АЛ. БАЕВ
        ЛОДОЧНИК И КАМА СУТРА
        "Это же бардак - прожить вечность с двумя правыми руками. Какой прикажешь креститься?!"
        Из кинофильма Джузеппе Торнаторе "Легенда о пианисте" по книге Алессандро Бариччо "Новый век"
        
        "Не пей вина, Гертруда, Пьянство не красит дам, Напьешься в хлам, и будет противно Соратникам и друзьям. Держи свиней за якорь, Якорь не подведет, А если поймешь, что Сансара - Нирвана, То всяка печаль и пройдет".
        Борис Гребенщиков
        
        
        Глава первая. Человеческий фактор
        - Петрович, она такая... Такая... Ну, Петрович, слышь? Я говорю, она такая... В общем, мечта! Э-эх! Будь я проклят, если она моей не станет! Петрович, а Петрович, как ты считаешь, я успею ее... - Андрюха, ты б заткнулся, а?! Вишь, губернатор речь толкает. Нам ведь копать, а не боярыне Морозовой. Ты слушай, слушай. Дело говорит! На заранее сколоченной трибуне стоял импозантного вида человек с матюгальником и использовал названный предмет по прямому его назначению. Телевидения не было. И это странно. Наверное, поэтому, импозантный сквернословил так громко и изысканно, что даже весело прыгавшие по мокрому асфальту беззаботные воробьи время от времени останавливались и вопреки всем законам природы поворачивали свои наглые безмозглые головы в сторону разрушителя вековой парковой тишины. Перед возвышением толпилось человек десять в длинных кашемировых пальто, услужливо кивающих оратору после каждой его крученой реплики, а также десятка три мужиков в оранжевых куртках и белых касках, оттесненных кивающими на край небольшой площадки, к самым деревьям. Последние переминались с ноги на ногу, безо всякого
стеснения зевали, курили в кулак, перешептывались друг с другом и хихикали над чем-то своим. В общем, каждый был занят. Слушал губернатора только седоусый, лицом и осанкой похожий на моржа бригадир, известный шестнадцатой бригаде метростроителей как Петрович и любимый этой же бригадой за данный Богом авторитет. Естественно, у Петровича существовало и настоящее имя, а не только трансформировавшееся в имя отчество. Но уж как-то так повелось, что даже в общении с начальством оно опускалось или произносилось собеседником с видимым стеснением. Почему? О! Имя бригадира заслуживает лирического отступления и, да простит меня нетерпеливый до стремительного развития событий читатель за пару лишних, на его жадный взгляд, абзацев. Итак. Жила-была в Ленинграде в далекие двадцатые годы двадцатого же столетия от Р.Х., как пишут в исторических опусах, простая советская, а ранее - мелкобуржуазная семья, - муж да жена, - ютящаяся в крохотной, два на три, комнатухе огромной коммунальной квартиры где-то на Петроградке. Трудолюбивый глава семьи всю свою сознательную жизнь шил сапоги и башмаки, а по вечерам, когда на
дверях мастерской повисал полупудовый замок, отправлялся восвояси осмысливать труды любимого с первой строчки Циолковского. Его располневшая от сидячей работы вторая половина от рассвета до заката чистила овощи в одном из расположенных неподалеку вонючих кабаков, за что имела кроме небольшого денежного дохода еще и бесплатные обеды на себя и мужа. То ли из-за солидных объемов хозяйки, то ли от собственной равнодушной к окружающим слепоты, никто из соседей так и не понял, как и с какой стати однажды в комнате сапожника появился третий жилец - спокойный и симпатичный младенец, улыбающийся всем, кто только на него ни посмотрит. Время было историческое, на смену нэпа пришла индустриализация, и каждый мало-мальски образованный человек пытался внести свой посильный вклад в копилку ценностей молодой бурноразвивающейся республики. Сапожник, недобитый нэпман, как его звали соседи, в жертву народу ничего и никого, кроме новорожденного сына, принести не мог. И, помня о непримиримости новой власти к классовым врагам, а, может, и в память о любимом Циолковском с его неуемным стремлением к далеким мирам, назвал он
мальчика не Иваном, чуждым обществу библейским именем, и как жена того хотела, а именем странным, но по-советски гордым. Никто тогда не рискнул над папашей смеяться, и никто, даже собственная супруга, возражать не стал. Так и появился на свет Первопроход Петрович Кудесников, а в будущем просто Петрович, по имени которого через много лет шестнадцатую бригаду метростроителей весело назовут "первопроходчиками". - Петрович, ну ты как считаешь, а? Не возьмут, пока мы тоннель роем? - не унимался Андрюша, - Ведь одна такая на весь город, я все барахолки на той неделе объездил. - Надоел ты мне, Андрюха, со своей курткой. Кому она, нахрен, в конце зимы сдалась?! А купят - другую найдешь. Нашел, из чего проблему лепить. Послушал бы лучше губернатора, перед кем человек распинается?! Импозантный на трибуне сделал, между тем, многозначительную паузу, во время которой один из помощников перевернул листок в красной папке, и, почему-то глядя на кашемировых, снова загремел в матюгальник: - Так вот, уважаемые метростроители, до юбилея нашего славного города остается чуть более полугода, и мы возлагаем на вас огромные
надежды. Такой мегаполис, как Санкт-Петербург, без подземки может захлебнуться, так что вы уж постарайтесь. Квартиры новые, если с заданием в срок и качественно справитесь, всем и каждому обещаю лично. Бурные аплодисменты чиновников и телохранителей вспугнули воробьев и обратили во внимание работяг, а с трибуны вновь загремел надрывный хрип мегафона: - Сегодня вы опускаетесь под землю на долгий срок. Продовольствия я распорядился доставить на четыре месяца, хотя и надеюсь, что тоннель будет готов максимум через три. Ну что ж, с Богом. Город и я ваш подвиг не забудем. До встречи на площади Мужества, отважные сыны Санкт-Петербурга! - губернатор сошел с трибуны и направился к стоявшему поодаль кортежу автомобилей с мигалками. Кашемировые цепочкой по двое заструились вслед. Спохватившись, заиграл духовой оркестр. Музыка, которая должна была по сценарию зазвучать героически, напомнила Андрюше своими заунывными взвоями похоронный марш. - Помирать, так с музыкой, - схохмил иногда острый на язык слесарь, но смехом его никто не поддержал. Оранжевые пешком двинули в сторону зияющей черной дыры, куда подгоняемые
милицией разнорабочие только что закончили грузить все необходимое для работы. Последним на кране опустили синий пятитонный контейнер с многозначительной надписью "Осторожно, стекло". - Петрович, а там что, не знаешь? - любопытство Андрея начало зашкаливать. Бригадир ухмыльнулся и тихонько, чтобы никто не слышал, прошептал: - Водка. От губернатора. Только тихо ты, чтобы наше начальство не услышало. Отберут. И своим ненароком не проговорись - враз выжрут. - О'кей, молчу. Минут через пятнадцать, когда бригада была уже под землей, наверху что-то загремело, и за створками ворот исчезли последние лучи дневного света. Зажглись прожектора, и работяги, ожидая речи, собрались вокруг Петровича. - Что ж, товарищи метростроители, назад пути нет. Слышали грохот? Заперли нас. Так что прошу всех на состав. В купе размещаемся по двое. Отправляемся через десять минут. Все на месте? Посмотрите, посчитайтесь. Должно быть двадцать шесть! Мужики переглянулись. - Двадцать пять, Петрович! - раздался чей-то голос. - А себя-то сосчитал, Мухин? - Тогда, двадцать шесть! - Так-то, мудила. По каютам. Андрей, мы с тобой в первой.
Так что ты не беспокойся, без места не останешься. Дуй за штурвал, пора к месту старта трогать, - Петрович повернулся к рабочим и прокричал, - Давай, мужики, загружайся. Машинист у нас новый. Зовут - Андрей, фамилия - Лодочник, прошу любить и жаловать. - Я убью тебя, лодочник, - донесся чей-то веселый громкий голос. Все заржали, но Петрович оборвал это веселье довольно резко: - Ты, Куребеда, сам не убейся. Береги лучше свои муде, а то цыплята повылупляются раньше срока. Артем Куребеда, взятый в бригаду на срок командировки поваром, стушевался и покраснел: - Зачем вы так, Первопроход Петрович?! - За калачом. Обед в тринадцать ноль-ноль, так что звездуй на кухню, - сурово гаркнул Кудесников, - Поехали. Андрей, уже сидящий в кабине на своем месте, поймал взглядом в зеркало отмашку непривычно погрозневшего бригадира, вскочившего на ступеньки, и пустил двигатель. Состав медленно тронулся, и все вокруг затряслось. Казалось, что стены тоннеля не выдержат вибрации и рухнут, похоронив под толщей земли отважную шестнадцатую бригаду метростроителей, но обошлось. Командировка началась... Было бы несправедливым
скрыть от взгляда читателя предысторию дальнейшего действия, о котором, собственно, и пойдет повествование на последующих страницах. Она, эта самая предыстория, особенными искусами не отличается, но логика, как говаривал один замечательный и невероятно авторитетный человек, должна соблюдаться в любой последовательности. Давайте оставим подобного рода высказывания на совести лингвистов и математиков и перейдем к тому, с чего, по большому счету, следовало начать. Останавливаться на том, что всем петербуржцам и гостям этого славного города, побывавшим в "Северной Венеции" в течение последних лет, известно, смысла нет. Стоит лишь вскользь упомянуть, что гигантский плывун разрушил первую ветку метрополитена на перегоне между станциями "Лесная" и "Площадь Мужества" еще в середине девяностых прошлого века. Эта катастрофа шума в свое время понаделала, но если бы аварию сумели ликвидировать за год-другой, наша история никогда, боюсь, не случилась бы, отчего цивилизованное человечество никогда б не узнало ни о Первопроходе Петровиче, ни о его героических товарищах, которые, впрочем, таковыми оказались
совершенно поневоле. Но всему свое время. Итак, после тяжелой и продолжительной болезни, как любят писать в некрологах, надежда на быстрое восстановление одной из важнейших городских транспортных артерий безвозвратно скончалась. Куда ни тыкались ответственные бедолаги, всюду натыкались на плывуны, которые, будучи достаточно подлыми, уносили с собою не только инженерные мысли многочисленных подрядчиков, но и неуловимые бюджетные деньги. Вошкавшись, ответственные лица и не заметили, как грянул канун славного юбилея Петрова града на Неве, а когда, наконец, обратили на сей знаменательный факт свое острое внимание, вспомнили, что град Петров в начале прошлого века оказался знаменит еще и тем, что жители здешние отличаются не только особой культурой, воспетой чудовищными легендами, но и буйностью нравов, и готовы вследствие этого пожертвовать собственной совестью, чтобы сместить очередную власть. Последний довод семидесятипятилетней давности явно обескуражил тех, кто с властью расставаться не спешил, и заставил их думу думать многократно интенсивнее. Нашелся кто-то из особенно одаренных, который посоветовал
всем остальным плюнуть на жадных и, порой, совершенно бессовестных подрядчиков, а обратить внимание на почти забытый к тому времени человеческий фактор. Мол, своих метростроевцев достаточно, запустить их под землю месяца на три-четыре, пообещать каждому новую квартиру плюс пожизненную пенсию ближайшим родственникам в самом критическом случае, выписать щедрые командировочные, будто на Марс, загрузить лопаты, вагон водки, и, вот увидите, работа будет сделана в кратчайший срок и с минимальными потерями качества. А чтобы в нужном направлении тоннель выкопали, с пути истинного не сбились, дать суперточный компас - простейший и полезнейший навигационный прибор. Почесали свои репы ответственные лица, прикинули затраты на своих мобильных калькуляторах, созвонились по ним же с бравыми юристами и решили, что гениальность предложения как в материальном, так и в моральном плане, бесспорна. Естественно, технологию инженеры подкорректировали - вместо лопат предложили уже имеющуюся, неизвестно откуда добытую, землеройную машину, предполагаемый вагон водки заменили пятитонным контейнером, а командировочные с размеров
"на Марс" срезали до уровня "в Якутск". Остальное приняли актом без изменения. Оставалось решить один вопрос - кого на столь ответственное дело из рабочих направить? Бригад много, желающих - пруд пруди. У нас ведь как - пошлешь одних - другие обидятся, начнут новую работу искать. Так и кадры подрастерять можно. Но и этот вопрос решили - провели жеребьевку с участием всех бригадиров. В результате, в готовящихся уже отчетах ответственных лиц начали мелькать записи про шестнадцатую бригаду под началом Кудесникова П.П., известную под собирательным именем "первопроходчики", что тоже оказалось в тему, да и звучало неизбито и изысканно-гордо. Таким образом, вопросы "как?", "когда?" и "кто?" - разрешились. Дело оставалось за малым - прорыть тоннель и запустить по нему аккурат к юбилею родного города первый поезд со счастливыми пассажирами. Бригаду из двадцати четырех человек доукомплектовали машинистом и поваром, и, как кто-то зло пошутил, что двадцать шесть, памятуя, видимо, бакинских комиссаров, тоже число для нашей страны героическое, опустили в начатый кем-то из давно отступившихся подрядчиков
"правильный" тоннель. Дело в том, что и "неправильных" к тому времени хватало, но этот, как показывали многочисленные сейсмографы и прочие умные приборы, должен был все плывуны обойти стороной и выйти к своему невредимому продолжению тютелька в тютельку. И, что самое важное, в сроки вполне укладывались. Единственная загвоздка все-таки обнаружилась. Землеройную машину доставили из-за границы, откуда-то с востока, ну и паспорт, как водится, перевести с ихних иероглифов не успели. Еще бы - такая книженция толщиной в "Анну Каренину" с "Идиотом" вместе взятыми и обложками склеенными. Но кто-то, должно быть, тот же умник что про человеческий фактор в свое время вспомнил, ответственных лиц успокоил. Мол, все равно читать никто не будет. У нас в стране все на опыте собственных ошибок учатся. И тут разберутся. Кнопок-то не так уж и много, а у машиниста высшее образование. Вот с него, если что, и спросим. На том и порешили. В назначенный день устроили будущим героям торжественные проводы, пригласили для такого случая самого губернатора краткую речь толкнуть. Он человек сообразительный, с каждым может на его
языке разговаривать. Короче, самое то, что надо. Заодно, главный сообразительности ответственных порадуется. Телевидение не известили, зачем, мол, народ лишний раз травмировать, если что не так выйдет. Зато духовой оркестр наняли, и водку самую, что ни на есть, лучшую из паленых, что в свое время на левых складах конфисковали, в контейнер загрузили. Родственников рабочим на прощание брать не велели, мол, не на тот свет отправляетесь, а в обычную долгосрочную командировку. Смотрите, не проболтайтесь! А то хрен вам, а не новые квартиры. Ну, естественно, все "первопроходчики" семьям и врали кто во что горазд. Общую легенду придумать не догадались. Короче, кто "в Токио по обмену опытом" поехал, а кто - "на курсы повышения квалификации в Нижний Ломов Пензенской области". Обещали вернуться месяца через три.
        Глава вторая. Петрович и суета
        Андрюша Лодочник, сидевший за пультом управления локомотивно-проходческого комплекса (так именовался этот удивительный агрегат, на который не успели перевести инструкцию по управлению), попал в шестнадцатую бригаду метростроя совершенно случайно. То есть, конечно, не совершенно, а просто случайно, но сути дела это не меняет. Само же дело в том, что никаким машинистом Лодочник отродясь не бывал. "Кем же он, в таком случае, был?" - спросит меня наиболее надоедливый из читателей. И я, превозмогая соблазн минуточку промолчать ради пущей важности, отвечу сразу: Андрюша являлся самозванцем. Не таким знаменитым, как всем известный Лжедмитрий или, скажем, Емельян Пугачев, а самым обыкновенным. Лет пять назад вся его родная то ли Архангельская, то ли Вологодская деревня Хлысты провожала Андрея в Петербург, где тот должен был поступить в железнодорожный институт, выучиться водить локомотивы, получить корочки и вернуться на родину с целью устройства быта земляков в виде своего собственного, так сказать, машиниста-перевозчика. Блажь? Отнюдь! Дело в том, что односельчане, кстати, все как один - Лодочники,
людьми в округе слыли добрыми, хозяйственными, но малообразованными. Андрейка же выделялся среди них умом недюжинным - в шесть лет читать научился, поселковую школу с серебряной медалью закончил и даже на фортепьяно играл собачий вальс, кузнечика и полонез Огинского. Короче, настоящий вундеркинд. Ну кто, как не он, институт осилит?! А потом вернется и устроится в поселковое депо на тепловоз машинистом, будет по большим городам за казенный счет ездить и разные полезные вещи на заказ землякам возить. А то когда еще в их северной глуши универмаг построят, в котором кроме хлеба, консервов, сапог и телогреек что-нибудь на полках появится?! Хитрые, в общем, земляки у Андрюши были. Но и этот, даром что с полонезом Огинского управился, оказался не пальцем деланным. Собрал на жизнь в городе до поступления в институт по стольнику со всей деревни (дальше-то стипендия от голода помереть не даст), сел на поезд, все только его прощальный воздушный поцелуй и видели. Надежд земляков Андрюша Лодочник не оправдал, вступительный экзамен, ему, как медалисту всего один надо было сдать, провалил сходу. Не удивительно -
вокруг столько соблазнов! И дискотеки тебе, и пиво в каждом ларьке по двадцать сортов, и магазинов, каких на родине отродясь не видывали, здесь на каждый квартал по десять штук! В общем, сгубили вундеркинда многочисленные искушения. И в институт не поступил, и без денег остался. Что делать? Возвращаться нельзя - свои грохнут, хоть и добрые. Работать? Тоже, вопрос! Специальности-то нет. А из общаги завтра выселят как "не прошедшего". Спас случай. Топал наш горемыка к вокзалу, чтобы в обратный, возможно, в последний, путь, отправиться и на плакат, висевший у входа в какой-то красивый дом, случайно глянул. Сперва мимо прошел, но тут чем-то по голове его сообразительной словно треснуло. Вернулся. Ба! "В железнодорожное депо требуются ученики слесарей-ремонтников. Иногородним предоставляется общежитие. Обучение - 6 месяцев. Стипендия..." То, что надо! Андрюша по ступенькам и в дверь, а там по стрелочкам, на стене красной краской намалеванным, в отдел кадров. В кабинет влетел, чуть мужика какого-то при входе не сбил и тут же выпалил: - А корочки дадите? - Корочки? - удивленно уставилась на нашего Лодочника
очкастая тетка, - Какие, вам, молодой человек, корочки нужны. - Ну, это! Я по объявлению. - А! - очкастая улыбнулась и, повернув голову к худенькой девушке, сидевшей за соседним столом, заговорила, - Леночка, вот и ученики пошли. А ты переживала! Первым номером будете. Вы, молодой человек, извините за вопрос, в какой вуз провалились?... Так и стал Андрюша Лодочник учеником слесаря-ремонтника, выучился на специальность и попал в железнодорожное депо. Деньги, у односельчан занятые, почтовыми переводами в течение года вернул. Те не обиделись. Видать, и вправду, добрые. О локомотивах дальнего следования пришлось, правда, забыть. А дороги манили, звали в путешествия... За пять лет работы Андрей в технике начал кумекать будь здоров! И не только кумекать, но и обращаться с ней научился, даже электрички водить. С метрошным машинистом одним подружился, так тот частенько вечерком его к себе в кабину пускал, давал "порулить" составом, рискуя, конечно, собственной работой. После одного такого "руления" и попался Андрюша на глаза Петровичу, когда тот на своей станции из полупустого вагона выходил, а Лодочник из
кабины машиниста. Встретились глазами, улыбнулись друг другу. Бригадир, ехавший с жеребьевки на прокладку тоннеля, озабочен был, где ему повара найти и машиниста, ну и решил быка за рога брать сразу. Подошел к нашему слесарю и спросил в лоб: - Машинист? Андрюша, растерявшись, кивнул. Петрович инициативу решил из рук не выпускать: - Квартира есть? - Нет, - пробормотал лодочник, - в общаге живу. А что? - Хочешь? - продолжал Кудесников. - Чего? - Чего, чего? Квартиру отдельную хочешь? - А то! - Андрей посмотрел на усатого старикана, как на сумасшедшего. - Тогда пойдем, пивка выпьем и дело обсудим. Да ты не бойся, я не бандит! Мне машиниста срочно найти треба, вот я тебя и приметил. Ну чего, идем? - Пойдем, мужик, коль не шутишь, - Лодочник от халявного пива еще ни разу в своей короткой жизни не отказывался. А дальше, если что, можно и свинтить. - Петрович, - представился усатый, - бригадир шестнадцатой бригады метростроя. - Андрей, - протянул свою ладонь навстречу ладони нового знакомца слесарь. - Вот и славно. Как мой сын, не забуду. Слово за слово - разговорились у стойки. Взяли по второй кружке, потом
- по третьей. Петрович соблазнял деньгой и квартирой, нахваливал бригаду, обещал райскую жизнь в замечательном коллективе. Андрюха напропалую врал о локомотивах, которые якобы за свою карьеру поводить успел, в общем, цену набивал. Короче, сторговались. Договорились в понедельник в управлении встретиться, контракт оформить. Петрович на всякий пожарный свой телефон оставил, велел звонить, если обстоятельства изменятся. Потом выпили по четвертой кружке, хлопнули по рукам и разошлись. Андрюша поутру о вечернем собеседнике-собутыльнике вспомнил и решил, что никуда он, ни в какое управление, не пойдет. Сейчас же Петровичу позвонит, извинится, что наврал... Но почему-то звонить не стал, а, встав в понедельник пораньше, сбегал в душ, сбрил со щек отросшую за выходные рыжую щетину, надел единственный парадно-выходной тонкой полосы костюм и поехал в управление. Петрович оказался на месте, поэтому бумаги оформили быстро, даже дипломов никто не спрашивал. Лодочник по этому поводу сильно переживать не стал, так как диплома все равно не имел. - Слушай, Андрюха, - воскликнул Петрович, когда вышли покурить на
крылечко, - у тебя повара знакомого нет? - Не-а, - ответил парень. - Жаль. Где его, елки зеленые, искать? Ума не приложу, - бригадир наморщил лоб. - Ты б, Петрович, в любую столовку зашел и предложил. Повару ведь тоже квартира полагается? - Ну... - Вот-те и ну! - Слушай, а ты - голова! - Кудесников хлопнул Андрюшу по плечу, - Тут рядышком как раз столовка есть. Пойдем-ка! - Нет, Петрович, - осадил нового начальника Андрей, - мне еще из депо уволиться надо. Я побежал. До завтра! - Пока. А то... Может, сходим? Но Лодочник уже скрылся за поворотом. Это ж надо, как все удачно получилось! И квартира теперь будет. Класс! И работа приличная. Нужно только книжек в командировку купить - учебников всяких и справочников. Авось, пригодятся. Андрей, впрочем, особо за свои способности не переживал. Начальный опыт вождения он имел, в технике разбирался неплохо. Единственный недостаток - диплома нет, но ведь его и не спрашивали!
        
* * *
        Артем Куребеда кулинарный лицей окончил на одни трояки, поэтому и смог устроиться не в приличное кафе, как многие его однокурсники, а в дешевую столовку последней категории, в которой среди постоянных посетителей наблюдались пропивающие получку разнорабочие с близлежащего рынка, насшибавшие мелочи бомжи и абсолютно наглые, нисколько и никогда не платящие, тараканы. Артема, человека от природы изысканного и утонченного, предпочитающего в живописи импрессионистов, а в спортивных состязаниях - русские шашки и сноуборд, такая компания явно тяготила. Но папа, владелец дорогого ресторана, обещавший взять сына к себе шеф-поваром и заставивший по этой причине четыре года мучаться в кулинарном лицее, увидев диплом единственного отпрыска, впал в истерику, обещая приготовить из Артема ирландское рагу, если тот не научится за полгода готовить еду. Но только не в его ресторане! Еще чего не хватало - распугивать постоянных посетителей подгорелыми лангетами. Мама пыталась заступиться за чадо, за что получила серебряной ложкой точнехонько в середину лба, после чего только молча улыбалась и папе утвердительными
кивками поддакивала. Артем, отправляясь через три дня на работу в столовую, чувствовал себя самым несчастным в мире, а, увидев чудовищных размеров грязнючую кухню, решил, что жизнь его закончилась, так и не успев начаться. Однако через пару недель настроение начало исправляться. Сначала юный Куребеда обнаружил в своей столовой постоянных клиентов, пусть и неказистых, но верных, которые изо дня в день лакомились его чудо-котлетами из воловьих жил, отварными макаронами типа перья и умело заваренным чаем в пакетиках. Потом, приглядевшись, Артем остановил свое внимание на чудесной репродукции картины Анри Матисса "Огненный танец", висевшей над столиком, за которым ежедневно обедали цыганки. Ну и на закуску, симпатичная пэтэушница посудомойка Вера оказалась абсолютно здоровой, что подтвердила свежей справкой из кожно-венерологического диспансера. В общем, работа в столовой оказалась вопреки ожиданиям достаточно сносной. Куда более приличной, надо отметить, чем в дорогом кабаке под пристальным оком жестокого родителя, придерживающегося нонконформистских взглядов. Артем Куребеда не только смирился со своей
судьбой, но и начал извлекать из нее все возможные приятности, когда в его столовку завалился седоусый дядька в совершенно приличном, абсолютно не бомжатском, прикиде и направился мимо жестяной стойки раздачи прямиком на кухню. - Здравствуйте, - поприветствовал он нашего работника ножа и поварешки, - молодой человек, где я могу видеть повара. - Здравствуйте, - ответил Куребеда, - повар перед вами. Хотите заказать банкет? Дядька, весело оглянувшись по сторонам, Артемино чувство юмора оценил. - Вы, значит, повар... А ведь по виду и не подумать... - Что, молод? - Артем сделал артистический книксен. - Нет, грязен. Халатик-то когда меняли? - седоусый нравился Куребеде все меньше. - А вы, простите, кто? Не из санэпидемстанции? - Я? - удивился дядька, - Да, нет... - Ну, тогда я вам насчет халатика отвечу, - рука Артема потянулась к чугунной сковородке, - Халатик, значит, поменять предлагаете? - Я, в общем-то, не предлагаю, - начал огорошено оправдываться седоусый. - Отчего же, извольте, - наступал Куребеда, - я вам - халатик, вы мне - пиджачок. Вот и обменяемся. Вы как, не против? - Ты чего, паря, -
засуетился дядька, а возникающий скандал начал привлекать внимание посетителей, которые, оторвавшись от поглощения пищи, весело поглядывали за раздачу, - я к тебе с вопросом, а ты... - Про халатик? - хитро прищурился Артем, не выпуская из руки сковороды, - Ответ не ясен? Седоусый неожиданно отрезал, взяв, видимо, себя в руки: - Да насрать мне на твой халат, я работу предлагаю. Хотя... - дядька махнул рукой, - хрена ль с тебя взять, молокосос. Агрессивный ты какой-то. Ладно, пошел я. Мужик развернулся и зашагал к выходу. Финита ля комедия. - Эй, постойте! - крикнул Артем, поняв, что с показательным выступлением переборщил, - Чего у вас? Но седоусый уже скрылся за дверями. Куребеда сбросил с себя чертов халат и побежал вдогонку за вышедшим. Может, дельное чего предложить хотел. - Эй, мужчина! - крикнул вновь Артем, - Извините меня! Это я от скуки, сами видите, в какой компании целый день. Крыша едет. Вы чего хотели-то? Мужик обернулся и пошел обратно. Поравнявшись с Куребедой, он достал из кармана пачку беломора и коробок спичек. Закурил. - Ладно, браток, проехали. Ты, говоришь, повар тутошний? - Ага. -
Слушай, выручи, а? Мне как раз повар на три месяца нужен. Готовить на двадцать пять рыл - завтрак, обед и ужин. Деньга хорошая плюс отдельная квартира. - На три месяца квартира, - Артем не понял, о чем идет речь. - Нет, квартира через три месяца и насовсем. Тебе. То есть, повару. А работа, ну, в общем, ты понимаешь...
        
* * *
        Первопроход Петрович от удовольствия потирал руки. Как говорится - все хорошо, что хорошо кончается. А кончилось, точнее, начиналось все действительно неплохо. Денек выдался замечательный - теперь бригада полностью укомплектована. Правда повар сомнения вызывает. Какой-то он не такой. Папаша - владелец ресторана, а он в тошниловке котлеты лепит. Странно. Или уж совсем ни на что не годный? А, плевать! Если помоями кормить ребят будет, так они его самого сожрут. Как говорится, его проблемы. Зато с машинистом повезло. Руки у парня откуда надо растут, голова тоже не капустой набита. Это ж надо, в двадцать с хвостиком, а уже и на тепловозах, и на электричках поездить успел. Еще и с высшим образованием. Действительно, находка стоящая. Петрович втайне завидовал людям, окончившим институты. Самому-то ему перевалило уже за семьдесят, а кроме неполного среднего и курсов маляров-штукатуров, никакого образования так получить и не успел. Сначала родителей-инвалидов кормить требовалось, потом, когда те померли, своей семьей обзавелся, смолоду начав стругать детей - в год по штуке. Только на пятом остановился.
Некогда огромная четырехкомнатная квартира Кудесниковых давно превратилась в коммуналку, в которой проживали не только солидного возраста начальники рода Петровичей - пожилые мать с отцом, но и трое сыновей с семьями. И невестки-то попались все как на подбор крикливые и скандальные, мать их за левую ногу! Когда Петрович вытянул жребий, он поначалу расстроился. Это ж надо, три месяца под землей торчать, в крота превращаться! Но когда про новую квартиру узнал, обрадовался. Хоть под старость госпожа Фортуна свой зад надменный отвернула, переедут с Олей на новую жилплощадь, а старую спиногрызам великовозрастным оставят, пущай меж собой собачатся. В бедламе этаком и помирать никакого удовольствия. Родным насчет командировки соврал, что отправляется в Киев делиться с братьями-славянами своим солидным опытом. Поверили. Опыта-то Петровичу не занимать - все знают. Почитай, самый старый бригадир во всем управлении. Других на пенсию гонят взашей, только шестьдесят стукнет, а этого не пускают. Ценят, значит. Ну, Петрович и сам поработать не дурак. Единственная проблема во всей этой заварухе - сроки. Люди в других
городах такую работу, как его бригаде поручили, годами делают, а тут - три месяца! Сомнительно все это как-то. Правда, начальник сказал, что основная машина, локомотивно-проходческий комплекс (название какое-то идиотское), сама все сделает. Людям остается только бетон вовремя подавать с помощью кнопки, да контролировать качество стен тоннеля. Технология, мол, полностью автоматизирована. И двадцати-то шести человек много, работа для пятерых. И то, максимум. Значит, основная задача ляжет на плечи Лодочника. Он парень хороший, но в деле его еще никто не видел. А ну как разволнуется, запорет хитроумный аппарат, а с ним и всю работу. Еще проблема - водка. Удумали, черти, цельный контейнер пойла загрузить! Не прознал бы никто из бригады, а то пиши - пропало. Пока все не выжрут, делом заниматься не начнут. Эх, нелегкая. Нихрена эти начальнички не соображают. У нас ведь как - после первой стопки о стимуле забудут, после второй - о задаче, а уж после третьей - обо всем остальном. Плакали тогда новые квартиры. Короче, про водку надо молчать по-партизански. Сказать лишь машинисту с поваром, чтоб те зорким оком
своим за контейнером секли, любые попытки взлома пресекали. В общем, обо многом за неделю до предстоящей командировки передумал Первопроход Петрович. И чем больше он свое серое вещество напрягал, чем сильнее извилинами шевелил, тем меньше ему затея начальничков нравилась. Где-то в глубине души засело неприятное чувство, что добром их ситуация не разрешиться. И число рабочих - двадцать шесть - оптимизма не вызывало. Бакинские-то комиссары, хоть и помнят их все, кончили плохо. Оттого и герои. В панику, однако, раньше времени впадать не стоит. Неприятное чувство может оказаться обычным волнением перед началом выполнения сложной задачи. Ребята, в принципе, настроены оптимистично. Это ж надо, никто никому не проболтался! Мухин, вон, сказал своим собутыльникам, что в Нью-Йорк уезжает, тамошних афро-американцев культуре обращения с турникетами учить. Шут гороховый! И какой такой мудак его в шестнадцатую бригаду принял? Его бы в цирк на Фонтанке собачек дрессировать... Впрочем, хрен на него. Как говорится, в семье не без урода.
        Глава третья. Старт
        Локомотивно-проходческий комплекс замедлил ход и плавно остановился, хотя к рычагу тормоза Андрюша даже не притронулся. - Вот, е-мое, автоматика, - восхитился Лодочник, и, нажав кнопку громкоговорителя, весело объявил, - Господа рабочие, наш комплекс прибыл в зону начала работ! Покиньте, пожалуйста, ваши жилые отсеки и осмотрите площадку, - и добавил, обращаясь уже к бригадиру, - Петрович, зайди-ка сюда, покажу что-то. Кудесников появился минут через пять: - Ну, чего у тебя, Андрюха? - Смотри, Петрович, - Лодочник протянул бригадиру толстенную книженцию инструкции, - здесь столько картинок, что и читать не надо. Ты погляди, какая наша хреновина умная-то оказывается! Она не только тоннель роет и укрепляет его, но еще и рельсы укладывает и проводку тянет. Китайцы-то, блин, не только покемонов из пластмассы шлепать умеют. - Это японцы, Андрей. - Какие, нахрен, японцы! Смотри, флажок-то на обложке желтенький и с красными звездочками. Китайцы! Кудесников глянул на указанный Лодочником рисунок: - Точно! Нет, послушай... У китайцев красный с желтыми звездами в верхнем левом углу, а здесь, вроде как,
наоборот... - Китай! А флажок - обычные типографские проблемы. Технику делают первоклассную, а книжки печатать толком не могут, - отмахнулся Андрюша. - И то верно. Я-то уж грешным делом подумал, что ты японское письмо от китайского отличить можешь. Рельсы, говоришь, сама укладывает? - закусил ус Петрович. - Ага, и проводку тянет, - кивнул Андрей. - Проводку - это хорошо. Сейчас осмотримся, да и начнем. Собери бригаду. Андрей снова нажал кнопку громкоговорителя: - Всем рабочим просьба подойти к локомотиву. Повторяю... Осмотром тоннеля Петрович остался доволен. Интересно, кто ж его строить-то начал, и почему завершить не дали? Своды укреплены замечательно, потолки по госту, проводка тоже до сих пор цела - крыс, значит, нет. Молодцы, елки-палки. - Андрей, сколько мы прошли по готовому участку? - Два километра сто семнадцать метров, - поглядел на счетчик Лодочник. - Нормально. Значит еще километра три осталось. Ерунда, - махнул рукой Кудесников, - за три месяца как нехрен делать пройдем. Я только не пойму, зачем они столько рельсов нам загрузили. Километров на тридцать хватит. Они что, прикинуть не могли?
