что говорит, выкладывала всё, что знает.
        - Вроде как сыворотка правды?
        - Почти. Порошки эти делают друиды в Петровском замке. Они и в Лесу изрядная редкость, а уж за МКАД и вовсе…
        - И ты, значит, не пожалел такой ценности?
        - А что было делать? - егерь развёл руками. - Иначе мы бы от неё хрен чего добились, девица ушлая и себе на уме. А так - выяснили всё, что нужно, и быстро. Под конец разговора она, правда, слегка отошла и стала взбрыкивать, но тут уж ничего не поделаешь.
        - И что же мы такого важного выяснили?
        - Хотя бы то, что Золотые Леса не имеют отношения к нападению наёмников. Я и раньше это подозревал, но теперь уверен. Тех парней нанял кто-то из-за МКАД - со связями, деньгами возможностями. А у золотолесцев-то, при всех их амбициях, ничего, кроме кой-какого авторитета в МГУ нет, даже на ВДНХ они держатся тише воды, ниже травы. Да и вообще, не похоже это на них. Чтобы посторонних людей вот так, пачками класть? Нет, Яше Шапиро верно сердце подсказывало: золотолесцы, конечно, устроили нам вырванные годы, но в этой партии есть игроки и покруче.
        - Покруче? Это ты о ком?
        - Тут, по ходу, один вариант. Помнишь, что Пиндос рассказывал о Церкви Великого Леса?
        Егор припомнил волонтёра с укулеле.
        - Ну, было что-то такое…
        - Они работают не только у нас в Лесу, но и в манхэттенском. И замешаны в каких-то тёмных делах с криминальным душком.
        Егор щёлкнул пальцами.
        - Точно! Он ещё говорил, что одна из двух нью-йоркских группировок - латиносы…
        - …а наши похитители говорили по-испански. А ещё - им не были нужны порошки, которыми пичкали русских бандюков. Вникаешь?
        - Они из Нью-Йорка!
        - И доставила их сюда Церковь Всемирного Леса, клык на холодец! А что наших, лесных повадок у них не было - тоже объяснимо. Говорят, Манхэттенский Лес на наш совсем не похож, всего-то общего - Лесная Аллергия да ещё кой-какие пакости.
        Егор вскочил и в волнении забегал по комнате. Потом остановился и сокрушенно покачал головой.
        - Нет, не получается. Если это они - почему нас не взяли ещё на ВДНХ? У ЦВЛ ведь база в Останкино, у Братства Башни?
        - Видимо, боялись засветиться - таких фокусов им бы не простили. Лучше дать отойди подальше, и обтяпать дельце втихую. А вину свалить на местных бандюков - клык на холодец, их там же и пристрелили бы, а улики…
        Он оборвал фразу на полуслове, недоумённо посмотрел на напарника и расхохотался.
        - Ну, Студент, ты и жучара! Кто кого допрашивает, а? Нет уж, выкладывай - что ты за важная персона, чтобы из-за тебя такой огород городить?
        - Ну хорошо, хорошо. Дело в том, что в Новосибирском Университете есть группа учёных, негласно занимающихся проблематикой Московского Леса.
        - Негласно? Это ещё почему?
        - Они считают, что подобная информация слишком важна, чтобы вот так, с ходу, отдавать её государству, или кому-нибудь ещё. Сначала надо осмыслить самим, понимаешь? Как у врачей: «не навреди».
        - Ясно. И наши, университетские вам помогают?
        - В МГУ немало наших единомышленников. Одни действуют втёмную, как Шапиро, но есть и другие, кто в курсе всех деталей.
        - Здесь, в ГЗ?
        - Нет, в сколковском филиале. Они-то и разработали операцию по моему внедрению, чтобы раздобыть материалы Новогородцева. И параллельно подкинули Шапиро кой-какую информацию. Оставалось сделать так, чтобы я попал в лабораторию микологии.
        - Ловко, ничего не скажешь. - егерь почесал кончик носа. - То есть, на тех флешках - результаты исследований? Это из-за них золотолесцы так возбудились?
        - Они просто идиоты. Думают, что там готовое решение - программа или, скажем, база данных. Как в американских фильмах: вставил в компьютер, нажал на иконку, и сразу ясно, что такое Лес и откуда он взялся.
        - А на самом деле?
        - А на самом деле ничего, кроме цифр и отдельных буковок они там не разберут. Ты пойми: это же сырые, необработанные результаты эксперимента. Неудачного, прошу заметить… И неизвестно ещё, удастся ли выжать из них что-нибудь практически применимое?
        - И ты передашь их тем, кто сумеет выжать? А Яша-то, простая душа, радуется, что заполучил перспективного лаборанта… А тот - коробочку в карман и только его и видели! Обвели вы его, как последнего лоха…
