Пекло Сергей Геннадьевич Байбаков
        Курган #3
        И в знакомом лесу найдется странное место - туман, скрывающий проход в мир, что лежит рядом.
        Пройдя сквозь колдовской туман маленький княжич и его дружинники столкнулись с неведомым… А тем временем Кирилл и его собака - овчарка Шейла постепенно осваиваются в непривычной для них земле, в небывалом обществе языческого волхва, русалок - что могут обращаться в обычных девушек и лешего. И Шейла, и Кирилл почти уверены, что одну из русалок они уже встречали раньше, в своем родном мире. И еще Кирилл вспомнил, где он побывал, прежде чем попасть в Альтиду…
        Сергей Байбаков
        Пекло
        ГЛАВА 1
        Мир лежащий рядом
        Белоснежный жеребец по кличке Дичко уносил княжича Добромила в чужую, неведомую и, скорей всего, враждебную землю.
        Конь под мальчиком будто взбесился. То мчался - вытянув длинную шею; то, закидывая голову, неистово кидался из стороны в сторону; то вздыбливался - словно пытаясь избавиться от маленького наездника, скинуть его под копыта и втоптать в серые камни Древней Дороги.
        Добромил изо всех сил натягивал поводья, чуть ли не рвя в кровь губы жеребца, но даже сильная боль не останавливала обезумевшего Дичко. Казалось, что его гибкую, крепкую шею пленила невидимая злая сила и сдавив, тянула жеребца за собой.
        Бока Дичко покрылись липким едким потом, и на них уже кой-где выступила пена - будто жеребец пробежал таким бешеным ходом не одну версту. Гордый красавец хрипел и задыхался.
        Все случилось так внезапно! Только венды подъехали к Древней Дороге, только увидели, что туман, скрывавший ее конец, рассеялся и открыл доселе невиданный, диковинный мир, как жеребец княжича Добромила навострил уши, прислушался, и внезапно потряс головой - словно отмахиваясь от неведомой напасти. Дичко выгнул спину - пытаясь освободиться от наездника, заржал и встал на дыбы. Потом прыгнул, высоко подкинув зад - словно его ожгли плетью, и понесся по серым камням, унося Добромила в неведомый мир.
        Светлые волосы маленького княжича трепал ветер, дыхание перехватывало. Сердце стучало так, что казалось - вот-вот вырвется из груди, выпрыгнет из-под ворота легкой рубахи, и мокрым красным пятном останется лежать на серых дорожных камнях. Мальчик беспомощно оглядывался на спутников - дружинников своего охранного отряда.
        «Сейчас упаду! - мелькнула мысль. - Сорвусь! Да стой же ты! Дичко! Что ты делаешь! Да что ж это творится!..»
        Но куда там! Откуда жеребцу знать мысли Добромила!
        Дорога вела вниз, спускаясь к лиловым скалам, и Дичко бездумно несся по ее серым камням, время от времени кося недобрым, полным бешенства глазом на маленького всадника. И все потуги молодого княжича совладать с обезумевшим жеребцом оставались втуне.
        Где-то позади во весь опор гнали лошадей его друзья: могучий Прозор - предводитель отряда, молодые дружинники - Борко и Милован, и старый мудрый всезнай Любомысл.
        Прозор мчался впереди. Богатырь сразу сообразил, что случилось. Княжич в беде! Сразу же, как только Дичко понес Добромила, предводитель жестко хлестнул своего жеребца и немилосердно его понукая погнался вслед за мальчиком.
        Медлить нельзя!
        Обезумевший Дичко или занесет княжича в несусветную даль в незнакомой земле, что само по себе плохо, - неизвестно, что таится за теми лиловыми скалами, - или, что вернее всего, Добромил не удержится в седле.
        Второе хуже. Покалечится княжич. Хоть Добромил и обучен падать со скачущей лошади, но сейчас проделать это будет трудно. Дичко слишком уж резво несется. Быстро и рвано. Сложно выбрать миг, когда можно скользнуть на землю. Вон, как зад вздергивает. И ведь не догнать! Да и откуда? Дичко из той породы жеребцов, что в народе именуют двужильными. У этого коня будто вдвое больше ног - настолько резво скачет. А тут еще и напуган чем-то. Напуган, или… О том, что конем овладела злая колдовская сила, Прозор старался не думать. Хотя, все на то и походило.
        - За мной!!!
        Но дружинники и без окрика Прозора знали, что делать. Добромил - сын виннетского князя, наследник. А они его охранный отряд.
        И неважно, что прошедшей ночью нежить повыбила бoльшую часть отряда и их осталось мало: опытный воин и охотник Прозор, два молодых парня и княжеский наставник старик Любомысл. Они обязаны защитить княжича от любой беды, вытащить его из любой, казалось, самой немыслимой передряги. Они должны следовать за Добромилом хоть куда! Хоть в самое пекло! Для того они и живут, ведь они венды!
        Отставая от Прозора на каких-то пару десятков саженей мчались Милован и посеревший Борко. Взмокшее лицо молодца искажала боль: его перебитая камнем левая рука нещадно саднила. Но все равно - не жалел ни себя, ни своего коня…
        Сзади парней - старик Любомысл, княжий наставник. Его спокойная кобылка не могла угнаться за жеребцами дружинников: слишком уж она тиха и непривычна к стремительному бегу. Старик ее сам с тщанием выбирал: чтоб не выкидывала коленец, берегла его старые кости.
        Любомысл, несмотря на преклонные годы, превосходно держался в седле. Наверное, сказывалась давняя привычка: переносить ураганы - что швыряют корабль словно щепку - вцепившись в первое, что подвернется под руку. А то иначе оглянуться не успеешь, как пойдешь в гости к Морскому Хозяину.
        Вот и сейчас: старик бросил повод, предоставив кобыле свободу, и намертво вцепился в луку седла. Надо лишь крепко держаться и подбадривать лошадку голосом. А уж что-что, а он у Любомысла зычный. Грохот любого шторма перекроет! Неудивительно, что так или иначе, но лошадь без особого понукания резво рысила, а Любомыслу только и оставалось, что изредка вздергивать ее рыком, схожим с ревом разъяренного бера.
        Старый мореход чем-то походил на ловкого, умудренного годами рассудительного кота. Лицо спокойно и сосредоточено. В глазах уверенность: «Держись, Добромил! Все уладится, все будет хорошо… И не из таких передряг выбирались!»
        Маленький отряд несся под уклон. Оглядываться по сторонам некогда. Поспеть бы за Дичко, который проявил небывалую прыть и так неожиданно понес княжича!
        Прозор краем глаза отмечал, что по бокам дороги растет высокая, жесткая, схожая со степным ковылем трава. Проносились незнакомые, диковинно выглядевшие деревья. Над ними будто злая сила тешилась: крутила их, разламывала, да так и не смогла ничего с деревьями поделать. Изуродовав, но так и не сокрушив упрямые стволы, бросила. Решила найти себе другое занятие. Прошло время, раны деревьев затянулись, заросли. Только вот никогда уже стволы не выпрямятся, так и будут расти криво.
        Их корявые ветви усыпаны диковинно изрезанными, вроде бы неподвижными листьями. Ан нет! Ветерок все-таки их чуть шевелил. Но все равно, листва выглядела тяжеловатой и окаменевшей. Странно… Все это вихрем проносилось в голове предводителя.
        Редкие кусты, покрытые непривычной для вендского глаза жесткой зеленью и небывало яркими цветками, перемежались лиловатыми, выщербленными каменными глыбами. Все сливалось в буйстве ярких красок, незнакомых тревожных запахов. От необычных цветов открывшегося мира, а может от бешеной скачки, у Прозора едва ли не впервые в жизни закружилась голова. Богатырь лишь стиснул зубы, отгоняя дурную хмарь.
        «Эх! Как княжий жеребчик припустил! Ну и ну! Не покалечил бы мальчишку! И не догнать, уходит все дальше и дальше!..»
        От досады Прозор - уж на что всегда спокоен - даже что-то глухо и невнятно прорычал. «Ну и коняга у него! Держись княжич!..»
        А Добромилу оставалось лишь изредка спешно и беспомощно оглядываться. Все внимание мальчика приковано к жеребцу; к дороге, по которой он несся; к пути, который Дичко уже не выбирал. Разумом княжича, до времени, владела лишь одно главное желание - удержаться в седле!
        Стук в сердце, возбуждение - что случилось, что нашло на доселе спокойного коня? - мешало Добромилу до конца понять происходящее. Все казалось непонятно сложным - к чему?
        Княжича мотало так, что казалось - оторвется голова. А обезумевший жеребец сначала несся широкой рысью, затем перешел на рваный галоп и скакал уже не по камням, а по жесткой траве иного мира. Только ветер в ушах свистел!
        Дичко уносил княжича все дальше и дальше от того места, где перед вендами так неожиданно расступился туман, от родных вендских лесов, от выхода в свой мир.
        Добромил вновь попытался вразумить доселе послушного коня, хотел прикрикнуть на него, но смог издать лишь слабый хрипловатый стон. И жеребец не слушался повода, и голос отчего-то вдруг отказал, и тело стало неожиданно ватным и бессильным: словно в нем что-то надломилось, будто угасла дарующая жизнь искра.
        И тут воздух около Добромила сгустился и задрожал. Княжич вдруг осознал, что вокруг уже нет странных изломанных деревьев иного мира и жесткой травы. Нет лиловых скал, к которым несся обезумевший жеребец. Нет ничего. Только обволакивающий, непонятно откуда возникший сумрак. В нем кружились редкие большие снежинки. От неожиданности произошедшего мальчика пробрал озноб. «Что за мир? Где я? Откуда холод? Зима? Она ушла. Что за место? Пекло?.. Говорят, там ведь не только небывалый жар, но и стужа…»
        Может, так оно и было. Княжичу казалось, что все, что происходит с ним, это всего лишь сон. Странный, непонятный, тягучий, дурной сон.
        Добромила вдруг охватило непонятное безразличие. Он понял: изменить сейчас что-либо - невозможно. Это судьба. И сейчас просто все идет своим чередом. Так уж предрасположено. Всем ведомо: нити людских судеб в руках богов, и не знает человек, что ждет его завтра и когда будет подрезана нить его жизни.
        И то, что сначала они направились не к волхву Хранибору - а к странному месту, к Древней Дороге; и то, что приехав, они увидели внезапно открывшийся перед ними чужой, ни с чем не схожий мир; и то, что Дичко так неожиданно взбесился и понес его в незнакомую землю - все это судьба. Рок.
        И он должен пройти это испытание. Хотя… чем оно кончится, мальчик не догадывался. Он или его конь оказались во власти той силы, противиться которой не может ни один человек.
        Добромил неожиданно понял: он стремительно несется к той черте, что отделяет мир живых от того неведомого края, в котором обитают ушедшие навсегда.
        Княжичу померещилось, что под копытами жеребца вдруг разверзся темный бездонный провал; что оттуда, из мрака, доносится лязганье сотен цепей, посвист бича и дальний, неуловимо-протяжный стон тысяч и тысяч людей; померещилось, что жеребец Дичко мчится над бездной, средь пустоты, забвения и холода. Нет… Не почудилось. Увы, все происходящее являлось самой что ни на есть настоящей явью.
        И коня, и Добромила уже окутывала непроницаемая, без единого проблеска, жутковатая тьма. Тьма везде: сверху, снизу, по бокам, спереди, сзади… Тьма обволакивала, скользкими щупальцами вползала под легкую одежду, ледяным дыханием колола сердце, морозила и мальчика, и коня.
        Добромил чувствовал: стынет тело и коченеют руки. Становится все трудней шевелиться и даже дышать.
        И жеребец умерил свою бешеную скачку и перебирает ногами все медленней и медленней. Кажется Дичко застывает на ходу.
        И все это происходило в странном молчании: неслышно уже ни цокота копыт, ни хрипа, что издавал Дичко несясь бешеным скачем. Будто все земные, привычные звуки заглушила эта тьма. Добромил повел глазами вниз. Даже дороги не разглядеть, будто и нет ее вовсе. Внизу только мрак, а вокруг только еле слышный, похожий на бесконечный вздох стон.
        Впереди, средь тьмы, вспыхнула слабая красноватая искорка. Рядом еще одна… Затем еще… Огоньков становилось больше, они увеличивались, становились ярче, разгорались.
        Добромил понял - это на пределе тьмы светят далекие неисчислимые костры. А за ними - дальше, в бесконечности, - неторопливо занималось тусклое багровое зарево.
        Оно медленно и неотвратимо приближалось. И тут в еле уловимый, заунывный то ли стон, то ли вздох вплелся иной звук. Раздалось хлопанье крыльев и хриплое карканье. Княжич увидел, что высоко впереди кружил большой ворон - мудрый слуга и любимец Мораны. Уж на что беспрогляден окружающий мрак, но крылья вестника смерти черней. И тут отблески дальнего багрового зарева заполыхали на них… Крылья ворона будто затлели, казалось, с их концов слетают искры. Мальчика пробрала дрожь.
        Ворон - то спускался, черной тенью перечеркивая зарево далеких костров, то вновь взмывал. Но княжич заметил - вестник смерти не может пересечь невидимую определенную черту. Не может подлететь ближе. Будто что-то не пускает его.
        «Граница - там! Перед вороном!.. И я к ней приближаюсь - вернее, она близится. Дичко-то застыл, будто неживой…»
        И в самом деле, конь замер в полете, не касаясь копытами земли. Если она была в этом месте, конечно. Внизу Добромил видел лишь темный провал, бездну. А над ней летел застывший Дичко..
        Незримая черта, отделяющая мир мертвых от мира живых, близилась.
        «Смерть! - ожгла мысль. - Это оно - преддверие пекла! Но как же? За что!..»
        Ведь сейчас все происходило так, как рассказывали Добромилу сведущие люди. В том числе и его наставник - бывалый мореход Любомысл.
        А уж он-то за свою долгую, богатую приключениями жизнь повидал и необъятный мир, и множество разных людей, средь которых порой встречались и отъявленные душегубы.
        И выслушал Любомысл, соответственно, бездну ярких, порой казавшихся невероятными, историй. Средь них встречались и рассказы о том, куда уходят великие злодеи после земной жизни.
        По-разному говорят о том месте. И у каждого народа свое предание о мире мертвых. Бродят в нем невиданные чудовища. Повелевают чудовищами жестокие боги. Мучаются за гранью мира души тех, кто при жизни не по правде жил, не по тем законам, что дал великий Род. По-разному описывают землю мертвых грешников…
        В одном лишь сходятся слухи о том месте. Царят в нем - или небывалый холод, или невыносимый жар. А порой огонь и лед соседствуют. Но пламя не топит лед, а лед не гасит пламя. Не идут они друг на друга войной, а терзают души тех, кто оказался в пекле. Чтоб ни на миг не могли избавиться грешники от мук, чтоб помнили, где они, и почему очутились здесь.
        Вот и сейчас: огонь еще впереди, а холод, что окутывал Добромила, набирал силу, морозил тело и сжимал сердце. Но ладно мороз - и от него можно спастись, если двигаться и шевелиться шустрей. Благо упасть с коня Добромил уже не боялся: Дичко застыл окончательно. Можно было бы похлопать себя по плечам, растереть грудь… Но не получалось…
        Княжичу становилось все труднее двигать руками, сжимать и натягивать повод. Все тело будто сковали невидимые цепи. Мальчик с усилием обернулся. Сзади мрак прорезало яркое круглое пятно. Добромил понял - там выход из владений Мораны. Но как же его сюда занесло? Как выбраться? Как повернуть Дичко, который, замер каменным изваянием. Даже разметавшаяся белоснежная грива застыла, будто на тех рисунках, что украшали книги княжича.
        И хотя и конь недвижим, и Добромил уже с трудом мог шевелить руками и двигать телом - только голова еще слушалась и даже что-то соображала - княжич вдруг почуял, что незримая черта, из-за которой уже не будет возврата, уже рядом, почти перед мордой Дичко…
        Да, это именно так. Невидимая грань меж миров, пр?клятая черта, приблизилась быстро и неуловимо. Ворон, что находился за ней, уже не взмахивал крыльями. Он парил чуть ли не над головами Дичко и княжича. Описывал большие круги, удалялся и вновь подлетал все ближе и ближе.
        Любимец Мораны больше не каркал - он клекотал, предвкушая пир. Всем ведомо - нет лакомей блюда для птицы смерти, чем клевать глаза павших на поле брани. Глаза неупокоенных воинов - его добыча. Клекот нарастал…
        И вдруг вспыхнул свет. Он был настолько ярок и нестерпим для глаз, что княжич поневоле зажмурился. Казалось, разом полыхнули сотни зарниц.
        Вроде бы после жутковатого мрака, что царил во владениях Мораны, свет должен казаться благом. Но облегчения не наступало. Глаза резало, из них помимо воли текли слезы. Вспышка показалась невыносимо долгой.
        На душе потеплело. Добромил вдруг понял, - все обойдется. Он выберется из преддверия пекла. Так или иначе - выберется. Он не достанется ни Моране, ни, тем более, ее слуге - ворону. У него есть заступник - этот неожиданный яркий свет.
        «Перунов огонь! Молнии! Он меня защитит! Батюшка-Перун покровитель воинов! Он не покинет меня: ведь я хоть и мал - но воин и дружинник, как мои друзья!..»
        Но этот свет отличался от молний Перуна. Когда грозный бог бьет без передышки, да еще рядом - никакие глаза не вынесут. А тут иное. Этот свет отличался от грозовых вспышек. Он более мягок, вроде бы от него исходят тепло и доброта.
        При свете Добромил увидел, что совсем близко от морды Дичко - наверное, в двух-трех шагах - плещется стена мрака. Она перекатывалась темными клубами, выпускала языки, будто пыталась лизнуть княжича и коня. Немного осталось, еще чуть-чуть и…
        Странно было все это видеть. Он и Дичко на светлом месте, а тьма рядом. Впереди. Но не ровная, а будто живая и тянется к ним, словно хочет ухватить. А в ней, уже поодаль все так же кружил ворон. Он уже не клекотал - как-то раздосадовано сипел.
        В этом звуке слышались обида и разочарование: ведь добыча была так близка! Страх у Добромила исчез. Он почувствовал, что невидимые цепи, что сковывали тело, исчезли. И Дичко уже не несется над темной бездной, а твердо стоит на земле. Впрочем, по телу жеребца пробегала крупная дрожь - ему тоже досталось.
        И тут раздался голос. Добромилу показалось - он звучит везде, долгим эхом катится по светлой стороне, на которой сейчас находились он и его жеребец. Но нет - голос звучал откуда-то сверху, из поднебесья, если, конечно в царстве Мораны существует небо.
        А голос, хоть и принадлежал женщине и был мягок - но звучал твердо и властно. В нем чувствовалась сила и уверенность. Так говорят те, кто знает истину, за кем стоит правда.
        - Он не принадлежит тебе, вестник.
        - Все, рано или поздно будут моими, - хрипло прокаркал ворон. Он летал у самого края тьмы. Теперь ворон уже не парил неторопливо - нет! - он, как показалась Добромилу, суетливо и беспорядочно взмахивал крыльями. Видимо та, что так неожиданно пришла на помощь мальчику и коню, сильнее слуги Мораны. - Хоть на краткий миг, но будут. В этом моя сила, в этом ты не властна!
        - Что ж, тут ты прав, вестник. Но в своем мире пока еще решаю я - а не твоя хозяйка. Убирайся! Убирайся и жди часа, когда тебе будет дозволено забрать его!
        Добромилу показалось, что ворон зашелся в тягучем кашле. Но нет - это так смеялась птица смерти.
        - Твой мир… - прохрипев горлом, наконец-то смог выдавить ворон. - Твой мир… Что от него осталось? Исчезнет он - уйдешь и ты. А власть моей хозяйки безгранична! Она вечна. Отдай мальчишку!
        - Передай своей госпоже - не тем силам она стала служить! Если ей мало той власти, что она имеет - то скоро потеряет все. Даже ту малую частицу, что даровал ей Род.
        - Отдай!
        - Нет! Никто не властен над ним! Он не нашего мира! И не моего, и не твоей хозяйки, и не мира людей.
        На Добромила пахнуло обжигающе-жарким, будто пламя, холодом. Суматошно взмахивая крыльями, ворон отпрянул от черты.
        Теперь со стороны тьмы вместо хриплого досадливого клекота зазвучал иной голос. Тоже женский. Холодный и тяжелый. Лишеный, казалось, не только каких-либо чувств, но и самой жизни.
        - Отдай его мне.
        - Нет, Морана. Ты его не получишь. Разве мало тех могил и курганов, что ежечасно тебе дарят?
        В безжизненном голосе появилась какая-то тоска.
        - Курганы… - с надрывом сказала Морана. - Да, ты права. Они есть, и они будут. Не хватает лишь одного. Того, что принадлежит мне по праву. И мальчишка поможет мне овладеть тем курганом. У него сила. Это может только он. В нем бурлит кровь великого злодея и великого праведника. В нем суть беса, в нем частица демона!
        - Ой ли? Зачем тревожить проснувшееся? Да и демон, о котором ты говоришь, тоже иного мира. Пролетит время и все станет как прежде!
        - Отнятая у меня могила должна вернуться.
        - Нет! Ты знаешь, какое место скрывает этот курган. Его трогать нельзя… Тот курган не в твоем мире, у тебя нет на него права. Как только ты возьмешь мальчика - начнется начало конца. Исчезнет порядок мироздания. Мертвые начнут оживать и вновь умирать. А живые будут умирать в рассвете лет и вновь оживать в младенчестве и старости. И так без конца. Порядок, что установил Род - порядок на все времена. Если он исчезнет, то порушится все. Уйдут и люди, и духи, и боги. Сгинет все живое и неживое. А потом исчезнет и Род, ибо невозможно создать что-нибудь вновь из ничего, исчезнешь и ты. Добромил будет твоим. Потом. На время… Но не сейчас, и не в моем мире…
        Мальчик ничего не понимал. Разговор богинь - а он уже не сомневался, что Моране противостоит богиня - внушал трепет.
        Вдруг княжич почувствовал, что тьма стремительно отдаляется от него, и вокруг вновь появился тот неведомый мир, в который занес его Дичко. А сзади скачет Прозор, и что-то дико кричит. Наверно, ему… Княжичу показалось, что его сердце вдруг сдавила ледяная рука, и он лишился чувств…
        А Прозор уже не чаял нагнать Добромила. Уж слишком резвым жеребцом показывал себя Дичко.
        Богатырь нещадно гнал своего могучего коня. Не жалел ни его, ни себя. Никогда он не мчался столь быстро! Но все попусту. Княжич уходил вперед. Все дальше и дальше.
        Где-то вдали за Прозором скакали Борко и Милован. За ними гнался старик Любомысл. Они безнадежно отстали. Их кони не выдерживали бешеной скачки. Прозор оглянулся на спутников, смерил расстояние до Добромила и выдохнул сквозь зубы: - Что ж это такое?! Что за бес в Дичко вселился!..
        Может, так оно и было. Может, Дичко овладели злые силы. Прозору почудилось, что округ Добромила, вровень с ним движется сумеречная тьма. Казалось, к мальчику и коню со всех сторон тянутся острые темные языки. Чуть ли не касаются их. Будто хотят облизать, но не дотягиваются.
        «Точно! Дело нечисто!..»
        Вдруг предводитель увидел нечто необычное, что никак не укладывалось в голове.
        «А ведь Дичко-то уже не несет! Эвон, как ровно идет! И рысью, спокойно - а не скачками… И на дорогу выскочил, значит ног по кочкам не перебьет. А ну-ка!.. Не подведи, гнедой!..»
        Будто услышав Прозора, будто вняв его мольбам, гнедой жеребец напрягся, вытянулся тетивой и стал медленно нагонять Дичко.
        «Ух!.. Это дело! Щас я княжича перехвачу, сдерну к себе… Эк, как мой-то коняга пошел!»
        - Добромил! Добромил! - что было мочи заорал Прозор. - Щас тебе помогу! Я тебя схвачу, а ты в меня котом цепляйся!
        Но княжич не обернулся на истошный крик дружинника. Сидел в седле ровно. Богатырю показалось - мальчик окаменел.
        Так порой бывает с человеком, что полз ввысь по отвесной скале и вдруг не почуял под ногами опоры. Суматошно нащупал маленький выступ, уперся в него ногой и замер. Вниз глянуть жутко. Кругом пустота. Тогда только и остается, что вцепится в невидимые трещинки и бояться не то что шелохнуться, а даже дышать. Надо замереть, а то одно неверное движение - и уже ничего не поправишь…
        А расстояние меж гнедым и Дичко сокращалось. Вот уже близко та непонятная тьма, что окружала Добромила. Уже рядом колышутся те острые языки. Один из них, словно невзначай, лизнул Прозора по лицу.
        И тут могучего дружинника обуял страх. В жизни такой жути не ведал! Вдруг помнилось, что он летит высоко-высоко. Несется средь тьмы, а под ним на бесконечной темной земле горят неисчислимые костры, а еще дальше восходит мрачное багровое зарево.
        Помнилось… И схлынуло! Прозор увидел, что вокруг него снова та незнакомая земля, а Добромил уже рядом - руку протяни!
        Не мешкая богатырь изогнулся ловкой рысью, потянулся… И схватив княжича поперек тела, сильно - нещадно! - выдернул его из седла.
        Ошибись Прозор хоть чуть-чуть! Не соразмерь свою силу и ловкость, то все… В лучшем случае на таком бешеном скаку они сверзились бы вниз так, что… А в худшем… Впрочем, времени размышлять не было.
        Все обошлось. Мощные руки уложили княжича поперек крупа жеребца - будто невеликую охотничью добычу. Тут же Прозор потянул поводья. Гнедой жеребец смерил бег и встал.
        А Дичко, освободившейся от ноши, вдруг пронзительно заржал и описав широкий круг подбежал к гнедому и ткнулся мордой в голову Добромила.
        Прозор цыкнул на жеребца. Экий неучтивец, натворил незнамо что и ведет себя так, будто ничего не случилось! Потом виниться будешь. И до тебя черед дойдет. А сейчас не мешай.
        Ловко и бесшумно соскочив на серые дорожные камни, богатырь бережно взял княжича на руки, не мешкая отнес его на траву.
        У Добромила были плотно сжаты веки и казалось - он не дышит. Мальчик будто окаменел: настолько твердо и холодно его тело. Даже сквозь одежу ощущается. Будто он на морозе побывал. А ведь тепло…
        Прозор утер взмокший лоб откинул разметавшиеся белые пряди волос и стал поджидать спутников. Любомысл хороший знахарь - поднимет княжича. Вон, как спешит. Старик-старик, а уже вровень с м?лодцами скачет. И правильно - видит, что вроде бы все обошлось - но что-то не так. Добромил лежит, а Прозор над ним склонился.
        Богатырь поднес лезвие ножа к губам Добромила и облегченно перевел дух. Блестящий клинок сразу же запотел. Дышит княжич…
        Молодцы слету спрыгнули на землю. Милован первым, а Борко чуть припозднился: с перебитой рукой не распрыгаешься.
        Парни встали за Прозором. Переглядывались. Поджидали всезная Любомысла. Что ж медлит-то? Но это им казалось. Старик спешил изо всех сил - мысленно ругаясь всеми ведомыми ему нехорошими словами. Корил себя, что выбрал такую неторопливую лошадку. Но соскочил как молодой, и сразу же тронул за плечо Прозора: «Мол, что там? Отодвинься, дай я гляну!»
        Прозор обернул к нему побледневшее мокрое лицо.
        Любомысл понял - это не от усталости. Ее Прозор не ведал. И не от страха. За себя богатырь не боялся. Уж что-что, а в себе он уверен. И недаром: то, что говорили люди о его силе и отваге - домыслом не было, не на пустом месте выросло. Уж это Любомысл знал. Прозор ему друг. А в это слово старый мореход вкладывал особое значение. Друзей не бывает много. Этим словом не разбрасываются.
        Дело в другом: в седле взбесившегося жеребца сидел не он, а княжич Добромил. Этим и объяснялось волнение Прозора. Любой венд, состоящий на службе виннетского князя, не раздумывая, отдал бы жизнь за Добромила. И не потому, что он наследник. Нет. Нечванливый, простой и доброжелательный княжич был для суровых воинов как сын.
        «Прозор просто осознал, что могло случиться, - рассудил Любомысл. - Когда скакал за княжичем, то переживать было некогда. Мы тоже не думали. А вот сейчас… Прозору даже страшно подумать, что случилось бы с Добромилом, не выдержи княжич бешеной скачки, и свались оземь. И мне страшно… Ох, что за мысли голову лезут!»
        Старик тяжело вздохнул.
        - Да не вздыхай ты так жалобно, старче! - Это Прозор поднял к нему лицо. Дышит наш малец. Все хорошо…
        - Хорошо-то хорошо… - проворчал Любомысл. - Хорошо, что с коня княжича сдернул да не покалечил. Видели… Да что ты расселся! - неожиданно прикрикнул старик. - Дай мне княжича глянуть! Поболе тебя разумею!
        - Гляди! - Прозор с готовностью вскочил. - Без чувств он, и холоден как ледышка. Я это сразу почуял, еще когда с жеребца ссаживал. Не знаю, почему…
        Добромил лежал бледный. Обычный румянец исчез. Тонкие черты лица заострились и вытянулись.
        «Будто покойник! - испугался Любомысл. - Да что ж…»
        Тут княжич неожиданно открыл глаза и Любомысл содрогнулся. Глаза такие же: серые, живые… Но… Что-то в них изменилось. Исчезла детская непосредственность и бойкость. Сейчас они были чужими. Взрослыми, что ли. И них стояла мудрость и непонятная тоска.
        - Да что с тобой, княжич! - переполошился старик. - Ты что?!
        А Прозор обрадовался. Княжич цел. Жив-здоров, и это главное. Облегченно вздохнули молодые дружинники - Борко и Милован.
        Добромил приподнялся, посмотрел на Дичко, что понуро стоял рядом, будто чувствовал свою вину, и неожиданно для всех прижался к широкой груди Прозора.
        Кругом свои, и нет больше мрака и летающего в нем ворона. Нет Мораны с ее обжигающим холодом. Нет костров и тянущего к себе темного багрового зарева вдалеке. Ничего этого нет!
        Добромил осознал, какое нежданное и нешуточное испытание выпало на его долю. Последнее, что он почувствовал, это то, как сдавило сердце и как сильные руки Прозора выдернули его из седла. А он сидел оледеневший, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Прозор какой уже раз оберегает его от беды!
        Богатырь положил руку на белокурую голову.
        - Ничего княжич. Все позади, - глуховато вымолвил он. - Теперь мы на моем коне поедем. Он сильный: двоих запросто выдюжит! Я здоровый - а ты маленький. Сложить нас, да поделить - вот и выйдут два человека. Ты же видишь, меня - этакого лося носит, и ничего.
        У Прозора в горле встал ком. Он уподобился своему другу - старику Любомыслу. Тоже начал говорить нараспев, будто сказку сказывал.
        Добромил улыбнулся. Глаза мальчика потеплели, и к радости Любомысла в них снова появилась та детская доверчивость, что так радовала друзей княжича.
        Мальчик улыбался тому, что представил удивительное зрелище. Будто бы на гнедом жеребце Прозора сидит большой добрый лось. И этот лось-предводитель ведет их по лесу, оберегая от всяческих опасностей. Ведь Прозор же из рода Лося! Эх, как ловко у него получилось сказать!
        Сам того не сознавая, Прозор умудрился разом изгнать из сердца мальчика все жуткие воспоминания. Сейчас княжичу все казалось простым и нестрашным.
        - Спасибо тебе, Прозор! Спасибо, что спас меня! Дичко понес, а я ничего не мог сделать. Ох, друзья! - Добромил округлил глаза. - Что я видел! Не поверите!
        - Что же ты видел, дитятко? - заулыбался Любомысл. - Деревья неслись рядом, да камни эти несусветные да лиловые?
        - Царство Мораны я видел! Вот что! - Добромил сдвинул брови. Сейчас он думал, а не показалось ли ему все это.
        Но встретив вмиг ставшие серьезными глаза Прозора, понял - не показалось.
        Богатырь вдруг потемнел лицом, и, значительно посмотрев на Любомысла и разинувших рты молодцев, кивнул. Да, так! Он тоже видел полупрозрачные темные языки. Будто густые рои мошкары вокруг Добромила вились. И еще он видел множество костров на темной земле. И темное зарево.
        - Потом, Добромил, - сказал Прозор. - Потом все обсудим. Я тоже кое-что видел. А сейчас, - тут он понизил голос, - забудь. Забудь, мальчик…А то накликаешь. Она рядом ходит, не ушла…
        Прозор сказал это так значительно и так проникновенно, что княжич почувствовал как стирается из его памяти страшное воспоминание. Тает. Уходит, будто далекий сон. Добромил просветлел лицом.
        Мальчик обернулся к Дичко. Конь стоял неподалеку и, как ни в чем не бывало, пощипывал траву. Нет… Что-то в ней не нравилось ни ему, ни другим лошадям. Они раздували ноздри, осторожно принюхивались, фыркали и, казалось, раздумывали - а стоит ли ухватывать следующий клок? Нужен ли он? Уж больно необычно пахнет эта с виду молодая трава!
        - Что ж это на него нашло-то? А? Сейчас спокойный, а был… Спасибо, Прозор, - еще раз повторил Добромил.
        - Ладно, - благодушно отозвался богатырь, - не бери в голову. Сегодня я тебе помог - завтра ты меня выручишь. Забыли. Прыгай на гнедого. Возвращаемся. А то невесть куда заехали.
        Прозор повернулся, и… Появившейся было радужный настрой схлынул. Лицо изменилось. Будто туча нахмурилась.
        Дальний конец дороги - по которой они только что резво и не по свое воле неслись - скрывал тяжелый плотный туман.
        - Вот так-так… - протянул Прозор. - Да что ж это такое? Мне что, кажется? Гляньте, люди!
        Впрочем, венды и без его возгласа потрясенно смотрели вдаль. Да-а… То место, от которого началась бешеная скачка недавно - только что! - было чистым! А сейчас проход в свой мир - в родные леса - скрадывал невесть откуда возникший туман.
        - Ух… - Голос Милована дрогнул. - Откуда он? Припекает же, солнце бьет! А он наверху, на открытом месте лежит! Не должно его там быть! Не должно! Наколдовал кто-то, не иначе. Любомысл! Ты все знаешь, поясни!..
        Но у всезная-старика ответа не было. Загадка… Что это за диво, он пока понимал не больше остальных. Старый мореход пригляделся. А ведь туман-то растет! Ввысь! Прям на глазах! Вон, уже верхушки деревьев скрыл. Они только что из него торчали!
        Теперь уже помрачнел Любомысл.
        «Так! - Начал рассуждать он. - Древний Колодец в родном лесу нашли. За ним дорога шла. Тоже Древней зовут. Серыми камнями вымощена. Прозор уверял, что она неожиданно обрывается. И викинг Витольд то же самое рассказывал. Только вот не оборвалась она, а в неведомый мир путь показала. А тут Дичко взбесился и княжича по ней понес. Когда за ним скакали, то я краем глаза мелочи отмечал. По старой привычке. Мало ли что… Видел, что вдоль серых камней туман стелился. Легкий. С обочин камни лизал. Это было, да… А вот как этот туман так сразу вырос? За Добромилом ведь недолго гнались. Всего ничего! Не иначе, как снова с чем-то недобрым столкнулись?»
        Любомысл пожал плечами. Борко и Милован, насупив брови, тревожно оглядывались. Не случилось бы еще чего. Все это похоже на ловушку. Мд-а-а… И версты не проскакали, а все в этом месте не так. Что за чудная земля?
        Деревья тут не такие, как в родном лесу. Какие-то островерхие и нескладные. Изломанные, что ли… Зелень иная, темнее. Листва жесткая и неподвижная. Не видно ни сосен, ни елей. Вдали лиловатые скалы торчат. Валуны там и сям разбросаны. Тоже лилового цвета - будто небо на глубоком закате. Молодцы отродясь таких не встречали.
        Одно знакомое в этом чуждом мире и осталось. Вон, Древний Колодец вдали виднеется. А ведь и он не такой как прежде! Не на том месте стоит. Когда к нему в родном лесу подъезжали, так он у самой дороги был. Даже отсюда видно, что колодезь вдруг дальше отодвинулся. И вода из него уже не течет. Когда в своем лесу мимо проезжали - видели, что края мокрые. А в этом кладка сухая.
        И ручья не видно, что из колодца начало брал. Вдоль него разноцветье травное, что за лето в разное время появляется, вдруг враз в одном месте выросло. Вдоль дивного ручья и весенние травы распускались, и осенние росли.
        Парни переглянулись. Это не тот колодец. Этот другой, но похож. Их два и они будто родные братья, словно один мастер их делал. Но один в родном лесу остался, а этот - сухой - здесь стоит. Куда ж их занесло?
        - Едем обратно, глянем, что там… - хмуро бросил Прозор и опершись о луку, не трогая ногами стремян, вскочил в седло.
        Дружинник протянул руку Добромилу и усадил княжича впереди себя. Так надежней и спокойней.
        Затем Прозор подъехал к Дичко и перехватив тесненный повод ловко примотал его к луке своего седла.
        - На привязи пока походишь. Потом разберемся, что с тобой. А то видишь - куда ты нас завел. Едем, парни.
        Дичко затрусил рядом, тревожно и жалобно косясь на Добромила. Конский взгляд, казалось, молил: «Я не виноват! Сам не знаю, как это вышло… Прости!»
        Княжич вытащил из поясной сумы просоленный сухарь и протянул жеребцу. Он ни в чем его не винил.
        Вскоре подъехали к краю тумана. Вблизи осторожничали, вдруг в нем что-нибудь засело? Вдруг снова придется с нежитью столкнуться? Венды помнили, что пережили прошедшей ночью. Теперь в неясных местах они всегда будут начеку.
        Примеру Прозора, который достал лук и держал его в левой руке, зажав меж пальцев стрелу - так, чтобы только осталось натянуть тетиву, последовал Милован. Его друг Борко мог лишь только вытащить меч. Еще вечером запущенный нежитью валун перебил молодцу левую руку. С одной рукой, сидя на лошади, тетиву не натянешь. Это только на земле можно сделать. Лежа.
        Княжич сжал серебряную рукоять меча. Старик Любомысл вертел меж пальцев небольшую серебряную денежку. Если что-нибудь из тумана выскочит, он ею сразу запустит в супостата. Серебро первое дело. Он помнит, как им от нежити, что с Гнилой Топи вышла, отбивались. Не будь этой ночью при них серебра, то…
        «Эх, надо бы пращу сделать, - запоздало сообразил Любомысл. - Она и дальше бьет, и сильнее. Когда передых будет, то налажу…»
        То, что они обязательно совладают с новой напастью - туманом, старый мореход не сомневался. И не из таких передряг выбирались. Этот туман вызывал в нем полузабытые воспоминания. Старик начал припоминать, что он когда-то слышал о таком диве…
        Туман чуть клубился. Будто живые медленно плелись серые, с синеватым оттенком языки. Словно разговаривали меж собой, лизали друг-друга.
        Венды остановились поодаль. Прозор с сомнением смотрел на неожиданно возникшее диво. Солнце высоко, припекает, а тут - около серого непроницаемого для глаз тумана - прохлада. И ветра нет - это чувствуется. Даже листва чудных деревьев не дрожит. Тишина…
        От чего же туманные сгустки переплетаются и шевелятся? Что движет эти рваные языки?
        У Прозора неожиданно, как и утром - когда отъезжали от зимовья - заломило виски. Опасность! Сейчас надо быть стократ осторожней!
        Если ни с того ни с сего в голову ударила боль, то надо сначала поразмыслить, где кроется угроза. А уже потом что-либо делать.
        Этот дар дался Прозору еще в далеком детстве, когда он важно ходил сопливым мальчуганом. Он тогда ночью на древнее болото - Гнилую Топь - сдуру зашел. Захотелось, вишь, папоротников цвет добыть. Цвет-то он сорвал, да заодно увидел, как мертвяки в невиданной одежке по ряске бродят и не тонут. Вот болото и наградило его способностью чуять опасность заранее.
        Милован тронул повод. Чмокнул губами - понукая лошадь.
        - Посмотрю, что в тумане.
        - А ну стой! - рявкнул Прозор. - Я тебе посмотрю! Привыкли очертя голову в омут бросаться. А вдруг ты там башку расшибешь? Хватит с нас одного болезного, - предводитель кивнул на Борко, что печально прижимал перебитую руку к груди. Печалился молодец от того, что завидовал своему другу Миловану. Тот ведь двурукий. Ему первому дела делать дозволено.
        А Прозор не унимался. Сейчас он выскажет молодым увальням все, что думает о героях, которых жизнь за волосы не таскала и размышлять не научила! Дурни-богатыри только в сказках бродят и мечом направо и налево без разбору машут. Потом, мол, разберутся, кому непутевую башку снесли. А тут жизнь, не сказка.
        Впрочем, предводитель быстро остыл, сам таким рьяным когда-то был. Чего уж там…
        - Сначала обдумать надо, - сказал он. - Вон, в своем лесу - где каждое деревце мило и знакомо - подъехали к краю дороги. Мол, открылась она. Проход в неведомый мир появился. Эко диво-дивное! Надо посмотреть и разведать, что там дальше! Посмотрели. И что вышло? Сами видите. Добромила чуть конь не убил. И мы заехали незнамо куда. Шевелится этот туман. Будто живой. Чуете? Ни ветра, ни сквозняка. Что думаешь, Любомысл?
        А что мог сказать Любомысл? Он задумчиво чесал седую голову. Старик вспомнил, что о слышал о таком тумане. Весь богатый опыт, все знания старого моряка и тут пригодились.
        В морях есть туман. Всегда. И он движется. Редко случается так, что он замирает. Это бывает при полном безветрии. Но в море всегда есть ветра, почти всегда. Но это и ясно: море - есть море. Хотя, есть и другой туман.
        - Скажу так, други. Думаю, не стоит туда сломя голову кидаться. Чай не кабаны, что в камыши забрели. Видите - какой он странный. Впрочем, не странней той стороны, куда нас занесло. Выбираться надо. Только вот что, вспомнил я кое-что и появилась у меня одна мысль…
        Любомысл соскочил с лошадки и носком сапога принялся раздвигать жесткую траву. Старик выискивал подходящий камень. Из найденных выбрал один: не увесистый и в руке хорошо лежит.
        Венды недоуменно смотрели: что это он удумал? К чему камень?
        Отойдя подальше, Любомысл несильно запустил его в туман.
        Он метил так, чтобы камешек полетел посередине дороги и не очень высоко. Кинув, тут же резво отскочил в сторону.
        Камень вылетел обратно. Сначала скрылся в плотной пелене и будто от чего-то там отскочил. Но стука слышно не было. Мягко влетел в туман - и мягко и несильно вылетел и упал чуть дальше того места где только что стоял Любомысл.
        - Так… - удовлетворенно крякнул старик. - Теперь понятно… Эй! Да ты что?! - Любомысл увидел, что Милован легко, незаметно глазу изготовил лук к стрельбе и вот-вот спустит тетиву. Молодец собрался стрелять в то место, куда он только бросил камешек. - Ополоумел?! А ну опусти!
        Милован нехотя повиновался.
        - Что за бес там швыряется! - удивился Прозор.
        Сам он даже не пошевелился. Лук с наложенной на тетиву стрелой так и не поднял. К чему? В себе уверен - успеет удар отразить. Но на молодцев богатырь глянул одобрительно. У парней глаза хоть и горят, но держаться спокойно. Борко, хоть и однорук сейчас, но меч держит легко, будто не покалечен. Может и сам напасть и, случись такое, от врага защититься.
        «Пусть выглядят увальнями и недотепами, зато к бою всегда готовы, - одобрил Прозор. - И верно: Велислав, он кого попало в княжью дружину не берет».
        Предводитель поднял руку. Мол, спокойно. Опасности нет. Богатырь это понял по лицу Любомысла. Старый мореход смотрел на туман задумчиво и спокойно. Тревоги уже не высказывал. Видимо, окончательно все для себя уяснил.
        Прозор вдруг ощутил, что боль в висках неожиданно утихла.
        Богатырь соскочил с коня и неторопливо выковырял с края дороги увесистый серый булыжник. Так же, как Любомысл, отошел подальше от спутников и размахнулся.
        - Стой, стой! - закричал старик. - Ты что удумал?
        - Как что? Сейчас тому, кто там балует, башку расшибу!
        - Погодь, богатырище! А ты случаем не подумал, что себя расшибешь? Ты ж видел, как я камешек бросал? Бережливо. Неспешно запустил. Вот он и вылетел так же, без силы. Я и увернуться успел. А ты вон, валуном хочешь вдарить. Силу девать некуда? Чего ради так замахиваешься? А если тот, кому ты с дури своей собрался башку проломить, сильней ответит? Да размахнется поболе, да камень не мимо полетит - а тебе в лоб? Ведь твою же голову зашибет, Прозорушка! Я-то знаю: увернуться ты завсегда успеешь. Но… Ты заметил, что камушек мой пролетел точнёхонько над тем местом, откуда я его бросил? Видел? Так что вот тебе мой совет, Прозор! Не спеши! Не метай сильно свой булдыган! Их из тумана с той же силой отбивает. А как бросишь - сразу в сторону! Считай, что сам с собой камушками играешь. Уяснил?
        - Уяснил, - улыбнулся Прозор, - слышал я о таком диве. Но камень брошу, как умею. А ты отодвинься…
        Любомысл припустил к спутникам, подальше от дружинника.
        Булыжник с гулом полетел к туману. Прозор, не дожидаясь пока камень врежется в серую пелену незримо исчез и тут же возник рядом со стариком. Только тень мелькнула! Любомысл вздрогнул: опять Прозор напугал его. Скачет как бес в пекле!
        Камень вылетел обратно. Стукнулся о дорогу и запрыгал, выбивая из собратьев серые осколки.
        Прозор ухмыльнулся. Видать понравилось. Выковырял еще один увесистый камень. На этот раз кинул его сильнее. Но с места не тронулся. Ушел вниз, тенью влипнув в дорогу.
        Тут же над ним прогудел вернувшийся булыжник.
        Прозор встал, отряхнул ладони. Увидя, что Милован все еще сжимает изготовленный к стрельбе лук, хмуро бросил: - Спрячь. Любомысл же говорил - до добра не доведет. Тут иная причина.
        Ну что ж, раз так надо, то… Милован убрал оружие.
        - А что? В чем тут дело? - Борко последовал примеру друга и лихо крутанув меч, не глядя вогнал его в ножны. Мол, я и с одной рукой ловок как прежде.
        Прозор хмурил брови. Что-то он слышал о таких чудесах. Только вот от кого? Когда и где? Кажется, гадирцы, что в прошлом году в Виннету приходили, упоминали, что сквозь туман шли. Но тогда он без интереса, невнимательно слушал. Он по морям ходить не собирался.
        А вот Любомысл! У него еще перед тем, как бросить первый камешек мелькнула догадка. И вот, она подтвердилась. Бывает же так! Сколько лет по морям странствовал и ни разу не встречал этот туман. Только в портовых тавернах разные небылицы о нем слышал. И вот это диво, эта загадка - что пугает и чарует моряков - перед ним. Вот он волшебный туман! Рядом! Только ухватить осталось. Но ничего не выйдет - не поймаешь. Это все равно, что воду решетом черпать, вернее кисель.
        - В мире, ребята, чудес полно! Особенно по морям их много! - воскликнул Любомысл. - И загадок в них - не счесть. Вы слышали о кораблях, что в таком тумане плутают?
        - Нет, - отозвался Добромил, - ты еще не рассказывал.
        За этими чудесами он уже забыл недавний морок. Улетучилось воспоминание о царстве Мораны.
        Сейчас Добромил видел диковинный туман и - судя по лицам Любомысла и Прозора - особых страстей от этого дива ждать не приходилось. - Расскажи, дядька. Что за туман такой в котором корабли плутают?
        - Хорошо, княжич. Расскажу, а вы этот сказ со вниманием слушайте, - улыбнулся Любомысл.
        ГЛАВА 2
        Радужный Путь
        Любомысл достал трубку, набил ее табаком, высек огонь и неторопливо выпустил первый клуб дыма.
        - Ну что ж, спешить некуда. Все равно мы через Радужный Путь сейчас точно не пройдем. Ждать надо. Слушайте, рассказывать буду. Заодно и покурю. Да на туман посмотрю, запомню. И старый венд начал рассказ.
        - Мореходы говорят, что иной раз на воде встречается невеликое туманное облако. Над морем солнышко сияет, ветер паруса надувает. Тепло. По такой погоде - туману не место. А он есть! Глядят на него моряки, дивятся. Порой красиво туманное облако, радужными цветами переливается. Когда сильно - а когда нет. Вот вы на этот туман гляньте. Улавливаете на нем цветные сполохи? Будто радуга слабая?
        Да, если пристальней вглядеться, то видно, что по лежащему туману пробегала почти неуловимая цветная рябь. Чуть ярче краски засияй и будет точь-в-точь радуга. Не скажи об этом Любомысл, то воины и внимания не обратили бы. Ведь если не приглядываться, то туман синеватым и плотным кажется.
        - Так вот, - выпустив очередной клуб дыма, продолжил Любомысл, - плывет себе по морю туман. Вроде никому не мешает. Но опытные мореходы, - тут старик таинственно понизил голос, будто боялся что услышит кто-нибудь чужой, - в этот туман не лезут… Выглядит облако небольшим. Чего бы, казалось, не пройти сквозь него? Напрямик. Но вот рассказывают, что исчезают в нем корабли. Бесследно исчезают. И порой так случается, что заманивает этот туман в себя. Плывут мореходы по его краю и вдруг видят: расступается он неожиданно и открывается проход. В нем чистая вода. Мореходы, по этой-то чистой воде сквозь туман и проходят. И опять перед ними море и солнышко над головой. Туманное облако позади. Радужными красками поигрывает. Будто радуется, что не побоялись его моряки, доверились. Да, только вот, не по тому морю уже идет корабль, не по той воде.
        - Как это? - встрял Милован. - Как это вода не той может быть? Не такая соленая, что ли?
        Молодцы слушали Любомысла раскрыв рты. Так всегда получалось: стоило старику начать говорить о чем-нибудь необычном и тут же забывалось все на свете, уходили все невзгоды. И Прозор качал головой от удивления. Надо же! Чудеса! И это морское чудо он сейчас видит. Будет о чем рассказать, когда они домой в Виннету вернутся. В том, что все закончится хорошо - богатырь не сомневался. Дослушают Любомысла и решат, что дальше делать.
        - Эх, Милован. Вода-то соленая, такая же вода… Но, - старик со значением поднял палец, - чужая вода. Корабль, что сквозь этот туман прошел, в ином мире оказывается. И попасть обратно домой уже не сможет, сколь долго он бы не плутал. Вернуться в свой мир он может только так: пройти сквозь этот туман назад. Но это не все. Знающие люди говорят, что пока не раскрылся туман, проход не обозначил, то он будто зеркало. Так получается, что если в него - вот как мы сейчас с Прозором - камни бросать или стрелы метать, то все обратно вылетает. Тогда мореходам счастье: если они в это время вошли - то обратно в свой мир вернутся. Туман назад вытолкнет.
        Борко пожал плечами. Это они сейчас видели. А вот иные моря? Он свое-то только с берега видел. - Про зеркало и камни понятно. Сейчас видели. А вот про моря? Что за чужие моря? Прости, не хаживали.
        - Чего ж тут непонятного? За туманом другое море, иные земли, чужой мир. Звезды на небе по-иному расположены. Другая земля. Понимаешь? Другой мир.
        - Как это? - не унимался Милован. - Поясни-ка.
        И Любомысл терпеливо пояснял.
        - Те земли, что за туманом находятся, они другие. В них тоже есть разные страны. Иной раз даже их названия с нашими схожи. Такие же люди живут - на знакомых языках разговаривают. Порой мореход, что в иной мир попал, хочет свой дом навестить. Навещает! Возвращается, допустим, в свой родной город или деревеньку. И что же видит? Нет у него там знакомых и родни, и никто его не знает! И дома по-иному построены. И корабли другие. И все, что он раньше знал, не так выглядит. Такой вот он - иной мир. Про туман много моряцких баек ходит. Я уж их наслушался. И зовут этот туман так - Радужный Путь. Только вот ни разу не слыхал, что и на суше такой проход в иномирья есть. А оказывается - вот оно что! В нашем лесу нашелся и завел нас неведомо куда! Хотя… Погодь, погодь!..
        Любомысл задумался. Брови сдвинулись, и глаза на миг приняли озадаченное выражение. Вспоминал что-то. Размышлял старик недолго: ум цепкий - море приучило быстро соображать.
        - А ведь Земли Мрака, из которых бруктеры на мир войной пошли, тоже за туманом лежат. Люди, что там бывали, рассказывали, что в этих землях все по-иному. Звери там бегают - жуть! С нашими не схожи. Деревья невиданные. Жара в той земле всегда. Духота. Круглый год солнце печет. Но ведь в Земли Мрака любой человек войти может. Если отваги наберется. И выбраться из них несложно. Хотя, люди там не живут. Только бруктеры. Дикари. Человеку там сложно, ну а дикари привычны. Но туман вокруг этих земель не радужный. Не такой, как в морях… Нет! - заключил Любомысл. - Туман, что перед нами сродни морским. Эх… Старый я пень! Ну чего б мне раньше о Радужном Пути не вспомнить? Мы бы тогда к Древней Дороге и этому к туману и близко бы не подошли! А все любопытство. Так кто ж знал, что это Радужный Путь? Эх, память… Годы… Да и не видел я его не разу!.. - клял себя старик.
        Впрочем, делал он это напрасно. Никто и ну думал его осуждать. Мир велик, чудес в нем много. Всего не упомнишь.
        - Так-так… - протянул Прозор. - Вот оно в чем дело, так-так…
        - В чем? - спросил Добромил. - Тоже что-то знаешь?
        - Да вот вишь, княжич. О прошлом годе заходил в Виннету необычный корабль. Я таких ни разу не видел. Схож с сидонским, только больше. Парусов на нем много. С него мореходы сошли, твоему отцу - князю Молнезару - богатые дары поднесли. И говорили эти мореходы, что приплыли из далекой страны. Называли ее Великий Гадир. Слышали об этом?
        Княжич помотал головой. Нет, он не слышал. А Любомысл оживился. Видел он этих гостей, говорил с ними. Тогда он так и не понял, откуда они приплыли. Теперь все становилось понятным. Сквозь Радужный Путь прошли. Просто тогда гадирцы так и не сказали, где находится их страна. Скрывали.
        - Те мореходы тоже дивились, что о Гадире у нас никто ничего не знает, - сказал Любомысл. - Хотя говорили, что об Альтиде наслышаны и давно хотели с нашими купцами торг наладить. Пoнял я тебя, Прозор. Прав ты. Они из морского тумана вышли.
        - И чем же все закончилось? - спросил Добромил. - Будут еще к нам гадирцы приходить?
        Прозор хищно улыбнулся. Он помнил, как хитр? с этими гостями поступил властитель Виннеты. Воспоминание о проделанной уловке доставило простодушному венду большое удовольствие.
        - Тебе отец не рассказывал? Слушай. Князю Молнезару ведомо стало, что не с добром гадирские купцы пришли. Они, княжич, разведать хотели насколько сильна Альтида. Если б мы силу не явили, то они войной бы на нас пошли. Вот и повели их по крепости, да показали гостям оружие, что против саратанов держим. Сам знаешь, какое оно страшное и как необычно выглядит. Незнающий человек невесть что подумает! Сказали гадирцам, что любим воевать. А когда они дальше в Альтиду проплыли, то увидели, что по берегам и в городах войска великие стоят и дружины вдоль рек идут неведомо куда. Мол, войны не ждем - могущественны и все нас боятся. Но готовимся - а вдруг враг объявится?
        Прозор засмеялся. Ему вторил Любомысл. Все верно - они тогда покумекали и решили как бы невзначай устрашить далеких гостей. Силу показать. Замысел удался! На обратном пути гадирцы вновь навестили Виннету, и по их любезным, но безрадостным лицам князь Молнезар и Любомысл поняли - со злым умыслом гости из далекого Гадира больше в Альтиду не придут.
        - Гадирцы кровавому богу поклоняются, - продолжил Прозор. - Он у нас неведом. Имя ему - Мелькарт. Один из гостей проговорился, что каждый день этому богу человечьи жертвы приносят. Сжигают их.
        Прозор стал мрачен. В Альтиде людей в жертву богам не приносили. Если только кто-нибудь сам восхощет себя принести. Для великого дела это творили: чтоб беду от своей земли и соплеменников отвести. Такое случалось. Это в Вестфолде кровь льется, и то не каждый день. Боги викингов любят кровавое подношение. Викинги приносят в жертву рабов.
        - Что за бог такой? - Добромил, Борко и Милован округлили глаза. Самую великую жертву, что мог принести богам охотник, это победить в равном поединке лесного быка-тура. У охотника нож, небольшое копье и ловкость. У тура два острых рога, копыта и сила. Поединщики равны. Кто выйдет живым из схватки - неведомо. Достанет ли охотник до сердца быка каленым жалом, или наоборот - тур втопчет храбреца в землю, то решать богам.
        Но прежде чем пойти в этот бой, надо испросить дозволения у богини охоты. Принести ей требы, пожертвовать меха дорогого лесного зверя.
        А ведь порой случалось так, что обличье тура принимал сам Перун! Он любил ходить по земле, приняв вид лесного владыки. Попробуй-ка, победи самого грозного бога войны! Тогда, в случае поражения, получалось так, что охотник сам жертвовал себя богам. Все справедливо. Но жечь людей просто так? Да еще ежедневно? Молодые парни не могли этого осознать.
        Любомысл хмурился. Когда-то он об этом боге - что ежедневных жертв требует - слышал. Слухами земля полнится.
        - Недобрый это бог, парни. В его честь людей на золотых кругах жгут. Когда по морям походишь, разные страны увидишь, то и не такое услышишь. Я когда об этом узнал, то думал - опять сказки, коими моряки друг-друга потчуют. Оказывается, вон оно что! В Гадире это делают. Впрочем, что не земля - то свой норов. Не нам судить… Да, пожалуй твоя правда. Гадирцы сквозь Радужный Путь в наш мир прошли. Это я потому говорю, что твердо знаю - в нашем подлунном мире такой страны нет.
        Прозор махнул рукой:
        - Ладно, байки байками, а вот как сами-то выбираться будем? Что скажете, други? Думаю так: я сначала в этот туман зайду, да гляну - что там.
        - А может, подождем? - спросил Добромил. - Вдруг он исчезнет? Тогда и выйдем свободно.
        - А если не исчезнет? - отозвался Борко. - Мы с тобой пойдем, Прозор! Я и Милован. А княжич и Любомысл тут подождут. Если все хорошо - за ними вернемся.
        Парень решительно сжал рукоять ножа. То, что у него сломана рука - ничего не значит! Он дружинник. Значит должен оберегать княжича и биться до последнего вздоха. Биться - невзирая на раны! А тут и шла битва с чем-то неведомым.
        - Стой, стой! - Прозор отстраняюще поднял руку. - Вы тут нужны. А кто княжича охранять будет? Коней сберегать? Любомыслу и Добромилу, случись что, одним не управиться. Один пойду. А вы бдите!
        - Погоди.
        Любомысл быстро сдернул с седла моток веревки. Такая у каждого ездока есть. В пути много чего неожиданного может случиться. А эта пеньковая веревка порой здорово выручает. Прочная, жесткая. С торчащими в стороны волосками. Когда на ночлег укладываешься, то обязательно надо огородить себя крyгом из такой веревки. Круг - нечистую силу не пустит. И через веревку ни один гад не переползет - змеям она в брюшко впиваться будет. На корабле иные веревки концами зовутся. Без них никак. Особенно в бурю. Если через корабль перехлестывают волны и в любой миг может смыть за борт, то надо обезопаситься. Обвязаться веревкой одним концом, а другой примотать к крепкой и надежной снасти. Тогда, если в воде очутишься, то не унесет, - за веревку обратно вытащат.
        Все эти соображения мигом пришли на ум Любомыслу. Он протянул моток Прозору.
        - Держи конец. Обвяжись. Так надежней. Если заплутаешь - мы тебя вытянем. Сначала далеко не заходи. Хорошо?
        - Хорошо.
        Прозор споро прикрепил один конец веревки к седлу гнедого. Другой привязал к поясу. Моток сунул в руки Миловану.
        - Держи, друг. Разматывай. Я пойду, а ты следи, чтоб она за мной внатяг шла, земли не касалась. А то зацепиться за что-нибудь… Как почуешь, что два раза дерну, так гнедого хлещите. Он вытащит.
        Прозор улыбнулся и бесстрашно шагнул в туман.
        Странно было видеть, как к нему вдруг потянулись легкие клубы и языки. Они неожиданно заиграли красками, запереливались радужным цветом, словно радовались, что их кто-то наведал. Казалось, диковинный туман ласкает сильный стан Прозора.
        Милован и Борко переглянулись. Добромил смотрел во все глаза. А старик Любомысл - уж на что повидал разные чудеса и, казалось, его сложно чем-то удивить - и то покачал головой. «А Радужный Путь-то - не просто туман! Он будто живой!»
        Прозор скрылся в тумане. Милован неспешно разматывал моток и следил, чтоб веревка не провисала и не волочилась по земле. Парень тянул ее, будто хотел заранее обезопасить и вытащить предводителя.
        Вскоре послышался шорох и Прозор вышел обратно.
        Добромил охнул. Борко и Милован, ничего не понимая, хлопали глазами. А Любомыслу только и осталось, что развести руками. Да и как тут не удивиться? Один конец веревки держит Милован, второй привязан к поясу богатыря. И оба они висят над дорогой и идут рядом друг с другом. Внатяг.
        Прозор, щурясь - к переходу от туманного полумрака к яркому солнечному свету надо привыкнуть - недоуменно смотрел на спутников. Но что произошло, сообразил быстро.
        - Эко диво! Я ведь все время прямо шел… - Голос звучал растеряно. - Никуда не сворачивал. Как же так получилось?..
        - А вот так, - вздохнул Любомысл. - Вот он каков, Радужный Путь! Я говорил… Что видел?
        - Поначалу ничего. Хоть во тьме и гораздо вижу, но в этом тумане и носа своего не разглядеть. Через несколько шагов пообвык. Дорога просвечивать стала. По ней и шел. Не сворачивал. Вот… назад вышел.
        - Вот это да! - выдохнул Добромил. - Чудеса за чудесами! Как же это выходит то?
        Княжич потрогал висящую веревку. Она дрогнула. Натянута. Сильно. Один конец уходит в густой - хоть ложкой черпай - туман, другой выходит. На чем держится - непонятно.
        Прозор прикинул, сколько осталось в мотке. Ушло больше половины. Навскидку - пятьдесят саженей.
        Предводитель задумчиво почесал затылок и недоуменно улыбнулся: - Вот что, Милован. Я сейчас дерну свою половину. Может, она за что-то там зацепилась? Просто на чем-то весит? А ты держи покрепче, да и сам упрись: дерну сильно. Посмотрим…
        Милован приготовился, расставил ноги, уперся покрепче и перехватил конец обеими руками.
        Прозор резко потянул. Но тут своих сил не рассчитал, или - скорее всего - не ожидал, что так получится. Думал, что веревка и вправду на чем-то висит.
        Милован, уж на что крепко стоял, но тут не удержался. Чуть не влетел со всего маху в туман! Пробежал несколько шагов и еле устоял на ногах. Будто веревку жеребец дернул, а не человек! Силушки у Прозора - немеряно!
        - Тише ты, Прозор! Уволочешь!
        И к Миловану, словно оживши, потянулись туманные языки. Заиграли радужными сполохами, будто приветствовали парня.
        - Вот что, ребята, - сказал Любомысл. - Стойте покамест смирно, да веревку как дeржите, так и держите. А я по ней схожу. Посмотрю - что и как. Ясно, что не за что она там не зацепилась. Но может просто, навроде как вокруг столба, окрутилась? Хотя, как? Ты ж говоришь, прямо шел.
        - Я с тобой. - И Борко тоже захотелось посмотреть, как заиграет красками туман и что внутри него. Тоже в Радужный Путь пойду.
        - А я? - спросил Добромил и осекся. Для этого стоило лишь посмотреть на Прозора. Взгляд венда говорил - не пустит! Умрет, но не пустит. Княжич легонько вздохнул. Он-то чувствовал, что в этом тумане ничего плохого его не ждет. Там не преддверие пекла.
        Любомысл распоряжался.
        - Идем, Борко. Только не торопясь. Сторожко. Да за нож там не хватайся, и меч не трогай. Думаю, оружие в нем без надобности. Все равно скоро обратно выйдем. - Любомысл безнадежно махнул рукой.
        Старик и парень скрылись в тумане. Любомысл неторопливо перебирал щетинистую веревку. Борко шел сзади. Венды поражались: как и говорил Прозор, поначалу своего носа не увидишь. Ставили ноги на ощупь. Не хотелось ковырнуть землю подбородком.
        Скоро присмотрелись. Чем дальше заходили, тем отчетливей проявлялись камни под ногами. Но в этом диковинном месте их окружала странная глухая тишина. Казалось, туман гасит любой шорох. Будто вата.
        Шли недолго. Любомысл резко остановился.
        - Мд-а-а… - протянул старик. - Смотри…
        Голос его звучал странно. Глухо, будто из-под воды.
        Борко выпучил глаза. Перед ним - обрываясь прямо в воздухе, будто ровнехонько обрезанные - висели два конца веревки.
        - Это как, Любомысл? Кто ее перерезал? На чем висит?
        - Не больше твоего знаю. Дальше идем. Только вот что. Я наш конец чем-нибудь обозначу.
        Недолго думая, старый мореход отстегнул от пояса тощий кошель и прицепил его на веревку. Потерять его и обеднеть он не боялся. Все серебро он уже давно по укромным местам распихал. Не к чему все держать в одном месте, раз оно таким замечательным оружием против нежити оказалось. Пусть под рукой будет: в поясных кармашках, в складках одежды, за широкими кожаными наручьями.
        Кошель сиротливо повис на веревке. Любомысл перевел дух. Страшновато шагнуть дальше. Вдруг и его разрежет пополам. Хотя, Прозор же целым вернулся. Старик опасливо сунул вперед руку. Медленно коснулся невидимой преграды пальцем. Ничего страшного не произошло. За исключением того, что палец вошел и наполовину исчез.
        Любомысл пошевелил им. Вроде шевелится. Вслед за пальцем медленно сунул руку. Ничего неприятного не ощутил. Просто непривычно видеть, что рука по ушла незнамо куда, чувствовать ее и сжимать пальцы. Он обернулся к Борко, который раскрыв рот глядел на эдакие чудеса, и твердо сказал: - Стой тут. Держи руку около кошеля. Дальше один пойду.
        Старик сделал глубокий вдох и решительно шагнул вперед. Шагнуть-то он шагнул, и руку от веревки не оторвал - пропускал жесткую щетину меж пальцев, - да вот вдруг обнаружил, что Борко стоит рядом, но уже с другой стороны, зверовато смотрит на него и теребит рукой кошель.
        - Ну что? Понял?
        - Не-а… Ты вошел туда будто в воду. Ну-у-у… - парень замялся, не зная как лучше объяснить, - исчез не сразу. А как скрылся, то сразу же вышел.
        - Ясно. Коль хошь, то можешь глянуть, что там.
        Любомысл отодвинулся подальше. С любопытством посмотрев, как исчез и появился Борко, выругался. Про себя дурные слова говорил - чтобы большей беды не накликать Помянул владыку пекла - Чернобога. Не обошел и его темных слуг.
        Борко пожимал плечами. Над округлившимися изумленными глазами торчали круглые брови. Трудно все это осознать молодому дружиннику. Чудес в своей жизни он видел не так уж и много. Любомысл отцепил кошель.
        - Пошли.
        - Куда?
        - Куда-куда! Обратно, к нашим. Сейчас опять на то же место вернемся. Этот туман словно зеркало. Только мягкое. Внутри себя все отражает. А как - непонятно. Интересно, то, что мы тут говорим снаружи слышно? Надо спросить.
        Борко и Любомысл вышли из тумана. Старый мореход выглядел мрачно. Этот пусть Борко пока глазами хлопает и другу Миловану расписывает, что там внутри. Скоро поймет, что случилось. А случилось вот что - они оказались в ловушке. В свой мир, в родной лес, путь им пока закрыт. А надолго ли - то неведомо.
        - Все, Прозор, - подытожил Любомысл. Нам отсюда не выбраться. Внутри себя Радужный Путь отражает все, что в него попадет. Хорошо, хоть не выкидывает, как твои булыжники.
        Венды сделали еще несколько попыток преодолеть диковинную преграду. Все тщетно. Милован, он даже бегом припустил в туман, и так же бегом выбежал обратно. Единственное, так это заметили, что Радужный Путь глушил все звуки. И шаги, и голоса, и даже разбойничий посвист Прозора. Дорога домой оказалась заколдована.
        Борко вытащил меч.
        - Может его порубить?
        Любомысл хмыкнул, переглянулся с Прозором, но ничего не сказал. Пусть пробует, коли не лень. Учить не будут, увальни не малые дети, пусть сами мир познают. Скорей всего, молодой дружинник не первый, кто силой пытался сквозь Радужный Путь пробиться. Если б это помогало, то уже давно по всем портовым тавернам слух бы ходил: мол, оружия диковинный туман не любит, расступается и без помех пускает туда и обратно.
        Борко несмело махнул мечом раз, другой. Сам понимал, что глупость делает. Но, а вдруг? Клубы тумана лишь переливались радугой и будто играли с парнем. То втянутся, то вновь выступят. Туманные языки, казалось, дразнили дружинника. Борко вошел в раж. Махая мечом так, будто прорывался через ряд невидимых противников, скрылся в тумане. Гул рассекаемого мечом воздуха смолк.
        - Далеко не забегай! Заблудишься! - неспешно сматывая веревку шутил Прозор. - Впрочем, не забежит. Скоро тут будет.
        - Думаешь? - спросил Любомысл.
        - Уверен.
        И верно, вскоре из тумана показался блестящий кончик меча, за ним весь клинок целиком, а вслед и сам Борко.
        - Остынь, друг. - Прозор отвязал с седла гнедого остатний конец веревки и протянул моток Любомыслу. - Спасибо. А вы, - он повернулся к парням, больше глупостей не делайте. Да не вздумайте из лука бить! Видели, что с камнями творится? А если стрела не вернется? Где ее искать? Стрел не напасешься. Их беречь надо: взять негде, а пока изготовишь, так время уйдет. Будем ждать, может туман разойдется.
        - А вдруг лошади пройдут? - негромко спросил Добромил. - Как думаете? Сюда ведь на лошадях въехали.
        Прозор с сомнением покачал головой, перекинулся взглядом с Любомыслом. Старик пожал плечами: вряд ли… Куда не кинь, все клин выходит. Но попробовать стoит. Любой способ хорош. А выбираться из этой неведомой земли надо.
        Предводитель вскочил на своего жеребца. Тронул повод и направил коня в туман. Богатырь позволил ему самому выбирать путь. Иной раз зверь лучше человека чует как надо.
        Гнедой неспешно вошел во мглу. И, как этого и следовало ожидать, вскоре вышел обратно. Все без толку. Радужный Путь неизменно выводил вспять.
        - А если не по дороге ехать? - сказал Милован. - Сбоку попробовать?
        Прозор помотал головой.
        - Не стоит. Никто не заметил такой штуки - когда за княжичем скакали и путь между нашим лесом и этой землей был чист, мне показалось, что дорога будто над пропастью идет? Будто в воздухе висит! Если так, то запросто вниз ухнем. Одни мокрые пятна останутся.
        - Не показалось, - мрачно подтвердил Борко. - Было такое. Там в одном месте будто в самом деле пропасть видна. Думал, почудилось. Выходит, что нет.
        - Ладно, - махнул рукой Прозор. - Отдыхаем и ждем…
        Он соскочил с коня и тяжело опустился на траву. Надо обдумать, что же все-таки случилось? Что делать дальше?
        Прозор размышлял, случайность ли все то, что произошло с ними за прошедшую ночь и часть утра, или это чей-то злой промысел?
        В начале ночи, на привале у Древней Башни, сразу же погибла большая часть отряда. Ночью, тех кто остался жив, осаждала нежить. Кое-как с ней совладали и выбрались из западни, в которую сами себя загнали.
        Богатыря мало что могло напугать. Таким уж уродился. Прошедшей ночью он хладнокровно бил водяного упыря серебряными стрелами. Он не содрогнулся, увидев, что чудище - то ли змей, то ли исполинская многоножка - кольцами обвила башню и бесшумно клацала над их головами длинными зубами. Впрочем, та тварь всего лишь призрак. Как и тот огромный скелет, обряженный в длинную хламиду. Тот, что навис над проклятым болотом, листал большую потрепанную книгу и беззвучно хохотал над ней. Но ведь сразу-то не разберешь… А вот те мертвые девы, что обрушили на остаток отряда град валунов, хоть и казались немощной нежитью, но били по настоящему. Ничего, и с ними совладали.
        Все-таки вырвались из Древней Башни. За подмогой к волхву Хранибору поехали. И добрались бы, коль не занесло бы их невесть куда! А почему они в этот неведомый мир попали?
        «Витольд! - пронзила догадка. - Это все он, проклятый ярл! Он нас сюда направил! Как бы невзначай рассказал о том, что есть в нашем лесу заброшенная Древняя Дорога. И по ней можно быстро добраться до Виннеты. Мол, он по ней ходил… Ах, как же я сразу не догадался, что это он нас так в ловушку заманил! Вывел на путь, что привел нас сюда - в неведомую землю!..»
        Сейчас бесстрашного вендского охотника пугала неизвестность. Неведомая сторона, куда их так внезапно занесло, вовсе не похожа на привычный, милый сердцу лес.
        Это у себя дома он обостренным слухом улавливал тайну в пении птиц и реве дикого зверя. Увидя потревоженную ветвь, поникшую травинку, он ведал в этом глубоко скрытый смысл. В своем лесу он ничего не боялся. А тут…
        Тут растут другие деревья. Повсюду виднеются нагромождения камней. Они будто изрублены огромным топором, обкромсаны. Диковинные камни такого же странного лилового цвета как и далекие, с ровно срезанными вершинами скалы. Не слышно пения птиц, острый нюх не выдает присутствия зверя. Тут нет хозяев. Эта земля мертва.
        Дружинник почувствовал под ладонью что-то липкое и поднял руку. Всю кожу будто изрезали острой бритвой. Она кровоточила. Трава оказалась не только жесткая, но и с острыми краями, как хорошо отточенный нож. Недаром кони принюхивались к ней и фыркали. Они сомневались. Драли ее осторожно, боялись поранить губы.
        Прозор, уже не касаясь руками коварного покрова, поднялся, стряхнул на землю капельки крови и показал ладонь.
        - Стерегитесь травы, други. Она здесь кусачая.
        Венды молчали. Неведомая сторона со своим неведомым нравом. И в ней придется какое-то время побыть. Хорошо, если недолго. Ясно, что обратного пути пока нет. И когда он явится, и явится ли вообще - неведомо. Надо оберегаться.
        Борко и Милован переглянулись и дружно вздохнули. Да-а… Попали из огня да в полымя. Не думали, не гадали, что страшная ночь такой утренней отрыжкой их одарит. Хотя, молодцы не очень-то унывали. Молодость - она молодость. Невзгоды быстро забываются. Руки-ноги на месте. Головы соображают. Оружие, вот оно - всегда под рукой. С малолетства им владеть обучены. Есть чем от ведомой напасти обороняться. Еда? А вот они, луки. За спинами висят. Лук, он не только для боя пригоден, для охоты он первое дело. В чересседельных сумах рыбацкая да охотничья снасть лежит. Так что еду добудут, не пропадут.
        Старик же Любомысл хмурил и без того изрезанный морщинами лоб. Он о чем-то усилено размышлял.
        Лишь Добромил не предался унынию. Княжич, приговаривая какие-то ласковые слова, гладил Дичко по шее. Жеребец тихонечко похрапывал и тянул к лицу мальчика умную морду, косил темными глазами. Тоже разговаривал.
        Прозор подошел ближе. Вслушался, о чем беседуют мальчик и конь.
