Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Баев Ал / Житие Земных Гуманоидов : " №03 Мост Через Валгаллу " - читать онлайн

Сохранить .
БАЕВ АЛ
        МОСТ ЧЕРЕЗ ВАЛГАЛЛУ
        ИЛИ
        КАМЛАНСКИЙ ПОП-КОРМ
        Аннотация:
3-я книга из цикла "Житие земных гуманоидов". "Псевдоэпическая повесть с элементами струганщины и шеклизма". Действие начинается в небольшом северном городке Молотов-на-Валгалле, таком древнем, что по преданию его основателем является сам Молот, сын бога Одина. Трое бухгалтеров с предприятия "Валгалла-щебень" (в простонародье - "Валгаллище") под руководством своего шефа - Ильи Ивановича Кировца в сопровождении инопланетянина с планеты Аскимлоян - протописателя Ремера Круппероля, отправляются в параллельный мир - страну Валгаллу, названную в честь реки, на которой полторы тысячи лет назад жили валькирии, бывшие тогда обычными женщинами. Цель у всех одна - защитить Землю от нашествия космических захватчиков, некогда выселенного с планеты Камлан племени жопоруких паразитариев, которые готовятся лишить людей разума с помощью хитрого "антигуманного" оружия - поп-корма, который уже внедрен в человеческую среду и вот-вот начнет свою адскую деятельность...Существует поговорка, что тот еще не жил полной жизнью, кто не знал бедности, любви и войны... По-видимому, так распорядилась мудрая исполнительная власть,
которая управляет жизнью, что человек неизбежно проходит через все эти три условия; и никто не может быть избавлен от всех трех.
        О.Генри Один час полной жизни Глава шестая, умышленно вынесенная в начало повествования Сразу же за мостом через Стиксовку, прямо посреди дороги вырос метровый камень, на котором чья-то заботливая рука высекла хоть и нелепое, но, все-таки, предупреждение: Направо пойдешь, отчет потеряешь; налево пойдешь, премии лишишься; прямо пойдешь, совершишь уголовно-наказуемое деяние с вытекающими последствиями. (НАЗАД ДОРОГИ НЕТ) Кировец, шедший впереди и обогнавший на сотню метров оживленно спорящих своих товарищей, задумчиво почесал затылок и обернулся. Никита с Алексеем приближались к мосту и, о, чудо! за ними тут же стеной вырастал могучий лес, скрывая высокой зеленой ширмой пройденный коллегами путь. Веселенькое начало, - подумал Илья Иванович. - Не успели от города отойти, попали в сводку о пропавших без вести, - а сам крикнул: - Эй, Никитка, обернись! Те сразу замолчали и опустили руки, долгие годы верой и правдой служившие вспомогательными средствами для ведения беседы. Но оборачиваться не спешили. - Ухх! Обернитесь же, олухи! У вас за спиной... Но договорить Кировец не успел, потому что Алеша вдруг
оторвал ноги от земли и медленно пополз вверх. Никита, разинув рот и с минуту молча наблюдая за удаляющимся от него ввысь коллегой, наконец обрел способность говорить. - Эта-а... Ты... эта... куда эта? - произнес он тихо и вопросительно, богатый словарный запас бухгалтера оказался на какое-то время утрачен. Алексей, округлив глаза до шариков для игры в пинг-понг, истерично дрыгал конечностями метрах в пяти от земли и хватал, словно рыба, выброшенная на берег, ртом воздух. Первым в себя пришел Илья Иванович. Он с высокого старта сорвался с места и бросился на тот берег Малому на выручку. В две секунды добежав до Никитки, он направил ему в челюсть отрезвляющий удар, после чего скинул пиджак и туфли и начал быстро карабкаться на растущий с невероятной скоростью дуб. Через минуту он уже тянул к зацепившемуся подтяжками за сучок Алексею свою кряжистую руку, но, видимо, нехилый вес, прямо скажем, ни на грамм не соответствующего фамилии Малого, оказался проворнее, и парень с дуба рухнул. Проводив взглядом летящего на землю Алешу и, убедившись, что тот жив (только стонет и потирает на своем теле ладонью
ушибленную точку доказательства земной гравитации), Илья начал осторожно спускаться. Лезть вниз пришлось несколько дольше, потому что дерево за время неудавшейся спасательной операции выросло еще на пару-тройку метров. Почувствовав под собой твердую почву, Кировец выхватил у Никитки из рук свою обувь и пиджак и, собственным примером увлекая товарищей за собой, бегом бросился к камню. Надо сказать, они вовремя успели, потому что сумасшедшие деревья, чем меньше расстояния оставалось до речки, тем быстрее вырывались из земли и устремлялись в небо своими корявыми расползающимися кронами. Однако за метр до моста насильственное озеленение берега прекратилось. - Ух... Ёкарный бабай! Вот, нелегкая, - выдохнул запыхавшийся Илья Иванович. - Что это было? - посмотрел на него испуганным взглядом Добрынич. - Назад дороги нет... - Что? - Камень... - Камень? Иваныч, это лес! - Без тебя вижу, что лес. Обернись, на камень посмотри, - прорычал Кировец, завязывая шнурки. Никита только сейчас разглядел надпись на валуне, к которому прислонился Малой, который своим торсом, а конкретнее - его нижней частью, загораживал
часть слов. - Ну-ка, Алексей, сдвинь кардан влево, обзор закрыл, - попросил его Добрынич. - Ага, вот так... Ты погляди, что деется! Алеша, потирая ушибленное место, сделал шаг навстречу к Никите и развернулся лицом к валуну. Теперь предупреждение на странном указателе прочитали все. - Что скажете, соколики? - обратился к товарищам Илья Иванович. - Отчет - это хреново... - промычал Малой, - да и премии перед отпуском лишиться не в кайф... Куда идем-то? Все рефлекторно обернулись назад, но там густой непроходимой стеной колыхалась зеленая поросль. Дубы, в мгновение ока вымахавшие до самого неба, переплетались теперь густой вязью настоящих тропических лиан. - Назад дороги нет, - в один голос вздохнули три бухгалтера. Постояв еще минуты три-четыре, почесав затылки, они снова повернулись к камню и еще раз перечитали странную надпись. - Я предлагаю идти налево, - предложил Добрынич. - Попытаюсь обосновать свое мнение. Во-первых, премии лишиться - это не беда, а ее половина... наименьшая. Во-вторых, отчет потерять - вообще отпуска не увидишь, да и той же премии... В-третьих, уголовка нам уж совсем ни к чему.
Так? Налево идем? - Погоди, - остановил его Кировец. - Давай поразмыслим. Премии лишиться у вас не получится. Вы ее уже пропили... Вчера... Так? - Ну... - Так... Дальше. Отчет вам не потерять, потому что вы его еще даже составлять не начали. Так? Так. А уголовно-наказуемое деяние... Ты, Малой, новые камазы списывал? Алеша кивнул. - Вот! - радостно развел руками Илья Иванович. - Уголовное деяние вы уже совершили. Эти камазы я ж попам толкнул на той неделе! Забыли, олухи? И никому ничего за это не было. Почему, потому что мой завод - что хочу, то и делаю, а на акционеров мне... Ладно, проехали... Вот и все вытекающие последствия. Так что нам, братцы, по какой дорожке не идти, все равно ни черта не сделается. Камень этот, должно быть, кто-то в шутку поставил. Ну что, прямо? - Эй, эй, эй! В шутку! А если нет? Ты горячку-то не пори! - закричал Никита. - Вдумайся-ка в текст. Тут важно смысл уловить. Допустим, насчет премии и отчета я с тобой согласен. - Так в чем же дело!? - А в том, что про прямо сказано: совершишь уголовно-наказуемое деяние, а не совершил. Значит, камазы не в счет. Их уже продали. Так
что, к делу это отношения не имеет. Алеша, до сих пор молчавший, согласно кивнул: - Илья Иваныч, он прав. - Эй, Малой! Погодь! Ерунда все это! Смотри, какая штука получается. Камазы ушли. Так? Так. Уголовное деяние. Мы за это денег получили?... Три бухгалтера еще долго спорили, стоя на перекрестке. Они уселись на траву перед камнем, Никита достал из своего чемодана бутылку дешевого коньяку, порезал на толстые ломти хлебушек, колбаску и огурчики, которые отчего-то вдруг ставшая заботливой супруга завернула в тонкую пленку. А рюмки - они всегда с собой. То, из-за чего разгорелся спор, потихоньку забылось, и теперь все обсуждали, какую выгоду может извлечь из своей работы высококвалифицированный специалист вроде них. Из безразмерного дорожного кейса Добрынича скоро появилась вторая бутылка, еще через полчаса - третья... А солнце катилось за горизонт, окрашивая небо во все оттенки природного пурпура. Глава первая, знакомящая нас с городом Молотов-на-Валгалле На правом, высоком берегу великой северной реки Валгаллы уже добрый десяток (а то и больше) веков стоит город Молотов. Можно было бы о нем и не
рассказывать, но тогда даже самый умный и эрудированный читатель многого из нашего правдивого повествования не поймет, потому что история, произошедшая здесь не только интересна и поучительна, но, скажем прямо, несколько запутана. Итак... За все долгие столетия, прошедшие с момента его основания, ни разу Молотов не изменил своей исторической сути. Не сменил названия, пережив и дикое нашествие монгольских орд, и жадных до чужого добра поляков Марии Мнишек, и набеги кастрированных турок Осман-паши, и наполеоновских освободителей крестьян, и неведомым образом добравшихся сюда в 1904-ом японцев, чей крейсер Харакири Мураками так и не смог подойти к причалу и, бросив якоря где-то на фарватере Валгаллы, был немедленно снесен жестоким течением обратно в океан. Стойко перенес Молотов и сталинскую индустриализацию, и германскую оккупацию в годы Великой Отечественной, и хрущевскую оттепель. Не развалился город ни от серой политической плесени в годы брежневского застоя, ни от диких громогласных рупоров горбачевских прозекторов перестройки, нечаянно для себя открывших тот знаменательный факт, что алкоголь вреден
для совокупного здоровья нации, ни в первые годы Великой Августовской капиталистической революции со всеми вытекающими из нее и выросших по соседству ларьков последствиями. Стойкие и в большинстве своем жизнерадостные жители Молотова уверены, что и нынешние золотые годы борьбы со всеми социальными несправедливостями, провозглашенные пришедшими к власти сжатыми в железный кулак спецорганами, их город как-нибудь переварит и снова останется почти невредимым. Ведь и железо рзавеет... Молотов-на-Валгалле - город промышленно развитый и, прямо скажем, не бедный. Главным его предприятием уже больше семидесяти лет является специализированная психиатрическая клиника Љ 666/777 Комитета исполнения наказаний Министерства юстиции (в народе известна под названием Чертова богадельня), основанная в годы индустриализации, когда шизофреников и параноиков оказалось в стране так много, что кто-то очень-очень мудрый придумал невероятно эффективную отрасль судебной медицины - психотрудотерапию. Сейчас здесь, в Чертовой богадельне, поправляют свое здоровье душевнобольные презрители закона и общественного порядка. Все годы
своего существования в стеклодувных мастерских больницы изготавливаются знаменитые на весь мир хрустальные молоточки, удивительный звон которых, как говорят сами неуравновешенные мастера, способствует скорому душевному исцелению. Да, кстати, город назван Молотовым не в честь известного политического деятеля двадцатого века, а из-за хрустальных молоточков, которыми исстари славятся здешние мастера (живущие и работающие здесь со времен царя Гороха, правившего страной еще до открытия психушки). Поговаривают, правда, что и это неправда. Мол, поселился на бескрайних просторах Валгаллы в стародавние времена некто Молот, сын самого варяжского бога Одина, он то и основал город и назвал его в свою честь - Молотов. Но доказательств тому факту уже не сыскать... Вторым по значимости предприятием города стал не так уж давно открытый какими-то заезжими бизнесменами комбинат собачье-кошачих кормов, созданный на базе местного завода промышленного бетона. Так уж получилось, что цементное производство вследствие острой нужды Молотова в стройматериалах городская администрация новым хозяевам закрыть не дала, и завод
сейчас выпускает и старую, традиционную продукцию, и новую, а горожане метко прозвали комбинат Кормобетоном. В пригороде, почти на самом берегу Валгаллы, существует третье и последнее крупное предприятие Молотова, окрещенное острыми на язык жителями несколько неприлично, но не менее метко, чем Кормобетон или Чертова богадельня, а именно - Валгаллище. Естественно, никакого отношения к здравоохранению данный комбинат не имеет. Дело в том, что Валгаллище - это завод Валгалла-щебень, построенный прямо на краю гранитного карьера. Здесь производят не только знаменитую на всю страну молотовскую щебенку, но и ваяют великолепные гранитные стелы, в основном, для местных нужд. Например, на площади поставить в честь каких-нибудь героев, или на даче для укрощения буйного самолюбия владельца, или на кладбище, так, на долгую память. Поговариваю, что предприятием владеет Илья Иванович Кировец, служащий на нем главным бухгалтером. Но слухи эти бездоказательны. Молотов - город многонациональный, а, следовательно, и мультиконфессиональный. Вполне объяснимо, что часть иноземных завоевателей всех времен и народов осела
здесь после своих неудачных походов и, как уж повелось, оставило потомство. Поэтому кроме коренных православных жителей по улицам города передвигаются всеми возможными способами и прапраправнуки монголов, и праправнуки поляков, и правнуки французов, и дети немцев, и даже одна внучка настоящего японца - Хиросима Сэнсэевна Кировец, в девичестве - Сакурова, солидная дородная дама с выразительными раскосыми глазами и, одновременно, старшая медсестра Чертовой богадельни, а также законная супруга Ильи Ивановича. Нет в городе только турецких потомков, видно оттого, что янычары вследствие отсутствия у себя на теле некоего органа к воспроизводству российского населения оказались абсолютно неподготовленными, поэтому рода своего продолжить не смогли и все как один вымерли. Храм в городе единственный, но зато какой! Нигде больше нет таких, пожалуй, только нечто подобное в Иерусалиме. Дело в том, что к православной церкви, естественно, с согласия местных жителей, в четырнадцатом веке монголы пристроили свое капище, которое впоследствии янычары переоборудовали в мечеть, а рядом с колокольней возвели такой же высоты
минарет. Осевшие в Молотове поляки на рубеже шестнадцатого-семнадцатого веков испрашивали у бояр разрешения на постройку костела, и те, поскупившись своей землей, посоветовали пристроить к церкви со стороны, противоположной мечети, павильон. Поляки так и сделали, а оставшиеся на поселение французы после отечественной войны 1812 года оборудовали там костел с настоящим органом. Но и на этом история строительства городского храма не закончилась. Дед Хиросимы Сэнсэевны, бывший старший помощник капитана с крейсера Харакири Мураками, спрыгнувший за борт своего корабля и доплывший до Молотова в полной амуниции, даже фуражку и сапоги не потерял, не испрашивая ни у кого дозволения, за одну ночь соорудил в храмовом дворике буддистскую часовенку и заложил вокруг нее настоящий сад камней. Батюшка, мулла и падре сначала хотели разрушить творение усердного, но нечестивого моряка, но, подумав хорошенько и решив, что Богу, который, как некоторым известно - один, только называется по-разному, это может не понравиться, оставили все как есть. Смотрительницей и одновременно комендантом необычного строения, справедливо
отнесенного к числу памятников архитектуры, служит Мария Ивановна Поганьевская, родная сестра Ильи Кировца. Не только пищей духовной сыт человек. А настоящий молотовчанин, так тот вообще закусить и выпить не дурак, поэтому разных кабаков, кафе, баров и просто павильонов в городе - хоть пруд пруди. Мы, пожалуй, не станем перечислять их все, анализировать меню и часы работы, ведь у нас, право слово, не путеводитель по злачным местам Молотова. Упомянем лишь об одном павильоне, о Мышеловке, в котором (или в которой) и началась наша история. Мышеловка знаменита в городе тем, что предприимчивый хозяин известной национальности, открывая в начале девяностых свое заведение, взялся за дело грамотно и организовал невероятно продвинутую для провинциального городка провокационно-рекламную кампанию. В основу ее была положена известная поговорка: бесплатный сыр только в мышеловке. Ну а дальше... Вы сами понимаете, а если и нет, то догадаться не трудно. К каждой чашечке кофе в Мышеловке и по сей день предлагают бесплатный бутерброд с сыром, а к каждой кружке пива - опять же бесплатные сырные палочки. Естественно, что
кофе и пиво здесь стоит несколько дороже, чем в других подобных заведениях, но на то она и Мышеловка... Кстати, как говорят завсегдатаи, кофе здесь так себе, а вот пиво всегда свежее и разных сортов, числом ни как не менее пяти. За стойкой вот уже пять лет стоит миловидная Милочка Добрынич-Мцехия, теперь уже бывшая жена второго нашего героя - Никиты-бухгалтыря. Бывшая официантка, а ныне совладелица знаменитого кафе никогда не снимает с лица дежурную улыбку, а с ничего себе груди и осиной талии - всегда чистый розовый фартучек с нашитым в области живота фиолетовым сердечком отмороженного в условиях почти вечной мерзлоты человека. Есть в Молотове-на-Валгалле и самый настоящий парк культуры и отдыха, ЦПКиО имени физика Курчатова, с тремя каруселями - детской цепочной, взрослой цепочной и колесом обозрения, вид с которого открывается не только на город, но и на противоположный берег реки, где в двадцатом веке вырос большой современный город металлургов - Наковалин. Между Молотовым и Наковалиным недавно построили шикарный вантовый мост, реально подвесной, и почти такой же удивительно красивый как
Бруклинский в Нью-Йорке. Одна беда, ездить по нему пока нельзя. То ли конструктора просчитались, то ли мостостроители технологию не соблюли (часть материалов пропили), но почему-то при сильном ветре единственный, но гигантский пролет переправы начинает зловеще покачиваться, угрожая порвать тросы и рухнуть в Валгаллу. Некоторые особо отважные молотовчане и наковалинцы все-таки рискуют собственной жизнью и ходят друг к другу в гости, чихая на постоянные предупреждения местного отделения МЧС, которое еженедельно по пятницам предупреждает посредством теле- и радиоэфиров жителей двух сопредельных городов об опасности. Да, кстати, на молотовском телевиденье дикторшей работает Изабелла Совиньон, обрусевшая француженка в девятом поколении и верная (мы на это искренне надеемся) подруга нашего третьего главного героя - Алексея Малого, который каждую пятницу, полюбовавшись на милую в телевизоре и вдохновленный любовью, отправляется через мост в Наковалин в единственный на всю округу голландский флер-салон за розами на длинных ножках. В Наковалине живут в основном бывшие молотовчане, которые в разные годы
перебрались за реку с единственной целью - обеспечить страну чугуном. Дело благое, тем более что работникам металлургического завода по сей день дают квартиры, а в наше время такое отношение к человеку труда, как вы понимаете, является редким, а потому невероятно ценным. В свои годы и Илья Иванович собирался уйти на тот берег, но что-то его остановило. Кировец на эту тему говорить не любит, а если выпьет лишку и впадет в черную меланхолию (и такое порой случается), то тому, кто начинает его расспрашивать о былом, норовит попасть своим здоровенным кулачищем в район морды лица. Я, кстати, еле увернулся. Да, если уж заговорили о культуре населения, нелишне будет упомянуть и о знаменитой молотовской галерее искусств и ремесел, которой вот уже больше десяти лет руководит гениальный, но спивающийся художник Прохор Трисемеркин (фамилия его, как он утверждает, произошла не от любимого им портвейна, а исключительно от изображения на древнем родовом гербе трех игральных карт - червовой, трефовой и бубновой, веером лежащие на зеленом поле). Здание галереи очень старое, ему почти двести лет. До капиталистической
революции здесь располагался горком коммунистической партии, а еще раньше - великолепный террариум, основанный, как гласит одна из легенд, самим Наполеоном, который, по мнению местных жителей, хотел перенести столицу России из Петербурга в Молотов и даже начал прививать северян к мировой цивилизации. Правда, кроме террариума, великий Бонапарт ничего в городе устроить не успел, но и на том спасибо. Здание поистине великолепно. Я, мягко говоря, плохо разбираюсь в архитектурных стилях, но, по-моему, оно построено в стиле позднего барокко (а может, и раннего рококо). Вот, пожалуй, и все о Молотове. Пора приниматься за правдивое освещение невероятных событий, начавшихся в славном городе хрустальных мастеров и здесь же завершившихся. Естественно, я не могу ручаться за их реальность, потому что записал историю со слов г-на Добрынича, Никиты Константиновича, заместителя главного бухгалтера предприятия Валгалла-щебень, к тому же пребывавшего в течение всего рассказа в состоянии нетрезвого возбуждения. Но Илья Иванович с Алексеем постоянно согласно кивали, поддерживая повествователя присутствием, поэтому
основания не доверять всем трем бухгалтырям, как их зовут знакомые и незнакомые молотовчане, у меня нет. Только собственные сомнения, которые, как говориться, к делу не пришьешь. Итак... Глава вторая, в которой Малой жалуется на то, что ему не хватает соли Стоял теплый воскресный июньский вечер. Электронные часы над дверью мигнули и показали - 20.55. Кировец поднялся из-за стола. - Все, коллеги, мне пора. Симе обещался к девяти домой вернуться. - Давай, Иваныч, до завтра! - Никита встал следом и протянул другу руку. - До свидания, Илья Иваныч, - Малой на прощание помахал шефу рукой. - Не проспите на работу. Завтра планерка. Тема - квартальный отчет. Алексей, с тебя акты на списание, - Кировец сурово посмотрел на Малого и, развернувшись на каблуках, пошел к выходу. - Да помню я, Илья Иваныч, помню! Готовы они... За Кировцем захлопнулась дверь. - Алеш, еще по кружечке? - подмигнул Добрынич приятелю и, повернувшись к стойке, зычно крикнул: - Милочка, сделай нам с Алексеем по пивку! Палочек не надо, эти еще не съели. - Ну, а куда босса сплавили, Никитушка? - мило, оправдывая свое имя, улыбнулась
официантка, подойдя к столику с кружками, твердая густая пена из которых грозила вывалиться через край и упасть на лакированные штиблеты Малого. - Домой ушел. Ты, давай, работай иди. Еще час до закрытия. Милочка обиженно надула губки, и, нехотя отвернувшись от мужа, поплыла обратно к стойке, эротично покачивая нижним бюстом. Алеша проводил женщину задумчивым взглядом. - Что, хочется? - хмыкнул Никита, - А нельзя. Чужое, и, подозреваю, не только мое. - Да ладно тебе, - отмахнулся Малой, - я не об этом думаю. - Так о чем же? Поделись с другом мыслями. Алексей отхлебнул пивка и, поставив кружку, уставился прямо в глаза Добрыничу. Молчание длилось с минуту, а потом Малой, наконец, выдал: - Скучно жить, Никита. Соли не хватает... - Чего? Соли?! - оторопел тот. - Да не в этом смысле. Соль-то она есть, куда ей деться. В жизни, говорю, чего-то не хватает. Однообразно мы живем, Добрынич. Скучно. Понимаешь? - Нет, не понимаю, - покачал головой Никита и одним глотком осушил кружку наполовину. - Чем же это однообразно? Друзья есть, баба на телевиденье диктором работает, пиво холодное. Что еще надо, а? Объясни
товарищу, а то я, видимо, слаб умственным развитием. - Ты, конечно, прав, - кивнул Алеша. - Все вроде бы есть... Но чего-то все равно не хватает. Понимаешь? Изюминки нет... Приключений... Каждый день одно и то же. Вон, Иваныч, тот хоть к родственникам собирается в отпуск, в Японию... А мы с тобой? Ты вот, например, что делать будешь? - Я? - Никита оторопел. Действительно, через пару недель отпуск, а он еще и не думал о том, как его использовать. - Ну... я пока не решил. Надо с Милкой посоветоваться. Она в Кижи хотела. - В Кижи? - Малой рассмеялся. - На кой хрен вам сдались эти деревяшки! Полюбуешься ты этими деревяшками, водки на берегу выпьешь, и что дальше? Возвратишься на родное Валгаллище и будешь снова корпеть над бумажками. А после работы сюда... Нет, Никита, это не жизнь... Добрынич в недоумении уставился на приятеля. С чего бы это он взбунтовался? Что ему не нравится. Все спокойно, стабильно даже, если можно так выразиться. В доме достаток, жена - красавица. Дура? Так ведь оно еще и лучше. Нет, у него почти все в порядке, и приключений ему лишних на собственную задницу не надо. Ишь, молодая
кровь взыграла! - Ты, Алеша, знаешь, что?... Я тебе скажу, - Никита поставил локти на стол, - Мне никаких приключений не надо. Все меня в этой устраивает. И соли, как ты говоришь, мне лишней не треба. Я просто живу и этой жизни радуюсь. Понял? Главное - стабильность. А приключения - для дураков одних... Или для молодых. Мне уж сороковник! Дочка школу закончила, в Москве учится, замуж скоро выдавать! Вот тебе и конец скуке. Внуки пойдут, квартиру надо будет делать... А ты говоришь, соли нет! Молод ты еще... И глуп. Живи, наслаждайся, пока возможность есть! Приключения твои, они, знаешь, сами тебя найдут, когда время придет... Я бы посоветовал... Но что бы посоветовал Алексею Никита, так никогда и не откроется перед читателем, потому что в тот самый момент, нарушив замечательную беседу о поисках в жизни изюма, в Мышеловку с шумом ввалился грузный старик Трисемеркин, директор картинной галереи. Прохор Кузьмич заходил в заведение каждый день и каждый же день, запинаясь об порог, неизменно валился на пол. Раньше рядом с дверью стоял столик, который после падения Трисемеркина, приходилось постоянно чинить.
Теперь стол убрали, а перед входом постлали мягкую ковровую дорожку. Должно быть, специально для старика-галерейшика. Падение смягчить. - Привет, собутыльники! - поздоровался директор галереи со всеми сразу. - Мила, мне стандартную порцию плюс Франкенштейна! В меню Мышеловки пару лет назад, когда по Валгалле начали ходить туристические теплоходы, появилось несколько странных названий. А-ля Франкенштейн, например. Такое устрашающее имя с гордостью носил самый обычный, хотя и несколько модернизированный, ерш. Кружку темного пива Мила доливала самтрестом питерского производства. После пары таких кошмарных коктейлей, посетителей в буквальном смысле приходилось собирать по частям. Поэтому осторожные молотовчане, подобными напитками пренебрегали, оставляя их для во всем ищущих экзотики туристов. - Прохор Кузьмич! - взмолилась Мила. - Кто ж портвейн с франкенштейнами мешает?! Мне что, опять самой вас домой тащить?! - Ничего, дотащишь! - весело прогремел Трисемеркин. - Вон, Никита с Лешкой помогут. А я им за это... Прохор Кузьмич, балансируя между столиками, нетрезвой походкой прошел к бухгалтерам и, шумно
выдохнув, уселся напротив Малого. - Пособите Милочке, счетоводы? - и захохотал так, что хрустальная люстра под потолком зазвенела. Отсмеявшись и дождавшись, пока официантка принесет ему заказ, Трисемеркин низко наклонился над столиком и обеими руками подозвал сделать то же самое онемевших от его неприкрытого хамства Алешу с Никитой. - Дело есть. Только... - Прохор Кузьмич огляделся по сторонам и, приставив палец к припухлым, обросшим со всех сторон седой щетиной, губам, прошептал, - тсс!... Тайна. Никому, даже бабам. Кстати, а где Илюша? Он мне больше вас нужен. - Да, но... Илья Иваныч уже ушел домой, - растерянно проговорил Малой. - Ты, Кузьмич, рассказывай, в чем проблема, а мы ему потом передадим. Окей? - Черт с вами, - махнул рукой галерейщик, - только запомните, что двоим вам не потянуть. Илюша всяко потребуется. Пускай, он ко мне завтра после работы забежит. Только без обмана. Трисемеркин перевел взгляд с Алеши на Добрынича. - Передадим, Кузьмич, обижаешь! - кивнул Никита. - Ладно, по танкам. Быстренько допиваем и идем ко мне. Портвешок я прихвачу, - Прохор Кузьмич залпом осушил кружку зверского
коктейля, смачно крякнул и поднялся из-за столика. - Мила, денежку оставил, ребят с собой забираю. Никитка чуть задержится, ты не волнуйся. - Ты куда это их, а?! - взревела Милочка голосом фабричной сирены. - Я те покажу, задержится! - Остынь, дорогая, - ответил на гневную реплику жены Добрынич. - У Кузьмича к нам дело. - Ну, ладно. Ты, только смотри, портвейна не пей. - Обижаешь! Завтра на работу. И вся троица покинула Мышеловку. Глава третья, отражающая адские муки творчества Если вы живете в районе со звучным названием Ливерпулово, если ваши волосы длинны, оправа очков напоминает пару колес, если служите ночным сторожем во Дворце творчества юных, где есть вокально-инструментальный ансамбль с плохонькой, но халявной аппаратурой и какими-никакими, но инструментами - электрогитарами марки Урал и синтезатором Фарманта, а зовут вас при этом Макаром Макленниным, то, хочу вас обрадовать, без музыки вам не жить. Макар без нее и не жил. Он существовал. Днем спал, а ночью отправлялся на службу. У входа в ДТЮ его неизменно поджидала троица таких же великовозрастных юнцов в стертых до блеска и прорех голубых
джинсах и растянутых черных майках. Вот и сегодня парни сидели на грязных заплеванных ступеньках и весело оживленно матерились, разбрасывая при этом в разные стороны чинарики и свои сомнения по поводу и без оного. Макар запаздывал, а ведь пора уже начинать генеральную репетицию. Послезавтра концерт в парке культуры. Первый концерт! Самый первый!!! Рок-группа Валгалла-бит существует уже два года. Ее самодельный диск, говорят, дошел аж до московской Горбушки, где вызвал неподдельный интерес редких представителей столичной околомузыкальной общественности и был реализован в количестве двадцати семи экземпляров только за первый месяц продаж. А большое публичное выступление только первое! Это ж праздник!... А Макара до сих пор нет. Вот, непруха! Мимо крыльца прошли толстый директор галереи (личность в городе известная и узнаваемая) и два каких-то ухаря в серых костюмах. Функционеры-собутыльники... Нет! Это ж дядькины кореша, бухгалтыри с Валгаллища! Тьфу! Таким только Бабкину подавай или, на худой конец, Орбакайту. В настоящей музыке подобная публика ни бум-бум. - Эй, любезные граждане, - окликнул троицу
клавишник Витя Гнус Поганьевский, - приходите послезавтра в парк на концерт! В двадцать нуль тире нуль. - Кто поет? - остановился Малой и повернул к ребятам голову. - Мы поем. Бесплатно. - А вы - это кто? - задал уточняющий вопрос Никита. - А мы - это кхк-кхе... Валгалла-бит, - закашлялся басист Юра Фузз Пидалин. - Обещаем классное шоу. - Видно будет, - прорычал Трисемеркин и, подхватив под руки остановившихся бухгалтеров, потащил их к галерее, здание которой располагалось сразу за дворцом. Проводив их презрительными, но слегка печальными взглядами, музыканты разом тяжело вздохнули. - Не придут, - констатировал факт Гнус. - Их уже ничего не спасет, - согласно кивнул гитарист Лева Соус Помидоров. Фузз только шумно высморкался. - Блин, Макара только за смертью посылать! - Гнус вскочил со ступеньки и начал нервно прохаживаться перед крыльцом. - Слушай, а не случилось ли чего?... А? - Хрен знает, - сплюнул сквозь зубы Фузз, - может, и случилось. Этого нам и не хватало. Но тут из-за угла показалась нелепая тощая фигура Макара, и все разом вскочили. - Наконец-то! - приветствовал приятеля Соус. - Ты чего
опаздываешь? Забыл?! - Я... это... - прохрипел Макленнин шепотом, - простыл, короче... Голоса нет, короче. Вся троица словно окаменела. - Придется тебе, Фузяра, петь... короче. - То есть как, мне? У меня ж слуха нет, - оторопел Фузз. - Это, короче, не главное, - прошипел Макар. - Главное, чтобы драйв был, короче... Пока Макленнин отпирал входную дверь, остальные недоуменно переглянулись, но ничего не сказали. Настолько шоковой оказалась принесенная новость. Послезавтра концерт, а у него голоса нет! Ну, дела! Влипли. Пройдя в коморку, где хранились инструменты, все расселись по табуретам, и Макар достал из кармана джинсовки поллитру. - Лечиться, короче, буду, - шепотом пояснил он, - может, прорежется. А вы, короче, пока подключайтесь. Отвинтив крышку, он присосался прямо к горлышку и отпил не меньше трети. Вытащив из другого кармана огурец, Макленнин потер его о засаленные джинсы и с хрустом закусил. - Хорошо пошла... - весело прошипел он. - Ну что, Фузяра, попробуем спеть? Или как, короче? - Или как, - огрызнулся Фузз. - Сказано, слуха нет. Пусть, вон, Гнус поет. У него хоть голос. - А что?! -
поддержал друга Соус. - У Гнуса получится. У него ж, эта... Почти консерватория! Три класса музыкальной школы. - Блин, а кто на синтезаторе играть будет, ты? - Гнус сделал страшные глаза и уставился ими поочередно на каждого. - Чё, не знаешь, что я петь и играть одновременно не могу? Сбиваюсь, блин! - А ты не сбивайся, - заржал Фузз, - или не играй! - До хрена умных развелось! - зловещим шепотом произнес Макар. - Короче, я сказал. Если голос ко мне не вернется, петь будет Фузз. Точка, короче. Или вообще не выступаем. Понятно? - Да пошел ты знаешь куда? - проорал Пидалин. - Тоже мне, художественный руководитель! Пива холодного перепил, а теперь командует! Я вообще в Москву собрался, понял?! - Давай-давай, - закивал Гнус, - ждут тебя в Москве с распростертыми объятиями. Басист без слуха! Са-мо-ро-док! - Сам ты самовыродок! Басисту слух, между прочим, не нужен. Главное, чувство ритма. - Да-да-да... Чувство ритма... - Короче... - громким шепотом почти заорал Макар; всем было понятно, что он именно орет, - завтра отыграем программу, и катись хоть в Лондон, хоть в Вудсток! Понял, короче? Все. Гнус поет,
короче. Я решил. На синтезаторе сеструху попрошу сыграть. Не откажет. Давно, короче, сама просится. Или без фано слабаем. Погнали, короче. Коморку сотряс одновременный залп Уралов и Гнус громким голосом, полностью оправдывающим прозвище своего владельца, запел: - А надо ль нам на реку выходи-и-ить?! А стоит ли нам в проруби купа-а-аться?! А может, лучше сразу всех уби-и-ить?! Чем долго над людями идева-а-аться?! И вот опять грядет переворот, Он всем нам принесет Шатанье и разброд. Опять переворот... ...А утром на воротах парка культура появилась чуть безграмотная грамотная, но заметная, хоть и слегка аляповатая, афиша, намалеванная черной тушью на обратной стороне старой стенгазеты ДТЮ:
24-го июня, послезавтро вечером, в 20-00 тута, в парке состоится музыкальное шоу ВИА Серебряные караси (оно же - группа Валгалла-бит), худож. рук-ль Макленнин М.М. с новой программой ОПЯТЬ ПЕРЕВОРОТ! Вход бесплатный Всех ждем суда, в парк, к 20-00 НЕ ПРОПУСТИТЕ ШАНСА! Глава четвертая, приподнимающая завесу над страшной тайной, которую откопал старик Трисемеркин Галерея в столь поздний час выглядела совершенно по-другому. И дело не в том, точнее, не только в том, что здесь царила мертвая тишина, не напоминающая о дневных толпах ценителей искусства и просто ротозеев, осматривающих культовые места для галочки в личном дневнике. Само здание и все его внутренне убранство, казалось, кричали о какой-то никому неведомой тайне. Прохор Кузьмич с Никитой ушли далеко вперед, а Леша решил задержаться в зале гипсовой скульптуры. Уникальная экспозиция изваяний была, пожалуй, эксклюзивом от господина Трисемеркина. Ну где вы еще найдете собрание гипсовых бюстов количеством не менее четырех десятков? Точнее, подобные коллекции, наверняка есть, но, уверяю вас, они совершенно иного происхождения, чем здешняя. Вообще,
Прохор Кузьмич, несмотря на свой преклонный возраст и общепризнанную гениальность в качестве живописца, оказался довольно неплохим генератором и иного плана идей, а также на удивление прекрасным администратором. Здание наполеоновского террариума, принадлежавшее долгое время горкому коммунистической партии, хранило в своих темных и сухих подвалах бесценный склад гипсовых бюстов вождей советского народа всех времен от сотворения большевистского государства и раньше. После августовской революции, когда помещения отошли к галерее, встал законный вопрос о том, что с этим барахлом делать. Вариантов возникало множество, но все они, так или иначе, сводились к утилизации ненужного больше хлама. И вот тут-то Трисемеркин и доказал на собственном примере тот факт, что гений велик во всех своих ипостасях. Ну скажите, в каком городе или поселке придумали бы Ленина переделать в неандертальца, Сталина - в Мцыри, а Дзержинского в самого Бонапарта? И это еще что?! Из Брежнева получился прекрасный Вольтер, а из его соратника Суслова - не менее замечательный Тур Хейердал. И все силами детского кружка художественной лепки
и отески из соседнего Дворца творчества юных посредством обычных ножей, долот и шкурки-нулевки! Но жемчужиной экспозиции по праву считается белоснежный бюст древнеассирийского царя Навуходоносора, мастерски выдолбленный из самого Фридриха Энгельса учеником 6-го А класса молотовской коррекционной школы Љ 25 Кимом Никонорьевым ... Алеша Малой остановился сейчас именно в этом зале и уставился именно на это замечательное изваяние. Младшему бухгалтеру показалось, что месопотамский правитель подмигнул ему и... улыбнулся. Он уже хотел было удостовериться в реальности происходящего, когда из соседнего зала донесся зычный бас Трисемеркина: - Алешка, ты чегой там застрял? А ну догоняй! Малой на секунду прикрыл глаза, стряхнул с себя наваждение, и, взяв хороший темп, пошел догонять Никиту и Кузьмича. Оказавшись в своем кабинете, Трисемеркин подбородком указал гостям на стулья возле письменного стола, а сам со скрипом открыл сейф и достал три немытых, в красных подтеках, стакана и какой-то желтый рулончик. - Давайте сначала усугубим, - старик лихо выбил из бутылки полиэтиленовую пробку и разлил портвейн по
питьевым емкостям. Никита поморщился, но стакан взял. Алеша последовал его примеру. Когда пойло разлилось по груди приятным теплом, Прохор Кузьмич перешел к делу: - Значит так. Я тут откопал одну интересную бумаженцию, и думаю, вас она заинтересует. Нате-ка, поглядите, - Трисемеркин развернул свиток и положил его на стол, придавив углы пустыми стаканами и бутылкой, отчего на явно старинном документе тут же проявился коричневый след крепленого. Добрынич с Малым уставились в документ. Тот изобиловал ятями, фитами и иными, не употребляемыми ныне буквами, поэтому приведем здесь его содержание в более-менее приличном переводе на современный русский язык: Во пору лета 1793-ва от Р.Х. писано дьяком Молотовского Храма Пресвятой Богородицы Валгалльской Митрием Оскоминой. Сия тайная грамота не предназначена для очей бояр и народу, а лишь для потомков, что явятся аки Архангелы два века и десять годов спустя и измогут наш славный Молотов град от нашествия Диавола во плоти гнусавого и ерошистого, решившего похитить души славных и богобоязненных людей с помочью поп-корму, коим он будет отвращать серебряных карасей.
