Мгла Юлия Александровна Барановская
        # Введите сюда краткую аннотацию
        Мгла.
        Пролог:
        Над крепостью плыла молодая луна. Неспешно покачиваясь на темных ночных облаках, заливала крышу серебристым, неверным светом, пробегала по мощеному камнем двору, качалась на спокойных водах рва. Оглаживая хрупкими лучами, целовала молодую листву, и, вырываясь из плена гибких веток старых ив, взлетала вверх, шаловливо заглядывая в черные окна. Застывая на карнизах, с любопытством всматривалась в расслабленные лица спящих. С умилением рассматривала спокойные черты, ласково поглаживая щеки серебристыми лучами, и уходила в соседнее помещение, оставляя мечтательную улыбку на приоткрытых губах.
        В одной из комнат она задержалась. В ней, среди белых облаков широкой постели возлежала молодая девушка с волосами способными поспорить цветом с тьмой безлунной ночи. Лучи ночного светила застыли у края постели, любуясь алебастром нежной кожи, подчеркнутой антрацитом длинных волос. Осторожно пробежали по белой ткани простыни и осторожно коснулись пухлых губ.
        Неожиданно, лежащая на кровати девушка застонала. Мгновение назад спокойное лицо ожесточилось, на лбу выступила испарина. Черные волосы в беспорядке разметались среди белых простыней, кружево ночной сорочки напиталось влагой, бесстыдно облепляя худенькое тело. Сведенные судорогой пальцы заскребли по одеялу, ломая розовые ноготки. Луна отпрянула, испуганная метаморфозами, охватившими юное создание, а девушка изогнулась и закричала. Страшно, отчаянно, нечеловечески.
        Иступленный крик разнесся по темным коридорам, дробясь испуганным эхом, разрывая дрему весенней ночи. Безмятежная тишина сменилась испуганными голосами, разбуженных иступленным криком людей.
        Набежавшие служанки прижимали извивающееся тело к кровати, пытаясь разбудить темноволосую, но тщетно. Изящное тело извивалось под их руками, нанося раны обломанными ногтями, кричало, выло, но его владелица не приходила в сознание.
        Замок наполнился шумом.
        Неожиданно, дверь распахнулась, впуская внутрь бледную женщину в дорогом платье.
        Обежав испуганным взглядом оглашаемую криками спальню, она устремилась вперед, склонившись над бьющейся на постели девушкой.
        - Несите воды! - Коротко приказала она, пытаясь прижать сведенное судорогой тело к кровати. - И руки держите, опять себя поранит!
        - Ваша светлость, - Испуганно всхлипнула застывшая у дверей служанка. - Там леди Элоиза...
        - Уведите её в комнату, - отрывисто приказала женщина, не отрывая темных глаз от искаженного мукой лица. - И ни слова об её милости. Вы не знаете, что здесь происходит.
        Понятливо кивнув, горничная устремилась в наполненный гулом встревоженных голосов коридор, едва не столкнувшись с двумя испуганными девушками как раз вносящими в комнату ведро. Наполнявшая его ледяная, колодезная вода, вмиг привела девушку в чувство. Крик смолк и темноволосая, наконец, открыла глаза.
        - Мама?.. - Произнесла она сорванным голосом и силы оставили баронессу. Всхлипнув, женщина подалась вперед, и, не обращая внимания на столпившихся у дверей служанок, разрыдалась.
        - Тише, дитя моё, тише.- Бормотала женщина, прижимая голову дочери к груди. - Ты здесь, с нами, всё закончилось...
        А девушка ничего не отвечала - лишь вглядывалась во тьму комнаты больными серыми глазами.
        Часть ?
        Баронесса.
        Глава 1.
        Вечер первого дня второго весеннего месяца Аэрена, прозванного в народе Яроцветом, застиг меня, стоящей у окна, что рассекало южную стену моей комнаты. Над распростертыми за ним землями сияло теплое, по-весеннему яркое солнце, чьи затаившиеся среди молодой листвы лучи все сильнее отливали бронзой приближающегося заката, окрашивающего лазурь ласкового неба в пока ещё едва уловимые, розоватые тона. Где-то, в, казалось, затопившей замок зелени древних лесов перекликались птицы, знаменуя приближение того часа, когда свет повстречается с мраком, рождая сиреневые, нежные первыми звездами сумерки за которыми неминуемо настанет ночь...
        - Мне страшно за тебя, сестричка. - Произнесла, стоящая за моим плечом Элоиза, осторожно обнимая меня за талию. - Как думаешь этой ночью вновь...
        Сестра смолкла, будто опасаясь, что призовет неосторожными словами весь тот животный ужас, что приходил в мои сны которую ночь, но эхо недосказанных слов повисло в воздухе, накрывая светлую комнату мраком тяжелых видений.
        - Не знаю, - Сказала я, спешно отводя глаза, от померкшей комнаты и обращая взгляд на обманчивый атлас погожего дня, бирюза которого грозила в одно мгновение обернуться фиолетовым бархатом, пробуждающим в моей душе все то, что таилось в ней при свете солнца.
        По небу бежали облака. Невесомые, обманчиво белые, они скользили над западными лесами, казалось, ещё не тронутые кистью того художника, что ежедневно заливал их багрянцем уходящего дня, и вместе с ними убегали прочь мысли и воспоминания, оставляя лишь бесконечную усталость, в измученной страхом душе. Но на западе, там, где синеют едва различимые вершины гор, в совершенный алебастр уже ворвались первые золотисто - розовые капли приближающегося заката, накаляющего края клонящегося к снежным вершинам солнца, отчаянным огнем последних мгновений.
        Боясь, что вместе с уходом дня ночные кошмары вернутся, оплетут плечи холодным плащом, и опустят веки, утягивая в вязкий ужас сна, я закрыла глаза, будто надеясь, что щекочущие кожу ресницы замедлят томительные мгновения, оставшиеся до того момента, как лицо озарит вспышка, влекущая за собой лиловую мглу. Мимо текли минуты, сминая мгновения, и на душе разливалось не спокойствие, но давно ставшее избавлением отчуждение, неожиданно прерванное разомкнувшей объятия Элоизой.
        - Всадники! - Воскликнула сестра, опираясь на подоконник и всматриваясь в залитый последними лучами солнца мост, по которому вихрем промчались двое вырвавшихся, казалось, из самого заката наездников. - Но откуда они?.. Там же только леса.
        Глаза вновь обежали накрытые оранжевым плащом верхушки елей.
        - Может патруль с границ?.. - Предположила я.
        - Нет. - Рассматривая приближающихся наездников, покачала головой насторожившаяся сестра.- Одеты не по-нашему. Да и кони не наши. Не из конюшен рода де Элер, по крайней мере.
        - Тебе виднее, - Пожала плечами, потеряв всякий интерес к двум всадникам уже ворвавшимся в крепостной дворик, и передающим поводья своих скакунов выбежавшей на шум прислуге. Демонстративно отвернулась, сожалея об иллюзии спокойствия, разрушенной незнакомцами и, пройдя вглубь залитой призрачным золотом скорой ночи комнаты, опустилась в резное кресло, щурясь на слепящие лучи, оранжевыми мазками обрисовавшие напряженную фигуру Элоизы, оставшейся возле окна.
        - Но кто тогда?.. - Недоуменно произнесла она, упираясь ладонями в подоконник, и свешиваясь вниз в безуспешной попытке разглядеть вновь прибывших.
        - Выпадешь! - Заволновалась я, наблюдая, как отрываются от пола пятки изумрудно - зеленых, атласных туфелек, выглядывающих из пены солнечно-желтого кружева нижних юбок. - Элоиза, отойди от окна! В конце концов, не пристало благородной леди вести себя столь беспардонно!
        Страшно подумать, что подумают эти люди, если заметят твое чрезмерное любопытство! - Воскликнула я, с нарастающим беспокойством наблюдая за действиями своей беспечной сестры, но Элоиза оставалась глуха к моим увещеваниям, все с тем же, не ослабевающим любопытством наблюдая за происходящим во дворе.
        - Да, кони действительно, не наши. - Произнесла она. - Наши всё больше каурые да гнедые, а эти... один рыжий, будто лесной пожар, другой - белый, словно свежий снег.
        - В таком случае, рискну предположить, что нас посетили Чума и Война. - Усмехнулась я, за что была удостоена гневного взгляда младшей сестры:
        - Неужели тебе совсем не интересно кто они?..
        - Отчего же? - Не стала таиться я. - Просто считаю, что если родители сочтут этих господ достойными людьми, мы будем представлены, если же нет - значит, подобное знакомство не делает чести, а то и вовсе, порочит наше имя.
        - В таком случае, нам стоит подготовиться к этой встрече! - Воскликнула сестра, не в силах скрывать радостного возбуждения, захватившего всё её существо при мысли о том, что в жизнь нашу войдет нечто невероятное, в лицах всадников, ворвавшихся в наш дом на закате, и, надо признать, я её понимала.
        Попирающий северную границу старинный замок де Эллэр на протяжении вот уже трехсот лет берег покой страны. Окруженный древними лесами, он имел статус приграничной крепости, веками защищающей центральные земли от нападений кровожадных северных племен. Возможно, когда-то так и было, но последние сто лет замок покоился среди зеленого моря бескрайних лесов, будто заботливая мать, взращивая в прохладной тиши уже двенадцатое поколение баронов и баронесс. Казалось, мы живем в крохотном обособленном мирке, окруженным массивным кольцом древних лесов. Стоит ли удивляться тому детскому восторгу и болезненному любопытству, что охватило нас от столь внезапного вторжения?..
        - Ваша милость, - вырвал меня из раздумий голос служанки. - Ваша милость, ваши батюшка с матушкой к ужину спуститься просят.
        Значит, Элоиза была права, едва различимо кивнула я своим мыслям, поднимаясь из кресла и осторожно опуская на него теплую шаль, неторопливо подойдя к высокому зеркалу в резной раме из мореного дуба. Привычно собрала волосы, позволяя служанке заняться шнуровкой домашнего платья, быстро покинувшего мое тело и уступившего место белому атласу жесткого корсета.
        - Ну и напугали же вы нас, ваша светлость! - Возбужденно проговорила служанка, споро затягивая частую шнуровку.
        - В самом деле? - С нарочитым равнодушием обронила я, внутренне сжимаясь от вернувшихся воспоминаний.
        - Ей-ей! - Подтвердила девушка и, подумав, добавила, скрываясь за дверцей шкафа. - Больше - только после той охоты. Какое наденете?
        - Правое, - даже не глядя на предложенные наряды, откликнулась я, сжимая атлас нижней юбки. И попыталась избавиться от навязчивых мыслей за торжеством любопытства: - А что за люди прибыли к нам?...
        - Ох, не знаю ваша милость, - Поправляя корсаж, покачала головой моя наперсница. - Они едва спешились, как ваш батюшка их в дом увел. Вот кони у них злющие - всех конюхов перекусали, а про хозяев их... Разве что себе под масть коней выбирали. Один рыжий, а другой белесый. Да матушка ваша, как увидала их, так весь цвет потеряла. На окно оглянулась... - меж тем продолжала моя собеседница, не обращая внимания на мои враз побелевшие костяшки. - Прижала руки к лицу.... Ай-яй-яй ваша милость, - укоризненно покачала головой горничная. - Зачем же вы юбку-то порвали?
        Моих сил хватило лишь на тихий горестный вздох.
        Конечно, она испугалась... Удаленность наших владений от столицы позволяла скрывать правду о моих припадках, но что будет, если кошмары настигнут меня при посторонних? Удастся ли сохранить тайну?..
        Дверь тихо скрипнула. Вздрогнув, я вскинула голову, встретившись взглядом с голубыми очами младшей сестры. Застыв на пороге, Элли нетерпеливо переступала с ноги на ногу, открывая зеленый атлас легких туфель в солнечной пене кружев нижней юбки. Поймав её нетерпеливый взгляд, я чуть улыбнулась и, пообещав поторопиться, обратила вопрошающий взгляд на застывшую рядом девушку.
        - Ваша милость, позвольте продолжить?.. - Опасаясь, что моя недвижимость является предвестником беспамятства, жалобно проговорила она, нерешительно прикасаясь к малахитовому гребню.
        - Да, конечно... - Кивнула я, опускаясь перед трельяжем, уныло глядя на свое отражение.
        Святая Дева, как же я не подумала об этом...
        Узнай кто о моих кошмарах, о черноте, пронизанной алыми вспышками, что завладевает моим сознанием и уделом моим станет скорбь послушницы в одном из удаленных монастырей....
        Вскоре, густая волна чёрных волос была уложена под янтарную сетку и я выплыла из комнаты. Критично осмотрела свое отражение, по достоинству оценила высокую прическу, подчеркивающую и белизну моей кожи, и длину гибкой шеи, и, подцепив под локоток едва не пляшущую от нетерпения сестренку, направилась к двери.
        Глядя в её оживлённое лицо и горящие в предвкушении глаза, я невольно улыбнулась, отгоняя мрачные мысли.
        Разница в возрасте у нас Элоизой составляла всего два года, внешнее сходство не давало усомниться в наших родственных связях, но даже слуги отмечали разность наших характеров. Порывистая, любопытная, живая будто ртуть и беспокойная, как весенний ветер сестра, казалось, не могла провести в состоянии покоя и секунды. От проделок младшей де Эллэр страдал весь замок, я предпочитала наблюдать за ними с отстраненным любопытством обезопашенного от них существа. Жизнь гудела в теле моей сестры выплескиваясь сиянием из голубых, как вешнее небо глаз. В моих, серых, будто осколки серого агата очах отражалось спокойствие умиротворенного тока моего бытия. Волосы Элоизы, такие же жесткие и прямые, как и у нас с матерью пахли неуловимым флером горных цветов. От моих прядей расходился горький аромат южных специй. Мать говорила, что мы непохожи и похожи, будто день и ночь - две равные, но бесконечно далекие величины.
        Отец, потомственный вояка и лучший мечник Северной твердыни, сравнивал со спатой и кописой. Но, несмотря, ни на что, я любила свою сестренку, пожалуй, столь же сильной любовью, как и та, которой окружала меня она. Поймав мой изучающий взгляд, сестренка беспокойно пробежалась пальцами по лазурному бархату платья, с трудом удержав дернувшуюся руку от нервного приглаживания обычно встрепанных волос, ныне аккуратно собранных и уложенных мягкими локонами.
        - Не беспокойся, ты чудесно выглядишь. - Искренне проговорила я, поправляя массивный браслет на запястье.
        Элоиза благодарно улыбнулась и многозначительно глянула на серебристый муслин моего платья:
        -Опять серое? Мама будет не довольна.
        - Ну, - Надула губы в притворной обиде, но тут же рассмеялась я, не зная как признаться в том, что и на наряд свой обратила внимание только при её словах. Впрочем, знающая мои предпочтения служанка избрала цвет, ставший неотъемлемым продолжением меня с того самого дня, как я открыла глаза, и осознала, что не знаю даже своего имени. - Может же юная леди позволить себе покапризничать?
        - Приличная девушка не должна быть капризной наедине с собой! - Погрозила пальцем сестренка.
        - Предлагаешь перенести обсуждение моего гардероба на суд общественности? - Несколько более резко чем следовало, поинтересовалась я, но, к счастью, сестра не заметила моего неподобающего тона, увлеченная размышлениями о моем предложении, будто в зеркале отражающимися на лице, медленно меняющим выражение бесконечного восторга на столь же всепоглощающую скорбь, печальным вздохом сорвавшимся с розовых губ:
        - Я бы предложила. Вот только в этом случае мама наверняка отправит меня в монастырь Селиек. А там за такие мелочи как крыса в келье сестры-настоятельницы порют розгами, вымоченными в соляном растворе.
        -О-о... - Только и смогла вымолвить я, останавливаясь у парадных дверей, за которыми начинался спуск в парадный зал, на миг заглянув в печальные очи цвета весеннего неба.
        Ссылка в монастырь была, пожалуй, единственной угрозой, способной напугать мою бесстрашную сестренку. Заслышав ненавистное словосочетание, Элоиза моментально теряла весь свой задор, становясь хрупкой, будто фарфоровая статуэтка, робкой, как трехмесячный олененок и беззащитной, как Атальская лилия. Превращение растрепанного демоненка в благовоспитанного ангела занимало не более секунды и выглядело столь же естественным, как бег облаков в бесконечной глубине летнего небосклона. Впрочем, обратное превращение было и вовсе неуловимо...
        - А ведь когда-то я считала эту лестницу лучшим местом в доме, - Простонала Элли, разбивая поток мыслей созерцательной задумчивостью прозвучавшей в нежном голосе.
        - И с каких же пор они уступили первенство другим? - Заинтересовалась я.
        -С тех пор, как нормальный спуск с оных заменился бессмысленной балансировкой на скользких ступенях. - Пробурчала сестренка, с ужасом поглядывая на крутой спуск.
        - Должна же ты хоть раз в пятнадцать лет побыть человеком? - Справедливо заметила я, вызвав новую вспышку негодования на этот раз уже бесчувственностью вредной старшей сестры, не понимающей прелести её способа передвижения по крепости. Осторожно подобрав юбку, я кивнула мажордому и шагнула вперед, тихо отпарировав заявление сестры укоризненным шепотком, оповестившим Элоизу, что съезд по перилам - дикость и бескультурье.
        Элли зашипела, будто разозленная змея, но была вынуждена быстро подцепить мягкую ткань подола и опустить на лицо маску умиротворенного спокойствия, так не сочетающегося с живыми искрами в больших глазах.
        Согласно древнему обычаю, ужин проходил в большом, ярко освещенном зале, в который вели каменные ступени широкой лестницы, по которой предстояло пройти всем новоприбывшим. Уже присутствующие в зале родители, расположились за столом в обществе двух молодых людей, занимающих места почетных гостей.
        Пройдя через зал и поприветствовав застывших, будто каменные статуи на крыше древнего собора мужчин, мы сели, не решаясь нарушить напряженное молчание царившее в зале до нашего прихода. Боясь показаться невежливой, я благочестиво опустила глаза, стремясь скрыть удивление вызванное поведением присутствующих за столом людей.
        Если это друзья нашего рода, почему молчит мой обычно приветливый отец, и не хлопочет над важными гостями мать? Если враги, что делают они в нашем доме, более того, за нашим столом?..
        Пытаясь разобраться в происходящем, чуть приподняла голову и едва не застонала от ужаса. Элоиза, моя беспечная младшая сестра, выбрала самый неподходящий момент, дабы продемонстрировать миру недостойное дворянки любопытство.
        Забыв всякие приличия, откинулась на стул и с неприкрытым любопытством и небольшой долей раздражения ничуть не таясь, рассматривала на беду сидящих напротив нас посетителей.
        Что подумают о нас гости! -Ужаснулась я.
        Моля пречистую, чтобы они не успели заметить этого недостойного дворянки любопытства, быстро вскинула голову и вздрогнула, будто на лезвия клинков напоровшись на два одинаково пристальных взгляда, небесно-голубых и золотисто-карих глаз столь же неотрывно смотрящих на нас. Смутившись, я вновь потупилась, стараясь не думать о бестактных взглядах кажущихся особенно невыносимыми во властвующим над залом безмолвии.
        Через несколько минут всё той же кажущейся абсолютной тишины, я перевела взгляд на мать, но, к сожалению, та так же предпочла изучать затейливые узоры, покрывающие серебряные блюда невежливому рассматриванию молодых лиц.
        Впрочем... нарушением протокола было уже то, что над залом плыло возмутительное молчание, так не похожее на те пространные, и, зачастую бессодержательные разговоры, что развлекали случайных посетителей и эмоционально окрашенные речи, знаменующие присутствие за столом друзей.
        Заметив мой вопрошающий взгляд, мама попыталась улыбнуться. Вот только улыбка у неё вышла виноватой, даже несколько жалкой. Почти испуганная я, толкнула Эло носком туфли в ногу.
        Оторванная от созерцания всё таких же молчаливо - бестактных мужчин, сестра вздрогнула и вперила в меня возмущенный взгляд. С её точки зрения подобная выходка была достойна её, Элоизы, но уж никак, не моей непогрешимой особы.
        Вместо извинений, едва заметно кивнула на напряженных родителей, попутно отмечая, что гости всё так же не сводили с нас изучающих глаз.
        Смущенные столь бестактным вниманием, мы с сестрой взглядами пытались выяснить у родителей личности новоприбывших. А они... никогда не видела таких затравленных глаз у отца и бледного лица у нашей обычно невозмутимой матери. Баронесса де Эллэр, подарившая жизнь двум детям, уже разменяла третий десяток лет, но... как же она была красива.
        Прямые, жесткие волосы, обрамляли белокожее лицо, на лилейной поверхности которого сияли рубины пухлых губ. Тонкий, с аристократической горбинкой нос и невероятные, бархатные, огромные глаза.
        Подобные, глубокие, невероятные, чистые встречались лишь у благородных оленей, поражая своей притягательной силой. С ними нельзя было не спорить, не осуждать. Лишь враждовать. Либо подчиняться. Впрочем, первое выбирали очень не многие - ибо красота этой хрупкой, невысокой женщины была сродни красоте южных цветков, чье изящество непостижимо сочеталось с абсолютной смертоносностью.
        За последний год я видела свою мать разной. Мягкой, словно лебяжий пух и твердой, будто сталь одного из старых клинков, что висели на стенах оружейной залы. Она ослепляла своей радостью и причиняла почти физическую боль грустью, но никогда я не видела подобного смятения, ужаса и тоски, что плескались сейчас в темных глазах.
        - Мама, папа... - Не выдержала, наконец, Элоиза и добавила, смягчая свои слова мягкой улыбкой. - Не могли бы вы представить нам наши гостей?..
        Встрепенувшись, будто вырываясь из дурного сна, кивнул отец, и произнес хриплым, будто сорванным голосом:
        - Благородные лорды...
        - Зак и Светоч, - заметив заминку, подсказал один из них, сверкая лучезарной улыбкой на загорелом лице.
        - Зак и Светоч, - нервно улыбнулся отец. - Позвольте представить вам моих дочерей Эльвиру и Элоизу де Элер. Эльвира, Элоиза, это - дети старого друга нашей семьи графы Восточных земель Зак и Светоч.
        -Очень приятно познакомиться, высокие лорды. - Оживилась сестра, обрадованная тем, что наконец-то пропало напряженное молчание, разбитым хрусталем звенящее в воздухе.
        - Я в восхищении, леди...
        - Элоиза, - Польщено зарделась сестра, а рыжеволосый уже припал к тонкой девичьей руке.
        - Я тоже. - Любезно улыбнулся и второй. Вот только глаза его подвели - как были, так и остались осколками льда, хищно щерившимися из полыньи.
        Глава 2.
        В ту ночь мне не спалось. Изящные стрелки напольных часов приближались к верхнему делению, любопытная ночь заглядывала в стрельчатые окна, а я всё лежала без сна, вслушиваясь в звуки засыпающего мира. Впечатления дня роились в моей многострадальной голове, сплетаясь в пульсирующий клубок со страхами пред темным временем суток, прогоняя сон прочь от моей постели.
        Поняв, что в эту весеннюю ночь мне уже не уснуть, после недолгих рассуждений направилась в библиотеку, намереваясь провести оставшиеся тёмные часы за увлекательной книгой, пестрящей страшными сражениями и шумными пирами. Безбоязненно пройдя по длинному коридору, осторожно приоткрыла створку и, убедившись в отсутствии в помещении кого бы то ни было, я решительно шагнула в библиотеку.
        Казавшееся бескрайним помещение встретило меня величественным молчанием. С этим местом нас связывали особые отношения. Сколько поистине упоительных часов я провела, скользя пальцами по теплой поверхности пожелтевшей бумаги! Сколько тайн открыли мне древние страницы! Уже не таясь, я зашагала вдоль стеллажей, получая искренне, почти физическое, удовольствие от осторожных прикосновений к тесненным корешкам книг.
        Прохладная кожа и переливающаяся под пальцами парча, тонкая вязь древних рукописей и быстрый росчерк хроник военных лет. Книги по философии и алхимии, стратегии и воинскому ремеслу. Затянутые в бархат и покоящиеся в защитных чехлах, инкрустированные жемчугом и яхонтом и поражающие простотой шершавой обложки - именно они были истинными сокровищами северной твердыни. Тысячелетия истории и тьма веков - тайны всего мира терпеливо дожидались своего часа в светлом помещении фамильной библиотеки.
        Наконец, я остановилась. Мой выбор пал на потрепанный томик древних преданий, манящих древней историей с хрупких от времени листов. Осторожно вытянув показавшуюся мне соблазнительной книгу, я направилась к закрытому стеклянным экраном камину напротив которого располагался кажущийся необъятным стол, на который и был водружен талмуд, в то время как я опустилась в ближайшее кресло, беззвучно переставив подсвечник поближе к себе. Несмотря на весеннюю пору в камине ярко горел огонь, освещая стены теплым, золотистым светом, постепенно сменяющимся мглой, властвующей над стеллажами, и, будто живой темнотой, таящейся в углах кажущейся бескрайней комнаты. Успокаивающая и такая знакомая картина... умиротворенно вздохнув, раскрыла книгу, но не успела прочитать и десятка страниц, как за дверью раздались шаги, исходящие, судя по всему, из небольшой галереи, соединяющей библиотеку и западный коридор. Беспокойно прислушавшись к всё явственнее звучащему шуму, я торопливо закрыла книгу, и, вернув её на полку, заметалась по ставшему вдруг враждебным помещению, и не найдя ничего лучшего, скрылась за дальними
стеллажами.
        Как оказалось, вовремя.
        Стоило мне ступить в ставший спасительным мрак, как двери распахнулись и в наступившей тишине зазвучали шаги. Тяжёлые, чеканные, явно принадлежали мужчине. В игривой дроби вторых без труда угадывался стук изящных женских туфелек, подбитых звонкими, серебряными подковками. Вжавшись в темное дерево, я с нарастающей паникой прислушивалась к приближающимся шагам, моля богов и богинь о том, что бы моя дрожащая особа, не была замечена ими. Поздние посетители книжной обители приближались.
        Наверное, в этот вечер, боги были милостивы ко мне. Поздние посетители библиотеки равнодушно миновали моё убежище, на миг, промелькнув в просвете коридора, образованного двумя стеллажами и я с удивлением и изрядной долей растерянности узнала своих родителей.
        Прошествовав к столу, отец опустился в ближайшее кресло, устало откинувшись на высокую спинку, обратившись к моей явно взволнованной матери: - Успокойся, Одетта.
        Но женщина лишь раздраженно тряхнула головой, не щадя высокой прически:
        - Зачем они приехали? Мне казалось, что до оговоренного срока еще больше трех месяцев!
        - Так и есть дорогая, - отозвался барон, наполняя бокал белым вином.
        - Тогда что они здесь делают?! - Не могла успокоиться баронесса, игнорирую предложенный ей напиток, и с раздражением отбрасывая когда-то роскошный веер на стол, пуская легкую мелодичную дрожь по высокому графину, хранящему благородный напиток, часть которого ныне занимала, баюкаемый отцом бокал.
        Барон де Элер предпочел промолчать, но, неожиданно, по помещению пробежался ветерок, растрепавший пламя свечей в витых канделябрах и в их разговор ворвался бархатистый мужской голос:
        -От непогоды скрываемся. Опять же наша семья издавна была дружна с родом де Элер. А как успели... Да мы вообще быстрые. - Движимая любопытством, я осторожно выглянула из тени высоких полок, пораженно увидев, как отделилась от окна статная мужская фигура беловолосого лорда, прибывшего этим вечером.
        - И умные. Не пытайтесь обмануть судьбу, баронесса. - Вторил синеглазому рыжеволосый юноша, выступая из-за его спины.
        -Иначе, мы будем вынуждены принять определенные меры. - Произнес беловолосый и добавил, досадливо морщась: - В конце концов, мы и так совершили поистине непростительную ошибку, дав вам целый год.
        - И весь этот год неустанно контролировали! - Возмущенно воскликнула мать, сжимая кулаки.
        - Как оказалось, недостаточно, дорогая баронесса. - Многозначительно усмехнулся наш гость, и, как мне показалось, с изрядной долей сожаления, покачал рыжей головой: - Вы противитесь неизбежному, всё уже предрешено.
        - Уж не вами ли, лорд? - Оставила выдержка отца.
        - Не нами. К сожалению, мы с графом Заком не обладаем достаточными полномочиями, что бы править судьбой, равно, как и противится ей. Кто мы в сущности такие? Два графа из западных лесов - слишком незначительные фигуры, дабы влиять на неё. Мы всего лишь верные слуги нашего мира...- Всё так же безразлично говорил светловолосый, и вместе с его словами по залу расползался холод. Затих едва уловимый шепот витых свечей, смолк смех листвы за окном. Казалось, даже свет померк, испуганный его словами.
        Скованная всепоглощающим, замораживающим, будто порывы зимнего ветра, страхом я сжалась в комок, чувствуя, что вот-вот упаду на колени и заскулю, как скулит потерявшийся щенок, но в тот же миг пришло нежданное избавление:
        - Впрочем, об этом, равно как и о судьбе, мы поговорим в другой раз - время уже позднее. - Перебил его рыжеволосый граф, разбивая наваждение навеянное голосом нашего гостя. - Наши гостеприимные хозяева, верно устали. - Добавил он, устремляясь к дверям. - В такие ночи не спят только молоденькие девушки, любящие провести темное время суток за приключенческим романом.
        - Барон, баронесса, - Неохотно качнул головой его спутник, устремляясь следом.
        -Как думаешь, он так же ужасен?.. - Дождавшись тихого скрипа закрывающихся дверей, тихо прошептала мать.
        - Лорд. - Вместо ответа произнес отец, жадно припадая к бокалу.
        -И леди... - Растрепанный веер пробежал по её ладони, распахнувшись у левого подлокотника с коротким щелчком. Высочайшее искусство благородных господ, позволяющее вести понятный лишь двоим диалог.
        - Мы должны. - Покачал головой барон де Эллэр, сжимая подрагивающую руку матери в своей широкой ладони.
        -Знаю. - Безжизненно ответила она, опуская голову.- Но Эдвард, что я могу? Одного моего ребенка отняли сразу после рождения, другой оказался потерян на пятнадцать лет. Я не видела, как растёт мое дитя, дай увидеть, как она становится женщиной... Сокровище... оно наше и мы...
        - Мы должны.- Жестко проговорил отец, вставая, и не оглядываясь, отправился к двери, стремясь скрыть горестный изгиб тонких губ не оставшийся незамеченным мною.
        - Должны. - Эхом откликнулась баронесса, поднимаясь следом, и прожигая его спину взглядом черных, как сама бездна глаз: - Но не им. Этого долга они не получат. Не отдам...
        И откинув назад непокорную голову, стремительной походкой направилась к дверям, где, судя по всему, ожидал её барон, предусмотрительно распахнувший тяжелые створки, пропуская вперед дрожащую, будто в лихорадке женщину, чьи щеки прочертили дорожки слез.
        Скрипнув, двери захлопнулись, заглушая удаляющиеся шаги, я устремилась в свою комнату, спиной чувствуя тяжелый взгляд, клеймящий мою спину, будто раскаленный металл обнаженную плоть.
        Захлопнув двери, показавшейся спасением комнаты, обессилено сползла на пол, чувствуя, как обжигает ладони холодный камень пола. И наконец, позволила слабину, обессилено сползя на пол, чувствуя, как обжигает ладони холодный камень пола.
        Вне всякого сомнения, я стала свидетелем некой тайны, ответ на которую, следовало искать в прошлом. О каких детях говорили родители? Что за сокровище скрывает наш замок? Про какую ошибке упомянул беловолосый граф со страшными, будто водная бездна глазами?
        Вот только, как найти то, что сокрыто даже от тебя?...
        По словам сестры, с самого раннего детства меня растили с твердым осознанием того факта, что отличаюсь от других детей. Всё - величавый разворот головы, манеры, нежный алебастр тонкой кожи - выделяло меня в пестрой стайке сверстников, неслышно опустив полог отчуждения, разделивший меня с загорелой ватагой дворовых ребятишек, сторонящихся молодой госпожи. Стоило мне появиться во дворе - стихали смех и голоса, а в воцарившейся тишине звенел боязливый шепоток - ваша милость.
        Два коротких слова, проложившие пропасть между нами и заставляющие гордо нести изящную голову на властно расправленных плечах. Наверное, я была счастлива. Любимая дочь, богатых родителей, получающая наряды и игрушки во многом превосходящие самые смелые мечты моей младшей сестры. Любая моя просьба незамедлительно удовлетворялась, любой каприз был немедленно исполнен. Быстроногие кони и породистые собаки, старинные украшения и изящные безделушки - все было у моих ног.
        А потом была охота. И безумная скачка сквозь лес под яростный свист колючих хлыстов гибких веток, и краткий ужас падения, сменившийся болезненным забытьем. И слёзы в помутневших очах матери и отчаянье в глазах отца. И коротковолосое, до болезненного худое существо, чье отражение в зеркале заняло место холодной красавицы, бездонное серебро глаз которой сменила серая хмарь. Существо, сохранившее жизнь, но оставившее на той охоте себя. Вопреки прогнозам лекарей я выжила, но - потеряла память.
        Следующий год, прошел в бесплотных попытках вспомнить что либо. Сознание металось среди неясных теней и разрозненных воспоминаний, цепляясь за обрывки своего прошлого с молчаливым отчаяньем, с которым утопающий ловит руками осклизлое бревно проплывающее мимо.
        Со временем нити чувств и эмоций сплелись в отдельные картины, создающие образ идеальной леди, но не достаточные для пробуждения живого существа. Казалось, сознание издеваясь, щедро одаривает меня воспоминаниями о правилах этикета и манерах, предусмотрительно скрывая куда менее яркие детали, позволяющих узнать не о благородной баронессе Эльвире, но сероглазой непоседе Вире, о чьих проказах до сих пор вспоминал весь замок...
        Стоит ли говорить, что эту ночь я провела без сна?
        До самой зари просидела я в кресле у камина, думая, как лучше поступить.
        Дворянская честь требовала немедленно пойти к родителям и признаться в том, что я стала свидетелем их разговора со странными юношами. Но сердце, как оказалось, сохранившее в себе дух авантюризма, настаивало оставить свою осведомленность в секрете. Разум настаивал на пути правды, душа соблазняла ослепительным блеском драгоценностей, окутанных романтичным флером приключений...
        Промучившись в незримом противостоянии до утра, но так ничего и не решив, я решила поделиться своими сомнениями с Элоизой, не безосновательно пологая, что незамутненный сомнением сторонний взгляд сможет подсказать выход из этой, кажущейся на первый взгляд неразрешимой, проблемы. И, успокоенная этой мыслью, обессилено откинулась на спинку кресла, Где и просидела до утра, молясь и милосердной Эвир, и храбрым братьям её воителям, о том, чтобы и странный разговор, и загадочные гости развеялись страшным сном с приходом золотой колесницы бога - солнца.
        Однако мечтам моим не суждено было сбыться, что я и поняла, спустившись в обеденную залу. В светлом помещении, озаренном теплым светом семи десятков свечей мягко мерцающих в гнездьях четырехярусной люстры, во главе стола, накрытого по всем правилам высшего общества сидели родители, молчаливо рассматривающие благородных лордов, с равнодушием истинных жителей столицы проигнорировавших и богатство изукрашенных дорогой эмалью серебряных блюд, и почетные места полагающиеся им на правах гостей, расположившись вместо этого с обоих сторон наших с Элоизой мест.
        Заметив эту странность я, на миг сбилась с шага. Но мгновенно овладела собой и, видимо, решив ничем не выказывать своего удивления, опустилась на своё место, исподволь ища свидетельства того, что ночной разговор не был плодом моего воображения.
        Но, к моему разочарованию, все участники ночного происшествия ничем не выражали своих истинных чувств. Рыжеволосый граф, осыпал комплиментами раскрасневшуюся Элоизу. Не оставлял попыток вовлечь меня в разговор и занявший полукресло по мою правую руку и Светоч.
        Я же насторожено смотрела в неожиданно растаявший лед синих глаз, пребывая в твердой уверенности, что беловолосый лорд знает, что этой ночью неизвестный договор получил нового свидетеля, взирающего в безмятежные озера глаз его хозяина. Но молодой граф ничем не выдавал своих истинных мыслей, проявляя себя как невероятно галантный и заботливый сосед, искренне расстроенным моим нежеланием поддерживать беседу.
        Чувства мои вошли в абсолютный диссонанс, ища избавления от которого я обратила взор к матери, словно ждавшей моего взгляда, чтобы немедленно обернуться, посылая мне нежный и, будто бы извиняющийся взгляд поверх хрустально - серебряного города, созданного слугами на нашем столе, и обратиться к незваным гостям:
        - Когда повелела прибыть ваша матушка, милорды?
        - Как можно скорее, - нимало не смутившись ни граничащей с оскорблением прямотой вопроса, ни более чем прохладным тоном почтенной баронессы, откликнулся Светоч, не отводя мягких, словно лепестки колокольчика глаз от моего лица.
        - Очень жаль, что вы не сможете остаться на бал, - без тени сочувствия в голосе вздохнула мама, словно не замечая коротких мрачных взглядов, коими обменялись наши гости.
        - Бал? - Вежливо поинтересовался Светоч, обратив ставшие вдруг почти белыми глаза на безмятежную баронессу.
        - Именно! - Не замечая веющих холодом интонаций подтвердила матушка. - Будет чудесное торжество, салют, игристое вино, аркестр... Это будет прекрасно... Верно девочки? - Скептически косящаяся на матушку Элоиза хранила укоризненное молчание, я же улыбнулась, сама не понимая действий родительницы, не сводящей с меня печальных карих глаз, свидетельствующих, что причина, по которой она подвергает опасности нашу спокойную жизнь, более чем серьезна:
        - Звучит многообещающе! Верно, Элоиза? - Теперь подозрительного взгляда удостоилась я, а его обладательница медленно кивнула: - Не сомневаюсь.
        Не сомневались, судя по всему, и наши гости, вновь обменявшиеся быстрыми взглядами, после чего Светоч произнёс, не сводя с матушки прожигающего взгляда:
        - Кто мы такие, чтобы отказывать столь очаровательной леди? Полагаю, матушка не будет возражать, если мы немножко опоздаем, и на один вечер предстанем перед светским обществом. -
        Боюсь, балу предшествует череда охот, и торжество грозит затянуться едва ли не на месяц...
        - Тем лучше. - Безмятежно улыбнулся рыжеволосый. - Мы с удовольствием примем участие во всех этих мероприятиях. Если, конечно, прекрасная Эльвира обещает одарить меня половиной танцев на предстоящих балах.
        - Боюсь, я не так хорошо двигаюсь, милорд, чтобы и один танец со мной доставил вам удовольствие. - Неожиданно испугалась я. Однако, заметив, как побледнела матушка, смущенно опустила глаза: - Но как можно отказать вам... Моей затянутой в белый шелк руки коснулась изящная ладонь в обрамлении пышных кружев манжета:
        - Смею надеяться, что вторая часть будет подарена мне, моя блистательная леди. - На миг я смешалась, понимая, что дав своё согласие, оскорблю остальных гостей, а отказав - нанесу обиду этому вне всяких сомнений опасному мужчине, неожиданно мягко улыбающемуся моей пребывающей в раздумьях особе.
        Но сейчас меня занимало отнюдь не это озаренное внутренним светом, а реакция матери, едва взглянув на которую я мгновенно ответила, растянув губы в вежливой улыбке:
        - Да-да, конечно. - Потрясенная, будто в мгновение ока покрывшейся кукурузной мукой, на фоне которой черными провалами сверкали провалы глаз, пробормотала она.
        - Чего ещё может желать ваш раб, моя леди. - Произнес беловолосый, к моему безмерному смущению приникая к руке легким поцелуем.
        Прохладная кожа лорда, показалась мне раскаленным докрасна металлом, приникшим к беззащитной плоти. Пошатнувшись, я резко отдернула ладонь, ожидая увидеть ужасающий ожог в черных кружевах опаленной кожи. Но, ладонь оказалась невредима...
        - Эльвира? - Забеспокоилась мать, обращая на меня взгляд тревожных шоколадных глаз.
        Я не откликнулась, в смятении прислушиваясь к чувствам, бушевавшим во мне. В груди нарастала боль, рядом с которой прикосновение беловолосого казалось легким жжением. Дыхание сбилось, сердце замерло в груди... Чтобы через секунду забиться, наполненным невыносимым, щемящим чувством куда более сильным, чем нежность и более глубоким, чем любовь.
        Нечто подобное я испытывала к своей семье, но никогда доселе не дрожала моя душа от переполняющего её восторга, как трепетала она от взглядов золотисто-карих и лазурных глаз.
        - Вира?.. Вира, ты в порядке? - Взволнованно вопрошала сестра, заглядывая в мое побледневшее лицо. Голос её доносился до меня словно издалека, разбиваясь на отдельные звуки, с трудом складывающиеся в знакомые слова.
        - Д - да... - Пролепетала я, а в следующий миг меня накрыла милосердная тьма.
        Глава 3.
        Сказавшись больной, следующие три дня я провела в своей комнате. Завернувшись в кружевную шаль, стояла у окна, пытаясь унять бурю, бушевавшую в моей душе. Мне было плохо. Я изнывала от необъяснимой тоски. Душа разрывалась от незнакомых, неведомых прежде чувств. Не находя себе места, я то приникала лицом к стеклу, то начинала метаться по своей комнате. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Сердце то замирало, то пускалось в пляс, будто насмехаясь над тщетными попытками побороть внезапно пробудившиеся чувства.
        "Это не правильно... недостойно... предательство своей семьи", - стыдила себя моя милость, но сердце, глупое, неразумное сердце дрожало, разливая болезненную нежность по венам.
        Хотелось отбросить прочь тонкое кружево и, миновав коридор, ворваться в их комнаты. Подойти к ним, коснуться, ощутить тепло сильных тел. Я почти не сомневалась в совершенной гладкости обжигающей кожи Светоча, равно как не вызывало сомнений и то, что кожа рыжеволосого графа окажется успокаивающе теплой, бархатистой. Их образы были почти материальны.
        Казалось, протяни руку - и пальцы пробегут по золотистым вихрам темноглазого лорда, а я затеряюсь в карих, наполненных светом глазах...
        Против воли мысли мои вновь и вновь возвращались к незваным гостям, вспоминая красивые лица, звучные голоса, жесты, движения, мимику.
        И сердце дрожало от страха и нежности.
        За окном хмурилось небо, затянутое серой пеленой туч, а мне больше всего на свете хотелось сказать миру, что у беловолосого лорда самая чудесная в мире улыбка. Наверное, состояние моё в эти дни как никогда приблизилось к безумию. Впрочем, даже эта участь казалась более завидной, нежели бесконечное метание меж сердцем и долгом. Я знала, я слышала, что они враги, и прибытие их не принесёт ничего кроме горечи и боли. А сердце, неразумное сердце шептало, что не могут причинить вред те, кто наполнил его биение смыслом.
        На рассвете четвертого дня, вместе с первыми лучами солнца в комнату беззвучно вошла баронесса Одетта де Элер, и жестом отослав приставленную ко мне служанку, остановилась рядом, положив руку на мое плечо.
        Почувствовав прикосновение пахнущей мятным маслом ладони, последние сутки почти не покидавшая кресла я, встрепенулась, впервые заметив её присутствие, а почувствовавшая мой взгляд баронесса спросила, кивком указав на наборный витраж, приковавший мой взор в этот утренний час:
        - Скажи, знаешь ли ты, что изображено на витраже, что скрывает тебя от рассвета?
        Признаться, вопрос позабавил. Витраж, закрывающий меня от остального мира, вызывал искренний страх у Элоизы... и будто магнитом притягивал меня с того самого мига, как начинались мои затуманенные страхом воспоминания. За прошедшие годы сияющий в свете первых лучей витраж, скрывающий за собой и лес, и горы, и поднимающиеся над ними солнце был изучен до последней, самой незначительной детали, представая пред внутренним взором и в самые темные ночи. Среди синей глади наборных стекол сияла белоснежными одеяниями хрупкая девичья фигура, озаренная светом огненного шара солнца, будто в ознобе обнимающая себя за хрупкие плечи, на изгиб которых снежной волной ниспадала пена белого покрова, венчавшего её голову. А внизу, там, где синь верхних стекол незаметно обращалась во тьму непогожей ночи, простирали руки четыре фигуры в развевающихся на ветру балахонах, протягивая длани к печальной деве.
        Не укрылось моё недоумение и от печально улыбнувшейся матери.