        - Что ж на тебя нашло, Дичко? - негромко, почти шепотом говорил княжич. - Зачем ты это сделал? Зачем ты нас сюда заманил? Ведь ты же не нарочно, верно? Увидим ли мы еще свой лес?
        - Увидим! - твердо сказал Прозор. - Ты, княжич, брось кручине предаваться.
        - Да я так, Прозор. Просто что-то нашло… - смущенно отозвался Добромил. - Как на Дичко. Помнишь, он с утра себя чуднo вел, норов высказывал? А ведь он не такой, я это знаю. Он спокойный, хороший…
        Мальчик осекся. Разглаживая гриву, он увидел нечто необычное - черный волос. А ведь Дичко конь белоснежный. Княжеский! На нем нет ни единого черного пятнышка. Такие жеребцы у князей или больших воевод. На белом коне в бою сподручней. Войско видит, где предводитель. Еще князья алые плащи носят и золоченые шлемы. Тоже хорошо видно. Если небо не хмуро, то солнышко играет золотыми искрами на шлеме, знак подает - жив князь, он тут, рядом. Но белый конь приметней. Воинам сподручней бить врага, если они знают, что воевода среди них.
        А если сзади князь, с холма или пригорка боем руководит, то все одно дружинники видят, какие сигналы он войску подает.
        Добромил осторожно и неторопливо раздвинул жестковатую гриву вокруг черного волоса. Он не только цветом отличался. Волос и на ощупь был склизкий, отблескивающий странной зеленью.
        - Что увидел, княжич? - От Прозора не ускользнуло, как внезапно смолк Добромил. Что он нашел?
        Вендский охотник и сам собирался дотошно осмотреть Дичко. Не дело, когда конь ни с того ни с сего взбрыкивает. Вон, чем кончилось.
        Добромил молча указал на черный волос.
        - Видишь? Его не должно быть. Я Дичко еще жеребенком осматривал, мне интересно было - есть ли на нем хоть единое темное пятнышко. Все глаза тогда проглядел, а ничего не нашел. Я за ним хорошо ухаживаю. Думал, пока у тумана ждем, гриву расчесать и пыль со шкуры вычистить. А тут смотрю - в гриве этот волос. Необычный, длинней остальных. Вот, глянь! В пальцах скользит и будто бы шевелится. Потрогай.
        Прозор пригляделся. В самом деле - вид у этого диковинного длинного волоса необычный. Кажется склизким и мокрым.
        - А ну-ка! - Богатырь с силой сжал пальцы.

* * *
        …Средь княжеских дружинников и жителей Виннеты про силу рук Прозора ходило много самых невероятных рассказов, в большинстве своем нелепых выдумок. Но тем не менее кисти его рук, хоть и не столь крупные как у викингов, что денно и нощно могли грести тяжелыми веслами, были такими же сильными.
        Говорили, что как-то в корчме, стоящей неподалеку от места прихода иноземных кораблей, пировала шумная толпа наемных воинов. Иные купцы без наемников на своем судне в море и не высунутся. Лучше им заплатить, чем всего лишиться. Хотя, против викингов наемники ненадежная защита. Вестфолдинг запросто совладает с двумя, а то и тремя чужеземными воинами, сколь сильными и ловкими они бы ни были. Удел викинга с рождения - это война. Что не заложено в детстве, то трудно потом не наверстать.
        Наемники пировали, и в этой же корчме, в темном углу, сидели Прозор и несколько его друзей, тоже княжеских дружинников. Зашли они туда просто так: людей чужеземных поглядеть, да рассказы занятные послушать. Греха в этом нет: когда воины князя Молнезара не на службе, то вольны делать что захотят.
        Наемники сидели в корчме с утра, дожидались, когда отойдет их корабль. Поэтому хмельного выпили немало. Что-то они там не поделили и затеяли меж собой свару. Дело доходило до драки. В полумраке корчмы засверкали клинки. А биться в самой Виннете строжайше запрещалось. Если кому вздумается обнажить оружие да проучить обидчика, то препона нет: идите за крепостные стены и режьте друг друга сколь сил хватит. Наемники это знали, видимо в Виннете бывали и раньше. Злобной толпой они вывалили из корчмы, благо крепостные ворота рядом - рукой подать.
        На платить за выпитое и съеденное они не собирались. Еще неизвестно, кто жив останется! Может сейчас он хмельной ногой пойдет к праотцам и сдуру перед этим заплатит. О том, что в Нижнем Мире деньги не нужны, никто из них не подумал: хмель сделал свое дело.
        Но корчмарь считал иначе. Торговать себе в убыток никто не станет. Он бросился за наемниками и ухватил одного из головорезов за плащ.
        «Учтивые мореходы! Расплатитесь за еду и выпитое вино! Таков порядок!..»
        Один из наемников, видимо входя в раж от предвкушения будущей потасовки, с размаху опустил кулак на голову корчмаря и тут же - хитрым ударом - свалил детину, что следил за порядком при корчме. Хозяин устоял, а слуга - здоровенный парень - рухнул без чувств.
        Попутно, не задумываясь, наемник пихнул в живот помощницу-дочь. Она, видя, что затевается неладное, выскочила вслед за отцом на улицу. Девчонка отлетела и, прижимая руки к животу, осела у стены.
        Бросив под ноги корчмарю большой медяк - на него можно было купить лишь кувшин пива - довольный шуткой наемник густо захохотал и припустил за товарищами. И вдруг остановился, будто на стену налетел. Перед ним, недобро ухмыляясь, стоял Прозор.
        Каким образом он успел соскочить со скамьи в темном углу и вмиг очутиться на улице, осталось загадкой даже для сидевших рядом дружинников.
        - Извинись, иноземец… - негромко, но веско - голосом от которого любого пробрала бы дрожь - сказал Прозор. - Извинись перед корчмарем и расплатись в полную цену.
        Венд глянул на лежащего стража корчмы. Парень плох. В беспамятстве, изо рта стекает тонкая струйка крови. Дышит хрипло и тяжело. Наемник проломил ему грудь и повредил нутро. Не скоро силу вновь наберет.
        - Еще добавишь мoлодцу на лечение. - Взглянув на сидящую у стены девчонку, Прозор зловеще прибавил: - А за обиду, что учинил девушке, ответишь особо. Без платы.
        Прозор был обряжен в простую повседневную одежду. Ни к чему лишний раз трепать дружинный наряд. Не на службе. Ни меча, ни брони…
        Наемник оглянулся на товарищей и хмыкнул. Стоящий перед ним венд высок и в плечах шире. Но это ничего не значит. Ему не привыкать резать и не таких богатырей. Не в первый и не в десятый раз. Венд стоит спокойно, нож так и висит у пояса. Он его и вытащить не успеет.
        Чужеземец выдернул из-за спины хитро изогнутый небольшой нож. Крутанул его меж пальцев и перебросил в другую руку. Затем обратно. Играл им, чтобы противник не понял с какой стороны прилетит удар.
        - Ты хочешь биться, венд? Я готов!
        На улице Прозор драться не собирался. Не к лицу княжескому дружиннику, хоть и обряженному в простую одёжу, затевать потасовки в корчмах. Не к лицу идти против правды-закона. Он призван его беречь.
        - В городе биться на мечах и иным оружием нельзя. И ты это знаешь. Вас предупредили. Расплатись, а потом мы с тобой сойдемся… За воротами. Или тут - только брось нож.
        Но наемник не слушал. Хмель и ярость затмили ему разум. Он с немыслимой ловкостью вертел нож между пальцев, описывал им хитрые круги. Не впервой ему убивать ставших на пути глупцов.
        Чужестранец видел, что перед ним венд, но не придал этому значения. Может, не знал, что даже невооруженный венд-охотник устоит против меча или копья. Ведь лесные звери проворнее чем люди.
        Безоружному бою венды обучаются с детства. Скорее всего наемник об этом слышал и поэтому повел себя осторожней. Глаза его вдруг стали трезвыми и холодными. Прозор понял - наемник не так пьян, как кажется. Сейчас бросится.
        Наемные воины - не простые воины. Убивать - не привыкать. Потому и выживают в бою. И в тяжелом - на мечах, на палубе корабля, и в легком - в пьяных потасовках. Убивают каждый по своему, кто как приучен. Этот наемник сроднился с ножом. Но вот незадача: перед ним стоял Прозор - сильный как бер и проворный как кунь.
        Распаляя противника, наемник недобрым словом помянул воинского бога - Перуна. Знал, что обида затмит венду разум и он сразу же сделает ошибку - бросится, забыв об осторожности. Не впервой ему поносить чужих богов. Знал, как надо…
        Угадал. Прозор напал первым. Только зря он сказал такое! Богов оскорблять негоже!
        Отнимать нож у наемника Прозор не стал. Стремительно-неуловимым движением сломав локоть противника присел и снизу ударил ногой в подбрюшье - туда, куда наемник бил девчонку - и сразу же выше. Два удара слились в один. Раздался глухой чавкающий звук. Это, пронзая нутро, ломались ребра.
        С незадачливым головорезом венд покончил в один миг.
        Прозор поднял нож наемника и, положив его на указательный и средний палец, слепил оберег - кукиш. Надавил на лезвие большим. Раздался звон - это упали на камни две половинки клинка.
        - Забирайте своего друга, - буркнул Прозор. - Только сначала расплатитесь. Негоже в Виннете оружием махать…
        Присмиревшие чужестранцы, еще не понимая что случилось, но видя, что их товарищ лежит мертвой грудой, отсчитали положенное и быстро убрались на свой корабль. О распре они забыли - биться за ворота не пошли.
        Они не знали, что можно без оружия - вот так быстро, за мгновение - до полусмерти изувечить человека и легко сломать каленый клинок тремя пальцами. Сломать - будто сухую веточку. До самого отплытия своего корабля наемники в Виннете не показывались.
        Такие вот рассказы ходили про силу рук Прозора. Когда Добромил спросил его об это случае, то Прозор, улыбаясь, достал из кошеля большой медяк и, так же как и тогда, положив деньгу на пальцы, неторопливо слепил кукиш. Медяк круто выгнулся, но не треснул. Медь, она мягкая.
        - Нож у наемника был хитрый, но… В общем - хлам. Перекалён. Твой клинок ломать не стану. Не получится. Ты уж извини, Добромил…
        ГЛАВА 3
        Что это за Мир?
        Вот и сейчас, Прозор раздвинув гриву протянул руку к черному волосу, зацепил его у корня жесткими пальцами и с силой сжал их. Думал вырвать.
        Волос вдруг изогнулся и обвился вокруг его запястья. Послышалось тихое шипенье и схожий с комариным зуденьем писк.
        Прозор, не обращая на это никакого внимания - будто каждый день выщипывал из грив живые пищащие волоса - бросил диковину на середину дороги. Там нет травы и можно лучше разглядеть, что за погань прицепилась к жеребцу.
        - Иди сюда, Любомысл! Вы, парни, тоже гляньте! Что за диковина на шее Дичко сидела? Никто не знает?
        Любомысл присел над волосом. Тот вился кольцами и тихонько пищал. Молодцы вовсю глазели на прыгающую по камням невидаль, но рук к ней не тянули. Вдруг эта гадость кусача да ядовита.
        - Конский волос? - бормотал старик. - Тот что в воде живет? Который в человека может заползти и нутро грызть? Нет, у того цвет другой. Он серый и не блестит. И покороче будет, и на суше не живет. А это… Нет, не знаю что за дрянь.
        - И я не знаю! - отчего-то резко огрызнулся Прозор. - Тоже поначалу думал - эта тварь из болота. Нет. Этот толще и блеск чешуйчатый.
        - Чешуйчатый? - задумчиво сказал Любомысл. - Щас глянем.
        Старик полез в висевшую на плече суму и споро вытащил из нее толстое выпуклое стекло. Таким пользуются мастера, что с золотом и самоцветами дело имеют. Оно сразу камень увеличит и изъян - если есть - покажет. Для удобства стекло Любомысла было оправлено в медное кольцо с приделанной сбоку резной деревянной рукоятью.
        Волос все извивался и скакал по камням. Так ничего не разглядишь, сколько не увеличивай это чудо. Старик обернулся к парням.
        - Ну-ка, молодцы! Хватит в затылок дышать и за меня прятаться. Помогайте.
        - Тебе чего? - торопливо отозвался Борко. - Чего сделать-то?
        - Стрелу дай. С тупым наконечником. Охотничью. Ту чем мелкую птицу бьют.
        С нескольких попыток Любомысл смог прижать волос к камню. Метил так, чтоб прижатым оказался конец, на котором по его расчетам находится голова. Было нелегко - руки от волнения подрагивали. Не те годы…
        Волос дергался, обвивал древко кольцами и еле слышно, тонко верещал. Любомысл поднес стеклянный кругляш ближе.
        - Что там? - нетерпеливо спросил Прозор. - Что видишь?
        Круглое выпуклое стекло, что могло гораздо увеличивать разные мелкие штучки, богатырь уже видел раньше: Любомысл показывал. А вот парни нет. Они до невозможности вытянули шеи, пытаясь заглянуть в стеклянную диковинку. Переглядывались, пихали друг друга локтями и уважительно смотрели в спину Любомыслу. Все-таки хорошо, что с ними такой мудрец.
        - Любомысл, что это за штука у тебя в руках? - мятным голосом спросил Милован.
        - Стекло, - отозвался старик.
        А Добромил охотно пояснил: - Это, парни, такая штука, что увеличивает все, на что сквозь нее посмотришь. Я через это стекло на грязную воду глядел. Видел, что в ней всякие мелкие букашки живут.
        - Эх, великий Род! - не удержался Борко. - Сколько всего он создал! Дашь глянуть, Любомысл?
        - Дам. Потом. С этим сначала надо разобраться, а то ускачет.
        Загораживая свет, склонился Прозор.
        - Рассмотрел тварь?
        - Сам смотри. - Любомысл протянул резную рукоять и отодвинулся. - У нее лапки есть. И пасть. И сам весь чешуйчатый. Не упомню где, но я такое диво уже видел.
        Прозор пригляделся и нахмурил брови. Любомыслу не показалось. И он тоже видел эту погань, и даже помнит где. У прижатого тонкого волоса видна мелкая чешуя, множество маленьких, как у сороконожки, лапок. Видны желтые глазки и пасть. Вдоль спины проходит мелкий зубчатый гребешок. Он еле различим. Перед вендом придавленный наконечником стрелы извивался старый знакомец: давешний призрачный змей, что выполз этой ночью из древнего болота. Змей - спутник нежити. Только ночью он был огромный - обвил крепостную башню кольцами, - и полупрозрачный, словно сотканный из сгустков тумана. Серебряные стрелы его не брали, летели сквозь призрачное тулово дальше. Он был как бы воздушным, неосязаемым. А тут червяк… Да, это та ночная тварь! Только мелкая и вполне осязаемая!
        Прозор, сам того не замечая, потер руку: вокруг нее только что обвивался этот похожий на конский волос гад. Богатырь вспомнил, что с зубов призрачного змея на крышу башни капала густая слюна и камень шипел под ней.
        - Тьфу, дрянь! - сплюнул Прозор. - Смотрите, молодцы. Сразу узнаете!
        Дружинник протянул увеличительно стекло сгоравшим от любопытства парням.
        - Ох… - простонал Борко. Ночные страхи; упырь, что вышел из воды и хотел его высосать; вся нежить, что он видел у Гнилой Топи, все это вдруг вспомнилось явственно и разом. - Ох… Змей! Как ночной! И на башке рога!..
        - Ну, змей, - вставил Милован. - Только мелкий - перешибешь и не заметишь. Откуда взялся? Не из Гнилой ли Топи этот червь давешней ночью выполз? Не сродни ли он той нежити, что в болоте завелась? А ведь призрачного змея серебро-то не взяло! И как этого бить? Оставить, так ведь снова к кому-нибудь присосется. Теперь ясно, что Дичко не просто так сбесился! Ногой раздавить? Камнем стукнуть?
        Прозор пожал плечами. Ясно - тварь нечистая. Иначе с чего бы ей на добром скакуне сидеть? Да еще прятаться в гриве? Не иначе, разум имеет.
        Из висевшего за спиной тула предводитель не глядя выхватил стрелу. Одну из тех, что заготовили ночью против нежити. К ней, чуть ниже жала, примотана расплющенная серебряная пластина.
        - А что гадать-то? Сейчас посмотрим! - Прозор протянул серебро к волосу.
        Будто почуяв беду, придавленная тварь забилась, заплелась кольцами и, скручиваясь в немыслимые узлы, заверещала тонко, но пронзительно. Да так, что стоящие поодаль кони забеспокоились, запряли ушами, а кобыла Любомысла даже заржала.
        - А-а-а… Не нравится! - сквозь зубы процедил Прозор и коснулся серебром черного волоса.
        Раздалось шипенье, волос на глазах раздулся и стал толще того древка, что его прижимало. И вдруг, хлопнув, лопнул.
        На его месте осталось лишь несколько капель зеленоватой жидкости, которая на глазах испарилась.
        - Фу! - Прозор сморщил нос. - Ну и вонь! Вот вам и ответ. Это нежить была. Видимо, ночью на жеребца перебралась. Да где ж такую мелочь-то уследишь? Откуда угодно броситься могла. Надо бы, други, и остальных коняшек оглядеть. Вдруг, на них тоже какая дрянь сидит?
        Коней осмотрели быстро и с тщанием, не пропускали ни малейшей пяди. Уже знали, что искать и где. Но ни в гривах, ни в хвостах - там, где могла угнездиться тонкая черная тварь, - ни в иных местах ничего подозрительного не нашли. Лишь Любомысл обнаружил на своей лошадке клеща.
        Впрочем, такие кровососы и в родном лесу водятся. Выползают поздней весной, когда деревья уже полностью в листву одеты. Этот ранний, вон какой вялый. Видимо, от зимы еще не отошел. Не проснулся. Любомысл выбросил клеща подальше. Пусть живет. Это не нежить.
        - Вот так. Все ясно. Хотя одного понять не могу, - размышлял Прозор, - как он на шею забрался? И место ведь выбрал. Что уж лучше, чем в гриве затаиться! Будто нарочно подсадил его кто. Ну, на то она и нежить. Она на выдумки горазда… А вы что скажете?
        Парням - Борко да Миловану - этот тонкий волосок после ночных-то страхов не казался опасным. Ну нежить… Ну убил ее Прозор, как и положено - серебром. Никого ж не сожрала.
        Хоть и видели парни, что волосок этот как две капли схож с давешним призрачным змеем, что башню обвил, но не прониклись. Не покажи стекло Любомысла лапки и пасть, так и не поняли бы что это. Змей-то, огромный. А тут… Тьфу!
        Любомысл же высказал сомнение.
        - Так-то оно так, Прозор, - вздохнул старик. - Верно ты все сказал. Я и задумался. А с Гнилой ли Топи Дичко этот волос-змея принес? Не просто так он в коня впился. Уж больно удачно он на его шее сидел. Вот из-за него и вел себя жеребец тревожно. Норов высказывал. И понес он Добромила сразу же, как только к туману подъехали. Помнишь? Только Радужный Путь со стороны нашего леса расступился и проход показал - он и вздыбился…
        - Утром Дичко начал беспокоиться, - припомнил Добромил. - Ночью я ничего за ним не замечал. От зимовья отъехали, а он вдруг как задрожит! Но недолго. Дрожь сразу утихла. Я думал, мне показалось. Выходит, что нет. А потом он спотыкаться начал и на дыбы ни с того ни с сего вдруг встал. После зимовья все началось.
        - Я думаю, нас нарочно сюда заманили! - вдруг бухнул Милован.
        - Кто?! - вздернул бровь Любомысл.
        - Зачем? - вторил Добромил.
        - Не знаю. Думаю, и всё! Сами видите, как все сложилось! Ты ж только что сам все сказал, Любомысл!
        «А ведь верно Милован говорит! Я даже знаю, кто это сделал! Но зачем?» - Прозор вдруг вспомнил, как утром, только они отъехали от зимовья, он почувствовал, что в спину будто раскаленный нож воткнули. Его аж в жар бросило от неожиданности. Никогда с ним такого не было! Обернулся, а у избы ярл Витольд им вслед смотрит. Злобно! Егo взгляд спину жег!
        «Недобрые дела творит этот ярл. Неупокоенного мертвеца, что медяки с глаз сбрасывает, скрывает. Колдун он, вот что! Вернемся домой, встречу его - сразу к праотцам отправлю! Потом оправдываться буду…»
        Это Прозор еще не видел, что ночью ярл Витольд к жеребцу Добромила прокрался. Дичко от него отпрянул, но уйти не мог - привязан был. Знай богатырь, что викинг княжеского коня трогал, так сразу бы вестфолдингу голову снес! А том, что с колдуном простым мечом совладать тяжело, венд не подумал.
        На душе у Прозора полегчало. Враг найден. Вслух же сказал: - Вот что, парни. Если со мной что случится, то твердо помните - паситесь ярла Витольда!
        - Думаешь, он? - Любомысл сразу все понял.
        Ответить Прозор не успел.
        - Смотрите! - выдохнул Добромил. - Пёс!..
        Не будь венды увлечены этой поганью - змеем-волосом, то давно бы почувствовали, что они не одни в этом диковинном мире. Повернулись спиной к туману, что Радужным Путем именуют, и об осторожности забыли. Кто ж из тумана-то выйдет, если он даже камни выталкивает?
        Пес стоял у края Радужного Пути давно. Смотрел, что делают люди.
        Черно-желтые глаза прищурены. Он покачивал пушистым, загнутым в кольцо хвостом. Если бы не буро-серый окрас пса, то венды решили бы, что видят большого - да что там большого, огромного! - волка. Впрочем ушей на голове пса они не заметили. Из-за этого он чем-то походил на бера.
        Из пасти зверя свисал длинный розовый язык. И, о диво! На ошейнике пса багровели крупные самоцветы! Значит, это не лесной зверь. Ведь украшают своих любимцев - коней и кошек - люди.
        Никто из охотников даже и не думал тянуться к оружию. Чувствовали, зла от диковинного зверя не будет.
        Пес пристально смотрел на дружинников, будто раздумывая, что делать дальше. Подойти поближе? Скрыться? Казалось, он вот-вот заговорит - настолько умны его глаза. Но говорить пес не стал. Развернулся и неторопливо потрусил в туман. Клубы заиграли радужным цветом, заискрились и скрыли в себе диковинного зверя.
        - Уф-ф-ф… - Любомысл провел рукой по лбу. - Чудеса! Значит, верно говорят, что когда-то по земле ходили псы. А, други? Я почему-то и без слов Добромила понял, что это пес! Может, они живут в этом мире?
        Кто знает? Добромил, Милован и Борко про то, что есть такие дивные звери - псы, услышали только этой ночью. Люди о них мало что знают. Но молодцы, как и старик, сразу поняли, кто перед ними стоит. Это пес - слуга и воин ушедшего бога Семаргла. А Добромилу он приходил этой ночью во сне и сказал, что они станут друзьями.
        Княжич сделал несколько шагов к туману. И Радужный Путь при его приближении заиграл, запереливался яркими веселыми цветами. Приветствовал.
        - Я попробую… - сказал Добромил, и не успели дружинники понять, что он хочет сделать, как княжич сделал шаг и скрылся в тумане.
        Прозор в несколько прыжков очутился на месте, где только что стоял княжич, а чуть раньше пес.
        - Веревку!..
        Но Любомысл и молодцы даже пошевелиться не успели, как Добромил вышел назад. Все напрасно: диковинный туман, как и прежде, выводил обратно. Как в нем удалось исчезнуть псу - загадка.
        Прозор качал головой и хмурил брови. Не хватало, чтобы княжич, которого они призваны оберегать от всех невзгод, сам лез в странные места. Хорошо - обошлось. Хотя, какое там обошлось. Ведь они по-прежнему тут - в этой незнакомой стороне, в этот диковинном мире. Добромил кусал губы. Кулаки сами собой сжимались. Он досадовал.
        - Он нас за собой звал! - надрывно сказал княжич. - Я чувствовал - он хотел нас вывести.
        Борко и Милован переглянулись и кивнули. Молодцы тоже чувствовали неведомый зов. И им показалось, что этот чудный зверь хочет помочь. Они собрались было войти в туман. Только что-то их остановило. Будто далекий голос молил их остаться. А потом наваждение сгинуло: зов пса исчез.
        - Ладно, - сказал Прозор. - Может оно и так. Вон, молодцы с тобой соглашаются. Только ты, княжич, больше так не делай. Где это видано, ни слова не сказав, в туман бросаться? Будто кабанчик в кусты ринулся! Места незнакомые. Каждый шаг выверять надо. А если бы ты из тумана не в родной лес вышел! Или вернуться сюда не смог? Если б в ином мире оказался? Тогда что? Нет! Так не годится. Надо вместе держаться. Вон, слышал, что твой наставник говорил? О тех туманах, что в морях встречаются? Помнишь его слова? Диковин на земле предостаточно! И не все они до добра доводят. Так что, княжич, прежде чем что-либо сделать подумай. Посоветуйся. Ум хорошо - два лучше. Ты же видел, как мы в Радужный Путь заходили? Осторожно. По веревке. А ты будто в омут сиганул! Ищи-свищи! Разве так делают? Нет! И про пса мы ничего не знаем. То, что смотрел он дружелюбно и чуть ли не улыбался нам - это одно. Даже я почуял - зла от него не жди. Но…
        Прозор перевел дух. Переволновался. Слишком много говорит за раз. Надо короче и проще, он не Любомысл. Это старик может по полдня без передыху разглагольствовать.
        - Но! У беров морды тоже дружелюбны. А попробуй-ка к ним без рогатины иль ножа подойти. Пожалеешь! Отныне, держаться вместе. Это и вас парни касается! - Предводитель сурово глянул на молодцев. - Любите, старших не спросись, самовольством заниматься! Даром, что княжеские дружинники. Вместе! Уяснили? Пока не выберемся. Что-то вещует - мы тут надолго.
        Слушая длинную и назидательную речь, Любомысл кивал и едко ухмылялся. На молодцев искоса поглядывал. Прозор вроде и добродушен, и приветлив, и слабину иной раз может дать, но порядок быстро наведет: возьмет увальней в оборот. Все правильно говорит: старый мореход не понаслышке знал, сколько удалых молодцев по пустяку свои головушки сложили. Всё своевольничали, своим умом жили.
        Поначалу молодцы слушали в пол-уха. Самоуверенность свойственна молодости. Пусть говорит - таких нравоучений они выслушали предостаточно. Они дружинники и знают, что такое воинский порядок. Потом стали чувствовать себя неуютно. Прав Прозор - он ведь тоже в молодых воинах ходил. И его так же учили.
        - Поняли, - коротко отозвался Милован. - Больше не повторяй. Мы уяснили. Понял, княжич?
        Добромил густо зарделся и кивнул. Неудобно. Повел себя как маленький. Но ведь пес-то звал! Он это чувствовал!
        Щурясь, Прозор взглянул на солнце. Уже высоко взошло. Время-то летит! Скоро полдень. Потом посмотрел на стоящую невдалеке скалу. Что в ней его смутило. Что же? Что не так?
        Тень! Она не должна быть такой! Отбрасываемая скалой тень удлинилась. А ведь должно быть наоборот - к полудню тени укорачиваются и только потом с другой стороны в рост идут.
        Прозор кивнул на изрезанный щелями утес.
        - Ну-ка, парни! Гляньте! Да не на скалу. На тень, что отбрасывает. Она короче была. Время-то утреннее - удлиняться не должна. Или кажется?
        - Ну да! - не скрывая озабоченности отозвался Любомысл. - И от деревьев тени удлиняются. Солнце садится! Не может быть!
        Прозор воткнул меж дорожных камней нож. На краю отбрасываемой им тени положил тяжелый медяк.
        Ждать пришлось недолго - вскоре тень наползла на край монеты.
        - Вот так дела… - пробормотал Прозор. - Надо же… Час от часу не легче.
        - Плохо дело? - спросил Милован.
        - Не знаю… В нашем лесу утро. А тут… Сами видите - солнце к закату клонится.
        - Что-то не пойму, - удивился Борко.
        - Что тут непонятного? - досадливо отозвался Милован. - В этом мире бог Хорс по иному пути ходит. Тут будто изнанка мира. Солнце садится. Вечер сейчас. Когда нас сюда занесло, помнишь где солнце стояло?
        Борко пожал плечами - конечно помнит. Он скакал - а солнце в затылок било. Еще рука саднила, больно было и в жар бросало. Он тогда подумал, что начни оно сильней припекать - беда. Точно с коня свалится. Но обошлось - отпустило. Дружинник огляделся, лицо потемнело: понял, что не так.
        Тени отбрасываемые деревьями, скалами, камнями… Все, все они удлинились! Борко даже показалось, что начало темнеть и вот-вот наступит вечер. А за ним ночь и небо станет звездным.
        - Ладно, ты хворый, - снисходительно бросил Милован. - Тебе не до этого.
        - Ох, диво… еще одно, - только и мог вымолвить Добромил. - Что ж это за мир?
        - Не знаю, княжич. Не слышал о таком чуде, - отозвался Любомысл. - Но отвечу так. Мы сейчас по другую сторону Радужного Пути. А за ним все не так. В мирах, что за дивным туманом, многое меняется. Только это на ум идет.
        Иного объяснения нет. Хоть Любомысл не только не бывал по иную сторону Радужного Пути, хоть и ни разу не видел дивный туман своими глазами, но слышал о тех чудесах, что творятся за ним.
        Очевидные вещи там выглядят по иному. Один мореход, побывавший по другую сторону тумана, рассказывал, что в иномирье их корабль занесло в сумеречную пору. Ярко светила луна и они увидели впереди корабля небольшое туманное облачко.
        Решили его не обходить. И верно - только туман скрыл паруса, как они вновь вышли на чистую воду. Светили звезды. Море было спокойно как и прежде. Но… Тут бывалых мореходов пробрал страх. На небе они не увидели луны! А ведь она только что заливала бледным светом море.
        Кто-то сообразил: не иначе как их корабль прошел сквозь Радужный Путь, и они очутились в ином мире.
        Видели бы мореходы это туманное облачко днем, то сразу бы сообразили - лезть в него не надо. Но ночью, при свете луны, дивный туман не играл радужными сполохами. Темно. Не увидели.
        Корабль быстро развернули. Надо идти вспять. Хорошо, что отошли от тумана не слишком далеко. Вернулись и долго плавали около края. Мореходы знали, что он может обратно и не впустить. Надо ждать, когда откроется проход. Повезло. Они вернулись обратно, не застряли там надолго. Но по морям иного мира они не ходили и к берегу не приставали. Так что рассказать об иномирье этот моряк больше ничего не мог.
        Не было бы веры этому рассказчику. Таких историй у любого моряка за пазухой сотни. Особенно в портовых тавернах, за кувшином-другим пива или иного хмельного, что горячит кровь и развязывает язык. Но называл он имена бывших тогда с ним. А некоторых тех моряков Любомысл знал, и внушали они ему доверие. Потом, при встрече, попросил он рассказать эту историю. И поведали мореходы, что правда это. Так оно было - не видели они за Радужным Путем ночного светила - ясной луны.
        Значит, бывает такое диво. А может и солнце в иномирьях по-иному светит? Может, бог Хорс огненную колесницу в тех мирах по-другому водит?
        «А спрошу-ка я Прозора кой о чем. Что он о Землях Мрака, что тоже за туманом лежат, знает? Ведь говорил же он с дикарями, что там живут. Рассказ их вождя слышал…»
        - Прозор, - не откладывая начал старик, - вы с князем Молнезаром и Велиславом с дикарями толковали. А ты слышал, что у них солнце не так светит? Мне как-то один мореход рассказывал о Землях Мрака. В них ведь легко попасть. Что с моря, что с суши. Сквозь туман пробрался - и там! Недолго. Вот и занесла его нелегкая. Мореход уверял меня, что там солнце иное. Не как у нас. Оно больше и греет жарче. Но идет так же - с восхода на закат.
        - Слышал я бруктеров. Помню. Говорили это. Жаркое у них солнышко. Наши земли им непривычны, мерзли. Жизнь у них другая: звери, деревья. Но вот о том, как бог Хорс по небу в тех землях ходит, не знаю.
        - Чудеса! - недоверчиво хмыкнул Борко. - Бог Хорс - он везде бог Хорс. Как же он иным может быть?
        - А вот так, как ты сейчас видишь, - отозвался Любомысл. - Он отдыхать отправляется. Эту землю до конца осветит и уйдет. Вот что думаю: давайте потом всё обсудим. Рассуждения, и как это все дивно получается - потом. Сам не пойму. Голова кругом идет. Не вижу ответа. Вижу лишь одно - скоро вечер, а там и ночь. Мы в незнакомой стороне, без еды. Хорошо, что свежей воды вдосталь набрали да коней напоили. Траву, о которую Прозор руку изрезал, они глодать могут. Не нравится, но иной нет. Видите - хрумкают. Привыкнут. Значит, сыты будут. Надо думать, что мы есть будем. А, охотники? Что-то тут ни одна птаха пока не прощебетала, ни един зверек не прошуршал. Кой-какие запасы у нас есть. Но их мало. Думайте думать, как дальше жить.
        Ну что ж, Любомысл прав. Чудеса чудесами, а жить надо. Неведомо, сколько они еще тут пробудут. Прозор уж представлял, что надо сделать в первую очередь. И не из таких передряг выбирались. Был бы лук надежный, да нож боевой - а там уж как-нибудь пропитанье разыщут. Не беда.
        «Надо копья наладить, - подумал охотник. - И большие - против матерого зверя, и легкие - сулицы. Неизвестно, кто тут живет. Мечом несподручно с крупным зверем биться…»
        Любомысл не мешкал, уже распоряжался. Старый мореход знал: самый ценный припас на корабле - это вода. Без нее не выжить. В морях и океанах воды много. Казалось, пей не хочу! Но это не так. Род сделал морскую воду особой. Океанская вода тяжелая. Она голубая и словно светится. Она соленая. Без воды человек гибнет скоро. Если начнет пить соленую, тоже погибает. Но перед этим боги лишают его рассудка. Надо разведать, где в этом мире есть вода. Неизвестно, что их ждет дальше.
        - Милован, - велел старик. - Глянь, что в этом колодце. Хоть и не течет из него водичка как в нашем, но может не пуст? А мы, парни, смотрим припас.
        Борко полез в наплечную суму, порылся в ней и извлек плотный сверток холстины.
        - Вот. Тут у меня вяленое мясо и сало. Всегда при себе запас имею - мало ли что.
        - Сало - это хорошо, - улыбнулся Прозор. - Зимой на шмате сала можно день в лесу продержаться. Только вот без доброй краюхи хлеба, оно того… сытноватненько выйдет. Хлеб есть?
        Борко осторожно развернул холстину. С одной рукой на перевязи управляться тяжело. Рядом с изрядным куском розоватого сала лежал пяток крупных луковиц, несколько головок чесноку. В свертке нашелся и хлеб - половина черного сухаря.
        - Вот, - Борко кивнул на сухарь. - Это все…
        - Ладно, парень, не беда. У меня чуток муки есть. Испечем. Если не хлеба, то лепешек уж завсегда сотворим, - кивнул Прозор. - Голодными не останемся.
        - У меня тоже сухари есть. Соленые! - откликнулся Добромил. - Для Дичко держу.
        - Тоже хорошо, княжич! - Прозор заулыбался. - Ты их пока побереги, кони соленое любят. Им без сольцы тяжело.
        - У меня тоже кое-что найдется, - хитр? прищурился Любомысл. - Потом достану.
        Милован вытащил из чересседельной сумы туго скатанное кожаное ведерко, отцепил от седла моток веревки и направился к колодцу, что находился с саженях пятидесяти от дороги.
        В колодце, хоть он и выглядел заброшенным и пересохшим, вода была.
        Молодец вытянул полное ведерко и прежде всего понюхал воду. Не затхлая ли, не несет ли от нее смертью от упавших и сгинувших в колодце зверьков и птиц. Вода казалась чистой и свежей.
        Милован набрал немного воды в рот. Покатал ее в нем, пополоскал. Затем сглотнул.
        На лице парня появилась широкая улыбка.
        - Здoрово! - крикнул он. - Ничем не хуже той, что мы из ручья набрали. Вкус такой же, будто лесом пахнет! Здорово!
        Бережливо неся ведерко - чтоб не расплескать драгоценную ношу - парень направился к друзьям. Пусть испробуют и порадуются.
        Почуяв запах свежей воды, кони перестали щипать траву и подняли морды. После короткой но быстрой скачки им хотелось пить.
        Ладно, вода есть. Отлично! А вот что делать с едой? Коням проще. Они - хоть местная трава и жесткая и кусачая - щиплют ее уже с охотой. Зерна нет, но сыты будут. А вот что люди будут есть?
        Перед выездом из зимовья венды потрапезничали. Плотно и сытно. Но и времени немало прошло. Выезжали-то на заре, а сейчас, по расчетам Прозора, за той стороной тумана уже полдень. Надо думать о будущем.
        Эту задачу Прозор решил просто. Вскочив на гнедого, предводитель подождал Милована и значительно сказал:
        - Вы пока поите коней. Добромил, дай каждому по соленому сухарю. Милован остается за старшего. Советуйся с Любомыслом и Борко. Разбивайте лагерь. Думаю, - Прозор вытянул руку, показывая где, - станем во-он у той скалы. И от Радужного Пути недалеко и от воды близко. Скала нас с одной стороны прикроет, случись что. Я отъеду в ту дальнюю рощицу, гляну, что там из пропитания бегает и прыгает. Как лагерь наладите, коней стреножьте. Не хватало, чтоб разбежались. У скалы разведите костер. Соберите сушняка побольше, чтоб на ночь и утро хватило. Хотя, - венд с сомнением глянул на окружающие их нескладные деревья, - не думаю, что тут что либо хорошее можно сыскать. Ладно, видно будет. Не найдете сушняк, сырых нарубите. Ночь встретим во всеоружии.
        Милован фыркнул. Несмотря на то, что его только что назначили старшим (правда под руководством Любомысла и помощника Борко), серьезности это ему не прибавило. Что он - что его друг Борко. Два сапога пара. Лишь бы зубоскалить.
        - С ночью воевать собираешься, Прозор?
        Сказал и осекся. Сам понял, что не то что-то ляпнул.
        Прозор свесился с седла и смерил парня тяжелым взглядом. Хотел гаркнуть - будто приказ отдавал в бою - но передумал. Лишь укоризненно сказал:
        - С ночью, и с теми кто в ней таится и темными тропами ходит. Любомысл, поясни еще раз, что мы не в своем лесу находимся. Втолкуй ребятам. Историю какую-нибудь вспомни. Пострашнее. Пусть поймут.
        Дружинник чмокнул губами и поскакал к недалекой рощице. Он выбрал ее потому, что деревья росли в ней чаще, чем около Радужного Пути и вдоль Древней Дороги.
        Может, дальше есть леса погуще, но пока Прозор заходить в них не собирался. Ни к чему. И в рощице должна обитать какая-никакая, но живность.
        Когда Прозор скрылся из глаз, Милован спросил:
        - Слушай, мудрый старик. А что это так Прозор серьезно про ночь говорил? Ты сам-то что думаешь? Глянь, места вроде спокойные. Тихо…
        - У Древней Башни тоже сидели спокойно и ухa неспешно варилась, - печально ответил Любомысл. - И там тоже тишь стояла. Только видишь, что из всего этого вышло. Если б на древнем болоте все хорошо было, то пол-отряда вмиг бы не полегло, и мы бы здесь не оказались. Не знаю, есть ли в этом мире нежить, но готовиться надо к худшему. И пусть нам помогут светлые боги. Разведем костер - малую жертву им принесем.
        Старик сказал все эти слова серьезно. Знал жизнь. Серебро от нежити, огонь от диких зверей.
        - Ладно. Поим коней, а потом едем собирать валежник. Костер первым нужен. Прозор прав.
        Коней напоили чудной пахучей водой и каждый из них получил круто просоленный сухарь из рук Добромила. Княжич улыбался, глядя на своего Дичко. Неужели его жеребец снова здоров? Как это замечательно!
        По пути к редколесью Борко спросил Любомысла:
        - Поясни, почему Прозор решил лагерь в том месте разбить? Ведь куда он поехал - в том лесочке - не в пример удобней. Все-таки лес, а мы к нему привыкли.
        Любомысл помолчал и чуток пожевал губами. Ну что ответишь парням, что всю жизнь прожили в лесу, свыклись с ним! Им-то лес родной дом, это так. Только вот вопрос - какой лес?
        - Сам увидишь, почему он решил на чистом месте остановиться. Дай только до деревьев добраться. Вот слушайте! Носило меня по миру как перышко. Многие страны и земли видел. И богатые - благодатные, и бедные - где кроме колючек и песка ничего нет. И не в одной из этих земель не видел я, чтоб деревья так росли! Видите, какие чудные? Будто хмельной плотник-неумеха тесал их да обтесывал! Как ни попадя топор клал, а до ума дела не довел. Незнакомый это лес. Понимать это нужно. Прозор прав - лучше на ровном месте… Скала нас сзади прикроет. От нее туман хорошо виден. Вдруг откроется Радужный Путь? Тогда, не мешкая по коням, да вскачь! Быстрей из этого мира. Нечего нам тут делать. Прозор хорошее место выбрал. Все ясно?..
        В редколесье нашлось немало валежника: целые завалы из сухого и толстого хвороста. Странным было то, что сушняк в этих нагромождениях оказался не изломанным, а прямым. Будто раньше тут росли нормальные, привычные и стройные деревья. А потом вдруг разом ладные ветки отпали, стволы погнулись, и на них выросло нечто непонятное и зловещее. Так что рубить сырую древесину не пришлось…
        Скоро на лошадей навьючили восемь больших вязанок.
        - Борко! Добромил! Ведите коняшек к скале, там сушняк сбросьте и возвращайтесь. А мы с Любомыслом тут останемся, заготовим дров впрок, чтоб не на одну ночь, да не на один костер хватило, - распорядился Милован.
        - А надо ли княжича от себя отпускать? - забеспокоился Любомысл.
        - Ничего, старче! Скинут и обратно вернутся. Тут недалеко - полверсты, не больше. На виду и у нас, и у Прозора.
        - И Дичко без меня не пойдет, - добавил княжич.
        Эти доводы убедили Любомысла. Они с Милованом остались заготавливать дрова, а княжич и однорукий Борко повели коней к скале.
        К тому времени, когда они вернулись, дров было наготовлено еще на пару дюжин вязанок. Любомысл и Милован закачивали очищать сушняк от последних сучков. Делали это для того, чтоб вязанки получились плотнее. Вышло еще пара дюжин - как раз на три ездки.
        Вдруг Миловану бросилось в глаза необычное, но вроде знакомое растение. Он присмотрелся, нагнулся и ковырнул ножом землю около небольшого кустика, что рос прямо в двух шагах от него.
        - Ого! Ну-ка, гляньте!
        - Что нашел? - Добромил соскочил с Дичко и подбежал к дружиннику - Что-нить интересное?
        - Да, княжич. - Милован неспешно обковыривал кустик. - Корешок один. Как-то такое же растеньице довелось на виннетском торгу видеть. Заморский купчина привез. И вершки у него были, и корешки. Чтоб видно - что это такое. Мол, в земле растет, а не невесть что. Купец уверял, что корешки вкусны и их даже сырыми едят, только почистить надо. Можно еще варить и в углях запекать, но уже нечищеными. Дорого за них просил! Ну, я не удержался и купил несколько корней. Не пожалел, понравилось. И сырые хороши, а печеные и того лучше. Вот сейчас увидел и узнал то заморское растеньице. Вот!
        Милован отряхнул от продолговатого, округлого корешка землю и не мешкая, в несколько движений, ошкурил его. Обнажилась желтоватая плотная мякоть.
        - Вот, пробуйте! - Парень разрубил корешок на четыре части, протянул друзьям и сразу же принялся жевать свой кусок.
        Любомысл понюхал корень. Потом, отрезав небольшой кусочек, положил его в рот. Старик немного пожевал и его лицо просветлело.
        - Молодец, Милован! Даже если мы ничего из живности не добудем, то на этих корнях сколь угодно долго продержимся! Мне их и раньше доводилось есть. - Старик захрумкал корнем и с набитым ртом продолжал: - Как-то шли в полуденных водах. И тут ветер стихает. Жара стоит! На небе не облачка! В общем, ждем ветра. К исходу второй недели у нас на корабле все съестное протухло. То, что силу и сытость давало. Солонина, вяленое мясо, копченая и даже сушеная рыба. Пришлось в море повыбрасывать, морским тварям на корм. Одна мука осталась и вот эти корешки. Ими наш капитан запасся. Он опытный мореход был, знал что в южных водах всякое случается. Вот он и закупил это диво в последнем порту. Сказал, что эти корешки ничто не портит и храниться они могут хоть год. Особенно, если их просушить. Потом, мол, остается только в воду бросить и сварить. Получается сытная похлебка. Вот на нашем корабле они сушеные и были. Варили мы их. Вкус отменный! Так все плаванье на них и прожили. И ничего, никто не ослаб и не заболел. И мы проживем!
        - Да их тут целая поляна! - воскликнул Добромил. - А вон, за деревьями еще растут, и еще видны…
        Добромил потянул за пушистый кустик и с усилием вытянул из земли корень.
        - Не так! Не так, княжич! - заулыбался Любомысл. - Не дергай, толку от этого мало. Сначала обкопай вокруг, на глубину ножа, а потом дерни вместе с землей. Эти корни по одному не живут. В ямке еще несколько штук увидишь.
        И верно. Времени уходило немного больше, зато каждый кустик давал три, а то и пять корешков.
        Работа закипела. Корешки сразу сносили в одно место. Потом разберут и распихают в те несколько мешков, что нашлось у Любомысла. Чего только не было у запасливого старика в чересседельных сумах! Нашлись даже туго скатанные дерюжные мешки. Еще час назад старый мореход вряд ли смог бы внятно ответить - зачем он их возит. Сказывалась привычка - а вдруг пригодятся? И вот пригодились…
        - Хоть огород разводи! - улыбался Борко, посильно справляясь с необычной работой. Парню со сломанной рукой приходилось нелегко.
        - Огород не огород, - весело откликнулся Любомысл, - но теперь уже не все так уж и плохо. Выживем! И если что, то завсегда на это место можно вернуться и корешков нарыть.
        - Ну что? Пожалуй, довольно… - Милован вытер взмокший от непривычной работы лоб. Надо на разживу оставить. Нарыли прилично. Все равно с собой много не утащим. Верно?
        - Верно, верно, - пропыхтел Любомысл и, кряхтя разогнулся. Добывать корни ножом, а не удобным заступом - сложно.
        Сначала перевезли к скале нежданный припас. Потом вернулись за хворостом. Можно начинать обустраиваться.
        Милован вытер покрытый разводами пепла лоб и разогнулся. Парень развел костер.
        - Ну, вот и все. Только дровишки подбрасывайте! Пойду коней стреножу. А ты, Любомысл, думай как трапезу готовить будем. Варить? Это камни в костре греть, да в ведерко бросать. Котелков у нас нет. Долга. А если…
        - А зачем варить? - не дослушал старик. - Сам же сказал, что эти корни печь можно. Вот и попробуем, испечем их. Как есть - нечищеными. Просто и быстро. Только подождать надо, пока зола наберется. Иначе сгорят. Можно и прожарить. Веточки кусочками унизать и над костром держать. Только и смотри, чтоб в огонь не свалились. Эти корешки по любому хороши. Хоть так, хоть эдак.
        - А как они называются? - спросил Добромил.
        Княжич уже расседлал Дичко и стреножил его. Пусть пасется. Ему сегодня досталось, бедному.
        Старик задумался. Точного названия этих корней на ум не шло. Кажется, в море их называли чудным словом бата. Да, так…
        - Бата, княжич. Бата…
        Вскоре вдалеке показался Прозор. Дружинник ехал не спеша. Видимо, охота удалась. Венды разглядели, что его гнедой увешан серыми тушками.
        Подъехав к костру, предводитель удовлетворенно хмыкнул - увидел заготовленный валежник. Хватит надолго. Горка очищенных от земли корней ему тоже пришлась по нраву. На первое время хоть какая - никакая, но еда. С голоду не умрут.
        - И я кое-что добыл.
        Прозор соскочил с коня и отвязал от седла добычу. Пять тушек необычных зверьков, чем-то неуловимо схожих с обыкновенными зайцами. Длинные задние лапы, пушистый коротенький хвостик. Только вот уши и передние лапы у местных зайцев необычно коротки. И шерсть не серая, а светло-бурая, чем-то схожая с полинявшей пожухлой осенней травой.
        Милован осторожно поднял одного зверька за задние лапки. Подивился.
        - Это что ж за зверь такой? Вроде, с зайцем схож. Только вот уши да окрас иной. И передние лапы короткие. Как он вообще на таких скачет? Странный зверь.
        - Они на задних скачут, - улыбнулся Прозор. - Быстро. Увидишь - развеселишься. Я к рощице подъехал и тут же их приметил. Траву щипали. Меня увидели - порскнули. Не знаю, отчего испугались. Видимо тут кто-то есть, раз зверье пуганое. Хотя, кто знает? По траве на четырех лапах ходили, а поскакали на задних. Прыжки длинные, медленные. Но бегом не догонишь. Только на лошади или стрелой. Испросил у них дозволения, извинился, что жизнь забираю, и взял. Пусть народятся снова. Нам хватит, а завтра еще добудем. Законы леса везде надо блюсти. Свежуйте. На вертеле пропечем. Зайцы - они везде зайцы. Эти кору глодали и травку пожевывали.
        - Эх… - простонал Борко. - Пирогов бы с зайчатиной.
        - И я б отведал! - облизнулся Милован. - Нет ничего слаще пирога с зайчиком, что сутки в сенях пролежал и дух заимел!
        - Ладно, парни! - улыбнулся Прозор. - Будут вам пироги с сутошными зайцами. Когда все закончится и выберемся отсюда, - нарочно для вас зверьков набью. Да и сам пирогов должных отведаю. Пир закатим.
        - Что еще видел? - спросил Любомысл. - Опасности не учуял.
        Прозор на миг помрачнел. Что сказать? Вроде бы нет, но…
        - Не нравится мне эта земля, други. Что-то в ней непонятное. Нашему духу чуждое. Все время тревога у меня на душе. А я ведь мало чего боюсь, сами ведаете. Вот и думаю: отчего эта тревога? Серьезное что-то или просто так - дурь мне мнится? Ну да ладно, не будем этим озадачиваться. И так хлопот полно, без моих тревог. Надо еду сотворить. За трапезой и обсудим, как дальше жить.
        Тем временем Милован ловко освежевал местных зайцев и нанизал их на длинный прут. Добромил вырубил высокие рогулины и воткнул их по бокам костра. Вскоре ноздри вендских дружинников взбудоражил запах жареного мяса.
        Стемнело быстро. В родном лесу такая темень настает только глубокой осенью. Тогда день неуловимо, минуя вечер, обращается в ночь. Задул легкий ветерок. Вдали наконец-то зашумела листва до того безмолвных деревьев.
        Из наплечных сум венды достали нехитрую посуду. Деревянные широкие плошки, вместительные чарки.
        Из своей баклаги Прозор налил каждому крепкого хмельного напитка. Баклажку положил рядом. Кто захочет - потом выпьет. Но сейчас хмельное было налито для другого.
        Прозор плеснул на землю хлебной водки - принес жертву духу этих мест, потом поднял чару и выплеснул остаток в костер.
        - Пусть светлые боги помогут нам!
        - Пусть! - вторили венды. Каждый последовал примеру Прозора и увлажнил крепкой водкой чужую землю.
        Остатки вылили в костер. Бог Огня греет их в этой незнакомой земле. Он дает им тепло и пищу.
        После этого наполнили чары колодезной водой и приступили к трапезе.
        Зайцы оказались на вкус такими же, как и в родном лесу. А запеченные в золе корни были не только вкусны, но и неожиданно сытны. Ничем не хуже мяса.
        К ночи решили одеться теплей. Вдруг холод одолеет? Венды накинули на себя плотные суконные рубахи, что обычно надевали под кольчуги и дружинные плащи. Брони решили пока не вздевать. Вечер тих, опасности вроде бы нет. От зверей и так отобьются. Да они и не подойдут к костру. Дикие звери огня боятся. Это только лошадям и кошкам он привычен.
        Враги? Какие тут враги и есть ли они, то неведомо. От нежити никакая кольчуга не защитит. Лучше серебро. А оно у каждого под рукой есть. Только выхвати.
        Дружинники развалились вокруг костра. Сытость располагала к уюту и лени. Около скалы нашлась заросшая мхом полянка, и сейчас каждый из вендов соорудил себе по мягкому ложу. Делать что-либо не хотелось. Даже шевелиться лень.
        Невдалеке паслись стреноженные кони. Далеко от костра умные животные не отходили. Наверно, как и люди, ощущали себя в этом мире всего лишь нежданными гостями.
        Туман от костра просматривался замечательно. Несмотря на то, что стемнело, и на чужом небе засверкали первые звезды, он светился странным синеватым светом, будто в нем горел небольшой огонь.
        - Надо за ним смотреть, - сказал Прозор. - Вдруг меняться начнет? А может, и проход откроется? Тогда всё! Сразу на коней. И делаем так: на всякий случай обезопасимся - веревкой их сцепим. Так точно никто не заплутает. Если ничего не случится, то попробуем поутру вокруг него объехать. Может, там что откроется? Жаль, сегодня не успели.
        - Интересно, - уже сонным голосом пролепетал Милован. - А вот этот пес, что из тумана выскочил, он откуда? Он в этой земле живет, или в другой? И как он вообще сквозь туман прошел?
        - Я его у нас видел, - отозвался Добромил, - в нашем лесу.
        - Когда? - удивился Прозор. - Почему мы не заметили?
        - Я и сам не знаю, - пожал плечами княжич. - Это было, когда мы воду набирали из Древнего Колодца. Еще там, прежде чем к Радужному Пути подъехали. Не пойму, почему вы его не увидели. Думал, мне показалось. Пес тогда у сосны стоял. И гривна у него на шее так же сверкала. Он на нас смотрел. Молча стоял. А потом я сморгнул, а он исчез. Куда - не видел. Был и нет… Я пригляделся, а вместо него под сосной…большой муравейник.
        - Да-а… - подивившись, протянул Прозор. - Чудные дела творятся! Древние псы бога Семаргла в нашем лесу появились. Если, конечно, это не адский Гарм вестфолдингов.
        - Нет, друг, - ответил Любомысл. - Этот пес точно не Гарм. Адский пес больше бера, он как тур. Он черный. И хвоста у него нет. Это я точно знаю. Сколь лет у вестфолдингов жил. Все слышал. Если бы это был Гарм, так он сразу бы нас разодрал. Он же у Хелль в подручных ходит. И еще я слышал, что он солнечного света избегает.
        В разговор встрял Борко. Ему, в отличие от друга Милована, спать не хотелось.
        - Ну это еще неизвестно, кто кого бы разодрал и не поморщился! На бера не раз ходили, а что на Гарм какой-то? Я бы попробовал с ним побиться!
        Любомысл строго посмотрел на парня. Хотя в темноте тот не увидел, как блеснули глаза старого морехода. Спеси у парня до одури! Ишь чего удумал - с Гармом бой затеять! Ополоумел? Или не от большого ума сказал? Хотя это, в общем-то, одно и то же.
        - Гляжу, про албаста ты скоро позабыл! - рыкнул Прозор. - Да про змея этого призрачного и многоногого. Который, оказывается умеет в черный волос оборачиваться, да к добрым жеребцам присасываться! Да о том, что в Гнилой Топи летало и верещало забыл! Да о призраке, что над древним болотом навис и трепаную книгу листал и хохотал! Ой, не зарывайся, отрок! С богами шутки плохи! С Гармом сразиться! Думай, что говоришь! Накликаешь на ночь!
        - Да не хотел я этого говорить, - взмолился Борко, - само вылетело! Это ж я просто так ляпнул, чтоб беседу поддержать. Я и не думал ничего дурного сказать!
        - И не надо ничего больше говорить, Борко, - сказал Любомысл. - Правильно Прозор молвил - не надо лезть в дела богов.
        У Добромила смыкались глаза - сказывалась давешняя бессонная ночь в Древней Башне. Заметив это, Любомысл заботливо прикрыл княжича своим плащом.
        - А как же ты, дядька? - сонно пролепетал мальчик.
        - За меня не волнуйся, княжич, - ласково отозвался старик. - Я, в морях будучи, и не такое переживал. Привычен. А тут что? Ночь тепла, костерок вон угольками трещит да ко сну располагает. Спи княжич…
        Добромил опустил веки. Скоро дыхание мальчика выровнялось и стало беззвучным. Он уснул.
        - Как ночь делить будем? - шепотом, чтоб не потревожить сон маленького княжича, спросил Прозор. - Кому как лучше?
        - Я сейчас спать не хочу, - отозвался Борко. - Я жизни радуюсь. Рука унялась. Будто греет ее кто-то, лечит. Я караулить начну.
        - Я бы тебе помог, но… - Не договорив, Милован уснул.
        - Я не хочу, - откликнулся Любомысл. - Какой сейчас сон? Мы с Борко по очереди на туман глядеть будем, да ваш сон сберегать.
        - Ладно, не хотите сейчас спать - не надо. - Прозор улегся поудобней. - Если что, то толкайте меня. А разбудите тогда, когда луна полнеба пройдет. Как раз ночь напополам поделим. Никому обидно не будет. А то скажите, что я вас нарочно под утро дозор нести заставляю.
        Прозор уже собрался закрыть глаза. Но тут что-то его осенило. Богатырь даже подскочил. Задрав голову, он озирал черное, усеянное звездами небо. Видимо не увидев того что искал, богатырь встал и медленно начал водить головой, внимательно оглядывая небосвод. Вслед за ним подняли головы Любомысл и Борко.
        - Что ты там высматриваешь, Прозор? - наконец не выдержал Любомысл. - Что ищешь?
        Богатырь усмехнулся. Стыдно опытному мореходу не заметить эту странность. А ведь Любомысл о ней говорил, еще когда светло было.
        «Да и сам хорош, - упрекнул себя Прозор, - не заговори о том, когда меня будить, так и внимания бы не обратил, что на небе луны нет».
        - Эх, мореход! - с ехидцей сказал он. - Найди мне луну. Я уже нашел.
        Любомысл охнул. Надо же - оплошал! В море ведь как? Там ночью путь по луне и звездам находят. А тут с этими передрягами он на ночное небо даже не взглянул!
        - Я вижу! - воскликнул Борко. - Во-он! Над тем скалами висит. Только не луна это вовсе, а новорожденный месяц. Еле виден, родимый! Вон, видите полосочку!
        - Как же… - растерялся Любомысл. - Ведь вчера полнолуние было! А тут… Как это, Прозор?
        - Эх, мореход! Не больше твоего понимаю! Вижу, что в этих землях солнце в обратную сторону по небосводу ходит. И у луны все перепутано: вместо полнолуния - новолуние. Не знаю, Любомысл. Не знаю… Все, я спать укладываюсь. Мне еще половину тутошний ночи глаз не смыкать.
        Прозор лег и тут же богатырски захрапел. Любомысл толкнул его в бок. Мол, перевернись на бок, храпун! Прозор, что-то сонно пробурчав, перевернулся. Храп стих. Храпеть можно в родной избе или в княжеских хоромах. Там никто возражать не будет. Мужчине полагается храпеть - на то он и мужчина. Но только не в логове врага, и не на неведомой земле. Неизвестно, дружна эта сторона или враждебна. Неведомо, что тут по ночам гуляет. Хотя лошади никакого беспокойства не высказывали. Спокойно хрумкали жесткой травой…
        - Уснули, - вполголоса сказал Любомысл, - ну и хорошо. Настрадались мы за эти сутки. Хороший нам отдых нужен. А я наверно всю ночь спать не буду.
        - А чего так? - спросил Борко. - Укладывайся и ты. Я хорошо смотреть буду.
        - Я знаю… - вздохнул старик. - Да разве уснешь после такого? Я просто лежать будут. А ты если почуешь, что ко сну клонит, дай мнe знать.
        - А у меня уже все как-то далеко, - сказал Борко. - Будто все это не с нами было… И Гнилая Топь, и то, что мы сейчас здесь… Как-то все притупилось - осознать не могу. Наверное, нехорошо это…
        - Отчего же, - улыбнулся Любомысл. - Это хорошо, парень. Это твой разум отдыхает, не дает сердцу тревоги. Если снова беда придет, ты ее отдохнувшим встретишь. Это хорошо… У меня так не получится. Я стар уже. Молодым был, так все нипочем. Даже когда саратаны мою деревеньку уничтожили, я через несколько дней уже осознал, что горе притупилось. А ведь тогда все погибли…
        - Саратаны… - задумчиво протянул Борко. - Давно их в Альтиде не видели. Откуда они приходят? Будем чудовищ по осени ждать. Если в Ледаву войдут, мы им покажем…
        «Эх, хорошо быть молодым… - думал Любомысл. - Борко даже в голову не берет, что находится он непонятно где и главное - зачем? И как из этого непонятного выбраться, его не интересует. Выйдет, и все! Это для него само собой разумеется! Иного и быть не может! Вот, уже об осени думает, как саратанов во всеоружии встретит. Я так рассуждать уже давно разучился. Жизнь пожевала…»
        - Про саратанов мало что ведомо, Борко. Ходят разные слухи и домыслы. Только вот веры им нет. Знаешь, все сходится на том, что саратаны обитают на полуночи, дальше самого крайнего острова Вестфолда. Там, за этим островами, есть скалистые утесы. Они круглый год покрыты льдом и снегом. Там всегда дует пронизывающий ветер. И глубоко в седом ледяном океане возле этих утесов находятся жилища саратанов. Там, под водой, они роюсь себе огромные норы. В них они спят глубоким беспробудным сном. Но это только зимой. Ночью. Ведь на полуночи ночь длится полгода. Но как только начинается день и первые лучи солнца падают в океан, то саратаны пробуждаются. Они выползают на утесы и греют на солнце свою холодную зеленую кровь. Потом, ожив, они соскальзывают в холодный океан и плывут на полудень. Там, в теплых морях, города. Там для чудовищ пожива. Сам знаешь - горе тем местам, куда придут саратаны. Горе невеликой деревеньке или большому каменному городу…
        - Хорошо, что наша Виннета защищена.
        - Да, Борко, хорошо. Для того и стоит эта крепость, чтоб сторожить Альтиду. И хорошо, что саратаны до нашего города ни разу не доходили. Страшно - когда они нападают…
        Любомысл тяжело вздохнул и замолчал, вспомнив о своей уничтоженной деревеньке. Тогда тоже было полнолуние. Полнолуние… Что-то с ним связано. Только вот что?
        Любомысл лежал и смотрел в звездное небо. Оно в этой земле тоже другое. Еле отыскал знакомые созвездия. Во-он они - яркие звезды. Стожары. А в альтидских землях их огненные цветки лежат в другом месте.
        Старый мореход думал, отчего нарушилась спокойная размеренная жизнь? Почему? Он уже десять лет воспитывал княжича Добромила, а казалось, пролетел один год. После стольких лет скитаний, он наконец-то обрел покой и родной дом. И вот он снова в незнакомой земле. Снова скитания. Правда, на этот раз с друзьями. Любомысл лежал, и на память ему приходили давние события. Старый мореход вспоминал…
        ГЛАВА 4
        Где повествуется о жизни морехода Любомысла
        Давно это было… Ох, давно!
        Любомысл стоял на палубе сидонского купеческого парусника и тревожно вглядывался вдаль. Там, где серое море сходилось с голубым небом, уже обозначилась расплывчатая туманная черта.
        Альтида! Земля предков… Отчизна… Давно мореход не ступал на родную землю. Всё по чужбине носило. И не было в том его вины, боги так рассудили: сызмалу и до той поры, пока полувековой рубеж не перейдет, ходить ему по морям вдали от родных - полузабытых уже - лесов и озер. Так уж вышло…
        Прошло несколько часов. Солнце взошло высоко и разогнало низкий прибрежный туман. Земля близилась.
        У воды обозначились большие серые валуны; за ними, поросшие стройными соснами, приземистые зеленые холмы. Над высокими мачтами с криками парили чайки: встречали пришедший в Альтиду корабль. К привычному, пахнущему солью и водорослями морскому воздуху примешались другие, будоражащие душу старого мореплавателя запахи.
        Щемит сердце дух мокрой травы и прелой сосновой хвои.
        Едва уловимый дымок говорил о том, что где-то недалеко на побережье стоит человеческое жилье. А может, это просто горел костер, что развел удачливый рыбак или охотник.
        Волнует моряка благоухание исходящее от близкой суши. Нет для него ничего слаще этих запахов. Обычному люду они привычны и ничего не скажут. Но мореходы знают - как только учуял земной дух, значит подошел конец утомительному плаванью, длинным однообразным дням и ночам. Подошел конец бесконечным морским просторам. Тем, кто живет на земной тверди не понять душу морских старателей и их тоску по берегу.
        Остались позади и шквалистые ветра, что кренят судно набок и порой в клочья рвут паруса, и затяжные шторма, - когда время летит неуловимо быстро, когда каждый миг ждешь своего последнего часа.
        Рады мореходы встрече с землей. А уж Любомысл! Что о нем говорить!
        Для него запахи, доносившиеся именно с этого берега, имели особый, только ему понятный смысл. Мореход еле скрывал волнение и непонятно откуда накатившие слабость и дрожь в руках. Крепился Любомысл… Боялся, что верные товарищи, что плывут с ним на большом сидонском паруснике увидят - и он не так уж силен и суров, каковым кажется.
        Скоро, очень скоро, старый венд наконец-то увидит свою родину - Альтиду; пройдет по ее необъятным лесам; прикоснется к Матушке-Земле, с которой был разлучен почти три десятка лет…
        Все эти долгие годы, и в горячих лазурных морях - на полудне земли, и среди льдов сурового седого океана, и у иссушающих зноем пустынь, и у берегов влажных островов, где тело исходит пoтом и вода - сколько ее не пей! - не утоляет жажду, часто снился мореходу один и тот же чудесный сон…
        На опушке, средь сугробов, перед самым краем бескрайнего соснового леса, стоит маленькая заснеженная избушка. Зимнее небо хмурится. Из почерневшей глиняной трубы вьется легкий дымок, а он сам, совсем еще маленький, несет в руке деревянное ведерко, наполненное ледяной водой.
        Он ходил на ближнюю речку, к недавно сделанной проруби… И он знает, что в этой избушке его любят и ждут, и уже все готово к его приходу - накрыт стол, матушка достает из печи пироги и чугунок борща, а на резном крылечке, отряхивая лапки от налипшего снега, сидит рыжая кошка… Она тоже ждет его, ей надо войти в дом и быстрее юркнуть на печку, - ночью она мышковала у стен овина и немного озябла…
        Каждый раз пробуждение было ужасным. Любомысл лежал в поту, и долго - унимая дрожь - не мог придти в себя, потому что знал: нет больше ни матери, ни избушки… И вряд ли любимая рыжая кошка выжила в ту страшную ночь…
        «Все! Все бегите!.. Спасайтесь в лес! Саратаны!!! Чудища моря!..»
        Саратаны! Это страшное слово Любомысл слышал с раннего детства. Тогда он не понимал его значения, но по лицам взрослых догадывался, что с этим названием связано что-то страшное. Люди произносили это слово тихо - боялись накликать беду. Саратаны! Ужас - скрывающийся в океанских глубинах.
        Когда, и в каком месте они выйдут на берег, никто не знает и предугадать это невозможно. И деревенька рода Седого Бобра, что стояла рядом с устьем небольшой лесной речушки, на закатной полуночи вендских лесов, еще ни разу не подвергалась нашествию чудовищ.
        В преданиях бобров говорилось, что иногда на берег выходит океанская нечисть - саратаны. Но это в других местах. Там где живет много людей; там, где стоят большие города; где по берегам рек расположено много деревень. А вот тут, на краю Альтиды, даже на памяти самых древних стариков ничего подобного никогда не происходило. Слишком уж глухие места. Нет тут поживы даже для морской жути.
        Хотя… С одной стороны лес, а с другой - рукой подать - шумело холодное море. Самое место для нападенья саратанов. По слухам и лес для них не преграда. Укреплений и защиты от напасти в деревеньке не построено. Нет ни высокого частокола, ни иных преград. Только валуны на побережье и лес невдалеке от моря. А ведь чудища умны - это давно известно. Просто так, - на место, где они могут получить отпор, - саратаны никогда не нападали.
        Саратаны даже не проплывали вблизи побережья, что простерлось на краю Альтиды. Об этом говорили корабельщики, которые иногда приставали к их берегу. Мореходы порой встречали чудовищ в море, но далеко от того берега, где стояла деревенька маленького Любомысла. Тогда, увидев качающуюся на волнах серую тушу, они со всей мочи удирали в безопасное место. Как правило, к ближайшему берегу.
        Чудища несли смерть и разрушения в более теплые места. Хотя это странно: ведь по слухам саратаны всегда шли откуда-то с севера. Из того места, где по седому океану плавали большие - размером с холм - сверкающие льдины, - а значит, мороза чудовища не боялись…
        Что им холодное море и каменистый берег дальнего альтидского побережья? Для них это не холод. Но на север Альтиды они не нападали. Зимой саратаны уходили на полуночь, и люди в теплых местах, которые часто подвергались набегам чудовищ, могли спокойно пережидать зиму. И вот теплой летней ночью в спокойную деревеньку Любомысла пришла нежданная беда…
        Звонко разносились в ночи удары по подвешенному у кузницы длинному куску железа. Его голос жителей на сход собирал. Кузница поодаль стоит от деревни и леса. Кузнец ведь дело с огнем имеет. А с огненным богом, что в кузнечном горне живет, дружить с осторожностью надо, с оглядкой. Помогать-то он помогает, людям жизнь дает: поделки железные, снасть разную без которых в хозяйстве и на охоте никак. А вот вырвется бог земного огня на волю, и не остановить его тогда. Великих бед может натворить. Потому земля вокруг кузницы всегда ровно вытоптана и не растет на ней ничего, что пищу своенравному божеству дать может.
        Это кто-то отчаянный, неминуемую близкую смерть презрев, предупреждал сородичей об угрозе, что из моря вышла.
        Ведь обегать дома и упреждать людей много времени займет. А тут каждое мгновенье может жизнь спасти.
        Скорее всего, в железное било колотил сам кузнец. Его кузница невдалеке от моря стояла, и все знали, что любил начинать он работу перед самым рассветом, почти что ночью. Так больше сделать можно, по утренней-то прохладе. Может, деревенский кузнец первым и увидел чудовищ…
        А может, трезвонил пастух, что рано поутру выгонял на недальнее лесное пастбище белых, с черными пятнами, круторогих коров.
        Кто в ту ночь предупреждал людей о смертельной угрозе, так и осталось неведомо.
        Мать спешно растолкала Любомысла, и когда сонный мальчишка выскочил из избы, то увидел, что на дальнем краю деревни два саратана рушат, разметывают по бревнышку дома. Летели огрызки дерева, щепки. Средь пыли и крошева мерно вздымались серые длинные щупальца.
        Любомысл, мало что соображая, увидел, как высоко в предрассветном небе вдруг мелькнула тень. Это раскорячившись лягушкой, и отчего-то быстро вращаясь летел человек. Застыл на мгновение, и озаряемый первыми лучами медленно-медленно - так показалась мальчишке - устремился обратно к земле. Раздался смачный шлепок. Вроде бы звук должен был потонуть в общем шуме разгрома, но Любомысл его услышал и содрогнулся.
        Эту первую, увиденную им в жизни смерть, этот звук, он не забудет никогда. Верно говорят - смерть располохом берет.
        А грохот и темная туча пыли на другом конце деревни нарастали. Уже трудно разобрать, что там происходит. В темных клубах мелькали членистые лапы саратанов, беспорядочно взвивались длинные щупальца. Не всегда пустые: Любомысл видел, что порой они окольцовывали, как змея небольшой пенек, людские тела.
        Северные летние ночи светлы, а время было предрассветное, так что мальчишка видел все хорошо. Видел и запомнил первые мгновения нашествия…
        - Бежим! Скорей бежим в лес, сынок! - кричала мать, и, схватив Любомысла за руку, потащила его, еще сонного, в сторону еще спящего спасительного леса.
        Но… Чудовищ было слишком много. Вдали от берега мореходы встречали двух, изредка трех саратанов. А тут на маленькую прибрежную деревушку их напал целый десяток, а может быть и больше.
        В происходящей суматохе маленькому, да еще сонному мальчишке тяжело было сразу понять - что происходит. Любомыслу казалось, что усыпанный галькой берег моря и устье реки шевелятся, что они вдруг стали серо-зелеными от покрывавших их туш саратанов. С испугу мерещилось, что из моря ползет нескончаемый быстрый поток.
        И потом, много позже, Любомысл с трудом вспоминал, что же все-таки он видел в то утро.
        На своих длинных, суставчатых, схожими с паучьими лапах, саратаны проворно носились по деревеньке. Еще бы: ведь на воздухе для них не было преграды - тугая вода не сдерживала движений. На суше саратан мог легко догнать лошадь. Чудища делали длинные прыжки, отсекая людям любой путь к спасению…
        А торчащие из-под панциря щупальца беспощадно и слепо крушили все, что попадалось на пути чудовищ.
        В лес ни Любомысл, ни его мать, ни остальные жители маленькой вендской деревни убежать не смогли. Не успели…
        Любомысл припоминал, как неожиданно рядом с его избой возникла бугристая серо-зеленая туша чудовища. Делая громадные прыжки, саратан догонял бегущих в лес людей.
        Одно из его длинных щупалец вдруг взметнулось, промелькнуло рядом со сжавшимся Любомыслом и окаменевшей вдруг матерью. Оно как бы невзначай коснулось стены. Небольшой избе хватило и этого прикосновения - она не выдержала удара и рухнула.
        Раздался грохот. Что-то сильно стукнуло мальчишку по затылку. Голову Любомысла засаднило тупой тягучей болью. Дальше его воспоминания состояли из череды жутковатых и тягостных картин.
        Смутно, какими-то отрывками, он видел, что со всех сторон - куда ни кинь взгляд - шевелятся длинные, с подошвой из толстых присосок щупальца. А концы их венчают острые зазубренные шипы. Два сходящихся друг к другу шипа.
        Ему казалось - везде сверкают выпученные багровые глаза чудовищ. Множество мелких, с продольным зрачком глаз на одном общем корне смотрят на него.
        Любомыслу чудилось, что над ним мелькают зазубренные клешни, так похожие на рачьи, только много больше - будто валуны на морском берегу; что они щелкают, хватают толстые венцы и раскатывают избу по бревнышку.
        Любомысл уже не мог отличить, где морок, а где явь. Он впал в бред. И в этом бреду удивительно и страшно сплетались наваждение и правда.
        Ему виделось, как на другом конце деревеньки саратаны пробивали в стенах домов бреши, сразу же тянули в проем щупальца и там ими быстро шарили - ища людей.
        Чудовища шипели и гулко ухали, хватая жертвы. Они жадно - даже не дробя плоть зубами - их заглатывали.
        Саратаны тащили в свои то ли пасти, то ли клювы и еще бьющихся в предсмертных судорогах, и уже мертвых.
        Сожрав, чудовища выпускали щупальца и снова шарили ими в поисках добычи. Казалось, этому ужасному насыщению не будет конца…
        Люди пытались защищаться, но сила была на стороне саратанов. И жители отдаленной вендской деревни ни с чем подобным не сталкивались и не знали, как оборонить себя. У лесного зверя есть клыки и когти. У охотника нож или копье. Они равны по силам. Но не могут люди тягаться с морской жутью, быть с ней на равных.
        Оружие, с которым охотники ходили в лес, против морской нечисти не годилось. А чудовища обладали удивительным проворством и силой; тяжелыми клешнями и щупальцами.
        Щупальца…
        Еще много-много лет после побоища Любомысл будет их вспоминать.
        Длинные - два десятка саженей, а то и больше - они оказались слишком стремительны даже для лесных охотников. И было их много: у каждого чудища - десяток; и предугадать невозможно - куда их бросит чудовище в следующий миг. Казалось, каждое из них живет свое отдельной жизнью.
        Они то замирали, то волнообразно извивались. Шарили по сторонам - выискивая хоть что-нибудь живое… И прикоснувшись к теплой плоти резко вонзали крюки - что в человека, что в лошадь или корову.
