Бакулин Вячеслав, Бомбы И Бумеранги- библиотека РусЛит

Бомбы и бумеранги (сборник) Александр Карлович Золотько
        Александр Маркович Белаш
        Юлия Владимировна Остапенко
        Вера Викторовна Камша
        Майк Гелприн
        Эйлин О'Коннор
        Андрей Кокоулин
        Элеонора Генриховна Раткевич
        Вячеслав Бакулин
        Владимир Венгловский
        Марина Дробкова
        Эльдар Сафин
        Марина Леонидовна Ясинская
        Карина Шаинян
        Ника Батхен
        Ник Перумов
        Ольга Рэйн
        Владимир Свержин
        Александра Давыдова
        Людмила Владимировна Белаш
        Анастасия Геннадьевна Парфенова
        Игорь Валерьевич Минаков
        Людмила Демина
        Там, гдеволнуется безбрежная гладь морей илизеленое море джунглей…
        где песчаные барханы встают, какгоры, агоры царапают вершинами небеса…
        где нищета ибесправие засасывают жертвы вернее, чемсамая бездонная трясина, ився ярость смерча ничто посравнению сяростью человеческой…
        там итолько там, - нафронтире, вДиком Поле, подчужими небесами, - «сейчас» рождается вяростной схватке между «завтра» и«вчера».
        Метрополии иликолонии? Наука илимагия? Бомбы илибумеранги?
        Экспансивно! Экзотично! Экстраординарно!
        Авпрочем, посмотрим, чтообэтом напишут в«Таймс»…
        Бомбы ибумеранги (сборник)

* * *
        НикПерумов
        Молли изНорд-Йорка

1
        Трубы, изрыгающие черный дым, низкие облака - дымные столбы упираются всерую крышу, словно поддерживая. Облака переваливают через острые грани хребта Карн Дред, спускаются вниз, вдолину, кберегам широкой Мьер. Река впадает вНорд-Гвейлиг, Северное море, авозле самого устья раскинулся Норд-Йорк.
        Этоон дымит трубами, сотрясает ночь фабричными гудками. Этовего гавани стоят низкие идлинные дестроеры скрейсерами, издоровенные многотрубные купцы, искромные каботажники. Отпорта тянутся нити рельсов кскладам имастерским, казармам ифортам.
        Дышат огнем топки, жадно глотая черный уголь. Клубится белый пар вокруг напружившихся, словно перед прыжком, локомотивов; ипородистые, словно гончие, курьерские; ипузатые двухкотловики, чтотянут сКарн Дреда составы состроевым лесом, рудой, особо чистым углем, который единственный годится длякапризных котлов королевских дредноутов.
        Корабли увозят все это добро иизпорта. Уползают, словно донельзя сытые волки отдобычи.
        Улицы вНорд-Йорке, внижней его части, узкие, словно ущелья. Подну их пыхтят паровички, тащат вагонишки сфабричным людом, развозят грузы. Дома тут высоченные, вполтора десятка этажей идаже того выше. Окна узкие итусклые, хозяйки неуспевают отмывать стекла отсажи. Вкоричневых ящиках подокнами - отчаянно тянутся ксвету узкие стрелки лука. Безлука никак - зимой вНорд-Йорке частенько гостит цинга.
        Выше потечению ипосклонам берега улицы становятся шире, дома - ниже. Здесь народ одет лучше, больше пабов, кофеен илавочек. Здесь живут лучшие мастера, инженеры, офицеры королевского гарнизона, механики имашинисты бронепоездов, прикрывающих шахты, карьеры илесопилки насклонах Карн Дреда.
        Иеще здесь, наПлэзент-стрит, 14, живет доктор Джон Каспер Блэкуотер ссемьей. Доктор Джон работает нажелезной дороге, пользуя путевых рабочих иобходчиков, смазчиков, стрелочников, семафорщиков, телеграфистов, онвечно вразъездах намелкой своей паровой дрезине - паровоз сполувагоном, гдеесть операционная, гдеможно принять больного игде вузком пенале купе спит сам доктор, когда неуспевает задень вернуться обратно вНорд-Йорк.
        - Фанни! Скажи маме, чтоя дома!
        Молли Блэкуотер, двенадцати лет отроду, захлопнула дверь, помотала головой поднизко надвинутым капюшоном. Наулице валил снег. Через Карн Дред перевалила очередная масса облаков.
        Фасад утаунхауса семьи Блэкуотеров узок, всего два окна сдверью. Запарадными дверьми - длинный холл, дальше - гостиная, столовая скухней. Слева отхолла - папин кабинет. Онтакой маленький, чтотам почти ничего невмещается, кроме книжных шкафов да письменного стола. Темнеменее папа там тоже принимает больных - ну, когда оказывается дома.
        Мебель вдоме доктора Джона Каспера Блэкуотера темная, основательная, дубовая.
        Молли наконец справилась сплащом икапором. Фанни, служанка, уже, помоллиному мнению, ужасно-преужасно старая, ейведь уже тридцать пять лет! - появилась изглубины дома, приняла заснеженную пелерину.
        - Ботики, мисс Молли. Смотрите, сейчас лужа натечет. Матушка ваша едвали будет довольна.
        - Неворчи, - засмеялась Молли, скинула какпопало теплые сапожки иустремилась мимо горничной клестнице навторой этаж, лишь намиг задержавшись перед высоким, вполный рост, зеркалом. Кашлянула - онавсегда кашляла, когда зимой надгородом скапливался дым отбесчисленных плавилен, горнов итопок.
        Взеркале отразилась бледная итощая девица, сдвумя косичками ивплетенными вних черными лентами. Курносая, веснушчатая, сбольшими карими глазами. И,пожалуй, чуточку большеватыми передними зубами. Вдлинном форменном платье частной школы миссис Линдгроув, южанки аж изсамой имперской Столицы, - платье темно-коричневом счернымже передником ивчерныхже чулках.
        Внизу - слышала Молли - Фанни потопала накухню. Мама, наверное, где-то там. Молли сейчас приведет себя впорядок испустится. Правила строгие - неумывшись, несмыв слица угольную копоть, чтопробирается подвсе шарфы имаски, нельзя появляться перед старшими.
        Фанни, понятное дело, невсчет. Онаприслуга. Перед ними можно.
        Младшего братца Уильяма, похоже, ещенепривели домой сдетского праздника. Нуихорошо, небудет надоедать, вредина. Всего семь лет, аехидства ивреднючести хватит нацелую дюжину мальчишек.
        Молли распахнула дверь своей комнатки - какивсе вих доме, узкой идлинной, словно пенал. Окно выходило назаднюю аллею, идевочка нестала туда даже выглядывать. Мусор, какие-то ломаные ящики, конский навоз иеще кое-кто похуже - чего туда пялиться? Приличные люди - иприличные дети - тамнеходят.
        Вкомнатке всего-то ипомещалось, чтоумывальник, шкаф, узкая кровать да небольшой стол усамого окна. Книги, карандаши, машинка дляих точки, резинки всех мастей икалибров. Огромная готовальня. Рисунки.
        Рисунки были повсюду. Накроватном покрывале, настоле, подстолом, настуле, нашкафу, подшкафом - и, разумеется, покрывали все стены.
        Ноесли кто думает, чтоюная мисс Блэкуотер рисовала каких-нибудь единорогов, пони, принцесс иликотят смопсами, онжестоко ошибается.
        Нажелтоватых листах брали разбег невиданные машины. Извергали клубы дыма паровозы. Поднимали стволы гаубиц бронепоезда. Подвсеми парами устремлялись квыходу изгавани дестроеры.
        Пейзажи Молли неинтересовали. Впрочем, какилюди. Даимашины наее рисунках были непросто машинами - аих планами. Детально итщательно вычерченными, проработанными повсем правилам. Настоле, пришпиленный, ждал ее руки очередной механический монстр - уженеделю Молли, высунув отстарания язык, пыталась изобразить сухопутный дредноут, бронепоезд, которому ненужна будет железнодорожная колея.
        Поплескав влицо водой исменив форменное платье надомашние фланелевую рубаху ипросторные штаны, Молли устремилась обратно напервый этаж.
        Отвоевать право ходить так дома стоило ей нескольких месяцев скандалов иссор, пока папа наконец несдался.
        - Здравствуйте, мам?. - Молли склонила голову.
        Мать стояла посреди гостиной, видеальном серо-жемчужном платье, скромном, но, помнению Молли, втаком можно было хоть сейчас отправляться накоролевский прием вСтолице. Волосы стянуты назатылке втугой узел, взгляд строгий.
        - Молли. - Мама ответила легким кивком.
        - Позволеноли будет мне сесть?
        - Садитесь, дорогая. Папа задерживается, каквсегда, такчто обедать будем безнего, когда вернутся Джессика иУильям. Несутультесь, дорогая. Осанка, девочка, осанка! Ируки, Молли, гдетвои руки? Гдеикакдержат руки приличные, хорошо воспитанные мисс?
        - Простите, мама… - Молли поспешно развернула плечи, сложила руки наколенях.
        - Воттак, дорогая. Хорошие привычки надлежит прививать сдетства. Итак, милая, какдела вшколе?.. Молли, неспешите, неглотайте окончания слов иненачинайте фраз сослова «потому». Прошувас, золотко, яслушаю.

* * *
        - Гляди, Молли, «Даунтлесс»! «Даунтлесс» пошел!
        - Ничего подобного, - фыркнула Молли. - «Даунтлесс» содним орудием, носовым. Это«Дэринг». Пушку накорме видишь? Двенадцатифунтовка. Недавно только поставили.
        - Все-то ты знаешь, - обиженно прогундел рыжий мальчишка соттопыренными ушами. ОниМолли сидели накарнизе высоко поднимавшегося надгаванью старого маяка. Маяк уже неработал - вместо него построили новый, вынесенный далеко вморе.
        - Разуй глаза, Сэмми, - отрезала Молли, - иты все знать будешь. «Даунтлесс», «Дэринг» и«Дефенсив» - трисистершипа. Только что пришли сСевера. Сканонеркой «Уорриор».
        - Эх,хоть однимбы глазком увидеть, - вздохнул Сэмми, - какони там, захребтом, поберегу бьют…
        Да. Хребет Карн Дред был северной границей Империи. Заним тянулись бескрайние леса, какдалеко - несказалбы ниодин имперский географ. Когда-то давно страна, гдежила Молли, была островом. Бриатаннией. Нопотом - потом случился Катаклизм. Тоже очень, очень давно. Иостров сделался полуостровом. Пролегли дальние дороги, зазмеились реки, озера раскрыли внимательные глаза.
        Итуда, заострые пики Карн Дреда, пришли невиданные раньше тут жители. Жители снепроизносимым именем Rooskie.
        Молли вздохнула, поглубже натянула настоящий машинистский шлем. Егоей подарил папа, аему он достался отмеханика, которому папа спас ногу, пробитую круглой пулей издодревнего мушкета этих самых Rooskies.
        Порыв ветра швырнул влицо жесткую снежную крупу пополам сугольной гарью; рыжий Сэмми чихнул, Молли закашлялась, заморгала, поспешно опуская наглаза здоровенные очки-консервы. Очки тоже подарил папа. Такими пользуются путевые обходчики насамых глухих ветках, подходящих котдаленным карьерам илесопилкам.
        Сэмми глядел наподругу снеприкрытой завистью. Конечно, наМолли теплая кожаная курточка намеху, исполосованная застежками-молниями, штаны из«чертовой кожи» сомножеством карманов, высокие ботинки спряжками. Вшколе приходилось носить форму, новпрогулках погороду мама Молли уже неограничивала. Особенно сейчас, гнилой зимою.
        Самже Сэмми дрожал вхудом иявно тонковатом пальто, истертом налоктях почти додыр. Ботинки тоже вот-вот запросят каши, аклетчатые брюки - испещрены заплатами.
        Сэмми жил «зарельсами» - заГеаршифт-стрит, покоторой кпорту, заводам ивокзалу ходил паровичок. НаГеаршифт кончался «приличный», какговорила мама, район иначинались кварталы «неудачников», какговорил папа. «Впрочем, - добавлял он неизменно, - лечить их всеравно надо. Таков долг врача, незабывай обэтом, Молли, дорогая».
        Нимама, нипапа Блэкуотеры неодобрилибы пребывания их дочери вкомпании мальчишки «стой стороны». Впрочем, Молли уже успела усвоить, чторассказывать иделиться надо далеко невсем. Даже сродителями. Иособенно - сродителями.
        - Амоего папку отправили сегодня, - сказал Сэмми, провожая взглядом «Даунтлесс», который насамом деле «Дэринг». - Новую ветку тянуть. Через ущелье Кухир.
        - Кухир? - удивилась Молли. - Этоже… нату сторону!
        - Ага, - Сэмми шмыгнул носом. - Атам эти… Rooskie.
        Ага, подумала Молли. Rooskies очень нелюбили, когда наих границах начинали рубить лес, засыпать овраги, строить мосты через горные реки илипробивать тоннели.
        - «Геркулес» отправили их защищать, во! - нашел наконец Сэмми повод дляоптимизма.
        - «Геркулес»?! Воздорово! - искренне восхитилась Молли. - Эх,жаль, яневидела…
        - Ночью уехали, - чуть снисходительно сказал Сэмми. - Выж еще спите втакую рань. Только мы встаем, заводские.
        - И«Гектор», наверное?
        - Не,«Гектор» по-прежнему времонте. - Сэмми сважным видом почесал нос. - Непочинилиеще. «Геркулес» один отправился.
        «Геркулес» был самым большим имощным бронепоездом вНорд-Йорке. Двадвухкотловых паровоза, самых сильных, чтопроизводили заводы Империи, шесть боевых броневагонов, двавагона-казармы, вагон-штаб слекарской частью; Молли безошибочно перечислилабы количество икалибры всех доединого пушек ипулеметов, которыми щетинилась бронированная громада, сейчас, зналаона, выкрашенная всмесь грязно-серых игрязно-белых изломанных полос.
        Ходила с«Геркулесом» всегда ималая бронелетучка скраном изапасными рельсами-шпалами, наслучай, если какая-то досадная причуда судьбы повредит пути. Зачастую страховать гиганта отправляли истаренький заслуженный бронепоезд «Гектор», пускали вперед, отчего тот ипретерпевал регулярно всяческий ущерб.
        Нонасей раз «Геркулес» отправился один. Значит, дело действительно срочное.
        Молли неуспела обдумать все это, потому что впорту заревел гудок. Двабуксира осторожно тянули кпричалам низко сидящую громаду «Канонира», тяжелого монитора береговой обороны. Онушел изгавани четыре дня назад и - говорил папа заужином - неожидался раньше, чемчерез две недели.
        Что-то ивпрямь случилось.
        - Молли, тыглянь! - ажзадохнулся рядом Сэмми.
        Солнце скрывали низкие тучи, кним примешивалась всегдашняя дымка, висевшая повсюду вНорд-Йорке, сыпала снежная крупа, ноМолли всеравно отлично видела, чтомонитор сидит вводе почти посамую палубу, куда глубже, чемполагалось. Увидела следы гари насерых боках рубки ибоевой башни сторчащими жерлами четырнадцатидюймовых орудий. Сбитые ограждения мостика, отсутствующие стеньги илеера; изокрестностей трубы исчезли выгнутые раструбы воздухозаборников, безследа сгинули оба паровых катера. Нетипары скорострелок правого борта («QF орудие МкII калибром 4? дюйма, длина ствола 40 калибров, весснаряда 45 фунтов», - тотчас произнес голос уМолли вголове) - наих месте выгнутые иперекрученные полосы металла, словно зверь драл лапами древесную кору.
        Чтослучилось? Почему? УRooskies же нету тяжелых пушек! Даивыгляделбы монитор после артиллерийского боя совершенно иначе.
        Онисмотрели намедленно проплывающую громаду. Аэто что еще такое?
        - З-зубы какб-будто? - Сэмми широко раскрыл глаза.
        Иточно. Кормовую надстройку наискось прорезало нечто навроде когтистой лапы, анакрыше ее четко отпечаталась огромная челюсть, словно волчья илимедвежья.
        - Молли, чтоэто?
        - Осколки, наверное, - неуверенно предположила та. - Мина могла взорваться, вминном аппарате, например, удестроера рядом… осколки разлетаются, аесли, скажем, ещеимачта упала как-нибудь неудачно…
        - Не,Молли. - Сэмми стучал зубами отстраха. - В-волшебство это, Молли, точно тебе говорю!
        - Тишеты! - оборвала его девочка. - Даже вслух такого непроизноси!
        Магия - страшное дело. Магия - ужас ипроклятие Норд-Йорка, какивсей Империи. Магия появилась после Катаклизма, как, откуда, почему - никто незнал. Или, может, знал, нодетям, даже таким, какМолли, изприличных семей, ничего неговорили.
        Магия неподдавалась контролю. Еюнельзя было управлять. Еененанесешь начертежи, нерассчитаешь налогарифмической линейке илидаже намощном паровом арифмометре. Онаприходит ивластно берет подданного ее величества королевы загорло, иостается…
        Инеостается ничего.
        Нет, сначала все хорошо идаже непредвещает беду. Тебе просто начинает везти. Сбываются какие-то мелкие желания. Тыневыучила урок - атебя неспросили, ивдобавок отменили контрольную. Тыопрокинула оставленные молочником бутылки - аони скатились поступеням, неразбившись. Противное рукоделие как-то само собой оказалось сделанным. Порванная куртка - целой. Ананосу упротивной Анни Спринклс изпараллельного класса, дразнилы, ябеды изадаваки, тоже сам собой вскакивал исполинский пламенеющий прыщ, стоило только пробормотать просебя пожелание.
        Апотом…
        Потом тыбы испугалась. Постараласьбы ходить осторожно-осторожно, учить все-все уроки идаже помириласьбы спротивной мисс Спринклс.
        Нобылобы уже поздно.
        Ночью тебя сталибы будить жуткие сны иты просыпаласьбы вся впоту, отсобственного крика. Тысделаласьбы вэтих снах чудовищем, призраком, ангелом Смерти, Черным Косцом, пробирающимся ночными улицами Норд-Йорка. Тызабавляласьбы, оставляя криво выцарапанные кресты надверях, анаследующую ночь приходилабы снова, одни касанием заставляя лопнуть все панически запертые замки изасовы, шлабы потемным комнатам изабирала жизни. Забиралабы жизни детей, прежде всего - детей. Стем, чтобы потом насладиться горем иотчаянием родителей.
        Ноэтого мало. Магия, проникшая тебе вкровь, продолжалабы свою работу.
        Иводин прекрасный день ты пересталабы быть человеком. Пересталабы быть молодой мисс Моллинэр[1 - Автору известно, чтоимя Молли - уменьшительно-ласкательное от«Мэри» или«Маргарет». Ноунас, как-никак, события происходят после Катаклизма…] Эвергрин Блэкуотер, дочерью почтенного иуважаемого доктора Джона К.Блэкуотера. Тысталабы чудовищем, самым настоящем чудовищем.
        Апотом - потом тыбы взорвалась. Твое тело просто невыдержалобы жуткого груза. Кровь, текущая пожилам, подобно воде потрубкам парового котла, обратиласьбы впламя. И,словно перегретый пар, вырваласьбы наволю.
        Там, гдебыла девочка, взвилсябы кнебу огненный столб, словно отпопадания четырнадцатидюймового снаряда. Надобрые две сотни футов вовсе стороны неосталосьбы ничего живого.
        Поэтому вНорд-Йорке инесет службу Королевский Особый Департамент. Ихчерные мундиры знает весь город. Черные мундиры иэмблему - сжатый кулак, душащий, словно змею, рвущиеся наволю языки злого пламени. Мундиры черны. Кулак наэмблеме - серебряный. Аязыки пламени - алые.
        Уних есть особые приборы - досматривающие часто устраиваются влюдных местах, навокзале, например, наконечных остановках паровичков, чтовозят заводских кцехам иобратно. Приходили они ившколу Молли, разумеется. Класс замер, глядя насумрачных мужчин вчерном, сначищенными медными касками, словно упожарных, украшенных черно-бело-красным гребнем.
        Прибор, похожий накамеру-обскуру, сбольшим блистающим объективом, глядел холодно иустрашающе. Девочки одна задругой садились перед ним, досмотрщик крутил ручку сбоку, вобъективе что-то мигало имерцало, иученице разрешали встать.
        Почти всегда.
        Один раз, впрошлом году, Дженни Фитцпатрик вот также точно, какостальные, села перед объективом, робея икомкая вспотевшими пальцами края передника; также точно закрутил ручку бородатый досмотрщик; также засверкало что-то вглубине аппарата, залинзами - ивдруг все замерло.
        Бородатый кивнул своему напарнику ссеребряным угольчатым шевроном нарукаве. Тотплотно сжал губы, вскинул голову, шагнул ктреноге, накоторой возвышалась камера, глянул куда-то заотодвинутые шторки, скрывавшие отучениц бок прибора - ирезко положил руку наплечо сжавшейся Дженни.
        Молли помнила, какдвое досмотрщиков рывком подняли ее соскамьи - ноги больше недержали мисс Фитцпатрик. Впрочем, ужеинемисс идаже неФитцпатрик.
        Больше Дженни никто невидел. Шепотом передавали слухи, чтовсех «выявленных» отправляют куда-то вСтолицу, чтобы «сделать безопасными дляокружающих», однако Дженни вих класс так иневернулась. Инасвою улицу невернулась тоже, ародители, кполному изумлению Молли, вели себя так, словно ничего неслучилось, аих дочь просто поехала погостить куда-то наюг клюбимой тетушке.
        Отмыслей промагию Молли стало совсем зябко.
        - Пошли подомам, Сэмми.
        - Погоди! - возмутился тот. - Смотри, «Канонира» уже почти подвели! Ипрожекторами освещают! Гляди, гляди, тыж унас его знаешь лучше, чем, наверное, егокапитан! Чтож его так изглодало-то? Если не… э… ну, этосамое?
        Сэмми неслишком хотелось идти домой, иМолли его понимала. Кроме него, всемье еще шестеро братьев исестер, ажили они невтаунхаусе, каксемья д-ра Блэкуотера, авдвух крошечных комнатках, гдекухня сватерклозетом приходились еще навосемь такихже.
        Правда, имать Сэмми некудахтала надним, отнюдь нет. Инесмотрела, когда он возвращается домой. Правда, уженачала спрашивать, когда он перестанет болтаться бездела иначнет зарабатывать. Всестаршие вего семье уже приносили домой когда шиллинг, когда два, акогда ивсе пять - вособо удачных случаях.
        Ониостались. Исмотрели натяжко осевший монитор, осторожно подводимый кпричалу. Кпричалу, невсухой док - значит, чинить особо нечего.
        Напалубе «Канонира» суетились люди. Суетились, навзгляд Молли, совершенно бессмысленно. Чтоона, невидела, какшвартуются мониторы? Аздесь что? Ну,чего приседать подле дырок, гденадлежало быть воздухозаборникам? Чего там смотреть? Отэтого они обратно невырастут. Аты, моряк вшапочке спомпоном, чего уставился напустые киль-балки? Катер сам собой невернется.
        - Какты думаешь, - спридыханием спросил Сэмми, - чтоуних там случилось? Куда катера подевались? Ишлюпки?
        - Может, спускали, чтобы кберегу подойти? Атам что-то случилось? Самведь знаешь, какое там море…
        Сэмми знал. Норд-Гвейлиг словно сходило сума, там, ксеверу отКарн Дреда. Берег вздыбливался неприступными скалами средкими проходами, прибрежные воды превращались всплошные поля подводных рифов, чьиострые зубья все какодин смотрели всторону открытого моря.
        На«Канонире» наконец завели концы, перебросили трап. Молли видела, какизподкатившего паровика выбрались несколько офицеров - серебряные погоны, аксельбанты, обязательные кношению в«тыловых гаванях».
        Следом заним кпричалам медленно иосторожно подводили нарядную паровую яхту, всеиллюминаторы вкормовой надстройке радостно сверкают огнями. Апопирсу проползла целая вереница локомобилей, глухих, закрытых, черных.
        - Кто-то изпэров приехал…
        Молли кивнула. Пэры Королевства частенько навещали Норд-Йорк. Наверное, куда чаще, чемлюбой другой город всеверной части страны, почему - Молли незнала. Может, оттого, чтоэтот город оказался ближе всего квойне? Отсюда кКарн Дреду тянулись стальные нити путей, здесь выгружались батальоны горнострелков иегерей, здесь строили иремонтировали бронепоезда.
        Пропэров вгороде зналивсе, однако вот держались они как-то тихо инезаметно: подружки Молли вшколе наперебой обсуждали светские новости изСтолицы, балы, наряды ивсе такое прочее; авНорд-Йорке почему-то балы устраивались редко, игости сюга наних непоявлялись, квящему разочарованию девочек вМоллином классе.
        Израненный «Канонир» ироскошная яхта пришвартовались; становилось скучновато. Саммонитор Молли ивпрямь знала каксвои пять пальцев, всеего кочегарки имашинные отделения, погреба сэлеваторами, словно наяву видела круглый погон башни, еепривод, блестящие рычаги наводки, дальномеры, раскинувшие руки намарсах. Онарисовала «Канонир» иего систершип «Фейерверкер» множество раз, даже сосчету сбилась, сколько именно.
        - Идем домой, Сэмми. Меня мама заругает.
        - А,ну да, конечно, - вздохнул рыжий мальчишка ипотер оттопыренные уши. - Пошли. Завтра придешь?
        - Незнаю. Уменя рукоделье несделано. Нишитье, нивышивка, нивязание.
        - Бррр! - помотал головой Сэмми. - Какты только выдерживаешь? Яб лучше розгами вшколе получил, чемзашитьем сидел!
        - Яб тоже, - призналась Молли. - Прутьями что, потерпел чуток ивсе, атут час зачасом… пальцы все иголкой исколешь, нитки наспицах путаются, крючок уменя вечно заваливается…
        - Пошли, короче говоря, - заключил Сэмми.
        Иони пошли.
        Когда они спустились смаяка, фонарщики уже зажигали газовые фонари. Проехал, громыхая побулыжной мостовой, паровик счерно-бело-красной розеткой надверях, иМолли сСэмом невольно потупились - смотреть вслед паровикам Королевского Особого Департамента считалось уребят Норд-Йорка дурной приметой.
        Накруглых афишных тумбах кое-где поверх всего наклеены были плакаты: «Разыскиваются Особым Департаментом». Кое-кто изодержимых магией пытался бежать, непонимая, наверное, ужевсвоем безумии, чтоявляет собой страшную опасность длявсех. Ихприходилось отыскивать. И…
        Иони исчезали.

2
        - Молли! Молли, дорогая!
        - Да,мама. - Молли, какположено, слегка поклонилась, складывая руки внизу живота.
        - Папа сегодня будет весь день вбольших пакгаузах. Просил принести ему обед. Вот, возьми, Фанни уже все приготовила.
        Молли видела свой субботний полдень совсем иначе, носмамой непоспоришь. Мигом окажешься нахлебе иводе - «учит дисциплине изакаляет характер», какнеизменно роняла мама, назначая это наказание. Зарозгу, надо сказать, миссис Блэкуотер небралась никогда, поелику, будучи дочерью прогресса, полагала подобные «дикости» уделом прошлого. Впрочем, разрешения пороть Молли вшколе она подписывала безо всякого трепета. Другое дело, чтоМолли хватало ума непопадаться.
        Стермосом водной руке истяжкой кастрюлек вдругой Молли поскакала наулицу. Зима надвигалась наНорд-Йорк, надвигалась необычно рано вэтом году, высылая передовые отряды снеговых туч, гневно обрушивающихся надымный город твердой, словно град, ледяной крупой. Настоящего мягкого снега наулицах небыло, онлежал далеко вгорах ипредгорьях, наполях, ещенеставших карьерами илишахтами.
        Паровичок весело свистнул Молли, трогаясь отостановки. Оналихо повисла назадней площадке, ловко просунув руку стермосом подпоручень. Верхний город, сего трех-четырехэтажными таунхаусами, сквериками наплощадях перед церквями идаже фонтаном перед Малым рынком, уступил место городу Среднему, вагончик ворвался вузкое полутемное ущелье улицы, иМолли невольно сжалась.
        Самвоздух, казалось, пропитан здесь угольной гарью дотакой степени, чтощиплет глаза. Брусчатка изрядно разбита, отлюков поднимается зловоние. Дома потянулись кнебу, дыры подъездов, какой-то хлам валлеях, обшарпанные стены истольже облупленные вывески магазинов спивными.
        Желтые стекла вокнах нижних этажей, исами окна забраны частыми решетками. Молли увидела пару констеблей, онинепрогуливались, улыбаясь издороваясь спрохожими, какнародной улице юной мисс Блэкуотер - а, напротив, стояли парой, внимательные инапряженные, глядя посторонам вовсе глаза. Высокие шлемы, круглые очки-консервы, какусамой Молли, кожаные сметаллом доспехи, делавшие их похожими нарыцарей скартинок. Молли заметила иоружие. Увесистые дубинки, револьверы упоясов, аодин изконстеблей даже держал наплече короткий карабин.
        Кого они тут сторожили, почему были так тяжело вооружены - Молли незадумывалась. Паровичок вновь весело свистнул, онипокатили дальше, громыхая настрелках, шипя, окутываясь паром, исмотреть наэто было куда веселее, нежели посторонам.
        Большие пакгаузы были действительно большими. Подвысокие железные арки, накрытые выгнутыми крышами, забегали полтора десятка железнодорожных колей; часть заканчивалась тупиками, часть следовала дальше, кзаводам, идальше, кпорту. Очевидно, доктора Джона К.Блэкуотера вызвали сюда кпациенту - такое случалось частенько, когда фельдшеры несправлялись.
        Молли соскочила сподножки, ловко балансируя иухитрившись неперевернуть свои кастрюли. Огромные ворота пакгаузов широко распахнуты, стоят вереницы вагонов, пыхтят маневровые паровозы, сердито инетерпеливо отвечают им низкими гудками их линейным собратья. Отдуваются, отфыркиваясь паром, подъемники илифты, кипы тюков, мешков иящиков исчезают вчреве складов. Суетятся люди, грузчики визношенных комбинезонах иватных куртках, машут жезлами диспетчеры воранжевых жилетах.
        - Доктор Блэкуотер! Какнайти доктора Блэкуотера? О,простите, мистер Майлз, этоя, Молли!
        - Давненько невиделись, мисси! - толстый диспетчер ухмыльнулся, хлопнув девочку поплечу. - Эквырядилась, нуровно машинист, хоть сейчас на«Геркулес», кабы он уже вернулся! Доктор во-он там, затем углом, ищиворота четырнадцать. Туда его позвали.
        - Мистер Майлз, спасиииибо! - уженабегу крикнула Молли.
        Сплатформы наплатформу поузким лестницам, словно побоевым трапам вышедшего вморе монитора; Молли ловко пробиралась между паровозами ивагонами, уворачивалась отсопящих паровых подъемников-самоходов, настойчиво пробираясь к«воротам №14».
        И,наконец, увидала их - алые цифры насерой стене, покрытой паровозной гарью. Кним тоже тянулись рельсы, норельсы несовсем обычные - собеих сторон высокие железные колья, вдва человеческих роста, густо оплетенные колючей проволокой.
        Итам стояли солдаты. Горные егеря, тоже вшлемах, очках, крагах. Стояли густой двойной цепью, амежду ними, выходя извысоких вагонов, состенами сплошного железа, безокон - в«ворота №14» тянулась короткая нитка людей.
        Людей, соскованными заспиной руками.
        Молли так изамерла, разинув рот изабыв даже обугольной гари ипыли.
        Онибыли высоки, этилюди, выше даже рослых егерей. Всекакодин бородаты - мужчины Империи бороды брили, почитая достойным джентльмена украшением одни лишь усы, даито должным образом подстриженные, ато изавитые. Наногах - что-то вроде серых сапог, самиже одеты впоношенные желтоватые длинные… меховики? Кожа наружу, мехвнутрь. О,вспомнила Молли - touloupes!
        Слово пришло первым. Итолько сейчас она сообразила, кого видит.
        Пленных. Техсамых сказочных Rooskies, взятых вплен егерями.
        Забородатыми мужчинами прошло несколько женщин, внамотанных наголовы платках итакихже touloupes. Никто несмотрел посторонам, строго перед собой, точно их нимало неинтересовало, гдеони очутились ичто теперь сними будет.
        Невсилах оторвать взгляд, Молли подходила все ближе кпроволоке.
        Другие вокруг нее - игрузчики, имашинисты, исмазчики, исцепщики, идиспетчеры - один задругим тоже побросали работу, вупор пялясь напленников. Наюную мисс Блэкуотер никто необращал внимания, такчто она оказалась усамой проволоки, внескольких футах оттого места, гдекончалась двойная цепь егерей, апленники один задругим заходили внутрь пакгауза.
        Молли, разинув рот, глядела наRooskies, хотя, казалосьбы, ничего вних особенного небыло. Ну,высокие, ну, широкоплечие, ну, сбородами. Нохвостыж уних нерастут, даирогов скопытами явно ненаблюдается!
        Ниодин изпленных небросил ниодного взгляда всторону. Всесмотрели строго перед собой.
        Молли смотрела прямо влицо совсем молодой женщины, предпоследней вцепочке - прямая, стакой осанкой, чтозаставилабы устыдиться даже их преподавательницу манер итанца, миссис О’Лири. Большие серые глаза, светлые брови вразлет; иона - единственная извсех - улыбалась. Улыбалась жуткой, кривой улыбкой, чтотак итянуло назвать «змеиной». Небыло вней нистраха, нидрожи, ачто было - оттого уМолли поспине побежали мурашки.
        Женщина чуть скосила взгляд, столкнулась совзглядом Молли. Серые глаза сузились, задержавшись надевочке. Сгуб сбежала злобная усмешка, онисжались; апотом уголки рта женщины дрогнули, иона отвернулась.
        Молли вдруг ощутила, чтоее собственные колени ощутимо дрожат.
        Апоследним вцепи пленных оказался мальчишка. Наверное, какМолли илисамую малость старше. Спышной копной соломенного цвета волос, создоровенным синяком подлевым глазом, втакомже touloupe. Онтоже смотрел прямо, неопуская взгляда.
        Этонебыло взгляд пленника. Юная мисс Блэкуотер прозакладывалабы свою новенькую готовальню - предмет зависти всего класса - такмогбы смотреть скаут, разведчик. Оннебоялся, о, нет, видывала она взгляды даже самые отъявленных забияк, когда им бывало страшно.
        Какиженщина, мальчишка поймал жадный взгляд Молли.
        И,какиженщина донего, глаза его сузились. Казалось, онсловно собирается сделать моментальную светографию, навечно впечатать Молли всобственную память - такпристально он глядел.
        Егопихнул вспину конвоир-егерь, имальчишка опустил голову.
        Пленные скрылись впакгаузе, иМолли поспешила кворотам.
        - Куда, мисси?
        - Простите, мистер мастер-сержант, сэр, я - Молли Блэкуотер, мойпапа - доктор Блэкуотер, япринесла ему обед…
        Немолодой усатый сержант горных егерей усмехнулся.
        - Доктора Блэкуотера знаю, авас, мисси, вижу впервые. Такчто необессудьте. Бдительность - онапревыше всего, особенно когда имеешь дело сэтими Rooskies. Эй,Джим! Хопкинс!
        - Сэр, да, сэр!
        - Сбегай отыщи доктора Блэкуотера. Онгде-то внутри. Скажи, пришла его дочь собедом. Спросишь его указаний. Если господин доктор занят, вернешься сюда, отнесешь ему еду. Нет, дорогая мисси, внутрь нельзя, - покачал он головой вответ наневысказанный вопрос Молли. - Всепонял, Хопкинс?
        - Сэр, такточно, сэр!
        Долговязый рыжеволосый парень веще необмятой куртке ишлеме безединой царапины - верно, изновобранцев - проворно умчался.
        - Простите, господин мастер-сержант, сэр, - сдолжным придыханием спросила Молли, изовсех сил хлопая глазами - попримеру миссис О’Лири, которая поступала так всегда, стоило ей заговорить с«душкой военным», какнеочень понятно выражаласьона, - ачто, этиRooskies были очень страшные? Очень дикие? Выведь поймали их всех сами, сэр, ведь правда?
        - Э-э, гхм, ну-у, дорогая мисси, кактебе сказать… - Мастер-сержант подкрутил усы. - Сизвестной помощью отдельных нижних чинов, но, да, сам.
        Ион гордо выпятил грудь, украшенную многочисленными нашивками.
        - Rooskies, дабудет тебе известно, дорогая мисси, очень любят джин. Джин, ивиски, идругие крепкие напитки. Уних есть исвои, ноих вечно нехватает навсех. Поэтому они всегда стараются их унас заполучить. Меняют намеха, накожи… аеще очень хорошо приманиваются. Дело было так: положилимы, словно забыли, полдюжины бутылок старого доброго «Джимми Уокера», и…
        - Сержант Стивенс, любезнейший, перестаньте забивать моей дочери голову своими сказками, - раздался из-за широкой спины егеря голос доктора Блэкуотера. Рядом сним маячила длинная скуластая физиономия новобранца Хопкинса, разумеется, всяпокрытая веснушками, втон его огненно-рыжим волосам.
        - Прошу простить, доктор Блэкуотер, сэр, - мигом подобрался сержант. - Несердитесь, сэр, всего лишь хотел позабавить нашу любознательную мисс…
        - То-тоже, - беззлобно сказал доктор Блэкуотер, обнимая Молли. - Ането придете комне следующий раз свашим коленом - узнаете, каково это, когда безанестезии, какположено герою-егерю!
        - Сэр, умоляю, сэр, скажите, чтовы шутите, сэр!
        - Шучу, Стивенс, шучу. Молли, милая, спасибо заобед. Видишь, какая унас тут чехарда, даже непоесть какследует. Итебя внутрь непускают…
        Досточтимый Джон К.Блэкуотер, M.D., былвысок ихуд, носил усы, какипочти все мужчины вНорд-Йорке. Когда работал, опускал направый глаз подобие монокля, только разных линз там было полдюжины, навсе случаи жизни.
        - Беги домой, дорогая. Ая поем иназад, надо осматривать пленных…
        - Rooskies? Да?
        - Их,стрекоза. Апочему ты спрашиваешь?
        - Девочка видела, каких заводили внутрь, - угодливо встрял сержант. - Должно быть, ониее испугали. Варвары, чтосних взять…
        - Испугали? Правда? - Папа чуть отстранился, посмотрел Молли вглаза. - Милая моя, они, конечно, варвары, нововсе нетакие страшные. Конечно, - быстро поправилсяон, кинув взгляд намастер-сержанта, - когда невдремучих своих лесах. Там-то да. Каклюбые дикие звери. Аздесь - уженет. Поэтому ничего небойся, отправляйся домой. Кастрюли я сам принесу. Работы сегодня будет много - пока их всех осмотришь….
        - Инебоитесьжевы, господин доктор, сэр, - поспешил почтительнейше заметить Стивенс. - Отнихже неведомой заразы нахвататься можно, сэр!
        - Современная наука, сержант, - суховато заметил доктор Блэкуотер, - создала вполне действенные средства защиты. Уверяювас, мывсе тут вполной безопасности. Если я иобнаружу какое-то заболевание, варвара поместят вкарантин.
        - Ибудут лечить, да, папа?
        Доктор исержант переглянулись.
        - Конечно, дорогая, - сказал доктор, нагибаясь ицелуя Молли вщеку. - Вконце концов, мыже цивилизованные люди, нетакли? Ну,беги теперь. Стивенс, дружище - неотрядители кого-нибудь проводить Молли допаровика?
        - Разумеется, доктор, сэр. Хопкинс! О,ты тут, каккстати. Слышал господина доктора? Проводишь юную мисс Блэкуотер допаровика ипроследишь, чтобы она благополучно нанего села. Всеясно?
        - Сэр, такточно, сэр!
        Молли нестала возражать, чтоона уже большая, чтознает район пакгаузов уж явно нехуже долговязой дылды Хопкинса ипрекрасно отыщет дорогу сама. Если папе что-то втемяшивалось вголову - егонемогла переубедить даже мама.
        - Счастлив быть вам полезен, мисс!
        Рыжий Хопкинс улыбался, показывая щербатый рот, гденехватало одного переднего зуба.
        - Спасибо, сэр, - церемонно сказала Молли, подбирая юбки вточности тем самым движением, чтоимиссис О’Лири. - Очень любезно свашей стороны сопроводить меня.
        Хопкинс, явно непривыкший ктому, чтобы кто-то называл его «сэр», весь аж прямо расцвел. Ивсю дорогу костановке паровика субийственной серьезностью охранял Молли, выпятив нижнюю челюсть так, чтодевочка забеспокоилась - какбы вывих незаработал. Импоспешно уступали дорогу - ещебы, горных егерей вНорд-Йорке уважали.
        - Куда прешь, деревенщина! - рыкнул Хопкинс накакого-то зазевавшегося фермера, недостаточно быстро, помнению Джима, убравшегося сих пути. - Простите, мисс Блэкуотер, здесь столько неотесанной публики…
        Мимо прогромыхал паровой локомобиль сэмблемой Специального Департамента надверцах исзади, иХопкинс тотчас вытянулся, отдавая честь ладонью вбелой перчатке.
        Сквозь темные окна было ничего невидать.
        Локомобиль прогромыхал, поехал дальше.
        - Вчера, мисс Моллинэр, взяли одного, - заговорщическим полушепотом оповестил девочку Хопкинс. Видно было, чтоумолчать обэтом выше его невеликих сил. - Насвоцепление поставили, асами магика взяли.
        - Неможет быть! - Молли непонадобилось притворяться. - Настоящего магика? Малефика?
        - Самого малефичного малефика! - уверил ее Джим.
        - Какже его поймали?
        - Соседи донесли, слава Всевышнему. Яслышал, всеначалось стого, чтокнему молочные бутылки сами напорог взбирались. Молочник-то, чтобы вгору нетащиться стележкой, оставлял наобщей полке. Всесоседи засвоим молоком спускались, аэтот, говорят, никогда. Апотом кто-то заметил, какбутылки кнему сами - прыг, прыг, прыг ивдвери. Ну,тут-то они идонесли.
        Счастье, чтоон ничего натворить неуспел. Надож, мисс Моллинэр, быть таким идиотом - волшебник-то этот, похоже, ивпрямь надеялся всех умнее оказаться, магичность длясебя приберечь, словно инезнал, чемэто все кончается, иневедал! Авот вмехмастерских паровозных сказывали, чтонанеделе уних там один возчик, того, рванул.
        - Какрванул? - ахнула Молли, прижимая ладошки кщекам. - Нивкого непревратившись?
        - Давот так ирванул! - надулся отважности Хопкинс, явно довольный эффектом. - Не,вчудище необернувшись. Сказывают, такое тоже бывает. Нанего, говорят, ираньше поглядывали, нонетак, чтобы очень. Атут, говорят, приехали заним, аон ка-ак рванет! Побежит, всмысле. Особый Департамент заним, аон прыг вколлектор, втрубу, значит, атам ка-ак бахнет! Дымстолбом, огонь донеба! Всесног попадали!
        Молли немогла припомнить ни«дыма столбом», ни«огня донеба». Спорить сХопкинсомона, однако, нестала. Темболее что они уже добрались доостановки, ккоторой подкатывал двухвагонный паровик.

* * *
        Молли ехала домой, низко надвинув шлем иопустив наглаза очки-консервы - онавзобралась наимпериал, однако ветер словно сцепи сорвался - прямо влицо летели пригоршни жесткого снега, новниз Молли упрямо неспускалась.
        Паровик бодро пыхтел повсе темже улицам, узким итемным, всетакже тянулись пообе стороны высоченные, нависающие стены сослепыми желтыми окнами, однако снег скрадывал все это, умягчал, набрасывал флер зимней сказки, иэто, правоже, стоило того, чтобы мерзнуть наоткрытом империале. Паровик этот был толкачом, дымвесь летел назад, немешая пассажирам империала.
        Стрелка, другая, перекресток. Поднята лапа семафора, ипаровик тормозит, пропуская другой, стучащий колесами попересечной улице. Молли ехала домой, нодумала сейчас непродестроеры имониторы вгавани, непробронепоезда вдепо - аисключительно пропленных Rooskies.
        Ипромальчишку того тоже. Ых.
        Неправильно это.
        Ида, глядел он как-то… тоже неправильно. Одеты, конечно, какварвары. Одни touloupes чего стоят! Ичто теперь сними сделают? Наверное, ничего плохого. Нет, не«наверное», конечноже, ничего плохого! Иначе зачем папе их осматривать?
        Молли сердито помотала головой, поправила шлем. Задумалась, замечталась - этак исвою остановку пропустить недолго!
        Лихо скатилась вниз побронзовым перилам (послучаю непогоды наимпериале Молли оставалась единственной пассажиркой) ивприпрыжку поскакала кдому.
        Нодосамого порога ее неоставляло ощущение, чтожесткие зеленовато-серые глаза мальчишки-пленника глядят ей прямо вспину.
        Мама, само собой, велела переодеться «какподобает приличной девочке», адотого никаких рассказов выслушивать нестала. Илишь когда Молли, ужевплатье, домашнем переднике, аккуратно сложив руки перед собой, вошла вгостиную, мама подняла нанее взгляд.
        - Да,дорогая?
        Молли принялась рассказывать. Мама любила подробности. Ееинтересовало ито, невстретилали дочь знакомых напаровике, ктобыл вокруг папы, чемон был занят.
        - Итам привезли пленных, мама, выпредставляете? Настоящих Rooskies!
        - Ужас какой, - мама поднесла клицу платочек. - Молли, милая, выочень испугались? Прошу меня простить, дорогая. Яникогда непослалабы вас туда, знай я отаких обстоятельствах. Аваш отец тоже хорош! Могбы прислать посыльного, подумать отом, чтобы неподвергать вас опасности!
        Молли вздохнула просебя. Онанелюбила, когда мама помелочам выговаривала папе.
        - Мама, такничегож страшного! Тамегеря вокруг стояли! Соружием! Вчетыре ряда!
        Насчет четырех рядовона, конечно, преувеличила, ночто делать, приходилось выкручиваться.
        - Всеравно, - непреклонно сказала мама. - Папа обязан был позаботиться овашей безопасности. Янепременно переговорю сним, дорогая. Больше такого неповторится, можете быть уверены.
        Молли ничего неоставалось, каквновь вздохнуть.
        - Могули я пойти ксебе, мама? Уменя еще уроки оставались.
        Этовсегда служило универсальной отмычкой.
        - Конечно, дорогая.
        Вкомнате Молли рассеянно полистала учебник, уставилась взаданное насегодня упражнение.
        «Бронепоезд выпустил поварварам 80 снарядов, часть весом 6? фунта, ачасть весом 12? фунта. Сколько было выпущено снарядов каждого вида, если всего вес бронепоезда уменьшился на700 фунтов? Весом израсходованных угля иводы пренебречь».
        Та-ак… 80 снарядов… шесть споловиной фунтов… это, конечно, морская легкая двухсчетвертьюдюймовка. Наогромном «Геркулесе» таких пушек шесть водноорудийных башенных установках, максимальный угол возвышения… тьфу! Уменяж совсем неэто спрашивают!
        Адвенадцать слишним фунтов, это, само собой, классическая трехдюймовка, самое распространенное орудие налегких дестроерах, миноносцах ипрочей мелкоте. На«Геркулесе» таких четыре. Егоосновной калибр - тяжелые гаубицы всемь споловиной дюймов, атрехдюймовки ипрочее - чтобы варвары даже инемечтали подобраться кполотну.
        Молли вдва счета решила легкую задачку, аккуратно вывела оба уравнения, расписала - онатакое щелкает вуме, новшколе требуют «должного оформления». Имама, когда смотрит наее уроки, первым делом проверяет, чтобы небыло клякс.
        Ну,да, пятьдесят снарядов в2? дюйма и30 - трехдюймовых. Невольно перед глазами Молли возник белый заснеженный лес, ичерная колея железной дороги, игромадная туша «Геркулеса» взимнем камуфляже, иоблака густого дыма надтрубами, броневые башни, повернутые всторону леса. Пламя, вырывающееся изорудийных стволов. Задранные ксерому небу жерла гаубиц. Ивзрывы, взрывы, один задругим, снаряды, рвущиеся накраю леса, снопы осколков, летящие щепки оттерзаемых древесных стволов.
        Всяартиллерия «Геркулеса» вела беглый огонь.
        Там, среди стволов, среди вздымаемых разрывами земли иразмолотой впыль древесины, метались какие-то фигурки. Падали, вскакивали, перебегали, укрываясь висточающих сизый дым воронках. Иные так иоставались лежать - внелепых белых накидках, испятнанных красным.
        «Геркулес» громил игромил лес прямой наводкой, извергая снаряд заснарядом.
        Тридцать ипятьдесят, мутно подумала Молли, невсилах оторваться откартины, необычайно яркой инастолько правдоподобной, чтокуда там снам!
        Фигурки вбелых накидках, несмотря ниначто, неотступали. Упрямо иупорно они ползли порасчищенному предполью, самые ловкие илиудачливые подобрались уже ксамой колючей проволоке, протянутой втри ряда понизу насыпи.
        На«Геркулесе» затараторили пулеметы. Правда, один изних, торчавший прямо избронированного борта переднего вагона, неожиданно заглох. Молли слыхала - папа упоминал - чтохолщовые патронные ленты часто перекашивает, заклинивая все устройство.
        Сразу несколько белых фигурок бросилось через непростреливаемое пространство. Двух илитрех скосило очередью сдругого пулемета; ещедвое упали - из-за спешно отодвинутых бронезаслонок вних стрелял экипаж изружей иревольверов.
        Добежал только один.
        Добежал иприжался всем телом кразмалеванной грязновато-серыми разводами броне, испятнанной круглыми шляпками заклепок.
        Молли затаила дыхание. Онанемогла понять, спитлиона, грезитли наяву игде вообще находится - всепроисходящее она видела свысоты птичьего полета.
        Фигура прижималась кброне все плотнее иплотнее. Кто-то изэкипажа «Геркулеса», выгнув изовсех сил руку, выстрелил изревольвера, попал человеку вбок - тотдаже недернулся.
        Апотом отрук иплеч фигуры вбелом повалил густой дым, такойже белый. Тускло засветился багровым вмиг раскалившийся металл брони; Молли увидела, каквпротивоположном борту броневагона распахнулась дверца, какчерез нее стали выбрасываться один задругим люди вформе, вчерных комбинезонах ичерных машинистских шлемах.
        Прижимавшаяся кброне фигура вбелом совсем скрылась вбелых клубах. Осталось только яростно пылающее пятно раскаленной стали, быстро расползавшееся поброне ивправо ивлево. Молли сужасом поняла, чтонос броневагона стал вдруг оседать, словно таять, оплавляться.
        Этого немогло быть. Этопросто сон.
        Авследующий миг вагон «Геркулеса» взорвался.
        - Молли!
        Онаподскочила. Сердце лихорадочно колотилось, дыхание сбито. Чтотакое, почему? Она, конечно, задремала надучебником - амама тут кактут, новсеже…
        - Милочка, чтоэто заотношение кшкольным заданиям?
        - Я… - сердце уМолли по-прежнему бешено стучало, ладони илоб покрылись потом, язык совершенно неслушался, - ясделала задание, мама… инаписала… вот…
        - Хмм… - поджала губы мама, придирчиво глядя нааккуратные ровные строчки. - Действительно. Что, этовсе сматематикой? Напонедельник?
        - Н-нет…
        Молли ожидала грозы, номама лишь погрозила пальцем.
        - Доделывайте, милочка. Ипокажетемне. Иначе рискуете остаться безсладкого.
        - Да,мама, - поспешно пролепетала Молли, радуясь, чтодешево отделалась.
        …Бронепоезд «Геркулес» успел выпустить 502? дюймовых снарядов и303-дюймовых…
        Молли сидела, невидяще глядя взадачник.
        Ей,конечно, всеэто приснилось. Нопочему так ярко, почему она помнит все домельчайших деталей? Камуфляжные разводы набортах «Геркулеса». Круглые заклепки. Тяжелые броневые люки. Ихпетли. Клубы дыма надтрубами паровозов.
        Чтосней случилось?
        Ачто, еслиона…
        ТутМолли сделалось совсем дурно. Вечный страх подползал ледяной змеей, обвивался вокруг ног, спутывал щиколотки иколени.
        Ачто, если это - магия? Если страшная магия тянет кней свои холодные лапы? Вдруг вот она спустится кфайф-о-клоку, апоулице, несмотря нахолод, снег иветер, помчится мальчишка-газетчик, выкрикивая осипшим голосом: «Срочные новости! Экстренный выпуск! Тяжкие повреждения бронепоезда «Геркулес»! Атака варваров отбита! Покупайте, покупайте экстренный выпуск! Читайте - бронепоезд поврежден, атака варваров отбита!»…
        Заокнами раздался какой-то шум, крики, иМолли чуть неподскочила. Бросилась кокну, прислушалась.
        Нет, этонемальчишка-газетчик, инеспециальный локомобиль сглашатаем ирупором, вкоторый тот возвещал какие-то совсем уж срочные инеотложные известия. Просто констебль тащит вучасток какого-то упирающегося бродягу, наверное, явившемуся вприличный район побираться.
        Ф-фух. Молли прижалась лбом кхолодному стеклу. Нет-нет, япросто испугалась. Просто… слишком яркий сон. Ничего больше.
        …Носпросить, неслучилосьли чего с«Геркулесом», все-таки следует. Ну,чтобы немучиться.
        Вэту очень длинную субботу папа вернулся домой совсем поздно, носпать Молли всеравно немогла. Вертелась, крутилась, тонакрывалась одеялом сголовой, тосбрасывала совсем, хотя радиаторы рачительная Фанни наночь всегда «укручивала», какона выражалась.
        Наконец, невыдержав, Молли, какбыла, вдлинной ночной сорочке допят иносках, поскакала вниз. Изгостиной доносились голоса, папа имама разговаривали.
        Мимоходом Молли позавидовала младшему братцу - спит себе, каксурок, иникакие «Геркулесы» его неволнуют.
        - Молли! - мама аж привстала из-за чайного стола, сурово сводя брови. - Каквас понимать, мисс? Почему невпостели?
        - П-простите, мама. - Молли поспешно сделала книксен. - Ятолько спросить… спросить упапы…
        - Несердись нанее, душа моя, - примирительно сказал папа. - Вконце концов, дети должны видеть отца хоть изредка, идома, аненаработе…
        Мама недовольно поджала губы, иМолли поняла, чтоэта дерзость будет стоить ей лишнего часа рукоделья воскресным вечером, ноостановиться всеравно уже немогла.
        - Ятолько хотела спросить, папа… «Геркулес» невернулся? Сним все впорядке?
        - «Геркулес»? - нахмурился папа, исердце уМолли заколотилось где-то всамом горле. Нет-нет-нет, только неэто, только неэто, нупожалуйста, только неэто…
        - Насколько я знаю, сними все впорядке. - Папа принялся протирать свой знаменитый многолинзовый монокль. Дело это было трудное, требовавшее неспешности иаккуратности, какиспециальной замшевой тряпочки. - Онителефонировали сразъезда… я справлялся, нетли раненых, обмороженных - впредгорьях ударили вдруг лютые холода… Были какие-то мелкие стычки, «Геркулес», каквсегда, разогнал варваров одним своим видом…
        Молли облегченно вздохнула. Даже невздохнула - выдохнула, словно после долгой идонельзя трудной контрольной. Ноги унее, правда, предательски подкосились, такчто ей пришлось плюхнуться вближайшее кресло, неспросив разрешения.
        Мама, разумеется, подобного непотребства стерпеть немогла.
        - Ктовам разрешал садиться, юная леди? - поджав губы, бросила она ледяным тоном. - Совсем забываетесь, мисси!
        - Простите, мама, - вновь заспешила Молли. Сплеч поистине свалилась неподъемная тяжесть. - Простите, папа. Я… я могу идти?
        - Завтра два часа рукоделья вместо одного, - по-прежнему поджимая губы, вынесла вердикт мама. - Пусть это послужит вам уроком, юная леди. Забывать оприличиях нельзя никогда, ниприкаких обстоятельствах! Именно это - приличия ивоспитание - отличает нас отварваров. Понятно вам это, мисс?
        - Да,мама, - Молли решила, чтобудет нелишне сделать лишний реверанс.
        - Дорогая, - пришел навыручку папа. - Ну,пожалуйста, небудь так уж строга кдевочке. Онасоскучилась, онабеспокоится огероических солдатах, слугах Ее Величества… Лишние полчаса рукоделья будет, по-моему, вполне достаточно.
        - Тыее совершенно разбалуешь, дорогой мой Джон Каспер! Еслибы я вдетстве вот так ворвалась вгостиную кмоей собственной мам? - илитете Сесилии, - даеще иплюхнуласьбы безспроса, тополучилабы отпап? таких розог, чтонеделюбы сесть несмогла. Атут только полчаса рукоделья! Ладно, мисси, благодарите вашего сердобольного отца. Полтора часа, анедва. Ночтобы какследует! - онапогрозила пальцем. - Сама проверю! Совсей дотошностью!
        - Да,мама. Спасибо, мама. Ямогу идти, мама?
        - Ступайте, мисс.
        Заспиной Молли папа сочувственно вздохнул.

* * *
        Ввоскресенье, отсидев ислужбу, ипроклятое рукоделье, ичас присмотра забратцем, Молли наконец-то выбралась издома. Выбралась, несмотря напришедший сгор холод ивалом валивший снег.
        Низко надвинут машинистский шлем, очки-консервы, поднят воротник куртки из«чертовой кожи» наискусственном меху - толку отнего мало, ноненадеватьже мамой предлагаемое драповое пальто досамых пят? Ватные штаны, высокие сапоги сзастежками - настоящие егерские, какхвасталась она Сэмми.
        Молли быстро перебежала дорогу, нырнула вузкий проход мусорной аллейки меж двух почти впритык сдвинутых таунхаусов. Перепрыгивая через засыпанные ящики сотбросами, которые из-за снега явно еще нескоро вывезут, проскочила наследующую улицу, взлетела попокрытым белым покрывалом ступеням наэстакаду экспресс-паровиков, ходивших далеко, кудаленным докам иплавильням, пробежала дострелки, доответвления, свернула - дело это несамое безопасное, экспрессы ходят быстро, аэстакада узкая - едва устоишь накраю, если застигнет поезд внерабочей площадки.
        Дома ипроулки уходили вниз, эстакада становилась выше - зато это был самый быстрый способ добраться доквартала, гдежил Сэмми.
        Улицы сжались, сузились. Стены домов надвинулись наМолли. Тутитам кварталы рассекались эстакадами - здесь скрещивалось сразу несколько экспресс-линий.
        Подмутным фонарем околачивался Билли Мюррей сдружками - всем известный напять кварталов вкаждую сторону драчун изабияка. Былон одних лет сМолли, нозато наголову выше ичутьли невдва раза шире вплечах.
        - Привет, мисс Блэкуотер! Куда собралась?
        - Привет, Билли! Сэма невидел?
        Какнистранно, Билли, чьих кулаков отведал, наверное, любой мальчишка вближайших инеочень окрестностях, кМолли относился состранной снисходительностью. Ну,икее друзьям тоже, закого она просила.
        - Сэма-то? Не. Невыходил сегодня. Авот скажи, мисс Блэкуотер…
        - Билли! Уменя имя есть!
        - Даимя-тоесть, - Билли сдвинул худую шапку назатылок, показывая внушительную шишку налбу. Судя повсему, досталось ему отдубинки констебля. - Нокогда работу ищешь, говорят, надо повсем правилам.
        - Работу, Билли? Какую работу? Ия-то тут причем?
        Билли подошел ближе - руки вкарманах латаного-перелатаного пальто, чтодосих пор было ему длинно. Наверняка отстаршего брата, чтонедавно завербовался вофлот. Несвоей волей, правда.
        - Мамку рассчитали вчера, - вполголоса сказалон. Круглое лицо донельзя серьезно. - Говорят, какая-то паровая хрень будет теперь нафабрике вместо нее. Мнеработа нужна. Любая, мисс Блэкуотер.
        - Рассчитали? - растерянно повторила Молли. - Ой…
        УБилли, какиуСэма, было толи пять, толи шесть братьев исестер. Старший служил ипосылал какие-то деньги, но, само собой, какие особые деньги уновобранца? Папа говорил, чтоплатят им сущие пенни.
        - Так, Билли… - беспомощно сказала мисс Блэкуотер, - этотебе кмяснику надо, илитам кзеленщику… иливдепо паровиков, которые неэкспресс… им смазчиков вечно нехватает…
        - Былуже, - ровным голосом сообщил Билли. - Неберут. Говорю тебе, мисс, новую хрень нафабрике поставили. Инеодну. Многих рассчитали.
        - На«Железных работах Уотерфорда»?
        - Угу. Мамка уменя там. Была. Аеще уДжимми-дергунца родители, иуМайкла-ушастого папка, иуУолтера-хриплого, иудругого Билли, ну, который конопатый… Многие ипобежали, работу искать. Ая припозднился.
        - Такнайдет твоя мама работу, Билли! Точно тебе говорю - найдет!
        - Может, инайдет, - скривился мальчишка. - Гдевдва раза меньше платят. Прислугой какой илитам поломойкой.
        Молли опустила голову. Ветер швырял наних сБилли пригоршни снега.
        - Слушай, - вдруг решиласьона. - Тытайны хранить умеешь?
        Билли снисходительно фыркнул, указал насвою шишку.
        - Видела? Бобби[2 - Бобби - презрительное прозвище полицейских.] отметил. Констебль Паркинс. Авсе потому, чтоя говорить нехотел, кточасовую лавку обнес напрошлой неделе.
        - Аты знал разве?! - поразилась Молли.
        - Не, - подумав, признался Билли. - Нобобке говорить всеравно нехотел! Западло. Онимамке, когда ее сфабрики выкидывали, побокам так надавали - еледодому дотащилась… Такчто если чего мне скажешь - могила!
        - Поклянись! - потребовала Молли.
        - Дачтобы угля наглотаться!
        - Ладно. Воттебе задаток… - Молли много читала проэто вкнигах. Строгий ирассудочный детектив посылает назадание помощника, который «свой» нагородском «дне» ивсегда вручает аванс. - Задаток, говорю! - сердито повторилаона, видя выпученные глаза Билли. - Двашиллинга. Руку протяни. Раз, два. Получи. Додвух-то считать они тебя научили?
        Билли, скажем так, неслишком усердствовал впосещении школы.
        - Чтосделать надо, Молли? - хрипло сказал мальчишка, облизнув отволнения губы ипозабыв провсяческих «мисс Блэкуотер». - Побить кого? Тытолько скажи, такотделаю, маму родную невспомнит!
        - Побить? Не,бить ненадо, - помотала Молли головой. - Надо пробраться настоянку «Геркулеса», кмеханическим мастерским. Иразузнать, чтотам икак. Всели сним… с«Геркулесом» тоесть… впорядке. Сделаешь - ещетри шиллинга дам.
        ВНорд-Йорке семья могла худо-бедно сводить концы сконцами напятнадцать шиллингов внеделю. Пять шиллингов - иличетверть фунта - были дневным заработком опытного механика.
        Правда, инженер получал четыре фунта вдень, адобрый доктор Джон Каспер Блэкуотер - итого больше, целых десять. Двести шиллингов, всорок раз больше хорошего рабочего…
        - Аутебя есть? - жадно спросил Билли, вновь облизываясь.
        Молли полезла внагрудный карман, выудила монету вполкроны[3 - Полкроны - двашиллинга ишесть пенсов. Водном шиллинге 12 пенсов, водном фунте - 20 шиллингов.], прибавила шестипенсовик иповертела всем этим умальчишки перед носом.
        - Считай, тыуже все узнала. Скажи только, прочто спрашивать?
        - Н-нуу… небылоли боя, аесли был, точто там случилось… непогибли кто… Яведь девочка, девочке низачто нерасскажут, атебе - завсегда! - подольстиласьона, иБилли немедленно выпятил челюсть.
        - Понял. - Билли ловко подбросил ипоймал монеты. - Надва дня харча хватит, астех пяти… Мамка порадуется.
        - Тыте пять еще заработай сперва! - пристрожила его Молли, стараясь поджимать губы, какмама.
        - Заработаю, несомневайся!
        - Тогда завтра? Здесьже?
        - Угу, - кивнул Билли. - Побегу сейчасже, тамкогда вечерняя смена воскресная, пробраться легче. ТыСэма-рыжего еще искать будешь?
        - Буду.
        - Он,говорю тебе, непоявлялся сегодня. Может, мамка его куда послала. Тыкним самим зайди. Если неиспугаешься.
        - Вотеще! - фыркнула Молли какможно убедительнее. - Сам-то неструсь, когда домастерских доберешься!
        Билли только рукой махнул, исчезая впадающем снегу.
        Почему она это сделала?
        Неповерила папе?
        Хотела убедиться сама?
        Онасама боялась ответов наэти вопросы.
        Боялась итого, чтос«Геркулесом» - беда, аэто значит…
        Боялась итого, чтопапа вретей.
        Трудно даже сказать, чего больше.
        Молли прождала Сэма наих обычном месте - наостатках старой эстакады, которую побольшей части снесли, когда строили доходные дома ипрокладывали новые линии паровика; однако приятель так инепоявился. Исчезли сзасыпаемых снегом улиц идругие мальчишки сдевчонками. Молли поколебалась - начинало темнеть - инехотя повернула домой.

3
        Билли принес ответ уже наследующий день, сияя, какновенький серебряный шестипенсовик.
        Былвечер, иМолли уже сбеспокойством поглядывала нафонарщиков, один задругим зажигавшим газовые фонари. Воскресный снегопад прекратился, навремя скрыв зияющие раны Норд-Йорка; носажа избесчисленных труб уже оседала набелые покрывала.
        Сэмми непоявился вновь, идевочка начинала всерьез беспокоиться. Сидела наверху старой эстакады, гдееще остались догнивающие остатки деревянных шпал, иждала, хотя уже чувствовала - Сэмми непридет.
        Зато явился Билли.
        - Эге-гей, мисс Блэкуотер! - онзамахал рукой.
        - Опять «мисс», Билли?
        - Тымне работу дала. - Онбыстро вскарабкался повыступающим кирпичам. - Я,того, сделал. Монеты притебе? - добавил он заговорщически.
        Молли позвенела полукроной ишестипенсовиком вкармане.
        - Примне. Чтосмог узнать?
        - Ух,инелегкоже было! - издалека начал Билли, какиположено. - Умастерских страсть что творится - проволоку новую натянули, даеще ярдов надвести отодвинули. Часть Ярроу иБетельхейма отгородили, народ выселяют. Говорят, сносить будут, мастерские расширять. Стрелки стоят. Сброневиками!
        - Ухты! Аневрешь?
        - Дачтоб мне втопке паровозной сгореть!
        - Какже ты пробрался? - Молли распирало, носпрашивать впрямую было нельзя. Нельзя показывать, насколько тебе это важно.
        - Дауж пробрался! - небрежно сплюнул мальчишка. - Ярроу-то они перекрыли, ивход мусорную аллейку, ачто туда попасть можно через окно одно ссоседней Назарет - забыли! Через окно вподъезд, атам черный ход какраз нааллейку между Назарет иЯрроу. Ипрошел! Аллейка-то какраз выходит назады мастерских, тамих дампстеры стоят. Забор высокий, датолько что мне их заборы! Кирпичи так криво л?жены, чтоибезрукий влезет.
        - Итебя неувидели? - восхитилась Молли.
        - Х-ха! - Билли вновь сплюнул. - Увидят они меня, какже, кроты слепые. Короче, перемахнул я через забор иходу! Через пути. Тамдочерта старых броневагонов стоит, знаешь, по-моему, ещеспрошлой войны. Ну,я подними, доглавного эллинга. Тамогни горят, светло, какднем! Подлез чуток изаглянул…
        - Ачегож заглядывал? Чего неспросил навыходе просто? - изумилась слушательница.
        - Чего заглядывал? - надулся отважности Билли. - Дапотому, чтосвоими глазами увидеть должен был! Мастеровые-то болтали, что, дескать, ужесовсем вечером пришел «Геркулес», ичто много сним работы будет.
        - Работы… будет? - пролепетала Молли.
        - Угу. Побили его сильно, говорили. Ну,я ирешил - затакие-то деньжищи какже я мисс Блэкуотер дурные вести принесу? Не-ет, надо самому, всесамому.
        - Нунетяни уже! - Молли чуть нестукнула мальчишку. Тотизобразил шутейный испуг, поглубже натягивая старую заношенную кепку. УшиуБилли были красные, ноон, похоже, привык.
        - Увидел я «Геркулес», - сообщил он торжественным шепотом. - Вовтором эллинге стоит, наяме. Побит, ага. Отголовного вагона только тележки иостались.
        - Отголовного… тележки… только… - Голова уМолли закружилась.
        Белая фигура, прижимающаяся кразмалеванной грязно-серыми ибелыми разводами броне.
        Вспышка, яркая, веселая, солнечная. Словно весной, когда ветер сгор относит вморе проклятые тучи, чтовисят надНорд-Йорком всю осень изиму.
        - Угу, тележки. Аостальное все цело. Обратно приползли, вобщем. Бронепоздники злые ходят, какбульдоги. Смастеровыми лаялись, самслышал.
        - Молодец, Билли, - мертвым голосом сказала юная мисс Блэкуотер. - Вот, держи свои три шиллинга… - Онаневольно взглянула наего ботинки, старые игрозящие вот-вот начать «спрашивать кашу». - Пусть мама тебе обувку новую купит.
        - Обувку! - присвистнул Билли. - Даты, мисс Блэкуотер, совсем того. Какие ботинки, если вдоме жрать нечего? Амамка весь день вчера плакала. ИДжоди сней, иКейти. Девчонки, чтосних взять. - Онподбросил монеты иснова поймал. - Пойду кбакалейщику. Нанас шесть шиллингов долг был записан. Отдам часть, наостальное муки куплю, масла, бобов, может, даже грудинки. - Оноблизнулся. - Аеще что-нибудь длятебя разузнать, Молли? Скажешь, ятак аж вПравление залезу!
        - Исхватят тебя! Нетуж. Лучше вот чего, узнай, чтосСэмми, ага? Этонетрудно. Двашиллинга - идет?
        - Полкроны!
        Молли уже хотела возмутиться… нопотом взглянула накепку Билли, чтоникак несоответствовала погоде, нахудые ботинки, старое драповое пальто ивыцветший вязаный шарф - инестала спорить.
        - Беззадатка тогда!
        - Идет! - легко согласился Билли. - Ятебе верю.

* * *
        Молли притащилась домой, выслушала упреки Фанни - хорошоеще, мамы дома небыло, ушла, какповедала служанка, накакой-то чэрити-диннер, ато Молли влетелобы наорехи. Молодая гувернантка мисс Джессика уже уложила Уильяма спать исама ушла, апапа пропадал вЖелезнодорожном клубе, хотя сегодня ибыл понедельник.
        Всвоей крошечной длинной комнатке Молли, незажигая газа, рухнула накровать исголовой накрылась покрывалом. Затакие фокусы - валяние напостельном белье вверхней одежде - полагалось самое меньшее оставление безсладкого, аесли учесть, чтоМолли запрещалось вообще «валяться» - тоицелый день нахлебе иводе.
        «Геркулес» потерял первый броневагон. Остались одни тележки. Всетак, какввидении. Вточности так.
        Ой-ой-ой мамочки…
        Этонеправильно. Этого небывает. Такое случается, только если людей настигаетона, страшная, гибельная магия, откоторой нет спасения. Правда, подружка Эмили Данкинс уверяла, чтопорой люди «видят странное», когда уних начинается синяя диарея, ноЭмили всей школе известная балаболка. Онахорошая, добрая, ноязык совершенно безкостей. Аглавное, потом самаже верит своим выдумкам…
        Чтосней теперь будет?
        Чтоделать, если Особый Департамент снова явится вшколу сосвоей камерой-обскурой?
        Куда бежать?
        - Мисс Молли! Мисс Молли!
        ЭтоФанни. Надо вставать. Фанни, онахорошая, нобеспорядка нелюбит почти также, какмама.
        - Вашужин, мисс Молли.
        Молли совершенно непомнила, чтоела втот вечер, нечувствовала вкуса еды. Фанни озабоченно нанее косилась, потом подошла, потрогала лоб. Что-то ворча себе поднос, скрылась вглубинах кухни ивернулась, вручив девочке тарелку сбольшим куском клубничного пудинга.
        Клубнику выращивали вособых теплицах, истоилаона, померкам семей Сэмми илиБилли, целое состояние.
        Обычно Молли обожала клубничный пудинг, носейчас механически глотала мелкие кусочки нежного теста, незамечая ягод.
        Вприхожей квакнула паропочта.
        - Кому там неймется, - разворчалась Фанни, направляясь квходной двери.
        Тамизпола выходил изогнутый патрубок пневматической, или, какее называли вНорд-Йорке, паровой почты.
        Шипение, чпок-чпок дверцы. И:
        - Мисс Молли! - скандализованный голос служанки. - В-вам, мисс…
        Письмо? Ей? Ачто, если… - уМолли подкосились ноги, - что, если Департамент уже обовсем проведал иточно знает, чтоона, Молли, - ведьма?
        Аведьмам неместо вНорд-Йорке.
        Фанни рассказывала, дескать, давным-давно ведьм просто сжигали. Сжигали, пока они неуспели никому причинить особого вреда, когда их тела исчезали вогненных взрывах. Правда, отэтого ведьмы становились только злее и, прежде чем их успевали разоблачить илиже они взрывались сами, ухитрялись натворить немало самого настоящего зла.
        - Письмо, мисс Молли.
        Вдоме доктора Джона Каспера Блэкуотера, M.D., взглядов придерживались свободных илиберальных, однако конверт Фанни подала повсем правилам, насеребряном подносе, сама - вбелых перчатках.
        Конверт был самым обычным конвертом. Налеплена марка, значит, отправлено спочтовой станции, анеиздома. Домовладельцы платят раз вмесяц закаждое отправленное илиполученное послание, натрубе установлен особый счетчик.
        Mr.William S.Grafty
        11 Holt Street, 25,
        Nord York
        NW 5 NY
        TheKingdom
        Miss Mollynaird E.Blackwater
        14 Pleasant Street,
        Nord York
        NE 1 NY
        TheKingdom
        Dear Miss Blackwater,
        Sammium was relocated two days ago with all ofhis family. TheSpecial Department was involved. Icannot say anything else right now. Iwill meet you inperson atthesame place asbefore.
        P.S.Destroy this letter immediately.
        Being your most obedient servant, William
        Молли уставилась написьмо широко раскрытыми глазами. Хорошо еще рот нераспахнула.
        Билли никогда неусердствовал особо вшколе, атут - пишет, ровно Первый Лорд Адмиралтейства Ее Величеству Королеве. Сколькоже он времени потратил, вырисовывая все эти буквы? Наверняка пошаблону делал, если напочтовой станции. Молли сильно сомневалась, чтодома уБилли вообщебы нашлись перо ичернила.
        Итолько тут донее дошло, очемже, собственно, писал Билли.
        Сэмми попал вОсобый Департамент.
        Совсей семьей.
        Билли неписал, усамоголи Сэма отыскалась склонность кмагии илиукого-то изего многочисленных братьев исестер. Может, скажет сам.
        Черт, сказала просебя Молли. Вслух нерискнула - Фанни оттакого подскочилабы допотолка иточно наябедничалабы маме. Ничертей, ниведьм, ни, темболее, магии служанка семьи Блэкуотеров надух непереносила.
        Черт, повторилаона. Вживоте стало очень холодно, противно инеуютно.
        Неужели Сэмми исчезнет также, какисчезла Дженни Фитцпатрик?
        Сейчас ей уже невыскочить. Мама вернется влюбую секунду. ДаиФанни низачто ее невыпустит.
        Молли закусила губу. Билл немог непонимать, чтоей далеко невсегда удается выйти наулицу так легко ипросто.
        Ивесть неподашь. Счетчик крутанется, папа непременно осведомится, какую отправляли корреспонденцию.
        Только ждать. Темболее что Сэмми уже ничем непоможешь - егоивсю семью, скорее всего, давно уже отвезли наюг…
        - Ктоэто вам пишет, мисси, хотелабы я знать?
        Рядом сМолли возникла подбоченившаяся Фанни.
        - Подружка. Тыее знаешь, Фанни, - Эмили. Эмили Данкинс.
        - А,такая счерными волосами, каксажа?
        - Ага. Предупреждает, чтозавтра вшколу непридет, извиняется, онамне книжку вернуть должна была…
        И,болтая самым непринужденным образом, юная мисс Моллинэр Эвергрин Блэкуотер, номер 14 поПлэзэнт-стрит, проходя мимо камина, небрежно уронила туда мгновенно вспыхнувший конверт.

* * *
        C этого вечера уМолли всоседях прочно обосновался страх. По-хозяйски завалился кней вкомнату, расселся иявно никуда несобирался уходить.
        Молли замерла напостели, накинув одеяло наплечи. Ладони зажаты между колен, оназастывшим взглядом смотрела надрожащий огонек толстой свечи. Ниспать, нидаже просто лежать она немогла. Сэмми увезли. Смешного конопатого Сэмми, ееверного рыцаря. Почему, отчего? Унего начала проявляться магия иОсобый Департамент оказался тут кактут? Илинеусамого Сэма, укого-то изего родни? Убратьев, усестер, умамы?
        Неважно. Теперь их нет, никого, иони никогда уже невернутся вНорд-Йорк. Даже если усамого Сэмми неотыщется ниграна этой самой магии, оностанется наюге Королевства. Вприюте, тоесть - вработном доме. Или, влучшем случае, впатронажной семье.
        Молли попыталась представить, какона сама приседает перед чужой насупленной женщиной сполным красноватым лицом, каклепечет «пожалуйста, простите меня, мадам», аумадам уже закатаны рукава серого уродливого платья, аладонь сомкнулась напучке розог.
        Давно настал вечер, сгустилась тьма, вернулась созваного обеда мама, налокомобиле приехал изклуба папа; Фанни встретила их вприхожей, подала «поздний чай». Молли слышала приглушенные голоса родителей вгостиной, нодаже нешелохнулась, хотя раньше наверняка побежалабы их встретить; сейчас она могла думать только оСэмми. Ио«Геркулесе».
        Надо быть очень, очень осторожной. Никто ведь незнает наверняка, есть унее эта самая магия илинет. Вконце концов, могло ведь все это быть просто совпадением? ДаиСэмми неимеет кней, Молли, никакого отношения, этосовсем другое дело. Такчегоже она трясется, почему приходится так себя успокаивать? Другу Сэмми уже ничем непоможешь, разве что самой отправиться наЮг его разыскивать - ихведь уже наверняка отправили изНорд-Йорка…
        Молли так изабылась тревожным зыбким сном, сидя, привалившись кстене.
        Наследующий день вновь повалил снег. Повалил втаких количествах, чтокое-где стали останавливаться паровики илокомобили. Наулицы выехало несколько жуткого вида зверообразных снегоуборщиков, Молли раньше всегда любила смотреть, каких лапы ловко загребают сугроб засугробом, отправляя снег натранспортер. Изтрубы валит пар, снег растапливается - этавода пойдет навсякие нужды вдепо имастерских.
        Урачительных хозяев Норд-Йорка ничего непропадает зря.
        Голова уМолли после вчерашнего гудела ираскалывалась. Онапопыталась было поканючить, нонарвалась наподжатые мамины губы ивыразительное: Моллинэр Эвергрин! Пришлось, выслушав многословные воспитательные тирады, выползать задверь итащиться вшколу.
        Запорогом полицу сразуже хлестнула жесткая снежная крупа пополам сугольной гарью. Небо нависало, свинцово-черное, идым избесчисленных труб Норд-Йорка смешивался снизкими, перевалившими Карн Дред облаками.
        Дошколы Молли последовательно налетела наконстебля, едва увернулась отлокомобиля ивпоследний момент выскочила из-под колес подкравшегося незаметно паровика. Вагоновожатый проводил ее возмущенным свистом.
        Вшколе тоже все пошло сикось-накось ишиворот-навыворот.
        Наматематике Молли долго итупо пялилась внаписанную надоске задачу - «Изгавани Дунберри ипорта Норд-Йорк одновременно вышли навстречу друг другу дестроер имонитор…» Перед глазами немедленно появлялся изувеченный «Канонир», иМолли аж затрясла головой, пытаясь избавиться отнаваждения.
        - Мисс Блэкуотер! Увас горячка? Чтозакривляния? Ужезакончили задачу? Покажите… почему страница чистая? Чтозначит «еще невзялись»?.. Посмотрите, другие уже заканчивают!
        Молли обмакнула перо, новидела вместо разлинованной бумаги инабухающей чернильной капли лишь низкие тучи, косые шеренги бесконечных волн иборющийся сними низкий монитор. Слева поборту вздымались дикие скалы негостеприимного вражеского берега, надострыми вершинами то идело что-то бесшумно вспыхивало - вернее, несовсем бесшумно, скоротким запозданием докатывались громовые разрывы.
        Четырнадцать дюймов, неменьше. Четырнадцатидюймовые орудия BL MkII, длина ствола 35 калибров, весснаряда 1410 фунтов, максимальная дальность стрельбы…
        - Мисс Блэкуотер!
        Монитор струдом удерживается накурсе. Обаего орудия главного калибра задраны вверх, снаибольшим углом возвышения. Вспышка, дым, вырывающийся изстволов, - корабельная артиллерия бьет перекидным огнем куда-то вдаль, залинию береговых скал.
        Море возле самого борта монитора вдруг вскипает, черная вода сменяется вихрем белой пены, имогучий корабль вздрагивает, словно налетев накамни. Нонет, откуда здесь камни?..
        Попалубе подструями секущего дождя бегут матросы вштормовках, тащат нечто вроде здоровенного куска брезента. Избелой пены уборта возникает что-то иссиня-черное, непоймешь, толи камень, толи живое существо. Эточерное вздыбливается досамых лееров, металл гнется, палуба опасно кренится, имонитор, отчаянно гудя - словно призывая напомощь, - дает задний ход. Инерция продолжает нести его вперед, правый борт сминается, словно неизкрепчайшей стали, аизгнилой фанеры.
        - Мисс Блэкуотер!
        Молли подскочила.
        - Вкабинет директора. Немедленно. - Надней нависала пышущая гневом математичка.
        Директриса, миссис Линдгроув, кМолли вообще-то всегда благоволила. Ещебы, Молли всегда получала высшие баллы дляшколы наежегодных испытаниях поматематике, черчению ифизике.
        - Чтослучилось, Молли, дорогая? Тынездорова? Миссис Перкинс подала натебя уведомление…
        - Д-да, госпожа директриса. - Молли разглядывала носки собственных ботинок. - Нездоровится. Да.
        - Почемуже ты непошла кфельдшеру, мисс Найтуок? Почему незаявила учительнице перед началом урока?
        - Д-думала, чтосправлюсь, госпожа директриса.
        - Охо-хо, - вздохнула миссис Линдгроув. Онабыла уже немолодой и, несмотря надолжность, незлой. Вее школе учениц секли, нотак дело обстояло везде. - Иди-ка ты домой, Молли.
        Этобыло совершенно неожиданно.
        - Д-домой, госпожа директриса?
        - Да,домой. Недотебя сейчас. Тыотлично учишься, акаждый может почувствовать себя плохо. Ктомуже… - онавстала, отодвинула штору, - кнам опять пожаловал Особый Департамент. Что-то зачастили они последнее время…
        Ноги уМолли почти превратились вкисель.
        Ачто, если это - замной? Если они узнали, чтоя дружу… дружила… сСэмом итеперь будут меня… того? Ачто, если Билли попался ивыдал, чтоэто я послала его разузнать, чтослучилось сСэмми, адоэтого еще ис«Геркулесом»?
        - Беги домой. - Мисс Линдгроув поднесла ладонь колбу, какбы вкрайнем утомлении. - Выспись какследует. Расскажи папе, доктор Блэкуотер - прекрасный врач, он, несомненно, разберется. Иди, Молли, иди. Мненадо встретить достопочтенных джентльменов Департамента.
        Молли кое-как собрала книжки, накинула куртку, вдва оборота замотала лицо шарфом. Швейцар мистер Баннистер какраз читал доставленную паропочтой записку миссис Линдгроув, чтоученица мисс Блэкуотер отправлена домой распоряжением госпожи директрисы.
        - Поправляйтесь, мисс. - Онвежливо приложил два пальца ккозырьку вычурной фуражки.
        - Спасибо, мистер Баннистер. Я…
        Молли незакончила. Широкие двери школы распахнулись; пятеро илишестеро высоких мужчин вформенных кожаных пальто досамых пят, высоких крагах, кожаныхже перчатках икруглых очках-консервах, какусамой Молли, шагнули через порог.
        - Минутку, мисс, - жестяным голосом сказал шедший впереди, - покорнейше прошу задержаться. Проверка Особого Департамента. Пожалуйста, вернитесь всвой класс.
        - Мисс нездоровится, онаотпущена решением госпожи директрисы. - Отставной егерь, мистер Баннистер чтил дисциплину.
        - Онанеумирает инеистекает кровью, - сухо возразил департаментщик. - Вернитесь всвой класс, мисс.
        Нарукаве унего пониже эмблемы Департамента красовались три угольчатых шеврона. Уостальных - поодному.
        Делать нечего. Молли очень медленно повернулась нанегнущихся ногах ипотащилась следом запроверяющими. Один изних нес наплече треногу, двое других - камеру подхолщовым покрывалом.
        - Поторапливайтесь, мисс.
        Мисс пришлось поторопиться.
        …Вклассе шла уже знакомая процедура. Одна задругой девочки усаживались перед камерой, досмотрщик крутил ручку, другой - заглядывал куда-то вочрево камеры, инесчастной бледной ученице, кее великому облегчению, разрешалось встать.
        - Мисс Блэкуотер! Ваша очередь.
        Ейпоказалось илидосмотрщик стремя шевронами как-то очень нехорошо нанее поглядел?
        Ноги по-прежнему еле слушались, душа ушла впятки, сердце бешено колотилось. Магия… папа… мама…
        - Смотрите прямо вобъектив, мисс, невертитесь, - сухо бросил департаментщик.
        Молли собрала все силы ивзглянула прямо втускло поблескивающие линзы. Втот миг они показались ей нацеленным прямо нанее орудийным стволом.
        Рука вкожаной перчатке двинулась, Молли услыхала, каквнутри камеры негромко шелестят зубчатые шестеренки.
        «Ихнесмазывали, - подумалаона. - Давно уже несмазывали. Наверное, некому. Онитам все такие важные, ловят тех, укого проявляется магия, адошестеренок вкамере ниукого недоходят руки…»
        Онавдруг стала стакой настойчивостью думать обэтих несчастных шестеренках, остающихся голодными бездоброго машинного масла, чтодосмотрщику пришлось повторить ей дважды, чтоона свободна иможет встать.
        Домой Молли летела. Слабость изног ушла, словно… словно поволшебству.
        Фанни, конечно, заохала изаахала. Изгостиной появилась мама, выразила некоторое беспокойство. Впрочем, уМолли небыло температуры ивроде какничего неболело.
        - А,ну, понятно, - переглянулись мама сФанни. - Идите ложитесь, Молли. Уроки сделаете после, если будете хорошо себя чувствовать.
        Квечеру Молли совсем пришла всебя. Онадолжна, обязательно должна повидать Билли. Оннебось уже второй день ждет ее наостатках старой эстакады; онабыла местом их сСэмом, теперь, похоже, будет ее иБилли…
        …Издома она смогла выбраться только послезавтра. Ничего сверхъестественного сней заэто время неслучилось, иМолли слегка воспряла духом. Онаосторожно повыспрашивала упапы, чтоможет случиться стеми, кого «отправили наюг» из-за магии, найденной укого-то изих семей, акогда доктор Блэкуотер выразительно поднял бровь, торопливо рассказала обисчезнувшей Дженни Фитцпатрик.
        - Ничего плохого, конечноже, - пожал плечами папа итотчас принялся немилосердно тереть свой многолинзовый монокль. - Конечно, укого нашли магию, тому непозавидуешь - ихдержат взаперти, вособых камерах… пока магия недостигнет… э-э-э…
        - Джон Каспер Блэкуотер! - возмутилась мама. - Зачем вы ведете сМолли столь неподобающие разговоры?!
        Папа немедля смутился иболее непродолжал.
        СБилли они встретились, когда наНорд-Йорк опять навалилась метель. Зима выдалась куда холоднее имногоснежнее обычного. Билли замотал лицо шарфом, тоидело заходясь вкашле.
        - Онизабрали Сэмми, всюсемью. Иотца его тоже, представляешь? Привезли подконвоем.
        - Так, аукого нашли магию-то?
        Билли только махнул рукой ипоспешно спрятал мерзнущие ладони обратно врукава худого пальто.
        - Удвоих сразу, представляешь? Умамаши Сэммиума иуего младшего брата.
        - Погоди, уДжорджа, чтоли?
        Билли покачал головой.
        - Несмог узнать. Ноукого-то измладших, да. Ивсех забрали.
        - Акакузнали-то? - неотставала Молли. - Вшколе?
        - Умамки-то его - нафабрике. Внезапная проверка. Приехало две команды сэтими, каких, ну, которые натреногах. Людей просвечивают. Говорят, тогда магия видна становится. Апотом, яузнал, идомой пришли, идавай всю ребятню просвечивать тоже. Нуи… братца зацепили.
        - Этож жуть какая-то, да, Билли? Живешь, никого нетрогаешь, апотом ррраз, иговорят, чтонашли утебя магию. И… ивсе.
        - Этокакчума красная, - авторитетно заявил Билли, шмыгая носом ибезо всяких церемоний утирая сопли рукавом. - Тоже вот живешь так, апотом ррраз! Сосед, старый Митч, рассказывал - всемьдесят шестом, вПетуарии, народ болел - тож самое. Сегодня здоров, азавтра кровью харкаешь, апослезавтра ивовсе помираешь. Такчто, мисс Молли, ещечто-нибудь длятебя узнать?
        - Нетпока, - вздохнула Молли. - Какмама-то утебя, работу нашла?
        - Набиржу ходила, - скривился Билли. - Говорят, «мы вам сообщим». Завтра кстарым докам пойдет, тамподенную работу найти можно. Ия вместе сней, еслиты, мисс, мненичего неподкинешь. Тыподумай, точно никого поколотить нетребуется?
        Молли грустно покачала головой.
        Никому уже непомочь. Ниробкой, молчаливой Дженни, ниверному другу Сэму. Остается только дрожать, вспоминая яркие пугающие видения - ис«Геркулесом», исмонитором.
        Итогда, напоследней проверке - теперь вспоминала она - старший издепартаментских… как-то нехорошо он нанее смотрел. Илиэто уже, чтоназывается, устраха глаза велики?
        Мало-помалу приближалось Рождество. Молли старалась вшколе - скоро дадут полугодовые табели, амама непризнает никаких оценок, кроме «AAE»[4 - AAE - Above All Expectations, Сверх Всяких Ожиданий.], выведенных почерком миссис Линдгроув.
        Билли крутился поблизости, нотаким другом, какСэм, все-таки нестал. «Геркулес» и«релокация» семьи Сэмми их сблизили, нонедотесной дружбы.
        Наразвалины старой эстакады Молли больше почти неходила. Только когда тоска становилась совсем уж черной.
        Билли словно чувствовал, возникал извечерних сумерек, садился рядом. Онимолчали. Иногда мальчишка осведомлялся, нетли умисс Молли какой-нибудь работы. Молли становилось стыдно - онапредложила как-то Билли несколько шиллингов «просто так», однако он отказался.
        - Не,мисс Молли. Ятак непривык. Мысмамкой отродясь непобирались. Ничего, справимся.
        …Втот вечер Молли уныло шагала домой. Наостатках эстакады она просидела почти полчаса, ноБилли непоявился.
        Снега валили ссамого начала декабря. Улицы Норд-Йорка было некому расчищать, машины несправлялись.
        Итогда Молли иувидела вновь тех самых Rooskies.
        Трое. Вярких оранжевых жилетах поверх рубах - знаменитые touloupes куда-то исчезли - онигрузили снег вкузов локомобиля.
        Трое. Двое немолодых бородачей и… итот самый мальчишка, которогоона, Молли, впервые увидела возле «ворот №14».
        Работали все они легко, словно инеприходилось им ворочать пласты слежавшегося снега, перемешанного сугольной гарью. Наблюдал заними один-единственный констебль, ипритом непохоже было, чтоон особенно опасается побега его подконвойных.
        Молли пригляделась - нет, ницепей, никаторжных ядер, ничего. Rooskies были свободны… ну, почти свободны.
        Отчего-то это… разочаровывало. Варвары вкнигах были дремучи, яростны, неукротимы ипредпочитали смерть плену - ну, разумеется, дотого, какглавный герой - джентльмен Королевства илиже леди - необъясняли ему его заблуждения.
        Rooskies, загадочные обитатели северных стран, областей заКарн Дредом, которые королевским картографам так инеудалось нанести начертежи, недолжны были покорно грузить снег! Вотпросто немогли, ивсе.
        Иуж вособенности недолжен был старательно трудиться подприсмотром одного-единственного констебля мальчишка ссоломенными волосами ижестким, волчьим прищуром серо-стальных глаз.
        Неволк он уже тогда, а… а…
        Молли замедлила шаг. Ивдруг поняла, чтоRooski видитее. Инепросто видит, азнает, ктоона, чтоузнаетее. Причем узнает, даже неповернувшись, невзглянув наюную мисс Блэкуотер.
        Справа ислева поПлэзент-стрит горели газовые фонари, светились витрины приличных - здесь других неводилось - магазинов. Торопливо шагали леди иджентльмены, медленно проезжали тяжелые локомобили, невдалеке свистел, готовясь отправиться отостановки, местный паровичок. Линия пересекала Плэзент-стрит, помилуйте, разумеется, мама Молли никогдаб несогласилась жить «сэтими ужасными свистками игудками подсамыми окнами».
        Тихо имирновсе. Стоит, позевывая, ещеодин констебль, глядит накарманные часы, верно, кончается смена.
        - Стой! Куда! - Молли подпрыгнула - изчасовой лавки Каннингхема иПрота, пригибаясь, вдруг вырвалась донельзя знакомая фигурка, бросилась через Плэзент-стрит, ловко нырнула чутьли неподколеса локомобиля ибросилась дальше, кпросвету меж домами, гденачиналась мусорная аллейка, чтовела наГеаршифт-стрит.
        Билли. Ичто-то прижимает кгруди.
        Ой-ой-ой!..
        - Стой, воришка! - Вдогонку заБилли мчались сам мистер Каннингхем, тощий, длинноногий, идвое его приказчиков. - Держитеего! Полиция! Полиция! Держи вора!
        Молли оцепенела, прижимая ладошку корту.
        Очень удачно подкатывал паровик - Билли лихо проскочил прямо перед ним, несмотря нанегодующие свистки машиниста, мистер Каннингхем иего приказчики поневоле замедлились - однако надругой стороне Билли нарвался прямо наконстебля, чтосторожил троицу Rooskies.
        - Стой, паршивец! - Иконстебль ловко соскочил скузова локомобиля, направляя наБилли револьвер.
        Оннешутил.
        Билли растерялся лишь насамый миг, ноконстеблю этого хватило. Рука его вкожаной перчатке немедленно икрепко вцепилась Билли вворотник.
        Сдругой стороны Плэзент-стрит показался хорошо знакомый локомобиль вцветах Особого Департамента.
        Билли забарахтался ввоздухе, отчаянно пинаясь. Здоровяк-констебль легко удерживал его надмостовой.
        - Держи… ах… ох… ух… вора!.. - подоспел запыхавшийся мистер Каннингхем. - Да,этоон, этоон, ух… ох… благодарювас, констебль…
        Двое старших Rooskies по-прежнему меланхолично закидывали снег вкузов. Онидаже необернулись, словно показывая, чтопроисходящее их никак некасается.
        Зато обернулся мальчишка. Впрочем, ион тоже смотрел отнюдь ненадергающегося Билли. Онсмотрел наМолли, смотрел прямо вглаза, невежливо, нахально исовершенно, нусовершенно по-варварски!
        Словно ждал чего-то.
        Констебль отвлекся, однако никто изRooskies непопытался бежать. Кидали себе снег, даивсе. Равнодушные, покорные.
        Мальчишкаже стоял, опершись налопату, иглазел наМолли.
        Билли меж тем поставили наноги, имистер Каннингхем, уперев руки вбоки, что-то возбужденно излагал констеблю. Тот, успев пристегнуть Билли наручником кдлинной итонкой цепи, приклепанной кформенной портупее, сважным видом записывал показания владельца лавки вкнижечку, поминутно кивая. Потом грубо дернул отворот пальто Билли, запустил руку тому запазуху, извлек набелый свет что-то золотисто блеснувшее. Карманный хронометр.
        Молли мысленно застонала. Билли, Билли, нукакойже ты дурачок!..
        Онадолжна что-то сделать. Попавшегося накраже малолетнего воришку закуют, каквзрослого, отправят ксудье. Присяжныхему, само собой, неполагается. Судья определит наказание - работный дом длямалолетних. Впрочем, этотолько так называется - «работный дом», анасамом деле - чистая каторга.
        Оназнала, гдевНорд-Йорке такой дом. Вюжной части, застарыми доками, зажатый меж двух дымящих трубами заводов - сталеплавильным исталепрокатным. Видела тех, ктоугодил «вработы». Правда, видела всего один раз, когда они смамой ехали налокомобиле кЮжному вокзалу. Мама поджимала губы игромко жаловалась, чтоназдешних улицах приличному джентльмену, неговоря уж оледи, ипоявиться страшно, аМолли, расплющив нос остекло, смотрела, смотрела исмотрела начудовищные здания фабрик, казавшиеся неведомыми чудовищами, обвитыми паропроводами, словно кровеносными артериями ивенами.
        Ихсоединяли арки эстакад, грубо склепанные изстальных ферм, поним туда-сюда сновали паровики, иные, чемвгороде, низкие ипузатые, даже навзгляд куда мощнее.
        Ирядом сними, прямо порельсам, тащилась длинная цепочка мальчишек воранжевых жилетах поверх арестантских роб.
        Воттуда ипопадет Билли.
        Онуже несопротивлялся, шмыгал носом, глядя вземлю.
        Локомобиль Особого Департамента притормозил было, однако неостановился, медленно проехал мимо.
        «Сейчас», - услыхала Молли.
        Беги, Билли!
        Оназакричала. Илиэто ей только показалось? Однако она очень-очень четко вдруг представила, какупыхтящего локомобиля, вкоторый пленные Rooskies грузят снег, изтопки вырывается сноп пламени, клапана срывает, изкаждой муфты, изкаждого золотника бьют струи свистящего пара, локомобиль судорожно дергается, словно лошадь подкнутом. Констебль отнеожиданности взмахнул руками, как-то неловко задел пряжку собственной портупеи, иона расстегнулась. Билли, небудь дурак, водин миг подхватил упавшую цепочку отнадетого ему назапястье браслета икинулся наутек - вту самую мусорную аллейку, оставив вруках констебля добычу.
        - Держи! Держи-и-и! - хором завопили иконстебль, имистер Каннингхем, иоба его приказчика. Неуспевший далеко отъехать локомобиль Департамента окутался паром ивстал каквкопанный.
        Констебль дернулся было вдогонку заБилли, нововремя вспомнил овверенных его попечению подконвойных. Мистер Каннингхем топал ногами, но, получив обратно свои часы, гнаться закембы то нибыло явно ненамеревался. Обаприказчика тоскливо переглянулись и, вяло крикнув «держи!» пару раз, затрусили следом заБилли ковходу валлейку.
        Недогонят низачто, подумала Молли. Аллейка соединяла Плэзент-стрит сАмелиа-роуд, аследующей была уже Геаршифт сэстакадой скоростного паровика, закоторой начинались совсем другие кварталы. ТамБилли, если незнать, ктоон, хоть год ищи, несыщешь.
        Молли очень осторожно повернулась. Локомобиль, гдетолько что гордо восседал констебль, замер, накренившись набок, одно изколес как-то странно вывернуло. Облако пара окутывало его по-прежнему, аязыки пламени, вырвавшись изтопки, жадно лизали все вокруг, словно надеясь отыскать хоть что-нибудь годное впищу, кроме холодного металла.
        Локомобиль Особого Департамента дал задний ход.
        - Вотведь что зачертовщина! - Констебль сокрушенно всплеснул руками. - Мистер, вы, э-э-э…
        - Каннингхем, констебль. Микаэль Дж.Каннингхем-младший, - сготовностью выпалил хозяин часовой лавки.
        - Э-э-э, мистер Каннингхем, выуведомление оправонарушении составлять желаете? - Судя повиду констебля, емуэтогобы отчаянно нехотелось. Имистер Каннингхем все понял правильно.
        - Уведомление оправонарушении, констебль? О,нет, кчему лишние бумаги? Мальчишка ненанес никакого ущерба, наверняка уже далеко, всвоих трущобах. Вотблагодарственное отнесение вашему начальству ябы составил спревеликим желанием, констебль!..
        - Весьма признателен, мистер Каннингхем, весьма признателен!.. - подкрутил усы констебль. - Эй,вы, работай давай! - гаркнул он напленных. - Что, непонятно? Raboutai! Trud, trud! Bistro!
        Пленные задвигались чуть быстрее.
        Мальчишка коротко оглянулся, вяло икакбы равнодушно скользнул глазами поулице. Плэзент-стрит уже возвращалась кобычной жизни - покачав головами иповозмущавшись падением нравов, шлисебе дальше леди иджентльмены, няня вдлинном пальто что-то наставительно втолковывала мальчику идевочке лет пяти-шести, нагибаясь кним иуказывая пальцем нааллейку, гдескрылся Билли.
        Молли столкнулась смальчишкой-Rooski взглядом итотчас отвернулась.
        «Идидомой», - услыхалаона.
        Незадаваясь вопросом, ктоэто говорит иоткуда, просто сделала, каксказано.
        Позади нее локомобиль Особого Департамента замер возле вытянувшегося вофрунт констебля.
        Трое Rooskies по-прежнему грузили снег. Пребывая вовсе тойже меланхолии.

4
        Молли понимала, чтоБилли должен исчезнуть. Вовсяком случае, именно так поступали герои всех ее любимых книг. Конечно, юная мисс Блэкуотер прекрасно знала, чтоворовать очень нехорошо. Но… номистер Каннингхем был, во-первых, итак богатый, во-вторых, очень вредный, и, втретьих, Билли надо было помогать маме. Благородные разбойники всегда грабили богатых иделились добычей сбедными. Обэтом тоже писалось вомножестве прочитанных Молли книг.
        УБилли мама осталась безработы. Емусамому ее найти тяжко. «Ктонеуспел, тотопоздал». Даже если возьмут младшим смазчиком, платить будут хорошо если два пенни зацелый день…
        Не,не, нечего тут даже исомневаться, - потрясла головой Молли. Билли скрылся. Неищи его сейчас. Онтебя сам отыщет, если что. Ивообще, вот-вот Рождество, оценки вшколе хорошие, снова тянет чертить корабли ирисовать фантастические паровые шагоходы.
        Амагия… что магия? Привиделось что-то. Совпало так. Ееведь просветили департаментские, просветили иничего ненашли. Такчто успокойтесь, мисс Моллинэр Эвергрин, изабудьте обэтом.
        Алокомотив тот тоже сам подвзорвался.
        Онасама незнала, откуда пришли эти спокойствие иуверенность. Может, изснов? Ейтеперь почти каждую ночь снились сны, яркие, цветные - срасстилающимися бескрайними, уходящими загоризонт заснеженными лесами, белыми просветами покрытых льдом озер. Совздымающимися горными пиками, чтостоят неколебимой стеной, защищая лесную страну. Среками, сбыстрыми водопадами, срывающимися соскал инезамерзающими даже влютую стужу.
        Этобыли просто леса, леса иничего больше.
        Ноотчего-то Молли становилось покойно, тревоги уходили. Ида, снова хотелось рисовать.
        Однако теперь все чаще она рисовала недестроеры смониторами, небронепоезда сорудиями, агоры. Просто горы. Срывающиеся сних серебристо-льдистые потоки, ускользающие, словно жемчужные змейки, куда-то наполночь. Низкое зимнее солнце надуходящими вбесконечность лесами. Иеще одну гору, отдельную, черную, единственную извсех неодетую снегами, какиные вершины Карн Дреда. Собственно, онавообще небыла частью хребта, отделявшего Королевство отДиких Земель. Молли рисовала ее всегда стоящую саму посебе, илесное море билось, словно прибой, оее иссиня-черные, словно закопченные, склоны.
        Откуда это, чтоэто ипочему, Молли незадумывалась. Просто рисовала.
        Ейпочему-то казалось, чтотеперь все наладится. Вообще все-все-все. Жалко Сэмми иего семью, жалко Билли. Нопоследнего, похоже, все-таки непоймали. Молли несколько раз сходила вте кварталы, перебросившись парой фраз сполузнакомыми ребятами, окоторых упоминал вразговорах Билли, - онисчез. Правда, егомать неособенно беспокоилась, аотвечала примерно также, какродители несчастной Дженни Фитцпатрик: Билли уехал впоисках работы кдальнему родственнику, правда, ненаюг, аназапад.
        Всеэто, конечно, были просто уличные слухи; нотак хотелось верить, чтоуБилли все хорошо! Ичто Сэмми, который, какутверждал тотже Билл, никак небыл замаран смагией, попадет вхорошую приемную семью - бывают ведь хорошие приемные семьи, правда?
        Живи ирадуйся, Молли.
        Рождество подкатывало, поулицам выставляли елки ввитринах лавок имагазинов, богатые дома украшались гирляндами ивенками изомелы. Зажигались большие цветные фонари сосвечами. Вгазете изодня вдень рассказывали онеторопливом, новерном продвижении доблестных горнострелков иегерей кперевалам; весной, утверждалось, войска двинутся уже заКарн Дред. «Геркулес» получил новый броневагон, отремонтировали старичка «Гектора», ибронепоезда, оглашая паутину рельсовых путей пронзительным свистом, раззаразом отправлялись насевер.
        Имониторы скрейсерами идестроерами тоже неотстаивались вгавани, несмотря напронзающий ветер сгор. Всешло самым наилучшим образом. Папе, правда, теперь приходилось проводить все больше ибольше времени вразъездах насвоей паровой дрезине, пользовать больных ираненых.
        Никакие видения больше Молли непосещали. Все, случившееся так недавно, стремительно начинало казаться просто дурным сном - всеее страхи, предвидения итак далее.
        Унее ничего нет. Нетникакой магии. Совершенно неочем беспокоиться.
        Несколько раз она встречала насвоей улице инасоседних все тогоже мальчишку изпленных Rooskies - онто грузил какие-то мешки иящики, то, стоя наопасно покачивающейся лестнице, исправлял газовый фонарь, чему Молли несказанно удивилась - какэто дикий варвар может что-то там исправить?
        Вобщем, онтоже становился чем-то привычным, частью городского пейзажа, какиразносчики, трубочисты, зеленщики, молочники, вагоновожатые, извозчики ипрочий им подобный люд.
        Втот день - ровно занеделю доРождества, когда Норд-Йорк наконец-то смог очистить улицы иплощади отнекстати нападавшего снега - Молли возвращалась домой понарядной Плэзент-стрит. Соскочила сподножки пересекшего улицу паровичка ивесело, вприпрыжку, побежала домой.
        Между тротуаром ипроезжей частью, тоуворачиваясь отколес локомобилей, токидаясь кногам прохожих, металась большая, красивая кошка. Ухоженная ипушистая, явно домашняя. Металась, отчаянно мяукала, искательно глядя снизу вверх налюдей: «Ая точно неваша кошка? Может, этовы меня потеряли?..»
        Кошку Молли всегда хотелось. Но,увы, смамой это выходило заграни возможного, итут непомогбы даже папа.
        Темнеменее шаг Молли невольно замедлила. Какже ты оказалась наулице, такая красивая, чистая, бело-палевая, совсем непохожая натощих иоблезлых обитательниц помоек?
        ПоПлэзент-стрит среди других нешибко многочисленных локомобилей двигался илокомобиль сэмблемой Департамента. Мельком Молли подумала, чтостала встречать их невдалеке отсвоего дома слишком уж часто - вспомнить хотябы, когда чуть непопался Билли!
        Кошка, едва неполучив пинок откакого-то раздраженного джентльмена, обиженно иразочарованно взмяукнула икинулась прямо надорогу.
        - Ой! - неуспела испугаться Молли.
        Локомобиль Департамента вдруг нелепо дернулся, изцилиндра ударила сосвистом струя пара. Насмерть перепуганная кошка взвилась, только невту сторону, иМолли уже видела, какнанее накатывается массивное заднее колесо локомобиля.
        - Нет-нет-нет-нет! - Молли сжала кулаки, прижимая их вужасе клицу. - Нет-нет-нет, увернись, пожалуйста!
        Исхватила кошку зашиворот.
        Вернее, ей, конечноже, показалось, чтосхватила. Потому что где она игде кошка?
        Темнеменее кошку ивпрямь словно выхватила из-под колес иотбросила прочь чья-то невидимая рука. Ионаже, этарука, резко дернула зарычаг уцилиндра влокомобиле, так, чтотот заскрежетал, окутываясь облаками пара.
        Донельзя похоже нато, какслучилось сБилли.
        Кошка очумело завертела головой, апотом бросилась прямиком кМолли.
        Изнакренившегося вдруг набок локомобиля поспешно выбрались двое вдлинных кожаных пальто исверкающих шлемах счерно-бело-красными короткими плюмажами.
        Выбрались ирешительным шагом направились прямо кМолли. Тазамерла, оцепенев иразинув рот.
        Кошка, мурлыча, принялась тереться ей оноги. Похоже, онанесомневалась, чтонашла себе новую хозяйку.
        Молли, оцепенев, нечуя собственных колен, только хлопала глазами, глядя наприближающихся департаментских.
        Кошка вдруг резко выгнула спину, хвост встал трубой, иона яростно зашипела - ей, похоже, сотрудники Особого Департамента чем-то очень непонравились.
        Обамужчины остановились, нависая надМолли. Очки-консервы опущены наглаза - какиусамой мисс Блэкуотер, - заними невидно глаз.
        - Каквас зовут, мисс? Имя, фамилия, место жительства?
        Кошка неистово шипела.
        «Соври!» - резко вспыхнуло вголове.
        - М-мэгги, сэр, - пролепетала Молли. - Мэгги Перкинс. Тоесть М-маргарет. Маргарет Перкинс, сэр.
        - Место жительства, мисс… Перкинс? - один издепартаментских достал переплетенный вкожу блокнот свытесненной эмблемой их службы.
        - Пистон-стрит, двадцать один, квартира девятнадцать! - беззапинки выпалила Молли итолько потом сообразила, чтоназвала адрес Сэмми. Инетолько адрес, ноиего фамилию. Больше того, усамого Сэмми имелась старшая сестра Маргарет.
        - Благодарю, мисс Перкинс. Думаю, вампридется отправиться сейчас снами, вашим родным мы сообщим попочте.
        - М-мне? С-с вами? - Молли попятилась. Вживоте сжался ледяной липкий комок, ноги подкашивались самым постыдным образом.
        - Да-да, снами, - кивнул один издепартаментских. - Покажите ей жетон, Джоунз…
        «Беги!» - вновь раздалось вголове.
        Однако ноги уМолли совершенно ослабели, онаглядела навозвышающихся надней мужчин зачарованно, словно птичка перед удавом.
        «Беги!» - ужескаким-то отчаянием выкрикнул голос.
        Ивновь она несдвинулась сместа.
        Раздался грохот. Справа, устены, рухнула высоченная приставная лестница, авместе сней свалился…
        Тотсамый Rooskii. Тотсамый мальчишка. Вместе сним грохнулись мотки каких-то нето проводов, нето веревок, молоток, целый набор шлямбуров, отверток, гвоздей, дюбелей ишурупов. Всеэто богатство разлетелось побулыжному тротуару, асам мальчишка, изовсех сил выкрикивая сдиким акцентом: «Сорри! Сорри!» - метнулся прямо подноги департаментским.
        «Беги, дуреха!»
        - Ты,бестолочь! - заорал один изних. Нагнулся, схватил мальчишку зашиворот.
        - А… э… сорри, сэр… сэр, плииз… сэр… - жалобно заскулилон, умильно-униженно складывая руки.
        УМолли словно что-то взорвалось внутри. Ноги сами сорвались сместа.
        Обаохотника смотрели сейчас только нанеуклюжего мальчишку. Неподвижно застывшая робкая девчонка, конечноже, неспособна никуда деться.
        Ивновь кто-то словно вколачивал всознание Молли команду закомандой:
        «Первый шаг медленно. Залокомобиль. Второй быстрее. Смотри, паровик! Паровик напересечке! Заним! Быстрее! Прыгай!..»
        …Состороны это все выглядело вполне заурядно иобыденно. Достопочтенные джентльмены Особого Департамента задали какие-то вопросы прилично одетой девочке иявно разрешили ей уйти. Потому что она отнюдь непобежала отних сломя голову, авполне спокойным шагом отправилась кпаровику и, лишь видя, чтоон вот-вот отправится, побежала завагоном.
        - Уффф… - вырвалось уМолли. Онасунула кондуктору проездной, тоткивнул, сунул впасть паровому компостеру, повернул рычаг.
        Ничего вокруг себя невидя, Молли протиснулась вглубь паровика. Осторожно глянула впромежуток между пассажирами - обадепартаментских судорожно озирались, явно ее разыскивая. Мальчишка по-прежнему ползал уих ног, надо полагать, бормоча извинения сжутким своим акцентом.
        Паровик пересек Плэзент-стрит илокомобиль Особого Департамента искрылся извиду.
        Молли соскочила, недожидаясь следующей остановки, когда кондуктор смотрел вдругую сторону. Соскочила исразуже бросилась впроем между домами, шмыгнула между мусорными баками, повернула раз, другой, третий…
        Этиместа она знала лучше, чемсобственные пять пальцев.
        Надземлей здесь тянулись выгнутые наподобие огромных колен газопроводы, Молли одним движением взлетела поржавым ступеням изалегла, забившись меж двух широченных труб.
        Локомобиль Особого Департамента стоял все тамже, авот оба достопочтенных джентльмена вкасках счерно-бело-красными плюмажами, словно безумные, бежали отнего вразные стороны.
        По-прежнему ползал наколенях, собирая свое добро, мальчишка-Rooskii.
        Молли выждала. Сердце колотилось безумно, однако она выжидала. И,когда сияющие каски Департамента удалились достаточно далеко, быстро спустилась иперебежала дорогу.
        - Мяу! - настойчиво сказала бело-палевая кошка, преспокойно входя вместе сМолли впереднюю. Через порог она махнула одним движением, так, чтоинеостановишь. Замерла намиг, огляделась, вновь уверенно сказала Молли «мяу!». Звучало это так, что, мол, «теперь я твоя кошка».
        Ивзбежала намягких лапках вверх поступеням. Непошла вкухню, откуда тянуло вкусными запахами, несунулась кдвери вподпол, гдежили крысы, сзавидной регулярностью пугавшие имаму, иФанни, - нет, сразу махнула навторой этаж.
        Молли бросилась следом.
        - Мисс Молли! - раздалось возмущенное.
        Фанни. Нуконечноже. Ещебольшая ревнительница приличий, чеммама.
        Пришлось задержаться.
        Молли изовсех сил старалась вести себя какнивчем небывало, весело отвечала что-то Фанни, незапоминая нивопросов, нисобственных слов.
        Зачем она потребовалась Департаменту? Куда ее хотели увезти, чтосней сделать? Ой-ой-ой, онаведь уже почти поверила, почти успокоилась, чтоникакого отношения кмагии неимела инеимеет!
        Онирешили, чтоона - ведьма? Что… что вытащила кошку из-под колес благодаря этой самой «волшебной силе»?
        Ой. Ой. Ой.
        Молли поднялась наверх, ксебе. Ничего невидя вокруг, плюхнулась накровать. Рука погрузилась вочто-то мягкое, шелковистое, довольно заурчавшее.
        Кошка! Свернулась себе клубком напокрывале, словно целый век тут прожила!
        - Чтоже мне стобой делать… - прошептала Молли, глядя вбольшие зеленые глаза.
        - Мррр! - решительно сказала кошка. Ипотерлась оМоллины пальцы.
        «Тутчеши, хозяйка».
        Молли почесала кошку заухом.
        - Пыррр! - сказала та, довольная, иприкрыла глаза.
        Отчего-то сурчащей кошкой рядом становилось нетак страшно.
        Новедь она теперь преступница! Убежала отдознавателей Особого Департамента. Конечно, узнать ее будет затруднительно. Низко надвинутый шлем, очки, носирот Молли обычно заматывала шарфом, носегодня он сполз. Темнеменее - такпросто ее неопознаешь. Конечно, адрес ифамилию они проверят… атам будет написано, чтоМаргарет Перкинс совсей семьей подпала подрелокацию. Тамнаверняка светографическая карточка, но, опятьже, такпросто неустановишь, ктоесть кто. Начнут послылать сообщения, запросы, какое-то время потребуется, чтобы получить ответы, сопоставить, решить…
        Итогдаони, конечно, поймут, чтокто-то назвался именем девочки, ужедавно находящейся наЮге Королевства, вприемной семье… иливприюте, ктознает.
        Итолько после этого они вновь вернутся наПлэзент-стрит.
        Ноони вернутся. Непременно.
        Станут обшаривать дом задомом. Медленно, неторопливо иметодично. Пока ненайдут.
        Ичто ей делать тогда?
        Ичто ей делать, если… страшно даже подумать… если все-таки это та самая магия?
        Онасидела, раскачиваясь вперед-назад, игладила кошку. Гладила игладила, слушая довольное пырчание, зарываясь пальцами вмягкую чистую шерстку.
        «Ктоже выбросил тебя, такую красивую, такую ласковую?» - невольно подумала Молли, несмотря навсе беды сегодняшнего дня. Эх,хотьбы разрешили тебя оставить… новедь неразрешат. Скажут - «чтобы дряни этой тут небыло! Немедленно! Сейчасже!..»
        - Мисс Молли! - вдверях застыла донельзя скандализованная Фанни. Застыла, словно монумент Обличающего Долга. - Чтоэто? Вотэто? Напокрывале?!
        Вгруди Молли шевельнулась глухая злость. Мненичего нельзя, уменя никого неосталось. Атеперь отберут икошку…
        - Этокошка, Фанни.
        - Вижу, мисс, чтонекрокодил! - Горничная уперла руки вбока. - Ваша матушка, миссис Анна, будет очень, очень недовольна. Давайте-ка, по-хорошему, по-быстрому, выкинем эту тварь через заднюю дверь, ивсего делов. А,мисс Молли?
        - Этомоя кошка, Фанни.
        - Ну-ну, мисси, - сощурилась служанка, - посмотрим, чтоскажет миссис Анна. Ая уж ей сообщу, несомневайтесь. Потому какзаэтой дрянью убирать ничего небуду.
        - Шшшш! - ответила кошка. Ислегка подобралась.
        - Ишьты, ещешипеть наменя будет! - рассвирепела Фанни. - Нувсе, мисси, яиду. Квашей матушке!
        - Ступайте, Фанни. - Молли очень старалась, чтобы это прозвучало холодно истрого.
        - Хм! - Служанка гордо задрала нос, повернулась изатопала вниз полестнице. - Миссис Анна! Миссис Анна! Тутунас такое…
        - Сейчас нас выгонять будут, - шепотом сказала Молли кошке, словно та могла ее понимать. - Ноты неуходи далеко, хорошо? Ятебя подкармливать буду. Может, унас назаднем дворе поживешь?
        - Мррр, - задумчиво сказала кошка. Ивстала.
        - Молли! - Этоуже мама. И,естественно, внесебя отярости. - Молли, каквы могли… каквы дерзнули… потрясающе… вопиющее непослушание… небудь я человеком современным, клянусь, выпоролабы вас так, чтонавсю жизньбы запомнили!..
        Молли очень захотелось спросить маму, поролили ее саму так, чтоона «запомнила навсю жизнь». Ноиспугалась - испугалась саму себя, поднимающуюся откуда-то изглубины холодную, ледяную злость, жестокую ирассудочную.
        - Немедленно! Чтобы этой хвостатой… хвостатой гадости здесь небыло! Апотом лично, мисси, лично, ручками все тут отмоете иперестираете! Янесобираюсь заставлять делать это беднягу Фанни!
        - Мр, - ободряюще сказала кошка, глядя наМолли. Таосторожно протянула руки, икошка дала себя взять.
        - Фу! - брезгливо отстранилась мама. - Помойкой-то какразит!
        Этобыло неправдой. Кошка совершенно непахла никакими помойками, новозражать было уже бессмысленно.
        Молли медленно шагала вниз поступеням. Словно конвой, позади спускались мама иФанни.
        - Наулицу эту тварь! Быстро! - приказала мама.
        Фанни, удовлетворенно ухмыляясь, протопала вкухню.
        - Свашего разрешения, миссис Анна, пойду. Уменя соус доспевает.
        - Конечно, конечно, Фанни, милочка. Авы, мисси, - якому сказала? Тварь - наулицу!
        - Хорошо, - сквозь зубы сказала Молли. - Только можно тогда назадний двор? Нехочу, чтобы ее сразуже убили.
        Молли опустила обязательное «мама», ноэто, похоже, прошло незамеченным.
        - Ладно уж, - мама поджала губы. - Нотолько быстро! Ичтобы я видела!
        Онашироким ибыстрым шагом направилась через гостиную вкухню.
        Молли плелась следом, держа наруках спокойно помуркивающую кошку.
        Фанни свыражением нескрываемого удовольствия распахнула заднюю дверь, чтовела кмусорным бакам ипрочему.
        - Быстро!
        Молли вышла насередину кухни иостановилась.
        Мама иФанни обе глядели нанее.
        Аизугла кухни наних всех глядела крыса.
        Огромная, отвратительная инаглая крыса. Серый крысюк.
        Крыс вНорд-Йорке было немало. Ихтравили, нобезособого успеха; мама, смертельно их боявшаяся, регулярно нанимала крысоловов икрысобоев, раскидывавших вподвале иназаднем дворе отравленные приманки. Правда, помогало это неочень. Еслиже честно - тонепомогало совсем, помнению Молли.
        Крыса выбежала изугла, ничего небоясь, потрусила через кухню.
        Итут ее заметили иФанни, имама.
        Дальнейшее неподдавалось никакому описанию.
        Фанни завизжала, кинулась кдверям, зачем-то их захлопнула. Заметалась бестолково, хватаясь то заугольный совок, тозащипцы.
        Мамаже - мама издала душераздирающий вопль, некрик даже, невзвизг, аименно вопль, пронзавший стены иперекрытия, и, несомневалась Молли, слышимый вовсем квартале. Вследующий миг мама взвилась ввоздух, совершив головокружительный прыжок - вдлинных юбках досамых пят! - вскочив спола прямо навысокий разделочный стол.
        Изатопала ногами, подбирая подол, словно крыса только идумала, чтобы поскладкам ткани взобраться наверх ивпиться ей влицо иливруку.
        - И-и-и-и-и! - визжала Фанни, тоже вспрыгивая натабурет.
        - А-а-а-а-а! - вопила мама, всесодрогаясь, так, чтоМолли испугалась, чтоее сейчас хватит падучая.
        - Мр! - коротко сказала кошка ибело-палевой молнией метнулась срук Молли. Мягко извернулась, словно нечто текучее, постоянно меняющее форму; также мягко, ноочень сильно оттолкнулась - Молли аж отшатнуло назад - ивзвилась ввоздух.
        Этобыл великолепный бросок. Бросок, достойный льва илидаже тигра. Крыса дернулась было, кинулась наутек, нобыло поздно.
        Кошка придавила ее лапами, впилась когтями. Азатем стремительно вонзила зубы крысе вхолку, вздернула итряханула.
        Крыса обвисла идаже недернулась.
        Кошка так изастыла, держа крысу вчелюстях ивыразительно глядя то намаму, тонаФанни.
        - И-и-и… - наконец перестала визжать горничная. - М-миссис Анна…
        - О-она м-мертвая? - совершенно серьезно спросила бледная каксмерть мама укошки.
        Кошка, разумеется, ничего неответила. Только потрусила неспешно коткрытой двери назадний двор, скользнула через порог.
        Несколько секунд никто нешевелился.
        Апотом впроеме вновь появилась бело-палевая пушистая кошка. Онавопросительно глядела намаму исловно чего-то ждала.
        - Х-хорошая к-кошечка… - пролепетала мама слабым голосом.
        - Видите, мама, какая отнее польза может быть! - тотчас кинулась ватаку Молли. Упускать такой момент было никак нельзя.
        - Да,крысоловка отменная, - признала иФанни, утирая пот. - Ох,инелюблюже я этих тварей - крыс, конечно! - быстро поправиласьона, отчего-то странно взглянув накошку. - Нокакпоймала-то, миссис Анна! Какпоймала!
        - Н-ну, мисс Моллинэр… - Мама глядела вниз, явно непонимая, какэто она ухитрилась так высоко запрыгнуть. - Э-э-э… подайте мне стул, мисс, будьте любезны… чтож… кошка… да… может… быть полезна. Пожалуй… учитывая ваши отметки, коивесьма неплохи, весьма… можете ее оставить.
        - Ура! - несдержалась Молли.
        - Но,мисс, выбудете целиком иполностью ответственны зачистоту, кормление иза…
        Дальнейшая речь мисс Анны Николь Блэкуотер особого интереса непредставляет.
        …Ночью Молли лежала впостели. Рядом, наее руке, обняв предплечье лапками, посапывала кошка. Оставалось только придумать ей имя…
        - Ди. Диана. Яназову тебя Дианой, - сонно пробормотала Молли. Отчего-то помуркивающее пушистое существо, улегшееся наее левой руке, успокаивало, отгоняло черные мысли. - Разуж ты такая охотница…
        Новоиспеченная Ди, онаже Диана, приподняла круглую голову, раскрыла большущие зеленые глаза. Одобрительно сказала негромкое «мяу», поерзала, устраиваясь поудобнее наМоллиной руке, имигом заснула.
        Молли тоже проваливалась всон, инасей раз это вновь был яркий, праздничный иочень спокойный сон. Онаопять видела исполинскую черную гору, очень похожую нату, чтоона рисовала, поднимающийся надсумрачным великаном дымок. Взгляд ее вновь скользил надзаснеженными лесами, замечая то белого позимнему времени зайца, тоглухаря илитетерева. Лоси брели куда-то целым стадом, пробирались своими тропами волки, мышковали наоткрытых пространствах лисы. Жизнь, совершенно непохожая наузкие улицы Норд-Йорка, наэстакады идымы, желтые окна ибитком набитые паровики. Восне Молли ничего подобного небыло. Один лишь лес, великий лес, лесбезконца ибезначала, лесизначальный, лес, изкоторого все вышло икуда все вернется.
        ИМолли видела, какэто случится: какдеревья выбрасывают несчетное множество семян, какподхватывают их ветра, послушные воле лесов; какнесут надострыми пиками Карн Дреда, какони оседают наземлю - повсюду. Нажелезнодорожных путях изаводских крышах, наулицах иплощадях, нагрязных мусорных аллеях инагромадных складах угля истали, добытых вблизлежащих шахтах иливыплавленной впечах Норд-Йорка.
        Икакпотом, когда сюга приходит тепло, этисолдаты армии Севера пробуждаются кжизни. Тончайшие корни, такие слабые, которые так легко вырвать, - находят самые мелкие трещины вкирпичной кладке иливбулыжной мостовой. Несмотря ниначто, дотягиваются доземли, забитой воковы улиц, заключенной вкандалы фундаментов. Дотягиваются иначинают расти споистине дивной быстротой.
        Выворачиваются изнасыпей рельсы ишпалы, лопаются костыли, отскакивают гайки, срывая резьбу. Парсвистит изпрободенных корнями паропроводов, сдвигаются сопор мосты, невсилах противостоять напору зеленого воинства. Иные деревья жертвуют собой - назаводах вспыхивают пожары, когда оказываются пробиты резервуары сгазом. Нонасмену сгоревшим встают новые; адругие, вырастая накрышах обычных домов, пускают корни аж доподвалов, расшатывают перекрытия ибалки, стены трескаются, ивэти трещины врываются кавалеристы-вьюны, чтоподнимаются снизу, иззамусоренных дворов.
        Инаконец все начинает рушиться. Надгрудами камней, наджелезными балками, надрухнувшими мостами иэстакадами, прорастая, словно через ребра скелета, поднимается новый лес. Оннесчитает потери. Онпришел, чтобы победить.
        Какнистранно, Молли это ничуть непугало.