Инженерные, мать их так, работнички! Ладно, много - не мало. Петрович огляделся по сторонам. Бригада разбрелась по тоннелю. Рабочие осматривали крепежи, простукивали молоточками стены, оценивали сцепку между бетонными кольцами. - Эй, орлы! Подь все к батьке! - гаркнул Кудесников, - Инструктаж давать буду. Мужики вновь собрались вокруг бригадира. - Короче, мужики, распорядок таков. Сейчас продолжайте осмотр, на ус мотайте - что к чему, в тринадцать ноль-ноль обед. А после обеда - за работу. Усекли? - Кудесников обвел подопечных взглядом. - И это весь инструктаж? - раздался недовольный голос. - Это кто там еще? А-а, Мухин! Тебе мало? Мужики зацыкали на провинившегося. - Да, нет, Петрович. Просто хотелось узнать поподробнее. - Поподробнее, Мухин, в процессе работы узнаем. Все свободны. Рабочие разошлись, а бригадир поднялся в кабину комплекса, где Андрей внимательно изучал картинки инструкции. - Ну что, Андрюха, разобрался? - Не совсем еще, но основные функции просек. Не могу найти, где про эту зеленую кнопку нарисовано. Гляди, Петрович, она в самом центре. Наверное, что-то важное. Тыком такую технику
проверять нельзя, - Лодочник озабоченно перелистывал страницы. - Это точно, нельзя. Ладушки, пойдем устраиваться. После обеда продолжишь. Андрюша вслед за Петровичем выпрыгнул на землю и поплелся к жилому вагону. - Елки-палки, бригадир, куда нам столько всего нагрузили? Вагонов двадцать всякой чебурды! - Не чебурды, а оснастки. Мы ж не на прогулку вышли. Бетон, рельсы, продукты, проводка опять же. Ты прикинь, сколько нам пройти за три месяца надо, а потом уж выражайся. - Да ладно, Петрович, чего ты. Я что, маленький? - в голосе Андрюши послышалась обида. - Обиделся? Брось, - отмахнулся бригадир, - мы тут не на дипломатическом приеме. Так что губы дуть оставь для будущей супруги. Пойдем-ка лучше на кухню заглянем, чем там наш повар нас сегодня травить собирается?! Вагон-ресторан был в составе предпоследним, между жилым и контрольно-измерительным, замыкающим поезд. Из открытого окна кухни доносились звон посуды и хриплый голос Луи Армстронга. - Хорошо поет, - пробасил Петрович, - учись, Андрюха, у нашего повара! Ему б в консерваторию. - Это ж не он, - ответил, улыбнувшись, Лодочнеик. - А кто? - удивился
Кудесников. - Из магнитофона. - А-а, я-то уж думал... - разочарованно покачал головой бригадир, а потом крикнул в раскрытое окно, - Куребеда! Чем кормить собираешься? - Борщецом, Первопроход Петрович, и пюрешкой с котлетками. На третье - чай с печеньем. - Добро, Артем. Борщ - это хорошо. Ты его раньше-то когда-нибудь варил? - Обижаете! В нашей столовке коронным номером меню считался. Порция - девять рублей семьдесят копеек, - Куребеда с довольной рожей высунулся в окно. К тринадцати ноль-ноль столы будут накрыты. Милости просим. - Будем. Ты давай, работай, а то не уложишься. У меня орлы знаешь какие? Опоздаешь - заклюют. - Не опоздаю, - Артем скрылся за шторой, что-то щелкнуло, и хрип Армстронга тут-же сменился хрипом профессора Лебединского, - Я убью тебя, Лодочник... - Х-ха! Обалдуй. Ты на него, Андрюха, не обижайся. Ничего, вроде, паренек. Только слегка оторванный, как сейчас говорят. - Да я, Петрович, и не обижаюсь, - улыбнулся Андрюша, - эта песня моя любимая. Мы всей деревней ее пели, когда брат женился. С намеком. Мол, что не так, прибьет тебя супруга! Артем, погромче заведи! Куребеда, видимо,
услышал, потому что Лебединский заорал втрое сильнее. - Эх, молодежь, - только вздохнул Кудесников и полез по ступенькам в жилой вагон. ...В назначенное время бригада собралась в вагоне-ресторане. Куребеда стоял у входа в белоснежном фартуке и каждому входившему почтительно кланялся. - Пожалуй, Мухина с шутовского трона решили свергнуть, - ухмыльнулся себе под нос Петрович, - дуэли не миновать. - Ну, где твой хваленый борщец? - Кудесников застучал ложкой по столу. - Айн момент, герр бригадир! - Артем вальяжно прошествовал через весь вагон на кухню и через минуту выкатил оттуда большую дымящуюся удивительным ароматом кастрюлю на тележке. Еще через пять минут вся бригада с нескрываемым удовольствие уплетала ароматное варево. Один только Мухин сидел с кислой миной и недовольно озирался по сторонам. Куребеда это заметил и подошел к явному неприятелю. - Вам, господин Мухин, неужто не нравится? Вы у нас, наверное, восточную кухню предпочитаете? К сожалению, суши предложить не могу, свежей рыбы в наших закромах не завалялось. - Чего? - не сразу сообразил Мухин, что над ним издеваются, - причем здесь рыба?
Просто борщ твой есть нельзя! - Как же это - нельзя? Оглянитесь вокруг, обратите внимание на коллег! Вкусно, граждане? - Вкусно! - раздалось со всех сторон. Артем надменно посмотрел на осрамленного противника: - Дело ваше, господин Мухин, можете не есть. Я думаю, картофельным пюре с котлетой вы не побрезгуете? Хотя... восточная кухня... - Тащи свое пюре, - оборвал повара сконфуженный Мухин. - Прошу заметить, не свое, а картофельное. Над глупой шуткой в зале раздались смешки. - Да, Мухину с нашим поваром в остроумии не тягаться, - вытер ус Петрович, - свергли тебя, Паша, с должности придворного шута. Давно пора, злой ты. - Идите вы все! - Мухин выскочил из-за стола и, растолкав соседей, побежал из вагона, - Куребеда блядская! - А Бляцкий-то тут при чем?! Обиделся, Мухин, - Петрович кашлянул в кулак, - ничего, переживет. Артемка! - Да, Первопроход Петрович? - Ничего борщец, хороший. Где второе? - Сейчас будет! Павел Мухин, тем временем, выйдя из вагона, направился в голову состава, прямиком к локомотивно-проходческому комплексу. Внутри него все кипело от ненависти к новому повару, а заодно и к
бригадиру. "Ублюдки! Козлы! Я им еще покажу, как над Павлом Мухиным издеваться! Откуда только этот малолетний хлыщ на мою голову взялся. Тоже мне, шут гороховый. Да я его!" Злые мысли, однако, сменились любопытством, когда он увидел раскрытую дверь кабины машиниста. "Что там? Интересно, черт побери. Ага, книжечка! Посмотрим, что это за книженция такая. Блин, одни иероглифы. Хрен разберешь. А это что за кнопка? Надо же, большая какая и зеленая". Но тут послышались отдаленные голоса. Видимо, обед закончился. Мухин выпрыгнул из кабины и, обогнув локомотив спереди, двинул, чтобы его не заметили, в обратном направлении. Зеленая кнопка почему-то из его головы не шла. Скоро вся бригада собралась у локомотива. Петрович распределял посты: - Кошкин и Яковлев - контроль за бетоном, Голубев, Сергеев, Макаров - смотрите за рельсоукладчиком, второе звено - на датчики климата, третье, Леша Иванов, - ваша проводка. Так, а где у нас Мухин? - Я здесь. - Хорошо. Мухин и Бляцкий на своем месте - в контрольной лаборатории. Если что, докладывать сразу. Понятно? Я с машинистом. Старт даем через пятнадцать минут. Все по
местам. Р-разойдись! - гаркнул во все горло бригадир. Через пять минут у кабины остались только Андрюша и Петрович. - Ну, что, Лодочник, готов? - Готов, Петрович. Единственного понять не могу - на кой ляд эта зеленая кнопка? - Андрей почесал затылок. - Далась она тебе? Агрегат без нее пойдет? - Пойдет, - ответил Андрюша. - Ну и все, чего ты беспокоишься? Давай, проверь все еще разок, и стартуем. Ребята уже на местах, они у меня быстрые. - Я проверил, все в норме. Можно стартовать. - Ну что ж, поехали, как говорил Гагарин, - Петрович нажал кнопку громкоговорителя, - Бригада, приготовились! Три, два, один... старт! Если бы кто-то стоял в тот момент рядом с локомотивно-проходческим комплексом, он, если бы только не наделал в штаны, увидел фантастическую картину. Агрегат, еще минуту назад выглядевший как обычный тепловоз, начал трансформироваться на глазах изумленной бригады во что-то ужасное, похожее на боевой космический корабль из "Звездных войн". Откуда-то снизу, из-под кабины вылез огромный конический бур. Такие же буры появились с обоих боков и сверху. Из открывшегося на крыше люка высунулись две
огромные клешни рельсоукладчика и две поменьше - укладчики проводки. Лобовое стекло затянулось выпавшей сверху металлической сеткой, и комплекс пошел в атаку на тупик, которым заканчивался недостроенный тоннель. - Вот это да! - не смог скрыть восхищения Андрюша, - Ни хрена себе агрегат! - Мама родная, - выдохнул Петрович. Буры врезались в стену, но вопреки ожиданиям осколков камней и земли по сторонам не полетело. Огромные конусы как бы раздвигали перед собой породу, тут же утрамбовывая ее по стенкам. Откуда ни возьмись, снизу начали появляться рельсы с прикрепленными к ним шпалами и сами собой укладываться. Черный, невиданный досель бетон, растекался по стенам чрезвычайно равномерно и тут же застывал, превращая пещеру в тоннель, а к стенам тут же потянулись катушки с проводкой. - Вот-так автоматика, е-мое! Ты, Андрюха, такое когда-нибудь видал?! - Не приходилось. Сам фигею, Петрович! Ай-да китайцы! - Лодочник ошарашенно смотрел на то, что вытворял агрегат, - Бригадир, мы такими темпами не за три месяца, а за неделю все пройдем! - Сплюнь, - Кудесников хлопнул машиниста по плечу, - сглазишь. Андрюша
трижды переплюнул через левое плечо. За первый час агрегат прошел метров пятьдесят. То, что происходило в тоннеле, казалось рабочим фантастикой, воплощенной в реальность. Все контрольные приборы показывали норму. Никто не верил своим глазам - ни земли, ни воды, стены ровные и гладкие, проводка идет ровно, рельсы укладываются на бетонную подушку... - Андрюха, тормози, - Лодочник сквозь шум еле расслышал крик бригадира, - на сегодня хватит! Андрей остановил агрегат и кинул удивленный взгляд на Кудесникова: - Ты чего, Петрович? Так начали хорошо! - Хорошо - не то слово. Но на сегодня хватит, - повторился Петрович, - во-первых, нас никто не поймет, если мы через неделю на поверхность выберемся. Скажут, что легко прошли, и хрена вам, а не новую квартиру. Во-вторых, такими темпами тоннели не строят. Земля не поймет, начнет нам всякие гадости устраивать. - Земля? Какие еще гадости? - улыбнулся Андрей. - А такие. Почва устояться должна, привыкнуть к тому, что в ней новый ход проделали. Иначе жди сюрпризов. - Сюрпризов? - Да. Видел, как дома ни с того ни с сего рушиться начинают? А трещины в земле? Нет, брат,
нам осторожнее быть надо. Не торт режем. Посмотри-ка, есть там какая-нибудь другая скорость, помедленнее? Нам так быстро ни к чему. - Надо инструкцию изучать, - растерянно пробормотал Андрюша. - Вот и изучай. А я отбой дам, - сказал Петрович и нажал кнопку громкоговорителя, - Бригада, отбой! Через десять минут всех жду у жилого вагона... Ладно, Андрюха, я пошел. Ты здесь будешь? - Ага. Ужин во сколько? - В семь, - раздалось уже снизу, - не опаздывай. - Не опоздаю, - крикнул вдогонку бригадиру Лодочник и углубился в изучение картинок.
        Глава четвертая. Контролеры
        Павла Мухина и Максима Бляцкого в шестнадцатой бригаде недолюбливали. Первого за гадливость. Надо сказать, что Мухин от природы человеком был таким. Каким? А, таким, никем не уважаемым и многими презираемым. Есть такой тип людей, которые на любую мораль плюют с высокой колокольни. И не потому, что всякие принципы отрицают, а просто они, эти самые принципы, их природе чужды. Предать для них - не предать, а всего лишь поменять точку зрения. Обидеть кого-то зазря - не обидеть, просто в угоду себе развлечься. Нормальные люди, в смысле, те, кого большинство считает нормальными, на таких субъектов внимания стараются не обращать. Обижаться на них - себе дороже выйдет. Лучше уж просто не замечать. Иногда, правда, Павел шуточки отпускал вполне удачные, ребята смеялись. Петрович Мухина беззлобно шутом гороховым называл. Пашку такое положение вещей вполне устраивало, все-то ему прощалось, любые пакости с рук сходили. Контролером, в принципе, он был неплохим. Замечал порой такие мелкие ляпы, на которые кто другой, даже сам Кудесников, внимания никогда бы не обратил. А не устранишь брак, может боком выйти.
Тоннели мелких недоделок не прощают, такие трещины дают, которые впоследствии тех еще бед натворить могут. Бляцкого многие недолюбливали за компанию с Мухиным, потому что работали они на одном посту. Да и фамилия... Других причин, кроме фамилии, пожалуй, найти невозможно. Про это разговор отдельный. Сами подумайте, можно в России с фамилией Бляцкий спокойно до старости дожить? Так уж с детства повелось, что все над Максимкой посмеивались. А началось все еще в загсе, куда явился счастливый новоявленный папаша после затянувшейся в кругу друзей-приятелей обмывки сына. Молоденькая регистраторша на всякий случай фамилию родителей и ребенка уточнила: - Как, - переспросила, - вы фамилию назвали? - Бляцкие мы, девушка. Бляцкие! Правда оригинально звучит? - заплетающимся языком выговорил отец. - Да уж, - улыбнулась та, - оригинально, - и выдала счастливому родителю документ. Тот бумажку в карман и на радостях к жене. Мамашка дома бумажку развернула и в хохоте нервном зашлась: - Говорила тебе, удод, что мою фамилию сыну надо было дать. Знаешь теперь, какая у нас семейка? На, полюбуйся! - и протянула мужу
свидетельство в развернутом виде. Черной тушью по зеленой бумаге напротив граф "фамилия отца", "фамилия матери" и "фамилия ребенка" было выведено - "Блядский" (точнее, где фамилия матери, там - "Блядская"). - Ну что, родной, можно тебя поздравить с тем, что ты стал главой и основателем блядской семейки. Или пойдешь документ менять? - Максимова мамашка уперла руки в боки, - Паспорт свой... блядский возьми. Не диктуй, пусть переписывают. Так уж с тех пор случалось, что любая запись на Макса появлялась в двух экземплярах. И в списках, и в паспорте, и даже в благодарственной грамоте в честь метрополитеновского юбилея. Везде, где появлялся и задерживался Бляцкий во время прохождения своего нелегкого жизненного пути, сначала над ним с его фамилией посмеивались, а потом, как водилось, привыкали. Переставали обращать внимание. То же вышло бы и в шестнадцатой бригаде, не окажись там Павла Мухина, который, когда ничего поумнее придумать не мог, всегда обращался к "бляцкой" теме. Непреходящей ценностью такую фамилию считал злой коллега. Максим Павла тихонечко ненавидел, но связываться побаивался. Как-никак, в
связке работают, Мухин еще и старший. В общем, никакой управы на него нет. Точнее, не было, пока в командировку эту не отправились. Управа на Мухина заключалась в остром на язык поваренке, Артемке Куребеде. Когда все пообедали и из вагона-ресторана потихоньку выползли, Максим задержался: - Спасибо вам, Артем. - На здоровье, заходите еще, - отпустил Куребеда дежурную фразу. - Да нет, я не за обед... - смутился Бляцкий, понимая, что ляпнул глупость. - А за что? - удивился Артем, - За будущий ужин? Так вы его еще не пробовали! - Нет, Артем, я за Мухина вас благодарю. Достал он всех, и меня в том числе. Может, сейчас успокоится. Здорово вы его! - Заслужил. А вас, простите, как звать? - Максим, - потупил взор несчастный контролер, - а фамилия, знаете ли, смешная такая... - Ну и что, у меня тоже смешная! - улыбнулся Артем, - Куребеда - слышали смешнее? - Слышал. Свою... Только вы не смейтесь, пожалуйста, ладно? Моя фамилия - Бляцкий. Куребеда с деланным уважением глянул на Макса: - Класс! В Штатах вас бы Факером звали! Или Бичером. Звучит?! И не стесняйтесь, старина, своей фамилии. Она у вас от самого Бога!
Или я не прав? - Правы, наверное. Все равно, за Мухина спасибо, - Бляцкий поднялся и побрел к выходу. - Не за что, - прокричал вдогонку Артем, - обращайтесь, если что! ...Мухина в контрольном вагоне-лаборатории не оказалось. Черт, где его носит, до старта пять минут. Максим еще раз обошел все приборы, проверил их работу. Норма. А Пашку, видать, крепко зацепило, коль он так на поваренка разозлился. Поделом ему, не все в безнаказанных ходить. Как говорится, на любую гайку есть хрен с винтом. Куда он запропастился? Минута осталась, пора докладывать. На ступеньке появился взмыленный, словно удирал от погони, Мухин: - Слушай, Макс, а знаешь что в синем контейнере? - выпалил он сходу, еще не отдышавшись. - Откуда мне знать? Ты где пропадаешь? Доложиться надо, - Бляцкий потянулся к селектору, - контроль готов, все приборы работают исправно. - Добро, - зазвучал из динамика искаженный шумами голос Петровича. Бляцкий уселся на свое место перед приборной панелью и уставился на многочисленные датчики. В соседнее кресло бухнулся Мухин. - Макс, там водка! - взвизгнул он. - Где? - Максим был уже весь в работе. - Ну,
в контейнере, за продуктовым вагоном! Представляешь, пятитонник водяры?! - Чего водяры? - Бляцкий не любил, когда его отвлекали, но тут он не поверил своим ушам. - Пятитонник! Контейнер целый! Представляешь? Мы ж ужремся! - глаза Мухина горели нездоровым блеском, - Петрович, сволочь, молчит, словно не знает ничего. - А ты откуда знаешь? - Максим недоверчиво взглянул на напарника. - Так я, это... Монтажкой уголок нижний отжал, а там... Вод-дяра! Пять тонн вод-дяры! Надо бригадира вечерком как следует тряхнуть на предмет банкета... Боже, целый контейнер пойла! Как тебе это нравится?! - Нравится, Павел. Давай лучше за приборами следить. О банкете потом, - Максим довольно резко оборвал восхищенную речь коллеги. - Бляцкий ты и есть - блядский, - обиженно ответил Мухин, - никакие человеческие ценности тебя не волнуют. Максим внимания на последнюю реплику не обратил, привык уже. А тут такой толчок контролеров на спинки сидений откинул, что про водку враз забыли. Работа закипела. Когда через час прозвучал общий отбой, Мухина из вагона и след простыл. Бляцкий выключил все приборы и пошел к выходу. У жилого
вагона уже толпились работяги. Все обсуждали работу агрегата. Впечатлений - море. Такой шум стоял, что Максим подумал, будто что-то случилось. Он заспешил к сборищу. - Макс, ну как тебе наша работка? - окликнул его кто-то в спину, - Такими темпами через неделю дома будем! На подножке вагона стоял Петрович. - Орлы, молчать! Слушай сюда! - бригадир призвал рабочих к тишине, - Запускать агрегат будем по два часа в смену. Быстрее нельзя, технологию сорвем. Короче, мыслю о том, что через неделю отсюда выберемся - можете забыть. Месяца два, не меньше, провошкаемся. Бляцкий и Мухин - провести визуальный осмотр пройденного участка. Павел, Максим, вы здесь? - Здесь, - поднял руку Максим. - Ребята, посмотрите, пожалуйста, повнимательней. Сами знаете, автоматика автоматикой, а человеческому глазу замены пока никто не придумал. Если обнаружите какие-то изъяны - немедленно ко мне. Вопросы есть? - Есть! - прокричал проявившийся Мухин, - Бригадир, когда водку пить будем? - Какую водку? - Петрович сделал удивленное лицо. - Такую, которая в синем контейнере! "Вот, козлина! Уже пронюхал", - сердито подумал Кудесников,
но дипломатично улыбнулся: - А, водку! После ужина. Из расчета - поллитра на троих. И ни граммом больше. Еще вопросы? - Так ее ж там пять тонн! - не унимался Павел. - А ты что, зараз всю выхлебать решил? - ернически поддел контролера Петрович, - Жидко писать не станешь? Среди рабочих раздались смешки. - Если все понятно, разойдись. Мухин и Бляцкий - на визуальный осмотр участка. Ужин в семь, - Петрович скрылся в вагоне. Максим с Павлом побрели на участок. Пока Бляцкий осматривал с фонариком стены на предмет брака, Мухин залез в кабину к Лодочнику: - Привет, машинист! - Здорово, Мухин, - ответил Андрюша даже не оторвав взгляд от инструкции. - Изучаешь? - Павел пытался завязать разговор. - Ага. Мухин подошел к приборной панели, повел по ней пальцем между кнопок. - Лодочник! - А? - все так же с абсолютно незаинтересованной интонацией ответил Андрей. - Как эта вся хреновина работает-то, а? Неуж разобрался? - Пашка попытался надавить грубой лестью. - Почти, - на Лодочника и этот прием не подействовал. Мухин присел на краешек бригадирского кресла и сделал вид, что задумался. Андрей, наконец, оторвал взгляд
от книги и уставился куда-то вдаль сквозь навязчивого собеседника. Посидев так минуту, машинист снова уткнулся в книгу. - Андрюша-а, - голос Павла зазвучал просительно, - а на что ента зеленая кнопка? Андрей вновь поднял глаза и искренне пожал плечами: - Вот хрен-то и разберешь! Остальное все ясно, а про эту кнопку нигде ничего нет... Я так думаю, это что-то вроде автопилота, но пока не уверен... А не уверен - не нажимай... Слушай, Мухин, - Андрюша неожиданно сменил интонацию, - а ты чего сюда приперся? - Просто так, пообщаться. А что, нельзя? - Иди-ка, иди, - кивнул подбородком на выход Лодочник, - не отвлекай меня. - Ну, ладно, если нельзя, - обиделся Павел и встал с кресла, - сразу бы и сказал. - А я сразу и сказал, - отрезал Андрей, - иди. На ужине увидимся. А сейчас мне некогда. Мухин выпрыгнул из кабины и подошел к Бляцкому: - Ну, чего, Макс, нашел брак? Максим обернулся на голос с восторженным видом: - Потрогай стену, Паша! - Чего еще, - недовольно процедил сквозь зубы Мухин. - Потрогай, говорю, обалдеешь! Павел осторожно дотронулся пальцем до стены свежего тоннеля и уставился на Бляцкого: -
Это чего? Вроде и бетона-то нет. - В том-то и дело! - Макс радовался как ребенок, - В том-то все и дело! Этот агрегат стены поливает какой-то жидкостью вроде отвердителя! - И что дальше? - у Мухина медленно полезли глаза на лоб. - А то! - Бляцкий поднял вверх указательный палец, - А то, что отвердитель этот хрен знает на какую глубину, я думаю, не меньше, чем на метр, проникает в любую... слышишь, в любую почву и превращает ее в натуральный эластичный и прочнейший материал. Получается что-то типа трубы из невероятной прочности резины. Ткни пальцем! Мухин ткнул: - Вроде, немного упругая? - Вот! - торжественно произнес Макс, - С такой машиной мы метро покруче чем в Москве нароем! В год по десять станций открывать можно, и никакие плывуны нам не страшны. Почти... - Почти... - передразнил коллегу Павел, - Ты, Бляцкий, не мни себя тоннельным Наполеоном. Начальству виднее. Как скажут, так и будет. Десять в год - так десять, ни одной - так ни одной. Все осмотрел? - Все. Я-то, Паша, думал, как они нам в цистерны жидкий бетон налили, ведь застынет же! Теперь все понятно. Ай-да буржуи! Там отвердитель,
оказывается! Он схватывается, когда породы касается. Отсюда и цвет естественный. И фактура. Класс, скажи? - Класс, класс. Пошли. Хрена ли здесь еще делать?! Там водка стынет.
        Глава пятая. Зеленая кнопка
        В вагоне-ресторане на каждом столике, рассчитанном на шесть человек, кроме объявленного в меню ужина стояло по две бутылки водки. Петровичу вся эта затея с выпивкой абсолютно не нравилась. Вот, Мухин, черт его побери, все вынюхает, сволочь такая! Просил же начальство, чтобы пойло-то не загружали. Не послушали. Хотя, может, все еще и обойдется? Мухин, не сказать, чтобы он был большим любителем бригадных попоек, ни одной из них, так уж повелось, не пропускал. Что - не пропускал, частенько выступал организатором и тамадой! Ему, как он думал, такое собственное поведение прибавляло в глазах коллег авторитета. А тут еще и повод хороший, точнее, два. Первый - отметить удачный старт предприятия, второй - расправиться с ненавистным Куребедой, унизить его до уровня ниже Бляцкого, поставить, короче, на место. Павел все просчитал, как ему казалось, абсолютно точно. Простому русскому человеку бутылки на троих никогда не хватало. Стоит замахнуть пару стопарей, а там уж понесется! Ларьков в тоннеле нет, магазинов тоже. Где догонялово брать? Естественно, в контейнере! Петровича трясти, а не даст по-хорошему,
взять штурмом. Кудесников тоже понимал, что рабочим по сто семьдесят граммов на рыло окажется маловато, поэтому велел Артему снести на кухню про запас еще ящик водки, да и закуси приготовить впрок, чтоб не на пустой желудок. Ужин Куребеда приготовил завидный. Настрогал салатика из свежих овощей, селедочки почистил и нарезал с лучком, мяса пожарил - каждому по два приличных куска, ну и рису отварил впрок. Компот решил не делать. На кой он нужен, коли все водку пить будут? Начиналось застолье как обычно, вполне даже прилично. Бригада, переодевшись в домашнее - кто в спортивные костюмы, кто в джинсы, явилась в вагон-ресторан к семи. Ни на минуту не задержались. Еще бы! Ели, выпивали, вели за своими столиком задушевные беседы. И Петрович уже успокоился, но тут снова вылез Мухин: - Бригадир, маловато водки будет. Ты не жмись, праздник сегодня, доставай еще! - Какой еще праздник? - попытался спустить на тормозах Кудесников. - А такой! - не унимался Павел, - День начала пути, можно сказать! Давай повторим! Мужики одобрительно зашумели. Петрович поднялся и подозвал Артема: - Поставь еще на стол по литру,
этого, я думаю, хватит. - Хорошо, Первопроход Петрович, - ответил Куребеда и убежал на кухню выполнять поручение. Через полчаса, когда и вторая порция пойла была уничтожена, а закусь до последней крошки подъедена, Мухин снова начал выступать: - Петрович, давай еще, а? Вы как, мужики? - второй вопрос был обращен в зал. - Давай, Петрович! Ты че, в самом деле?... Праздник ведь! - Я вам дам, праздник! - твердо и громко отчеканил Кудесников, - завтра на работу. Хватит, и так лишку выпили. - Ничего и не лишку, - не унимался Мухин, - по триста грамм на рыло - это разве лишку? Давай хоть до поллитра доведем? - Нет, - отрезал Петрович, - я сказал - все, значит - все. Поднялись быстренько, и по хатам. Что не понятно? Рабочие нехотя начали выходить из-за столов, но Мухин не унимался: - Мужики, постойте, я знаю, где водка! - Мухин! - не выдержал бригадир, - Я тебе дам, знаю! Будешь у меня портянки стирать. Я сказал - по хатам. Быстро, раз-два! - Ты че это, бригадир, генерал что ли? - полез Павел в бутылку, - Мужики, че это он раскомандовался, а? В свободной стране живем! Водку давай, а то сами возьмем! - Я тебе
возьму, паршивец! - закричал Кудесников, но было поздно. Мухин своими крамольными речами рабочих зацепил, и те двинулись к выходу, толкаясь и недовольно бурча. Пошли нестройной цепью на штурм контейнера. Павел давал распоряжения: - Куребеда готовит закусь, второе звено охраняет бригадира... Артем, стоявший прислонясь к косяку, тихо, но внятно произнес: - Закуси не будет. - Чего? - вроде как не расслышал предводитель бунта, - Не будет? Мужики, поваренок против коллектива идет, бей его! Но вокруг никого уже не осталось. Попытка Мухина быстро расправиться с Куребедой провалилась, но он надежды не терял. Вернутся рабочие с водкой, а закуски нет! Вот тогда-то... Но мысли бунтаря оборвались прямым ударом его челюсть. Тело Павла обмякло и сползло на пол. - Это ж надо, гаденыш какой, а?! Пират двадцать первого века, - над распростершимся в проходе Мухиным навис Лодочник, потиравший ушибленный кулак, - Артем, тебе бы сваливать отсюда надо, побьют. Точно говорю. - А ты? - Куребеда, похоже, сдаваться не собирался. - А что, я? Я за закуску не отвечаю. Этому по морде дал? Ну и что? Спьяну кто ж не дерется? А ты
смывайся, побьют, - Андрюша освободил проход, отодвинув бездыханное тело, - Иди, чего смотришь?! - Спасибо, Лодочник! - Артем на этот раз упрашивать себя не стал и, спустя пять секунд, покинул зал, решив укрыться в своем купе. Андрюша тоже вылез из вагона и пошел к себе. Толпа пьяных работяг курочила контейнер, Петрович пытался остановить мужиков, но от него отмахивались как от назойливой мухи. Правда, кулаки в действие не пускали. Лодочник забрался на верхнюю полку в своем купе и отвернулся к стенке. Хотелось спать, устал. Минут через пять, однако, дверь со скрежетом отъехала в сторону. Андрей повернулся. Вошел Кудесников: - Спишь? - голос бригадира прозвучал как-то затравленно. - Пытаюсь. А там что? - Что-что! Сломали контейнер, собаки. Водку жрут. Мухина убить мало! Артем-то где, не знаешь? - У себя, - ответил Андрюша, - я Мухина в челюсть выключил, Куребеде велел убираться, чтоб не убили. - Это ты зря... В смысле, не Артема спас, а Мухину врезал... Злопамятный он, - и, словно в подтверждение слов бригадира, состав тряхнуло так, что Лодочник, не удержавшись, покатился с полки на пол. - Что это? -
воскликнул Кудесников. Но Андрей понял все и сразу: - Петрович, быстрее в кабину, кто-то агрегат запустил! - никогда еще бригадир не видел машиниста в таком диком состоянии. - Мухин! - в один голос воскликнули они и побежали вон из жилого вагона. С головы состава раздавался невообразимый грохот, и поезд, равномерно вибрируя, медленно продвигался вперед. К кабине было не пробраться. Мало того, что со всех сторон агрегата с бешеной скоростью вращались страшенные буры, позади его били в стены мощные струи бетона, точнее, как выразился Макс, отвердителя. Сквозь такие препятствия нечего было и думать, чтобы попасть в кабину к пульту управления. - Хреново дело, Петрович! - попытался перекричать грохот Лодочник, - нам туда не пройти! - В контрольный, там селектор, - заорал в ответ Кудесников и бросился бегом обратно, - Быстрее, Андрюха! Вскочив на ступеньку контрольного вагона вслед за бригадиром, Лодочник бросился к селектору и нажал кнопку. - Эй, кто в кабине? - заорал он, - Мухин, ты там? - Тамочки, - прохрипело в ответ, - Что, Лодочник, пересрался? Будешь знать, как со мной связываться! - Вырубай
агрегат, - приказал бригадир, - поиграли и хватит. В ответ что-то зашипело и затрещало, щелкнуло, скрипнуло, и снова раздался голос Мухина. Только теперь интонации его голоса изменились. Почувствовался испуг: - Как эта хреновина выключается? Лодочник, ты слышишь? - Рычаг на себя тяни до упора. Рычаг видишь? - Тяну, не тормозит, - голос Павла дрожал. - Ты как машину запустил, урод? - закричал Андрюша, а в голову его уже закралась догадка. - Зеленую кнопку нажал, - догадка подтвердилась, - она там запала, ушла под панель, не вытащить! Что мне делать, Лодочник? Андрей молчал. Он со страхом глянул в глаза бригадиру, но Петрович лишь пожал плечами. - Не знаю. Постарайся в инструкции найти. Там толстая книга такая, видишь? - Вижу... Лодочник, ты чего, тут же одни иероглифы! - в Пашином голосе звучало беспокойное удивление. - Знаю, ты картинки смотри. Больше ничем помочь не могу, - Андрей отжал кнопку селектора и откинулся в кресле. - И куда мы теперь? - спокойно спросил Петрович, усевшийся на соседнее место. - А хрен его знает! - пофигистически ответил Лодочник, - на площадь Мужества, наверное, если с курса
не собьемся. - Дела-а, - только и смог вымолвить Кудесников.
        
* * *
        Шла третья неделя, как заработала, включенная обиженным контролером, адская машина. И за все это время агрегат ни на минуту не остановился. Петрович и Андрюха чего только не пытались сделать. И доступ горючего прекратить, и шпалы под колеса подкладывать - все тщетно. Локомотивно-проходческий комплекс пер как танк. Мухин первые три дня отзывался, а потом смолк. Наверное, сознание потерял от голода и жажды. В кабине было литров пять воды, но она, должно быть, уже вся давно кончилась. По всем расчетам площадь Мужества осталась давным-давно позади. Куда же прет эта чертова машина? Как можно остановить ее? Вопросов возникало все больше и больше, но ответов никто найти не мог. Всю водку рабочие выжрали еще в первую неделю и теперь сидели в своих купе смурные и печальные, мучались запоздалой совестью. Лодочник с Петровичем поочередно дежурили в контрольном вагоне, пытаясь вызвонить Мухина. Связь с землей находилась в кабине. Несколько раз кое-кто из бригады вызывался туда пробраться, но никому этого сделать так и не удалось. Бляцкий снимал показания с контрольных приборов. Тоннель был в норме. Исходя из
показаний приборов, воздуха должно было хватить еще месяца на три, но всех интересовал другой факт - куда движется поезд? Электронный компас показывал западное направление, но Максим решил, что он испортился. Давно бы в Финский залив вышли. А что, если глубже? Нет, не может быть. Датчик глубины застыл отметке сто метров, хотя чувствовалось, что состав движется под уклон. Вот, блин, и новые квартиры! Обломись, ребята. Оставалось одно - ждать, пока агрегат остановится сам, ведь должно же горючее кончится. И запасов материалов ограниченное количество. Лодочник с Бляцким посчитали, что еще такими темпами - максимум неделя. Когда-нибудь это чертово путешествие завершится. А завершится - там и решать будем, что дальше делать. Можно отправиться пешком в обратном направлении, но бригадир это делать категорически запретил. Тогда точно никто квартир никто не увидит. В тот день, когда после обеда Петрович пошел вздремнуть, а Лодочник с Бляцким отправились на свой боевой пост, и, усевшись в кресла, завязали увлекательную беседу о сортах пива, шум и тряска, ставшие такими привычными за две недели, неожиданно
прекратились. Максим поначалу внимания на это не обратил, но, удивленно посмотрев на замолкшего на полуслове Андрюшу, вскочил с кресла. - Приехали! - заорал он и побежал вон из вагона. Поезд стоял. Спереди, с головы состава в тоннель пробивался яркий дневной свет. - Петрович! Приехали! - орал бежавший к жилому вагону Бляцкий, - Мужики, мы спасены! Рабочие повыходили из вагона. Мимо них стремглав пролетел Лодочник, который несся в кабину. Надо было посмотреть, что сталось с Мухиным. Он на бегу дернул за рукав вышедшего из вагона-ресторана Артема и крикнул ему: - Возьми воды и беги за мной. Куребеда не заставил себя долго ждать. Через минуту они уже были в кабине комплекса, где в кресле машиниста безо всяких признаков жизни застыл Мухин. Голова его откинулась на спинку, почерневший язык вывалился изо рта. Андрюша задрал неудачнику-контролеру рукав и попытался отыскать пульс. - Жив, - пробормотал он спустя минуту, - Артемка, воды! Куребеда плеснул из пластиковой бутылки себе в ладонь водицы и брызнул Мухину в лицо. Тот простонал, но до конца не очнулся. - Дай ему глоток. Только, смотри, не больше! -
Лодочник взял на себя роль руководителя операции по спасению жизни Павла, - Все, хватит. Нельзя больше. К кабине начали подтягиваться рабочие. За спиной Артема появился Кудесников: - Ну что, жив? - Жив, - почему-то шепотом отозвался Куребеда, - пациент скорее жив, чем мертв. В этот момент Мухин раскрыл глаза и мутным взором уставился на людей. Губы его шевелились, но не издавали ни звука. - Ну и натворил ты делов, Мухин, - строго произнес Петрович, - ладно, хоть, все живы. Ты как? Павел не ответил, лишь снова зашевелил губами: - Первопроход Петрович, его бы в постель, - заговорил Артем, - ему сперва в себя прийти надо, а потом уж о здоровье справляться. Я сейчас бульон сварю куриный, другого пока ничего давать нельзя. - А ты откуда знаешь, доктор доморощенный? - заинтересованно посмотрел на повара Кудесников. - В кино видел. Мухина положили на принесенное покрывало и оттранспортировали на нем в жилой вагон. Артем пошел на кухню варить бульон. Лодочник осмотрел кабину - все на месте. А это что? Павел сказал, что кнопка утоплена. Выскочила? Зеленая кнопка находилась в ее прежнем состоянии, только теперь
она светилась изнутри приглушенным светом. Петрович и Андрюша глянули в лобовое стекло. Перед ними метрах в десяти-пятнадцати можно было разглядеть краешек станционной платформы. Шуму пассажиров, правда, слышно не было. - Петрович, сейчас сколько времени? - спросил Лодочник. - Без двадцати три, а что? - Дня или ночи? - Ты чего, Андрюха, конечно дня! Мы ж час назад обедали, - удивленно проговорил Кудесников. - А чего тогда на станции нет никого? Вон, смотри, впереди станция. Пойдем-ка сходим, - Лодочник полез из кабины. Внизу толкались, перешептываясь, десятка два рабочих. Кто-то спросил: - Андрей, чего там? Куда приехали? - А пойдем, глянем, - позвал за собой Андрюша, - на какую-то станцию странную выползли. Цепочка мужиков потянулась за машинистом. Замыкал шествие бригадир. Через минуту все стояли на мраморной платформе и оглядывались. Никого не было, впрочем, ни звука приближающегося поезда, ни отдаленных шумов города тоже не слышалось. Удивительно. Петрович направился к эскалатору в противоположный конец зала. По дороге он невзначай бросил взгляд на серую стену и застыл на месте. Догнавшие его
рабочие тоже остановились. - Ты чего встал, Петрович? - спросил кто-то, но бригадир только поднял руку и указал мужикам на надпись. У всех глаза полезли на лоб. На серой, отделанной мраморной плиткой стене, коричневыми бронзовыми буквами было выбито: "КРОНШТАДТСКАЯ".