        Зацепив, они проворно обвивали жертву и сжимали кольца так, что струями брызгала кровь. А потом тянули труп к загнутому, усыпанном треугольными зубами клюву, с краев которого стекала пенящаяся мутная слюна.
        Впоследствии Любомысл долго не мог взять в толк - как он пережил все это? Как ему удалось уцелеть и даже не остаться калекой? И размышляя над этим, он каждый раз приходил к одному и тому же выводу.
        «Скорее всего, милосердные боги пожалели меня, наслали спасительное благо - это странное забытье, этот морок. Я ведь вроде бы видел, что творится. Но как-то смутно. Только когда от морока отошел, так сразу беду осознал. Не просто так меня придавила стена и пробило голову. Не просто так я стоял именно на этом месте, именно в этот миг. Убежать бы мы все равно не смогли. Ни мать, ни я… ни другие. Благо, что я не шевелился… Да, наверно все так оно и было. Ведь лесной хозяин - бер - не трогает того, кто догадался прикинуться мертвым. Но на деревню напали не мудрые лесные звери - а чудовища глубин. Наверно, саратаны просто не увидели меня…»
        Сколько времени он лежал под грудой обломков - Любомысл так никогда и узнал. Может, день, может, меньше. А может, и больше. Никто о том не ведает, кроме солнца да морского ветерка, что вздымал прах над убитой деревней.
        Выбравшись из-под расщепленных бревен, мальчишка бесцельно пошел к берегу моря. Его тошнило, голову саднило болью. Казалось, она разламывается.
        Любомысл шел и бездумно смотрел перед собой. Саратаны сравняли деревню с землей, раскатали ее по бревнышку. Избы, все до единой, были порушены тупой силой. Иные дома сгорели, и из пепелищ торчали почерневшие остовы печей.
        В нос Любомыслу бил запах гари, тления и смерти.
        Иной раз легкий и теплый ветерок взметывал золу, посыпая пеплом истерзанные, порой изуродованные до неузнаваемости тела. Мужчины, женщины, дети… Все они накануне и не помышляли ни о чем страшном и жили своей незамысловатой жизнью.
        Пресытившиеся саратаны не сожрали их. Верно, чудовища настолько набили свою утробу, что брезговали беспомощной добычей. Они уже не в состоянии были ее проглотить.
        В некоторых изгрызенных трупах Любомысл - хоть и с трудом - узнавал вчерашних охотников; их детей - своих сверстников. Лежали молодые матери - пытавшиеся в последний миг прикрыть своими изувеченными телами маленькие трупики младенцев - их радость и надежду.
        Комками окровавленной шерсти валялись прибитые чудищами овцы.
        Лишь пестрые куры неторопливо сновали по разнесенным подворьям. Да еще с речки доносился важный гусиный гогот. Глупой земной птице не доступен запах горя. И для саратанов она оказалась слишком мелка.
        А из поднебесья неслось хриплое разрозненное карканье. Там уже собрались на богатую поживу вороны - птицы смерти.
        Любомысл бездумно смотрел на старую березу, что росла посередь деревеньки. Сейчас она стояла ободранная, лишенная кудрявых ветвей. На ее истекающей слезами ствол был нанизано чье-то тело. Мужское… женское… Не разобрать, да и не все ли равно?
        Пресытившееся чудовище не стало пожирать человека и предало его такой злобной и непонятной - зачем? - смерти.
        Наверно, у саратанов все-таки был какой-то жестокий разум, а не только тупая всеразрушающая злоба.
        Любомысл брел к морю. На берегу в предсмертных корчах бился саратан. Его длинные щупальца резко меняли свой цвет, становясь темно-багровыми, почти черными - цвета запекшейся крови. Они бесцельно елозили, с шумом разбрасывая галечник. Будто бы чудовище рыло себе яму, чтоб исчезнуть в ней навсегда. Зубчатые клешни медленно размыкались и неожиданно резко сходились с сухим треском, будто хотели кого-то или что-то перекусить.
        Бугристый панцирь саратана окрасился в синевато-черный цвет. Чудовище издыхало.
        У него были выжжены глаза. Какой-то безымянный герой - а может и героиня - умудрились это сделать. Как - неизвестно. Подкрасться к саратану невозможно - слишком стремительны и проворны его щупальца. Но, так или иначе - глаз его лишили. А потом к ослепшему чудищу подобрались люди и смогли вогнать под жесткий панцирь заостренное бревно. Их тела лежали неподалеку: просто так расстаться со своей жизнью саратан им не позволил.
        Но это было единственное убитое чудовище. Остальные, завершив разгром, ушли в морскую глубь.
        Любомысл мало что соображал от пережитого и увиденного. Мальчишка бесцельно подошел к воде, долго смотрел на лизавшие гальку волны и уселся на мокрый замшелый валун.
        В устье недалекой речушки он увидел плывущую русалку. Мертвую. Истерзанную так же, как и люди. За ней медленно и величаво проплыла еще одна. Тоже мертвая. На мелкой водной ряби недвижимо распластался широкий хвост. Только чешуи никакой он не увидел. Внизу тела, там, где у людей ноги, шла гладкая серебристого цвета кожа. А маленькому Любомыслу говорили, что русалки бессмертны. Оказывается, это не так.
        Любомысл никогда не видел русалок. Не довелось, хотя, как и вся остальная ребятня, часто ходил в лес и на речку. Он слышал только рассказы про них. Ничего плохого о русалках не говорилось. Но и хорошего тоже было мало. Просто люди и русалки - это жители разного мира. Видимо, и водные духи не могут противостоять чудищам моря. В небольшой лесной речушке они не могли скрыться от саратанов.
        Сейчас Любомысл лишь равнодушно скользил бездумными глазами по телам русалок. Это раньше он с криками бы бросился в деревню, созывая людей. Сейчас деревню смели с лица земли, и созывать было некого.
        Любомысл сидел долго. Весь вечер смотрел в морскую даль, переждал короткую бессонную ночь, а утром все таким же безразличным взглядом смотрел, как на волнах заиграли отблески первых солнечных лучей. Он не испытывал ни горя, ни радости. Ничего. Мысли куда-то ушли. Так он просидел весь день…
        Любомысл не сразу увидел, как из-за дальнего скалистого мыса вынырнули два черно-синих с белой грудью драккара. Ветер надувал прямоугольные полосатые паруса. Украшавшие нос корабля головы драконов важно кивали длинным пологим волнам. От этого казалось, что чудовища беседуют с морем.
        Мальчишка скользнул по тугим парусам равнодушным взглядом и снова уставился в морскую даль. Подумаешь - драккары. На таких красивых ладьях ходили по морям их ближайшие соседи - бородатые, суровые, носившие дивные рогатые шлемы вестфолдинги. Любомыслу случалось и раньше видеть их.
        Вестфолдинги порой заглядывали в затерянную вендскую деревушку. Они предлагали на обмен разный занятный, а порой очень необходимый в лесу товар. Говорят, в иных странах они грабили прибрежные селения. Но это отдаленное побережье ничего такого не знало. К чему? Соседям лучше жить в мире. В хорошую погоду Любомысл часто видел на краю моря темные расплывчатые черточки. Это проглядывались острова Вестфолда Там начиналась земля викингов.
        Драккары неторопливо приближались к берегу. На них убрали паруса, и викинги пошли на веслах. Прошли вдоль того места, где была деревенька. Вернулись. Прошли еще раз. К берегу вестфолдинги не приставали. Видимо, их тревожил увиденный разгром.
        Наконец, носы кораблей ткнулись в берег. Над серой галькой застыли искусно вырезанные драконьи головы.
        Викинги споро попрыгали на сушу. Какое-то время они молчали и не отходили от драккаров. Поражались увиденному. Даже для них, пенителей волн, морских воинов - привычных к виду крови и к самой смерти - зрелище было жутковатым. Раскатанная по бревнышку деревня; всюду пепел от сгоревших домов; он тонким слоем покрыл истерзанные тела… А недалеко от драккаров лежало сдохшее морское чудище…
        Саратаны! Сказочники-скальды вестфолдингов часто рассказывали об этих чудовищах. Да и сами они иногда встречали их в океане. Но в море, средь волн, это одно. Там если замечалось что-то схожее со щупальцем саратана или с его тушей, то сразу налегали на весла. Ведь если саратан заметит драккар - это неминуемая смерть. От морского чудища невозможно скрыться. Но над водой, как правило, виднелась только верхняя часть саратана. И оказалось, что чудище стократ страшнее, если лежит на берегу. Даже издохшее.
        Вестфолдинги окружили тушу чудовища и о чем-то возбужденно переговаривались отрывистыми, непривычно звучащими для вендского уха словами. Викинги размахивали руками, описывая размеры клешней и клюва-пасти.
        Любомысл равнодушно посмотрел на них, а потом снова отвернулся и уставился в морскую даль. Эти люди уже ничем не могли помочь его деревне.
        Наконец один из них, высокий, на голову выше остальных викингов, заметил мальчишку, что сидел поодаль от драккаров и, казалось, не высказывал никакого любопытства. Он что-то резко и отрывисто крикнул. Судя по всему, это был предводитель викингов. Ярл.
        Викинги умолкли, насторожено глядя на Любомысла. Кое-кто даже сжал черена мечей. Видимо вестфолдинги сочли, что маленький мальчик, сидящий на валуне, и безучастно смотревший в морскую даль - морок. Или того хуже - выходец из мира мертвых, неупокоенный мертвец, что чудом ушел из ледяных пустынь богини Хелль. Живое мясо рычит, а этот мальчишка…
        Ведь выжить в бойне, что учинили саратаны в прибрежной деревне, не смог никто. Полегли даже сильные мужчины-охотники.
        Вон лежат их изувеченные трупы. А этот мальчишка спокоен, словно ничего не произошло. Даже не смотрит в их сторону, словно они не викинги, что наводят ужас на многие воды, а простые мореходы. Тут что-то не так!
        А ярл, неторопливо меряя берег длинными шагам, пошел к Любомыслу Мальчик сидел недвижим и опомнился лишь тогда, когда галька под ногами вестфолдинга захрустела совсем рядом.
        Любомысл безучастным взглядом окинул высокие, в соляных разводах, сапоги вестфолдинга, короткий меч и обшитую железными пластинами кожаную безрукавку. Смотрел равнодушно - словно видел воинское снаряжение по сто раз на дню.
        И только потом Любомысл поднял голову и задержал сухие глаза на жестком обветренном лице ярла.
        В голубых глазах викинга блеснул огонек любопытства. Вроде бы перед ним в самом деле сидит мальчишка, живой человек, а не тень, чудом выбравшаяся из мира мертвых.
        Низким и хриплым голосом ярл что-то сказал и махнул рукой, указывая на издохшее чудовище. Любомысл пожал плечами и промолчал. Он плохо понимал наречие Вестфолда. Хоть детвору и учили грамоте, но языка ближних соседей еще не касались: были другие, более насущные дела.
        Викинг, кивнув на саратана, терпеливо повторил вопрос. На этот раз Любомысл его понял: вестфолдинг говорил по-вендски.
        - Сколько их было?
        На этот раз Любомысл понял, что от него хочет викинг. Мальчик пожал плечами: не все ли равно, сколько было саратанов? Чудовища принесли смерть в его род. Он не знает.
        - Много… - односложно ответил Любомысл и, отвернувшись, вновь уставился в морскую даль. Не все ли равно?
        - Люди твоего племени храбры. - В глазах викинга загорелся огонь, жесткое лицо неожиданно смягчилось, и он вдруг заговорил вдохновенно, пророчески. - Не печалься, маленький венд. Они пошли в Валгаллу. Они бесстрашные воины. Там им уготовано достойное место. Они будут пировать за одним столом с Одином и слушать пение валькирий. Хоть в их руках не было мечей - но это так. Клянусь!
        Ярл поднял руку.
        Глаза маленького Любомысла потеплели. С уголка глаза скатилась предательская слеза. Он тоже знает, что смерть близких не была напрасной. Вот и этот суровый, хорошо вооруженный вестфолдинг говорит, что им сейчас хорошо.
        Венды и викинги чтят разных богов. Но грозный Перун метает молнии - он предводитель воинов. И Один вестфолдингов тоже бог войны. Его родичи достойны увидеть лики этих богов. Хоть силы были не на их стороне, но они полегли в сече, отважно. Этот викинг прав. И он тоже станет воином и отомстит морской нечисти.
        А меж тем голос вестфолдинга вновь стал жестким Брови сдвинулась. Викинг уже знал, какую судьбу он даст вендскому мальчишке. Но пусть пока это останется тайной. Сначала надо испытать маленького венда.
        - Что ты будешь делать дальше? Ты остался один. Сейчас ты беспомощен. Первый же воин, которого ты увидишь, сделает тебя рабом. До конца жизни ты будешь носить клеймо и железный ошейник. Это так… Но я не буду обращать в невольника сына славного племени. Один не позволит мне этого сделать. Саратаны наши враги. Воины, побившие морских чудовищ - мои друзья. Я возьму тебя на свой драккар, маленький венд. Хочешь? Или ты останешься здесь? Решай!
        Любомысл твердо глядел в глаза викингу.
        - Я буду мстить!..
        Вестфолдинг остался доволен ответом. Видел - мальчишка говорит твердо, от души.
        Ярл Гудред Серый Медведь немало походил по морям, видел немало битв. И он знал, есть такие мгновения в жизни любого человека, когда решается его судьба: уйдет ли он в мир мертвых гордым воином или жалким рабом. Этот маленький венд уцелел в бойне. И ран на нем нет, если не считать разбитой головы. Но это не рана. Викинг не обратит внимания на такой пустяк. Просто смоет кровь морской водой, чтоб кровь не мешала биться, не слепила глаза. И этот венд не обращает на запекшуюся кровь никакого внимания. Взгляд мальчишки суров, горе его не сломило. Возможно, этот маленький венд приносит удачу. А последнее время Серому Медведю ее ой как не хватало!
        «Ну что ж, возможно, я не зря решил заглянуть на это альтидское побережье. Но пока… Пусть пока мальчишка не знает, что же все-таки его ждет. Я испытаю маленького венда. Я прикажу дружине, чтобы с ним обращались жестко. Не как с рабом, но и не как с человеком… Посмотрю, как он это все перенесет. Только тот, кто проявит себя в море и в бою сильным мужчиной, достоин стать пенителем волн. Викингом… И пусть мальчишка родился не средь скал Вестфолда и не жил средь нас. Это ничего не меняет. Судьба человека в его руках. Я уверен - он принесет мне удачу…»
        - Как звали тебя люди?
        - Любомысл.
        - Ты удачлив, Любомысл. Зови меня Гудред Серый Медведь. Я предводитель дружины, ярл.
        Викинг окинул взглядом порушенную деревню. Средь трупов бродили жирные черные вороны. Живых не видно. Ярл чему-то усмехнулся и покачал головой.
        - Выжил лишь ты один. Твое место на моем драккаре. Когда-нибудь ты добудешь в бою свой первый меч…
        Видя, что Любомысл не до конца осознал, что он ему предложил и что надо делать, ярл Гудред тронул мальчика за плечо и кивнул на ближний драккар.
        - Иди…
        Любомысл понял. Викинг зовет его с собой. На черно-синем драккаре, нос которого украшен искусно вырезанной мордой неведомого зверя, он уплывет далеко-далеко от этого места.
        Тут его родина, тут стояла его деревня, тут жил его родич. Тут погибла его мать…
        Тут ему больше нечего делать. Отыскать саратанов и отомстить им он сможет, только бродя по морям и держа в руке меч. Он рано или поздно встретит чудовищ. Встретит… и тогда наступит час расплаты. Он будет мстить морскому злу - где бы он с ним не столкнулся…
        Любомысл вскочил с валуна и молча направился к драккару, к своему новому дому. Он будет делать то, что говорит это пропахший морем и солью человек. Он научит его морскому воинскому делу, и тогда…
        Викинги молча смотрели, как к ним подходил маленький венд. Они еще не знали, что решил ярл Гудред. Любомысл смотрел прямо и открыто. Он уже ничего не боялся. Страх остался в разрушенной деревне - начиналась другая жизнь.
        «Надо попросить этих воинов, чтобы помогли похоронить близких. Нужно справить тризну…»
        Но просить не пришлось… Ярл бросил несколько отрывистых слов и вместе с викингами пошел на пепелище.
        - Мы все сделаем как надо, - прорычал он по-вендски. - Твои родичи будут довольны. Тебе останется лишь поднести огонь.
        К вечеру посередь бывшей деревни вырос курган из останков людей и бревен порушенных изб.
        Викинги снесли к нему бочонки с трутом, несколько кувшинов вина и связок сушеной рыбы. Собрали валявшееся средь пепла оружие и раскиданную хозяйственную утварь. Ведь в могиле лежат и женщины. Пусть, когда в мире мертвых они будут сопровождать своих мужей, им будет на чем приготовить еду.
        Потом, когда прогорит костер, викинги положат вещи людей и еду на пепелище и набросают сверху земли. Вырастет небольшой холм.
        В Вестфолде будут знать, что далеко на закатной части Альтиды есть курган. В нем лежат славные герои, которые - хоть и плохо вооруженные, без защиты каменных стен - смогли одолеть саратана. Скальды сложат об этом саги. Герои достойны, чтоб о них знали и помнили.
        Когда все было готово, наступила короткая летняя ночь.
        Любомысл подрагивающими руками сильно стукнул кресалом по кремню. Высек сноп искр. Затлел трут… Мальчик поднес слабый огонек к щепкам. Вскоре занялся робкий костерок…
        Единственное, что он забрал собой из дома - это маленький брусок железа. Кресало. Кресало и лук. Долгие годы он не расставался с этими дорогими сердцу вещами. Лук отслужил свое, а кресало… Оно и сейчас при нем. Лежит в шейном мешочке. Оно дорого старику. Принося богам жертвы, он добывает огонь именно этим маленьким кусочком железа.
        Викинги по очереди подносили к костру заготовленные факелы. Расходились и поджигали скорбный холм с разных сторон. Бревна затрещали и вдруг разом вспыхнули.
        В темное небо, заслоняя звезды, потянулся столб густого дыма. Поминаемые не родичами, но людьми - вестфолдингами, воинами! - уходили в иной мир венды.
        - Богам нужна кровь. - На плечо Любомысла легла рука ярла Гудреда. - У вас нет рабов, чтоб их кровью окропить костер. Возьми!
        Ярл протянул мальчишки тяжелый острый нож. Любомысл понял. Не медля, полоснул по ладони раз, другой. Стряхнул обильную кровь в огонь. В треске горящих бревен слабое шипенье не было слышно. Но это неважно. Он все сделал как надо…
        Любомысл мысленно поблагодарил викингов и поклялся, что этого он не забудет никогда. На погребальный костер у него не хватило бы сил. Родичи лежали бы неупокоенные. А еды, вина и хмельного грута у него не было, да и взять было негде…
        Ярл Гудред Серый Медведь отвел вендскому мальчишке место рядом с деревянным упором - «мачтовой рыбой». Это тяжелое сооружение поддерживало мачту, а стало быть, и парус. Порой, чтобы спрятаться за невысоким островом, или при переносе корабля посуху - волоком - мачту снимали. Упор находился посередине драккара, и Любомысл все время был на виду викингов.
        Ярл хотел посмотреть, что же все-таки собой представляет этот вендский мальчишка. Где его место в дальнейшем? На носу, где гребут сильные воины, что первыми бросаются в битву, или на корме?
        В самом ли деле Любомыслу благоволят боги или мальчишке просто несказанно повезло?
        Случай выяснить это представился через пару недель…
        Через широкий пролив драккары Гудреда вышли в океан. И там викинги сразу же угодили в небывалую бурю. Сначала неожиданно налетевший ветер, или как называли его вестфолдинги - шквал, вмиг сорвал паруса и чуть не перевернул драккары. А потом разыгралась буря…
        Любомысл даже не представлял, что существуют такие высокие и бурные волны. Откуда ему было знать, что море и океан разнятся так же, как лесной ручеек отличается от широкой реки. Океанские волны казались горами - одна выше другой! Они нескончаемой чередой шли одна за другой и швыряли драккары, как щепки. Тугие струи дождя хлестали вровень с палубой. Сразу же стемнело. Будто наступила ночь.
        Любомысл судорожно вцепился в мачту. И тут он увидел, что вестфолдинги машут руками, показывают на него и что-то хрипло, злобными голосами, кричат ярлу Гудреду. По лицам викингов Любомысл понял: ничего хорошего его не ждет.
        В самом деле, викинги собрались принести вендского мальчишку в жертву Морскому Хозяину. Чтобы грозный повелитель смилостивился, унял волны и ветер, дал спокойную воду. Любомысл пока был чужим среди викингов…
        «Что ж, если меня принесут в жертву морскому богу - я готов! - решил Любомысл. - Смерти я не боюсь. Уже не боюсь! Шагну в воду сам…»
        Но…
        Ярл стоял на корме. Он вел корабль. Казалось, Гудред не слышит, что кричат ему викинги. Прищурив глаза, он тревожно смотрел вдаль.
        Любомысл видел, что ярл с трудом справляется с правилом руля. Гудред налегал на него так, что казалось, его ноги проломят настил под ногами. Но тщетно. Драккар медленно и неотвратимо разворачивало поперек - бортом к волнам. А Любомысл уже знал, что нос корабля - особенно в сильный шторм - должен стоять против ветра.
        Там, куда глядел ярл, шел высокий - выше других чуть ли не на треть - вал. Если драккар развернет к нему боком, то гибель неминуема. Для всех. И Любомысл это сразу сообразил.
        Ярл что-то хрипло прорычал. К нему на помощь бросился стоящий рядом викинг. Подскочил еще один… Но все тщетно: трое сильных мужчин не могли справится с рулем. Корабль разворачивало вдоль волн…
        Любомысл так потом и не смог понять, что его толкнуло. Расстояние до кормы он преодолел в три огромных прыжка. Казалось, пролетел по воздуху! Мальчишка стал рядом с викингами и налег на руль.
        Может, именно этого незначительного усилия как раз и не хватало для того, чтобы драккар стал как надо. А может, к Любомыслу и в самом деле благоволили боги, и славный прародитель Седой Бобр решил ему помочь.
        Хищный гребень навис над кораблем, изогнулся и накрыл утлое маленькое суденышко. Драккар ушел под воду.
        Тишина, наступившая после грохота бури, казалось нестерпимо звенящей. От того, что вода сжимала голову, давила на уши, глаза… Тяжесть выталкивала из груди остатки воздуха… Каждое мгновение тянулось мучительно долго. Любомысл думал - он не выдержит.
        Но с каждым мигом боль в ушах слабела, становилось легче сдерживать дыхание и вот…
        Дракон на носу корабля первым показал свою ощеренную пасть. А вслед и весь драккар выскочил из воды, будто резвящейся дельфин. Снова раздался грохот бури, но уже не такой сильный как раньше. Что-то изменилось…
        Любомысл разлепил веки и обомлел. Прямо по носу корабля, вдали, сияло синее небо. А ветер уносил остатки туч над головой. Перестал хлестать жесткий дождь.
        Море еще долго не могло успокоиться, но таких больших валов уже не было. Буря утихла так же неожиданно, как пришла. Лишь всё дальше и дальше от разбросанных по морю драккаров уходила серая клубящаяся мгла…
        Ярл Гудред Серый Медведь взял Любомысла просмоленной и жесткой, как деревянная лопата рукой за подбородок, приподнял мальчишке голову, посмотрел в его слезящиеся, но упрямо смотрящие серые глаза и что-то одобрительно рыкнул. Похлопав Любомысла по плечу, ярл неожиданно расхохотался. Ему вторили остальные вестфолдинги. Любомысл понял: они не смеются над ним - это так улыбаются викинги. Они улыбались ему. Он сделал что-то важное и нужное.
        Много позже Любомысл узнал, что руль драккара сделан так, что даже в сильную непогоду его без труда удерживает один человек. И то, что правило руля не слушалось ярла - было не иначе как промыслом злых сил.
        Но сейчас мальчишка узнал, что, по древнему обычаю морских жителей, даже ничтожный раб, прикоснувшийся к веслу драккара, освобождался. На нем ломали ошейник и отпускали на все четыре стороны. Любомысл рабом не был. И держал он в руках не весло - а самое священное, что есть на драккаре: правило руля. И - вполне может быть - именно его слабое усилие помогло выровнять корабль и достойно встретить последний большой вал.
        После этого все изменилось. Викинги стали относится к Любомыслу как к равному. Раньше ему давали простую вяленую рыбу и жесткие сухари, а запивал он все это простой водой. Теперь викинги наперебой потчевали мальчишку яствами, которых он не то что никогда не пробовал, а даже не представлял, что такое есть: копченое, с прожилками жира, мясо; сушеные ягоды, которые покрывала сладкая коричневая корочка; горьковатый и терпкий грут. От хмельного напитка у Любомысла кружилась голова и его слегка покачивало, что вызывало бурный смех викингов и одобрительное похлопывание по плечу.
        Любомыслу позволили сесть на весла. Поначалу было тяжело, но через несколько дней тело перестало болеть. А через неделю ладони покрылись жестким мозолистыми буграми. Мальчишка постепенно втянулся в морскую жизнь.
        А ярл Гудред Серый Медведь был очень доволен. И собой, и Любомыслом. Собой - потому что не ошибся, решив, что к маленькому вендскому мальчишке благоволят боги. А в Любомысле он видел знаменитого викинга, предводителя дружины, ярла. И, наконец, просто друга. Наступит время и бывший маленький венд займет место у правила драккара и поведет корабль ярла - а может быть и свой собственный - в чужедальние моря.
        Ярл Гудред верил - отныне ему будет сопутствовать удача. Так решили боги. Ведь недаром он заглянул на затерянное альтидское побережье…

* * *
        Шло время, незаметно летели годы. Любомысл вырос, голос его охрип, тело налилось силой, руки загрубели. На лице пробивались волосы. Любомысл решил непременно носить бороду, по обычаю приютивших его вестфолдингов. Венды растительности на лице не жаловали, брили. Но ведь у каждого народа свои привычки. Борода удобна в море. Так меньше чувствуешь холод.
        Любомысл считал себя вестфолдингом, хотя при воспоминаниях об Альтиде у него начинало щемить сердце. Грусть по родной земле не проходила.
        Однажды, в начале весны, ярл Гудред спросил его:
        - Любомысл, ведь ты венд. Ты помнишь об этом?
        - Да, ярл. Я венд. Но душой я прирос к Вестфолду.
        Гудред усмехнулся.
        - Вестфолд, - каким-то странным голосом произнес он. - Ты его не знаешь, как знаю я. У нас каждый сам за себя. Мы отважные воины, отличные мореходы. Но у нас нет того, что есть в Альтиде. Единства. В этом наша слабость. Если б мы объединились и слушали то, что толкует нам тинг, то… Ладно, хватит об этом. Я хочу сказать тебе пот что. Через месяц мы выходим в море. На этот раз я поведу драккары в Альтиду. Думаю - в Триград. На его знаменитый торг. Прошлый год был удачен. Добыто много кашалотового воска. Наварены сотни бочонков сладкого грута. Я хочу заказать еще один драккар. Думаю заняться торговлей. Драккары нужны мне для охраны товара. Жить разбоем, как некоторые мои соседи, мне не по нутру. Ты рад? - неожиданно спросил ярл. - Скоро ты увидишь родину.
        Ярл сказал неожиданные слова. За эти годы Любомысл исходил с Гудредом немало морей. Побывал и в жарких - истекающих зноем, и в покрытых долгим снегом странах. Но за все это время - а прошло уже более восьми лет - Гудред Серый Медведь ни разу не водил свои драккары в Альтиду.
        Любомысл замялся.
        - Не знаю, ярл. Новость внезапна. Но… моя родина уничтожена. Что оставили чудища от деревни, ты видел. Я не могу ответить - рад ли я. Ту страшную ночь тяжело забыть. А Альтиду я не знаю. Я не бывал в других ее местах. Слышал, что страна богата и люди в ней радушны. Это мне говорила матушка. Мне надо осмыслить.
        - Любомысл, пройдет время, и ты станешь славным воином и мореходом. Так будет, если ты останешься со мной, в Вестфолде. Не удивлюсь, если со временем ты купишь фьорд. Ведь боги благоволят к тебе, я знаю, - улыбнулся ярл. - Но я ничем не попрекну тебя, если ты решишь остаться в Альтиде или в своих вендских лесах. Ты можешь стать охотником, жить по законам предков. Время для раздумий есть. Решай.
        Но Любомысл не задумывался.
        - Ярл, я остаюсь с тобой. Твой фьорд, твои драккары - моя новая родина! И еще!.. Я не отомстил саратанам или тому, кто ими повелевает. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, кто-то направляет их. Для чего - не знаю. Мне нужно узнать, где их гнездовье. Сидя на берегу, это сложно сделать. Но Альтиду я с удовольствием навещу. Хотя увидеть родные леса и не затосковать мне будет нелегко.
        Но попасть на родину в этот раз было не суждено. Ни Любомыслу, ни викингам Гудреда Серого Медведя, ни самому ярлу.
        Невдалеке от Янтарного Берега на два драккара Гудреда напали пять кораблей ярла Льота Чернобородого. Тинг давно отлучил этого мятежного ярла за беспредельный разбой, что он чинил на морях и по берегам Вестфолда. Чернобородому было все равно кого грабить. Что своих соплеменников, что иноземных купцов.
        В той быстротечной схватке погиб ярл Гудред Серый Медведь. Погиб, как и подобает воину: слыша пение валькирий и с мечом в руке.
        Пленников разбойный ярл убивать не стал. Зачем? Ведь известно - все вестфолдинги потомки Одина. И понапрасну лить кровь родичей и гневить богов - глупо. А то ведь за такие дела и в Валгаллу не попадешь.
        Плененным викингам ярла Гудреда щедро возвратили оружие, а затем их высадили на пустынное побережье.
        - Скирингсальский фьорд там, - махнул Чернобородый. - На закате. До него несколько дней пути. Но если кто из славных воинов захочет присоединиться к моей дружине, то я с радостью их приму. Новым воинам будет оказан подобающий почет. Им найдется место на румах моих новых драккаров. Ведь их число возросло… за счет достойного Гудреда, - захохотал Льот. - Надеюсь, он восседает на пиру у Одина, как и положено отважному ярлу. Если кто надумает, то весла для славных воинов у меня всегда свободны.
        Согласились немногие: лишь четверть бывшей дружины Гудреда. Не все викинги хотели выступать против тинга и переходить на сторону мятежного ярла. Быть изгоем несладко. Даже в Вестфолде.
        Отказался и Любомысл. Вместе с другими викингами, что предпочли быть с тингом в ладу, он направился в Скирингсал.
        Давно ведомо - там собираются корабли со всех морей. Бывали в этом городе и альтидские ладьи. Любомысл решил вернуться на родину, ведь искать саратанов можно и под альтидскими парусами.
        Но боги рассудили иначе. Вернее, Любомысл так решил. В этот раз вернуться в Альтиду повзрослевшему подростку не довелось. В Скирингсале Любомысл увидел идущие к берегу корабли. На каждом было по три мачты, и они несли множество парусов. Эти белоснежные паруса сразу же покорили сердце юного Любомысла. Он решил - во что бы то ни стало! - поплавать на одном из таких кораблей. Вендский мальчишка незаметно для себя заматерел и превратился в отважного морехода.
        Те корабли, что он увидел, шли из страны Сидон, что лежала по берегам Срединного Моря. В холодные полночные страны сидонцы заходили редко. В основном их торговые пути пролегали средь жарких морей. Сидонцы торговали по берегам Срединного Моря и, огибая беспредельный Сайон, заглядывали далеко на восход. В холодный, оледеневший Скирингсал их привел случай, и опять же - торговля. Сидонские купцы разведывали новые земли.
        Уговорить владельца взять его на свои парусник не стоило Любомыслу особого труда. Ведь вестфолдинги известны во всех морях как отважные воины и бесстрашные моряки. Вестфолдинги презирают опасность. Слух о викингах гремел даже в далеком Сидоне. И что из того, что Любомысл по рождению не вестфолдинг? Они воспитывали его! Тем более, к этому времени он уже хорошо изъяснялся на наречиях многих морских народов и вместе с ярлом Гудредом побывал во многих - порой далеких - землях. И Любомысла без колебаний взяли на сидонский корабль.

* * *
        Пролетели долгие годы, прежде чем Любомысл смог освоить все премудрости вождения сидонского парусника. Благодаря упорству и природной сметке это давалось ему не так уж и тяжело, хотя снастей на паруснике множество и каждая имеет свое предназначение. Через годы Любомысл мог уже сам, самостоятельно, вести судно. Но этого ему никто не предлагал. К управлению судном си-донцы ставили только своих земляков. И для Любомысла - каким бы хорошим моряком он не был - этот путь был навсегда закрыт. Это печалило его, но тут ничего не поделаешь. Для Сидона он навсегда останется чужаком с далекого севера.
        За это время Любомысл исходил столько морей и увидел столько стран, что потерял им счет. Сидонские купцы в погоне за наживой ходили чуть ли не на край света. А чтобы туда дойти, требовалась отвага. Ее у Любомысла было в избытке. Ему нравилась такая жизнь.
        Но о своей далекой родине он не забывал, и для себя давно решил, что обязательно вернется в Альтиду и наконец-то обзаведется своим домом. Но эти мечты откладывались. Альтида все так же была далека.
        И узнать, где гнездовье саратанов и кто их направляет - ему так и не удалось. Не нашлось того, кому надо отомстить за погибшую деревушку. А ведь Любомысл уже твердо уверился, что сами по себе саратаны не могли так слаженно нападать. Для этого нужен разум.
        Саратанов Любомысл встречал. Нечасто, но встречал. Иногда средь лазурных волн горячих морей или, наоборот, среди льдов, что плавали в сером океане, мореходы замечали качающееся на волнах чудовище.
        Тогда уходили от этого места как можно дальше и быстрей. Совладать с саратаном в воде невозможно. Их били только на суше, и то под защитой высоких каменных стен и с помощью особого оружия.
        Вот и получилось, что за эти годы Любомысл ничего нового о морской нечисти не выяснил. Хотя историй и слухов об ужасе морей наслушался предостаточно. В любой корчме любого прибрежного города об этом порой только и судачили.
        Особенно много разговоров шло тогда, когда становились известны подробности очередного набега саратанов на то или иное место. Но это были всего лишь слухи. Ничего значительного. В вот Любомысл твердо решил вернуться в родные вендские земли. Да и годы… Полвека скоро будет, как он солнышко над морем увидел.
        И вот настал этот день! Купеческий корабль, на котором Любомысл плавал несколько последних лет, подходил к альтидскому побережью.
        Вскоре сидонский парусник подошел к устью Ледавы. Попутный ветер стих, и решили, убрав паруса, идти вверх по реке на веслах. Для гребли сидонцы использовали рабов. Любомыслу это всегда не нравилось: ведь вестфолдинги никогда бы не позволили прикоснуться невольнику к священному веслу. Раб не будет грести так, как свободный воин. Но в каждой стране свои нравы и обычаи. Не Любомыслу их переделывать. Зато сидонские парусники - особенно если дул попутный ветер - добирались до нужного места быстрее любого гребного судна.
        Через три дня - к великой радости Любомысла - за излучиной реки показался серый камень виннетской крепости. В ней сидонский купец решил сделать длительную остановку. Да и по обычаю, прежде чем идти вглубь Альтиды, сначала надо получить дозволение от виннетского князя Молнезара.
        Купец же попутно хотел выяснить обычаи незнакомой земли, поклониться богатыми дарами князю, проведать - какими водами лучше идти, нанять знающих реки людей, да и просто отдохнуть после утомительного плаванья.
        - Любомысл, ты пойдешь с нами? - спросил купец. - Насколько я знаю, ты венд. Ты родился в этих местах. Сначала мы направимся ко двору, к князю Молнезару. Он властитель этих земель, от его слова зависит, насколько удачен будет наш дальнейший путь. Ты знаешь обычаи, и - самое главное - язык, на котором говорят в Альтиде. Я найму толмача на берегу, но он может пересказать князю не те слова. А мне бы не хотелось, чтобы между мной и князем возникло недоразумение. Ведь мы пришли сюда впервые, и от того, как мы себя представим, зависит дальнейшее. Дружба, торг… Ты понимаешь? Зависит очень многое. Слух о сидонских кораблях достигнет других альтидских земель, и мне не хотелось бы, чтоб о сидонцах говорили как о неотесанных дикарях, не ведающих обычаи и не уважающих альтидских правителей.
        - Конечно, я пойду с уважаемыми купцами, - мимолетно усмехнулся Любомысл. Откуда сидонцу знать, что в Альтиде все равны? Купец судит об Альтиде по тем землям, что он видел. В этой стране все по-другому. - Но должен тебя предупредить: я родился в простой вендской деревне на краю Альтиды. Я венд, и у нас нет князей. Как к ним обращаться, меня никто не учил. Я буду вести себя с князем так, будто обращаюсь к старейшине своего рода. Он у нас главный человек. Его слово решает все. Я выскажу князю весь почет и все уважение, что принято у вендов. Но скажу тебе так - не будет никакого подобострастия. У вендов, да и в Альтиде это не принято. И вам я могу сразу сказать: ведите себя просто и достойно. Совсем не надо ползти к князю на коленях, как это делается при дворе алафина Аласунского Царства. В Альтиде так входить к князьям не принято. Тут судят о человеке по его делам, а не по тому, как он высоко стоит. Еще скажу: будьте уважительны даже к простолюдинам. В Альтиде все равны…
        - Вот видишь! - обрадовался купец. - Ты уже дал поистине бесценный совет. Но смотри, - он сдвинул брови, - если ты ошибаешься…
        - Я не ошибаюсь, почтенный, - последовал твердый ответ. - Я один из вендов и знаю, как надо себя вести, чтобы тебя уважали в Альтиде. Я тоже хочу, чтобы меж вашими купцами и моей родиной завязалась хорошая крепкая торговля.
        Сидонские гости напрасно беспокоились. Все прошло как нельзя лучше. Молодой князь Молнезар - владетель Виннеты - вел себя радушно и просто. Князь принял дары и пригласил купцов к своему столу. За трапезой Молнезар оживленно расспрашивал купцов о разных странах, которые они видели, о том, как живут иные народы. Любомысл же, по мере своего разумения, перетолмачивал их цветистые ответы. А потом князь обратился прямо к нему:
        - Послушай, чужеземец! Прости меня за любопытство, но поясни - где ты так хорошо мог узнать наш язык? Признаюсь, я ни разу не встречал иноземцев, которые умели бы так гладко и просто изъясняться. Порой они говорят витиевато, и это вызывает непонимание. Но я вижу, что мои простые речи понятны гостям - и я не путаюсь, слушая их ответы. Ты знаешь обычаи, которые неведомы иноземцам. Я видел, что прежде чем сесть за стол и приступить к трапезе, сразу же после того, как вы вошли, ты поклонился главному, что есть жилище любого человека - печи. А потом уж мне. Я видел, что потом ты пожертвовал богу Земного Огня несколько крошек и капелек того, что находилось на столе. Мне было радостно на это смотреть. Но откуда ты все это знаешь?
        Любомысл ответил просто.
        - Я венд, князь.
        Удивлению Молнезара не было предела. Венд! Лесной охотник в пышном наряде иноземного купца. Венд, свободно говорящий на языке чужедальнего народа. Каких только чудес не бывает в подлунном мире!
        - Я попрошу тебя, венд… Кстати, как звучит то имя, которым тебя называли в детстве? Я попрошу тебя остаться после того, как мы проводим дорогих гостей. Я чувствую - история, которую ты мне поведаешь, будет поистине удивительна и поучительна! Расскажешь?
        - Расскажу, князь, - ответил Любомысл у которого почему-то внезапно заколотилось сердце. Верно, оно чуяло перемены в своей судьбе. - Меня нарекли Любомыслом, князь…
        Любомысл рассказывал долго. Время близилось к полуночи, а Молнезар готов был слушать старого морехода еще и еще. Ведь Любомысл без утайки, в подробностях поведал всю свою жизнь. А в ней случалось много чего замечательного!
        Перед князем грозно вставали океанские валы. Он будто своими глазами видел марево далеких островов и испытывал иссушающий зной пустынь. Неведомые звери таились в невиданных лесах, подстерегая нерасторопного путника. А в морской пучине, умело скрываясь средь разноцветных ярких рыб, плавали чудовищные гады. Любомысл умел говорить…
        После того, как повествование подошло к концу, князь долго молчал. Потом задумчиво спросил:
        - И куда ты теперь?
        Любомысл пожал плечами. Пока он не знал точно, что же будет делать дальше. Ему казалось, что главное - это добраться до родины, а там все само собой образуется. По вот он в Альтиде, и у него еще нет никаких соображений.
        - Не знаю, князь. Я долго думал, как меня примет родина. Ведь столько лет прошло… За те годы, что я ходил по морям, мне удалось собрать немного золота. Я подумывал купить на него небольшое подворье, обзавестись животиной, хозяйствовать. А потом, может быть, - улыбнулся Любомысл, - и какая молодка в мою сторону заглядываться начнет. А может, я заведу корчму. Где-нибудь неподалеку от пристани. Я знаю много наречии. Я видел разные страны. Я знаю мореходов. После тяжкого пути они находили бы у меня достойную встречу. Хмельные напитки, свежая вкусная еда… Не знаю, князь…
        Густой хохот потряс каменные стены палат. Смеялся I князь Молнезар. Хохотал он долго. А Любомысл не мог понять, чем же он так смог развеселить хозяина. Наконец, смахнув набежавшую слезу, князь вымолвил:
        - Подворье! Животина!.. Любомысл, ты что?! Ты собрался гусей пасти? Такой бывалый мореход? Ну, молодка - это еще куда ни шло. Без этого не обойтись. А остальное? Насчет корчмы мысль разумная. Виннета место бойкое, мореходов тут всегда предостаточно. Будет с кем посудачить. Но скажи, Любомысл, разве тебе после стольких лет скитаний этого хотелось? Такой спокойной жизни? Это не для тебя. Брось!
        - Так что же, князь? Что же делать?
        От слов виннетского князя Любомысл не на шутку расстроился. Князь сказал правду. Ведь Молнезар в нескольких словах описал все сомнения старого морехода. Да, спокойная и размеренная жизнь не для него. А он хоть и задумывался о ней, но не представлял, как все это будет выглядеть. Просто гнал от себя эти мысли. Он привык к другому. Князь прав.
        Князь Молнезар покачал головой и отогнал смех. Глаза его стали серьезными.
        - Послушай, Любомысл. У меня есть к тебе предложение. Оно получше того, что ты задумал. У меня растет годовалый сын - княжич Добромил. Нянек и мамок у него предостаточно. Но я считаю, что в будущем ему нужно будет не это. Я попрошу тебя - стань ему наставником. - Заметив изумленные глаза Любомысла и по-своему поняв его мысли, князь поднял руку: - Не нянькой, нет! Я хочу, чтобы он вырос настоящим вендом, хотя таковым по крови и не является. Так пусть у него в учителях будет мудрый, повидавший мир венд из рода Бобра. Венд, который пережил столько, что иному хватило бы не на одну жизнь. Я уверен: ты сможешь воспитать Добромила как подобает. А уж по рассказам, что ты знаешь, с тобой не сравнится ни один баюн! Согласен?
        Любомысл молчал. Слова князя потрясли старого моряка. Он не думал, что ему, простому венду, всю жизнь скитавшемуся по морям, предложат столь серьезное дело. Еще утром на гладкой палубе сидонского парусника он стоял как простой, хоть и опытный мореход. А тут…
        Виннетский князь по-своему истолковал его молчание.
        - Жалованье тебе положу поболе того, чем ты бы получал у сидонцев, даже будь под твоим началом несколько их кораблей. И скажу почему. Порой мне нужны советы знающего человека. Ты видел мир. Знаешь, какие обычаи в тех или иных землях. Видишь, когда человек против правды идет. Не часто, но ты будешь сидеть рядом со мной в этой палате и слушать, что говорят гости. Разные люди приходят в Альтиду. Иные с добром, а иные… - тут Молнезар махнул рукой. Не просто владеть ключом от альтидских земель - Виннетой. - Будешь Альтиде слугой, мне советником, а Добромилу наставником!
        Любомысл перевел дух, и с трудом, потому что в горле вдруг встал непонятный ком, решительно сказал:
        - Буду, князь! И служить буду и Альтиде, и тебе, и маленькому княжичу не за жалованье!
        - Вот и хорошо! А то вижу, сомнения какие-то у тебя были, мореход.
        - Не было, князь, сомнений! Просто не ждал я такого!
        - Ну и ладно, коль так! А сколько тебе годов, Любомысл?
        - Точно не скажу, князь. Когда саратаны деревеньку разорили - десятую зиму я встретил. Да по морям больше тридцати скитался. Считай сам, князь.
        - Просто седины у тебя много, Любомысл.
        - Так ведь море било, князь.
        Вот так, неожиданно для себя, Любомысл стал наставником и пестуном маленького княжича Добромила. Порой старый мореход сидел в палатах, неподалеку от князя. Сидел скромно, где-нибудь в уголке. Слушал речи тех гостей, что вызывали у Молнезара сомнения. Порой задавал им неожиданные вопросы. Выводил их, по его собственному выражению, на чистую воду. Трудно было оценить все то хорошее, что он сделал для Альтиды.
        И случилось все это ровно за полгода до нашествия дикарей-бруктеров…
        ГЛАВА 5
        Бегство от Радужного Пути
        В середине ночи Прозор проснулся.
        По стародавнему, еще с детства заложенному правилу, несколько мгновений после пробуждения охотник лежал неподвижно. Сначала надо выяснить, что творится вокруг. Не бродит ли рядом какой-нибудь местный зверь? Не таится ли во тьме враг?
        Нет, все спокойно.
        Шумит листва диковинных изогнутых деревьев, лицо опахивает холодный ночной ветерок. Подозрительных запахов нос не улавливает.
        Над ним черное небо. На нем сверкают крупные яркие звезды. Вдали клубится диковинный туман. С вечера ничего не изменилось: внутри него будто огонь горит, и от этого туман светится странной синевой.
        Прозор медленно встал.
        Так! Любомысл клюет носом. Только подбородок коснется груди, как старик вздрагивает, насторожено поднимает голову и озирается. Бдит. Старого морехода нещадно морит сон. Хоть и хвалился, что морская привычка приучила не спать ночью.
        А во-от Борко!.. Прозор присмотрелся. Молодец уперся подбородком в колени и вроде бы смотрит вдаль, а взгляд отсутствует - бездумный и остекленевший. Парень пребывает далеко-далеко, в глазах отблескивает пламя костра.
        Хотя огонь горе-сторожа поддерживали исправно. Видно, что подбрасывали свежих дровишек. Что ж, и то хорошо.
        Прозор тронул Борко за плечо. Мол, очнись. Парень поднял на него рассеянный взгляд.
        - Прости, учитель… Я задумался о высоком, и…
        Что значит «и» - Борко не договорил. Молодец окончательно пришел в себя.
        - Ночь ти-и-и-хая была, Прозор, - убийственно разевая рот и рискуя вывихнуть челюсть, выговорил Борко. - Тишь да благодать. Всегда бы так. Я спать…
        - Ложись.
        Молодец, что-то невнятно бурча, завернулся в плащ и мигом уснул.
        Прозор подозрительно покосился на парня. Все ли у него с головушкой ладно? Что за слова дивные вещует? В жизни Прозор не слыхал от Борко таких ласковых и мудрых (вроде бы к месту) речей.
        Борко посапывал и что-то невнятно бормотал. Ладно, потом выяснит, что на парня нашло. Прозора снедало любопытство, тем более он и сам чувствовал, что во сне с ним творилось что-то удивительное. Вроде бы он видел вырубленные на большом плоском камне непонятные письмена, которые - сейчас Прозор мог бы в этом поклясться! - он ни сном ни духом раньше не ведал.
        А вот в дивном сне он понимал, что говорят эти хитрые закорючки, и даже обсуждал их смысл с каким-то значительным и многомудрым старцем, а затем растолковывал понятую истину многочисленным ученикам.
        В голове Прозора назойливо вертелось неслыханное им раньше слово - «пранаяма». Что оно означает, он - хоть в лепешку расшибись - не понимал. А ведь слово-то это знакомо ему! Во сне он понимал, что оно означает.
        «Надо будет потом у Любомысла спросить. Может, он знает, что за „пранаяма“ такая? Приснится же!..» - богатырь покрутил головой.
        Разминая затекшее со сна тело, Прозор прохаживался поодаль от места ночлега. Дрова в костре прогорали. Круг света сузился, во тьме едва угадывались очертания спящих вендов.
        Милована Прозор решил пока не будить. Один покараулит. Пусть парень спит. Все за прошедшие сутки намаялись, пускай силы копят. Они понадобятся.
        Вендский охотник неторопливо озирал окрестности. Острое зрения позволяло видеть все разом, не упуская даже незначительных мелочей. Впрочем, ничего необычного Прозор не углядел. С вечера ничего не изменилось: он помнил, что где росло и где что лежало. Кругом тихо и спокойно, как сказал Милован - тишь да благодать.
        Если закрыть глаза, то можно подумать, что сейчас находишься в родном предутреннем лесу - а не в неведомой земле, за диковинным туманом, именуемым Радужный Путь.
        Лишь под утром, далеко, на краю небес, за чернеющими обрубленными скалами вдруг ненадолго вспыхнуло синеватое сияние. Померцало немного и угасло. А потом с той стороны донесся еле слышный раскат, схожий с раскатом далекого грома. Больше ничего значительно за ночь не случилось.
        Под утро, когда небо начало светлеть, Прозор растолкал Милована.
        - Вставай, парень, - тихонько, чтоб не разбудить остальных, сказал он. - Понеси службу. Я в ту рощицу пойду. Зайцев давешних добуду иль иного зверя.
        Молодец, зевая, встал в дозор.
        Когда Добромил открыл глаза, солнце взошло уже высоко. Дул легкий ветерок. По голубому небу летели белые, схожие с овцами облака.
        Княжич чувствовал себя превосходно. Улетучилась давешняя усталость, ушли все печали и горести. День обещал быть чудесным.
        И тут Добромил вспомнил, в каком месте они так неожиданно очутились. Радужный настрой схлынул.
        От потрескивающего костра доносился запах жареного мяса. Добромил скосил глаза. На длинном вертеле были нанизаны розоватые, истекающие жиром куски мяса.
        Это Прозор, как и сулил Миловану, добыл поутру свежую дичь. Давешних короткопалых бурых зайцев умяли еще вечером. Зверьки оказались постными и мясо суховато. Ожиревшему зайцу тяжело убегать от преследователя.
        А с этих кусков жир прямо-таки стекала в огонь. Дрова шипели и потрескивали. Значат, жарятся не местные зайцы: мясо иное - ломти большие, с ладонь. Добромил сглотнул слюну. После сна хотелось есть.
        Борко равномерно и неторопливо поворачивал вертел. Рядом с ним сидел Любомысл и что-то тихо втолковывал парню. Ни Прозора, ни Милована мальчик у костра не увидел.
        - Княжич проснулся! - увидев, что мальчик открыл глаза, обрадовался Любомысл. - Доброго тебе утра! Как почивалось?
        - И тебе доброго! - Добромил уселся, протер глаза и потянулся. - Всем радостного дня!
        - Благодарствуй, княжич! - откликнулся Борко. - Только «всем» - это много. Прозор и Милован ушли. Землю разведать хотят. А я да Любомысл - это не «всем»!
        С утра Борко радовался жизни и был словоохотлив: перебитая рука перестала ныть еще вечером, и он хорошо выспался. Так же, как и княжич, парень забыл о невзгодах. А на то, что сейчас они находятся в неведомой земле, молодец просто не обращал внимания. Подумаешь! Когда-нибудь и отсюда выберутся!
        Еда есть, а эта закончится - еще добудут! Они же не только княжеские дружинники, они от рождения лесные охотники! Не хватит воды? Вон, ее полный колодец. Иди к нему и черпай. Что еще нужно, чтобы утром радость ощущать!
        Добромил бросил взгляд на табун. Трое стреноженных коней щипали жесткую траву, а жеребцов Прозора и Милована не было.
        - Куда они поехали?
        Борко махнул здоровой рукой в сторону дальних лиловых скал.
        - Они решили во-он за те утесы съездить. Хотят глянуть, что там дальше, куда Древняя Дорога ведет. Что там за земля и что в ней творится. Прозор сказал, что ночью в той стороне чем-то синим полыхнуло, а потом гул долетел. Я спросил: может, гроза дальняя? А он отвечает - не похоже. Мол, за всю ночь только один раз сполох сверкнул. А у грозы - ты сам знаешь, княжич - вон сколько молний! Батюшка Перун любит ими земную нежить бить. Прозор думает, что от тех утесов можно разглядеть, что за земли дальше идут. Говорит, раз сюда попали, так надо получше вызнать, что за диво в нашем лесу - невдалеке от Виннеты - объявилось. Еще хотят посмотреть, что по другую сторону Радужного Пути есть…
        - Как это? - не понял Добромил1. - Там наша земля, наш лес…
        - Нет, княжич, это я не так сказал! Входить в туман они не станут. Просто объедут по краю. Обещались скоро быть. Мол, только мясо ужарится, они сразу же учуют и сюда прискачут.
        Балагуря, Борко не забывал вращать вертел. Работал здоровой рукой. В перебитой, что висела на привязи, парень цепко держал маленький ковшик. В нем, судя по запаху, плескался душистый настой из неведомых трав. Не иначе, как Любомысл его сотворил. Старый мореход любит всякими приправам пищу сдабривать.
        Изредка Борко брал ковшик здоровой рукой и бережливо - да нет, скупо! - сбрызгивал шипящее мясо.
        Любомысл одобрительно смотрел, как трудится парень, и тихо улыбался.
        Он выучит увальней готовить съестное так, что слава о них по всей Альтиде прокатится!
        А если случится так, что отойдут они от воинских дел, то не пропадут и без краюшки хлеба не останутся: хорошие кухари - они наперечет!
        Заведет он себе корчму, а парни в ней трудиться будут, страждущих и голодных небывалыми запахами искушать.
        А он будет гостей хмельным угощать и байки разные рассказывать. А что? И охраны корчме не надо! Даже любой, самый буйный выпивоха подумает - стоит ли против бывших дружинников выступать.
        Впрочем, Любомысл думал все это шутейно. Ничего этого не будет. Никуда они от княжича не уйдут. Он им будто родной.
        Старый мореход даже сильно сомневался, закончит ли он свои дни как принято: пристойно и окруженный любящими потомками.
        Все-таки хоть он и венд по рождению, но молодость провел среди викингов. А у них почетна смерть в бою, в ярости, сжимая в руке меч.
        Это молодым парням надо семейством обзаводиться. А он стар. Его семья - это княжич Добромил и дружина.
        - Ну вот, готово! - объявил Борко и снял с рогулек вертел. - Все, как ты учил, Любомысл! Помогай! Влеки сюда мису. Мне с одной рукой не управиться. Немощен я, однако…
        - Немощен! - рассмеялся Добромил. - Эвон как вчера мечом в тумане махал. Мне б так!
        - Так ведь привычка, княжич! - зарделся Борко. - И ты выучишься махать и устали не знать. Все просто: не ты мечом машешь - а он тебя ведет. Сам знаешь.
        Любомысл вытащил из чересседельной сумы глубокую деревянную мису и перехватил вертел. Сам мясо снимет, не будет калеку утруждать…
        Вдалеке показались Прозор и Милован. Дружинники шли пешими, ведя коней не поводу. Что-то обсуждали. Милован размахивая руками, что-то показывал.
        - Ну как? Видели затаившихся чудовищ? - весело встретил их Борко. - Никто вас в сети не заманивал? Вижу - все неплохо!
        - Смейся-смейся! - заулыбался Прозор. - Что-то тебе, парень, не до смеху было, когда упырь-албаст упрашивал ворота распахнуть, чтоб косточки твои маленько поглодать! Или что там упырь делает? Любомысл, напомни-ка молодому да смешливому.
        - Да ничего особенного, - спокойно отозвался старик. - Тельце высасывает, будто паук ненасытный, а шкурку на себя примеряет. Любит наряды менять да иное обличье принимать. Нежить, что там говорить! Сами ж видели. Жил рыбак Веденя Водяной - и нет больше рыболова. Душа-то к Велесу ушла, на суд праведный, а вот его обличье упырю-то и досталось.
        Борко не обращал внимания на подначки друзей. Пусть говорят. Сами-то тоже не в себе были, когда поняли, что их знакомый рыбак Веденя - уже не человек вовсе, а ненасытный упырь. Он-то помнит их глаза и лица!
        Да, испугался вчера. Ну и что? Все настрахались, он один, что ли? Да и кто на его месте спокойным бы остался, услышав, что такая нежить за стенами стоит, голосом булькает - будто из-под воды - и просит ворота отворить да впустить его.
        Зато сейчас Борко мало чего боится. За вчерашнюю ночь на всю жизнь напугался, с запасом. Пусть потешаются: он уже не тот, кем был вчера. Он повзрослел.
        - Что видел, Прозор? - Борко помогал Любомыслу снимать с вертела мясо и раскладывать его в миске. - Что за скалами?
        - Садитесь, трапезничать будем. После еды расскажу. Едим споро, но не суетливо. Пищи не оставляем…
        Прозор пристроился поближе к костру и потянул широкую ладонь к невероятно вкусно пахнущему мясу. С него стекал жирный сок и уже почти до краев заполнил объемистую мису. Будет во что макать сухари.
        «Эх, ну да чего же запасливый старик! - уминая мясо, думал Прозор. - Даже кухонную утварь с собой возит. Будто собирается век по лесам и иным землям бродить. Вон, какую глубокую посуду нашел!»
        И верно, в чересседельных сумах старого морехода нашлось все. Даже изящный маленький котелок и железный ковшик. Размерами - ребенку под стать. В такой посуде ничего путного не сотворишь. Но Любомыслу они были нужны для другого. В котелке он сварил какие-то пахучие травы - опять же хранившиеся в суме! - а из ковшика этим отваром Борко спрыскивал мясо. Любомысл уверял, что так оно станет вкуснее. Ну что ж, если вкус подстать запаху, то…
        Венды навалились на еду. Жареное мясо заедали печеными корнями. Молчание перемежалось сопением и легким урчанием. Все сосредоточенно насыщались. Отчего-то голод особенно ощущался именно этим утром. Наверно оттого, что вчера было не до еды. А скорее всего, неописуемое чувство несытости вызвали диковинные иноземные травы Любомысла.
        Старик таинственно улыбался, глядя на жующих спутников. Скоро насытятся. Потом долго есть не захотят! Этот отвар он сотворил не просто так. Неизвестно, что их ждет дальше. Дела делать лучше на сытый живот.
        Наконец Прозор откинулся назад и тяжело вздохнул. Богатырь насытился. А ведь съел-то всего ничего!
        - Вкусно! - вымолвил предводитель. - Благодарствуй, старче! Спасибо, Борко! Ты, Любомысл, прямо-таки кудесник! У печей и котлов твое место! Твоему умению любой кухарь обзавидуется. Чем так мясо сдобрил? Научишь?
        - С охотой! - улыбнулся старик. - И тебя обучу, и молодцов, и княжича Добромила. От друзей у меня тайн нет. В дальних странах будучи, познал я таинство кухонное, - заговорил нараспев Любомысл. Потом вдруг фыркнул и продолжил уже привычными словами: - Так вот, в дальних странах для любых блюд всякие приправы существуют. Заморские купцы их привозят и на виннетском торгу выставляют. Я знаю, какие надо брать. Потом и вам покажу. Дороги они, ну да это ничего: хорошо и вкусно поесть перед дальней дорогой - это важно! И для усталого человека добрая еда и хороший сон первое дело. Поэтому, куда бы я ни ехал, всегда с собой беру немного приправ. Много места не занимают, а проку от них! - Старик закатил глаза: - Было бы что сдабривать. Они силу придают и печаль отгоняют. Теперь сыты будете, силы не иссякнут. Чувствуете?
        Да, вендам показалось, что сейчас им все по плечу. Головы ясные, сил - немеряно. Молодец Любомысл!
        - А что за мясо мы едим? - спросил Добромил. - Что за зверь? Я ведь спал, когда ты охотился. Не вчерашние зайцы - это точно. Мясо иное.
        - Кабан это тутошний, княжич, - улыбнулся Прозор. - Думал за зайцами съездить, а потом приметил, что в ближней рощице кто-то копошится да похрюкивает. Раздумывать не стал. Подкрался осторожно, гляжу, меж деревьев свиньи дикие бродят и землю роют. С нашими схожи. Только окрас немного иной. Так ведь и земля тут другая, не то что звери! Вот и приметил двухлетку. Ножом брать не стал - не знаю, какой у них нрав. Одной стрелы хватило. Попросил прощения за то, что жизнь забираю, и взял его. Хоть земля и не наша, но установленный порядок нарушать не следует. Где бы ты ни был, но поступать надо так, как предки завещали. Верно, молодцы?
        Парни закивали. Рты забиты, словами не ответить. Верно! Прощения у зверя, чью жизнь собираешься взять, надо просить обязательно. А потом богам от убитого зверя требу отдать. Иначе переведется живность и охотничья удача уйдет. Богиня охоты Дива отвернется от неучтивого добытчика. Это известно давно. Молодцы узнали эти заповеди прежде, чем выучились ходить.
        - Взял я кабанчика, - продолжил Прозор. - освежевал, мясо располосовал. Лучшие куски вам принес, а остальное на дереве развесил. Пусть мясо чуть просохнет на ветерке, подвялится. Потом, если получится, прихватим его. Прокоптим про запас.
        - Вместе сходим, - откликнулся Борко. - Добру пропадать не дадим, грех это. Грех…
        Прозор налил в чару воды, выпил и утер рукавом губы. Трапеза закончилась. Теперь можно говорить о главном.
        - А видели мы вот что. Получается так, что мы сейчас находимся на вершине высоченной горы. Выше облаков она. Когда с Милованом к той скале подъехали, - Прозор указал на дальнюю высокую скалу, за которую уходила Древняя Дорога, - то открылась нам внизу великая долина. Древняя Дорога в нее ведет. Разглядели, что спуск местами крут. Дорога вьется, в иных местах глыбами завалена или в пропасть съезжает. Ну, это ничего. Раз кто-то когда-то ее проложил, - раздельно, со значением произнес Прозор, - значит, проход в долину есть. Думаю, спуститься в нее можно не только по дороге. Удобный путь, он ведь для чего нужен? Чтоб телеги и сани по нему ездить могли. А пешему или конному все равно. И без дороги пройдет по любому месту, дело известное. Так вот, сверху не разглядеть, что в долине творится. Утренней дымкой земля была затянута. Но видно, растут в ней леса великие. И зелень в них не такая, как на этих деревьях. В тех лесах она будто подпорчена, паутиной серой затянута. И вот что мы увидели! Посередине нижнего леса есть большое зеленое пятно. Видно, что чистое оно, такого же цвета, как наши родные леса.
Видно, что посередь этого пятна вода отблескивает, большое озеро.
        - Хворает лес, даже с высоты видно, - вставил Милован.
        - Ну да, - согласился Прозор, - поражены деревья, больны. Недуг их одолевает. А вот за этой долиной…
        Прозор замолчал, подыскивая слова для того, чтобы получше описать то, что они увидели дальше.
        - Так что там за лесом? - нетерпеливо потирая подбородок, спросил Любомысл. - Что замолк?
        Прозор покачал головой. Не просто описать увиденное.
        - Да вот вишь, Любомысл. Там за краем леса вроде бы сплошной камень идет. Или песок. Не разобрать. Серый такой… Скалы редкие торчат.
        - Мне показалось - каменистое поле, - вновь вставил Милован.
        - Ну да. Можно и так сказать, - согласился Прозор. - пусть будет каменистое поле. Идет до края небес. Может, и растет в нем трава какая, но не разглядеть. Не знаю. Пустыня… Совсем как ты, Любомысл, о жарких странах рассказывал. А вот за пустыней!
        Прозор повысил голос. Увиденное диво поразило лесного охотника:
        - Что за пустыней, не разобрать. Там на краю небосвода виднеется что-то с горами схожее. Но это не горы! Нет в них постоянства! На краю пустыни морок какой-то! Там что-то призрачное. Непонятное! Колышутся те горы и свои очертания меняют. А иной раз такими становятся, что… - Прозор махнул рукой. Объяснить, какими становятся далекие горы, у лесного охотника не получалось. - В общем, сами увидите…
        Скорее всего, Прозор решил немного задержаться в этом чуждом мире и разведать всё, что только возможно. И он это сделает! Только вот сначала княжича надо обезопасить. Он еще не все рассказал. Еще кое-что с Милованом видели.
        - Посмотрим… - покивал Любомысл. - Посмотрим… Все увидим, дай срок. Только вот сначала поясните мне одну задачу. Решите ее…
        - Какую задачу? - спросил Добромил.
        - Занятную, княжич. В ней ответ лежит. Я полночи свою жизнь вспоминал. Потом размышлял. Думал, отчего мы сюда попали? Теперь понятно, что подъезжать к Радужному Пути нам не следовало. Но вот почему так вышло, что только мы со стороны своего леса к туману подъехали, как проход раскрылся? Появилась дорога, а потом Радужный Путь вдруг возьми и захлопнись? То, что Дичко тебя по чужому злому умыслу сюда занес - это понятно. Потом узнаем, откуда на его шее эта дрянь взялась, и зачем… Но это потом… И вот надумал я ночью вот что. Новорожденный месяц меня надоумил.
        Прозор хитровато прищурился:
        - И на что же тебя новорожденный месяц надоумил? Я тоже этой ночью на него смотрел. И тоже кое-что сообразил. Может, и догадки у нас схожие? Не с полнолунием ли все наши невзгоды связаны?
        Любомысл усмехнулся. Прозор проницателен. Раз про полную луну заговорил, значит, верна догадка!
        - Верно, охотник! Все дело в полной луне. И другого ответа нет! Сами знаете, други, что ночи, когда на небе светит полная луна, скверные! Издревле это нашими пращурами подмечено. В полнолуние на древнем болоте - Гнилой Топи - творилось невесть что! В конце полнолуния, поутру, мы подъехали к Радужному Пути. И он перед нами расступился. Дорогу дал - проходите! И вот как только луна чуть на убыль пошла - проход в наш мир закрылся. Попади мы в этот мир чуть раньше, так успели бы обратно выскочить. В полной луне все дело! Только в ней! Иного ответа у меня нет. Такая вот моя догадка и задача, други.
        Парни чесали затылки и пожимали плечами. Вроде все верно. И Прозор соглашался со старым мореходом. Он тоже, глядя на новорожденный месяц, это осознал. Все дело во времени. В полнолунии!
        Эх! Не удосужился он расспросить деревенского знахаря о времени полной луны. Ведь тот даже иные травы собирал только в эту пору. Дак кто ж знал?
        А для молодых дружинников и княжича Добромила лучшее объяснение вряд ли можно было придумать. Они сразу всё поняли. Не понимали лишь одного - в каком мире они сейчас находятся.
        - Да-а… - протянул Борко. - Хотелось бы знать, отчего так бывает!
        - Не дано нам этого знать, - отозвался Любомысл. - Когда Род создавал все сущее: Небо и Землю, богов и духов - тогда, видать, он создал еще какие-то миры. Ведь есть Ирий. Есть Пекло. Это все знают. Это тоже не наши миры. Так может, он создал еще одну Землю? Да не одну - а много? Он ведь всемогущ…
        Кое-что парня поняли. Видели, что перед ними сейчас лежит иной, непривычный мир.
        - А вдруг этот мир - где мы сейчас находимся - Ирий? - не унимался Борко. - И мы в нем сейчас пребываем.
        - Ну-у, на Ирий не похоже, - ухмыльнулся Прозор. - И на Пекло тоже. Не такие они, чернобожьи владения.
        Сказал это богатырь, и осекся. Посмотрел на Добромила. Ведь вчера княжич был в царстве Мораны. И Прозор краешек Нижнего Мира узрел. Не закручинился бы Добромил.
        Но мальчик не обратил на его слова никакого внимания. Сейчас Пекло его уже не пугало.
        - Теперь надо решить, что дальше делать? - сказал Прозор. - Ждать тут следующего полнолуния? Или уходить подальше?
        - Как уходить? - не понял Любомысл. - Зачем уходить от доброго места? Переждем тут. Всего-то месяц. Проживем.
        - А откуда ты знаешь, что оно доброе? - прищурился Прозор. - Это сейчас оно для нас доброе. А завтра? А через неделю? А вот как прознает кто, что мы тут объявились? Если уже не прознали. И что дальше?
        - Ты это о чем? - всполошился Любомысл. - Кто прознает? Ты что, видел кого?
        - Видеть не видел. Но вот ночью у той скалы, с которой долина видна, кто-то был. След там нашел. Ни со звериными, ни с человечьим не схож. Как птичий. Только если по следу судить, то птичка эта побольше наших жеребцов будет! Рядом еще один отпечаток. Человеческий. От него только мох слегка примят, а вот от птичьего!..
        Прозор помотал головой, вспомнил невиданный птичий след: от него дерн на пол-локтя вглубь просел. Тогда он велел Миловану ничего спутникам не рассказывать. До времени. Теперь можно.
        Милован молчал. Только многозначительно кивал. Да, следы видел. Там под скалой с теневой стороны мох необычного красного цвета растет. Его там целая поляна. Вот на ее краю они эти следы и видели. Четырехпалый, он сильно мох придавил. Видать, тяжелая птица. Чуть поодаль - следы неглубокие и небольшие. С людскими схожи. Видно, что следы свежие: уж больно сильно мох примят и не успел выровняться.
        В ямках капельки влаги блестели - не успели следы просохнуть. Они нашли их перед тем, как долину увидели. А когда обратно подались, то следы уже затянулись и полянка ровной стала. Мох - он хорошо след скрадывает. Утром по нему прошел, а к полудню он снова чист, будто недавно вырос. Вот и выходит, что эта четырехпалая тварь и человек на поляне под скалой не позднее утра стояли.
        - Странно, что я ночью ничего не заметил, - не скрывая озабоченности сказал Прозор. - Я внимательно бдел, не то что некоторые. - Предводитель покосился на Борко и улыбнулся: - О высоком не задумывался.
        - Может, никого там ночью не было! - Борко обиженно засопел. - Я сторожил. Вы же утром за кабанчиком в другую сторону ходили. Может, тогда это невесть что появилось? Костер наш увидело и нас вокруг него. Посмотрело да обратно подалось: решило не связываться.
        - Может… - пожал плечами Прозор. - Может, оно решило не связываться. А может, человек, что с этой тварью пришел, осторожен. Только вот что же это за человек, раз такой тварью повелевает? И человек ли он? Мы не знаем, кто в этом мире живит.
        - А на что хоть этот след похож? - медленно спросил Любомысл. - Можешь нарисовать?
        В продолжение рассказа старый мореход мрачнел все больше и больше. Он вспоминал тех чудищ, что видел как-то в дальних полуденных землях. У них на лапах тоже росло по четыре пальца.
        Прозор вытащил нож и на утоптанной земле нарисовал след. Вышло что-то жутковатое и невиданное. След походил на здоровенную птичью лапу: три передних пальца растопырены, четвертый отставлен назад прямо. Прозор пририсовал на концах пальцев глубокие ямки. Для этого ему пришлось вогнать в землю нож чуть ли не по рукоять.
        Борко отвесил губу, выпучил глаза и пробормотал нечто невразумительное. А Добромил, представив, какого роста должен быть обладатель такого следа, поежился.
        - Поняли? - спросил Прозор. - Это у чудища такие когти. Думаю, не ошибусь, если скажу, что птичка хищная. Иначе зачем ей такие украшения на лапах? Тяжелее наших жеребцов. Они так сильно мох не промнут. Так что, други, нас кто-то видел, а потом скрылся. Поэтому надо отсюда уходить. Место тут ровное, в окрестных рощицах не спрячешься. Мы в западне. Радужный Путь прохода не открывает.
        - А что за туманом? - спросил Добромил. - Вы его объехали?
        - Да, княжич, - отозвался Милован. - Объехали по краю. Не так уж он и велик. Кое в каких местах камешки в него бросали. Думали, может еще выход есть. Всё тоже, как и вчера. Обратно вылетают. Оказывается, мы на вершине большой горы. Правда, она плоская. Сам видишь - деревьями поросшая да скалами по краю утыканная. Вот поэтому равнину внизу отсюда не видно. Только от того места, где мы следы нашли, она просматривается. Скалы по краю, где повыше, а где и невысокие. Мы забирались на них, смотрели. Гору леса окружают. Такие же серые, хворые. За ними каменная серая пустошь. И на краю небосвода невесть что. То ли горы, то ли морок. Тут оставаться все равно что в охотничьей яме сидеть. Из нее зверю податься некуда. Спуститься вниз мы можем только по Древней Дороге. Я тоже думаю, что нам отсюда бежать надо. Внизу, в лесах, проще. Лес - место привычное. Пусть он и хворый, зато меж деревьев нас никто не увидит. А увидит, так взять нас сложно. А сюда потом вернуться можно.
        Молодец говорил рассудительно. Трудно было с ним не согласиться. Венд-охотник в лесу - как в родной избе! Там ему ничего не страшно. То, что лес внизу другой, так это ничего! Освоятся. Главное - это избегать открытых мест. А вблизи тумана сидеть неуютно: они как на ладони. И скрыться некуда. Выходит, что путь им по Древней Дороге. Вниз, подальше от прохода в свой мир.
        - Ну что ж, - ровным голосом сказал Любомысл, - раз надо уходить - уходим. Вы люди лесные и знаете, что делать. Уходим! Когда?
        - Прямо сейчас… - отозвался Прозор. - Седлаем коней и выступаем. Чего тянуть? Дожидаться нечего. Плохо, что нас видели. Но хорошо, что мы это знаем: врасплох не застанут. Собираемся. В лесах пересидим, дождемся полнолуния и сюда вернемся…
        И тут Прозор осекся. Замерли его друзья.
        В шелесте листвы, в шуме ветра, в колыхании травы вендам вдруг послышался тихий голос:
        - Верно! - шептала жесткая трава.
        - Уходите! - вторил ветер.
        - Скорее! - шелестела листва деревьев.
        Венды переглядывались. Показалось? Нет! Сомнение разрешил далекий, еле слышный крик. Казалось, он несся сверху, с высоких голубых небес.
        - Бегите скорей! За вами идут!
        Добромил узнал его. Это голос той богини, которая отогнала ворона в Пекле и вывела его из царства Мораны! У них есть защитница. Она им помогает!
        - Уходим! - крикнул княжич. - ОНА знает, что делать!
        Путники быстро собирались.
        Добромил и Борко забрасывали землей костер и наглухо утаптывали его. Милован и Прозор седлали жеребцов, тщательно проверяя, чтоб ремни нигде не терли конских боков. Любомысл сбрасывал в один мешок и еду, и нехитрую утварь. Потом всё разложит.
        - Вперед!
        Прозор пустил жеребца рысью. Любомысл с досадой оглядывался на туман - Радужный Путь. Эх, не довелось дождаться того часа, когда он проход раскроет! Не в незнакомый мир надо скакать, а в родную землю спешить! Ладно - вернутся. В этом старый мореход не сомневался.
        Подковы коней высекали искры из серого камня Древней Дороги. На этот раз венды скакали не сполошно, как вчера вечером, догоняя Дичко, а соблюдали установленный порядок: впереди Прозор на гнедом, за ним молодцы, а замыкали отряд Добромил и Любомысл. Впереди должна ехать охрана. Для княжича так безопасней.
        К месту спуска прискакали быстро. Только объехали дальний изъеденный ветрами утес, как прямо под ногами их коней открылся вид на долину. Она лежала далеко внизу, аж дух захватывало. От увиденного венды ошалели, головы кружились от высоты и необъятного простора.
        Резкий порывистый ветер разметал плащи, растрепал гривы коней и волосы всадников.
        Под ними неторопливо плыли легкие прозрачные облака. Ниже раскинулась странная долина. Внизу возвышался темный зловещий лес. Солнце уже разогнало туман, что окутывал его утром, и лишь редкие клочья еще лежали в прогалинах. Деревья казались затянутыми пыльной паутиной. Вид этого леса угнетал вендов, он казался им мрачным, таящим в себе немую угрозу.