О сути поп-корму изложить не могу, потому как се мерзкое понятие явилось пред мои откровения во сне. Явятся спасители числом три - Илия богалтырь, Добрыня и Алексий сподручные. Вырвут Диаволу поганый изык и разметут скверну по над с переправы над Валгаллой-рецой .......................................................................................................................................................................................................................................................................о велению так. Аскимлянам ведомо средство. Сия грамота схоронена в кургане и то бронзовой чаши числа 1-ва июли лета 1793-ва от Р.Х. Часть слов от Валгаллой-рецой до о велению так была смыта временем или водой, но в целом смысл послания от дьяка Митрия к потомкам был ясен. Никита с Алешей переглянулись и вопросительно уставились на Трисемеркина. Галерейщик, истолковав взгляд бухгалтеров как знак повторить, тут же разлил по стаканам остатки портвейна. - Ну, как вам мое письмишко, а? - подмигнул он Никите, перевел взгляд на Алексея, и опрокинул амброзию в бездонную глотку. Никита потер
переносицу. - Знатная грамота. Ну а мы здесь причем? Уж не хочешь ли ты... - Да, да и еще раз - да! - воскликнул Прохор Кузьмич и, опрокинув стул, вскочил из-за стола. - Именно это я и хочу сказать! Догадливые, молодцы! - Постой, но мы... - попробовал вставить реплику Малой. - А я и говорю, что вы! - Трисемеркин обогнул стол, подошел к Алеше, поднял его на ноги и крепко трижды поцеловал в щеки. - Соколики вы мои, бухгалтыри Молотовские! Илия с Алексеем, следовательно, Илия и Алексий, а ты, Никитка, Добрыня и есть. - Я уж без сурдопереводчиков догадался, - поморщился Добрынич, - великого ума не надо... Только, знаешь что, Кузьмич?! - Что? - А то, что в твоей грамоте один только бред сивой кобылы. Дьяволы, Архангелы, аскимляне какие-то. Туфта, право слово! Вот ты, вроде опытный человек, известный художник, директор музея, а веришь во всякую чебурду. Тоже мне, секретное дело нашел! Я тебе не Шварценеггер какой и не Папа Римский, чтобы мир спасать от дьявольских сил. Вон, Алешке соли мало, пускай он и... А нас с Иванычем не тронь. Ишь, выдумал! Никита взял со стола свой стакан и, поморщившись, отпил
глоток портвейна. Алеша хлопал глазами, еще не опомнившись от дружеских поцелуев галерейщика. - Чушь-то может и чушь, - снова вернувшись на свое место и поставив стул на ножки, произнес Прохор Кузьмич, - но я, как ученый-искусствовед, должен признать, что реальное зерно в письмишке имеется. Вот, например... - Какое зерно, Кузьмич! Опомнись! - Добрынич вскочил на ноги. - Ты, вообще, где это послание откопал, а? Чучело ты огородное! Пить меньше надо! А уж если пьешь, то хотя бы закусывай! Последнюю реплику бухгалтера Трисемеркин пропустил мимо ушей. - Понимаешь, Никита, - спокойно ответил он, - письмо мне мальчишки притащили. Сказали, что нашли какую-то железную вазу на берегу, возле вашего карьера. Ну, я попросил и вазу эту ко мне доставить... Чаша, понимаешь? Бронзовая, с крышкой. Сургучом залитая. Сургуч-то, конечно, подпортился, поэтому и письмецо чуть размазалось. А так - все по-настоящему. Я когда архивы церковные из храма принимал, нашел занимательную записочку... Она у нас в третьем зале под стеклом храниться. Пойдем, почитаем? Добрынич отрицательно помотал головой. - Не пойдем. На словах
объясняй, помнишь ведь наизусть, так? - Помню. Короче, в записке той сказано о сношениях молотовчан с неким разумным племенем аскимлян, которые по ту сторону Стиксовски жили, на скалах. Откуда приплыли они - не ясно, но только объяснили, что вынуждены были осесть на наших землях из-за того, что ладья их поломалась. - Что ж они, починить не могли? - перебил галерейщика Малой. - Видать, не могли. Ты слушай, Леша, не перебивай. Так вот... На чем это я остановился? - Трисемеркин почесал затылок. - А-а! Аскимляне эти - вполне народ грамотный, только виду чудесного. Мужички ростом нам по колено, о трех ногах и двух языках во рту. А бабы - типа наших. Только лысые, что твое колено. Алексей задрал брючину и посмотрел на указанную часть тело. Действительно, колено -лысое. - Вот, приплыли они, значит, по Валгалле из неведомых земель и испросили молотовского градоначальника на поселение. Тот такого безобразия принять не мог, потому что они не то что на поляков, на людей не похожие были. Но пожалел, и отвел им гранитные земли за Стиксовкой. Сейчас там роща березовая. Ну, знаете ведь? - Допустим, - кивнул
Добрынич. - Про аскимлян ты нам пояснил. Наверное, инопланетяне. А ладья - тарелка. Бред конечно, но какой только хрени в нынешних газетах не пишут. Поверим на слово. Поверим, Алешка? - Чего? - не понял Малой. Он был до сих пор занят изучением анатомии своей ноги. - Ничего, проехали, - отмахнулся Никита. - Ты нам, господин директор музея, другое объясни. С каких это пор мы - я, Илья Иваныч и Алексей богатырями стали. Как твоего дьяка Митрофана понимать прикажешь? - Митрия. Дьяка Митрия Оскомины, - Прохор Кузьмич ткнул толстым, как сарделька, пальцем в грамоту. - Там написано не богатырь, а богаЛтырь. Перечитай-ка повнимательнее. Добрынич искоса взглянул на послание. - Ну и что? Описка обычная. Он же малообразованный был, служка твой. Раньше всеобщее среднее образование для работы попом не требовалось. Трисемеркин постучал по своему лбу костяшками пальцев. - Дурной ты, Никита, и неверующий. Я сперва сам думал, что опечатка, а потом вас вспомнил. А тут еще одно обстоятельство случилось... Подозрительное. Ну, я и сразу к вам... - Какое еще подозрительное обстоятельство? - Малой опустил штанину и теперь,
половины не понимая, все ж пытался вникнуть в речь Прохора Кузьмича. - А такое. Иду сегодня утром на работу и вижу... - галерейщик сделал многозначительную паузу. - На небе тучи в разные стороны правильным кругом разбежались, и морда на меня смотрит рогатая. Подмигивает, стерва, и ухмыляется!... - До чертей допился, старик! - засмеялся Никита. - В том то и дело, что нет! - покачал головой Трисемеркин. - Неделю в завязке ходил. Проверка из органов шерстила. А они, знаешь?... Короче, ни грамулечки, ни полграмулечки. Сечешь? Так вот, я про рожу-то не закончил. Она мне и говорит, мол, Кузьмич, пролетаешь ты как фанера над Парижем, потому как сроку у тебя осталось меньше трех дней. Не сыскать тебе трех богалтырей к закату двадцать четвертого. А и сыщешь, - смеется, - не поверят они тебе... Знамение, братцы! Прохор Кузьмич замолк и посмотрел на Добрынича. Потом повернулся к Малому. - Ты-то что по этому поводу думаешь? А, Лешка? - Я? Я думаю, что оба вы по-своему правы. Надо с Иванычем посоветоваться. Как он скажет, на том и порешим. Нормально? - Ну, хотя бы так, - кивнул Трисемеркин. - Что ж, на этом и
расстанемся. Баиньки пора, - Добрынич пошел к выходу. - Проводи нас, Прохор Кузьмич. - Пойдемте, - ответил старик, - только просьбочка у меня... Последняя. - Выкладывай, коль уж пошло такое дело, - согласился Никита. - Вы к Илюше прямо сейчас зайдите, ладно? На утро не откладывайте... А то я сам... Добрынич представил себе, как хорошо вдатый Трисемеркин вламывается в квартиру Кировца и, сжав кулак, сделал жест но пасаран. - Обещаем, Кузьмич. Прямо сейчас. Ты как, Алексей, не против? Малой промямлил что-то невнятное. - Короче, он не против. Пойдем, господин директор, выпустишь нас со своего антикварного склада. Бумажку твою мы с собою забираем. Иваныч слухам не верит, подтверждение нужно... Дверь открыла супруга Ильи Ивановича, облаченная в цветастый ситцевый халат и увенчанная космическим шлемом из тонких фиолетовых бигуди. - Ну и чего вам надо, двое из ларца, одинаковых на рожи?! - Хиросима Сэнсэевна, похоже, была настроена решительно в отношении защиты семейного очага, и пускать поддатых приятелей мужа в дом не собиралась. - Третьего ищем, так? - Симочка, кто там? - раздался из глубины квартиры
голос Кировца. - Никто! Опять бомжи на выпивку клянчат! - чуть повернув голову, крикнула наследница самураев. - Гони их в шею, а то я выйду! - Алеша с Никитой услышали приближающиеся шаги. Госпожа Кировец спиной почувствовала приближение супруга, поэтому быстренько постаралась захлопнуть дверь, но Малой вовремя подставил в проем ногу, и хитрая манипуляция вредной женщины не удалась. - А, это вы! - в дверях появилось расплывшееся в улыбке лицо Ильи Ивановича. - Сима, сколько раз тебе говорить, а? Забыла?... Кажется, Кировец жене на что-то прозрачно намекнул, потому что ее тут же как ветром сдуло. Однако приглашать в квартиру гостей не стал, а сам вышел на лестничную клетку. - Вы чего так поздно, до завтра дождаться не могли? - Понимаешь, Иваныч... - промямлил Никита, - у нас тут это... дело, в общем. Срочное. Мы... это... Кузьмичу обещали. Трисемеркину... Что сейчас прямо... - Обещали, так обещали. А я-то тут при чем? Недопонимаю, - Кировец достал из кармана тренировочных штанов пачку беломора и лихо выбил одну папиросу. Двумя мастерскими движениями закаблучив гильзу, он вставил беломорину в зубы, с
пятого раза прикурил от блестящей китайской зажигалки и, глубоко затянувшись, уставился на коллег. - Тут, в общем, дело одно. Странное немного. Ты, в общем, Иваныч, не волнуйся... Ладно? На-ка, лучше сам почитай, - Добрынич вынул из-за пазухи свернутую трубочкой Кузьмичову грамоту и протянул ее Кировцу. Тот молча взял из рук зама свиток, развернул его и быстро пробежал глазами. Потом закатил взгляд под потолок и с шумом выпустил изо рта мощную струю табачного дыма. - Значит, объявились-таки... - пробормотал он. - Что ж, может, оно и к лучшему. Как раз до отпуска управимся. - Че-го? - в один голос переспросили Малой с Добрыничем, не веря своему слуху. - Ни-че-го, - разбивая слово на слоги, ответил Кировец, - все в порядке. И когда предлагаете начать? - Так ты знаешь? - неподдельно удивился Никита. - Знаю, брат Никитка, знаю. Уже несколько лет жду. Э-эх! - Илья Иванович весело взмахнул рукой. - Не обманула, стерва старая! У меня такая же рожа тогда была, что и у вас сейчас. Вот ведь, елки-моталки!... Как оно в жизни-то бывает! Правда, Алеша?! - Угу. - Он как раз сегодня говорил, что жить ему скучно, -
улыбнулся Никита, - вот и развеется. А я, можно, в этом сомнительном предприятии участвовать не буду, а, Иваныч? Меня все устраивает. Почти. - Отставить малодушие! - рявкнул враз посерьезневший Кировец. Дело это нас всех троих касается. Я... так думаю. Короче, завтра утром оформляем краткосрочные командировки в Наковалин... На... - Илья Иванович посчитал в уме, сколько дней им потребуется, - На три дня. И после обеда отчаливаем. План у меня имеется. С меня объяснение с директором. Никита, с тебя припасы. Пусть Мила соберет с вечера. А ты, Малой, ты... Корче, будь готов. Объясню по дороге. Все, до завтра, а то Сима опять орать полночи будет. Надо выспаться. И Кировец, бросив чинарик на лестницу, скрылся в квартире и запер за собой дверь. Малой с Добрыничем молча переглянулись и пошли на выход. Расставшись у подъезда, они нетвердыми походками зашагали каждый в свою сторону. Глава пятая, мифологическо-пророческая В стародавние времена - тысячу лет назад, а то и все полторы, на берега великой северной реки Валгаллы из неведомых земель пришло воинственное племя. Как звали этих людей раньше, до их появления
здесь, никто не знает, а сами они по-древнерусски не говорили. Но выжившие славяне, в суматохе и панике бежавшие с поля брани, утверждали, что имя им - хренаксы, и отличаются они нравом буйным и характером невменяемым. Мол, у них даже бабы ездят верхом на лошадях с обнаженными грудями и мечами, а рожи злые, как у нормальных мужиков с бодуна. Когда завоеватель противнику голову рубит, неизменно орет: Хренакс!, - отсюда и прозвище всему племени. В общем, слабосильных славян хренаксы с Валгаллы выселили и начали потихоньку обживать ранее другими обжитые земли. Первым делом они разрушили город. Потом вытоптали посевы и порубили на костры леса. Когда очаги были готовы, перерезали и сожрали всю домашнюю скотину, и не успевшую вовремя скрыться мохнатую и пернатую дичь. И вроде бы, уже ничего необжитого тут не оставалось, и можно было со спокойной душой и чистой совестью отправляться на поиски новых, еще нетронутых ими земель, но хренаксы почему-то остались. То ли климат им подошел, то ли Валгалла, по которой глупые греческие и славянские купцы каждый день вели свои плавучие караваны, понравилась. Но, так или
иначе, завоеватели уходить не торопились. Постепено на месте разрушенного славянского городища выросло поселение с каменными домами, по улицам которого бегали в компании с боевыми скакунами откуда ни возьмись появившиеся дети. Женщины, чтобы груди не мерзли, скрыли их кожей, мастерски выделанной из съеденных коров, а также лишенных жизни славян и греков. Мужчины начали возделывать ранее вытоптанные ими поля и приручать украденный скот. Постепенно племя худо-бедно, но выучило древнерусский и начало общаться с еще чуть запуганными соседями. Мало-помалу жизнь налаживалась. Хренаксы даже придумали себе новое имя - вылгары, то есть те, кто живет на Валгалле. Но случилось нечто, что в корне поменяло их образ почти уже мирного существования. Однажды ночью на курган, что возвышался за городом, прямо с неба упала огромная черная кадка. Женщины-валгарки видеть ее не могли, да и слышать тоже, потому что все как одна спали, заткнув уши восковыми затычками, чтобы пьяные крики мужской половины населения, обычно по ночам распивающей меды и куражащейся на берегу, не могли их пробудить. Не знал о черной кадке и вождь
племени по имени Кирв, потому как накануне слег от неизвестной доселе заразы. Остальные, находясь в веселом и шебутном расположении духа, кинулись поглядеть, что за напасть такая осмелилась побеспокоить их во время гуляния. Домчавшись до кадки, валгары с удивлением подметили, что кадка намного больше, чем показалось им поначалу, и что не кадка это вовсе, а какое-то непонятное сооружение, из открывшихся ворот которого на землю сошли дюжины две людей. Должно быть, греки, которые горазды на выдумки и похлеще. Выглядели они, правда, как-то не по-обыкновенному. Диковинные блестящие штаны из лакированной кожи, такие же рубахи, а на головах цельные ненаборные шлемы с тростниковыми дудками, идущими за спину к блестящим коробам. Один из греков снял с головы диковинный шлем и бабьм гнусавым голосом заговорил: - Приветствуем вас, о, земляне! - Мы не земляне! - хором заорали в ответ развеселые мужики. - Мы валгары, а землян мы повыселили за холмы! С нами шутки плохи! - Будь по вашему, славные валгары. Приветствуем вас от лица камлан и просим выделить участок земли на поселение. - Камлане? Нам тако племя не
ведомо! - выкрикнул кто-то из толпы. - Булгар знаем, древлян знаем, славян тоже знаем... А про камлан не слыхивали! Надо б вождя порасспросить, но только будить его не велено, занедужил он. Приходите поутру. Валгары в этот вечер были настроены дружелюбно, бить гостей, пусть даже и непрошенных, собирались немногие, поэтому все как один развернулись и пошли к местам гульбища, справедливо рассудив, что переговоры закончены. Однако камлане так не считали. Завыли они звериными голосами, и все аборигены враз от гнусных звуков померли. Пришлые камлане отправились в город. Походив по темным улицам, постучавшись в избы, и так и не дождавшись ответа, вернулись они к своей черной посудине, попрыгали в нее, да и улетели в черное небо, оставив после себя семь сотен вдов и неокрепших сирот, да одного недужного мужика, к тому ж преклонного возраста. Встали на заре валгарки со своих перин, не нашли подле себя мужей, да заголосили посильнее камланского. А как обнаружили на пустыре мертвых мужчин, так и порешили войной пойти на весь белый свет, чтобы отмстить неведомым обидчикам. Кирва подлечили и переизбрали своим
предводителем, ведь он один из мужиков-то остался. Один! А коль один, так, стало быть, и имени ему вовсе не надобно. Один есть Один! Так его и прозвали. А так как фонетику древнерусского языка до конца еще не постигли, а свой, хренаксовский, уже почти позабыли, то ударение в имени делали на первом слоге. Один! Себя ж прозвали валькириями, что означает - злые и обиженные валгарки, всегда готовые отомстить. Оставили валькирии на трех своих соплеменниц всех детей, скинули с грудей кожаные обвязки, нацепили на головы запылившиеся шлемы, взяли в руки тяжелы мечи, повскакали на лошадей, поставили в голову колонны Кирва-Одина, да и помчались бить обидчиков. А так как не знали они, кто мужей безоружных порешил, то всех, кого на пути встречали, голов и лишали. Разнеслась дурная и жуткая слава о валькириях по всем северным землям, собрались племена славянские и чухонские совет держать и решили послать к разбушевавшимся валгаркам Одина общее посольство под белыми стягами. Встретились послы с валькириями во чистом поле, упали ниц и просили более не безобразничать. Сказали, что помогать будут хлебом, мясом да
расспросами и общими усилиями найдут-таки мерзких осиротителей. Успокоились малеха валькирии, и поскакали восвояси. А достигнув Валгаллы, собрали в дальний путь деток малых, скарб в телеги покидали, и покинули ненавистные земли-территории, уйдя куда-то еще дальше на север. Один же не захотел покинуть могилы друзей своих и ратных товарищей. Остались с ним и три валгарки, что в походах валькирий не участвовали - дочь его, Ольга, на сносях ходящая (меньшая-то, Асса, с валгарками ушла), да две подружайки ееные - Юсса и Эсса. Ольга через месяц родила мальчика. Один внука нарек славным именем - Молот. Юсса с Эссою нашли себе молодых крепких мужей из славян, наплодили от них ребятишек... Один, как состарился, пропал, Юсса, Эсса да Ольга превратились в старух. Дети подрастали, и о славных валгарах вспоминали в городе все реже. Молот, выросший крепким воином и просто мудрым человеком, возвел вокруг города каменные стены, наладил торговлю с соседними племенами, разрешил торговые и ремесленные поселения. И потихоньку-помаленьку стал князем, назвав поселение в свою честь - Молотовом. А памятуя о тайнах покойного
деда, нашел на кургане большой белый камень, с которого якобы выстроил неведомый и невидимый мост в страну своих родственниц - валькирий, которые, как мать говорила, унеслись на своих конях в самое небо, чтобы быть поближе к своим несчастным мужьям. Валькирии, мол, не бросили желания отомстить, поэтому и оставили на том камне свое заклятье, чтобы в любой момент вернуться. Но вот к ним попасть могли только избранные - прямой потомок Кирва-Одина, да два его ближайших товарища... - Но это лишь красивая легенда, - закончил рассказывать Кировец, когда все трое вышли из города. Им, чтобы добраться до Стиксовки, предстояло миновать ячменное поле. - И есть ли в ней хоть толика правды - один Бог ведает. - Иваныч, - чуть помолчав, обратился к Кировцу Добрынич, - а сам-то ты откудова ее знаешь? Вот я чегой-то ни про какого Молота не слыхал. Про валькирий, правда, кто-то рассказывал... А, нет! Книжку в детстве читал! Это варяжки из Финляндии... или из Швеции... В общем, не суть дело. Мифология, короче, ихняя. У них там и Один есть. Бог верховный. Так? - Да вроде того, - кивнул Илья. - Только мало ли легенд всяких
по свету ходит? У скандинавов свои, у нас - свои. Мне эту историю отец рассказывал, когда я еще в начальную школу ходил. А отцу, как он говорил, - дед. В общем, семейное предание. Мол мы, Кировцы, от того самого Кирва-Одина и пошли. Прямые, так сказать, потомки. Понимаешь? - Как не понять?! Мне тоже папаша покойный много чего трепал, - рассмеялся Добрынич. Особенно, когда выпьет до веселого расположения. Помолчали с минуту. Потом Малой спросил: - Вот ты говоришь, Илья Иваныч, отец рассказал, так? - Ну. И что? - Да нет, ничего. Пускай, с этим все понятно. Ты другое объясни. Давеча в подъезде своем намекнул, что уже несколько лет ждешь чего-то. Было? - Вспомнил-таки, стервец, - хмыкнул Кировец. - Ну, коль просишь, расскажу. Только вы, мужики, не смейтесь. Договорились? - Это уж по ходу дела разберемся. Мож, ты нам анекдот какой новый... - Никита не успел закончить фразы, Илья Иванович его оборвал: - Да нет, какой анекдот?! Года три назад у магазина цыганке чирик отстегнул, ну, она мне и нашептала. - Цыганка? - Алеша вскинул брови. - Я ж просил не смеяться. И не перебивай, когда старшие говорят. В общем,
чем-то мне она приглянулась. Денег не просила, красивым не обзывала. Стояла себе в стороночке под липою и малого прям при народе из сиськи кормила. Помню, пятница была. Вечер. Я из магазина вышел, а она посмотрела на меня так жалостливо, что в сердце у меня екнуло. Ну, думаю, дам ей десятку. Невелики деньги, а на хлебушко бедной женщине хватит. Подхожу к ней, чирик протягиваю, а она не берет, головой качает. Говорит, мол, не надо мне твоих денег, бугалтырь. Я: Чего?, а она продолжает: Ты, бугалтырь, знать одну вещь должен. Вот скажу, выслушаешь, тогда деньги и возьму. А за просто так - ни-ни. И головой опять затрясла. У тебя, - говорит, - бугалтырь, на этой земле особая миссия. Должен ты на мост через Валгаллу попасть. Я, знамо дело, ни черта ни понимаю. Какая, на хрен, миссия? Я - что, царь Иудейский? А она свое гнет: Слушай меня внимательно. Придут к тебе двое. Через год, может, через два, а то и три. Но никак не через четыре. Обязательно придут. Принесут они бумагу трубочкой, где ты про себя и про них странные слова прочтешь... Не пугайся и не переживай. Твое это дело, берись за него тотчас же.
Понял? И вспомни отцову легенду. А потом бери тех двоих и иди за Стиксовку, там, в роще вас ждать будет маленький, с табуретку, уродец. Он поможет, верь мне. И то, что я тебе сейчас сказала - не сказка вовсе, а ключ к истинному смыслу. Помни и молчи до поры. А потом взяла купюру из моих заледенелых от пророчества рук, отвернулась и ушла... Точь-в-точь так и сказала - ключ к истинному смыслу. Во!... Смешно? Ни Добрынич, ни Малой не рассмеялись. - И мне не смешно. Как вспомню, брр, мороз по коже, - Кировец поежился. - Видать, мужики, придется нам это дело распутывать. - Какое дело-то? - не понял Алеша. - Так то самое, что вам Трисемеркин рассказал. Про чертей этих. Я, конечно, в инопланетян не верю. Возраст уже не тот... Сходим, посмотрим... Не будет уродца, назад воротимся. Назад всегда дорога есть, так ведь, Алеша? Малой пожал плечами. - Боязно мне, Илья Иваныч, - промямлил он. Добрынич на эти слова во все горло рассмеялся: - Боязно, говоришь? А кому соли не хватало?! - Какой соли? - не понял Кировец. - Соли в жизни! Плакался мне вчера, как ты из Мышеловки ушел, что скучно ему живется. Дом, работа,
все одно и то же. А соли нет! Кировец покачал головой, но смеяться не стал. - Вот тебе и соль, Алексей. Тебе самое то в приключениях участвовать... Это мы с Никиткой староваты. - Ты прав, Илья Иваныч, - кивнул Добрынич, - староваты. Малой! Перехвати-ка у меня чемодан. Достал он меня! Я харчи на всех, между прочим, несу. - Так ты б, башка дурья, в рюкзак все сложил! - рассмеялся Алеша. - Сам ты - дурья! Кто ж в командировку с рюкзаком ездит. Чай, не в Магадан! Впереди показался берег и деревянный мостик. Кировец обогнал спорящих, кому нести кейс, товарищей и решил разведать обстановку. Перейдя мост, он остановился у камня... Глава седьмая, знакомящая нас с протописателем Ремером Крупперолем и его эфирным творчеством Близ моста, на пологом, поросшем сочной травой берегу Стиксовки сидел странного вида субъект со светящейся на солнце огромной авторучкой в нижней правой руке и гигантской папкой, возлежавшей столом на всех трех коленях. Точнее, ручка и папка были самых обыкновенных размеров, а вот сам мужчина (у женщин тоже иногда растет борода, но это, скорее исключение из правил), да-да, именно мужчина,
росточком не вышел. Честно говоря, если измерить других аскимлоянских представителей слабого пола, этот по праву мог бы считать себя атлетом, но других аскимлоев на Земле больше не наблюдалось. Хотя... в домике у скалы возилась одна... Его супруга, Зимелла. Но она вовсе не аскимлой, а типичная во всех отношениях аскимлоянка. Круч ее подери! Тоже мне, представительница сильной половины аскимлоячества. Круч побери! Одно достоинство - пилот превосходный. Круч возьми! Ремер Круппероль слыл у себя дома, на Аскимлояне, популярнейшим протописателем-новеллистом. Слава его началась с рассказа Третья нога Монтеплю, сюжет которого был хоть и банален до безобразия, все ж не оставил равнодушными ни одного из эфирных читателей. Я возьму на себя смелость и с устного разрешения автора, полученного заочно через Никиту Добрынича, приведу его читателям книжным как пример живой современной протопрозы Аскимлояна. Вот он: Накануне Иормар Монтеплю опять потерял третью ногу. Круч побери! Четвертый раз за этот месяц. Поминки - не поминки, столько пить нельзя. В конце концов, терпение Лиолана лопнет, и он вышвырнет Монтеплю ко
всем кручам. И поделом. Кому нужен аскимлой с двумя ногами? Чем педаль жать? Конечно, можно сделать грустные глаза и сказать, что на поминках не пить никак нельзя, а нога через пару-тройку дней все равно отрастет, но Лиолан в последний раз что-то уж больно недобро на него поглядывал. Вышвырнет, ей Гробсу, вышвырнет! А вид, что за вид?! Две ноги! Как аскимлоянка, которая ростом не вышла. Фу! Круч побери! Но тут пришла спасительная мысль. Можно же взять больничный! В этом году Монтеплю еще ни разу не болел, поэтому Лиолан вряд ли удивится. Ведь даже сам он болеет чаще... Но напивается реже... до потери ноги. Идею стоило воплощать немедленно, иначе решительность опять уйдет и придется всем на смех тащиться на работу на двух ногах. Позор! Нет, уж лучше сдохнуть не выходя из дому. Итак, надо вызывать скорую, а пока они там приедут, можно придумать под какую скарлатину закосить. Монтеплю набрал номер, и густой чарующий бас должно быть безупречной во всех отношениях аскимлоянки ответил: - Скорая. Вам кого? - Мне?... - растерянно пропищал Монтеплю, - Мне бы доктора. - Какого? - невозмутимо продолжала допрос
дежурная. - Какого? - переспросил Монтеплю и удивился самому себе, - Ну, я не знаю... - Хорошо, - выдержав паузу, ответил восхитительный бас из трубки, - пришлем. Диктуйте адрес, записываю. - Улица Эфирных Тружеников, дом 13, квартира 1313. - Здорово! - искренне восхитилась трубка, - Вы, наверное, счастливчик, господин... - ...Монтеплю. Иормар Монтеплю. А вас как зовут? - весело, совсем забыв о деле, пропищал мнимый больной. - Иосимла, - с придыханием ответила дежурная. Наверное, она ужасно одинока, - подумал Монтеплю, - и это с таким-то голосом! Но от природы не убежишь, и Иормар, не в силах противостоять ей и не веря собственному речевому языку, продолжал пищать в трубку: - Кстати, сегодня и еще пару дней я болею, а потом можем где-нибудь пересечься... Пропустим за знакомство чашечку-другую галибсы. Вы как, Иосимла? - Я... - Значит, договорились, - инициативу не стоило упускать из своих рук, - а сейчас я жду врача, моя дорогая, пока-а! - До встречи, Иормар, - чувственно ответила новая знакомая, - доктор будет у вас через тридцать минут. Положив трубку на аппарат, Монтеплю вскочил с кресла и,
довольный собой, подошел к зеркалу. Хорош! Ничего не скажешь! И прическа в порядке, и интимный язык нежно фиолетового цвета. Красота! Глаз от себя не отведешь... Эх, была бы третья нога... У входной двери раздался звонок. Круч! Неужели полчаса прошло?! Эх... Скроив перед зеркалом печальную гримасу и одернув пижаму, пустая штанина которой предательски пусто волочилась по полу, Иормар поплелся открывать дверь. - Иду-у, - жалобно протянул он, - подождите секундочку. Совладав с цепочкой и многочисленными задвижками, Монтеплю медленно растворил одну створку старинной входной двери. В прихожую тут же ввалился маленький круглый аскимлой. Его черный форменный халат сильно отдавал уколами, а голубая звезда на черной шапочке тоскливо смотрела куда-то налево. - Ну и денек сегодня! - пронзительно запищал врач, - Еще восьми нет, а у меня уже тринадцатый вызов. Вы что, сговорились все?! Болеть вздумали посреди недели! На что жалуетесь, подозреваемый? - Я... это... - начал было Монтеплю, но доктор тут же прервал его: - А! Вижу! Третьей ноги лишились! Поминки? Сочувствую, дорогой, сочувствую. Не зря я вас подозревал!