        Глава шестая. Станция "Кронштадтская"
        Пять десятков лет Первопроход Петрович Кудесников строил тоннели под своим родным городом, и бывал, как он думал до сего момента, во всех подземных закоулочках, а тут - на тебе! Целая станция, а он и не знает о ней ровным счетом ничего. Понять можно, если б на какую-нибудь "Академическую" или "Удельную" выбурились. С курса сбились, теоретически возможно и такое при неисправной навигации, но "Кронштадтская"! Это уж слишком. - Мужики, слыхал кто-нибудь чегой-то про эту станцию? - обвел вопросительным взглядом своих подопечных бригадир, но все молчали, только отрицательно мотали головами. Надо было что-то предпринимать, и Петрович начал давать распоряжения. - Андрюха, ты возвращайся в кабину, свяжись с землей. А мы с мужиками наверх поднимемся, посмотрим что к чему. Пошли, ребята... Да, Андрей! - Слушаю, Петрович, - обернулся Лодочник. - Там Бляцкий с Мухиным у них в купе, Артем на кухне. Если что, помоги, кому потребуется. Я думаю, мы максимум через пару часов вернемся. - О'кей, Петрович. - Давай, машинист. Объясни там начальству, что к чему. Скажи, бригадир вернется, более подробную информацию
даст. Если знают, где такая станция, пущай галопом сюда скачут. У нас больной в срочной госпитализации нуждается. Все, мы двинули. Андрюша побежал обратно, а бригада во главе Кудесникова направилась в сторону экскалатора. Странно все это как-то. Освещение на станции работает, а эскалатор стоит. И кнопки аварийного запуска нигде нет. Петрович глянул вверх. Удивительно! Эскалатор обрывался ступенек через тридцать. Маловато для стометровой глубины. - Невысоко. Пошли, что ли? Рабочие зашагали наверх.
        
* * *
        Андрей, вернувшись в кабину агрегата, включил радиопередатчик и настроился на волну диспетчерской: - Прием, прием, вызывает шестнадцатая бригада, прием... Лодочник покрутил настройку в поисках аварийных частот. Безуспешно. Никто не отвечал. Что они там, вымерли? Прошло полтора часа, а Андрюша так и не смог выйти на связь. Творилось что-то странное. Складывалось такое впечатление, что эфир вообще был пуст - ни единого звука. Даже помех не слышно. И Петрович с бригадой куда-то запропастились. Пойти, что ли, поискать? Нет. Надо сначала Мухина проведать. Как он там, очнулся? Лодочник выпрыгнул из кабины и зашагал в сторону жилого вагона. Войдя внутрь, он услышал голоса: - Ешь, родимый, поправляйся, - сюсюкал Куребеда. - Паша, ну как ты? - звучал озабоченный баритон Бляцкого. В ответ раздавались только жалобные стоны. Дверь в купе с пострадавшим оказалась отодвинута, и Андрюша вошел внутрь. На нижней полке лежал бледный, нездорового вида Мухин с повязанным вокруг шеи полотенцем. Рядышком сидел Артем с эмалированной плошкой и с ложечки кормил больного бульоном. На противоположной полке, наклонив корпус
вперед и вглядываясь в глаза Павлу, устроился Макс, пытавшийся словами приободрить несчастного коллегу. - Ну как он? - спросил Лодочник. - Пациент будет жить! - Куребеда поставил плошку на столик и сладко потянулся, - Уже говорить учимся. Минут пять назад произнесли слово "мама". Правда, Пашенька? В глазах Мухина сверкнула злобная искорка. Бляцкий покачал головой: - Да, выживет. Уже память вернулась - по глазам вижу. А где все? - Наверх пошли, - ответил Андрюша, - мы, грешным делом, на какую-то странную станцию выбурились. Слышали что-нибудь - "Кронштадтская"? - Как, "Кронштадтская"? - Артем заинтересованно посмотрел на Лодочника, - Значит, правда... - Что, правда? - Андрюша схватил Куребеду за плечо. Тот нервно освободился и встал с постели больного. - Да у меня в тошниловке пару месяцев назад бомжи пьяные подрались из-за ерунды. Один старикан, его все Капитанычем звали, моряк, наверное, бывший, пяткой в грудь себя бил, говорил, что метро наше аж до самого Кронштадта построено. И дальше еще, чуть ли не до Соснового Бора. Все тогда смеялись над ним. Мол, с ума Капитаныч сбрендил, ему больше не
наливать. А старик божиться здоровьем детей начал. Потом вилку схватил и одному из товарищей прямо в руку ее воткнул. Что началось! Драка! Я ментов вызвал, ну, они и врассыпную. Я потом еще подумал, это ж надо, как спьяну фантазия работает! Блин, хоть в Сругацкие иди или в Вайнеры с Уэллсами. Андрей с Максом выслушали короткий Артемов рассказ и молча переглянулись. Но тут с полки донесся стон. Все обернулись на Мухина. Тот поднял руку, и было видно, что пытается он что-то сказать. Артем вновь уселся на краешек полки и наклонился к Павлу. Кивнул раз, другой, и поднял, оторвавшись, наконец, от больного голову, посмотрел на стоявших Макса с Андрюшей округлившимися от удивления глазами: - Кажись, он что-то знает. Мухин, бульончику? Может, чаю? Тот кивнул. - Бляцкий, слетай на кухню, там чай в термосе. Тащи весь. Да, чашку захвати, - распорядился Куребеда. Макс выскочил из купе и, не прошло минуты, появился снова, держа в руках большой пневматический термос и пластмассовый бокал с идиотским рисунком - двумя спаривающимися мухами и надписью "Любовь под мухой" - неоригинальной шутка дизайнера. Лодочник
засмеялся: - Твоя? - Нет, Мухинская. Он, как видите, у нас большой оригинал. Этот кружан Макс на кухню принес, когда Пашенька наш в паровозики решил поиграться. Посмеялись тогда, а на место вернуть забыли. Пардон, Павел... как вас по батюшке? - наклонился Артем к сверкавшему глазами Мухину, - Да не злись ты, мы ж тебе сейчас как мамки с сиськами! Выхаживаем... А могли бы просто придушить. Мухин захлопнул веки и тяжело вздохнул.
        Глава седьмая. Подъем
        Лодочник посмотрел на свои часы. Пять минут седьмого, а Петровича с бригадой до сих пор нет. Куда запропастились, гады? Андрюша за это время несколько раз бегал в кабину, пытался связаться с диспетчерской, но все попытки оказались тщетными. Артем готовил ужин, а Бляцкий дежурил в купе Мухина, то есть, в своем купе, где Павел спал уже почти три часа. Дыхание его выровнялось, цвет лица начал приобретать нормальные оттенки. Отросшая за две недели жидкая белесая бороденка сделала физиономию Мухина еще более противной, но как живое существо, находящееся где-то между жизнью и смертью, Пашка сейчас других эмоций кроме жалости не вызывал. В каюту вошел Лодочник. - Ну, как он, Макс? - Спит. - А-а, - озабоченно вздохнул Андрюша, - Странно, что Петрович с мужиками еще не вернулись. Уж не случилось ли чего? - Может, сходим, проверим? - предложил Максим. - Не-а, - выдохнул Андрей, - Петрович велел ждать. Не мог же он про нас забыть. Нет, точно не мог! Что-то тут не так с этой станцией... Ладно, сиди здесь, я до кухни слетаю. Поужинаем тут. - Да уж, Мухина сейчас бросать нельзя, вдруг очнется. Увидит, что
вокруг нет никого, и обделается со страху. Артем, приготовив ужин на двадцать шесть человек, сидел на подножке вагона-ресторана с тлеющей сигаретой в зубах. - Что, Лодочник, к контролерам заплывал? - этими словами он встретил Андрюшу. - Заплывал. Бригада исчезла, с землей связи нет. Какие предложения будут? - Может, пожрем? - Давай. Пошли в каюту к контролерам? Там и перекусим. - Пойдем, - отозвался Куребеда, - я не против. Мухин спит? - Ага. Ты на всякий пожарный бульон захвати. Вдруг проснется, - напомнил про диету Андрюша. - Захвачу. Ты мне поможешь? Я, боюсь, на четверых не унесу. Рук не хватит. - Конечно, помогу. Артем с Андреем взяли на кухне ужин и поплелись вялой походкой в жилой вагон. Войдя в купе, они, первым делом взглянув на больного, увидели, что тот очнулся. - Что, Мухин, выжил? Мало тебя в детстве пороли? Кнопочки решил понажимать? - на Лодочника накатил приступ ярости, - Откуда, блин, только такие берутся?! Мухин, вжался в постель и закрыл глаза, но спустя несколько секунд все услышали жалобный, похожий на детский, голосок: - Мужики, простите... кхе-кхе... меня... Я по-дурости... -
свершилось чудо, Пашка заговорил. - Хрен на тебя, космонавт, - весело подхватил Куребеда, - чего уж там, поправляйся скорее. Слушай, ты, мне днем показалось, чего-то сказать хотел, когда мы про "Кронштадтскую" говорили. Так? Мухин, сделав видимое усилие, уселся. - Хотел. И скажу. Только, на мой взгляд, брехня это. Мужик один несколько лет назад в пивной рассказывал. Я тогда, как и ты со своими бомжами, не поверил, а теперь, вот, думаю... А на ужин что? - Нам плов, тебе бульончик куриный, - ответил Артем. - Ты рассказывай, рассказывай, - не выдержал Лодочник. - А чего рассказывать? Мужик тот говорил, что где-то под Кронштадтом есть вход в подземный город... Вроде как, там все террористы мировые свою тайную базу держат. И талибы, и красные бригады, и эта... как ее? - Ирландская республиканская армия, - наугад ляпнул Бляцкий. - Во-во, она самая, - подтвердил Мухин, - Ну не бред? И еще у них там центр подземных коммуникаций. - Че-го? - Лодочник и Куребеда выпалили вопрос в один голос. - Ну, эта... как его? - замялся Павел, - Вроде как штаб. Они под землею в любую страну попасть могут. И добывают там
элемент какой-то... радиоизлучающий, что ли? - Радиоактивный? - уточнил Бляций. - Точно, радиоактивный. Атомные бомбы для всяких режимов мастерят. За хорошие, говорил, бабки. Мол, этот мужик сам на шахте работал в этом центре, еле ноги оттуда унес. Полгода ишачил на какого-то то ли китайца, то ли армяна, а потом совершенно случайно лаз нашел и свалил. Выбрался прямиком в Кронштадт, и дал деру домой! Слава Богу, говорил, в Красном Селе живет, туда по доброй воле никакой шпион не поедет. Я сам из Красного Села. Подтверждаю. - А шпионы-то при чем, - Лодочник чуть не подавился черносливиной из плова. - Э-эх, - махнул рукой Мухин, - дурья ты башка, машинист! Как же ты не понимаешь, что если у них под Кронштадтом террористическая база, то в Питере нашем шпионов видимо-невидимо. Ты что, думаешь, наш город бандитской столицей из-за братков назвали? Дудки! Просто там, - Пашка поднял указательный палец вверх, - все про этот бандитский мировой центр знают. Артем рассмеялся: - А коль знают, чего ж не ликвидируют? - Дурак ты, Куребеда! Они ж всех давным-давно купили. Найди другое объяснение. - А почему тогда мы
ничего не знаем? - заговорил Бляцкий, - У меня баба знакомая в Кронштадте живет, так она ничего мне про этих террористов не говорила. - Олухи вы все, - Мухин покрутил пальцем у виска, - откуда ж простой человек знать это должен? Он что, под землю лазит? Или с властями водку распивает? Нет, мужики, тут дело политическое, а оно всегда темное. - Туфта, - скептически произнес Лодочник, - сказка для сумасшедших пенсионеров, которым делать нехрен, вот они в очередях и в рюмочных лапшу людям на уши и развешивают. Согласись, Мухин, ты ж неглупый мужик?! - Так я и сам думал, что туфта, пока ты по станцию эту не рассказал. А теперь сомневаюсь. - Что делать будем? - Артем окинул компанию взглядом, - Есть предложения? - Ты ходить можешь? - обратился Бляцкий к Мухину. - Могу, наверное, - ответил Пашка, - сейчас попробую. Мухин поставил ноги на пол и попытался встать. Но не удержался и снова сел. - Хреново, - констатировал Лодочник, - завтра утром чтоб был в форме. Надо отсюда ноги делать. Мне так почему-то кажется, что Петрович с нашими уже не объявятся. Андрюша хлопнул себя по коленям, поднялся и, не проронив ни
слова, побрел в свое купе. Там он, не раздеваясь, скинув только сапоги, залез на верхнюю полку и, повернувшись к стенке, попытался заснуть. Но сон не шел. Было еще рано, да и мысли всякие одолевать начали. Вспомнилась родная деревня Хлысты, в которой не был уже больше пяти лет. Совсем городским стал, даже матери написать пару строк времени нет. А отец... Как он, с его-то спиной? Тонкие иголочки совести, пробившейся сквозь повседневные заботы, начали больно покалывать Андрюшину голову. В висках застучало. Лодочник попытался переключить мысли на что-нибудь приятное, но в голове словно что-то заклинило. Головная боль усиливалась. Андрей спрыгнул с полки и, нашарив в кармане куртки пачку анальгина, выковырял из нее две таблетки. Запить было нечем. Проглотил так, авось в животе растворится. Что ж это такое получается? Жизнь идет своим чередом, много в ней моментов плохих, а еще больше - хороших, и, все равно, будто что-то невидимое главное постоянно ускользает, не дается в руки. И жилье вроде есть, и зарплата волне приличная, и женским вниманием не обижен, а каждый вечер одна и та же тоска к горлу
подступает, говорит: "Не правильно ты, Лодочник, живешь. Драгоценные годы теряешь, а сути найти не можешь. Кому ты без нее, сути этой, нужен? Что ты в жизни ценишь? Есть у тебя друзья? Любишь кого-нибудь всем сердцем? Кто тебе последний кусок хлеба отдаст? А сам ради кого-нибудь ты чем пожертвуешь? Или, ради чего-нибудь?" Каждый вечер одно и то же. Боли головные, никаких таблеток не напасешься. Надо что-то менять, но что? Надо жить иначе, но как? Может, это подземное путешествие и есть то главное жизненное испытание, пройдя которое все станет по-другому в жизни однообразной и, по большому счету, скучной? Но что еще должно случиться, чтобы испытание это до конца выдержать? Не пройти мимо него... Андрюша закурил. Табак сигареты отдал непривычным привкусом. Проклятый анальгин! Из-за двери доносился заливистый смех Куребеды, жалобные стенания Мухина и спокойный голос Макса. Это ж надо, осталось их всего четверо, все остальные как сквозь землю провалилась. Петрович... Он-то, вроде, мужик не глупый. Во что они такое вляпались? Может, прав Павел насчет террористической базы? Нет, это уж точно - бред!... А
если, правда? Тогда надо линять отсюда поскорее. Дудки! Мухин на ноги завтра встанет, и пойдем на эту гребаную станцию... А если не встанет? Все равно пойдем, на плечах потащим... Сигарета истлела до фильтра. Головная боль отпускала, анальгин подействовал. Лодочник скинул олимпийку, стащил спортивные штаны и забрался к себе на полку. Одеялом укрываться не стал, жарко. Странно... Ведь прошлой ночью зубы стучали от холода, и это при том, что печка работала. А сегодня агрегат выключен. Откуда тепло?... Додумать о странном потеплении Лодочник не успел. Усталость, масса впечатлений, полученных за день и невесть откуда появившаяся жара, разморившая тело и размягчившая мозг, утащили Андрюшину душу куда-то далеко-далеко, за самые пределы сознания. Андрюша погрузился в сон. В сон неспокойный и удивительный... ...Локомотивно-проходческий комплекс вышел прямо на станцию "Площадь Мужества". На платформе духовой оркестр играл похоронный марш, а какая-то маленькая девочка в серой юбчонке и белой кофточке подбежала к Андрею и вручила ему две красные гвоздики. Московский губернатор Лужков орал в матюгальник какие-то
приветственные слова, но облик его, мягко говоря, поражал. Из-под длинного черного пальто, распахнувшегося от ветра, дующего из тоннеля, выглянули перекрещенные на выпуклой голой груди пулеметные ленты. Один глаз губернатора был закрыт черной, как у сказочных пиратов, повязкой, второй горел каким-то странным тускло-красным огнем. За спиной губернатора толпились встречающие - мужчины в кожаных жилетах на голое тело и женщины в белых индийских сари и черных паранджах, скрывающих лица. Губернатор, закончив свою речь, подошел к Лодочнику, взял его под руку и повел к эскалатору. Он шептал ему в самое ухо что-то про первую партию катафалков, которые всех уже увезли, но беспокоиться не стоит, так как скоро прибудут новые, чтобы забрать его и троих товарищей. Присутствие последних чувствовалось, но самих их видно отчего-то не было, должно быть затерялись в толпе встречающих... А потом был пир, на котором подавали исключительно белое сухое вино, очень кислое и неприятно пахнущее, и эскалопы, горы которых покоились на больших каменных блюдах по всему длинному как платформа станции метро "Лиговский проспект"
столу. Андрюша пил и плакал, плакал и пил, пил и...
        
* * *
        - Лодочник! - далекий голос Куребеды долетел откуда-то сверху, с потолка великолепного пиршественного зала, - Лодочник, ты чего ревешь? Эй! Ты проснулся? Андрюша открыл глаза: - Артем? - Нет, Вася! - отозвался повар, - Завтрак проспишь, вставай! - А сколько уже натикало? - Андрей потихоньку приходил в себя. - Восемь доходит, - Артем загадочно улыбался, - Мухин-то знаешь, что учудил? - Чего опять? - Лодочник почувствовал, что в груди все непроизвольно сжалось. - Исчез наш авантюрист-первопроходчик. Макс говорит, что ночью слышал, будто кто-то возился, но очень уж спать хотелось. - В смысле, исчез? - Андрей пропустил комментарии про Бляцкого, настолько его поразила новость о Павле, - Он же вчера еще на ногах стоять не мог! - Так то вчера было, а сегодня... - Куребеда театрально развел в стороны руки, - опаньки, и нету! Тот еще хрукт бананьевый. Ладно, ты одевайся и в столовку подходи, там и обсудим план дальнейших действий. - Угу, - пробормотал Лодочник, натягивая спортивки. Вот дела! Куда ж он слинял? Правду говорят, что возможности человеческие не знают границ. Вчера ведь еще полудохлый валялся,
бульончиком его с ложечки кормили, а сегодня - на тебе, испарился!... А, может, его похитили?... Хотя, они ж с Максом в одном купе ночевали, а Бляцкого никто не тронул. Чертовщина какая-то. В вагоне-ресторане Артем с Максом уплетали со сковороды омлет, запивая его томатным соком прямо из вскрытых тетрапаков. - Садись, Паромщик. Со сковородки не побрезгуешь? - Куребеда подвинул посудину поближе к усевшемуся за стол Андрюше. - Не-а, мы в деревне всегда так хавали. - Ну, тогда хватай вилку и присоединяйся... Что по поводу нашей неуловимой Мухи думаешь? - Артем сделал приличный глоток сока и смачно икнул. - А что думать? Баба с возу - кобыле легче, - Андрей отправил в рот приличный кусок омлета, - М-м-м, неплохо. - А то! Кулинарный лицей - это ни какой-нибудь строительный техникум! Школа! - самодовольно хлопнул себя в грудь Артем. - Про бабу с возу это ты точно подметил, - вступил в разговор Макс, положив вилку на стол, - все, мужики, я наелся. - Нашим больше, - отозвался Лодочник, - а про Мухина я думаю, что он, дурак, прославиться решил в одиночку. Силы почувствовал, и в Кронштадт... - Куда? - разом
переспросили Артем и Макс. - Куда? В Кронштадт. Станция-то как называется?! Значит, сверху Кронштадт и есть, - этот логичный во всех отношениях довод Лодочника впечатления на Бляцкого почему-то не произвел: - Не факт, что сверху Кронштадт. Иначе, какого хрена станция не работает. Может, так же как и мы, какие-то ухари не туда выбурились. - Ага, не туда! - Лодочник засмеялся, - тогда на кой хрен станцию называть понадобилось? - Н-ну, я не знаю... - Не знаешь, так и нехрен лезть со своей критикой, - Андрюша запустил в рот новую порцию омлета, - тоже мне, критик нового времени. Иосиф Виссарионович Белинский! - Хорош спорить, коллеги, - оборвал Артем, - что делать будем? У меня предложение - по эскалатору не подниматься... - Ага, а как наверх? - изумился Лодочник. - Повар прав, - поддержал Куребеду Бляцкий, - надо по тоннелю дальше пройти, до служебных помещений, а там должна аварийная лесенка быть. Надо нам подстраховаться. Чувствую я, что Петрович с нашими крепко влипли. Мож, арестовали их уже. - За что? - Артем с удивлением уставился на Макса. - Ты не забывай, что повод найти всегда можно. Мы должны
были куда выйти? - На площадь Мужества... - А куда вышли? - Бляцкий хлебнул сочку, - Так что, надо нам поосторожнее. И жратвы с собой взять на всякий пожарный. Вдруг в бега придется податься. - Куд-да? - засмеялся Куребеда, - Ты, Макс, Джеймса Бонда насмотрелся. Шпиономания - вещь заразная. Я, в принципе, против жратвы ничего против не имею. Но и насчет ареста с тобой, прости, милый друг, согласиться не могу. Вылезем наверх, сядем на автобус и по домам. - А бригада? - Андрюша перестал жевать, - Петровича найти надо. - Знаете, что? - Артем поднялся и вышел из-за стола, - Вы как хотите, можете искать свою бригаду, а я домой поеду. Завтра в управление смотаюсь, узнаю там, что к чему. По-моему, самый разумный вариант. А шпионские страсти ваши мне до одного места. Так идем или не идем? - Идем, - отозвался Макс, - ты прав. Надо сперва наверх вылезти, а потом уж и дальше действовать. По обстановке, так сказать. - Уговорили, черти языкастые, - Андрюша доскребал сковороду, - встречаемся у агрегата, я в кабину слажу, инструмент на всякий случай возьму. Вдруг, дверь придется взламывать. - Договорились, - кивнул
Макс, - через десять минут у кабины. ...Не поднимаясь на платформу, Лодочник, Куребеда и Бляцкий по путям дошли до запертой двери служебного помещения. Андрюша достал из сумки монтировку и попытался взломать замок. Не тут-то было. Пятимиллиметровая сталь дверного полотна поддаваться не хотела. - Что делать будем, коллеги? - Бляцкий посмотрел поочередно на Андрюшу и Артема. - Что! - раздражено прохрипел Лодочник, - эскалатором придется топать. - Подожди-ка, - тронул Куребеда Андрея за рукав, - у тебя дрель есть? - Есть, аккумуляторная, - кивнул Лодочник. - Аккумуляторная - это хорошо. Доставай, замок высверлим. - Ты дурной? Пятерку сверло не возьмет. - А ты попробуй, - настаивал Артем, - папитка нэ питка, правда тавариш Берия? - О'кей, попробую, - Андрюша достал из сумки дрель и начал рыться в поисках сверла, - но я тебе точно говорю - не возьмет... Однако металл поддался на удивление легко, и через каких-то десять минут ребята попали в длинный темный коридор. - Там, в конце, если, конечно это типовая станция, должна быть лестница, - Бляцкий повернул допотопный рубильник и узкое помещение осветилось
мрачным больничным светом, - Идем? - Ну, не летим же, - Артем зашагал первым. Лесенка оказалась на месте. Ее отвесное решетчатое полотно уходило под прямым углом куда-то вверх, туда, где белело малюсенькое пятнышко предполагаемого выхода. - Я первым пойду, - Лодочник ухватился рукой за перекладину, - у меня инструмент. - Не возражаю, - пожал плечами Куребеда, - первопроходчик, он все равно, что первопроходец. Ты только, Лодочник, инструмент свой нам на головы не высыпь. Бляцкий, каким лезть предпочитаешь? - Мне все равно, - равнодушно ответил Максим. - Договорились, замыкнешь процессию. Смотри, если я падать буду, ты уж меня лови нежнее. Лестница оказалась куда более длинной, чем предполагал Андрей. Ползли по ней минут двадцать, никак не меньше. Когда, наконец, выбрались сквозь люк в какую-то конуру без окон и дверей, ноги у всех троих гудели что пожарный колокол после удара. - И что дальше? - Андрюша окинул скептическим взглядом голые ровные стены, - Здесь останемся или обратно двинем. - Не суетись, Андрей, - Макс выглядел совершенно спокойно, - в потолке должен быть люк... Ага, вон он, видите?
Наверху под толстым слоем мохнатой пыли просматривались очертания квадратного отверстия, закрытого завинченным по углам на крестовые винты металлическим листом. Лодочник пристально поглядел на Куребеду. - Садись мне на шею, поварюга, ты самый легкий, тебе и отвертку в зубы. Макс, помоги ему, - Андрюша присел, подставив плечи. Скоро четыре длинных винта валялись на полу. - Попробуй, толкни его, - командовал Бляцкий, - люк должен уйти вверх и направо. Там, если не ошибаюсь, шарнир. Манипуляция удалась. Тяжелая металлическая пластина со скрежетом оторвалась от косяка и открылась на удивление просто. В глаза нашим искателям путешествий из люка ударил яркий электрический свет, а тишину разорвали испуганные женские взвизги: - Охрана, сюда! К нам кто-то лезет! И Гурама позовите, скорее! Вслед за этим паническим воплем в люк выглянули две до голубизны бледные физиономии и вылезла одна здоровенная волосатая ручища, легко схватившая бедного Куребеду за воротник. Через секунду повар скрылся в проеме. Лодочник с Бляцким переглянулись, и хотели, было, потребовать разъяснений, но тут в люк упала веревочная
лестница, и сверху донесся чей-то голос с южным акцентом: - Эй, дарагой, сколько вас там? Ви всэ эскалопы, да? Паднимайтесь сюда бистрее. Гурам эскалопов не видает!
        Глава восьмая. Король Чайнакана
        Андрюша, Артем и Макс сидели на пушистом ковре квадратной, увешанной по стенам яркими батиками, комнаты по одну сторону низкого столика и с наслаждением попивали очень даже ничевешное пивко из больших фарфоровых пиал. Напротив них, развалившись на подушках, чистил воблу тот, кого звали Гурамом Джекичяном, приятный мужчина восточной внешности, хозяин заведения со странным названием - бирхана "Сушильня". Все ждали негласного, но фактического короля кирмянских кварталов Нирванограда, называемых Чайнаканом, авторитетнейшего и премногоуважаемого оста Кимирсена Тер-Петросяна. Вопреки недавним надеждам, ребята все еще находились под землей. Глубоко под землей. Трудно было поверить, но здесь, где-то под Финским заливом действительно существовал город. Причем, как поведал гостеприимный Джекичян, город далеко не маленький, сравнимый по населению разве что с Москвой или Нью-Йорком. Нирваноград, еще десяток лет назад, когда у власти находились мутаборы, носивший название Сансаратаун, являлся столицей Бархатного Подземелья, древнейшей ныне монархии, раскинувшейся на глубине порядка двух километров ниже уровня
океана под территорией практически всего материка Евразия. Местное население, так же как и наземное, разделялось на несколько рас, а те, в свою очередь, имели кучу различных народов и национальностей. Но все вместе они, как мы, наземные жители, зовемся людьми, называли себя ганджуманами, а попадающих иногда в Подземелье людей - эскалопами. - Вам, малчики, павизло, да, што к Гурамчику попали. Гурамчик - ганджуман приличный, Гурамчик эскалопов уважяет и ценит за ум, да?! Пападись ви к Жориным мутаборам, этот негодяй сделал би из вашей кожи сумочки, а мясо пустил бы на фарш для сансарбургеров. Фирменное блюдо, панимаешь, у них такое! - Что, эти ваши мутаборы себе подобных едят? - Андрюша поперхнулся пивом. - Эй, что говоришь, да? Ганджуман ганджумана есть ни за что ни будет! Эскалопа - другое дело. Это кирмяне и москвари эскалопов не кушают, - Гурам обвел гостей хитрым взглядом, - Скриблия запрещает. - Что запрещает? - переспросил Макс. - Скриблия, - повторил Джекичян, - священное такое писание. - Почему ж мутаборы нас едят? - не унимался Бляцкий. - Эй, дурья башка, да? - вспылил Гурам, - Патаму что
мутаборы Скриблию не чтят. У них свой религия, свое священное писание - Талмутория. А там написано - "ешь, что нравится, пей, что хочется, ибо ничто ганджуманческое тебе не чуждо". Никаких табу, панимаешь? - Да уж, хорошая религия, - скептически покачал головой Куребеда, - А еще у вас в Подземелье кто есть, ну, кроме кирмян и мутаборов? Джекичян отправил в рот кусок воблы и с наслаждением закрыл глаза: - Хароший суши, да? Ешь, ешь, дарагой! Такой суши только у Гурамчика в бирхане папробуешь, да!... Кроме кирмян и мутаборов, спрашиваешь? Есть еще много всяких. Москвари, у них сейчас власть - Бобу Питерского, бившего памощника Лужковского патриарха Гурия, на прошлых вибарах Чемпионтом вибрали. - Чемпионтом? - улыбнулся Артем, - Это еще кто такой? - Эй! - Гурам всердцах взмахнул рукой, - Савсем глупый малчик! Чемпионт - это главный в Бархатном Подземелье, панимаешь? Суши умней тебя будит! - А-а, типа президента... - прошептал Лодочник. - А раньше, - продолжал Джекичян, - в Чемпионтах два срока Клинт Саксон сидел, мутабор. Такой, панимаешь!... Пока ему москвари Монику Явлински не заслали, а та... - Гурам
хихикнул, - такой тибет на всю страну сделала, что все газеты потом печатали! Скандал бил... В общим, абасрались мутаборы. Масквари хоть и дикий народ, северный, но Скриблию чтят. Лучше стало. Только Сансаратаун в Нирваноград переименовали. На свой манер, панимаешь?! - Понимаю, - вздохнул Артем. - Еще у нас талибары ест. Эти как москвари, тоже народ дикий, но у них свой религия - Муслим називается. Ох, жесткий! Ваабще кушать пачти ничего нельзя, а женщины в паранджа ходят, да. Но ганджуманы достойные, да. Гордые, только горячие. Чуть что, сразу ножики кидают. Их шейх - Мааздам ибн Хусаин, если бы москвари Саксону Монику не подвернули, хотел Беню на автопилоте в синий дом запустить! Беня страшный - у него башня совсем снесло, да?! Тут за стеной раздался шум и беспорядочный топот множества бегущих ног. Джекичян вздрогнул и затараторил быстро и нервно: - Кимирсенчик приехал, хазяин. Войдет - поклонитесь, називайте его - ост Тер-Петросян. Он умний и солидний, не то слово! Только Гурам закончил фразу, дверь распахнулась и в комнату вошел надменный толстый господин с овальным лицом Мао Цзе Дуна. Одет он был
в длинный шелковый серебристого цвета плащ, играющий на свету и от потоков воздуха своими многочисленными складками словно огромная бабочка машет крыльями. Все встали из-за столика и поклонились. Господин склонился в ответном приветствии. Гурам почтительно затараторил: - Здравствуй почтеннейший ост Тер-Петросян, разреши представить тебе наших гостей эскалопов, прибывших в мой бирхана из тот самий люк. - Привет, Гурамчик. Здравствуйте, уважаемые эскалопы. Как вам кирмянское гостеприимство? - зазвучал красивый глубокий голос оста. - Спасибо, мы очень рады, - произнес в ответ Андрюша. - У вас очень уютненько, - ляпнул Артем. Бляцкий промолчал, только еще раз поклонился. - Хорошо, - ответил Кимирсен безо всякого акцента, - что вам у на понравилось. Гурамчиково суши попробовали? Настоятельно рекомендую, - ост опустился на ковер и взял со столика очищенную Джекичяном воблу, - Кстати... Все с интересом уставились на Тер-Петросяна. -...да вы садитесь, в ногах правды нет, - развел тот руками, - Кстати, я только что с Жориком имел конфиденциальную беседу, он сказал, что у них на Вашингтонке вчера высадились
эскалопские лазутчики в количестве двадцати двух особей. Придурок! Строяг за лазутчиков принял! Как же они на Вашингтонку-то попали? Ведь должны были у нас высадиться. Гурамчик, что с их друзьями делать будем? - Кимирсен головой кивнул на ребят. - Ваши друзья? - обратился Джекичян к Лодочнику, - Вах-вах-вах! Мутаборы могут скушать! Нехорошо, панимаешь! - Чего уж хорошего! - снова заговорил ост, - Год такую операцию готовить и провалить из-за того, что эти полудурки-мутаборы взяли наших эскалопов. Придется к москварям за помощью обращаться, они отмороженные. - Эй, Кимирсенчик, москвари разве отмороженные? Ты к талибарам только не ходи, а то они снова бомба кидать в мутаборов начнут, да! Война нам сейчас не нужен. Мааздам с Беней - вот кто отмороженные! - Им можно, - ост поправил подушку, - у них менталитет иной. А москвари придурки по жизни. Я не понимаю, за что их только королева уважает? Бобу, вот, Чемпионтом выбрали... Конечно, Саксон себя с этой Моникой дискредитировал, но я ждал, что Жорика на его место поставят. Ан, нет... "Неисповедимы пути Господни", - как в Скриблии написано. В принципе, нам
это на руку. Москвари, они хоть и дикие, тоже, как и мы, Скриблию чтят. И маньги любят. Есть такие, что за сотню шмыгсов мать родную продадут. Вас всего сколько прибыло? - последний вопрос Тер-Петросяна был обращен к гостям. - Двадцать шесть, - ответил Лодочник. - А где еще один? - ост удивленно посмотрел на Гурамчика, - Этих трое, у Жорика в клетке - двадцать два... "...Значит, Петрович с бригадой попали к каким-то таинственным каннибалам-мутаборам, - думал Андрей, - Это плохо. Если они и вправду людей едят, жизнь их сейчас стоит недорого. Надо мужиков спасать. Наделают из шестнадцатой бригады сумочек и гамбургеров, или как их там? Сансарбургеров, вот слово! Нет, этого случиться не должно!... Кстати, а где Мухин? Ладно, Пашка подождет, надо Петровича выручать". - Ост Тер-Петросян, - обратился Андрюша к королю Чайнакана, - А вы не знаете, где наших держат? - Да уж известно где! - рассмеялся Кимирсен, - На Вашингтонке есть кабак - "Планета Талибан", резиденция Жорика Бушмака, их короля. В подземелье у них там настоящая тюряга, аж в три яруса. Если эскалопы к Жорику попадают, он их в клетке держит, в
самом низу. На большее фантазии у этого кривоногого мутабора не хватает. Попасть в "Планету Талибан" не сложно, она на виду, в самом сердце Вашингтонки, но вот выбраться оттуда, если ты не мутабор, достаточно трудно. Охраны в верхних помещениях нет, но кабак держат три сумасшедших гангстера - Арни Терминатор, Ван-Жлоб Кондом и Рэм Сталлончик. Стреляют сразу, если кто им не нравится. А с вашими лицами вы тут кому-то вряд ли симпатичными покажетесь. - Это почему? - искренне удивился Артем. - А потому, что кожа у вас желтая, - пояснил ост, - На меня посмотри. На Гурамчика. Посмотрел? Ну, что скажешь? Действительно, кожа ганджуман отличалась от человеческой. Была она голубоватого оттенка, какая-то тонкая и полупрозрачная, словно подсвеченный изнутри неоновой лампой полиэтилен. - Да, уж, - согласился Куребеда, - при сходстве в общих чертах, ганджуманы здорово от людей отличаются. Этот факт достоин занесения в грудную клетку. - Вот! Но это не беда. Кожу и намазать можно. Мои ученые мазь изобрели специально к вашему прибытию, чтоб вы от нас не отличались хотя бы внешне... Научные кадры - моя гордость.