        Лишь в одном месте сияло ярко-зеленое, будто весенняя листва, пятно. И озеро, блестевшее в его середине, имело чистый голубой цвет.
        Далеко за лесом, в сизой дымке, простерлось каменистое поле с редкими обрубленными скалами. За долиной, у края небес, виднелись горы. Они будто парили над ней. Их вид поразил вендов.
        Прозор правду сказал: с горами происходило нечто непонятное.
        Вершины их подрагивали и медленно колебались из стороны в сторону. Горы незаметно для глаз меняли очертания: то становились округлыми, будто холмы, то вытягивались вверх острыми гребнями. Вся далекая призрачная горная гряда находилась в непрерывном движении, будто камень там был живой и текучий.
        «Верно! Морок! - мелькнуло в голове Любомысла. - в жарких пустынях порой возникают очертания далеких гор и лесов. Говорят, что иной раз на краю небосвода можно видеть города или плывущее корабли. Но… Прозор сказал, что видел эти странные горы еще рано утром. А сейчас солнце стоит высоко. Времени много прошло. Пустынный морок не висит долго. И в песках марево подрагивает, но вид морока остается неизменным. А тут нечто иное…»
        Прозор оглянулся. Обвел серьезным взглядом лица спутников и махнул рукой в сторону ясного зеленого пятна. Венды поняли, что хотел сказать предводитель.
        «Вперед! Туда! Что бы там ни было, но все лучше, чем здесь!..»
        - До пятна кораблю под парусами при хорошем ветре где-то треть дня идти, - привычно отметил Любомысл. - Значит, мы к нему только к вечеру доберемся. Нам вниз спуститься надо, на это много времени уйдет. Сами видите, каким путем пойдем.
        Склон горы порос лесом и был изрезан щелями. И только узкая тропка Древней Дороги вилась меж камней, спускаясь вниз, то появляясь, то исчезая, как утлая бечева, потерянная заблудившимся путником.
        Видно было, что дорога кое-где осыпалась и неожиданно прерывалась черными полосками трещин.
        Видно было, что дорога кое-где осыпалась и прервана черными полосами провалов.
        Но непроходимой она не казалась. Всегда найдется объездной путь. А у лесных охотников на лучшую и кратчайшую дорогу еще с детства был выработан особый нюх.
        Копыта лошадей зацокали по резво убегающей вниз серой брусчатке.
        - Да… - качал головой Добромил. - Вот это места! Даже подумать о таком мире сложно, не то что представить! Любомысл, ты мне о горах рассказывал. Это вдали они и есть? Такие же высокие, как наша? Почему они движутся?
        Старый мореход не знал что ответить. Вроде бы там горы, а вроде бы и нет. Морок!
        - Так тебе отвечу, княжич. В далеких, засыпанных раскаленным песком пустынях, где ничего не растет и нет ничего живого, на краю земли иной раз возникает чудо. Далеко в небесах появляются незнакомые города, а порой и зеленые леса. Иной раз можно увидеть висящее в небе море и плывущий по нему парусник.
        Милован обернулся. Хоть в ушах и шумел ветер, но громкий голос старика слышно было неплохо.
        - Здорово! Ты сам видел?
        - Нет, - с сожалением пожал плечами Любомысл, - сам ни разу не видел. Слышал. Так ли это на самом деле - не знаю. Могу лишь сказать, что в море мы однажды встретили блуждающий остров.
        - Блуждающий остров? - На этот раз обернулся Борко. Любомысл такие занятные вещи рассказывает! - А это что за диво? Он как корабль плывет?
        - Нет, - улыбнулся старик, - не плывет. Этот остров вроде бы есть, а вроде бы его и нет. Вот слушайте. Шли мы как-то знакомыми водами. Знаем, что островов в них нет. А тут - раз! Появляется остров. Посередине его гора великая, вершина у нее снежная. Ниже снега лес растет. Водопады в нем видны. Ну-у, диво! Мы парусник к этому острову направляем. На незнакомой земле всегда что-нибудь путное найдется! Да даже свежей воды набрать, и то хорошо! Плывем, спешим… Ветер попутный паруса надувает, корабль гонит. А остров всё перед нами и на том же месте! Время к вечеру пошло. Солнышко за небосвод уходит. И тут вдруг остров возьми и исчезни! Будто и не было его вовсе. Вновь морская гладь перед нами! Морок это был. Такое вот в морях встречается. А то, что в пустынях бывает - не видел. А вот в море - пожалуйста. Но эти изменчивые горы на блуждающий остров не похожи.
        - А пустыня обязательно песком засыпана? Или камни в ней тоже есть? - спросил Милован.
        Борко принялся важно поучать друга.
        - Пустыня - она и есть пустыня. Хоть песок в ней, хоть камень, хоть голая земля. Это ты к чему спросил? А-а-а! Верно подметил! Это ты о той пустоши, что за лесом видна? Да, там пустыня. Только каменная да скалами усыпанная. Правильно, Любомысл?
        - Верно-верно, парни! На то она и пустыня, чтоб пустой быть. Главное, в ней ничего не растет и мало кто живет. А песок в ней или камень - это все едино. Выходит, что все-таки те дальние горы в ней только кажутся. Морок. Но что там, мы проверять не будем. А? Прозор?
        - Не будем, - засмеялся предводитель. - Убедили. Морок это. Ну его к лешему. Нам до зеленого пятна добраться бы. А к тем горам и не сунемся. Ну их… Только вот все равно непонятно, - рассуждал богатырь. - Как тех гор не может быть? Ведь они где-то есть? И почему двигаются? Я как увидел их, то решил, что они живые. Аж ошалел! Мне даже жаль, что мы к ним не пойдем. Занятно было бы взглянуть поближе. Горы, и шевелятся!
        - Ничего там нет, Прозор! - убеждал Любомысл. - Ничего! Нечего нам в пустыне делать.
        - Да это я так сказал. Сам знаю, куда наш путь ведет. Налюбовались? Теперь внимательней будьте. Завалы пошли. За мной. Места глухие начались. Кто в них живет, то неведомо. Смотрим и слушаем. Что это за тварь утром у скалы стояла и куда она ушла, мы не знаем.
        - Гляньте! - неожиданно крикнул Любомысл. - Там, вдали!
        От края неба, со стороны гор, к лесу летела мрачная туча. Она стремительно близилась и росла прямо на глазах.
        ГЛАВА 6
        В хвором лесу
        Не успели путники опомниться, как туча уже клубилась над лесом, и темные изрезанные сполохи прыгали и цепляли острыми гребнями верхушки деревьев.
        Вот она уже у подножия горы - накрыла Древнюю Дорогу. Остановилась, будто раздумывая, и поползла наверх.
        Прозор вздернул повод так, что гнедой встал на дыбы.
        - Беда! Не знаю, что это! Бежим! Назад!
        И тут снова послышался далекий, еле уловимый голос, что не так давно предупреждал вендов о неведомой опасности. Как и прежде он, казалось, идет отовсюду: от травы, от шелеста листьев, от дуновения ветра.
        - Нет! Вас гонят в ловушку! Надо ждать! У них нет сил! Переждите!..
        Тихое эхо прокатилось по земле, замерло… И началось!
        Туча стремительно пошла вверх и поглотила вендов. Стемнело.
        Ледяной ветер жег лица. Холод пронизывал до костей. Крупные капли застучали по спинам. Все чаще, чаще, и понеслось… Струи дождя секли лица, одежда разом промокла насквозь, холодная вода затекла за ворота и ползла по телам.
        Буря крутила струи, превращала их в прыгающие ледяные жгуты. Они хлестали всадников, приседавших лошадей.
        Грохот дождя и ветра заглушал голоса.
        Плотные струи воды скрывали мир. Казалось, буря никогда не кончится.
        Вендам видели, что рядом с ними мелькают смутные тени и тянут к ним серые изорванные сгустки, будто хотят окутать и утащить в холод и бесконечный мрак…
        И тут сквозь тьму блеснул солнечный луч. И ветер вдруг потеплел, перестал сечь мерзлыми щупальцами. И струи дождя теряли силу и твердость. Буря стихала.
        Выглянуло солнце и сразу прогрело и людей, и животных, и землю.
        От вендов и коней валил пар. Под копытами хрустели тающие льдинки. Земля просыхала прямо на глазах.
        - Ну-у… - Прозор покрутил головой. - Не знаю, что это было, и как оно так ловко подгадало и над нами опорожнилось, но вот что-то мне вещует, други, что задерживаться не стоит. Неизвестно, что еще прилететь может. Вперед!
        Впрочем, больше неожиданных неприятностей не было, и дальнейший спуск прошел успешно. Кони осторожно ступали по серому камню Древней Дороги. Прозор, как бы ему ни хотелось быстрей покинуть гору, не торопился. Предводитель выбирал наиболее удобный путь. Спуск крут, порой с одной стороны шла отвесная стена, а с другой зияла пропасть. Жеребцы пугались непривычной высоты и старались держаться подальше от края.
        Иногда встречались высокие завалы, на них приходилось неспешно взбираться, ведя коней на поводу, а порой даже искали обходной путь.
        Тогда долго петляли по глухим распадкам, заросшим красноватым пышным мхом и кустами папоротника. Их вид напомнил Прозору о его давнем походе на древнее болото - Гнилую Топь. В его лесу папоротник встречается не так часто, он обычно в низинах и мокрых местах растет, а тут…
        Шли медленно: крутые обрывы и для людей, и для жеребцов непривычны. Горы - это не лес и ровные поля. Горы пугают: под ногами неожиданно осыпается камень, и такая же каменная россыпь может завалить сверху. Но, худо-бедно, дошли…
        Прозор улыбался и победно оглядывал друзей. Лица их раскраснелись, сияют. Еще бы, такой путь одолели!
        - Ну вот, спустились, други! Все-таки горы - они не для нас. Лес есть лес. В нем ног не переломаешь и не устанешь. Лес хорош, пусть даже он и с виду поганый, как этот…
        Деревья и впрямь выглядели скверно, и вид их наводил тоску. Изломанные сросшиеся ветви затянуты паутиной, стволы покрыты сероватым налетом. Листва квелая, бурого цвета. Некогда гордых красавцев поразила неведомая хворь.
        И, судя по тому, что они видели сверху, такой безотрадный лес рос везде. Кроме яркого зеленого пятна.
        Древняя Дорога обрывалась на поляне перед лесом. У его кромки увидели небольшой ручей, поросший желтоватой ломаной травой. Вода в ручье стояла затхлая, зеленая. От нее исходил слабый запах падали. За ручьем тянулись низкорослые заросли кустарника. Дальше начинался хворый лес.
        Прозор поморщился. Такую воду ни они, ни кони пить не станут. Это не болотная вода. В болоте сдвинь в сторону ряску и черпай. От болотной воды худа не будет, это издавна известно. Ее сколь хошь долго можно хранить, - не протухнет и не испортится.
        Хорошо, что с собой колодезная вода есть. Запаслись. Им хватит и коням немного останется. Ладно, это только начало леса. Что-нибудь да найдут. На худой конец лошадей на поводу поведут - не будут утруждать. А к вечеру до озера доберутся. Там вдосталь их напоят.
        - Ну, что дальше, лесные люди? - спросил Любомысл. - В какую сторону путь держим?
        Прозор глянул на солнце, перевел глаза на вершину горы. Соображал, как короче идти к зеленому пятну с голубым озером посередине. Не оставаться же здесь, средь затянутых пепельным налетом деревьев.
        - К озеру идем. Оно там… - Прозор махнул рукой, показывая направление. - Дойдем и там расположимся. Вода - есть вода. Коням без нее худо. Видишь, как устали? Непривычны. Как еще ноги по этим завалам не переломали. Эх, бедолаги! Думаю так: по прямой до озера за полдня доберемся. Это даже если особо не спешить. Значит, к вечеру. Идем осторожно. Земля чужая, лес незнакомый. Кто тут живет, мы не знаем. Мы ж тут гости… Вот и поведем себя по гостевому, с бережением. А не как бер в малиннике, что до сладких ягод добрался.
        - Озеро чуть левей будет, - улыбнулся Любомысл. - Верь старому мореходу. Если твоим путем пойдем, только края зеленого пятна коснемся. Придется сворачивать, а лишний путь не к чему. Я это по вершине сужу. Еще на горе обозначил, как короче.
        Прозор уважительно посмотрел на старика. Ему вера есть, мореходы - особый народ. Ночью по звездам корабли ведут. Днем по солнцу и одним им ведомым приметам.
        - Едем!
        Венды неторопливо направили коней в сторону зеленого пятна Под копытами захрустели сучки, шуршала жесткая трава.
        - Ты не устал, княжич? - заботливо спросил Любомысл.
        Мальчик досадливо мотнул головой. Ну сколько можно считать его маленьким неразумным дитем! Откровенно говоря, он в самом деле утомился, но виду не подавал. Знал, что усталость пройдет. Небольшой передых - и пройдет. Он же дружинник! И он станет таким же замечательным охотником, как и его друзья-венды. А им усталость неведома. Когда требуется - то сутками по лесу ходят.
        Ехали недолго. Вдруг Прозор внезапно подняв руку, стрельнул страшными глазами по лицам. Потом медленно поднес палец к губам. Тишина!
        Вендский охотник вслушивался. Ноздри раздувались, втягивая воздух. Вдобавок к замечательному зрению, позволяющему видеть в ночи, как днем, богатырь обладал превосходным нюхом, подстать иному хищнику.
        Не один Прозор почуял неладное. Борко и Милован насторожились прежде, чем предводитель дал знак. Молодцы застыли в седлах и смотрели назад, на опушку перед гнилым ручьем; в ту сторону, где обрывалась Древняя Дорога и где их отряд недавно вошел в лес. От того места отъехали недалеко. И сейчас там что-то происходило.
        Лесные люди… Охотники…
        Звериное чутье их даровано Прародителями-Зверьми. Род Прозора идет от предка Лося. Борко и Милована от Рыси. Любой венд ведет свое начало от Прародителя-Зверя.
        Даже Любомысл учуял неладное, хотя за годы странствий по морям этот дар притупился. Без леса чутье глохнет.
        Лишь Добромил ничего не ощутил. Сын виннетского князя по рождению вендом не был. Лесные охотники его воспитывали. Но так же, как и его товарищи, мальчик замер. Он учился у дружинников своего охранного отряда и старался во всем им подражать.
        Прозор особым образом чмокнул губами. Кони запряли ушами - этот знак для них. Умные животные с рождения приучивались к тому, что, услышав этот звук, начинали ступать как можно тише.
        «Прочь отсюда! В глушь!» - предводитель махнул рукой вперед.
        Кони шли тихо и осторожно, ветки кустарников бесшумно скользили по их бокам.
        Добромил уже понял, что насторожило вендов. Сзади доносился еле слышный грузный топот, будто кто-то тяжелый старался как можно сильнее стукнуть по земле.
        Когда отъехали подальше, Прозор спешился. Богатырь передал повод Миловану и сделал рукой несколько жестов.
        «Вы идите вперед и ждите там. Я вернусь, посмотрю…»
        Прозор тронул висевшие за спиной лук и меч. Кивнул на луки дружинников. Мол, держите оружие наготове. Богатырь исчез меж деревьев.
        Вскоре путникам пришлось спешиться. Уперлись в чащобу. Добромилу она казалось непроходимой. Но это только на первый взгляд.
        Мальчик уже умел передвигаться по лесу так, как это делают охотники.
        Главное - это представить, что ты часть леса. Слиться с ним. Не думать о том, что нужно отодвинуть вот эту, казалось, мешающую пройти веточку. Надо просто легким ветерком скользнуть вдоль нее. Тогда она тебя пропустит и даже не шелохнется. То же самое и с травой, и с безжизненными, вроде бы, камнями. Если не тревожить обитающих в них духов, то пройдешь незримо.
        Вот так и шли. И даже этот поруганный и хворый лес откликнулся на проявленное вендами уважение.
        Ни сплетения буйной поросли, ни свисающие с высоких стволов странные мохнатые веревки, ни кустарники, ветви которых порой были усеяны острыми шипами, ничто, растущее в этом лесу, не мешало идти споро и бесшумно.
        И оказалось, что лес обитаем и полон жизни. Высоко в кронах деревьев перепархивали незнакомые резко верещащие птицы. В кустарнике, мимо которого шли, слышался шелест ветвей и тонкий свист. Там шебуршал, делая свои важные дела, какой-то незнакомый вендам зверек. Он попискивал и таращил на людей свои блестящие желтые глазки.
        Отойдя подальше от Древней Дороги, путники остановились. Надо дожидаться Прозора.
        А он в это время затаился за высоким кустарником, что рос сразу за гнилым ручьем. Ждал. Прозор припал к земле и будто слился с ней. Казалось, он даже не дышит. Ничто не выдавало, что на этом месте кто-то есть.
        По лесу летел глухой гул и порой раздавался гулкий стук и шелест крон. Это падали стволы деревьев. Нарастал тяжелый топот, от которого содрогалась земля. Уже близко слышался треск ломаемых ветвей, тяжелые длинные вздохи и сиплый рев.
        И вот…
        У Прозора в горле встал ком и его не сглотнуть! Показалось, что он невзначай проглотил холодный угловатый камень. Этот каменный обломок застрял чуть ниже груди и студил сердце.
        Из леса на конец Древней Дороги с шумом выходили три невиданных зверя.
        «Ящеры!» - стукнула мысль.
        Иного названия этим чудовищам было не подобрать. Они тяжело и вязко перебирали длинными задними лапами, а передние… Будь Прозор в другом месте и не исходи от чудовищ неведомая угроза, то он непременно бы улыбнулся. Но сейчас венду было не до смеха…
        В сравнении с тяжелыми и толстыми задними лапами, передние казались мелкими и несерьезными детскими ручонками. Они безвольно и беспомощно висели на желтоватой, в пестрых цветных разводах груди. Ящеры шагали на задних лапах, передние не выдержали бы веса чудовищ и сразу бы сломались.
        За грузными тушами, шурша, волочились длинные, усеянные треугольными шипами хвосты. Зеленоватая чешуя переливалась в солнечных лучах. Она походила на рыбью, но каждая чешуйка чудища размером оказалась не меньше трети дружинного щита.
        Разинутые пасти сверкали острыми, длиной с локоть, зубами. Порой меж передних клыков вылетал и тут же прятался длинный раздвоенный язык.
        Желтые глаза с узкими черными зрачками казались остекленевшими и лишенными не только разума, но и жизни.
        Из нутра чудовищ вырывалось шумное дыхание Оно-то и походило на длинный глухой вздох. Изредка ящеры задирали пасти и оглашали воздух жутковатым, походившим на стон, ревом.
        Казалось, что эти твари вылезли из самых глубин пекла. При каждом их шаге подрагивала земля.
        Но самое важное, что увидел венд, это то, что на чешуйчатых броневых спинах ящеров, в хитроумном переплетении толстых цепей, были закреплены подобия деревянных площадок. На них стояли люди…
        Кто они и что собой представляют, разобрать Прозору не удалось. Тела скрывали длинные, до пят, то ли балахоны, то ли плащи.
        У каждого в далеко отставленной руке длинный посох. Люди на площадках стояли неподвижно. Даже складки черных одеяний не шевелились. Как они повелевали ящерами - непонятно. Казалось, исполинские твари повинуются незримым, молчаливым приказам и идут, куда надо черным балахонам. Про себя Прозор сразу же прозвал людей на площадках повелителями. Отчего он их так обозвал, охотник и сам затруднился бы ответить.
        За ящерами шел еще десяток людей, обряженных в такие же балахоны, только серого цвета.
        Посохов у серых не было. В руках они держали длинные копья, а за спинами их висели длинные угловатые щиты.
        Повинуясь незримому приказу черного балахона, передний ящер остановился. Два других чудища подошли, стали так, что получился треугольник, и замерли.
        Глаза их бездумно смотрели друг на друга. А из пастей все так же вылетали и прятались длинные языки.
        Казалось, что стоявшие на площадках люди совещались. Хотя Прозор, как ни напрягал слух и как не проглядывал глаза, не услышал ни звука и не увидел какого-либо движения. Но венд был уверен - повелители чудовищ переговариваются.
        Капюшоны не только скрывали головы, они скрадывали и лица. Казалось, что внутри черных балахонов никого нет, что вместо лиц - бездонные провалы, пустота. Может, так оно и было.
        Так же выглядели и пешне - в серых балахонах. Лиц нет, вместо них мерцали бледные сгустки. Но складки их одежды все-таки шевелятся, будто их раздувает ветер.
        Один из черных повелителей вдруг шевельнулся и указал посохом в сторону леса. Туда, куда недавно ушли венды.
        В висках Прозора бухало тяжелым молотом. Опасность! Приобретенное в детстве чутье сейчас в полной мере показывало себя. Как только он разберется, в чем дело и как лучше действовать - боль уйдет. И она сразу отпустила: охотник решил, что если ящеры пойдут в лес, то он обозначит себя.
        Пусть внимание балахонов будет привлечено к нему. Он побежит в другую сторону, уведет чудовищ подальше. Возможно, они его нагонят. Ну что ж, своей смертью он отведет беду от друзей. Видимо те, кто скрываются под длинными одеяниями, не просто люди. Они колдуны и чувствуют, что творится вокруг…
        Прозор напрягся. Приготовился вскочить и припустить так, как он никогда не бегал…
        Обошлось!
        Колдун на переднем ящере поднял посох и повел им на вершину горы, на ту изъеденную ветрами лиловую скалу, откуда начинался спуск в долину.
        На изогнутом конце посоха засверкала голубая искра, начала расти, распухать и вдруг с треском превратилась в сверкающий шар. Он неожиданно сорвался с посоха, поколыхался немного и полетел вверх, вдоль Древней Дороги.
        Прозор увидел, что по пути шар рос, багровел, потом стал сине-серым и незримо глазу превратился в такую же давешнюю серую тучу. Туча быстро взлетела и повисла рядом с вершиной горы. По краям ее бегали темные сполохи.
        «Ага! Вот чьих это рук дело! Понятно… Что ж, гроза нам не страшна. Она не эти чудища!..»
        Теперь вверх по Древней Дороге первыми пошли серые балахоны. Ящеры с черными повелителями на спинах двинулась вслед. Земля сотрясалась…
        А Прозор глядел на лапы чудовищ. Четырехпалые, с длинными сероватыми когтями. Тяжесть крошила камень Древней Дороги, когти оставляли в ней глубокие выбоины.
        Вот кто этим утром оставил след на мхе! Только оказалось, что это не великанская невиданная птица, а громадный холодный ящер, которым повелевал…
        Но над тем, кто повелевает чудовищами, Прозор думать не стал. Может, это вовсе и не люди. Лиц нет, складки балахонов почти не колышутся.
        Когда последний ящер скрылся за деревьями, что росли вдоль Древней Дороги, Прозор отполз подальше и решив, что его уже вряд ли увидят, стремительным охотничьим шагом припустил назад. Бежал, отмечал путь, присматривался к окружающему лесу, и в голове его скакали мысли.
        «Ох, свезло! Как удачно с вершины бежали! Кто знает, чем бы встреча с этими тварями закончилась, взяло бы их серебро или нет? Эти ящеры будто из Пекла вырвались. А их повелители? Люди? Похожи на людей, да вот что-то в них не то! Особенно у тех, что на площадках стояли. Не шелохнутся! У серых хоть движения видел, а эти!
        Добрые люди не станут свои лица от бога Хорса прятать! Тот все видит, и если что ему не по нраву, так запросто своими лучами спалит! А если скрыт солнечный бог тучами, так Перун ударит синей стрелой. Синяя молния смерть несет, что духам, что людям…
        Нет, недобрые это люди! Не будет человек, чья душа чиста, на таких гадах разъезжать! Экая на ящерах упряжь! Цепи! Их еще приручить надо, чудищ этих… И кормить неведомо чем. А попробуй-ка приручи ящерицу или змею. Шиш что выйдет! Каяться потом будешь! Ладно, может, Любомысл о таких тварях слышал? Весь мир исходил, много всякой жути знает… Ага! Скоро своих догоню. Во-он они! За теми деревьями ждут. Неожиданно появляться не стану, ни к чему, не то время…»
        Но все равно, хоть Прозор и смерил шаг, и даже постарался немного шумнуть, Любомысл, как и водится, его не заметил.
        - Уф-ф!.. - выдохнул старик. - Нельзя так, Прозор! Ты перед тем, как подойти, хотя бы обозначился чуток! Так ведь и сердце мое старое не выдержит!
        - Обозначился… - Прозор даже не улыбнулся. - Все меня видели! Подходил - шумел, ветви колыхал. Замечать надо. В лесу ведь живем, в лесу! На том и стоят вендские роды, что в лесу они и ловчее, и тише, и видят больше, чем иной люд. Или твой прародитель, Премудрый Бобр, не научил тебя по сторонам глядеть и беречься? Бобры все замечают, к ним, как ни старайся, не подкрадешься незримо! Плюх, и мигом в своем подводном срубе спрятались! А ты? Что, не слышал, как я иду? Долго мне тебя поучать? Кто кого воспитывать должен? Кто?
        Любомысл смущенно поперхал горлом и с укоризной посмотрел на молодцев. Борко пожал плечами:
        - Я думал, ты его видишь. Верно, Милован?
        Друг кивнул. Он тоже так считал.
        А Добромил смутился. Вот оно что! Он-то думал, что на этот раз видел, как Прозор идет по лесу. А оказывается - лесной охотник нарочно шумел и шел не скрытно. Не хотел понапрасну их тревожить. Княжич считал, что у него уже навык появился, ан нет! Ему еще учиться и учиться…
        Любомысл сдвинул брови. Решил отчитать друга. Сам спросил - кто кого должен учить! Ладно, поучит. Чтоб Прозору неповадно было еще раз так пугать. Впрочем, получилось это у старика не слишком внушительно.
        - Если бы я сызмалу и до зрелости в лесу жил, то и охотник бы из меня вышел не хуже тебя. А так… Сам знаешь, всю жизнь меня по морям носило. К лесу не приучен. Вот бы мне тебя на корабль! Нахлебался бы ты попреков - как правильно снасти вязать надо, и почему по волне не видишь - мель за бортом, скала подводная или глубокое дно… Каждый в своем деле хорош. А что я в лесу никудышен - так поздно учиться… Ладно, злые слова в сторону… Ты что такой взъерошенный? Что видел? Что случилось? Да чего ты лыбишься-то?!
        Прозор хоть и выглядел взволнованным, но лицо выражало довольство. Богатырь откинул со взмокшего лба мокрую белокурую прядь. В этом хвором лесу изрядно парило.
        - Да вот, други! Правильно мы сделали, что сбежали с горы, не мешкая! Обошлось! Вещало мне, что не к добру те следы на мху. И верно это оказалось. Сейчас по Древней Дороге по наши души какая-то нечисть наверх идет. Вот и доволен, что мы сейчас здесь - а не у них на пути. Надо пока полянку какую-нибудь найти. Привал устроим. Подумаем, как дальше быть. К озеру спешить не надо. С вершины оно хорошо видно. Коней и нас та нечисть легко увидит. На привале все расскажу. Там рассудим…
        Прозор вскочил на гнедого:
        - Тронулись!
        За годы странствий у Любомысла выработалась замечательная память. Долина, виденная им сверху, словно лежала перед глазами.
        - Туда идем, Прозор. - Старый мореход указал путь. В той стороне небольшая прогалина есть. Да и лес там не так част.
        В самом деле, подъехав, увидели, что округ прогалины деревья растут реже, да и растительность не столь буйна, как в чащобе. Для привала место самое то.
        Спешившись, примотали поводья коней к деревьями. Не надо их пока отпускать пастись. Все ночь траву жевали. Да и места незнакомые. Пусть рядом стоят.
        Прозор снял плащ и раскинул его на жесткой траве. Путники последовали его примеру. Сели в круг, чтобы видеть, что происходит за спинами товарищей.
        - Любомысл, - не откладывая начал Прозор, - что ты знаешь о ящерах?
        Старик задумался. Понял, о ком спрашивает Прозор. Не о том Ящере, что в пекле, а о тех, что на земле живут. В разных странах об этих чудищах по-своему говорят. Что ни народ, то свои сказы.
        - Называют их и так, и этак. У нас в Альтиде - ящер. У вестфолдингов - дракон. Названия их кораблей от этого имени идут. Драккар - дракон. Выглядят ящеры по-разному. Говорят, в мире не одна дюжина разного рода чудовищ наберется. Есть такие, что огнем дышат. Иные водой плюются. Есть с крыльями - летучие драконы, а есть такие, у которых даже ног нет. Они, как огромные змеи, в жарких песках и щелях скал живут. Разные есть. Только вот что я вам скажу, други дорогие. Мало кто их видел. Чудовища скрытны. А если кто случайно и наткнулся, так того в живых давно уж нет! Сожраны. Сам ящеров не видел. Только кольца морского змея в волнах, и не единожды! Он тоже сродни этим чудищам. А что?
        - А то! - угрюмо, не скрывая озабоченности, ответил Прозор. - То, что я сейчас у Древней Дороги видел самых что ни на есть настоящих ящеров! Или драконов… Не знаю. Ну и твари! Меня оторопь взяла. Оробел, хотя за кустами лежал, и они меня не видели.
        Добромил внутренне сжался. Раньше он выслушал много сказок и о крылатом огненном змее, что влетает в трубы изб, где живут одинокие женщины, и о подземных чудовищах, что спят на грудах золота и самоцветов, и о болотных жабах, которые растут сотни лет и вырастают такими большими, что могут легко сожрать всадника вместе с лошадью.
        Все это рассказывали мамки, что смотрели за маленьким княжичем. Это потом Любомысл объяснил ему - кто такие ящеры и драконы. Причем старый мореход присовокупил столько подробностей и историй, что Добромил не смог бы их все припомнить. Но из этих рассказов молодой княжич сделал твердый вывод: почти все ящеры враждебны людям и добра от них ждать не приходится.
        - Что за ящеры, Прозор? - тихо спросил мальчик.
        И богатырь принялся старательно пояснять.
        - Их было три. Вышли чудища из леса. Деревья ломали - как мы сухие тростинки. И самое главное - взнузданы они! Упряжь из толстых, с мое запястье цепей. На цепях площадки подвешены. На них люди стоят… В черные балахоны обряжены. Хотя, - поморщился Прозор, - какие это люди? Злыдни! Чародеи! Добрый человек такой твари избегать будет! За ящерами десяток воинов со щитами и копьями шли. В общем, нас ищут. По Древней Дороге те ящеры и люди направились. Наверх, к лиловому утесу. И тот след, что мы с Милованом утром видели, никакой не птичий. Это ящера след. Трое ящеров, ими повелевают трое колдунов. За ящерами шли еще десять человек в серых балахонах. Ладно, серые не страшны. Луков у них нет - мигом перебьем, если дело до схватки дойдет. И в рукопашную бы пойти не пришлось. А вот ящеры да черные колдуны…
        Прозор замолк. Задумался. Вспомнил, как один из чародеев тучу наверх пустил. Ладно - колдовскую тучу и перетерпеть можно. Подумаешь, водой побьет да поморозит. Хотя неизвестно, какой волшбой они еще владеют? Ящеры хуже. Чем и как их бить, Прозор не представлял.
        - С ящерами сложно, - подытожил богатырь. - Чешуя такая, что рогатиной не прошибешь! И брюхо тоже… Знаете, что мне брюхо напомнило? У бруктеров щиты из такой кожи сделаны. Вы все их видели - у князя Молнезара есть. После битвы с дикарями он несколько щитов как диковину взял. В оружейной палате хранятся.
        - А люди, что на ящерах ехали, чем вооружены? - спросил Любомысл. Старик мрачнел все больше и больше. Уже представлял, с какой силой они чуть было не столкнулись.
        - У них оружия нет. В руках посохи, отставлены. Сами стоят - не шевелятся. Балахоны не колышутся. Только и видел, что один этим посохом на лес указал, в вашу сторону, а другой тучу наслал на вершину горы. Видимо, не уверены они, где нас искать.
        Любомысл совсем опечалился и поник головой. Без оружия, на ящерах ездят… Посохи… Значит, сильным колдовством эти чародеи владеют, раз чудищами повелевают. Как слышал старик, к иным ящерам даже на глаза попадаться нельзя - взглядом завораживают. Такой морок насылают, что жертвы - хоть человек, хоть конь - да хоть кто! - сами к нему в пасть лезут. И приручить чудище нельзя. А кто без опаски может к ящеру подойти, взнуздать и ездить на нем? Конечно, сильные чародеи.
        - Плохо, - глядя в сторону, тихо сказал Любомысл. - Великие колдуны этими чудищами повелевают. Нам с нашими луками и мечами супротив них, как… - Старик замялся, подыскивая, с чем можно сравнить пусть и опытных, хорошо вооруженных воинов с сильными чародеями, что повелевают ящерами. - Как… как зайчонок против бера! Ничего от нас не останется. Одно остается - убегать и прятаться. Силу тех колдунов мы не ведаем, да лучше и не знать её нам! Не надо… Ишь - ящеров оседлали!
        - Ну! Не такие уж они и великие - колдуны эти! - ощерился Прозор. - Если бы они знали, что на горе нас нет, так не гнали бы свою тучу на вершину, и сами не полезли бы на Древнюю Дорогу. Они бы тут нас искали. А были бы поумней - так внизу бы поджидали. Значит, вдаль они глядеть не умеют. И чутье у них поганое: меня не видели, хоть я рядом, за кустами лежал. Это уже хорошо! Верно, молодцы?!
        Любомысл вздохнул. Из огня да в полымя… Избежали смерти прошлой ночью, когда нежить, что из Гнилой Топи вылезла, их чуть не задавила, так сразу же занесло в неведомую землю, где колдуны на ящерах, как на лошадках, разъезжают.
        Эх! Ну не везет им последние два дня! Не везет! Ладно, чему быть, того не миновать. Нити их жизней в руках богов. Но жизнь княжича Добромила они будут защищать до последнего вздоха Они будут биться… Надо, так и против богов пойдут. А боги сильней, чем все вместе взятые недобрые колдуны и ящеры. А там… Как сложится - так сложится.
        Любомысл воспрянул духом. Зря он унывает. Пустое. Все пройдет.
        - Что дальше делать будем? Прозор?
        - Передохнем чуток после спуска. Почитай, полдня по эдакой крутизне сползали. Если желание выскажете, то пожуем, что с собой прихватили. Ручеек надо найти. Всяко в то озеро что-то впадает. Сверху оно чистым кажется, значит, и ручьи, что его питают, чисты. Не весь же лес хворый. Вон, гляньте: кое-где и здоровые деревья растут. Зеленые, крепкие… Правда, мало их. Как я говорил, у самого озера на берег, когда светло, выходить не будем. Сверху хорошо видно - есть кто у воды или нет. Особенно за конями следить придется Им и пастись надо, и воду пить. Поэтому жить будем глухо и скрытно. Шалаши сделаем, а может, и небольшое зимовье срубим. Дело нехитрое. Пища? Она вон, в кустах шебуршат и на деревьях стрекочет. Наладим жизнь. У озера будем ждать следующего полнолуния. Ночью за вершиной я следить буду. Надо знать, ушли с горы колдуны или нет. Днем вы покараулите. Вот что я предлагаю. А вы что скажете, други?
        Любомысл покивал.
        Что ж, Прозор все верно говорит. Житье-бытье наладят, а там и дни полетят. Месяц переждать нетрудно. Будут жить так, как Прозор сказал, лесной охотник хорошо все придумал.
        Старый мореход вопросительно глянул на молодцев.
        - А вы, парни, что думаете?
        Парни пожали плечами. В лесу - так в лесу. Еще и лучше. Лес - не открытое место. Он и схоронит, и накормит. Хоть и не нравился он им, да выбирать не из чего, какой уж есть. У озера лес чище, сверху видели. Там зелень и нет на деревьях пыльного налета. Значит, там все хорошо.
        Борко встал и молча снял со своего жеребца мешок. В нем еда, что осталась с вечера и утра: жареное мясо, печеные корни; в холстине - просоленное сало, луковицы и сухари. Жаль, свежего хлебушка нет. Ну да ничего - можно немного и потерпеть. Главное - это выжить, вернуться к Радужному Пути и пройти сквозь дивный туман назад.
        После еды вендов разморило и потянуло в сон. Прозор и Милован решили прикорнуть. На стражу поставили княжича и Борко. Любомысл спать не хотел.
        Старик раскрыл свою заветную суму и неторопливо перебирал в ней разные разности.
        Княжич и Борко пристроились рядом. Интересно посмотреть, что там у него лежит. Старый мореход, когда расположен, рассказывает всякие занимательные вещи. А поговорить - он всегда готов. Главное - это задать ему какой-нибудь вопрос.
        Любомысл достал плотный сверток. В холстине лежали туго скатанные черные листы. Те, что прошлой ночью нашли в Древней Башне.
        Старик потянулся было размотать холстину и глянуть на диковинные листы еще раз, но передумал. Ни к чему. Это надо делать с каким-нибудь знающим ведуном, а то и волхвом. Хотя почитать, что на них еще написано, все-таки тянуло. Старик решил пока отложить это занятие. Сначала покурит и подумает.
        Старый мореход извлек свою замечательную трубку и неторопливо набил душистым, отдающим запахом трав, табаком.
        Глядя на него, Борко печалился.
        Вот бы и ему научиться так же пускать клубы темного дыма! Он бы курил, сидел, окутанный густым облаком, и, хмуря брови, многозначительно молчал. А все окружавшие его (в основном молодые статные девушки) ему бы внимали. Терпеливо ждали, что он еще изречет.
        Так ведь не выходит курить! Тошнит, еле отплевываться успеваешь, а потом сон тяжелый бьет. Он-то пробовал! Любомысл разок доверил ему трубку. Больше он не будет так себя изнурять. Ну его к лешему, табак этот!..
        Любомысл высек огонь; подпалил кусочек трута, тщательно оберегаемый от сырости в глиняном горшочке; затянулся и неторопливо выпустил через ноздри не то что клуб, а целое облако дыма!
        Старик мечтательно уставился вдаль. Глаза его затуманились. Вспоминая, что было написано на древних черных листах, бормотал:
        - Повелители огненных единорогов… Пирамиды… Земля за гранью мира… Эх, непонятно все это! Хорошо бы узнать, что это такое - земля за гранью мира? Да опасно! Любопытство сгубило не одну кошку…
        - Какую кошку? - не понял Борко.
        - Обыкновенную. Рыженькую, в меру пушистую. Она как-то в кладовой мышек ловила, добро стерегла. Никого не выловила, проголодалась. Попробуй-ка сам у мышиной норки полночи просидеть-прокараулить. Вот кошечка и решила глянуть, что там на полках в крынках есть. Полюбопытствовала. Принюхалась, вроде сметанный дух из них идет. Засунула она свою непутевую голову в крынку. И впрямь сметана! Ела она ее, ела! А как наелась, то чует, что голову вытащить не может. Узко отверстие. Застряла кошка!
        Любомысл замолчал и чему-то усмехнулся. Что-то ему говорило, что эти черные листы сродни той крынке со сметаной. Их так и подмывало развернуть и прочесть. Но вот надо ли? Он не кошка! Везде нужна осторожность. Хватит и того, что Милован, сложив определенным образом пальцы, вызвал морок: какую-то темную ледяную пустыню, посредине которой стояла озаряемая молниями гора и на вершине ее горел огонь. Да еще молодец диковинного красного человека в железной короне видел. Им только этого сейчас не хватало - диковинок всяких. И так непонятно, куда занесло. Отсюда бы выбраться!
        - А что с кошкой-то дальше было? - любопытствовал Добромил. Этой сказки он еще не слышал.
        - Да ничего плохого, мальчик. Свалилась кошка с полки. Вместе с посудой. Крынка об пол ударилась и разбилась. Утром пришел хозяин - глядь! - весь пол в сметане и черепках. Отругал он кошку. Не за то ругал, что беды натворила, а за то, что шастала, где ей не положено и сметану слизывала. Он должна добро беречь, а не портить. За то ее корил, чтобы в привычку не вошло. Привычка, оно дело такое - от нее трудно избавиться.
        - Она же не виновата, что ей есть захотелось, - неуверенно протянул Борко. - Мышей-то не поймала. Не всякая охота удачна.
        Любомысл посмотрел на парня и фыркнул. Ну что с него взять? Слишком прост молодец.
        - Это я к тому притчу рассказал, что не надо заглядывать туда, куда тебя не просят. Я об этих листах говорю. - Любомысл потряс свертком. - Не стоит их разворачивать. Что-то меня в сон потянуло. Вздремнуть немного? А вы покараулите.
        Старик хитро глянул на Борко и спросил, наперед зная, что последует решительный отказ.
        - Табак курить будешь? Хочешь, и тебе трубку набью!
        - Нет! Спасибо, Любомысл, за ласку и доброту. Не буду курить! Не умею и не могу. А ты спи, если в сон тянет. Я не буду, ночью выспался. Должен же кто-то на страже стоять. Должна же хоть какая-то польза от меня быть, от калеки немощного. - Борко показал сломанную руку. - Мы с княжичем покараулим. Верно?
        И тут Добромил каким-то не своим голосом медленно и раздельно произнес чудные слова.
        - Листы не смотрите, и не разворачивайте. Вам это не дано. Ту нежить, что вышла из древнего болота, вызвали они. Нежить шла за ними. Сберегайте их. Придет время, и листы вернутся туда, откуда их украли. Сберегайте…
        Эти слова Добромил сказал странным мурлыкающим голосом. Будто кот напевал. Говорил медленно, с расстановкой, - а у самого глаза отрешенные, вдаль глядят.
        Любомысл вздрогнул.
        - Да ты что, княжич?! Ты что говоришь?!
        Добромил не откликался. Глаза затуманенные, и Любомыслу показалось, что по лицу княжича скользнула мимолетная судорога.
        Борко выпучил глаза, он ничего не понимал. Только видел, что с Добромилом творится что-то не то. Только молодец протянул руку, хотел тронуть мальчика за плечо, как княжич вновь повторил странным голосом:
        - То, что вышло на Гнилой Топи, шло за ними. Пришло его время… То, что вы их забрали - благо…
        И тут наваждение, творившееся с княжичем, схлынуло. Добромил смотрел на старика таким знакомым, простым, и чуть-чуть недоуменным взглядом.
        - Ты о чем, Любомысл? Извини, прослушал. Затмение какое-то вдруг нашло. Будто я не тут, а в каком-то незнакомом мире нахожусь. Гляжу на долину, в ней осень. Очень красиво, опавшая листва кругом: красная, желтая… Я у дерева сижу, а рядом со мной тот пес в самоцветном ошейнике, на меня смотрит… А потом… Нет, не помню!
        Старик и Борко переглянулись. Да что ж это такое, с княжичем-то?! Любомысл решительно сказал:
        - Я спать не буду. Спи ты, Добромил. Тебе, думаю, отдых нужен.
        Княжич безропотно повиновался. Он и в самом деле вдруг ощутил себя усталым и разбитым. Будто весь день в седле провел.
        Добромил мигом уснул. Дыхание выровнялось и стало почти беззвучным. Казалось, княжич не дышит. Лицо бледное и спокойное. Он устал…
        Любомысл смотрел на спящего мальчика и тягостные думы терзали его душу.
        Что случилось с княжичем? Почему он вдруг заговорил не своим голосом? Что за странные слова он произносил? Этого старый мореход не мог понять.
        В одном лишь он уже был твердо уверен: эти четыре черных листа, покрытые только ему одному понятными письменами, даны им не случайно. Не просто так Борко нашел их в пыльном закутке Древней Башни. И все то нехорошее, что случилось с ними за последние двое суток, связано именно с этой древней рукописью.
        Листы надо сберечь. Их заберут и куда-то вернут. Но кто заберет? Куда вернут?
        Любомысл вздохнул: не стоит гадать, видимо, от них уже ничего не зависит. Им положено идти неведомым, но важным путем. И что-либо изменить невозможно.
        Солнце клонилось к закату, и отдохнувшие венды отправились дальше. Надо найти ручей и выбрать место для ночлега.
        Зеленое пятно, к которому они двигались, располагалось не так уж далеко от конца Древней Дороги. Если даже не спешить, то за полдня добраться можно. Как раз к вечеру и дойдут. Там и заночуют. Но пока светло, к озеру подходить не будут. Спрячутся в окружающем его лесу. Прозор будет ночью следить за вершиной. Не будут же эти колдуны на ящерах все время поджидать их на горе? Когда-нибудь да уйдут оттуда.
        Шли к следующей прогалине. Любомысл помнил, что дальше, на пути к озеру, есть еще одна полянка. Виденный сверху лес и вся долина хорошо запечатлелись в памяти старого морехода.
        Лес оказался не таким уж буйным и непроходимым, как показалось в начале пути. Большинство деревьев вендам было незнакомо. Много из них покрыто серым, схожим с пеплом налетом, а порой и плесенью. Иные деревья изломаны так же, как и на вершине горы. Но иногда встречались хорошо знакомые - почти как в родном лесу! - сосны, клены, дубы… Большинство из них росли стройными красивыми деревьями, но вот некоторые…
        Стволы волнообразные, кривые. Будто, когда они были юными, их нарочно гнула в разные стороны неведомая сила. А потом выросли и остались такими. И ничего уже не поправишь. Больно на них смотреть…
        Сначала Прозор, видя такое безобразие и непотребство, только мрачнел. Потом привык и перестал обращать внимание. «Пусть себе растут, как им удобнее…» - мудро рассудил венд, уклоняясь от шипов и мохнатых веревок. Молодцы и Добромил дивились. Любомысл молчал - за годы странствий он видел диковинки и почудней, чем такие деревья. Подумаешь.
        Вскоре выбрались на небольшую полянку. Заходящее солнце заливало ее радостным светом, и после лесного сумрака она казалась чистой и приветливой.
        Нет свисающих с деревьев мохнатых веревок, что неприятно касались рук и лиц; нет мокрых мест, где вились рои мошкары; не видно покрытых пепельным налетом или просто замшелых стволов - поросших диковинными грибами с островерхой красной шляпкой.
        Милован потянулся было сорвать один такой гриб, да Прозор на него так цыкнул, что парень забыл, за чем и руку-то тянул!
        - Некоторые грибы даже трогать нельзя1 Не то что нюхать, или в пищу употреблять! Или не ведаешь, сколько наших предков в муках в Нижний Мир ушло? Чем мы тебе руки лечить будем? Возись с тобой потом…
        Тут Прозор прав. Даже в родном лесу встречались такие ядовитые грибы, поев которых человек на этом свете долго не задерживался. Быстро шел по лунной дорожке на Велесовы пастбища. А еще говорили, что в дальних землях далеко на полудне в густых чащобах растут такие грибки, что на них даже смотреть не стоит - если жить еще охота. Может, это и выдумки, но незнакомых грибов следует избегать. А в этом лесу попадались или сплошь незнакомые, или обыкновенные поганки.
        - Грибы есть не будем, - ворчал Прозор. - Зверья всякого тут много. Ягоды? Тоже не рвать и не пробовать. Может, тут вороний глаз на нашу чернику или голубику похож. В общем, други, осторожней! Не тяните в рот что попало.
        На краю полянки стояла избушка. Первым ее увидел Борко и, вытянув вперед здоровую руку, тихонько шепнул:
        - Гляньте, диво какое… Жилье…
        Впрочем, на обитаемое жилье эта ветхая и маленькая избушка мало походила.
        Меж трухлявых, почерневших от времени и растрескавшихся бревен зияли широкие - с ладонь - щели. Кровля из пожелтевшего дерна провалена Изба покосилась. Казалось, она вот-вот съедет в сторону, рухнет и раскатится по бревнышку. И стояла она не на земле, а на широком, большом - в половину человечьего роста - пне. Ни окошек, ни трубы.
        Весь ее скорбный и ветхий вид говорил, что в ней давно никто не живет.
        Прозор, подняв брови, качал головой. Дивились и остальные. Зачем ставить избу на пень? Рухнет! Вон как вся скособочилась - только дунь на нее, и повалится. Одна труха останется. Как в такой жить можно? И ни крыльца, ни двери. Окошек не видно. Даже намеков нет, как в нее входить. Может, со стороны леса вход?
        Прозор тронул повод, подал знак оставаться на месте, и неторопливо подъехал к избушке. Оружия венды не доставали, хотя держались настороже. Вдруг какое чудо из избы выскочит?
        - Что за леший тут живет? - бормотал Милован. - Пень-то зачем? Рухнет быстро…
        Прозор глянул сквозь щели и отпрянул.
        - Поехали отсюда, - мрачно прошептал он. - Никто тут не живет. И не жил никогда. Это могила.
        Теперь сквозь широкие щели все разглядели, что в избе белели человеческие кости.
        Они просвечивали сквозь лоскуты истлевшей дерюги. Длинные седые волосы обрамляли оскаленный череп. Пустые глазницы мертво глядели на вендов и, казалось, задавали немой вопрос: «Ну, нагляделись? Теперь езжайте отсюда куда подальше! Дайте спать спокойно…»
        Венды не задерживались - покойники требуют к себе уважения. А то, чего доброго, неприкаянная душа, которую ненароком потревожишь, будет по ночам приходить к обидчику. Бывало такое… Не все души после смерти по лунной дорожке на Велесов суд шли. Тем, кто при жизни грешил много или никак не мог с нажитым добром расстаться, вход в Нижний Мир закрыт.
        Отъехав на край поляны, подальше от избы, венды остановились и еще раз глянули на чудную могилу. Кто так хоронит ушедших - они не знали.
        - Я слышал, что некоторые народы своих покойников на деревьях подвешивают. Или на помосты кладут. Тоже на деревьях… - морща лоб вспоминал Любомысл. - Иные в горах оставляют, чтобы птицы склевали. Тогда душа быстрее на небо попадает. Но про такие домовины я не слышал…
        - А теперь услышишь… - раздался из ближних кустов старческий шипящий голос.
        От неожиданности венды вздрогнули. Ведь вокруг поляны только что никого не было! Они охотники! Они в этом твердо уверены! Лесная мышь в норке запищит - и то сразу узнают, под каким деревом у нее жилье! А тут… Кто это смог так тихо подкрасться!..
        Прозор и Борко выхватили мечи. Милован спешно тащил из налучья лук, а тот почему-то никак не хотел вылезать!
        Лишь Любомысл и княжич не успели ничего сделать. Они даже не шевельнулись, сидели в седлах, как истуканы. Им не хватало проворства, которым обладали те, кто родился и всю жизнь провел в лесу. Проворства, которое в крови!
        Венды были ошарашены невесть откуда раздавшимся голосом…
        ГЛАВА 7
        У волхва Хранибора
        По другую сторону Радужного Пути, в вендском лесу, к избе волхва Хранибора двигалось удивительное шествие.
        Впереди, важно задрав голову и твердо впечатывая клюку в дерн, вышагивал леший Дубыня.
        За ним, оглашая лес жалобным ревом, косолапили два бера: мать и годовалый подросток пестун.
        На вытянутых передних лапах мать осторожно держала бесчувственного человека. Мужчину, в необычной для Альтиде одежде.
        Около беров, громко взлаивая, вился неизвестный волхву зверь.
        Хранибор поначалу решил, что это волк. Уж очень он походил на лесных разбойников.
        Но нет: могучий зверь больше любого крупного волка; безухий; пушистый хвост, в отличие от волчьего, загнут кольцом. И дикие волки не носят украшений, а сильную шею этого диковинного зверя охватывал широки!*}, усыпанный багровыми самоцветами ошейник.
        Он бегал вокруг беров, помахивал мохнатым хвостом, припадал к земле, шумел, понукал их и даже пытался тяпнуть пестуна за мохнатые ляжки.
        Беры недобро косились, но отогнать досадную помеху не пытались: мать несла мужчину - ее лапы заняты, а пестун к ней робко жался - незнакомый зверь его пугал. Детёныш еще! Мал.
        Впрочем, зверь не просто так шумел. Хранибор увидел, что он выбирает берам путь: увидя вылезший из-под дерна корень, зверь становился над ним и несколько раз коротко взлаивал. Обозначал: мол, тут осторожней, не запнитесь, косолапые.
        Когда беры проходили опасное место, зверь снова выбегал вперед и вертел головой отыскивая, только ему видимые бугры и ямки.
        Видя такую небывальщину, Хранибор развеселился.
        «Экий Дубыня выдумщик! Лесных хозяев ношей загрузил… А ведь старается, бережно несет. Ну да леший умеет со зверьми ладить. Все, что ни попросит, сделают. Ну и ну!»
        Позади шли две девушки. Одну из них, рыжеволосую русалку Ярину, волхв давно знал. А вот другую… Белокурую девушку с большими темными глазами он видел впервые. «Кто же она? - обожгла мысль. - Неужто?»
        - Доброго дня тебе, Хранибор! - издалека крикнула Ярина.
        - И тебе доброго, Яринка! Поздорову ли живешь?
        - Поздорову, Хранибор! Поздорову! Спасибо! - улыбалась Ярина. - Принимай гостей! Радость у нас нежданная, Хранибор. Это Снежана. - Русалка повела рукой на незнакомую девушку. - А беров погоняет Шейла, она псица, собака.
        Услышав свое имя и, видимо, решив, что все сделано как нельзя лучше и ее помощь Дубыне уже не нужна, Шейла пару раз гавкнула для острастки. Затем пристроилась рядом со Снежаной и зашагала степенным шагом.
        Хранибор и леший уже виделись этим утром, и поэтому приветствовать друг друга не стали.
        Дубыня повел бронью, цыкнул языком и указал клюкой на тень от сосны, что росла рядом с избой волхва.
        Мать положила человека на землю и с видимым облегчением стала на передние лапы. Пестун, жалобно попискивая, прижался к ней.
        Что ж, Дубыня не стал дальше изнурять безобидных зверей. Беры отлично справились. Леший что-то тихо шепнул матери на ухо и похлопал по лобастой башке малыша.
        Звери с радостным ревом бросились в лес.
        Дубыня молча стоял над человеком. Пусть Хранибор и Ярина поговорят. Пусть волхв познакомится со Снежа-ной и Шейлой. Он подождет. Леший положил диковинного вида заплечную суму Кирилла на землю и перевел дух. Тяжелая, чувствуется, что в ней лежит что-то твердое и угловатое, будто ящик.
        Одной рукой Снежана теребила кисточку плетеного пояса, а другую положила на загривок Шейлы. Они на удивление быстро сдружились. Видимо, их действительно что-то связывало раньше. По пути к волхву псица просто разрывалась меж охраной своего драгоценного вожака, которого нес этот неуклюжий бер, и Снежаной.
        Волхв выжидательно смотрел на гостей.
        - Хранибор! - улыбнулась Ярина. - Не смотри на нас так пристально. Не смутимся! Сам понимаешь, мы не люди! Снежана ночью появилась. Она наша новая подруга. Русава к морю плавала, ее в реке увидела и к нам привела. И псицу Шейлу она нашла, и вот… - Ярина кивнула на человека, - его. Он плох, только и смог свое имя назвать. Его Кирилл зовут. Он из другого мира. Он и псица. Еще она себя называет собакой.
        - Сколько всего сразу… - волхв, покачивая головой, с любопытством смотрел на собаку. Потом перевел взгляд на Снежану, и его серые глаза потемнели.
        Хранибор знал, как появляются русалки. Они утопленницы. Нечасто утопшая девушка обращается в берегиню. Нечасто… На то воля богов…
        - Волхв, - мягким голосом сказала Ярина, - мы потом поговорим и получше узнаем друг друга. Нам есть о чем побеседовать. А сейчас у нас к тебе просьба. - Русалка указала на мужчину, что недвижно и безмолвно лежал под сосной: - Помоги ему.
        Русалка стала на колени рядом с Кириллом и откинула с его мокрого лба прядь волос. Коснулась его бледного лица:
        - Жара нет. Хорошо… Помоги, волхв.
        Хранибор кивнул. Он знал, за каким делом к нему пришли. Леший Дубыня еще утром предупредил, что произошло нечто необычное. Времени на пояснения не было, и леший убежал дальше: мол, важное дело и не терпит отлагательств.
        Хранибор склонился над человеком, закатал ему штанину и размотал наложенные русалками повязки.
        Слой за слоем он снимал пласты бурого болотного мха.
        Ярина облегченно вздохнула. Сейчас рана не выглядела такой страшной, как поутру. Исчезла окаймляющая колено чернота, спала опухоль. Средство, подсказанное собакой Шейлой, помогло замечательно. Болотный мох и слюна псицы победили болотную трясуницу.
        Рыжеволосая русалка не удержалась и еще раз провела рукой по лбу Кирилла. Отчего-то - она сама не могла понять почему - ей было приятно это делать.
        И тут Шейла вздрогнула. Собака почувствовала, что до того ласковая рука Снежаны вдруг неприятно сдавила складку за ее ухом.
        Шейла подняла голову. Темные глаза Снежаны смотрели на Ярину и Кирилла спокойно и вроде дружелюбно. Но собака ощутила, что творится что-то неладное: пальцы, до того ласковые и теплые, внезапно показались недобрыми и чужими. Шейла это хорошо почувствовала. Собака освободила голову: поглаживания Снежаны вдруг стали ей неприятны.
        Хранибор проворными пальцами щупал колено Кирилла. Казалось, он выбивает ими замысловатую дробь.
        Псица подошла к волхву. Посмотрев, что он делает, она вдруг раскрыла пасть и внятным - правда несколько глуховатым голосом - произнесла:
        - Ты поможешь вожаку? Вылечишь?
        Волхв - хоть и был предупрежден Дубыней о том, что псица Шейла может изъясняться по-людски - приподнял густые брови. Но больше ничем своего удивления не высказал. Ну что же, если потомок Семаргла умеет говорить - это замечательно.
        - Не тревожься, Шейла. Я ему помогу. Такие раны я видел и умею лечить. Все будет хорошо… Для этого придется разрезать кожу тут, - он описал на колене Кирилла полукруг, показывая, где собирается резать. - Потом можно добраться до косточки на колене и вправить сломанную часть. Это несложно. Не переживай, чудная псица! Потом он даже хромать не будет, нога заживет. Сейчас…
        Хранибор встал и ненадолго пропал в избе. Надо кое-что достать со дна заветного сундучка. В нем лежат необходимые в лекарском деле травы. Ими можно пользовать и животных, и людей. Особенно людей.
        Под руки волхву попался сверток. В нем корень апрамеи, страшного, небывалого, невиданного в этом мире растения. Даже сквозь плотную холстину пробивался его непривычный приторный запах. Когда-то с помощью этого корня его друг - дружинник Велислав - справился с нашествием дикарей-бруктеров.
        Хранибор добрался до дна укладки. Густой запах сушеных трав бил ему в ноздри. Но травы сейчас не нужны, они не помогут Кириллу.
        Вскоре волхв вышел обратно. В руках он держал небольшую кожаную сумку и большой кусок беленого холста. Расстелив его возле Кирилла, волхв неспешно раскрыл сумку и - опять же неторопливо - принялся извлекать из нее различного вида ножи и ножнички; замысловато изогнутые щипцы и маленькие щипчики; пилочки, крючки, ножнички и иные любопытные предметы.
        Ко всем этому поблескивающему золотистой бронзой добру Хранибор добавил маленький стеклянный светильник.
        - Пустой… - пробормотал волхв. - Наполнить надо. Ярина, на полке маленькая склянка стоит…
        Хранибор не договорил. Русалка метнулась в избу и тут же выскочила обратно. В руке она держала небольшую склянку темного зеленого стекла.
        - Эта?
        - Она самая. В ней водка наикрепчайшая.
        Вид блестящих лекарских приспособлений навевал на русалок уныние. Леший морщился - слишком уж эти мелкие ножички походили на большое оружие охотников.
        Хранибор это заметил.
        - Вы, девушки, в избе переждите. Лишние глаза тут пи к чему. Я недолго. И часа не пройдет, как болящего исцелю. Ты, Дубыня, останься. Помогать будешь, мало ли что…
        Русалки поспешили в избу.
        Хранибор раскупорил склянку и наполнил светильник прозрачной жидкостью. В воздухе тонко запахло водкой.
        Стукнув кресалом о кремень, Хранибор запалил фитиль.
        - А это зачем? - Дубыня приподнял бровь.
        - Водкой протру инструментарий, а потом на огне прокалю. Тогда ни трясунице, ни иным хворям, что Морана насылает, хода не будет.
        - Инструментарий?
        - Да. Инструментарий… инструмент… В Руме так лекарские и иные приспособления называют. Тамошние лекари хорошо врачуют. Много от них чего полезного взял. Раны же прижигают, верно? Когда рану прижжешь, она не загноится. - Говоря все это, волхв споро протирал кожу вокруг раны: - Мне доводилось раненых воинов врачевать. Дело знакомое… Потом рану нитками затянем. Поможешь края сжимать…
        Дубыня молча выставил на холстину расписную бадеечку.
        - Вот, Хранибор. Я тебе еще не говорил. Это настой перетертого чудодейственного корня. Сегодня ночью им уже пользовали Кирилла. У него еще голова была разбита. Видишь шрам на лбу? Это остаток раны. Почти не видно. Это все этот настой сделал! Только ногу я лечить не стал, не знаю как…
        - Хорошо, - улыбнулся волхв, - затягивать нитями не будем…
        Вскоре, как и сулил Хранибор, лечение подошло к концу. Дубыня смазал надрез чудодейственным снадобьем. Так же, как и ночью, оно на глазах всосалось, и скоро на колене розовел лишь тонкий шрам.
        Причем этим же настоем Хранибор соединял разорванные мышцы. Разрывов было мало, растяжки в основном. Но это как раз плохо. То, что растянулось, еще долго будет заживать и становиться как надо. Но ничего - время все лечит…
        Хранибор протер инструмент водкой, бережливо спрятал его в сумку, загасил светильник, свернул холстину и сейчас полоскал водкой руки.
        - Девушки! Ярина! Снежана! - крикнул волхв. - Теперь вы. Кто ему так хорошо ногу укрепил? Сделайте еще раз, примотайте палки как прежде. Растянутые мышцы плохо держат. Если Кирилл неосторожно встанет, то они ему ни стоять, ни ходить толком не дадут. Время потребно… Как сделаете, золотого корня ему дадим. Дубыня говорит, что псица сразу же от хмари отошла.
        Сказано - сделано. Вскоре на ногу Кирилла вновь наложили палки и туго ее спеленали. Ярина зачерпнула ложечку настоя, и поднесла к его губам…
        Кирилл раскрыл глаза. Над ним крона уходящей в голубое небо сосны. Дерево загораживает солнце.
        Ноздри защекотал насыщенный густым ароматом трав воздух. Легкий ветерок опахивает лицо. Не жарко… До того им владело какое-то душное тяжелое забытье. Одолевали тяжелые видения… Что ему виделось, Кирилл не помнил.
        Кто-то лизнул его в щеку. Шейла! Кто же еще?! Вон она радостно повизгивает, пасть до ушей. Радуется псина. Слышно, как молотит себя хвостом по бокам.
        - Шейла! - сказал Кирилл и не узнал своего голоса. Хриплый и слабый. Что же с ним? Где он?
        Послышался тихий смех. Откуда?
        Над ним, загораживая небо, склонились четыре головы. Кирилл не сразу разглядел кто: на фоне ясного неба лица казались темными и расплывчатыми. Постепенно зрение прояснилось. Кирилл присмотрелся и сразу же попытался встать. Неудобно лежать эдаким бесчувственным трупом, когда на тебя смотрят четыре пары любопытных глаз.
        Он лежит на земле в сосновом лесу. Под руками чувствуется опавшая хвоя.
        Около него две симпатичные девушки. Высокие, стройные. Наряжены в короткие, чуть выше колена, платья. Это они смеются. Одна рыжая, чем-то схожая с лисичкой, вторая белокурая - лицо ее странно знакомо. Рядом с девчонками двое мужчин. Мужчины в возрасте. Один постарше. Другой… Кирилл затруднился бы сказать, сколько им лет. Судя по морщинам - за шестьдесят.
        - Лежи, лежи! - прогудел величественный седой старец. - Слаб еще!..
        - Успеешь еще! - вторил другой незнакомец, помоложе.
        Голос у него не такой густой и обряжен иначе.
        Старик выглядел прямо-таки патриархом. Седые волосы, перехваченные тесьмой с узорами, пронзительные серые глаза и кустистые - опять же седые - брови. Тонкие черты лица. Длинная выгоревшая хламида перехвачена поясом, на котором висят длинные ножны и какие-то обереги на тонких ремешках.
        «Будто с полотен Васнецова сошел! - поразился Кирилл. - Древняя Русь!»
        Второй мужчина выглядел пожиже, но не менее занятно. Дружелюбно скалился, глядя на Кирилла. Зубы белоснежные, ровные. Только с маленьким изъяном: не хватает одного верхнего, причем на самом видном месте. Щербат. И одет тоже странно: на голове замызганная шапка, отороченная вытертой опушкой, а на самом затасканный - латаный-перелатаный! - старинный кафтан. В руке изогнутая клюка.
        Две красивые девушки одеты в простые белые рубахи, украшенные по воротам вышивкой. Тонкие талии перехвачены плетеными поясками. На них тоже висят разные чудные штучки.
        Во что обуты эти люди, Кирилл приглядываться не стал. Неудобно как-то… Вроде что-то похожее на мягкие кожаные мокасины.
        «Ну и ну? Кто они? Где я?» - Кирилл приподнялся и оперся руками о теплую землю.
        - Да лежи ты, непоседа! - засмеялся щербатый. - Набегаешься еще! Поздоровайся поначалу. Глянь, как твоя подруга радуется.
        «Это о Шейле, - понял Кирилл».
        Собака и впрямь изнемогала. Повизгивала, вертелась всем туловищем, били хвостом по круглым бокам, улыбалась, и… В общем, радовалась.
        - Вожак! Вожак! Ты жив! Как я рада! Я так переживала! Ты со мной!..
        Бесхитростные слова Шейлы заставили улыбнуться даже сурового на вид волхва. А что уж говорить о русалках и Дубыне! Леший прямо-таки млел над ее словами. Будет о чем беседовать с потомком бога Семаргла!
        Кирилл обнял собаку за шею:
        - Шейла, милая! Как же я мог тебя бросить! О чем говоришь!
        На лесной поляне у избы волхва витали улыбки.
        Кирилл отпустил Шейлу. Подал знак рукой и собака послушна уселась рядом. Выучена… Он снова обвел пристальным взглядом незнакомых людей. Нет, их он раньше никогда не видел. Хотя… Взгляд Кирилла задержался на Снежане…
        Он отвел глаза, потом снова пристально посмотрел. Русалка улыбалась… На лице Кирилла появилось раздумье. Казалось, он что-то вспоминал…
        Его размышления прервал Дубыня. Лешему не терпелось узнать, откуда этот человек, зачем он появился в их лесу. Причем появился необычно: был найден на плохом месте, именуемом Гнилая Топь. Этой ночью на древнем болоте происходили страшные вещи, из него лезла в мир невиданная нежить.
        - Как прикажешь называть тебя, незнакомец? - высокопарно начал леший. - Одно из имен ты называл. В бреду, как только мы тебя нашли. Так скажи нам то имя, к которому ты привык. Сам знаешь - настоящее имя дается при рождении, и никто не должен его знать. Иначе вместе с именем можно отдать в злобные руки свою душу!
        «Точно, языческие традиции! - понял Кирилл. - Ну что же, мне скрывать нечего. Своего настоящего и данного при рождении имени у меня нет. Только то, что ношу сейчас. А оно и есть самое настоящее. Впрочем, об этом никому неизвестно…»
        - Кирилл. Это мое имя.
        По очереди называли свои имена волхв, леший, русалки. Странно звучали для Кирилла их имена. Странно, и… и до боли знакомо. В каждом сквозила Древняя Русь. Он среди своих…
        Кирилл вновь попытался встать, по Хранибор остановил его.
        - Погодь, погодь, Кирилл! Говорю тебе - не спеши! Не утруждай пока ногу, погоди покамест.
        Кирилл недоуменно смотрел на свои ноги. Только сейчас он заметил, что на левую ногу наложена импровизированная шина. На штанине уже подсохло большое кровавое пятно, темное и бурое.
        «Как же это получается? Когда это я? Боли нет, непонятно…»
        Кирилл не мог взять в толк, что с ним случилось. Оказалось, что чудодейственный настой лешего вдобавок ко всему еще и прекрасное болеутоляющее.
        - Это хорошо, что боли нет, - улыбался Дубыня. - И не будет! На тебя Морана болотную трясуницу наслала. От этой хвори спасения нет! Но… - леший хитро прищурился, - у нас нашлось средство.
        - Трясуница? - Кирилл пожал плечами. - Болотная? Не слышал…
        - Откуда? - усмехнулся леший. - Хворь эта редка. Поцарапался на болоте, и всё. Сначала ранка распухает, потом вокруг нее чернота появляется, чернота рукой или ногой овладевает и потом на тело перекидывается… Долго не живут, когда трясуница тело сжирает. От восхода до заката срок. Ночью приходит Морана, и… Быстрая эта хворь, смертельная.
        О том, что Кирилл выздоровел благодаря чудодейственному средству, леший промолчал. Как-нибудь потом расскажет.
        «Морана… - думал Кирилл. - Вроде знакомое слово. Морана, Морана… Где-то слышал. Наверно, слово „мор“ от этого имени идет. Мор - смерть… Богиня смерти наших предков, вот кто такая Морана… Это что ж получается, она тут наяву ходит?..»
        Откуда ему знать, что ночью над ним кружил зазубренный серп богини смерти? Русалки и леший не дали прервать нить его жизни.
        - Ты, Кирилл первый, кто смертельную хворь одолел, - улыбнулась Ярина. - И нога цела.
        А Хранибор добавил:
        - Если ногу немного поломит, не переживай. Кость на колене сломалась. Мы ее подправили, срастили. Но вот мышцы как прежде сделать не получилось. Растянуты они… Пока ходи с опаскою. Жди, когда нога окрепнет.
        Кирилл слушал волхва и удивлялся. Кое-какие представления о ранах он имел. Но откуда такие подробности известны в этом чудном и незнакомом мире? Загадка. Такая же загадка - куда он попал? Когда ногу сломал? Память молчала. Провал…
        Единственное, что Кирилл знал твердо, это то, что он из России, из славного города Санкт-Петербурга. Это помнил. А вот события последних дней начисто вылетели из головы. И дней ли? Кириллу казалось, что времени от того вечера, когда он шел с Шейлой по кургану, и до сегодняшнего утра, пролетело гораздо больше. В памяти всплывала осенняя долина и величественный замок на ее краю. За замком горы. Их вершины то озарены солнцем, то скрыты облаками.
        Впрочем, и в Питере, и в этой осенней долине всегда рядом его собака - кавказская овчарка Шейла. Она и сейчас здесь… Тыкает в лицо мокрым носом и что-то доброжелательно урчит.
        Тот факт, что Шейла вдруг заговорила человеческим языком, Кирилла нисколько не удивлял. Разговаривает - значит, так надо. Ему казалось, что он вообще раз и навсегда отучился удивляться. Последнее время с ним происходили удивительные вещи. Такая вот у него амнезия…
        «Ладно, придет время, вспомню! - не стал отчаиваться Кирилл. - Сдается мне, что не так уж всё и плохо, и этот провал - явление временное.
        Однако Дубыня говорит, я умудрился ногу поломать так, что кость торчала! Надо же, коленная чашечка - это не шуточки! Система сложная. Сколько спортсменов ногами маются, даже не ломая их. От нагрузок все беды. А в моем случае - хромота.
        Но вот удивительно - я сейчас ничего не чувствую. Нога как нога, только в шине. Что ж это за такая классная анестезия? Не доморощенный больничный наркоз, который, кстати, в наших живодернях иной раз сделать забывают! Нет, с наркозом это обезболивание ничего общего не имеет. А кто операцию делал? И где? Неужели прямо тут?»
        Кирилл даже удивился, откуда это вдруг в памяти всплыли все прелести отечественного здравоохранения. Не те «прелести», которые для тех, кто способен выбросить на ерунду пару готовых зарплат квалифицированного рабочего, - а те, с чем сталкиваются простые, не обремененные деньгами люди.
        Кирилл огляделся. Так и есть! Рядом лежала большая холстина, вся в пятнах свежей крови. На нее Хранибор клал свои инструменты и пока не убрал. Видимо, не до того.
        Ан нет! Заметив взгляд Кирилла, волхв поднял испачканный холст и бережливо его свернул. Простирнёт потом. Еще послужит.
        Кириллу только и оставалось, что качать головой. В жизни всякое бывает - удивляться нечему. Операция прошла в полевых условиях.
        Почему-то он никак не мог отвести глаз от Снежаны. Кириллу казалось, что с этой белокурой девчонкой они встречались и раньше. Давно, еще в той жизни - в Петербурге. И русалка не отводила от него больших карих глаз. Но лицо ее было бесстрастно и не выражало ровным счетом ничего.
        А вот Ярина! Рыжеволосая русалка только и делала, что бросала лукавые взгляды. Даже пышность ресниц не могла приглушить блеск её синих глаз.
        Молодец пришелся ей по душе. Хотя странно: русалка и человек. О таком не слышали, такого не бывает. Ярина сама не понимала, что с ней происходит.
        Уж больно по сердцу пришелся этот человек иного мира. Особенно нравились его глаза: цвет их необычный, как в глубокой стоячей воде болот.
        «Какие глаза болотные! Никогда не встречала таких! Есть зеленые, есть карие, а тут - будто два цвета смешались. Ох, точно он не нашего мира, таких глаз в Альтиде нет. Уверена!..»
        Русалка бросила взгляд на новую подругу, Снежану, и краска схлынула с ее лица. Ярина уловила, что та смотрит на Кирилла так, будто давным-давно его знает.
        «Но ведь так не бывает! - У Ярины защемило сердце. - Став русалкой, забываешь прошлую жизнь. Все прошедшее будто мраком скрыто. Это чтобы ни о чем не жалеть. Но ведь она его знает, и он ее…»
        Ярина не знала, что и подумать. На душе вдруг стало тоскливо и пусто.
        Меж тем волхв Хранибор устраивал жизнь нежданного и необычного гостя.
        - Тебе, Кирилл, на первое время посох нужен. И поначалу, и потом пригодится…
        Волхв многозначительно замолчал. Кирилл не понял этого перерыва во фразе - значительного, продолжительного.
        Зато Ярина и леший сразу смекнули, в чем дело! Сердце Ярины опахнула радость: мудрый Хранибор станет учить этого человека тому, что знает сам. А это много, очень много! Волхв - это не охотник и не воин. Волхв близок к духам и богам. Волхв - это не совсем человек.
        И леший радовался. Уж очень он уважал Хранибора и понимал, что не просто так волхв предложил Кириллу пойти в ученики. Значит, знает, как лучше.
        Ведь Хранибор не носил одежду, построенную из шкур лесного зверя. Лесные жители были для него как братья. Хранибор одевался просто. Зимой в тканый толстый плащ, летом в холщовую рубаху и такие же порты. Отчего-то иные волхвы считали, что они, как существа близкие к богам, должны носить вывернутые мехом наружу шкуры. Ведь бог Велес - бог волхвов - был волохатым, то есть волосатым змеем.
        Дубыня знал, что это не так. Но никого не разубеждал. А то, что Хранибор жалел зверей и всемерно помогал им, наполняло Дубынину душу благодарностью. Хранибор ему друг и таким и останется!
        А Хранибор продолжал:
        - Дубыня, друг! Сделай Кириллу хороший посох.
        - Сделаю, сделаю… - леший подмигнул волхву и русалкам. - Только погодите чуток. А пока… Пока пусть мою клюку возьмет!
        Дубыня протянул Кириллу свою хитро изогнутую на конце клюку.
        Хранибор поднял бровь и переглянулся с Яриной. Она понимает, что это значит! Это Снежане пока невдомек, какое доверие оказывает леший Кириллу. Он предложил человеку свою волшебную клюку! Ключ от леса! Что только с ее помощью сделать нельзя! Нет цены этой клюке!
        И на памяти Хранибора и Ярины, леший никогда никому ее не давал и даже выпускать из рук старался как можно реже.
        Поняв, что они думают, Дубыня широко улыбнулся. Он вообще последнее время часто улыбался. Настроение радужное, весеннее - отчего бы и не порадоваться?