5
        Утром она проснулась свежей ибодрой, выскочила изкровати даже дотого, какФанни принялась колотить вее дверь. Изазавтраком даже обычное нытье братца Уильяма, равно какиего дразнилки сподначками, несмогли испортить ее настроение.
        Онадумала промагию, нодумала безпрежнего ужаса. Идаже обстоятельства ее знакомства сОсобым Департаментом отчего-то уже непугали, неповергали впанику.
        Наверное, всему причиной была Ди. Спустившись вниз вслед заМолли, кошка поскребла лапкой взакрытую дверь подпола. Фанни поморщилась было, ноДиана тихонько мяукнула, потерлась ей оноги, искательно заглянула вглаза - ислужанка, что-то беззлобно ворча себе поднос, приоткрыла створку. Димолнией метнулась вниз иочень скоро появилась обратно, таща зазагривок задушенную крысу.
        Мама снова взвизгнула, ноуже нестоль громко. Молли сорвалась сместа, распахнула заднюю дверь - Диана ровной трусцой выскользнула наулицу ивскоре вернулась, ужебезо всякой крысы. Скромно мяукнула искромноже отошла вуголок, гдеМолли поставила ей миску, ипринялась вылизываться.
        - Отличная крысоловка, миссис Анна, - одобрительно сказала Фанни.
        Мама слабо кивнула, нонаДи уже смотрела безо всякой неприязни.
        Братец Уильям своплем «киса!» кинулся было тискать Диану, однако та ловко ускользнула, отбежав подальше.
        - Нетрогайее, - вдруг сказала мама. - Кошке надо привыкнуть. Подожди, онасама ктебе придет.
        - Ноя хочу-у-у сейча-а-ас!
        - Хочется-перехочется. Перетерпится, - невозмутимо сказала мама. - Ивообще, мастер Уильям, увас все щеки вкаше. Немедленно умываться!..
        Молли смотрела намаму, набрата, наФанни, наДиану - ией было хорошо. Очень хорошо. Такхорошо, какнебыло уже очень, очень давно, стого самого дня, какисчезла Дженни Фитцпатрик, авдуше поселилась неизбывная тревога.
        Наступали рождественские каникулы. Какпозаказу, исправилась погода. Пришло время разматывать гирлянды, чулки дляподарков надкамином, вешать надвери венки изеловых веток икрасно-белых листьев рождественской звезды - словом, делать то, отчего надуше становится светло исказочно. Заэтой близкой сказкой Молли совсем позабыла провчерашние тревоги.
        День начинался замечательно, просто великолепно. Ивсе оставалось великолепно ровно дотого момента, какМолли пришлось выскочить наулицу помелкой надобности - мама послала кзеленщику, - иона, непробежав идвадцати ярдов, вдруг натолкнулась насобственную физиономию.
        Ну,вернее, несовсем собственную.
        Накруглой афишной тумбе красовался новенький, только что расклеенный, каквидно, плакат Особого Департамента.
        Скрупной картинкой, изображавшей некую девочку, вмашинистском шлеме инадвинутых наглаза круглых очках-консервах. Нижняя часть лица открыта идаже несколько похожа наМоллину - подбородок сямочкой, например, - новостальном - никак неопознаешь.
        «Разыскивается, - гласил плакат, - Ведьма».
        Да,именно так. Ведьма.
        BEAUMA
        «Опасный уровень магии… нуждается внемедленной изоляции ирелокации… подданным Ее Величества, обладающим какимибы то нибыло известиями обоной ведьме, вменяется вобязанность незамедлительно сообщать вОсобый Департамент…»
        Всекакобычно.
        Онауже видела такие листовки, только наних всегда были совсем другие лица. Безочков.
        Плохи увас дела, Департамент, вдруг весело изло подумалаона. Неможете меня разыскать, неможете! Вотиклеите что нипопадя. Такие очки-консервы увсех! Даишлемы нередкость, умногих отцы вгорнострелках, вегерях иливжелезнодорожных экипажах.
        Ищите-ищите. Клейте-клейте. Никогда вы меня ненайдете!
        Итолько теперь она заметила локомобиль Департамента итроих мужчин вформенных касках, стучащихся вдвери дома поПлэзент-стрит, 8.
        Нуконечно. Тамживет Аллисон МакНайер, одних лет сМолли. Когда-то они играли вместе, пока были маленькие, апотом Молли стало неинтересно - ейнравились дестроеры, мониторы ибронепоезда, Аллиже любила куклы, мягкие игрушки исказки пропринцесс.
        Значит, Департамент проверяет все дома вокруге, гдеони меня видели…
        Приэтой мысли удаль, владевшая Молли, мгновенно съежилась иисчезла. Остался только страх. Прежний ледяной страх.
        Департамент здесь. Онинете глупые злодеи изкнижек. Осматриваютвсе. Неоставляют ниодной прорехи.
        Ноги подкашивались, дыхание пресекалось. Ввиски билась кровь, Молли почти ничего невидела перед собой. Бежать! Забиться сголовой пододеяло, ипусть все это окажется дурным сном! Пусть папа, большой исильный, пусть он это как-нибудь уладит!.. Онведь все может!..
        Но,несмотря наужас, несмотря назаледеневшие внутренности, Молли незамедлила шаг, непобежала. Вместо этого быстро юркнула валлейку между домами, мигом оказавшись назаднем дворе своего собственного.
        Онибудут здесь вот-вот, лихорадочно думалаона. Узнают? Илинет? Лучше подождать, посмотреть, чтослучится, если они придут, аменя дома нету?
        Назаднем дворе Молли мигом взлетела пополуобвалившейся кирпичной стене туда, гдепроходили газовые трубы. Проползла поузкому гребню, затаилась - еезащищал верх перпендикулярной стены, онаже могла видеть, чтотворится ивкухне, ивгостиной.
        Мама иФанни, какобычно днем, дома. Мама уходит обычно вечерами, когда начинаются званые мероприятия.
        Молли стала ждать. Вгруди бухало, щеки горели, живот опять болезненно сжался.
        О! Чтоэто? Никак зашли?..
        Точно. Прошли вгостиную; начищенных касок сплюмажами так инесняли. Ого, итренога скамерой приних! Мама им что-то втолковывает. Спина умамы очень, очень прямая, руки она держит перед грудью, нето что сама Молли, вечно незнающая, куда их девать…
        О,протянули маме какую-то бумагу…
        Молли сощурилась. Ба,да это тот самый плакат!
        Мама смотрит. Отрицательно качает головой. Иеще раз. Иеще. Один издепартаментских ставит напол треногу скамерой. Наверное, хотят снова проверять.
        Ага, точно. Мама гордо вздергивает голову - Молли знает этот жест, мол, чтозачепуха! - исвидом оскорбленного достоинства садится прямо перед объективом. Один издепартаментских крутит ручку сбоку… замирает намиг… кивает.
        Мама встает, гордо расправив плечи. И,несомневается Молли, налице унее сейчас доступное только настоящей леди выражение «говорилаже явам!», откоторого бледнеют итеряются даже закаленные норд-йоркские констебли.
        Апотом приводят Уильяма. Братец слегка напуган ижмется кДжессике. Всех сажают перед камерой - иотпускают. Неисключая иФанни. Имостается проверить только папу, ноего сейчас нет…
        Молли уже почти убедила себя, чтоникакой магии унее нет ибыть неможет. Локомобиль, когда убегал Билли, самсломался. Кошка Ди сама впоследний момент вывернулась из-под колес, алокомобиль, опятьже, наверняка налетел колесом навывернувшийся измостовой булыжник.
        Такчегоже она боится? Почему благовоспитанная девочка, дочь уважаемого доктора Джона Каспера Блэкуотера сидит наверхотуре, незамечая холода иветра, вместо того, чтобы гордо, свидом оскорбленного достоинства, зайти домой, сесть перед камерой, разинавсегда посрамив Особый Департамент?
        Ноони уверены, чтоимеют дело сведьмой. Почему? Отчего? Такпросто? Авдруг непросто?
        Но,сколькобы ты нипряталась, онипридут снова. Иснова. Илиоставят вызов стребованием явиться вДепартамент самим. Чтотогда сделают папа смамой?
        Молли незнала. Инезнала, скем посоветоваться. Билли исчез, каквводу канул, ипосей день она неимела отнего никаких известий.
        Так… Особый Департамент, кажется, удовлетворился. Забирают свою треногу… уходят… точно.
        Молли мигом соскользнула вниз. Измусорной аллеи она отлично видела, кактрое мужчин вблестящих касках счерно-бело-красными плюмажами загрузили влокомобиль свою треногу скамерой иотъехали.
        Молли провожала их взглядом, пока они несвернули наАзалия-стрит, итолько тогда побежала домой.
        Кошка Ди бросилась кногам, тревожно мяукая.
        - Мисс Молли! - Намаме небыло лица. Всябелая отужаса.
        - Мисс… Молли, дорогая моя, чтоделается? Почему тут ходят джентльмены изОсобого Департамента? Разыскивают… разыскивают… - голос умамы вдруг сломался, - д-девочку, к-которая… наулице…
        - Мама, очемвы? - неведомо как, ноуМолли это получилось вполне удивленно, новтоже самое время ибеззаботно. Внутри, правда, всезаходилось отстраха, аноги едва держали. - Малоли девочек? Я,вон, видела, оникАллисон вдом заходили…
        - Они… они ищут непросто девочку… ищут девочку, к-которая… - мама вужасе закрыла лицо руками, - которая подобрала кошку! Бело-палевую уличную кошку! Кактвоя Ди!
        Молли ощутила, какей словно совсей силы дали поддых.
        Кошка. Нуконечноже, кошка! Большая, красивая, пушистая и… приметная.
        Конечно, еезапомнили.
        - Ониспросили, неприводилали ты последнее время кошек… - продолжала мама, - счастье, чтоДи спряталась, какзнала, имиску ее ты убрала какраз… Я… мне пришлось сказать, чтоникаких кошек унас тут нет инебыло…
        - Ия подтвердила, - мрачно заявила Фанни. - Небыло, дескать, унас тут никаких кошек отродясь, вотхоть усоседей спросите, миссис Анна их терпеть неможет…
        - О-они г-говорят… - стенала меж тем мама, заламывая руки, - чтоищут в-в-ведь…
        - Ведьму, - мрачно сказала Молли. - Ага, даже плакаты повесили. Разыскивается…
        - М-молли… это… этоты? - пролепетала мама ипошатнулась.
        Молли кинулась, схватила ее подруку. Вдвоем они доковыляли докресла.
        - Мойнесессер… - Мама запрокинула голову, прижала ладонь колбу тыльной стороной. - Там… нюхательные соли…
        Изкухни высунулась Фанни, тоже бледная каксмерть.
        - Мисс Молли… чтож это творится-то? Имистера Джона, какназло, дома нету…
        - Все. Будет. Хорошо, - твердо сказала Молли, поднося маме клицу ее флакончик снюхательной солью. - Этопросто недоразумение. Всеразрешится.
        - О-особый Департамент оставил бумагу… - Мама еле разлепляла губы. - Намвелено явиться стобой туда завтра… проверка… наналичие… магии…
        - Ну,значит, сходим, - пожала плечами Молли, собрав всю храбрость. Ачто еще она могла сейчас сказать? - Меня проверят иотпустят. Всекакобычно.
        - П-правда? - Мама совершенно по-детски схватила Молли заруку, искательно заглядывая ей вглаза. Словно этоей, анеМолли, было двенадцать лет.
        - Конечно, правда, мама! Неволнуйтесь. Всебудет хорошо. Можно я пойду ксебе?
        - И-идите… мисс…
        Фанни, тревожно поглядывая наМолли, засуетилась вокруг мамы.
        - Позвольте, помогувам, миссис Анна… вам надо впостель…
        Молли нацыпочках поднялась ксебе. Хорошо, чтобратец Уильям занят сгувернанткой иниочем, похоже, неподозревает. Егопроверили, приключение закончилось, можно возвращаться кигрушечным паровозам ибронепоездам.
        Аведь их всех станут проверять, вдруг подумала Молли. И… подвергнут релокации, если уменя… если сомной… если я окажусь…
        Бежать, вдруг подумалаона. Бежать, куда угодно, толькобы их нетронули. Была такая Моллинэр Эвергрин Блэкуотер, атеперь инет. Нанет исуда нет, какговорил Сэмми. Вконце концов, маму ибратца проверили, сними все впорядке.
        Ихнетронут. Конечноже, нет. Если Молли исчезнет, сними все будет впорядке.
        Исчезнет? Куда исчезнет? Зачем? Ведь, может быть, онаеще не…
        Угу. Какже. Особый Департамент несомневается втом, чтоты - ведьма. Иони знают прокошку Ди. Значит, онадолжна исчезнуть вместе сомной.
        Исчезнуть. Потому чтоона, Молли, какнастоящая леди, должна быть уверена, чтосее мамой ипапой, сбратиком, сФанни иДжессикой - чтосними все хорошо.
        Азначит, надо бежать.
        Ой-ой-ой, какэто так - бежать? Куда бежать? Ккому бежать? Сейчас, зимой? Гдеона станет жить? Гдедобудет пропитание?
        Вопросы бились вголове, словно мячи длялаун-тенниса.
        Конечно, бежать некуда. Но… один выход унее всеже оставался. Несамый лучший, новсе-таки.
        И,если унее нет никакой магии, онавернется. Потом. Когда-нибудь. Когда будет твердо уверена.
        Аесли магия есть…
        Чтож, пусть тогда она настигнетее, Молли, где-нибудь вглухих лесах, тамона никому непричинит вреда…
        Вглазах защипало.
        Молли решительно достала из-под кровати свой скаутский рюкзак коричневой толстой кожи сомножеством отделений икарманов.
        Оназнала, чтоделать. Вконце концов, незряже она дружила сСэмом иподдерживала знакомство сБилли! Иона некисейная барышня, какСэнди.
        Теплые штаны. Рейтузы. Ещеодни. Фуфайка. Свитер. Шарф. Маска. Запасные очки. «Вечная» зажигалка. Карманный нож, предмет дикой зависти братца Уильяма. Ремни. Шлем степлым подшлемником. Мазь отмороза. Перчатки. Варежки. Компас. Книжечка топографических карт.
        Молли лихорадочно собиралась. Надо бежать, надо бежать. Пусть потом сюда приходят. Девочка? Какая девочка? Нетникакой девочки. Ищите сколько угодно. Следите задомом. Проверяйте.
        Носки, толстые итонкие. Шерстяные гольфы. Теплые сапоги назастежках.
        Свинья-копилка сдыркой впузе, заткнутой круглой пробкой, - Молли жалко было разбивать смешную глиняную хрюшку. Монеты… несколько банкнот… все скопленное запоследний год набольшую модель дредноута «Орион» снастоящей паровой машинкой внутри.
        Куртка.
        Так, гдеони тамвсе?
        Ага, вспальне умамы…
        Молли тенью скользнула вниз полестнице.
        Гостиная. Кухня. Дверь назадний двор. Хорошо смазанные петли нескрипнули.
        Порыв ветра влицо.
        Беги, Молли, беги!
        - Мряу! - сердито сказала Ди, впоследний момент проскочив следом захозяйкой.
        Молли только вздохнула. Ибросилась наутек.
        Продолжение следует…
        Эльдар Сафин
        Дикки Кейтс
        Идея посещения Черного континента совместно сдесятилетней дочерью изначально была несамой лучшей. Номоя жена Анна уехала вКитай бороться заправа якобы обездоленных женщин. Ееродители принимали опиум иутверждали, чтоэто - терапия, анеболезнь. Моиродители давно погибли прикрушении дирижабля надЛа-Маншем.
        Витоге изродственников навсе Острова уменя оставался только брат, Джон Кейтс, доверить которому ребенка несмогбы исамый ужасный родитель. Джон возглавлял профсоюз портовых грузчиков вГлазго. Онмного пил, гулял спродажными женщинами, брал деньги отруководства порта иплатил взятки полиции.
        Ксорока годам он обзавелся гигантским животом, множеством врагов, скверным характером иуверенностью втом, чтоон - пупземли. Меня Джон невыносил. Также, какияего.
        Ямог оставить дочку винтернате, таконабы продолжала учебу, ауменя былобы больше свободы. Новсе эти безумные современные теории оравенстве людей, независимо отих происхождения, цвета кожи ипола, меня чрезвычайно смущали. Учителя могли вложить вголову ребенку что угодно, ия никак несмогбы это проконтролировать.
        Витоге Джоан поехала сомной.
        ВБристоле меня нашел старший брат. Каквсегда бесцеремонный игрубый, ондернул меня заплечо, подойдя сзади.
        - Братец Дикки, займи-ка мне денег, - сказалон. - Мненужно триста гиней. Ачерез месяц я отдам тебе пятьсот.
        Какимбы плохим человеком Джон нибыл, новтом, чтокасается долгов - каккарточных, такилюбых других, - онбыл очень щепетилен. Носумма велика, аДжон выглядел потасканным икаким-то запуганным, чтоли? Изнего, словно изнадутого рыбьего пузыря, выпустили часть воздуха. Вечно лоснящийся инаглый, нынче он был подсдутым.
        - Извини, братец Джонни, несейчас, - ответиля.
        - Тысяча гиней через месяц.
        Авот это меня уже испугало. Натысячу вполне можно было безбедно существовать несколько лет, итакие деньги вблизком доступе держали только богатейшие люди королевства.
        - Тауэр ограбил кто-то другой, - усмехнулсяя. - Уменя нет такой суммы.
        Буквально занеделю донашей встречи кто-то влез вкоролевскую сокровищницу ичто-то оттуда умыкнул. Чтоименно - никто незнал. Никазначейство, ниСкотланд-Ярд опохищенном нераспространялись, игазетчики выдавали версии одна сказочнее другой.
        Наэтом мы расстались.
        ДоБисау изБристоля ходил рейсовый дирижабль, нетакой роскошный, какнаконтинентальных маршрутах, новполне пристойный. Внем, какминимум, была палуба дляджентльменов, атакже раздельные туалеты.
        ИзБисау я полагал добираться доФритауна кораблем, ноксобственной радости встретил впорту сэраГарри Митчелла, скоторым нераз беседовал ополитике вОсеннем клубе, принадлежащем Виндзорской ложе. Мыобменялись тайным знаком, после чего Гарри побольшому секрету рассказал, чтоунего вподчинении - новейший подводный корабль, спущенный состапелей Адмиралтейством всего полгода назад.
        Ондержал путь всторону Индии совместно сдвумя линкорами сопровождения. Какодин издействующих членов Британской академии наук, оподводных корабляхя, конечноже, знал, нонеочень много. Витоге, начав соранжада, мызакончили чистым скотчем, ивтуже ночь я вместе сдочерью оказался наподводном корабле.
        Джоан была ввосторге - отмножества приборов сбронзовыми ручками ирычагами, отвозможности наблюдать глубины моря через небольшие иллюминаторы иотпо-настоящему уважительного отношения моряков. Ихотя среди них небыло ниодного джентльмена покрови - кроме Гарри, разумеется, - всеони были сОстровов.
        Фритаун, вотличие отБисау, оказался городом куда какболее крупным, ноприэтом иболее грязным. Здесь небыло автоматических кэбов, зато водились механические лошади, давным-давно изгнанные сОстровов заужасающую неэффективность иедкий ртутный пар, прущий извсех сочленений.
        Кстати, сэраГенри Пиллера, изобретателя этих лошадей, яхорошо знал. Ондосих пор баловался сортутью, ихочу отметить, чтоего работники часто сменялись - здоровья им хватало едвали нагод-полтора, потом начинались проблемы созрением, спеченью, почками.
        Коляска, запряженная парой металлических монстров, сунылой скоростью вполтора десятка миль вчас провезла нас через весь Фритаун. Остановился я удобрейшей Мэри Гандсворт, милой дамы пятидесяти лет. Онавыполняла некоторые поручения Британской академии наук изаэто имела небольшое жалованье, которого, впрочем, вэтих местах хватало навполне нормальную жизнь.
        Вообще, наличие даже пары гиней вкармане воФритауне приравнивало последнего забулдыгу кджентльмену. ВЛондоне, дадаже вкаком-нибудь Стратфорде, тыдолжен постоянно держать спину прямой. Тыдолжен помнить обремени, наложенном натебя многими поколениями предков, несущих свет цивилизации вотсталый мир. Здесьже даже вышколенные офицеры современем ослабляли ремень.
        Впрочем, янесобирался оставаться вСьерра-Леоне настолько долго, чтобы это отпечаталось вмоем - илитем более дочери - поведении.
        Мойпуть лежал дальше. Мэри Гандсворт нашла дляменя пару носильщиков ипомогла проложить лучший маршрут доточки назначения, незабыв предупредить отом, чтоместные ленивы ижадны.
        Большая часть моего багажа, включая машинку дляидеального смешивания джин-тоника ичасть приборов, осталась воФритауне. Сказать почести, Джоан я хотел поручить заботам Мэри, носвоевольная девчонка устроила настолько дикую истерику, чтоя сдался.
        Ещечерез три дня подутро мы сдочерью иносильщиками оставили повозку иначали подъем вгоры. Здесь, неподалеку отплато Футо-Джаллон, пики были совсем невысокими - носами места скалистыми инеприспособленными дляжизни.
        Джоан мужественно переносила отсутствие горячей еды инеобходимость самостоятельно совершать туалет. Сказать почести, дляменя это было, пожалуй, даже более тяжелым испытанием, чемдлядочери. Вконце концов я все свои двадцать девять лет провел вкабинете илаборатории, редко покидая даже Лондон, - дважды был вКале иодин раз понеотложным делам Академии летал трансатлантическим роскошным дирижаблем вБостон. Новотличие отмногих моих коллег, посещавших иИндию, иКанаду, иАвстралию, заядлым путешественником себя несчитал. Тотже сэрГенри Пиллер всвое время бывал ивМонголии, инаТибете. Даже моя жена чувствовала себя какдома вскоростных, нонеочень удобных дирижаблях, способных причалить чутьли неклюбому дереву.
        Дляменя комфорт ипорядок значили много, адаже краткое путешествие выбивает изколеи. Ночетырехлетние исследования подошли кконцу, геомагнитная сеть оказалась выписана свысочайшей точностью иподтверждена испытаниями, проведенными помоей просьбе воФранции иШвеции. Настала пора проверить мою теорию отом, чтомногие свойства, считающиеся внаучном мире константами, вопределенных местах, которые я называл «узлами», сильно меняются.
        Известно, чтоунашей планеты есть магнитное поле. Равно известно, чтооно неоднородно, начем зиждутся многие кажущиеся нам обыденными вещи - кпримеру, указывающая насевер стрелка компаса. Номало кто знает, чтоСеверный иЮжный полюса - всего лишь два крупнейших геомагнитных узла извосьми. Янесколько лет собирал информацию иизрисовывал глобусы, стараясь найти закономерности, ивитоге обнаружил, чтонаша планета буквально исчерчена магнитными линиями, хаотично пересекающимися между собой. Наполюсах действительно имелось много пересечений, нобольше всего их было внескольких других местах. Четыре изних оказались посреди океанов инегодились дляисследований, одно - вгорах Южной Америки, иодно - здесь, вСьерра-Леоне.
        Мышли едвали часа три, когда носильщики начали выказывать недовольство. Английский язык они знали едва-едва, ноизпутаных объяснений я понял, чтомы приближались кнекоему проклятому месту. Ярасценил это какдоказательство моей теории иприказал им двигаться дальше.
        Часа через полтора они встали иначали орать. Пришлось взять уодного изних мой саквояж, открыть его идостать револьвер. Оружие я нежаловал, новподобной ситуации оно осталось единственным возможным доводом. Испуганные видом шестизарядного «Гассера», носильщики согласились продолжить путь. Приэтом я непитал иллюзий ипонимал, чтоедва дам слабину, какони покинут нас - ихорошо, если непопытаются ограбить илиубить.
        Подвечермне, несмотря наусталость инепритворную опасность, пришлось взять дочь наруки. Онатак утомилась, чтонемогла больше передвигаться самостоятельно.
        Мыпришли наместо, когда уже стемнело. Язаставил носильщиков разбить лагерь иразвести костер, нопока мы сДжоан распаковывали вещи, чернокожие парни сбежали. Янесильно расстроился, таккакпредвидел иэто, ито, что, скорее всего, после проведения исследований мне придется оставить здесь большую часть вещей.
        - Мнестрашно, папа, - сказала Джоан.
        Яее понимал. Места оказались тревожными. Жухлая зелень, каменистая почва, нерешительный огонь костра, требующий регулярной подпитки - намсдочерью здесь было неместо. Хорошо хоть животных поблизости неводилось - какя ипредполагал всвоих изысканиях, имненравились места пересечения геомагнитных линий.
        Джоан перед сном потребовала, чтобы я ее обнял, датак изаснула. Яворочался недолго итоже провалился взабытье.
        Первое, чтоя увидел, открыв глаза, была голая чернокожая женщина. Высокая - почти шести футов, ноприэтом худая имускулистая, онастояла наднами исмотрела, немигая, наДжоан.
        - Прошу вас одеться, - сказаля. - Исделать это, пока моя дочь непроснулась.
        - Янесплю, - Джоан высвободилась измоих объятий.
        - Даже несобираюсь, - начистом английском ответила негритянка. - Этомой дом, иэто мои правила.
        - Несмотри, - попросил я дочь.
        Приэтом сам я отводить глаз нехотел - дапобольшому счету инемог. Этогибкое тело приковало ксебе мой взор. Японимал, чтосовершаю нечто неприемлемое дляджентльмена. Носмотрел исмотрел.
        Хотя я был женат - идосвадьбы небыл аскетом, - темнеменее обнаженной женщины присвете дня невидел ниразу. Навид ябы дал негритянке чуть больше двадцати лет. Крупная грудь стонкими идлинными, почти вфалангу мизинца, сосками чуть свисала подсобственной тяжестью. Наживоте виднелись линии пресса, бедра выглядели едва шире талии. Пахженщины зарос курчавыми жесткими волосами, икры выглядели излишне накачанными исовсем неженственными. Ивсеже она была красива. Япоймал себя наэтой мысли, иона меня неожиданно оскорбила. Я,действительный член Британской академии наук, родственник - пусть идальний - половины пэров британского парламента, вдруг счел красивой туземную женщину?
        - Кактебя зовут? - Яеще раз отметил неожиданно хороший английский.
        - Ричард Кейтс, - ответил я иначал подниматься. Стесняться своей естественной мужской реакции, отчетливо заметной, несмотря наштаны, янесобирался. Джоан лежала, зажмурившись, именя это устраивало.
        - Я - Оми. Мойнарод - фула, ия - марабута.
        Фула - это, скорее всего, фульбе, одно изсамых многочисленных племен Гвинеи. Чтотакое марабута, янезнал, номеня это инеинтересовало.
        - Утебя есть дом?
        - Хижина, выше посклону.
        Омисмотрела наменя иехидно улыбалась. Накакой-то момент я почти решился достать револьвер - просто чтобы показать, ктоздесь хозяин, акто - туземец. Нобыстро подавил эту недостойную мысль. Темболее что девушка явно была умнее большинства моих знакомых, включая немало джентльменов.
        - Япрошу тебя одеться, взять Джоан ссобой ипозаботиться оней. Твои труды я оплачу.
        - Напервое - нет. Навторое - может быть. Натретье - деньги меня неинтересуют.
        Мызашли втупик.
        - Папа, онаменя несмущает. - Незнаю, вкакой момент дочь открыла глаза.
        - Идемте. - Омирешительно развернулась ипошла прочь.
        Джоан посмотрела наменя. Требовалось срочно решить, чтоделать. Ячувствовал, чтоесли сейчас промедлю, вера моего ребенка вменя может пошатнуться.
        - Давай посмотрим, гдеона живет, - предложил я обыденным тоном.
        Мыедва успевали занегритянкой, хотя она была босой ираздетой - акамни наземле выглядели острыми, неговоря уже ожестких ветвях раздвигаемых нами деревьев.
        Дохижины Оми пришлось пройти всего футов двести. Этобыл приземистый, нодовольно длинный дом изглины, безокон искрышей изнеобожженной черепицы. Сверху виднелась широкая круглая труба состроконечным ржавым колпаком отдождя.
        Внутри царила тьма. Омиразожгла огонь вочаге. Хотя печи кактаковой небыло, дымнескапливался вкомнате, асразу устремлялся ктрубе вкрыше. Настенах висели связки трав, маски, черепа животных илюдей - втом числе идетские. Полвесь был выложен камнями. Когда пламя разгорелось, яобнаружил, чтонаполу - мозаика, проявляющаяся засчет разницы оттенков серого. Десятка два символов, среди которыхя, ксвоему удивлению, обнаружил анх, кельтский икоптский кресты.
        - Тыведьма, - утвердительно сказаля.
        - Марабута, - кивнулаона. - Яже предупреждала.
        Наука могла объяснить большую часть того, чтотворили колдуны иведьмы. Ато, чего она немогла объяснить сегодня, сможет завтра. Вэтом я был абсолютно уверен. Темболее что неграмотные люди даже компас считали магией.
        Вообще, факт того, чтовинтересующем меня месте оказалась ведьма, отлично подтверждал мою теорию.
        - Тыешь людей? - прямо спросиля.
        Согласно исследованиям брата Франческо измонастыря Святой Анны, есть некоторое количество глазных реакций, неконтролируемых организмом. Ячитал эти исследования итеперь внимательно смотрел налицо Оми.
        - Неем, - рассмеялась она хриплым, глубоким смехом. - Ивам негрозит опасность.
        Онанелгала.
        - Папа, яхочу есть, - заявила Джоан.
        Такначались наши странные дни.

* * *
        Люди иживотные обходили эти места стороной. Ноесли они всеже покакой-то причине добирались сюда, тостремились кузкой бездонной расщелине, изкоторой валил серный пар, садились накраю ичерез некоторое время умирали, апотом падали внутрь.
        Ятоже испытывал насебе желание подойти ибездумно смотреть вглубь, недвигаясь. Пропитанная водой повязка, закрывающая нос ирот, спасала отэтого - очевидно, наркотического - влияния.
        Омиобходилась даже безповязки, аДжоан я строго-настрого запретил сюда подходить.
        - Расщелина постепенно двигается, - сообщила мне ведьма. - Фута натри вгод, всторону севера. Иногда она закрывается - такбыло лет двести назад. Еенесуществовало около двадцати лет, потом снова открылась.
        Явыложил накраю четыре десятка колышков, пропитанных различными реактивами, иуже натретий день знал примерный состав дыма. Внем были сера, пары ртути, угарный газ, азот, гелий, немного водорода - такмало, чтобы состав нестановился горючим.
        Мойхронометр оказался здесь беспомощен - иногда он шел быстрее, чемдолжно, иногда медленнее. Ноэто меня несмутило - простые солнечные часы работали безотказно, аднем здесь всегда было ясно.
        Яставил опыты изаписывал все результаты вдневник. Пищу идляменя, идляОми готовила Джоан - неожиданно вней раскрылся немалый женский талант. Онастирала иготовила еду, прибиралась вхижине иявно получала отэтого удовольствие. ВЛондоне унее небыло ниединого шанса нато, чтобы оказаться накухне илинареке состиральной доской вруках. Здесьже этим могли заниматься илия, илиОми, илимоя дочь. Проще всего кэтому относилась Джоан, ведь опыты идневник наблюдений поглощали большую часть моего времени. Омитоже делала что-то - выкладывала птичьи кости, напевала, иногда разрисовывала глиной себе ноги илируки. Яподозревал, чтоона тоже занимается исследовательской деятельностью - только результат, ккоторому она стремилась, былненаучным, амагическим.
        Япривык кее манере ходить голой, хотя немогу сказать, чтоэто небудоражило меня. Анна, мояжена, неохотно исполняла супружеский долг, анаданный момент прошло уже больше трех месяцев, какона уехала.
        Начетвертый день подвечер, когда Джоан уснула, ая вымачивал химический карандаш вводе, чтобы он лучше писал, Оми подошла ипрямо сказала:
        - Нестоит так отчаянно терпеть. Тымужчина, яженщина, инаполсотни миль вокруг нет никого другого нидлятебя, нидляменя.
        - Должен отметить, чтоя женат, - ответиля, хотя даже дляменя было совершенно очевидно, чтоздесь исейчас это неимеет значения.
        Онанастояла натом, чтобы я разделся донага. Подозреваю, вэтом был какой-то мистический смысл, новтот момент меня это небеспокоило.
        - Такой нежный итакой грубый, - ехидно отметила она много позже, когда мы уже вымылись вручье ия успел высушиться инатянуть свои одежды. - Номне понравилось.
        Янесобирался обсуждать произошедшее. Этослучилось, ия неисключал возможности, чтооно повторится, новэтом была лишь физиология, откоторой никуда недеться.
        Аеще я отчаянно гнал отсебя мысль, чтоОми какженщина была куда интереснее моей жены Анны. Влюбом случае втот вечер я долго еще записывал вжурнал детали исследований, втом числе те, которые сам считал малозначащими ираньше несобирался вносить вдневник.
        Ещечерез два дня Джоан застала нас сОми. Онаотнеслась кэтому так легко, чтоя даже почувствовал себя несколько оскорбленным. Наследующий день я обнаружил, чтомоя дочь впервые ненадела платье, аходит врубашке отпижамы ипанталонах.
        - Омивообще безничего гуляет! - заявила онамне. - Иона говорит, чтотак выражает уважение этому месту! Иты ей ничего неговоришь!
        - Онамне недочь, - ответиля.
        - Акто? Ктоона тебе?
        Этобыл сложный вопрос. Мыбыли любовниками ижили практически каксемья. Представляю, какбы отреагировал наэто лейтенант королевского флота сэрГарри Митчелл! Аеслибы очем-то подобном узнали вАкадемии, янаверняка мгновеннобы лишился членства вней истал парией внаучном мире.
        Джоан витоге согласилась надеть платье - ноя видел, чтотот миг, когда ия иона станем куда более небрежными водежде, столь неуместной здесь, ужеблизок.
        Каждый мой опыт, работа сртутью, магнитами, химические иалхимические занятия - всеэто нетолько неприближало меня кразгадке, ноинаоборот, подталкивало кновым иновым исследованиям, откладывая миг полной победы куда-то далеко загоризонт.
        Заодну неделю я выяснил огеомагнитных линиях иузлах больше, чемзагод всобственной лаборатории. Ужесейчас я мог представить десяток промежуточных открытий, способных повлиять нахимию, металлургию, мореплавание. Изкусков дерева я вырезал некоторое количество рычагов ишестеренок, приспособил кним два колеса ифутляр длясерно-ртутного пара инавыходе получил неочень красивый, новполне функциональный механизм, способный довольно долго кататься кругами вокруг расщелины. Уменя было ощущение, чтоместный воздух делает меня умнее. Омиотчасти подтвердила догадку:
        - Этоместо, вкотором мир живых подходит вплотную кмиру духов. Умелый марабута способен перенимать знания иопыт давно умерших магов.
        Донедавнего времени я неособо верил вмодную нынче теорию ноосферы - тоесть пронекое окружающее нас пространство, вкотором сохраняется вся придуманная когда-либо информация. Теперьже я понимал, что«мир духов» Оми - этоиесть та самая «ноосфера», нащупать которую, сидя вЛондоне, почти невозможно, разве что почувствовать самое ее существование. Зато здесь она имела овеществленный вид - расщелину.
        Ядаже незаметил, каквопределенный момент перестал воспринимать Оми некой голой туземкой, видя вней вместо этого своего коллегу, неортодоксального ученого. Онамного рассказывала, я, помере сил изнаний, переводил ее откровения наязык науки, ивитоге они невходили впротиворечие стем, вочто верили ичто знали мои товарищи поАкадемии.
        Вначале третьей недели я перестал повязывать шейный платок ипозволил Оми обрить мои волосы - мыть их вместном душном климате приходилось часто, аэффект отэтого оказался неожиданно кратковременным. Джоан теперь купалась вручье обнаженной, аходила врубашке ипанталонах. Моизапасы еды - галет исолонины - подходили кконцу, имы постепенно перешли нарастительную пищу, которую приносила Оби. Еесбор недоставлял нашей хозяйке никакого неудобства. Онауверила меня, чтоэти места моглибы прокормить большую деревню, анас троих здешняя природа даже инезамечает.
        - Мыведь правда останемся здесь навсегда? - спросила меня однажды дочь. Ктому моменту прошло уже больше месяца снашего приезда, идни теперь проскальзывали совсем незаметно.
        - Нет, конечно! - ответиля. Хотя внутренней уверенности уже небыло. Расщелина открывала мне все больше ибольше. Дневник наблюдений заканчивался - ксчастью, вмоем багаже навсякий случай было еще три таких толстых тетради, атакже два блокнота поменьше ввысоту - ноприэтом ипотолще.
        Однажды утром я необнаружил Оби. Онавернулась подвечер, всявмелких порезах ижутко уставшая.
        - Чужой марабута, - пояснилаона. - Этоместо - какприз, награда. Носюда нельзя прийти, непобедив прошлого владельца.
        - Иты тоже кого-то… Побеждала?
        - Конечно, - Обипожала плечами. - Ноэто было так давно, чтоя уже инепомню.
        Яеще раз посмотрел нанее. Онавыглядела лет надвадцать снебольшим. Может быть - двадцать пять. Язаподозрил некую игру-мистификацию, новвязываться внее иуточнять нестал.
        Следующие два дня Оби спала, просыпаясь лишь изредка - длятого, чтобы попить илисходить втуалет. Натретий день она вышла издома ирастянулась набольшом камне, подставив тело солнцу.
        - Приходи после полудня, - попросилаона.
        Проведя некоторые исследования, явернулся кхижине. Джоан поблизости небыло - онавпоследние дни часто играла уручья иливлесу одна иэто ей нравилось, аменя - кстыду моему - вполне устраивало.
        Обинакормила меня острым салатом изкаких-то мясистых листьев, азатем явно намекнула навозможность идаже необходимость близости. Потом мы некоторое время просто лежали накамнях имолчали.
        - Что-то случилось, - вдруг встрепенуласьона.
        Яничего нечувствовал, ноуспел уже убедиться, чтоОби знает иведает куда больше, чемя.
        Мыпобежали красщелине - атам, насамом краю, свесив ноги всерых панталонах вниз, покачивалась Джоан.
        Закусив губу, чтобы незаорать, япомчался кней. Схвативее, яотнес дочь подальше отсерного тумана.
        Дыхания ипульса небыло. Согласно трудам доктора Пацельса, япопробовал вдыхать ей воздух через рот иритмично давить насердце, нозанесколько минут это невозымело эффекта.
        - Явижу логику втвоих действиях, - тихо сказала наблюдающая заэтим негритянка. - Носчитаю, чтонужно сделать иначе.
        - Как? Как?! - заораля, бросаясь кведьме. - Скажи, как, ия отдам тебе душу!
        - Тыпутаешь меня сосвоим дьяволом, - скривилась Оби. - Нужно взять глиняную табличку, написать наней кровью родственника имя того, кого хочешь вернуть, иположить врот оживляемому. Апотом задать ритм сердца - барабаном иликак-то иначе.
        - Можно набумаге?
        - Хоть натряпке, - склонила голову набок марабута. - Надпись имени кровью родственника - маяк длядуха. Вложи подязык, сунь вкарман покойнику - просто чтобы дух узрел возможность вернуться. Новрот всеравно надежней.
        Непомню, какя домчался додома. Какписал имя дочери наклочке бумаги своей кровью. Каквозвращался, раскрывал ее рот.
        Потом Оби некоторое время выстукивала ритм прямо насвоем бедре, приэтом что-то напевая, авера покидала меня.
        Ябыл готов уже самостоятельно броситься врасщелину - возможно, наэто влияло ито, чтоона была неподалеку, ая сидел безповязки, - когда Джоан открыла глаза.
        - Жива! - заорал я какбезумный.
        Аона тем временем сплюнула бумажку, встала, огляделась. Глянула наменя. Ткнула пальцем вОби. Посмотрела насебя, потрогав пальцами панталоны так, будто видела их первый раз, итонко, визгливо захохотала.
        - Невозможно. Этоневозможно! - крикнула Оби, падая наколени. - Чужой дух немог…
        Темвременем Джоан уверенно подняла сземли увесистый камень и, решительно шагнув кведьме, огрела ее сразмаху поголове.
        Якинулся кним, нозамер, когда дочь указала наменя пальцем исказала каким-то неестественным голосом:
        - Дикки, стоять. - Такменя называл только один человек. - Тынепосмеешь тронуть тело своей дочери, ая недам тебе остановить меня. Вкакой стороне ваш лагерь?
        Находясь всостоянии, близком кпрострации, яуказал рукой.
        - Если ты пойдешь замной, язанервничаю, могу упасть иразбить лоб. Понял намек?
        Втеле моей дочери был мой брат! Ия ничего немог сделать. Обилежала наживоте, инапротив ее головы расплывалось кровавое пятно.
        - Верни мою дочь, - сказаля.
        - Теперь я - твоя дочь! - расхохотался Джон. - Неиди замной.
        Он… - она? - рванул всторону хижины. Яподнял выплюнутую бумажку ипрочитал: «Джон Кейтс». Япропустил букву! Я! Пропустил! Важную! Букву! Видимо, пока я был здесь, брат успел умереть - вкабацкой драке илиеще как, совершенно неважно. Мыбыли рядом срасщелиной - порталом вмир духов. Перед ним приоткрылась дверца, онпопривычке распахнул ее пинком и, откинув всторону мою дочь, влез вее тело!
        Япотрогал пульс Оби. Пульса небыло. Рана наголове выглядела ужасно. Врядли обнаженная марабута когда-либо еще пробежится поместным скалам…
        Завремя, которое я потратил нато, чтобы осмотреть Оби иприйти всебя, Джон успел добраться дохижины, перевернуть там все вверх дном исбежать.
        Япроверил вещи - кроме револьвера ибумажника, намой взгляд, ничего непропало. Хотя нет - отсутствовало еще два платья инебольшой чемоданчик сличными вещами дочери. Яскрипнул зубами.
        Дорогу вниз, кцивилизации, япреодолел заочень короткое время. Выйдя наторную тропу, яувидел далеко впереди светлое пятно - этобыл мой брат втеле Джоан. Теперь уменя неоставалось сомнений втом, чтоя смогу догнатьего, - вконце концов, взрослый мужчина почти всегда может догнать десятилетнюю девочку.
        Расстояние сокращалось - хотя инетак быстро, какмне того хотелось. Убрата был револьвер, ион врядли задумается перед тем, какпустить его вход. Приэтом он наверняка неподумает отом, насколько сильно отдача ударит подетской руке. Таким образом, мненадо будет только спровоцировать выстрел - желательно невмою сторону, - апотом схватить тело дочери сбесноватым родственником внутри.
        Темвременем надороге появились новые люди - двое туземцев, асними механическая лошадь, тащившая внашу сторону разбитую повозку. Кмоей радости, брат остановился перед ними, итеперь я сокращал расстояние совсем быстро. Прошло неболее полутора минут, прежде чем я поравнялся сними.
        Девочка скрылась заспинами туземцев, причем вее руках был только чемоданчик - револьвера я невидел, авплатьице спрятать его было некуда.
        - Попался! - заораля, необращая внимания напару чернокожих.
        Этобыло моей ошибкой. Когда я пробегал мимо, один поставил мне подножку, авторой резко ударил сверху локтем, врезультате я столкнулся спыльной каменистой почвой ипотерял сознание.
        Возвращение кжизни было ознаменовано чудовищной болью впереносице.
        - Ожил, любитель детей, - нахорошем английском сказал один изчернокожих.
        - Вздернем его вдеревне, - ответил второй.
        Нето чтобы я сомневался, чтомой родной язык достоин изучения. Ноэто были уже три дикаря - включая Оми, - которые говорили наязыке Шекспира куда лучше многих коренных обитателей Островов.
        Ялежал связанным нателеге поверх чего-то ребристого. Возможно, этобыли горшки - илиже черепица. Влюбом случае что-то достаточно твердое инеровное длятого, чтобы доставлять существенные неудобства.
        - Очем вы говорите? - спросиля.
        - Тыгнался задевочкой, чтобы изнасиловать ее исъесть, - ответил один изаборигенов.
        - Этомоя дочь, - сказал я какможно спокойнее. - Иона одержима злым духом. Мыбыли вэтих горах, каквдруг она заговорила чужим голосом, ударила одну хорошую женщину камнем исбежала.
        - Проклятое место! - воскликнул второй дикарь.
        Наудивление, онисразу поверилимне. Какоказалось, вместо того, чтобы остаться подих защитой, едва они повалили меня впыль, девчонка сбежала. Онисписали это наее испуг, новспоминая то короткое время, пока они общались сней, моичернокожие собеседники отметили несколько странностей, которые сыграли мне наруку: неожиданно грубый голос, приказной тон, нервозность.
        - Откуда вы знаете английский? - спросиля, пока они развязывали меня.
        - Мыговорим наязыке народа фула, - ответилиони. - Иты говоришь наэтом языке, иначебы мы непоняли друг друга.
        Янемог объяснить этого себе, апотому просто перестал думать обэтом, отложив нанекоторое время - пока непоявится возможность разобраться ввопросе.
        - Дайте мне свою лошадь, - попросиля. - Яобещаю оставить ее воФритауне там, гдевы скажете.
        Ониочень нехотели отдавать механическую скотину. Мнепришлось вспороть пояс ивынуть оттуда все спрятанные навсякий случай четыре золотые гинеи - идаже это могло неубедитьих, еслибы я ненадавил насовесть, доказывая, чтоэто они позволили злому духу втеле маленькой девочки гулять насвободе.
        Поняв, чтоиначе они отменя неотделаются, ииспытывая, видимо, чувство вины передо мной, онивсеже согласились ивыпрягли стальное создание, передавая мне его повод.
        Янажал налевый бок лошади, смещая пластину. Там, привязанная бронзовой цепочкой, висела отвертка спятиконечной битой наконце. Обнажился механизм - очень надежный иприэтом достаточно простой внешне, ноочень сложный внастройке, какивсе, чтоизобретал сэрГенри Пиллер.
        Допоездки вАфрику я врядли решилсябы лезть вэтот механизм. Ножизнь около расщелины - узла геомагнитных линий илиже двери вмир духов - сильно изменила меня. Теперь я очень многие вещи если инезнал, точувствовал интуитивно.
        Водном месте я чуть ослабил, ещевдвух основательно подзатянул, потом уверенно закрыл пластину ивскочил на«скакуна».
        Недумаю, чтозавсю явно долгую жизнь этого механического животного изнего выжимали такую скорость. Возможно, даже сам сэрГенри непредполагал подобного, носкакал я соскоростью миль сорок вчас, неменьше. Мойкопчик страдал невыносимо, аягодицы стерлись докровавых мозолей впервые полчаса, ноя гнал вперед механического скакуна. Оншел очень неровной рысью. Этоустройство непредполагалось дляверховой езды, алишь дляперевозки карет илителег.
        СэрГенри Пиллер допустил одну существенную ошибку - несчитая использования ядовитой ртути, конечноже. Оноставил основные идеи своего изобретения присебе, поначалу зарабатывая приличные деньги. СэрТомас Кроу, человек, который изобрел автоматический кэб, поступил совершенно иначе. Онопубликовал чертежи внаучных журналах, позволив всему исследовательскому сообществу включиться вработу. Иименно его бронзовые машины - совершенно неэффективные напервых порах - витоге победили наОстровах инынче ползают поулицам Метрополии, распространяя водяной пар иугольный дым. Адесятки тысяч механических лошадей сэраГенри отправились вссылку - вколонии, гдеих продавали восновном вкредит иливрассрочку, потому что те, укого было достаточно денег, покупали все теже угольно-паровые машины. Умеханических лошадей было лишь одно преимущество: единственного солево-ртутного заряда им хватало почти намесяц, вто время какуголь втопку автоматического кэба приходилось закидывать каждый день. Ивсе равно уголь витоге выходил дешевле.
        После пары часов безумной скачки уменя появилась уверенность, чтоя давно уже должен был догнать Джона. Какбы сильно я ниотстал отнего, яуже преодолел больше половины дороги доФритауна - амаленькой девочке такой путь неосилить изадень.
        Витоге я слез смеханической лошади ипопытался подвести итог. Моядочь была мертва. Вее теле жил мой брат, скоторым мы никогда особо неладили. Ия потерялих.
        Влюбом случае он наверняка попытается вернуться наОстрова. Брат был неизтех, кому нравятся простые развлечения. Еготянули ксебе власть, деньги иразврат вовсех проявлениях. Явновь скрипнул зубами.
        Моей задачей было хотябы изгнать брата ипредать тело дочери земле, алучше - оживитьее.
        Вернуться он сможет только через порт. ВМетрополию ежедневно уходили корабли сразличными товарами, номаленькая англичанка безсопровождения - иливкомпании туземцев - несможет непривлечь внимания. Ярасставлю нанее засаду впорту инайдуее. Теперь я был вэтом практически уверен.
        Свеличайшей неохотой влез я намеханического скакуна, бередя недавние раны, ипоскакал вперед. Ещедоночи я въехал впредместья столицы Сьерра-Леоне.
        Вдоме представительницы Британской академии наук было прохладно испокойно, старинные портреты взирали состен, тяжелые шкафы исерванты явно приехали сюда изМетрополии. Здесь, если несмотреть вокно, создавалось впечатление, чтомы где-то вБритании. Например, вЙорке.
        - Ивтеле Джоан теперь руководитель профсоюза грузчиков изГлазго? - повторила замной Мэри Гандсворт, глядя наменя немигающим взором. - Тотсамый, который смог пробить запрет наработу впорту механических кранов ипогрузчиков?
        Янемог винить ее зато, чтоона мне неверила. Кроме всего прочего, ябыл одет крайне небрежно, уменя отсутствовали шейный платок ишляпа, анесло отменя, наверное, хуже, чемотпресловутых грузчиков.
        - Местные ведьмы иколдуны обладают даром гипноза. - Мэри внимательно смотрела наменя. - Ваммогли внушить все что угодно. Прошу простить мне столь ужасное предположение, но… Ваша дочь может уже быть где-то вцентре континента, попути вгарем какого-нибудь местного царька.
        - Оназдесь, иона скоро попытается сесть накорабль, - ответил я твердо. - Прошу предоставить мне возможность переодеться ивымыться, ипосле я смогу продолжить нашу беседу.
        Яобгонял Джона какминимум надень пути - аскорее даже надва. Уменя было время организовать все какнадо. Нодляэтого требовалась помощь Мэри. Пожилая леди готова была одолжить мне денег, номне требовалось, чтобы она организовала всех своих помощников, аона мне неверила.
        Однако после того, какя вымылся, переоделся инеотступил отсвоих слов нинадюйм, миссис Гандсворт сменила гнев намилость.
        - Явсе еще неверю, - подчеркнулаона. - Новаша убежденность действует заразительно, ия готова помочь, темболее что деньги я влюбом случае верну, кактолько ваш вексель подтвердят вбанке.
        Ксожалению, среди прислуги унее небыло ниодного представителя народа фула, идоказать свое знание их языка я немог. Темнеменее ссамого раннего утра были организованы дежурства впорту инаподступах кнему. Искали белую девочку, одну иливсопровождении чернокожих. Впоследний момент Мэри предположила, чтодевочка может прикинуться мальчиком, атакже - замазать лицо темной краской.
        Теперь отменя ничего независело. Заснуть я смог только ближе кобеду испал всего часа два, после чего попросил хозяйку сопроводить меня наместный рынок. Тамя продемонстрировал свое знание языка фула - этопроизвело нанее впечатление. Аеще я нашел нескольких марабута - волшебников. Онисидели вшестером поднавесом, оформленным черепами животных исвязками трав. Всекакодин были старые, сморщенные инедоверчивые. Всекакодин они были изнародности фула.
        - Тылжешь! - сказал самый младший изних, едва я начал рассказ. - Нопродолжай.
        Иэти две фразы он повторял раз заразом, пока я описывал свое знакомство сОби, расщелину ипопытку воскрешения дочери - апотом чудесное обретение знания языка фула.
        - Ия спрашиваю - сможетели вы помочь мне изгнать дух брата ивернуть дух дочери вее тело? - сказал я вконце.
        - Если вдруг ты нелжешь… - начал глубокий слепой старец, ноего тутже перебили возгласами остальные, уверяющие, чтоя немогу нелгать. Старец взмахнул рукой, ивсе умолкли. - Если ты говоришь правду, мымало чем сможем помочь тебе. Та,которую ты называешь Оби, неумерла. Еепытались убить сильнейшие марабута напротяжении нескольких веков, ноона легко отбивала их атаки. Маленькая девочка, одержимая даже самым злым духом вмире, ееубить неспособна. То,что ты говоришь нанашем языке, объяснимо. Мыумеем вызывать память предков изакреплятьее. Кто-то втвоем роду был изфула…
        - Аоткуда узнала язык моя дочь? - запальчиво спросиля, неподумав.
        - Твой род - этоее род, глупец! - отрезал старик. - Изгнать злого духа возможно. Вернуть дух твоей дочери реально только уместа, которое ты называешь «расщелиной», номы туда непойдем. Потому что самое удивительное втвоем рассказе - этото, чтота, кого ты звал Оби, неубила тебя илинесделала своим рабом. Онаобладает всеми знаниями исилами, которые может почерпнуть измира духов, - аможет она весьма немало. Итак, тыдолжен найти тело дочери, вернуть его к«расщелине», изгнать дух брата ивернуть дух дочери. Если что-то пойдет нетак - просто столкни тело в«расщелину». Если Оби захочет помочь тебе, всеудастся.
        - Обимертва.
        Онисидели исмотрели наменя, изредка смаргивая. Имбольше нечего было мне сказать. Явдруг понял, чтоони могут считать меня загипнотизированным «рабом» Оби, которого ведьма послала кним ради какого-то эксперимента. Мнепришлось уйти.
        Вечером следующего дня помощники Мэри обнаружили ипоймали моего брата втеле Джоан. Онпереоделся мальчиком, намазал лицо сажей, смешанной сжиром, ипытался попасть накорабль, идущий вБисау, вместе сполной негритянкой, которой он обещал поистине королевскую поместным меркам награду ввосемь гиней.
        - Тыдействительно Джон Кейтс? - спросила его Мэри.
        Ондолго смотрел впол, апотом поднял взор иответил:
        - Япредлагаю вам полторы тысячи гиней золотом. Неспешите сответом. Этих денег вам хватит нато, чтобы жить вдостатке доконца дней влюбом месте, кроме Метрополии. Ядаже непрошу убивать Дикки - достаточно просто остановить его нанесколько дней. Например, запереть увас вподвале.
        Мнебыло крайне тягостно наблюдать, кактакие вещи предлагает мой брат устами моей дочери.
        - Мнеинтересно, - неожиданно ответила Мэри Гандсворт. Онапосмотрела наменя пронзительным взглядом идобавила: - Ричард, яуважаювас, нополторы тысячи гиней - этоприз, которого можно ждать всю жизнь итак инедождаться. Однако, Джон, яневижу того места, изкоторого вы достанете такую сумму.
        Брат втеле дочери сжал губы, апотом заявил:
        - Мненекуда деваться. Явынужден доверитьсявам. Откройте чемоданчик.
        - Делайте, Ричард, - попросила миссис Гандсворт.
        Яповиновался. Этобыл ее дом, полный слуг, достаточно крепких, чтобы уменя небыло ниединого шанса нанеповиновение.
        Внутри были револьвер, дваплатья, двакомплекта панталон, ещекакие-то тряпки идовольно большая кукла.
        - Достань игрушку, - потребовал Джон. Яповиновался. - Открути голову.
        Внутри, вкаркасе живота, оказались крупные обработанные драгоценные камни. Дваизодиннадцати я узнал - Академия наук заимствовала их подроспись уКазначейства длянеких экспериментов лет пять назад. Этобыли алмаз Шах ибриллиант Непоседа, каждый изкоторых стоил неменьше чем подве сотни гиней. Всумме эти камни тянули поменьшей мере надве тысячи.
        - Какони оказались вкукле? - спросила Мэри.
        - Думаю, надо рассказать все попорядку, - ответил Джон. Онлукаво улыбнулся - так, какэто никогдабы несделала Джоан. - Всеначалось семь лет назад, когда судьба свела меня сизвестным многим членом Британской академии наук сэром Генри Пиллером. Емунужно было кое-что переправить запределы Островов, акое-что - наоборот, доставить наних. Яираньше имел дело сконтрабандой, именя вовсе неудивило такое предложение.
        Мыпровернули несколько удачных дел. Тогда сэрГенри был вфаворе, ноего звезда уже клонилась кзакату - появились те паровые машины, которые нынче уже повсеместно заменили вМетрополии механических животных моего партнера. Еготочила изнутри желчь. Родина отвергала его изобретения, хотяони, наего взгляд, были лучшими вмире. Онбыл нето чтобы жаден доденег, ноему очень хотелось получить то, что, какон считал, полагалось ему позаслугам.
        Моимасштабы оказались малы дляПиллера. Ондоговорился сдвумя адмиралами, иконтрабанда, которая ираньше была немалой, поканалам военных перешла все разумные границы. Однако если уменя все было подвязано, тоадмиралы оказались недальновидными. Около трех месяцев назад оба пошли подсуд. Один повесился, второй держался, нобыло понятно - если ему предложат навыбор тихую отставку илисудебный процесс иизгнание сфлота спозором, онвыберет первое исдаст всех.
        Генри обратился комне. Емубольше некуда было, аотсотрудничества сомной унего остались только лучшие впечатления. Онпросил несколько ловких людей, готовых начто угодно. Яобеспечил емуих.
        ВТауэре уже лет семьдесят держат только самых важных преступников - пэров, министров, членов королевской семьи. Аеще там хранятся сокровища короны. Самые редкие иценные - те, которыми можно нетолько удивить простолюдинов, ноипохвастаться перед другими монархами.
        СэрГенри собирался ограбить Тауэр. Емунужно было, чтобы кто-то убил адмирала, обрубая концы, авзамен взялбы то, чтоему приглянется, изсокровищницы. Приэтом он обеспечивал взлом крепости, создав «камнежорку» - механизм, который расплавлял камень ипоглощалего, продвигаясь вперед.
        Однажды ночью двое моих людей спомощью этой машины проникли вТауэр, инсценировали самоубийство адмирала, повесив старика наполосах изпростыни, иукрали одиннадцать ценнейших камней изколлекции. Нодолго радоваться удаче им непришлось - выяснилось, чтовсе они отравлены.
        - Ртуть, - догадалсяя.
        - Ртуть исмесь изнескольких кислот, - согласился Джон. - Еслибы я также хорошо, какиты, разбирался внауке ивсех ваших тонкостях исплетнях, ясмогбы предусмотреть это. Нодотого момента я неимел дела ссэром Генри вобласти его изобретений. Витоге мои люди умерли встрашных мучениях, ая получил камни. Нескажу, чтотакой исход сильно меня огорчил, нолюди были проверенные, нужные, ия немог простить ученому подобной жестокости.
        Яприехал вЛондон инавестил его однажды подутро. Унас был нелицеприятный разговор, врезультате которого старина Генри приложился лбом кстолу, былзавернут всобственный персидский ковер искинут вТемзу.
        Нинаследующий день, ничерез день газеты несообщили оего смерти. Зато я заметил, чтокое-кто очень интересуется моей жизнью. Этобыла военная разведка. Убив старика, япривлек их внимание исэтого момента был обречен. Можно подкупить офицера полиции, прокурора илидаже судью, новоенная разведка никого неарестовывает. Если уних есть доказательства преступлений против Метрополии, онипросто уничтожают такого человека.
        Япредположил, что, если спрячу камни, онименя неубьют, пока недоберутся доних. Забегая вперед - яошибался. Темнеменее втот момент я был полон энтузиазма. Тыкакраз собирался вэкспедицию, иэто было мне наруку, хотя, еслибы неты, подвернулсябы кто-нибудь другой, мнебыло безразницы. Янашел тебя вБристоле. Перед тем какподойти ктебе, яобратился ктвоей дочери иподарил ей куклу. Ясказалей, чтомы стобой неочень дружим, иесли ты узнаешь оподарке, товыкинешь куклу. Джоан согласилась, чтоэто былобы ужасно.
        Потом я подошел ктебе ипобеседовал. Этонаверняка видели. Тыуплыл. Ясобирался закончить некоторые дела итайно последовать затобой, новоенная разведка пришла раньше. Онипривязали меня кстулу и, используя такие простые вещи, какраскаленный прут, веревку сузелками идва ведра воды, засорок минут разговорили меня дотакой степени, чтоя рассказал имвсе. Втом числе ито, чтоты вдостаточной степени педант длятого, чтобы вжурнале путешествий Британской академии наук записать точные координаты места, вкоторое отправился.
        Какя уже говорил, джентльменов изразведки я недооценил. Узнав требуемое, онипросто убили меня. Авследующее мгновение я очнулся втеле племянницы. Этобыло странно - нокто я такой, чтобы отказываться отвторого шанса, даже если жить придется втеле девчонки? Дальнейшее вы знаете. Этикамни стоят около двух тысяч гиней. Япредлагаювам, миссис Гандсворт, полторы тысячи, самже удовольствуюсь пятью сотнями. Согласитесь, эточестно. Язнаю человека вБисау, который купит их инеобманетнас.
        - Ричард Кейтс, вывидите нестыковки врассказе вашего брата? - холодно поинтересовалась Мэри.
        - Нет, - помотал я головой.
        - Втаком случае драгоценности отправятся вТауэр, авы вместе сРичардом - красщелине.
        - Выобманули меня, - скривил лицо моей дочери Джон.
        - Конечноже. Вывор, убийца, грубиян ипредатель. Янесчитаю, чтовчем-то перед вами провинилась. - Миссис Гандсворт встала изплетеного кресла, выпрямив спину игордо глядя наДжона втеле моей дочери. - Кроме того, выобращаетесь кдействительному члену Британской академии наук «Дикки», аэто совершенно неприемлемо инеможет быть оправдано никакими причинами.
        Наследующее утроя, вместе сДжоном вдевичьем теле идвумя парнями изчисла помощников миссис Гандсворт, отправился красщелине. Повозку везли две механические лошади, отрегулированные мною, апотому дорога незаняла много времени - ужекночи мы были ускалистых отрогов.
        Чернокожие помощники, хотя инеотносились кнародности фула, наотрез отказались идти дальше. Такчто я взвалил связанное тело дочери наплечо ипошел вверх водиночку.
        Иногда Джон мычал сквозь кляп. Унего наверняка были отличные предложения, ноя непредставлял, чтоименно могло помешать мне продолжить борьбу засвою дочь.
        Путь наверх стакой ношей занял почти всю ночь. Обессиленный, яввалился вдомик Оби ипотрясенно замер. Онабыла жива. Более того - унас были гости. Ведьма сидела уочага, связанная, арядом сней, сраскаленными железными прутьями вруках, стояли двое невозмутимых джентльменов - чернявый исветло-русый, востальном - какбратья.
        Втом, чтоэто джентльмены, ясовершенно несомневался. Наверняка мы сними пересекались наулицах Лондона, авозможно, иодевались водних итехже магазинах. Кстати, одеты они были, несмотря надухоту иглухую провинцию, идеально: камзолы, сорочки, шейные платки, шляпы. Темболее обидно было то, чтонателе Оби вздувались страшные ожоги. Джентльмен недолжен пытать леди, даже если она всего лишь обнаженная туземная ведьма.
        - Выизвоенной разведки? - спросиля, опуская тело дочери напол. Бежать смысла небыло, особенно стаким грузом. Поэтому оставалась только одна надежда - нато, чтоджентльмены всегда смогут разобраться между собой.
        - Ричард Кейтс, именем Британской империи вы арестованы поподозрению впреступлениях против Королевы, - ответил тот, чтоповыше. Чувствовалось, чтоон говорит непросто заученные фразы, аполучает удовольствие откаждого слога.
        - Хочу отметить, чтоваши драгоценные камни, которые были вкукле, ужеедут намониторе «Доблесть ичесть» всторону Бристоля, - сказаля. - Такчто предлагаю просто оставить нас впокое.
        Джентльмены переглянулись, азатем, несговариваясь, пошли наменя. Япосторонился, иони спокойно прошли мимо. Явыглянул издома - разведчики стояли футах впятнадцати, и, глядя надверь, тихо переговаривались.
        Яразвязал Оби. Онабезучастно смотрела наменя.
        - Какты? - поинтересовалсяя.
        - Какобычно после воскрешения, - тихо ответилаона. - Совершенно обессилена иничего нехочу.
        Онаивпрямь была наудивление апатична. Японял, чтосее стороны помощи недождусь.
        Темвременем джентльмены вернулись.
        - Прошу прощения, сэрРичард, - сказал один изних куда более вежливо, - ноя обязан убедиться втом, чтовы говорите правду. Вампридется последовать снами воФрипорт доуточнения всех обстоятельств.
        - Яготов, - ответиля. - Номоя дочь больна, иединственное лекарство находится неподалеку отсюда. Прошу дать мне два-три часа нарешение личных дел.
        Онинестали возражать, нопопросили разрешения сопроводить нас туда. Янесмог отказать им. Несмотря начудовищную усталость, требовалось завершить начатое.
        Ясел напол, кольнул иглой палец инаписал кровью набумажке «Джоан Кейтс». Разпять проверил точность написанного. Затем взвалил тело дочери наплечо ипошел.
        Джентльмены следовали замной. Яотметил, чтоони незадали ниодного вопроса поповоду связанной дочери. Возможно, вих мире это было нормально - связывать больную дочь перед лечением итаскать ее вгоры.
        Расщелина совершенно неизменилась запрошедшие несколько дней. Яаккуратно положил тело перед провалом, убедившись, чтооно несможет скатиться. Джон отчаянно вращал глазами ипытался выплюнуть кляп, ноунего ничего неполучалось. Яотошел подальше отсерного пара иприкрыл намгновение глаза. Мненужно было дождаться, когда брат умрет, освобождая тело дочери.
        Акогда я открыл глаза, былуже день, связанным накраю расщелины лежал ужея, рядом валялся еще один спеленутый джентльмен - чернявый, арусый был убит ударом ножа вспину - наэто явно указывала торчащая оттуда рукоятка.
        - Тывсе проспал, Дикки, - сообщил мне Джон. Онстоял чуть встороне идышал через влажную тряпку. - Хочу отметить, что, едва ты вырубился, любезные джентльмены убрали кляп, ия смог доказать им, чтоты - безумец, пытающийся убить собственную дочь, потому что вней, якобы, засел злой дух. Ониразвязали меня истреножили, если можно так выразиться, тебя - тыдаже непроснулся. Забавно то, чтонасколько эти джентльмены были осторожны сомной, когда я был мощным мужчиной, настолько они были беспечны сомной-девочкой. Явынул уодного изних нож иревольвер, ножвоткнул ему вспину, авторого связал, угрожая револьвером. Этобыло наудивление просто, Дикки.
        - Ичто теперь? - спросиля.
        - Всепросто. Маленькой девочке, чтобы выжить внашем опасном мире, нужны самые лучшие союзники - деньги. Тотизвас, ктосможет дать больше идокажет, чтосделает это максимально безопасным способом, останется жить. Второй умрет. Вкачестве бонуса - выдышите парами, вкоторых я чувствую ртуть исеру, азначит, время ваше небесконечно итянуть его нет смысла. Начнем?
        - Секретный счет вбанке, - мгновенно отреагировал связанный джентльмен. Онговорил хрипло имедленно, чувствовалось, чтоотравление уже состоялось иему стоило поторопиться. - Покодовому слову можно снять додвухсот гиней. Этоты сможешь сделать ибезменя. Повекселю спроверкой - довосьмисот. Явыпишу, тыоставишь меня связанным вукромном месте, получишь деньги ибудешь свободен.
        - Дикки, твоя ставка?
        Япромолчал. Уменя небыло таких денег. Тоесть если продать дом, инструменты, приборы - ямог набрать иболее существенную сумму. Новбанке после выписанного Мэри векселя уменя оставалось неболее полутора сотен.
        - Чтож, - Джон втеле моей дочери подошел поближе. - Думаю, аукцион закончен.
        Онподнял револьвер инаправил его мне впереносицу. Ясмотрел нанего, мысленно вспоминая молитву. Хоть какую-нибудь. Близость расщелины сыграла свою роль - внезапно я вспомнил десятки, если несотни молитв. Разным богам, наразных языках. Ижелание молиться сразу отпало.
        Брат взвел курок, авследующий момент ему вголову прилетел камень. Покачнувшись, тело девочки переступило сноги наногу ирухнуло вбездонную пропасть, ответившую очередным клубом серного пара.
        Яповернул голову. Там, чуть встороне, стояла Оби. Голая, какобычно. Сострашными ожогами нагруди иживоте. Ивлевой руке унее был еще один камень - видимо, навсякий случай.
        Онаподошла комне, развязала, помогла подняться. Янечувствовал нирук, ниног - связывая, сомной нецеремонились. Мыотошли отрасщелины футов насорок, когда я вспомнил проджентльмена ипопросил Оби развязать иего.
        - Онпытал меня, - ответилаона. - Мненежалкоего.
        - Хватит уже смертей. Пожалуйста.
        Имы вернулись, ноджентльмен был уже мертв.
        Мыоттащили его недалеко. Кажется, уменя была мысль закопатьего. Перед этим я наскоро обшарил карманы покойного, хотя смысла вэтом небыло: наверняка Джон сделал это доменя изабрал все ценное. Единственное, чтонашлось, - бумажка снадписью «Джоан Кейтс» влевом кармане камзола. Возможно, джентльмен счел ее уликой, доказывающей мое безумие. Ивтот момент, когда слезы отосознания потери - наэтот раз окончательной - потекли уменя пощекам, джентльмен внезапно открыл глаза инеожиданно тонким голосом сказал:
        - Папа?

* * *
        Мыостались урасщелины втроем: я, Оби иДжоан втеле джентльмена. Обипостепенно отходит отвоскрешения - ейпока мало что надо, иногда даже поесть иливтуалет сходить приходится уговаривать.
        Джоан неможет осознать произошедшего. Онарассуждает отом, каквырастет ивыйдет замуж. Ещеона хочет платье ипанталоны. Меня это все по-настоящему печалит.
        Втоже время сам я сильно продвинулся вперед внаучном плане. Янаучился «общаться» срасщелиной. Онадействительно хранит всебе все знания человечества иготова делиться соспрашивающим - надо только правильно построить вопрос.
        Яуже смирился стем, чтоостанусь здесь навсегда. Вэтом есть плюсы - инаука, иОби, иотсутствие необходимости объяснять жене имиру, чтоже произошло сДжоан. Номеня беспокоит то, чтоя оставил вжурнале путешествий точные координаты этого места. Азначит, рано илипоздно сюда придут новые экспедиции. Потому что Метрополия своих небросает.
        Даже если те хотят, чтобы их бросили.
        Ника Батхен
        Алоха Оэ
        Первый шаг - вморе. Подол рясы моментально промок, теплая вода охватила усталые ноги, пропитала ремешки иподошвы сандалий, тронула ноющие колени, подобралась кживоту. Сестра Марианна неловко улыбнулась итутже укорила себя засуетность. Ееждал ад.
        Вокруг стонали, орали, плакали. Дирижабль сбросил тросы испустил трап, недолетев досуши, выплюнул обреченный груз прямо вволны. Вдоль прибоя тянулась полоса кораллового песка, нонеувсех оставались силы пройти жалкую сотню метров. Одна большая старуха уже всплыла, словно оглушенная взрывом рыба. Привычным движением Марианна проверила пульс нашее - увы. Другая женщина споткнулась, ноупасть неуспела - соседи подхватили ее иповлекли кберегу. Авот умалыша-полукровки помощников ненашлось, кроме немолодой белой вахине. Усадив набедро ребенка, монахиня побрела вперед. Тяжелый серебряный крест оттягивал шею, саквояж бил вбок, ноги вязли. Кудрявый мальчик доверчиво прижался кспасительнице, напереносице унего виднелась первая складка будущей «львиной морды».
        …Раньше миссия представлялась совсем другой. Встрогой приемной Ордена Марианна грезила опрелестных деревушках подсенью пальм, кротких девушках вбелых одеждах, хоре миссии, возглашающем «Аве, Мария» подогромным иссиня-черным небом, подбожьими фонарями - недаром именно наостровах так ярко горит созвездие Южный крест. Нет, монахиня небыла белоручкой - побывала ивприютах дляброшенных матерей, иврабочих кварталах, ивстранноприимном доме, пересидев вспышку тифа вместе спаломниками. Номиссионерство виделось ей непаханой нивой, ждущей только семян. Аоказалось все также, какивНью-Йорке, только грязнее. Истрашнее - смерть смердела изязв, помахивала культями, вываливала язык изгниющих ртов. Отец Дэниел уже болен проказой. Иее, Марианну Хоуп, ждет таже участь. Господи, сохрани!
        - Сестра, скорее! Нужна ваша помощь!
        Грузный мужчина вкруглых очках, бесформенной шляпе изаношенном облачении вошел поколено вводу, приветственно махая беспалой рукой. Голос унего оказался звучным, какколокола Сен-Лазара. Влицо Марианна старалась несмотреть пристально. Запах… втифозном бараке смердело хуже.
        Истощенная туземка, скорчившаяся напеске, истекала кровью. Толи выкидыш, толи поражение матки. Размер алого пятна неоставлял сомнений - положение очень серьезно.
        - Отнесите ее вхижину! Женщина несобака, чтобы лежать наулице. Дайте мыла, воды, чистые полотенца!
        - Прикажете подогнать карету, заказать операционную ивызвать анестезиста снаркозом? - Вголосе священника прорезался нехороший сарказм. - Вовсем Калаупапа вы ненайдете ниодного полотенца иниодного куска мыла.
        «Помяни, Господи, царя Давида ивсю кротостьего», - подумала Марианна, ноничего несказала.
        Вжалкой хижине ненашлось даже свежей подстилки. Выглянув наружу, монахиня подозвала женщин, попросила их нарезать веток. Услужливый подросток приволок откуда-то кусок тапы инатаскал три ведра пресной воды. Духота ударила вголову, острый запах крови имятой зелени вызывал тошноту. Холод наживот непомог, больная быстро теряла силы. Повторяя просебя «Блаженны непорочные впути», Марианна делала свое дело - обтирала потное лицо женщины, поилаее, меняла перепачканные листья. Онадумала применить обезболивающую маску, нобольная неслишком страдала. Улыбка, несходящая сбледных, искусанных губ, поразила монахиню:
        - Тыверишь вХриста, чадо? - спросила Марианна.
        - Нет, - струдом пробормотала туземка иснова выгнулась вмучительной судороге. - Тангароа даст мне тело акулы ивернет свободу. Ябоялась, пока плыла, боялась долгой смерти, гнили, мерзости. Атеперь ухожу легко. Алоха оэ, добрая женщина, ищименя вокеане.
        Изпоследних сил больная приподнялась напостели иначала петь - легким голосом, маленькими словами, словно волны стучатся вгальку. Этого диалекта, вотличие отпиджин-инглиша игавайского, Марианна незнала. Оставалось только твердить молитву, надеясь, чтобог простит умирающую язычницу - онаневедает, чтотворит. …Отошла. Мирее душе.
        Монахиня обтерла кровь стела, прикрыла ноги одеждой. Из-за стен хижины грянули барабаны. Священник заглянул внутрь:
        - Спохоронами лучше поторопиться. Здесь жарко, трупы разлагаются быстро.
        - Откуда вы узнали, чтобольная отдала богу душу?
        - Море сказало. Поживете здесь - инаучитесь слышать.
        Двое гавайцев сносилками протиснулись внутрь. Тело женщины усыпали цветами, оставив открытым только лицо. Процессия двинулась вдоль побережья, мимо медленной стаи акул, потом свернула кподножию горы. Барабаны стучали, девушки хором пели псалмы. Глядя набелые платья иизуродованные лица, Марианна едва неплакала.
        - Позвольте помочьвам, мисси?
        Давешний подросток протянул руку кее саквояжу. Марианна разглядела его - нетнемальчик, юноша, почти мужчина. Чуть раскосые, кофейного цвета глаза, высокие скулы, приплюснутый нос, мягкий рот. Доверчивая улыбка - из-за нее подросток смотрелся младше своих лет. Иникаких признаков болезни - пышные кудри, чистая кожа, свежий запах - здоровые юноши пахнут морем имолоком, адевушки - полевыми цветами. Чтоон делает вэтом месте?
        - Окей. Только будь осторожен - тамвнутри хрупкие… вещи.
        Механические часы, пунктуальные, какотец настоятель. Стетоскоп изсамого Лондона. Новомодная маска сдлинной кольчатой трубкой ифлаконом «газ-доктора» - двух-трех вдохов хватает, чтобы остановить самую страшную боль. Спиртовка иколба. Спринцовка. Скальпели. Бутыль бесценной карболовой кислоты. Йод, хина икаломель. Свертки бинтов. Карманное зеркальце - подарок человека, окотором следовало забыть двадцать лет назад…
        - Этонаше кладбище, сестра. Скромно, правда? - гулкий голос священника вывел монахиню изразмышлений.
        Длинные ряды холмиков, украшенные крестами илигрубо обтесанными камнями, действительно выглядели непритязательно.
        - Тринадцать лет назад мертвых бросали вгрязь. Живые валялись вхижинах иползали поулицам, пока неотдавали богу душу, крысы исвиньи пировали натрупах. Небыло нишколы, нигоспиталя, ницеркви. Даже крещеные молились акулам иукрашали цветами идолов.
        - Атеперь они несут цветы Мадонне? - вырвалось уМарианны.
        - Да, - подтвердил отец Дэниел. - Невсе, номногие. Видите - девушки прикрывают грудь, мужчины нерасписаны глиной. Онизнают «Отче наш» ибольше непутают Христа сТангароа. Явчера исповедал двоих.
        - Ипохоронили?
        - Смиром. Здесь остров смерти, сестра. Ивы знали это, когда просились наКалаупапа. Впрочем, васБог спасет. Красивый крест…
        - Узнав онашем похвальном желании, генерал Ордена переслал его сМальты каксимвол миссии.
        - Гдеже остальные миссионерки? Основали школу длядевочек илиприют длякающихся грешниц? - Вголосе отца Дэниела прозвучала обида.
        - Одна несмогла подняться наборт дирижабля - никакие молитвы незащитили отстраха перед полетом. Другую поразила тропическая лихорадка. Третья увидела лагерь длясортировки лепрозных наокраине Гонолулу ивернулась вНью-Йорк, ксвоим беднякам. Сестры Пэйшенс иЭванджелина вняли призыву короля иосновали больницу наСамоа - тамужасающая смертность илюдям нужна помощь, - спокойно произнесла Марианна.
        - Здесь помощь тоже нужна, - вздохнул отец Дэниел. - Авы, явижу, крепкий орешек.
        - Хрупкийбы уже раскололся подвашим суровым взором.
        Священник протянул изувеченную руку, монахиня, неизменившись влице, поцеловала пастырский перстень.
        - Мысработаемся, сестра Марианна Хоуп. Выумеете дарить надежду. Такие люди нужны вколонии.
        - Куда отнести вещи мисси, отец Дэниел? - раздался знакомый уже молодой голос.
        - Вновую хижину подле церкви, Аиту. Неиграй вдурачка, тыже сам ее строил.
        Юноша склонился вшаловливом поклоне ипустился бежать.
        - Счастливчик, - сказал отец Дэниел ипопробовал улыбнуться. - Изнемногих здоровых наострове. Мыприбыли водин год, Аиту был сотцом идвумя братьями. Язаболел через четыре года. Семья мальчика уже накладбище. Аон вырос, какнивчем небывало. Добрый, честный, всем помогает.
        - Господь справедлив. Онзнает, кого спасти, - наставительно произнесла Марианна.
        - Здесь нет справедливости, - возразил отец Дэниел. - Только муки исмерть… ижизнь вечная.
        Хижина оказалась просторной искудной. Нипарового отопления, нигазовых фонарей, ниплиты, ни, увы, канализации иумывальника. Последнюю вжизни ванну довелось принять вГонолулу - облупленная истрашная, стемноватой водой, онавсеже была теплой исвежей. Здесь - лишь пара кувшинов, пара кокосовых чашек, пара циновок, стол. Стопка старых газет, отсыревших итронутых плесенью. Новенькая Библия. Удивительно красивая раковина - крупная, розовая, словно сияющая изнутри. Марианна поднесла ее куху иуслышала перестук - внутри был жемчуг, десяток настоящих черных жемчужин. Подарок островитян - врядли священник оставилбы подношение сестре милосердия, темпаче, чтоон-то должен знать подлинную цену вещей. Горсть жемчуга. Лодка, полная мыла иполотенец, круп имуки, Библий иКатехизисов, нужных лекарств… Здесь должны быть контрабандисты, оникаккоршуны кружат там, гдепахнет нуждой.
        Марианна думала, чтоона сразу уснет, ноусталость так истомилаее, чтодрема нешла. Поворочавшись нажестком ложе, монахиня вышла навстречу жаркому вечеру. Густой аромат цветов скрадывал прочие запахи, ночные бабочки медленно порхали ввоздухе, где-то плакал ребенок, кудахтали куры. Внизу задвумя витками дороги шумело море: раз-два-раз-два-раз-ааааххх. Услышав стон волны, Марианна поняла, очем говорил отец Дэниел. Упокой, Господи, отлетевшую душу.
        …Колокола подняли монахиню кзаутрене. Привычка вставать затемно укоренилась сюности - Марианна выросла вкатолической школе и, заисключением года вНью-Йорке, жила построгому расписанию служб. Белая церковь оказалась уютной, анаивные иконы местной работы поразили доглубины души - недостаток мастерства полинезийцы возмещали яркими красками исложными орнаментами. Марианну тошнило отновомодных церковных статуй, шагающих ипоющих помановению заводного ключика. Здесьже - чистая вера, незамутненная искренность.
        Уподножия святой Филомены красовались дары - лодочное весло, кукла, несколько костылей, маска вформе человеческого лица. Значит, невсе так плохо?
        Когда служба закончилась, Марианна обратилась свопросом, иотец Дэниел подтвердил надежды монахини:
        - Изредка болезнь отступает нагоды илидесятилетия. Язвы рубцуются, пятна сходят, раны покрываются новой кожей. Весло принес Мауи - Господь исцелилего, иеще восемь лет он ходил вморе зарыбой длявсей колонии, пока неутонул. Акукла - даркрасавицы Таианы. Девочке уже семнадцать, иона досих пор здорова.
        - Чтопомогло? - перед отъездом Марианна читала журнал «Ланцет» и«Новости медицинского общества» - отпроказы непомогали нипрививки, ниампутации. Доктор Норелл предложил прогревание паром поддавлением ваппаратах, похожих на«испанские сапожки» - симптомы ослабевали навремя, нопотом возвращались сутроенной силой.
        - Янезнаю. Онимазались желтым бирманским маслом икокосовым молоком, принимали морские ванны, грелись насолнце - какимногие сотни тех, ктоневыздоровел.
        - Вынеучаствовали влечении, святой отец?
        - Нет, конечноже, нет. Япостроил госпиталь, гдебеспомощные могут получить перевязки, едуипокой. Ноисцеление тел немоя стезя. Вы,сестра, разбираетесь вэтом лучше. Пойдемте!
        Дведлинные хижины, крытые соломой, выглядели неплохо. Окроватях длябольных можно было инемечтать, ноподстилки оказались свежими, вкомнатах жгли благовонную смолу, едуготовили вчистом котле, апомощники-гавайцы работали вмеру сил. Заведовал ими белый фельдшер - ЯнКлаас, бывший боцман скорабля ссомнительной репутацией. Онбыл одноруким, вместо левой носил железный протез, нарочито страшный, несмазанный, сторчащими винтами - туземцы страшно боялись «стального кулака», непонаслышке зная оего тяжести. Каквыяснила впоследствии Марианна, епитимью доконца дней прислуживать прокаженным набоцмана наложили вГонолулу. Чемпровинился рыжебородый голландец, неведал даже святой отец. Давешний мальчик Аиту тоже был здесь - разносил еду ипомогал больным.
        Первым делом - уборка. Лежачих вынесли втень пальм, ходячие выбрались сами. Марианна собственноручно протерла щелоком полы истены, проследила, каквыбивают циновки ироют (о, этибелые!) две выгребные ямы длянечистот.
        Лекарств почти небыло. Сокплодов ноны, кокосовое масло, порошок излистьев ти, свежая зола, рыбий жир инесколько пузырей-грелок. Желтое бирманское масло внебольшой бутыли - Янобъяснил, чтоэто дорогое лекарство, егодают заплату. Запасы издрагоценного саквояжа показались Марианне смехотворно бедными. Любыми способами следует наладить доставку помощи!
        Приходящих больных оказалось немного. Квящей радости монахини случаи выглядели простыми. Марианна выпустила гной изогромного ячменя навеке умладенца, соорудила бандаж длягрыжи изнуренному рыбаку, спомощью вездесущего Аиту успешно вправила вывих лодыжки старухе. Ампутация выгнивших пальцев пугала, нопациент держался спокойно - грузный мужчина неопределенного возраста, состертым болезнью лицом.
        - Яничего нечувствую, мисси. Ужедавно! Просто отрежьтеих.
        Пробормотав просебя «Отче наш», Марианна взялась заскальпель. Аиту крепко держал больного. Крови небыло, словно нож кромсал вяленую рыбу. Отсмрада замутило, нотошнота быстро прошла. Неэкономя драгоценный йод, монахиня обработала культи, непожалев бинта, наложила повязку. Прием окончен!
        Сдвумя лежачими вопросов невозникало - уодного вконец отказали ноги, другой ослеп илишился пальцев. Имтребовался лишь уход. Укитайца, незнающего нислова напиджин, оказалась малярия - вотгде пригодится хинин! Асмуглая толстуха, судивительным аппетитом поедающая больничную кашу, показалась монахине попросту симулянткой. Понаблюдаем… Одно радует - сегодня здесь никто неумрет.
        Марианна надеялась отдохнуть вшколе, нотам ей стало еще хуже. Дети какдети - шумят, щипаются, ябедничают, хором повторяют засвященником буквы алфавита. Если закрыть глаза, ничем неотличается отприходской толкучки вБронксе. Аоткрывать почему-то нехочется. Лишь несколько малышей выглядели здоровыми. Пока здоровыми.
        Спустя несколько лет иее тело превратится вгруду гниющей заживо плоти. Марианна мечтала служить Господу изовсех сил. Теперь груз показался слишком тяжел. Ноотцу Дэниелу приходилось тяжелее уже сейчас. Опытным взглядом монахиня видела знаки боли - сжатые губы, дрожь впальцах, скованность движений. Когда последний ученик вышел изкласса, священник буквально осыпался напол. Слава богу, чтосаквояж всегда подрукой - надеть набольного маску Марианна моглабы исзакрытыми глазами. Онаповернула клапан, отмеряя точную дозу «газ-доктора». После двух вдохов тяжелое тело расслабилось, дыхание стало ровнее. Нанесколько минут священник потерял сознание. Поверхностный осмотр невыявил ничего, кроме жара ижелтизны кожи, араздевать мужчину Марианна нерискнула. Онасклонилась надним, выслушивая дыхание. Отец Дэниел открыл глаза. Сел, осторожно потер правый бок, улыбнулся, намгновение помолодев. Ивспомнил.
        - Вашего лекарства хватит навсех, сестра? Накаждого, ктокорчится наподстилке вхижине, сутками сидит вморе, прыгает сАкульей скалы, чтобы смертью унять невыносимые муки?
        - Уменя около двадцати доз длясамых тяжелых случаев.
        - Тогда запомните, сестра Марианна, - никогда больше так неделайте! Яживу вместе спрокаженными, емих хлеб, крещу их детей, роюим могилы, какони однажды выроютмне. Ипока лекарств нехватает навсех, мнеони ненужны.
        Гордыня илиангельское смирение? Впрочем, святому отцу можновсе. Утомленная Марианна нестала спорить, онавернулась всвою хижину, скоротала замолитвой сиесту, апосле отправилась бродить поострову. Внимательный взгляд монахини выискивал лица особой, хищной ижадной породы. Закон есть закон, дорога наостров ведет только водин конец, новезде ивсегда находятся хитрецы, пролезающие сквозь щели. Заплату - достойную, щедрую плату, конечноже.
        Чутье привело ее кглавной площади поселка, гдевтени отдыхали мужчины, беседовали освоем старики икопошились пыльные куры. Угрюмый, толстый какгора таитянин возлежал поднавесом, пилперебродивший сок пальмы изразрисованного калебаса, плевал красным вкрасную пыль. Онотказался назвать свое имя, отказался брать деньги иназначил плату - любовь белой женщины. Такли она нежна пододеждой, какрассказывают тане слетающих лодок? Будь наместе Марианны чопорная Эванжелина, онабы уже бежала ксвященнику, квохча иохая. Будь здесь Пэйшенс, делобы кончилась оплеухой. Номонахиня незря потратила годы насорванцов Бронкса. Вее необъятном саквояже таились сокровища. Музыкальная шкатулка слошадкой ивсадницей, горсть разноцветных стеклянных шариков, механический заводной цыпленок, умеющий прыгать иверещать. Ичудо чудное - калейдоскоп собъемными, переливчатыми картинками.
        …Любовь белой женщины! Человек-гора хихикал, взвизгивал ихлопал владоши, поворачивая игрушку, ловя солнечные лучи, чтобы стеклышки ярче блестели. Заскорузлое лицо стало нежным, какветка дерева, скоторой сняли кору, глаза засияли. Господь нанебе, изыщи он секунду взглянуть наостровок вокеане, тожебы улыбнулся - вкаждом мужчине досмерти живет мальчишка. Довольная Марианна достала изпотайного кармана тощую пачку долларов, присовокупила две самые большие жемчужины ирассказала, куда именно стоит пойти вГонолулу, чтобы продать товар икупить товар зачестную цену. Вмаленькой лавочке наулице Колетт недалеко отгоспиталя уже пятнадцать лет прятался оттоварищей пооружию Джон Гастелл, бывший конфедерат, который так иненаучился стрелять влюдей. Плохой солдат оказался хорошим торговцем изаслужил доверие миссии. Онотправит телеграммы наматерик, если кабель опять неповредили киты.
        Пока человек-гора, пыхтя иохая, вытаскивал изсарая непрочную навид лодку-каноэ ипроверял снасти, Марианна устроилась втени пальмы, занялась перепиской. Две«летучки» вНью-Йорк - отцу Франциску спросьбой овспомоществовании, идорогуше Дейзи Кларк, подружке попансиону иединственной дочери преуспевающего фабриканта - стойже просьбой. Дваписьма вГонолулу - смиренное королю игневное губернатору. Одно наСамоа - усестер найдется чем поделиться. Исписок, точный подробный список, чтобы этот любитель белых женщин спользой потратил деньги. Читать он конечноже неумеет…
        Квящему удивлению Марианны, таитянин достал изнеобъятных складок набедренной повязки веревку иначал вязать узлы, неохотно поясняя: «ткань», «рис», «саго». Слова «хинин» и«йод», впрочем, звучали длянего околесицей - отчаявшись объяснить, Марианна показала флаконы иоборвала сних этикетки дляобразца. Одутловатая физиономия посредника невнушала ей доверия, ночестный контрабандист - оксюморон. Навсякий случай монахиня припомнила витиеватое уличное проклятие ивдобавок пообещала своему Ганимеду, чтоакулы сожрут его запобег иобман. Брезгливое лицо таитянина перекосила усмешка:
        - Япрокаженный, мисси. Мненекуда бежать. Аакулы меня всеравно сожрут, рано илипоздно.
        Проводив взглядом утлое суденышко, Марианна отправилась кхижине. «Домой» - впервый раз замножество лет унее появилось место, которое позволительно назвать домом. Онашла, оскользаясь навлажной глине, оступаясь окорни, спотыкаясь окамни, инаконец поняла, чтосмертельно устала. Жара, путешествие, переживания навалились наспину тяжелым грузом. Обитатели колонии удивленно смотрели напошатывающуюся, елебредущую женщину, ноникто непредложил помощи. Икогда Марианна упала насерый песок упорога дома, ейпоказалось, чтоона больше неподнимется - голову сжало обручем, руки налились свинцом, поспине перетекала боль. Нехватало сил ниперевернуться, нидостать воды, низаплакать. Только пестрые мошки ползали перед лицом, суетливо толкали песчинки, выискивали себе пищу, давзбалмошный попугай орал спальмы.
        Вскрытый кокос, полный свежего сока, показался ей даром ангелов. Заботливый Аиту успел издесь - неужели выслеживал?
        - Выслишком долго были насолнце, мисси, иочень мало пили. Здесь нельзя непить. Позвольте, япомогу.
        Неуспев возмутиться, Марианна почувствовала, какруки юноши прикоснулись кее одежде. Аиту ослабил пояс иворотник рясы, снял головное покрывало, положил наноющий затылок что-то прохладное. Иначал разминать, растягивать иразглаживать ноющие бугры мускулов, ставить наместо косточки. Дикое, странное ощущение. Марианна непомнила, чтобы кто-то когда-то прикасался кее телу столь непозволительным образом. Ноничто вней невозмутилось - наоборот, этобыло приятно, какпогрузиться вкупальню посреди жаркого дня. Кровь быстрей побежала пожилам, мышцы расслабились, боль ушла. Ноподняться неполучалось - тело стало расслабленным, легким какперышко, сладкая дрема отяжелила веки. Незаметно длясебя монахиня провалилась вкороткий сон. Ипроснулась здоровой, освеженной иполной сил.
        Терпеливый Аиту сидел рядом сней, прикрывая отсолнца листом пальмы.
        - Какты это сделал, чадо?
        - Ломи-ломи-нуа, лечение телом идухом. Мойрод - кахуна, посвященные Тангароа срождения. Прадед превращался вакулу, дедходил босиком поуглям, братья видели вещие сны, аотец исцелял руками. Онмял людей какглину исобирал заново, выдавливая болезнь вместе спотом. Оннеуспел научить меня всему, ноя очень старался.
        - Тыкрещен, Аиту? Тыверишь вХриста, нашего спасителя?
        - Да,мисси. Моецерковное имя На-та…
        - Натаниэль?
        - Да,мисси. Яношу крест, выучил «Кредо», хожу вцерковь повоскресеньям инехожу безодежды - этогрешно.
        - Инезовешь демона Тангароа, когда лечишь руками?
        - Нет, мисси. Только когда проплываю влагуне надГлазом Свиньи - тамзлой водоворот.
        «Помяни, господи, царя Давида ивсю кротостьего». Марианна вспомнила житие святого Венсана де Поля - многотерпеливый преподобный учил священников неначинать службы с«Отче наш» инеспать сосвоими служанками.
        - Прости, если вопрос причинит боль. Почему твой отец несмог исцелиться сам ипомочь братьям?
        Поживому лицу Аиту пробежала тень.
        - Онзаразился, когда лечил соседей. Тангароа невсилах справиться снедугом белого человека.
        - Аскакими недугами умеешь справлятьсяты?
        - Умею вправлять суставы, складывать сломанные кости, возвращать внутренности наместо, унимать боль. Знаю, каквернуть сон, вернуть радость, прибавить сил. Отец провожал умирающих, янеумею.
        - Пока неумеешь, чадо. Тыслишком юн длятакого груза. Постой… ты помогаешь вбольнице, чтобы учиться?
        - Да,мисси. Явидел, кактане давал больному горькие пилюли ижар прошел. Явидел, каквы, мисси, надели второе лицо наотца Дэниела иему стало небольно. Ичеловека сотрезанной ногой видел - ондолжен был умереть отзаражения, ноумер спустя десять весен, отпроказы.
        Отвернувшись кморю, Марианна ухмыльнулась - онавспомнила, какподглядывала засестрой Гоноратой, зашивающей рану бродяжке, икакумолила суровую монахиню обучать ее азам медицины. Жаль, женщинам запрещено получать патенты врачей.
        - Какже ты очищаешь раны?
        - Червями, мисси - онивыедают больное мясо инетрогают здоровое.
        - Аесли рана расположена наживоте?
        - Прошу уТан… уХриста легкой смерти. Ачто делаетевы, мисси?
        - Тоже самое. Ноесли кишки неповреждены, пробую обеззаразить рану изашить ее шелковой ниткой.
        - О-без-что?
        Помянув царя Давида втретий раз, Марианна рассказала Аиту оневидимых зверюшках - микробах, живущих вокруг людей. Микроскопбы сюда илихотябы лупу… ничего, закажем вследующий раз. Ученик захлопал владоши итутже удрал мыть руки. Чтож, всезнания, которые есть уодной старой монахини, мальчик получит. Жаль, врачом ему нестать - математика илатынь. И«цветной» - вальма матер. Немыслимо! Нозанеимением шелковой бумаги пишем псалмы наоберточной. Когда Аиту вернулся, Марианна уже достала изсаквояжа анатомического Джонни - подвижную куклу, которую можно было раскрывать послоям - кожа, мышцы, внутренности, скелет. Идотемноты, сгрехом пополам подбирая правильные термины напиджин, рассказывала, какустроено изнутри тело человека.
        Едва неуклюжий серпик луны поднялся надморем, кхижине прибежал перепуганный насмерть юноша чуть старше Аиту - ужены первые роды, астарухи отказались помогать чужачке. Помянув добрым словом акульего бога, Марианна подхватила саквояж ипоспешила навыручку.
        Маленькой китаянке пришлось нелегко - многоводие, крупный плод, страх. Новсвой срок насвет появилась красивая смуглая девочка. Внимательный осмотр невыявил никаких признаков проказы. Может быть, ейповезет? Марианна помолилась оздравии, убедилась, чтороженица внеопасности, иотправилась отдыхать слегким сердцем. Проходя надскалистым обрывом, онапосмотрела наморе - смуглый юноша плавал вакульей стае, кувыркался вволнах, шлепал поспинам - голубым исеребряным, - ихищницы словно играли сним. Страх кольнул сердце женщины горячей иглой, ноМарианна удержалась отпаники. Ониодной крови.
        Поутру монахиня проснулась кранней мессе ицелый день провела втрудах. Иследующий день. Иследующий заним - словно кто-то влил молодое вино встарые меха. Марианна поспевала повсюду - лечила, утешала, молилась, показывала, каккроят платье ипишут буквы, убирала квенцу невесту, шила саван, варила суп вбольшом котле, сидела сотцом Дэниелом, когда воспаление печени снова свалилоего. Силы били ключом, иххватало навсе иеще оставалось назанятия сАиту - юноша впитывал знания, какземля воду. Засчитаные дни он выучил четыре действия арифметики, подобрался кдробям иугольком надоске вывел первое «esse». Esse homo - нечета иным белым. Нокесарю кесарево, уМарианны давно уже хватало мудрости неменять то, чтонеменялось.
        Через две недели приплыла лодка. Будь благословен, жирный старый жулик! Четыре Библии впереводе нагавайский. Двафлакона «газ-доктора» - спасибо, спасибовам, сестры. Бинты, йод, хинин, карболка, каломель, камфара, сахар, мука, рис, саго, мыло ипростыни - пусть враги веры Христовой спят втропической хижине безпростыней имоскитной сетки. Телеграмма ототца Франциска. Оскорбительное молчание отгубернатора. Ибочонок карибского рома - капелька алкоголя дезинфицирует воду, придает сил ослабевшим иостанавливает злокачественный понос. Из-за бочонка, пузатого исоблазнительного, иначался бунт - наострове давненько неводилось спиртного, алюбопытные туземцы тутже приметили выпивку.
        Марианна перевязывала больного вмужской хижине госпиталя, когда раздался многоголосый шум. Разношерстная толпа подвалила излеса, вооруженная кто вочто горазд - палки, пращи, камни, дубинки, утыканные острыми раковинами. Разгневанные мужчины орали нанескольких языках разом, Марианна понимала их через слово. Что-то пропроклятых белых людей, которые привезли наострова китайских кули иприманили ненавистную проказу. Проместь исправедливость, окоторых давно забыли. Прото, чтодобрая выпивка облегчает боль ирадует душу, ажир, вытопленный изголовы европейца, заживляет лепрозные язвы. Марианна захлопнула дверь хижины иторопливо подперла ее аптечным шкафом.
        Снаружи разнеслись крики истрашная брань. Рыжебородый боцман Ян Клаас нестал искать правых ивиноватых, еготяжелые кулаки равномерно отвешивали удары. Намгновение показалось, чтострах перед грозной железной рукой отрезвит бунтовщиков. Новзметнулись иопустились дубинки, раздался жуткий хруст ломающихся костей. Потом сквозь плетеную стену просочилась тоненькая змейка дыма. Лежачие прокаженные взвыли отстраха.
        «Онисожгут меня заживо, вместе сбольными», - отстраненно подумала Марианна. Ивздрогнула - звонкий голос Аиту убеждал соплеменников опомниться, некарать тех, ктопотратил жизнь навозню собреченными, негневить ниХриста, нисвирепого Тангароа. Справедливость существует, богслышит нас иотвечает, какможет. Унас есть друзья иродные, море ибелый песок, цветы лехуа, песни птицы ививи, жемчуг ираковины. АуХриста накресте никого небыло, даже отец оставилего.
        Звук удара прервал горячую речь. Упал. Убили! Одним рывком Марианна отодвинула шкаф отдвери, выбежала наружу, готовая драться заюношу, какволчица бьется засвоих щенков. Слава богу!
        Отец Дэниел уже стоял надупавшим, протянув перед собой распятие, словно щит. Гулким ивластным голосом он повторял псалом - ничего больше, только слова Давида.
        - …Твердо уповал я наГоспода, иОн приклонился комне иуслышал вопль мой; извлек меня изстрашного рва, изтинистого болота, ипоставил накамне ноги мои иутвердил стопы мои…
        Скаждой строкой вокруг становилось темнее. Ветер ударил вколокол, стрелы дождя хлестнули пообезумевшим людям, град заставил пригнуться. Заводилы отступили нашаг, надва… побежали, бормоча что-то огневе белого бога. Марианна метнулась кАиту, припала ухом кгруди, выслушивая дыхание, погладила спутанные мокрые волосы. Жив. Жив!!! Сотрясение мозга, пара синяков, может быть небольшая горячка. Боцману Клаасу повезло куда меньше - осколки ребер проткнули легкое, несчастный харкал кровью. Оставалось впрыскивать камфару дляподдержания сердца, менять холодные примочки инадеяться наблагополучный исход. Будь здесь операционная, аппарат искусственного дыхания, кислородная подушка, хотябы один хирург!!!
        Спомощью перетрусивших служителей-туземцев Марианна иДэниел перетащили раненых вгоспиталь. Одному избунтовщиков Клаас свернул челюсть, другому нос, третий споткнулся намокрой траве ивывихнул ногу. Гневные лица стали виноватыми ипросительными, прокаженные устыдились.
        - Оникакдети, - сказал отец Дэниел. - Утром ломают игрушки, авечером просят уних прощения. Парвышел, теперь наострове надолго воцарится покой.
        Взволнованная Марианна всю ночь просидела рядом сбольными. Клаасу стало хуже, пришлось извести три дозы драгоценного «газ-доктора». Кутру боцман впал вбеспамятство. Аитуже, наоборот, спал здоровым сном молодости. Марианна немогла насмотреться наточеные черты лица, длинные пальцы, сильные мышцы шеи. Завиток волос, свернувшийся нащеке, соблазнял ее - поправить, убрать заухо. Всеравноже придется сменить компресс, обтереть горячую кожу, ощутить легкое дыхание, нежное, сладостное…
        Утром Марианна бесстрашно прошлась похижинам, поговорила сродителями исобрала группу издевяти подростков, желающих изучать медицину. Оназаново начала лекции поанатомии, антисептике илатыни - споследней дела обстояли плохо. Ноученики компенсировали неуспехи старанием, онирадостно бинтовали, накладывали лубки, промывали язвы ипоочередно дежурили вгоспитале.
        САиту она больше неоставалась наедине иничем невыделяла его изчисла учеников. Юноша сперва стал стараться еще больше, потом отдалился, ушел всебя. Амонахиня опасалась называть болезнь поимени, промолчала даже наисповеди - всеуйдет, само сотрется изпамяти. Время лечит. Темпаче, чтопоявился новый повод длябеспокойства. Через несколько дней после бунта, вовремя купания Марианна обнаружила плотные красные пятна накоже обеих молочных желез. Неоставалось сомнений - проказа добралась идонее. Оставалось ждать следующих симптомов - болей всуставах, лихорадки, апатии, утолщения кожи налбу. Исмерти, постыдной, хотя имирной.
        Марианна так часто разглядывала себя вкарманное зеркальце, чтоотец Дэниел невольно обратил наэто внимание. Онзадал вопрос - двусмысленный, ктобы спорил. Онбылбы плохим священником, еслибы незаметил взаимной симпатии Адама иЕвы - какая разница, сколько им лет ичто запропасть их разделяет. Вместо правильного ответа Марианна указала назловещие пятна. Отец Дэниел попросил посмотреть. Монахиня устыдилась - ниразу вжизни она непоказывала мужчине грудь. Носвященник ведь немужчина…
        Смех отца Дэниела напоминал хриплое карканье ворона:
        - Сестра моя, бедная напуганная сестра! Этовсего лишь опрелость, отжары итесной одежды. Испросите усвоего ордена разрешение носить легкое облачение, адотех пор присыпайте больные места саговой мукой ипромывайте дважды вдень крепким чаем. Апроказой вы заразиться вообще неможете.
        Устыженная Марианна сперва неосознала, чтоименно сказал священник. Ейхватило ослепляющей радости: «Яздорова!» Нонужные слова колючками проросли изсознания.
        - Почему вы уверены, чтоя немогу заболеть? Существуют люди, невосприимчивые клепре? Каквы их выделяете, святой отец ипочему досих пор нерассказали обэтоммне?
        - Всепроще, сестра. Искушение подстерегает нас там, гдемы обэтом даже недумаем. Двадцать снебольшим лет назад, когда я только собрался нести слово Божье вКалаупапа, меня вызвали кгенералу Общества Иисуса. Петер Ян Бекс был бельгийцем, моим соотечественником ихорошим человеком, онхотел защитить меня. Ипредложил взять реликвию. Ту,что сейчас украшает вашу шею.
        «Явладею святыней?» Марианна прикоснулась ктяжелому серебряному кресту. Старинная вещь дивной работы, ночто вней особенного?
        - Вашей реликвии, сестра Хоуп, исполнилось семьсот лет. Внутри - подлинные мощи святого Лазаря ивеликая сила двух крыльев церкви. В1170году палестинский король Амори (вы даже неслышали отаком) заказал этот крест дляединственного сына, Бодуэна. Девятилетнего наследника трона Святой земли поразила лепра - подлые египтяне прислали вподарок принцу красивый плащ, вкотором прежде спал прокаженный.
        Изготовил реликвию мастер Монфор, тот, чтоукрашал Гроб Господень. Замощами отправились лазариты - восемь опоясанных рыцарей ушло впустыню, один вернулся иумер уВерблюжьих ворот, сжимая вруке трофей. Сампапа римский помолился надкрестом, ивизантийский патриарх помолился тоже - мачеха Бодуэна, королева Мария, была родом изКонстантинополя, онасжалилась надпасынком ипопросила опомощи императора. Иреликвия обрела огромную мощь. Тот, ктоносил крест Лазаря неснимая, избавлялся отпроклятой болезни, лепра отступала… какоказалось, навремя.
        Юный Бодуэн почувствовал себя лучше. Ноунего был друг, пажизблагородной семьи. Мальчик заразился, принц узнал и, неслушая никаких возражений, перевесил спасительную реликвию натоварища. Бодуэн вырос, получил трон, десять лет держал заглотку султана Салахаддина иумер отпроказы. Пажвырос, стал рыцарем, женился, продолжил род. Крест передавался ототца ксыну, пока орден иезуитов неотыскал реликвию. Генерал настаивал, чтобы я защитил себя отстрашного риска. Яотказался - этобылобы непо-христиански. Генерал заявил, чтооднажды я передумаю. Оношибся.
        - Отец Дэниел, выпоступаете глупо, - сгоряча ляпнула Марианна. - Ктокакневы творит чудеса, кому еще доверяют несчастные, обездоленные люди! Живой издоровый, высможете сделать дляпрокаженных намного больше.
        - Христос тоже поступал глупо, - мягко улыбнулся отец Дэниел. - Онмогбы бродить поПалестине, проповедовать, учить илечить. Иникакого креста.
        - Япрошувас! - Марианна упала наколени. - Будьте благоразумны! Защитите себя иснимите сменя эту ношу.
        - Нет.
        Отец Дэниел развернулся иушел изчасовни. Марианна заплакала вголос инемогла унять слезы доночи. Нимолитва, ниморе, нипрогулка погорным тропам недали успокоения - святая вещь пудовой гирей давила нагрудь. Она, Марианна, может спасти любого человека наострове. Ребенка, женщину, старика. Самого отца Дэниела, если упрямца удастся уговорить. Страшные язвы зарубцуются иисчезнут, плоть станет теплой, душа оттает. Мальчик сгниющими веками начнет видеть, маленькая китаянка выкормит дочку грудью, жирный прокаженный жулик станет жирным здоровым жуликом. Илиона сама продолжит помогать людям, облегчать страдания обреченных, нерискуя собой, нестрашась болезни. Гдесправедливость? Ктодолжен решать, ктоподбросит монетку? Господи, вразуми.
        Невсилах справиться спереживаниями, монахиня отдалилась отлюдей. Онапосещала госпиталь, утреннюю мессу ивечерние занятия помедицине. Всеостальное время Марианна проводила науединенном пляже, глядя наводу икруг закругом читая псалмы. От«Блажен муж, иженеходит насовет нечестивых» до«извлекши меч унего, обезглавил его иснял позор ссынов Израилевых» - иснова, иснова. Уберега собирались голубые исеребряные акулы, покачивались наволнах, словно слушая Писание. Вдруг они ивправду были людьми, вдруг демон может освободить их души? «Святой Франциск ведь проповедовал птицам», - подумала однажды Марианна итутже укорила себя загордыню. Аотец Дэниел незадумывался отаких мелочах. Онразговаривал схищными рыбами, выходя поночам кутесу Бабочек, разговаривал также терпеливо имедленно, какстуземцами. Иксвященнику приплывала старая акула - огромная иуродливая, покрытая язвами, словно человеческая болезнь поразила холодное тело. Проповедь завершалась, двое сидели рядом - рыба вморе, человек влодке. Онимолчали.
        «Яхотел стать луддитом, - признался однажды отец Дэниел, когда они смонахиней украшали храм кРождеству. - Ломать машины, ставить палки вколеса, подсыпать песок вбесконечно вращающиеся шестеренки. Чтобы мир оставался прежним, воздух чистым, дети природы жили иумирали всвоем раю. Яборолся, потом смирился. Истал слугой Божьим». Марианна ненашла, чтоему ответить.
        Сухой сезон сменился дождливым, больных стало больше - малярия, трофические язвы, элефантиаз, воспаления легких ипочек. ИзГонолулу прислали новых больных, новенький микроскоп иблагодарственное письмо откороля, изСамоа - лодку отсестер, слекарствами ибинтами. Щедрая приятельница изНью-Йорка перевела насчет миссии целых сто долларов. Абезвестная библиотекарша изОклахомы самолично обошла город исобрала полторы тысячи. Впору было задуматься остроительстве нового госпиталя - нехижины, анормального деревянного дома, скроватями итюфяками, снастоящей лабораторией ималенькой операционной. Ивыписать изШтатов хотябы одного хирурга, опытного врача.
        Отец Дэниел начал сдавать. Онуже немог достоять службу, двамальчика-туземца поддерживали его подруки. Проказа распространилась налицо, зрение таяло, гулкий голос стал невнятным, скрежещущим. Иузлы наруках иногах побледнели. Опытная Марианна знала, чтоэтот признак сродни «маске Гиппократа» - священнику оставалось недолго. Ещедва раза она пробовала переубедить отца Дэниела ивсякий раз получала епитимью - пастырь хотел доконца разделить участь паствы. Тяжесть ноши пригибала Марианну кземле. Ещенедавно она ощущала себя юной иполной сил, теперьже держалась исключительно намолитвах. Вминуты слабости монахиня доставала зеркальце, разглядывала исчерченное ранними морщинами лицо, азатем открывала секретную крышечку, чтобы полюбоваться настарую фотографию. Онникогда несостарится. Инеприедет вцарство Аида. Инебудет решать - кому жить долго исчастливо, избавленным отпроклятия, акому разлагаться заживо.
        …Самоубийство Таианы потрясло общину. Девушку любили все впоселении, отмала довелика. Онасохранила здоровье, была отзывчивой, доброй, милой имоглабы взять себе любого мужа. Нопредпочла прыгнуть вниз соскалы Камаку иразбиться обострые камни. Осматривая тело, Марианна поняла причину - страшную, глупую ошибку застенчивой девушки. Витилиго - безобидное изагадочное заболевание, прикотором потелу идут белые пятна. Даже вБиблии упоминается схожий симптом. НоТаиана едва умела читать иврядли смоглабы сопоставить цитату изскучнейшей книги Царств исобственную болезнь. Ипредпочла умереть дотого, как«проказа» заберет свежесть икрасоту.
        Хоронить самоубийцу накладбище позакону неполагалось. Отец Дэниел конечнобы отыскал выход, ноон трое суток лежал вгорячке. Ижители проводили девушку какостровную принцессу - усыпанное цветами каноэ спробитым дном ушло влагуну нарадость акулам идемону Тангароа. Какводится напохоронах, юноши идевушки плясали ипели, потрясая гирляндами, сплетенными издушистых лахуа, люди постарше играли набарабанах идудках, безустали отстукивали такт ладонями. Многие плакали, нотутже переставали - чемгорше рыдать попокойнику, темтяжелее ему спускаться вмир мертвых. Марианна обратила внимание наАиту - юноша прыгал выше всех ипел громче других, еголицо застыло керамической маской идола.
        Слезы пролились потом, напляже, укорней старого дерева ти. Опасаясь заюношу, монахиня проследовала заним, крадучись какзаправский охотник. Иуслышала то, чтообычно слышат наисповеди. Аиту иТаиана давно любили друг друга. Онисобирались пожениться, ждали лишь выздоровления отца Дэниела, чтобы объявить опомолвке ичерез месяц перебраться жить водну хижину. НоАиту все испортил. Вовремя ловли тунца крючок намертво зацепился загубу глупой рыбы, итоварищи стали подтрунивать: дурная примета, утвоей вахине появился возлюбленный. Вернувшись вгавань, Аиту нашел Таиану вкокосовой роще иувидел, чтота вслезах. Ослепленный ревностью, онзадал вопрос. Идевушка, захлебываясь рыданиями, подтвердила: да, появился повод, яразрываю помолвку иухожу оттебя. Безумец, онповерил иотобиды пошел искать утешения упервой девчонки, носившей цветок заухом. АТаиана солгала, онавсего лишь хотела уберечь возлюбленного… Гдесправедливость, почему бог так жесток?
        Ослепленный горем Аиту рыдал какмладенец. ИМарианна была ему матерью, онасидела сним рядом, взяв наколени голову, гладя потные волосы - всепройдет, всеоднажды закончится. Мальчик, бедный мальчик, дитя мое… Чуткие пальцы монахини нащупали выпуклое пятно налбу между бровей. Маленькое иплотное, размером сдаймовую монетку - можно даже небрать анализ. Гдесправедливость?!
        - Тыуезжаешь, Аиту. Сегодня. Сейчас. Ядоговорюсь насчет лодки, дамписьмо иденьги. Тыздоров ивыглядишь здоровым, никто неузнает, откуда вГонолулу взялся еще один парень. Джон Колетт поможет подготовиться кколледжу иоткроет подписку, чтобы оплатить обучение первого хирурга Гавайских островов. Незнаю, сможешьлиты, нопостарайся - твоим сородичам очень нужны врачи. Иникаких возражений, никаких слез! Вставай, чадо.
        Ошеломленный Аиту покорно поднялся.
        - Янехочу уезжать. Ктопоможет тебе вгоспитале, ктоподаст руку, если ты упадешь? Ктостанет кормить больных именять им повязки? Разве я плохо работал, ленился, воровал, прикидывался больным? Этонесправедливо! Зачем ты отсылаешь меня?
        - Затем, чтосправедливость насвете все еще существует, - Марианна сняла сгруди серебряный крест инадела нашею юноше. - Поклянись никогда неснимать, анасмертном одре передать сыну. Ипомни, чтоспас тебя Христос, анеакулий бог.
        - Этослишком щедрый подарок. Нанего можно купить много еды илекарств.
        - Клянись илиостанешься гнить напроклятых островах, - рявкнула Марианна.
        - Клянусь, - сказал Аиту. - Клянусь, матушка.
        …Толстый жулик-таитянин опять попробовал завести песню пролюбовь белой вахине, ноюла смузыкой его вполне устроила. Длягарантии Марианна добавила маленькую жемчужину. Набросать пару строк письма оставалось минутным делом. Монахиня пронаблюдала, какпройдоха демонстративно громко собирается нарыбалку кдальним скалам игромогласно зовет бездельника Аиту помочь ссетями. Какотплывает отберега хрупкая лодка-каноэ, какуродливая акула плывет следом, разгоняя волны, икрикливые чайки провожают суденышко кгоризонту - прочь, прочь отсюда! Какпоют девушки, сидя уполосы прибоя, выплетая розовые венки. Какхрипло дышит втемной хижине отец Дэниел, какжадно пьет кисловатый сок плодов ноны, утирает холодный пот свздутого лба, читает Библию - наизусть, потому что строчек неразобрать. Авокруг утлой лачуги кружат усталые ангелы, вперемешку сптицами ививи иогромными пестрыми бабочками, идухи деревьев наигрывают нафлейтах, унимают боль итоску.
        Aloha ‘oe, aloha ‘oe
        O ka hali’a aloha i hiki mai
        Ke hone a’e nei i
        Ku’u manawa
        Сладкие воспоминания возвращаются комне, снова принося привет изпрошлого.
        Воттолько прошлого несуществует. Есть сегодняшний день. Есть свобода. Есть божья воля ибожья ладонь ивозможность служить, трудиться, какподобает Марфе, молиться чистой посудой ивыметенными полами. Ей,Марианне, никогда недавалось капризное богословие. Онаумела только работать исобирать плоды, чтобы раздать их потом наплощади.
        Марианна раскрыла саквояж впоисках носового платка. Заветное зеркальце выскользнуло изрук, ударилось онагретый валун иразбилось натысячу мелких брызг. Неиначе, насчастье!
        Отец Дэниел прожил еще два месяца иотошел вмир иной тихо, восне, какправедники. Вдень похорон лагуну Калуапапа заполонили акулы, словно устраивали парад. Втотже год король заложил памятник «апостолу прокаженных». Если приедете вГонолулу, можете увидать скульптуру наодной изплощадей города - бронзовый постамент, толпа недоверчивых, осторожных детей исвященник, благословляющийих.
        Удоктора медицины Натаниэля Хоупа, звавшегося когда-то Аиту, судьба сложилась тяжело, ноуспешно - здоровья ирадости ему было незанимать. Юноша потратил шестнадцать лет, обивая пороги, зубря наизусть учебники, практикуясь подприсмотром опытного ординатора вНью-Йоркской клинике для«цветных». Нополучил изащитил свой диплом, стал хирургом, вернулся народину, преодолел все препоны исгодами возглавил госпиталь вколонии прокаженных. Филигранной работы крест натяжелой серебряной цепочке островитянин носил всю жизнь исогласился передать сыну лишь насмертном одре. СынНатаниэля, тоже известный врач, вручил украшение внуку. Внук вырос атеистом иоднажды отдал крест вмузей колонии, новзалах вещи никто невидел. Говорят, реликвия вернулась обратно, вподвалы Ордена, гдеилежит, дожидаясь своего часа.
        Акулы ушли отберега втот день, когда наострове заработал первый завод попереработке копры. Больше никто невидел голубых исеребряных стай.
        Упрямая Марианна дотянула довосьмидесяти трех лет. Доглубокой старости она кормила, лечила, учила ислушала прокаженных. Ещедолго ей пришлось водиночку воевать слепрой, лихорадками, переломами ималярией. Когда, наконец, вКалуапапа пришли врачи, опытная сестра оставила засобой женскую консультацию. Онаприняла сотни детей идесяткам изних помогла обустроиться вжизни. Наконец возраст все-таки взял свое, имонахиня перебралась кфранцисканкам вобитель наГонолулу. Последние месяцы Марианна вовсе неразговаривала, лишь улыбалась пространно, поводила ввоздухе тонкими слабыми пальцами. Монахиня считала грехи, всякий раз сбиваясь сосчета.
        Проказа так инекоснуласьее.
        Майк Гелприн
        Напосту
        Сержант колониальных войск ее величества Джек Чиверс, обжигая ступни опесок, протрусил кберегу. Солнце пекло немилосердно ислепило глаза, ивода влагуне была цвета неба исливалась сним нагоризонте.
        Чиверс перебросил изладони владонь динамитную шашку, крякнул сдосады. Расставаться сшашкой было жалко, динамита становилось все меньше, иЧиверс нехотел даже думать, чтобудет, когда выйдет запас. Онвздохнул, примерился и, размахнувшись, швырнул шашку отберега. Отплевываясь, поплыл по-собачьи кизмаравшим лазурь лагуны серебристо-бурым пятнам. Доплыл ипринялся лихорадочно набивать глушеной рыбой притороченный кнабедренной повязке мешок. Быстро, ещебыстрее, еще, пока непоявились акулы.
        Майор Пеллингтон ждал Чиверса напосту. Пост был наострове всего один - насклоне прибрежного холма, вукрытии свмурованным вбазальт паровым котлом, питающим резервную батарею изшести орудий. Вахту майор ссержантом несли поочереди, двадцать четыре часа всутки, семь дней внеделю. Впрочем, счет неделям идням был потерян уже давно. Поначалу, когда помощи еще ждали, майор делал зарубки напальмовом стволе. Потом, когда ждать стало нечего, прекратил.
        - Четыре крупные рыбины, сэр, - доложил Чиверс, - исдесяток помельче. Прикажете зажарить?
        Пеллингтон, какобычно, долго молчал, раздумывая. Чиверс терпеливо ждал. Спешить некуда, аспособ приготовления рыбы - дело важное. Заисключением вахты напосту - самое важное изтех, чтоуних остались.
        - Сварите, пожалуй, похлебку, сержант, - велел, наконец, Пеллингтон. - Пускай кто-нибудь избатарейцев поможет.
        - Есть, сэр! - Чиверса передернуло, какслучалось всякий раз, стоило майору заговорить обатарейцах. - Разрешите идти, сэр?
        - Ступайте.
        Сержант, закинув холщовый мешок срыбой наплечи, покинул пост испустился внизину. Здесь все было разворочено, искорежено иразмолото снарядами ибомбами, передвигаться через сплошную мешанину израсколотых камней иостатков укреплений было нелегко. Чиверс порядком запыхался, когда, наконец, добрался доручья. Здесь он первым делом напился, вода была хороша: студеная, чистая, хотя исжелезистым привкусом. Отдышавшись, Чиверс вывалил вручей рыбу, промыл, запихал обратно вмешок иотправился кБриггсу.
        СРичардом Бриггсом сержант был вдрузьях. Давно, ещесиндийской кампании, которую оба тянули рядовыми. ВАгре, когда восставшие сипаи осадили форт, рослый, краснолицый здоровяк Бриггс имускулистый, жилистый, скуластый Чиверс вдвоем заперлись напороховом складе сзажженными факелами вруках. Онипросидели взаперти восемь суток инепременно взорвалибы склад ссобою вместе, непоспей напомощь осажденным британский кавалерийский полк. Когда разбитые повстанческие батальоны откатились, Бриггс насебе вынес изскладского погреба обессилевшего отголода товарища, нонеустоял наногах иповалился упорога ничком. Наследующий день, влазарете, Чиверс иБриггс поклялись ввечной дружбе.
        - Доброе утро, Дик, - поздоровался сержант, усевшись накамень, подкоторым лежал Бриггс. - Ну,какдела?
        Бриггс неответил, ониприжизни был молчуном. Сержант хоронил его лучше, тщательнее, чемостальных, ивотдельной могиле. Нето что бедолаг изпулеметной роты, которых разорвало ядрами, снарядами икартечью так, чтобыло неразобрать где кто, ипотому все легли вобщую.
        - Старикашка невсебе, - пожаловался Чиверс. - Ворчит, чтоустал воевать. Вчера, когда менялего, сказал, чтожелает вотпуск. Вотпуск, кактебе это нравится, Дик?
        Чиверс подождал, ноБриггс, какобычно, опять неответил.
        - Ладно, дружище, - сержант поднялся. - Пойду. Загляну ктебе завтра, невозражаешь?
        Чиверс вернулся кручью, набрал воды встарый, тронутый ржавчиной исплющенный побокам солдатский котелок. Петляя между выворотнями, пересек низину. Там, гдеона заканчивалась ипереходила взаросли кустарника напополам счертополохом, раньше были полевой лазарет исклад. Отних мало что осталось: полазарету боши били прицельно иразмолотили его вчистую вместе сранеными иперсоналом, аскладу хватило одного попадания, откоторого сдетонировала взрывчатка.
        Пробравшись через развалины, Чиверс полез взаросли. Минут пять, бранясь, продирался сквозь шипастый, перевитый мандевиллой кустарник и, наконец, выбрался кглубокой снарядной воронке. Надне было кострище. Сержант натаскал туда мертвых веток изасохших лиан, высек камнем окамень искру ивскоре развел огонь. Пристроил котелок наперекладину, вывалил внего рыбу. Теперь можно было пойти ипоговорить сЭвелин.
        Онипознакомились вКанпуре, куда изрядно потрепанную встычках сповстанцами батарею отвели напереформирование. Эвелин была младшей дочерью клерка Ост-Индской компании итрудилась сестрой милосердия вбританском военном госпитале. Утоненькой, легконогой, кареглазой красавицы сосмоляными волосами доплеч недостатка впоклонниках небыло. Бравые офицеры, волею случая оказавшиеся подгоспитальной крышей иподприсмотром Эвелин, залечить раны иотбыть поместу службы, какправило, неспешили, а, напротив, старались задержаться подольше. Поговаривали даже, чтосам господин полковник наносит вгоспиталь ежедневные визиты вовсе неиз-за нужды впилюлях отлихорадки, аисключительно чтобы взглянуть лишний раз намилосердную сестру.
        Джек Чиверс угодил накойку впалате длянижних чинов сзаурядным пищевым отравлением, избежать которого вместных условиях мало кому удавалось. НаЭвелин он стеснялся даже взглянуть. Ипотому, чтодобиваться благосклонности такой девушки считал себе непочину, иоттого, чтосопутствующие заболеванию ежечасные походы вотхожее место амурным делам неспособствовали.
        Чиверс провалялся накойке снеделю ишел уже напоправку, когда вКанпуре вспыхнул, всчитаные часы разгорелся, азатем изапылал мятеж. Взбунтовавшийся бенгальский полк захватил арсенал, желающим измирных доселе горожан раздали оружие, иначалась резня. Британцев разыскивали иистребляли вместе ссемьями ислугами изместных. Кполудню сотни распаленных кровью, вооруженных кривыми саблями иармейскими винтовками бунтовщиков подступили кгоспитальным стенам.
        Чиверс непомнил, чтопроизошло после, потому что, когда нападающие ворвались вовнутрь, внего вселился дьявол. Впоследствииему, произведенному заневиданное геройство всержанты, рассказывали, какон рубился насаблях один против шестерых, пока незарубил всех инепрорвался вкрыло, отведенное длямедицинского персонала. Рассказывали, каксобмершей отужаса сестрой милосердия наплечах подпулями карабкался поприставной лестнице настену. Какспрыгнул сэтой стены свысоты десяти футов, умудрившись незашибить девушку. Какуносилее, отстреливаясь находу ирыча, словно подраненный тигр. Какхромал потом через мятежный город ибыл столь страшен ичумаз, чтовстречные шарахались встороны, уверяя, чтовотон, великий Шива-разрушитель, добывший себе новую наложницу ивозвращающийся внебесный чертог.
        - Неиначе, дьявол вменя вселился, - смущенно объяснял потом любопытствующим новоиспеченный сержант. - Клянусь здравием Ее Величества, ничего непомню.
        Помнила Эвелин. Хорошо помнила, иполгода спустя вответ напредложение робко переминающегося сноги наногу, путающегося всловах Чиверса сказала «да»…
        Эвелин лежала неподалеку, подсамой высокой изполудюжины уцелевших кокосовых пальм, там, гдеЧиверс нашел ее башмачок. Саму Эвелин найти неудалось, ипоначалу это беспокоило сержанта, носовременем он убедил себя, чтожена здесь, хотябы потому, чтовдругих местах ее неоказалось.
        Чиверс опустился наземлю, привалился спиной кпальмовому стволу - так, лежа, ончувствовал себя ближе кЭвелин. Закрыл глаза, подумал, повспоминал. Разговаривать сженой было необязательно, ониитак понимали друг друга - безслов. Понимали, когда он велее, тоненькую илегконогую, подвенец. Икогда спешил кней, оттрубив дневную службу, ужездесь, наострове. Понимали исейчас, хотя тонкой талии илегких ножек Чиверсу было больше невидно.
        СЭвелин сержант провел сполчаса, затем простился и, сутулясь, двинулся обратно ккостру. Всотне шагов спохватился, опрометью рванул назад, упал наколени, сунулся лицом вземлю, задыхаясь, глотая скрутившие горло спазмы, заколотил поней кулаками. Вновь поднялся инанетвердых ногах пошел прочь.