Агрегат, на котором вы к нам прибыли, думаете, откуда к вам попал? - Неужели от вас? - искренне удивились ребята. - От нас! - с гордостью ответил ост, - На моем заводике сделан. Там на инструкции флажок сзади видели? Флаг Чайнакана. - А мы-то с Петровичем... - у Андрюши глаза на лоб полезли. - На то и расчет, что недопетрите. Вы нам, братцы, очень нужны. Поэтому и затраты я понес материальные будь здоров, чтобы вас сюда доставить. Пятнадцать миллионов шмыгсов только на постройку агрегата! А доставить к вам его, чтоб никто не догадался откуда? А лавобетон загрузить, знаешь сколько он теперь стоит? А исветепа, чтобы такую махину с места сдвинуть? Жорик этот... Убил бы, честное слово, гада. Везет ему постоянно, халявщику беспризорному! - Кимирсен, - заговорил Джекичян, - а давай мы эскалопов у Жорика выкупим? - У меня денег столько нет, сколько Бушмак запросит. Легче еще один агрегат на землю заслать, - отрезал ост. - Ост Тер-Петросян, вопрос можно? - спросил Артем. - Давай свой вопрос, эскалоп. - А зачем мы вам понадобились? Столько затрат вы понесли, чтоб нас сюда доставить? Я пока смысла уловить не
могу? - О, это очень долго объяснять! Вопрос сложный. Потом как-нибудь Гурам расскажет. А сейчас времени нет - сперва надо придумать, как твоих товарищей у Жорика выкрасть. Черт, не хочется к москварям обращаться, но выхода, похоже, нет. Ты, - ост кивнул на Лодочника, - со мною к Гурию поедешь, патриарху Лужков. Бобу пока беспокоить не будем. Он слишком крут нынче. Чемпионт, одно слово! А вы, - обратился Тер-Петросян к Артему и Максу, - здесь пока будьте. Гурамчик, надо узнать про двадцать шестого. Пусть твои ниньзеры по Нирванограду пошерстят, надо найти его. Понял? - Как не понять, Кимирсенчик, обижаешь?! - Все, поехали. Как тебя звать? - обратился Тер-Петросян к Лодочнику. - Андрей. - Хорошо, Андрей, пойдем, - Кимирсен поднялся с ковра и пошел к выходу. Андрюша зашагал следом. На лифте спустились вниз, в большой зал, где стояло на вытертых коврах не меньше сотни низеньких столиков, за которыми сидели голуболицые и степенно попивали из пиал пиво, закусывая воблой. Андрей про себя усмехнулся - бирхана! Суши - сушеная вобла! Изврат какой-то! Все это, и Чайнакан, и сам Нирваноград, и все Бархатное
Подземелье с мутаборами, талибарами, кирмянами и москварями напоминало нелепую пародию на привычный земной мир. Все казалось каким-то нереальным, но, что самое удивительное, существовало на самом деле. Нелепица! Бред! Фарс! Массовая галлюцинация! Тем временем ост и Андрей вышли из бирханы. Перед глазами Лодочника раскинулась широченная улица, раза в два шире Невского, по обеим сторонам которой росли из земли шикарные небоскребы, упирающиеся в сверкающие голубоватым небесным светом хрустальные своды. - Красиво? - самодовольно спросил Кимирсен. - Очень, - только и вымолвил Андрюша, - а что это сверху светится, мы ж под землей. - Исветеповый купол. Все своды Нирванограда отделаны исветепом, поэтому у нас никогда не бывает проблем с воздухом, освещением и теплом. Исветеп - это источник света и тепла. Его добывают на моих шахтах под Буддоканом-малым, главным городом Кирмянского округа столичной провинции. Мой сын Кимченир там сейчас служит супербургером. Я надеюсь, пожизненно. - Кимченир? - переспросил Лодочник. - Да, а тебя что-то удивляет? - ост подозрительно глянул Андрюше в глаза. - В общем-то, нет.
Просто, интересные у вас имена... - Обычные кирмянские имена, просто ты еще не привык. Младшего брата, кстати, Дзяндзиминем зовут. Наш род - Тер-Петросяны, самый уважаемый среди кирмян. Нас даже мутаборы побаиваются, - довольно произнес ост. - А чего ж тогда вы с ними договориться не можете? - Тут все дело в маньгах, Андрей. Коммерция, понимаешь? Кто ж эскалопа просто так отдаст? Пожалуй, только москвари. Но у них другие приоритеты. Для мутаборов эскалопы - лакомство и сырье для кожгалантереи, для нас... - Тер-Петросян многозначительно промолчал, - талибарам вы вообще не нужны, они бы, попади вы к ним в руки, вас бы просто нам продали. А мутаборы жадные. Им плевать на общее благо, поэтому дешевле, чем за пятнадцать миллионов шмыгсов за каждого они цену снижать вряд ли станут. Просекают рынок, сволочи. У меня маньги есть, но я считаю, что вы принадлежите мне по-праву. Ведь это я вас сюда привез. - Т-то есть, к-как, принадлежим? - растерялся Андрюша. - Как? Я же сказал - по-праву. Чего ж тут непонятного? - вопросом на вопрос остветил Кимирсен, - Да, не бойся ты, вреда вам не будет. Кирмяне эскалопов
ценят. Прошу, - ост подвел Лодочника к огромному, раза в два больше знаменитого "хаммера", шестиколесному джипу, дверь которого, услужливо наклонив бритую голову, открыл подскочивший лакей. Андрей вошел в салон и уселся на плюшевый диван. Круто! Даже люстра хрустальная в машине, небольшая, правда. Точно, что-то среднее между китайцами и армянами - восточные технологии и закавказский кич. - Как тебе мой членовоз? Правительственный! Подарок бывшего Чемпионта - Саксона. На моем заводе, кстати, сделан. У мутаборов вся промышленность последние годы рушится. Зажрались они, супернародом себя возомнили. Ну, мы их потихоньку и прижимаем... - Кимирсен нажал кнопку и, обратившись, видимо, по внутренней связи к водителю, сидевшему за рулем в отделенной толстым стеклом кабине, скомандовал, - Дзен, в "Планету"! Ехали молча. Андрюша смотрел в окно, наслаждаясь видами улиц и площадей. Удивительно, такой городище под землей отгрохать! Не соврал Гурам - Нирваноград, пожалуй, не меньше Москвы будет. А людей-то сколько! То есть, не людей, а этих самых... Как их там, ганджуманов? Неожиданно кортеж оста, в котором кроме
джипа, в котором ехали Андрей с королем Чайнакана, были направляющий джип поменьше и замыкающий бронетранспортер грозного вида, резко затормозил перед перекрестком. По перпендикулярной улице с бешеным ревом сирен пронеслась колонна серебристых лимузинов с белыми колесами. Ост, не выходя из машины, почтительно сложил на груди руки и склонил голову. Когда вой сирен стих вдали и наш кортеж тронулся вновь, Лодочник обратился к Кимирсену. - Ост Тер-Петросян, кто это проехал? Кому вы отдали такие почести? Чемпионту? Кимирсен рассмеялся: - Андрей, Чемпионт - должность выборная, что ему наши почести? Вчера Саксон был, сегодня Боба, завтра еще кто-нибудь, да хоть и я, а Ее Величество Мама Римская Королева Кама Сутра у нас вечная. Ей, почитай, лет семьсот, никак не меньше. Она Бархатное Подземелье основала, и Нирваноград, кстати, тоже. Гурамчик говорил, что наша столица раньше Сансаратауном называлась? - Да, ост Тер-Петросян, говорил, - подтвердил Андрюша. - Вот... Так наш город недолго звали. Пока Чемпионт из мутаборов за овальным столом сидел. А раньше, и во все века, звалась наша столица Нирванаканом. Боба,
чтобы прогнуться перед Матушкой, обратно город переименовал... Со своим москварским уклоном, естественно. Иначе бы его свои не поняли. Москвари, ганджуманы хоть и дикие, но политику просекают тонко. И вашим - и нашим. За это их и поддерживают, а Боба, так тот вообще у Ее Величества в любимчиках. А это что-то да значит! Кама Сутра кого попало не привечает. Саксон у нее во дворце за время своего чемпионтства один раз всего бывал. А я вообще ни разу. Так-то! - Настолько крутая? - Да-а... - задумчиво произнес ост, - поговаривают, что она сама из эскалопов. Я думаю, врут. Вы ж по семьсот лет не живете? - Не-а, - согласился Лодочник. - И мы столько не живем. Но что она особенная, необычная - это точно. Приехали, ты подожди меня здесь. Я сейчас еще разок к Жорику наведаюсь, а потом в Лужки двинем. А, хотя... Пошли-ка со мною. Может, на мировую пойдет, мутабор недорезанный.
        Глава девятая. Патриарх Гурий
        Нутро ресторана напоминало типовой МакДоналдс, только в отличие от этого предприятия быстрого питания, за столиками сидели не сюсюкающие мамашки с пухлыми деточками, а все больше мужчины в пиджаках и попивали из высоких бокалов какое-то синее шипящее пойло. Увидев Кимирсена с Андрюшей, многие повскакали со своих мест и принялись дико орать и свистеть. Лодочник разобрал несколько фраз: - Арни, смотри! Кирмян к нам живого эскалопа приволок! Кондом, наделай из него сансарбургеров! Приятная кожа, как раз моей жене на сумочку! Сталлончик, вынимай свой штык! Эскалоп, ох зря ты сюда явился! Андрюша встал как вкопанный, но Кимирсен твердо взял его за руку и потащил за собой: - Не обращай внимания, Андрей. Это ж мутаборы! Налопались синего ганджа, он мозги сушит. Ткни такого урода пальцем, отвалится с копыт. На тебя тут, пока я рядом, никто напасть не посмеет, так что не бойся. Ост с Лодочником миновали металлическую стойку, за которой разместился свирепого вида гигант с голым торсом. "Кого-то он мне напоминает, - начал соображать Андрюша, - Точно, Шварценеггер собственной персоной! Только голубой
какой-то. Наверное, это и есть Арни Терминатор. Черт, сказка нового времени!".. - Арни, - обратился Тер-Петросян к амбалу по имени, подтвердив тем самым догадку Лодочника, - Жорик у себя? - Доложу, - ответил громила и исчез за черной бархатной занавеской. Через полминуты он появился вновь, - Ждет. - Ты, Терминатор, немногословен, - ухмыльнулся Кимирсен, глядя в глаза гиганту. - Да, - сухо ответил тот и глянул на Андрюшу так, что Лодочник почувствовал, что душа уходит в пятки. - Пойдем, эскалоп, - ост уже тащил Андрея по какому-то длинному коридору, по стенам которого до потолка возвышались штабеля ящиков и коробок. Наконец за очередным поворотом, они остановились перед бронированной дверью. Ост нажал кнопку звонка. Что-то щелкнуло, и тяжелое полотно плавно отъехало в сторону. Навстречу гостям встал из-за стола невысокий гладко выбритый ганджуман в дорогом костюме и с бархатной бабочкой на воротнике белоснежной сорочки: - Здравствуй, ост. Уже соскучился? Два часа тому расстались. Совсем без Жорика жизнь не мила, так? А это кто с тобой? - Эскалоп. Хорош болтать, Бушмак. Я еще раз заехал поинтересовался,
отдашь моих эскалопов? - голос Тер-Петросяна прозвучал зловеще. - С чего это ты взял, что твоих? Я их у себя на Вашингтонке взял, стало быть, твои претензии беспочвенны. И потом, я смотрю, у тебя свои есть, или я ошибаюсь? - мутабор закурил сигару. - Есть, только мало. Они все вместе ко мне прибыли, и я ума не приложу, как ты их к себе на Вашингтонку затащил? Может, поделишься секретом? Жорик смачно выпустил изо рта струйку дыма: - Ост, какие секреты? Никто никуда никого не затаскивал. Жорик за базар отвечает! А надо тебе эскалопов - цену знаешь. Я торговаться не намерен. Думай, кирмян, думай. Только не очень долго, а то мутаборы в курсе, что в моем подвале двадцать два эскалопа стынут. У многих уже слюньки текут. Сталлончик с Кондомом, вон, каждый час справляются, не пора ли ужин готовить?! - Бушмак засмеялся, и Андрюше от этого мерзкого смеха стало как-то не по себе. - Ты, мутабор, в своих суждениях не прав, - отозвался Кимирсен. - А ты докажи, что я не прав? Может, к Маме Римской поедешь? Так мы на нее ложили, ты ж знаешь! Мутаборы монархию не признают. Москвари с нами связываться не станут, они
сейчас у власти, им неприятности не нужны. У талибаров кишка тонка. А ты, кирмян, войны всегда боялся. Ганджуманов своих бережешь. Иди-ка восвояси и готовь манежки, коль эскалопов хочешь. Сроку тебе - до завтрашнего утра. А позже я за своих головорезов ручаться не стал бы. Тер-Петросян сжал кулаки, но ничего главному мутабору не ответил, только кивнул Лодочнику. Мол, пошли, разговор окончен. Когда выходили из коридора, Андрюша мельком взглянул на барную стойку. Арни куда-то исчез. Усевшись в машину, Кимирсен строго произнес: - Это он ошибается, что москвари против него не пойдут. Их, конечно, меньше, чем мутаборов, но ребята они отчаянные. И бедные. Я патриарху пару миллионов заплачу, так Жорика придется от стен отскребать. - Убьют? - с волнением спросил Андрей. - Да нет, это я так, шучу. А вот "Планету" их давно пора в руины превратить. Осиное гнездо! Знаешь, откуда у них такое название? - Кимирсен, улыбнувшись, посмотрел на Лодочника. - Талибан - это мертвый талибар. Жорик этим своим названием Мааздама дразнит, мол, только сунься на Вашингтонку - из талибара в талибана вмиг превратишься. Наглый он,
Бушмак этот несносный. Саксон тоже нагловатым слыл, но не до такой же степени! - Почему же они так себя ведут, будто вокруг них одни второсортные ганжу... ганду... - Ганджуманы? - помог произнести ост, - Да потому, что они так считают. Искренне! Мутаборы действительно раньше очень сильными были, и передовыми. Их наука так далеко продвинулась, что мы, остальные, с ними тогда даже рядом в очереди стоять не могли. Но теперь все изменилось. Они живут прошлыми победами, а думают, что авторитет их непоколебим. Ох, как они ошибаются! Кирмяне давно их превзошли. И москвари превзойдут, если мы им поможем. А талибарам до мутаборов дела нет, пока их не трогают. Но тронь, как в свое время Саксон на Мааздама наехал, тот отомстил по-черному - старый Чемпионтский дворец взорвал вместе со всей семьей Саксона. Нет, талибаров лучше не трогать. Дружить с ними не обязательно, но враждовать не следует. Они ганджуманы самодостаточные. Минуту помолчали, а потом Андрей снова спросил: - Ост Тер-Петросян, скажите, почему вы себя ганджуманами называете? Тот улыбнулся: - А вы почему себя - людьми? - Не знаю... - задумался
Лодочник. - Вот, и я не знаю. Хотя... - ост на секунду вскинул брови, но тут же их опустил, и лицо приняло обычное выражение, - Нет, не знаю... Кортеж Тер-Петросяна свернул тем временем с проспекта в узкий кривой переулок. Затрясло. Должно быть, дорожное покрытие здесь давно никто не ремонтировал. - Что, Андрей, уже почувствовал прелесть Лужков? Москвари дорог не ремонтируют принципиально. Чтобы чужие за просто так не совались. Я их понимаю. Ганджуман ганджуману земляной червь. Не будешь ухо востро держать, слопает. С Гурием ничего не стесняйся, он, несмотря на свое положение, ганджуман простой. Проще меня, - ост хихикнул. Джип остановился перед теремочного вида крыльцом, над которым иероглифами была старательно выведена яркая вывеска. - Нумера генеральши Поповой, где принимает Гурий, прямиком над котлетной. Идем, эскалоп, - энергичный Кимирсен вылез из машины и уже торопил Лодочника, - здесь можешь ничего не бояться. Москвари - народ гостеприимный, на национальность особо не смотрят. Андрей вслед за Тер-Петросяном взбежал по каменным ступеням вычурного крыльца. Тяжелые двери котлетной, через которую
можно было попасть в нумера, гостеприимно распахнулись, и на крыльцо выскочил мальчик в белой рубашке: - Приветствуем дорогих гостей! Патриарх ждет вас, достопочтимый ост Тер-Петросян. - Спасибо, Кирюша, - ост на ходу потрепал мальца за щеку и вошел внутрь. Андрей последовал за ним. На каменной стене, отделанной под дерево, красовалась зеленая иероглифическая надпись. - Что здесь написано, ост? - на ходу поинтересовался Лодочник. - А, еще со времен Бобы осталась, - махнул рукой Тер-Петросян, - эта котлетная раньше нынешнему Чемпионту принадлежала. - Написано-то что? - не унимался Андрюша. - Любимая Бобина поговорка - "мухи отдельно, котлеты отдельно". Боба у нас юморист. Земляных мух москвари, как, впрочем, и кирмяне, не едят, это любимое лакомство талибаров. Но Мааздам ничего против Бобиного юмора не имеет. Наверное, потому что котлет в пищу не употребляет, - хихикнул Кимирсен, - А вот и патриарх Гурий. Здравствуй, уважаемый. - Привет, привет, Тер-Петросян. Давно ты у нас не появлялся. Чего не заходишь? Тебе здесь всегда рады, - приветствовал оста невысокий плотный мужичок, как две капли воды похожий
лицом на Кимирсена. Только лысый и с седыми бровями, - А это кто с тобой? Неужто эскалопа в пажи завел?! - Знакомься, патриарх, это Андрей, мой советник, - ост хитро подмигнул Лодочнику. - Рад, Андрей, искренне рад. Вы, я так понимаю, недавно у оста? - не простым оказался Гурий, ох, не простым. - Совсем недавно, - кивнул Андрюша, - меня эскалопы прислали послом к уважаемому осту. Тер-Петросян находчивость парня оценил, кивнул доброжелательно. - Что ж, отобедаем? - скорее риторически спросил патриарх и тут же крикнул в оставшуюся открытой дверь, - Нюра, щец на троих, литр белого и рюмки! Присаживайтесь, гости дорогие, чувствуйте себя как дома. Кимирсен с Андреем уселись в высокие кресла, обитые черной искусственной кожей. Насколько сиденья показались Андрюше красивыми, ровно настолько же оказались они непригодными для сидения - на прямую спинку толком и не откинешься. - Итак, чем обязан? - спросил гостей патриарх и с интересом уставился на Лодочника, - проблемы с мутаборами? - Ты, Гурий, как всегда хорошо информирован, - восхитился Кимирсен, - у Жорика в подвале застряло двадцать два моих эскалопа.
Ну... которые с Андреем прибыли. Понимаешь? - Как не понять! Сколько платишь? - Гурий, видимо был из тех, кто не привык ходить вокруг да около. - Два, - ответил ост. - Ну-у, Кимирсен! - разочарованно затянул патриарх, - Это ж несерьезно! За два пусть тебе талибары стараются. Я хоть и не жадный, но и не дурак, пойми правильно. В "Планету" просто так не зайти, сам знаешь. Тут дело, требующее стратегии. - Согласен, Гурий. Твои условия? - По полмиллиона шмыгсов за каждого. Всех вытащить не ручаюсь, жарко будет. Арни просто так эскалопов не выпустит. Поэтому предлагаю считать по головам. Аванс - три миллиона. Согласен? - патриарх налил по рюмке чего-то, что напоминало и по внешнему виду и по запаху обыкновенную водку, - Угощайтесь, настоящий белый гандж. Не то, что мутаборский синий, с которого только башка трещит! - Спасибо, - кивнул Андрей. Кимирсен к рюмке даже не притронулся. - Пожалуй, соглашусь. Торговаться с тобой бессмысленно, лишнего не возьмешь. - Это уж точно, - подтвердил Гурий, - не в моих правилах друзей на маньги выставлять. Мы ж друзья, ост? - Друзья, патриарх. Как, кстати, Боба? -
переключился Тер-Петросян на другую тему, считая, видимо, что договор заключен. - Правит себе, котлетник... Я вот не пойму, почему москвари его в Чемпионты двинули, а не меня? Я ж - голова, а он только руки, - обиженно произнес патриарх. - Э-э, Гурий, опять ты за свое! - поморщился Кимирсен, - Голова у нас есть - Ее Величество. А вот рук всегда не хватало ... - По-восточному мудр ты, ост. И потом, нам с тобою чемпионтство, наверное, и не нужно. Старыми мы стали. Пусть в политику молодежь играет. Нам экономика ближе, роднее, правда? - Ты, как обычно, точен, Гурий, - Тер-Петросян, так и не притронувшийся к еде, встал из-за стола, - я пойду, у меня еще дел много. До утра справишься? - А ты сомневаешься? - ухмыльнулся Гурий, - Кстати, посла своего у меня до конца операции оставь. Мне надо с ним насчет его товарищей перетрещать. - Пожалуйста. Андрей, ты не против? - Нет, - ответил Лодочник, который уже устал чему-либо удивляться. И потом, патриарх ему сразу понравился. Что-то в нем было свое, русское что ли? - Ну и замечательно. Пока, Кимирсен. Созвонимся, как все закончу. - Счастливо, Гурий. Рад был
увидеться. Заезжай в гости. - Обязательно. Тер-Петросян вышел, и, не прошло минуты, из-за окна раздался рев запущенных двигателей. Кирмяне покидали Лужки. Андрей подошел к окну. На другой стороне улицы ганджуманские дети играли в мяч, рискуя перебить все стекла близлежащих домов, походивших как две капли воды на дома из такого далекого теперь Петербурга. Андрей вспомнил ставший родным прекрасный город, на глазах его появились слезы. Лодочник не сразу понял, что обращаются к нему: - Ты откуда родом будешь, Андрюша? - Гурий подошел к парню, держа в руках по рюмке белого ганджа. - Из Хлыстов. Правда, последние годы живу в Питере, - ответил Андрей, - а вы что, бывали над землей? - Э-эх, - вздохнул патриарх, - бывал. Сам я из людей, понимаешь? Москвич. Только не говори никому, убьют. Да ты не выдашь, по глазам вижу... Я за годы, что здесь живу, неплохо в людях разбираться начал. Про тебя я сразу понял, что довериться можно... Одному-то... Понимаешь, ганджуманы - тоже люди, только признавать этого никак не хотят. Повадки - одни и те же, слабости и сильные стороны, тяга к азарту, любовь наконец... Из-за нее,
проклятой, я здесь и осел. Лет уж тридцать как тому... Гурий вернулся к столу и наполнил тарелки ароматными щами. - Ты, Андрюша, со временем все сам здесь поймешь, во всем разберешься, если... - патриарх осекся. - Что "если"? - заинтересовался Лодочник. - Если в шахтах Кимирсена не сгниешь, или мутаборы тебя не сожрут. Надо вашего брата выручать. Крепко вы влипли, - Гурий резко выдохнул и запрокинул рюмку, - К-ха, хорошо пошла. Настоящая водка, русская. Только этикетка на местную переклеена, чтоб не догадался никто. Контрабанда у нас не приветствуется. Впрочем, как и везде. Так? Андрей не верил ушам. Контрабанда? Значит можно отсюда выбраться? Но как? И почему тогда сам патриарх торчит под землей, если может выбраться на ее поверхность. - А я привык здесь, - Гурий словно услышал Андрюшины мысли, - мне здесь комфортно. Тут мой дом, дети. Бизнес, наконец. А кто я там? Слесарь-ремонтник? Да, провались оно все пропадом! - И я слесарь... - Лодочник уселся напротив патриарха, - ...ремонтник. - Правда?! - искренне обрадовался Гурий, - Это надо спрыстнуть. Наливай! Андрей потянулся к бутылке, а патриарх вышел
из комнаты. Правда, тут же вернулся: - По такому случаю сейчас будут соленые рыжики. Они здесь по сто тыщ шмыгсов за банку идут. Самый дорогой деликатес! Вошла крепкая девица. Нюра - вспомнил Лодочник - поставила на стол плошку с грибами и, отвесив земной поклон, вышла, покачивая крутыми бедрами. - Нравится? - довольно спросил патриарх, - Моя племяшка. Ничего, да, порода? - Очень даже, - кивнул головой Андрюша. Выпил он к тому времени уже прилично. - Оставайся здесь и бери в жены, - похоже, что эту фразу Гурий произнес на полном серьезе, поэтому Лодочник смеяться не стал: - Я подумаю. - Договорились. Слушай, Андрейка, а как вас Кимирсен к себе заманил? Я имею ввиду не только тебя, но и тех, что у мутаборов в подвале сейчас? Мне мои таможенники говорили про какую-то землеройную машину, которую ост на землю вытаскивал, но я тогда рукой махнул. Мол, не мое дело. А теперь тех ребят за взятки в шахтах гноят, ну я и не в курсах. Разъясни-ка, если что знаешь. Андрей выпил еще стопку и начал свой рассказ. Говорил он долго - еще литр выпили, все грибы подъели. Наконец, когда Лодочник умолк, Гурий посидев молча
некоторое время вынес свой вердикт. - Кирмянам я вас не дам. Скажу, что все погибли. А "Планету Талибан" сегодня же ночью снесем к едрениной фене, чтоб следы замести. Вставай, поедем к Мааздаму. Он у меня в долгу.
        Глава десятая. В клетке
        - Мля, куда это мы попали? Неужто до Нью-Йорка добурились? - этими словами ознаменовал Первопроход Петрович появление шестнадцатой бригады метростроя на верхних ступенях эскалатора станции "Кронштадтской". - Не, Петрович, это скорее Пекин какой-нибудь, или Токио, - предположил кто-то из рабочих, - смотри, реклама на иероглифах. Прямо перед выходом стоял огромный рекламный щит с изображением обнаженной голубой девицы, прикрывающей то самое место зеленой сковородкой. - Вот, блин, буржуины! - сплюнул на асфальт бригадир, - Бабы у них синие, а сковородки зеленые! Эстетика, елки-палки, тьфу! Смотреть противно. - Ты, Петрович, не скажи, - заспорил Леша Иванов, начальник третьего звена, - бабец очень даже ничего, а насчет цвета - это просто трюк рекламщиков. Им же надо народ чем-то привлечь! - Надо, Алексей, не спорю. Ты мне лучше вот что скажи - как нам в управление позвонить? - Как? Надо переговорный пункт искать. А еще лучше - ихнюю полицию. Надо ж узнать, где мы оказались. Как ты считаешь? - Сейчас, спросим у гражданочки, - Петрович направился в сторону сидящей на лавочке дамы, занятой чтением
газеты, - Гражданочка, вы не скажете, как этот город называется? Дама, Петровичу показалось, что лицо ее светится изнутри голубым светом, сделала большие глаза, а потом крикнула: - Эскалопы! - и, вскочив, понеслась, ежесекундно оборачиваясь, прочь. - Где эскалопы? - оглянулся бригадир, но никаких лоточников, торгующих жяреным мясом, не обнаружил, - Странная какая-то. Может, вернемся от греха подальше? - Этот вопрос Петрович направил в сторону подходящих к нему рабочих. - Ну уж нет, Петрович! - загалдели рабочие, - Раз в жизни в загранице побывать и сразу назад! Шалишь, бригадир, давай город посмотрим! Вернуться всегда успеем, мы место запомнили. Плакат этот с голубой теткой, а вон через дорогу два одинаковых небоскреба! Пошли, Петрович, у нас баксы есть. Пивка выпьем, баксы - они и в Африке - баксы. А если не примут - обменник найдем. - Ладно, только на прогулку три часа, не больше. Телефонный узел смотрите. И полицию. Но сколько они не шли, не то что телефонного узла, будок таксофонных не увидели. И ни одного полицейского. Пока народу на улицах было немного, все на наших работяг оборачивались,
кое-кто даже пальцем тыкал. А потом, когда вышли на какой-то широченный проспект, по обеим сторонам которого возвышались гигантские небоскребы, а витрины в их первых этажах сверкали дорогим шиком, народу вокруг оказалась такая прорва, что бригада в этом потоке просто затерялась. Не одного заведения, более-менее похожего на пивбар или закусочную, не наблюдалось. Зато все прохожие отсвечивали изнутри каким-то тусклым голубоватым светом. Карнавал у них, что ли? Петрович уже собрался отдать команду к возвращению, когда почувствовал, что его под локоть кто-то держит. - Могу я вам чем-нибудь помочь, уважаемый? - вопрос прозвучал из уст улыбчивого курчавого гражданина в легкой курточке. Петрович от неожиданности вздрогнул: - Д-да, если м-можно... У вас тут телефон есть поблизости? Мы, вообще, где сейчас н-находимся? - В самом сердце города, уважаемый. На Вашингтонке. Тут, кстати, рядышком неплохой ресторанчик. Там и телефон есть, и перекусить неплохо можно. Вы один? - незнакомец говорил без акцента и вежливо, но руку бригадира не отпускал. - Эй, мужики! - крикнул Петрович в толпу прохожих, - Тут товарищ нас
в кабак проводить обещается. Идем? Вокруг бригадира потихоньку собрались все строители: - Идем! Кабак - дело хорошее. А у вас доллары берут? - У нас всех берут, - странно улыбнулся голуболицый, чем-то отдаленно напоминающий внешне Сильвестра Сталлоне, - прошу, господа. А вот и наш ресторан! Войдя в приветливо распахнувшиеся им навстречу стеклянные двери, рабочие тут же оказались в плотном кольце молчаливых бугаев. Из-за стойки вышел натуральный Шварценеггер, только голубой и с горящим взором, перехватил у мошеника-провожатого локоть Петровича и потащил бригадира вглубь помещения с такой силой, что старик даже сопротивляться не смог. Остальных мужиков поволокли следом. Все это действо проходило под крики вырывающихся из лап молодчиков мужиков и радостные возгласы голубых подонков, из которых можно было разобрать только одно слово, произносимое с восклицанием: - Эскалопы! Потом был большой грязный лифт, потом - мрачный, отделанный кафелем коридор. И, наконец, огромная клетка из толстенных прутьев, находящаяся в самом центре низкого сводчатого зала. - Куда вы нас притащили? Что мы вам сделали? Выпустите
нас! Мы требуем российского посла! - орали рабочие, но Шварценеггер, запирая клетку огромным ключом произнес только два слова. И те с совершенно спокойной интонацией: - Тихо, эскалопы, - и рабочие остались одни. Никто ничего понять не мог. Прогулка по городу обернулась каким-то нелепым кошмаром. Оставалась надежда, что этот странный арест является частью проводимого в городе карнавала, во время которого все жители выкрасились голубой светящейся краской и хватают тех, кто цвет поменять не успел. Но, чем больше проходило времени, а в зале никто не появлялся, тем быстрее надежда на обычное недоразумение таяла в сердцах работяг. Петрович собрал всех вокруг себя: - Значит так, - начал он держать речь, - во-первых, мы, кажись, попали. Рабочие загудели, но бригадир поднял правую руку: - Тихо. Во-вторых, мы хотим жрать и, пардон, справлять нужду. В-третьих, отсюда надо выбираться и тикать обратно. Какие будут предложения? - Петрович, а что они все про эскалопы заладили? - А как вас еще называть? Ганджуманы? - голос исходил откуда-то из-за пределов клетки. Все обернулись и увидели невысокого франта в костюме и
в бабочке. - Кто вы такой и по какому праву вы тут нас держите? - Петрович подошел к самой краю решетки и просунул сквозь прутья свой здоровый кулак. - Потише, эскалоп! Ты не у себя дома, чтобы перед Жориком лапками трясти. С мутаборами такие штуки не проходят. Вообще, откуда вы взялись? - Мы? Мы метро рыли... - начал, было, кто-то из бригады, но под суровым взглядом Петровича, но тут же осекся. Чего это он будет оправдываться перед каким-то Жориком, - Какие еще, к черту, мутаборы с эскалопами. Выпусти нас, подонок. Ментов на вас нет! - Это точно. Никого на нас нет. Поэтому, сидите и не дергайтесь. Жратву вам принесут, парашу тоже. Будете себя вести прилично, велю дать матрацы. Пока, эскалопы, - Жорик исчез так же незаметно, как и появился. - Вот, бляха-муха, к каким-то гангстерам умудрились попасть. Ну и жаргон - эскалопы, мутаборы... - Первопроход Петрович покачал головой, - ладно, хоть кормить обещались. Что, братва, будем ждать, пока за нас выкуп заплатят? - Кто? - Правительство, кто ж еще! Мы ж за границей! Влипли, елки-моталки. Говорил же, надо обратно идти. Пивка им захотелось! Эх... - Петрович
всердцах махнул рукой и уселся на каменный пол, - мутаборы с эскалопами... Голубые, е-мое! Тут двустворчатая металлическая дверь в углу зала распахнулась, и в помещение, звеня и покачиваясь, вкатилась тележка с тарелками. Это неустойчивое сооружение толкала невысокая миловидная брюнетка с ярко-красными губами. Мужики притихли. Женщинка тем временем подкатила тележку к самой решетке и начала раздачу ужина. То, что находилось в тарелках, выглядело не очень аппетитно, но пахло едой. - Чем это вы нас травить собираетесь? - возмутился Петрович, - Мне так кажется, что люди подобную пищу не едят. Брюнетка, не поднимая глаз, робко ответила: - Жорик приказал накормить вас фирменным мутаборским блюдом - сансарбургеры из земляных мух с гарниром из шляпсов. Попробуйте, это очень вкусно. Меня зовут Моника Если что, зовите, я приставлена выполнять все ваши просьбы. Дамочка, закончив разгрузку тарелок, развернула тележку и покатила ее к выходу. - Мадам, постойте, пожалуйста, - крикнул ей вдогонку Петрович. Та обернулась, - скажите, пожалуйста, куда мы попали и в чем провинились? Почему нас держат в клетке? - Так вам
Жорик ничего не объяснил? - удивилась брюнетка. - Нет, обозвал нас эскалопами, пальцы во все стороны разогнул и ушел. Мы у гангстеров? За нас хотят выкуп? Что, вообще, здесь происходит? Почему вы все голубые? Это какая, наконец, страна, что не соблюдаются никакие права человека?! Как же международные конвенции?! - у бригадира накопилось столько вопросов, что он начал сыпать ими, не дожидаясь ответа. Моника вернулась к решетке и уселась на пол: - Хорошо, я сейчас вам все объясню, эскалопы. - Это мы эскалопы? - Петрович в раздражении начал брызгать слюной, рабочие загалдели, но женщина, казалось, не обратила внимания: - Не знаю, как вас зовут дома, а здесь, в Бархатном Подземелье, всех пришельцев сверху называют эскалопами. Вы, не знаю как, попали в столицу Бархатного Подземелья - Нирваноград - и сейчас находитесь в подвале резиденции короля Вашингтонки Жорика Бушмака. Вашингтонка - мутаборские кварталы. Есть еще кирмяне, их район называется Чайнакан, в Эмираках живут талибары, а в Лужках - москвари. Есть еще несколько районов, где проживают другие диаспоры, но они слишком мелкие, чтобы обращать на них
внимание. - Оба-на! Дамочка, а вы не того?... - Что? - не поняла Моника. - Мы под землей! - прокомментировал бригадир, - А большой ваш Нирваноград? - Очень, самый большой город Бархатного Подземелья, нашей страны, расположенной в среднем в двух километрах ниже уровня мирового океана на территории материка Евразиана. Здесь живет более десяти миллионов ганджуманов. Всего в стране нас около двух миллиардов. Монархией правит Ее Величество Мама Римская Королева Кама Сутра и выборный Чемпионт. Сейчас Чемпионт - выходец из москварей - Боба Питерский, а еще недавно был наш мутабор, - Моника вздохнула, - Клинт Саксон, его Жорик в Бубенсити отправил, столицу Кантриюсэй - провинции мутаборов. А вам, эскалопы, не повезло, честно скажу. - Мы уж поняли, - вздохнул бригадир. - Ничего вы не поняли. Мутаборы - единственный в Бархатном Подземелье народ, который эскалопов употребляет в пищу... Под потолком повисла тяжелая тишина. Рабочие, казалось, онемели, но Моника продолжила: - Но вас могут перекупить кирмяне, вы им нужны для работы в исветеповых шахтах. Ганджуманы там больше месяца продержаться не могут, начинают
умирать, а эскалоп может работать в шахте пять лет, а то и больше. Шахты принадлежат Кимирсену Тер-Петросяну, богатейшему жителю Подземелья. Его состояние оценивают в триста миллиардов фунтов тугриков, в простонародье - шмыгсов. Кто-то засмеялся, но смешок тут же утонул в раздавшемся со всех сторон ропоте. Женщина удивленно вскинула брови: - Вам смешно? Я б на вашем месте плакала. Когда Клинта обвинили в том, что я ему сделела тибет, Жорик хотел его продать в шахты Тер-Петросяна. Саксон месяц перед Бушмаком на коленях стоял и плакал, чтоб тот сжалился... Месяц, понимаете? А вам смешно! Дурные вы, эскалопы. И помочь вам вряд ли кто-то сможет. Так что приготовьтесь к худшему, - Моника поднялась с пола, собрала опустевшие тарелки, составила их на тележку и вывезла за пределы зала. Дверь с лязгом захлопнулась. - Бред какой-то! Я не сплю? Леша, щипни меня, - попросил Петрович Иванова. Тот ущипнул так, что бригадир от боли закусил губу, - Похоже, что не сон. Но ведь не может быть, чтобы прямо под нами существовала какая-то страна, населенная двумя миллиардами каких-то человекообразных уродов, которые жрут
людей. Вы что-нибудь подобное слышали? Я не верю. Не ве-рю! Это жуткая мистификация! Кирмяне какие-то, Ким Ир Сены, Вашингтонки. Братцы, это сумасшедший дом! Обычная психушка! Чем мы в этом гребаном тоннеле надышались, что коллективно сошли с ума! Что же это такое-то?! Эсклопы, мать вашу! Королева Кама Сутра, трах ее, тарарах! - Петрович, да и все остальные, похоже начали сходить с ума, не в силах поверить в услышанное. - Петрович, - позвал Иванов, - надо отсюда делать ноги. Давай думать, мужики. Планы есть? - Надо каким-то образом выбраться из клетки, а там дело техники. Но как? - Петрович подергал решетку. Черт, была бы хоть ножовка или напильник у кого-нибудь, а так... - Есть пилка для ногтей, - с пола поднялся здоровенный детина, слесарь-наладчик Тимаков. В руках его блестел швейцарский армейский ножик с множеством лезвий.