        - Не то, что изображено на этих стеклах, но то, что скрывает история. Давным - давно, когда этот мир был чист и безгрешен им правили богиня Эвир и три её брата. То были века спокойствия и благоденствия, край наш процветал, хранимый мудрыми богами. Но, не знавшие горя и бедствий, люди не знали и страха пред тьмой, сгубившей вечно юную богиню. А братья её, разрываемые горем, отреклись от мира, погубившего их сестру, и ушли следом за той, без кого их жизнь была лишена всякого смысла, обрекая оставленных без божьего благословления смертных на ужасающие муки. Но умирающая богиня не смогла видеть, как погибает всё, что она любила и явила свой дух, остановив разрушение и уведя за собой обезумевших в жажде смерти братьев. Так, наш мир остался без богов, но с надеждой лучшую жизнь. Уходя, и Эвир, и движимые раскаяньем боги оставили людям по камню, порождению своей крови, заточенных в земные оправы. Алмаз из крови старшего засверкал семигранной подвеской, рубин - воплощение среднего был заточён в четырехгранный кулон. Сапфир цвета ночи увенчал перстень, а его близнец, вобравший в себя предутренний сумрак -
кольцо, хранить которое было поручено твоему далекому предку в начало наших времен. За него убивали, пытали и объявляли войну, но, памятуя о клятве, первые бароны де Элер берегли его, без сомнений бросая свои жизни за его сохранность, ибо уходя, богиня предрекла страшные муки всего мира, если кольцо покинет земли нашего рода. Оно переходило от матери к дочери, чтобы однажды увенчать твою руку. Я всё ещё не осознала значение её слов, а средний палец правой руки уже обожгло металлом кольца, являющегося отражением того, что сверкало на руке погибшей богини. - Храни его, как хранили твои предки, дочь моя. И помни, не одна ноша не будет чрезмерна, если она ложится на плечи того, кому принадлежала задолго до его рождения.
        - Если существует кольцо, существуют и другие символы? - Спросила я, рассматривая знакомые до последнего изгиба украшения, выбивающиеся из тьмы балахонов.
        - Кто знает. Но, говорят, что в день, когда повстречаются все символы ушедших богов, мир затопят реки крови и сгорит всё живое на земле и в воде. Но есть безумцы, ищущие эти знаки, уверенные, что изменят мир к лучшему. Именно из -за них, считающих, что собрав четыре камня обретут силу ушедших богов...
        - А пятый? - Обратив внимание на крайнюю слева фигуру, сверкающую медальоном с розовым камнем посередине, спросила я.
        - А пятый пусть останется на совести мастера, создавшего этот прекрасный витраж. А теперь отдыхай, хранительница нашего рода. И ... возвращайся, мы очень скучаем. - Коснувшись моего лба едва ощутимым поцелуем, вздохнула матушка, и вышла, уже не видя, как бегут по моему лицу слезы, тихо падающие на темный камень кольца - единственного свидетеля душевной боли, разрывающей мое существо.
        А за окном родился новый день, как и все предыдущие серый от плотной стены дождя. Но в это утро я осознала свою судьбу и горячо прошептала, глядя на фигуру юной богини:
        - Я исполню свое предназначение, я... - Последние слова потонули в раскате грома, сотрясшего, казалось, весь замок до самых подземелий. А я лишь до боли закусила губы и открыла окно, подставляя всё ещё мокрое от слез лицо тугим струям обжигающе - холодного дождя.
        Тяжелые капли сбегали по волосам, алмазами сверкали среди опущенных ресниц, сбегали по напряженной шее мгновенно вымочив простое домашнее платье, неприятно холодя тело.
        Но я не спешила уходить от окна, почти физически ощущая, как сбегают по щекам, срываясь вниз, на блестящие от воды камни заднего двора капли небесной влаги, смывая горькие слезы и страхи, оставляя лишь уверенность.
        Я, баронесса Эльвира де Элер, достойная дочь своих пращуров, и каким бы непреодолимым не было захватившее меня искушение - это ни более, чем происки тех, кто жаждет хаоса и воцарения тьмы. Я поборю этот соблазн и защищу свой дом, как и десятки моих предков до меня!
        Дождь не прекращался, но иссякла соленая влага на протяжении четырех дней бегущая из моих глаз и я смело на едва различимое солнце сквозь черную сеть прилипших к лицу волос. Наверное, я рисковала своей жизнью и здоровьем, балансируя на залитом водой подоконнике, но едва ли осознавала это, впервые увидев смысл своего существования.
        Нет на свете пут крепче долга и палача - страшнее сердца. За окном догорал новый, полыхающий багрянцем закат, разогнавший тяжелые тучи, полонившие небосвод, плачущий, словно в унисон с моим сердцем, когда бледная, но исполненная решительности я покинула свои покои и, миновав длинный коридор, вошла в малую гостиную, где согласно словам мажордома находилась моя сестра.
        Элоиза действительно предпочла скоротать непогожий вечер в комнате затянутой бежевыми драпировками, но, к моему удивлению компанию ей в этом мероприятии составляли наши гости, небрежно расположившиеся в глубоких креслах.
        Зак и Элли вели оживленную беседу, посвященную подводным куполам, сооруженным жителями одного из южных княжеств. Рыжеволосый лорд терпеливо объяснял особенности изготовления подобных приспособлений, Элоиза восторженно внимала, изредка задавая уточняющие вопросы, явно планируя попытаться изучить этим методом фауну нашего пруда. И только лорд Светоч, неотрывно смотрящий на пляшущее в камине пламя, не принимал участия в разговоре.
        Видимо поэтому именно он первым заметил меня, в нерешительности остановившуюся на пороге. Легко поднявшись на ноги, он торопливо, словно боясь, что я уйду, подошел ко мне и произнес, приникая к руке теплыми губами:
        - Счастлив вас лицезреть, моя прелестная госпожа.
        Невольно сжавшая при его прикосновении помнящая, чем закончился его предыдущий поцелуй я, едва слышно перевела дыхание и собиралась было ответить беловолосому графу. Но моей рукой завладел рыжеволосый Зак, расцветая нежной улыбкой:
        - Рад видеть вас в добром здравии. Если бы вы знали, какие волнения вы поселили в нашем сердце, прелестная Эльвира. Признаться, только боязнь скомпрометировать вас, помешали нам штурмом взять вашу комнату, дабы убедиться в вашем благополучии.
        Не последовало боли и за его прикосновением, лишь в душе поднялась горячая волна, пропавшая, едва я взглянула на Элоизу. Мигом растерявшая всю веселость сестра торопливо подошла ко мне и обратилась к едва заметно нахмурившимся лордам:
        - Прошу меня простить, господа. Я вынуждена вас оставить. Моя сестра ещё слишком слаба, чтобы добраться до комнаты самостоятельно и...
        - Право, не стоит так волноваться, Элоиза. - Памятуя о своём стремлении изучить наших гостей, улыбнулась я, проходя в комнату и с показным изяществом опускаясь на диван. - Я бы не отказалась услышать продолжение увлекательного рассказа лорда Зака о подводных кораблях [1]. Трудно поверить, что такое чудо возможно.
        - Возможны и куда большие чудеса, моя леди, - улыбнулся беловолосый, опускаясь в соседнее кресло. - 3десь же, всё дело не в явлении божьей благодати, но в чуде куда более простом, но не менее значимом - науке и технологии. Так же, как люди изобрели однажды музыкальные инструменты и ноты, чтобы их понимать, так однажды откроют тайны законов природы, и создадут куда более удивительные вещи.
        - Впрочем, надеюсь, этот процесс не будет слишком быстр. - Поддержал его Зак, опускаясь рядом с беловолосым.
        - Вы боитесь прогресса, лорд? - Удивилась уже сидящая рядом со мной сестра. - Скорее, не ищу. Я излишне педантичен и сентиментален, а изменяющийся мир теряет своё очарование.
        - Странно слышать такие слова от человека, наделенного столь глубокими познаниями.
        - О, леди, вы мне льстите, - не без гордости улыбнулся рыжеволосый, сверкая золотистыми глазами. - На самом деле, идея путешествий под водой отнюдь не нова. Еще в начале предыдущего века обитатели восточных земель переворачивали свои ладьи, образуя тем самым воздушную полость, всплывая к которой воины могли довольно продолжительный промежуток времени, передвигаться по дну. Да и упоминания о колоколах встречаются в научных трактах ученых древности. Говорят, обитатели севера шьют подобные из шкур убитых ими китов и тюленей, передвигаясь в них среди серых вод вечно холодного океана.
        - Китов? - Заворожено прошептала Элоиза, вызвав легкую усмешку на красивых губах.
        - Да, - не замечая реакции своего спутника, подтвердил рыжеволосый. - Гигантских рыб, шкура которых без труда выдерживает удар копья, а свирепый нрав уводит под воду десятки торговых кораблей.
        Элоиза не смогла сдержать восхищенно - испуганного вздоха, а беловолосый граф - тихого смешка.
        - Вас не пугают тайны морских глубин? - Нахмурилась сестра, недовольно рассматривая всё ещё улыбающегося лорда Светоча.
        - Боюсь, я придерживаюсь, мнения учёного Герфида, считающего китов млекопитающими животными, приписывая им крайне мирный нрав, прекрасная Элоиза, - произнёс он, отворачиваясь к огню. - А всем чудесам Севера предпочитаю Аврору.
        - Аврору?
        - Северное сияние, чудесную пляску огней в незнающем света небе. Кто-то называет его последним даром богов, а жители севера, уверяют в диковинном замке, сверкающем, будто драгоценный алмаз, что проступает среди её вспышек раз в году. Впрочем, оставим этот разговор - боюсь, леди Эльвира заскучала. - Переводя взгляд на меня, вновь улыбнулся беловолосый, но был остановлен:
        - Нет-нет, мой лорд. - Улыбнулась я. - Прошу вас, продолжайте. Ваши слова более чем интересны, но несколько диковины, для никогда не покидавших замка нас.
        - Ах, моя леди, вы не представляете, какие тайны хранят вечно сокрытые под снегом земли севера. День там короток, в то время как ночь длится полгода, и так холодна, что сам воздух замерзает, драгоценными камнями оседая на ресницах и мехе дох. - Вновь завладевая нашим вниманием, обратился ко мне Зак, мечтательно улыбаясь.
        - Вам доводилось бывать на севере? - Поразилась Элоиза, а рыжеволосый лорд качнул красивой головой:
        - Да, леди Элоиза. Нам с братом довелось провести там более двух лет и даже поучаствовать в постройке ледяного жилища - иглу и охоте на свирепых белых медведей.
        - С братом? - Удивилась я, но ответил мне Светоч:
        - Да, моя прекрасная госпожа. Но куда больше мне полюбились жаркие пустыни востока, где солнечным жаром пылает сама земля.
        Значит, они братья, - удивилась я, из - под ресниц выискивая внешнее сходство меж нашими гостями. Не укрылось моё смятение и от рассмеявшегося Светоча:
        - Да, милая моя леди, как ни странно, но наше родство неоспоримо, хотя и не имеет внешнего подтверждения. - Поняв, что мои взгляды не остались не замеченными, я смущенно потупилась, но неловкой паузе не дала возникнуть моя младшая сестра, спросившая, переводя восхищенный взгляд с одного брата на другого:
        - Вы бывали и на Востоке?
        - Да. Мы посещали и южные страны, любуясь гигантскими крокодилами, нежащимися в теплых водах глубоких рек. И влажные гектары тропических лесов, и бескрайние степи, по которым проносятся огромные табуны диких лошадей мустангов. Можно сказать, что мы повидали весь мир.
        - Мустангов? - Услышав заветное слово, воскликнула Элоиза, в шутку называемая отцом Филиппой. - Диких лошадей? И дождавшись подтверждающего кивка рыжеволосого, жадно спросила, не сводя с него сверкающих глаз: - Какие они? Красивые? Рослые? - Вызвав новую вспышку смеха у Светоча, тараторила сестренка.
        - Боюсь разочаровать вас, Элоиза, но пресловутые мустанги довольно неказистые, низкорослые лошадки, все достоинства которых заключается в пламенной ненависти местных коневодов к жеребцам, уводящим кобыл и жеребят в свои табуны.
        Казалось, большего разочарования в жизни и беловолосом лорде, как её частного проявления, сестра не испытала бы даже если само небо обрушилось на землю.
        - Все? - Ледяным тоном уточнила сестра, недовольно теребя сбегающую по плечу прядь.
        - Боюсь, что так. Правда, иногда встречаются исключения, лишь подтверждающие основную безрадостную картину, являясь полукровками от более породистых лошадей.
        - Вот как? - Совсем опечалилась сестра, лелеявшая трепетную мечту получить дикого гиганта, упоминаниями о которых пестрели страницы столь любимых ей приключенческих романов. Настала моя очередь разрушать назревающее молчание. Чем не преминула воспользоваться я, замаскировав восхищением давно терзавший меня вопрос:
        - Что же привело столь искушенных путешественников в наши ничем не примечательные земли. - Вы недооцениваете красоту вашего края, моя прекрасная леди. Его стоит благословить уже за то, что он породил вас, прекрасная Эльвира. - Попытался уйти от щекотливой темы беловолосый. Но осмелевшая я улыбнулась, в поисках успокоения касаясь кольца: - И всё же?..
        - Непобедимое желание познать все чудеса этого мира, моя леди, - пришел на помощь брату Зак. - Похвальное стремление, граф. - С трудом скрывая разочарование, признала я, отворачиваясь от улыбающегося мне рыжеволосого графа, словно на нож, натолкнувшись на взгляд синих глаз, неотрывно смотрящих на меня.
        - А как относитесь к путешествиям вы, моя прекрасная леди? - Продолжая удерживать мой взгляд, ласково спросил беловолосый, заставив меня беспокойно нахмуриться.
        - Боюсь, я ужасная домоседка. - Медленно произнесла я, чувствуя, как ускоряет свой ритм безвольное сердце. - Для меня и поездка на ярмарку - целое событие.
        - Но, полагаю, от недостатка информации вы не страдаете, получая её ... через прекрасную библиотеку замка де Элер. - Безмятежно улыбнулся Светоч, наблюдая, как тенью проскользнувшая в комнату служанка расставляет на круглом столе изящные фарфоровые чашки, розетки с джемом и другие необходимые атрибуты вечернего чаепития. А его брат насмешливо улыбнулся и спросил, поверх исходящее паром чашки:
        - Вы же любите посещать библиотеку, Эльвира?
        Готовое вот-вот разорвать путы смертной плоти и вырваться из груди сердце пропустило удар, а я отчужденно произнесла, глядя в черные глаза, застывшей на пороге матери:
        - Очень...
        Глава 4.
        Остаток вечера не был примечателен какими - либо событиями, а от того и всё ещё пребывающая в расстроенных чувствах Элоиза, и встревоженная я, вскоре поднялись со своих мест и сославшись на мигрень покинули комнату, оставив братьев на попечении занявших соседние кресла родителей.
        Чтобы на следующий день встретиться с молодыми лордами.
        Часы минули полдень, но, несмотря на раннее время, небо было затянуто бронзовыми тучами, скрывающими от нас бледный шар дневного светила. Срывающиеся с небес капли небесной влаги приносили с собой лишь холод, от которого не спасали ни теплая шаль, ни яркое пламя, пляшущее за хрустальным щитом камина. Пробирающие, казалось, до самых костей порывы ветра исключали всякую возможность нахождения вне темных стен. А потому, мы с сестрой коротали часы в библиотеке, где не желавшая верить в крушение своих мечтаний Элоиза, сосредоточенно листала посвященные конному делу альбомы и книги.
        А устроившаяся в соседнем кресле я, изучала историю восточных княжеств, пытаясь выяснить истинные причины, заставившие лордов покинуть свои владения.
        Целиком поглощенные своими занятиями, мы пропустили момент появления молодых графов, заметив их лишь, когда над нашими склоненными головами раздался весёлый голос рыжеволосого лорда:
        - Вижу ваши слова, милая Эльвира, не были приуменьшением, и вы действительно любите это место! - Воскликнул он, а его беловолосый брат поддержал, не сводя с меня насмешливых глаз:
        - Похвальное стремление. Где ещё можно узнать тайны, сокрытые от остальных?
        Разом побледневшая я, нервно захлопнула книгу, стремясь скрыть за широкими рукавами название, не решаясь поднять испуганных глаз, а Элоиза возвестила, не отрываясь от критического изучения очередной гравюры:
        - Вот именно. Не умеют ваши степняки лошадей разводить.
        Как ни странно, эта бессмысленная на первый взгляд фраза разбила последовавшую за словами беловолосого тишину, и уже через мгновение оба брата склонились над предложенной их вниманию иллюстрацией, а освободившаяся от плена внимательных глаз я, воспользовалась всеобщим невниманием, беззвучно покинув свое место и скрылась за одним из шкафов. Там, настороженно оглядываясь на светлеющий за моей спиной проход, опустилась на колени и под прикрытием широких полок, безжалостно запихнула компрометирующую книгу в узкую щель меж днищем шкафа и полом.
        Убедившись в надежности импровизированного тайника, поднялась на ноги и подошла к окну, где, стараясь успокоиться, возвела глаза к серому небу, который день срывающемуся на землю нисколько не ослабевающим дождем.
        От проливных ливней, длящихся без малого три седмицы выходили из берегов судоходные реки, потоки грязной воды, сходящие с гор и холмов бурливыми потоками размывали дороги, мешая передвижению людей, а ледяные порывы ветра, делали его и вовсе невозможным. О чём и было сообщено матерью, с изрядной долей недовольства посматривающей в сторону более удачливых, но от того не более желанных гостей. Братья никак не демонстрировали, что от них не укрылись эти взгляды, с увлечением продолжая прерванную матушкой беседу.
        Точнее, разговор, в который раз за эти дни посвященный хитростям конного дела, вели лорд Зак и наконец, нашедшая собеседника по душе сестра. В то время как я ограничилась ролью стороннего наблюдателя, односложно отвечая, на вопросы молодых графов, пресекая таким нехитрым образом попытки вовлечь меня как в очередной спор, так и в разговор с беловолосым лордом, не оставляющим попыток завладеть моим вниманием.
        Но я была непреклонна. А по окончанию пиршества, и вовсе поспешила покинуть такое желанное и вместе тем постылое общество, всем сердцем завидуя пребывающей в счастливом неведенье Элоизе. Ей ничто не мешало наслаждаться обществом молодых графов. Убегая от собственных совершенно непонятных, а от того пугающих чувств, я поспешила скрыться в библиотеке, где и нашла меня обеспокоенная моим поведением сестра, а затем, нашли как гончие находят раненную важенку, и они.
        И сейчас, стоя у то и дело озаряемого всполохами молний окна, я вынуждена была признаться, пусть пока лишь самой себе, что причиной моего бегства была отнюдь не необходимость скрыть книгу. Десяток подобных ей остались лежать на столе, только и, ожидая, когда странные гости обратят внимание на их пожелтевшие страницы.
        О, нет! Куда больше уличения в недостойном истинной леди любопытстве, меня страшила возможность вновь утонуть в таких непохожих и вместе с тем одинаковых глазах, с неизменной нежностью и тревогой, взирающих на меня.
        Я не понимала значения этих взглядов, равно как и причин, рождающих этих чувств, но со сладким ужасом понимала, что и в моих устремленных на них глазах отражаются не менее яркие чувства, которые я к своему бесконечному смущению всё явственнее ощущала в своём мятежном сердце. Я пыталась уверить себя, что эти взгляды - плод моего воображения, но расправляющая крылья душа бунтовала, в бесстыдной яркости воскрешая в памяти каждую улыбку и случайное, едва уловимое касание, горячих чуть обветренных ладоней. Я не желала принимать их странного отношения, я не могла отказаться от веры в него. И мне было стыдно, мучительно стыдно и перед семьей, и перед обликом истиной леди, порушенным мной.
        Снедаемая противоречивыми чувствами, так непохожими на то, холодное равнодушие, что жило во мне совсем недавно я, стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу. Слушая свое тяжелое дыхание, выискивала, но не находя сил шагнуть в озаренную светом часть залы и вновь повстречаться глазами с теми, кого так боялся мой разум и так искало сердце.
        А там, высоко в небе, среди серой хмари ядовитыми змеями били хвостами белые всполохи молний, да басовито порыкивали, будто сказочные чудовища, скрытые за пеленой дождя, раскаты грома, а затем, высвеченные на миг вершины гор, вновь исчезали в серой мгле непогожего дня. Казалось, нет в этом мире никого кроме бьющегося в окна дождя и меня, всматривающейся в его плотную стену.
        За этим отстраненным созерцанием меня и застал беловолосый граф, неслышно возникший за моей спиной. В мутном стекле на миг мелькнули, отражаясь черты его красивого лица, а в следующее мгновение, едва восстановленное самообладание разрушил его, неожиданно мягкий голос, тревожа пропустившее удар и пустившееся в безумный пляс сердца:
        - Любите дождь, моя прекрасная леди?
        - Нет, мой лорд, не люблю. - Не видя своего собеседника, но всем своим существом ощущая кем было нарушено мое одиночество устало вздохнула я, говоря толи о буйстве стихии за окном, толи - пытаясь убедить себя в отсутствии каких - либо чувств к застывшему рядом мужчине.
        - Отчего же стоите у распахнутого окна и смотрите в небеса? - Удивился беловолосый лорд.
        - Другого мне не дано. - Равнодушно пожала плечами я, осторожно касаясь холодного подоконника кончиками затянутых в синий шелк пальцев. Зал потонул в белом свете озарившей зал молнии и последовавшем за ней раскате грома.
        - Буря близится.
        - Вас страшит буйство стихий? - Вновь ухмыльнулся синеглазый граф, подходя ближе и повторяя ладонью тот же путь, что за мгновение до этого проделала моя рука.
        - В непогоду у меня разыгрывается мигрень. - Бросила я, наблюдая за бегом его ладони, но не решаясь взглянуть в ненавистное до последней своей боготворимой мной черты, лицо. А в следующий миг лорд Светоч выдохнул, забыв шутливый тон:
        - Прости, я не... не знал...
        - Винитесь, что привели за собой дождь? - Всё так же не глядя в синие глаза, спросила я, умышленно игнорируя переход на "ты". Но в следующий миг по моей щеке мягко скользнули холодные пальцы, а их обладатель прошептал, заглядывая в испуганно округлившиеся глаза: - Обещаю, этого больше не повторится, а дождь уйдет к завтрашнему утру. Ведь ты мне веришь? Правая рука беловолосого опустилась на плечи, левая - сжалась на талии, притягивая меня к плутовато ухмыляющемуся графу.
        Но уже в следующее мгновение отчаянно дернувшаяся я, вырвалась из неожиданных объятий, и едва вспоминая, как надо дышать торопливо опустилась в так неосмотрительно покинутое мною кресло. И с почти суеверным ужасом наблюдая за ничуть не смущенным синеглазым, покинувшим наше убежище следом за мной и остановившимся в нескольких шагах от стола.
        Дрожащая от пережитого потрясения я, оглянулась, бросив быстрый взгляд на причину своих волнений, но встретившись им с задумчивыми глазами этого ужасного мужчины, залилась краской смущения и вновь отвернулась, с преувеличенным вниманием рассматривая предложенную моему вниманию гравюру. Забывшее, секунду назад биться сердце, дрожало испуганной птицей, грозя вырваться из ставшей вдруг слишком тесной для него груди.
        Но беловолосый и не думал замечать этого, всё с той же бестактностью продолжая рассматривать меня, о чём свидетельствовали косые взгляды, которые я изредка бросала на него из - под ресниц.
        За этим меня и застиг его рыжий брат, оторвавшийся на миг от заполнения предложенного ему Элоизой альбома, дабы сказать что - то Светочу, да так и застывшего переводя потемневший взгляд со своего беловолосого родственника на всё более багровеющую меня.
        - Светоч, - наконец совладав со своим изумлением пожурил он синеглазого графа. - немедленно прекрати изображать статую Старшего в главном храме столицы! Лучше раскажи нашим милым спутницам обещанную историю наших странствий.
        - Не доверяешь своему красноречию? - Презрев все условности, усмехнулся его брат, беззвучно опускаясь в соседнее кресло и продолжая рассматривать еще больше сжавшуюся под его взглядом меня.
        - Как можно, - продолжая прожигать его сейчас кажущимися почти черными глазами, парировал граф Зак и пояснил, вновь склоняясь над сестринским альбомом: - Просто я занят.
        - Чем же? - Не оборачиваясь, заинтересовался лорд Светоч.
        - Я заполняю альбом милой Элоизы. - Гордо объявил рыжий граф, старательно выводя что - то посреди белого листа. Озарённая внезапной догадкой я, быстро разметала собранные нами со всей библиотеки, выискивая пахнущую белой сиренью книжечку в бархатном переплете.
        А обнаружив, немедля протянула её подлому графу, найдя возможность хотя бы на время избавиться от тяжелого взгляда синих глаз.
        - Прошу вас, лорд, окажите мне честь. - Произнесла я, открывая свой альбом, не оставляя тем самым беловолосому иного выбора, кроме как погрузиться в написание эпитафии, способной поразить моё воображение.
        - Тогда, боюсь, с пересказом наших приключений придется повременить, - уже склоняясь над пока ещё белым листом, обреченно вздохнул мой мучитель.
        - О, возможность получить пожелание от вас того стоит. - Освободившись от лена его глаз, я почувствовала себя свободнее. Подкрепила хрупкие ростки уверенности и ободряющая улыбка лорда Зака:
        - Не волнуйтесь, прекрасная Эльвира. Я ничуть не худший рассказчик, нежели мой брат. - Передавая альбом заинтересованно поглядывающей в него сестре, широко улыбнулся рыжеволосый. - О чём бы вы хотели узнать, моя леди? О тропических лесах или обычаях северных племён? А может, вас интересуют диковинки восточных рынков? - Предложил он, однако решившая во чтобы то ни стало, узнать их тайну я, вежливо улыбнулась и отказалась, опередив зачитавшуюся пожеланием Зака Элоизу:
        - Мне кажется, более чем справедливым уделить внимание и вашей родине, граф.
        - Нашей родине... - Не отрываясь от заполнения моего альбома, неожиданно произнёс и вновь углубился в написание беловолосый, а его брат произнёс, едва заметно нахмурившись и бросив на меня укоризненный взгляд:
        - Нашу родину нельзя описать - лишь увидеть. - Наставительно произнес он.
        - И какая же часть восточных лесов, обладает столь замечательной особенностью? - Продолжила было расспросы я. Но смолкла, натолкнувшись на внимательный взгляд беловолосого, спросившего насторожившуюся меня:
        - С чего вы взяли, что именно там, скрывается наш дом? Поняв, какую ошибку допустила, я потупилась, не зная как оправдать свою осведомленность.
        Но на помощь мне сам того не подозревая пришел его брат. Рассмеявшись, тот бросил на меня игривый взгляд растерявших всю свою тьму глаз и обратился к едва заметно усмехающемуся графу Светочу:
        - Ах, брат мой, - вздохнул он. - Наш замок - совсем не юная и очаровательная девушка, чтобы скрываться от незваных гостей. А леди Эльвира любит читать, и без труда соотнесла нашу внешность с землями, для чьих уроженцев она наиболее характерна. - Отбрасывая рыжую прядь со лба спокойно, как человек полностью уверенный в своих словах, не прекращая улыбаться, произнес он, и, поймав мой взгляд, спросил у осознавшей свой промах меня: - Верно, моя бесценная леди?
        - Вы совершенно правы, мой лорд, - С облегчением подтвердила запоздало понявшая, что не должна знать даже сторону света, откуда прибыли наши гости я.
        И спешно спросила у рыжего интригана, торопясь оставить опасную тему: - Так какие чудеса скрывают восточные рынки?..
        А судя по рассказу рыжеволосого лорда, чудес там хватало! Чего стоили древние лампы, таящие в себе заточенных в незапамятные времена духов. Женщины - змеи, ламии, чья непревзойденная красота граничила с их собственной злобой и коварством. А жар-птицы, сгорающие, чтобы возродиться вновь?..
        Оказавшись непревзойденным рассказчиком граф Зак без труда завладел нашим вниманием, увлеченно повествуя о чудесах чужого края, и я затаив дыхание восторжено внимала его речам, забыв и о страхе перед разоблачением, и - раскрытых книгах.
        Казалось, рыжеволосый граф и сам знает о своей власти, заканчивая повествование лишь для того, чтобы начать новое, ещё более волшебное и невероятное, нежели предыдущее и время теряло свое значение, забылось, свернувшись на донышке души недоверие, и я смеялась и грустила, сама не замечая, как не желая пропустить и слова, подалась вперед с излишним любопытством вслушиваясь в размеренную речь. Но всё очарование этих волшебных часов было разрушено моей сестрой.
        - Ах, лорд Зак, как чудесны ваши рассказы! - Не в силах сдержать восхищения воскликнула Элоиза, разбив чары его голоса, и спустя мгновение я уже с недоумением оглядывалась вокруг, понимая, что незаметно для нас подкрался вечер. А моя младшая сестренка продолжала, бросая молящие взгляды на едва заметно нахмурившегося графа:
        - Хотела бы я хотя бы одним глазком взглянуть на описанные вами чудеса. На миг мне показалось, что сердце молодого лорда дрогнет, тая под этим просящим взглядом, но уже в следующее мгновение тот холодно усмехнулся поникшей Элоизе:
        - Милая баронесса, позвольте разочаровать вашу трепетную душу. Наш мир слишком погряз в плену давно устаревших взглядов на слишком многие вещи, давно превращенные в устои, отступление от которых карается слишком строго. Боюсь, посмей мы забрать вас из отчего дома, и вас заклеймили едва ли не всеми грехами, когда либо творимыми под этим небом, ибо тяга к странствиям среди диких народов есть признак дурного воспитания.
        - Однако, как прекрасно было бы хоть на миг вырваться из этих стен. - Прикрыв глаза, мечтательно вздохнула сестра. - Уйти в дождливую ночь, чтобы дождь к утру смыл все следы ...
        - Боюсь, что ваши знания о подобных мероприятиях носят глубоко книжный характер. Дождь прекрасен, когда встречаешь непогоду под защитой добротных стен, за его же пределами он превращается сущее наказание. Тяжелеет одежда, дрожит на ветру и без того замерзшее в плену мокрой ткани тело. Дождь сбивает с пути, а следы куда глубже отпечатываются в грязи, и в отличие от пыли - ветер не властен над ними. Да и лошади, как куда более мудрые существа, нежели их владельцы, не любят сырости и холода - тяжелеет шаг, скользят ноги, а сверху сверкают молнии и сотрясает землю гром. Куда правильнее начинать свой путь теплым днем, когда солнце освещает путь, а ветер, теплый и ласковый как ручной котёнок играет в волосах, а до ночи ещё так далеко... Но даже днем на дороге слишком много опасностей. Дикие звери, работорговцы, разбойники. - Неожиданно вмешался молчавший доселе граф Светоч.
        - От зверя защитят лук и стрелы, работорговцы страшны лишь черни, а я благородная леди, а лихие люди, думается мне, их не так уж и много, чтобы...
        - Более чем достаточно, милая Элоиза. - Покачал рыжей головой лорд Зак. - За те два дня, что потребовались нам, дабы добраться до вашего замка, нам повстречались с дюжину подобных шаек, и поверьте, они не имеют ничего общего с теми благородными юношами, что уходят в леса непогожими ночами. Оголодавшие крестьяне, беглые каторжане. Поверьте, это совсем не то общество, где способны оценить по достоинству ваши манеры и безупречную игру на клавесине. - Вспыхнувшая закатным солнцем Элли, досадливо фыркнула, собираясь продолжить спор, но озаренная внезапной догадкой, её опередила я.
        - А на чём вы прибыли милорд? - Вежливо улыбнулась рыжеволосому графу, будто и не я наблюдала за их прибытием, стоя у окна сама не догадываясь, какую роль суждено тем сыграть и в моей судьбе.
        - Верхом. - Кратко ответствовал лорд Зак, устремляя на меня внимательный взгляд загадочных глаз.
        - Верхом?.. - В нарочитом удивлении переспросила я. - Что за скакун может пройти подобное расстояние за несколько дней?..
        На миг на лицах наших гостей отразилось смятение, но, все же графы великолепно владели собой. Ещё не отзвучало эхо моих слов, а лорды уже опустили на лица маски обычной невозмутимости - лишь глаза смотрели обиженно и чуть настороженно - как рыжий граф ослепительно улыбнулся настороженно ожидавшей ответа мне:
        -О, в его резвости вы сможете убедиться на ближайшей охоте, а пока не хотите ли взглянуть на сего дивного зверя, баронесса?
        -С удовольствием, - Поймав умоляющий взгляд сестренки, с достоинством ответила я. - Но только завтра, когда прекратится дождь.
        Мне не было нужды оборачиваться к окнам, чтобы знать, что за ними все так же свирепствует непогода - достаточно было громовых раскатов и мерного стука тяжелых капель.
        - Сомневаюсь, что эта буря успокоится за одну ночь. - Покачал головой наш рыжий гость, а я улыбнулась и, мстя за пережитый по вине его брата ужас, сказала:
        - Однако именно это обещал мне лорд Светоч.
        На загорелом лице моего собеседника отразилось сомнение.
        - Вот как? - Недоверчиво протянул он, изогнув правую бровь. В миг смешавшаяся я не нашла, что ответить, однако на помощь мне пришел сам беловолосый граф.
        - Именно так. - Подтвердил он. - Я убежден, что непогода, доставляющая неудобства нашей прекрасной леди просто обязана завершиться ещё до её пробуждения.
        Растерянный взгляд карих глаз несколько раз перебежал с меня на Светоча, словно их обладатель не знал, что заслуживает большего внимания - мои округлившиеся в немом изумлении глаза или же - безмятежное лицо собственного брата, всё внимание которого было приковано ко мне.
        Я же сжалась в кресле, сама не понимая, что за наваждение заставило меня вести себя столь вызывающе и даже дерзко. Впрочем, думая так, я грешила против истины, или же стремилась обмануть саму себя.
        Прошедшие часы, вкупе с чувствами с каждым мгновением лишь крепнущими в моей душе, вытеснили воспоминания о странном разговоре, и я поспешила забыть об осторожности, сейчас боясь признаться даже себе, что мне нравилось быть рядом с ними. Слушать дивные истории, растворяясь в звучных голосах, смеяться, со скрытым удовольствием замечая, как в ответ на мои смешки расцветают улыбками и совершенные лица. Перестать ждать подлости и подозревать во всевозможных прегрешениях и продолжить играть в такую непривычную и вместе с тем откуда-то знакомую игру.
        Я дразнила необычных гостей, подобно тому, как поварята, думая, что никто не замечает их проделок, дразнили цепных псов, забывая, что ни одна цепь не может вечно сдерживать разозленных гигантов. И, вполне возможно, мне придется заплатить цену за неожиданную несдержанность, но быть может, та окажется, чрезмерно высока.
        Видимо, последние мысли отразились и на моем закаменевшем лице, ибо все ещё хранивший молчание лорд Зак тяжело вздохнул, будто на его плечи была внезапно возложена некая, ведомая лишь ему ноша, несение которой потребовало слишком многих сил. На покрытом недопустимым для аристократа загаром лбу пролегла глубокая морщинка, а рыжий граф кивнул устало и даже обреченно:
        - Ну что ж, желание леди, особенно, если она так прекрасна как наша, непреложный закон. А значит, у нас нет иного выбора, нежели исполнить просьбу нашей госпожи. - Поднявшись на ноги, уверенно подошел ко мне, и устало улыбнулся за мгновение до того, как прижаться к моей руке долгим поцелуем: - Но это значит, что нам придется расстаться несколько раньше, чем планировалось: разгонять тучи - не легкая работа. Да и вам нужно отдохнуть, бесценная моя. Вы выглядите усталой, а завтра нас ждет удивительный день. Не стоит омрачать его преждевременной усталостью. - И предложив локоть, с белозубой улыбкой повлек растерянную меня к выходу, впервые на моей памяти препоручив Элоизу заботам своего вновь ушедшего в себя брата.
        Раскланявшись с нами у входа в одну из галерей, лорды мгновенно скрылись за одним из поворотов, а мы впервые обратили внимание на пришествие сумерек, едва заметное из-за скрывающих небо туч, но уже погрузившее замок во мрак, предшествующий скорой ночи.
        Корящая себя за слабость я, собиралась последовать мудрому совету того, кого так любило мое сердце, и велел опасаться разум, но судьба решила иначе.
        Закат встретил меня в моей комнате, в одиночестве сидящей у окна.
        Подчиняясь внезапному порыву, я зажгла все свечи, найденные в моей комнате и, некоторое время молчаливо всматривалась в прозрачное, чуть заметно дрожащее пламя, отражающееся в темном стекле, будто ища в нем, тени прошедшего дня.
        Я не знала, что за тайну хранили стены моего дома, но отдавала себе отчёт, что этим днем оказалась посвящена в едва ли не больший секрет, нежели она. Впервые я почувствовала, как в словно вымороженной беспамятством груди, шевельнулся, распуская первые по-весеннему мягкие листочки росток чувств, сейчас столь же хрупких и неокрепших, как и весна за окном.
        И чувства эти пробудили не ночные кошмары и даже не забота родных, но - они. Дерзкие графы восточных лесов, незваные гости, прячущиеся от непогоды в нашем замке. Коварные вымогатели и люди, смотрящие на меня так, как не смотрел никто до них и едва ли, как нашептывало мне сердце, посмотрит после. Мои лорды...
        Я всё ещё сидела у окна, ссутулившись, будто на плечах моих покоилась не воздушная белоснежная шаль, а непосильное бремя, клонящее меня к полу, когда дверь моих покоев с шумом распахнулась, пропуская чем-то встревоженную мать.
        - Где вы были? - С порога воскликнула она. - Я требую объяснений, Эльвира!
        - Что? - Тряхнув головой, недоуменно спросила я, все ещё не очнувшаяся от тягостных размышлений, буквально разрывающих мою душу на две неряшливые половины. - Простите маменька, вы ...
        - Я хочу узнать, где пропадали мои дочери более шести часов. - Не дав мне договорить, отрезала баронесса, карающим посланцем [2] застыв у дверей, словно не решаясь войти в круг света, созданный горящими где только можно свечами.
        - В библиотеке... Граф Светоч и граф Зак рассказывали историю своего путешествия на восток и, боюсь, их рассказы столь увлекли нас с Элоизой, что мы совсем потеряли счет времени, - в душе удивляясь тому, как быстро пробежали эти шесть невыносимых и вместе с тем упоительных часов, повинилась я, и примолкла, заметив как побледнела мать:
        - Пусть так. - Наконец, медленно кивнула она. - Но это не причина забывать о правилах приличия. Не говоря уже о том, что не пристало незамужней девице целыми днями пропадать в обществе мужчин с крайне сомнительной репутацией.
        - Молодые графы поражают своей эрудицией и прекрасными манерами. - Отгоняя видение оглаживающего мою щеку лорда Светоча, сказала я, силясь защитить первых дорогих мне существ, в подлости которых меня не мог уверить и подслушанный разговор. Но мать была неумолима в своем неприятии и как никогда категорична в суждениях.
        - Неужели? Все, что я видела ранее, равно как и их сегодняшнее пренебрежение к традициям принимающего их дома, прежде всего, говорит о дурном воспитании, как юных графов, так и вас, сударыни. Долг гостя быть благодарным принявшему его хозяину, пусть и благодарность эта заключается в небылицах, рассказываемых им. Но долг хозяина, следить, чтобы дань уважению не превращалась в повинность! Особенно, когда гостями являются столь неблагонадежные особы, как эти... юнцы.
        Все это время молча наблюдавшая за её неподвижным отражением в исчерченном дождевыми потоками стекле я, вздрогнула.
        Правила нашего времени показались бы стороннему наблюдателю дикими и не оправдано строгими. Жизнь женщины, от рождения и до самой кончины принадлежала мужчинам. Сперва отцу или опекуну, затем - семье мужа. У приличной женщины не могло быть ничего своего и, тем более, она не должна была идти против воли родителей и перечить им, высказывая суждения, отличные их. Однако слова отзывались тупой болью в сердце, заставив меня говорить, сделав неожиданно дерзкой:
        - Но, матушка, - резко обернувшись, воскликнула я, сквозь пряди волос, давно рассыпавшихся по поникшим плечам, наблюдая за негодующей матерью. - Мы не делали ничего заслуживающего порицания. Графы сочли возможным развлечь нас беседой, не выходившей, однако за рамки приличий. Уверяю вас, маменька, за все часы, проведенные рядом с нами, графы не продемонстрировали ни одной заслуживающей порицания черты, способной оправдать ваши слова, недостойные истиной леди! - Проиграв собственному сердцу, воскликнула я, вспоминая глаза моих лордов.
        Стоит признать, я боялась их. Боялась их тайн, почти так же сильно, как боялась того, что делали со мной такие похожие и одновременно одинаковые глаза, смотрящие на меня сейчас с неизменной нежностью и едва уловимым трепетом, как смотрят родители на единственное своё возлюбленное дитя. Каждое и самое неуловимое прикосновение заставляло застывать, в ожидании единожды испытанной боли, воспоминания о которой ещё хранило мое тело. И вместе с тем безумное сердце неизменно предавало свою хозяйку, едва ли не разрываясь от боли, стоило мне вспомнить, что предо мной враги, возможно первые настоящие враги за мою, слишком короткую жизнь. Но, сколько бы я отдала, за возможность прекратить борьбу сердца и долга.
        Я не верила им, пришедшим, чтобы разрушить мою прежде такую размеренную жизнь, и... не могла представить, как буду дышать в день, когда за их спинами захлопнуться ворота замка и они уедут в новое невыносимо долгое путешествие, а я останусь здесь, среди тьмы холодных коридоров и неясных теней ночных кошмаров.
        Мать закаменела, несколько мгновений пристально рассматривая дрожащую от переполняющих чувств меня, не сводящую с неё тяжелого взгляда затравленных глаз.
        Я не знала зачем бросилась на их защиту, и что хотела доказать матери, знавший их куда лучше меня. Но в моей груди смешались страх и нежность, желание защитить и безумный страх потерять. И я, уже не таясь, смотрела в кажущиеся почти черными глаза той, что подарила мне мир, казалось, навек погубив приоткрытой тайной.
        Несколько невыносимо долгих мгновения мы смотрели друг на друга. Она желающая огородить нас с сестрой от возможной опасности, и я, сама не до конца понимающая, что заставляет меня забыть и страх, и покорность, приличествующие благородной леди, но понимающая, что ещё несколько часов неизвестности и терзания разорвут моё сердце.
        - И всё же, Эльвира, я настаиваю на том, чтобы впредь ты проявляла большую ответственность, надлежащую старшей сестре. - Наконец вымолвила мать, опустив голову, и развернувшись на каблуках, зашагала к двери.
        - Матушка, - осознавая, что пройдет не больше мгновения и она уйдет, оставив меня наедине со всеми своими сомнениями и всё более невероятными предположениями, не выдержав, робко окликнула я, боясь ещё не заданного вопроса, едва ли не сильнее возможного ответа. - Матушка, скажите, зачем приехали лорд Светоч и лорд Зак?
        На миг мне показалось, что та посчитает излишним ответить на мой вопрос, но уже в следующий миг мать застыла в дверях.
        - Графы? - Помолчав, переспросила она, будто не о них мы разговаривали несколькими секундами ранее. И вздохнула, не дождавшись моего ответа: - В мире, что простирается за пределами нашего замка, всё решают власть, положение и деньги. В какой-то мере, я даже рада, что вы с сестрой выросли вдалеке от столицы, а вместе с тем и от всех искушений, которыми так изобилует двор его величества. Но, к сожалению, власть презренного металла распространяется и на эти земли. У семьи молодых лордов есть определенные договорённости с нашим родом. Только не спрашивай какие - всеми делами баронства всегда ведал ваш отец. Я же, подобно сотням женщинам до меня оставляю за мужчиной право заботиться о том, что принадлежит ему. На меня же возложено бремя беречь нечто куда более ценное, чем все мирские блага - покой своей семьи, а значит и ё, а они, как оказалось, пребывали в своем праве...
        С минуту я осознавала эту горькую, но такую успокоительную тайну. А затем вскочила на ноги и, отбросив ставшую вдруг ненужной шаль, закружилась по комнате, разрывая звенящую тишину окутанного тьмой замка счастливым смехом, исходящим, казалось, из самой внезапно воспарившей души.
        Глава 5.
        Пожалуй, ни одна другая ночь на моей памяти не была столь же мучительна, как эта. Не в силах уснуть я металась в своей постели, испытывая едва ли не большие страдания, нежели от безумных снов, не оставлявших мою душу весь последний год. Гложимая виной и удивлением, как только могла я хотя бы на миг поверить, что мои лорды способны оказаться негодяями и подлецами, я куталась в одеяло, сквозь подступающую дрёму отстраненно рассматривая темное стекло витража. Помимо всего прочего, в одно из мгновений осознала, что причиной вырвавшей меня из полудремы была прохладная рука лорда Светоча, мягко коснувшаяся моего лба. Несколько мгновений я всматривалась в белое пятно его непривычно умиротворенного, будто светящегося в темноте лица. В неверном свете тонкого серпа, умирающей луны его волосы светились, подобно ореолу, что окружали головы святых, изображенных на стенах храма, а сам беловолосый граф казался диковинным существом совершенно чуждым этому миру. Не от того ли он пропал, стоило мне на мгновение смежить веки?
        Я не знала, было ли его пришествие движением мятежной души, вне всякого сомнения, дремавшей в столь примечательной телесной оболочке, или же сие видение было плодом моего воспаленного сознания. Но ещё долго лежала без сна, чутко вслушиваясь в тишину, погруженной во мрак комнаты.