        - Ничего подобного. - Егор говорил жёстко, уверенно. В нём не осталось ничего от восторженного, любопытствующего новичка. - Материалы мы, конечно, переправим в Новосибирск, но лишь для того, чтобы сделать с них бумажные копии. По-настоящему во всём этом можно разобраться только здесь, в Лесу - и именно этим я займусь в ближайшие несколько лет.
        - Это, каким же образом? - Бич не скрывал скепсиса. - Придёшь прямиком к ректору и заявишь: «мы тут раскопали кое-что, правда, вам сказать забыли. Ну да ничего, дело житейское, а сейчас выделяйте нам лабораторию, надо кое-что проверить.» Или ректор - тоже ваш человек?
        - Чтобы да таки нет, как выразился бы уважаемый Шмуль. Ты сделал правильный вывод - за материалами охотились, скорее всего, не золотолесцы. Они - пешки, а играют в эту игру серьёзные дяди из Замкадья, кровно заинтересованные в том, чтобы взять Лес под плотный контроль. Корпорации, правительственные агентства, разведки… И университетское начальство, скорее всего, по уши в этих играх. Так что, Лина, как ни крути, права: надо ещё сто раз подумать, прежде чем отдавать секреты Леса чужакам.
        - О, как! - Бич так удивился, что забыл о раненом бедре. - То есть ты её оправдываешь?
        - Во всяком случае, стараюсь понять. И учти, когда будешь говорить со своими коллегами - в назревающих событиях мы, скорее всего, будем с Золотыми Лесами на одной стороне.
        - Мы? - егерь недобро сощурился. - Скажи-ка, Студент, с каких это пор ты наш? Нет, парень ты хороший и товарищ надёжный, вопросов нет. Но всё же - оттуда, из-за МКАД. Почему я должен тебе верить?
        Егор замолк и молчал на этот раз долго. Бич терпеливо ждал.
        - Можешь, конечно, не верить… - тихо произнёс молодой человек. - Но и здесь, в Лесу, и за его пределами, есть люди, которые считают, что всё это - второй шанс, подаренный нам Мирозданием. Первый был, когда наши предки слезли с деревьев и научились делать каменные скребки и добывать огонь. К чему это привело, мы знаем: бесконечные войны, десятки миллионов тонн дряни в атмосфере и океанах, чудовищно переселённые города, безумие Всемирной Паутины, терроризм, наркота, голод, эпидемии. И вот - Лес. Он словно говорит нам: «берите, люди, пользуйтесь. Только, смотрите - с умом, не изгадьте, как в прошлый раз!»
        - Так ведь уже изгадили. - егерь мрачнел на глазах. - Манхэттен - вонючая криминальная клоака, в Карачи война не прекращается третий десяток лет, из Токио устроили помойку, а Шанхай и вовсе превратили в радиоактивную плешь. Только Сан-Паулу ещё туда-сюда, но тоже, если вдуматься, радости мало: что хорошего в отказе от развития и возвращения в первобытную дикость?
        - Верно. Выходит, нам остался только Московский Лес, и было бы обидно просрать и его, пока мы будем выяснять, у кого больше прав - у замкадышей или у старожилов? Я и те, кто меня прислал, хотят сполна использовать этот шанс, возможно, последний, выпавший нашей многострадальной планете. Но сперва предстоит поработать - головой, руками, по-всякому. И одно я знаю теперь точно: прав Шапиро, прав на все сто! Лес - живое и разумное существо, и он желает нам добра. Но - только того, которое мы сами сможем сотворить. Все мы: ты, я, золотолесцы, подземники, аватарки, дикари из Сан-Паулу, жители Токийского Болота или обитатели какого-нибудь Мухосранска. А ты - «из-за МКАД, не из-за МКАД…» Да какая, нахрен, разница? Леса хватит на всех!
        Егерь озадаченно нахмурился.
        - Как ты сказал: «Леса хватит на всех»?
        - Ну да. А что?
        - А то, что у егерей это что-то вроде девиза. Когда мы нового в свои ряды принимаем, он даёт сто-то вроде клятвы, присяги. И эта фраза в ней - завершающая. Другие её тоже, случается, употребляют, но без понимания. Но ты-то где её подцепил?
        - Да как-то само вырвалось. Случайно, наверное.
        - Случайно, Студент, ничего не бывает. Особенно - в Лесу. Но это ладно, это потом. Последний, говоришь, шанс?
        Спирт в лампе почти закончился, огонёк из голубого сделался тускло-жёлтым и едва освещал стол и сидящих за ним людей. Егора поразило, каким постаревшим сделалось вдруг лицо напарника.
        - Мы не знаем. Но, что если так?
        - Так, не так… Утро вечера мудренее Студент. Завтра думать будем, а сейчас давай-ка спать. Сил нет никаких…
        День двенадцатый