        Глава одиннадцатая. Сговор в Эмираках
        Мухин проснулся той ночью от внезапного и сильного желания выйти по-нужде. Завернувшись в простыню, он поднялся с полки и, держась за стеночки, побрел по коридору в туалет. Справив нужду, Павлу захотелось подышать воздухом, и он вышел из вагона. Где-то впереди, дальше, чем находился зловредный агрегат с проклятой зеленой кнопкой, что-то светилось. Оттуда доносилась еле уловимая ухом мелодия. Как мухи летят на свет, так и Мухина потянуло на музыку. Суставы постепенно разрабатывались, и Павел чувствовал, что силы к нему возвращаются. Все-таки молодцы ребята, откачали. Злость на Лодочника и Куребеду полностью ушлаь. Похоже, что Пашкин характер мог-таки меняться в лучшую сторону. Сперва Мухин хотел вернуться в купе, переодеться, но потом решил, что и в таком виде можно прогуляться туда-обратно. Если что, вернуться, своих разбудить. Поплотнее завернувшись в простыню на индийский манер, в шлепанцах на босу ногу, Мухин пошлепал на свет. Доковыляв до проклятой кабины ненавистного агрегата, Пашка остановился передохнуть. Теперь свет бил гораздо ярче, а музыка играла значительно громче. Уши начали
улавливать многочисленные возбужденные голоса. Говорили, вроде, по-русски, но с каким-то странным легким акцентом. Вроде как арабские студенты-пятикурскники, которые язык знают достаточно хорошо, но все равно чувствуется, что не родной. Мухин решил людям в таком нелепом своем виде на глаза не показываться, а посмотреть из прикрытия, что они там делают и кто они, вообще, такие. Добравшись до платформы, Павел краем глаза выглянул на станцию. То, что он увидел, повергло его в изумление: посреди платформы сидело в кружок, подогнув под себя ноги, человек десять в полосатых халатах и белых чалмах. Рядом играл нежную восточную мелодию агрессивного вида магнитофон, а в центре круга полуобнаженная красивая женщина с кожей, светящейся голубым цветом, выкручивала причудливые движения танца живота. Мужчины смеялись, разговаривали и что-то ели. Мухин решил подойти поближе, не решаясь выйти из убежища. Но ступив на влажный от испарины рельс, нога его, обутая в шлепанец, соскользнула, и Пашка полетел на землю, ударившись с грохотом о металлическое полотно. Музыка разом стихла, мужчины в чалмах повскакали и бросились
на шум. Увидев валяющегося между рельсами Павла, они радостно загоготали, а двое прыгнули вниз, подхватили Мухина за плечи и за ноги и с легкостью выкинули ничего не понимающего контролера на платформу: - Беня, смотри, эскалоп! Кирмянам загоним? Гаубицу купим! На краю платформы, прямо перед Мухиным оказался высокий чернобородый мужик. Одет он был в военную форму синего цвета, на голове покоилась невиданной высоты зеленая чалма: - Рашид, тебя никто не спрашивает, - совершенно спокойно произнес он, не отрывая хитрого взгляда от Павла, - поставьте его на ноги, поедем к Мааздаму. Эскалопы - не наша компетенция. Вопросы есть? В ответ прозвучало многогласное: - Вопросов нет. - Выполняйте. Мухина поставили на ноги и повели к эскалатору. Через пару минут его уже заталкивали в бронетранспортер, припаркованный прямо под рекламным щитом. На секунду Пашке показалось, что он попал куда-то за границу, но он отогнал от себя дурную мысль, подумав, что это следствие болезни и недавнего сильного удара о рельс, от которого ужасно разболелась голова. Обычные чеченские террористы. Привезут, посадят на цепь, спросят
телефон родственников и будут держать, пока выкупа не доставят. С такими лучше держать ухо востро, лишнего не говорить, вопросов не задавать. Тише будешь - быстрей приедешь. Окон для пассажиров в бронетранспортере не предусматривалось, поэтому Мухин не видел, куда его везут, но ехали достаточно долго. Полчаса, никак не меньше. Наконец водитель, которым оказалась женщина, танцевавшая танец живота, резко затормозила и выключила двигатель. - Приехали. - Приехали, эскалоп. Вылазь, - тот, кого все почтительно называли Беней, легонько подопнул Павла к открывшемуся сзади люку. Мухин не заставил себя повторять дважды и на четвереньках потрусил к выходу. Все вокруг засмеялись: - Четвероногий друг. Неверная собака! - Пошли, эскалоп. Сам шейх Эмираков твою судьбу решать будет, - Беня ткнул Павла под лопатку дулом автомата и они направились к каким-то белым воротам, по обе стороны которых стояли вооруженные автоматами бородатые мужики. "Точно, террористы, - подумал Мухин, - Во, влип так влип! Кому рассказать - не поверят". За воротами раскинулся необычайной красоты парк, украшенный дивными фонтанами и гуляющими
белыми животными, похожими на тигров. За деревьями просматривался величественный дворец. - Что, эскалоп, нравится? - добродушно проговорил из-за Беня. Они сейчас оказались вдвоем, остальные за ворота не пошли. Субординация жестокая. - Да-а, - Павел не смог скрыть восхищения даже под прицелом, - красота! - Дворец шейха Мааздама ибн Хусаина, хозяина Эмираков. Я его главный помощник, Беня Ладный ибн Акбарс. Ты нас не бойся, шейх эскалопов не обижает, он не какой-нибудь Жорик с Вашингтонки. Вот уж кто мутабор - всем мутаборам мутабор! В шахматы играешь? - Играю. - Ну, значит, тебе еще больше повезло. Муслим примешь, станешь советником. Ни у одного шейха эскалопа-советника нет, обзавидуются все! Мааздам любит, когда ему другие шейхи завидуют, - ибн Акбарс довольно цокнул языком, и, опустив автомат, пошел рядом. - Шейх любит шахматы? - Обожает! Почти как шербет и гарем. Мне, кстати, за особые заслуги двух жен из своего гарема подарил. Я раньше на мутаборов работал, они так своих не уважают. Маньги платят исправно, а отношения к ганджуманам у них свинское. Талибары - другое дело! Пока Беня трепал языком,
парк кончился, и они оказались перед широкой белой лестницей ступенек в двадцать, ведущей на заставленное фарфоровыми вазами крыльцо дворца. В самом центре его помещался пустующий в это время суток золоченый трон. - Я тебя сейчас передам мочалкам, они тебя отмоют, оденут и отведут в спальню. Бороду, смотри, не сбривай. Талибарам, если они не шейхи, бриться не полагается. Утром зайду за тобой, - Беня с Павлом вошли во дворец и свернули в один из величественных, с потолком, поддерживаемым колоннами, коридоров. Когда галерея закончилась, они оказались в бассейне, в котором плавали две обнаженные девицы. - Мочалки! Эскалопа отмыть, одеть, положить спать, - приказал Беня и, не попрощавшись с Мухиным, вышел. Девицы раболепно пролепетали вслед: - Слушаемся, господин ибн Акбарс! "Мочалками он называет банщиц, - понял Павел, когда распоряжение безо всяких импровизаций было девушками выполнено, и он оказался в широкой кровати, застеленной шелковым бельем, - а я-то черте что подумал! Как он их народ назвал? Талибары? Что-то я такого раньше не встречал. Пойди их разбери!" Но сон уже одолевал Мухина, и вскоре
будущий советник сомкнул в сладостной дреме ясные очи. Проснулся Пашка от громкого крика: - Подъем! Рядом с ложем стоял, ковыряя пальцем в носу, довольный Беня: - Эскалоп, шейх примет нас через пятнадцать минут. Быстро умывайся и одевайся, я скоро вернусь. Каменная чаша с водой, служившая умывальником, покоилась на мраморном столе рядом с кроватью. Одежда - полосатый халат и длинный, метра в два, кушак - висела на плечиках, зацепленных за клюв бронзового аиста. Обувь мочалки оставили Павлу его собственную - позорные велюровые шлепанцы, которые Мухин взял в командировку, чтобы в сапогах не ходить по вагону. Пашка облачился в халат, сунул ноги в тапочки и поглядел в зеркало. Ну и видон! Хоть на рынок арбузами торговать! Зашел Беня, и они, минуя многочисленные белые колонные галереи, отправились в сторону покоев шейха. Под ногами приятно поскрипывали паркетины красного и черного дерева. Ничего устроился, шейх! Как его там зовут? Блин, что-то на сыр похожее, Эдамер?... Но вспоминать не пришлось. Когда высокие красные двери открылись, и Беня с Мухиным вошли в устланные коврами покои, старикан, сидевший у
входа на низеньком табуретике вскочил и, кланяясь, громко доложил: - Великий шейх Эмираков и талибаров, исветеполикий Мааздам ибн Хусаин, ваш первый советник господин Беня Ладный ибн Акбарс, приведший в ваш неподземной красоты дворец эскалопа, просит принять и выслушать. - Иди, иди отсюда, Беня, у тебя много своих забот, - заскрипел не очень приятный голосок откуда-то из горы сафьяновых подушек, - Мы с эскалопом побеседуем наедине. - Слушаюсь, мой господин, - поклонился ибн Акбарс и попятился к выходу, старикан тоже куда-то делся. Павел остался стоять в одиночестве. - Что привело тебя в мои покои, о, эскалоп? - из подушек высунулась блестящее голубое ядро с параллельными полу усами. Павел раболепно поклонился и робко, но дипломатично ответил: - Интерес. Исключительно интерес, великий шейх. Господин ибн Акбарс сказал мне, что вы великолепно играете в шахматы... - Это уж точно. Сразимся? - Мааздам встал в полный рост, который, в смысле - рост, оказался неожиданно крошечным, и запахнул на тщедушном голом тельце халат, - Кышь, - цыкнул шейх куда-то в подушки, и оттуда выскочила и понеслась к выходу троица
голозадых смеющихся девиц. - Как можно сражаться со столь великим господином? - продолжал раболепствовать Мухин. - Ты, я смотрю, хорошо воспитан. Как звать? - Павел, - еще ниже склонился Мухин. - Разогнись, Павел. Сразиться в шахматы - это не проливать кровь на поле боя. Ничего зазорного я в настольных баталиях не нахожу. Так что не стесняйся, прошу, - шейх хлопнул в ладоши, и в открывшуюся сбоку дверцу вошла девушка в парандже, держащая в руках серебряный поднос с кувшином и двумя бокалами, который поставила прямо на пол, тут же исчезнув обратно. Шейх хлопнул еще два раза, через тот же ход появились двое крепких бородачей в халатах, внесших на носилках гигантские костяные шахматы на резных носилках красного дерева. "Как в сказке, - подумал Мухин, - тысяча и одна ночь!" Мааздам тем временем спустился с сафьянового возвышения. Глаза Павла не обманули, склада шейх оказался действительно миниатюрного, ростом еле доходил ему до пупа. Мухин снова склонился чуть не до земли. - Разогнись, Павел, разогнись! Давай лучше ганджу выпьем. У меня лучший гандж во всем Бархатном Подземелье! "Эво-на! Подземелье
какое-то. Выходит, что мы куда-то не туда выбурились?" ...Пока Мухин играл с шейхом в шахматы и с наслаждением попивал великолепное вино, которое почему-то называлось здесь ганджем, Мааздам рассказал Паше во всех подробностях о том мире, куда попал незадачливый контролер. Мухин даже узнал, что он, оказывается, эскалоп, а вовсе не ганджуман, поэтому, если не примет покровительства шейха, то обязательно будет съеденным бессердечными мутаборами или сослан в исветеповые шахты жадными кирмянами. С другой стороны, есть альтернатива стать советникам шейха по международным вопросам, только надо, пройдя обряд отделения тонкой кожи (обрезания, - понял Павел) и сменив имя на достойное, принять Муслим. Альтернатива Мухину радужной не показалась, но выбора, похоже, у него не было. Оказаться сожранным какими-то мутаборами куда менее приятно, нежели сидеть в советниках у шейха Эмираков. И потом, у Павла давно уже чесалось причинное место, а Мааздам обещался новому советнику быстренько организовать личный гарем. В Питере все равно семьи собственной нет, так что терять практически нечего. И ничего, что бабы у них
голубые, Пашка видел, что фигуры у них очень даже неплохие. А к цвету привыкнуть можно. На худой конец, сексом в темноте заниматься. Цвет кожи в данном вопросе - не главное. За шахматами и беседой пролетел почти весь день. Павел отсидел зад, но вставать не решился, боясь сделать что-нибудь не так. Неожиданно парадные ворота распахнулись, и появившийся уже знакомый старичок громовым голосом продекламировал: - Великий шейх Эмираков и талибаров, исветеполикий Мааздам ибн Хусаин, высокочтимый патриарх Лужков Гурий просит ваше достоинство принять его и выслушать. - Запускай, Ахмет. Многоуважаемому патриарху Гурию я рад всегда! - громко произнес шейх, а Мухину тихонько пояснил, - Москварь приехал, неплохой ганджуман. Сейчас познакомлю. - Привет, Мааздам! - в покои вошел полный лысоватый мужичок добродушного вида и направился прямиком к шахматному столику, за которым сидели шейх с Павлом. Мухин не поверил глазам - за патриархом, нетрезво покачиваясь, семенил Андрюша Лодочник, - Смотри-ка, ты тоже при эскалопе! - удивился Гурий. - Да, патриарх. И больше тебе скажу, этого эскалопа я сделаю своим советником.
Все талибарские шейхи от зависти обделаются! - ибн Хусаин гнусно улыбнулся. - Обделаются, шейх, это точно, - подтвердил, усмехнувшись, Гурий, а потом обратился к своему спутнику, - Андрюха, твой товарищ? - Аг-га, - икнул непротрезвевший еще Лодочник, - Пашка Мухин. Ты как здесь оказался? Павел посмотрел у шейха, спрашивая взглядом разрешения ответить. Тот согласительно кивнул. - Совершенно, Андрей, случайно. Наверное, как и ты у достойнейшего патриарха Гурия. - Как мы залопотали! - засмеялся Лодочник, - Точно говорят, восток - дело тонкое. Гурий Митрич, - обратился Андрюша к патриарху, - если вы с шейхом не против, мы отдельно пообщаемся. Вам, я думаю, свои дела без нас лучше решить? - Давай, Андрюха, - кивнул патриарх, а потом посмотрел на шейха, - Ты не против, Мааздам? - Что ты, патриарх?! - доброжелательно развел руками ибн Хусаин, - Ахмет проводит уважаемых эскалопов в покои Павла. Ахмет! - дурным голосом крикнул шейх. Появившийся старичок поманил ребят за собой. Павел встал, и они с Мухиным, поклонившись боссам, вышли из покоев. Когда двери закрылись, Гурий моментально сменил тон на деловой: -
Мааздам, нужна твоя помощь. - Слушаю тебя, Гурий. Я так понимаю, что пришло время отдавать долги? - Ты проницателен, шейх. Но я не хочу напоминать о долге. Я забыл о нем, забудь и ты. Я к тебе пришел как к другу, и думаю, что помочь ты мне не откажешься. - В чем проблема, дорогой патриарх? Говори, не стесняйся. Мы с тобою всегда говорили на одном языке, так что не надо ходить вокруг да около. Выкладывай начистоту, - шейх посерьезнел. В глазах его сверкнул хищный огонек. - В мутаборах, Мааздам. Они в Жорином подвале держат два десятка эскалопов. Надо их оттуда вытащить. До полуночи. - Ой! - шейх аж подскочил, - Мутаборы проклятые! Сожрут ведь ребят, или Кимирсену загонят. Это плохо. Но скажи, в чем моя выгода, если я соглашусь тебе помочь? - Если б я хотел подзаработать, то обратился бы не к тебе, а к кирмянам. Я ж говорю, мне нужна помощь. Ты, шейх, ганджуман честный. На тебя можно положиться. Но если ты хочешь манег, говори - сколько? - Зачем обижаешь? - Мааздам скривил мину, - О маньгах речи не шло, мне на жизнь хватает. Я спросил - в чем моя выгода? А маньги и выгода - две большие разницы. - Ну,
если разницы, тогда я могу сказать, что можно крепко садануть по мутаборам и заодно нагадить кирмянам. Я знаю, что ты об этом мечтаешь. Или, не прав? - Прав, Гурий, прав. Но мне сейчас резону с ними ссориться нет. С мутаборами у нас пока нейтралитет, а у Кимирсена я собираюсь купить автозавод. Очень хочется автомобили делать, - шейх подмигнул Гурию, - для собственных нужд. Будет завод - будут автомобили, будут автомобили - будет война с мутаборами. А пока у меня всего десяток бронетранспортеров. Маловато, патриарх. - Я тебе две подводные лодки подарю, хочешь? У Кимирсена таких нет, у мутаборов - тем более. Будешь через океан плавать, найдешь легендарное Шелковое Подземелье. Ну как? - Лодки, говоришь? - шейх, похоже, заинтересовался, - Зачем тебе столько эскалопов? Одного мало? Гурий налил себе вина в бокал Павла и залпом выпил. - Понимаешь, Мааздам, тут вопрос политический. Ко мне сегодня Кимирсен приезжал, просил для себя эскалопов у мутаборов вытащить. Я сдуру согласился. А потом, когда подумал, понял, что зря я это сделал. Мутаборы эскалопов просто сожрут за здорово живешь, от этого нам с тобою
вреда никакого. Жалко, конечно, ребят, но переживем. А кирмяне эскалопов в шахты загонят. Представляешь, сколько они там исветепа добудут? Да таким количеством все Бархатное Подземелье осветить можно! Кем мы с тобой, если это случится, станем? - Никем, Гурий, - вздохнул Мааздам. - То-то, шейх, то-то! Никем! Кирмяне всей страной править будет, а мутаборов, москварей и талибаров в те же шахты... Это экспансия, Мааздам, чистой воды экспансия! Думаешь, Чемпионт или Ее Величество Кимирсена остановят? - Нет, Гурий, не остановят. Кирмяне как живые танки. Их и так расплодилось словно земляных мух. Пожалуй, ты прав, - шейх уже готов был согласиться, но вдруг вскинул брови, - А давай мы лучше кордон вокруг Вашингтонки выстроим, чтобы кирмяне не смогли к Жорику прорваться и с ним договориться. - Это война, шейх. Кимирсен таких действий тебе и мне не простит. - Ты прав, Гурий. Две подводные лодки, говоришь? - Две, - выдохнул патриарх. Уломал-таки Мааздама. - Хорошо, патриарх. Что от меня требуется?
        Глава двенадцатая. Исветеповые шахты
        - Ты меня извини, Артем, но мы с тобой попали, - Бляцкий выглядел, мягко говоря, озабоченным, - У тебя дети есть? - Нет, - покачал головой Куребеда. - И не будет. Через недельку твой орган на все оставшиеся тебе, впрочем, как и мне недолгие годы скукожится и почернеет... Дела-а... Знаешь, что эти козлы называют исветепом? - Уран? - Точно. Или плутоний какой-нибудь. Источник, мать твою, света и тепла! Посмотри на стрелочку этой хреновины, - Макс подвел Артема к прибору, напоминающему знакомый по школе амперметр. - Кажись, зашкаливает. Что за приборчик такой? - Не знаю, как называется эта дрянь здесь, а нам она известна как счетчик Гейгера. - Да уж, похоже, нас крупно надули. Блин, Макс, теперь понятно, почему эти ганджуманы здесь ни за три, ни за десять штук ихних шмыгсов работать не хотят. А я-то, идиот, по доброй воле на экскурсию, будь она неладна, согласился, - Артем всердцах ударил кулаком по ладони, - Что делать будем? - А что тут сделаешь? Понятно, что надо делать отсюда ноги, но я пока не врубаюсь как. ...Гостеприимный Гурамчик после того, как Кимирсен с Лодочником покинули бирхану,
вызвался показать Бляцкому и Куребеде знаменитые исветеповые шахты. Ребята, потерявшие бдительность из-за неумеренных возлияний, с охотой согласились. Джекичян в сопровождении троицы дюжих китармян проводил Артема с Максом в микроавтобус и через каких-то час-полтора вся делегация, выехав из Нирванограда и миновав множество разноцветных тоннелей оказалась в огромной пещере, подсвеченной снизу чудесным световым букетом всех известных оттенков. Пещера охранялась серьезно: высокий шлифованного гранита забор исключал всякую возможность проникновения внутрь без применения специальных средств, а находящиеся возле ворот контрольно-пропускного пункта два танка одним своим видом недвусмысленно намекали, что не стоит даже пытаться такие средства применять. Кроме того, повсюду сновали вооруженные автоматами ганджуманы, выполняя не только свою прямую функцию - охрану объекта, но и перетаскивая из ворот к грузовикам небольшие, но, судя по прилагаемым усилиям, увесистые ящики. - Исветеп загружают, - пояснил Джекичян, - повезут на центральные склады в Буддокан-Чайнастан, далекий столица Кирмянской провинции, и в
Буддокан-малый. А уж оттуда - по всему Бархатному Подземелью. Ладно, пойдемте внутрь, да? Гурам, Артем и Макс в сопровождении громил, прибывших с ними на шахты, направились в сторону КПП. Двое военных, сидевших по обеим сторонам ворот на низеньких скамеечках, вскочили и вытянулись в струнку. - Вольно, - скомандовал Джекичян, и охранники вновь уселись. Внутри, вопреки ожиданиям, ребята кроме одноэтажного строения и небольшой скалы с зияющей пещерой, откуда и струился освещающий своды радужный букет, ничего не было. Все вошли в здание. - Переодевайтесь. Мои телохранители вам помогут, - Гурам кивнул на застекленный шкаф, в котором висели блестящие скафандры, напоминающие спецодежду астронавтов из лукасовских блокбастеров, - без комбинезонов и шлемов в шахты нельзя, панимаешь. Сразу в шашлык превратишься. - А вы с нами не пойдете? - удивился Артем, увидев, что Джекичян с телохранителями уселись за столик. - Нэт, дарагой, мы шахты уже видели, - Гурам подмигнул Куребеде, - здесь вас подождем. Дзян вас до лифта проводит, а там все на кнопках написано. Вы ребята умные, разберетесь. Последние слова Бляцкого
насторожили, но вида он не подал. Что-то здесь не так. Ловушка? - Господин Джекичян, а, может, ну их, эти шахты? - попытался выкрутиться из двусмысленной ситуации Макс, - Посмотрели. Нам понравилось. Поедем, может, обратно? Пивка хлопнем, а? Гурам поднялся из-за стола и подошел к Бляцкому: - Максим, вот мы ехали сюда сколько времени, да? А теперь обратно? Нет уж, посмотрите все, а потом поедем. Дагаварились, да? - Угу, - буркнул Макс. - Правда, Бляцкий, ты че?! Мы ж с тобою никогда больше такого не увидим. Пошли! - поддержал Джекичяна Куребеда. - Дзян, проводи эскалопов, - скомандовал Гурам, когда ребята переоделись, - а вы смотрите, не снимайте там скафандров. Мигом околеете в дохлый баран. Войдя в сверкающую пещеру, Макс с Артемом направились к освещенному скудным электрическим светом прозрачному лифту. Войдя внутрь и плотно закрыв за собою дверь толстого стекла, ребята взглянули на приборный щиток, на котором было всего три кнопки - нижняя красная, средняя желтая и верхняя зеленая. - Где ж написано-то? Светофор, е-мое, - хихикнул Куребеда, - жмем на нижнюю? - Давай лучше по порядку, - осторожно
предложил Бляцкий, но нетерпеливый повар уже вдавил красную кнопку в панель. Лифт понесся с такой бешеной скоростью, что у ребят заложило в ушах. - Это ж надо, как глубоко. Макс, как ты думаешь, долго мы еще кататься будем? - кабинка опускалась уже минут пять, вокруг мелькали светлые пустые пещеры и коридоры. И тут лифт неожиданно сбавил ход и плавно остановился. Артем открыл дверь, и ребята вышли в темноту самого глубокого подземелья, которое только может существовать на свете. Свет в лифте неожиданно погас. Казалось, что зловещая тьма раздавит своих гостей, настолько она была густой и тяжелой. - Что это еще за чертовщи...?! - с дрожью в голосе крикнул Куребеда, но его вопрос с шипением растворился под каменными сводами. Бляцкий не ответил, утратив на какое-то мгновение дар речи. Неизвестно как сказалась бы такая перемена обстановки на психике ребят, если бы так же неожиданно, как и пропало, из ниоткуда не возникло освещение. Ламп, однако, ни на стенах, ни на сводах товарищи не разглядели. Тем не менее, свет шел отовсюду. И он был прекрасен, переливаясь и играя, словно какой-то шутник-волшебник решил
поиграть с райской цветомузыкой. - Пойдем-ка, Бляцкий, обратно. Что-то мне тут не очень нравится, - прошептал Артем и повернулся к лифту. Макс последовал за Куребедой. Когда они вновь оказались в кабине, Бляцкий, к которому вернулась способность говорить, произнес: - Ну что, повар, зеленую жмем или желтую? - Тебе экскурсия не надоела? - вопросом на вопрос ответил Куребеда. - Надоела. - Тогда жми верхнюю. Я как-то тоже напутешествовался. Пора возвращаться. Максим лишь коснулся зеленой кнопки, как в динамик, расположенный под панелью, донесся знакомый голос: - Эскалопы, я вас хитро обманул, да? - ехидно засмеявшись, спросил Гурамчик, - Вы теперь наши рабы. Зеленый кнопка - для связи, желтый - проезд к жилому отсеку, красный - на место работы. Там машина стоит. Будете теперь, эскалопы, нам исветеп добывать. А то мы, ганджуманы, создания, панимаешь, нежные, нам здесь работать никак нельзя, панимаешь. - Эй, Джекичян, ты в своем уме? Что за шуточки? Как нам наверх выбраться? - возмутился Макс. - Инструкции в кабине агрегат в красный уровень. Гудбай, панимаешь, глупые эскалопы, ждите скоро своих друзей, да!
- в динамик раздался истерический хохот маньяка. Сколько ребята не жали на зеленую кнопку, связь безвозвратно оборвалась. Или просто никто им не отвечал. Осмотр желтого уровня, который провели ребята после издевательского инструктажа Гурамчика, оставил тягостное впечатление. Здесь, в конце короткого коридорчика находилась большая комната, напоминавшая множеством двухъярусных железных коек солдатскую казарму. В шкафу чистое белье, в большой холодильной камере куча разнообразной жратвы, рядышком с ней - двухконфорочная электроплита. Все. И ни единой живой души. Красный уровень оказался интереснее, но не намного. Пройдя по сводчатой галерее, ведущей от лифта метров на триста вперед, Артем с Максом уперлись в железную дорогу, на которой стоял агрегат как две капли воды похожий на тот, что совсем недавно пробурился с "Лесной" на "Кронштадтскую". В кабине, дверь в которую была распахнута настежь, прямо на пульте управления лежала толстая книженция, изобилующая кучей картинок с изображенными узлами и кнопками агрегата и испещренная вместо букв иероглифами. Правда, на первую страницу, точнее, на титульный
лист была приклеена расшифровка, гласившая по-русски - "Иеротическо-буквенное знаковое соответствие". Бляцкий сосчитал - ровно тридцать три иероглифа, напротив которых тридцать три буквы русского алфавита, кириллицы. - Вот так зашифровались, китармянцы сраные! Или как их там?! Букв-то у них тоже тридцать три, только пишутся как иероглифы. Кичуха какая-то, право слово! Как там, иеротическое, ха-ха, письмо? Ты, Артем, когда-нибудь что-то подобное видел? - Бляцкий, ты о чем? - усмехнулся Куребеда, - Мне вообще все это дрянное подземелье какой-то безумный голливудский фильм напоминает. Гипертрофированная, мать их за ногу, инфлюзорная экзистенция, в Бога душу! - Че-го? Сам-то понял, что сказал? - Макс в восхищении раскрыл рот. - А какая, хрен, разница? Мы с тобою, Бляцкий, в каком-то дурацком эксперименте участвуем. Посмотреть надо, у них тут скрытых камер нет? - Артем вышел из себя, - Может, мы в каком-нибудь "Застеколье" участвуем и за победу отымеем штук десять шмыгсов! Максим истерично хихикнул. - Чего ты ржешь, придурошный? Может, ты мне объяснишь, как всю эту тряхомудию объяснить? Блин, был бы
Лодочник!... Я убью тебя, лодочник... Но делать было нечего, на связь с ребятами никто больше не выходил, пришлось читать инструкцию. Мало-помалу, иероглифы в глазах наших бедолаг начали превращаться в буквы, а те, в свою очередь, складывались в слова. Запятых и точек, естественно, не предусматривалось, но смысл и так был понятен. Надо запустить агрегат, он всю работу выполнит самостоятельно, только за приборами успевай следить. В течение трех месяцев агрегат по спирали выйдет на поверхность той большой пещеры, в которой еще недавно они наблюдали погрузку исветепа. Весь минерал, что нароет агрегат, он автоматически упакует в контейнеры и складирует в вагоны, прицепленные в хвост состава. Дело эскалопов - включать и выключать машину в нужное время, иначе не выдержат двигатели, и тогда агрегат навечно останется в шахтах. Ганджуманы его доставать не будут, поскольку их жизнедеятельность в условиях природных залежей исветепа ограничена несколькими сутками. Так что эскалопы, работайте. Хотите на поверхность выбраться, включайте агрегат. До своей земли вам все равно не подняться - топлива и рельс не хватит.
На то и расчет, чтоб не сбежали... - Да уж, похоже, нас крупно надули. Блин, Макс, теперь понятно, почему эти ганджуманы здесь ни за три, ни за десять штук ихних шмыгсов работать не хотят. А я-то, идиот, по доброй воле на экскурсию согласился, - Артем всердцах ударил кулаком по ладони, - Что делать будем? - А что тут сделаешь? Понятно, что надо делать ноги, но я пока не врубаюсь как. - Ты ж, Бляцкий, инженер, вот и думай, как нам эту хреновину перепрограммировать, чтобы она куда-нибудь в другое место выбурилась. Нам с тобой надо на "Кронштадтскую" валить. А оттуда я хоть пешком домой почапаю, в запертые двери ломиться буду, но из этого гребаного метроголдвинмайера смоюсь. Или я не Куребеда, - Артем зловеще щелкнул зубами. - Это ты лихо придумал - перепрограммировать, - вздохнул Бляцкий, - я тебе что, хакер? Меня чему учили? - Чему? - По датчикам ноготком щелкать, чтобы стрелка не западала! Вот чему! - истеричный крик Максима сошел на писклявые нотки, - Нет выхода у нас, кроме как на Бога уповать. Ты, Куребеда, крещеный? - Крещеный. - Ну и молись. Или в Бога не веришь? - Я не верю?! - Артем с кулаками
кинулся на Макса, - Да я, если хочешь знать, ради Бога готов черт знает на что, понял?! - Это уж точно, - Максим выставил вперед ладонь, - ради Бога мы все готовы черт-те знает на что! Удачная фразочка получилась, не находишь? Ребята рассмеялись, и обстановка, за последние минуты наэлектрилизовавшаяся до предела, сама собой разрядилась. Стало немного легче. - Ладно, запустим агрегат, - примирительно произнес Куребеда, - нехай, себе, копает, а мы будем думку думать. Как считаешь, Макс, наших сюда же загрузят? - Ага, - улыбнулся Бляцкий, - по соседним участкам раскидают. Будем жить в одном помещении, а работать согласно выписанному наряду. Интересно, как там Лодочник с этим, как его? - Кимирсеном? - Во-во, Ким Ир Сеном. - Не думаю, что ему лучше, чем нам с тобою, - Куребеда зловеще рассмеялся, - Черт побери, приятно сознавать, что ты в дерьме по уши оказался не в гордом одиночестве.