        Однако единственным звуком, тревожащим внезапно обострившиеся органы чувств, был шум дождя, стучащего в витраж, цветные стекла которого в ту ночь казались почти черными, словно весь лунный свет уходил в фигуры ушедших богов, парящих в непроглядной тьме когда-то синих небес. И образ этот столь живо впитавшийся в мою память, что, даже опуская разом отяжелевшие веки видела фигуру вечно юной богини среди непроглядной тьмы... А когда вновь распахнула, за окном царило утро. И солнце играло в сверкающих стеклах, и сам мир, казалось, ликовал, приветствуя новый день.
        Несколько мгновений я пролежала в постели, недоверчиво щурясь на прорывающиеся сквозь полон витража лучи. А затем вскочила на ноги и как была простоволосая, подбежала к окну, торопливо распахнув его настежь.
        В комнату хлынул уже ничем не удерживаемый свет, щедрым потоком затопив помещение. Ослепленная, я, было зажмурилась, прикрывая ладонью ставший вдруг незрячими глаза, но спустя мгновение вновь открыла восторженно разглядывая озаренный ярким, по-весеннему ослепительным солнцем. Блестели влажные камни двора, сверкал усыпанный не успевшими осыпаться дождевыми каплями лес и окутанные туманом горы. Сияло небо синее, будто глаза моего беловолосого лорда.
        Эта ночь переменила меня, словно сорвав пелену с доселе слепых глаз и теперь будто нежданно прозревшая я с жадным восторгом смотрела на мир, чья красота оставалась ранее недоступной для меня. Стих дробный бой дождя в окна, но на смену ему пришел щебет птиц, счастливых теплым днём, а вместе с ними ликовала и моя душа, подобно тому, как скворец выбирается из клетки, высвободившаяся от ледяного панциря равнодушия, с восхищением внимая новым ощущениям. А они были поистине великолепны. Теплые лучи ласкали лицо, игривый ветерок нежно перебирал волосы и теребил кружева ночной сорочки, и я смеялась уже не сдерживая рвущийся с губ счастливый хохот.
        Такой и застала меня заглянувшая в комнату служанка: босоногой и растрепанной, кружащей среди солнечных лучей в известном лишь мне танце...
        ***
        Радужное настроение сохранилось и за завтраком, когда едва ли не впорхнувшая в залу я, присела рядом с Элоизой, торопливо опустив глаза, в тщетной попытке скрыть переполняющее меня счастье.
        Говорят, что когда это чувство истинно - оно не нуждается в словах, проявляемое в каждом движении и шаге, придавая неземную красоту и самым уродливым лицам. Не знаю, так ли это, но для меня оно всегда было одним из самых эфемерных чувств, неуловимое, словно полёт мотылька, вдруг ставшее всеобъемлющим и лучезарным, как сам солнечный свет. Оно не ведало преград, но вместе с тем казалось столь же хрупким, как фарфоровая чашка - неверное движение и лишь сверкающие осколки напоминают о совершенной хрупкости прежних чувств. И так, как боятся смахнуть её резким движением, боялась, и я доверить свои чувства кому бы то ни было. Мне хотелось скрыть их от всего мира, и в то же время разделить с каждым.
        Счастье мое крепло в груди, кажась невероятно сильным, пожалуй, даже слишком, для той неокрепшей материи, которую представляла моя душа. Но отчего-то я совсем не боялась задохнуться в нем, столь разительно отличающимся от всего испытываемого мной ранее, как не боялась уже и тех, кто пробудил их в моем сердце, сейчас с улыбками, наблюдающими за мной.
        Впрочем, улыбки их столь разительно отличались от общего впечатления, производимого ими, что игривое настроение вновь покинуло меня, уступив место растерянности. Видимо, прошедшая ночь не прошла бесследно и для моих лордов. Но, если для меня она ознаменовалась избавлением от страхов и внутренней борьбы, то молодые графы выглядели так, будто и в самом деле всю ночь закрывали хляби небесные.
        Сегодня Зак и светоч были необычайно бледны, и казались невероятно усталыми и даже изможденными, что не скрывали, а лишь подчеркивали шелковые темно-синего и ярко-алого цветов.
        На миг в сердце закралось сожаление, будто их удручающий вид и в самом деле был следствием моего каприза. Но уже в следующее мгновение граф Светоч заметил мой взгляд и сказал, судя по всему, и не думая расставаться с довольной усмешкой, продолжающей цвести на бледных губах:
        - Рад видеть вас в добром здравии, моя леди. Сегодня вы затмеваете сиянием само солнце. Я же лишь смущенно улыбнулась, стыдясь невесть откуда взявшегося кокетства, заставившего сменить белый хлопок привычного утреннего наряда на изумрудную тафту отороченного легким кружевом платья.
        Признаться, меня несколько смущала яркость этого одеяния. Пошитое более года назад, всё это время оно провисело в гардеробе, кажась чрезмерно пестрым и даже вызывающим, но отчего-то сегодня именно оно привлекло мое внимание, показавшись неожиданно привлекательным.
        Возможно, всё дело было приподнятом настроении, или же - бессознательном понимании, что жизнь моя изменилась, чтобы никогда уже не становиться прежней. Но я остановила служанку, привычно потянувшуюся за белым утренним платьишком, к её бескрайнему изумлению, выбрав доселе упорно игнорируемый наряд, теперь с потаенным нетерпением ожидая одобрения моих лордов. И те не разочаровали моих таимых даже от самой себя ожиданий.
        - Светлого дня, моя великолепная леди, - вторил брату Зак.- Стоит признать, нам стоило вернуть этому миру солнце лишь для того, чтобы увидеть вас в столь приподнятом настроении. - На миг припав к чашке, сказал лорд. А в следующий миг отставил её, едва не расплескав напиток, и обернувшись к молчаливым родителям, произнес, с холодной усмешкой, в мгновение ока сменившую такую нежную улыбку: - Дивный чай, баронесса. К моему удивлению мать, доселе с каким-то странным нетерпением взирающая на наших гостей смешалась, видимо, не зная, что ответить на неожиданный комплимент. Чем не преминул воспользоваться рыжий граф, осведомившись у не решающейся начать трапезу меня: - Помнится, миледи, ваш договор с братом включал в себя наглядную демонстрацию наших скакунов. - Расцветая прежней лукавой улыбкой полуутвердительно произнес он, заставив встрепенуться и заскучавшую Элоизу, и все ещё пребывающих в некоторой растерянности родителей.
        - Вы собираетесь выгулять своих питомцев? - Спросила сестра, норовя заглянуть в сейчас кажущиеся янтарными глаза рыжего лорда.
        - В их резвости вы сможете убедиться на предстоящих охотах, - отрезал граф, но тут же поспешил скрасить невольную грубость новым вопросом, не давая возможной обиде пустить корни в душе моей младшей сестры: - а пока не хотите ли взглянуть на сего дивного зверя сейчас, милые мои леди? - Открыто улыбнулся Зак, не сводя, однако, с меня вопросительного взгляда медовых, совершенно кошачьих глаз.
        И вместе с ним обернулась ко мне и Элоиза, даже не догадываясь, что и не будь у меня благовидного предлога заботы о младшей сестренки, я пошла бы за рыжим графом и на край света.
        -С удовольствием, - Поймав её умоляющий взгляд, с достоинством ответила я, и вместе с этим словом, за столом воцарилось напряженное молчание, нарушенное встрепенувшейся матерью:
        -Эльвира...
        -Матушка, - Чуть склонила голову я, ожидая справедливого укора. Но справедливые слова опередил Зак. Легко поднявшись на ноги, тот решительно сжал мои пальцы в собственной ладони, заставив меня пожалеть об подобранных в цвет платью перчатках, скрывающих мои руки до самых локтей, и бросил вновь лишившейся дара речи матери: - Не тревожьтесь, баронесса, мы не увезем Эльвиру... против её воли.
        И зашагал к выходу, увлекая за собой удивленную таким поведением меня.
        К моему бескрайнему удивлению, лорды прекрасно ориентировались в нашем замке, не только самостоятельно найдя выход, но и уверенно зашагав к конюшням, ведя за собой и пребывающую в крайне смешанных чувствах меня, и едва ли не приплясывающую от нетерпения Элоизу, засыпающую их бесконечными вопросами о виновниках нашего своевольного ухода. Графы лишь улыбались, храня загадочное молчание, чем лишь больше раззадоривали мою сестрицу, я же с удивлением смотрела на мрачное лицо чем-то раздосадованного Зака.
        Надо признать, манеры моих лордов могли ввергнуть в ужас и недоумение и существо отличающееся более демократичными взглядами нежели ваша покорная слуга. И Светоч и Зак отличались крайне противоречивым воспитанием, позволяющим им с равным успехом и рассыпаться в комплиментах и совершать поступки никак не подходящие к образу благородных господ. Наглядной демонстрацией подобных проявлений можно было назвать и вчерашнюю выходку беловолосого графа, и сегодняшнее поведение его рыжего брата. Но, вместе с тем, я не могла отрицать всей очевидной привлекательности молодых графов.
        Они влекли меня, как влечет пламя свечи, грозя не согреть, но сжечь дотла в игре обманчиво нежного пламени. И я была готова к этому, ибо приносимая поцелуями огня боль была несравнима с той, что порождал холод в будто бы давно погибшей душе. И ради волшебного чувства, ради возможности впервые за последние годы быть живой, я последовала бы за ними и в места куда более страшные, нежели притаившаяся у западной части крепостной стены, куда нас под удивленными взглядами конюших ввели молодые графы. К стыду своему должна признать, что здесь я была впервые. А, потому шагнув под кров добротного каменного строения, ужасно растерялась не зная, что заслуживает моего внимания в первую очередь: высокие потолки, радующие глаз тяжелыми темными балками, стены, вдоль которых располагалось множество странных предметов, о свойствах которых я могла только догадываться, широкие лари, или усыпанный желтыми соломинками пол. Однако эта дилемма была решена, стоило мне перевести взгляд с убранства помещения на его обитателей.
        Гостевая конюшня, куда и привели нас лорды, предназначалась для скакунов возможных гостей и обычно пустовала, радуя сторонний взгляд девственной чистотой денников, а от того нам не составило труда найти питомцев графов, одновременно заржавших, будто приветствуя гордо улыбающихся хозяев.
        Но нам уже не было дела до столь явной демонстрации довольства, вне всяких сомнений безмерно красящей моих лордов. Ибо в этот миг солнце добралось и до денников, осветив их временных постояльцев, тянущих изящные головы навстречу хозяйским рукам, с потаенной нежностью пробегающим по широким лбам.
        Рядом восхищенно ахнула Элоиза и, признаться, я вполне понимала свою младшую сестренку. Стоящие по ту сторону дверей денников животные казались живым воплощением изящества и силы, читающейся в каждом движении диковинных существ. Сильные лебяжьи шеи, сухие головы с чистыми, влажными глазами, неторопливая грация движений и матовый блеск гладких шкур - всё это говорило о породе. И вместе с тем, близость животных рождала во мне вполне отчетливое чувство страха, заставившего отступить на несколько шагов назад оказавшись, как мне казалось, вне досягаемости гигантских животных.
        - Они прекрасны! - Не смогла сдержаться Элоиза, зачарованно рассматривая великолепных животных. - Даже Демон госпожи Селении уступает им в стати! - Воскликнула она, поправ тем самым недостижимое совершенство кумира, созданного ей же самой около полугода назад.
        Признаться, госпожа Селения, гостившая у нас этой осенью, произвела впечатление и на меня. Но, в то время как сестра восторженно внимала словам бравой маркизы, я с все большим ужасом рассматривала нашу гостью. Не признающая платьев и светского лоска, давно сменившая веер на меч, а украшения на многочисленное оружие, хищно сверкающее среди её одежд, маркиза производила отталкивающее впечатление, став едва ли ни насмешкой над женской сутью.
        Элоиза восторгалась её подвигами, воспевая героизм, проявленный ею на поле битвы. А я с отвращением взирала на изборожденные шрамами руки, на широкие ладони, украшенные не пеной кружев, но застарелыми мозолями и чувствовала, что вот-вот лишусь чувств. Меня пугали зычный голос и двусмысленные шутки, названные Элли "воинскими", а матерью "казарменными", непонятные предметы, являющиеся, судя по всему оружием, висящие, казалось, на каждом участке её затянутого в мужское платье тела. И узкий меч, с которым она не рассталась даже за пиршественным столом, вселял в мою душу не трепет, но неприятие существа абсолютно чуждого какому бы то ни было насилию. Отвращали насмешливые глаза, цвета застоявшейся воды, такие же чуждые и неприятные, как и их обладательница.
        Почти такой же ужас вселял в меня и неизменный спутник странной маркизы - поистине гигантский смоляной жеребец, словно в насмешку над суевериями прозванный хозяйкой Демоном. Глядя на угрюмого вороного исполина, и более смелый человек испытал бы страх, пред этим зверем, временами и, правда, казавшимся пришельцем из бездны. Элоиза ходила за ней хвостом, бесстрашно пыталась приласкать показывающего зубы жеребца, а я вздохнула свободно, лишь в миг, когда за спиной черного исчадия и его ужасной хозяйки закрылись ворота.
        Я не понимала её. Что может заставить благородную даму, дочь и ныне уважаемого семейства, оставить отчий дом и отправиться на войну, прибившись к одному из наемничьих отрядов. Терпеть холод и зной, дождь, снег и ночевки на остывающей земле? Не только сносить насмешки и шуточки солдатского отребья, ведать не ведающего о хороших манерах, но и превзойти их и в грубости, и в пренебрежении и традициями, и благовоспитанности. Оставить заботу не только о себе, но и доме, ради бесконечных сражений. Видимо, природа щедро одарившая Элоизу смелостью и любовью к авантюрам, не нашла их для меня, навсегда лишив меня возможности понимать столь экстраординарных особ.
        Как и безрассудной смелости, граничащей с отсутствием такта. И я молчала, не решаясь обратить всеобщее внимание на призабавнейший факт, прошедший мимо моего внимания в первые мгновения. А замеченное мной и в самом деле могло быть расценено попыткой оскорбления. Ибо шкуры удивительных зверей, будто в насмешку над миром, радовали взгляд снежной белизной скакуна Светоча и слепящей рыжиной питомца его брата. Казалось, что кони наших гостей были вылеплены из снега и сотканы из лучей закатного солнца, а от того и вобрали в себя весь блеск и чистоту, стихий породивших их, кажась одновременно животным воплощением своих хозяев.
        И я невольно улыбалась, дивясь шутам судьбы. Видимо, мои взгляды не остались незамеченными, ибо лорд Светоч, казалось, целиком поглощенный перебиранием длинных прядей алебастровой гривы так похожей на его собственные волосы неожиданно рассмеялся и сказал, обернувшись ко мне:
        - Вы правы, моя милая леди. Действительно, коней мы выбирали себе под масть. Согласитесь, это выглядит довольно забавно.
        -У них очень странный окрас... - Смутившись, признала я, и спросила, неожиданно даже для самой себя: - Что вы делали, что бы добиться подобного оттенка? [3]
        -Ничего, это их природный цвет. - Сверкнул белым жемчугом зубов Зак, довольно глядя в наши восхищенные лица.- Нравится?
        - В нашей конюшне таких нет. - Вздохнула сестра.
        -И быть не может! - Категорично ответил граф, любовно оглаживая изящную шею благородного животного.
        -Так уж и не может! - Ревниво воскликнула Элоиза.- Вира, скажи им!
        -Думаю, что наши лошадки ничуть не хуже, - дипломатично ответила я, любуясь скакунами гостей. Однако мои простые слова вызвали бурю недовольства у лорда Зака, тряхнувшего огненно-рыжей, непокорной головой.
        - Вынужден вас разочаровать, моя прекрасная леди, но скакунов равных нашим нет ни в одном из миров. - Отрезал рыжий граф, бросив на меня строгий взгляд, однако не успела я ответить что-либо, как в намечающийся спор вступила Элоиза.
        - Простите, лорд, - не менее категорично ответствовала моя беспокойная сестренка, обиженно поджав по-детски пухлые губы. - Но при всем уважении позвольте не согласиться и мне. Наши кони славятся далеко за пределами баронства, по праву считаясь лучшими во всем царстве! - Воскликнула она и обернулась ко мне, бросая требовательные взгляды на растерянно хмурящуюся меня.
        - В самом деле, граф Зак, наши кони снискали славу сильнейших и выносливейших из скакунов, ежегодно побеждая на императорских скачках... - Неуверенно начала я, примолкнув под сердитым взглядом желтых, будто два солнца взгляд.
        - Простите, моя милая леди, но случись нам с братом участвовать в тех скачках, и слава ваших скакунов оказалась попрана Вестником и Светозарном! - Объявил он, но ему немедля ответствовала лукаво ухмыльнувшаяся Элли:
        - Возможно, вы сможете подтвердить, что слова ваши не были пустым бахвальством уже сейчас? - Вскинулась та, будто не замечая моих красноречивых взглядов.
        - Что за ребячество, Элоиза? - Не выдержав, воскликнула я, но сестра лишь досадливо тряхнула головой, будто сама была норовистой лошадью, не желающей слушаться чужих рук, а уже обернулась к рыжему графу: - Лорд, прошу вас, будьте благоразумны. Мы никоим образом не оспариваем достоинства ваших скакунов, а моя сестра всего лишь имела в виду, что до сих пор вы навряд ли видели наших коней, что и оправдывает вашу категоричность... - Лепетала я, кляня себя за внезапную беспечность.
        Ведь видела же я, что сестра горит желанием испытать животных наших гостей. Так зачем же потворствовала глупому желанию наведаться в конюшню, место совершенно неприемлемое для приема гостей? Разум не находил ответа, но его знала душа с неумолимостью палача чеканящая, что да, знала, но вместе с тем не смогла удержаться от соблазна сделать приятное моим графам, сама того не осознавая окружив себя двумя величайшими страхами в своей короткой жизни. И я кусала губы не в силах хоть как-то помешать своей коварной сестренке, выставляющей наш род в крайне неприглядном свете.
        Но неожиданно помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.
        -Эльвира, - Улыбаясь каким-то своим мыслям неожиданно проговорил светловолосый. - Скажите, а почему ваша матушка так заволновалась, когда речь зашла о лошадях?..
        Элла побледнела. Я же вздрогнула, бросив на него затравленный взгляд:
        -Год назад, во время охоты моя лошадь понесла. К несчастью приступ безумия настиг её в лесу. Несчастное животное сломало шею, я - выжила чудом...
        -Что? Какая охота? - Разом забыв о моей сестрице вскинулся Зак, сощурив на меня черные, как сама тьма глаза.
        Однако, от неприятных объяснений меня вновь спас Светоч, обернувшись к своему брату:
        -Видимо одна из тех, которыми так славятся эти края. - И не давая тому вставить и слова, обратился к воинственно посверкивающей глазами Элоизе: - И в самом деле, Эльвира права - не дурно было бы и нам взглянуть на предмет возможных разногласий. - И обхватив за плечи недовольного брата, уверено зашагал к выходу, оставив за спинами растерявшихся нас.
        - Отец будет недоволен, - разом утратив весь боевой задор прошептала сестра.
        - Не сомневаюсь, - не стала спорить с очевидным я, все ещё весьма недовольная выходкой своей вредоносной сестренки. - Но пути назад, и не выполнив их желания, мы прослывем людьми, не держащими слова... Это меньшая плата за твою безумную авантюру. Несомненно, отец будет не доволен. Но куда большим будет его гнев, если он узнает о твоем недостойном истиной леди поведении. Я понимаю, что их скакуны заслуживают всяческого внимания, и было бы весьма интересно взглянуть на них в движении, но нельзя же настолько потворствовать собственным желаниям! Впрочем, довольно об этом... Теперь уже ничего не исправить. Веди их в конюшню - как только они сочтут экскурс достаточно полным - уводи их оттуда в оранжерее. - Сердито зашипела я, бросая взгляды на застывшие у выхода фигуры.
        - Как? - Так же шепотом возмутилась сестра. - Ты не пойдешь с нами?
        - Нет. - Отрезала я, пробормотав скорее для самой себя, нежели для нахмурившейся Элоизы.- Думаю, на сегодня мне достаточно лошадей и всего, что с ними связано.
        Несколько секунд та смотрела на меня с непониманием, пока взгляд разом потемневших глаз не остановился где-то у моих скрещенных у груди рук.
        - Вира... - прошептала Элоиза, сжимая кулаки.- Так ты...
        - Потом! Уводи их, живо. И постарайся, чтобы вас не заметили! - Проследив за её взглядом и осознав, что таки выдала себя, неосознанным жестом накрыв запястья чуть подрагивающими ладонями, шикнула я, подталкивая сестру в спину. А та и не сопротивлялась, послушно зашагав к выходу, обернувшись лишь у дверей, бросив на меня короткий печальный взгляд. Я же лишь покачала головой, наблюдая, как быстро зашагала прочь сестра, не обращая внимания на окликающих её лордов.
        - И что мне с ней делать? - Вздохнула я. Вопрос был скорее риторическим, не подразумевая даже иного слушателя, нежели безмолвные стены. Однако мне ответили. Склонившийся над яслями жеребец Светоча неожиданно поднял белую, будто первый снег морду и тяжело, почти по человечески вздохнул, бросив быстрый взгляд на своего рыжего соседа. А затем вытянул длинную лебединую шею и мягко прихватил меня губами за край рукава.
        Не знаю, привлек ли его цвет моего платья или же благородное животное уловило печальные интонации, но уже через миг, подобрав пышные юбки, я уже выбегала из конюшни, испуганная едва ли не больше, нежели в тот миг, когда пальцы его хозяина коснулись моей щеки.
        Остановиться я смогла, лишь у входа в оранжереи, где и застыла, тяжело привалившись к двери. Дрожали руки, горела грудь, безжалостно отвечая на непривычную телу нагрузку, я же остервенело терла рукав, словно стремясь прогнать звериный запах, столь отчетливо щекочущий ноздри. Некоторое время стояла у двери, цепляясь за неё, будто за последнюю опору в своей разрушающейся жизни. А затем все же нашла в себе силы миновать усыпанную привезенными с самого берега океана камешками дорожку, в изнеможении опустившись на ближайшую скамью, будто свитой окруженную розовыми кустами.
        Ничто в нашей жизни не проходит бесследно. Солнце приносит засуху, дождь - наводнение, а моё падение обернулось диким, неконтролируемым страхом перед лошадьми. С момента как на мой рассудок опустилась тьма, животные эти перестали привлекать мои восхищенные взгляды, кажась уже не прекраснейшими из созданий, населяющих наши земли, но вестниками беспощадного безумия - столь частого моего спутника, разделяющего со мной ночные часы. Казалось, не было силы, способной заставить меня приблизится к кажущимся такими опасными животным. Что уж говорить о конюшне - месте, где лошадиным духом был пропитан сам воздух.
        Но вот пришли они - и сам мой мир рухнул. А может, лишь зародился, пугая меня всем тем, что было сокрыто и недоступно ранее. И я не знала - боюсь ли я этого нового мира, предпочитая серость обыденности, или же не желаю отпускать, однажды впустив в свое сердце...
        А в небе цвела весна, такая же юная как и чувства, растущие в моей груди. В зените застыл шар высокого, кажущегося невыносимо ярким после серой мглы зимнего дня солнца, полноводной рекой затапливающего истосковавшиеся по его обжигающим поцелуям земли. Золотые лучи играли на круглых камнях дорожки, ластились к молодой листве, так похожие на эти хрупкие зеленые бутоны, готовые распахнуться навстречу лучам нежным ярко-алым лепесткам. Поддавшись их кроткому очарованию, я неосмотрительно коснулась ближайшего стебля, о чем пожалела уже через миг. Запамятав о таящейся под изумрудными листьями опасности я сжала его, будто желая подержать юное растение, чтобы тут же вскрикнуть, отдернув руку, и торопливо стянула перчатку, расстроено рассматривая пораненную ладонь, по белой поверхности которой уже бежали вниз алые дорожки крови.
        Несколько мгновений я сидела, даже не дыша, молча наблюдая, как сбегают к запястью красные капли, грозя запятнать изумрудную ткань платья, но за мгновение до того, как первые капли сорвались в свой краткий полёт, на мои колени легла тень, а руку сжала загорелая ладонь.
        - Что с тобой? - Испуганно спросил её обладатель, невесть как оказываясь рядом.
        Я же молча смотрела на него, впервые получив возможность рассмотреть моего лорда при свете дня. Не знаю, существовали ли в мире слова, способные описать красоту Светоча.
        Выразить этот упрямый тяжелый подбородок и четко очерченные скулы, высокий лоб и голубые, будто вешнее небо глаза в обрамлении длинных густых ресниц, таких же светлых, как и его волосы, золотистым водопадом разметавшиеся по плечам.
        Казалось, беловолосый лорд светится изнутри неземным теплым светом, затмевающим и свет солнца. Лучилась кожа и волосы, сияли глаза, заставляя забыть не только о боли, но и осторожности, вернувшейся в миг, когда склонившийся над моей ладонью Светоч выудил откуда-то белоснежный платок, торопливо перевязывая пораненную руку.
        -Как же ты так?.. Не на минуту оставить нельзя... - С досадой бормотал он, вытирая кровавую дорожку, тянущуюся к моему запястью. Осознав, чем грозит мне её исчезновение, я попыталась высвободить руку, но - поздно. Теплые пальцы пробежали по коже, обнажая две короткие узкие полоски застарелых шрамов. А в следующий миг руки, столь нежно сжимающие моё запястье, будто закаменели. - Что это?.. - Спросил он, пытаясь заглянуть мне в глаза. - Вира, что это?
        Я же молчала, пытаясь не встречаться взглядом со Светочем. Видимо, понял моё стремление и он, ибо спустя несколько вздохов, пальцы правой руки графа освободили моё запястье, моментально сжавшись на подбородке, буквально разворачивая моё лицо к своему владельцу.
        - Эльвира?.. - Требовательно окликнул он, не замечая моего смущения, залившего щеки и шею багряным румянцем. - Откуда эти порезы?
        - Я - меланхолик. - Поняв, что единственный способ освободиться - ответить, тихо призналась я. И видя непонимание в синих глазах, пояснила, пытаясь отвести глаза. - Моя печень полна черной желчи, которая сгущает кровь, принося невыносимые страдания. Родители привозили врачевателя из самой столицы. Он говорил, что, пуская кровь - прогоняет болезнь...[4] - Вздохнула я, вспоминая месяцы, запечатленные в моей памяти как самые ужасные и страшные в моей жизни. Привезенный отцом лекарь считался истинным мастером своего дела, но всё его мастерство в моих глазах не искупало его жестокости.
        На протяжении трех невыносимо долгих месяцев длилось его лечение, пока окончательно не ослабевшая от потери крови и постоянного головокружения [5] я едва не захлебнулась, не обнаружив в себе сил даже на то, чтобы задержать дыхание. Испуганные родители выгнали оскорбленного эскулапа, а тот заявил, что меланхолия моя неисцелима, а сама я обречена, доживая последние месяцы...
        - Безумие. - Тихо прошептал Светоч, неожиданно вновь склонившись над моим запястьем. - Это же сумасшествие... Почему они допустили это?..
        - Они заботятся обо мне. - Каким-то внутренним чутьем, осознав, что речь идет о родителях, покачала головой я. А в следующий миг горячие губы скользнули по тонким шрамам, заставляя меня дернуться, испуганно рассматривая склоненный над моей дергающейся в тщетной попытке освободиться рукой золотистый затылок.
        - Лорд! - Видя, что тот не собирается ни отпускать мою руку, ни отрывать от неё жгущих каленым железом губ, взмолилась я. И, о чудо, сильные пальцы дрогнули, выпуская меня из мягкого плена, а распрямившийся Светоч улыбнулся, наблюдая за немедленно отодвинувшейся мной, торопливо натягивающей перчатки.
        -Прости, нам действительно тяжело соблюдать все эти глупые правила, когда дело касается тебя. Но мы стараемся. Правда. Просто получается... не всегда. Может, из-за того, что прошло слишком много времени, вот мы и не можем сдержать себя. Впрочем, ты для нас - нераскрытая загадка. Сперва нам казалось, что мы что-то делаем не так, а сейчас всё совсем запуталось... - Устало говорил он, перебирая пальцы невесть как вновь оказавшейся в его ладони рукой. - А всё оказалось так просто и... так тяжело. Та охота... она была около полутора - двух лет назад?
        Я лишь опустила голову, а Светоч говорил, будто и не нужно было ему мое подтверждение. - И именно тогда ты и потеряла память, верно?..
        Теперь уже я смотрела в задумчивые синие глаза, не веря услышанному. Однако спросить, что значат его слова, явственно свидетельствующие, что у моей тайны так же появился ещё один хранитель, столь же нежданный и непрошенный, каким была я для их секретов.
        Ибо над стенами прокатилось раскатистое эхо сигнального горна, заставившее нас одновременно обернуться на звук, чутко вслушиваясь в наступившую тишину, разбитую торопливо вбежавшей в оранжерею Элоизой, крикнувшей встревоженным нам:
        - Гости, гости приехали!
        Глава 6.
        Казалось, крик сестры быстрокрылой птицей взвился вверх, разносясь надо всем замком.
        "Ах, как же всё это не вовремя!" - Успела подумать я, переводя взгляд с тяжело дышащей Элоизы на прикрывшего глаза Светоча. Беловолосый лорд сидел, откинув голову назад, подставляя лицо слепящему солнцу, будто бы и не слышавшего этого возбужденного, нетерпеливого вскрика. Казалось, граф ушел в себя, забыв и обо мне, и о нетерпеливо переступающей с ноги на ногу сестренке, и вернуть его внимание этому миру неспособны и боевые трубы, пропевшие под стенами нашего замка.
        Тем неожиданнее было резкое, смазанное движение, не только вернувшее, начавшую было подниматься меня на скамейку, но и прижавшее к распахнувшему темные, сейчас кажущиеся почти черными глаза графу.
        -Лорд! - Дернулась обомлевшая Элоиза... но была остановлена Заком, невесть как оказавшимся в оранжерее. Одним броском миновав разделяющее их расстояние, рыжий граф рывком развернул вскрикнувшую сестренку лицом к себе и прошептал, одной рукой удерживая тонкие запястья, а другой безжалостно сжимая упрямый подбородок:
        - Иди к ним... обмани его. Он не должен знать, что она есть.
        На несколько мгновений мир, будто замер, зачарованный этим холодным, словно разлитым в воздухе голосом, а затем... моя своевольная, упрямая Элоиза развернулась, и обойдя графа зашагала прочь, будто забыв обо мне, отчаянно бьющейся в поистине железной хватке рук беловолосого лорда.
        -Элли! - Извиваясь всем телом, отчаянно вскрикнула я, призывая сестру на помощь, а в следующий миг на мои губы легла широкая прохладная ладонь. Сестра споткнулась, и остановившись, будто натолкнувшись на незримую преграду начала медленно оборачиваться, но вот за её спиной оказался рыжий граф, шепнувший моей сестренке:
        - Иди же!
        И та ушла, почти убежала, словно спиной чувствуя пристальный, холодный взгляд двух таких непохожих глаз, оставив меня наедине с мрачными графами. Тихо хлопнула, закрываясь дверь, всхлипнула, испуганная я, дернувшаяся будто от удара, когда рыжий лорд, прошипел, опускаясь рядом с дрожащей мной:
        - Проклятый ублюдок... Как он только посмел... Говорил я тебе...
        В иное время я была бы возмущена его грубостью и вольностью манер, но сейчас я была слишком испугана, чтобы обратить внимание на что-либо кроме сильных рук, удерживающих меня возле беловолосого. Я сопротивлялась, пытаясь вырваться с почти звериным отчаяньем, равное которому не испытывала никогда ранее, но всё было тщетно.
        - Он ничего не знает, - медленно ответил Светоч, без труда продолжая удерживать плачущую меня, тщетно старавшуюся разжать зажимающую мой рот ладонь.
        -Уверен? - Недоверчиво поинтересовался его рыжий брат, переводя взгляд с темнеющего выхода на растрепанную и раскрасневшуюся меня, пытавшуюся разжать стальную хватку. Я извивалась, шипела угрозы, царапала загорелую кожу обломанными ногтями освобожденной из плена перчатки руки, а Светоч лишь крепче прижимал меня к себе, будто не замечая отчаянных попыток освободиться, завершившихся в миг, когда мои наполняющиеся слезами глаза встретились с желтыми, почти кошачьими глазами графа Зака. Несколько томительных, невыносимо долгих мгновений мы смотрели друг на друга, а потом длинные, прохладные пальцы скользнули по моему лицу, мягко очертив скулу, заботливо заправили за ухо выбившуюся из прически прядь и переместились на шею.
        На миг мои испуганные глаза повстречались с его, расплавленным золотом сияющие на бледном лице. А в следующее мгновение я разучилась дышать.
        Рука Светоча уже не зажимала мой судорожно хватающий рот, бережно придерживая меня за плечи, но я не могла даже закричать. Грудь разрывала невыносимая боль, мир кружился, терял очертания, а я не находила сил сделать такой долгожданный вдох. Несколько мгновений я боролась с внезапно ослабевшим телом, пытаясь отогнать алую пелену, затягивающую моё сознание. А затем мир вспыхнул и померк.
        Я стонала и всхлипывала, захлёбываясь, задыхаясь сладким, желанным, благословенным воздухом, вместе с болью приносящим возможность дышать. Но вместе с ними пришли и воспоминания о событиях предшествующих моему погружению в столь безрадостное состояние.
        Вновь застонав, я попыталась сесть. Перед глазами замелькали алые круги, а я обреченно зажмурилась, чувствуя, как покидает меня ещё не обретенное толком равновесие. Но спустя мгновение вновь распахнула их, силясь различить своего спасителя, так своевременно пришедшего мне на помощь. Однако, разглядев склоненное надо мной знакомое до последней черточки лицо, отнюдь не обрадовалась. Более того - отчаянно забилась, пытаясь высвободиться из хватки крепких рук.
        Но не тут-то было. Встрепанный, бледный до синевы Зак мгновенно пресек все возможное сопротивление, с неожиданной силой прижимая к своей груди отчаянно сопротивляющуюся меня.
        - Тише, родная моя, тише... - Будто заведенный шептал он, сжимая меня в неожиданных объятиях.
        Но я не слушала. Охваченная сумасшедшим, едва ли не животным ужасом, я металась в его руках, не обращая внимания на все мольбы и увещевания рыжего негодяя. Тело бешено извивалось в стальной хватке, ноги безостановочно били по поверхности моего ложа, задевая, судя по всему, и ноги моего пленителя, с губ рвались страшные проклятия, но граф не сдавался.
        Терпение его подошло к концу, после очередного, видимо, удачного удара. Зашипевший разъяренной змеей Зак, на миг расслабил хватку. И простонал, рывком возвращая меня на место:
        - Светоч, скажи же ей!
        Плачущая от боли и страха я, забилась ещё отчаяннее, чтобы спустя мгновение замереть, замороженная тихим голосом, подействовавшим на меня куда сильнее, нежели жаркий шепот рыжего лорда:
        - Эльва, успокойся, иначе мы снова погрузим тебя в сон. Хватит. Ты же знаешь, что мы не причиним тебе вреда. - Эхо его слов ещё звенело в воздухе, а я уже замерла, неожиданно обессилив, сквозь пелену слез глядя на застывшую у окна рослую фигуру беловолосого графа. Взгляд пробежал по напряженным плечам, остановившись на сверкающей сини знакомого до последней линии витража.
        - Не надо, Вира, все хорошо... - Вновь зашептал Зак, а я нервно оглядывалась, всё яснее осознавая, что наши визитеры скомпрометировали меня так, что отныне меня примет не всякий монастырь
        В голове тут же зароились ужасные истории, которые так любили обсуждать по вечерам приставленные ко мне горничные, знающие, казалось всё на свете, кроме того зачем их заставляют коротать часы под моей дверью. - Что, что происходит? - Жалобно всхлипнула я, переводя беспомощный взгляд с Зака на Светоча. Но те молчали, лишь убеждая меня в ужасных подозрениях, которые не смогли развеять, ни слова Зака, ни ласковые, едва ощутимые прикосновения холодных пальцев, упрямо собирающих мои слезы.
        - Тише, малышка, тише... - словно ребенка успокаивал меня он. - Мне тоже страшно. Но тебе не о чем тревожиться, мы не позволим случиться ничему плохому. Нужно просто дождаться, когда он уедет и тогда...
        - Он не уедет. - Неожиданно вмешался молчавший доселе Светоч, с шумом закрывая ставни на моем окне и оборачиваясь к нам. Прикусил губу, словно решая неразрешимую задачу, пугая меня замкнутым и свирепым выражением красивого лица. Поймал мой затравленный взгляд и улыбнулся грустно и чуть виновато: - Мы испугали тебя, Эльвира? - Спросил он присаживаясь рядом со всё ещё прижимающим меня к себе братом и осторожно промокая моё лицо извлеченным невесть откуда платком.
        В нос ударил запах разогретой полуденным зноем земли и ещё какими-то незнакомыми ароматами, а лорд продолжал, тревожно заглядывая мне в лицо:
        - Прости, мы не хотели тебя пугать или расстраивать, но...
        - Но...тогда зачем всё это? - Излишне эмоционально воскликнула я, перебив беловолосого. - Отпустите меня немедленно и...
        Я ожидала, что мои требования будут вновь проигнорированы. Но Зак послушно разжал руки, а его брат продолжал, разом заставив меня забыть и о бегстве, и о желании кликнуть стражу:
        - Это была вынужденная мера...
        - Мы просто не хотели, чтобы ты пострадала. - Осторожно беря меня за руку и целуя в запястье, виновато вздохнул рыжий граф, вызывая несвойственное мне желание утешить и пожалеть взрослого мужчину, нашкодившим ребенком, взирающим на меня.
        - А это вполне могло случиться, попадись ты на глаза той шавке, что прибыла сегодня... - Мрачно вздохнул Светоч.
        - Свет! - Отчаянно вскрикнул, вскакивая на ноги. - Что ты... Ты же знаешь, что рано!
        - Знаю. - Не стал спорить беловолосый граф, нервно комкая ставший ненужным платок. - Но сейчас куда важнее наши действия, которые, готов поспорить, были истолкованы самым превратным образом. Так что выбора- то особого и нет. А несколько дней ничего не решат, лишь усугубят впечатление от нашего поступка. - Бросив косой взгляд на мечущегося по моей спальне брата, вздохнул он. И продолжил свою непонятную речь, обращаясь уже ко мне: - Видишь ли, милая, человек, прибывший этим утром - настоятель одного из монастырей на севере Лании, известен так же, как один из свирепейших инквизиторов нашего времени и лучший цепной пёс графа Эрвуда. В незапамятные времена, когда эта полубезумная вера в нелепого деревянного божка лишь зарождалась, мир был куда умнее, нежели сейчас. По крайней мере в то время, поклонников тысячеликого почитали за юродивых и подвергали гонениям. К сожалению, тогдашний граф дал им приют и защиту. И за какие-то полвека заболоченная, издыхающая от ползущих с топей лихорадок Лания превратилась в колыбель той безумной веры, что опутала третью часть материка. А графы Эрвуды получили целые
выводки цепных кобелей, готовых огнём и железом завоевать расположение своих благодетелей. Судя по летописям, эти идолопоклонники всегда отличались кровожадностью. А среди болот она превратилась в абсолютную безжалостность. Графы, знавшие, что иначе их земли опустеют и придут в упадок без щедрых пожертвований - откупных, что бросают их своре в надежде избежать гонений большинство аристократов, позволяют им творить что угодно, прикрывая самые низменные пороки борьбой за истинную веру. А свора довольно часто атакует ни ведьм и колдунов, но тех, кто вызвал недовольство их господ. Наша семья никогда не одобряла действий Эрвудов. А узнав истинные причины, заставившие графа связаться с тем отребьем, что представляли собой поклонники многоликого - а то была голь перекатная: каторжане и висельники, стремящиеся избежать наказания - и вовсе прекратили всякое общение. За что и подверглись гонениям со стороны быстро разросшегося пустоцвета, который ныне называют единой верой. Прошли века, а Эрвуды всё так же приближают к себе храмовников. И как прежде нынешний граф подсылает их к тем, кто вызвав его недовольство.
Как прежде коварен, скользок и увы, обладает достаточным влиянием, чтобы испортить жизнь - такой он, наш кровный враг.
        Зачаровано слушавшая беловолосого я, наконец, поняв, куда клонит этот странный человек, в ужасе прикрыла рот ладонью - граф Эрвуд... Сколько мрачных слухов ходило вокруг этого имени. Говорили, что в подвалах его замка до сих пор томятся несчастные. Говорили, что он жесток, словно дикий зверь. Что по ночам вокруг болот, окружающих его земли, ходят души тех, кто был замучен по его приказу... Много чего говорили -шепотом и с оглядкой- но тогда всё это казалось страшной сказкой, внезапно оказавшейся куда ближе, чем думалось мне. Я боялась ...и вместе с тем, просыпалось любопытство, которое спешил утолить Светоч:
        - Довольно долго этот человек преследует нас. Точнее, его псарня: его самого мы видели несколько раз. Временами, нам удаётся избавиться от погони, но он вновь и вновь находит нас... А это утомляет. Нам нужна была передышка - и мы попросили убежища в твоем доме. И твои родители дали нам кров - так кажется ему: мы стараемся не афишировать наши внутрисемейные дела, а потому договорённости между нашими семьями ему не известны... Боюсь, он может решить, что ваша семья оказывает нам поддержку...
        - А легче всего ударить по тебе! - Перебив брата, радостно воскликнул Зак, улыбаясь во весь рот, словно новость о том, что я могу пострадать из-за их появления в нашем замке была лучшим, что он слышал за свою насыщенную событиями жизнь.
        - Узнав о твоем беспамятстве, можешь не сомневаться, эта шавка желая выслужиться, не преминет объявить тебя одержимой. А благодаря твоим рукам у твоих родителей не останется и призрачной надежды спасти тебя от поездки в одну из рассветных крепостей.
        - Я не одержима! - Вскинулась я. Слишком часто слышала я шепотки слуг. До того, как они поняли, что говоря такое о собственных господах очень легко упасть с крутых ступеней или сгинуть в непролазном лесу. Уверенная в собственной непричастности и непогрешимости родителей, я не придавала значения этим исчезновениям - в то время все люди были для меня на одно смазанное и незапоминающееся лицо - пока однажды не услышала тихий шепот одной из горничных: - Ведьма!
        Слово было незнакомым и ещё не вызывало того страха, что и сейчас. И понимания, что обвинение это - не что иное, как смертный приговор.
        - После пары суток в компании с храмовниками, ты сознаешься в чём угодно - слишком большой опыт, слишком много средств, добиться признания. И в ворожбе сознаешься, и в том, что порчу наводила. А будешь упрямиться, соберут дур-служанок, да хорошенько припугнут - так оговорят, что и признаний не понадобиться, - словно прочитал мои мысли Зак, нависая над испуганно всхлипнувшей мной.
        - Что же теперь делать? - Растеряно спросила я.
        - Мы думали отсидеться, пока настоятель не уберется восвояси. Но он, судя, по всему вздумал задержаться... - Задумчиво откликнулся Светоч, ласково, словно ребенка, гладя меня по растрёпанным волосам. - Тем хуже для него. Несколько дней будем настороже, а затем соберется основная масса приглашенных. В толпе легко затеряться и тяжело - сделать что-то предосудительное. Так что, поосторожничай пару дней, мы посторожим, а потом, когда соберутся высокородные лорды и леди - тихо сбежим, уведя этого мерзавца за собой. Главное - перчатки при нем не снимай и не говори о своей амнезии... Потери памяти, точнее. Скажешь, что приболела. Никого кроме Элоизы не впускай - даже служанок. Я буду охранять твой покой, а Зак развлекать историями - вам же понравились его истории?
        -Вы... вы в самом деле думаете, что мои родители хорошо отнесутся к присутствию двух посторонних мужчин в моей комнате? - Ужаснулась я.
        - Они не узнают.
        -Мы не посторонние! - Одновременно заявили благородные лорды, вызвав новый истеричный смешок.
        Братья переглянулись, схлестнувшись глазами, словно лезвиями клинков. Несколько минут длился этот молчаливый поединок - за это время снова вспомнившая о своих переживаниях я тоскливо косилась на дверь, уже не беспокоясь за свою девичью честь, но очень переживая за возможные слухи, ставящие под сомнение эту самую честь. Видимо, победил Светоч: Зак опустил голову, а его старший брат беззаботно улыбнулся:
        -Не переживай! Войдем и выйдем, как и сегодня, - и, поймав мой взгляд, расхохотался: - Ох, Эльва, до чего же ты не любопытна! Ваш замок - похлеще иного лабиринта будет. Изнутри ходами испещрен, словно сыр дырками.
        - В одну вашу библиотеку десяток ведёт, а ты боишься, что мы скрыться не сможем! Соглашайся - выйдет знатная авантюра! - Вторил его брат, вызвав новый подозрительный взгляд.
        - Не люблю авантюр - есть в них, что-то неблагоразумное.... И потом, вы уверены, что он помчится за вами, а не попытается отомстить нам?