26 сентября 2054 года, воскресенье
        Бледный сентябрьский рассвет давно догорел над Москвой-рекой. На противоположной стороне, над берегом Тереховского острова, стеной высились великанские буки, уступавшие размерами разве что, своим собратьям на Воробьёвых Горах. Набережная, в прежние времена одетая в асфальт, была почти свободна от растительности - филёвские фермеры старались поддерживать в сносном состоянии и её, и дебаркадер, приткнувшийся к берегу ниже по течению. Оттуда доносился смех и задорные женские голоса.
        - Чего к пристани-то не пошли? - спросил Коля-Эчемин, выискивая взглядом источник жизнерадостных звуков. - Сейчас бы молочка парного, девчонки сбегают…
        - Потому и не пошли, что девчонки. - лениво отозвался егерь. Он улёгся на траву, закинув руки за голову. - Не хочу, чтобы нас лишний раз видели. Пусть думают, что мы двинули к Воробьёвым.
        - Всё равно ведь узнают. Деревня, ничего не скроешь…
        - Узнают, но не сразу. - Бич глянул на часы и со вздохом переменил позу. - Умар будет через час, и они со Студентом сразу пойдут.
        - А ты - назад, к Шмулю?
        - Куда ж ещё? Яська затемно прискакала, говорит - к вечеру наши начнут подтягиваться.
        Коля-Эчемин заявился в шинок незадолго до рассвета, в точном соответствии с переданными через белку распоряжениями. «Только ради тебя, Бич… - недовольно бурчал он. - В темноте едва днище не пропорол…»
        Мастерство не подвело каякера. Участок реки до Филёвской набережной они преодолели меньше, чем за два часа, несмотря на то, что у развалин Живописного моста пришлось вытаскивать пирогу из воды и нести по суше, в обход. А потом возвращаться и тащить охающего и матерящегося егеря. Компресс дяди Вовы помог, воспаления не случилось, но наступать на покалеченную ногу пока не стоило. Тем не менее, Бич настоял на том, чтобы лично проводить напарника - требовалось, по его словам, проинструктировать Умара насчёт маршрута.