- врач поставил белый чемоданчик на пол и довольный прошествовал на кухню. Там, усевшись на трехногий табурет (Круч побери! У табурета и то три ноги), беспардонный деятель от типовой медицины поднял оба пальца второй правой руки вверх и торжественно произнес: - Больничный на два дня - пятнадцать монет, на три - тридцать, на пять... - Ско-о-олько? - возмущенно закричал Монтеплю, - Тридцать монет? Это же сущий грабеж! - Вызов - пять монет, - невозмутимо продолжал доктор, - и того - с вас тридцать пять монет. Я так понимаю, что нога за два дня полностью не отрастет? Вот и прекрасно. А насчет грабежа, вы, уважаемый господин Монтеплю, погорячились. Расценки утверждены министерством здравоисцеления. Диагноз какой писать будем, истинный? - врач подмигнул. - Вы что, меня ж уволят! - негодующе запищал Иормар, - Пишите - трехсторонний бронхит, или что там у вас?! - Бронхит так бронхит. Но вам в вашем возрасте, уважаемый, пора бы знать, что трехстороннего бронхита не бывает. Только четырехсторонний - плюс двадцать монет, или двухсторонний - плюс десять... Договорившись о диагнозе и сэкономив десять монет на
двухстороннем бронхите (отказавшись от четырехстороннего), а также налив доктору стакан дешевой галибсы, Монтеплю буквально вытолкал этого несносного грабителя за дверь и позвонил шефу. Странно, но Лиолан в сущий бред подчиненного поверил. Хотя, может, только сделал вид? А, плевать на него всеми четырьмя губами! Есть три дня на поправку здоровья, можно и отдохнуть. А потом... Иосимла... Иормар прикрыл веки и стал представлять ее себе. Интересно, какая у нее челка - стриженная или заплетенная в косу? Наверное, заплетенная. Аскимлоянкам с таким восхитительным басом незачем стричься. Они, как правило, безупречны... Во всем безупречны! Но зачем им столько сил? Господи, милый Гробс, сделай их слабее... Три дня дома пролетели как один час. Новая нога выросла еще лучше прежней. Серый изможденный цвет лица сменился мягким голубоватым. Что ж, это просто здорово. В тон к лучшему костюму. Позвонив Иосимле прямо в диспетчерскую, Монтеплю договорился о встрече. Сегодня! В цветочном ларьке, что одиноко стоял как раз по дороге, наш ловелас прихватил самый большой букет розенбарий, выложив за него целых двадцать
монет. И теперь, довольный собой он шел по родной улице Эфирных Тружеников к театру оперы и пантомимы, где сегодня должны были состояться гастрольные поминки известной камланской труппы. Эти камлане такие затейники! Если паразитариев в расчет не брать... Иосимлу Иормар увидел издалека и, узнав девушку по зеленому в белую полоску платью, не поверил своим глазам. Она стояла, возвышаясь над другими аскимлоянками не меньше, чем на метр, и призывно махала Монтеплю всеми своими четырьмя восхитительнейшими руками. Приблизившись к девушке, Иормар чуть не задохнулся от накатившего вдруг желания. Он то наивно полагал, что будет ей по пояс! На самом деле, Монтеплю едва доставал челкой до колена Иосимлы! Почти настоящая Земная женщина. Потрясающе! Нет, таких красоток на всем Аскимлояне больше не сыскать. Это определенно... Камланские поминки удались на славу... Выйдя из зала, наша парочка поймала такси и поехала продолжать вечер домой к Монтеплю. На представлении Иормар выпил изрядно, и страсть теперь переполняла его великолепное треногое тело. Иосимла! ...Без платья она оказалась еще прекраснее... А когда
наступил тот самый момент, аскимлоянка, не в силах сопротивляться мощной и так резко накатившей оргастической волне, ухватилась всеми своими руками за ногу Монтеплю и... Накануне Иормар Монтеплю опять потерял третью ногу. Круч побери! Уже пятый раз за этот месяц. Поминки - не поминки, столько пить нельзя. В конце концов, терпение Лиолана лопнет, и он вышвырнет Монтеплю ко всем кручам. И поделом. Кому нужен аскимлой с двумя ногами? Чем педаль жать? Конечно, можно сделать грустные глаза и сказать, что на поминках не пить никак нельзя, а нога через пару дней все равно отрастет, но Лиолан в последний раз, когда Монтеплю говорил с ним по телефону, похоже не очень верил... Да и больничный уже использован... Вышвырнет, ей Гробсу, вышвырнет! А вид, что за вид?! Две ноги! Как аскимлоянка, которая ростом не вышла. Фу! Круч побери! Но банальных новелл Ремер больше не писал. Он увлекся историей. И эта командировка на Землю, пробитая им сквозь толстенную бюрократическую броню Аскимлояна, была тому подтверждением. Дело в том, что в архиве министерства межгалактических интимных и антиинтимных сношений, он обнаружил
сведения о первой земной экспедиции, пропавшей без вести сорок аскимлоянских лет назад. По инопланетному летоисчислению, там, на Земле, должно быть, сменилось не одно поколение, ведь их год короче почти в шесть раз. Но это к делу не относится. Круппероль нашел в документах состав участников экспедиции, среди которых под номером девять оказалась ЕГО собственная фамилия. Странно, ведь на Аскимлояне нет однофамильцев, а от бабки (сорок лет назад она была еще молодой) он ничего про Землю и деда не слышал. Отправившись к ней прямо из архива, протописатель таки раскрутил старуху на правду. Та, расплакавшись, поняла, что от настырного внука ничего не утаишь, и поведала душераздирающую историю об исчезновении деда, которого, кстати, тоже звали Ремером. Вот что рассказала старуха: Пропавший дед был не только самым красивым парнем их деревни, но и самым отчаянным. Когда объявили набор в первую земную экспедицию, он сразу же отправился в столицу. Его приняли вторым бортмехаником. С тех пор никто Ремера Круппероля-старшего не видел. Экспедиция на Аскимлоян не вернулась. Вторая группа исследователей, отправившаяся
на Землю лишь двадцать лет спустя обнаружила останки корабля своих предшественников и их могилы близ города Молотов-на-Валгалле, недалеко от устья реки Стиксовки. Причиной смерти, как показали эксперты-некронавты, явилась насильственная смерть от звуковой волны камланских паразитариев, агрессивного гнусавого племени, выселенного с планеты Камлан и пиратствующего в эфирах вселенной уже более ста аскимлоянских лет. А госпоже Круппероль (это, значит, бабуля и есть) доставили письмо Ремера-старшего, найденное под могильным камнем. Бабушка пошла к комоду и, вынув из хрустального ларца пожелтевшую пачку уплотненного эфира, протянула ее внуку. - Вот, Ремер. Это и есть последняя весточка от твоего дедушки. Возьми ее себе, дома внимательно прочитай и сам реши, что с ней делать. Пить будешь? Бабка прекрасно готовила галибсу. Дело в том, что она никогда не брала на рынке аскимлоянских жаб, используя в перегон только камланских. Говорили, правда, что земные еще лучше. Но такой деликатес почти никому не по карману. - Буду, бабуль. Как думаешь, мне удастся пробить командировку на Землю. - Тебе? - старуха вылупила
на Ремера зеленые шарообразные глаза. - Чего это вдруг? Ты ж у нас протописатель. Новеллист! На кой круч тебе понадобилось улетать с Аскимлояна? Я не думаю, что об этом может идти речь. А с чего бы вдруг такое желание? - Да так... - Ремер чуток помолчал. - Интересно все это. Мог бы получиться неплохой сюжетец. Пора мне, бабуля, переходить к романам. Не всю же жизнь рассказики почеркивать. - Твоя правда, внучек, - одобрительно кивнула бабушка. - Надо расти... Ты почитай сперва письмецо-то, что я тебе дала. От дедушки. - Обязательно, баб. - Ну, вот и славно. Выпив у бабули пару чашек галибсы, Ремер пешком отправился домой. По дороге он завернул в чашечную, и, усевшись за столик, развернул дедов протоэфир. И тут кровь ударила ему в голову, потому что... Впрочем, лучше привести текст дословно: Милая моя Иссола. Не думаю, что свидимся еще когда-нибудь. Чую, что век мой подходит к концу. Наш корабль разбился при посадке на эту замечательную зеленую планету. Выжили, к сожалению, не все. Но земляне оказались существами вполне приветливыми, хоть и малообразованными. Мы быстро выучили их речь. Примитив, но
звучит очень красиво. Аборигены разрешили нам основать поселение, и все шло, в принципе, не так уж плохо, когда грянула беда. Нежданно-негаданно, у нас появились непрошеные гости - камланские паразитарии, прилетевшие на захват этой чудной планеты. Мы сражались как могли, но силы оказались неравными. Паразитарии изобрели новое совершенное оружие - поп-корм. Они встраивают его в свои голоса и, просто разговаривая на повышенных тонах, сначала лишают противника разума, а потом и жизни. Слава Гробсу, мы с капитаном остались живы и успели раскрыть их тайну, а потому прилетел один с войском, и быстро всех уничтожили. Кто такие, точно не знаю. Но землянам с паразитариями не справиться. Капитан еще ползает, а я могу только шевелить руками. Поэтому и пишу... Но послушай! То, что я скажу дальше, очень важно. Ты, если получишь когда-нибудь это письмо, обязательно передай его моему внуку, которого пока нет на свете. Земляне на вид точно такие же, как камланские паразитарии. Но есть и несколько отличий. Во-первых, голос. Гнусавые есть гнусавые. Беда в том, что и среди земных жителей гнусавых хватает. Есть и еще
один признак - у паразитария одна бровь светлая, а другая темная. Но это обнаружить очень сложно, потому что на Земле много красящих веществ, которые эти худшие из камлан обнаружили сразу, как только объявились зеленой планете. А третью, главную особенность они умело маскируют. Я так и не докопался до сути. Их предводитель, Люций Ферий Болл, которому я собственноручно вырвал его единственный язык и вскрыл печень, крутил шашни с одной земной дамой, и, как он сказал перед бегством, зачал ей ребенка. Он долго смеялся, говоря, что никто никогда не обнаружит его плод, потому что ребенок родится вполне землянином. Природа камланского паразитария проявится только через десять поколений. Он настолько расхрабрился, зная о моей неминуемой гибели, что поведал мне, когда это произойдет. Вот дата рождения - месяц июнь 1980-го года по земному (это приблизительно середина асмея 2711 года по аскимлоянскому летоисчислению). Но и тут только полбеды. Дело в том, что все признаки паразитария у потомка Люция Ферия Болла, а с ними и ген поп-корма, передающийся по наследству, проявятся только в день его совершеннолетия (в
земном летоисчислении это 23 года). Следовательно, над землянами нависнет катастрофа в июне 2003 года (по их времени). К сожалению, точную дату назвать не могу. Сделайте все возможное, эта прекрасная планета не должна стать базой гнусных паразитариев... Все, силы покидают меня. Передай внуку, любимая моя Иссола, что запах на Земле ему поможет. Придет Илия и... На этой фразе письмо обрывалось. Ремер выпил пару порций галибсы (эта не шла ни в какое сравнение с бабулиной) и вышел на свежий воздух. На улице шел легкий теплый дождь, приятными маленькими поцелуйчиками осыпавший лицо протописателя. Круппероль уже знал, что он будет делать - выбивать творческую командировку на Землю и... Хотя о том, чем он займется на зеленой планете, пока лучше не думать. До срока, предсказанного дедом, осталось полгода. До Земли лететь два месяца. Что ж... ...И вот он на Земле. О том, как и сколько пришлось бегать по различным инстанциям, лучше не вспоминать. Главное все удалось. И дедово завещание на Земле он по запаху нашел. Долго искал, но теперь-то оно у него есть. Осталось ждать Илию. Кто это? Ремер, услышав голоса,
оторвал взгляд от прозрачной воды Стиксовки. Воспоминания мигом улетучились. На том берегу колыхался удивительный лес, выросший из случайно оброненного Круперолем плотного протоэфира вчера буквально за несколько часов. Интересно, когда это произошло? В обед деревьев еще не было. Жаль, что простоит он от силы сутки. Такой красивый!... Голоса... Интересно, кому понадобилось идти на этот берег? Люди редко здесь появляются... Ага, трое мужчин. Один толстый, в рубашке и с чемоданом. Двое постарше в пиджаках. Чего им надо? Разъяснение последовало секунд через пять: - Э-гей! Аскимля-а-ане! - закричал самый старый и самый кряжистый из всех, когда троица чуть отошла от камня, в шутку установленного начитавшимся земных бумажных книжек Ремером. - Отзови-и-ись! Круппероль, сбросив папку с колен на землю, поднялся на ноги и, скрываясь в высокой траве, осторожно пошел по берегу в сторону землян... Глава восьмая, повествующая о встрече представителей цивилизаций Они так и заснули возле дорожного камня. Куда ж ночью-то пойдешь?! Ночи, хоть они здесь летом довольно светлые, почти белые, но для странствий не годятся.
Да и выпили наши бухгалтыри... не то чтобы лишку, а как раз в самый раз. Первым проснулся Илья Иванович. Он, разлепив тяжелые веки, огляделся по сторонам. Солнышко давно встало, воды Стиксовки играли и переливались, рыбка плескалась... на камне сидела ворона с огрызком огурца в клюве. Кировец посмотрел на мирно сопящих приятелей и, взвесив все за и против, решил их разбудить. Он на четвереньках подполз к Никите и толкнул Добрынича в плечо: - Эй, просыпаться пора... Зам только поежился и накрыл голову пиджаком. Илью Ивановича это позабавило. Он снова тряхнул Никиту и, повысив голос до фальцета, прокричал тому в самое ухо: - Больной, приготовьтесь к процедурам. Освободите ягодицу, больной! Добрынич в мигом уселся и уставился на Кировца круглыми ничего не понимающими зенками. - Ты, Никитушка, Алешу буди. Идти пора... А я схожу за деревцо... - Зачем? - не понял спросонку Добрынич, а когда до него дошло, махнул рукой: - А-а... Сполоснув руки и умывшись из речки, Илья Иванович вернулся к товарищам, которые уже опохмелялись. - Отставить потребление горячительных напитков, - грозно скомандовал он. - Так это
же... голова болит, - осоловелым взглядом уставился на него Малой. - Цитромончику прими, на, держи, - Кировец достал из кармана пиджака таблетки и протянул их Алеше. Тот освободил от упаковки сразу две и, замахнув в рот, запил их коньяком. Никита с Ильей уставились на него в четыре глаза. - Ты чё? - Добрынич повертел пальцем у виска. - А чё? - Малой посмотрел на жест и улыбнулся. - Из речки запивать? Там же эта... как ее?... Палочка! - Какая палочка?! - Известно какая, дизентерийная! Больно мне надо под каждой березой территорию метить. Я ж не волк. Кировец только рукой махнул. - Ладно, мужики, к делу. Времени у нас только до нынешнего вечера. Двадцать четвертое-то уже наступило. Так? Добрынич глянул на свои часы. - Так, Иваныч. Наступило, - кивнул он. - Короче, надо этого уродца искать. - Какого уродца? - не сообразил Алексей. - Какого-какого?! Аскимлянина. Ты, Алеша, с такой сообразительностью из младших бухгалтеров до пенсии не выберешься. Пора бы уж и пошибче соображать, - недовольно покачал головой Кировец. - Давай подымайтесь, и пойдем. Алексей, сегодня ты чемодан таскаешь. Вопросы есть?
Вопросов нет. Добрынич с Малым встали на ноги и отряхнулись, Алеша поднял с земли чемодан и все трое, обогнув камень, пошли прямой дорогой, начисто позабыв о предупреждении (Прямо пойдешь, совершишь уголовно-наказуемое деяние с вытекающими последствиями). Сделав шагов двадцать, Кировец остановился, поднес ко рту ладони, сложенные лодочкой и прокричал: - Э-гей! Аскимля-а-ане! Отзови-и-ись! Все прислушались. Откуда-то из осоки послышался шорох, и на тропинку выкатилось странное волосатое трехногое и четверорукое существо размером с поросенка. - Ну, чего разорались? - писклявым голосом отозвался некто. - Три наших дня вас жду. Кто из вас Илия? - Илья? - Кировец присел на корточки и протянул аскимлянину руку. - Ну, я - Илья. Очень приятно. А вас как звать величать, мил человек? - Аскимлой, - ответил карлик. - Что ж, господин Аскимлой, здесь говорить будем или пройдем куда? - Я не человек, а аскимлой, - поясняя, пискнуло существо, - а зовут меня Ремер Круппероль. Я, между прочим, известный аскимлоянский протописатель. - Простите старика, господин Ремер - улыбнулся Илья Иванович, - впервые таких как вы
вижу, вот не сразу и нашелся что сказать. - Да ладно, чего уж там, - застеснялся протописатель, - вы, земляне, всегда чуть глуповатыми были, об этом еще дед написал. - Чего? - в один голос возмутились Малой с Добрыничем, но Кировец, призывая к тишине, поднял руку. - Извините нас, господин про... -...тописатель. У вас обычные писатели, на бумаге пишут. А у нас, на Аскимлояне, давно на протонные носители перешли. Поэтому и протописатели. Но это не важно. Одно и то же, в принципе... Пойдемте, Илия, познакомлю вас с супругою. - Илья, - поправил Кировец. - Хорошо, Илья. Пойдем? - Отчего ж нет, пойдем, - Кировец поднялся на ноги, рукой махнул коллегам, чтобы те следовали за ним, и устремился следом за грозным Ремером. Аскимлянин оказался довольно прытким. Было забавно наблюдать, как он, шагая, нелепо переставлял свои три ноги. Одна, явно, лишняя. Но двигался быстро. Мужики еле поспевали. Миновав березовую рощу, все вышли к гранитной скале. Ремер коснулся рукой какого-то потайного камня, и гигантский валун, освобождая вход, тихо отъехал в сторону. - Прошу вас, - пискнул протописатель и исчез внутри. - Есть
контакт, - весело крякнул Малой и устремился за Ильей Ивановичем и Никитой, уже вошедшими в пещеру. Внутри помещение оказалось гораздо больше, чем можно предположить. В самом центре каменного зала, стены которого были отшлифованы до зеркального блеска, стояла на шести ногах гигантская раковина. Космический корабль... А где ж?... Последняя мысль людей сразу же оформилась. Из-за двери, устроенной в одной из стен, вышла обыкновенная ЗЕМНАЯ, если не считать двух пар рук, женщина. И вовсе она не лысая, - подумал Малой, вспомнив свое колено, - вон какая челочка симпатичная. Необычная, конечно, причесочка. - Здрасьте, - приветливо улыбнулась дама. - Угу, - ошарашено кивнул Кировец, оценив ее взглядом. Да, как же она может жить с таким... таким... малышом. Нормальная баба, лицом и фигурой ничего себе... А что руки четыре, так то оно даже еще и удобнее... По хозяйству там... и в койке опять же... - Не удивляйтесь, - пискнул откуда-то снизу Круппероль, - у нас на Аскимлояне все так, не как у людей. Дамы крупнее, они у нас - сильный пол. Правда, душечка? - Правда, дорогой, - голос у ремеровой жены тоже был
приятный. - Разрешите вам представить, господа земляне. Это Зимелла, моя супруга. Между прочим, превосходный пилот. Правда, ростом не очень высока, но я аскимлой непривередливый... Не высока?! - удивился Малой. - Ему что, такую надо, чтоб ей по-щиколотку? Ей-Богу, странный народец. - У нас в семье все маленькие, - низким красивым голосом пояснила Зимелла. Это у Крупперолей великаны... Посмотрели б на его мать или бабку. Но ничего, зато мы любим друг друга, правда, милый? - Это точно, - кивнул волосатой головой Ремер, - любим. Давайте, земляне, к делу перейдем. Дорогуша, принеси нам галибсы. - Сию минуту, сладкий мой, - Зимелла снова скрылась за дверью, а мужики удивленно переглянулись. - Галибсы? - переспросил Добрынич. - Ага, - довольно кивнул протописатель, - ваши жабы - деликатес. Такой галибсы, как из них, даже из камланских не перегнать. - Фу, - тихонько поморщился Малой, - водка на жабах! - На очень, между прочем, аппетитных, - улыбнулся Ремер. - И не водка вовсе. Пойдемте за стол. Рядом со звездолетом притулился круглый столик, вокруг которого стояли пять стульев - четыре обычных и один с
приклепанной к нему металлической лесенкой. Круппероль ловко вскарабкался по ступенькам и жестом пригласил гостей рассаживаться. Появилась Зимелла. Она несла на подносе нечто, напоминающее по размерам и форме самовар, и пять маленьких жестяных чашечек с большими ручками. Поставив поднос на стол, она разлила дымящуюся галибсу по порциям и подала каждому. - Попробуйте, - улыбнулась аскимлоянка, - это очень вкусно, сытно и, как это у вас говориться?... Шибает в голову? Отказываться было неприлично, и Кировец, зажмурившись отхлебнул глоточек. Добрынич и Малой с интересом ждали реакции. - А ничего! - крякнул Илья Иванович. - Это ж надо! Не подумаешь, что из жаб. Скорее, смородиновая. Крепка!... Хозяюшка, сколько ж тут градусов? - По-вашему, около пятидесяти, - ответила Зимелла, - но главное - калорийность гораздо выше, чем у земных напитков. Вам надо подкрепиться, путь предстоит далекий. - Далекий? - удивленно переспросил Малой, которому галибса тоже пришлась по вкусу. - Постой, Иваныч, у нас же со сроками-то... это... в обрез времени. К вечеру надо... - Да, Ремер, он прав, - кивнул Кировец, - времени нет.
Мы ж думали, что у тебя все ответы есть... Странный вы народ, аскимляне! - АскимлОяне, - поправил Круппероль, - наш пол называется - аскимлои, а их, - протописатель кивнул бородой в сторону супруги, - аскимлоянки. Вроде ваших мужчин и женщин. Только мы, аскимлои - слабый пол, а наши дамы - сильный. Не как у вас. - Да и у нас порой так же, - хмыкнул Добрынич, - иной мужик слабже бабы. Ни поработать, ни выпить толком не могёт. - Бывает, - кивнул Никите Илья Иванович и вновь повернулся к Крупперолям, - но это к делу не относится. Вы нам, дорогие аскимлояне, объясните про дорогу. Как мы... - Очень просто, - перебил его Ремер, - у нас на Аскимлояне сутки в шесть раз длиннее ваших, земных. Мы вам приборы дадим такие - синхронизаторы времени, так что почти три ВАШИХ дня, считайте, у вас в запасе. Но это не значит, что можно здесь до вечера сидеть, галибсу распивать. Чемодан свой оставляйте тут. Зимелла, налей нам флажки в дорогу, да пойдем мы. - И ты с нами? - удивился Кировец. - А что, компания неподходящая? - Да нет, просто люди... - Туда, куда мы пойдем, людей нет. А без меня вам мост не отыскать. А
отыщете, - так все равно не пройдете. Курса не знаете. Доверьтесь старику Крупперолю, так, кажется, у вас говорят? - Уговорил, - кивнул ему Илья Иванович и повернулся к товарищам. - Ну что ж, братцы, пора в путь. В гостях хорошо, а в дороге интереснее. Я так полагаю... Глава девятая, в которой представители землян узнают, что такое протонный трансформер Ремер с Ильей Ивановичем шли впереди, оживленно споря на тему женского пола. - Вот у меня жена - наполовину японка, - объяснял Кировец. Она, конечно, не гейша, лицо мукой не пудрит, но зато дипломатия - это у них в крови. Вон, Никиткину Милку обзови свиньей, тут же по мордам огребешь. А эта, брат Ремер, знаешь что скажет? - Что? - Круппероль, похоже, заинтересовался не только человеческой природой, но и филологическими изысками землян. Во всяком случае, слушал он с интересом, при этом что-то отмечая в странного вида полупрозрачном блокнотике светящейся палочкой. - А то, - продолжал сыпать словесными перлами Илья Иванович, - что моя на это ответит: Свинья - непарнокопытное млекопитающее, выращиваемое людями на мясо. Вот чего. И добавит еще: Похожа я,
Илюшенька, на парнокопытное млекопитающее?. Так-то, брат Ремер. У меня аж совесть просыпается, на извинения душу тянет... на излияния добрых слов. Понимаешь? И конфликт исчерпан. Все! - Да, здорово, - кивнул Ремер. - А у нас, Илья, аскимлоянок вообще трогать нельзя. Зашибут... Или ногу оторвут со злости. Что, впрочем, не лучше. Видал, они какие? - Это как - ногу оторвут? - не понял Кировец. - А так. Возьмут своими ручищами, и выдернут. Она потом вырастет, но это ж три дня ждать! Наших три, аскимлоянских. Все равно, что восемнадцать ваших. Стыд, - поморщился Круппероль, - Обычно они в экстазе нам ноги рвут, но бывает, что и со злости. Мне, правда, с Зимеллой повезло. Она хоть и глупая, зато добрая. И корабль хорошо водит, метеоритные потоки как облака проходит. Я сколько не учился, ну ни в какую так не могу! - Физиология... - уважительно, но невпопад, ответил Илья Иванович. - Физиология? - гневно пискнул Ремер. - Это способности, друг мой! Нет у меня никаких способностей к пилотированию. Я аскимлой гуманитарного склада ума. Вот выдумать что или сочинить - пожалуйста. А ремонтами и прочим техническим
барахлом пусть сильный пол занимается. На то он и сильный! У вас на Земле не так? - Так, брат Ремер, так, - успокоил разбушевавшегося протописателя Кировец, - только в последнее время все смешалось. Иные бабы не хуже мужика матерятся, даже прорабами работают. А я, вон, да и эти двое, - Илья Иванович, не оборачиваясь, рукой показал назад, - на самой что ни на есть женской работе штаны просиживаем. Бухгалтеры мы... Я, правда, главный... - Богалтыри - ты хотел сказать, - Круппероль поднял голову на Илью Ивановича, - до меня сведения о богалтырях дошли... - Это у тебя сведения, а у нас работа. Сказано - бухгалтеры, и точка. Впрочем, не важно. Хоть груздем назови, главное - закусывать не забывай. А вы что, правда, из жаб свою галибсу гоните? - Из них. У нас на Аскимлояне жаба - самое полезное из культивируемых животных. Как у вас корова. Или эта, парнокопытная... - Свинья? - Точно, - кивнул Ремер. - Но сколько мы их не культивируем, жаб, в смысле, нашим до ваших далеко. И по размеру, и по цвету, и по запаху. - Да уж, наши вонючие, - согласился Кировец. - Ты ко мне на дачу приезжай. И супругу бери. У меня
их в пруду знаешь сколько?! Весь ваш Аскимлоян галибсою зальем. Демпинг - знаешь что такое? А что, брат Ремер, станешь магнатом. А? Как тебе идейка?! - Ничего идейка, - согласился Круппероль, - только на Аскимлояне сорок миллиардов населения. Такую прорву народа из твоего пруда не напоишь. Некоторое время шли молча. Потом Илья Иванович снова заговорил: - Слушай, Ремер, а куда ты нас ведешь? - Туда, куда следует. Мне тут дед посылочку оставил. Хочу вам показать. - Посылочку? - удивился Кировец. - Что ж ты ее в свою пещеру не отнес. - Тяжела больно. - Так ты б Зимеллу свою напряг, она у тебя дама крепкая. - И ей не под силу. Скоро придем - увидишь. Пока скажи мне вот что, а то я понять никак не могу, - Круппероль сделал многозначительную паузу. - Каким образом вы из растений свои напитки готовите? В них же соку-то почти нет. А если и есть в каких, то - кислый или сладкий. Для перегонки ж фермент животный требуется. Так? - Чего? - не понял Илья Иванович. - Фермент, говорю. Животный. Иначе галибса не выйдет. - Галибса-то, может и не выйдет, а спирт или чай получится. У нас с вами, брат аскимлой,
технологии разные. В корень зреть надо. В национальные, так сказать, традиции. Это все равно что бабы... У вас они сильный пол, а у нас - слабый. Понимаешь? - Да вроде того. Да... Интересные вы, земляне... Все, подходим. Вон уж и холм с дедовой посылкой показался. Нам туда, - Ремер ускорил шаг. - Эй, не отставай, - обернувшись, крикнул Кировец приятелям. - Чувствуешь? - на ходу пискнул Круппероль. - Кажись, смородиной пахнуло, - ответил Илья Иванович. - Галибсой, Илья, галибсой! - радостно провозгласил аскимлой. - У меня нюх на нее! Ни с чем не спутаю. Да и в записке было... - В какой записке? - не понял Кировец. - В дедовой. Он весточку успел перед смертью оставить. Нам на Аскимлоян вторая экспедиция передала... Бабуле, а она уж мне. Ух, пахнет! Главный бухгалтер принюхался. - Странно... - пробормотал он. - Чего странного? - переспросил Ремер. - Странно, что ваша галибса, которую из жаб делают, нашей смородиной пахнет. Неправдоподобно как-то. - Ты, Илья, не забывай, что мы с вами из разных цивилизаций. И порядки у нас тоже разные. Хотя, Зимелла говорила, что... Она, в общем, у вас в городе была. -
Зимелла?! - удивился Кировец. - У нас в Молотове?! Как же ее с четырьмя-то руками... - Она ж не дура, чтобы так расхаживать. Нижнюю пару под куртку спрятала, парик на голову нахлобучила. И все в порядке. Не отличить! - Ну вы... - восхитился Илья Иванович, - на выдумки горазды. Молодцы. - А то! - кивнул аскимлой. Он быстро схватывал манеру речи землян. Способный. Тем временем странная парочка поднялась на верхушку кургана и увидела свежий шурф, на дне которого что-то белело. - Я б ни в жизнь не нашел, если б не ваши дети, - пропищал Ремер, усевшись на край ямы. - Они тут несколько дней назад копались. Я наблюдал. Вытащили какую-то грязную зеленую штуковину и убежали. А я запах учуял. Подошел и вижу... Вот, смотри, - аскимлой согнул дугой свою светящуюся палочку и опустил ее в яму, - Видишь? Подтянулись и Добрынич с Малым, которые теперь стояли рядом с шефом. Кировец присел на корточки и глянул вниз. Там, на белом дне шурфа, в свете палочки появились какие-то чудные каракули, вроде древнеегипетских иероглифов. - Протопись, - пояснил Круппероль. - Причем наша. У камлан хвостики загнутые, а у нас прямые.