        - Эльва, в том-то и прелесть авантюр! Прекрасные юноши, пробирающиеся к даме сердца мимо грозного чудовища, тайны, интриги - разве не то, что должно привлечь юное и милое создание? - Вновь вмешался Зак, сверкая желтыми, совершенно кошачьими глазами. А Светоч самоуверенно объявил:
        - А храмовник...у нас то, что очень нужно его хозяину - говоря откровенно, мы спрятали это у вас в замке... Тайно, конечно. И если мы внезапно сорвемся с места, можешь не сомневаться, он решит, что мы спешим увезти... наше сокровище на наши земли, и устремиться в погоню.
        - Сокровище? - Повторила всё ещё прибывающая в сомнениях я, переводя взгляд с одного брата на другого. Светоч совершенно неожиданно смутился:
        - Ну да, сокровище. То, ради которого мы и делали такой крюк... - Отводя глаза, пробормотал он, но не успела я ничего спросить, как его рыжий братец беззаботно хохотнул:
        - Про которое мы с бароном и баронессой в библиотеке говорили. Упрямые людишки! И ведь знают, что возвращать придётся, а всё равно артачатся, будто не барон условия сделки принимал! - Пожаловался Зак, словно призывая меня ужаснуться подлости моего же родителя. Я же воззрилась на него, запоздало поняв, о чём он говорит, и смущенно потупилась, буквально ощущая, как заливает лицо жаркая волна смущения.
        - Довольно! - Строго приказал Светоч. Грозно глянул на насупившегося брата и... совершенно по-детски запустил в него подушкой. Более того, попал, едва не сбив Зака с ног, и пояснил обомлевшей мне: - Знаю, что это неприлично, но иногда так хочется!
        ***
        Впервые в жизни у меня появилась тайна. Подчиняясь воле лордов, я сказалась больной и коротала часы за чтением святого писания, переданного мне гостем. Так думали обитатели замка. На самом же деле, показавшись на глаза матери и служанкам, я запирала дверь на все запоры, и, сорвав надоевший чепец терпеливо дожидаясь своих сообщников, чтобы погрузиться в хитросплетения подземных ходов.
        Я казалась себе гадкой, хитрой, вероломной обманщицей. Но не могла найти силы отказаться от внезапного приключения.
        Как оказалось, беловолосый граф не соврал - замок был испещрен тайными ходами. Узкими и высокими, где можно было передвигаться лишь боком и широкими и низкими, где потолки упирались в голову, оставляя на волосах клочья старой паутины. Ходы, ведущие на конюшню и в подземелья, подземные тоннели, уходящие глубоко под замок. Заваленные и ещё не павшие жертвами времени, подобные лабиринтам и прямые, словно лезвия клинков - тайные переходы замка манили страницами десятков хроник походов и экспедиций, прочитанных мной. И не подземелья замка покоряли мы в моем воображении, о нет!
        Моему разыгравшемуся воображению представлялось, что мы шагаем по пыльным закоулкам древних дворцов запада или усыпальницам владык юга, где каждый поворот таит опасность, а каждая ниша - сокровища древних.
        Не знаю, догадывались ли лорды об образах, являющихся предо мной, но потакали, то сравнивая наши коридоры с подземельями огненного шахиншаха, то вспоминая древние развалины, скрывающиеся среди тропических лесов.
        Меня ждало жесточайшее порицание, случись кому узнать о долгих часах проведенных наедине с двумя чужими мужчинами, но я предпочла бы навечно отправиться в мрачную келью потом, чем отказаться от чуда, внезапно ворвавшегося в мою жизнь. Зак и Светоч рассказывали о тайнах дальних мест, где я не была, да и навряд ли смогу побывать, и сказка становилась явью, меняя мир.
        А вместе с миром менялась и я.
        Так считала и мать, навещавшая меня каждый вечер, и сестра, к моему удивлению не проявившая интереса к нашим экспедициям, зато с большим вниманием слушавшая нашего гостя. Так было и в тот день.
        Сестра вновь отказалась от наших забав, а мы с братьями - исследовали очередной коридор, начинающийся за древним, тяжелым гобеленом, изображавшим одну из финальных сцен битвы богов с титанами.
        Время клонилось к вечеру, и я с уставшим Светочем брели вслед за неожиданно бодрым Заком. У графа вообще была удивительная способность: чем меньше времени оставалось до захода солнца, тем бодрее и разговорчивее становился рыжий граф. Светоч же, уверено выбиравший наш путь этим утром, наоборот, зевал, тер покрасневшие глаза, вяло отвечая на мои вопросы.
        Заметившая это я, оставила расспросы, благо нас окликнул Зак, внезапно остановившись и освещая левую стену, светом факела:
        - Смотрите-ка!
        На стене, закопченной, покрытой толстым слоем копоти и паутины, угадывались очертания диковинного трехглавого зверя, сжимающего что-то в когтистой лапе.
        - Это Змей Горыныч? - Спросила я, принимая факелы братьев и отступая к стене, боясь запачкать юбку простого некрашеного льна.
        - Нет, Эльвира. Это всё тот же волк - его юго-восточной вариации. - Пояснил беловолосый, не боясь замарать рукава оттирая стену, где всё четче проступал красный силуэт страшно скалящегося трехглавого зверя, сжимающего меч в левой, больше похожей на человеческую руку, лапу.
        Массивное тело, непропорционально короткие лапы, заканчивающиеся черными ногтями и три головы, одна из которых смотрит вперед, другая, зеркальным отражением, назад, а третья - нюхала землю, пробуя воздух сквозь хищно оскаленные, желтоватые зубы, изготовленные из незнакомого мне материала.
        - Кость. Ишь скалится, лохматый. - Постучав пальцем по ближайшему клыку, хмыкнул Светоч, а я, посчитав момент подходящим, решила поделиться впечатлениями о нашем госте, наконец увиденном мной этим утром.
        Невысокий седоволосый старец в серой, шитой серебром мантии прошествовал под моими окнами, окидывая пытливым взглядом высокие стены. Постоял, изучая моё неосмотрительно оставленное открытым окно, не догадываясь, что за витражным стеклом и шторой притаилась собиравшаяся на очередную тайную прогулку я, внимательно рассматривающая гонителя наших гостей.
        Мужчина был сед, мужчина был стар, и борода его серебрилась первым снегом, водопадом ниспадая до самого пояса. Но лицо его - лицо не пастыря, а охотника - всё ещё сохраняло былую твёрдость черт, и взгляд темных глаз не потерял ни холода, ни ...хищности.
        Такой взгляд я видела лишь однажды, у пойманного во время осенней охоты волка. Старого, матерого хищника, внезапно растерявшего свое везения, но сохранившего жизнь.
        Пойманный отцом, две недели просидел он на цепи, отказываясь от воды и еды, а потом издох, растянувшись всем исхудавшим телом на прелой соломе.
        Элоиза расстроилась, внезапно лишившись только приобретенной игрушки - ей нравилось дразнить остервенело скалящегося зверя, яростно хватавшего желтыми зубами длинную палку, а я... не могла выдерживать его взгляд. Тяжелый, невыносимый взгляд, которым он провожал пленивших его людей. Ничего не выражающий взгляд существа, знающего, что такое кровь, и верящего, что однажды вновь ощутит его на своих губах.
        Я бежала от него, даже после гибели зверя избегая угла, где он встретил смерть. Я молила богиню никогда больше не видеть этих прозрачных презрительных глаз, чтобы как на лезвие налететь на него в розоватых лучах утреннего солнца... Он не видел меня, а я не могла отвести глаз от этого морщинистого лица и едва различимых глаз хищника. Он был похож на волка. Он был совсем другим - ведь его цепь уже съедена ржой...
        Не знаю отчего, но мои слова пришлись по душе лордам.
        - Да, взгляд волчий. - Невесть почему захохотал взбодрившийся Светоч, крепко сжимая в руке мою ладонь.
        Не стал молчать и Зак, осторожно протирающий желтые глаза собственной белоснежной манжетой.- Не волк, а шавка. Волк у него хозяин. - Фыркнул он. - В худших смыслах этого символа.
        Я растеряно нахмурилась, а Светоч пояснил, в который раз за эти дни, без труда почувствовав моё смятение:
        - Волк - один из самых многогранных и противоречивых образов в мировой истории. Волк - это дух умершего, помощник, заступник. Волк - скорость, ярость, мощь. Но одновременно с этим волк отожествляется со злом, жестокостью, хитростью и, что добавляет твоим словам особый шарм, ересью и врагом всех людей...
        - Хорошенький каламбур для нашего бородатого друга. - Весело заявил рыжий лорд, сдувая рыжие пряди с лица.
        - И волк был покровителем нашего рода? - Нахмурилась я, теребя кружевные отвороты перчаток.
        - Не думаю. - Покачал головой беловолосый лорд, забирая факел, чтобы лучше осветить свирепого хищника. - Посмотри на него. Заметь, что зверь хтонический, трехглавый - явный указатель на то, что он посвящен богу войны. В этом прочтении он покровитель воинов, дарующий свирепость и бесстрашие, обещающий победу... Ваш замок стоит на самой границе, и этот красавец должен стеречь подземелья и придавать храбрости его защитникам. А вот меч в его лапе и в самом деле, заслуживает некоторого внимания. Обычно они служили указателями к выходу...или тайникам...
        - Тайникам? - Встрепенулась я, поправляя пуховую шаль. Где-то наверху зеленела листва, шепчась с тёплым, по-весеннему нежным ветром. Сияло солнце, согревая влажную землю и камни твердыни. Но здесь, в широком, пыльном коридоре, гуляли сырые сквозняки и холод, не замечаемые графами, но столь ощутимые для меня.
        - И они, -кивнул Светоч, продолжая осматривать нашу находку, потеснив послушно отошедшего назад Зака.
        - А ещё алтари, темницы древних духов и демонов, подземные капища... -Многозначительно прошептал он, склонившись к моему уху, обдавая кожу горячим дыханием.
        Неделю назад я бы ужаснулась и оскорбилась за подобные инсинуации в адрес нашего почтенного и уважаемого рода. Пару-тройку дней - расстроилась бы, увидев очередную мрачную тайну нашей уже не кажущейся такой светлой семьи. Сейчас же лишь рассмеялась, и спросила, вновь поправляя пушистую шаль:
        - И когда же мы увидим эти оплоты ереси?
        - Видимо, мы не увидим их и вовсе, - неожиданно вздохнул Светоч, опуская факел к лапе зверя: - Взляните-ка на гарду. Видите это отверстие?
        Мы с Заком слаженно подались вперед, дабы изучить рисунок. А точнее его часть, ускользнувшую и от рыжего графа, и от меня, куда больше внимания уделившую рассказу и трем хищным мордам, нежели короткой лапе, обремененной широким клинком, гарда которого и в самом деле раскрошилась, как мне показалось, от времени. Но нет - необработанные края впадинки, образовывали неровный круг на дну которого поблескивал металл.
        - Что это? - Удивленно спросила я, осторожно прикасаясь пальцами к краю.
        - Замочная скважина, надо полагать. Очень необычная, но все же, банальная замочная скважина. - Серьезно ответил Светоч и объяснил, видя мой недоверчивый взгляд: - Думаю, ключом служил круглый амулет, размером с кулак, или чуть меньше, с письменами по ободу с шестеренками, замаскированными под некий герб - символ, скорее всего, такой же волк, с лицевой стороны... Довольно популярная одно время связка, незаменимая в случае долгой осады... Думаю, стоит спросить у барона и баронессы... Сегодня за ужином или после него... - Теребя выбившиеся из хвоста пряди, бормотал он, рассмеявшись моему удивлению и даже страху: - Не волнуйся! Сегодня в полдень прибыли виконты Кентебрельский и Катковский - личности шумные и заметные во всех смыслах. Так что нашему общему другу будет не до нас - два таких примера всевозможного грехопадения легко затмят твою скромную и молчаливую особу. Идем! - И сжав мою руку, Светоч уверенно зашагал прочь, забыв как сонливость, так и собственного брата, обогнавшего нас в нескольких шагах от выхода, скрытого за картиной в моей комнате.
        Рыжим лисом метнулся вперед, и, обернувшись, внезапно приложил палец к губам, чтобы затем медленно провести им по основанию шеи. Вновь ушедший в себя Светоч встрепенулся, мгновенно подобравшись, словно змей перед броском.
        Мало отличался от него и только что не скалящийся Зак. Приникнув к обратной стороне холста, где по моим расчетам находились глаза одного из слуг богини - белокурого и златокрылого Арсея, наблюдал он за чем-то сокрытым от меня.
        Тут надо уточнить, что глаза эти, как выяснилось, имели одну особенность, а именно отводились вверх вместе со вторым слоем холста, открывая два отверстия, причудливо поименованные графами глазками.
        К ним-то и приник раздраженный граф, жестом пригласивший присоединиться к себе брата и меня, послушно занявших оставшиеся отверстия глаз Аннесия - пухлотелого озорника-младенца, посланника богини, отвечающего за любовь и брак. Теперь каждый, кто бросил бы взгляд на картину, мог бы поклясться, что пухлощекий малыш радует взгляд не только нежным румянцем, да розоватыми крылышками, но и разными глазами, лихорадочно сверкающими среди падающих на лицо золотистых локонов. Впрочем, того кто метался по моей комнате меньше всего интересовали изменения, постигшие слуг Всемилостивой.
        Несколько мгновений я рассматривала приземистую фигуру, мечущуюся по моим покоям, пока не узнала богатый плащ и серебро волос. "Служитель?" - Ужаснулась я, за эти дни возведшая врага графов в ранг чудовища из страшных сказок, что так любили рассказывать служанки на кухне, и к которым испытывала не поддающуюся логике тягу Элоиза.
        Словно желая подтвердить верность моих предположений, мужчина обернулся, демонстрируя четкий профиль, вызолоченный последними солнечными лучами. Обомлевшая я дернулась, отшатываясь, а в следующий миг на мои губы, призывая к молчанию, разом опустились две ладони, стоящих по обе руки лордов: словно раскаленная - Зака и ледяная - Светоча.
        Так же молча, не отрываясь от глазков, братья приложили пальцы к губам, призывая меня к молчанию. Я лишь кивнула, приникнув к "своему" глазу. И вовремя, чтобы успеть заметить, как сверкнули сталью лучи заходящего солнца, и зарычал, закрывая лицо руками нежданный гость.
        Зашипел, заметался по комнате, слепо натыкаясь на мебель, на ощупь добрался до окна, и, буквально повиснув на шторах, дернул их на себя, обрывая вместе с гардиной, и погребая себя под складками тяжелой изумрудной ткани. Волны бархата заходили словно живые, а спустя мгновение, старик оказался на ногах, и, не выпуская из рук неожиданный трофей, кинулся прочь, напоследок собрав гардиной складки на ковре и зацепившись ею за дверной косяк, скрылся из виду, оставив её перекрывать вход, печально трепеща обрывками ткани на кольцах.
        Едва за ним закрылась дверь, как Зак распахнул вход в тайный коридор, выпуская нас.
        - За-зачем ему мои шторы? - Совсем перестала что-либо понимать я, наблюдая, как Светоч пытается выровнять ковер.
        - Тяжелая какая. - Одновременно заметил Зак, только что заперший дверь на ключ и запор и теперь с интересом крутящий в руках гардину. - Жаль, что эту псину не прибила - на проблему меньше было бы... Ну да ладно, не подстарался вовремя, теперь вся надежда на какой-нибудь низколетящий канделябр... - Бормотал он, деловито запихивая несостоявшуюся убийцу служителя под мою кровать, за что получил очередную затрещину от бледного Светоча, обернувшегося ко мне, не обращая внимания на зашипевшего диким котом Зака:
        - Зачем пришел, говоришь? Сложный вопрос... Может, на тебя посмотреть хотел, может что-то искал...
        - А может, сына по отцу судят, и если его предок по дорогам с кистенем по лесам да весям побирался, то и у сынка та же болезненная тяга к чужим вещам, ненавязчиво переходящая в прогрессирующую клептоманию. - Перебил его рыжий братец, старательно приглаживая непокорные вихры, и пояснил, подняв голову и натолкнувшись на мои округлившиеся глаза: - На чужое, халявное добро его тянет.
        - Ааа... - Многозначительно протянула я, стараясь запомнить новые диковинные слова. И даже собиралась уточнить что такое "прогрессирующая", когда в дверь постучали и жалобный голос служанки возвестил, чуть приглушенный дверью:
        - Ваша милость... - Голос этот принадлежал рябой девке, ценимой матерью за робость и послушание, произвел на нас самое гнетущее впечатление. Наша троица заметалась по комнате, подобно испуганным кухаркой крысам. А та продолжала, не ведая, какое действие возымело её появление господ: - Ваша милость! Там гости ужинать изволят, ваш батюшка велел узнать, не соблаго...не соблаг... -"соблаговолите ли" - Шикнул неугомонный Зак, скрываясь за картиной, не только заботливо поправленной мною, но и завешенной толстой, припасенной сразу после открытия чудесных свойств картины, простыней - не хотите ли - нашла замену служанка, к счастью не слышавшая невидящего, но обладающего прекрасным слухом рыжего: - присоединится к ним?
        - Да, передай что сейчас спущусь, - уверила я, торопливо собирая волосы под кружевной чепец, и чуть помедлив открыла дверь, только что заботливо запертую Заком, успевшим успокаивающе шепнуть из своего убежища:
        - Не бойся, она ничего не заметит, а мы потом всё приберем!
        Глава 7.
        Прибывшие в вечер, когда я сама того не подозревая завлекла себя в силки, из которых не было спасения, виконты на поверку существами шумными и говорливыми, разом приковав к себе внимание всех присутствующих.
        Смешливые и непоседливые, несмотря на почтенный возраст, они беспрестанно говорили, делились впечатлениями от поездки, жаловались на дороги, вспоминали славное военное прошло, то и дело припадая к собственным кубкам, провозглашая всё новые и новые тосты. Но как оказалось, были лишь первыми ласточками - предвестниками того безумия, что обрушилось на замок в последующие дни. Долгожданные гости прибывали, за какие-то сутки, нарушив уклад старого замка.
        Благородные лорды и леди желали развлекаться, каждое мгновение, проведенное среди старых стен, которые, как мне казалось и сами стонали, измученные гулом, не смолкавшим ни днем ни ночью. В ожидании предстоящей охоты, они высыпали во внутренний дворик, затеяв игру в жмурки, целиком завладевшую их вниманием и позволившую мне сбежать незамеченной.
        Шумные игрища вызывали во мне отторжение, а предстоящая охота - ужас. А потому я поспешила укрыться в библиотеке, с наслаждением вслушиваясь в тишину, нарушаемую такими знакомыми голосами, с азартом планировавшие целую военную операцию по предупреждению очередного похищения многострадальных штор, эпопея с которыми за эти дни достигла апогея.
        Трое суток минувшие с момента первого похищения прошли в незаметной для остального замка борьбе между обезумевшим храмовником и лихими братьями, словно родовое знамя похищающими и возвращающими несчастный предмет интерьера. Дошло до того, что почтенный старец совершил ночную вылазку за бархатным трофеем, не подозревая, что за небезызвестной картиной притаились неугомонные лорды с шумом изгнавшие его из моих покоев.
        Уже уставшая смущаться и напоминать, что их поведение недопустимо я, всю битву просидела в смежной комнате, страдальчески прислушиваясь к звукам, доносящимся из моей опочивальни. Я лишь от всей души сожалела, что со мной нет сестры - неизменной опоры и поддержки, бывшей со мной, сколько себя помню, исчезнувшей тогда, когда она была мне так нужна. Братья по-прежнему не желали посвящать в свои дела кого-либо кроме меня.
        И я отчего-то не находила сил противиться их воле.
        Я менялась. Ощущая это всем своим существом, я была отнюдь неуверенна, хороши ли такие изменения, но ничего не могла поделать. Казалось, что с памятной ночи, когда мне случилось подслушать разговор между родителями и кажущимися такими враждебными графами, лед, сковывающий мою душу пошел проталинами, открывая выстуженную, но живую почву, где уже расцветали робкие цветки первых, неведомых, а может, забытых чувств.
        Я не знала, праведны ли они, но, как мне иногда казалось, их желал сам мир. Замок, погруженный в бесконечные встречи гостей и завершение последних приготовлений, существовал, словно отдельно от меня. Шумно приветствовали друг друга вновь прибывшие гости, метались слуги, подгоняемые сердитым голосом матери. Кажется, и от нее не укрылись творимые со мной метаморфозы, отчего-то совсем не порадовавшие её. В эти дни она сделалась невероятно строга и критична, и вскоре я сама принялась избегать наших встреч, отговариваясь то усталостью, то просто скрываясь в тайных нишах, заслышав её гневный голос.
        Возможно, будь у меня чуть больше опыта, я смогла бы разглядеть за её поведением нечто большее, нежели простой страх пересудов. Но, увы! Куда больше в то время меня беспокоили появившиеся в моей жизни тайны.
        Я не рассказывала родителям о том, что являлось мне в ночных кошмарах. Молчала и о тех странных, незапоминающихся снах, что не сохранялись в памяти, но оставляли тревогу и тоску - о чём-то неведомом, но потерянном.
        О них знала лишь Элли... моя неугомонная сестренка, так и не догадалась, что у меня появились секреты от неё. Сестра не понимала, что происходит, а я не находила сил взглянуть в её глаза, вынуждая всё больше времени с молодыми дворянками,
        невольно оставляя одну среди пестрой толпы, как один смотрящей на меня со странным предвкушением, заставляющим меня избегать благородного общества.
        Мрачные предчувствия родились гораздо раньше осознания, вынуждая бежать к людям, вдруг ставшим единственной поддержкой в так быстро изменившемся мире. Оттого я старалась держаться ближе не к семье, но братьям. Иногда мне казалось, что я знала, что так случиться - потому ещё не знавшая графов я тянулась к ним, ища у них приют от внезапного одиночества, ещё до того, как мое незавидное положение стало столь очевидным...
        Я пыталась защитить свою семью и людей, просивших моей помощи, но потеряла что-то очень важное, отдающее болью в груди ослабевающей лишь рядом с Заком и Светочем, любыми способами вовлекающими меня в свои авантюры. Братья всерьез вознамерились найти ключ от тайного хода, а я... куда сильнее любопытства был страх потерять последних существ, не отводящих глаза, повстречавшись со мной взглядом.
        Иногда мне начинало казаться, что этот поиск - лишь игра, невесть зачем затеянная ими, а иногда - что за этой дверью и спрятано обещанное им сокровище. И тогда я беспокойно смотрела на веселящихся лордов, гадая, не оставят ли они меня, едва оно окажется в их руках?..
        Прошло шесть дней с момента приезда храмовника. Всего шесть дней. Но за это время я потеряла почти всё, что было ценно для меня в этом мире. А в его причастности к злости матери и отчуждению сестры я не сомневалась: не потому ли кровожадные планы лордов вызвали незнакомое мне прежде чувство мрачного удовольствия, что кто-то доставит неприятности источнику моих бед, в эти дни старавшегося без нужды не покидать выделенные ему апартаменты, но и уезжать не спешившего.
        Последний факт особенно раздражал графов, кровожадно обсуждавших возможность несчастного случая для одного служителя.
        Несколько мгновений я прислушивалась к их пожеланиям, а затем, словно очнувшись ото сна, тряхнула головой, и произнесла, подходя к окну возле которого и расположились мои лорды:
        - Может, стоит ему уступить? - Робко предложила я, нервно теребя изящный хлыст, имевшей несчастье попасть мне под руку в момент волнения.
        - Никогда! Отстоять эти проклятущие шторы - дело чести! - Моментально вскинулся Зак, ничуть не удивившийся моему появлению. Лишь тряхнул рыжими волосами, собранными в забавный совсем короткий хвостик, перетянутый кокетливой изумрудной ленточкой. Лентой, как и дамой сердца Зак обзавелся накануне после прибытия лорда Эдьена, второго рыцаря его величества, похвалявшегося жемчужной нитью, подаренной её величеством.
        Лениво наблюдавший за ним рыжий граф немедленно встрепенулся, и, прейдя в чрезвычайно приподнятое расположение духа, не мешкая, объявил меня своей дамой сердца, потребовав памятного дара, который бы напоминал о моем расположении к своему верному слуге. Расшалившегося лорда не смогли призвать к порядку ни грозные взгляды моей матери, ни тычки собственного брата, бросавшего на меня виновато-настороженные взгляды.
        Не возымели действия и исполненные ненависти взгляды несчастного воителя, нервно сжимающего злополучную нитку.
        Призвать к порядку расшалившегося графа удалось лишь после того, как раскрасневшаяся я со вздохом протянула ленту с правой косы, не жалея испорченной причёски, но храня трепетную надежду, что порывистый и увлекающийся рыжий лорд получит желанное и забудет. Однако Зак проявил несвойственное ему постоянство, не только не вернув мне ленту, но и подвязав ей собственные непокорные волос, вызывая крайнее недовольство моих родителей и тихие смешки - у меня. Прошедшие дни нисколько не охладили рыжего графа, всё так же носившего мой подарок, что отчего-то совсем не расстраивало меня, согревая среди подбирающегося к сердцу холоду, усиленным странным гнетущим чувством, крепнувшим день ото дня. Этим предчувствием ныне я рискнула поделиться с графами, прервав их сетования о том, что в нашем замке не знают, что такое железная дева, с которой не мешало бы познакомиться уже не их врагу.
        Светоч с наслаждением подставлявший лицо солнечным лучам вздрогнул, опуская глаза, которые он, к моему безмерному удивлению ничуть не ослепленный солнцем, но ничего не сказал. В отличие от Зака, ответившего по новой привычке теребя края ленты:
        - Быть может, всё дело в волнении. А может, в близости храмовника, умом ты понимаешь, что он мог на основе нашей дружбы высказать предположение о твоей связи с темными силами. И теперь барон и баронесса опасаются огласки, так же как и мы, скрывая истинную подоплёку от Элоизы... - Наставительно произнес он, сверкая темными глазами.
        Ещё восьмицу назад я скрыла бы мысли, вызванные словами лорда, уверив что ничуть не волнуюсь, а его пояснения излишни и оскорбительны. Тогда мне и в голову не могло прийти, что я буду обращаться на "ты" к чужим людям, ставшим меньше чем за месяц из врагов едва ли не родными - последней преградой на пути одиночества...
        То было восьмицу назад. А сейчас я могла не признать, что тоскую без них, не представляя, как переживу расставание. Невоспитанные, коварные, отпугивающие графы за пару тройку недель пребывания в нашем доме смогли привязать меня к себе так же крепко, как Элоиза за два прошедших года. А потому, не имея возможности поделиться с сестрой, я позволила себе тяжкий вздох и жалобу:
        - Мне совестно перед Элли. И больно, что приходится ей врать, может, стоит рассказать ей...
        - Нет! - Разом вскинулись братья, и, кажется, сами устыдились своей несдержанности, ибо, когда я подняла глаза от растрепанного края манускрипта, Светоч уже не смотрел на меня. Прятал взгляд и Зак, наконец вздохнувший, всё так же не поднимая глаз:
        - Нет. Прости, но так будет лучше. И не беспокойся, думаю, что это задело её так уж сильно - девочке сейчас тяжело: первый бал, множество незнакомых людей, препорученных её заботам - тяжелая ноша и для более сильной девушки, чем Элоиза. Думаю, твоё молчание, если и замечено ей, то приписано волнению и усталости. Если хочешь, мы расскажем, но потом... Только подожди. - Ласково произнес он, осторожно оглаживая ленту большим пальцем. - Но знаешь, Вира, думаю, ей не стоит знать о наших прогулках - иначе придется раскрывать и причины нашего маленького обмана - тайны нашего рода открываются не всем, а Элоиза излишне инициативна и может... по живости характера великих бед. Не хотелось бы, чтобы ваши почтенные гости прознали, что вы принимаете отлученных или, что вас с ними связывает нечто большее, нежели простая вежливость...
        - Я не боюсь этого! - Горячо уверила я, сжав прохладные пальцы графа в своих руках.
        Больше всего я боялась, что графы не поверят мне, решат, что мне претит дружба с ними.
        Но графы лишь рассмеялись, а Зак улыбнулся, осторожно целуя вспыхнувшую, как маков цвет меня в запястье.
        - Мы знаем, - ласково произнес он, прижимая моя ладонь к своей груди - туда, где по бархатным кафтаном мерно билось его сердце. - Но лучше бы это было не так...
        - Но это так! И я не боюсь. И Элоиза бы не испугалась! - Воскликнула я, и прошептала, опуская глаза: - Она никогда не простит меня...
        Я думала, они рассердятся, но в голосе Зака не было и тени гнева:
        - Всё будет хорошо! Верь нам, и все будет хорошо! Разве может быть иначе? - Неожиданно серьезно сказал он, показавшись вдруг много старше обычного. И добавил, в мгновение ока, сбрасывая маску кого-то очень древнего, проступившую было сквозь черты молодого мужчины: - Да и как можно не желать счастья своей даме сердца? Верно, Светоч?
        А тот лишь улыбнулся, и произнес, впервые за время разговора поднимая глаза на меня: - Естественно. Но раз уж этот рыжий мерзавец посмел раньше объявить Вас дамой своего сердца, то, думаю, не вызывает сомнений, кто поведет вас в первом танце этого вечера! - Заявление беловолосого завело меня в тупик, зато было мгновенно понято Заком.
        - Как вы бессовестны, дорогой брат! - Возмутился он, вновь затеребив ленту. - Но так и быть, я уступаю Вам право первого танца, при условии, что два последующих будут принадлежать мне. Право слово, когда спутница, так хороша, как моя, мою мятежную душу посещает непобедимое желание вызвать мерзавца с коим я должен делить внимание моей блистательной госпожи на дуэль, и будь это хоть моя собственная тень - немедля убить её, дабы никто не смел отнимать и самой малой части внимания, предназначенного мне. - Заявил он, и серьезно спросил, обернувшись ко мне: - Ну так что, Элли, пусть поживет ещё или, прикажете призвать к барьеру?
        -К...конечно нет, Зак... - Запинаясь, выдохнула я, с тоской представляя недовольство матери. - Я с удовольствием приму оба ваших приглашения. Только не называй меня Элли. - Смущенно добавила я, вздрагивая от восторженного рева, донесшегося со двора. Затем, осторожно высвободила руку и подошла к окну, выглядывая на улицу через плечо устроившегося на подоконнике Светоча: - я - Вира. А Элли - она. - Кивнула я на веселящуюся сестренку, окруженную пестрой стайкой юных аристократок, нетерпеливо ожидавших когда атласная лента будет повязана на глаза лорда Эдьена, чьи светлые волосы и голубые глаза, успели вскружить ни одну голову.
        Зак лишь недовольно фыркнул, явно имея своё мнение на этот счёт, а Светоч, наконец, вмешался в разговор, подняв взгляд от очередной хартии, изучаемой им в попытке найти ключ. На потемневшей от времени коже проступали очертания уже знакомого нам волка, грозную фигуру которого опоясывала затейливая надпись.
        ..." Путь к Святыне в пасти Греха..." - Смогла разобрать я, растерянно подняв глаза на хмурящегося беловолосого: - И что это значит?..
        - Понятия не имею. Скажу только, что согласно этой рукописи, ключ состоит из двух элементов: металлической оправы и драгоценного сокровища - скорее всего, подразумевается некий камень. Последний был подарен предку барона около семи столетий назад императором Обитусом - последним представителем династии де Мортис. . Он хранился как великий дар, а около двух сотен лет назад был использован, как активизирующее устройство - "приводящее в действие" - уже привычно подсказал изучающий документ Зак. - для того самого замка...
        Я же лишь вздохнула. Мои удивительные друзья щедро баловали меня древними преданиями и легендами, не рассказывая лишь о том, что за сокровище ищут они в стенах моего дома. Мой, взбудораженный историями о кладах и магических предметах разум, выдвигал все новые и новые предположения, видимо, очень далекие от истины, ибо графы каждый раз смеялись, и говорили, что эту тайну я должна разгадать сама, позволяя мой фантазии уносить меня в далекие дали...
        - Значит, нам нужно найти безделушку и железку активизирующую её? - Весело ухмыльнулся Зак, прерывая мои думы.
        - Скорее, наоборот. Сперва железку, а потом уже камешек. - Вздохнул Светоч. - Но где её искать, и что за пасть греха имеется в виду - ума не приложу... Подобные надписи - загадки для посвященных. Им достаточно всего лишь услышать - и эти слова обретут смысл, который не увидит никто посторонний, даже если попортит все глаза, рассматривая сии строки. Потому и не нарисовали ключ - лишь замок, как подтверждение правильности пути.
        - Это так сложно... - Поделилась я, с сомнением глядя на едва ли не светящихся от предвкушения братьев.
        -Но в этом и вся прелесть, моя прекрасная леди! - Бархатно рассмеялся Светоч, и предложил, предлагая мне правую, затянутую в белоснежную перчатку руку: - А сейчас, полагаю, нам лучше присоединиться к вашим гостям - кажется наконец-то пикер [6] появился?
        ***
        Как не прискорбно было это сознавать, но Светоч оказался прав - пикер в самом деле появился. Более того, к моменту нашего появления на улице, он уже переговорил с распорядителем и тот как раз садился на своего коня - спокойного с виду вороного хантера [7]. Тоже делали те немногие, что еще не были в седле.
        Светоч с Заком мгновенно отыскали своих коней, без видимого труда даже не вскочив, взлетев, на их спины. От более подходящих для охоты лошадей они отказались, уверив, что их собственные звери достаточно выносливы, да и им будет спокойнее управлять знакомыми животными. Я была лишена и такой милости.
        Для охоты мне была отдана молодая четырехлетняя кобыла, не понравившаяся мне с первого взгляда.
        Элоиза восторженно восхваляла родительский подарок, а я с нарастающей паникой наблюдала, как ходят мышцы под блестящей шкурой. Лошадь была сильна. Лошадь была вынослива. Но с каким бы удовольствием я забралась бы в крытую повозку, предназначенную для дам преклонного возраста!
        К сожалению, родители проявили несвойственную им жестокость, категорично настояв на моем участии в охоте, едва не завершившейся столь же печально, как и предшествующая ей...
        ***
        Охота была в разгаре. Где-то впереди мчалась, преследуемая собаками лисица, уводя за собой разгоряченных лордов и леди, чей лоск и блеск на время сменились лихорадочным возбуждением, оказавшимся чуждым нервно теребящей поводья мне.
        Возможно, когда-то эта забава приносила мне удовольствие, и я испытывала азарт, подобный тому, что вел вперед благородное общество...
        Сейчас же было недоумение и страх перед животным, на спине которого я оказалась волей злых родителей.
        Лошадь злилась, сердито дергая лобастой головой, нетерпеливо пританцовывала, всхрапывала, беспокойно охаживая бока гладко вычесанным хвостом, стремясь присоединиться к своим сородичам, уже мчащимся вперед - туда, где задыхалась от быстрого бега несчастная лисица, и захлебывались лаем своры гончих и борзых.
        Я же лишь туже натягивала поводья, заставляя возвращаться к шагу.
        Кобыла сердито фыркала, беспокойно прядая ушами, но подчинялась моим дрожащим рукам, неторопливо бредя по истоптанной молодой траве, явственно осознавая, как неуютно чувствует себя её всадница, нервно оглядывающаяся по сторонам.
        Вдалеке раздались обиженно-сконфуженным взвизги псов, кажется, потерявших свою добычу.
        - Спасибо тебе, Богиня! - С чувством произнесла я... а в следующий миг под ноги моей кобыле, метнулась грязно-рыжая тень, опрометью перебежавшая нам дорогу и скрывшаяся в перелеске, не обращая внимания ни на вставшую на дыбы кобылу, ни на меня, в тщетной попытке перенести свой вес вперед, заставляя тем самым встать на оторвавшиеся от земли ноги с отчаянным писком припавшую к лошадиной шее.
        Кобыла подчинилась, но уже в следующий миг, подчиняясь каким-то своим, лошадиным мыслям перешла на рысь, устремившись в лес, следом за запоздало узнанной мной лисой.
        - Тпру! - Отчаянно провыла я, натягивая поводья, но животное уже не подчинялось, унося меня все дальше от знакомых троп.
        Молодой, нежно-зеленый перелесок сменился стволами вековых сосен, пушистые лапы качались над головой, цепляясь за растрепанные волосы, стихли человеческие голоса и лай обманутых собак, а кобыла все бежала вперед, невесть как лавируя меж стволов.
        Я уже не тянула поводья, вспомнив поучения Элоизы - ждала, когда животное успокоится. А та все бежала вперед, не обращая внимания на хлещущие по нежной морде ветки.
        Спас меня бурелом, словно по волшебству выросший на моем пути. Обомшелые стволы поваленных бурей деревьев, ветви, обвитые зелеными путами молодого вьюна, невесть как оказавшегося в непролазной чаще, окружали нас с трех сторон, словно отделяя человеческие владения от земель лесных хозяев.
        Старые служанки рассказывали, что за такими лесными крепостными стенами начинаются владения древних духов, жестоких, как и мир, породивший их...
        Говорили, что в незапамятные времена им повелевала сама богиня, по ночам спуская на нечестивцев и душегубов. Рассказывали о целых поселениях разрушенных ими по её воле. Но с тех пор прошли века, и слуги её одичали, превратившись в обычных зверей.
        Так говорила мать, услышавшая однажды, как Элоиза рассказывает мне истории о древних временах. А старая нянька, лишь поджала потрескавшиеся губы, да покачала головой - она свято верила, что духи - неизменны и лишь затаились, ожидая возвращение своей хозяйки.
        Она умерла на рассвете полгода назад - тихо и спокойно. Прилегла на ночь, заботливо свернув цветастый платочек, да так и не проснулась...
        А её слова, произносимые тихим, бесцветным голосом вдруг пробудились в моей памяти, и торопливо соскочившая с лошадиной спины я, нервно оглядывалась, словно наяву видя, как оживают тени, таящиеся во мраке чащи и с жадностью тянуться ко мне и нервно оглядывающейся кобыле.
        И лес словно чувствовал мой страх, наполняясь звуками. Скрипел валежник, стонали старые стволы - даже свет померк в этом странном месте, куда привезла меня тяжело дышащая кобыла, охарактеризованная родителями как спокойная и ласковая.
        К сожалению, ей, видимо, было неведомо мнение собственных хозяев, а потому дурное животное, словно уловило мои мысли, затрясло головой, зафыркало, попятилось было назад, но поняв тщетность своих попыток, и вовсе попыталось вновь встать на дыбы. Однако на этот раз попытка саботажа была пресечена на корню, повисшей на влажной голове мной, зашипевшей на явно испуганную кобылу:
        -Тише глупая, тише! Тпру! Ты же спокойная и ласковая, вот и веди себя... - Журила я пытавшуюся высвободиться животину, пока мое внимание не привлек тихий треск ломающихся сучков, доносящийся откуда-то из-за моей спины. Увлеченная оглаживанием горячей, мокрой от пота шеи, я неловко оглянулась через плечо, не прекращая успокаивать фыркавшее и пританцовывающее животное.
        Словно в страшной сказке взгляд моих глаз пробежал по серым лапам, на миг, будто запутался в рыже-серой густой шерсти широкой груди, пока не остановился на любопытной морде, так похожей на собачью... с которой карими звездами сияли хищные, совсем не собачьи глаза.
        - Волк... - Невесть зачем и кому, обреченно объявила я, судорожно вцепившись в повод. Отчаянно взвизгнула, подтверждая правоту моих слов кобыла, а в следующий миг на погруженную в сумрак полянку ворвались два недовольно фыркающих зверя, кажущиеся такими же яркими, как и их хозяева, в мгновение ока спрыгнувшие на покрытую ковром опавших сосновых иголок землю и устремившиеся ко мне.
        - Вира! - Испуганно воскликнул Светоч, в считанные секунды оказавшийся рядом. Я же лишь всхлипнула, чувствуя его горячие пальцы на собственных плечах, заглядывая в тревожные, невозможно синие глаза и боясь поверить, что мои мучения закончены.
        Сейчас Светоч действительно напоминал солнечный луч, ворвавшийся в темное царство.
        Беловолосый граф тяжело дышал, иссиня-черная лента стягивающая его волосы пропала, видимо, оброненная во время скачки, в то время как моя собственная, отданная Заку ленточка мелькала перед глазами все время пока рыжий граф разжимал мои пальцы, завладевая поводьями, плеснув вышитыми краями, когда он отводил в сторону, жалобно заржавшую кобылу.
        Отчего-то именно вид такой знакомой и простой полоски ткани произвел на меня самое сильное впечатление, заставив зарыдать, наконец поверив, что я уже ни одна, что мои графы пришли, не бросили.
        Всхлипывая, я уткнулась лицом в грудь обомлевшего Светоча, выплескивая страх, от безумной скачки и внезапного одиночества, через слезы:
        - Лиса... Там... а она как побежит, а я... Волк... - Бессвязно лепетала я, однако нерешительно обнявший меня Светоч, кажется понял, и зашептал, прижимая к себе:
        - Тише, тише... Мы здесь, мы рядом, ты не одна. Ты никогда больше не будешь одна, слышишь? - Пытался он успокоить меня. Слез было неожиданно много. Давно закончились все слова, а они все лились нескончаемым потоком, мгновенно впитываясь в беленый лён рубашки беловолосого лорда. Но тот не делал попыток отстраниться, словно и не смущала его такая двойственная ситуация. Мое поведение было недопустимым для леди. Но сейчас мне было неважно чужое порицание или негодование родителей - лишь теплые ладони и ласковый голос, вырывающий из объятий пережитого ужаса...
        И я плакала, неловко обнимая ставшего вдруг таким родным мужчину, сбивчиво рассказывая и о страшных историях, и о глупой охоте, и о жестоких родителях, а тот только молчал, опустив голову на мое правое плечо, щекоча шею тяжелым горячим дыханием...
        Конец этой гротескной идиллии положил Зак.
        - Смотрите! - Восторженно воскликнул он, заставив меня вздрогнуть.- Смотрите же!
        - Опять волк? - Не открывая глаз, спросил Светоч, осторожно перебирая мои рассыпавшиеся по плечам волосы.
        -Какой волк? - Возмутился его брат. - Цветочек. Да смотрите же!
        Всё еще всхлипывающая я обернулась, с удивлением обнаружив, что там, где сидел серый хищник и в самом деле раскрыл лепестки к небу первый, невесть почему распустившийся раньше отведенного ему срока вьюнок.
        - Красивый, - только и сказала я, разглядывая освещенный пробившимся сквозь непроглядную зелень крон лучом цветок, невольно отстраняясь от тихо вздохнувшего Светоча, чей рыжий родственник бесцеремонно объявил, протягивая ярко-алый носовой
        платок:
        - Вира, больше не плач. У тебя нос красный и глаза, как у зайца-беляка.
        Слова эти подействовали, словно ушат холодной воды: вздрогнув, я быстро отвернулась, торопливо вытирая мокрые щеки и приглаживая растрепанные волосы. А за моей спиной вздохнул Светоч:
        - Вечно ты, братец... Шут непризнанный.
        - Кто-то же должен быть рыжим, - непонятно парировал Зак, и сказал, подходя к смущенной мне:
        - Посмотри на этот цветок, Вира. Он так похож на тебя - маленький, хрупкий и невероятно смелый, прорывающийся сквозь мраки пустоту своего мира. Он тянется к солнцу, хотя и не является его продолжением, но зная, что жизнь без солнца для него - невозможна... - Задумчиво говорил он, осторожно отводя с моего лица, занавесившие его пряди.
        Я же молча смотрела на рыжего графа растерянными, щиплющими от слез глазами. Зак был шутом, балагуром и весельчаком. Он не мог быть серьезным, вдумчивым... Но временами, когда ему казалось, что его никто не видит, сквозь вечную усмешку проступало что-то древнее, чему не было места в сложившемся образе....
        А тот, будто услышав мои мысли, расплылся в доброй, широкой улыбке невероятно красившей его загорелое лицо, и спросил, строго грозя мне указательным пальцем:
        -Кстати, дорогая, а зачем ты к границе-то поскакала?
        Глава 8.
        В мире существует множество самых разных границ. Есть границы дозволенного и вежливости, доступного и понятного. Границы, отделяющие одни владения от других, а страны - друг от друга. Границы этические и морального, правды и вымысла. Их создавали люди, и с ними мы сталкиваемся так часто, что порой даже не замечаем, как пересекаем одну, но не доходим до другой.
        Но существует и иная граница - незримая и не ощутимая, за которой простираются все те же земли, уже не принадлежащие смертным. Одна из таких опоясывала западную границу наших владений, и была не отмечена ни на одной карте мира. Так нас учили. Селяне с детских ногтей знали метки, за которыми начиналось царство давно ушедших в сказания существ. Наследники нашего рода - подъезжали к ней лишь однажды в своей жизни, в день принятия власти над баронством - не пересекая, впрочем, незримой черты.
        Представьте же мой ужас и недоверие, когда я осознала, о какой границе говорит Зак.
        - Мы пересекли её? - Жалобно спросила я, прижимая руки к груди.
        -Нет, но совсем близко... - Произнес Светоч, задумчиво перебирая серебристые пряди гривы своего коня. - Она начинается там, за валежником, в месте, где земля никогда не видела света...