* * *
        Сдав вахту, майор Пеллингтон поузкой извилистой тропе спустился схолма и, шлепая босыми ногами поводе, побрел вдоль береговой кромки. Круговой обход острова майор проделывал ежедневно, обойти все было очень важно, хотя сейчас Пеллингтон уже немог вспомнить, почему именно.
        Необходимо что-то предпринять, размышлял майор, привычно ступая огрубевшими подошвами поострой прибрежной гальке. Страшно подумать, чтобудет, если боши обойдут их стыла. Предпринять что-то следует обязательно, непреложно. Только вот сделать это некому. Он,Уильям Пеллингтон, устал, выдохся. Тридцать пять лет беспрерывной службы вИндии иПолинезии вымотают кого угодно. Емупора вотставку, онподнакопил деньжат - весьма неплохую сумму, вполне достаточную, чтобы скоротать старость несреди варваров, грязи инасекомых, авуютном кирпичном домике где-нибудь вХэмпшире илиКорнуолле. Ладно, пускай даже невотставку - вконце концов, егоопыт ивыслуга дорогого стоят, азначит, Ее Величеству необходимы. Вотпуск! Последний раз он был народине… Майор попытался вспомнить, когда именно, инесумел. Давно, заключилон. Очень давно.
        Онпровелбы недельку-другую вДевоне иливУилтшире, пострелялбы зайцев утром нахолодке, порыбачилбы. Возможно, съездилбы воФранцию, унего дальняя родня подГавром, двоюродную племянницу угораздило выйти залягушатника. Пеллингтон сердито мотнул головой иукорил себя - пренебрежительное прозвище недопустимо, поскольку сфранцузами они сейчас, кажется, всоюзниках. Илинесфранцузами?.. Может статься, Ее Величество заключила союз сИспанией илиГолландией, следует почитать газеты, чтобы освежить память.
        Неважно. Главное, чтобоши - враги, этомайор помнил точно, наверняка. Поэтому, собственно, ониинесут службу здесь, немыслимо далеко отцивилизованных мест, даиотнеслишком цивилизованных тоже. Такилииначе, емупора вотпуск, онсегодняже напишет рапорт исближайшим почтовым пароходом отошлет вДели.
        Майор сбился сноги ивновь мотнул головой сдосады. Оставлять гарнизон рискованно: боши могут атаковать, воспользовавшись его отсутствием. Справитсяли Чиверс? Солдатон, конечно, отменный, новыполнять приказы - этоодно, акомандовать - совсем другое. Должен справиться, рассудил майор: офицеры иунтера вгарнизоне подобрались хорошие, помогут, если что. Капитан Хейворт, лейтенанты Донован иГрант, штабс-сержант Бобслоу, сержант Бриггс…
        Майор внезапно споткнулся, чудом удержал равновесие изамер наместе.
        - Ихбольше нет, - подсказал кто-то невидимый глумливым, надтреснутым голосом изасмеялся резко, отрывисто, почти залаял. - Ихнету, нету, нету больше!
        Наэтот раз Пеллингтон замотал головой отчаянно, пытаясь отогнать издевающегося надним негодяя. Тотдолго нехотел уходить, дерзил, цокал языком, подхихикивал. Потом, наконец, убрался, имайор двинулся дальше. Мысли вновь обрели стройность. СЧиверсом надо что-то делать, негоже, если убританского солдата глаза вечно намокром месте. Британский солдат обязан быть бодр, здоров ипредан короне. Майор всегда следил, чтобы боевой дух уподчиненных был надолжной высоте. Онненамерен позволять солдатам распускаться, пускай даже ходить им всем приходится невстрою иневмундирах, ачерт знает где ивчем.
        Пеллингтон снеудовольствием поправил набедренную повязку ипошагал дальше. Солнце, каквсегда, палило немилосердно, отлагуны привычно тянуло затхлостью игнилыми водорослями. Майор осмотрел причал, жмущиеся кмосткам сторожевые стимеры, стоящий наякоре парохват, позиции пулеметной роты наберегу, расположение первой батареи, второй… Перевел взгляд вглубь острова. Полюбовался каждодневным, приятным глазу зрелищем - казармами, кухней, штабом, полевым лазаретом.
        - Утебя галлюцинации, старик, - вновь возник вголове незваный визитер. - Тывидишь миражи, фантомы. Боши овас позаботились - стимеры ипарохват ржавеют надне, отпричалов остались одни сваи. Аотпрочего вообще ничего неосталось, понял, ты, старый дурак?
        Майор Пеллингтон схватился заголову. Емухотелось разбитьее, расколоть, извлечь изнутри этого мерзавца, который непрестанно измывался надним. Схватить негодяя загорло, удавить, растоптать армейскими сапогами, чтобы только неслышать! Неслышать больше…
        Усилием воли майор заглушил внутренний голос. Палнаколени, погрузил подводу костистый череп средкой порослью белесого пуха, обрамляющего прожаренную солнцем докирпичного цвета плешь. Подавил ивытолпил изголовы чудовищные, хворые, воспаленные мысли. Тяжело поднялся ипобрел завершать обход.
        - Ничего, парни, - бормотал находу Пеллингтон. - Ничего, как-нибудь обойдется.
        Парни его любили, пускай исчитали женатым наармии служакой, азаглаза называли Старикашкой. Опарнях майор заботился, всегда, потому что кроме них иЕе Величества ничего ценного вего жизни небыло. Любой новобранец знал: случись ему проштрафиться, попасться насамоуправстве, мелком воровстве илимародерстве, итемже днем Старикашка напялит накостлявые плечи парадный мундир, выползет изштабной норы ипотащится обивать пороги.
        - Янемного посплю, парни, - завершив круговой обход иниккому особо необращаясь, сообщил Пеллингтон. - Устал, нелегкий был сегодня денек…
        Спален ипостелей наострове небыло. Поэтому майор выбрал местечко вотбрасываемой прибрежным холмом тени, натаскал жухлой травы ипальмовых листьев, затем, кряхтя по-стариковски, улегся.

* * *
        Чиверс любовно погладил медный ствол третьей слева паровой пушки. Протер ветошью лафет, зарядник, подающий иоткатный механизмы, улыбнулся пушке, какстарой приятельнице, иперешел кследующей. Двачаса кряду он смазывал, драил, полировал, потом подступил ккотлу. Вкоторый раз подивился хитросплетениям труб, проверил запас угля втопке, гулко постучал кулаком постальной оболочке иприсел отдохнуть.
        Если боши опять полезут, раскочегарить котел они вдвоем точно сумеют. Авот какбудут потом стрелять, Чиверс незнал. Онидумать обэтом нехотел - пускай Старикашка думает, емуположено. Усержанта полно других дел, итратить время наразмышления отом, какбыть, если их вновь атакуют, оннесобирался. Онлучше подумает обЭвелин, отом, какона улыбается, каксмеется, какприжимается кнему восне - теплая, податливая, родная. Всеже ему неимоверно повезло, чтопосчастливилось жениться натакой девушке. Ипускай завистники шепчутся заспиной, чтоЭвелин, дескать, вышла занего только лишь изблагодарности. Он-то знал, чтоэто нетак. Нуда, сержант некогда спас ей жизнь, ночто стого - наего месте всякий поступилбы также. Эвелин согласилась стать его женой, потому что они полюбили друг друга. Илюбят досих пор.
        Чиверс стиснул кулаки, подался вперед итяжело задышал. Онзнал, понимал, чтоЭвелин больше нет сним иникогда небудет. Онже невыживший изума Старикашка Пеллингтон, умудряющийся вести себя так, будто ничего неслучилось идве сотни покойников досих пор встрою.
        Чтоже ему сэтим делать?.. Чиверс сморгнул, утер кулаком выступившие наглазах слезы, носправиться сними вкоторый уже раз несумел. Минуту спустя он рыдал вголос, скуля, всхлипывая исудорожно хватая ртом раскаленный воздух. Затем его заколотило, затряслись, ходуном заходили руки, скуластое, мужественное лицо обрюзгло искривилось - сморщилось, будто завяло.
        Такбольше нельзя, навязчиво думал Чиверс, когда, наконец, отревел. Нельзя так жить, невозможно. Емуследовалобы собраться изаставить себя уйти, насовсем, туда, кЭвелин. Сержант много раз был близок кэтому, новпоследний миг что-то неизменно его останавливало. Чиверс сам доконца непонимал, чтоименно.
        Сержант поднялся, размял плечи, выглянул изукрытия иобмер. Пару мгновений он стоял недвижно, остолбенев, невсилах даже пошевелиться. Затем пришел всебя изакричал.

* * *
        Сержантский крик выдернул Пеллингтона избеспокойного стариковского сна. Майор вскочил, заозирался, затем, необращая внимания наболь вплохо слушающихся подагрических ногах, пустился бегом. Минутой позже он добрался доподножия берегового холма ипоизвилистой узкой тропе припустил, задыхаясь отнатуги, вверх посклону. Майор уже знал, понимал уже, чтопроизошло иотчего кричит напосту Чиверс.
        Пеллингтон ввалился вукрытие.
        - Зажигай! - прохрипелон. - Хейворт, Донован, Грант, корудиям! Зар-р-р-ряжай! Бобслоу, Бриггс, снаряды! Сержант! Кбою!
        Чиверс вответ промямлил что-то невразумительное. Тогда майор оттолкнул его иметнулся ккотлу.

* * *
        Главный врач делийского военного госпиталя устало протер глаза.
        - Присаживайтесь, господин полковник, - предложил он посетителю икивнул накресло. - Увы, боюсь, чтоничего утешительного сказать немогу.
        - Говорите какесть. - Полковник остался стоять.
        - Чтож… Хороших специалистов попсихическим расстройствам унас тут нет, новданном случае базовых медицинских знаний достаточно. Обанеизлечимо больны. Майор неосознает действительности - унего тяжелая форма шизофрении, повсей видимости - последняя стадия. Сержант пока относительно вменяем, ноего состояние ухудшается скаждым днем… Сколько они там просидели?
        Полковник вздохнул.
        - Безмалого восемь лет.
        - Этоужасно, - доктор поднялся, заходил попомещению. - Какэто случилось?
        Полковник опустил голову.
        - Стыдно сказать. Остров, клочок земли вокеане размером с… вобщем, запару часов можно кругом обойти. Вдесяти милях отГерманского Самоа. Тамбыл разбит полевой лазарет длябританских подданных: больных ираненых пароходами свозили совсей Полинезии. Прилазарете стоял гарнизон, аточнее - некое его подобие. Решением парламента ветеранам изофицеров иособо отличившимся нижним чинам перед отставкой позволили провести несколько лет наотдыхе, можно сказать - накурорте. Такчто были там три батареи спрохудившимися орудиями, пулеметная рота смашинами образца полувековой давности, ветхий парохват, пара-тройка списанных стимеров. Когда началась война, германцы первым делом врезали поним. Расстреляли сброненосцев, практически прямой наводкой. Размолотили все подчистую, апотом саэропланов бомбами добивали. Тамбыл ад, мынедумали, чтокто-то мог уцелеть. Апотом… - полковник запнулся, - потом проних забыли. Пока шла война, было недоних. Сее окончанием недоних стало.
        - Недоних, значит, - задумчиво повторил врач. - Чтоони потопили?
        - Австрийское торговое судно, трехпалубный пароход. Следовал вЯпонию, отклонился откурса попричине неисправности вкотле. Капитан решил пристать кберегу дляремонта, судно вошло вбухту, ивот…
        - Много жертв?
        - Хватает, - полковник кивнул. - Знаете, есть вовсем этом одна странность, господин доктор. Очень существенная странность, еенеобходимо прояснить. Яхотелбы поговорить сними.
        Врач криво усмехнулся.
        - Смайором говорить бесполезно. Унего вголове смешались времена, люди, правительства… Онсчитает, чтонатроне досих пор Ее Величество королева Виктория, выражает желание встретиться ссослуживцами, которые давно уже натом свете, рвется командовать, стрелять, защищать… Вобщем, нестоит его беспокоить. Выможете поговорить ссержантом Чиверсом, нопомните: унего перманентная депрессия инеконтролируемые приступы внезапного бреда.
        - Меня это устроит.
        - Чтож… Явелю санитарам держаться поблизости.

* * *
        Сержант Чиверс, ссутулившись, сидел нагоспитальной койке иугрюмо смотрел впол. Сминуту полковник молча глядел нанего. Напотопленном пароходе три десятка жертв, моряков ипассажиров. Австрийцы требуют экстрадировать виновников вВену, тамих ждет быстрый суд. Ирасстрел.
        - Уменя есть квам вопрос, сержант, - мягко проговорил полковник.
        Чиверс безразлично пожал плечами.
        - Яуже ответил навсе вопросы, сэр.
        - Уменя особый вопрос. Выговорили, чторасстреляли судно вдвоем, вчетыре руки. Полицейского детектива этот ответ удовлетворил. Номеня - нет. Огонь изшести орудий вдвоем вести невозможно. Темболее изнеслишком надежных орудий. Аодной илидаже двух паровых пушек явно недостаточно, чтобы нанести повреждения, приведшие кзатоплению цели.
        Сержант долго, уставившись впол, молчал.
        - Чтоснами будет? - глухо спросил он наконец.
        Полковник замялся, затем сказал твердо:
        - Будь моя воля, япредставилбы вас кнаграде ипозаботился отом, чтобы вы оба достойно провели остаток своих дней. Ксожалению, этоневмоей власти. Ноклянусь: ясделаю длявас все возможное, все, чтоотменя зависит.
        Сержант вскинул напосетителя взгляд.
        - Уменя осталась жена, сэр, - тоскливо сказалон. - Там, наострове. ИДик Бриггс. Ясам похоронилего, своими руками. Иостальных похоронил, всех. АЭвелин несумел, яненашелее, только ее башмачок. Яхотелбы вернуться, сэр. Туда, кним.
        - Японимаю, - полковник сочувственно кивнул. - Ивсеже. Ктопотопил пароход?
        Чиверс подался вперед. Пару мгновений смотрел собеседнику вглаза, пристально, оценивающе, будто решал, можноли ему доверять.
        - Такониже, - выдохнул он наконец. - Онивсе. Старикашка… Виноват. Господин майор дал приказ, иони встали встрой. Капитан Хейворт. Лейтенант Донован. Сержант Бриггс. Иостальные.

* * *
        - Выудовлетворены? - доктор скрестил нагруди руки.
        Полковник сотсутствующим видом глядел вокно.
        - Ясегодняже дам телеграмму вАнглию, - ответил он невпопад. - Уменя есть личные связи вЛондоне, язадействую ихвсе. Этим несчастным необходима помощь.
        Доктор скептически усмехнулся.
        - Имничем непоможешь. Онинеизлечимы, оба. Война дляних незакончилась, онитак иостались жить втом, другом мире, гдепродолжают стрелять, убивать ихоронить убитых. Онибредят войной, взять хотябы сержанта. Он…
        - Достаточно, прошувас, - прервал полковник. - Сержант Чиверс небредил. Ядумаю, онсказал правду.

* * *
        Сержант Чиверс продрался через заросли перевитого мандевиллой кустарника, миновал снарядную воронку, надне которой было кострище, ускорился, потом перешел набег. Надрывая жилы, помчался ккокосовой пальме, самой высокой изполудюжины уцелевших. Широко раскинув руки, упал лицом вниз наземлю.
        - Вотия, - прошепталон. - Вотия, Эвелин.
        Эвелин неответила, ноэто было неважно - ониитак понимали друг друга, безслов.
        «Представляешь, Ее Величество умерла, - мысленно сообщил жене сержант. - Натроне сейчас новый государь. Оноказал нам соСтарикашкой великую милость. Велел невыдавать австриякам, апрервать отпуск иснова отправить сюда, дослуживать».
        Сержант лег наземлю щекой. Пролежал недвижно час, другой, затем поднялся. Глотая слезы, двинулся прочь. Вновь миновал воронку, продрался через кустарник, одолел развалины изапетлял поразвороченной снарядами низине.
        - Ну,здравствуй, Дик, - сказалон, усевшись накамень, подкоторым лежал Бриггс. - Долгонько меня небыло.
        Бриггс неответил, ониприжизни был молчуном.
        - Старикашка невсебе, - пожаловался другу Чиверс. - Отпуск непошел ему напользу. День-деньской сидит напосту, ачего сидеть, спрашивается?
        Чиверс подождал, ноБриггс, какобычно, опять неответил.
        - Котла-то нет, - сержант хихикнул. - Понимаешь? Боши украли котел, пока мы соСтарикашкой были вотпуске. Теперь, если они снова сунутся, намконец.
        Сержант Чиверс вновь хихикнул, затем рассмеялся, захохотал вголос.
        Слезы по-прежнему текли итекли унего пощекам.
        Владимир Свержин
        Участь белого человека
        Надпись нажестяной вывеске гласила: «Частный детектив Шерлок Холмс». Наблюдательный взгляд отметилбы, чтонадпись многократно соскабливалась, носпотрясающим упорством восстанавливалась.
        Молодой человек взаурядном официальном костюме, остановивший кэб какраз напротив дома наБейкер-стрит, 22/1, вытащил изпортмоне визитную карточку, сверил адрес илишь затем протянул руку кдверному молотку. Слуга-индус отворил зарешеченное оконце тяжелой двери ивопросительно уставился нагостя.
        - Здесьли проживает мистер Стивен Шейли-Хоупс, эсквайр?
        - Здесь, - подтвердил слуга.
        - Моеимя Сэмюэль Смит, помощник нотариуса. Вот, прошу…
        Человек вкостюме протянул сквозь решетку визитную карточку иобъявил:
        - Моему патрону необходимо встретиться смистером Шейли-Хоупсом.
        Лязгнул засов, дверь отворилась, ислуга взеленой чалме иполевой форме одного изполков британской армии, нобеззнаков различия, указал посетителю лестницу навторой этаж.
        Хозяин дома, широкоплечий, коренастый, слобастой головой валлийца, хмуро уставился напосетителя. Повсему было видно, чтокнотариусам, ихпомощникам ипрочей чернильной братии он испытывает смешанные чувства, иэта смесь визрядной степени взрывоопасна. Однако любопытство пересилило неприязнь - мистер Хоупс предложил визитеру кресло ихолодно спросил:
        - Чемобязан?
        - Мистер Уэсли Кларк, королевский нотариус, просит вас немедля прибыть поадресу Крисчен-роуд, семнадцать, гдесостоится оглашение завещания вашей родственницы, миссис Агаты Хоупс. - Сэмюэль Смит вытащил извнутреннего кармана пиджака опечатанный пакет. - Вот, прошувас.
        - Должно быть, этокакая-то ошибка, - небезудивления рассматривая заверенное нотариусом приглашение, сказал частный детектив. - Янезнаю никакой миссис Агаты Хоупс.
        Гость чуть заметно пожал плечами.
        - Согласно завещанию, достопочтенный Уэсли Кларк является душеприказчиком покойной леди, ая лишь выполняю его распоряжение. Мнепоручено обеспечить присутствие вас ивашего слуги, или, если пожелаете, ассистента, Раджива, приоглашении завещания. Кэбожидает наулице, сэр. Если мы непоспеем кобозначенному вприглашении часу, оплата экипажа будет произведена измоего жалованья. Аоно, смею вас уверить, нетаково, чтобы…
        - Этодовольно странно, - пробормотал сыщик, внимательно разглядывая приглашение впоисках скрытого смысла. - Если даже какая-то моя дальняя родственница вздумала, отходя вмир иной, вспомнить милого шалунишку Стива, которого лет тридцать тому назад угощала яблочным пирогом, топричем здесь Раджив?
        - Неимею нималейшего представления, нобуду весьма признателен, если вы поторопитесь.
        - Ладно, - недовольно буркнул здоровяк ипромокнул вспотевший лоб клетчатым платком. - Ожидайте вкэбе. Япереоденусь, имы последуем завами.
        Дверь дома, гдепомещалась нотариальная контора Кларка, отворилась, пропуская мистера Шейли-Хоупса впарадном мундире лейтенанта девонширских стрелков спятью медалями икрестом Виктории нагруди, аследом его молчаливого слугу. Нарукавах уобоих красовались траурные повязки, илица имели подобающий случаю официально скорбный вид. Сэмюэль Смит зачем-то оглянулся итолько тогда аккуратно запер входную дверь.
        Нотариальная контора оказалась совершенно безлюдна: небыло даже секретаря, цепным псом охраняющего подступы ккабинету. Навсякий случай мистер Шейли-Хоупс поудобнее перехватил массивную трость сметаллическим набалдашником.
        - Вэтом нет нужды, - заметив движение безутешного родственника, чуть насмешливым тоном проговорил Сэм Смит. - Входите, васждут.
        Кабинет мистера Кларка походил насотню других такихже помещений, окоторых можно заранее сказать, сколько там должно быть кресел, какой стол ичто затома расставлены накнижных полках.
        Хозяин кабинета, высокий, по-военному подтянутый, слегкой проседью нависках ислицом, одинаково хорошо подходящим кобстановке Букингемского дворца иджунглям отдаленных колоний, уверенным жестом указал вошедшим накресла.
        - Какя понимаю, - настороженно оглядываясь, хмыкнул частный детектив, - яединственный наследник бедной миссис Хоупс?
        - Должен вас разочаровать, сэр, - усаживаясь застол, объявил нотариус. - Поскольку эта дама никогда несуществовала, тоее наследство составляет кругленькую сумму. - Онсложил большой иуказательный пальцы. - Ноль фунтов, ноль шиллингов, ноль пенсов.
        - Нечто подобное я ипредполагал, - неменяясь влице, кивнул разочарованный претендент нанаследство. - Янестану возмущаться поповоду идиотской шутки, однако хотелбы получить объяснения.
        Уэсли Кларк, выдерживая паузу, смерил гостей долгим взглядом, словно решая длясебя, заслуживаютли они доверия. Похоже, наблюдения его удовлетворили.
        - Вамли незнать, сэр, чтодлявсего насвете существуют веские причины. Какя уже сообщил, никакой миссис Агаты Хоупс несуществовало, новы всеже имеете неплохой шанс получить отнее тысячу фунтов.
        Грубоватое лицо частного детектива осветилось кривой усмешкой:
        - Инакакихже условиях милая тетя Агата окажется столь щедра комне?
        - Во-первых, если вы получите эти деньги, тобудете придерживаться именно такой версии их происхождения. Можете несомневаться, всенотариально заверенные бумаги ополучении наследства увас будут, идругие наследники необъявятся вплоть доСудного дня.
        - Стало быть, мнепредстоит работа направительство? - ещераз внимательно оглядев собеседника, неслишком похожего навъедливого крючкотворца, предположил сыщик.
        - Высовершенно правы.
        - Этомногое объясняет. Нопочемубы вам тогда непригласить меня…
        - Потому что официально, - перебил его Кларк, - никакого дела нет. Намизвестно, какбыстро иуспешно вы нашли общий язык спризраком коммодора Улфхерста. Пожалуй, вовсей Британии сегодня ненайдется другого детектива, способного работать спризраками. Аучитывая ваш боевой опыт…
        Шейли-Хоупс оглянулся насвоего молчаливого спутника впопытке скрыть страдальческое выражение лица.
        - Должен сразу предупредить, - продолжал лже-нотариус, - васожидает встреча с, какбы это так выразиться, существом неменее эфемерным, нокуда более гнусным, нежели покойный коммодор.
        - Выменя заинтриговали.
        - Скажите, мистер Шейли-Хоупс, чтовам известно оханстве Канджут?
        - Немного. Вовремя моей службы вКашмире местные жители рассказывали, чтоэта горная страна - пристанище отъявленных негодяев, главное ремесло которых - разбой иработорговля.
        - Суть передана верно. Справедливости ради добавлю, чтовтех краях издревле добывают золото икуют отменные клинки. Правда, выковав новое оружие, канджутцы считают необходимым тутже напоить их кровью врагов, каковыми испокон веков считают всех окружающих. Свирепые идикие нравы. СамБог велел нашей великой цивилизованной державе положить конец бесчинствам тамошних изуверов. Но,увы, насегодняшний день это имелобы нежелательные политические истратегические последствия. Дело втом, чтоКанджутское ханство расположено вузкой долине между Памиром иГималаями. Если вы следите заполитическими новостями, толегко можете понять: дляРоссии, активно расширяющей свои границы навостоке, Канджутское ханство - отличная калитка внашу Северную Индию. Из-за тогоже, чтоканджутцы испокон веку совершают набеги вземли Бухары, ныне присоединенной кРоссии, урусского медведя есть отличный повод высадить упомянутую «калитку» исудобствами расположиться прямо нанашей границе.
        - Всеэто весьма познавательно, однакоже, быть может, перейдем кделу?
        - Явам рассказываю все это, - сплохо скрываемым высокомерием поморщился «нотариус», - чтобы вы поняли, чтосегодня поставлено накарту. И,будучи человеком неглупым, ктомуже боевым офицером, сами догадались опричинах абсолютной секретности расследования. Каждому британцу, ктохоть вмалой степени интересуется вопросами колоний, известно, чтомы враждебно настроены кКанджутскому ханству, ипотому общественное мнение неоднозначно воспримет сообщение онаших сним переговорах, пусть вынужденных ипока тайных. Новостьже огибели наследника тамошнего престола, длявсех прочих - заезжего афганского генерала Алаяр-хана, ивовсе может привести кграндиозному скандалу впарламенте иправительственному кризису!
        Неделю назад этот предводитель разбойничьих орд прибыл вЛондон напереговоры. Чтобы непривлекать лишнего внимания, емубыла предоставлена резиденция Оукбридж неподалеку отстолицы. Асегодня заполночь принц был найден мертвым.
        - Причина смерти? - Стивен Шейли-Хоупс напрягся, какборзая, взявшая след.
        - Проломлена затылочная кость.
        - Воткак? Интересно. Орудие убийства?
        - Находится там, наместе. Этомраморная колонна соследами крови навысоте шести слишним футов. Словно некий гигант поднял Алаяр-хана иотдуши приложил затылком окамень.
        - Очень интересно. Насколько я понимаю, свидетелей нет?
        - Отчегоже. Свидетелей почти целая дюжина. Вернее, свидетельниц. Яимею ввиду жен покойного. Лопочут безостановки, каксороки, ноя невладею сорочьим наречием. Иникто изнаших специалистов похинди неможет понять нислова изтой околесицы, чтонесут эти гурии.
        - Если мне будет позволено, саиб, вКанджуте разговаривают наязыке бурушаске, - споклоном заметил Раджив. - Имвладеют лишь несколько тысяч человек всамом ханстве инасевере Кашмира. Этонаречие непохоже нинаодно другое.
        - Весьма занятно, - кивнул сыщик. - Несомневаюсь, чтоупринца был переводчик. Гдеон сейчас?
        - Куда-то скрылся, - недовольно поморщился Кларк. - Бросив все свои вещи. Полагаю, этот тип напрямую причастен кубийству, хотя это уж вам предстоит выяснить.
        - Часотчасу нелегче. Нопозвольте узнать, причем здесь мое общение спризраками?
        - Видители, дражайший мистер Шейли-Хоупс, всюпрошлую ночь инынешний день призрак этого чертова разбойника спроломленной головой носится поОукбриджу, потрясая саблей ивыкрикивая что-то явно недружелюбное насвоем тарабарском наречии. Коронеры, забирая его бренные останки, едва сами неотправились наприем ксвятому Петру. Духпроклятого туземца вылетел невесть изкакого угла иначал рубить все насвоем пути. Такчто пока один коронер вытаскивал наспине труп, другой прикрывал коллегу стулом отсабельных ударов.
        - Покойника можно понять, - иронично хмыкнул сыщик. - Смерть - достаточный повод дляобиды.
        - Егонужно понять, - тоном, нетерпящим возражений, подчеркнул «нотариус». - Сприскорбием должен сообщить, чтомы уже потеряли двух констеблей, охранявших место преступления. Инельзя исключить, чтоэто только начало. Мыпредставления неимеем онамерениях этого проклятого призрака. Могу вам сказать лишь одно - отнего необходимо избавиться. Поофициальной версии, смерть генерала Алаяр-хана - несчастный случай. Намже необходимо срочно расследовать это дело ипонять, кто, длячего икакприкончил этого гнусного выродка еще дотого, какмы сами решили сделать это?
        Всезатраты берет насебя Форин-офис, любые сотрудники полиции, даивообще любые подданные Британской империи, буде то потребуется, вполном вашем распоряжении. Майор Керстейн… о, простите, мистер Сэмюэль Смит, проследит, чтобы вы получили все необходимое. - Стоявший удверей «помощник нотариуса» по-военному щелкнул каблуками. - Отвасже мы ждем полной конфиденциальности и, несомненно, конечный результат.
        …Мистер Смит, пожалуй, чересчур моложавый длязвания майора, смерил заинтересованным взглядом временного начальника.
        - Какие будут распоряжения, сэр?
        - Расплатитесь скэбменом, - буркнул частный детектив.
        - Наэтот счет можете небеспокоиться. Сержант Эшли иего экипаж вполном нашем распоряжении.
        - Япочему-то так идумал.
        - Желаете проехать наместо преступления?
        - Нет. Яжелалбы проехать напредставление в«Ковент-Гарден». Акместу преступления съездить мы просто обязаны.
        - Осмелюсь напомнить, сэр, чтовходить вздание смертельно опасно: призрак носится подому впоисках убийцы инападает навсех икаждого.
        - Будетли позволено мне сказать? - почтительно заговорил стоявший заспиной детектива Раджив.
        - Мывнимательно слушаем, - кивнул сыщик.
        - Полагаю, отсюда доОукбриджа неболее двух часов езды. Уверен, если мы приедем кчетырем тридцати пополудни, тосможем беспрепятственно войти вдом.
        - Откуда вам это известно? - насторожился майор Керстейн.
        - Нестоит так волноваться, Сэм, - ухмыльнулся сыщик. - Всеочень просто. Убитого звали Алаяр, чтоозначает - «Идущий вослед Аллаху». Следовательно, онмусульманин. Даже будучи призраком, истинный правоверный непропустит времени молитвы, амы поспеваем какраз кнамазу Аср.

* * *
        Бруэмовский кэб, вместительный и, благодаря рессорам, мягкий находу, быстро катил постарой римской дороге.
        - Полагаю, этодело рук проклятых русских. Сейчас вЛондоне их полномочный представитель. Ялично видел людей изего свиты. Этонастоящие медведи, ониготовы вклочья порвать всякого, ктовстанет уних напути, - разглагольствовал майор.
        - Предположим. Нокакмогли русские узнать отайном визите?
        - Конечно, Алаяр-хана иего свиту вобстановке полной секретности привезли насвоем корабле люди Ост-Индской компании, однако исчезновение наследника престола изгорного княжества немогло остаться незамеченным.
        - Возможно, итак. Ноизвестно лишь, откуда он пропал, авовсе некуда девался. Кстати, чтоизвестно опереводчике Алаяр-хана?
        - Увы, немного. Владеет английским, французским, хинди. Этим самым, - Керстейн выразительно поглядел наРаджива, - канджутским наречием инекоторыми другими местными языками. Должно быть, такойже туземец, какиего господин.
        Раджив отвернулся ипринялся разглядывать заросшую кустарником обочину заокнами. Шейли Хоупс едва заметно покачал головой изадал новый вопрос:
        - Толмач также обитал вдоме?
        - Нет, вофлигеле.
        - Этохорошо. Значит, мыбезпомех сможем осмотреть его комнаты. Думаю, переводчик вовсе неодного рода, и, вероятно, даже разного племени сАлаяр-ханом. Иначебы он непременно жил вего доме.
        Налице майора отразился дежурный интерес, какой бывает учиновников, совершенно нежелающих вникать всуть вопроса идавным-давно составивших условно правильное мнение.
        - Да? Занятно, занятно… Кстати, - вспомнив нечто важное, добавил «СэмСмит», - наместе преступления, посреди лестницы, были обнаружены мусульманские четки изоникса исеребра. Неисключено, чтоих обронил убийца. Переводчик, какводится увосточных туземцев, наверняка продал своего господина, провел убийцу вдом исбежал вместе сним. Попомните мои слова, лейтенант, - майор Керстейн смерил детектива высокомерным взглядом, - врезультате так иокажется!
        Решив поберечь запасы бисера инеметать его перед кем попало, Шейли-Хоупс перевел разговор надругую тему:
        - Давайте поразмышляем, ктоеще мог желать смерти его высочества?
        - Боюсь, таких нашлосьбы преизрядное количество. Алаяр-хан был известным головорезом. Нетак давно он счел, будто жители соседнего княжества Рашан предупредили купцов изнекоего каравана оподготовленной им засаде. Подозрения было вполне достаточно, чтобы устроить набег, убить сотни жителей исжечь мирные селения. Асовсем недавно этот воинственный азиат получил звание генерала отнынешнего эмира Афганистана. Онпривел тысячу сабель, чтобы сражаться против мятежного кузена афганского повелителя - Исхак-хана. Вземлях Термеза он пролил реки крови, чемзаслужил огромную благодарность эмира Абдурахман-хана иненависть выживших. Нодолжен напомнить, чтоИсхак-хан поднял оружие придеятельной помощи русских. Уверен, выбыстро найдете наместе преступления их следы.
        - Быть может, быть может. Нопредположим все-таки, чтоэто сделали неони. Ктоеще?
        - Мненепонятно ваше странное упорство внежелании принять очевидное, - нахмурился майор. - Однако если вы хотите играть вшарады, пожалуйста: смерти Алаяр-хана могли искать китайцы. Цинская империя тоже непротив прибрать крукам Канджутское ханство… Ну,вот мы иприехали. Осматривайтевсе, чтопожелаете. Яжду ваших указаний.
        Поместье Оукбридж, обнесенное высоким чугунным забором, увенчанным сотнями острых пик, было прекрасным образцом имперской архитектуры. Укрыльца вкадках изрезного камня высились пальмы вчеловеческий рост - память озаморских территориях. Мраморные львы надлестницей, водрузившие лапы наземной шар, символизировали владычество островной империи.
        Стивен Шейли-Хоупс достал излевого нагрудного кармана массивные часы, звякнул крышкой ирезюмировал одобрительно:
        - Быстро добрались. Унас есть двадцать минут, чтобы осмотреть жилище переводчика.
        Майор Керстейн дернул зашнур колокольчика уворот. Широкоплечий коренастый привратник согненно-рыжими бакенбардами появился накрыльце сторожки и, увидев гостей, быстро, хотя инесколько подволакивая ногу, бросился кворотам. Едва следственная группа вошла водвор, онвытянулся перед мистером Шейли-Хоупсом и, поедая почтительным взглядом его офицерский мундир, отрапортовал, прижав руки кбокам:
        - Господин лейтенант, вовверенном моему попечению имении Оукбридж безпроисшествий.
        - Призрак? - невдаваясь врасспросы, поинтересовался частный детектив.
        - Бесится всвоих апартаментах.
        - Свидетельницы?
        - Сидят тихо вон втом флигеле, подзамком.
        - Переводчик жил тамже?
        - Никак нет, вофлигеле напротив.
        - Один?
        - Да,сэр!
        - Проводите нас туда.
        - Есть, сэр! - Ипривратник указал напосыпанную мелким гравием дорожку. - Сюда, сэр.
        - Вы,я так понимаю, служили вармии? - шагая рядом спровожатым, спросил детектив.
        - Такточно, сэр. Капрал девяносто второго Шотландского полка.
        - Хайлендеры Гордона?
        - Такточно, господин лейтенант.
        - Довелось сражаться, ибыли ранены?
        - Дважды, сэр. ПодКабулом ивзлополучной битве приМайванде.
        - Почтенно, весьма почтенно. Аздесь, вОукбридже, чемзанимаетесь?
        - Стех пор, какимение отошло вказну, - изапривратника, изасадовника, изаконюха, ивдоме что поправить - все, стало быть, вашпокорный слуга Джордж Оуэн Мюррей Мак-Леод, тоестья, сэр.
        - Понятно. Агде вы были вмомент убийства? - Стивен Шейли-Хоупс пристально поглядел набывшего солдата. Налице утого отразилось замешательство.
        - Немогу точно сказать, вкаком часу произошло убийство, новесь прошлый день я находился вусадьбе.
        - Свидетельницыже кричали?
        - Смею заметить, сэр, егогурии орали частенько.
        - Ктообнаружил тело?
        - Я,сэр.
        - Стало быть, онивсеже вас позвали?
        - Нет, сэр. Обходя здание дозором, яобратил внимание, чтостихла музыка, инавсякий случай зашел вдом. - Лицо бывшего солдата исказила болезненная гримаса отвращения, имассивные кулаки сами собой крепко сжались. - Тогда-то иуслышал их вой.
        - Адотого?
        - Дотого дурацкое подвывание идилиньканье замолкало лишь подутро… Прошувас, сэр, мыпришли.
        Мак-Леод достал изсумки напоясе ключи иотпер дверь флигеля.
        - Мистер Смит, правильно я понимаю: имение подохраной? - детектив повернулся кпредставителю Форин-офис.
        - Непременно.
        - Будьте так любезны, проверьте посты ирасспросите, небылоли чего-нибудь подозрительного.
        - Выполагаете, чтоубийца может вернуться наместо преступления?
        - Вутренней «Таймс» осмерти Алаяр-хана несообщалось. Удар головой околонну, даже сильный удар, невсегда приводит ксмертельному исходу. Врядли вкомнате, полной свидетельниц, уубийцы было время удостовериться всмерти принца. Если, каквы полагаете, действовал профессионал, тоон должен убедиться ввыполнении задания. И,черт побери, выясните, куда исчез переводчик! Оннемышь! Темболее, нелетучая мышь, прости, господи! Пошлите опросить местных бобби, может, ктоизних видел чужака. Действуйте, сэр! Ждуотвас результатов.
        Майор Керстейн, неслишком довольный перспективой выполнять команды какого-то армейского лейтенанта, скривился, метнул недобрый взгляд настоящего бездвижения Раджива, новсеже отправился выполнять приказ.
        - Яеще нужен, сэр? - поинтересовался капрал Мак-Леод.
        - Пока нет. Впрочем, сделайте любезность, опишите переводчика. Выже, разумеется, виделиего?
        Смотритель здания надул щеки ивыпустил изприоткрытых губ струю воздуха, собираясь смыслями.
        - Роста, пожалуй, небольше пяти стретью футов, телосложения худощавого, тощеватый, одним словом. Лицо восточное, смуглое. Глаза раскосые иузкие. Волосы черные. Ближе ккитайцам, чемкиндусам илиафганцам. - Хайлендер задумчиво пожал плечами. - Нучто еще сказать? Тихий, скромный такой. Всевдоме сидел, когда хозяин его ксебе незвал.
        - Втот вечер звал?
        - Немогу знать. Изпокоев генерала вофлигель проведен электрический звонок, такчто я неимел возможности отслеживать, когда он его ксебе зовет.
        - Негусто, - вздохнул сыщик. - Ладно, оставайтесь здесь, мыосмотрим комнаты беглеца.
        Привратник браво вытянулся иостался стоять увходной двери.
        Личные покои скромного полиглота радовали глаз порядком иизысканной восточной роскошью, темболее впечатляющей, чтоона свидетельствовала отонком вкусе обитателя покоев, анепросто характерной дляазиатов любви кярким цветам иобилию золота.
        - Ну,что скажешь, Раджив? - убедившись, чтошотландец неподслушивает, снеподдельным интересом спросил сыщик.
        - Есть основания предполагать, чтоисчезнувший бог весть куда знаток языков родом изБухары. Или, какминимум, прожил там много лет. Настенах инаполу - чрезвычайно дорогие бухарские ковры. Издесь их аж четыре штуки.
        - Надо признать, этонесоответствует образу безликого переводчика, каким его представляет Керстейн.
        - Привсем уважении кмайорскому чину, должен заметить, чтознаток языков вовсе недолжен быть нибедняком, ниаскетом. ВКанджуте несуществует письменности. Единственный грамотный человек там - секретарь могущественного Сафдар Али-хана, владыки княжества. Таким способом вханстве препятствуют фальсификации документов. Такчто переводчика дипломатической миссии, хочешь нехочешь, пришлось нанимать состороны. Ион составил всю личную канцелярию престолонаследника. Аэто уже непростой туземный толмач, какдумает майор. Скорее всего, представитель знатного бухарского рода суниверситетским образованием… Смотри-ка, накровати бухарский пчак.
        - Явидел такие вАфганистане. - Шейли-Хоупс взял нож, поднес его кглазам. - Вот, кстати, игерб эмирата.
        - Верно, ивсеже это именно бухарский пчак. Наафганском заклепки нарукояти стоят полуконвертом, аздесь - прямой линией. Возможно, онбыл откован длякого-то изсвиты Исхак-хана.
        - Тыхочешь сказать, переводчик входил вего свиту?
        - Вполне возможно.
        - Даже если это так, врядли именно он убил Алаяр-хана. Ужвовсяком случае, неэтим оружием. Хотя, быть может, очень этого хотел. - Шейли-Хоупс коснулся лезвием волос назапястье. - Точно бритва.
        - Натумбочке возле кровати - точильный камень, авот илист войлока, накотором переводчик правил лезвие. Ясно видны следы веревки иглубокие прорезы. Вероятно, онзакреплял лист наодном изстолбиков надкроватного балдахина итренировался наносить короткий смертельный удар. Если приставить свернутый лист наспинку кровати, всеследы окажутся примерно водном месте - науровне горла. Однако врядли переводчик хотел прикончить кого-либо изжен хана илисотрудников Форин-офис. Судя порассказу Мак-Леода, нашпропавший полиглот вовсе небоец, такчто рассчитывал наединственный удар. Какверно говорил Керстейн, многие желали гибели хана, ипоочень разным причинам. Можно предположить, чтопереводчик смог втереться вдоверие кАлаяру, чтобы вудобный момент прикончитьего. Ноудобный случай все непредставлялся, аможет, просто нехватало решимости. Судя посостоянию камня, толмач уже целый месяц день заднем точил нож, такинерешаясь полоснуть им погорлу своего господина. Если так, врядли впоследний момент он решил отложить нож ипопытаться разбить голову поднаторевшему всхватках разбойничьему атаману. Темболее этак швырнутьего.
        - Онмог впустить убийцу.
        - Теоретически - да. Нобылали такая возможность вреальности? Какон мог сноситься сзаговорщиками, если постоянно сидел впоместье иневыходил изэтого флигеля никуда, кроме какповызову хана?
        - Хорошо, этивопросы пока останутся безответа. Как ито, куда он делся после убийства, - напомнил частный детектив.
        - Этоверно. Нотебели незнать: охрана всегда больше следит затем, чтобы враг непроник вкрепость, чемпримечает, ктоее покинул. Думаю, бедолага скоро отыщется. Темболее вот его бумажник лежит накаминной полке.
        - Думаешь, переводчик исчез… непосвоей воле?
        - Пока утверждать рано. Ноесли он непоявится, можно предполагать двойное убийство. Навсякий случай ябы приказал мистеру Смиту тщательно обследовать сад, конюшни иместные подвалы. Этонелишено смысла ипомешает ему вертеться унас подногами.
        - Хорошо. Переводчика пока исключаем изчисла подозреваемых. Ачто ты думаешь окитайцах?
        - Признаться, яоних недумаю вовсе. Онивеликие мастера своего дела ивстоль щекотливых случаях непосылают людей крушить врагам черепа. Ихпочерк - касание отсроченной смерти. Еслибы мы имели дело скитайцами, Алаяр-хан умербы еще вморе, накорабле, отвнезапной остановки сердца илипаралича легких. Иоставалосьбы только гадать, пьяныйли китайский грузчик-кули впорту случайно толкнул высокого господина, илипрелестная наложница легко инежно помассировала нужную точку внужное время.
        - Значит, всеже русские? Ноони неуспелибы провернуть все так быстро!
        - Пожелай русские захватить Канджут, ониуже давно былибы там.
        - Стало быть, ихмы тоже непринимаем врасчет?
        - Мынесчитаем Россию априори виновной, - уточнил Раджив. - Носейчас ябы хотел посмотреть насвидетельниц и, - онглянул натикающие каминные часы, - наместо преступления. Думаю, следует поторопиться иначать совторого.
        Бравый шотландец вытянулся вструнку перед высокими гостями.
        - Приятель, анепроводители вы нас кместу убийства?
        Лицо хайлендера исказила такая гримаса, будто он только что съел живую сколопендру.
        - Прошу извинить меня, сэр, ноэтот дух… Мы,шотландцы, страсть какнелюбим иметь дело спризраками. Даиотыскать там нетрудно. Какполестнице подниметесь, будет большой зал. Там-то его танцовщицы иублажали.
        - Танцовщицы? - переспросил Шейли-Хоупс.
        - Такточно. Этот принц ссобой множество девиц привез. Одни, стало быть, ихчертову музыку играли, другиеже внепотребном виде перед ним выплясывали - срамота, явам скажу!
        - Значит, вамненравилось?
        Лицо Мак-Леода вновь стало непроницаемо-суровым, точно он желал упрятать подкаменной маской клокочущую лаву.
        - Ядобрый христианин, сэр! Иэтих бесовских завываний да завлекательных кривляний непереношу. Коль прикажете, я, каквелит солдатский долг, пойду свами, ато позвольте остаться тут.
        - Ладно, ступайте, найдите пока мистера Смита. Пусть какможно скорее выяснит вместном полицейском управлении, невстречалсяли кому изполисменов мужчина восточной наружности. Опишите им переводчика… но, впрочем, меня интересуют все мужчины восточной наружности. Азатем пусть тщательно проверит, нележитли сей знаток языков где-нибудь тут, вимении, ужесовершенно безъязыкий.
        - Есть, сэр! - снова вытянулся капрал и, немешкая, бросился выполнять приказ.
        Какиобещал Мак-Леод, место преступления обнаружилось безтруда: кровавое пятно наколонне было обведено мелом. Ничего немешало осмотру, лишь нафоне полного безмолвия где-то подвысоким потолком слышалось унылое завывание. Раджив поднял руку, едва некасаясь страшного отпечатка, затем поглядел насмятую кошму, всееще валявшуюся наполу, иперевернутый кальян рядом сней.
        - Занятно. - Индус задумчиво осмотрел залу ипоказал чуть всторону, нанизкую кушетку, возле которой валялись восточные музыкальные инструменты. - Здесь сидели музыкантши. Атут резвились танцовщицы.
        - Ичто это нам дает? - поинтересовался Стивен.
        - Довольно много. Посмотри, канделябры расположены затанцовщицами, авон сверху люстра. Свечи наней, самвидишь, незажигались.
        - Тоесть Алаяр-хан сидел втемноте, глядя наосвещенных девушек?
        - Именно так. Имузыкантши тоже глядели насвоих подруг изтемноты. Такчто преступнику несоставило труда вбежать, совершить убийство иброситься наутек.
        - Носамо убийство? Такое впечатление, чтодушегуб подхватил Алаяр-хана спола иссилой ударил затылком обколонну. Нотогда, судя поотметине, этот неизвестный должен быть какминимум семи футов ростом.
        - Может быть, может быть, - согласился Раджив, разглядывая кровавое пятно. - Однако хорошобы глянуть напокойного. Втех горах рослые люди - большая редкость.
        Завывание подвысоким потолком намиг стихло, и, словно назов Раджива, изпустоты ипыли совсем рядом сгустилась мужская фигура сразбитой головой. Приабсолютном безветрии шелковые одеяния мертвеца развевались, инаобнаженной сабле хищно плясал яркий солнечный блик.
        - Аллах Акбар! - яростно взревело привидение, добавив ктрадиционной формуле длинную тираду народном наречии.
        - Отступаем! - рявкнул Шейли-Хоупс и, отмахиваясь клинком отнаседающего призрака, попятился квыходу.
        Пользуясь моментом, хладнокровный сикх отскочил ккушетке, схватил брошенный среди прочих музыкальных инструментов барабан иладонями начал громко выстукивать полковой марш девятнадцатого Девонширского полка. Призрак скривился, оскалил длинные, отросшие, видимо, отлютой злобы, клыки, волчком крутанулся ввоздухе ирастворился, выронив напол саблю.
        - Бегом! - закричал Шейли-Хоупс, стремглав бросаясь клестнице. - Онсейчас вернется!
        Иверно - едва смолк барабан, Алаяр-хан вновь материализовался ибросился вслед детективу иего спутнику. Тестремительно, едва нескатившись поступеням, помчались квыходу, спасаясь отсвистящего заспиной клинка.
        Распахнувшаяся дверь чуть было нетреснула полбу капрала Мак-Леода, асыщики поспешили обезопасить внешний мир, всем весом навалившись наединственную резную преграду. Изздания тутже послышался вопль праведного негодования, авслед затем сабельный клинок, пронзив весьма плотную древесину, наполдюйма вылез близ уха сыщика.
        - Такон нас тут поубивает. - Стивен Шейли-Хоупс сопаской покосился наторчащее острие. Судя потому, каконо подрагивало, привидение силилось извлечь саблю обратно. - Нужно запереть дверь! Мак-Леод, ключи увас?
        - Никак нет! - гаркнул бравый служака. - Мистер Смит забрал связку. Какибыло приказано, онсейчас осматривает каретный сарай, конюшню исеновал.
        - Тогда дверь нужно подпереть чем-нибудь тяжелым. Вымоглибы поднять ту пальму? - Стивен указал надерево, растущее вмассивной кадке резного камня.
        - Акакже! - Хайлендер гордо расправил плечи, бегом спустился слестницы, и, пыхтя, потащил наверх увесистую бадью.
        - Скорее! - вдруг надсадно завопил Раджив. - Онломится!
        Бывший капрал напрягся и, резко выдохнув, ссилой вытолкнул дерево вверх ивперед. Крак-к! Отудара окрай верхней ступени вазон раскололся изасыпал крыльцо землей.
        - Другую пальму! - властно гаркнул Шейги-Хоупс. - Хорошо, чтонадвери вырезаны кресты, азначит, призрак несможет пройти сквозь нее.
        Приободренный Мак-Леод расправил плечи.
        - Якакраз шел сообщить, выбыли абсолютно правы. Констебль Ричардс задержал сбежавшего переводчика навокзале Кинг-Кросс. Онпытался узнать упрохожих, какдобраться дороссийского посольства.
        Детектив сплохо скрываемым удивлением поглядел насвоего помощника, однако смуглое лицо Раджива выражало небольше, чемстатуя Будды.
        - Капрал, будьте так любезны, принесите еще одну пальму, - напомнил Шейли-Хоупс. - Только некидайте: кажется, еговысочество сменил гнев науныние. Новсеже пока мистер Смит недоставит сюда ключи, лучше подпереть дверь покрепче. Исообщитеему, чтопереводчик нашелся.
        - Да,сэр! - рявкнул Мак-Леод.
        - Пожалуйста, нешумите.
        Хайлендер бросился завторой кадкой испустя три минуты уже стоял удверей сэкзотическим деревом вруках.
        - Вывотменной форме, Мюррей! - утирая пот солба, улыбнулся детектив. - Даже удивительно, чтостоль бравый ихрабрый мужчина покинул армию встоль малом чине.
        - Давняя история, сэр. Ноповерьте, мненевчем себя упрекнуть. Какикомандованию. Лорд Тоутон, любивший послушать мою волынку еще вбытность своего губернаторства вПешаваре, далмне хорошее место вОукбридже. Поместье стало мне вторым домом, ия очень дорожу этой работой.
        Между тем удары становились все реже, иругань задверью постепенно стихла.
        - Утихомирился, наконец… Капрал, оставьте здесь растение ипроводитенас, - Шейли-Хоупс замялся, подбирая слова, - ксвидетельницам.
        …Двухэтажный флигель, построенный еще вовремена первых Тюдоров и, вероятно, перестроенный вЕлизаветинскую эпоху, ещесовсем недавно использовался какдомовый театр. Весь его второй этаж был разбит намаленькие комнатки-гримерные. Напервомже располагался зал наполсотни мест. Вдовы Алаяр-Хана были выстроены насцене, авзале, наблюдая заробко переминающимися сноги наногу восточными красавицами, сидели два зрителя. Отставной капрал Мак-Леод, сославшись намногочисленные дела похозяйству, сбежал, пообещав вернуться, кактолько привезут бедолагу переводчика.
        Окрасоте стоявших перед детективом иего помощником женщин судить было трудно. Лица их скрывали плотные покрывала, новид одной изжен всеже радовал глаз Раджива.
        - Судя повашей сальвар-камизе, выизКашмира, почтенная госпожа? - переходя накашмири, спросилон.
        - Да,да! - услышав родной говор, заметно оживилась женщина. - Меня зовут Амала. Яродом изокрестностей Анантнага.
        - Ая изПенджаба. Раджив изрода Сингхов. Если вы всилах, давайте поговорим опроисшедшем вчера.
        - Прости, - Стивен тронул руку боевого товарища, - может, тывсе-таки будешь переводить мне ваш разговор?
        - Да,саиб, этомое упущение. Номы пока еще некоснулись существенных предметов.
        - Узнай, естьли среди женщин говорящие наиндийских наречиях? Урду, панджиби?
        Женщина покачала головой.
        - Нет. Остальные - канджутки икиргизки, одна узбечка. Нуая… меня привезли вКанджут изнабега.
        - Всеже это удача. Нотариус изТайной службы, помнится, утверждал, чтосвидетельницы попросту бестолково стрекочут безумолку.
        - Обычное заблуждение длятого, ктомнит себя цивилизованным человеком, - считать всех прочих дикарями. Следовалобы понимать, чтомусульманские женщины влюбом случае несталибы говорить опокойном супруге счужим мужчиной, - пояснил Раджив. - Аледи изКашмира, скорее всего, ивовсебы уклонилась отразговоров сангличанами. Извини, Стив, новнаших землях вас нежалуют.
        Шейли-Хоупс пожал плечами, будто недоумевая, чемвызвана подобная неприязнь.
        - Мнеэто совершенно безразлично. Стобою-то она говорить будет?
        - Пока что, каквидишь, говорит.
        - Спроси, готовали она помогать следствию?
        Выслушав слова Раджива, Амала печально вздохнула.
        - Ябы нехотела. Какивсеони, - женщина кивнула натоварок, - янеиспытывала кнашему властелину искренней любви, иоттого печалюсь оего смерти небольше, чеммне положено. Нобылобы неразумно отягощать свою карму ложью.
        - Такона готова помогать илинет?
        - Да, - кивнула вдова. - Хотя незнаю, чеммогу помочь. Когда это случилось, янеуспела разглядеть убийцу. Якакраз играла надомбре исмотрела натанцующих.
        - Нопотом вы непреминули выскочить иззала налестницу.
        - Откуда вы знаете? - удивилась Амала.
        - Этомое предположение. Ябыл наместе преступления, домбра лежала примерно вполутора шагах откошмы. Еслибы вы просто вскочили отужаса ивыронили музыкальный инструмент, онбы лежал значительно ближе. Вотя иподумал, чтовы бросились вслед задушегубом.
        - Да,так ибыло.
        - Чтовы увидели?
        - Господина переводчика. - Лицо женщины погрустнело. - Кажется, егозовут Искандер.
        - Ну,ну, - заторопил Стивен Шейли-Хоупс, - пожалуйста, какможно подробней, неупуская деталей.
        - Даже незнаю, чтосказать. Онстоял налестнице. Увидев меня, быстро закрыл лицо и, какбудто испугавшись, побежал вниз идальше, прочь издома.
        - Тоесть доэтого он стоял квам лицом? - уточнил Раджив.
        - Да. Вернее, онстоял немного боком, опустив глаза.
        - О,я вижу, вамудалось разговорить одну изэтих туземных куриц? - раздалось увхода втеатральный зал. Мистер Смит двигался между кресел широкой походкой увенчанного лаврами победителя. Заего спиной маячил шотландец сключами вруках. Перевод слов Амалы успел достичь слуха «триумфатора». - Каквидите, ябыл прав, господин лейтенант, этовсе козни русских.
        Стивен Шейли-Хоупс помрачнел, вытащил изкармана синий клетчатый платок, вытер им бритую макушку испросил, точно учитель арифметики, получивший ответ «восемь» навопрос «сколько будет два плюс два?»:
        - Выможете это доказать, майор?
        - Чтотут доказывать? Этот туземец непридумал ничего лучшего, нежели сперепугу начать разыскивать хозяев вроссийском посольстве.
        - Эторовно ниочем неговорит, сэр. Господин Искандер родом изБухары. Полагаю, длявас несекрет, чтоБухарский эмират сейчас входит всостав Российской империи. Кудаже еще стремиться подданному иной державы, какневпосольство своей, пусть инесамой родной, страны?
        - Чтостого? Вубийстве прослеживается отчетливый русский след! Ваша свидетельница также подтверждает, чтовидела переводчика рядом сместом преступления сейчасже после убийства.
        - Ещедотого, какувидеть господина Искандера, онавидела их всех, - детектив указал наоробевших гурий. - Быть может, ихтакже стоит обвинить вубийстве?
        - Неговорите ерунды!
        - Отчегоже? - насмешливо ухмыльнулся сыщик. - Уверен, чтовдесятером онибы могли поднять Алаяр-хана ихорошенько двинуть его головой обколонну. Аможет, стоит обвинитьвас? Насколько я понимаю, вызнали оместонахождении Алаяр-хана, вовсе непитали кнему дружеских чувств ибезтруда могли пройти сквозь охрану.
        - Похоже, сэр, высимпатизируете русским! - бледнея отплохо скрываемого негодования, сквозь зубы процедил Керстейн.
        - Майор, если тете Агате угодно назначить виноватого, тонедумаю, чтоона нуждается вмоих услугах. Еслиже мы желаем найти истинного убийцу, позвольте нам сРадживом делать свое дело. Мистер Искандер уже вОукбридже?
        - Да,его только что доставили, - снеохотой откликнулся «Сэмюэль Смит», теряя былой гонор. - Якакраз пришел сообщить обэтом.
        - Тогда будьте любезны, сэр, проводите господина переводчика вего флигель. Мысейчас закончим ипридем туда.
        Керстейн молча щелкнул каблуками, четко развернулся и, выражая спиной бурное негодование, вышел иззала.
        - Больше вы никого невидели? - вернулся красспросам Шейли-Хоупс.
        - Нет.
        - Ещеодин, последний вопрос: как, по-вашему, Искандер относился кАлаяр-хану?
        - Мнетрудно обэтом судить. Жены всегда держались отдельно отпрочих слуг. Но,по-моему, Искандер его ненавидел.
        - Почему вы так решили?
        - Женское чутье. Янераз услаждала музыкой слух господина, когда он давал секретарю распоряжения. Искандер всегда молчал, только слушал исмотрел. Таксмотрят накусок мяса, желая разрезать его начасти.
        - Благодарювас, мэм. Покуда вопросов больше нет. Прошу вас ивсех прочих дам проследовать всвои комнаты.
        Переводчик сидел вмягком кресле, безвольно сгорбившись иположив наколени скованные наручниками запястья. Пара рослых полисменов высилась надним вестниками неумолимой кары.
        - …Если ты честно расскажешь, ктотвои соучастники икакое задание дали русские, яобещаю, чтозамолвлю затебя слово инаказание небудет чересчур суровым.
        - Сэр, - входя вкомнату, оборвал допрос Стивен Шейли-Хоупс, - благодарю вас застоль неожиданную помощь, нопозвольте уж мне вести дело. Авы займитесь чем-нибудь полезным. Илипогуляйте посаду.
        - Какэто понимать? - нахмурился майор.
        - Атак ипонимать. - Детектив прошел кконстеблям ипротянул руку: - Ключ отнаручников.
        - Но,сэр? - полисмен неуверенно глянул наКерстейна.
        - Снимите оковы, - снеохотой буркнул тот.
        - Благодарювас, - повернувшись, кивнул детектив. - Атеперь, если прогулка вам неподуше, сделайте любезность: возьмите этих молодцов, совершите вояж поокруге иузнайте уместных жителей, невиделили они поблизости китайцев.
        - Китайцев? - переспросил Сэм Смит.
        - Майор, этоуменя плохо сдикцией илиувас - сослухом? Извольте выполнять! - командным тоном рявкнул отставной лейтенант.
        - Есть, сэр! - нехотя вытянулся старший офицер и, кивнув сопровождающим, вышел изкабинета.
        - Отчего ты вдруг решил, чтокэтому делу всеже причастны китайцы? - недоуменно глядя наприятеля, спросил Раджив. - Ячто-то пропустил?
        - Недумаю. Нонужноже было как-то удалить отсюда этого въедливого осла. Пусть отрабатывает своюже версию. Акроме того, - Стивен усмехнулся, - ещетам, вИндии, мнечертовски хотелось что-нибудь вот этак скомандовать майору, чтобы он вытянулся ипобежал исполнять мой приказ. Такчто душка Керстейн влюбом случае отправилсябы что-нибудь проверять, например, невиделли кто поблизости драконов. Атеперь, - онпоглядел натщедушного переводчика, разминающего запястья, - поговорим овас.
        - Плохого следователя сменяет хороший? - набезукоризненном английском поинтересовался тот.
        - Увас отличное произношение, - неотвечая навопрос, констатировал сыщик. - Выпрежде жили вАнглии?
        - Да,изучал древние языки вБирмингеме. Я,увы, последний внашей ветви древнего, некогда могущественного рода караханидов. Отец был щедр иоплатил мою учебу.
        - Если неошибаюсь, - вклинился вразговор помощник детектива, - караханиды донедавних пор правили вТермезе.
        - Да,ноя вырос вБухаре удяди, служившего всвите эмира.
        - Вашотец участвовал внедавнем восстании Исхак-хана?
        - Да, - печально вздохнул Искандер. - Ипогиб там, повергнув семью вбесконечную скорбь.
        - Пчак, который мы нашли вэтой комнате, принадлежалему? - спросил Шейли-Хоупс.
        - Да, - неспуская печального взгляда сдетектива, кивнул последний изкараханидов.
        - Иксмерти вашего отца причастен Алаяр-хан?
        - Отец попал взасаду канджутцев и, набеду, угодил вплен живым. Мненехочется ниговорить, нидаже вспоминать, чтосним сделали эти негодяи. Пчак мне передал один изнемногих выживших. Япоклялся, чтоэтим клинком перережу горло гнусному выродку шайтана Алаяр-хану.
        Вто время я жил вПариже. Когда страшные вести дошли доменя, явернулся вБухару истал искать способ подобраться кАлаяр-хану. Аллах благоволилмне: яузнал, чтоканджутцы срочно ищут грамотного человека, владеющего языками ихорошо знающего повадки англичан. Простите, сэр, нослова имели именно этот смысл. Прикрывшись чужим именем, янанялся наслужбу, но, кстыду должен признать, уменя нехватило решимости прирезать этого мерзавца. Хотите, верьте, хотите - нет, яочень хотел, ноя неубивалего.
        - Этобыло понятно еще дотого, каквас доставили сюда, - проговорил Раджив. - Остается только доказать это. Каквы сами понимаете, факты складываются нелучшим длявас образом. Смит уверен, чтовы работаете нарусских. Амала видела вас налестнице сразу после убийства.
        - Ядействительно там был, эточистая правда. Какраз шел назов Алаяр-хана, призывая кары насвою голову, ибоснова невзял отцовский пчак. Конечно, врукопашной схватке мне было неодолеть этого разбойника, ноон любил курить опиум наночь глядя, такчто втакое время обычно уже лежал бревно бревном. Ауменя всеравно нехватило духу перерезать ему горло… Ябрел, досадуя насебя. Вдруг сверху раздался оглушительный визг, азатем крик: «Господин мертв!» Отнеожиданности я выронил четки. Дверь распахнулась, кто-то выскочил, затем появилась Амала. Янезнаю женщин поименам, новы называете ее так…
        - Почему вы решили, чтокто-то выскочил донее?
        - Мнетак показалось. Отмомента, когда я услышал стук открываемой настежь двери, допоявления Амалы прошло какое-то время. - Искандер замялся. - Этопроизошло несразу. Онавыскочила, закричала толи «убит», толи «убийца». Яиспугался ибросился наутек.
        - Ответьте, только честно: если вы непричастны, точего испугались?
        - Ссамого первого дня мне казалось, чтозамысел, какэто говорится, написан уменя налбу. Чтовсе, даже сам Алаяр-хан, подозревают меня. Ябоялся как-то выдать себя ивкаждом шорохе видел угрозу. Атут вдруг такое… Ятотчас сообразил, чтоесли меня арестуют, тоСкотланд-Ярду несоставит труда установить мою личность идокопаться доистории смоим покойным отцом. Кровная месть унас вобычаях, остальноеже несложно додумать. Да,я испугался. Даже сейчас, господа, нетникого, ктоможет подтвердить мои слова. Разве что сам Алаяр-хан, - горестно усмехнулся караханид. - Ноон мертв.
        - Ислишком буен длямертвеца, - задумчиво проговорил Раджив. - Впрочем, оноиклучшему.
        - Джентльмены! - отставной капрал Мак-Леод махал руками, стараясь привлечь ксебе внимание идущих кособняку сыщиков. - Мистер Смит велел разыскатьвас! Онприехал злой, какрой потревоженных ос.
        - Онненашел вокруге китайцев? - деланно удивился Стивен Шейли-Хоупс.
        - Прошу извинить, сэр, мнеотом ничего неизвестно. Ноон высказывает предположение, чтовы держите его задурака.
        - Подобное умозаключение делает честь его проницательности. Однако поскольку он прав, тонетак глуп, какпредставляется, аследовательно, неправ.
        Несколько огорошенный словами лейтенанта, Мак-Леод часто заморгал рыжими, какогонь, ресницами ивыдавил:
        - Онвелел сказать, чтождет вас вэкипаже, сэр.
        - Благодарю заинформацию. Пусть идальше остается прилошадях. Мытут еще немножко походим ипоедем вЛондон.
        - Акакже переводчик?
        - Распорядитесь доставить ему обед. Иесли уж мистер Смит притащил сюда обоих констеблей, пусть выставит их удверей покоев нашего главного подозреваемого.
        - Есть, сэр! - браво отчеканил хайлендер ибросился выполнять приказ.
        - Онпо-прежнему главный подозреваемый? - недоуменно глядя наприятеля, спросил Раджив.
        - Нет. Нопусть бобби хорошенько его стерегут. Такбудет лучше длявсех.
        Майор Керстейн прохаживался рядом скэбом, грызя длинную кубинскую сигару.
        - Вычтоже, издеваетесь? - увидев Стивена иего напарника, процедилон. - По-вашему, ямальчик напобегушках?!
        - Какможно! Былпоставлен вопрос, нужноли прорабатывать дальше вашуже собственную версию скитайским следом. Какя понял, вамудалось исчерпывающе ответить нанего.
        - Ябуду вынужден доложить шефу оваших методах расследования.
        - Да,разумеется. Инепременно передайтеему, чтозавтра нам понадобятся пятьдесят шесть крепких полисменов. Дляверности - даже шестьдесят.
        Глаза сотрудника тайной службы Форин-офис полезли налоб.
        - Этоеще зачем?
        - Выполнять приказ! - безтени сомнения отрезал Шейли-Хоупс. - Носперва, мистер Смит, велите сержанту Эшли гнать кэб вцирк Барнума иБейли. Давайте, давайте, поторопитесь!
        Майор Керстейн скривился, будто обнаружил, чтолюбимый кот Ее Величества обновил его парадные туфли, ноотправился выполнять приказ.
        - Нучто? - кивая наоставленных полисменов, заметилон, закрывая дверцу кэба. - Теперь-то вы исами убедились, чтовсему виной переводчик?
        - Нивмалейшей степени, - глядя наосанистых бобби, покачал головой детектив. - Просто я хочу, чтобы завтра, когда мистер Искандер понадобится следствию, онбыл жив издоров. Такчто потрудитесь, сэр, приехав вЛондон, прислать еще пару человек дляего охраны.
        Глаза Сэма Смита резко сузились. Онскрипнул зубами, понимая, чтоотставной лейтенант просто глумится надстаршим позванию.
        - Иеще. Кзавтрашнему утру мне понадобится команда плотников. Лучше всего - корабельных, ониумеют работать быстро.

* * *
        Втот день посетители снекоторым разочарованием увидели табличку «Закрыто» надверях «Замка иллюзий» вцирке Барнума. Попади они внутрь, тосудивлением отметилибы, чтобольшая часть кривых зеркал, создающих диковинные хитросплетения отражений внутри замка, исчезли. Ещебольше посетители удивилисьбы, выяснив, чтозеркала уехали изЛондона впоместье Оукбридж, принадлежащее столь далекой отразвлечений организации, какФорин-офис.
        Кмоменту, когда посланный наБейкер-стрит кэб вернул мистера Шейли-Хоупса иего помощника кместу преступления, тамуже вовсю кипела работа. Судовые плотники сколачивали почертежу деревянные конструкции, устанавливали короба вспециально заготовленные рамы, собирали что-то вроде средневековых метательных орудий вокруг дома прямо напротив окон. Возле импровизированных катапульт вожидании приказа внедоумении переминались сноги наногу полисмены. Среди всего этого столпотворения, опасливо поглядывая нанепонятную суету, бродил Мак-Леод, причитая, чтоэтакая орава непременно вытопчет лужайку игазоны ивообще разнесет усадьбу. Завидев сыщиков, онвгневе бросился кним:
        - Чтоэто вы такое задумали, джентльмены?!
        - Нестоит шуметь, капрал. Мыже все тут заинтересованы вустановлении истины, нетакли?
        - Яобязан следить заэтой усадьбой иберечь ее отразрушения. Вотмоя истина! - Мак-Леод поднял кнебесам указательный палец.
        - Только вэтом? - усмехнулся Раджив. - Жаль. Вчера вы проявляли куда больше рвения. Инетолько рвения, ноиистинной ловкости. Признаться, меня восхитил тот бросок.
        - Унас, шотландцев, подобные броски - одно излюбимых развлечений попраздникам. Метание бревен надальность. Вполку хайлендеров мне пять лет небыло равных!
        - Заслуживает всяческого одобрения, - склонил голову Раджив.
        - Ивсеже мне будет позволено узнать, чтоздесь происходит?
        - Видители, почтеннейший мистер Мак-Леод, намследует допросить потерпевшего. Аунего, каквам известно, наредкость скверный нрав… О,авот имистер Искандер. Надеюсь, васнезатруднит перевести бывшему господину обращенные кнему слова?
        - Незатруднит, - кивнул переводчик.
        Раджив кинул заинтересованный взгляд наШейли-Хоупса, объясняющего полисменам их задачу. Чуть поодаль, недовольно поджав губы, стоял майор Керстейн, всем своим видом демонстрируя негодование икатегорическое несогласие спроисходящим. Наконец, удостоверившись, чтовсе участники «мистерии» должным образом уяснили план действий, детектив поглядел начасы, убедился, чтонаступило время очередного намаза, искомандовал:
        - Начали!
        Дюжие полисмены, взявшись затросы, рванули вразные стороны ставни, закрывавшие окна, ивслед заэтим выбили стопорящие клинья импровизированных катапульт. Тевзметнули ввысь короба скривыми зеркалами, истеклянное великолепие «Замка иллюзий» моментально встало наместо ставней, заслоняя оконные проемы. Изнутри раздался отчаянный негодующий вопль.
        - Чтоздесь происходит?! - ошарашенный сотрясающим здание ревом, закричал Сэм Смит.
        - Видители, майор, - насмешливо ответил детектив, подходя кофицеру тайной службы Ее Величества, - призраки, вотличие отвампиров, прекрасно видят свое отражение взеркалах. Впрочем, ивампиры тоже отражаются, если назеркале несеребряная амальгама. Яспециально уточнял. - Шейли-Хоупс поманил ксебе переводчика. - Мненеизвестно, виделли когда-нибудь Алаяр-хан зеркало, новрядли ему доводилось смотреться вкривые зеркала. Поскольку он имеет обыкновение носиться, размахивая оружием, сейчас его атакуют почти три десятка существ устрашающего вида. Найти укрытие отних он неможет. Расправиться сними тоже - перед каждым зеркалом выставлен освященный крест. Такчто мы - егоединственная надежда избавиться отэтой напасти. Атеперь, майор, извольте обеспечить безопасность поместья. Зевак нам тут совершенно ненужно, - закончив тираду, онповернулся кбухарцу, всем своим видом давая понять Керстейну, чторазговор окончен. - Мистер Искандер, будьте любезны, крикните Его Высочеству: если он расскажетнам, ктоипочему убилего, мысможем его спасти отэтих порождений шайтана.
        - Чудное дело… - Мак-Леод сопаской глядел наздание, которое едва заметно вздрагивало, будто ходило ходуном. - Выпозволите мне удалиться? Надобы распорядиться ланчем, вонсколько народу понаехало.
        - Чуть позже, капрал. Мнепонадобятся ваши консультации.
        - Какскажете, - снеохотой отозвался ветеран. - Нокакже ланч…
        Ответа непоследовало.
        Между тем голос Искандера, вещавшего через рупор, стих, итутже издома донеслась гулкая, будто изпустой бочки, речь Алаяр-хана.
        - Онсогласен иметь снами дело, ноговорит, чтоникуда неуйдет издома, покуда неполучит кровавого удовлетворения. Онжаждет видеть, какотпилят голову ивыпустят кишки виновнику его гибели, - сообщил Искандер.
        - Кэтому вопросу мы вернемся позже, - заверил Стивен Шейли-Хоупс. - Пусть опишет момент своей гибели.
        - Онговорит: яплыл воблаках, услаждая слух божественной музыкой ивзор танцем гурий, когда вдруг ледяной ветер сковал мое тело иглаза узрели чудище, объятое неопаляющим пламенем. Огонь подхватил меня, будто пушинку, ибросил головой оскалы, лишая жизни, лишая права вознестись кпрестолу Аллаха, ибопреступил я закон всмертный час инеизбыл вины своей впоследний миг.
        - По-вашему, этибредни нам чем-то могут помочь? - внедоумении скривил губы Мюррей Мак-Леод.
        - Несомненно, капрал, - чуть слышно произнес Раджив. - Яеще совчерашнего дня хотел спросить: нежелаетели вы добровольно сознаться вубийстве?
        - Я?! Но… счего вы взяли?
        - Капрал, либо правду, либо ничего! Яспециально недал вам уйти, чтоб вы послушали мертвеца, ая навас посмотрел.
        - Ичто такого вы увидели? - недобро хмурясь, поинтересовался суровый ветеран. Посвоему обыкновению, оннадул щеки идолгим выдохом сквозь неплотно сжатые губы вытолкнул изгруди воздух.
        - Все, чтохотел увидеть. Когда вы напали наАлаяр-хана, онкурил опиум, совершая, сточки зрения Корана, большой грех, ибопророк запретил правоверным использовать одурманивающие средства. Какбы то нибыло, принц плыл воблаках, любуясь своим «цветником» ислушая милую сердцу музыку. Следует уточнить - егосердцу. Вам, какя вижу, такая музыка неповкусу. Такведь? Яправ?! Можете неотвечать, гримаса навашем лице - сама посебе прекрасный ответ.
        - Ая инескрываю, - сквозь зубы рыкнул Мак-Леод, - только черти ваду могут безсодрогания этакое гнусное завывание слушать!
        - Аеще говорят, волынщики неимеют слуха иим всеравно, чтозвучит вокруг. Выведь служили волынщиком, нетакли?
        - Служил, да. Чтостого?! - Старый вояка негодующе вскинул кулаки, точно собираясь боксировать. - Сэр, подобные россказни онас - гнусный поклеп!
        - Нестоит так волноваться. Яневерю вэти нелепые мифы. Более того, вомногих отношениях я вполне разделяю ваше негодование относительно особы этого разбойника, - чуть заметно улыбаясь, будто кот, повидавший английскую королеву, согласился Раджив. - Новостальном… Чудовище, объятое пламенем, огонь, который подхватил Алаяр-хана иметнул оскалы, - этовы, нетакли? Именно ваши рыжие бакенбарды ишевелюра вселили вего затуманенное наркотиком сознание видение огня… Если желаете, могу рассказать, чтобыло дальше.
        Совершив расправу, выопомнились ибросились вон иззала. Ноименно вэтот момент вздание вошел мистер Искандер. Увас было преимущество: лестница расположена таким образом, чтообороняющийся наверхней площадке может видеть ицелиться вовходящего, атот - нет. Такчто там, налестнице, вымоментально оценили позицию иприняли верное решение. Путь квыходу был отрезан, однако ничего немешало подняться выше, азатем, пропустив взал переводчика, устремиться прочь издома.
        Однако мистер Искандер нестал заходить внутрь. Онневиделвас, поскольку отженского крика ивизга выронил драгоценные четки ивысматривал их наполутемной лестнице. Зато переводчик услышал, чтокто-то выскочил издома допоявления налестнице Амалы. Быстро сообразив, какие неприятности может навлечь нанего смерть высокого господина, онбросился наутек, неслишком, впрочем, отдавая себе отчет втом, куда изачем бежит. Господин переводчик, каквы сами могли заметить, человек нехраброго десятка. Всвою очередь, высвоевременно пришли «напомощь» и, какположено разумному британцу, вызвали офицеров тайной службы. Явчем-то ошибся?
        - Выточно вводу глядели, мистер, - сневольным почтением глядя наРаджива, пробасил хайлендер. - Но,клянусь, ябыл доведен докрайности! Извольте понять: онбудто нарочно измывался надо мной! Изводил каждый день икаждый час! Утром безбожно храпел наперине, однако требовал, чтобы ему играли бесконечные заунывные колыбельные напевы, откоторых самому хочется лечь вмогилу; днем изволил обедать подмузыку, ауменя отнее зубы ныли икусок нелез вгорло. Квечеруже унего просыпалась отменная телесная бодрость: когда честному христианину следует ложиться спать, там, вего горах, какраз наступает утро! Ион снова требовал своей гнусной, выворачивающей кишки музыки! Воттак, день заднем, ночь заночью он терзал меня завываниями, столь дикими изаунывными, чтоусамого дьявола брюхобы свело! Ястойко держался, новсякому терпению есть предел. Ядошел дополного безумия!
        - Яверювам.
        - Нучто, переговорили? - подошел кРадживу частный детектив. - Япока спровадил майора, но, когда он вернется, лучшебы вам признаться.
        - Янехотел, право слово, нехотел, - пригорюнился ветеран. - Прошу извинить меня, сэр. Впрошлый раз я невсе сказал омоей ране. Подкомандованием генерала Берроуза я дрался взлосчастной битве приМайванде. Аюб-хан растерзал нашу бригаду вклочья. Жуткое побоище! Тени небыло вовсе, солнце палило так, чтояичницу сбеконом можно было жарить прямо наорудийных стволах, аружье необжигало рук, только если обмотаешь его тряпкой! Яполучил увесистую пулю вбедро исвалился накучу трупов. Каким-то чудом, самнеосознавая как, смог ночью выползти идобраться подстены аула Хиг.
        Насучили: «Если уанглийского солдата есть шанс попасть вплен кафганцу, лучше приставить ружейный ствол кподбородку ивышибить себе мозги. Богпоймет, амук будет куда меньше». Яже ипалец немог поднять, когда меня нашел местный пастушонок. Янислова непонимал изего речей, он - измоих. Номальчишка был добр. Онпожалел обожженного, полуживого вражеского солдата, спрятал меня вкошару, какмог, лечил проклятую рану, приносил воду, апорой даже илепешки совечьим сыром.
        Только потом, когда генерал Робертс форсированным маршем бросился кКандагару, чтобы деблокировать Берроуза, яснова увидел английские мундиры. Вблагодарность заспасение моей жизни генерал Робертс велел нетрогать селение инаградил пастушка золотым совереном. Ногу мою струдом, ноудалось спасти. Когдаб немальчишка сего дикарскими снадобьями иовечьей шерстью вместо бинтов, ябы умер илишкандыбал надеревяшке.
        Таквот. Там, вселении Хиг, совсем рядом скошарой был дом, вкотором всякую ночь, изматывая мою душу итерзая слух, завывала подобная, спозволения сказать, музыка. Вте немногие часы, когда я приходил всебя, еезвуки доводили меня дополного исступления, ия молил Всевышнего прибрать несчастного Мак-Леода илиже обрушить намузыкантов серный дождь. НоуНего навсе свои планы. Ивот… Яже верой иправдой… Аон, он… - Старый воин обреченно махнул рукой иутер кулаком непрошеную слезу.
        - Иопять верю. Более того, если заставить присяжных втечение хотябы нескольких часов, атем более дней, слушать эту музыку, онинаверняка сочтут, чтовы действовали врамках необходимой самообороны ипотому невиновны. Воттолько принимать какиебы то нибыло решения невмоей компетенции. Вамже рекомендую сознаться добровольно. Ярасскажу, каклучше написать. Полагаю, уФорин-офис достаточно причин неафишировать столь пикантное происшествие иваше наказание небудет чересчур суровым.
        - Ктомуже необходимо еще избавить Британию отпризрака, иприжизни имевшего скверный характер, апосле смерти, судя повсему, лишь отпустившего насвободу свой премерзостный нрав, - напомнил индус, вновь придавая лицу вид почтительного смирения. - Иименно вы можете помочь вэтом.
        - Я-то срадостью. Только скажите, как?
        - Этот наглец посмел уверятьнас, чтожаждет кровавого отмщения иникуда неуберется. Оннезнает, чтотакое английское упрямство! - склонив лобастую голову, хмыкнул валлиец.
        - Яшотландец, сэр! - напомнил Мюррей Мак-Леод.
        - Темболее. Ваша славная волынка привас?
        - Да,тоесть нет. Онавмоей комнате.
        - Тогда поспешите заней иотплатите хану тойже монетой, - хищно улыбнулся детектив. - Спроцентами! Инапишите-ка всем приятелям волынщикам, даивсем иным, оком приходилось слышать. Пусть съезжаются сюда какможно быстрее. Вамнадлежит играть здесь безостановки девять дней. Этообязательно должно сработать! Ишь, какего скрючило отдевонширского марша! Такчто уж расстарайтесь.
        - Есть, сэр, играть девять дней безостановки! - свеликой готовностью расправил плечи отставной капрал.

* * *
        Стивен Шейли-Хоупс откупорил бутылку виски «Хайленд-парк» иразлил его постаканам.
        - Угощайся, Радж. Подарок отШотландской Лиги Волынщиков.
        - Недурно, весьма недурно, - пригубив изстакана, чуть склонил голову Раджив. - Интересно, кактетя Агата решит дальнейшую участь бедолаги Мак-Леода? Ивыводка безутешных вдов?
        - Затрудняюсь ответить. Я,конечно, настоял, чтобы мистер Смит лично доставил беднягу Искандера кворотам российского посольства. Ауж что станут делать там, намнеузнать. Относительно Амалы иее подруг… Вотсегодняшняя утренняя «Таймс». Тамчерным побумажному напечатано, чтонаборту клипера «Тристан», направляющегося вНью-Йорк иприбывшего вечером впорт Дувра, умер отболотной лихорадки принц Канджута Алаяр-хан. Следовавшие вместе сним жены будут отправлены народину после соблюдения всех подобающих траурных церемоний. Такчто формально наказывать нашего меломана незачто. Востальномже оставим Форин-офис делать их работу.
        Внизу тяжелый бронзовый молоток ударил взвонкий чеканный гонг, призывая хозяина открыть входную дверь.
        - Похоже, унас клиенты, - Стивен Шейли-Хоупс выразительно поглядел наРаджива.
        Тотмолча встал, застегнул пуговицы накителе и, придав лицу уважительно-отсутствующий вид, спустился полестнице. Егонебыло всего пару минут. Когдаже он вновь появился, нагубах ухладнокровного сикха красовалась широкая улыбка.
        - Сэр, прибыл капрал Мак-Леод.
        - Легок напомине. Чегоже он хочет?
        - Просит замолвить слово перед тетей Агатой, чтобы позволить волынщикам идалее играть вОукбридже.
        - Думаю, мысможем убедить мою покойную родственницу продлить этот фестиваль досорока дней, - ухмыльнулся частный детектив.
        Втотже миг извоздуха сгустилась пара ладоней извонко хлопнула. Там, гдезаканчивались обнаженные запястья, красовались рукава морского офицерского кителя, украшенного коммодорским золотым шитьем.
        - Коммодор Улфхерст?! - вскочил сместа Стивен Шейли-Хоупс и, точно ища поддержки, оглянулся настарого приятеля, замершего соткрытым ртом.
        - Выправы, друзья мои! Рад, чтосразу узнали меня! - ввоздухе проявилось призрачное лицо. - Поставьте-ка виски поближе, явдохну аромат. Превосходный «Хайленд-парк»! Жаль, немогу отхлебнуть. Ноя неотом. Уменя длявас появился отличный клиент…
        Анастасия Парфенова
        Мост надрекой
        Мост должен был простоять века.
        Инженеры Ее Императорского Величества Института проектирования квопросу подошли основательно - расчеты иисследования велись неодин год. Впроекте учли все возможные нагрузки. Незабыли оперепадах температур, отодной мысли окоторых ломило зубы. Подумали огрунтах, промороженных нанесколько метров вглубину. Сделали допуски нанеустойчивость магического фона. Даже защиту предусмотрели наслучай артиллерийских обстрелов итяжелых проклятий.
        Мост должен был стоять, даже еслиб река вышла изберегов, еслиб земля затанцевала, следуя ритму шаманских бубнов. Должен.
        Нонестоял.
        Вотуже второй год подряд весенний ледоход сминал возводимые залето опоры, будто хрупкое папье-маше. Мимоходом. Небрежно.
        Вумах высокого столичного начальства начали бродить сомнения. Посланники отинститутов итранспортных компаний обивали пороги, доказывая, чтоуж они-то, они! Всесделали наилучшим образом!
        Кажется, доказали.
        Далее возник закономерный вопрос: если проект технически грамотен иматериалы поставляются самые лучшие, точтоже, собственно, сваяли наместе господа строители? Икуда, кслову, подевались выделяемые казной средства?
        Нарасследование неудач встроительстве моста бросили едвали небольше сил, нежели насамо строительство. Вовсяком случае, такого наплыва столичных чиновников иредких специалистов вдальнюю инелюдимую провинцию ранее неотмечалось. Следователь финансового отдела, следователь техно-магического департамента, следователь коллегии поборьбе скоррупцией, целая команда следователей вгражданских мундирах, носотчетливо военной выправкой… Наблюдатель отканцелярии, наблюдатель отказначейства, отИмператорского Транспортного общества иДобровольного товарищества путей сообщения. Помощники наблюдателей. Секретари помощников наблюдателей. Ассистенты секретарей помощников…
        Глядя наэтот ажиотаж, забеспокоилось иначальство вродном Институте. Проектное решение было верным. Безусловно. Абсолютно. Дакакие тут вообще могут быть сомнения?!
        Новдруг… Авдруг… Позору ведь необеремся!
        Треклятые опоры упрямо нежелали стоять, каким положено порасчетам, - нерушимо итвердо. Высланные наместо конструкторы иинженеры невсилах были объяснить - почему.
        ВИнституте посовещались. Пересчитали нагрузки. Разругались. Пересчитали убытки. Ивсеже отправили взабытый Разумом иПросвещением медвежий угол менталиста. Изтех, чтопомоложе.
        Похоже, только его-то там инехватало.
        Меня, тоесть.

* * *
        Изтранса я вышел резко: оттемноты ксвету, будто вынырнул иззатопленного колодца. Выпрямился, едва несвалившись состула. Моргнул по-совиному, снекоторым недоумением глядя наразбросанные вокруг бумаги.
        Настоле предо мной развернут был выполненный вИнституте чертеж. Ослепительно белое совершенство бумаги. Четкие линии, каллиграфические подписи, бисерная вязь расчетов. Поверх - точно курица лапой, моикривые карандашные каракули: диаметры сечений, узлы, характеристики материалов…
        Какипочему я это писал, вспомнить невыходило: проведенные втрансе часы всознании незадерживались, оставляя после себя лишь эмоциональный отклик иготовое решение. Вотисейчас: идеально ровные линии чертежа, перечеркнутые стрелочками, формулами изакорючками, складывались вобщее ощущение правильности, какой-то внутренней инженерной соразмерности икрасоты. Ячувствовал, чтосхемы иисчисления будто расступаются перед взглядом, затягивают вчерно-бело пространство листа, поднимаются вокруг узорными стенами логики…
        Прикосновение кплечу. Яснова дернулся, вспоминая, чтоивпервый раз вышел изтранса непросто так. Обернулся.
        Илья Павлович терпеливо ожидал заплечом. Мощный такой дед, широкоплечий иобманчиво медлительный, свыправкой отставного унтера. Роскошные седые бакенбарды, грозные брови, пристальная цепкость глаз. Отаких принято говорить: несостарился, азаматерел.
        Онпривычно дождался, пока я окажусь способен узреть окружающую действительность. Щелчком распахнул крышку карманных часов, продемонстрировал циферблат. Половина шестого.
        - Яже просил: доужина - небеспокоить!
        - Ваше благородие, ужин наборту подают вшесть.
        Ах,да. Всевремя забываю.
        Ясовздохом поднялся. Покачнулся, несразу обретя равновесие.
        - Осторожнее, ваше благородие. Почитай, четыре часа сидели, совсем недвигаясь.
        Ясполоснул лицо холодной водой, пытаясь прогнать шумевшие вушах отголоски транса. Илья Павлович дотошно убедился, чтонасей раз подопечный несобирается падать лицом вумывальник илиразбивать обострые углы бесценную свою голову. Подал свежую рубашку итщательно выглаженный вечерний сюртук. Только подал - какивсе, ктопрошел подготовку менталиста, явесьма нервно относился кчужим прикосновениям иодеваться предпочитал сам. Даже если это означало восемь споловиной минут сражения сшейным платком.
        Наконец, пригладив волосы иодернув рукава, якоротко взглянул взеркало. Нескладность высокой фигуры нескрыть было строгим кроем костюма. Худое лицо, обведенные тенями серые глаза. Знакомый рассеянный взгляд, спрячущимися вглубине искрами безумия. Менталист, ониесть менталист. Негрызу ногти инехихикаю поднос - иладно. Можно являть себя свету.
        Насколько крохотной была выделенная нам каюта, проходы илестницы насудне были еще хуже - узкие, увитые проводами итрубами. Кое-где широкоплечему Илье Павловичу пробираться приходилось боком. Что, впрочем, неособенно ему мешало.
        - Кают-компания палубой ниже, ваше благородие.
        Ах,да. Опять забыл.
        - Здесь направо.
        Может, дело врасчетах поледовой нагрузке? Речной бассейн относится кзоне вечной мерзлоты, чтоотнюдь необлегчает задачу что-то нанем возводить. Расчетная толщина речного льда - двасполовиной метра, привскрытии могут образовываться заторные скопления длиной доста километров. Таеще инженерная задачка.
        Изначально проект предусматривал восемнадцать пролетов посто пятьдесят метров - ипервыйже ледоход наглядно продемонстрировал несостоятельность такого решения. Проектировщики посыпали головы пеплом ипринялись пересчитывать. Новомодные идеи вантовых иподвесных мостов были отвергнуты, какавантюрные. Тоже сраздвижными конструкциями - климатические условия, всочетании смасштабом проекта, были признаны неподходящими дляинженерных экспериментов. Глубоководную часть русла было решено перекрыть всего четырьмя проемами - опасно длинными, более трехсот метров каждый. Этодолжно было снять угрозу катастрофических заторообразований. Нодовозведения самих пролетов дело - опять! - недошло…
        - Сюда, пожалуйста. Осторожно. Держитесь запоручень.
        Илья Павлович благополучно довел нас дошироких дверей кают-компании. Распахнул створки, окинул наполненное светом, музыкой игомоном голосов помещение цепким взглядом. Шагнул всторону, позволяя мне войти.
        Атмосфера светской элегантности окатила сголовой, заставляя спину напрячься, аладони вспотеть. Вобществе я чувствовал себя привычно неуютно. Глаза скользнули мимо увлеченных беседой попутчиков, впамяти всплыли параметры механизмов, чтоскрывались задекоративными панелями ирешетками. Салон был оформлен вмодном сейчас «новом» стиле: растительные ицветочные мотивы, текучесть узоров, вьющиеся непрерывные линии. Какбудто, если скрыть систему вентиляции заэкраном изжелезных цветов, можно забыть оее существовании.
        Илья Павлович чуть кашлянул, напоминаямне, чтоследует поздороваться ссобравшимся обществом. Официально вреестрах Института он числился какмой «денщик», однако денщик применталисте - должность особая. Ондолжен быть способен вытащить подопечного излюбой передряги, вкоторую только может завести излишняя гениальность. Действительно любой - будь то наполе генерального сражения илиже навеликокняжеском балу. Происхождение Ильи Павловича было весьма скромным, инавоенной службе он поднялся лишь достаршего фейерверкера, однако знаний побаллистике иартиллерии завремя службы собрал поболе, чеминые выпускники университетов. Даипосле выхода вотставку проявил себя человеком незаурядным. Адалее занего уже всерьез взялись наставники родного Института. Врезультате седой ветеран прекрасно ориентировался вобществе изнал, каксебя вести наприеме хоть усамой императрицы. Ноглавное - могпроследить, чтобы доверенный ему менталист навысочайшем приеме невыкинул чего-нибудь такого … по-менталистски характерного.
        Коротко раскланиваясь сознакомыми, Илья Павлович нашел предназначенный длянас стол. Ненавязчиво усадил меня. Затем совсем возможным почтением усадил случившуюся рядом даму. Уселся сам.
        Ивсе-таки, что-то срасчетом нагрузок было нетак. Схема моста вдолжной степени гибка: (2?154м) + 4?308м + 5?(2?154)м. Всего 3018метра, тоесть длины хватит даже приобразовании ледяного затора.
        Наматериалах неэкономили, даже наоборот. Ивсе равно выходит, эластичность недостаточна, чтобы компенсировать колебания магических полей. Сдругой стороны, куда уж больше, ибезтого все нормативы перекрыты вдвое!
        Яневидящим взглядом смотрел вширокий иллюминатор. Небо застеклом было свинцово-серым, далеко внизу проплывала подкормой тайга - такаяже, каквчера, ипозавчера, ипозапозавчера. Полет длился уже вторую неделю, иновизна путешествия нацарственно-великолепном воздушном корабле успела изрядно поблекнуть. «Княгиня Татиана» относилась кчислу «золотых» цепеллинов - судно повышенной комфортности инадежности, предназначенное дляперелетов насверхдальние расстояния. Взятие новых рекордов скорости кчислу ее достоинств неотносилось.
        Палуба подногами чуть дрогнула, повинуясь порыву ветра. Северо-западного, чтобыло довольно неожиданно. Ямашинально отметил ощутимый напределе слышимости гул винтов - ровный ибезперебоев. Сложил легкое ощущение заложенности вушах, наклон воды встоящем настоле стакане, свинцовую темноту дальней тучи. Погодные условия неблагоприятны, нополет стабилен, и, свысокой долей вероятности, останется таковым вобозримом будущем. Можно былобы подсчитать точный процент, азаодно вычислить, какова вероятность внезапной поломки, нопризнаться, меня куда больше занимал злосчастный мост. Риск разбиться вдребезги илиотдрейфовать всторону враждебного воздушного пространства можно будет оценить, если втом возникнет реальная необходимость.
        Илья Павлович подприкрытием скатерти легонько пнул ножку моего стула. Яморгнул, оглядываясь. Запоследние несколько минут собравшиеся пассажиры успели рассесться посвоим местам, стюарды выстроились заспиной. Засоседним столом капитан взял вруки приборы, сигнализируя, чтоможно приступать ктрапезе.
        Увы, помимо перемен совсем недурственных блюд кужину прилагалась также иобязательная застольная беседа. Справа отменя, хвала Просвещению, сидел Илья Павлович, онем можно небеспокоиться. Номесто полевую руку было отведено даме, ктомуже юной ивпечатлительной. Даму следовало развлекать.
        Квеликому моему счастью, напротив нас восседал бравого вида чиновник издепартамента путей сообщения, атакже один изгруппы господ, чтоодеты были вподчеркнуто штатские мундиры, нодаже непытались скрывать свою военную выправку. Этих двоих обычно хватало, чтобы удерживать внимание восторженного юного создания. Азаодно идруг друга.
        - Нокакже так? - вкоторый раз занеделю восклицала наивная дева. - Ведь этот мост столь важен длявсего региона! Неужели кто-то сталбы злонамеренно мешать строительству?
        Нужноли говорить, чтоявлялось основной темой дляразговоров вовремя этого перелета? Иукаждого, абсолютно укаждого, имелась собственная теория. Ничем, кроме пустых измышлений, неподкрепленная.
        - Ох,Вера Никандровна, - многозначительно топорщил усы транспортный чиновник. - Хотелосьбы верить влюдскую честность! Ноесли строитель илипоставщик увидит возможность сэкономить наматериалах прямо сегодня, задумаетсяли он озавтрашнем дне? Аместное купечество? Всете, чьесостояние сделано было наконтрабандных речных перевозках да незаконных шахтах? Имтакой мост - самое прямое разорение.
        - Выведь недумаете, - девушка чуть подалась вперед, доверительно понижая голос, - недумаете, чтотут замешаны губернские власти?
        - Каксказать, - многозначительно кивнул ее собеседник. - Каксказать, Вера Никандровна. Ктоможет знать, чтотвориться вэтой глуши. Кругом лед да тайга. Здесь медведь - прокурор!
        Прогрозного медведя иего всеобъемлющие судебные полномочия врамках отдельно взятой губернии я был наслышан. Честно говоря, запоследние недели обэтом мифическом звере я слышал уже столько, чтоисам готов был зарычать. Изсолидарности.
        Вера Никандровна, судя посжавшихся наножке бокала изящных пальцах, - тоже. Язадумчиво смотрел наее руку. Назапястье можно было заметить бледное, недоконца отмытое чернильное пятно. Насреднем пальце, чуть ниже ногтя, виднелся бугорок мозоли - отперьевой ручки иликарандаша. Чтобы получить такую, недостаточно лишь полагающихся каждой воспитанной барышне школьных занятий - нет, этируки сжимали перо день заднем, каждый день, втечение долгих лет.
        Тут, пожалуй, следует заметить, чтопрелестное пустоголовое создание официально состояло всвите властной столичной дамы - императорского советника отказначейства. Соседи наши постолу спервого дня решили, что«Верочку» вштате держат исключительно заромантичные льняные локоны да красоту синих глаз. Янебыл столь уверен.
        Конечно, никто несталбы подвергать девушку всем тягостям обучения менталиста. Даинепохожа Вера Никандровна нанашу косноязычную братию: слишком легка итактична, слишком умело манипулирует окружающими. Ивтоже время было вее манере держаться что-то знакомое. Ненаша навязчивая цепкость кдеталям ицифрам, нонечто родственное. Намекающее, чтовот это пустоголовое создание считать умеет ненамного хуже меня. Покрайней мере, если считать приходится деньги.
        Казенные, чтоособенно примечательно.
        Темвременем дал осебе знать второй кавалер, радовавший взор дамы поистине гренадерским размахом плеч истольже гренадерскими взглядами нажизнь.
        - Нестоит видеть лишь жадность инекомпетентность там, гдезамешана, может быть, злая воля, - пробасил упомянутый гренадер. - Небудем забывать обиностранных агентах. Граница Запретного царства находится довольно далеко наюге, нонашему усилению врегионе приЗапретном дворе необрадуются. Новые торговые пути означают новых переселенцев, новые форпосты, новые гарнизоны. Чемплотнее мы закрепимся наэтих землях, темсложнее нас будет отсюда выбить.
        - Новедь новые торговые возможности выгодны прежде всего длясамого Запретного Царства! - распахнула небесные очи ангел отказначейства.
        - Зато они невыгодны тем, кточерез море торгует исЦарством, исИмперией, - последовал многозначительный намек. - Островным державам куда какудобна былабы наша ссора свеликим южным соседом.
        - О! - выдохнула девушка, словно представляя идущие наштурм вечной мерзлоты несметные орды. Ивдруг повернулась комне. - Акаково ваше мнение, Нестор Вольгович?
        Вотеще одна причина, покоторой подобные застольные беседы являлись настоящей пыткой: полной идостоверной информацией повопросу никто изприсутствующих невладел. Или, покрайней мере, нежелал делиться. Затовсе, абсолютновсе, отимператорского советника докорабельной кошки, норовили сделать арбитром своих споров подвернувшегося подруку менталиста!
        Илья Павлович снова пнул ножку моего стула - новкои-то веки я следил заразговором.
        - Увы, Вера Никандровна. - Япожал плечами. Ввосемнадцатый раз заэту неделю. - Данных недостаточно длядостоверных выводов. Этоможет быть естественное явление. Илисаботаж местных властей. Иливражеская диверсия. Янезнаю. Иименно поэтому направляюсь кместу действия.
        Дама воззрилась наменя снемым укором, явно несобираясь удовлетворятся подобным ответом. Ятоскливо косился натарелку, прикидывая, какизбежать дальнейших расспросов. Ситуацию спас пронесшийся посалону низкий рокот.
        Присутствовавшие встрепенулись, заоглядывались. Япокосился всторону окна: чернильно-свинцовая туча запоследние полчаса изрядно приблизилась, налилась тьмой. Вотвее подбрюшье полыхнуло светом. Точно вответ, свет внашем салоне замерцал, где-то наверху натужно завыли машины. Наклон пола подногами стал ощущаться уже совершенно отчетливо - корабль явно боролся сизрядным ветром.
        Вокруг раздались встревоженные голоса, заохали дамы. Яже, напротив, удовлетворенно кивнул: рокот гидравлических систем означал, чтокоманда запустила аварийные механизмы, призванные обеспечить стабильность. Перебои сосветом намекали надополнительную защиту отмолний. Танец ветра игрома заокном был весьма впечатляющ, норазум говорил, чтоугрозы они непредставляют.
        Ксожалению, немногие люди обладают способностью менталистов прислушиваться кдоводам разума вопреки тому, чтосообщают им органы чувств. Чиновник, сидящий напротив, нервно поправил ставший вдруг тесным галстук.
        - Нестор Вольгович, - обратился он комне. - Ветер, похоже, совсем ураганный. Вамнекажется, чтокоманде стоилобы приземлить корабль ипереждать эту бурю?
        Словно виллюстрацию его слов заокном ослепительно полыхнуло. Свет вкают-компании потух надобрых две секунды, азатем стал разгораться - медленно, будто неохотно.
        - Нивкоем случае, э-эээ… - Какже его зовут?
        - Нестоит беспокоиться, Александер Каллистратович, - пришел напомощь денщик. Пнул ножку моего стула, намекая, чтозанеделю можно былоб ивыучить имена сотрапезников. - Если вы взглянете направо, тоувидите, чтокапитан наш даже несчел нужным подняться намостик. Будь судно вопасности, волнение проявилбы если неон, тохоть кто-нибудь изприсутствующих членов команды. Однакоже господа воздухоплаватели совершенно спокойны.
        Корабль изрядно тряхнуло. Отударившего набатом грома задрожали бокалы. Пожалуй, сужином следует поторопиться.
        Ивсе-таки что-то врасчете нагрузок длямоста недавало покоя. Свойственное всем менталистам любопытство завремя полета успело смениться отчетливо злым азартом. Нуничего. Лететь, особенно сучетом подгонявшего нас ветра, оставалось всего ничего. Скоро я окажусь наместе. Ивот тогда зарасследование можно будет взяться всерьез.

* * *
        Подстегиваемый накопившимся нетерпением, яготов был погрузиться вработу, едва только ступлю натвердую землю. Увы, окружающие намое вполне логичное рвение реагировали достаточно вяло.
        «Княгиня Татиана» пришвартовалась кпричальному шпилю, единственному навсю округу. Утрапа нас сИльей Павловичем встречала делегация представителей родного Института. Воткакдомой попал! Чтониспросишь - все-то они невкурсе, дасказать немогут, данадобно мне прежде подписать вон ту бумажку. Нукак, какможно незнать, покакой методике были откалиброваны их собственные измерительные приборы? Чемэти, спозволения сказать, инженеры здесь вообще занимались?!
        - Так! Довольно. Отправляемся настройку - прямо сейчас!
        - Нестор Вольгович…
        - Гдеваш извозчик? Поживее, милейший. Световой день уходит.
        - Нестор Вольгович, световой день вэтих широтах - понятие растяжимое. Астройка наша - закрытый объект. Вамнеобходимо оформить пропуск…
        - Чтозначит «необходимо оформить»? Выхотите сказать, чтоего досих пор дляменя неоформили?!
        - Ваше благородие, - Илья Павлович ссамого утра смотрел сознакомым укором гувернера, чтотерпеливо сносит выходки шустрого карапуза, - выгружают ваш багаж. Неизволите проследить?
        - Причем здесь… Мойбагаж! - Мойименной магический барометр! Мойизмеритель поля Оводова-Лелурье! Варвары, дикари иварвары! - Стоять! Несмейте швырять этот кофр! Отдайте. Нетуж, дайте сюда. Пока я вас самого куда-нибудь невышвырнул!
        Ради спасения бесценных инструментов отугрозы, которую являли собой местные грузчики, пришлось отказаться отнемедленной поездки настройплощадку. Прижимая кгруди кофр, ялично проследил задоставкой багажа кснятой длянас Институтом квартире. Расположена она была вдвухэтажном каменном доме. Хозяйка, немолодая купеческая вдова, спорога обрушила наквартирантов лекцию, какследует вести себя вее доме. Акак - неследует.
        - …неломать, нецарапать, недвигать мебель, особенноже расписные ширмы ипарадный буфет, привезенный изЗапретного Царства безвременно почившим супругом…
        Янесколько ошарашенно бродил меж упомянутых ширм, втретий раз соотнося объемы помещений. Ивтретий раз приходя квыводу, чтопрямо под«буфетом» находится проход вскрытое убежище. Внушительных таких объемов тайник, сукрепленными стенами, оснащенный отдельной вентиляцией, системой обогрева ивытяжкой. Прячут кого-то? Плавят золото?
        Посмотрел нашелковые обои, насдержанно сияющий фарфор, наброшенную напол полосатую шкуру. Житьмне, судя повсему, предстояло вгнезде местных контрабандистов и - свероятностью где-то ввосемьдесят шесть процентов изста - незаконных золотодобытчиков. Подприсмотром дамы, которая - вероятность семьдесят два илидаже семьдесят пять изста - своего «безвременно почившего» супруга самаже натот свет иотправила.
        Неожиданно. Эточтоже, вИнституте новый подход к«содействию всборе информации»?
        Пока горничная спримечательной туземной внешностью исмеющимися глазами помогала разместить чемоданы, яуточнил усопровождающего: анеперепуталли тот адрес? Мневполголоса объяснили: всвязи снаплывом столичных гостей найти свободное жилье вгороде стало изрядной проблемой.
        - Покрайней мере, этонепрохудившаяся изба, - заключил провожатый.
        Нунеизба так неизба. Буду расширять круг общения.
        - Благодарювас, э-эээ…
        - Дмитрий Расулович, - представился он - кажется, втретий раз засегодняшний день. Илья Павлович замоей спиной только вздохнул. - Саянов Дмитрий Расулович, отдел сопровождения строительства. Ягеодезист. Коллега, чтоожидает нас вприемной генерал-губернатора, - старший проектировщик. Уверен, онсумеет куда полнее ответить наваши вопросы…
        Вобщем, кгубернатору всеже пришлось заехать. Проектировщик действительно оказался более осведомленным, ипочасти вопросов наконец-то удалось услышать что-то конкретное. Нуипропуск заодно выписали. Пришлось, правда, пообещать наследующей неделе появиться названом ужине.
        Снова придется изображать изсебя фокусника-менталиста. Ноэто - вбудущем. Покаже меня, наконец, ожидала работа!
        Настроительной площадке, разумеется, первым делом следовало осмотреть речной берег. Однако Илья Павлович иДмитрий Расулович судивительной синхронностью подхватили меня подруки идоставили квысокому срубу стабличкой «Администрация». Оказалось, чтобы подступиться крухнувшим опорам ипролетам, мало было пропуска - следовало быть еще представленным руководителю строительства Волынскому. Ноэто ничего. Дляэтого достойного господина уменя тоже подготовлены были вопросы.
        Волынский оказался изрядно издерганным ирано поседевшим инженером стяжелым взглядом инесколько излишне крепким рукопожатием.
        - Значит, выиесть тот обещанный императорским институтом чудо-менталист?
        - Совин Нестор Вольгович, - представилсяя, тряся онемевшей рукой.
        - Совин? - Судя поопустившимся бровям, собеседник быстро сообразил, что«тем самым» Совиным я быть никак немогу - хотябы всилу возраста. - Сын?
        - Внук, - совздохом отрекомендовалсяя. - Надеюсь, отсутствие высочайших орденов идюжины академических премий непомешает мне пройти наплощадку?
        Волынский окинул меня пристальным взглядом: сног доголовы иобратно. Чему-то хмыкнул.
        - После того, каксмените обувь. Иголовной убор.
        Только после того, какнаногах уменя оказались сапоги сжелезными носками, наголове - защитная каска, анаплечах - казенный жилет, нампозволено было пройти наберег.
        Минут десять я просто стоял, впитывая открывшийся вид.
        Река была огромна. Нет, язнал, конечно, чтоэто самый длинный исамый полноводный поток наконтиненте. Знал, чтопролеты моста должны были перекрывать магически активную среду «текущей воды» шириной почти вдва километра. Однако реальность ударила поразуму звонкой пощечиной. Неукротимая сила несла свои воды сюга насевер, буквально пронзая ткань мира. Изаставляла, какникогда остро, ощущать собственную смертность. Неудивительно, чтоврасчетах все допуски наколебания магического потока просто зашкаливали. Бедные маги! Какони вообще способны находиться, итем более работать, рядом сподобной энергетической вакханалией?
        Ураганный северный ветер гнал сморя отнюдь нелетнюю прохладу. Свинцовое небо, свинцовые волны, далекий, тающий вдымке берег. И,точно поднимающиеся изводы сгнившие зубы, - обвалившиеся опоры моста.
        Ярезко выдохнул. Ирешительно направился кводе.
        Весь этот день я лазил построительной площадке. Заставил Дмитрия Расуловича поднять команду геодезистов иперемерить заново все привязки. Вечером распаковал заботливо привезенные изстолицы приборы, установил, стараясь какможно четче поймать момент заката исвязанные сним энергетические преобразования. Всюкороткую сумрачную ночь колдовал надними, пристально следя запоказателями. Нарассвете буквально дышать забыл, неверя, чтопервый солнечный луч породил такой энергетический всплеск.
        Илья Павлович снамеком говорил овнимании, которое отусталости неизбежно рассеивается, ионеобходимости здорового ирегулярного сна. Однако я уже закусил удила. Наутро второго дня решительно направился кстроителям ипотребовал провести меня копором.
        Добираться нам предстояло настроительном роботе. Устройство это более всего напоминало гигантского краба, чтоотрастил себе огромные страусиные ноги. Повинуясь взмахам сигнальных флажков, железные ходули согнулись, опуская доуровня земли впечатляющий набор клешней, ковшей иухватов. Стихим свистом вырвались изотверстий струи пара.
        Вцентре, гдеу«краба» должна была находиться голова, примостилась круглая кабина управления. Поднялся прозрачный экран, имне, вместе смешком оборудования, помогли устроиться навтором кресле, расположенном позади пилота.
        Илья Павлович, которому места втесной кабине нехватило, озабочено хмурился.
        - Отключите второму пилоту доступ куправлению, - инструктировал мой денщик оператора строительной машины, - Совсем отключите. То,что Нестор Вольгович неумеет этой штукой управлять, ещеничего незначит, - научиться такому делу менталист может запару минут. Авот понять, чтоделать этого неследует, емунепосилам. Впринципе.
        Нучто занянька, честное слово!
        Сплавным шелестом опустилось наместо стекло. Взвыли гидравлические усилители. Кабина дрогнула ирывком поднялась вверх - примерно навысоту небольшой колокольни. Желудок мой, сабсолютной синхронностью, провалился куда-то кпяткам.
        Потребовалось несколько минут, чтобы призвать кпорядку бунтующий вестибулярный аппарат. Взяв себя вруки, япринялся синтересом оглядываться посторонам. Устроил перед собой журнал наблюдений икосился напривинченный снаружи магический барометр, готовясь снимать показания.
        Воттолчком ушла вперед одна лапа. Вторая. Машина сделала широкий, чуть дерганый шаг. Берег реки приближался рывками. Вотрастопыренные, устойчивые «когти» зарылись вил. Энергетика текущей реки ударила наотмашь, отозвалась звоном вушах. Робот, высоко задирая лапы, шелпомелководью.
        Язаставил водителя остановиться укаждой изопор. Затем, неверя собственным глазам ипоказателям прибора, потребовал вернуться назад иповторить обход, насей раз более обстоятельно.
        Мыпотоптались вокруг покореженного камня сторчащими изнего железными штырями. Машина присела, наполовину опуская кабину вводу. Снова поднялась.
        Чертовщина какая-то.
        - Так, - принял я волевое решение. - Этонадо смотреть вдинамике. Будем устанавливать датчики.
        Пилот нехотел выпускать меня изкабины. Унего, видители, правила безопасности ивысочайшие инструкции. Азапотерянного менталиста Волынский сам тут всех утопит искажет, чтотак ибыло. Пришлось пережать несколько проводов, перехватывая управление. Зафиксировал пилота наместе, отсекая его отизлишней активности, открыл кабину. Тяжкий вздох Ильи Павловича, казалось, слышно было ссамого берега.
        Надводой разлилась отборная ругань. Все-таки помногообразию иобразности лексического запаса строители способны поспорить скем угодно. Хотя господа морские офицеры тоже, помнится, такие идиомы разворачивали - заслушаешься.
        Необращая внимания навозмущение пилота, яподтянул поближе один изманипуляторов. Перебрался понему наполуразрушенный камень. Зависнув надволнами, собственноручно установил датчик. Туже операцию повторил еще семь раз - отостальных опор после половодья просто ничего неосталось. Ничего страшного, восьми точек отсчета мне хватит.
        Ногу вот еще распорол арматурным штырем. Ноэто, правоже, мелочи. Довольный собой иокружающим миром, янаправил робота натвердую землю.
        Пилот, которого, наконец, выпустило из-под защитной рамы, задыхался отзлобы. Выволок меня изкабины, будто изгоняя измашины нечистого беса. Отшвырнул подальше отнивчем неповинного робота ивсерьез уже примерился бить морду, однако занесенную руку его совсем возможным сочувствием перехватил Илья Павлович.
        Примчавшийся наберег Волынский тоже принялся орать. Громко и, пожалуй, даже непечатно. Что-то проценнейший ресурс империи, который едва неутопили прямо унего наглазах. Я,поджимая кровоточащую ногу, только морщился. Нунедумаютжеони, чтоменталист мог несправиться суправлением?! Опыт, темнеменее, подсказывал, чтоозвучивать собственное недоумение сейчас нестоит. Вместо этого позволил себя усадить иобработать рану.
        Погруженный всвои мысли, япочти необращал внимания нато, какименно Илья Павлович всех успокаивал. Влегком полутрансе разрешил вывести себя состройки ипогрузить ввозок. Ужепочти перед самым отправлением вдруг встрепенулся ивцепился вобеспокоено хмурящегося Волынского.
        - Авы каксчитаете: почему он упал?
        - Просите, что? - недружелюбно прошипел тот.
        Япопытался сесть ровнее.
        - Мост. Увсех тут имеется собственная теория, чтож такого случилось свашим мостом. Ноприэтом вы - человек, видевший всё происходящее собственными глазами. Увас информации едвали небольше, чемувсех остальных вместе взятых. Каково ваше предположение?
        Волынский выпрямился ипопытался освободить зажатый вмоих пальцах рукав.
        - Яготов полностью разделить выводы высочайшей комиссии…
        - Ясейчас неовыводах. Аоваших личных, ничем неподтвержденных, абсолютно нелогичных догадках. Почем он упал?
        - Оннепадал, - огрызнулся Волынский, прекращая попытки вырваться. - Егопока что так инеудалось возвести.
        - Почему?
        Старший инженер глубоко вздохнул. И,будто отряхиваясь, передернул плечами.
        - Когда первопроходцы впервые пришли вэти земли иобъявили их собственностью императора, наместных жителей наложен был богатый ясак. Чтобы получитьего, брали взаложники семьи влиятельных туземцев. Втом числе был захвачен ивнук тогдашнего великого шамана.
        Отудивления уменя даже вголове прояснилось.
        - И?
        - Ипарнишка простудился вледяном остроге иумер, даже после того, какего дед выплатил запрошенную цену. Шаманже вответ проклял пришельцев. Проклял все их начинания, проклял свою землю, чтоб та отвергла само наше присутствие. Чтоб ниодно деяние империи наберегах Великой реки неимело успешного завершения.
        Волынский выпрямился, явно ожидая, когда возмущенный менталист примется высмеивать невежество исуеверия. Этоон зря.
        Простейшая логика давала понять: магия дикарей отнюдь нестоль примитивна, какее любили представлять высокоученые академики. Туземный шаманизм опирался всвоей силе накровавые заговоры иритуалы смены времен года, напризывы кдухам идоговоры снечеловеческими сущностями - вобщем, всето, чтовсреде просвещенной магической общественности было принято огульно объявлять шарлатанством итутже, непереведя дыхания, огульно запрещать. Занарушения, чтохарактерно, грозя отнюдь нешарлатанскими карами.
        Вобщем, вто, чтопроклятие великого шамана - этоболее чем серьезно, яверил. Но…
        - …нодвести лет? Выполагаете, спустя два века после смерти колдуна его сил хватает натакое воздействие?
        Волынский фыркнул сквозь усы:
        - Асилы необязательно должны принадлежать мертвому колдуну. Утуземцев вполне хватает живых шаманов, способных развить иуглубить славные начинания предков. Аеще уних вполне хватает поводов нелюбить губернские власти иих… деяния.
        Воткак. Ямедленно выпустил шитый серебром рукав мундира. Прикрыл глаза, прокручивая впамяти свой осмотр площадки. Ниразу заэти два дня я невстретил настройке рабочего сприметной туземной внешностью. Ниодного подсобника илихотябы грузчика. Учитывая, сколь скупо населена губерния икакмало здесь «титульных» имперцев, подобное упущение было вбуквальном смысле невозможно. Вывод? Туземцы настройке работали. Раньше. Апосле катастрофы сосметенными льдом опорами Волынский их разогнал иввел драконовский пропускной режим. Значит, принимаем вовнимание, чтоэто непросто красивая сказка длянадоедливого менталиста. Ксвоей теории руководитель строительства относится какминимум серьезно.
        Интересно.
        Яоткинулся навозке. Повинуясь зычному окрику, тронулись кони. Дергающая боль вноге будто отдалилась, поблекла. Реальность вокруг расплывалась поднаплывом роящихся вголове мыслей иформул.
        Также погруженный впространство чисел ипротивонаправленных векторов, язашел вдом. Съел все изпоставленных передо мной тарелок, вбане вылил насебя пару ушатов воды, смывая речную грязь. Позволил Илье Павловичу перебинтовать ногу. Когда голова коснулась подушки, яисам непонял: провалилсяли всон иливсплетение пространственных формул.