«Проще всего было бы добраться до Воробьёвых гор по реке. - втолковывал он Егору. - Но там берег держат золотолесцы, и встречаться с ними тебе не стоит. Можно высадиться на Бережковской, но к Сетуньскому Стану сейчас тоже лучше не приближаться. Седрика они изгнали, но кто знает, сколько там осталось его сторонников? Так что лучше не рисковать - по суше, конечно, дольше, зато надёжнее. Отсюда пойдёте до Парка Победы, мимо Ближней дачи - есть там такое фермерское поселение. Потом по Минской улице, по Ломоносовскому и прямиком до Главного Здания. Часов за десять-двенадцать должны дойти. В долине Сетуни только осторожнее: там, говорят, шастает зверьё с Крылатских холмов, не хватало ещё напороться на смилодона.»
        Яська ждала на набережной. Не дав егерю выбраться из пироги, она обрушила на него ворох новостей.
        - Ответили четверо: Нгуен, Савва из Пойминского городища, Вернер с Конезавода и Уоч?ви-танцовщица с Богатырского. - перечисляла она, загибая тонкие пальчики. - От остальных пока ничего нет.
        - А дядя Вова у Шмуля. - подвёл итог Бич. - Молодчина, Яська, выручила!
        Зелёная девчачья физиономия, обрамлённая рыжими волосами, расцвела в улыбке.
        - Я-то думал, Яська - твоя персональная почтовая белка. - не удержался от подколки Егор. - А она, оказывается, у всех егерей за начальника почтовой службы!
        Зелёная кожа побурела - видимо это заменяло зеленокожим аватаркам румянец смущения.
        - И ничего я не служу! Просто девчонки знают, что мы… что я… в общем, что я часто по его заказам летаю, вот и передали.
        - Да ладно, чего там… Платят-то хоть хорошо? Не задерживают, как этот жлобяра?
        Егерь хлопнул себя ладонью по лбу.
        - Точно! Прости, Ясь, я и забыл. Вот, держи, тут всё, что я задолжал.
        И протянул белке объёмистый мешочек.
        - Жёлуди. - пояснил он в ответ на недоумённый взгляд Егора. - Взял у Шмуля. Он у нас вместо банкира.
        Так он не только содержатель малины, но и сидит на общаке? - понимающе кивнул Егор. - Недурно устроился, даром что «тысячный»…
        - Ты мне ребёнка не порть! - возмутился егерь. - «Притон», «общак», «малина»… чему вас только учат в Новосибирске?
        - Это кто тут ребёнок? - белка, презрительно фыркнув, сгребла мешок и распихала содержимое по своим сумочкам. - Между прочим, если бы не я…
        - Знаю-знаю! - Бич в знак капитуляции поднял ладони. - Ты самая храбрая, самая ловкая, самая быстрая и всё такое. Только орехами больше не кидайся, ладно? До сих пор шишка не прошла. И как это ты ухитряешься каждый раз попадать точнёхонько в макушку?
        Коля-Эчемин, удивлённо наблюдавший за пикировкой, встал.
        - Ладно, вы тут беседуйте, а я пирогу гляну. Когда проходили под мостом, вроде задели что-то, надо бы проверить.
        - Деликатность проявил… - Егор проводил каякера взглядом. - Хорошие у тебя друзья, Бич.
        - А иначе в Лесу никак. - серьёзно ответил егерь. - На том и держимся - на друзьях. Можно, конечно, и в одиночку бродить, но всё одно надо знать, что есть где-то такие вот люди. Коля-Эчемин, Ваха, Нгуен, Лёха-Кочегар, Яша Шапиро…
        - А я? - ревниво вскинулась Яська. - Меня ты, значит, за друга, не считаешь?
        - Ну и ты, куда ж без тебя…
        - Не больно-то и хотелось! - белка вскочила на ноги. - И вообще, у меня на сегодня ещё куча вызовов, некогда тут с вами рассиживаться!
        - Что за муха её укусила? - недоумённо спросил Бич, когда беличий хвост канул в листве. - Сидели, вроде, разговаривали…
        Егор насмешливо сощурился.
        - Я всё собирался спросить - ты слепой или тупой?
        - Ты это о чём?
        - О Яське, ясное дело. Девчонка влюблена в тебя по уши, а ты упорно не желаешь этого замечать.