        - Не видела света? - Удивилась я, щурясь тусклых лучах неожиданно низкого солнца.
        Я ожидала, что братья сразу ответят на мой вопрос, но Светоч лишь покачал головой, и сказал, с беспокойством оглядывая меня:
        - По дороге расскажу. Хотя, наверное, ты так голодна... Ты что-нибудь ела за это время? Ягоды или грибы?
        - Светоч, я остановила лошадь меньше часа назад... кажется. - Растерявшись под их пристальными взглядами, пробормотала я. Невольно отступила назад, испуганная неожиданно серьезными лицами. А неожиданно утративший всякую серьезность Зак произнес, подходя ко мне так близко, что я могла различить золотистые искры в карих, беспокойных глазах:
        - Вира, тебя не было три дня.
        На миг мне показалось, что я ослышалась.
        - Как три дня? - Потеряно выдохнула я, заглядывая в лицо рыжего графа. - Быть того не может. Светоч, твой брат разыгрывает меня?
        Я ожидала, что он развеет мои страхи, как всегда отчитав неугомонного брата-паяца, но тот оставался спокоен, лишь покачал головой, признавая правоту Зака.
        - Взгляни на солнце, Вира. Это утро четвертого дня.
        - Как же это? - В растерянности выдохнула я, запуская пальцы в волосы, уже не щадя прически. - Этого не может быть... ведь даже ночи не было!..
        Всё это было очень странно, пугающе и дико. Но вместе с тем, какое-то неведомое мне чутье подсказывало, что графы не врут. Беспомощно оглядываясь по сторонам, я впервые заметила и белый туман, и хрустальные слезы поздней росы, сверкающие на обомшелых ветках.
        - Безумие... - отчаянно прошептала я, вспомнив слова вызванного матерью врачевателя, сказавшего, что воспоминания о том дне, способны ухудшить мое состояние, и даже впустить в мою голову бесов, туманящих восприятие мира. И отчего-то на миг я и сама поверила, что все произошедшее со мной, объясняется душевной болезнью...однако мои полные горя слова произвели странное впечатление на братьев.
        - Она?.. - Беспокойно оглянулся на брата Зак, по-новому, с каким-то хищным интересом рассматривая меня.
        - Чего и следовало ожидать, - серьезно, но так же непонятно откликнулся его брат и вдруг закрыл глаза, принявшись слепо шарить руками по воздуху, словно прощупывая что-то. Так касался ран наш лекарь - бережно, но уверено, чуткими, не потерявшими с годами силы руками. Ладони Светоча ничуть не напоминали сухие длани нашего эскулапа, однако отчего-то напомнили именно его.
        А вместе с тем привело и к совсем невеселым мыслям...
        - Что происходит? О чем вы говорите? Зак, ответь же! - Отчаянно молила я рыжего графа, выражение беспокойства на лице которого сменилось радостным предвкушением.
        - Всё хорошо, все будет хорошо... - Зашептал он, сжимая меня в объятиях, убеждая меня в моих подозрениях. На душе было тревожно, страх снедал изнутри, оказавшись сильнее предубеждений и смущения, и вскоре я сама приникла к широкой груди и поделилась своими сомнениями, горестно заглядывая в желтые, будто майский мед глаза:
        - Я... я не знаю, как это случилось... я... я же не... - шептала я срывающимся голосом.
        А тот словно оглох и ослеп, слушая меня с прежней блаженно - безумной улыбкой на гордом лице.
        - Ах, Вира, все уже не важно... - попытался было что-то сказать чуть отстранившийся Зак, щекоча кожу горячим дыханием, но был перебит отшатнувшейся мной:
        -Важно, Зак, важно. И Элли... что она подумает?.. - Воскликнула я, кусая губы. Но тот лишь вскинул четко-очерченную, золотисто-рыжую бровь, собираясь что-то сказать, но был перебит оторвавшимся от своего занятия Светочем, с недоумением разглядывающим меня и своего разом помрачневшего брата.
        - Всё в порядке, милая. Просто мы очень за тебя испугались, и Зак не понимает, как кто-то может не радоваться, что с тобой все в порядке, а ругать и винить тебя. Сами бы мы такого никогда не сделали, - заправляя мне за уши, выбившиеся из прически прядки, пояснил он, согревая меня заботой, так четко угадываемой в красивом голосе. А я уже в который раз за эти недели задумывалась, отчего так испугалась их в первую встречу...
        - Но родители... - Тихо простонала я, с трудом сдерживая слезы от осознания, как разгневаются они от моего поступка. - Наверняка, они не поверят, что я меньше всего ожидала, что мой страх перед их подарком вовлечет меня в безумную авантюру, коей наверняка покажется им моя скачка к Границе. А если они узнают, что совершенно не понимаю, как могло пролететь трое суток, они...
        - Если мой план удастся, никто и не вспомнит, что ты пропала. - Прервав меня, уверено заявил беловолосый, и прошептал, склонившись к моему уху: - Главное - хватит ли у тебя смелости рискнуть еще одним днем?..
        В тот момент я могла пожертвовать и неделей: лишь бы избежать объяснения, не видеть, как наполняются страхом глаза моей семьи. Я горячо закивала, готовая принять любое предложение беловолосого, но тому было суждено удивить меня:
        - Нужно пересечь границу и найти Бесов камень, - спокойно произнес он, удивленно воззрившись на отшатнувшуюся меня.
        - Я не сумасшедшая! - В страшном гневе воскликнула я.
        - Не бойся, - растеряно вымолвил беловолосый лорд, шагнув ко мне. - Мы проедем у самого края, и мы с тобой, мы сможем защитить тебя от любого чудовища...
        - Я - не сумасшедшая! - Снова выкрикнула я, закрывая лицо руками. - Я... то, что я не понимаю, как пролетели эти дни... это не делает меня безумной!
        Я врала. И понимала это, как понимала и то, что ложь моя - глупая, совершенно нелепая ложь, предназначается не столько Светочу и обернувшемуся к нам Заку, сколько самой себе, не желающей принимать всю степень своей болезни.
        - Вира - Вира, успокойся. - Ласково произнес мой самозваный рыцарь, склоняясь ко мне так, чтобы наши глаза оказались близко, а в следующее мгновение теплые губы коснулись моего лба осторожным, но в тоже время каким-то хозяйским поцелуем. - Мы знаем, мы это знаем... - Прошептал он, заглядывая в мои растерянно округлившиеся глаза. - И Светоч не смеется над тобой - мы действительно все исправим.
        - Исправим? - Не осознавая того, я коснулась лба, нервно потерла его там, где его коснулись мягкие губы рыжего графа, медленно опустив ослабевшую руку, лишь когда мои глаза повстречались с его тяжелым, немигающим взглядом.
        - Дальше тебе Свет расскажет, - бросил он, отходя к моей, беспокойной озирающейся кобыле, не видя, как я молча протягиваю к нем руку.
        - Зак... - беспомощно прошептала я, ему в спину, но тот даже не обернулся, не услышав или не захотев услышать моего зова, на который откликнулся его беловолосый брат.
        - Не грусти, Вира. - Сказал он, осторожно сжимая мои пальцы в собственных теплых, успокаивающе надежных ладонях. - Я и не думал насмехаться. Просто - забыл, какой ты еще ребенок. Милая моя, поверь, в том, что ты не помнишь, как пролетели эти дни, нет твоей вины. Для тебя они действительно пролетели, быстрее иной стрелы. Впрочем, подробнее об этом я расскажу тебе по дороге - задержавшись в этом месте, мы рискуем выбраться из леса через пару столетий с момента охоты. Кстати, лису мы так и не затравили - словно сквозь землю провалилась. Зато жертвой твоей кровожадной Элоизы пал олень. Когда мы заметили твою пропажу, она как раз требовала, чтобы голову несчастного животного повесили в зале славы. - С этими словами молодой мужчина обхватил меня за талию, без труда водружая меня в седло; придирчиво оглядел мою растерянную фигуру, и легко вскочив в седло, решительно завладел поводьями. А затем, предусмотрительно велев мне держаться за луку седла и наклониться пониже, направил наших лошадей вперед, без труда находя дорогу среди кажущегося непролазным бурелома.
        - Не знаю, известно ли об этом тебе, но в незапамятные времена место, где сейчас стоит твой дом, занимала величественная крепость Глория. То были страшные времена - люди враждовали с пришельцами подземного мира, кровь лилась рекой, и если бы кто-то увидел землю, он бы осознал, что она красна, как капли, что вытекали из усеивающих её тел. Люди умирали не десятками - сотнями. А твари, все наступали. Тогда самый первый барон де Элер призвал на помощь богов, и они откликнулись на его зов, снизошли со своих тронов и остановили кровопролитие. Крикнул Старший - отозвалась земля, ударил по ней мечом его брат - разверзлась, а как повел рукой средний бог - заросли раны, тех, кого еще можно было спасти, а по велению младшего встали мертвые. Долгой была битва, но победили люди. А боги изгнали темных тварей за пределы. Да земля на месте побоища была мертвой. Увидела это их младшая сестричка, юная богиня, зарыдала. И там, где падали её слезы вырастали деревья, и земля чернела, покрываясь белыми цветами. И осыпались пеплом порождения её брата, находя покой, и поднимались из него те, кто не боялся вечности,
становясь теми, кого называют духами. Они стали вечными стражами леса, такого же необычного, как и его создатели. В нем переплетена сила всех богов, и здесь не властны мирские законы. Если бы ты побывала на южной оконечности этого леса, то знала бы, что близлежащие селения полны историй, где из леса выходят невероятные существа, а человек, вошедший в него в определенном месте - выходит спустя десятилетия, не изменившись ни на час... Так что, вполне возможно, что сквозь такое место проскакала и ты. В таком случае, нам крупно повезло - не думаю, что вы, моя нежная леди, обратили бы внимание на двух разваливающихся от древности старцев, уверяющих вас, что они-де ваши друзья и пылкие защитники. - Со смешком закончил Светоч, меж делом придерживая мохнатые ветви перед мордой моей кобылы.
        Я же тряхнула головой и спросила, прогоняя наваждение:
        - Так это правда? Легенды не лгут?
        В душе моей разгоралась надежда, и я была готова поверить и в самые безумные истории сумасбродных графов.
        - Легенды никогда не лгут, просто многое скрывают, - с улыбкой откликнулся беловолосый, на миг обернувшись к окрыленной его словами мне. - Главное, уметь проникнуть в эту тайну. Разве никогда не слышала ты историй о крылатых человечках, что жгут костры сна лесных полянах, уводящих неосторожных путников под землю? Не пугали тебя историями о заснувших на века царевнах и говорящих зверях? Проблема в том, что мы верим в сказки лишь до тех пор, пока не оказываемся их героями, готовые признаться в собственном безумии даже самим себе, лишь бы не верить, что рядом есть что-то сокрытое от большинства людей... Разве не поэтому оттолкнула ты моего рыжего братца, а затем и меня? Впрочем, хватит об этом, - обернувшись ко мне и заметив ярко горящие пунцовым светом щеки, вздохнул он и продолжил, повергая меня во все больший испуг: - Вернемся к нашей истории. Мертвые обрели покой, но безутешны были выжившие - слишком многое увидели слабые человеческие глаза. И тогда богиня порвала свои любимые бусы, разбросав по земле жемчужины, обернувшиеся белыми камнями, а из-под них забили черные реки, водой которых стала
нить, связывающая жемчуга. И те, кто утолял жажду этой водой, забывали все горести и печали, всё, что причиняло боль... Позже, во времена зарождения единоверия камни эти стали называться бесовыми, а вода - ведьминой. Но главное то, что как их не называй, но четыре таких камня таятся в этом лесу, и к одному из них мы и едем. - Буднично закончил граф, нарушив все очарование своей речи. В те минуты он казался почти всемогущим. Волшебником из тех же легенд. Но последние его слова, подействовали, словно ушат холодной воды:
        - Ты хочешь добыть черную воду? - Ужаснулась я, едва не выпав из седла, но была подхвачена безмолвным Заком, торопливо подхватившим меня поперек талии и помогшим удержаться в седле. - Но зачем она нам? Если я не безумна, то нет нужды пить её...
        - Тебе, - выделил это слово голосом Светоч. - Действительно, незачем. - А вот твоим уважаемым родителям и не менее уважаемым гостям - не помешает. Подмешаем в вино, и дело с концом. - Развил свою мысль беловолосый авантюрист, уверенно петляя среди непролазной чащобы.
        Незаметно десятки полусгнивших и изъеденных жуками стволов сменились мягкой подстилкой из старой, многолетней желтой хвои, мягко шуршащей под копытами лошадей. Кони брели неторопливо, высоко поднимая ноги, боясь зацепиться за узловатые корни исполинских сосен. В воздухе клубился полупрозрачный бледно-белый туман, но сам он был так чист, что казалось, только не звенел под осторожными поцелуями редких солнечных лучей, теряющихся в бесконечной зелени раскидистых сосновых лап, качающихся над нашими головами. Извернувшись и почти встав в седле, Светоч умудрился сорвать теплую и колючую шишку, гордо врученную успокоившейся и с интересом оглядывающейся мне. Надо признать, я была очарованна этим местом. Испугана и покорена.
        Так же, как и теми, кто завлек меня сюда.
        Пару раз мне казалось, что среди мрака древнего места мелькали размытые тени, и тогда мне чудилось, что древние стражи, созданные богиней, наблюдают за нами - потомками тех, кто мстил за их гибель и оплакивал вечное прощание. Я оглядывалась, чудом не выпадая из седла, но хранила молчание, опасаясь потревожить мрачную тишину удивительного места. Пока углубившийся в какие-то неизвестные мне размышления Светоч не оглянулся, строго погрозив мне указательным пальцем и шикнув, не повышая, впрочем, голоса:
        - Упадешь.
        Я лишь смущенно зарделась, однако перестала рисковать собственной шеей - лишь оглядывалась вокруг, вдыхая свежий, неожиданно чистый воздух. Иногда, отрываясь от древних, почерневших от времени стволов и переплетений корней мой взгляд падал на хмурого Зака. Тот ехал молча, неотрывно разглядывая собственные поводья, вызывая смутную до конца не оформившуюся, но уже ощутимую тревогу в моей душе. Я чувствовала, что каким-то образом мне удалось задеть чувства рыжеволосого, но не зная, что именно так расстроило и обидело графа, не могла понять за что извиняться. Однако выражение такого доброго прежде лица вызывало внутреннюю дрожь и вскоре, не выдержавшая я оглянулась назад, собираясь спросить, чем так обидела своего рыжего друга. Но не успела я и рта раскрыть, как моя кобыла взвилась на дыбы, отчаянно забив по воздуху широкими копытами.
        Резко обернувшийся Светоч рванул поводья, а руки Зака вновь подхватили испуганно взвизгнувшую меня.
        - Прибыли. - Уверено заявил Светоч, удерживая на месте мою, словно обезумившую кобылу. - Зак, возьми лошадь, я пойду к источнику.
        С этими словами беловолосый легко спешился, бросил поводья осторожно опустившему меня на землю брату и зашагал вперед, не обращая внимания на неловко затоптавшуюся на месте меня.
        Осторожность боролась с любопытством, явно проигрывая последнему, а потому все ещё не пришедшая в себя после экзерсиса вредного животного я, торопливо подобрала потрепанные края когда-то красивой юбки и заспешила следом за беловолосым графом, спотыкаясь и цепляясь ногами об гигантские корни.
        А Светоч шагал вперед, словно перестав замечать что-либо на своем пути, уверено ступая в неизвестность - так казалось мне, пока в просвете между двумя, причудливо изогнутыми стволами деревьев не мелькнула белая колонна, а затем еще и еще одна.
        Не прошло и пары секунд, как мы оказались на круглой белокаменной площадке, в центре которой сверкало антрацитовой гладью черное пятно при ближайшем рассмотрении оказавшееся поверхностью широкого, окруженного перламутровыми камнями колодца.
        Я нерешительно остановилась у одной из колон, вцепившись в холодный, потрескавшийся от времени камень, а беловолосый граф уверено направился к колодцу, со звериной грацией опустившись на корточки возле колодца. Мягко коснулся пошедшей кругами воды, извлек откуда-то вместительную флягу... а в следующее мгновение заброшенный круг потряс звериный рык, заставивший задрожать меня, но ничуть не впечатливший беловолосого.
        - А вот и страж. - Спокойно произнес он, поднимаясь на ноги. И бросил, в очередной раз поражая своими способностями: - Вира, беги к Заку. Немедленно.
        И в голосе его, прежде таком нежном и красивом, зазвучали все те же ледяные нотки,
        Не оставляющие и тени возможности не подчиниться, проигнорировать его приказ.
        Подхватив юбки, я бросилась прочь от страшного места, а в спину мне летели отголоски все того же ужасающего полурева - полурыка, не способного принадлежать ни одному из виденных прежде хищников. Корни цеплялись за ноги, норовя бросить на мягкую, полусгнившую подстилку, где-то впереди раздавалось истошное ржание моей кобылы, а я бежала, стараясь не думать, что Светоч остался позади, один на один с неведомым хищником...
        Зак возник на моем пути внезапно, словно волк из сказки вынырнув откуда-то из-за деревьев. Бросился мне наперерез, легко останавливая мой безумный бег, тряхнул за плечи, и выдохнул, тревожно заглядывая в глаза:
        - Ты в порядке?
        Я лишь дернула головой, всем телом прижимаясь к нему, словно ища защиты от воя и визга, доносящихся до нас.
        - Светоч... он остался там! - Всхлипнула я, не понимая равнодушия мгновенно успокоившегося рыжеволосого. - А там... этот...страж. Он...
        - Бедолага. Связаться с не выспавшимся братцем. Вот уж, достойное окончание, достойной жизни. - Меланхолично произнес он, пристально всматриваясь куда-то в сумрак за моей спиной. А лес словно погружался во мрак, черными крыльями плещущий вокруг нас.
        Всхлипнув, я уткнулась лицом в широкую теплую грудь, дрожа от ужаса, все еще не веря, что все происходящее со мной - не сон. Но мир вокруг был реален, как и сильные руки, прижавшего меня к себе Зака, опустившего подбородок на мое левое плечо, щекоча кожу щеки и шеи мягкими волосами.
        Не знаю, сколько мы простояли вот так, обнявшись.
        Но внезапно рев смолк и тьма, живыми бесформенными тенями кружащая вокруг, отступила, и снова засияло солнце, а за спиной раздался веселый, чуть усталый голос моего беловолосого графа:
        - Уходим. Здесь нам делать больше нечего.
        ***
        Обратный путь я запомнила плохо. Устало покачиваясь в седле, я тихо плакала, выпуская наружу весь пережитый ужас, а братья не решались меня трогать, пока не высохли последние злые, испуганные слезы. Неясными тенями промелькнули бесконечные ряды старых деревьев, уже знакомый мне бурелом и тонкие, кажущиеся почти игрушечными стволы нашего, знакомого мне леса из которого мы выбрались лишь на закате, ступив на уже знакомую мне дорогу, с которой и начались наши мучения.
        - Спрашивай. - Безэмоционально предложил Светоч, не оглядываясь, но каким-то восьмым чувством узнавая, что я успокоилась.
        - Ты... Убил, то что было там?.. - Запинаясь, жалобно спросила я.
        - Освободил.
        - А что это было?
        - Страж, - равнодушно пояснил он, и добавил, заставляя меня содрогнуться. - Принесенный в жертву человек, вмурованный в одну из стенок колодца и оживленный, с помощью специальных ритуалов. Такая техника часто встречается на востоке - дешевый способ охраны своей собственности от всевозможных посягательств. Сторож, которого нельзя подкупить. Охранник, верный, как клинок. Страж, одним словом.
        Я поёжилась, но продолжала расспросы, крепко держась за переднюю луку и не решаясь подгонять усталую кобылу:
        - Его приставила богиня?
        - Нет, - качнул беловолосой головой лорд. - Те, что воздвигли капище, колонны которого мы видели. Раньше люди были смелее и в погоне за богатством шли далеко. Даже на верную смерть - в наши дни на неё всё чаще отправляют других. А те, что создали Стража, видимо, были жрецами какого-нибудь местного полубожка, и сотворили его, чтобы он берег их привилегии. Скорее всего, во время принятие единой веры культ обнищал, и вскоре канул в лету, а Страж остался... Старым напоминанием непонятным новым временами. - Неожиданно горько добавил он, а я поспешила утешить своего спутника, пошедшего на такую жертву ради меня.
        - Не расстраивайся, пожалуйста. Мне так стыдно, что из-за меня ты пошел против себя, но поверь мне, это не принижает тебя в моих глазах. Для меня ты по-прежнему честный и благородный человек, а другие никогда не узнают о....
        Я не успела договорить, перебитая тихими всхлипами, переросшими в громовой хохот двух, невесть чему радующихся братьев, сумевших успокоиться лишь к тому блаженному мигу, когда пред нами замаячили знакомые замковые ворота и то и дело оглядывающиеся мы въехали во двор. А в следующий миг где-то в глубине замка разнесся тоскливый протяжный звон - сигнал, что до ужина осталось ровно час.
        Я вздрогнула, обреченно кусая губы, а Светоч улыбнулся, устало, но довольно:
        - Успели. Иди, отдыхай, путешественница, а мы пока займемся напитками.
        Глава 9.
        Стоит ли говорить, что ужин прошел без меня? Торопливо сорвав испорченную амазонку, я впервые в жизни попыталась одеться сама. Без лишней скромности скажу, что это вышло куда лучше, нежели стоило ожидать и представлялось мне. Платье не перевилось, перламутровые пуговички послушно проскальзывали в шелковые петельки, а кружева ложились ровными волнами, не забиваясь за ворот или рукава, как порой случалось с Элоизой.
        Казалось, мне помогает само солнце, чьи золотисто -алые косые лучи, ласково скользили по моему торопливо обтертому влажной тряпицей лицу, теряясь в складках простого темно-изумрудного платья, придающего нефритовый оттенок моим глазам и подчеркивающим черноту волос. И вскоре, оправив зеленый муслин, я расположилась у окна, неспешно расчесывая спутанные волосы.
        Деревянные частые зубья не дергали, как ожидалось, а неспешно скользили по волосам, кажущимся еще более черными в лучах стремительно уходящего дня, однако мне не было дела до этих странностей. Куда больше тревожили меня события последних, как оказалось, дней.
        Совершенно очевидно, что наши гости не были обычными людьми, однако чем дальше я узнавала их, тем больше сомневалась, что термин "люди" вообще применим к этой странной парочке, столь прочно завладевшей моими мыслями.
        "Словно приворожили" - подумала я, и сама устыдилась своих мыслей.
        - Ушедшие, как я могу? - Вслух возмутилась я, тряхнув головой. - Светоч и Зак пошли ради меня на такое... Пересекли проклятую границу, добыли воду. А я смею подозревать их в бесчестии. Нет, я решительно не имею права даже думать так... Они, конечно, обладают тайными знаниями, но это не делает их малефиками или колдунами... Ах, как жаль, что нельзя посоветоваться с Элоизой! - Почти простонала я, понимая, что при всем желании не смогу поделиться с сестрой всем тем, что случилось со мной. Не поймет. Не поверит. Не сможет принять...
        Я устало прикрыла глаза, подставляя лицо прохладным поцелуям вечернего ветра, а в следующий миг в комнату ворвалась сестра, такая привычная и вместе с тем чужая в своем небесно-голубом платье из плотной тафты, остановившаяся под моим пристальным, настороженным взглядом. Улыбка слетела с её лица, уступив место обиженно поджатым губам, да и в синих глазах не было прежнего радостного нетерпения.
        - Ты все ещё злишься, что тебя не взяли? - Осторожно спросила Элли, склоняя голову к правому, кокетливо обнаженному плечу. Жест знакомый до последнего вздоха. . внезапно вызвавший не умиление, а колючее, неприятное чувство раздражение этим собачьим движением.
        - Нет, - удивляясь самой себе, тихо ответила я. - Просто головные боли...
        Это была ложь. Боли перестали посещать меня несколько недель назад, как только на небе засияло солнце. Но Элоиза не заметила этого, как не заметила и того, что я лгу ей сейчас. Лишь улыбнулась, тепло и весело, всколыхнув пропавшее куда-то чувство любви к этому крикливому и беспокойному существу. Впрочем, оно быстро увяло, стоило сестре начать рассказывать о событиях последней охоты.
        Раньше я с охотой вслушивалась в нежный голосок сестры, стремясь узнать и попытаться принять все то, что знала и чувствовала она. Но последняя неделя будто что-то сломала во мне. И наблюдая за мечущейся по комнате девочкой, я не испытывала прежнего умиления, вспоминая спокойный и размеренный голос Светоча, и глубокий баритон его рыжеволосого брата. Каждая слово их было пропитано если не мудростью, то спокойствием и уверенностью, так необходимой мне в те дни. Элоиза напоминала маленькую пичугу, сноровисто снующую вдоль подоконника. Я понимала и то, что план братьев сработал, и сестра даже не подозревает, что все эти дни я провела отнюдь не в своей комнате. Но обида была сильней.
        Элоиза не помнила, а я не могла выбросить из головы, что моя любимая младшая сестренка унеслась прочь, едва завидев лисицу, что мою пропажу заметили графы, а не она. И вовсе не сестра придумала, как скрыть мою тайну...
        Наверное, это было чудовищно эгоистично, но я не могла остановиться, обвиняя её во все новых грехах.
        "Интересно, а смогла бы она приказать мне бежать и остаться биться со стражем?" - Мелькнула, но тут же погасла неприязненная мысль сменившаяся воспоминанием, когда около полутора лет назад, еще не успевшая привыкнуть к моим чудачествам Элоиза не раз приписывала мне свои мелкие, но от того не менее предосудительные грешки. - "Нет, не смогла бы..."
        Я поджала губы, принявшись заплетать в косы распущенные волосы. Сосредоточившись на этом занятии, я почти не слушала, что говорит внезапно утратившая свое очарование сестра, вздрогнув, невольно зацепившись за показавшуюся знакомой фразу.
        - Повтори, - не попросила, приказала я, прервав очередное бахвальство о том, как ловко был подстрелен ей очередной заяц.
        - И вот я даю шенкелей...
        - Нет, про церковь, - раздраженно пояснила я, отмечая, что Зак и Светоч понимают меня с полуслова.
        - А, но там не было ничего интересного, - небрежно отмахнулась сестра, совершенно некультурно раскинувшаяся на моей постели. - Проезжая мимо старой церквушки, что у западного края наших охотничьих угодий, я заметила на её крыше странную скульптуру. А отец сказал, что это изображение Греха, а то, что я вижу - старый храм одной из древних богинь, невесть зачем оставленный по приказу последнего императора из династии Мортис. Оби... Обитур...
        - Обитусом, - бросила я, перебивая Элли, итак весьма раздраженная её ограниченностью.
        - Да им, - кивнула сестра. И продолжила, соизволив сесть, задумчиво склонив голову к плечу: - Так вот, когда я заметила зайца...
        Зайцы интересовали меня куда меньше, и вскоре я вновь ушла в себя, вспоминая неясные тени и тишину древнего леса, придя в себя лишь в миг, когда сестра внезапно примолкла, осторожно подергав меня за рукав.
        - Что? - Недоуменно сощурилась я, вспоминая тихий шелест лесной подстилки.
        - Я знаю, что тебе это неприятно, но это действительно переходит всякие границы. - Важно кивнула эта балаболка.
        - Не понимаю тебя, - честно призналась я. Но Элли отчего-то не поверила.
        - Ты изменилась. - Сказала она, поджимая губы. - Раньше ты мне не лгала. Вира, ты все время с ними, а меж тем они совсем не уважают наш дом. Три дня назад, когда я подстрелила первого оленя, они проигнорировали торжество. Заметались, как мыши под веником да и скрылись в чаще? Разве это уважение?.. В доме множество прекрасных лордов, а ты ходишь за этими Заком и Светочем....
        - Ускакали в чащу? - Тихо повторила я, вспоминая рассказ графов, и понимая, что не охотящиеся заметили мою пропажу, а лишь они... - Зачем?..
        - Понятия не имею. Мама сказала, что это от недостатка испытания. На родине их считают чернокнижниками. Говорят, они водятся с демонами и...
        - Элли, ответь мне, а не отстал ли кто он группы? Может, пропал? - Не выдержав, спросила я, обхватив себя за плечи, будто замерзнув в теплой комнате.
        - Нет, точно нет. - Покачала изящной головой сестренка. - По крайней мере, наша семья и её друзья точно были рядом.
        Ах, если бы словами можно было убить, я бы упала замертво в тот же миг. Но- увы, вместо этого я продолжала сидеть в глубоком старинном кресле, не мигая глядя в нежный сиреневый сумрак, клубящийся за окном. А Элоиза все говорила и говорила, не замечая ни моего отчуждения, ни прикушенной нижней губы.
        - Элли, - наконец хрипло вымолвила я, не глядя на восторженное личико ставшей вдруг чужой сестренки. - Элли, я что-то устала. Дорогая, давай перенесем разговор на завтра?
        -Устала? - Недовольно переспросила Элоиза. - Настолько, что не хочешь узнать о моем успехе на охоте?
        - Очень хочу, милая, - все также, не поднимая глаз, ответила я. - Но что-то мне совсем нездоровится...
        - Но завтра на это совершенно не будет времени. Завтра бал ...перенесенный, между прочим, из-за твоей болезни. - Капризно воскликнула сестра, однако осеклась под моим тяжелым, наконец обращенным к ней взглядом. - Ох, прости... ты и в самом деле выглядишь нездоровой, - признала она, поднимаясь с моей постели. - Наверное, тебе и в самом деле стоит отдохнуть ...
        Шурша пышной юбкой, сестра вышла за дверь, не забыв, все же пожелать мне доброго сна. А я ещё долго сидела у окна, пытаясь понять, как могло все так измениться за три незаметных дня...
        ***
        Братья так и не появились. Напрасно простояла я у подземного входа, вслушиваясь в вой ветра. Сперва - я боялась их появления, затем - ждала. А они так и не решились показаться на мои глаза...
        Наверное, они боялись моего осуждения, думали, что с нашей дружбой покончено.
        А я металась по комнате, заламывая руки и кусая губы, почти не заметив появления камеристок принесших с собой и новое, сверкающее синевой парчовое платье, расшитое алмазами и сапфирами.
        Прибывающие в радостном возбуждении женщины споро омывали и умасливали погруженную в невеселые думы меня, крутя словно большую куклу. Я же лишь крепче сжимала губы, послушно выполняя их требования, но думая отнюдь не о предстоящем торжестве.
        "Они чародеи", - наконец признала сама для себя я, задумчиво крутя в руках подарок Светоча - все такую же теплую, колющую подушечки пальцев сосновую шишку - напоминание о недавнем путешествие и доказательство, что оно не пригрезилось мне в одном из бредовых полуснов-полуяви.
        Мысль эта была столь очевидна, что я даже не удивилась, давно подозревая что-то подобное, лишь прикусила губу, размышляя как поступить. Если бы кто-то спросил, что сделаю я, узнав о том, что в нашем доме таится такая опасность еще этой зимой - я бы смело ответила, что обратилась бы за помощью к храму, ведь ещё в заповедях говорилось,
        Что смерть ожидает не только того, кто обращается к черному колдовству, но и тех, кто взял на себя грех принимать его у себя, зная о демонической сути.
        Теперь - лишь крепче сжимала кулаки, понимая, что мне уже все равно, кем являются мои лорды. И даже если душа моя будет обречена на вечные муки, я не смогу отказаться от тех, кто так много значил для меня...
        Из размышлений меня вырвал скрип двери. Я не стала оборачиваться, довольствуясь отражением в зеркале, да подобострастными поклонами камеристок, вышедших, подчиняясь легкому жесту затянутой в бархат руки.
        Темные внимательные глаза прошлись по затянутой в парчу фигуре, останавливаясь на отразившемся в зеркале лице.
        - Великолепно, - наконец вымолвила мать, подходя ближе и останавливаясь за моей спиной. - Правда, кое-чего все же не хватает.
        На изящный столик из серебристой березы пустилась небольшая коробочка синего бархата. Вторая, уже открытая, была небрежно отставлена в сторону, а по моей шее пробежали знакомые, пахнущие душистой водой руки, оставляя после себя холодную тяжесть старинного ожерелья, застегнутого на моей шее чуть улыбающейся матерью. Слова благодарности застыли на моих губах, так и оставшись непроизнесенными, а глаза недоверчиво рассматривали покачивающееся в такт дыханию украшение.
        Алмазную полоса ошейника, растекающегося семью сверкающими подвесками, заканчивающимися каплеобразными сапфирами, центральный из которых казался почти черным.
        - Это же... - пролепетала я, недоверчиво прикасаясь к темному камню.
        - Да, это именно оно. Ожерелье, подаренное первой баронессе де Элер ушедшими.
        - Но... - Неловко пробормотала я, пытаясь расстегнуть тугой замочек. Но была остановлена матерью, мягко, но решительно удержавшей мои руки.
        - По преданию, они сказали, что эти камни - дар, зимнему цветку, проросшему среди серых камней. Так что, я всего лишь исполняю их волю, передавая то, что всегда было твоим.
        - Мама, - снова попыталась возразить я. - но ведь баронесса де Элер...
        - Ты. Я урожденная маркиза де Энжен. Цветок, привезенный на север издалека.
        Подумать только, кажется, еще вчера, я принимала тебя из рук повивальной бабки, а сегодня передо мной стоит уже совсем взрослая девушка, красивая, будто вершины разделяющего хребта. Многие мужчины захотят назвать тебя своей. Жаль, что ты не сможешь блеснуть при дворе - там бы ты могла составить поистине прекрасную партию. Впрочем, довольно и тех, что уже вписали свои имена в твою бальную карточку... - Задумчиво произнесла она, извлекая из второго футляра изящные длинные серьги, так же как и ожерелье украшенные тяжелыми, почти черными сапфирами. Серьги были выполнены в форме одинокого цветка - длинная серебряная нить - стебель, и изящная головка, распахнувшая острые лепестки.
        - Мама, - встревожено спросила я, наблюдая, как одна из сережек занимает место в моем ухе. - К чему этот разговор? Ты и сама знаешь, что это невозможно. Помимо всего прочего я люблю тебя и отца, и хочу остаться в с вами навсегда...
        В одной книге, я вычитала, что судьбы мира вершатся в доли секунд. Но, признаться, не уделила этим словам достаточного внимания, неспособная понять всей тягостности косых резких строчек, написанных чьей-то быстрой рукой. Сейчас мне предстояло убедиться в их правоте.
        Мать рассмеялась - громко и немного фальшиво.
        - Дорогая, - сказала она, заботливо поправляя смягченные и уложенные красивыми локонами волосы. - Что за глупости? Ты молодая леди, а ты мечтаешь об жизни на границе. Я в твоем возрасте бесконечно флиртовала, кружила головы поклонникам и мечтала, что однажды вся империя падет у моих ног. И куда лучше выбирала круг общения. Гости могут обидеться, что все свое внимание ты уделяешь этим сомнительным молодым людям. Так нельзя. Жаль, что тебя не было на охоте... помимо бесконечных трофеев твоей сестры ты могла бы пронаблюдать и бравость и некоторых наших гостей... Например, маркиз де Ашерэ. Ты, наверное, не знаешь, но этот юноша получил прекрасное образование и настолько бесстрашен, что даже взобрался на крышу одного из храмов и положил руку в пасть демона - Греха, посвятив сие действо твоей неугомонной сестрице...
        - В пасть Греха? - Встрепенулась я, вспоминая рассказ Элоизы. - Это который на крыше сохранного последним Мортисом храма древней богини?
        - Она уже рассказала? - Удивилась мать, и кивнула, удивленная моим загоревшимся взглядом. - Да, это он... Зачем ты задернула шторы?..
        Я только вскинула брови, но проследив за её взглядом, поняла, что плотные бархатные шторы и в самом деле плотно задвинуты, так, что сквозь них не пробивается и случайный лучик света.
        - Это кто-то из горничных... - неуверенно произнесла я, озаренная внезапной догадкой. А мать внезапно отвернулась, и бросила, торопливо покидая мои покои: - Пойду, проверю, как там твоя сестра....
        Бальный зал блистал. Сверкали плиты начищенного до блеска пола, переливались покрытые сусальным золотом колонны. Пламя сотен свечей отражалось в стрельчатых окнах, находя отражение в блеске драгоценных камней, что украшали наших гостей.
        Благородные лорды и леди, графы, бароны, вдовый герцог с сыновьями, все они были в зале, в веселом возбуждении переговариваясь друг с другом, и совсем не замечали виновницы торжества, притаившейся за одной из украшенных цветами колонн.
        Впрочем, я не желала обратного, зорко высматривая своих графов среди пестрой толпы.
        Однако мне на глаза попадались все, кроме них.
        Мелькали пестрые наряды, незнакомые лица. Пару раз я замечала Элоизу, окруженную пестрой стайкой молодых аристократок - таких же говорливых и шумных, как моя сестрица, но графов не было...
        Бой сердца отдавался в ушах, заглушая и шум музыки, и гул голосов, разгоряченных прошедшей охотой и хмельными напитками гостей.
        "Не могли же они уехать, бросить меня?" - Комкая веер, думала я, осторожно выглядывая из своего укрытия. - "Или могли?"
        Внезапно я заметила и странного храмовника, так же не почтившего меня своим визитом этой ночью. Вид у него был измученный и больной. А вот взгляд такой же: хищный и по-звериному пристальный.
        Укрывшись за одной из колонн, он, так же как и я, оглядывал зал. Пристально, почти не мигая, разглядывая веселящуюся толпу нехорошим тяжелым взглядом... незапно остановившимся на мне.
        Несколько секунд мы рассматривали друг друга: он с предвкушением, я - испугано.
        А затем он покинул свое укрытие, уверено пробираясь сквозь толпу ко мне. Понявшая, что обнаружена, я заметалась, пытаясь найти укрытие. Но уже через несколько секунд моим страхам был положен конец.
        На мое плечо легла сильная, теплая рука и знакомый голос шепнул:
        - Давай в круг... Затеряемся среди толпы.
        И Зак, а это был именно он, уверено повел меня следом за собой, не обращая внимания на мою счастливую улыбку. Рыжеволосый уверено прокладывал путь среди толпы. А я шагала за ним, не обращая внимания ни на удивленные взгляды гостей, ни на строгие - родительские. Путь наш завершился в одной из ниш, где переступая с ноги на ногу, скрывался от шума бала Светоч, вздрогнувшей при виде меня.
        - Вы здесь! - Радостно выдохнула я, порывисто сжимая и его ладонь собственными подрагивающими пальчиками.
        - Прости. - Виновато потупился беловолосый. - Мы...
        - Я всё знаю. - Перебила его я, доверчиво улыбаясь рыжему чародею. - Я обо всем догадалась.
        - Догадалась? - Выпустил мою ладонь Зак, а его брат наоборот, шагнул ко мне, крепче сжимая пальцы и норовя заглянуть в глаза.
        - Вира, не бойся нас. - Проникновенно сказал, он мягко сжимая мой подбородок чуткими, затянутыми в белую перчатку пальцами. - Я знаю, это тяжело принять и поверить, но это возможно. Наверное, ты очень испугана, но знай, мы не причиним тебе вреда, и поймем, если ты оставишь нас, но... поверь, всё что мы делали, было для твоего блага. Мы не могли сказать сразу, кто мы... это... опасно. И храм...
        -Я понимаю. - Радостно кивнула я, перебивая смущенного и растерянного лорда. - Вы маги, верно? Поэтому он охотится на вас?
        Вместо ожидаемых испуга или злости на лицах братьев проступило удивление.
        - Маги? - Протянул Светоч, - Но...
        - Но это тайна. - Уже привычно теребя мою ленточку, с которой он не расстался и по случаю торжества улыбнулся Зак, элегантно целуя мое запястье. - Так что скажешь на это?.. Выдашь врагов всего живого на поругание доброму дедушке-храмовнику?..- Беспечно спросил он, я же я отшатнулась, негодующе глядя в лицо своего глупого графа, смотрящего на меня без единого намека на шутку.
        - Я...понимаю, что вы опасны, но... для меня это уже не важно. - Скорее самой себе, нежели им ответила я, опустив голову. - Вы - мои друзья. Первые, настоящие друзья, которых я знаю. Вы - единственные, кто заметил мою пропажу. Не поверили в безумие. Именно вы пошли со мной за границу. А ты, Светоч, не побоялся схватиться со Стражем. И я не предам вас, даже если это приведет меня на костер...
        Я смолкла, ожидая какой-либо реакции от своих лордов. А те молчали, вынуждая меня вскинуть голову, ища недоверие или насмешку в этих суровых лицах.
        Но там была только нежность и легкая печаль, растворившаяся, когда братья одновременно шагнули вперед, разом заключив в мягкие объятия, склонив голову к моим чуть приоткрытым плечам. Светоч к правому, Зак к левому.
        - Прости... - Тихо, едва различимо прошептали они, а я только вздохнула, устало прикрывая тяжелые от краски веки, и сказала, наконец-то делясь своим открытием:
        - А я знаю, где вторая часть ключа...
        Глава 10.
        Торжество было в самом разгаре. Незаметно, суета бала сменилась шумом пиршества. Неизвестно откуда были вынесенные широкие дубовые столы, поставленные буквой Т, и утомленные танцами гости оставили светские разговоры и увлеклись угощением, особенно налегая на вина, неосмотрительно извлеченные из наших подвалов. Музыканты оставили танцевальные мелодии, наигрывая что-то игривое и порывистое - под стать невесть откуда появившимся шутам, развлекающим раскрасневшихся гостей.
        Наряженные в яркие камзольчики и причудливые шляпы, карлики и горбуны кривлялись, кричали по-птичьему, мяукали, ржали, разыгрывая сцены прошедшей охоты, привлекая к себе всеобщее внимание, чем и воспользовалась я, незаметно пробирающаяся к выходу.
        Кружилась голова, вскруженная чередой танцев и легким игристым вином. Болели ноги, утомленные долгими плясками. Но я продолжала идти вперед, опасливо оглядываясь на родителей, устало и, как показалось мне, не без раздражения взирающих на Элоизу, словно обезумевшую со своей охотой.
        Сестра была возбуждена. Гордо указывая на зажаренного и истекающего соком оленя, всем и каждому спешила она сообщить, что это - её добыча, подстреленная ею в прыжке. Не знаю, какой реакции она ждала от меня, но глядя на тонкую шею и изящную морду убитого животного я испытала лишь жалость и раздражение от бахвальства захмелевшей сестры.
        Впрочем, сейчас, это было только на пользу, ибо уставшая от пристального внимания я собиралась провести остаток ночи с куда большей пользой. Альтернативу чревоугодию и вакханалии, зарождение которой я имела честь наблюдать, предложил Зак, неспешно цедящий красное вино.
        - За ключом пойдем сегодня, после полуночи, - тихо сказал он, ведя меня в сложном рисунке ригодона. - Идеальное время. Все будут достаточно пьяны и веселы, чтобы не заметить нашей пропажи. А если кто и проявит наблюдательность, всегда можно сослаться за духоту и головокружение.
        Я лишь кивнула очарованная красотой братьев, и бесконечной чередой комплиментов, которыми удостоили, наконец представшую перед ними меня наследники благородных семейств.
        И вот теперь, спустя несколько часов после этого разговора, я кралась вдоль стены, не обращая внимания ни на крики, ни на взрывы беспричинного хохота. Надо признать, страх ушел, уступив место брезгливости.
        "Пьяные мужчины, куда большие животные, чем те же олени..." - С отвращением подумала я, рассматривая побратимов собственного родителя, опорожняющих очередные кубки.
        Большинство женщин, поднялись в отведенные им покои, придерживаясь, видимо, той же точки зрения, и это придало мне уверенности.
        "Скажу, что голова заболела..." - Решила я, и нырнула в ближайший коридор, торопясь нырнуть в один из подземных ходов, ведущих, как мне теперь было известно, за крепостную стену, где ждали меня мои чародеи.
        Пробежав по широкому, затянутому паутиной входу толкнула тяжелую дверь и шагнула в ночь, чтобы нос к носу столкнуться с большой любопытной мордой ночного чудовища.
        Вместо того, чтобы закричать, я лишь обреченно зажмурилась, с ужасом ощущая как неожиданно мягкие губы прихватывают выбившиеся из прически локоны, и обдавая горячим дыханием осторожно касаются лица.
        - Вестник, как не стыдно уводить прекрасную даму у собственного хозяина? - Разорвал тишину страшного момента знакомый искрящийся смехом голос, и широко распахнувшая глаза я поняла, что привидевшееся мне чудище - всего лишь рыжий жеребец Зака, с любопытством обнюхивающий выскочившую перед самым его носом меня.
        Тихо выдохнув, смущенная своей глупостью я обошла кругом попытавшегося последовать за мной коня и остановилась в нерешительности, переводя взгляд на своих графов.
        - А где же лошадь для меня?.. - Растеряно спросила я, с наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух.
        - Она тебе не потребуется. - Ухмыльнулся Зак и пояснил, легко поднимая обомлевшую меня на руки и устраивая впереди себя. - Мы же - волшебники, и кони у нас самые, что ни наесть волшебные. Вровень с ветром скачут - вашим за ними не угнаться. Так что поскачешь с нами.