        - Он же с ней ничего не сделает? Верно? Чтобы клюкой владеть, надо слова нужные знать. И помимо слов еще кое-что нужно уметь. - Что именно нужно уметь, Дубыня пояснять не стал. - Пусть с ее помощью пока ходит. Ему ж и до избы добраться надо, и лес оглядеть. Клюка ему поможет, не даст упасть. А чуть погодя я ему посох сделаю. Вместе с Хранибором посоху этому силу дадим. Я свою, волхв свою… А чтоб посох на славу удался, поспешность не нужна. Обдумать надо да деревце на заветной полянке выбрать.
        Дубыня протянул Кириллу руку и помог встать на ноги. Стоя, Кирилл хоть и опирался на клюку, пошатнулся. В колене неожиданно стрельнула далекая, будто застарелая боль. Он неуверенно сделал шаг, потом еще.
        Что ж, ходить получается. На больную ногу он ступает, хоть и не всем весом. Но не все сразу, привыкнуть надо. Шейла, радостно урча, нарезала около драгоценного вожака круги.
        Кирилл сделал несколько шагов и обернулся.
        - Что-то мне нехорошо. Вот на ногах стою, а сам думаю: не свалиться бы. Тяжело мне.
        - Нога? - спросил Хранибор.
        - Нет. Боль далекая. Внимания не обращаю. Слабость непонятная. И тошнота… Я, пожалуй, снова присяду. Хорошо бы вздремнуть.
        Кирилл уселся на мягкий, покрытый толстым слоем прошлогодней травы дерн. Лоб его взмок, к нему прилипла прядь темных волос. Он закрыл глаза.
        - Вид у тебя хворый, - сочувственно сказала Ярина. - Что ж такое?
        Дубыня перестал улыбаться и с сомнением качал головой.
        - Думаю, не просто так он с ног валится. Видимо, помучила его нежить с Гнилой Топи. Видишь, даже золотой корень - и тот не враз помогает.
        - А как же Шейла? Она сразу отошла от хворости, и потом ей плохо уже не было. - Ярина обратилась к обеспокоено ткнувшейся в колени Кирилла собаке: - Шейла, ведь тебе плохо не было? Ты сразу же на ноги встала? Верно?
        - Верно! Вы меня сразу вылечили. Хотя и мне сначала плохо было. Но все быстро прошло. Может, это потому, что мне оберег помогает?
        - Оберег? - Недоуменно спросил волхв. - Какой?
        А леший и русалки сразу поняли, о каком обереге говорит собака. Ведь еще ночью кто-то из них сказал, что таких больших яхонтов, что украшают собачий ошейник, не бывает. И что такие крупные самоцветы непременно должны волшебной силой обладать. А ведь ошейник прямо-таки усеян ими.
        Снежана блеснула глазами и осторожно прикоснулась к самоцветам.
        - Оберег - это твой ошейник? Красивые, в них есть сила. От самоцветов чем-то знакомым веет.
        - Да, ошейник. Мне его подарил один смелый парень. Сказал, что камни от меня беду отведут. Этот ошейник не простой.
        Шейла сказало это как-то странно. Четко и раздельно, без обычного урчания. Собака смотрела Снежане в глаза прямо, будто хотела сообщить ей нечто важное.
        Впрочем, никто не обратил на это внимания. Слова Шейлы поясняли многое. И то, что еще на Гнилой Топи, когда вокруг нее буйствовала нежить, она не пострадала. И то, что как только собаке действовали чудодейственный настой, она сразу отошла от хмари. Все дело в ошейнике.
        - Кирилл, мы тебя до избы доведем, - предложил Хранибор. - В ней на лавке приляжешь. Земля пока весенняя, не прогрелась как следует. Хворому не дело на ней лежать. Ярина! Снежана! Постелите там что-нибудь. У стены, в укладке, холсты и покрывала найдутся. А мы поведем. Давай-ка, Дубыня, наляжем!
        Валившегося с ног Кирилла, хоть и с трудом, довелось довести до избы и уложить на застланную лавку. Он сразу уснул. Но это было уже не давешнее тяжелое забытье, а целебный легкий сон.
        Шейла беспокойно смотрела на распахнутую дверь.
        - Ничего, ничего, - утешал собаку Дубыня. - Сон это ведь дар, ниспосланный богами. Сон лечит, силы придает. Вот увидишь - поспит и воспрянет. Сама знаешь: набегаешься днем, вечером приляжешь, а поутру усталость как не бывало.
        Шейла соглашалась - сон великое дело. После того, как устроили Кирилла и вышли наружу, Дубыня серьезно сказал:
        - Я сейчас стол разобью, Хранибор. Поедим, кто чего желает, напитков изопьем. А ты послушай, какие дела этой ночью на проклятущем болоте - Гнилой Топи - творились.
        Так же как и ночью, у озера, Дубыня сотворил большой пень и обставил его маленькими удобными пеньками. Клюка Кириллу пока не нужна, а как проснется, так у него будет уже другой - свой посох.
        Собака Шейла получила точно такое же мясо на кости, как и утром у озера. На этот раз ей наверняка удастся погрызть эту роскошь и без помех насладиться сочным мясом. Ведь сейчас никуда не надо спешить…
        Шейла оттащила кус мяса к избе и, зажав его между лапами, принялась за дело. Участия в беседе она не принимала. Спросят - ответит.
        И опять леший с прибаутками уставил большой пень различными яствами, которые доставал из своей волшебной сумы.
        - Так слушай, Хранибор, - после того как все насытились и со пня были убраны остатки еды, сказал леший. - Помнишь, я тебе рассказывал, что по полнолуниям открывается дорога, что в иной мир ведет? Та дорога, что у Древнего Колодца проходит. Так вот, слушай. Этой ночью, в полнолуние дорога открылась, и по ней прошли люди!
        Хранибор знал об этой Древней Дороге. И еще он знал, что из иного мира веет непонятной злой силой. Волхв и сам давно пытался разузнать, что творится в лежащем рядом мире, кто в него ходит. Если ходит, конечно…
        - Так вот, Хранибор, - продолжил Дубыня, - знаешь, кого я на Древней Дороге увидел? По ней прошли венды из княжеской дружины, из охранного отряда маленького княжича.
        Краска спала с бледных щек волхва. Он глухо вымолвил:
        - Говори…
        - Венды-то туда прошли. Да вот видел я, что не по своему хотению они в иной мир попали! С дружинниками маленький княжич ехал. Верно, слышал о нем? Добромилом звать. Будущий властитель виннетской крепости. Подъехали венды к туману, а он возьми и раскройся! Проход обозначился. И тут белый жеребец княжича ни с того ни с сего на дыбы встал - да как понесет мальца в иной мир! За Добромилом дружинники поскакали: три воина и старик Любомысл - княжеский наставник. Двоих из них я давно знаю: морехода Любомысла как-то раз в карты обыграл, а другой - Прозор. Великий охотник. В лесу его не раз видел. Поскакали они за княжичем: дружинники ведь не могут его в беде оставить! Они проскакали, а туман - раз! - возьми и захлопнись! Так вот… На рассвете в иной мир простые люди проскакали - а не злые чародеи!
        Пока Дубыня это рассказывал, волхв бледнел все больше и больше. Лицо его стало белее седых волос. Губы Хранибора что-то шептали. По лицу пробежала мимолетная судорога; пальцы рук подергивались. Хранибор уже не слушал, что говорит леший.
        То, что с доселе спокойным волхвом творится неладное, первой заметила Ярина. Русалка тронула лешего за руку и прервала его многословие. Дубыня замолк на полуслове, а потом взглянул на волхва Хранибора и испугался. Что с ним? Он никогда не видел своего друга таким!
        - Что случилось, волхв? Что с тобой?!
        Хранибор поднял белое лицо. В серых глазах стояли мука и тоска.
        - Это наказание, посланное мне богами, - еле слышно вымолвил волхв. - А я-то - глупец! - думал, что все уже искупил… Как я ошибся!
        - Погоди, какое наказание? За что?
        Хранибор глубоко вздохнул.
        - Никто в этих лесах не знал, кто я на самом деле. Никто, кроме одного достойного венда. Его имя - Велислав Старой. Он предводитель дружины, что охраняет княжича Добромила. Велислав догадался, кто я. Он знал это и молчал. Он тоже считал, что я давно искупил свою вину перед Альтидой! Ведь это я дал ему средство, с помощью которого венды победили дикарей-бруктеров…
        - Да в чем твоя вина-то, Хранибор? - не выдержала Ярина. - Что ты все загадками говоришь?
        Хранибор решился. Все равно его тщательно сберегаемая тайна станет известна. Пусть кроме Велислава ее знают русалки и леший. Они друзья ему, они поймут… Они не расскажут о его позоре. Но как он будет смотреть им в глаза? Волхв был в отчаянии.
        - Помните, тридцать лет назад на Триград напали вестфолдинги? - начал Хранибор. - Они все полегли там. Почти все… Но бед натворили немало.
        - А как же! - отозвался Дубыня. - Я хоть людскими делами не очень-то увлечен, но об этом слышал. Вся Альтида к триградским стенам подошла. Сам видел, как хеннигсвагский ярл по Ледаве на своих золотистых драккарах улепетывал. Ох, и красиво они плыли! Драккары будто птицы над водой летели! И цепи виннетской крепости им не помеха! Прыгали через них, как рыбки! Куда там альтидским ладьям! За викингами никому не угнаться!
        - Тогда утопленникам вся Ледава была забита, - добавила Ярина. - Я помню… Тяжело в реке было. Вода мертвым духом насытилась. Викингов огню не предали, а просто в воду побросали. Вот мертвецы и плыли до самого моря. Мы в лесу переждали, пока они все через устье к Морскому Хозяину не прошли.
        Казалось, каждое слово лешего и русалки добавляет Хранибору все больше и больше страданий. Волхв заново переживал те страшные дни.
        Дубыня продолжал:
        - Я знаю, что если бы тысяцкий воевода, что тогда в Триграде воеводил, викингам ворота детинца не отпер, то и Триградом они бы не овладели. Говорят, его хворь неведомая одолевала - хеннигсвагский ярл воеводу опоил. Потом дочь тысяцкого взял в жены властитель Виннеты - молодой князь Молнезар. Дочь-то не виновата, что ее отец родину предал. Не она же викингов в Триграде привечала и помогала им. Но не отреклась от отца. А потом у нее и князя Молнезара сын родился. Вот его-то утром и унес жеребец в иной мир…
        Дубыня неожиданно замолк. Его поразила страшная догадка. Леший уставился на волхва и приоткрыл рот. Потом несмело продолжил:
        - Уж не хочешь ли ты сказать, Хранибор…
        Но не договорил. Волхв поднял руку и резко, громко сказал:
        - Да! Этим воеводой был я! Я носил славное имя, я вершил славные дела. Мое тело покрыто шрамами от тех ран, что я получил, защищая Альтиду! - Волхв повесил голову и уже тихо продолжил: - Я все потерял из-за своей слабости. Меня прокляли и изгнали люди. И они правы - такое не забывается. Не забывается и не прощается. Со мной поступили милосердно, а я ведь был достоин лютой казни. Тогда меня звали Годослав. Воевода Годослав - тысяцкий Триграда. А маленький княжич Добро-мил - мой внук!

* * *
        В это время Кирилл спал легким сном. В этом сне к нему неторопливо возвращалась память. Он вспоминал о прошлой жизни, об осенней долине и о чудном замке, что стоял в ней, о его владельце - лорде Абигоре, и о своем провожатом - монахе-доминиканце Якове…
        ГЛАВА 8
        В замке лорда Автора
        …Кирилл еще раз окинул взглядом ворота замка. Ширина и высота их удивляла. В проеме запросто мог бы развернуться карьерный самосвал. Кирилл чувствовал себя маленьким и слабым. Еще подходя к замку, он понял, что только на то, чтобы обойти его по периметру, потребуется день, а может и больше. Это не замок - это целый город! Выдохнув, Кирилл решительно шагнул вперед.
        В лицо пахнуло холодом камня, а но телу пробежал озноб. Камень есть камень: как ни грей его солнышко, все равно таит прохладу.
        Толщина крепостных стен поражала. Яркое пятно дневного света придавало проходу сходство с длинным, идущим вверх туннелем.
        На стенах через равные промежутки висели зажженные факелы. Они давали тускловатый свет, трещали, но, как ни странно, ни копоти, ни вони не было.
        Хотя Кирилл и не страдал клаустрофобней, по ощущеньице возникло еще то! Стрельчатый свод нависал и незримо давил.
        «Не меньше ста метров идти, - отметил он. - Это же надо такое соорудить! Проход будто из целикового камня вырублен. А может, и вправду вся стена из сплошной скалы? Щелей-то не видно. Сколько ж времени на этакую постройку ушло? Верно, не один десяток лет. Такие стены ни одна стенобитная машина не возьмет. Интересно, сколько бы понадобилось времени хорошей средневековой армии, чтоб взять такой замок? При налаженной обороне, при запасах питься и продовольствия точно бы жизни не хватило!»
        Сзади раздавалось шумные шаги и сиплое дыхание. Это монах Яков поспешал за Кириллом. Слабоват святой отец, рыхл… Деревянные сандалии грохотали. Эхо монашьих шагов било по ушам.
        «И как он в них ходит? - поморщился Кирилл. - Это ж целое искусство - такие колодки носить. Ну, зачем же так грохотать? Можно же потише!» Кирилл чуть смерил шаг. Пусть монах не так частит. Сам Кирилл в своих легких туристских ботинках передвигался почти бесшумно: по многолетней привычке ступал с пятки на носок. Кирилл продолжал размышлять.
        «Вон, греки под Троей на десять лет застряли. Но там причина иная: банальная и смешная до безобразия. Каждый день у героев пир: жарили бычка, вино рекой текло. Те разбойники просто пожрать любили, и уходить от такой благодати никому не хотелось. Что им дома делать? На скалистых островах ничего не растет. Овощеводство не развито: лишь лук, чеснок… ну, не знаю, что там у них еще росло. Ни помидоров, ни картофеля. Из живности тощие козы. Кислая брынза, лепешки… Нет, под Троей сидеть было выгодно. Благо все знали, что и Елены-то там нет, в Египте царевна.
        И не Елена им была нужна, за медью охота шла Елена - это предлог. Зато какой миф слепили, все гладенько и красиво! Любовь-морковь…
        А такой замок взять и современная армия не смогла бы. Пешая, ясно дело. С обычным стрелковым оружием и орудийными расчетами. Без воздушных атак. Эти стены ничем не прошибешь, если только ядерным оружием…»
        Светлое стрельчатое пятно близилось, проход подходил к концу. Кирилл вышел на широкую, вымощенную серой брусчаткой замковую площадь. Вся залитая ярким солнцем, просторная, с растущими то тут, то там деревьями, она являла собой разительный контраст с мрачноватыми стенами прохода.
        - Как это говорится? Свет в конце туннеля? - с любопытством оглядываясь, пробормотал Кирилл. - Верно подмечено.
        И впрямь, было на что дивиться.
        Солнечные лучи удивительным образом оттеняли тона и полутона башен и башенок; зубцов, шпилей и замковых строений, соединенных бесчисленными крытыми переходами.
        Все это хитроумное переплетение наверняка привело бы в восторг самого Мориса Эшера - художника, мастера иллюзий, создателя картин с невозможными фигурами и ситуациями. Ведь все это чудо существовало наяву.
        Странным было то, что, войдя в замок, Кирилл никого не увидел. Ни души! Хотя на дальней галерее вроде бы мелькнула чья-то тень. За ней еще одна…
        Захотелось курить. Кирилл потянулся было к карману куртки, но передумал: сигарет не так уж много, надо экономить - ведь неизвестно, как тут обстоят дела с табаком. Кирилл обернулся. Сзади стоял неизменный монах. Яков тяжело дышал и по-прежнему упорно держал глаза долу. Кирилла это начало немного раздражать. Человеку, прячущему глаза, есть что скрывать.
        - Куда дальше, Яков?
        - Извольте проследовать в ту сторону.
        Монах указал на большое высокое здание на краю площади. Как и у всех остальных замковых строений, стиль его чем-то походил на готический. Стрельчатые витражные окна, стрельчатые ниши и входная дверь. Над ними выложен замысловатый орнамент. На крыше высокие узкие шпили. Только, пожалуй, средневековая готика мрачней. Кирилл понял почему: в замке царил простор, а не теснота средневековых городков.
        Яков прошелестел своим обычным елейным голосом:
        - Это здание предназначено для вас, господин Кирилл. В нем уже все подготовлено к вашему прибытию.
        Кирилл поднял бровь.
        - Всё здание?!
        - Всё, господин. Будьте так благорасположены проследовать туда. Там вас встретят.
        «Ох уж эта витиеватая речь! - у Кирилла дернулся глаз. - Неужели нельзя сказать просто: вам в тот дом. А то чувствуешь себя какой-то ви-ай-пи персоной, или в просторечии вип. Випы к этому привыкли, для них это как дышать. А мне-то каково! Простому-то смертному! Так и хочется внушить, чтоб выражался проще!»
        Но резких слов Кирилл говорить не стал. Он в гостях. Раз монаху так привычно, то пусть говорит. Он стерпит и даже ответит.
        Поэтому со всевозможной любезностью на грани сарказма Кирилл проговорил:
        - Благодарю, вас Яков. Я с удовольствием воспользуюсь вашими любезными указаниями.
        Кирилл направился к высокому полукруглому крыльцу своих неожиданных апартаментов.
        Высокие стрельчатые двери здания неторопливо распахнулись, и на пороге появилась привлекательная женщина, обряженная в платье несколько старомодного фасона.
        «Лет около сорока, - отметил Кирилл. - Симпатичная, только слишком уж бледная. Экий странный покрой у ее платья. Такие носили, пожалуй, в тридцатых-пятидесятых годах прошлого столетия. Точно не знаю, но похоже на тот период. И прическа подстать стилю…»
        Странно все это: средневековый монах в затасканной сутане; изысканный лорд Абигор в бархатном камзоле, высоких сапогах и шляпе с пером; и дикий мужик с лопатой - щеголяющий в драном костюме и при галстуке!
        Кирилл уже даже не ожидал увидеть еще что-нибудь близкое к своей эпохе, как платье этой женщины, например.
        Сзади сопел Яков. Монах, приставленный в качестве слуги и поводыря, стал уже немного раздражать Кирилла.
        «Ну что же, пойду знакомиться с домоправительницей…»
        Поднимаясь на крыльцо, Кирилл неторопливо пересчитывал ступеньки. На каждой свой изысканный орнамент. «Вроде рисунки по стилю разные, а вот сочетаются. Ровно сорок две штуки, господа! Странное число. В круглом зале, куда я так неожиданно попал, тоже было ровно сорок две двери».
        Поднявшись, приветливо улыбнулся женщине. Краем глаза отметил, что сзади нее, в глубине прохода, застыл человек. Видимо, он и распахивал дверь.
        «Лакей, - решил Кирилл. - Вон на нем какая богатая ливрея. Разряжен, будто полковник из какой-нибудь банановой республики. Однако почему же молчит хозяйка? И ведет себя чудно…»
        В самом деле, женщина, бросив на Кирилла мимолетный взгляд, так же, как и Яков, потупила глаза. Затем присела, изобразив нечто вроде реверанса. В лицо Кириллу она больше не смотрела, во всяком случае, ее взгляд не поднимался выше уровня его плеч.
        «Что тут они все в глаза не смотрят?! Будто виноваты, или задолжали…»
        - Магда, - низким грудным голосом произнесла женщина. - Меня зовут Магда. Здравствуйте, господин… - Она замялась: не знала, как продолжить.
        Кирилл поспешил помочь.
        - Кирилл. Зовите меня Кирилл. Здравствуйте, Магда.
        - Здравствуйте, господин Кирилл.
        И у нее движения губ не совпадали со звуками! Вроде бы незаметно, но если приглядеться, то ощущалось.
        Впрочем, Кирилл решил не проверять - так ли это на самом деле. Знал, что говорят местные жители на незнакомом языке, но он их каким-то чудным образом понимает.
        Уже на Якове убедился, что написанное по-немецки слово мама - «mutter» - монах произносит будто по-русски. Во всяком случае, именно так это слышалось Кириллу. Он уже почти не обращал внимания на несовпадение артикуляции со слышимыми звуками.
        - Все готово к вашему прибытию, господин Кирилл, - все так же не поднимая глаз, продолжила Магда. - Что бы хотел господин Кирилл в первую очередь?
        «В самом деле, что бы хотел господин Кирилл в первую очередь? Я и сам не знаю. Освоиться надо. Однако, какие они тут все зашуганные. Кем? Или чем? Их поведение не имеет ничего общего с обычной вежливостью. Ну что же, пожалуй, в первую очередь не мешало бы пройти в дом…»
        - Давайте для начала в дом зайдем, - мягко ответил Кирилл. - А там решим. Пожалуй, я бы не отказался поесть.
        Кирилл уже давно чувствовал, как сосет в желудке. Времени с обеда там - еще в Петербурге! - прошло немало.
        - Проходите, прошу вас! - торопливо отозвалась Магда. - А я пойду, накрою на стол. Что вы желаете на обед?
        - Спасибо, Магда. Если вас не затруднит, то что-нибудь попроще. Ну, допустим, что вы обычно подаете лорду.
        - Как вам будет угодно.
        Магда склонила голову, и чуть присела, пропуская Кирилла.
        Проходя, он снова подумал: «Господи, да кто ж это вас так вымуштровал! Уж не лорд ли Абигор случаем? Странно, мне он показался иным: весьма приветливым и изысканным господином. Хотя, может, он придерживается строгих правил? Не знаю… Во всяком случае - в чужой монастырь со своим уставом не суйся. Будем начеку и держать хвост пистолетом».
        Сзади не слышалось привычных уже звуков одышки и сопения. Оглянувшись, Кирилл увидел, что Яков все так же стоит на каменной мостовой и подниматься наверх не собирается. Вместе с ним идти в дом монах не желает.
        - Что же вы, Яков? Прошу следовать за мной. Ведь лорд Абигор, кажется, наказал вам сопровождать меня и выполнять все мои желания? Не так ли? Я жду вас.
        И тут Кирилл увидел, что при этих словах остатки крови отхлынули от и без того бледных щек Магды. Губы ее исказились, будто она хотела их закусить, и задрожали. Руки женщины мелко тряслись. Она бесцельно перебирала оборки платья.
        Монах подобрал рясу и, как показалось Кириллу, неохотно взошел на крыльцо. Причем старался ставить ноги осторожно, чтобы лишний раз не стукнуть своими деревянными сандалиями.
        Подойдя к Кириллу, он по обыкновению потупил голову и вдруг неожиданно бросил на Магду сверкающий - насколько можно это было ожидать от его бледных глаз - взгляд.
        - Да, это так, Магда! - Монах неожиданно возвысил голос. - Лорд Абигор пожелал, чтобы именно я сопровождал и показывал господину Кириллу все, что он пожелает! Чтобы я ему оказывал услуги! Лорд был так добр, что на то время, что я нахожусь при господине Кирилле, освободил меня от искупления. Это великая награда! Она даст мне время собраться с силами, озарит меня пониманием - что нужно сделать! Лорд Абигор сказал мне такие слова: «На то время, что вы находитесь у господина Кирилла в услужении, я освобождаю вас от ВСЕХ остальных обязанностей…» Вот так, Магда! Лорд обнадежил меня. Позволь, я пройду. - Монах снова пристроился сзади.
        Кирилл не понимал, о чем идет речь, но видел, что при каждом слове монаха Магда бледнела все больше и больше. Она будто осунулась и сразу постарела на несколько лет. Казалось, женщина вот-вот разразится рыданиями, но ее глаза остались сухи.
        Проходя мимо ливрейного лакея, Кирилл вновь подивился его мертвенному взгляду и истуканской неподвижности. Что там вымуштрованные солдаты кремлевской роты! Они показались бы расшалившимися детишками в сравнении с этим привратником! Экспонат из музея восковых фигур - вот кто этот лакей!
        «Да живой ли он вообще? Может, это манекен?»
        Но лакей манекеном не был. Стоило им войти, как он выверенными и плавными движениями робота запахнул дверь, отступил, поклонился и бесшумно исчез в неприметной нише.
        Длинный сводчатый зал освещали воткнутые в настенные подсвечники толстые витые свечи. По несколько штук в каждом.
        «Жирандоли, - всплыло в памяти полузабытое слово. - Разницы меж канделябром нет, такой же многосвечник, но жирандоль может еще висеть на стене. То, что ставится - канделябр. То, что висит - бра. То, что или ставится или висит - жирандоль. Экий я молодец! Такие слова помню!»
        В глубине зала, на другом его конце, виднелась мраморная лестница. По всей видимости, она вела на верхние этажи. Сводчатые проходы в стенах перемежались такими же сводчатыми нишами. В нишах стояли рыцарские доспехи, а проходы, скорей всего, вели в другие помещения или служили для перехода в иные места замка.
        На стенах висели потускневшие от времени прямоугольные гобелены. Изображенные на них сюжеты был сплошь и рядом заимствованы из рыцарских романов.
        Вот дева, прельщающая единорога, вот рыцарь, одолевающий дракона. Вот такой же рыцарь (впрочем, Кирилл особо не приглядывался) преклоняет колена перед девой, оседлавший единорога. Вдали виднелись миниатюрные замки на фоне голубого неба и барашковых облаков.
        Иной раз вместо гобеленов простенок украшало - опять же старинное - оружие. Но, несмотря на полумрак (стрельчатые витражные окна и свечи давали не так уж много света), зал не выглядел мрачно и не подавлял. Скорее всего, оттого, что кое-где прямо на наборном мраморном полу были разбиты круглые газончики с высаженными на них небольшими деревцами.
        Причем видно, что деревца эти росли как им вздумается, вольно. Ни ровных подрезанных ветвей, ни иных садово-парковых изысков Кирилл не увидел. Веселая зелень сочеталась с мрачноватой обстановкой и все это придавало залу какой-то неожиданно-изысканный вид.
        Насколько понимал Кирилл, на такое обустройство потратился не день и не два. Все выверено. Все подобрано, развешано и расставлено тщательно и со вкусом.
        Кирилл немного постоял, с любопытство осматриваясь. Раньше он нередко посещал музеи - старина прельщала и была его страстью. Но музей - это одно: в нем в разных залах собраны вещи разных эпох, и порой гармонии в экспонатах не видно. Музеи же за рубежом - это сплошь и рядом просто выставки.
        В этом же зале соблюдалось единство. Все выглядело естественно, ненадуманно и дополняло друг друга.
        - Наверху ваши покои, господин Кирилл, - сказала Магда. - Все приготовлено для вас. Одежда, обувь… Если вам интересно, - тут в бесстрастном голосе женщины просквозил огонек, - то вы первый, кто будет жить в этом здании.
        «Инте-е-е-ресно!.. Первый! А что, у лорда Абигора гостей не бывает? Что-то тут не так, какое-то несоответствие. Такой изысканный рыцарь, и…»
        Вслух же сказал:
        - Благодарю вас, Магда. Буду весьма признателен, если вы покажете и расскажете, что здесь еще есть и как это отыскать…
        Магда склонила голову и, поведя в сторону лестницы рукой, повторила:
        - Ваши апартаменты наверху.
        Кирилл кивнул, оглянулся на безмолвного Якова, чуть вздернул бровь (не брать же его с собой дальше, в самом-то деле, да и вид монаха не говорил о его особом желании двигаться дальше) и направился к лестнице.
        Магда и монах остались стоять. Кирилл шел не спеша и осматривал обстановку. Да, новорусской лачугой тут и не пахло. В ней дизайнер где-нибудь да схалтурит. А хозяин внесет свою лепту и усугубит безвкусицу.
        Кирилл неприметно улыбнулся: вспомнил, как ему довелось побывать в загородном доме одного свежеобрубленного магната, и как в необъятной кухне он среди изысков дизайнерской мысли увидел стоящий на видном месте расписной самовар. Рядом лежало такое расписное черпало. Наверно, из кадки чего-нибудь вычерпывать. Но кадки не было.
        Предметы быта были, как и водится, выкрашены в кислотные с золотом цвета. Эдакая дикарская хохлома. Такие фишки - а-ля рюсс - любят покупать иностранцы. Они тоже украшают свой быт такой же псевдонародной кухонной утварью.
        На фоне нежных, светло-пастельных тонов кухни самовар и черпало смотрелись дикими цветовыми пятнами. Тогда еще мысль мелькнула: «Он что, со своими корнями расстаться не может? А ведь на вид лощеный, утверждает, что без ума от русского искусства. Только это не искусство, а низкопробная поделка».
        В замке лорда Абигора, и в частности в этом здании, все иначе. Ни убавить, ни прибавить. Любая мелочь нарушит всю гармонию. Такое создается десятилетиями, как английские газоны.
        Кирилл не успел пройти и треть зала, как наверху послышался отдаленный шум.
        «Кто-то тут еще есть? Магда сказала, что я первый гость. Слуги?..»
        Кирилл оглянулся и увидел, что лицо Магды стало прямо-таки меловым - будто лист бумаги. Черты ее лица окаменели. Монах Яков застыл и, стоя рядом с женщиной, трясся мелкой дрожью.
        Шум стремительно нарастал, переходя в быстрый топот. Раздался протяжный вой, и наверху лестницы возникла черная тень. Тень стремительно покатилась вниз по ступеням, и опешивший поначалу Кирилл разглядел, что к нему огромными прыжками несется обезумевший ротвейлер.
        Могучая собака скалила пасть, с зубов стекала вязкая пена - будто ротвейлера одолевало бешенство. Глаза горели кроваво-красным огнем. Полыхающий взгляд больше всего поразил Кирилла.
        Таких сверкающих, бешеных глаз он у собак не встречал. Только в фильмах ужасов можно увидеть подобные глазищи.
        Кирилл понял намерения ротвейлера. Они просты и очевидны. Собака испытывала непреодолимое желание кого-нибудь убить. И убить как можно скорее. И судя по тому, как ротвейлер не отрывал от него кровавых глаз, жертвой должен был стать именно он, Кирилл…
        Дикий предок человек легко разгонял стаю диких псов. Но он не дикий человек, а вот этот ротвейлер точно дикий.
        Кирилл приготовился отразить удар: тут главное не телепаться и не упустить момент прыжка. А там, если получится, ухватить собаку за челюсть и, пропуская монстра дальше, отпрянуть и легонечко крутануть его вокруг себя. Придется отпустить, пускай летит. Но желательно ударить обо что-нибудь угловатое, твердое и, желательно, острое.
        Еще можно кулаком стукнуть в нос. Встретить, так сказать, на лету. Нанести упреждающий удар. И удар это должен быть серьезным и четким - на кону не то что твое здоровье, тут идет речь о жизни!
        Но двинуть по носу проблематично - у ротвейлеров притуплено чувство боли. Порода такая! Так что на разбитый нос он, может, и внимания не обратит. Значит, за челюсть…
        Эти мысли вихрем пронеслись в голове Кирилла. Он изготовился к атаке. Однако ничего этого делать не пришлось. Никого не покусали, не покалечили и не убили.
        Откуда-то сбоку вдруг вылетела молчаливая серо-бурая тень и, развернувшись в прыжке, превратилась в большую пушистую собаку. Она мощной грудью сбила прыгнувшего ротвейлера.
        Черный пес отлетел в сторону и кубарем покатился по полированному мраморному полу. Однако вскакивать ротвейлер не стал. Наоборот: быстренько перевернулся на спину и, чуть повизгивая, заболтал в воздухе лапами.
        Если бы у ротвейлера не был обрублен хвост, то наверняка он вертел бы им, как пропеллером. Выражал этим, так сказать, свое глубочайшее раскаяние в том, что хотел сотворить. А так вертелся и постукивал по камню лишь небольшой обрубочек.
        Глаза пса потухли, зрачки стали нормального черного цвета. Жуткая, зловещая, так поразившая Кирилла краснота исчезла.
        Над поверженным ротвейлером, чуть порыкивая и показывая меж черных губ великолепные острейшие клыки, стояла собака Кирилла - пушистая кавказская овчарка Шейла.
        Собака взглянула на Кирилла черно-желтыми блестящими глазами и, чуть вильнув хвостом - мол, я тебя вижу, драгоценный хозяин, но подожди немного, дай докончить начатое, - гулким басом гавкнула на ротвейлера. Эхо отразилось от стен, от потолка и замерло не сразу. В ушах Кирилла зазвенело.
        Затем, чтобы закрепить успех и надолго вдолбить неразумному псу жесткий урок, Шейла куснула ротвейлера за ухо.
        Большой пес заскулил и заверещал, как щенок: не сколько больно, сколько обидно и страшно. Давно известно, что даже самая шелудивая сучка сможет совладать с гордым красавцем-кобелем любой породы. На то она и сучка. Впрочем, шелудивой сучкой Шейлу мог назвать лишь полный идиот. Ухоженная и лощеная, с мощными передними лапами, она делала честь славной породе волкодавов.
        Удостоверившись, что хозяину опасность больше не грозит, враг повержен и готов, зализывая раны убраться, Шейла повернулась к Кириллу.
        Радостно повизгивая, извиваясь всем телом и стуча по круглым бокам пушистым хвостом, собака бросилась к нему. Ее вид выражал радость и одновременно смущение.
        «Ты простишь меня, что я тебе бросила, драгоценный хозяин?! Я этого не хотела, так получилось! Прости!»
        Кирилл присел на корточки и протянул к собаке руки.
        - Шейла! Шейлочка! Жива, моя хорошая! Я уж и не знал, что подумать! Куда ж ты пропала! Как же так мы растерялись!..
        Собака ластилась и лизала Кириллу лицо шершавым, как мокрый наждак, языком.
        «Теперь мы снова вместе, и уже никто нас не разлучит! И пусть только какой-нибудь невоспитанный хам попробует на тебя косо глянуть!..»
        Шейла недобро насупилась на ротвейлера и зарычала. Черный пес уже боязливо поднялся и унижено-прибито стоял неподалеку. Он со смущением смотрел на Кирилла: «Мол, извини, незнакомец. Ошибочка вышла…»
        Ротвейлер перевел взгляд на Якова и Магду. Его глаза вновь засверкали, заполыхали бешеным красным огнем. Но, видимо, пес решил больше не испытывать судьбу - неизвестно, как к этому отнесется прекрасная пушистая дама.
        Он ограничился тем, что по очереди глянул на монаха и Магду и так же по очереди оскалил им зубы.
        «Мол, не смотрите, что я немного прилег! Это я из уважения к даме! А хозяин тут я! И если я что-то замечу и мне не понравится, то вам несдобровать. Понятно?»
        И монаху, и Магде все было понятно. Они стояли ни живы ни мертвы - бледные, трясущиеся. Теперь и Кирилл догадался, отчего Яков не хотел идти в дом и не спешил за ним.
        Монах догадывался, что грозный черный пес бродит где-то неподалеку. Видимо, Яков от него уже настрадался. Кирилл понял, отчего сутана монаха сплошь и рядом покрыта тщательно заштопанными прорехами. И у Магды ее старомодного фасона платье тоже, кажется, кое-где подштопано.
        По одутловатому лицу Якова стекали крупные капли пота. Магда стояла бледно-зеленая. Но все-таки на их лицах Кирилл увидел некоторое облегчение. Опасность миновала, черный злобный пес их больше не тронет.
        «Ну и ну! Оказывается, лорд Абигор в своем замке - настоящий феодал! Ладно, отойдут… А я с сочувствием лезть не буду - не мой ротвейлер, в конце концов! А Шейлу я приструню, чтоб и не думала косо на них смотреть! Впрочем, она ученая…»
        Затем Кирилл присмотрелся к Шейле. Впопыхах не заметил перемены в ее наряде. Что-то в знакомой собаке было не то. А, вот! В суматохе и не заметил, что на ней был надет еще один ошейник. Да какой! Богатый! Кроваво-блестящий! Весь усыпанный крупными самоцветными камнями! Причем весьма похожими на настоящие!
        Кирилл решил, что это рубины. Вот только он что-то не слышал, что существуют рубины такой величины. А если такие и есть, то сразу - зараз! - в одном месте они не встречаются. Да еще вдобавок одного и того же оттенка! Такого подбора, наверно, нет даже в алмазном фонде бывшего СССР. Кто ж это нарядил его любимую собаку?
        - Так-так!.. - нарочито строгим голосом начал Кирилл. - А позвольте мне узнать, сударыня, с каких это пор служебно-розыскные, а также пастушьи собаки носят такие драгоценные вещи! - Кирилл потрогал ошейник. Неожиданно его пальцы обожгло странным теплом. Камни казались горячими.
        Причем ошейник болтался на шее собаки и не был застегнут. Мотни она головой, и быстро слетит.
        - Вам, сударыня, по долгу вашей суровой породы просто не положено принимать в дар всякого рода подношения. Будь это даже кусок мяса на сахарной кости или, как в данном случае, вот такой богатый блестящий ошейник. Я, конечно, понимаю: вы девушка и падки на всякого рода бижутерию. Но нужно же знать меру! И притом, вы могли бы сначала посоветоваться со мной. Вдруг он вам совсем не к лицу. Откуда это у вас?
        Менторский тон Кирилла напоминал голос рогатого мужа, выясняющего у любимой жены, откуда у нее вдруг неожиданно появилась та или иная занятная дорогая вещица.
        Хотя говорил Кирилл все это просто так, чтоб отвлечься и собраться с мыслями. Релаксировался, так сказать. Разряжал обстановку. Слишком уж неожиданно налетел на него этот большой ротвейлер, что сейчас тихонечко сидит в сторонке и виновато смотрит в их сторону.
        Кириллу показалось, что он прислушивается. Слишком уж умные глаза для простого пса. Пожалуй, в этом замке надо держать ухо востро, неизвестно, какие сюрпризы могут тут поджидать. А он расслабился, обстановку разглядывал…
        Странно, однако, что ни монах Яков, ни Магда не сказали, что по замку бродит такая злобная собака. Уж они-то наверняка страдали от этого ротвейлера! Вон какие бледные стоят. Что это, злой умысел или недомыслие? Добро, как-нибудь разберемся, дайте срок!
        Отчего-то Кирилл вдруг стал ощущать себя очень значимой фигурой. С чего бы это? В этом месте он без году неделя, ничего не знает, и вообще чужак, а тут этот непонятный снобизм. Откуда ему взяться? Непонятно.
        Меж тем Шейла выслушала речь Кирилла и - как ему показалось - впала в раздумье. Неудивительно, собаки прекрасно все понимают - на то они и собаки. Даже маленькая глупая тявкалка соображает, за что ее ругают хозяева. А серьезные породы - тем более.
        Видимо, Шейла прекрасно понимала интонацию Кирилла и, вполне вероятно, смысл сказанного. Она повернулась к ротвейлеру и что-то тихонечко проскулила. Скулеж звучал извинительно, будто собака оправдывалась и о чем-то просила. Проскулив, как бы в подтверждение сказанного, Шейла мотнула головой на Кирилла.
        Он не знал, что и подумать! Так и сидел на корточках ошарашенный. Оказывается, в этом чудном месте собаки изъясняются жестами! Иначе как можно расценить кивок в его сторону?
        Меж тем ротвейлер подобрался, перебрал передними лапами и как бы подбоченился. Вид у собаки получился серьезный и уморительный. Пес, насколько это было возможно, поднял голову и вильнул обрубочком хвоста.
        «Да, это я ее одарил! А что, разве она недостойна? Если вам не нравится, то отчитывайте меня. Но согласитесь, Кирилл, - разве ей не идут эти изумительные камни, которые так напоминают мои глаза, когда я страшен и в гневе? Бросьте. Это все пустое. Давайте лучше заключим мир…»
        Именно так Кирилл понял мимолетные - не жесты, нет, у собак ведь нет ни жестов, ни мимики! - движения туловища черного пса и перебор его лап. Причем Кириллу показалось, что эти слова прозвучали у него в голове.
        «Ну, вот, - мелькнула мысль. - Я понимаю речь живущих тут людей, и теперь я стал понимать мысли собак. Или мне кажется?..»
        Нет, ему не показалось. Ротвейлер неспешно подошел поближе и, не обращая на вновь обратившихся в соляные столбы Якова и Магду, важно уселся. Пес взглянул на Шейлу, что-то тихонечко проурчал и, по-видимому получив согласие, протянул Кириллу переднюю правую лапу.
        Что тут оставалось делать? Вежливость дорогого стоит. Конечно, Кирилл пожал теплую лапу собаки. Когда тебе предлагают дружбу, не следует от нее отказываться. Тем более что другом ему хочет стать такой разумный нес, у которого - когда он в гневе - глаза сверкают, как рубины!
        - Здравствуйте. Меня - впрочем, это вам известно - зовут Кирилл. Извините, что не знаю вашего имени, - в шутку представился Кирилл. - Если хотите, мы станем друзьями.
        Черный пес довольно уркнул и перебрал лапами. На морде - насколько это возможно для собаки - появилось хитрое выражение, будто он хочет что-то сказать. Дернулись губы, приоткрылась пасть. Потом ротвейлер неожиданно важно кивнул и сверкнул глазами в сторону.
        Якова. - Его зовут господин Грей, - тихонько прошелестел монах. - Он друг господина лорда.
        «Господин Грей! Ну и ну!.. Так вот о ком говорил Яков, когда я спросил про Шейлу».
        В памяти Кирилла всплыли слова монаха: «Вы сами его увидите, господин Кирилл. В замок ее приказал отвести наш властитель - лорд Абигор. Видите ли, на утес он пошел вместе с господином Греем. Господин Грей был очень обрадован госпоже».
        Кирилл с любопытством смотрел на ротвейлера и только и мог, что скрывать улыбку. Надо же, какой важный пес. Головой кивает. Собаки умны - это факт. Известно много случаев, когда хозяева оставляли своим любимцам многомиллионные состояния. И, судя по всему, этот ротвейлер очень важная персона в замке. Важная… и умная. Но отчего же он так не любит монаха и Магду? И Шейла на них недобро косится.
        Провожатые Кирилла стояли ни живы ни мертвы. Головы потуплены, исподволь бросают быстрые боязливые взгляды на собак.
        «Что еще может выкинуть такой своенравный господин? Бросится на них? Не знаю. Да и Шейла может поддаться порыву - тоже кинется. А оно мне это надо? Нет!»
        Кирилл быстро принял решение.
        - Знаете что, Магда! Я, пожалуй, сам разберусь, что делать дальше. Сам найду, куда идти. Возьму их с собой, - Кирилл кивнул на собак, - а вы пока приготовьте поесть. И вы Яков, идите. Если вы мне понадобитесь, я вас разыщу. Я пойду наверх. Так будет лучше. Верно?
        - Как вам будет угодно, господин, - отозвалась Магда. - Наверху гардеробная, если пройти дальше и спуститься вниз, то найдете небольшой бассейн. Вода нагрета. Обед будет подан в трапезную. Вход в нее около лестницы, во-он та дверь.
        Магда указала на дверь в конце зала, поклонилась и скрылась в одном из стрельчатых проходов. Монах же, облегченно вздохнув, сразу устремился к выходу. Вновь из неприметной ниши появился лакей-истукан и бесшумно открыл дверь. Стук деревянных сандалий смолк.
        Тихонько свистнув псам, Кирилл направился к мраморной лестнице. Его снедало любопытство…

* * *
        …Кирилл сидел за богато накрытым столом. Его одолевали веселые мысли. «Вот и спросил на обед что-нибудь простое и незамысловатое! Мол, не утруждайтесь, Магда. Накройте так, как обычно лорду Абигору накрываете. Не надо изысков. Ничего себе - незамысловатое!»
        Большой круглый стол чем-то походил на небольшой универсам. Это сравнение пришло в голову, как только Кирилл увидел все разнообразие выставленного на белоснежную скатерть съестного.
        Мудреной формы графины и графинчики с напитками; кувшинчики и менажницы с подливами и специями; соусники; солонки наполненные солью нескольких видов; щедро пересыпанные зеленью мясо и рыба на больших блюдах; фарфоровые салатницы с разнообразными холодными закусками; блюда, с красиво разложенными на них морскими (как их называл Кирилл) гадами; фарфоровые судки с…
        В общем, на перечисление всего, что стояло перед ним, ушло бы немало времени. На столе еще стояло нечто такое, чему Кирилл просто не мог подобрать названия.
        По левую и правую руку от него лежал ряд серебряных ножей и ножичков, диковинного вида ложек и вилок, щипчиков и иных мудреных - иначе не назовешь - инструментов. Всего не перечесть.
        Как пользоваться всем этим, Кирилл представлял слабо. Ладно, освоится.
        Накрытый стол напоминал огромный натюрморт.
        Кириллу неожиданно пришла в голову веселая мысль о том, что все это продуктовое изобилие могло бы дать вдохновение не одному десятку бездарных гениев. Если, ясно дело, можно было бы каким-то чудом собрать и запереть гениев наедине с этим столом и оставить им предметы труда - кисти, холст и краски. Ну, или карандаши со шпателями. В общем - кто чем привык ваять.
        Гениям поставить задачу: писать свои картины нормально, чтобы было понятно, что на них изображено, а не абы как.
        Кто нарисует простыми и доступными пониманию линиями - тому разрешить сесть за стол, выпить и закусить. Ведь известно, что гениям ничего не надо: они только творят свое виденье мира, а питаются воздухом.
        Это свое виденье гении преподносят нормальным безобидным людям. Наверно, поначалу голодные гении, соревнуясь между собой (голод не тетка, это даже им известно), писали бы натюрморты нормально. То есть все понимали, что изображено на холстах.
        Потом гении, начав отъедаться от этакой щедрой благодати и чуточку обрастя жирком, стали бы рисовать все хуже и хуже. То есть со своим виденьем окружающего мира.
        У них притупился бы инстинкт самосохранения. Сытое брюхо к работе глухо. В итоге через определенный промежуток времени наступил бы такой момент, когда гении вновь начали бы голодать, потому что на холстах снова выходило бы сплошное параноидальное непотребство. И это непотребство никому бы не нравилось. Кроме, разумеется, таких же шизанутых поклонников творчества гениев.
        Поклонники ничего не понимают в шизе, но делают вид, что в ней разбираются. В подтверждение этого, поклонники готовы платить за непотребство большие деньги.
        Кстати, поклонникам, понимающим творчество гениев, тоже не мешало бы поголодать. Устроить, так сказать, пост и режим жесточайшей экономии. Ну а потом покормить, коль возникнет желание, чем-нибудь малосъедобным - тем, что изображено на картинах.
        Поголодав чуток, гении опять стали бы писать картины красивыми и аппетитными.
        Таким образом, и гении, и поклонники со временем излечились бы от пагубной страсти и начинали видеть окружающий мир как остальные люди.
        Поклонники прекратили бы платить за шизу деньги, потому что узнали бы, что такое голод. А так как спрос на шизу исчез, то и гении стали бы творить, как полагается. Ведь желудок надо чем-то питать.
        Естественно, аппетитно творили те, кто действительно умеет рисовать. У Кирилла было сильное подозрение, что большинство гениев не умело держать в руках ни карандаша, ни шпателя.
        Если гению наливное яблочко видится квадратным и трупных цветов, то пусть жрет его сам. Если вместо красивой женщины он рисует краснорожую уродину с треугольными сисочками (причем эти сисочки весьма рознятся своими размерами - одна гигантская, другой почти не видно), то пусть сам и пользует такую женщину. Моральным уродам - уродливый продукт…
        «Боже, что за мысли в голову лезут! - подумал Кирилл, усаживаясь за стол. Это, наверно, от голода. Хорошо, что я не гений! И чего это я на них окрысился? Они-то причем? Странно. Даже эллинское искусство не сразу появилось. В Элладе вся их красота возникла сразу, если можно так выразиться - одномоментно…»
        Невдалеке от растопленного камина расположились собаки. Огонь давал блаженное тепло.
        Грей смотрел на Кирилла все еще настороженно. И это понятно - незнакомый человек. А Шейла? Собака глядела доброжелательно - он ведь все-таки хозяин - но несколько удивленно. Овчарка никак не могла привыкнуть к новой одежде Кирилла. Все дело в том, что он обрядился в шотландский килт.
        Магда явно поскромничала, сказав, что вода в небольшом бассейне уже нагрета. Нет, вода теплая, это так. Только наполнен ею был не заурядный, выложенный кафелем - пусть даже и большой - бассейн. Нет, Кирилл увидел обширный водоем. Эдакий большой пруд или маленькое озеро.
        У самой воды золотистый теплый песок, чуть дальше от берега изумрудная трава-мурава. В озерце кувшинки растут, на дне темнеют зеленоватые бархатные камни. И размерами это озерцо или пруд (нет, скорее всего, пруд) никак не меньше хоккейного поля. Этот чудо-бассейн Кирилл обнаружил, пройдя по второму этажу и вновь спустившись вниз.
        На втором этаже он сначала увидел по обе стороны коридора ряд одинаковых дверей. Наугад ткнувшись в первую, понял, что очутился в гардеробной.
        Вдоль стен стояли высокие зеркала, створки массивных изукрашенных резьбой шкафов были гостеприимно распахнуты. Мол, подходи, и выбирай, что тебе по душе.
        Удивительно было то (хотя Кирилл тут уже ничему не удивлялся), что висевшая в шкафах одежда принадлежала не только разным народам, но и разным эпохам.
        - Ничего себе! - не удержался Кирилл. - И к чему все это? Я ж не красна девица, чтоб по сто раз на дню наряды менять!
        Потом, поразмыслив, решил переоблачиться. Когда еще выпадет такой случай? Если в этом мире есть средневековый монах-доминиканец, женщина в платье фасона середины прошлого века, изысканный лорд в камзоле, бархатных штанах и ботфортах, так отчего бы ему тоже не вырядиться?
        Сначала его внимание привлекла древнеримская тога. Но, решив, что ходить обернутым в простыню, хоть и тонкой шерсти, будет несколько неудобно - да и климат не тот - Кирилл остановил свой выбор на шотландском национальном наряде. В этом есть какой-то свой шик…
        И пусть не говорят, что если горцы ходят в юбках, значит, сражаться не умеют. Как бы не так! Англичане всю свою историю получали от них по рогам, причем жестоко. Горцы есть горцы.
        Решив вернуться сюда позже, Кирилл стал исследовать этаж дальше. Следующая комната представляла собой спальню, со стоящей по центру немалых размеров кроватью под балдахином. Из спальни в гардеробную вела отдельная дверь.
        - Ясно, - протянул Кирилл. - Удобно…
        Смотреть, что находится в остальных комнатах, Кирилл не стал. Зачем? Успеет. Одежда есть. Спать тоже есть где. Что еще надо? Правильно, помыться и поесть! Бросив рюкзак с ноутбуком на необъятную кровать, отправился дальше.
        В конце коридора Кирилл увидел еще одну ведущую вниз лестницу. Магда говорила, что там бассейн.
        Ну что же, ополоснуться не мешает. Кирилл спустился, и… И увидел этот водоем под стеклянной крышей.
        По одной стене вдоль водоема он увидел несколько дверей. А за ними целый помывочный комплекс! Тут тебе и нагретая сауна, и парная на манер турецкой, и нечто вроде жарких римских терм с маленькими бассейнами полными горячей воды. Не хватало лишь русской парной с веничками да квасным духом. На да ладно, спасибо и на этом!
        Кирилл сбегал наверх, прихватил из гардеробной килт и мигом вернулся.
        Оставив собак на песочке возле пруда (так он мысленно стал называть этот чудный водоемчик), Кирилл для начала отправился в парную. Вдоволь там настрадавшись, выскочил наружу и на глазах изумленных собак с криком «Ура!» плюхнулся в тепловатую - в самый раз - воду пруда.
        Вдоволь наплескавшись и наплававшись, Кирилл выбрался на берег и вольготно развалился на мягкой травке.
        Шейла печально смотрела на его мокрое тело, и в глазах ее стоял немой укор. Мол, что же ты делаешь, хозяин! Разве можно над собой так издеваться? Побереги силы. Ведь известно, что нет ничего слаще, чем сухое теплое место. А ты? Вон как вымок! Зачем?..
        - Хочешь, и тебя окуну? - предложил Кирилл. - Ты ж у нас не трусиха, верно? Вода в пруду прекрасна, в меру тепловата, и жаль, что ты у нас не гордая британка. Иначе ты бы оценила эту воду по достоинству! Поясню. Видишь ли, Шейла, знающие люди рассказывают, что в Британии в ванных комнатах всего два крана - для горячей и для холодной воды. Сам я там не был, поэтому не знаю. Но предполагаю, что если есть два крана, то должно быть и два душа. Из одного брызжет горячая вода, из другого, соответственно, холодная. Это называется контрастный душ. Полезен для здоровья. Думаю, твои собачьи блошки были бы в восторге от такого помыва.
        Говоря все это, Кирилл ловко стянул через голову собаки украшенный красными стекляшками (или все-таки рубинами?) ошейник и расстегнул родной, простой кожаный. Бросил собачьи атрибуты рядом и выжидательно смотрел на Шейлу.
        - Пошли, снял твои камни-финики. Вперед! Да не бойся ты, однова погибать!
        Не обращая внимания на некоторое сопротивление, он поднял нелегкую собачку на руки и снова забрался в пруд. Воду Шейла, как и всякая собака, терпела, хотя купаться не любила.
        Но на берег выбираться не спешила, плавала вокруг Кирилла кругами. Видя, что подруга не собирается вылезать, к ним присоединился и Грей. Вся троица сидела в воде еще где-то минут десять.
        Наконец выбравшись на берег окончательно, Кирилл взял килт и для начала показал отряхивающимся Шейле и Грею.
        - Видите? Это моя новая одежда. Я сейчас ее надену и буду в ней ходить. Знайте, в ней буду я - а не кто-нибудь другой! Не вздумайте бросаться! Вот, нюхайте ее, запоминайте! А то я вам!..
        Что значит - «А то я вам!..» - Кирилл не досказал. Главное - предупредить. Ведь известно - зрение у собак не очень хорошее. Они больше полагаются на нюх. Собака запросто может наброситься и покусать своего хозяина, если он неожиданно появится перед ней в незнакомой ей одежде. Ведь пахнет-то он по-другому!
        А незнакомый человек - это угроза. Тем более доверчивость к незнакомым людям у такого рода серьезных собак, как кавказская овчарка и ротвейлер, проявляется крайне медленно. Если проявляется вообще…
        Кирилл не хотел быть погрызенным ни за что ни про что. Дал понюхать одежду еще раз. Ведь он собирался появиться перед Шейлой в клетчатой юбке.
        Кирилл неспешно одевался. Развернув каждую часть своего нового наряда, еще какое-то время вертел его перед глазами собак и подносил к их носам.
        Юбка из тяжелой шерстяной ткани в крупную темно-зеленую клетку, длинный черный пиджак с металлическими пуговицами, кожаный ремень, набедренная сумка, назначение которой - охранять детородный орган, рубаха, наконец, гетры - все это было внимательно изучено собаками.
        Башмаки Кирилл решил оставить свои. Привык, да они, в общем-то, сочетались с нарядом горцев, потому что ботинки его тоже были хоть и туристскими, но горными. Ну а берет, или гленгарри, потом наденет, носить головные уборы он не привык.
        Но все равно, когда Кирилл оделся, то вылизывающиеся собаки вскочили и недоуменно уставились на него.
        «Чёрти что! - говорил взгляд Шейлы. - И ты собираешься так ходить? Тебе не стыдно?»
        - Ладно, подружка, успокойся, - довольно пробурчал Кирилл. - Я же не возбраняю тебе носить на шее бижутерию. - Кирилл кивнул на необычный ошейник. - Тебе же не стыдно?
        «Я дама! - вильнула хвостом Шейла. - Мне позволено…»
        В общем, первоначальные ощущения от шотландского наряда были так себе, не очень… В килте ходить неудобно - снизу нещадно поддувало. Да вдобавок под юбку он ничего не поддел. Свои трусы Кирилл простирнул и оставил сушиться.
        Все дело в том, что в этом безумно богатом нарядами гардеробе он не обнаружил этой столь необходимой любому мужчине детали туалета. Нашлись какие-то порты с завязочками сверху и снизу, но согласитесь, если надеть этот белоснежный шедевр, то торчащие из-под килта нижние части портов выглядели бы чуточку прикольно. Если не омерзительно.
        Поэтому пришлось довольствоваться тем, что есть. То есть ничем.
        «Ладно, не беда, привыкну. В конце концов - эти портки можно и обрезать, превратить - как сказали классики - в элегантные шорты. Так что проблем не существует!»
        Полностью одевшись и разобравшись с хитроумными шотландскими застежками, он кивнул Шейле и важно, как глава какого-нибудь горного клана, прошествовал в то место, где по уверениям Магды его будет ждать обед.
        Кирилл бросил взгляд на часы, это уже не обед - это, скорее, получится ранний ужин.
        По пути он не удержался и заглянул в гардеробную. Надо взглянуть на себя глазами бедной Шейлы. Ну, что ж… Выглядел он ничем не хуже исконных горцев.
        - Эх, волынки не хватает… или волыны… - Кирилл на секунду представил себя в таком наряде и с «АК» наперевес. Автомат никак не хотел вписываться. - Ладно, Шейла. Успеем еще налюбоваться. Пошли обедать.
        ГЛАВА 9
        Бессонная ночь
        Больше всего обрадовало Кирилла то, что в столовой на каминной полке он увидел солидный набор курительных трубок. Какие только красоты не висели на вычурной резной подставке!
        С длинными и короткими чубуками, с прямыми и изогнутыми, с эбонитовыми и янтарными. Все украшены тонкой резьбой и инкрустацией, и каждая трубка являлась своего рода произведением искусства.
        «Что ж! - загорелся Кирилл. - Раз есть трубки, стало быть, найдется и табак!»
        И верно, невдалеке, но так, чтобы жар от огня его не доставал, стоял ящик для табака, так называемый хьюмидор. Как правило, в нем хранят сигары и черуты - такие же сигары, только с обрезанными концами. Но, к радости Кирилла, их там не нашлось. Ну, скажите на милость, что за радос1ь курить не в затяжку и просто полоскать рот дымом! Так, баловство. Лучше уж вообще не курить.
        Зато многочисленные отделения табачного ящика были полны деревянными шкатулками с табаком.
        По очереди открыв несколько шкатулок и понюхав их содержимое, Кирилл пришел в восторг. Там был и «Клан», и египетский «Нефертити», и вишневый «Черный капитан».
        «Живем!» - весело подумал Кирилл.
        Ведь он сильно сомневался, что в этом незнакомом месте есть какое-то представление о табаке. Оказалось - это не так. Табаки, которые он обнаружил, оказались и должным образом просушены, и, соответственно, высочайшего качества.
        «Ай да лорд! Молодец!»
        И в самом деле, было чему радоваться: лишите курильщика его пагубной страсти, и через короткий промежуток времени вы увидите перед собой злобного монстра. Это давно известно. Можно прожить без еды несколько дней, и ничего не случится. Так, только легкое головокружение. А вот без курева?.. Ой-ей-ей!
        Курить для Кирилла - это как дышать! Настолько заядлым курильщиком он был. А в куртке у него оставалось всего лишь полпачки сигарет. И он уже тосковал в предвкушении того часа, когда они закончатся. Так что увиденное великолепие чрезвычайно улучшило настроение.
        Кирилл умилился, увидев, что на полу рядом со столом стояло два больших фарфоровых блюда. Да что там блюда - целые подносы!
        - Ну, это, ребята, для вас, меньше насвинячите.
        То, что предпочитает Шейла, ему известно, а вот что любит господин Грей? Избалован, наверно. Впрочем, Кирилл не стал заморачиваться и выложил каждой собаке по большому кусу прожаренного мяса.
        Не нравится - пусть не едят. Дело хозяйское. Впрочем, предложенному угощению собаки обрадовались. Мигом слопали и стали ждать добавки. Как известно - у собак и кошек только глаза несытые… Кирилл дал еще, потом еще - с запасом. Ешьте, не жалко. Впрочем, перекармливать псов он не собирался. Ни к чему.
        Разобравшись с собаками, Кирилл, не торопясь и растягивая удовольствие, налил в тонкий, резного хрусталя, стакан водки. Булькнул на два пальца. То, что в запотевшем пузатом графинчике, стоящем посреди стола налита именно водка, он понял сразу. Только она может быть такой же прозрачной, как фильтрованная вода.
        К водке требуются еда. Желательно горячая. Запивать водку чем-либо неразумно. Это Кирилл усвоил давно. Положил кусок дымящегося мяса, стал накладывать на тарелку каких-то закусок.
        В принципе, водку все равно чем заедать, хуже она от этого не станет. Лишь бы горячее было, и пожирней. Подцепил двузубой вилкой нечто морское. Задумался. Вспомнил своего инструктора по выживанию. Много чему от него Кирилл научился, и как сейчас помнит те золотые слова.
        «Закусывайте, ребята! Главное - закусывайте! Тогда вас никакой хмель не возьмет. Вон, дед у меня был. Мельник. Я здоровый, а в сравнении с ним недомерок. Дед мой всю педелю работает. Пашет - дай бог! Не по мешку, и не по два, как некоторые берет. Сразу четыре. Руки у него ого-го! Зацепит в каждую по два мешка, на плечи побросает и наверх! А зачем ему два раза ходить?
        Ну вот, отработает он неделю, а в конце у него отдых. Четверть за раз выпивал! Пока четверть уговаривает - жена ему гуся готовит. Варит, а что не сварила, то жарит. И это не считается закуской. Вот он четверть выпьет, гуся до косточки обсосет и разминаться. Гулять идет, кулаками помахать.
        А предложи ему просто так выпить да холодным закусить? Так он подальше пошлет! Мол, что ты мне предлагаешь? Как без горячей еды пить можно? Вот и вы, ребята, коли доведется вам пить, так старайтесь горячим закусывать. Тогда и разминка в радость будет».
        Кирилл вздохнул. Где он сейчас? Разметало всех. Не сыскать. Вот и он сейчас очутился неведомо где и непонятно зачем. Надо осмыслить все происшедшее за сегодняшний день, обстановка располагает…
        Кирилл бросил взгляд на наручные часы.
        «Итак, начнем по порядку. Сегодня, если они не врут, двадцать второе марта. Восемь вечера. И вчера в Питере вечер был, только от вчерашнего до сегодняшнего время пролетело, будто его и не было вовсе. Где ж я сутки пропадал-то? Не понятно, не знаю… Вчера вечером, как всегда я пошел с Шейлой гулять. На курган. В дальнюю его часть. А что дальше? В голове сумбур какой-то…»
        В самом деле, Кирилл выводил свою годовалую любимицу на прогулку в определенное время и в определенное излюбленное место. Этим местом был курган. У местных жителей это название получил огромный могильник, для каких-то непонятных целей насыпанный за развлекательным комплексом «Ледовый Дворец».
        Что там покоилось под многотонными грудами грязного песка и строительного бетонного хлама, оставалось тайной за семью печатями. Известно было лишь то, что место это гнилое.
        Да и окрестности могильника, пока не были застроены, тоже не вызывали ни радости, ни желания побродить по нему.
        Невдалеке от кургана, на берегу Невы, торчали стальные проржавевшие трубы химкомбината. Пустые полуразрушенные корпуса зияли мертвыми окнами. Вот уже много лет производство бездействовало. Для окрестного населения это было благом, и вот почему.
        Кирилл помнит те времена, когда, в основном глубокой ночью - а порой и днем - из высокой трубы химкомбината в небо извергались желто-рыжие хвосты дичайшей вони.
        В основном преобладал запах сероводорода. К нему примешивались еще какие-то пахнущие острой химией добавки. Этот букет ароматов бил по легким и мозгам так, что некоторым, особо восприимчивым людям сразу становилось дурно. Их тошнило, одолевала рвота.
        Если же подышать чуть дольше, то можно было запросто потерять сознание. Ну а если ветер прибивал этот ядовитый дым к земле, то оставалось только вешаться.
        Вся эта убойная дрянь, ясно дело, оседала по окрестностям. Насколько помнил Кирилл, раньше повсюду встречались небольшие безжизненные болотца и лужицы полные желтой вонючей воды. Естественно, что и земля в многокилометровой округе тоже была на много метров вглубь пропитана химической гадостью.
        Само собой разумеется, что в теплую погоду земля выдыхала ядовитые испарения. Да и будет выдыхать отраву еще много лет. Когда почва очистится - неизвестно. Соответственно, что все это, так или иначе, отражалось на жителях района.
        Как-то Кирилл слышал, что на химкомбинате делали окислитель для ракетного топлива. Что само по себе уже было не кисло.
        По слухам, если этот химкомпонент случайно вдохнуть, то для начала вылезают и лопаются глаза. Ну а затем быстрый и печальный итог. В течение короткого промежутка времени человек гибнет.
        Впрочем, химкомбинат давно не работал. Прекратил, так сказать, свое существование, когда Кирилл еще ходил в школу. Но желтые лужицы и одуряющую вонь он запомнил хорошо.
        Шли годы, жилой массив под названием Веселый Поселок разрастался. Появлялись новые дома, прокопали метро. И вот как-то, за маленькой мутноватой речкой, притоком Невы, неожиданно и быстро вырос холм. Его-то и окрестили курганом. Название это оказалось настолько удачным, что даже на компьютерной программе, где можно увидеть землю из космоса, это место так и обозначалось - Kurgan.
        Сам же курган - вообще диковинная штука. Сначала на большом топком месте вырыли котлован (или что-то выкопали из земли). Затем огромную яму принялись засыпать.
        Днем и ночью в свете прожекторов на месте будущего холма сновали самосвалы. Тарахтели трактора, разминая и трамбуя почву. Само же место могильника было огорожено забором. Вроде бы даже охрана регулярно ходила по периметру.
        Наконец, в короткие сроки, возник длинный пологий холм.
        Несколько лет на этом могильнике ничего не росло. Так и лежал ободранный и печальный. Кое-где торчали пруты арматуры и просвечивали углы бетонных плит.
        Шло время, почву на кургане прибивали дожди и талые снега, она разглаживалась и уминалась. Появилась редкая, чахлая, желтоватая травка.
        Но счетчики Гейгера, которые по тем временам после чернобыльской аварии имели многие продвинутые люди, на кургане не работали. Или вообще ничего не показывали (что само по себе странно, ведь должны ж они показывать естественный фон), или их зашкаливало. В общем, с радиацией там творилось нечто непонятное.
        Потом, с течением времени, уровень радиации как-то неожиданно пришел в норму и достиг естественного фона. Появились первые робкие кустики. Ландшафт кургана стал напоминать тундру. Мертвый могильник потихоньку воскресал и, наконец, зажил своей жизнью.
        Кирилл выгуливал там собаку, потому что лучшее место вряд ли можно было сыскать во всем Веселом Поселке. Да и жил он неподалеку. На кургане собак выгуливали все окрестные жители.
        О том, что закопано под ногами, Кирилл, в общем-то, задумывался редко. Не все ли равно, где ходить? По мировоззрению он, скорее всего, был фаталистом. Все когда-нибудь умрем. Так чего ради стараться и отсрочивать неизбежный конец? Тем более, русский народ много десятков лет приучали не понимать значения слова «экология».
        Да и сейчас, в общем-то, люди не понимают всей ее важности. Достаточно взглянуть на мутные реки, грязные леса. И так по всей стране. За долгие десятилетия землю России основательно загадили.
        Так что наткнуться на какую-нибудь смертельно опасную гадость можно было где угодно и когда угодно.
        Летом на кургане такие же фаталисты загорали. Нежились на солнце и попутно получали снизу свою дозу смерти. Матери катали коляски. Алкаши отдыхали в теперь уже разросшихся кустах.
        Зимой на кургане развлекалась детвора. С его склонов удобно скатываться на санях, надувных ватрушках, дощечках, да и просто на ногах или своей пятой точке.
        А зимы становились все теплее. Глобальное потепление давало о себе знать. Снегу выпадало мало, да и вдоль склонов, загораживая подходы и спуски, уже вовсю были понатыканы автомобильные стоянки.
        Кирилл все удивлялся, отчего это обширное место не облюбовали застройщики. Наверняка у многих чесались лапы застроить это место. Но кто-то или что-то до поры не давало этого делать.
        Впрочем - это вопрос времени. И на могильнике что-нибудь слепят. Если не жилые дома, так все равно что-нибудь придумают, Дело известное, главное начать. Земли в России мало.
        Вон, сотворили же рядом с курганом Ледовый Дворец. И ничего, ходит туда разный люд на концерты и прочие забавные мероприятия. Кирилл и сам не раз в нем бывал. Переться через весь город не надо. Но комплекс этот не на кургане, а чуть поодаль: за меленькой мутной речушкой…
        Так что все в порядке. Не он один самоубийца - а вся Россия. О будущих хворях мало кто задумывается. Пока, как говорится, жареный шантеклер в одно место не клюнет, народ так и будет гадить, где только возможно …
        Итак, Кирилл пошел на курган. После того как Шейла сделала свои дела, они направились к метро. Около него жил один знакомый кудесник. Кирилл хотел забрать свой усовершенствованный ноутбук.
        Русская земля полна умельцами, и порой знающий мастер в буквальном смысле на колене может слепить такое, что не снилось и высокотехнологичным производствам запада. Примеров более чем достаточно.
        Вот и Кирилл отдал знакомому мастеру свою машинку. Пусть увеличит возможности: расширит память, быстродействие, заменит аккумуляторы на более емкие.
        Попутно у него же забрал закатанную в ламинат солнечную батарею. Легкую, скатывающуюся в небольшой рулончик. Для зарядки аккумуляторов ноутбука вполне хватит. Это было его ноу-хау. Надо, чтоб элементы легко помешались в рюкзак. Попутно мастер изготовил подобный маленький фотоэлемент для подзарядки коммуникатора.
        Сделал Кирилл это для того, чтобы не зависеть от электричества. Мало ли куда занесет? В иных деревеньках до сих пор керосиновые лампы в ходу. А солнышко - оно везде есть.
        После опробования ноутбука, убедившись, что все сделано как надо, Кирилл направился в ближайший книжный магазин.
        Единственным достоинством затеянных в конце прошлого тысячелетия реформ Кирилл считал то, что в России появилась - наконец-то своя! - литература приключенческого и фантазийного жанра. Раньше с хорошими книгами было туго.
        Ясно дело, в его приоритеты не входили детективы, что напропалую строчили дамочки и репродуктивного возраста, и давно забывшие значение этого слова.
        Отчего-то они считали своим долгом осчастливить народонаселение туповатой развлекухой. Детективные книжки - все они писались быстро - месяц-другой - и словно под копирку. С такой же скоростью треска нерестится миллионами одинаковых икринок. Из всего этого необъятного количества в живых остается лишь несколько мальков.
        Так же и с этим чтивом, ничего общего с литературой не имеющим. Прочитал и через полчаса забыл. Тем более так называемая ирония и авторские ходы выкачивались авторессами из Интернета. Ничего нового в этих книжицах не увидишь.
        Но, впрочем, может, кому-то этот жанр и нравится. Кирилл над этим не задумывался. Как и многие его знакомые, эту литературу он не покупал и не читал.
        Так же не жаловал он и всевозможных номинантов и лауреатов каких-то там премий. Ну зачем ему мутный поток чужого сознания? Своего хватает.
        Но, как говорится, на вкус и цвет все фломастеры разные. Нравится - читайте.
        Сам же он отдавал предпочтение славянскому фэнтази. Все-таки согласитесь - гоблины и тролли на Руси никогда не водились. А пресловутый дракон закатных земель - это всего лишь знакомый с детства Горыныч или Ящер.
        И вот дождались! Появились такие мастера этого жанра, что для похвалы просто не хватало слов!
        Конечно, оформление книг оставляло желать лучшего. Почему-то чуть ли не на каждой яркой глянцевой обложке изображался мускулистый парень с непропорционально маленькой головой. Наверно, для того, чтобы подчеркнуть мощь его мышц.
        Рядом с парнем изображалась девица в минимальном купальном костюме и при поясе. За поясом, как правило, заткнут большой набор всевозможных ножей. Такие же ножи она держала в руках. Попутно эта парочка отбивалась от какого-нибудь осклизлого монстра.
        Все действие обложки разворачивалось на фоне далекого замка или лесной чащобы.
        Кирилл всегда задумывался, что стали бы делать эти полуголые герои в джунглях или там, где царят холода? Ясно, что в такой одежке они не продержались бы и нескольких минут. Укусы некоторых паучков, слизь иных ящериц и жаб - это, знаете ли, что-то! Ну да ладно, пусть оформление остается на совести издателей. В конце концов, у каждого свой вкус. Автор не виноват. Главное - содержание.
        Вот и сейчас Кирилл, заглянув в знакомую книжную лавку, приобрел очередную книгу. Название многообещающее - «Могильник». Пролистав несколько страниц, понял, что дело стоящее: время и деньги будут потрачены не зря. Славянское фэнтази… Что-то о населявших древнее балтийское побережье племенах вендов, о викингах, о русалках.
        Интересно, что еще можно наваять на эту тему? Бытует мнение, что русалки, как правило, злые, коварные и враждебные для человека существа. У них сплошь и рядом зеленые волосы, и воняют русалки рыбой. И занятий других у них нет, кроме как сидеть на дереве и чесать зеленые волосы. Попутно пугаю г кою ни попади.
        В купленной книге вроде несколько иной взгляд на вещи. Кажется, и мистика в ней есть. Даже забавно - в недавнем прошлом Кирилла непознанное составляло весомую часть его жизни. Доводилось, знаете ли…
        Впрочем, вроде бы в книге нет ни дурней-богатырей, налево и направо машущих многопудовыми мечами и годами не снимающих броню (вроде они даже спят в ней), ни иного незнания матчасти и дебилизма. А то ведь как иной раз получается: авторы входят в раж и излагают сюжет древним неизбывным языком.
        Кириллу как-то раз попалась стрёмная и примечательная книжица.
        Какая-то писательница велеречиво излагала суть дела древнеславянским языком. Для облегчения восприятия после каждого забойного и непонятного выражения в скобочках ставилось пояснение. Два слова крутой неизбывности - скобки - два слова пояснения - скобки. И так вся книга. Кирилл даже чуть было не приобрел занятную книжку как памятник людской тупости. Но потом передумал: если скупать всю макулатуру - не хватит книжных полок.
        Вот такое - дилетанское - мнение он имел о судьбах современной русской литературы.
        Итак, Кирилл приобрел книгу и, довольный, направился обратно, домой. Вечер обещал быть приятным: компьютер, увлекательное чтение… Что еще нужно для душевного равновесия!
        Путь вновь лежал через курган. Солнце уже зашло и, как это водится весенней порой в Петербурге, тянулся длинный сумрачный вечер.
        Стемнело окончательно, когда они с Шейлой подошли к кургану. От него ощутимо тянуло холодом.
        Впрочем, Кирилл давно обратил внимание на некоторую странность. Если после жаркого летнего дня, когда земля еще не остыла, ближе к вечеру пересечь дорогу, отделяющую курган от многоэтажек, то тело сразу охватывает вязкий, промозглый холод.
        Причем такое чувствовал не он один. Спрашивал знакомых - не кажется ли ему? Нет, многие испытывали нечто подобное: приближаешься летним вечером к склонам холма, и сразу же тело бьет озноб и по нему бегут мурашки. Вот так-то… Пусть ученый люд попробует объяснить эту аномалию.
        Кирилл решил не встречаться со знакомыми собачниками. Отчего-то не было настроения видеть кого-либо и вести пустопорожние разговоры. Он пошел подальше от жилых домов, в глухую часть холма. В сторону Ладожского вокзала. Туда хозяева собак заходили редко. Далеко от дома.
        Кирилл плеснул еще водки. Отмерил, как и прежде, на два пальца. Выпил и закусил уже чуть подостывшим мясом. Мысли нестройными рядами неслись в голове и путались. Будто кто-то нарочно их сбивал. Никак не сосредоточиться.
        Этот момент он никак не мог вспомнить толком, хотя по пути в замок пытался проанализировать все происшедшее с ним.
        «Так, а что же произошло дальше? Ничего не помню! Кажется, дошли до края кургана, там сплошные кусты и спуск пологий. Я решил, что пора возвращаться. Шейла нагулялась - уже не шуршала в кустах, а плелась рядом. Да, возвращались домой…»
        Кирилл наелся. Сытость одолевала тело, а выпитый алкоголь чуть туманил мозги и приводил в благодушное настроение. Думать было лень.
        Собаки грелись у камина, щурив глаза на языки пламени. Наверно, такими же задумчивыми глазами много тысяч лет назад смотрели на горящий костер их далекие предки.