        - Да ладно? - егерь изумлённо уставился на напарника. - Ерунда, она же мне как дочь!
        - Как дочь? Ну-ну… ты что, не видишь, какими глазами она на тебя смотрит?
        - Какими? Нормальными, как на всех. Нервная только стала, слова ни скажи - шипит и чуть ли не кусается.
        - А ты чего ждал? Обращаешься с ней, как с приятелем, а девушке ласка нужна, внимание. Да чего я тебе объясняю, сам взрослый мужик.
        Бич помолчал, словно собираясь с духом.
        - Да всё я понимаю, Студент, не слепой же, в самом деле… Но и ты пойми: яведь не пошутил, когда сказал, что она мне как дочь. Её отец - мой старый друг, ещё с прежних, доприливных времён. Учились вместе когда-то на геологическом. Несколько лет назад у Яськи - вообще-то её зовут Ярослава - нашли глиому[16 - Злокачественная опухоль головного мозга.]. Врачи давали пятьдесят процентов успеха операции и предупреждали о возможностях необратимого поражения зрительного центра. Ну, я, дурак, возьми и посоветуй лесные снадобья!
        - Почему дурак-то? - удивился Егор. - Не помогли, что ли?
        - Помогли. Месяца не прошло, как опухоль рассосалась и даже зрение не пострадало. Врач от радости места себе не находил - чудо, да и только! А через полгода у девчонки развилась Зелёная Проказа. Побочный эффект тех самых порошочков, будь они неладны…
        И сокрушённо помотал головой. Похоже, старая боль до сих пор не отпускала.
        - Обратились сдуру к врачам, нет, чтобы мне сразу сообщить… Ну, те поняли, что к чему - у них же инструкции Минздрава как раз на этот счёт. Позвонили в полицию, те приехали, хотели забрать Яську в спецсанаторий. Отец говорит - «не дам!», они его крутить. А он, на секундочку, служил в спецназе ГРУ инструктором по рукопашке, потом выступал в боях без правил в тяжёлом весе. В общем, дело скверно обернулось: пять покалеченных и один труп, причём не кто-нибудь, а сотрудник полиции. Но дочку он отбил, спрятался на даче у приятеля и мне дал знать - приезжай, беда! Пока сообщение шло, пока я до Екатеринбурга добирался, девочка уже…
        И запнулся на полуслове.
        - До Екатеринбурга, говоришь? - Егор пристально посмотрел на напарника. - А что же этот, как его…. Лесной Призыв?
        - Зов Леса. - буркнул Бич. Он уже понял, что прокололся. - Ладно, Студент, чего уж там… Ты, вроде, парень свой, надёжный. Но смотри: будешь болтать - клык на холодец, найду хоть в Африке, хоть в Австралии!
        - Тем более, что тебе туда добраться не проблема, как я понимаю? И много среди егерей, таких?
        - Насколько мне известно, я один. Остальные кто как: Нгуен шага за МКАД сделать не может, дядя Вова выбирается иногда наружу, но не дальше Мытищ. Лучше всего Вернеру - он как-то три дня провёл в Твери, но после этого мы со Шмулем его неделю пейсаховкой отпаивали, так приплющило парня. Но если дальше - то только под порошочками, или терпеть, пока есть силы.
        - А тебе, значит, всё нипочём?
        Егерь развёл руками.
        - Вроде того. Ты пойми, это ж от меня не зависит. Поначалу-то я думал: отойду на десяток, ну, на сотню километров, а там всё равно дотянется… Делал вылазки, каждый раз всё дальше и дальше. Пилюлями запасался, на случай, если достигну своего предела.
        - И как?
        - А никак. Времени на это ушло почти пять лет - помногу я наращивать дистанцию опасался, как и слишком часто покидать Лес. Внимание не хотел привлекать. Но когда в один прекрасный день доехал до Лиссабона - окончательно уверился, что Зов Леса меня обошёл стороной.
        - Ясно. - кивнул Егор. - Я и раньше что-то в этом роде заподозрил - особенно когда ты проговорился насчёт Лазурного Берега. Что, правда, случались там побывать?