* * *
        Просыпаться было трудно. Память смутно сохранила воспоминания обИлье Павловиче, который удерживал мои плечи, пока сутулый незнакомый медикус ковырялся вноге. Нагубах горчил вкус обезболивающей настойки, мысли ворочались вголове, будто замороженные.
        Япобрюзжал всторону Ильи Павловича, стребовал снего кофе впостель иотчет. Выяснилось, чтопроспал я почти двое суток. Однако. Чтоспоказаниями установленных датчиков?
        Адатчики, оказывается, сопор еще несняли.
        - Какнесняли? - подскочил я наподушках, едва необварив себя кофе. - Почему несняли?! Зачем я вообще устанавливал эти приборы, если теперь немогу получить сних данные? Наплощадку. Сейчасже. Немедленно! Гдемой мундир?
        Илья Павлович едва несилой усадил меня обратно. Взяв взаложники сапоги смундиром, убедил, чтосизъятием датчиков он справится сам. Идаже лучше, потому какменя, всвете недавних событий, могут наплощадку просто непустить.
        Яснедоумением посмотрел напредательски подвернувшуюся ногу ивсеже пообещал сегодняшний день провести дома. Видимо, былприэтом достаточно убедителен, потому что Илья Павлович, устроив меня вкресле вгостиной иотдав распоряжения озавтраке, отправился добывать необходимую информацию.
        Дождавшись, пока заним хлопнет дверь, яссутулился вкресле изакрыл лицо руками. Затем ссилой провел пальцами поволосам, пытаясь сбросить сонную одурь.
        Верный надсмотрщик зря беспокоился. Всеопасные эксперименты исамоубийственные выходки, отмеренные насегодняшний день, янамеревался совершить, несходя судобного кресла.
        Мненужно было омногом думать.
        Нопока - ещеодин недостающий кусочек мозаики. Темболее что насей раз носителя нужной информации искать ненужно - онасама комне сейчас подойдет.
        Скрипнула дверь, ия выпрямился вкресле, приветливо улыбнувшись заглянувшей вкомнату горничной. Ну,покрайней мере, смоей точки зрения улыбка была приветливой. Девушкаже почему-то неуверенно застыла.
        - Барин, завтрак?
        - Подавайте.
        Всето время, пока горничная суетилась вокруг стола, расставляя тарелки сблинами исоусники сразличными видами варенья, япристально ее разглядывал. Смуглая гладкая кожа, поднимающиеся квискам узкие глаза, спрятанные подчепцом черные косы. Тонкие морщинки напереносице ивуголках глаз. Похоже, девушка нетак молода, какпоказалось мне сначала. Внешность туземцев изастывшее, точно маска, выражение лиц сбивали столку.
        - Барин?
        Девушка, спрятав руки подпередник, нервно замерла рядом. Я,похоже, слишком долго ипристально ее рассматривал.
        Неглядя ухватил ложку, кивнул насвободный стул.
        - Аяана, дочь Эрхана, правильно?
        Осторожный кивок.
        - Присядьте, пожалуйста, Аяана Эрхановна.
        - Какможно, барин…
        - Садитесь, - сказал снапором. - Выголодны?
        - Никак нет, барин.
        - Ну,налейте себе хотябы чаю.
        Подмоим взглядом она неуверенно потянулась ксамовару. Хм,счегобы начать… Лучше всего просто спросить напрямую. Ато решитеще, чтоугрожаю девичьей чести. Как-то впохожей ситуации отменя уже пытались отбиваться. Табуреткой. Голова потом неделю болела ипары мыслей связать немогла.
        - Выведь слышали омосте, который желают построить через Великую реку?
        - Барин прибыл, чтобы узнать, почему мост построить нельзя? - осторожно сказалаона.
        Воттак сразу - нельзя. Не«кто помешал» ине«почему рухнул», а - «нельзя». Яснова кивнул своим мыслям.
        - Расскажите, пожалуйста, чтоговорят омосте среди коренных жителей?
        Онавзвилась наноги. Отброшенный стул сгрохотом отлетел всторону.
        - Барин! Мынепортили! Мынепроклинали! Большой начальник ошибся, послушал навета. Люди невредили…
        - Язнаю, - успокаивающе поднял рукия. Убедился, чтодевушка вроде несобирается хватать соскатерти ножи иливилки. Кое-как поднялся, вернул наместо стул (пусть лучше надругой стороне стола будет, отгреха подальше), поставил. - Знаю. Янеспрашиваю, кторушил. Яспросил - чтоомосте говорят? Ведь ходятже, наверное, среди ваших родичей какие-то слухи, догадки? Ямогбы допросить рабочих напереправе илирыбаков, чтоживут уреки. Но,видите, поранил ногу инемогу пока далеко ходить. Поэтому спрашиваювас. Расскажите. Пожалуйста. Язаплачу.
        Онарассказала. Яметодично уничтожал блинчики, незабывая подливать себе исобеседнице чаю, изапоминал каждое слово, каждый оттенок интонации. Сослухов незаметно перешли клегендам, затем ксказкам. ОВеликой реке, одороге дорог, оземле, чтозаперта заночными снегами инаселена духами. Одевочке-рыбачке, чтопосветлой воде проплыла налодке вмир мертвых, дабы найти лекарство длябольной матери. Аяана говорила иговорила, сбиваясь симперского языка нанаречие своих предков, жестикулируя, напевая низким голосом тревожный речитатив.
        - Великая река течет изгор кхолодному морю. ИВеликая река течет между миром людей имиром старых богов. Человеческими руками невыстроить дороги кстране духов. Духи разгневались. Духи покарали людскую гордость.
        Когда Илья Павлович отворил дверь, янебезудивления понял, чтопроговорил сгорничной более двух часов. Поднедоуменным взглядом денщика девушка вскочила, принялась поспешно убирать состола.
        - Илья Павлович, позвольте одолжить ваш кошель?
        Тот, неизменяя выражения лица иникак некомментируя происходящее, протянул требуемое. Ящедрой рукой выгреб все наличные деньги исунул их горничной. Отдуши поблагодарив, выставил Аяану задверь.
        - Ну?
        Илья Павлович, хмыкнув, поставил наосвобожденный стол кофр. Внутри, тщательно обернутые ввойлок, лежали снятые собрушенных опор датчики. Остаток утра ушел нато, чтобы скрупулезно, непозволяя себе торопиться, снять собранные задвое суток показания. Язанес врасчерченную вжурнале таблицу последнюю цифру. Мрачно обозрел расстилающуюся перед мысленным взглядом аномалию. Затем убил еще несколько часов, чтобы составить графики изарисовать, вмеру своих художественных возможностей, энергетические кривые.
        Ментальный транс, вопреки обыкновению, отдавался ввисках неэстетическим удовлетворением отправильно решенной задачи, аупрямой тупой болью. Полученные данные были невозможны. Ответы, изних выводимые, - невероятны. И,да, явкурсе, чтоесли отбросить все неверные решения, тооставшееся, скольбы невероятным оно нибыло, ибудет правильным. Новоимя Разума иПросвещения! Всему должен быть предел! Обязаны существовать какие-то… незнаю, границы невероятности. Потому что - нунеможет ведь быть. Никак. Совсем.
        Однако есть. Реальность, даннаянам, таксказать, вощущениях. Враскрошенном камне, всмятой арматуре, впотраченных казенных миллионах.
        Ичто теперь прикажете сэтой реальностью делать?
        Заокном клубилась сумрачная мгла. Крайний Север. Начало лета. Здесь исейчас это называют ночью.
        Ильи Павловича небыло - небезтруда заставив меня проглотить ужин, онсчувством выполненного долга отправился спасть. Какнеудачно. Вкои-то веки мне могло пригодиться его мнение. Отставник обладал именно теми качествами, которых нехваталомне: практичностью, чутьем наопасность иогромным опытом почасти взаимодействия снепредсказуемым родом человеческим. Может, разбудить?
        Ясостоном выбрался изкресла ипринялся, сильно прихрамывая, ходить покомнате. Зачем-то зажег старую керосиновую лампу - пламя бросало настены причудливо танцующие отблески. Полскрипел.
        Вопреки распространенному мнению оменталистах, мы, вообще-то, вкурсе собственных «слепых пятен». Более того, построив несколько несложных логических цепочек, несложно было проследить истоки своих особенностей. Частично дело было воврожденных качествах - дляобучения отбирали детей, демонстрировавших определенные склонности. Нуи, конечно, само… обучение.
        Методики ипринципы воспитания менталистов были разработаны жрецами Древнего Египта. Ивместе сэтими жрецами тысячелетия назад канули вЛету. Заново открыл древние секреты некий амбициозный завоеватель вовремя своего знаменитого Египетского похода. Правда, по-настоящему использовать их смогли уже его враги, изначительно позже.
        Стех пор человечество довольно далеко продвинулось впонимании возможностей дарованного нам Разума, однако основные методы обучения оставались неизменны современ фараонов. Магические настойки, ритуалы, введение втрансовые состояния. Крокодилами нас наэкзаменах нетравили всилу технических причин - влюбезном отечестве отсутствовали крокодилы. Авот решать геометрические задачки, сидя впостепенно затапливаемом каменном мешке изная, чтоединственная возможность выбраться - найти исобрать изреек верный ответ, - этода, этоприходилось. Регулярно.
        Результатом обучения становился инженер, способный думать, какприрожденный воин способен сражаться - инстинктивно, стремительно ибезошибочно. Правда, обратной стороной процесса было то, чтонекоторые слои психики, которые обычные люди всебе либо незамечают, либо считают само собой разумеющимся, оказывались перекошены. Инстинкт самосохранения, например. Илисоциальные навыки.
        Менталист может вуме рассчитать время итраекторию движения небесных тел - ноон неспособен вовремя поесть илихотябы осознать такую потребность, пока несвалится вголодном обмороке. Менталист запару минут выполнит технический проект, надкоторым команда математиков сиделабы неделями, - нозадание «считать вот это» ему, скорее всего, даст кто-то состороны. Металист - этотакой возведенный вабсолют инженер, чтогениально решает задачи, которые перед ним ставят старшие жрецы. Нуиликто там заних выступает внаш век пара иПросвещения.
        Самостоятельно понять, какие именно задачи надо решать, акакие - лучше оставить встороне, менталист… Нет, впринципе, может. Если ему придет вголову вообще надэтим задуматься.
        И,возвращаясь крешению, которое касается одного конкретно взятого моста. Может, стоит его «потерять»? Сделать вид, чтонеразобрался? Ужбольно последствия вырисовываются… социальные. Ипросчитать их схоть какой-то степенью достоверности уменя неполучалось.
        Мечущиеся покругу мысли прервал тихий стук вдверь. Ябросил короткий взгляд всторону окна. Утро? Ну,солнце, покрайней мере, встало.
        - Входите.
        Заглянула Аяана.
        - Барин, квам большой гость. Хозяин стройки, господин Волынский. Пригласить?
        Плечи девушки были напряжены, извзгляда исчез запомнившийся мне попервой встрече смех. Аведь она действительно умна, этачерноглазая туземная дева. Ивстоль интересном доме устоль примечательной хозяйки она оказалась неслучайно.
        Народ Аяаны затысячи лет путешествий вдоль Великой реки накопил немало мудрых преданий. Какова вероятность, чтокним прислушаются губернские власти? Пожалуй, раза вдва выше, чемнаблагосклонное внимание состороны императорского двора. Ноль, умноженный надва, равняется нулю. Такая вот занимательная арифметика.
        - Барин?
        - Попроси господина Волынского подняться.
        - Слушаюсь, барин.
        Руководитель строительства внесусветную рань был бодр, выбрит изатянут вбезупречный парадный мундир. Заскочил комне подороге кболее высокому начальству. Чтож. Такдаже лучше.
        Япринялся перебирать сваленные настоле чертежи, ищанужные.
        - Доброе утро, Нестор Вольгович. Какваша нога?
        - Что? - Яснедоумением посмотрел наноющую идергающую жаром конечность. - Болит. Вот, возьмите вот эту папку. Иэтот чертеж. Помогите свернуть. - И,несколько запоздало: - Вамтоже доброго утра.
        Волынский мрачно, сявным подозрением, посмотрел наврученный ему ворох бумаг.
        - Вынашли ответ?
        - Буду его моделировать. Наоснове вот этого плана вы построите понтонную переправу. Поней проведете кабель, нонапротивоположном берегу нефиксируйте. Вточках, где, согласно проекту, должны находиться опоры моста, установите преобразователи магической энергии. Дюжина увас должна быть вкачестве запасных деталей длястроительной техники, остальные можно реквизировать уэкипажа «Княгини Хельги» или«Княгини Татианы». Настройки дляпреобразователей я рассчитаю ипоправлю самостоятельно. Тутглавное - незатягивать.
        - Что? Послушайте…
        - Вседолжно быть готово кдвадцать первому июня. Кутру. Тоесть закончить подготовку нужно двадцатого. Опоздаем - ничего неполучится. Времени почти неосталось. Приступайте немедленно.
        - Нестор Вольгович, вамнекажется…
        - Вамнужен ответ? - неожиданно жестко перебиля. - Сделаете понтонный мост кастрономическому солнцестоянию - будет вам ответ. Несделаете - объясняйтесь симператорской канцелярией сами.
        Волныский посмотрел мне заплечо икоротко, по-военному кивнув, вышел.
        Ясжал пальцами нос. Необорачиваясь, пробормотал:
        - Доброе утро, Илья Павлович.
        И,недожидаясь его напоминания оноге, селвкресло.

* * *
        Первое свидетельство того, чтотребования мои были донесены доруководства, подоспело какраз кобеду. Явился вестник сзаоблачных начальственных вершин всопровождении самого Волынского, атакже его инженера-строителя истаршего инженера-проектировщика. Звали вестника Верой Никандровной.
        Вотктобы сомневался.
        - Но,Нестор Вольгович, - тряхнуло льняными кудрями прелестное создание, - установка временной переправы длиной вдва километра - этоочень дорого. Апреобразователи магической энергии? Ведь после перенастройки их придется заново отправлять назавод. Вызнаете, сколько стоит один-единственный такой трансформатор? Сколько стоит его доставка повоздуху сдругого конца империи?
        Уверен, сама она эти суммы могла озвучить вплоть допоследней копейки. Сучетом инфляции. Ипрогнозируемого падения цен нагелий.
        - Вера Никандровна, мненечего добавить. Длятого, чтобы показать причины обрушения моста, необходимо построить модель. Другого пути уменя нет, - хотябы потому, чтопо-другому мне никто неповерит.
        Онавздыхала искорбно опускала ресницы. Бездонные синие глаза полны были вселенского упрека. Еслибы ученый менталист только изволил объяснить! Видители, господа инженеры рассмотрели предоставленный чертеж, нонесмогли определить, вчем смысл создания временной переправы, когда ниже потечению работает прекрасный паром. Казна неможет позволить себе выбрасывать наводу лишние суммы. Бюджет проекта превышен…
        Мымотали друг другу нервы добрых два часа, новконце концов цербер, охраняющий недра отечественного казначейства, все-таки уступил. Вера Никандровна подписала смету. Приусловии, чтобудет лично присутствовать вовремя эксперимента.
        Теперь оставалось ждать. Ираз заразом пересчитывать модель. Может, конечно, ничего неполучится, новзрыва быть недолжно. Яуверен.
        Почти.

* * *
        Полдень двадцать первого июня выдался солнечным, и, поместным меркам, теплым.
        Явкоторый раз перепроверил калибровку преобразователей. Едва ощутимо коснулся реле, корректируя подачу энергии насотую долю процента. Опустил защитный щиток исобственноручно, педантично завинтил болты, закрепляя его наместе. Посмотрел всторону ожидающего наберегу высокого общества. Волынский сосвитой своих инженеров. Дмитрий Расулович спарой подчиненных. Министерство путей сообщения представлял чиновник - какего? Кто-то-там Калистратович. Радовала взгляд Вера Никандровна - темно-синяя строгая амазонка шла ей невероятно. Сопровождавшие даму молодцы изказачьей стражи глаз отвести немогли.
        Явыдохнул. Посмотрел наположение солнца нанебе. Мысленно воззвал кРазуму иПросвещению.
        Иопустил рубильник, запуская трансформаторы.
        Напервый взгляд ничего неизменилось. Несла темные воды река. Противоположный берег терялся вдали. Яподнял кглазам висящий нашее бинокль, внимательно изучил переправу. Всебыло абсолютно нормальным. Ничего странного илинеожиданного.
        Пожалуй, навсякий случай всеже стоит подождать. Минут пятнадцать. Илидвадцать. Илиполчаса.
        Когда гости стали проявлять уже отчетливое нетерпение, япредложил им прогуляться повременному мосту.
        - Нозачем?
        - Посмотреть, чтонаходится надругом берегу.
        И,недожидаясь ответа, первым шагнул вперед.
        Переправу сколотили наскоро, изспущенных наводу плотов. Мокрое дерево опасно скользило подсапогами. Припекало полуденное солнце. Этобыли самые длинные два километра вмоей жизни. Вовсех смыслах.
        Похоже, напряжение передалось испутникам, потому что кпротивоположному берегу все вышли непривычно собранными. Волынский первый заметил, чточто-то вокруг нето. Нуда ему иположено.
        Я,торопясь, подхватил катушку скабелем и, вытащив ее натвердую землю, зафиксировал. Пусть будет привязка. Ато малоли.
        - Нестор Вольгович, - пятясь назад, спросил Волынский. - Гдемы?
        Начавшиеся было разговоры стихли.
        - Авот это, - явыпрямился иотряхнул руки, - очень хороший вопрос.
        - Господа? - требовательно спросила Вера Никандровна, - Чтопроисходит?
        - Здесь нет дороги, - начал перечислять Волынский. - Неткаменных складов, которые должны стоять кюгу. Выше потечению невидно причалов. Вотэтот лесок, господа, былвырублен три года тому назад. Наего месте я лично строил времянки ибараки длярабочих. Которых здесь тоже нет.
        Воттеперьих, кажется, проняло. Вера Никандровна медленно обернулась вокруг своей оси. Попыталась разглядеть покинутый нами противоположный берег. Тщетно.
        - Такое ощущение, - тихо сказалаона, - чторанее здесь неступала нога человека.
        - Ну,если верить местным преданиям, всеже ступала, - педантично поправиля. - Возвращались обратно, правда, отнюдь невсегда.
        - Гдемы?
        - Потуземным поверьям - вмире духов. Согласно моим предположениям - просто вдругом мире. Через русло реки проходит пространственная аномалия. Вызванная, суда повсему, преломлением мощнейшего наконтиненте энергетического иводного потока. Всплески активности коррелируют ссолярными циклами. Хотя, полагаю, проход можно будет закрепить спомощью правильно настроенных преобразователей энергии. Естественным образом путь открывался вовремя солнцестояний. Ноимелких энергетических пиков, всочетании следовыми заторами, оказалось достаточно, чтоб раздавить между реальностямивсе, чтомы тут понастроили.
        - Тоесть мы сейчас… Мыступили… Мынаходимся вновой, никому внашем мире неизвестной колонии? - Вотона, достойная дщерь казначейства. Мгновенно оценила открывающиеся перспективы.
        - Необязательно, - предупредиля. - Полегендам, место это неслишком дружелюбно. Инесказать, чтоб так уж необитаемо.
        Илья Павлович поправил висящий наплече карабин. Военные, ссамого начала удерживавшие вокруг дамы защитное построение, подтянулись поближе.
        - Унас около пяти часов, чтобы осмотреться. - Якивнул геодезистам и, запрокинув голову, стал изучать кажущееся таким знакомым небо. - Можно взять образцы пород ирастений. Далеко неотходите. Нетеряйте друг друга извиду.
        Яснял сшеи бинокль, поднес кглазам. Парящая внебе птица оказалась нептицей, авовсе даже ящером. Иразмах крыльев там был неменее четырех метров.
        Янесколько ошарашенно потер глаза. Однако.
        Илья Павлович отобрал бинокль. Всмотрелся.
        - Мыотправляемся назад, - вынес он свой вердикт. - Немедленно. Подобные экспедиции так неорганизовываются.
        После недолгих переговоров геодезисты сгеологами, строителями ивоенным решили все-таки задержаться. Авот нас сВерой Никандровной подконвоем хмурого Ильи Павловича отправили обратно. Воизбежание.
        Дама была необычно молчалива. Опираясь намою руку, осторожно вышагивала помокрым доскам иочем-то сосредоточенно размышляла. Мне, впринципе, тоже было очем подумать.
        Вдруг, примерно насередине пути, Вера Никандровна остановилась. Обернулась. Требовательно сжала пальцы намоем запястье.
        - Акакже мост? - спросила. - Нестор Вольгович, если русло реки - этопространственная аномалия, непозволяющая наней строить, какнам возвести мост? Ведущий натот, нанаш берег?
        Этобыл интересный вопрос.
        - Ну, - вслух задумалсяя, - всегда можно построить тоннель.
        Хотя тут тоже надо считать.
        Ато малоли куда он выведет.
        Элеонора Раткевич
        Вору требуется судья
        - Да,я разграбил свою гробницу! - склочным тоном заявил фараон. - Вконце концов, жить начто-то надо!
        Патрик глаз немог отвести отэтого субчика.
        Когда Тэлбот сказал Патрику, чтособирается познакомить его состарейшим вампиром Лондона, давдобавок еще ифараоном, ирландец ожидал увидеть нечто если иневеличественное, тохотябы благовоспитанное. Напрасно ожидал. Фараон оказался обладателем оттопыренных ушей, тощей физиономии, подвижной, какуактера варьете, ипары великолепных черных глаз, вкоторых читалась радостная готовность уязвить собеседника влюбую минуту.
        - Патрик Шенахан, - представился детектив, смутно предощущая какую-нибудь выходку.
        Чтож, насей раз его ожидания небыли обмануты.
        - Нузачем так официально, джентльмены! - возгласил фараон, картинно отмахнувшись. - Кчему все эти сложности, право? Какие между нами могут быть церемонии! Ведь я немогу оказать вам ответную любезность. Какая вам разница, какменя зовут, Хотепсехемуи илиНесубанебджед - дахотьбы иНеферерикара! - выведь всеравно несможете этого выговорить.
        Тэлбот ответил наэту тираду невозмутимой улыбкой.
        - Впрочем, если вам так уж необходимо, - пошел науступки фараон, - выможете называть меня мистер Кинг. Рекс Кинг, эсквайр.
        Патрик нахмурился. Во-первых, онбыл уверен, чтоего собственная фамилия может составить непроизносимому Хотепсехемуи достойную конкуренцию. Вконце концов, ирландец он илинет? Аво-вторых, онрешительно непонимал, скакой стати он должен называть наглого фараона этим дважды царственным именем, если набронзовой дверной табличке честь-честью значится: «Мистер Дональд Дикинсон. Антиквар. Древности иредкости».
        - Непаясничайте, Досси, - небрежно промолвил Тэлбот. - Вамнеидет. Стех пор, каквы разграбили свою гробницу, увас было достаточно веков научиться прилично себя вести.
        Вответ фараон воздел руки кнебесам. Вероятно, придревних регалиях онбы выглядел величественно иустрашающе. Однако облачен он был втвидовый пиджак, иказалось, чтофараон-антиквар пытается снять состены невидимую картину. Какиподобает антиквару, картины, пусть инесуществующей, онневыпустил изрук втечение всего дальнейшего монолога. Длилось это действо около получаса, иПатрик узнал много нового онесчастной участи фараонов вообще ивампиров вчастности. Мало того, чтонужно заранее объяснить бальзамировщику его задачу, надо ведь ипройти через эту малоприятную медицинскую процедуру - риск, джентльмены, риск-то какой! - апотом приходишь всебя один-одинешенек, рядом нидуши, закусить ито некем… ох, простите, нечем… да пока найдешь тайный выход изгробницы, пока его размуруешь… атут еще некоторые, небудем показывать пальцем, отказывают многострадальному фараону всвященном праве разграбить собственную гробницу!
        Закончив пламенную речь, фараон задрал голову, посмотрел насвои воздетые руки так, словно никогда ничего подобного раньше невидел, опустил их искучным тоном осведомился:
        - Чаю, джентльмены?
        - Благодарю, - учтиво отозвался Тэлбот, - судовольствием.
        - Неужели все так страшно? - украдкой спросил его Патрик.
        - Ну,несовсем, - тихо ответил Тэлбот. - Вообще-то бальзамирование полностью снимает жажду крови недели примерно надве после пробуждения. НоДосси любит преувеличивать.
        - Итак, джентльмены, чему обязан честью вашего визита? - благовоспитанно осведомился фараон, хрустя печеньем.
        - Проклятию, - сообщил Тэлбот, отпив глоток чаю.
        Фараон неодобрительно поджал губы.
        - Ай-яй-яй, мистер Тэлбот, - вздохнулон. - Каквам нестыдно! Выже современный человек! Яеще понимаю - какой-нибудь невежественный издольщик изглухого захолустья… новы! Никогдабы незаподозрил вас всклонности ксуевериям. Неужели вы ивсамом деле верите впроклятия?
        - Нет, конечно, - невозмутимо отозвался Тэлбот. - Аразвевы, Досси, верите вто, чтодважды два - четыре? Яневерю. Язнаю.
        События, которые привели Шенахана иТэлбота начаепитие ксклочному фараону, начались некоторое время тому назад вполне прозаически - просьбой опомощи. Вовсяком случае, длячастного детектива это неэкзотика, асамая что нинаесть проза жизни. Единственное, чтовыделяло эту просьбу измножества других - изложена она была нелично, аписьменно, ипередана снарочным. Впрочем, ивэтом нельзя усмотреть чего-то совсем уж необычного. Случается. Может, клиент напуган, боится слежки инерискует прийти воткрытую. Может, клиент сноб идурак исчитает, чтонавеки запятнает свое достоинство, снизойдя допосещения какого-то там частного сыщика лично. Аможет, клиент какраз умный ивызывает сыщика прямиком наместо преступления, покуда след неостыл. Хотя наподобную удачу рассчитывать трудно.
        Письмо было написано наочень хорошей, очень дорогой бумаге. Рукой, несомненно, мужской - решительной ивластной. Ничего общего сбезликой правильностью иразборчивостью, отличающей профессиональный почерк секретарей имелких клерков. Иной раз Патрик сердито думал, чтонет насвете никаких секретарей, есть только один секретарь, размноженный типографским способом, какутренний номер «Таймс». Неизменная улыбка, неизменный поклон, интонации, почерк… нет, этонаписано никак неСекретарем Вездесущим. Прибыть вособняк Эшвудов какможно скорее частного детектива Шенахана призывал ненаемный служащий, аявно сам лорд Эшвуд. Почему? Недоверяет секретарю? Илидело настолько срочное, чтонедодиктовки? Вобоих случаях Патрику следует поторапливаться. Неизвестно, чтостряслось вособняке Эшвудов, номожно смело голову прозакладывать - речь пойдет никак уж неопропавшей болонке инеобусах, пририсованных нафамильном портрете прабабушки неведомым оскорбителем.
        Предположения Патрика переросли вуверенность, когда оказалось, чтодобираться доособняка своим ходом ему непридется. Егоожидал экипаж. Похоже, дело предстоит ивпрямь скверное.
        Патрик еще недогадывался, насколько.
        Ондумал, чтоего проведут вкабинет хозяина особняка - иошибся. Лорд иледи Эшвуд встретили мистера Шенахана вгостиной - какеслибы он просто явился сосветским визитом. Вдевять часов утра, нуктобы мог подумать! Патрику поневоле сделалось непосебе: что, воимя всего святого, стряслось вэтом доме, если Эшвуды пускаются натакие нелепые ухищрения?
        Лорд Генри Эшвуд старался выглядеть невозмутимым, иунего почти получалось - еслибы пальцы недрожали. Этамелкая нервическая дрожь достранного невязалась сего внешностью. Высокий лоб, густые дуги бровей, надменный даже исейчас взгляд из-под тяжелых век, крупный нос, отчего-то вызывающий изглубин памяти слово «бушприт», аследом имысли обабордаже, азатем иморской мощи Великобритании. Сухопутную мощь олицетворяли собой усы военного образца. Жесткий рот иокруглый подбородок довершали облик хладнокровного исдержанного джентльмена. Воттолько проклятые пальцы…
        Зато леди Френсис Эшвуд нетолько старалась, ноивыглядела невозмутимой. Патрик хорошо знал этот тип женщин. Никто иникогда недолжен догадаться, чтоих терзает тайное горе илисмертельный страх, никто недолжен знать обеде илиболезни! Чеммучительнее страдание, тембезупречнее должно быть платье, темсвежее - цвет лица, темвосхитительнее - прическа. Только тогда ниодна живая душа нипочем незаметит нестерпимой боли. Леди Френсис выглядела настолько безукоризненно ивместе стем совершенно естественно, чтоПатрика мороз продрал покоже.
        - Мистер Шенахан, - произнес сэрГенри, - благодарю вас зато, чтовы откликнулись безпромедления.
        - Садитесь, прошувас, - учтиво улыбнулась леди Эшвуд.
        Патрик опустился вкресло.
        - Видители, мистер Шенахан, - начал было лорд Эшвуд, носбился, замолчал истарательно переплел пальцы, стараясь хоть так унять их дрожь.
        Патрик молчал, выжидая.
        - Внашем доме случилось несчастье, - сказала леди Френсис. - Двенедели назад пропал наш старший сын, Рональд.
        Впервый момент Патрик растерялся - даибыло отчего. Рональд Эшвуд пропал две недели назад - аего вызвали только сегодня, даеще исрочно! Чтоже это заисчезновение такое, если сначала донего никому нет никакого дела, апотом вдруг надо бежать напоиски сломя голову?
        - Недумайте, чтомы неприняли никаких мер, - угрюмо произнес сэрГенри. - Просто мы несразу поняли, чтопроизошло. Рональд исчез притаких странных обстоятельствах…
        Лорд Эшвуд вновь замялся. Иопять Патрик нестал поощрять его наводящими вопросами. Раноеще.
        - Онисчез иззапертой комнаты.
        - Простите, вкаком смысле?
        Удивление Патрика было совершенно искренним. Пресловутая запертая комната слегкой руки авторов детективных романов попадалась вымышленным расследователям буквально накаждом шагу. Пожалуй, криминальный роман беззапертой комнаты был чем-то почти неприличным - примерно каккоричневые ботинки причерном костюме. Вреальной жизни покойники неимели привычки закрываться наключ, чтобы досадить полицейскому инспектору иличастному сыщику. Идаже вупомянутых романах описывалась все-таки комната струпом, анекомната нисчем.
        - Всамом прямом, - раздраженно ответил сэрГенри. - Рональд лег спать примерно водиннадцать изакрыл свою спальню наключ изнутри. Утром он невышел кзавтраку. Яподнялся наверх, позвалего, ноон неответил. Вконце концов мы взломали дверь. Ноего там небыло. Окно закрыто, дверь закрыта изнутри - иникого. Постель смята.
        - Следы борьбы? - неудержавшись, перебил Патрик.
        - Нет, - покачал головой сэрГенри. - Даже одеяло неоткинуто всторону. Какбудто он лег спать, апотом невставал, аисчез прямо из-под одеяла. Иодежда вся наместе.
        Дичь какая-то.
        - Ичто, по-вашему, мыдолжны были подумать? - сердито вопросил сэрГенри так, словно именно Патрик должен был непросто знать, аеще исуметь каким-то неведомым образом вернуться надве недели назад иподсказать лорду Эшвуду правильные умозаключения.
        - Незнаю, - ответил Шенахан. - Янезнаком смистером Рональдом. Ачто вы подумали?
        - Чтоон… ну… решил подшутить наднами, - струдом выговорил сэрГенри.
        - Онбыл склонен кшуткам подобного рода? - ровным голосом осведомился Патрик.
        - Нет. - Лорд Эшвуд опустил голову. - Нет.
        - УРональда недосталобы чувства юмора длятакой проделки, - негромко произнесла леди Фрэнсис. - Даиизобретательности тоже. Онхороший мальчик, но… звезд снеба нехватает.
        Иначе говоря - молодой балбес благородного происхождения, перевел длясебя мысленно Патрик.
        - Ночто мы еще могли подумать? - настаивал сэрГенри.
        - Пока незнаю. Акстати - почему именно вы отправились звать мистера Рональда?
        Ивсамом деле - почему? Почему нелакей, недворецкий, негорничная, почему никто изслуг непопытался стуком вдверь разбудить заспавшегося шалопая илишь потом позвать его лордство?
        - Сним случалось, - насупился сэрГенри, - запираться усебя, если унас сним были… разногласия.
        Могу себе представить, мимолетно подумал Патрик.
        - Анакануне между вами были… разногласия? - онвточности скопировал интонацию лорда Эшвуда.
        - Нет, - отрезал сэрГенри.
        - Всебыло какобычно, - поддержала мужа леди Фрэнсис. - Никаких споров, резкостей. Ничего даже отдаленно подобного. Поэтому то, чтослучилось утром, было так… странно.
        Странно. Чтож, хорошее слово. Имможно назвать все что угодно.
        - Итак, вырешили, чтоэто шутка, верно? Имистер Рональд вот-вот появится?
        - Да, - несразу ответил сэрГенри. - Ябыл очень сердит нанего. Просто места себе ненаходил. Думал, вотпусть только вернется - яего отучу такие штуки выкидывать. Молодость молодостью, нонадоже знать хоть какие-то границы!
        - Ноон невернулся, - произнес Шенахан.
        - Да, - всетакже негромко откликнулась леди Фрэнсис.
        - Мывсю ночь неспали, - хмуро сказал сэрГенри. - Ябыл готов шею ему свернуть. Анаутро Фрэнсис потребовала начать розыски.
        - Выобратились вполицию?
        - Сначала - нет, - покачал головой сэрГенри. - Мывызвали частного детектива. Некоего Джона Николса… возможно, выего знаете?
        Шенахан слегка поморщился. Николса он знал - инепитал наего счет итени сомнений.
        - Ктовам его посоветовал? - Патрик очень постарался, чтобы вего голосе неощущалось презрение, которое он испытывал кНиколсу, лощеному снобу невеликого ума снепомерными амбициями.
        - Оннашел пропавшую собачку леди Карфекс, - пояснил сэрГенри.
        Нуда. Адлявашего лордства что чужая собачка, чтородной сын - разница невелика? Всеедино пропажа? Ох,недумаю…
        - Понятно, - сухо заметил Патрик. - Нопочему вы необратились вполицию?
        СэрГенри смолчал.
        - Боялись, чтовыплывет что-то неблаговидное? - этобыл нестолько вопрос, сколько утверждение. Патрик был совершенно уверен.
        - Дакаквы смеете! - судя поградусу гнева вголосе лорда Эшвуда, Патрик неошибся.
        Лорд Эшвуд устремил нанего тяжелый давящий взгляд. Наверное, наего подчиненных это действовало. Ночастного детектива сложно напугать игрой вгляделки.
        - СэрГенри, - твердо произнес Шенахан, - давайте договоримся. Вынеудав, ая немакака. Ненадо меня гипнотизировать. Если я должен найти вашего сына, мненужно задавать самые разные вопросы. Втом числе инеприятные. Ичто важнее, получать наних честные ответы.
        - Мистер Николс незадавал бестактных вопросов, - супреком возразил сэрГенри.
        - Разумеется, - согласился Патрик.
        Азачем, спрашивается, Джону Николсу задавать неудобные вопросы их светлостям имилостям? Болонки неделают карточных долгов, непьянствуют, несовершают растрат, неклевещут насослуживцев, неподделывают чеков. Надо отдать справедливость Николсу - искать пропавших болонок он умел. Нопропавшие люди - дело иное.
        Лорд Эшвуд еще раз свирепо взглянул наПатрика иотвел глаза.
        - Спрашивайте, - глухо сказалон.
        Согласие, выраженное насловах, само посебе еще ничего незначит - особенно если это слова дипломата. Патрик отлично понимал, чтоуступать сэрГенри инеподумал. Конечно, красспросам Шенахан приступил. Аможно было инетрудиться. Услышанное нестоило потраченных усилий. Исчезнувший Рональд Эшвуд неимел карточных долгов, какихбы то нибыло врагов, брошенных любовниц, тайных соперников, вредных привычек, проблем изатруднений. Егонепреследовали никредиторы, нишантажисты. Заним нечислилось ниупущений, ниоплошностей. Оннискем нессорился. Онбыл чист ибезгрешен, какболонка, - только Николсу ивпору искать столь безобидное создание. Ипочему он ненашел юного Рональда?
        Спустя минут десять Патрик поднялся.
        - Несмею более злоупотреблять вашим временем, - холодно произнесон.
        - Мистер Шенахан, - выдохнула леди Эшвуд.
        - Сядьте! - рявкнул сэрГенри.
        - Милорд. - Патрик инеподумал повиноваться. - Если вы зачем-то вздумали мне голову морочить, воля ваша. Ноесли вы мне настолько недоверяете, зачем вы обратились комне?
        - Господин министр отзывался овас сбольшим одобрением, - выдавил сэрГенри.
        Патрик улыбнулся краешком рта.
        - Господин министр мне нелгал, - сообщил он опешившим оттакого нахальства Эшвудам. - Онпосчитал возможным доверитьсямне. Иполучил результат. Какя могу искать вашего сына, когда вы все время пытаетесь что-то отменя утаить?
        - Ичтоже, повашему мнению, мыскрываем? - желчно осведомился лорд Эшвуд.
        Какон мог столько лет пробыть дипломатом? СэрГенри непросто врал, аврал неумело иагрессивно, ондержался какпровинциальный актер, играющий вдурно написанной пьесе, - нарочито инеуместно. Впрочем, нетолько его речи - всездесь было неуместным, неправильным. ИсэрГенри сволевым подбородком идрожащими пальцами, ипрямая спина инегромкий голос леди Фрэнсис, ипреисполненный вранья разговор вгостиной вдевять утра, идаже сама эта гостиная, выполненная встиле art nouveau. Патрик ожидал увидеть нечто куда более консервативное, ноего окружала лепнина, скругленные углы иприхотливые завитушки. Нетолько Шенахан, ноиЭшвуды казались чужаками всобственной гостиной, онинесочетались сней. Сее затейливыми арабесками сочетались разве что великолепные китайские вазы - Патрик хоть небыл знатоком, нонемог ошибиться. Этобыла неанглийская «китайщина», пусть иискусно выполненная, неспод, неведжвуд, невустер. Вазы были подлинными - ичувствовали себя куда вольготнее людей.
        Вероятно, именно вазы ивзбесили Патрика окончательно. Вдоме, гдевещи привычно нецеремонятся слюдьми, доводами разума ничего недобьешься. Следует бить, ибить наотмашь. Иначе этих людей непроймешь.
        - Например, почему вы отказались отуслуг мистера Николса, - жестко испокойно произнес Патрик. - Почему вы обратились вполицию. Почему вы обратились комне - двенедели спустя, сэрГенри! Нет, янеспрашиваю, кого подозревал Джон Николс иполиция. Яспрашиваю, кого подозреваете вы, милорд? Вконце концов, правила «cui prodest» никто неотменял. Кому выгодно исчезновение Рональда Эшвуда?
        Ипотому, какмгновенно сник лорд Эшвуд, Патрик понял, чтопопал вдесятку.
        - Этонелепо… так нелепо… - почти простонал сэрГенри иссилой потер лоб. - Этопросто невозможно.
        - Мистер Николс сам отказался отрасследования, - опустив глаза, сказала леди Фрэнсис. - Мысначала непоняли, почему. Нопотом полицейский инспектор сказал, чтоотисчезновения Рональда выигрывает вконечном итоге только один человек. Нашвторой сын Александер Эвери.
        Интересно. Очень. Николс, конечно, умом неблещет, нотакой очевидной версии он незаметить немог. Инепонять, чтоклиент такой версии непорадуется, темболее. Вотон исбежал, пока разъяренный сэрГенри неспустил его слестницы заклевету намладшего сына. Хотя стоп, леди Фрэнсис назвала Александера Эвери Эшвуда немладшим, авторым. Очевидно, есть идругой сын, ато исыновья.
        - Ктомуже он досконально знаком сдомашним распорядком, - кивнул Патрик, - чтобы подстроить таинственное исчезновение. Постороннему человеку это едвали подсилу.
        - Именно, - почти сненавистью произнес сэрГенри. - Именно так этот полицейский исказал. Почти слово вслово. Ноэтоже смехотворно!
        - Однако вы исами так думали, - предположил Патрик.
        - Нет, - безколебаний ответила леди Фрэнсис.
        - Да, - одновременно сней вымолвил лорд Эшвуд.
        Вотона, таправда, которую сэрГенри так старался скрыть. Инеотсыщика, аотжены. Скрыть, чтоАлександера подозревает нетолько полиция. Отступничество - вотвчем он нехотел признаваться. Карточные долги Рональда, егоженитьбу наактрисе илибезудержное пьянство отец несталбы прятать отприглашенного им детектива так тщательно - вконце концов, чьярепутация безпятен? Ктомуже Рональд еще так молод… Нет, неего грехи прикрывал лорд Эшвуд идаже невозможную вину Александера, асвою веру вэту вину.
        - Этонемыслимо, - струдом проговорил сэрГенри. - Янемог так думать… инемог недумать. Этосводило меня сума.
        Егопальцы были непросто сплетены - сжаты докостяной белизны. Ион непонимающе уставился насвои руки, когда узкая ладонь леди Фрэнсис легла сверху, пряча его стиснутые пальцы, защищая, прощая…
        - Ивы решили, наконец, развеять ваши подозрения - илидаже подтвердить, чтобы немучиться сомнениями? - спросил Патрик.
        Лорд Эшвуд покачал головой.
        - Нет, - очень тихо иочень просто произнесон. - Ябоялся. Носегодня… Алек просил разбудить его утром всемь часов. Настук вдверь никто неответил. Еепришлось взломать. Итам… понимаете, тамникого небыло.
        - Полицию уже известили? - коротко спросил Патрик.
        - Пока нет.
        - Распорядитесь известить. Ая тем временем осмотрю спальню. Может, что-нибудь удастся понять.
        …Дотого, каквзломали дверь, спальня Алека Эшвуда была полностью заперта изнутри. Этоневызывало никаких сомнений - какито, чтоее обитатель непрячется вшкафу, чтобы выскочить оттуда всамый неподходящий момент. Онивообще нигде непрятался. Онневставал спостели, чтобы уйти. Онпросто исчез. Одеяло еще хранило очертания спавшего подним человека - носамого человека небыло. Словно оболочка куколки сброшена бабочкой заненадобностью - воттолько где сама бабочка?
        Опустевшая постель производила жуткое впечатление. Куда более жуткое, чем, кпримеру, окровавленный труп. Вконце концов, покойник - явление обыденное, темболее длячастного детектива. Акровать, откуда исчез спящий… если это инсценировка - точей извращенный ум придумал ивоплотилее? Аесли нет…
        - Выбудете снимать отпечатки пальцев? - спросил сэрГенри.
        Патрик покачал головой.
        - Нет. Вэтом нет нужды. Оставьте это полиции. Уверяювас, ониоткатают отпечатки ничуть нехуже, чемя. Иниодного неупустят.
        - Вспальне Рональда было много отпечатков, - небезязвительности произнес сэрГенри. - Иниодного постороннего. Сплошь домочадцы.
        - Недумаю, чтопредоставить вкачестве посторонних отпечатков мои - этохорошая идея, - почти отсутствующим тоном отозвался Патрик. - Ипредъявлять полиции залапанное место происшествия ябы нестал. Влучшем случае это помешает следствию. Авхудшем еще ивызовет подозрения.
        - Какие еще подозрения? - возмутился сэрГенри.
        - Ну,например, - бесстрастно произнес Патрик, - чтомистер Алек действительно виновен висчезновении старшего брата искрывается отправосудия, авы ему помогаете инарочно наследили вего спальне, чтобы скрыть улики. Инепросто так, аподруководством частного сыщика.
        Лорд Эшвуд гневно засопел, ноПатрика его переживания неинтересовали. Равно какиотпечатки пальцев. Вовсяком случае, сейчас. Потом, после ухода полиции, онеще раз осмотрит иэту спальню, икомнату Рональда - скорее дляочистки совести, нежели надеясь что-то найти. Онсмутно ощущал, чтоникакие отпечатки непомогут ему обнаружить, какименно покинули свои постели сыновья лорда Эшвуда. Апредчувствиям своим Патрик умел доверять. Пускай мистики сомневаются, какая сила ниспослала им прозрение инелживоли оно. Практики, ккоторым ирландец причислял себя небезоснований, знают твердо: предчувствие - дитя опыта. Акопыту следует прислушиваться. Непапиллярные узоры вэту минуту нужны Патрику - другое, совсем другое. Емунужно понять, чтозачеловек обитал вэтой спальне. Понять, почувствовать. Найти неотпечатки пальцев - отпечатки души. Те,что остаются насамых обыденных вещах. Сброшенный перед сном халат, домашние туфли, недочитанная книга состарым конвертом вместо закладки, смешные фарфоровые фигурки накаминной полке, небрежно раздвинутые занавески, тяжелый ключ вдверном замке…
        Ключ.
        - СэрГенри, - спросил Патрик, - апочему вобоих случаях двери были закрыты? Ваши сыновья опасались кого-то?
        - Нето, чтобы… - смущенно произнес лорд Эшвуд. - Невтом смысле, который… понимаете, между Рональдом иАлеком два года разницы, иони… знаете, какмежду братьями водится? - почти умоляюще вымолвилон. - Каких только они друг другу каверз неустраивали! Щетку впостель подложить илитам лягушку подсунуть… стоило зазеваться иоставить дверь открытой, иуж точно жди сюрприза! Такчто они сызмала привыкли запирать двери. Ужеивыросли, идавно никаких проделок небыло, апривычка осталась. Понимаете?
        Патрик кивнул.
        - Новы неподумайте, - спохватился сэрГенри, запоздало сообразив, какможно истолковать его откровения, - этовсе дело давнее. Иэто было… ну, невсерьез. Дети есть дети.
        Невсерьез? Очень может быть. Аможет, инет. Вконечном итоге дети всегда вырастают - ноневсегда забывают…
        - Мистер Шенахан, - окликнула Патрика леди Фрэнсис, - чтоименно вы собираетесь предпринять?
        - Выяснить, чтоуспел узнать Джон Николс, аповозможности, иполиция. Чтобы неидти второй раз поуже отработанному следу. Времени итак вобрез.
        - Боюсь, выдаже непредставляете, насколько вобрез, - сказала леди Фрэнсис. - Через десять дней напасхальные каникулы приезжает наш третий сын, Бобби.
        Прямая спина, ровный голос - настолько ровный, чтонельзя непонять: леди внесебя отужаса.
        - Мнестрашно, Шенахан, - признался сэрГенри. - Неужели кто-то ополчился намоих детей? Нопочему?
        - Этонам ипредстоит выяснить, - ответил Патрик. - Икакможно скорее.
        Казалосьбы, нетникаких разумных оснований считать, чтоюному Бобби тоже непременно грозит опасность. Умом Патрик это понимал. Носогласен был несумом, асЭшвудами. Онбыл уверен, рассудку вопреки, чтоесли Рональд иАлек небудут найдены доприезда младшего брата, тоиБобби исчезнет изсвоей постели.
        - Скажите, - произнес Патрик, внимательно глядя начету Эшвудов, - выотменя больше ничего неутаили? Естьли еще что-то такое, чтомне следует знать?
        - Нет, - безколебаний ответил лорд Эшвуд.
        - Да, - одновременно сним вымолвила леди Фрэнсис.
        Лицо ее выражало спокойную решимость.
        - Мистер Шенахан, - сказалаона, - Генри незнает, чтомне известно, чтоего стипендиат Артур Линдон насамом деле его внебрачный сын. Илучше вам узнать это сейчас отнас.
        Лорд Эшвуд так иокаменел.
        - Ядавно знала. Ещедосвадьбы. Мойстарший брат мне рассказал, чтоуГенри есть ребенок ион онем тайно заботится. Юстэс нехотел этой свадьбы, онмне это рассказал, чтобы ее расстроить, нодобился какраз обратного. Ябы никогда невышла замуж зачеловека, способного бросить своего ребенка. Даже внебрачного.
        Онаулыбнулась мужу грустной понимающей улыбкой ивновь повернулась кПатрику.
        - Яхочу, мистер Шенахан, чтобы вы поняли меня правильно. Рано илипоздно этот секрет былбы раскрыт. Очень вероятно, чтотак оно ислучится. Яхочу, чтобы это нестало длявас неожиданностью. Ия прошувас, если это произойдет, защитить Артура Линдона отвозможных подозрений. Уверяювас, оннеможет иметь кэтому несчастью никакого отношения.
        Патрик испытующе поглядел нанее.
        - Выуверены, миледи?
        - Да, - твердо ответила леди Фрэнсис. - Артур - хороший мальчик.
        … - И,верите вы мне илинет, онивсамом деле хороший мальчик, - почти созлостью произнес Патрик.
        Злился он ненаАртура Линдона, анавпустую потраченное напроверку время. Даже если ты считаешь какую-то версию маловероятной, еенельзя оставлять непроверенной.
        - Нупочемуже, - мягко произнес доктор Мортимер, - явам верю. Какое впечатление он навас произвел?
        Какиподобает уважающему себя ирландцу, Патрик был упрямцем. Ноон небыл ослом. Там, гдеречь идет оспасении человеческой жизни, отступает любое упрямство илюбая гордость. Остается только профессиональный долг. Аесли твое упрямство непозволяет тебе обратиться запомощью вего исполнении, если твоя гордость отэтого пострадает, значит, тывыбрал нету профессию. ИПатрик, неколеблясь, засунул свое самолюбие всамые дальние закоулки души ипопросил опомощи Роджера Мортимера иДэвида Тэлбота. Вампир больницы Чаринг-Кросс иистребитель вампиров, забывших озаконе, могут проведать то, чего частный сыщик неузнает никогда - илиузнает слишком поздно. Аопоздать Патрик права неимел.
        - Хорошее, - сдосадой вздохнул ирландец. - Знатьбы заранее, несталбы ивремя тратить. Умный парень, доброжелательный исовершенно независтливый. Нескажу, чтовнем так уж инет нигоречи, нисамолюбия - нооно совершенно иного рода. Оннежелает зла своим законнорожденным братьям. Онжелает их превзойти только засчет личных способностей. Если сними что-то случится, онлишается возможности одержать победу. Кстати, стипендию лорда Эшвуда он получил абсолютно честно - каклучший ученик всвоем выпуске. СэрГенри неимеет кэтому никакого отношения. Нет, Линдону нет никакого резона похищать илитем более убивать Рональда иАлека. Другой унего интерес - исам усебя красть свое торжество он нестанет. Идиотская была версия.
        - Анеидиотская есть? - осведомился Тэлбот, истребляя лимонный кекс.
        - Нету, - мотнул головой Патрик. - Зато дурацких - сколько угодно.
        - Например? - поинтересовался Мортимер.
        - Например, один избратьев - навыбор, кому который больше нравится - похитил илиубил другого, асвое исчезновение инсценировал.
        - Исключено, - фыркнул Мортимер.
        - Илиеще - обабрата всговоре иисчезли подоброй воле.
        - Азачем? - придрался Тэлбот.
        - Чтобы досадить родителям. Чтобы спастись отшантажиста. Чтобы самим заняться шантажом. Илиеще чем-нибудь…
        Тэлбот красноречиво пожал плечами.
        - Яже говорю - дурацкие версии, - необиделся Патрик. - Ноэто ведь они сейчас дурацкие, когда я их отработал допоследней закорючки. Перевернул все камни ипокидал их повсем кустам. Ивытянул пустой номер.
        - Унас тоже, - признался Роджер Мортимер.
        - Лондонские вампиры ничего незнают олорде Эшвуде? - поразился Патрик.
        - Лондонские вампиры знают олорде Эшвудевсе, - возразил Мортимер, - вплоть дотого, какименно он втри годика звал свою любимую игрушечную лошадку. Нотолку отэтих знаний никакого. Заним нечислится нирастоптанных судеб, ниразоренных сироток, нитайных убийств. Оннепродавал секретных документов инеразбивал сердец. Ондаже вкарты немухлюет. Единственная его ошибка - этоМолли Хэттер, взамужестве миссис Линдон. Нотут еще вопрос, ктокого соблазнил. Анабрак сним Молли иненадеялась. Обычная история длянеопытного юнца изхорошей семьи.
        - Апочему тогда брат леди Фрэнсис был против ее брака ссэром Генри?
        - Юстес Форстер былбы против любого брака, - усмехнулся Мортимер. - Позавещанию деда он получал кругленькую сумму, если Фрэнсис невыйдет замуж додвадцати трех лет. Аесли выйдет, наследство делится пополам.
        - Так, может быть, он… - воспрял духом Патрик.
        - Неможет, - отрезал Мортимер. - Форстер вдов, богат ибездетен. Иназначил племянников своими наследниками.
        - Этово-первых, - заметил Тэлбот. - Авовторых, онглуп, какпробка. Емупросто ниума, нифантазии недостанет такое выдумать.
        - Ктомуже его проверили, - добавил Мортимер. - Навсякий случай. Версия, какговорит Шенахан, должна быть отработана. Итолько тогда ее можно счистой совестью назвать дурацкой.
        - Значит, Юстес Форстер нароль тайного врага негодится? - вздохнул Патрик.
        Онинедумал спорить. Вампиры, хоть изнают многое, неслишком охотно делятся сведениями спосторонними. Однако уж если они всеже соглашаются это сделать, ихинформация абсолютно надежна. ДаиПатрик, если вдуматься, после дела «Солнца бессонных» нетакой уж ипосторонний.
        - Наэту роль никто негодится, - сдосадой произнес Мортимер. - СэрГенри Эшвуд засвою жизнь неснискал настолько неутолимой ненависти ниоткого. Нет, унего, конечно, есть недоброжелатели. Есть те, ктобылбы рад подстроить ему пакость. Есть завистники. Всекакулюдей. Ноитолько. Всех этих недругов проверили. Онитут нипричем. Акроме них - никого. Эшвуд, всущности, зауряден. Лорд каклорд. Икакдипломат он неособо блистал. ВИндии - добросовестный служака, неболее того. ВКитае повезло несколько больше, тамон участвовал вразработке соглашений оконтрибуции вовремя боксерского восстания. Добра оттуда вывез нанебольшой музей - ну, такнеон один. Просто обычно вколониях ипротекторатах крукам золото липнет, камни драгоценные - алорд Эшвуд кхудожеству неравнодушен. Коллекция его насамом деле ценности немалой - ну, такэто понимать надо, чтобы позавидовать отдуши. Таких понимающих вЛондоне - раз-два, иобчелся. Кое-кто, пожалуй, могбы пойти наворовство. Нопохитить таким диким образом сыновей, чтобы потребовать взамен какую-нибудь нефритовую Гуаньинь, - увольте.
        - Темболее, чтовыкупа пока никто нетребовал, - напомнил Тэлбот.
        - Вотименно, - подхватил Патрик. - Имы досих пор незнаем, зачем это было проделано. Кому это могло быть нужно. Авремя работает противнас. Бобби Эшвуд приезжает послезавтра. Аунас наруках ниодной толковой версии. Сплошной туман. Внеограниченном количестве. Повсем трем основным вопросам. Зачем. Кто. Каким образом. Янадеялся, чтоесли мы поймем, ктоилизачем, товыясним, как. Аполучается, чтоникто - инизачем.
        - Остается попробовать вернуться квопросу, каким образом, - предложил Тэлбот.
        - Ая отнего инеуходил, - сказал Патрик. - Какбился обстену головой, такибьюсь. Тэлбот, этонемыслимо. Ясам осмотрел комнату Алека вместе сполицейскими - ужнезнаю, каких леди Эшвуд уломала натакое нарушение процелуры. Яосматривал комнату Рональда. Обазамка действительно были закрыты изнутри наключ. Инадними никто неизощрялся, чтобы снаружи втащить ключ вскважину сдругой стороны. Окна действительно были закрыты изанавешены. Никаких вынутых ипотом вставленных стекол. Двезапертые комнаты. Иэто нас никуда неведет.
        - Почему? - полюбопытствовал Мортимер.
        - Потому что это бесцельно. Роджер, поймите. - Патрик называл доктора Мортимера поимени крайне редко - разве что вминуты сильного волнения. - Если вывести заскобки самоубийство инесчастный случай, тотруп взапертой комнате - этовсегда трюк. Подлог, фокус - называйте какхотите. Отвод глаз. Манипуляция свременем. Манипуляция сместонахождением. Иувсех этих маневров есть цель - алиби дляубийцы. Закрыть дверь снаружи, первым поднять тревогу, взломать дверь иуже тогда сунуть украдкой ключ взамок свнутренней стороны, кпримеру. Создать видимость того, чтожертва была еще жива спустя хоть четверть часа после убийства. Неважно - главное, чтовсе эти уловки имеют смысл только втом случае, если взапертой комнате лежит труп иможно определить время смерти. Аунас нет тела! Унас есть две пустые кровати, апоним нескажешь, когда именно исчезли Рональд иАлек. Трюк выполнен безупречно - иникчему. Гденет точного времени, нетиалиби. Этовсе доглупости избыточно. Кчему такие сложности, если организовать исчезновение можно куда проще иприэтом обеспечить себе вполне приличное алиби? Если можно пустить сыщиков положному следу
- зачем убирать вообще все следы, какбудто молодых Эшвудов феи похитили!
        - Может быть, ифеи, - бесстрастно произнес Тэлбот.
        Патрик застыл отизумления. Кому другому онбы живо объяснил насчет неуместного юмора - ноДэвид нешутил. Убийца вампиров отлично знал, гдеикогда, аглавное, чемшутить неследует.
        - Аможет, инефеи, - темже тоном продолжил Тэлбот. - Мысделали большую ошибку. Ядолжен был осмотреть место происшествия сразу. Этосбереглобы нам много времени. Надеюсь, ещенепоздно. Шенахан, выможете это устроить?
        …Нивкаких фей Патрик неверил. Ирландский здравый смысл непозволял. Нуичтоже, если Шенахану довелось познакомиться свампирами ипризнать, чтоони существуют насамом деле? Вампиры - одно, афеи - совсем другое, инечего путаницу устраивать.
        НоПатрик верил Дэвиду Тэлботу. Иневажно, какую именно чертовщину убийца вампиров именует феями. Главное, чтоон вчертовщине разбирается. Такая унего работа. Ираз уж Тэлбот считает, чтоему нужно увидеть комнаты, изкоторых исчезли Рональд иАлек, оних увидит. Даже если ненайдет там нифей, ниэльфов, нибрауни. Тогда можно будет счистой совестью забыть овсевозможной мистике ивернуться кпоискам обычного преступника.
        Разговор состоялся вечером восьмого дня этих самых поисков - аутром девятого Тэлбот вошел вособняк Эшвудов следом заШенаханом. СэраГенри небыло дома. Беседовать пришлось следи Фрэнсис - ещеболее безупречной, чемвпрошлый раз. Онатак спокойно иприветливо улыбнулась им обоим, чтоуПатрика защемило сердце.
        - Этот джентльмен, - сказал он после того, какпредставил ей Тэлбота, - внекотором смысле мой коллега. Япрошу увас дозволения показать ему обе спальни ваших сыновей.
        Патрик умышленно избегал слов вроде «жертвы» или«исчезнувшие». Дотех пор, пока Рональд иАлек продолжают быть просто сыновьями - безвсяких определений, - уледи Фрэнсис есть хотябы тень надежды.
        - Да,конечно, - кивнула леди Фрэнсис. - Тамвсе осталось, какбыло. Никто ничего нетрогал после ухода полиции.
        Вкомнате Алека все ивпрямь осталось вточности таким, какПатрик запомнил.
        - Яздесь осмотрелвсе, чтомог, - сказалон. - Иесли что-то пропустил, топредставить себе немогу, чтоименно. Теперь ваша очередь.
        Тэлбот медленно кивнул. Ноздри его чуть расширились инапряглись, какеслибы он пытался уловить очень слабый, почти незаметный аромат. Кровь резко отхлынула отлица. Зрачки расширились. Кончик языка мгновенно мелькнул ивновь исчез - такзмея касается жалом воздуха, нащупывая нетолько инестолько предметы, сколько их незримый след, ихзапах. Даже странно, чтоязык уТэлбота нераздвоен… тьфу, вотже придет вголову всякая ерунда!
        Апопробуй непустить всвои мысли эту ерунду, если хороший знакомец выглядит сейчас пугающе чужим ичуждым. Роджер Мортимер - даже ивсвоей вампирской ипостаси, склыками - куда больше похож начеловека, чемэтот нынешний Тэлбот сего собачьим нюхом, кошачьим взглядом измеиными повадками!
        Плавным текущим движением - змей, какесть змей! - Тэлбот оказался возле постели, опустился наколени иначал ощупывать ее кончиками пальцев. Оннезакрывал глаз, ноего быстрые легкие касания были какими-то незрячими, будто он внезапно ослеп итеперь пытается наощупь распознать, чтоже это запредмет.
        Тэлбот наклонил голову кпостели. Поднял изамер. Слегка качнулся изстороны всторону, будто старался уловить источник звука, недоступного дляобычного слуха. Прошептал что-то. Ещераз беглыми движениями пальцев ощупал кровать.
        Патрик смотрел какзавороженный, боясь ислово молвить, чтобы непомешать Тэлботу. Онпонятия неимел, чтоизачем делает убийца вампиров - нотот, вневсякого сомнения, отлично это знал.
        Тэлбот поднялся сколен и, неотряхнув брюки, чтосделалбы любой обычный человек, встав спола, который никто неподметал вот уже восемь дней, направился кближайшей стене. Движения его были по-прежнему незрячими ивместе стем безошибочными. Исследовав стену темже образом, онпринялся закаминную полку. Пальцы его погладили китайскую фарфоровую фигурку изамерли.
        Несколько мгновений вкомнате было невыносимо тихо. Патрик затаил дыхание, аТэлбот, казалось, внем ивообще ненуждался. Наконец голова Тэлбота чуть запрокинулась, ион сделал длинный глубокий вдох. Краска вновь вернулась набледные обескровленные щеки, взгляд приобрел привычное выражение. Пугающий незнакомец исчез. Перед Патриком снова стоял прежний Тэлбот.
        - Что-нибудь прояснилось? - хрипловато спросил Патрик.
        Оннепонимал, почему Тэлбот никакого внимания неуделил двери иокнам. Почему он даже непомышлял искать возможные пути проникновения вкомнату. Зачем ему кровать илифарфоровая чепуховинка. Однако дляТэлбота все это явно имело смысл - иПатрик хотел узнать, какой.
        Истребитель кивнул.
        - Этонефеи, - бесцветным отусталости голосом произнесон. - Этопроклятие.
        Патрик изрядно опешил. Переспрашивать: «Авы уверены?» - неимело смысла. Тэлбот был уверен, иневедомое отэтого делалось невыносимо повседневным. Одно дело - салонная болтовня омистике, исовсем другое - когда никакой мистики нет ивовсе, аесть костяная бледность ислепые прикосновения, есть сосредоточенное усилие имимолетное чудовище, апотом - усталость иуверенность профессионала.
        - Выможете сним что-то сделать? - спросил Патрик.
        Уголки губ Тэлбота раздвинулись водобрительной улыбке.
        - Длячеловека, который насвоем веку никого страшнее вампиров невидывал, выдержитесь неплохо.
        - Нупочемуже никого? - втон ему отозвался Патрик. - Разве я мало людей повидал?
        Шутка была, возможно, несамого лучшего толка - ноона была необходима. Онапомогала принять действительность такой, какесть.
        - Ваша правда, - усмехнулся Тэлбот. - Человек - страшное создание. Ито, чтоздесь случилось, внекотором смысле творение рук человеческих. Номне оно непоплечу. Этоочень сильное проклятие. Сильное, старое, злобное. Инездешнее. Небританское, вообще неевропейское. Ясним несправлюсь.
        - Акто справится? - Патрик немог смириться свозможностью поражения. - Мортимер?
        Тэлбот покачал головой.
        - Во-первых, милейший доктор несовсем поэтой части. Этовсе равно, чтопригласить глазного врача лечить перелом. Можно, если нет другого выхода, - нозачем? Во-вторых, онпосле крестовых походов непокидал Европы - асила, захватившая этот дом, пришла издалека. Даже я разбираюсь вэтом больше Мортимера, номне оно непозубам. Всамом крайнем случае мы попробуем сдоктором управиться вдвоем. Нолучше обратиться кспециалисту.
        - Мыбудем искать колдуна? - непритворно удивился Патрик.
        - Нет, - возразил Тэлбот, - колдуна мы искать небудем. Иведьму тоже. Да,пологике вещей обычные проклятия - ихвотчина. Носэтой силой они ничего несмогут сделать. Стемже успехом можно охотиться намедведя сболонкой. Нет, Шенахан, намнужен неколдун, аантиквар.
        - Кто?!
        - Антиквар, - повторил Тэлбот. - Этакий жизнерадостный склочник. Надеюсь, намудастся его упросить. Исключительно привередливое существо. Новпроклятиях разбирается, какникто. Вконце концов, он - старейший вампир Лондона, даивообще всей Британии, иктомуже фараон.
        - Какой фараон?! - взмолился окончательно замороченный Патрик.
        - Древнеегипетский, - ухмыльнулся Тэлбот. - Жулик несусветный. Вампонравится, Шенахан.
        Тэлбот никапли неприлгнул - фараон ивправду оказался склочником ипройдохой. Патрик был почти уверен, чтоон откажет - просто изудовольствия отказать. Чтобы продемонстрировать, чтоон сам себе хозяин, иникто его несможет никчему принудить. НоТэлбот был неизтех, ктозаставляет лошадь пить насильно. Нет, онвел лошадь кводопою долгими окольными тропами, тоидело петляя иневозмутимо сворачивая всторону всякий раз, когда строптивое создание чуяло воду. Заставить лошадь захотеть пить истребитель умел виртуозно.
        - Иначто похоже это ваше проклятие? - спросил фараон словнобы нехотя, ноего выдавали глаза - живые, умные, полные властного сосредоточенного интереса.
        - Набутылку Клейна, - незамедлительно отозвался Тэлбот. - Нетрехмерную модель ссамопересечением, анастоящую. Свыходом вчетвертое измерение.
        Патрик вытаращил глаза. Онмногое знал оТэлботе, нодаже непредполагал, чтоубийца вампиров увлекается высшей математикой.
        Мгновением спустя ему предстояло удивиться еще сильнее.
        - Очень похоже направду, - раздумчиво произнес фараон, глядя насвое отражение вчашке счаем. - Мнеслучалось иметь дело стакими структурами.
        Часотчасу нелегче. Ладнобы еще Тэлбот - нофараон сосклонностью ктопологии решительно несоответствовал никаким понятиям одолжном порядке вещей.
        - Мнетоже, - сообщил Тэлбот. - НоневЕвропе.
        - Вамтоже? Воткак, молодой человек? - желчно проскрипел фараон. - Ну-ну. Хотите сказать, чтовы ивсамом деле вэтом разбираетесь?
        - Вдостаточной мере, чтобы понимать, чтоя могу, ачего немогу. Определить свойства проклятия я всостоянии.
        - Ну-ну, - повторил фараон. - Сделайте милость, расскажите старому Досси, чтовы там определили.
        Онявно напрашивался нассору, ноистребителя немогли смутить такие мелочи.
        - Проклятие охватывает собой весь дом, - произнес Тэлбот. - Посути, онсейчас являет собой одну огромную ловушку. Однако ее построение довольно необычно. Какправило, втакой структуре наиболее опасны двери, иногда окна. Анаше проклятие двери игнорирует.
        - Какимже образом жертвы покинули свои спальни? - осведомился фараон, воинственно помахивая чайной ложечкой.
        - Ониих непокидали, - возразил Тэлбот. - Можно сказать, чтонасвой лад жертвы все еще там.
        - Живые? - придирчиво осведомился фараон.
        - Безусловно.
        Фараон скривился.
        - Признайтесь честно, Тэлбот, - недовольно потребовалон, - зачем я вам нужен? Выисами неплохо поработали.
        - Чтобы найти материальный носитель проклятия, - ответил Тэлбот. - Янемогу его определить. Онточно вдоме, ноя немогу уловить даже приблизительно, гдеон ичто собой представляет. Вероятнее всего, этот предмет был привезен откуда-то сВостока. Предположительно изКитая - яощутил проклятие намного сильнее, когда дотронулся дофарфоровой фигурки. Ноопределить, гдеисточник проклятия, янесмогу - даже если перетрогаю всю коллекцию лорда Эшвуда. Наэто уменя нисил, низнаний нехватит.
        - Авот тут вы правы, Тэлбот, правы, - почти промурлыкал фараон. - Древности иредкости оставьте старому антиквару.
        Тэлбот склонил голову взнак почтения.
        - Хорошо, джентльмены, - внезапно согласился фараон. - Япоеду свами.
        Насколько Патрик успел понять древнеегипетского проходимца, егопоследняя фраза означала: «Имейте ввиду, экипаж нанимаетевы».
        Насей раз объясняться пришлось неследи, аслордом Эшвудом, иэто оказалось невпример труднее. Найти сколько-нибудь правдоподобную причину показать пресловутую коллекцию нетолько частному сыщику, ноеще иего невесть откуда взявшемуся коллеге, азаодно иподозрительному антиквару, оказалось почти невозможно.
        - Мыпредполагаем, чтоисчезновение ваших сыновей может быть связано свашей коллекцией, - кое-как выкрутился Патрик.
        Хорошо сказано. Главное, чистая правда. Инислова опроклятии - вкоторое лорд Эшвуд всеравно неповерит.
        - Всамом деле? - усомнился сэрГенри. - Икакимже образом, позвольте узнать?
        - Именно это нам ипредстоит выяснить, - безмятежно сообщил Досси.
        Ушлый фараон развлекался вовсю иникоим образом несобирался облегчать Патрику уговоры.
        СэрГенри нахмурился.
        - Если вы полагаете, чтоя впущу всвой дом подвымышленным предлогом…
        - Генри, - тихо ис силой произнесла леди Фрэнсис.
        Лорд Эшвуд замолк так резко, словно его ударили погубам.
        - Еслибы ради возвращения наших мальчиков, - сказала леди Фрэнсис, неповышая голоса, - мнепредложили впустить вдом эскадрон страусов верхом наверблюдах, ябы впустила истраусов, иверблюдов. Идаже слонов.
        ИсэрГенри сдался.
        - Хорошо, - произнесон, грузно вставая. - Пойдемте, джентльмены.
        Коллекция расползлась вовсему дому. Блюда, вазы, фигурки, шкатулки ипрочие безделушки попадались накаждом шагу. Тэлбот иногда дотрагивался доних, иногда скользил поним безразличным взглядом, аиногда ивовсе неудостаивал внимания. Фараон, напротив, велсебя, какиподобает антиквару, - рассматривал каждую вещицу, ощупывал, выискивал возможные изъяны, тоидело что-то бормоча себе поднос. Патрик могбы поклясться, чтонесносный Досси вовсе непроклятие ищет, апопросту любуется, разуж ему случай предоставился.
        Всепеременилось, когда перед гостями распахнулась дверь всвятая святых - туда, гденаспециальных полках иполочках томились подстеклом лучшие экспонаты коллекции.
        Онибыли прекрасны. Несбыточная мечта осовершенстве оделась фарфоровой, нефритовой, яшмовой плотью, растеклась тушью побумаге, засияла перламутром, зашелестела шелком. Любой мало-мальски сведущий антиквар душубы продал заправо полюбоваться этой красотой иумербы сумиленной улыбкой наустах. Воттолько Досси неспешил ниумирать, ниумиляться.
        - Так-так-так, - проскрипел фараон, - ичто тут унас?
        Онбочком подобрался кодной извитрин иоткрылее.
        - Нукакже интересно… - выдалон, впиваясь цепким взглядом встранный предмет.
        Поначалу Патрик принял его зашкатулку - ношкатулки должны открываться, аэта вещь была цельной, безмалейших признаков крышки илизамка. Назначение ее было непонятным - нодлячего-тоона, несомненно, предназначалась. Слишком много мастерства было вложено вэто изделие, чтобы предположить внем бессмысленную шутку. Даже если оно больше всего походит нафарфоровый кирпич соскругленными углами итемно-красной цветочной росписью.
        - Очаровательно, - изрек фараон. - Восхитительно. Беспрецедентно. Идавно вы спите вшкафу, милорд?
        Если досих пор лорд Эшвуд мог только предполагать, чтоантиквар повредился врассудке, тоего вопрос уничтожил любые сомнения насей счет.
        - Мистер Дикинсон, - осторожно поинтересовался сэрГенри, - чтозаставляет вас так думать?
        - Логика, - отрезал фараон. - Если я вижу, чтоподушка лежит вшкафу, аневпостели, вывод напрашивается сам собой.
        - Подушка? - удивился Патрик. - Это?!
        Фараон обернулся кнему.
        - Именно так, молодой человек. Этоизголовье.
        - ДляКитая это обычное дело, - пояснил лорд Эшвуд. Онрешил относиться ксловам антиквара, каккэксцентричной выходке, неболее того, ноэто непомогало ему унять раздражение.
        - Ябы несказал, - возразил фараон. - Недумаю, чтовКитае найдется еще хоть одно такое изголовье - илихоть один китаец, который осмелится нанем заснуть. Яудивлен, чтооно ивообще существует. Впрочем, яивэтом неуверен.
        - Новедь вы держите его вруках! - запротестовал Патрик.
        - Разумеется. - Фараон щелкнул ногтем пофарфору исотсутствующим видом прислушался кзвуку. - Дело втом, чтоэтот предмет неможет существовать. Этоочень древняя вещь. Старше любого фарфора, который вы могли видеть. Другой состав, другая температура спекания. Сейчас так неделают. Секрет утерян. Нодаже итогда изтакого фарфора никто неделал повседневной утвари. Только ритуальную. Вамэто что-то говорит, сэрГенри? Нет? Аведь вы - знаток. Ивам должно быть известно: сейчас никто неделает такого фарфора - атогда никто непользовался дляросписи пигментом «чи-ин». Егопросто незнали. Натогдашних изделиях неможет быть рисунка цвета «бычьей крови». Иуж точно нитогда, нипотом никто неизображал нафарфоре опиумный мак.
        - Выхотите сказать, чтоэто подделка? - выдавил сэрГенри.
        Фараон наградил его уничтожающим взглядом.
        - Несуществующее неможет быть поддельным. Аэтот предмет несуществует вобычном смысле слова. Онсоздан сразу внескольких временах - иниводном изних. Откуда он увас?
        - Этоподарок, - ответил сэрГенри, неочень понимая, скакой стати он отчитывается перед этим странным инеприятным гостем.
        - Подарок, - протянул фараон таким тоном, чтостановилось ясно - сэруГенри он неповерил нинайоту. - Скажите, милорд, вамдоводилось слышать олюдях, уснувших наволшебном изголовье?
        - Чтовсе это значит?! - запоздало возмутился лорд Эшвуд.
        - Этозначит, - произнес досих пор молчавший Тэлбот, - чтонам необходимо оставить наночь вспальне одного изваших сыновей этот предмет. Можете неопасаться заего сохранность. Мыбудем караулить его неотлучно.
        Трудно сказать, почему сэрГенри дал свое дозволение. Возможно, онпринял спутников Патрика заопасных сумасшедших, которым лучше неперечить. Авозможно, ощутил вих мнимом безумии странную истрашную истину.
        - Скажите, - промолвил он почти умоляюще перед тем, каквыйти изспальни Алека, оставив там своих гостей. - Моимальчики… они хотябы живы?
        - Да, - безколебаний ответил Тэлбот.
        СэрГенри вздохнул итихо закрыл засобой дверь.
        - Этоненадолго, - сухо сказал фараон, когда шаги лорда Эшвуда окончательно затихли. - Волшебные изголовья - существа сноровом. Человек заполчаса сна целую жизнь проживает, ато инеодну. Мынезнаем, кактечет время дляЭшвудов вих сновидении.
        - Новедь они неспали наэтом изголовье, - удивился Патрик.
        - Этонеобязательно, - поморщился фараон. - Довольно итого, чтолорд Эшвуд сам принес это создание всвой дом. Обычное волшебное изголовье мирно лежалобы подстеклом. Ноэто изголовье проклято. Емупонадобилось нетак уж имного усилий, чтобы подчинить себе весь дом. ДляРональда иАлека любая подушка была частью проклятия. Авотвам, Шенахан, придется спать именно наэтом изголовье.
        - Зачем? - ахнул Патрик.
        - Чтобы вернуть исчезнувших, - объяснил Тэлбот. - ВынеЭшвуд, проклятие неимеет квам отношения. Просто заснуть вэтом доме идаже вэтой спальне недостаточно.
        Патрик поежился. Исчезать из-под одеяла ему нехотелось. Новыхода небыло.
        - Выуверены, чтоя справлюсь? - помолчав, спросилон.
        - Если кто исправится, тактольковы, - уверенно произнес Тэлбот. - СэрГенри несможет вернуть сыновей. Проклятие проглотит его инепоперхнется. Поэтому мы даже инепытались ему предлагать. Аменя илиДосси изголовье вообще непропустит.
        - Аменя пропустит?
        - Вас - да. Шенахан, явампир, мыспим нетак, каклюди. Нашсон… поверьте, унего иная природа. Явообще несмогу войти вслед заЭшвудами.
        - Ая могбы, - сказал Тэлбот. - Нонедлятого, чтобы вернуть Рональда иАлека, ачтобы их убить. Яведь убийца вампиров, незабывайте. Итам, куда приведет меня сон, ябуду только убийцей.
        - Акем будуя?
        - Самим собой, - неожиданно улыбнулся Тэлбот. - Выведь детектив. Искатель истины воимя справедливости.
        - Чтоя должен буду сделать? - произнес Патрик, стараясь говорить твердо.
        Все-таки ему было страшно. Досих пор нелегкая заносила его втрущобы иособняки, впритоны иминистерства, иногда это бывало опасно, иногда - противно. Однако втакую переделку он еще непопадал ниразу.
        - Искать Эшвудов, - очень серьезно сказал Тэлбот. - Иучтите, чтоэто будет нелегко. Ихфотокарточки вам непомогут. Онимогут выглядеть какугодно.
        - Адляэтого, - подхватил фараон, покуда Патрик молча переваривал неожиданные сведения, - вамнадо будет лечь иуснуть. Нескажу, чтоэто полностью безопасно. Нопроклятие нацелено ненавас. Покрайней мере, изнашего мира вы неисчезнете. ЭтоЭшвудов проклятие утащило вместе стелом через черный ход - авы войдете вглавную дверь.
        Патрик сосредоточенно разглядывал каминную полку. Фарфоровые безделушки наней больше неказались забавными.
        - Навашем месте ябы тоже боялся, - признался Тэлбот. - Этоестественно. Однако постарайтесь недумать освоем страхе, когда будете засыпать. Онможет привести вас неверным путем. Думайте отом, чтовы хотите спасти невинных ивосстановить правильный порядок вещей.
        - Постараюсь, - кивнул Патрик. - Есть еще что-нибудь, чтоя должен знать?
        Втечение двух ближайших часов Тэлбот ифараон наперебой пичкали его всевозможными познаниями ирассуждениями. Патрик узнал оКитае едвали небольше, чемобовсех тонкостях собственной профессии, вдоволь наслушался соображений оприроде ипричинах проклятия, икогда фараон объявил, чтопора засыпать, былпочти рад, чтопытка информацией наконец-то завершилась. Онбыл так заморочен, чтосил бояться уже неоставалось. Недлятоголи Тэлбот сфараоном изатеяли этот разговор? Если Патрик чего иопасался сейчас, такразве того, чтонесможет уснуть.
        - Икакнаэтом спать? - ссомнением произнес Патрик, дотрагиваясь дохолодного фарфора.
        - Безснотворного, - отрезал фараон. - Никакого лауданума. Вообще никаких производных опия. Просто ложитесь изасыпайте.
        Патрик послушно опустил голову натвердую поверхность.
        - Жестко, - вздохнулон.
        - Если хотите, могу спеть колыбельную, - предложил фараон.
        Патрик представил себе поющего Досси ивздрогнул.
        - Какую колыбельную? - жалобно спросилон.
        - Древнеегипетскую, естественно, - хладнокровно заявил фараон.
        Нетуж, спасибо. Ещеприснится, чего доброго…
        - Недумаю, чтоэто мне поможет, - возразил Патрик, старательно елозя щекой пофарфору впопытке устроиться поудобнее. - Мнеже все-таки невДревнем Египте искать предстоит. Вотесли только китайскую…
        Итут Тэлбот запел.
        Слова незнакомого языка обступали совсех сторон, обволакивали, таяли ввоздухе… - нет, онисами были воздухом, иПатрик вдыхалих. «Ахда, Тэлбот ведь бывал вКитае», - успел подумать он прежде, чемсон крепко сомкнул его веки.
        Когда Патрик проснулся, вспальне Алека он был один. Солнечный свет настойчиво пытался пробиться сквозь шелковые занавеси. Фарфоровый божок безмятежно улыбался скаминной полки.
        Неполучилось.
        Патрик снова прикрыл глаза, чтобы собраться смыслями. Аглавное, чтобы изгнать подлое отчаяние пополам соблегчением. Ничего еще незакончено. Если нужно, онбудет пытаться снова. Иснова. Иеще раз.
        - Господин судья! Ваша светлость! Господин судья!
        Женский голос был таким пронзительным, чтоПатрик поневоле открыл глаза.
        Более британской физиономии Патрик вжизни невидывал. Ктомуже девица была белобрысая ивконопушках. Однако одета она была, каккитаянка… ну, илинарисованные китаянки насвитках ивазах изколлекции сэраГенри были одеты именно так.
        - Ваша светлость!
        Нисветлостью, нисудьей Патрик небывал отродясь, нопоскольку вспальне никого, кроме него, ненаблюдалось, вывод напрашивался однозначный.
        - Господин судья, вашзавтрак уже готов. Ивода дляумывания. Чтожелаете?
        - Умыться, - принял решение Патрик иоткинул одеяло.
        Только теперь он сообразил, чтодевица говорит нанезнакомом ему языке, асам он нетолько понимает, ноиотвечает ей натомже чужом наречии. Всеверно - ведь это сон, авосне возможно всякое…
        Вовремя умывания Патрик взглянул насебя взеркало - инеслишком удивился, увидев там совершенно незнакомого китайца сдлинными тонкими усами иредкой бородкой.
        Онимогут выглядеть какугодно.
        Поправка, Тэлбот, - ятоже. Инетолькоя. Этосон, авосне все может выглядеть какугодно.
        Продолжая выглядеть какугодно, Патрик приступил кзавтраку. Этооказалось неожиданно нелегким делом, инепотому, чтоирландец незнал, чемэто все едят - вилкой, ясное дело, вотжеона! - апотому, чтоневсегда мог понять, какие изэтих блюд съедобны. Пришлось довольствоваться чашкой риса ипарой маринованных слив: всеостальное выглядело слишком странно. Вреальности Патрик, вероятно, всеже попробовалбы неведомую снедь, новосне он нехотел рисковать.
        Впрочем, настоящие мытарства наступили, когда Патрик принялся облачаться водежды китайского судьи. Онведь понятия неимел, какэто все надевается изатягивается! Посчастью, настене обнаружился свиток сизображением какого-то божества, одетого, какчиновник. Сообразуясь сэтой картиной, Патрик ипридал себе подобающий вид. Упихивая волосы подчерную шапку с«крылышками», онедва удержался отсмеха: Тэлбот рассказывал вчера, чтокакой-то изимператоров повелел сделать эти «крылышки» чутьли невпару футов длиной, чтобы недавать чиновникам перешептываться между собой. Мол, нечего болтать опостороннем, когда должно слушать императорскую речь снадлежащим тщанием.
        - Ваша светлость, кэбподан!
        Кэбом, разумеется, оказался паланкин. Сопровождающий его стражник, впротивоположность служанке, слица был китаец китайцем, зато сон обрядил его вформу британского «бобби», только приалебарде. Патрика так иподмывало назвать его констеблем.
        Вздохнув, Шенахан полез впереносную коробку. О,теперь он вполной мере понимал несчастных чертиков напружинке, которых упрятывают вшкатулки ссюрпризом! Инеудивительно, чтобедолаги выскакивают прямо внос неосторожному, который откроет шкатулку. Патрикбы тоже выскочил изсвоего заключения - воттолько крышку никто открывать несобирался. Единственное отличие отчертика, которое отчасти утешало Патрика, - онхотябы мог смотреть вокошко.
        Апосмотреть было начто.
        Лондонский Биг-Бен горделиво вздымался надоблепившими его домиками-фанзами. Одинокая пагода, приткнувшаяся удороги, выглядела ивполовину нетак импозантно. Буддийский бонза учтиво поклонился проезжающему мимо судье, приподняв котелок изажав подмышкой зонтик.
        Мимо сновал разнообразный люд всовершенно невероятных одеяниях. Из-под расшитого утками-мандаринками халата вызывающе торчали белоснежные манжеты сзапонками икрахмальный воротничок. Дама вбальном платье стурнюром ишлейфом семенила, покачиваясь, кокетливо выставляя то идело крохотную ножку в«лотосовой» туфельке. Рыжий парень смрачной физиономией лондонского докера щеголял огромной туго заплетенной косой.
        Постепенно встречных становилось все меньше; городские виды сменились прямоугольниками рисовых полей. Кое-где наних трудились люди, ноПатрик издалека немог разглядеть, какони выглядят ичто делают.
        Внезапно где-то совсем рядом раздались вопли извуки ударов. Патрик высунулся изпаланкина едвали недопояса, опасно накренив переносной короб. Носильщики мигом остановились иопустили паланкин наземлю.
        - Чтоздесь происходит? - спросил Патрик.
        - Дорожные работы, - сготовностью пояснил стражник-констебль.
        Дорожные работы? Здесь? Нарисовом поле?! Ивсеже стражник был прав. Присмотревшись, Шенахан увидел, чтовруках уработников нерассада, несерпы дляжатвы, ашпалы. Люди сноровисто укладывали их прямо посреди поля. Шпалы приминали собой нетолько нежные ростки риса, ноиводу, онапрогибалась подих тяжестью.
        - Ктораспорядился? - отрывисто спросил Патрик, вылезая изпаланкина.
        Стражник принялся докладывать, ноПатрик понял, чтоему нет никакого дела доимени идиота, мановением кисти проложившего рельсовый путь через поле.
        - Убрать все это, - распорядилсяон. - Нечего Небеса гневить. Проведите путь вдоль дороги.
        Люди заголосили хвалы мудрому судье, кланяясь спривычной сноровкой. Патрику сделалось нехорошо. Дачтоже тут забезобразия творятся…
        Снова послышались крики иудары, перемежаемые бранью. Патрик обернулся. Накраю поля стояли наколенях двое тощих работников. Дюжий надсмотрщик поочередно лупил их палкой.
        - Прекратить бесчинство! - рявкнул Патрик. - Немедленно!
        Надсмотрщик, доэтой минуты слишком поглощенный своим занятием, чтобы обращать внимание еще начто-нибудь, оглянулся, ахнул изаторопился кпаланкину, старательно кланяясь находу.
        - Чтоэто значит? - сурово вопросил Патрик, дернув подбородком всторону тощих парней. - Вчем они провинились?
        - Такчто сбежать хотели, ваш-свесссь, - ответил надсмотрщик стаким густым простонародным выговором, чтоПатрик понимал его струдом. - Лодыри какесть, лежебоки. Асегодня еще исбежать хотели. Адорожная повинность, онанавсех дадена…
        - Комне, - перебил его Патрик, недослушав. - Обоих.
        Надсмотрщик развернулся споклоном ибыстро зарысил обратно.
        - Эй,вы, двое! Ксудье, оба! Дапоторапливайтесь, черепашьи головы!
        Несчастные кое-как встали и, спотыкаясь накаждом шагу, поплелись кпаланкину.
        - Кланяйтесь господину судье! Кланяйтесь, недоумки! - злобно шипел им вслед надсмотрщик.
        Тощие парни послушно завалились носом вземлю, явив Патрику голые спины, сплошь покрытые кровоподтеками.
        - Поднимитесь, - велел Патрик.
        Парни выполнили распоряжение, испуганно глядя навысокое начальство - ужоно-то может обрушить наних такие кары, окаких обычный надсмотрщик ипомыслить несмеет.
        - Ктотакие? - спросил Патрик - инеуспел еще вопрос слететь сего уст, какон снесомненностью понял ответ.
        Онимогут выглядеть какугодно?
        Разумеется.
        Новсоответствии слогикой сна.
        Аона оказалась безжалостной.
        Морок непощадил юных Эшвудов.
        Вих лицах небыло ничего английского. Самые настоящие китайцы. Авот выражение этих лиц выдавало вних чужаков. Ониисполнены страха иотчаяния - нонетого, чтовъедается вплоть икровь сызмала отжизни внищете иунижении, асвежего, острого. Руки, непривычные ктруду, содраны доголого мяса. Нежная кожа доволдырей обгорела напалящем солнце. Щеки запали, губы обветрились ипотрескались.
        Патрик знал, чтонеошибается.
        - М-ммое ничтожное имя… - начал было неверным голосом старший издвоих.
        - Рональд, - тихо, почти шепотом произнес Патрик, июноша вздрогнул. - Алек.
        Опуская голову нафарфоровое изголовье, Шенахан еще незнал, чтоон будет делать, когда найдет затерянных всновидении Эшвудов. Атеперь, когда он отыскалих, догадка вела его единственно верным путем.
        Онположил руки наплечи Рональда иАлека.
        - Просыпайтесь, - велелон.
        Иоткрыл глаза.
        Вспальне было темно. Накаминной полке горела свеча, зажженная фараоном незадолго дотого, какТэлбот начал петь. Асейчас он заканчивал колыбельную - иПатрик вновь непонимал нислова.
        Онлежал накровати, ощущая щекой твердый холод фарфора.
        Анаполу возле постели сидели Рональд иАлек - чумазые, заплаканные, всклокоченные.
        - Триминуты, - констатировал фараон. - Вывсегда так быстро спите, Шенахан?
        Трудно верить всверхъестественное, когда онем разглагольствует светский хлыщ, помахивая тросточкой. Нокогда оно оставляет следы нателе исчезнувших ичудом возвращенных сыновей, приходится поверить.
        Лорд Эшвуд поверил.
        - Чтоже мне теперь делать? - тихо ибезнадежно спросилон.
        - Вернуть украденное, - безколебаний ответил Патрик. - Ия нетолько обизголовье говорю.
        Единственным свидетелем разговора был Досси. Леди Фрэнсис подприсмотром Тэлбота увезла наспех умытых инакормленных сыновей кдоктору Мортимеру: хотя иизмученные донельзя, Рональд иАлек донервического припадка боялись уснуть, иуж точно никакая сила незаставилабы их сомкнуть глаза вставшем ловушкой родном доме.
        - Отослать вашу коллекцию назад, инемедленно. Иначе Бобби станет следующим, апотом ивы.
        - Имейте ввиду, - скучным голосом произнес фараон, - попытка покинуть дом вам непоможет. Теперь уже непоможет. Уваших старших сыновей взапасе разве что несколько дней. Увас итого нет.
        Прежний лорд Эшвуд разнесбы Патрика иДосси впух ипрах. Нынешний смолчал.
        - Высказали, чтоэто подарок, - напомнил Патрик, кончиками пальцев коснувшись темно-красных маков наизголовье. - Ноэто влучшем случае взятка. Апосле того, каквы увезли эти вещи вАнглию, - кража.
        - Выникогда неслышали обистреблении девяти поколений? - буднично осведомился фараон. - Казнили всех родственников повертикальной линии - родителей, дедов, всюих родню, даже двоюродную, - ссемьями, заметьте. Всех понисходящей линии, кроме совсем уж сущих младенцев. Всех побоковой линии - братьев, сестер, иопять-таки ссемьями. Ну,исамого виновника, разумеется. Такой казни подвергали задесять тягчайших преступлений. Ущерб императорским храмам исвятыням считается вторым постепени тяжести. Онвредит императору инарушает гармонию Земли иНеба, аэто подвергает опасности всю страну. Кража ритуальной утвари нарушает эту гармонию, несомневайтесь. Явижу ввашей коллекции много таких предметов. Ивособенности это изголовье. Оноведь немогло принадлежать кому попало. Слишком страшной силой оно обладает. Чтовы сделали, чтобы его заполучить?
        Лорд Эшвуд опустил голову.
        - Новедь ученые иногда… - бормотнул он беспомощно ижалко.
        - Ученые? - жестко переспросил Патрик. - Разве вы привезли эти вещи вдар музею илиуниверситету?
        - Выпривезли их длясебя, - вздохнул фараон. - Ипроклятие настигловас. Неогорчайтесь, милорд, невы первый, невы последний. Просто вам неповезло. Вынарвались надревнее волшебство - аоно нежелает знать ниотговорок, ниоправданий.
        - Яотошлю коллекцию, - хрипло сказал сэрГенри. - Этопоможет?
        - Да, - ответил Патрик. - Атеперь разрешите откланяться.
        - Просто непонимаю, чемнекоторые люди думают, - бухтел фараон пообратной дороге. - Этоже догадаться надо - красть ритуальные предметы!
        - Акакнасчет ритуальных предметов извашей гробницы? - поддел его Патрик.
        - Незабывайтесь, молодой человек! - возмутился фараон. - Вконце концов, этобыла моя гробница!
        Эйлин О’Коннор
        Храм одного
        Когда стало ясно, чтомы застряли вэтих богом проклятых болотах, капитан раздал остатки продовольствия ипроизнес краткую речь. Ябы лучше запомнил, очемона, еслибы непытался вэто время отцепить отляжки пиявку толщиной счубук моей трубки. Ноесли судить поприободрившимся солдатам, капитану удалось вдохнуть вних боевой дух.
        Шелдвадцать четвертый день нашего похода. Там, впереди, заболотами, гдегустая вода ижидкая земля смешались впохлебку почище капустного броуза, похлебку, вкоторой мы бурлили вот уже две недели, игосподня кухарка помешивала наш отряд вместе состальными ингредиентами этого адского варева, там, гдеболезненные рассветы были неотличимы отзакатов, аночи обрушивались внезапно, будто сверзившийся соскалы камень, ипридавливали своей тяжестью так, чтонечем было дышать, там, гдедеревья сядовитыми корнями наконец расступались, асклизкая тропа выводила натвердую дорогу, насждал храм Одного.
        Откуда я это знаю? Потому что подпытками нелжет никто, даже байдо-шини.
        Тутнадо пояснить, чтоони напали первыми.
        После того, какмы разбили Сираджа-уд-Даула, казалось, намнебудет препятствий наэтом континенте. Кюгу отреки Сатледж отныне правила Ост-Индская компания. Приказ отправляться навосток пришел тогда, когда отряд уже начал скучать, исердца наши вспыхнули ликованием.
        Богатство!
        Слава!
        Вконце концов, мыжаждали принести пользу своей стране!
        Отряд ввосемьдесят пять человек выдвинулся изЧендеши иуглубился влеса.
        Яслышал шепотки, пророчившие, чтовболотных землях белого человека ждет суровая кара. Местные косились нанас, какнапрокаженных, - имолчали. Вих взглядах, кроме страха, было что-тоеще… Какое-то странное уклончивое чувство, исчезавшее, если вы смотрели им прямо вглаза. Вто утро, когда мы покидали город, сулиц исчезли даже нищие. Нассопровождала гнетущая тишина, словно мы уходили изместности, пораженной чумой.
        Лишь позже я осознал, чточумными считалинас: стого самого мига, какновость онашем выдвижении навосток разнеслась поокрестностям.
        Впервомже поселении отнас сбежали сипаи. Прекрасно обученные воины, сражавшиеся снами плечом кплечу, исчезли водну ночь, словно небесная корова языком слизнула. Трусливые сукины дети.
        Анаследующую ночь местные напали наоставшихся.
        Отих факелов ночь была яркой, какшкура тигра, ия видел все своими глазами. Этих безумцев было небольше дюжины. Вруках они держали маленькие, свиду игрушечные копья, наострие которых поблескивала какая-то зеленая пакость стошнотворным запахом. Представьте себе протухшую тину. Солдаты, которых они ранили… нет, неумирали. Онипереходили насторону байдо-шини.
        Янешучу, хотя многое отдалбы зато, чтобы все это оказалось дурной шуткой. Зеленая слизь проникала вих кровь, иглаза их становились какбелый камень, изглоданный зубами северного ветра иоблизанный ледяными языками воды. Онинападали нанас иубивали - ошеломленных, растерянных - одного задругим.
        Спас нас капитан. Быстрее всех сообразив, чтопроисходит, онзаорал: «Прикончитеих!» Такая свирепая ярость звучала вего голосе, чтомы беспрекословно подчинились. Ещемиг назад вмоей голове бушевал пчелиный рой, авсе потому, чтомой боевой товарищ Захария Прайс стоял напротив меня скаменными мертвыми глазами итянулся заружьем. Апотом я услышал рев капитана - и, нераздумывая, бросился наПрайса.
        Смыкая пальцы наего шее, ябыл готов ктому, чтопочувствую холод итвердость скалы. Ноего шея была шеей живого человека, ия задушил своего друга.
        Когда рассвело, мынасчитали одиннадцать убитых байдо-шини. Семнадцать наших людей восхода так инеувидели.
        - Счастье, чтоэти отродья неумеют стрелять излуков, - мрачно сказал капитан. - Тогда нам быстро пришелбы конец.
        «Нет, небыстро, - подумаля. - Мыбы бродили сбесцветными глазами следом забайдо-шини иделали тоже, чтоони, пока милосердная смерть незабралабы нас одного задругим».
        Один изнападавших остался вживых. Уверен, онгорько пожалел обэтом. Потому что капитан хотел знать, откуда воины взяли свой дьявольский зеленый состав, акогда капитан чего-то хотел, противостоять ему было очень трудно.
        Чтоэто завещество, терпеливо спрашивалон.
        Гдевы его раздобыли?
        Вынемогли сделать его сами.
        Ктовам его дал?
        Инаконец, несчастный исторг изсебя ответ. Вхраме, простоналон, вхраме розовых болот.
        Будь я проклят, если вэтих болотах есть хоть капля розового цвета. Мояневеста носила розовый капор, иэтот оттенок лепестков шиповника, зацветающего ранним летом, яникогда незабуду. Нокапитан кивнул так, будто слова умирающего байдо-шини что-то говорилиему.
        - Покажи. Покажи накарте.
        Ибайдо-шини показал.
        Жрец явился вечером тогоже дня. Наголову нацепил рог изслоновой кости, вуши повесил миниатюрные бивни. Маленький, безбровый, сдлинным лягушачьим ртом исовершенно гладкий, точно слепленный изгрязи.
        - Увас есть огненные шары, - сказалон. - Иружья. Имашины, которые ломают деревья. Ижелезные пузыри, способные подниматься внебеса. Унас есть только наши мы инаши боги.
        Ябы послушал, чтоон предложит, нонадо знать капитана. Кто-то изнас презирал местных. Кто-то считал байдо-шини людьми второго сорта. Капитан недержал их залюдей вовсе. Кажется, даже квизжащим налианах обезьянам он относился сбольшим уважением. Обезьяны представляли собой животных вчистом виде, были ясны и, если можно так выразиться, определены. Место их было понятно: налианах. Абайдо-шини находились напромежуточной стадии, уйдя отобезьян, нонедобравшись дохомо сапиенсов.
        Капитан был человеком ясных позиций.
        - Пошел вон, - брезгливо сказалон.
        Жрец стоял неподвижно, каккукла. Какглиняный болванчик сжелтым рогом, растущим измакушки.
        - Есть храмы многих богов. Есть храм Одного. Один больше, чеммного.
        - Очем щебечет это существо, Милтон? - небрежно осведомился капитан.
        - Обарифметике, сэр.
        - Неуверен, чтоони имеют оней хоть какое-то представление. Нодаже этот безмозглый бурдюк должен понимать, чтодесять пинков подзад чувствительнее, чемодин.
        Жрец внимательно посмотрел себе подноги. Икры унего были вчерных разводах, ия ухмыльнулся, соотнеся длинный рог намакушке игрязь наего коже. Навойне вы быстро приучаетесь видеть курьезное вовсем, даже если это вспоротое брюхо какого-нибудь бедолаги. Смерть - презабавнейшая штука, когда перестаешь отворачиваться отнее.
        - Вынедолжны идти врозовые болота, - сказал жрец, неподнимая взгляда. - Мыникогда небудим этого бога.
        Ивдруг заговорил очень быстро, умоляющим тоном. Ореховые глаза его блестели, бивни раскачивались вушах, маленькие руки, сложенные лодочкой, порхали перед лицом. Казалось, онвошел вкакой-то транс ипытался увести засобой инас. Яулавливал изего бормотания, чтоникакой зеленой смеси вхраме нет, чтоэто колдовство, которое исчерпало силу ибольше никогда неповторится, чтохрам пуст стого дня, каквозник, чтобог станет судить всякого, ктоявится кнему…
        Носкапитаном такие шутки непроходят.
        - Милтон, скажите, чтоб убирался ковсем чертям.
        Жрец понял ибезмоего перевода. Онпопятился ивдруг остановился исказал по-английски сужасающим акцентом:
        - Выпревратитесь вбайдо-шини.
        - Что?
        - Байдо-шини, - твердо повторилон. Отубежденности вего голосе мне намиг стало непосебе. - Тот, кого судит бог, перестает быть собой.
        - Тоесть вы измажете нас своей вонючей дрянью, иунас помутится вмозгах? - усмехнулсяя.
        Ноэтот гладкий чурбан медленно покачал головой.
        - Нет. Великий Бай-Шин всегда оставляет выбор.
        Оннаклонился вперед, исерьги вего ушах закачались утвердительно: всегда, всегда, всегда.
        Капитан снизошел доулыбки.
        - Чтобы я пособственной воле перешел насторону дикарей! Капрал, выслышали?
        Ярассмеялся - искренне иотдуши. Капитан изтех людей, чьясторона предопределена срождения.
        Меня неоставляло ощущение, чтожрец смотрит нанас сзатаенной жалостью. Новедь это он пришел кнам смольбой, анемы кнему.
        - Выдумаете, ваши боги будут вас защищать, - напоследок сказал он насвоем чудовищном английском. - Ноэто люди защищают богов. Мызащищаем своих. Пока это так, ониулыбаютсянам.
        Итут он сам улыбнулся. Зрелище было жутковатое: словно тыкву рассекли топором, иона пытается развалиться надве части. Потом эта щель, которую он считал своим ртом, опять сомкнулась, ижрец исчез.
        Мывыступили наследующее утро. Нестану описывать наш поход. Скажу лишь, чтолучшебы мы послушались эту рогатую обезьяну. Иногда мне казалось, будто мы попали вчей-то кошмар, ион все снится иснится какому-то помешанному, амы все барахтаемся ибарахтаемся внем, точно мошки впрокисшей браге.
        Поначалу мы ждали нападения местных. Яневерил, чтоплемя откажется отзатеи остановить нас напути кхраму. Однако день шел заднем, авоинов небыло иследа.
        Кконцу пути каждый изнас точно знал, отчего они неудосужились напасть. Потому что джунгли иболото убивали нас вернее.
        Мненикогда незабыть наш путь. Ветви погибающих деревьев, грязные ивонючие, каклохмотья нищих. Сонная вода, мутная, точно глаза помешанной, сбезумием вглубине черных зрачков. Когда лес закончился, перед нами растеклось болото. День, второй, третий… Мышли ишли, нооно какбудто двигалось вместе снами. Повечерам мы находили местечко посуше, развешивали одежду насучьях, тощих ипятнистых, какстарческие руки. Всебыло мертво вокруг - ивсе полно жизни. Странной жизни, неведомойнам. Поночам доносились крики лягушек. Вовсяком случае, когда рядовой Эштон попытался сбежать, яубедилего, чтоэто лягушки, истех пор мы твердо стояли наэтой версии.
        Иногда вмои мысли приходила Иветт. Тогда я против воли начинал думать оее коже, нежной исияющей, какизнанка раковины. Оее голубых глазах. Оее платьях, еекомнате, острельчатых окнах ее дома, овязе посреди поля, гдемы встречались посреди цветущей люцерны… Озапахе ее прекрасных волос.
        Следующий день вываливал себя, какпрогорклую кашу натарелку, иотнепрошеных воспоминаний неоставалось ничего, кроме ускользающего солнечного пятна навнутренней стороне века.
        Двевещи ценил я всегда: твердость духа иверность слову. Если спросить солдат, кого они уважают, моеимя прозвучит сразу закапитанским. Намбыл отдан приказ идти кхраму - ия шел, вотився история. Жизнь проще, чемпытаются показать ее сочинители. Порой наум мне приходили слова жреца. «Выстанете байдо-шини!» Я оглядывался насвоих товарищей ивидел хмурые исцарапанные рожи. Вприличном обществе насбы напорог отхожего места непустили. Новместе стем я видел честь, бесстрашие, готовность умереть завеликую страну; видел волю иправедную ненависть. Втакие мгновения я отчетливо понимал, чтоникакая сила несделает изменя байдо-шини, идух мой ликовал. Мыощущали себя острием империи, наконечником копья прогресса, брошенного вдремучие заросли невежества. Чудовище таилось втех зарослях. Чудовищу надлежало быть мертвым.
        Наисходе двадцатого дня пути вода вокруг нас начала вскипать редкими пузырями. Много сюрпризов преподносило нам болото, нотакого мы еще невидели. Отряд замер.
        - Ужнесобираютсяли нас сварить какраков? - шепотом пробормоталя. Кое-кто изсолдат нервно засмеялся.
        Сперва пузыри были мелкими. Мышли, аони негромко потрескивали вокруг. Ноочень скоро каждый изних вырос сголову младенца. Грязевая пленка натягивалась, натягивалась - и, наконец, взрывалась, словнобы снатугой. Болото тяжело ахало, затихало, азатем все начиналось заново.
        Капитан велел ускорить шаг, номы всеравно неуспели. Пузыри все увеличивались иувеличивались вразмерах, икогда они стали вполовину человеческого роста, яувиделего.
        Воина, стоящего внутри пузыря сзанесенным копьем.
        Явыстрелил прежде, чемкто-то успел сообразить, чтопроисходит. Пузырь лопнул, птицы-падальщики взлетели сдеревьев, оглашая небо тревожными воплями. Анаместе воина осталась одна пустота.
        Итотчас поверхность болота вспучилась ивытолкнула изсвоего чрева десятки пузырей. Вкаждом стоял байдо-шини. Кто-то ухмылялся, иные молча смотрели снепроницаемыми лицами.
        - Нестрелять! - рявкнул капитан.
        Онвглядывался вближайшего байдо-шини, прищурившись. Яприсмотрелся иузнал того, ктоумер последним подпытками.
        Мыстояли, окруженные мертвецами.
        - Какони это делают? - прошептал кто-то.
        - Призраки! - сипло отвечалиему.
        Черт возьми, янебыл уверен, чтоответивший прав. Воины выглядели зримо, ичем больше раздувался пузырь, темсильнее они напитывались жизнью. Ябы неудивился, еслибы кто-то изних прорвал рукой пленку ивыбрался наружу живой иневредимый.
        - Что, если они вылупятся?..
        - Невылупятся, - хладнокровно возразил капитан. - Стреляйте.
        Чпок! Чпок! Чпок! Пузыри взрывались нанаших глазах, оставляя засобой лишь брызги игладкие кратеры наповерхности болота. Никаких воинов вних небыло.
        Следующие четыре дня дались нам тяжелее, чемпредыдущие двадцать. Мывходили втуман, расплывавшийся перед нами уродливыми гримасами, мыотстреливались отмакак собезумевшими красными глазами, блуждали потропе, свивавшейся вкольцо. Хохот иплач сопровождалинас. Мыполагали, чтопривыкли кдиким воплям неизвестных тварей.
        Апотом болота заговорили. Вокруг зазвучали детский плач ивсхлипы, крики наших любимых, песни умерших. Яуслышал нежный голос моей прекрасной Иветт, далекий, приглушенный, ипошел наэтот голос, свернув стропы, словно напение сирены. Остальные последовали моему примеру. Болота плакали натысячу голосов, идуша рвалась успокоить рыдающих.
        Среди солдат был некий Фельтон. Фельтон был глух последние десять лет, после того какрядом сним взорвалась бомба. Капитан приспособил длядела свисток, который слышал только Фельтон, итот оборачивался назвук, априказ читал погубам. Онбыл огромный, какмедведь, ипреданный, какдворняга. Капитан насвой страх ириск оставил его вотряде иэтим снова спас нам жизнь.
        Потому что он успел дунуть всвою свистульку, прежде чем сам слепо двинулся назов болот. ИФельтон, который остался глух ких плачу, вытащил сперваего, азатем ивсех остальных… кого успел. Трое наших товарищей навсегда сгинули втрясине. Очнувшись отморока, мыпрошли сбаграми втом месте, гдеих видели. Стакимже успехом можно было вылавливать половником мясо изовощного бульона.
        Нестану рассказывать обостальном. Нашотряд уменьшался изодня вдень. Отусталости иотчаяния мы стали бесстрашны добезумия, икогда рано утром вокруг снова начали вздуваться пузыри, солдат поимени Брэд О‘Шоннел сунул водин изних голову. Каквприоткрытое окно, понимаетели.
        Пузырь лопнул, авместе сним лопнула иего башка. Обезглавленное тело покачнулось - ирухнуло врадостно хлюпнувшую трясину.
        - Оноему голову отрезало! Голову отрезало! - заорал Эштон.
        Вконце концов мы решили, чтовпузыре сидела какая-то хищная местная тварь сзубастой пастью. Ивот подижты: этамысль должна была здорово нас напугать. Водись вболоте подобные существа, онислопалибы нас быстрее, чемщелкнешь пальцами. Аннет, мыприободрились ипошли дальше, перебрасываясь шуточками насчет безголового Брэда.
        Отчаяние сделало нас весельчаками. Ипускай это был юмор висельников, мысмеялись какдети, икапитан смеялся вместе снами.
        Анадвадцать восьмой день пути тропа вывела нас крозовому болоту.
        Мывстали накраю, невсилах вымолвить нислова. Онобыло цвета атласной ленты нашляпке юной девушки. Онопузырилось илопалось, каквзбитые сливки наклубнике. Никогда я невидал подобной красоты. Словно облака, подкрашенные закатом, опустились наземлю. Клянусь, мнехотелось упасть вэту нежнейшую пену, вее пушистую мягкость, каквобъятия любимой, иостаться там навсегда.
        Меня остановил капитан. Авот Фельтона задержать неуспел. Глухой солдат раскинул руки, прыгнул, улыбаясь радостно ишироко, какдитя, навстречу розовой пене - ирасплылся поней алым пятном. Пятно недолго колебалось наповерхности, растекаясь все шире ишире, словно выплеснутое варенье, азатем смешалось спеной ипропало навсегда.
        Да,вот так погиб Фельтон. Господи, упокой его душу ивыслушай то, чтоона немогла сказать прижизни.
        Мыобошли розовое болото поширокой дуге. Намоставалось совсем немного, ия уже стал надеяться, чтовсе испытания позади. Новдесяти шагах оттвердой земли поднавесом деревьев я споткнулся, ивзгляд мой коснулся поверхности болот.
        Пену словно ветром сдуло. Подней открылось ровное серебристое стекло, ивнем было то, чего я нехотел видеть.
        Иветт вее розовом капоре, лежащая посреди поля люцерны, сневидящим взглядом, устремленным внебеса, иземлистыми пятнами натонкой шее.
        Язаставил себя закрыть глаза. Когда я разомкнул веки, зеркало исчезло бесследно. Нокаждый изнашего отряда смотрел нарозовое болото, илица уних были какразинутый рот немого калеки, чтотщится закричать - инеможет.
        Тыспособен победить, сражаясь счужими призраками. Нокогда набой выходят твои собственные, дела плохи.
        - Пора идти! - хрипло сказаля.
        Капитан первым овладел собой.
        - Вперед! - скомандовалон. - Вонобезьяний храм!
        Янепроизвольно шагнул вперед изарасступившимися деревьями увидел место, куда мы так стремились.
        Храм разочаровал меня. Онбыл совсем невысок исложен изтусклого серого камня. Врасщелинах зеленела трава, постенам вились лианы. Между двух колонн темнела арка входа.
        Налевой колонне были вырезаны звериные морды, справой взирали человеческие лики. Водном изних мне почудилась физиономия жреца, ия вздрогнул. Предостережение снова всплыло впамяти. Носколько я ниприслушивался ксебе, немог найти ничего похожего наготовность предать своих братьев. Мыпотеряли многих, ипуть наш - японимал это ясно, оглядываясь назад, - былсамоубийственным. Норазве это что-то меняло?
        «Бай-Шин всегда оставляет выбор». Чтож, мойбыл сделан много лет назад.
        Яподнял факел повыше ишагнул варку.
        Прохладная темнота объяланас, амиг спустя разомкнула объятия. Отблески огня заплясали назолоте. Вокруг возвышались горы монет. Яникогда невидел столько - весь необъятный зал храма, казавшийся изнутри вдесять раз больше, чемснаружи, былзаваленими. Самое странное, чтоони невыглядели тусклыми. Словно армия обезьян только иделала, чтополировала их сутра доночи. Золото, золото, золото…
        Святые боги! Еслибы уменя было столько золота, Иветт никогдабы…
        - Фальшивки! Вседоединой!
        Капитан прикусил монету, вторую, третью ипоказал мне следы отзубов накаждой. Ввоздухе сверкнул кругляш, япоймалего. Этобыла даже немедь. Какой-то мягкий материал, прежде никогда мне невстречавшийся.
        Никакого зеленого зелья небыло ивпомине. Незнаю, чтоя ожидал найти, - чаны сваревом? Старух, трясущих скрюченными пальцами надотравой? «Колдовство», - сказал жрец. Если оно итворилось, тоневэтом месте.
        - Здесь сбоку коридор! - крикнул кто-то.
        Ошеломленный иподавленный увиденным, япошел назов. Коридор показался мне норой, бесконечным лазом, уводящим подгору. Новедь небыло никакой горы захрамом! Мышли вниз, изответвлений тянуло влажным холодом, яискал глазами статуи иненаходил, акакой местный храм безстатуй? Ноздесь стены были голыми, какбрюхо червя. Вкакой момент они начали сжиматься иразжиматься? Незнаю. Ядолго уговаривал себя, чтоэто игра света, нокогда вголове уменя помутилось окончательно, пришлось привалиться кстене.
        «Храм Одного», - колотилось вголове.
        Одного - кого? Бога? Чтоэто забог такой, чьеимя неназывают, чьими изображениями неукрашены стены? Бог, которому приносят вжертву фальшивые монеты?
        Немогу объяснить, каквышло так, чтоя остался один. Вдалеке слышались голоса, ноиногда вних врывался женский смех. Откуда здесь женщины? Икогда я решил, чтонужно идти отдельно отсвоих?
        Перед глазами тянулась мутная пелена, самя словно погружался вил. Что-то мягкое итеплое обхватывало меня совсех сторон, будто стены, наконец, сомкнулись возле моего тела иготовились протолкнуть внутрь… Внутрь чего?
        Ядогадывался.
        Любой выбор тянет засобой следующие поступки, какзакинутая вреку удочка цепляет накрючок тину, водоросли илистарый башмак, аесли повезет, тоувесистую щуку. Говорят, каждое наше дело - камень вводе, откоторого пойдут круги. Этонеправда. Выбросаете некамень, аудочку, икогда-нибудь вам придется вытащить ее ипосмотреть, чтонакрючке.
        Кажется, дляменя этот час настал.
        Вконце перехода, гдея оказался, тускло замерцал свет. Яподнялся, нечувствуя обволакивающих стен, имедленно пошел туда. Факел давно потух, ябросилего, ичто-то прозвенело, когда он ударился обпол. Ябольше несмотрел вниз. Здесь все было обманом, кроме того, чтождало меня вкомнате стусклым светом.
        Вглубине ее стоял человек. Онобернулся, ия узнал себя. Ястоял напротив меня, илицо мое было печально.
        - Ты - тотсамый один? - спросиля, хотя уже понял ответ. Храм Одного: одного человека, одной души. Стоявший напротив знал променявсе, потому что он был мною. Ясам себе бог, исам себе милость, исам себе судия. Вмиг прозрения я осознал, чтонеможет быть ничего страшнее, чемсудить самого себя.
        - Тыубилее, - спокойно сказал онмне.
        - Яубивал многих! - возразил я инеузнал собственного голоса. Можно оправдаться перед другими, нонеперед собой. Онахотела бросить меня, мояИветт, испугавшаяся однажды ярости вмоих глазах. Влюбленный белокурый юноша покорил ее сердце, когда-то отданноемне, иона призналась вэтом. Тогда я задушилее, асам бежал. Бежал долго идалеко, чтобы вконце концов оказаться вхраме Одного.
        Этот один - я.
        - Кчему ты приговариваешь себя? - спросил меня тот, второй. - Тыможешь быть ксебе милосердным. Можешь быть жестоким. Любой твой выбор будет принят.
        - Ты - Бай-Шин?
        Онмолча улыбнулся. Онждал моего решения.
        Япровел пальцами попыльным стенам, удивляясь, чтонеслышу биения собственного сердца. Казалось, онодолжно выскочить изгруди. Номне было спокойно ипочти безразлично, словно я уже умер.
        «Кчему я приговариваю себя? - думаля. - Кжизни? Ксмерти? Кужасам войны, которые быстро перестают быть ужасами истановятся лишь делом, неслишком приятным, довольно однообразным ивесьма предсказуемым? Либо ты убиваешь, либо тебя убивают. Война - лишь концентрат жизни, который ты глотаешь, морщась иплюясь, задве куцых минуты вместо обычных отведенных полутора часов наланч».
        - Выбирай, - повторилон.
        - Никчему, - покачал головойя. - Яничего невыбираю длясебя. Мойвыбор был сделан много лет назад, когда я убил женщину, которую любил, истех пор вся моя жизнь свернулась вточку вокруг нее, смотрящей внебо посреди поля люцерны.
        - Думаешь, тыискупил свою вину?
        Явновь покачал головой. Мненеведомо, чтотакое искупление. Все, чтоты сделал, остается стобой, идурное ихорошее. Поступки - некарандаш, которым можно заштриховать предыдущий рисунок. Яубивал врагов, носпасал своих друзей ивовсе незнакомых мне людей. Однако даже еслибы я уберег отистребления целую страну, этоникак неотменяет того, чтоя совершил вместечке Дорсмит.
        - Яотказываюсь выбирать.
        Другой я улыбнулся:
        - Чтож, этотоже выбор.
        Факел вспыхнул, ия очутился среди своих. Коридор вел нас вокруг главной залы, итеперь мы приближались квыходу.
        - Ничего тут нет, - сказал кто-то рядом сомной.
        - Пустота, - поддержал другой.
        Яобвел их взглядом, исердце мое остановилось. Всеэти люди были - я. Ясмотрел нанашего капитана ивидел себя. Ябыл погибший Фельтон, икогда мне открылось, чтоболото сделало смоим телом, ямстительно захохотал: кара была справедлива. Ябыл выживший Эштон ибезголовый О‘Шоннел. Вкаждом изтех, ктоокружал меня, яузнавал свои гнусные черты, ивмиг озарения понял, чтовесь мой мир - этоя иподобныемне. Ужас охватил меня, ибовкаждом я узнавал того, ктобыл ненавистен моему сердцу. Яготов был сражаться заних дотех пор, пока видел, насколько они другие. Заподобных себе я сражаться нежелал.
        Вглубине души я всегда знал, чтозаслуживаю смерти. Или, вернее сказать, незаслуживаю существования.
        «Иди, - сказал мне голос Бай-Шина, - тысвободен».
        Да,черт возьми, ябыл свободен всвоем выборе.
        Ия вытащил нож.
        Ясражался так ожесточенно, какможно сражаться только стем, кого ненавидишь больше врага, - ссамим собой.