        Кириллу показалось, что когда-то он уже видел такое: костер и двух могучих псов рядом. Дежавю…
        После сытного обеда - или ужина? - он решил покурить. Выбрав себе не очень изысканную трубку - хотя можно было взять один из двух кальянов, но это как-нибудь потом - он неспешно набил ее табаком и прикурил от длинной каминной спички. Выпустил густой клуб дыма. Постоял, протянул руки к огню и вернулся за стол.
        Учуяв запах дыма, ротвейлер Грей неодобрительно глянул на него, а Шейла громко чихнула.
        - Ничего, привыкай, - назидательным голосом произнес Кирилл. - А то вместе почти год, а ты все чихаешь и морщишься. Я же тебе тут не самосадом дымлю, а настоящим - причем отличным - табаком. А чтоб ты знала: хороший табак является благовонием. Так что терпи!
        Шейла вздохнула. Ей не привыкать. Что поделать, если драгоценный хозяин подвержен такой противной привычке? Хорошо еще, что хоть не горелой резиной дымит. Там вообще дым черный и сажа в воздухе летает.
        Итак, они пошли обратно. К дому. И вдруг за ближними кустами мелькнула странная тень. Кирилл подумал, что ему показалось! Тень походила по очертаниям на большого - ему по грудь! - кота. Кот стоял на задних лапах. В память врезались острые ушки. Их резко оттенял бледный лунный свет.
        И опять в голове закружились обрывки давешнего вечера. Обрывки, прямо-таки сказать, хиловатые.
        Кирилл выпустил очередной клуб дыма. Может, отложить вечер воспоминаний? Ну его в баню. Потом как-нибудь само собой вспомнится.
        Дело в том, что сейчас память упорно не хотела возвращаться. Кирилл не мог взять в толк - как он очутился в этом незнакомом мире? Зачем? То, что сейчас он сидит за столом, невдалеке полыхают дрова в камине и около огня греются две собаки, он отчего-то воспринимал как должное.
        Единственное, что еще как-то отпечаталось - даже не в памяти, а в сознании - это скверное, невыразимо-тошнотворное чувство.
        Ему было сложно объяснить, что он ощущал. Просто вчера вечером у него разом исчезли все мысли. Только в глубине рассудка пульсировал ужас - неужели это навсегда? Неужели я так и останусь растением?!
        Сколько времени длилось «безмыслие» (так он окрестил то состояние) - Кирилл не знал. В чувство его привел насмешливый голос лорда Абигора.
        Кирилл выпустил очередной клуб дыма. В общем, осталось только констатировать тот факт, что от вчерашнего вечера на кургане до сегодняшнего его появления в круглом зале - провал в памяти.
        - Да, негусто… Негусто… - Кирилл сосредоточено пыхал трубкой. - Хорошо хоть немножко штрихов в память запало. Даже не в память, а в подсознание. Что ж случилось-то? Чувствую себя будто персонаж компьютерного квеста, и мною кто-то двигает. Впрочем, ладно. Никто меня дома не ждет и беспокоиться не станет. Шейла рядом. Эх, умела бы она говорить, может, прояснила бы! А, Шейла?
        Собака подняла голову. Посмотрела внимательно и пристально. Будто и вправду раздумывала - а не ответить ли хозяину? Потом снова задремала.
        - Молчит…
        Кирилл предавался раздумьям.
        «Надо же! Столько книг-фэнтэзи прочел! Там ведь каждый герой прекрасно помнит, как он перемещается туда и обратно. А вот я ну хоть что-нибудь внятно запомнил! Вот только котик в кустах и его ушки почему-то запали. Еще бы, кот-то этот размером с булгаковского будет. Не меньше! А может, тоже показалось?»
        - Шейла, хватит спать. - Кирилл увидел, что собака приоткрыла один глаз и хитро поглядывает в его сторону - Кто бы мне прояснил, куда мы попали? Впрочем, откуда ты знаешь? Хотя тут не так уж и плохо. Во всяком случае - мне интересно.
        И тут в голове Кирилла отчетливо бухнуло.
        «Согласна с тобой хозяин… Ты рядом, и мне хорошо. А об остальном не печалься. Наладится. Вон, я у тебя есть. Да еще какой парень рядом спит!»
        Шейла, прищурясь, посмотрела на сопящего Грея. Потом, нежась от каминного тепла, собака с силой потянулась.
        «Он тут все знает. И нас-то в обиду точно не даст! Мы его гости. Да вдобавок, как я уже поняла, у него сильный хозяин. Сильнее всех. Ты его видел…»
        Кирилл сидел разинув рот. Потом, опомнившись, тихонько пробормотал:
        - Шейла, мне кажется?.. Или ты со мной мысленно говоришь?..
        «Да, говорю…»
        - А как это… - Кирилл не находил слов. Потом вдруг неожиданно спросил: - А вслух можешь?
        - Да, - странным урчащим голосом ответила собака. - Могу. Только пока мне еще тяжело, привыкнуть надо. Я пока мысленно. Хорошо?
        Кириллу только и оставалось, что кивать. На галлюцинацию, насколько он знал, это нисколько не походило. Шейла вновь задремала. Кирилл решил ее пока не тревожить и не заметил, как задремал сам.
        Когда он раскрыл глаза, витраж в сводчатом окне потемнел. Наступила ночь.
        - Ладно, хватит спать, - вялым спросонья голосом пробормотал Кирилл. - Надо проветриться. Не для сна же и отдыха я сюда попал. Не мешало бы прогуляться, осмотреть окрестности.
        Кирилл встал и, тихонько свистнув собачкам, направился к выходу.
        Он решил пока ни о чем Шейлу не спрашивать. А вдруг разговор с ней ему померещился и происходил во сне?
        Спать уже не хотелось, снедало любопытство - что снаружи. Да и собак перед сном выгулять не помешает. Шейлу вывести точно надо. А вот Грей…
        Кирилл усмехнулся. Ротвейлер такой пес, который гуляет там, где вздумается. Он в замке хозяин.
        Собаки чуть слышно клацали когтями по гладкому мрамору. И снова непонятно откуда бесшумно выскочивший лакей с автоматизмом работа распахнул двери.
        В лицо пахнул прохладным ночным воздухом. На стенах замка горели редкие огни. Нечто вроде костров на высоких подставках. Особого света они не давали. Так, только обозначали зубчатый контур. Несколько подобных светильников стояли и на замковой площади. Окна строений затемнены - не видно ни малейшего проблеска.
        Редкие факелы по углам зданий придавали домам особое очарование. Мрачная готика средневековья.
        На нижних ступеньках крыльца сидел пригорюнившийся Яков. Подняв голову, монах бездумно смотрел на звездное небо. Лицо бледное, а под глазами черные круги. Казалось, что он болен. Увидев Кирилла, монах встрепенулся и вскочил.
        Грей ощерился и глухо рыкнул. Глаза пса снова засверкали кровавыми рубинами. Шерсть на загривке Шейлы приподнялась, в горле ее клокотало протяжное рычание. Для начала она собралась облаять монаха. А там видно будет. Кирилл знал это ее состояние. Сейчас бросится. Странно, что он ей сделал? Что на нее нашло? Разорвать готова!
        - Фу! - Кирилл резко положил руку на загривок Шейлы. - И ты, Грей, прекрати! Фу!
        Псы нехотя успокоились. Косясь на монаха, сбежали вниз и затерялись в сумрачной площади. Вскочивший Яков испуганно глядел им вслед.
        - Яков! А что же вы тут мерзнете? Я ведь сказал и вам, и Магде, что сам разберусь, как быть. Что же, весь вечер тут просидели? Зря. Идите. Я позову собак. Придержу их. Они вас не тронут.
        Монах тревожно вглядывался в сумрачную площадь. На ней резвились псы. Доносился веселый рык и гавканье.
        - Я выполняю приказания господина лорда и ваши, господин Кирилл. Лорд приказал сопутствовать вам. Вы же меня отослали, но не сказали, что делать. Вот я и дожидаюсь вас тут.
        Кирилл не знал, что и подумать. Надо же, не распорядился! Мол, у вас, товарищ монах Яков, сейчас свободное время. Команде петь песни и веселиться. Ладно, в следующий раз даст прямые указания.
        - Не стоило, Яков. Идите, занимайтесь своими делами. Впрочем, - Кириллу пришла в голову неожиданная мысль, - если вам не трудно, можете сопроводить меня… Я хочу подняться на стену и оттуда осмотреть окрестности. Хотя не знаю, много ли увижу. Темно. Может, вы поясните то, что мне будет непонятно.
        Монах безропотно склонил голову.
        Подъем на крепостную стену оказался и нетрудным и недолгим. Все равно как если бы неспешным шагом подняться вверх по движущемуся эскалатору питерского метро.
        Впрочем, Якову пришлось туговато. Монах тяжело дышал и беспрестанно вытирал мокрый лоб. Кирилл подумал, что рукав его сутаны скоро можно будет выжимать. Впрочем, прогулка пойдет Якову на пользу. Человек должен двигаться, и, как считал Кирилл, проходить в день не меньше восемнадцати километров. Сам он даже не запыхался, а собаки уже давно бегали по верху. Им-то все нипочем. Чем больше шевелятся - тем лучше.
        К разочарованию Кирилла, много он не увидел. Лежащий вдали городок оказался таким же темным, как и замок. Ни одного лучика из сводчатых окон и бойниц, ни малейшего огонька под далекими темными крышами.
        «Какой безжизненный мир! Странно. Впрочем, в патриархальных городках запада улицы вечером пустеют. Но ведь свет-то в окошках должен быть! Хоть какой! Неужто все спят? Не поверю. А в замке? Тоже никого? Спят?»
        - Яков, а что, в замке никто не живет? Света нигде нет.
        - Да, господин. В замке никого нет. Я, Магда и еще несколько человек. Слуги. Хозяин не любит, когда его окружают люди. И я, и Магда находимся тут, пока это угодно господину лорду.
        «Странно, очень странно… Такой замок нуждается в уходе. Требует большой обслуги. Как они справляются? В конце концов, замки строят для того, чтобы в них войско стояло. А я и днем никого не заметил. Так, несколько фигур вдали мелькнуло, и все…»
        Будто поясняя мысли Кирилла, монах продолжил:
        - В замке ровно столько прислужников, сколько потребно для того, чтобы содержать его в порядке и чистоте. Прислуга все время меняется. Господин лорд приглашает нас из милости. Это великая честь! - с жаром дополнил Яков. - С иными он беседует. Иные уходят, порой появляются в замке снова.
        - А вы?
        Яков замкнулся, молчал. Потом тихо сказал:
        - Извините, господин. О себе я ничего не могу рассказать. О других тоже. Не спрашивайте меня. И прошу вас - не надо расспрашивать остальных.
        Яков замолчал и бездумно уставился в темную долину. Ветер трепал жидкие волосы монаха. Глаза печальные, казалось - грезит наяву. Продолжать разговор Кирилл не стал.
        «Я не спрашиваю, любезный хозяин лорд Абигор меня об этом сразу предупредил. Поэтому сейчас я само нелюбопытство. Рыцарь же обещал: всему свой черед. А я терпелив, жду…»
        Вдали над морем нависал чернеющий утес. Лунная дорожка отражалось от морской глади. В ночной долине местами в низинах скапливался голубоватый туман. Легкий бриз шелестел осенней листвой. Над темнеющими позади замка горами собирались тучи. Захотелось вернуться и завалиться на необъятную кровать.
        Из долины послышалось лошадиное ржание, близился глухой топот. Вскоре лошадиные копыта зацокали по брусчатке замковой площади. Кирилл понял - это возвращается на ночлег давешний табун под предводительством каракового жеребца.
        - А где конюшня? - поинтересовался Кирилл. - Покажете?
        Монах очнулся от грез.
        - Да, господин. Конечно. Когда соизволите осмотреть? Сейчас?
        - Отложим на завтра. А сейчас… Не хотите ли вы спать, Яков? Я - если честно признаться - очень. Что-то сильно притомился за этот день. И поздно уже. Совсем стемнело.
        Над замком властвовала ночь. Кирилл взглянул на часы. Ого, уже десять по петербургскому времени. Режим надо соблюдать. Он улыбнулся:
        - На улице больше меня не ждите. Отдыхайте, как вам удобно. Вам есть где ночевать? Хотите, пойдем ко мне.
        Монах поклонился.
        - Благодарю вас. У меня есть помещение в одной из башен. Я пойду к себе. Много мне не надо.
        - Хорошо, спускаемся.
        В сопровождении псов Кирилл направился к своему зданию, а Яков скрылся проходе между зданиями.
        Когда Кирилл поднялся на крыльцо (опять пересчитал ступени - ровно сорок две штуки), как и днем, двери бесшумно отворились, и на пороге появилась Магда. За ней снова маячил лакей. В этот раз Грей не смотрел на прислугу горящими глазами. Молча шмыгнул мимо, за ним потрусила Шейла.
        - Что бы пожелал господин? - мягким голосом спросила женщина. - Доволен ли он обедом? Господин будет ужинать? Накрывать на стол?
        «Да там столько всего осталось, что роту прокормить можно! Смотрю, в замке на широкую ногу живут! Интересно, убрала она всю эту съестную благодать или нет? А то я привык средь ночи в холодильнике шуровать. Надо, кстати, предусмотреть такой поворот: с собой что-нибудь в спальню прихватить. А то ведь не разыскивать же и не будить столь любезную даму из-за простенького бутерброда и стакана чая…»
        - Нет, Магда. Благодарю вас. Накрывать не надо. Только у меня к вам просьба: если вас не затруднит, то принесите, пожалуйста, чего-нибудь простенького в спальню. Чай, два-три бутерброда без изысков. Или просто покажите, где здесь кухня.
        - Хорошо. - Магда склонила голову. - Все будет сделано так, как вы желаете.
        Зайдя в спальню, Кирилл первым делом стянул с себя шотландскую униформу. К ней еще привыкнуть надо, знаете ли.
        Потом влез в давешние белоснежные порты с завязочками. Дополнил спальный наряд такой же прикольной рубахой: у нее завязочки болтались на рукавах.
        От ночного колпака он решил отказаться: поскольку лысину не надует, исключительно ввиду ее отсутствия.
        Затем, подумав, облачился в длинный, тяжелый и подбитый меховой опушкой халат. Перед сном вдруг захотелось выкурить еще одну трубку доброго табака.
        А за ним надо спускаться в столовую. Там же и курить. В халате - самое то.
        Кирилл знал незыблемую вещь: ни в коем случае нельзя появляться на палубе корабля в исподнем. Если увидят - позору не оберешься! Он не на корабле, но в гостях. Что, в общем, ничего не меняет.
        Снова облачаться в килт совсем не хотелось. Ладно, авось никто не заметит, что он в халате, а заметят, так простят. Халат не исподнее. Да никто его и не увидит. Как оказалось, он первый и единственный гость в этом доме.
        В столовой уже все оказалось убрано. Выкурив трубку, Кирилл поднялся в спальню. На бюро стояли два укутанных в теплые чехольчики чайника. Маленький - заварной, и большой - с кипятком. Рядом стоял фарфоровый судок. Под его крышкой нашлось несколько бутербродов с тонко нарезанным сыром и колбасой.
        Собаки улеглись около кровати. Кирилл забрался под толстое пуховое одеяло…

* * *
        Его мучили кошмары. Снилось, что он стоит на стене замка, вцепившись в каменный зубец. Волосы трепет пронизывающий ледяной ветер. Он смотрит вдаль, в долину.
        А там ничего нет. Не видно ни утеса, ни лунной дорожки на море, ни тумана в низинах, ни маленьких рощиц, ни темных крыш ночного городка. Нет даже самой долины. Вместо нее в бездонном провале клубятся озаряемые синими сполохами черные рваные облака.
        И замок, как величественный корабль, медленно плывет в бездне, над этими облаками.
        Несся глухой, почти неслышный и бесконечный - на одной ноте - гул. В нем неожиданно раздавались громкие шаги, скрежет петель и хлопанье железных дверей. Доносились далекие стоны и надсадные крики - мало схожие с человеческими. Но Кирилл знал - это кричат люди.
        Со всех сторон неслось тихое позвякивание цепей. Бряцали на связках ключи. Порой ключ со скрежетом поворачивался в замочной скважине. Эти необычные звуки повторялись вновь и вновь.
        Потом вдруг все исчезло. Кирилл увидел белоснежный кафельный пол. Над ним парилась темная густая кровь. На кафельных стенах багровели размазанные кровавые пятна.
        А затем снова летящий над черными тучами замок, бесконечный тихий гул, шелест далеких шагов, скрип и хлопанье тяжелых дверей.
        Когда Кирилл весь разбитый проснулся утром, то эти странные пугающие звуки еще долго стояли в ушах.
        ГЛАВА 10
        Город первой истины
        Прошло несколько дней, а лорд Абигор все не возвращался. Впрочем, любезный хозяин сразу предупредил Кирилла, что у него возникли важные и неотложные дела, и когда он вернется - неизвестно.
        За это время Кирилл освоился в замке, привык к ежедневной изысканной еде и, как следствие, разленился. А что уж говорить о Шейле! Бока собаки округлись, и из годовалого - впрочем, немалых размеров щенка - она как-то сразу превратилась в молодую могучую собаку.
        Несколько раз Кирилл выезжал в долину на караковом жеребце. Пугающие странные звуки, что одолевали первую ночь, непонятные кошмары больше не повторялись. Сон наладился. Никогда еще Кирилл не чувствовал себя столь хорошо отдохнувшим.
        Единственное, что Кирилл никак не мог взять в толк, так это то, отчего поутру после первой ночи на полах его роскошного халата появились весьма ощутимые прорехи.
        Плотная материя свисала клочьями, кое-где виднелись отчетливые следы собачьих зубов и мелкие дырочки. Судя по расстоянию меж ними - Шейла. Ее пасть. Это что же получается, милая собачка в первую же ночь изгрызла халат? И зачем ей нужно эдакое безобразие? Что на нее нашло? Вообще-то псы любят с обувью забавляться, одежду во вторую очередь жалуют. Собачьим сердцам милее тапочки…
        Поутру Кирилл спокойным голосом пенял Шейлу, а она его участливо разглядывала.
        - Объясни мне пожалуйста, милая Шейла! А откуда здесь вот эти дырочки?
        Кирилл разложил халат на кровати, разгладил полу и показывал пальцем на десяток мелких дырочек. Все они совпадали с размерами ее пасти. Ниже и сбоку дыр скорбно болтались лохмы изжеванного материала. То же самое с другого боку. И сзади дыры.
        Создавалось впечатление, что собака упорно тянула халат на себя. А он так же упорно вырывался. Или же - кто-то этот халат отнимал. Но, в самом деле, кто? Не Кирилл же? Не позволил бы он наглой псине драть себя. Он-то ночью не вставал и никуда не ходил. Знал это точно. Склероза Кирилл за собой пока не замечал. За исключением того, что не помнил - да и не понимал - каким образом он очутился в этом чудном мире.
        - Ну, Шейла? У тебя есть что сказать в ответ? - продолжал Кирилл, тихонько усмехаясь добродушному виду собаки. - Знаешь, мне кажется, в твоем возрасте драть одежду - последнее дело. Взрослой годовалой собаке про щенячьи игры пора бы забыть! И вообще - одежда эта не наша! Неважно, что в соседней комнате ее в избытке. Это не значит, что можно портить чужие, не принадлежащие нам - и главное - очень хорошие и изысканные вещи. Пусть это будет даже халат! Что же такое экстраординарное случилось, что ты это сделала? И главное - когда? Ночью, что ли, не спалось? Ладно, пойдем умываться, - заключили Кирилл. - Купаться то есть. В пруд.
        И тут Шейла опять высказалась. Мысленно. Кирилл до сих пор не мог поверить, что, оказывается, его собака умеет прекрасно изъясняться. Но факты - вещь упрямая.
        «Да будет тебе, вожак! В самом деле - ведь не шкурку же тебе попортили! В конце концов - это всего лишь тряпочка. А портить я ее не хотела - так уж получилось. Ты сам вспомни, что этой ночью творилось! Помнишь? Спасибо б лучше сказал!»
        Именно так звучали слова собаки в голове Кирилла. У самой же только язык висел, челюсти не шевелились. Черные глаза Шейлы выражали лукавство: нагловатая псина явно не чувствовала за собой вины.
        - Так… - задумчиво протянул Кирилл. - Теперь повтори еще раз. Вслух…
        Шейла повторила. Вслух. Ее голос звучал глуховато. Собака запиналась как ребенок, который недавно выучил буквы и сейчас, смущаясь, прочитывал сложный еще для него текст.
        Что ж, его собака разговаривает… Кирилл не знал, как к этому относиться. В общем, тот непреложный факт, что человек венец природы - рухнул ниже плинтуса и накрылся медным тазом. Братья наши меньшие - никакие не меньшие. Они равные, если не больше. Молчание, как известно - золото. Так что, кто мудрее - это большой вопрос.
        Кирилл грустно вымолвил:
        - Учись, тренируйся… Пошли…
        С сомнением взглянув на драный халат, все-таки надел его и с глубоким вздохом затянул пояс. Не ходить же голым, в самом деле? Не у себя дома. Затем троица - Кирилл, Шейла и Грей - пошла к замечательному крытому пруду. Или к водоему. Или к бассейну. Называйте, как хотите.
        Хотя, это небольшое озерцо нечто потрясающее! Что есть, то есть! Надо же придумать перенести в помещение маленький кусочек природы!
        Ничего, что солнышко не всегда там светит: уходит дальше и прячется за высокие стены. На то оно и солнце, чтоб по небу ходить. Зато трава-мурава настоящая, теплый песок по берегам, на дне ил, кувшинки у дальнего берега желтеют. Но все-таки интересно, как эти вольные растения без солнечного света живут?
        Кирилл прикинул, что прямой солнечный свет падает на пруд не больше четырех часов. Впрочем, в жизни всякое бывает: живут же домашние растения при лампах или в полумраке. И ничего. Наверно, и тут нечто подобное. Генетика…
        Кирилл долго и с наслаждением плескался - сгонял сонную одурь. Но даже прохладная вода мало помогала: все равно чувствовал в теле слабость и разбитость - не выспался.
        Такое ощущение, что он всю ночь увлекался тяжелой атлетикой: таскал неподъемные штанги и напропалую тягал гантели. Как говорится - будто ведьмы на нем ездили. Болели спина и мышцы во всем теле.
        В дверном проеме появилась Магда. Женщина подошла на край пруда и, не обращая внимания на то, что вода прозрачна, как стекло, - через нее виден каждый камешек на дне, а Кирилл купается голый - поклонилась и чинно поздоровалась.
        - Что будет угодно господину Кириллу на завтрак?
        Кирилл плеснул водой. Погнал круги. Эта дама смотрела на него совершенно бесстрастно, как на музейный экспонат. Даже не зарделась. Хотя откуда? Этим утром Магда была бледнее, чем вчера днем. Только к вечеру на ее лице появилось подобие румянца.
        - Что-нибудь простенькое, Магда. Не надо вчерашнего стола. Ни к чему такие излишества. Зачем? Человеку много не надо.
        - Вы же сами просили подать то, что обычно бывает на столе лорда Абигора. Вот и подала. Я хорошо знаю вкусы людей.
        Да-а… Прежде чем что-либо сказать в этом замке надо хорошенько подумать. Кто ж знал, что у лорда принято такое изобилие? Впрочем, вся еда была вкусна, слов нет. Кирилл вчера наелся так, что даже уснул за столом. А этого с ним никогда прежде не случалось. Называется - дорвался.
        - Давайте в этот раз чего-нибудь попроще. Зачем столько всего? Мне все равно не съесть. А собакам хорошо бы сырого мяса с костями. Если такое есть, сделайте, пожалуйста.
        - Хорошо, господин, - коротко ответила Магда, - все будет сделано так, как вы пожелали. Завтрак в столовой.
        Слабое подобие улыбки тронуло бескровное лицо женщины. Она поклонилась и вышла. Кириллу показалось, что Магду изнуряет какая-то тяжелая болезнь. Будто хворь засела в женщине и грызет ее, не давая ни секунды покоя.
        Странным было поведение собак. Ни Грей, ни Шейла ничем не проявляли непонятной злобы и агрессии к Магде. А ведь вчера днем, и особенно к вечеру, они вели себя иначе. Ротвейлер просто сатанел при виде Якова и Магды. Да и Шейла смотрела на них так, будто хотела сожрать живьем.
        А сейчас псы никак не отреагировали на приход Магды. Просто видели ничем не примечательного, немного знакомого человека, от которого нельзя ждать ничего плохого.
        Вдоволь поплавав, Кирилл вылез из воды и прошел в одно из помывочных помещений. Вчера он видел там всякого рода бритвенные принадлежности.
        Вот уж если есть в мире вещь, что вызывала у него стойкое отвращение, так это мужская борода или запущенная щетина.
        Кирилл терпеть не мог ни бород, ни модной многодневной растительности на лице. Все это от лени, считал он. Мерзко и грязно. Хорошо еще, что козлобородые модники не додумались пока помадить свое хозяйство какой-нибудь пахучей гадостью и тем самым улучшать среду обитания насекомых. Большинство мужчин, которые увлекались лицевой растительностью, не в Антарктиде жили, в конце-то концов! Да и творческими людьми - не от мира сего - тоже не были. Так что бриться пало, если не хочешь уподобляться грязному хряку.
        Побрившись, как и давеча облачился в килт и прочую шотландскую одежу, на этот раз состоявшую из берета, белой рубахи, толстой безрукавки и крепких сапог. Затем пошел в столовую. На этот раз завтрак выглядел гораздо скромней вчерашнего ужина. Но все равно, еды избыток.
        Позавтракав, Кирилл курил трубку и благодушно смотрел, как Шейла и Грей добивают сахарные косточки. Собаки тихо и сыто урчали, прижимая огрызки к полу.
        Видя, что грызть уже нечего, он поднялся и тихонечко свистнул.
        - Пошли, собаченьки! День начался, и нам в этот день, Шейла, надо много чего осмотреть и узнать.
        Выйдя на крыльцо, Кирилл поежился. С гор дул пронизывающий холодный ветер. По небу неслись хмурые тучи. Нынешнее утро не шло ни в какое сравнение со вчерашним днем. Холодно.
        Он уже даже пожалел, что из упрямства надел мужскую юбку. Хоть она и шерстяная, но поддувающий снизу ветер сводил на нет удовольствие от мысли, что довелось-таки пощеголять в шотландском наряде.
        Он не шотландец. Это они юбки носят, чтобы речки вброд переходить и штанов не мочить. Они поколениями к такой одежке привыкали. Кирилл подумал даже, чтобы вернуться и переодеться, но потом отбросил эту мысль. Из суеверия: возвращаться - пути не будет.
        «Ладно, надо привыкать. Не сахарный - не растаю…
        В конце концов, прекрасная половина человечества всю жизнь такое носит. И ничего! Правда, молодые сдуру в любую погоду голые шастают, как следствие - в старости болезни. Ну, на то они и молодые! Годы пролетят, поумнеют и поймут, что нет ничего лучше и слаще байковых рейтуз…»
        Такие скорбные занудные мысли лезли в голову от холода. Ничего, сейчас разогреется…
        Как и накануне вечером, на ступеньках внизу крыльца снова сидел Яков. По всей видимости, поджидал его.
        Увидев Кирилла в сопровождении собак, монах вскочил.
        - Доброе утро, господин Кирилл! Как вы отдохнули?
        - Благодарю вас, Яков. Неплохо. А вы?
        - Благодарю вас, господин, - тихо отозвался монах. - Я прекрасно отдохнул. - И чуть слышно пробормотал: - Никогда в этом месте я так еще не отдыхал…
        - Что вы сказали? - Кирилл не расслышал последнюю фразу.
        - Ничего, господин Кирилл, - торопливо, словно оправдываясь, залепетал Яков. - Это я свои мысли, про себя…
        Ну, про себя так про себя. Кирилл не настаивал.
        Лицо монаха уже не имело такого бледного вида, как вчера вечером. Он выглядел - насколько это возможно - довольным. Неизбывный печальный вид исчез. На рыхлых щеках даже играло какое-то подобие румянца. И - удивительно! - собаки никак на него не среагировали. Так же, как не обратили особого внимания на Магду.
        Шейла неспешно подошла и вежливо обнюхала сутану монаха. Будто вчера при виде его не начинала заводиться. Будто не бурлил в ней утробный рев. Грей же смотрел на Якова умно. Будто что-то оценивал и взвешивал в уме.
        В глазах ротвейлера Кирилл не видел злобы. И не вспыхивали они демоническим огнем, будто багровые рубины на ошейнике Шейлы.
        Кстати, Кирилл так и не мог решить, какими же все-таки камнями усыпан собачий ошейник. Если настоящими, то этот атрибут бесценен. Хотя что-то ему подсказывало, что эти камни не подделка. К таким догадкам располагала окружающая действительность.
        - Господин хотел осмотреть конюшни? Вчера на стене он говорил об этом.
        «Ох уже это обращение в третье лице! Мы, самодержец и все такое… - тоскливо подумал Кирилл. - И ведь не отучишь же. Видно, что в кровь въелось…»
        - Да, Яков. Пройдемте туда. И вообще, мне хотелось бы осмотреть замок как можно тщательней. Я буду ходить по нему, а вы по возможности комментируйте.
        - Простите… - Яков напрягся. - Я не понял, в каком значении вы просите это делать?
        «Вот так так! Вроде бы ученый монах, а в каком значении - не понимает. Странно».
        - Поясните.
        - Я понял, господин. - Яков облегченно вздохнул. - Простите, просто у меня свои мысли, и обычно я употребляю это слово в несколько ином значении.
        «Боже! Ну, не надо таких умных слов! А то я тебя, любезный Яков, совсем понимать перестану, - весело думал Кирилл. - Да и самому надо бы прекратить изъясняться столь изысканным и высоким штилем. А то словеса леплю, как какой-нибудь яйцеголовый муж прошедших времен. А мне это не положено. Мы сермяжные и от сохи».
        Не торопясь, они миновали воротную башню и направились вглубь замка. Кирилл обратил внимание, что наверху, меж зубцов, высовывалось нечто похожее на орудийное жерло. Вчера он не заметил никаких пушек.
        «Вот и оборона, какая-никакая, но есть. А то мне замок беззащитным казался. Интересно, тут на ночь ворота запирают? Почему-то кажется, что нет. Ладно, лорду Абигору лучше знать, что надо делать. Хотя, конечно, бронзовые единороги не слишком сильная защита…»
        Конюшня оказалась большим просторным помещением. Все, как полагается: деревянные ясли; на полу соломенные подстилки. Хотя к чему они, Кирилл не понимал - ни разу не видел лежащую лошадь. Даже на фотографии. Лежат ли они вообще - для него до сих пор оставалось загадкой. Что ж, в этом месте он сможет исправить этот пробел в образовании.
        Ага, вот и его давешний знакомец - караковый жеребец. Увидев Кирилла, конь вытянул шею и тихонечко и тонко заржал. Затем принялся перебирать копытами и стучать по деревянному настилу. К сожалению, над стойлом таблички с именем, как это принято, не висело. Как обращаться к жеребцу, Кирилл не знал. На всякий случай решил спросить об этом у монаха.
        - Простите, Яков, вы не подскажите, как зовут этого чудного жеребца? Даже не знаю, у кого спросить, - замок пуст.
        - Отчего же, - легко отозвался монах, - лорд Абигор зовет его Ульв. Странное имя для коня, не правда ли?
        Кирилл поразился: из уст Якова прозвучал вопрос. Обычно раньше он обходился стандартными выражениями: «Что изволит господин?» и «Что вам угодно?» В самом деле, этим утром с монахом творилось нечто непонятное. Улыбки на его лице Кирилл не увидел, но зато исчезла мрачная депрессивная грусть.
        «Интересно, а в чем же причина? Ты, любезный, прямо на глазах прогрессируешь. А что означает имя Ульв, мы знаем. Искаженное „Вольф“ - волк. В самом деле - для коня необычно…»
        Кирилл пожал плечами. Что ответить? Монаху это кажется странным, а ему необычным, не более того.
        - Наверное, такое имя нравится лорду. А может, оно соответствует характеру жеребца. Знаете, Яков, я давно пришел к выводу, что в этом мире все взаимосвязано, и случайностей просто-напросто не бывает. Так же и с именем жеребца. А вы что думаете?
        Яков неожиданно замкнулся и помрачнел. Глаза монаха потемнели - насколько это было возможно: слишком уж они блеклые и невыразительные. Лицо его окаменело. Наверно, Кирилл задел в душе монаха какую-то струну, и на Якова хлынули тягостные воспоминания.
        - Да, вы правы, господин, - односложно ответил Яков. - Случайности в мире редки.
        А Кирилл уже здоровался с жеребцом. Тот, как и вчера, тянул к нему мокрые ноздри, всхрапывал и дышал в ухо. Кирилл протянул на ладони большой кус круто посоленного хлеба. Его он прихватил за завтраком и до поры держал в кожаной сумке. Сума на поясе также была принадлежностью шотландского костюма.
        - Я помнил о тебе, Ульв! Вот, бери! Только сегодня, боюсь, мы никуда с тобой не поедем. Так что собирай свой гарем и отправляйся, куда знаешь и где тебе лучше. Резвись на просторах. Ты не в обиде?
        А на что жеребцу обижаться? Глупый вопрос! С кобылами - так с кобылами. Еще и лучше! Караковый всхрапнул, протяжно заржал - дал знать остальным, что пора на волю - и неспешно загоревал к выходу. Из незапертых стойл за ним потянулись лошади. Табунок процокал по брусчатке, и вскоре последняя кобылица исчезла в темном проходе ворот.
        Шейла глухо тявкнула. Улыбаясь всей пастью и аккуратно пряча зубы так, что над черными губами торчали только острые кончики, собака с ехидцей смотрела на Кирилла.
        «Что, вожак, понравился длинноногий? Правильно, что отпустил… Ему с кобылками интересней, чем с тобой. А свалиться с него не боишься? Меня-то как? На колени брать будешь? Или за вами бегать придется?»
        А Кирилл с сомнением думал: «Какие-то тут животные разумные. Все понимают. Шейла вон вообще разговаривает - или мысленно, или вслух бухтит. И я их понимаю. А если идти от противного, то может - это я разумным становлюсь, язык зверей осваиваю? Кто знает?»
        Проводив взглядом последнюю лошадь, он спросил:
        - Яков, а их никто не обидит? Хищные звери, люди… И пастуха при них нет.
        - Нет, господин. Никто не осмелится причинить лошадям лорда даже малейшего вреда. Это исключено.
        - Ну и хорошо. Давайте, Яков, пройдем еще куда-нибудь. Замок велик, интересен сам по себе. Но скажите, есть ли в нем нечто такое, что было бы особенно любопытно?
        Монах ненадолго задумался. Осмысливал, что могло бы заинтересовать господина Кирилла. В замке действительно найдется много чего занимательного и любопытного.
        - В здании на углу замкового парка вы найдете обширную библиотеку. Думаю, в ней собраны все книги, которые когда-либо были написаны. Иногда я провожу в ней долгие часы. Книги познавательны, отвлекают от тягостных дум. Если вы предпочитаете развлечения иного рода, то в подвале главной башни есть винный погреб. Если вы ценитель тонких вин, то вам несомненно стоит туда заглянуть. Еще у лорда есть собрание всякого рода редкостей. Они таковы, что об иных я даже не имею ни малейшего представления - для чего они предназначены. Даже не догадываюсь, что это. Также у лорда Абигора собрана обширная коллекция оружия. И она постоянно пополняется. Если вы человек военный, то вам будет весьма интересно и познавательно осмотреть оружейную комнату.
        «Оружие? На башне вроде бы стоят пушки. А почему бы и не посмотреть? Я ведь раньше частенько в артиллерийский музей наведывался. Что-то в нем есть манящее и привлекательное - в оружии. И неважно, что в жизни много чего видел. Сталкивался с таким, что никакой боевик не покажет! Хотя что может быть интересного в средневековом замке? Мечи и алебарды? Бронзовые пушки и мортиры? Ладно. Посмотрим».
        - Хорошо, Яков. Давайте для начала осмотрим оружейную комнату. Это должно быть любопытным. Хотя, наверно, вам, как монаху, это должно претить?
        - Вы правы господин. Но моя обязанность - выполнять все ваши желания. Я должен рассказать и показать вам все, что мне дозволено. Это приказ господина лорда…
        …Оружейную комнату сложно было назвать комнатой. Во-первых - она находилась в подвале, а во-вторых… Во-вторых, где она кончается, Кирилл так и не понял. Своды потолка уходили вдаль и терялись во мраке. Наверно, хранилище оружие занимало по площади чуть ли не половину замка.
        Сначала они вошли в одну из замковых башен, а потом по винтовой лестнице спустились вниз. Спускались долго, пока не оказались в мрачном сводчатом помещении. На этот раз на стенах горели не свечи в жирандолях, а забранные в толстое стекло масляные светильники.
        Повсюду, сколько хватало взгляда, тускло мерцало железо. Виднелись висящие на стенах и стоящие на подставках разнообразной формы алебарды и мечи: и короткие, и двуручные с пламенеющим клинком.
        Рядами вдоль стен лежали шестоперы и неуклюжие шипастые моргенштейрны - так называемые «утренние звезды». Арбалеты - ручные и станковые - перемежались рядами метательных копий и пик с полуметровыми наконечниками. Вдали смутно темнели рыцарские доспехи. Ну что ж - большая коллекция оружия прошлых эпох. Познавательно, и только…
        Но тут до Кирилла кое-что дошло, и у него в буквальном смысле отвисла челюсть! Перехватило дух…
        Еще бы!.. Прямо у самого входа, на квадратном мраморном постаменте, на двух ножках-подпорках, уставив ему в глаза хищный круглый зрачок, стоял не какой-нибудь допотопный мушкет или древний кремневый пистоль… Нет!.. На него с легкой издевкой смотрел не кто иной, как старый знакомец - автомат Калашникова. И не какой-нибудь модифицированный. Куда там! Перед Кириллом стояла модель калибра 7,62, такой «АК» состоит на вооружении большинства стран мира. Наверное - самое распространенное армейское оружие на земле.
        Кирилл нервно сглотнул. И какое-то время не мог справиться с непонятной дрожью. Средневековый замок, первозданная природа… Даже воздух здесь другой: прозрачней, что ли? Такой свежий и насыщенный ему редко где приходилось встречать - если только в горах. Чужая незнакомая сторона. Средневековье… И вместе с тем - родной, русский автомат! Несоответствие поразительное…
        Кирилл аккуратно обошел постамент, не отрывая от «Калаша» глаз. Видно - автомат побывал в деле. Ствол, цевье и приклад были потертыми и слегка побитыми. Впечатление, словно он недавно вышел из боя и сейчас, довольный собой, остывал. Прихорашиваться ему ни к чему, да и незачем - свою работу он и так сделал прекрасно - что еще надо?
        «Интересно, сколько народа из него завалено? - всплыла в глубине посторонняя мысль. - А впрочем, не все ли равно? Много…»
        Кирилл в раздумье шел вдоль стеллажей и постаментов. На всякого рода мечи и доспехи почти не обращал внимания. Его интересовало другое. Он никак не мог взять в толк - почему ЭТО находится в подвале величественного замка, в неизвестных далях, в неведомой земле! Вот висит американская «М-16». У нее такой же вид, как у Калашникова при входе - изрядно потрепанный и самодовольный. Вот тускло чернеет торпеда. Насколько понимал Кирилл, такие парогазовые торпеды применялись еще в Первой мировой войне. Какие суда они топили? Сколько жизней унесли? Зачем эта торпеда здесь? Что с ней связано?…
        Рядом с серьезным оружием лежала хоть и невзрачная, но тоже убойная мелочь. Разнообразной формы ножи, кастеты, дубинки, кистени на цепочках и кожаных ремешках звали со своих мест: «Возьми меня!.. Прикоснись!.. Я тоже умею убивать! И на мне есть кровь! Много крови!.. Взгляни!..»
        Кириллу вдруг стало дурно. Казалось - со всего этого железа стекают темные густые капли. Они заполняют щели меж каменными плитами, растекаются по мрамору, собираются в лужицы. Эти лужицы тянутся к нему, хотят прилипнуть к подошвам сапог.
        Крови нужен выход. Она заперта, она задыхается в подземелье, а ей хочется на солнце, на ветерок. Казалось, даже в воздух этом подвале вдруг насытился запахом парного мяса…
        Внимание Кирилла привлекла тонкая блестящая нить. Нет - это струна. Она кольцом свернулась на мраморном столе. На концах струны две засаленные дощечки.
        «Струна… Струна с алмазным напылением… Так называемая „пила Джигли“… Ха! Дурни-садоводы порой пользуются жалким подобием этой пилы. Нет, братцы-кролики! Это штука не для того, чтобы гнилые сучки сшибать… Это хирургический инструмент, используемый спецназом. В умелых руках человеческое бедро перерезает за десять секунд… Голову спецназ отхватывает за полторы-две секунды… Видел. Полезная вещь: и охрана дернутся не успевает, да и голову товарищам без проблем в штабе предъявишь… Не тащить же на себе труп…»
        Шейла, жавшаяся к Кириллу, все время водила черным носом, принюхивалась и озиралась. Впрочем, Грей вроде как старался поддержать свою подругу и успокоить. Но это не помогало…
        «Надо двигать отсюда. Что-то мне не по себе. ОНО будто живое. То еще ощущеньице!.. Ну и ну, даже и сравнить-то не с чем! Боже! Что это за место?! Прав был треклятый монах Яков - трижды прав! - оставшись за дверью. Нормальному такое тяжело вынести… Хватит уходим…»
        Кирилл повернулся и решительно, ни на что не обращая внимания, направился к выходу. Было ясно - что ничего не ясно. За ним облегченно трусила Шейла. Тревога исчезла с ее добродушной морды…
        - Ну что, вожак? Насмотрелся? Не ходи больше в такие места! Не ходи!.. Мы, если и убиваем, так только клыками. Другого оружия у нас нет. А вы? Вон сколько все навыдумывали! Как еще живы?
        - Сам не знаю, - хмуро отозвался Кирилл. - Не я ж его делал.
        - Не ты, верно. Другие… Ладно, хорошо, что ушли. Ты понял, что оно тут живое? Потрогай что-нибудь и не отделаешься, пока сам убивать не начнешь.
        - Понял. - Кирилл уже догадался, что скрытое в подвале оружие и впрямь обладает непонятной ему злой волей. Возьми он из любопытства любой клинок - и все! Одолела бы жажда убийства. Не показалось ему - ох, не показалось! - что оружие взывает, просит прикоснуться.
        Кирилл с шумом выдохнул, только этого еще не хватало - в маньяка превратиться!
        За дверьми поджидал монах. Глаза потуплены, руки спрятаны в рукава сутаны. Кирилл молча пошел наверх. Не хотелось ни говорить с Яковом, ни пользоваться его услугами, ни даже видеть его.
        Не так прост, иезуит…
        «Сам разберусь, где тут что. Ну его…»
        Библиотека, о которой говорил отвернутый Яков, и в самом деле оказалась в своем роде уникальной.
        Располагалась она в углу замкового парка, в одном из зданий, чьи окна были наглухо заделаны тяжелыми ставнями. Книги не любят яркий свет. Все три этажа занимали длинные столы и массивные резные шкафы.
        На стеллажах лежали упрятанные в деревянные тубусы свитки и - опять же деревянные - коробки. Внутри них покоились провощенные стопки пергамента.
        Иные из свитков и листов были покрыты густым бисером напрочь незнакомой и непонятной вязи. Вряд ли на земле сейчас существовали такие языки. А если они когда-то и были, то исчезли так давно, что память людская не сохранила даже намека - какие народы на них говорили. Но на некоторых свитках встречались так называемые иератические письмена, которые в кругах неквалифицированных принято называть иероглифами.
        Разница лишь в том, что иератика пишется скорописью. На папирусе, пергаменте или ином удобном носителе информации - например, бумаге. Иероглифы же торжественно высекаются на камне. Вот и все различие.
        Наугад Кирилл раскрыл несколько тубусов и коробок. Странно - иные из них были пусты - словно ждали часа, когда в них положат содержимое. А вот в других!
        Кирилл с удивлением увидел знакомые рисунки. В свое время он немного интересовался древней историей и знал, что почти все притчи, басни и поговорки имеют уходящие в глубь тысячелетий корни.
        Так и есть, вот развернутая последовательность картинок - на манер, как сейчас рисуют комиксы. Сюжет всем известной басни «Квартет». Осел, козел, мартышка… Только вместо косолапого мишки был крокодил. Он дудел в составную флейту. Длинная пасть, а в ней две трубочки, вызвали у Кирилла улыбку. Следующий свиток. Война кошек и мышей - история, которую не обработал Эзоп. Вот лиса и виноград. Вместо лисы - гиена. В общем, как рисунки на Туринском эротическом папирусе, только без эротики.
        «Хм, похоже на первоисточник, - задумался Кирилл. - Египтяне все поучительные истории и правила рисовали в одном месте: и сексуальные позы, в сравнении с которыми камасутра нервно курит в сторонке, и незамысловатые басенные сюжеты».
        Выше этажом шли более поздние рукописи: толстые книги - так называемые гримуары, трактаты на различные темы.
        Гримуары стояли в шкафах, иные лежали раскрытыми на длинном, идущем вдоль окон столе. И опять же - в шкафах иные полки тоже были пусты, будто ждали часа, когда для них найдутся подходящие книги.
        Решив вернуться в библиотеку попозже и засесть в ней тогда, когда погода окончательно испортится, Кирилл вышел из здания и направился в том место, где, как говорил Яков, была собрана коллекция редкостей.
        Пробыл он там недолго, вернее, совсем не пробыл. Только открыл дверь, как сразу же увидел орудие пытки - массивное жутковатого вида кресло с шипами. «Ведьмино кресло» - так, кажется, оно называется.
        Одного взгляда на пыточное приспособление хватило. Кирилл аккуратно прикрыл дверь. Хватит с него и оружейной комнаты! Тем более, за «ведьминым креслом» виднелись еще какие-то уродливые пыточные приспособления. В полумраке стояли большие деревянные колеса, дыба с потемневшим железными блоками и засаленными веревками, скамьи с ремнями…
        Если атмосфера в этом помещении такая же, как и в оружейной комнате, то лучше в него не заходить. Кирилл не сомневался, что все эти пыточные машины когда-то плескались в реках крови и океане страданий. А щекотать свои нервы ему совсем не хотелось. Слава Богу, он не зажрался и не пресытился простыми жизненными радостям. Нормальный человек всегда найдет, чем себя занять.
        Конечно, всегда нашлась бы масса людей, которые с восторгом и интересом принялись бы все это осматривать, ощупывать и примерять на себя - раз есть такая возможность. Как раз для них пишется кровавая жуть и снимаются тупые чернушные сериалы. Просто эти люди разучились радоваться жизни - так считал Кирилл. Но они сразу бы ей обрадовались и мигом позабыли о своей никчемной дури, если бы оказались в таком вот пыточном кресле. В качестве пытуемого, разумеется…
        Так что редкости Кирилла не заинтересовали.
        Следующим утром Кирилл в сопровождении собак прошел в конюшню и самостоятельно взнуздал каракового жеребца. Воспоминания о том, как это правильно делать, шли из детства.
        Тогда он часто видел, как седлают лошадей. В памяти запало, что недопустимо, чтобы у коня оказались натертыми бока и спина. Кирилл тщательно затянул ремни и потом проверил, как они облегают конский круп. Вроде сделано все правильно, потому что жеребец Ульв перенес облачение в лошадиные причиндалы терпеливо и спокойно.
        «Ну, что тут поделаешь, раз ты такой неумеха! - говорили лиловые глаза красавца. - Ладно, научишься. Все мы когда-то жеребятами бегали…»
        Кирилл решил выехать в городок, что скрывался под красными черепичными кровлями. Город первой истины - так назвал его монах Яков при первой их встрече. Кирилл хотел посмотреть, кто живет по соседству с замком.
        И все увиденное очень ему не понравилось!
        Нет, улицы городка сияли чистотой, на тротуарах ни соринки. Домики ухоженные, сверкают свежевымытыми стеклами. И кладка стен тоже казалось чисто вымытой. Все это радовало глаз. Это так. Но вот населяющие городок жители…
        Никогда Кирилл не видел столь безрадостных лиц! Редкие встречные прохожие упорно избегали его взгляда и продолжали пристально смотреть себе под ноги. Казалось, весь город пребывает в тоске.
        Конечно, у людей случаются беды. Но не у всех же сразу! И переносят они их по-разному! Кто-то бурно выражает эмоции, кто-то замыкается. Кто-то хочет поделиться и рассказать о своих горестях первому встречному, кто-то прячется от остального мира.
        В этом же городке те немногочисленные прохожие, которых он увидел, вели себя более чем странно. Они старались прижаться к стенам домов, при виде жеребца в глазах их плескался испуг. Они бросали быстрые, косые взгляды на Кирилла и упорно опускали глаза долу. А на вежливое приветствие или ничего не значащий вопрос отвечали коротко и односложно.
        Кирилл заметил, что, увидев его, большинство прохожих старались побыстрей юркнуть в ближайшей переулок.
        Причем Кирилл уже не удивлялся тому, что одеты они все были чрезвычайно разномастно. Встречались и относительно современные фасоны. Даже несколько раз он видел людей в тертых джинсах. И тут же некоторые горожане были одеты в нечто весьма древнее. Женщины в строгих платьях викторианской эпохи и в цветастом ситце. Попадались мужчины камзолах и фраках.
        Впечатление такое, что Кирилл угодил на какой-то мрачный маскарад. И веселье на этом празднике - табу.
        Это разнообразие наводило на некоторое размышление. Кирилл начинал кое о чем догадываться, но упорно отгонял скверные мысли.
        Он ехал на караковом, как герой какого-нибудь вестерна. В незамысловатых сюжетах этих фильмов жители маленького городка тоже прячутся, стоит только на главной - и единственной - улице появиться герою-злодею.
        Не хватало только, чтоб на середину дороги вдруг вышел бравый шериф и завалил Кирилла из детища полковника Кольта. Уравнял, так сказать, в правах. Тем более и ответить шерифу нечем. Кирилл безоружен. Но никто на встречу не выходил. В городке стояла тишина и окружала Кирилла пустота.
        Он заметил, что нигде не видно ни лошадей, ни собак, ни кошек. Не пели птицы.
        Жители могли бы проявить элементарное любопытство при виде двух собак, бегущих рядом с караковым жеребцом. Но нет!
        Всем им было глубоко безразличны и собаки, и копь. И Кирилл в том числе.
        Он обратил внимание, что Шейла и Грей вели себя по-разному, когда им навстречу попадался кто-нибудь из жителей.
        На некоторых собаки вообще не обращали внимания. Ну, идет себе человек, пусть идет. А вот на других…
        Сначала или Шейла, или Грей - а порой и оба сразу - начинали водить поверху носами, глубоко и часто дыша. Принюхивались. Потом глаза их загорались бешенством. У ротвейлера они начинали пугающе пламенеть - как рубины на ошейнике Шейлы. А у кавказской овчарки закипало глухое утробное рычание. Ничего не понимающему Кириллу стоило большого труда их успокоить.
        Чтобы не нажить лишних - да и никчемных - неприятностей, он решил как можно быстрее убраться из этого мрачного городка. Кирилл даже не заглянул ни в одно из питейных заведений. Они изредка встречались на центральной - как он понял - улице.
        Ему было любопытно взглянуть, какие напитки пьют здесь люди, как они общаются между собой. Он и сам бы не отказался от кружки-другой настоящего - не бутылочного, а уж тем более не баночного! - пива.
        Но нет. Немного побыв в этом городке, Кирилл осознал, что, войдя в пивную и побыв в ней несколько минут, он окажется в гордом одиночестве: пьющие растворятся, а из собутыльников останутся лишь две собаки. Это было бы неприятно и скучно.
        Впрочем, пьяные ему не встречались. Наверное, люди тут умеют пить. А может, хмель их не берет.
        Так что в городок надо ходить пешим и без собак. Эта мысль пришла Кириллу в голову, когда на следующий день он отправился в горы.
        Стоя на крепостной стене, он присмотрел одну довольно удобную - как ему показалось снизу - гору. Кажется, восхождение на нее не сулило особых сложностей. Тем более до горы вела дорога, и Кириллу казалось, что она не обрывается у подошвы, а идет дальше - на пологую, поросшую лесом вершину.
        Кирилл почти угадал. Дорога была. На самый верх он, конечно, не доехал, но и увиденного оказалось более чем достаточно. Долина вся как на ладони раскинулась перед ним, стоило только подняться до середины горы.
        Оказалось, что долина не замкнута горными хребтами. В них виднелись проходы, узкие ущелья. А вдали, на морском побережье, горы и вовсе отступал от воды.
        Так что земля эта оказалось совсем не изолирована от остального мира, как он считал раньше.
        «Хорошо бы спросить у Якова, что находится за горами, да вот только чувствую, что не ответит. Сдается мне, что этот вопрос из разряда запретных».
        Последнее время Кирилл уже никуда не брал с собой монаха и ни за чем к нему не обращался. Пусть занимается своими делами. Без него лучше. Скажите на милость, кому охота все время видеть возле себя тусклую невыразительную физиономию?
        Впрочем, ожидая возвращения рыцаря - лорда Абигора, особо скучать не приходилось. Любознательный человек всегда найдет занятие по душе…
        В один из погожих солнечных дней Кирилл весьма развлекла Шейла. Собака с утра где-то пропадала, а когда, наконец, появилась, Кирилл поразился произошедшей с ней переменой.
        Шейла подбежала, возбужденно дыша. Глаза собаки светились радостным огоньком, а пушистый хвост нещадно молотил по отъевшимся бокам.
        Тут кавказская овчарка стала упитанна и кругла. Вот что значит ежедневно получать такое количество мяса, которое можно проглотить без опаски за жизнь.
        Шейла чуть ли не приплясывала от восторга.
        - Вожак, пойдем скорей! Грей хочет показать мне свою одежду! Он говорит, что у него есть такие ошейники, поводки и собачьи сбруйки, каких ни у одного пса никогда не будет! Этот ошейник, над которым ты все время насмехаешься, оттуда! - Шейла подбоченилась и повернулась боком, давая возможность еще раз полюбоваться на рубиновую красу. - И Грей говорит, что в его нарядах есть ошейники еще красивей! Может, он подарит еще один? Тогда, когда мы будем ходить на прогулки, так все собаки, глядя на меня, лопнут от зависти. И тебе будет приятно, что рядом идет красивая и нарядная собака.
        «Болтушка, - мысленно улыбнулся Кирилл. - Однако быстро она речь освоила. Вон, выпалила все одним махом и даже не запнулась! Так, чего доброго, и грамоту освоит. Различают же собаки цифры, да и считать умеют».
        Впрочем, лучше особых поблажек ей не давать. Пусть заслужит.
        - Нарядная, говоришь?.. - Кирилл скептически посмотрел на рубиновый ошейник. - Видишь ли, милая Шейла, есть такое правило: цвета должны сочетаться. Вот эти рубины прекрасно подходят к черному окрасу Грея. Красный и черный цвета хорошо дополняют друг друга. При возможности обрати внимание на это, в общем-то, траурное сочетание. А вот к твоей морде и бурому подшерстку красные камни совсем не идут. Тебе более подошли бы… - Кирилл замялся, соображая и вспоминая цветовую палитру, - ну скажем, топазы. Или аквамарины. В общем, что-нибудь спокойное. Голубых или зеленых тонов. Ну ладно, - Кирилл поднялся и отложил тяжелый фолиант, который взял в библиотеке, - пойдем, откликнемся на любезное приглашение господина Грея.
        Гардероб Грея располагался в дальнем углу замка, в одной из маленьких башенок. Толкнув грудью массивную дубовую дверь, ротвейлер гордо прошествовал вперед. Грациозно - насколько это возможно для бойцовой собаки - он остановился посреди просторного зала и гордо выпятил грудь.
        Да-а… Действительно, в собачьей костюмерной (так Кирилл сразу же окрестил гардероб) было и интересно, и занятно, и… и весело.
        Одну из стен украшали ошейники, усыпанные всевозможными драгоценными, полудрагоценными и просто поделочными камнями. Они играли, переливались радужными цветами даже в полумраке. Рядом с ошейниками висели всевозможные собачьи сбруи и шлейки. Они сверкали золотыми, серебряными и просто металлическими пряжками. Все это добро было аккуратно развешано на низко прибитых кронштейнах и подставках в рост собаки.
        Далее Кирилл увидел висевшие в ряд собачьи попонки. От холода, от дождя, от снега. Висели собачьи костюмы: тут и фраки с белоснежными манишками и повседневная холщовая одежа - носиться по кустам и собирать репейники.
        Стояла собачья обувь, чтобы ходить по льду и острому - так неприятно режущему лапы! - насту.
        В следующем помещении находились защитные и боевые облачения. Те же ошейники - но с шипами. Такие же ошипованные пояса, чем-то схожие с поясами тяжелоатлетов, и браслеты на лапы.
        Висели нагрудники и безрукавки с приклепанными на них металлическими пластинами. Рядом тускло светились тончайшего и грубого плетения собачьи кольчужные рубахи с широкими и узкими воротами… Враг никогда их не прорвет, а стремительности движений гибкое плетение ничуть не мешает. Если, конечно, поносить немного и привыкнуть.
        В глубине стояли блестящие и вороненые латы. Тоже собачьи. Шлемы боевых нарядов украшали длинные цветастые перья.
        Кирилл раскрыл рот.
        «Не зря сходил! Ой, не зря! Конечно, видел я и чучела боевых собак, что выдрессированы подрывать танки, и собаку-санитара с сумкой, на которой нарисован красный крест. Опять же - одетые собачки на улицах и на выставках сплошь и рядом встречаются. Но сдается, господин Грей всех псовых за пояс заткнул. Молодец!»
        - А костюма химзащиты у вас нет? - на полном серьезе спросил Кирилл.
        Грей озадаченно мотнул лобастой башкой. Потом, видимо что-то сообразив, недоуменно глянул на Кирилла и раскрыл пасть. Зубы были по возможности прикрыты губами. Пес улыбался.
        - Нет! - гулко рявкнул ротвейлер. - Но будет!
        Это были первые слова, что Кирилл услышал от пса. До этой поры Грей предпочитал молчать и изъясняться, если можно так выразится, мимикой. Дальше начался увлекательный диалог меж Шейлой и Греем. Кирилл искренне наслаждался. Еще бы! Не каждый сподобится такое услышать!
        - Ну, как? - гавкнул Грей. - Нравится?
        - Еще бы! - с восторгом отозвалась Шейла. - Я представляю тебя в этих блестящих латах, на которых светит солнце! На нашем кургане ты стал бы знаменитым вожаком.
        - Курган? Что это за место? Кажется - это название мне знакомо. И вроде бы я там когда-то бывал. Что-то смутно припоминается… - Ротвейлер склонил голову к полу, потом тихо добавил: - Нет, не вспомнить…
        - А ты их часто надеваешь?
        Грей качнул головой на тяжелую боевую кольчугу.
        - Вы не думайте, что все это просто так тут пылится! Я сопровождал моего лорда в этой броне. Нам надо было выяснить, какие такие нехорошие дела творятся в одном месте. Но тут неожиданно появился ты - Кирилл, и ты - Шейла. И мой лорд приказал сопровождать тебя в замок, а в дальнейшем присматривать за вами. Поэтому мне не удалось испытать прочность этой брони.
        - Наверно, в ней ты был восхитителен? - Шейла с восторгом глядела на Грея. Слабо сердце женщины…
        - Не знаю. - Польщенный ротвейлер мотнул головой на ошейники: - Выбирай, что тебе нравится.
        Шейла с мольбой смотрела на Кирилла. Тому только и оставалось, что махнуть рукой. Мол, делай как хочешь: тебе носить, препятствовать не буду.
        Из гардеробной Шейла возвращалась с гордо поднятой головой. На ней красовался еще один ошейник, усыпанный, по всей видимости, изумрудами. Собака красовалась в расшитой серебряной канителью жилетке: тоже подарок. Кирилл шел сзади и не мог удержаться от улыбки - рот сам собой разъезжался…
        На следующий день, около полудня, на главной башне рявкнули пушки. Дым повисел в небе и растаял легким облачком. Выскочивший на площадь Кирилл понял причину переполоха. Это вернулся хозяин - лорд Абигор.
        Откуда-то вдруг появился народ. Всюду сновали ливрейные лакеи. А ведь Кирилл, бродя по замку, никого не видел. Где они все скрывались? Загадка. Меж зубцов башни он заметил несколько человек в блестящих латах. Вновь громыхнули башенные пушки. Густой клуб дыма заволок зубцы.
        Через несколько минут в замок на неторопливо идущим вороном жеребце Селоне въехал лорд Абигор. Грей, нетерпеливо приплясывающий рядом с Шейлой, бросился к хозяину.
        И лорд, и его дивный конь выглядели устало. Плащ рыцаря был прожжен в нескольких местах. Пропалины явно не от костра, слишком уж ровные края - будто ножницами вырезаны. Высокие сапоги серы от дорожной пыли. Страусиное перо на шляпе - обломано. На боках жеребца виднелись белые разводы - видимо, от засохшей пены.
        «Наверно, в стычке лорд побывал, - решил Кирилл. - Значит, и тут заварушки есть. А ведь казалось, такое тихое и благостное место. Живи да радуйся. Надо же…»
        Лорд Абигор выглядело задумчиво. Соскочив с коня, бросил поводья подбежавшему лакею и неторопливо пошел к крыльцу главной башни.
        Заметив Кирилла, который все так же щеголял в клетчатом килте, лорд устало улыбнулся и приложил два пальца к полям шляпы.
        - Кирилл! Приветствую вас! Рад вас видеть! Как вы тут освоились?
        Кирилл подошел. Лорд Абигор положил на его плечо затянутую в кожаную перчатку руку и, приветствуя, легонько похлопал.
        Кирилл не знал, как себя вести, поэтому просто почтительно склонил голову. Еще при первой встрече он понял, что лорд Абигор - властитель этих земель - незаурядный человек. Он достоин большого уважения.
        - Здравствуйте, лорд. Спасибо, я хорошо устроился. У вас замечательный замок. А как вы?
        - Благодарю. Я неплох. Но простите, Кирилл, я несколько утомлен, пришлось потрудиться, знаете ли… Давайте сделаем так: чуть ближе к вечеру я приглашаю вас к себе на обед. Устрою я его наверху, в этой башне. Оттуда открывается превосходный вид на долину. На самый верх подниматься не станем. У нас будет еще один гость, а он не жалует высоты. Нам найдется, о чем побеседовать. Предполагаю, что предстоящий разговор прояснит многие, до сей поры непонятные вам вещи. По вашим глазам вижу, что у вас скопилось немало вопросов. Хорошо?
        - Я с удовольствием воспользуюсь вам любезным предложением, лорд. - Кирилл поклонился.

* * *
        Ближе к вечеру, когда до заката оставалось еще немало времени, Кирилл, в сопровождении Шейлы, поднялся по широким ступеням на третий ярус главной башни.
        Там, в большом зале, занимавшем почти весь этаж, должен был пройти обед или ранний ужин.
        Лорд Абигор сидел за большим круглым столом, стоящим по центру зала. Увидев Кирилла, хозяин встал и сделал навстречу гостям несколько шагов.
        Как и при первой встрече, он был одет в бархатный средневековый наряд. Черные волосы, черный камзол - а глаза голубые. Кирилл снова поразился играющим в них золотым искоркам.
        Накрытый стол поражал изобилием яств. Лучи солнца переливались в благородном тончайшем фарфоре. Тускло светило столовое серебро. Хрустальные кубки и графины искрились. На белоснежной скатерти приборы выглядели внушительно и весело. Они манили и располагали к трапезе и неспешной беседе. Вечер обещал быть интересным.
        Из больших застекленных бойниц или, скорее, стрельчатых окон на долину открывался чудесный вид. Пылающее закатное солнце перекликалось с красно-желтым цветом опавшей листвы. Земля казалась залитой рыжим - высшей пробы - червонным золотом.
        Стены зала выглядели примечательно. На них висели потемневшие от времени гобелены, холодное оружие и головы никогда не виданных Кириллом зверей. Впрочем, встречались и знакомые. По иллюстрациям в книгах.
        Вот бычья голова с острыми, длинными и чуть изогнутыми рогами. Она принадлежала туру - дивному лесному быку, которого давно выбили люди. А вот голова тигра. Судя по полуаршинным клыкам - большая саблезубая кошка смилодон. Считается, что вымерла десять тысяч лет назад. Хотя кто знает? Может, зверь до сих нор скрывается в непроходимых лесах Южной Америки и джунглях Африки?
        «Ну и клыки! - содрогнулся Кирилл. - Не думал, что в реальности они выглядят так устрашающе!»
        Дальше шли головы уж вовсе невиданных чудовищ. Все сплошь и рядом увенчанные шипами и костяными пластинами. То ли драконы, то ли давно вымершие доисторические ящеры.
        У камина, в котором жарко полыхали дрова, грелся сонный Грей. Услышав звук шагов, пес поднял голову, довольно проурчал и бросился навстречу гостям.
        По случаю приема пес облачился в строгий вечерний костюм. Белая манишка в сочетании с белоснежными манжетами, выглядывающими из рукавов смокинга (кажется, так назывался этот наряд), смотрелись на толстеньком ротвейлере весьма забавно.
        Поприветствовав Кирилла обрубочком хвоста, Грей сразу же перенес все свое внимание на Шейлу. Та, в новом расписном жилете и изумрудном ошейнике, выглядела настоящей светской дамой. Важной и чопорной.
        Грей повел чинную Шейлу к камину. На рыже-полосатой тигриной шкуре должно хватить места всем.
        Глядя на собак, лорд Абигор улыбнулся. Ничего не сказав, рыцарь покачал головой. Мол, они как дети малые.
        - Усаживайтесь, Кирилл! Располагайтесь! - Голос лорда отражался от дальних стен зала. - Вы не против, если мы еще немного подождем нашего гостя? - Хозяин взглянул на большие напольные часы в дальнем углу. - Он должен прибыть в замок с минуты на минуту. Этот господин пунктуален. Видите ли, Кирилл. Весть о вашем столь необычном появлении здесь заинтересовала многих. Ваше прибытие ломает все устои и правила. Такое случается крайне редко. Можно сказать, что до вас было всего лишь несколько случаев подобного рода. И тот, кто сейчас скоро здесь будет, уверил меня, что уже видел вас. Правда, в несколько ином месте и при других обстоятельствах. Итак, ждем нашего гостя? Не будем без него начинать?
        - Разумеется, лорд. - Кирилл был заинтригован не на шутку. - Вы могли бы и не спрашивать. Вы здесь хозяин - следовательно, решать вам. И, конечно, я ничего не имею против вашего предложения.
        - Я рад.
        С этими словам рыцарь подошел к окну выходящему на долину и пристально вгляделся вдаль.
        - Кирилл, - не поворачиваясь, спросил лорд, - а вас не поразили некоторые, скажем так, странности, что вы увидели здесь? Или некоторые несоответствия привычному - тому, что вы знали до сей поры?
        Кирилл задумался. Странности этого места поражали его до сих пор.
        - Да, лорд. То, что я здесь вижу - поразительно. Не знаю, что это за земля. Пока даже не могу предположить, где я. Но все, что случилось со мной - сказка. Странностей хватает, лорд. Даже взять, например, столь любезно предоставленного мне слугу - монаха Якова. В первый раз, когда я его увидел, он имел вид бледного, постоянно чего-то боящегося человека. Спустя несколько дней он изменился. Мне показалось, что нечто тяжкое, что над ним довлело и не давало спокойно жить, вдруг исчезло. Такое впечатление, что он внезапно выздоровел.
        Лорд резко обернулся. Глаза его сверкнули. Из веселых, голубых они вдруг стали темными - грозовыми. Лицо рыцаря омрачилось. Будто бы его неожиданно посетила неприятная мысль.
        - Яков? - Лорд усмехнулся краешком губ. - Ну что же, дайте срок, и вы узнаете, кто такой монах Яков и отчего он переменился в несколько дней. Но это потом: всему свое время, торопить события не следует. Особенно в вашем случае. Понимание само придет к вам. Так лучше. Хоть психика у вас и устойчивая, но не к чему лишний раз искушать ее. Скажу вам, Кирилл, одну вещь. Мне известно, как смело и достойно вы вели себя в первую ночь. Хвала вам. Грей сообщил мне о вашем поведении.
        Кирилл недоуменно смотрел на хозяина. О первой ночи, проведенной в замке, он ничего не помнил. Вид его растерянных глаз не ускользнул от внимания лорда.
        - Вы ничего не помните? Тем лучше.
        Рыцарь взглянул на развалившихся у камина собак. Грей уже сопел, а Шейла лениво щурила глаза и потягивалась.
        Впрочем, как только она почувствовала на себе взгляд лорда, то сразу насторожилась и насторожено посмотрела на Кирилла.
        «Все в порядке? Тебя не обижают? А когда начнем есть? Мне, например, нравится вон тот чудный прожаренный окорок. Чур, косточку от него ты отдашь мне!»
        - Нет, лорд. Ничего не помню, - с сожалением ответил Кирилл. - Вот только гул всю ночь в ушах стоял, позвякиванье цепей, двери хлопали, шаги неожиданно раздавались. Думаю, мне это все снилось.
        - Понятно, Кирилл. Хватит. - Лорд сделал рукой отстраняющий жест. Будто закрывал Кириллу рот. - Не думайте, это не праздный вопрос. Когда вы вспомните, что видели, то многое поймете. Возможно - постигнете все и сразу. А объяснения без пришедшего знания мало чем помогут.
        - Вы весьма заинтересовали меня, лорд, - улыбнулся Кирилл. - Я постараюсь обязательно вспомнить, что же такое необычное я видел. Хотя, честно скажу, тут все необычно. И у меня уже притупилось чувство удивления. Мне кажется, что меня уже ничто, никогда больше не поразит и не удивит. К тому же, мне и раньше доводилось сталкиваться со странными вещами.
        - Ошибаетесь, Кирилл, - серьезно ответил хозяин. - Жизнь для того и создана, чтобы ей удивляться и поражаться. У вас еще все впереди. В человеке изначально заложена тяга к познанию и радость от знакомства с необычным. А познанию предшествует удивление. Кстати, мне известно о роде ваших предыдущих занятий, и я догадываюсь, что поразить чем-либо необычным вас сложно. Но прошу вас, как-нибудь изыщите несколько дней и исследуйте мою библиотеку. Я укажу, с чего вам следует начать, и уверяю - вы найдете ответы на многие вопросы, которые до сей поры остаются для вас загадкой.
        Пока Кирилл обмозговывал эту сентенцию и интересное предложение, лорд распахнул окно.
        По залу прошла волна свежего осеннего воздуха. Собаки недовольно подняли головы. Грей спросонья даже пробурчал нечто невразумительное. Но за сегодняшний вечер Кирилл не слышал, чтоб псы говорили. Даже мысленно к нему не обращались. И опять же - это тоже было немного странно.
        А лорд Абигор вгляделся вдаль. Оглянувшись, улыбнулся.
        - Ну вот. Наш гость не заставляет себя ждать. Уверяю вас, он войдет в этот зал с боем часов. Не хотите ли взглянуть на его прибытие? - Хозяин несколько лукаво смотрел на Кирилла. - Думаю, зрелище будет презанятное и стоит того, чтобы его видеть. Гость всегда старается меня - да и не только меня, а, наверное, всех с кем знается, чем-нибудь эпатировать. Впрочем, - тут лорд взглянул на неизменный шотландский костюм, в который был облачен Кирилл, - я думаю, ему весьма понравится ваш наряд. Предполагаю, что он как-нибудь последует вашему примеру. Кажется, такой костюм наш гость еще не носил.
        Кирилл внутренне перевел дыхание. Дело в том, что он долго размышлял, что бы такое одеть к обеду? Строгий костюм - банально. Что-то иное, что соответствовало бы эпохе и камзолу хозяина? Но надо еще привыкнуть к новой одежде. Да и не представлял он себя в штанах с буфами. А с килтом Кирилл за эти дни сросся. И, в конце концов, этот наряд не так уж и плох!
        «Пойду, как привык, - решил он. - В самом-то деле! Не в свитере же и штанах с карманами идти? Чай, не гопник! А шотландская одежда хороша. И я знаю, что даже на очень важных приемах горцы не стесняются ходить в килте…»
        Кирилл подошел к окну. Вдыхал свежий воздух и вглядывался вдаль.
        Там, в долине, на дороге по которой он недавно ездил в горы, вился и неторопливо оседал желто-красный шлейф осенней листвы. Казалось, его поднял вихрь.
        Шлейф стремительно приближался к замку.
        Вскоре Кирилл разглядел странное виденье - этот рыжий шлейф тянулся за маленькой каретой, мчащейся, если можно так выразиться, на всех парах.
        Карета сверкала в солнечных лучах зеленоватым цветом и разбрызгивала вокруг себя нестерпимый для глаз блеск золотых искр. Как догадался Кирилл - от чистейших стекол.
        Маленькие пони, запряженные цугом, вытянув вперед головы, во весь опор несли карету к воротам замка.
        Впереди запряжки бежали нарядные скороходы. В руках они держали древки с плескавшимися по ветру вымпелами. Что на них изображено, Кирилл разобрать не смог - далеко.
        Невысоко над каретой кружили два больших черных ворона.
        Они по очереди пикировали на крышу: то почти касаясь ее изящных завитков, то резко взмывая ввысь.
        На башне, к воротам которой неслась карета, гулко рявкнули пушки. Звук выстрела прокатился внутри замка продолжительным эхом.
        Шейла подбежала к окну. Взбудораженная переполохом собака, встав на задние лапы, пристроилась рядом с Кириллом. Она вытянула шею и зорким взглядом смотрела на происходящее.
        Овчарка втянула воздух, чуть рыкнула, и шерсть на ее загривке поднялась дыбом.
        Вскоре на каменную площадь, вслед за выскочившими из ворот нарядными скороходами, выехала маленькая карета.
        Окрашенная в ярко-изумрудный цвет, она сияла стеклами окон и причудливыми золотыми завитушками. Ее высокие обитые железными полосами колеса грохотали так, что казалось, будто карета разваливается на ходу.
        Упряжь состояла из шотландских пони. В корне запряжены большие белые коньки. Два посередине - белые в черных яблоках. На спине одного из них сидел малюсенький чем-то схожий с мартышкой форейтор в изумрудного цвета наряде и треуголке. Треуголку украшали длинные, чуть ли не до земли, перья. Подбадривая упряжь, форейтор оглашал воздух дикими воплями.
        «Йе-е!.. Йе-е!..» - неслось из-под перьев. Впереди бежали два конька-карлика вороной масти.
        Унизанная бубенчиками упряжь пони издавала мелодичный перезвон. На запятках кареты стояли два маленьких лакея. Нестерпимые для глаз ливреи их выглядели подстать упряжи и карете: изумрудно-бархатные, сиявшие золотыми галунами и тоже расшитые позванивающими бубенчиками. На затянутых в белые чулки ногах лакеев сверкали черные лакированные штиблеты.
        Из-под железных ободьев летели искры. Пони, резвясь, мчались к крыльцу главной башни.
        Карета как вкопанная остановилась прямо перед входом, что делало честь искусству форейтора.
        Блестящие скороходы - близнецы лакеев на запятках - добежав до крыльца и встав на одно колено, почтительно опустили древки вымпелов.
        Ткань развернулась, и Кирилл увидел, что на них изображен дракон, держащий в клыкастой пасти черный круг с лучами - солнце.
        На крышу кареты с карканьем уселись вороны.
        Ливрейные лакеи проворно соскочили с запяток и, распахнув дверцы кареты, быстро опустили крытые бархатом ступеньки. Наступила звенящая тишина…
        ГЛАВА 11
        Жизнь в вендском лесу
        Незаметно летели дни, недели. Прошел месяц, и теплая весна уступала место жаркому лету.
        Нога Кирилла почти зажила. Никаких следов на поврежденном колене не осталось: чудотворное снадобье лешего затянуло рану в первые же часы. Но не это важно - подумаешь, шрам! - главное, что внутри, хоть и не сразу, пошло улучшение. Исчезла первоначальная хромота, невозможность делать иные элементарные движения: например, просто сильно согнуть ногу в колене. В нем незаметно стихли глухие ночные боли.