        Я лишь беспомощно кивнула. Даже сидя в седле и сжимая в руках поводья я чувствовала страх перед таким большим и сильным животным, с ужасом ощущая напряжение мышц и ожидая падения. Что уж говорить о том, неудобном и даже двусмысленном положении в котором я оказалась совершенно неожиданно для себя.
        Моля всех богов, чтобы никому из стражников не случилось увидеть нашу неоднозначную компанию, я обреченно зажмурилась, чувствуя сильную руку, придерживающую меня за талию... а в следующее мгновение кони сорвались с места.
        ***
        Первый час безумной скачки, я не помнила себя от страха, судорожно сжимая в пальцах пряди мягкой, на беду Вестника, попавшейся мне в руки гривы, не рискуя даже приоткрыть глаз.
        Но постепенно свежий воздух и бродившие, как думалось мне, в крови остатки алкоголя ослабили то паническое, страшное чувство, что рождала во мне ночная гонка.
        И вскоре я уже не смело приоткрыла глаза, и вскрикнула, пораженная открывшимся видом. Я знала, что кони графов быстры. Но даже не представляла на сколько.
        За время, прошедшее по моим представлениям с начала поездки, мы должны были добраться до края охотничьих угодий, не далее.
        Однако широкая полоса леса темнела далеко позади, а сами мы неслись вдоль истоптанной копытами десятков хантеров дороги, залитой серебряным, неверным светом полной луны.
        Осмелев, я подняла голову, с восторгом глядя в черно-фиолетовое, бархатное небо, раскинувшееся над нами.
        - Время колдовства, - тихо рассмеялся все так же прижимающий меня к себе Зак. И я не могла с ним не согласиться.
        Я всегда знала, что ночь красива, но никогда не представляла, что настолько.
        Опустившаяся на землю тьма изменяла цвета, бросая причудливые тени на погруженный в сон и будто застывший мир. Чернело небо, на фоне которого неспешно бежали вслед за нами светлые, почти прозрачнее облака - словно убегали от полукруга убывающей луны.
        А та неспешно плыла среди них, заливая поля хрупким, неверным светом, словно притягиваемым стенами старого здания, знаменующего конец нашей скачки.
        Я никогда не видела этого места, но поняла, что мы прибыли стоило увидеть. Только Элоиза могла назвать его церквушкой. Белые, высокие стены, темные сферы частично обвалившихся крыш. Это место было так же далеко от современной религии, как я от того волшебного шлейфа, что окутывал братьев.
        Лошади сбавили ход, плавно переходя на легкий, ничуть не утомленный шаг, а мы воззрились на частично обвалившиеся, частично заросшие диким виноградом стены.
        - Красивое было место... и что от него осталось... - Печально сказал Светоч, кажущийся каким-то по-особенному бледным в неверном лунном свете.
        - Грех. - Откликнулся его брат, указывая пальцем на купол самой широкой, чудом уцелевшей крыше. Там, на потрескавшемся и обгоревшем на солнце камне сгорбился, растянув пасть в злобном оскале свирепый с виду монстр, чем-то напоминающий наших шутов.
        - Он страшный... - Поделилась своими ощущениями я. А в следующий миг уже оказалась на земле, рядом с разом спрыгнувшими со спин своих жеребцов магов.
        - Он древний дух... - Ухмыльнулся Светоч. Поклонники рассветного, названного твоей матушкой богиней, проявили несвойственную им доброту, заточив высшую сущность в каменное тело, а не в смертную плоть, как в древнем лесу.
        - Он тоже Страж? - Поразилась я, с куда как возросшим страхом уставившись на страшного горбуна. - Но что он охраняет? Тоже воду?
        - То, что скрывается у него во рту. - Весело хмыкнул Зак, и не попросил - приказал разом расхотевшей приближаться к развалинам мне: - Поэтому оставайся здесь. Там за дорогой есть чудесная опушка, полная земляники. Поброди там, чтобы не пострадать, если эта милая зверюшка вырвется на свободу.
        Я лишь кивнула, а Зак приказал настороженно стригущему ушами Вестнику:
        - Проводи её и возвращайся. Ты и Светозар можете понадобиться нам. - И рыжий жеребец качнул сухой головой и неспешно зашагал в указанном направлении, осторожно подтолкнув широким лбом обомлевшую от такого меня.
        - Но?. - Возмутилась было я, беспокойно оглядываясь назад. Но лорды только улыбнулись: весело и как-то по-мальчишески:
        - Не бойся, - ласково попросил Светоч. - Мы как-то в усыпальницу одного шаха залезли, вот там было весело. А здесь так, забава на пару часов.
        Кажется, он хотел сказать что-то еще, но я перебила, спросив, неожиданно для себя.
        - То, что в его пасти...оно поможет вернуть вам сокровище?
        Братья вздрогнули, опустив головы, а я продолжала, переводя взгляд с одной напряженной фигуры на другую:
        - Вижу, я права. Не бойтесь, я ничего не скажу родителям... Но вы покажете мне то, что заставило вас быть рядом со мной? Я не верю, что вы не справились бы без моей помощи...
        - Может, и так... - не стал спорить беловолосый, неожиданно подходя ближе и прошептал, осторожно целуя в уголок рта, вспыхнувшую, будто маков цвет: - Не скрою, то, что находится в храме - важно. Но куда ценнее для нас часы, проведенные с тобой. Жаль, что они так редки...впрочем, впереди так много дней... Обещаю, ты все узнаешь. Чуть позже - луна клониться к краю и нам надо спешить. Но знай одно - в нашей дружбе нет корысти, и мы рядом с тобой - лишь от того, что тебе принадлежат наши сердца. А теперь иди... Я всё расскажу тебе...потом. А пока подумай, кто приходит после заката. - С этими словами он легко расстегнул массивную золотую фибулу, скрепляющую края теплого, кажется подбитого мехом плаща и протянул его мне:
        - Если устанешь, расстелешь и сядешь. - Пояснил он.
        - А моим накроешься, - вторил его рыжий брат, снимая и свой плащ, сверкнув темным, кажется, красным камнем на толстой цепочке. Я лишь растеряно кивнула, смущенная внезапным признанием и... едва не упала от нового толчка рыжего жеребца, деловито прихватившего меня за край хозяйского плаща и буквально потащившего все ещё оглядывающуюся и порывающуюся что-то сказать меня, крикнувшую напоследок своим деловито осматривающим стены графам:
        - Удачи...
        И заспешила за умным зверем, легко ступающему среди истоптанной десятками копыт травы. В отличие от него, я спотыкалась, путалась в пышном подоле, малопригодном для подобных прогулок, а потому все же добравшись до обещанной Заком поляны меньше всего интересовалась пресловутой земляникой, невесть как и в самом деле не только разросшейся, но и заалевшей на странной полянке.
        "Наверное, здесь тоже время движется по-иному..." - Подумала я, и сама испугалась своих мыслей. Оглянулась, с ужасом обнаружив, что Вестник уже скрылся за деревьями, и уже собиралась бежать назад, когда в голове прозвучал тихий, насмешливый голос:
        Сиди и ничего не бойся...
        Дернувшись, я завертела головой, разом вспомнив и пресловутых человечках с крылышками, злобных духах и людях, обращенных в деревья.
        - Кто вы? Имейте в виду, там рядом - два мага! - Дрожащим голоском пролепетала я, прижимая к груди все так же сжимаемые в руках плащи. А неизвестный отчего-то расхохотался и смех этот вызвал теплую волну в моей груди.
        Я-то? Гномик я... обособленный. - Ещё более непонятно, но, кажется, дружелюбно заявил он, заставив меняя растеряно заморгать, рассматривая тяжелые темные ветки, качающиеся надо мной.
        - Гномик? - Протянула я, совершенно не представляя, что значит это слово, но боясь разозлить невидимого собеседника. - А вы не могли бы... показаться мне?
        Нет, - подумав, отказался гномик. И пояснил, блеснув новым незнакомым мне словом: - У меня комплексы...
        - Вот как... - Огорчилась я, окидывая поляну быстрым взглядом, ища загадочные комплексы, мешающие появиться предо мной этому, наверняка, волшебному существу: - А что вы здесь делаете?
        Обосабливаюсь... - Сквозь всхлипы откликнулся тот.
        - Простите, если расстроила. - Извинилась я, от всего сердца жалея плачущего гномика.
        Буквально в душу плюнула, - уверил меня он. И пожаловался: - как тяжело, когда вокруг существа без намека на чувство юмора. Собственная семейка и та не понимает.
        - Это плохо... Мне тоже кажется, что меня даже сестра перестает понимать... - Вздохнула я, расстилая плащ на земле и опускаясь на самый краешек.
        Может, и не начинала? - Неожиданно серьезно спросил гномик, переставая плакать.
        - Конечно, нет. - Возмутилась я. - Элли любит меня. Она заботится обо мне, объясняла, все то, что я не понимала, даже расчесывала...
        Ветки зашумели, осыпая плащ длинными сухими иголками ни одна из которых, как ни удивительно, не коснулась меня.
        Делала большую куклу, которая может не только закрывать глазки, но и говорить. - Прервал мои объяснения злой гномик. - А что делают с куклой, когда она надоедает или выходит из строя? Выбрасывают, набирая новых - в пестрых платьицах ... как дочурки ваших гостей.
        - Это неправда. - Уже не так уверенно сказала я. А перед глазами внезапно замелькали сцены последних дней, плавно переходящих в годы. Элли не отходила от меня ни на шаг, пока я не знала этот мир, однако оставила, стоило мне начать становиться собой...
        Это и Зак со Светочем поняли - потому рыжий так обозлился на тебя, там в лесу. Он -то видит, что ты нуждаешься в Элоизе, куда сильнее, чем она в тебе. Ты любишь человека, а она - игрушку. Которую отдали другим, и которую ей так не хочется отдавать. - Зло хохотнув, объявил вредный гномик. - Она бросит тебя, не задумываясь, уже бросила, даже не вспомнив о тебе за время охоты. А ты, не сможешь её оставить...
        Гномик бил по самому больному, задевая те струны моей души, о которых я и сама имела весьма смутное представление. Но каждое слово достигало цели.
        - Прекрати! Ты злой, гадкий и противный, - рассержено вскрикнула я, тряхнув головой. - Элли - моя сестра и я не позволю...
        Твое дело... Пока что. - Не стал спорить гномик, и поинтересовался у горящей праведным гневом меня: - Чего землянику-то не ешь?
        - Не хочу, - сердито буркнула я, скрещивая руки на груди. Слова мерзкого существа разрушили и очарование ночи, и признание Светоча, и меньше всего уставшая и расстроенная я, думала об этой самой землянике.
        Ну и зря. Кто съест эти ягоды - тот правду увидит. А если на них подышать и угостить кого, ну скажем, бросив ягодку в бокал - он соврать не сможет. - Поделился знаниями хамоватый гномик. Ягоды мгновенно приобрели особую ценность, а озирающаяся я спросила, все еще недовольно, но уже не так зло:
        - А больше здесь ничего не растет? Магического?
        Гномик только вздохнул и пожаловался невесть кому, что женщины - удивительно корыстные и твердолобые существа, однако принялся перечислять все сокровища этого места. Справа от меня, подо мхом были скрыты грибы, что зеленее травы. Если намазать такой грибок кровью - станешь невидимой, но - увы, слышимой останешься. Ветки погибшей сосны, чей ствол был использован мною в качестве сидения, оказались полны ядом, а камешки, усеивающие землю, помогали видеть духов и призраков, а так же невидимые двери и тайные ходы.
        А вот если взять горсть земли, и подуешь на неё, простирая руки к северу, - и сам, видимо, увлекшись, рассказывал невидимый гномик. - То поймешь, что вокруг тебя... идиоты! - Последнее слово было не произнесено - провыто, а в следующий миг где-то вдалеке раздался страшный грохот.
        Увлекшаяся постижением таинств магии я, вздрогнула, собираясь подняться на ноги, но была остановлена магическим существом, приказавшим мне: - Сиди здесь.
        Зашелестели ветви, заскрипели стволы, и я внезапно поняла, что третье узнанное мной волшебное существо пропало.
        На мгновение мной овладело желание, ослушаться его и бежать туда, на помощь к лордам. Однако я усидела на месте, вспомнив битву в лесу, где я, как стало казаться мне теперь, была только помехой.
        "Они маги..." - утешила я саму себя, и встрепенулась, озаренная внезапной идеей: - "И я почти что тоже..."
        ***
        Если бы маменька увидела, во что я превратила дорогие шелковые перчатки, ей стало бы плохо с сердцем. Не имея даже носового платка, но горя желанием стать обладательницей магических предметов, я нашла оригинальный выход, стянув дорогой голубой шелк и набивая показными гномиком сокровищами, словно прыгающим мне в руки.
        Правая, туго набитая уже лежала на плаще Светоча. Левая - которой отводилась роль вместилища для ядовитых веток, была сжата в моей руке, когда в мои мысли ворвался тихий скрип, обернувшись на который я разом забыла о внезапной запасливости.
        На поваленном стволе в десятки шагов от меня сидел волк. Рослый, с массивным костяком и широким лбом, зверь цвета молока пристально наблюдал за мной прозрачными тоскливыми глазами, не спеша, однако напасть.
        - Гномик? - Робко позвала я, выронив перчатку и сама понимая, как нелепо мое предположение.
        Зверь удивленно мигнул, и, как мне показалось, укоризненно посмотрел на меня серыми умными показавшимися мне отчего-то до боли знакомыми глазами. Затем, спрыгнул со ствола и неспешно направился ко мне.
        Взвизгнув, я попятилась назад, запнулась за какой-то торчавший из земли корень и упала, больно ударившись о землю. И уже не вставая, поползла назад, пока не уперлась спиной в ствол старой раскидистой сосны, с ужасом наблюдая за приближающимся зверем.
        А тот быстро пересек разделяющее нас расстояние, вновь заглянув в мои округлившиеся от ужаса глаза.
        - За-ак... Светоч... - Обреченно простонала я, глядя, как тянется ко мне белая морда, и зажмурилась, не желая видеть, как распахнется алая пасть. А в следующее мгновение по моим губам скользнуло что-то горячее и влажное, заставившее меня испуганно распахнуть глаза. И вовремя, как оказалось, ибо и не думающий нападать зверь склонил голову набок и, осмотрев озадаченную меня, вновь скользнул по моим губам мягким и совсем даже не шершавым, как любят описывать в книгах языком, вызвав удивленный вскрик.
        Поймав мой потерянный взгляд, волк чуть отступил, припал на передние лапы, и будто собака, виляя хвостом, пополз ко мне, доверчиво уткнувшись в мою ладонь теплым носом.
        - Хороший волчик... - Не веря сама себе, пробормотала и осторожно погладила белую, словно светящуюся изнутри шерсть на загривке. И грозный хозяин леса ничуть не возражал, подвинулся поближе, опустив лобастую голову мне на колени, продолжая постукивать по земле хвостом, вылизывая осмелевшие руки, ласкающие его.
        - Да уж, время колдовства... - Тихо прошептала я, удостоившись пристального взгляда от волка, на миг переставшего ластиться ко мне. Прежняя Вира умерла бы от страха, случись ей оказаться ночью в диком лесу. Она не стала бы говорить с гномиком, посчитав его плодом воспалившегося сознания, и бросилась бы прочь, едва завидев волка.
        Но пришли они... и нет, мир остался прежним, но изменилась я, словно ожив после долгой зимы.
        Мои лорды, мои друзья, мои...
        Мне не было суждено закончить мысль, ибо где-то вдалеке, на крыше полуразвалившегося храма пробудился ото сна Страж, огласив окрестности страшным ревом.
        Вздрогнув, я хотела вскочить на ноги, броситься прочь, но этого не дал сделать белый хищник всем весом придавивший меня к сосне.
        - Пусти! - Отчаянно крикнула я, но он и не подумал подчиняться. Извернувшись под невозможным для живого существа углом, вновь посмотрел мне в глаза и вновь лизнул мои дрожащие губы - будто поцеловал.
        Я лишь всхлипнула, а в следующий миг вокруг поляны замелькали тени. Деревья гнулись, будто игрушки, выл разгулявшийся ветер, а где-то в просветах между стволами мелькало тело и морда, страшного карлика. На миг наши глаза повстречались, и мне показалось, что вот-вот он прорвется на поляну, а в следующую секунду волк прыгнул вперед, страшно оскалился, закрывая меня собственным телом. И Страж отступил, издав новый ужасающий вопль, сорвавший все до последней иголки с застонавших сосен.
        А следом за этим страшным ревом раздался иступленный крик, в котором я узнала голос Зака:
        - Вира, не уходи с поляны!
        Я лишь всхлипнула.
        А там, за кругом из сосен, происходило самое настоящее сражение. Выл ветер, метались ожившие тени, небо озаряли вспышки молний. Наверное, я бы не выдержала и бросилась прочь, если бы не волк. Одним прыжком добравшись до меня, зверь прижался ко мне, позволяя зарыться в густую шерсть и то и дело проходя горячим, словно человеческим языком по моей щеке и шее, слизывая слезы ужаса, и доказывая, что я все еще жива.
        А за поляной происходило что-то, чему не было места в привычном мире; Страж ревел, выл, сотрясая землю ударами каменных кулаков, и, казалось, этому не будет конца...но внезапно все стихло и на поляну ворвались растрепанные и грязные, но такие привычные и знакомые Зак и Светоч, словно на клинок налетевшие на взгляд моего волчка.
        Остановилась и я, дорогу которой заступил белый хищник. Скалясь и рыча, он рыл землю когтистыми лапами, не позволяя мне приблизиться к моим графам.
        - Вол...
        -Ты?! - От ненависти в голосе Зака сжалось сердце. А спустя миг я поняла, что вся ярость и бешенство направлены вовсе не на меня, а на волка, рычащего у моих ног.
        - Вира, отойди от него. - Приказал Светоч, словно из воздуха извлекая залитый чем-то черным меч. Словно поняв его слова, зверь рявкнул, прижимаясь всем телом к растерянной и ничего не понимающей мне.
        - Светоч, я... - всхлипнула я, кулаком вытирая мокрую щеку.
        - Потом. - Рыкнул беловолосый, и неожиданно произнес мягким, умоляющим голосом: - Вира, девочка моя, хорошая, умная, бесценная. Я всё тебе расскажу, но позже... Сейчас сделай, как я прошу - отойди от него. Он плохой - желает тебе зла...
        Я только смотрела на него, не понимая, о чем говорит мой друг, но его понял волк, с разъяренным рыком бросившийся на беловолосого графа.
        Я закричала, а в следующее мгновение наперерез белому бросилась черная тень, сбивая его с ног, за секунду до того, как страшные клыки сомкнулись на запястье бледного, выдержавшего целую битву Светоча. По поляне, сцепившись, покатились два волка - черный, как смоль, и белый, будто снег.
        Но не успела я ничего предпринять, как ко мне бросился Зак. Схватил в охапку и в мгновение ока, добравшись до вынырнувшего из темноты Вестника, забросил меня в седло, вскочил сам и подхлестнул умного зверя, безжалостно подгоняя его. Спустя мгновение с нами поравнялся Светоч, бросивший на меня полубезумный, затравленный взгляд.
        Мы неслись вперед с такой скоростью, что дорога слилась в смазанную полосу, а за нашей спиной разгорался новый день, тонкой полоской заалевший на западе.
        Двумя тенями ворвавшись в пустой двор, братья буквально протащили меня по подземному ходу, втолкнув в комнату, озаренную первыми лучами нового дня.
        "Он все-таки украл эти проклятые шторы" - Успела подумать совершенно растерянная и ничего не понимающая я, отстраненно рассматривая обрывки ткани, качающиеся в опустевших кольцах багета. Вся комната была залита мягким, словно ласкающим меня светом, которого так хотелось коснуться. Зачарованная, я протянула руку, позволяя первым солнечным лучам заскользить по коже, вызолачивая исцарапанные руки...
        А в следующее мгновение жестокие руки Зака схватили меня за талию, заволакивая обратно в подземный ход; прыгнул вперед потрепанный и исцарапанный Светоч, торопливо задвигая картину, опустившуюся за мгновение до того, как в озаренном лучами входе возник храмовник, рассмеявшийся в лицо зарычавшим, словно дикие звери, братьям:
        - Поздно!
        Глава 11.
        - Он нас видел... - Обреченно простонала я, закрывая лицо израненными руками.
        - Видел... - Эхом откликнулся Зак, устало прикрывая желтые, будто потухшие глаза.
        - И что теперь будет? - Устало спросила я, гадая, что ещё преподнесет мне судьба. Но то, что мне предстояло, не могло привидится и в кошмарном сне.
        - Сегодня вечером мы уезжаем. - Неожиданно проговорил Светоч, осторожно проводя вниз по моей щеке тонким, аристократически тонким пальцем.
        - Вот как?- Стараясь не подать виду, как сильно испугали меня эти слова, проговорила я.
        - Ты больше ничего не хочешь сказать? - Вскинулся его брат, притихнув под моим осуждающим взглядом.
        - Легкой дороги и чистых небес.- стараясь что бы голос звучал спокойно промолвила я, вызвав еще одну недовольную гримасу на лице Зака.
        -Благодарю,- произнес Светоч, не сводя с меня тяжелого выжидающего взгляда.
        - Что ж, не смею тебя задерживать, - С трудом сдерживая жгущие глаза слезы, я присела в легком реверансе и, развернувшись направилась прочь, уговаривая саму себя успокоиться и перестать оскорблять честь семьи чересчур быстрыми шагами и бессильной волной опущенных плеч, выдающих волнение охватившее меня после признания графа.
        - Вира!- негромко окликнул меня Зак.
        - Да? - Мгновенно обернулась я, ожидая клятв или извинений, но совсем не того, что предложил мне сумасшедший рыжий граф.
        - А ты не хочешь отправиться вместе с нами?
        - Что? - Растерялась я, а мой самозваный рыцарь продолжал, раскрывая то, чего ждал все это время его старший брат.
        - Уедем вместе! - Горячо зашептал он, сжимая мою задрожавшую ладошку в обжигающе-холодных руках. - И, клянусь, ты никогда не пожалеешь об этом! Слышишь? Никогда! Мы бросим все золото этого мира к твоим ногам, и никогда не попрекнем! Здесь тебя ждет лишь гибель! Люди...они не способны понять тебя и...
        - Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь? - Перебив его, попыталась возмутиться я.- Ты предлагаешь мне поступок, пойдя на который я совершу страшное бесчестие, став парией отвергнутой собственным родом!
        - Ты еще про исчезновение шанса на удачную партию вспомни! - Досадливо поморщился Светоч, наблюдая за мной из-под золотистых, сверкающих весенними лучами ресниц.
        - И вспомню! - Не унималась я, ослепленная злостью и обидой. - Вы хотя бы представляете, что скажут об этом окружающие? Молодая баронесса, покинувшая отчий дом в сопровождении молодых и не обделенных обаянием мужчин! После подобного мезальянса про выгодный брачный союз стоит забыть. Да что там, и даже самый бесперспективный из браков будет считаться необычайным везением и знаком расположения богов! - Возмущенно вскричала я, но моя отповедь не произвела должного впечатления на магов.
        - Как странно наблюдать за тем, как ты пытаешься выдавать мнение закостеневшего общества за свое собственное... - Покачал головой рыжий граф, и вдруг взмолился, сильно, до боли в ребрах, прижимая меня к себе. Вира, это ведь не твои слова, им нет места в твоей душе, как и тебе - здесь...
        - А где есть? Вы - маги, у вас есть сила, я видела её вчера. А я - человек. Безумный, больной человек, который рано или поздно станет тягостью для вас... - Заспорила я, заглядывая в округлившиеся глаза своего рыцаря.
        - Вира... Ты - такая же как и мы! Маг, если тебе угодно так называть. Посмотри на свою руку - камень бы чужим не подчинился. - Мгновенно встрепенулся Зак. - И поляна... твоя Элоиза её бы не нашла, даже если бы ты её за руку вела. И если бы ты что-то оттуда унесла - оно бы и в твоих руках силу имело, а для остальных как было бы так и осталось, трава травой!
        Слова эти были соблазнительны, но отчего- то показались мне лживыми.
        -Хватит. Не опускайся до лжи... - Опустив голову, сказала я, теребя перстень. - Я - человек и я остаюсь.
        - Ну и оставайся! - Разозлился мой рыцарь, освобождая мои руки и отступая к стене. -Растягивай свою боль, продолжай свои мучения, в надежде, что здесь найдется хоть кто-то, способный помочь тебе... Действительно, зачем бороться за свою жизнь, разрывать сети обмана и лжи, опутывающие тебя с рождения? Куда лучше и дальше ломать саму себя, просыпаясь от кошмаров... до тех пор, пока мамочка с папочкой не придумают, как снять колечко и отдать его более послушной сестренке, предварительно спровадив тебя в какой-нибудь монастырь!
        - Зак! - Резко крикнул Светоч, но было поздно. Слова сорвались и были услышаны. Но - не приняты.
        - Так вам нужно это? - Вспомнив о старых подозрениях, я подняла правую руку, демонстрируя проклятый перстень. - Потому вы открыли мне свои тайны? И называли другом, защищали? Из-за древней безделушки? Если она так вам нужна - забирайте. Вы ведь за ним приехали?.. Это - ваше сокровище?
        С этими словами, горящая от обиды и разочарования я попыталась сдернуть кольцо. Им было достаточно попросить или отобрать силой, но они предпочли играть. Всё это время это была лишь игра...
        Разозленная этими мыслями я теребила злополучное украшение. Но, проклятый обод словно прирос к моему пальцу, а наблюдающие за мной графы вздрогнули, словно от удара.
        - Это не так... - Воскликнул Светоч.
        - Камень всего лишь...
        -Довольно. Забирайте его и убирайтесь. А я - никуда не поеду. - Сказала я, протягивая им покрасневшую руку. Но лорды лишь покачали растрепанными головами, отказываясь принимать мой последний подарок. Поняв это, я развернулась на пятках и торопливо зашагала к выходу, спиной чувствуя пристальные взгляды магов.
        Не выдержав их, я все же обернулась и уже стоя в проеме, пояснила за миг до того, как картина вернулась в исходное положение, скрывая меня от братьев: - Простите... Здесь - моя семья...
        ***
        Такого ущерба мне даже ночные припадки не наносили. Так подумала я, увидев себя в зеркале через несколько часов. Руки расцарапаны, волосы растрепаны, все тело в синяках и мелких, кровоточащих ссадинах, не способных укрыться ни за одним из моих платьев.
        Испорченное бальное - я спрятала в коридоре, невольно посмотрев на то место, где стоял беловолосый лорд.
        - Я - баронесса де Элер. Всегда ей была и всегда буду. - Твердо сказала я своему отражению в зеркале, и небо потемнело в какие-то часы, скрывшись за бронзовыми тучами. Но мне уже не было дело до этих метаморфоз, ибо весь мой уютный мирок рухнул в одночасье. А на пальце все так же сверкал проклятый камень, привлекший внимание двух магов, завоевавших ради него мое сердце.
        Я пыталась сорвать его - тщетно. Не помогли ни отчаянные рывки, ни душистая мыльная пена, и вскоре я оставила бессмысленные попытки, вернувшись в свою комнату.
        Расстроенная и подавленная я не сразу заметила, что на моем подоконнике лежат две перчатки, туго набитые собранными мною диковинками. Некоторое время я молча разглядывала их, а потом тихо заплакала, не желая отпускать своих графов...
        Утомленные едва завершившимся застольем гости спали, а потому в замке царила размеренная, чуткая тишина, замедляющее и без того не отличающееся скоротечностью время. Несколько часов прошли в тоске и грусти, отравленных вспомнившимися словами гномика.
        "Наглый лгун!" - Снова возмутилась я, сжимая кулаки. - "Как он только посмел... Наверняка и про землянику мне солгал..."
        А в следующее мгновение в дверь постучали, и веселый голосок горничной спросил, пробудилась ли я.
        Сперва, я хотела её отослать, не желая представать в том жалком виде, что представлял мой облик после этой ночи, но... Теплые, ничуть не замявшиеся ягодки лежали на моей ладони алым искушением, позволяющим раз и навсегда покончить со всеми сомнениями...
        "Обретают силу только в руках чародея?" - Вспомнила я, и поспешила к дверям.
        - Да, сейчас открою! - Откликнулась я на настойчивый стук, с трудом отодвигая засов и впуская внутрь бросившую на меня удивленный взгляд девушку, как всегда, когда я не спускалась к завтраку, приносящую его мне в комнату.
        - Поставь у кровати, - приказала я, не сводя глаз с фарфоровой чашечки.
        - Как прикажите, - бросая на меня косые взгляды, послушно пробормотала она.
        Я отвернулась, с помощью зеркала, наблюдая, как медленно опускается поднос на прикроватный столик. Затем приказала, указав рыжей, как я её называла, на дверь:
        - Взгляни-ка, мне показалось там паук.
        И дождавшись, когда горничная отвернется, торопливо бросила в чашку чуть помявшуюся, согретую моим дыханием ягоду. Обернулась, прожигая подозрительным взглядом широкую спину в простом льняном платье. Дождавшись, когда его владелица осмотрит все углы и недоуменно обернется ко мне, демонстративно поднесла чашечку к губам и скривилась:
        - Горько. - Объявила я, и предложила вскинувшей брови служанке: - Сама попробуй.
        - Ваша милость! - Охнула она, растеряно рассматривая мое недовольное лицо. - Если вы хотите, я сделаю...
        - Сперва попробуй! - Настаивала я, обличительно протягивая чашку.
        Явственно чувствующая подвох служанка нахмурилась, но подчинилась.
        Надо сказать, что это была полноватая рыжая девка с румянцем во всю щеку и двумя косами толщиной с мою руку, игриво опускающимися чуть ниже пышной талии.
        Однако, несмотря на удалой и даже разбойничий внешний вид, она прослыла девицей скромной и честной, любимой всеми за открытый и добрый нрав.
        На ней-то и собиралась провести я свой эксперимент, дабы окончательно доказать себе, что никаких сил у меня нет и в помине. И лучшее, что я могу сделать - отпустить моих графов и вернуться к прежнему, привычному и пустому существованию, забыв и про магию, и про стражей, и про дивные рассказы, смутившие мою веру.
        Бросающая на меня подозрительные взгляды горничная все же приняла чашку, осторожно понюхала и...сделала глубокий, шумный глоток.
        Пару секунд ничего не происходило.
        "Вот и все..." - устало подумала я, отводя глаза. И спросила, больше для вида у удивленной рыжей:
        - Ну как?..
        - Каком чрез косяк! Очередную дурь в башку вбила...- Хмуро откликнулась та, а я едва не выронила незаметно утащенную с подноса лепешку.
        Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Она - ошеломленно, я - недоверчиво.
        - А что ты думаешь обо мне?.. - Всё ещё не веря своим ушам, наконец, спросила я.
        - Слава богине, скоро отмучаемся. Надоела, сил нет. - Отрапортовала рыжая, глядя на меня круглыми от ужаса глазами. - Мало того, что бесноватая, так ещё и по мужикам по всей ночи шляешся. Слава пресветлой, просватали куда подальше. Там-то тебе самое место, - злорадно провозгласила она, пытаясь заткнуть рот широкими, натруженными ручищами.
        - Что сделали? - Поразилась я.
        - Просватали. Парашка слышала, как храмовник с утра к твоим несчастным папаше и мамаше приходил, руки твоей требовал. Папаша сразу согласие дал, а мамаша порыдала-покричала, да и её уломали. Только кольцо велела оставить, сестрице твоей в откуп. - Короткие пальцы зажимали рот, но слова лились нескончаемым потоком, а я лишь крепче сжимала зубы, понимая, как правы были мои графы - единственные, кто был со мной честен. - Сестрица-то твоя, как узнала, что кольцо тебе досталось - покой и сон потеряла. Так твоей мамаше и сказала: почто этой кукле колечко мое отдала? Не придут к ней хранители - куда ей богов возвращать, она и себе-то помочь не может.
        Поняв тщетность своих усилий, рыжая бросилась к двери, но было остановлена мной, жестоко рванувшей за толстые косищи, и прорычавшей не хуже давешнего волка:
        - Какие хранители? Сама сказала, что я бесноватая! Говори, а то без глаз останешься! - в руке моей будто по волшебству возник столовый ножик, а в голосе зазвучали жесткие, незнакомые мне самой интонации.
        Девица всхлипнула, и залепетала с диким, почти суеверным ужасом глядя на нож в моей руке:
        - Старших богов. У них камень красный да камень белый должны быть.
        - Что за камни? - Не отставала я.
        - Не знаю, ваша милость, не знаю... - Проскулила явно пораженная такими метаморфозами девка, а я продолжала, наматывая косу на исцарапанную руку.
        - Что там с моей сестрой?
        По пухлым, разом побелевшим щекам побежали слезы, а искусанные губы все говорили и говорили, вгоняя ножи, куда солиднее моего, мне в сердце.
        - Знамо дело. Как тебя принесли, она все просила тебя к храмовникам отправить, да родители не соглашались. Мол, кровинушка, дочка. А её милость злилась. Потом, как поняла, что ты, что дите малое, развеселилась. Как с кутенком играла, да больно быстро ты выросла. Уж она графов проклинала, что тебя сманили... А как перстень увидала, так и вовсе чисто зверь стала. Кричала-кричала, да толку-то. Ох, она тебя проклинала, кем только не называла. Твоя матушка ей за это губу разбила - рука-то у неё тяжелая. Ударила и говорит, ты, приживалка, нашими добродетелями только и выросла, не про тебя то колечко, молчи, если обратно не хочешь. Сестрица твоя замолчала, да сразу батюшке жаловаться - змея она змея и есть.
        Я уже не знала, чьи слезы бегут по щекам испуганной служанки её - или мои, падающие из глаз бесконечным потоком... А рыжая говорила, заворожено глядя на лезвие ножа, дрожащего в моих руках:
        - Батюшка, ваш рассвирепел как всегда, все своего ублюдка жалеет, да с твоей матушкой поругался. А та знай свое твердит: отправлю твою нагулянную к бабке в хлев, пущай гусей пасет. А тот как закричит, моя мол, нагульная, а твоя - гулящая. А ваша матушка как глянет на него. У Груши, которая это и подслушивала, чуть Кондратий не случился, а твоя маменька глаза сощурила, да как спросит у папаши вашего: "И в кого, муж ты мой разлюбезный?". А тому и сказать нечего...
        - Почему?.. - Только и спросила я, понимая, что мой мирок рушиться на глазах, но даже не пытаясь удержать его от разрушения.
        - Знамо дело. - Шмыгнула конопатым носом рыжая. - После того, как твою сестрицу на стороне нагулял, да как полюбовница его в родах померла, сюда привез. Тоже мне Элоиза. Лушка она. Может и с благородными воспитывалась, да кровь мамашину не утаишь. Вот ваш батюшка и смолчал. Надо, говорит, её храмовникам отдать, пока чего не вышло. А мать - в слезы. Ему-то с ней спорить не с руки, вот он и предложил: коль просватает тебя кто, за него и отдать. А коль нет, и ты не успокоишься - в послушницы постричь. Мать спорить не стала, согласилась. Думала, видно, удержать - приластить. Да ты ж бесноватая. Ходишь за графьями, как присушенная. Ваш батюшка уже и с монахинями договорился, оттого и сестрица подобрела. А сегодня с утра приходит к нему храмовник и говорит мол, по нраву моему господину дочь твоя старшая, отдавай её. А то граф тебя за твоего выкормыша да этих чернокнижников проклятых, со свету сживет. Вот ваш папаша и согласился. - Казалось, мне уже нечему удивляться и все плохого, что могло со мной произойти - произошло. Но оказалось, дурные вести впереди... - Мать твоя и кричала, и угрожала, и девку
его со стены сбросить обещала - а делать нечего... - Шмыгнула опухшим носом служанка. - С графом Эрвудом не поспоришь.
        - С кем? - Ужаснулась я. И спросила, уверенная, что и для него найдется пара слов у плененной мной служанки: - Что про него скажешь?
        - Эрвудом. - Послушно повторила печально знакомое имя рыжая, и зачастила, испугавшись, видимо каких-то метаморфоз на моем лице. - Злой человек, страшный. У Игната жену по его приказу запытали, у Микли-кузнеца дочь. Рассказывают, что он кровь пьет да в зверя лесного обращается, оттого-то он охоту на людей устраивает, собаками травит, а тарелки у него из их черепов...
        Жуткие истории про своего новоявленного суженного я уже слышала от дворовой челяди, а потому прервала дрожащую от ужаса девку, спросив, заглядывая в поддернутые слезливой дымкой глаза:
        - Ты ведь понимаешь, что обо всем произошедшем надо молчать?
        В моей руке сверкала сталь, губы были сжаты в тонкую полосу, а сама я, обладала какой-то бесовской, с точки зрения селян, силой. Этого, как мне казалось, должно было хватить для акта запугивания. Но, как оказалось, запугали приставленных ко мне слуг еще до меня.
        - Как же не понимаю. Чай не дура. В дела благородных нос совать - себе дороже, - с чувством шмыгнув выше обозначенным органом, уверила меня горничная, оказавшаяся на деле совсем не такой прямолинейной и бестолковой, какой хотела казаться. - Дунька хотела про вас рассказать - с лестницы упала, шею сломала, хотя отродясь не падала. Услышал Митрофан, как ваша сестра ругается, да лошадь клянет, что понести - понесла, а не добила - пьяным в реке утонул...
        Список грозил оказаться длинным, но я прервала рыдающую девку, отпуская косу и поднимаясь на ноги. Прошлась по комнате, нервно крутя в руках ставший бесполезным ножик, затем остановилась, бросив злой взгляд на дрожащую от ужаса рыжую.
        - Поди вон. И спрячься где-нибудь до следующего утра. - Только и сказала я, за мгновение до того, как широкая, трясущаяся, словно в лихорадке спина скрылась за громко хлопнувшей дверью, моментально закрытой на запор мечущейся, словно дикий зверь мной. Не удовлетворившись прочным с виду запором, я подвинула тяжелое трюмо, хотя раньше даже дверцы поддавались мне с трудом. Но теперь во мне играли безнадега и ярость, готовые выплеснуться сотней самых крепких словечек, когда либо слышанных мной. Но я молчала, воздвигая баррикаду из предметов, составляющих обстановку моей опочивальни. Затем, сдвинув все, что могла, отступила к окну, рассматривая изорванный латунными ножками ковер и расцарапанный ими же паркет.
        - Ай да семейка... - Наконец задумчиво произнесла я, качая головой. Отступила назад, и
        споткнулась о столик, уронив небрежно брошенные там книги, среди которых мелькнул пестрой обложкой, подобранный мной альбом. Я смотрела на него с больной улыбкой, больше напоминающей оскал, вспоминая, как была счастлива в то время. Незаметно для себя села в любимое кресло, придвинутое мною к двери, отстраненно листая исписанные всевозможными подчерками страницы, но думая совсем не о пожеланиях, оставленных нашими гостями.
        Моя семья оказалась совсем не такой доброй и безгрешной, как мне казалось. А я - хранителем, о чем и пытались сказать мне Зак и Светоч, но я была слишком глупа, чтобы их послушать. В довершении всего меня решили выдать замуж, а вернее откупиться от чудовища, чьим именем в деревнях детей пугают...
        Я не знала, что мне делать.
        Я не желала никого возвращать и ни с кем бороться. Я хотела просто жить в мирке, где любят меня, и люблю я.
        Но всё решилось за меня, возможно ещё до того, как мой рассеянный взгляд зацепился за чистый лист, исписанный ровным, красивым подчерком.
        Не тоскуй, мое счастье, пусть горек наш путь,
        Я клянусь, что сумею, хоть на миг, но вернуть,
        Взгляд любимый туманный - словно свет маяка,
        Мне его не забыть... Пусть прошли уж века.
        Шелк волос, что и мрака, точно, будут черней,
        Обними же, родная - дух и сердце согрей.
        Прикоснись ты к душе, но молю: не разбей,
        Я весь Ад исходил ... за улыбкой твоей...
        Ну а ты все забыла, смотришь, люто, как зверь,
        Тяжело жить, наверно, в мире слез и потерь....
        Ну а я все равно вместе с ветром приду,
        Оттого что люблю в этом мире лишь Мглу.
        Некоторое время я сидела в кресле, переводя взгляд со стиха на смятое покрывало. Дорогое, темно-синее, густо вышитое золотой нитью, оно было привезено Элоизой с одной из ярмарок, где посчастливилось побывать сестрице, увязавшейся как-то за нашим отцом.
        - Нравится? - Спросила тогда она, самолично расстилая его на моей постели.
        - Нравится... - Эхом повторила я - коротко остриженная и бледная, едва начавшая осознавать саму себя, и так отчаянно цепляющаяся за это непоседливое существо. Мне было всё равно, что укрывает мою постель - императорский полог или линялая тряпка, куда интереснее мне было рассматривать собственные тонкие руки с неряшливо обломанными ногтями. Но Элоиза не замечала этого, смеясь, будто услышала очень смешную и остроумную шутку.
        Тогда я лишь подняла на неё глаза, и, повторяя её движение, осторожно провела по расшитой ткани истончившейся, словно прозрачной ладонью.
        Сейчас подошла к постели. Привычно погладила золотые узоры... и резким рывком сорвала сестринский подарок, безжалостно бросив в растопленный кем-то камин.
        Пару мгновений смотрела, как темнеет под поцелуями огня пестрая ткань... а затем разрыдалась, бессильно упав на колени.
        ***
        Они пришли, когда часы пробили три утра. Тихо щелкнул секретный механизм, пасторальная картина неслышно отъехала в сторону и на границе между потайным коридором и моей спальней возникли две высокие фигуры, слабо освещенные искрами поднимающимися над прогоревшим покрывалом.
        - Вира? - Тихо спросил Светоч, испуганно разглядывая меня, все так же неподвижно сидящую на полу, нервно комкая мокрый от слез платок. - Прости. Мы уходим и пришли только...
        Я лишь покачала головой и сказала, поднимая на него опухшие от недавних слез глаза, невежливо перебив потерянного графа:
        - Обними меня, мне холодно...
        Холод бывает разный. Веет холодом земля и ветер, стены и вода.
        Он сыплется с неба белым снегом и скрипит белым инеем на черных ветвях. Но куда страшнее его - тот, что царит внутри. Стужу в груди не согреть горячей водой и не прогнать жарким пламенем. Она пробирается внутрь, белым, северным волком вгрызаясь в сердце.
        И от него нет спасения, нигде кроме как в чужом сердце.
        Раньше я укрывалась от него рядом с Элли. Сегодняшний день внезапно показал, что я старалась согреться рядом с ледяной глыбой. Я так никогда и не узнала, любила ли меня сестра на самом деле. Быть может, в том чувстве, что она испытывала ко мне, было больше жалости и превосходства.
        Тогда все это было не важно...лишь горячие руки моих лордов, да мой тихий, тоскливый плачь, когда за спиной несущего меня на руках Светоча, закрылась потайная дверь, ведущая в такую привычную и любимую, но уже чужую комнату...
        Часть ??
        Беглянка.
        Глава 1.
        Утром последнего дня третьего месяца Аллира, прозванного в народе Сияющим, мы пересекли южную границу баронства. Рассвет едва уступил место новому дню, и в небе сияло пока еще бледное, не наполнившееся испепеляющим жаром солнце, тем не менее, слепящее привыкшие к темноте глаза. Над редким пролеском плыл белесый густой туман, скрадывающий и солнечные лучи и очертания оставленного позади леса. На добротной ткани камзола Светоча расползались влажные пятна, а руки были холодны, как лед, однако он и не думал осаживать коня, давая ему отдых, а себе - возможность забрать плащ, так неосмотрительно отданный мне.
        Несколько раз я пыталась расстегнуть затейливую фибулу, выполненную в форме стилизованного солнца, с глазами-сапфирами. Но каждый раз на пути моих закоченевших пальцев вставали руки её владельца, и беловолосый граф вновь останавливал меня, говоря, что ничуть не замерз. Я не верила, но кивала, вновь проваливаясь в зыбкое забытье, навсегда окутавшее и разрознившее картины моего бегства.
        Я плохо помнила, как мы выбирались из замка.
        Помнила боль в правой, зачем-то порезанной Светочем руке, а так же то, что преодолела весь путь на его руках и как мелькали, сменяя друг друга коридоры. На измученное переживаниями сознание опустилась тьма, сквозь которую прорывались обрывки слов, произнесенных на незнакомом языке, слабый огонек затухающего факела в руке Зака и свирепо скалящееся изображение волка на разрушенной в какую-то ночь стене.
        Тяжелые камни избороздили глубокие трещины, рисунок осыпался и раскрошился, но куда больше потрясла меня дыра, чернеющая в том месте, где был когда-то эфес ныне осыпавшегося цветным прахом меча.
        Казалось, кто проломил стену кулаком, легко пробив тяжелую кладку и уничтожив замочную скважину. Я думала братья придут в отчаяние. Но они лишь выругались и продолжили свой путь, не замечая, как пришедшая было в себя я, вновь закрыла разом потяжелевшие веки, уже не видя, как сменяют друг друга проходы.