Точно? Бухгалтеры так и не поняли, о каких хвостиках говорил аскимлой, потому что те торчали в разные стороны и были не только прямые, но и крючковатые, и спиральные и ломанные. Тем не менее, Кировец кивнул: - Ага, ваша. У камлан эта... как ее?... протопись другая... Круппероль, не обнаружив подвоха, с уважением посмотрел на Илью Ивановича. Мол, способный. - Только ты нам, брат Ремер, подскажи, что там накалякано. А то мы по-вашему еще читать не научились. Шрифты-то различать - это одно, а вот понять смысл, тут надо навык иметь, - обстоятельно объяснил инопланетянину Илья Иванович. - Эх, земляне, земляне, - разочарованно пропищал аскимлой, - чтобы все прочитать, надо плиту сперва полностью откопать. Это, я надеюсь, вы понимаете. Бухгалтеры кивнули. - Постой, брат Ремер, а мы что, руками рыть будем? - проворчал Кировец. - Зачем же руками, вот вам орудие, - Круппероль поднял со дна шурфа палочку, поколдовал над ней, и та превратилась в обычную лопату. - Ну, брат аскимлой, ты даешь! - восхитился Илья Иванович. - Ты у нас еще и ведьмак ко всему прочему. - Магия тут не при чем. Обыкновенный серийный
протонный трансформер, - непонятно объяснил Ремер. - А-а! - кивнул Кировец, будто что-то понял, но лишних вопросов решил не задавать, чтобы не портить о себе впечатления. - Понимаю. - А я нет, - пожал плечами Малой. - Мне ни хрена не ясно - как из такой чиписюлины можно лопату достать. Объясните, пожалуйста, поподробнее. Алеша открутил со своей фляжки пробку и отхлебнул галибсы. - Вы бы, Алексей, запасы пока не трогали, - пискнул Круппероль, - путь неблизкий предстоит, и другой пищи у нас нет. А насчет трансформера - извольте. Это такая штука... в общем, такая... короче... Ухх! Не силен я в технике. Зимеллу бы сюда, она б объяснила. Я могу только сказать, что из этой, как вы сказали, чипис... юлины? можно создавать объемные и реальные мыслеформы. Понимете? - Не-а, - покачал головой Добрынич. - Не понимаем. - Какие вы! - раздосадованно пискнул Ремер. - В общем, из нее посредством направленной мысли можно создать все что угодно. В ваших сказках подобный протонный трансформер называется волшебной палочкой, хоть к чудесам он ровным счетом никакого отношения и не имеет. Теперь ясно? - Вроде бы, - кивнул
Малой. Чуток помолчав, добавил: - А танк можно? - Все можно, - пискнул Круппероль, - если знаешь, как устроен и из каких материалов сделан. Мысли должны быть четкими и конкретными. И хватит на этом. Копать пора. Кто первый? - Он, - Никита показал пальцем на Алешу, - как самый любознательный. А Кировец прошептал себе под нос: - Белый камень... Глава десятая, телепортирующая в неизвестность - Ну и что теперь? - Добрынич расчистил кисточкой, чудесным образом превратившейся из лопаты, освобожденную плиту. - Между прочим, уже девять. Ты б, Ремер, включил эти свои замедлители. Не успеем... - Здесь они не подействуют. Синхронизаторы времени могут работать только вне уплотненного пространства, - Круппероль спрыгнул в яму и, вернув светящуюся палочку в свой первоначальный вид, посветил ей на протопись. - Тут написано, чтобы на плиту встали четыре существа, каждое взгляд обратило в свою сторону, и все одновременно сказали: Ииииииии. Обычная инструкция к стандартному, правда, устарелому телепорту аскимлоянского происхождения. В смысле, инструкция аскимлоянская. А телепорт, похоже, ваш собственный. Земной. -
Иии... все? - пробурчал Малой. - Иии... все, - передразнил его аскимлой. - Как у вас говорят: краткость - сестра таланта? Начнем? - Стоило копать, - разочарованно буркнул Никита. Илья Иванович и Алексей спустились вниз, где уже стояли Добрынич с Крупперолем, встали все лицами в разные стороны и в один голос нестройно заголосили: - Ииииииииииии... Если бы кто-то со стороны сейчас увидел эту картинку, то бухгалтерский состав предприятия Валгалла-щебень полным составом отправился бы на койки в Чертову богадельню, прямо под теплое крылышко Хиросимы Сэнсэевны. Но никого поблизости, слава Богу, не было. Как не происходило ничего и на самой плите. - Кажись, не работает, - первым устал Кировец. - Ты, брат Ремер, перечитай-ка еще разок. Мож, пропустил чего? - Ничего я не пропустил, - злобно пискнул протописатель, - продолжай. И не отрывайся от занятия. - До каких же пор нам в ослов играть?! - возмутился Добрынич. - До появления требуемого эффекта. Надо вызвать резонанс. - Общественный? - Можно и так сказать. Если пространство сравнить с обществом. - Ииииииииииии... И тут что-то произошло. Точнее, произошло то,
что с завибрировавшей вдруг белой плиты в сторону, лицом в которую стоял Кировец, протянулся полупрозрачный светящийся луч, напоминающий лунную дорожку. Этот луч убегал куда-то вдаль, через Валгаллу, и конца ему не было видно. - Мужики, получилось! - радостно крикнул Илья Иванович и... светящаяся дорожка тут же растворилась. Все обернулись, но ничего, естественно, не увидели. Ремер раздосадованно пропищал: - Илья, что ты видел? - Луч. Мост такой светящийся... Прямо на тот берег. - Хорошо, - радостно проговорил Круппероль. - Луч - это прекрасно. Значит, инструкция следующая: повторяем все сначала, только держим друг друга за руки. Как только Илья увидит мост, он дергает нас, мы поворачиваемся и ступаем на переправу. Когда все оказываемся на светящейся дороге, Иииииии можно прекратить. Но не раньше, а то ничего не получится. Так уж устроены эти доисторические телепорты. Понятно? - Да вроде, - кивнул Малой. - Чего ж тут непонятного? - хмыкнул Добрынич. Кировец просто кивнул. - Ну что, готовы? - пискнул аскимлой. - Начнем. Итак, взялись за руки... Раз, два, три... Ииииии.... - Ииииииииииииии... -
понеслась над просторами разноголосица. Плита под ногами вновь начала вибрировать. А когда луч появился вновь, Илья Иванович легонько дернул Никиту с Алешей, которых он держал за руки, а те со всей дури потянули в разные стороны Круппероля. Тот чуть одной пары своих рук не лишился, но продолжал голосить. Правда тон его Ииииии сменился на какой-то гневный, что ли? Все ступили на мост и немедленно замолчали. Добрынич закашлялся. - Куришь много, Никита, - пожурил его Кировец. - Не больше тебя, Иваныч, - ответил Добрынич, когда его отпустил кашель. - Ну, что встали? Вперед. - Слушай, брат Ремер, - обратился Илья Иванович к аскимлою, - куда ж мы пойдем-то? На тот берег что ль? Так у нас в Молотове и обычный мост есть. Может, по нему лучше? Тот хоть и ненадежный, мне кажется покрепче этого будет... - Эх, Илья, - разочарованно пискнул протописатель, - кабы этот мост на тот берег вел, неужели я заставил бы вас его откапывать. Ну сам подумай. Из пространства выходим. Давайте синхронизаторы включим. Иначе дорога нас не выдержит. - А они что, не только время увеличивают, но и вес убирают? - удивился Малой,
которого в последнее время начала волновать собственная фигура. - Синхронизатор - штука сложная, - пояснил Ремер. - Как он устроен, одному Гробсу известно. Ну... и ученым там... жене моей. Я ж говорил, что мой склад характера и ума - гуманитарный. На технические вопросы квалифицированно ответить не могу. Знаю только, что все будет нормально. Синхронизирует нас в полном объеме. И со временем и с новой реальностью. Жмите кнопки. Все выжали по единственной клавише, устроенной прямо на крышках их аскимлоянских фляжек с галибсой. Ничего не изменилось. - Брат Ремер, - хмыкнул Кировец, - кажись, не фурычит. - Все фурычит! - злобно пискнул Круппероль. - А почему ж не видать? - Что ж ты хотел увидеть? - Ну... не знаю. - Молчи, если не знаешь. Ничего и не увидишь. Смотри на лампочку, какой свет зажегся? - Оранжевый вроде... - Оранжевый. Значит работает. А у вас, господа. - Тоже оранжевый, - кивнул Добрынич. - А у меня фиолетовый, - улыбнулся Малой, - поломался? - Дай-ка, - протянул свою руку Ремер к фляжке Малого. Тряхнув ее, он прислушался, потом вернул. - Ты, господин Малой, почти всю галибсу выхлебал, -
удрученно пропищал Круппероль. - Синхронизатор твой в порядке, а вот запасов продовольствия почти не осталось. Э-эх!... Туго тебе без провизии придется. - Ничего, справлюсь. Мужики, нехай, в беде не оставят. - Алеша, Алеша... - только и сказал удрученный Кировец, - ладно уж, идемте. Там разберемся, куда нас дорожка выведет. И они пошли по лучу. Ноги утопали в какой-то мягкой массе, словно мост был выстлан толстой пуховой периной. А, может, ноги размякли? Каждый шаг давался с трудом, и все идущие исключительно сосредоточились на процессе преодоления препятствия. Когда Ремер, шедший первым, остановился отдохнуть, Кировец невольно посмотрел вниз. Там, под ногами, причем, на порядочном расстоянии от луча переливалась всеми цветами радуги... радуга? Вот черт! - Мужики, глянь-ка вниз! - то ли испуганно, то ли восторженно крикнул Илья Иванович. Добрынич с Малым нагнулись над дорожкой, и их тут же потянуло назад. Никита чуть не свалился, но Алексей вовремя успел схватить его за полу пиджака. - Нельзя так шутить! - взмолился Добрынич. - Я ж детства высоты боюсь. Эй, Ремер, ты нас не в Рай тащишь? - Куда? - не
понял Круппероль. - В Рай? А, это у вас, землян, предрассудки насчет покойников! Так? Кто при жизни не грешил, тот со смертью в Рай попадает, остальные в Ад. Слышал, слышал... Ерунда это. Если б так на самом деле было, в Раю вашем никого б не оказалось. Даже младенцы, что под себя успели сходит и пеленки обгадить - грешники. Я полагаю. Так что, уважаемые земляне, предрассудки оставьте своим деятелям от религии. Они ими кормятся. - Нет, ты не протописатель! - рявкнул Никита. - А кто? - Моралечитатель, вот кто! Тоже мне, Цицерон Бельведерский! Тебя спросили, куда идем, а ты нам лекцию о вреде веры устроил. Куда?! - А я откуда знаю? - Ремер откинул с глаз спадавшие волосы и, округлив глаза, посмотрел на Никиту. - И вообще, я вас не веду больше. Моя задача заключалась только в том, чтобы вам телепорт показать и научить вас им пользоваться. А сейчас, если хочешь знать, уважаемый богалтырь, я просто вас сопровождаю. Всякое может случиться, вдруг помощь потребуется?! - Он прав, Никита, - кивнул Кировец, - и не надо собачиться. Только ссор еще не хватало. Брат Ремер, не обращай на выпады внимания, он у нас
всегда такой. Мы с Алешкою уж привыкли, а вот как его Милка терпит - вопрос. - И вовсе она меня не терпит, - не унимался Добрынич, - может... может, это я ее терплю... Вот! - Ты, ты... - кивнул Илья Иванович, - а сейчас идем дальше. Передохнули, надеюсь. Кировец поднял Круппероля на руки и посадил к себе на загривок. Тот попытался было взбрыкнуть, мол, он аскимлой взрослый, но Илья Иванович только дружески похлопал протописателя по колену. - Ты, брат Ремер, не стесняйся, - тепло сказал Кировец, - я ж вижу, сколько ты для нас делаешь и как тяжко тебе приходиться. Ты длину своих ног с нашими-то не сравнивай. Я ж вижу - запыхался. - Зато у меня три, - смирившись, пискляво проговорил протописатель. - Чего - три? - не понял Илья Иванович. - Ноги три! А у вас по две! - Эх, брат Ремер, брат Ремер. Не знаю, зачем тебе третья нога понадобилась, но при ходьбе она лишняя. Только остальным мешает. Ты уж молчи лучше. Я в пешеходных походах толк знаю. По молодости всю округу на своих двоих облазил. Валгаллу аж до самого океана прошел. - Силен! - не смог не выразить восхищения аскимлой. - А то!... Радуга под ногами
пропала. Шли они уже час или больше, а конца лучу видно все не было. Илья Иванович начал беспокойно оглядываться, может, дорогу перепутали. Но странное дело - там, в паре метров за Алексеем, который шел последним, светящийся луч обрывался и начинались... облака. Настоящие, те, что по небу идут и солнышко скрывают. Не став говорить о своем открытии товарищам, Кировец шепотом поделился своими опасениями с аскимлоем: - Слышь, брат Ремер, наклонись-ка что скажу. Тот послушно склонил свою волосатую голову над седеющими вихрами Ильи Ивановича. - Тут такая неприятная штука получается, - начал Кировец, - конца дорожке нашей не видать, за спинами нашими она исчезает... Уж не завели ли нас эти самые... как их? Камлане, что ли? Не ведут они нас по ложному следу в тупик? - Вряд ли, Илья, - тихонько пискнул протописатель. - Я тебе главного не сказал. По этой тропке уже ходили... - Кто? - Дед мой покойный. Там, на плите, кроме инструкции и личное было. Но я читать вам не стал. Так что будь спокоен. Не успел он сказать этих слов, как все вокруг сотряслось от нестерпимого грохота. Казалось, само небо задрожало, и
перед путниками неожиданной преградой вырос... Глава одиннадцатая, в которой молотовские бухгалтеры и аскимлоянский новеллист прибывают в Валгаллу ...и неподвижно завис огромный серебристый самолет. Странно, обычно такие действия могут позволить себе вертолеты, дирижабли, наконец, но уж никак не стратегические бомбардировщики. А сомнений в том, что данная машина являлась боевой, сомнения не вызвало ни у кого из путников. Прикрепленные к крыльям внушительные бомбы также не оставляли в том сомнения, а внушительные размеры летательного агрегата не позволяли заподозрить в нем истребитель или самолет-разведчик. На фюзеляже красовался крылатый конь. Пегас? Хотя, вряд ли. Станет поэт на бомбардировщике кататься, как же! Стеклянная кабина пилота медленно открылась и человек, сидящий внутри снял шлем. Баба! - Привет, мальчики! - радостно улыбнулась летчица. - Мы уж вас заждались. Аскимлянин с вами? Не опомнившийся от шока Кировец, автоматически снял с плеч Круппероля и в вытянутых руках потряс аскимлоя, отчего тот возмущенно запищал: - Илья, круч тебя подери, я ж не скафандр! - Прости, брат Ремер, - опомнился
Илья Иванович и поставил протописателя на крыло. - Заходи! - скомандовала незнакомка, и над крылом в корпусе самолета открылась дверь. Все последовали приглашению и без вопросов пробрались по крылу внутрь. Там они расселись по креслам, которых оказалось как раз четыре. Под потолком мигнул красный фонарь: Пристегните ремни. Просьба не курить. Добрынич, нервно оглянувшись, спрятал только что вынутую сигарету обратно в пачку. За бортом взревели двигатели, и бухгалтеров с новеллистом вжало в кресла. Сколько длился полет, никто точно определить не мог, но то, что летели как минимум часа три, это точно. Наконец машина пошла на посадку. Кировец это почувствовал, потому что у него враз заложило уши, а к горлу подступила тошнота. Малой спал, Добрынич попивал из фляжки галибсу, а Круппероль что-то усердно записывал своей светящейся палочкой в блокноте. Вот, натуралист чертов, - подумал Илья Иванович, - а потом на своем Аскимлояне выступит в каких-нибудь "В мире животных". Дай им волю! Когда шум моторов стих, в маленький салон без окон вошла летчица. Она весело улыбнулась Кировцу и дежурным тоном объявила. - Наш
борт номер одиннадцать дробь восемнадцать сообщением Молотов - Одинборг совершил посадку в международном аэропорту Кирвховен. Господа, вас встречают у трапа. Меня зовут Асса, я, если вы не отклоните мою кандидатуру, буду вашим гидом. - Отчего же нам возражать, - развел руки в стороны Илья Иванович и оглядел проснувшихся и прекративших выпивать товарищей, - мы, я думаю, не против. - Асса, а что вы делаете сегодня вечером, - заблестели глаза у Добрынича. Девушка казалась миловидной. - Сопровождаю вашу делегацию, - вновь улыбнулась летчица-экскурсовод. - Прошу на выход, господа. Дверь, через которую они вошли, вновь открылась, и в глаза ударил ослепительный солнечный свет. Снаружи раздались громкие крики: - Ура-а-а, уррра-а-а, уррра-а-а-а-а! - У вас что там, митинг? - поднял брови Кировец. - Идемте, все увидите сами, - Асса первая вышла наружу и, встав возле двери, помогла шатающимся пассажирам выбраться на крыло. Путники не поверили своим глазам. Все летное поле было усеяно пестрой разноцветной толпой, из которой торчали над головами их собственные многочисленные портреты (включая Ремера), а в небо то и
дело взмывали воздушные шарики. - Э... эт-то... это нас встречают? - Илья Иванович от удивления начал заикаться и чуть не свалился с крыла. - Да, господин Илия, вас! - торжественно произнесла Асса. - Милости просим на благословенную землю ваших предков. К крылу медленно подкатился самоходный трап, по ступенькам кровавой лентой скатилась ковровая дорожка, и молотовские бухгалтеры, аскимлоянский протописатель и летающая дива, замыкавшая маленькую колонну прибывших, начали осторожно спускаться вниз. Толпа неистовствовала. Кировец раньше, еще в советские времена, и сам участвовал в первомайских демонстрациях, орал и таскал лопаты с портретами всяких членов, но самому в роли подобного члена, оказавшегося еще и на трибуне, ему оказываться никогда даже не грезилось. Даже в ночных кошмарах. - Асса, - окликнул он девушку, - скажите им, чтобы они разошлись. Лишнее это, понимаете? Мы ж простые люди... Как-то неудобно, право... - Бесполезно! - громко, чтобы заглушить рев толпы, прокричала в ответ летчица. - Они долго готовились! Не уйдут! Вы, господин Кировец, не беспокойтесь. Там внизу вас ждет машина. Не
волнуйтесь, все будет хорошо. К трапу подкатил длинный лимузин, и вокруг него сразу выстроилось оцепление автоматчиц. Водитель, распахнувший блестящую дверь сверкающей черной машины, тоже оказался женщиной. Да и толпа... Мужских лиц не наблюдалось. Во всяком случае, Добрынич с Малым, которые с интересом озирались по сторонам, таких не отыскали. - Елки-палки, Леша, мы, кажись в Амазонии, - пошептал Никита на ухо приятелю. - Амазония в Бразилии, - так же шепотом ответил Алексей, - а здесь не жарко. Я бы сказал, совсем не жарко. И, словно в подтверждение его слов, с неба, затянувшегося тучами, посыпался мелкий противный снежок. Толпа враз обросла разноцветными куполами зонтиков. - Я имел ввиду - Страна Амазонок, - пояснил Добрынич уже внутри, когда все расселись на мягкие кожаные диваны, установленные сзади и спереди и обращенные сидениями друг к другу. Асса, откинув от боковой стенки миниатюрное креслице, осторожно присела на его край. - Коньяк, водка, галибса? - осведомилась она со своей очаровательной улыбкой. - У вас и галибса есть? - удивился Круппероль. - В Валгалле все есть, - снова улыбнулась
девушка. Когда она подала гостям бокалы с напитками, то, чуть замявшись, попросила. - Господа, окажите нашей стране великую честь, смотрите в окна и, пожалуйста, приветствуйте граждан. Мы вас так любим... - Вы нас?... Да-да, конечно, - спохватился Кировец. - Ни о чем не беспокойтесь, госпожа Асса. Мы обязательно выполним вашу просьбу. Так, обормоты?! Малой с Добрыничем бешено закивали. - Вот видите, - усмехнулся Илья Иванович, - они согласны. Так что, все путем. Как вы сказали, Валгалла? - Да, господин Илия, вы правильно расслышали. Наша страна называется Валгалла. В честь вашей замечательной реки. Я понимаю, что у вас накопилось много вопросов, но обещаю вам, что на все вы получите ответы. Лимузин стремительно несся по широким проспектам. Впереди выла сирена автомобиля сопровождения, открывая делегации зеленый коридор. Повсюду на тротуарах стояли женщины. Илья Иванович, Никита и Алексей буквально прилипли к окнам и, изображая радостные улыбки, активно махали руками. Круппероль, залпом осушивший бокал галибсы, что-то быстро черкал в своем дежурном блокноте. Стены домов украшали гигантские растяжки с
портретами молотовских бухгалтеров, аскимлоянского протописателя и многочисленными приветствиями и лозунгами типа: Да здравствует Илия Кирв и его верные соратники!, Приветствуем горячо любимых гостей на священной земле Валгаллы!, Люди, аскимляне, валькирии - братья и сестры навек!, Один Кирв - наш рулевой! и, ни к селу, ни к городу - Религия - опиум для народа. Возвышавшиеся по обеим сторонам улиц дома отдаленно напоминали московский Новый Арбат, а дорожное покрытие почему-то блестело нежно-розовыми искорками. - Куда мы едем? - спросил Ассу Илья Иванович, когда лимузин неожиданно высочил из города и устремился сквозь светлый сосновый лес. - В загородную резиденцию Отца, - ответила девушка, не переставая улыбаться. - Один не любит городской суеты, и выбирается в Одинборг только на День Великого Исхода - это наш главный праздник. Мы скоро будем на месте. Потерпите, осталось не больше двух километров. Проедем дубовую рощу и... - Простите, многоуважаемая Асса, - вежливо пропищал аскимлой. - Да, я вас внимательно слушаю, господин Круппероль. - Скажите, а откуда землянам стал известен секрет галибсы? -
Господин Круппероль, дело в том, что мы не земляне, - девушка на секунду задумалась. - Как бы вам объяснить?... Не совсем земляне, вот! Мы - валькирии. На Земле про нас слагают чудовищные легенды, но, как вы видите, мы вполне цивилизованный народ. Уже давно никто не скачет на крылатых конях, никто не бегает с обнаженной грудью и не рубит никому голов. Наша страна процветает благодаря науке и творчеству. Одна беда - мужчин не хватает. Их здесь, кроме Отца, совсем нет. А иногда так хочется любви, тепла и ласки... Асса, произнеся последнюю фразу, грустно повернулась к окну. Добрынич заметил, как по ее щеке скатилась хрустальная слеза. - Не расстраивайтесь, милочка, - он фамильярно похлопал девушку по плечу, - обещаю, что лично вам тепло и ласка обеспечены. - Правда? - искренне обрадовалась Асса, повернувшись к Никите. - Мое слово - закон, - постучал себя в грудь уже изрядно захмелевший бухгалтер. - Никита, остынь, - погрозил ему пальцем Илья Иванович, - у тебя семья, дети. - Семья, дети? - удивилась девушка. - Я уж почти забыла о таких вещах? Господин Добрынич, прошу вас, расскажите, пожалуйста. -
Э-э-э... - замялся обескураженный Никита, но его спасло от объяснений только то, что лимузин, въехав в распахнутые ворота, плавно затормозил. - Вот мы и на месте, господа. Прошу вас, - Асса открыла дверь салона и, вскочив со своего откидного кресла, первой выскочила наружу. С улицы раздался ее звонкий голос: - Господин Отец, разрешите доложить. - Докладывайте, первый помощник, - до путников донесся густой бас. - Господин Отец, господа Илия Кирв, Никита Добрынич, Алексей Малой и аскимлянин, господин Ремер Круппероль, в вашу резиденцию доставлены. Полет прошел нормально, встреча в аэропорту и столице организована на высшем уровне. Самочувствие прибывших оставляет желать лучшего! - Спасибо, моя девочка. Иди, переоденься. Ждем тебя к обеду, - пробасил в ответ неведомый Отец. А следующие слова явно прозвучали в адрес гостей: - Эй, господа делегаты! Внучок, ты там чего застрял. Вылазьте сюда, дай обниму! Глава двенадцатая, рассказывающая о том, как в Валгалле принимают дорогих гостей Пошатываясь выходя из машины, Илья Иванович тут же попал в объятия огромного кряжистого старика, вид коего вызывал сомнения в
здравом уме встречавшего. Голову венчал остроконечный хромированный шлем, сверкающий в тусклом дневном свете как заблудившаяся звезда. Поверх грубой кольчуги, сплетенной из обычных гроверов, был накинут и развевался на ветру цветастый плащ, напоминающий атласную простыню из чехословацкого комплекта, что супругам Кировцам подарили на свадьбу. Полосатые пижамные штаны старикан заправил в офицерские яловые сапоги с притороченными к ним самодельными шпорами, похожими на маленькие полотна для циркулярной пилы... - Вот ты какой! - проревел дед откуда-то из-под длинной густой белой бороды. - Не ожидал, не ожидал... Вырождается порода-то... Мельчаем. Но образом-то похож... Похож... Кровь наша, валгарская. Старик навис такой чудовищной громадой, что Илья Иванович сначала не поверил глазам. Косая сажень в плечах (без преувеличения), рост как у Сабониса (а может, и еще выше), а руки-то! Уах! Такими ладошками без лопаты можно в снегу дорожки разгребать. - Здрасьте... - промямлил Кировец, насилу вырвавшись из родственных объятий, в которых чуть не переломал ребра, - ...дедушка. - Ха-ха-ха! - отрывисто и
громоподобно рассмеялся дедушка. - Смотри-ка, узнал, внучек! Добро, добро. Ждали вас. А где товарищи-то твои. Из лимузина, запнувшись за ступеньку, выпал Никита. Не заметивший этого Алексей, выходящий следом, повалился сверху, но тут же вскочил на ноги и, поклонившись, представился: - Очень приятно, Малой. - И мне приятно, сынок, и мне... Ты помоги товарищу на ноги-то подняться. Перебрал он... Понимаю, случается порой. А где аскимлянин-то? Ремер-младший? - старик обернулся по сторонам, но никого больше не заметил. - Тута мы, господин Один, - пропищал снизу Круппероль, - рад познакомиться. - Эка ты собачонка мохнатая! - весело пробасил старик и, наклонившись, осторожно посадил протописателя на ладонь. - Что ж, добрый воин! Членов-то тебе не многовато, брат Ремер? - В самый раз, господин Один, - дипломатично склонил голову аскимлой. - Две руки хорошо, а четыре лучше. Да и три ноги лучше, чем одна. - Твоя правда, аскимлянин, твоя. - хохотнул Один, - Что ж, гости дорогие, милости прошу в избу. Дочки вас по покоям разведут, душ примете, переоденетесь по-нашему, смешные свои одёжи прачке оставьте, она их
простирнет, высушит да выгладит. И через часок спускайтесь в горницу к обеду. В дверях гостей встречали четыре миловидные девушки с длинными русыми косами и в длинных древнерусских сарафанах, которые и проводили бухгалтеров и аскимлоя в гостевые покои. Попав к себе в спальню, Кировец плотно прикрыл за собой дверь и окинул апартаменты внимательным взглядом. Вспомнился любимый фильм - Бриллиантовая рука... Стамбул - город контрастов. Широкая королевская кровать красного дерева стояла спинкой к стене под прозрачным шелковым балдахином, толстые столбы по углам ее украшала умелая резьба, изображающая какие-то древние сцены сражений - лучники, всадники, копьеносцы и прочая экзотика. Рядом с этим великолепным спальным произведением искусства прилипла к той же стене полированная светлого дерева тумбочка на прямых ножках - советский шик-модерн 70-х, на столешнице ее одиноко слезилась запотевшая бутылка Столичной. Единственную рюмку Илья Иванович нашел на мраморной столешнице, покоящейся на хвосте дельфина, каких, должно быть, в свое время ваяли греческие скульпторы-халтурщики. Цветастые льняные занавески
раздувались шумным потоком воздуха, бьющего из встроенного в окно современного кондиционера. Взяв бутылку, Кировец уселся в мягкое кожаное кресло а-ля Рокфеллер, налил рюмку и залпом выпил. Уфф! - выдохнул он и занюхал рукавом, - а закусить-то и нечем. Аперитивчик, мать вашу. Ванная комната выглядела иначе. Нормальная гостиничная душевая после евроремонта. Керамическая раковина, душевая кабинка, пластиковая ванна, черный унитаз с розовой сидушкой, серый кафель на полу и на стенах, махровые полотенца на хромированной стойке, фен на крючке, мыло, губка и шампунь на пластмассовой полке. Нормально. Самое то, что надо путнику после утомительной дороги. Скинув с себя насквозь пропылившийся костюм и провонявшую потом рубашку, Илья Иванович, оставшись в носках и трусах, вернулся в комнату, выпил еще рюмочку и подошел к шифоньеру. Открыв скрипнувшую дверцу полированного трехстворчатого уродца, он обнаружил висящую на вешалке полосатую пижаму (точь-в-точь как штаны у Одина), яловые сапоги с положенными на них портянками; на полочке лежала аккуратно сложенная и перевязанная атласной ленточкой черная кольчуга и
рядом стоял остроконечный шлем. Черт. Только ятагана не хватает, - подумал Кировец и удрученно качнул головой. Опрокинув в глотку вторую рюмку, Илья Иванович принял душ и, подсушив волосы феном, облачился в пижаму. Ё-моё, как в Симиной психушке, - вздохнул он, обмотал ноги портянками и надел сапоги. В самый раз. Откуда размерчик-то узнали? Сорок седьмой даже по нашим временам - редкость. С кольчугой дело обстояло сложнее. Эта хреновина мало того, что весила добрых три пуда, так еще и непонятно было, где у ней перед, а где спина. Махнув рукой, Кировец надел плетеную железяку как попало и посмотрелся в трюмо. Пациент, ёлки-палки. Нахлобучив на голову шлем, подпоясавшись найденным тут же проклепанным ремнем и скрыв плечи нежно-салатовой атласной простыней, Илья Иванович посмотрел на часы и, выждав пару минут, вышел из номера. Клоун, чистый клоун, - думал он, спускаясь по мраморным ступеням в холл, но когда увидел Алешу с Никитой в таком же виде, не выдержал и от души рассмеялся. Малой-то выглядел еще ничего, он парень крупный, а вот на сухопаром Добрыниче кольчуга болталась, что на корове седло. Да и
пижама ему досталась не в полоску, а в диагональную розово-фиолетовую клетку. Умора! Но потряснее всех выглядел Круппероль. Видимо, Один с валькириями не решились экспериментировать с одеждой для аскимлоян, поэтому выдали ему торжественный фрак с бабочкой. Четыре тонюсенькие ручонки торчали из широких рукавов, три ноги были обуты в лакированные туфли (правую и две левых), а длинную тонкую шею, открывшуюся из-под сбритой бороды, украшал атласный бант (нечто среднее между парадной бабочкой и кисейным ошейником для болонки). Рот у протописателя оказался квадратным, обрамленным с четырех сторон голубоватыми губами. А когда тот заговорил, Кировец отчетливо увидел во рту Ремера два языка - темно-зеленый и фиолетовый. Батюшки святы! - Ну и где у них эта горница? - пискнул аскимлой. - Хотелось бы уже и чего-нибудь съесть. Словно услышав его слова, в глубине холла распахнулись высокие резные створки, и перед гостями предстал богатый стол, ломившийся от всевозможных яств и напитков. Один уже обедал. Рядом с ним сидела Асса, которая, поменяв летный комбинезон на декольтированное вечернее платье, выглядела теперь
еще более соблазнительной. - Ну, чего застряли, орлы?! Айда кормиться, нехай голодные?! - пророкотал старик. - Милости просим, - ласково пригласила девушка. Войдя в горницу, бухгалтеры расселись по высоким и жестким деревянным креслам с неудобными прямыми спинками, а протописателя одна из девушек в сарафане, стоящих за спинами каждого, усадила в миниатюрное креслице, поставленное прямо на стол слева от запеченого гуся и справа от нарезанных дольками апельсинов. - У меня тост! - поднявшись на ноги, провозгласил Добрынич, когда девушки разлили по бокалам ароматное красное вино. - Давайте выпьем за истинное гостеприимство, с которым мы тут столкнулись... то есть... это... которое нам тут оказали! - Добро, - весело кивнул Один и осушил одним глотком свой рог, в котором, должно быть, было налито не меньше литра. Крякнув и с аппетитным хрустом разломив пополам взятого с подноса осетра, он, даже не удосужившись снять с рыбы кожу, откусил солидный кусок и, прожевав его, снова поднял со специальной подставки свой наполненный богатырский сосуд. - Ответный тост, - торжественно провозгласил он. - Можно сидя? Все
кивнули. Старик прокашлялся в руку и со значением в голосе произнес: - Дети мои, давайте поднимем бокалы за то, чтобы вы оказались здесь не в последний раз! Знайте, что Валгалла - ваш второй дом, и если кто захочет сменить место жительства - милости прошу. За вас, благородные потомки Одина и Молота! И за тебя, брат аскимлянин, заслуги твои я ценю. Протописатель аж грудь надул от гордости. Подозвав свою прислужницу одним движением глаз он тихонько пискнул: - Мадам, а не найдется ли у вас галибсы? Та кивнула и через полминуты в руке раздувшегося от собственной значимости протописателя оказалась привычная дымящаяся чашечка, из которой над столом поплыл приятный смородиновый аромат. - Самогонка из лягух? - кивнул Один. - Что ж, добро, брат аскимлянин. О вкусах, как говориться, не спорят. Токмо нам, людям, оно приятнее плодовыми напитками душу греть. Правда, Илюшенька? - Правда, дед, - подтвердил Кировец. - Вот и славно, - улыбнулся Один, - а теперь давайте перекусим. Как там говориться: когда я ем, то глух и нем? Не слушайте старика, я к старости шибко болтливым стал. Ешьте, пейте. Силы вам понадобятся. А
рассказы на потом оставим. Асса, дочка, будь добра, вруби музон. Девушка поднялась из-за стола и подошла к стоящему сбоку навороченному музыкальному центру. Взяв с полочки диск, она воткнула его в щель дископриемника и нажала кнопку. Горница сотряслась от звуков увертюры Вагнеровских Валькирий в какой-то хардовой обработке. - Отцова любимая! - прокричала сквозь грохот Асса и снова мило улыбнулась. У Никиты аж аппетит пропал, настолько она ему нравилась. В смысле, не музыка. Эх, кабы не светский прием и не Кировец со своей долбанной порядочностью!... - подумал он, налил полный бокал водки и залпом его осушил. Перед глазами поплыло, в горле запершило и подкатила нежданная предательская тошнота. Последнее, что увидел Никита, сидя за столом, туманное лицо Милы, шевелящее одними губами: Кобель ты старый, алкаш! А как же семья, дочь?... Добрынич отрубился, свалившись со стула и, заглушая Валькирий, грохнул о каменный тяжелой кольчугой... Глава тринадцатая, в которой друзья-музыканты обнаруживают, что у Гнуса поседела бровь В свободное от репетиций время, когда их высочество худож. рук-ль ВИА Серебряные
караси (группы Валгалла-бит) Макар Макленнин изволили почивать в своей девичьей постельке отчего дома, Лева Соус Помидоров, Юра Фузз Пидалин и Виктор Поганьевский по прозвищу Гнус отдавались бездушному труду на Кормобетоне. Они грузили. То есть, работали грузчиками на складах готовой продукции. Соусу с Гнусом повезло больше - им приходилось таскать мешки с сухими кормами, тогда как бедный басист вынужден был гнуть спину на цементном складе, где мало того, что продукция потяжелее, так еще и пылища, что в пустыне Каракум во время караванной сиесты. Обедали в заводской столовке все вместе. С полудня нуль-нуль, как говорил Гнус, до двенадцати тридцати. Вот и сейчас вся троица сидела за столом и с тарелок, шатающихся на кривом и гремучем подносе, уписывала винегрет. Из Фуззова стакана с компотом пыталась выбраться случайная бедолага-муха, силы которой были уже на исходе. Соус грязным мизинцем помог насекомому, за что тут же получил алюминиевой ложкой по лбу. - Ты, гад, что же делаешь-то, а? - обиженно взревел гитарист. - Я у тя муху из компота вытащил, а ты... Вот щас как ё... промеж рогов! - Остынь,
Левчик, - остановил друга Поганьевский, - Фузяре и так хреново. Тебя б на цемент кинули... - Ладно, проехали, - кивнул Соус и потер лоб. - Но больше так не делай. Фузз не обратил на реплику Помидорова ровным счетом никакого внимания, а, прищурившись уставился на Гнуса: - Слушай, Витюха, у тебя, кажись, бровь поседела, - указал он погнувшейся ложкой. - Иди ты! - прогнусавил Поганьевский. - Нет, правда, в зеркало посмотри. Скажи ему, Соус. Лева посмотрел на Виктора и кивнул: - Ага. Левая. Неслабый презент к бёзднику. Тебе сегодня сколько стукнуло. - Двадцать три, - ответил Поганьевский. - Только еще не стукнуло. Мамашка говорила, что я под вечер родился. В двадцать - тридцать две. - Ни хрена себе, точность! - восхищенно покачал головой Пидалин. - Мамулек у тебя - настоящий Гринвич. - Кто? - не понял Витя. - Гринвич, говорю! - пояснил Фузз. - Мередиан такой, откуда время считают. Через Лондон проходит, не слыхал? - А-а... - кивнул Гнус. - Ты у нас эрудит. Клево. Что ж ты грузчиком работаешь? Иди, вон, к Макаровой сеструхе в библиотеку. - Ты че? Она ж - школьница! - Юра прекратил жевать. - Это Любка