        Кирилл бегал по лесу на длинные расстояния, а порой, продираясь сквозь лесные завалы, прыгал. Тренировался, не ленился. А как иначе? Если колено не разрабатывать - восстановление затянется, а этого он не хотел. Но иногда к вечеру все-таки начинал прихрамывать: поврежденное колено - это не шутка.
        Впрочем, Кириллу была известна и такая вещь - тренировки через боль недопустимы! От самоистязания ничего толкового не выйдет. Дело известное: сколько спортсменов остались инвалидами, потому что пренебрегали этим простым правилом.
        Но как бы там ни было, динамика ноги через несколько недель почти полностью пришла в норму.
        Впрочем, за прошедший месяц Кирилл так пристрастился ходить с посохом, что порой ловил себя на мысли: «И как это я раньше обходился без такой полезной вещи? Сколько удобств от него!»
        Но в Петербурге народ с посохами не ходит - не принято. А зря, между прочим! Можно и от распущенных собачек отмахнуться, и нежданным недругам ребра вправить!
        Чудный посох, как и обещал, изготовил Дубыня. Куда ходил леший и где он нашел такое дивное дерево, так и осталось загадкой. Впрочем, лесной хозяин многое знает, и многое ему доступно.
        Дубыня вручал посох торжественно. Глаза его сверкали, а лицо - против обыкновения - не расплывалось в щербатой улыбке, и было на редкость серьезно.
        Леший провел шершавой рукой по гладкой поверхности посоха. Кириллу он сначала показался зеленоватым, темным. Но, присмотревшись, увидел, что на древесине разливаются прожилки трех разных оттенков. Одна светло-коричневая, затем серо- и темно-зеленая: цветов мореного дуба. Прожилки, то струились прямо, то переплетались, составляя затейливый узор.
        - Вот! Владей! - На вытянутых руках Дубыня протянул посох Кириллу. - В этом посохе заключена сила трех деревьев. Дуба - дерева громовержца Перуна. Дуб дает мощь силу и твердость. Ясень - отгонит змей и гадов, а можжевельник дарует здоровье - хворости тебя стороной обходить будут.
        Волхв Хранибор улыбнулся.
        - Не слишком ли всего много? По первости хватило бы и одного можжевельника. Мой посох поначалу был просто бузинный, а время прошло - он сил набрал и изменился. Посох - дело важное! Он мне помогает - я ему!
        - Ты, Хранибор, сколько лет по миру ходил, пока своей силы достал? То-то! - отрезал леший. - Я от себя добавил в посох еще чародейских сил. Каких - говорить не стану. Ни тебе, Хранибор, ни тебе, Кирилл. Никому. Посох этот народился недавно, и кричать на весь белый свет, каков он, и что можно с его помощью делать, ни к чему! И времени у Кирилла нет. Пусть уж сразу сильная вещь ему служит!
        Почему у него нет времени, Кирилл не понял. Он еще не знал о ночных событиях, которые предшествовали его появлению: о том, что на древнем болоте выходила в мир невиданная нежить, и о том, что леший считал - Кирилл появился в их лесу не просто так, он должен помочь в борьбе с неведомым злом.
        А Дубыня продолжал:
        - Ты, Кирилл, сам узнаешь тайны посоха. Раскроет он все, когда сроднишься с ним, душу его почуешь. Одно знай: деревья, из коих он сделан, и так сильны, а с помощью чар, что я на него наложил, мощь его может стократ, а то и больше возрасти! За такой посох многие чародеи все бы отдали! Но, - ухмыльнулся леший, - посох этот твой, и другому своих сил не раскроет. Только в твоих руках и твоим мыслям повиноваться будет.
        Кирилл с благодарностью принял посох. Вон какой Дубыня серьезный! Кирилл понимал, что не простую вещь ему вручили. Бесконечное улучшение, а иначе говоря - бесконечный апгрейд! Вот только апгрейд чего?
        А Дубыня уже улыбался и хитро переглядывался с Хранибором. Видимо, волхв догадывался, какая сила и какие свойства вложены в этот посох. Но пусть Кирилл сам их раскроет.
        Сам же Кирилл давно не удивлялся чудесам. Память его, хоть и медленно, но возвращалась. Хотя многое пока и скрывалось в дымке забвения, но он помнил и лорда Абигора, и его долину, и замок в этой долине, и то, что находилось за окружающими её горами.
        Это там у него появился дар понимать любые языки. Это там Шейла заговорила человеческим голосом. Это ли не чудо?
        Но пока Кирилл наложил жесточайшее табу на рассказы о своем прошлом. Сначала надо восстановить в памяти все! Все, что он узнал в долине лорда. А уже потом посвящать в эти тайны жителей леса. Время еще не пришло, пока не пришло…
        Посох, как и посулил Дубыня, оказался чудесный! Стоило Кирилл взять его в руки, как по телу пробежала неясная дрожь. Он ощутил, как его обдала волна тепла. Обдала, но не исчезла: затаилась в глубине души.
        Итак, Кирилл, обзаведясь свой собственной - и сделанной только для него! - чудесной вещью, принялся пристально ее изучать.
        Первое же открытие было сделано этим же вечером. Дивный посох оказался крепче любой легированной стали.
        Кирилл скреб его ножом, убирая - как ему показалось - легкую шершавость. Нож этот вручил ему Хранибор, присовокупив, что в лесу, да и не только, без ножа нельзя. Но от скобления многослойного дерева нож просто-напросто затупился, будто им водили по камню.
        Дальше - лучше. Раз нож затупился о дерево, значит, о то же дерево его можно и наточить. Сказано - сделано. Кирилл отточил клинок до невероятной остроты, причем сделал это быстро. Просто несколько раз провел взад-вперед кромкой лезвия по посоху. Тронул нож большим пальцем и порезался.
        - Это как же так! - Кирилл не смог удержаться от удивленного возгласа. - Ведь только что затупил!
        - А вот так! - откликнулся Хранибор. - Пожелал отточить и отточил. Думаю, теперь этим ножом можно камни рубить. С твоей помощью посох ему силу дал.
        Затем Кирилл упорно кромсал посох ножом, стучал по нему камнем - пытаясь промять, а заключение стукнул обухом, а затем и лезвием топора - пытаясь расщепить или перерубить.
        Топор отскочил и долго звенел. На посохе не осталось ни малейшего следа.
        Кирилл понял, что все попытки что-либо сделать с чудесной вещью тщетны. На гладкой поверхности не оставалось ни малейшего следа.
        «Что-то мне вещует, что переломить тебя попросту невозможно. - Кирилл нежно провел по посоху рукой. - Пожалуй, ты слона выдержишь, если каким-то чудом слона на тебя подвесить!»
        Хранибор и Дубыня от души веселились, глядя на его тщетные потуги что-либо сотворить с посохом. Им-то было известно, что с волшебной вещью ничего не случится.
        - Вот, Кирилл, глянь на мой. - Хранибор протянул посох из золотистого дерева, покрытого черными разводами. - Это бузина. В жарком Сайоне я видел дерево, которым можно рубить железо. Я пожелал, чтобы и мой посох стал столь же крепок. И что же? Он стал тяжелым, как то дерево, и таким же крепким.
        Кирилл взвесил посохи в руках. Храниборов тяжелее.
        - Я не захотел, чтобы он вновь стал легким и белым, - улыбнулся Хранибор. - Пусть пестрит, он напоминает мне о далеких странствиях. Путь мой был опасен, а тяжелый посох - это оружие.
        - Я знаю, волхв.
        Кирилл отошел на полянку перед избой и, крутанув посох над головой, нанес отточенный удар воображаемому противнику, сымитировав удар мечом. Плавно перешел в защиту, крутанулся. Посох на этот раз вылетел из-за спины, сверху. Удар булавой по шлему противника.
        В руках Кирилл посох порхал, движения и удары не повторялись.
        Хранибор вздел густые брови. Удивился.
        - Ты воин? Хм… Не каждый знает, что посох или шест в умелых руках страшней меча или секиры. И не каждый умеет биться посохом. Он легок, стремителен. Он позволяет нанести удар издалека. В своих странствиях я заходил в землю, где воины в совершенстве владеют таким оружием. И твои ухватки похожи на бой тех воинов. Будь ты смугл и низкоросл, я решил бы, что ты родом оттуда, из далекой земли. Венды тоже умеют биться на шестах. Но этому они учатся скорее для развлечения. В настоящем бою лесные охотники предпочитают меч, топор или шестопер. И их движения с шестом не похожи на твои! А вот так альтидские воины разминаются с мечом! - воскликнул волхв, видя, что Кирилл принялся выписывать посохом восьмерки. - Хорошее упражнение, да и для боя годится - трудно подойти.
        Посох стремительно - почти незаметно глазу - вращался перед Кириллом и гудел.
        - Ты прав, волхв! Драться на палках не каждый умеет. Но этому я учился как и венды - для себя. Сейчас в моем мире иное оружие. И страшней, и убойней… Но раньше - да! - и у нас бились на мечах и шестоперах. Стреляли из луков.
        - Страшней? - Волхв удивился. - И у вас есть колдуны? Землю сжигают? Ледяные глыбы из туч обрушивают? Водой топят? Что ж, и у нас это есть. Сильные колдуны многое могут. Но таких мало.
        - И у нас это делают. - Кирилл воткнул конец посоха в дерн и вздохнул. - Только не колдуны. И землю сожгут, коль понадобится, и отравят ее, и наводнение устроят… А дай волю, так и зиму обрушат…
        «Ядерную», - прибавил он про себя.
        - Ты расскажешь о своем мире? - спросил Дубыня. - Расскажи, что вспомнишь! А мы с Хранибором расскажем тебе о нашей земле.
        - Обязательно расскажу и вас послушаю! Расскажу, и может, покажу!
        Кирилл подумал о своем ноутбуке. Как в этот мир попал, так ни разу и не доставал из рюкзака! Пора бы посмотреть, работает ли, и если понадобится - в порядок привести. Подзарядить аккумуляторы, проверить работу системы, подобрать картинки и фильмы. Лучше безобидные мультяшки, не все сразу. В общем, устроить серию обширных лекций. Чтоб хватило на несколько вечеров.
        Ведь если поковыряться в компе, то много чего интересного можно нарыть! Забит под завязку!
        И самое ценное, что есть на винчестере - это библиотека из замка лорда Абигора. Не одну неделю он провел в ней. Все перелистывал толстенные гримуары перед веб-камерой.
        Но рукописи показывать он не будет. Все равно ни Хранибор, ни Дубыня ничего не поймут. Это может только он - лорд дал нужные знания.
        «Я многим обязан этим людям, - думал Кирилл. - Дойдет очередь и до того, что расскажу им все, как есть. О том, где был. О своей земле, о том, как она изгажена, и о глобальном потеплении. Хотя сомневаюсь, что они поймут, зачем понадобилось ядерное, генетическое оружие… ну и прочие изыски наших долбанутых яйцеголовых гениев».
        Кирилла поражал тот факт, что люди, которые жили в этом лесу: и волхв Хранибор, и Дубыня, и красивые девушки Ярина, Снежана, Велла, Русава и Белана - называли свой мир Землей.
        В смысле, так называли все обитаемые страны, безводные пустыни, озера, реки, моря и океаны. Все это была Земля!
        Может, это слово звучало по-иному, но понимал он его именно так. Земля! Да и названия стран, городов, рек и морей тоже весьма походили на те, что были на его земле. Те, которые остались на далекой родине.
        «Параллельный мир? - гадал Кирилл. - Или, может, нечто иное? Может - это сестра Земли? Земля номер два? Или наоборот - Земля номер один? А может, это земля номер три… или тридцать три?
        А может, я в параллельном времени и сейчас нахожусь на своей родной земле? Может, это далекое прошлое, или столь же отдаленное будущее моей родной планеты? Кто знает? Гадать можно до бесконечности, а вразумительного ответа не найдешь!
        Эх, вспомнить бы, что лорд Абигор об этом говорил! А ведь он мне разъяснял тайны мироздания - я это точно знаю! Да вот память, память! Эх, как туго возвращается. Потрепало меня. Укатали сивку крутые горки!
        А ведь не просто так я тут - в этом мире, в этом лесе. Лорд мне об этом говорил… Ну, ничего - вспомню! Я не я буду! Ведь свою жизнь в Петербурге я помню! И порой такие подробности всплывают, что диву даешься!»
        То, что он чуть ли не ежедневно общается с самым настоящим лешим и русалками-берегинями, Кирилл, понятно, не знал и даже не догадывался.
        Но мало ли что в жизни бывает, тем более в другом мире? Живут люди в лесу - значит, им так нравится! Им так удобней! А что наряды у них казались поначалу странными, так на то он и есть - другой мир! Причем Кирилл был уверен, что именно так когда-то одевались на Руси далекие предки. И проще, и - если вдуматься - изысканней и удобней.
        Вся одежда изготовлена из натурального - если это слово применимо в этом мире - сырья. У девушек наряды яркие. Красивые холщовые платья, изукрашенные вышивками-оберегами. Тонкие талии перехватывают искусно сплетенные пояски. Украшения ежедневно меняют. То камни самоцветные сверкают в ушах и вокруг шеи, то золото оденут, а то и простенькое серебро. Богато живут тут люди. И выглядят гордо.
        Эх, неужто такой когда-то была и его Русь! А сейчас? Горько подумать… Довели невесту… Да, настрадалась ты, Матушка-Русь.
        Сам же Кирилл, впрочем, переходить на местную одежду пока не спешил. Порой надевал простые холщовые штаны и рубаху. Когда прохладней - вотолу. Это такой легкий плащ. Но это только в хорошую погоду.
        В дождь ходил в удобной куртке с капюшоном и привычных штанах.
        В куртке и штанах карманов много. В своей одежде и обуви чувствуешь себя вольготно. Скажем так - в своей шкуре. А килт тут не носят, это он в замке лорда Абигора мог так щеголять. Но там просто прихоть была - когда еще доведется изысканный шотландский наряд поносить?
        Пока Кирилл сидел в лесу. Привыкал. Хотя подумывал над предложением Дубыни как-нибудь выбраться и повидать часть обитаемого мира, сходить в близлежащие вендские деревеньки, добраться до ярмарки, что раз в месяц проходит на морском побережье - о ней рассказывал Хранибор - ну а потом и Виннету посетить. В корчме посидеть, по торгу побродить. Глянуть на иноземные суда, что в Альтиду и из нее идут.
        До этой крепости два дня пути по берегу Ледавы. Дубыня сказал, что лесом быстрей дойдут. Виннета стоит в устье огромного, как море, озера.
        «Надо же, - думал Кирилл. - С нашим Ладожским озером схоже. Оно ведь тоже как небольшое море. Название его в этом мире - Нево. Это ведь древнее название Ладожского. Только река Нева в этом мире зовется Ледава. И не прямая, а сильно петляет. Дубыня говорит, что притоков у Ледавы не счесть. И рядом множество озер протоками соединены.
        Может, тут просто Карелия ближе к Неве перемещена. Слились ее реки и озера с Невой, вот и вышло такое чудо, как Ледава? Не знаю, но догадка вроде бы верная. А одно название этой страны чего стоит! Альтида! Это ведь греческое слово. Там были священные рощи Альтиды. У них олимпийские игры проходили. Выходит, что мифы древней Эллады о Гиперборее - вовсе не мифы? И язык греческий славянские корни имеет?»
        В общем, вопросов возникало множество, а ответов на них - превеликое множество.
        «Ничего, - утешал себя Кирилл, - со временем все в норму придет, все станет на свои места, и я многое пойму. Но все-таки как же это здорово, что я очутился в этом мире. Я ни о чем не жалею!»
        Кирилл понимал, что красота окружающей земли ему никогда не надоест.
        Величественный, первозданный, не тронутый людьми лес, он, казалось, рос с незапамятных, с тех самых времен, когда земля была юной.
        То, что сосны могут вырасти такими большими, Кирилл даже не предполагал. В полтора, а то и в два раза выше тех, что росли в его мире. Такие деревья на его земле давно исчезли. И так же, как реликтовые сосны этого леса, со временем исчезнут и остальные деревья.
        Люди за какой-то совсем небольшой промежуток времени умудрились уничтожить большую часть того, что даровал им Создатель. И вот, с бесконечным терпением баранов, они продолжали похабить и уничтожать все, на что падал их воспаленный взгляд.
        Воздух в вендском лесу был настолько чист и прозрачен, что, вспоминая Питер, Кирилл не раз задавал себе вопрос - как в нем вообще можно жить? Копоть, вонь и шум! Все это насыщало воздух и его города, и других мегаполисов. А из них отрава поражает иные места. Глобальное потепление - это реакция природы на человеческую заразу.
        Одни загаженные реки и озера чего стоят! Ведь вода - это жизнь. А люди этого не понимают.
        «Когда-нибудь у нас наступит всеобщее удушье и обезвоживанье. Выживут только богатенькие Буратино. На кислородные станции и дистилляторы денег у них хватит. Вот только что они со своим генофондом делать будут? Наверно, потомство от них пойдет - ой-ей-ей! Пострашней, чем в малобюджетном ужастике будет!
        Впрочем, лорд Абигор говорил, что закат человечества не за горами. Лет пятьсот максимум. Исчерпало оно себя. Исчезнет как биологический вид. По меркам лорда - близко. Что ж он еще тогда говорил? Не помню… Все как во сне…»
        Но не одному ему было хорошо и вольготно в дивном лесу. Кавказская овчарка Шейла тоже наслаждалась небывалой свободой. Поначалу ее озадачивало - отчего населяющее лес зверье ее не боится? А оно просто оказалось непуганым: диковинный лающий зверь для лесных жителей выглядел просто маленьким бером или большим волком. Оленям и зайцам не составляло труда улепетнуть от этих лесных разбойников.
        По первости Шейла бросалась на каждый шорох в кустах. Потом привыкла и стала вести себя спокойней. Что толку гонять зверя, который ее не боится? Ну, облает она его, ну, порычит! А дальше что? Убивать-то ради пропитания никто не учил! И в еде она не нуждалась: свой кус мяса из волшебной сумки лешего Шейла получала исправно.
        Бока собаки округлились, шерсть блестела, будто ее ежедневно намывали хорошими шампунями и терли щеткой.
        Жаловаться не на что, не на кого, да и незачем!
        - Мне тут нравится! Тут здорово! - чуть ли не ежевечерне сообщала она всем.
        В общем, Шейла вела нормальную собачью жизнь, о которой любой пес может только втихомолку мечтать.
        По утрам Кирилл купался в озере и затаскивал Шейлу в воду.
        - Ты должна быть чистюлей! - убеждал он.
        Вот таким образом жизнь человека и собаки, попавших в иной, незнакомый мир, налаживалась.
        Кирилл так и продолжал жить у Хранибора. Радушный волхв незаметно, исподволь, давал Кириллу знания о тех силах, что порой над судьбами людскими властвуют.
        Далеко за полночь длились его бесконечные рассказы об устройстве мира, о богах, что живут на вершине мирового дерева, о духах, населяющих воды, леса и земли. О силе, что люди почитают как нечистую, о нежити - которая, оказывается, не имела с нечистой силой ничего общего.
        Просто люди, впрочем, как и везде, не понимая того, с чем сталкиваются, называли духов и младших богов нечистью. А нежить - она другая!
        И её было полно в этом мире. Нежить - она страшна, она враждебна человеку! Ее надо опасаться. Нежитью повелевает Чернобог, властитель Пекла. Но даже всемогущий владыка подземного мира порой не в силах совладать со своими поданными, и тогда нежить выходит на белый свет и чинит всему живому всяческие гадости.
        Когда Хранибор заговаривал о Пекле, Кирилл замыкался и мрачнел. От чего так происходит, он и сам не понимал. Мудрый волхв это заметил и до поры отложил рассказы о Нижнем Мире.
        Понемногу Кирилл узнавал о тех словах и заклинаниях, которые помогали жить в ладу с окружающим миром. Но о друзьях волхва Кирилл пока знал мало.
        Каждый день к Хранибору заглядывал Дубыня или кто-нибудь из русалок.
        Чаще всего забегала Снежана. Кирилл так и не смог понять, чем она его притягивает, что в этой девушке есть такое необычное?
        Порой у него возникало смутное ощущение, что Снежана его хорошая подружка, оставшаяся в далеком далеке: на его Земле. Та же фигура, те же волосы и глаза, тот же голос и поразительно схожие черты лица.
        Подружку, имевшую сходство со Снежаной, звали Марина. Они расстались полгода назад. В жизни много чего случается, и сплошь и рядом бывает так, что люди расстаются. Расстаются, но на долгие годы сохраняют дружеские отношения. Так же сложилось и у них с Маринкой: расстались, но продолжали дружить.
        «Реинкарнация? - гадал Кирилл. - Да какая там реинкарнация! Маринка же жива! Правда, в последнем телефонном разговоре пожаловалась, что сердце болит. Я к врачу послал - пусть обследуется».
        Как бы там ни было, но две девушки из разных миров поразительно походили друг на друга.
        Вот и сейчас, только он закончил утреннюю пробежку и обязательные - как он их называл - упражнения с шестом, как пришла Снежана.
        Девушка поджидала его, сидя на пеньке. Дубыня так и не убрал лесной стол-пень и окружающие его маленькие пеньки-стулья, что сотворил в первое утро появления Кирилла. Об этой услуге его попросили Хранибор и русалки. Удобно сидеть вечерами под тихо гудящими соснами и вести неспешные или, наоборот, веселые разговоры.
        Наступит зима, переберутся в избу. А сейчас, пока тепло, собираться в ней неинтересно.
        Сегодня Снежану украшало простенькое серебряное ожерелье и такие же простенькие височные кольца. Хотя иногда она - как успел заметить Кирилл - носила и самоцветные камни. Так в Альтиде называли рубины, изумруды, ограненные алмазы - брильянты, и прочая, и прочая…
        - Привет! - улыбнулась Снежана.
        Девушка поднесла к голове руку и сделала ладонью небольшую отмашку.
        Этому слову и жесту все обитательницы лесного озера научились от Кирилла. Даже волхв Хранибор так иногда здоровался. В самом-то деле - очень удобное приветствие между людьми, которые хорошо знают друг друга.
        Оказывается, вовсе не обязательно плести длинную витиеватую речь, расспрашивая о здравии и благополучии. Все может заменить простенькое словцо и радушная улыбка.
        Вот и Кирилл не смог бы сейчас сдержать улыбки, если бы даже и захотел. Это выглядело бесподобно: девушка, одетая в простого покроя белую рубаху, расшитую по вороту знаками-оберегами, в первозданном лесу и в неведомых далях делала такой знакомый жест и здоровалась так, будто они находятся где-нибудь в Питере.
        - Привет, Снежанка! Как дела?
        - Прекрасно! Видишь, день-то какой! Солнышко, тепло. Лето подходит. Что может быть лучше?
        - Верно, погода шепчет…
        Кирилл не договорил. Из ближних кустов выскочила Шейла. В зубах она несла волшебный посох Кирилла.
        У собак есть такая потребность - таскать в пасти что-нибудь интересное и любимое.
        Кирилл видел даже, как могучие псы не желали расставаться с любимыми игрушками: автомобильной покрышкой или увесистым бревном. Они забирал их с собой домой, если, разумеется, хозяин позволял.
        Посох не был любимой игрушкой Шейлы - ведь его никак не удавалось разгрызть. Но вожак, когда занимался утренним бегом, поручал нести посох именно ей. Шейла это ценила и со всей ответственностью выполняла поручение - таскала любимую игрушку вожака.
        Осторожно положив пестрый посох на траву, собака подбежала к пенькам и ткнулась Снежане в колени.
        - Здравствуй, Снежана! Здравствуй, дорогая!
        - Привет-привет, псица Шейла! - улыбалась девушка. - Как прогулка? За зайчиками бегала? Поймала кого?
        - Да ну их! - обижено ответила собака. - Быстры слишком! А я, - тут Шейла скорбно взглянула на свой лоснящийся бок, - тяжела. Вон, видишь, какая стала?! Проворство ушло. Это все Дубыня старается!
        - Ничего-ничего, псица Шейла! - засмеялся Кирилл. - Если тебе не по вкусу яства, коими он тебя потчует, так я накажу, чтобы больше не давал ничего. Скажу, что ты сама возжелала стать знатной охотницей и добытчицей. Мол, думаешь харчами довольствовать и себя и меня, да только сказать об этом стесняешься. Хочешь так, Шейла?
        - Да ты что, вожак! - тявкнула овчарка и, будто неразумный щенок, подпрыгнула на всех четырех лапах. - Ты что? Кто ж от такой благодати добровольно откажется? Нет-нет! Не надо! А то вдруг он и вправду тебя послушает? Я ж исхудаю!
        Бесхитростные слова Шейлы доставили немало веселья и Снежане, и Кириллу.
        На шум и смех из избушки выглянул волхв.
        - А-а-а, Снежана! Здравствуй! - обрадовано воскликнул он. - Что ты тут сидишь? Заходи в избу.
        - Здравствуй, Хранибор! Нет, спасибо за приглашение, но в избу не пойду. Недосуг. Хочу Кирилла снова на озеро взять. За тем и зашла так рано.
        - Позавтракаете? - улыбнулся Хранибор. - Мед есть, ягоды. Сыр, хлеб. Молоко свежее - козу с утра подоил.
        - Спасибо, Хранибор, - откликнулась Снежана. - Если только молока выпью. А ягоды мы с собой взяли. Там, на бережку, и полакомились бы.
        - Ну, как пожелаете.
        Волхв повернулся и скрылся в дверях. Вскоре он вышел из избы, держа в руках пузатую крынку, полную молока, и две больших чашки.
        - Вот, угощайтесь. А я пока ягоды соберу.
        Плетеный туесок, врученный Хранибором, под самую крышку заполняли черные блестящие ягоды.
        - Вот, видите, как Дубыня с вечера расстарался! - улыбнулся волхв. - Черника сейчас только цветет, а у него уже ягоды есть.
        - Одно слово - леший! - Снежана засмеялась.
        Хранибор чуть прикрыл глаза, подавал Снежане знак, призывая к молчанию. Мол, ни к чему Кириллу пока говорить, что Дубыня и в самом деле самый настоящий леший, а они не простые девушки, а русалки.
        Кириллу это пока знать ни к чему. Рано еще. Всему свой черед.
        Выпив по чашке козьего молока, Снежана, Шейла и Кирилл отправились на озеро, на песчаную косу.
        Они уже несколько дней подряд ходили на нее, ведь именно в этом месте они впервые ступили на землю вендского леса. Кирилл, во всяком случае, в Альтиде раньше точно не бывал. Ну, а Снежана?
        Да, она родилась вендской девушкой и бродила по этим лесам раньше. Но превратилась в русалку и в этой своей новой ипостаси вышла на альтидскую землю именно в этом месте - не песчаной косе.
        Озеро и коса притягивали их.
        Овчарка трусила впереди, снова зажав в пасти посох. Что поделаешь, такова собачья доля! Сказано неси - значит, надо нести. Впрочем, у озера Шейла освободится от надоедливой ноши и всласть полазает по кустам. Вдруг там затаился какой-нибудь зверь.
        Последнее время Шейла повадилась гонять волков. Лесные разбойники в этом лесу невелики: холка самого могучего волка была ей по плечо. Поэтому стоило лишь ощериться, вздыбить шерсть на загривке и грозно рыкнуть, как волки трусливо разбегались.
        Впрочем, Шейла их не особо обижала, хотя имела право - она кавказская овчарка из славной породы волкодавов. Зачем? Вроде бы хоть и дальняя - но родня. Опять же лето, волки добродушны. Можно просто побаловаться, поиграть, не доводя дело до крови.
        Шейлу прямо-таки распирало от сознания своей значимости и силы, хотя к берам собака относилась настороженно: они вроде великоваты для нее, да и на задних лапах ходят. А чтобы победить противника, надо видеть его глаза. Сложно уловить - плещется ли страх в глазах бера, что стоит как человек и держит голову высоко. Но всему свой черед - доберется и до них. Дайте окрепнуть и опериться.
        Утро выдалось безветренное, теплое. Под ногами потрескивали опавшие сучки, шелестела прошлогодняя листва. Остро пахло хвоей и разогретой сосновой смолой. Над вершинами деревьев со стрекотом летали сороки.
        - А где твои подружки? - спросил Кирилл. - Ты чего сегодня одна?
        - Велла с Беланой в Внннету пошли. Решили прикупить там кое-чего. А Ярина и Русава еще спят: вернулись вчера поздно, аж за полночь.
        Кирилла очень интересовало, где же все-таки живут эти лесные девушки, но он пока держал рот на замке: не в его правилах задавать излишние вопросы. Надо будет - расскажут.
        Но пока они ни разу не обмолвились о своей жизни. Приходили к волхву, когда вздумается, так же уходили.
        Но некоторые детали наводили на занятные размышления. Про себя Кирилл прозвал этих девчонок «озерными девами». Даже как-то вслух это произнес. Ярине сказал, что она мол - будто озерная дева.
        Есть такие в кельтском фольклоре… Король Артур и рыцари круглого стола, Святой Грааль - о котором никто ничего толком не знает. Вот и эти девушки чем-то напоминали сказочные персонажи.
        Только на Руси не было озерных дев. Жили лишь русалки, о которых тоже мало что известно.
        Считалось, что к людям они относятся враждебно, по земле не ходят и нет у них других занятий, кроме как сидеть на ветвях и расчесывать длинные зеленые волосы чудесным гребнем. Этот гребень не давал волосам просохнуть, и русалки как бы всегда находились в воде. Вот, пожалуй, и все, что знал Кирилл о русских русалках.
        «Хм, если так и дальше порассуждать, то до чего угодно можно додуматься, - мысленно улыбнулся Кирилл. - Если они русалки, то следующий вывод очевиден: Дубыня - это леший. Вон какое добро в лесу собирает! - Кирилл скосил глаза на туесок с ягодами. - Тяжелый, черники много. У нас она только в середине лета идет, а не весной. Дубыня Шейлу мясом снабжает, причем куски всегда одинаковые, будто одного и того же оленя бьет. Тоже странно. В общем, дело тут темное. Хотя мне-то что? Народ тут душевный. Друг к другу с уважением относится, а это важно…»
        Меж стволов сверкнула гладь озера. У воды, над высокой травой порхали бабочки. Покой, тишь и благодать…
        Немного пройдя вдоль берега, Кирилл и Снежана вышли на песчаную косу и направились в ее конец. На том месте они встретили новую жизнь на новой земле.
        У косы под развесистой ивой деловито крякала утка с выводком утят. Из-за вершин деревьев неторопливо поднималось утреннее солнце. Его лучи золотистыми искрами прыгали по водной ряби. Хоть и утренний, но уже теплый ветерок обдувал лица. Вдалеке, на противоположенном берегу, шумел водопад. В том уголке озера Кирилл еще не бывал и решил завтра с утра осмотреть его.
        Шейла бросила ношу-посох на песок и бесшумно скрылась в кустах. Свою обязанность она выполнила, теперь можно и на просторах порезвиться.
        Снежана расстегнула пряжку пояска и скинула рубаху.
        - Нравится?
        Лучи солнца отражались от гладкой кожи девушки.
        У Кирилла появилось ощущение, что в горле застрял деревянный детский кубик. Проглотить его не удавалось, и он мешал внятно выразить мысли. Жуть! Хоть он уже не раз купался с девушками, но привыкнуть к тому, как они стремительно скидывают одежду, не получалось.
        - Нравится! - наконец-то справившись с комом просипел Кирилл. - Ты мне нравишься, вся как есть!
        - Ой ли! - расхохоталась Снежана. - Я ж не о себе спрашиваю! - всхлипывая от неожиданных приступов смеха, говорила Снежана. - Я о том, что вокруг! Солнце, озеро чудесное, лес! Что еще для счастья надо?
        - А-а-а… Ты об этом! Конечно! Только ты тоже нравишься!
        В горле снова возник ком. Как-то все несуразно выходило. Кирилл махнул рукой - все риторические дарования исчезли. В самом деле, что еще для счастья надо?
        «Вот она - первозданная жизнь! - в свою очередь избавляясь от одежды, думал Кирилл. - И природа здесь куда как хороша, а люди, среди нее живущие, еще лучше. Наверно, так и должно быть в раю».
        Кирилл и сам купался голым. Поначалу его это несколько смущало, потом привык.
        Снежана загадочно улыбнулась, подмигнула, разбежалась и бросилась в воду.
        - Догоняй! - раздался звонкий крик.
        Ноги девушки исчезли в серебряных брызгах. Побежали круги. Утка с выводком, оглядываясь на Кирилла и тревожно крякая, отплыла подальше от косы. Повела утят подальше, в камыши. Ну их, этих людей. От них только шум.
        Кирилл со вздохом бросился в воду. Сколько он ни пытался догнать хоть одну из этих девчонок - никогда не получалось. Они будто и вправду родились в воде. Нырнет в одном месте, а потом - глядь! - появляется чуть ли не на середине озера.
        Бывало и того чище: нигде ни всплеска, ни пузырька воздуха, а смотришь - уже машет с того берега и смеется.
        Они плавали под водой с поразительной скоростью.
        «Будто торпеда!» - подумал Кирилл, когда Снежана показала ему поразительный трюк: нырнула у одного берега, а вышла из воды на противоположном, до которого было никак не меньше трехсот метров!
        Кирилл и сам плавал неплохо, но тут!
        Все известные рекорды перекрывались. В сравнении с тем, как плавали эти девчонки, ни одно из знаменитых достижений ничего не стоило!
        И впрямь русалки!
        Кирилл давно прикинул: если бы каким-то чудом он начал ходить по воде аки посуху, то все равно, чтобы двигаться вровень с плывущей под водой девушкой, пришлось бы бежать.
        Ну что тут поделаешь? Придется плыть, как умеешь.
        Неспешно плывя к середине озера, Кирилл вертел головой: где на этот раз вынырнет Снежана? У какого берега?
        Ага! Так и есть! Она появилась во-он аж где! Невдалеке от водопада! Опять перекрыла под водой все озеро. Что ж - гребем в то место. Посидим на камнях, послушаем, как шумит падающая вода.
        Снежана лежала на спине, чуть двигая руками. Уж что-что, а в умении плавать и нырять русалкам не откажешь! Кирилл еще далеко, только к середине озера подплывает, а она уже у заводи нежится.
        Эту заводь водопад образовал. Вода падает, легкая пыль над водой клубится, водопад гудит. За водяной завесой проход, что ведет в их подземное жилье - большую пещеру со множеством ответвлений. В одном из них они и устроились. Там все есть и уютно.
        Над заводью возвышалась большая одинокая сосна, затенявшая воду от солнечных лучей. Под ней у самого берега из воды выступали несколько больших валунов.
        Снежана забралась на один из них. Вода струйками стекала с тела, вмиг намочив верхушку камня. Русалка, отжав волосы, уселась. Подождет Кирилла здесь и невзначай скажет ему, что этот водопад очень важное место. Ну а остальное потом доскажут: и о том, что они не просто девушки, а русалки, и где они живут.
        Девушка смотрела, как плывет Кирилл. Еще не скоро доберется. Ничего, для человека неплохо плавает. Другие и так не умеют.
        Неожиданно Снежна вздрогнула. По коже пробежал мороз. Девушке показалось, что к спине приставили острый клинок. А затем появилось ощущение, будто сталь резко прорвала кожу и ткнула в сердце. Тело пробрала холодная дрожь. Сердце саднило режущей болью.
        Снежана тихонечко, боясь сделать неосторожное движение, соскользнула в воду. Русалка неторопливо отплыла от валуна и, не оглядываясь, нырнула.
        Вскоре ее голова показалась невдалеке от берега. Снежана окинула пристальным взглядом орешник, что рос невдалеке от водопада. Только в тех кустах мог затаиться враг. Русалке почудилось, что прямо в ее глаза смотрят злобные, полные ненависти и смертельной опасности зрачки.
        Кто - сквозь частый кустарник не видно. Ветви его не шевелятся, будто там никого нет. Но это только кажется: птицы стрекочут над тем местом, да еще как! Им сверху видно, от них не скроешься!
        Снежана перевела дух. Боль ушла. И чего это она так струхнула? Она же русалка, с ней мало кто совладать сможет. Непонятно… Но чувство опасности осталось. Снежана поплыла к Кириллу, изредка оглядываясь на заводь.
        - Плывем обратно! - подплыв к Кириллу и тяжело дыша, шепнула она. - Прочь от водопада!
        - Что случилось? - так же тихо ответил Кирилл. - Бледнющая! Да на тебе лица нет!
        Снежана и впрямь выглядела скверно: лицо мертвенно-бледное, с синевой. Будто талый снег. Карие глаза стали еще больше, вокруг них обрисовались темные круги. Хоть вода в озере была не по-весеннему тепла, а русалки не чувствуют холода, ее била мелкая дрожь.
        - Потом! Возвращаемся!
        Не торопясь, они поплыли обратно к песчаной косе.
        - Не оглядывайся, - сквозь зубы шепнула Снежана. - Делай вид, что ничего не случилось.
        - А что произошло-то, Снежанка?
        - Потом!
        Выйдя на берег, Снежана бросилась на землю и, подгребя под грудь теплый песок, облегченно вздохнула.
        - Фу-у-у… Добралась…
        Кирилл пристроился рядом. Пока плавали, солнце уже выскочило из-за верхушек деревьев. Припекало, песок чуть ли не горячий, а на Снежане лица нет. Он сразу согрелся, а вот девушка…
        - Говори, что произошло? У тебя кожа мурашками пошла. Сама вся синяя, будто во льду плескалась.
        В ответ Снежана лишь слабо улыбнулась и опустила голову на руки.
        Откуда Кириллу знать, что русалкам не страшна даже полная ледяного крошева вода? Что они не чувствуют холода, когда не в людском обличье. А когда перекидываются в девушек, то и тут не слишком мерзнут. Они к воде и холоду привычны.
        Дело в другом: русалка сама не понимала, что произошло. Откуда вдруг взялся этот режущий сердце холод? Тело вроде уже нагрелось, в груди сидит озноб.
        Но вскоре все неприятные ощущения исчезли, растаяли, как лед под жарким солнцем. Снежана облегченно вздохнула: отпустило!
        Эх, давно бы раскрылась она Кириллу, сказала, кто такая. Исходит от него доверие. Но подруги и леший решили пока этого не делать. Хотя знала Снежана, что вот-вот и он узнает о русалках и их жизни. Все к тому идет. Но пока повременит она.
        - Я, когда у водопада сидела, вдруг почуяла, что на меня сзади кто-то смотрит. И тут - раз! - в спину будто нож вонзили! Грудь зажгло, сердце захолонуло. - Вспоминая пережитое, Снежана вздрогнула, и по ее телу пробежал озноб. - Бр-р-р! Посмотри, спина цела? До сих пор чувствую.
        Кирилл приподнялся. Нет, на спине нет никаких следов. Только кожа необычно бледна и покрыта мурашками.
        Недолго думая, он принялся ее растирать.
        - Ты что? - мурлыкнула Снежана. - Трешь меня?
        - Да, лежи спокойно. То, что я сейчас делать буду, у нас называется массаж. Разомну спину, разотру… Расслабься.
        Кирилл добросовестно провел сеанс классического массажа. И вправду, Снежане полегчало. Озноб отступил, а потом и вовсе исчез. Девушку потянуло в сон.
        - Так приятно! - шепнула она. - Я бы вздремнула.
        - Конечно, поспи. - Кирилл продолжал тихонечко гладить спину русалки. - Только голову спрятать надо - напечет. Я сейчас рубахой прикрою.
        Но спать Снежана не стала. Снова вспомнился давящий взгляд из кустов. Чей он? Почему это случилось у входа в пещеру? Если там человек, то ничего страшного: с ним справится любая русалка. Отведет глаза, и все! Так сделает, что враз забудет все, что видел! Уже никогда не вспомнит! Но у водопада на нее смотрел не совсем человек. Или уже не человек: может быть, колдун. Сейчас русалка была в этом твердо уверена. Иначе откуда эта прожигающая сердце боль? Только от сильного чародея. И колдун этот злобный. Явно не волхв Хранибор.
        ГЛАВА 12
        Мы - русалки!
        Как открыться Кириллу, что они не простые девушки, а русалки, решилось само собой.
        Невдалеке от берега вынырнули Русава и Ярина. А Кирилл до этого оглядывал озеро и не видел, чтобы кто-то входил в воду.
        Он опешил.
        - Привет! - махнула рукой Русава. - Не ждали?
        - Мы к вам! Можно? Привет! - Ярина подплыла к берегу.
        «Смотрю, слово „привет“ стало пользоваться популярностью! - Кирилл развеселился. - Чего доброго, через несколько лет все лесные жители будут так здороваться. А потом и во всей Альтиде люди друг друга приветствовать начнут! „Привет!“ вместо „Поздорову ли живешь?“ или нечто похожего.
        Но откуда они в озере взялись? Ведь оно как на ладони! Никого по берегам не видел! И впрямь - озерные девы. Сейчас выясню - как это у них получается».
        У воды, радостно виляя хвостом, взвизгивала Шейла. За непродолжительное время овчарка успела всей своей бесхитростной душой привязаться к русалкам.
        Шейла и в воду бы полезла, чтобы там поприветствовать девушек, да только не хотелось. Вот заставит ее вожак, или иная - ну очень важная причина найдется! - тогда и в озеро прыгнет. А так, чего понапрасну себя утруждать? Все равно сейчас на берег выйдут. Лучше уж не берегу суетиться.
        Девушки вышли из воды и устроились на горячем песке.
        - Ты чего такая разомлевшая, Снежанка? - спросила Русава. - Жарко? У тебя вид, будто вот-вот уснешь.
        Снежана подняла голову. Взгляд ее и в самом деле был сонный и разморенный.
        - Мне сейчас Кирилл спину мял. Так здорово! Я вот и разомлела, сама не знаю - как это получилось.
        - Ух, ты! - Русава звонко расхохоталась. - Ты, Кирилл, уже спины нам наминаешь?! А не рано ли? Ты смотри, мы девушки скромные и стыдливые. Вольностей не любим! А ты, значит, уже руками охальничаешь?
        - А меня можешь помять? - улыбнулась Ярина. - Я гоже хочу.
        Кирилл не успел и рта раскрыть, как за него вступилась Снежана.
        - Мне плохо стало, а Кирилл помог. Вот я и успокоилась. Хворь отступила. Здорово! У него руки чудесные!
        Ярина и Русава вмиг стали серьезными. Русалки не болеют: что есть - то есть! И недомогания и них легки и случайны. Даже внимания на них не обращают. Все само собой быстро проходит.
        - Что случилось? - встревоженно спросила Ярина.
        Снежана приподнялась на локтях и бросила взгляд на противоположенный берег озера, в сторону маленькой заводи и еле слышного тут водопада.
        После того как Кирилл намял ей спину, все произошедшее отошло куда-то далеко. Может, ей показалось, что за кустами кто-то прятался и пронзал ей спину взглядом? Нет, навряд ли.
        - Я сейчас к водопаду плавала, в заводи на валуны выбралась и там Кирилла поджидала. И тут! - Снежана понизила голос и оглянулась, будто опасалась, что неведомый враг где-то рядом и подслушивает. - Верите ли! Кто-то смотрел на меня из кустов! Спиной ощутила! Ка-ак зажгло сначала, а потом в спину будто нож вонзили! Дыхание перехватило и страшно стало! Сердце - будто в чьей-то руке лежит, и она его сжимает. Я в воду соскользнула, и мы сюда вернулись. Кирилл мне помог, спину разгладил. Боль и холод ушли. Сейчас собиралась вам дать знать, что нелады у водопада, что там кто-то злобный ходит. Думаю - колдун. А тут вы сами приплыли!
        Голубые глаза Ярины потемнели. За стеной падающей воды скрыт один из входов в их жилье. А Велла и Белана утром отправились в Виннету. Белана давно просила, чтобы ей показали этот город. Молодая русалка еще ни разу в нем не была. Велла пообещала познакомить ее с князем Молнезаром.
        Подруги прошли через этот водопад. Сказали, что вернутся не скоро - через неделю, а то и больше. А если действительно кто-то видел, как они выходили из водопада?
        Снежана говорит, что взгляд был человеческий. Но думает, что там колдун. Но что-то Ярина не слышала, чтоб обычный чародей мог взглядом в спину вонзаться и сердце щемить. Русалку не так-то просто взять! Такое только сильным ведьмакам доступно! Плохо! Очень плохо! Видел ли колдун русалок? А если видел, то что делать будет? Надо срочно решать, как обезопаситься!
        - Так-так… - протянула Ярина. - Думаю, там в самом деле сильный ведьмак. Ты в каком обличье была? В человеческом или… - тут Ярина осеклась и быстро взглянула на Кирилла. Заметил? Не заметил, что она сказала? Заметил!
        Вот и проговорилась! Кирилл внимательно слушал разговор. Понимал, что дело серьезное. Вон как Ярина сосредоточена, а Русава так вовсе напряглась, глаза темные и в них гроза сквозит. А при последних словах Ярины недоуменно взглянул на русалок, и в глазах блеснула догадка.
        Русава посмотрела на него, и глаза ее смягчились.
        - Знаете, девчонки, думаю, можно сказать Кириллу, кто мы есть на самом деле! Договаривай уж, Ярина.
        Рыжеволосая русалка решилась. Они с подругами недавно обсуждали этот вопрос, и решили, что Кириллу надо знать, кто они такие.
        Уже видели, кстати, что у него давно возникли кое-какие догадки. Иногда - вроде бы в шутку - он называет их озерными девами. Потешный он. Они не озерные девы, а русалки-берегини! Хотя это название им понравилось.
        - Ладно. Ты, Кирилл, слушай, но пока помалкивай. Позже расскажем, - улыбнулась Ярина и продолжила: - Говори, Снежана. Ты в каком обличье была? В человеческом или русалкой на камнях сидела?
        - В человеческом. Я когда обратно поплыла, то нырнула. Но в русалку оборачиваться не стала. Подумала, что вдруг он и под водой увидит. Чувствовала, что не надо мне перекидываться! И плыла тихонечко. Не торопилась - так обычно люди плавают. В общем - ничем не показала, кто я такая.
        - Хорошо, - задумчиво протянула Русава, - это хорошо.
        А Кирилл с изумлением слушал этот разговор. Вот и открылась тайна! Все сразу на свои места стало: и то, что девушки могут находиться под водой так долго, что ни одному ловцу жемчуга такое недоступно, и то, почему сейчас так неожиданно всплыли Ярина и Русава. Вот в чем дело: они русалки!
        Только так ли они должны выглядеть? Ведь у русалок, по поверьям, есть рыбьи хвосты. Хотя… Кто знает? Они ни разу не видел русалок, и вообще - это не его мир!
        И что вообще известно людям о русалках?
        Да ничего!
        Так, домыслы разные и слухи! А все эта земля пропитана чудесами. Так почему бы в сказочной стране не жить русалкам? Значит - русалки…
        Вся гамма чувств: изумление, неподдельный восторг, и многое-многое другое читалось в болотных глазах Кирилла.
        Глядя на его растерянное лицо, Русава не удержалась и фыркнула. Вслед расхохотались и подруги.
        - Что, Кирилл, удивлен? - Русава вскочила на ноги. - Смотри! Только внимательно смотри! Может, чего и увидишь!
        Русава белоснежно улыбнулась, разбежалась и прыгнула в озеро.
        Вот только Кирилл не уловил того момента, когда и как девушка поменяла обличие и обратилась в русалку. Потому что в озеро нырнула уже русалка-берегиня.
        Единственное, что уловил Кирилл - так это то, что по воде шлепнул плоский хвост.
        Русава немного поплескалась в озере - то ныряя и шлепая хвостом, то вдруг выскакивая из воды в фонтане брызг.
        Как успел заметить Кирилл, хвост ничуть не походил на рыбий. Скорее, он напоминал дельфиний. У рыб хвосты расположены вертикально, а у дельфинов и касаток - горизонтально. Отличие существенное.
        И никакой чешуи он тоже не увидел. Нижняя часть русалки выглядел почти так же, как у дельфина: гладкая, серебристо-сероватого цвета.
        Сочетание этих двух частей, человеческой и дельфиньей, выглядело так потрясающе, что Кирилл протер глаза.
        Ярина и Снежана от души веселились, глядя на него. А Кириллу только и оставалось, что машинально покачивать головой.
        Наплескавшись, Русава вышла на берег.
        - Ну как, Кирилл? - выжимая черные волосы спросила она. - Как тебе русалка-берегиня?
        А Кирилл и не знал, что сказать в ответ. Все слова исчезли, да и не объяснили бы они весь тот восторг, что охватил его. Ни к чему слова…
        Решив быть откровенной до конца, Ярина сказала:
        - Понимаешь, Кирилл. Мы живем в этом озере. Но не в воде, а рядом - на 6eрегу Под тем водопадом, - Ярима мотнула головой в сторону противоположенного берега, - скрыт вход в наше жилье. Иногда, когда мы одеты, или надо занести что-то такое, что не любит воду, мы идем через тот вход.
        Русава продолжила.
        - Для нас очень важно, чтоб об этом потайном входе никто не знал. О нем известно немногим. Но тебе мы верим и потому посвящаем в эту тайну. Мы с людьми не знаемся. Но есть несколько человек, с которыми мы общаемся и которым доверяем. Это виннетский князь Молнезар, волхв Хранибор и… ну, и еще несколько человек. Ты их все равно не знаешь, и живут они далеко отсюда. И поэтому очень плохо, что Снежану кто-то - судя по всему, колдун - видел у нашего водопада. Вот так-то, Кирилл. Что скажешь?
        Решение пришло мгновенно. Кирилл тихонько, по-особому причмокнул губами, а затем тихо свистнул. Если бы у Шейлы не были купированы уши, она сразу бы их насторожила. Сигнал! Сигнал, которому ее учили, но которого она так давно не слышала! Тревога!
        Овчарка, нежившаяся в теньке под развесистой ивой, вскочила и бесшумно подошла к Кириллу.
        - Шейла! Обеги вокруг озера. По пути смотри - нет ли чего непонятного или подозрительного. Особенно будь осторожна на том берегу у водопада. Там кто-то есть.
        Собака тихонько фыркнула носом.
        - Убить?
        - Пет. Там колдун. Не связывайся.
        Шейла тряхнула головой. Рубиновые камни на ее ошейнике заиграли сумрачным светом.
        - На мне защита!
        - Все равно, в бой не ввязывайся. А лучше вообще не обнаруживай себя. Просто посмотри.
        Кирилл похлопал собаку по холке. Шейла скользнула в сторону и бесшумно скрылась в кустах. Ни одна веточка не шелохнулась.
        В свое время Кирилл водил ее в собачью школу. Но там все строится на уровне условных рефлексов. Шейла же знала то, чему не научат ни в одной собачьей школе или университете. Для этого нужно нечто иное. И это нечто иное с недавних пор у нее есть.
        - Да-а! - протянула Русава. - А Шейла-то, оказывается, не только добрейшая праправнучка Семаргла! Оказывается, и убивать умеет! Вот так-так! И многих она в нижний мир отправила?
        - Не многих, - улыбнулся Кирилл. - Она пока вообще никого не убивала. Возможности не было. Я о людях говорю, - уточнил он. - Не убивала, но умеет. А что она в лесу творит, не знаю - мне не докладывает. Но заметил, что порой нос воротит от того мяса, коим ее Дубыня потчует. Сыта, мол… А откуда? Ладно, подождем. Послушаем, что увидит и какие вести принесет.
        Кирилл замолчал. Сидел, покачивая головой. Удивление от того, кем на самом деле оказались эти веселые девушки, не проходило.
        - Значит, русалки… - махнул рукой Кирилл. - Надо же…
        - Не просто русалки! - засмеялась Ярина. - А русалки-берегини!
        - А что, еще и другие есть? - Кирилл вздернул бровь. - Я вообще о вас ничего не знаю.
        - Есть-есть! Есть другие! - улыбнулась Русава. - Есть лесные - но в нашем лесу они не живут. Есть горные - их называют вилы. Тут их тоже нет.
        - А еще есть лобасты, - добавила Ярина. - Тебе повезло, Кирилл, что ты сейчас с берегинями разговариваешь, а не с лобастами! Им лучше не попадайся!
        - А что так?
        - А так! - Ярина сморщила нос. - Ну, представь себе старуху с рыбьим хвостом. Кудлатая, страшная… Грудь на плечо закидывает, хихикает, сама не зная чему. Лобасты не живы не мертвы. Безумные, и злоба из них так и хлещет! Всех бы изодрали да покусали, до кого дотянуться бы смогли! Хорошо, хоть чары у лобаст слабые. Но в гнилые лужи порой и человека, и зверя утащить могут. Между лобастами и берегинями большая разница. Они не такие, как мы.
        И тут Ярина прямо на песке возле Кирилла неуловимо для взгляда превратилась в русалку. Шлепнув по песку хвостом, спросила:
        - Видишь? У нас низ теплый и гладкий. У лобаст низ покрыт чешуей. На рыбью похожа, склизкая.
        - А потрогать можно?
        - Нет, нельзя! - расхохоталась Ярина, лукаво заиграв голубыми глазами. - Да трогай, конечно! Трогай, сколь душе угодно! Наслаждайся, меня не убудет!
        Протянув руку, Кирилл осторожно тронул русалку. На ощупь нижняя часть тела оказалась мягка, бархатиста и немного прохладна.
        «Вот уж представить не мог, что буду настоящую русалку так запросто трогать! - мелькнула мысль. - Здорово!»
        И тут Кирилл неожиданно догадался еще кое о чем.
        - Так слушайте! Это что же, получается что и Дубыня наш не иначе как сам леший?! Тогда все складывается: понятно становится, откуда он ягоды взял, которые вчера Хранибору принес, и мясо, которое невесть откуда берет и Шейлу потчует! Опять же - посох мне чудесный подарил, сказал, что сила деревьев в них заключена. Угадал? Дубыня, он что… тоже?
        - А это он тебе сам скажет, если захочет! - улыбнулась Русава. - Думаю, скажет. Он тебя и Шейлу уважает, тайны от вас держать не станет. Но твердо тебе скажу: Дубыня не русалка! Уж в этом-то будь уверен!
        Снежана добавила:
        - Погоди, Кирилл! Всему свой черед. Еще немало чего интересного узнаешь. Не торопись. И так - не много ли для одного-то утра?
        - Не много, девчонки. Не много… У меня ведь и раньше всякие мысли проскакивали. Гнал их - необычно все это! Я ведь будто в сказку попал! Ведь у нас лешие и русалки только в сказках живут. Никто их не видел, вот и говорят разное. Лешие и русалки в книжках есть. Ими детишек пугают.
        - Не в сказку, Кирилл! Не в сказку! - откликнулась Ярина. - Это я тебе точно говорю. В нашем мире все самое что ни на есть настоящее. Только есть мир людей, а есть мир духов и богов. Вот его-то ты и видишь. Ты же у Хранибора живешь. Неужто мудрый волхв ничего не рассказывал?
        - Рассказывал. Только о том, что такое рядом со мной есть, я не подумал. Знаю только, что ваш мир на мою землю похож. Даже о богах, которым здесь поклоняются, у нас известно. А Хранибор в основном о странах рассказывал, о своих путешествиях. Еще словам обережным учит.
        Снежана мягко улыбнулась.
        - Пусть учит. А ты привыкай, Кирилл. Ты попал в сказку, и подруги у тебя русалки. Только скажу тебе вот что. - Снежана стала серьезной. - Ведь и в тебе что-то необъяснимое есть! Мы такие вещи хорошо чувствуем. Но пока понять не можем - что именно? В тебя какая-то сила сидит. И не разобрать, добрая она, или злая. Необычная… В нашем мире мы с таким не сталкивались. Нет тут такого. Я хоть и молодая русалка, но тоже это чувствую. Неверное, не просто так ты в наш мир попал.
        - Наверное, непросто… - согласился Кирилл, и на память ему почему-то пришел лорд Абигор.
        Вернулась Шейла. Собака, вывалив длинный розовый язык, тяжело дышала. Кавказские овчарки не любят много бегать, а тут еще и припекало.
        Она уселась перед Кириллом, чуть отдышалась и принялась обстоятельно рассказывать.
        - Я, как ты наказал, почти вокруг всего озера обежала. Шла осторожно. В лесу спокойно, хотя зверье разно отвлекало: то заяц пискнет, то бер вдалеке рявкнет. Подкралась к водопаду и вот у него-то и увидела: два человека по лесу крадутся!
        Русава и Ярина переглянулись. Плохие вести. Не один, а два человека у водопада Снежану видели. Надо ко входу в жилье поспешить, незваным гостям глаза отвести, так сделать, чтобы позабыли нынешнее утро.
        - Что за люди? - спросила Ярина. - Как выглядели? Рассказать сможешь?
        Шейла замялась. Сложно описать то, чему собака не могла подобрать слова.
        - В нашем мире таких нет. Бородатые мужчины, и у них много всякого оружия. За спиной одного висит большой топор. Блестящий, лезвие изогнуто. От этого мужчины исходит зло. Я почувствовала это. Нехороший он, очень нехороший! Мне кажется, на нем только обличье человеческое, в внутри что-то иное сидит. А другой… С другим тоже неясно. Он вроде ходит, но от него мертвечиной несет. Другой - покойник! Я еле удержалась, чтобы не завыть. Нас, собак - когда покойник невдалеке - выть тянет! На луну воем, и на мертвяков. У покойника глаза странные - выпученные, а в них безумие плещется. Здоровый. Тот, что с топором, пониже. Но он этим ходячим мертвецом повелевает. Это видно.
        - А куда они пошли? Ты видела? - спросила Русава.
        - Да, я за ними кралась. Они пошли к ручью, что за водопадом. Этот ручей из колодца вытекает. Там рядом с ним дорога, а на конце ее туман клубится. Дубыня говорит, что через него никто не может пройти. Туман только в ночь полной луны раскрывается. Но я-то прохожу! - Шейла самодовольно рыкнула. - У меня получается!
        Да, это так. Собаке действительно удавалось проскакивать за диковинный туман. Ходила в неведомый мир два раза.
        Первый раз, когда вендские дружинники за княжичем поскакали и она вслед прошла. Тогда еще волхв Хранибор убивался. Оказалось, что мальчик это его внук - княжич Добромил. А второй раз через несколько дней ходила. Дубыня попросил посмотреть, что там творится.
        А в третий хотела Кириллу показать, что она умеет, да не получилось. Заскочила в туман, и тут же выскочила. Тогда Кирилл строго-настрого запретил ей это делать. Мол, ни к чему лишний раз рисковать. Выйдет осечка, как тогда собаку вызволять?
        - Что они дальше делали? - спросил Кирилл.
        - Они подошли к колодцу, воды набрали. Потом стояли у тумана Мне показалось, что этот - с топором - хотел в него войти, да передумал. А потом они отправились туда. - Шейла кивнула в закатную сторону. - Я за ними не пошла. Сюда вернулась. Я всё правильно сделала, вожак?
        - Правильно! - улыбнулся Кирилл и потрепал собаку по холке. - Умница!
        Собака застучала хвостом по бокам. Похвала всегда приятна.
        Ярина теребила висевшую на шее брошь. Камень, из которого она была сделана, блестел и пускал огненные искры. Русалка задумалась.
        То, что ушли - хорошо. Но что же со Снежаной случилось? Кто из них колдун? Тот, что с безумным - как говорит Шейла - взглядом? Или? Кого опасаться надо? Узнать бы, кто из них в спину русалки смотрел.
        - Шейла, - сказала Ярина. - Как ты думаешь, кто из них злыми чарами владеет?
        - Тот, что с топором! - уверенно ответила собака. - Я вспомнила: то зло, что от него исходило, такое же, как и по другую сторону тумана. Только там оно слабее. А тут он будто напитан им. И в другом, в мертвяке, оно есть. Но мало.
        - Та-ак, - протянула Русава. - Уже яснее. Теперь бы узнать, кто они?
        - Что на них надето? - спросила Ярина. - Какая одежда? Похожа на ту, что Кирилл, Дубыня и Хранибор носят?
        - Нет, - отозвалась Шейла. - совсем не похожа. На них одежда без рукавов, кожаная. На ней железные пластины. Штаны плотные, сапоги высокие. На руках толстые браслеты из золота. На шее тяжелые цепи, тоже золотые. У того, что с топором, волосы сзади в кожаный мешочек упрятаны. У другого просто ремешком перетянуты. Они бородатые. Бороды не как у Хранибора, а короче. И от них рыбьим духом несет.
        - Викинги, - уверено сказала Ярина. - Это викинги. В альтидских земля мало кто из мужчин бороды носит. А викинги все бородатые. Опять же - любят себя золотом украшать. Они его вместо денег носят. От браслета всегда можно кусочек отломить и расплатиться, или от цепочки звено оторвать. Только что они делают в вендском лесу?
        «Викинги, - подумал Кирилл. - Да, в этом мире есть Вестфолд. Централизованное государство морского народа. Викинги этого мира отличаются от наших.
        Наши викинги, знаете ли, народ не очень понятный. Откуда они все это понабрали, в частности, рогатые шлемы? Ведь и до них масса людей носили рога. Странный народ.
        Потому что датчане это одно, а норвежцы - это другой народ, а на оркнейских островах это совсем даже третьи люди, исландцы это народ четвертый, а те, кто в южное Средиземноморье попал, - так все люди северные.
        Наши викинги с трудом соображали, кто они такие. В основном определяли так: по земле и какому конунгу служат. С землей у них вообще дело было плохо. Датчанами называли едва ли не всех. Значит, у водопада были местные викинги…»
        Снежана молчала. В памяти русалки вдруг всплыли безумные выпученные глаза на хохочущем бородатом лице. Откуда это? Ведь она никого из людей еще не видела. Только Кирилла и волхва Храни бора. Она еще молода.
        Девушка вздохнула и вдруг с неожиданной силой сказала:
        - Ненавижу викингов! Сама не знаю почему! Люди у меня никакой ненависти не вызывают, а вот викинги! Ненавижу!
        - Викинги тоже люди. - Ярина пристально посмотрела на подругу. В самом деле - люди русалкам безразличны, и чтобы кого-то ненавидеть, нужны особые причины. Еще одна тайна.
        - Шейла! - строго наказал Кирилл. - На будущее - на всякий случай - не показывай незнакомым людям, что ты умеешь говорить и все понимаешь. Если надо сообщить что-то важное, то только мысленно. Так, чтоб чужак не понял.
        «Хорошо!» - тявкнула собака…
        Через пару дней Кирилл решил устроить концерт. В избе Хранибора помимо всяческих душистых трав и корешков, склянок с настоями и диковинных редкостей, он обнаружил гусли.
        Хранибор сказал, что гусли эти ему оставил какой-то странник.
        Странник этот гусляром не был, петь и играть не умел, поэтому гусли оказались ему не нужны.
        Ни к чему они были и Хранибору. Играть на них он тоже не умел. А вот Кирилл, в свое время, неплохо тренькал на гитаре. Как любитель, понятно.
        Гитара - это, конечно, не гусли. Они рознятся, но смысл остается прежним: и гусли, и гитара есть не что иное, как щипковый инструмент.
        Гусли оказались в безобразном состоянии. Еще немного, и Хранибор растопил бы ими печь. Но Кирилл считал, что восстановить можно все что угодно, было бы желание. Поэтому он трудолюбиво вырезал новые колки и попросил у Дубыни струны.
        По мнению Кирилла, леший мог сделать все что угодно. Так оно и оказалось: Дубыня, уже не стесняясь Кирилла, полез в свою волшебную суму и извлек из нее шестнадцать струн. Выдумывать ничего не надо: просимое перед глазами, особых сложностей нет.
        Полдня потратил Кирилл на приведение инструмента в порядок, а потом оставшиеся полдня и часть вечера мучил гусли - изнуряя слух Хранибора и Шейлы. К гуслям надо приноровиться и правильно их настроить.
        Наконец, к ночи что-то стало получаться.
        У гуслей оказалось удивительное звучание. Конечно, не арфа, но нечто весьма схожее.
        Ничего подобного Кирилл вживую не слышал. Проиграв пару незамысловатых мелодий, он пришел в восторг.
        - То, что надо! Эх, зря такой инструмент забыли! К ним бы шотландскую волынку добавить, - он почему-то вспомнил свой наряд, в котором щеголял в замке лорда Абигора, - так такой оркестр можно создать! Здорово! Верно, Шейла? - вопрошал Кирилл, хитро и быстро перебирая пальцами тихо гудящие струны. - Ты только вслушайся! В этот кусочек игра на волынке в самый раз вписалась бы! Слушай! Вкушай прекрасное!
        Шейла не разделяла восторгов вожака. Кирилл еще в замке лорда Абигора достал ее этим жутким инструментом - шотландской волынкой. Тогда, когда он начинал дудеть и по-разному затыкать пальцами дырки в свистульках, ее против своей волн тянуло подвывать. А потом, во время паузы, когда Кирилл делал передых и по-новому надувал волынку воздухом, убегать куда подальше.
        Кто думает, что ей нравится музыка - тот глубоко ошибается!
        Собаки вообще-то подвывают не оттого, что в упоении от мелодий, а потому, что ушки болят! Вот и вся причина той их музыкальности, которая приводит в восторг несведущих людей.
        А теперь вожак снова нашел новую забаву! Гусли тихонечко гудели, звенели и напевали какую-то незамысловатую мелодию. Конечно, гусли с волынкой не сравнить, но все равно: извлекаемые Кириллом высокие тона слух ей резали изрядно.
        Поэтому, когда вечером Кирилл достал гусли, вынес их наружу и тихонько перебрал струны, Шейла под благовидным предлогом ускользнула от прослушивания.
        Сказала, что, мол, будет неподалеку и заодно станет их охранять. Благо, что Дубыня давно звал ее к колодцу. Леший хотел посмотреть, не изменилось ли чего на Древней Дороге у тумана.
        Поэтому двух благодарных слушателей Кирилл все-таки лишился. А зря! Голос неплох, слух есть и песен немало знает. Не будь этих качеств, он никогда не отважился бы спеть перед русалками и Хранибором. А спеть им он очень хотел. Песен его далекой родины они не слышали и никто, кроме него, их тут не знает.
        А на следующий день он собрался начать рассказы о своем мире. Благо ноутбук в порядок уже приведен, картинки и фото подобраны. Надо только подготовить русалок к техническим достижениям. Хранибор уже видел работу компа, и ему понравилось. Волхв сказал, что хоть вещь и не колдовская, но все равно занятная и полезная. Еще бы! Кирилл снял небольшой ролик на встроенную веб-камеру и показал Хранибору, как он выглядит со стороны. Волхв поразился и долго не мог ничего сказать.
        Вот этим вечерним концертом Кирилл и начинал цикл лекций.
        Солнце садилось. Хоть в сосновом лесу дневном жар ощущался не сильно, но все равно парило. Этой ночью придет гроза.
        Сороки, живущие неподалеку, птицы бога Перуна, что-то больно сильно расстрекотались.
        Наверно, ждали прихода своего властителя: грозного бога грозы.
        Когда Кирилл спросил, отчего сороки посвящены Перуну, то получил от волхва обстоятельный ответ: мол, их черно-серебристое оперение схоже с длинными волосами и бородой бога.
        Голубые ирисы, что росли невдалеке от избы волхва, подняли свои поникшие цветки и, широко раскинув шесть лепестков, подставили их под темнеющее небо.
        Шесть лепестков - это громовой знак. Ночью чернобородый Перун, покровитель воинов и витязей, будет метать свои молнии.
        Где оземь ударит золотая, животворящая, там иногда возникает грозовой родник. А если Перун пошлет мертвенно-голубую стрелу - берегись! Такие молнии смерть несут!
        Все это поясняли Кириллу Хранибор и Ярина. Он уже неплохо разбирался в местном - да какое там в местном! - в почти родном древнерусском пантеоне! Некоторые совпадения его поражали.
        Главный в этом мире Род, создатель всего сущего. Существовали и рай, который тут называли Ирий, и ад - куда после смерти отправлялись души грешников. Тут ад назывался Пекло. Пеклом заправлял Чернобог, имевший в своем подчинении множество слуг и нежити. Самый главный из них - это Вий, царь подземного царства и воевода Чернобога. В руке Вий держал огненный бич, которым потчевал грешников. Его веки были настолько тяжелы, что их держали вилами его многочисленные слуги. Вий до смерти не выносил солнечного света.
        «Тут Ирий - у нас Рай, - размышлял Кирилл. - Слова созвучные. Ад - это Пекло. И у нас есть это слово. И именно оно обозначает ад. Совпадение более чем странное! Что ж это за земля-то такая? Древняя Русь?..»
        Пока ответа не было.
        Кирилл задумчиво перебирал струны. Песни, которые он пел, странно звучали в первозданном величественно лесу, на такой же первозданной земле.
        «Нонсенс! - мелькнула мысль. - Такого быть не должно - но это есть! Я сижу рядом с одним из волхвов, о которых у нас на Руси мало что известно. Рядом три красивые девушки - они самые настоящие русалки из наших сказок! Только оказалось, что русалки совсем не вредные, а наоборот. Ко мне, во всяком случае, они добры.
        Моя псица (теперь Кирилл частенько употреблял это слово) Шейла разговаривает и сейчас бродит не с кем иным, как с лешим. И бродят они на неведомых дорожках (так Кирилл обозвал Древнюю Дорогу). И Шейла не просто псица или собака. Тут ее все считают потомком бога Семаргла. Глядишь, тут она, чего доброго, и богиней станет. И будет в местном пантеоне богиня Шейла, посланная самим Крылатым Псом - богом Семарглом, чтобы побеждать зло».
        В задумчивость он начал тихонько напевать одну известную песню, родившуюся в одной жаркой гористой стране в начале далеких восьмидесятых годов прошлого столетия.
        Тихонько гудели струны. Будто услышав, что песня про нее, где-то далеко за озером раздался кукушечий голос. Только эта кукушка не ведала ни той войны, ни Земли, на которой эта война велась. Этого тут никто не ведал.
        В памяти всплыла зеленка, мрачноватые ущелья и невыносимая жара. Кирилл однажды был в Афгане для проверки одного предположения. Но это случилось уже после той войны.
        Когда замолкли последние слова и угас тихий перезвон, долго молчали. Потом Ярина спросила:
        - Кирилл, а что это за земля такая - Афганская?
        Кирилл усмехнулся. Как объяснить, что это за страна, где в угоду власть имущим полегло несчитанное число молодых парней?
        - Далекая сторона. Очень далекая, Ярина. Жаркая. Враждебная. Глупость и жестокость людская не имеют границ. Глупость наших выживших из ума правителей, пославших туда на смерть тысячи молодых солдат, превосходит всю мыслимую глупость. И глупость эта не кончается. Людям нравится посылать других людей на убой.
        Кирилл замолчал, прибавив про себя: «Воистину, почти все они космически тупы». В памяти мелькнуло воспоминание о том, что лорд Абигор разъяснил ему, отчего все так происходит.
        - Солдаты - это воины? - спросила Русава. - Слово незнакомое.
        - Да, это воины. Витязи.
        В разговор вступил волхв Хранибор. В этой песне он услышал знакомые слова.
        - Скажи, Кирилл. Ты пел, что на выжженной земле спят русские солдаты. А как еще называется та страна, в которой ты жил? Есть ли у нее еще какое-нибудь наименование? Ты об этом не говорил, и я не удосужился спросить. Но это слово - Россия, очень похоже на одно наше слово. Просто слово «русские» очень странно.
        - Всё просто. Раньше моя страна называлась Русь. Потом начали называть Россией.
        - Зачем? - спросила Ярина.
        Кирилл пожал плечами. В самом деле - зачем? Немного подумав, ответил:
        - Земель много стало. Вот и нарекли таким именем.
        - А знаешь ли ты, Кирилл, - торжественно произнес волхв Хранибор, - что великие вендские ласа с недавних пор называют Русью! Зовут так, благодаря одному вендскому воину - Велиславу Старому. Он спас Альтиду от грозного нашествия дикарей. Дикари-бруктеры шли из Земель Мрака. А заодно получилось так, что и закатные страны беда миновала. Велислав Старой из рода Снежной Рыси. И вот сначала иноземцы, а теперь и альтидцы зовут эти места леса Рыси. Иноземцам трудно произнести слово Рысь. Они говорят Русь.
        Кирилл изумленно приподнял бровь. Это неожиданно! И очень похоже, что название государства Русь в само деле произошло от слова рысь. Неожиданно, но весьма правдоподобно!
        И тут за спиной Кирилла возникла тень.
        - Кто это тут говорит о Велиславе Старом?! - раздался веселый сильный голос. - Опять какая-нибудь небылица?
        На небольшой полянке, прямо возле избы стоял высокий ладный воин. Как он появился и откуда, никто не видел.
        Правое плечо его плаща украшала вышивка: прыгающая рысь, заключенная в солнечный круг. Под плащом виднелась расшитая знаками-оберегами темная холщовая рубаха. Мягкие кожаные штаны заправлены в высокие сапоги.
        Ни кольчуги, ни брони Кирилл не заметил. Из оружия лишь меч с блестящим серебряным череном и упрятанный в высокое налучье лук.
        - Поздорову ли живешь, Хранибор?! - Воин склонил голову, и длинные, черные с проседью волосы на мгновенье закрыли лицо. - Поздорову ли вы живете-здравствуете, красны девицы? Простите, не знаю, как вас звать-величать. - Воин поклонился русалкам, а затем повернулся к Кириллу. - Поздорову ли ты, знатный гусляр? Песни твои за душу берут! Давно бы показался, да стоял онемевши. Слушал, оторваться не мог! Простите, что скрывался да вас смутил внезапно!
        Хранибор, радостно улыбаясь, вскочил, бросился к воину и обнял его за плечи.
        - Поздорову, Велислав! Все поздорову! Сколько ж лет мы не виделись? Почитай, с десяток! Да ты не чинись, садись к нам, гость дорогой! С девушками знакомься. Это Русава, это Ярина-лисонька - умна и хитра, а это Снежана! Она младшая. А гусляра, которого ты не зря хвалишь, Кириллом зовут. Только не гусляр он, ошибся ты, Велислав! Кирилл воин. В своем деле он витязю равный! А навестил нас, - тут Хранибор торжественно возвысил голос, - не кто иной, как сам Велислав Старой! О нем только что речь велась! Велислав Старой из рода Снежной Рыси, витязь отважный и хитроумный!
        Русалки чинно кивали головами, когда Хранибор поименно перечислял их, а Кирилл встал и склонил голову.
        Велислав неловко отвесил общий поклон и зарделся. Не любил, когда его так прилюдно хвалили. Зачем? Он всего лишь простой венд. Дела говорят сами за себя. Дела, впрочем, прошлые. А вот нынешние - не так уж и хороши. Хвалить не за что…
        Княжич Добромил, наставник Любомысл и три вендских дружинника бесследно исчезли.
        Они после того, как вырвались из Древней Башни, к волхву Хранибору направились. А Хранибор, как давно знал Велислав, родной дед княжича Добромила. Поехали да, видать, не доехали!
        Велислав и раньше бы на поиски отправился. Да вот хворь его сломила. Диковинная, непонятная. Из Древней Башни его викинги, коими ярл Витольд предводительствует, забрали и в Виннету привезли. С ним еще семеро хворых воинов.
        И вот несколько недель находился Велислав в оцепенении. Ни рукой не мог двинуть, ни ногой, ни даже слова выговорить.
        Хотя все понимал, о чем вокруг говорят. И вот выздоровел он, а у дружинников его хворь так и не прошла. Все так и лежат в беспамятстве. На ноги встал только он. А как встал, то на поиски княжича пустился.
        А когда его хворь свалила - не помнит. Только и осталось в сознании, что запахнул ворота за друзьями, повернулся, чтобы наверх пойти, и тут закружилась у него голова. Очнулся только в Виннете.
        Викинги Витольда подтвердили, что расстались с княжичем и дружинниками поутру возле зимовья. Викинги в Древнюю Башню на выручку поспешили, а венды вдоль берега Ледавы поехали.
        С той поры княжич Добромил исчез. Князь Молнезар на поиски сына людей посылал. По лесам клич пошел - не встречал ли кто? Да все без толку: никто не видел ни отряда маленького княжича, ни его самого.
        А Велислав, как только хворь отступила - причем удивительно, так же внезапно, как и напала, - сразу на розыски пустился. Знал он, что должны были его друзья к Хранибору поехать. Вот и поспешил он к мудрому волхву.