        Пропустила я и миг, когда мы покинули замковые стены, а сама я оказалась сидящей впереди Светоча, заботливо укутавшего меня в свой теплый плащ.
        Кажется, мы пробирались через лес: несколько раз я открывала глаза, с удивлением замечая темные ветки, качающиеся над нашими головами и смазные тени гигантских стволов.
        Скачка длилась всю ночь, прекратившись лишь на пару рассветных часов, промелькнувших одним мгновением для только начавшей приходить в себя меня, потревоженной ласковыми розоватыми лучами. Свет нового дня обласкал стволы скрывающих нас деревьев, но так и не дотянулся до моих инстинктивно протянутых к солнцу рук.
        С тех пор прошла пара часов, и я вновь пробудилась, успев заметить, как исчезают вдали приграничные столбы с гордо реющими знаменами цвета сапфира - знамена рода де Элер...
        - Прощайте... - тихо простонала я, глядя на окружающий мир сквозь прозрачную пелену слез. Зак вновь подхлестнул зло фыркнувшего Вестника, а услышавший мои слова Светоч лишь крепче прижал меня к себе, шепнув над самым моим ухом:
        - Спи...
        В следующий раз я пришла в себя на закате. Остывающее солнце медленно катилось за край горизонта, скрываясь за кронами деревьев, тихо перешептывающихся зеленой листвой.
        Я лежала у самой кромки небольшой, густо поросшей мхом полянки, свернувшись клубком на все том же синем, как весеннее небо плаще. Второй - алый, как солнце над миром, был накинут на меня вместо одеяла, а его владелец примостился рядом. Беспечно сидя на сырой земле, Зак смотрел в разведенный кем-то костерок, над которым наполнялся жаром закопченный котелок.
        - Проснулась? - Даже не оборачиваясь ко мне, спросил рыжеволосый, все так же внимательно разглядывая предмет кухонной утвари.
        Я лишь молча села, неловко кутаясь в чужой плащ. Помолчала, так же, как и Зак всматриваясь в огонь, и спросила, растеряно оглядываясь по сторонам:
        - А где Светоч?..
        - Скоро будет, - так же немногословно ответствовал рыжеволосый граф, поднимаясь на ноги и даже заглядывая зачем-то в котелок.
        Я тоже поднялась на ноги, осторожно отложив пожалованный мне плащ. Огляделась, отмечая, что ели и сосны сменились дубами - исполинскими деревьями с теплой шероховатой корой и узорными, будто вырезанными каким-то искусником листьями.
        Нагнувшись, я подобрала один из таких, сорванный, видимо, озорником-ветром и, выпрямившись, подняла вверх, рассматривая четкий узор на фоне нежно-фиолетового неба, не освещенного еще светом и самой робкой звезды.
        Ветер качал пышные кроны, расплетая мои собственные, забранные в небрежную косу волосы, а я все смотрела и смотрела вверх, запоминая этот миг. Чтобы и спустя тысячи лет суметь припомнить и сладостную свежесть воздуха, и шелест листьев над головой и темные контуры поднятого над головой листа, словно диковинное крыло устремленного к темнеющим с каждым вздохом небесам.
        "Волшебство?.." - Подумала я, бросая быстрый взгляд на неожиданно собранного и молчаливого графа, собираясь спросить, не его ли магической светлости обязана этими странными ощущениями. Но Зак ответил сам, обернувшись и окинув меня пристальным взглядом желтых, как лесная подстилка глаз:
        - Свобода.
        А в следующий миг налетел порыв теплого, пахнущего иглицей ветра. Распустил, разметал по плечам волосы и пропал, унося на своих невидимых крыльях мой лист, закружившийся в неведомом танце и пропавший вот тьме скорой ночи.
        - А куда мы едем?.. - Проводив листок взглядом, спросила я, недоуменно оглядывая наше прибежище.
        - Мы проедем через земли де Крайнов и де Реймов, - Поспешил занять меня разговором Зак. - Это неделя скачки. Затем мы пересечем границу железного графства и выедем к свободным землям. Через них нам можно будет ехать ни от кого, не таясь, но до тех пор - придется поберечься, не показывать лицо чужакам.
        Я лишь кивнула, пытаясь понять, о чем говорит рыжеволосый. Стоит признать, география для меня была понятием чуждым и абстрактным. Научившись разбираться во многих окружающих вещах, я, тем не менее, была ужасающе несведуща во всем, что творилось за пределами баронства. Я умела вышивать, играть на клавесине, танцевать и поддерживать беседу, но если бы кто-то спросил у меня об устройстве этого мира, его ожидало бы сильное потрясение.
        Я знала наших соседей и имя императора, где пролегают границы наших владений, но если бы кто-то попросил указать меня сторону света, где плещется мировой океан, я не смогла бы этого сделать и под угрозой пыток.
        Сомневаюсь, что родители и сестра не замечали этого.
        Однако очевидным это стало лишь после приезда графов.
        Как я осознала впоследствии, все их рассказы были попыткой залатать дыры в моих знаниях - мягкими и ненавязчивыми уроками - первыми из тех, что преподавали мне мои лорды.
        Но тогда я даже не осознавала этого, восприняв очередное поучение как сказку. Не думаю, что братья не догадывались о моем отношении к их рассказам, однако не проявляли никакого недовольства еще во времена наших блужданий по подвалам замка де Элер.
        Не стал исключением и этот раз. Заметив мое смущение, Зак со вздохом подошел к собственной котомке, порывшись в которой извлек тряпичный обрез, оказавшийся картой. И какой!
        На ней, расстеленной поверх плаща, города и страны, реки и горы были не просто схематичными и не всегда понятными изображениями, о нет!
        На тряпичной поверхности тянулись шпилями кверху дворцы и замки, белели свежие срубы и чернели остовы обгоревших домов. Горы сверкали белыми шапками снега, а реки - бежали, сверкая водной гладью.
        - Смотри, Вира, - Заметив мое изумление и восторг, сказал явно польщенный Зак, указывая на зеленеющий лес. А тот сразу разросся, заняв значительную часть полотна и вызвав новый пораженный ах у меня. - Мы здесь. И если нам проскакать напрямик через лес, - подчиняясь движению его пальца, картинка менялась, следуя, лишь Заку ведомым тропам, пересекающим лес, словно нити паутины пропущенный нерадивой горничной угол, пока, наконец, не замерла на изображении мрачной деревеньки. - То мы выедем к южному кресту владений де Крайна. Там мы сможем пополнить запасы и узнать новости. Увы, но сильно задерживаться там мы не будем, ибо велика вероятность того, что твой несостоявшийся жених уже разослал птиц по своим вассалам, и те будут стараться удержать нас далекими от представлений о чести способами. Впрочем, поверь, мы не многое потеряем - отдых в сырой, пропахшей и заплесневевшей хате с кровом из дерна не прибавит здоровья. Когда мы пересечем эту деревушку, мы поедем вдоль реки, пока не доберемся до брода, через который переберемся на тот берег, являющийся по-совместительству началом владений де Реймов. Здесь
мы заедем в Стальград, узнаем новости и получим небольшую передышку. А затем, будет самый трудный участок нашего пути. Большая часть баронства покрыта болотами, а потому последующие десять - одиннадцать дней нам придется пересекать их. Зато это позволит сэкономить время и, что уж греха таить, снизит возможность быть настигнутыми Эрвудовскими псами. - Словно оправдываясь, вздохнул рыжий граф, не сводящий пристального взгляда с моего печального лица. Угроза здоровью было последним, что интересовало меня в тот момент. Видимо, понял это и Зак, поймавший мой настороженный, будто у лесной кошки взгляд.
        - Ах да, прошлой ночью мы слукавили. Мы пришли не только, а вернее, не столько попрощаться, сколько предупредить, что барон принял брачное предложение от небезызвестного тебе графа Эрвуда. Так что, прости, но если бы ты не согласилась, нам пришлось бы силой увозить тебя прочь, ибо ничто в этом мире не заставило нас оставить тебя в руках этого чудовища. Так что прости, но прошлой ночью ты действительно навсегда покинула баронство...
        Наверное, Зак ожидал слез и проклятий. А я лишь прикрыла глаза, и прошептала, чувствуя, как бегут по щекам горячие дорожки слез:
        - Навсегда... - Повторила я, глядя в черное небо.
        ***
        Вечер прошел ...скомкано. Незаметно вернулся Светоч, бросивший вопросительный взгляд на брата, не решаясь, однако побеспокоить меня, молча наблюдавшей за бегом прозрачных, словно просветлевших облаков.
        Всего месяц назад я и представить себе не могла, что окажусь втянутой в такую ужасную и предосудительную историю. Я с бесконечным непониманием читала столь любимые Элоизой приключенческие романы, считая, что все эти побеги из-под венца и от семейных тайн - несусветная и необъяснимая глупость. Сегодня я сама совершила её, не в силах оставаться в месте, чьи обитатели разбили мое сердце. Я осуждала маркизу Селению, считая её, забывшую о дочернем смирении, грубой и вульгарной. Но сама поступила не лучше, а может, и хуже воинственной маркизы. Уезжая из отчего дома, она увозила с собой древнее оружие, я - неряшливо завязанные в простыню наряды. За спиной маркизы были годы службы в отцовском гарнизоне, у меня - незнание элементарных вещей, и абсолютное непонимание происходящего.
        Мой уютный мирок разрушился в единый миг, и я оказалась недостаточно смела, чтобы принять брошенный судьбой вызов. Бежала, обрекая на презрение и себя, и графов, внимательно наблюдающих за дымящим котлом, в кипящую воду которого только что были брошены пара кружек пшена и ломтики сухого мяса, вытащенного из расшитого странными знаками мешочка.
        Вскоре каша была готова, и я робко приняла незнакомое кушанье из рук прячущего глаза Светоча, без аппетита прожевывая безвкусное месиво. А тот не спешил приниматься за свою порцию, внимательно наблюдая за мной.
        Я замечала это, бросая на него косые взгляды из-под ресниц, однако спрашивать не решалась, вновь и вновь опуская глаза на помятый подол, пока, наконец, не отставила полупустую чашку, поблагодарив встрепенувшихся братьев.
        - Так плохо? - Виновато спросил Зак, пристыжено опуская глаза. Стоит признать, по сравнению с замковой кухней, предложенное мне блюдо было весьма... специфично. Но погруженная в себя я едва ли обратила внимание на вкус. Тем паче, что во рту поселилась горечь от пролитых слез, и голова шла кругом от всего случившегося со мной - могла ли я задумываться о вкусе какой-то приготовленной на моих глазах каши?..
        Несколько вздохов я удивленно вглядывалась в его озаренное светом костра лицо, пытаясь проникнуть в смысл вопроса. Затем, осознав, слабо улыбнулась и покачала головой:
        - Очень вкусно. Спасибо. - Вновь поблагодарила я, опуская голову.
        Размышления о собственной глупости, так поглотили меня, что я не заметила, как все это время молчаливо разглядывающий меня Светоч, покинул свое место, в какое-то мгновение, оказавшись рядом, обняв за плечи, прижимая к широкой горячей груди.
        - Мы знаем, тебе плохо. Через это прошли, и я, и Зак. Всегда тяжело оставлять тех, кого любишь, но поверь, так было лучше для тебя. Мы отняли у тебя дом, а подарим самые прекрасные чертоги, отняли любимую сестру, но станет самыми нежными и верными братьями, - тихо шептал он, ласково гладя мою вздрагивающую от душивших меня рыданий спину. - Знаю, сейчас это кажется диким, но поверь так, мы избавили тебя от куда большей и потери и разочарования. И пусть ты не скоро увидишь замок де Элер, но... он останется в твоей памяти домом, где ты взрослела вместе с... доброй и верной сестрой... - На миг запнувшись, все же заговорил об Элоизе мой утешитель. Я же лишь всхлипнула, вспомнив, слова гномика:
        "Это и Зак со Светочем поняли - потому рыжий так обозлился на тебя, там в лесу. Он - то видит, что ты нуждаешься в Элоизе, куда сильнее, чем она в тебе. Ты любишь человека, а она - игрушку. Которую отдали другим, и которую ей так не хочется отдавать. Она бросит тебя, не задумываясь, уже бросила, даже не вспомнив о тебе за время охоты. А ты, не сможешь её оставить..." - Сказал тогда он, и оказался прав.
        Моя Эли никогда не любила меня. И, наверняка, то, что предпочитала не замечать я, было очевидным для моих чародеев. Но они молчали, щадя чувства незнакомой им девицы, лишь отталкивая тянущуюся к новым игрушкам эгоистичную девчонку - словно оберегая меня от истины, о которой мог догадаться любой непосвященный в тот искусственный мирок, что возвели вокруг меня. Как щадят и сейчас, зная, но молча о той ужасной правде, которая открылась благодаря чародейству, так внезапно ворвавшемуся в мою жизнь.
        Я сидела на поваленном бревне, щедро застеленном добротным плащом, вдыхая запах незнакомого леса и прижимающего меня к себе мужчины. Наверное, это было жутким неприличием - принимать эти теплые объятия. Но в последние недели я нарушила слишком много законов, оказавшихся лишь насмешкой над всем, чему меня учили. Я погубила свою репутацию, но не жалела об этом, осознавая, что вместе с братьями в мою жизнь ворвалось что-то совершенно невозможное для прежней пугливой Эльвиры - опасное, недоступное ...настоящее.
        Но братья не знали об этих мыслях.
        И пальцы Светоча все так же скользили вдоль моего позвоночника, а волшебный голос клялся сделать меня самой счастливой, подарить все золото мира, обещая, что всё образуется, но, так и не решаясь сказать, что возврата к прошлому нет, и не будет.
        - Пройдет несколько лет, и ты сможешь навестить барона и баронессу, - шептал он, зарываясь лицом в мои рассыпавшиеся по плечам волосы, пахнущие уже не розовой водой, но диковатой, горькой сыростью древнего леса. - Элоиза будет рада увидеть тебя, вы сможете навещать друг друга, писать письма, а мы...
        - Светоч, прекрати. - Неожиданно для себя попросила я, прижимаясь своей мокрой от слез щекой к его гладкой теплой, несмотря на ночную прохладу щеке.- Даже Зак нашел силы сказать, что я никогда не вернусь. Не лги мне, хорошо?.. И поверь, так будет лучше - я не смогла бы там остаться.... Пока не появились вы, я была словно слепой котенок в паутине снов. Вы открыли мои глаза, заставили увидеть то, что я не пожелала бы узнать никогда, впрочем, этого не желали и вы.... Но я узнала, уж прости меня за эту самостоятельность. И я знаю, что как ни больно это признавать, но лучше для всех, если я постараюсь забыть последние два года, как забыла всю свою предыдущую жизнь... - Шептала я, и волосах моих играл теплый ветер, а по щекам текли слезы - последние слезы, позволенные мне, а в ушах звенели голоса тех, кого я оставила... чтобы никогда не увидеть.
        Светоч молчал, пораженный моим признанием, прижимая меня к себе до боли в ребрах - будто боялся, что я вырвусь из его объятий, убегу прочь, чтобы никогда уже не видеть этого печального лица.
        А я смотрела в небо - черно-фиолетовое, печальное небо, перемигивающееся белыми пятнами звезд, расплывающихся из-за застилающих глаза слез. Видела я и легкие кружева туч, и половинку луны, идущей на убыль, в обрамлении качающихся над нами дубовых листьев, кажущихся рыжими, по-осеннему яркими, в рыжих всполохах костра, бросающего ломкие тени на окружающие поляну стволы.
        - Прости... ты не должна была знать, - наконец хрипло прошептал беловолосый. И спросил, чуть отстранившись, чтобы заглянуть мне в глаза: - Ты ненавидишь нас?..
        Чуткие, разом озябшие пальцы вытирали мои слезы, а я лишь молча смотрела в голубые - голубые, будто вешнее небо глаза, впервые заметив усталые морщинки вокруг их уголков - следы возраста. Осторожно провела по ним пальцем, и наконец дала ответ, о котором ни разу не пожалела в последствии:
        - Нет, не ненавижу.
        Глава 2.
        Туманным утром четвертого дня нашего путешествия мы въехали в деревню, значащуюся на карте братьев, как "Луговодье". На мой вопрос о причине подобного названия братья лишь пожали плечами. Я же во все глаза смотрела на первую в моей жизни деревню.
        Надо признать, окидывая взглядом, словно влажные бревна и темные срубы я испытала некоторое разочарование. Для меня деревня была чем-то далеким, а потому, как сказал ухмыляющийся Зак - идеализированным. Слабо представляющая, о чем говорит веселящийся граф я, лишь покивала головой, соглашаясь, что ожидания мои и в самом деле, не совпадали с реальностью.
        Видимо, именно этим был объяснен тот факт, что услышав предложение встревоженных братьев, я послушно согласилась подождать их в ближайшем перелеске, пушистой границей окружившей зеленый лужок, сплошь усыпанный крохотными ярко-желтыми цветами.
        В сопровождающие мне достались уже знакомый мне рыжий Вестник, привычно подхвативший край моего потрепанного и пропыленного платья, удерживая, таким образом, рядом с собой, и белогривый, похожий на фигурку из сахара Светозар. Очень медленно и аккуратно вышагивая рядом, он безумно напоминал мне собственного хозяина скрывшегося за воротами деревни.
        Некоторое время я осматривала луг, простирающийся вплоть до самой сверкающей на солнце реки.
        А зрелище и в самом деле было дивным.
        Всюду насколько хватало глаз, зеленела нежная, ярко зеленая трава, оттененная золотом десятков лютиков, кажущихся продолжением яркого, ослепительно-желтого солнца, сияющего среди голубизны чистого небосклона.
        И уставшая, измученная непривычно длинной дорогой я, не могла, тем не менее, удержать восхищенного вздоха. Некоторое время я ходила по мягкой траве, осторожно прикасаясь то к неожиданно колючим листьям незнакомых растений, то - к нежным лепесткам цветов.
        Закрыла глаза, подставляя лицо нежным, еще не напитавшимся жаром солнечным лучам, вдыхая непривычный, ароматный, пахнущий водой и, наверное, луговыми цветами воздух, с жадностью впитывая незнакомые прежде запахи.
        Родители не считали возможным, позволять мне покидать стены отчего дома.
        Я знала, что вокруг замка рассоложено множество деревень, но не была и в самой крохотной и неприметной. Я читала о заливных лугах, каким-то чудом затаившихся по берегам бурливой реки, пересекающей баронство насквозь. Слышала о цветах, что растут сами, не подвластные воле садовников, но... ничего этого не видела, словно принцесса из сказки, заточенная в собственном безразличии. Но появились братья, и мир стал другим - заиграл, засветился новыми красками, и теперь я с жадностью впитывала то, чего не замечала раньше...
        Внезапно, в мои мысли ворвался новый непонятный звук, разом разбивший волшебные мгновения.
        Вздрогнув, я открыла глаза, да так и застыла, пораженно глядя вперед.
        Ко мне, едва слышно ступая среди зеленых трав, двигалось самое странное существо, которое только могла вообразить. Было оно невысоко - чуть больше самца благородного оленя, однако обладало белой, словно светящейся изнутри шкурой, длинными, стройными ногами, заканчивающимися скорее лошадиными, лохматыми бабками, почти полностью скрывающими раздвоенные, будто у коровы копытца. У животного был длинный, заканчивающийся пучком волос, будто коровий хвост и длинная гибкая, почти лебединая шея, заканчивающаяся узкой, совершенно лошадиной головой, посреди покатого лба, которой сверкал, переливаясь жемчугом длинный витой рог.
        Животное шло среди бесконечно зеленых трав, но не примяло и листка и сияние, исходящее от его шерсти изменяло все вокруг и казалось, что сам солнечный свет меркнет пред ним. Оно приближалось, но я не чувствовала испуга, а в какой-то миг и вовсе пошла навстречу, протягивая руки к существу, вырвавшемуся из древних сказок.
        И то совсем не боялось, продолжая идти вперед, остановившись в паре шагов от меня, так близко, что я могла разглядеть каждую шерстинку на его морде, и ощутить манящий жар его тела, твердого, будто скала и горячего, словно раскаленная печка у которой так любила сидеть в замковой кухне Элоиза...
        Вспомнив о сестре, я болезненно поморщилась - её предательство я переживала куда тяжелее и бегства, и едва не состоявшегося замужества. А волшебное животное, словно осознало, о чем я думаю, и внезапно потянулось ко мне покрытой мягкой, словно лебяжий пух шерстью, мордой, ласково коснувшись мягкими губами моего лба.
        И мир снова перевернулся.
        На душу мою снизошла вдруг такая благодать, что все страдания мои и терзания показались глупыми и не стоящими моих слез. Дорога моя являлась ко мне со всей четкостью, и я уже не сомневалась, что решение, принятое мной - единственно правильное. Мне нет места в привычном мире, и даже останься я в нем - все равно бы не смогла жить, как прежде, и быть может, просто сошла бы с ума, не в силах пережить разлуки с существами, полностью, как я теперь понимала, завладевшими моим сердцем...
        Не знаю, сколько длилось это странное оцепенение.
        Я стояла среди бесконечного ковра зеленых трав, осторожно перебирая длинную гриву неведомого зверя, и та была столь же необычна, как и он сам. Длинные серебрящиеся в солнечном свете пряди были нежны, словно щелк и вместе с тем резали кожу не хуже стальных струн. Но в те секунды я не ведала силы, способной разорвать эти прикосновения, отнять у меня мое волшебное, сказочное, такое тихое и ласковое существо, доверчиво уложившее на мое плечо узкую умную морду.
        Оно не боялось меня, доверчиво подставляя горячую шею под мои руки, безропотно снося прикосновения, платя за них странным ощущением покоя, так несвойственным моей душе. А я с жадностью вдыхала незнакомый прежде запах, отчего-то казавшийся мне удивительно знакомым.
        Наверное, это было очень рискованно - стоять, прикасаясь к неведомому существу, позволяя ему дотрагиваться до себя...
        Но в, то время я была подобно новорожденному щенку, готовому радоваться и тому, что вызывает отвращение его матерой, серьезной матери. Тогда, я еще не понимала, что за мир принял меня в свои сети, и не боялась... ничего.
        Мои глаза скользили по сияющему небу, а от существа веяло дружелюбием и лаской, которых так жаждало мое сердце. И я отвечала тем же, почти наяву видя, как соединяются наши души, делясь взаимной и все крепнущей симпатией, согревающей и меня и это, одинокое, и прекрасное существо.
        Я молчала. Отчего-то я была уверена, что слова чужды той реальности, в которой пересеклись наши судьбы. Не то, чтобы мой внезапный знакомец не смог бы осознать о чем я говорю, скорее - он знал это еще до того, как ставшие вдруг чередой бессмысленных звуков слова, сорвутся с губ, разбивая волшебство момента.
        Впрочем, наше молчание было лишь внешним, наносным, ненастоящим, как дешевая позолота, остающаяся на пальцах и после самого легкого касания. Мы разговаривали, но общение это было куда глубже всех разговоров, что я вела до этого. Мы открывали друг для друга свои миры - до этого совершенно чуждые и несвязанные между собой, они текли с нашей кровью и жили в нашей плоти, внезапно став очевидными и родными. Мой мир - мир физический, громогласный, шумный и суетный; и его - мир духов и теней, мир, где форма определяется желанием, а удерживается лишь силой разума. Мир бесформенный, но от того куда более прочный и нерушимый, и мир постоянный, а от того находящийся в непрерывном взаимосвязанном движении...
        Он учил меня изменять реальность лишь силой мысли, я - видеть действительность тем единым монолитом, что позволял людям единолично властвовать в этом уголке вечности столько веков. Я открывала для него таинство, что мир - один. Он объяснял, что миров бесконечно много, но в тоже время каждый из них - нерушимая, но не всегда осознаваемая часть другого.
        Знание одного втекало в другого, изменяясь и наполняясь новыми тайнами, недоступными ни для кого другого в этом мире. Вернее, той его части, которую способны воспринимать и я, и волшебное существо, подобно мне смотрящее в небеса прозрачными, будто горный ручей глазами.
        Он говорил мне о временах, когда их было невероятно много, но потом все они исчезли - растворились в соленой морской пене, а быть может, ушли в другую реальность, постичь которую дано не всем. Он открывал то, что было до меня - в то страшное время, когда мир был совсем другим и границы между реальностями еще не были так нерушимы. Когда он ходил между ними, узнавая все больше, пока знание это не приковало его к этому месту.
        Я делилась своим незнанием, почти физически ощущая, как распадаются, рассыпаются границы, неспособные сопротивляться небытию, заключенном в неведении..
        И в какой-то миг, мир дрогнул, потерял очертания, зазвучал иными звуками, заставившими меня зажмуриться, зажимая уши, разрываемые ревом неведомых чудовищ. А когда я открыла глаза - он был прежним, и даже я не могла поклясться, что кровавое небо и черная, выжженная земля под ним не были плодом моего расшалившегося воображения.
        Я разорвала наш контакт лишь на миг, но когда открыла глаза - моего волшебного друга уже не было, ибо страх был недоступен тем уголкам мира, где скрывался от чужаков он, внезапно решивший разделить одиночество с кем-то, несравнимо более юным, но как ему показалось, способным понять...
        "До встречи в Замке над миром..." - Тихо прошелестело в моей голове и чудо исчезло.
        За спиной зашелестела трава, сминаемая тяжелыми копытами, а спустя мгновение на плечо опустилась любопытная белая морда Светозара, каким-то чудом скрывшегося из вида во время моего общения с белогривым.
        - Я, правда, его видела?.. - Жалобно спросила я, у коня, уже смирившись с мыслью, что у моих волшебников - графов и кони им под стать.
        Но Светозар лишь фыркнул, деликатно скользнув по моему виску мягкими, влажными губами и вновь опустил морду к нежной траве. Впрочем, я и сама знала ответ - пальцы все так же ощущали гладкую поверхность нескольких, оставшихся в моих руках волосков.
        ***
        - А существа из сказок бывают?.. - Был первый вопрос, прозвучавший, как только мы углубились в лес, и деревня скрылась среди деревьев. Сегодня я ехала вместе с Заком, без труда удерживающего меня перед собой.
        - И лешие, и домовые, и множество самых разных персонификаций природных сил, - охотно откликнулся рыжеволосый, уже привычно устроивший подбородок на моем плече. Но тут же рассмеялся, согревая кожу моей щеки, и смех его был подхвачен Светочем так же заметившим мое удивленное лицо, и без труда разгадавшим причину моего смятения.
        - Бывают - бывают, - уже проще сказал его брат, ласково проводя левой рукой по моей мгновенно вспыхнувшей багрянцем смущения щеке. - В нашем мире, вернее в его человеческой части наравне с графами, баронами, герцогами и прочей титулованной нечистью обитают существа куда более древние, мудрые, а потому и несравнимо более жестокие, нежели люди. Они живут долгие, долгие века, видят, как ломается их мир под руками хрупких и недолговечных, но таких разрушительных существ. А это, как и время, прожитое ими, убивает жалость, требуя совсем других рамок приличия и норм, чуждых смертной логике.
        - Почему? - Стараясь оглянуться, спросила я, удивленная внезапно утратившим всякую веселость голосом. А Зак отвечал, развивая пряди моих волос собственным горячим дыханием:
        - Для того чтобы прожить шестьдесят-семьдесят лет не нужно особых усилий. Загони себя в рамки, достаточно жесткие, чтобы преодоление их было недоступно для большинства, создай свою собственную клетку из иллюзий и правил - и век твой пройдет спокойно. Ведь ты убедишь себя, что от твоей воли не зависит ничего в этом мире, а вся твоя жизнь - лишь то, что пожелали тебе боги, демоны и прочие высшие силы. Но попробуй принять вечную жизнь, если она полна ограничений, возникших вместе с кастами. Такая жизнь действительно утомительна и почти бессмысленна. А потому все, кто таятся от смертных, не обременены большинством предрассудков: любить до боли, мстить так, чтобы запомнили, а убивать - пока не насытишься. - Говорил Зак, бережно придерживая меня за талию, и прижимая к лошадиной шее, когда раскидистые ветки деревьев нависали слишком низко над нашей головой.
        - Ужасно. - Только и сказала я, неловко хватаясь за гриву Вестника. - Они живут, не веря в богов?..
        - Они видели богов. А другие - считались ими когда-то. Просто их боги куда древнее и ... реальнее тех, которых придумывают люди. Они слишком стремятся подчеркнуть чуждость божественной природы, принизить человеческую сущность пред сущностью некой высшей материи, для пущей недосягаемости, заточенной в какую-нибудь извращенную, далекую от них форму.
        - А это не так? - Вновь спросила я. - И на что похожи боги?
        - На тех, кто их породил и форму, наделенную не только жизнью, но и разумом в этом участке мира. - Непонятно откликнулся рыжий граф, заботливо убирая с моих волос пару округлых зеленых листочка, сорванных игривым ветром.
        Но мне было не до внешнего вида.
        - Значит, боги похожи на людей?..
        Вопрос был искренним, но Зак отчего-то расхохотался, откинув голову назад, подставляя лицо теплым косым лучам. За что немедленно был обруган Светочем, обозвавшим брата конспиратором и вступившим в наш разговор.
        - Нет, милая, они не похожи на людей. Но они и не отличаются от них. - Лишь больше запутав меня, покачал головой он, и попытался объяснить, задумчиво теребя поводья своего совсем не страшного коня. - Бог - это некая сущность... наделенная необычными способностями. Она столь многогранна и многолика, что, пожалуй, и сами боги не ведают своего истинного лица. Бог может быть жизнью и смертью, любовью и войной. И ипостаси эти рознятся, оттого и предстает порой один и тот же бог в совершенно разных образах. На Западе принято считать, что наша богиня - юная девушка с букетом луговых цветов в руках, Восточные жители рассказывают, что она - королева Ламий - полузмея - полуженщина. Если бы мы спросили об её облике в Халифате, нам сказали бы, что богиня-сестра - Нагиня, многоголовая змея, чья кровь дарит вечную жизнь, а чешуя сияет ярко, как солнце. На юге её описывают, как гигантскую черную пантеру с золотой полосой вдоль всего хребта, а на Севере - с серой волчицей или с черной. Но описания её деяний и слов, не дают сомневаться, что это - одно существо. Скажи, неужто, стали бы верующие и надеющиеся на её
защиту нарочно уродовать свою благодетельницу? Нет, просто боги милосердны, и приходят в том обличии, которое пощадит сознание взывающих к их милости. Да и само оно, защищаясь, заточит их в более знакомую форму, так что, в большинстве мнимых уродств богов, виноваты сами люди. А вот те, кого принято называть нечистью, не ограничивают свой кругозор договорами между истиной и тем, что вбивается в людские головы с рождения. А потому, видят все, скажем так, не человеческое, куда вернее, нежели простые смертные.... Нашу не человеческую сущность они, например, видят на раз, и куда охотнее вступают в контакт.... Но вернемся к твоему первому вопросу. Что ты там спрашивала? Сказочные существа?..
        Я лишь кивнула, бросив новый заинтересованный взгляд туда, где за деревьями и селение раскинулась река, и зеленел лужок, где произошла удивительная встреча.
        Мы ехали вдоль села, отделенные от него лишь рядами деревьев, и ветер доносил до нас шум проснувшегося поселения, запах дыма и рыбы. Опасающиеся погони братья решили объехать хижины, не показываясь на глаза их жителям.
        К реке мы должны были выехать лишь через пяток часов - когда село останется далеко позади, а солнце начнет тянуться к земле. Признаться, мне очень хотелось взглянуть на рыбацкие домики, а может, и побывать внутри. Но я понимала всю опасность своего положения, а потому сдерживала разочарование, вместо этого поспешив выспросить у братьев о необычном существе, чей подарок все так же сжимала в руке, не решаясь ни оставить себе, ни выбросить.
        А Светоч говорил, перехватив право голоса у всё еще смеявшегося брата:
        - Ах, Вира, что за дивные дни тебя ждут! Я, уж прости, даже завидую тебе - для меня остались в прошлом. Сейчас ты напоминаешь слепого котенка, впервые увидевшего мир! - Неожиданно заявил он и улыбнулся - тепло и немного мечтательно.
        Я удивленно взглянула на погрузившегося в свои мысли графа, а его брат шепнул мне в самое ухо, радуясь, кажется, возможности, вновь вести разговор:
        - Когда... мы обретаем силу духи природы появляются почти каждый день. Кто-то просто смотрит, боясь показаться на глаза, кто-то пытается напасть и выпить силу. А духи стихий - существа, по правде сказать, любопытные, словно дети. Они наоборот, стремятся познакомиться и дарят...довольно приятные подарки. - Вновь рассмеялся он, бросая короткий взгляд на разрумянившегося брата. А я спросила, переводя взгляд с одного на другого:
        - А что с ними делать?
        Братья вновь рассмеялись: тепло и как-то покровительственно, но я лишь улыбнулась - иногда графы начинали вести себя так, будто нас разделяли сотни лет: объясняли элементарные вещи, напевали детские песенки, но вместо раздражения это вызывало чувство странной, щемящей нежности в груди, будто так уже было когда-то..
        - Эти подарки другого рода.... Но если так случилось, что они осязаемы - их нужно беречь, ибо это совершенно необычные предметы, которые были приняты за достойные нас... - Несколько самоуверенно заявил Зак, сверкая желтыми, будто весенний мед глазами.
        Я же кивнула, осторожно поправляя сплетенные в тонкую косичку, и обмотанные вокруг левого запястья волоски, сокрытые от всего мира под пленом легких летних перчаток.
        ***
        До реки мы добрались на закате. Всё так же, не слезая с лошадей, спустились по крутому, густо поросшему разнообразной травой склону, песком осыпающемуся под нашими ногами.
        - Может, лучше спешиться?.. - Жалобно спросила я, отчаянно цепляясь то за руку Зака, то за гриву его коня, осторожно спускающегося вниз.
        - Ноги переломаем. А наши Светозар и Вестник потому и наши, что в огне не горят и в воде не тонут. Пройдут, и мы на спинах будем мешать им куда меньше, чем мы - под ногами. - Откликнулся уставший, измотанный Светоч, тем не менее, продолжавший подгонять еще более уставшего Светозара.
        Я же, поняв, что мои увещевания не возымеют действия, обречено зажмурилась, истово взмолившись богине, умоляя её не дать нам низвергнуться вниз в тихие воды реки.
        Под поцелуями клонящегося к линии горизонта солнца, вода окрасилась в нежно - розовый мягкий цвет, разбавленный золотой дорожкой, пересекающей его до середины, где дрожа и переливаясь, сверкал алый шар отраженного солнца.
        Зрелище было прекрасно, но вся его красота отступала и меркла пред моим страхом, а потому я открыла глаза лишь, когда безумный спуск закончился. К тому моменту на мир опустились мгла - лишь на западе сияла тонкая, пурпурно-алая полоска - последний вестник уходящего дня.
        Заметив мой взгляд, братья остановились, придержав недовольных коней, а я все смотрела вперед, задумчиво покачивая на пальцах все же одетый а шею подарок и не понимала того странного трепета, что родился в моей груди при этом зрелище...
        Предвечерние часы коротки и вскоре догорела и приковавшая мое внимание полоса, и я смогла отвести взгляд, поймав нетерпеливый и ждущий взгляд Светоча.
        -Что? - Одними губами спросила я. Но граф покачал головой и сказал, хмурясь, будто чудо, которого он ждал, не случилось:
        - Поехали.
        Переправа далась нам неожиданно легко.
        Недовольно нахохлившийся, будто озябшая пичуга Светоч предрекал всевозможные неприятности, говорил о подводных камнях и течениях, но наши кони легко, будто под ногами у них была брусчатка, преодолели брод, вздымая тысячи брызг, оседающих на моем платье и ногах графов.
        Как ни странно, капли эти не только не впитывались, оставляя ткань совершенно сухой, но и соскальзывали вниз, возвращаясь в, будто остановившуюся реку, перебравшись через которую братья лишь подстегнули коней. А я шепнула, оборачиваясь на берег, где, как мне показалось, мелькнула, но тут же растворилась среди деревьев, белая, словно вытесанная изо льда и вылепленная из снега тень:
        - До встречи...
        Глава 3.
        Той же ночью мы добрались до Стальграда. К моему удивлению, ворота этого славного города не только были открыты, но и пропускали через себя вереницы телег и одиноких путников, полноводной рекой стекающихся в город. Встревоженная я оглянулась на Зака, перевела взгляд на клюющего носом Светоча - но братья были спокойны, хотя, кажется, удивленны не меньше моего.
        - Светень. - Четко произнес беловолосый, плотнее кутаясь в возвращенный ему плащ.
        Я лишь нахмурилась, а Зак расхохотался, пояснив ничего не понимающей мне:
        - Это, милая моя Эльва, праздник такой. На него устраиваются народные гуляния, ярмарка, петушиные и собачьи бои.
        Никогда не бывавшая в крупных городах и уж тем более на ярмарках я встрепенулась, но тут же поникла, бросив печальный взгляд на распахнутые настежь ворота:
        - Нам ведь туда нельзя, да? - Грустно спросила я, уже привычно заиграв прядями рыжей гривы всхрапнувшего Вестника.
        - Отчего же?.. - К моему удивлению не разделял моих мыслей Светоч. - Можно и нужно. Ты устала, да и нам нужен отдых опять же, в дороге нам может понадобиться масса самых разнообразных вещей, а ярмарка - блестящий повод обзавестись большинством из них. Не будем упускать то, что само идет нам в руки?.. Наверное, мы сможем даже погулять и посмотреть на скоморохов. Как ты на это смотришь?..
        Смотрела я восторженно, но не на открывающиеся возможности, а на подарившего мне их графа, улыбающегося мне в ответ.
        - Это будет прекрасно! - Восхищенно ответила я, а Зак неожиданно приказал, натягивая мне на голову капюшон собственного, накинутого мне на плечи плаща:
        - Пока не проедем ворота и храмовую площадь, чтоб беды не случилось - держи лицо закрытым, а все остальное сделаем мы. - Шепнул он, вновь касаясь моей щеки обветренными губами.
        Я лишь кивнула, радуясь, что ночь и капюшон скрывают мое лицо, залитое густым, почти физически ощутимым румянцем. А братья пустили коней рысью, легко минуя, проезжающие мимо телеги и одиноких всадников, не обращая внимания на досадливые и гневные крики оставленных позади путников.
        Миг - и мы у ворот. По всей дороге были разложены костры, бросающие игривые тени на темные стены. От их яркого, ласкового света становилось светло, как днем, а потому судорожно цепляющаяся за луку седла я торопливо вцепилась в края капюшона, норовя натянуть его на самый нос - лишь бы застывшие у ворот стражи не признали беглой баронской дочки.
        Их было четверо - два невысоких, полнотелых и усатых стражника, и два юнца, восторженно оглядывающих проезжающий сквозь распахнутые настежь ворота.
        К моему удивлению Светоч и Зак не спешили скрывать лиц - наоборот, чуть откинули головы так, чтобы свет костров осветил каждую черту. Копыта Светозара и Вестника застучали по брусчатки, я - сжалась еще больше, надеясь, что хмуро рассматривающие графов не заметят испуганную, будто подстреленный заяц меня. Стражники были совсем близко - я могла различить каждую морщинку на лицах старших.
        Не выдержав напряжения, я обреченно зажмурилась, представляя, что вот-вот поднятые наконечниками кверху копья будут направлены на нас и меня отправят к разгневанным родителям и чудовищному жениху, встреча с которым страшила меня больше иного монастыря. Однако мои страхи не оправдались: почтительно приветствовавшие моих спутников стражи, казалось, даже не заметили мою дрожащую фигурку, безропотно пропуская нас в город.
        - Повезло... - Облегченно выдохнула я, когда пост остался позади. А братья расхохотались, будто я сказала что-то невероятно забавное.
        - Ты что же, думала, они с криками бросятся на нас и, бросив в казематы нас, оттащат тебя домой? - Веселился Зак, пока все еще переживающая недавнюю встречу я, тяжело дышала, стараясь успокоить бьющееся испуганной пичугой сердце.
        - Думала, - вызвав новые смешки, честно призналась я, с любопытством выглядывая из-под капюшона.
        Город напоминал яркую игрушку. Мощенные булыжником улочки, высокие, едва ли не соприкасающееся крышами дома, ажурные перильца, бордюрчики, грубо сколоченные, белеющие свежими досками. Несмотря на поздний час, город не спал. Кругом, насколько хватало глаз, сновали люди, безбоязненно заступающие дорогу нашим лошадям и чужим повозкам, разбирали свои и устанавливали яркие шатры и крохотные, ярко раскрашенные лоточки. Все это столь разительно отличалось от всего виденного мной ранее, что я не могла сдерживаться, как подобает приличной девице, с восторгом оглядываясь по сторонам.
        А людям не было дела до запыленной восторженно оглядывающей площадь девицы в чужом плаще. Привычная к тому, что в замке люди знают друг друга от мало до велика я, с изумлением отмечала, что окружающий нас люд, будто и не замечает друг друга, спеша по своим, несомненно, важным делам. Несколько раз мои широко распахнувшиеся глаза, замечали чумазых малышей, проворно снующих среди разнообразной толпы, ничуть не пугаясь ни темноты, ни взрослых.
        'Покалечат же...' - Заволновалась я, наблюдая как один из них, невысокий худощавый крепыш с белыми, что лён волосами, легко ныряет под одну из груженных товаром телег.
        - Хорошо работают, - заметил это и Зак, уверенно направляя вперед нервно прядающего ушами Вестника. Но не успела я ничего спросить, как братья, не сговариваясь, нырнули в узкую щель между двумя домами, заставив меня невольно поежиться, глядя на неровные края крыши, чернеющие над нашими головами.
        - А мы здесь...проедем? - Поделилась сомнениями я, с сожалением оглядываясь на оставшуюся позади площадь.
        - Проедем! - Оптимистично заверил оглянувшийся на меня Светоч, довольно вдыхая спертый, пахнущий гнилью воздух.
        За спиной раздались крики, заставившие тревожно обернуться меня, но ничуть не испугавшие моих спутников.
        - Я же говорю, хорошо работают, - только и сказал Зак, выезжая следом за братом в небольшой, не покрытый и клочком растительности дворик.
        - Здесь всегда так шумно? - Оглядываясь назад, спросила я.
        А братья уже нырнули в новую, еще более узкую и дурно пахнущую щель, огласившуюся их хохотом. Братья развеселились, я же поежилась, с отвращением глядя на влажные, поросшие мхом камни, что не осталось не замеченным моим рыцарем.
        - Обычно чуть потише. Но сейчас к празднику готовятся, - отсмеявшись, пояснил Зак, прижимая меня к себе, а я печально оглядела колышущиеся над нами веревки, на которых развевалась на слабом ветерке, каплющая пахнущей чем-то неприятным одежда.
        Постепенно мы отдалялись от ворот. Теперь под копытами коней поскрипывали влажные бурые доски, да и вид домов был далеко не таким праздничным. Отметившая эту особенность я, поделилась своими наблюдениями с братьями, удивившись каким большим городом, оказался неведомый Стальград. А те снова расхохотались, будто услышав смешную шутку; веселящийся Светоч, чудом не зацепившись за вбитую между двумя домами балку, сказал, что город маленький - не городок, а городишко, даже. Но я лишь повела плечами - для меня, и в селе-то толком не бывавшей все здесь было в новинку.
        - Мы остановимся на постоялом дворе? - Оглядывая мрачные и неприветливые дома, неуверенно спросила я, а Светоч пожурил:
        - Ты читаешь слишком много книг, моя дорогая. - Сказал он, вновь уверено сворачивая в один из узких проулков. - На самом деле все эти романтичные постоялые дворы и прочие места общественного питания далеко не так милы, как думается, видимо, тебе. Прости, но я не нахожу ничего романтичного в ночевке на холодном полу под боком у какого-нибудь пропойцы. Тем более что у нас здесь есть дивный домик, прикупленный во времена нашего обучения в Великой Академии Искусств и Ремесел. Прекрасное было время. Науки процветали, а Академия была едва ли ни мировым центром их скопления. В ней читали лекции великие теологи и физиологи, душевидения и экзобиологии, картографии и штурманского дела. Математика, риторика, обществоведение - ах, сколько поистине прекрасных наук постигали мы в то время. - Мечтательно произнес Светоч, качая беловолосой растрепанной головой. - Для того чтобы обучаться там приходилось быть крайне неординарным и благовоспитанным человеком. Но, обучение открывало двери в лучшие дома и салоны столицы.... Тогда все пророчили академии великое будущее. А сейчас от неё остались лишь рассыпающиеся
стены, да горстка выживших из ума стариков! - Куда резче и холоднее закончил он, заставив удивленно вздрогнуть переполненную эмоциями и впечатлениями меня.