        - Было дело. Очень сложный рейд выдался, захотелось сменить обстановку. Вот и сменил. Прожил в Ницце три дня, и всё это время места себе не находил. Зов Леса тут ни при чём, клык на холодец! Неспокойно как-то было, неуютно. Не в радость, понимаешь? Хожу, значит, по набережной Круазетт, а у самого перед глазами всё это…
        Он обвёл рукой реку, дебаркадер и свисающие к воде ветви филёвских вязов.
        - В-общем, не выдержал я. Плюнул на оплаченный на две недели вперёд номер в «Негреско», сел в самолёт - и домой. Так что хреновый из меня вышел турист…
        Он помотал головой, словно отгоняя наваждение.
        - Так о чём это я? Да, в Екатеринбург я приехал буквально в последний момент. Яська совсем плохая была - не узнавала никого, есть ложкой не могла, только как собачонка, из миски. Ещё бы чуть-чуть и… В общем, я её переправил в Лес и сдал аватаркам. За два месяца её привели в чувство, а в процессе она познакомилась с белками, да так к ним и прибилась.
        - Она знает, что это ты её спас?
        - Я просил не говорить. Память ей тогда конкретно отшибло.
        - А отец? Он же, как я понимаю, жив?
        - За убийство полицейского сел пожизненно. Да он и знал, что этим закончится, сам попросил: незачем ей это, пусть живёт спокойно.
        - Ну, не знаю… - Егор покачал головой. - Она уже не ребёнок, имеет право знать.
        - Зачем? Половина больных Зелёной Проказой не помнят о прежней жизни. И хорошо, по-моему: надо начинать с чистого листа, без всякого там поганого багажа.
        - А если багаж - не поганый? Не у каждого ведь такая печальная история - могли остаться родственники, родители, супруги…
        - Тогда ещё хуже, потому как они с ними никогда не встретятся. Аватарки, Студент, не могут покидать Лес - сделают шаг за разделительную на МКАД и валятся от жесточайшего приступа мигрени. Большинство не выдерживает, сходит с ума. Так что, пусть лучше не знает.
        - Кстати, - Егор щёлкнул пальцами, - пока не забыл… Что это за слизень, которого дядя Вова тебе наложить собирался?
        - Слизень-то? - Бич осторожно, чтобы не потревожить больную ногу, переменил позу. - Это, Студент, вроде живого бинта. Нашлёпка такая, в виде слизняка. Приложишь её к ране - она и кровь остановит, и как обезболивающее. Ну и заразу всякую вытянет или, скажем, яд. Помнишь, Лёха-Кочегар про своего помощника рассказывал, которого красной стрелой подстрелили?
        Егор кивнул.
        - Если яда слишком много, слизень погибает. Но человека обычно всё-таки спасает, тому парню просто не подфартило. Слизней, друиды выращивают, они вообще мастаки на всякие лекарские фокусы.
        - А чего ж ты тогда отказался?
        - А того, что в Лесу за всё приходится платить. От слизней Зов Леса иногда развивается после первого же применения - оно мне надо, так рисковать? Я слизней даже с собой не ношу, чтобы не поддаться соблазну, если что. А царапина эта и так заживёт, не впервой.
        Егерь потянулся и посмотрел на часы.
        - Умар вот-вот будет. Давай-ка, Студент, как в песне поётся: на посошок, на дальнюю дорожку…
        Он извлёк из кармана маленькую фляжку и пару серебряных стопок.
        - Ваха подарил. Давно ещё, лет пять назад. Обычно я их у Шмуля оставляю, в рейде это баловство ни к чему. А тут вот захватил, цени!
        - Ценю. Кстати, о Шмуле - ты в шинке надолго собрался зависнуть?
        - Как получится. Отлежусь, ногу подлечу - дам знать. Ты главное, до Универа доберись. И за Умаром присмотри. Молодой он, горячий, как бы не попал в историю.
        - Я-то думал, это он за мной должен присматривать…
        - Ну… и он за тобой тоже. Ты за ним приглядишь, он за тобой - так и дойдёте в целости и сохранности.
        Егерь отвернул крышку и протянул фляжку напарнику.