        Велислав еще раз поклонился девушкам. Пристально, но не задерживаясь, вгляделся в лица. Протянул Кириллу руку. Человек, который так поет, не может в душе зла держать. Это любому понятно. У Хранибора не может быть плохих друзей.
        В свою очередь Кирилл исподтишка изучал нежданного гостя. Широкоплеч, фигура будто из камня вытесана. Лицо суровое, обветренное, дышит спокойствием и уверенностью.
        «На вид лет тридцать - тридцать пять, - прикинул Кирилл. - Мой ровесник. Занятно, что так неожиданно встретились два русских воина! Один из глубокой древности: из оружия меч и лук. А я из того времени, когда умение убивать достигло апогея.
        И вот тут-то, кстати, кроется главный вопрос: кто сильнее? Ох, чувствую, тут все мои навыки ничего не стоят! Если только в рукопашном бою посостязаться. Боевое самбо - есть боевое самбо! Хотя, думаю, тут все владеют чем-то подобным. А в остальном что я могу? Да дай мне в руки меч, что у Велислава на поясе висит, так опозорюсь! Не знаю, с какого конца брать!
        Слышал, что мечом просто так не машут. Он сам ведет владельца. И им вроде можно полдня биться и усталости не знать. В общем - свои тонкости. А что я могу противопоставить мечу? Не знаю… Топор? Копье? Ерунда! Они для меня тоже темный лес. Только посохом могу биться, благо его не перерубишь. Что ж, хорошо бы как-нибудь попробовать. Только с кем?»
        Хранибор указал на свободный пенек.
        - Ты усаживайся, Велислав. Не стоя же беседу вести. За каким делом пришел? Чую, нешуточное оно, раз обо мне вспомнил! Ты один?
        - Я с небольшим отрядом. Воины в зимовье у реки остались. К тебе один пришел. Помню твою просьбу, чтобы о тебе никто не знал.
        - Правильно, - улыбнулся волхв. - Знаю тебя. Скрытен. Тайну доверить можно. Так что случилось? Говори. Гостьям моим и Кириллу верь - как мне веришь! Тайн от них нет. Может, и они чем подсобят.
        Велислав уселся. Обвел серьезным взглядом лица, кивнул, и только было собрался рассказать о беде, что случилась с княжичем, как из дальних кустов выскочила Шейла.
        Собака молча бросилась к Кириллу. Рядом с ее вожаком чужак! Ее помощь может понадобиться в любой миг! Шейла недобро смотрела на Велислава.
        Шерсть на загривке приподнялась, из-за черных губ сверкнули клыки. Но Шейла молчала: ни рыка, ни - тем паче! - лая. Она вообще никогда не лаяла перед боем, нападала внезапно и в молчании. Такая уж уродилась. В самом-то деле! Зачем предупреждать врага, что ты на пего бросишься?
        Рука Велислава дернулась к мечу. Брови изумленно приподнялись: этот диковинный зверь походил на огромного волка, лесного разбойника. Но таких больших волков он никогда не встречал.
        Еще зверь похож на бера-подростка: нет ушей, а морда - как у лесного хозяина. Только беры бесхвостые и шерсть у них коричневая. Волки серые. А этот зверь буро-серый, цвета пожухлой травы с черными подпалинами.
        Велислав убрал с рукояти меча руку. Увидел на шее зверя чудный, весь усыпанный багровыми самоцветами ошейник. Значит - этот зверь не дикий. Опасности нет. Он ручной.
        Воины любят украшать сбруи своих скакунов золотом и серебром. В городах некоторые женщины надевают изящные и богато убранные ошейники на любимец-кошек.
        Значит, этот полуволк-полубер кому-то принадлежит. И судя по тому, что зверь приготовился вступиться за Кирилла, хозяин он.
        - Фу! - резко окрикнул Кирилл. - Шейла! Свои!
        Шерсть на загривке улеглась, и собака, уже хоть и настороженно, но почти дружественно глядя на Велислава, вильнула хвостом. Затем еще раз. Но подходить ближе к незнакомому человеку Шейла не стала. Скажет вожак - познакомится, а не пожелает - так и не надо!
        Впрочем, собака наказ Кирилла помнила твердо. Ничем не обмолвится и даже намека не даст, что прекрасно понимает людскую речь и умеет неплохо говорить.
        - Прости, Велислав, - потрепав Шейлу по холке, улыбнулся Кирилл. - Она недоверчива к тем, кого видит впервые. Это ее служба. Шейла охранница.
        Велислав с любопытством смотрел на серьезную Шейлу. В глаза глядеть не надо - звери этого не любят. И улыбаться не надо - подумают, что показывают клыки.
        А диковинный зверь, казалось, видит его насквозь. Только что не говорит: «Мол, что Велислав? Испугался безобидной зверушки! Вон как рука к мечу дернулась. Спокойней надо быть. Спокойней!..»
        Велислав покачал головой.
        - Никогда не видел такого зверя. Не слышал. Кто это?
        - Это пес. Вернее, псица, - улыбаясь, ответил Хранибор. - Еще ее называют собака. Имя ее Шейла. Уверен - вы сдружитесь. Считают, что бог Семаргл ее прародитель.
        - Семаргл? Крылатый Пес?! - Велислав округлил глаза. - Но он же давно ушел. О нем никто ничего не знает!
        - Это так, Велислав! - засмеялся Хранибор. - Шейла из рода Семаргла. Погоди, придет время, и, если псица пожелает, ты в этом убедишься.
        Велислав только качал головой. Эх! Есть же чудеса на свете! Хранибор понапрасну не скажет! Мудрый волхв много чего в жизни видел, и если он говорит, что псица, или, по-иному, собака Шейла ведет свой род от Крылатого Пса, значит, так оно и есть!
        Русалки улыбались. Уж больно потешно выглядели удивленный Велислав и серьезно глядящая на него Шейла.
        - Познакомитесь, подружитесь, - сказал Хранибор. - Придет время. Так за каким делом ты пришел? Рассказывай.
        Девушки с любопытством смотрели на лесного охотника. Под их игривыми взглядами Велислав чувствовал себя неуютно. Заметив его смущение, Хранибор с укоризной взглянул на русалок: мол, прекратите. Видите, что он сам не свой от вашей красы!
        - Дело у меня вот какое, - справившись со смущением начал Велислав. - Вы слышали, что в прошлом месяце на Гнилой Топи творилось? В тот вечер на другом берегу Ледавы моя дружина и княжич Добромил сидели.
        Велислав со значением посмотрел на Хранибора. Дружинник не знал, что девушки и Кирилл посвящены в тайну волхва. Им известно, что сейчас имя Хранибора носит бывший триградский тысяцкий - воевода Годослав. И также они знают, что княжич Добромил его внук, и что Добромил бесследно исчез за туманом на Древней Дороге.
        А Велислав продолжил:
        - Из болота нежить вышла, на нас напала. Сразу полотряда погибло. Мы той ночью в Древней Башне заперлись. Она напротив болота - Гнилой Топи стоит. Полночи переждали, думали все - пронесло. А потом нежить снова за нас принялась. Опасно в башне стало, - вздохнул Велислав. - Я порешил так: сам остаюсь охранять хворых дружинников, а Добромила с остатками дружины отправлю к тебе, волхв. Указал им, как тебя найти. Княжича повел мой друг - Прозор из рода Лося. Нет ему равных по нашим лесам! Богатырь! За ним княжич как за стеной. Отпер ворота и ушли они. С того дня Добромил, Прозор, княжеский наставник Любомысл и два молодых воина, Борко и Милован, исчезли. Последними их видели у зимовья викинги.
        Слушая Велислава, Хранибор все больше и больше мрачнел. Он-то знал, что его внук исчез за туманом. Ушел в тот мир, откуда веет злом.
        «Ох… - переживал Хранибор, - почему я тогда не оказался на их пути! Что повело их к туману? Почем они сначала не заглянули ко мне? Я не пустил бы их туда! Сейчас все было бы совсем по-иному!»
        - Виннетский князь опечален, - продолжил Велислав. - Добромил наследник. Других детей у него нет. Но не это главное: княжича воспитывали венды, и он стал одним из нас. Я должен его найти! - с неожиданной силой воскликнул Велислав. - Найти, а потом поквитаться с той нежитью, что бушевала на Гнилой Топи! Понять, что она затеяла и отомстить за друзей. Помоги мне, волхв!
        ГЛАВА 13
        Две земли - две разницы
        Шейла перебирала лапами, вертелась и, виляя хвостом, умильно заглядывала Кириллу в глаза. Маялась она не просто так - хотела что-то сказать.
        Но наказ - не выдавать чужакам, что умеет говорить - собака блюла строго.
        Кирилл потрепал собаку по жесткой холке: мол, потерпи, потом расскажешь. Слушай лучше, что другие говорят.
        Так же как и русалки, он давно знал, кем приходится Добромил волхву. Княжич - внук, которого Хранибор никогда не видел.
        Сам же волхв размышлял: надо ли скрывать от Велислава, что эта тайна известна не только ему одному. Пожалуй - нет. Велислав Старой не тот человек, от которого надо что-либо таить.
        Хранибор неторопливо молвил:
        - Велислав, не стоит говорить недомолвками. И наши красавицы, и Кирилл знают мое прошлое, знают, какой грех я совершил, и так же им известно, что княжич Добромил мой внук. При них говори смело. Я скажу тебе вот что! - Голос волхва отвердел. - Нам известно, куда Добромил, Любомысл и трое дружинников ушли. Но, к сожалению, пойти в те края мы пока не можем. И никто этого не сможет. И у тебя ничего не выйдет. Но надежда, что пока с ними не случилось ничего дурного - есть!
        Отчего у волхва была твердая уверенность, что с Добромилом все хорошо, он не знал. Просто чувствовал. Родная кровь…
        - Ох, Хранибор! - воскликнул Велислав. Ну, благодарю за добрые вести! Обнадежил ты меня! Последнюю неделю - с той поры, как хворь отступила - маялся я! Сам посуди: кругом родные леса, заплутать нельзя! И с княжичем проводник надежный - Прозор из рода Лося. Слышали о таком воине? - Велислав обвел возбужденными глазами лица девушек, Кирилла, волхва.
        Кирилл пожал плечами. В самом деле - откуда он мог знать Прозора? А русалки и Хранибор кивнули: Да! Это имя они знают. Дубыня как-то рассказывал об этом охотнике.
        Велислав продолжил:
        - Горжусь, что Прозор мой друг! Лучшего воина и охотника в наших лесах не сыщешь! Наверно, ему сам Перун и Дива благоволят! Не доводилось еще встретить того, кому Прозор хоть в чем-то уступит. Сокрушить этого богатыря нельзя! Поэтому верю твоим словам, Хранибор! Верю, что с Добромилом все хорошо! Прозор не допустит, чтобы с княжичем беда случилась.
        Хранибор улыбнулся. Слышал он об этом венде, и горячность Велислава нравилась волхву. Дубыня - уж на что леший охотников не жаловал! - лестные слова о Прозоре тоже говорил. Да и слухами земля полнится: известно в Альтиде об бесстрашных вендах. Хоть и все они в бою и в охоте хороши, но и средь лучших всегда найдется наилучший. Такой, как Прозор.
        У Велислава сверкали глаза. Известие о том, что нашлись следы пропавшего княжича, наполняло сердце воина радостью.
        - И куда они исчезли, Хранибор? И почему нельзя за ними пойти? Отвечай, не томи!
        Хранибор тяжело вздохнул. Ах, если бы он знал, что за мир лежит по другую сторону Древней Дороги. Знать бы, что за земля туманом скрыта. Чуял волхв, что веет оттуда неким злом. Да и Дубыня с Шейлой говорят, что таится там нечто враждебное. Только что, ни собака, ни леший не понимали. Не сталкивались с таким.
        И туман на конце Древней Дороги скоро исчезнет. Он весной появляется, до начала лета стоит. А потом исчезает. Но появляется иногда, а когда возникнет - не угадать.
        - Велислав, ты слышал о Древней Дороге? - спросил Хранибор. - Если нет - расскажу. Хотя знаю немного. Тайна в ней скрыта.
        Велислав пожал плечами.
        - О какой дороге говоришь? В Альтиде их немало, а по миру и того больше. Мореходы рассказывают, что встречают эти пути в таких местах, где и живого-то ничего нет!
        - Нет, я не о чужеземных говорю. Когда по миру странствовал, видел их. Везде есть. Я о той, что рядом: что пару верст от нас на полуночь?
        - Да, как-то бродил в тех местах. Охотился. Знаю эту дорогу. Обрывается неожиданно. Впрочем, слышал, что все они схожи. И начинаются, и кончаются внезапно. На той дороге, о который ты говоришь, есть каменный колодезь. Тоже старый. Я видел его пересохшим. Это было за пару лет до нашествия бруктеров. Не знаю почему, но люди избегают тех мест. И к чему ты о ней спросил?
        - Сейчас колодец полон воды, - неожиданно сказала Ярина. - Из него вытекает ручей, а по его краям растут чудесные цветы. И те, что распускаются летом, и те, что появляются только осенью.
        - Как так? - удивился Велислав. - В одно время?
        - Да! - засмеялась Ярина. - В одно. Сама дивлюсь.
        - Но не одно это диво творится в том месте, - сказал Хранибор. - С некоторых пор чуть дальше колодца на конце дороги возникает туман. Я не знаю, когда это случилось в первый раз. Появляется не всегда, несколько раз в году, и обязательно бывает весной. Обычно это происходит в полнолуние или в дни равноденствия. Ты помнишь этот день?
        Велислав нахмурился. Еще бы не помнить! В день весеннего равноденствия из Гнилой Топи в мир вышла невиданная нежить. Погибли его друзья, а те, кто остался жить, сейчас пребывают в глубоком мороке. Вдобавок в эту пору на небе светила полная луна. Редкое совпадение.
        - Я помню, - глухо сказал Велислав. - Я все помню. Но с кем поквитаться - не знаю! Пока не знаю, - зловеще прибавил дружинник. - Если ту нежить вызвал человек, то…
        Что будет с виновником, Велислав не договорил. Венд сжал череп меча так, что побелели костяшки пальцев. Лицо окаменело.
        Русалки помалкивали. Они-то побольше, чем дружинник, знают, но посвящать в свои тайны никого не собираются. Хотя и Русава, и Ярина чувствовали некоторую благосклонность к вендскому охотнику.
        Все-таки он друг Хранибора, а волхв уже не совсем человек. Их дороги и дороги волхва лежат рядом. Волхву чуждо то, что довлеет над людьми. Ему ничего не надо - все есть в душе.
        Это у людей жизненные тропки все сплошь кривые и сорные. Люди всегда чего-то жаждут. Кто чего! Кто власти, кто богатства. Но надо ли? Нажитое в Пекло не возьмешь и от Чернобога не откупишься. И Велес рассудит по справедливости - не пустит в Ирий с тяжелой ношей.
        Молчал и Кирилл. Что он мог сказать? Что появился в этом мире как раз в ту ночь? Неизвестно, как к этому отнесется Велислав. Вон какой грозный сидит. Сжатый, как пружина. Глаза сверкают, а пальцы на черене уже не то что бледные, а синюшные.
        Над поляной собирались тучи. И Шейла чувствовала исходящую от пришлого человека угрозу. Кирилл видел - она вся напряглась и готовилась к любой неожиданности. Собака пристально следила за Велиславом, чувствовала исходящий от него жар.
        Все это чувствовали.
        Хранибор поднял руку.
        - Погоди, Велислав! Может, это не человек пробудил гнилую Топь? А если это сделала сила, что богам равна? Ты же не станешь Чернобогу противиться?
        - Чернобог? - недоуменно спросил Велислав. О том, что на древнем болоте они столкнулись с ратью из пекла, он не подумал.
        - Нет, не думаю, что это его умысел. Он в пекле хозяин, зачем ему наш мир? Да и боги не позволили бы такое: им это ни к чему - миру нужно равновесие.
        - Волхв верно говорит, - неожиданно сказала Ярина и нахмурилась. - То зло, что погубило твоих друзей - не людских рук дело. Не нашего оно мира.
        - Как это?
        - А вот так! - Девушка тряхнула рыжими волосами. - Я когда-то слышала, что земля не одна. Есть еще миры, и в них властвуют иные силы.
        - Ярина права, - улыбнулся Хранибор. - И я о таком знаю. Твоего врага надо искать не здесь, Велислав.
        Дружинник обмяк. Напряжение спадало.
        Речь волхва вносила мир, давала покой истерзанной душе Велислава. Кирилл чувствовал, что волхв вплетает в свои слова еще кое-что. Какие-то ведовские ухищрения. Да и Русава с Яриной вон как пристально смотрят на пришлого воина! Видимо, и русалки тоже незримо его успокаивали.
        Кирилл глянул на Шейлу. Только что собака чуть ли ни к битве готовилась, а стоило Хранибору заговорить, как сразу на траву улеглась. В черных глазах мир и благочестие. Паинька да и только!
        А Хранибор продолжал:
        - В подтверждение того, что я говорю верные слова, взгляни Велислав на псицу Шейлу! Если она попала в наш мир с добром, значит, сюда может попасть и такое, что несет зло. Понимаешь? Выходит, что нежить на древнем болоте тоже не отсюда. Она другого мира. Где он и как в него попасть, я не знаю. Не дано это ни слабым людям, ни могучим волхвам. Так же неведомо, кто способствовал нежити проникнуть в нашу землю. Думаю, со временем это разрешится. Но вины человека в том нет, не под силу людям такое сотворить.
        Кирилл понял, что хотел сказать Хранибор. Волхв просто успокаивал Велислава, подготавливал его к известию о там, что и Кирилл человек иного мира, из иной Земли. Земли, схожей с этой и одновременно другой.
        Велислав успокоился. Венд разжал черен меча, и глаза его подобрели.
        Хранибор внутренне перевел дыхание. Да-а… Не знал он, что друг его настолько горяч! Этот воин всегда казался волхву мудрым и рассудительным. Всегда подумает, прежде чем что-либо сделать. А тут вон оно как чуть не вышло!
        Видимо, причина в том, что Велислав еще не до конца оправился от пережитого на древнем болоте, и последствия неведомой хвори давали о себе знать.
        Шутка дело! Почти месяц лежать недвижно, все видеть, все понимать и не знать - встанешь ли ты когда-нибудь на ноги.
        Тут у любого ум за разум зайдет. А уж для подвижного воина и охотника это стократ тяжелей.
        - Прости, Хранибор, - тихо сказал Велислав. - И вы простите, - венд смущенно глянул на Кирилла и девушек. - Сам не знаю, что на меня накатило. Гнев непонятный овладел. Горяч стал после пережитого. Не сознаю себя порой.
        - Ничего, Велислав! - отозвался Хранибор. - Пустое! Всякое бывает. Сломаться легко, а вот не поддаться тому, что ломает, - сложно. Давай, помогу тебе чуток. Есть у меня замечательная травка. Я из нее настой сделал. Хорошо пыл остужает, горячность гонит. Выпьешь?
        - Отчего бы нет? Выпью!
        Волхв скрылся в избе, недолго пробыл в ней и вернулся с маленькой зеленой склянкой. С усилием выдернув плотно пригнанную стеклянную пробку, Хранибор плеснул из склянки в пустую чашку. Потом разбавил настой водой.
        Шейла задрала голову и повела носом. Глядя на собаку, принюхался и Кирилл. В воздухе пахло всем давно известной, банальной валерьянкой.
        «Ну, волхв! Ну, кудесник! - Кирилл с трудом сдерживал улыбку. - Ну, надо же! Даже в этом мире валерьянка известна! Вот тебе и травка, что пыл остужает, да горячность гонит. Хотя все верно. Сейчас Велиславу валерьянка самое то!»
        Венд махом выпил снадобье. Подумал, покачивая головой. Его снедало любопытство.
        - Хранибор, что это за настой? Вроде бы что-то знакомое, а вот что - понять не могу.
        - Да ничего необычного, - улыбнулся волхв. - Эта травка везде растет. Ее корень младенцам дают, когда у них зубки режутся. А я придумал травку на крепчайшей водке настаивать. Скоро сам увидишь - спадет твоя горячность, успокоится разум.
        Русалки, любопытствуя, смотрели на венда - как он себя поведет.
        Велислав улыбнулся:
        - Вроде бы отпустил гнев беспричинный, Хранибор. Верное твое средство: вся ярость пропала! Хороший настой. Научишь, как травку собирать?
        - А чего тут учить? - Хранибор засмеялся. - Возьми это, - волхв протянул дружиннику склянку. - Ее надолго хватит. Утром и вечером пей. Неделю. Потом сам не заметишь, как горячность уйдет. А я себе еще сделаю.
        Велислав бережно положил склянку в суму.
        - Спасибо, волхв!
        - Да не за что.
        Кирилл же веселился от души.
        «Вот она - народная травная медицина. В каких только мирах валерьянки нет! Жаль, Шейла не кошка. А то бы сейчас пьяная в дугу валялась. Надо потом рассказать, что для котов и кошек настой валерьянки самый что ни на есть веселящий напиток. Может, о таком здесь не знают? Посмеются…»
        - Так вот, Велислав. Продолжу! - качнул головой Хранибор. - В тот день, вернее утро, Добромил и дружинники сюда ехали. Но отчего-то свернули и направились к туману. То ли их послал туда кто-то, то ли сами решили диковину осмотреть. Да и мало кто устоял бы: в родном лесу эдакое диво появилось.
        Велислав кивнул: он и сам бы непременно поехал к туману.
        Хранибор продолжал:
        - Они подъехали ближе, и как раз в это время туман возьми и расступись! Появился проход. И тут жеребец Добромила заартачился, на дыбы встал и понес княжича в лежащий рядом мир. Дружинники за ним, бросить княжича они не могут.
        Велислав покачивал головой. То, что сказал Хранибор, верно. Никто не бросит товарища в беде. А сделает это, так отвернутся от такого люди и не будет ему житья. Совесть съест. Будет по ночам приходить и глодать потихоньку, пока предатель в тоску не впадет. Бывало так, что товарищей предавшие руки на себя накладывали. Не прощались трусость и предательство в Альтиде.
        - Когда дружинники за княжичем проскочили, проход неожиданно закрылся. - Хранибор вздохнул. - Будто нарочно заманили их туда. С той поры они за туманом.
        - А что за туман? Ты знаешь?
        Хранибор пожал плечами. Нет, он не знал. Никто не знал, даже вездесущий леший.
        - О тумане ничего сказать не могу, Велислав. Он с обычными не схож. Плотный, переливается радужными пятнами. Граница очерчена. И главное! В этом проклятом тумане прохода нет! Как только войдешь в него - тут же обратно выйдешь! О таком я не слышал, хоть по миру достаточно побродил.
        Велислав задумчиво тер лоб. И он не слышал. Но друзей выручать надо. Сидя тут - немного сделаешь. Венд спросил:
        - А кто видел, как жеребец княжича понес? Ясно, что ты остановил бы их, даже не дал к этому месту подойти.
        - Верно, не дал бы. Это видел один… - волхв чуть замялся, - человек. И еще кое-кто.
        - Кто?
        Хранибор бросил на Кирилла быстрый взгляд. Тот понял: волхв спрашивает, стоит ли говорить Велиславу. что Шейла тоже была там в то утро и все видела? И что собака смогла пройти сквозь сомкнувшийся туман и увидеть, что с Добромилом и дружинниками ничего скверного не стряслось?
        Кирилл неприметно кивнул: «Мол, говори. Вреда, полагаю, не будет. Пусть знает…»
        Хранибор одобрительно улыбнулся и торжественно возвысил голос.
        - Еще это видела славная псица! - волхв повел рукой на развалившуюся в траве и уже дремавшую собаку. - Псица Шейла, посланница Семаргла!
        Велислав изумленно приподнял брови. Шейла до сей поры вела себя тихо, почтительно. Трудно заподозрить ее в многомудрых поступках и необычных возможностях.
        Впрочем, он не знал, что Шейла умеет говорить и внятно пояснять витиеватые мысли. Велислав недоверчиво покосился на собаку:
        - И как она об этом рассказала? Или ты понимаешь язык зверей, волхв? Или это какая-то волшба?
        - Нет, не понимаю! - усмехнулся Хранибор. - Все недосуг выучить их речь. Шейла сама умеет говорить.
        Тем временем собака, услышав, что разговор идет о ней, подбоченилась и, торопливо перебирая передними лапами, вопросительно-умоляюще глядела на Кирилла.
        Наказ вожака - до поры до времени не показывать чужакам, что она умеет внятно изъясняться - собака помнила твердо. И исполнять приказы просто-таки обожала, правда не всегда и не все… Кажется, подошел конец ее вынужденному молчанию.
        Едва Кирилл успел ей кивнуть, как Шейла гулко гавкнула и торопливо, будто боясь, что ей опять запретят, заговорила.
        - Не волшба, воин! Просто я умею говорить так же, как и вы. В то утро я видела, как белый жеребец унес Добро-мила. Конь встал на дыбы, заржал и поскакал по серой дороге. Остальные люди понеслись за мальчиком. Вот как это было! Знай!
        У Шейлы вывалился длинный розовый язык. Утомилась в ожидании того часа, когда разрешат молвить слово.
        Показывая язык, она никого не дразнила и обидеть не хотела: всем ведомо, что собаки так потеют. Да и некоторые другие звери тоже так делают. Кирилл сам неоднократно наблюдал такую картину: лето, дикая жара на небе ни облачка - и все коты и кошки ходят высунув языки и тяжело дышат. Им жарко.
        Впрочем, высунутый язык Шейлы восприняли как должное. Никому и в голову не приходило, что такая серьезная и солидная собака дразнится.
        Велислав сидел ошеломленный.
        - Значит, ты и верно посланница бога, раз говорить толково можешь. - Венд покачал головой. - А мне как-то не верилось. Думал, просто в нашем лесу еще один чудной зверь появился. Надо же…
        - Ну, не совсем посланница, - отозвалась Шейла. - Я его не видела, перед тем как сюда попасть. Не довелось. Но добра я много могу принести! Что есть, то есть!..
        Кирилл нахмурил брови. Шейла наглела на глазах. Видимо, ей очень нравилось то внимание и обожание, которым ее окружили Дубыня и Хранибор. Сказывалось и милое сюсюканье русалок. Собака кичилась своей исключительностью и купалась в ласке и неге. Лобастую башку исподволь долбили мелкие, но частые и постоянные капли лести. Еще немного - и все! Говорящая собака и впрямь начнет корчить из себя всемогущую богиню.
        Перед Кириллом предстала ужасающая картина…
        В каждой избе в красном углу; за околицей деревни; за городским тыном и на каждой площади; везде - где надо и не надо - стоят величественные статуи кавказской овчарки - богини Шейлы.
        Статуи рознятся: где победнее сельцо - там хоть и каменные, но топорно отесанные истуканы или просто вырезанные из дерева. Где город побогаче - там медные или бронзовые фигуры.
        Чем богаче город, тем истукан внушительней и монументальней. Чтобы были видны подробности.
        Также существуют карманные памятники-божки. У бедняков-селян - глиняные статуэтки богини Шейлы, или - опять же! - вырезанные из дерева и выкрашенные по мере разумения доморощенного малевателя в различные веселые или - наоборот - не очень радостные цвета.
        Это происходит оттого, что служители собачьего культа (из разных школ) не могут придти к единому мнению: в шубу каких расцветок одевалась богиня.
        Вот статуэтка Шейлы с развернутым листом бумаги и писалом в лапах. В глазах сквозит неизбывная мудрость: она заносит на скрижали очередную мысль, должную осчастливить скудное разумом человечество.
        Люд побогаче владеет статуэтками из серебра и злата. Вся эта роскошь инкрустирована самоцветами и перлами, вместо глаз многокаратные бриллианты. Такие статуэтки передаются по наследству, и счастливый обладатель артефакта уверяет, что это самый что ни на есть оригинал - всё остальное подделки. Что богиня позировала именно этому скульптору в часы своего краткого досуга.
        За пазухами особо состоятельных людей на длинных кожаных гайтанах или цепях из драгоценных металлов подвешены специальные мешочки и ковчежцы. В них хранятся мощи богини Шейлы - допустим, несколько бурых волосков с ее благородной холки.
        Мощи должны помогать счастливому обладателю в делах и в трудных случаях. Этих мощей столько, что шерстяного сырья хватило бы, чтобы свалять немереное количество валенок и поголовно обуть в них какую-нибудь дивизию в Заполярье.
        Торговцы и коробейники ходят по миру и предлагают пейзанам причудливую Шейлу-матрешку и глиняную Шейлу-свистульку.
        На стенах изб висят лубочные картинки с различными замысловатыми сюжетами: вот Шейла держит в лапах большую миску, из которой она собралась одаривать бедняков; а вот Шейла с крыльями как у лебедушки (посланница Семаргла все-таки!) летит над просторами и сыпет на страждущих дождем из серебра-злата… Все эти картинки снабжены подписями - так называемым раёшным стихом. Без них лубок не лубок.
        Вот Шейла поражает страшных рогатых демонов каким-нибудь зазубренным акинаком или просто давит их лапами и грызет небывалым рядом треугольных акульих зубов. На ней кольчатая броня, на голове нахлобучен шишак с пером, а за поясом набор кухонных ножей…
        Пропорции картины нарушены и получается как в древнеегипетском искусстве: фараон занимает девять десятых отведенного под сюжет места, а оставшаяся часть предоставлена остальному человечеству…
        Тогда получается самый настоящий сюр: везде огромная Шейла, а где-то внизу, опираясь на посох, скромно ковыляет жалкий, малипусенькпй калека-Кирилл. Ему тяжело, и он схватился за ее ошейник: богиня милосердна и позволяет ему это сделать!
        Ученые мужи обсуждают, что изрекла Шейла в таком-то году, в таком-то месяце, в таком-то месте. И какой потаенный смысл скрывался в ее словах? Какую мудрость сокрыла богиня? К согласию они - ясно дело - не приходят, и потому рвут друг другу бороды…
        Прекрасная, справедливая и вездесущая богиня Шейла… Ее всевидящее черно-желтое око следит за тем, что творится в несчастном подлунном мире…
        В школах - если они тут есть - учителя рассказывают о ее житейском пути и описывают все те свершения, что содеяла она за свою многотрудную жизнь на земле.
        А малыши слушают жизнеописание богини раскрыв рты и прилежно вырисовывают на бересте, или пергаменте, или просто бумаге силуэт лохматой псицы…
        В азбуке над буквой «Ш» нарисована большая безухая собака. Все обережные заклятья начинаются со слов: «Матушка-Шейла…»
        Кирилл внутренне веселился, а сейчас о таком лучше не думать: не к месту и не ко времени. Но все равно, в голову лез абсурд и гротеск. Ну, Шейла! Потом он с ней серьезно поговорит! Вот так зарождаются мифы, вот так пополняются пантеоны диковинных божеств! Эка невидаль - говорящая собака!
        Хотя, если рассудить, действительно невидаль. Такое нечасто встречается. Хотя подобные случаи описаны даже в научной литературе: собаки умеют произносить несколько слов и говорят их со смыслом.
        А что сказал бы местный люд, если бы, допустим, вместе с Шейлой появился рубиновоглазый ротвейлер - господин Грей? Два новых бога появилось?
        Кирилл подумал, что и ему в анналах истории тоже отвели бы небольшое место. Мол, был такой счастливый человек, которого благородная богиня приблизила к себе. Он служил ей поводырем, и за это она позволяла оттачивать счастливцу свои искрометные когти и чистить клыки.
        Иногда, в часы краткого досуга, Шейла снисходила к нему до беседы. А он ей внимал и записывал все то, что изречет ее велеричивый ум. Вот только, к сожалению, эти записи не сохранились. Утеряны в незапамятные времена. Или может, их похитил злобный демон и хранит в темном углу пекла, чтобы люди не смогли отхлебнуть из источника знаний.
        Мд-а… Такое вполне может случится в мире, где нет собак. Вот поди ж ты - везде они есть! А тут нет. Про собак столько всего написано, что вроде и писать-то больше нечего. Одним словом - друг человека. Да вот только оказалось, что тут нет у человека такого друга. Тут человек - друг собаки. Бывает…
        Кирилл встряхнул головой, отгоняя веселые и липкие мысли. Чего только в голову не лезет! Дурдом, одним словом… Ладно, с Шейлой он потом разберется, разъяснит ей, что все-таки надо вести себя чуток поскромней. А то вишь - Семаргла она перед тем как сюда попасть - не встречала! Не сподобилась с ним беседу провести, псица этакая!
        Велислав тем временем размышлял, как следует обращаться к собаке. Называть «посланницей Семаргла»? Слишком длинно получается. Псицей? К этому слову надо привыкнуть. Наконец решил обращаться просто, по необычному, но все-таки имени.
        - Скажи, Шейла. А что т еще видела в то утро? Что там происходило? Припомни подробно, иной раз мелочи очень важны. Можешь рассказать?
        - Когда они заехали в туман, - забухала Шейла, - то конь, на котором сидел мальчик, еще долго скакал. Он никак не мог справиться с жеребцом. А потом один воин - самый большой из всех - смог пересадить его на своего коня. И белый конь сразу успокоился, будто ничего не случилось. А потом туман стал вдруг густеть и затягивать дорогу. Со стороны колодца уже ничего нельзя было разглядеть.
        Хранибор, не скрывая озабоченности, спросил:
        - Расскажи, Шейла, что ты видела за туманом и как могла за него забежать? - Волхв повернулся к Велиславу: - Знаешь, друг, Шейла каким-то чудом смогла попасть в иной мир, она забежала за туман, а потом вышла обратно.
        - Да, как-то получилось у меня туда заскочить, - отозвалась собака. - Сама не понимаю - как? Я просто вбежала в туман, а потом меня что-то повело. И дорогу под лапами я видела. Мой ошейник, - тут Шейла тряхнула ошейником, сверкнув рубиновыми брызгами, - разгонял сумрак. Я не знаю, как это получалось, но я твердо знала, куда надо ставить лапы, чтобы пройти по неведомому пути. Я долго шла, петляла и как бы возвращалась. Но говорю - шла не я, что-то меня вело. Что, я не знаю…
        - И что ты видела за туманом? - неторопливо спросил Велислав. - Там так же, как у нас?
        Шейле уже надоело повторять одно и то же. Эту историю она рассказывала неоднократно и Хранибору, и Дубыне, и русалкам. Да и вожак тоже все время интересовался, выпытывая все новые и новые подробности.
        - Там почти так же, как в этом лесу. Пахнет такими же запахами. Но есть и незнакомые. Деревья не такие. Они странные: изогнуты, корявые. Всюду большие лиловые камни разбросаны. А вообще, там вершина горы. Очень высокое место. Это чувствуется. Когда заскочила, то увидела, что все уже слезли с коней и что-то на дороге рассматривают. Потом мальчик меня увидел, рукой показал. Я подумала, что смогу их вывести обратно, надо только, чтоб они за мной пошли. Мысленно позвала мальчишку. Но не получилось. Он вбежал в туман и тут же выскочил. Я обратно шла и снова петляла, а он по моему следу не прошел. Не знаю почему. Вот и все…
        Велислав озадачено кивал. Слова собаки обнадежили дружинника. Раз она проходит, значит, могут и они. Надо только придумать как.
        Хранибор буркнул:
        - Это еще не все, Велислав. Слушай дальше. Расскажи, Шейла, как ты чувствовала, что от кого-то из людей зло исходило.
        - Да, за туманом в воздухе витает какая-то непонятная тоска, горе. Будто предстоит умереть. Выть хочется. Схоже с тем, будто покойник рядом. В том мире все переплетено - тоска, злоба. Но ты Хранибор неверно сказал. Зло, как ты его называешь, не от людей шло. Я почувствовала, что оно сидит на коне мальчика. Это было перед тем, как он сбесился и понес Добромила. Другая часть зла была рядом со стариком. Седой такой. Я хорошо запомнила - остальные молодые, и от них ничем не веяло. Но зло не в старике сидело, а рядом с ним. А потом за туманом уже и не чувствовалось, там своё сильно веет. Оно невидимо, и понять я его не могу…
        Кое-что из сумбурных пояснений собаки было понятно. Конь понес Добромила не просто так - жеребцом овладела злая сила. А вот Любомысл? Добродушный старый мореход - и около него витает нечто злое и темное? Этого Велислав никак не мог осознать.
        Казалось, что собака простодушно-лукаво улыбается. Не так давно Шейла видела зла больше, чем за туманом.
        - Когда я и мой вожак, - Шейла мотнула на Кирилла головой, - шли меж звезд, мы знали, куда идем. Нам надо было попасть в ваш лес. Зачем - не знаю, но надо. И где-то рядом с нами текло это зло. Оно тоже шло в вашу землю. Мы шли рядом, мы его чувствовали, а оно нас не замечало. Меня и вожака оберегала какая-то сила. Зло должно было вывести нас сюда. Иначе мы никогда не нашли бы дорогу в ваш мир. На вашей земле мы вышли почти в одном месте. Хоть зло и незримо, но я ощущала его колышущимся сероватым воздухом. А когда мы очутились у вас, оно нас почуяло и ударило. Но мы выжили. Зло, рядом с которым мы шли, и то, что за туманом - одинаковы. Тоска и печаль…
        Вот так новость! Кирилл о своем пути меж звезд ничего не помнил. Он вообще не понимал, зачем он здесь. А оказывается, вон она что! Но почему же Шейла раньше ничего ему не сказала?
        Будто почуяв немой вопрос хозяина, собака глубокомысленно заметила:
        - Ты прости меня, вожак. О нашем пути я только сейчас вспомнила. Раньше мне тоже неведомо было, как мы здесь очутились.
        - Так значит, вы вместе пришли в наш мир? - странным голосом спросил Велислав. - Я этого не знал…
        - Да откуда тебе знать, Велислав? - встрял Хранибор. - Ты ж недавно к нам подошел и не спрашивал пи о чем. Конечно, Кирилл вместе с Шейлой спустились к нам со звезд.
        Кирилл внутренне поморщился. Ну с каких, скажите на милость, звезд? Не со звезд, а допустим, из параллельного мира, или другого временного континуума, или… Ладно, пусть писатели-фантасты озадачиваются, как мудренее обозвать. Это их хлеб. Хотя, действительно, это самое простое и разумное объяснение. Тем более - в данной ситуации. Да, лучше всего сказать, что они действительно неведомо как прибыли со звезд. Откровенно говоря, он и сам не представлял, как они сюда попали и зачем…
        - Да, мы пришли в ваш мир вместе, - нахмурился Кирилл. - Я и псица Шейла…
        - Непонятно, почему же вы оказались рядом с тем, что вышло из Гнилой Топи? - задумчиво протянул Велислав. - Непонятно… Там же нежить.
        - Мне и самому непонятно, - отозвался Кирилл. - Я думаю, что просто вход в ваш мир находится на этом болоте. Может, есть и иные врата, но я их не знаю, ты уж не обессудь.
        - Кирилл прав, на болоте врата. Вот и получается: то, что пришло со звезд и прошло сквозь них, принесло ту нежить, - сказал Хранибор. - Иного объяснения нет. Нежить не нашего мира.
        - Нехороший он, этот вход, - тяжело и медленно сказал Велислав, - если сквозь него такое проникает.
        Кирилл решил разом пресечь все те нехорошие мысли, что могли бы возникнуть у дружинника. Шейле и ему - в конце концов! - еще тут жить.
        - Ты уж прости нас, Велислав! - твердым веским голосом сказал он. - Мы и ведать не ведали, что в ваш мир этим путем попадем. И что рядом с той нежитью оказались, не знали!
        Русалки молчали и в разговор людей не встревали, просто внимательно следили за Велиславом.
        Им и так все ясно: Кирилл и Шейла шли рядом с тем злом, что проникло в их мир. Чего непонятного-то? Вот только понимал ли это Велислав?
        Ярина даже приготовилась отвести глаза этому вспыльчивому воину - сделать так, чтобы забыл о разговоре. Мало ли что! Вон как за меч схватился и глазами сверкал, когда вспоминал о ночи на Гнилой Топи.
        Впрочем, русалке ничего делать не пришлось: воин оказался умен и соображал быстро. А иначе и быть не могло: в ратных делах необходимы холодный рассудок и ясная голова. А Велислав не просто так заслужил почетное прозвание Старой: десять лет назад он додумался, как можно остановить дикарское нашествие.
        Велислав протянул Кирилл руку.
        - Прости, нехорошие мысли мною владели! Сомневался я. Но вот вижу, что друг ты Хранибору - и это немало! Такая дружба за себя говорит! Да и серебро на тебе есть, - Велислав глянул на серебряные цепочку и крестик на шее Кирилла. - А нежить, я знаю, серебро не выносит. Гибнет от него. Я это в Древней Башне видел. Не будь у нас при себе серебра - не сидел бы я с вами да диковинные вещи не слушал бы.
        Кирилл с охотой пожал протянутую руку. Вроде бы равновесие снова восстановлено.
        - Понимаю тебя, Велислав. После пережитого любой на твоем месте задумался: что за человек с неведомым зверем в лесу объявился?
        Велислав кивнул: «Все так!» И улыбнулся:
        - Забудь!
        По горячим следам - пока не забыл - Кирилл решил выяснить у собаки подробности.
        - Шейла! Ты знаешь, откуда зло в этот мир шло? Откуда появилось?
        - Из кургана, драгоценный вожак, - бухнула Шейла. - Из кургана, на котором мы так словно гуляли.
        Вот это да! Потрясенный Кирилл не знал, что и сказать! Причем здесь курган?! Он не сомневался, что Шейла говорит о могильнике, что остался на далекой родине, в городе Санкт-Петербург. О невысоком пологом холме из песка и строительного мусора, под которым зарыто невесть что.
        - Вот оно что!.. - задумчиво протянул Кирилл. - Курган. Могильник на моей земле… - и пояснил: - Есть у нас нечистое место. Впрочем, что оно плохое, мало кто знает.
        - Почему? - спросил Велислав.
        - Наш мир с вашим - не сравнить! Злобы у нас предостаточно, вот что! Каждый только о себе думает! Люди одним днем живут, и безразлично им, что будет с миром после того, как они умрут. Земля-то борется с тем, что на ней творят, да ведь сразу чесотку не выведешь! Вот, наверно, и показал себя этот курган. Но только что за зло в нем сидело? Непонятно…
        Хранибор задумчиво проговорил:
        - У нас есть народы, которые над могилами великих вождей насыпают большие холмы. Их тоже называют курганами. В той могиле, о которой сказала Шейла, верно, великий вождь покой нашел?
        Кирилл грустно усмехнулся:
        - Думаю, нет. Великий вождь там точно не покоится. Насколько я знаю, там всякая ядовитая гадость зарыта. Ее люди придумали и схоронили. А чтоб она на землю не выходила - курган насыпали. Чтоб никто не раскопал и не узнал, что же там зарыто. Тайну никто не должен знать…
        - Странные вещи ты говоришь, Кирилл, - удивилась Ярина. - Странные…
        - Ну да. - Кирилл задумался.
        «Как объяснить им, что на моей земле скорбные рассудком яйцеголовые умники соревнуются в безумии и творят такое, что нормальному человеку и в горячечном бреду не привидится.
        Что в закрытых лабораториях создают смертоносную дрянь, при помощи которой можно быстро - и главное - результативно уничтожить на планете все живое. Что в моем мире искусство убивать достигло небывалого расцвета. Как разъяснить, что созданы вещества, несколько молекул которых, попадая в организм, помогают быстро и неощутимо отправиться в тот мир, где нет пи печали, ни воздыханий.
        Что существует генетическое оружие. Что пища сплошь и рядом генно-модифицирована и употребление ее ведет к непредсказуемым последствиям.
        Что при создании примитивных жидкостных ракет, работающих на химическом топливе, остается масса отходов, которые тоже нужно куда-то девать, а ракетное топливо - жутковатая штука. Вдохни - и глаза лопаются и вываливаются из орбит, а если вступить в лужу этой дряни, то подошвы спецботинок растворяются за считанные секунды.
        И самое интересное, что находятся умы, которые всерьез считают, что на таких химических ракетах человечество полетит к звездам. Примитив! До Марса толком долететь не могут! Но дело не в этом, пусть считают - каждому свое, в самом-то деле! Дело в том, что надо куда-то девать промышленные отходы. И их - где закапывают, а где и просто так выбрасывают. Вывоз и захоронение стоят дорого.
        А как растолковать, что существует атомная энергетика и производное от нее - ядерное оружие? И отходы от этого симбиоза тоже нужно куда-то прятать. Что радиация невидима, неслышна, не имеет ни вкуса, ни запаха и ее нельзя пощупать, но, несмотря на это, она убивает медленно и верно… Что Россию вот уже много лет превращают в свалку всевозможных отходов».
        Кирилл растекался мыслью по древу. Чем дальше - тем глубже. И не остановить их никак - вот разгулялись! Ничего плохого пока ведь не случилось - в самом-то деле! Россия пока стоит, хоть и наседают на нее со всех сторон. Но на Руси есть духовность, и задавить ее никак не удается никому, даже средствам масс-медиа и красивой и радужной, как помои, попсе. Оттого не удается, что с Руси должно начаться духовное возрождение и человечество перейдет в иную сферу бытия.
        Взгляд Кирилл застыл. Он отсутствовал. Абстрагировался, так сказать. Такое случается, когда человек настолько погружен в себя, что отрешается от действительности и не замечает, что происходит вокруг. Из ступора его вывел голос волхва. Хранибор о чем-то спросил и, видя, что Кирилл как бы не в себе, тронул за его руку.
        - Кирилл! Да что с тобой? Очнись!
        Кирилл вздрогнул и обвел присутствующих недоуменными глазами только что проснувшегося человека.
        - Ох, Хранибор! Прости! Задумался я тут кой о чем. Думал: к к наши миры взаимосвязаны и почему?
        Потом обернулся к Велиславу и на миг запнулся - нелегко изложить то, о чем слушатель не имеет ни малейшего представления.
        - Велислав! Понимаешь, я родился и вырос в России. Это страна моего мира. У вас ее нет. Но Хранибор рассказал, что ваши леса с недавних пор называют Русь. И оказывается, что очень давно Россию тоже называли Русью. Вот у меня и закралась мысль: а не получается ли так, что если в моем мире что-то пошло не так, то откликается в вашем?
        - А ты уверен, что плохо в нашем мире - а не в вашем? - прищурился Велислав. - Может, наоборот?
        - Не думаю. У вас все по-другому. Один этот лес чего стоит! В моем мире таких уже нет. Повывели. Если только далеко на восходе - в Сибири - есть. И звери у вас непуганые. Видать, не бьют их безжалостно и с вертолетов не охотятся.
        - С верто… чего? - встряла Ярина. - Ты ни разу этого слова не говорил. Что это такое?
        Так, вроде бы пора начинать лекцию. Но дело в том, что при Велиславе Кирилл не хотел доставать ноутбук. Русалки бы отнеслись к этому диву спокойно, он в этом был уверен. Не пришлось бы ничего долго разъяснять. А вот Велислав? Как объяснить воину из далеких времен, что это такое - компьютер? Мол, это волшебное зеркало? Книга? «Свет мой, зеркальце, скажи…» Нет, сейчас ноутбук ни к чему. И вообще, для начала он покажет коммуникатор. Если с ним что и случится, так не жалко. Все равно в этом мире наладонник особо не нужен. Но это потом, надо подготовить почву. А сейчас…
        Решение пришло быстро. Кирилл достал блокнот и быстренько набросал пузатую вертушку, чем-то смахивающую на «Ми-8». Для большего реализма пририсовал распахнутую дверь и в ней человечка с автоматом. Под вертолетом изобразил землю с бегущим по ней оленем.
        - Вот, - он протянул рисунок Ярине. - вертолет похож на стрекозу, только очень большую. Но поменьше, чем изба Хранибора. Хотя… разные есть. В этом помещается несколько человек. Вертолет летает быстрее сокола. Может висеть на месте, как стрекоза. Управляют, то есть ведут его, один-два человека. Остальные могут безнаказанно бить с высоты кого только пожелают.
        Велислав заинтересованно следил за пояснениями Кирилла. Внимательно разглядывая рисунок, венд ткнул пальцем в автомат.
        - Убивают из этого?
        Кирилл вздохнул. Сейчас придется объяснять принцип действия стрелкового оружия. А вся его работа - как известно - опирается на одну вещь. На порох. Впрочем, изобретать порох Кирилл не собирался. Ни к чему… Но объяснения все-таки дать пришлось, и к его удивлению все быстро ухватили суть. И в самом деле - в нем скрыт талант лектора!
        - Да-а… - задумчиво протянул Велислав. - А зачем так охотиться? Они что - сразу на весь род хотят мясо добыть?
        - Нет, - хмуро отозвался Кирилл. - Не на весь род. У нас родов нет. Я же говорил, что в люди в моем мире живут каждый сам по себе. С вертолетов охотятся богатые и жестокие придурки. Знаете, я не очень-то кровожаден, но когда о таком подумаю, мне хочется собрать этих, так называемых охотничков в одно большое стадо. И погнать их по какому-нибудь открытому месту, где спрятаться негде. И потихонечку и вдумчиво отстреливать сверху. Можно и не насмерть. Ведь звери, которых они бьют, не сразу умирают. Остаются подранки… Вот и с этими надо так же поступать. Только нет у меня такой возможности. А жаль…
        Русалки с удивлением смотрели на Кирилла. Впервые он дал понять, что к людям не питает особо нежных чувств. Впрочем, Велислав его одобрил.
        - Да, ты прав! Это не охота - это убийство! Как они будут держать ответ перед душами убитых зверей?
        - А никак, Велислав! Они отчего-то считают, что все создано для них, для их прихоти. Хочу - казню, хочу - милую. Самое поганое, что убивают они вовсе не от голода. Жрать они не хотят. Можешь поверить: их ряхи и за день не обгадишь - настолько широки и жирны. Да и зверье побитое не всегда с собой забирают.
        - А как остальные охотятся? - спросил Велислав.
        - У нас охоты, в общем-то, нет. Люди из других источников пищу добывают.
        - Из каких?
        В общем, рассказы об устройстве своего мира заняли у Кирилла много времени. Хоть он и рассказывал о нем раньше, но Хранибор и русалки слушали со вниманием. А Велислава особо заинтересовали способы ведения войн. Несколько раз дружинник переспрашивал то, что ему было не особенно понятно. Кирилл пришлось поднапрячься, и излагать суть дела как можно проще, обходя специфические термины.
        - Да-а… - покачивая головой, только и мог протянуть Велислав. - Гляжу, преуспели вы, люди…
        - Преуспели… - грустно подтвердил Кирилл. - Как еще живы - непонятно…
        А Снежане казалось, все, что рассказывает Кирилл, она когда-то знала. Знала, но забыла. И сейчас в памяти вдруг неожиданно всплывали картины того мира, что он описывал. Иной раз русалке хотелось подправить Кирилла, уточнить подробности. Несколько раз она порывалась это сделать, но что-то ее останавливало.
        Поведение подруги не укрылось от глаз Ярины и Русавы. У Ярины кольнуло сердце: она видела, какими глазами Снежана смотрит на Кирилла, а затем переводит взгляд на Велислава. Будто сравнивает. Русалка неприметно вздохнула.
        - А как это могло случиться, Кирилл? - спросила Ярина. - Как вы допустили все это?
        - Слишком много власти в свое время дали кой-кому, - пробурчал Кирилл. - А в природе человека заложена жадность и жажда наживы. Чем больше человек имеет - тем больше хочется. Все ради денег делается. А деньги дают власть. А власть делает все, чтоб дух народный оскудел. Чтобы не задумывались люди о том, как они живут. Что можно жить по-иному - в мире и согласии. Разделяй и властвуй - это давно придумано. Но у нас у разных народов разное отношение к войнам. Иным в охотку. Но это не от большого ума. У нас на Руси таких людей немного найдется.
        - Знаешь, Кирилл, - возмутился Велислав, - у пас не так! Совсем не так! Сколько бы у человека золота ни было, он все равно ничего не сможет сделать во вред своей земле. Да я и не слышал, чтоб этим кто-то пользовался! И власть… У наших князей власть есть, но пойди они против того, что народ порешил, так быстро в одиночестве останутся! В изгоев превратятся!
        - Это так, Кирилл, - подтвердил Хранибор. - Ты ведь знаешь, кем я был. Вы все знаете. И стоило мне оступиться, пусть и не по своей воле, как народ, невзирая на то, кем я был раньше, изгнал меня.
        - Забудь, Хранибор, - поморщился Велислав. - Ни к чему вспоминать былое. Свою вину перед Альтидой ты стократ искупил. Если бы не ты, то не сидели бы мы здесь сейчас. Это точно. По нашему лесу давно бы бруктеры бродили. А те, кто выжили, сейчас бы под пятой Хеннигсвагского ярла стонали. Не вини себя. Давай лучше вместе подумаем, что это в Гнилой Топи было, и как с этим можно бороться. Мало ли еще нежить в наш мир выйдет. Да помыслим, как Добромила и дружинников моих из-за тумана вызволить.
        - Подумаем, - согласился волхв…
        Кириллу пришла в голову одна мысль. Чтобы проверить свои догадки, он снова достал из кармана блокнот. Но за беседой как-то незаметно подкралась темнота, и вскоре сумерки перешли в ночь. Правда, короткую: тут, в этом чудесном лесу, оказывается, ночь тоже белы. Совсем как в далеком-далеке, в Питере.
        Видя его замешательство, Ярина метнулась в избу и вернулась с маленьким масляным светильником. Оставалось только разжечь его. Велислав извлек из сумы кресало, но Кирилл остановил венда. Он достал зажигалку.
        Ею Кирилл старался пользоваться как можно реже. Газовую зажигалку тут ни заправить, ни купить нельзя. Кирилл уже мастерски научился пользоваться кресалом и кремнем и смог бы разжечь костер и растопить печь с каких-нибудь трех-четырех попыток.
        Но сейчас он решил показать Велиславу зажигалку. У Кирилла была при себе еще одна - зипповская. Но она не работала по простой причине: негде было взять драгоценного керосина Крепчайшая водка, именуемая тут хлебным вином, не совсем годилась. Кирилл в этом уже убедился. Зажигалка не хотела загораться, как ей положено. Чадила и быстро гасла. Он уже всерьез подумывал о том, чтобы соорудить небольшой самогонный аппарат и заняться выгонкой спирта. Благо, сделать это несложно. Помимо того, что на спирту можно настаивать всякие снадобья и пить его, конечно, разбавленным, он еще и прекрасно горит.
        Но пока этот проект остался на стадии разработки. Сделает перегонный куб как-нибудь потом, когда времени будет достаточно. Благо, он успел выяснить у Дубыни и русалок, что и в городах, и в деревнях живут искусные умельцы, которые могут сотворить все, что только пожелаешь.
        Велислав с интересом наблюдал, как Кирилл разжигал светильник. Когда слабый огонек немного разогнал тьму, венд протянул руку:
        - Можно?
        - Конечно! - Кирилл еще раз продемонстрировал, куда надо давить в пластмассовом чуде.
        Велислав несколько раз кряду зажег огонек и вернул зажигалку Кириллу.
        - Чудесная вещь! Это в твоем мире делают? Наверно, немалую цену за такое огниво просят!
        - Нет, - улыбнулся Кирилл. - Зажигалка стоит недорого. - Он на секунду задумался: - Примерно как каравай хлеба.
        Велислав изумленно приподнял брови и покачал головой. В самом деле - почти даром.
        - Ее тяжело сделать?
        - Именно такую поджигу - да. Для ее изготовления потребуется много того, чего тут наверняка нет. Но вот такую, - тут он достал блестящую знпповскую, - сделать вполне возможно. Был бы мастер искусный - тонкой работой владеющий.
        Велислав несколько раз крутанул колесико. То, как работает зажигалка, он понял сразу. Ничего сложного: искры и трут. Только вместо трута тут тонкий фитилек, который должен загореться. Но не горит, потому что ничем не пропитан, и пахнет незнакомым запахом. Не как масло, которое заливают в светильники. И не воском, из которого делают свечи.
        - Скажи, а что питает этот фитиль?
        Кирилл опять приготовился прочесть кратенькую лекцию об изготовлении бензина, но передумал. Зачем? Была бы нефть - сделал. Но вот есть ли она здесь - это вопрос.
        - Я хочу попробовать лить в нее крепкую водку. Только пока у меня ее нет, надо сделать и подготовить особым образом. Тогда должно хорошо гореть. А в моем мире под землей встречается черная густая жидкость. Иногда она просто выступает над поверхностью земли, иногда она находится на глубине, и до нее надо докапываться. Эта черная жидкость горит. Вот из нее и делают то, что можно налить в эту зажигалку. И еще… Ну, в общем, наши корабли плавают без парусов и весел. С помощью этой черной жидкости летают самолеты и вертолеты, работают все остальные машины и механизмы…
        - Я знаю, про что ты говоришь, - улыбнулся Хранибор. - В моих странствиях я встречал такую жидкость. В некоторых странах ею заправляют похожие на этот светильники. Она горит. Есть она и в Альтиде.
        Решив больше не отвлекаться, Кирилл принялся с тщанием вырисовывать дельту Невы и место, на котором располагается курган. Естественно, жилые кварталы Петербурга он рисовать не стал. Основной упор делал на топографию. На другом листе чуть ли не весь северо-запад изобразил. Все рисовал мелко, но тщательно. Закончив, протянул блокнот Велиславу.
        - Наши земли похожи. Тут даже ночи такие же, как у нас. Мы называем их белыми. Посмотри, Велислав, и ответь на такой вопрос: Гнилая Топь - это ваше болото - на каком месте находится? Не тут ли? - Кирилл ткнул кончиком ручки в место, где находился курган.
        Велислав взял блокнот и внимательно рассмотрел вырисованную карту. Потом утвердительно кивнул:
        - Да, почти так. Все верно нарисовал. Хорошая роспись, подробная. На этом месте у нас Гнилая Топь. Но есть отличия: вот этой речки у нас нет. А у тебя наоборот - не нарисована река, которая есть у нас. И Ледава наша изгибается и больше петляет. Виннета находится чуть дальше того места, где ты нарисовал - подальше от озера. А Триград в точности тут стоит.
        - На какой реке он расположен? - спросил Кирилл.
        - Волхов.
        Что тут было говорить? Обе земли - как сестры-двойняшки. Есть кое-какие различия, но их можно игнорировать. Совсем одинаковых близнецов не встречается. Но - в его мире и в этом - все совпадет, вплоть до названий некоторых городов и рек.
        Неожиданно на руке Кирилл зазвенели часы. Полночь. За разговорами время летело незаметно.
        - Что это так поет? - удивился Велислав. Дружинник еще не видел часов: рукава куртки Кирилла были плотно застегнуты.
        - Часы, - улыбнулся Кирилл. - У нас это называют часы. Показывают, какое сейчас время суток…
        Несмотря на все ухищрения, Дубыне никак не удавалось достать из волшебной сумы такие же часы. Нет, корпус и ремешок получались идеально одинаковыми. И циферблат совпадал в мельчайших подробностях. Но дело в том, что они не ходили.
        Поначалу это были просто куски металла. А когда Кирилл, попробовав облегчить труды лешего, открыл заднюю крышку и показал начинку - маленькие шестеренки, маятник и прочее - то лешему удалось изобразить и механизм. Но все равно чего-то не хватало. И часы, созданные Дубыней, к великому сожалению русалок, не ходили. Каждой девушке хотелось иметь такое замечательное наручье. И время показывает - Кирилл быстро обучил их этой невеликой премудрости - да еще и песенки поют. Но, увы…
        Велислав рассматривал часы.
        - Скажи, а вот это означает, что луна почти полна? - спросил венд, указав на лунный знак. В числе прочих наворотов, эти весьма недешевые часы показывали и новолуния, и полнолуния.
        - Да. На нашей земле завтра полнолуние. Ты прав.
        - Полнолуние, - размышлял Велислав. - Завтра полнолуние будет и здесь… Хранибор! Ты говорил, что в полнолуния на конце Древней Дороги появляется туман, а затем открывается проход в иной мир. Так?
        - Да, - кивнул волхв. - Это должно случиться будущей ночью. Говорят, так происходит все последние годы.
        - Кто говорит?
        Хранибор загадочно улыбнулся. Эту тайну пока не стоит раскрывать: ни к чему Велиславу знать о лешем.
        - Один человек говорит. Он уже давненько за этим местом присматривает! От него-то я и узнал, что за чудеса там творятся.
        - Что за человек? - Велислав был настойчив. - Познакомишь?
        - Может, и познакомлю. Если на то его желание будет. Сегодня его не было. Но как-нибудь обязательно сюда заглянет. Я ему расскажу про тебя. А ты уж не обессудь, захочет ли он знакомиться, то его дело. Он часто то место наведывает. И Шейла с ним сегодня туда ходила.
        - Надо будет к завтрашней ночи подготовиться! - воскликнул Велислав. - Может, завтра туман появится? Может, проход откроет? Тогда нам туда! За княжичем!
        Шейла дремала под эти речи и в разговор не встревала. Но при последних словах Велислава она встрепенулась и с укоризной глянула на Кирилла.
        А он вспомнил, что когда запыхавшаяся собака прибежала сюда, то ее прямо-таки распирало! Шейла хотела сообщить что-то важное! И не сделала это потому, что увидела чужака. Велислава. А потом за разговорами все это благополучно забылось. А ведь она ходила с Дубыней к туману на конец Древней Дороги.
        - Шейла! - торопливо сказал Кирилл. - Извини, забыл! Говори, что ты хотела сказать, когда прибежала сюда?
        - Сегодня никакого тумана там нет! Но оказывается, я вижу то, что происходит за тем местом, где он лежал. Вижу тех, кто там скрывается и кто нас поджидает!
        ГЛАВА 14
        Балор
        Лакей распахнул дверцу кареты. На бархатную ступеньку важно стал расшитый сафьяновый сапог. Вслед за сапогом показался и его владелец.
        Кириллу захотелось протереть глаза.
        Из кареты, щурясь на закатное солнце, величественно вышел большой - да что там большой, огромный! - рыжий котяра.
        В плаще из зеленой блестящей ткани, красных сапожках и шляпе со страусовыми перьями, он выглядел сказочным принцем из тысячи и одной ночи.
        «Кот! Это всего лишь кот! Но какой! Нет, не может быть!.. Но это так - это кот… Да еще в сапогах! Кот в сапогах!»
        Мысли Кирилла скакали. Он думал, все что видит - галлюцинация.
        Шейла тихонько заурчала. Пасть се приоткрылась, вот-вот разразится басистым лаем.
        - Грей! - воскликнул лорд Абигор. - Успокой гостью! Объясни, что к чему. Шейла - это не то, что ты думаешь!
        Ротвейлер мигом подскочил к окну и вроде бы что-то негромко буркнул Шейле в ухо. Сначала она отмахнулась - продолжала бешеным взглядом смотреть на кота в плаще. Потом - ну совсем как человек! - кивнула, с видимой неохотой сняла лапы с подоконника, отошла к камину и степенно улеглась на полосатую шкуру.
        Грей положил ей на плечо лобастую башку и тихонечко поскуливал. Вразумлял подругу.
        Шейла успокоилась, шерсть на загривке разгладилась, а пушистый хвост несколько раз вильнул, стукнув при этом по полу.
        Лорд Абигор широко улыбался. В глазах рыцаря прыгали золотые искры.
        - Ну, как, Кирилл? Поражены? Эффектное прибытие? Я говорил! Этот достойный господин знатный весельчак и балагур. Надеюсь, вы с ним найдете общий язык.
        Кирилл только и смог, что слабо кивнуть. Что тут скажешь?
        Поражен - не то слово! Он потрясен! Теперь он уже уверен, что внизу не мираж, не галлюцинация и не призрак. Кот в плаще, шляпе с пером и сапогах - самый что ни на есть реальный! Только большой, ростом с мальчишку лет этак двенадцати.
        Когда-то по роду своих прежних занятий Кириллу доводилось сталкиваться со всякого рода чудесами. В свое время видел и держал в руках такие артефакты, о существовании которых и подумать сложно. И с так называемым внечуственным восприятием не раз сталкивался. Многое видел, многое знал…
        Но рыжих котяр, носящих сказочные сапоги и раскатывающих в карете, запряженной шестеркой пони, видеть еще как-то не доводилось. Сказка…
        Кирилл перевел дыхание.
        - Вы правы, лорд. Я поражен и потрясен. И у меня мелькнула догадка. Пока смутная. Кажется, я знаю, куда я попал… Не хватает лишь какого-то звена или толчка и тогда всё станет на свои места. И мне страшно от этой догадки.
        - Успокоитесь! - Лорд поднял руку. - Не озадачивайтесь. Не спешите. Мысли надо устояться. Хорошая мысль - это как хорошее вино. С ним ведь как: чем дольше оно хранится в темном прохладном подвале - тем оно лучше. Когда вино доходит - оно набирает силу и уже на свету радует виноградаря выдержанным букетом и цветом. Винодел не спешил - и наградой ему вкус и аромат вина. Так и с мыслями. Им тоже нужно время. Поспешность, горячность - они излишни и до добра не доведут. Всему свое время, Кирилл. Не берите в голову о том, куда вы попали. Пусть все идет своим чередом.
        Лорд Абигор улыбнулся, и Кирилл неожиданно успокоился. В самом деле - и что это он так разволновался? А хозяин уже сменил тему беседы.
        - Кирилл, если вас не затруднит, то дайте понять нашему эпатажному гостю, что вы восхищены и потрясены его выездом. Его единственная слабость - это всякие доморощенные средства передвижения. У него богатейшая коллекция подобного рода вещиц, вот, например, как эта каретка. В свой прошлый визит гость прибыл на большом длинном автомобиле. «Серебряный дух» - так, кажется, называется это авто. За рулем, обряженный в шоферскую восьмиуголку и кожаные краги, сидел он сам.
        Кирилл улыбнулся. Представил себе этого рыжего чудного кота в шоферском наряде за рулем старинного «роллс-ройса». Была такая модель - «Серебряный дух».
        А в коридоре уже слышался далекий перестук каблуков.
        Грей радостно рыкнул, подскочил к выходу и обеими лапами стукнул по бронзовым ручкам двустворчатой двери, одновременно толкнув ее грудью. Массивная дверь распахнулась. Ротвейлер оглянулся на Шейлу, тихонько проскулил, зовя за собой, и, высоко подняв лобастую голову, выбежал из зала. Шейла поспешила вслед за ним.
        В дверном проеме заплясали отблески света. Возникшие за порогом два ливрейных лакея застыли. В руках они держали небольшие зажженные факелы.
        В дверях появился кот и вальяжно, постукивая каблуками, прошел в зал. Сзади столь же важно шествовали собаки. Сделав несколько шагов, кот остановился. Лакеи-карлики поклонились и бесшумно притворили за собой створки.
        Напольные часы гулко пробили шесть раз. В распахнутое окно, шумно хлопая крыльями, влетел один из воронов и, сделав по залу круг, уселся на подоконнике.
        - Вот и я! Наконец-то добрался!
        Кот поднес правую лапу к полям шляпы, сдернул ее и принялся мести перьями по полу. Он отвешивал церемониальные поклоны, отведя левую лапу в сторону и мелко перебирал задними. Все это он проделывал, обратив зеленовато-желтые глаза на лорда Абигора и Кирилла.
        - Добрый вечер, мой любезный друг! - промурлыкал кот, обращаясь к лорду Абигору.
        - И тебе также добрый вечер, мой верный товарищ! - Лорд ответил серьезно, но глаза его светились весельем. - Позволь представить тебе нашего гостя и гостью.
        Хозяин повел рукой в сторону Кирилла.
        - Это господин Кирилл. О нем ты уже слышал. Господин Кирилл странник, чудом избегнувший опасностей, что поджидали его во время столь необычного путешествия. И это удивительно. А это его верная спутница - Шейла. Уверяю тебя, друг, она достойна всяческого уважения. В свою же очередь я хочу представить вам, Кирилл, и тебе, Шейла… - Тут лорд Абигор несколько замявшись, прищелкнул пальцами.
        - Я сам, лорд! - рассмеялся кот. - Итак, позвольте представится. Меня зовут Балор Дезере Лемос Доцарио… и, наконец, Ад Инфинитум.
        Кирилл поклонился.
        «Ну и имен! Язык сломаешь, да и не запомнить сразу. А попробуй ошибись! Этот церемонный господин, чего доброго обидится! Лорд предупреждал, что он несколько тщеславен».
        - Очень рад знакомству. Кстати, если я не ошибаюсь, то ваши последние два имени означают не что иное, как латинское «До Бесконечности». Не так ли?
        Кот расхохотался. Смех у него выходил мягкий, располагающий и душевный. Он даже не хохотал, а скорее беззаботно мурлыкал.
        - Ну конечно же! Если вы попытаетесь выговорить набор всех моих имен, то затратите немало времени - до бесконечности. У нас каждый имеет не по одному имени, но смею вас уверить - немногие смогут состязаться со мной в их количестве! Зовите меня просто - Балор. Так меня зовут друзья. Это имя для них. Предлагаю сразу же одну вещь. Думаю, мы подружимся, и если вы не против и не являетесь ярым поборником этикета, то давайте сразу перейдем на «ты»! Ты согласен, Кирилл?
        - Отчего бы и нет, Балор! - весело отозвался Кирилл. Кот и в самом деле сумел сразу же к себе расположить. - Я не любитель светскости.
        - Отлично! - мурлыкнул кот и протянул правую лапу для рукопожатия. Задержав в ней руку Кирилла, он несильно помял ее. Это было забавно.
        Затем Балор обернулся к собакам. Он подмигнул левым глазом и, шутейно приложив правую лапу к несуществующему козырьку, сделал резкую отмашку.
        - Ну, а вас я думаю представлять не надо! Вы любезно встретили меня при входе. Здравствуй, Грей! Здравствуй, милая Шейла! Ты меня помнишь? Меня всегда радовало, что в отличие от твоих соплеменников, ты всегда любезно относилась к кошачьим!
        Слушая речь Балора, Кирилл удивлялся: «Сюрприз за сюрпризом! Как это получается, что диковинный кот Балор знает мою собаку? Когда познакомились? Где?»
        Растерянный вид Кирилла не ускользнул от желтых глаз кота. Он прищелкнул короткими когтистыми пальцам - причем звук получился глуховатый, все-таки не рука, а кошачья лапа - и затем отставил мизинец несколько в сторону. Назидательным тоном Балор произнес:
        - Видишь ли, Кирилл. Животные, в отличие от людей, могут видеть и чувствовать многое. Когда-то и вам такое было подвластно. Вы неразумно растратили этот дар и сейчас окончательно его уничтожаете. А жаль… Дело в том, что Шейла меня уже не раз видела. Кстати, видел и ты!
        В голове Кирилла остро вспыхнуло виденье. Перед тем как очухаться у одной из дверей круглого зала и прийти в себя от голоса лорда Абигора, он видел следующее: в кустах на кургане появилась черная тень; на фоне темного безоблачного неба, заслоняя звезды, замаячили острые кошачьи ушки. То были маленькие ушки Балора. Он его видел!
        Кирилл мрачнел. Память стремительно возвращалась. Всплывали странные звуки слышимые в первую ночь: протяжный гул, внезапные шаги в тишине, позвякивание цепей и скрежет тяжелых дверей.
        Но времени на раздумья не оказалось. От мыслей отвлек лорд Абигор. Хозяин радушно повел рукой в сторону стола.
        - Прошу! Отобедаем и заодно обсудим некоторые наши проблемы. И… - Тут лорд взглянул на Кирилла. - И наконец-то проясним вам все те загадки, что вы видел в последние дни. Усаживайтесь. Да, кстати! Балор, объясни нам, пожалуйста, что это за вороны тебя сопровождают? Вон, один из них до сих пор на окне сидит. Зачем тебе птицы?
        - Благодарю! Обед кстати! - весело отозвался кот. - А вот «усаживайтесь» - проблематично. Мне, во всяком случае, сделать это будет сложно. Я ведь почти весь день провел в неудобной карете. Несмотря на мягкую обивку, в ней изрядно трясет. Еще и форейтор гнал! Он получил строгий наказ: не задерживаться и поспеть к урочному часу. Удивляюсь, как на боках и иных местах вот такие пролежни не возникли! - Кот развел лапы, показывая, какие они могли быть. - Впрочем, заболтался! Сажусь. А о воронах отвечу так. Все просто: у одного из богов, его звалиОдин, было два ворона. Одного звали Хугин - что значит мысль, а другого Мунин - память. На окне сидит Хугин. Значит, скоро я начну мыслить. Кто сказал, что я хуже бога?
        Лорд Абигор усмехнулся краешком губ.
        - У него еще два волка были. Одного звали Герн, а другого Фреки. Также у Одина было копье - Гунгнир. И этот достойный бог его иногда носил. Ты понимаешь, к чему я все это говорю?
        - Понимаю, лорд. Но копье носить не буду. А что касаемо волков, то…
        «Что касаемо волков» - Балор не договорил. В углу стояла чаша для омовения. Даже не чаша, а скорее массивный серебряный таз на подставке - целая купель, полная розоватой ароматной воды. Кот подошел к ней и слегка ополоснул лапы.
        Стряхнув брызги, он со вздохом облегчения плюхнулся в высокое, обитое мягким бархатом кресло.
        Кирилл и лорд Абигор также сполоснули руки и уселись за круглый стол друг против друга.
        Лакеев не было, и каждый обслуживал себя сам.
        Балор подвинул поближе глубокое блюдо, полное розово-красных креветок, и принялся сосредоточенно вышелушивать их из панциря. При этом кот сопел и, как заправский гурман, со смаком обсасывал их тонкие лапки. Быстро начистив небольшую горку пухленьких тушек, он так же сосредоточено начал расколупывать клешни крабов, складывая белое мясо рядом с креветками.
        Завершив процесс очистки, Балор потянул к себе прозрачный кувшин, набулькал в высокий бокал темного пива, дал немного отстояться пене, чуть отхлебнул и удовлетворенно крякнул:
        - Эль! То, что надо!
        Лорд Абигор наполнил кубок вином и подвинул пыльный глиняный кувшин ближе к Кириллу.
        - Отпробуйте. Смею вас уверить, лет ему немало.
        Кирилл неторопливо налил себе ароматного багрового вина. Но как только он поднял свой кубок и глянул вино на просвет, в мозгу его будто молот стукнул!
        Застывшими глазами он глядел на темно-красное вино.
        Кирилл вспоминал все, что видел в первую ночь в земле лорда Абигора. Он, оказывается, тогда не спал.
        В памяти встали заляпанные кровью кафельные стены. Так же кровь стояла маленькими темными лужицами на светлых плитках пола и кое-где подсыхала.
        Уши Кирилла резанул услышанный тогда пронзительный женский вопль.
        Темно-красный цвет вина вызвал цепочку ассоциаций, прорвал зашоренное до этого сознание. Теперь Кирилл твердо знал, куда он попал, что это за мир.
        Последний кирпичик в стену - и сложилось стройное здание. То, о чем он стал смутно догадываться после посещения оружейной комнаты, нашло свое подтверждение за этим столом. Красное вино дало толчок. Память стремительно возвратилась.
        То, что с ним происходило, не ускользнуло ни от пристального взгляда лорда Абигора, ни от желтых глаз кота.
        Они переглянулись: лорд чуть скривил губы, Балор в ответ медленно склонил голову. Пора!
        - Кирилл, тебе плохо? - заботливо спросил кот. - Всё понял? Не переживай…
        - Нет, Балор. Спасибо… - одеревенело промямлил Кирилл. - Не плохо. Память вернулась… Не могу осознать - это так неожиданно! - Бросив взгляд на хозяина, он тоскливо спросил: - Простите, лорд. Я что… мертв?
        - Нет, Кирилл! - твердо ответил лорд. - Вы не мертвы, и вы волею судьбы попали туда, где до вас были немногие. Улисс, Данте… Есть и другие имена, но они ничего вам не скажут, и о них на земле никто ничего не знает.
        Балор добавил:
        - Это то место, где каждый получает по заслугам, это мир где каждый расплачивается за содеянное. Это место, где царствует высшая справедливость!
        - Да, - вторил лорд Абигор. - высшая справедливость. Что ж, Кирилл! Добро пожаловать в мир мертвых душ, иначе именуемый пеклом или адом. Ты в аду, Кирилл!
        Конец третьей книги