        - Не будем об этом, - заметив мое смущение, поспешил вмешаться Зак и спросил, кивая на затянутые диким виноградом кованые ворота: - Это же, кажется, и есть наш домик?.. *** Домик, и в самом деле, был их. Вернее - верхний этаж узкого и приземистого здания, печально чернеющего мутными стеклами. - Да, давненько мы здесь не были. - Только и сказал Зак. И я молчаливо подержала его, нервно качнув головой. Закрывшие на запор ведущую на их этаж дверь братья осматривали комнаты, зажигали чудом уцелевшие свечи, я же неловко переступала с ноги на ногу на пороге, не решаясь последовать за ними. Привыкшая, что порядок в замке поддерживают служанки, только теперь глядя на толстые нити серой от пыли паутины и раскрошившуюся от времени штукатурку, покрывающую стены я поняла, что, возможно, путешествие будет далеко не таким ... безоблачным, как любят рассказывать в приключенческих книгах. - Запустили мы домик... - Мрачно сказал скрывшийся за ужасно скрипящей, темной от времени дверью. А спустя мгновение появился и сам, сжимая в правой руке витой бронзовый светильник. - Вира, дорогая, - протянув мне источник света,
вымолвил он, просительно заглядывая мне в глаза. - Будь добра, побудь пока около Светозара и Вестника. Но далеко не уходи и с чужими не разговаривай. А, то обидит кто. С этими словами они отодвинул засов и, проводив меня до лестницы, вернулся в дом. Я же нерешительно выглянула на улицу. Вдалеке раздавались отголоски того крика и гама, что царил у ворот и на названной братьями главной площади. На небе загадочно мерцали холодные звезды. Заметив меня, тихо заржал Светозар, с видимым сожалением оторвавшись от чудом уцелевших яслей, полных ароматной, белеющей в темноте соломы. Я не запомнила мига, когда братья успели загрузить её - слишком удивлена была видом дома, кажущегося еще более мрачным, после того, как я побывала внутри. Вздохнув, я осторожно спустилась по пяти рассыпающимся под ногами ступенькам. Сколько же здесь никто не жил? Да и про загадочную Академию я никогда не слышала. Впрочем, это-то как раз и не удивительно. Благородные семьи предпочитали обучать дочерей на дому, защищая, как им казалось, тех от соблазнов больших городов и сомнительных компаний. Поднеся подсвечник к увитой диким
виноградом стене, я заметила глубокие трещины, покрывающие старый камень, а в следующий миг окна наверху распахнулись, будто по волшебству и из каждого из них ударили серые, сверкающие в лунном свете столбы. 'Пыль!' - Поняла я, но в следующую секунду перевела взгляд на стену и обомлела. Трещины, покрывающие фасад старого здания, пропадали прямо на глазах; пропадали старые мертвые побеги винограда, оставляя нетронутыми живые, покрытые широкими прохладными листьями. Дом оживал на глазах, а мое сердце то пропускало удары, то билось часто и глубоко. - Магия! - Прошептала я, осторожно касаясь гладких камней. Но уже в следующий миг едва не упала, в последний момент, отчаянно ухватившись за шею смиренно вздохнувшего Светозара. - Ты что так всю жизнь делать будешь? - Строго спросила я у его рыжего сородича. А тот никак не прореагировал на моё замечание - лишь нехотя выпустил край хозяйского плаща, дернув за который и притянул меня поближе к коновязи. - Бесстыжий ты... - Возжелала пресечь подобное обращение в дальнейшем я, да так и осеклась на полуслове, неожиданно заметив, что оба животных оставили поздний,
но без сомнения, желанный ужин, настороженно вглядываясь во мрак узкой, больше похожей на коридор улицы. И неожиданно, к моему полному ужасу, мне стало казаться, что там, среди залитого тьмой прохода, мечутся неясные тени, тянущие жадные руки к спрятавшейся за напряженном Вестником мне. В какой-то момент мне стало казаться, что я различаю длинные когтистые лапы, и глаза, осколками янтаря сверкающие на черных лицах. И ночная тьма наполнилась звуками, незаметно сложившимися в песню: ... А под землей, где льется кровь, живет полуночный народ, Он день ни ест и ночь не спит, он в стылом сумраке царит, Где он идет - там льется кровь, там гибнет всякий колоброд, Там света нет, там правда спит, и солнце в полдень не горит. - Пел многоголосый хор, звонких, будто детских голосов, и я зачарованно слушала, видя, как удлиняются тени, слепо шаря по границе света и тьмы. Рядом били копытами кони моих графов, словно живыми щитами, закрывая меня собственными телами. А ночные тени все пели, вызывая дрожь в слабеющих ногах: - Живем мы там, во мраке том, где боль и смерть кипят ключом, Где призрак фавна в темноте, играет
мертвым на дуде, Здесь каждый смертный обречен и ловит кровь разбитым ртом, Ты спросишь: 'Кто живет вот тьме?', а надо было лучше: 'где?' Не жди спасенья, смертный трус, не говори нам: 'Не боюсь!' Молись скорей своим богам, ты смертный и ненужный хлам. Святой нам скажет: 'Не хвалюсь, и днем, и ночью я молюсь!' Но поздно здесь и рано - там, ведь он попал на ужин к нам! [8] Черные тени - руки пересекли границу, заскользив по спинам зло захрапевших жеребцов, коснулись забрызганного грязью и запыленного подола, и я всхлипнула, зажмурившись и до боли в ладонях сжимая кулаки: - Мама! Но откликнулась мне совсем не мама, а выскочивший на крыльцо Зак, удивленно воззрившийся на сжавшихся у коновязи нас. - С вами что, коллективный приступ паники случился?.. - Насмешливо уточнил он, заставив меня широко распахнуть глаза, жалобно всматриваясь в его удивленное лицо. Держа на вытянутой руке витой подсвечник, рыжий граф стоял на верхней ступеньке и тени от озаренных им обрывков тряпок, качающихся над нами, бродили у его ног, вызвав истеричный смешок у меня. - Я темноты испугалась! - Только и сказала я, смущенно
потупившись. И Зак расхохотался, громко и заразительно, вызвав ответный - испуганный и ломкий смешок у меня. А сверху ночной птицей наблюдал озадаченный Светоч, едва ли не по пояс, высунувшийся из окошка, расплескав длинные светлые волосы по широким плечам. Досадливо фыркнул отвернувшийся Вестник, мягко отодвинулся в сторону Светозар, а мы все смеялись, оглашая тишину летней ночи задорным, совершенно неприличным, но таким искренним смехом. - Идите уж в дом, - наконец приказал Светоч. - Я тут как раз воду в купальне согрел, да и ужин скоро. Время позднее, а нам завтра нужно многое успеть. Так что нечего трусов праздновать: в дом! Ну, а если кто-то темноты боится, то может спать с зажженными свечами... - С намеком глянув на смутившуюся меня, распорядился беловолосый и скрылся в доме, куда устремился и Зак, а все ещё посмеивающаяся над своими глупыми страхами я на миг замешкалась. Остановившись в дверях, бросила быстрый взгляд на поднимающегося вверх Зака. И, не выдержав, оглянулась на мрачный проулок, по которому бродил едва различимый здесь ветер, будто в дурном сне, вновь ожививший страшные тени и
донесший до меня отголоски новой, исполняемой все теми же, звонкими, нежными голосками песни. Её слова подействовали на меня куда лучше мягкого приказа беловолосого, заставив меня содрогнуться и броситься в дом, торопливо задвигая тугой засов в проржавевшие от времени петли. Я мчалась по жалобно скрипящей лестнице, а в спину мне несся многоголосый совсем недетский хохот и слова, принесенные ветром: - Ты думаешь спрятаться можно от нас, закрыв ночью окна и двери? Но это напрасно, неслышимый глас сулит тебе боль и потери. Ты думаешь, ветер то воет в трубу, скрипит между ставен? Утопли все звезды в темном пруду, и месяц так тих и печален... А мы прибежим, прилетим, нападем - так больно и метко, И братья не ранят нас солнца копьем: пугали не духи, а ветки. А мы уже рядом, следим за тобой, вдыхаем твой запах, принцесса, Не лучше ль вернуться немедля домой: не выйдешь живой ты из леса! [8]
        Глава 4.
        Неприятности начались с утра. Вернее в тот поздний час, который был выбран мной для пробуждения. За окном разгорался новый день, и с восторгом приникшая к нему я с затаенным трепетом рассматривала открывающийся мне город, таящий так много незнакомого и интересного.
        Некоторое время я пыталась разглядеть что-либо за крышами окружающих нас домов. Затем, осознав тщетность своих усилий, вернулась к узлу со своими вещами, в нерешительности перебирая взятые в дорогу платья.
        Родители не жалели денег на наряды.
        Муслин, шелк, бархат. Тонкая ткань кружева и только начавшей входить в моду органзы, струящийся атлас и мягкий шифон. Пышные, яркие, дорогие... среди них не было ни одного, способного как выдержать долгой дороги, так и быть одетым, без посторонней помощи.
        Некоторое время нежелающая признавать такую простую истину я, неловко прыгала и крутилась, пытаясь самостоятельно затянуть жесткую шнуровку корсета. Шуршала споро одетая нижняя юбка; неловко плескала краями длинная, полупрозрачная нижняя рубашка; а проклинаемый всеми богами и мной лично корсет не желал подчиняться моим дрожащим от гнева рукам, вновь и вновь норовя сползти к талии.
        Чувствуя свою беспомощность, уставшая и взмокшая я, печально опустилась на край криво, зато собственноручно убранной постели, с ненавистью разглядывая свое отражение в зеркале.
        - У, постылая! - Гневно произнесла я, заправляя за уши, выбившиеся из косы пряди.
        Солнце давно поднялось над крышами, золотя, словно только что отштукатуренные стены, за окном раздавались оживленные голоса, где-то за дверью переговаривались графы. А я все сидела, слепо глядя в узкое, мутное зеркало, висящее напротив кровати.
        'Если будешь спать напротив зеркала, твоя душа уйдет в него', - вспомнила я старую примету и усмехнулась: рядом со мной было столько волшебного и невозможного, что я бы не удивилась, если бы мое отражение внезапно зажило собственной жизни, а то и оттаскало за волосы непрактичную меня.
        'Интересно, а заклятий, чтобы сказать какую-нибудь тарабарщину, а одежда взялась да и оделась, у них нет?' - С надеждой косясь на дверь, размышляла я. А тот, что сновал за ней, будя сонно огрызающегося брата, будто услышал мои мысли и окликнул меня, осторожно постучав по темной поверхности:
        - Вира? Вира, ты спишь? Я могу войти? - Позвал Светоч, заставив меня заметаться, выискивая плащ Зака, завернувшись в который я откликнулась, терпеливо ожидающему моего ответа беловолосому:
        - Да!
        Осторожно приоткрыв дверь и оглядев печальную и смущенную меня, неловко комкающую края кажущегося багряно-красным плаща.
        - Доброе утро... - Медленно, и словно нерешительно произнес он.
        - Доброе, - не видя в нем ничего, позволяющего сделать такой вывод, откликнулась я. А затем спросила, заискивающе заглядывая в удивленное лицо: - Светоч, ты же маг?..
        Граф смутился, неловко отвел глаза и, мучительно покраснев, кивнул головой. А я продолжала, смущаясь не меньше его:
        - И я - маг, верно? Такая же, как вы?
        Новый кивок был куда увереннее.
        - Да, Вира, ты такая же, как и мы. - Подтвердил Светоч, зачем-то внимательно осматривая мою комнату, и останавливая взгляд на разворошенном узле, переведя взгляд на который я смутилась. Но тут же рассердилась на саму себя: мне ли думать о чести? Ответ был очевиден, но я все же засмущалась, пытаясь прикрыть разбросанные в беспорядке вещи собственным телом.
        Попытка не увенчалась успехом, стерев, однако, улыбку с лица моего графа.
        - Что-то случилось? - Тихо спросил он, подходя ближе и пытаясь поймать мою, судорожно сжимающую ворот плаща руку.
        А я вздохнула и, наконец, спросила, набравшись решимости:
        - А таких заклятий, чтобы одежда сама одевалась, нет?
        Несколько мгновений Светоч растерянно смотрел на залившуюся румянцем меня. А затем расхохотался.
        Смущенная и расстроенная я зябко обхватила себя за плечи, бросив печальный взгляд на свое старое, испорченное платье. Одевать его после того, как вчера я в первый раз в жизни попыталась, что-либо постирать не представлялось возможным. Ворот оказался оторван, грязь, пропитавшая тонкую ткань, не только не отстиралась, но и еще крепче впиталась в неё, окрасив подол в отвратительный грязно серый, в зелено - желтый по краю цвет.
        Проследив за моим взглядом вновь не зло, но так обидно рассмеялся Светоч, сумевший успокоиться, лишь поймав мой испепеляющий, как мне казалось, взгляд.
        - Снимай плащ. - Всё еще всхлипывая и держась за живот, выдохнул он, заставив меня покраснеть еще больше и отступить, отчаянно затрясся растрёпанной головой.
        - Вира, я не шучу. - Серьезно сказал Светоч, тесня меня к окну. - Сама ты не справишься.
        - М-может служанку позовем? - Жалобно спросила я, бросая затравленный взгляд на кусающего губы графа: кажется, его начинала смешить эта откровенно неприятная ситуация.
        - Здесь нет служанок. - Отрезал Светоч, легко разжимая мои руки и разворачивая к себе спиной.
        Прикусив губу я, молча вцепилась в края сползающего корсета, а замерший за моей спиной беловолосый спросил, осторожно, словно боясь, что те обернутся змеями, да и ужалят, дергая за края веревочек:
        - М-м? Как бы его так... полегче?..
        - Полегче - что? - Спросил незаметно вошедший в комнату Зак, не замечая придушенного полувскрика - полуписка, вырвавшегося у попытавшейся закутаться в плащ меня.
        - Однако, - обозрев учиненный мной беспорядок поцокал языком мой рыцарь. Подошел к нам, неловко потянув разбегающиеся под его пальцами кольца шнура, и уточнил, не обращая внимания на мое смущение:
        - А ничего попроще нет?
        Я лишь обреченно покачала головой, а Зак вздохнул, очень укоризненно спросив у едва не плачущей меня:
        - Вира, а чем ты думала, когда брала с собой такие...
        - Непрактичные, - подсказал все еще пытающийся справиться с замысловатой шнуровкой Светоч.
        - Да, непрактичные, - не стал спорить его брат. - Наряды?
        Я жалобно всхлипнула, а беловолосый воскликнул, успокаивающе, как ему казалось, проведя рукой по моей обтянутой тонкой нижней рубашкой спине:
        - Прекрати, Зак. Твои слова ничего не изменят. Позволь напомнить, как ты сам собирался ... в наши первые путешествия. Опять же, неужели мы, два взрослых и умных мужчины, не придумаем, как решить эту проблему?
        - Может, все же служанку найдем? - Жалобно предложила я, но присоединившийся к брату Зак лишь фыркнул, задумчиво перебирая пряди моих, выбившихся из косы волос:
        - Ты еще конюха предложи пригласить! Нет уж! Сами справимся!
        ***
        В каком-то смысле они действительно, справились. Промучившись с мудреной шнуровкой около часа, братья приняли судьбоносное решение оставить бесплодные попытки, чему даже обрадовалась уставшая то краснеть, то бледнеть я. Отчаянно шипя с трудом удерживающие расползающиеся края, графы бросили свои попытки сохранить красоту хитрого плетения, ловко навязав мудреных узлов, названных ими морскими.
        Уверившись, что корсет не норовит более слететь с меня, а платье застегнуто на все пуговки, они, с неприязнью покосившись на разворошенный узел, поспешили покинуть место нашего ночлега, заявив, что сегодня же займутся моим гардеробом.
        Понимающая, что второго такого позора мне не пережить я соглашалась, торопливо шагая следом за бормочущими проклятия лордами. Измученная событиями утра, я совсем забыла спросить о вчерашних голосах. А когда вспомнила - мы уже шагали вдоль главной площади, оглядывая лавки и лотки, тянущиеся вдоль всей главной площади, так привлекшей меня вчера.
        И кругом были люди, и все они куда-то спешили, что-то предлагали и покупали.
        Бедняки в линялой и потрепанной одежде, люди побогаче, определенные Заком как купцы и зажиточные торговцы, белокожие и беловолосые, черноволосые и черноглазые, русые, рыжие, рослые, приземистые - они окружали нас живой рекой. И я разом забыла и о вчерашних страхах и об утреннем падении с увлечением разглядывала их, тормоша за рукава довольно улыбающихся лордов. Я думала, что они поспешат поскорее покончить со всеми делами и покинуть город, а потому спешила увидеть как можно больше.
        Но те снова удивили меня.
        Предвидя мою возможную просьбу, графы неторопливо дошли до площади, продолжив прогулку вдоль торговых рядов, позволяя мне разглядывать все то, чего не было в баронстве.
        Словно ребенок перебегала я от лавки к лотку, рассматривая оружие и украшение, сладости и статуэтки. А графы ничуть не стыдились моего оживления, радуясь ему едва ли не больше меня самой. Послушно переходя от одного торговца к другому, они покупали все, что, как им казалось, понравилось мне. И смущенная, и растерянная, но вместе с тем такая счастливая я, сперва спорила, смущенная такими затратами. Но братья лишь улыбались, крепче сжимая мои ладони - правую Светоч, левую - Зак.
        - Нам это ничего не стоит. - С улыбками отвечали они, расплачиваясь с очередным торговцем. - А деньги нужны, чтобы их тратить.
        Я же лишь смущенно улыбалась, испытывая неловкость и отчего-то все больше уверяясь в правильности происходящего.
        Первая робость прошла и теперь я уже не стеснялась во все глаза смотреть на окружающие нас чудеса. А таковых хватало. В центре площади было установлено три столба - один, увешанный разнообразными предметами, другие - увенчанные двумя большими колесами. На обода их были привязаны веревки, за которые то и дело хватались пробивающиеся сквозь толпу люди.
        - Что это? - Во все глаза, глядя на эту композицию, спросила я. В голове мелькали предположения о том, что, быть может, перед нами какие-то образчики искусства, а возможно - жертвенные столбы неведомых богов, про которые рассказывал Светоч.
        - Те, что с колесами - карусели. Хватаешься за край веревки, бежишь вместе со всеми по кругу, а по команде поджимаешь ноги, и она тебя кружит, - Весело пояснил беловолосый, протягивая мне ярко-алого сахарного петушка на палочке. - А тот, что посередине ... своего рода соревнование. До чего голышом долезешь и сдернешь - то и твое.
        - Вот как... - Задумчиво протянула я, осторожно пробуя незнакомое угощение, оказавшееся невообразимо сладким.
        А в следующий миг уже бежала к новой толпе, образовавшей круг, внутри которого происходило некое действо. Несколько вздохов я металась за спинами зрителей, пытаясь увидеть, что же там происходит. Затем, поняв тщетность своих усилий, остановилась, собираясь уходить, но мне на помощь пришли смеющиеся лорды, легко, хотя и не благовоспитанно растолкавшие толпу и пробившиеся внутрь круга.
        А там происходило целое представление.
        В центре располагался споро сколоченный, деревянный помост, с которого кричал что-то молодой, загорелый до черноты юноша в алой рубахе и зеленых, шитых золотой нитью штанах. Зазывно улыбаясь, он созывал и так в изобилии толпящийся рядом народ, кажась балаганным Петрушкой, невесть как ожившим и балагурящим уже без помощи кукловода. Но куда смешнее выглядел бурый медведь, удерживаемый им. Обводя толпу серьезным взглядом карих глаз, он то кувыркался, то начинал приплясывать, то принимал карикатурные позы, изображая каких-то незнакомых мне политических деятелей.
        Звенели бубны, гремели голоса, но сквозь гул и общее торжество все отчетливее угадывались вчерашние голоса, доносящиеся из-под скрипящего под ударами ног и лап помоста:
        - Гуляет глупый смертный люд,
        А этой ночью будет суд!
        Придем к тебе мы в темноте,
        Погибнешь в этой черноте...
        Вздрогнув, я отчаянно затрясла головой, прогоняя наваждение. Глянула на веселящийся народ, но те веселились, будто и не было страшных голосов. Это, а так же спокойствие моих графов, уверило меня, что слова эти были плодом моего разыгравшегося воображения, и я снова попыталась вернуться к представлению.
        Сподвигаемый изобразить господина - градоправителя медведь тряс узкой лобастой головой, возмущенно ревел, безмерно веселя народ, говорящий, что некого господина Плеве даже хозяин леса уважает. В другое время я бы, наверное, тоже рассмеялась. Но сейчас куда больше занимали меня новые строчки, долетающие из залитой тьмой щели между помостом и брусчаткой:
        - Не слышат нас, не видят нас,
        А мы кровь пили и ни раз,
        И снова мы за ней придем,
        И мглу мы серую убьем...
        - Светоч, - вздрогнув, позвала я, но поймав настороженный взгляд графа, сказала совсем не то, что собиралась: - Пошлите дальше?..
        А потом была неспешная прогулка вдоль торговых лавок бесконечные часы примерок в магазинчике, торговавшем, как оказалось, готовым платьем.
        У меня было много одежды. Но никогда она не доставалась мне таким образом.
        Обычно мы шили её на заказ, подгоняя под себя. Здесь же все получалось наоборот. Мне подносили все новые и новые наряды. Амазонки и платья, кокетливые блузки и пышные юбки. Перчатки, шляпки, плащи - я все мерила и мерила, а братья и не думали останавливать меня, то предлагая одно, то хваля другое, и платили за все вновь и вновь.
        Признаться, я думала, что в дорогу нами будут приобретены совсем простые, немаркие вещи, но графы желали, как потом поняла я, меня баловать. Во многом, если ни во всем, я была для них ребёнком, которым, как показало время, мне суждено было оставаться в их глазах до скончания своих дней.
        Но тогда я не осознавала этого. Облаченная в легкое серое со стальным, как выразился Светоч, отливом платье, не требующее корсета и легко одетое мной самой по настоянию братьев еще в магазине, я была совершенно счастлива, еще не до конца осознавая, какие изменения ожидают мой прежде небольшой мирок.
        ***
        - Была ли ты когда-нибудь на ярмарке лошадей, милая Вира? - Спросил Зак, забегая вперед и заглядывая мне в глаза. Только что получившая порция сладкого льда и невообразимо счастливая я, лишь покачала головой, а Зак подхватил меня под руку и начал уверено прокладывать путь сквозь гомонящую толпу, уверено пробираясь к северным воротам.
        За ними, уходя рядами от крепостной стены к лесу, и располагался предмет нашего разговора.
        Но это я поняла далеко не сразу - лишь после того, как сами мы вышли за ворота, а в наш оживленный разговор ворвалось ржание десятка лошадей, нетерпеливо переступающих с ноги на ногу у коновязей. Я остановилась, с удивлением глядя на графов:
        - Зачем нам сюда?
        - Нужно купить тебе лошадь. - Серьезно ответил Светоч, заботливо придерживая пошатнувшуюся меня под локоток.
        - Но разве я не могу и дальше ехать с вами?.. - Заволновалась я, переводя взгляд с одного на другого.
        - Боюсь, что это трудноисполнимо. - Покачал головой и мой рыжий рыцарь, и пояснил, заметив, видимо, мое помрачневшее лицо. - Нам придётся проезжать через земли, где влияние нашей семьи велико. Не стоит подрывать авторитет слухами, что наша ... Эльва не умеет держаться в седле.
        - Но я действительно не умею! - Вскрикнула я, привлекая любопытные взгляды, проходящих мимо людей.
        - На охоте тебе это не мешало.
        - Я их боюсь! Они страшные, усатые и зубы у них желтые! - Совсем уж потеряно парировала я, забыв про тающий лед.
        - Под это описание весь мужской контингент северных земель подходит.
        Что такое контингент я представляла смутно, а потому смешалась. Этой-то паузой и не замедлил воспользоваться коварный Зак. Ухватив за левую, свободную от диковинного лакомства руку, он решительно повлек за собой все-таки уронившую подтаявший, но все еще вкусный лед, меня.
        Следом неспешно шагал равнодушный к людским шепоткам Светоч.
        Именно так мы и оказались в том странном и непохожем на обычный рынок месте, которое называлось ярмаркой лошадей.
        Для начала стоит отметить, что лотков здесь не было и в помине, а хозяева, отнюдь не спешили зазывать покупателей, как делали торговцы на рынке. Как пояснил подхвативший меня под локоть Зак, их товар демонстрировал себя сам. Как мне стало известно от все того же рыжего графа, конные ряды разбивались в определенном, общем для всех ярмарок порядке.
        Сперва шли тяжеловозы и таинственные пони, после них - породистые молодые лошади. Затем кони постарше и с некими - не менее понятными по смыслу, чем контингент - дефектами экстерьера. И лишь у самой стены неловко переступали с ноги на ногу совсем уж старые, никуда не годные животные, покупаемые на бойню или для перевозки наемных экипажей.
        Некоторое время мы побродили около коновязей. Испуганная таким количеством больших животных я, робко жалась к незамеченному в предательстве Светочу, испуганно глядя на лохматых исполинов-тяжеловозов, в чьи пышные гривы и хвосты были вплетены кокетливые ленты, из-за широкого графского плеча.
        - Такие способны рыцаря в полном облачении вынести, - тихо пояснил Светоч, кивая на внимательно осматривающего нас рыжего великана столь впечатляющих размеров, что я невольно сжалась, испуганно вцепившись в руку своего лорда. Казалось, что огромный, поросший густой шерстью зверь вот -вот сорвется с привязи и броситься на нас, громя тяжелыми копытами все, что попадется на его пути. Словно почувствовав мой страх, тяжеловоз заржал, тряхнув мощной, занавешенной длинной выгоревшей на солнце гривой. Я шарахнулась, не сдержав тихого испуганного вскрика, а Светоч рассмеялся, лишь крепче сжимая мою ладонь:
        - Не бойся, они большие, но обычно добрые.
        Однако его слова не принесли желанного успокоения, посетившего меня лишь возле следующего ряда, где привязанные к грубо сколоченным коновязям, стояли многочисленные крохотные лошадки с интересом рассматривающие проходящих мимо людей.
        - Ой, - только и смогла сказать я, с восторгом разглядывая лохматых миниатюрных лошадок, кажущихся еще более маленькими после встречи с тяжеловозами.
        - Это - пони, - покровительственно сказал беловолосый граф. А мгновенно переставшая бояться я уже гладила пушистые челки, осторожно касаясь бархатных ноздрей и теплых щек доверчиво тянущихся ко мне лошадок.
        - Давайте купим ... пони? - С запинкой выговорив незнакомое слово, предложила я, оглядываясь на улыбающихся графов. - Смотрите, какие милые!
        - Домой приедем - купим, - согласился беловолосый и тоже погладил ближайшую черную лошадку. - У хорошего заводчика... Такого, как Лютый. Где он, кстати? - Спросил он, внезапно развернувшись и ловко ухватив за предплечье худенького большеглазого цыганенка, перепуганным зайцем забившегося в его руках.
        - Какой такой Лютый, дяденька? - Закричал он тонким, детским голоском, неприятно напомнившим о тех, кто таился во тьме. - Не знаю никаких Лютых дяденька!
        - Светоч, что ты делаешь? - Оторвавшись от лошадок, воскликнула я, сострадательно заглядывая в огромные черные глаза малыша. - Отпусти это дитя!
        Светоч лишь ухмыльнулся, и вновь обратился к всхлипывающему мальчику, закрывающему лицо чумазыми ладошками:
        - Не знаешь? Что ж, придется позвать одного не менее симпатичного дяденьку, в большой синей шапке. Того самого, у которого ты только что стащил кошель.
        Чумазые ладошки моментально раздвинулись и на обомлевшую меня взглянули совершенно сухие, серьезные глаза. А их владелец вздохнул, бросая укоризненный взгляд на Светоча:
        - Ай, дяденька-дяденька. Барышню испугали, сиротинушку обидели. - И подмигнув мне, скрылся в толпе.
        Я же совершенно потеряно глядела на ухмыляющегося Светоча, протянувшего мне ладонь:
        - Идем.
        И я послушно последовала за ним, то и дело, оглядываясь туда, где скрылся уличенный в воровстве цыганенок.
        - Он, правда, вор?.. - Спросила я, брезгливо подбирая края юбки. Здесь не было не только булыжника, но даже брусчатки и под ногами влажно блестела грязь, как ни странно, совсем не оседающая на моем подоле и туфельках.
        - Карманник. - Равнодушно откликнулся Светоч, задумчиво осматривая беленькую, очень нарядную кобылку.
        - И мы ничего не сделаем? - Напирала я, насторожено наблюдая, как всхрапывает и приседает на задние ноги белогривая лошадка. Рядом с ней сновал торговец, многозначительно переглядывались богато одетые юноши, явно собирающиеся приобрести кобылку.
        - Может, эту купим и пойдем домой? - Спросила я, вспоминая романы и сказки: там герой непременно встречал своего коня при самых неожиданных обстоятельствах и тот оказывался волшебным. - Глядите, какая ладная!
        Я ожидала, что братья и тут уступят мне, но те расхохотались - громко и обидно.
        - Вира, никогда не говори о том, о чем не имеешь представления. - Наконец наставительно произнес Зак, зачем-то обнимая меня сзади, и кладя мне подбородок на плечо. И шепнул залившейся густой краской смущения мне: - Посмотри на их истинный облик.
        Теплые пальцы коснулись моих век, и вновь вернулись на плечи, я же во все глаза смотрела на окружающих нас молодых и породистых, как мне казалось, лошадей, представших внезапно в совершенно ином свете.
        У белой кобылки оказалась хромота, а у ярящегося, как пояснил торговец, жеребца, по правому переднему копыту бежала глубокая трещина. Некоторые из лучших лошадей были столь стары, что с трудом представлялись в шаге, что уж говорить о скачке? Другие были истощены болезнью или голодом. Ноги одних невероятно опухли в суставах, а у третьих гноились глаза. Вислые крупы и глубокие шрамы, больные ноги, искривленные какой-то хворью, отдышка.... На тех животных, что окружали нас, нельзя было взглянуть без слез. И даже я, никогда не любящая и даже боящаяся лошадей, почувствовала, как защипало глаза, и часто заморгала, опуская голову вниз. А когда подняла - наваждение исчезло.
        Кругом, насколько хватало глаз, опять горячились прекрасные скакуны, ставшие украшением любой конюшни.
        - Что... что это?.. - Пораженно прошептала я, разом забыв и о гневе за укрывательство юного карманника, и о том, что голова рыжего графа все так же покоится на моем плече. - Магия? Цыгане заколдовали лошадей?
        О цыганах ходило много странных историй. Говорили, что они крадут и поедают детей, что ходят между мирами и могут проклясть человека, заговорив его волосы, ногти нити из одежды. Так говорили родители, объясняя, почему в дни, когда пестрые пятна табора оказывались на наших землях, ворота замка были подняты, а мы с... лоизой оказывались заперты.
        Над ухом тихо рассмеялся Зак, щекоча кожу теплым дыханием:
        - Им не нужна магия, чтобы сотворить чудо, - все так же, не открывая глаз, прошептал он. - Как говаривали раньше: ловкость рук - и никакого мошенничества. Где-то покрасили, где-то воском потерли, а где-то и копыта глиной набили - и готова красавица - лошадь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Присмотрись внимательнее: хвалить хвалят, и про горячность рассказывают, а рассмотреть, как следует, не дают.
        - Так ...они все такие? - Прозрела я. - А как же тяжеловозы - лучшие - худшие?..
        -Вокруг было слишком много дураков. - Просто, хотя и несколько непонятно изъяснился Зак, и продолжал, не только не разжимая рук, но и зачем-то зарываясь носом в переброшенную через плечо косу. - А хороших коней на всех не хватит. Тот, кто поумнее, тот у знакомых берет или на, как сейчас принято сейчас говорить, заводах - породистых, молодых и здоровых. А здесь краденных, необъезженных и хворых продают. Тут, тех, кого еще за приличных выдать можно. А у стены - совсем уж доходяг, которых сколько не крась, толку не будет...
        - Зачем же мы пришли?.. - Изумилась я, ежась под неодобрительными взглядами обходящих нас людей. Только сейчас обратила я внимание на потрепанную одежду, усталые лица, да и общий, откровенно бедняцкий вид.
        - Чтобы найти заводчиков, которые могут предложить что-то стоящее. Таких, как Лютый. Мужик простоватый и приземисто-хитрый одновременно, как и все деревенские, впрочем. Но свое дело знает. - Кратко отрекомендовал будущего продавца рыжий граф.
        - А как мы его найдем?..- Провожая взглядом крепкого, неопрятного старика, спросила я, извернувшись и бросая любопытный взгляд на улыбающегося графа. А тот неспешно подходил к лошади, зачем-то заглядывал ей в рот, трепал уши, щупал колени, многозначительно кивая каким-то своим мыслям.
        - Он сам нас найдет. Ему уже передали, что мы его ищем - скоро подойдет. - Откликнулся Зак и рассмеялся: - Смотри-ка, на знатока. Из-за таких вот, подобные рынки и существуют. В рот заглядывает, о статях говорит, а купит развалюху.
        - А что он здесь делает, твой Лютый? - Продолжала проявлять любопытство я. А Зак рассмеялся, вновь прикрывая желтые, словно майский мед глаза:
        - Таких вот... лошадок продает. Хороших да благородных для господ держат, а кормиться надо каждый день. Опять же, и у Лютого больные и неказистые рождаются. В табун их не пускают - чтоб породу не портили, а до таких вот ярмарок держат да через цыган продают. Там целая система: один завлекает, трое мимо пройти не дают, еще пара хвалят и делают вид, что лошадь и им приглянулась. А хозяин вроде как, и не причем - стоит где-нибудь за углом и следит, чтоб золотишко не разворовали да втридорога не продали... - Весело открывал мне совершенно безумную, на мой взгляд, схему рыжий лорд, но был прерван низким басовитым голосом за нашими спинами:
        - Ай, брешешь, господин, Лютый своих лошадок любит.

*** Лютый оказался невысоким, крепко сбитым мужиком с окладистой курчавой бородкой и цепкими, водянисто-серыми глазами. На взгляд ему можно было дать и сорок, и сорок пять и пятьдесят пять, на самом же деле он мог, как еще не достигнуть этого возраста, так и давно миновать его. Облаченный в простую широкую рубаху из плохо выбеленного льна и потрепанные латанные-перелатанные штаны, мужичок ничем не отличался от десятков других, встреченных нами во время прогулки мелких крестьян - те, что позажиточнее наоборот, старались подчеркнуть свой достаток, выглядя почти так же нелепо, как виденные нами на площади ряженные. Без всякого стеснения осмотрев нашу странную стаю, Лютый, показушно окая и раболепствуя, раскланялся с моими графами, задорно подмигнул зардевшейся мне, и решительно зашагал к выходу с торжища, ничуть не сомневаясь, что мы последуем за ним. Так и вышло. Спина странного торговца мелькала впереди, а мы, будто привязанные торопливо шагали следом, с трудом пробираясь сквозь возбужденную толпу. Постепенно пейзаж города менялся. Широкие улицы сменили узкие щели между домами, под ногами стонали
склизкие доски, давно переставшие называться брусчаткой. А мы все шли вперед, пересекая город одному Лютому ведомыми тропками. 'А не заведет ли он нас, к каким бандитам?' - Испуганно подумала я, глядя на покосившиеся и потемневшие от времени дома, чернеющие пустыми оконными проемами. А в следующий миг Лютый остановился около старого, но еще крепкого по виду забора. Вновь поклонился и сказал, легко отводя одну из широких досок в сторону: - Прошу, милсудари и вы, леди. - И ловко даже не залез - нырнул, в образовавшийся проем. Я нахмурилась, а графы уже последовали за торговцем, увлекая и спотыкающуюся меня, меньше всего ожидающую, что хорошая конюшня может размещаться в таких заброшенных и неприглядных местах. 'И почему мы коня с родительской конюшни не свели?' - Успела возмутиться я, красочно представляя покосившийся домишко, с прилегающим к нему прогнившим сараем. Каковым же было мое удивление, когда торопливо протиснувшись в образовавшийся проход, я оказалась на широком, чисто выметенном и посыпанном песочком дворе, примыкающим к трем длинным одноэтажным зданиям, к одному из которых, центральному, и
шел Лютый. - Прошу, господа и дама, - все в той же развязной манере раскланялся он, толкая тяжелую дверь... Именно тогда-то я и оказалась в знаменитых конюшнях Лютена Приболотного хитро улыбающегося изумлению, проступившему на моем лице. Лошадей было много. Злые, роющие копытами пол жеребцы и тоненько, кокетливо ржущие кобылки, флегматичные мерины и отстраненные кобылы, к ногам которых нет-нет, да жались лохматые любопытные жеребята. Старые и молодые, норовистые и спокойные - их объединяло только одно - клеймо. То самое, изображение которого было нарисовано у входа на конюшню. Именно оно-то и не давало усомниться, что довольно улыбающийся простоватый мужик - один из самых успешных коневодов современности. Признаться, сначала я удивилась. Затем - растерялась. Отец хорошо отзывался о конюшнях Приболотного, но никогда я не думала, что кто-то выводящий одну из лучших пород во всей империи может выглядеть так... непритязательно. А затем начался показавшийся мне бесконечным поход между стойлами. Прибывающая в некоторой растерянности я, молча шла за своими графами, чувствуя, как накатывает усталость, сквозь
которую уже не так отчетливо, но вполне различимо долетали строчки все новых страшных, гротескных песенок, заставляющие сторониться и самой слабой тени, испугано хватаясь за своих графов. А те ничего не замечали, целиком поглощенные выбором коня. Кажется, они что-то спрашивали, осматривали некоторых, приглянувшихся им лошадей, что-то предлагали, хвалили или покрывали хулой. Уставшая я не запоминала слов, безмерно удивившись в один момент, осознав, что мы уже покинули конюшню, и неспешно идем по улице, а улыбающийся Светоч смело ведет на поводу невысокую, но очень нарядную игреневую лошадку, бросающую настороженные взгляды на новых хозяев. А потом был плотный ужин и теплая, ароматная вода в глубоком латунном корыте, смешно названном лордами 'ванной'. Уставшая и восторженная, я присела на краешек кровати ... да так и задремала, почувствовав сквозь сон, как кто-то укрывает меня мягким одеялом, и чьи-то губы касаются моей, пахнущей новомодным мылом щеки...
        Глава 5.
        В темноте притаился хищник. Я ощущала это так же четко, как то, что лежу на кровати, а дом пуст. Мне не было нужды видеть его, чтобы знать, что он рядом - движется, крадется ко мне, наблюдая из мрака не освещенной и самым крохотным огоньком комнаты. Так же я знала, что сжимаю руку в кулак, и провожу другой, влажной от страха ладонью по лицу, пытаясь прогнать наваждение, уже зная, что на это раз - оно реальнее окружающего меня мира.
        Наверное, стоило закричать, позвать моих лордов. Но отчего-то я знала, что их нет ни в доме, ни на улице - пусты комнаты, и ветер разметает солому у пустой коновязи. А потому молчала, настороженно вслушиваясь в окружающую меня тишину. Чудилось, будто город вымер.
        Не доносились голоса разгулявшихся горожан - а ведь братья уверяли, что гуляния продолжатся и глубокой ночью - молчала площадь, а в домах напротив - в этом я была готова поклясться - не горело и самой слабой лучины. Мир словно замерз, покрылся черным слоем льда, среди которого так отчетливо и страшно звучали обретшие силу слова:
        - Уж полночь! Близится тот час, когда узнаешь злобных нас.
        Мы скоро все к тебе придем, не обисуй - но мы убьем
        Тебя. На небе нет и капли звезд, из мрака наш построен мост,
        Никто не видит нашу рать, нас не увидеть, не узнать!
        Мы тьмой крадемся среди свай, нас провожает хриплый лай.
        А мы вперед идем-бредем, так не бывает, право, днем.
        Нам свет противен, но он слеп, а мрак прекрасен, но нелеп.
        Но мы шагаем лишь вперед - сегодня точно повезет.
        Горит наш замок, в прах - земля, как будто мало вам угля,
        Как будто мир нам сам вредит, за тех, кто ночью крепко спит.
        Бог думает, что мы глупы - он срезал тишиной мосты,
        А мы сквозь мрак идем-бредем, от нас спасенье только днем...
        Сейчас же - только посмотри! Как далеко нам до зари!
        Пылает призрачный рассвет, но до него так много лет!
        Когда он все-таки придет - тебя ничто уж не спасет:
        Кровь на кровати, по углам, а ты сдалась на милость нам! [8]
        Голоса были привычны, но отчего-то пугали куда сильнее, нежели днем и вчерашней ночью. Некоторое время я лежала в постели, боясь даже шевельнуться, но чувствуя, как сгущается тьма и нарастают тени, мечущиеся по углам.
        Затем, быстро встала, и торопливо, высекая снопы искр из кресала, зажгла свечу. Огонь загорелся неохотно, задрожав на конце свечи бледным, невыразительно-белым, лепестком, не дающим ни света, ни тепла. Суетливо, путаясь в застежках и пуговицах, буквально натянув на себя купленное днем платье, я насторожено смотрела на робкий лепесток, казалось, ничуть не разогнавший - привлекший страшные тени, как корабли на свет маяка, тянущиеся к белому, мерцающему огоньку. Теперь среди пугающей, ночной тишины все яснее звучали шорохи, повизгивания и поскрипывания, будто там собираясь, ожидая своего часа таинственные, незнакомые мне существа, о которых так любят боязливым шепотом рассказывать в деревнях.
        Хотелось закричать, позвать на помощь.
        Но вместе с тем внутри меня крепла уверенность, что этот крик не принесет спасения - лишь привлечет внимание тех, что таились во тьме, жадно наблюдая за каждым моим движением.
        Неведомые певцы прибывали - я чувствовала это каждым участком покрывшейся мурашками кожи. Они роились по углам, невидимые, но осязаемые и вместе с ними вползал холод. Летние ночи теплы. Однако мою комнату в считанные, невыносимо долгие, неуловимые и бесконечные мгновения, пропитал тот смертный холод, что редок даже зимой.
        Дома я редко ощущала его прикосновения. На всем этаже, где располагались мои покои, едва ли не весь год горели камины, полы устилали шкуры, а приставленные ко мне служанки внимательно следили за тем, чтобы случайный сквозняк не подорвал и без того хрупкое здоровье их госпожи.
        Холод не представлялся мне чем-то опасным, кажась вечным спутником сверкающих снегов и темного черного неба, с которого падали кружась, пушистые снежинки. Сегодня я узнала, что помимо зимнего мороза, заставляющего краснеть щеки и кутаться в теплый плед, есть холод, совсем другого рода.
        Зимние морозы пропитаны жизнью. От того, что царило в моей комнате, веяло ... смертью.
        Она кружила в стылом воздухе, она звенела в голосах, крепнущих с каждой минутой. И тени становились длиннее, словно руки неведомых чудовищ тянясь к дрожащей мне, и голоса гудели деревенским набатом:
        'У неба нет сегодня дна, ночь снова звуками полна' -
        Так думает бездумный люд, а наш народ все так же лют,
        А мы идем вперед сквозь мрак: прочь убегай, коль не дурак,
        Сегодня ночь так голодна - но нам нужна одна... она.
        А мы идем к ней сквозь туман, не знают братья про обман,
        Услышат нас да время - суд, вокруг один безмозглый люд.
        Мы к ней почти уже пришли, а братья всё помосты жгли,
        И кровь мы выпили давно - а остальное? Всё равно!
        Не страшна братская нам месть: теперь нас много, нас не счесть.
        Нас не поймают, не сожгут - мы те, кто сумерки убьют.
        Кричи как зверь, мечись в тоске - стекают капли по доске,
        Не дождь, не сель, богини кровь - прольем её опять и вновь.
        Мы так близки - спасенья нет! Вы, братья, знаете ответ,
        Мы к ней близки и смерть идет - народ полуночи не врёт.
        И кинем мы её к ногам - вы, боги, здесь, а мы - уж там!
        Прощайтесь, глупые князья! А мы идем, врагов разя....[8]
        [1] - Подводный колокол - примитивный инструмент, для погружения под воду, выполненный в форме бочки или колокола, позволяющий водолазу некоторое время находиться подводой.
        [2] Посланцы - светлые сущности, состоящие из первоматерии, оберегающие мир и являющиеся вершителями воли Старшего.
        [3] Довольно долго существующая, вполне реальная практика. Так, например, в истории деревенских скачек существует вполне правдивые истории, когда владелец чистокровного скакуна, - а на сельских скачках допускались лишь беспородные лошади - желая принять участие в этом мероприятии, не стриг своего питомца, ощипывал гриву и хвост, а потом и выкрашивал его шкуру в совершенно невообразимый цвет, желая скрыть благородное происхождение.
        [4] Согласно учению Гиппократа преобладание чёрной желчи делает человека грустным и боязливым - меланхоликом. Он называл это состояние "Заботой" и описывал так: Забота, тяжкая болезнь. Больному кажется, что у него во внутренностях колет какой-то шип; его мучит тоска; он избегает света и людей; он любит мрак; на него нападает страх; когда к больному прикасаются, ему это причиняет боль; он пугается и видит страшные призраки, ужасные сны и иногда мертвецов".
        [5] В качестве лечения меланхолии применялись такие методы, как пускание крови, больных привязывали к вращающимся колесам или стульям, погружали в ледяную воду, удерживая под ней до первых признаков удушья, поили настоями из ядовитой белены, или жгли каленым железом.
        [6] человек, заведующий охотой.
        [7] хантер - лошадь, выведенная от чистокровного верхового жеребца и упряжной, тяжелой кобылы.