школьница, а Маринка, старшая, - директорша в центральной. - Да ну? - Точно те говорю. Бля буду! - Будешь, молодой еще, - рассмеялся Фузз. - А слушай, это идея! Маринка, говоришь, директор библиотеки? - Ну... - Класс. Надо с Макаром пошептаться... Завтра же и пойду. А то меня этот цемент достал! - Не сможешь, - перебил интеллектуальную беседу Соус, - концерт сегодня. И у Витюхи день рождения. Завтра башка трещать будет. - Точно. Тогда в четверг, - подумав, сказал Пидалин. - И в четверг не выйдет. У них последний четверг месяца - санитарный день. - А ты почем знаешь? - уставился на приятеля Фузз. - У меня телка в периодике работает. Я ихнее расписание на зубок, - кивнул Помидоров и отправил в рот очередную ложку винегрета. Составив пустые тарелки с подноса, все разом шумно отхлебнули остывающий рассольник. - Витюха, а с седой бровью - это круто! Ты теперь как Элис Купер, - Соус поднял руку и показал большой палец. - А у него, че, тоже одна бровь седая? - Гнус подозрительно уставился на Леву. - Хрен знает... Все равно - круто. Настоящий рокер. Тебе бы еще пару фикс золотых вставить... - Пошел ты со
своими фиксами! - Да ладно, не обижайся! Я ж как лучше хотел, - Помидоров уткнулся в тарелку и принялся сосредоточенно уписывать суп. Остальные тоже на некоторое время замолчали. - Слушай, а ведь у Макара голоса-то так и нет. Тебе петь придется, - Фузз сменил тему. - Я уж догадываюсь, - вздохнул Поганьевский. - Блин, подфортило. И че только у тебя слуха нет? - Медведь на ухо наступил, вот и нет, - рассмеялся Соус. - Сам ты плоский и шутки у тебя параллельные, - огрызнулся басист. - Можно подумать, ты у нас - Людвиг Ван Бетховен! - Не Бетховен, но все-таки со слухом все в порядке. Ля от ми отличу. - Так и пел бы! - раздраженно взвизгнул Виктор. - А то - Гнус будет петь! Командир нашелся! И вы - козлы, только б самим жопу в кусты спрятать! - Витюха, спокойно, - Фузз положил свою ладонь на ладонь приятеля. - Чего с него возьмешь. Слух-то у него, может, и есть. А вот голос, как в жопе волос. - Чего-о-о-о?... - ...Тонок да нечист. Вот чего, - и хорош уже нас подкалывать, а то будешь себе искать другую группу. С твоими данными - у тебя ништяк выйдет. Правда, Гнус? - Еще бы! Такие Блэкморы по помойкам не
валяются, - весело хмыкнул Поганьевский. - Таких Сантан как ты, даже в богадельне не найти. - Ну и пожалуйста, - обиделся Лева. - Отыграем сегодня, и уйду. - Какие мы нежные! Фа-фа-фа! - скорчив рожу, задвигал кулаками а-ля буги-вуги Юра Пидалин. - Других мы опускаем в порядке вещей, а самого подкололи, и женераль ухи от обиды прижал. Ешь давай, перерыв скоро кончится! Макароны с котлетами остыли совсем. В Фуззовом компоте опять поселилась муха, и Соус опять было потянулся мизинцем к стакану приятеля, но тот так посмотрел на Помидорова, что Лева резко отдернул руку. - Ну чего? - возмутился он. - Рефлекс у меня. - Рефлекс у него. Инстинкт травоядного хищника. Я ж говорю, Гнус, он у нас почти животное, - засмеялся Пидалин, - и бабу свою он телкой зовет. Быч-чара! Поганьевский гнусаво хохотнул. - Хорош, а, над человеком издеваться?! - взмолился Соус. - Ладно, Левчик, не колбаси. Все в поряде, - улыбнулся Фузз. - Пойдем, - позвал друзей Гнус и первым встал из-за стола, - а то бригадир опять гундеть начнет. Время. Соус с Фуззом поднялись следом и, побросав миски на подносы, поплелись к окошку приема
грязной посуды, и, поставив их на груду объедков, повернули к выходу из столовой. - Гнус! - позвал Пидалин. - А! - обернулся клавишник. - Там перед раковиной зеркало есть. Глянь на брови-то. - Ага, спасибо, что напомнил. Подойдя к зеркалу, Поганьевский взглянул на свое отражение. Дела-а-а! И впрямь, поседела. - Слушай, - повернулся он к Фуззу, - а неплохо, правда? - Я ж говорю, как Купер! - вставил Соус. - Левчик, отстань ты со своим Купером, а? - взмолился Гнус. - Молчу-молчу, ухожу-ухожу, - кивнул Помидоров и пошел к двери. - Вы тут прихорашивайтесь, девочки, а я пока покурю. Друзья проводили его презрительными взглядами. - Ну и нудный он, - скривился Поганьевский. - И тупой, - кивнул Пидалин. - Зато веселый и добрый! - рассмеялись они вместе. - Как Карлсон! - Наш сын полка, - весело прибавил Гнус, и оба пошли на выход. Глава четырнадцатая, раскрывающая зловещий замысел предводителя камланских паразитариев Мало кто их астрономов видел эту странную планету, несмотря на то, что орбита ее пролегает внутри нашей родной Солнечной системы. Где-то между Юпитером и Сатурном, но все-таки чуть ближе к
Юпитеру. И дело не только в ограниченных возможностях оптических и радиотелескопов, но и в том, что планета защищена искусственной атмосферой не только от солнечной радиации и жуткого космического холода, но и от посторонних любопытных взглядов и вездесущих локаторов. Около тысячи земных лет назад вероломное племя Диа Болла, прозванное в галактике паразитариями, было с позором изгнано с родной планеты Камлан, что и по сей день вертится вокруг из одной звезд Малой Медведицы. Звездолеты паразитариев появились в наших Солнечных краях, в которых, как показалось предводителю, вполне реально отыскать удобоваримую местность для поселения. Камлане поймали в свои протонные сети бесхозный астероид и высадилось на его поверхности. Поначалу им пришлось туго, потому что кусок космического дерьма совершенно не содержал воды, а весь состоял из золота и бриллиантов (сомнительное в данных условиях богатство), но постепенно освоились и, благодаря сворованным на Аскимлояне протонным технологиям и генетическим материалам, построили на планете силами пленников сложную систему жизнеобеспечения. Сикурра, как назвали
астероид изгнанные камлане, стал похож на цветущий сад. Пиратские корабли Диа Болла бороздили просторы галактики, посещая все возможные обитаемые планеты, и члены их экипажей, пользуясь потрясающей способностью паразитариев перевоплощаться в любой образ, быстро входили в доверие к местному населению, которое нещадно грабили честным путем. Как такое возможно? - спросите вы, и я отвечу: Возможно еще как! Дело в том, что, побывав однажды на близкой к их базе планете Земля, паразитарии узнали, что золото и бриллианты, из которых состоит их Сикурра, можно очень даже неплохо выменивать на сырье более полезное и нужное. Например, уран и озон. Заразив всю галактику золотой лихорадкой, племя Диа Болла начало снимать с жидкого инопланетного молока жирные сливки собственного благосостояния. Сам предводитель потирал руки, видя, как его астероид превращается в цветущий сад. Единственное, что по-настоящему волновало его, так это то, что самую близкую к Сикурре планету и самую богатую на полезные ископаемые и прочие ресурсы, ему одурачить не удавалось. И дело не только в том, что на Земле еще до его появления
существовал культ золота, и не в том, что земляне сами были настолько глупы и примитивны, чтобы их можно было одурачить, а в том, что паразитариев просто не пускали на планету странные полупрозрачные существа - валькирии, почитаемые аборигенами за богов. А ассимилироваться с землянами у камлан не получалось. Выдавал голос, от которого эти примитивные существа попросту подыхали. Такой расклад Диа Болла тоже не устраивал. Конечно, он мог бы получить земные недра и все природные богатства, но кто их будет добывать? Сами паразитарии такой труд, как, впрочем, и любой другой отвергали по религиозно-физиологическим причинам. Последняя фраза требует некоторого разъяснения. С религиозными причинами все более-менее ясно, а вот физиология этого камланского племени настолько разнилась с физиологией остальных камлан, да и других обитателей сорок четвертой галактики по классификации Прародителя Сата Найи, что тут уж они поделать ничего не могли. Дело в том, что полетные комбинезоны и скафандры были изготовлены так, что скрывали их основное отличие от других гуманоидов и прочих тварей. А отличие это, в свою очередь,
состояло в том, что у паразитариев их длинные загребущие руки росли прямо из задницы. Их можно было трансформировать, сгибать и пережимать, сворачивать и скручивать, слава Прародителю, в основе костного материала у камлан лежит ртуть, но работать такими руками... В общем, вы понимаете. Где ж видано, чтобы некто, у кого руки растут не из того места, прослыл хорошим мастером? Вот-вот... Поэтому все делали рабы и вольнонаемные. Паразитарии ж только командовали. Еще, конечно же, думали. Уж с чем-чем, а с мозгами-то у них все оказалось в порядке... А земляне дохли. И другим инопланетянам их атмосфера зеленой планеты по составу не подходила. Всем, кроме аскимлоян. Но те настолько умны, что их не поработишь и золотом не заманишь. Порядочные, в основном. Это минус. Думал Диа Болл, думал, и, наконец, придумал, как ему выйти из положения. А так как срок жизни паразитария достаточно велик - около трех земных тысяч лет, то до осуществления гениального плана ждать оставалось не так уж и долго. Аскимлоянские генетики, давно изучившие генетическую сущность всего живого в галактике, только дивились способности
камланских паразитариев выживать в любых условиях. Их гены легко внедрялись в гены любого инопланетянина, ДНК моментально приживались даже в самом никчемном одноклеточном организме. Безграничные возможности паразитирования ставили этих подлых жопоруких обитателей вселенной почти на одну ступень с самим Творцом! Идея Диа Болла в том и состояла - найти на земле более-менее разумную и типичную особь детородного пола, внедрить в нее свой ген и за несколько поколений, а срок жизни этих тупиц невероятно короток, выкристаллизовать в земных условиях устойчивого суперпаразитария. А там уж природа свое возьмет. Камланский уровень интеллекта гораздо выше человеческого, а способность властвовать над умами - так та просто невиданная. Оставалось выяснить мелочь - сколько земных поколений придется ждать. Подкупив на Аскимлояне земными жабами охочего до галибсы генетика, Диа Болл запряг того в изучение совместимости человеческой и камланской ДНК, и тот через какое-то время выдал оптимальный результат - десять поколений при прочих равных условиях. Десятый паразитарий от земной яйцеклетки первые двадцать три года ни
чем не будет отличаться от людей, а потом начнет стремительно прогрессировать, превратившись в истинного камланина буквально за двенадцать часов. Но этот субъект будет обладать немаловажным отличием от собратьев - от его голоса люди дохнуть не станут, а просто-напросто зомбируются. Их в таком виде можно будет не только запрограммировать на любую работу, но главное, они перестанут умирать. Тогда камлане запросто смогут переселиться с Сикурры на Землю и освоить полноценную планету. Диа Болл подумал немного и, взвесив все риски, решил, что перспективы открываются заманчивые, ради них не жаль и собственного сына. Лишь бы тот с поставленной задачей справился, а именно - нашел бы земную женщину и, ни говоря ни слова (иначе та сдохнет), зачал бы в ней потомка будущего камланского величия. А там хоть трава не расти. Сам помрет - ничего страшного. Одним отпрыском больше, одним меньше - какая, в сущности, разница, когда детей, этих паразитов, на разных планетах не меньше трех сотен?! Хотя, какой нормальный камланин их считает?! Существуют, конечно, еще и валькирии, но можно придумать, как их нейтрализовать за
двести-то земных лет. В общем, Диа Болл собрал на Сикурре круглый стол, куда пригласил своих начальников служб, аскимлоянского профессора и сына - Люция Ферия, которому подробно объяснил, что требуется сделать на Земле, не вдаваясь в подробности о значительном риске для жизни со стороны валькирий. На следующий день корабль Болла-младшего стартовал к зеленой планете. Как и следовало ожидать, все паразитарии и погибли от рук валькирий и, сдружившихся с ними аскимлоян, невероятным образом оказавшихся на Земле в это самое время. Но самое главное - Люций Ферий свою задачу выполнил. Об этом он успел доложить по проторации, установленной на звездолете в кабине пилота. Что ж, оставалось теперь только ждать и думать. Думать, думать, думать о том, как справиться с валькириями, если у Мегрены не получится... Думать и держать за нее кулаки... А параллельно готовиться к интервенции. Глава пятнадцатая, совершенно лишняя и чуточку сентиментальная Никита Добрынич проснулся от мерного плеска воды. Милка опять моется, - подумал он. - Дура, кожу свою до дыр протрет! Разлепив тяжелые веки, он посмотрел на свисающую с
потолка бронзовую люстру и все вспомнил. Почти все... Призрачный мост через Валгаллу, бомбардировщик, галибсу, лимузин, старика Одина, Ассу, обед в горнице... Обед... А что было потом? Этого, как бухгалтер ни старался, припомнить не мог. Вот черт! - подумал он. - Это ж надо так ужраться, чтобы в грязь лицом... Неудобно получилось. Надо бы к Иванычу в комнатку заглянуть, порасспросить... Уж лучше всю правду знать... Поднявшись с кровати, Никита в своих клоунских пижамных штанах пошел в ванную. Ну и рожа, - покачал головой он, когда увидел свое отражение в зеркале. - Ух, Добрынич, убить тебя мало. - Не корите себя, Никитушка, - раздался знакомый голос откуда-то справа. - Устали, расслабились. Отец, он с понятиями. Не обиделся. Илия Иванович, правда, хотел вас ударить, да я вовремя его остановила. От неожиданно зазвучавшей речи Добрынича чуть кондратий не хватил. Он медленно повернул на голос больную голову и застыл с открытым ртом: - А... а-а... Асса? - только и вымолвил он. - Да, Никитушка, я, - улыбнулась девушка, лежавшая в ванне закутавшись в воздушную мыльную пену. - Помните, что вы мне обещали? -
Я... я... а? Обещал? - Добрынич попытался припомнить, но мозги напрягаться не желали и слушались хозяина слабо. - Тепла и ласки, - напомнила Асса. - Или вы от своих слов отказываетесь? - Я?... Отказываюсь? Э-э... Нет, что вы, Ассочка, - Никита в попытке улыбнуться скорчил жалкую гримасу. - Вот только умоюсь, а то рожа... это... лицо чуть опухла... ло... Да опохмелюсь. Добрынич пустил в раковину холодную воду и сунул под струю голову. Простояв так минуты две, он с шумом высморкался, отплевался и, подняв лицо, еще раз взглянул на отражение. Вот так-то лучше. Вид не божеский, но почти ангельский. Так... Интересно, водка осталась? - Там, в холодильничке, - махнула холеной ручкой Асса, и Никита понял, что думает вслух. - Спасибо, заботливая моя, я сейчас. Выйдя из ванной, Добрынич окинул взглядом комнату. Маленький холодильный шкафчик он нашел на тумбочке рядом с высоким окном. Открыв дверцу, бухгалтер вытащил запотевшую бутылку Привета и тарелку с заботливо нашинкованными малосольными огурчиками. Хлебнув прямо из горла, Никита почувствовал, что к нему возвращается жизнь, а вместе с ней и способность к
тесному взаимопониманию между полами. Скинув с себя пижаму, он несколько раз присел и, молодым козликом влетев в ванную, плюхнулся прямо на Ассу, показывая на собственном примере закон Архимеда в действии. Девушка, не ожидавшая такого буйного проявления тепла и ласки, автоматически скрестила на груди руки и буквально онемела. - Обещал, говоришь? - рычал Добрынич, безуспешно пытаясь обнять и поцеловать постоянно выскальзывающую из его объятий Ассу. - Будет тебе, милая, и тепло... и ласка... И, если захочешь, настоящая внеземная любовь. О как! Сам-то понял, что сказал? - подумал про себя бухгалтер. - Правда?! - пришла в себя и в восторг наивная дурочка. - А ты слышала, чтобы потомки Кирва и Молота врали?! - вспомнил Добрынич знакомые слова. - Н... н-нет, - отрицательно помотала головой девушка. - Вот и не спрашивай! Щас как... - Оооооооооо!... Алексей после обеда высказал желание прогуляться по окрестностям, посмотреть на местные природы, - как он выразился. Один дал ему в провожатые миловидную девицу, одну из тех, что прислуживала за обедом, а сам поднял со стола Круппероля, обхватил за плечо Илью
Ивановича и потащил их в свой кабинет. Посадив аскимлоя прямо на письменный стол и кивнув Кировцу на обитый кожей стул, сам старик грузно опустился в мягкое кресло и, сняв шлем, в котором провел весь обед, поставил его на подоконник. - Так вот, сынки, так вот... - тяжело вздохнул он. - Опять обожрался. А ведь врачи запретили... Обед-то понравился? Наелись? Кировец с Крупперолем энергично закивали. - Славно, - улыбнулся старик. - Добрый был обед. Расслабляйтесь пока, ужин скоро... Ты, Илюша, на Никитушку не ругайся. Устал человек с дороги, расслабился... Опять же, влюбился в дочку-то... - Влюбился?! - не вытерпел Илья Иванович. - Я ему покажу влюбляться! У него семья дома... - Вот! - кивнул Один. - Верно молвил - дома! Они ж не узнают! А ему - радость. Да и девке тепла хочется. Знаешь как хреново без мужиков-то? - А что, у вас тут совсем ни одного мужчины? - округлил глаза Кировец. - Как это - ни одного? - хмыкнул старик. - А я?! - Только ты? - Да уж... вот, нелегкая. Оставайтесь, а, - предложил Один. - И тебе, брат аскимлянин, бабенцию какую найдем. Как ты? - Боюсь, у нас генетическая несовместимость,
- потупил взор протописатель. - Да? Ну ладно. Наше дело предложить... - Дед, как же... - Илья Иванович решил звать Одина дедом, раз уж тот его внучком нарек. - Да вот так, - ответил старик. - Было еще несколько. Тюр да Тор, да прочие подлецы. Самолично им бошки посрубал, предателям! Пускай лучше никаких, чем такие! - Что ж они натворили? - заинтересованно спросил Ремер. - Это, брат аскимлянин, долгая история. Расскажу как-нибудь на досуге. Теперича лучше вы мне про град Молотов расскажите. Двести с лишним годов там не бывал. Изменился, чай, городок-то сынов? - Изменился, дед, - кивнул Кировец. - Все меняется. Время летит, сам же знаешь. - Знаю, внучек, знаю. Только не чувствую... Не для меня. Вокруг все уж не так, как раньше было, а у меня по-прежнему. Дочки на махинах летают, модные лекарствы из этой... как ее?... хемеи делают... - Химии? - Во-во, хемеи... - подтвердил Один. - А у меня одна забота - вас оберегать, камланцев всяких отпугивать. Видно, потому и жив еще... Дочкам одним не справиться... Старик сделался грустным. Илья Иванович заметил, как из краешка дедова глаза прямо в глубокую морщину
на щеке упала маленькая слезинка. - Дед, ты плачешь? - Да так, чуть опечалился... Сейчас пройдет... - Один пальцем стер слезинку с лица. - Хорошо, что вы пришли. Без вас бы нам одним их не одолеть... - Кого их-то, дед? - Кировец пытался вытянуть старика на тему. - Их, внучек, их... - отмахнулся Один. - Завтра все узнаете. Надо, чтоб все были. А вишь, сейчас, ни Алешки нет, ни Добрынича... Надо... чтоб все были... все... - Так я сейчас приведу! - поднялся на ноги Илья Иванович. - Сядь, внучек. Пущай порезвятся. Время есть, - остановил его старик. - Слов там много не надо. За часок-другой управимся. А байки дедовы послушать - оно всегда успеется. Ты мне лучше скажи, до сих пор на Земле меня богом почитают, али как? - Почитают, дед, - кивнул Кировец. - Скандинавы. Викинги бывшие... Некоторые. - Смотри-ка ты, помнят еще! А я ведь, Илюша, самый что ни на есть обычный человек. С возможностями, конечно, иными, чем у вас. Но, уверяю вас, самый обычный. - Так я тебе и поверил. Больше тысячи лет живешь, а все прибедняешься, - улыбнулся Илья Иванович. - Так в том не вина моя, а беда, внучек! - простонал Один. -
Сынку своему, Молоту, завидую самой что ни на есть черной завистью. Сгнил прах его, память об нем стерлась... Счастливец, одним словом... Вам пока этого не понять... Все микроклимат местный виноват... И хочешь помереть, да не можешь. И стареть не получается. - Зачем же вам тогда лекарства из химии, - улыбнулся аскимлой. - Мода, брат аскимлянин, слыхал? - Мода? - удивился Ремер. - Она самая, - кивнул старик. - Из-за нее мои девки с ума посходили. Видал, диету мне прописали! Дуры! Я и без диет этих их переживу! - Скучно здесь? - сочувственно поинтересовался Кировец. - Да нет, нормально. Только устал я вечно ждать чего-то. И чудится порой... - Что? - Слыхали, говорят, что надежда умирает последней? - Да... - Так вот. Последней или предпоследней, но она все-таки умирает... И Один, больше не в силах сдерживаться, расплакался. Видать, что-то тут происходит. Изводят старика? Надо разобраться, - твердо решил Кировец. - Не верю я, что он по своей воле за городом живет. Не верю, что в этих диких кальсонах по собственному желанию ходит. Не верю! Алеша, не отличавшийся любовью почесать языком, молча гулял среди
высоких дубов, вдыхал свежий холодный воздух полной грудью и наслаждался природами. Следом за ним молчаливой тенью следовала девушка в сарафане, готовая выполнить любое желание дорогого Отцова гостя. - Дивно у вас, - обернулся к ней Малой. - Да, - мило улыбнулась служанка. - Места здесь красивые. - И девушки. - Не знаем, - покраснела девица. Алексей заложил руки за спину и медленно побрел дальше. Шлем он оставил в горнице. Эх, жаль, кольчугу снять недопетрил! Тяжелая, сволочь. И холодная. Дойдя до берега узенькой мелководной речки, Малой уселся на пригорок и снял с пояса фляжку с остатками галибсы. - Будешь? - протянул он емкость молчаливой красавице. - Из лягух? - Ага. Та весело поморщилась и отрицательно помотала головой. - А я, пожалуй, хлебну, - и Алексей подтвердил слова действием. Повесив флягу на пояс, он жестом подозвал девицу к себе и предложил ей сесть рядом. - Скажи мне, подруга, тебе соли в жизни хватает? - неожиданно для себя спросил он. - Соли? - девушка округлила глаза. - Ага? - Не знаю... После галибсы потянуло на душевный разговор. - Хорошо... переформулирую, - Алеша почесал пальцами
лоб. - Есть в твоей жизни чего-нибудь такое, что бы ты хотела поменять, но на что не можешь решиться. Красотка молча кивнула. - Что? - не унимался Малой. Девушка залилась румянцем. - Ну, отвечай же! Я никому не скажу. Собеседница покраснела еще гуще и надрывным шепотом с придыханием произнесла: - Я... я... я хочу, чтобы Отец не расстраивался... Алексей снова снял с пояса фляжку и, отвинтив пробку одним резким движением, вылил в рот остатки жабьего пойла. Глава шестнадцатая, показывающая Одинборг с высоты лошадиного полета Один не кривил душой, когда говорил, что ему жить не в радость. И дело не в том, что старик устал от жизни за прошедшие с его рождения века, или ему надоело одиночество или однообразие - с этими душевными проблемами он легко справлялся, а в том, что валькирии, забыв о своем предназначении, решили во всем копировать человеческое общество. Может, именно поэтому Один до сих пор ходил в кольчуге и шлеме, ежедневно фехтовал со служанками на мечах и совершал конные прогулки. Этим утром Кирв ни свет, ни заря громовым стуком в дверь разбудил Илью Ивановича и, насильно вытащив его из уютной
постели, усадил на крылатого скакуна. - Так всю жизнь проспать можно, внучек. А ну, поехали, развеемся! - закричал он, только Кировец уселся в седло, и свистнул так, что с дубов листья полетели. - Поехали, дед, - кивнул Илья Иванович, окончательно проснувшийся от богатырского свиста. - Слушай, может нам Алешку с Никитою взять? - Пущай спят, - махнул рукой старик, - мне с тобой с глазу на глаз потолковать надобно. Как с родным. Прости уж за вчерашнее... Нервы, - Один стеганул плеткой крылатого вороного скакуна, и тот, дико заржав и выпустив из под копыт сноп искр, взмыл в небеса. - Догоняй, Илюшенька! Да покрепче держись! Кировец осторожно пришпорил гнедого, и тот, шумно взмахнув крыльями, осторожно, словно зная о неважной верховой выучке наездника, взлетел и рысцой понесся рядом со скакуном Одина. - Сейчас взлетим повыше, покажу тебе столицу! - прокричал старик, заглушая вой холодного ветра. - Может, и такой высоты достаточно? - осторожно попросил Илья Иванович. - Я на лошади третий раз в жизни катаюсь. А летать приходилось только на самолетах... - Не боись, внучек, конь ученый, он тебя не скинет!
Летим! О-го-го! - заорал Один и хлестко прошелся плеткой по конскому бедру. Тот заржал от боли и понесся вверх и вперед, обгоняя тяжелые грозовые облака. Скакун Кировца не отставал, хоть и вел себя совершенно иначе - на бешеный галоп не переходил, седока не тряс, истерично не ржал. Натешившись вволю скачкой, Один выровнял ход коня, и спокойно полетел рядом с Ильей Ивановичем. - Смотри вниз, внучек! - громко крикнул старик. - Полюбуйся! Ай, что за город! Прямо под ними на широкой равнине, со всех сторон окруженной скалистыми горами, вершины которых венчали блестящие снежные шапки, растекся гигантской сверкающей кляксой невиданный мегаполис. Добротные разновысокие дома, светившиеся в этот сумрачный ранний час многочисленными окнами и эффектной подсветкой, создавали непередаваемой красоты геометрический узор, напоминавший Кировцу какой-то культовый знак. - Красиво?! - с восхищенной интонацией прокричал Один. - Да! - громко ответил Илья Иванович. - Дед, скажи мне, город построен в форме ритуального креста?! - Этот крест называется кельтским, слыхал?! - Вроде бы! - Наш амулет! Мы решили, что город сам
должен защищать себя, не надеясь на силы жителей! - Умно! - прокричал Кировец. - Нам до такого не додуматься! А скажи, дед, что за башня там, в центре, куда сходятся все лучи?! - Тренажер, внучек! - сквозь громко свистящий в ушах ветер проорал Один. - Что?! - не понял Илья Иванович. - Тренажер, говорю! Лет тому пятьсот Тор выстроил стеклянную башню, высотою в полверсты! Хотел организовать наверху стоянку для своих козлов, но те предпочли пещеры! Тогда Валькирии изваяли из камня на самом верху мою скульптуру! Видишь?! Всадники стремительно приближались к центру, и Илья Иванович уже смог различить богатырскую фигуру Одина в рогатом шлеме и с гигантским молотом в руке. - Я тогда носил одёжу иного фасона! - громко пояснил старик. - Мода, внучек, будь она неладна, не стоит на месте! Так вот, статую-то поставили, а башня бесхозной почти полтысячелетия стояла! Вот и сделали в ней тренажер, чтоб дочки силы не растеряли! Асса, младшая моя и любимая, предложила! Ты ее знаешь! Та, что вас ко мне доставила! - Да, да! Помню! - подтвердил Кировец. - На нее Добрынич глаз положил! И еще кой чего, - подумал про себя
молотовский главбух Валгаллы-щебень. - Во-во! - кивнул Один. - Внутри круговую лесенку сделали, а по центру, в колодце, лифты установили! - Зачем?! - не понял Илья Иванович. - А затем, что наверх можно в лифте доехать, а вниз обязательно пешком спускаться надобно! Хитро?! - ухмыльнулся старик. - Мускулатуру ног развивает! И дыхалку! Вот тебе и тренажер! Очень популярен среди населения! - А ты, дед, сам-то пробовал?! - Я?! Нет! Я в город не хожу! Только отсюдова любуюсь! - голос Одина погрустнел. - Почему, дед?! Это ж ТВОЙ город! Так?! - Так-то оно так! - совсем грустно крикнул старик. - Токмо мало кто это теперь помнит! - Да брось ты! - весело крикнул Кировец. - Когда нас встречали, мы ж видели! Помнят тебя и любят! - Это видимость, Илюшенька! Иногда нельзя верить даже собственным глазам! Расскажу все после завтрака, когда товарищи твои проснутся! А пока любуйся, наслаждайся! Что не понятно, спрашивай! Некоторое время летели молча. Что удивительно, Кировец действительно наслаждался. Он уже не боялся высоты и того, что конь может его сбросить. Такая экскурсия дорогого стоит! Чем ближе подлетали к
башне, тем ниже становились городские строения и уже улочки. Примерно за километр до стеклянно-каменного исполина, Илья Иванович заметил тонкую белую ленту правильного восьмиугольника. Кремль. Старый город, - догадался он, но на всякий случай спросил Одина: - Дед, а там внизу - Кремль?! - Точно, внучек! Он самый. Его еще я строил. Уж тыщу лет стоит, и ничего ему не деляется! Раньше стены возводили не то, что нынче! С любовью и на века! За модой не гнались!... А вон, смотри, возле башни, дворец мой бывший! Ныне - палаты Мегрены! - Чьи?! - не расслышал Кировец. - Мегрены, будь она неладна! Узурпаторши! Э-эх!... Разворачивай скакуна, летим завтракать! - старик натянул поводья, и конь под ним вздыбился. Илья Иванович осторожно, чтобы не дай Бог не опрокинуться, попридержал своего скакуна. Развернувшись, всадники помчались в обратную сторону. Из-за гор на востоке показалась красная солнечная шапка, расцветившая тучи во все оттенки радуги. - Дед! - звонко крикнул Кировец. - Не могу поверить, что все по-настоящему! - А ты верь, внучек, верь! - повеселев, закричал Один. - Вера, она в отличие от надежды,
помереть не способна! Бывает, что чахнет, но живет всегда! Верь! Глава семнадцатая, в которой Один и Асса рассказывают гостям о появлении и истории Страны Валгаллы Плотно позавтракав в столовой горнице, Один взял под руку Ассу и повел гостей к себе в кабинет. Рассадив всех вокруг круглого стола, девушка помогла Отцу снять кольчугу и уселась на подлокотник его любимого кресла. - Что ж, гости дорогие, начну свой рассказ. Если что не ясно, по ходу дела спрашивайте, не стесняйтесь, - заговорил старик, - мы с дочкой остановимся подробнее. Ну что, готовы? - Давай, дед, не томи, - кивнул Кировец. - Добро. Вы, чай, не молоко, чтоб томить вас, - сострил Один, но никто кроме Ассы даже не улыбнулся. - В общем, такое тут дело... - начал старик повествование. ...Когда валгарские мужики за одну ночь все повымерли, жены их обозлились на неведомых обидчиков, оседлали коней, взяли мечи и пошли крушить всех подряд. Но убийц не нашли. Тогда решили они покинуть обжитое место и уйти дальше на север, а сами на кургане, что на берегу Валгаллы, белый камень с болью своей оставили, да меня с дочкой Ольгою и двоими ее
подружками - Юссою и Эссою. Я тогда еще молод был, хотел подлых сыскать, хоть вся жизнь на это уйдет. А Олюшка меня бросить не решилась. На том и остановились. Юсса да Эсса красивыми были, нашли они средь славян себе двух крепких парней, завели семьи, наплодили полные дворы ребятишек. А Ольга, когда женщины нас покинули, ужо на сносях была, ну и родила она внучка мне - Молота, что стал мне ближе родного сына. Родного-то отца его, Скала, в ту страшную ночь не стало. Скал был добрым малым, дочь мою любил, а гульбища ночные не привечал, но от товарищей отделиться не мог, я ему в наследство свой трон прочил. А кто ж за вождем пойдет, коль его никто толком не знает?! Вот и приходилось балагурить парню... Добесился на свою голову. В общем, родила мне Олюшка Молота. Малец рос крепким и головастым. Уж во младенчестве знал, что можно делать, а что - не следует. А как подрос, ему равных совсем не стало. Кровь-то наша, валгарская, чистая, без славянских и чухонских примесей, а значит почти и без дури. Лучшим охотником внук мой прослыл на Валгалле, храбрейшим воином и мудрейшим строителем. Двадцати годов ему еще
не исполнилось, а он уж стены вокруг города повелел пришлым купцам возвести. Им же спокойнее будет свои дела вести! И не ошибся. Город Молотов рос, процветали в нем ремесла, жители ходили сытые да веселые, праздники устраивали. Понаехали гости со всего мира. Кого тут только не стало - и греки, и варяги, и славяне, и немчура всякая, даже смоляные эфиопы свой дом торговый открыли! Киев нас признал силою, Великий Новгород выходцы наши строили, Рим посольство прислал, а чухонцы вокруг стен посады заселять начали. Славно все шло. Я старел и радовался, Молотовых деток уж нянчил, Тора с Тюром, своих, получается, правнуков. Дай Бог каждому на Земле до таких седин дожить, что я. Молот княжество свое постоянно расширял, но не войною, не мечом и огнем, как его предки, а защитою и покровительством. Многие города тогда сами изъявили желание, соединиться под внуком моим, а столицею большому северному княжеству выбрали град Молотов на Валгалле. Но случилось однажды нечто ужасное. Когда Молот с дружиною ранней весною на тот берег реки нашей отправились, не выдержал лед тяжелого войска, дал трещины, и похоронил под
собою князя. Многие из дружинников тогда спаслись, но внук мой пошел на корм рыбам. Горевал я долго, печалился о потере внука любимого. Ольга, дочь моя, смерти сына не вынесла, слегла, да за пару недель и стаяла вся раньше снегу. Остались мы в большом доме втроем с малолетними внучатами. Похоронил я Олюшку, взял за руки мальцов, да пошел на курган памятный. Встали мы на белую плиту, что валгарки полвека уж как оставили с болью своей, и закричал в голос. Тур с Тюром перепугались, заплакали... Плита под нами ходуном заходила, и вырос через реку нашу Валгаллу прозрачный мост на тот берег. Подхватил я внучат на руки, ступил на неведомое полотно, а оно тверже булата оказалось... И пошел вперед. Долго ли, коротко ли мы брели, а мост все не кончался. Уж Валгалла давно из виду пропала с белым градом Молотовом, уж леса на том берегу сменились снежными пустынями, а прозрачное полотно шло и шло... Мальцы плакали, есть просили. Я их успокаивал, мол, придем куда не знаю, там и покушаем. А сам ни разу не присел. Солнце луною сменилось, Луна снова Солнышком... А я шел и шел. Ноги в кровь изодрал, ребятишек не
отпускал, боялся, что свалятся. Высоко уж больно... Больно! Точно! Прилетела ко мне мысль, что не мост это, а дорога боли, путь страданий, вытканный из слез женщин моего старого племени. И как только понял я это твердо, так путь мой и кончился. Полотно опустилось на красивую равнину, что окружали со всех сторон снежные горы. А тут, меж скалами, река текла серебристая, плескались в ней дивные караси размером со щуку, по берегам леса росли дубовые да кедровые. Поставил я внуков на ноги, взял за руки, и пошли мы вниз по течению. Чувствовал я, что скоро на месте будем. На каком - не знал, но что окажемся - верил твердо. Речка петляла, и решил я одну из излучин срезать, напрямик пройти. Углубились мы в лес, и вышли спустя какое-то время на поляну, а там... Там сестры мои, что полвека тому, как ушли с Валгаллы. Молодые, красивые, румяные, веселые... Встретили они нас с внучатами Молота, узнали сразу. Покормили, помыли, да спать уложили... Один, вздохнув, замолчал. Он грустным взглядом обвел гостей, прижал голову Ассы к своей широкой груди, поцеловал девушку в темечко и уставился в окно. - Дальше то что
было, господин Один? - пискнул Ремер. - Погодь, брат аскимлянин, дай отдышаться. Устал я. Асса, дочка, принеси старику водицы испить, в горле пересохло. Девушка кивнула, встала с подлокотника и вышла из кабинета. Вернувшись через минуту со стаканом воды, она молча с поклоном подала его Одину, который глотком осушил сосуд и продолжил рассказ. Отдохнули мы с внучатами после долгого пути на славу, но пора было за дело приниматься. Первым делом я научил их дома строить, а то они все в пещерах земляных ютились. Потом додумался, как наладить с Землей сообщение, чтобы скотину сюда доставить. Не хлебом единым жив человек. Мяса с молоком тоже бывает надобно. Да и от чарки доброго вина еще никто из здоровых людей не помирал... А зажили мы более-менее нормально, расспросил своих валгарок, как они сохранились, не состарившись. Но те только разводили руками. И понял я, что попал на свет, которого нет на Земле. Нет, не помер, а перешел в мир иной, неведомый, с которым у Земли связь тесная, но только по одной дороге - дороге боли. Сейчас вы там называете это параллельным измерением. Может, и правы, а может, и нет.