        Глава тринадцатая. Конец "Планеты Талибан"
        Близилась полночь. Вашингтонка сверкала рекламными огнями, но на улицах невозможно было встретить ни одного пешехода. В наступившей около часа назад тишине слышалось только надменное потрескивание стартеров неоновых вывесок и нервная дрожь автомобилей, припаркованных на обочинах и пугающихся за собственную судьбу перед лицом опасности, исходящей от возможных лихих угонщиков и наглых грабителей. В "Планете Талибан" последние из посетителей дремали за столиками под нежный джаз ресторанного оркестра. Арни Терминатор подсчитывал за стойкой выручку, насвистывая мелодию "а вместо сердца - пламенный мотор". Эта песня, которую он услышал лет пять назад от давно уже съеденного эскалопа, запала ему в душу. И не только из-за того, что мелодия действительно звучала неплохо, но еще и оказалась в тему. Дело в том, что Арни, страдавший с детства врожденным пороком сердца, несколько лет тому назад перенес сложнейшую операцию, в результате которой сей важнейший орган умелые хирурги заменили на микроисветеповый двигатель, призванный неустанно качать голубую кровь по всему нехилому организму. Рэм Сталлончик с
Ван-Жлобом Кондомом в подсобке забивали "козла", яростно стуча доминошными костяшками по перевернутому пивному ящику. Жорик сегодня домой уехал рано. Позвонила жена и истеричным голосом сообщила, что у Рекса - любимой болонки-девочки с нежным взглядом и мужским именем, - ветеринар обнаружил чумку. Шестнадцатая бригада, томящаяся в клетке третьего подвального яруса вторые сутки, храпела в полным составом. Петрович во сне вздрагивал, возможно, снился ему обычный кошмар, а может и родная перенаселенная квартира, что, отнюдь, нисколько не приятнее. Внезапно Арни оторвал взгляд от кассы и настороженно поднял голову, вслушиваясь в непривычный шум на улице. Как будто кто-то недалече от ресторана устроил гонку на тракторах. Странно. Обычно жители Вашингтонки к полуночи отходят ко сну, а обитатели других районов стараются ночью не соваться в кварталы мутаборов, пользующихся дурной славой из-за неуправляемой преступности. Да и откуда здесь трактора? Крикнув Кондома и Сталлончика, он уже, было, хотел отправить их на разоборки, однако в эту же самую секунду в стеклянную дверь, разбив ее на сотни мелких
осколочков, влетел снаряд, закончивший свой путь прямо в центре барной стойки. Терминатор чудом остался жив, хоть и потерял сознание. Мощная сила взрывной волны откинула его в дальний угол зала, где он приземлился на столик, тут же рухнувший под тяжестью бармена. Перепуганные посетители и музыканты бросились на улицу в лишившиеся стекол оконные проемы. Тем временем на улице происходило следующее: бронетранспортеры талибаров подъехали к резиденции Жорика Бушмака с четырех сторон и остановились так, что из них хорошо просматривались все фасады "Планеты Талибан". На боевой машине, остановившейся прямо напротив главного входа, сидел обнаженный по пояс мужчина в высокой зеленой чалме, державший на плече гранатомет. Из него-то он и пальнул по освещенному ресторанному залу, который лежал перед ним словно на ладони. Это, как многие уже догадались, был Беня. У него имелись свои счеты с Арни, впрочем, как и с двумя другими совладельцами "Планеты". Против остальных мутаборов, исключая Жорика, он ничего не имел, поэтому разбегавшихся из ресторана преследовал лишь веселым улюлюканьем. Когда в зале никого кроме
Терминатора не осталось, ибн Акбарс дал команду к атаке. В ту же секунду из люков бронетранспортеров появилось несколько десятков талибаров, половина из которых оцепила уже пылающее здание, остальные же бросились внутрь. Упоенный легкой победой над мутаборами, Беня не заметил, как из черного входа крадучись выбрались две фигуры, которые тут же растворились в ночной мгле. Минуты через три солдаты вывели перепуганных насмерть эскалопов и затолкали их в подкативший со скрипом ржавый автобус, местами раскрашенный в камуфляжные коричнево-голубые тона, который, приняв на борт пассажиров, тут же покинул место теракта. И вот тут-то начался настоящий фейерверк. Те талибары, что стояли в оцеплении, вскинули на плечи гранатометы и дали мощный одновременный залп по пылающему дому, еще каких-то пять минут назад являвшемуся самым фешенебельным рестораном Вашингтонки, да и пожалуй, всего Нирванограда. "Планета Талибан" превратилась в котлован, засыпанный битым стеклом, мятым железом и развороченным бетоном. Естественно, что в такой каше никто никаких эскалопов не найдет. Да и искать не станет. Жорик, конечно,
обидится. Будет топать своими кривыми ножками и сучить по воздуху кулачками, обзывая советников и помощников всякими нехорошими словами, но, как говорят медики, стресс иногда бывает организму полезен. Автобус талибаров с шестнадцатой бригадой пертербургского метростроя на борту в это время несся по улицам столицы Бархатного Подземелья на север, в Лужки - кварталы москварей, где патриарх Гурий с Андрюшей Лодочником в нумерах генеральши Поповой, размещавшихся во втором этаже здания над знаменитой котлетной, которая когда-то принадлежала Бобе Питерскому, пили водку. - Андрюха, вариант следующий, - почти не захмелевший патриарх прижал указательный палец к губам, - твоих товарищей, как только их Бенины талибары сюда доставят, пересаживаем в свой транспорт и везем в Миргород, в нашу столицу. Она часах в семи-восьми езды будет. С Мааздамом я сторговался, смотри, Кимирсенчику не проговорись, сам он ни в жизнь не допрет, как мы его обставили. Но вот что с тобою делать? Ума не приложу. Гурий налил очередную стопку и подцепил на вилку холодный пельмень. Андрюша лыка не вязал, поэтому в диалог с новым приятелем
вступить не смог. - Ладно, ты, парень, не беспокойся. Скумекаем чегой-нибудь, чай не пальцем деланные, Нюра тебе сейчас постелет, - Гурий закричал дурным голосом, - Ню-ррра! Подь сюды! В дверях появилась давешняя племянница-официантка. - Чегось звали, Гурий Митрич? - Нюра, Андрюхе комнату сооруди, - приказал патриарх. - Уже застелено, Гурий Митрич, - Нюра услужливо поклонилась. - Да? - удивился патриарх, - Ну, тогда проводи парня. И раздеться помоги. И... это самое, если приставать начнет... В общем, не гони... - Как скажете, Гурий Митрич, - улыбнулась Нюра. Она осторожно помогла Андрею подняться на ноги и, ухватив его за талию, повела в комнату. Лодочник что-то благодарно мычал. Сил на "приставать" у него не оказалось, если б не Нюра, спать бы парню в одежде. Это ж надо, столько водки выхлестать! В это время под окнами зашумело - видимо ехал автобус талибаров. Гурий накинул пиджак на мокрую от пота майку, и в сопровождении дежуривших внизу четверых дюжих москварей вышел в переулок. Автобус уже стоял перед крыльцом. Фары его не светились, но двигатель работал. - Эй, кто там?! - крикнул в темень
патриарх. - Я, - послышался однозначный ответ. - Кто это - "я"? - не понял Гурий. - Рашид. Эскалопов привез. Принимай, патриарх. Двери автобуса открылись, и оттуда начали выходить измученные метростроевцы. Последним салон покинул Петрович. Он, как древний работник подземелья, быстро привык к темноте, а как человек пожилой и мудрый, безошибочно определил главного. Кудесников направился прямиком к Гурию. - Спасибо вам, мил человек... - начал, было, он, но Гурий резко оборвал. - Ганджуман. Это вы по-вашему человеки. А мы - ганджуманы. Ты старший? - Я, - Петрович сконфузился, но постарался взять себя в руки. - Значит так, старший, - приказал Гурий, - грузи своих вон в ту колымагу, - патриарх махнул рукой куда-то в сторону, где в темноте угадывались очертания то ли танка, то ли комбайна, - Митя с ребятами вас в Миргород отвезут. Здесь вам оставаться ни минуты нельзя. Так что вперед. И не благодари, соплей не люблю. Если что интересно, спрашивай у Мити. На вопросы отвечай, понял? - Понял, патриарх, - ответил дюжий длинноволосый детина. - Все, до встречи. Да хранит нас Ее Величество Мама Римская Королева
Кама Сутра. Патриарх развернулся и скрылся за дверями котлетной. Талибарский автобус исчез, словно его и не было. Шестнадцатая бригада в сопровождении четверых москварей погрузилась в странное транспортное средство, которое Митя, старший сопровождающий, обозвал бронесранцем, и метростроевцы покатили вон из Нирванограда. ...Гурий заснуть не смог. Да и не пытался, надо сказать. Сильно он прикипел за день к Андрею. Что-то в нем чувствовалось свое, родное что ли? Как парня спасти? Выкупить? Нет, этому кирмяну денег не надо, у него своих... Патриарх размышлял... "Ост Кимирсен разозлится сильно, узнав, что его эскалопов спасти не удалось, но еще сильнее, если пронюхает, что Гурий его обманул. Тер-Петросян обидчиков не прощает. Нет, не убьет, конечно. На это силенок не хватит. Но экономическими санкциями задушит, кирмян гадский. Ни кредитов тебе, ни новых машин... Поэтому, главное что? Надо отвести всякие подозрения. Талибары не выдадут, не в их это правилах - товарищей закладывать. А вот Лодочник проговориться может. Нет не по умыслу, а по глупости или спьяну. Это еще одна, кстати, причина, чтобы парнишку у
себя оставить. На Жорика - плевать. У них с талибарами свои счеты, поэтому никто не удивится, что "Планету" к хренам собачьим пустили. Вряд ли Беня кого-нибудь там насмерть заколбасил. А что кабак разрушил - ну, покуражился. Что с террориста возьмешь, да еще и психически неуравновешенного. Нет, Вашингтонка с Эмираками сейчас воевать не будет, а будет, так Маааздам давно крови жаждет. Скучно ему. Неизвестно еще, чья возьмет. Кирмяне в разборку не полезут, наоборот уши заткнут, чтоб не слышать лишнего. А москварям что? Ничего. Посмотрят издалека, посвистят, поулюлюкают, да и нажрутся белого ганджа, как обычно бывает. Есть повод - выпьем, нет повода - найдем и все равно выпьем. Андрей говорил, что у оста еще двое эскалопов остались. Ну, этих уж, простите, никак не выручить. Тут дело тухлое, поэтому придется Лодочнику про парочку товарищей и самому забыть. Патриарх - он кто, палочка-выручалочка? Вот уж фиг. И действительно, какого хрена во все эти разборки-спасения лезть надо было? Что, две подводные лодки лишними вдруг оказались? Ай, ладно, что сделано, то сделано. После драки кулаками не машут. Эх,
эскалопы, эскалопы, занесло же вас сюда на патриаршую голову. Только раны разбередили, тоску по земле родной с глубины души подняли... Андрюха, Андрюха... Хороший ты парень, но сидел бы уж лучше дома, не совался в это дрянное подземелье... Что теперь с тобою делать прикажешь?" Под эти самые мысли окутала патриарха Гурия тяжелая пьяная дрема.
        
* * *
        Если кто-то думает, что Терминатора уничтожить легко, то он глубоко заблуждается. Когда талибары расселись по бронетранспортерам и покинули оставленное после себя пепелище, из подворотни крадучись появились две фигуры. В руках одной случайный наблюдатель, если бы он в тот момент следил за происходящим, мог бы заметить лопату, другая фигура несла на плече что-то типа заступа. Но так случилось, что наш случайный наблюдатель в это самое время отходил ко сну, поэтому спрос с него не велик. Две же фигуры на поверку оказались ни кем иными, как Рэмом Сталлончиком и Ван-Жлобом Кондомом, которые решили докопаться до сути произошедшего, порывшись сперва в развалинах и докопавшись до Арни или до того, что должно остаться от его бренного тела. - Рэм, кажется, вон там что-то шевелится, - шепотом произнес Ван-Жлоб, - пойдем-ка, глянем. Владельцы ресторана, а, точнее, котлована, который от того остался, двинулись по руинам в сторону, откуда доносилось какое-то шуршание. Придя на место, они увидели следующую картину: из обломков бетона торчала ободранная голова, сверкающая во тьме красными глазами. У Сталлончика
мурашки пробежали по коже. - Кондом, что это? - с дрожью в голосе произнес он, но Ван-Жлоб ответить не успел, потому что голова жалобным голосом Арни протянула: - Ублюдки, помогите же, не век мне здесь торчать. Сталлончик с Кондомом оживились и споро принялись за дело. Минут через десять из обломков был откопан и вынесен на асфальт переулка тот, кто еще совсем недавно стоял за стойкой "Планеты Талибан" и олицетворял собой всю мутаборскую мощь. Сейчас вид его оказался жалок: правой руки нет, левая нога тоже отсутствует. Странно, как при таких-то увечьях он еще дышит. Да что дышит, разговаривает! - Рэм, меня надо в больницу! Кондом, звони Жорику! - Терминатор начал отдавать распоряжения. ...Санитары, вышедшие из примчавшейся скорой, бережно уложили Арни на носилки, и через минуту карета, включив мигалки и сирену, уже неслась в центральную клиническую больницу, куда с другой стороны Вашингтонки ехал лимузин разбуженного Ван-Жлобом Жорика. Собираясь в клинику, Бушмак негодовал. Он топал, как и предсказывал Беня Ладный ибн Акбарс, своими кривыми ножками и сучил по воздуху немощными кулачками. Про эскалопов
никто даже не вспомнил...
        Глава четырнадцатая. Утро в нумерах
        Наступило утро. Исветеповые своды Нирванограда, зажженные нежной рукой дежурного электрика, залились приятным голубым светом. Гурий, заснувший прямо за столом в своем кабинете, продрал глаза и окинул сумасшедшим похмельным взглядом весь тот бардак, что остался после вчерашней попойки. Постучавшись, вошла Нюра. - Гурий Митрич, - поклонилась она, - к вам господин Тер-Петросян уже пять минут просятся, собирались дверь ломать. - Ага, - пролепетал еле ворочающимся языком патриарх, - скажи, чтоб еще пяток минут подождал. Мне б только встать и умыться... Нюра, снова поклонившись, вышла. Гурий сполоснул лицо холодной водой, переоделся в чистую рубашку и вышел из кабинета. Не в свинарнике же, право слово, оста Чайнакана принимать. Поговорим в кабинете позади котлетной. - Доброе утро, ост, - приветствовал Гурий раннего гостя, нервно прохаживающегося по коридору между дверями в нумера. - Привет, патриарх. Потолкуем о нашем? - Пойдем вниз, у меня не убрано, - патриарх проследовал к лестнице, ост двинул за ним следом. Когда авторитеты уселись за круглый столик в нижнем кабинете, а вездесущая Нюра подала
дымящийся черный гандж (так ганджуманы называют кофе) и скрылась, плотно закрыв за собою дверь, ост незамедлительно перешел к делу. - Как операция? - с интересом спросил он, - В утренних газетах ничего нет, телевизоры молчат. Может, пояснишь? - А-а, - махнул рукой Гурий, - это мутаборы огласки боятся. Представляешь, какой удар по их самолюбию? Да-а... Беня вчера наворотил. - Что такое? - вскинул брови ост. - Да ничего, - крякнул патриарх, - разнесли к едрениной фене всю Жорикову резиденцию со всеми, кто внутри находился. Живодеры хреновы. Тер-Петросян начал судорожно хватать ртом воздух и часто заморгал. Наконец дар речи вернулся к нему. - А эскалопы? Где мои эскалопы? - задыхаясь, неожиданно тоненьким голоском пропищал он. - Известно где, ост. Под обломками. Ты съезди туда, посмотри. И реши, может ли кто-нибудь в такой каше выжить. Я сейчас в себя приду, поеду Мааздаму втык вставлять. Беня - идиот! Он еще и Терминатора, похоже, замочил. Талибары влипли по самое "не беспокойся", меня б за собой не потащили, изверги! - Э-э-эскал-ло-п-пы... - стонал ост. - Да остынь ты, новых выпишешь! - прервал всхлипы
Гурий, - Да, подвел ты меня, ост, под монастырь. Что делать будем? Как думаешь, Мааздам расколется? - Про м-меня т-то он, н-надеюсь, не знает? - трусливо зашептал Кимирсен. - Про тебя, ост, я знаю, этого, поверь, вполне достаточно. Если талибары о моем заказе перед мутаборами проболтаются, я тебя выдам. Ты уж не обижайся. Я с мутаборами ссориться не хочу. Кимирсен явно испугался, руки его задрожали, нижняя губа начала дергаться. - Сколько тебе манег дать? Гурий, ты меня не выдавай если что, ладно? - начал он предлагать свои условия. - Иди ты со своими маньгами, у меня средств к существованию пока хватает, - сердито огрызнулся патриарх. - Патриарх, ну чего ты хочешь за молчание? - Да, ничего. Я ведь не дурак на каждом перекрестке о нашем сговоре болтать. Вот если талибары языки развяжут... - Не развяжут, - огонек надежды вспыхнул в глазах Тер-Петросяна, - талибары - кремень, они трепаться попусту не станут. - Они-то не станут, а эскалопы... - хитро проговорил Гурий. - Какие эскалопы? - встрепенулся Кимирсен, - Ты ж сказал, что они под обломками погибли! - Те-то погибли, а троица, что у тебя осталась...
Ты Жорику про них говорил? Говорил. А он ведь не дурак, поймет, кто за талибарами стоит. - Ты думаешь? - вновь испугался ост. - А ты? - Ну, насчет двоих я не беспокоюсь, они уже в шахтах. А третий-то у тебя! - самодовольно воскликнул Тер-Петросян. - Ну и что, что у меня, сейчас я тебе его верну, - Гурий посмотрел через голову оста на дверь и крикнул громким голосом, - Ню-ра! Тут же явилась Нюра. - Нюра, буди эскалопа, скажи что за ним Кимирсен приехал, - приказал патриарх. - Стой, - перебил его Тер-Петросян, - не нужен мне этот чертов эскалоп. Оставь его себе. - Как это, себе? - возмутился Гурий. - А так. Дело провалил, сам теперь с этим эскалопом и разбирайся. Мне проблемы с мутаборами не нужны. И вообще, патриарх, учись за свои слова отвечать, - ост поднялся из-за стола и пошел к двери. Там, взявшись за ручку он остановился, - я перед мутаборами отмажусь, а эскалоп, который у тебя останется, будет, если что, моей страховкой. Гурий вскочил со стула так, что на столе подпрыгнули чашки. - Не думал я, что ты такой подлец, ост, - возмущенно произнес патриарх, - но если ты решил, так тому и быть. Я
эскалопа, хрен с тобой, у себя оставлю. Но ты ко мне больше со своими дурацкими заговорами не суйся, понял? Иди. - Будь здоров, патриарх, - отчеканил ост и скрылся за дверью. Вот и все, кирмян купился. Гурий остался и собой, и проведенными переговорами вполне доволен. Теперь, если талибары не расколются, а они не расколются, дело шито-крыто. Можно и вздремнуть часок. Патриарх вернулся в свой кабинет, налил стакан водки из ополовиненной накануне бутылки, выпил не закусывая, и, опустив голову на стол, заснул с улыбкой на устах. Еще бы, Андрюха теперь в шахты не пойдет. Кимирсен от него добровольно открестился... ...Тер-Петросян ехал к себе, и двоякое чувство переполняло его сложную натуру. С одной стороны он печалился оттого, что потерял с таким трудом доставленных в Бархатное Подземелье эскалопов, а сними громаднейшую прибыль, которую можно было извлечь на исветеповых шахтах. С другой - радовался, как ловко он застраховался от возможных междоусобиц, оставив последнего эскалопа в Лужках. Всегда можно будет кивнуть мутаборам на "истинного" зачинщика ночного теракта. Но, в конце концов, древняя кирмянская
мудрость о том, что не стоит тревожиться, если задачу можно решить, и нет смысла тревожиться, если задача неразрешима, победила, и Кимирсен успокоился. Будь что будет, время все расставит по своим местам. У Лодочника, разбуженного Нюрой в неурочный час, раскалывалась голова с похмелья. Нет, столько пить нельзя. Какой, действительно, патриарх - ганджуман? Столько водки лопают только люди. Причем, люди русские. Андрюша еще не знал, что патриарх его уже отмазал от посягательств зловредного оста, поэтому на душе было скверно вдвойне. Что будет, если у Гурия не получится? Отправляться прямиком на шахты? И тут Андрей вспомнил рассказ Мухина о том, что тот пил с каким-то мужиком, которому удалось из шахт сбежать. Пожалуй, надо с Пашкой встретиться еще разок, может тот припомнит подробности? И сделать это нужно как можно скорее, пока Кимирсен за ним не приехал. Лодочник встал под контрастный душ, потом, выйдя оттуда, попросил принести Нюру на разговение бутылочку пива. После третьего глотка в голове просветлело. Так, надо будить патриарха. Можно и так смотаться в Эмираки, дорога теперь известна, но кто даст
ломаный грош за то, что эскалопа на улицах Нирванограда не сцапают какие-нибудь мутаборы или кирмяне? - Нюра, - снова позвал Андрей, и когда та явилась, попросил, - мне бы с патриархом перетрещать. - Гурий Митрич изволят почивать, - спокойно ответила девушка. - А разбудить нельзя? - робко спросил Лодочник. - Нет, - покачала женщина головой, - у него утром были трудные переговоры с остом Тер-Петросяном. Вас, кстати, Кимирсен согласился оставить при Гурий Митриче, так что не беспокойтесь, - Нюра ласково улыбнулась, - завтракать будете? - Спасибо, Нюра, я подожду пока патриарх проснется, - у Андрюши отлегло от сердца, - и за хорошую новость спасибо. Чем бы у вас заняться-то пока? Без дела сидеть скучно. - А вы книжечки почитайте, - посоветовала Нюра, - они, правда, на ганджуманском, но картинки красивые. Или, если хотите, давайте сексом займемся. Андрей изумленно поглядел на Нюру и промямлил: - Пожалуй, я лучше почитаю, а то... как-то сразу... - Ну, как хотите, - кокетливо улыбнулась Нюра, - если передумаете, позовите. Женщина развернулась и легкой походкой вышла. Не такая уж она и стремная, и не
здоровая вовсе. Просто сарафан полнит. А лицо миловидное, и фигурка, видимо, ничего. А то, что кожа голубая, так это дело не страшное, человек, как известно, ко всему привыкает. Может и правда, сексом? Нет, надо сдерживаться... Андрюша рассматривал картинки в какой-то толстой книге, когда в его номер влетела испуганная Нюра. - Оденьтесь поприличнее, Андрей. Костюмы в гардеробе, все на ваш размер. Гурий Митрич велел... Через полчаса сам Чемпионт пожалует. - А что, - удивился Андрюша, поднимаясь с постели, - меня Чемпионту представят. - Не знаю, Гурий Митрич велел передать, что по обстоятельствам. Но на всякий случай будьте готовы, хорошо? Лодочник кивнул. - А сейчас спускайтесь в котлетную, я вам завтрак приготовила. ...Боба Питерский появился не через полчаса, как обещал, а минут через двадцать. Войдя в сопровождении двух дюжих молодцов в котлетную, он остановился и с изумлением уставился на Андрюшу, только что перешедшего к вкушению коричневого ганджа (чая) с пряниками. - Что делает эскалоп внизу, кто его, черт побери, сюда разрешил выпустить? - со смешком в голосе произнес Чемпионт, - Это ж надо,
дожили! Москвари эскалопов со всеми почестями принимают. Ну, Гурий, я тебе... Лодочник от этих слов весь сжался. Он не знал, куда себя деть, куда спрятаться от холодного колючего взгляда Питерского. Но Чемпионт тут же проследовал к лестнице, и Андрей услышал удаляющиеся шаги. Вот нелегкая! Надо бы к себе в комнату подняться. От греха подальше. Суровый у них Чемпионт, на нашего Президента чем-то смахивает. Голубой только и совсем лысый... Вообще, лысых тут много... Кальция, наверное, не хватает... Андрюша поднялся из-за стола и в сопровождении Нюры направился к черной лестнице. У парадной остался один из охранников Бобы, который на Лодочника смотрел отнюдь не добрым взглядом. В нумере Андрюша просидел около часа, никто его так к Чемпионту и не вызвал. Зато появился патриарх Гурий, свежий и какой-то вроде бы даже розовый, с довольной улыбкой на благородных устах. - Здорово, Андрюха, - выпалил он так громко, что качнулась хрустальная люстра, - готовься, сама Ее Величество Мама Римская Королева Кама Сутра будет нас сегодня принимать. - Королева? - у Лодочника затряслись поджилки. - Да не робей, сынок. Это
великая честь. За всю мою жизнь в этом Подземелье, я только раз помню, когда Ее Величество эскалопа принимала. Но не русского, а какого-то музыканта. Кажись, Лу Рида, слыхал? - Не-а, надо у Артемки спросить, он все про музыку знает, - Андрюша вспомнил про Куребеду с Бляцким, и ему неожиданно взгрустнулось. - Да не грусти ты, все равно твоих друзей не вернуть. А жизнь-то продолжается. Мне, если хочешь знать, Боба сейчас такой разнос за ночной погром устроил, ух! - Гурий засмеялся. - А он-то откуда узнал? - удивился Лодочник. - О! У Чемпионта везде свои глаза и уши. Но ганджуман он неплохой. Я его уважаю, и люблю... Как сына... Наш, одним словом, москварь. Он, кстати, и поручение от Ее Величества привез. Представляешь, сам Чемпионт курьером! Так что, собирайся. Я жду тебя внизу у машины. И поторапливайся, времени в обрез, Кама Сутра ждать не любит. Перед крыльцом котлетной стоял длиннющий кортеж разнокалиберных автомобилей и мотоциклов. Чемпионтский черный лимузин сверкал зеркальными стеклами. Джипы плотоядно урчали своими голодными до дорог моторами. Боба Питерский и Гурий Митрич прохаживались по
тротуару о чем-то беседуя. Увидев Лодочника, патриарх махнул ему рукой. Чемпионт исчез в своем лимузине. Гурий с Андрюшей забрались в белый бронированный джип на широкое заднее сиденье. Взвыли сирены, и автомобильная процессия, эскортируемая взводом мотоциклистов, двинулась прочь из переулка. На пути следования патриарший джип вырулил из кортежа, просигналил приветственно Чемпионту и свернул на боковую улицу. Чемпионт понесся прямо. - Королевский дворец у нас за городом, - пояснил Гурий. - А что, Чемпионт с нами не поедет? - удивленно спросил Андрей - Нет, парень. У Чемпионта своих дел навалом. Он и так кучу времени потерял, со мной беседуя. Но я думаю, он не жалеет, - патриарх хитро подмигнул Лодочнику, - Москвари должны помогать друг другу... Да и потом... манег лишних не бывает.
        Глава пятнадцатая. Ее Величество Мама Римская Королева Кама Сутра
        Дворец Ее Величества Мамы Римской Королевы Кама Сутры был великолепен. С ним ни в какое сравнение не шли кичевые псевдоарабские апартаменты эмиракского шейха. Парк, усаженный светлоголуболистыми деревьями и кустарниками, имевший столь необычайный окрас из-за полного отсутствия в подземелье солнечного света, помещался за кованным серебряным забором, изображавшим ганджуманов и каких-то сказочных персонажей во всевозможных действах - от строительства домов до старинных баталий с мечами и копьями. Прямо за распахнувшимися словно по мановению волшебной палочки перед Гурием и Андрюшей такими же воздушными, как и вся изгородь воротами, лежала дорожка, вымощенная желтым кирпичем. "Прям Изумрудный город, - весело подумал Лодочник, - сейчас появится Гудвин, великий, блин, и ужасный и отправит нас в родные Канзасы". Но Гудвин не появился, видимо таких в штате дворца не числилось. Зато, плавно покачивая бедрами, откуда ни возьмись выплыла рота белокурых прелестниц, которые закружились перед гостями в удивительном танце, напомнившим Андрюше однажды виданный им в ночном клубе стриптиз. Кружась, зазывающе
покачивая своими прелестями и мурлыкая что-то себе под нос, голубокожие полуобнаженные красотки сопроводили патриарха и эскалопа до самого дворцового крыльца, где растворились в воздухе так же неожиданно, как и появились. "Голограмма, наверное", - подумал про себя Лодочник, видевший подобные трюки в каком-то фильме. Дворец предстал перед приглашенными во всем своем величии. Описывать его бесполезно - все равно упустишь какие-нибудь детали. Можно только сказать, что всяких башенок, арочек, сводиков и эркеров здесь было бессчетное количество. И каждый элемент светился изнутри своим неповторимым светом. Весь дворцовый ансамбль напоминал какую-то чудовищную светящуюся груду самоцветов, но от этого он не становился пошлым и вычурным, а, наоборот, радовал глаз удивительной гармонией. Гурий и Андрюша ступили на ступени прозрачной, наверное, хрустальной лестницы и начали подниматься куда-то вверх, туда, где золотым светом сиял открытый проем парадных ворот. "А вот со ступенями они переборщили, - мелькнула в Андрюшиной голове мысль, - Можно было бы вход сделать пониже, а то от такого восхождения ноги
отнимутся". Наконец лестница кончилась, и гости предстали перед входом. Никто их здесь не встречал, а самим входить как-то казалось неудобно. Неожиданно донесшийся изнутри мягкий женский голос, усиленный то ли эхом, то ли громкоговорителями, произнес: - Прошу войти, Ее Величество Мама Римская Королева Кама Сутра, бессменная и единственная Правительница Бархатного Подземелья примет вас в бриллиантовом зале. Прошу следовать по красной линии, которую вы увидите на полу. Патриарх и Лодочник вошли. Андрюше на секунду показалось, что он потеряет сознание от всего великолепия внутренних убранств, которое закружило его в неистовой игре света драгоценных кристаллов, которые плавно меняли свои очертания под воздействием каких-то неведомых природе сил. В хрустальном полу что-то резко вспыхнуло, и гости тут же увидели перед собою огненную дорожку, ведущую куда-то вдаль, туда, где высокие своды сходились в яркую мерцающую точку. - Ничего себе коридорчик, - присвистнул Лодочник, - тут "боинги" сажать в три ряда можно! - Что? - не понял Гурий. - Ничего. Длинный, говорю, коридор. Каков же сам дворец? - О, Андрюха!
Дворец не просто велик, он огромен! На то Ее Величество и королева, чтобы жить с подобающим сану размахом. Когда "взлетная полоса" наконец-то уперлась в золотые ворота, со всех сторон грянули фанфары. Ворота раскрылись, и перед гостями предстала на удивление маленькая комната, размерами нисколько не больше стандартного школьного класса. Все стены ее были покрыты причудливой мозаикой из самых что ни на есть настоящих бриллиантов. Посреди бриллиантового зала помещалось два красных бархатных дивана на золотых ножках. На одном полулежала необычайной красоты совсем молоденькая женщина, одежда которой состояла из одного лишь полупрозрачного сари. Кожа ее была обычного, человеческого цвета. Этот факт Андрюша отметил про себя сразу, но произнести ничего не успел, так как получил звонкий подзатыльник от раболепно склонившегося патриарха. - Приветствуем Ваше Величество, и желаем долгих тысячелетий жизни, - пробормотал он, благоговейно дрожа голосом. - А, здравствуйте, патриарх, - просто ответила королева, - Ну, что ж вы согнулись, как кирмян под мешком с золотом? Знакомьте со своим симпатичным спутником. - О, я
не знаю, как представить вам... - начал было Гурий, но Кама Сутра его весело оборвала: - Не знаете, так пусть он представится сам. Как зовут тебя, милый гость? - Меня? - переспросил удивленный таким тоном Лодочник. - Ну не патриарха же, его-то я знаю. Понаслышке, - рассмеялась Мама Римская. - А, это, - растерялся Андрей, но, взяв себя в руки, выпалил, - Андрей Юрич Лодочник. - Что ж, Андрей Юрич, присаживайтесь, будем беседу беседовать, - королева поманила Лодочника рукой, - и ты, патриарх, садись. Голодные? - Что вы, Ваше Величество, - воскликнул Гурий, но королева уже хлопнула в ладоши, и через открывшиеся вновь золотые ворота два дюжих негра в каких-то странных головных уборах, напоминающих расшитые бисером бейсболки, и таких же трусиках, внесли огромный поднос с разнообразными яствами, и, установив его на столе между диванами, попятившись вышли. - Ешьте, не стесняйтесь. Я вас травить не собираюсь. Ты, Андрей Юрич, с какой целью в наше королевство пожаловал. Шпионить, или как? - Или как, - ответил Андрюша, отламывая от золотистого гуся жирную ножку, - меня никто не спрашивал, хочу я здесь оказаться
или нет. Мы с мужиками метро рыли в Питере, а к вам попали по прихоти вашего гражданина. - Какого же это, позвольте спросить? - мило улыбнулась королева. - А то вы не знаете! - взмахнул руками Лодочник, обрызгав Маму Римскую жиром, капнувшим с ножки, за что тут же получил подзатыльник от патриарха. - Вы уж простите его, Ваше Величество, он с особами вашего ранга не общался, - застенчиво промолвил Гурий. Кама Сутра рассмеялась: - Я сама виновата. Зачем задавать вопросы, на которые заранее известен ответ?! Ты вот что, Гурий, иди освежись. Мои мальчики тебя проводят, - королева снова хлопнула в ладони, и возникли прежние голые негры в бейсболках, - а мы тут с Андрей Юричем потолкуем тет-а тет, ферштейн? - Как ни ферштейн? - пожал плечами патриарх, поднимаясь с дивана, - Конечно, ферштейн. Ну, я пошел, Ваше Величество? - Иди, иди! - махнула рукой королева, - я позову, когда понадобишься. Мама Римская повернулась к Андрюше: - Ну что, нравится тебе моя столица? - А то! - воскликнул Лодочник, - Ничего себе городешник. Покруче Москвы будет. Дорого, небось, приходится такое хозяйство под землей содержать? - Не
то слово, - хитро прищурилась королева, - но это не моя забота. Есть Чемпионт, он пусть и думает, где маньги в бюджет брать. А я над всем этим. Можно сказать, я - живой памятник своей стране. Должность постоянная, но ничего не значащая. Ганджуманы меня любят, за то, что я их люблю. Но в государственные дела лет триста уже не суюсь. Про конституционную монархию что-нибудь слышал? - Ага, как в Англии, - кивнул Андрюша. - Во-во, как в вашей земной Англии, - подтвердила Кама Сутра, - с той лишь разницей, что там одни короли сменяют других, а я здесь сижу вечно. Скучновато, между нами, бессмертной быть, - королева мило зевнула, прикрыв ротик холеной рукой. - Так вы и вправду бессмертная? А я думал, это хохма! - Лодочник раскрыл глаза во всю ширь. - Нет, Андрей Юрич, не хохма. Я этот мир создала, я им и правлю. Теперь, правда, номинально. Но все-таки. - Как же вам удается так хорошо выглядеть? Других бессмертных убиваете, получая от них силу? Ну, наподобие Горца, - попытался пояснить Андрюша, но королева с удивлением поджала губы. - Не знаю я никакого горца, я тут одна бессмертная. Других, к сожалению, в
ближайшее время не предвидится. Понимаешь, Андрей Юрич, в чем штука?! - Мама Римская взялась двумя пальцами за подбородок, - меня отец в детстве каким-то порошком кормил, я так думаю - от него это все. Сам-то он его не ел, поэтому умер. Хоть и в почтенном возрасте уже был. Мы тогда еще на земле жили. В Эребуни, слыхал? - Это Ереван что ли? Так вы из армян! - воскликнул Лодочник, - То-то я думаю, мне ваше лицо знакомо! - Из каких армян? - Кама Сутра покачала головой, - Ты хотел сказать, кирмян? - Нет! Это у вас тут - кирмяне. А у нас в Ереване армяне живут. Народность такая. Часть кавказской национальности, - попытался разъяснить этиологический вопрос Лодочник. - А-а, - кивнула королева, - нет, когда я в Эребуни жила, тогда армян еще не было. Я из племени Ноева. Его дочь, в общем. Про Ноев ковчег слышал что-нибудь? - Еще бы! - кивнул Андрюша, - Про него в Библии написано. Каждой твари по паре. Он, кажись, на горе Арарат застрял во время великого потопа? - Я смотрю, ты парень эрудированный, знаешь историю. Вот того-то Ноя я и дочь, дорогой Андрей Юрич. - Это ж сколько вам лет, тыщь десять? - изумился
Лодочник. - А вот с культурой у тебя проблемы. Кто ж женщину о возрасте спрашивает? Да еще и при первой встрече? - Пардон, извиняюсь, Ваше Величество, - Андрей спохватился. Действительно, чего это он в таком тоне с королевой разговаривает. А гуся уж почти целиком обглодал. Короче, наступило у нашего машиниста временное просветление. - Да нет, нормально все, не извиняйся. Я сама такой тон задала. Ты мне с первого взгляда понравился. Хочешь узнать, как я здесь очутилась, ганджуманов приручила и Бархатное Подземелье основала? - Конечно, хочу. Только это, наверное, долгая история. - А ты куда-то спешишь? - улыбнулась королева своей очаровательной улыбкой? - В общем-то, нет, но... - Что? - За патриарха беспокоюсь, как он там? - А ты не беспокойся. Патриарх твой никуда не денется. Ему сейчас такие удовольственные почести оказывают, что я думаю, он домой пока даже в мыслях не собирается, - успокоила Лодочника королева, - пойдем в будуар? Эх, черт побери, давно я любовью с настоящим мужиком не занималась. Больше тридцати лет почитай, со времен Лу Рида. Говорят, он у вас там после визита ко мне знаменитым
музыкантом стал, свой ансамбль основал, который в честь моей страны назвал. "Вельвет Андеграунд" называется, слышал? - Не-а, я "Блестящих" предпочитаю. А про мужика вы что, серьезно? - такого поворота событий Лодочник не ожидал, хоть и в глубине души с момента, когда только увидел королеву, подобный вариант развития событий почувствовал. Еще тогда на ум поговорка пришла - любить, так королеву, украсть, так миллион. - Серьезно, Андрей Юрич. Мавров видел? Андрюша кивнул. - Думаешь, настоящие? - вздохнула Кама Сутра, - Нет, липа. Это ганджуманы крашенные. Надоели, голубокожие! Сил моих нет эти рожи из века в век наблюдать. Поэтому и живу за городом. Люди, или как себя мой народ зовет, ганджуманы - раса слабая, к солнечному свету неустойчивая и физически недоразвитая. Хотя за последние столетия облик их значительного прогресса достиг. Все благодаря мне. Я ж человек, ну и хочу, чтоб они на людей похожими стали. - Я вас понимаю, - вздохнул Лодочник, - я б тоже хотел, чтобы все люди на людей сделались похожими. А то скотов среди нас знаете сколько развелось? - Догадываюсь, - кивнула Кама Сутра, - мир везде
одинаков, что над землей, что под нею. В этом удивительного ничего нет. Ты чего стоишь? Пришли. Ну, накинься на меня, разорви мои одежды и овладей мной, как умеют только настоящие мужчины! - Че-го? - не понял Лодочник. - Возьми меня, говорю! Что за олух?! - Мама Римская недовольно поморщилась. Андрюша намек наконец-то понял. С детства считался в родных Хлыстах сообразительным...