* * *
        …Да, сэр, восемнадцать. Онубил всех, кроме меня. Капитана? Одним изпервых. Ноон напал неожиданно, сэр! Внего словно дьявол вселился! Онубивал нас так, словно мы были гнуснейшими отродьями, ия видел торжество вего глазах, клянусьвам! Всенаши полегли занесколько минут, вокруг стояли крики истоны, ивоздух пах какнаскотобойне. Да,мне удалось… Нет, почистой случайности. Потом, когда я осмелился выползти, тонашел его неподалеку. Онлежал наберегу… Только медальон спрядью волос, больше ничего.
        Что? Храм? Богсвами, сэр, тоесть простите, сэр, неттам никакого храма. Ничего там нет, кроме бесконечных болот. Никак нет, сэр, местные туда никогда неходят. Ониговорят, вболотах можно найти самого себя, австретить себя - этохудшее испытание длячеловека. Ониговорят, только богу подсилу выдержать встречу ссамим собой.
        Отчего? Никак нет, незнаю. Дикари, сэр, чтосних взять.
        Вячеслав Бакулин
        Домнаболотах
        Говорят, когда-то давно первые европейцы, покорившие этот край, узнали отцветных невольников легенду оДоме. Доме, чтостоит нахолме изгниющих листьев камыша посреди бездонного болота внепролазном лесу. Путь ктому Дому отмечают огромные черные лотосы, чейаромат смешивается сгнилостными испарениями, несущими лихорадку. Гигантские кошки-убийцы стерегутего, иукаждой нажелтой шкуре столько пятен, сколько неосторожных глупцов нашли смерть вее когтях. Лианы густо оплетают его крышу иколонны увхода, икаждая может ожить, впиться внеосторожную руку острыми клыками, сочащимися ядом. Невидимые птицы кричат там поночам, точно духи грешников, рвущиеся изада, имолочно-белые крокодилы счеловечьими глазами выползают навстречу смуглокожим туземкам, доутра забывающим освете истинной веры ради кощунственных обрядов. Тамдосамого утра глухо бьют барабаны, ивтакт им пульсирует темное сердце джунглей, тамвершатся дела, окоторых нестоит знать белому человеку, если ему дороги жизнь ирассудок.
        Первые белые хозяева этой земли были достаточно благоразумны длятого, чтобы оставить цветным ночь, аболотам - ихтайны. Новремя шло, ивот далеко-далеко, вСтаром Свете, один король небрежным росчерком пера передал часть своих заокеанских владений другому.
        Новые хозяева были совсем иными. Ониточно также, какипрежние, расчищали место подсвои дома иплантации, точно также выращивали какао итабак, добывали каучук иблагородный палисандр, разводили породистых коней имогучих быков. Но,вотличие отпервых, онихотели - знать. Знать вочтобы то нистало. Знать все иобовсем. Аузнав, решали раз инавсегда, способноли это знание принести выгоду вдальнейшем. Ведь наих языке «выгода» и«смысл» происходили отодного слова.
        Шлидни искладывались вгода. Белые вырубали все больше лесов, прокладывали все больше дорог истроили все больше универсальных магазинов, церквей иказарм. Иногда вместо магазина илицеркви появлялась больница илишкола, ноказармы были всегда. Ониназывали это - преобразованием. Ониназывали это - цивилизацией. Ониназывали это - прогрессом.
        Агоды шли, пока Губернатор этого края, наместник бога икороля, какон любил именовать себя между делом, необнаружил однажды, чтоему почти нечего больше преобразовывать. Осталось лишь болото. Болото было невыгодно, азначит - бессмысленно. Болото решено было осушить.
        «Нельзя», - сказали цветные.
        «Мынепойдем», - сказали цветные.
        «Только нетуда», - сказали цветные.
        Надоли говорить, какразгневался Губернатор? Ноикнут, иколодки, идаже острые штыки солдат оказались бессильны. Более того, ввоздухе, напоенном сладостным благоуханием цветов иплодов, вдруг отчетливо, точно тухлым мясом, запахло бунтом.
        Итогда Управляющий Торговой компании, главный жрец Выгоды, единого истинного бога всех белых людей (чтобы там ниговорили их священники), попросил разрешения попытаться.
        Онсобрал вожаков цветных иговорил сними ласково, суля им благосклонность самого Губернатора, ищедрые кредиты вуниверсальных магазинах, имного-много прекрасного, крепкого виски.
        - Чего вы боитесь? - спрашивал их Управляющий. - Разве унас, ваших господ, нетогромных летающих машин, иплавающих машин, имашин, ездящих порельсам? Машин стремительных инеукротимых, какдух белого человека? Железных машин сужасными пушками, кошмарными пулеметами, жуткими бомбами? Ужели найдется что-то страшнееих?
        - Этоболото, - отвечали ему цветные, качая головами. - Ниодна железная машина белого человека непролетит, непроплывет инепроедет туда. Палите изпушек, стреляйте изпулеметов, кидайте бомбы - емувсе нипочем. Потому что там, всамой его середине, высится холм, анахолме стоит Дом. Идотех пор, пока он стоит, всехитрости белого человека бесполезны. Амертвым никчему благосклонность икредиты. Даже виски - прекрасный, крепкий виски - имсовсем никчему.
        - Прекрасно! - возликовал Управляющий, иботеперь он знал, чтонужно делать.
        - Прекрасно! - подтвердил Полковник королевской армии, полностью разделявший мысли Управляющего. Онсобрал сотню своих лучших солдат, идал им самое лучшее, самое современное, самое дорогое оружие, ипоставил надними самого лучшего своего офицера - краснорожего Майора, отчаянного рубаку, богохульника ипьяницу. Отряд ушел наболота сприказом найти проклятущий Дом исровнять его сземлей, аесли надо, тоихолм сровнять.
        Ушел иневернулся.
        Когда всем белым стало понятно, чтодальше ждать возвращения солдат бессмысленно, Епископ сказал:
        - Чтож. Видимо, настал мой черед.
        Ион уже собрался было разжигать курильницы ирасставлять свечи, ноГубернатор остановилего.
        - Нет, святой отец, - сказалон. - Разитрезвый расчет, искорострельная митральеза оказались бессильны, тоспасти нас может только чудо.
        - Иимя тому чуду… - торжественно провозгласил Епископ, набрав вгрудь побольше воздуха.
        - Кондотьер, - прозвучало отвходной двери вличные покои Губернатора, гдесидели все первые лица колонии. - Выможете звать меня Кондотьером.
        Оего происхождении ничего небыло известно доподлинно, хотя молва приписывала ему князей вотцы икнягинь - влюбовницы. Онсражался сдикарями всех оттенков кожи навсех континентах. Добывал золото ипушнину насевере, аалмазы ислоновую кость - наюге. Охотился насамых опасных зверей илюдей. Усмирял мятежи исвергал правителей. Неверил нивбога, нивчерта инебоялся ничерта, нибога.
        Ивот он стоит перед ними: наголове исцарапанный пробковый шлем, наплече - крупнокалиберный карабин, направом бедре - кобура сдлинноствольным револьвером, налевом - тяжелый старинный палаш. Длинный узкий шрам змеится полевой щеке, теряясь вгустой бороде ala Souvarov, ахолодные серые глаза излучают спокойствие иуверенность.
        - Итак, господа, чтоя должен сделать?
        Губернатор, Управляющий, Полковник иЕпископ, перебивая друг друга, рассказали ему оболоте иоДоме. Завсе то время, пока длился рассказ, Кондотьер непроронил нислова. Авыслушав, встал иобъявил:
        - Мненужна неделя. Ровно через семь дней ждите меня сдобрыми вестями. Если только…
        - Если только? - ввеличайшем волнении переспросил Губернатор, ночеловек-легенда лишь усмехнулся, покачав головой, изашагал всторону болот.

* * *
        Ни-че-го непонимаю!
        Яеще раз пристально вглядываюсь всвое отражение. Поворачиваю голову то так, тоэдак, приближаю лицо кзеркалу почти вплотную, едва некасаясь его кончиком носа. Потом, невыдержав, принимаюсь ощупывать левую скулу ищеку. Увы, пальцы подтверждают - мненепоказалось. Ондействительно исчез.
        Новедь так небывает! Готов поклясться чем угодно, чтовечером, перед сном… Нето чтобы я так уж им дорожил, ноподобные отметины недолжны пропадать сами собой, даеще заодну ночь. Этопротиворечит человеческой физиологии. Даже пошлому синяку илипривычному длякаждого мужчины порезу отбритвы нужно некоторое время, чтобы исчезнуть вот так, безследа…
        Может, зеркало негодное? Кривое иливогнутое, вроде тех, чтоя видел вцирке мистера Барнума, вАмерике…
        ВАмерике? Разве я был вАмерике?!
        Медленно, снажимом провожу поблестящей поверхности сверху вниз иморщусь отпротивного резкого скрипа. След отпальца - остался. Отражение - ничуть неизменилось. Аего - какнебыло, такинет. Просто шаманство какое-то, прости господи! Знатьбы еще того шамана…
        Воображаю, какбудут смеяться друзья! Тоесть, разумеется, вслух нестанут, идаже, вполне вероятно, вежливо посочувствуют моей очередной пропаже, нопросебя… Впрочем, ихвполне можно понять. Некаждый день ваш знакомый заявляет, чтоунего-де исчез шрам налице. Ещевчера наличествовал, подлец, асегодня - привет, шлите срочную депешу мистеру Пинкертону!
        Очень хочется грязно выругаться. Громко ираскатисто, какстарина Зеф Янссен, когда сего фургона слетело колесо, и…
        Какое колесо? Какой Зеф Янссен? Ктоэто вообще такой?!
        Всмятенных чувствах я усаживаюсь всвое любимое кресло итянусь засигарой. Никак немогу прикурить - пальцы унизительно дрожат, роняя илиломая спички. Наконец, счетвертой попытки, цель достигнута. Глубоко затягиваюсь, откинувшись наспинку кресла, изакрываю глаза.
        Сейчас-то еще ничего, попривык немного, апоначалу я здорово пугался отпостоянного изменения всего ився. Взять, кпримеру, кресло, вкотором я сейчас так уютно устроился. Вчера (если это ивпрямь было вчера) оно было куда выше и, прямо скажем, неудобнее. Резное черное дерево, высокая прямая спинка, даисидеть несколько жестковато. Сейчасже - пожалуйста: чутьли невдвое ниже, сизящно выгнутыми подлокотниками, обитое каким-то приятным наощупь, одновременно мягким иупругим голубоватым материалом. Векбы невставал… Аосвещение! Сперва это были самые настоящие факелы настенах, будто вкаком-то средневековом замке, ноочень скоро их сменили канделябры илюстры сосвечами, потом… какже это называла жена?.. ах да, газовыми рожками. Асейчас теплый желтый свет льется изстеклянного шара. Правда, дляэтого, если я ничего непутаю, надо нажать что-то настене. Илиповернуть…
        Мнеговорили, чтовсему виной тяжелая черепно-мозговая травма. Толи я откуда-то упал, толи меня ранили навойне…
        Навойне? Ячто, воевал?!
        Вродебы проблеск мысли: какие-то мечущиеся тени, разрывающий уши грохот, вспышка… Нет, непомню…
        Вобщем, каковабы нибыла причина, вмоей бедной голове что-то нарушилось - наэтом сходятсявсе, ия соглашаюсь. Именно нарушилось, инарушилось, похоже, серьезно. Какиначе объяснить, чтоя неузнаю вещей, забываю даже самые простые бытовые навыки, амоих лучших друзей иродственников мне нужно представлять каждый день заново? Ябы, наверное, давно свыкся смыслью особственной неполноценности испокойно доживал свой век тихим, безобидным инвалидом, благо, проживание мое очень комфортно ибеззаботно. Еслибы неодно «но».
        Кроме вещей иобстановки меняюсь я сам, ипропавший шрам - этоеще цветочки!
        Какбы я ниотносился ксвоей многострадальной голове, нокое-что вней держится весьма прочно инезыблемо, если вмоем состоянии вообще можно оперировать такими категориями. Поверьте, совсем недавно ваш покорный слуга был выше, значительно шире вплечах ибезэтой отвратительной сутулости. Вонто странное приспособление вуглу, всезабываю, каконо называется (ещебы, вчера его небыло!). Совсем недавно мог запросто поднять эту штуку одной рукой. Сейчас этого неудастся сделать идвумя…
        Докурив, ятушу остатки сигары впепельнице инекоторое время раздумываю, невыпитьли бокал хереса, ато ичего покрепче. Алкоголь все здорово упрощает ипомогает мириться свывертами сознания. Опятьже, после определенной дозы ты уже нестоль уверен, действительноли поменялся рисунок обоев вспальне, илиэто тебе только кажется. Акогда отключаешься и, проснувшись наутро, непомнишь вообще ничегошеньки изтого, чтостобой происходило вчера, этому есть нормальное объяснение. Всенетак обидно.
        Сдругой стороны, неслишкомли часто я стал прибегать кэтой «анестезии»? Такведь испиться недолго.
        Спускаюсь полестнице напервый этаж. Куда я иду? Вконюшню. Жена полагает, чтоконные прогулки попоместью дляменя полезны, ия сней неспорю. Онавсегда все знает лучше, ая, ктомуже, люблю лошадей.
        Проходя подвору, япочти безудивления наблюдаю заочередной переменой внешнего вида нашего дома. Наверное, удивляться скоро я вообще разучусь. Эточувство уменя… черт, слово забыл… о! Атрофируется.
        Снекоторым трудом отодвинув всторону массивную железную дверь конюшни - онаопять другая, богом клянусь! - ясразуже чувствую резкий запах. Чемпахнет - непонятно. Нелошадьми. Некожаной сбруей. Несеном. Ощущение такое, будто заэтой дверью толи завод, толи химическая лаборатория.
        Ладно, чего уж там! Несколько раз энергично вдохнув ивыдохнув, словно перед тем, какринуться вгорящий дом (откуда такие странные ассоциации?), вхожу внутрь.
        Неможет быть! Гдемои лошади? Ичто это такое, воимя всех демонов ада?!
        Накаменном полу стоят совершенно неведомые мне механизмы начетырех толстых низких колесах. Более всего они похожи напаромобили, если вообразить паромобиль беземкости дляводы, котла, горелки, топливного бака исобственно паровой машины. Длявсего этого внизенькой, сплюснутой, закрытой совсех сторон коробке - каквнее забраться человеку, интересно знать? - просто нет места. Взадумчивости обхожу вокруг ближайшую комне… э… повозку? ярко-красную иглянцевую, каккожица спелой вишни. Спереди, сзади исбоков вее металлическом корпусе имеются окошки, новпомещении довольно темно, и, чтотам внутри, небольно-то разглядишь. Нагибаюсь, дляустойчивости положив ладонь накрышу. Итут…
        Гнусный, пронзительный икакой-то неживой звук, вкотором смешались пароходный гудок, расстроенный кларнет ивопль попугая, многократно усиленные пустым пространством вокруг, бьет меня поушам. Повторяется вновь ивновь сдьявольской ритмичностью, терзает слух. Мнеудается выдержать неболее минуты, после чего я самым постыдным образом пускаюсь вбегство, оставив дверь нараспашку. Скорее! Скорее прочь отсюда!
        Самнепомню, какоказываюсь всвоей комнате. Колет вбоку, отчаянно колотится сердце, рубашка наспине иподмышками совершенно мокрая отпота.
        - Милый! Чтостобой?
        Оказывается, вкомнате была жена. Стояла уокна, возможно, наблюдая, какя мечусь подвору, точно курица сотрубленной головой. Боже, какой стыд!
        Язакрываю лицо ладонями ичувствую, какнамои плечи ложатся теплые, нежные руки.
        - Ну-ну, успокойся, - приговариваетона. - Всехорошо, любимый, ярядом. Ястобой. Небойся. Должно быть, этоопять приступ.
        Киваю, всхлипывая, точно ребенок. Аона гладит меня поспине, поволосам иприговаривает, словно заклинание:
        - Всепройдет. Всескоро пройдет. Все-все-все…
        Наконец, ячувствую, чтовсилах поднять нанее глаза.
        - Итак, чтопроизошло, дорогой?
        - Япошел вконюшню, атам…
        Вее глубоких ибархатных, кактропическая ночь, карих глазах мелькает тень беспокойства:
        - Прости, пожалуйста. Куда ты пошел?
        - Вк-конюшню… - запинаюсь отнедоброго предчувствия. Каквводу глядел!
        - Ноунас нет никакой конюшни, дорогой. Даизачем онанам?
        Страх, только что свернувшийся колючим клубком где-то назадворках души, тутже радостно лезет вперед, топорща иглы.
        - Нет? Нокакже… ведь я каждый день езжу верхом… тыже сама говорила…
        - Тссс! - еепальчик ложится намои губы, мешая продолжить. - Приступ. Просто приступ. Ятак изнала. Небойся, сейчас я поцелую тебя влоб, ивсе пройдет. Воттак. Воттак.
        Иона действительно целует меня. Снова иснова. Влоб. Ввиски. Вскулы. Вщеки. Вгубы. Легко… нежно… страстно… обжигающе… Моируки смыкаются унее заспиной, гладят, пальцы ищут пуговицы ее платья…
        - Унас сегодня… неочень много времени… - шепчет она между поцелуями, увлекая меня напостель. - Кужину… обещали прийти Джон иЭмми… Тыже помнишь… Джона иЭмми, милый… правда?..
        Яторопливо киваю, путаясь врукавах рубашки. Сейчас я готов вспомнить что угодно, даже то, чего никогда незнал. Как, например, этих двоих. Ноэто неважно, неважно…
        Когда я просыпаюсь, заокнами ночь. Сквозь неплотно задернутые шторы вкомнату льется лунный свет, серый пушистый ковер наполу кажется покрытым инеем.
        «Какая глупая луна наэтом глупом небосводе», - отчего-то приходит вголову стихотворная строчка. Разумеется, ееисточник дляменя загадка.
        Следующая мысль: «Ктобы нибыли Джон иЭмми, насчет ужина они явно передумали. Должно быть, заботятся офигуре. Аможет…»
        Покоже словно пробегает поток холодного воздуха. Быстро поворачиваю голову. Уф! Нет, непомерещилось. Вотона, моярадость, крепко спит рядом. Блестящий водопад волос струится поподушке - ярко-черное наярко-белом. Очень красиво!
        Некоторое время любуюсь, апотом тихонько выбираюсь изпостели иначинаю одеваться, стараясь нешуметь. Какой там сон! Бодрость переполняет меня, настроение восхитительное, идаже очередные изменения фасона одежды иобстановки вкомнате немогут его испортить. Какхорошо, чтовмире есть эта восхитительная женщина! Какхорошо, чтоона любит меня, невзирая навсе мои странности!
        Перед тем, какобуться, яподхожу кзеркалу вуглу комнаты, чтобы привести впорядок прическу, игляжу внего даже снекоторым вызовом. Дескать, ну-с, многоуважаемое, чемты меня еще удивишь?
        Неможет быть!
        Моиволосы! Ведь они были длиной доплеч, асейчас едва-едва доходят доушей. Ипочему так плохо видно? Всесловно затянуто легкой дымкой? Аеще вотражении комнаты заспиной мне намиг кажется…
        - Дорогая? Милая?
        Нет. Некажется.
        Ноги - точно две негнущиеся деревянные колоды, ноя все-таки делаю эти несколько шагов. Наклоняюсь надпостелью, откидываю слюбимого лица тяжелые, густые пряди.
        Эхоразносит поспящему дому отчаянный крик. Ипричиной ему - нетолькото, чтомоя жена мертва.
        Просто немогу позвать ее поимени…
        …потому что я непомню ее имени…
        …непомню ее лица…
        Яничего непомню!!!
        Пячусь, невсилах повернуться ктелу спиной, пока неутыкаюсь вдверь. Ладонь слепо шарит поней, нащупывает ручку. Нажимаю ивсе также спиной вперед вываливаюсь вкоридор.
        Примысли отом, чтосейчас придется опять блуждать посовершенно незнакомым комнатам всовершенно незнакомом доме, гдележит совершенно незнакомая мне - мертваямертваямертвая - женщина, меня накрывает душное, колючее одеяло паники. Сгибаюсь вприступе рвоты, носпазмы лишь сдавливают пустой желудок. Струдом выпрямившись, вытираю рот рукавом. Глаза невидяще шарят вокруг. Куда бежать? Гдеспрятаться?
        «Библиотека!» - озаряет голову спасительная мысль. Нуконечно! Моелюбимое место вдоме. Онопочти никогда неменяется ивсегда находится втомже месте, насамом нижнем этаже (сколькобы их нибыло), вторая дверь полевую руку. Скорее туда!
        Несусь вниз полестнице, судорожно цепляясь заперила, перепрыгивая через две ступеньки истараясь несмотреть посторонам. Кажется, внезапное нарушение четкости зрения может быть ивоблаго, какиотсутствие ботинок. Разумеется, яхотелбы положить конец своим мытарствам, нотолько несломав себе шею наэтой проклятой лестнице. Дабудетли ей когда-нибудь конец?! Уф!
        Рывком распахиваю дверь вбиблиотеку и, оказавшись внутри, тутже задвигаю засов. Прекрасный, чудесный, широкий засов внадежных железных пазах. Исама дверь тоже замечательная: тяжелая, изцельного массива дерева, дополнительно укрепленная фигурными коваными накладками. Воттак! Ясамый хитрый поросенок, мойдом изнадежных кирпичей, исколько нидуй, сколько ниплюй, никакому волку сюда недобраться!
        Теперь успокоиться, немного восстановить дыхание иосмотреться.
        Хорошо. Покрайней мере, напервый взгляд все по-прежнему. Ровные ряды книжных корешков вшкафах вдоль стен, вцентре - широкий овальный стол инесколько стульев, вдальнем углу возле единственного окна - большущий декоративный глобус…
        Вэтот момент раздается удар вдверь снаружи, аследом заним - мужской голос, громкий, уверенный:
        - Откройте, именем закона! Полиция!
        Полиция! Агде-то там, наверху, лежит впостели мертвая женщина! Янезнаю ее имени, незнаю, ктоона, незнаю, отчего она умерла, ноэто совершенно неважно.
        «Выосуждены ибудете оставаться втюрьме, гденаходились досих пор, ивыйдете оттуда кместу казни, гдебудете повешены зашею, пока неумрете!» - гремит вмоих ушах, заглушая грохот кулаков подвери.
        Подбежав кокну, ярывком отдергиваю тяжелую штору. Луна издевательски подмигивает мне сквозь частую металлическую решетку. Прутья вделаны глубоко вкамень, тряси нетряси - онадаже нешевелится.
        - Впоследний раз предлагаю вам сдаться! - звучит из коридора. И,через небольшую паузу, роковой приказ: - Ломайте!
        Язатравленно оглядываю комнату-ловушку впоисках спасения. Увы, тутнет нидругого выхода, ниместа, гдеможно спрятаться, ниору…
        Меч.
        Медленно перевожу соскользнувший было взгляд обратно.
        Странно, ноя отчего-то несомневаюсь: какбы нииграл сомной мой рассудок, этот меч вистертых ножнах висел тут всегда.
        Игнорируя непрекращающиеся удары вдверь, ямедленно, почти крадучись, подхожу ближе. Неудивлюсь, если меч сейчас исчезнет илипревратится вочто-нибудь другое. Даже подсознательно жду этого. Нонет, онвисит каквисел, словно бросая вызов окружающему меня безумию. Азначит, только внем мое спасение.
        Подтащив кстене ближайший стул, явзбираюсь нанего, отволнения истраха едва неупав. Протягиваю кмечу руки, тянусь изовсех сил.
        Слишком высоко.
        Измоего горла вырывается полурык-полустон. Глаза вновь лихорадочно обшаривают библиотеку, наэтот раз - впоисках дополнительной подставки. Нокругом только шкафы скнигами. Книгами? Нуконечно!
        Трипухлых тома ложатся настул, один поверх другого. Явзгромождаюсь сверху, отчаянно балансируя. Вновь поднимаю руки инаконец-то снимаю тяжеленный клинок скрюков, накоторых он покоится. Неловко спрыгиваю, сгрохотом врезавшись боком встол. Вглазах намиг темнеет отрезкой боли, нодрагоценная добыча крепко прижата кгруди. Конечно, смешно даже подумать, чтоя буду отбиваться старинным мечом отполицейских, когда они ворвутся сюда. Такзачем онмне? Покончить ссобой?
        Ивсеже пальцы ложатся нарукоять.
        Ощущение такое, будто издвери, раскрытой куда-нибудь наЮкон всередине февраля, меня обдувает ледяным ветром.
        Непроизвольно вздрогнув, разжимаю пальцы и, по-прежнему невыпуская меча, зачем-то осматриваю себя.
        Так-так, дружище-мозг, по-прежнему шалим? Ноэту одежду - укороченные штаны длягольфа, длинные чулки, свитер «Fair Isle», подкоторый надета белая рубашка сузким черным галстуком, я, кажется, уженосил когда-то раньше… Даивидеть снова стал также хорошо, какипрежде.
        Что-то щекочет мне шею. Яподнимаю руку.
        Моиволосы вновь доплеч.
        Эточто, какая-то новая игра?
        Ладонь вновь медленно ложится нарукоять. Иснова - холодный ветер. Иснова разжать пальцы, хотя этого почему-то совсем нехочется делать. Особенно если учесть, чтотеперь удары подвери явно наносятся топором - онасодрогается, поней вовсе стороны бегут трещины. Нопоздно! Намне опять новая одежда: китель снакладными карманами, бриджи, кожаный пояс, портупея-патронташ через плечо…
        Покакому-то наитию я касаюсь кончиками пальцев левой щеки.
        Шрам. Узкий длинный шрам, теряющийся нижним концом вгустых бакенбардах.
        Удары визмочаленную дверь какповолшебству прекращаются, когда я твердым шагом подхожу кней, уверенно сжимая рукоять старого меча иощущая свосторгом, какмое тренированное, сильное тело сладко трепещет впредвкушении доброй драки. Засов соскрежетом выходит изпазов.
        Зараспахнутой дверью - лишь беспросветный мрак, наполненный странными звуками изапахами. Внем может таиться все что угодно. Ноктобы нибыливы, решившие встать уменя напути нынче ночью, лучше откажитесь отэтой затеи!
        Мигспустя меня совсех сторон обступает тропический лес. Подмоими босыми ногами негромко чавкает вода, втемноте светятся желтыми огоньками чьи-то глаза. Невидимый хищник негромко угрожающе рычит, ия, сиздевательским хохотом, рычу ему вответ, приглашающее взмахнув клинком. Делаю вперед шаг, другой, нозверь непринимает боя ибесшумно растворяется вночи.
        Яснова хохочу, запрокинув голову. Одинокая яркая звезда приветливо подмигивает мне сквозь прореху всплошном переплетении ветвей. Расправив плечи, ягромко запеваю:
        We are aband ofbrothers
        Andnative tothesoil,
        Fighting for our Liberty,
        With treasure, blood andtoil[5 - «TheBonnie Blue Flag» - неофициальный гимн американских конфедератов вовремя гражданской войны 1861 - 1865гг.].
        Незнаю, чтождет меня впереди, ноя встречу это какистинный белый джентльмен, сынсвоего народа. Ия ухожу вночь, распевая вовсе горло иотбивая такт взмахами меча:
        Hurrah! Hurrah!
        For Southern rights hurrah!
        Hurrah for theBonnie Blue Flag
        That bears asingle star!
        Азамоей спиной скрываются втемноте очертания старого дома.