Кто его знает? Только чувствуете и вы, что мы живые, из плоти и крови, как и люди нормальные. Так ведь? И решили мы свой мир наречь Валгаллою в честь любимой нами реки, хоть та и принесла столько горя в души наши. Шли годы, проходили десятилетия... Тюр с Тором окрепли, стали мужами видными, но взбалмошными, избалованными бабской ласкою. У валькирий (так женщины себя назвали после Великого Исхода с Земли) хоть свои мальцы подросли, но столько внимания как моим, им не уделяли. И еще странное дело в этой стране есть. Кто в каком возрасте сюда попал, тому столько лет навеки и осталось. Окромя ребятишек. Те возрастом своих матерей догоняли и тоже стареть переставали. Посчитал я в уме, сколько лет Ольге было, когда она померла, и понял, что у Тюра с Тором предел обозримого возраста - от силы полвека. Остальные мальцы, дети валькирий, мало кто тридцати достигал. А бабы любят мужиков посолиднее. Вот вам и объяснение такой любви к моим внучатам. Они как к сорока годам подошли, кряжистыми стали, могучими. А красивыми, что покойный мой Молот. В общем, от баб отбою не было. Но вот какая штука, сколько те не
брюхатели, одни девки на свет рождались. Ни одного мальца за целый век наша Валгалла не увидала! Микроклимат такой, что ли? Короче, загадка эта и по сей день жива. Никакой науке она не под силу, даже модной нынче хемеи... Продолжу я рассказ... Жили мы сносно таким образом веков двенадцать-тринадцать. Город под моим началом отстроили, Тор его в честь меня Одинборгом и назвал. Город Одина значит, на языке предков, хренаксов... Эх, неплохой был в общем-то парень, в отличие от Тюра, у которого червоточинка, этакая подлинка, еще с самого раннего детства намечалась... Мужички наши немногочисленные, как раньше на Земле их отцы, собирались на ночные гулянки, безобразили. Но валькирий не обижали. Ведь те ж им матерями, сестрами и дочерьми приходились... А у валгарок (тех валькирий, что еще на Земле родились) память о неведомых обидчиках с годами притупилась, но совсем не развеялась. И так уж случилось, что Тор с Тюром в одном своем походе на Землю по тому самому мосту, что и вы давеча миновали, обнаружили в окрестности града Молотова странное. Сперва узрели внучата говорящих собачонок о семи лапах, те Тюру с
Тором пришлым племенем представились, коим Молотовский градоначальник разрешил поселение на каменных холмах за речкой-безымянкой. Внуки мои дивились и слушали рассказ пришлых, как вдруг с неба на холм упало большущее черное ведро вверх дном. Посыпались оттуда в блестящие латы одетые супостаты и начали своими криками горожан насмерть травить, а собачонкам говорящим светящимися мечами члены подрубать. Поняли Тор с Тюром, что не сдюжить им двоим, и вернулись внуки в Валгаллу. Собрали мы из валгар и валькирий войско, и на крылатых конях, что вывели за много веков путем сложной селекции, обрушились на неведомых захватчиков. К тому времени много людей на Земле полегло, а собачонок всего две осталось. Одна из них, помирая, сказала, что из племени они аскимлянского, шибко дальнего, от другой звезды, что в небе по ночам светит. Я поверил, чего, мол, не бывает. Сам-то вообще невесть откуда. Должно быть, и в небе существа водятся окромя птиц и мошки всякой. Гнусавые крики камланцев, как их аскимляне называли, на мое войско не действовали. Вырубили мы супостатов под корень, отомстили за давнее убийство и нынешний
беспредел, а одну тварь себе ж на голову пожалели. Дело в том, что среди камланских гадов баба была. Когда ведро с одним их смертельно раненым в небе скрылось, мы эту суку черную пожалели, связали и к себе в Валгаллу увели... Аскимлян, головы сложивши, в пещерах похоронили. А тот, с которым я говорил и который на моих руках помер, сказал перед смертушкой, что через двести десять годов его внук на Землю придет. Мол, тогда в это самое время, что и сейчас на Земле (июнь тогда был, как раз на Иванов день) новая заваруха ожидается. Она, мол, пострашнее этой будет и без твоих, говорил, брат Один, потомков, что на планете среди людей остались, валькириям с камланцами не справиться. Хитры они... Еще тогда знал. А мы...эх... Мудрый был аскимлянин... - По всему получается, брат Ремер, деда твоего я лично знал. Ты уж прости старика за собачонок. Не знал я тогда вашего аскимлянского племени. Но понял, что добрый вы народ, хоть и с дальней звезды пришлый... - Да ладно, чего уж, - скромно потупился Круппероль. - Я ж понимаю, что вселенная наша всякими существами населена. И вы теперь это знаете. - Дед, а что ж
дальше-то было? - нетерпеливо перебил аскимлоя Кировец. - Мне тоже показалось, что самое интересное еще впереди, - кивнул Добрынич. - Верно показалось, Никитушка, - кивнул Один. - Но мне тяжко далее говорить. Дочка расскажет, Асса моя наилюбимейшая, а я пойду прилягу, устал. Загонял меня Илюша утром. Настоящий богатырь ваш товарищ. Старик тяжело поднялся с кресла, махнул на прощание гостям своей огромной ладонью и покинул кабинет. Когда дверь за ним затворилась, Малой покачал головой: - Видать, плохо старику. Может помочь ему чем? - Спасибо, Алеша, - грустно улыбнулась Асса. - Отец у нас сильный, справится. А что печаль накатила, так то бывает временами. Надеюсь, вы поможете его к настоящей жизни вернуть. - Мы?!... - в четыре голоса воскликнули бухгалтеры и протописатель. - А вы думаете, мы вас в санаторий привезли, - выдохнула девушка. - Нет, господа, после обеда и начнем. А сейчас я Отцов рассказ окончу... Пленница, ее звали Мегрена, поначалу вела себя тихо. Стражники, приставленные охранять ее денно и нощно, хвалили заключенную за скромность и робкое поведение. Есть и пить она не просила,
довольствовалась раз в сутки даваемой ей водой с коркой хлеба, а на всех допросах говорила, что сама была жертвой. Мол, камлане, захватили ее в плен во время нападения на одну из далеких планет, и она только спала и видела, как вырваться на волю. Тюру, Тору, да и другим нашим мужчинам Мегрена нравилась. Это было видно по их взглядам. Действительно, миловидная мордашка пленницы, ее точеная фигурка, упакованная в блестящий комбинезон, робкий взгляд и покорные манеры, свели всех наших валгар с ума. Всех, кроме Отца. Тот отчего-то не доверял Мегрене, интуитивно чувствуя скрытый подвох. И Один оказался прав. Когда суд валькирий большинством голосов освободил Мегрену и разрешил ей уйти на Землю или поселиться в Валгалле, та выбрала последнее. Валгары построили ей за городской стеной небольшой уютный домик, дали в хозяйство десяток баранов и пару свиней, и постоянно наведывались. Говорили, что помогали по хозяйству, но мы с Отцом полагали, что ходят мужики к ней не за этим. И точно, в один прекрасный день в Отцов дворец явился Тор и объявил о своей свадьбе. Один, разумеется, поинтересовался - кто невеста?
Внук долго переминался с ноги на ногу, но вопрос не должен был остаться без ответа, и тот, наконец, решился. Мегрена, дед, - сказал он, потупив взор. Отец долго молчал, а потом встал с трона, подошел к любимому внуку и обнял его. А обняв, прошептал на ухо: Ты мальчик взрослый, решай сам. Но прошу тебя, Торушка, не ошибись. Подумай еще... Тор советом деда пренебрег, долго думать не стал, и через неделю сыграли свадьбу. Мегрена переехала в Торов флигель Отцова дворца и сразу почувствовала себя там хозяйкой. От той робкой овечки, что сидела в нашей темнице, и следа не осталось. Один, никогда не державший подле себя лакеев и всегда управлявшийся сам, так же воспитал и внуков своих - Тора с Тюром. Единственные, кто жили в княжьих палатах - это повариха, прачка и полотерша. Но они в любой момент могли уйти. В общем, были свободны в своем выборе. Мегрена, попав во дворец, велела Тору нанять слуг, причем все должны были принадлежать к валгарам. Трех валькирий она на свою половину пускать перестала. Мужчины, которые выросли на воле, с неохотой служили новоявленной княжне, но уйти боялись. Уж больно крут был
норов у Тора. И молот молодого князя весил немало. Одного броска достаточно, чтоб сотни две крепких воинов на поле положить. Пожалуй, только Отец мог с ним совладать. Ну и Тюр, если постарается. И то, не силою, а хитростью. Но у Тюра своя корысть возникла. Решил он деда подсидеть в княжьем троне. А Тор, хоть и силен, но умом ему не ровня. Вступил Тюр в сговор с вечно недовольной Мегреной. О чем они там шептались, никому уж теперь известно не станет, но только начали потихоньку от зловредной княжны лакеи-валгары сбегать. И пришел тот день, когда во дворце кроме его постоянных жителей никого не осталось. Вся прислуга разбежалась, кроме трех Отцовых валькирий. Тор впал в буйство, вышел на городскую стену и начал метать свой молот по валгаровым избам. Все разрушил, всех мужиков перебил. Старый Один бы такого не допустил, будь он на месте. Но в том то и дело, что Отец наш в то самое время за горы летал на своем скакуне. Искал место для нового города. Население-то день ото дня росло, скоро равнину бы всю заселили. Тесно стало. А когда он вернулся, то застал на площади плачущих валькирий, многочисленных
дочерей убиенных. Рассказали они ему про Торов разгул буйный, про то, что мужиков кроме них троих в Валгалле более не осталось. Разгневался князь, взял любимого внука за шиворот и выволок из дворца на ярмарочную площадь. Сам привязал к столбу и сек плетью до тех пор, пока вся кожа у того со спины не слезла. А Тюр, подлый, так, видать, того и задумывал. Потому как пока дед на площади разборку чинил, он шасть к Мегрене в покои - повариха подглядела, сама рассказывала - и давай там плотским утехам с братовой женой предаваться, пока того казнят. Валькирия все видела, все слышала. Ну, и таиться не стала. Пошла и рассказала все Одину, что остался один подле обвисшего тела искалеченного внука. Тор, хоть шкура-то с него и слезла, сознания не терял, весь разговор слышал. Ну сердце-то у него от горя и разбилось... Хоронили Тора на площади, возле его стеклянной башни. Все валькирии пришли. И Тюр рядом с Одином стоял да в кулак посмеивался. Только Мегрена из палат своих не вышла, больной прикинулась. Отец хоть и был горем убит, увидел смех гадливого внука, припомнил сразу рассказ поварихи, снял с пояса свою
палицу и вогнал Тюра по самую маковку в каменную землю. И остался он один одинешенек, если нас, дочерей да сестер его не считать. Но ведь дочери - не сыны. Такого счастья одни дать не могут. Кто теперь род поддерживать станет? Деток, пусть даже и девочек, не видать ему и нам более на священной земле Валгаллы! Ушел постаревший на глазах Отец во свои палаты и заперся там на три года. А когда выбрался - города своего не узнал. Вырос Одинборг ввысь и вширь, появились на улицах кареты, запряженные в крылатых лошадей. Валькирии кожаные штаны и рубахи на суконные платья с оборными юбками поменяли, косы распустили, наставили вавилонов на головах. Тьфу, противно смотреть! Превратили Валгаллу в развратную территорию! Но кто это сделал? Известно уж кто - Мегрена, будь она неладна! Сука камланская! Снова впал Один во гнев. Созвал он совет валькирий, куда по традиции входили все старые валгарки и по одной валькирии от каждого следующего поколения. Если б только мы одни там были, те, что еще на Земле родились, участь Мегрены решилась бы еще тогда. Но помешали молодые. Не дали они обидеть свою благодетельницу,
которая им про наряды, балы, да кареты рассказала. И так как их больше на совете стало, чем нас, то выселили они Одина за пределы его города. Построили эти палаты, обозвали загородной резиденцией и разрешили появляться в столице раз в год - на День Великого Исхода. Но нам и этого теперь не надо. А вместе с ним и всех валгарок сюда же сослали. Мы поначалу пытались было сопротивляться, но сколько нас и сколько их! Разница огромная! А Мегрена еще чего выдумала. В день, когда нас в кареты усадили и с площади повезли, она на балкон, пристроенный по ее велению ко дворцу Одина вышла и закричала, что нашла средство как деток без мужиков рожать. Этим она дурочек и купила окончательно. Мы, оказавшись за городом, хотели народ на восстание против узурпаторши поднять. Но одна наша лазутчица разузнала, что Мегрена запудрила мозги валькириям камланским поп-кормом, против которого противоядие только у аскимлянского племени есть. Решили мы тогда диктаторшу просто убить, но та какую-то хитрость придумала, против которой мы бессильны. Все наши стрелы сквозь нее проходят, мечи рубят стерву, словно пламя! Ничего ей не
делается. Иосса, одна из наших, ворожея, долго смотрела на реку и предрекла, что смерть ее наступит через два века и семь лет от руки внука Одина, что на Земле жить будет и придет к нам с двумя товарищами и аскимлянским посланником. - Вот такая печальная история, - грустно улыбнулась Асса, закончив рассказ. - Спрашивайте, если что не ясно. - Скажи, милая, как же получилось, если вас в столице не любят, - выдохнул задумчиво Кировец, - нам такую шикарную встречу организовать? - А что тут такого? К Отцу послы прибыли, навестить старика решили. И раньше подобное не раз случалось. Вы ж не первые с Земли, кто к нам жалует. Только все в основном к Мегрене, к нам заезжают изредка, - пояснила Асса. - Всех так встречаем. Гости для всех валькирий в радость. Народ они неплохой, только поп-кормом окуренный. - Нет, это ясно, - кивнул Добрынич. - Ты скажи, как НАС пустили, если ваша ворожея Мегрене смерть предрекла от рук Ильи Иваныча, а от Ремера - средство против пресловутого поп-корма. Кстати, что это за хрень? Про поп корн слыхал, даже пробовал (фу, дрянь!), а о поп-корме читать не доводилось. Прям, пародия
какая-то! - Так то ж тайна, про вас-то! Кто ж Мегрене о предсказании скажет?! Валгарки - женщины верные и тайну хранить умеют. Поп-корм на нас не действует, а что это такое нам до сих пор неведомо. И чего у меня спрашивать, когда с вами аскимлянин пришел? Так? - Асса встала с кресла и, обойдя вокруг стола, присела на свободный стул рядом с Добрыничем. - Так, Ассочка, - похотливо улыбнулся Никита. - Ремер, расскажешь? Но аскимлой рта не успел открыть, потому что Асса вновь встала со стула и позвала гостей за собой: - Давайте не будем торопиться, господа. Сейчас время обедать. Поешьте, переварите пищу, а вместе с ней и полученную от нас с Отцом информацию, а потом соберемся здесь и все распланируем. Согласны? Тогда, пойдемте. Глава восемнадцатая, ведающая о том, как у Гнуса чуть не отвалились руки Большая стрелка на часах перед проходной комбината Кормобетон глухо щелкнула в предсигнальной тишине промзоны и, подрагивая, остановилась на четверке. Спустя полминуты из распахнувшихся стеклянных дверей густым потоком хлынул рабочий люд. Макар стоял чуть поодаль, прислонясь плечом к бетонному забору и глазами
искал своих друзей. Первым вывалился Фузз, рожа которого напоминала маску гейши, настолько сильно она была припудрена цементной пылью. Макленнин помахал басисту свернутой в трубочку газетой и тот, заметив друга, сменил усталую походку на легкий бег трусцой и чрез несколько секунд стоял рядом. Достав из кармана джинсовки мятую пачку раритетного ныне Космоса, Макар вытащил двумя пальцами гнутую сигарету и протянул товарищу. - Покури, короче, - прошептал он до сих пор не объявившимся голосом, - а где пацаны? - Сейчас будут, Макар, не волнуйся, - пробурчал Пидалин, принимая скромное угощение. - Слухай, я чё спросить-то хотел, пока этих оболтусов нет... - Чё? - Соус сказал, что твоя Маринка библиотекой командует? - Ну... - Так это... Мне б с ней повидаться. Устроишь? - Юра вопросительно уставился на приятеля. Тот сплюнул сквозь зубы и, хлопнув газетой по плечу Фузза, убил комара. - А чё устраивать? - прошептал он. - Ты как не родной. Чё, Маринку не знаешь? Звякни ей да подходи. Телефончик, короче, нарисую. - Да как-то не удобно... - промямлил Пидалин. - Неудобно, короче, яйца пяткой чесать, - хмыкнул
Макленнин. - А те чё от нее надо? Книжицу раритетную. - Да нет, работу хочу поменять. Затрахал меня этот цемент по полной программе, - Юра, затянувшись, громко прокашлялся. - Никаких легких не хватит. - Да... это не работа, - сочувственно прошептал Макар. - Только и в библиотеке не лучше. Денег мало, пылищи много, короче. Ты б, Юрик, лучше к тетке Поганьевского в богадельню шел. У них там надбавки за вредность. Пидалин скорчил отвратительную гримасу. - Я чё, с дуба рухнул? С психами вошкаться! Ты, Макар, конечно парень неглупый, но иногда думай, что говоришь. Гнус рассказывал, у них там на прошлой неделе одну санитарку всей палатой оттрахали. Знаешь она теперь где?! В соседней палате... Понял? А этим козлам хоть бы хрен. Психи! И взятки гладки. - А ты чё, боишься, что тебя тоже, это, все палатой? - улыбнулся Макленнин. - Дурак ты, Макленнин, - Фузз докурил и бросил бычок за забор. - Вон и пацаны. Кстати, у Гнусяры сегодня бёздник, помнишь? Макар кивнул. - Чё дарить бум? - Пидалин засунул руки в карманы. - А чё ему надо? - хмыкнул Макленнин. - Давай пузырь, короче, подарим. Трехлитровый. И ему радость,
и друзьям в кайф. - Это само собой, но надо бы что-то на память... - На память - афишу снимем, которую Соус, короче, рисовал. - Ладно, жлоб, потом разберемся... - Привет, Макар, - в один голос поздоровались подошедшие Помидоров и Поганьевский. - Здорово, короче, - шепнул Макленнин и, протянув ладонь, пожал по очереди обоим руки. - Гнусяра, с бёздником тебя. Расти, короче, большой, толстый, счастливый и богатый. Оп-па! - Чё? - оглянулся Виктор, потому что ему показалось, будто Макар увидел кого-то за его спиной и обернулся сам. Но там никого не было. - Чё крутишься? - шепнул худож. рук-ль. - Я смотрю, ты имидж сменил. Классно тебе, короче. Перекисью? - А! Ты про бровь?! - улыбнулся Гнус. - Нет, не перекисью. Сама поседела. Прикинь, прикол! С утра еще все как раньше было, а на обед пошли, пацаны и говорят: Ты, Гнус, как Элис Купер! - А чё, у Купера тоже бровь седая? - удивился Макленнин. - Да нет, это просто Соус - придурок, - пояснил Фузз, закуривший свою Приму. - Я знаю, - шепнул Макар. - Это факт, короче, известный. - Да пошли вы все! - обиделся Помидоров. - Сами придурки, достали уже! - Ладно, Соус,
не канючь, - Макленнин дружески похлопал гитариста по плечу. - Шутка, короче. Давай-ка лучше к делу. Насчет аппарата не беспокойтесь, я во дворце договорился, дадут на вынос и усилок, и балалайки, а колонки в парке есть. Гитары с клавишами тоже возьмем, Федорыч разрешил. Артем Федорович с незапамятных времен руководил кружком художественной самодеятельности во дворце творчества юных. Все четверо наших музыкантов когда-то были его воспитанниками, а Макар даже один раз выиграл городской конкурс Юное дарование Валгаллы, зовущийся в народе - Кого на этот раз теченьем принесет? - Проблема с установкой, короче, - продолжал шептать Макленнин. - Федорыч уперся, как лось рогами в грузовик. Говорит, что барабанов не даст. Мол, расстроятся или порвутся. Есть, короче, предложения? - Может, ему пузырь в зубы сунуть? - предложил Соус. - Уже... - сплюнул Макар, - не дает, собака. В психушке, в ихнем доме культуры есть установка. Витюха, поговори с теткой, а? Сам знаешь, без ударников выйдет хрень. Спросишь, короче? - Трубку дай, сейчас звякну, - Гнус протянул руку. Макленнин достал из кармана сотовый и положил его в
грязную ладошку Поганьевского. Тот набрал номер и приставил телефон к уху. - Алло, теть Сима, привет! Это Витя. -... - в трубке что-то зашуршало, но, кажется, Хиросима Сэнсэевна ответила. - Теть Сим, у меня дело на сто баксов. У нас в курчатовке концерт сегодня. Барабаны нужны. -... - Да у вас в клубе есть!... Я знаю... Поговоришь?... - Хоккей, через десять минут перезвоню, - Виктор отключил телефон и отдал его Макару. - Сказала, что поговорит. Надо перезвонить минут через десять. - Даст? - спросил Соус. - Она-то дала бы, - вздохнул Гнус, - надо у завклуба спрашивать. - Не ссы, Гнусяра, - хрипло рассмеялся Макленнин, - хотел бы я на того завклуба посмотреть, который твоей тетке откажет! Дела-а, короче! Кому проблем на свою жопу охота?! - Да уж, - согласно кивнул Фузз. Хиросима Сэнсэевна в Молотове была личностью известной. Ее муж, Витин родной дядя, служил главбухом на Валгаллище, и все горожане не без основания считали, что он владелец этого комбината, тайный миллионер, хозяин, так сказать, всего города и главный спонсор общественных мероприятий. Да и госпожа Кировец отличалась пробивным мужским
характером и нешуточными связями в Москве. Этакая самурайша с толстой задницей. В городе, пожалуй, не нашлось бы более-менее разумного человека, который по доброй воле пожелал бы перейти влиятельной семье дорогу. Поэтому Макар и не беспокоился, что какой-то чмошный завклуб откажет Гнусовой тетке. - Слышь, Макар, а кто нам машину даст, чтобы аппарат на место подвезти? - спросил Фузз. - Не переживая, Фузяра, - улыбнулся Макленнин, - всё уже на месте. И аппарат, и колонки, короче. Я, пока вы свои корма таскали, все устроил. Осталось, короче, шарманки во дворце взять. Пошли, короче. Тетке по дороге перезвонишь, - последнюю фразу Макар адресовал Поганьевскому. Тот согласно кивнул. До Дворца творчества юных было рукой подать, с полкилометра, не больше. Когда его окна показались над крышей уродливого двухэтажного дома, стоявшего на углу улицы Бахчисарайской и проспекта Каменотесов, Гнус посмотрел на часы. - Макар, дай трубу, звонить пора, - прогнусавил Витя. Макленнин протянул Поганьевскому телефон и тот, нажав на клавишу повторного вызова, бодрым, хоть и чуть гнусавым голосом крикнул в трубку: - Теть Сима,
это опять Витя! -... - Ага, спасибо! Найдем. Вернув сотовый Макленнину, Поганьевский улыбнулся: - Нет проблем. Через час надо подъехать. Макар, тачку найдем? - Без проблем. Я дворцовскую газель, короче, сегодня на весь день выписал. Сейчас гитары с клавишами в нее покидаем и поедем за ударниками. Репетировать, короче, когда будем? - А хрена ль нам репетировать? - удивился Помидоров. - И так все знаем. - Балда ты, Соус! - не выдержал Фузз. - Нам на площадке сыграться надо. Там ведь звук-то другой! Понял? Это тебе не в каморке струны рвать. Кстати, о струнах, запасной комплект возьми, лучше - два. - Бут исполнено, господин Пидалин! - отдал честь Помидоров. - Отставить! - шепотом скомандовал Макар. - Во-первых, короче, руку к непокрытой голове не прикладывают... - А во-вторых? - хмыкнул Соус. - А во-вторых, короче, честь свою девичью ты уже давно потерял. Гнус с Фуззом весело хохотнули. - Идиот ты, Макар, - обиделся Помидоров. - Идиот - не идиот, - парировал Макленнин, - а честь берегу, короче. Не то, что некоторые... - Пацаны... - неожиданно взвыл Гнус. Все замерли на месте и повернулись к приятелю. -
Чё с тобой, Витюха? - испуганно прошептал Макленнин. - С руками что-то творится, - пожал плечами Поганьевский. - Такое чувство, что сейчас отвалятся. Бля-а-а, больно-то как! А-а-а!... Вся троица в недоумении захлопала глазами, со страхом глядя на искаженное страданиями лицо клавишника, который прислонился к стенке и тихонько скулил. - Гнус, ты чё? Может, скорую вызвать? - Соус схватил друга за руки. - Отпусти-и-и... бо-о-ольно то ка-а-ак!... Уфф, - выдохнул Поганьевский, - прошло. Чё это было? - Тебе видней, - растерянно кивнул Фузз, - может, связку потянул? - Не-а, не связку, - покачал головой Виктор. - Обе руки сразу, понимаешь? Думал, что сейчас отвалятся нахрен. Чем тогда играть? - Жопой, - сострил Соус. - Кстати, о жопе, - кивнул Поганьевский, - когда руки схватило, такое впечатление было, что и она сейчас лопнет. - Сожрал, небось, дрянь какую-нибудь? Вас в вашей тошниловке чем на обед кормили? - поинтересовался Макар. - Винегретом, - ответил Фузз, - рассольником с котлетой и... - Да нет, - перебил его Гнус, - ягодицы! - Что, ягодицы? Жопой жареной? - рассмеялся Макленнин. - Говорю, ягодицы чуть
не разорвало. Херня какая-то! Ладно, пойдем грузиться. - Ты смотри уж, не помирай до концерта, - погрозил Фузз пальцем Гнусу. - Клавиши-то, хрен с ними, кто петь будет? У Макара голос до сих пор не прорезался. - Не ссы, Юрик, споем, - гнусаво успокоил приятелей Поганьевский, - я уже настроился. А насчет клавиш ты зря так говоришь. Без них симфонического звучания не получится. - Какого? - не понял Соус. - Симфонического, - ухмыльнулся Пидалин. - Про оркестры когда-нибудь слыхал? Так вот... - Пошли вы, умники! - Пошли уже... И все четверо взбежали по ступенькам и вошли в распахнутую дверь Дворца творчества юных. Настенные часы показывали половину пятого. До концерта осталось три с половиной часа... Глава девятнадцатая, объясняющая понятие поп-корм и судьбоносная для Кировца После обеда все снова собрались в кабинете. Отдохнувший Один выглядел лучше. Он снова улыбался и даже пытался шутить. Илья Ивановыч с Ремером, от души веселясь, подыгрывали старику, но Никита с Алешей сидели с каменными лицами, будто на похоронах. Добрынича второй день мучил вопрос: Может бросить все к чертовой бабушке и остаться
здесь?! Он и сам не ожидал, что еще способен на такие чувства, которые начал испытывать к этой чудесной девушке. Асса... Это ж надо, жил себе человек, не тужил... У Малого сосало под ложечкой. Со вчерашнего вечера его одолевало какое-то нехорошее предчувствие, будто должно случиться что-то страшное. Но что?! Один сказал, что люди в Валгалле неуязвимы. Валькирий им страшиться нечего... Но Мегрена... С ней придется встретиться лицом к лицу... Кто она, что за тварь? Камланка?... Кто эти чертовы камлане. Ну, руки из задницы растут... А что еще? Больше про них старик с девчонкой ничего не говорили. Должно быть, не знают. Пожалуй, надо выяснить все у аскимлоя. Кто информирован - тот вооружен. - Слышь, Ремер, - заговорил Малой, - скажи-ка, друг, что за камлане. И объясни нам про поп-корм, а то я пока мало что понял. Байки - это конечно интересно, но хотелось бы суть поймать. Так, Илья Иваныч? - Верно, Алеша, - перестав смеяться, ответил Кировец. - Ну, брат Ремер, пора, как говориться, баланс составлять. Приступим. - А чего приступать? - развел всеми четырьмя руками аскимлой. - Про камлан сказано достаточно.