        
* * *
        Утомленные любовью, они лежали на широченном ложе под тонким покрывалом. Лодочник с удовольствием смолил ароматную сигару, а королева, ее оказывается по-настоящему, то есть, по-земному, звали Исса, рассказывала свою удивительную историю... "Родилась я в то самое время, когда вода Великого Потопа вернулась в свои берега. Отец, в компании которого после его беспримерного подвига, оказалось немного женщин, пытался изо всех сил наладить демографическую обстановку и вывести землю по уровню рождаемости на допотопный уровень. И, надо сказать, это у него неплохо получалось. Женщины беременели и рожали одна за другой, снова беременели, снова рожали. За тридцать лет неустанных отцовых трудов нас, его детей, наплодилось столько, что пора было основывать город. Ной, к тому времени поистощившийся как морально, так и физически, начал учить нас, его детей, всяким ремеслам, которые еще помнил с прежних времен. Мальчики обучались делу плотницкому и строительному, мы, девочки, учились работать на гончарном круге, плести ткани, шить и готовить пищу. Подрастая, дети Ноя образовывали свои семьи, у них тоже появлялись
дети, которые также, достигнув смышленого возраста, начинали обучаться какому-нибудь делу. Одна я жила со старым отцом. Никуда он меня от себя не отпускал, выбрал любимицей. Говорил, что буду я жить вечно, стану великой царицей и возглавлю целый народ. Видите ли, сон ему об этом вещий приснился. Я втихомолку над стариком посмеивалась, но противный дурнопахнущий порошок, которым он меня исправно на протяжении пятнадцати лет изо дня в день кормил, ела безропотно. И вот однажды, когда мы с отцом решили прогуляться по окрестностям Эребуни - города, который основал Ной, населив его своими потомками, - подняться на Арарат, посмотреть с высоты птичьего полета на ход строительства городских стен. Взбираясь по крутому склону, отец оступился и упал в какую-то расщелину. Он жалобно кричал, при падении сломал ногу, а я, пятнадцатилетняя девчонка, стояла рядом с этой страшной дырой и плакала, не зная что предпринять. Наконец я взяла себя в руки и бросилась в город, звать на помощь взрослых. Собрав мужчин, я отправилась с ними к тому месту, где с отцом случилось несчастье. Благополучно вызволив Ноя, все отправились
в город, а я, заметив оставленную кем-то веревку, решила посмотреть, что же такое там под землей. Привязав веревку к тяжелому камню, я опустила ее конец в горную щель и спустилась вниз. Там было темно и страшно, но откуда-то издалека пробивался нежный голубой свет. Мне стало ужасно любопытно, но я боялась отойти от веревки, ведь ее потом будет сложно отыскать. Простояв там минут десять, я, наконец, решила выбраться наружу, но, схватившись за веревку и повиснув на ней, я скатилась на дно пещеры. Моя единственная надежда оборвалась с предательски лопнувшим канатом, конец которого болтался так высоко, что до него мне было никак не дотянуться. Тогда я решилась пойти на голубой свет. Мне почему-то показалось, что там должен быть выход, ведь солнце не может пробиться сквозь скалистую твердь! Значит, там расщелина, которая, дай Бог, не так высоко над головой, как эта. И я пошла на свет, как на огонь летит ночной мотылек. Я часто падала, запинаясь о валуны, валявшиеся на дне пещеры, ноги и руки мои покрылись множеством ран и ушибов. Идти пришлось очень долго, много-много часов, а свет все не приближался. По
дороге глаза мои привыкли к темноте, и я видела множество развилок и ответвлений. Теперь я уже при всем желании не могла вернуться обратно. Просто заблудилась бы в бессчетных проходах и переходах. Оставалось одно - продвигаться вперед. Ведь должен же когда-нибудь сам источник света появится?! В моей голове роилось множество мыслей о том, что это может быть - и земной огонь, и переход в мир Божий, и, наконец, выход на землю. Да, и этой возможности я пока не исключала. Вспомнила, что отец говорил о волшебной силе молитвы. Мол, это она его спасла, когда вокруг бушевала водная стихия. Бог поможет, если заметит. Это я сейчас понимаю, что все это глупости. Бог - такой же как и все остальные, ничем не хуже, но и, к сожалению, не лучше. И совсем не факт, что он поможет. Видит-то он все, но на выручку порой не торопится. Интересно ему, старику бородатому, как мы сами из положения выходить будем. Этакий ипподром, где каждый из нас мчится по бесконечному кругу, а он и его оппонент, которого люди зовут Дьяволом, делают ставки на кого-нибудь избранного, которому достанется весь выигрыш. Остальных - обратно в
конюшню. Помрем, так и что? Одной тварью производства собственной мысли станет меньше. Трагедия? Ничуть, по их незыблемо правильным мнениям. Тем более что душа все равно бессмертна. А какие-то моральные принципы, добро там, или зло, все это величины относительные. Но тогда я думала иначе, и начала возносить Богу молитвы. Я кричала и плакала, звала и ответом мне служило только жуткое эхо... Не помню как произошло, что оказалась я в огромной пещере, освещенной стоявшим посредине гигантским голубым кристаллом. Здесь по стенам передвигались какие-то полупрозрачные тени. У теней, однако, имелись глаза, которыми они пугливо смотрели за всеми моими движениями. Я обратилась к теням, кто они такие, но в ответ услышала только эхом разнесшееся по пещере глухое всхлипывание - "гандж-ж-ж". При ближайшем рассмотрении, тени оказались какими-то странными людьми, язык которых состоял из одного названного мною слова, которое произносилось со множеством интонаций и подкреплялось виртуозной жестикуляцией и изощренной мимикой. Про себя я окрестила этот странный народ племенем "гандж", или "ганджуманами". Ганджуманы на
поверку оказались существами добрыми и участливыми, но чересчур запуганными. Я жила с ними, учила их человеческой речи, каждого называла своим именем. Они приносили мне еду - какие-то странные безвкусные, но очень сытные плоды. Ими я питалась несколько лет, а сколько, я теперь уже сказать не могу. На моих глазах ганджуманы старились, умирали, появлялись на свет новые, а я, глядя на свое отражение в кристалле, замечала, что моя внешность ни капли не меняется. Уже сменилось целое поколение ганджуманов, а у меня даже морщинки не прибавилось... И вот тут-то, сделав это замечательное наблюдение, я вспомнила про отцовский вещий сон. Еще бы, вот он народ, которым я управляю, вот она вечная жизнь - пережить целое поколение и остаться при этом неизменной. И потом, я начала замечать, что ганджуманы при встрече со мной почтительно раскланиваются и отводят в сторону глаза. Тогда-то я и решила основать свое государство. Про то, что мой дом остался на поверхности земли, я в то время уже практически не вспоминала. Однако не все так просто. Соседние пещеры, такие же огромные, как и наша, стояли темны и холодны, а
значит, пригодными для жилья не являлись. А в одной пещере, какая бы она ни была замечательная, государства не устроишь. Я стала задумываться, почему наша пещера пригодна для жилья, когда вокруг стоит кромешный мрак, и однажды поняла, что все дело в чудесном голубом кристалле, освещавшем наше огромное жилище. Кристалл, а точнее, заключенное в него чудесным образом вещество, это мы узнали позже, источал не только свет, но и тепло, энергию, дающую жизнь ганджуманам. Надо сказать, что подобных кристаллов в соседней пещере мы нашли превеликое множество. Это оказался обычный горный хрусталь. Но он не светился и не грел. Однажды, выкапывая подземные корнеплоды, которыми мы питались, я наткнулась на зеленовато-золотистый камешек, который сверкал удивительным светом и весил для своих размеров удивительно много. Чтобы получше рассмотреть его, я направилась к нашему голубому кристаллу. И тут произошло то, что и дало первый мощнейший толчок, послуживший появлению и дальнейшему развитию моего государства. Подойдя к кристаллу с камешком в руке на достаточно близкое расстояние, я ощутила, что в пещере стало намного
светлее и теплее, и тут догадка осенила меня! Вот оно! То само вещество, благодаря которому ганджуманы живут под землей. Чтобы проверить свое предположение, я отыскала в соседней пещере кристалл горного хрусталя и положила на него свой тяжелый камень. Кристалл вспыхнул голубым светом, осветив пещеру, а через некоторое время воздух там прогрелся так, что помещение стало вполне пригодным для жизни. С того самого момента началось наше освоение подземного мира. Мы спускались все глубже и глубже, открывая все новые и новые пространства для жизни ганджуманов. Мой народ провозгласил меня королевой. Я научила их речи, ремеслам и письменности. Мечта моя становилась реальностью благодаря маленькому тяжелому камешку, который ганджуманы благоговейно называли источником света и тепла, теперь сокращенного до "исветепа". Продвигаясь и расселяясь во всех направлениях от Арарата, ганджуманы строили подземные города, учились торговать и работать, ссориться и мириться, заводить семьи и убивать друг друга в кровопролитных войнах... Я не раз выходила на поверхность земли, надеясь никогда больше не возвращаться в пещеры,
но какая-то неведомая сила, наверное, сама судьба заманивала меня обратно. Развитие ганджуманов шло параллельно с развитием людей, поэтому у них столько общего. Единственное, чего они до сих пор не научились, так это добывать исветеп. Тяжелый камень отнимает у них силы. Парадокс. Дает жизнь и забирает силы... Поэтому для добычи исветепа во все времена использовались люди, обманом заманиваемые в пещеры. Из десятков тысяч человек, работавших в разные годы за прошедшие тысячелетия на исветеповых шахтах, лишь единицы сумели сбежать и вернуться на землю. Но и там их ждала тяжелая участь - их рассказам о великом подземном королевстве никто никогда не верил, признавая бедняг сошедшими с ума. А ганджуманы со временем перестали ценить людей, их чувства и мысли, окрестив земного человека по неизвестным мне причинам эскалопом. Такое отношение вполне естественно, ведь эскалопы, кроме как добывать исветеп, ни на что не годятся. Этакие суперполезные рабы... А я так и не состарилась. Ну, может на года три-четыре..." Андрюша с интересом выслушал этот удивительный рассказ. Он долго молчал, обдумывая, как бы попросить
у Кама Сутры разрешения вернуться на землю, но так ничего и не придумал. Королева словно прочитала мысли Лодочника. - Ну как, Андрей Юрич, понравился тебе мой рассказ? Интересно? - поинтересовалась Мама Римская, - Кстати, когда ты со своими товарищами вернешься домой, постарайся никому о нас не рассказывать. Себе дороже выйдет, вот увидишь, если все-таки попробуешь. - Так ты, Исса, нас отпустишь? - присвистнул Андрюша. - Конечно, - грустно улыбнулась Кама Сутра, - каждый должен жить там, куда зовет его сердце. Ты конечно же знаешь, что твой друг Гурий не ганджуман, а человек? - Д-да, з-знаю, - Лодочник начал даже заикаться от такой осведомленности. - А что ты удивляешься? Не только у Чемпионта свои глаза и уши. Я в Бархатном Подземелье - богиня, а богам, как ты догадываешься, полагается знать все. Абсолютно все, - королева рассмеялась, - вот я абсолютно все про всех и знаю. А все эти надутые Кимирсены, Жорики, Бени, Маааздамы и патриархи - обычные мальчики, играющие в войнушку по глупым правилам, которые они себе установили, чтобы со смаком их же нарушать. Вот так, Андрей Юрич, еще вопросы есть? -
Последний, можно? - Валяй, эскалоп, - хихикнула Исса. - Слушай, а почему тебя все Мамой Римской да еще и Кама Сутрой зовут? Это ж какая-то нелепица, а тут все на полном серьезе. - А потому что я так хочу, - Исса поднялась на локте так резко, и великолепная грудь ее так страстно всколыхнулась, что соски набухли от страстного желания, - у вас ведь есть свои идолы - президенты, короли, шейхи, наконец, Папа Римский. Почему бы и у нас не должно быть что-нибудь подобного. Это я относительно Мамы Римской пояснила, а про Кама Сутру ты бы уже должен и догадаться... Тут Исса, обвив своей нежной рукой Андрюшу за шею, впилась в его губы своими так, что Лодочник насчет Кама Сутры все моментально понял...
        Глава шестнадцатая. Локальная война и всеобщий мир
        - Дорогой мой, как же я вам к живому телу эти железяки приделаю? Это ж противно природе! - перед операционным столом, на котором лежал Арни, чья голова торчала из-под белой простыни, в изумлении замер старичок-хирург, в руках которого находились два странных протеза из какого-то легкого и прочного сплава. Мало того, искусственные рука и нога, еще и сами собой шевелились - то и дело дрыгали пальцами и гнулись в суставах. - Тебе Жорик заплатил, будь добр, поставь их на место. А как - твоя забота, но завтра утром я должен встать на ноги. Понял? - Но... - раскрыл, было, рот доктор. - И никаких "но". Собирай консилиум, приглашай своих коллег, слесарей там, еще кого - тебе виднее, иначе эта ночь станет последней ночью твоей жизни. Работай, - на последнем вздохе приказал Терминатор и потерял сознание. Когда Арни очнулся, за окном палаты, в которую его привезли после операции, шумел просыпавшийся Нирваноград. Терминатор поднял одну руку - на месте, другую - тоже на месте. И выглядит так, как будто всегда здесь была. Откинув одеяло, Терминатор сел. Ноги тоже целы. Замечательно. А еще говорят, что здоровье
не купишь. В глупости этой поговорки Арни убедился еще тогда, когда ему вставили искусственное сердце. Маньги творят чудеса. Правда, в плече зудело и бедро немного чесалось, но это явления временные. А сейчас - дела. Терминатор поднялся на ноги и без всяких усилий подошел к зеркалу. Нормально. Никто и не узнает, что вместо руки и ноги - протезы. Кроме Жорика, Рэма, Ван-Жлоба и докторов. Первым самим не выгодно разносить слухи, а вторым заплачено так, что за эти маньги можно и собственный язык проглотить. Что ж, все хорошо, что хорошо кончается. Протез головы, если б такой можно было соорудить, обошелся бы Жорику гораздо дороже... Одежда висела на спинке стула. Новая. Арни быстро облачился в кожаные джинсы и замшевый жилет, натянул на ноги остроносые стильные сапожки на каблуке и вышел в коридор. Направляясь к выходу, он встретил несколько медработников, которые при виде Терминатора останавливались, открыв рты и провожали чудесным образом исцеленного до тех пор, пока он не исчезал у них из виду. Терминатор выглядел довольным. Но только выглядел! Чтобы стать по-настоящему счастливым, надо свернуть шею
этому предателю Бене. Мало того, что он переметнулся на сторону талибаров, проклятый Ладный еще и в войну поиграть задумал. Что ж, будет тебе война. Арни вышел из клиники, уселся за руль первого попавшегося автомобиля с незапертой дверью, выдернул из-под руля проводки, и машина, взревев двигателем, резко сорвалась с места. На хозяина тачки плевать, будь он хоть сам Чемпионт. С Терминатором связываться никто не будет. Подкатив к особняку Жорика, Арни вылез из автомобиля и, пинком распахнув входную дверь, наглейшим образом вошел внутрь. Навстречу выполз заспанный лакей, который попытался что-то возразить против раннего вторжения на частную собственность, но каблук сапога Арни, впившийся в зубы, не дал ему закончить начатой фразы. Терминатор направился прямиком в спальню Бушмака. Здесь, перед дверью, он на какую-то секунду остановился, подумав, стоит ли таким образом поднимать шефа из постели, но, тут же решив, что стоит, распахнул створки. Жорик спал, уткнувшись носом подмышку своей дородной супруге, которая от шума встрепенулась и села на кровати, оголив перед вошедшим свои похожие на плохо набитые
боксерские груши когда-то девичьи груди. - Тебе какого рожна тут надо? Жорик, твои хамы совсем обнаглели, в спальню врываются среди ночи! - возопила она. - Уже утро, - спокойно ответил Арни. Жорик перевернулся на спину и уселся рядышком с супругой. По сравнению с ней он выглядел каким-то куцым щенком. - Арни, ну мог же ты позвонить предварительно, а? - укоризненно произнес король Вашингтонки. - Нет, - проговорил Терминатор, - мне нужно оружие. Мощное и много. - И ради такого пустяка ты меня разбудил? - зевнул Бушмак, - Что, к Сталлончику на склад не мог зайти? А тебя ничего подстрочили. Ну-ка повернись! Последней фразы Арни словно не расслышал: - На склад нужна ваша санкция. - Считай, что ты ее получил. Иди, - махнул рукой Жорик, - да, Мааздама не трогай, этого оставим на потом. А с Беней делай все, что хочешь. Свободен. - Знаю, - непонятно ответил Терминатор и покинул спальню Бушмаков. Через пять минут он был уже на оружейном складе, которым заведовал Рэм Сталлончик. - Сталлончик, у меня санкция, - отчеканил Арни вышедшему на шум подъехавшего автомобиля Рэму. - Заходи, - Рэм распахнул дверь склада, -
выбирай. Терминатор зашел в высокий ангар и направился прямиком к стенду, на котором стояли гранатометы и помповые ружья с бронебойными патронами. - Звони Кондому, вы мне нужны, - не оборачиваясь, произнес Арни, складывая в большущую сумку гранаты и ссыпая из коробок туда же патроны. - А один не справишься? - с хлипкой надеждой в голосе спросил Рэм. - Справлюсь, но нужна страховка, - отчеканил тоном, не терпящим возражений, Терминатор. Сталлончик подошел к телефону и, набрав номер, проговорил в трубку: - Кондом?... Сейчас мы с Арни за тобой заедем. Идем бомбить Беню... Отбой. Через полчаса к дворцу шейха Эмираков подкатил агрессивного вида черный автомобиль, из которого появился увешанных ружьями Терминатор с большой сумкой в одной руке и с гранатометом в другой. Вышедшим навстречу двум талибарам с автоматами он в знак приветствия вежливо кивнул и отрывисто произнес: - Мааздам не нужен. Нужен Беня. Охрана талибаров наслышанная о боевых способностях Терминатора, в просьбе, выраженной столь необычайным образом, отказать не решилась. - Беня у себя дома, вон, видишь тот дом? - показал один из охранников
рукой на приятных очертаний особнячок черного камня. - Тот? - спросил Терминатор повернувшись в направлении, указанном охранником, и выпустил в особняк гранату из гранатомета. - Нет, - всплеснул руками талибар, и спокойный голос его перешел на крик, - соседний! Прозвучал второй залп по соседнему строению. - Этот? - вопросительно повернулся к талибарам Терминатор. - Да нет же, с другой стороны! - завопили охранники. - Надо выражаться точнее, - спокойно ответил Арни и исчез в машине, предварительно дав третий залп. А на шум, произведенный близкими взрывами, к дворцу шейха Мааздама уже сбегались встревоженные талибары с автоматами наперевес. Из распахнувшихся ворот выкатили два бронетранспортера. Машина Терминатора в это самое время подъехала к дому Бени Ладного. Из нее выскочила троица мутаборов - сам Арни, Ван-Жлоб и Рэм. У каждого на обоих плечах покоилось по гранатомету. - Огонь, - скомандовал Терминатор, и шесть гранат, выпущенных в особняк оставили от него нечто похожее на то, во что минувшей ночью превратился ресторан "Планета Талибан". В следующую секунду сами нападающие оказались откинуты
взрывной волной на пылающие останки бедного дома. Один из бронетранспортеров, выкативших из ворот дворца шейха, залпом из своей малокалиберной пушки попал в автомобиль Арни, бензобак которого не выдержал столь грубого обращения и, взорвавшись с оглушительным грохотом, перевернул машину на крышу. Дело довершили боеприпасы, оставшиеся в салоне автомобиля. Когда Арни поднял голову, перед его глазами возникла страшная картина. В каких-то двух шагах валялось безголовое тело Сталлончика, Ван-Жлоб, страшно вопя, пытался на руках подняться с дымящегося асфальта. Вся нижняя часть его туловища, растянувшая ноги в нелепом шпагате лежала рядом, но совершенно отдельно от верхней, из которой медленно выползали разорванные кишки. Через минуту крик прекратился - Кондом отдал Богу душу. Терминатор в ярости поднялся из руин и, сняв с плеча единственное уцелевшее помповое ружье, попер во весь свой гигантский рост на приближающийся бронетранспортер, на крыше которого весело ухмылялся Беня Ладный, державший на коленях ручной пулемет. Выстрелы с обеих сторон прогремели одновременно. Арни, с насквозь прошитым пулями в
нескольких местах телом повалился на спину, а Беня остался сидеть на крыше бронетранспортера. Правда, на месте его головы теперь бил кровавый фонтанчик... ...Арни умирал в центральной клинической больнице. Лучшие хирурги пытались ему заменить разорвавшееся механическое сердце, но так и не успели этого сделать. Последними словами Терминатора, так и не потерявшего ни на минуту сознание, были: "Все выше, и выше, и выше..." Эти драматические события произошли в Нирванограде в то самое утро, когда Андрюша Лодочник с патриархом Гурием отправились на прием к Ее Величеству Маме Римской Королеве Кама Сутре, а ост Кимирсен Тер-Петросян катил инспектировать свои исветеповые шахты. Через час после гибели Арни Терминатора шейх Эмираков Мааздам ибн Хусаин встретился с королем Вашингтонки Жориком Бушмаком в резиденции Чемпионта, где они пожали друг другу руки, пообещали зла за разборки подчиненных друг на друга не держать и скрепили мировое соглашение своими подписями. Кроме того, Мааздам обещал в знак уважения подарить Жорику одну подводную лодку, а Жорик заявил о намерении построить силами мутаборов в самом центре
Эмираков на месте разрушенного особняка Бени монумент великим шейхам талибаров. На том и порешили. Чемпионт, выступивший мировым посредником, остался доволен. В заключение церемонии примирения все трое взяли в руки по бокалу шипучего ганджа (шампанского), выпили, предварительно чокнувшись, и сфотографировались на память. Так закончилась эта скоротечная локальная война, в которую, так или иначе, оказались втянуты все крупнейшие диаспоры столицы, и начавшаяся из-за эскалопов, доставленных в Нирваноград по хитроумному плану оста Чайнакана. О последних, впрочем, ни Жорик, ни Мааздам, ни Кимирсен уже и не вспоминали. К вечеру никто и из столичных жителей уже не помнил о разрушительной междоусобице, потому что запланированный матч по мячному ганджу (игре, очень похожей на футбол) между сборными кирмян и мутаборов отменять из-за какой-то текущей разборки не собирались. Итак, проблема разрешилась быстро и с малой кровью.
        Глава семнадцатая. Миргород и миргородцы
        Если бы кому-то пришло в голову сопоставить карты материка Евразии и Бархатного Подземелья, то он с удивлением бы заметил, что столицы крупнейших городов последнего находятся прямо под столицами некоторых наземных государств. Так, Буддостан-Чайнакан расположен прямиком под Пекином, Муслимобад, столица талибарской провинции Эмиракия, под Иерусалимом. Не исключение и Миргород, столица огромнейшей москварской суперии Тайгара. Миргород расположен в красивейшей пещере Бархатного Подземелья прямо под Москвой на глубине примерно двух с половиной тысяч метров. Еще одна удивительная особенность - все подземные города чем-то напоминают своих верхних соседей. Исключение - Нирваноград, который похож, скорее, на Нью-Йорк, и то отдаленно, а расположен прямо под Санкт-Петербургом. В Миргороде есть свой Кремль и своя Синяя площадь с величественным Храмом Насилия Ублаженного и замечательным памятником легендарным москварским ополченцам Фенину и Ганджубарскому. Рядышком, на Нежной площади, по проекту великого скульптора современности Мурада Мимоцели недавно возведен парящий в воздухе на высоте десяти метров от дна
пещеры удивительный воздушный город с дорогущими магазинами и претендующими на изысканность харчевнями. На месте, где еще несколько лет назад бушевали сточные воды миргородского котлована, возвышается златоглавый Храм Кама Сутры Основательницы. Шестнадцатую бригаду, прибывшую поздним утром в Миргород, встречал сам супербургер Тайгары, патриарх Жмурий. Был он высок и держался величественно. Постоянно набивал себе цену, упоминая, что нирваноградский свояк - патриарх Гурий - просил устроить эскалопов по полной программе, что значит - согласно традициям экстракласса. Первопроходчиков разместили в нумера "Континенталь", выдали лэйблы, которые полагалось приклеивать на лоб во избежание всяких эксцессов перед тем, как выходить на улицу, а также по пухлой пачке фунтов тугреков на карманные расходы. Рабочие, еще несколько часов назад прозябавшие в сырости и душевном дискомфорте в Вашингтонских подвалах, расслабились. Первым делом они спустились в суперкотлетную нумеров, где с удовольствием откушали разнообразных яств и выжрали суточный запас белого ганджа. Номером два в программе стоял осмотр
достопримечательностей, но практически все остались в "Континентале", зазнакомившись в ресторане с ганджуманками интимного поведения, и расползлись по своим нумерам. Один Петрович алкоголю употребил количество умеренное и, вследствие этого или, может, возраста, решил прогуляться. Наклеив налобный лэйбл, Кудесников отправился в сторону, откуда над крышами домов блестели золотые голуби на шпилях башен Еремля. Выйдя на Синюю площадь, Кудесников залюбовался открывшимся перед ним видом. Кремль, чьи высокие зубчатые стены были выложены из темно-синего кирпича, стоял незыблемой твердыней москварской суперии. Здесь же находился какой-то прямоугольный ступенчатый домик. "Неужто, и у них мавзолей?" - подивился такому факту Первопроход Петрович. На мавзолее крупными белыми иероглифами была выложена надпись. Порывшись в словарике, Кудесников перевел - "МОГОЛЬ". Вот дела! Петрович подошел к какой-то молодой гражданке с более-менее приветливым выражением лица и вежливо поинтересовался: - Дочка, скажи мне, пожалуйста, а кто такой Моголь, что здесь лежит? Ганджуманка звонко рассмеялась: - Дед, ты чего?! Это ж
основатель Миргорода! И он не лежит, а сидит! - Как? - переспросил Кудесников, имея ввиду не то, как Моголь уселся, а просто не понял смысла фразы. - Известно как! На заднице! - пояснила девушка, - Сходил бы, да посмотрел. - А можно? - За маньги все можно. Отдашь караульному шмыгс, он впустит. Петрович озабоченно покачал головой, вот тебе на, и здесь коррупция! Но караульный на данный ему фунт тугриков оторвал глянцевый входной билет с изображенным на нем портретом человека, отдаленно напоминающего известного писателя Николая Гоголя. Внутри, в таинственном сухом полумраке прямо посреди небольшого строгого зала сидел за столом длинноволосый интеллигентного вида ганджуман и что-то быстро писал в толстой амбарной книге. Кудесников подошел поближе к волосатому и осторожно полушепотом спросил: - Простите, а где я могу увидеть Моголя? Ганджуман поднял голову и с интересом уставился на Петровича. - А вы по какому делу? - наконец спросил он. - Я? - переспросил Кудесников, - Да так, посмотреть. - Ну так смотрите, - нервно произнес сидевший и снова уткнулся в книгу, - чего от дел-то отрывать? Мне к вечеру надо
годовую смету на мое содержание подготовить. А у меня еще танк не валялся. - Так, стало быть, вы - основатель Миргорода? - еще больше поразился Петрович. - А кто, Мама Римская? - огрызнулся Моголь, - пришли смотреть - смотрите, а работать не мешайте. Оценку микроклимата вы за меня делать будете? Кудесников попятился к выходу. Чего угодно он ожидал увидеть в мавзолее, но только не живого основателя. Стало быть, он здесь вечно живет, а не покоится, как наш Ленин. Фантастика! На этом, однако, наблюдения Петровича за поразительными фактами Миргородского бытия не закончились. Выйдя из Мавзолея, Кудесников направился в обход Кремля и, проходя Храм Насилия Ублаженного на свою беду заговорил с каким-то древним дедом, сидящим на паперти, справедливо, как он думал, рассудив, что старик старика всегда поймет. - Скажите, уважаемый, - начал Петрович, но дед его оборвал, протянув костлявую руку: - Ублажи старика, дай шмыгс на содержание храма, а потом спрашивай. - Нате, - протянул купюру Кудесников. - Чего у тебя? - недовольно поморщился старик. - Скажите, а почему этот замечательный собор называется Храмом Насилия
Ублаженного? - А что я, похож на неублаженного? - вопросом на вопрос ответил ершистый дед, - Ты ж мне манег дал, и другие ублажают? Э-эх, никакой персональной пенсии на содержание этой хибары не хватит. - Так, стало быть, вы Насилие и есть? - Петрович чуть не рухнул наземь. - Я-а. Только не насилие, а Насилий, - довольно протянул дед, - а ты что, в школе не учился? Там в учебнике по истории за четвертый класс мой портрет во всю страницу. Ой, да ты эскалоп! Матушка Кама Сутра, спаси и сохрани, - Насилий Ублаженный шмыгсом, данным Петровичем, ловко подскочил со ступенек и стремглав бросился внутрь храма. Из-за двери донесся его ставший жалобным голосок, - сюда эскалопам нельзя. Иди, иди отседова, пока полиционеров не вызвал. Петрович ретировался от храма, спрятавшего его чудного обитателя и чуть не бегом выскочил с Синей площади. "Господи, - думал он, - сумасшедший какой-то город! Вроде белой горячки быть не с чего, стопку только за обедом и выпил". Кудесников двинулся вдоль Кремля и твердо решил как можно скорее вернуться в нумера, пока беды не вышло. Но, проходя по Нежной площади, он загляделся на
воздушный город, откуда по веревочным лестницам спускались увешанные разноцветными пакетами и довольные собой ганджуманы и ганджуманки. Другие, сжимавшие в руках пухлые бумажники, карабкались вверх. "Как же эта хреновина в воздухе держится? - подумал Петрович, - ни тросов никаких, ни подставок". Подойдя ближе, он, однако, сразу все понял. Из-под земли в днище гигантского прозрачного яйца били многочисленные тончайшие водяные струи, которые и держали своей силой всю эту немыслимую конструкцию. Хитро. А издали фонтанчиков не видать, стеклянный дворец будто и впрямь в воздухе парит на одном честном слове! Петрович минут пять любовался на дивное зрелище, а потом и сам решился вскарабкаться по веревочной лестнице наверх. Ухватившись рукой за перекладинку, он почувствовал, что карабкаться не надо, а лесенка устроена на манер лифта - сама тебя поднимет, сама опустит. Здорово! Внутри, вопреки ожиданиям, ничего интересного Кудесников не нашел. Обычные магазинчики, набитые шмотками, обувью, часами, сувенирами. Петрович думал купить на память маленький мавзолейчик с иероглифами, но потом решил, что дома это
будет выглядеть дешевой китайской поделкой. Действительно, мавзолей с виду как московский, а вместо надписи "ЛЕНИН" какая-то идиотская иеротика. Зайдя в отдел игрушек, Петрович приглядел для внука двуствольный радиоуправляемый танк. Он хотел, было, его уже купить, но, засунув руку в карман, чтобы вытащить шмыгсы обнаружил их полное отсутствие. Другие карманы тоже оказались пусты. Вот дела, сперли! Или обронил где? Кудесников кинулся к прохаживающемуся в вестибюле между магазинчиками полиционеру: - Гражданин начальник, у меня деньги сперли! - Что сперли? - не понял тот. - Деньги! А! - вспомнил Кудесников, - Маньги! Вот такущая пачка была, резиночкой перетянутая! Помогите, гражданин полицейский! - Полиционер, - поправил дежурный, - Кто-нибудь около вас терся? - Не знаю, - покачал головой Петрович, - я внимания не обращал. - Ну а что ж вы от меня хотите? - развел руками полиционер, - В Миргороде лихих ганджуманов знаете сколько? - Сколько? - машинально переспросил Кудесников. - Много, вот сколько, - отрезал дежурный, - примет похитителя у вас нет, маньги были не в бумажнике. Чего ж вы от меня хотите?
Полиционер отошел в сторону и закурил. Огорченный Первопроход Петрович направился к веревочному лифту. Радиоуправляемый танк для внука обломился. Как до "Континенталя" дошел, Кудесников не помнил. Ничто не радовало больше его взор. Жестокость миргородского ворья, не уважающего туристов, напрочь убила то приподнятое настроение, которое жило внутри бригадира аж с самого утра. Эх, даже водки не выпить. Петрович поднялся в свой нумер и прямо в сапогах завалился на кровать. Одолел его тяжелый и безрадостный сон, в котором шестнадцатая брига снова попала в клетку, за которой голубокожие мутаборы разогревали на каменных печах огромные сковороды и плотоядно облизывались, глядя на метания своих пленников. Проснулся Кудесников от громкого стука в дверь. Поднявшись с кровати, он пошел открывать. Повернув ключ и распахнув дверь, Петрович увидел над собой улыбающуюся физиономию волосатого амбала Мити, помощника патриарха Гурия. - Митя, ты чего? - Собирайте своих эскалопов, Первопроход Петрович, через час отправляемся в обратный путь. Патриарх из Нирванограда только что звонил, из самого королевского дворца.
Сказал, что Ее Величество Мама Римская Королева Кама Сутра милостиво позволяет вам вернуться на родину. Так что, не медлите. Ужинайте и на выход, договорились? Лицо Кудесникова просветлело. Ну наконец-то домой! - Митя, - крикнул он вслед удаляющемуся по коридору громиле, - спасибо! - Не за что, Первопроход Петрович. Вы очень приятный эскалоп. Жаль будет с вами расставаться. Петрович тихонько закрыл дверь и запрыгал от радости словно ребенок. Это ж надо, Гурий-то каков, а? И чего это он за нас просил? Нет, есть и среди ганджуманов настоящие человеки! Есть! На ужин для бригадира мужики скинулись. Правда, у многих шмыгсов оставалось в обрез - потратились на выпивку и успехи. Не столь хорошо простой русский человек умеет деньги зарабатывать, сколь тратить. Тем более, деньги халявные. И слава Богу, что сегодня обратно, а то завтра бы все сидели грустные, ногти грызли. Возвращаться решили поездом. В бронесранце, какой бы он быстроходный и надежный не был, семичасовая дорога, вторая за сутки, чрезвычайно утомительна. На жестких лавках особо-то не развалишься. Время позволяло, поэтому рабочие упросили своих
нирваноградских сопровождающих прогуляться до вокзала пешим ходом. Москвари согласились, хоть и велели из группы не выбегать, а держаться группой. Миргород - город большой, поэтому мошенников всех мастей здесь пруд-пруди. Встречаются и заезжие лихие мутаборы, для которых эскалопы, ну, вы сами понимаете... До вокзала добрались без приключений. Сторона Миргорода, в которую шли от "Континенталя" рабочие, оказалась настолько ничем не примечательной, что даже озираться вокруг не хотелось. Попалось по пути несколько интересных своей архитектурой домиков, аккуратных церквушек, сверкающих внутренней подсветкой голубых хрустальных памятников, а так, как в любом наземном русском городе. Все то же самое - дома, машины, прохожие, спешащие по своим делам... Поезд, правда, поразил. Этакая длинная и гладкая колбаса на первый взгляд без окон и дверей, переливающаяся зеленовато-голубыми бликами. При ближайшем рассмотрении оказалось, что двери все-таки имеются. - А окна не нужны, по пути все равно ничего интересного - прямой темный тоннель. А поезд супер, правда? "Голубая стрела", фирменный! - похвастался Митя, - если
б у Гурия племянница не работала директором вокзала, билетов бы нам не видать как собственных ушей. У патриарха везде связи! - А ты, Митя, ему не родственник? - просто так, для поддержания разговора поинтересовался Петрович. - Приемный сын, - улыбнулся амбал, - от четвертой супруги. - Которой? - Кудесникову показалось, что он ослышался. - От четвертой, - весело повторил Митя, - сейчас у него девятая, но он со всеми бывшими отношения поддерживает. Патриарх - настоящий ганджуман, своих ни при каких обстоятельствах не бросит. Кстати, Андрюха ваш уж больно на его сына от первой жены похож. Они погибли, когда в Кимирсеновы шахты на экскурсию ездили. Лифт оборвался...