        - «Хеннеси», коллекционный, 1965-го года. Нашёл в винном погребе «Арагви» - здоровенная такая шестилитровая бутыль в фирменном чемодане. Чуть не грохнул, пока вытаскивал…
        Егор поднёс фляжку к носу, понюхал, лизнул - и блаженно зажмурился.
        - Экселлент! Нет, Бич, мы совсем одичали: девяносто лет выдержки, стоит как чугунный мост - коллекционеры из Замкадья за него дрались бы… Такой коньяк в богемских хрусталях подавать, а мы его из фляжки. Ещё бы селёдкой закусили!
        - Извиняй, барин, селёдки не держим. Зато лаваш имеется и сыр, домашний, овечий, Шмуль в дорогу собрал. Под коньячок - самое то.
        Бич плеснул в стопки ароматной коричневой жидкости, расстелил на траве тряпицу и стал раскладывать нехитрую дорожную закуску.
        - Кстати… - сказал он после недолгой паузы. - Меня зовут Сергей. Фамилия - Бечёвников.
        - Хм… - Егор посмотрел на напарника с удивлением. - Очень приятно. Меня…
        - Егор Жалнин, знаю, Яша говорил. Это, надеюсь, настоящее имя?
        - Самое, что ни на есть.
        - А то не по-людски как-то: столько вместе прошли, а представиться-то и забыли. Всё «Бич» да «Студент»… Неправильно. Я-то ладно, в Лесу ко мне иначе, как «Бич» ине обращаются, привык…
        - Да и я вроде, привык! Студент и Студент, даже нравится. - весело отозвался Егор.
        - Ну и ладушки. Тогда - вздрогнули?
        Они выпили коньяк, закусили сыром - свежайшим, рассыпчатым, как творог, переложенным веточками петрушки и кинзы. Бич откинулся к поваленному стволу дерева, возле которого они устроили привал, и замер, прислушиваясь к ощущениям.
        Егор понюхал пустую стопку, удовлетворённо крякнул и задумался, шевеля губами, будто подсчитывая что-то в уме.
        - Слушай, совсем из головы вылетело - какое сегодня число, двадцать шестое?
        - Да, воскресенье. Вообще-то в Лесу мы редко вспоминаем о календаре, обходимся…
        - Обходитесь сколько угодно, только не сегодня. Воскресенье, двадцать шестое сентября - дата особая, праздничная. Мне Шапиро за день до выхода про неё рассказал, даже листок из календаря предъявил. Что-то типа профессионального праздника для всего Универа. Говорил - они всегда устраивают в лаборатории застолье, отмечают.
        - Точно! - оживился егерь. - Помнится, в прошлом году и мне случилось с ними посидеть. Значит, сегодня? Стало быть, повод имеем…
        Он ловко наполнил стопку Егора, потом свою - и поднял, бережно, отставив мизинец, словно старорежимная купчиха, сидящая за самоваром.
        - Ну, за День Ботаника?
        Май-август 2019 года, Москва.
        notes
        Примечания

1
        Народно-освободительная армия Китая

2
        Супрематизм - направление в авангардном искусстве, возникшее в России в 1910-х годах.

3
        Популярные среди альпинистов скалы в Красноярском природном заповеднике «Столбы». «Столбисты» - члены неформального объединения скалолазов.

4
        Чеченское приветствие, обращённое к старшему. Буквально - «как дела, большой человек?»

5
        Глава чеченского тейпа.

6
        Картина армянского художника М.Сарьяна «Постройка народного дома. Земляные работы», 1930г.

7
        (англ.) Поставщик королевского двора.

8
        Армянский суп с бараньими фрикадельками.

9

«Сказка о Тройке». А.и Б. Стругацкие.

10
        Богомолов, «В августе 44-го».

11
        (исп. жаргон) Этот сукин сын откинул копыта!

12
        Бант - приём в бейсболе, когда отбивающий (битер) не бьёт по мячу, а подставляет под него биту.

13
        Во Нгуен Зиап - вьетнамский политик и генерал, командовал войсками Вьетминя в Индокитайской войне с французами 1946 -1954гг.

14
        Название вьетнамской мафии.

15
        прозвище азиатов в американском военном жаргоне.

16
        Злокачественная опухоль головного мозга.