Могу только сказать, что паразитарии - народец хоть и небольшой, но жутко головастый. Ума им не занимать. Вон, Асса, про Мегрену рассказывала, а?! Девушка кивнула. - Мастера интриги, - продолжал пищать протописатель, - и в обаянии им не откажешь. Прикинутся такими скромными, нежными и совестливыми, что будто на Аскимлояне родились... Верить им нельзя. Врут! Причем, всегда врут! И все ради власти. Общество высшего порядка, но с низшими целями, я бы сказал! - Ты, брат аскимлянин, - перебил его Один, - воду-то не лей, по делу объясняй. Что такое ихний поп-корм? Поведай старику. Да и остальным услышать нелишне. Почему он на валькирий только тут действует, а на людей - на Земле. То есть, соответственно, по месту проживания, а? И что за штука такая - поп-корм? Приборчик ли, газ какой, отрава пищевая? - Тут все просто, - кивнул Круппероль и почесал затылок, - но объяснять довольно сложно. - А ты попробуй, чай мы грамотные! - хохотнул Один. - Давай, брат аскимлянин. - Хорошо, попробую, - ответил Ремер. - В общем, то, что камлане называют попурритивной кормигурацией, или поп-кормом, на самом деле -
обыкновенная гипнотическая техника, основанная на перманентных модульных аудиовиброколебаниях ультранизких и гипервысоких частот, воздействующих на факторные сегменты роторного подсознания... - Стой, стой, стой! - перебил его Один. - Ты по-человечески можешь сказать? - Попытаюсь, - тяжело вздохнул Круппероль и попробовал объяснить еще раз. - Короче, камланские паразитарии вживляют в свои голосовые связки некий приборчик. Генетический, малюсенький такой... Понятно? - Давай, брат Ремер, рассказывай, - кивнул Кировец. Аскимлой кивнул и продолжил: - Как он устроен, я не знаю, но знаю то, что приборчик голоса не меняет, а только придает ему неслышные уху оттенки. В смысле, звуки, которые сразу в мозги идут, - спохватившись, поправился Круппероль. - Эти самые звуки имеют на слушателя воздействие, ну... типа... побуждения к действию, приказ... Понятно? - Угу, - кивнул Один, - приказ, брат аскимлянин, понятно. - В общем, раньше, когда поп-корм только изобрели, он был несовершенен и мог давать мозгу только один приказ - на самоуничтожение. Мозг посылал команду сердцу, и то останавливалось. Все, смерть. Таким
образом камлане и уничтожили валгарских мужчин... Простите. - Ничего, - успокоил его Один. - Много лет спустя, поп-корм был значительно доработан и в усовершенствованном виде вживлен двум представителям камланских паразитариев. Люцию Ферию Боллу, которого вы тогда, двести лет назад на Земле не добили, и он оставил там свое подлое семя, и Мегрене Болл, которую вы неосмотрительно пленили. Об этом факте нам стало известно от объединенной внутригалактической разведки. - Они что же, брат с сестрою? Фамилия-то одна, правильно я понял? - уточнил Один. - Правильно, - кивнул Ремер. - Дети Диа Болла, предводителя камланских паразитариев, они сейчас живут на Сикурре. Маленькая планета, искусно спрятанная где-то в Солнечной системе. Где точно - не знаю, ни один наш радар ее засечь не может. Продолжу. Итак, сначала о Люции. Ему в семя был вживлен поп-корм замедленного возвратного действия, рассчитанный только на подавление человеческой воли. О смерти уже не говорим, я надеюсь, это все понимают? - Ага, - ответил Кировец. - Так вот... Что такое - замедленное возвратное действие? Постараюсь объяснить доступными
словами. В общем, такая штукенция, которая проявляется в прямом потомке паразитария через несколько поколений, в нашем случае - через десять. Причем, поп-корм начинает действовать не с момента рождения потомка, а с момента его вступления в совершеннолетний возраст. Он у камлан при средней продолжительности жизни в три тысячи земных лет наступает в двадцать три года. - Ни хрена себе! - присвистнул Добрынич. - Да, - согласился Круппероль. - Путем несложных математических вычислений, мы пришли к выводу, что десятый потомок Люция Ферия Болла достигнет совершеннолетия вечером 24 июня 2003 года, приблизительно в период между восемью тридцати и девятью часами. На точность можно положиться. Наша современная наука еще и не на такое способна. Так, о чем это я? А!... Зная приблизительное место проживания паразитария, а именно - город Молотов-на Валгалле, и срок, когда начнет работать поп-корм, можно предотвратить его негативное зомбирующее влияние на разум людей. Главное, успеть этого потомка вычислить и нейтрализовать. - Ну ты, Ремер и скажешь! - воскликнул Кировец. - В нашем городе, почитай двести тысяч народу
живет. Как же мы его отыщем? - На это есть отдельная инструкция. О ней позже, - повернул к Илье Ивановичу голову аскимлой. - Сейчас перейдем к вашей Мегрене. - Она не наша, аскимлянин! - гневно воскликнул Один. Протописатель поморщился. - Не цепляйтесь, пожалуйста, к словам, - резко пискнул он. - Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю! - Извини, брат, - ответил старик. - Поехали дальше, - Круппероль вновь говорил спокойно. - Мегрене Болл был вживлен поп-корм с направленным действием на жителей Валгаллы. Вашей Валгаллы, а не реки. Это, надеюсь, ясно?! То есть, она не может воздействовать на мозги землян, в смысле - людей. Но только на территории этой страны. На Земле - может, но это к делу не относится. Здесь у нас людей - трое. Так? - Не так, - улыбнулась Асса. - Простите меня, Ремер, но вы забываете об Отце и валгарках, которые, в общем-то, тоже родились еще там... - Спасибо, Асса, - согласно кивнул Круппероль. - Я хотел коснуться этого момента позднее, но уж коль вы меня перебили, поясню сейчас. Дело в том, что за века пребывания в Валгалле, господин Один и вы, уважаемые валгарки, частично утратили
связь с плотными мирами. Как ни скорбен тот факт, но вы не совсем настоящие. Прошу вас, только не обижайтесь. Дело в том, что жители вашей страны - это так называемые плотные абсолютные духи. Все, кроме вас. Вы же - разряженные субстанциональные существа. Чуете разницу? - Нет, - одновременно покачали головами Асса и Один. - Как бы это сказать-то попроще? - аскимлой посмотрел в потолок и с минуту думал. - Корче, валькирии, что родились здесь, не имеют на Земле тела из плоти. Они там для людей почти невидимы, и их присутствие ощущается только с помощью специальных приборов. Камланские паразитарии, чья природа несколько иная, вполне способны ощущать ваших сестер, более того, они могут значительно пострадать от их агрессии. Что касается вас, так называемых валгарок первого поколения и вас, господин Один, то вы, вернувшись на Землю, можете после быстрой адаптации к натуральным планетным условиям вновь обрести плоть, вернуться в свой биологический возраст и умереть как все ваши предки и потомки, рожденные ТАМ. Но не здесь. - Что не здесь? - помотал головой старик, у которого от обилия малопонятной
информации мозги начинали закипать. - Умереть вы здесь не можете. Вот что. И с каждой минутой, проведенной на Земле, - вы ж туда иногда выходите? - вы становитесь чуточку старше. Не замечали? Асса утвердительно кивнула. - Да, - грустно улыбнулась она, - замечали. Когда вас забирала, вернулась, глянула в зеркало, а у меня новая морщинка... - Вот! - торжественно произнес протописатель. - Подтверждение научной теории... Хоть я в технике и не силен. Гуманитарного склада... - Продолжай, брат аскимлянин, - перебил его Один. - Хорошо, - ответил тот. - На чем я остановился?... А, вспомнил! Короче, здесь вы хоть и сильнее своих дочерей, но не настолько, чтобы справиться с камланским паразитарием. Поэтому ваши стрелы и мечи Мегрену не берут. Уровень плотности разный. Ей ваше оружие, что нам пощечина привидения. Неприятно, но не более. Мы же, недавно прибывшие в Валгаллу, сможем одолеть камланку, но только тем оружием, которое принесли с Земли. Бухгалтеры растерянно переглянулись. - Что ж ты нам там не сказал, брат Ремер?! - укоризненно воскликнул Илья Иванович. - У меня дома двустволка есть. Это ж надо, без
оружия пришли! Аскимлой поднял руку, призывая к тишине. - Спокойно, - произнес он, - у меня все предусмотрено. И тут Круппероль достал из кармана парадного фрака, в котором он ходил со вчерашнего дня, свою светящуюся палочку. - Протонный трансфрмер, - улыбнулся он своим квадратным ртом. - Забыли?! - Ну, ты... - не смог скрыть своего восхищения Кировец. - Ай-да аскимлой! Молодчина, брат Ремер! Ты - гений! - Никто, надеюсь, в этом и не сомневается! - гордо пискнул протописатель. - Вы еще рассказов моих не читали. Ничего, будет время, когда все закончим... - Слушай, Ремер, - оборвал его Малой. - Ты же, говоришь, в технике хреново понимаешь. Как же ты свою палочку в оружие превратишь? - А вы-то на что? - пискнул Круппероль. - Из вас-то кто-нибудь разбирается? Илья, сможешь представить свою двустволку. Только, смотри, надо до малейшей детали, а то не сработает... - До малейшей, говоришь, детали?... - задумался Кировец. - Ну, слушай, ты и спросил... Да... Вряд ли. Там, должно быть пружинки есть тайные. Как думаешь? - А что думать, на, попробуй, - протописатель протянул трансформер Илье Ивановичу. - Возьми в
правую руку, закрой глаза, мысленно представь ружье и так же мысленно дай ему команду. Давай, получится! Кировец сделал все, что от него требовалось, и все увидели вмиг появившуюся в его руке двустволку. Илья Иванович открыл глаза, повертел оружие в руках, переломил, чтобы внутрь посмотреть... - Черт! - раздосадованно произнес он. - Что? - в один голос спросили Малой с Добрыничем. - Патронов нет, - покачал головой Кировец. - А без патронов этой хреновиной только прикладом стучать. Слышь, брат Ремер, а можно себе представить еще и патроны? Выйдут. Аскимлой сконфузился и отрицательно покачал головой. - Дал я маху, - вздохнул он. - Круч подери! Круч подери!! Круч подери!!! - Что такое? - Что, что?! Забыл, что ваше оружие стреляет дополнительными предметами. Мы-то тыщу лет назад на лазеры перешли. Там и одного трансформера хватит. Круч подери! Для патронов надо еще палочек... Бухгалтеры переглянулись. Один с Ассой враз посерьезнели. - Что делать будем? - спросил Малой. - Есть идея! - неожиданно воскликнула Асса. - Выкладывай! - в один голос закричали протописатель и бухгалтеры. - Надо вашу эту палочку в
меч превратить, - улыбнулась валгарка, - и срубить Мегрене голову. Вот и все! - А кто рубить будет? - спросил Кировец. - Ты, внучек, и будешь, - прогремел голос Одина. - Я??- Илья Иванович уставился на старика. - А кто? Ну, мож, Никитка или Алешка. Мы с Ассою земной меч не удержим. Слыхал, что аскимлянин-то сказал? Так что придется кому-то из вас троих. Я бы, Илюшенька, тебя выбрал. Ты покрепче остальных будешь. - А чего это он? - воскликнул вдруг Малой. - Я не слабже буду. Да и моложе! - Давайте жребий тянуть, - твердо сказал Добрынич, искоса глянув на Ассу. В тени оставаться не хотелось, хоть и желанием ринуться в бой он не горел. - Мудрое решение, - пробасил Один. - Асса, дочка, кости неси. Богатыри метать будут. У Добрынича кубики набрали минимум очков - два, оба упав вверх сторонами с одной ямкой. Малой выкинул одиннадцать и уже разминал руки, считая вопрос решенным. Если только... Кировец метнул кости. Те со стуком покатились по столу и показали... дубль-шесть. - Судьба, видать, - вздохнул он и встал. - Давай сюда, брат Ремер, свою волшебную палочку. Меч делать буду. - Я знал, - улыбнулся Один,
- что так оно и случится! За окнами стемнело. Асса щелкнула выключателем, и со стен кабинета заструился мягкий, приглушенный льняной тканью, свет. Глава двадцатая, повествующая о том, что Диа Болла одолевают сомнения, а он упорно от них отмахивается К пяти часам пополудни три камланских звездолета достигли орбиты Земли и выключили двигатели. Оставалось ждать часа Икс. Когда тот пробьет, и следует начинать интервенцию. Не раньше, иначе план, выстроенный и продуманный за два века до мелочей, может рухнуть в одну минуту. Диа Болл, поддерживающий протосвязь с Мегреной, договорился с ней об условном сигнале. А пока он, развалившись в глубоком кресле, попивал свежую галибсу и предавался мечтаниям. Он грезил властью над человечеством. Ему виделись богатые недра и щедрая растительность зеленой планеты. Он мысленно уже праздновал победу. СВОЮ ПОБЕДУ. Неожиданно с потолка командирской каюты раздался знакомый голос. Словно космическим холодом повеяло: - Здравствуй, Диа! Давно не виделись... Не звонишь, не пишешь... Совсем старика забыл... Диа Болл вздрогнул и открыл глаза. С монитора на него смотрел колючими
желтыми глазками сам Прародитель Сата Найа. - Здр-равствуй, д-дед... - заикаясь, пролепетал Диа. - Привет внучек, привет, - улыбнулся Сата. - Решил, значит, Землю поиметь? - Н-нет... Н-ну, в об-бщем-то, д-да... - улыбнулся предводитель паразитариев. - Что ж, дело хорошее, - пробормотал Прародитель, но тут же жестко добавил: - Только кишка у тебя тонка. Ничего у вас не выйдет! - Т-ты, ч-что ль м-мешать будешь?! - неожиданно Диа Болл почувствовал закипевшую в нем ярость. - Остынь, камланин, - зловеще улыбнулся Сата Найа. - Мне ль не желать, чтобы эту гадкую планетенку разнесли на протоны?! - А кому еще?! Тебе бы все только разрушить! У меня, меду прочим, свои планы. - Знаю, внук, знаю. Не кипятись. Только послушай, что старшие говорят. Мудрые советы они еще никому вреда не принесли. - И что за совет?! - вопросительно взвизгнул паразитарий. - А совет таков - не торопись. Выжди еще пару сотен лет, тогда их можно будет взять тепленькими. А пока разворачивай свои летающие горшки и вали на Сикурру. Там хоть и тесно, да живы останетесь, - нравоучительным тоном произнес Прародитель. - Нужны мен такие
советчики! - весело хмыкнул Диа Болл. - Нужны - не нужны, а дед дурного не скажет. Впрочем, внуков у меня много... Есть и не такие тупые... Последние слова старика не понравились предводителю, и он, резко вскочив с кресла и пролив галибсу на комбинезон, быстрыми шагами подошел к монитору. - Ты, хрыч старый, - гневно зашипел он, - не лезь не в свое дело. Я в курсе, что у тебя в свое время ничего из затеи с Землей не вышло. Но нынче другие порядки. Прогресс, между прочим, на месте не стоит. Я действую не нахрапом, как ты. У меня, между прочим, солидная подготовительная работа велась... - Это Мегрена-то солидная?... - рассмеялся Сата Найа. - Или Люциев десятый выкидыш?... Не смеши меня! Эти тупоголовые недотепы ни хрена в земной жизни не смыслят. Может, и знают они, что у людей здесь. - Прародитель постучал себя по голове костяшками пальцев. - Но то, что тут твориться, - старик похлопал себя по груди, - ни тебе, ни им неведомо. И пока ты этого не уяснишь, сколько планов не строй - ни за что тебе Землю не взять... Разрушить-то, кстати, можно. Но кому это теперь надо?! Диа Болл зарычал в микрофон и
всердцах нажал кнопку отбоя. Достал, Прародитель этакий! Только праздничное настроение испортил. Вот ведь, завистнички, им бы только покаркать, да, если все путем пройдет, кусок побольше от чужой добычи оторвать. Предводитель паразитариев смахнул с блестящего комбинезона капли галибсы, подошел к бару и налил себе новую порцию. Снова усевшись в кресло, он сделал большой глоток ароматного напитка и хотел продолжить мечтать, но настроение совсем испортилось. Это ж надо, в такой день появился! Триста лет не было... Нажав кнопку селектора центрального пульта он поинтересовался: - Как там обстановка? От Мегрены что-нибудь было? - Нет шеф, все тихо, - прожужжало из аппарата, - мы на стреме, как вы и приказали. - Хорошо, оболтусы, - ответил предводитель, - будет сигнал, доложить немедленно! - Договорились, шеф! - Я тебе договорюсь, Борх! Ишь, волю почуяли! Веди себя прилично. Мы - благородные интервенты, а ни какие-нибудь галактические пираты. Ясно? - Так точно, шеф! - Вот так-то лучше. Отбой! - Есть, шеф! Отбой! Кого бы еще приголубить? - подумал Диа Болл, отжав кнопку. Но желания ни с кем больше говорить не
возникло. И что за жизнь? Стараешься ради них, наживаешь им своим горбом состояния, а они, жабы неблагодарные! Кстати! Кто сказал, что галибсу можно только из жаб гнать?! Пожалуй, можно на Земле попробовать и из другого материала. Интересно, из людей получится? Мечты возвращались... Вот он стоит на самой высокой горной вершине зеленой планеты с протонными крыльями за спиной... Прыжок, и он парит над сверкающим снегами горной страной... Океан... В синей воде плещутся гигантские киты, чьи глаза так приятны на вкус... На берегу теплого моря мелкие черные людишки роют руками глубокую шахту... Там уран... Много урана... Много-много-много урана... Столько, что хватит на оснащение сотен, нет, тысяч звездолетов... Галибса льется рекой... Паразитарии выходят за пределы галактики, а впереди он, в белом блестящем комбинезоне, на белом блестящем корабле, в черной-черной вселенной... А-а-у-у-а... Диа Болл заснул. Ему снились чудесные сны, в которых он пинал Прародителя Сата Найу и заставлял его добывать уран в самой глубокой шахте земли. Тот молил беспощадного внука о свободе, но предводитель паразитариев только
посмеивался и ни говорил деду ни слова, сверля его самым презрительным во вселенной взглядом... - Шеф, шеф... Вызывает центральный... Шеф, ответьте! Диа Болл сквозь сон нащупал кнопку селектора. - Да, что там у вас? - спросил он сонным голосом. - Шеф, канал исчез! - растерянно прошипело из аппарата. - В смысле? - не понял спросонок предводитель. - Какой канал? - Тот самый, шеф! С Мегреной. - Как, с Мегреной?! Не может быть! - сон как рукой сняло. - Ничего не предпринимать! Сейчас прибуду на центральный. Отбой! - Есть, шеф! Отбой! Диа Болл допил остывшую галибсу, чашку с которой так и не выпустил во время сна, тяжело поднялся с кресла и вышел из каюты. Чтобы попасть в рубку, надо подняться на три уровня. Можно было это сделать по узкой винтовой лестнице, но существовал и лифт. Время поджимало. Предводитель вызвал подъемник. Через пару секунд титановая дверца отъехала в сторону, Диа зашел в кабинку и медленно поплыл вверх. Когда он уже миновал второй уровень, за стенкой что-то скрежетнуло и лифт, гадко скрипнув, остановился. Застрял! Это ж надо! Предводитель про себя грязно выругался и нажал кнопку
аварийной системы. - Слушаю, - крякнуло в динамике. - Говорит командир экспедиции. Я застрял в лифте между вторым и первым уровнем. Немедленно устранить неисправность! - Есть, командир! - снова крякнул динамик, и кабинка, качнувшись, со скрежетом поползла вниз. Остановившись на втором уровне, дверь медленно отъехала. Взведенный до предела Диа Болл зашагал к лестнице. Поднявшись в рубку, где размещался центральный пульт управления, он с ходу принялся допрашивать дежурного: - Что тут происходит?! Канал не восстановлен? - Вы же приказали, шеф... - начал было мямлить лупоглазый паразитарий, но получил такую затрещину, что вообще замолк. Предводитель согнал его с кресла и сам, усевшись перед пультом, начал проверять датчики. Странно, все в порядке... А канал связи с Валгаллой пропал. Удивительное дело... И тут Диа Боллу вспомнились слова Прародителя: Выжди еще пару сотен лет, тогда их можно будет взять тепленькими. А пока разворачивай свои летающие горшки и вали на Сикурру. Там хоть и тесно, да живы останетесь... Может, прав старик? Не стоит горячку пороть?... Стоп, стоп, стоп... Какая горячка? Операцию
готовили более двухсот лет. Шанс срыва минимален! Прочь, сомненья! - Дежурный! - твердым голосом проговорил Диа Болл. - Исследовать возможности восстановления канала! Если таковые найдете, немедленно починить и доложить! - Слушаюсь, шеф! - Приступайте! Я у себя в каюте. Если через час не будет доклада, дам команду на приземление. Готовьтесь пока. Предводитель встал с кресла дежурного и пошел к выходу из рубки. В дверях он остановился и обернулся. Дежурный вытянулся по стойке смирно: - Слушаю, шеф! - Ладно, - махнул рукой Диа Болл, - работайте. Я у себя. И он вышел. Спускаясь по лестнице, предводитель камланских паразитариев снова услышал в голове голос Сата Найи: Может, и знают они, что у людей в головах... Но то, что творится в их сердцах, ни тебе, ни им неведомо. И пока ты этого не уяснишь, сколько планов не строй - ни за что тебе Землю не взять... Разрушить-то, кстати, можно. Но кому это надо?!... Глава двадцать первая, в которой с Гнусом происходит что-то совсем уж неладное Газель летела по ухабам с недозволенной скоростью. Гнус, сидевший рядом с водителем, крепко держал на коленях свою фарманту,
Соус в фургоне грудью прикрывал ударную установку, взятую в богадельне. Как и полагал Макленнин, проблем с завклубом не возникло. Даже пузыря не взял. Ну, тетка, тебе место в первом ряду! Макар с Фуззом остались в парке подключать аппаратуру. Им помогал курчатовский звучок Паша, который выводил громкость микрофонов и гитар. - Эй, Фузз! - кричал звукооператор, - проверь второй микрофон! - Разз... разз... разз, - отвечал басист. - В поряде, - орал Паша, - теперь третий... - Разз... разз... разз... - Ага, теперь бас свой в гнездо сунь!... Да не в это!... Это для гитары!... Ага... Сюда... Клавиши куда поставите? - На ящик, - отвечал Пидалин. - Хорошо... Только его тряпкой накройте, уж больно стремный! - Тряпку Соус привезет. Они с Гнусом чрез минут десять будут. - Нормально. Успеваем, - крикнул звучок. - Сыгрываться будем? - Обязательно... - Слышь, Макар, а кто у вас поет? Ты-то в ауте, так? Макленнин подбородком кивнул на Фузза. - Юрка? - покачал головой Паша. - У него ж слуха нет! - Да нет, - ответил Пидалин. - Это Макар сказал, чтобы ты со мной говорил. Его-то ты не услышишь. - Точно... - На вокале у
нас сегодня Гнусяра, - ответил на вопрос Юрик. Павел уставился на Фузза, потом перевел взгляд на Макленнина. - Кто???... Гнус?... Ну вы, пацаны, даете! Он же это... гнусавит! - Через микрофон не слышно, - проорал со сцены Пидалин. - И потом, все равно больше некому. - А Помидоров? У него ж неплохой голос?! Кажись... - Голос-то у Соуса неплохой, - согласился Пидалин, - только он у нас уникум. - В смысле? - не понял Паша. - В том смысле, что он одновременно петь и играть не может, - объяснил Фузз. - Он и без пения играть не может! Три, блин, аккорда блатных знает! - захохотал звучок. - Макар, ты ж неплохо бренькаешь, сам бы и взял гитару! - Ага! А кто, короче, барабанить будет? - Макленнин громко прошептал в микрофон. - Так Соус пусть и стучит! - Ты, Пашка, с Луны свалился? Он же все ударники расхреначит! Так по ним колошматит, словно не барабаны это, а любимая теща. Нет, пусть уж лучше Макар стучит. Он у нас мультиинструменталист. Юное, блин, дарование. Так, Макар? Макленнин улыбнулся и кивнул. Он действительно мог играть на любом инструменте, что были в группе, плюс фортепиано. А на высказывания про
юные дарования он давно не обижался. - Так гоните его в шею! - предложил Павел. - Чё, гитаристов в городе нет?! - Гитаристы-то есть, - вздохнул Фузз, - но дружба дороже. - Хорошо, - не унимался звукооператор, - дайте ему маракасы или бубен, а на гитару человека возьмите со стороны. И дружбу сохраните, и звук нормальный будет. Как идейка? - Нормальная, - кивнул Фузз. - Что думаешь, Макарыч? Макленнин кивнул. - Спасибо, Паш. Мы твое предложение обсудим. Ты сам-то тренькаешь? - Не-а! - помотал головой звучок, - но у меня один парнище есть, закачаетесь! Струны дергает не хуже Купера! - Вы чё, сговорились все? - не выдержал Пидалин. - А чё? - Купер - вокалист! И брови у него одинаковые! - крикнул Юра. - А при чем тут брови? - не понял Пашка. - А при том, что сейчас сам увидишь... Вон Гнус с Соусом приехали, барабаны привезли, - Фузз повернулся к подкатившей машине и крикнул в микрофон: - Соус, тряпку под клавиши нашли? - А то! - заорал в ответ Помидоров. - И тряпку, и клавиши, и ударную - все привезли! Там Витюхина тетка такой шорох навела, что завклуб на цирлах перед нами скакал, установку помогал
грузить. - Даже водку не взял, - подтвердил Гнус, который вылез из газели и поднимался теперь на сцену. - Теть Сима у меня - клад! - Да... - кивнул Павел, - такую тетку иметь - дорого стоит. Да и дядька нехилый. Тебе, Витька, повезло с родственничками. Небось, бабла у них куры не клюют. - Наверное, - кивнул Поганьевский, - только мы с мамкой своим трудом живем, не побираемся... Даже у родственников. - Я понимаю, понимаю... - вздохнув, ответил Паша. - Слушай, Гнус, ты у них на даче был. - Был, а что? - Крутая, наверное, дачка. Да? - Обычная. Два этажа, три комнаты, печка... Самая обыкновенная. Они скромно живут. И квартира у них в панельном доме. Типовая двухкомнатная брежневка. - А чё ж они элитную не купят? - продолжал завидовать звукооператор. - А нахрена им? Дети взрослые, живут отдельно. Дядь Илья излишеств не любит. И теть Сима тоже. Живут себе, по заграницам в отпуска мотаются. Чё еще надо? - Да хоть бы тачку крутую купили, - проговорил Павел. - А чем уазик плох? Куда им ездить-то, кроме как на дачу. Туда, в это болото, хрен на крутой тачке проедешь. Уазик же, самое то. И хорош меня доставать, -
не выдержал Гнус. - Давай лучше аппарат подключать. - Да уж подключили все, - влез в разговор Фузз, - одни твои клавиши остались, да ударник настроить. Поганьевский воткнул валявшийся на полу сцены штекер в фарманту и нажал несколько клавиш. Из динамиков запищало. - Пашка, высокие срежь! - прокричал Виктор звучку. - Бут сделано, господин пианист! - Павел крутанул какие-то ручки и снова глянул на сцену. - Попробуй-ка еще раз! Теперь из колонок загремел более-менее чистый звук синтезатора. - Нормально! - гнусаво прокричал Поганьевский. - Соус, гитару попробуй! Помидоров поднял свой инструмент и взял по очереди все три блатных аккорда. - Номально, - кивнул он. - Макар, настроишь? Макленнин кивнул. - Я ж говорил! - захохотал звукооператор. - Вам, пацаны, гитарист нужен! - А чем я плох? - обиделся Лева. - Всем! - снова заржал Павел. - Да пошел ты, - ответил Соус и протянул гитару подошедшему Макару. Тот сел на табурет, достал из бездонного кармана джинсовки камертон и принялся за настройку. - Мамочки-и-и... - неожиданно заголосил Гнус, - бля-а-а-а... Все обернулись на крик. Поганьевский от боли катался по
сцене. Штаны его на заднице разорвались, и оттуда выпирало что-то блестящее. Все музыканты и вмиг оказавшийся на подиуме звукооператор окружили Виктора. Они словно окаменели и стояли теперь с широко раскрытыми глазами. Поганьевский корчился от боли, а из прорванных штанин бедняги торчали две маленькие металлические рученки, которые росли на глазах у изумленных зрителей... - Пацаны-ы-ы... - гнусаво выл Виктор, - сделайте что-нибу-у-у-удь... Бля-а-а-а... Как бо-о-о-ольно-о-о-о... - Фузз, скорую вызывай! - первым опомнился Макар. У него от потрясения прорезался голос. - Фузз! Держи телефон!... - Макар! - пришел в себя Пидалин, - у тебя голос появился... Можешь... эта... сам позвонить... - Что? А! Да... Пора Гнусу из грузчиков уходить... - Макленнин уже набрал 03 и теперь ждал ответа, - он же вроде машину неплохо водит?... Глава двадцать вторая, немного моралистическая и повествующая о трагической кончине госпожи Президента Мегрена обычно ложилась спать поздно. Вот и сегодня она засиделась далеко заполночь. Вся прислуга уже давно дрыхла без задних ног. Госпожа Президент выключила телевизор, подошла к бару
и, повернув маленькое серебряное блюдце, открыла тайный шкафчик, который прятался за зеркальной стенкой. Засунув в него руку, она что-то там со щелчком дернула, и с потолка, из раскрывшихся зеркальных же створок, медленно и бесшумно опустилась приборная панель со множеством кнопок, ручек и вмонтированным в центр монитором. Нажав на кнопку вызова, она дождалась, пока засветится экран и, увидев сонную рожу камланина, резко заговорила: - Так, спим на боевом посту? - Никак нет, госпожа Мегрена! - встрепенулся тот. - Соединить с шефом немедленно? - Не надо, Борх, пусть отдыхает, - произнесла камланка, - оставь канал в режиме ожидания, не отключайся. Для нашего народа сегодня наступает великий день. Вы сейчас где? - На орбите, мадам Президент. - Очень хорошо. До часа Икс остается совсем чуть-чуть. Как там отец? - Нормально. В предвкушении... - многозначительно улыбнулся дежурный. - Хорошо, Борх. Оставайся на связи, а я пока вздремну... - Мегрена громко зевнула. - Прости... - Что вы, госпожа Болл! Мегрена отошла от пульта и прилегла на софу... Уже почти двести лет как валькирии избрали ее своим Президентом.
Эти глупые полуземные коровы купились на шмотки и побрякушки... Как это скучно... Поп-корм работает безотказно, мода действует не хуже наркотика. Даже валгарки на нее подсели - сменили свои кожаные штаны и меховые куртки на сарафаны и вечерние платья... Госпожа Президент улыбнулась. Нет, женщина, какая бы она порядочная и скромная ни была, перед артефактами устоять не в силах. Ей вечно нужно что-то новое, и при этом - блестящее и красивое. Будь то дорогой автомобиль или дешевая безделушка. Сумочки-рюшечки, камушки-ракушечки... Даже Одина переодели! Ох, старик, влип ты конкретно и навсегда.... Неожиданно за дверью послышались легкие шаги. Странно, кто-то проснулся? - Люсса? - позвала Мегрена, - ...это ты? Дверь распахнулась и в комнату ввалилось трое мужиков в полосатых пижамах и с босыми ногами. Тот, что стоял в центре, что-то прятал за спиной. Он и ответил: - Нет, это не я... - А кто? - вылупила свои желтые глаза госпожа Президент Валгаллы. И тут до нее дошло, - А-а-а! Это вы, господа, Отцовы гости! Что ж, прошу. Выпьете? - Ты, Мегрена, нам зубы не заговаривай, - зловеще произнес Добрынич. - Мы по
важному делу пришли, и пьянствовать сегодня не намерены. - По важному, говорите? - улыбнулась узурпаторша и уселась, заложив ногу за ногу. - Что ж, по важному, так по важному. Присаживайтесь, излагайте. Только я не пойму, отчего вы в пижамах? Бухгалтеры переглянулись. - Так это ж ваша национальная мужская одежда, - изумленно произнес Малой. Мегрена звонко рассмеялась. - Это Один вам сказал? Вот, черт старый, совсем из ума выжил! Я ему на день рождения в подарок пижам послала, чтоб спать было в чем, а он их за костюмы принял. Что, так и ходит?! Камланка не могла остановиться и смеялась все громче и визгливее. - Слушай, Иваныч, пора с этой мымрой кончать, - шепнул Добрынич, - мы сейчас с Алешкой ее за руки скрутим, а ты башку руби. - Понял, - кивнул Кировец, и все трое устремились к узурпаторше. Малой с Никитой ухватили камланку за руки и хотели было завести их за спину, чтобы Илье Ивановичу было удобнее рубить голову, но та неожиданно извернулась и руки с повисшими на них бухгалтерами разлетелись в разные стороны. - Руби, Иваныч! - диким голосом заорал Добрынич. - Не смешите меня! - взвыла Мегрена, на
меня эти валгалльские штучки не дей... Последнего слова она не договорила, потому что голова, срезанная острым самурайским катаной, который представил себе Кировец, когда аскимлой дал ему протонный трансформер, упала на пол и как резиновый мячик запрыгала к телевизору. - Это не валгалльские, - ухмыльнулся Илья Иванович, - это наши, японские. Маде ин Аскимлоян. Правда, брат Ремер? Из-за двери вышли Один с Крупперолем. - Правда, Илья. Лихо ты мечом орудуешь, - одобрительно пискнул аскимлой. - Да это ж разве меч? - засмеялся старик. - Так, сабелька! Сопли резать. Тьфу! Меч-то он знаешь какой, брат аскимлянин?! - Какой? - Тяжелый и длинный. Поболе этого раза в два будет. Его одной рукой не удержишь. Есть, конечно, и короткие, но от них толку меньше. - Меч это, дед, настоящий меч, - кивнул Кировец, - только японский. У нас дома такой в серванте лежит. Сима привезла, когда к родне в позапрошлый год ездила. - У тебя супруга-то басурманка? - поднял брови. - О как! Кровь, значит, мешаешь! - Да перестань ты! Тоже мне, борец за чистоту нации. У самих-то бардак! Двести лет страной инопланетянка правила, -
усмехнулся Илья Иванович. - Да... уж, - вздохнул Один, - было дело. Он подошел к обезглавленному трупу Мегрены и легонько подопнул его босой ногой. Разулись все специально, чтобы не шуметь. - Илюш, глянь-ка! - удивленно пробормотал старик и указал пальцем на бездыханное тело. - Чего, дед? - У мадамы руки-то из жопы растут! - Чего? - вокруг собрались все вершители правосудия. - А вот и то! Сами гляньте! - Ну, дела! - выдохнул Малой. - А я-то думал, ну не могут быть у людей такие конечности длинные! И точно! - засмеялся Добрынич. - Это ж надо, и впрямь, из задницы торчат! - Я забыл вам сказать... - пискнул аскимлой, и все посмотрели вниз. Протописатель стоял и пожимал плечами, разведя все четыре руки в разные стороны. - Я забыл сказать, что у всех камланских паразитариев руки растут из... - ...задницы, - кивнул Кировец. - Да, - согласился Ремер, - это их главный отличительный признак. И у того, что на земле сегодня отпразднует свое совершеннолетие, тоже такое должно случиться. Поэтому найдем, не беспокойтесь. Весь город знать будет! - Такое не утаишь, - хмыкнул Добрынич. - А здорово она вас, господин
Один, уделала! С пижамами-то! Ха-ха-ха... Старик густо покраснел... - Кто ж знал... Асса принесла, сказала - подарок... Модный... Ну я и... Мужиков-то более нет, вот... - Да ладно, дед, никто ж тебя не стыдит, - Илья Иванович обнял старика за плечи, - смотри, какой ты здоровый! Нас троих надо, чтоб свалить тебя... - Нет, Илюша, втроем, пожалуй, не сдюжите. Вот с дюжиной можно попробовать, - улыбнулся Один, - а троим вам меня не одолеть. И не смотри, что старый и... не модный. А барахло это сегодня ж прикажу сжечь! И шлем расплющить. Тоже, небось, кастрюлька какая-нибудь... - Нет, господин Один, шлем настоящий, - успокоил старика Алеша. - Стилизованный под ретро. - Подо что лизованый? - не понял Один. - Под старину сделанный, - пояснил Добрынич, - сейчас в таких не ходят. Все больше кепки разных фасонов. Ну, шляпы еще встречаются. Вы к нам в Молотов приезжайте, я вас в универмаг свожу. Там есть отдел Три кабана, как раз для вас. - Это я кабан?! - взревел Один. - Ой, простите, - вжал голову в плечи Никита. - Не обижайтесь, пожалуйста. Это отдел так называется - Три кабана. А вещи там для крупных мужчин.