* * *
        - Онневернется, говорювам!
        - Ая говорю - подождем!
        - Мойбог! Неужели вы ивправду верите…
        Дверь протяжно скрипит, разрезая последнюю фразу пополам. Четверо представительных господ вскакивают, ссуеверным ужасом разглядывая ввалившегося вгостиную губернаторского особняка человека. Сног доголовы его покрывает корка издурно пахнущей грязи, онбос иоставляет начисто вымытых полах черные следы.
        Прихрамывая, человек подходит кстолу, безспроса берет чей-то недопитый бокал иосушает его несколькими жадными глотками, апотом устало улыбается:
        - Добрый вечер, господа! Вы,верно, заждались? Яуж исам начал сомневаться, чтопоспею ксроку, авот глядижты!
        Управляющий чувствует, чтоеще немного, ион потеряет сознание. Епископ трясущимися пальцами творит крестное знамение. Полковник, судорожно сглотнув, тщетно пытается расстегнуть ворот мундира, внезапно ставший чересчур тугим. Лишь Губернатор, наместник бога икороля, хоть ипобледнев, держит себя вруках.
        - Кондотьер, - медленно произноситон. - Все-таки я был прав.
        - Вамудалось?
        - Чтосдомом?
        - Вывыполнили задание?
        Тривопроса звучат почти одновременно. Человек, названный Кондотьером, невесело хмыкает икачает головой:
        - Увы, господа, мненечем вас порадовать. Скажу больше: яотказываюсь отвашего задания иискренне советую оставить этот Дом впокое. Живите так, какжили прежде, и…
        Недоговорив, онмашет рукой иразворачивается, чтобы уйти.
        - Вот! Чтоя вам говорил?! - хрипит Полковник, пытаясь скрыть занарочитой грубостью страх. - Знаменитый Кондотьер! Великолепный! Неподражаемый! Непобедимый! Давы только взгляните нанего! Ведь онже перепугался доодури… ааа…
        Столь странно оборвавшейся речи бравого вояки, разумеется, есть причина: длинная полоса острой стали вруке грязного оборванца. Еекончик справился супрямой пуговицей наворотнике щегольского мундира, итеперь едва-едва прикасается ккоже нагорле.
        - Полковник, - вголосе Кондотьера, негромком, нокажущемся оглушительным вовнезапно наступившей тишине, нетугрозы, только бесконечная усталость. - Знаете, Полковник… аведь вы правы!
        Александр иЛюдмила Белаш
        Богпустыни
        Привиде смуглой полунагой девушки Мельников подумал: «Фата-моргана. Перегрелся. Такиуйду взабытьи. Нохоть приятное виденье напоследок».
        Адова жарища Калахари, жалкие остатки воды вканистре, третьи сутки безнадежных поисков колодца, каквдруг напути возникает красотка. Впереднике изтонких ремешков инакидке вроде бушменского каросса. Сголовы ее свисали тонкие бессчетные косички. Наплече кожаный мешок - неиначе, длядуш тех, ктосгинул впустыне.
        Впрочем, мысли осмертном часе нелишили Мельникова навыков иясности рассудка. Привестись кветру было некогда - онзарифил грот, повернул гик вдоль машины, опустил тормоз иостановился втрех саженях отдевицы.
        Подняв налоб шоферские очки, стянув вниз повязку-пыльник, поручик пересохшим горлом просипел по-русски:
        - Ая думал, тыскосой ивчерной рясе.
        Изаметил, чтоона испугана достолбняка. Так, чтоневсилах сойти сместа иоткрыть рот.
        Было, отчего онеметь - кней поветру прикатил гроб наколесах, сбольшим полотнищем намачте. Авгробу сидел демон безлица, свыпученными стеклянными глазами. Лишь когда он снял очки имаску, стал виден небритый усатый молодчик, опаленный солнцем, изможденный жаждой.
        Фиясобралась сдухом, чтобы вымолвить:
        - Выговорите по-английски?.. Понимаете голландский? африкаанс?
        ТутиНиколая отпустило.
        Какая бабка скосой? Взбредетже дурь вголову. Просто девушка-туземка, знающая языки.
        - О,да! Мненужна вода. Могу дать сухари, билтонг, табак. Гдеколодец?
        - Рядом. Япокажу.
        - Вкакой стороне? Садись передо мной вкокпит. Сюда, сюда, - показал он рукой. - Чего ты боишься?
        - Таких повозок небывает…
        - Этоколесный буер. Движется подсилой ветра. Яеду сзапада. Колодцы накарте неверно указаны. Залезайже, онувезет двоих… ты легонькая.
        Сопаской Фия подступила кдощатому корыту, вкотором сидел молодой усач. Отездока пахло едким мужским потом. Наего военной рубахе иформенных серо-зеленых штанах змеились белесые соляные разводы. Просолилась ифуражка сполотняным назатыльником. Справа отмужчины, подрукой, Фия заметила пистолет воткрытой деревянной кобуре ичехол, изкоторого торчал приклад карабина. Этоее обнадежило ислегка успокоило.
        «Ого! Вонитесак… Онздорово вооружен. Натакого можно положиться».
        - Вы… немец изколонии?
        Николай тоже разглядывал девицу. Откуда здесь такая? Свиду белая - небечуанка, небушменка. Рослая истройная, темноволосая, атласно лоснящаяся. Почему одета по-дикарски?..
        - Русский. Николай Мельников, Его Императорского Величества отдельный Африканский корпус.
        Отего слов Фия подалась назад, теряясь иробея. Вседавнее, чтоговорили укостра вкраале, вскипело впамяти, какмолоко наогне:
        «Русские идут! Онитам, зарекой Вааль. Бородатые, скачут безповодьев истреляют наскаку, рубят англичан саблями. Ка-зак, Тур-ке-стан! Страшнее, чембуры».
        - Николас?.. Туркестан, казак?
        Кудивлению Фии, молодчик спотрескавшимися досукровицы губами… рассмеялся:
        - Пехотинец.
        - Уменя есть немного воды…
        Онпромолчал; тогда Фия вынула заветный бурдючок:
        - Пожалуйста.
        Должно быть, пить он хотел нестерпимо, ноутолил жажду сдостоинством, отхлебнув лишь несколько глотков.
        - ЯФия ле Флер изКхейса.
        Смакуя вкуснейшую вмире водичку, Николай вспоминал карту. Кхейс, гдеэто?.. Кажется, нареке Оранжевой, между землями гриква ибушменов. Одно изпропащих селений вкраю вечной засухи.
        - Барышня, выже дочь буров?..
        - Да, - соврала Фия, стараясь неотводить глаз.
        Николас выбрался изкорыта, отстегнул тент позади своего седла и, порывшись вбагаже, протянул ей сверток:
        - Все, чтомогу. Чистая исподняя рубаха, вамвместо блузы. Обернитесь кароссом какюбкой. Переоденьтесь, ябуду смотреть всторону.
        «Хорошийли подарок - смертное белье?.. Ачто еще предложить? Нельзяже барышне ходить сголой грудью».
        Темвременем Фия заветрокатом облачалась быстро, какумеют лишь солдаты идевицы. Почти сяростью ножом порезала срамной передник наотдельные полоски кожи, связала изних опояску дляюбки. Ощутить нателе ткань рубахи было так сладко, словно годы ибеды умчались, миридом вернулись. Отвыкла отодежды. Новещь слишком просторная. Руки тонут врукавах, придется подвернуть. Закончив одеваться, онаукрадкой оглянулась - неподглядываетли русский?
        Стоит, дымя папироской. Спина широкая.
        «Зачемему? Онитак меня видел. - Фияпопыталась устыдиться, нонеудалось. Перекрестилась. - Господи Иисусе, прости мне ложь инепотребный вид. Да,я лгунья. Ноиначе онбы погнушался мной ивел себя по-другому».
        - Готовы, юффру Фия?
        Почтительное обращение «барышня» прозвучало вушах Фии райской музыкой. Онастаралась идти красиво, словно кпервому причастию. Голос сам стал певучим:
        - Вполне, менеер Николас.
        - Тогда слушайте. Сидеть вяхте молча, держась заборта. Скажу: «Направо» - наклоняйтесь вправо, также иналево. Скажу: «Пригнись» - прячьте голову, нето гиком ударит. Следите, чтоикакя делаю - пригодится. Отвечать лишь наспрос. Мнеговорить будет некогда, язанят рулем итакелажем. Итак, вкакой стороне колодец?
        - Таммогут быть бушмены, слуги бечуанов. Уних отравленные стрелы.
        - Мнеесть чем их попотчевать.
        Часто хлопая итрепеща, расправилось полотнище паруса. «Пригнись!» - ибалка гика пронеслась уФии надмакушкой. «Держись!» - скрипнул тормоз, инелепое корыто наколесах покатило снеожиданной дляФии скоростью.
        - Скажите им - яугощаю табаком, - краем рта молвил Николай, незаметно длябушменов держа ладонь нарукоятке «маузера».
        Стоило Фии повторить это нащелкающем языке исконных жителей пустыни, какнизкорослые курчавые людишки цвета опавшей листвы заулыбались иотложили свои луки. О,табак белых людей!.. Лучше него лишь дагга, табак черных людей, откоторого начинаешь видеть двухголовых страусов исмеяться, будто тебя щекочут.
        Искомый колодец оказался ямой, отнаносов песка обложенной камнями. Назатененном дне поблескивала лужа сравнительно чистой воды. Двое туземцев вузких набедренниках скошелями прилагались кводопою, какизжога киндийскому перцу. Повозка спарусом их удивила, ноненапугала.
        - Ониподстерегали меня, - тихо пояснила Фия. - Вождь тсвана послалих.
        - Еслиб нея, выпошлибы кдругому колодцу?
        - Ондальше ихуже. Внем вода солоноватая игрязная.
        - Переведите, чтоони говорят.
        - Чтовы щедрый идобрый баас. Вынегрозили им ружьем. Благодарят. Аеще… всеравно они скажут вождю онас. Заслужбу тсвана кормятих, дают молоко, приплод коз. Бушмены очень честные.
        Тотизпустынных, начьем поясе висело больше кошелей - наверняка старший, - указал всторону ипроизнес краткую речь, из-за цоканья ищелканья похожую натрель охрипшей канарейки.
        - Завтра кполудню тсвана будут здесь. Этоумелые охотники. Уних нетолько ассегаи - есть ивинтовки. Англичане, уходя наюг, раздали ружья ипатроны, чтобы посеять раздор иразбой. Теперь здесь власти нет совсем, ибечуаны распоясались. Ион сказал - лучшебывы… - тутФия смолкла.
        - Что?
        - Корова должна быть встаде. Поговорка такая. Ктодобром вернул корову, тотневраг.
        - Врядли тсвана бегают быстрее «Ягвы», - поглядел Мельников набуер.
        Имямашине он подбирал долго, авыбрал бурское «Jagwa» - «Яхта-повозка». Этозвучало ветхозаветно, почти какимя Господне, иумиляло всех, ктопомогал ему вколонии - немцев-лютеран изВиндхука и«цветных» кальвинистов спограничья. Этипоследние, метисы отголландцев ибушменок, задва века так сроднились сбелыми баасами, чтоуже трудно отличить. Одни - вылитые малороссы, другие - какмордва илирязанцы, всеодетые по-европейски ивооруженные. ВТрансваале их звали гриква - дружные сбурами, онидаже государство создали рядом салмазным Кимберли.
        «Всеж надо было самокат назвать «Шайтан-арба», какнаусмирении вКоканде. Эх,иразбегались отнее кыргызы!.. Правда, таарба была снаряжена картечницей…»
        - Вашей «Ягве» нужен ветер, аон слабеет. Сомною иводой машина стала тяжелее. Высможете завтра поехать?
        - Здешние ветры я изучил. Через пару дней северо-западный окрепнет, можно будет покрывать миль семьдесят всутки, приудаче - сотню. Значит, пока нам нужно укрытие. - Взгляд его обратился кограждению колодца. Похоже набруствер, нонизко, ненадежно. - Спросите бушменов, вдруг дадут добрый совет. Табака непожалею.
        Выслушав Фию, голый лучник закивал иопять протянул руку - ужевдругую сторону. Нопосле его речи девушка возмутилась, сердито зацвикала, зацокотала.
        - Какую там глупость он ляпнул?
        - Идти кгорам Цагна! Наверное, самбы туда непошел!..
        - Надежное место?
        - Безопасней некуда. - Вголосе Фии слышалась издевка. - Даже воины тсвана редко там бывают… Номы - белые, неизих мира, намможно. Такон считает.
        - Вода там есть?
        - Говорят, да. Каменная стена и… это бредни дикарей.
        - Тогда бояться нечего. Переночуем здесь, спервым ветерком поставим парус. Спим пополночи, сначалавы, потомя.
        Ужин был по-походному скудный - билтонг, тоесть вяленая по-бурски говядина сприправами, ирусские ржаные сухари. Кэтим черным сухарям Фия присматривалась снедоверием, потом куснула, погрызла - иувлеченно втянулась.
        - Вкусно! Ився ваша армия это ест?
        - Впоходе. Свежего ржаного тут несыщешь - выже рожь несеете. Наммуку завозят пароходами - через Лоренсу-Маркиш иДурбан, только дляполковых пекарей. Дороговато везти - сперва через Каспий, потом поПерсии, вдоль Аравии иАфрики…
        Подзвездным небом Калахари воранжевом неровном свете костерка офицер сволосами пшеничного цвета рассказывал ей одальних странах. Аона, очарованная, всяобратилась вслух, именеер Николас отражался вее широко открытых карих очах.
        Досего вечера кругозор Фии ограничивался вельдом ипустыней, библейским Вавилоном иевангельской Святой землей. Нотут наскочил насвоей «Ягве» русский - нечудовищный казак, каких описывают, аистый джентльмен, - изаговорил, словно запел…
        Где-то запределами вероятия правил царь Александр, плотный, бородатый иупрямый, почти какпрезидент Крюгер. Понебу летали дирижабли, будто ангелы.
        «Вотбы их увидеть!»
        - Могу я попроситьвас?..
        - Конечно, юффру.
        - Есть увас что-нибудь длячтения?
        - О… молитвенник, ноон нарусском. Хотя… я брал газеты длярозжига. Лондонская «Таймс» устроит? Двухмесячной давности.
        - Игребень, пожалуйста.
        Костер уже давал мало света. Фияпоняла, чтокрепко помнит грамоту. После долгой разлуки вчитаться впечатные строки - словно насладиться разговором сблизкими. Пусть даже газета изпроклятой Англии идышит жаждой мести.
        Спервой страницы ее ошарашило: «Мировая война проиграна?»
        «Какая “мировая”? Наши сангличанами дрались - ивсе!»
        «Выстрел “Авроры” разрушил твердыню британского мира. Пока дипломаты играли вполитику, кайзер ицарь уже делили мир. Царская база вПерсидском заливе, приготовления Германии - намследовало быть настороже! Номы очнулись, лишь когда груз оружия подзащитой “Авроры” прибыл вМозамбик ипоузкоколейке отправился кбурам…»
        Состороны донеслась непонятная песня: закончив обходить окрестности колодца, возвращался менеер Николас скарабином иохапкой сушняка вкостер:
        Ойся, тыойся, тыменя небойся,
        Ятебя нетрону, тынебеспокойся.
        - Холодает! Вамбудет одеяло, мне - тент смашины. Стрелять умеете?
        - Училась. - Длядочки фермера дело обычное, особенно вглухом краю.
        - Тогда позвольте вам представить моего приятеля - пистолет-магазинка Маузера, валит лошадь задвести шагов. Отложите «Таймс», иначнем краткий курс обучения. Азавтра покажу, какуправляться спарусом. Мнематрос на«Ягве» ой какнужен…
        «Богсвидетель - русский знает, чемпрельщать девиц».
        Надрова он наломал веток бушменского табака. Откостра пряно запахло камфарой спримесью цветочных ароматов.
        УФии защекотало вносу, анадуше стало мирно имягко. Пистолет вдва споловиной фунта весом показался ей игрушкой. Наверно, этот куст ивправду дурманит. Снять курок спредохранителя, взвести курок, прицелиться, плавно нажать наспусковой крючок… анауме грезы, откоторых впору откреститься.
        Иснилось что-то упоительное, пока менеер Николас нерастолкал ее посреди ночи. Вручил «маузер» изавалился вкорыто. Такона ипосидела дозари, сняв курок спредохранителя, завернувшись водеяло истуча зубами.
        Напрасно она опасалась - свосходом солнца ветра хватило, чтобы «Ягва» тронулась. Тутбы Николасу взять курс навосток, кземлям гриква ибуров, ноон решил достигнуть гор Цагна, чтосеверней.
        - Такмы потеряем время, - причесываясь, пробовала возражатьона. Сладить снадоевшими мелкими косичками проще, чемсмужским упрямством.
        - Если тсвана боятся тех мест, тобудут стеречь нас напути кВаалю, анепустятся впогоню. Дождемся хорошего ветра угор ипролетим мимо засады вбакштаг. Один наруле ипарусе, другой скарабином - пробьемся.
        - Вы… настоящий сорвиголова! - всердцах выпалила Фия, укладывая толстую косу бубликом изакалывая деревянными шпильками. - Пуститься водиночку через Калахари, полагаясь лишь наветер - виданноели дело!.. Богсжалился, послал меня - носколько можно искушать Всевышнего?
        - Торопитесь попасть домой? - спрашивая, Николас закреплял тент инеобернулся.
        - Да!
        - Всемы стремимся домой. Носмысл втом, чтобы познать мир. Даже ценой жизни. Аеще лучше - познать ивыжить, рассказать другим.
        Теперь Фия совсем убедилась, чтоего давешние слова «Туристя, путешественник. Захотел вотпуске проехать отВиндхука доВааля» были лукавством.
        - Вывоенный разведчик. Верно?.. Вчера солнце измеряли, вхронометр смотрели, апотом записывали вкнижечку.
        - Определял координаты, если говорить точнее. Дорогая юффру, кроме охотников ипастухов все вКалахари чьи-нибудь разведчики.
        - Ночто вам здесь нужно? Тутеле скотину прокормишь…
        «Золото, алмазы, - подсказывал разум, пока они сНиколасом смотрели друг надруга. - Пути дляармий сводными источниками. Будущие железные дороги. Мировая война…»
        - Учимся ставить парус. Наденьте мои перчатки - снасти могут порезать руки.
        - Апочему вы ненадирижабле? - сопела Фия, изовсех сил неумело управляясь стросами иблоками.
        Николай расхохотался.
        - Этовсто раз дороже паровоза!.. ВВиндхуке я видел цеппелин «Вильгельм Великий». Онприбыл изБерлина напоказ - стремя поломками, чуть настоянке вКамеруне несгорел… Ей-богу, «Ягва» надежнее. Стоп! Снимаю яхту стормоза… Смелее, вслучае чего я помогу.
        Внезапно Фии стало ясно, чтоона сама поймала ветер вполотнище иколеса бегут покрасному грунту ее волей. Шуршал парус, свистел воздух вснастях, колеса подпрыгивали надерновинах, стреском сшибали камфарные кустики итрехколючники. Тросики вруках пели, вибрировали.
        Эх-ха! Этонемотыгой махать безроздыха, покуда пальцы неопухнут!..
        Дляготовности кманевру руки пришлось держать поднятыми наборта, абока Фии сжимали ноги Николаса. Сродубы она себе такого непозволила, нотут иначе невозможно. Даисовсем нестрашно. Даже наоборот.
        Кполудню - гдетам тсвана? уколодца лаются? - онаидумать позабыла оприличиях, дотого руки ломило. Оничуть изплеч невывернулись, перемахивая гик туда-сюда, апоясница одеревенела. Зато усвоила, чтотакое курс бейдевинд, боковой дрейф илавирование. Николас помог ей выбраться из«Ягвы», постелил одеяло втени корпуса идал фляжку.
        - Надеюсь, тевысоты впереди иесть горы Цагна. Часпути, имы там.
        Сделав ладонь козырьком, всмотрелась иона. Надгребнем низкой розоватой дюны виднелось бурое возвышение.
        - Незнаю. Яих никогда невидела. Туда почти неходят.
        - Даже поить коров? Источники здесь редкость…
        - Да,ипереходят ксыну ототца иливождя. Нодело невводе. Тамжить нельзя.
        - Закаменной стеной-то? - хмыкнул Мельников. - Наместе тсвана ябы там устроил крепость идержал округу встрахе. Темболее сейчас, когда вБечуаналенде нет закона.
        - Всеуже есть - истрах, икрепость, - утолив жажду, Фия скивком вернула флягу ираздумывала, какбы попристойней вытянуться наподстилке. Отвынужденной позы в«Ягве» тело ныло ипросило отдыха. - Если бушменам дать миску жареного мяса, набить трубки даггой ивелеть им рассказать проЦагна, онибудут трещать доутра.
        - А,так Цагн нечто, акто?
        - Онбог… тоесть дьявол, - благочестиво поправилась Фия. - Богомол, царь дюн икамня. Этоунас крест ивера, авКалахари Христос недошел. Есть поверье отрех реках. Оранжевая - вней Христос омылся весь, каквИордане. Куруман, гдемиссия, - тамтолько ноги омыл, такмелко было. АвМолопо воды вовсе нет, сухое дно. Тогда Он изрек: «Отводы доводы здесь угодье нечистого».
        «Сказочка-то негрская, - смекнул Мельников, - ипоздняя, времен английских миссий. Одичали буры вКхейсе, повторяют байки кафров».
        - …иЦагн поклонился Ему, изанял безводные земли. Адлябушменов он всегда тут жил, ещепридревнем народе, который ушел.
        - Надеюсь, намвего горах найдется место длястоянки.
        - Вотвы шутите, - заговорила Фия сукоризной, - ая видела, чтоЦагн творит. Однажды делянку мотыжила, амимо парни тсвана шли сохоты - имвздумалось бить антилоп утех гор. Ничего недобыли, аодного парня несли ссобой, накрытого плащом. Подозвали меня: «Смотри, коза белая, какбогомол наказывает. Если захочешь скрыться заего камнями - вветер обратишься, кдревним улетишь». Мертвый выглядел, словно изнего душу вынули. Онслишком близко подошел инепочтил Цагна.
        Мельников через бинокль приглядывался ккаменной гряде. Танапоминала китайскую стену, местами разрушенную землетрясением.
        - Богомол требует жертв?
        - Онберет одного изпришедших вуплату заводу идичь. Когда вождь хочет показать себя могучим, онотдает Цагну пленника, обычно ребенка, ипьет, охотится безстраха… почти. Намоей памяти увели двоих.
        - Вамповезло.
        - Неочень, - Фиясела, обняв свои колени. - Иногда мне казалось, чтолучше стать ветром, чемтак жить. Словно богомол нашептывал. Ямолилась, чтобы неподдаться соблазну. Этообман, мираж. Цагн берет кафров ибушменов, мыему чужие.
        - Тогда вперед.
        Онаспрятала лицо вколенях:
        - Всеравно я боюсь.
        - Насдвое, мысоружием. Юффру, янемогу ниброситьвас, нивести силой. Пока есть ветер, можно дойти догор, иначе будем тащить «Ягву» какбурлаки. Этотакое бремя белых, чтооба вымотаемся. Если кто-то идет поколесным следам, оннас догонит наоткрытом месте, гдеотстреливаться трудно. Отдыхаем еще полчаса, потом решаем, какбыть.
        - Едем сейчас, - решительно подняласьона, представив, каких терзаний будут стоить эти полчаса.
        Здесь вода явно была близко кповерхности - наэто указывали визобилии росшие акации ипастушьи деревья, кусты дерезы исумаха, довольно густой травянистый покров.
        Ноумолкнуть отвосхищения Мельникова заставило другое.
        Тобыли негоры, агород.
        Укаменных высот ветер стих. «Ягву» пришлось катить вручную, чтобы скрыть ее взарослях иопустить мачту, выдававшую путников сголовой. Ичем ближеони, запряженные парой, подходили кгорам, темявственнее виделись признаки циклопической кладки, обрушенные башни, полускрытые внаносах бастионы.
        Сколько тысяч лет город ветшал иосыпался впрах? Ветры, сезонные дожди, раскаленное солнце дня ихолод ночи веками медленно крошили глыбы, придавая им вид дикого камня. Новеличие имощь строений были настолько грандиозны, чтостереть их слица земли мог только Страшный суд.
        Немудрено, чтобушмены икафры считали эти нагромождения горами. Онисроду невидели построек больше шалашей ихижин, асаманный крааль черного царька был вих глазах вечным Римом. Даже жалкой крепостце Зимбабве они поклонялись, словно та построена богами, арукотворность гор Цагна невмещалась вих сознание.
        - Вывидели? - наконец вымолвил Николай.
        - Онодопотопное, - тихо отозвалась Фия. - Оттех времен, когда гнев Божий пал наземлю.
        - Держите мачту. Мненадо открутить винты… Осторожнее!.. Летдвадцать назад тут проходил американец Фарини…
        - Тоже шпион?
        - Авантюрист ибалаганщик. Возил бушменов, какзверей, помиру напоказ. Онописал Забытый город, носкоординатами ошибся. Надо поискать воду.
        - НаФарини никто ненапал? - спросила Фия, озираясь.
        - Вродебы, нет. Умер один изего слуг, туземец, тутего исхоронили.
        «Напал», - поняла девушка.
        - Менеер Николас, намнадо держаться вместе, соружием наготове, неупуская друг друга извида. Испать поочереди, какуколодца.
        Еенепо-женски серьезный, твердый тон мало вязался снежным обликом стройной смуглянки. Наблюдая, какФия примкнула к«маузеру» кобуру-приклад идляпробы вскинула магазинку кплечу, онневольно залюбовался ее сосредоточенным, даже мужественным лицом.
        «Настоящая казачка».
        - Такисделаем. Сперва поднимемся нату стену иосмотрим округу. Из-за гряды кнам несунутся, асровного места жди беды.
        Толстая невысокая стена давала широкий обзор подступов. Справа редкие выступающие камни - отсюда напасть трудно. Слева часто стоящие купы кустарника, кое-где сливавшиеся воедино, - этасторона опасна. Заветвями враг невиден, может подобраться близко.
        - Пока никого, - опустил он бинокль.
        - Онинамного отстают. - Понажитой вплену привычке Фия опустилась накорточки. - Ноих путь - прямой, абегают они проворно. Какохотники тсвана умны - смекнут, куда мы могли направиться. Соленый колодец, крааль вождя игоры - ближе воды нигде нет, всюду смерть. Много унас патронов?
        - Сколько бойцов пошлет вождь?
        - Дведюжины. Изних половину кСоленому, онизадержатся насутки.
        - Пойдемте заводой. Насмогут отрезать отручья.
        Шагая кзарослям сканистрой, Николай мельком пожалел, чтонезахватил фотографического аппарата. Хотя - сложно будет доказать ученым археологам, чтонапластинках запечатлен именно Забытый город. Злое время потрудилось надстроениями допотопных жителей, ужемало похожими наследы цивилизации. Ихнадо наблюдать воочию, анефотографировать. То-то снимкам Фарини никто неповерил!..
        «Зарисую, нанесу накарту, идостаточно. Ябыл прав, взяв патронов слишком вместо коробки стекляшек».
        - Мыидем помощеной улице, - донесся сзади голос Фии.
        Подногами она разглядела стыки плит, накоторых забессчетные столетия изпыли иотмерших трав образовался тощий слой земли.
        Вслед заней иНиколай стал различать, какизокружавшего их хаоса, подобно теням, проступают черты сгинувшего города - скошенные ограды, вогнутая мостовая сканавкой стока посредине. Рядом утопленные вземлю наклонные мегалиты - толи алтари, толи надгробия.
        Стоило оглянуться - напоросшей камнеломками скале заметен барельеф ввиде громадной головы, увенчанной подобием короны. Нолик напоминает муравья илимедведку подувеличительным стеклом. Выпуклые глаза, торчащие вперед челюсти…
        - Нелюди жили здесь, - вырвалось унего.
        - Кактихо… - прошептала Фия. - Птиц неслышно, аведь накустах полно ягод.
        Вбезветрии мертвого города каждый шаг был неуместным звуком, чуждым гнетущей тишине. Словно весь каменный оазис терпеливо ждал, когда они уйдут. Даже журчание ручейка втени акаций было слабым, приглушенным. Вода струилась боязливо истаралась побыстрее исчезнуть между обомшелых валунов.
        - Яначинаю понимать бушменов, - поделился мыслями поручик, набирая воду. - Даже если это священное место, какписал Фарини, явоздержусь гадать, кому тут поклонялись.
        Фиянапилась сколен, низко склонившись кручью. Утерлась имолвила:
        - Наобратном пути к«Ягве» я покажу камень. Тамчто-то нарисовано, номы шли рядом, отойти я побоялась. Приближаться ккамню - тоже.
        «Такой глазастой - верный путь вмедички, - убедился Николай, когда дошли доназванного камня. - Даже искоса любую мелочь заприметит. Ноотдаютли буры дочерей вучебу? Кажется, только замуж».
        Уродливый рисунок набоку камня изображал черный силуэт, весьма отдаленно схожий счеловеком, склоненный кмаленьким фигуркам цвета охры, слуками вручонках. Словно длинный, худущий нагнулся надмалыми детьми, один изкоторых лежит ничком.
        Сверху накамне Мельников увидел высохшие черно-красные потеки. Большей частью они были смыты дождем исметены ветром, сохранившись влунках ивыщерблинах. Позади монолита лежал череп газели, объеденный жуками икрысами.
        Каксговорившись, Николай иФия дружно промолчали отом, чтопришло наум.
        Хлопоты сяхтой иблуждание повымершему городу заняли немало времени. Запасшись водой, сделали вылазку заползучими дикими дынями цамма - теместами разрослись какнабахче, ихсладковатая сочная мякоть стала добавкой кужину.
        Восточный склон колоссальной стены-гряды покрылся тенью. Онасгустилась ипоползла отподножия кним, сидящим у«Ягвы», - тяжелая, бесшумно движущаяся. Фияедва успела прожевать билтонг иотвлечься оттревожных дум чтением «Таймс», когда темнота накрыла стоянку.
        Взабытый всеми Бечуаналенд недолетали нидирижабли, нипули - лишь смутные пугающие слухи. Пока Фия делянки мотыжила, важные господа перекроили мир. Те,кто проиграл, винили вовсем Россию.
        «Груды винтовок Мосина, тонны патронов, пулеметные орудия - итак называемые волонтеры, закаленные головорезы Туркестана воглаве сраскосым калмыком Лавром Корниловым. Континентальные державы нанесли нам подлый удар по-азиатски, направив силы флотов кберегам Англии иИндии…»
        Какой-то Черчилль изПалаты общин крыл почем зря пруссаков иказаков, именовал Корнилова кровавым Чингисханом, усеявшим вельд костями храбрых «томми». Досталось икайзеру Генриху, иАлександруIII, чтосообща свели вгроб королеву Викторию.
        - Таккоролева умерла?..
        - Дауж давненько, пятый год пошел. Какраз мы взяли Дурбан ипоставили условие поперемирию - убрать войска извсех земель севернее Оранжевой реки, иначе пойдем наКейптаун. Тутбабушка иокочурилась.
        - Ивы все эти годы воюете вАфрике?
        - Только дважды дома побывал. Напобывку ехать - долог путь. Туда, обратно - весь отпуск проведешь напароходе.
        Фияподжала губы, чтобы несказать: «Авы помолвлены илиженаты?» Нескромно так спрашивать. Даже вкраале тсвана есть приличия, ауж среди белых тем более.
        «Нуичто, если мы вместе? Онтолько исполняет долг мужчины - беречь иуважать девушку. Отец отблагодаритего. Я - кальвинистка, он - греческой веры, иеще… Адома спросят: “Дочь, тысохранила себя вчистоте?” Ая отвечу: “Онцарский офицер идворянин. Мама, какие могут быть сомнения вего порядочности?” Боже, очем я думаю?.. Почему он комне равнодушен? Неужели чувствует, чтоя солгала?»
        Отмучительных сомнений ее оторвал шорох вкустах. Мгновение спустя они оба были наногах. Онскарабином, онас«маузером». Щелчок взведенного курка иклацанье затвора раздались почти одновременно.
        - Должно быть, медоед, - после затишья молвил Николай. - Пчелы есть, значит, ион будет.
        Ночь обступилаих. Полнеба закрывала темная громада каменного гребня. Состороны довременной стены веяло теплом иблизкой бесплотной угрозой.
        «Нанас смотрят», - собиралась сказать Фия, носязыка слетело совсем иное:
        - Хотите проложить сюда железную дорогу?
        - Хм… Онаоживит пустыню. Пробурят скважины, появится вода, посевы, пастбища. Придет конец разбою бечуанов. Всюду так происходит, этоклучшему.
        - Здесь угодье нечистого. Мывего городе. Ябыла вКимберли, онпостроен по-другому. Этиулицы, - онапровела рукой повоздуху, - слишком широкие… тут все изогнутое, перекошенное. Ниодной прямой стези илинии. Наздешние ступени еле ногу вскинешь… Можете представить, ктопоним ходил?
        Просебя Мельников признал, чтодевушка права. Словно архитектуру Забытого города создали, глядя вкривое зеркало.
        - Могу. «Были наземле исполины», - напамять прочел он изБытия. - Рядом скоторыми мы - каксаранча.
        - Ятоже так подумала, - елеслышно согласилась Фия. - Сыны Енаковы отисполинского рода…
        - Спать пора.
        - Какой тут сон!..
        - Ихнет. Смыло потопом. Просто… место плохое. Помолитесь - испите спокойно.
        Девушка долго ворочалась вяхте, вздыхала и, наконец, затихла, изредка постанывая отнедобрых сновидений. Сидя прислонившись кколесу спиной, Мельников покуривал, вслушивался вночные звуки. Нет-нет да шуршали осторожные зверушки, издали принюхиваясь кзапахам костра итабака, приглядываясь кколеблющимся языкам огня - может, снова медоед явился, илиушастая лиса пожаловала.
        «Ато ивовсе бурая гиена, догрызать газелью голову. Ох,неспроста тут наклонные камни поставлены… Жертвенники, какпить дать. Окроплены кровью… Выходит, кто-то чествует еще сынов Енаковых. Значит, незабыты шестипалые. Илиживы?.. Возможноли? Потоп-то давно схлынул… Ноони ипосле жили. Тотже Голиаф. Вотиневерь сказкам».
        Ксередине ночи отгряды потянуло влажной, почти осязаемой прохладой. Потому, каквременами затмевались звезды, стало видно - проплывают облачка. Идущий наспад сезон дождей готовился кпоследним грозам - оросить напоследок вечно жаждущую Калахари. Потом настанет нестерпимая безводная зима, зверье откочует ксеверу, козеру Нгами иболотам Окаванго, кхранящим остатки воды зеленым низинам, пэнам ивлеям.
        «Утром поднимется ветер, - улыбнулся Мельников первому, елезаметному свечению зари навостоке. - Пусть Фия выспится. Прихватим еще дынь вдорогу ипоставим парус. Кому изнас больше повезло?.. Яполучил милую попутчицу, она - свободу… Славная девушка. Ая - только разведчик империи, ивсе».
        Вскудном негрском наряде, припервой встрече, онабыла великолепна, какЕва пустыни. Таклишь дамочка безпредрассудков наедине встречает милого, асреди дня разгуливать - немыслимо.
        «Ахороша!»
        Убедившись, чтоФия дышит спокойно, Николай дляразогрева - ночью вкаменном городе холодновато! - направился круине, названной им «бастионом». Легко поднялся настену, чтобы полюбоваться рассветом.
        Итотчас залег, припав ккамню, вспомнив изКозьмы Пруткова: «Петух просыпается рано, азлодей еще раньше».
        Тсвана вышли затемно, слуги-бушмены вели их кратчайшей тропой. Силуэты вражеского отряда четко виднелись наподступах кгороду Цагна - череда мелких, какмухи, фигурок.
        - Просыпайтесь, юффру, унас гости.
        - Один патрон, - повторил он дляверности. - Пусть залягут подальше отзарослей, ая прослежу, чтобы они доних недобрались.
        Молча кивнув, Фия поводила стволом, выбирая цель. Бушмена?.. Нет, грех губить честного дикаря, пока неподошел навыстрел, лукненатянул. Вожака воинов?.. Вонон, впернатом венце. Иэтого неслед. Впустыне каждое убийство влечет месть. Ктознает, когда тсвана нагрянут наферму сответом? Одно известно - придут ночью.
        Хотя жаль зря тратить пулю, Фия пустила ее поверх голов.
        Сухой ирезкий звук разом свалил всех идущих. Ползком, стремительно, какящерицы, заскользили они прятаться закамни. Секунды спустя сдвух сторон коротко вспыхнуло - бах! бах! Пальба английских «лиметфордов» была знакома Мельникову словно музыка. Одна пуля свизгом рикошетировала откладки бастиона, другая свистнула иунеслась кстене-громаде, гдетаращил слепые глаза каменный лик медведки вкороне.
        «Ктониже цели, ктовыше. Толковые стрелки, мимо слона непромажут. Позиция унас невыгодная, - думал Николай. - Свосходом будет слепить солнце… иподсвечиватьнас, если тучки непомогут. Нуже, милые, давайте, налетайте, ипогуще…»
        Небо мало-помалу хмурилось, нонезатягивалось тучами сплошь. Ондаже свистнул легонько, накликая сильный ветер. Где-то сзади пророкотал далекий гром, какэхо выстрелов, ворчливое изапоздалое. Повоздуху прошла дрожь.
        - Эй,белый! - закричали откамней наломаном африкаанс, махая вздетым накопье платком. - Говорить! Нетстрелять!
        - Спроси, чего они хотят.
        - Известно, чего… - буркнула Фия, нонабрала вгрудь воздуха ичто-то выкрикнула натуземном языке. Слова походили назнакомую Мельникову речь зулусов, хотя понимались струдом. Нохоть нептичий бушменский язык.
        Ейответили:
        - Мынехотим боя! Зачем убивать друг друга? Набаасе нет вины! Пусть он вернет нам белую козу, даст табаку иденег - разойдемся миром!
        - Даже переводить незачем, - злобросила Фия, готовая кстрельбе. - Ониобманут. Имнужно все - ия, иваше имущество.
        - Да,я немного понял. Насчет денег стабаком - согласен. Если положат ружья илуки накамень, стрелы ипатроны надругой, асами отойдут подальше, куда я скажу. Такдоговоримся. Нет - пусть молятся своему Цагну…
        Вновь глухо прогремело заспиной. ТутНиколай осознал - этонегром.
        Иневорчание, арык.
        Этодвигались камни стены, подобной горному хребту.
        Вместе сним обернулась Фия. Исполинские плиты двигались, открывая угловатый черный вход, похожий нажерло тоннеля. Этаискривленная, скошенная набок огромная дверь возникла прямо подустрашающим барельефом. Громыхание, скрежет искрип каменных створок становились все громче, аветер нес отразверзшейся пещеры тяжкий неживой запах.
        Едва створки замерли, какнечто вылетело изжерла схлестким звуком - будто щелкнул повоздуху бич величиной сжелезнодорожный рельс. Темная масса ударилась оземлю возле бастиона, отчего камни вздрогнули, ираскрылась, какяпонский зонт, - избесформенного кома развернулась великанская фигура напричудливо изогнутых ногах. Тело, отливающее вороненой сталью, крючья многопалых лап иголова-котел, горящая багровыми огнями глаз. Встороны отплеч, какзачатки крыльев, торчали выросты, анаих концах вращались радужно мерцающие сферы.
        Видение длилось миг - следующим прыжком гигант перемахнул бастион иполовину расстояния дотсвана. Теуже разбегались встороны, лишь трое устояли, взяв наизготовку ассегаи ивинтовку, дамалорослые бушмены подняли натянутые луки.
        Мельников был взамешательстве недольше, чемсказать «О,Боже!»
        «Даонже их порвет натряпки. Лапы-то какие!»
        После ошеломления сработал глазомер - тварь изноры велика исложена непо-людски, аростом вдва бушмена илиполтора кафра. Все-таки необлака макушкой задевает.
        Этомелькнуло вего мыслях, когда он уже спрыгнул сбастиона ибежал напомощь тсвана. Ачудище, сделав новый скачок, оказалось рядом счерными имахом отшвырнуло саженей надесять зазевавшегося парня; бедняга неуспел выстрелить. Другой лапой - бушмена. Против него остались оробевший лучник да двое скопьями.
        Если лев напал накафров итерзаетих, закон белого ба-аса - защищай слабых. Струсил - идивкрааль доить коров, ниначто другое ты негоден.
        - Комне! - гаркнул Мельников, дляверного прицела пав наколено.
        Безобразный гигант повернулся впоясе, какголова совиная, асфера наего плечевом выросте испустила бледный луч, сшипением бежавший поземле иподжигавший кустики.
        Всферу-то Николай ивыстрелил. Таразорвалась сгрохотом, окутав голову-котел рыжим облачком. Раздался рев, гигант пошатнулся, загорелся второй луч.
        Рядом сМельниковым опустилась наколено Фия, иони продолжили беглым огнем сдвух стволов. Опорожнив магазин - с«маузером» причастой стрельбе это происходит быстро, - Фияударила женским оружием, тоесть истошно завопила:
        - Иэто воины тсвана, чтоходят нальва водиночку? Вытрусливей бушменских старух!
        Онипрезирали смерть, нострашились позора. Первым опомнился вожак ипрянул нагиганта сассегаем, крича:
        - Эй,дети шакалов, сюда! Умирать, таквбою!
        Гигант отбросилего, вожак отлетел ишмякнулся, нодал Мельникову время заменить обойму иприблизиться. Апуля мосинского карабина намалой дистанции - страшная штука.
        Начало накрапывать. Чреватое ливнем небо нависло надЗабытым городом, какчерное брюхо дракона, тоидело вспыхивая зарницами.
        - Хорошая охота, - прохрипел вожак, отболи всломанных ребрах едва способный дышать. - Внукам расскажу, если останусь жив. Эй,баас, твое право отрезать ему голову ипоказать всем.
        Николай представил себя Давидом сгравюры Доре. Егозамутило.
        - Ондышит, - наклонившись, Мельников потрогал жесткий торс поверженного великана, словно свитый изколец. Невозможно понять, кожа это илипанцирь. - Нашзакон - лежачего небьют.
        Редкое, сиплое дыхание гиганта доносилось еле-еле, анемигающие глаза его едва тлели багряным огнем, словно готовые угаснуть. Нажесткой муравьиной голове виднелись вмятины идыры - следы попаданий отпуль иосколков взорвавшихся сфер.
        - Похоже, тяжело контужен. Крови мало вытекло. - Николай оглядел свою руку, запачканную вкрови великана. Серая ссиневатым отливом.
        «Богомол. Древний народ, который ушел… Если все голиафы такие, топотоп был неминуем, - подумалосьему. - Акто выплывет - натех Давид спращой».
        Защебетал, защелкал уцелевший бушмен. Свопросительным видом Мельников обернулся кФии - туслегка трясло, хоть она старалась держать себя вруках, - идождался перевода:
        - Цагн воскреснет. Онколдун. Даже если останется один ноготь, капля крови - онвырастет вновь изкапли. Если ты хочешь избежать его мщения - сожги Цагна целиком, допепла.
        - Чтоя, зверь, живьем жечь?.. Слушай меня, - присел поручик возле головы гиганта. - Незнаю, ктоты иоткуда, нозапомни мои слова. Мнененужен твой город, будь он проклят сего алтарями. Живи внем идальше. Ноесли услышишь «Русские идут», мойтебе совет - прячься всвою нору, накройся камнем имолись, чтобы мы прошли мимо. Иначе мы займемся тобой, иты уже так легко неотделаешься. Понял?
        Вглазах лежащего гиганта полыхнуло, иокруженные лучами огненные точки, заменявшие зрачки, повернулись кМельникову.
        Потом поручик обратился квосхищенно наблюдавшим заним тсвана:
        - Тащите его вту нору, откуда взялся. Адевушка пойдет сомной.
        - Забирай, - сболезненной гримасой выдохнул вожак. - Намнужна была коза, аэта - воин. Ееместо - рядом свождем, чтобы рожать героев.
        Подразгулявшимся дождем, хохоча, гикая иругаясь, кафры волокли побежденного бога. Всполохах молний донесли допорога пещеры иногами столкнули вниз поступеням, слишком большим длячеловека. Едва успели отскочить, когда стали смыкаться каменные створки-челюсти.
        Акогда небо очистилось, установился ровный северо-западный ветер. На«Ягве» поставили парус, ибуер покатил квостоку. Тотже путеводный ветер подхватил иразметал мелкие клочки бумаги - вырванный лист изблокнота поручика скоординатами города Цагна.
        - Мытам небыли, - отъехав сполсотни верст, сказал он Фии, сжатой между его колен, иона согласно кивнула.
        Зачем слова? Нельзя указывать дорогу вгород дьявола.
        Чемдальше отнего, тембольше все случившееся казалось ей давним сном. Иблизость Николаса тоже была сном, нопросыпаться нехотелось.
        - Пожалуйста, заверьте день прибытия, - попросил Мельников.
        Молодой телеграфист сизумлением таращился впотертый насгибах бланк. Если верить записи нанемецком языке ипечати, русский путешественник выехал изВиндхука три недели назад.
        Прикатив подпарусом сзапада, русский уже произвел фурор вкрохотном городишке нажелезной дороге между Мафекингом иКимберли, ныне принадлежащей Трансваалю. Поддетский крик иржание встревоженных коней он подкатил прямо ктелеграфной станции, гдесбольшой галантностью помог выбраться изсвоего диковинного экипажа девушке вюбке изшкур имужской рубашке. Всенаперебой обсуждали его манеры идевицу, позволившую себе так ездить смужчиной.
        - …иотправить две телеграммы - вштаб Африканского корпуса ивЙоханнесбург, вредакцию газеты. Есть увас гостиница, цирюльник икорыто длямытья?.. Отлично. Видите девушку заокном? Этобарышня изКхейса, онабыла вплену убечуанов. Найдите достойную даму, пусть поможет ей привести себя впорядок.
        - Барышня?.. ИзКхейса? - потирая подбородок, переспросил парень.
        - Что-то нетак? - спросил русский, насторожившись.
        - О,нет! Дама сейчас будет.
        Явилась почтенная бурская тетушка, крепкая ввере иморали, способная поднять заось груженый фургон икулаком остановить взбесившуюся лошадь. Услышав проКхейс, онаслегка нахмурилась, но, снескольких слов поняв историю Фии, бережно обняла девушку заплечо:
        - Идем, милочка. Тымного пережила. Уменя найдетсявсе, чтобы одеть тебя прилично. Менеер офицер, будьте уверены - япозабочусь оней.
        - Спасибовам, спасибо, менеер Николас, - только ипроговорила Фия, пока тетка тянула ее засобой. - Яникогда вас незабуду.
        Приняв ванну, побрившись, переодевшись иотобедав, Николай справился одевушке, носогромным удивлением услышал:
        - Барышня спервымже поездом уехала вКимберли. Мысобрали длябедняжки кое-какой гардероб инемного денег. Богвелит заботиться онесчастных. Онапросила постирать вашу рубашку ивернуть. Иеще просила неупоминать, чтоувас был попутчик. Репутация барышни - этосвятое.
        Едва он вознамерился отправиться вдогонку, каксоследующим поездом прибыли соратники изкорпуса, репортеры, фотографы и, какпишут фельетонисты, «все заверте…» Что вы хотите - первый вмире человек, проехавший Калахари наколесной яхте! Слава, шумиха, газетное прозванье «Богпустыни», брызги шампанского иморе капского вина. Вседевушки отБлумфонтейна доПретории млели, видя портрет Николая Мельникова, анабалах он отбоя незнал отпрелестниц.
        Нонауме была одна - смуглая, вюбке-кароссе иего белой рубахе, с«маузером» втонких исильных руках.
        Четыре месяца спустя, вразгар палящей, изнурительной зимы, балы сошли нанет, аслужба вернулась всвое русло. КМельникову примчался бой-вестовой и, сверкая белой улыбкой начерном лице, откозырял, рапортуя наплохом русском:
        - Вашблагородия, квам гости, много, тричеловек!
        Пришлось выйти кворотам военного лагеря. Таможидал его празднично одетый фермер-бородач сширокополой шляпой вруках. Арядом, похоже, женушка идочка, обевстрогих темных платьях доземли истаромодных капорах, принятых убурских женщин изглубинки.
        - Менеер лейтенант, яХендрик ле Флер изКхейса. Мыссупругой вам премного благодарны завозвращение дочери…
        Больше поручик ничего неслышал, хотя трудяга Хендрик говорил что-то простадо овец, которое записано наМельникова - «Иприплод тоже!» Он смотрел только налицо девицы, полускрытое капором, - глаза опущены долу, губы скромно поджаты, пальцы переплетены.
        - Теперь иты скажи слово, Фия!
        - Батюшка, могу я переговорить сменеером лейтенантом наедине, всторонке?
        - Конечно, милая.
        Отошли. Николай заметил, чтопальцы она сплела, чтобы недрожали. Носгубами несправлялась, иглаза слишком блестели, поэтому она их прятала, отворачивала лицо.
        - Мнеследовало объясниться свами раньше… Явас обманула. Янебелая, ягриква, «цветная», моипредки были готтентоты. Простите меня. Между нами неможет быть ничего общего. Прощайте!
        - Очемвы, юффру? - Николай удержалее. - Какие пустяки… Мывместе прошли пустыню, бились сЦагном…
        - Тсс! - Оначуть приблизилась, ихладони соединились.
        - …ипосле всего вы мне внушаете основы вашего расизма. Оставьте инеповторяйте впредь. Мысудим олюдях лишь поих достоинству. Яискалвас, нослужба… Поймите, яже человек армейский…
        - Да,да.
        - …искал, чтобы сказать нечто важное.
        Кчете ле Флер они вернулись рука обруку. Фиясияла инечуяла подсобой земли.
        - Менеер лейтенант сделал мне предложение. Яприму греческую веру ипоеду вРоссию, представиться его родителям. Матушка, чтосвами? Матушка!.. Воды!
        Разумеется, возник скандал. Непервый инепоследний скандал такого рода вславной боевой истории Е.И.В. отдельного Африканского корпуса. Речь шла неородословной юффру ле Флер - дело касалось церковных догм. Поэтой части буры игриква чрезвычайно щепетильны. Нослезы, увещевания иугрозы проклясть непокорную дочь были напрасны - трудно уломать девицу, которая сражалась сдопотопным исполином.
        Став Софией Мельниковой, онарешила взять сновобрачного особую клятву. Выбрала тот момент, когда их счастье было шире небес надКалахари.
        - Ради тебя я оставляю иродных, икальвинистов. Отныне мы муж ижена - одно целое. Явсегда буду стобой, хоть вснегах, хоть впесках. Тымне ближе всех. Поклянись жизнью испасением души, чтоникогда непокинешь меня, чтомы всегда ивезде будем вместе.
        - Клянусь!
        ТутНиколас, обычно прямой ирешительный, как-то замялся:
        - Яхотел сделать еще один рейд…
        - Как? - ахнула она ивмиг догадалась - куда. - Опять вгород?.. Ты… уже тогда знал, чтопоедешь вновь?
        - Надо убедиться, всели спокойно. Изучить механизмы, камни - этоважно. Наконец, самЦагн - неживотное. Значит, поймет иразумную речь. Есть смысл попытаться…
        Виспуге Фия прижалась кнему, боясь потерять своего единственного:
        - Мстить будет!
        - Остережется. Ужезнает нашу силу, амы - егослабости.
        - Одного неотпущу. Едем вдвоем? Вкраалях тсвана тебя зовут великим воином. Любой вождь будет горд принятьнас.
        Ейвспомнились снасти вруках иветер, гонящий буер покрасным пескам. Алый рассвет, сиреневый закат, билтонг назубах исладкие дыни цамма укостра. Шорох медоеда вкустах дерезы.
        - Такибыть, милая.
        - Асправимся? Цагн силен…
        - Тыда я - собором ичерта поборем.
        Александр Золотько
        Отрицание
        Перевалить через отрог можно было еще довечера, ноЕгоров, посоветовавшись сурядником, решил заночевать наэтой стороне. Казаки привычно быстро разбили лагерь, после чего молодые отправились задровами, астаршие занялись приготовлением ужина. Обаэвенка, Делунчи иТыкулча, устроились чуть вотдалении, какобычно вовсе десять дней путешествия.
        - Ипочему остановились? - поинтересовался Никита Примаков уДробина, когда они ставили палатку. - Тошли какможно быстрее, атеперь… Уженеспешим никуда?
        Тотмолча пожал плечами.
        - Нет, правда, - Никита дернул веревку, палатка, ужепочти поставленная, завалилась набок. - Черт! Никак немогу привыкнуть кэтому безобразию…
        - Этовы освоих талантах путешественника? - осведомился Дробин, невозмутимо поднимая палатку. - Умению обустроить жилье?
        - Неязвите, - отмахнулся Примаков. - Человеку должно нешляться погорам иболотам, ажить внормальных человеческих условиях…
        - …независимо отсоциального происхождения иимущественного ценза, - подхватил Дробин. - Никита, явполне понимаю ваше революционное настроение, нонекажетсяливам, чтовы ведете свою пропаганду, какбы это помягче выразиться, несколько невтом месте инеперед той аудиторией?
        Примаков хотел заявить оправе исвободе голоса, нововремя вспомнил, чтоСергей Петрович хоть истарше его всего напять лет, носрок высылки напоселение унего раза вдва больше, чемусамого Никиты. Ивыслан он незаучастие встуденческих беспорядках, азапринадлежность креволюционной организации. Идаже, кажется, чутьли незаподготовку террористического акта против царского чиновника.
        СамДробин обэтом неговорил - онвообще неотличался особой разговорчивостью, - аспросить прямо Никита все нерешался. Так, безвопросов - ответов они были вроде какнаравных, аначнешь расспрашивать, ивдруг окажется, чтоотношение креволюции уДробина куда каксерьезнее, чемуПримакова? Тутпридется… Чтоименно придется вэтом случае, Никита старательно недумал. Свое положение ссыльнопоселенца бывший студент Харьковского Императорского Университета, отчисленный спервого курса медицинского факультета, предпочитал оценивать каксвоеобразное отличие, доказательство своей избранности ипочти какнаграду.
        - Нет, мневсеже интересно, - сказал молодой человек, когда палатку они все-таки поставили. - Дозахода солнца еще какминимум два часа, амы уже…
        - Спросите уЕгорова, - посоветовал Дробин. - Илисейчас сходите, иликогда сядем ужинать. Антон Елисеевич вам ответит, яполагаю.
        - Какже! - Никита забросил вещевой мешок впалатку. - Ненавижу всяческие тайны! Ядаже уЯшки Алехина спросил, когда ему вывих вправлял: зачем мы вообще идем вэти дебри? Так, представьте себе, вообще никто изказаков незнает. Приказали сопроводить господина изстолицы, вотисопровождают…
        Потянуло дымом - казаки разожгли костер, кто-то уже принес воды вкотле, вырубили рогатины иводрузили котел надогнем.
        - Смотрите, смотрите! - Примаков указал всторону палатки Егорова. - Аведь Антон Елисеевич, вроде, нежелает отдыхать.
        Ивправду, было похоже, чтоЕгоров намерен идти дальше. Онстоял возле палатки снеизменным посохом вруке, полевая сумка имаузер вдеревянной кобуре были принем, нагруди кожаный чехол бинокля, наголове - шляпа снакомарником. Егоров что-то говорил казачьему уряднику, атот уважительно кивал, разилидва что-то переспросил, потом повернулся кказакам ипозвал двух молодых - Игнатова иАлехина.
        - Уходит куда-то Антон Елисеевич, - пробормотал Никита. - Куда? Зачем? Кстати, какполагаете, ктоон? Ну,попрофессии…
        - Антон Елисеевич Егоров, тридцати двух лет, холост, если судить поотсутствию обручального кольца, - сфлегматичным видом сообщил Дробин. - Исовершенно всвоем праве идти куда угодно искем угодно. Ая, пожалуй, поинтересуюсь указачков, гдеони воду набрали. Очень хочется смыть пот ипыль. Ивам, кстати, рекомендую. Вчера итретьего днявы, какя смог заметить, пренебрегли водными процедурами…
        - Ясам способен решать…
        - Да,носпите-то вы сомной водной палатке, - резонно заметил Егоров. - Посему…
        - Вызануда, - насупился Примаков. - Ивы - безжалостный человек. Ясмотрел натермометр Егорова, нанем вполдень было пятнадцать градусов Цельсия, - глядя, какЕгоров сказаками двинулись вверх посклону, онпредложил: - Анепойтили нам ккостру? Заодно икомаров попытаемся отогнать…
        Комаров, ксчастью, было немного, нонадоедали они немилосердно.
        - Разрешите присесть ккостру? - спросил Дробин казаков.
        - Отчегоже нет? - кашеваривший Перебендя указал большой деревянной ложкой набревно, лежавшее недалеко откостра. - Вотидиван приготовлен. Милости просю! Неустали сегодня?
        Вопрос адресовался Никите, который натретий день пути настолько выбился изсил, чтохотел отказаться идти дальше, иказакам пришлось погрузить его вещи навьючную лошадь, асамим чутьли неподруки вести беднягу вгору. Потом студент пообвык иприноровился, ношутки остались.
        - Вашими молитвами, - дежурно ответил Никита надежурную шутку ивытянул ноги когню. - Ещешелбы ишел, атут вдруг привал… Почему остановились так рано, незнаете?
        - Отчегоже? Знаем, конечно… - Перебендя помешал ложкой вкотле иискоса глянул настудента. - МнеАнтон Елисеевич доложил. Выкакраз отстали малость насклоне, аон подошел комне, стал вофрунт да отрапортовал, чтожелает сделать привал пораньше, чтобы лошади идругие слабосильные отдохнули.
        Никита неодобрительно кашлянул.
        - Никак простудились? - удивился Перебендя. - Этож каквас угораздило? Выдохтур…
        - Ивхолодной воде, вроде, немылись… - подхватил Афанасий Озимых.
        - Послушайте, любезный!.. - Примаков попытался встать сбревна, ностоявший рядом Дробин незаметно надавил ему наплечо. - Вамнекажется…
        - Давы проститеего, Никита Степанович, - вмешался незаметно подошедший урядник. - Онведь человек простой, очем думает, тоиговорит. Мычерез гребень должны были перевалить еще вчера поутру, ноидем чуток медленнее, чемнужно. Толошадь захромала, то… сами понимаете. ВотАнтон Елисеевич ипошел вперед наразведку: глянуть, какможно перебраться и… Посмотреть, вобщем.
        - Зараз сбегают, - сосмешком сказал Головатый. - Тутвсего-то верст десять водну сторону. Атобы ивы сними, Никита Степанович…
        - Не,Никита Степанович бегать никак неможет, онвсе больше накораблях да напароходах… Третьего дня рассказывал, каквсамом Париже бывал. Ведь бывалже?
        - Да,бывал. Ида, навоздушном корабле Добровольного Воздушного флота. Вкаюте первого класса! Вылетели мы изКиева утром, обедали уже надВаршавой, акутру были вПариже. Прилетелибы ираньше, новстречный ветер надАльпами…
        - Этода, - протянул Головатый. - Встречный ветер - этоплохо. Явот против ветра никогда неплюю…
        Казаки засмеялись, Никита насупился.
        - Аунас часто корабли летают, - вмешался вразговор Андрюха Бабр, закончивший таскать ирубить дрова. - Прямо надголовами - шасть да шасть. Каждый день раз попятьдесят. Туда-обратно, туда-обратно. Прямо покоя отних нет. Мывот состаничниками поспорили: если кому там, наверху, накорабле, значит, слабиться захочется илималую нужду справить, ониссобой вгоршке дальше повезут илиотправят все прямо вниз? Аесли наголову кому? Вы,Никита Степанович, незнаете? Сами-то как?
        - Аэто вы угосподина Дробина спросите, онунас инженер, Санкт-Петербургский политехнический закончил, вродебы даже участие принимал впроектировании. Онвсе досконально знает: ипромалую нужду, ипробольшую… Правда, Сергей Петрович?
        Дробин неответил, докурил папиросу ибросил окурок вкостер.
        - Кстати, - Примаков вдруг оживился. - Чего это мы свами пешком идем? Ведь если господин Егоров изсамой столицы иповажному, нетерпящему отлагательств делу, такпочему ненавоздушном корабле? Тутже всегда их было предостаточно попричине прохождения коммуникационной линии, соединяющей европейскую часть России сДальним Востоком. Корабли, пусть ненадсамыми головами, пусть инепятьдесят раз вдень, нодолжныбы пролетать регулярно. Нозадесять дней путешествия я невидел ниодного.
        - Действительно, странно, - согласился Дробин, выслушав студента. - Якак-то необратил внимания. Ну,регулярная линия проходит восточнее, отсюда мыбы кораблей незаметили, авот почтовые хотябы раз внеделю здесь появляться должны…
        Никто изказаков, каквыяснилось, тоже невидел воздушного корабля завсе путешествие. Андрюха Бабр сказал, чтоидня задва доотправления обратил внимание - нету кораблей. Какветром сдуло.
        - Чтоже могло случиться, Сергей Петрович? - нахмурился Никита. - Также небывает, чтобы вдруг закрыли сообщение?
        - Атри года назад, помните? - спохватился Бабр. - Тоже ведь, вроде, нелетали… Ну,мы еще когда колдунов да магов утунгусов ловили…
        - Этоточно, - степенно кивнул Афанасий. - Перестали летать корабли. Ихинетак много было, каксейчас, нолетать перестали вовсе. Иказаки, исолдаты пешком полесам игорам шастали заколдунами. Этоточно.
        - Заколдунами? - неповерил своим ушам Никита. - Закакими колдунами?
        - Заобыкновенными, - спокойно ответил Головатый. - Затеми, чтоубурятов да утунгусов. Даже урусских вселах нашли нескольких.
        Никита недоверчиво оглянулся наДробина.
        Каждому разумному человеку известно, чтоколдовство - обман. Ловкость рук, мошенство, ложь. Выдумки исказки. Нет, какие-то слухи доходили идоНикиты. Тригода назад говорили, чтополиция ижандармы ищут членов какой-то тайной секты, чутьли непоклонников сатаны. Перетряхивали цыганские таборы, проводили обыски угадалок, допрашивали членов спиритических обществ. Сколько насмешек обрушилось нажандармов иполицейских сгазетных страниц иэстрадных площадок! Накарикатурах толстые усатые городовые гонялись заБабой-Ягой, сражались соЗмеем-Горынычем, рубили шашками Кащея Бессмертного…
        Атеперь вот казаки какочем-то простом иобыденном говорят, мол, да, ловили колдунов.
        - Новедьм-то хоть несжигали? - неуверенно усмехнулся Никита.
        - Такиколдунов несжигали, - пожал плечами Головатый. - Приходили вдеревню ктунгусам. Брали шамана, везли вгород. Ишамана брали, исемью его - тоже брали. Бурятов, опятьже. Хотя некоторых иубили, небезтого. Помнишь, Перебендя? Нутого, чтоуПерекинутой Горы?
        - Забудешь тут. Мнепотом почти год снилось, будто это неСавелий вловушку попал, ая… - Перебендя перекрестился исплюнул через левое плечо. - Яего крик век помнить буду. Когда сживого человека кожа слазит, дакровь какпот… Сколько тогда погибло? Пятеро?
        - Этоесли только изнаших, - Головатый подкинул дрова вкостер. - Ито еще бог миловал, авозле Якутска… Трисотни казаков… спушками иэтими, каких… пулеметами. Никто, говорят, неушел.
        ПроЯкутск Никита тоже слышал. Газеты ничего неписали, ноходили слухи овосстании коренных жителей Сибири, онебывалых зверствах царских войск. Авот проколдунов имагию ничего слышно небыло. Даипопробовалбы кто-то обэтом заговорить! Двадцатый век надворе, пар, электричество, воздушные корабли ибомбы изобогащенной термогеном нефти - прогресс, авы, батенька, прокаких-то нелепых колдунов.
        - Аможно подробнее рассказать? - Никита обвел взглядом казаков. - Почему вы решили, чтоэто были колдуны? Вамтак сказали? Анасамом деле…
        - Инасамом деле, - отрезал Головатый. - Икамни горящие были, имор, имертвецы живые - всебыло. Ктосдался - техпросто уводили, аесли деревня илипоселок упрямились, неотдавали, тогда… Тогда вся деревня иотвечала.
        - Акакже вы - против колдовства?
        - Даколдуны нетакие, чтоб очень сильные… Иколдовство, оновсе-таки небыстрое… Пока приготовит травы нужные, илизаклинание, илиобряд какой… Выпустит его внас, значит, иновое начинает наговаривать… вот тут нужно инемешкать - вперед! Аопоздаешь… Савелий вот неуспел. Мыпока пробились, пока деревенских разбросали… Японачалу старался баб особо небить… баб, девок, детей, опятьже… Апотом…
        - Апотом вовкус вошли? - резко спросил Никита. - Понравилось?
        - Атыбы невошел, касатик? - почти ласковым тоном поинтересовался Перебендя. - Тыбы нестал стрелять вбаб, когда они вилы вбрюхо твоему земляку всадили? Дитенок лет десять… сножом… Какего остановишь? Добрым словом илаской?
        - Значит, идетей убивали?
        - Никита, пойдемте кпалатке, - сказал Дробин.
        - Нет, яхочу знать…
        - Никита, встаньте иидите замной, - Дробин схватил Примакова заворотник куртки ирывком поставил наноги. - Если вы сейчас незамолчите, явас ударю.
        - Ахэтот ваш бокс… Нокакже так, Сергей Петрович? Выже против царизма боролись, вроде даже бомбы…
        Удар подвздох - Никита захрипел исогнулся вдвое. Ещеудар - отлетел кпалатке, хотел встать, носнова упал. Застонал, прижимая руки кживоту. Дробин схватил его заодежду ипотащил кпалатке, прочь откостра.
        - Мерзавец, мерзавец… мерзавец-мерзавец-мерзавец-мерзавец… - шептал Никита, пытаясь восстановить дыхание. - Подонок…
        Дробин положил Примакова наземлю, селвозле него, перехватил правую руку Никиты, которой тот вознамерился нанести удар, сжал.
        - Успокойтесь, Никита!
        - Дая… Ябольше ниминуты нежелаю находиться здесь! Ниминуты! Яуйду отсюда. Ядоберусь доцивилизации, явсе узнаю… все сообщу людям… человечеству! - Никита силился встать илихотябы сесть, нонемог.
        - Чтовы сообщите? - устало вздохнул Дробин.
        - Обубийствах. Чтобы прикрыть свои преступления, были придуманы эти… эти сказки… Иказачки поверили… Ладно - казачки, новы-то? Чтовас заставляет их защищать? Хотите примерным поведением срок ссылки себе скостить?..
        - Вымного болтаете, - сказал Дробин тихо. - Амой жизненный опыт подсказывает, чтомного болтают те, ктохочет вызвать собеседника наоткровенность. Илиспровоцировать его накакие-нибудь необдуманные действия илислова…
        - Вы… - задохнулся снова Никита, только наэтот раз неотболи, аотярости. - Вынамекаете, чтоя… что я - провокатор?!
        Последнее слово он произнес струдом, словно эта мерзость цеплялась колючками заязык игубы.
        - Я - провокатор?
        - Выведете себя, какдурак, - Дробин снова перехватил руку студента. - Настраиваете против себя казаков, которые вам ничего плохого несделали. Вотсейчас, возле костра, чего вы хотели добиться? Полагаете, что, называя их детоубийцами, просто поддержали светскую беседу? Ониисами неввосторге оттого, чтопришлось пережить… исовершить. Новедь они это сделали и, если понадобится - сделают снова. Потому что… - Дробин замолчал наминуту.
        - Почему? - воспользовался паузой Никита. - Заверу, царя иотечество? Кактам еще - народность, самодержавие… - Онсел. - Выже разумный человек свысшим техническим образованием изнаете, чтовсё… всё вокруг имеет рациональное объяснение. Паровые двигатели, телеграф, радио - этореальность, вних нет места мистике ипрочему мракобесию. Абред околдунах, магах иволшебниках - только повод. Повод, понимаете? Вынеможете непонимать. Когда национальное самосознание коренных жителей Сибири… оккупированной Сибири, между прочим, захваченной русскими угнетателями… Иненужно ухмыляться, господин Дробин… почему вы смеетесь?
        - Вытак забавно произносите все эти глупости… Только колдуны здесь ивправду были, - Дробин прихлопнул нащеке комара. - Ишаманы, вызывающие молнии снеба, - тоже были. Ясам это видел.
        - Вы? Лично?
        - Представьте себе. Нехочу вдаваться вподробности, ноповерьте мне наслово, прошувас. Инепытайтесь впредь оскорблять казаков. Желание уйти отсюда пешком - смешно. Выего мне высказали изабудьте. Вы-то иснами сюда еле дошли, ауж обратно…
        - Янебоюсь!
        - Такя инеподозреваю вас втрусости. Вглупости ислабости - да, ноотнюдь невтрусости. Выможете ненавидеть меня, сколько вам будет угодно, можете повозвращении домой писать друзьям вЕвропу, рассылать письма сразоблачениями повсему свету идаже начать свое собственное расследование. Только результаты вас наверняка разочаруют.
        - Подите вы кдьяволу! - выкрикнул Никита ивстал. - Я…
        - Высейчас отправитесь подмоим присмотром кручью ипомоетесь, - сказал Дробин.
        - Я!.. Яисам прекрасно…
        - Исросомахой справитесь, если она вас застанет снамыленной головой? - поинтересовался Дробин. - Тут, между прочим, иволки имеются, имедведи… Высмелый человек, повторюсь, ая вот попрошу указачков винтовку… илидвустволку. Прекратите дуться ипойдемте, Никита. Инаучитесь как-нибудь надосуге держать удар. Нупросто неловко было вас бить. Нипопытки отразить, ниувернуться… Какже вы будете царское правительство свергать иустанавливать вмире социальную справедливость? Хотите, явас потренирую?
        - Вотеще великое искусство - бить ближнего своего! - дернул головой Никита. - Внаше время технического прогресса… Ицарское правительство будет низвергнуто некулаками, абоевыми машинами ивосстанием масс. Грядет война сяпонцами, самиже говорили прошлым вечером, вотистанут вооружать народ. Апотом… Хорошобы еще проиграла Россия-матушка вэтой войне… Вотэто былобы славно… Аударов ваших иунижения я всеравно непрощу!
        Когда они вернулись отручья ккостру, ужепочти стемнело. Казаки, поужинав, сидели кругом ибеседовали, нещадно дымя трубками. Курили они какой-то местный самосад, настолько ядреный, чтодаже привычный ковсякому куреву Дробин, попробовав раз, сказал, чтослишком слаб длятакого испытания.
        - …иснова война будет, - какраз говорил Андрюха Бабр, когда Дробин иПримаков подошли смисками ккостру. - Вотвам крест святой - будет. Вотуж мы япошкам-то надаем… Припомним, каких городовой нашему государю-императору саблей чуть голову несрубил…
        - Емунесрубил, атебе - срубит, - усмехнулся Перебендя, накладывая Дробину иПримакову каши. - Даинежалко будет - такую дурную-то…
        - Эточегоже дурную? - обиделся Андрюха. - Недурнее тебя, Ванька!
        Примаков сел всторонке, зачерпнул ложкой кашу, глянул нанее вневерном свете костра ипринюхался. Пшено ссалом. Как, впрочем, вчера ипозавчера, ивсе дни путешествия, заисключением двух первых, когда ели картошку. Никита нелюбил нипшенки, нисала, нижареного лука, ноЕгоров запретил охотиться. Ишуметь. Инаказал тщательно убирать засобой приуходе состоянки, словно прятался откого-то.
        - Такнедурнее, - нестал спорить Перебендя, - только я эту твою войну… Никчему онамне. Я,вишьты, дитенков хочу вырастить, внучков дождаться. Потому мне рубиться сяпонцами илиеще скем - даром ненужно.
        - Никак боишься? - засмеялся Андрюха. - Струсил, казак?
        - Иопять ты дурак, Бабр. Неструсил, азапонюх табаку погибать нежелаю. Жизнь длячего человеку дадена? Чтобы жить, анезазря ее тратить. Я,может, ещехочу имир повидать. Натомже корабле воздушном полететь. Вон, Антон Елисеевич говорил, чтовскорости зачеловека все машина делать будет. Идаже воевать. Вроде, сказывал, такую хитрую хитрость удумали, чтопаровоз весь вброне поземле едет, данепорельсам, акуда пожелает. Поболоту, погорам… Самсебе дорогу проложит изасобой приберет. Такесли такую хреновину навойну направят, зачем тогда мне идти? Ядома, встанице останусь.
        - Нествоим счастьем, Ваня, - тихо сказал урядник Седых. - Инесмоим. Ипаровозы эти твои навойну пойдут, иты пойдешь. Тамвсем места хватит. Думаешь, когда эти самые корабли появились, неговорили казачки прямо каквот ты сейчас: безнас воевать теперь будут. Какже, безнас! ПодПекином какбыло? Наспривезли накораблях, выкинули подстенами. Кому сильно повезло, кому меньше - прямо вгород. Нуакому неповезло совсем… - урядник вздохнул имахнул рукой.
        - Таквы были вПекине? - спросил вдруг Дробин.
        - Был. Вдесантной команде навоздушном корабле второго класса «Святой Владимир». Вначале уХарбина воевали, апотом, какостальные державы корабли прислали, такинаПекин полетели… Красивый город… был… пока гореть неначал, данас внего непослали… Китайцы - онибольшие мастера: инарисуют, ивырежут чего… дома, опятьже ицеркви их - очень даже красивые.
        - Аколдунов там невидели? - несдержался Примаков. Идаже неосознал, чтомогут подумать казаки, будто он снова их решил обидеть. - Китайских? Чтобы навойска союзников магию напустили?
        НоСедых необиделся. Пыхнул трубкой, подумал немного.
        - Иопять - какпосмотреть. Пушки уних были, ружья, какунас. Корабли, опятьже, воздушные. Акогда дело дорукопашной доходило… Нет, солдаты, которые заимператрицу тамошнюю, тевоевали обычно, ктолучше, ктохуже, нопо-людски… Авот эти, каких… Как-то на«бо»…
        - Боксеры, - подсказал Дробин.
        - Вот-вот, боксеры, значит. Вотсэтими беда была… Несовсеми, конечно, нобыли такие, чтопрямо ужас. Голой рукой ударил - человека насквозь пробил. Ясам видел. Иеще, один такой выскочил перед японскими солдатами, рукой махнул… даже немахнул, акакбы толкнул отсебя чего-то… так будто кто оглоблей солдатиков ударил. Человек сдесять упало, троих насмерть. Крови, крику, аон снова руками замахал, нукаккрыльями… иопять ударил. Апотом японский офицер опомнился, приказал стрелять. Только пули его небрали. Вотбогом клянусь - небрали. Ясам видел, какдве прямо вгрудь ему ударили. Одежонку пробили, аоттела отскочили.
        - Кольчуга? - предположил Бабр, который наверняка эту историю слышал уже неоднократно, нонемог снова невысказать своей догадки. - Кольчуга илипанцирь какой?
        - Небыло там нипанциря, никольчуги. Даикакая кольчуга выдержит винтовочную пулю сдесяти шагов? Офицер нерастерялся, саблей своей боксера этого пошее. Вначале просто наземлю сшиб, невзяла сабля голую шею, отскочила. Авот совторого раза, дастретьего - отрубил японец голову…
        Никита набрал воздуха влегкие, нобдительный Дробин сжал ему плечо изаставил промолчать.
        - Новедь победили китайцев. Значит, колдовство это… людишки волшебные, супротив пушек ипулеметов невыстоят, - подвел итог Перебендя. - Ияпонцев побьем.
        - О! - сказал вдруг один изэвенков, сидевших вдалеке откостра исовершенно невидимых втемноте. - Пришел.
        - Пустите ккостру? - спросил изтемноты голос Егорова. - Икашкибынам, изголодались совсем…
        Через минуту иЕгоров, иоба молодых казака, ходивших сним, сидели уогня иживо стучали ложками омиски.
        Всемолчали, глядя наАнтона Елисеевича иожидая новостей.
        - Нучто, - доев кашу ивздохнув удовлетворенно, произнес Егоров. - Завтра уже будем наместе. Дорога несложная, есть водном месте загогулина, нопроходимая. Илошади пройдут и… ивсе остальные.
        Примакову показалось, чтоЕгоров посмотрел нанего. Наверное, показалось.
        - Значит, завтра пораньше выдвигаемся. Свосходом вперед ухожуя, Делунчи, Тыкулча, господин урядник и… Выуж сами выберите, Никита Артемьевич, кого ссобой возьмете. Господин Дробин, могу я просить вас составить мне компанию?
        - Естественно, - ответил Дробин. - Выже меня ссобой взяли непросто так, воздухом подышать.
        - Непросто так, - кивнул Егоров. - Значит, пока все остальные снимают лагерь, мыуходим вперед. Там, наместе, ивстретимся. Асейчас рекомендую всем укладываться спать, день завтра будет непростой. ИНикита Артемьевич, вынасегодня часовых поставьте. Так, навсякий случай… Хорошо?
        Егоров встал, потянулся и, неторопясь, двинулся ксвоей палатке.
        - Антон Елисеевич! - неожиданно длясебя выкрикнул Примаков. - Аможно ия завтра свами пойду?
        - Мыпойдем быстро, - предупредил Егоров. - Отстанете - будете дожидаться остальных.
        - Неотстану, - пообещал Никита. - Честное благородное слово - неотстану.
        Инеотстал.
        Этобыло непросто: поднятый еще затемно, Никита неуспел толком проснуться, какуже шагал вслед заДробиным вгору, время отвремени спотыкаясь окамни икорни. Хотелось остановиться иотдохнуть - десять предыдущих дней неподготовили Никиту ктакому быстрому передвижению, ноостальные двигались безпривала, иПримаков, сцепив зубы, терпел. Потзаливал глаза, рубаха икуртка промокли насквозь, ноон шел-шел-шел… Апотом подъем вдруг закончился, иперед ним открылась широкая долина. Деревьев наней почти небыло - небольшая рощица изчахлых березок, кустарник икамни. Аеще…
        Никита, собиравшийся присесть накамень, замер внеудобной позе, потом выпрямился истал всматриваться вниз, прикрыв глаза отсолнца рукой.
        Широкая полоса вырванных скорнем кустов исломанных деревьев тянулась вдоль долины, словно кто-то решил пропахать ее каменистое дно гигантским плугом. Кто-то громадный, сильный, нонеслишком старательный: плуг только скользнул посамой поверхности, аглубоко непроник.
        - Чтоэто? - спросил отчего-то шепотом Примаков.
        - Это? - Егоров указал рукой вниз. - Этото, чтораньше было воздушным кораблем третьего ранга Его Императорского Величества флота «Малахит».
        Левый нагревательный корпус «Малахита» казался практически целым, вовсяком случае, издалека. Громадный баллон возвышался надповаленными деревьями, вязь мостиков, переходов икоммуникаций была скомкана, порвана иразбросана вокруг него. Солнце отражалось вомножестве стеклянных осколков, рассеянных между камнями, рубки инадстройки корабля были смяты исвалены вкучу. Правый нагревательный корпус раскололся, иполосы металла, сорванные собшивки, свисали сошпангоутов, какобрывки плоти наскелете гигантского животного.
        - Сколько нанем летело? - спросил шепотом Никита.
        - Посписку - семьдесят восемь душ.
        - Ивсе погибли?
        - Незнаю, - сказал Егоров. - Связь скораблем прервалась шестнадцать дней назад. «Малахит» проследовал наблюдательную станцию «Средняя», передал сообщение, чтонаборту все нормально. Радио состанции подтвердило: корабль следует покурсу согласно расписанию, апотом… Еслибы кто-то выжил, то, наверное, смогбы добраться доодного изпоселков. Мыже шли, тутнет непроходимых участков. Даи… Корабль нашли тунгусы…
        - Эвенки, - автоматически поправил Примаков.
        - Да,конечно, эвенки. Вот, нашДелунчи инашел. Пришел кгороду, рассказал. Оттуда дали телеграмму… Вобщем, сообщение так илииначе попало вАдмиралтейство.
        Егоров оглянулся посторонам, увидел стоявших неподалеку эвенков, позвал жестом, акогда они подошли, топопросил осмотреть все вокруг, нетли чьих следов.
        - Чужих, понимаете?
        Делунчи посмотрел наТыкулчу, тотулыбнулся икивнул.
        - Посмотрим, почему непосмотреть…
        Эвенки двинулись вдоль гребня, потихоньку спускаясь вдолину.
        - Позволите бинокль? - Дробин протянул руку. - Несовсем понимаю, чего именно вы ждете отменя…
        - Заключения опричинах крушения, - Егоров отдал бинокль итеперь рассматривал обломки корабля из-под руки. - Предварительного заключения…
        - Нельзя было привезти настоящего специалиста? - спросил Дробин, неотнимая бинокля отглаз. - Сзавода. ИлиизПолитехнического института.
        - Нельзя, - коротко ответил Егоров, невдаваясь вподробности. - Мыдолжны провести осмотр, сделать предварительное заключение, наосновании которого потом будет принято решение… Вобщем, мыпришли. Теперь…
        - Вниз пойдем, Антон Елисеевич? - спросил урядник.
        - Какскажет Сергей Петрович, - Егоров еле заметно поклонился всторону Дробина. - Онтеперь тут главный. Какскажет - такибудет.
        - Такмы перекурить-то успеем? Сергей Петрович!
        - Успеете, - пробормотал Дробин. - Курите…
        - Вотиладно, - урядник скинул сплеч вещевой мешок, селнакамень, винтовку положил наколени, достал трубку, кисет икресало. - Вотихорошо…
        Озимых иЯшка Алехин сели прямо втраву, даже неснимая мешков, тоже закурили. Никита отошел подальше, чтобы нечувствовать вони самосада, ибезсил повалился наземлю.
        Все. Унего больше нет сил, оностанется здесь дотех пор, пока кдолине недоберутся остальные, спалатками, вьючными лошадьми иприпасами. Хотя, Никита даже есть нехотел. Успел перекусить лишь сухарем находу, ноесть совершенно нехотелось. Более того - мысль оеде, онеизбежной пшенке ссалом вызывала приступы тошноты.
        Лечь иуснуть.
        Никита неспал почти всю ночь, ворочаясь сбоку набок ипереживая свое прилюдное унижение. Неимел права Дробин его бить. Этомерзко иподло, ондаже непредупредил… Хотя нет, сказал, чтоможет ударить, новедь ударил потом бездополнительного предупреждения… Сдругой стороны, ондолжен был остановить Никиту, пока тот ненаговорил совсем уж глупостей инеиспортил отношения сказаками - ибезтого неслишком теплые - окончательно.
        Перебирая все «за» и«против», Никита так инепришел кокончательному выводу - общаться сДробиным илиигнорироватьего. Спать… Пять минут, десять минут - спать…
        Онзадремал итутже был разбужен.
        - Что-то нетак?
        Егоров спросил тихо, почти шепотом, однако Никита отчетливо услышал каждое слово. «Ноя ведь неподслушиваю, - сказал он себе. - Просто начали разговор внеподходящем месте… Илиразговор всеравно неимеет никакой секретности иприватности».
        - Странно, - задумчиво нахмурился Дробин. - Вродебы все понятно: корабль упал, возможно, зацепившись загребень отрога. Снизился слишком, идежурные, иликактам уних навоздушных кораблях это называется, недоглядели. Бывает… Хотя вот наКавказе катастрофа произошла втот период, когда все принялись ловить колдунов, ивполне могли соврать, чтослучайно натолкнулись нагору. Могли?
        - Врядли, - ответил Егоров. - Насколько я знаю, ниодин воздушный корабль непогиб из-за вмешательства так называемых магов иволшебников. Даже британский «Нот» вЮжной Африке погиб врезультате диверсии. Да,основанной навнушении иподчинении человека чужой воле, новрезультате выведения изстроя охладителей… Магия - нетороплива. И,ксчастью, сила нынешних магов никак непозволяет действовать набольшие расстояния, набольшие массы инабольшие скопления людей. Может быть - пока. Всегосударства стараются взять колдунов подконтроль, придуманы даже особые льготы ивыплаты магам засотрудничество свластями… Выже понимаете, чтотут есть всего два варианта - убивать илиподкупать. Держать втюрьме илигноить накаторге колдунов бессмысленно, такилииначеони… Номы уклонились оттемы. Вам, похоже, что-то ненравится?
        - Мнечто-то должно понравиться наместе крушения корабля игибели восьмидесяти человек?
        - Семидесяти восьми, - поправил Егоров. - Ида, выправы, яневерно выразился. Выобратили внимание начто-то необычное?
        - Ну… Яведь неспециалист… - неуверенно протянул Дробин. - Так, немного знаком стехникой, авот окрушениях имею самое смутное представление… Нотут вы правы. Именно необычное. Иябы сказал - странное. Выпомните, чтотакое День Преображения?
        - Помнить, естественно, янемогу, ночто это такое - представляю.
        - Да? Высчастливый человек! - коротко засмеялся Дробин. - Ниодин ученый вмире незнает ничего поэтому поводу наверняка, авы…
        - Возможно, янекорректно выразился. Япомню, чтовэтот день повсему миру произошли катастрофы, вызванные внезапным изменением законов природы: химии, физики… Вдруг оказалось, чтовсе материалы органического происхождения содержат куда больше энергии, чемотних ожидали… исобственно, имели доДня Преображения. Керосиновые лампы взрывались, словно бомбы, места добычи нефти превратились вфакелы, некоторые горят идосих пор, хотя прошло почти шестьдесят лет. Зато стало возможно строить очень эффективные паровые двигатели натвердом топливе, что, всвою очередь, привело кускорению технического прогресса… Янадеюсь, вынехотите заставить меня делать доклад наэту тему?
        Никита, лежа сзакрытыми глазами, подумал, чтосейчас Егоров, наверное, улыбнулся. Судя поинтонации - точно улыбнулся. Унего, кстати, очень приятная улыбка, скупая, нодобрая иискренняя.
        - Нет, конечно. Просто чтобы объяснить мою мысль, мненужно быть уверенным…
        - …втом, чтоя хоть что-то вынес изгимназии, - закончил заДробина Егоров. - Яеще даже помню слово «теплород» иего синоним «термоген». Ипомню, чтоэнергия органических веществ зависит отсодержания вних теплорода. Ичто существуют способы насыщения термогеном этих самых веществ органического происхождения, позволяющие создавать все более эффективные паровые машины. Икомпактные одновременно.
        - Авоенные, насколько я знаю, используют технологию термогенонасыщения, чтобы создать нефтяные бомбы. Яизучал это вопрос подробно.
        - Язнаю, - тихо сказал Егоров. - Читал ваше дело.
        - Даже так? Вычтоже, изжандармского сословия? - Вголосе Дробина холод иотвращение.
        - Нучтовы, неимею чести, - ответил Егоров. - Подполковник Генерального штаба. Иливы икмоему ведомству имеете претензии? Нашмилейший доктор, насколько я знаю, относит кмалопочтенной породе сатрапов ивоенных. Авы как?
        - Нашмилейший доктор много всяких глупостей хранит всвоем сердце. Яже полагаю, офицер… Вобщем, этонежандарм. Амое дело вы читали…
        - …чтобы убедиться, чтовы знакомы сустройством воздушных кораблей исовзрывными устройствами. Вофициальном заключении поустройству, которое вы почти создали, степени все больше превосходные. Остается порадоваться, чтовас вовремя остановили.
        - Летпять назад ябы послал вас кчерту, асейчас… сейчас скажу: незнаю. Наверное, выправы. Моибомбы наулицах городов непринеслибы счастья человечеству. Нодело невних. Суть устройства воздушных кораблей заключается вприменении именно термогенонасыщения. Уголь вбрикетах находится вспециальных хранилищах наборту исовершенно безопасен, егоможно хоть бить, хоть ронять - брикеты лишь сломаются ипревратятся впыль. Термоген находится вбаллонах всжатом состоянии, нуждается вособых условиях хранения, вохлаждении иеще многих приспособлениях. Вцелом все это обеспечивает безопасность всего процесса. Янеслышал ниободной аварии этой системы потехнической причине. Разве что пассажирский воздушный корабль вПариже несколько лет назад…
        - «Луиза», тамточно была диверсия. Анархисты.
        - Может быть. Таккчему я это все вам рассказываю. Воздушные корабли - очень надежные сооружения. Но… - Дробин сделал паузу, - ноесли уж они падают илиударяются опрепятствия - горы, например, то… Вначале взрывается тот термоген, который находится вобогатительных установках. Взрыв очень мощный, вреакцию вступает исам термоген, инасыщенные им брикеты угля. Термоген стараются хранить какможно дальше отобогатительных установок, новограниченном пространстве корабля «подальше» - понятие весьма условное. Таквот, вначале тот термоген, чтовобогатителях…
        - Внагнетателях, - поправил Егоров.
        - Что? Ахда, верно, нафлоте их называют нагнетателями. Вывкурсе, явижу… Таквот, взрываются нагнетатели, потом неизбежно - баллоны стермогеном. Ивот это уже настоящий взрыв. Чудовищный! Металлы плавятся игорят, всеостальное просто испаряется.
        Дробин замолчал, словно давая возможность собеседнику самому прийти ккакому-то выводу. Молчал иЕгоров, обдумывая услышанное.
        «Начто именно намекает Сергей Петрович? - подумал Никита. - Корабль погиб, этоявно. Обломки свалены вкучу, стекла разбиты, хребет улетучего Левиафана сломан. Чтоеще умудрился разглядеть Дробин?» Никита совсем уж было решил открыть глаза, встать иснова посмотреть накорабль, норешил, чтоуспеет это сделать потом. Апридумать свою версию, воттак, сзакрытыми глазами, емупоказалось куда интереснее.
        «Сергей Петрович намекает, чтокорабли просто так непадают? Диверсия? Илион действительно ударился оскалы иупал? Нет, Дробин говорит необэтом, этослишком просто ипонятно. Даже наглядно».
        - Если позволите, - тихо проговорил Егоров, - тоя попытаюсь привести нашу задачу кобщему виду. Имеем воздушный корабль, который разрушился отудара обземлю. Так?
        - Вобщем виде - так. Взрыва здесь небыло - металл смят, аконструкции корпусов инадстроек, насколько я могу видеть, разрушены, скорее, механическими нагрузками. Будто корабль упал… каккамень, ударился правым корпусом оскалы, силой инерции его поволокло дальше. Вбинокль видны даже остатки мебели ивнутренней отделки. Вовсяком случае, висят какие-то тряпки - наобломках, надеревьях…
        - Значит, корабль просто упал. Полагаете, оннезацепился загоры, апросто рухнул?
        - Каккамень, - повторил Дробин. - Большая скорость падения. Левый корпус уцелел только потому, чтоправый сыграл роль амортизатора.
        - Понятно. Нотакое могло случиться только втом случае, если механики выключили нагреватели?
        - Впринципе - да. Только это невозможно. Даже привсеобщем помешательстве экипажа. Невозможно так быстро погасить топки. Ноиэто неважно. Привыходе изстроя нагревателей илинагнетателей одного изкорпусов, достаточно включить систему перекачки, перебросить энергию совторого нагревательного корпуса, уравнять корабль имягко… относительно мягко его посадить. Если высота полета достаточно большая, томожно даже успеть починить все поломки завремя спуска илететь дальше, - Дробин вздохнул.
        Онбудтобы знал ответ насвои вопросы, нонехотел их произносить вслух. Хотел, чтобы это занего делал собеседник. ЭтоНикита какраз понял, непонимал только, чтоименно хочет услышать Дробин.
        - Получается, прилюбом падении корабль должен был взорваться, - сказал, наконец, Егоров.
        - Ноневзорвался. Нигде невидно следов взрыва, небыло пожара, деревья стоят слистьями инеобгоревшие.
        - Такточно.
        - Аэто возможно только приполном отсутствии термогена. Яправильно вас понял? Наборту «Малахита» небыло термогена. Новнезапно он исчезнуть немог.
        - Скажем, баллоны сбросили поприказу капитана, атот, чтобыл вкоммуникациях, оказался израсходован, икорабль упал. Ноэто, какмы все понимаем, ерунда. Ноиверсия отом, чтотермоген просто исчез - неверсия, абред. Фантазия.
        - И,тем неменее, - вздохнул Егоров.
        - Ну,мы спустимся, посмотрим. Какмне кажется, ничего мы ненайдем, кроме обломков и, возможно, трупов. Потом вернемся ивы вызовете сюда корабль стехниками иучеными, которые…
        - Янесмогу вызвать сюда корабль, - перебил Егоров. - «Малахит» ибыл тем кораблем, который вез ученых итехников.
        - Простите, непонял?
        - «Малахит» следовал кместу катастрофы. Почтовый корабль «Апостол» пропал безвести немного севернее. Место гибели установили старатели. Тамтоже небыло взрыва. Разбитый корабль - инималейшего намека надетонацию термогена. «Малахит» оказался ближайшим подходящим кораблем, принял наборт ученых и… Двапогибших замесяц корабля - этомного. Адва корабля, погибших пристранных обстоятельствах, - этоеще иопасно.
        - Егоров! Егоров!
        Никита вздрогнул, открыл глаза исел - эвенк Делунчи бежал посклону, размахивая руками, извал Егорова.
        Казаки тоже вскочили наноги - проводники обычно непозволяли себе такие энергичные движения икрики. Только что-то изряда вон выходящее могло привести их втакое возбужденное состояние.
        - Чужие были, Егоров, - доложил Делунчи. - Там, состороны горы. Много чужих.
        - Люди скорабля?
        - Нет, нескорабля. Совсем чужие. Пришли отперевала, стали лагерем возле корабля. День-два-три стояли. Потом ушли. Всторону солнца ушли, - Делунчи махнул рукой. - Тыкулча пошел смотреть.
        - Хорошо, - кивнул Егоров. - Сколько чужих было, можешь узнать?
        - Двадцать. Илидаже еще больше. Кострища есть. Мусор есть. Вот, - эвенк протянул бутылку, которую держал влевой руке.
        - Виски. Вотуж чего неожидал… - Егоров подбросил бутылку наладони. - Двадцать илибольше…
        Егоров достал изполевой сумки карту, развернул наземле.
        - Мывот здесь, - карандаш коснулся точки накарте. - Чужие ушли куда-то вэтом направлении. Чтотам, Делунчи?
        - Деревня там. Эвенки там. Белый Шаман там.
        - Белый Шаман? - вмешался Озимых. - Этокоторого наши два года назад ловили да непоймали?
        - Белый Шаман… - задумчиво протянул Егоров. - Ион там живет, Делунчи?
        - Тамживет. Там. Только он больше нешаманит. Сказал, шаманить - зло. Нельзя шаманить: придут люди Белого Царя инакажут. Убивать будут. Всех убивать. Онисам шаманить перестал, идругим запретил. Один непослушал, такБелый шаман заставил - силы лишил.
        Никита потряс головой. Ведь только что Егоров иДробин рассуждали онауке, говорили отермогене, паровых машинах ипрочей сложной механической ерунды. Ивдруг… Колдун. Шаман. Нелепица!
        - Значит, так, - сказал Егоров решительно. - Сейчас я напишу записку, иЯков отнесет ее вгород, настанцию. Только пусть возьмет ссобой еще кого-нибудь изказаков, водиночку чтобы нешел, опасно.
        - Слышал, Яшка? - спросил урядник.
        - Слышал, Никита Артемьевич. Илюху заберу ипобежим. Дней запять… ну, занеделю там будем.
        - Хорошо. Амы, значит…
        Квечеру они добрались додеревни Белого Шамана.
        Никита так инепонял, откуда унего взялись силы. Казалось, всеоставил подороге кдолине, нокогда пришлось почти безотдыха двигаться последам чужаков, Примаков держался вместе совсеми.
        Подороге он даже нашел всебе силы спросить уДробина что-то отермогене, тототмахнулся, нонаповторный вопрос ответил, чтотермоген вообще недолжен был существовать. Досередины прошлого века онем говорили, каковозможной разновидности эфира - овозможной инеболее того, - апотом, водин день, вдруг оказалось, чтоэтим невозможным термогеном пропитано все вокруг вразной степени концентрации. Имир изменился полностью. Ивтотже день имагия сколдовством вдруг перестали быть сказкой, аначали влиять нареальность… какдождь, ветер, снег. Может, иневтотже день возродилась магия, новследствие него - совершенно точно. Околдовстве старались неговорить… официально, вовсяком случае. Даже делали вид, чтооно несуществует, однако после того, какповсему миру носители магии попытались… ВАфрике, вАмерике, вСибири. Заговорили пушки ипулеметы. Посыпались нефтяные бомбы. Цивилизация победила.
        Авот теперь…
        Кдеревне сразу непошли. Остановились, каксказал Тыкулча, вдвух верстах. Отправили Делунчи иОзимых сПеребендей вразведку. Вотряде теперь людей было немного - двое казаков ушли списьмом кстанции, Головатый остался слошадьми вдолине. Поддеревом вожидании разведчиков сидели пятеро: Егоров, Дробин, Никита, урядник сБабром иэвенк.
        - Может, расскажете мне проБелого Шамана? - спросил Никита, никкому особо необращаясь. - Нухоть кто-то…
        - Белый Шаман - очень хороший, - уверенно произнес Тыкулча. - Исильный. Могнаколдовать охоту. Могпозвать дождь илипрогнать. Могвылечить человека рукой. Просто дотронулся вот так - ивсё. Ещелекарства делал. Денег небрал, ружья небрал - таклечил. Когда солдаты иказаки шаманов ловили, егоэвенки неотдали. Даже стреляли всолдат, когда они заним пришли. Старики ходили ксолдатам, просили. Шкурки предлагали, золото. Незлой Белый Шаман, говорили. Всех шаманов забирайте, егооставьте. Белый Царь даже летучий корабль присылал, только Белый Шаман туман позвал, деревню закрыл, вотего иненашли. Апотом искать перестали.
        - Аон так иколдует? - Никиту даже возноб бросило отмысли, чтосегодня илизавтра он может увидеть настоящего колдуна. Шамана. Белого Шамана.
        - Нет, нетак колдует, - сокрушенно покачал головой Тыкулчи. - Совсем мало колдовать стал. Охоту неделает. Дождь непрекращает. Говорит: нельзя, обещал Белому Царю. Иеще говорит: глупые люди колдуют. Совсем глупые. Только зло отколдовства. Чтовы - неохотники? Сами наохоту ход?те. Оленей пасти неможете? Сами пасите. Только лечит сейчас Белый Шаман. Илекарства варит. Хорошие лекарства. Иеще говорят, шаманов приказал ловить. Тех, которые неперестали колдовать. Сними разговаривает иколдовство забирает. Совсем забирает… Нельзя Белого Шамана обижать, - подумав, добавил Тыкулчи. - Совсем плохо будет.
        Никита много еще чего хотел спросить, нотут вернулись разведчики. Сказали, вдеревне тихо, даже собаки нелают.
        - Мыуреки сидели, бабы несколько раз поводу пришли, ивсё, - Перебендя достал, было, кисет изкармана, ноурядник молча показал ему кулак, икурить нестали.
        - Значит, тихо… - Егоров вынул изкобуры маузер, проверил работу механизма, щелкнул курком. - Идограницы верст двести… Самое правильное - уйти отсюда.
        - Само собой, - подтвердил урядник. - Ихже больше двадцати, аунас - ясам-четвертый, давы, Антон Елисеевич. Тунгусов можно несчитать, ониохотники, вояки изних никакие. Если дострельбы дойдет - несладим.
        - Аунас что получается? Пока Яков сИльей доберутся достанции - неделя пройдет какминимум, даоттуда сотрядом неменьше недели. Янаписал, чтобы границу перекрыли, но… Неуспеют. Конечно, чужие вдеревню могли даже незайти. Хотя врядли. Кней шли. Очень уж показательный маршрут - отместа крушения кдеревне. Нопрошло три дня, так?
        - Тунгусы говорили, может, идва.
        - Чтоделать будем, Никита Артемьевич? - спросил Егоров.
        Урядник неответил.
        «Чтоинтересно, - подумал Никита, - никто даже невспомнил, чтоможно прислать корабль». Останки «Малахита» произвели навсех сильное впечатление.
        - Ладно, - сказал Егоров, приняв решение. - Схожу-кая, пожалуй, вдеревню. Давно хотел познакомиться сБелым Шаманом.
        - Аесли чужие еще там?
        - Значит, познакомлюсь исними. Поговорим, чайку попьем… Авы, господа, вместе сНикитой Артемьевичем иказаками уходите кместу катастрофы, забирайте Головатого и - домой, через горы. Все, ваши приключения закончены.
        Никто спорить нестал - нета обстановка инетот случай. Попытались уговорить Егорова уходить вместе совсеми, нотот отказался.
        - Япопробую, - улыбнулся только. - Атам - какполучится. Насвете происходит много разных чудес. Разве что… подождите меня здесь часа два, потом уходите к«Малахиту» итам ждите еще сутки. Суткия, пожалуй, выдержу, даже если все пойдет плохо инеправильно. Хотя, нет, ненужно. Уходите сразу, япостараюсь вас догнать. Илиобеспечить вам сутки-другие времени.
        - Чтоон имел ввиду, когда говорил, чтовыдержит? - спросил Никита, когда Егоров, попрощавшись, ушел.
        - Когда человека пытают, - объяснил Седых, - тоникто неможет выдержать имолчать. Рано илипоздно всякий заговорит. ТакАнтон Елисеевич полагает, чтовыдержит день иночь. Атам - какбог даст.
        - День иночь, - повторил заурядником Никита.
        «Новедь все будет хорошо, - подумалон. - Неможет быть, чтобы все было настолько плохо. Этичужаки… Местные бродяги нестанут пить виски, ведь правда? Вовсяком случае, нестанут таскать ссобой бутылку. Икурить сигары - тоже нестанут. Значит, этокто-то изцивилизованной страны. И,значит, сними можно договориться. Обязательно можно договориться…»
        Прошло два часа, Седых приказал трогаться. Вперед, вдозор, пошел Озимых, сзади, охраняя, шелсам урядник сПеребендей.
        - Новедь сАнтоном Елисеевичем ничего неслучится? - спросил Никита уДробина. - Ведь так?
        Ответить Сергей неуспел - раздался выстрел, иАфанасий Озимых рухнул навзничь. Пуля ударила его вгрудь, прошила тело насквозь изастряла встволе осины.
        - Ложись! - крикнул Седых, вскидывая винтовку.
        Дробин толкнул Никиту вспину, упал рядом.
        Снова выстрел, - наэтот раз стрелял урядник. Передернул затвор, припав кдереву, снова выстрелил. Никита смотрел нанего снизу вверх, видел, какдымящаяся гильза вылетела изтрехлинейки, описала дугу извякнула одерево.
        Двавыстрела, один задругим. Наверное, этостреляли Бабр иПеребендя, ноНикита их невидел: лежал, какупал, когда его сбил сног Дробин, набоку, ивидел только урядника. ВотНикита Артемьевич снова открывает затвор винтовки. Летит гильза, затвор скользит вперед, досылая патрон… вражеская пуля, прилетевшая из-за кустов, вырывает щепу изствола дерева прямо возле лица Седых, тототшатывается всторону… другая пуля бьет его вспину… Точнее, Никита невидит, какона бьет, ноизгруди урядника вырывается фонтан крови, брызги бьют попрошлогодней листве перед самым лицом уНикиты. Седых еще немертв, онпытается удержать свою винтовку вруках, медленно опускается наземлю, скользя постволу осины плечом… Становится наколено… Ещеодна пуля бьетего… безжалости, влицо… Винтовка летит всторону, урядник Седых падает наспину… Замирает.
        - Всё, - шепчет Никита. - Всё-всё-всё…
        Онзажал уши ладонями, чтобы неслышать выстрелов икриков умирающих. Онзакрыл глаза. Онвжался вземлю. «Жить-жить-жить! Всеостальное - чушь, ерунда». Онвидел, какумер Никита Артемьевич, инехочет идти вслед заурядником… изаАфанасием Озимых… изакемеще? Кто-то вообще уцелел?
        «Пусть все закончится прямо сейчас, - попросил Никита. - Пусть все прямо сейчас закончится, ия… я должен выжить. Мненужно жить… мне всего двадцать один год… И…»
        Никиту схватили зашиворот, заставили подняться наноги. Оннеотрывал рук отлица ивсе бормотал это свое: «жить-жить-жить-жить…» Его ударили влицо, онснова упал. Ударили ногой. Несильно, так, чтобы заставить замолчать. Никита замолчал.
        Егоснова поставили наноги. Оноткрыл глаза.
        Мертвый урядник.
        Никита медленно оглянулся - Афанасий Озимых лежит наспине, раскинув руки. Глаза открыты исмотрят внебо. Кровь нагруди иалая струйка вуголке рта. Бабр жив, стоит наколенях, лицо залито кровью - Андрюха закрывает его руками, кровь течет между пальцев, наодежду, тяжелыми каплями падает наземлю… непонять, емупросто разбили нос, илирана тяжелая… непонять… Бабр медленно валится набок, кто-то подходит кнему, приставляет винтовку кгруди казака… Выстрел, ноги Андрюхи дергаются изамирают.
        Никита снова закрыл глаза.
        Сейчас наступит его черед. Ониубьют всех, никого неотпустят. Зачем им отпускать свидетелей? Вотиего, иДробина…
        Никита спохватился, открыл глаза, оглянулся - Сергей Петрович тоже стоял наколенях возле Перебенди. Тотбыл еще жив, кровь хлестала израны унего нашее, Дробин пытался ее остановить: руки, лицо, одежда, - всебыло вкрови.
        «Перебита артерия, - подумал Никита. - Ничего неполучится уДробина. Перебендя сейчас умрет. Вотпрямо сейчас».
        «…Я вон дитенков хочу вырастить, внучков дождаться», - сказал Перебендя.
        «Жизнь длячего человеку дадена?» - спросил Перебендя.
        «Чтобы жить, анезазря ее тратить. Я,может, ещехочу имир повидать», - самсебе ответил Перебендя. Там, укостра, заотрогом. Сутки назад.
        Асейчас умирает. Умер.
        Дробин посмотрел влицо Перебенди, окровавленными пальцами опустил ему веки. Встал. Дватемных силуэта заломили ему руки, быстро опутали их веревкой. Дватемных силуэта. Просто две фигуры, вырезанные изчерной бумаги. Никита вдруг понял, чтоспециально отводит глаза всторону, несмотрит им влица, будто это может ему как-то помочь. Еговдетстве учили несмотреть вглаза собакам, ониотэтого злятся, звереют…
        - Янесмотрю вваши глаза, - прошептал Никита.
        Еготоже связали. Толкнули вспину ипогнали потропинке всторону деревни. Несколько раз Никита падал, споткнувшись, сужасом ожидал выстрела, ноего только поднимали игнали дальше. Всебыстрее ибыстрее. Вдеревню он уже почти вбежал, задыхаясь. Перед глазами плавали цветные пятна, легкие горели.
        - Почему только двое? - спросил кто-то по-английски. Никита понял вопрос, онучил английский вгимназии ипотом вуниверситете. Могговорить ивсе понимал. Хотя произношение успросившего было странное. «Неостровное», какговорил его преподаватель.
        Ответ прозвучал тоже, наверное, наанглийском, ностаким диким акцентом, чтоНикита несмог ничего разобрать. Понял только слово «оружие».
        - Выидиоты! - крикнул первый. - Вамже было сказано - всех! Убивать только тех, ктосопротивлялся…
        - Онисразу начали нас убивать, - прошептал Никита по-английски иповторил громче тоже самое. Идобавил: - Афанасия застрелили. Из-за дерева. Идобили… Андрюху Бабра добили… он еще жив был…
        Удар, вспышка перед глазами, падение… Никита непотерял сознания, сразу попытался встать. Какбудто это было очень важно - встать.
        - Пошли прочь! - крикнул первый. - Вонотсюда!
        - Ониубили урядника… - сказал Никита.
        - Мнеочень жаль, - неизвестный подошел ближе, держа вруке факел. - Мненасамом деле очень жаль, чтотак все получилось. Этохунхузы, джентльмены. Иметь сними дело - всеравно что спать вкровати, полной гремучих змей. Яприказал брать пленных, аони…
        - Пленных? - спросил Дробин. - Аразве мы ненатерритории Российской Империи?
        Никита рассмотрел наконец чужака. Высокий, крепкий, спышными усами. Возраст повнешнему виду определить трудно, содинаковым успехом ему могло быть исорок, исемьдесят - дубленая, красноватая вотсветах факела кожа, короткая военная прическа, волосы - полностью седые.
        Нет, этонеангличанин. Скорее - американец.
        - Ну,если смотреть сэтой точки зрения, то, конечно, всевыглядит несколько… э-э… экстравагантно. Новсе складывается так, что, хоть мы ивРоссийской Империи, новы - вплену.
        - Может, представитесь? - Дробин подошел ближе ипочти вупор посмотрел вглаза американцу.
        - Что? Да,конечно. Полковник Конвей. Джошуа Конвей, - американец пожал плечами. - Теперь вам стало легче? Значит, мыможем пройти вдом испокойно поговорить. Вы,кстати, нехотите чаю? Яслышал, увас это национальный напиток…
        Вдверях Дробин остановился. Замер напороге. Потом медленно, словно нехотя, прошел внутрь, иНикита, шедший заним, увидел Егорова.
        Комната была освещена несколькими свечами, ибыло хорошо видно, чтоАнтон Елисеевич сидит занакрытым столом. Руки несвязаны, перед ним - чашка счаем, самовар, блюдце сколотым сахаром, заварник икакие-то вполне съедобные навид плюшки.
        - Вечер добрый, - медленно произнес Дробин.
        - Добрый, - совершенно безвыражения ответил Егоров. - Ктоеще остался вживых?
        - Толькомы.
        Желваки вздулись налице Егорова ипропали.
        - Ая предупреждал, - Конвей сел застол иподвинул ксебе чашку. - Яже говорил, чтозасада там стоит сразу стого момента, каквы прошли кдеревне. Ия приказал брать живыми всех, ктонесопротивлялся. Несмотрите наменя так. Есть правила игры. Проигравший почти всегда умирает. Короля небьют, авот пешки, слоны ипрочая мелочь слетают сдоски.
        - Высебя полагаете королем? - сухо поинтересовался Егоров. - Всамом деле, Джо?
        - Ну… Внашей игре нето что вшахматах, никогда нельзя быть уверенным, ктоесть кто. Может, яивправду король. А,может, всего лишь конь. Илидаже пешка. Влюбом случае я неигрок. Кто-то большой двигает меня пошахматной доске. Как, собственно, имоего коллегу, Энтони Егорофф. Мыже небудем корчить изсебя девчонок перед этими джентльменами, правда, Энтони? Мыпрямо скажем, чтоуже который месяц рыщем вэтих местах впоисках Белого Шамана? Скажем ведь?
        Никита почувствовал, каккгорлу подкатился комок.
        - НоуЭнтони, какиуменя, нетвыбора. Емуприказали. - Конвей налил изсамовара кипяток вчашку, потом плеснул заварки ибросил несколько кусков сахара. - Варварский способ пить чай, ноя привык следовать обычаям аборигенов. Выприсаживайтесь налавку, джентльмены, присаживайтесь. Руки пусть пока будут связанными. Сами понимаете, высейчас втаком возбужденном состоянии, чтоможете наделать глупостей, амои парни могут грубо отреагировать налюбое резкое движение…
        Конвей неопределенно мотнул головой, иНикита только сейчас заметил возле стены напротив стола трех вооруженных мужчин. Смуглые лица, раскосые глаза, вруках - «маузеры».
        - Таким образом, ситуация обрисована, имы можем продолжить разговор, - Конвей помешал чай, зачерпнул ложкой содна нерастаявший сахар, вздохнул ипринялся снова мешать.
        - Вынас убьете? - спросил Никита.
        - Воттак сразу? - удивился Конвей. - Надеюсь, нет. Сдругой стороны, явовсе неуверен, чтомой приятель Энтони несобирался вас отправить вмир иной после проведения операции. Секретность - штука неприятная, особенно когда навесах интересы родины.
        Никита оглянулся наЕгорова, нотот был невозмутим.
        - Такочем этоя? Ах,да, онашей работе. Вы,наверное, знаете, господа, чтовэтих местах уже лет десять живет Белый Шаман. Авы знаете, чтоон…
        - Русский, - перебил Егоров. - Профессор Московского университета ипочетный профессор дюжины университетов иностранных, Силин Иван Лукич. Этнограф, географ имного еще чего. Самоотверженный человек, вслед заМиклухо-Маклаем решил совершить подвиг ради науки - поселиться среди тунгусов, изучить их быт, обычаи, верования…
        - Да-да, очень мужественный человек. Отказался отвсех достижений цивилизации, былучеником укакого-то шамана, - подхватил Конвей. - Идостиг известных высот. Самый уважаемый исильный шаман намного миль вокруг. Когда началось то безумия сколдунами, вспомнили иопрофессоре: писали ему письма, просили прекратить этовсе, ведь он подавал дурной пример аборигенам. Если уж взялись выкорчевывать колдовство имагию, тонельзя делать приэтом исключения. Аон решил, чтонеможет оставить бедных тунгусов безсвоей опеки… Кстати, хотите узнать унего подробности? Егопрятали даже отнас. Мыпришли вдеревню, атунгусы какодин клялись ибожились, чтонет никакого Белого Шамана, ушел Белый Шаман. Ужкакмы их неспрашивали… знаете, хунхузы, которых мне начальство навязало вкачестве боевой силы, умеют спрашивать. Лично я это - пытки ивсе такое - неодобряю, вотиЭнтони подтвердит, ноесли длядела нужно, ямогу ипопридержать свои принципы. Таквот, тунгусы неотвечали. Трое умерли, ноничего несказали. Авот когда мои хунхузы взялись заребенка, егомать невыдержала. Оказалось - тутже вдеревне он ибыл. Идаже мог вщели сарая наблюдать,
какзанего умирают тунгусы. Большой гуманист этот ваш профессор. Всевыдержал, несломался, сидел всарае иждал, пока либо тунгусы закончатся, либо унас терпение лопнет. Иужасно обиделся нату женщину… Ужасно.
        «Вотсейчас меня вырвет», - подумал Никита.
        - Эй,кто там? - крикнул Конвей всторону двери. - Приведите Белого Шамана…
        Невысокий, сухощавый, летшестидесяти навид. Илисемидесяти. Налице багровел синяк, губа напухла. Одет вкожаную одежду эвенков. Рукава иколени выпачканы землей.
        - Здравствуйте, господин профессор, - сказал Конвей. - Мырады вас видеть.
        Радости, правда, унего налице небыло. Совсем небыло.
        - Вынесмеете! - профессор вскинул голову. - Выведете себя недостойно звания цивилизованного человека!
        - Скажите, профессор, - Конвей отхлебнул чаю ивзял измиски плюшку. - Вотвы отказались отмира, отобщества, посвятили себя изучению жизни этих… человекообразных… Даже стали шаманом иволшебником. Зачем вы тогда статьи продолжали писать внаучные журналы? Вроссийские, британские, французские… Когда вам присуждали премии имедали, вынеприезжали заними, отказывались отденег, новсе равно идальше присылали свои материалы. Зачем?
        - Янехотел, чтобы мои исследования пропали даром…
        - Ну,так инеподписывалибыих, честное слово! Собрали материалы, отправили их саборигеном кстанции инаслаждалисьбы мыслью отом, чтовнесли свой вклад в… - Конвей крутанул вруке чайную ложку, - …сокровищницу науки. Новыже всегда указывали свое имя, совсеми званиями ирегалиями, даже стеми, которые отказывались получать. Инайти вас после этого было неслишком сложно. Поначалу русские послушали тунгусов. Этирусские такие сентиментальные, просто ужас. Выкури они вас изэтих дебрей три года назад, ничего этого, - онпостучал ложкой постолу, - небылобы. Выбы стали сотрудничать свластью, нетратя время нараскопки древней напасти. Да,вы понимали всю опасность информации обантимагии - таквыее, кажется, назвали? Новедь какая замечательная получалась статья. Впубликации вы сообщили освоем желании напрактике убедиться всвоей правоте ипонимали, чтоквам постараются добраться. Может, даже хотели этого… Сведущие люди статью прочитали, сообщили оней моему боссу. Тотвызвал меня исказал: «Джо! Тыунас старый пес, знаешь, скакой стороны изружья вылетает пуля. Нужно найти вСибири некоего господина…» Я отправляюсь вКитай, благо
там уже есть некоторый порядок, вступаю вкомандование бандой хунхузов ипробираюсь через границу сюда. Сразу найти вас неудалось, новскоре мне сообщили, чтобезвести пропал сначала один корабль, потом второй… Ия отправился сюда, рассудив, чтоесли происходит нечто странное, то… Авы, Энтони, почему оказались здесь? Явсе сказал, теперь ваша очередь.
        - Почти тоже самое. Только мое начальство решило, чтонужно вначале приказать почтовику уклониться отмаршрута ивысадить поисковой десант, - Егоров говорил ровно, словно наговаривал текст нафонограф. - Почтовик невернулся. Егообломки нашли старатели, сообщили. Былпослан второй корабль, военный, идаже сколдуном наборту. Содним изтех, ктостал сотрудничать. «Малахит» поддерживал связь постоянно, икогда сигнал его радио пропал, стало понятно, что… Нуилинепонятно, азаподозрили. НашБелый Шаман как-то воздействует накорабли. Причем быстро, словно удар молнии.
        - Аэто ведь оружие, - сочувственно покачал головой Конвей. - Иесли еще кто-то издикарей сделает такоеже открытие, какмы будем их побеждать? Итак чуть непродули эту войну вчистую… Никто неможет рисковать, господа. Неимеем права. Нознаете, чтосамое смешное вэтой истории, Энтони? Нетздесь никакой магии. Представляете? Даже сам наш уважаемый профессор больше неможет колдовать. Правда смешно? Он-таки нашел это заклинание иличто там - совокупность трав иминералов, которые полностью исключают всякую магию. Поспешил применить, акогда понял, чтообратной дороги нет, немного огорчился. Онмне так припервойже беседе иобъявил.
        - Яхотел защитить этих несчастных, - проговорил профессор. - Онинепонимали всей опасности магии. Ихотлавливали казаки, ихрасстреливали изпулеметов слетающих кораблей, ноони всеравно пытались возродить колдовство. Атак… Такя смог их защитить. Ониведь словно дети…
        Никите показалось, чтопрофессор говорит искренне. Оннемог лгать, наверное. Никита хотел верить, чтослышит сейчас правду оподвиге исамопожертвовании человека. Добровольно отказаться отмагии. Какую силу духа нужно иметь, какие чистые ивысокие помыслы!
        - Неврите, профессор! - злобросил Конвей. - Выпросто хотели стать самым сильным колдуном, разинавсегда покончить сконкурентами. Да,вы немогли колдовать, новсе равно остались великим Белым Шаманом, иникто непосмеет оспаривать ваше исключительное место среди дикарей. Этогордыня, господин профессор. Смертный грех. Первый изсмертных грехов… Однако вам итут неповезло, правда, Энтони? Тыведь тоже все понял там, уразбитого корабля? Илидаже раньше догадался. Такведь?
        - Так.
        - Что? - тревожно оглянулся профессор. - Очемвы?
        - Отермогене, какнистранно это слово звучит вприсутствии Белого Шамана, - усмехнулся Конвей. - Опростом иобычном термогене. Нашдурацкий мир устроен сбольшой иронией, господа. Япережил вдетстве этот идиотский День Преображения. Иназвание это, которое ему дали идиоты, ятоже считаю идиотским. День насмешки надздравым смыслом. Вселенский праздник дурака! Мывсе старательно делали глупости. Инженеры итехники презирали колдовство, амаги-колдуны-шаманы смотрели ипридумывали, какже добраться донас. Свергнуть снебес, задавить. Прервать это самодовольное шествие прогресса. Данекоторые изцивилизованных людей были готовы отбросить отсебя все эти гайки, молотки, паровые котлы. Замахнуться изашвырнуть подальше… Вынебывали вАвстралии, господа? - вдруг изменив тон насамый обыденный, спросилон. - Тамтоже пока живут дикари. Ивот они изобрели странную штуку - бумеранг. Кусок дерева, ивсё, ноесли его правильно обстругать иправильно бросить, тоон всегда вернется квам. Ибоже вас упаси зазеваться вэтот момент - заточенная деревяшка может свободно снести вам череп иливыпустить кишки. Вотмне почему-то наш мир, наша
цивилизация, даже наша магия напоминает этот самый бумеранг. Какбы мы нипытались их отбросить, какбы широко низамахивались - ничего унас неполучится. Всеравно эта штука прилетит обратно, инужно быть кэтому готовым.
        Конвей встал иподошел кСилину. Взял того забороду, тряхнул. Голова профессора мотнулась изамерла.
        - Ваше проклятое заклинание кроме магии уничтожает еще итермоген. Представляете? Ктобы мог подумать! Мытак хотели уничтожить магию, чтобы всякие грязные племена даже подумать немогли ореванше надбелым человеком! Колдуны были готовы душу продать заторжество надмашинами, пулеметами ибомбами. Аоказывается… Оказывается, всеэто - одно! Змея, кусающая себя захвост. Разве это небожественная ирония? Чертбы вас побрал, господин Силин! - Конвей отшвырнул профессора всторону ивернулся кстолу. Профессор остался лежать, оглашая комнату стонами.
        - Профессор выбрал неудачное место длясвоего эксперимента, - вздохнул Егоров. - Катастрофически неудачное. Тутпроходит линия регулярных рейсов наДальний Восток, идляРоссии ее перекрытие накануне войны сЯпонией…
        - Я… Янезнал! - простонал профессор. - Янехотел… Такполучилось… Давайте, яуйду, господа? Соберу племена иуведу их севернее…
        - КЯкутску? Отрежете тамошние коммуникации?
        - Нухорошо, ненасевер, наюг. Встепи… - профессор поднялся наколени, будто вознося молитвы. - Естьже наЗемле место, которое ненужно нашей цивилизации? Должно быть! Вынеимеете права! Всегда есть исключение изправил. Всегда! Послушайте, Конвей, иликаквас там… Выже можете убить этого… - Профессор указал пальцем наЕгорова. - Ихвсех можете убить… Япойду свами, куда вы скажете. Явсе расскажу, могу сам все организовать. Ваши Североамериканские Штаты станут самой великой державой!
        - Недумаю, чтоэто правильно, - серьезно отозвался Конвей. - Этоведь просто - собрать травки, приготовить отвары, устроить камлание… я правильно произнес это слово? Иполучить возможность уничтожать имагию, итехнологию. Неприлагая нималейших усилий. Нетратя денег ибомб. Ночто потом? Этот секрет долго непросуществует, господа. Еголибо украдут, либо купят… итогда все рухнет. Мыоказались визмененном мире втот чертов День Преображения. Намсунули вруки эту проклятую игрушку, имы кней уже приноровились. Нет, правда! Мыпостроили мир, вкотором летают корабли, бороздят моря гигантские пароходы, порельсам несутся паровозы. Паровые машины крутят электрогенераторы, снабжая наши города светом итеплом… Да,кэтому прилагаются тупые людишки, готовые насылать порчу, проклятия, бормотать заклинания иварить колдовские зелья… номы кэтому уже почти привыкли. Нашли способ бороться идаже сотрудничать. Иесли небудет магов, тонебудет итехники. Этозначит - небудет цивилизации. Насотбросит некоДню Преображения, азначительно дальше. ВСредние века, кпервобытным людям. Высомной несогласны, господа?
        Профессор уже непытался спорить, онпросто плакал. Никита сидел налавке, глядя встену перед собой. Дробин опустил голову.
        - Ясижу тут почти сутки, - тихо сказал Конвей усталым голосом. - Наверное, моишефы поначалу будут счастливы заполучить этого мерзавца, отвалят мне немного долларов. Ноя уже старый человек, уменя есть дети ивнуки. Ямогу отшвырнуть этот бумеранг так далеко, чтобуду уже вмогиле ктому времени, когда он вернется. Намоем месте будет стоять мои сыновья иих дети. Онисмогут увернуться?.. Яневсилах принять такое решение водиночку, господа. Этаноша слишком тяжела дляменя. Мыпреобразим весь мир… илиуничтожимего. Может, безмагии… ибезтреклятого термогена будут лучше? Может, мынайдем замену углю иобогащенному навозу? Нодляэтого нужно совершить простую вещь, - Конвей достал изкобуры револьвер, прокрутил пальцем барабан. - Выстрелить вголову этому старику. Кто-нибудь хочет взять насебя эту миссию?
        Профессор закричал что-то неразборчивое, вскочил, дернулся кдвери, ноодин изохранников молча ударил его ногой вживот. Силин упал.
        - Прикажите одному изваших хунхузов.
        - Нет. Этонедело длядикарей. Этовыбор белого человека! Вытак несчитаете? Сейчас здесь, вглухомани, сидят застолом четыре белых джентльмена ирешают судьбу человечества!
        - Если я скажу, чтоего нужно отпустить… илиотвезти вПетербург, выего отпустите? - спросил Егоров.
        - Я? Отпустить? - Конвей постучал пальцами постолешнице. - А,пожалуй, иотпущу.
        - Пожалуйста! - вскрикнул профессор. - Я… Янехочу умирать!
        - Яшел сюда заантимагией, анезасредством против своей цивилизации! - Конвей ударил постолу кулаком так, чточашки подпрыгнули. - Явсего лишь тупой техасец, умеющий убивать иврать некраснея. Раньше этих талантов хватало длятого, чтобы справляться смоей работой. Носейчас…
        - Новы понимаете, чтоесли я все-таки привезу профессора…
        - Непривезете, - вдруг перебил Егорова Дробин. - Каквы его доставите? Пожелезной дороге? Попутно загасив сотни итысячи паровых котлов? Возьмем хотябы Урал - встанут заводы, рудники могут быть затоплены, ведь отключатся насосы… Выпредставляете, какие убытки понесет ваше государство? Выже сами говорили, чтоскоро война. Вынесможете доставить этого человека встолицу иневызвать хаоса. Если только отправить его каким-нибудь образом вЯпонию всамом начале войны… Незнаю, как, номожете попытаться. Янехочу, чтобы моя страна…
        - Иэто говорит человек, собиравшийся снабжать террористов нефтяными бомбами? - невесело усмехнулся Егоров.
        - Таквы хотите его убить? - тихим голосом спросил Никита. - Просто так взять - изастрелить?
        - Можете зарезать, - предложил Конвей.
        - Нотакже нельзя! Мынеимеем права решать замиллионы людей… Неимеем права…
        - Ареволюцию вы собирались делать путем поименного голосования российского народа? - усмехнулся Дробин.
        - Новедь это - убийство!
        - Разве? - удивился Конвей. - Мнекажется, Энтони, вамлучше вернуться домой безэтого молодого человека. Унего очень странные понятия одобре изле, ибоюсь, еговерсия происходящего будет сильно отличаться отправильной. Выможете пострадать, подполковник Егорофф.
        - Ничего, пусть говорит, - тихо сказал Егоров. - Имеет право. Авы, полковник Джо Конвей, - человек непорядочный.
        - Язнаю. Мнеобэтом говорили вНью-Йорке, - также тихо ответил Конвей. - Нопомните, какмы там, вАфрике, плечом кплечу сражались зацивилизацию?..
        - Засвои жизни мы сражались, если честно.
        - Одно другому непомеха, - пожал плечами Конвей, ивозразить ему никто ничего несмог.
        Даже Никита молчал, невсилах осознать ипринять то, чтопроисходит вэтой крохотной комнате, вдеревеньке, затерянной всибирской глухомани.
        «Этовсе решительно невозможно. Этовсе неправда…»
        Никита пытался заставить себя неверить вреальность происходящего, кактогда, вшестнадцать лет, когда ударил накатке гимназиста. Задело ударил, тотпоступил бесчестно иподло, всепотом признали, чтоНикита немог неударить. Нокогда после удара гимназист упал иударился затылком олед, когда вдруг стало понятно, чтоон умер, чтостекленеющие глаза его - мертвы, когда закричавшие вужасе девушки бросились прочь… Никита стоял наколенях возле мертвого тела ипросил… просил-просил-просил-просил, чтобы все это было неправдой, чтобы этот мерзавец иподлец встал, чтобы случилось чудо…
        - Этого неможет быть, - пробормотал Никита, глядя наревольвер вруке Конвея.
        Воттак просто? Иливсе-таки американец прав? Такинужно поступить? Этот профессор ивпрямь угрожает всему человечеству? Может уничтожить этот мир? Воздушные корабли? Океанские лайнеры? Электрические лампочки нановогодних елках? Просто самим фактом своего существования разрушить многовековое здание цивилизации? Если это так, то, возможно… Иливсе-таки нет? Истоитли этот мир того, чтобы спасать его ценой жизни пусть даже одного человека?
        - Янебуду стрелять, - Егоров скрестил руки нагруди. - Можете это сделать сами.
        - Энтони, выменя поражаете. Идаже огорчаете, - покачал головой Конвей. - Это - территория Российской Империи. Вы - офицер Российского Генерального штаба, человек, работа которого заключается вохране изащите отечества. Втом числе - иубивая его врагов. Хорошо, пусть профессор невраг, пусть только угроза. Новы ведь согласны стем, чтоон - страшная угроза? Оружие сокрушительной силы?
        Егоров неответил.
        - Можноя?
        Никита вздрогнул иоглянулся наДробина, который сидел рядом сним налавке.
        - О! - воскликнул Конвей иткнул стволом револьвера всторону Дробина. - Штатский молодой человек готов взять насебя ответственность там, гдепасует кадровый офицер? Браво! Чтоже вас подвигло наэто?
        Дробин усмехнулся, иусмешка получилась невеселая. Аеще кривоватая из-за теней, рожденных неверным огнем свечей.
        - Я - инженер, - сказал, помолчав, он. - Язнаю, каксложно устроены машины, какбыл создан этот гигантский механизм - наше технологическое общество. Илучше многих осознаю, кчему приведет выбитая шестеренка. Пусть даже только одна. Ядавно уже смирился смыслью, чтопридется кого-то убить - бомбы ведь создаются недляпраздничных иллюминаций.
        Американец подумал, оглянулся наохранника иуказал наДробина пальцем.
        - Разрежь.
        Китаец молча подошел кДробину, икуски веревки упали напол.
        - Каквас, кстати, зовут, молодой человек?
        - Сергей Петрович. Сергей, - Дробин принялся растирать запястья.
        - Серж… Симпатичное имя. Если захотите, сможете уехать сомной имоими хунхузами вШтаты. Чтобы ниукого небыло соблазна переложить ответственность за… - Конвей посмотрел напрофессора, подбирая удобный вэтом случае термин, - …заспасение человечества.
        - Яподумаю, - кивнул Дробин. - Амогу я кое-что спросить уБелого Шамана?
        - Да,конечно. Онввашем распоряжении… досамой смерти, - усмехнулся Конвей идобавил, посерьезнев. - Извините занеудачную попытку шутить.
        Сергей Петрович встал соскамьи, медленно подошел кпрофессору, который все также лежал наполу, закрыв лицо руками. Ондаже непытался встать, словно его придавил невидимый многотонный груз.
        - Скажите, Иван Лукич… - Дробин присел накорточки возле Силина итронул его пальцами залокоть - профессор вздрогнул ипопытался отползти. - Скажите, этобыла очень сложная процедура? Япро… э-э… включение антимагии. Сампроцесс был сложен?
        - Н-нет, - простонал Силин. - Япотратил много времени исил, чтобы найти способ, восстановить обряд ирецептуру… Акогда… когда все собрал… оказалось, чтоэто дело пары часов. Ненужно никакой специальной подготовки, никаких особо сложных ингредиентов…
        - Тоесть каждый может…
        - Каждый, - быстро подтвердил профессор. - Ноникто, кроме меня, незнает рецепта… Никто несмог… Даия - чудом, просто чудом…
        - Значит, если вы попадете клюдям… илидаже расскажете своим тунгусам… Выпонимаете, чтоэто катастрофа? Катастрофа, равной которой еще небыло вистории человечества? - Дробин ударил профессора полицу ладонью. - Вынепоняли, чтосотворили, Иван Лукич? Вычто, ивсамом деле непоняли?.. Боже, какое ничтожество! - Онпротянул руку кКонвею ладонью вверх. - Дайте мне уже этот «смит-вессон»!
        Заокном кто-то закричал, пронзительно итонко. Что-то грохнуло. Выстрел? Никита удивленно посмотрел натемное окно заспиной уохранников. Стреляют? Хунхузы снова жаждут крови?
        Ещевыстрел. Иеще. Ицелая россыпь, будто сдесяток человек торопливо опорожняли магазины своих винтовок. Илиавтоматических пистолетов.
        - Проклятье! - Конвей вскочил наноги. - Посмотри, чтотам!
        Один изохранников выбежал издома. Враспахнутую дверь пахнуло холодной влагой исгоревшим порохом.
        Выстрелы нестихали.
        - Васнашли сегодня утром? - спросил Егоров и, увидев, чтоСилин никак нереагирует навопрос, повысил голос. - Профессор, вассегодня поймали?
        - Да,мы нашли его сегодня утром, ачто? - Конвей стоял уокна исилился рассмотреть что-то снаружи, носквозь мутный пузырь увидел только вспышку выстрела неподалеку.
        - Эвенки очень уважают Белого Шамана, - сказал Егоров. - Джо, выдействительно полагали, чтоони просто так позволят его убить? Илиувести? Днем уних небыло шансов справиться свашими головорезами, аночью… Думаю, ониеще иподкрепление получили изсоседних поселков. Онимогли собрать сотни две-три охотников, дорогой мой Джошуа. Сколько там увас бандитов? Двадесятка? Три? Полагаете, онисправятся?
        Выстрелы гремели, непереставая, воткрытую дверь влетела пуля, разбила чашку настоле прямо перед Никитой. Тотшарахнулся назад, ударился спиной остену.
        - Дверь закрой, - приказал Конвей охраннику. - Истой там.
        Китаец скользнул вдоль стены кдверному проему, левой рукой осторожно потянул дверь насебя, правой держа «маузер».
        - Черт! Нужно драться, - Конвей взял славки кобуру с«маузером», револьвер сунул себе запояс, достал пистолет ипередернул затвор. - Нежелаете принять участие, подполковник?
        Егоров молча покачал головой.
        - Чтоже так? Гуманизм? Забыли, каквместе сомной отправили натот свет несколько десятков черномазых? Давайте, вспомним былые героические дни! - Конвей пытался шутить, нополучалось унего это неслишком весело, ион обернулся ковторому китайцу: - Ты,давай ктому окну! Свечи погаси только.
        Хунхуз шагнул кстолу, задул свечи. Наступила темнота.
        - Ничего, - напряженным голосом проговорил Конвей. - Ничего. Сейчас постреляют, иначнутся переговоры. Имнужен живой Белый Шаман? Отлично. Яего отдам. Вконце концов - этоваше дело. Выже невобиде наменя, профессор? Профессор!
        - Да? Да-да, яневобиде! Хотите, явыйду кним, успокою? Васотпустят… - зачастил Силин. - Честное благородное слово!
        - Прикажет убить, - сказал Дробин глухо. - Когда интеллигент пугается, тоспособен налюбые подлости. Правда, Иван Лукич? Выже понимаете, чтовас теперь неоставят впокое? Если кто-то изнас доберется достанции, тосюда пойдут войска. Если понадобится - выжгут здесь все леса, лишьбы добраться довас. Воздушные корабли неприлетят, правда, нопулеметы ипушки прекрасно справятся совсем, аместные уцелевшие шаманы вам помогать нестанут, выидляних опасны. Поэтому…
        - Господи, зачто? Зачто?!
        - Загордыню, - отрезал Дробин. - Изаглупость. Вамнужно было непрятаться, анемедленно обучать других людей, делать их центрами антимагии. Ирассылать их все дальше идальше сприказом обучить какможно больше людей. Вначавшемся хаосе васбы никто иискать нестал. Доживалибы свой век среди этих человекообразных, даже занимаясь скотоложеством ссамками этого вида… Выже их лечили? Идальше лечилибы. Ещегосподин Пирогов, великий хирург, открыл, чтоесли оперировать пациента чисто вымытыми руками, тосмертность снижается вомного раз…
        Дробин говорил иговорил, Никите казалось, чтоинженер нестоит наместе, чтоон ходит покомнате, вотбудтобы приблизился кстолу… Точно приблизился. Что-то звякнуло, потом невидимая рука коснулась руки Никиты, инож бесшумно разрезал путы. Полвдоме был земляной, иДробин ступал понему совершенно бесшумно.
        - Окно! - крикнул Конвей ивыбил оконную раму. Китаец, стоявший увторого окна, поступил также.
        Выстрелы наулице стихли.
        - Отступили? - спросил Конвей, никкому необращаясь.
        - Иливаши убежали, - предположил Егоров. - Выобратили внимание нато, чтоваш человек невернулся?
        - Ичерт сним… черт сним…
        Скулил профессор, возился где-то внизу, нонаноги невставал. Никита вслушивался, пытаясь определить, гдесейчас находится Дробин. Кажется, ондвинулся ктому окну, возле которого стоял китаец. Илиэто Никите показалось?
        - Выбы дали мне оружие, Джо, - глухо, словно прикрывая рот рукой, произнес Дробин. - Вамсейчас понадобятся все способные стрелять.
        - Да? Вон, Энтони негорит желанием…
        - Такон лицо официальное. Ая иНикита… Мысосланы сюда. ВНерчинск, классика! Мынеимеем нежных чувств иобязательств перед правительством. Только перед своей совестью.
        Заокном снова грянул выстрел. Ивответ ему - ещенесколько. Трииличетыре. «Ненадолгоже хватило трех десятков страшных хунхузов, - подумал Никита. - Этовам неиззасады людей расстреливать. Инедобивать раненых».
        Истошный крик заокном прозвучал неожиданно близко, потом перешел вхрип. Итишина, словно люди замерли, испуганные ужасом иболью, которыми был этот крик пропитан.
        - Черт-черт-черт! - бормотал Конвей. - Иничего ведь вголову нелезет… Вымерзавец, Серж, идурак! Нузачем было все объяснять этому вашему профессору? Былведь шанс…
        - Таквы дадите мне оружие? - спросил Дробин. Онуже, похоже, былусамого окна. - Смотрите, чтотам?! - вдруг вскрикнулон. - Там, усарая!
        «Говорит по-английски, - отметил Никита. - Всевремя говорил по-русски, атут вдруг…»
        Китаец, стоявший уокна, издал странный звук.
        - Давотже, смотрите, смотрите! - Дробин кричал, перекрывая этот странный звук, похожий нахрип иливсхлип.
        - Вашкитаец безмозглый ничерта непонимает!
        Конвей шагнул ковторому окну.
        «Запах, - вздрогнул Никита. Появился запах, очень хорошо знакомый ему подежурству вбольнице. - Кровь. Свежая кровь. Откуда? Ипочему Конвей неощущает этого запаха?»
        Глухой удар. Тяжелое тело упало напол. Выстрел! Вспышка осветила комнату. Выстрел-выстрел-выстрел-выстрел…
        Словно кадры синематографа: американец лежит наполу, надним стоит Дробин с«маузером» вруке. Уокна, свернувшись вкомок, замер китаец. Вспышка выстрела отразилась валой лаковой луже. Вспышка: китаец удвери начинает поворачивать голову. Вспышка - Дробин целится внего. Пуля бьет встену возле двери. Ещеодна. Китаец начинает поднимать свое оружие. Вспышка - китаец вскидывает руки, «маузер» повис ввоздухе, лицо хунхуза залито кровью. Вспышка - охранник лежит наполу.
        Тишина. Темнота. Перед глазами плавают разноцветные пятна, вушах - звон отгрохота выстрелов. Вгорле першит отсгоревшего пороха.
        - Воттак, - прозвучало втемноте. Потом Дробин неудержался ихихикнул. Награни истерики. - Надеюсь, яамериканца неубил, - немного успокоившись, сказал Сергей Петрович. - Хотел убить, норука неподнялась. Белый человек вэтих диких местах - почти родственник. Никита!
        - Да?
        - Тынеможешь зажечь свечу настоле? Там, справа отсамовара, спичечный коробок.
        Никита нашел коробок, чиркнул спичкой.
        Егоров все также сидел застолом, держа руки настолешнице.
        - Этовы правильно, господин подполковник, - кивнул Дробин. - Я,впринципе, итакбы ввас попал, втемноте, номог задеть Никиту, настоящего революционера… Зажег свечи? Хорошо.
        Заокном снова раздался выстрел, похоже, пистолетный. Ещетри. Ударила дуплетом двустволка, ейответили две винтовки. «Бойвсе еще продолжается», - подумал Никита.
        - Исовершенно непонятно, ктопобедит, - словно услышав его мысли, проговорил Дробин. - Может, крикнуть тунгусам, чтоБелый Шаман вбезопасности? Выже вбезопасности, господин профессор?
        - Я? Наверное, да… - пробормотал Силин.
        - Никита, тытам еще веревочку подбери, сооруди путы длягосподина подполковника. Крепко вяжи, чтобы глупостей ненаделал, спаси ему жизнь. Апотом тоже самое проделай самериканцем. Только ему - руки заспину. Сделаешь?
        - Да, - Никита торопливо связал Егорова, сломав оверевку ноготь. Потом пошел кКонвею, стал возле него наколени.
        - Такие дела, Антон Елисеевич, - сказал Дробин. - Мысейчас немного подождем, пусть там, застеной, определятся спобедителем. Если победят хунхузы, вчем я очень сомневаюсь, придется обороняться некоторое время. Полагаю, ихуцелеет неслишком много, даичего им штурмовать домик, правда? Аесли победят тунгусы, томы им предъявим спасенного Белого Шамана. Ядам вам шанс, Иван Лукич. Выостанетесь жить. Вначале вы научите меня, апотом вместе заразим антимагией тунгусов. Идвинемся навосток иназапад. ВКитай ивМатушку-Русь. Ивезде… кстати, дляобряда обязательно желание клиента?
        - Что? - потрясенно выдохнул профессор.
        - Человек, которого заряжают, должен хотеть этого?
        - Незнаю… Нет, наверное… Тамнужно принять снадобье, совершить простой ритуал…
        - Тоесть, если приставить кголове «маузер», то…
        - Сделают. Точно - сделают, - окрепшим голосом сказал профессор.
        - Вотиславно! - засмеялся Дробин.
        - Высобрались уничтожить цивилизацию? - уточнил Егоров.
        - Апочему нет? Я,между прочим, всегда хотел разрушить мир. Только собирался сделать это понемногу, небольшими порциями. Сколько там взорвешь нефтяной бомбой? Очем мечтает каждый бомбист? Освободе? Равенстве? Чушь! Каждый бомбист мечтает сделать такую бомбу, чтобы она разрушила всё - всё! - вокруг. Город - вруины! Завод - вруины! Выпредставляете? Идуя помиру… Илидаже просто сижу, пью«Абрау-Дюрсо» или«Вдову Клико», авокруг меня падают утыканные оружием воздушные корабли, гаснут топки паровозов ибронеходов, захлебываются угольной пылью топки… Разве это невсемогущество? Разве это несупервзрыв?!
        Выстрел.
        Пуля ударила Дробина между лопаток ивылетела изгруди, выплеснув струйку крови. Сергей Петрович упал лицом вниз. Вторая пуля пролетела надним иударилась встену. Третья нашла затылок Дробина, раздробила кость.
        - Всё, - шепнул Никита, опуская «маузер» Конвея. - Всё.
        Оногляделся посторонам, словно вбреду, повторяя:
        - Всё-всё-всё-всё…
        Взгляд его остановился напрофессоре Силине. Стал осмысленным ижестким. Рука медленно подняла пистолет.
        - Нет! Не-ет! - закричал профессор, пытаясь заслониться рукой отпули.
        - Воттеперь - точновсё, - Никита положил пистолет настолешницу. - Чаюхочу…
        Он,походя, разрезал веревки наруках Егорова, налил себе изсамовара остывшего чаю, бросил врот кучек колотого сахара.
        Егоров взял «маузер», прошел покомнате, приоткрыл дверь ивыглянул наружу.
        - Счастлив ваш бог, - сказалон, прислушавшись. - Хунхузы, похоже, ушли. Те,кто уцелел, естественно. Счастлив ваш бог…
        - Язнаю, - ответил Никита, даже неудивляясь своему спокойствию. - Мневсегда говорили, чтоя - счастливчик. Всех изнашего кружка отправили накаторгу, ая отделался ссылкой… Какдумаете, мнезаубийство ничего небудет? Нехотелосьбы…
        - Небудет, - уверенно качнул головой Егоров. - Выже, вроде, весь мир спасли…
        Наполу завозился Конвей, застонал.
        - Егоразвязать? - спросил Никита.
        - Ненужно, иначе эвенки решат, чтомы сним заодно. Атак, может, получится ему жизнь спасти… Чтобудем говорить поповоду Белого Шамана?
        - Кому? Тунгусам? Скажем, чтоДробин убил. Думаете, неповерят?
        Эвенки поверили. Ктомуже уцелевшие Делунчи иТыкулча объяснили, чтоЕгоров - большой начальник, изаего спасение всех ждет награда. Кстати, эвенки напали нахунхузов нестолько из-за Белого Шамана, сколько попросьбе Делунчи иТыкулчи. Егоров подтвердил их обещание исосвоей стороны добавил, чтозаукрывательство профессора эвенков наказывать небудут. Еслиони, конечно, отдадут все вещи Белого Шамана, каждую книгу, каждый листок бумаги.
        Через три дня укостра, когда Никита сотвращением доедал пшенную кашу ссалом, аЕгоров курил встороне трубку, Конвей сказал:
        - Нуладно, парни. Японимаю, почему Серж решил спасти профессора. Выобъяснили, спасибо! Нелепое поведение подполковника я тоже могу понять. Новы, Никита! Выже революционер. Вассослали сюда, вэту глушь, дикость! Почему вы неподдержали Сержа? Янеочень хорошо знаю русскую философию, нограф Толстой, если неошибаюсь, призывает кпростой жизни… Ваши революционеры - народники ианархисты - тоже говорили иговорят опагубном влиянии цивилизации. Увас был шанс. Икакой шанс! Почему вы этот шанс уничтожили? Неговорите только, чтонавас произвели такое воздействие мои слова пробумеранг ивнуков. Увас ведь еще даже детей нет. Нуведь неабстрактныйже гуманизм подвиг вас нато, чтовы совершили? Незнаю, какпоступит Энтони, ая буду ходатайствовать перед нашим правительством онаграде длявас. Понимаю, чтоэто будет награда заспасение человечества, нозакакое чувство? Закакую черту характера? Замужество? Засамопожертвование?
        - Залюбовь ккомфорту, - подумав пару секунд, ответил Никита. - Десяти дней путешествия сподполковником Егоровым мне хватило, чтобы возненавидеть все эти разговоры опростой жизни простых людей напростой земле. Япредпочитаю путешествовать вкомфорте. Мненравится каюта первого класса, ия надеюсь, чтомедицинская практика позволит мне заработать денег натакую каюту. Наверное, мнедолжно быть стыдно затакой эгоизм, ноя стрелял вСергея Петровича ивпрофессора незачеловечество, незапрогресс, невужасе перед тем вашим бумерангом. Ястрелял ради каюты первого класса, ради горячей воды ипарового отопления. Назовете меня циником?
        - Дакакая вам разница, какя вас назову? - отмахнулся Конвей. - Выпросто придумайте более возвышенные аргументы, когда будете общаться сгазетчиками. Авам придется сними общаться: этодело нельзя будет закончить тайно, всевмире должны услышать ослучившемся вэтой глухомани, должны знать, чтовсе честно ичисто, чтоэтому миру неугрожает катастрофа ихаос.
        - Хорошо, - кивнул Никита. - Яподготовлю речь.
        Онвстал и, неторопясь, отправился кручью мыть миску иложку.
        - Ненужно было ему меня бить, - тихо сказал Никита, наклоняясь кводе, вкоторой отражались звезды. - Яже говорил, чтонепрощу.
        Ольга Рэйн
        Последняя смерть Ивана Араутова
        Когда нам было повосемь лет, отец привез Зое изЛондона очень дорогую иредкую игрушку - клетку длязверьков, отбегового колеса вкоторой крутилось динамо. Взарядной камере помещался кубик серандита, совсем маленький, сноготь. Если динамо крутилось активно, задень зарядки серандит краснел, наполнялся электром, икубик можно было вставить вфонарь иливмеханическую куклу.
        Кукла тогда вертела головой, моргала, открывала рот, поднимала иопускала руки. Зояее ужасно боялась, наночь прятала всундук, аутром доставала исажала накровать, чтобы неогорчать отца.
        Розового света фонаря хватало начтение трех-четырех глав очередного романа, которые Зоя потихоньку таскала усвоей старшей сестры Ольги, большой любительницы изящной словесности. Унас было много героев, ноя помню только жестокого исправедливого разбойника Пелагатти иотважного, легкого налюбовь капитана пиратов Арауто.
        Зояобычно роняла голову изасыпала скорее, чемзаканчивался электр вфонаре, ия дочитывал просебя, отодвигая состраницы ее рассыпавшиеся темные волосы. Потом накрывал ее одеялом, выбирался вокно ибежал домой - через сад, сквозь дырку взаборе, через улицу, наяблоню, вчердачное окошко.
        Яспал начердаке, насоломенном матраце уокна. Зимой там было холодно, алетом жарко, мыши шуршали итопали, номне ивголову неприходило попроситься визбу, ближе кпечке, ипожертвовать свободой своих ночных вылазок.
        Колесо крутили две ученых крысы - серый Арауто ибелый Васька. Васька был рьяным бегуном инакручивал динамо так, чтосерандит казался раскаленным. Потом Арауто издох, аВаська сбежал, воспользовавшись смятением вовремя похорон товарища. Зоекупили хомяков, ноте были ленивы ивколесе бегать отказывались. Зояиногда просила, чтобы меня отдавали ей вуслужение надень, иона читала мне вслух, ая крутил колесо, просунув руку вклетку иуворачиваясь отжелтых длинных зубов одного изхомяков, всеноровившего меня цапнуть.
        Почему я сейчас думаю обэтом колесе? Наверное потому, чтосижу наскамье набережной Темзы исмотрю через реку на«Глаз Лондона» - сооружение прекрасное иуродливое одновременно - гигантский обруч, вкотором две тысячи человек идут вникуда порубчатой резине внутренней поверхности, накручивая самое мощное вмире динамо, авподземной зарядной камере тысячи пудов серандита впитывают энергию их движения, медленно меняя цвет стемно-янтарного накрасный, готовясь кормить электром двигатели механических повозок, аэростатов, поплавков, всех фабричных механизмов, двигающих нас отсредневековья кпрогрессу.
        «Глаз Лондона» - символ развития колеса сансары, окотором так много говорит М.? Илипыточное колесо, которое тащит человечество киспытаниям иболи? Немогу решить, мысли путаются.
        Ахда, навнутреннем ободе «Глаза» подвешены стеклянные кабинки, поднимающие пассажиров нанемыслимую высоту внебо, ктому, каквидят Лондон птицы. Есть дешевые, куда набивается простой люд - рабочие, извозчики, приказчики магазинов. Есть дорогие, состоликом, мягкими диванами ихолодильным коробом, забитым вином иделикатесами. Пикник навысоте всто саженей. Глоток изысканного вина вто время, каккто-то внизу крутит, крутит это чертово колесо.
        - Ненаша вина, чтолюди рождаются кразным судьбам, - говорила Зоя.
        О,какя любилее! Всегда, стех самых пор, какона застала меня ворующим вбарском саду недозрелые кислые абрикосы. Оназалезла комне надерево легко, каккошка. Мыпоговорили оважном - офруктах, червяках, бытьли дождю сегодня илизавтра. Онаочень ждала возвращения отца издалекого Лондона. Яничего неждал - моиродители умерли два года тому, когда мне было пять, именя взял ксебе дядька Егор. Любить нелюбил, нонеобижал.
        - Папенька добрый, - сказала Зоя. - Оннас сОльгой очень любит. Имама нас любит - снебес. Твои папка смамкой, наверное, тоже.
        Мыели абрикосы инас обоих тошнило ими весь следующий день.
        Вотсэтой минуты идопоследнего вздоха она - мояЗоя. Небарыня, негоспожа Мамонтова, неледи Спенсер. Даже когда она убивала меня - ялюбил ее каждой частицей своего существа.
        Очемя? Гдея? Почему мне больно? Чтозагород вокруг? Какя добрался доэтой скамьи после того, какЗоя нажала наспусковой крючок?
        Подо мною тепло имокро. Ябыстро теряю кровь, моипальцы илицо начинают холодеть, сильно хочется пить. Мимо идут люди, онинеоглядываются нахорошо одетого джентльмена, отдыхающего отночных трудов, клюющего носом нанабережной. Натемном, почти черном сукне моего костюма кровь невидна. Ямучительно сглатываю изажимаю рукой вчерной лайковой перчатке рану вверхней части живота.
        Яумираю, яузнаю это ощущение, онослучается вмоей жизни уже вкоторый раз, такчто ничего нового какбы инепроисходит. Полагаю, всознании мне осталось минут двадцать.
        Колесо крутится.
        Ярасскажу тебе освоих смертях.
        Впервые я умер еще вдетстве, когда мне было десять лет, авгубернии свирепствовала страшная манчжурская чума.
        Болезнь принесли степные охотники, кочевавшие вслед застадами монгольских пушных сусликов, чеймех стал цениться выше, когда перебили всех куниц. Охотники ловили исвежевали зверьков сотнями, елиих зараженное мясо, араз вмесяц приходили впоселения, чтобы продать добычу. Чума покатилась погородам ивесям. Суслики отомстили людям.
        Заболевали только дети, приобычном лечении невыздоравливал никто.
        Илья Владимирович Мамонтов, семье которого снезапамятных времен принадлежала наша семья иеще пятьсот душ населения деревни Мамонтовки Смоленской губернии, былчеловеком умным, образованным идовольно добрым. Он,единственный изгубернских помещиков, содержал хорошую школу длякрепостных, гдевсемь лет всех выучивали читать-писать-считать, апозже, вдесять, преподавали начала естественных наук иЗакон Божий. Когда слухи обэпидемии подтвердились, оннестал медлить искупиться исразу заказал сдоставкой изГамбурга чудо медицины итехники - парокамеру. Серандитовое ядро превращало воду, лекарство иснотворное вхолодный пар, иподдавлением подавало эту смесь встеклянную капсуль, куда клали больного ребенка. Вдыхая эту смесь восне, дети впарокамере выздоравливали занеделю. Безпарокамеры дети затри-четыре дня захлебывались кровавой мокротой иотправлялись душою прямиком нанебо, какутешительно обещал напроповеди отец Николай.
        МысЗоей сидели натеплой черепице затрубой исмотрели, каксоранжереи снимают крышу, какбабы вытаскивают наулицу горшки икадки срастениями, какделовитые немцы разгружают огромные ящики, лебедкой поднимают их через стену и, наконец, собирают волшебную камеру.
        - Сверху нацветок похожа, - сказала Зоя. - Наромашку.
        Онабыла права - отогромной шарообразной сердцевины лепестками расходились шесть прозрачных капсуль. Яупоминал, чтобарин был добр? Онкупил дорогую парокамеру нашесть детей, хотя унего было лишь две дочери.
        - Ониее сразу включат? - спросиля. Мнебыло интересно посмотреть нацветной пар.
        - Конечно, нет, - отмахнулась Зоя. - Только если кто-то заболеет. Серандита унас всего четыре куба, откаждого работает полевая махина. Напарокамеру нужно три. Аполя какпахать будем? Лошадками, какраньше?
        Зояопять заглянула вниз. Тогда я впервые понял, какая она красивая. Наней было синее платье, лицо запачкалось сажей оттрубы, нащеке подживала царапина, короткая коса растрепалась.
        Пожелобу прошла большая белая крыса - стех пор, каксбежал Васька, ихвокруге становилось больше скаждым годом.
        - Надеюсь, мынезаболеем, - сказал я ивзял Зою заруку.
        - Угу, - ответилаона, отняла руку ипоползла покрыше ловить крысу - онавсе мечтала заселить свою динамо-клетку Васькиным потомством.
        …Барин принял меры, очень разумные - отменил занятия вшколе, запретил приводить детей вцерковь, собираться большими группами ивообще пытался заставить отца Николая служить насвежем воздухе.
        - Чума скапливается взакрытых помещениях, - говорилон.
        - Господь защитит, - отвечал отец Николай. - Церковь - егодом. Чтоженам, невдоме, аводворе уотхожего места ему молиться? Оскорбится ведь, Илья Владимирович!
        Постранной прихоти судьбы, первой заболела Зоина сестра Ольга, девочка мечтательная, спокойная, почти все время проводившая вдоме.
        - Всевруце божьей, - пожевал губами отец Николай, раздуваясь отважности.
        Тримахины сняли сполевых работ, динамо крутили днем иночью всей деревней, чтобы побыстрее включить парокамеру. Барина любили, задевочку беспокоились.
        Ольга лежала впостели, смотрела впотолок красными безумными глазами, тяжело дышала, анавторой день начала плакать отболи. Зоягромко читала ей книжки, сидя поддверью. Онабыла очень бледна иничего неела. Ябылбы снею, новсех, ктомог управляться слошадьми икосами, отправили косить сено, пока взрослые крутили динамо.
        Квечеру прямо всвежий стог свалился одиннадцатилетний Клим, чудом непопав насложенные рядом острые косы. Онпочти неуспел помучиться - серандит покраснел достаточно, чтобы пару недель питать парокамеру, иночью его иОльгу уложили встеклянные капсули ипустили пар, оноказался ярко-розовым.
        Через пару дней пять капсул изшести были заполнены, родители вноги кланялись Илье Владимировичу, ачума, казалось, остановилась изадумалась.
        Потом опять взялась засвое.
        Яплохо помню первые часы болезни. Яочень устал после сушки сена. Ломовой конь Динар злился, чтоего заставляют много работать, ибольно укусил меня заруку. Рука болела. Мыши громко топали. Яуснул начердаке, акогда проснулся, рядом сидела мама. Онасветилась втемноте.
        - Мамочка, - хотел я сказать, ноязык непослушался.
        - Тсс, Ванечка, - сказала мама. - Япришла сказать, чтоб ты небоялся. Нету всмерти страха.
        Яхотел спросить, почему я умру, ноначал кашлять ипочувствовал ворту горькую кровь. Тутмне стало понятно, хоть иобидно, конечно.
        - Немогу, - говорил Илья Владимирович дядьке Егору. - Пойми, Егор, уменя вторая дочь есть. Вотположу я Ваню впарокамеру, азавтра Зоя заболеет. Ичто мне делать? Кого выкидывать? Нетуж - последняя капсуль - дляЗои. Остальным - какбог даст.
        - Ваша правда, барин, - отвечал дядька. - Авдоме я его держать небуду, уменя своих трое, куда мне заразу?
        Меня положили воранжерее, наполу, натюфяк рядом спарокамерой. Явидел металлическое подбрюшье капсулей иискаженное лицо Зои, смотревшей наменя снаружи сквозь запотевшую стеклянную стену. Дышать становилось все больнее, яоттягивал допоследнего, новсе-таки вдыхал икорчился. Потом воздух почти перестал проходить, вгруди булькало игорело, будто я дышал водой. Сомною сидела мама ииногда клала мне налоб прохладную руку.
        Яхорошо чувствовал, какжизнь выходит изменя, ипустота тутже заполняется смертью. Этобыло очень тоскливо.
        Когда Зоя встала накрай крыши ипрокричала отцу ивсей дворне, чтоесли меня сейчасже неположат вкапсулю, тоона прыгнет вниз, аесли неразобъется, тоутопится вреке припервой возможности - кэтому моменту я был мертв уже надевять десятых. Поправилам математики это округляется до«мертв».
        Барин хорошо знал свою дочь. Меня тутже подняли впарокамеру. Боль ушла, яуснул, иобмен жизни исмерти вомне пошел вобратную сторону.
        Япроснулся через неделю, ужасно голодным. Меня отвели накухню, яжадно ел ипил, аЗоя сидела рядом исмотрела наменя странно. Вдеревне умерло трое ребят, заболели еще четверо, номеста впарокамере уже освободились исейчас они спали там.
        - Спасибо, Зоя, - сказал я и, улучив мгновение, взял ее заруку.
        Онавырвала руку иубежала.
        Тутже вернулась, поцеловала меня вщеку иснова убежала.
        …Второй раз я умер ввосемнадцать лет.
        Зоясотцом вернулись изСанкт-Петербурга, гдедебютантка Мамонтова пять месяцев производила впечатление нааристократическое общество, сама оставаясь кнему вполне равнодушной. Ну,поее словам.
        - Глупо тамвсе, - говорилаона. - Бесцельно. Слоняются целыми днями, переливают изпустого впорожнее.
        Мысидели вдвоем наширокой, какскамья, ветке старого дуба вперелеске заусадьбой, мычасто сюда прибегали детьми.
        - Хотя, - Зояоживилась, - музеи замечательные, аздания настолько величественны, чтоинепередать. Ах,еслибыты, Ваня, видел Казанский собор! Аеще строят собор святого Исаакия Далматского - оннезакончен, ноанглийский посланник, лорд Спенсер, дружен сархитектором, онпровел нас позданию инасмотровую площадку. Егоплемянник, сэрТомас, сказал, чтодаже Лондон ненастолько красив, какСанкт-Петербург сэтакой высоты… Ваня, тычего?
        Мнестало трудно дышать, кактогда, вовремя чумы. Явдруг понял, чтоникогда неувижу Казанский собор. Никогда неувижу Москву илиЛондон, ниодин изтех городов, окоторых мы столько читали, ненырну вморе, непобываю втеатре. Чтоя раб, крепостной, деревенщина, который всю жизнь будет крутить колесо динамо иводить пополю махины - тосплугом, тоскосилкой.
        Всеэти месяцы я отчаянно скучал поЗое имечтал, чтобы она комне вернулась, аона уходила отменя похрустальному мосту между нашим детством исвоей новой взрослой жизнью. Мост рассыпался вслед занею, исейчас осколки летят наменя свысоты ибольно режут, докости.
        - Зоя… - сказал я медленно. Инезнал, какпродолжить.
        - Язнаю, Ваня, - вздохнулаона. Взяла меня заруку. Положила мне голову наплечо.
        Мыдолго так сидели, пока солнце совсем несело залес, хоть я изнал, чтодядька будет очень зол, чтоя непришел чинить вставшую днем махину.
        Англичане прилетели свататься набело-золотистом дирижабле, прекрасном, какмечта, формой похожем наабрикосовую косточку.
        - Посемьдесят миль вчас дает припопутном ветре, - небрежно сдвигая назатылок белую фуражку, говорил высокий матрос, посматривая натолпу баб идевок, собравшихся взглянуть надивную махину поближе. - Заполдня долетели изсамой столицы. Красивые тут увас… места.
        Онсмотрел прямо вглаза черноглазой Яринке, осторожно трогавшей шелковистый борт дирижабля, ита краснела, улыбаясь.
        Илья Владимирович давал задочерьми почти посто тысяч приданого, ностоило лишь взглянуть намолодого Томаса Спенсера, чтобы понять - незаденьгами сватается. Наверное, мнебылобы легче, будь он неприятным, старым, кривобоким. НосэрТомас был вылитый благородный капитан Арауто - красивый, высокий, веселый. СЗои глаз несводил. Квечеру исговорились уже, вышли водвор рука обруку, Мамонтов сзади шел ссемейной иконой - благословлять привсем народе.
        Зояменя втолпе глазами искала, ая наних смотрел сквозь маленькое грязное окошко зарядной камеры подколесом динамо - нужно было вмеханизм смазки добавить ипару ремней поменять. Яподумал-подумал, потом всеже вышел наступеньку - весь измазанный, вытирая руки грязной тряпкой. Смотрел Зое вглаза, неотрываясь. Онатоже смотрела, нотут ее англичанин заруку потянул обратно вдом.
        Дядька мне выставил бутыль самогона тем вечером. Ядолго сидел перед стаканом смутной жидкостью, потом поднялся, невыпив, иушел бродить. Дошел донашего сЗоей дуба, селмежду корней. Хотелось толи рыдать, толи умереть, толи поджечь усадьбу.
        Тень скользнула сквозь темноту, присела рядом.
        - Мыобвенчаемся вЛондоне, - сказала Зоя. - Жить будем итам, ивАфрике, Томас получил крупную должность вколонии Сомалия, гдесерандит добывают. Скажимне, чтоты думаешь, Ваня?
        - Какая разница, Зоя, - сказаля, - чтодумает раб? Укапитана Арауто тоже был полный трюм гребцов, помнишь? Никапитан, никрасавицы никогда неспрашивали, очем они там думают. Приключения отэтого сталибы только хуже. Неоглядывайся, улетай.
        - Нет, - сказала Зоя, - нет, нетак!
        Обняла меня, задрожала. Онабыла очень горячая ипахла ландышами иземляникой.
        - Тынераб, Ваня, - зашепталаона. - Пожалуйста, недумай так. Ненаша вина, чтолюди рождаются кразным судьбам, Ванечка…
        Еерот накрыл мой, еетело прижалось кмоему, опалив темным жаром, еерука двинулась вниз. Онасжала ладонь ия задохнулся. Толкнула, опрокинула натраву, потянула, погладила, прижала мое тело своим, непрекращая двигать рукой. Яхрипел, плавился, стонал, исчезал враскаленной бесконечности. Сквозь листву дуба наднами сияли звезды, всеярче скаждым дыханием, пока невзорвались вмоих глазах, выжигая меня вабсолютное ничто.
        Зоязамерла намне, потом поднялась, посмотрела сверху вниз.
        - Помни, какя тебя люблю, Ваня, - сказалаона. - Отец, каквернется, даст тебе вольную иотправит вИнженерное училище встолице. Тыувидишь Санкт-Петербург, всевмире увидишь, чтозахочешь. Прощай. Неприходи утром кдирижаблю.
        Иона оставила меня втемноте опустошенного, разбитого, умирающего.
        Янепошел прощаться. Явзял вкладовой моток веревки, сделал петлю иприладил кдубу. Сидел наветке, ждал, когда полетят. Дирижабль поднялся надусадьбой плавно, величаво, белоснежные борта сияли насолнце. Набирая высоту искорость, онуносил отменя мою Зою инадежду, которой, если разобраться, инебыло никогда.
        Ясмотрел дорези вглазах, пока он нестал лишь темной точкой далеко внебе.
        - Я - раб, - сказал я сквозь слезы. - Твой раб навсегда, Зоя.
        Исоскользнул светки вниз. Шеюобожгло, будто кто-то меня полоснул огненным ножом, новеревка тутже лопнула, ягрохнулся плашмя, выбив изгруди воздух.
        Ялежал поддубом какмертвый, иперед моими глазами клубились темные точки, будто сотня Зой навсегда улетала отменя всотню Англий.
        Шелтысяча восемьсот пятьдесят второй год, Россия развертывала турецкую кампанию одновременно вКрыму инаКавказе. Царским указом рекрутский набор проходил теперь дважды вгод, ибрали неповозрасту, каквмирные годы, апоросту - выше двух аршин ичетырех вершков.
        Дядька Егор сильно затосковал, когда жребий выпал его среднему, Федоту, парню рослому икрепкому, которого поосени собирались женить. Ясказал, чтопойду всолдаты вместо него, ивтри дня допроводов получил отсемьи больше любви, чемвпредыдущие тринадцать лет.
        Возможно, другой староста ипобоялсябы гнева Ильи Владимировича, когда тот вернется иобнаружит, чтоего лучший механик идетский друг Зои, закоторого она просила, будет, если повезет, двадцать лет тянуть вдали солдатскую лямку. Ностаростой был сам дядя Егор, ичерез неделю я уже подсаживался нателегу вместе сАлешей, младшим поповским сыном.
        Попадья плакала, аотец Николай смотрел сычом, неутешаясь тем, чтовсе вруце божьей, иособенно солдатский жребий.
        - Надо было сказать, чтовсеминарию собираешься, - сказаля. - Подуховной линии кто идет, тежребий нетянут.
        - Знаю, - вздохнул Алеша. - Нопризвания нечувствую. Таклгать - душу губить. Пирожок будешь? Ещетеплый.
        Мыехали настанцию, елипирожки - мнетоже напекли вдорогу, ноАлешины были вкуснее. Разговаривали просерандит, прото, насколько быстрее шелбы прогресс, еслибы его можно было добывать больше, чтобы всем инавсе хватало. Какего повсему миру ищут, но, кроме Сомалии, нигде найти немогут, даитам все меньше скаждым годом.
        Писарь настанции спросил, какменя записать - укрепостных фамилий неводилось, асолдату нужна была.
        - Мамонтовым будешь? - спросил Алеша. - Обычно фамилию помещика берут.
        Тутвомне впервые что-то затеплилось живое - искра гнева излости.
        - Нет, - сказаля. - Арауто.
        Записали Араутовым. Отправили вГрузию.
        Пару лет назад отменили правило брить рекрутам полголовы - «лоб забривать», чтоб, если сбегут, ловить было легче, ноя каждую неделю ходил кполковому цирюльнику, грустному большеглазому армянину, ибрил всю голову наголо.
        Ябыл уже непрежний Ваня изМамонтовки, аАрауто - суровый, одинокий, умеющий обращаться соружием. Стрелять я сразу выучился хорошо. Также голая голова спасала отвшей, которых вказарме было никак неизвести.
        Впервый бой нас повели через полгода муштры, яктому времени уже успел слегка ожить, настолько, чтобы начать бояться. Выдвинулись через перевал подпоселок счудным длярусского уха названием Хуло, такя инеузнал, чтоэто по-грузински означало. Ребята укостров шутили про«великий бой подХулем», пару букв поменяешь - исмеешься, какдурак, чтобы страх забыть, чтоутром ватаку.
        Рассвело поздно, неохотно, было очень холодно. Стояли нахолме надогромным полем, заросшим короткой подмерзшей стерней, япостарой крестьянской привычке тутже стал прикидывать, сколькими махинами его пахать исколько дней, исколько крестьян надо надинамо поставить, чтобы серандит ночами заряжать. Досчитать неуспел - прапорщик прокричал сигнал катаке. Турков видно небыло, номы идосередины поля добежать неуспели, каких артиллерия ударила. Стреляли шрапнелью, нонеметко, положили пару десятков, остальные бежали лавиной.
        Итут из-за холма сих стороны выехали четыре невиданных боевых махины - каждая размером сярмарочный шатер, всевтяжелой броне, сшестью пушками, ощетинившимися кругом. Этистреляли мощно, шлибыстро, воздух наполнился криками раненых иумирающих. Заними виднелась турецкая пехота, наступавшая медленно, несбивая строя. Когда донас дойдут, тоим останется лишь перешагнуть через наши трупы, выкошенные прицельным огнем бронированных пушек. Наша артиллерия тоже открыла огонь, нопехота была еще слишком далеко, ауновых махин броня была крепкой.
        Этобыла английская новинка, названная «черсиной» поимени африканской черепахи скрепким панцирем. Такие чертил еще Леонардо даВинчи, двигать ее должны были изнутри четверо силачей. Ностолетия назад силачей нехватало, махины непостроили. Теперь вних стоял новейший серандитовый движитель ивесь экипаж впромежутках между залпами накручивал ногами рычаги зарядного динамо.
        Англия, играя всвою Большую Игру вЕвропе, продала Турции пробную партию «черсин» - иони нас убивали. Политика, дипломатия, прогресс, мощь человеческого разума - всеони сошлись водной точке, чтобы я лег сейчас наэту стылую, чужую землю изалил пожухлую стерню своею кровью, какэто делали товарищи вокруг меня.
        - Отступаем, - крикнул прапорщик, - отсту…
        Инезакончил, потому что грудь ему прошило шрапнелью, явидел, какткань выворачивалась, разрываясь. Рядом скосило Алешу, щека его лопнула, глаза полезли изорбит, итут меня самого будто развернуло невидимой рукой ивниз толкнуло. Земля поднялась стеной иударила меня полицу - колкая, холодная. Потемнеловсё, будто ночь упала, ивгруди огонь занялся, всесильнее жег, какуголь изпечи, казалось, вот-вот запах паленой плоти почувствую.
        Рядом свистнуло, ударило, глаза грязью забило. Япроморгался, вижу - бомба, фитиль дымится. Такими уже редко стреляли, видно турки вэтот бой исамое новое, исамое старое оружие бросили.
        Итут мне будто вухо кто-то шепнул: «Подними голову». Яподнял - авпяти вершках, чутьли немне попальцам «черсина» проезжает. Хорошо рассмотреть можно, какие унее колеса маленькие иширокие, какони натела наезжают, исквозь шелест движителя слышится отвратительный хруст истоны. Наногах вэтой части поля уже никого неоставалось - всех покосили, ивстенке махины приоткрылось круглое окошко подсмотровой щелью. Бомба вяме рядом сомною почти догорела. Ипонаитию, будто меня вверх кто-то потянул, какмамка вдетстве, яподнялся, недумая отеле иожарящихся ладонях - схватил бомбу изашвырнул прямо внутрь «черсины».
        Тутвсе ухнуло, полыхнуло огнем иисчезло. Ия тоже.
        Такя умер втретий раз.
        Иопять недоконца.
        Мирпокачивался, баюкал меня, что-то рокотало ишипело. Моягрудь недвигалась, ноя почему-то незадыхался. Разум мчался пореальности, какмальчишка поледяной горе насалазках.
        - Убил ты меня, Ваня, - говорил молодой турецкий солдат. - Итоварищей моих, пять душ. Матери плакать будут…
        Капитан Арауто шагал подоске сборта бригантины «Зоэ», апозади него раздавались злобные выкрики - боцман подбил команду набунт. Вводе кружили акулы, руки капитана были связаны, нонибоцман, ниакулы незнали, чтовкаждом сапоге унего - подлинному ножу дамасской стали…
        - Всмерти нет страха, Ванечка, - говорила мама. - Вотувидишь.
        Зояцеловала меня, прижималась голым горячим телом, мылежали вкровати сшелковыми простынями, азаокном рассвет вставал наднезнакомым мне огромным городом…
        - Тыочень храбр, мальчик, - сказал господь бог. Онбыл смугл ибесконечно прекрасен, онсклонился надо мною иулыбался золотыми губами. Веки его тоже были иззолота. - Мненужны такие храбрые. Неумирай сейчас, потерпи. Увидишь, онотого стоит.
        Яповерил богу истал терпеть.
        - Терпеть придется всю жизнь, - сказал онмне, когда месяц спустя, шатаясь идержась загрудь, явышел извысоких дверей лазарета ивпервые увидел белый песок, зеленые вершины иярко-голубой океан Сокотры. - Твое сердце перестало биться. Явживил тебе вгрудь крохотный серандитовый движитель, онсокращает сердечную мышцу электром. Язнаю, чтоэто больно. Больно?
        - Да, - ответил я иупал рядом сним вплетеное кресло подбелым парусиновым шатром.
        - Каким будет твой первый вопрос? - спросилон. Русские слова он выговаривал очень мягко, чуть пришепетывая.
        Ясобирался спросить: «Ктовы?», или«Гдемы?», или«Какя здесь оказался?», нонеожиданно спросил, какзаряжается серандит вмоем сердце.
        Человек - небог - сзолотыми губами улыбнулся.
        - Еготам совсем немного, крупинка, - сказалон. - Токкрови крутит динамо размером спшеничное зерно. Тыначал схорошего вопроса. Яочень доволен тобой иобостальном расскажу тебе сам. Тыможешь называть меня «М.».
        Егозвали Муктидата, «Освободитель». Оннебыл рожден сэтим именем, нопришел кнему путем длинным итрудным.
        Онбыл поздним сыном мелкого индийского князя отфранцузской актрисы. Отец называл его Ракеш - «господин ночи». Мать звала - Франсуа. Князь поднял восстание против англичан ибыл казнен. Мать зашила свои лучшие драгоценности встарое муслиновое платье, вкотором еще девочкой приехала вПариж. Когда отцу вынесли приговор, онанадела это платье, взяла заруку пятилетнего Франсуа иподнялась наборт первогоже дирижабля вЕвропу. Тогда, сорок лет назад, дирижабли только начинали строить, онибыли огромны, какгоры, ивних нужно было долго подниматься полестнице внутри причальной мачты.
        Ссамого детства М. увлекался медициной имеханикой. Онучился вСорбонне ивКембридже, придумывал посто изобретений вгод, сдрузьями-студентами воровал складбищ свежих покойников, усемей которых недоставало средств, чтобы поставить надмогилой железную клетку, способную остановить ретивых любителей анатомии. Сгодами он делался все смуглее, всебольше походил наотца, ловил все больше взглядов искоса ишепотов «полукровка». Любимая девушка разорвала их помолвку. Емупредложили должность врача вбританской колонии Сомалия. Этоозначало - рабы исерандит. Медицина иэлектровая механика.
        Пока М. незадумывался - онбыл счастлив. Нобезмяжежные радости исследований иоткрытий были скоро сметены открывшимся молодому врачу мутным, бесконечным потоком человеческого горя инесправедливости, совершенно невидимым изЕвропы. Онвидел людей, горевших, какхворост, врастопке прогресса цивилизации. Онвстречал поставки новых рабов насерандитовые копи. Говорил сними, смотрел вих глаза, лечил их инемог, никак немог объяснить, почему их жизнь должна проходить именно так.
        Ондумал, чтотечение его жизни определено - погорло вчужой крови ислезах латать текущий трюм суденышка «Человечность». Ноумерла его мать, и, разбирая ее бумаги, впредсмертном письме отца он нашел стихотворение нафранцузском, озаглавленное «Лорду Ночи». Стихотворение было очень, очень плохим, но, бесконечно перечитывая корявые строки, М. постепенно понял, чтовнем зашифровано описание места впредгорьях неподалеку отих старого дворца. Отец пару раз бралего, четырехлетнего, наохоту вджунгли, иМ. вспомнил плато рыжего камня, скалы, оплетенные лианами, ирасщелину между ними.
        М. отправился вИндию. Втой самой расщелине замазанные известкой, чтобы неотличаться повиду отобычного камня, были сложены блоки серандита - больше двух тонн, аподними - плоские просмоленные ларцы сдрагоценностями династии раджей Сарвасена…
        М. долго молчал, прикрыв золотые веки. Япытался справиться сощущением, чтовсе это - сон, приснившийся мне после смерти наполе подХулем, назалитой ведрами русской крови холодной земле.
        - Какя оказался здесь? - спросиля.
        - Случайно, - пожал плечами М. - Янаблюдал забитвой своздуха. «Черсины» меня заинтересовали. Явидел, чтоты сделал. Опустился иподобрал тебя, почти мертвого.
        - Внебе никого небыло, - сказаля. - Васбы сбили изпушек.
        - Умоего дирижабля зеркальная обшивка, - усмехнулся М. - Сземли он неотличается откусочка неба. Меня непросто заметить, когда я того нежелаю.
        Онподнялся.
        - Пойдем, мальчик, япокажу тебе Сокотру. Этот остров - наша крепость, наше сердце, плод моих неустанных трудов впоследние десять лет. Каждый плод несет всебе семя, ия верю, чтоСокотра - семя свободного будущего всего человечества. Сейчас нас здесь чуть больше двадцати тысяч, большинство - бывшие рабы, какты. Нонас станет больше, мыбудем все сильнее, рано илипоздно мы изменим мир. Какты хочешь здесь называться?
        Нетрудно догадаться, какое я выбрал имя.
        Остров Сокотра лежит вокеане квостоку отРога Африки. Онпрекрасен, какземное преддверие рая.
        Еговысокие скалы пронизаны карстовыми пещерами, словно гигантские древние черви веками грызли его желтый известняк. Вэтих пещерах теперь жил идышал город свободных людей всех цветов кожи. Здесь шилась одежда, делалось оружие, готовилась еда, мычали животные. Тысячи людей накручивали дюжины колес динамо, заряжая серандит. ССокотры разлетались дирижабли - вСомалию, всултанаты Аравийского полуострова, возвращаясь седой, материалами, книгами. Часто - сновыми жителями длягорода, сцелыми семьями. Вгороде было много детей, работали школы, часто устраивались праздники.
        - Люди несозданы равными, - говорил М., - ноони созданы свободными. Рабство - уродливый нарост надуше человечества, опухоль, которая никогда неисчезает доконца. Владение себе подобными, этауниверсальная власть, вовсе века отвечало потребностям многих людей. Некоторые общества прикрываются фиговыми листками объяснений, почему одним людям позволено властвовать наддругими - потому что они лучше качеством илиумнее, илитаково их историческое бремя. Ноэто ложь, жадность, кусок металла, подложенный подморальный компас иотклоняющий его стрелку…
        Яполюбил М.
        Яверил внего так, чтопрошелбы заним поводе, неомочив подошв.
        - Рабство бывает ивнутренним, - говорил М. - Знания исистемный подход ксобственному уму позволяют человеку небыть рабом своих страстей инесовершенств. Дают силу опираться насебя, неища вовне доброго умного хозяина, который будет принимать трудные решения. Аобщение сбольшим количеством людей недает закоснеть вгордыне исебялюбии…
        Ия посещал курсы европейских университетов, учил языки, подрабатывал вгородах. Ярыл тоннели, продавал духи, водил дирижабли итачал сапоги. Яузнавал людей, осваивал ремесла, читал книги.
        Ябродил поулицам городов, которые нечаял когда-либо увидеть, смотрел навеликие соборы ипрекрасные дворцы имысленно рассказывал оних своей Зое.
        Апотом возвращался наСокотру иработал длянашего города будущего.
        - Русским тяжелее, чемвдругих странах, - говорил М. - Плантаторы Америки, колонизаторы Африки властвуют наддругой расой имогут приписывать ей слабости инесовершенства, оправдывающие свое правление. Нораздень помещика икрепостного, поставь их рядом - инеотличишь. Таким было рабство ивдревнем мире, нонадними небыло Христа, имнеполагалось искать внутренних оправданий…
        Япогоду жил вМоскве иАтланте, помогая налаживать подполье, спасающее беглых рабов сплантаций икрепостных издеревень. Многие изних добирались доСокотры.
        Яубивал.
        Каждый раз иначе было нельзя, закаждого убитого я платил куском своей души. Иесли задуматься, тозаминуту любой войны каждый изэкипажа «черсины» убивал больше себе подобных, чемя задесять лет.
        - Лучшие излюдей инаций способны нахудшие иневероятнейшие злодеяния, если перед ними маячит высокая ипрекрасная цель, - говорил М. - Помни обэтом, Арауто.
        Япомнил.
        - Намнужен серандит, - сказал М. - Сокотра достигла предела, мырастем слишком медленно. Тонна - имы сможем качать изисточников втрое больше воды. Мыдостроим поплавки, каждый изкоторых сможет взять наборт триста освобожденных рабов заодно плавание. Ещетонна - иэскадрильи наших дирижаблей поднимутся внебо. Мыстанем силой, мыперестанем прятаться, мыбудем свободной страной, примером длямира, анетайной, затерянной вокеане. Носерандит нельзя купить втаком количестве. Мировые запасы слишком малы.
        - Сомалия, - сказаля, перебирая карты нанизком каменном столике. - Дорудников лишь двести миль. Мывозьмем подконтроль копи, освободим ивооружим рабов - унас есть контакты, схемы выработок…
        - Нет, - вздохнул М. - Колонии невыстоять против военной мощи Британской империи. Нарастив силу, мыперестанем прятаться, носейчас нам нужно действовать тайно. Дерзко. Преступно. Ирискнуть своими лучшими людьми.
        Онположил передо мною настол газету «Лондон таймс» сгравюрой «Глаза Лондона» напередовице иописанием новых зарядных камер подгородом. Яахнул отбеспрецендентной наглости того, чтопредлагал М., носразуже начал подсчитывать, сколько нам понадобится дирижаблей ипройдутли поплавки так высоко вустье Темзы.
        - Империя охраняет свои запасы, - сказал М. - УСкотланд-Ярда обширная сеть информантов иагентов. Онизнают онас. Этобудет намного опаснее всего, чтоты делал впоследние десять лет.
        Якивнул. Японимал.
        - Тыхрабр, Арауто, - сказал М., наклонился ипоцеловал меня влоб золотыми губами.
        Любимли мывсе, чтолюбим, одинаково? Можноли одними итемиже душевными мускулами любить женщину, музыку, родину, учителя, друга, ребенка, истину, родителей илисправедливость?
        Незнаю.
        Знаю лишь, чтосейчас я умираю заних обоих - заМ. изаЗою.
        Светлые вечера, вкоторые сгущаются погожие дни поздней весны, прекрасны влюбой точке мира.
        Вгустой сочной зелени русской деревни изоткрытых настежь окон пахнет дымом, свежим хлебом ивкусным кашным варевом, лениво перелаиваются между дворами разомлевшие оттепла собаки, бабы неспешат домой, неторопливо обсуждая важное уколодца, слугов прохладный ветерок приносит запах первого скошенного вэтом году сена, цветет сирень, анеподалеку шелестит огромный лес, обещая щедрое лето, добрую жизнь.
        Полондонским мостовым цокают копыта лошадей, шуршат шины повозок, хозяева которых достаточно богаты, чтобы позволить себе серандит. Раскачиваются ветки лип нанабережной, начиная одеваться внежную пахучую листву. Отзванивают время колокола Вестминстера изаконченной три года назад высокой часовой башни, прозванной Биг Беном. Кричат чайки нареке. Крутится «Глаз Лондона» отнеслышного снаружи мерного топота тысяч ног. Высшее общество съезжается наодин изпервых балов светского сезона - сапреля поавгуст их будет еще много. Поступеням Сити-Холла поднимаются юные дебютантки, светские львы, отцы семейств иэкзотические гости издалеких стран.
        Я,таинственный русский граф Иван Кречетников, талантливый изобретатель-самоучка, ужепринес пользу Её Величеству, передав англичанам патент наустройство ускоренной зарядки серандита.
        Небезвозмездно - этобылобы подозрительно. Насдачу сблагодарности иавансом забудущие изобретения меня провели поусиленно охраняемым подземным хранилищам, яувидел достаточно, чтобы понять, какнепросто будет вних проникнуть.
        Сегодня набалу мне предстояло сделать слепки сдвух ключей отподземных хранилищ, скоторыми нерасставались лорды-ключники. Цветистость английских должностей непереставала меня забавлять стех пор, какпожилой адмирал был представлен мне какПервый властелин Морей.
        - Вызнакомы следи Спенсер? - спросила меня красивая жена третьего излордов-ключников, графиня Портлендская. Наедине я называл ее Джейн. - Онатоже русская порождению.
        Моесердце замерло, яоборачивался, казалось, целую вечность, хотя изначально знал, чтомогу встретить Зою ичто она может меня погубить.
        Оначуть пополнела, еетемные волосы были забраны вверх, улыбка нагубах застыла привиде меня. Онабыла невыносимо, ослепительно прекрасна, яобжегся обее лицо. Зоянесколько раз моргнула, когда меня ей представляли, потом подала мне узкую белую руку.
        - Рада встрече, граф, - сказала она медленно, будто восне. - Яслышала овас иовашем необыкновенном инженерном таланте. Заезжайте комне свизитом, завтраже.
        Онаподала мне узкий белый треугольник карточки - вэтом сезоне вмоде были треугольники. Джейн повлекла меня дальше, знакомить ипредставлять другим, ноя чувствовал взгляд Зои насвоей спине весь вечер, хотя позже выяснилось, чтоона уехала сбала почти сразу после нашей встречи.
        Лорды-ключники потрадиции носили ключи отподземных хранилищ натолстой золотой цепи нашее. Русский граф - широкая душа - выпив несколько бокалов вина, пошел обниматься совсеми подряд, хлопая ошеломленных англичан поспинам иприжимая ксвоей широкой груди, накоторой незаметно появлялся иисчезал кубик пластичной пасты, вточности отпечатывавший рельеф ключа инескольких верхних пуговиц.
        - Томас умер три года назад вСомалии, - Зояоткинулась наспинку кресла. Годы несгладили порывистой страстности ее движений, онапросто научилась лучше ее контролировать, когда считала нужным. Сейчас, сомной, вее дорогой черно-сине-белой гостиной, вэтом нужды небыло.
        - Восстание вСеверных копях? - спросиля. Япомогал его организовать, мыосвободили изабрали наСокотру больше полутора тысяч рабов, изначально - изтрех разных племен Сомалии иЭфиопии. Погибло человек десять британских солдат иофицеров, кто-то изруководителей колонии был застрелен.
        Зояостро взглянула наменя.
        - Нет. Лихорадка. Было дождливое лето, комары, эпидемия.
        - Япомню, - сказаля. - Тыгорюешь? Тыего любила?
        Онапожала плечами.
        - Любила первые несколько лет. Нетак, кактебя. Мыбыли очень разные. Ввосемнадцать лет этого невидишь. Апотом уже поздно. Унас сын, онвшколе доиюля. Онпохож натебя. Можешь мне неверить, ноэто почему-то так…
        Начинало темнеть. Зояподнялась изажгла лампы.
        - Яотпустила всю прислугу, - сказалаона.
        Якивнул. Яуже заметил.
        - Отец умер впрошлом году, - сказала Зоя. - Онсовсем разорился, имение продано. Янебыла вМамонтовке много лет. Незнаю, кактам твоя семья.
        - Уменя теперь другая семья, - ответиля. - большая инастоящая.
        - Язнаю, Ваня. ИСкотланд-Ярд этой семьей очень заинтересован. Ивашим… семейным поместьем.
        - Тысвязана соСкотланд-Ярдом?
        - Томас был игроком, - вздохнулаона. - Пять лет назад мог случиться большой скандал, ноего замяли. Я… оказываю сыщикам услуги. Продаю свою волю засохранность доброго имени длянашего сына. Иногда меня коробит то, очем они просят. Иногда я согласна сними.
        - Авмоем случае?
        Зояпрошлась покомнате. Онанервничала икрутила кольца напальцах.
        - Когда человек болен, емудают отлежаться, преодолеть болезнь, - сказалаона. - Егонеколют иголками вбольные места, нетрут их кислотой, нережут ножом. Человечество избавится отрабства ипритеснений. Само. ВПетербурге готовят манифест обэмансипации крепостных. ВАмерике Север давит наплантаторов Юга - рабству осталось существовать недолго. Зачем вы стегаете лошадей, Ваня? Онимогут понести, ибог только знает, куда!
        - Онизнают, зачем я здесь? - спросиля.
        Зояпокачала головой.
        - Нет. Мнепоручено выяснить. Ониже знают, чтоя тоже изРоссии. Вот, явтираюсь ктебе вдоверие, Ваня. Тымне доверяешь? Пойдем. Говорить небудем.
        Онавзяла меня заруку иповела потемному коридору. Моесердце билось так, чтосерандит внем, наверное, раскалился докрасна. Вгруди кололо иплавилось, какперед прыжком впропасть. Была дверь, потом еще одна, потом спальня, сквозь занавески сочились сумерки.
        - Расстегни, - сказала Зоя, поворачиваясь комне спиной. - Тыже умеешь?
        Яумел.
        Яподнял ее наруки, нодокровати недонес - ковер был мягким, вкамине тлели угли. Мынеразговаривали. Онапроводила губами помоим шрамам, ячувствовал кожей ее слезы. Ееволосы были каксыпучий шелк, явспомнил пальцами, какубирал их состраниц книг, надкоторыми она засыпала. Онатак кричала, чтоя закрывал ей рот ладонью, иона докрови впивалась внее зубами.
        - Язнала, чтоты непогиб втой войне, - вотединственное, чтоона мне сказала ночью. - Когда ты умрешь, япочувствую.
        Япроснулся идолго лежал нешевелясь. Зояприжималась комне голым горячим телом, простыни были изшелка, вокне рассвет занимался надогромным городом. Когда-то, умирая, яуже видел ичувствовал это.
        Япотихоньку выбрался изкровати, оделся ипрошел вгостиную. Зажег свечу иписал, чертил, делал наброски, пока изкомнаты невышла полностью одетая Зоя. Тогда я осознал, чтоутро уже вразгаре ипора начинать мой последний день. Если я сегодня погибну отрук агента Скотланд-Ярда, меры безопасности останутся прежними, ивконце недели М. совершит кражу века, Сокотра получит серандит.
        Явзял состола кожаный портфель, сложил внего бумаги иоттиски ключей.
        Зоястояла передо мною - страстная, нежная, сильная. Безмерно любимая.
        - Ты - моястой минуты, какзалезла сомной наабрикосовое дерево. Ая - твой. Твой раб, Зоя, иэто единственный вид рабства, существование которого вмире я могу принять. Двое людей, принадлежащих друг другу.
        - Скорее всего, сегодня тебя застрелят илиарестуют, - тихо сказалаона. - Агенты, наверное, ужеждут.
        - Вотто, зачем я вЛондоне, - сказаля, отдавая Зое портфель. - Всреду, вполдень, высокий человек сседыми волосами подсядет ктебе натретью скамейку отюжного входа вКенсингтонский парк. Тыотдашь ему портфель - этомоя последняя просьба. Если ты захочешь, тосможешь попасть наСокотру. Этобудет дело потебе.
        - Замною будут следить, - сказала Зоя. - Проведя стобою ночь, явышла издоверия.
        - Небудут, - ответиля. - Потому что ты сейчас застрелишь террориста Арауто. Потом отдашь им вот этот блокнот. Здесь планы ограбления четырех лондонских банков. Доверие ктебе будет абсолютным.
        - Нет, - сказалаона. - Ванечка, нет!
        - Есть идеи, закоторые можно инужно умирать, - сказаля. - Тысама сказала - этонеизбежно случится сегодня. Если это сделаешьты, моямиссия вЛондоне будет исполнена. Слежка ведется изсада? Пойдем набалкон.
        Явзял избюро ивложил ей вруку пистолет. Зоядрожала, ношла замною, пряча его вскладках юбки.
        День был ясным, теплым, полным жизни. Онастояла вдверях балкона, закрыв лицо рукой, яотошел ккраю.
        - Давай, Зоя, - прошепталя. - Пожалуйста. Выстрелить вчеловека - этокакпрыгнуть скрыши.
        - Тыпрыгал?
        - Да, - сказаля. - Четырнадцать раз.
        Онаоткрыла глаза, сухие, полные боли итоски. Мыоба знали, чтоона прыгнулабы стой крыши, тогда, вдесять лет. Зояподняла руку спистолетом ивыстрелила.
        Меня развернуло иотбросило назад, книзким перилам. Япочувствовал, каксмерть взорвалась вживоте, прошла потелу черной немотой. Яперевернулся иупал совторого этажа впружинистый жасминовый куст.
        Наверное, многие тутбы иумерли отболевого шока ипадения. Номое сердце немогло перестать биться, внем стоял серандитовый движитель.
        Зоясклонилась надкраем балкона исмотрела наменя, вцепившись вперила.
        Язнал, чтоона сделает, какя сказал.
        Комне уже бежали двое внеприметных серых костюмах. Шатаясь, явыбрался изкуста, запахнул пиджак, чтобы скрыть кровавую рану ипобрел вдоль дома впарк, гдебыли люди, потом нанабережную.
        Упал наскамью.
        Меня нетрогают, наверное, ждут, когда я потеряю сознание.
        Ясмотрю, каккрутится колесо.
        Мама поет мне колыбельную, укачивая меня угруди.
        Зоя, совсем еще девочка, смеется имашет мне рукой.
        М. поднимает глаза откниги, улыбается мне иговорит, чтодуша человека бесконечно перерождается между смертными формами впоисках пути изэтого мира вследующий, более совершенный, гденет страданий итлена, гдевсе - свет ипокой.
        Яумираю, опять умираю.
        Иты, мойвоображаемый собеседник, которогоя, какюное дитя, ужеуспел полюбить, нинасекунду незабывая, чтосамже ипридумал, чтобы отвлечься отпредсмертного беспокойства - помолись заменя, неверующего, прости меня, виноватого, понадейся вместо меня, чтомир станет лучше, чтовпереди уменя - новая жизнь.
        Япередаю свое право надеяться тебе. Самя уже немогу.
        Карина Шаинян
        Посланцы ипослания
        Здесь никого - лишь тлен, гниль, мертвенно светящиеся вотьме шляпки ведьминых грибов. Липкий влажный холод пронизывает докостей - наЛу ночная рубашка, распущенные волосы разметались поплечам темными змеями. Ноги босы, итолстый ковер влажных листьев поглощает звук шагов. Гигантские колонны стволов рядами уходят всумрачную бесконечность, икажется, чтомежду ними вот-вот мелькнет призрак.
        Лунепомнила, какоказалась здесь. Лицо лихорадочно горело, тело содрогалось вознобе. Глаза постепенно привыкали ктемноте, подсвеченной бледной, затянутой дымкой луной; стала заметна вьющаяся между деревьями тропа, иЛу наконец узнала место. Дохолма, гдестоит усадьба начальника округа, небольше полумили. Поверни назад - ивскоре окажешься дома, вбезопасности итепле. Нонепослушные ноги понесли Лу вниз потропе, коврагу, гдеклубились мерцающие щупальца тумана. Будто чья-то злая воля толкала ее вперед. Лупыталась воспротивиться, нотело неслушалось. Онашла, каксомнамбула, невладеющая собой, пустая оболочка, подчиненная чужому ичуждому духу.
        Теперь Лу знала, чтолес нетак уж пуст. Ееокружали звуки - быстро удаляющиеся шаги, торопливый шепот, тяжелое дыхание ивсхлипы. «Может быть, кто-то вбеде, - подумалаона. - Может, кто-то болен илиранен, иБог послал меня сюда, чтобы помочь». Кто-то ворочался исопел надне оврага, хрипел, срываясь настон. Луслышала невыносимое влажное чавканье, сводящее сума, - ишла назвук, невсилах остановиться, туда, гдеее поджидало… нечто.
        Кошмарное лицо свывороченными губами вынырнуло нанее изтемноты неожиданно, иЛу тихо всхлипнула. Старик-африканец лежал прямо натропе. Ребра часто вздымались, ихрипы заглушали тонущий вватной тишине шелест быстрых ног, чьи-то еще натужные, сприсвистом вздохи. Беззубый рот старика кривился. Черная морщинистая кожа блестела отпота. Редкая серебристая поросль липла когромному черепу. Луузнала этого человека - изастонала отужаса.
        Колдун. Старый колдун изМатоди. Егодух вернулся, чтобы напоминать острашном убийстве. Призрак, взывающий оботмщении… Надругой стороне оврага туман был гуще - илиэто таяли вхолодном воздухе облачка пара? Дыхание убийцы. Стоит побежать следом - истанет ясно, ктоэто; ноЛу несмела. Аможет, нехотела знать.
        Лусклонилась надколдуном, ивноздри ударил чудовищный запах крови, пота ииспражнений. Онаотшатнулась, задохнувшись. Выпученные глаза старика сяркими, какдве луны, белками смотрели впустоту. Онасама - призрак, поняла вдруг Лу. Этоона - бесплотный дух, клочок тумана, плывущий сквозь колоннаду леса, недоступный взору живых.
        Колдун совсхлипом втянул воздух, иЛу наконец закричала.
        Москитная сетка надкроватью, отяжелевшая отвлаги, свисает мертвыми полотнищами. Воздух неподвижен ивязок, какбульон, несмотря нараспахнутое окно; пахнет розовым деревом, цветами икисловатым ночным потом. Бледный прямоугольник пасмурного света лежит накаменном полу. Заокном - маленький сад втени огромного авокадо, чахлые кусты роз - предмет забот иотчаяния миссис Кулхауз, жены начальника округа. Наприкроватном столике - кувшин воды изаложенный увядшим цветком томик «Джейн Эйр». Стопка дешевых, коряво исписанных тетрадей настоле.
        Сегодня воскресенье, - слава богу, Лу ненадо идти вМатоди. Ненадо смотреть вэти непроглядно черные глаза, пытаться вложить знания вкурчавые, непонятно чем занятые головы. Зажизнерадостными улыбками учеников кроется абсолютная темнота, ивсе, чтоостается Лу, - этобыть храброй, делать свое дело исохранять достоинство перед лицом этой великой тьмы.
        Только невысокая каменная стена усадьбы отделяет тесный мирок европейцев. Заней бьется чуждая, непонятная жизнь, сотни босых ног шаркают впыли, танцуя всвете костров, тощие козы влезают накрыши, спасаясь отжары имоскитов, авгорных лесах скрываются колдуны. Колдуны излые духи.
        Мирзастеной настолько непостижим инепроницаем, чтокажется Лу царством мертвых. Овраг окружает усадьбу, какСтикс.
        Смятая ночная рубашка липнет ктелу. Вголове гудит - илиэто жужжат насекомые? Басовитый гул, похожий нажужжание шмеля, всенарастает, иуже кажется, чтодрожит ивибрирует сам воздух. Целые полчища насекомых. Прозрачные крылышки двигаются так быстро, чтосливаются впризрачное мерцание, какстремительно вращающиеся винты…
        - Почта! - вскрикнула Лу исбросила простынь.
        Гулвинтов затих - дирижабль, сбросив корреспонденцию, ушел всторону Лагоса. Пакеты икоробки уже внесли назатененную гибискусом веранду, гдеобычно накрывали кзавтраку. Лутихо скользнула застол, пододвинула пачку писем. Отвлечься надосужую, такую обыденную болтовню подруг иродственников…
        Завтракать нехотелось: Лу чувствовала себя разбитой, почти больной. Рассеянно кроша хлеб, онаглядела через перила науходящий вниз склон холма. Вдали поблескивала медленная река - вода вней была цвета кофе смолоком, взарослях тростника наберегах прятались цапли икулики, анаотмелях россыпями гигантских шоколадных конфет толпились стада бегемотов. Невысокие горы вчерной шкуре джунглей сливались зарекой снабухшими дождем кучевыми облаками. Обычно вид сверанды нравился Лу: внем была своя мрачная красота. Носегодняшний сон все неотпускал, ипривычный пейзаж навевал глухой страх. Тамкроется зло, думала Лу. Ононепощадило колдуна; рано илипоздно оно одолеет низкую каменную ограду усадьбы.
        Монотонно поскрипывало механическое опахало, установленное надстолом, - сейчас, всезон дождей, оносоздавало скорее промозглую прохладу, чемжеланную свежесть, нобезнего даже наоткрытой веранде было слишком душно. Громкий треск бумаги, когда кто-нибудь вскрывал очередной пакет, невнятные возгласы иобрывочные монологи, - зарывшись вдолгожданные посылки, всенавремя утратили способность ксвязному разговору. Начальник округа, которого домашние иподчиненные заглаза звали Додо, уткнулся вгазету, поеживаясь ислепо тыча вилкой втарелку сяичницей; рядом миссис Кулхауз жадно поглощала журнал посадоводству итосты сджемом. Чарли тревожно посматривал то вжурнал, товниз, водвор, гдеусамой ограды прятался забанановыми кустами сарай, вкотором инженер оборудовал мастерскую. Чарли проводил там все время, незанятое строительством иремонтом дорог, ивсарае вечно что-то гудело, визжало, пыхало паром ипахло раскаленным металлом исмазкой.
        Доктор Саймон Хилл, молодой человек сблестящим образованием исомнительной репутацией, безмятежно читал, задрав ноги нажурнальный столик. Нагрубые ботинки налипли комья грязи. Глаза воспалились ипокраснели после бессонной ночи. Доктор был небрит ирастрепан, рубашка пропотела, брюки испачканы глиной, - видно, даже непереоделся после ночного вызова. Почувствовав взгляд Лу, Саймон поднял глаза, идевушка поспешно отвернулась. Краем глаза заметила его ухмылку. Такой блестящий молодой человек… итакой несерьезный. Неудивительно, чтоДодо мечтает отослать его изокруга - воттолько неможет добиться замены.
        - Есть новости издома, доктор? - проскрежетал сзатаенной надеждой майор Раст. Ему, отвечавшему засоблюдение закона ипорядка вокруге, доктор Хилл был что камешек вботинке. - Вывродебы подумывали вернуться вАнглию.
        Саймон отложил письмо:
        - Лорд Хилл желает, чтобы я оставался вАфрике. Готов увеличить мое содержание приусловии, чтоя небуду показываться наглаза его друзьям изнакомым, атакже вступать впереписку сними илисамим лордом Хиллом.
        Седые усы майора задрожали отнегодования. Саймон состроил комическую мину; вглазах миссис Кулхауз загорелся хищный огонек, ееноздри раздулись впредвкушении; Лу внутренне сжалась исделала вид, чтовнимательно читает письмо: постоянные перепалки майора идоктора приводили ее вмучительное смущение. Майор уже открыл рот длягневной нотации, ноего прервали крики ибурный спор, донесшиеся содвора.
        Майор, хрюкнув, скрылся загазетой. Лувздрогнула иподалась вперед, выглядывая источник шума. Онатак инесмогла привыкнуть ктому, чтосамые яростные вопли здесь могут незначить ничего серьезного. Такбыло ивэтот раз: трое здоровенных туземцев, обливаясь потом иазартно переругиваясь, тащили кмастерской Чарли исполинский ящик.
        - Ваши железки, Чарли, опять раздавили клумбу смаргаритками, - заметила миссис Кулхауз. - Однажды этими ящиками кого-нибудь убьет.
        Чарли подавился овсянкой, покраснел изакашлялся.
        - Иправда, когда мы начнем получать почту по-человечески? - подхватил Додо. - Этиваши самоходные механизмы… Занялисьбы уже дорогами.
        - Делаювсе, чтомогу, - пробормотал инженер, обращаясь ктарелке. - Может, ксередине сухого сезона… Туземцы… вы понимаете…
        - Вчера встретил вдеревне красотку - щеголяла вбусах изтелеграфного провода, - снаслаждением сообщил майор.
        - Нувот, видите, - окончательно расстроился Чарли. - Икактут работать? Дорогу наЭхаби опять размыло… - казалось, онвот-вот заплачет.
        - Даже стройка подъезда кусадьбе встала, - укоризненно вздохнул Додо. - Слышали новость? - повернулся он костальным. - Рабочие сегодня отказались выходить: боятся толи злых духов, убивших колдуна, толи его самого. Ходить нам вМатоди пешком доконца времен. Рабочие говорят, колдун так ибудет теперь бродить потропе.
        Лувздрогнула, обхватила себя руками, - будто дохнуло промозглым холодом ночных джунглей. Умирающий старик, лежащий натропе… Стыдно признаться, ноона отвсей души сочувствовала страхам несчастных суеверных дикарей.
        - Бред сивой кобылы! - рявкнул майор. - Вотувидите, ониуспокоятся, кактолько мы повесим пастуха, - оннабычился иткнул пальцем вгрудь Саймона: - Инесмейте мне снова возражать! - доктор пожал плечами, вежливо улыбнулся. - Полдеревни слышало, какони друг надруга орали. Пастух уверен, чтоколдун нарочно извел его коз. Даон непризнается попросту изупрямства.
        - Туземцы все время орут иразмахивают мачете, - легкомысленно возразил Саймон. - Пара дохлых коз - это, конечно, серьезный повод, но… Выже нестанете вешать невиновного.
        - Дайте мне спокойно работать, Хилл, - пробурчал майор. - Набедокурил - отвечай, верно?
        - Ихпредставление отом, чтотакое «набедокурить», довольно сильно отличается отнашего, - негромко заметил Саймон, покосившись наЧарли.
        - Ничего, пусть привыкают. Дляихже блага стараемся. Закон запрещает подданным королевы выпускать друг другу кишки - чтовЛондоне, чтовМатоди.
        - Мыможем хотябы застолом обэтом неговорить? - взмолился Додо. - Чарли сейчас стошнит. Именя тоже.
        - Нунаконец-то! - воскликнула вдруг миссис Кулхауз, вскрыв очередной пакет. - Смотрите: «Пробудите свою Духовную Энергию ивойдите вконтакт сВысшими Сущностями… Простой набор, который позволит любому открыть всебе Духовные Способности… Электрическая Сила Великих Пирамид…», - онаизвлекла изпакета большой лист плотной бумаги, испещренный загадочными надписями вокружении виньеток, икруглый прибор вмедном корпусе, похожий накомпас. - Язаказала это еще два месяца назад. Надо будет сегодняже устроить спиритический сеанс! Пригласим вашу супругу, майор, иту невзрачную медсестру, иего преподобие… Аизнашей милой Лу выйдет прекрасный медиум. Онатакая чувствительная…
        Умайора сделалось такое лицо, будто ему предложили съесть вареную жабу, ноникто этого незаметил.
        - Какой смысл бороться ссуевериями, - жалобно заговорил Додо, - если мы сами станем… - онпошевелил пальцами.
        - Ито верно, - подхватил майор инасмешливо предложил: - Если уж вам так охота тормошить покойников, вызовите дух колдуна: пусть скажет, ктоего прихлопнул. Всепольза.
        - Ноонже неговорил наанглийском, - удивленно возразила миссис Кулхауз.
        Саймон открыл было рот, но, взглянув наее неумолимо одухотворенные лицо, только коротко пожал плечами иуткнулся втарелку, пряча загоревшиеся нехорошим весельем глаза.
        - Прекрасно он говорил по-английски, когда хотел, - проворчал майор. - Ясам недавно слышал, какон скандалил с…
        - Высегодня какая-то бледная, Лу, - перебила его миссис Кулхауз. - Лу? Лу,вы впорядке?
        Дух, взывающий оботмщении…
        - …Лу? мисс Луиза! Доктор Хилл, сделайтеже что-нибудь, унее обморок!
        - Тысегодня тихий, - заметил Саймон, устроившись наверстаке Чарли иболтая ногами.
        - Просто устал, - пробормотал Чарли иуставился вугол, гдеподбрезентом стояли Заяц иБолванщик.
        - Ая три дня шатался подеревне иокрестностям. Искал дляпастуха алиби. Зрятолько время потерял, - пожаловался Саймон. - Неповезло парню - майор твердо намерен его повесить, аэтот слабоумный даже оправдание себе найти неможет.
        Саймон взял сверстака хитроумное переплетение медных потрохов, машинально повертел вруках, попытался согнуть, несознавая, чтоделает. Чарли сострадальческим видом пробормотал что-то иаккуратно вынул деталь изрук приятеля. Саймон вздохнул.
        - Знаешь, чтосамое интересное вэтом преступлении? - сказалон. Чарли механически покачал головой. - Нечеловеческая, бездушная жестокость. Нет, правда. Даже очень рассерженный человек стариканабы так неизуродовал, - онпомолчал. - Заяц илиБолванщик?
        Чарли судорожно вздохнул ивдруг разрыдался, уткнувшись виспачканные смазкой ладони.
        Когда-то вМатоди прислали радио. Прибор вкрасивом полированном корпусе стоял напочетном месте вгостиной; изредка он разражался хрипом исипением, откоторого пожилая служанка всякий раз прикасалась ксушеной куриной лапке, висящей наобширной черной груди. Ещедва аппарата бессмысленно пылились вмастерской Чарли, ожидая, пока Додо решит, вкакие именно деревни их отправить икого назначить радистом.
        Изредка отдаленные районы облетали патрульные дирижабли, носвязь требовалась намного чаще. Ловким парням изМатоди ничего нестоило отмахать сотню миль поразмокшей тропе, ивкурьеры они нанимались охотно. Ноувы - представления осрочности уних были самые неопределенные. Отправляя письмо сгонцом, вызнали только одно: онодойдет. Рано илипоздно. После того, какпочтальон посетит многочисленных родственников, живущих врадиусе тридцати миль отместа назначения, азаодно хорошенько поохотится.
        Полтора года назад Чарли отправил пакет счертежами особенно сложного участка дороги вотдаленную деревню. Неделей позже он сам явился настройку ивыяснил, чтоего распоряжений никто неполучал. Гонца обнаружили вхижине наокраине, парализованного несколькими галлонами пальмового вина. Срочный пакет красовался напочетном месте вцентре стола. Чертежи были изрядно захватаны жирными пальцами - видимо, приятели почтальона благоговейно разглядывали эти реликвии.
        Итогда Чарли, доведенный дополного отчаяния, придумал Зайца иБолванщика, гонцов Туда иОбратно.
        Первый Заяц был простой самоходной тележкой, которая сразуже взорвалась. Двалучших розовых куста миссис Кулхауз были уничтожены, аЛу хохотала так, чтоедва неупала. Чарли слегка контузило, ноон несдался, - хотя и, помнению окружающих, слегка тронулся умом. Нынешние механические гонцы, сверкающие медью иполированным железным деревом, больше всего напоминали пауков размером скрупную корову; паровые котлы, установленные наспинах, придавали им сутулый вид. Толстые ноги покрывали мелкие каучуковые камеры; перемена давления вних запускала работу многочисленных шестеренок. Вначинке массивных корпусов Чарли уже исам струдом разбирался. Онвытребовал себе копии архивов мистера Бэббиджа имиссис Лавлейс ипросиживал надними все время, которое непроводил всарае. Онпереписывался самериканцем Холлеритом. Заяц иБолванщик должны были уметь нетолько пройти заданный путь, неотвлекаясь напосещения родственников, ноипреодолевать препятствия. Онидолжны были стать совершенными.
        Заполтора года Чарли вбухал вгонцов небольшое наследство. Скромной зарплаты дорожного инженера нехватало надетали иматериалы, иЧарли наседал наначальника, убеждая его вложить вгонцов деньги, выделенные напостройку дорог имостов: всеравно их смывает каждый год, аЗаяц иБолванщик хотябы решат проблему почты. Дошло дотого, что, едва заметив всклокоченного инженера, Додо, взмахнув зачитанным журналом, скрывался вуборной.
        Иничего неполучалось. Ничего. Не. Получалось.
        Апотом вдруг решилось… ну, само собой. Тридня назад Чарли решил, чтогонцы готовы дляиспытания. Опасаясь повторения истории спервой моделью, оннежелал свидетелей. Всерычажки были выставлены внужное положение, топки забиты лучшим углем, сочленения тщательно смазаны. Изразогретых котлов нетерпеливо вырывался пар. Заяц иБолванщик должны были выйти изворот усадьбы, спуститься схолма иостановиться наокраине Матоди.
        Ровно вполночь Чарли распахнул двери сарая иплавно перевел главные рычаги врабочее положение.
        «Ястарался, - подумал Чарли. - Ястарался изовсех сил исделалвсе, чтомог, ия невиноват, что… Янечаянно!»
        - И? - подтолкнул Саймон.
        Чарли моргнул, егоостекленевший взгляд стал осмысленным. Онсердито вытер щеки ладонью.
        - Онираз заразом бросались нанесчастного старика, ая абсолютно ничего немог сделать, - неестественно ровно сказалон. - Всерычаги заклинило, янемог нивыключитьих, ниудержать… Вконце концов один изних… - онотвел солба волосы ипродемонстрировал подсохшую ссадину.
        - Иты сбежал.
        - Да. - Чарли судорожно вздохнул. - Онибудто взбесились, Саймон. Словно вних вселился злой… - инженер осекся иобхватил голову руками.
        - Нокактакое могло случиться?!
        - Незнаю! - вскричал Чарли. - Непонимаю! - онпотряс головой ижалобно проговорил, пряча глаза: - Наверно, вконтур сопротивления попала вода, илиеще что-то замкнуло…
        - Мда, - вздохнул доктор. - Машины-убийцы наводнили округу, туземцы…
        - Тишеты!
        - …впанике бегут вджунгли, еевеличество высылает канонерки дляборьбы смеханическими чудовищами… Брось. Старикан ибезтвоей чудо-машины дышал наладан. Стемже успехом его могло зашибить кокосом. Ктомуже его никто нелюбил: вечно пророчил глад ичуму.
        - Ядолжен признаться, - Чарли запустил пальцы вибезтого всклокоченную шевелюру.
        - Ещечего! - оборвал Саймон. - Тебя переведут вкакую-нибудь дыру, мненескем будет играть вшахматы, аЛу ивовсе возьмет меня воборот. Считает, чтоя недостаточно серьезно отношусь ксвоему долгу. Мы,мол, страдаем, чтобы любой ценой вытащить дикарей изнищеты, невежества ибезнравственности, ая имею наглость веселиться… Чтовзять сучительницы! Но,кажется, онатвердо решила меня спасти. Убийство нафоне этой трагедии - детские игрушки.
        Чарли неслушал.
        - Ямечтал принести пользу этим людям, понимаешь? - тоскливо проговорилон. - Авышло… Ядолжен все рассказать. Ясерьезно.
        Инженер решительно встал. Саймон прищурился.
        - Хочешь серьезно? - процедилон. - Давай серьезно. Янезнаю, потянутли тебя всуд, ноотсюда точно уберут стреском. Сколько, по-твоему, времени пройдет, пока пришлют нового инженера? Пока он вникнет вкурс дела? Все, чтоты тут понастроил, смоет кчертовой матери. Аесли омашинах узнают вМатоди? Тыобэтом подумал - чтобудет, когда узнают, чтоколдуна убил белый человек? Или, ещехуже, - злой дух, натравленный белым человеком?
        - Ноя не…
        - Очем я тебе итолкую, - кивнул Саймон. Чарли неуверенно сел. - Нучто, уговорил я тебя? Полегчало?
        Чарли несмело улыбнулся.
        - Азнаешь… - пробормоталон, - тыправ. Уменя есть долг. Луправильно говорила. Иесли… - онпокачал головой, думая очем-то иневидя понимающей ухмылки Саймона. Потом вдруг очнулся. - Нопастух? Как-то… нехорошо?
        Саймон пожал плечами ивытащил изкармана похожий накомпас диск сциферблатом, расписанным загадочными знаками.
        - Кактебе штуковина? Прогресс: люди уже нехотят общаться сдухами посредством блюдца скухни тетушки Салли, имподавай специальный прибор. Стащил зазавтраком умиссис Кулхауз.
        Чарли, недоумевая, повертел устройство вруках, хмыкнул, аккуратно поддел лезвием ножа затейливо украшенную крышку.
        - Ноэтоже просто пустой корпус сосвободно закрепленной стрелкой, - растерянно сказалон. - Онадаже немагнитная, вертится какпопало отмалейшего колебания.
        - Ага, - радостно ухмыльнулся Саймон. - Ноесли ты надней поколдуешь…
        Чарли просиял итутже нахмурился:
        - Майор неповерит.
        - Конечно, неповерит, онже ненастолько идиот, - согласился Саймон. - Зато дамы поверят. Майору придется отпустить пастуха, чтобы неоказаться запиленным насмерть.
        Душная тьма джунглей. Блестящее отпота лицо. Частое дыхание загнанного зверя. Парстоит надоврагом, икровь пахнет перегретым железом. Стук металла одерево - эточьи-то ноги задевают корни, чтогигантскими змеями наползают натропу, пытаясь схватить убийцу. Нет. Всего лишь кто-то деликатно стучит кольцом вдверь Лу, разгоняя тягостную дрему…
        - Мисс Луиза! Выуже оправились? Ну,конечно, оправились! Ах,этот климат… Представляете, миссис Раст любезно одолжила нам длясеанса те чудесные канделябры, которые купила вДар-эс-Саламе.
        Вблизоруких серых глазах миссис Кулхауз - забота, смешанная сраздражением.
        - Как, выеще неоделись?!
        - Яеще… - Лусмущенно откашлялась, - ещеневполне хорошо себя чувствую…
        - Глупости! Вамнадо развеяться. Вотувидите, мыпроведем чудесный вечер!
        Почемуже Лу кажется, чтоее ведут наказнь?
        Насеанс собралисьвсе, кроме пастора, - тотвежливо отказался, сославшись нато, чтоему нужно писать проповедь. Устроились впросторной столовой, которой пользовались лишь изредка, вовремя нашествий губернатора илиинспекторов изстолицы. Огромный стол черного дерева, тяжелые стулья свысокими спинками, узкие окна, неуловимый налет заброшенности… Загадочно поблескивали резные канделябры миссис Раст. Медные отблески свечей метались втемных углах.
        Лубессознательно оттянула воротник. Плотная ткань скромного ипрактичного платья отвратительно липла ктелу. Боже, какже здесь душно… Воздух мертвый инеподвижный, каквсклепе. Зачем эти пожирающие остатки кислорода свечи, зачем эта зловещая атмосфера? Неужели они нечувствуют, какнадголовами итак сгущается плотный, пронизанный электрическими разрядами ком тьмы? Задыхаясь, Лу оглядела подсвеченные снизу лица собравшихся, похожие науродливые туземные маски.
        Миссис Кулхауз, близоруко щурясь вполутьме, сосредоточенно читала какую-то брошюру. Нафизиономии Саймона - веселый интерес энтомолога. Чарли нервничал ивсе норовил зачем-то заглянуть подстол; еголоб блестел отпота. Толстые круглые очки сестры Джойс - дваозера, полные расплавленной лавы, илицо ее - невозмутимый лик Будды. Зато физиономия миссис Раст была подвижна, какповерхность пруда вветреный день. Саймон вызывал унее сдержанное негодование; причудливый диск сострелкой вцентре стола - экзальтированный восторг духовидицы; подсвечник - простодушную гордость владелицы красивой вещи; возмущение истыд… Лупроследила заблуждающим взглядом майорши иплотно сжала губы, чтобы неулыбнуться. Ярость миссис Раст предназначалась мужу, нонемогла его задеть: майор мирно дремал, отодвинув свой стул поглубже втень. Авот Додо, похоже, готов был провалиться сквозь землю - дотого ему неловко было отнелепой затеи жены.
        Смущение начальника округа, искренне страдающего ради мира всемье, окончательно ободрило Лу. Просто безобразие - такраспустить нервы. Ещенемного - иона начнет бояться темноты, каксуеверный дикарь. Пора взять себя вруки. Луукрадкой поправила воротник, чтобы меньше давил (нодочегоже какдушно… наверное, собирается гроза), вздохнула ирешительно села наоставшийся стул. Миссис Кулхауз отложила инструкцию, прилагавшуюся кНабору Медиума, исняла пенсне. Негромкие разговоры затихли, ивповисшей тишине все отчетливо услышали, каквсхрапнул майор Раст. Додо отчетливо хихикнул. Миссис Раст нервно улыбнулась.
        - Нутак, пожалуй, стоит начать, нетакли? - предложилаона. Миссис Кулхауз поджала губы, нокивнула.
        - Здесь сказано, чтомы все должны возложить руки наэту штуковину ипопытаться уловить Духовные Вибрации, - сообщилаона. - Чтож… - онахрабро потянулась кмедному диску, торжественно лежащему посреди исписанного иразрисованного листа. Руки остальных - бледные, какумертвецов, нафоне черного стола - потянулись следом.
        Минутная отсрочка закончилась; Лу чувствовала, какее неумолимо затягивает вглубины кошмара, который она неможет ниназвать, нидаже представить. «Ненадо!» - хотела крикнутьона, ногорло будто сдавили чьи-то костистые ледяные пальцы. Лицо онемело; будто издалека, Лу увидела, какее слабая рука ложится наметаллический диск рядом скороткопалой лапой майора. Почти теряя сознание, онавстретилась взглядом сдоктором Хиллом, - итот вдруг подмигнулей, весело инахально.
        - Гхм… - трубно откашлялся подухом майор, иЛу дернулась, едва незавизжав. - Ичто дальше?
        - Дальше мы должны призвать духа, - недовольно ответила миссис Кулхауз. - Должны направить свою Психическую Энергию…
        - Да,нокак? - упорствовал майор. Миссис Кулхауз сердито пожала плечами.
        - Давайте я попробую, - влез Саймон. - Ячувствую эти, каких там… вибрации.
        - Валяйте, - добродушно кивнул майор, игнорируя разъяренный взгляд жены. - Вибрируйте.
        Доктор Хилл состроил серьезную мину изакатил глаза. Белки сверкнули втемноте, какдве маленькие злые луны, иЛу едва нестошнило. «Пожалуйста, пусть это скорее закончится, - взмолиласьона. - Пусть он скажет что-нибудь гадкое, отпустит одну изсвоих наглых шуточек… пусть дамы обидятся иперестанут…»
        - Овеликий дух, - завывая, заговорил Саймон. - Слышишьли тынас?
        Мгновение ничего непроисходило - новдруг подстолом что-то глухо стукнуло, иЧарли вздрогнул, какотудара; секунду спустя стрелка надиске завертелась волчком изамерла. Миссис Кулхауз склонилась надстолом имашинально нацепила пенсне.
        - «Да», - благоговейно прочлаона. - Да! Мывступили вДуховный Контакт!
        Саймон взял быка зарога. Стрелка бодро крутилась, подтверждая: да, ихпосетил дух великого колдуна; да, онжаждет справедливости; нет, убийца досих пор насвободе; нет, некозы стали причиной трагедии… Додо украдкой зевнул.
        - Ая предлагала вызвать дух Байрона, - отчетливо произнесла сестра Джойс. - Онхотябы неделал грамматических ошибок.
        Чарли слегка покраснел. Насестру зашикали. Сеанс шел своим чередом. «Пастух невиновен», - показала стрелка. Дамы дружно ахнули; скептически хрюкнул майор. Лусидела вполузабытьи, зажатая между уныло вздыхающим Додо иэкзальтированно вскрикивающей миссис Раст. Рука надиске онемела; казалось, этавычурная вещица становится все холоднее, будто нечто высасывает изнее живое тепло человеческих рук. Предчувствие беды непокидало Лу; невсилах больше испытывать ужас, онавпала втоскливое смирение. Подступающий кошмар невозможно было остановить. Пламя свечей металось все тревожнее; постукивали ставни наузких высоких окнах; надоврагом отчаянно вскрикнула птица.
        Стрелка послушно заметалась, выписывая снова: «пастух невиновен». Иеще раз.
        - Трижды, - благоговейно прошептала миссис Раст. - Какие доказательства тебе еще нужны, дорогой? Нуже, перестань упрямиться.
        - Этонедело, - рассердился майор. - Дайте мне другого подозреваемого, разуж этого вы оправдываете.
        - Назовиже, одух колдуна, своего убийцу, чтобы наш бравый майор мог покаратьего, - торжественно провыл Саймон, уженетрудясь изображать серьезность, кривляясь инасмешничая, - ноникто незаметил его уродливых гримас.
        - О-н-б-е… - начала читать миссис Кулхауз, нотут стрелка вдруг перестала вращаться, затряслась, задергалась, будто что-то мешало ей повернуться. Саймон раздраженно покосился наЧарли. Инженер закусил губу, напотном лбу выступила жилка, глаза слепо смотрели впустоту. Перекошенные плечи напряженно двигались; вотЧарли бросил надоктора испуганный взгляд иеле заметно качнул головой.
        - Наверное, уважаемый дух хочет сказать, чтоего убийца бежал, - выкрутился Саймон. Стрелка перестала дергаться, плавно качнулась, идоктор едва заметно выдохнул. - Наверное, вЛагос. Онивсе норовят затеряться вгороде.
        - «Нет», - объявила миссис Кулхауз.
        - Нет? - переспросил Саймон исискренним изумлением посмотрел наЧарли. - Какэто - «нет»?
        Тотиспуганно моргнул; правая рука инженера вынырнула из-под стола, чтобы утереть заливавший глаза пот.
        - Может, скрылся вгорах? - предположила сестра Джойс.
        «Нет» - показала стрелка.
        Чарли шумно втянул воздух иуставился насвои руки, какначужие, - одна лежит надиске, другая сжимает мятый носовой платок. Доктор Хилл издал неопределенный звук.
        - Атмосферное электричество, - выговорил бледный какпризрак Чарли. - Помехи…
        Будто вответ, вспышка молнии прорезала комнату мертвенно-белым лучом. Дико закричала миссис Раст, указывая пальцем заокно; грянуло, иона захлебнулась воплем, задыхаясь ипуча глаза.
        - Онздесь, - громко сказала Лу иубрала затекшие руки состола.
        Казалось, вспышка молнии выжгла сетчатку. Лузажмурилась, иперед глазами поплыли зеленые впурпурном ореоле пятна, анаих фоне - то, чтоувидела намгновение несчастная миссис Раст: лицо старого колдуна, перекошенное толи беззвучном криком боли, толи злобной ухмылкой. Зеленые пятна все неисчезали; напротив, онистановились все плотнее, ивот уже Лу видела освещенные утренним солнцем кусты пурпурных роз между мастерской истеной, окружающей усадьбу, иЧарли, копавшегося вмеханическом курьере. Онасмотрела нанего из-за стены. Смотрела глазами туземного колдуна…
        - Немочь, - сказал колдун состранной смесью сочувствия иудовлетворения. Чарли вздрогнул отнеожиданности, чуть неуронил отвертку внедра Болванщика иуставился настарика снизу вверх, задумчиво шевеля челюстью. - Сами неходить, - развил мысль колдун.
        - Неходят, - машинально поправил Чарли.
        - Могу сделать, чтоб ходить, - заявил колдун. - Хочешь?
        - Ещечего, - пробормотал Чарли инавсякий случай спрятал отвертку заспину.
        - Этонетрогать, - ткнул пальцем колдун. - Магия. Сами ходить, какхочешь. Хочешь?
        - Хочу, хочу, - нетерпеливо ответил Чарли, теряя интерес кразговору.
        - Япомочь мастер Чарли. Договор?
        - Угу, - кивнул Чарли ипогрузился впотроха механического курьера.
        Всетотже вытоптанный, отравленный машинным маслом пятачок назаднем дворе, - другой день, пасмурный, ирозы почти отцвели, ноЧарли по-прежнему ковырялся вмеханизме. Только теперь вего глазах была небезнадежность, аазарт инетерпеливое ожидание. Что-то наконец сдвинулось взапутанных механизмах. Ончувствовал, чтовот-вот найдет решение, которое сдвинет его смертвой точки.
        - Тыплатить закоз, - донеслось из-за стены.
        Чарли дернулся иприщемил палец. Чтозаманера - подкрадываться так тихо?! Инженер досадливо дернул плечом - онсовершенно несобирался отвлекаться нанавязчивого старика.
        - Платить закоз, мастер Чарли, - терпеливо повторил колдун, удобно опираясь насерую каменную кладку иявно собираясь задержаться надолго. - Япомочь.
        - Чтозабред, - пробормотал Чарли.
        - Козы уметь ходить везде. Твои машины ходить везде - духи коз внутри. Ичуть-чуть дух носорог, идух гепард. Нонет дух - нетжизнь, козы сдохли. Ятебе помочь, тыплатить пастух.
        Чарли наконец разобрал, чтонесет старик, ирассмеялся:
        - Какмило! Высчитаете, чтопомогли мне спомощью магии?
        - Ходить? - колдун ткнул пальцем вавтомат.
        - Скоро ходить… тьфу, начнет ходить. Ноэто - наука. Спасибо, конечно, чтопозаботились, но…
        - Платить?
        - Ещечего!
        - Двекоза! Пастух сердится.
        - Послушайте, вы, наверное, славный старикан, ия нехочу вас обижать, но…
        Ночь. Тропа наМатоди. Заяц иБолванщик пыхтят, готовые кпервому старту, ипар белесыми щупальцами вьется вовраге. Чарли подтягивает последние винты, нонаего лице - нирадостного ожидания, ниэнтузиазма. Глаза бегают, какунашкодившего мальчишки, икогда натропе появляется колдун, Чарли виновато втягивает голову вплечи.
        - Принести кровь? - тревожно спрашивает колдун. Чарли, встряхнувшись, упрямо выпячивает челюсть икачает головой.
        - Слушайте, ярад, чтовы так интересуетесь механикой, - цедитон, - ядаже готов поучить вас кое-чему надосуге. Носейчас…
        - Безкрови нет, - перебивает колдун. Оннапуган, напуган всерьез, онсужасом косится намощные сочленения металлических лап, наблестящие медью котлы, наторчащие рогами рычаги управления. - Мненеплатить, ненадо. Платить духам кровь. Неплатить - взять сами.
        Чарли сердито выпрямляется.
        - Послушайте, ненадо меня запугивать. Яобразованный человек, инженер. Янесобираюсь тайно резать накухне кур, как… как…
        Чарли машет рукой и, решительно нахмурившись, сдвигает рубильник.
        Лувидит это глазами колдуна. Онавидит, какдухи просыпаются внедрах машин - духи коз, умеющих пролезть где угодно, идух носорога, которого невозможно остановить, идух гепарда, быстрее которого никого нет насвете. Уних мощные скелеты измеди истали, уних раскаленные поршни вместо сердец, ихмускулы вырезаны изкрепчайшего вмире дерева. Ониголодны. Ониочень голодны. Ихпробудили, нонепозаботились накормить, ноони могут добыть себе кровь сами…
        Лучувствует, какнемощное тело колдуна надрывается впоследнем усилии - бежать, бежать… тощие ноги слабеют, сердце беспорядочно колотится оребра. Апотом чудовищная лапа заточенного вмашину духа обрушивается наего хрупкий лысый череп.
        … - Ты!
        Лузабилась впоследней судороге иобмякла, вжимаясь вугол столовой. Бессвязные выкрики затихли, итеперь она только тихо всхлипывала. Саймон взял ее безвольную руку, нащупал пульс.
        - Успокойтесь, Луиза. Этовсего лишь гроза. Увсех унас разыгрались нервы. Слышите, онауже уходит, идождь скоро стихнет…
        - Нет!
        - Этосовершенно неприлично, - проскрежетала миссис Кулхауз. - Ваши обвинения абсолютно неприемлемы, даже непристойны.
        - Аты говорила, чтобудет забавно, - укоризненно сказал жене Додо, ита ответила ему яростным взглядом.
        - Онговорит, Чарли знал, - речитативом проговорила Лу, глядя впустоту. - Онговорит, Чарли все это время знал, чтоему помогает магия, просто нехотел платить…
        - Конечно. Зажал пару шиллингов задохлых коз, - фыркнул Саймон. Лупереплела пальцы, стиснула изовсех сил. Боль отрезвляла. Онаснова чувствовала свое тело, могла управлять своими мыслями идействиями - нопо-прежнему невладела собой. Духколдуна, пробужденный глупой шуткой, жилвней, исовершенно невозможно было слушатьего. Ноиослушаться - невозможно.
        - Онговорит, Чарли принял его помощь. Ониработали вместе, хотя Чарли делал вид, чтонет. Онговорит - Чарли ниразу неспросил, почему он помогает. Принимал это какдолжное. Онговорит… - Лузастонала, закусывая губу, нонечто внутри было сильнее. - Выдумаете, чтодухов несуществует, чтобог один ион белый. Выучите этому детей. Ноэти машины, магические машины - заставят вас перейти нанашу сторону, - онаболезненно замотала головой. Прядь волос выбилась изпрически иприлипла квлажной отпота ислез щеке. - Егосторону, - сдавленно поправиласьона.
        Саймон вдруг расхохотался - громко, искренне, какшкольник, хлопая себя ладонями поколеням. Онхохотал, топоча иутирая слезы, взловещей, осуждающей тишине, пока наконец несмог выговорить:
        - Астарикан иправда был идиотом. Онговорит - магия, аЧарли - наука. Дактож заметит разницу?! Аповерят-то Чарли.
        - Воттолько ненадо выставлять нас невеждами, - насупился Додо.
        - Дауж, - подхватила миссис Раст итутже непоследовательно добавила: - Чарли, милый, нучто вам стоило зарезать пару кур?
        - Чего?! - задохнулся Чарли. Досих пор он сидел, вцепившись встоящие дыбом волосы, и, казалось, былблизок кбезумию, ноупрек миссис Раст какбудто привел его всебя. - Да… да - всего! Уподобиться этим… Кембы я был, послушай я бредни старого маразматика? Кембы мы все были?! Вычто, непонимаете? Все, чтомы делаем… - онрешительно встал иофициально обратился кРасту. - Майор! Возможно, пытаясь недопустить сомнительной ситуации, яповел себя невполне какджентльмен. Если вы считаете, чтодолжны предъявить мне обвинение…
        - Бросьте, Чарли, - отмахнулся тот. - Джентльмен - неджентльмен… мыж отуземце говорим, вконце концов. Старикан, наверное, самнажал накакую-нибудь кнопку. Неосторожное обращение сосложными механизмами… Невесело, конечно, носостава преступления нет. Самвиноват.
        Луболезненно всхлипнула. Ееразум метался, какзагнанный зверек, - всесмешалось вкучу: представления одолге, осправедливости, оприличиях, иотом, каквести себя вобществе… Этого само посебе хватилобы, чтобы разорвать душу начасти, испастись можно было только одним способом: поступить так, каквелит долг. Извиниться занеобъяснимый припадок, вызванный грозой. Заизлишнюю чувствительность ислабые нервы. Этого требовала отсебя Лу; этого требовали отнее люди, скоторыми она жила иработала бок обок неодин год, - люди, смотревшие нанее сейчас сосуждением итревогой. Саймон был прав: гроза уходила, идождь почти закончился. Беда была втом, чторазъяренный, растерянный колдун, крушащий разум Лу, никуда неделся ивопил отгнева ибессилия. Лузакрыла глаза, ноего крик нестих. Дух, взывающий оботмщении…
        - Мастер Чарли убил меня, - произнес колдун ее губами. Лусостоном зажала себе рот, нослова рвались сквозь пальцы. - Выдолжны наказать мастера Чарли.
        - Вамнадо принять успокоительное илечь впостель, - сухо сказала миссис Кулхауз. - Завтра, когда вы придете всебя, мыобсудим ваш отъезд. Ксожалению, после сегодняшнего инцидента мой супруг несможет дать вам рекомендации. Ясчитаю, чтоблагоразумие - неотъемлемое качество преподавателя, авы необладаете им вполной мере. Такчто, думаю, вамнадо поразмыслить надтем, чтобы сменить профессию. Сестра Джойс вас проводит.
        - Спасибо, - тихо ответила Лу.
        Через полчаса мужчины расположились наверанде. Кресла-качалки, увесистая бутыль, сигары, - то, чтонадо, чтобы по-человечески завершить нелепый день. Слуга налил виски ибеззвучно удалился.
        - Нуивечерок, - выдохнул Саймон ивытянул ноги. Отхлебнул виски, зажмурился. - Нуивечерок.
        - Зайца сБолванщиком, наверное, придется разобрать, - пробормотал Чарли.
        - Дауж, пожалуйста, - беспокойно откликнулся Додо. - Ато малоли, котел взорвется… эта современная техника - опасная штука.
        - Пожалуй, пойду спать, - пробормотал Чарли изалпом прикончил стакан. - Что-то устал.
        Онкивнул идеревянной походкой вышел сверанды. Какое-то время было слышно, какон возится ичертыхается, пробираясь потемному коридору. Потом все стихло.
        - Надо дать ему отпуск, - пробормотал Додо.
        - Намвсем надо дать отпуск, - откликнулся майор. - Скоро совсем здесь обалдеем… Чтозачерт! - онрезко подался вперед, расплескав виски. Изтьмы выступил колышущийся бледный призрак. Додо снелепым привизгом вжался вспинку кресло, нотутже выдохнул, всплеснул руками:
        - Мисс Луиза! Доктор Хилл, чтож такое, выже обещали… аона опять… - оногорченно покрутил руками.
        - Онанеможет ходить после такой дозы успокоительного, - вскинулся Саймон. - Онадаже всознании быть неможет! - Однако Лу была здесь: босая, вбатистовой ночной рубашке допят, сраспущенными волосами.
        Еемысли ворочались тяжело, какбулыжники. Еенепокидало чувство, чтовсе это уже было сней - онауже шла однажды через населенные злобными тенями джунгли, ведомая чужой волей, босая, незная, куда изачем… Оназнала, чтоей суждено снова пройти этот путь. Оназнала, чтоее окружают злые духи, инаэтот раз бежать неудастся. Старый колдун изМатоди получит свое мщение, - чегобы это нистоило Лу.
        - Онговорит, ядолжна рассказать все своим ученикам, - бесстрастно сообщилаона. - Рассказать, чтоучила их неверно… - Лупокачнулась, оперлась настенку. - Боюсь, мнепридется это сделать прямо сейчас, - слабо добавилаона.
        Неверными шагами она удалилась вотьму. Потрясенные мужчины сминуту смотрели ей вслед; потом Додо сердито пожал плечами, налил себееще.
        - Навашем месте, доктор, ябы что-нибудь сделал, - недовольно сказалон. - Мынеможем позволить ей так разгуливать.
        - Вокруге Нгумо, - задумчиво сказал майор, - былслучай: один молодой человек, изхорошей семьи, ноизрядный шалопай, вообразил сперепою, чтоместный колдун навел нанего порчу, нуипристрелил сгоряча.
        - Нгумо? - переспросил Додо. - Помню, какже. Дваполка стрелков Ее Величества… но, кажется, опоздали. Туземцы даже больницу разгромили. Возишься сними, возишься…
        - Доктора, кажется, съели, - заметил майор. - Раненых было много, такони решили, чтосмогут стать лекарями, если закусят правильной головой.
        Саймон потянулся ивыбрался изкресла.
        - Пойду посмотрю, кактам что…
        - Право, вынеобязаны, номоя благодарность…
        - Нучтовы, мистер Кулхауз, - криво усмехнулся Саймон. - Этомой долг.
        Додо имайор Раст сидели неподвижно, прислушиваясь кдоносящимся наверанду ночным звукам. Шелест листвы ивслед заним - легкие удары капель дождя, сбитых ветерком. Стук двери всарай, пыхтение парового котла, затихающее, удаляющееся вниз посклону. Слабый девичий вскрик. Майор Раст сжал стакан свиски так, чтоего загорелые пальцы побелели отнапряжения. Додо наклонился вперед, упершись вколени кулаками. Снова шелестит листва… илиэто шуршат потропе суставчатые ноги? Снова женский крик - наэтот раз он прозвучал громче, отчаяннее… иоборвался. Авследующий миг глухо ударил взрыв.
        Додо резко откинулся назад. Стакан свиски дробно покатился подеревянному полу. Посыпались листья имелкие ветки сгибискуса, окружающего веранду.
        Тишина. Тяжелые мужские шаги. Льющаяся изкрана вода плещет владонях. Едва уловимое шуршание полотенца.
        Наконец Саймон вышел наверанду, бессознательно вытирая ладони обрюки. Сусилием согнал слица отвращение. Сказал спокойно:
        - Унас беда. Мисс Луиза, видимо, пыталась воспользоваться механическим курьером, чтобы навестить заболевшего ученика, нонесправилась суправлением. Бедняжку разорвало накуски.
        - Какжаль, - огорчился Додо. - Онабыла такой славной, такстаралась… Новпоследнее время ее рвение стало как-то немного даже неприличным, неправдали?
        - Здесь многие невыдерживают, - вздохнул майор. - Бедная девочка.
        Саймон снова машинально обтер ладони.
        - Что-то я устал, - сказалон.
        - Какнасчет перевода вНгумо? - сочувственно откликнулся Додо. - Широкое поле деятельности… восстановите наконец больницу…
        - То,что надо, - кивнул Саймон.
        - Исмотри, никуда несворачивай! - строго сказал Чарли гонцу. - Никаких родственников. Никакой охоты. Никаких приятелей! Ясно тебе? Никаких…
        Оноборвал сам себя. Зачем морочить парню голову? Чертежи впакете настолько плохи, чтолучшебы строителям обойтись безних. Механические курьеры? Даон неспособен перекинуть доску через ручей так, чтобы она продержалась дольше часа!
        Высокий туземец сверкнул широченной улыбкой.
        - Небеспокоиться, мастер Чарли. Видите? - онподнял руку, демонстрируя замысловатый браслет. - Мнеодин хитрый человек продал, богатый человек. Раньше коз пас, былбедный. Теперь амулеты делает, стал богатый. Ятоже буду богатый - пройду везде, каккоза, несокрушимый, какносорог, быстрый, какгепард.
        Чарли тоскливо покосился наобломки тончайшей начинки Болванщика, ловко вплетенные вкожаные ремешки вместе состеклянными бусинами, украдкой плюнул через плечо исунул руку вкарман, чтобы дотронуться досушеной лапки черной курицы.
        - Смотримне, - безнадежно пригрозил он ивручил курьеру пакет.
        Владимир Венгловский
        Шепот бриза, крик урагана
        - Вывпервый раз нацеппелине? Небоитесь лететь?
        Молодой человек, совсем недавно подсевший застолик кЛеонтине ипредставившийся Джервисом Рэнделлом Бутом, программером, спросил это непринужденно, так, словно они были давно знакомы. Леонтина запомнила его еще припосадке. Рабочие грузили наборт цеппелина два тяжелых ящика сэмблемами «Хардсофта», аДжервис суетился вокруг них: «Осторожнее, здесь программаторы, ювелирная настройка!» иказался офисным планктоном, технофилом, которого оторвали отстола синструментами иотправили сопровождать ценный груз. Теперь, когда он сидел рядом, заняв место ушедшего вкаюту Бенедикта, тоскаждой минутой нравился Леонтине всё больше, иэто ее смущало. Черт возьми, онаже содержанка миллионера, атут какой-то молодой выскочка начинает нистого ниссего кружить ей голову! Такого сней неслучалось уже много лет, современ жарких объятий Рене. О,Рене! Егоруки, еголасковый шепот наухо, откоторого потелу пробегала дрожь, словно эфирные волны.
        Только сейчас Леонтина поняла, кого напоминал ей собеседник. Пусть они сРене были непохожи внешне, ноглаза, глаза! УДжервиса был тотже небесно-голубой взгляд, вкотором горел огонек одержимости.
        «Олимпик» качнуло, инесколько капель вина выплеснулись избокала, оставив красные пятна набелой скатерти.
        - Нет, - ответила Леонтина, - небоюсь.
        Иулыбнулась - сдержанно, какраз достаточно длятого, чтобы нащеках появились ямочки, которые так ее красят. «Неужели я начинаю заигрывать?» - проскочила мысль, откоторой сердце забилось быстрее.
        - Бояться нестоит, - улыбнулся вответ Джервис. - Мынасамом лучшем цеппелине изныне существующих. Двегруппы четырехцилиндровых паро-эфирных вибродвигателей Кили, прочная обшивка… Считаю, чтоэто единственный летательный аппарат, способный противостоять даже Дракону.
        Какесть - технофил. Такой даже вразговоре сженщиной будет описывать достоинства того илииного механизма. Леонтина смотрела насобеседника, иего слова расплывались гулом камертонов. Вместо них слышался страстный шепот Рене.
        «Яхочу снять стебя платье, онолишнее натвоем теле, мояЛеонтина».
        - Что? - переспросилаона, когда Джервис перестал двигать губами ивопросительно посмотрел нанее.
        - Вамплохо? - спросилон, нахмурившись.
        - Нет-нет, всёвпорядке. - Леонтина достала изсумочки платок ипромокнула вспотевший лоб.
        - Яспрашивал, высмужем летите? Этот мужчина, которого укачало, онвам кто?
        - Да,Рене. Нет! Ялечу несмужем. Это… просто Бенедикт.
        - Ясно, - сказал Джервис, опустив взгляд всвой бокал. - Просто Бенедикт.
        Онсловно прислушивался кчему-то, что-то ждал, ночто именно - Леонтина незнала. Джервис был поглощен своими мыслями настолько, чтонезаметил, какего назвали другим именем.
        Где-то вглубинах цеппелина послышался хлопок, ипол слегка вздрогнул.
        - Чтоэто? - забеспокоилась Леонтина.
        - Двигатели издают разные звуки, - пожал плечами Джервис. - Сложная машина. Нестоит беспокоиться.
        Вресторане наборту «Олимпика» сейчас сидело много посетителей, ноДжервис выделялся среди сливок общества своей… дикостью, чтоли? Всклокоченные волосы, костюм сбиркой, которую позабыл снять; еготонкие длинные пальцы находились впостоянном движении - тообхватывали бокал, топеремещались постолу, будто их владелец чертил что-то воображаемое наскатерти. Иногда они ненароком касались руки Леонтины, ноона неубралаее, анаоборот, подвинула ближе. Чтобы замять неловкость спросила:
        - Выговорили оДраконе?
        - Да,оДраконе! - встрепенулся Джервис. - Корабли, аэропланы, дирижабли - ничто его непреодолеет. Ветер, несущий камни илед, растерзает корпус, абушующий океан скроет обломки. Ноу«Олимпика» есть шанс. Только надо знать, каклететь. Куда лететь. Чувствуете, каквоет ветер? Всего каких-то триста миль назапад, имы окажемся вполосе урагана.
        - Вытак говорите, будто мы собрались заокеан, аневГренландию, - грустно улыбнулась Леонтина. - Какдесять лет назад те, ктоневернулись. Нотогда Дракон ненадолго утихал.
        - Апочемубы инет? Всмысле, почемубы неполететь через океан? Вотвозьму иукраду вас увашего миллионера. Угоним вместе «Олимпик». Высадим остальных пассажиров нанеобитаемом острове, асами полетим открывать новые земли.
        «КакРене», - подумала Леонтина.
        Рене всё еще стоял унее перед глазами, радостно машущий красным армейским платком накорме корабля, отправляющегося заокеан.
        «Явернусь изаберу тебя ссобой, Леонтина!»
        Стех пор прошло целых десять долгих лет. Нисообщений, нивесточек. Говорят, чтосквозь ураган, преграждающий путь кдалекому материку, летают лишь штормовые ласточки - символ бесстрашия ибезрассудства.
        - Вымечтатель, - вновь улыбнулась Леонтина. - Мечтатели невыживают вэтом мире. Поэтому я свами никуда неполечу.
        - Жаль, тогда придется лететь самому. - Джервис продолжал шутить, незамечая охватившей ее грусти. Егодлинные пальцы выводили поскатерти замысловатые замкнутые фигуры. - Влюбом урагане есть свои линии колебаний, если верить расчетам Жюля Лиссажу… Ведь ласточки как-то пролетают, правда? Онинаходят безопасный маршрут. Ивы знаете - яправ! Птица! Онаприлетела стой стороны!
        Онвыхватил изкармана механическую птицу свыгравированной наспине единицей. Крылатый автоматон походил наголубей избританской голубиной почты, нодаже Леонтина могла сказать, чтоего механизм переделан. Тело птицы было более вытянуто, адлинные крылья навевали мысли остремительности полета.
        - Еепрограмматор настраивал гениальный человек! - сказал Джервис. - Механическая ласточка создана, чтобы находить путь вурагане.
        - ОнасНового Света?! - вскрикнула Леонтина. - Нопочему птица увас?! Ктовы?
        - Я? Всего лишь создатель программ дляавтоматонов. Аптицу я нашел вКембридже, какраз приходил кодному профессору. - Джервис усмехнулся. - Такчто это моя добыча.
        - Какже так, - растерялась Леонтина. - Новедь это очень важно. Значит, колонисты живы! Нужно послать кним помощь!
        Где-то втрюме послышались новые хлопки игудение камертонов, влившееся вшум двигателей «Олимпика». Между столами квыходу изресторана пробежал стюард. Дородная дама вкрасном платье ибольшой шляпе спером попыталась его остановить, ностюард лишь обеспокоенно отмахнулся. Джервис нагнулся через стол иприблизил лицо кЛеонтине. Теперь его глаза невыглядели похожими наглаза Рене - ониказались пугающими.
        - Имникто непоможет. Славная Британия их списала, какненужный материал. Авот мы свами сможем пробиться через ураган спомощью программатора этой птахи.
        Входные двери распахнулись, одна изих половинок слетела спетель иупала напол. Впроеме показался боевой автоматон, ощетинившийся пушками Кили. Сделал несколько шагов иостановился. Камертоны вего двигателях взвизгнули иперешли влегкое гудение. Леонтина закричала первой. Затем позалу прокатилась волна криков, посетители вскакивали смест, падали стулья. Дама вкрасном платье замерла соткрытым ртом, загородив собою проход.
        Вовторые двери спротивоположной стороны ресторана вбежали двое офицеров изэкипажа. Вруках уодного было «кили», второй офицер целился изобычного порохового револьвера, нострелять им мешала загородившая проход дама.
        Автоматон успел первым. «Тум, тум, тум» - негромко заработали торчащие изего манипуляторов «кили», иразогнанные энергией эфира пули прошлись позалу смертельным роем. Вскрикнула иупала дама вкрасном платье. Кровь наее одежде была почти невидна, только отпуль остались сквозные прорехи. Наземлю опустилось срезанное перо. Шляпа покатилась подноги падающим офицерам. Один изних, смертельно раненый, успел выстрелить изсвоего «кили», нопуля лишь чиркнула поброне автоматона, непричинив ему существенного вреда.
        Автоматон развернул туловище напол-оборота, наставив оружие наоказавшегося среди гостей полковника. Полковник, побледневший, испуганный, несобирался геройствовать, унего ссобой даже небыло пистолета, нопарадная военная форма подписала ему смертный приговор. Зрительная информация посистеме линз поступила впрограмматор автоматона, защелкали механические триггеры, переключая настройки, иполковник был определен, каквраг. Боевые автоматоны неотличались меткостью, ихсила была вскорострельности икучности огня. Пули нескольких «кили» прошили тело полковника, итот рухнул напол, опрокидывая стол спосудой.
        - Всем сохранять спокойствие! - выкрикнул Джервис, подходя купавшим офицерам. - Всем! Иникому непричинят вреда. Автоматоны подмоим контролем!
        Онподнял «кили», проверил наличие воды вего либераторе.
        - Яже говорил, мадам, - обернулся Джервис кЛеонтине, - вамвсё равно придется лететь сомной. Иливы предпочитаете необитаемый остров?