        Глава восемнадцатая. Программирование побега
        - Готово! - радостно воскликнул Бляцкий, - Ну, теперь держитесь, кирмянские морды. Локомотивно-проходческий комплекс номер два берет курс на станцию "Кронштадтская". Ты как, Артем? - Сейчас закончу, подожди секундочку, - Куребеда завинчивал гаечным ключом последний болт, - можно запускать. Ребята вернулись в кабину. - Понеслась звезда по кочкам. Десять... девять... восемь... - начал предстартовый отсчет Макс, - эх, жаль фотоаппарата нет! Шесть... пять... четыре... Такой момент! Два... один... - Старт! - скомандовал Артем, и двигатели агрегата взревели. ...Целый день у Бляцкого и Куребеды ушел на то, чтобы разобраться в устройстве исветеподобывающей машины. Но день этот не прошел даром. Уже через пару часов Макс совершенно свободно читал инструкцию, написанную на языке ганджуманов. Оказывается в самом центре приборной панели, там, где помещалась зеленая кнопка, находился электронный информационный банк данных, куда посредством введения с клавиатуры определенных координат, закладывался путь следования агрегата. Обычный компьютер, управлять которым совершенно не сложно, если хотя бы раз уже имел дело
с чем-то подобным. Иными словами, заложить в банк данных новую информацию не составляло труда. Но проблемы существовали. И их оказалось две. Первая - ребята не знали координат места, куда они хотели выбуриться, и вторая - отсутствовала клавиатура. Вторая проблема решалась элементарно. Собрать устройство ввода грамотному инженеру электронщику - раз плюнуть, тем более что всяких деталей в зип-ящичке оказалось навалом. Лежал здесь и паяльник. С определением координат была действительно беда. Пока Бляцкий паял какое-то несуразное сооружение, благодаря которому предполагалось ввести в банк данных новые коды, Куребеда усиленно думал, как им заставить агрегат выбуриться поблизости от "Кронштадтской". Ясно было одно - высота подъема, уже заложенная в информационный банк, должна остаться неизменной. Точнее, ее следует сместить метров на пять ниже уровня. Вход в шахты и выход со станции расположены приблизительно на одном уровне. Предположительно. А что, если нет? Конечно, нет! Координату высоты, наоборот, следует поднять, чтобы агрегат выполз на поверхность. И хрен бы с ним, если он порушит какой-нибудь
Нирваноградский дом! От ганджуманов не убудет. - Макс, я ума не приложу, как вычислить направление движения, - сдался повар на милость контролера. - А ты подумай, - просто ответил Бляцкий, - Вспомни, с какой стороны мы сюда приехали. Смотри, компас здесь есть. Я, кстати, уже заканчиваю. - Хорошо тебе, - завистливо пробормотал Куребеда. - Нам хорошо, - поправил товарища Макс, - Что б ты без меня делал? Все, клавиатура есть. Посмотри. Артем посмотрел на нелепое нагромождение спаянных меж собой деталей и с досадой выдохнул: - И где же у твоей клавиатуры кнопки? На что жать будем? - А кнопки вот. Правая - минус, а левая - плюс. Вперед-назад, понял? Ну, по принципу отбора, или, точнее, выбора. - ??- Короче, тебе знать не обязательно, сам как-нибудь управлюсь, - махнул рукой Бляцкий, - выкладывай, что надумал. - Кажись, туда, - Артем осторожно показал рукой налево. - Кажись, - презрительно передразнил Макс, - помощи от тебя, как от козла молока. Слетай-ка лучше в казарму, пожрать что-нибудь сваргань. - Это я мигом, - обрадовался Куребеда, - есть специальные пожелания? - Ага. Побольше и повкуснее. Макс
застегнул скафандр, раскрыл на секунду дверь и выскочил наружу. - Эй, предупреждать надо, - возмущенно крикнул вслед убегающему повару Бляцкий, - какого хера ты мне радиацию сюда запускаешь? - Извини, дружище! - прокричал уже от лифта Куребеда, - я больше не буду. ...Макс минут двадцать неподвижно сидел, пытаясь отогнать всякие дурацкие мысли, беспрестанно лезшие в голову. Наконец он поднялся и подошел к компасу и, нависнув над ним, в задумчивости уперся обеими ладонями в приборную панель. "Так, - начал рассуждать он, - лифт у нас остался на севере, значит дверь его выходит на юг... Вход перпендикулярен... Дорога примерно тридцать градусов на запад... Или на восток? Нет, на запад... Ехали из города все прямо... Были повороты? Да, поворачивали два раза. В какую сторону?... Первый раз налево под прямым углом, там развилка была... Второй раз... В какую сторону повернули второй раз?... Ага! Тоже налево! Ехали минут пятьдесят... Нет! На часах было ровно двеннадцать, когда выезжали, а приехали - пять минут второго. Итого - один час пять минут. При средней скорости шестьдесят километров в час... Шестьдесят
километров? Труба! У нас столько рельсов нет. Да еще и глубина здесь будь здоров! Это если подниматься под максимально допустимым углом в тридцать градусов... да плюс шестьдесят километров... Елки зеленые, хрен отсюда выберешься, короче". - Про повороты забыл? - услышал он радостный возглас Куребеды. - А? - вздрогнул Бляцкий, - ты уже вернулся? - Вернулся, дорогой. Скажи, давно ты сам с собой разговариваешь? - Я что, вслух размышлял? Не заметил. Пожрать принес? - А то! Угощайся. Не метрополь конечно, но и не суши из вяленой воблы, - Артем достал из пузатого термоса два здоровых ломтя горячего, только что изжаренного мяса и краюху серого хлеба. - Сойдет. А что, хлеб нынче тоже в термосе носят? - Дурак, вокруг радиация! - Ага, спасет твой термос от радиации, - проворчал Макс, - М-м-м, вкусно! - Блюдо от шеф-повара! Цени, пока жив, - хлопнул себя по груди Артем. - Сэну, - пробормотал Бляцкий с набитым ртом. Прожевав, он запил мясо чаем и заговорил нормально, - Что ты там про повороты говорил? - Про повороты? - не сразу врубился Куребеда, - А, про повороты, точно! Сам же сказал, что два раза поворачивали
налево. Так что мы должны быть где-то или на городской окраине, или совсем рядом с городом. Макс с минуту сидел молча, переваривал информацию, а когда осмыслил сказанное, вскочил и заорал благим матом: - Умничка! Артемка, ты натуральный гениал! Ну какой дурак тебя в повара отправил, а? Ты ж мозговой центр! - Цени! - Ценю, ценю, - Бляцкий выглядел теперь по-настоящему счастливым, будто за границей умер дядя-миллионер, - Ты посмотри, как все замечательно получается! Нам и координат менять не надо! Мы и так у цели! - Это еще почему? - не понял Артем. - А потому! Смотри, - Макс взял лист бумаги и карандаш и начал объяснять наглядно, - Мы здесь, так? - Ну, наверное, - согласился Куребеда. - А надо нам приблизительно сюда, - Макс ткнул карандашом в другое место, - Здесь всего пара-тройка километров. И в высоту столько же. Понял? - Вроде, да... - В роде и в лице! - передразнил Бляцкий, - рельс хватит! Надо только подумать, как нам эту гадскую машину заставить идти под углом в сорок пять градусов. Эта задачка - всем задачкам задачка. Есть соображения? - Есть. Давай тягу форсируем. - Как? - удивился Макс, -
это ж тебе не автомобиль! - Ну и что, попробовать-то можно, наверное. - Наверное, все можно. Другое дело - получится ли практически? - Пока не попробовали - не получится. Давай инструкцию читать. Где у этого агрегата двигатель? - Артем взял в руки книгу и пробежался пальцем по оглавлению, - На-ка, Макс, ты эту ихнию иеротику уже выучил, а у меня от каракулей в глазах двоится. Около часа Бляцкий с Куребедой изучали устройство двигателя и, наконец, нашли то, что искали. - Короче, все ясно, - резюмировал Куребеда, - ты программируй новые координаты и условия, а я пошел двигатель разбирать. Договорились? - Добро, - согласился Бляцкий, ты инструкцию с собой возьми, а то напутаешь чего- нибудь. - Спокуха, у меня глаз-алмаз и фотографическая память. Ты лучше сам не обосрись, - Артем поднял с пола тяжеленный ящик с инструментами и запчастями для двигателя и застегнулся, - инженерь, мой инженю, а я полез. Черт, вечно приходится всю грязную работу на себя брать. Максим корректировал базу данных часа два, и когда ввел последнюю цифру кода, откинулся на кресле. Что там Артем-то делает? Пойти, что ль, посмотреть?
Бляцкий натянул на голову шлем и, открыв дверь, выпрыгнул на землю. Подойдя к левому борту агрегата, Макс увидел фигуру товарища, стоявшего на технической подножке и закручивающего болты. - Готово! - радостно крикнул Артему Бляцкий, - Ну, теперь держитесь, кирмянские морды. Локомотивно-проходческий комплекс номер два берет курс на станцию "Кронштадтская". Ты как, Артем? - Сейчас закончу, подожди секундочку, - Куребеда завинчивал гаечным ключом последний болт моторной крышки, - можно запускать. Ребята вернулись в кабину. - Понеслась звезда по кочкам. Десять... девять... восемь... - начал предстартовый отсчет Макс, - эх, жаль фотоаппарата нет! Шесть... пять... четыре... Такой момент! Два... один... - Старт! - скомандовал Артем, нажав зеленую кнопку, и двигатели агрегата взревели. - Мудаки мы с тобою, - сконфуженно проговорил Бляцкий. - Что такое? - встревожился Куребеда. - Жратвы надо было взять. Но теперь уже поздно пить боржоми. Эту хренотень за просто так не остановишь. Держись! - агрегат, как показалось Максиму, встал на дыбы, и он в ужасе схватился за подлокотники. - Держусь! - победно прокричал
Артем, - Тянет ведь, собака такая, тянет! А ты говорил - под сорок пять градусов не пойдет! Страшно?! То ли еще будет! Побег спрограммирован. Да здравствует Россия! "Зенит" - чемпион! С наступающим днем рождения, родной город! Машина дернулась и плавно пошла, врезаясь всеми своими бурами с невероятной силой в земную твердь, разрезая ее, словно нож масло. Ребята застыли в креслах, боясь пошевелиться, но настроение их, это было заметно по выражению лиц, заметно улучшилось. Оставалось положиться на свою счастливую звезду и ждать результата. Он по подсчетам Макса должен был последовать суток через двое. Что ж, вода есть, а с голоду за два дня еще никто не умирал. Мухину в свое время было гораздо хуже. Кстати, куда он исчез? Бригада у мутаборов, Лодочник поехал к Гурию, а про этого - ни слуху, ни духу. Вот ведь черт этакий, везде приключений на свою задницу найдет! Не сожрали б его ненароком. Хоть и говно человечишка, а все равно жалко. И не помочь никак. Пока, по крайней мере.
        Глава девятнадцатая. Отъезд. Полный отъезд!
        Андрюша сидел во дворце Мааздама в Пашкиной комнате. - Может, передумаешь? - Нет, Андрюша. У меня ведь в Питере никого, почитай, и нету. Я здесь останусь. Шейх ко мне хорошо относится, обещался гарем подарить. Я ж теперь его советник. А там я кто? - Мухин отрицательно покачал головой, - Остаюсь и точка. Вопрос решенный. - Опять только о себе думаешь, Павел. А что Петрович начальству скажет? Спросят ведь, где ваш Мухин? Что он ответит, как ты думаешь? - А скажите, что завалило, - улыбнулся Павел, - такое иногда случается. Хоть и редко, но бывает. Начальство обрадуется - квартиру мою можно будет себе оставить. - Какую еще квартиру, у тебя ж комната в коммуналке? - не сообразил Лодочник. - Какую? А помнишь, что губернатор обещал? - Губернатор! - хмыкнул Андрей, - Мы ж на площадь Мужества не прошли. Хрен теперь с лимоном, а не квартиры. - И то верно, - Мухин почесал затылок, - Но ты сам посуди, какого рожна я буду свою жизнь калечить из-за какого-то начальства? Мне, если хорошенько подумать, такой шанс выпал во власть пробиться, жизнь новую начать, а я в метрострой контролерить вернусь. Сам подумай!
Оно мне надо? И потом, на завтра обрезание назначено... - Да, уж... Хотя, ты, пожалуй, прав. Извини, Павел, - Андрюша поднялся с подушки, - я как-то не подумал о том, что каждый достоин своей собственной судьбы. Ты, наверное, сделал верный выбор. Скучать по дому не будешь? - Как не буду, уже скучаю, - из глаз Мухина выкатились предательские слезинки, - Поскучаю маленько, да и перестану. Лучше мне здесь, Андрюша, лучше. Чувствую я этот факт фибрами всей своей израненной души. Все равно там меня никто не любит, никто не уважает... - Пашка, да ты же вон как изменился, раз понял это и осознал! - вскричал Лодочник, - Пойдем, а? Хочешь, я тебе свое колечко, что мне Кама Сутра на память подарила, отдам? Смотри, какой бриллиантище! Купишь себе хату приличную, тачку, бабу заведешь! - Спасибо, Андрей... - Мухин зарыдал, - н-но я-ааа уже всссе решшшил. Иди, ладно? Не трави душу. Прощай... Хороший ты парень. Лодочник на прощанье тепло обнял Павла и вышел из комнаты, тихонько заслонив за собой дверь. На душе скребли кошки. И не только из-за Мухина, которого было искренне жаль, но и из-за Иссы, в которую Андрюша,
похоже, крепко втрескался. Господи, такая женщина! Нет, на земле подобную не встретишь. И не страшно, что старая. Выглядит-то, дай Бог каждой выпендретке! А мудрость ейная - одно, пожалуй, из самых ценных качеств. Эх, что уж теперь-то... Лу Рида этого теперь понять можно... Станешь тут великим музыкантом! Надо будет по возвращении послушать этот "Вельвет Андеграунд", у Артемки, наверное, есть. Кстати, насчет его-то с Бляцким не договорились. Вот балбесы! Андрюша пулей вылетел из дворца, на прощанье махнул рукой улыбчивым талибарам, стоявшим у ворот, и запрыгнул в патриарший джип. - Ну, Андрюха, чего в одиночестве? Товарищ задерживается? - поинтересовался Гурий. - Он остается, - задыхаясь от быстрого бега, выпалил скороговоркой Лодочник, - Гурий Митрич, поехали обратно к королеве, а? Мне еще про двоих попросить надо! - Не волнуйся, уже спрошено, - патриарх скроил кислую мину, - про этих двоих забудь. Ее Величество тут помочь тебе не в силах. - Почему? Она же королева! - воскликнул Лодочник. - Да, королева. Но посягать на чужую собственность и она не имеет права. А корешки твои - собственность оста.
Понятно? Забудь. Если они ребята с головой, то что-нибудь придумают. А без головы, то и не жаль их вовсе. Советую тебе такой точки зрения придерживаться. Как отец родной советую. - Но как же... Ведь королева может... - не унимался Андрей. - Тема закрыта, - оборвал Гурий, - Никола, заводи мотор. А Мухин твой что решил остаться, на родину не хочет? - Не хочет, - уныло произнес Лодочник, - говорит, что здесь его судьба. Мол, такой шанс один раз за всю жизнь выпадает. - Какой шанс? - не понял патриарх. - Ну, такой. Здесь он кто? Советник при шейхе, в ближайшем будущем обладатель личного гарема и прочих сопутствующих благ. А там, дома, он обычный инженер-контролер безо всяких перспектив. Я тоже сначала не понял его намерения, но потом согласился. Вы как думаете, раскается? - Не знаю, парень, не знаю, - задумчиво проговорил патриарх, - его жизнь - ему решать. Ты правильно поступил, что попытался его понять. В ошейнике счастливым не станешь. А может, и наоборот. Время рассудит. Оставшуюся дорогу ехали молча. Каждый думал о своем. Лужки встретили машину патриарха веселым колокольным звоном. - Звонят вечернюю,
праздник сегодня. День Святого Насилия Ублаженного, - разъяснил патриарх, - в храм зайдем? - Не-а, не хочется что-то. Пойдемте-ка лучше водки выпьем, Гурий Митрич. - Скис ты, Андрюша, нехорошо это, - пробормотал Гурий, - чай, не в Ее Величество влюбился? - А что тут такого? - огрызнулся Лодочник, - Она, что, не женщина?! - Женщина, конечно. Всем бы женщинам такими быть, как наша королева. Но ты не грусти, все равно Кама Сутра тебе не по зубам. Езжай-ка ты домой с миром, налаживай свою жизнь, - Гурий хлопнул Андрюшу по плечу, - Держи хвост пулеметом, эскалоп! Любовь - дело наживное. Я уж сам не помню, который раз женат. И ведь все по любви. Сечешь, откуда ветер дует?! - Секу, - уныло кивнул Андрей, - только от этого не легче. - Сейчас выпьем, полегчает, - улыбнулся патриарх, - средство проверенное. Ну-ка, вылазь! Приехали. ...Хоть и выпил Лодочник в этот вечер вполне изрядно, сон к нему долго не шел. Он лежал в постели в своем нумере и думал обо всем, что произошло с ним за последние дни. Наверное, такие времена наступают в жизни каждого человека. Какие? А такие, когда разом испытываешь все чувства - и
боль, и страх, и жалость, и отвращение, и ненависть, и любовь, и много еще чего испытываешь... И все разом, в неделимой совокупности, в хитроумном переплетении и многослойном пироге с горько-кисло-сладко-соленой начинкой, который, тем не менее, невероятно хорош на вкус, гармоничен по структуре и, как бы это выразиться?... вот! - оргастичен по сути. Наверное, за такие дни и ценится сама жизнь как явление неповторимое и ни с чем более не сравнимое. Несмотря ни на что, Андрею было вполне комфортно. И приятно оттого, что он стал участником ряда удивительных событий. Пусть никто никогда не поверит его рассказам, пусть будут смеяться над ним собственные дети, если таковые когда-нибудь явятся на белый свет, он все равно самый счастливый человек в мире. И пусть только попробует кто-нибудь сказать, что есть на свете кто-то счастливее. Лодочник заснул...
        
* * *
        Бляцкий с Куребедой проснулись от сильного толчка. Разлепив глаза, они увидели прямо перед собой бронзовые буквы на мраморной стене: "КРОНШТАДТСКАЯ". - Ур-р-раааа! - завопили они в один голос. - Получилось, - весело констатировал факт Артем, - а ты, Бляцкая морда, смел сомневаться. С Куребедей не пропадешь! - Ты, Куребеда, книжку напиши, - предложил Макс. - Какую еще книжку, ты чего, с дуба рухнул? - Артем повертел указательным пальцем у виска. - Научно-фантастическую, Куребеда. Типа Жюль Верна "Путешествие к центру Земли". У тебя получится, я чувствую, - улыбнулся Бляцкий. - Позже разберемся, Макс, - ответил Артем, - давай-ка делать отсюда ноги, а то, чем черт не шутит, заметут нас тепленькими. Столько шума, елки-моталки! - Пошли. Ребята вылезли из кабины и двинулись в сторону, где должен был остаться локомотивно-проходческий комплекс. Не дойдя до края платформы, Максим настороженно остановился и поднес палец к губам. - Ну-ка, тихо, - шепнул он, - кажись, кто-то там есть. - Ага, - прислушавшись, произнес Артем, - засада. Что делать будем? Но сообразить ребята не успели, потому что из тоннеля
показалось трое рабочих из шестнадцатой бригады. - Бляцкий! Повар! - заорали они, - а мы уж думали, что вам кранты! Вы как здесь? - Вопрос глупый и неуместный, - встал в позу Куребеда, - сперва надо обогреть, накормить, спать уложить, а уж потом и допросы чинить. Но радостный Макс уже бежал к мужикам. - Братцы, вас не сожрали! Вы все здесь или нет кого? - Все, Максим, полным составом! За исключением твоего коллеги Павла Мухина. Он пожелал остаться с ганджуманами. - Мухин? - удивился Куребеда, - вот, здорово! Одним подонком меньше. - Перестань, - дернул его за рукав Максим, - подонками от хорошей жизни не становятся. - Становятся, Макс, еще как становятся! Вот папаша мой... Беседы на тему морали редко заканчиваются философским миром. Гораздо чаще происходит нечто противоположное, когда собеседники начинают орать что-то типа: - Я лучше знаю! - Нет, сам ты в жопу пошел! А потом такие легкие проявления разницы взглядов частенько переходят во взаимную вражду. Поэтому о морали лучше не спорить. И не стоит блюсти ее, коль придерживаться этой самой морали нет никакого желания. Как говориться: отпусти, и все
пройдет. ...И все прошло. Агрегат медленно двигал состав задним ходом по направлению к "Лесной". Шестнадцатая бригада минус один человек сидела в вагоне ресторане, закусывая превосходный белый гандж, выделенный новым знакомым - самим хлебосольным патриархом Гурием - из личных запасов. На закуску Артем приготовил целую гору эскалопов, но почему-то никто к ним, за исключением самого Куребеды, а также Бляцкого с Лодочником, не притронулся. То ли живы были еще воспоминания о мутаборском плене, то ли просто есть не хотелось. К вечеру должны вернуться к месту старта. Что дальше? Пробовать буриться на "площадь Мужества", раздирая задницу за обещанные квартиры, или сдаться на милость начальства? Рабочие искоса поглядывали на Кудесникова, тем самым намекая, что решать должен бригадир. И Петрович вынес вердикт: - Все, братва. Наша одиссея подходит к логическому завершению. Можно, конечно, потрепыхаться еще, но это уж как вы сами скажете. Я, как только вернемся, ухожу на пенсию. С меня хватит. Приключения подобные нынешнему мое старое сердце переносит с трудом. Я пас. - Петрович! - загалдели вокруг, - да ну их
нахрен, квартиры эти! И так проживем, не уходи, а? На кого ты нас бросаешь? - Отвечу. Хотя... - Что "хотя"? - разнеслось с разных сторон. - Хотя... - продолжил бригадир, - мое слово значит мало. Все равно в управлении решат, кого на мое место ставить. Меня, конечно, спросят. И я порекомендую, но... - Что "но"? - Но прежде я хочу спросить у вас? Как вам наш машинист? - Петрович пристально посмотрел в глаза Лодочнику. - Андрюха? - заорали строители, - Нормально!... Свой парень!... Да, если б не он... - Его и буду рекомендовать. А там уж, как масть ляжет. - Меня? - удивленно переспросил Лодочник. - Тебя, Андрюша, тебя, - улыбнулся Кудесников, - мужикам лидер нужен. Вождь, я бы сказал, пусть и звучит это глупо и пошло. Такой, за которым не страшно и в огонь, и в воду. Ты ж нас всех спас! Если б не ты... - Хватит, Петрович, понял я. Только давайте этот вопрос отложим на потом, - Андрей поднялся с диванчика, - я бы, наверное, не отказывался, только я тоже решил уволиться. - Ты? Почему? - удивился бригадир. - Не знаю, мужики. Чужое здесь, под землей, все какое-то. Каменное... А я кто? - Ну и кто ты после
этого? - крикнул Куребеда. - Я? Я - Лодочник. Рожденный плавать, бурить не должен, - улыбнулся Андрей, - простите за глупый плагиат. Устроюсь на лодочную станцию куда-нибудь в ЦПКО, буду лодки чинить и весла выдавать... - Брось ты дурить, - всердцах отмахнулся Петрович, - если каждый будет по фамилии жить, знаешь что получится? Я, вон, Кудесников, так в фокусники не лезу! А Бляцкому, скажи мне, пожалуйста, кем на работу устраиваться? Разговор становился каким-то тупым и беспредметным, и Андрюша понял, что пора его прекращать, но хорошо поддавшие рабочие, умолкать не собирались. Стресс, который они перенесли, теперь покидал их. Покидал шумно, глупо и весело. И Лодочник не знал уже, куда ему спрятаться. Он прислонился лбом к холодной стене и зажал руками уши, но тут кто-то похлопал его по плечу. - Андрюха, славу проспишь, - Лодочник повернул голову на голос, - вставай, умывайся, нас наверху уже губернатор с оркестром встречает. Слышишь? Откуда-то издалека доносилась нещадно перевираемая "марсельеза". - Петрович? - Андрей не понимал, что происходит, - какой губернатор? Ты хотел сказать, патриарх? - Ты,
парень, с дуба рухнул? - повертел бригадир у виска пальцем, - какого ляду, ты скажи мне, к нам патриарх из Москвы попрется? Еще скажи - Президент! Ты уж извини, что вчера не вернулись, но нас, как я позвонил, менты сразу в автобус засунули, и в управление всем кагалом... Но, ничего. Все обошлось. Квартиры, конечно... Ай, да что там... - Петрович наморщился, - зато премию в пять окладов дадут. И внеочередной оплачиваемый отпуск. Нехило? - Петрович, а как же... - Лодочник еще ничего не понимал. - Что "как же"? Мало тебе? Вставай, говорю. Идти пора. Все наши уже на станции. Тебя только и ждем. Внезапно по коридору застучали чьи-то тяжелые шаги, и в купе ввалился Мухин. - Лодочник, ты еще спишь? - возмутился он, - Живо вставай! Первопроход Петрович, что вы с ним сюсюкаетесь? - Мухин, ты ж в Эмираках остался... - Где? - скривил рожу Пашка, - Слушай, ты что перед сном ел, а? В каких еще Эмираках. Знаешь, Лодочник, ты парень неплохой, но с башкой у тебя не все в порядке. Петрович в сопровождении Мухина вышел. Андрюша соскочил со своей верхней полки и уселся на нижнюю. Только сейчас до него начало доходить,
что все - и Бархатное Подземелье, и Нирваноград, и Мама Римская Королева Кама Сутра, и патриарх Гурий, и мутаборы со всякими Эмираками и Лужками, - не более, чем удивительный сон. Это же надо, такое приснилось! Будто все по-настоящему, взаправду... Андрей обулся, накинул на себя куртку и вышел из купе. За окном виднелись черные стены тоннеля. Лодочник прошел по коридору к тамбуру, затем спустился по крутым ступенькам на землю. Отсюда музыка слышалась отчетливее. Впереди, по ходу состава, светилось белым яркое пятно. Андрюша пошел вдоль вагонов и минут пять спустя вышел на станцию. "КРОНШТАДТСКАЯ" - прочитал он на стене. Пройдя по гулкому гранитному полу, Лодочник подошел к эскалатору и посмотрел вверх. Ступенек тридцать, не больше. Поднявшись наверх, Андрей тотчас попал в толпу рабочих, переминавшихся с ноги на ногу перед наспех сколоченной деревянной трибуной, на которой стоял губернатор и орал что-то матершинно-патетическое в шепелявый матюгальник. По сырым коричневым листьям, покрывавшим асфальт гниющим ковром, чавкая лапками, прыгали нахальные воробьи, ни в какую не желающие слушать
градоначальника. Слева теснилась кучка восторженных кашемировых последователей, аплодирующих каждой фразе своего шефа. Справа топтались дрожащие от холода музыканты, согревающие в ладонях мундштуки своих туб и тромбонов. - Так держать! Следующая станция - Копенгаген! - разобрал Лодочник последнюю фразу, протрещавшую в мегафон. Вокруг зааплодировали и засмеялись. Нестройно, но достаточно громко грянул марш "Прощание славянки". Губернатор спустился с трибуны и в окружении импозантных помощников двинул в сторону черных машин с синими мигалками. Рабочие направились в сторону выпускающего клубы серого дыма автобуса типа "скотовоз". К Лодочнику подошел Мухин. Пашка взял Андрюшу под руку и повел вслед за остальными. - Ты был прав, Андрюха, - заговорщически зашептал он, - на родине, даже на такой сраной, как наша, все равно лучше. Хороший ты мужик, Лодочник... Андрей остановился как вкопанный и пристально взглянул Павлу в глаза. Но Мухин отпустил Андрюшин локоть и, сгорбившись и подняв скрюченной озябшей рукой тонкий воротник дешевой кожаной куртки, уже был на полпути к автобусу. "Показалось", - подумал
Лодочник и двинулся следом. Но неожиданно что-то кольнуло его прямо в то место, где, как учили в школе на уроках биологии, должно быть сердце. Андрей засунул руку за пазуху и вытащил из нагрудного кармана рубашки затейливый перстень с крупным прозрачным камнем, который заиграл всеми цветами радуги в лучике солнца, совершенно случайно попавшем на него с затянутого густыми облаками неба...
        Глава двадцатая. Виниловые пластинки
        Та осень безвременно ушла. Скончалась раньше времени. Зима выдалась морозной и какой-то дикой - постоянно отключали то воду, то отопление, то электричество. В общественном транспорте грязно и громко сквернословили, центральную елку, наплевав на все традиции, установили не на Дворцовой, а у спорткомплекса, сугробы на газонах доморощенными Альпами возвышались над головами прохожих. Пенсионеры обвиняли во всех бедах проклятый юбилей, на который уходят деньги, предназначенные на уборку улиц, коммунальщики пытались отбиваться от надоедливой прессы, в библиотеках воровали редкие книги, а в одном из архивов противопожарное оборудование, сорвавшись с крепежей, цинично уничтожило рукописи еще десяток лет назад невероятно популярного дедушки Крылова. Культурная столица в подобных катаклизмах бывала и раньше, но почему-то именно сейчас она добровольно пожелала расстаться с этим, порядком надоевшим ей, статусом. Люди сопротивлялись, но город неуклонно гнул свою линию, как бы поддразнивая: "реставрируйте меня, ремонтируйте, украшайте, все равно мне на вас плевать". Андрюша Лодочник, получив премию в пять
окладов и сходив во внеочередной оплачиваемый отпуск, во время которого слетал на пару недель в милую сердцу каждого россиянина Турцию, уволился из метростроя и вернулся на железную дорогу. Жил он в той же общаге, что и раньше, ходил теми же маршрутами, что и до подземной своей эпопеи, но что-то в его жизни все-таки изменилось. Сначала Андрей долго размышлял над своей загадкой. Пытался вытянуть на разговор Мухина, который лишь посмеивался в кулак и отмахивался от назойливого знакомца; Петровича, хлопавшего в беспонятии глазами; Артема и Макса, которые невероятным образом сдружились после командировки, да еще и зазнакомились с симпатюлистыми девахами-близняшками, так что постоянно были в одной компании, в которой Лодочнику места, увы, не нашлось. Андрюша хотел сначала перстенек продать, даже сходил к оценщику, но услышав названную тем сумму, передумал. За такие деньги башку скорее оторвут, чем хату справишь. Постепенно Нирваноград со всеми его обитателями начал уходить из Андреевых мыслей, так и не дав достаточных доказательств своего существования. На Новый год Лодочник съездил в родные Хлысты, в
которых не бывал уже больше пяти лет. Родители и друзья ему невероятно обрадовались. Мать каждый день готовила всякие вкусности, отец подарил обалденный охотничий нож с костяной рукоятью, а подросшие сестренкины подружки не давали питерскому кавалеру проходу даже в родительском доме. Но праздники закончились, и Лодочник вернулся в Петербург. Вечерами, чего раньше никогда не случалось, он в одиночестве гулял по центральным улицам, заходил погреться и пропустить кружан пивка в какую-нибудь не очень наворочанную забегаловку, после чего спускался в метро и катил домой читать очередную сказку Стругацких, чьих несколько старых книжек он прикупил на городской ярмарке. День проходил за днем, неделя сменялась неделей, за февралем пришел март, который настолько долго старался казаться месяцем весенним, что, наконец, на третью свою неделю это ему удалось. Надолго ли? В то утро Андрей по привычке накинул на плечи потрепанный красный пуховик (новую куртку решил не покупать) и выполз, еле продрав глаза, на улицу. В воздухе висел легкий озон еще ночного мороза. Грачи, прилетевшие раньше срока, недовольно каркали на
голых ветках гигантской лиственницы, росшей у крыльца. Неожиданно Лодочник заметил, точнее даже не заметил, а почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Он тревожно оглянулся, но увидел одну лишь женщину, вытягивающую у обочины при появлении машин, владельцы которых неснижаемой скоростью равнодушно плевали на гарантированный тридцатник, запакованную в перчатку руку Андрюша накинул на голову капюшон и потопал к метро. Чувство, что его преследуют, не покидало. Лодочник постоянно оборачивался назад, а в вагоне метро, куда его занесла и вдавила в поручень ревущая толпа, он успел зафиксировать каждое лицо, попавшееся ему на глаза. Ничего интересного, люди как люди. Действительно, что он за птица, чтобы за ним кто-то охотился? Глупость. Придя на работу и переодевшись в промасленный комбинезон, Андрей получил у мастера наряд и отправился на свой участок. Проходя по залитому талой водой полу депо, он чуть не свалился в открытый люк колодца, из которого удивительным образом звучала замечательная музыка. Отпустившее, было, ощущение слежки вернулось вновь. Лодочник присел на корточки и глянул вниз. - Эй, -
позвал он, - есть там кто? В ответ что-то зашуршало и заскрипело, потом грохнуло, и музыка стихла. Из люка высунулась чумазая голова в каске. - Чего надо? - недовольно проворчала голова, - Из-за тебя, блин, магнитофон уронил. - Извините, - пробормотал Андрей и встал во весь рост, намереваясь продолжить свой путь, но неожиданно для себя вдруг спросил, - А что это за музыка у вас играла? - А, эта мудень-то? - крякнула голова, - Да, братан вчера дал послушать. "Velvet Underground", что ли? Дрянь такая. Убил бы, гада! Я-то думал... Но Андрюша уже не слышал, о чем говорила голова. Он шел на свой участок и думал: "Вот он какой, оказывается, Лу Рид. Правда, красиво. Исса говорила..." Лодочник неожиданно остановился. Исса? Картинки из Бархатного Подземелья поплыли перед глазами. Нирваноград... патриарх Гурий... шейх, играющий с Мухиным в шахматы... Ее Величество, развалившаяся на златоногом диванчике... Женщина, тормозящая машину... Стоп! При чем тут... Исса! Точно, она!... Нет, не может быть. Откуда здесь, в Питере, взяться королеве ганджуманов? Андрей сумел отогнать от себя нелепые мысли, но состояние
тревожного ожидания чего-то, что обязательно должно сегодня случиться, не прошло. Наоборот, оно невероятным образом усилилось. Лодочник еле доработал смену. Его тянуло на улицу. И не просто на улицу, а на ту самую, перед входом в аварийный тоннель, рядом с парком на "Лесной"... ...Воробьи, оттаяв после долгой зимы и распушив свои перья под девизом - "стараемся быть павлинами", гордо прыгали по пустынной аллее, топча своими крохотными лапками мелкие комочки недотаявшего жесткого снега. Скрипела, покачиваясь на ветру, забытая всеми временная трибуна. Андрей зашел в какое-то дешевое кафе и заказал кружку пива и сухарики с чесноком. Сидя у окна, он наблюдал за редкими прохожими, которые, скорее, не гуляли, а куда-то торопились. Пиво вопреки ожиданиям оказалось вполне приличным, сухарики - хрустящими, а настроение заметно улучшилось. Тревога ушла. Из единственной колонки, висевшей над стойкой, хрипло, с намеком на присутствие музыкального слуха и с поддельным кавказским акцентом какой-то ухарь коверкал известный хит бывшего "секретчика" Максима Леонидова: - Йа накланылся пасматрэть, не накланылась ли ана,
штоб пасматрэть, не накланылся ли йа... Андрюша неосторожно взмахнул рукой, и круглая пепельница со зловещим тиканьем встала на попа и покатилась к краю стола. Лодочник попытался поймать предательскую посудину, но не успел. Пепельница упала на пол. Андрей наклонился за ней и тут он увидел глаза, смотревшие на него из-под стула глаза... Девушка, сидевшая спиной к спине Лодочника за соседним столиком, тоже наклонившись, видимо, рефлекторно, глядела теперь сквозь частокол ног и ножек на бывшего машиниста-метростроителя. - Исса? - удивленно выдохнул Андрей и, разогнувшись, обернулся. - Меня зовут Инна, - улыбнулась девушка, - Вы, наверное, обознались. Простите, а Исса - это имя? Я такого никогда не слышала. - Да, имя, - разочарованно ответил Лодочник, - так звали одну мою знакомую. Но это было давно и неправда. Андрей уже собирался отвернуться, но почувствовал, что на его руку легла рука Инны. - Простите, а мы с вами никогда не встречались? - девушка мило улыбнулась, - Вас, случайно, не Андрей Юричем зовут? Лодочник кивнул и начал лихорадочно искать в памяти тех, кто обращался к нему по имени-отчеству. И
нашел только... - Вы ведь нездешняя? - подозрительно спросил он, не ответив на вопрос собеседницы - И зовут вас не Инна, так? - Нет, не так. Я здешняя, и зовут меня - Инна. Паспорт показать? - девушка раскрыла лежавшую на столе сумочку. - Вы не ответили на вопрос, вас Андрей Юричем звать? - Ага, - утвердительно кивнул Лодочник, - Андрей Юричем. Но так меня звала только Исса. Простите, - Андрюша поднялся из-за столика и пошел к выходу чтобы раз и навсегда замять этот нелепый, ни к чему не ведущий разговор. Имя можно угадать, но откуда она узнала его отчество? Лодочник, подойдя к двери, резко обернулся. Девушка весело смотревшая на него, тоже поднялась. Они с минуту стояли и глядели друг другу в глаза, а потом Инна вышла из-за стола и приблизилась к Андрюше. - А вам, Андрей Юрич, нравится "Velvet Underground"? - просто спросила она, взяв растерявшегося Лодочника под руку, - У меня все их пластинки есть, еще виниловые... - Виниловые? - переспросил Андрюша. - Виниловые, - ответила Инна, - я тут недалеко живу. Идем? А еще сестра Кама Сутру привезла издания девятнадцатого века... Красивая... Я всегда
считала, что Кама Сутра - это вечность, которую нельзя прожить, полагаясь только на разум... Вы согласны?
        P.S. Во избежание недомолвок и приобретения новых врагов хочу оговориться, что данный список музыкальных произведений является рекомендуемым, но отнюдь не обязательным. Я понимаю, что многие читатели предпочитают оттягивать свое настроение в любую из сторон под Губина или Апину, Алсу или "Руки вверх", Дженис Джоплин и "Ночных Снайперов" и т.д. Что я на это могу возразить? Да ничего! Читайте, слушайте вашу любимую музыку и получайте наслаждение. У каждого в жизни свое Бархатное Подземелье. И стоит ли оттуда выбираться - решать вам