От пятьдесят шестого размера. У вас, мне кажется, размер шестьдесят четвертый - шестьдесят восьмой? Так, Алеш? - Не знаю, Никита, тебе виднее. Меня барахло мало интересует, - ответил Малой. - Было б тепло, уютно и неброско... - Уважаю, - кивнул Один. - А в кабанах твоих, Никитушка, пущай животные и одеваются. - Не спорьте, - закончил спор Кировец. - На вас, похоже, поп-корм действует. Надо из этой богадельни уходить. Ремер, а это что за хрень с потолка висит? - Илья Иванович обратил внимание на пульт. - Эта, как ты выразился, хрень, - пропищал Круппероль, - не что иное, как протонное устройство связи с радиусом действия в десять миллионов космических миль. Вот что это за хрень. Надо ее вырубить. - Это мы легко, - кивнул Илья Иванович, - а ну, мужики, посторонись! Когда все отошли, Кировец взмахнул катаной, и одним ударом перерубил телескопический штатив с целой вязанкой золотых проводов, спрятанных в его нутре. Пульт грохнулся на пол с таким шумом, что бухгалтеры невольно зажмурились. Сейчас все во дворце проснутся и нас поубивают, - подумал Добрынич. Но никто, похоже, не услышал. Видимо, Мегрена, не
стеснялась шуметь и по ночам. - Все, дети, больше вам здесь делать нечего. Да домой торопиться надо... Светает... - глянув в окно, задумчиво произнес Один. - Асса вас отвезет в аэропорт и доставит в Молотов на самолете. Переоденетесь в свои одежи в машине. А мы тут закончим, и с дочками немедленно прибудем. Давайте, до встречи. Илья Иванович протянул катану аскимлою, и тот у него в руках вновь превратился в светящуюся палочку. Пожав на прощание Одину руку, все гости покинули покои Мегрены, спустились по мраморной лестнице и вышли на площадь. У подъезда их ждал с заведенным двигателем черный лимузин. Добрынич переоделся в салоне и, оставив товарищей, уселся на место рядом с водительским. Асса выжала газ, и автомобиль, круто развернувшись, понесся по улицам, освещенным рекламой и еще не погашенными фонарями... - Слушай, Асса, - медленно проговорил Никита. - Может, мне остаться? Девушка, у которой на глаза наворачивались слезы, отрицательно покачала головой. - Не надо, Никитушка, - грустно проговорила она, - твой дом не здесь. Поверь, не будет тебе счастья на этой земле... - Тогда, может, ты к нам? -
Нет, Никита, - печально улыбнулась Асса, - у тебя семья, дети... - Дочь взрослая, а семью и новую создать можно. Так? - Наверное, - кивнула девушка. - Но надо ли? Ты сам подумай, а подумаешь - скажешь. Торопиться в таком деле нельзя. О жене своей подумай - ей-то каково, если ты ее бросишь? - Переживет, - ухмыльнулся Добрынич, - она у меня женщина видная. И публичная. Официанткой в кафе работает, там знаешь сколько женихов крутится?! Я давно подозреваю... - А ты не подозревай, спроси... Никита промолчал. Как ей сказать, что о подобных вещах в его мире не спрашивают? А если и спросить, кто ж правду-то скажет?! Да, задачка... - Ладно, разберемся... - кивнул Добрынич. - Ты права, не стоит форсировать события. И вообще мне кажется, что как должно случиться, так и будет. - Ты фаталист? - Не знаю, никогда не задумывался... - Никита поймал себя на мысли, что он никогда раньше не верил в судьбу, считая, что каждый выбирает сам, как ему жить. И никакое предопределение тут роли не играет. - А теперь кажется, что нас судьба свела... Ты так не считаешь? Асса вытерла слезы и грустно улыбнулась. - Давай наперед не
будем загадывать, - сказала она и положила свою руку на его ладонь. - Что не делается, все к лучшему... Глава двадцать третья, рассказывающая о бурном завершении долгой совместной жизни супругов Добрыничей
24 июня 2003 года в 18.04 по местному времени в Мышеловку ввалился в полном составе в количестве трех человек бухгалтерский коллектив предприятия Валгалла-щебень. За стойкой скучала прыщавая девица лет двадцати, сменщица Милы Добрынич. - Надюша, сделай, пожалуйста, три светлых! - крикнул Кировец, когда все подошли к своему любимому столику, который, на их удивление, оказался свободным в это людное время. Когда Надежда принесла пиво и сырные палочки, Никита поинтересовался: - А Мила, что, сегодня не работает? - Отгул взяла, - ответила девушка и, развернувшись, зацокала каблучками обратно. - Отгул, говоришь? - пробормотал Добрынич, и, залпом выпив свое пиво, бросил на стол два червонца. - Мужики, я до хаты слетаю, дождитесь меня. Я мигом. - Ты куда?... - крикнул вдогонку приятелю Малой, но за тем уже захлопнулась дверь. До дому было минут десять спокойной походкой. Никита доставал перед своей дверью ключ уже через пять. Замок заклинило. Наверное, изнутри на три с половиной заперто, - подумал он, - ой, чует мое сердце неладное... - Никита? - в открывшейся после двух минут безостановочного звона стояла
Мила Добрынич в застегнутом на три пуговицы халатике. - Извини, не слышала. В душе была. А ты чего так рано? Я думала, только к утру будешь... Ты чем так озабочен? Добрынич оттолкнул супругу и, не снимая обуви, пошел в спальню. Никого. В ванную... никого. На кухню... - Ты чего ищешь? - появилась в дверях кухни Мила. - Документы оставил, ты не видела черную папку? - Никита уже понял, что подозрения напрасны, но надо было как-то выходить из положения, поэтому решил сыграть роль торопящегося на заседание. - Черт, куда ж она запропастилась? Опаздываю! - На подоконнике посмотри... Никита повернулся к окну. - Да не на этом, в зале! - крикнула жена, но было уже поздно. Добрынич заметил движение на балконе, который у них в квартире тянулся на ширину спальни и кухни. Брезент, под которым обычно лежали мешки с картошкой, шевелился. Мешки стояли рядом. Никита зверским взглядом посмотрел на супругу и, взяв ее за плечи, отставил, словно этажерку, в сторону, освобождая себе проход. Можно было открыть кухонное окно и вылезть на балкон прямо здесь, но он же цивилизованный человек! И Добрынич быстрым шагом
прошествовал в спальню, вышел на балкон (седьмой этаж, нормальный человек прыгать не станет), резким движением стащил брезент и обнаружил под ним Тофика Георгиевича, тщедушного хозяина Мышеловки, сидевшего, скрючившись, под грязной тканью. Из одежды на нем были надеты одни носки. Цивилизованный человек взял Тофика Георгиевича за плечи, поднял его с холодного бетонного пола и звонко... с причмоком поцеловал в лоб. - Поздравляю, вас, уважаемый господин Мцехия! - весело проговорил он. - Вы теперь, как честный мужчина, обязаны предложить Миле стать его женой... Ну, чего молчишь? От радости?! - Я... я... - пробормотал ошалевший хозяин Мышеловки. - Ты, ты! - радостно воскликнул Никита. - О, счастливчик! Вы сделали правильный выбор! С разводом проблем не будет. Обещаю! Жилплощадь у вас, я знаю, имеется, поэтому, Милочка, я думаю, что можете паковать свои вещи прямо сейчас. - Но... как?... - Мила не могла сообразить, что тут творится. - Руками, дорогая моя супруга, отныне - бывшая! Исключительно руками! - с пафосом продекламировал Добрынич. - Тофик Георгиевич вам поможет! Не так ли, господин Мцехия?! Тот, уже
успев натянуть трусы и рубашку, быстро кивнул. - Вот и славно, я знал, что проблем не возникнет! Любовь - замечательная штука! - Но... Никита! Ты меня спросил, хочу ли я выходить за него замуж?! Я не... - Малчи, женшына! - с кавказским акцентом воскликнул Добрынич. - Тэбя никто нэ спрашивает! Жених сагласен, и славно! А я пошел, мне действительно пора, - перестал улыбаться Никита. - Чтоб через два часа духу вашего здесь не было. Ключи оставишь в Мышеловке у Нади, я заберу. - Но... - крикнула вдогонку Мила. - Все, вопрос решенный, - остановился Добрынич у входной двери. - Если не хочешь скандала, делай, как я говорю. Поняла? - Да. - Тофик, это и тебя касается! - Абижяешь, Ныкита! Я же гаварыл, штэ сагласн! - Вот и ладушки, пока!... Голубки... Как кстати, - думал Добрынич, спускаясь по лестнице, - что я застукал их именно сегодня. Судьба, спасибо тебе! Ты есть, есть, есть!!! - Надя, тебе Мила ключ для меня оставит, не потеряй, - сказал официантке Добрынич, когда вернулся в Мышеловку, - сделай нам по сто пятьдесят коньячку, это событие надо отметить. - Никитка, какое событие? - спросил, попивая пивко
Кировец. - Начало новой жизни! - радостно известил приятелей Добрынич. - Развожусь! - Дурила, - Илья Иванович поставил кружку на стол, - чему ж ты радуешься-то?! - Всему, Иваныч, всему! И тому, что птички поют, и тому, что друзья есть и... Всему, короче! Застукал я их, Иваныч, можешь поздравить! - С Тофиком? - спросил Алеша. - С ним, родной он мой! Эхх, зарраза! - Никита разлил из графинчика по стопкам коньяк. - Ну что, мужики, вздрогнем?! - Странный ты, Никита, - покачал головой Кировец. - Другие на твоем месте башкой о стену стучат, волосы рвут, а ты... - А я радуюсь, Иваныч! Ра-ду-юсь! Порадуйся и ты за друга! - Добрынич поднял стопку. Алексей последовал его примеру, но Илья Иванович не спешил. - Уж не в Валгаллу ли ты собрался, Никитка? А?... К этой...- покосился он на приятеля. - Нет, Иваныч, не беспокойся. Куда ж я от вас денусь? - Добрынич чокнулся с Лешей. - Ну, господин Кировец, присоединяйся. Илья Иванович взял стопку со стола и, чокнувшись с товарищами, опрокинул коньяк в глотку. - Ухх, ядрен! - крякнул он. - Небось, спирт, чаем подкрашенный? - Хрен его знает, - скривился Малой. - У меня
вот какой вопрос: чё мы тута сидим. Нам надо монстра искать. - Успокойся, - кивнул ему Кировец, - Мышеловка - такое место, куда новости сами первыми приходят. Ждем пока... Время есть. - А... - что-то хотел сказать Добрынич, но тут в забегаловку ввалился грузный старик Трисемеркин, который по своему обыкновению запнулся об порог и тяжелым мешком рухнул на ковер. - Привет, бухгалтыри! - прокричал он, подымаясь. - А я вас ищу! Глава двадцать четвертая, в которой решается многое, но еще далеко не всё В 7.55 по средневалгалльскому времени небо над Одинборгом разорвала мощная сирена. Те валькирии, что еще не проснулись к этому часу, вскакивали с кроватей и выглядывали в окна, но так как на улицах ровным счетом ничего не происходило, они шли к телевизорам и радиоприемникам, включали их, и слышали только заунывные стоны Валькирий вагнеровских. С экранов на всю Ивановскую голосила дородная тетка в рогатом шлеме. В 8.00 опера прервалась, и в эфире зазвучал гимн. Когда звуки стихли, на экранах появилась миловидная дикторша, которая торжественным голосом сообщила: - Сегодня в пять часов сорок восемь минут после
долгой продолжительной болезни, вызвавшей отторжение некоторых частей тела, скончалась Президент нашей страны, госпожа Мегрена Болл. Народ Валгаллы скорбит по поводу кончины Президента и, так как покойная потомков после себя не оставила, соболезнование выражает ее коллегам по государственной и научной деятельности. А сейчас, уважаемые телезрители и радиослушатели, с траурным сообщением выступит Великий Князь Валгаллы, наш Отец, господин Кирв Один. Прошу вас, Отец. С экранов на зрителей смотрел сам Великий Отец. Был он одет в свои боевые доспехи, голову венчал старый рогатый шлем. Длинная белая борода лежала на столе пред микрофонами. - Уважаемы сограждане, - торжественно пробасил Один, - сегодня для всех нас скорбный день. Ушла из жизни Мегрена... Наш горячо любимый Президент... Я понимаю, что пережить такую потерю нам будет очень трудно, но, уверяю вас, милые сестры и дочери, возможно... Некоторым из зрительниц показалось, что Отец улыбнулся. Но они, конечно же, ошибались. Разве можно радоваться такому горю?! - В этот тяжелый час, - продолжал держать свою речь Один, - мы все должны сплотиться и
поддержать друг дружку. Сестры попросили меня вернуться, и я, не могу сказать, что с радостью, согласился. Наша страна переживает тяжелое время, и ей нужна твердая мужская рука, - словно подкрепляя речь, Кирв поднял над столом свой огромный кулак, - чтобы не впасть в экономическую депрессию, политический хаос и утратить обороноспособность. Поэтому, дорогие мои сестры и дочери, я объявляю в Валгалле чрезвычайное положение на неопределенное время и беру государственные органы управления под личный контроль. Также я своим решением объявляю сегодняшний день... днем великого празд... траура. Да свершится воля небес! Спасибо за внимание. С экрана снова полились звуки оперы. - Ну как? - спросил Один, когда вышел из студии. - Потрясающе! - в один голос воскликнули валгарки. Все они были сейчас здесь, на телевиденье. - Кирв, ты держался великолепно. Вот только один раз... - Знаю, знаю, - отмахнулся старик. - Что поделать?! Душа-то поет! Кстати, аскимлянин сказал, что поп-корм утратит свое действие на девчонок только через неделю. А нам надо сегодня лететь на землю. Они нам помогли, надо и нам им отплатить той
же монетой. Какие будут предложения. - Отец, ты ж у нас главный, ты и предлагай, - выкрикнул кто-то из старых валькирий, - любое твое поручение, любой приказ выполним с радостью. - Что ж, тогда всем переодеваться в доспехи и по коням! - взревел Один. - На сборы - один час. Встречаемся на башне, под моим памятником. - Есть, светлейший князь! - хором ответили валькирии, и в мгновение ока рядом никого не осталось. Кроме Ассы. Девушка только что вернулась из аэропорта. - Доставила, дочка? - нежно спросил ее старик. - Да, Отец, все в порядке... Отец! - Асса посмотрела на старика печальными глазами. - Да, девочка моя? - Я... мне... - замялась девушка. - Знаю, дочка, знаю, - кивнул Один и обнял любимую дочь. - Все у тебя будет хорошо. - Правда? - А я тебе когда-нибудь лукавил? - прищурился старик. - Нет, но как же... - А так. И детки у вас будут. Два мальчика... Уж ты верь мне, я обо всем позаботился... Асса бросилась на шею к отцу и крепко его обняла. - Отец, какой же ты! Спасибо! - Ладно, дочка, что уж... В гости-то позовете? Внучат потискать?... - Отец!... - Ассе казалось, что сейчас она задохнется от той
волны счастья, которая ее подхватила и несла теперь куда-то далеко-далеко, оставляя в то же время здесь, в Одинборге, рядом с таким добрым, таким милым, таким сердечным и таким старым, уставшим от жизни, человеком... Ее родным отцом... Когда часы показывали 9.15, на широкой площадке тренажерной башни все уже собрались. Не было только Одина и Ассы. Валькирии облачились в меховые куртки, заплели волосы в косы, надели на головы рогатые шлемы, вооружились луками, мечами и палицами и теперь стояли возле своих вороных крылатых скакунов, выбивавших копытами искры из прозрачного пола. Над ними возвышалась гигантская каменная фигура Отца. Вот дверь, устроенная в монолитном сапоге распахнулась, и на площадку стремительно выскочили два коня - вороной и гнедой. В седле гнедого сидела Асса, вороного исполина оседлал сам Один. - Сестры мои! - басом проревел он, - Настало наше время! Мегрены больше нет, внук мой отрубил ее поганую голову! Теперь наш черед платить добром за добро! Подлые камланцы готовят набег на Землю, хотят потомков славных валгар и сына моего Молота обратить в бездумную скотину, на которую вы за
два века вволю нагляделись и здесь! Так?! - Да, Отец наш! - прокричали валькирии, и голоса их разорвали серое небо Одинборга. - Поможем детям нашим! - Да, Отец наш!! - Будет сегодня славная битва! По коням и вперед! - Да, Отец наш!!! Воительницы вскочили на своих крылатых скакунов и с диким свистом и улюлюканьем потомков славных хренаксов, молнией взвились в небо. Впереди летел сам Один, размахивая огромной окованной острыми шипами палицей... Протонные часы в каюте Диа Болла пронзительно свистнули девятнадцать раз. Предводитель паразитариев нажал кнопку селектора: - Центральная, удалось восстановить канал?! - Никак нет, шеф! - прохрипел динамик голосом, отдаленно напоминающим голос Борха. - Дежурный, командовать десант! - Есть шеф! - Включить антилокационную защиту! - Есть, шеф! - Двигатели! - Есть, шеф! - Капитан Арх - следует первым, потом - мы, замыкает колонну корабль капитана Урха! - Есть, шеф! - Я иду на пульт. - Слушаю, шеф! - Отбой. - Есть, шеф! Конец связи. Диа Болл вышел из кабины и стремительным шагом направился к лестнице. Лифт механики починили, но он решил больше не рисковать. Они, хоть
и толковые ребята, руки все оттуда же растут... Поднимаясь по ступенькам, предводитель камланских паразитариев мысленно рассуждал о том, куда провалилась связь с Мегреной. Потомок Люция Ферия должен был вот-вот проявится, а этой стервы до сих пор нет. О худшем думать не хотелось. Столько десятилетий готовить операцию, чтобы вот так, за какие-то жалкие часы до ее начала, все посыпалось... Ну, нет! - успокаивал себя Диа Болл, - нас так просто не возьмешь! Даже если Мегрену и раскрыли, Потомок все равно никуда не денется. И валькирии бессильны против его поп-корма. Он совершенен! Такой генотехнический материал стоит дороже целой Сикурры! Его не одолеть никому! Не подведи, парень! Я уже рядом! Мы с тобой отымеем эту зеленую планету так, что Прародитель Сата Найа повесится на собственном хвосте! Войдя в рубку, предводитель плотно закрыл за собой дверь. Дежурный вскочил, но Диа Болл жестом приказал ему оставаться на месте. - Как идет полет? - Все в порядке, шеф. - Рад... - улыбнулся Диа Болл. - А теперь слушай меня внимательно. - Есть, шеф! - снова вскочил Борх. - Сядь и не перебивай! - Есть... - Я сказал -
сядь и заткнись, - предводитель бросил такой взгляд на дежурного, что тот вжался в кресло и прикрыл рот ладошкой. - На Землю пока не садимся. Зависнем в атмосфере на отметке в пять тысяч метров. В районе Молотова-на-Валгалле авиатрасс нет, так что самолеты нам не страшны. А валькирии, если они узнали об интервенции, на такую высоту подняться не смогут. В двадцать ноль-ноль по молотовскому времени, мы включаем двигатели и на самом тихом ходу спускаемся к месту запланированной посадки. Ты хорошо все уяснил, Борх. - Так точно, капитан! - крикнул дежурный и снова вскочил на ноги. - Сядь, - зловеще прошептал Диа Болл, - и повтори. Борх повторил дословно. - Молодец, - похвалил его предводитель. - А теперь сообщи об этом капитанам Арху и Урху. Я пока сам постараюсь наладить канал. - Шеф, я все испробо... - Тебе что приказано делать? - сощурился Диа Болл, и дежурный остался стоять с открытым ртом. - Разговор окончен, выполняй! - Есть... - Я сказал! Глава двадцать пятая, в которой Ремер лишается протонного трансформера - Я ж вам говорил, - улыбнулся Кировец, - вести сами придут. Трисемеркин, отряхнув вытертый
на локтях и полах до грязного блеска замшевый пиджак, неловко протиснулся между столиками и грузно пустился на стул напротив Ильи Ивановича. - Так и знал, что вы здесь! - весело проговорил он, взял Алешину стопку, вылил в нее из графина остатки коньяка и, крякнув, залпом выпил. - Фу-у! Ну и дрянь вы пьете!... Надюша, сделай двести портвешку! - Хорошо, дядь Проша! - громко ответила прыщавая. - Алешка, созрела девка-то, а?! - засмеялся галерейщик. - Бери, пока не увели. А на Изабеллу свою плюнь. Она хоть и красотка, все ж ненастоящая какая-то, как кукла фарфоровая. - Заткнулся б, Кузьмич, - улыбнулся Малой, - реклама здесь не прокатит. Весь город знает, что Надька - твоя племянница. А насчет кукольности ты загнул. Нормальная она, это ж только по ящику ее такою показывают. Гримы всякие, маникюры, педикюры... - А педикюр-то тут при чем? - искренне не понял Кировец. - Да это я так, к рифме прибавил, - хмыкнул Алексей. - Кстати хорошо, что напомнил, позвонить надо, - Малой достал из кармана сотовый и набрал номер телестудии. - Алло, здрасьте, Изабеллу позовите пожалуйста... А, это ты, Белочка, привет...
Да... Ага... Обязательно... В одиннадцать, как обычно... Целую, пока. Алеша выключил трубку и положил на стол. - А почему не киска? - хохотнул Кузьмич. - Не зайка, не солнышко? Про белок я пока не слыхал. - Дурак ты, Кузьмич, - ответил Малой, - Белочка, потому что Изабелла, а кисками-зайками ты своих племянниц зови. Сколько их у тебя на выданье? - Это к делу не относится, - посерьезнел Трисемеркин. - Короче, я ж чё пришел-то, мужики. - Ну и что ты пришел? - улыбнулся Кировец. - Я все жду, когда ты треп свой закончишь и к разговору перейдешь. Внимательно слушаем тебя, Прохор Кузьмич. Галерейщик отпил полстакана портвейна, принесенного ему Надей, откусил от бесплатного бутерброда и, не дожевав, заговорил: - Уф факое вело вужуки... - Прожуй сперва! - Ага... Короче... Тут такое дело, мужики, - начал Трисемеркин и пристально посмотрел Кировцу в глаза, - с Витькой твоим приключение случилось. - С кем? - не понял Илья Иванович. - С племянником твоим, Машиным сыном... - Ну и что этот оболтус еще натворил? - разочарованно вздохнул Кировец. Он-то полагал, что Кузьмич разузнал что-либо по ИХ делу. - Да ничего он
не натворил. У них сегодня концерт в парке намечался, - Прохор Кузьмич допил портвейн, - но теперь, похоже, отменят. - Почему? - все еще не понимал Илья Иванович, куда клонит галерейщик. Он знал, что Виктор играет в какой-то самодеятельной группе, но творчеством племянника никогда не интересовался. Молодо-зелено... Пройдет со временем... И тут Трисемеркин выдал такое, что все повскакали с мест: - У него руки из жопы выросли! Ей Богу, не вру! - Что???! - заорал Кировец так, что все посетители замолчали и повернули головы в их сторону. - Тише, Иваныч, тише, - взял его за рукав Добрынич, - не привлекай к себе внимания. Но тот, казалось, уже ничего не соображал и продолжал орать: - Где он?! - Кто? - Уй, Трисемеркин! Витюха сейчас где?! - Известно где, в городской... эта... В реанимации... Бухгалтеры сорвались с места и, переворачивая столики и опрокидывая на пол посетителей, ринулись к выходу. - Догоняй, Кузьмич! - крикнул Добрынич, и дверь за троицей закрылась. До городской больницы было рукой подать, поэтому такси ловить не стали. Они бегом неслись по улице, и Кировец постоянно бубнил себе под нос: -
Витька... Господи, зачем ты так?!... Что теперь с Машею будет?!... Вот же, а... Нелегкая... Господи, помоги... Один, что мне делать?... Родной племянник... Ой, Господи! У него ж сегодня день рождения... В каком году он?... Точно, в восьмидесятом, перед самой олимпиадой... Двадцать три! - Иваныч, Иваныч, послушай, - пытался успокоить Кировца бежавший рядом Добрынич, - не переживай, может, обойдется все, а? Иваныч, ну, в самом деле! - Отстань, Никитка! - резко остановился Кировец перед крыльцом главного больничного корпуса. - Помолчи, прошу тебя! - и влетел в распахнутую дверь. - Поганьевского как найти? - крикнул он в окошко справочной. - Поганьевский на втором этаже, в реанимации, - ответила дежурная, - но туда вход посетителям строго воспрещен. Вы родственник? - Да! - громко ответил Илья Иванович. - Приходите завтра, - спокойно ответила медсестра. - Дочка, завтра поздно может быть! - Кировец повернулся к запыхавшимся приятелям. - Значит так, вы сейчас берете тачку, дуете к аскимлою и везете его сюда. Плевать на его вид, поняли?! Хоть на ошейнике, но чтоб привели! А я в реанимацию. Малой с Добрыничем
кивнули и устремились на выход, а Илья Иванович, расталкивая посетителей, бросился к лестнице. - Мужчина, я же сказала вам, что в реанимацию нельзя! - крикнула дежурная ему вдогонку, но Кировцу было плевать на все запреты. Илья Иванович ракетой влетел в реанимацию и оттолкнул доктора от высокой кровати. Виктор лежал бледный и постоянно что-то шептал. Бредил. К руке его от капельницы шла прозрачная трубочка. На зеленых мониторах бежали ломаные каракули. - Витенька, это дядя Илья, - опустился Кировец перед кроватью на колени, - ты только молчи, ладно, не говори ничего... Так надо... Сейчас ребята приедут, и все будет нормально... Доктор, у вас есть лейкопластырь?! Пришедший в себя реаниматолог хотел было заорать, но увидев, кто перед ним стоит, безмолвно кивнул, протянул руку к стеклянному шкафчику и достал широкий рулон пластыря. Илья Иванович выхватил рулон у него из рук, резким движением отмотал сантиметров десять, оторвал и, повернувшись к племяннику, заклеил тому рот. - Что?... Что вы делаете? - возмутился врач, хватая Кировца за рукав. С таким поведением он мириться не собирался, - Я... я...
сейчас вызову ми... ми... милицию! Илья Иванович обернулся и, схватив доктора за плечи, проговорил: - Друг, миленький, пойми - так надо! Витька это, племяш мой! Мать просила!... Ты не вызывай никого, сейчас приедут... Все объясним. В закрытую дверь уже стучали. - Скажи им, что все нормально, ладно? Друг, прошу тебя! Век не забуду! Реаниматолог согласно кивнул, и Кировец ему почему-то поверил. Отпустив доктора, он вновь повернулся к племяннику. Из Витиных глаз выкатились прозрачные слезинки. Они медленно ползли по небритым щекам... Илья Иванович не выдержал и прикрыл свое лицо ладонями. Его могучие плечи беззвучно затряслись... Прошло минут сорок, прежде чем в дверь реанимационной палаты вновь забарабанили. Снаружи раздался знакомый писк: - Илья, это мы! Открывай скорее! - кричал Ремер. - Илья Иваныч! - Кировец узнал голос Малого и, кивнув доктору, чтобы тот открыл дверь, мельком взглянул на часы. Без пяти восемь. В комнату вихрем ворвались Добрынич и Алеша с Крупперолем на руках. Посадив аскимлоя на кровать больного, Малой повернулся к Кировцу: - Ну как он, Илья Иваныч? Кировец пожал плечами. Доктор
накапал главбуху валерьянки, и тот немного пришел в себя. Во всяком случае, чуть-чуть успокоился. - Илья, я сыворотку привез, - пищал аскимлой, - не переживай, теперь все будет в порядке. Это ж надо, один случай на двести тысяч! - В смысле? - не понял Кировец. - В том смысле, - объяснял Круппероль, набирая в шприц из грязной консервной банки какую-то мутную жидкость, зловонный запах которой разлился по всему помещению, - что он оказался твоим племянником. Получается, что он прямой потомок Одина, а значит, наши шансы достаточно велики. Я думаю, один к ста, не меньше... Если б кто другой, безнадега... Аскимлой, похоже, полностью адаптировался к земным условиям и вполне прилично овладел разговорной речью аборигенов. Но не это сейчас беспокоило Илью Ивановича, и даже не камланское нашествие, а исключительно судьба Машиного сына, его родного племянника. - Один из ста, говоришь? Мало... - осторожно схватил Кировец аскимлоя за руку, - а вдруг?... - они пристально посмотрели друг другу в глаза. - Другого выхода все равно нет! - пискнул протописатель. - Отпусти, времени всего ничего! Чем дольше медлим, тем
меньше шансов на... Илья Иванович разжал руку, и аскимлой тут же всадил шприц прямо в горло Вите. Кировец замер и тихо пробормотал: - Что ж ты делаешь, собака аскимлойская?... Он же... Поганьевский открыл глаза. Взгляд его больше не блуждал, в глазах появилось знакомое выражение небольшого презрения, свойственное сествре... Маше... всем им... Кировцам... - Витька! - не смог удержаться Илья Иванович и потрепал племянника по голове. - Можно отлеплять? - указал он на пластырь. Вопрос был адресован Крупперолю. - Я вообще не знаю, зачем его наклеили! - пожал плечами Ремер. - Так этот же... поп-корм... - округлил глаза Кировец. - А-а! - понял аскимлой и согласно кивнул. - Погоди еще минут десять. Сыворотка должна подействовать быстро... Если не помер, так уже и не помрет... Эх, нет у меня больше протонного трансформера... - Куда ж он делся? - удивился Добрынич, который не любил медицинских процедур, поэтому, войдя в палату, сразу направился к окну. Теперь же любопытство пересилило. - Я его в лекарство превратил, - Ремер улыбнулся квадратным ртом и показал на банку, - по справочнику. Зимелла, жаба моя
ненаглядная, с Аскимлояна прихватила. На всякий... - Это... анти... антисанитария! - наконец прорезался голос и у доктора. - Сепсис... СПИД... гепатит... это... - Успокойтесь, уважаемый, - весело пискнул аскимлой, - его болезнь была куда серьезней! И прошу вас - вы меня не видели. Договорились? Реаниматолог закивал, а Кировец достал из бумажника пару зеленых купюр и воткнул их в карман нагрудного халата доктора. Десять минут прошло, и главный бухгалтер вопросительно посмотрел на протописателя. - Отрывай, - скомандовал тот, - можно теперь. Илья Иванович резким движением сдернул пластырь, и Виктор вскрикнул от боли. - Ой, ё... - Живой... Витюха! С днем рождения, племяш, - улыбнулся Кировец. - Мы тут с ребятами подумали, - Илья Иванович повернулся к товарищам и подмигнул им, - и решили подарить вашей группе нормальный инструмент. Завтра возьмем твоих пацанов и сходим. Сами выберете, договорились? - Дядь Илья! - задохнулся от восторга еще неокрепший Витя. - Ну ты... ну вы! Спасибо... Ой! - Что? - У нас же концерт сегодня, в парке... - Завтра сыграете. На нормальном инструменте. Не боись, с начальством
договорюсь... - Спасибо... А ребята? - Возьми телефон, - Илья Иванович бросил свою трубку на одеяло, - мы уйдем, позвонишь, кому захочешь. Доктор, его, наверное, пока забирать нельзя? Реаниматолог отчаянно замотал головой. - Вот видишь, тебе денек придется тут покантоваться. К матери зайду, не перживай... Не звони ей, ладно? Сама... Ну, в общем, пошли мы? - Спасибо, дядь Илья... Они, кажись, отвалились. - Кто? Виктор залез под одеяло и вытащил две маленькие блестящие ручки, сжатые в кукиши. Илья Иванович засмеялся. - Нет, брат Витюха, - проговорил, наконец он, - Кировцев такими лапками не возьмешь! В нашем роду руки растут из правильного места... Глава двадцать шестая, заключительная, но не последняя Три гигантских черных ведра неподвижно зависли над Молотовом. Горожане, те которые в это время смотрели на небо (а таких, уверяю вас, оказалось не так уж и много, потому что и на земле немало интересного) могли видеть, как на эти странные летающие объекты стремительно налетел черный вихрь, после чего ведра начали стремительно удаляться и через полчаса совсем исчезли из виду. Вихрь опустился на землю
где-то в районе устья Стиксовки и бесследно растворился. Потом что-то ужасно бабахнуло, и горизонт на несколько секунд вспыхнул ярким белым пламенем... Никита Добрынич сидел в своей осиротевшей после изгнания неверной супруги квартире перед телевизором с откупоренной бутылкой пива. Настроение заместителя главного бухгалтера предприятия Валгалла-щебень было никаким - ни хорошим, ни плохим. Возникла какая-то внутренняя пустота, соль исчезла, как сказал бы Алешка. Когда и прошлого не жаль, и от будущего ничего хорошего не ждешь. В новостях опять показывали лесные пожары где-то в Сибири. Полыхали деревья, суетились спасатели и пожарные... Господи, как это далеко. Такое впечатление, что там, у них совершенно другая жизнь. Сказка. Картинка. А может, это здесь неправда? То, что произошло за последнее время с ним самим, Иванычем и Алешкой, лучше никому не рассказывать. Все равно не поверят. Асса... Не было никакой Ассы... И Валгаллы не было... И Одина... И аскимлой - коллективный бред... Это ж надо, руки из задницы... В дверь позвонили. Наверное, Милка чего-нибудь забыла. Господи! Опять сейчас скандалить
начнет. Никита медленно поднялся с дивана, поставил бутылку на телевизор и пошел открывать. Эх, чему быть, того не миновать... Повернув ключ, он медленно растворил дверь и кивнул головой, мол, чего встала, входи. Из темного подъезда вошла... - Асса?... - Привет! - улыбнулась девушка. - Надеюсь, не разбудила? От нее пахло свежим ночным воздухом и была она вся такая... Такая... В общем, слов нет... В мохнатой меховой куртке, в кожаных штанах... Лето ведь... Не жарко? - Ты... ты на долго? - Добрынич не знал, что спросить. - На сколько пустишь, - улыбнулась Асса и прислонилась спиной к косяку. - Я ушла... в общем, мне некуда возвращаться. Никита не мог поверить ни своим ушам, ни глазам. Разум его затуманился и он сел на пол. - Ты не рад? - улыбка соскользнула с губ девушки. - А, да, я понимаю... Семья... Асса уже собиралась развернуться, но Добрынич опомнился и вскочил. - Нет! - весело крикнул он. - Нет больше никакой семьи! Я ее... эта... выг... то есть, застукал... Ушла!... Короче, мы разводимся! Асса обернулась и, прищурившись, посмотрела на Никиту. - Так я... - Конечно! Входи! Просто я... просто я...
я... просто... - Поверить не можешь? - Да! - тут же кивнул Добрынич и прижал девушку к себе. Так они и стояли в прихожей перед открытой дверью. Она тихонько плакала. А он нежно гладил ее по волосам... На следующий день в парке состоялся концерт группы Валгалла-бит. Соус оглушительно бренчал на новом китайском Фендере, всем своим видом доказывая, что слава Элиса Купрера ему не грозит. Фузз, спрятав глаза за темные очки, скромно улыбался. Макленнин от души лупил по барабанам... Вопреки ожиданиям околофанатеющей публики пел не он, а Виктор Гнус Паганьевский. И вот что странно, прозвище Вите совсем не подходило, никаких следов былой гнусавости не осталось и в помине. И чего только раньше Макар пел?! У него ж голос так себе... В первом ряду можно было заметить счастливые лица Ильи Ивановича, сидевшего между Хиросимой Сэнсэевной и Марией Ивановной, а также Алексея Малого с поллитровым пластиковым стаканом пива и мохнатой зверюгой на коленях. Справа от него расположилась парочка, которой, казалось, не было никакого дела до того, что происходит на сцене - Никита Добрынич со своей новой пассией -
очаровательной рыжей дамочкой лет двадцати пяти в модной меховой курточке и потертых кожаных джинсах, наверное москвичкой... ...Когда последний рухнет чертов мост, И полуостров превратится в остров, Тогда вдруг станет очень-очень просто, И не нужны нам будут звуки SOS... И нам останется дичать и стариться, Любить. И верится, что не изменит счастье... Мы не пойдем туда, где были города, И мутная вода все унесет ненастья... - гремели на полную мощь колонки... Глава двадцать седьмая, последняя, но не заключительная
1 апреля 2004 года в 10.00 по местному времени, когда центральный универмаг города Молотов-на-Валгалле широко распахнул свои гостеприимные двери навстречу благодарным покупателям, по ступенькам поднялся странный тип. Спросив у охранника, где ему найти салон Три кабана, посетитель устремился на второй этаж и, открыв рывком предательски застонавшую стеклянную дверь, вошел в Отдел одежды для мужчин от 56-го размера. Две болезненного вида девочки-продавщицы, недавно разлепившие веки, старательно накладывали на них слой за слоем разноцветные тени. Увидев вошедшего, они замерли с кисточками в руках. - Доброго вам утра, дочки, - произнес немолодой, но крепкий мужчина, одетый в мохнатый короткий тулупчик, засаленные кожаные штаны и обутый в невероятного размера унты. - Мне бы одежи прикупить, а то я с экспедиции приехал... вот, а переодеться не во что, - неловко, как бы оправдываясь, произнес геолог (так подумали продавщицы). - Да, пожалуйста! - пригласила одна. - У нас широкий выбор одежды. Вас какой фасон интересует? Повседневный, или, может, для торжественных случаев? - Во-во, - кивнул покупатель, - для
торжественных. А у вас тут эта, как ее?... Ну, в общем, подстричься где можно... - Парикмахерская? Да, есть. Вы сначала одежду выберете или вас в салон проводить? - Ну... - Пройдемте, пожалуйста... Через пару часов из торгового центра вышел высокий, ростом не ниже двух метров, пожилой, но не лишенный привлекательности, мужчина с аккуратно подстриженной бородкой. Одет он был в элегантное черное пальто нараспашку, из под которого выглядывал дорогой темно-серый костюм и ослепительной белизны воротничок рубашки с модно повязанным поверх него галстуком в красную полоску. На ногах гиганта сверкали лакированные туфли сорок последнего (а может, и пятьдесят какого-то) размера, голову венчала белая широкополая шляпа мягкого фетра, а из внушающего уважение кулака почти до самой земли свисал внушительный блестящий сверток, перевязанный голубой атласной лентой. Подняв свободную руку, человек остановил такси и, открыв дверцу, спросил водителя: - Сынок, до родильного дома подвезешь? - Садись, папаша! Куль назад кидай, - улыбнулся таксист. - Тридцатник - нормально? - Чего? - не понял пассажир. - Тридцать рублей,
говорю, - пояснил парень. - А, нормально, - кивнул мужчина. - Серебром возьмешь? Странный господин сунул руку в карман пальто и, достав оттуда пригоршню старинных монет протянул таксисту. Честный водитель удивленно посмотрел на пассажира, взял одну монетку и бросил ее на приборную панель. - Хватит, - сказал он и, когда великан втиснулся на переднее сидение, тронул машину с места. - Остальное спрячь... Кого родил, папаша? Сын? Дочка? - Внуки, - растянул губы в широкой добродушной улыбке пассажир, - дочка вчера еще родила. Вот, запоздал малость... Плиту кто-то разбил. Паразиты! Пришлось окольными путями добираться... - помолчал, - А внуков Илюшкой да Алешкой собрались назвать. - Двойня что ли?! - Ну... - Поздравляю! Значит, ты теперь новоиспеченный дед? - Дедом-то я уж давно стал... А это от младшенькой, от любимой... - Вроде не старый еще, отец! Сколько ж у тебя внуков-то? Старик ухмыльнулся: - Внуков-то?... Так, двое! Эти только и есть! А внучек и не сосчитать... - улыбнулся пассажир еще шире. - Да ты, отец, юморист!... Слушай, ты говоришь, двойня? - Ну... - Твоя, отец, дочка-то не за Никитой ли
Добрыничем замужем? Не Александрой ее звать? Старик на секунду вздернул брови, но, словно спохватившись, утвердительно кивнул. - Ага, Александра... - кивнул он. - За Никиткою... А ты чего, знаком с ними? - Еще бы, друзья дядьки моего, Ильи Иваныча. - Кирвова? - Кировца, - поправил парень. - А вы знакомы? Его... - водитель недоговорил, потому что старик перебил его. - Так ты Илюшкин родственник? - пассажир посмотрел на водителя в зеркальце заднего вида. Молодой, а одна бровь уже седая. Видать, потрясение парнишка перенес. - Точно, отец! - весело подтвердил таксист. - А зовут-то тебя как, сынок? - Маманя Виктором назвала. А вас как величать? - Вон оно значит как?!... Виктор... - пробормотал старик задумчиво, - победоносец, значит?!... - Не-а, победоносец - это Георгий. А Виктор -
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к