* * *
        «Таймс»
        Лондон, 21мая, 1910г.
        УБИЙСТВО ВКЕМБРИДЖЕ!
        Джеймс Олдридж, профессор механо-протезирования, найден мертвым всобственном кабинете. Револьвер, изкоторого его застрелили, оставлен наместе преступления. Изценных вещей ничего непропало. «Этоместь!» - сообщает безутешная вдова. Полиция подозревает бывшего ученика профессора, донедавнего времени работавшего вкорпорации «Хардсофт» Дж.Р.Бута. Скотланд-Ярд ведет поиски подозреваемого, который скрылся внеизвестном направлении.
        КРАЖА НАВОЕННОМ СКЛАДЕ
        Излондонского арсенала похищены два боевых автоматона. Механизмы ушли сами, проломив ворота иранив охранника. Лучшие полицейские умы помогают военным вести поиски. «Неисключено, чтокража произведена спомощью внедрения вирусной настройки впрограмматоры автоматонов, - заявляет инспектор Скотланд-Ярда Джереми Хопп. - Мыпроверим всех кракеров, обшарим каждый уголок Лондона, нонайдем пропавших. Виновные будут наказаны».

* * *
        Япроснулся, ощущая, какколотится сердце. Встал, потянулся, подошел коткрытому окну ираздвинул шторы, пропуская вкомнату утренний свет. Перед глазами всё еще стояли боевые автоматоны изахваченный цеппелин… Приснитсяже такое! Сонбыл ярким икрасочным, будто я сам присутствовал притех событиях. Жюли говорит… говорила, чтокогда сознание чисто, можно услышать голос ветра, воспринять истории исобытия, которые происходят где-то далеко. Возможно, такислучилось? Хотя это слишком похоже насказку.
        - Эгей, мистер Линдси! - прокричал подметающий улицу Фердинанд. - Чудное утро!
        Онпроизнес, какобычно, «чудн?е» сударением на«о», отчего это слово приобретало унего иной смысл. ЗаФердинандом шагал Безликий - автоматон, неоконченное творение Оливера. Оливер неуспел нацепить нанего маску человека, вместо лица был лишь отполированный кусок металла. Когда дворник остановился, автоматон тоже замер ипопытался скопировать его жест - помахал мне механической рукой. Безликий уже несколько дней ходил залюдьми, словно привязанный. Егопрогоняли, ноон всегда возвращался, отыскивая новый источник дляподражания.
        - Действительно, чудн?е, - повториля, разглядывая небо надкрышами города.
        Угоризонта, гдегигантскими черепахами возвышались зеленые холмы, воздух приобретал изумрудный оттенок. Облака отсвечивали розовой утренней корочкой. Подними, словно вкривом зеркале, зелень холмов иголубизна неба искривлялись, порождая фата-моргану. Огромные башни устремлялись внебеса, чтобы через мгновения смениться плывущим внебе кораблем. Мигни - икорабля несуществует, наего месте уже крутятся крылья ветряных мельниц. Возможно, этолишь отражение нашего города, возможно, стоит добраться дохолмов, чтобы изучить подробнее оптическую иллюзию, ноизгорода уходят лишь измененные.
        Люди остаются жить здесь.
        Какбыстро бежит время. Прошло уже десять лет стех пор, какмы высадились наскалистом берегу инашли город. Просто город, безназвания, ведь имя ему мы так инепридумали. Кто-то именует его Селением тысячи рас, кто-то - Большой свалкой, оставленной множеством поселенцев, чтожили здесь напротяжении веков. Испанские конквистадоры терялись заполосой Дракона впоисках своего золотого города. Здесь высаживались норманны, чьидраккары смогли преодолеть ураган вмомент затишья. Пропавший римский легион добрался доэтих берегов, чтобы навсегда лишиться родины. Словно ворота виной мир, город принимал поселенцев, ноникогда невыпускал их обратно.
        Яподжарил себе яичницу светчиной исаппетитом съел. Затем улыбнулся портрету Жюли настене, переоделся ивышел наулицу. Безликий сделал попытку увязаться замной, ноя его прогнал. Автоматон обиженно загудел. Япожал руку Фердинанду ипосмотрел наразрастающуюся поней паутину оранжевых прожилок.
        - Вынебоитесь подать руку старику, мистер Линдси, - печально улыбнулся дворник. - Спасибо.
        Емуоставалось неболее нескольких месяцев. Косени, когда далекие холмы окрасятся вбагряные тона, Фердинанд покинет наш город. Тогда Оливер создаст нового автоматона снеподвижной маской Фердинанда налице ипопытается запрограммировать все повадки оригинала. «Город недолжен быть пустым. Пустота несвойственна миру. Онаменя пугает», - говорил мой друг, населяя окружающий себя мир механическими актерами.
        - Мненезачем бояться, - сказаля. - Наверное, яневосприимчив кизменениям.
        - Каквы думаете, там, кудаони… мы отправляемся, хорошо? - вздохнул дворник.
        - Думаю, чтотам хорошо, - сказаля, вспоминая Жюли.
        Зеленые холмы, чистый воздух, чужая жизнь. Интересно, кембы мог статья, еслибы изменение смогло меня коснуться? Может быть, жителем земли, копающимся среди камней ивыращивающим коренья? Илибеззаботным воздушным существом, какмоя Жюли, которую изменение захватило одной изпервых?
        - Тамхорошо, - тихо повториля.
        Аборигены нежили вгороде. Онилишь приходили сюда длятого, чтобы совершить обмен - странные, непонятные, будто инелюди вовсе, - авостальное время почти необращали нанас внимания. Онипоявились после того, какмы уже освоились вгороде, ивместе сними пришло изменение.
        Первым почувствовал это Альвин - сынстарой Люси, булочницы, родившей ребенка вуже немолодом возрасте. Пятно оранжевых прожилок появилось унего нагруди ипринялось разрастаться, меняя цвет кожи, через некоторое время делая ее тонкой, какпергамент, ипочти прозрачной, спроступающим сквозь нее едва заметным свечением. Альвин ушел изгорода через три месяца, ноперед уходом его было неотличить отаборигенов. Даже говорил он уже наих языке, щебечущем, какпение птиц. Люси убивалась недолго. Прошло еще несколько месяцев - иновая, измененная, отправилась следом засыном.
        Третьей была моя Жюли.
        Насосталось совсем мало. Мыобречены. Минует еще несколько лет, игород вновь опустеет. Теперь поего улицам ходят созданные Оливером автоматоны, неживут, аизображают жизнь.
        Яшел поглавной улице, иБезликий упрямо следовал замной.
        - Ктоты? - спросил я унего. - Чьямаска была уготовлена длятебя? Впрочем, можешь неотвечать.
        Булочная Люси была уже открыта, иизее дверей доносился вкусный запах готовящейся сдобы.
        - Здравствуйте, миссис Люси! - поздоровалсяя, проходя мимо.
        Люси заокном помахала мне рукой. Изображающий ее сына автоматон вышел издверей походкой марионетки ипротянул мне булку. Наего фарфоровой маске застыла неизменная улыбка.
        - Спасибо, Альвин, - улыбнулся я вответ.
        Автоматон развернулся ипрошагал вдом. Яоткусил кусочек булки. Еевкус неменялся напротяжении десяти лет. Человек может импровизировать, ошибаться, творить что-то новое, номеханическая Люси действует построго заданной программе.
        Однажды Оливер хотел создать копию моей Жюли, ноя вовремя остановил его работу.
        - Приветствуювас, мистер Колдуэлл, - кивнул я автоматону, который сидел наскамье икормил голубей.
        Механические движения: рука опускалась вмешочек, набирала пригоршню зерен исыпала набрусчатку. Пауза. Через несколько минут действия повторялись вновь. Исключение составляла лишь ночь, когда автоматон поднимался ишел всвой бывший дом, икогда заканчивался корм. Тогда автоматон шагал влавку кЛюси ипокупал унее зерно. Голуби давно воспринимали мистера Колдуэлла какавтоматическую кормушку. Прижизни он был доктором. Незнаю, чтозаставило врача, имеющего свою практику, отправиться нановый континент: возможно, несчастный случай наработе, возможно, неразделенная любовь, нонафарфоровой маске автоматона застыло выражение мировой скорби.
        Прижизни вчеловеческом облике мистер Колдуэлл успел доказать, чтоизменение - этоневирус, таккакон ненашел возбудителя болезни.
        Внезапно раздался хлопок выстрела из«кили», вголове автоматона образовалось сквозное отверстие, ичасти программатора вылетели наружу, зазвенели побрусчатке. Мистер Колдуэлл сполз наземлю. Голуби бросились врассыпную. Невдалеке я увидел Майора сэфирным ружьем вруках.
        - Порождение Люцифера! - прорычалон, выплевывая слова.
        Ружье ходило изстороны всторону. Безликий замоей спиной попятился, оценив опасность.
        - Слава Британии! Смерть врагам короны!
        Майор щелкнул спусковым крючком, новыстрела непоследовало - видимо, влибераторе «кили» оставалось совсем немного воды. Безликий прибавил ходу, скрываясь вподворотне.
        - Боже, храни королеву, - прокричал Майор, заглядывая вдуло. - Дайей ратных побед. Ты! - Онткнул пальцем вмою сторону. - Тыизменник, предавший людей! Вывсе, все, перешли насторону врага.
        Япомню, какздесь гуляло эхо далеких выстрелов, когда Майор объявил отом, чтохочет уничтожить аборигенов. Тогда прибывшие вместе снами драгуны еще были людьми. Аборигены почти несражались. Только загнанные вугол жители земли порой безрассудно кидались вбой, ипули эфирных ружей пробивали их толстую кожу. Дети воздуха погибали легко, какмотыльки. Аборигены просто перестали приходить вгород. Зона отчуждения ширилась, ноизменения непрекращались.
        Прежде чем изменение коснулось Майора, онотправил запрос вМетрополию спросьбой прислать армию дляполной зачистки территории. НоДракон проснулся, ипомощь оказалась невозможной.
        Шлем сразбитым монокуляром полностью скрывал лицо Майора. Майор никогда его неснимал, ивсе уже забыли, какон выглядит. Какизабыли его имя. Погнутые пластины нагруди Майора носили следы былых сражений, перчатки были прикручены кметаллическим нарукавникам проволокой, один сапог изорван илишен подошвы, поэтому приходьбе Майор издавал цокот когтей. Из-под доспехов наземлю спускался толстый крысиный хвост - тоотличие, которое стразу бросается вглаза привзгляде нажителей земли.
        Обычно измененные мало что помнят изсвоей старой жизни, нонекоторые изних упрямо цепляются запрошлое ипротивятся зову, оставаясь вгороде.
        - Счастья иславы, идолгого царствования наднами, Боже, храни Королеву, - сказал Майор.
        - Тыкогда-нибудь кого-нибудь пристрелишь, - покачал я головой.
        Майор посмотрел наменя сквозь разбитый монокуляр так, будто впервые увидел.
        - Слава королеве, - сказал он ипоковылял следом заБезликим, царапая помостовой когтями иволоча засобой хвост.
        Яхмыкнул иотправился кмаяку. Сегодня дул северный ветер, состороны холмов, поэтому я мог надеяться, чтовновь увижу свою Жюли.
        Океан бушевал. Волны бились оскалистый берег, поднимая тучи брызг. Надводой кричали чайки. Здесь почти небывает тихо - отголоски Дракона дают осебе знать, влияя напогоду. Наберегу одиноким стражником возвышался мой маяк. Егооткрытая дверь скрипела подпорывами ветра. Япостоял, прислушиваясь кшепоту холодного бриза, затем повернулся кБезликому, который, словно призрак, вновь появился замоей спиной.
        - Тывгости?
        Автоматон замер, будто обдумывая мое предложение.
        - Нест?ит, - сказаля, - оннепозволит тебе выбирать, навяжет новую личину. Впрочем, какхочешь.
        Конечно, автоматон неможет ничего хотеть - этовсего лишь машина, управляемая механическим программатором. Хотя оттворений Оливера можно ожидать чего угодно. Изображение сквозь систему линз попадает насветочувствительные пластины, звук через слуховые трубки - намембраны, далее внешние раздражители изменяют положения тысяч металлических триггеров. Настройка программаторов - сложная задача. Якак-то спускался вовладения Оливера ивидел, какон мастерит своих автоматонов.
        Бывший военный механик, Оливер, какиМайор, упорно цеплялся засвою человеческую оболочку.
        Явошел вмаяк, иБезликий направился следом замной. Ужевозле винтовой лестницы вполу открылся люк, ивысунувшиеся оттуда руки, одна изкоторых была механическим протезом, схватили взвизгнувшего Безликого.
        - Попался! - прокричал Оливер из-под земли. - Бегун! Илибеглец? Роберт, какправильно, бегун илибеглец?
        - Беглец, - сказаля.
        Безликий исчез подземлей, люкзахлопнулся. Ступени лестницы, ведущей наверх, ккомнате ифонарю, заскрипели подмоими ногами. Всемы бежим отчего-то. Кто-то - отсвоего создателя, кто-то отвоспоминаний, акто-то - отсвоей новой сущности.
        Вкомнате наверху наподоконнике уоткрытого окна сидела Жюли. Онапочти неизменилась, только воздух дрожал унее заспиной, будто отбыстрых взмахов прозрачных крыльев.
        - Тыпришел, - улыбнулась она ивспомнила мое имя, - Роберт.
        Затем засмеялась изащелкала, защебетала, словно канарейка.
        - Яждал тебя, - сказаля, осторожно садясь настул рядом сней. - Ведь сегодня ветер дует схолмов.
        Обними, прижми ксебе - иее тонкая кожа порвется, акости хрустнут подмоими руками.
        - Да, - звонко рассмеялась Жюли. - Явспомнила тебя сегодня утром. Странно, да? Почему меня тянет сюда, ведь я почти тебя непомню? Роберт, - произнесла она поскладам.
        - Потому что ты моя жена.
        - Роберт. Этомой портрет? - указала она нафотографию врамке настоле.
        Онаповторяет этот вопрос каждый раз, когда его видит. Фотография была цветной истоила кучу денег - чудо новой техники, когда фотограф снимал трижды, накладывая накамеру цветные стекла, азатем соединил получившиеся снимки водин портрет.
        - Странно, - продолжила Жюли. - Вомне будто живет множество воспоминаний, онипереплетаются, итрудно выбрать нужную нить. Даикакая изних нужная?
        Онаспрыгнула сподоконника вкомнату ипрошлась вокруг меня, дотрагиваясь кончиками пальцев. Прикосновения почти нечувствовались, будто щеки касался теплый ветер. Язатаил дыхание, боясь вспугнуть момент. Наконец Жюли остановилась ипосмотрела вокно.
        - Япомню черное пространство, наполненное звездами, - сказалаона. - Вспоминаю, какмы летели сквозь него. Нет, всёбыло совсем нетак. Яжила вгороде, гдепоулицам ездили паровые коляски игде мой муж состранным именем Роберт проиграл много каких-то бумажек ипредложил уехать вНовый Свет. Чтоизвоспоминаний правда иктоя?
        - Тымоя жена.
        - Тогда почему ты несомной?
        Янесмог ей ответить. Ввозникшей тишине было слышно, какработают шестеренки механизма, вращающего фонарь маяка.
        - Япомню, какмы стобой стояли наберегу океана ислушали шепот ветра! - неожиданно сказала Жюли. - Этобыла наша стобой сказка. Носейчас я действительно слышу ветер! Онрассказывает мне истории, который были когда-то, которые только могут случиться икоторые непроизойдут никогда. Разве ты его неслышишь? - повернула она комне голову.
        - Нет, - сказаля. - Расскажимне.
        Жюли подошла кокну исела наподоконник, свесив ноги вниз. Уменя всегда замирало сердце, когда я видел ее накраю пропасти.
        - Сквозь ветер сюда летит большой корабль, оншумит, клокочет, иветер разбивается оего бока. Ветер сердится, хочет развернуть корабль, нотот упрямо летит вперед. Еговедет металлическая ласточка ичеловек, которого бросает вперед его безумие.

* * *
        - Япросил меня слушаться! - сказал Джервис. - Ведь просилже!
        Леонтина немогла оторвать взгляд отлежащего наполу механика, нагруди которого расплывались пятна крови.
        - Ненадо… - прошепталаона.
        Джервис сомерзением отбросил «кили» всторону.
        - Теперь всё придется делать самому.
        - Ненадо больше никого убивать.
        - Дазамолчите вы наконец! - прокричал Джервис.
        Леонтина замолчала. Джервис стоял перед ней безоружный - можно наброситься нанего, ударить… Носил дляэтого небыло. Даизачем, когда боевые автоматоны наборту убьют любого, ктоотважится воспротивиться планам безумца.
        - Спасибо, - улыбнулся Джервис. - Хорошая девочка.
        Онинаходились взале управления цеппелином. Члены экипажа вместе спассажирами были заперты вресторане подприсмотром одного изавтоматонов. Второй находился снаружи насмотровой площадке.
        - Теперь нам предстоит аккуратная работа, - сказал Джервис, разглядывая зал управления. - Мнеивам - мыхорошая команда. Ага! Вотздесь уних программатор. - Онподошел кметаллическому шкафу справа отштурвала, сорвал пломбу ираскрыл дверцы. - Та-а-ак… Подайте мне разводной ключ. Быстрее!
        Леонтина взяла изруки мертвого механика тяжелый разводной ключ, несколько секунд подержала ипротянула Джервису.
        - Спасибо, - сказал тот ивыкрутил четыре гайки, снял металлическую крышку снебольшого ящика внутри шкафа. - Видите, вотосновной программатор, разрушьего, ицеппелин лишится управления. Авот это - автопилот. Сейчас мы заменим его напрограмматор птицы.
        Джервис развернул набор сминиатюрными инструментами.
        - Сейчас…
        Онпогрузился вработу. Эфирное ружье лежало неподалеку наполу. Стоит кинуться, схватить… Носумеетли она выстрелить? Леонтина представила затылок Джервиса, взорвавшийся отпули, ией стало нехорошо. Будь наее месте мужчина…
        - Несоветую, - сказал Джервис, непрекращая работы. - Увас всёравно неполучится. Ладно, чтобы вас несмущать…
        Онподнялся, взял ружье иповесил себе заспину. Леонтина неожиданно бросилась наДжервиса, попыталась вцепиться ногтями ему влицо. Джервис сбил ее сног звонкой пощечиной.
        - Дура, - сказалон. - Ну,дураже, извините.
        Джервис вернулся кработе. Леонтина сидела наполу рядом смертвым механиком исмотрела насвоего врага.
        - Знаете, - какнивчем небывало продолжил Джервис. - Джон Кили был умным человеком. Этоздорово - догадаться получать энергию эфирного пара изводы ивоздуха. Представляете нашу жизнь безвсех этих машин? Аведь он был обычным исследователем. Можно даже сказать, заурядным. Воттак живешь, живешь, истановишься великим человеком. Главное, неупустить свой шанс. Готово!
        Онвыпрямился вполный рост.
        - Теперь мы полетим попути ласточки. Вставайте, сударыня, - протянул он руку Леонтине.
        - Высумасшедший, - сказалаона. - Выпогубите всех.
        - Может быть, - пожал плечами Джервис. - Ноиногда приходится рисковать, аумирать невходит вмои планы. Онисмеялись надо мной, всеэти профессора, когда я рассказывал им, чтонемогли люди сами дотакого додуматься, - кивнул он нашкаф соборудованием, иего глаза зло сузились. - Просто немогли совершить настолько резкий технологический скачок застоль короткое время безвмешательства извне. Есть куча подтверждений тому, чтонаш мир посещали пришельцы созвезд. Невсе экспедиции сквозь Дракона бесследно исчезали. Нет. Были путешественники, которые вернулись ирассказали оновом континенте. Гдекнига «Новый Свет» опутешествии Альберико Веспуччи? Ееследы утеряны, нонасамом деле она существует! Вней сказано опотерпевшем крушение корабле созвезд, остранных людях, прилетевших нанем. Очудесном устройстве того корабля, которое создает природные аномалии. Онизащищаются отнас, те, ктоприбыли созвезд. Ноим нужен приток новой крови. Знаете, чтотакое мировой заговор? Этокогда людей отправляют заокеан, какжертву, какагнца назаклание, зная, чтообратно никто невернется.
        - Высумасшедший, - повторила Леонтина.
        Перед глазами снова появился Рене впарадной форме драгуна. Вруках он держал нашейный платок цвета крови.
        - Вытак думаете? Разве сумасшедший найдет вархивах экземпляр запретной книги? Веспуччи записалвсё, чтознал. Даже охранителе, которого выбирает программатор корабля. Представляете, если сила межзвездных путешественников окажется вруках нужного человека?
        Цеппелин качнуло, иЛеонтина едва устояла наногах. Еслибы Джервис неудержал ее заруку - упалабы. К«Олимпику» приближались три аэроплана. Сквозь обзорное окно были хорошо видны ягуары наих боках - эмблемы английской морской полиции.
        - Ч-ч-черт! - выругался Джервис. - Необитаемый остров отменяется.
        Послышались хлопки выстрелов «кили» - этонаходящийся насмотровой площадке автоматон открыл стрельбу.

* * *
        «Таймс»
        Лондон, 25мая, 1910г.
        ВОЗДУШНЫЕ ТЕРРОРИСТЫ.
        ЭКСТРЕННЫЕ НОВОСТИ.
        Захватившие цеппелин «Олимпик» преступники, вовладении которых несколько боевых автоматонов, оказали отчаянное сопротивление морской полиции. Один изполицейских аэропланов сбит, есть жертвы. Преступники неотвечают насообщения инаконтакт невыходят. «Олимпик», наборту которого около двухсот заложников, следует понаправлению кДракону. Полицейский крейсер «Королева Виктория» продолжает преследование.

* * *
        Вдверь тихо постучали, ия открыл глаза. Жюли вкомнате небыло, ветер шевелил занавески уоткрытого окна. Нагоризонте сгущались тучи, иотблески молний отражались вчерной воде.
        - Входи, давай, - сказаля.
        Дверь открылась, ивкомнату робко заглянул Оливер.
        - Онауже ушла?
        - Да,что ты хотел?
        - Вот. - Оливер вынул изкармана механическую птицу ипротянулмне. - Сточетвертая.
        - Всёждешь помощи?
        Оливер пожал плечами, глядя впол.
        - Еслибы эфирные передатчики Герца работали натаком расстоянии…
        Правое плечо Оливера, какиобе его ноги илевая рука были заменены металлическими протезами. Оливер изовсех сил пытался остановить начавшееся изменение. Когда пятно оранжевых прожилок появилось налевой руке, онизбавился отнее изаменил мехо-протезом. Действия повторялись исдругими частями тела. Местный наркоз, замена… Оливер проводил операции насебе сам, недоверяя автоматонам.
        - Тыдолго непоявлялся, - сказаля. - Заменил плечо? Чтобудешь делать, если изменение начнется сголовы?
        Оливер неответил, стоял ипротягивал мне птицу. Егокрылатые автоматоны немогут взлететь сземли, иОливер запускал их свершины маяка. Только через ураган пролетела лишь первая ласточка. Та,которую я упустил.
        Вскоре я спущусь кберегу, гдешумят волны ишепчет ветер, войду впещеру соступенями итусклыми светильниками, окажусь взале управления кораблем пришельцев. Ясяду вожидающее меня кресло, опущу руки наметаллические полукольца. «Здравствуй, хранитель», - поприветствует меня корабль. Ия стану им. Стану ураганом игородом. Почувствую весь этот замкнутый мир, огражденный стихией, которую я сам вызвал насвободу, защищая Жюли. Ведь я немог позволить появиться здесь новым военным. Корабль неможет принимать действия сам, емунужна команда извне.
        Впервые я попал накорабль пришельцев, когда изменение коснулось Жюли ия метался впоисках ответа. Новместо ответа я нашел межзвездный корабль икресло соскелетом бывшего хранителя. Наверное, меня тоже ожидает такая участь.
        Явыпустил ласточку подномером сто четыре, имы вместе сОливером долго смотрели ей вслед.
        - Этуты тоже непропустишь? - спросил мой друг, ия вздрогнул. - Язнаю… Тыделаешь то, чтодолжен, я - тоже. Когда-нибудь кто-то изнас выиграет.
        - ЧтосБезликим? - ушел я отответа. - Чьямаска предназначалась автоматону?
        - Тыхочешь это узнать? - прищурится Оливер. - Спустись сам ипосмотри.
        Яспустился вего подземную мастерскую. Безликий совскрытой головой лежал настоле. Триггеры щелкали вего программаторе. Рядом находилась фарфоровая маска, вчертах которой я узнал свое лицо.
        - Зачем? - спросил я уОливера, когда вернулся обратно. - Тыже создаешь образы только изменившихся.
        - Аты уверен, чтоты еще человек? - посмотрел мне вглаза Оливер. - Иди, делай, чтодолжен, янебуду тебя отговаривать.
        Явышел измаяка иподначавшимся дождем спустился в пещеру.
        «Здравствуй, хранитель».
        Ясел вкресло, опустил руки наметаллические полукольца иснова стал ураганом. Нонаэтот раз я почувствовал нетолько ласточку - сквозь Дракона летел цеппелин. Жюли была права! Воздушный корабль был обречен - там, гдепроскользнула быстрая птица, нетпути длятяжелого инеповоротливого дирижабля. Онпросто неуспеет заизменением воздушных потоков. Ксожалению, назад поворачивать слишком поздно.
        Зачем?! Безумцы!
        Тогда я сделал единственное, чтобыло возможно вэтой ситуации. Нет, янемог полностью отключить ураган - такая система обладает большой инерцией, инаее деактивацию требуется несколько дней, ялишь замедлил некоторые воздушные потоки. Совсем немного, ноэтого было достаточно, чтобы цеппелин смог проскользнуть среди убийственного ветра илетящих камней.
        - Тыправ, хранитель! - кричал безумец взале управления цеппелином.
        Какего звали вмоем сне, рассказанном ветром? Джервис? Ондержал ствол ружья уподбородка Леонтины.
        - Тывсё правильно делаешь! Тыже нехочешь, чтобы она умерла? Наборту еще несколько сотен человек, иих смерть будет натвоей совести!
        Ураган замедлял свою круговерть, разрастался бурями-отростками, одна изкоторых накрыла наш город. Онавынесла цеппелин - изувеченный, иссеченный камнями ильдом, спробитыми отсеками, бросила вприбрежную пену. Вовспышках молний он казался упавшим наотмели раненым Левиафаном. Волны разбивались оего бока сторчащими ребрами шпангоутов.
        Джервис спрыгнул наберег, всётакже неотпуская Леонтину. Женщина выглядела послушной куклой вего руках. Дождь хлестал, какизведра.
        - Теперь веди меня накорабль, хранитель! - прокричал Джервис. - Быстрее!
        Темные пряди волос слиплись испадали ему налоб, закрывая глаза.
        - Нуже!
        Янеподвижно сидел, незная, чтоделать. Янемог допустить, чтобы безумец захватил управление кораблем - страшно предположить, чтоон может натворить, заполучив такое оружие, ноибездействовать тоже нельзя. Послушаетсяли корабль нового хранителя?
        Сквозь дождь состороны города приближались серые тени.
        - Ктоздесь? - закричал Джервис.
        Вначале мне показалось, чтоэто измененные - жители земли ивоздуха, инамгновение испугался увидеть среди них Жюли. Ноэто оказались автоматоны. Онишли молча, смуравьиным упорством. Фарфоровые маски улыбались замершими улыбками. Впереди шествовал Безликий. Вспышки молний освещали доспехи Майора, идущего среди автоматонов - враги объединились против общего противника.
        - Неподходите!
        Джервис вскинул ружье, выстрелил, иодна изфарфоровых масок разлетелась осколками. Автоматон упал, иего тело тутже исчезло подногами других механизмов. Новый выстрел, ещеиеще. Автоматоны падали, ноих строй подступал всё ближе.
        - Слава Британии, смерть врагам короны! - раздался крик Майора среди механической толпы.
        Леонтина вздрогнула, оттолкнула отсебя Джервиса, ивэто время прозвучал хлопок «кили». Джервис упал. Приподнялся наруках, чтобы через секунду уронить окровавленную голову накамни уже навсегда.
        - Боже, храни королеву, - произнес Майор, ружье выпало изего рук.
        Онсделал шаг вперед исорвал сголовы шлем.
        - Рене? - робко спросила Леонтина, азатем закричала ибросилась Майору нашею.
        Когда тучи развеялись, мывместе сОливером сидели наберегу океана. Оливер щурился отсолнца икутался вмеховой воротник куртки, наблюдая, какего автоматоны чинят «Олимпик». Невдалеке отнас сидел Безликий. Берег был всё еще засыпан деталями автоматонов, нотело Джервиса уже унесли.
        - Тыуменьшишь ураган, чтобы люди могли улететь обратно? - поинтересовался Оливер.
        - Наэто уйдет несколько дней, - согласилсяя. - Ивсё будет по-старому. Улетишь сними?
        Оливер молча распахнул куртку, показав разрастающееся нагруди пятно оранжевых прожилок. Затем также молча закутался обратно, став похожим нанахохлившегося воробья.
        Значит, всёточно останется по-старому. Вскоре подует северный ветер состороны зеленых холмов.
        Безликий, копируя меня, засмеялся.
        Марина Дробкова, Игорь Минаков, Марина Ясинская
        Черная звезда
        Герен стоял наперроне, завернувшись вплащ инадвинув цилиндр наглаза, чтобы защититься отхолодного северного ветра. Говорят, сапреля поноябрь вИндокитае очень жарко. Нонетеперь.
        Тикали часы. Онносил подарок жены вкармане, сцепочкой навыпуск. Часы были очень красивые идорогие - сзубчатым силуэтом крепости накрышке циферблата. Исовершенно бесшумные. Тикали неони. Секунды - иногда долгожданные, какливень всубтропиках, иногда назойливые - бились унего внутри. Другая жизнь навсегда научила его чувствовать время.
        Поезд задерживался: вышел изстроя участок путей. Герен вздохнул инаправился поднавес, крытый пальмовыми листьями. Здания вокзала вХаное еще небыло, нообещали построить, если только Французская империя выделит необходимые средства. Рядом, прямо подоткрытым небом, расположились торговцы местной едой. Надкотлами ижаровнями витал стойкий запах рыбы иеще чего-то невообразимого. Этот запах вызывал уГерена тошноту.
        Скрая надеревянном настиле сидел одноногий инвалид, вероятно, ещевремен франко-сиамского конфликта, спотускневшим орденом Дракона Аннама вруках. Онпротянул Герену орден - звезду сгрязно-серыми лучами иярко-синей сердцевиной, вероятно, предлагая купить.
        Герен отказался.
        Народу поднавесом было достаточно. Восновном местные, узкоглазые, вхарактерных треугольных шляпах, сузелками, надетыми напалку. Вдальнем углу сиротливо жалось несколько французов: католический священник средних лет, худощавый молодой человек вшлеме, похожем настимкерский, идве миловидные, ностареющие дамы скрашеными волосами. «Чтоони все здесь забыли?» - подумал Герен, незабыв, однако, слегка поклониться идотронуться дошляпы. Глаза одной изженщин смотрели выразительно ипечально. Такиеже глаза были умадам Герен перед его отъездом.
        «Утебя - другая женщина!» - кричал ее взгляд.
        Онаошибалась.
        Впрочем, снекоторых пор вжизни Герена действительно появилась женщина. Нонелюбовница, каксчитала жена.
        Герен тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, ибегло оглядел посетителей. Взгляд остановился намолодом человеке. Болезненный навид, вокруг глаз - следы отплотно прилегавших очков, которые сейчас были надеты поверх шлема, расстегнутый френч, из-под которого виднелась некогда белая рубашка, перчатки. Онстоял, прислонившись копоре ивытянув ноги востроносых сапогах. Пальцы его рассеянно выстукивали военный марш.
        «Стимкер, - подумал Герен. - Аможет, музыкант».
        Было вэтом юноше что-то пугающее: нето почти прозрачная бледность, нето отрешенность. Герен, повинуясь интуиции, направился прямо кнему.
        - Выпозволите? - Герен втиснулся насвободное место между молодым человеком идамами. Последние опасливо посторонились.
        Юноша слюбопытством уставился нанезнакомца.
        - Да,конечно, прошувас, - наконец сказалон. Выпрямился и, стянув перчатки, подал руку (наманжете недоставало пуговицы). - Александр Омбре.
        - Герен.
        Онответил нарукопожатие.
        - Выздесь впервые? - спросил Александр и, недожидаясь ответа, предложил: - Нежелаетели, кстати, отведать изысков местной кухни?
        Онмахнул торговке.
        Онатутже заспешила кним - низенькая улыбчивая девушка втемном запахнутом балахоне. Наплечах она удерживала деревянную палку, собеих концов которой свисало нечто вроде лотков. Нато, чтобыло разложено наних, Герен даже смотреть отказался. Ауж смердело это подобие еды невероятно.
        - Нет, благодарю - сдержанно произнес Герен, прикрывая носовым платком рот инос.
        - Ая, свашего позволения, побалую себя, - оживился Александр, одной рукой протягивая девушке серебряный юань, адругой аккуратно беря унее глиняную миску сваревом. - Невозражаете?
        - Ничуть… Авы тут, похоже, невпервый раз, - усмехнулся Герен.
        - Яместный, - отчего-то погрустнел Александр. - Мойотец - французский офицер. Мать была гувернанткой, умерла отлихорадки.
        Герен пробормотал что-то сочувственное.
        Странный собеседник кивнул имолча принялся заеду - судя повсему, оказавшуюся всего-навсего рыбной похлебкой.
        Наконец, онзакончил трапезу иоставил миску прямо наземле. Девушка тутже подскочила и, кланяясь, забралаее.
        Юноша достал сигару икомпактное кремниевое огниво. Герен разглядел наметаллическом корпусе гравировку ввиде дракона ичуть поморщился отдыма.
        - Прошу меня простить: ябыл невнимателен, - Александр моментально затушил сигару. - Ипоскольку я провинился, полагаю, мнеследует рассказать историю длявашего удовольствия. Всеравно поезд задерживается.
        - Каквы догадались, чтоя непереношу дым? - вупор спросил Герен.
        Александр помедлил, новсеже ответил:
        - Явижу, ктовы.
        - Вы - стимкер? Другой?
        - Я - тень.
        Рука Герена, потянувшегося заносовым платком, застыла ввоздухе.
        - Дачто вы говорите! - пробормоталон. - Авыглядите как…
        - Какживой? - весело подхватил Александр изахохотал так искренне изаразительно, чтоего собеседник тоже невольно улыбнулся.
        - Сегодня день моего рождения! - внезапно заявилон, откинулся назад ишироко развел руки встороны.
        Герен поднял брови:
        - Воткак? Поздравляю! Чегобы вам хотелось?
        Александр сразу посерьезнел иопустил взгляд.
        - Пожелайте мне увидеть Черную Звезду, - тихо сказалон.
        - Выверите всказки? - изумился Герен.
        Александр одарил собеседника долгим тяжелым взглядом.
        - Эту, каквы изволили выразиться, «сказку», - пробормоталон, - ясотворил собственными руками.
        …Он называл ее Суфат-Ту. Второе было именем иозначало: «Звезда» Первоеже - странным прозвищем, которое придумала себе она сама. Вэтом прозвище ему мерещилось что-то загадочное, подстать ее узким черным глазам. Онаже называла его по-французски Кентавром - онказался неотделимым отсвоего пароцикла - стимка, какговорила образованная молодежь.
        - Кентавр наполовину конь. Конь! Авовсе нестимк, - хмурился поройон.
        - Какая разница, - улыбалась Суфат-Ту.
        Прозвище прижилось, друзья сократили доКента.
        Суфат нравилась Кенту. Красивая, гибкая, носившая расписную одежду ивосхитительно танцующая свеером. Ихрабрая. Когдаон, каксумасшедший, гнал напароцикле понемощеной дороге вдоль рисовых полей, онасмеялась, обхватив его сзади заталию…
        Наверное, онлюбилбыее. Еслибы небоялся. Самтолком непонимая, чего.
        - Чтоты так смотришь наменя? - спрашивала иногда девушка. - Словно стараешься разглядеть, чтоуменя внутри.
        Кент отшучивался исмущенно отворачивался. Онивпрямь старался разглядеть. Найти отличия.
        «Чтоя буду делать, если она - другая?»
        Кенту хотелось верить всвое благородство иготовность внужный момент совершить настоящий Поступок! Ноон незнал, окажетсяли нанего способен.
        Впять лет маленький Александр послушно перестал играть наулице смальчиками-другими, когда няня сказала, чтодружить сними нельзя. Вкатолической миссионерской школе приятели частенько насмехались надего соседом попарте, который вмоменты сильного испуга превращался вмышь. Как-то раз того окружили вкоридоре; один измальчишек держал вруках огромного пятнистого кота, аостальные кричали: «Ну,превращайся, превращайся, живее!» Александр стоял среди них - иневмешивался.
        Ужестудентом Сорбонны Кент выпивал сприятелями вкабаке, обсуждал статьи изгазет озачистке горной деревушки, гдеобосновались якобы нападавшие налюдей вурдалаки, имолча поднимал бокал подвызывающий шумное одобрение тост: «Чтоб всю эту нечисть повывели!»
        - Тыправда любишь меня, Кентавр? - нередко спрашивала Суфат-Ту втихие вечерние часы.
        - Очень, - несовсем искренне выдыхалон, гладя ее волосы.
        Онлюбил эти минуты - когда вмире словно небыло никого, кроме них двоих. Нопотом возвращалась реальность - разговоры оволнениях ибеспорядках, газетные статьи оподозрительных убийствах, осторожные замечания политиков онеобходимости резервации, демонстрации протеста скровожадными призывами…
        Кент снова иснова пристально вглядывался вСуфат, сзамиранием сердца, сострахом, пытаясь понять, чтоже вней нетак, ивновь ивновь задавался вопросом - аесли?..
        Чутье, обычно позволявшее Кенту распознавать других спервого взгляда, подвело его вслучае сдевушкой. Может быть потому, чтораньше таких, какона, небыло. Может быть потому, чтоон нехотел видеть.
        Александру «открыли глаза» родители. Как-то раз заужином отец, тяжело положив ладони настол, сообщил:
        - Ты,сын, конечно, ужевзрослый, ненам сматерью тебе указывать. Нотолько послушалбы старших, унас все-таки опыта побольше… Бросалбы ты эту свою другую, пока непоздно.
        - Другую? - механически переспросил Кент, несразу поняв, оком речь.
        - Ну,да. Этутвою Суфат.
        - Такона все-таки другая! - против воли вырвалось унего. Ион замолчал, пытаясь осознать услышанное.
        Апотом выскочил поддождь, оседлал пароцикл ипогнал помокрой проселочной дороге. Холодный ветер бил влицо, Александр дрожал - отхолода илиотярости, оннепонимал. Ведь можно было догадаться! Суфат никогда несторонились другие, аведь те всегда держались отлюдей подальше. Некоторые другие даже были ее друзьями. НоКент ничего незамечал.
        Незамечал - илиСуфат непозволяла ему заметить?
        Девушка ждалаего.
        - Тызнала?
        - Очем?
        - Тызнала! - отчаянно выкрикнул Кент. - Такзачем обманывала? Зачем притворялась? Зачем скрывала отменя, чтоты?.. Ктоты, Суфат? Дракон? Химера? Вурдалак? Ну?
        Темные глаза Суфат широко расширились истали совсем круглыми.
        - Кент, янепонимаю, очемты, - растерянно проговорилаона.
        - Зачем ты лжешь? - выплюнулон. - Зачем ты даже сейчас лжешь?
        - Тыдумаешь, я - другая? - сообразила девушка, инаее глаза навернулись слезы обиды. - Иты решил, чтоя лгала тебе? Неужели ты совсем меня незнаешь?
        - Теперь уже незнаю!
        Оннехотел никаких объяснений - итак все ясно. Чутьли несилой он усадил ее напароцикл, завел мотор ирванул сместа. Недумая, несомневаясь. Просто вперед, бездороги, поеще непросохшей после дождя земле.
        Куда, зачем, почему?.. Вголове пусто, только звенела ярость иметались обрывки несвязных мыслей.
        Воттебе ответ навопрос. Воттебе иПоступок. Вотпочему, оказывается, нежили долго исчастливо Тристан иИзольда - люди испокон веков неотличались терпимостью друг кдругу…
        Вихрем мимо соломенных лачуг.
        Темные облака сплачем смотрят вниз.
        Лужи, цветные отсвета фар.
        Ветер, хлещущий пощекам.
        Скорость - чтобы погасить ярость.
        Имокрая резина колес пароцикла нарезком повороте.
        Александр несправился суправлением, ихшвырнуло наземлю.
        Кент отделался сотрясением мозга ипереломом ключицы. Такона думала поначалу.
        Суфат вообще непострадала, только очень испугалась - занего. Такпоначалу думалон…
        Александр умолк иуставился напроплывавший внебе дирижабль, словно пытался разглядеть внем свою судьбу. Герен перевел дух.
        - Чтоже было потом?
        - Больше ничего небыло…
        Александр мотнул головой, сусилием отрываясь отвоспоминаний, тыльной стороной ладони смахнул пот солба.
        - Теперь, сударь, ваша история.
        Герен сполминуты молчал.
        - Чтож, слушайте, - произнес он наконец.
        …Пять лет назад Герен стоял наперроне вПариже, завернувшись вплащ инадвинув цилиндр досамых глаз. Ждал поезда - егопригласил вгости приятель, отдыхавший взагородном имении.
        Составы прибывали один задругим. Люди спешили, проходили мимо безликой толпой.
        Среди нее ярко выделилась девушка скрасным зонтом икрасной шляпной коробкой вруках. Девушка словно почувствовала взгляд Герена, обернулась, внимательно оглядела иуронила поощряющую улыбку. Иярко-синюю картонку билета.
        «Хочешь - поднимай», - поддразнили ее глаза.
        Обручальное кольцо наего пальце ее явно несмущало. Впрочем, еготоже - онуже давно носил его просто попривычке. Однако сейчас ему хотелось неженщину, апростого, душевного человеческого общения. Иливообще тишины. Герен заранее морщился, представляя возможных соседей покупе - шумных иназойливых.
        Билет поднимать нестал.
        Судьба порадовала: единственный попутчик спал напротивоположной полке итихо похрапывал. Герен достал припасенную вдорогу фляжку сконьяком. Незаметил, какприкончилее. Оннепил уже очень давно - нехотелось. Нопоезд… Онбудто создан длятого, чтобы пить иждать. Ждать перемен.
        Девушка появилась, когда фляжка уже опустела. Ондаже небыл уверен, чтоона реальна. Брюнетка сузкими глазами внаглухо застегнутом черном платье. Симпатичная, нослишком грустная. Села рядом. Сложила руки.
        Покачиваясь истуча колесами, мчался курьерский; спал, похрапывая, сосед…
        Должно быть, девушка что-то рассказывала, ноГерен совершенно этого непомнил. Говорил восновном он сам. Такое, чтонерассказывал никому вжизни. Вчем непризнавался даже себе.
        Двачаса почти непрерывного монолога - апотом он просто выключился.
        Когда очнулся, былвкупе один. Соседа небыло.
        Небыло ичерноглазой незнакомки.
        …Всельском имении друга Герена настиг первый приступ.
        Оннеуспел ничего понять, ничего предпринять: судорога накатила внезапно, ион потерял сознание. Очнувшись, обнаружил, чтолежит наземле. Всетело ломило, словно он только что упал свысоты.
        Мадам Герен он рассказывать нестал. Онаничего незаподозрила.
        Вследующий раз Герен почувствовал приближение приступа заранее, тутже отпросился наслужбе иумчался загород, влес. Супруге сказал: срочно потребовался другу.
        Ещечерез месяц Герен отправил жену кродителям, асам остался вгородском доме. Наслужбе сказался больным. Даон ивпрямь был разбит - часы, проведенные взакрытом помещении, показались ему кошмаром, ион поклялся, чтобольше никогда так несделает. Ужлучше бежать куда угодно. Лишьбы насвободе.
        Наконец, однажды Герен уехал вНормандию. Ждал, какираньше, боли инаступления усталости, но… После суток, проведенных вобъятиях дикой природы, пьяный отморского воздуха ибезудержного бега, помолодевший лет надесять, онпонял, чтораньше инежил вовсе. Икогда пришло время возвращаться домой, онвдруг почувствовал, чтонехочет.
        Новсе-таки вернулся.
        Такпрошло пять лет. Пять лет напряженного ожидания приступов - ипредвкушения пьянящего восторга тех редких дней, когда он безоглядно отдавался своей другой природе. Убегал кморю иливгоры. Становился собой…
        - Вотстех пор так иживу, - признался Герен, вздохнув.
        - Занимательно, - втон ему отозвался Александр. - Значит, ивас она настигла?
        - Она?
        - Черная Звезда.
        - Черная Звезда? - переспросил инспектор. - Несмешите меня! Этоже сказка. Байка. История изгрошовых ужасов. Мис-ти-ка, - послогам произнесон.
        - Ктобы говорил, - насмешливо протянул шеф Спецотдела императорской уголовной жандармерии, откидываясь наспинку массивного кресла. - Наше время - итак, мать твою, одна сплошная мистика. Тебели этого незнать!
        Инспектор отвел взгляд. Онвернулся только вчера, иему было худо.
        - Посмотри лучше наэто досье.
        Шефтолкнул кнему два исписанных листа ифотографию, увидев которую инспектор вздрогнул.
        Узкие глаза, черные волосы, черное, наглухо застегнутое платье. Грустная улыбка. Знакомая улыбка…
        - Этоона?
        - Да,это иесть Черная Звезда, - припечатал шеф. - Вколониях творится черт знает что. Онапревращает любого, кого ей вздумается, вдругого. Илидругого - вчеловека.
        Несказанное повисло ввоздухе.
        Когда случился Всплеск, французские ученые несмогли объяснить, чтопроизошло вИндокитае. Нонесдавались, обещали обязательно понять природу других, найти внепонятных, кажущихся мистическими процессах естественные закономерности, накоторых держится бытие. Имтолько нужно было время.
        Время иобъекты дляисследований. Атут такая удача: инспектор уголовной жандармерии - идругой. Ктолучше поймет природу других, если неони сами?
        - Ядолжен ее найти? - спросил инспектор.
        - Да, - отозвался шеф. - Инетолько ради потрошил изИмперского университета. Ираньше-то, ещедоВсплеска, Черная Звезда будоражила особо впечатлительные умы. «Померкшее солнце», «трагичные перемены», «конец света», - проблеял начальник Спецотдела, подражая мальчишкам-газетчикам. - Ауж теперь, когда все эти мифы ожили, сведения отом, чтопоявилась Черная Звезда, вызовет среди населения настоящую панику, которую мы недолжны допустить… Нутак - берешься?
        - Берусь, - понурился инспектор.
        Издалека послышался громкий гудок паровоза - приближался поезд.
        Герен отложил вилку, вынул изкармана несколько банкнот, оставил настоле.
        - Чтож, благодарю заисторию. Прощайте, человек-тень.
        - Прощайте, - откликнулся Александр, неповорачивая головы.
        Герен расправил плащ ирешительно вышел напромозглый перрон. Локомотив, пыхтя перегретым паром, подтаскивал длинную вереницу лакированных вагонов. Герен неспешил. Емуповезло, оннашел человека, который знал Черную Звезду. Теперь главное - егонеупустить.
        Герен понюхал воздух инасторожился - стимкер неспешил трогаться сместа. Ичто ему нужно настанции? Ведь онже местный. Игде, интересно, егопароцикл?
        - Авот ия! - раздалось заспиной Герена.
        Оноглянулся, заранее натягивая улыбку.
        - Александр, - вежливо прикоснулся он ккраю цилиндра. - Провожаете иливстречаете?
        - Самеду, - ответил тот.
        - Накурьерском?
        - Нанем, - кивнул стимкер. - Хотя мне это непринципиально.
        - Разумеется, выже Тень, - кивнул Герен. - Вамибилет необязателен… Чтож, приглашаю всвое купе - если оно незанято.
        - Судовольствием.
        Увагона нес пост могучий усатый дядька-кондуктор. Протягивая свой билет, Герен краем глаза наблюдал застимкером - Александр медленно растворялся втусклом свете газовых перронных фонарей.
        - Разбудите меня вшесть утра, - сказал Герен кондуктору, вкладывая вмозолистую ладонь монету.
        - Обязательно, сударь! - откликнулся тот. - Гладкого пути, сударь!
        - Ипринесите вина… какое есть, - добавилон, морщась.
        Александр уже был вкупе. Выглядел он даже бледнее обычного. Видимо, преображения давались ему струдом. Впрочем, Герен хорошо его понимал. Самстолько лет мучился, пока две природы неслились внем водну. Внерасторжимое единство зверя ичеловека.
        - Что, худо? - спросил он направах старого знакомого.
        - Ест-ть… н-немножко, - процедил Александр, стараясь нестучать зубами.
        - Ничего, - утешил Герен. - Сейчас выпить принесут, сразу полегчает.
        Вдверь постучали. Герен чуть приоткрыл дверь, взял укондуктора две запотевшие кружки. Вечер обещал быть долгим…
        Ониулеглись заполночь, устав отразговоров иосоловев отмерзкого пойла, которое вэтом поезде выдавали забургундское.
        Скрежеща сцепками наповоротах, поезд мчался сквозь туманную мглу мимо каучуковых плантаций. Незримая вэтой мгле расстилалась долина Транг Ан - место, гдестарший инспектор Спецотдела императорской уголовной жандармерии Антуан Герен - преданный делу служака, образцовый гражданин Французской Империи - ужеуспел побывать вличине другого.
        Впрочем, последнее неуказано вофициальной характеристике. Даже само существование «Специального отдела поборьбе спреступлениями, совершаемыми другими» непризнавалось наофициальном уровне.
        Однако спецотдел существовал, хотя после закрытия дела передавались вобщий суд. Инапроцессах надстимкерами неупоминалось нисловом обих истинной природе. Даникто толком инезнал истинной природы других. Наука выдвигала множество гипотез. Выбирай любую. Насвой вкус.
        Герену больше всего нравилась та, чтообъясняла Всплеск каксоприкосновение соВселенной другого измерения. Якобы перепутались человеческая природа иприрода тамошних животных, ипроизошло «сращение». Красивая гипотеза, однако, немогла объяснить, счемже срослись втаком случае природы людей-теней, людей-кристаллов, людей-смерчей… Иуж тем более она немогла объяснить природы Черной Звезды. Правда, Герен неслишком ломал надэтим голову. Лично ему его другая природа нравилась. Даже сейчас, когда небыло нималейшей возможности хоть нанедельку вырваться вгоры, инспектору приятно было ощущать всебе Зверя. Странного, никем вэтом мире невиданного, дикого иопасного, нопо-своему великолепного.
        Скрипнула противным голосом птица-пустышка. Герен вздрогнул, возвращаясь изнапоенного свежестью горного леса вдушное купе курьерского поезда. Ещенеоткрыв глаза, онпонял, чтопассажиров прибавилось. Судя поголосу - женщина. Гдеже она села? Доутра остановок быть недолжно.
        Герен скосил глаза насоседнюю полку, гдерасположился его попутчик, человек-тень Александр. Иструдом удержался, чтобы невскочить.
        Смуглая девушка сгрустными глазами, вчерном наглухо застегнутом платье. Совсем неизменившаяся. Какбудто только вчера они сней сидели втакомже купе иразговаривали неизвестно очем.
        Сейчас они тоже говорили, Александр инезнакомка. Говорили тихими голосами. Наверное, боялись его разбудить.
        Иправильно боялись. Онидаже неподозревают, несчастные другие, каким неповезло. Зато повезлоему. Шефбудет доволен.
        - Яуже пятый поезд меняю, атебя все нет инет…
        - Знаю, милый, прости. Яневсегда могу выбирать. Онивсе садятся вразные поезда. Иедут. Сами незнают, куда изачем. Бегут отсамих себя, непонимая этого. Абежать им надо неотсебя, а - ксебе. Ипока их всех найдешь, пока объяснишь… Ихмного, ая одна…
        - Разве ты неможешь отказаться, Суфат? Разве неможешь быть только сомной?
        - Могу, Кент. Могу, нотолько… Только тогда им никто непоможет… Знаешь, какие уних глаза? Тоскливые, испуганные, недоверчивые… Тыже знаешь, если другой неосознает своей сути, онумирает. Умирает отНевоплощения. Хотя длявсех остальных он будет казаться живым.
        - Да,да, япомню, тыговорила… Аему ты тоже помогла?
        - Да,иему тоже. Хотя он иполицейский.
        - Чтож ты сразу несказала?! Авдруг он изэтих, изспециального отдела?
        - Нуичто? Язнаю, онизамной давно охотятся. Чудаки. Другие ловят других…
        - Уйдем отсюда?
        - Ну,если хочешь… Только это ничего неизменит…
        - Куда! - сорвавшись сполки, Герен выхватил извнутреннего кармана жетон. - Стоять!
        Александр иЧерная Звезда - Кентавр иСуфат смотрели нанего, какнанеопасного сумасшедшего. Спрезрением ижалостью. Аможет быть - только сжалостью.
        - Именем закона вы арестованы! - выдохнул Герен. - Вслучае сопротивления имею право применить крайние меры!
        - Пойдем, Кент, - вздохнула Черная Звезда, поднимаясь. - Емунадо побыть одному.
        - Ясказал - стоять! - Герен выхватил револьвер инаправил короткий ствол надевушку.
        - Несмей! - выкрикнул Александр-Кентавр и, оттолкнув Суфат, бросился наГерена.
        Тотнеуспел уклониться. Стимкер нанес ему вполне профессиональный хук слева. Неприятно хрустнула челюсть. Инспектор рухнул впроход, намгновение ослепнув отудара.
        «Зверь! - мелькнуло вего голове. - Гдеты?!»
        Нополицейские рефлексы оказались проворнее инстинктов дремлющего где-то глубоко вГеренской душе Зверя. Зверь нежился впредрассветных сумерках, иего неразбудил нигром отдаленного выстрела, низвон пробитого навылет оконного стекла. Нитем более хруст грудной клетки.
        Кентавра швырнуло натуже полку, гдееще недавно он толи спал, толи грезил вожидании возлюбленной, которая стояла рядом исмотрела нанего спокойными черными глазами. Глазами Звезды.
        - Выарестованы! - отчаянно прохрипел Герен, вбессилии глядя, кактает, растворяется назалитой кровью полке Александр.
        - Яже сказала, этоничего неизменит, - произнесла Черная Звезда. - Всеуже давно произошло. Произошло втот момент, когда каждый изнас стал самим собой. Только теперь Тень окончательно стал тенью. Аты - Зверем.
        - Аты? - прорычал Герен. - Кемсталаты? Ведьмой! Чудовищем!
        - Черной Звездой, - ответила она ипропала.
        Герен взвыл - проснувшийся наконец Зверь понял, чтоего провели, - выскочил изкупе, отпихнул перепуганного шумом кондуктора, дернул дверь другого купе. Сорвал защелку. Наткнулся начей-то перепуганный взгляд, отпрянул, бросился вхвост вагона, кренящегося наповороте, выбежал втамбур, распахнул дверь.
        Холодный утренний ветер радостно взъерошил волосы, обдал запахами локомотивной гари, перестоявшегося заночь тумана илиственной прели суже совсем близких лесистых предгорий. Инспектор вдохнул эту смесь полной грудью - ивдруг засмеялся. Окинул счастливым взглядом разворачивающийся пейзаж.
        Часы стояли.
        Зверь, пробудившийся внем, сладко потянулся ипринялся вылизывать снежно-белую манишку, испачканную кровью недавней добычи.
        Намиг ему показалось, чтонасамом верху пожелтевшей макушки горы, выглядывающей изтуманного одеяла, онувидел манящую его Черную Звезду…
        «Нучтож, - подумалось Герену, - вконце концов, мытогда так инедоговорили…»
        Инспектор засмеялся, отшвырнул внесущиеся вдоль поезда полосы низкого кустарника пистолет ишагнул следом.
        Юлия Остапенко
        Поселение
        Через поле ползла огромная гусеница - футов двадцати вдлину инеменее десяти вобхвате. Еечленистое тело сверкало ипереливалось насолнце, яркие блики скользили повыпуклым медным заклепкам, трубам ипучкам никелевых проводов, обнажавшихся между сочленениями, когда гусеница вытягивалась вовсю длину. Несмотря напоистине чудовищные размеры ивес, онадвигалась наудивление шустро иприэтом почти беззвучно, лишь немного пофыркивая иизредка стрекоча. Там, гдеона проходила, густые заросли амаранта исчезали - стебли сминались, складывались видеально ровные снопы, аувенчивающие их темно-бурые гроздья семян исчезали внеобъятном брюхе машины.
        - Поразительно, - сказал Эмерсон, даже непытаясь скрыть охватившее его изумление. - Этопросто поразительно. Мистер Дженкинс, когда вы писали, чтоиспользуете наплантациях новейшие индустриальные достижения, яожидал многого - ночтобы такое!
        Мистер Дженкинс, управляющий, улыбнулся скромно игордо, крайне довольный произведенным впечатлением.
        - Благодарювас, сэр. Этот механизм мы используем первый сезон, ноон уже превосходно себя показал. Каквы можете видеть, машина обеспечивает одновременно жатву, отделение колосьев отстеблей иобмолот, такчто навыходе мы имеем чистый сбор сничтожным количеством мякины изерновых потерь. Приэтом скорость обработки поля достигает двух акров вчас.
        - То-то я смотрю, ваши рабочие прохлаждаются втенечке, - сказал Эмерсон весело, нежелая, чтобы Дженкинс решил, будто новый хозяин придирается впервыйже день.
        - О,уних достанет работы, когда будут доставать зерно иперевозить его намельницу. Между прочим, просев, очистка, сушка исортировка зерен унас также механизированы. Неугодно взглянуть?
        - Позже непременно. Всеэто очень интересно, правда, Мэри?
        - Да,чрезвычайно, - отозвалась та.
        Онистояли втени подраскидистыми ветвями гигантского баньяна, дававшего хоть какое-то укрытие оттяжелого полуденного зноя. Жара вОст-Индии была нетакой, каквдругих частях света - воздух непросто накалялся, ноплавился, заползал влегкие, словно раскаленное золото, обжигал, давил идушил одновременно. Эмерсон незнал, сможетли когда-нибудь кэтому привыкнуть, но, впрочем, сейчас он забыл ожаре, лишь только глянув насвою жену. Мэри была удивительно хороша сегодня - вголубом ситцевом платье, сголубымже тканевым зонтиком, небрежно закинутым наплечо. Емустоило немалых усилий убедить ее сменить тяжелые европейские платья, привезенные изАнглии, наболее легкий ситец, вкотором мучительная тропическая жара переносилась легче. Этоплатье дляМэри пошили вовремя их остановки вБомбее, и, когда она надевалаего, Эмерсон немог отвести отнее глаз. Разумеется, рукава плотно охватывали руки дозапястий, подол был достаточно длинен, ашея закрыта досамого горла, укоторого поблескивали две перламутровые пуговки. Но,если напрячь воображение, сквозь тонкую ткань угадывалась батистовая нижняя сорочка истройный стан, икогда Эмерсон
думал обэтом, унего перехватывало дыхание.
        Онмогбы стоять здесь илюбоваться ею часы напролет, аона едвабы это заметила; норядом был Дженкинс, поэтому Эмерсон опомнился. Нежная истрогая красота Мэри так контрастировала сее холодным скучающим тоном, чтоЭмерсон порывисто обернулся куправляющему, спеша возобновить разговор.
        - Яодного непойму, Дженкинс, гдеже кабина? Этамахина выглядит повсей длине одинаково, ядаже гадать невозьмусь, куда помещается человек.
        - Этоочень просто, сэр. Никуда. Тамнет человека.
        - Тоесть… Выхотите сказать, чтоона работает автономно? Сама посебе?
        - Именно так. Какивсе наши машины.
        - Нонакакойже она тогда тяге? Паровой? Илинавечном двигателе? - Эмерсон засмеялся собственной шутке, иДженкинс любезно улыбнулся вответ.
        - Всущности, - проговорилон, растягивая слова, какделали многие англичане, давно живущие вОст-Индии, - принцип работы этих механизмов неизвестен. Нампоставляют их врабочем виде ипредоставляют ремонтников вслучае неисправности. Вотивсе.
        - Ктопоставляет? Австралийцы? Яслышал, Джон Ридли недавно создал вМельбурне революционную уборочную машину, - оживленно добавил Эмерсон, радуясь случаю блеснуть своими познаниями ваграрной индустрии.
        НоДженкинс остался кего познаниям равнодушен. Онпокачал головой.
        - Нет, сэр, неавстралийцы. Ихпроизводят местные. Поселенцы.
        - Что? Туземцы? Вы,должно быть, шутите?
        - Нет, сэр. Ия несказал - туземцы. Ясказал - поселенцы. Вынепременно вскоре сними встретитесь. О,да вот иодин изних, легок напомине.
        Дженкинс указал вперед, надорогу, идущую вдоль поля. Эмерсон приложил ладонь щитком кглазам ивсамом деле увидел человека, направляющегося кним. Слепящее солнце светило прямо нанезнакомца, иказалось, чтовся правая сторона его тела сверкает иискрится влучах, вточности какмедное тело механической жатки, ползущей пополю.
        Дженкинс приподнял шляпу, сказал: «Сэр, мэм» ипоспешил вперед, навстречу гостю. Эмерсон почувствовал, какМэри взяла его сзади подруку, иинстинктивно прижал ее ксебе.
        - Поразительно, - повторилон. - Яслышал, чтодядя Джордж развел тут бурную модернизацию, ноэто поистине нечто невиданное. Никогда невстречал подобных машин, даже вгазетах.
        Мэри промолчала. Эмерсон бросил нанее обеспокоенный взгляд. Завитки соломенно-русых волос, взмокнув отиспарины, облепили гладкий белый лоб его жены, иЭмерсону захотелось сдуть один изних. Ноон непосмел.
        - Всехорошо? - спросилон. - Тыустала? Хочешь, вернемся вдом.
        Онапокачала головой. Взглянула нанего отчасти смущенно, отчасти - сжалостью. Онапонимала, какему тяжело. Слишком хорошо понимала, ноничего немогла поделать.
        - Всевпорядке, Чарльз. Побудем еще немного, - негромко сказала Мэри, иЭмерсон благодарно обнял ее заталию. Апотом, несдержавшись, поцеловал втемя, прямо ваккуратный пробор.
        - Мыбудем очень счастливы здесь, - сказалон.
        Темвременем Дженкинс поприветствовал вновь прибывшего иповел его кчете Эмерсонов, ожидавшей подбаньяном. Помере того, какони приближались, Эмерсону все больше казалось, чтоон перегрелся насолнце или, быть может, здешний жестокий климат сыграл сним злую шутку. Новот они уже стоят лицом клицу, иЭмерсону пришлось употребить все свое самообладание, чтобы непозволить глазам расшириться визумлении.
        Когда ему чудилось, будто свет играет начеловеке, какнамашине, - этововсе небыло иллюзией. Начеловеке была рубаха безрукавов икороткие, доколен, штаны, чтооткрывало взгляду его правую руку иправую ногу, сделанные измеди, сточно такимиже заклепками, проводами иблестящими сочленениями, какитело механической гусеницы наполе.
        Пальцы Мэри, лежащие уЭмерсона напредплечье, вдруг судорожно сжались, сгребя ткань его сюртука вгорсть. НоЭмерсон невзглянул нажену, невсилах оторвать взгляд отстранного посетителя.
        - Мистер Эмерсон, сэр, - церемонно проговорил Дженкинс. - Разрешите представить вам Говарда. Онполномочный представитель Поселения, всенаши дела мы ведем преимущественно через него. Говард, этомистер имиссис Эмерсон, наши новые хозяева.
        - Эточесть дляменя. Какпоживаете? - сказал тот, кого Дженкинс представил Говардом (неприбавив «мистер», такчто осталось неясным, имяэто илифамилия).
        Речь его звучала правильно, ноголос казался странно невыразительным, блеклым. Онточно небыл туземцем: завремя путешествия через Ост-Индию Эмерсон достаточно повидал индусов, иуже нисчембы неспутал их характерные крупные черты, густые брови, большие блестящие глаза. УГовардаже черты лица были вполне европейскими, пожалуй, даже английскими - вытянутая форма черепа, тонкий нос сдлинными ноздрями, острый подбородок. Нокожа его была оливкового цвета, аглаза - ярко-серого, именно ярко-серого, так, чтоказались серебряными. Ужеодного этого хватало, чтобы признать внешность «поселенца» ввысшей степени неординарной, амеханические рука инога довершали картину ипревращали Говарда всамого необычного человека, какого когда-либо видел Эмерсон.
        - Мыузнали, чтовпоместье новый хозяин, - проговорил Говард, глядя Эмерсону влицо почти немигающим взглядом серебристых глаз, нообращаясь какбудто кДженкинсу. - Надеюсь, сним небудет никаких проблем.
        - О,разумеется, никаких. Нималейших! - живо отозвался Дженкинс, улыбаясь очень широко, очень любезно, но, какпоказалось Эмерсону, невполне искренне.
        Онвдруг осознал, чтоМэри все еще судорожно стискивает его локоть. Онпосмотрел нажену, но, какобычно, ничего несмог прочесть наее лице. Онаказалась такойже спокойно иравнодушной, каккогда Дженкинс показывал им механическую жатку. Воттолько пальцы ее все также сжимали вгорсти ткань мужниного сюртука.
        Говард кивнул раз, потом другой. НаМэри он невзглянул, иЭмерсон подумал, чторад этому. Затем Говард повернулся кДженкинсу.
        - Ямогу забрать нашу часть?
        - Да,конечно. Сейчас какраз кончается цикл. Простите, сэр, мэм, - Дженкинс снова приподнял шляпу ипоспешил вместе сгостем кполю, покоторому, фырча, какживая, иоставляя засобой идеально ровные снопы выпотрошенных стеблей, сноровисто ползала гигантская машина.
        Эмерсон сМэри стояли какое-то время, молча глядя им вслед. Апотом вернулись вдом.
        Онидолжны были уехать изАнглии. Никакого другого решения несуществовало. Эмерсон неуставал повторять себе это, страдая отжары даже повечерам иотмахиваясь оттолстых злобных москитов. Вечер неприносил ощутимого облегчения - напротив, отджунглей, раскинувшихся вполумиле отпоместья, начинало тянуть болотистой сыростью игнилью, навевавшей мысли окладбище. Говоря начистоту, Эмерсону ненравилась Ост-Индия. Ипоместье дядюшки Джорджа, этот дом, довольно-таки запущенный, темный инеожиданно тесный - всего нашесть комнат, - ненравился тоже.
        Нонеуехать они немогли. Годназад Мэри потеряла ребенка. Ихпервенца, сына, которого они так радостно ждали… НоБог рассудил, чтоони недостойны такого счастья. Мэри сама едва непогибла, идоктор сказал, чтоона несможет больше иметь детей. Этавесть едва неубилаее. Мэри, егоМэри, раньше такая веселая, смешливая, живая, превратилась вбледную тень себя самой. Онасохранила свою красоту, идаже - хотя Эмерсону было больно признавать это - стала еще прекрасней, чемпрежде, ибострадание привнесло утонченность вее черты. Ноона перестала улыбаться ипочти совсем перестала говорить. Онастала сдержанной, чопорной, немногословной - словом, такой, какой идолжна быть настоящая леди. Воттолько еслибы Эмерсону нравились подобные женщины, онбы женился наПатриции Прескотт, какнастаивали его родители, аненаэтой девушке, которую полюбил когда-то всем сердцем. Онисейчас ее любил инеоднократно говорилей, чтопотеря неразрушит ниих брак, ниих счастье. Онповторял это каждый день уже целый год, ипоначалу даже сам вэто верил. Оннадеялся, чтовремя все излечит.
        Новремя ничего неизлечило. Атут еще мать Эмерсона стала подливать масла вогонь, намекая, чтохорошобы ему развестись - да, этодовольно хлопотно иотчасти скандально, ностарая леди готова была пойти натакие жертвы воимя продолжения своего рода. ДаиПатриция Прескотт все еще незамужем, икто знает… Всеэти бесконечные намеки иразговоры сводили Эмерсона сума. Темсильнее, чемчаще он сам ловил себя наподобных мыслях, лежа вхолодной постели смолодой женой, отвернувшейся кстене.
        Поэтому когда пришло сообщение отом, чтодядя Джордж умер, неоставив наследника, Эмерсон воспринял это какзнак свыше. Онникогда немечтал бросить Англию исделаться фермером вОст-Индии, носейчас готов был ухватиться залюбую возможность, сулящую перемены. Быть может, смена обстановки пойдет напользу Мэри, пойдет напользу им обоим. Оникупили два билета накорабль, ичерез несколько месяцев причалили вБомбее. Апотом их ожидало длинное, утомительное, нопо-своему захватывающее путешествие посуше, полное бурных впечатлений иновых открытий. Увы, Мэри осталась равнодушна иквеличественной красе Тадж-Махала, иквычурной роскоши храмов Мурдешвара. Стоилоли ожидать, чтоее впечатлит какая-то механическая жатка, пусть идвижущаяся пополю сама собой.
        Ночего несмогли сделать Тадж-Махал имеханическая жатка, то, очевидно, совершил человек ссеребряными глазами ипротезами вместо руки иноги. Темвечером, сразу после ужина, Мэри пошла ксебе ипочти тотчас вернулась, неся мольберт икоробку скрасками икистями. Эмерсон, увидев это, едва удержался, чтобы невскочить отволнения.
        - Хочу немного поработать. Тынепротив? - спросилаона, словно робея, иЭмерсон, воскликнув: «Разумеется, нет!», далей место уокна, выходящего наполе.
        Мэри была превосходной художницей, досвадьбыей, кажется, даже прочили успех. Будучи беременной, онатакже часто бралась закисть, но, потеряв ребенка, совершенно утратила интерес ковсему, втом числе икрисованию. Завремя их путешествия поОст-Индии она несколько раз делала карандашные наброски, нониодин недовела доконца. Авот сейчас вспомнила омольберте. Эмерсон верил, чтоэто добрый знак.
        Онустроился вплетеном кресле струбкой игазетой месячной давности (других вэтой глухомани было несыскать). Радхика - пожилая индианка, служившая еще дяде Джорджу, - принесла кофе, иЭмерсон пил, курил илюбовался поверх газеты женой, наносившей краску нахолст быстрыми, отрывистыми мазками. Онастояла кЭмерсону лицом, повернув мольберт ксебе, ион невидел, чтоименно она рисует, зато видел напряженную складку, пролегшую между ее бровями, исосредоточенно поджатые губы. Мэри никогда невыглядела счастливой, когда рисовала, ноЭмерсон знал, чтоэто лишь оттого, какглубоко ее захватывает работа. Отчасти заэто - заспособность столь полно отдавать себя любимому делу - онее когда-то иполюбил.
        - Взгляни, - сказала она часа полтора спустя, отступая отхолста.
        Солнце уже село, Радхика недавно принесла свечу - всего одну, иЭмерсон собирался отчитать ее заэто. Если дядя Джордж любил сидеть вечерами впотемках, этонезначит, чтотак теперь будет вечно. Эмерсон обошел мольберт, обнял Мэри сзади заталию - ипосмотрел.
        Онанарисовала Говарда. Человека смеханическими протезами.
        - Явесь день думаю онем, - сказала Мэри после минуты напряженного молчания. - Этодурно?
        - Нет. Думаю, чтонет. Ондействительно… впечатляет, - проговорил Эмерсон. Портрет получился довольно условным, новтоже время очень точным. Откартины, сделанной наспех, исходило тоже ощущение, чтоиотее прототипа: ощущение непонятной силы и… инаковости. Да,пожалуй, именно инаковости.
        - Унего такие странные глаза, - сказал Эмерсон, иМэри встрепенулась.
        - Правда? Мнетоже они запомнились больше всего. Боюсь, уменя неполучилось передать какследует.
        - Утебя очень хорошо получилось, - признал Эмерсон, нопочему-то это непрозвучало какпохвала.
        Мэри почувствовала это - ониочень хорошо понимали настроения друг друга, досих пор понимали, несмотря навсе случившееся. Онаживо обернулась, обхватила Эмерсона зашею руками. Пристально, почти требовательно всмотрелась вего лицо.
        - Если нехочешь, янебуду больше его рисовать, - решительно сказалаона.
        «Аты собираласьеще? Одного портрета разве мало?» - едва невырвалось уЭмерсона. Новместо этого он сказал:
        - Нет. Если это вдохновляет тебя, рисуй. Чтоугодно, лишьбы тебе было хорошо.
        Онсказал это, немного покривив душой, потому что Мэри небыло хорошо. Онасмотрела нанего ясно ипрямо, еегубы подрагивали отвозбуждения, авглазах появился блеск, но… это был невполне здоровый, почти лихорадочный блеск. ИЭмерсон несомневался, чтоей нехорошо.
        Ноона ожила. Слава богу, онаожила, впервый раз заполтора года. Какон мог ей отказать?
        Онжарко поцеловалее, иона ответил напоцелуй.
        Намельнице - хотя вернее назвать это помещение зернообрабатывающим цехом - было темно иеще более душно, чемснаружи. Воздух полнился специфическим запахом свежемолотой амарантовой муки инеровным гулом, который издавали несколько установленных внутри машин. Онисоставляли единую систему иработали слаженно, ностучали, ухали итрещали вразнобой, чтосоздавало неприятную какофонию, режущую слух. Дженкинс подробно объяснил Эмерсону принцип действия каждой измашин, особо подчеркивая их высочайшую точность, впечатляющую производительность ипочти полную автономию отчеловека. Всамом деле, сейчас вцеху, кроме них, находился лишь один рабочий-индус, чьязадача состояла втом, чтобы вовремя сменять мешки, вкоторые сыпалась избольшого медного раструба первосортнейшая мука.
        - Всеже мне непонятно, накаком топливе они работают, - крикнул Эмерсон, заглушая стрекот машин.
        - Никакого топлива, сэр! Втом-то идело! Одновременно сповышением производительности иснижением издержек наручной труд мы получаем еще иполное отсутствие сырьевых затрат, что, всвою очередь…
        Ион опять залился соловьем. Эмерсон слушал его какое-то время, апотом, неутруждая более голосовые связки, кивнул навыход.
        Онивышли изцеха, иЭмерсон закурил. Предложил Дженкинсу, нотот вежливо отказался, хотя Эмерсон несомневался, чтоон смолит что есть мочи. ВОст-Индии курятвсе, этохоть немного отвлекает отизнуряющей жары ивездесущих москитов.
        - Дженкинс, расскажите мне опоселенцах. Откуда они взялись?
        - Этосложно объяснить, сэр. Онинетуземцы, этоя могу утверждать определенно. Более того, вих жилах течет европейская кровь. Онипоявились здесь задолго доБритании идолгое время существовали сами посебе.
        - Акакони производят свои машины? Уних есть завод иличто-то вроде того?
        - Незнаю, сэр. Видители, яникогда небывал всамом Поселении. Иникто изместных небывал.
        - Выненаходите странным, чтоони достигли таких впечатляющих результатов вразвитии технологий, находясь вполном отрыве отцивилизации? Ведь то, чтооних неслышал никто вконтинентальной Европе, своего рода нонсенс. Внаше время газетчики кидаются налюбую сенсацию, точно свора собак нападаль. Аэто - истинная сенсация, Дженкинс.
        - О,бесспорно, сэр. Ноздесь нелюбят газетчиков. Думаю, дело вэтом, - сказал Дженкинс так, словно это все объясняло.
        Онипомолчали. Эмерсон наблюдал заГовардом иеще одним человеком, тоже поселенцем. Онивозились узадней части диковинной самоходной машины, которая привезла их сюда, катясь так бойко, точно была запряжена четверкой лошадей. Сейчас они сгружали внее тюки самарантом. Дженкинс объяснил Эмерсону, чтопоселенцы непризнают никакой валюты, имежду ними ивладельцем поместья налажен натуральный обмен: поселенцы дают машины иобеспечивают их работоспособность, авзамен забирают половину урожая.
        - Половину? Немноговатоли?
        - Нет, сэр, всамый раз. Вэтих краях амарант поспевает рано, аблагодаря механизмам поселенцев мы обрабатываем почву изасеиваем ее значительно быстрее, чемкакое-либо фермерство Ост-Индии. Тоже касается сбора иобработки зерна. Навыходе мы производим вчетверо больше чистого продукта, чемлюбой фермер могбы получить стакой посевной площади, ипервыми поставляем его нарынок. Наша мука считается лучшей, еепоставляют наличную кухню самого господина губернатора. Доходы достаточно велики, заказы отпоставщиков расписаны натри месяца вперед, анаша репутация безупречна.
        - Вы,я вижу, очень гордитесь успехами дядюшкиной фермы.
        - Ода, сэр. Весьма. Только теперь это ваша ферма.
        Эмерсон неответил. Онсмотрел навторого поселенца, который соспины казался вполне обычным человеком - ируки, иноги унего были наместе. Воттолько стоило ему повернуться, истановилась видна чудовищная жестяная маска, закрывающая большую часть лица ичасть темени. Вместо левого глаза торчал окуляр свыпуклой линзой, непрерывно вращавшейся вметаллической глазнице.
        - Онивсе такие? - негромко спросил Эмерсон. - Яимею ввиду их протезы.
        - Насколько мне известно, да, сэр. Ямало кого изних видел вблизи.
        - Этонесколько… необычно идаже пугающе.
        - Совершенно свами согласен.
        Эмерсон докурил трубку какраз ктому времени, когда Говард сосвоим спутником закончили погружать мешки, сели верхом насвоего странного железного коня иисчезли вджунглях.
        Эмерсон вернулся вдом вмуторном, почти что скверном настроении. Казалосьбы, всескладывалось какнельзя лучше: емудостался внаследство непросто кусок запущенной земли, нопроцветающее хозяйство, оборудованное попоследнему слову техники. ИМэри наконец оживилась, теперь ее неузнать. Онанестала прежней, ноэто было уже инето бледное, вялое создание, которое Эмерсон одновременно любил, жалел икоторым втайне начинал тяготиться. Теперь вМэри снова бурлила жизнь. Каждое утро икаждый вечер она брала мольберт, корзинку седой ивсопровождении старой Радхики шла вджунгли. Неслишком далеко, разумеется, ноМэри утверждала, чтотам, среди неподвижных пальм инизко нависающих лиан, ейработается лучше. Онабольше непоказывала Эмерсону свои рисунки, ноон предполагал, какого они могут быть содержания, иэто его тревожило. Вотисейчас - онпообщался срабочими, осмотрел мельницу иуже вернулся, аона по-прежнему где-то бродит. Эмерсон вздохнул исоскуки уселся зарасходные книги, которые представил ему Дженкинс впервыйже день идокоторых унего никак недоходили руки.
        Изложенная вцифрах история дядюшкиной фермы, ещедесять лет назад еле сводившей концы сконцами, атеперь превратившейся всверхдоходное предприятие, оказалась неожиданно увлекательной. Изучая отчеты, Эмерсон потерял счет времени иопомнился, лишь когда заокном начало смеркаться. Вджунглях темнеет рано, ивсеже он бросил озабоченный взгляд нанастенные часы. Половина восьмого! ОГосподи. Гдеже Мэри?
        Снедаемый дурным предчувствием, Эмерсон вышел водвор. Немногочисленные рабочие уже разошлись, плантация стояла пустой итихой, илежащая бездела гигантская гусеница-жатка казалась дремлющим чудовищем. Эмерсон сбежал скрыльца, готовый кинуться вджунгли напоиски жены, итут увидел Радхику, неторопливо идущую подороге кдому.
        Идущую водиночестве.
        Эмерсон мгновение стоял неподвижно, апотом бросился вперед. Через миг он схватил пожилую индианку заплечи ивстряхнул, точно тряпичную куклу.
        - ГдеМэри? Почему ты одна?!
        - Простите, сэ-эр, - протянула Радхика наломаном английском. - Ужтак оно вышло, сэ-эр.
        - Каквышло? Господи, чтоты несешь?! Гдемоя жена?
        - Там, - сказала индианка совершенно невозмутимо иуказала рукой налес.
        Эмерсон мгновение смотрел нанее, точно безумный. Чувство, чтоего жена попала вбольшую беду, стало огромным, какморской вал, изахлестнуло его сголовой. Оннестал тратить больше время нарасспросы женщины, хоть она ивела себя совершенно дико. Вместо этого Эмерсон сорвался сместа икинулся туда, где, какон знал, обычно коротала замольбертом дни его жена.
        Оннашел то место довольно быстро - следуя его просьбам, Мэри неотходила слишком далеко идержалась широкой тропы, проложенной вэтой части джунглей. Еемольберт, зонтик ишляпка валялись насмятой траве, рядом срассыпавшимися булочками, которые Мэри взяла ссобой, чтобы подкрепиться. Листы бумаги белели визумрудной траве, усеянной ядовито-желтыми цветами. Эмерсон упал наколени втраву исгреб руками эти листы.
        Тамбыли поселенцы. Навсех рисунках. Говард, итот второй, сокуляром вместо глаза, идругие тоже. Всех объединяло одно: механические части тел, темная кожа исеребряные, неподвижные, глядящие всамую душу глаза. Иеще Мэри рисовала машины. Нетолько те, которые могла видеть наферме.
        - Боже, чтоэто. Чтоэто, черт подери, такое, - прошептал Эмерсон.
        Еговзгляд упал напоследний рисунок, незаконченный - она, наверное, работала какраз надним, когда нанее напали. Рисунок изображал конструкцию наподобие крепостной стены, усеянную бойницами, выдвижными пушками, ещекакими-то непонятными иугрожающими компонентами. Онавидела что-то. Этачертова индианка завела ее вджунгли, иМэри увидела что-то, чтоей видеть неположено.
        Эмерсон судорожно стиснул последний рисунок, вскочил наноги ипомчался обратно.
        - Дженкинс! Дженкинс! Выходите сейчасже!
        Дженкинс направах управляющего жил впоместье, внебольшой пристройке позади дома. Набешеный крик Эмерсона он вышел несразу, нонаего лице была написана неподдельная тревога.
        - Мистер Эмерсон, сэр? Что-то случилось?
        - Этитвари… изПоселения… они забрали мою Мэри! - крикнул Эмерсон, задыхаясь.
        Тревога тотчас исчезла слица мистера Дженкинса.
        - О, - произнесон. - Воткак.
        - О,вот как?! Иэтовсе, чтовы можете сказать?!
        - Мнеочень жаль, сэр. Янемог подумать, чтоюная миссис может представлять дляних интерес. Обычно они нетрогают хозяев, яхочу сказать, чтотакого прежде ниразу…
        Оносекся, когда Эмерсон сгреб его загрудки.
        - Вотчто, - прохрипел Эмерсон. - Японятия неимею, чтоты бормочешь, ноты немедленно отправишься зарабочими. Даютебе наэто полчаса. Потом мы выступаем влес искать мою жену.
        - Нет, сэр. Боюсь, этоневозможно.
        Эмерсон отпустилего. Дженкинс отступил нашаг иаккуратно расправил смятый воротничок. Опустил взгляд - итут заметил рисунок Мэри, который Эмерсон все еще инстинктивно сжимал вкулаке, словно путеводную карту. Дженкинс нахмурился. Егоголос зазвучал сухо:
        - Я,конечно, могу послать зарабочими, ноони откажутся приходить. Даже если вы пригрозите уволить назавтра их всех. Никто изместных непойдет вПоселение, вэтом я вам ручаюсь.
        - Плевать, - выдавил Эмерсон, трясясь отбешенства, отстраха заучасть жены иотбессильной злобы, которую будил внем этот любезный ибезжалостный человек. - Безвас обойдусь.
        - Этобылобы опрометчиво. Видители, онинеподпустят вас близко кстене. Асама стена заперта механическими воротами, которые невозможно открыть снаружи.
        Эмерсон неудостоил его ответом. Онпошел наконюшню, седлал коня ивскочил нанего, разворачиваясь спиной кджунглям. Дженкинс следил заего действиями свновь появившейся тревогой. Воттолько Эмерсон уже понимал, чтотревожится он вовсе незаМэри.
        - Чтобы вы низадумали, сэр, нестоит, право! - крикнул Дженкинс ему вслед.
        НоЭмерсон уже пришпорил коня.
        Поместье располагалось вдесяти милях отдеревни индусов. Когда Эмерсон добрался туда, стояла уже глухая ночь, деревня была погружена вотьму иказалась вымершей. Нобыстро проснулась, когда внее ворвался всадник, выкрикивающий что-то наязыке британцев. Этого языка вдеревне никто незнал, включая старосту, разбуженного ивыбежавшего нашум. Сбольшим трудом, изъясняясь красноречивыми знаками иподкрепляя свои требования грозным видом, Эмерсон сумел наконец объяснить, чтослучилось. Едва индусы поняли, чтоон говорит опроклятом Поселении, какулицы тотчас опустели снова. Люди просто развернулись иушли обратно всвои дома, совершенно перестав замечать Эмерсона. Староста остался немного дольше, ноиотнего Эмерсон добился лишь виноватого «нахи, нахи, манахай», чтоозначало недвусмысленный отказ. Дженкинс сказал правду: никто здесь нежелал ипомыслить отом, чтобы вторгнуться вПоселение. Темболее ради белого плантатора-британца, который приехал сюда всего неделю назад.
        Эмерсон уже стал отчаиваться, каквдруг ему наконец повезло. Изтемноты выступило несколько небритых лиц - пять илишесть мужчин, плохо одетых, дурно пахнущих икрайне подозрительно выглядящих. Зато они говорили по-английски. Ихвожак, плечистый громила сизрытым оспинами лицом, сказал, чтоежели умистера есть работенка имистер готов заплатить вперед, тоони согласны хоть кчерту впасть, потому кактуземные суеверия дляних значат небольше плевка. Эмерсон несомневался, чтоэто беглые каторжники илиеще какие-то головорезы вэтом роде. Более того, онпонимал, чтоесли отправится сними всвое поместье, тоони вполне могут ограбить иубить его подороге. Ноунего неоставалось выбора. Если Бог послал ему этих людей именно сейчас, когда он так нуждается впомощи, - неможет быть, чтобы они его предали.
        Онсогласился навсе их условия ивскоре уже скакал через лес обратно кплантации воглаве небольшого отряда, сшумом рассекавшего качающиеся напути лианы.
        Какнистранно, наемники сдержали слово. Впоместье Эмерсон направился прямо ксейфу, вынул изнего тридцатьфунтов золотом и, выйдя водвор, вручил главарю. Тотпересчитал, кивнул и, быстро поделив оплату между подельниками, сказал, чтоможно ехать. Эмерсон выдохнул отоблегчения. Теперь, сэтими молодчиками, онбыл уверен вуспехе. Онспасет Мэри излап этих чудовищ, непременно спасет!
        Тачасть джунглей, чтовела кПоселению, казалась почти непролазной. Но,углубившись влес, Эмерсон обнаружил дорогу - широкую истоль тщательно укатанную, чтоона казалась вымощенной. Поэтой дороге поселенцы ездили насвоих машинах, они, видимо, ипроложилиее. Сейчас это сыграло Эмерсону наруку. Ночь стояла темная, лишь редкие звезды скупо поблескивали нанебе, джунгли поднимались побокам отдороги высокой душной стеной, волновались идышали, точно живое, враждебное существо. Время отвремени раздавались резкие вскрики обезьян ивопли неведомых птиц, неприятно похожие наплач человеческих младенцев. Нонаемники держались бодро, невыказывая итени страха, такчто отряд продвигался через лес, всебольше углубляясь вджунгли.
        Туча, закрывавшая луну, рассеялась, иЭмерсон наконец увидел стену. Точно такую, какнарисунке Мэри. Только порисунку невозможно было даже предположить, какона огромна. Футов пятнадцати ввысоту, онатянулась назапад инавосток, нигде необразовывая углов илиизгибов. Дорога упиралась прямо внее, апобокам стоял непролазный лес. Впрочем, Эмерсон несомневался, чтостену неудастся обогнуть илиобойти. Онпридержал коня вдвадцати ярдах отстены итуго натянул поводья.
        - Эй,вы! Там, застеной! Моеимя Чарльз Эмерсон, ия пришел засвоей женой.
        Стена молчала. Вотьме невозможно было различить ее цвет иразглядеть конструкцию вовсех подробностях. Эмерсон видел только, чтоэто вновь сплав жести имеди, широких раструбов иклепаного металла, навесных карнизов ипроводов - наподобие того, чтоон уже видел раньше. Стена невыглядела стеной - онавыглядела еще одной машиной. Самой огромной исамой страшной извсех, какие можно представить. Инепроницаемая тишина, которая ее окутывала, лишь усиливала это чувство.
        - Если она цела, обещаю, чтомы обовсем забудем. Ялишь хочу, чтобы она вернулась домой. Иначе вам непоздоровится. Япришел неодин! Моилюди…
        - Дачто тут лясы точить, - проворчал один изголоворезов унего заспиной и, сдернув сплеча ружье, выстрелил встену.
        Сложно сказать, чего он хотел этим добиться, - возможно, просто заявить серьезность своих намерений. Раздался краткий металлический лязг, когда пуля, расплющившись ометалл, упала втраву. Апотом полыхнуло пламя. Эмерсон успел увидеть две яркие горизонтальные вспышки справа ислева, осветившие массивные ворота, увенчанные гигантским механическим поворотником. Побокам отворот находилось нечто вроде бойниц, иэти-то бойницы выплюнули две струи огня, ударившие ярдов надвадцать вперед. Ударной волной Эмерсону сорвало сголовы шляпу, волосы иброви опалило жаром. Онуслышал истошное конское ржание идикие вопли, имедленно, едва осознавая происходящее, поглядел посторонам. Четверо наемников, стоящие побокам отнего, корчились наземле, объятые пламенем. Ещеодин убегал влес, ашестой, точно обезумев, побежал прямо кстене, паля внее изружья находу ичто-то неистово крича.
        Настене коротко свистнуло, итуча стальных дротиков вонзилась втело бегущего, проткнув вдесятках мест сголовы доног. Человек рухнул втраву ибольше нешевелился.
        Эмерсон стоял среди дыма, огня итрупов. Исреди тишины. Настене, какизаней, по-прежнему было очень тихо.
        Эмерсон сидел накрыльце, нанижней ступеньке, исмотрел наполе. Оннезнал, долголи так просидел. Солнце давно взошло инещадно палило его обнаженную голову. Онпотерял шляпу, иружье, илошадь, только непомнил, где. Никто израбочих сегодня утром неявился наполе, горячий тропический ветер шевелил остатки зарослей несобранного амаранта насеверной оконечности плантации. Дженкинс тоже непоказывался. Надголовой Эмерсона, очень низко, пролетел попугай сярко-красным оперением, насмешливо ипронзительно крикнул иисчез.
        День стоял напике зноя, идальняя сторона дороги подернулась дымкой. Поэтому когда Эмерсон увидел там человеческую фигурку, тосначала подумал, чтоэто мираж. Онбыл измучен, ошеломлен всем случившимся, инеудивилсябы, еслибы унего помутился рассудок. Должно быть, таконо ислучилось. Потому что чем ближе подходил человек, шагающий подороге, тембольше Эмерсону казалось, чтоэто… это…
        Этобыла Мэри. Онашла неспешно, нетеми легкими шагами, каккогда-то, инетой тягучей, почти шаркающей походкой, чтопоявилась унее после болезни. Онашла так, точно несла насебе некий груз, который нетяготилее, нокоторый она нехотелабы повредить попути. Ееплатье исчезло, вместо него была просторная хлопковая рубашка скороткими рукавами ихолщовые брюки, точно такие, какЭмерсон видел раньше наГоварде итом втором человеке изПоселения. Распущенные волосы Мэри свободно струились поплечам - Эмерсон уже изабыл, когда видел их такими, онавсегда затягивала их вузел ипрятала подчепцом илишляпкой. Асейчас ветер игралими, забрасывал соломенные пряди ей влицо, иони сияли насолнце.
        Носамым невероятным было то, чтоона улыбалась.
        Эмерсон встал и, покачиваясь, сделал шаг. Если это мираж, стоит рассеять его какможно скорее. Онпошел вперед, апотом побежал, когда понял, чтомираж неисчезает. Онбежал икричал: «Мэри, Мэри!», аона улыбалась ишла ему навстречу.
        Итолько подбежав кней почти вплотную, онпонял, чтоеще изменилось вней.
        Еекожа стала оливковой. Нестоль темной, какупоселенцев, но… Иеще глаза. Серебряный блеск вэтих милых, нежных серых глазах.
        - Мэри, - прошептал Эмерсон.
        - Здравствуй, Чарльз, - ответилаона.
        Ееголос звучал любезно, какнасветском рауте, исовершенно невыразительно. Эмерсон слишком хорошо помнил этот тон - именно так говорил сним Говард. Пот, заливающий спину Эмерсона, вдруг сделался ледяным. Эмерсон схватил жену заплечи, притянул ксебе, обнял…
        Иотшатнулся скриком, застрявшим вгорле.
        Ворот ее рубашки был распахнут намного смелее, чеммогла себе позволить прежняя Мэри. Ивпрорези этого ворота Эмерсон увидел медь. Медь ижесть, склепанные между собой изатянутые тугими новенькими болтами. Эмерсон схватил ворот рубашки ирванул, обнажая грудь жены. То,что раньше было прекрасной девичьей грудью, теперь стало чудовищным куском мертвого металла.
        Увсех поселенцев есть протезы. Онинестали менять ей руки, ноги, глаза. Онизаменили ей сердце.
        Эмерсон рухнул наколени склочками ткани вруках. Что-то необратимо менялось вэтот миг внем самом, вего разуме, неспособном сполна охватить ипринять происходящее. Онпосмотрел наМэри снизу вверх, аона стояла все также неподвижно, улыбаясь ему мягко ибезразлично, какМадонна сиконы.
        - Почему? - только исмог выдавить Эмерсон.
        - Потому что они позвали меня. Такнужно, Чарльз.
        Онпротянул кней руку, коснулся мягкого, теплого бедра. Провел выше - ипальцы ткнулись вметалл там, гдеживая плоть стыковалась спластинами меди. Эмерсон отдернул руку, точно ошпарившись.
        - Ноэто несправедливо, - простоналон. - Несправедливо!
        - Япришла сказать тебе, чтоты сможешь остаться, только если будешь следовать правилам. Ночью ты получил предупреждение. Второго небудет.
        Ночью? Ачто случилось ночью? Онуже непомнил. Егоразум уже начал распадаться накуски.
        - Аможноя… можно мне тоже… стобой…
        - Нет, Чарльз. Тебе нельзя. Номы будем видеться. Яиногда буду приходить.
        - Правда?
        - Конечно. Спроси умистера Дженкинса.
        Онасмотрела нанего еще какое-то время все стойже механической улыбкой, такойже искусственной ихолодной, какее новая плоть.
        Потом повернулась ипошла подороге обратно кджунглям.
        - Хорошо, чтовы ее отпустили, - тихо сказал Дженкинс уЭмерсона заспиной.
        Эмерсон неслышал, какон появился. Досих пор он считал, чтоостался впоместье один. Оннеповернул кДженкинсу головы иневстал сколен. Еговзгляд был прикован кМэри, которая шла подороге прочь, неторопливо ибезмятежно, точно прогуливалась впарке.
        - Вызнали, - спросил Эмерсон, необорачиваясь, - чтоони это сделают сней?..
        - Яговорил, чтовы ничего неможете изменить, сэр. Вамстоило меня послушать.
        - Вамлегко говорить.
        - Онет, сэр. Совсем нелегко. Японимаювас, какникто иной. Ведь Говард - мойсын.
        Этислова заставили Эмерсона наконец поднять взгляд науправляющего. Пожилой джентльмен смотрел нанего серьезно ипечально.
        - Вашсын, - прошептал Эмерсон. - Ивы позволили…
        - Уменя небыло выбора. Какнет его иувас. Выможете лишь уехать - илиостаться, чтобы видеться иногда… Только помните, всегда помните, чтоэто больше неваша жена. Чтоэто - Поселение.
        - Дженкинс, ктоони такие?
        Фигурка Мэри продолжала отдаляться. Вотее снова подернула дымка, иопять кажется, будто это только мираж. Абылали Мэри длянего чем-либо, кроме какмиражом? Хоть когда-то?
        - Они… - проговорил Дженкинс, тоже глядя вслед Мэри Эмерсон. - Скажем так: они - нечто принципиально новое. Нечто большее, чемновая человеческая раса. Может быть, новый вид. Ихпока еще очень мало, онискрываются здесь, вдебрях джунглей, гдеих никто неможет потревожить. Ате, ктознает оних… чтож, унас есть свои причины молчать. Ведь вы хотите снова увидетьее? Даже такой.
        - Незнаю.
        - Разумеется, хотите. Аесли сюда забредут полицейские Британской короны, сыщики илигазетчики, товы убьетеих. Убьете незадумываясь. Если, конечно, Поселение непреуспеет вэтом довас.
        - Ночего они хотят? Чтоим нужно? Зачемони… оГосподи… зачем? - спросил Эмерсон изаплакал.
        Управляющий долго молчал, ивтишине разносились лишь глухие рыдания стоящего наколенях мужчины. Потом Дженкинс вдруг тронул Эмерсона заплечо:
        - Глядите.
        Понебу летела птица. Только птицей она была неболее, чемгусеница, лежащая вдальнем конце поля, была насекомым. Этобыла машина, раскинувшая поветру громадные металлические крылья. Онапарила надих головами, иее огромная черная тень ползла поземле.
        - Ониеще очень юны, - сказал Дженкинс, глядя наптицу. - Ещеневошли вполную силу. Ноони много работают. Онитрудятся. Созидают. Растут. Ипридет день, когда они выйдут насвет Божий - о, яверю, сэр, чтомы свами оба доживем доэтого дня. Онивыйдут, имир содрогнется. Мирсодрогнется, сэр.
        Дженкинс вдруг сорвал сголовы шляпу инеистово замахал ею вслед механической птице, словно салютуя ее полету.
        Птица описала еще один круг надпоместьем иисчезла застеной джунглей.
        Андрей Кокоулин
        Радость солнца
        Когда Аджай привел ккаменным ступеням крыльца девчонку лет двенадцати-тринадцати вгрязно-зеленом сари, Даблдек только вздохнул.
        - Тыхочешь оставить ее унас?
        Аджай поклонился.
        - Да,сахиб.
        Онупал наколени, потянув девчонку засобой.
        Даблдек, наоборот, поднялся. Прабхакар, бородатый, насупленный, постелил наширокие перила открытой веранды белую ткань, ивладелец поместья поставил нанее локти.
        - Онаговорит по-английски?
        - Совсем немного, сахиб, - Аджай коснулся лбом земли.
        - Откудаона?
        - Бардхаман. Тамволнения. Оттуда бегут многие.
        Даблдек кивнул.
        - Да,я знаю.
        Онпосмотрел народодендроны, посаженные слева исправа отособняка ирасцветшие пышными красными цветками, затем перевел взгляд надевочку. Непокрытая голова, черные волосы уложены вкосу, тонкая ниточка пробора. Грудь едва оформилась. Кофточки-чоли подсари нет.
        - Почему она пришла сюда, Аджай?
        - Онашла куда глаза глядят.
        - Тыподобрал ее здесь?
        - Нет, сахиб, подороге вКалькутту.
        Высоко внебе, справа отсолнца, висела точка воздушного шара.
        - Нуишлабона… вКалькутту.
        - Язнаю, чтовы добрый господин, сахиб, - Аджай снова приложился лбом кземле. - Аунее нет ниродственников, никого-нибудь, ктосмогбы занее заступиться.
        Даблдек взял состола чашку изтонкого, почти прозрачного фарфора, прищурился, глотнув, покатал наязыке послеобеденный чай смолоком.
        - Переведией, - сказал он Аджаю, чувствуя, каквлажнеют отпота виски. - Обещаетли она слушаться ибеспрекословно выполнять мои указания?
        Аджай кивнул и, обращаясь кдевочке, перевел сказанное нахинди. Ответа Даблдек неуслышал, ноАджай сказал:
        - Да,она обещает, сахиб.
        - Чтоона умеет?
        - Вее деревне выращивали рис ихлопок.
        Даблдек помолчал. Пряно пахнущий Прабхакар придвинулся кнему сперекинутым через руку платком. Белое наослепительно-белом. Даблдек, кивнув, взял платок ипромокнул им лоб ищеки.
        - Гдеее родители? - спросилон.
        Аджай замялся.
        - Сахиб…
        - Аджай, - сказал Даблдек, - тыеще ниразу недавал мне повода усомниться втвоей верности. Повторить вопрос?
        - Ониубиты, - грустно сказал Аджай.
        - Англичанами?
        - Да,сахиб.
        Даблдек неожидал иного. Отдав платок ичашку Прабхакару, онспустился сверанды кстоящим наколенях просителям. Скрипнул подтуфлями песок. Короткая тень, пометавшись, обреченно замерла подногами.
        Солнце. Убийственное солнце. Какмираж, какмечта мелькнули перед внутренним взором дождливые, мрачные улочки Сохо.
        Электрический свет. Паровые омнибусы. Механическая лошадь Атомик выигрывает первые скачки. Гдеэтовсе, где? Затысячи морских миль.
        Даблдек присел накорточки.
        - Апна нам чоти ларки ка хэ? - коверкая хинди, спросил он девочку.
        Онбыл уверен, чтопроизнес верно. НоАджай всеравно шепнул, поясняя. Девочка подняла наДаблдека черные глаза. Вних небыло нистраха, нитревожного ожидания участи. Ночто-то мерцало там, надне, потаенное.
        - Дивья. Дивья Чаттерджи.
        Удевочки был очень мягкий, ласковый голос.
        - Вотчто, - сказал Даблдек. - Явозьму тебя работником всвое поместье, Дивья. И,надеюсь, мненепридется жалеть освоем решении. Настоятельно рекомендую забыть опрошлой жизни ионенависти кмоим соотечественникам. Аджай покажет тебе, гдечто находится. Первое время будешь помогать Ратне наработной кухне, затем я придумаю, кактебя лучше использовать. Переведи!
        Онпоспешил спрятаться втень веранды, пока Аджай объяснял девочке правила ее новой жизни.
        - Согласна? - спросил Даблдек, когда Аджай замолчал.
        - Да… сахиб, - сказала девчонка.
        Пауза между словами была едва заметна, ноуловил ее нетолько Даблдек, ноиверный Прабхакар.
        - Япрослежу заней, сахиб, - сказалон.
        - Будь добр.
        Таквпоместье «Радость солнца» появилась Дивья Чаттерджи.
        Неделю Даблдек несправлялся одевочке, занятый наджутовых ичайных плантациях, атакже настроительстве чайной фабрики. От«Уайта исыновей» прибыли паровые сушилки иизмельчители листа, ихнадо было хотябы определить поднавес, пока невозвели крышу. Строительство двигалось ужасно медленно, индийцев постоянно приходилось подгонять, аих лень ибестолковость Даблдек проклял десять тысяч раз. Нобоги уних были иные, ихристианские проклятия неимели надними власти. Помогала плетка Прабхакара. Когда он вставал настроительной площадке, вдхоти иврубашке скрасной каймой, шудры вдруг превращались втрудолюбивых ипонятливых рабочих. Ащелчок плеткой поднимал нетолько пыль, ноискорость перемещения всего вокруг.
        Убедившись, чтостены фабрики наконец пошли врост, Даблдек напаровой коляске вернулся впоместье. Погода стояла сухая. Солнце старалось испепелить мир. Думалось, чтокогда-нибудь это ему удастся.
        Попути Даблдеку встретился конный отряд, вяло трусивший всторону Калькутты, окутанной дымами, новсеже слабо похожей наЛондон. Через седло одного изсолдат была перекинута женская фигурка втемном сари. Фигурка напомнила ему оДивье.
        Аджай встретил сдокладом.
        Фунты собранного чая, фунты высушенных джутовых волокон, поощрения инаказания, текущие расходы, количество закупленных мешков риса наследующий месяц, почты изметрополии нет, счет вбанке пополнился, видимо, рассчитался Гертмюллер, последний груз отправлен клипером «Толливер».
        Веранду освещали керосиновые лампы. Закругами желтого света царила тьма. Состороны дома дляработников ислуг доносилось пение, кто-то негромко постукивал набарабанах-табла.
        Даблдек ел сочную свиную отбивную иделал вид, чтовнимательно слушает.
        - Аджай, - сказалон, - ачто там сдевочкой, которую я приютил? Онасправляется?
        - Да,сахиб, - подозрительно быстро ответил Аджай.
        Даблдек качнул головой.
        - Аджай, Аджай…
        Слуга опустил глаза.
        - Ейтяжело, сахиб, онаеще маленькая дляработы накухне, аРатна почему-то невзлюбила ее инедает роздыха.
        - Почемуже?
        Даблдек провел ножом, отрезая ототбивной тонкую полоску. Мясо горело ворту. Индийцев следовало бить порукам, когда они тянутся кспециям.
        - Онаговорит, чтоуДивьи черное сердце ичто мы еще сней наплачемся.
        Даблдек запил мясо вином.
        - Завтра приведи ее вдом, - сказал он Аджаю. - Думаю, прислуживать мне будет легче, чеммыть сковороды.
        - Хорошо, сахиб.
        Даблдек посмотрел втемноту, неторопясь отпускать слугу.
        - Скажимне, Аджай, - медленно проговорилон, - стоитли мне ожидать неповиновения? Яслышал, севернее Бардхамана сожгли несколько английских хозяйств. Мнепредложили разместить усебя два взвода сикхов длямоейже безопасности.
        Аджай упал наколени.
        - Сахиб…
        Еголоб привычно коснулся земли. Воистину, подумал Даблдек, падать ниц - любимое занятие индийцев.
        - Яслушаю тебя, - сказалон.
        Служанка подлила вина ему вбокал.
        - Вы - добрый хозяин, сахиб, - сказал Аджай. - Если наказываете, тосправедливо. Если злитесь ибьете, значит, есть зачто. Люди привыкли кнормам ирабочим часам. Уних есть одежда, едаикрыша надголовой. Есть время длямолитв ивоскресенье. Вдругих поместьях живут куда какхуже. Чего им еще желать?
        Даблдек провел пальцем между шеей иворотом рубашки. Жарко. Тьма загустела, теряя всякие оттенки.
        - Ибольше ты нехочешь ничего добавить?
        - Двадня назад приходил человек израджбанси, назвался Викрамом Вакшьявани, говорил, чтоунего есть земли навостоке, говорил, чтокаждому даст надел иустановит низкий налог. Говорил, чтоработать они будут только насебя, аненаангличан.
        - М-да… - Даблдек взмахом руки отпустил служанку. - Дурное прошлое ничему неучит людей. Ая еще помню восстание сипаев, принцессу Лакшми… Казалосьбы, десять лет, акаквчера…
        Онподнялся изаходил поверанде изстороны всторону.
        - Наместе индийцев ябы радовался, чтомогучая Великобритания взяла их подсвое крыло. Чтосама королева Виктория спасла их отразграбления Ост-Индийской Компанией. Они, посути, стали частью европейской цивилизации. Да,направах меньших изависимых компаньонов, ноневсе иневсегда дается вжизни сразу. Я,третий сын своего отца, приплыв сюда, неимел задушой ифунта! Тыслышишь, Аджай?
        Слуга намгновение оторвал лицо отземли.
        - Да,сахиб.
        Свет лампы обрезал его фигуру поплечи. Все, кроме шеи иголовы, увенчанной тюрбаном, пряталось вотьме.
        - Мынесем вам газовый икеросиновый свет новой жизни, - сказал Даблдек. - Ктовы были, Аджай? Дикари, едва покинувшие джунгли. Ачто вы имеете сейчас? Километры железных дорог, паровозы, текстильные фабрики, станки ипаровые машины. Дирижабли! Тызнаешь, чтостроятся две водородные станции длятого, чтобы их заправлять? Каждый месяц дирижабли будут летать изДели вДжайпур. Ктоэто все сделал? Мы,англичане! Справедливоли, чтомы берем заэто плату? Справедливоли, чтомы пока несчитаем вас равными? Определенно. Какбрахман неравен кшатрию, авайшьи - шудрам. Ноесли это неравенство варн вечно, товбудущем, ясчитаю, обученные, принявшие английский порядок индийцы вполне могут стать снами наодну ступеньку развития. Надо только работать, аненыть инесетовать насвою участь. Тыпонимаешь, Аджай?
        - Да,сахиб.
        - Янадеюсь, тырастолкуешь это моим работникам. Свободен.
        Стоило Даблдеку отвернуться, Аджай пропал вотьме.
        Дивья появилась вгосподском доме утром. Всевтомже, правда, вымытом изаштопанном сари. Вволосах - простенькое украшение. Даблдек незнал точно, каконо называется. Толи джумри, толи тика. Толи вообще шрингар-патти. Нокрасивое, скамешками.
        Аджай привел девочку, когда вособняке раскрыли окна, наполняя комнаты свежестью. Один изслуг закончил подстригать Даблдеку усы, ион, разглядывая себя вподставленном зеркале, длиннолицего, свыпуклым лбом, тяжелой челюстью исветло-голубыми глазами, подумал, чтодолжен производить впечатление. Настоящий белый сахиб. Уверенный, строгий, справедливый.
        - Тебе надо переодеться, - сказал он Дивье. - Этоанглийский дом, женская прислуга здесь ходит вплатьях ипередниках.
        Аджай перевел. Дивья, сложив ладони, поклонилась.
        - Да,сахиб.
        Смотрела она впол, иДаблдека укололо раздражение.
        - Дивья, - сказалон. - Посмотри наменя.
        Девочка подняла голову.
        - Ямогу надеяться, чтоты несовершишь никакой глупости? - спросил Даблдек, принимая жилет изрук слуги.
        - Да,сахиб.
        - Ситха тебе все объяснит.
        Даблдек смотрел надевочку вупор, пока насмуглых щечках Дивьи непоявился смущенный румянец.
        - Аджай, тызаймешься сней английским, - сказалон, поднимаясь.
        - Да,сахиб.
        - Ситха!
        Полная индианка вевропейском платье, фартуке исчалмой наголове, пахнущая всеми специями мира, застыла вдверном проеме.
        - Да,сахиб.
        - Сегодня завтрак мне подаст Дивья, - сказал Даблдек. - Теперь она будет твоей помощницей.
        Ситха смерила девчонку взглядом.
        - Какскажете, сахиб.
        - Ипереоденьее.
        - Пошли сомной, - Ситха взяла Дивью заруку.
        Они, поклонившись, удалились. Даблдек застегнул жилет, поправил манжеты сорочки, вспоминая, каклежали складки сари, подчеркивая тонкую детскую фигурку, намгновение зажмурился итряхнул головой.
        - Какие-нибудь происшествия, Аджай?
        - Нет, сахиб.
        Смуглокожий слуга поправил Даблдеку завернувшийся ворот.
        - Анасевере? Есть какие-то новости?
        - Говорят, туда послали два пехотных полка. Аеще вГапхондотти, кзападу отсюда, видели паровые машины спушками.
        - Да,похоже, всесерьезно.
        - Имного людей идет изокрестностей Шантипура вКалькутту.
        Даблдек вбелых легких брюках, вбелой сорочке ибежевом жилете пересек прихожую, полную цветочных гирлянд имебели изсандала, и, хмурясь, вышел наверанду.
        Подкрышу задувал ветерок, нообманываться нестоило - через полчаса солнце выжмет изнего всю прохладу.
        - Мненужна карта, Аджай.
        Даблдек присел наскамейку, давая Ситхе возможность застелить стол скатертью.
        - ГдеДивья? - спросил он индианку.
        - Малати подгоняет ей платье.
        Морщинистые руки разгладили ткань, одернули, поставили вцентр кувшинчик слимонной водой.
        - Хорошо, - кивнул Даблдек. - Яжду ее сосвоим завтраком.
        Оноткинулся нарезную спинку, наблюдая, какПрабхакар обходит границы поместья, пропадая зарододендронами.
        - Вот, сахиб.
        Карта развернулась перед Даблдеком. Выпущенная королевским картографическим бюро три года назад, онапестрела давними пометками. Аджай придерживал ее закрая, пока палец хозяина плыл поплотной бумаге инаходил Калькутту, азатем Бардхаман иШантипур.
        - Тывидишь? - спросил Даблдек.
        - Да,сахиб.
        - Мывцентре треугольника, - Даблдек постучал ногтем. - Если восставшие двинутся наКалькутту, боюсь, нампридется защищаться.
        - Номы находимся встороне отдорог.
        Даблдек усмехнулся.
        - Разве твоим соотечественникам нужны дороги, Аджай?
        - Нодва бенгальских полка…
        - Этовсего лишь полторы тысячи человек. Ия недумаю, чтовосставшие, наученные прошлым горьким поражением, будут искать сними открытого противостояния. Впрочем, обэтом мы поговорим после.
        Даблдек заметил вдверях Дивью иперебрался застол.
        - Тысвободен, Аджай, - сказалон.
        Слуга свернул карту ипоспешил ксборщикам чая, готовящимся идти наплантацию. Поступенькам крыльца степенно поднялся Прабхакар, иДаблдек неожиданно ощутил неприязнь кпузатому сикху. Делить время, проводимое сДивьей, емунехотелось нискем.
        - Всевпорядке, сахиб, - сказал Прабхакар, застывая впоклоне.
        Даблдек кивнул, спиной, затылком ощущая движение девочки. Шаги босых ног, шелест ткани, постукивание камешков украшения.
        Дивья возникла справа отнего, всветлом платье сбелоснежным фартуком, слегка мешковатом, видимо, сколотом пофигуре булавками. Звякнул серебряный поднос. Любуясь девочкой искоса, Даблдек дождался, когда тарелка совсяной кашей опустится перед ним, итолько затем позволил себе повернуть голову.
        - Обернись вокруг себя, - сказал он Дивье.
        Повинуясь его жесту, девочка неуверенно переступила ногами. Онабыла удивительно хороша. Тоненькая, грациозная. Жирный мерзавец Прабхакар смотрел вовсе глаза.
        - Тебе сошьют новое платье, - сказал Даблдек, смиряя прилив болезненной, дослабости, нежности кмаленькой индианке. - Этотебе велико.
        Подрагивающими пальцами он заложил салфетку подгорло. Сердце билось оребра, словно впоисках выхода.
        - Яидти? - спросила Дивья.
        - Нет, - Даблдек взялся заложку. - Будешь прислуживать.
        Онпоздно сообразил, чтововсяной каше недолжно быть никаких вкраплений, ничерных, нисерых, никоричневых. Акогда наязыке взорвалось огненное ядро ирот распахнуло будто отподожженной внутри газовой горелки, соображать, собственно, было уже поздно.
        - О-о-о!
        Карри!
        Вытаращив слезящиеся глаза, Даблдек распрямился надстолом. Дьявол! Где? Гдеже!? Ага! Схватив кувшинчик слимонной водой, онвнесколько глотков осушил его дополовины иупал обратно, казалось, дыша горячими углями.
        Прабхакар хищно навис надДивьей. Пальцы его сомкнулись наузких плечах.
        - Погоди, - остановил его Даблдек.
        Ондопил воду иутер глаза.
        Воттебе иблагодарность! Завсю его доброту ихорошее отношение. ВсяИндия такова! Дикие загорелые обезьяны, анелюди!
        Даблдек посмотрел надевочку. Нежность превратилась вноющую обиду.
        - Зачем? - спросилон.
        Дивья улыбнулась ипромолчала.
        - Дашь ей десять плетей, - сказал Даблдек Прабхакару. - Носмотри, неперестарайся.
        - Слушаюсь, сахиб, - кивнул сикх.
        Онповлек девочку сверанды.
        - ИАджаю - пять плетей, - догнал его холодный голос хозяина.
        После обеда Даблдек планировал выехать вКалькутту. Хотелось присмотреть склад подлишние объемы чая иприцениться кместному текстилю, который, послухам, входил вмоду вметрополии. Носбыться этому было несуждено. Аккурат кконцу ланча, когда Даблдек, думая оковарной Дивье, цедил чай, вбелом дыму напаровом броневике прибыл капитан совзводом королевских стрелков.
        Броневик, оставляя ребристые следы, развернулся уворот. Кузов его ощетинился «энфилдами». Изкабины вылез подтянутый молодой офицер впробковом шлеме и, синтересом оглядываясь, прошел кособняку.
        Даблдек встретил его накрыльце.
        - Чеммогу быть полезен?
        Офицер посмотрел навыросшего заплечом владельца бородатого индийца и, чуть твердея глазами, представился:
        - Капитан Френсис Китчнер, сэр. Сконфиденциальным делом.
        - Наброневике?
        Капитан позволил себе улыбнуться.
        - Всего лишь проверка проходимости. Машина новая, сновым усовершенствованным котлом. Похорошей дороге - десять миль вчас!
        - Прошу!
        Даблдек провел Китчнера вкабинет. Капитан оглядел сандаловую отделку, занавеси иковры, щелкнул поносу чучело леопарда ирасположился намассивном, устроенном уокна диване.
        - Смотрю, выдаете много вольности индийцам.
        - Разве?
        Даблдек занял кресло сбоку отдивана.
        - Онишастают увас попоместью, кактараканы.
        - Онинаменя работают, сэр.
        Капитан посмотрел вокно назастывшего укрыльца Прабхакара.
        - Работают. Пока водин день нерешат перерезать вам горло, - сказалон, расстегнув верхние пуговицы накрасном мундире. - Уменя предписание: занять поместье иприготовить изнего наблюдательный иоборонительный пункт.
        Вего руке появился узкий конверт коричневой бумаги.
        - Чьепредписание? - спросил Даблдек, неторопясь брать конверт.
        - Генерала Симмонса, действующего попоручению генерал-губернатора ивице-короля Индии лорда Ричарда Бурка. Вслучае разрушений вам будет положена компенсация.
        - Разрушений? Значит, возможны иразрушения?
        - Да,сэр, - кивнул Китчнер.
        Даблдек взял конверт и, вскрывего, пробежал короткий текст глазами. «Дорогой сэр! - значилось там. - Всвязи сугрозой восстания подразделения Британской армии будут размещены вграницах ваших владений. Прошу оказывать им всяческое содействие. Генерал Симмонс».
        - Черт-те что! - сказал Даблдек.
        Китчнер пожал плечами.
        - Мыможем эвакуировать вас вКалькутту.
        - Япредпочитаю остаться всвоем хозяйстве, - холодно ответил Даблдек.
        - Каквам угодно. Ноиндийцев, каквы понимаете, придется иливыселить, илизапереть впомещениях. Многоли их увас?
        - Вособняке - шесть человек прислуги, итри сикха воглаве сПрабхакаром - моя, скажем так, охрана. Вдоме дляработников - дополусотни человек. Ночасть изних вечером уходит всвои деревни.
        - Каквы понимаете, янемогу позволить им бродить попозициям, - сказал Китчнер, поднимаясь. - Кроме того, среди них могут быть сочувствующие или - того похлеще - родственники восставших. Вэтой Индии каждый может оказаться чьим-нибудь родственником.
        - Игде вы намереваетесь поселиться? - спросил Даблдек.
        - Здесь, - просто ответил Китчнер.
        - Вмоем кабинете?
        - Зачемже? Думаю, увас найдется дляменя комната.
        Капитан шагнул кдвери.
        - Постойте, сэр, - Даблдек снизу вверх посмотрел наКитчнера. - Чтовообще происходит?
        Намгновение лицо Китчнера утратило твердость иуверенность.
        - Незнаю, сэр. Нооба полка, кажется, разбиты. Мнеотдан приказ взять подконтроль дороги наКалькутту идержатьих, сколько возможно. Бегущие индийцы говорят остаях обезьян игигантской синей женщине счетырьмя руками…
        - Что?
        - Ядумаю, этокакой-нибудь механизм…
        - Уиндийцев? Несмешите меня.
        - Да,сэр. Годназад индийский подводный корабль потопил броненосец «Нортамберленд». Двенадцать моряков спаслись.
        - Господи!
        - Обэтом особо нераспространяются, сэр. Такчто вполне возможно, чтоэто какая-то механическая статуя. Ноничего! Уменя подкомандованием артиллерийская батарея вчетыре пятнадцатифунтовых орудия ичетыре шестидюймовых гаубицы, апоместье очень удачно расположено нанебольшом возвышении.
        Весь оставшийся день Даблдек наблюдал, какприбывшие артиллеристы вырубают рододендроны иставят походные палатки. Солнечный свет струился нацветки ишлемы, блестел налезвиях лопат илафетах гаубиц, выступал пятнами икаплями пота. Паровой трактор, одеваясь белыми клубами, ровнял площадки.
        Индийцев, кроме прислуги, Аджая иПрабхакара, заперли вдоме дляработников. Впоследний момент Даблдек пожалел выглядывающую издверей Дивью ивзял ссобой вособняк.
        - Тыпоняла, почему я наказал тебя? - спросил он девочку.
        Дивья улыбнулась.
        - Тыпоняла? - повторил Даблдек.
        - Тылюбить… - сказала Дивья.
        Даблдек сглотнул, меняясь влице.
        - Нет.
        - Тылюбить наказывать.
        Онрассмеялся. Облегченно. Вымученно. Идиотски.
        - Прибавляй «сахиб» вконце каждой фразы. Янелюблю наказывать, явынужден наказывать. Потому что безнаказания нет порядка.
        Перевести было некому.
        Онивстали вдвадцати шагах открыльца, наблюдая, какподкомандованием Китчнера двое инженеров-воздухоплавателей укаменной стены ограды спомощью водородных газобатарей через клапан надувают воздушный шар. Светлая, схваченная веревками ткань вспучивалась ирвалась внебо. Рядом, будто отнетерпения, подрагивала корзина.
        - Когда вы ожидаете восставших? - крикнул Даблдек Китчнеру.
        Капитан повернулся, взгляд его зеленоватых глаз сконцентрировался надевочке.
        - Сегодня вечером, - сказалон. - Илизавтра утром.
        - Уже?
        - Выдумаете, онимедлительны, какчерепахи? - Китчнер покинул воздухоплавателей и, обойдя свежую земляную насыпь, оказался рядом сДаблдеком.
        Дивья сделала маленький шаг назад.
        - Какая славная девочка.
        Офицер присел. Даблдеку захотелось ударить его коленом - слишком уж мертвые были уКитчнера глаза.
        - Кактебя зовут? - спросил капитан, поймав девочку заоборку платья.
        - Онанеговорит…
        Даблдек неуспел сказать: «…по-английски».
        - Дивья. Дивья Чаттерджи, - наперекор ему раздался тихий детский голос.
        Китчнер улыбнулся Даблдеку.
        - Тыочень красивая, - подергал он оборку, снова переключив внимание надевочку. - Тыотсюда? Кажется, ятебя где-то видел.
        - Онаотсюда, - сказал Даблдек.
        - Аможет изБардхамана? Ябыл вБардхамане две недели назад, когда все началось. Там, внебольшом местечке, вполумиле кзападу, есть железная колонна. Говорят, ееоставил Рама перед возвращением нанебо, чтобы народ Индии вызвал его вслучае большой беды. Иэти ушлые индийцы зачем-то приспособили кней электрический провод иподключили динамо-машину. Асотни две девочек иженщин сидели вокруг колонны икакбудто вызывали дьявола. Ипока мы неразогналиих, порубив большинство… - Китчнер прищурился. - Такты изБардхамана?
        Дивья посмотрела наДаблдека. Ончуть качнул головой: молчи, девочка.
        - Нуже, - поторопил Китчнер, - тыведь изБардха-мана?
        - Я…
        Даблдек замер.
        - Яжить «Радость солнца», - сказала Дивья ипросунула сухую ладошку ему впальцы. - Этомой сахиб.
        Вдоме Даблдек поспешно отпустил руку девочки ивытер влажные пальцы салфеткой.
        Все, ктомог, глазели наприготовления военных. Фырканье илязг паровых машин, гудки, стук поршней вызывали тревожный звон стекол.
        Воздушный шар взмыл надвадцатифутовую высоту. Днопривязанной кнему корзины покачивалось внескольких дюймах надземлей. Однако два якоря итиковое бревно недавали шару окончательно презреть тяготение Земли. Рядом была вкопана громоздкая катушка сканатом. Газобатареи стояли подтентом.
        Гаубицы, задрав короткие рыльца, смотрели ввыцветшее небо. Возле них возились расчеты, топодсыпая землю, топодворачивая колеса илафет. Поодаль, вуглублениях, покоились саржевые мешки спорохом, прицеп сзапасом гранат иядер стоял устены наместе площадки, которую когда-то Даблдек намеревался сделать крикетной.
        Пушки обустраивали заграницей поместья, насклонах. Оттуда тоже взвивались клубы пара ираздавался машинный грохот.
        Отмелькания красных мундиров рябило вглазах.
        Вдругое время Даблдек испыталбы гордость засоотечественников, которые слаженной работой иделовой армейской суетой, британским порядком подтверждали свое превосходство надиндийцами да и, пожалуй, надвсеми остальными народами. Новголове его прокручивались цифры убытка ичасы, необходимые длябудущего возвращения поместью привычного, демилитаризованного вида.
        Всюду были посты. Паровую коляску Даблдека приспособили длярасчистки зарослей, мешающих артиллеристам.
        Ближе квечеру сужасающим свистом впоместье въехала повозка, совсех сторон обшитая броневыми листами испушкой закоротким щитом.
        Солнце, умирая, плеснуло нанебеса кровью, иэтот закат, торжественно-мрачный, полный кипения огня, поселил всердце Даблдека тревогу.
        Онвдруг решил срочно покинуть «Радость солнца».
        - Яуезжаю, - сказал он Прабхакару, собирая саквояж. - Позови Аджая иДивью.
        - Слушаюсь, сахиб.
        Сикх исчез, аДаблдек занялся бумагами, отделяя нужные отненужных, словно агнцев откозлищ. Купчая, расписки Стенфорда иМаклоя, отчеты почаю, банковские документы ивекселя, письма ототца ибратьев, бухгалтерская книга, счета от«Парберри икомпании», благодарность отгородской администрации, выписки изкниг грузового учета. Впроцессе сортировки он несразу заметил, чтоиДивья, иАджай какое-то время уже находятся вкабинете.
        - Так, - сказал Даблдек, покашляв, - думаю, впоместье скоро будет жарко. Всмысле, будут стрелять…
        Онсмотрел только надевочку, руками уминая внутро саквояжа нужные листы.
        - Выпоедете сомной.
        - Да,сахиб, - склонил голову Аджай.
        Дивья промолчала.
        - Дивья, - Даблдек щелкнул застежкой, - тыпоняла? Мыедем вКалькутту.
        Девочка улыбнулась.
        - Онапридти итуда, - сказалаона.
        - Кто?
        Аджай сквозь зубы произнес что-то нахинди. Дивья плюнула вего сторону.
        - Кали, - сказалаона. - Вывсе умереть.
        Аджай бухнулся наколени.
        - Неслушайтеее, сахиб!
        Даблдек прищурился.
        - Ия умереть?
        - Англичане умереть, - кивнула Дивья. - Мывызвать Кали.
        Онарассмеялась громко, вызывающе. Даблдек ударил ее пощеке. Обиженно стукнули камешки украшения.
        - Тыдолжна добавлять «сахиб»! - крикнул Даблдек. - Поняла? Я - твое будущее! Господин, хозяин, жизнь, наконец!
        - Умереть! - прошипела Дивья.
        Что-то всердце Даблдека сломалось.
        - Прабхакар! - позвал он и, когда сикх появился напороге, елесдерживаясь, сказал: - Свяжиее. Онапоедет сомной вКалькутту. Какрабыня.
        - Нет, - сказал Китчнер, - никто никуда непоедет. Поздно.
        Было темно. Упалаток жгли костры. Поблескивал, ловя отсветы, металл гаубиц. Мрачный багрянец несходил снеба. Даблдеку подумалось, чтоэто нечто иное, какпредвестие конца света. Глупые мысли.
        - Почему? - спросилон.
        Китчнер посмотрел нанего какнаслабоумного.
        - Выразве неслышите?
        - Чего неслышу? - удивился Даблдек, прижимая кгруди саквояж.
        Онзамер.
        Легкая щекотка возникла врайоне пяток - оказывается, земля мелко подрагивала игудела. Азатем дослуха Даблдека сквозь привычные звуки индийской ночи донеслось отдаленное ворчание, перебиваемое ленивыми стукотками. Несколько напряженных мгновений, ион сообразил - стрельба. Пушечная иружейная.
        Господь всемогущий!
        - Слышите? Такчто никто иникуда, - повторил Китчнер. - Ядопоследнего нехочу выдавать позиции.
        - Этогде уже?
        - Этовпереди. И,возможно, сзади.
        - Новедь ночь!
        - Янезнаю! - заорал Китчнер. - Идите вдом, сэр.
        - Авот эта женщина, механическая…
        - Заткнитесь, сэр.
        - Нопогодите… какже… вы должны…
        Капитан развернулся и, игнорируя возгласы Даблдека, пропал вотьме.
        Ночью никто неспал.
        Земля содрогалась все сильнее. Фитили свечей дергались, гоняя тени поуглам ипотолку комнаты. Даблдек кутался вплед накожаном диване ито соскальзывал вдрему, полную неясных видений ипрозрачных нитей, товыныривал изнее, струдом соображая, гдеон ичто сним. Всаквояже, поверх бумаг, лежал револьвер. Аджай стоял уокна, подсвеченного отблесками костров и, кажется, завсю ночь ниразу непошевелился. Связанная Дивья хихикала накушетке ичто-то шептала. После ее слов все больше мрачнел Прабхакар.
        - Чтоона говорит? - вскинулся Даблдек после очередной фразы нахинди. - Скажитемне. Мненужно знать!
        - Онасумасшедшая, сахиб, - буркнул сикх.
        - Аджай, скажи.
        Молодой слуга обхватил себя заплечи.
        - Онаговорит оКали, сахиб. Отом, чточувствуетее, чувствует ее гнев, чтомеч ее еще недостаточно обагрен кровью иноземцев.
        - Кали - этопрошлое, - проговорил Даблдек. - Даже если изнее сделали механизм.
        - Этонемеханизм, сахиб.
        - Ачто? Статуя? Восставшие тащат статую богини засобой? Онинастоящие безумцы! Вотуж неожидал такого слепого поклонения!
        Даблдек расхохотался.
        - Этонестатуя, - тихо сказал Аджай.
        - Какнестатуя?
        Даблдек умолк. Даже подпледом ему вдруг сделалось холодно. Если нестатуя, закрутилось вего голове, точто? Неужели они подразумевают нечто…
        - Умереть, - произнесла Дивья. - Всеумереть.
        - Заткните ее кто-нибудь! - крикнул Даблдек истерично. - Унее - поганый язык!
        - Нет, сахиб, - печально качнул тюрбаном Прабхакар, - нельзя заткнуть голос шакти Шивы, какнельзя перекрыть Ганг.
        - Идти. Онаидти, - засмеялась Дивья.
        - Ясейчас застрелюее! - Даблдек задергал застежку саквояжа.
        Снаружи внезапно вспыхнула стрельба, звонко лопнуло одно изстекол, вскрикнув, упал напол Аджай. Головнями разлетелся один изкостров, брызнули искры, какие-то подвижные, вертлявые тени, покрутившись, перепрыгнули через стену, ограждающую поместье, ипропали вночной тьме. Даблдеку почему-то привиделся уодной изтеней длинный, заворачивающийся колечком хвост.
        Прабхакар, потянув саблю изножен, выбежал изкомнаты.
        - Куда? - запоздало крикнул Даблдек.
        - Хануман, сахиб, Хануман!
        - Какой Хануман?
        НоПрадхакар его уже неслышал.
        Даблдек беспомощно огляделся. Постанывая, ворочался Аджай.
        - Какой Хануман? - спросил его Даблдек.
        - Бог-обезьяна, сынветра.
        - Откуда? Эточто? Разве это возможно?
        - ЭтоИндия.
        - Кдьяволу! - воскликнул Даблдек, поднимаясь. - Ничего этого нет! Ничего! Яневерю! Какая-то бессмыслица! Хануман! Кали истребляет англичан!
        Вдверях он столкнулся сКитчнером.
        - Выживы?
        - Жив, каквидите.
        Лицо капитана было вкрови, клок волос увиска выдран, один глаз закрылся, ивообще зрелище он представлял изсебя жуткое.
        - Всеплохо? - спросил Даблдек.
        Китчнер оскалился.
        - Пропали два инженера иеще семь человек. Ичетыре трупа. Связи сорудиями насклонах нет. Какие-то твари… - онпоморщился, прижав ладонь кголове. - Даблдек, вымне нужны.
        - Зачем?
        - Подниметесь нашаре.
        - Я?
        - Небойтесь, невысоко. Яразмотаю канат, чтобы вы поднялись чуть выше особняка. Мненужен хоть какой-то корректировщик огня. Правее, левее, недолет, перелет.
        - Говорят, этоКали…
        - Мнебезразницы, ктоэто, - решительно сказал Китчнер. - Даже если там, вБардхамане, уних получилось спомощью какой-то дьявольщины оживить свои поделки. Пока есть порох иядра, сэр, мне, честно говоря, наплевать.
        Даблдек оглянулся вкомнату.
        - Аджай, присмотри заДивьей. Тыпонял?
        Затем он внушил себе, чтоуслышал вответ: «Да,сахиб».
        Онабыла около сорока футов ростом.
        Кали. Богиня сголубой кожей. Какеслибы особняк Даблдека имел недва, ачетыре этажа. Худая, четырехрукая, онамедленно брела через джунгли, изредка взмахивая кривым мечом. Солнце обливало ее липким рассветным багрянцем, заставляя кожу искриться, будто рыбью чешую.
        Даблдек подумал, чтоона непохожа намеханизм. Нодругой версии он боялся. Вдыхании ветра ему чудился смех Дивьи.
        Воздушный шар висел прямо надособняком - егослегка снесло спервоначального места. Днокорзины опасно продавливалось, иДаблдек так ивидел, какпроваливается вниз втреске сплетенных волокон.
        - Чтотам? - крикнул Китчнер.
        Сверху он казался маленьким ибеспокойным.
        - Идет! - напрягая горло, ответил Даблдек иприставил кглазам бинокль.
        - Расстояние?
        - Ядумаю, около двух тысяч ярдов.
        - Направление?
        - Градусов напятнадцать влево отособняка.
        Обернувшись, Даблдек увидел, какпокоманде Китчнера артиллеристы подвернули гаубицы, расположенные внебольших углублениях. Наводчики приникли кизмерительным трубкам. Слаженная работа расчетов пробудила внем слабую надежду.
        Онснова поймал Кали вокуляры бинокля.
        Движения богини были замедленно-плавны. Онапокачивалась. Направо-налево. Взмах меча срезал кроны. Рядом сней, наоткрытых участках, муравьями копошились индийцы. Илиэто были обезьяны? Зеленовато-коричневые джунгли рассыпались, раздавались встороны. Стаи птиц описывали большие круги внебе.
        - Немеханическая, нет, - прошептал Даблдек.
        Онвидел чудовище, древнее, уродливое, безжалостное, лишь всилу дремучести истраха выбранное индийцами предметом поклонения. Ещеесть Шива, Вишну, кажется, Яма. Хануман! Конечно, онзабыл Ханумана. Всехли их вызвали? Всели они восстали? Иликаждому нужна железная оболочка?
        Залп гаубиц Даблдека оглушил.
        Смертоносный металл пробуравил пространство. Шардернулся, корзина подскочила, саквояж, зачем-то прихваченный, шлепнулся славки надно.
        Несколько мгновений Даблдек раскрывал изакрывал рот, затем сообразил, чтонадоже посмотреть, куда попали снаряды. Онпоймал бинокль заремень.
        Дваснаряда легли правее Кали, один недолетел, взметнув вверх фонтанчик ветвей илистьев. Четвертый канул безвестно.
        Нет, подумал Даблдек, этовсе неправильно. Явижу мираж, игру воздуха исолнца. Будущее занами. Правь, Британия! Подлые индийцы!
        Мысли его смешались.
        Онобнаружил вдруг, чтодрожит. Весь, откончика носа допяток. Такой страх он испытывал всего раз, вдетстве, когда, нырнув впруд, увидел утопленника вмутноватой илистой воде. Глаза мертвеца были открыты ибелёсы, аскрюченные пальцы, казалось, тянулись кДаблдеку, чтобы утащить его наглубину.
        Жалко, чтоон неумер тогда. Ах,какжалко!
        Даблдек зажмурился исполз надно корзины. Сземли донеслось какое-то звяканье, хрипы, звериное уханье. Грянул одинокий выстрел.
        Даблдек начал было молиться, носкоро понял, чтослова его напрасны.
        Кали приближалась. Онавырастала, высилась вдревесном треске ирокоте собственного дыхания. Шаги ее порождали утробный гул.
        Даже сзакрытыми глазами Даблдек видел ее гневное лицо исиние груди скоричневыми сосками. Ближе, ближе.
        «Какже так? - думалосьему. - Какже они непонимают собственной глупости? Вместо того, чтобы держаться прогресса, ониоживляют собственное кошмарное прошлое! Воистину, мымало их наказывали. Воистину, британец должен быть злее ибеспощаднее, поскольку ему свысоты его цивилизационного ро…»
        - Сахиб, - раздался детский голос.
        Даблдек вздрогнул.
        Водну их щелей корзины он разглядел лежащего наземле Китчнера смертвым, запрокинутым лицом, авдругую - фигурку взеленом сари.
        - Дивья! - онперегнулся через борт, рискуя выпасть. - Дивья, спаси меня! Яже был хорошим хозяином!
        Звонкий смех был ему ответом.
        Девочка пробежала мимо мертвых британских солдат позапятнанному кровью песку ккатушке сканатом.
        - Жить? Умереть? - крикнулаона.
        - Жить!
        - Тогда невозвращаться!
        Вее руке золотой рыбкой сверкнул нож.
        Канат был толстый, ноДивье хватило нескольких мгновений, чтобы его перепилить. Воздушный шар, получивший свободу, рванул вместе сДаблдеком вверх.
        Вознесшееся надособняком грубо склепанное, железное лицо Кали, мелькнув, утянулось вниз, сжалась вточку Дивья, вкривые черточки превратились трупы, поместье, уменьшаясь вразмерах, быстро заплыло сплошным зелено-коричневым растительным ковром, иуДаблдека осталось только солнце.
        Скоро шар отнесло кокеану, ислабый хлопок револьверного выстрела потерялся среди стремящихся киндийским берегам волн.
        Вера Камша
        Треугольник ненависти[Печатается всокращении.]
        - Внескольких милях отсюда живет старый негр. Хочу сним потолковать. То,счем мы столкнулись, выходит запределы понимания белого человека. Черные втаких делах разбираются лучше. Роберт Говард, «Голуби ада»
        Иумер Петро. Н.В.Гоголь, «Страшная месть»
        Дверь кофейни распахнулась, иАдам Шиманский, заглаза чаще именуемый Хлюпом, возрадовался. Гость - отличный повод незакрывать заведения, азначит, неподниматься вквартиру, гдессамого утра распоряжается теща. Хлюп всегда любил праздники, асочельник сзапеченным карпом иподавно, нопани Янина портилавсе, кчему прикасалась, априкасалась она ковсему. Пока был жив тесть, бедствие переносилось сравнительно легко, новесной случилось непоправимое, ичертова перечница принялась портить жизнь дочерям изятьям. Рождество - праздник семейней небывает, вэто время покофейням несидят, а, значит, закрыть их досрока невубыток, ноАдам тянул идотянулся.
        Посетитель сбросил пальто, тускло блеснули чужие эполеты, однако Шиманский узналбы гостя пана Бурульбашева ибезних. Данилув - город немаленький, нохудой, высокий подполковник был фигурой примечательной, игородские газеты необошли его появление своим вниманием. Начитанный Хлюп помнил, чтопроведший всю жизнь навостоке русский состоятелен, холост инепереносит кофе по-венски.
        Журналисты любят приврать иприукрасить, нонасей раз они написали истинную правду. Подполковник, егозвали Сергей Юрьевич Волчихин, всамом деле любил крепкий кофе. Ещеон любил жару, непривычные славянскому уху наречия ичерные глаза, авот угодливости ислякоти нетерпел. Увы, вславном городе Даниэльберге, бывшем польском Данилуве иеще более бывшем червонорусском Данилове сырости иугодливости хватало. Электрический трамвай, телефоны ипрочие выдумки сего никоим образом неискупали, ноздесь была Ривка издесь было дело. Единственное, подошедшее изрядно поистрепавшему здоровье подполковнику.
        Девятнадцать лет изсвоих сорока четырех Сергей Юрьевич отдал диким азиатским краям. Счастье Серги-бея составлял риск, причем отнюдь невсякий. Сыннебогатого тамбовского помещика, заядлого охотника иотъявленного задиры ненаходил удовольствия вдраке ради драки, акбретерам относился спрезрением. Впрочем, задирать «тамбовского волка» желающих ненаходилось даже впровинциальном юнкерском училище. Товарищи балагурили ирадовались жизни, Волчихин учился.
        Проявляя недюжинные способности кэкзотическим языкам, онпособственной инициативе выучил сдюжину, включая узбекский, исмог добиться назначения вотряд генерала Черняева. Неоднократно проникал вовражеский тыл вкачестве лазутчика, поначалу вместе сопытными старшими товарищами, затем сам. Участвовал вовзятии Ташкента иразгроме бухарской армии вИрджарской битве, былдважды ранен инагражден двумя офицерскими георгиевскими крестами. Вдальнейшем участвовал впоходе против Хивинского ханства и, сумев проникнуть вХиву, способствовал взятию города 29мая 1873года, зачто был награжден уже Святой Анной ипроизведен вштабс-капитаны. После чего прогремел навесь Туркестан, набив морду старшему позванию, пытавшемуся влезть вгарем дружественного бека.
        Военный суд Волчихина полностью оправдал - сказалось заступничество командующего Туркестанским военным округом, нопобитый оказался злопамятным иктомуже имел влиятельную родню. Отпредложенной повсем правилам дуэли прохвост уклонился, нопакостить начал. Черняев, узнав обэтом, предложил толковому офицеру уйти вдлительный отпуск «дляпоправки здоровья» иотправиться наБалканы. Разумеется, Волчихин согласился. Вовремя разгрома сербской армии подДжунисом попал вплен, ноуспешно бежал, убив турецкого солдата ипереодевшись вего форму. Когда ввойну вступила Россия, успевший заговорить по-сербски иболгарски Сергей Юрьевич присоединился кРущукскому отряду цесаревича Александра иподЕленой, когда пять тысяч русских были атакованы двадцатью пятью тысячами турок, умудрился обратить насебя внимание будущего императора.
        Майорский чин, Святая Анна уже третьей степени изолотое оружие незаставили ждать, ноглавным дляВолчихина стало возвращение влюбимый Туркестан. Недоброжелатели дружно поджали хвосты, зато появились серьезные люди изПетербурга. Встречи сними дурно сказались наволчихинском здоровье, которое следовало немедля поправить.
        Майор лечился, поставляя оружие афганцам вовремя англо-афганской войны, после чего участвовал вовзятии Геок-Тепе, причем сумел отговорить несколько влиятельных кланов отвыступления настороне защищающих крепость текинцев. КАннам прибавился Владимир, после чего здоровье Сергея Юрьевича вновь пошатнулось. Лечиться пришлось испытанным способом, чеммайор, азатем подполковник изанимался, пока очередная пуля ималярия непревратили черняевскую выдумку вправду.
        Белые пески, синие горы, смуглые бородачи, горбоносые тонконогие кони - всеэто стало прошлым. Остались ордена, высочайшее расположение инекоторое количество лет, которые следовало кчему-либо приспособить. Перебраться встолицу, объехать вокруг земного шара, выучить еще сдюжину языков, написать роман, жениться, наконец…
        Восторженные девицы идамы необошлибы благосклонностью героя многих войн ипоходов, асолидные отцы былибы непрочь увидеть зятем военного, угодного самому государю. Увы, Сергей Юрьевич нестремился никрозовому семейному счастью, никгосударственной карьере, никбольшим деньгам. Спасение явилось влице генерала Потрусова, что, ещебудучи вполковничьем чине, раззаразом доводил вернувшегося сБалкан майора довсяческих «хворей».
        Завремя разлуки серьезный человек лишился даже той чахлой растительности, чтопрежде украшала его череп, новостальном почти неизменился. Разве что вырос вчинах, окоих тотчас попросил забыть.
        - Общая младость стирает морщины слиц извезды сэполет… Оделах твоих наслышан, чтонадумал?
        - Янедумаю, - негромко откликнулся подполковник, - янадеюсь. Навас.
        - Мынатебя тоже надеемся, хотя дело длятебя, ежели согласишься, новым будет. ТыБалканы средь песков незабыл? Антона Бурульбашева помнишь?
        - Помню.
        - Ион тебя помнит. Нелюбопытно, счего их сиятельство встречи ищут, даненапрямую, асвывертом?
        - Любопытно. Какменя выверт сей отминистерства сакадемией избавит.
        - Такимне любопытно. Дело уБурульбашева, если оно всамом деле есть, странное, что-то он сам расскажет, что-то прочитаешь, аначало - сменя. Антон Данилович отом знает, стого изапаздывает. Семейное белье приличные люди перетряхивать нелюбят, абезэтого толку недобьешься.
        Бурульбашевых графами занемалые заслуги матушка Екатерина сделала, инепрогадала. Толковые люди были, захочешь, почитаешь проних. Антоша тоже молодец, авот брат его старший помладости отличился.
        Дурьего, впрочем, была самого безобидного толка. Карбонариев Федор Данилович неодобрял, нополагал своим долгом искупить хотябы часть страданий, чтопринесла знать народу. Особое впечатление наюный ум произвела малороссийская поэма одевице, соблазненной иброшенной молодым офицером. Ничего нового всравнении с«Эдой» Баратынского илипушкинскою «Русалкою» сей опус неявлял, однако наследник Бурульбашевых вознамерился связать свою судьбу собесчещенной девицей низкого звания иобязательно изМалороссии. Семейство неотнеслось ксему серьезно иошиблось - Федор засвои слова отвечал. Невесту он подбирал придирчиво: мещанки итем более дворянки, какиебы несчастья наних нивалились, безжалостно отвергались. Наконец, вПолтавской губернии ему сказали оюной поселянке, пытавшейся утопиться вмельничном омуте. Несчастную откачали, амельник оказался настолько добр илиже настолько виновен, чтовзял ее вдом. Спустя полгода грешница, кою, словно позаказу, звали Катерина, благополучно разрешилась отбремени ребенком мужеска полу, окрещенным Петром. Молодая мать осталась намельнице, гдеее инашел Бурульбашев.
        Скандал вышел отменнейший, однако таинство брака свято. Старый граф, смирившись, истребовал изармии младшего сына, коему отныне предстояло служить отечеству напартикулярном поприще, нозадвоих. Молодыеже оказались ввесьма щекотливом положении: Катерина нетолько встретилабы холодный прием, онапросто немогла войти вобщество попричине полнейшей неграмотности инеумения себя вести. Федор это понимал инестал подвергать семейство подобному испытанию. Онувез жену спасынком, заботу окотором взял насебя, заграницу. Супруги объехали всю Европу инаконец осели вГалиции.
        «Похоже, теперь будет Австро-Венгрия, - промелькнуло вмыслях внимательно слушавшего подполковника. - Небог весть что, нохотябы неГенеральный штаб».
        - Брак наудивление оказался удачным. - Генерал неожиданно ивесело улыбнулся. - Незнаю, слышалли ты всвоих пустынях оюродивых, пытавшихся, поих собственному выражению, идти внарод, новылетали данные господа изоного, какпробка издурно охлажденного шампанского. Графиня Катерина, однако, явила мужу тот народ, коего он искал. Онапозволяла себя учить иучилась, незабывая, кемродилась, инепытаясь стать светской дамой. Супругам вдвоем небыло скучно, аведь скука ипривычка гасят самое яркое пламя. Имело место ивзаимное влечение, брак дал обильные плоды, причем, проживай Бурульбашевы вПетербурге илиже Малороссии, ониврядлибы вырастил своих детей столь верноподданными.
        - Сними что-то случилось?
        - Угадал. Годназад погиб старший сын вместе ссестрою. Графиня после этого напрочь отказалась видеть своего первенца. Более того, мать настояла натом, чтобы сын неполучил никакой выгоды отсмерти других членов семейства. Бурульбашев, однако, выделил Петру хорошее содержание, коедолжно урез?ться скаждой смертию всемействе ивовсе прекратиться сосмертию самого Федора Даниловича. Желаешь что-то спросить?
        - Позднее.
        - Хозяин - барин… Если старшая ветвь Бурульбашевых увянет, наследство перейдет кАнтону Даниловичу, чьесостояние сейчас значительнее братнего, аположение, коеон занимает, иотношение кнем государя исключают саму мысль очечевичной похлебке. Младшие сыновья Федора невошли вприличествующий убийцам изкорысти возраст, кроме того, несчастие произошло вих отсутствие. Еслиб недва обстоятельства, ябы счел поведение графини следствием помешательства.
        Потрусов замолчал, вперив пристальный взгляд свой всобеседника. Онждал идождался.
        - Первою изпричин, - начал Волчихин, - является интерес, коий ксему делу неможет непроявлять Вена. Разговорже наш предполагает, чтоя гожусь дляразрешения сего дела, хоть инезнаю местных наречий, апо-немецки изъясняюсь нелучшим образом.
        - ВГалиции, если ты там задержишься, твое собрание языков прирастет самое малое польским, новглавном ты прав. Трагедию всемье Бурульбашевых местные власти безвнимания неоставили. Нашаже сторона итогами расследования неудовлетворена. Антон Данилович желает направить кбрату надежного человека, который сможет охранить его жизнь. Твой приезд будет выглядеть совершенно естественно. Мало того, тыполучишь возможность нетолько ознакомиться свыводами местных чиновников, ноипровести собственное расследование. Возможно, тыженишься илиже случится нечто иное, чтозаставит тебя подтем илииным предлогом остаться вАвстро-Венгрии надлительный срок.
        - Ябы предпочел если уж неТуркестан, токолонии. Английские. Невсе им ктуркестанским границам подползать… Стуземцами я через пару месяцев объясняться смогу, такпочемубы мне непоправить здоровье, кпримеру, наЦейлоне?
        - Римские колонии частенько возникали вдали какотморя, такиотсамого Рима. ВГалиции ты будешь нестоль уж далеко отстолицы Римской Дакии.
        - Современ Рима мир изрядно вырос.
        - Этиместа так иостаются захолустьем[7 - Статус колонии обычно предоставлялся крупному илистратегически значимому городскому поселению, которое было основано попостановлению римского сената илиже волей римского народа. Постановление онаделении города статусом колонии выдавали специально назначенные триумвиры или, реже, квинквевиры (triumviri илиquinqueviri coloniae deducendae).], хоть изВены смотри, хоть изПетербурга… Вних только исмысла, чтоплохо лежат. Между нами лежат и, черт ее бей, Европой, агосударь неисключает внестоль отдаленном будущем войны, вкоторой против нас вновь объединятся двунадесять языков.

* * *
        Кофе Хлюп варил сособым тщанием, иполучилось отменно. Подполковник оценил исорт, икрепость, апан Адам оценил польский гостя, получил заказ навторую порцию иушел. Кофе всамом деле удался, ноособый вкус напитку придавало то, чтобыл он вжизни подполковника, скорее всего, последним. Вотнапару папирос Сергей Юрьевич рассчитывать еще мог. Волчихин пил медленно, смакуя каждый глоток. Всвоем выборе, какивсвоих выводах, оннесомневался, хотя вПетербурге предпочлибы живого полковника уничтоженному упырю. Если это, конечно, упырь.
        Серый день неотвратимо кончался, приближая прогулку, поединок, бросок навокзал, гдеуже дожидаются вещи икуда подъедет сообщник. Тадик, панТадеуш, русского царя ненавидел почти также, какимператора, норечь шла онечисти, сожравшей тадикового дядю. Хуже, чемсожравшей.
        - Надеюсь, панпоймет. Яскоро закрываю.
        - Хорошо.
        - Пусть пан неторопится, ясказал заранее. Кофе нетерпит спешки.
        - Несомненно.
        Стучит дождь, ичасы вуглу тоже стучат. Хозяин уселся иразвернул газету… То-то былобы шуму, напечатайона, чтослучилось сПетром Хыжамлынским. Чтовсамом деле сним случилось?
        Сперва все казалось простым, даоно ибыло простым - зависть сложной небывает, проще ее разве что голод. Проще ичище: голодный может остаться человеком, завистник врядли, Сергей Юрьевич, покрайней мере, таких невстречал. Петруша, какназывал приемыша Бурульбашев, исключением нестал. Учили икормили его нехуже, чемединоутробных братьев, аспросу было даже меньше, только корм оказался невконя: снауками Хыжамлынский несдружился, ростом илицом тоже невышел. Мать его инасклоне лет оставалась удивительной красавицей, аПетруша напоминал блеклого суслика. Идержалсяон, каксуслик, тихо, только нехотел числиться крестьянином, атак инерастерявший идеалов Бурульбашев несчитал верным отсекать Петра отживительных народных корней. Молодой человек безспроса съездил вПетербург представиться родне иполучить протекцию. Непреуспел - Антон Данилович подобных тихонь нетерпел, серьезные люди Хыжамлинским тоже непрельстились. Петруша вернулся вГалицию, попытался жениться, получил два отказа: открасавицы иотбогачки, предложил себя уже Вене, оскорбился наничтожность вознаграждения иотравил брата ссестрой. Убийство доказано
небыло, иотравитель, войдя вовкус, отомстил отвергшей его красивой паненке. Улик инасей раз неосталось, ноКатерина Бурульбашева обвиняла сына открыто. Резун-Кробатковский, узнав обэтом, решил выяснить правду, каквыясняли ее вовремена Речи Посполитой. Застигнутый врасплох тремя решительными шляхтичами, мерзавец попытался отравиться; яднеподействовал, зато наконец взялись задело власти. Хыжамлинского, чтоб чего невышло, взяли подстражу, нодосуда он недожил. Смерть списали насердечную болезнь, умершего тихо похоронили, ачерез неделю Катерина захотела, чтоб могилу вскрыли. НаБалканах, заподозри кто упыря, всебы решилось мгновенно, новпросвещенной империи пошла бумажная канитель, прерванная смертью одного измстителей. Очень странной смертью.
        Похороны выпали надень приезда Волчихина. Бурульбашевы гостю обрадовались неслишком, ноприняли, какположено. Вечером кгостю пришла графиня.
        - Вас, добродию, послал мне Господь, - сказала женщина. - Если вы неповерите, неповерит никто, ноубивает Петрусь. Явсегда его боялась, всегда!
        - Почему, Катерина Афанасьевна?
        - Просто Катерина… Неживойон, хоть икрещен, исолнца небоится. Тому ибледный такой… Невменя, неотца своего.
        - Акто был его отец? Мельник?
        - Якбы! Сынголовы нашего. Красивый хлопец был, встарости какпан Резун, мабуть, стал. Любила яего, только заказали ему сголотой знаться. Дая инеждала другого… Акакзаслал мой милый сватов кдругой, пошла кдурному омуту, продытыну неподумавши. Сама жива осталась, аПетро умер, азаместо него кто-то другой стал. Кто - незнаю, примельнице всякое кормилось… Видела яих, страшные такие, мерзли, тепла просили. Пане Сергию, выж отдеверя приехали, васпослушают. Пусть Петра складовища освещенного уберут. Филипп Данилович неверитмне, такхоть вы поверьте.
        Вскрытия могилы Волчихин добился, тамбыло пусто. Подполковник обживался вДанилуве, посвоему обыкновению канув вновый язык инезабывая приглядывать задвумя выжившими мстителями. Тогда он иобратил внимание намолодого человека свнешностью суслика. Таких редко замечают иеще реже помнят, ноВолчихин запомнил, играфиня подтвердила, адальше все понеслось, каксгоры…
        Спешный отъезд Бурульбашевых вкругосветное путешествие, смерть второго мстителя, разговор сКробатковским, гдетот явил себя редким храбрецом иредчайшим болваном, ипоиски, поиски, поиски… След отыскался, нолишь потому, что, совершенствуясь впольском, Сергей Юрьевич вслушивался вовсе разговоры. Вотиразобрал сетования расклейщика афиш на«поганую рожу», что«опять заявилась сзаморской чертовщиной». Отыскать проныру, колесившего поЕвропе слекциями овсяческой потусторонней ерунде, было проще простого. Магистр оккультных наук, великий жрец Анубиса ипотомок Клеопатры квартировал влучшем отеле, однако принять визитера немог, ибобыл пьян встельку. Зато сообщивший обэтом ассистент магистра, молодой негр сосмышлеными глазами, оказался истинным кладезем информации. Когда понял, чтонеприятности будут неиз-за длинного языка, аиз-за короткого.
        - Янеузн?ю джентльмена, который желал овладеть вуду, - негр ослепительно улыбнулся, - ноон был готов хорошо заплатить, амистер Сальтаформаджо всегда нуждается вденьгах. Мистер Сальтаформаджо, если нужно, представляет меня гаитянином ивнуком великого черного жреца. Ядиктовал, аджентльмен записывал, вотивсе.
        - Чтоименно вы диктовали?
        - Кмоему сожалению, янезапомнил. Мистер Сальтаформаджо сказал, чтонужно неменьше двадцати страниц, мнепришлось импровизировать.
        - Вывсамом деле сГаити изнакомы свуду?
        - Чтовы, сэр! Яродился вКанаде инамерен изучить медицину, ноэто очень дорого. Мистер Сальтаформаджо предложил мне хороший заработок, ясогласился, ноя - убежденный материалист. Меня удивляет, чтовпросвещенных государствах столь популярны дикарские верования. Этооскорбительно длячеловечества.
        - Ивсеже постарайтесь вспомнить, чтовы насочиняли.
        - Боюсь, сэр, этоневозможно. Обычные глупости, что-то избульварных статей, что-то излекций хозяина, что-то измифологии имистических романов. Джентльмен, окотором вы рассказываете, что-то сделал?
        - Онотравился.
        - Этоневозможно, сэр. Япридерживаюсь принципа «ненавреди», ингредиенты, которые я включаю врецепт черного зелья, совершенно безвредны, хоть инесколько экстравагантны…
        - Пан, мнеочень жаль.
        - Нестоит жалеть, особенно вСочельник. Прощайте.
        - Вамнепонравился мой кофе?
        - Понравился, иочень.
        - Тогда досвидания, панподполковник. Длявас я заварю новый сорт.
        - Спасибо. Счастливо встретить…
        Темнеющие улицы, сырость, аокна светятся радостью. Снегабы сюда, анеснега, такбелых песков исолнца. Было унего итакое Рождество, чего унего только небыло. Напоследок даже любовь приключилась. Ривка… Кудри дыбом, ястребиный носик, ихарактер впору фельдмаршалу. Случайная встреча, перевернутое настарости лет сердце, твердое решение обходить десятой дорогой извонок наквартиру Бурульбашевых.
        - ПанСергей, вас.
        - Слушаю.
        - ПанВолчихин, этоРивка Шевич. Мойотец лечит пани Бурульбашеву, онхороший врач. Лучший вгороде. Выперестали бывать впарке, выбольны?
        Онболен ибудет болеть, пока жив, болеть счастьем, ноэто неповод дать волю упырю, даеще такому! Иведь каксошлось… Убитый вутробе ребенок, дурное место, мельник сосвоими «приятелями», жаждущий справедливости знатный осел, изобретательный итальянец, нахватавшийся сбору пососенке всякой чертовщины негр, панская дурь иподлость, вкоторой невиноват никто, кроме подлеца. Вотоно, черное зелье, инивкаких-нибудь вест-индских болотах, аназадворках пары империй. Нучтоб пану Амброзию послушаться иуехать, такведь нет! Полоснул нежить саблей, закончив сросшееся изсовпадений колдовство. Спасибо, хоть Тадик сообразил, чтодядю подменили. Онмного чего сообразил ивзялся помочь.
        - Явсе проверял, панСергий. Этатварь помнит, какдядька Амброзий, авот просебя знает толькото, чтоуже делала. Убивать ииздеваться она будет, носмерти боится точно. Дядька небоялся, атеперь трусом стал. Явроде какслучайно курок спустил, видалибвы, какон дернулся!
        - Отлично. Память пана Амброзия заставит его бросить русскому наглецу вызов, ажелание поглумиться - подобрать место потише. Яего убью, нотварью становятся постепенно. Если заранее заказать билеты, когда начнется по-настоящему, мыбудем посредине океана. Яуспею застрелиться, заперев тварь втрупе, ведь убийцей буду тожея. Тыотправишь то, чтовышло изгнилой воды, вводу соленую, акогда вернешься, отошлешь мои письма.
        Письма… Рапорт Потрусову Сергей Юрьевич написал сразу, нообъяснить Ривке неполучалось хоть убей, аврать Волчихин несобирался. Инесоврал. Ниединым словом.
        - Ривка, - может, некоторым женщинам инужно врать, нотолько неэтой! - Всеклучшему. Тынестанешь мерзнуть, тебя никто неназовет жидовкой, яникого заэто неубью, моим друзьям непридется, вытаскивая меня, нарушать закон. Ипотом придет конец этому упырю.
        - Когда? Когда ты хочешь… Тоесть…
        - Унас осталась неделя, нособлазнять тебя я нестану. Немечтай.
        - Тогда что мы будем делать?
        - Тоже, чтоисейчас, - гулять иболтать. Аесли мне станет невмоготу, явсегда смогу зайти взаведение пани Розы. Иликакой-нибудь другой пани.
        - Нет.
        - Да. Ривка. Яхочу спокойно исчистой совестью застрелиться, аты мне будешь мешать.
        - Небуду. Ноя скажу дяде, этотакой человек, такой…
        - Мудрый, каксам Соломон.
        - Нуда… Нокакпан догадался?
        - Есть такая повесть. Господина Гоголя сочинение, ночитать тебе ее ненужно.
        Онигуляли. Каждый день гуляли иниразу невернулись ктому, чтослучится вСочельник, агород радовался иждал праздника. Дождался.

* * *
        Виденский проезд встретил их тишиной имолитвенно сложенными руками. Лесом молитвенно сложенных рук. Чужие святые, ангелы иангелочки выстроились вдоль ведущей кстарому костелу аллеи, придавая ей кладбищенский вид. «Всебренно, - напоминалиони, - азначит, годом раньше, годом позже, всеедино… Главное, покаяться ипринять свою судьбу скротостью иблагодарностью… Покаешься - будешь спасен дляжизни вечной, аздесь все бренно, бренно, бренно… Ивообще мжичка[8 - Мелкий обложной дождь привысокой влажности воздуха.]!»
        - Тожемне, Рождество, - буркнул Волчихин мраморному бородачу сраскрытой книгой ивозведенными горе очами. Подполковник, какивсегда напороге передряги, былслегка раздражен, однако неболее того. Решение принято, таккчему метаться? Сиепристало герою романа, нахудой конец - столичному гимназисту, аСергей Юрьевич итак прожил много больше, чеммог рассчитывать. Судьба Волчихина десятилетиями честно висела наего шее, прикрывая своего обладателя отпуль, ножей ичумы, нобольше ее услуги нетребовались, больше нетребовалось вообще ничего. Ривка это уже поняла, поймет, получив рапорт, иначальство: Потрусов освоих ревельских похождениях нераспространялся, нотамошняя тварь изБашни, прежде чем ее загнали вогонь, кровушки попить успела вовсех смыслах. Данилувская будет поплоше, нооставлять впокое нельзя иее.
        Сергей Юрьевич вытащил часы - чувство времени неподвело: десять счетвертью. Странный выбор - неполночь инезакат, новедь иупырь, иликактам его повест-индски, неправильный. Ладно, вперед, тоесть направо.
        Власти славного города Данилува, обустраивая парк дляобщественных гуляний, постарались потрафить всем. Святость вверхней части, цветники, озеро слебедями иманеж дляверховой езды - внижней, амежду ними насклоне почти лес, прячущий то живописный источник, тобеседку, топодобие руин. Кним Волчихин инаправился. Пара соединенных стеной зубчатых башен старательно изображала средневековые развалины. Наверху той, чтопоближе каллее, летом играл оркестр, вдальней подавали кофе, шоколад ипрохладительные напитки, нопоосени рестораторы свое добро вывезли, оставив разве что неподъемного каменного лыцаря встранных доспехах. Охраняемый «преславной стат?ей» замок затих долучших времен.
        Тадеуш полагал парковую игрушку пошлой, Ривка - смешной, однако вэтот вечер подделка решила изобразить величие. Морось вкупе суныло горящим надякобы подъемной решеткой фонарем превратили уголок выстывшего парка вновомодную картину, гдевсе размазано иперекручено. Местная галерея нетак давно купила одну такую, гденапервом плане томно изгибался труп. Безобразие сие называлось «Тызаплачешь», абуклет нанемецком, польском ифранцузском спридыханием извещал, что«…художник черпал вдохновенье внекогда потрясшей Данилув трагедии, когда несчастный молодой человек застрелился наместе первой встречи спредметом своих возвышенных чувств». Посетители привиде покойного страдальца испускали вздохи, ноРивка жалеть дурака несобиралась, очем иобъявила. Волчихин какмог ее поддержал, заодно объяснив, чторазвороченные выстрелом вупор головы выглядят иначе. Случившийся рядом господин смоноклем заметил, чтоискусство должно неотвращать, нооблагораживать, подполковник ничего облагораживающего вдурацком самоубийстве ненашел, Ривка засмеялась. Сэтого уних иначалось…
        - Динь-динь-динь! - напомнили часы, иСергей Юрьевич прибавил шагу: оннамеревался опоздать надве-три минуты, иэто ему удалось, однако кукольный замок оказался пуст. Волчихин неторопливо обошел место предполагаемой схватки, затем встал подфонарем изакурил. Состороны он казался глубоко задумавшимся, однако застать Серги-бека врасплох существу изплоти икрови пока еще неудавалось. Чтодонечисти, тоздесь можно было лишь ждать, иподполковник ждал.
        Безчетверти одиннадцать послышались шаги - состороны лебединого пруда, нескрываясь, поднимались двое. Один оступился, второй что-то раздраженно икоротко буркнул; сровней говорят иначе, сдрузьями иподавно. Загадка вскоре разрешилась - Резун-Кробатковский явился слакеем, иэто было, мягко говоря, странно.
        - Выопоздали, - удивление удивлением, алишний раз проверить свой польский непомешает.
        - Тому была причина. - ПанАмброзий приподнял цилиндр. - Вечерний листок наверняка сообщит остранном происшествии наВерхувской, ономеня изадержало. Васнеудивляет, чтосомной лакей?
        - Внекотором роде. - Резун нетолько прихватил лакея, онозаботился надеть галоши, ивот тут-то Волчихин почти испугался. Того, чтонастарости лет уверовал вбабий вздор, анасамом деле его противник по-прежнему пан идурак, изкоторого умники изготовили приманку. Возможно, сподачи англичан - этивпошатнувшееся здоровье своей вечной помехи неверят уже лет двадцать, атут такая оказия! Избавиться отСерги-бека, даже незапачкав перчаток. Дескать, сцепился русский споляком, пустил поскверной привычке вход оружие, авпросвещенных странах подобная дикость наказуема. Австрияки своей выгоды тоже неупустят - либо заявят протест, либо «войдут вположение» иначнут торговаться. Вотвам ваш впавший впомрачение герой, авы нам вответ что-нибудь иликого-нибудь. Хотьбы иРатко Здравича сбратьями, увасони, точно знаем… Иведь знают, сукины дети.
        - Скоро вы меня поймете, - пообещал пан.
        Сергей Юрьевич отчетливо видел пальто сотворотами ихоленые усы, атень отясновельможного была нехуже, чемотсамого подполковника. Правда, инелучше - теням нужен свет, вморось они блекнут, автемноте мрут.
        Волчихин небрежно затянулся - поддерживать разговор он несобирался. Если Резун-Кробатковский жив по-настоящему, онтаковым иостанется, нет - значит, нет, наэто изакладывались, авот чего хочется, такэто солнца игорячего сухого ветра. Ичтобы все решали ружье ивыдержка, хотя выдержка решает всегда. ПанАмброзий окинул взглядом окрестности фонаря и, кажется, остался доволен.
        - Антось, - велелон, - комне. Наколени. Вотздесь! Целуй ручку.
        Лакей подчинился, ачегобы неподчиниться? Паны инетакое требуют, главное, чтоб платили, аРезун поправу слыл щедрым. Антось поспешно иприэтом ловко опустился вомывающую хозяйские галоши лужицу. Господин небрежно приподнял руку, слуга наклонил голову, готовясь припасть кдорогой перчатке… Что-то тоненько, почти нежно засвистело, Антось схватился залицо, будто сдирая паутину, заорал, почти взвыл, изабился вкорчах уног все-таки упыря. Ноздри Резуна раздувались - емунравилась агония, Волчихинже повидал слишком много, чтобы вмешиваться вто, чтонельзя изменить.
        Панлюбовался издыхающим холопом, подполковник, насколько позволял желтоватый свет, разглядывал пана изаметил-таки, чтоправая перчатка утого лопнула пошву. Ответ навопрос «как» был найден, нуа«что», Сергей Юрьевич итак понял сразу.
        - Гха-а… гха… ххх! - выкашлял чутьли нивместе слегкими Антось, замолотил постылой воде ногами, изогнулся, каквдикарской пляске и, наконец, умер. Резун-Кробатковский соизволил оторвать взгляд отставшего неподвижным тела.
        - Выпоняли, нетакли?
        - Чтовы убийца? Сиекасается вас и, видимо, здешних властей. - Волчихин еще раз затянулся ибросил окурок. - Всеравно будут убирать… Яневижу привас сабли. Раздумали рубиться?
        - Сейчас узнаете!
        Толи мжичка потихоньку становилась туманом, толи фонарь надголовой мерк, подтверждая, чтовест-индская погань вольно илиневольно гасит рукотворный свет. Разиезуит ненаврал сэтим, оннедолжен ошибиться ивдругом - свинец исталь нечисть возьмут, авот насеребро, осину, чеснок икрестей, скорее всего, плевать. Ито сказать, откуда вКараибском море осина?.. Вновь нежный свист напределе слуха, каксигнал, какпредупреждение, нополковникбы итак успел. Потому что ждал, потому что клинок порой может больше ипули, имолитв. Города это забыли, пески игоры все еще помнят.
        Вскрик рассеченного воздуха, располовиненная мерзкая смерть, дикий вопль. Ошибки можно небояться, остального бояться нельзя.
        - А-а-а! - господин впальто трясет покалеченной рукой. Крови нет, пальца тоже нет - этадрянь заморская таки неделает неуязвимым!
        - Нетерплю змей. - Саблю подполковник отряхнул систинно восточным шиком. Тело упыря исчезнет, нокуда, черт его бей, девать слугу?
        - Пан! Пан… Волчихин… - Ясновельможный валится наколени прямехонько влужу, вотведь погань! - Меня нельзя! Нельзя меня!.. Сергей Юрьевич, благодетель, выслушайте! Явсе объясню! Какнадуху… Этот пшек меня убить хотел, ониже нас ненавидят, выже слышали, чтоон прогосударя говорил! Онивсе тут такие, толькобы нож вспину всадить! Ксендзы велят нам вредить, иизВены тоже. Мыдляних хуже индианцев черных, авсе потому, чтовкостел их подлый неходим… Вотиненавидятнас, вотихотят извести…
        Бубнит, клянчит, жалуется. Какбыл, вшикарном пальто игалошах, только безпальца ибезсебя.
        - Назватьбы тебя трусом, даты просебя это итак знаешь. Какувас тут говорят? Байстрюк, чтоли?
        Незнакомая злость назнакомом породистом лице - Петруша ярости невыказывал никогда, аКробатковский зверел иначе. Ктобы сказал, чтодурного пана будет так жаль… Кого видел перед собой бедняга, парой недель назад прикончив, какон думал, мокрицу? Чтоон сам увидит, когда все случится, чтозапомнит, инадолголи хватит памяти иволи? Пустое - Тадик, если что, напомнит. Сляхами можно нетолько собачиться, нодляэтого нужна нечисть и, желательно, хотябы наполовину заморская, апоганец опять трясется иканючит. Мерзость, нотакое подоброй воле незастрелится, емусуществовать хочется. ВотРезунбы удавился, анаколени перед русским невстал. Значит, отАмброзия ничего неосталось, всесожрал толи Петруша, толи вовсе нипойми что. Еговузде идержать, самое малое доКанар. Апан уже инепан: ястребиные черты кривятся, расплываются, будто дурной скульптор переделывает хищную горбоносую птицу всуслика.
        - Защищалсяя, ваше превосходительство, ичесть нашу защищал, иверу. - Холеные седые усы нанезначительной молоденькой рожице, повисшее мешком пальто. Ужлучшеб рога козлиные, всенетак тошно - черт ичерт. - Чтож это будет, если ксендзы верх возьмут, ажиды им помогут? Никак нельзя, чтоб такое было… Выж сами, милостивый пан, зато кровь проливали игосударем обласканы. Выж…
        Пора было кончать, ноВолчихин медлил, вбирая всвою пока еще человеческую память кусок башни, съежившийся свет, даже раскисшую аллею итело дурня, которому посчастливилось просто умереть. Гадныл, ноудирать непытался, топтался влужице, чутьли неупираясь вподползающую мглу. Ладно, перед смертью ненадышишься, аперед этим - темпаче. Хотьбы луна напоследок проглянула, чтоли…
        - ПанВолчихин! - дребезжащий, высокий голос измутной тьмы. Немолодой, словнобы надтреснутый. - Стойте! Тож вы непонимаете… лизрок тамид наспик, лама шело ненасэ кодэм летакен? Ракше ло йиду ше ата мевин оти!
        Сергей Юрьевич понял, пусть ичерез пень-колоду. Незабывая краем глаза следить занечистью влуже, онрывком обернулся квесьма нелепой, долговязой фигуре вшляпе.
        - Если я знаю албанский, милейший, этонезначит, чтоя разбираю вашу тарабарщину. Если это, конечно, она…
        - Этодревний язык, милостивый пан, ой-ей какой древний! - затарахтел вновь прибывший. - СамСоломон нанем говорил…
        - Ичтоже он говорил? - Теперь хотелось жить. Зверски, неистово, даже больше, чемподДжунисом. Ивсе из-за проснувшейся надежды. - Тишеты… зомбырь! Такчто там Соломон?
        - Много говорил, милостивый пан, - сверкнул очками гость, онивпрямь был очень немолод. - Чегоб инесказать, если ты такой мудрый, даеще ицарь? Выведь желаете этого мертвого пана зарезать?
        - Зарубить, - уточнил Волчихин итряхнул саблей. Вышло несколько по-польски. - Ипочемубы милостивому пану такого незарубить?
        - Ой,да еслиб это был то, чтоваши глаза видят, егобы обязательно надо было зарубить. - Очкастый, который мог быть только ривкиным «Соломоном», поднял указательный палец. - Идьот созлости сварил ивыпил такую дрянь, чтопросто тьфу! Теперь, ктонегодника убьет, самим станет, воткакбедный пан Амброзий стал. Аведь какой пышный да важный был… Наодни троянды дляпаненок, данаконьяки дляпанов многие тысячи спускал, атеперь что? Одежда одна.
        - Пожалуй, - поморщился Сергей Юрьевич ипустил пробный шар. - Лучшеб эта погань идальше впервой своей шкурке ходила. Молью траченой. Пойти кХлюпу кофе выпить, чтоли? Илипокрепче чего? Сыро тут.
        - Никуда ты неуйдешь! - прошипело сбоку. - Тыменя неубьешь, этоя тебя убью… Совсеми твоими орденами! Только несразу убью, ненадейся, изашашку свою подлую нехватайся, непоможет она тебе. Илихватайся, ия стану тобой. Сперва испорчу твою жидовку, апотом поеду вПетербург иполучу аудиенцию… Меня непустили даже кминистру двора, аподполковника Волчихина царь примет, итогда я его убью… Илион меня, итогда все будет мое. Невшивое имение, авообщевсе! Федора Платоновича я вСибири сгною, а…
        Такое Волчишин видел нераз. Те,кто надо - ненадо валится наколени, спит ивидит швырнуть вгрязь других, ичтоб заэто ничего небыло, кроме удовольствия. Счастье гиены почувствовать себя львом. Иведь чувствуют…
        - Ану слезай строна! - прикрикнул «Соломон». - Твое место втюрьме, иты там будешь, шандар[9 - Жандарм.] тебя какраз заворотник иухватит… Испросит, ктоэто такой вдоме пана Амброзия живет изаквартиру неплатит? Ая искажу, кто. Байстрюк, скажу, смилости великой паном графом излужи поганой вынутый.
        - Ахтыж!..
        Зомбырь сперекошенной рожей шагнул к«Соломону», широко расставив руки. Живойли, мертвыйли, застрявшийли меж пеклом ичерными чужими болотами, онжелал одного. Растерзать мерзкого жида, раздавить, размазать постене, упиться смертным ужасом, растянуть агонию дотретьих петухов, допаршивого местного рассвета. Покалеченная кисть шевельнулась, выбросила неправдоподобно длинный палец сдлиннымже ногтем. Уженепалец - змея, гадюка все стехже болот, готовая стать стрелой. Иведь убьет сейчас старика, погань.
        - Бездвух останешься, - пригрозил подполковник, рассекая саблей морось. - Хотьбы иотросло потом, больно-то сейчас будет… Аеще я тебе уши отрежу; тамгде я бывал, швали режут уши. Инетолько.
        - Самшваль, чухна тамбовская…
        Повернулся! Отжида кмоскалю. Всебольше злобы, всеменьше разума, всепроще убить, вовсех смыслах проще. Ну,прыгнет гадина илинет? Лучшебы прыгнула… Итогда отплеча, совсей силы! Сперва палец, потом руку, потом - башку. Дляразгона, ивторой раз, чтобы наверняка. Вместе ссобой, сРивкиной любовью. Всеравно ведь ничего невыйдет…
        - Стой! - дребезжит «Соломон», - Ради Ривки - стой!
        - Бей… Какраз мной станешь. Тебя возьму итвое возьму…
        Сердце заходится, будто нахорошем галопе, иеще эта ярость, будь она неладна. Нельзя! Нельзя, подполковник. Дачто стобой такое?! Стоять! Смирно!
        Фонарь пытается гореть, блестят «Соломоновы» очки. Время встало, подернулось льдом, обросло мхом, околело.
        - Безвсего оставлю! - грозит тварь. - Себя забудешь, мной станешь… ВКиеве сяду, аПетербургу быть пусту. ИВаршаве сВеной!
        - Быдло! - смеются вответ нааллее. - Толькоб вчужое пальто влезть. Плевать, чтоспокойника, драное, исидит, какнакорове седло, - панскоеже! Надел панские галоши исам паном заделался? Только схама небудет пана, аты хам, Петро Катеринич. Хамибайстрюк, хоть плюйся, хоть шипи…
        Ответный вой башни необрушил, ноуши подполковнику заложило. Тадик, небрежно поигрывая хлыстом, глядел назомбыря. «Соломон» отступил кстене иутер лоб, Волчихин сильней сжал эфес.
        - Катеринич, значит? Икакя недогадался? Поимени-отчеству звал, аты Катеринич…
        - Акакегоеще, урода такого, звать? Неясновельможнымже!
        - Нет, панТадеуш, ясновельможным его звать никак нельзя!
        - Убью жида!
        - Лучше жидом родиться, псякрев, чемжабой. Дохлой жабой сдохлых болот!
        - Ляхчертов! Маловас, подлых, гайдамаки конями топтали.
        - Мало вас топтали! Ничего, исправим…
        - Тадик, убирайся!
        - Послевас, панСергей!..
        - Ичего из-за эдакой дохлятины два таких славных пана спорят? Незолото ведь, недевица, даже невино, атак… назвать стыдно!
        - Тебя первым, пархач! Вторым собаку царскую…
        Кружится безумная карусель, самсатана ее крутит, неиначе. Ярится, исходит злобой погибель впальто сотворотами, мечется между тремя жизнями. Выбирает инеможет выбрать. Извиваются змеи-пальцы, тянутся кчужому теплу. Разок коснутся - ивсе! Смерти гаже непридумать, разве что впустить всебя зомбаря. Итащить его ссобой доВены, Парижа, Гавра…
        - ПанАмброзий умел драться, аэтот…
        - Инеговорите, панподполковник…
        - Быть тебе безушей, Катеринич!
        Света уже почти нет, этоплохо… Тадик втемноте невояка, а«Соломон» инасвету неорел.
        - Лехмикан! - вотты изаговорил наязыке давидовом, даже незаговорил - заорал. Только какляха-то назвать, чтоб поняли? - И… этого… уводи! Филистимлянина, псякрев! Я… управлюсь!
        - Вымои! Все! Непущу!
        - Твои? Дачто утебя есть своего, холера?
        - Калоши - ите чужие.
        Иопять метанья вотьме. Тадик с«Соломоном» дышат по-разному. Тварь недышит, нопогрязи шлепает нехуже других… Гденедышат, ачмокает, тамионо.
        - Чмо… болотное!
        - Тише, тише, паны… Ой,непристало мне отаком говорить, нослушайте!
        Звон дальних часов, иликолоколов, илизвезд… Старый костел сзывает добрых людей надобрый праздник.
        - Пастерка! - звонко кричит вольнодумец Тадик. - Хрыстус се родзив!
        «Хрыстус се родзив!» - подтверждает вновь обретший силу фонарь, становясь почти звездой. Снова радостный звон… Тамгорят свечи, радуются ипоют люди, здесь, уфальшивых руин - молчат. Мертвый Антось валяется темной грудой, атрое живых немогут оторвать взгляда откорчащегося между ними ужаса. Нечто вроде бледной змеи безчешуи, нето желтоватой, нето сизой, разевает губастую африканскую пасть, всееще пытаясь грозить.
        - Вернусь… заберу… …рок лет… ждые… жды…
        Раздвоенный, будто узаморского сцинка, язык уже бессловесен, асам бледный змей усыхает, выцветает, слабеет, ноэто все ещеон. Петр Катеринич, крестьянин деревни Хыжий Млын, графский приемыш, завистник, убийца, трус, смертельно опасный всвоем ничтожестве. Ничтожный всвоей опасности. Зомбырь.
        - Жд… шд… жш…
        Издыхающая гадина вскидывается, встает нахвост. Онабольшая, выше человека, выше каменного лыцаря внише, оназдесь, онаненавидит… иее больше нет. Змея скручивается вочто-то несусветное, становясь вихрем наманер пустынных смерчей, итутже оседает, рассыпается впыль. Нопыли вдекабрьском Данилуве нежитье: раскисшая земля вбирает прах, словно его инебыло. Только валяются улужи галоши сцилиндром, дараспласталось, будто вполете, пальто, накрыв полой мертвого Антося.
        - Икуда, хотелбы я знать, - бормочет «Соломон», - подевались туфли? Отличные туфли, впору самому бургомистру. Унего такие мозоли…
        Пропажа Волчихина занимала неслишком, абургомистровы мозоли ивовсе неволновали.
        - Ятоже хочу знать, - полковник вытащил портсигар. - Чтомы здесь натворили? Вы,судя повсему, дядюшка Ривки. Онавсеже спросила увас совета…
        - Этоназывается спросить совета? - «Соломон» извлек преогромный носовой платок итщательно вытер лицо. - Онаворвалась комне вдом иобъявила, чтолибо я решаю этот вопрос, либо она едет топиться, потому что вы едете стреляться. Ичто мне оставалось делать? Ривка - хорошая девочка, самоубийство - непростимый грех, алюбовь внаше время такая редкость! Еенадо показывать заденьги, какжираф, илюди станут лучше. Ястал спрашивать пропана иузнал много красивого. Потом я спросил наших пропана Амброзия иузнал, чтотот изменился. Онникогда небыл умным, ноон был паном, астал тьфу! Шавкой.
        Еслибы я был Ривкой, апан застрелился из-за такой дряни, ябы тоже поехал топиться. Сперва я сказал, чтоникак неможно… Неможно?.. Апопробовать! Яотпустил клиентов магазин исел думать. Проще убедить кота некушать рыбу, чемотговорить ваших красиво умирать из-за чужих упырей, ипотом мне неулыбалось, чтоб вДанилуве осела такая подлая нечисть. Лучше всего былобы найти вам замену, номы невТамбове идаже невОдессе, здесь дурных мало. Итут я вспомнил проосла. Хозяин дал ему две охапки сена, осел принялся выбирать исдох сголоду, авсамом деле отглупости ижадности. Тот, ктосидел впане Амброзии, былнетолько глуп ижаден, ноеще изол навесь свет, иособенно наваших, наших и, прошу прощенья упана Тадика, поляков.
        - Анас-то зачто? - непонял Тадеуш. - Яэтого Петра сколько раз видел, атак инезапомнил.
        - О! - «Соломон» опять поднял палец. - Втом все идело. Ляхноги вытрет инезаметит, жиды вобман недаются, амоскаль отдает невсе. Какже тут неозлиться? Дурак сварил зелье, получил силу, нонемозги. Людоеды придумали такую пакость тоже неотума, аотзлости. Подобное растворилось вподобном, ивышло, каквы верно заметили, незомби инеупырь, а…
        - Зомбырь! - хохотнул Тадик. - Ониздесь оказался ублюдком.
        - Именно, пан! Силу ипривычки зомбырь взял отчерных дикарей, ночто-то ведь должно быть иродное, ипочему непогибель? Время иместо вы выбрали очень удачно, оставалось протянуть доначала праздника ипосмотреть, чтополучится. Петро, хоть ивпанском обличии, остался мелкой пакостью.
        - Ивы сперва объяснили, чтоему ничего небудет, апотом заставили метаться между москалем, жидом иполяком. Врассуждении, кого убивать первым. Мнеследовалобы догадаться.
        - Выочень умный человек, панподполковник, новы видели мало подобных инезнаете, чтосними делать. Язнаю, икакбы я незнал, родившись вДанилуве? Онихотят быть самыми большими панами, ноникогда нестанут даже мелкими. Можно украсть деньги ипредков, можно повесить саблю, можно перебить настоящих панов, толку-то? Алхимики так иневыучились делать золото, апеределать пустую душу может только Он, нозачем Ему такая морока?
        - Несомненно, - рассеянно кивнул подполковник, которому что-то недавало доконца обрадоваться. - Врядли сюда кто-то забредет раньше утра, нолучшебы нам уйти.
        - Явам вот что скажу, молодые люди, - сверкнул глазами «Соломон», - вамнадо срочно вернуть билеты. Выникуда неедете, аделать такой подарок господину Кауфману сего паровозами я несоветую. Вывернете свои деньги иполучите свое уважение. Ктоуважает тех, кторазбрасывается деньгами? Ривка тоже небудет. Любить будет, этода, этоона уже…
        - Хорошо, - пообещал Волчихин, пытаясь отшвырнуть скверную мыслишку. - Мысъездим навокзал.
        - Немедленно, - уточнил будущий родич. - Инезабудьте зайти вбуфет первого класса. Одинокая девица впубличном месте рискует репутацией, хотя зачем Ривке теперь репутация? Мужу моей сестры вы непонравитесь, можете мне поверить, норазве Суламифь спрашивала родителей?
        - Соломон тоже неспрашивал, но… Вморе былобы ичестно, инаверняка. Атак? Отлежится еще изастарое возьмется.
        - Аэто уже будет непана забота. Пандвадцать лет воевал, ноПариж брал неон, ичерез двадцать лет воевать неон будет.
        - Яисейчас врядли смогу. Онговорил просорок лет илимне послышалось?
        - Дану его кчерту, - махнул рукой Тадик, - сдох исдох. Слышите, вы, москаль сжидом? Хрыстус се родзив! Радуйтесь!
        Александра Давыдова
        Украденный саквояж
        Улежащего настоле тела отсутствовали документы, правый рукав иверхняя половина головы. Сигизмунд зачем-то потянулся ктрупу иткнул пальцем вего доверчиво раскрытую ладонь сбагровыми точками - следами отигольного замка. Запоследний год ему уже трижды приходилось видеть такие пятнышки: мода на«Охранные ручки длядорожных саквояжей» отбратьев Горовиц иКобуяла половину Европы. Стоило нестой стороны ухватиться зачужую поклажу, потайные иглы выскакивали наружу иклеймили незадачливого вора. Правда, вполовине случаев страдали сами хозяева новомодных ручек, забывшие обих коварной особенности.
        Однако вкомнате небыло самого саквояжа, иэто волновало сыщика гораздо больше, чемотсутствие любой части тела упокойного.
        - …Навернякаон! Умный больно, иимя того, нерусское!
        - Что? - Сигизмунд отступил отстола, рассеянно потер вспотевший лоб. Запоздало изобразил налице брезгливый ужас. Здесь, вглуши, онстарательно изображал наивного путешественника - такой должен пугаться принеожиданной встрече струпами. Вотличие отсыщика, которого, всилу богатого опыта, несмущают объекты, распрощавшиеся сжизнью. Обычно те, чтокрепко цепляются занее, гораздо опаснее.
        - Бенедикт, говорю! Точно он руку приложил!
        - Какой Бенедикт?
        - Дакитаец наш! - хозяин постоялого вагона, стоя начетвереньках рядом скриво торчащей лежанкой, обвинительно бубнил ишарил подней впыльной темноте. - Чаем торгует. Излеса натащит дряни, простигосподи, насушит итравит честных людей, только отплевываться успевай. Ишь, куда закатилась, а?
        Онразогнулся ипобедно взмахнул окровавленным кумполом покойного Казимира. Если быть точнее - банковского клерка Казимира Шостака, месяц назад внезапно отошедшего отдел иуехавшего вглушь. Жене его хватило ума - а, главное, денег - нанять хорошего сыщика. Походу расследования тот возымел личный интерес кделу, прознав отом, чтоКазимир отправился вместа, далекие отцивилизации, неспустыми руками…
        Напол шмякнулся глаз.
        - Больше некому. Ишь, какровно обрезал! Небось катаной своей.
        Китаец, значит. Попрозванию Бенедикт. Сигизмунд почувствовал неодолимое желание выбраться наружу, сесть налавочку - хотя нагретые солнцем ступени тоже сгодятся - иобдумать возникшую проблему. Вкомнате больше делать нечего. Убийца, кембы он нибыл, утащил ссобой саквояж, игрядущая неминуемая смерть вора занимала все мысли Сигизмунда.
        Кроме одной.
        - СБенедиктом я разберусь, - онмило улыбнулся хозяину. - Анебудетли увас кофе?
        - Кофе? Дахоть два стакана!
        «Наглеть так наглеть», - решил Сигизмунд.
        - Три, если можно. Ипокурить.
        Онприсел нанижнюю ступеньку, - теплую, отполированную доблеска, пахнувшую дымом исосновой смолой, - тщательно набил трубку вишневым табаком иогляделся посторонам, щурясь отзакатного солнца имошкары. Раньше, наверное, здесь был деревенский полустанок изтех, гдепаровозы спассажирскими вагонами останавливались наминуту-две, агрузовые прибегали раз вмесяц - задлинными душистыми бревнами. Вдали горбились останки лесопилки, надней шумели, будто посмеиваясь, высоченные сосны. Тропинки здесь были мягкие, усыпанные стружкой ищепками, такчто нога ступала упруго, будто потолстому ковру.
        Потом узкоколейка обезлюдела, старики перемерли, молодые разъехались покрупным городам - поближе кпаромобилям, модным изобретениям Теслы иаэропричалам, вокруг которых внушительно раскачивались громадные «цеппелины». Покатаешься разок натаком, ипаровоз потом видеть незахочешь! Аесли изахочешь, товущерб светской жизни иличным увлечениям - дамы нынче стали привередливы. Нажелезной дороге, мол, дымикопоть, грязь и«старье-старье! Какой прогрессивный человек захочет дышать гарью, чтобы добраться изпункту Авпункт Б?» Так иговорили, «пункту», поправляя наизящных носиках проволочные оправы сцветными стеклами. Продаются влюбой аптеке безрецепта, «сосменным набором линз изгорного хрусталя, раухтопаза ихризолита - вдвойне выгодно!».
        Сигизмунд усмехнулся. Тутуж точно таких фиф вочочках невстретишь. Емуисамому было несколько неуютно - будто выгрузился спалубы парохода вБостоне, ивместо расторопных носильщиков повстречал толпу раскрашенных индейцев. Словнобы веком ошибся. Бывшую станцию вукромной альпийской долине облюбовали старостимы. Тесамые, чтогрудью ложатся нарельсы, недавая их демонтировать. Романтики паровозного дыма, уверенные, чтопуть прогресса лежит невсторону облаков икапризной искры, апрокладывать его стоит пошпалам. Ониустраивали заговоры, взрывали цеха попереработке металла, недавали списывать вутиль старые локомотивы. Сигизмунд понимал их ностальгию, нонеразделял взгляда науместность подрывной деятельности иворовства.
        Местные старостимы, должно быть, тоже несовсем честным путем свой быт обустроили. Пригнали жилые вагоны, установили втри ряда - сколько путей хватило, подпустили лес поближе; ивсе подходы ких логову заросли. Разве что поузкоколейке придешь, если кто изгородских правильную дорогу нашепчет. Ато ведь пострелке неверной инаобрыв, ивчащобу забрести можно. Поговаривали, будто горный дух путников кругами водит, илучшебы вдолину эту несоваться. Сигизмунд небезосновательно подозревал, чтоавторами идеи выступали старостимы, желающие оградить селение отлюбопытствующих туристов ивладельцев украденной техники.
        АКазимир-то молодец. Глядижты, незаблудился. Дошел сюда. Знал, тоесть, куда бежать. Цель имел…
        Сигизмунд поднес ладонь клицу имедленно выдохнул дым через нос, аккурат накомара, который уютно пристроился поужинать. Тотобалдел имедленно отвалился.
        - Туда тебе идорога, - наставительно пробормотал сыщик, обращаясь толи кмертвому Казимиру, толи кнезадачливому насекомому.
        - Эй-эй! - надоедливый хозяин высунулся издвери. - Неподсобите, спрашиваю?
        - Чемподсобить?
        - Трупа закопать. Ато он мне все комнатки гостевые провоняет, илюдьми прирастать небудем. Унюхают вновь пришедшие смерть - исбегут. Беда ведь?
        - Ох,беда, - согласился Сигизмунд.
        - Ты-то хоть несбежишь?
        - Несбегу.
        Сигизмунд обтер ладони оштаны иподнялся. Впояснице противно хрустнуло. Проклятый Казимир так иноровил доставить проблемы даже после собственной смерти.
        Земля впогребе была сырая, тяжелая искользкая, нолопата ее резала легко. Ушлый хозяин, указав уголок дляямы, отбежал вверх полестнице «насекундочку» иотсутствовал уже полтора часа.
        Сигизмунд махал лопатой, потирал ноющую спину, шепотом возмущался, мерз, дулнаруки, воровал избанки маринованные патиссоны иподвкусный хруст раздумывал, какискать саквояж влогове старостимов. Тутведь как: если Казимир пришел изгорода прямой дорогой неслучайно - оннепетлял, точно непетлял, даже следы непутал, ужСигизмунд почуялбы это вовремя слежки! - значит, правильную ветку ему указали. Указаниеже можно было заполучить двумя способами.
        Первый - долго исамозабвенно декларировать сомнения поповоду прогресса, посещать фестивали локомотивов, тамлюбоваться дамами вкожаных корсетах, блестящих ботиночках ибезпросветительской мишуры вкудрявой голове, пускать ностальгическую слезу приупоминании о«Пыхтящем Билли», «Ракете» Стефенсона или«сухопутном пароходе» Черепанова. Темсамым заполучить репутацию городского сумасшедшего - безобидного, новдохновенного, ходить насборища старостимов, хаять веяния нового времени ивпадать всвященное негодование отфразы «Дорогу воздушному транспорту!» Тогда рано илипоздно наулице ктебе подойдет владелец тайного знания иподарит счастливый билетик вселение, нетронутое прогрессом. Именно таким билетиком воспользовался Сигизмунд, задушив его свеже-счастливого обладателя иоставив того безодежды ипаромобиля подмостом через Дунай неподалеку отБратиславы.
        Второй способ - найти старостима итупо ему заплатить. Вслучае сбанковским служащим Казимиром - именно тупо. Сначала сглупил, украв четыре миллиона, апотом еще раз проявил ноль интеллекта, продемонстрировав старостимам наличие усебя денег.
        Сигизмунд сплюнул, запихал Казимира внеглубокую яму ипринялся закидывать землей. Потом вылез наверх, употребил четвертый ковшик кофе задень изавалился спать вузком гостевом купе. Всюночь ему снились узкоглазые китайцы скатанами, игравшие всалочки посреди поля сгигантскими стогами. Ониубегали друг отдруга сзадорным визгом иныряли всено.
        - Этож несено, эточай! - наставительно произнес чей-то голос.
        - Что? - онподнял голову, встрепанную сосна, иобнаружил присевшую вногах растрепанную белокурую леди скруглыми глазами ивдлинном клетчатом платье скружевным воротничком. Романтический образ несколько портили ботинки сгрязными квадратными носами, выглядывающие из-под подола, изаткнутый запояс разводной ключ.
        - Чай, говорю, будете? - леди помахала пузатым чайником. Нивинтонации, нивжесте небыло никапли изящной воспитанности искромности, свойственной большинству дам, скоими Сигизмунду приходилось ранее иметь дело, ноон привык держать себя по-джентльменски даже сгорничными икухарками. Ачтобы искренне вести диалог ссобеседником, нужно нетолько вслух, ноивуме называть его соответственно. Вданном случае - «леди».
        - Лучше кофе, - вгорле першило искреблось. Толи впогребе перемерз, толи свежим воздухом передышал. - Будьте так любезны. Хотя нестоило беспокоиться.
        - Ачего это Мак непредупредил, чтовам кофе заварить надо?
        - Мак?
        - Ну,хозяин вагона, Максимилиан. Унас куда ниплюнь - всёначальство Максимилианы. Неошибешься. Иначальник поезда, иначальник станции. Истароста селения. Каквдолжность вступают - сразу имя меняют. Говорят, чтобы соответствовать.
        Сигизмунд крякнул исел наузкой лежанке, подобрав спола дырчатую застиранную простыню, любезно выделенную накануне хозяином, - Маком, чтобего, - ипоглядел нагостью сквозь прореху.
        - Авас, леди, какзвать?
        - Каролина. Номожно просто Линн. Явас переводить буду.
        - Куда?
        - Некуда, акому. Выже кБенедикту пойдете?
        Сигизмунд стиснул зубы. Проклятые китайцы издавешнего сна. Икогда разболтать успели?
        - Пойду.
        - Тогда вам переводчик нужен. Сэсперанто наэсперанто. Ато нионвас, нивы его непоймете.
        Сигизмунд хотел спросить, почему нескитайского, нотолько махнул рукой ипринялся нашаривать подлавкой ботинки. Белокурая леди ждалаего, нетерпеливо притопывая иотколупывая краску сдверного косяка.
        Онишли вдоль длинного товарного поезда - Сигизмунд насчитал уже двадцать шесть вагонов. Ноги мокли отросы, из-под поездного брюха орали кузнечики, сверху им вответ чирикали птицы, непривычно кружилась голова отутренних негородских запахов, аЛинн трещала безумолку.
        - …За«нежелание соответствовать приметам современного общества», представляете? Всем поэтическим кружком заэту глупость вссылку попали - обхохочешься. Авсего-то стишок сочинили продевицу, которая всю жизнь мечтала быть пилотом дирижабля ивовремя первогоже полета уронила его нашпиль Кельнского собора, испугавшись вороны.
        Сигизмунд сочувственно вздохнул. Еготоже изрядно бесили современные реалии, вкоторых лозунгом «дорогу прогрессивным феминам!» пугали еще вшкольных страшилках. Техсамых, которые рассказывают втемном классе шепотом, заперев дверь нарукоятку швабры. «Втемной-темной комнате стоит черный-черный стол, аначерном-черном столе лежит черный-черный человек. Иесли ты дотронешься донего случайно, аон девочка, токааак закричит!.. Потому что женщины должны иметь право голоса…» Иливроде того. Глупость ведь совершенная, если так поглядеть.
        Хотя Казимир, вон, тоже настоле лежал. Недевочка, нобезголовы. Неменее страшно.
        - Задекольте, - продолжала Линн. - Забюст вкружевах. Безо всяких там фривольных подробностей, между прочим. Явас уверяю! Всёприлично. Игривая такая открыточка получилась. Девица вужасе, ворона вужасе, назаднем плане горящий дирижабль. Послушайте, неужели люди внаше время шутки перестали понимать? Всего-то снесколько сотен напразднике раздали, акто-то вполицию доложил. Акому хочется надопросы ходить? Ивот мы тут. Другим-то ничего - нашхудожник, Боб, наприроде расцвел просто, рисует пейзажи всвое удовольствие. Ауменя неполучилось ниодного приличного платья ссобой захватить. Нискружевным декольте, нисшелковыми поясками. Игде справедливость?
        Сигизмунд придумал было рифму, ноинтеллигентно смолчал. Линн ему нравилась, хотя иболтала слишком много. Ктомуже он сам неободрял это новое веяние - пускать леди вте сферы, гдеотних больше вреда, чемпользы, иуслышать подтверждение собственных мыслей изуст симпатичной девушки было приятно.
        - Ябы дляусиления эффекта нарисовал стул, взобравшуюся нанего леди икрысу - подстулом.
        - Этобыла следующая задумка, - просияла Линн. - Чувствую, мысвами поймем друг друга.
        Сигизмунд сохранил налице серьезное выражение, однако покраснел мочками ушей ивозымел надежду наприятный вечер. Вконце концов, дама изпоэтического кружка, сбежавшая отполиции вселение старостимов, - этодостаточно романтично… Хотябы длятого, чтобы стать частью истории. Атам уж - каксложится.
        Перед землянкой Бенедикта изтравы торчали маленькие кривые деревца ибелая табличка скаллиграфически грозным предупреждением: «Бонсаи невытаптывать, иначе древние проклятия падут навас!» Длятого чтобы разобрать написанное мелкими ровными буквами, Сигизмунду понадобилось низко наклониться иприщуриться. Сомнительно, чтоостальным хватало наэто терпения - некоторые деревца носили следы сердечной черствости игрубых подошв.
        - Онувас что, отшельник? Вагонами брезгует?
        - Онунас эстет, - Линн пожала плечами. - Вагонов двадцать перепробовал, прежде чем сюда переселился. Водном потолок неровный, вдругом пол скрипучий, втретьем столик наодном болте трепыхается, вчетвертом дверь заедает. Потому исказал - мол, лучше я врукотворном несовершенстве жить буду, полностью неся ответственность завыровненный собственными руками уродский потолок.
        - Порядок любит, значит, - понятливо кивнул Сигизмунд ипредусмотрительно обошел бонсаи заполметра. Зачем загодя создавать повод дляссоры схозяином землянки? Хотя… кажется, было поздно.
        Изжилища тянуло нехорошим, тяжелым духом. Сыщик потянул носом. Сморщился. Хотел было предупредительно выругаться, нопотом решил проявить вежливость ипропустил даму вперед, вполуоткрытую дверь.
        Линн вответ навежливость шумно икнула иотдавила Сигизмунду ногу, выбегая наружу.
        Прозванный китайцем, новыглядящий абсолютным европейцем Бенедикт, скорчившись, сидел застолом перед раскрытой книгой. Надголовой унего, потрескивая, чадила маленькая керосиновая лампочка сгрязно-желтым светом. Гудели мухи. Книга ибенедиктово плечо были разрублены - достола идоживота соответственно - длинной ржавой катаной. Лезвие застряло встолешнице ищерилось навошедших кровавыми потеками. Вдоль стен важурном порядке громоздились пакетики имешочки счаем. Саквояжа вземлянке небыло.
        «Пока победа завором», - отстраненно подумал Сигизмунд. ОнисЛинн устроились нарельсах уграницы селения, краем глаза держа ввидимости землянку. Другим краем глаза Линн плакала, асыщик методично осматривал окрестности. Влесу никого небыло видно, кроме трясогузок, вдали между вагонами изредка мелькала тень старостима. Нобезсуеты.
        - Этоведь похоже нашутку? - Линн потерла глаза кулаками, вытерла лицо клетчатым подолом ишумно высморкалась. После потрясения она казалась гораздо красивее, чемраньше: волосы растрепались, щеки зарозовели, аслезы вглазах придавали «интересный блеск». Вдругой ситуации Сигизмунд залюбовалсябы, нопрофессиональная выдержка недавала тратить внимание попусту. Потом. Всёпотом. Сначала четыре миллиона, потом галантные игрища.
        - Чтоименно похоже нашутку?
        - Глядите. Бенедикт очень любил свои книги. Даже больше, чемколлекцию чая. Нылвсё время, просил изгорода ему новинки привозить. Атут кто-то их двоих зарезал. Бенедикта иего последнее приобретение. Остроумно ведь?
        - Можно итак сказать, - особенно остроумным вданной ситуации Сигизмунд находил, чтоперед смертью «китаец» наслаждался «Клубом самоубийц» Стивенсона. Иногда судьба выкидывает такие изящные фортели, чтоникакому вору-убийце заее шутками неугнаться. Остается довольствоваться лишь тенью славы.
        - Тогдая, возможно, знаю, ктоэто сделал. Есть унас один машинист бывший, Александер. Почти какрусский Александр Сергеевич, нотолько невпоэзии, авлокомотивах. Никого веселее его среди старостимов нет. Шутит, какбог.
        Сигизмунд молча встал, подал Линн руку - ноона вскочила сама, безпомощи исмешно замахала руками, будто пыталась взлететь.
        - Ну,бог, который измашины! Появляется вконце пьесы насцене, ивсё разрешается. Наверевочках снеба спускается илиизкуста сроялем выезжает.
        - Думаю, куст внашем случае вероятнее, - Сигизмунд все еще был вежлив, ножестокая телесная природа все громче заявляла свои права. Хотелось, грубо говоря, жрать, ковшик крепчайшего кофе и, наконец, проснуться отэтого бреда, который недалеко ушел откитайцев истогов сена восне. Машинист, какПушкин, - ведь этоже нивкакой тоннель нелезет. Если мыслить логически.
        Александер нашелся напасеке, стой стороны вагонного поселка, гделес желто-синим цветочным полукругом отступал отрельсов. Низко гудели толстые мохнатые пчелы, тянуло сладким цветочным духом. УСигизмунда нестерпимо зачесалось вправой ноздре.
        - Любишь медок - люби ихолодок, - вместо приветствия веско заявил машинист-пасечник, выслушав сбивчивые объяснения иподозрения Линн.
        - Мнекажется иливы пытаетесь уйти оттемы? - Сигизмунд подошел поближе иуставился вчестные глаза Александера.
        - Вообще, этобыла шутка, - тотобиженно вскинул брови, иего простецкое лицо потеряло любые признаки возможной виновности.
        «Этонеон», - шепнула интуиция Сигизмунду.
        «Нопроверить пасеку наналичие саквояжа непомешает», - ответил здравый смысл.
        - Линн, непроводители вы Александера кМаку, здешнему старосте? - сыщик моргнул правым глазом несколько раз, надеясь надогадливость белокурой леди. - Ая сбегаю допостоялого вагона… закофе исразу квам присоединюсь.
        - Конечно-конечно, - понятливая Линн сделала руку крендельком, подхватила Александера ипотащила засобой, живописуя ужасы бенедиктовой землянки.
        Пчелы загудели чуть подозрительнее и, кажется, начали обращать излишнее внимание наСигизмунда, который, надвинув цилиндр поглубже, принялся заглядывать вульи.
        - Яайсберг, айсберг, айсберг, явовсе немедведь, - забормотал тот заклинание, купленное започти новое кожаное пальто уголодного чукчи-шамана вовремя прошлогодней зимовки заполярным кругом. Шаман утверждал, чтоесли свято верить впроизносимые слова, можно излунки ловить рыбу прямо руками. Ибокто будет бояться обычного куска льда, пусть даже очень большого? Оставалось лишь надеяться, чтопчелы готовы разделить эту железную рыбью логику. Вдобавок кзаклинанию сыщик закурил сигарету. Вконце концов, рядом сайсбергом может быть гейзер, анасекомые боятся дыма.
        После шестого улья Сигизмунд исам поверил вто, чтоон - айсберг, анемедведь, занозил все пальцы направой руке иполучил укус взапястье отсамой недоверчивой пчелы. Саквояжа напасеке небыло.
        …Нацентральной площади селения, возле здания бывшей станции, громоздился забор излистов паровозной обшивки. Посовместительству он выполнял роль памятника уходящей эпохи - повсей видимости, старостимы всячески почитали эту «шкуру локомотивов», начищали дозеркального блеска искладывали рядом букетики полевых цветов. Назаборе, балансируя длинными ногами, сидел бородатый старик сдлинным унылым лицом ивзирал нанебо. Когда Сигизмунд подошел кнему поближе, тот, неоглядываясь, захрипел, какплохо отлаженный рупор навокзале:
        - Поезда, всепоезда им подавай! Будто эти железные коробки могут быть пригодны длялюдей. Дляпрозябания - да, нонедляжизни. Вмоибы молодые годы, иеххх!.. - истарик сложил руки нагруди, всем видом демонстрируя презрение кокружающему миру.
        Подзабором, необращая нанего внимания, тихо переговаривались Мак, хозяин постоялого вагона ичеловек втужурке сплечевой нашивкой «начальник поезда». Наверняка, тоже Мак.
        - Этоон чего? - спросил Сигизмунд.
        - Этоон мечтал пилотом быть, нопосостоянию здоровья вучилище непопал. Комиссия забраковала. Вдетствеего, видители, паровоз чуть несбил. Отпрыгнуть-то бедолага успел, нонервы стех пор подводят: тик, бессонница, реакции никчерту, - ответил один Мак. Второй продолжил:
        - Неудивительно, чтоон паровозы возненавидел. Атеперь вынужден снами жить. Содной стороны, свобода, неподсмогом городским, небо видно. Полицейские сюда незаглядывают. Запопытку угнать дирижабль ненакажут. Сдругой стороны, вокруг вагоны ненавистные. Заходить вних приходится. Опускать дообщения спростыми смертными. Да,Иван?
        - Нет! - огрызнулся Иван сзабора.
        - ГдеЛинн, кстати? Яее еще утром ктебе скофе посылал, - радушный хозяин подошел кСигизмунду ибесцеремонно повертел пуговицу унего напузе. Влюбой другой момент сыщик изрядно возмутилсябы поповоду такого нарушения личного пространства, нотут даже нестал бурчать иблагоразумно пропустил такт «ой, аона сАлександером вас пошла искать». Спешно раскланялся ипоспешил вдоль поездов, заглядывая воткрытые двери вагонов икрутя головой посторонам, какодуревшая кукушка изчасов.
        …Ноги Александера торчали из-под куста. Рояля рядом небыло, зато наблюдался грустный человек сизящной бородкой, которая сразу выдавала человека искусства.
        - ЯБоб, - протянул он руку вразноцветных пятнах отвъевшегося краски. - Слышал, выбыли дружны сКазимиром.
        - Вовсе нет, - вежливо отозвался Сигизмунд, пытаясь сохранить невозмутимость лица вситуации, которая требовала беготни попотолку иругани, неупотребляемой вприличном обществе. - Насамом деле я шел кБенедикту. Пешком, изПорт-Артура. Слава оего бонсаях докатилась идонаших мест.
        - Ах,вот оно что. Просто Мак сказал, чтовы вызвались найти убийцу, потому я ирешил, чтоувас личный интерес.
        Сигизмунд сглотнул. Быстро пролистал вуме события прошедших суток, пытаясь понять, вкакой момент успел выдать себя. Момента такого небыло. Оничто тутвсе, спиритизмом да чтением мыслей балуются? Где-то вуголке сознания возникла предательская трусливая идея отом, чтослухи прогорных духов имистическое безумие старостимов могут оказаться правдой.
        - Иесли вы вдруг подумаете, чтомы балуемся чтением мыслей, выошибаетесь, - Бобзадумчиво закусил губу иуставился поверх головы собеседника воблачное предгрозовое небо. - Иначе мыбы… ябы сумел предотвратить его смерть. Александер отлично шутил. Ибыл хорошим другом. Непоможете?
        - Впогреб? - спросил понятливый Сигизмунд.
        - Внего, - пробормотал Боб иухватил машиниста-пасечника заноги покрепче.
        Подкустом ивобозримом пейзаже вцелом саквояжа ненаблюдалось.
        Впогребе, подполкой смаринованными патиссонами, обнаружился хозяин вагона. Вруках унего был намертво зажат пакет сзаморским кофе, которым он толи отбивался, толи допоследнего неотдавал нападавшему. Тому сопротивление, повсей видимости, несильно понравилось, потому что вглазнице уМака красовался железный штырь, несовместимый сжизнью.
        «Хоть далеко тащить непридется, - устало подумал Сигизмунд. - Прямо тут зароем». Емуочень хотелось навоздух, подальше отмертвецов, лопат иотделовито копающего Боба - тотеще человек искусства! - носнаружи стреском раскатывался гром ивоздух трещал отразрядов. Молнии били вгромоотводы надкабинами паровозов, искры плясали надселением - казалось, само небо вглядывается внезадачливого сыщика ипокатывается надего попытками найти украденные четыре миллиона.
        «Ну,найду я их - ичто дальше? - Сигизмунд дернул плечом исосвистом выдохнул сквозь зубы. - Тутих непотратишь… Стоп. - Онзатряс головой, отгоняя чужую, будто навязанную извне мысль. - Яже несобираюсь здесь оставаться. Чтозабред. Счего эта мысль вообще могла прийти вголову?»
        - Надо найти того, ктоМака прикончил, - пробормотал Боб. - Унего отличный кофе был. Иамбиции. Ещенемного, ивначальники паровоза выбилсябы. Чуть выше поущелью отогналибы вагоны - изажили. Итолько Антуан говорил - зачем, намитут хорошо…
        - Значит, идем кАнтуану, - Сигизмунд грязными пальцами вытащил избанки последний патиссон исунул его вкарман жилетки. - Ипусть только попробует неответить посовести.
        Антуана они нашли накладбище возле свежей могилы.
        - Тоесть вы невсех вподполе закапываете? - уголком губ прошептал Сигизмунд.
        - Нет, только тех, кторядом сбабушкиным погребом умер, - ответил Боб.
        - Понятно.
        Хотя, черт возьми, ничего небыло понятно.
        Чтозабабушка? Откуда погреб ввагоне, который стоит нарельсах? Непоспособствовалли только что Сигизмунд сокрытию улик? Непорали брать себя вруки иуходить порельсам прочь, договариваться сшефом полиции вУльме иснаряжать сюда отряд? Дело явно оказалось чуть сложнее, чемпоиск сбежавшего мужа Казимира позаказу безутешной жены… тоесть, ужевдовы.
        Останавливали сыщика жадность истыд. Четыре миллиона надороге неваляются. Иминискем нехочется делиться. Вернешься безденег всвою варшавскую квартиру, усядешься вкресло, закуришь трубку, отхлебнешь кофе смолоком. Содной стены портрет Дюпона тебе подмигнет, асдругой портрет Шерлока ухмыльнется - мол, какиеже мы авторитеты, еслиты, дорогой наш вдохновенный ученик, прибыл домой нисчем? Проморгал звездный час, упустил свою удачу, несумел поймать момент. Какже так? Мол, метод дедукции подсказываетнам, дорогой Сигизмунд, чтоты выставил себя дураком. Ахуже этого ибыть ничего неможет.
        - Вытут патиссонами хрустите, - Антуан скрипучим голосом прервал скорбные размышления, - ауменя механик умер сегодня утром. Самый упорный. Поинструкции умел работать. Какмашина. Некакчеловек недоделанный, акакнормальный автоматон. Прототип мой ненаглядный. Гдетеперь такогоже возьмешь?
        Мозг подкинул Сигизмунду очередную рифму, нотут уж она была совсем некместу.
        - Скажите, Антуан, - сыщик решил отбросить условности идействовать прямо. - Мнетут Боб рассказал, чтовы лучше всех решаете задачки пропаровозы. Ну,те, которые изпункта Авпункт Б выходят.
        Бобудивленно поглядел насыщика, но, слава небу, решил неперебивать мистификацию.
        - Есть такое, - Антуан вытер околени грязные ладони.
        - Аеще вы все отлично знаете прожизнь влесу, потому каквдетстве вдеревне проживали.
        - Так… - Антуан выжидающе уставился наСигизмунда. Тот, решив, чтодостаточно польстил собеседнику иусыпил тем самым его возможные подозрения, начал рубить сплеча:
        - Выневидели вчера илисегодня саквояж? Маленький, клетчатый. Сблестящей такой ручкой.
        - Видел. Полчаса назад. Каролина несла. Вродебы, кначальнику паровоза. Покрайней мере, онаименно так говорила.
        - Скажи, аМака ты убил? - Бобвыступил из-за спины Сигизмунда изамер втретьей позиции, будто насцене, знаменуя всей своей фигурой продолжение вечера неудобных вопросов.
        - Боб, тебе молния вголову попала? - возмущенно ответил Антуан, ноСигизмунд уже неслышалего: онбежал, поскальзываясь иоступаясь нажидкой грязи, кпаровозу, гдеквартировал начальник.
        …Линн он нашел подсцепкой между тендером икабиной машиниста. Мокрые волосы облепили лицо, глаза все такиеже круглые, авспине торчит железный лом.
        - Этошутка такая, приземленная, пошленькая, - проскрипел кто-то заспиной уСигизмунда.
        Иван.
        Снизошел сзабора наземлю, подошел ксоставу, присел накорточки ипотрогал кукольную белую руку. Мертвую.
        - Если бросить лом вунитаз движущегося состава, можно остановить поезд. Непробовали?
        - Недоводилось, - Сигизмунд встал, отряхнул колени. - Интересно, зачто ее так?
        - Болтала много. Какворона. Кар-кар-кар.
        - Звучит какправда, - сыщик сузил глаза иснова упал начетвереньки, быстро осмотрел ладони Линн - одну, вторую… Нинаодной небыло следов замка. Аэто значит, что…
        - Вежливостивас, городских, неучили. Чтоздесь старостимы невоспитанные донельзя, чтовы, туристы, приезжаете и - тьфу! - этикета нишиша, - Иван харкнул наземлю вслед поспешающему Сигизмунду, который несся обратно, ксвежей могиле упорного механика.
        Того самого, изкоторого хороший автоматон получилсябы.
        Ноон неуспел.
        Антуан иБоб лежали крест-накрест, друг надруге, пялясь слепыми мертвыми глазами вголубеющее после дождя небо. Поресницам Боба полз деловито бурчащий толстый шмель.
        - Давы все сговорились, чтоли? - Сигизмунд тоже поднял лицо кнебу изапустил внего липким комком грязи. - Всерешили сдохнуть, пока я ненайду четыре миллиона? МОИ четыре миллиона? Чтобы нискем их неделить?
        «Правильно, - пробормотал чей-то голос вголове. - Правильно, сыщик. Недели их нискем».
        Сигизмунд протер глаза, сделал шаг, другой внаправлении голоса… Из-под низких ветвей ели виднелось серебристое пузо.
        - Богородица дева. Тыж погляди, чтоделается, - пробормоталон. - Этоже дирижабль. Икакя тебя раньше незаметил-то?
        Онмедленно подошел кгладкому боку небесного яйца, погладилего, какживое, изабрался поперекореженным ступенькам вгостеприимно распахнутое жерло лежащей рядом гондолы. Пробежал ладонями посломанным циферблатам, прислушался кмолчанию приборов. Нет, онинемертвые, ониспят. Пока спят.
        Надголовой уСигизмунда гудели провода. Перемигивались фиолетовыми искорками, напитавшись энергией отгрозы. Искусственный пилот-автоматон магнетически пробирался вголову гостя, деловито ворочал там мыслями - радовался. Чтопоявился новый. Ещеодин человек-рад, который поможет ему когда-нибудь выбраться изэтого захолустья ивзлететь. Стать повелителем неба инеделить его нискем.
        - Да,ты прав. Тутчетырьмя миллионами наремонт необойдешься. Придется тебе подождать. Ноничего-ничего. Дураков таких, какКазимир, поЕвропе много бродит. Наверняка заманим еще господ сденьгами. Новые детали длятебя закажем. Будешь лучше всех… куда там, паровозикам! - кивнул Сигизмунд ивыбрался наружу.
        Ондошел доцентральной площади, взгромоздился назабор рядом сИваном идружески ему улыбнулся.
        - Господа, выЛинн невидели? - начальник станции Мак подошел кзабору изадрал голову. - Сутра ее ищу.
        - Нет, - синхронно ответили два Ивана (просто Иван исвежепереименованный Сигизмунд - автоматону ужасно ненравились длинные имена), необорачиваясь наглупого приземленного человека иглядя всиреневую вечернюю даль. Онидумали, чтовсе еще только начинается. Наладонях, сложенных козырьком, багровели точки отзамка намодной охранной ручке дорожного саквояжа производства братьев Горовиц иК. Совсего четырьмя миллионами.
        notes
        Сноски
        1
        Автору известно, чтоимя Молли - уменьшительно-ласкательное от«Мэри» или«Маргарет». Ноунас, как-никак, события происходят после Катаклизма…
        2
        Бобби - презрительное прозвище полицейских.
        3
        Полкроны - двашиллинга ишесть пенсов. Водном шиллинге 12 пенсов, водном фунте - 20 шиллингов.
        4
        AAE - Above All Expectations, Сверх Всяких Ожиданий.
        5
        «TheBonnie Blue Flag» - неофициальный гимн американских конфедератов вовремя гражданской войны 1861 - 1865гг.
        6
        Печатается всокращении.
        7
        Статус колонии обычно предоставлялся крупному илистратегически значимому городскому поселению, которое было основано попостановлению римского сената илиже волей римского народа. Постановление онаделении города статусом колонии выдавали специально назначенные триумвиры или, реже, квинквевиры (triumviri илиquinqueviri coloniae deducendae).
        8
        Мелкий обложной дождь привысокой влажности воздуха.
        9
        Жандарм.